Крестная мать (fb2)

- Крестная мать [сборник] (пер. Ю. Погорелко,Игорь Игоревич Кубатько) (Антология детектива - 1999) 2147K скачать: (fb2) - (epub) - (mobi) - Робин Мур - Р. Ларкин - Джон Макпартленд

Ларкин Р Т
Крестная мать

Глава первая.

Который час лил проливной дождь, и люди сгрудились под зонтиками у свежевырытой могилы. Уже монотонно бубнил священник, а бесконечный кортеж "кадиллаков", специально взятых напрокат по случаю похорон, чтобы их номера ничего не могли рассказать о своих хозяевах сидевшим в своих неприметных машинах федеральным агентам, все продолжали прибывать.

Крестный отец был мертв. Гроб был устлан покрывалом из красных роз, среди которых затейливо переплетались белые гвоздики, образуя длинное и многосложное имя покойного. Еще одно цветочное подношение - составленная из цветов шестифутовая фигура святого стояла рядом с трехцветным крестом, собранным из тюльпанов. Этот шедевр пересекала алая лента, которая ещё раз золотыми буквами напомнила присутствующим имя усопшего. Похороны стали удачей недели для всех цветочников в трех округах северной части штата Нью - Джерси, но к великому сожалению дождь забрызгал грязью и испортил большую часть их кропотливой работы.

Скучавшие сотрудники федеральных служб безуспешно пытались подсчитать стоимость цветочной монументалистики.

- Эй, парень, все ли засвидетельствовали свою преданность покойному? поинтересовался один из федеральных агентов у соседа.

Тот полез консультироваться с длинным перечнем имен и фамилий.

- Почти все на месте, одного, правда не хватает, - отозвался он.

- Кто же это? - незамедлительно последовал вопрос.

- Альфредо Фетуччини, - уточнил агент со списком.

- Не в его стиле игнорировать такое событие, - заметил один из сотрудников федеральной службы. - Интересно, что он замышляет?

- Никогда не поймешь, что на уме у этих итальяшек, - с презрительной ухмылкой пробурчал его сосед. - У них просто нездоровая страсть к помпезным церемониям во время похорон.

- Это неотъемлемая часть их жизни и к тому же не столь уж редкая, отозвался первый. - Каждый из них, отдавая долг усопшему, всегда понимает, что следующим в этой очереди может оказаться он сам.

- Но на этот раз большой босс отошел в мир иной по вполне естественным причинам.

Неожиданная вспышка молнии разорвала сумеречное небо, еще раз заставив самых суеверных перекреститься и обратиться к Господу с короткой, немой молитвой. Одной из них была женщина, укутанная в траурный креп словно мумия. Защищенная от дождя услужливо прикрывающим её зонтиком она причитала возле открытой могилы.

- Слава Богу ты подох, гнилой ублюдок! - молча подумала женщина, перекрестилась и возобновила свои рыдания. - Нужно будет со стенаниями бросаться на крышку гроба, а это совсем доконает мои новые перчатки, и кому это надо? - пронеслось в её голове.

Наконец заупокойная месса завершилась, и она, поддерживаемая тремя своими сыновьями, уселась в первом из поджидавших лимузинов.

Прошло немало времени, прежде чем последний посетитель выразил свои соболезнования и покинул стены громадного трехэтажного особняка, а остальные обитатели дома вернулись к своим привычным занятиям. Только в тишине большого зала библиотеки, где едва ли за все эти годы была перелистана хоть одна книга, осталась безутешная вдова с тремя осиротевшими сыновьями.

Самый старший из них Рико сидел на краю полированного письменного стола из красного дерева.

- Да, он был нам настоящей опорой, нам будет его очень не хватать. Это был не человек, а скала.

- Еще бы, - отозвался средний сын Рокко, - но нам стоит привести все дела в порядок, а иначе кое-кто может по нам соскучиться. Не успеешь оглянуться, и они уже запустят свои лапы в наш бизнес.

Рико красноречиво показал ему взглядом на мать, и тот замолчал.

- Мамуля, сегодня для тебя был очень тяжелый день, тебе не кажется, что надо было бы немного отдохнуть?

- Со мной все нормально, - возразила она и, пожалуй, это была первая произнесенная ею за весь день вслух фраза.

Пако, самый младший из них, тоже не захотел оставаться в стороне.

- Мамочка, ты прекрасно держалась на похоронах, как настоящая скала, но тебе следовало бы позаботиться и о своем здоровье.

Она окинула сыновей строгим взглядом.

- Так, что же получается: ваш отец был скалой, да и я ему под стать, а от нас откололось три маленьких, податливых камешка?

- Мама! - их голоса слились в перепуганном унисоне. Они все ещё не могли поверить своим ушам.

Рокко вскочил на ноги и посмотрел ей в лицо.

- Тело моего отца ещё не успело остыть в могиле, а ты такое себе позволяешь в его доме? - потребовал он объяснений.

- Это не его дом, а мой! - с вызовом заявила она. - Весь этот дом и все, что в нем есть, записаны на мое имя, или у вас память отшибло? Официально ему здесь ничего никогда не принадлежало!

- Мама, - умоляющим голосом простонал малыш Пако, - почему такой солидный и преуспевающий бизнесмен как наш папа боялся иметь собственное имущество?

- Ты не только самый младший, но и самый глупый, - ответила ему мать. - Неужели ты и на самом деле считаешь, что я не понимаю о чем идет речь?

- Ты ничего не понимаешь, - усмехнулся Рокко. - Мама, пожалуйста, почему бы тебе сейчас все-таки не пойти прилечь?

- Мне все известно, - продолжала настаивать она.

- Мама, ну ты же ничего не знаешь, - стал увещевать её Пако. - Женщин в мужские дела не посвящают.

Последнее замечание просто вывело её из себя.

- Ну конечно, я ничего не знаю, но вы мои взрослые мальчики, мои умницы, знаете все. Но все-же позвольте мне рассказать то, что вам ещё не известно. Ведь о том, что творится за закрытыми дверями спальни не знает ни одна посторонняя душа, даже вы.

- Мой отец никому ничего рассказать не мог, и даже тебе, мама, прокричал Рокко. - Он скорее умер бы, чем обесчестил свое имя нарушением клятвы молчания - омерты.

- Он рассказал мне все, - продолжала настаивать его мать. - Вам должно быть известно, что существует множество способов заставить мужчину разговориться, - она заерзала в кресле и обвела их многозначительным взглядом.

- О, нет, мама, только не ты! - застонал малыш Пако.

Она обольстительно повела глазами. Глядя на Пако, можно было подумать, что его отравили.

- Он рассказал мне все, - снова повторила она. Рико по дошел и встал прямо перед ней, в его голосе появились властные нотки. Теперь он снова был старшим сыном, главой семейства и законным наследником.

- Так значит отец рассказывал тебе о своих делах. Как это могло случиться?

Она посмотрела на него своим мягким, доверчивым взглядом, но в её голосе звучал металл.

- Он разговаривал во сне.

- О, нет! - разом простонали все трое. Она воспользова лась всеобщим унынием для своего следующего заявления.

- Мальчики, я беру все управление в свои руки. Это про извело как раз именно тот эффект, что она и ожидала.

- Что? - заорали в один голос её сыновья. Малыш Пако стал белым как полотно, а Рико принялся расхаживать по комнате взад и вперед, стараясь понять почему он потерял почву под ногами.

- Мама? - сказал он скорее самому себе. Это был трудный вопрос. Как могла его собственная мать...Но все это глупость и больше ничего, пустая трата времени. В такой трудный момент, когда столько неотложных дел требовали своего решения. Будущее целой семьи висело на волоске, самой их жизни могли угрожать враги, которые к этому моменту несомненно почувствовали свободу и стали строить планы, чтобы показать свою силу. Это была война, и в ней не было места для женщины, а уж тем более для его собственной матери, святой в его глазах женщины, особенно теперь, когда она стала вдовой.

- Мама, - твердо и решительно заявил он, - мне кажется, что ты просто не понимаешь. У нас есть очень важные дела, и они ждут своего решения. Нам надо защитить себя и наши интересы. Планы, распоряжения...

- Похоже, что ты так ничего и не понял, мой сынок. Булыжники у тебя вместо мозгов, что ли? - огрызнулась она. - Это я буду строить планы и отдавать приказы. - Ее "я" прозвучало как винтовочный выстрел.

- Но мама, - взмолился Рико.

- Сядь на место! - прикрикнула на него мать. Он подчинился. - Очень хорошо, мой мальчик, - мягко заметила она, - теперь ты уже начинаешь кое-что понимать, Рико.

Тем временем малыш Пако начал реветь.

- Мой отец был таким замечательным человеком, - засопел Рико. - Что с нами происходит? Пока он был жив, у нас в доме не было ни одной ссоры, никакие проблемы нас не касались и все было просто замечательно...

Мать строго посмотрела ему в лицо.

- Твой отец не такой уж и замечательный человек, - перебила она его. Он был им только наполовину. Ваш отец знал, как ему следует жить, но он понятия не имел, как нужно умереть.

- Что ты хочешь этим сказать, мама? - поинтересовался Рокко.

- Мне хотелось бы знать, известна ли вам комбинация цифр, которая откроет потайной сейф? А может быть вы знаете номера счетов в швейцарских банках? Как можно связаться с Большим Капо на малой родине? Корче говоря, мои три зеленых горошины знают все, что хотел этот старый глупец, который собирался жить вечно, но толку от этого никакого, - каждый из этих вопросов ставил их в тупик, и они держались уже далеко не так уверенно.

Наконец она перестала озадачивать их своими вопросами, и они услышали от неё фразу, которую им ещё не раз придется выслушать всем вместе и каждому по отдельности.

- Если бы не ваша мать, вам не получить бы и вонючей работы по ремонту асфальтового тротуара, на которой можно заработать только радикулит и скрючиться на всю оставшуюся жизнь. Но, слава Богу, вам просто повезло, и ваша мать сможет о вас подумать. Ваша мамочка будет теперь обо всем заботиться сама.

Не так уж и важно сколько раз ещё им доведется выслушать от неё эти слова, но хотя чувство обиды и потеряло свою остроту, они не смирились с её решением даже под напором неопровержимых аргументов.

- Мама, - возражали они, - за все время существования Коза Ностра в ней не было ни одной женщины.

- Ну и что, - невозмутимо парировала она, - раньше о пересадке сердца и думать не могли, а теперь это обычная операция.

- Мама, - взмолились сыновья, - нас же засмеют на улице.

- Так вам будет лучше, если вас там застрелят? - пожала она плечами.

Малыш Пако все ещё продолжал плакать.

- Как папа мог нас так оставить? - причитал он.

- Человек, который в его возрасте мог подхватить ветрянку, способен на все, - ответила ему мать.

- Мне казалось, что ты его любила, - не переставая всхлипывать, сказал её младший сын.

- За что было его любить? - вся горечь, накопившаяся за долгие годы их жизни, теперь искала выхода. - Все, чему он научил меня, так это умению выполнять его распоряжения, а как вести дела... этому вас придется научить мне.

- Мама, - затряс головой Рико, - это у тебя не получится.

- Я сделаю так, чтобы получилось, - продолжала настаивать она. - Для чего же тогда существуют матери?

- Ну, уж не для того, чтобы руководить Коза Ностра, - заявил он.

- Мама, это бесплодные мечты, - вторил ему Рокко. - Другие семьи этого не допустят.

- Мама! Мамочка! - снова заревел малыш Пако, обхватив голову руками. Рыдания сотрясали его детское тельце. Рокко, пряча от всех глаза, подошел к окну и вытер глаза красной шторой. Рико остался стоять неподвижно, и только слезы катились по его щекам. Эта картина произвела на неё тягостное впечатление. Конечно неприятно видеть плачущего ребенка, но смотреть на то, как ревут почти взрослые мужчины, это уж слишком! Что тут остается делать их матери?

- Не надо расстраиваться, - ласково сказала она, - если их до сих пор не смешали с дерьмом, то я займусь этим сама!

От этих слов Пако заревел ещё громче и стал стучать по столу кулаками. Рокко вытер глаза рукой и посмотрел на нее.

- Дело не в семьях, мама... - тут он запнулся и не смог закончить свою мысль.

- Так в чем же? - озадаченно спросила она, разводя руками.

- Дело в тебе, - с трудом выдавил Рико, кусая губы в тщетной попытке совладать с собой.

- Во мне? - удивилась она.

- Мама, мы не привыкли видеть тебя такой, - сказал Рико. - Ты была просто приятной леди. Ты была для нас святой. - тут он закатил глаза в потолок и послал небесам воздушный поцелуй.

В её глазах засверкали молнии, а когда она открыла рот, послышались раскаты грома.

- Я стану святой, когда я умру и меня похоронят, - закричала она на них. - Пока что я ещё жива и, более того, собираюсь помочь выжить таким остолопам как вы! Неужели это так ужасно? Разве матери возбраняется помогать своим детям? Наверно мне лучше было остаться лежать на крышке гроба этого тупого дерьма...

- Мама, - перебил её Рико, - где ты могла нахвататься таких слов?

- Неужели в моем положении иметь знакомых это - преступление? парировала она. - Настанет день и вы поймете, что Сицилия - это ещё не весь мир. Мир не помещается между кухней и спальней, он больше, гораздо больше, - тут она остановилась, чтобы перевести дыхание.

- Отец может перевернуться в своей могиле, - пробормотал Рико.

Его слова пробудили в ней практическую сторону её натуры.

- Это теперь не имеет никакого значения, - заявила она. - Что от этого может измениться?

- Отец, крестный отец, - снова начал всхлипывать малыш Пако.

- Послушай меня, Пако, - сказала ему мать. - Он был таким же мужчиной как и сотни других. Но знаешь, чем он от них отличался? У него была целая армия солдат, которая выполняла все его решения и приводила все дела в порядок, - её глаза просияли. - Послушай меня, мой мальчик. Ты знаешь, кто его сделал крестным отцом?

- Весь мир, - гордо ответил её младший сын. - Он был крестным отцом всему миру.

Она снисходительно улыбнулась. Пако был глуп, но ведь он ещё совсем ребенок.

- Пако, Пако, все началось с меня. И ты знаешь почему? Я заставила его стараться прилично выглядеть в глазах окружающих. Он теперь мог остановиться на улице и угостить ребенка печеньем. Я говорила всем в такие минуты, что мой муж просто святой, и у него найдется время для каждого малыша в этом мире. Люди улыбались, и теперь они помнили только про печенье, забывая о том, что буквально обирал отца этого самого ребенка. Им даже было безразлично, что он, скорее всего, украл это самое печенье. Скажи мне, сынок, твой замечательный папочка хоть когда-нибудь давал тебе печенье?

Пако отрицательно замотал головой.

- А ты знаешь почему? Он недоуменно посмотрел на нее.

Потому что поблизости не было людей, на которых это могло произвести впечатление. Да и что тут необычного: отец дает печенье своему сыну, кого это могло удивить? - она сделала паузу, чтобы её слова произвели на него должное впечатление. - Скажи мне, Пако, когда ты был маленьким, у тебя было много сладостей? - ласково спросила она.

Он утвердительно кивнул.

- А кто давал тебе все эти сладости, сынок? - мягко подтолкнула к нужному ответу его мать. - Кто делал для тебя все эти печенья? Кто стоял целыми днями над раскаленной плитой и готовил тебе все эти сладкие вещи?

Воспоминания об этом наполнили её душу сентиментальностью. Старая плита в арендуемой квартире, которая была четырьмя скрипучими лестничными пролетами выше мостовой Минетта-стрит, топилась дровами, и ей приходилось постоянно сновать за ними туда сюда, чтобы поддерживать огонь. Она страшно чадила, наполняя все крошечные квадратные комнатки дымом и запахом стряпни, но зато благодаря ей все были сыты и здоровы. Но все же день, когда они переехали с Минетта-стрит, до сей поры оставался в её жизни самым счастливым.

Теперь уже разревелись все четверо. Они рыдали среди роскоши, которую можно было купить за деньги, заработанные на шантаже, убийствах и грабежах целой армии бандитов. Ей было абсолютно безразлично, как появились те деньги, которые позволили им переехать с Минетта-стрит, и если бы для этого ей пришлось взять в руки оружие, то она пустила его в ход не задумываясь.

Ей было хорошо известно, чем занимается её муж, и все его попытки пустить ей пыль в глаза по поводу своего бизнеса остались безрезультатными.

Она быстро вытерла слезы: не то время, чтобы проявлять слабость и заниматься сентиментальными воспоминаниями. То, что ещё можно было простить её сыновьям, ей было совсем не к лицу. Она была птицей совсем другого полета. Необходимо было срочно составить план действий, отдать распоряжения, то есть сделать все, о чем говорил Рико. Им предстояло проявить немало изворотливости, чтобы укрепить свое положение и дать понять противнику, что они по-прежнему контролируют свои сферы влияния. К тому же в этом надо ещё убедить всех членов семьи и, особенно, капитанов. С их стороны нельзя было допустить и малейшего неповиновения. Следует дать понять, что смерть крестного отца не приведет к развалу семьи, и каждый, у кого остались хоть какие-то сомнения на этот счет, глубоко заблуждается. Кроме того ей позарез была нужна одна успешная операция, чтобы утвердиться в глазах остального мира. Все это, включая и направление главного удара, нужно было решать немедленно. Слишком много работы предстояло на эту ночь, но эти дела отложить было нельзя.

К тому же ей ещё предстояло приготовить ужин для своих сыновей. Прошедший день действительно стал для неё тяжелым испытанием, в этом её сыновья оказались абсолютно правы, но все дело заключалось в том, что она буквально сгорала от нетерпения в ожидании того момента, когда можно будет заняться делами семьи. На сыновей положиться просто нельзя, все капо, которых её муж ввел в семью, в таких вопросах обычно целиком полагались на него и просто выполняли его распоряжения. Это были надежные люди, но настоящего лидера среди них не было.

Правда один из них так и не появился на траурной церемонии, а это уже было плохим предзнаменованием. Неявка старшего капо на похороны крестного отца была немыслимым нарушением субординации и грозила серьезными неприятностями. Тем более надо было показать свою силу трем капо Нью-Йорка, раз уж Фетуччини, который правил в Нью-Джерси начал их игнорировать, а значит не будет ничего странного, если он не появится и на завтрашней встрече членов семьи. Она ещё с ним разберется... а тем временем ей предстояло заняться приготовлением ужина.

Глава вторая.

Спагетти с рубленым мясом, переложенное слоями сыра и обильно политое соусом удалось на славу, к тому же одним ртом стало меньше, а значит приготовить ужин и накрыть на стол стало легче.

Потом ей предстояло запереться в спальне и все хорошенько обдумать. Со своими сыновьями она управится без проблем, но вот с остальными было сложнее. Всем капитанам было назначено завтра в полдень явиться к ней в дом на встречу, и ей предстояло им сообщить, что она берет власть в свои руки. Это были трое нью-йоркских капо, которые контролировали три различных района города: Тони Сканджилли - Бруклин, Джо Орегано - Квинс и Луиджи Маринара - Бронкс. У каждого из них были свои проблемы связанные с посягательствами других семейств на самые прибыльные отрасли их бизнеса. Эта мысль вызвала у неё улыбку: многочисленные универмаги в центре Бруклина полностью переключились на легальный бизнес и вышли из дела, но Тони Сканджилли уже покрылся жирком, приобрел вес и с каждым днем расширял свою сферу влияния в этом районе. Она даже подумала, что их бизнес, слава Богу, не зависит от сезонных колебаний спроса с предложением, и перекрестилась. Ни экономический спад, ни депрессия на него влиять не могли. Самые грустные мысли приходили в её голову, только когда она думала о трех своих сыновьях. Но с ними она легко управится сама, а капитанов надо будет постараться убедить, что им ничего не угрожает ни с её стороны, ни со стороны других семей. Их только нужно будет как можно скорее занять делом, тогда у них ни на что другое времени и сил просто не останется...

В её голове рождались различные планы, но все они были отвергнуты: один мог наделать слишком много шума, другой, наоборот, мог и вовсе пройти не замеченным и остальные семьи могли просто не понять, что происходит, а слишком очевидные действия не годились из-за возможного вмешательства полиции... она уже засыпала, когда наконец ей стало понятно, как нужно сделать, чтобы всем соперничающим семьям стало ясно: с ней шутки плохи. Удары нужно было нанести в каждом из пяти районов Нью-Йорка и, разве что кроме тупоголовых полицейских, федеральных агентов и прочих нежелательных субъектов, всем станет ясно от кого он исходит и против кого направлен. Она встала с постели и принялась разгуливать по спальне, обдумывая последствия каждого из своих последующих шагов. В этот момент ей на глаза попалась картина, висевшая на стене у ног кровати. На ней была изображена "Последняя вечеря Исуса Христа". Копия была ужасной, но она часто рассматривала её во время исполнения своих супружеских обязанностей. Тогда картина выглядывала как раз из-за плеча крестного отца и, за отсутствием других развлечений ей часто приходилось рассматривать аляповатые лики апостолов. Ее цветовая гамма была выдержана в ослепительно ярких тонах, которые чуть ли не светились в полутьме спальни, но не это было самой притягательной особенностью этого полотна. Дело было в том, что если хлопнуть кулаком по голове Иуды, картина отъезжала в сторону, открывая взгляду дверцу симпатичного серого сейфа. В данную минуту ничего из содержимого этого тайника ей не требовалось, но само его существование придавало силы и уверенность. Даже часть его содержимого могла обеспечить тысяче молодых людей возможность получения медицинского образования, другая часть оставшегося могла помочь дюжине взрослых мужчин провести сотни три лет у стойки бара. Но самое приятное заключалось в том, что кроме неё открыть его не мог никто, и это было солидным доводом в её пользу, который вполне мог убедить этих тугодумов во время завтрашней встречи.

Она снова начала расхаживать по спальне и последние детали её плана все четче стали вырисовываться в её голове. Наконец вся картина как живая встала у неё перед глазами! Предстояло уничтожить по одному члену у каждой из соперничающих семей. До прямого убийства доводить дело не следовало, но в то же время их надо было навсегда вывести из строя. Все эти семьи подвергнутся унижению, и это было самой замечательной идеей всего плана. В довершение ко всему подготовка и выполнение такого плана поможет занять её собственных людей, а значит им будет не до нее. Это поможет ей выиграть время для усиления собственной позиции.

Впервые за многие годы она заснула с улыбкой на лице. Теперь у неё появилась возможность полностью распоряжаться собой. Господство крестного отца наконец прекратилось и теперь ей не терпелось применить на практике его уроки. Слава Богу, что это случилось теперь, пока она была ещё сравнительно молода. Иначе вся эта учеба закончилась бы впустую, а сама жизнь с её желаниями и устремлениями пошла прахом. Но, успокоила она себя, если я все буду делать правильно, времени у меня ещё достаточно.

На следующий день её ожидало первое большое испытание. Ей было понятно, что если она сможет справиться с нью-йоркскими капо и заставить их работать в одной команде, то шеф из Нью - Джерси рано или поздно будет у её ног.

Она натянула на свое обширное тело одеяло и ещё раз повторила про себя однажды увиденную в журнале фразу: "Слава приходит только к тем, кому она снится". В эту ночь у неё были прекрасные сны.

Наутро она встала пораньше и решила посидеть одной в библиотеке. Капо должны были появиться в доме несколько позже, да и домашние вряд ли будут мешать. К тому же ей казалось недопустимым появиться в библиотеке под их недоверчивыми взглядами, поэтому нужно было, как и следует настоящей хозяйке, все обдумать и подготовиться. В качестве исходной позиции было выбрано большое черное кожаное кресло за письменным столом, где ещё недавно восседал сам отец семейства. Оно было изготовлено по специальному заказу, и его спинка могла служить надежной защитой от пули, если кому-нибудь вздумалось выстрелить в крестного отца через окно. Это было первое пуленепробиваемое кресло, которое породило среди мафиози новую моду и надолго обеспечило выгодной работой производителей мебели. К великому сожалению его трудно было назвать удобным.

В её случае дело обстояло ещё хуже: для солидности ей следовало доминировать над окружающими, и для этого надо было подложить на сиденье увесистую телефонную книгу. Справочник по Манхэттену куда-то запропастился, и его пришлось заменить стопкой брошюр по Нью - Джерси, которые постоянно разъезжались в разные стороны. Мама миа! С чем только не сможет совладать настоящая женщина!

Она едва успела справиться с этой нелегкой задачей, как дверь отворилась и в комнате появились мрачные физиономии её сыновей, которые выражали странную комбинацию удивления и покорности. Затем они надули губы и уставились на нее, словно настаивая на продолжении вчерашнего разговора.

- Мама, - начал было Рокко, но тут же умолк под суровым взглядом матери. Потом они долго сидели в тишине, пока один из солдат, несший службу в доме не объявил о прибытии трех капо Нью - Йорка.

- Впусти их, - сказал Рико, а затем привстал и резким ударом выбил изо рта охранника сигарету. Тот осторожно потрогал распухшие губы, поправил черный шелковый галстук и вышел, а минутой спустя в зале появились трое членов руководства семьи, как они предпочитали себя называть.

Каждый из них пожал руки сыновьям покойного, и этот небольшой ритуал только усилил нарастающее беспокойство взгромоздившейся на куче рассыпающихся брошюр женщины. Капо были удивлены её появлением в библиотеке, подошли к столу и стали бормотать затертые клише соболезнования вдове умершего. В конце концов они только вчера посетили этот дом с той же целью и ничего нового придумать не могли. Неужели эта женщина считает, что они вечно должны говорить ей слова утешения? Их привело сюда настоящее мужское дело, а она может забрать свои четки с надушенным носовым платочком и отправиться куда-нибудь в другое место.

- Говори как мужчина, Тони, - сделала она резкий выговор первому капо, какого черта ты там бормочешь?

Тони Сканджилли с недоумением уставился на женщину. Ему никогда не приходилось слышать от неё подобных выражений, да ещё в таком тоне! И это в тот день, когда тело крестного отца ещё не успело остыть в могиле. От неожиданности босс Бруклина лишился дара речи.

- Сядете вы все наконец или нет! - рявкнула она.

Мужчины обменялись красноречивыми взглядами и посмотрели на её сыновей. Неужели после смерти мужа у неё помутился разум? Какой ужас!

Они расселись по местам и стали молча разглядывать свои руки, а потом попытались рассматривать сквозь толстый, пушистый ковер пол. Тишина в комнате становилась просто гнетущей.

- Ну, что, - громко объявила она, - неужели вам совсем нечего сказать? Такие солидные мужчины...

- Мама, - попытался перебить её Рико.

- Я сказала "мужчины", а не слабоумные переростки, - закричала она.

Подобное обращение заставило его замолчать, но унижать его мужское достоинство перед лицом членов руководства семьи было непростительным оскорблением. Будь она мужчиной, неписанные законы потребовали бы от Рико убить ее... или себя, смотря что ему удастся сделать в первую очередь.

- Мама, - раздался на этот раз голос малыша Пако.

- Чтобы я больше от тебя этого не слышала, - предупредила его мать, потом перевела дух и с гордостью заявила. - Теперь ты будешь называть меня только Донна Белла! - она вскочила со своего места и обвела присутствующих вызывающим взглядом.

К этому времени капо уже занялись созерцанием потолка. Они решили, что её личные отношения с сыновьями их не касаются. Ну, не за этим же явились они на эту встречу.

- Джентльмены, - приятным голосом обратилась к капитанам Донна Белла, - среди прочих своих недостатков мои сыновья страдают короткой памятью. Только вчера и в этой самой комнате, я объявила им о своих намерениях. Причина, по которой мне потребовалось собрать здесь самых близких мне людей, проста: я должна объяснить, что происходит, - тут она снова повернулась к сыновьям. - Послушайте ещё раз мои дети, - тут в её голосе снова зазвенел металл, - и вам наконец-то удастся это запомнить, черт побери!

Капо были просто ошарашены, им буквально некуда было девать свои глаза, и поэтому они смотрели на Донну Беллу.

- Здесь не о чем беспокоиться, - ласково улыбнулась она капитанам. Просто я решила продолжить дело безвременно почившего Дона и принять на себя бремя руководства делами семьи.

Но это невозможно, - задыхаясь, пролепетал Джо Орегано после некоторой паузы, - тем более для женщины...

- Да, - подтвердила она, - я и в самом деле женщина.

- Другие семьи... - попытался протестовать он.

- Должны немедленно понять, с кем имеют дело, - закончила она за него эту фразу. - Но сначала вы должны принести клятву верности.

- Верности... - словно эхо отозвались все трое разом.

- У меня есть план, - объявила Донна Белла.

- План, - радостно повторили они. По крайней мере это была первая стоящая новость, которую им довелось услышать сегодня.

- Да, план, - провозгласила она, словно выступая с речью перед парламентом в плохой голливудской мелодраме. Донна Белла стала энергично расхаживать по комнате, подчеркивая свои слова красноречивыми жестами, столь камерная аудитория была для неё слишком мала. - Мой план должен напомнить остальным семьям, что мы из себя представляем, и предостеречь их от необдуманного вмешательства в наши дела. Он должен упрочить наше положение, - при этом она ткнула пальцем в грудь каждого капитана, а затем, словно спохватившись, махнула рукой в сторону своих сыновей. - И ваше тоже.

- В чем он состоит? - раздался хриплый голос Луиджи Маринара.

- Я не могу обсуждать детали, пока вы не принесете клятву верности этому дому и мне, все ещё выступая перед парламентом, обьявила она.

Мужчины молча переглянулись. Им явно было не по себе.

- Что вас так пугает? - поинтересовалась Донна Белла. - А кому ещё можно доверить возглавить руководство семьи? Одному из моих сосунков? Или Луиджи, которому придется расспрашивать ближайшего полисмена как добраться до нужного места, стоит ему только выйти за пределы своей территории? Тони? Да стоит ему только появиться даже на окраине Бронкса, как он тут же попадет в какую-нибудь историю и дело закончится расквашенной физиономией. О, не стоит так удивляться, мне известно о вас почти все.

- Все? - недоверчиво отозвались капо.

- Все, - подтвердила Донна Белла.

- Этого не может быть, - озадаченно пробормотали все трое. - Кто об этом мог рассказать?

Донна загадочно улыбнулась и осталась нема как сфинкс с противоположного побережья Средиземного моря.

- Он разговаривал во сне! - выпалил малыш Пако.

- Только не это! - дружно простонала вся троица.

- Все было именно так, - улыбнулась она.

- Мама, - захныкал малыш Пако. Она сердито повернулась к сыну. - Если я ещё раз это услышу, то мне придется вымыть твой рот с мылом, кретин! Донна повернулась к капо. - Видите, я даже знаю ваш жаргон, кроме того мне известно гораздо больше чем вам. Так что приступим к делу.

Она перевела дыхание. Дело сделано. Потом пристально рассмотрела каждого из капитанов, будто хотела сохранить в своей памяти их лица.

- Так вы со мной, - потребовала она от них ответа, - или я вас быстро зажму в кулак, после этого работа по ремонту тротуара покажется вам раем.

Открывавшаяся перспектива особого энтузиазма у них не вызывала, кучи раскаленного раскаленного асфальта так живо предстали у них перед глазами, что его едкие испарения казалось вызвали у них слезы. Черт побери, именно в это дерьмо они попали, когда молодыми эмигрантами попали в эту страну, но тогда им удалось быстро переключиться на рэкет.

Луиджи Маринара задрожал всем своим жирным телом. Непостижимо! Сказать такое ему! Да он без двух телохранителей и на улицу не выходит! Интересно, где они будут ждать, пока ему придется укладывать асфальт? Да, и какой к черту асфальт, если он не может завязать шнурки на своих ботинках... Луиджи Маринара создан, чтобы править на улицах Бронкса, а не мостить их тротуары! Кроме того он все это время из кожи вон лез, чтобы стать капо, а теперь вся эта работа и его усилия, да к тому же власть, не говоря уже об определенных преимуществах его положения, зависели от того, что услышит от него Донна Белла. Правда со своей территорией он управлялся легко, проблем почти не возникало, а значит и общаться с ней ему придется от случая к случаю. Помимо всего эта женщина умела убеждать и чем-то напомнила ему мать. Упокой Господи её душу. Да, именно в этом было все дело, своей манерой она очень напоминала его мать, которая вечно обо всех заботилась. Так уж лучше иметь дело с ней, чем с желторотыми сопляками. До этого все сходилось на том, что семью возглавит самый старший из сыновей - Рико, но теперь от этой мысли ему было не по себе. Вообще-то иметь дело с женщиной будет даже проще, а другим семьям знать об этом вовсе не обязательно, и в качестве руководителя можно будет выставить старшего из сыновей...

- Мама, - хрипло обьявил Луиджи, - я с тобой. Ее глаза победно заблестели, но она мгновенно взяла себя в руки.

- Стоит тебе ещё раз так ко мне обратиться и наши пути разойдутся, впредь будешь называть меня Донна Белла, - предупредила она и повернулась за ответом к остальным капитанам.

Луиджи согласно кивнул и тут же раздался тонкий голос Джо Орегано.

- А как же насчет плана?

- Сначала нам нужно кое-что выяснить насчет тебя, - парировала Донна Белла, - и насчет тебя, - обратилась она к молчавшему до сих пор Тони. Тщедушный Джо и громадный словно башня Тони с самого детства были закадычными друзьями. Так неразлучной парочкой они в юности исколесили весь Восточный Гарлем и прославились как мафиозный вариант Пата и Паташона. За глаза над ними подсмеивались, но в лицо никто сказать не решался. Донне Белле об этом трогательном единодушии было все прекрасно известно.

Большой Тони явно оказался в затруднительном положении. Конечно как лидер Рико никуда не годился, и в этом смысле она была более подходящей кандидатурой на освободившееся место. Хотя где-то в глубине души ему хотелось бы занять его самому и всегда иметь верного Джо под рукой. Вообще-то из-за столь скоропостижной смерти крестного отца им так и не удалось обсудить эту перспективу, поэтому сейчас он просто не решался что-либо предложить. Тони правил в самом обширном и прибыльном районе, который приносил семье самые большие доходы, но в то же время побаивался женщин. Он был крупным и солидным мужчиной, вот только мозги равно как и его мужское достоинство прекратили свое развитие ещё в чрезвычайно юном возрасте. Все, чем природа обделила его в умственном развитии, с лихвой восполняла сила, а все остальное можно было компенсировать слухами о своих сексуальных достоинствах.

- Ну, так что? - потребовала Донна, сверкнув глазами из-под нахмуренных бровей.

- Мне нужно подумать, - пробормотал Тони.

- Интересно чем? - крикнула она. - Одной двухдюймовой извилиной, которая под стать твоему члену?

Тони мгновенно побледнел, а коротышка Джо был готов расплакаться. Кризис как запах подгорелого бифштекса расползался по комнате, и Донна Белла сразу почувствовала это.

- Послушай Тони, - в её голосе зазвучали примирительные нотки, большинство мужиков - просто дерьмо. С этим можно только примириться, и тут уж ничего не поделаешь. Большинство из них можно назвать мужиками процентов на двадцать - тридцать, но по мне так ты мужчина на девяносто восемь процентов, и это самый высший результат из всех, что я знаю, - она сделала паузу, чтобы до него дошел смысл её комплимента. Тем временем Тони стал уже приходить в себя, и его лицо порозовело.

- Да, - повторила Донна, - не меньше девяноста восьми процентов. Настоящий мужчина, на которого я могла бы положиться, который отвечает за свои слова и буквально может творить чудеса.

- Есть только две вещи, которых ты сделать не можешь, Тони, объяснила она после некоторой паузы, - это думать и действовать быстро, ну а если об этом станет кому-нибудь известно - ты труп.

Здоровенный мужчина потерял сознание и грохнулся на ковер. Над ним склонился Джо Орегано и безуспешно попытался поднять его с пола, а сыновья заерзали на своих стульях. Коротышка уже готов был заплакать, но тут он услышал её вкрадчивый голос:

- Джо, так ты со мной или нет?

- С тобой, конечно с тобой! - почти закричал капо, и это было первое, что услышал Тони, когда к нему стало возвращаться сознание. Он часто заморгал, все ещё не веря своим ушам. Все его влияние на своего друга испарилось буквально за одну секунду.

- Ты слышал, Тони? - спросила Донна Белла. Он тупо кив нул в ответ. У бедняги это было обычное состояние души.

- Так ты с нами? - сказала она ему почти в ухо. Тони снова кивнул. Хорошо, - заключила Донна. Ее замысел удался на славу, и с формальностями было покончено, - а теперь приступим к моему плану...

Двумя днями позже, во время утренней суматохи в часы пик на "Франклин - стрит", одной из самых перегруженных станций подземки в Бруклине, трое высоких мужчин в плащах военизированного покроя и мягких фетровых шляпах втиснулись в переполненый вагон. Окружающие пассажиры были слишком заняты собой, чтобы обратить внимание на то, как двое из них содрали с третьего одежду и успели выскочить из вагона перед самым закрытием дверей. Тот закричал из-за того, что женщина уронила ему на ногу тяжелую хозяйственную сумку. Нога оказалась босой, впрочем на нем из одежды оставалась только мягкая фетровая шляпа. Мужчина остервенело выругался...

Три четверти часа спустя в сорок первый полицейский участок, известный среди местных жителей как "форт Апачи" из-за того, что его не раз сжигали дотла, двое патрульных доставили голого человека, разъезжавшего по подземке в голом виде. Дежурный сержант тут же опознал в нем Чарли Зуппанглезе (с той поры к нему прилипла кличка Заблудший Чарли), среднего сына одной из самых могущественных семей Бронкса. Сержант поскреб затылок. Ему многое довелось видеть на своем веку, но такое...

Время то же, станция "Гранд Сентрал". В неимоверной сутолоке пассажиры, толкая друг друга, спешили по своим делам. Только один человек лихорадочно рылся в мусорной корзине, стараясь найти старую газету, чтобы прикрыть свою наготу. Этот тип просто не мог понять, как он сюда попал и куда девалась его одежда. Если не считать мягкой фетровой шляпы, он был абсолютно голым, но пока что его никто не замечал...

Несколько позже в этот день в кабинете районного прокурора какие-то люди в одинаковых штатских костюмах разглядывали имена, написанные мелом на черной доске:

Вито Забаглоне - семья Салимбокка, Бруклин Луи (Приду рок) Желатти семья Фрадьяволо, Куинс Чарли Зуппангле зе - семья Зуппанглезе, Бронкс Никак не пойму, - ска зал один из них. - Трое членов соперничающих семей, причем довольно высокого ранга, оказались в голом виде на станциях подземки. Чертовщина какая-то.

- Они что, раздели друг друга? - недоумевал другой. Он был здесь новичком, и заслужил своим высказыванием недоуменные взгляды присутствующих. Мужчина замолчал и снова вернулся к своим мыслям о работе в частной юридической фирме.

- Как всегда они молчат как рыбы, - сокрушался первый.

- Да, в болтливости их не заподозришь, - отозвался пожилой мужчина за его спиной.

- Но на этот раз они вообще отказались разговаривать, - настаивал первый в очередной раз мысленно переживая свою последнюю стычку с женой. Может быть она и права: ему давно пора заняться бизнесом вместе со своим братом. - - Если бы старый ублюдок не отдал Богу душу, - постучал по письменному столу изжеванным карандашом пожилой мужчина, - то я был бы уверен, что это его рук дело.

- Ты прав. Эта семья ещё занята оплакиванием своего покойника, согласился один из присутствующих.

- Ладно, еше не вечер, успеем разобраться, - сказал первый, и все отправились по домам.

Глава третья.

План сработал в точности так, как и ожидалось. Другие семьи словно затравленные шакалы отправились зализывать раны, гадая о причине столь позорного для них унижения. Затем Рико, Рокко и Пако отправились разгуливать по городу в мягких черных фетровых шляпах как две капли воды похожих на те, что были оставлены на их незадачливых противниках, и всем, кроме, естественно, полиции и Альфредо Фетуччини, который продолжал игнорировать Донну Беллу, стало понятно, что произошло.

- Куда запропастился этот Фетуччини? - потребовала она ответ у своих сыновей.

- Если сегодня четверг, то он в парикмахерской отеля "Парк - Бродвей", а во все остальные его можно найти на скачках, - сказал Рико.

- Идиот, - заорала на него мать, отвесив ему увесистую затрещину, - ты даже не потрудился узнать, какой сегодня день недели.

Ей претило невежество в любом его проявлении, а её сыновья часто служили просто воплощением этого порока.

То, что с Фетуччини надо было что-то решать, сомнений ни у кого не вызывало. Неоднократные попытки связаться с ним результата не дали. Он являлся капо Нью - Джерси, и поскольку семья обосновалась в этих местах, то его отступничество было вдвойне непростительным.

Сама Донна не разделяла мнения о его физическом уничтожении, ведь ей были памятны старые добрые времена, когда тот поддержал её мужа во времена уличных войн, но немедленное выяснение отношений должно состояться как можно скорее: ведь без его поддержки её позиция оставалась ещё слишком уязвимой. Он обладал проницательным умом и здоровыми амбициями, чем выгодно отличался от всех остальных капо.

Донна Белла задумалась. Для серьезной встречи ипподром ей казался местом неподходящим, значит оставался его еженедельный визит к парикмахеру, и она тщательно обдумала свои дальнейшие действия. Пока ей придется подождать в роскошном лимузине, один из солдат постарается настойчиво "убедить" Фетуччини отправиться на встречу. Для пущей убедительности солдату следует захватить с собой оружие, но стараться в ход его не пускать. План был прост, и никаких осложнений не предвиделось.

- В четверг мне потребуется водитель с машиной и один из солдат, объявила она Рико. Для того, чтобы справиться с этим поручением у него оставалось ещё четыре дня.

- Зачем тебе это нужно? - поинтересовался он.

- Не твое вонючее дело, - отрезала Донна и для убедительности подкрепила свои слова звонкой затрещиной.

- Не стоит так горячиться, ведь я всего лишь спросил, - пробормотал её сын.

- Ты всегда будешь получать такой ответ на свои дурацкие вопросы, прикрикнула на него мать. - Меня от них уже начинает тошнить.

- А что мне делать все это время? - спросил Рико.

- То же, что обычно! - отрезала Донна. - Шляться по дому со своими идиотскими вопросами и приставать к проституткам, когда они свободны от клиентов. В этих занятиях равных тебе не найти.

При упоминании о проститутках Рико оживился.

- Если бы они не были частью нашего бизнеса, то у тебя не нашлось бы денег, чтобы расплатиться с ними, - продолжила она. - Они принимают тебя только потому, что боятся проявить неповиновение.

- Я им нравлюсь! - с воодушевлением заявил Рико.

- Подумайте только, - заявила Донна, обращаясь как обычно ко всему человечеству, несмотря на отсутствие других слушателей, - какие блестящие рекомендации!

Рико надулся и не стал отвечать на её тираду.

- Да настоящая женщина и не посмотрит в твою сторону, ты, никчемный придурок! - бросила она, выходя из комнаты. До какого-то момента эти насмешки доставляли ей удовольствие, но быстро наскучили; пока их отец был жив, она вряд ли могла себе позволить так разговаривать с ними и теперь пользовалась каждой возможностью, чтобы наверстать упущенное.

- Рико! - заорала она во весь голос после того, как поднялась по лестнице на второй этаж.

- Ну, что там еще? - спросил он без всякого энтузиазма, лениво выходя из библиотеки.

- Не забудь про машину с охранником на четверг. Покажи мне, что ты ещё на что-то способен в этой жизни, - отчитала она его.

Забыть об этом Рико просто не смог бы: за оставшееся время мать по шесть раз в день будет напоминать ему про свое поручение.

Наконец в четверг утром она оделась, взяла сумочку и постучала кулаком по голове Иуды. Картина отъехала в сторону, а Донна Белла достала из сейфа пистолет. Солдат, конечно тоже будет с оружием, но, отправляясь на деловую встречу впервые, ей показалось, что будет солиднее, если она тоже что-нибудь захватит с собой.

Машина уже ждала у подъезда. В библиотеке она застала Рико вместе с молодым человеком. Донна приветствовала их легким наклоном головы и обратилась к сыну:

- Он захватил с собой снаряжение?

- У тебя есть оружие? - спросил Рико у солдата.

- Конечно, - последовал незамедлительный ответ.

- И где же оно? - полюбопытствовала она.

- Наверху, в моей комнате. - Если бы она могла тут же задушить своего сына, то сделала это не задумываясь. Ей потребовалось собрать в кулак все свое самообладание, чтобы сдержаться.

- Пойди и принеси его, - приказала Донна солдату и стала отчитывать сына в присутствии подчиненного, но стоило ему удалиться, как она сразу высказала все, что думала о его способностях.

- Непроходимый идиот! Я займусь тобой, как только вернусь!

- Откуда я знал, чем ты собираешься заниматься? - запротестовал Рико. - Вы что, собираетесь устроить налет? Мне трудно было ожидать этого от своей матери.

- Я не твоя мать закричала она и тут же отвесила ему очередную оплеуху. - Я, Донна Белла и постарайся не забывать об этом!

Хотя мой отец был Доном и крестным отцом, но никогда от меня не отказывался, - заныл Рико.

- Человек, который в таком возрасте мог умереть от ветрянки, вряд ли мог знать, что стоит говорить, а что и нет, - парировала его мать.

- Но у каждого должна быть мать, - не сдавался он.

- Тогда женись, - пожала плечами Донна, - у меня нет времени на эту чепуху.

В дверь робко постучали, и в комнате снова появился молодой человек.

- Все на месте? - спросила Донна.

- Да.

- Он хотя бы заряжен?

- У, черт, совсем забыл, - покраснел солдат. - Это займет не больше минуты, - и он опрометью выбежал из комнаты.

Она поудобнее устроилась на кушетке, достала четки и, перебирая пальцами их бусины, повторяла как заклинание:

- Господи, дай мне мужества, укрепи силы, пошли мне терпения...

- Ну, пошли, - сказала Донна при появлении солдата. Они вышли из дома, сели в машину и она обратилась к шоферу:

- Западная сторона, Пятьдесят пятая-стрит. Тут Донна снова обратила внимание на своего спутника. - Ты знаешь

Альфредо Фетуччини? - Лично не знаком, но пару раз встречаться приходилось. - Сможешь его узнать? - Да.

Даже если его лицо будет закрыто полотенцем? - настаивала Донна.

- Конечно.

- А ты уверен в этом? - уже начиная терять терпение от его самоуверенных ответов, спросила она.

- Он же будет единственным, чье лицо будет укутано полотенцем, заметил солдат. - Там всего три кресла и большого наплыва клиентов не ожидается.

- А тебе известно, что нужно делать дальше? - не унималась Донна Белла.

- Нет.

- Тебя даже не проинструктировали? - удивилась она.

- Рико сказал, что мне нужно будет отправиться по делам с его матерью. Вот и все. - объяснил солдат.

- Слушай и постарайся запомнить, что от тебя требуется. Ты умеешь обращаться с оружием?

Лицо молодого человека стало пунцовым.

- Это не важно, - успокоила его Донна. - Стрелять не требуется, но ты хотя бы сможешь сделать вид, что готов пустить его в ход.

- Конечно, - гордо заявил он.

- Тебе нужно только убедить его выйти из парикмахерской и сесть ко мне в машину, о`кей?

О`кей, - эхом отозвался солдат.

- Для пущей убедительности можешь во время разговора засунуть руку в карман, ты хоть знаешь, как это делается? - съязвила Донна Белла. - Ну, словно ты ни перед чем не остановишься.

- Но мне не нужно будет стрелять? - попытался робко уточнить он.

- Будем надеяться на волю Божью. Господь сам наставит нас на путь истинный, - мрачно сказала она.

Солдат истово перекрестился.

- Между прочим, как тебя все-таки зовут? - полюбопытствовала Донна.

- Кассиаторе.

- Кассиаторе, - повторила она. - Хорошее имя. Мне кажется, я знала твою мать.

- Ребята ещё дразнили меня цыпленком, - признался солдат.

- Ради Бога, хватит, - взмолилась Донна Белла. - Делай, что тебе говорят, и все будет нормально.

- Я надеюсь, - отозвался Кассиаторе. - Все-таки это мое первое дело.

- И мое тоже, - призналась она.

- Мне всегда хотелось стать профессиональным фигуристом, - сказал солдат. - Я даже подумать не мог, что буду заниматься такими делами.

- Это точно, - согласилась Донна.

- Все-же в этом есть что-то захватывающее, разве не так? У меня сегодня очень важное дело, - продолжал солдат, и на этот раз его просто распирало от энтузиазма. - А наши фотографии попадут в газеты? - неожиданно спросил он.

- Боже упаси, - вздрогнула она, а Кассиаторе осенил себя крестом.

- Чем занимался твой отец?

- Он был религиозным фанатиком.

- Отлично, - сказала Донна. - Мужчине всегда лучше заниматься тем делом, которое ему по душе.

Всю оставшуюся часть дороги они провели молча, а когда впереди показался отель "Парк - Бродвей", Донна приказала шоферу остановиться у дверей парикмахерской.

- Иди, - напутствовала она солдата. - Настал твой час, воспользуйся этой возможностью и постарайся не облажаться.

Солдат озадаченно повернулся к ней.

- А вы уверены, что знакомы с моей матерью?

- Откуда мне знать? - нетерпеливо отрезала Донна. - Может это была твоя сестра, у нас нет времени вдаваться в дискуссии. Отправляйся и притащи мне Фетуччини, - с этими словами она вытолкала его из машины.

Кассиаторе спотыкнулся и на негнущихся ногах направился к двери... Маникюрша сидела за маленьким столиком и, напевая, красила себе ногти. Парикмахер укутал горячим полотенцем голову единственного клиента, остальные два кресла были пусты.

На Кассиаторе никто не обратил ни малейшего внимания.

- М-мистер Фетуччини? - спросил солдат, ощупывая в кармане рукоять пистолета.

- В чем дело? - раздался приглушенный голос клиента. С вами хотят встретиться, - ответил перепуганный юноша. - Одна л-леди. Фетуччини сорвал с лица полотенце. - Шлю ха? - О, нет, - пробормотал Кассиаторе, до смерти напу ганный появлением лица капо. Иметь дело просто с голосом ему было легче.

- Тогда какого хрена, - раздраженно буркнул Фетуччини и повернулся к маникюрше. - Извини, Ширли.

- Ничего страшного, - ответила девушка, не отрываясь от своего занятия, - меня это не оскорбляет.

- М-мистер Фетуччини, - снова начал свою песню Кассиаторе, - не б-будете ли вы так д-добры...

- Что? - рявкнул босс Нью-Джерси. Солдат задрожал всем телом и лихорадочно сжал рукой в кармане рукоять пистолета. Раздался выстрел и большая бутылка с жидкостью от перхоти разлетелась вдребезги, забрызгав зеркальную стену салона. Парикмахер бросился на пол, закрыл руками лицо и заскользил на коленях по лужам густой зеленоватой жидкости. Маникюрша оглушительно завизжала, Кассиаторе попытался её успокоить и достал руку из кармана. Прозвучал ещё один выстрел, и теперь по полу запрыгали уже все пузырьки с косметическими препаратами с разбитой полки.

- Меня убили, - завопил парикмахер, заметив, как по нему растекаются красноватые струи кондиционера для укладки волос.

- Пора сматываться, - крикнул Фетуччини и опрометью бросился к двери. По дороге он сбил с ног замешкавшегося Кассиаторе, и следующая пуля разметала по комнате осколки огромного зеркала. Грузный мафиози споткнулся и вылетел на улицу. Стараясь удержаться на ногах, он проскочил перед радиатором лимузина Донны Беллы и приземлился под колесами городского автобуса, следовавшего в южном направлении. Натужно завизжали тормоза, но было уже слишком поздно.

Пока Донна в недоумении созерцала эту картину, Кассиаторе с видом триумфатора уже усаживался в машину.

- Я все-таки вытащил его из этой парикмахерской, - гордо объявил он, разве не так?

Она быстро постучала по стеклянной перегородке, отделявшей место шофера.

- Сматываемся и побыстрее! - крикнула водителю. - Скоро здесь будет полно полицейских!

Машина резко рванула с места, обогнула остановившийся автобус и с легким урчанием быстро покатила в направлении центра города.

Альфредо Фетуччини, подумала Донна, это имя будет выписано белыми цветами на фоне красных роз. Ведь он так не любил гвоздики.

Глава третья (продолжение)

Донна Белла должна была чувствовать себя юбиляром, но ей что-то мешало. Она слонялась по спальне и старалась определить причину своего раздражения, которое мучило её словно изжога. Наконец ей пришло в голову заглянуть в платяной шкаф и заняться изучением его содержимого. Она осталась очень недовольна состоянием своего гардероба и, тихо бормоча ругательства, откладывала в сторону опостылевшие ей вещи.

- Ну, должно же здесь быть хоть что-нибудь приличное! - в отчаянии воскликнула Донна, осознав тщетность своих поисков, и стала рыться в комоде, разбрасывая по комнате содержимое выдвижных ящиков.

- Мне совершенно не в чем показаться на людях! - раздраженно пробормотала она себе под нос. - Женщина в моем положении и ... ни одного приличного платья.

Донна Белла вернулась к шкафу и снова стала перебирать вешалки с одеждой.

Все вещи выглядели как близнецы: строгие старомодные платья всех оттенков серого цвета. Ничего подходящего.

- Если ты хочешь стать Доном, то будь им! - часто твердила она мужу, и он быстро последовал её совету, отдав предпочтение дорогим трехсотдолларовым костюмам работы лучших портных города. Если это было достаточно хорошо для него, то поможет и мне. Она облачилась в ненавистное платье из черного крепа, клятвенно обещая себе, что делает это последний раз в жизни, позвала малыша Пако и объявила, что ей немедленно нужна машина с шофером и охранником.

После минутного размышления Донна добавила:

- Пришли ко мне Фрэнки. По-крайней мере он выглядит крепким и сильным парнем.

- Но он идиот, мама, - возразил Пако, - мы уже давно хотели его выставить вон.

- Что ты там запел? - закричала взбешенная Донна Белла. - Кто там ещё думает? Кто вас просил об этом? И вообще, с чего это вы взяли, что можете думать? Здесь я принимаю решения, поняли? А чтобы таскать за мной по магазинам пакеты мне гений не требуется. Кроме того, разве я не говорила больше не называть меня "мама"? - она сердито топнула ногой.

- Н-но, - начал заикаться малыш Пако, - ведь здесь никого больше нет. Никто не услышит, как я тебя называю.

В его глазах застыла мольба, голос был почти заискивающий, но особая покорность выразилась в том, как он опустился на колени.

- Встань невежа, - бросила она. - Я тебя слышу и это единственное, что имеет здесь значение!

Малыш Пако снова принялся хныкать.

- Встань, - повторила его мать, - и отправляйся выполнять мое поучение.

Он поднялся на ноги и вышел из комнаты, вытирая глаза тыльной стороной ладони, так чтобы никто не заметил его слез. Для своего возраста он был довольно гордым ребенком.

Донна захлопнула дверь и взяла в руки свою самую большую сумочку. Словно я как старуха собираюсь захватить с собой вязание, со злорадством подумала она про себя. Потом подошла к картине повторила экзекуцию над головой Иуды и принялась набирать шифр показавшегося сейфа. Не дав себе труда пересчитать пачки банкнот, Донна стала быстро набивать ими объемистую, уродливую сумку. Наконец из-за отсутствия места эта процедура закончилась, и она принялась напяливать на себя пальто, тихо ругая себе под нос его неказистую серость, пока не поклялась больше ни разу не одеть на себя ни одной вещи из своего прежнего гардероба.

На лестниц ей встретился малыш Пако, который нервно переминался с ноги на ногу.

- Желаю приятно провести время, - выдавил он с вымученной улыбкой.

Она отмахнулась от него как от мухи и хлопнула за собой дверью. Лимузин уже дожидался у подъезда, солдат за рулем даже напялил по этому случаю шоферскую кепку, а Фрэнки Проволоне облокотился на заднюю дверцу и ковырялся во рту зубочисткой. Как только её заметил водитель, то тут же выскочил из машины, чтобы распахнуть перед ней дверцу. Это не осталось ею не замеченным: значит всем уже известно о её последнем успехе. Водитель попытался отпихнуть от двери Фрэнки, но тот даже не пошелохнулся. О, мадонна, да он кретин, подумала она, но кому до этого есть дело...

- Фрэнки почему бы тебе не сесть в машину с другой стороны? - вежливо предложила она. Иначе, подумала Донна с раздражением, мы проторчим здесь весь этот дерьмовый день.

Солдат ненадолго задумался и обошел машину сзади. Теперь шофер наконец смог продемонстрировать свою ловкость и одним непрерывным движением распахнуть перед ней дверцу автомашины, отдать честь, поднеся два пальца к козырьку фуражки, и захлопнуть её за ней. Через пару - тройку минут Фрэнки нашел наконец дорогу к другой двери автомобиля и залез в машину. Она с облегчением вздохнула.

- Куда направимся мадам? - раздался из динамика голос водителя.

- В Нью - Йорк, на Пятую авеню, - приказала Донна. - А затем отправимся на Пятьдесят седьмую улицу.

Она была слишком возбуждена и озабочена собой, чтобы расспрашивать солдата. К тому же ей сразу же стало понятно, что попытки завязать беседу с молодым человеком заранее обречены на провал. В конце концов она брала его не для того, чтобы он занимал её по дороге разговорами.

Когда они прибыли к месту назначения, шофер снова выскочил из машины первым и открыл дверцу, затем им пришлось долго ждать пока наконец появится Фрэнки. Донна жестом показала ему следовать за ней в большой ювелирный магазин на углу.

Стоило им там появиться, как рядом с ними оказался представительный мужчина.

- Могу я быть чем-нибудь полезен, мадам? - вежливо осведомился он.

Она быстро окинула помещение взглядом. Шикарное местечко, пронеслось у неё в голове.

- Где у вас тут ожерелья? - осведомилась Донна Белла.

- Золото или драгоценные камни? - уточнил мужчина.

- Золото с драгоценными камнями, - последовал ответ.

- Следуйте за мной, - предложил он, и вся троица отправилась в путь.

- Не будете вы так добры помочь мадам выбрать ожерелье? - попросил он продавца за прилавком, откланялся и вернулся на исходные позиции. Донна была польщена таким вниманием и великодушно подумала, что оставит здесь кучу денег.

- Да, мадам? - отвлек её от размышлений продавец.

- Мне нужно ожерелье... - начала было она, кусая губы. У неё не хватало слов, чтобы описать желаемое. - Ну, ожерелье... которое могла бы надеть и жена мэра города, - наконец-то ей удалось выразить свою мысль. Что-нибудь очень красивое, но без излишней вычурности, как раз такое, которое могла бы носить настоящая леди.

Продавец застелил прилавок черным бархатом, потом открыл футляр и осторожно выложил на него бриллиантовое ожерелье.

- Это один из самых лучших экземпляров, - уверял её он. Его речитатив о чистоте камней и количестве каратов пролетели мимо её ушей. Она была целиком захвачена блеском драгоценных камней, каждый из которых идеально вписывался в ансамбль, увенчанный в центре большим камнем каплевидной формы.

- Оно удачно оттенит ваш цвет лица, - посоветовал продавец.

- И не слишком ослепит глаза окружающих, - добавила Донна. - Я беру его. Плачу наличными.

- Что-нибудь еще? - поинтересовался человек за прилавком.

- А что у вас есть?

- Возможно что-нибудь исключительное для особых случаев? - предложил продавец.

- С этого момента каждый день для меня станет особым случаем, но мне совершенно не требуется семь ожерелий. Донна Белла была озадачена. Ожерелье было великолепным, как раз таким о котором она мечтала, но все же для полного счастья чего-то не хватало. - Мне хотелось бы... - ей так ничего и не пришло в голову.

Продавец тоже ничего не смог посоветовать и терпеливо ожидал окончания её размышлений.

- Я знаю! - радостно выпалила она. - Что-нибудь в пару к ожерелью. Как гарнитур.

Эта тирада пробудила от спячки человека за прилавком.

- Может быть браслет? Она покачала головой. - Кольцо?

Нет, ничего хорошего из этого не выйдет, я слишком много жестикулирую, - призналась она незнакомому человеку, что само по себе было для неё очень странным. Подумаешь, этот человек так хорошо обходился со мной, говорил в ней дух противоречия. Ей захотелось что-нибудь совсем необычное, что никогда не придет в голову женщине столько лет торчавшей у плиты на Минетта - стрит. Эта вещь должна была сделать её королевой, настоящей Донной...

- Я хочу корону! - Закричала она на продавца. Он даже подпрыгнул, но очень быстро обрел былую невозмутимость.

- Диадему, мадам? - спокойно уточнил продавец.

- Что-нибудь для моей головы, как бы это ни называлось, - она постаралась снова вспомнить это необычное для неё слово. - Ди-а-де-ма. Но только с бриллиантами, - напомнила Донна продавцу.

- Конечно, - улыбнулся тот. - В пару к ожерелью. Ей бы ло приятно, что он улыбается и разделяет её радостное настроение. Продавец разложил на черном бархате нес колько шедевров ювелирного искусства. Выбрать из них самый лучший было довольно нелегким делом.

- Я примерю одну на себя.

- Конечно, мадам, - последовал немедленный ответ. - Разрешите вам помочь, - он выбрал наиболее изысканное украшение и бережно водрузил его на её голову.

Донна покрылась пунцовым румянцем. Она впервые почувствовала себя королевой, но в то же время отдавала себе отчет, что её волосы, стянутые на затылке в пучок с торчащими из него прядями, мало подходили к этой роскошной диадеме. Черт побери этот старомодный итальянский пучок! Донна Белла почувствовала себя несчастной. Сегодня же ей нужно будет сделать новую прическу и никогда больше не уродовать себя этим убожеством. И почему она не подумала об этом раньше!

Она посмотрела в зеркало, которое услужливо держал продавец. О, Мадонна, какая же прелесть эта бриллиантовая диадема!

- Я беру его, - решительно сказала она. - Во что мне обойдутся обе эти вещицы?

Продавец углубился в вычисления и стал заполнять цифрами небольшой листок бумаги, хотя у него все, вплоть до налога с продаж, было готово, ещё когда ей захотелось сделать примерку. Наконец он ознакомил её с результатами своей деятельности.

- О`кей, - согласилась Донна, порылась в сумочке и протянула ему несколько пачек банкнот.

Мужчина за прилавком постучал по стеклянной крышке витрины, подзывая кассира.

- Я выпишу квитанцию и упакую оба эти украшения. Мне кажется...

- Никаких квитанций! - оборвала она его. - Только позаботьтесь, чтобы мне вернули сдачу.

- Конечно, мадам, о чем речь! - продавец покрепче сжал за спиной свои руки, чтобы скрыть свою радость.

Донна терпеливо подождала, пока он упакует покупку и принесет сдачу. Тут она впервые за все это время вспомнила про Фрэнки. Тот стоял облокотившись о прилавок прямо за её спиной, чем очень смущал продавца за прилавком. Надо поскорее убираться отсюда, подумала она и, наскоро попрощавшись, получив сдачу и пакеты, которые тут же исчезли в её сумке, сделала ему знак следовать за ней.

Когда они направились к выходу, её внимание привлекли несколько золотых вещиц, лежавших в одной из витрин прилавка. Донна остановилась, справилась о цене и снова полезла в свою сумку. Она достала одну банкноту и протянула её продавщице.

- Извините, но ничего мельче у меня нет.

- Не стоит беспокоиться, - живо отозвалась та, постучала кончиком карандаша по стеклу и тут снова появился молчаливый кассир.

- Тем временем, я упакую её для вас, - сказала женщина.

- Не стоит, просто дайте её мне, - отозвалась Донна Белла, повернулась к Фрэнки и протянула ему золотую зубочистку. - Если тебе нужно в присутствии посторонних ковыряться в своих зубах, то, хотя бы, делай это как джентльмен.

Получив сдачу, они покинули ювелирный магазин, а уже через несколько шагов перед ними открылись двери модного магазина женской одежды. Донна перегнулась через ближайший прилавок с разложенными шарфиками и обратилась к молоденькой продавщице.

- Где здесь можно купить самые лучшие платья?

- Что-нибудь для пожилой женщины или для вас?

- Для меня, - ответила польщенная Донна.

- Самая дорогая коллекция авторских моделей находится на шестом этаже.

- Спасибо, дорогуша, - улыбнулась она и задумалась, стоит ли отблагодарить девушку чаевыми. Стоит ли вообще давать чаевые за такие услуги? О, Боже, сколькому ей ещё предстоит научиться. Ладно, подумала Донна, может быть на обратном пути, а пока ей слишком хотелось поскорее добраться до шестого этажа. Фрэнки пришлось почти бежать за ней пока наконец они не очутились в кабине лифта, находившегося в дальнем конце магазина.

Сгорая от нетерпения она приказала лифтеру отвезти их на шестой этаж. Когда Донна вышла из лифта, глаза её буквально вспыхнули от восторга при виде такого обилия одежды. Она растерялась и могла решить, куда ей направиться.

- Могу я вам чем-нибудь помочь? - раздался за её спиной приятный женский голос.

- Конечно, - с облегчением выдохнула Донна. - Покажите мне все, что у вас есть четырнадцатого размера.

Продавщица была озадачена. Потом начала что-то объяснять, но потом передумала. В конце концов других клиентов в это время дня у неё не было, и она подвела их к небольшому зеленому дивану.

- Сюда, пожалуйста. Мне кажется, вам здесь будет удобно.

- Конечно, - ответил за неё Фрэнки. - Мне просто осточертело целый день стоять на ногах.

Донна Белла наградила его уничтожающим взглядом, но он так был занят размещением своей туши на этом хлипком диванчике, что ничего не заметил.

- А теперь перейдем к делу, - оживленно заметила продавщица. - Что бы вы хотели посмотреть?

Фрэнки стал медленно открывать рот для ответа, но Донна с такой силой наступила ему на ногу, что его челюсть с лязгом закрылась.

- Я хочу увидеть все, - напомнила ей она.

- О, да, я понимаю мадам. Но с чего мы начнем? Повседневная одежда? Вечерние платья? - попыталась уточнить продавщица.

- До тех пор пока я не надену ночную рубашку, на мне весь день и до самого вечера одно и то же платье, - объяснила Донна, тайно желая в глубине души, чтобы Фрэнки убрался куда-нибудь подальше. - У меня буквально ничего нет. Мне нужно приодеться.

- Базовые модели, - выпалила продавщица, словно на неё нашло озарение. - Подождите минуточку, - сказала она и поспешила на склад.

- Альма, - обратилась продавщица к невысокой, хрупкой женщине, которая прикрепляла к платьям ярлычки. - Мне нужна твоя помощь. Давай повесим на передвижную вешалку все повседневные платья.

- У тебя случайно не приступ лихорадки? - съязвила работница склада, раздраженная тем, что её оторвали от этого занятия. Она очень дотошно относилась к своим обязанностям, следила, чтобы этикетки на платьях всегда были приколоты к одному и тому же месту и мечтала, что её усердие будет по достоинству оценено начальством. Работница начала снимать платья и развешивать их на передвижной вешалке.

Продавщица пришла в ужас.

- Альма, поосторожней с этими моделями! Среди них нет ни одного платья дешевле двухсот долларов! - воскликнула она.

- Можно подумать, что мне это неизвестно, - возразила Альма. - А кто, по-твоему, торчит здесь все время и развешивает на них этикетки?

- Хорошо, но если тебе известно, как все дорого стоит, то почему бы тебе не быть поаккуратнее? - укорила её продавщица.

- А почему ты так небрежно относишься к моим ярлычкам? - не сдавалась работница склада. - На днях ты опрокинула целую коробку и даже не задержалась, чтобы собрать их.

- Я была очень занята с постоянным клиентом и просто не могла остановиться, - попыталась оправдаться она. - Я вернулась сразу же, как только освободилась.

- Да, но к этому времени они уже все успели перепачкаться, - не сдавалась работница.

- Альма, я очень сожалею об этом, обещаю тебе впредь быть поаккуратнее, а пока помоги мне отвезти эту вешалку пока она не ушла.

Все ещё сердитая работница послушно помогла ей вывезти вешалку в торговый зал. Наконец они докатили её до зеленого дивана, и Альма тут же вернулась в свое святилище.

- О, нет! - испуганно воскликнула Донна Белла. - Только не черные!

- Мадам просили показать все и ничего не сказали про цвет, расстроенно возразила продавщица.

- Ну, ладно, ладно, - вздохнула Донна, пытаясь поскорее уладить эту неувязку. - Принесите мне лучше красные.

Продавщица снова поспешила на склад. Она больше не решилась потревожить углубившуюся в свое любимое занятие Альму, второпях перебросила подходящие платья через руку и вернулась к обитателям зеленого дивана, где стала их по очереди демонстрировать нетерпеливой Донне.

С появлением каждой новой модели та отрицательно качала головой и наконец остановила свой выбор на одном из платьев.

- Неужели у вас нет чего-нибудь... - она замялась в поисках подходящего слова, - поживее?

- Мадам сказала "повседневные", - печально пролепетала продавщица.

- Забудем про это! - приказала Донна Белла. - Принесите мне все нарядные платья. Что-нибудь блестящее.

И на этот раз продавщица вскоре появилась с ворохом одежды. Глаза Донны сразу же заблестели.

- Покажите мне вот это, - указала она на одно из них.

Женщина освободилась от своей ноши и развернула перед ней переливающееся длинное платье с глубоким декольте. Яркие блестки сверкали словно змеиные глаза на солнце.

- Я беру его! - радостно воскликнула Донна. Фрэнки протер глаза и уставился на нее.

- Есть что-нибудь в том же духе? Продавщица выудила из стопки платье расшитое серебристым бисером, весьма откровенный вырез которого был слегка прикрыт разноцветными перьями, и посмотрела на этикетку с ценой.

- Это платье стоит шестьсот пятьдесят долларов, - объявила она.

- Не сейчас, - возразила Донна. - Я все равно не запомню. Скажите мне всю сумму, когда мы закончим. А теперь покажите мне что-нибудь еще.

Продавщица с готовностью согласилась и замерла в нерешительности. Одежда этой женщины выглядела более чем скромно, а ей совершенно не хотелось получить от неё фальшивый чек. Кем же она могла быть?

Продавщица стала выбирать для неё новое платье и, не удержавшись спросила:

- Мадам запишет покупки на свой счет? Донна смутилась, но затем поняла, что от неё хотят. - О, нет, - сказала она, указав на свою объемистую сумочку. - Я плачу наличными. Неужели все-таки поддельный чек?

Продавщица просто не знала, что ей делать дальше. Ее клиентка явно не походила на жену нефтяного магната... может быть это просто эксцентричная дама из общества.

- Посмотрите, - поманила её Донна Белла и стала рыться в своей сумке. - Посмотрите, что я купила в соседнем магазине, - гордо объявила она, разворачивая сверток с ожерельем, и показала его женщине так, чтобы никто из окружающих не смог его увидеть. Та быстро прикинула его стоимость.

- И это было куплено за наличные?

- Конечно, - торжественно заявила Донна, - это ещё не все. Мне просто не хочется доставать остальное, понимаете, - подмигнула она.

Продавщица ничего не поняла, но в свою очередь тоже ей подмигнула.

- Ну, хорошо, - радостно сказала она. - Все платья мы уже посмотрели. Теперь можно подобрать что-нибудь для улицы.

- Ладно, - согласилась Донна, - но, по-правде говоря, я не слишком много хожу по улицам.

- Но вам иногда может потребоваться пальто или костюм, разве...

- Все верно, - оборвала её покупательница. - Мне нужно что-нибудь... на все случаи жизни, надеюсь вы меня понимаете?

- О, да! - выпалила продавщица.

- Тогда я оставляю это на ваше усмотрение! - с видом триумфатора заявила она. - Принесите мне все, что у вас есть!

К этому времени уже весь этаж пришел в движение. Еще бы! Какая-то эксцентричная затворница пришла полностью сменить свой гардероб. Управляющие отделов шляп, обуви, спортивной одежды сновали взад и вперед от своих секций к зеленому дивану с ворохом своих товаров в ожидании выбора, который сделает Донна Белла. Она была просто на седьмом небе от счастья. Ей нравилось наблюдать, как работают другие, особенно, если это делалось для нее. Донна надеялась, что все они не могут не разделять её радости.

- Ах, дорогая, - воскликнула одна усердная помощница продавца, стараясь произвести на неё впечатление, - вы собираетесь забрать все это домой сейчас?

- А зачем я тащила с собой этого типа? - указала она пальцем на задремавшего Фрэнки. А эта девица не очень-то и сообразительна, подумала Донна и решила оставить её без чаевых. Но все остальные сотрудники были просто великолепны. Пожалуй, все свои покупки она будет делать именно здесь.

- Знаете, чего я хочу? - сказала она доверительным тоном первой и поэтому самой любимой продавщице. - Мне ещё нужно пойти сделать прическу, привести в порядок лицо... - остальное Донна доверила сообразительности своей собеседницы.

- Не стоит беспокоиться, - ответила продавщица. - Все это можно сделать, не выходя из нашего магазина. Вот только, - тут она посмотрела на часы, - до закрытия осталось слишком мало времени, вам просто не успеть...

Лицо Донны Беллы выражало разочарование.

- Какая жалость! Купить столько красивых вещей и быть похожей... - тут она указала на свое лицо.

Продавщица разрывалась от желания ещё что-нибудь продать и услужить богатой клиентке.

- Минуточку, я знаю, что вам нужно! Парик!

- Парик? - неуверенно повторила Донна.

- Конечно, у всех шикарных леди их просто кучи, - заверила её женщина.

- Тогда почему только один? - поинтересовалась она. Продавщица рассмеялась и поспешила за кем-нибудь в салон париков. Вскоре появился томный молодой человек с глазами, спрятанными за длинными густыми ресницами, в каждой руке у него было не меньше полудюжины коробок. При виде развалившегося на диване Фрэнки он сразу оживился, но тут заметил Донну и на его лице снова появилось прежнее скучающее выражение. Потом он поставил коробки на столик и стал снимать с них крышки.

- Мадам хотела посетить салон красоты, - просветила его продавщица, но сейчас уже просто не успеть.

Молодой человек окинул Донну критическим взглядом.

- Ну, макияж мы ещё сделать успеем. Позвони Расселу и скажи ему, чтобы захватил с собой... - тут он ещё раз внимательно посмотрел на клиентку, все что может!

- И маникюрщиц! - радостно воскликнула Донна.

- И маникюрщиц, - эхом отозвался приятный молодой человек. Не прошло и нескольких минут, как в салоне модного платья появилась небольшая армия в белых халатах. Две девицы встали перед Донной на колени и принялись быстро делать маникюр, каждая на одной руке. Еще один приятный молодой человек встал за диваном и расстелил на его спинке полотенце. Другим он обмотал шею Донны Беллы, откинул её голову назад и принялся втирать в кожу лица кремы, бросая оценивающие взгляды на все ещё дремавшего Фрэнки, каждый раз, когда открывал новую баночку с косметическим препаратом.

Тем временем первый молодой человек достал из коробки черный парик и стал приводить в порядок его локоны.

- А у вас есть рыжий? - с трудом выдохнула Донна. Ей было очень трудно разговаривать с запрокинутой назад головой, да ещё когда тебя лупят по щекам.

- Конечно, - пробормотал тот, открывая следующую коробку. Вскоре в его руках оказалась рыжая отливавшая золотом копна искусственных волос.

Донна Белла пришла в восторг.

- А я смогу его примерить? - мечтательно спросила она.

- Обязательно, - ответил молодой человек забавным высоким голосом. Рассел, дорогой, не будешь ли так добр сделать перерыв на минуту? Она впервые слышала такое обращение между мужчинами и это произвело на неё неизгладимое впечатление.

Рассел прекратил свои манипуляции, и Донна смогла выпрямиться. Сол надел на её голову парик, отступил назад и затем внес незначительные коррективы.

- Ну вот, готово. Я просто в восторге! - пронзительно воскликнул он и щелкнул пальцами. - Эй, кто-нибудь, принесите зеркало да поживее!

По крайней мере трое тут же бросились на его поиски, и минуту спустя в салоне появились три зеркала. Донна взяла одно из них и посмотрела на себя. Лицо её было перепачкано кремом, и что-нибудь определенное сказать было нельзя, но сам парик был просто великолепен.

- Я беру его! - провосгласила она. Продавцы, только что занимавшиеся поисками зеркала, принялись упаковывать коробки.

- Для того, чтобы надеть сейчас же! - распорядилась Донна Белла. - Но мне потребуется и несколько других.

- Теперь вы сможете сделать макияж, подходящий к этому парику, Рассел, - посоветовал первый молодой человек.

- Именно это я и собираюсь сделать, Сол, - раздраженно отозвался тот и тут же улыбнулся своей клиентке, что выглядело довольно странно, поскольку она видела его лицо в перевернутом виде.

- Мне нужно показать вам все, чем я пользовался, чтобы вы могли купить то же самое для домашнего применения, - сказал он назидательно. - Просто постарайтесь запомнить запомнить все, что я делал и не портить мою работу.

Продавщица удивленно посмотрела на него и тут же постаралась отвлечь её внимание от этого оскорбительного замечания.

- Ну, теперь вы будете выглядеть просто очаровательно, вам не хочется одеть что-нибудь из ваших новых приобретений? - сказала она, так и не решив, кого представляет собой её клиентка: девицу по вызову, представительницу богемы или любовницу гангстера. Нет, эта дама слишком стара для любой из этих ролей.

У Донны Беллы просто дух перехватило.

- А можно? - нерешительно сказала она.

- Конечно! - уверила её новая подруга, - как только он закончит с вашим лицом, мы отправимся в примерочную, а потом Сол снова оденет на вас парик.

- Теперь, - прервал её Рассел, - позвольте мне показать вам то, чем я пользовался.

- Это бесполезно, - прервала его Донна, - я все равно не запомню. Просто прикажите кому-нибудь завернуть по дюжине баночек каждого сорта.

- Сильвестр, запомни то, что я тебе сейчас скажу, крикнул Рассел. - По дюжине каждого из следующих наименований, - и далее последовал длинный список названий кремов и косметики, среди которых фигурировали такие как: тени для век "Зеленая банда", контурный карандаш "Серебряная пуля" и пудра "Нитти-Гритти".

Мальчик, постоянно слюнявя кончик карандаша, старательно записал весь перечень и отправился выполнять поручение.

Наконец Рассел закончил трудиться над её лицом, и кто-то услужливо протянул ей зеркало.

Донна не могла поверить своим глазам. Она настолько изменилась, что это была уже другая женщина...

- А что бы вы хотели одеть, дорогая? - вывел её из задумчивости голос продавщицы. Тогда сразу после того, как будет готов чек, мы сможем упаковать все остальные покупки.

В салоне модного платья появился клерк со счетной машинкой и стал упорно вычислять стоимость покупок в каждом отделе, комиссионные продавцам, налоги с продаж для города и общий итог для Донны. Наконец все было закончено, его карандаш вернулся на свое привычное место за ухом, а он ей ленты чеков, которые тут же полетели в сторону.

- Просто назовите мне сумму, - желая поскорее покинуть зал, чтобы переодеться, сказала она и повернулась к продавщице. - Приготовьте мне самое первое блестящее красное платье.

Продавщица пришла в ужас.

- Но, дорогая, это платье не для улицы.

- Я сразу же сяду в машину, - возразила Донна.

- Но такие платья днем не носят, - настаивала та, стараясь уберечь от насмешек и недоразумений свою экстравагантную покупательницу, и в тайне надеясь сделать её постоянной посетительницей этого салона. Если дать ей возможность сделать глупость и выставить себя на посмешище, то она может больше никогда не вернуться назад. Этих богатых сумасбродных дам нужно оберегать от самих себя, к тому же необходимо заботиться о репутации магазина.

- Тогда для чего оно вообще предназначено? - стала терять терпение Донна. - - Его нельзя носить на улице, нельзя одевать днем... Мне кажется, что если уж я его купила, то могу носить, когда мне захочется.

Продавщица почувствовала, как назревает скандал. Все сотрудники магазина хотели посмотреть, как будет уходить эсктравагантная покупательница. Потерять такую клиентку...

Многолетний опыт работы и находчивость сделали свое дело.

- Я вот что подумала, дорогая, - ласково обратилась она к Донне Белле. - Мы так и не выбрали ничего, что можно было бы одеть поверх платья.

- Зачем мне это нужно? - недоумевала Донна. Это же все-таки не ночная рубашка?

- Нет, конечно, но если вам захочется одеть его на выход, то нужно будет что-нибудь на него набросить, - продавщица мысленно перекрестилась.

- На выход? - отозвалась она. Это ещё зачем?

- Ну, для... - заколебалась работница прилавка, - для особых случаев, - победно закончила она.

Ах, так! Для особых случаев. Не об этом ли говорил продавец ювелирного магазина? Ну, это уже было Донне знакомо.

- О`кей, уступила она. Продавщица взяла с вешалки длин ный, до пят, красный бархатный плащ.

- Ну, вот, - сообщила она своей клиентке, - исключительная вещь! Просто королевский наряд!

Донна казалась немного озадаченной.

- Будете как королева! - расточала комплименты продавщица.

Все это тоже было для Донны совсем понятно. Смущенный клерк добавил к счету энную сумму и они поспешили в примерочную. По дороге Донна обернулась и торжественно объявила всем работникам магазина, толпившимся в салоне модного платья.

- Я прошу всех не расходиться. У меня для каждого из вас что-нибудь да найдется!

- Как бы не так! - пробормотал Сол, продавец отдела париков. - Да меня отсюда за руки не оттащишь!

В примерочной Донна, наконец, смогла освободиться от ненавистного платья.

- Что мне с ним делать, дорогая? - поинтересовалась продавщица, стараясь держать его подальше от себя, насколько это позволяло тесное помещение.

- Сожгите, - приказала Донна, и они дружно рассмеялись.

- Я надеюсь, мы ещё увидимся, - сказала продавщица, застегивая молнию среди переливающихся блесток.

- Ну вот, наконец! - Донна поправила на себе платье и потрогала отливающие золотом длинные локоны парика. - О, Мадонна, - подумала она, глядя на себя в зеркало, - неужели это я? - Женщина, глядевшая на неё из зазеркалья, никогда не корпела за плитой на Миннета-стрит, да и вообще вряд ли к ней подходила.

- Кто бы ты ни была, - беззвучно, одними губами прошептала она своему отражению в зеркале, - Я люблю тебя.

- Вы просто великолепны, моя дорогая, - снова напомнила о себе продавщица. Я определенно надеюсь снова вас увидеть.

- Ну, на первые... несколько недель мне будет достаточно, рассмеялась Донна. - А затем я обязательно зайду ещё раз.

- А вот и ваша накидка, - сказала продавщица, набрасывая ей на плечи плащ.

Донна распахнула полы и ещё раз посмотрела на глубокий вырез.

Когда они вернулись к зеленому дивану все уже было аккуратно упаковано в красивые коробки, украшенные изображениями фиалок.

- Эй, Фрэнки, просыпайся, - ткнула Донна его ботинок.

Громила потянулся и потряс головой, сбрасывая последние остатки сна. Потом он зевнул и протер глаза.

- Кто ты, куколка? - начал было он, но тут же ударился в панику. Черт с ней с этой незнакомкой! Куда могла подеваться Донна Белла? Как ни был он туп, но тут же сообразил, что если с ней случится какая-либо неприятность, ему конец. Охранник вскочил на ноги и схватил за руку продавщицу.

- Где она? Что вы с ней сделали? - завопил он, сжимая как клещами её руку.

- Сэр, вы делаете мне больно! - закричала та. - К тому же я не понимаю, о ком вы говорите!

- Ах, вот оно что! - заорал он. - Эта старая карга, с которой я пришел. Где она?

- Я здесь Фрэнки, - отозвалась Донна, игнорируя его упоминание о "старой карге".

- Должно быть я сплю, - выдохнул он и снова принялся тереть глаза.

- Нет, - сказала Донна, - нам все-таки удалось тебя разбудить, - тут она повернулась к продавщице. - Сколько с меня?

Продавщица протянула ей чеки, и на столе стали появляться пачки банкнот. Затем Донна разорвала на одной из них бандероль, отсчитала пятьдесят долларов продавщице и по десять всем остальным.

- Скажите вашему хозяину, что вы все очень хорошие и милые люди, объявила она и запахнула свой роскошный бархатный плащ. - Пошли Фрэнки.

На Фрэнки нагрузили все свертки с коробками, и он отправился вслед за своей хозяйкой в лифт. Но когда они вышли на улицу, водитель и не подумал подать им машину.

- Эй, неужели тебе не придет в голову открыть мне дверь? поинтересовалась Донна.

Шофер узнал её голос и опрометью выскочил из лимузина. Физиономия Фрэнки была все ещё скрыта за горой покупок. Водитель взял у него несколько коробок и с облегчением увидел хоть одно знакомое лицо. Но он не осмелился ни о чем спрашивать, так что обратный путь они проделали молча.

Старший сын заметил подъезжавшую машину из окна второго этажа. Он подождал, пока она остановилась у подъезда, увидел незнакомую женщину и поспешил на улицу.

Рико схватил Фрэнки за воротник и дал ему увесистую затрещину.

- Где ты оставил мою мать, кретин недоделанный? - закричал он. - У тебя ещё хватило наглости притащить с собою в дом эту шлюху?

- Заткни свою пасть, Рико и отвяжись от него, - приказала Донна. Твоя мать стоит прямо перед тобой.

У Рико отвалилась челюсть, а глаза выкатились из орбит. Чтобы продемонстрировать ему свое платье, Донна распахнула плащ и заметила, как у сына задрожали руки.

- О, нет! - прорыдал он. - Господи, только не это! - Рико закрыл ладонью глаза и как слепой стал наощупь подниматься по лестнице, цепляясь свободной рукой за перла.

Донна поднялась по лестнице в свою комнату, что из-за длинного облегающего платья оказалось довольно непростой задачей, распорядилась, где нужно сложить коробки со свертками и выставила всех за дверь. Потом она хлопнула по голове Иуды и положила в сейф деньги, которые не смогла в этот день истратить. Вслед за этим ей снова захотелось взглянуть на себя в зеркало. Просто великолепно, мысленно похвалила она себя. Теперь оставалось только очистить шкаф от старья, которое было тут же свалено в кучу на кровать, и позвать одного из солдат.

- Забери все это, - сказала ему Донна, - и отошли своей матери на родину. Теперь она целый год сможет надевать в церковь по воскресеньям новое платье.

Солдат был один из тех, кто только недавно приехал в Штаты. Он упал перед ней на колени и со слезами на глазах пытался поцеловать ей руки. Правда им обоим было прекрасно известно, что его мать в тот же день продаст эти вещи на улицах Палермо.

Наконец ворох одежды исчез вместе с охранником, и она смогла заняться своими новыми приобретениями. Теперь каждый день она сможет одевать новое платье и носить его с утра до ночи. Ночь! Она так ничего и не купила взамен её старорежимных ночных рубашек! Что за Донна будет она в этих неуклюжих фланелевых сорочках! Какие у неё были планы, Фрэнки даже назвал её куколкой, до того как узнал! Как она могла показаться ему в этих старушечьих лохмотьях... Вот так Донна впервые призналась себе в том, какие планы она строила относительно Фрэнки.

Донна ещё раз придирчиво посмотрела в зеркало и напомнила себе, что он назвал её куколкой. Заполучить его в спальню проблемы не представляет, надо просто послать за ним, вот и все. Проблемой была новая ночная рубашка. Очередной взгляд на зеркало, и облегающее платье напомнило ночную рубашку, но не могла же она лечь в постель с этими блестками!

Чувствуя кожей приятный холодок его шелковой подкладки, она расстегнула молнию на спине и тут у неё появилась новая идея. Вот что ей нужно! Донна вскочила и стала рыться в поисках черного платья. Его нужно только вывернуть наизнанку и оставить молнию расстегнутой. Будет темно, и этот увалень ничего не заметит...

Напевая мелодию из популярного мьюзикла, она застегнула красное платье и отправилась на поиски передника, чтобы заняться приготовлением ужина.

Глава четвертая.

Ужин проходил в молчании. Только Рико и Рокко спустились вниз, чтобы составить ей компанию. Правда для этого им пришлось привязать малыша Пако к стулу из опасения, что такой вид матери может пошатнуть его и без того неустойчивый разум. Солдаты и все прочие в этом доме столовались, разумеется, отдельно.

Тишину за столом нарушал только скрип вилок по тарелкам. Все это уже начинало действовать ей на нервы.

- А где же Пако? - спросила Донна, просто для того, чтобы нарушить тягостное молчание.

- Он ... он связан, - после некоторых раздумий выпалил Рико.

- В своей комнате, - уточнил Рокко, украдкой поглядывая на мать.

- Раз так, то я стряпней больше заниматься не буду, - нарушила она затянувшуюся паузу. - Я не собираюсь гробить свое здоровье у плиты на кухне. С этой минуты всю еду будет готовить прислуга.

Донна окинула взглядом сыновей, но никто из них даже не попытался возразить. Они молча продолжали изучать содержимое своих тарелок. Через несколько минут она отодвинула свою и откашлялась.

- Мальчики, мне не хотелось бы вам говорить об этом, но... - для усиления драматического эффекта Донна сделала паузу, - прошлой ночью мне приснился сон.

Рокко поперхнулся вином, и вся скатерть оказалась забрызгана красными пятнами.

- О, нет, только не это! - глухо простонал Рико. Донна

Белла была польщена: наконец-то ей удалось привлечь их внимание.

- Он касается этой ужасной миссис Тетразини, - начала она свой рассказ.

- Кого? - голоса её сыновей слились воедино.

- Миссис Тетразини, - терпеливо пояснила она, - жила на Минетта стрит этажом ниже прямо под нами, вы должны её помнить.

Сыновья терпеливо вздохнули. Им уже надоело напоминать ей, что в ту пору возраст самого старшего из них не превышал и трех лет, а малыш Пако ещё вообще не родился, но их мать по-прежнему считала их обязанными помнить все с самого рождения.

- Она всегда очень ревниво относилась ко мне, неужели вы забыли? продолжала Донна. - Так вот, этот ужасный сон. Эта дама входит в мой дом и ... - тут она закрыла лицо руками, - нет, не могу больше рассказывать, это слишком ужасная история, - она даже вздрогнула и перекрестилась, но затем с видимым усилием взяла себя в руки.

- Нет, вы уже взрослые ребята и должны знать все, к тому же кому как не моим сыновьям я могу рассказать об этом.

Это было стандартное предисловие для всех её страшных снов, которыми она начала пугать их с тех пор, как Рико исполнилось восемь лет.

- Мужайтесь, мои мальчики. Рокко быстро допил вино, а

Рико безучастно уставился взглядом в стену.

- Так вот, эта ужасная миссис Тетразини вместе с мужем, этим убийцей...

- Я вспомнил, - перебил её старший сын, - её муж был у Джексона мясником.

- Именно это я и хотела сказать - настоящий убийца.

- Папа иногда оказывал ему покровительство, не бесплатно, конечно, неожиданно вспомнил Рико.

- И поверь мне, без его защиты он долго не протянул бы, провозгласила Донна. - У этого убийцы было столько врагов!

- Да это был глупый простак, который с трудом мог отличить левую ногу от правой, - не соглашался сын.

- Тогда ему тем более требовалось его покровительство, - невозмутимо парировала мать. - И уж поверь мне, его жена была настоящим исчадием ада!

- Ее самым страшное преступление состояло в том, что она обвешивала покупателей, нажимая большим пальцем на рычаг весов, - раздраженно бросил Рико.

- Ее самое страшное преступление, - заорала на него Донна, - было в том, что эта мадам заявилась прошлой ночью к нам в дом, чтобы перерезать мне глотку!

Сыновья с недоверием посмотрели на мать.

- Ну, вот. Я так и знала, что мне не поверят! - с вызовом заявила она. - И это мои собственные дети, - Донна укоризненно покачала головой, уставившись глазами в стол, потом подняла на них свой взгляд и торжественно объявила. - Но мои сны не лгут!

Сыновья покорно ждали окончания ужина и безучастно поглядывали по сторонам. Продолжение этой леденящей душу истории их явно не интересовало.

- Неужели вам безразлично, что будет с вашей несчастной матерью! снова перешла на крик Донна. - Так я уже для вас ничего не значу? - её даже затрясло от ярости.

- Что тебе нужно, мама? - наконец заговорил Рико.

- Никогда не называй меня так! - закричала она, размахивая ножом для резки хлеба. - Сколько раз можно повторять, меня зовут Донна Белла! Неужели мне каждый раз нужно напоминать об этом?

- Нет, нет, Донна миа, - взмолился Рико.

- Просто скажи нам, чего ты добиваешься, - вклинился в их перепалку Рокко. По прошлому опыту ему было отлично известно, что вся эта сцена является только прелюдией. Матери явно чего-то хотелось, и она была преисполнена решимости добиться своей цели.

- А что мне может быть нужно? - отозвалась Донна. - Я только хочу обезопасить свою жизнь и отдать все силы на укрепление благополучия семьи. Для чего тогда вообще существуют матери?

- Это нам и так понятно, - нетерпеливо бросил Рико. - Скажи прямо, что ты хочешь?

- Мне нужен личный телохранитель. Он должен всю ночь дежурить перед дверью моей спальни.

Братья обменялись негодующими взглядами, а Рико даже скорчил гримасу. Его собственная мать оделась как настоящая шлюха, да ещё делает им такое недвусмысленное предложение. Ну и дерьмо! Он даже стал гадать, как отец вышел бы из подобной ситуации.

- Ваш отец всегда выполнял все мои желания, - безапелляционно заявила она, а про себя подумала, что этот гнилой ублюдок никогда с ней не считался, но, слава Богу, им об этом ничего не известно.

Сыновья выдохлись и на возражения у них просто не осталось сил. К тому же она была Донной, главой семьи, и им следовало ей подчиняться. Тем более, что Рико больше волновал её отказ заниматься стряпней. Крестный отец ещё не остыл в своей могиле, а в доме уже такой кавардак!

- Ну, так как? - потребовала у них ответа Донна.

- Когда тебе его прислать? - уныло спросил Рико.

- Кого? - с невинным видом спросила она. Сама невин ность, со злостью подумал сын. - Фрэнки Проволоне, - сказал он вслух. - Разве не его ты последний раз брала с собой для охраны?

- Да, пожалуй ты прав. Мой сын очень наблюдательный мальчик, похвалила его мать.

- Это самый настоящий кретин, - прокомментировал её решение Рокко, который наконец вышел из состояния задумчивости.

- Слава Всевышнему, в этом доме наконец-то появилось хоть что-то настоящее, - возразила Донна, - и это среди той фальши, с которой мне здесь приходится мириться.

- Мы уже собирались от него избавиться. Обычный солдат - пушечное мясо, но даже для этой роли он оказался слишком тупым, - от отвращения Рокко даже поморщился. Эти бесконечные стычки с матерью его доконали.

- У него хватит ума, чтобы спать перед моей дверью. Вам просто нужно немного потренировать Фрэнки для этой роли.

- В чем? - побледнел Рико, приготовившись к самому худшему.

- Просыпаться при малейшем шорохе, - развеяла его страхи Донна. По-моему это не самая трудная задача?

- Для него или для нас? - усмехнулся Рико. Донна строго посмотрела на сына. - Пришли его ко мне через час. Я сама его потренирую, - сказала она и быстро вышла из столовой. Рокко посмотрел на старшего брата. - С этим надо что-то делать, - заметил он. - На кой черт нам это нужно? Он слишком глуп, чтобы воспользоваться своим положением. Необходимо только приглядывать за ним. Зато это гораздо лучше, чем если она подцепит кого-нибудь на улице.

- Идет, - согласился Рокко. - Интересно, что ещё она может выкинуть?

Братья затихли и на некоторое время погрузились в свои мысли.

Первым заговорил Рокко.

- А крестный отец ещё не успел остыть в своей могиле.

- Как раз об этом я и думал, - вторил ему Рико, и они дружно вздохнули. - Пойдем наверх и развяжем Пако. Он уже порядочно проголодался.

Только в спальне Донна наконец смогла расстаться со своим новым нарядом. Она сбросила полюбившееся ей платье, открыла флакон с духами и понюхала. Потом капнула на палец и стала наносить их на тело, не обходя вниманием даже те места, о которых уже давно не задумывалась. Когда эта процедура была закончена, запах духов стал ей нравиться больше, и она подумала, что на теле они пахнут гораздо приятнее чем во флаконе.

Теперь Донна направилась к шкафу, достала из него черное платье и аккуратно вывернула наизнанку. Правда влезть в него из-за отсутствия нижнего белья оказалось довольно трудной задачей: материал плохо скользил по её коже, а блестки больно царапали тело даже при ходьбе. Какое счастье, что ей не придется слишком много разгуливать, а когда она займется настоящим делом, от него будет лучше избавиться совсем. Интересно, удивится ли этот молодой идиот, когда она позовет его в спальню? Как он отреагирует на её притязания? Да и вообще дойдет ли до него, что происходит? Ну, это она скоро узнает.

Донна сняла апельсиново - рыжий парик, который тут же отправила в шкаф, распустила волосы и стала энергично их расчесывать. Но с каждым взмахом руки её груди вываливались из расстегнутого платья. Это очень раздражало, так что скоро она оставила это занятие, легла на кровать и стала репетировать позу, в которой Фрэнки должен быть застать её, когда заступит на свой пост. Наконец Донна остановила свой выбор на самой эффектной из них: она откинулась на подушки, одна рука лежала на бедре, другая за головой, энергичное дыхание ритмично вздымало её грудь. Она ещё прикинула и выключила в спальне свет, кроме одной лампы на ночном столике рядом с кроватью.

Донна чувствовала себя очень сексуальной, и в этот момент в дверь постучали.

- Войдите, - выдохнула она.

- Мама, я голоден, - раздался голос малыша Пако, которого братья наконец развязали.

- Убирайся отсюда, грязное животное, - заорала она на сына. - Я же запретила тебе так ко мне обращаться, или ты не слышал?

Малыш Пако громко заревел и опрометью бросился вон из комнаты.

Донна Белла была в ярости. Что за дети пошли, как они могут нарушать покой матери в такую минуту? Неужели у них нет никакого чувства приличия? В это время в дверь снова постучали.

- Войдите! - почти злобно выкрикнула она. На пороге спальни появился Фрэнки Проволоне. Он был в пижаме, с полотенцем и зубной щеткой в руках.

- Привет! - радостно воскликнул солдат.

- Ты что, собираешься охранять мою дверь с полотенцем и зубной щеткой?

- Первый раз слышу, ни про какую дверь мне не говорили, - дружелюбно отозвался Фрэнки. - Они просто сказали, что я теперь буду спать здесь.

О, Мадонна! Есть хоть у кого-нибудь в этом доме чувство приличия! Этот переросток-идиот запросто приперся к ней в спальню в пижаме, а тело её мужа ещё не успело остыть в могиле! Она не могла поверить своим глазам. Мне можно было одеть одну из своих старых ночных рубашек, подумала она, по крайней мере мы составили бы подходящую пару. В её мечтах он являлся к ней как настоящий защитник в строгом костюме с галстуком, вооруженный до зубов, а ему даже в голову не пришло захватить с собой что-нибудь кроме зубной щетки.

- Где твое оружие? - потребовала Донна. Фрэнки сразу сник и стал кусать губы. - Они не разрешают мне носить его с собой, - пролепетал он, краснея.

- Что же ты за солдат без оружия? - скептически заметила она и подумала, что второго такого сыскать будет трудно.

- Ну, - смущенно признался Фрэнки, - все из-за того, что однажды у пары окон вылетели стекла.

Донна смутно помнила тот случай. Неужели это тот самый придурок, который случайно пальнул по окнам библиотеки и так проверил на прочность спинку пуленепробиваемого кресла? Он и в самом деле был слабоумным.

- Так где я могу положить свои вещи? - нарушил затянувшееся молчание солдат, показывая на зубную щетку с полотенцем.

- Вон там, - указала она на дверь ванной комнаты. Ее настроение портилось с каждой минутой.

Когда Фрэнки вернулся из ванной, к нему снова вернулось веселое настроение.

- Эй, а ты знаешь, все-таки есть одна вещь, которая у меня хорошо получается, - сказал он, подмигивая.

- Что же это? - недоверчиво спросила Донна. Неужели этот увалень способен не только спать, есть и дышать?

- Ну, - хитро ухмыльнулся он, - а как ты думаешь, почему они дали эту работу?

- Они к этому не имеют никакого отношения, - сказала Донна. - Эту работу дала тебе я.

Если ей хотелось его удивить, то она была очень обескуражена.

- Ну, раз так, тогда чего же мы ждем? - ухмыльнулся Фрэнки и стал распутывать завязки пижамных штанов.

- Нет! - завопила она. - Прекрати сейчас же!

Но когда он начал снимать их, Донна внезапно поняла, что кроме своего мужа ей ни разу не доводилось видеть другого обнаженного мужчины. Внезапно открывшийся вид на потаенные места и интимные детали своего кавалера в первые минуты её просто ошеломил.

- В чем дело? - удивленно спросил Фрэнки.

- Ничего особенного, - с трудом выдавила она. - Просто подожди минутку.

Донна скрипнула зубами и постаралась взять себя в руки. Все это было слишком непохоже на её ожидания. Ей очень хотелось, чтобы за ней поухаживали, или, в крайнем случае, она сама должна была соблазнить молодого солдата. Все что угодно, только чтобы чувствовать себя настоящей женщиной. Но для этого идиота любые фантазии были просто недоступны, и она почувствовала себя обманутой. В неизведанных сексуальных приключениях оказалось столько же романтики, как в чадящей плите на Минетта - стрит. Донна не могла больше сдерживать себя и зарыдала.

- Эй, что это значит? - спросил перепуганный Фрэнки, а уж от-то был уверен, что с этой девкой у него проблем не будет...

- Для меня это слишком много значит, - всхлипнула она, - а все идет не так, как мне казалось.

- Послушай крошка, - сказал Фрэнки, усаживаясь на край кровати, давай трахнемся. После этого ты на многие вещи будешь смотреть совсем по-другому.

Это предложение служило ему универсальным рецептом на все случаи жизни и, похоже, до сих пор действовало безотказно.

- А почему бы и нет? - пожала плечами Донна. Проклятые блестки к тому времени уже порядочно поработали над её телом, и ей уже давно не терпелось сбросить с себя эти вериги. Она выпрямилась, и ненавистное платье соскользнуло на пол.

- Молодец! - подбодрил её Фрэнки Проволоне. Она выключила лампу и нерешительно присела на кровать. По крайней мере ей не нужно было смотреть на него, а если он ещё и заткнет свой идиотский рот, то возможно все будет не так уж плохо.

- Здесь и сейчас! - неожиданно завопил Фрэнки и одним прыжком бросился на нее. Почти борцовским приемом он опрокинул её на спину и так больно сжал в своих объятиях, что несчастная едва могла дышать. Донна не оказала ему никакого сопротивления, но Фрэнки тем не менее больно толкнул её в плечо. Она наконец сообразила, что такое начало заменяло этому кретину ухаживание, и ей стало понятно - перед ней настоящий насильник. А пока Донна размышляла, стоит ли ей включаться в эту игру, сопротивляться, изображать из себя жертву или просто уступить силе его мускулистого тела, все уже закончилось также неожиданно, как и началось.

Она осталась лежать на кровати, а её кавалер привстал и спустил ноги на пол. Было только заметно, как в темноте блестят его зубы.

- По-моему, ты хотела этого именно так? - участливо поинтересовался Фрэнки.

- Ну и что из того? - с горечью в голосе сказала Донна. - Какое это теперь имеет значение?

- Дело в том, что если тебе нравится делать это по-другому, я сделаю все, как ты захочешь, - пояснил Фрэнки. - Я могу сделать все, что бы ты ни захотела, - продолжал хвастаться он.

- Сейчас? - недоверчиво спросила она.

- Конечно, - не задумываясь, выпалил Проволоне. - Все очень просто, крошка. Тебе нужно только сказать, когда ты захочешь, вот и все.

- Сейчас, - повторила Донна, но уже более решительно, и теперь это больше напоминало приказ.

- Как? - лаконично уточнил её личный охранник.

- Медленно, - ответила она после минутного размышления, неторопливо растягивая звуки, - очень медленно.

Донна почувствовала, как его руки заскользили по её телу и потеряла ощущение реальности. Потом ей показалось, будто яркая вспышка света ударила ей в глаза, и стало понятно, что все закончилось. Опустошенная, она повернулась на бок и недоверчиво посмотрела на Фрэнки.

- Ну, что, ещё разок? - словно издалека послышался его голос, но для ответа ей еше было нужно собраться с силами.

- Повторим? - продолжал настаивать Проволоне.

- Повторим, - согласилась она, едва ворочая языком от усталости.

Фрэнки перевернул её на спину. Донна была ему благодарна за это, ведь ей самой ни за что не удалось бы сделать самостоятельно. На этот раз он был энергичнее, но самое удивительное, что она смогла отвечать ему тем же. Можно было подумать, что Фрэнки удалось пробудить в ней скрытые запасы дремавшей доселе энергии, и теперь Донна совсем не устала.

- А теперь как? - услышала она долгожданный вопрос.

- Обычным способом, - ответила Донна.

- Это ещё как?

Ей только оставалось удивляться его безграничной тупости.

- Как обычно, - повторила она, поворачиваясь к нему задом. Но представьте себе, язык жестов доступен только взрослому мужчине!

Фрэнки Проволоне почесал затылок.

- Это и есть обычный способ? - озадаченно спросил он.

Крестный отец считал именно так, - резко парировала она. - А ты что хочешь, делать ребенка каждый раз, когда ты порезвишься?

- Я об этом раньше никогда не думал, - честно признался Фрэнки, и в его голосе чувствовалось восхищение. - Да, и этот человек ещё не успел остыть в своей могиле.

- Хватит болтать! - потребовала Донна. - Эти воспоминания меня угнетают.

Фрэнки Проволоне изогнулся над ней и принялся за работу.

Мадонна миа, подумала она, что за мужчина! Крестному отцу никогда не сравниться с его напором и молодой энергией.

Правда на этот раз у неё не осталось сил даже пошевелиться.

- Эй, а ты понимаешь толк в этом деле, - признался Фрэнки, укладывая её на спину, - для твоего возраста это просто великолепно, поверь моему слову.

Но даже такой комплимент не смог заставить её пошевелиться.

- Послушай, Фрэнки, одевайся и приступай к своей работе - иди, охраняй дверь, - сказала она, засыпая.

- Как я смогу это делать? - запротестовал Фрэнки. - У меня даже оружия нет.

- Двигай отсюда, - пробормотала Донна.

- Но что мне делать? - в голосе Фрэнки появились умоляющие нотки.

- Если кто-нибудь появится, - сквозь сон пробормотала она, - затрахай их до смерти!

Глава пятая.

Таким образом этот человек без оружия стал правой рукой Донны Беллы, её ночным дивизионом. Даже Рико, Рокко и малыш Пако согласились, что это лучшим выходом из положения. Теперь Фрэнки Проволоне спал весь день напролет и не путался под ногами, да и характер у Донны несомненно стал меняться к лучшему.

К тому же неким мистическим образом её просто стала переполнять энергия. Целый день она посвящала своей работе и занималась делами семьи, проявляя порой удивлявшую всех завидную рассудительность и дальновидность. После очевидного успеха первых акций в подземке и устранения Фетуччини, её авторитет стал непререкаемым, хотя другие семьи так и не узнали, кто действительно руководит всеми делами к вящему удовольствию капо и сыновей.

Донна тоже была довольна, управляла делами из своего хорошо укрепленного дома и только изредка уделяла время своему любимому занятию прогулке по магазинам. Однажды после обеда она сидела за большим письменным столом в библиотеке и просматривала данные, которые только что доставил курьер. На ней было одно из самых строгих платьев из расшитой желтой парчи. Донна Белла ткнула красной шариковой ручкой в какие-то цифры, скорчила недовольную гримасу и позвала Рико, который появился с такой поспешностью, словно ждал за дверью.

- Кое-что в этих отчетах мне положительно не нравится, Рико, обратилась она к сыну, откладывая бумаги в сторону.

- Что же? - спросил Рико.

- Дома, - коротко бросила Донна.

- Какие дома? - не понял он.

- Что ты этим хочешь сказать? - повысила она свой голос.

- Неужели тебе не понятно какие это дома? Раз так, придется объяснить, что речь идет о публичных домах, тупица!

- Ну, и что там не в порядке? - Я ожидала от них большей отдачи. Доходы падают, - нахмурилась Донна, которая не любила плохо поставленный бизнес.

Рико тоже нахмурился, ведь ему было совсем не по душе обсуждать со своей матерью проблемы публичных домов, особенно если учесть, что он проводит там почти все свободное время.

- Что за девиц они там держат?

- Разных, - уклончиво ответил Рико.

- На кого они хоть похожи? - ехидно поинтересовалась Донна.

Они... ну, девицы как девицы, - неуверенно пробормотал её сын, - на кого они ещё могут быть похожи.

- Ну, они что, все на одно лицо? - продолжала свой допрос мать.

- Да, нет, разные, - заверил он.

- Так они все-таки разные? - его неуверенное бормотание уже стало её раздражать.

Тут Рико осенило.

- Конечно, одни лучше, другие похуже,

Она недоуменно выгнула брови. Откуда он мог знать такие вещи?

- В каком смысле?

- В разных, - смутился он.

- Ты так мне ничего и не сказал! - накричала на него Донна, чувствуя как её захлестывает ярость. - Тогда мне придется поехать и выяснить все самой!

Как туда отправиться, размышляла она про себя, ей совсем не хотелось тащить туда Фрэнки Проволоне.

А в это время сын пытался придумать любой предлог, чтобы удержать её от этого шага.

Донна подошла к двери и позвала Рокко, а Рико перекрестился и воззвал к небесам с просьбой о помощи.

- Возьми машину и водителя, - приказала она ему, как только он появился в зале. - Мы отправимся нанести визит в эти дома.

- Мы все поедем туда? - Уточнил Рокко. - Нет, только ты и я. Мне кажется, что тамошние девицы знают о Рико гораздо больше, чем он может рассказать о них, - сказала Донна Белла и смерила старшего сына презрительным взглядом. - К тому же мне просто необходимо побывать в публичном доме, чтобы узнать, какой прием там оказывают моему сыну.

- Я уверен, что Рико там очень уважают, - бросился Рокко на помощь брату.

- Уж конечно, - неожиданно для них согласилась мать, но тут же добавила ложку дегтя. - Только я была бы рада, если бы его уважали за то, что у него в голове, а не между ног, - тут она подошла к зеркалу и кокетливо повернулась перед ним. - Как ты считаешь, мне нужно переодеться? - посоветовалась Донна Белла с сыном.

- Обязательно.

- И во что же?

- В одно из старых черных платьев, - подсказал Рокко.

- Зачем? - нахмурилась мать.

- Чтобы никто не подумал, что ты пришла искать там работу, невозмутимо ответил сын.

- Даже не знаю, зачем я начала обсуждать с тобой этот вопрос покачала головой Донна. - Что ты можешь понимать во вкусах?

- У тебя есть с собой их адреса? - спросила она сына, сидя на заднем сидении громадного черного лимузина.

- Да, - успокоил её Рокко, все ещё недоумевая, зачем ей потребовалось соваться в публичные дома? Этот визит ему не нравился, и он задумчиво курил, выпуская дым через ноздри.

- Ты можешь перестать окуривать меня дымом? - спросила его мать. - У меня и так забот хватает, а ты так и рвешься заработать себе рак легких.

Рокко смял сигарету в ладони, слегка поморщился и стал молча смотреть в боковое окно. Машина пересекла город и наконец остановилась у роскошного многоквартирного дома в районе шестидесятых улиц восточной части города. Они покинули авто, и Донна последовала за сыном через большой вестибюль, застеленный коврами. В дальнем углу бурлил настоящий водопад, с которым причудливо соседствовало абстрактное сооружение из цветного стекла. После этого ни мраморная лестница, которая никуда не вела, ни фальшивое окно, задрапированное красным бархатом, удивления не вызывали. В зале негромко играла музыка и повсюду стояли большие кушетки, на которые, по-видимому, так никто ни разу и не присел. Кроме того везде стояли кадки с пальмами и вазы с букетами искусственных цветов. Все это произвело на Донну неизгладимое впечатление, теперь она точно знала, как должен выглядеть настоящий публичный дом.

- Пошли скорее, - поторопил её Рокко, - это всего лишь вестибюль.

Вскоре они оказались в небольшом лифте и поднялись на верх. Здесь он подвел её к одной из дверей с глазком и позвонил.

В глазок посмотрели, и дверь открылась. Крупная рыхлая блондинка в платье как две капли воды похожем на то, в котором приехала Донна, стояла на пороге.

- Привет Рокко, дорогой, - приветствовала она его и, смерив её одобрительным взглядом, сказала. - Что это за новое дарование?

- Это моя... - начал было объяснять Рокко, но запнулся на середине. Это Донна Белла, - поправился он. - Ей хотелось бы осмотреть это заведение.

Лицо женщины приобрело услужливое и внимательное выражение.

- Где мы могли бы присесть? - спросила Донна. Мадам указала на большой, задрапированный красным шелком диван, но Рокко стал возражать.

- Не здесь. Пройдемте в контору.

Маржи обладала неистощимой фантазией на все новое в своем бизнесе, всегда держала девочек наготове, считала, что хорошее начало всякого бизнеса ведет к успеху, но деловая хватка у неё отсутствовала, и как заканчивать этот бизнес, ей было невдомек. Свою роль она видела только в том, чтобы свести вместе двоих людей для приятного времяпрепровождения. Маржи была так предана этой идее, что когда в городе проходил какой-то конгресс или грандиозный съезд, а три девочки неожиданно заболели, она сама предлагала себя клиентам и лично следила, чтобы никто не ушел недовольным. Ей даже пришло в голову держать на всякий случай в шкафу черный кожаный костюм в комплекте с сапожками на четырехдюймовых каблуках.

В своем кругу она была известна как мадам в блузке, хотя для неё не составляло труда и вовсе обходиться без этой детали женского туалета. Однако сейчас на ней было парчовое платье с глубоким декольте, а значит она была полностью экипирована для своей обычной работы.

- Скажи мне, - начала свои расспросы Донна;

- Каких девушек ты тут используешь?

- Самых лучших, - поклялась Маржи, закатив глаза к небу целуя кончики пальцев.

- Из приличных семей?

- Самых порядочных, - с готовностью подтвердила мадам.

- Никаких бродяжек и прочей праздношатающейся публики, - наставляла её Донна, поглядывая на Рико. - Я хочу, чтобы на нас работали только приличные девушки.

- Я прекрасно вас понимаю, - оживилась Маржи, - и целиком разделяю ваше мнение.

- А как дела идут сегодня? Много ли клиентов?

Маржи стала подсчитывать итоги сегодняшнего дня, загибая на руке пальцы.

- Так посмотрим. Мистер Циммерман, Луи Неудачник и работник водопроводной службы приходили утром и уже ушли, но сейчас у нас находятся трое других клиентов. К тому же у нас заказ на шестерых девушек к восьми часам вечера, дружеская вечеринка двух старых приятелей. Странные ребята, но хорошо платят. Ну, ещё мистер Пелхэм.

- Какой ещё мистер Пелхэм? - полюбопытствовала Донна.

- Мы о нем ничего не знаем, - призналась Маржи, - но он здесь уже не меньше недели.

- Целую неделю? - удивилась она. - Сколько же он задолжал?

- Только за сегодняшний день, - заверила её мадам. - Я требую, чтобы он рассчитывался каждое утро. Просто так, на всякий случай. Он даже за едой не выходит.

- А кто для него готовит? - заинтересовалась Донна.

- Первые несколько дней мы кормили его канапе, которыми обычно у нас закусывают клиенты, но он признался, что голодает, и мы стали делать для него сэндвичи. Последнее время я посылаю одну из девушек в магазин через дорогу за супом и мясной нарезкой. Он прямо помешан на бобовом супе, да и вообще, - Маржи перешла на шепот, хотя поблизости больше никого не было, у него не все дома.

- А как ты считаешь, - сказала Донна, - может нормальный человек безвылазно прожить неделю в борделе?

Маржи была просто шокирована её заявлением и, чтобы не расплакаться, стала прикусила верхнюю губу. Она терпеть не могла, когда в её присутствии употребляли это название. Мадам понимала, что спорить с ней было бесполезно, но ей все-таки хотелось упрекнуть её в непонимании истинной природы этого бизнеса. Маржи отчаянно хотелось добиться, чтобы Донна разделила её точку зрения на ту роль, которую эти апартаменты играют в жизни людей, на саму атмосферу пропитанную от фойе до каждой отдельной комнаты духом радости и счастья, на то, ни с чем не сравнимое удовлетворение от того, чтобы сводить людей вместе к их взаимному удовольствию. Ей очень хотелось объяснить ей все радости такой работы, которая делала её жизнь столь значимой. С самого первого момента появления Донны Маржи буквально почувствовала тот клановый дух единомышленницы, выражающийся даже в манере одеваться, и решила, что наконец-то появился человек, на которого можно положиться и кто поймет истинную природу её бизнеса. Мадам не хотела разочаровываться в своих ожиданиях не меньше, чем она ненавидела саму идею появлению в этом заведении недовольного клиента. Эта перспектива стала для неё навязчивой идеей и буквально сводила с ума. Целью всего её бизнеса были любовь и радость, так что столь вульгарное слово, использованное Донной для названия места её работы, было решительно не к месту. Сама Маржи никогда не опускалась до употребления вульгарных слов и даже штрафовала девушек, если ловила их за этим занятием. После трех штрафов несчастную увольняли, но, к счастью, такое случалось крайне редко.

- А что он ещё здесь делает? - вернула её к действительности Донна Белла.

- Кто? - недоумевала Маржи, уже забывшая к тому времени, о чем они говорили.

- Мистер Пелхэм, - напомнила ей Донна. К тому времени она уже начала догадываться, что у её собеседницы вся жизнь была посвящена этой работе.

- Он переходит от девушки к девушке.

- Каждый день?

- Нет, он меняет девушек далеко не каждый день, - пояснила мадам, - он говорит, что хочет дать каждой из них равные возможности.

- Какие ещё возможности? - потребовала объяснений Донна.

- Я и сама не знаю, - честно призналась Маржи, - но он не бросается на первую освободившуюся девушку и не позволяет себе ничего такого, ну в общем, странного, так что мы позволяем ему здесь оставаться. К тому же он регулярно платит каждое утро.

- И за еду тоже?

- Конечно, - заверила её мадам, - и даже чаевые посыльным за едой.

- Кому? - повысила голос Донна. - Вы что, ещё и посыльных здесь держать будете? А может быть лошадей заведем и превратим весь дом в хлев?

- Да нет, девушке, которая ходит за едой, - терпеливо объяснила Маржи. - Не можем же мы посылать ту же девушку, с которой он в тот момент проводит время.

- Естественно, - хмыкнула Донна. Теперь вся эта затея с поездкой начала терять для неё всякий смысл. Да и где она вообще оказалась, в сумасшедшем доме, что ли? - Я хочу взглянуть на этого замечательного человека, - неожиданно для себя объявила она, - который столь учтив, что ему не только нужно жить в борделе, чтобы убедиться в подлинном счастье каждой шлюхи.

Маржи просто не могла сдержаться. Она заламывала руки и едва сдерживала слезы.

- Но я не могу его сейчас беспокоить, - с трудом могла выдавить из себя мадам.

- В сем дело? - потребовала объяснений Донна.

- Он только час назад с ней уединился, - сквозь слезы выдавила Маржи.

Донна стала терять терпение.

- Ну и что из того, - почти закричала она на вконец расстроенную мадам.

- Ленора ещё только начинает, - снова начала всхлипывать Маржи.

- Профессиональной шлюхе требуется целый час, чтобы собраться приступить к своему делу? - Донна не могла поверить своим ушам. Не удивительно, что доходы начинают падать! Это не публичный дом, а сумасшедший.

- Ленора не такая как все, - снова затянула свою песню Маржи.

- Надо думать, - хмыкнула Донна.

- Ей нужно время, чтобы войти в свою роль...

- Какую к черту роль? Шлюха должна быть шлюхой, неужели тебе это не понятно?

- Ленора это ... - Маржи замялась в поисках подходящего слова, настоящая актриса. Ей нужно создать образ, настроение, войти в свою роль, освоиться в ней...

- Она скоро войдет и освоится в очереди за пособием по безработице! заорала Донна. - Какая-то затраханная девка хочет довести меня до банкротства!

Под горячим напором Донны решительное настроение Маржи быстро улетучилось. Грязные ругательства как вулканический пепел во время извержения летали в пропахшем парфюмерией воздухе. Донна не могла понять особого отношения Маржи к каждой из своих подопечных. Она кудахтала над ними как квочка над цыплятами и изо всех сил способствовала развитию их таланта и индивидуальности. Столь циничное отношение к её воспитанницам просто разбивало её заботливое сердце. Она вытерла шарфиком слезы и встала с кушетки.

- Я сейчас приведу вам мистера Пелхэма, - стойко ответила она, мужественно похоронив все возражения и печали в своей необъятной груди. Работа в конце концов остается только работой, подумала она, вне зависимости от того, вкладываешь ты в неё душу или нет, рано или поздно получаешь нагоняй от босса. Высоко подняв голову, она промаршировала в комнату Леноры, как генерал, сдавшийся на милость победителя.

Донна и Рокко остались дожидаться её в конторе и стали просматривать регистрационные журналы. Через несколько минут вернулась Маржи в сопровождении лысеющего и уже начавшего полнеть мужчины средних лет в нижней рубашке и полосатых шортах.

- Ну и ну, - сказал он Маржи, заметив Донну, - это что ещё за новое дарование?

Та попыталась ответить, но звонок прервал её излияния.

- Это из шестого номера, - бросила она на ходу, - пойду получу по счету.

Донна подозрительно посмотрела на мистера Пелхэма. Похоже, он был здесь завсегдатаем и не производил впечатление чудака, ошибшегося дверью в поисках местной христианской ассоциации. В деньгах мистер Пелхэм явно не испытывал недостатка, так что скорость, с которой они тратились, его не обременяла. Донне оставалось только теряться в догадках по поводу выбранного им места проведения досуга.

- Скажите мне, мистер Пелхэм, - неуверенно начала она, - что такой приличный мужчина делает в подобном заведении?

- Провожу свой отпуск, мадам, - объяснил он с улыбкой, - я с женой обычно отдыхаем порознь, так что мы оба можем делать все что заблагорассудится.

- А куда она отправилась, - подозрительно поинтересовалась Донна, неужели в раздевалку любимой бейсбольной команды?

- Ни в коем случае, - с жаром попытался её разуверить мистер Пелхэм, она отправилась играть в Лас-Вегас, а я люблю девочек, так что мое место здесь. Только подумайте, сколько денег мне удалось сэкономить на авиабилетах.

Тем временем в контору снова вернулась Маржи и тут же получила от него шлепок по мягкому месту.

- Так это место вас полностью устраивает? - продолжала свои расспросы Донна Белла.

- По правде говоря, есть одна вещь, которая могла бы сделать для меня это заведение идеальным местом для отдыха, - после некоторых раздумий ответил мужчина.

- И что же это такое?

- Кварцевая лампа, - уточнил он. - Моя старушка всегда приезжает из Вегаса с золотистым загаром, так что мне очень хотелось бы однажды удивить её своим.

- Сколько времени вы ещё собираетесь провести в этих стенах? - вежливо поинтересовалась Донна.

- Это легко прикинуть, - сказал он, загибая короткие пухлые пальцы на руках. - Еще восемь дней, - радостно объявил мистер Пелхэм.

- Завтра же, - строгим тоном приказала она Маржи, - пошли кого-нибудь за кварцевой лампой для мистера Пелхэма. Расходы запишешь на мой счет.

Мадам понимала, что на это все равно пойдут деньги из выручки, но решила подыграть ей в великодушии, и возражать не стала.

- А теперь, мистер Пелхэм, - продолжала она тем же учтивым тоном, мне кажется, вы хотели бы вернуться к своей спутнице, - и жестом показала ему, что он свободен.

- Конечно вам, мои крошки, это безразлично, - ответил мужчина, почесывая свою толстую шею, - но я уже не столь ненасытен, как неделю назад и к тому же только что закончил...

- Да, я прекрасно понимаю, - вздохнула Донна, - но мне объяснили, что молодая леди ещё только начинает.

Она прекрасно могла понять интерес к себе со стороны этого мужчины, но время и место были выбраны явно неудачно. К тому же мне совсем не потребуется то, что от него останется, когда закончат работу мои шлюхи, рассудительно оценила ситуацию Донна.

Мистер Пелхэм пожал плечами и вышел. Тем временем Маржи просто сияла от счастья. Ей казалось, что хозяйка начинает разделять её взгляды на суть этого заведения.

Размышления обеих женщин были прерваны звонком во входную дверь, и Маржи поспешила на его зов, скрестив пальцы в надежде на появление щедрого, солидного клиента, который мог бы произвести на Донну благоприятное впечатление.

Со своей стороны Донна Белла уже начала проявлять признаки нетерпения. Вся эта суета и разговоры ни на йоту не приблизили её к разгадке снижения доходности этого бизнеса. Взять хотя бы эти непомерные счета за полотенца. Зачем Маржи требовалось постоянно держать у себя в запасе лишний комплект? Обсуждать этот вопрос с Рокко смысла не имело: с того момента, как сын перешагнул порог этой комнаты, он не произнес ни слова и только пускал кольца дыма в потолок. Да, помощи от него не дождешься... А у них ещё целая куча адресов, которые также следует проверить. Донна уселась поудобнее и стала нетерпеливо отбивать дробь носком туфли. До неё отчетливо доносились веселый смех и болтовня Маржи с неизвестным мужчиной, потом вскоре послышалось хихиканье девиц, а потом дверь осторожно закрыли.

Не успела мадам вернуться к себе в контору, как дверной звонок снова заставил её вернуться назад. На этот раз Донна смогла различить голоса двух мужчин. Начинался послеобеденный наплыв посетителей, и супермаркет плотских удовольствий пришел в движение, голоса людей, звонки и хлопанье дверей сливались в один монотонный гул, которым, не покладая рук, дирижировала Маржи, совмещая в своем лице продавца, управляющего и главного кассира. Она пожалела, что не присутствует при этом и не видит все подробности. Донна встала, посмотрела на клюющего носом Рокко и вышла из комнаты.

Гостиная была полна народу, мужчины потягивали виски, одобрительно хлопали друг друга по плечам, окидывали оценивающими взглядами девиц. В дальнем конце этого г-образного помещения заиграл небольшой рок-ансамбль и заглушил все разговоры, но Маржи вела свой бизнес языком жестов и выразительных взглядов. Пышногрудая мадам умудрялась одновременно присутствовать в нескольких местах одновременно: отвечала на звонки в дверь, представляла девочек, хохотала над шутками посетителей и даже успевала передавать рок-ансамблю заявки на музыку.

Донна тронула её за плечо и отвела на сравнительно тихую кухню. Послушай, Маржи, я вижу, как ты разрываешься. Может быть тебе нужна моя помощь?

Густо накрашенные глаза мадам засветились благодарностью.

- Отлично, спасибо, вы просто прелесть, - отозвалась она и сжала её руку. - Пойдем, я покажу, как нужно встречать посетителей у двери.

Снова начал дребезжать звонок. По дороге к двери Донна успела заметить, что в гостиной появился мистер Пелхэм, которого многие клиенты приветствовали как собрата по оружию. Ансамбль старался изо всех сил, аккомпанируя двум девицам, представлявшим танец живота на невысоком мраморном столике. Они продолжали пробираться сквозь толпу к входной двери, но Маржи постоянно останавливали, похлопывали по выдающимся частям тела и судорожно сжимали в объятиях наиболее восторженные клиенты. Донна тоже получила свою справедливую долю внимания и любопытства, сгрудившихся в зале мужчин, и к этому времени звонок уже трезвонил без перерыва.

- Молодежь так нетерпелива, - проворчала мадам, когда они добрались до двери. Наконец она справилась с замком, и на пороге появилась группа мужчин, которую возглавлял субъект в темно-синем костюме, уродливом галстуке и коричневых туфлях. Он приветствовал Маржи с фамильярностью завсегдатая, но то ли в его голосе, то ли в дешевой модели его костюма было что-то неприятное.

- Привет, Маржи, - нахально повторил мужчина и тут заметил у неё за спиной Донну. - Скажи, что это за новая пташечка?

- Сначала сам скажи, что ты за птица? - парировала Донна тем же тоном.

Незнакомец заржал, вынул что-то из внутреннего кармана пиджака и ткнул ей в лицо.

- Ханрахан, полиция нравов, - прорычал он. - Пошли, ребята.

Его спутники как горох посыпались в гостиную.

- Всем оставаться на своих местах! - заорал Ханрахан, и все замерли на месте.

Глава шестая.

В полицейском участке Ханрахан расхаживал по своему кабинету.

- Ума не приложу, что случилось со старыми, добрыми временами, когда им хватало пианино накрытого шалью, одной мадам и нескольких крошек? риторически вопрошал он ни к кому не обращаясь. - Теперь они обзавелись управляющими, поставщиками, целой кучей хипующих музыкантов, и Бог знает чем еще!

- Музыканты по-прежнему продолжают настаивать, что они, как им казалось, играли на презентации товаров крупной парфюмерной компании, полусонным голосом пробубнил один из его подчиненных.

- Четыре ночи подряд? - взорвался Ханрахан. - Они что, потеряли счет времени?

- По их словам это была не презентация, а просто марафон, но у них сомнений не возникало, - подтвердил человек по фамилии О`Брайен.

- К тому же у них давно не было ангажемента, - добавил Сильверштайн, первый из отозвавшихся на монолог шефа.

- Чего у них там не было? - огрызнулся Ханрахан.

- Другой работы, - пояснил ему тот.

- А ты не мог бы выражаться попроще? - съехидничал шеф. Сильверштайн считался одним из самых умных сотрудников в участке, и за это начальство его частенько недолюбливало.

- Подержать их в кутузке, босс? - разрядил своим вопросом обстановку О`Брайен.

- Еще бы, - буркнул Ханрахан, - пусть на них что-нибудь повесят ребята из отдела по борьбе с наркотиками и держат до тех пор, пока я не решу, что с ними делать.

- А что у нас там с девочками? - повернулся он к Сильверштайну.

- Они в один голос заявляют, что это были пробы на участие в телесериале "Сезам - стрит", шеф, - с плохо скрываемым удовлетворением ответил тот.

- И самое главное, - завопил Ханрахан на всю комнату, - никто из них не поможет своей старушке матери заплатить за операцию.

Он был вне себя от злости. Налет был задуман довольно давно, и все было продумано до мельчайших деталей. До него доходили сообщения, что поздно вечером одна из девиц ходила деликатесную напротив и заказывала бобовый суп. Ханрахан просто терялся в догадках и не мог понять, что это значило. Однако во время налета никого не только не удалось застать на месте преступления, но даже в горизонтальном положении они обнаружили только одного мафиози, дремавшего в полном одиночестве на кушетке в маленькой комнате. В довершение ко всему против него у полиции ничего не было, да и в зале он не присутствовал, так что его пришлось отпустить.

- А как насчет этой старой шлюхи? - спросил Ханрахан.

- Она утверждает, что является домохозяйкой из Нью-Джерси, удовлетворил его любопытство Сильверштайн, вернувшийся к своим занятиям.

- Тогда какого черта её принесло на этот чертов бардак? - не унимался шеф.

Сильверштайн сделал вид, что внимательно изучает свои бумаги.

- По её словам ей и в голову не приходило, что это не Таппер-пати.

- Что? - снова заорал Ханрахан.

- Таппер-пати, босс, - пояснил за него О`Брайен, - Это вечеринки, которые устраивает фирма, производящая пластмассовые судки для холодильника...

- О чем ты там бурчишь? - грубо оборвал его Ханрахан.

- Отвечаю на ваш вопрос, босс, - терпеливо сказал О`Брайен. - Моя жена как и многие домохозяйки ходит на них регулярно. Для них это что-то вроде всеобщего увлечения.

- И она убедила тебя в этом? - завизжал шеф.

- М-моя жена? - недоверчиво выдавил испуганный подчиненный.

- Нет, идиот, эта шлюха из борделя! - бросил Ханрахан и вновь принялся нервно расхаживать по комнате.

- В чем убедила, босс? - захныкал О`Брайен.

- В том, что она простая домохозяйка из Нью-Джерси, - скорчил безнадежную гримасу шеф.

- А вы собираетесь её допрашивать? - продолжал задавать вопросы О`Брайен.

- Лучше поверить ей на слово, - твердо заявил Ханрахан и тяжело вздохнул. На первый взгляд можно было подумать, что Маржи учила её азам своего ремесла, но что-то в этом деле его смущало. Полицейский старой закалки, он больше полагался на свою интуицию и удачу, чем на новейшие научные методы расследования. Единственная система, используемая им состояла в тщательной регистрации каждого ареста, которые он записывал в небольшой книжке и сверялся с ней ежедневно. Таким образом ему всегда было хорошо известно, сколько новых арестов следует произвести, чтобы поддерживать свою квоту на должном уровне. Свое назначение в этот отдел полиции Ханрахан считал достойным завершением долгой полицейской карьеры, но его начальство полагало, что ловля проституток и жуликов на улицах была единственной работой, с которой ему удавалось справляться с некоторой долей успеха. Он знал Маржи ещё с тех пор, когда она приставала к мужчинам на улице. Однажды Ханрахан заметил, как та направилась в роскошные апартаменты, и проницательно предположил, что она перешла на более высокий уровень. Самая элементарная арифметика говорила ему: один удачный налет на набитый девочками бордель не только сэкономит ему массу сил и энергии по прочесыванию окрестностей Таймс - сквер, но и помогут пополнить небезызвестную квоту. После этого можно будет сделать передышку и несколько дней вообще ничего не делать. Теоретически план был великолепен, а на практике потерпел полное фиаско. В довершение ко всем неприятностям появилась ещё эта псевдодомохозяйка. Еще одна нерешенная проблема, а Ханрахан терпеть не мог никаких проблем.

- Поскорее избавься от этого мафиози, - проинструктировал он О`Брайена. - Я не думаю, чтобы кто-нибудь из этих ублюдков мог бы предъявить нам претензии, но от них можно ожидать всего. О`Брайен оторвался от стула и вышел. Сильверштайн продолжал бесцельно чиркать в своем блокноте, а Ханрахану страшно захотелось повесить на него эту старую шлюху и спокойно отправиться домой, но его размышления были прерваны появлением О`Брайена. Тот явно был в замешательстве.

- Ну? - нетерпеливо бросил шеф.

- Он говорит, что без матери никуда не пойдет, - доложил он.

- Сукин сын! - взорвался Ханрахан. - Теперь мне все становится понятно!

Сильверштайн самодовольно улыбнулся.

- Как ты сказал его зовут?

О`Брайен с трудом выговорил длинную, многосложную фамилию.

Сильверштайн даже слегка присвистнул.

- Похоже в наши сети попалась крупная рыба.

- О чем ты говоришь? - потребовал объяснений шеф, для которого ничего, кроме жуликов и проституток просто не существовало.

- Эта спящая красавица в преступном мире обладает немалым весом, пояснил Сильверштайн.

- И этот большой мальчик не хочет уходить из нашего прекрасного участка без своей любимой мамочки? - саркастически проскрипел Ханрахан.

Сильверштайн резко поднялся.

- Я собираюсь выяснить, как зовут эту старую даму, - заявил он.

- Нет! - завопил Ханрахан. - Ты остаешься на месте, а этим займется О`Брайен.

Шеф терпеть не мог сметливого Сильверштайна, но равно как и не смог бы без него обойтись. Ханрахан боялся возвращения O`Брайана, и обильно потел в его отсутствии.

Наконец в комнате появился с кислой физиономией О`Брайан.

- Фамилия та же.

- И что? - все ещё надеясь на чудо, пробормотал Ханрахан.

- То, - повторил Сильверштайн, - что в твоих руках оказалась вдова и осиротевший сын крестного отца.

Только теперь Ханрахан начал припоминать кое-какие обстоятельства этого дела.

- Но старый ублюдок ещё не успел остыть в своей могиле, - прохныкал он. - И за каким чертом их понесло в этот бордель? - в его глазах застыла немая мольба.

- Именно это нам и предстоит выяснить, разве не так? - холодно улыбнулся своему начальнику Сильверштайн.

О`кей, парни, - наконец пришел в себя шеф, - раз уж вы так много знаете об этих людях, то я позволяю вам провести допрос самостоятельно.

После этого распоряжения он почувствовал облегчение. Теперь у него появилась возможность переложить ответственность на другие плечи, а если этому Глуперштайну удастся что-нибудь от них добиться, то все лавры достанутся ему. Ханрахан встал и повел их в комнату для допросов.

Донна уже поджидала их там. В ярком электрическом свете она выглядела усталой и постаревшей, но по сравнению с охранявшей её грузной полицейской матроной в уродливой серой униформе Донна была просто королевой. Она подозрительно посмотрела на свою стражницу. Мадонна миа! Да она больше похожа на мужчину. Такие люди вызывали у неё чувство легкого беспокойства, ведь ей всегда нравилось, когда мужчина больше походил своим поведением на мужчину, а женщина на женщину. Итак в этом вопросе все было так запутано, что дальше усложнять просто не имело смысла. И потом, зачем её охраняют? Неужели эти кретины считают, что она с риском для жизни может попытаться бежать из участка? Она вполне достаточно наслушалась от своего покойного мужа о жестокости, коварстве и кровожадности полицейских. От этой мысли её даже передернуло. Боже, до чего могут опуститься люди! Нет, она вовсе не собиралась поощрять их непонятную страсть к убийствам. Нет уж, ей просто надо тихо сидеть и ждать освобождения.

Ханрахан скромно устроился в уголке и полностью отдал инициативу Сильверштайну.

Тот подвинул себе стул и уселся напротив Донны.

- Мне хотелось бы выяснить у вас некоторые вопросы, вежливо начал он свой допрос.

- Я простая домохозяйка из Нью-Джерси, - объявила Донна.

- Я же не спрашиваю вас о том, кто вы, - перебил её Сильверштайн, раскуривая трубку.

Она поморщилась и развеяла рукой облачко табачного дыма. Никаким раком этих курильщиков не испугаешь!

- Мне известно, кто вы, - сказал полицейский и назвал фамилию.

Донна сидела как бронзовое изваяние, ни один мускул не дрогнул на её лице.

- От вас требуется только сообщить, что вы делали сегодня в том доме?

Она по-прежнему сидела, не шевелясь, и даже затаила дыхание.

- Я знал вашего мужа, - почти дружелюбно сказал Сильверштайн, а его шеф даже заерзал на своем стуле. Это что, допрос или светский визит вежливости?

- А теперь я полагаю, вы мне все расскажете.

Донна посмотрела на него с изумлением. Если эти полицейские не такие уж болваны, как расписывал ей крестный отец, то остается только уповать на Господа. Невежи! Они знают, кто я, были знакомы с моим мужем и все же ждут от меня каких-то признаний. В подтверждение своих мыслей Донна даже замотала головой, но Сильверштайн принял это за ответ.

Поверить ему! Донна Белла готова была расхохотаться. В этом мире не было ни одного человека, которому можно было доверять, не говоря уже о полицейском! Должно быть у него не все дома, решила она про себя. - Почему вы не отвечаете на мои вопросы? - спросил он без особой надежды на успех. В последующие минуты ему не раз пришлось повторять свой вопрос, он убеждал, просил, умолял, но все безрезультатно. Ханрахан терпеть не мог, когда полицейскому, даже если он его терпеть не мог приходилось так унижаться.

- Может быть ей хочется пригласить своего адвоката? - предложил он. Сильверштайн тут же повторил это предложение.

- Кого я должна пригласить? - недоверчиво переспросила Донна.

- Вашего адвоката, юриста, - терпеливо разъяснил ей полицейский.

- Я обычная домохозяйка из Нью-Джерси. Зачем мне нужен собственный адвокат?

За дверью послышался шум и оживление. О`Брайан тут же отправился на разведку.

- Газетчики пронюхали про наш налет, - довольно громко доложил он шефу по возвращении.

- Они просто сгорают от нетерпения узнать обо всех подробностях, к тому же им хотелось бы сделать несколько фотографий.

Донна расправила складки своего парчового платья и разгладила лиф, а лицо Ханрахана побагровело.

Сильверштайн оставался совершенно спокойным. Эти люди терпеть не могут паблисити, он знал это и считал, что эта ситуация может оказать ему неоценимую услугу.

- Ну, я полагаю, вы все слышали? - самодовольно сказал он и посмотрел на Донну.

Возможно так оно и было, но та не проявляла ни малейших признаков беспокойства.

- Если вы проявите готовность к сотрудничеству, я постараюсь оградить вас от неприятной газетной шумихи, - наклонившись к ней, вполголоса сообщил Сильверштайн.

- Я простая домохозяйка из Нью-Джерси, - с невинным видом напомнила ему Донна. - Со мной не случалось ничего необычного или примечательного. С какой стати газетчики заинтересуются моей скромной персоной? Но если мое фото попадет в газеты, это будет довольно мило, - застенчиво захихикала она. - Я только недавно овдовела и небольшая реклама мне не помешает!

- Вы просто хотите сказать, что весь мир должен узнать про этот арест, - взорвался О`Брайан. Он не мог в это поверить.

- В наше время ежедневно арестовывают миллионы невинных людей, назидательно объявила Донна. - Взять хотя бы этого несчастного Мартина Лютера Кинга. Теперь и его жена тоже стала вдовой.

Последние слова этой фразы были сказаны таким ледяным тоном, что всем присутствующим стало понятно: дальнейшее продолжение этой дискуссии все равно ни к чему не приведет.

- Ну, почему вы отказываетесь во всем сознаться? - в отчаянии пробормотал Сильверштайн. - Для вас же будет лучше.

Ей захотелось злорадно рассмеяться ему в лицо. Все таки крестный отец не погрешил против истины, когда обрисовал полицейских круглыми идиотами. Слава Богу, её покойный муженек хоть в чем то оказался прав.

- Мне кажется, мои дела и так идут хорошо, - сказала она полицейскому. - Разве от меня можно услышать хотя бы одну жалобу?

- Постарайтесь просто отвечать на мои вопросы! - начал терять терпение Сильверштайн.

- С какой стати? - с притворным негодованием сказала Донна. - Я тоже задала вопрос, но не получила на него ответ.

- Хотите провести здесь всю ночь? - с угрозой спросил полицейский.

Она решила проигнорировать эту угрозу и окинула взглядом помещение.

- А у вас есть свободная комната? Судя по тому, как вы набрасываетесь на невинных людей, здесь должно быть все переполнено!

- Свободных камер у нас больше чем достаточно! - огрызнулся Сильверштайн.

- Ах так, да у вас мертвый сезон, - прокомментировала Донна.

Сильверштайн просто не мог вынести неприкрытое презрение этой женщины к его работе. Трудные годы обучения в Полицейской академии просто рвались из него наружу.

- Порок и зло не знают передышки, - высокомерно заявил он. - Нарушения закона и общественного порядка, которые словно ржавчина разъедают наше общество, совершаются круглый год. Криминальные элементы не обращают внимания на погоду, время года и другие факторы определяющие жизнь законопослушных граждан нашей страны, - тут полицейский сделал паузу и перевел дух.

Донна вяло похлопала в ладоши и повернулась к Ханрахану.

- Он просто великолепен! Ему давно пора стать судьей или проповедником. Этот человек слишком хорош, чтобы оставаться простым фараоном, - тут полицейские стали морщиться, словно у них одновременно разыгралась изжога. - К тому же он вполне мог бы писать речи для президента.

Ханрахан напряженно думал, сможет ли он оштрафовать её за оскорбление полицейского. Но оснований для этого скорее всего не было. Ему часто приходилось распекать Сильверштайна за то, что тот слишком гордился своей эрудированностью после прочтения какой-то энциклопедии или чего-то такого же неудобоваримого, что впрочем не мешало ему надлежащим образом выполнять свои служебные обязанности. Да, эта девка собьет с него спесь и надолго осадит с любимого конька.

Тем временем Ханрахан решил перехватить инициативу, сменить тактику и зайти с другой стороны.

- Вы говорили, что собирались сегодня посетить вечеринку для домохозяек, не так ли? - спросил он.

- Все верно, - с готовностью подтвердила Донна.

- Сегодня офицер О`Брайен говорил мне, что его жена часто посещает подобные мероприятия, - он повернулся к своему подчиненному. - Я не ошибся, О`Брайен?

- Нет, - заверил его полицейский.

- Скажите мне, офицер, ваша жена обычно носит что-нибудь подобное, когда ходит на эти вечеринки? - спросил Ханрахан и указал рукой на глубокий вырез её парчового платья.

- Нет, сэр! - не задумываясь, выпалил тот.

- А почему? - вмешался Сильверштайн.

- У моей жены просто нет подобного платья, - признался О`Брайен, - но даже если бы и было, я ни за что бы не позволил ей выйти в нем на улицу! в нем уже начинала говорить злость. Далась им моя жена! Нашли повод для сравнения с этой шлюхой. О`Брайен поклялся себе, что если Сильверштайн попадет в передрягу, то он и пальцем не пошевельнет для его спасения.

- Но если бы оно все-таки у неё было, - не унимался тот, - могла бы она надеть его...

- Это не твое дело, черт побери! - в ярости заорал полицейский. О, Господи, неужели этот парень не имеет понятия о приличии. Ханрахан занервничал и стал расхаживать по комнате.

- Мальчики не ссорьтесь, - сказала Донна. - Это некрасиво.

В комнате сразу стало тихо. Ханрахан тут же уселся поодаль и стал изображать, что все происходящее не имеет к нему никакого отношения, О`Брайен тихо злился на своих коллег, а Сильверштайн погрузился в свои мысли. Ему обязательно нужно было что-нибудь на неё повесить, в противном случае эту женщину придется отпустить.

- Вы поддерживаете отношения с известными преступниками. - начал он очередную попытку, чтобы взломать её глухую защиту.

- Какими известными преступниками, - парировала Донна, - и кому они известны?

Сильверштайн что-то пробормотал про Рокко.

- Это мой сын! - всплеснула руками она. - Вы сами об этом говорили. Неужели вы арестуете мать только за то, что она была вместе со своим собственным сыном? - в поисках благодарной аудитории Донна повернулась к его шефу, но Ханрахан прикрыл глаза, сложил на животе руки и погрузился в дремоту.

- А что можно сказать о той женщине, с которой вы были? Это же настоящая проститутка!

- Никогда раньше её не видела, - перешла в наступление Донна, - но если это действительно так, то почему она до сих пор не в тюрьме? Вот так то вы охраняете интересы простых граждан! - её глаза горели негодованием.

- Она уже отсидела свой срок и не один раз, - мрачно сказал полицейский.

- Тогда зачем вы продолжаете её забирать? Неужели вам трудно забыть о прошлом и простить? - снова перехватила инициативу Донна.

Сильверштайн зашел в тупик. Он был убежден, что эта женщина была тесно связана с проституцией, пышно расцветающей во всем городе. Такой арест может составить карьеру.

- Со сколькими мужчинами в том помещении вы были знакомы? - неожиданно спросил полицейский.

- Да, как ты мог? Как только ты осмелился спросить меня об этом? - изо всех сил завопила Донна и разбудила Ханрахана, который едва не упал со стула. Потом она выудила из-за пазухи четырехдюймовое распятие, украшенное фальшивыми бриллиантами, и выставила его перед собой, словно сражаясь с нечистой силой. - Мой незабвенный супруг ещё не успел остыть в своей могиле, а ты осмеливаешься делать мне такие грязные намеки! - все больше распаляясь, кричала она. - Никогда в жизни меня так не оскорбляли! - Донна плюнула в лицо полицейскому и вышла из комнаты. О`Брайен хотел было задержать её, но шеф ленивым жестом удержал его от этого. Сильверштайн вытащил носовой платок и стал вытирать лицо. Слезы негодования застилали ему глаза.

Уже в коридоре Донна поняла, что не знает куда идти дальше. Из дальнего конца его доносились обрывки фраз, гул голосов, она направилась в эту сторону и открыла дверь.

- Вот она! - истошно закричал какой-то мужчина. Вся толпа сразу пришла в движение, засверкали фотовспышки и с десяток людей, отталкивая друг друга локтями, устремились к ней с блокнотами и ручками наперевес.

Донна подарила им всем свою самую лучшую улыбку и пожалела о том, что не додумалась привести себя в порядок ещё в коридоре, но теперь уже было слишком поздно.

Вопросы посыпались на неё как горох из мешка, и разобрать что-нибудь было просто невозможно. Она вытянула перед собой руку с растопыренными пальцами.

- Пожалуйста, ребята, - снова улыбнулась она, - говорите по очереди. Ведь я всего-навсего простая домохозяйка из Нью-Джерси...

Глава седьмая.

Она приказала принести ей все газеты Нью-Йорка и местную периодику, затем разложила все это на кровати. Почему в "Нью-Йорк Таймс" не напечатали её фотографию, терялась она в догадках. Ей было хорошо известно, что это очень влиятельная газета и то место, которое отвели в углу страницы для заметки о ней, очень её обескуражило.

Газеты Нью-Джерси разозлили Донну ещё сильнее: сколько ни листала она их страницы, нигде не нашла она о себе ни строчки. Ну и черт с ними, решила она про себя, сроду больше не куплю эту дрянь.

Наконец очередь дошла до нью-йоркской бульварной прессы и Донна буквально расцвела от удовольствия. Ее фотографии приветливо улыбались с первых страниц газет! Она улыбнулась в ответ изображению и в который раз перечитала строчки набранные крупным шрифтом:

"ДРУГИЕ ФОТОГРАФИИ НА РАЗВОРОТЕ, А РЕПОРТАЖ НА СТРАНИЦЕ".

Страница 3! Вот её настоящее место, а не на последних страницах в углу, где и читать-то никто не удосужится. Она только начала снова перечитывать заметку о себе, как в дверь тихо постучали.

Это был малыш Пако.

- Спускайся вниз или ты пропустишь Маржи в шестичасовых новостях, торжественно объявил он. - Мы поставили в библиотеке четыре телевизора, чтобы ничего не пропустить.

- Меня это нисколько не волнует, - весело ответила Донна. Поначалу это слегка подпортило ей настроение; в тот момент она уже закончила с газетчиками и с триумфом покидала полицейский участок, как наткнулась на Маржи, стоявшую перед телекамерами. Поразмыслив, Донна успокоилась и решила, что заметку в газете увидит весь мир, а Маржи как бабочка порхнет по экрану и исчезнет навсегда.

- Но ребята говорят, что это очень важно, - настаивал малыш Пако. Нам нужно знать, о чем она говорила.

- Хорошо, хорошо, я сейчас иду, - сказала Донна только для того, чтобы успокоить сыновей, переоделась в пурпурный бархатный халат и подвязала пояс. Когда она спустилась следом за ним в библиотеку, Рокко вместе с Рико уже сидели там и не отрывали глаз от экранов.

- Она уже такая телезвезда, что мы будем смотреть на неё по цветному телевизору? - ехидно заметила Донна, усаживаясь поудобнее в кресло, которое тут же освободил для неё Рико. На всех четырех экранах был один и тот же сюжет: в джунглях рвались бомбы, а люди стреляли из автоматов и куда-то бежали.

- О чем это все? - поинтересовалась она.

- Война, - ответил Рико.

- Какая ещё война? - переспросила мать.

- Азия, - сказал старший.

- Индокитай, - уточнил Рокко.

- Вьетнам, - постарался не отстать от них малыш Пако и все три ответа прозвучали почти одновременно.

- В первый раз слышу, - созналась Донна. - Никто мне о ней не рассказывал.

Сыновья в ответ промолчали, на экранах телевизоров на вертолетах стали вывозить раненых солдат.

- Когда это закончится? - нетерпеливо спросила она.

- Что закончится? - выдохнул Рико.

- Вся эта дребедень про войну, - раздраженно бросила мать. - Я спустилась только для того, чтобы услышать, что будет говорить эта тупая дура, - ей ужасно хотелось вернуться в спальню и перечитать заметки о себе. Потом она стала решать, стоит ли показывать их Фрэнки Проволоне. Едва ли он сможет их прочитать, но там было полно фотографий, так что это было не так уж и важно.

Со всех четырех экранов её начали умолять купить слабительное средство, детскую присыпку, туалетную бумагу и мазь от геморроя. Ни один из рекламируемых товаров ей не требовался, и её мысли снова вернулись к Фрэнки Проволоне.

- Вот, начинается! - вернул Донну к реальности голос Рико. - Выключите звук у остальных приемников!

Мужчина с микрофоном стоял перед зданием, в котором она узнала полицейский участок. Сквозь завывания ветра почти невозможно было разобрать его слова. Наконец распахнулась дверь, и Донна заметила как сверкнуло платье Маржи. А вот и она уже стоит с букетом микрофонов перед носом.

- Как вас зовут? - выкрикнул один из репортеров.

- Маржи, - подмигнула она.

- А дальше?

- Зовите меня просто душечка Маржи, - игриво подмигивая, встряхнула она копной светлых волос.

- Довольно остроумно, - заметил Рико. - Они уже втрескались в неё по уши и проглотят все, что она им скажет.

- Что здесь остроумного? - буркнула мать. - Она ведет себя как дешевая шлюха.

Маржи продолжала гримасничать перед телекамерой, потом стала задирать свою юбку и выставлять напоказ свои ноги.

Донна презрительно фыркнула, на мадам на экране прекратила позировать и на неё снова посыпались вопросы.

- За что вас арестовали? - обратилась к ней молодая, симпатичная тележурналистка.

- Всем вам это известно не хуже меня, - с улыбкой ответила Маржи под одобрительный хохот репортеров.

- Какой работой вы занимаетесь? - не моргнув, глазом снова спросила журналистка.

Маржи задумалась и лицо её впервые приняло серьезное выражение.

- Хорошо! - послышалась похвала Рокко. - Она так осторожна.

- Она поразительно глупа, - хмыкнула Донна Белла. - Эти ответы должны у неё вертеться на кончике языка.

- Обычно ей приходится для этого советоваться с кем-нибудь из своих потаскушек, - глупо ухмыльнулся Рико.

Донна недовольно посмотрела в его сторону.

- Заткни свой поганый рот, здесь все-таки присутствует твой младший брат, - закипела она, кивая в сторону малыша Пако.

- Но я уже не маленький, - стал настаивать тот.

- Замолчите вы наконец! - рявкнула на них мать. - Эта шлюха собирается что-то сказать.

Лицо Маржи теперь занимало весь экран. Оно выглядело серьезным и даже, можно сказать, задумчивым.

- Я работаю консультантом по персоналу, - сказала она, тщательно подбирая каждое слово. - Моей специализацией является помощь в ликвидации недостатка общения между людьми и поиске подходящих пар к общей радости всех клиентов. Таким образом, благодаря моим усилиям, многие люди нашли свою социальную нишу в обществе.

- Вам нравится ваша работа? - спросил другой репортер.

- О, да! - радостно воскликнула Маржи. - Можно сказать, я принимаю её очень близко к сердцу.

- Она говорит как эти яйцеголовые социологи! - торжествовал Рико. На Донну её слова тоже произвели глубокое впечатление.

- Нельзя ли уточнить цели этой работы? - снова обратилась к ней тележурналистка.

- Сводить людей вместе, чтобы они могли наслаждаться друг другом, последовал ответ Маржи. - В мире столько конфликтов и непримиримых разногласий, а моя цель создание гармонии в отношениях между людьми. Если позволите, я могу сделать краткое заявление.

- Пожалуйста, - согласилась девушка.

Маржи сосредоточилась и сделала глубокий вдох.

- Я заявляю, - она выждала паузу и убедилась, что все присутствующие приготовились выслушать её слова. - Соединение, а не конфронтация! Можете считать это моим лозунгом и цитировать, - Маржи ещё раз улыбнулась в камеру и под аплодисменты собравшихся зевак удалилась прочь.

Все три сына Донны тоже зааплодировали.

- Смотри, она снова появляется! - вне себя от счастья закричал малыш Пако, когда на другом экране снова появилась выходящая из полицейского участка Маржи. Ребята быстро выключили звук у трех других телевизоров и увидели точную копию первого репортажа, а затем эта же ситуация по очереди повторилась на двух других экранах. Они весело смеялись и аплодировали каждому её слову.

Наконец все закончилось, и они выключили все четыре телевизора.

- Боже праведный, это было потрясающе, - заметил Рокко. - Хорошо, что репортажи не передавали одновременно по всем каналам.

- А вам понравилось? - неуверенно обратился к матери малыш Пако.

- Во всяком случае лучше, чем этот кошмар в джунглях, который показывали до нее.

- Может быть в одиннадцать часов они повторят этот репортаж, мечтательно произнес малыш Пако.

- Ты что, собираешься смотреть эту дрянь, не отрываясь? - возмутилась мать. Ей уже не так сильно хотелось вернуться к своим заметкам чем до того, как она увидела Маржи на экране. В этом было что-то удивительное: голос, цвет и все такое, и ей стало не по себе из-за того, что она была рядом, но не стала героиней телевизионного репортажа. Газетные сообщения казались теперь сухими и бесцветными.

Донна встала и собралась вернуться в свою комнату.

- Найди для Маржи другое помещение, - бросила она Рокко. - Да скажи ей, пусть купит черный парик и одевает его каждый раз, когда собирается выйти на улицу. Не стоит, чтобы её там узнавали.

- А как насчет темных очков? - уточнил Рокко. Это может неплохо помочь.

- Да, - согласилась мать, - и очень большие как те, что носила женщина, которая была женой убитого президента, а теперь вышла замуж за богатого иностранца.

- Джекки Кеннеди, - подсказал Рокко.

- Кто? - удивилась Донна.

- Не бери в голову, - успокоил её сын. - Я все передам.

Донна кивнула и вышла из библиотеки. Ей было интересно, видел ли Фрэнки Проволоне Маржи по телевидению. К тому же в ней начало просыпаться предательское чувство ревности. Когда она поднималась по лестнице, то вспомнила, что сегодня был четверг и у Фрэнки - выходной. Донна тихо выругалась и пожалела, что ей не с кем разделить свой триумф. Она скинула халат, скользнула под одеяло и начала строить планы.

На следующее утро Донна проснулась раньше всех в доме. Поиски в библиотеке снова оказались безрезультатными. Мадонна миа! Почему каждый раз, когда мне нужна телефонная книга, её никогда нет под рукой. Она выругалась про себя, но этого ей показалось мало. Донна все повторила вслух и почувствовала некоторое облегчение. Потом выругалась ещё громче, и на её голос сбежалось с десяток солдат с оружием в руках.

- В чем дело? - поинтересовался старший из них.

- Я опять не могу найти телефонный справочник! - выкрикнула она и стукнула кулаком об стол. - Каждый раз, когда мне предстоит серьезное дело, его никогда нет на месте!

Солдат сразу же отправил троих посыльных, которым приказал под страхом смерти не возвращаться без справочника, а потом достал сигарету, чтобы успокоить разыгравшиеся нервы. Но при первой же попытке прикурить сигарета, выбитая изо рта точным ударом Донны, оказалась на полу.

Первый посыльный, появившийся с телефонной книгой, был встречен градом ругательств и приказанием отнести её наверх, к ней в комнату.

- В конце концов, - проинструктировала она солдата, - отошли их все ко мне. Тогда я точно буду знать, что при необходимости, хоть одна из них окажется у меня под рукой, не смотря на все козни, которые творятся за моей спиной, - тут Донна наградила его таким взглядом, что тот почувствовал холодный озноб.

Еще не успела она пробежать глазами по её желтым страницам, как ей принесли вторую, которая тут же была отправлена в сейф. Теперь то до неё никто не доберется, со злорадством подумала Донна и вернулась к своему занятию: ей нужно было найти агента по рекламе с красивой итальянской фамилией. Наконец её палец остановился на записи:

"Лингвини, Луиджи 1560 Б-вей Джей Ю 2 2222"

"От неизвестности к славе,

О клиентах Лингвини знают повсюду".

Она сняла трубку и набрала номер. После нескольких гудков в ней раздался писклявый голос.

- "Ассоциация Лингвини", чем мы могли бы вам помочь?

- Я хочу поговорить с мистером Лингвини, - сказала Донна.

- Мистер Лингвини уехал на очень важную конференцию, это где-то на побережье, - ответил тот же голос - Может быть вы хотите поговорить с кем-нибудь из сотрудников?

- Нет, - буркнула обескураженная Донна. Когда он вернется, передайте ему, что у меня для него есть работа.

- По правде говоря, он будет с минуты на минуту. Могу я соединить вас с его секретарем, чтобы вы могли условиться о встрече?

- Никаких секретарей, коллег и договоренностей, - отрезала Донна, просто скажите, когда ему можно позвонить.

- Вам повезло! - восторженно затараторил голос. - Мистер Лингвини как раз появился в конторе!

Она облегченно вздохнула.

- Будете говорить из своего кабинета, мистер Лингвини? - послышался в трубке приглушенный голос.

- Да, - прогудел в ответ мужской голос. - Переключите разговор на мой аппарат, пожалуйста.

Несколько секунд Луиджи Лингвини загораживал ладонью микрофон в трубке и затем щелкнул зубами. Какого черта, взрослый мужчина, должен играть в детские игры, в который раз подумал мистер Лингвини, прижал к уху трубку единственного в этой пыльной конторе телефона и отозвался:

- Луиджи Лингвини слушает.

- Как прошла ваша поездка, Лингвини?

- Очень продуктивно, - ответил гулкий мужской голос. Я могу узнать, кто меня спрашивает?

- Меня зовут Донна Белла, - ответила она. - Я хочу, чтобы после обеда вы заехали ко мне домой. Мне нужно с вами кое-что обсудить.

- Я хотел бы знать, о чем идет речь? - фамильярно спросил он.

- Это не ваше дело, по крайней мере пока. Нужно просто приехать к двум часам туда, куда я скажу.

- Но я обычно так с клиентами не работаю, - запротестовал Луиджи. Существуют некоторые правила...

- Хватит крутить, Луиджи, - бесцеремонно оборвала его Донна. Приедешь по указанному адресу к двум часам. Есть возможность заработать.

- Согласен, - торопливо согласился он. - Но может быть сначала...

- Нет! - рявкнула она, сообщила свой адрес и повесила трубку. Похоже, что она имеет дело с законченным идиотом, но придется подождать его визита, чтобы полностью удостовериться в этом. Хотя, для её плана это особого значения не имеет. Будет достаточно, если он в точности выполнит все, что она ему прикажет.

Донна была твердо убеждена, что её идея была великолепной. Агент по рекламе сможет обеспечить ей широкую известность по всей стране. До сих пор ни один капо не отваживался на такую затею, да никто и не ожидал от них ничего подобного. Если эта тупая корова Маржи может выдавать себя за советника по персоналу, или как там она себя называла, то для Донны не составит большого труда сыграть роль простой домохозяйки. К тому же это сможет развлечь её на некоторое время.

А тем временем Луиджи Лингвини в своей темной, пыльной конторе мучился над дилеммой. С одной стороны эта дама явно привыкла командовать и не терпит возражений, а это подразумевает власть и деньги. Луиджи любил пустить пыль в лаза и ему захотелось на этот день нанять лимузин с водителем, но в его стесненных обстоятельствах это был значительный риск, но в то же время он понимал, что его может спасти только респектабельный вид, даже если за ним ничего больше нет. Эта работа не слишком его заинтересовала, но ничего другого ему пока не светило. Он тихо выругался и решил ехать. Возможно это просто богатая недалекая дама, решившая попробовать свои силы в шоу-бизнесе. Тогда это будет для него просто подарком. Приличный денежный мешок, и ни малейшего представления о том, как вести дела. Это же настоящая золотая жила! Пока она не иссякнет, разумеется.

Лингвини поискал глазами телефонный справочник. Эта чертова штуковина имеет обыкновение пропадать именно в тот момент, когда она необходима. После недолгих поисков справочник отыскался под кипой газет, валявшихся на стуле для посетителей. Он нашел телефон гаража и набрал номер.

- Мне нужен новый "Кадиллак" с водителем в униформе. Нет, я обращаюсь к вам впервые...

Ровно в два часа охранник доложил Донне, что её хочет видеть какой-то мужчина.

- Да, да, я это знаю, - сказала она. - Проводи его в библиотеку и проследи, чтобы нам никто не мешал.

Донна спустилась вниз и заняла свое место за письменным столом. Кресло, правда, пришлось перетягивать, но теперь она могла с внушительным видом восседать на своем троне и обходиться без стопки разъезжающихся во все стороны книжек.

Лингвини оказался почти таким, каким она его себе представляла, по крайней мере, у него хватило ума прилично одеться, подумала Донна, окинув взглядом его белый шерстяной костюм с черной шелковой рубашкой и белым галстуком.

- Я полагаю, вы итальянец? - без приветствия сразу спросила его она.

- Ну что вы, конечно, - с фальшивой улыбкой развел руками её гость.

- Сицилиец? - неожиданно резко спросила она, наклонившись вперед.

- На четверть, - гордо ответил он, подняв вверх два пальца, - по отцовской линии.

Ей больше хотелось, чтобы кровное родство было по линии матери, но она не стала заострять на этом внимание.

- Ну, тогда тебе не нужно объяснять, что такое мафия?

- Ма... что? - начал заикаться Лингвини. Его лоб обильно покрылся бисеринками пота.

- Не стоит притворяться, Луиджи. У меня нет времени на глупые игры.

- Да, это название мне знакомо, - признался он. Внутренности у него дрожали как неисправное реле коммутатора.

- Хорошо, оживилась Донна. - тогда мы сможем перейти к делу.

- Фактически, - с готовностью продолжил свою мысль Лингвини, - я даже был её членом.

Мадонна миа! Что за идиот! Мгновенно пронеслось в голове у Донны. Что это за член такой, что может открыто говорить об этом совершенно незнакомому человеку! Должно быть он просто лунатик.

- Давно это было, - участливо поинтересовалась Донна.

- Да, - признался он, - ещё в детстве. Тогда я жил в Восточном Гарлеме.

- И что же произошло?

- Я просто не создан для этого, - признался Луиджи.

- Почему же? - Донну стало разбирать любопытство.

- Ну, как бы это сказать точнее... Меня пугало все, что связано с оружием, было видно, что эта исповедь стоила ему некоторых усилий.

Донна была обескуражена. И как только взрослый мужчина мог в этом признаться? Должно быть местные солдаты просто вышибли из него последние мозги, решила она про себя.

- Но к чему все эти разговоры о мафии, - забеспокоился Лингвини. Давайте лучше обсудим перспективы вашей певческой карьеры.

- Какой там ещё карьеры? - недоумевала она. Этот тип явно страдает синдромом Дауна.

- Мне показалось, что именно это и явилось причиной нашей встречи, объяснил Лингвини.

- Нет, мой друг, - покачала головой Донна. - Мне нужно поговорить с тобой о более серьезном деле, - тут она протянула ему несколько номеров вчерашних газет. - Прочитайте это, - не без гордости сказала Донна.

Лингвини перевел взгляд с фотографии в газете на хозяйку дома. Он быстро пробежал глазами заметку, его страхи множились с каждой секундой. Когда он закончил последнюю строчку и протянул ей газету, руки его откровенно дрожали.

- Что вам от меня нужно? - спросил он, обливаясь холодным потом.

- Как ты уже заметил, - улыбнулась Донна Белла, - я являюсь простой домохозяйкой из Нью-Джерси. Мне нечего бояться и, тем более, скрывать. Я только хочу, чтобы все могли увидеть меня такой, какая я есть на самом деле, - она перевела дух и продолжила. - Мне хочется попасть в журналы и, может быть, на телевидение.

- А что от меня... - попытался её перебить Лингвини.

- От тебя требуются связи и работа для достижения этой цели. Оплата будет щедрой.

- Но это потребует значительных расходов, - предупредил Луиджи.

- Это для начала, - томно сказала Донна, извлекла из-за пазухи сложенный листок бумаги и протянула ему.

Это был чек на одну тысячу долларов.

- На первое время хватит, а потом мы произведем подсчет, хорошо?

- Подсчет? - кисло отозвался Лингвини.

- Именно, - твердо заявила она. - Веди тщательную запись своих расходов и затрат рабочего времени. Тебе будут возмещены все издержки, оплачено время работы плюс некая фиксированная сумма, которая будет прямо зависеть от результата.

- Нельзя ли уточнить эту сумму? - неуверенно выдавил он.

- Еще не знаю, - сказала Донна. Я ещё не определилась. Моя щедрость будет зависеть только от результата твоих усилий.

- Когда мне следует приступить к работе?

- Ты должен был начать уже в тот момент, когда я позвонила тебе, козел. А теперь не будем терять время. Никто из нас не может себе этого позволить!

- Насколько я понял, контракт мы подписывать не будем, - промямлил Луиджи.

- Контракт! - вспылила Донна. - Я же хочу нанять тебя, а не убить, идиот!

Этот человек все-таки слишком сильно смахивает на идиота, в который раз огорчилась она.

- Никаких письменных обязательств. Хорошо, пусть будет по-вашему, вздохнул он.

- Здесь я распоряжаюсь, мистер Лингвини, и все будет по-моему.

В ответ он попытался скрыть свою досаду и изобразить на лице некое подобие улыбки.

- Можете называть меня Луиджи.

- Мне будет удобнее говорить мистер Лингвини, - твердо сказала она. Близкие отношения с этим ненормальным ничего хорошего по её мнению сулить не могли.

Луиджи отчаянно пытался польстить на прощанье своей клиентке, но предстоящая расплата за лимузин действовала ему на нервы. К тому же он не мог представить, когда ещё на его долю перепадет очередная порция зеленых.

- Я обязательно приложу все свои силы для работы над этим проектом. Процесс создания в ходе этой кампании неординарного имиджа на основе такой высоко мотивированной личности как ваша... Позволю себе заметить...

- Оставь этот треп для тех, кому он нравится, - прервала его речь Донна. - Позвонишь мне, как только появятся первые результаты, - она жестом приказала ему очистить помещение.

- Между прочим, - раздался ему вслед ехидный голос Донны, - тебе будет приятно узнать, что я считаю эту дорогую одежду и расходы на аренду лимузина, как необходимые затраты на создание твоего имиджа. Так что можешь покрыть их из тех денег, что я тебе дала.

- Как об этом... - изумился Лингвини.

- У "Кадиллака" номер прокатной конторы, - прервала она его, - а на пиджаке все ещё болтается бирка с ценой.

Глава восьмая.

Два дня спустя пришла очередь удивляться самой Донне. Лингвини позвонил уже через два дня и объявил, что организует для неё интервью и фоторепортаж с журналом "Лайф-Тайм". Крупнейший еженедельник во всем мире! Донну охватило нервное возбуждение. К ней пришлют фотографа и журналиста для эксклюзивного интервью. Она едва могла поверить, что о ней напишут в таком крупном журнале.

Нужно было торопиться. У неё не было времени разлеживаться в постели или щипать себя за ухо, чтобы убедиться, что она не спит. Нужно было провести ревизию своего гардероба, отдать распоряжения и проследить за уборкой дома. Ее радовала ранняя весна в этом году и пышное цветение роз в саду. Донне ещё предстояло решить, кто может попадаться на глаза во время визита журналистов, а кому следует держаться подальше от этих глаз. Для этого ей пришлось составить список всех живущих в доме и не один час провести за вычеркиванием и вписыванием имен его обитателей. Наконец список сузился до четырех человек: самой Донны и трех её сыновей. И тут она впервые пожалела о том, что никто из этой троицы так и не удосужился сделать её бабушкой. Парочка все время путающихся под ногами карапузов могла бы добавить несколько выразительных штрихов к её имиджу.

Ей нужно было хорошо продумать историю о своем аресте, как одну из тех ловушек, в которую может угодить неопытная женщина, отправившись одна на прогулку в этом большом городе.

Она должна выглядеть, как смелая и сильная женщина, взвалившая на себя после смерти мужа все хлопоты по воспитанию троих сыновей.

Охрану у центральных ворот можно было бы одеть как гвардейцев в лондонском Тауэре, в красную униформу с высокой лохматой шапкой. Все остальные солдаты вообще не должны попадаться на глаза. За исключением нескольких слуг всех остальных можно будет запереть в их комнатах.

Фрэнки Проволоне на несколько дней следует отправить к его двоюродному брату в Куинс. Донна делала это с большим сожалением, но ничего другого придумать было нельзя.

В этой ситуации её очень волновал Луиджи Лингвини. У него хватило ума устроить эту встречу, но хватит ли здравого смысла для участия в ней.

Тут появлялась новая проблема: сможет она провести встречу своими силами или нет? Донна терпеть не могла волнения и нерешительности, так что все эти размышления слишком действовали ей на нервы. Лингвини мог бы время от времени направить её или что-нибудь подсказать, но если он будет мешать или окажется не к месту, то его можно будет легко выставить вон. Так в списке приглашенных появилась пятая фамилия.

Потом она сняла трубку телефона и набрала номер.

- Это Донна Белла, - сразу представилась она, чтобы упредить все его дешевые трюки с имитацией голосов и приказала ему явиться на интервью в серой фланелевой тройке, специально купленной для этого события.

- Но сейчас для этого слишком жарко, - запротестовал он. - Я буду сильно потеть.

- За это тебе и платят, - заметила она и бросила трубку.

Вечером накануне интервью она собрала сыновей в библиотеке.

- Завтра сюда приедут репортер и фотограф из журнала "Тайм-Лайф".

Рико в панике вскочил с места.

- Пошли они к чертовой матери! - закричал он. - Да мы никогда не пустим их дальше ворот!

- У этих паразитов хватает наглости вломиться к нам в дом. Что они о себе думают? - заворчал Рокко, а малыш Пако просто задрожал.

- В данном случае важно знать, кто именно сообщил об этом? поинтересовался Рико.

- Мой пресс-агент, - заявила Донна.

- Кто? - в один голос завопили старшие сыновья.

- Мой агент по рекламе. Это он устроил этот визит.

- Она растеряла все свои шарики, - упавшим голосом сказал Рико и посмотрел на среднего брата.

В глазах Донны Беллы засверкали молнии.

- Если не считать надежд на ваше будущее, идиоты, я ещё никогда ничего не теряла! - прикрикнула она на детей.

Лицо Рико стало мертвенно-бледным.

- Как тебе удалось так задурить нам головы, что мы позволили тебе встать во главе семьи? Рано или поздно приходится ждать чего-нибудь из ряда вон выходящего. И вот, наконец, мы дождались! - он расхаживать по комнате, отчаянно жестикулируя руками. В конце концов Рико остановился перед матерью. Где ты могла нахвататься этих идиотских идей?

Глаза Донны Беллы стали походить на огнедышащие жерла вулканов.

- Ты что себе позволяешь? Это тебе даром не пройдет! - ополчилась она на старшего сына. - Если я и ненормальная, то только потому, что мирюсь с вашим идиотизмом и тем дерьмом, которым набиты ваши мозги. Да вы не видите дальше своего носа. Мне все приходится делать самой. И что я получаю в награду? Только одни оскорбления.

Рико хотел было возразить и даже открыл рот, но этот маневр не прошел незамеченным.

- Заткнись и слушай, что я тебе говорю!

В комнате сразу стало тихо, и только монотонные всхлипывания малыша Пако нарушали это безмолвие.

Выждав паузу, Донна Белла вышла из-за стола и встала напротив сыновей.

- Может быть кто-нибудь из вас догадывается, в какое время мы живем, какой сейчас год на календаре? - тихо спросила она. - Ну, поскорее. Я жду ответа.

Все благоразумно решили промолчать.

- Ну, давай, Пако, - уговаривала она младшего, - держу пари, что ты знаешь.

Между всхлипываниями он что-то невнятно пробормотал.

- Великолепно! - зааплодировала Донна. - Я была уверена, что тебе известно! - она строго посмотрела на старших сыновей. - Не кажется ли вам, что уже пора начать жить в это время, а не в девятнадцатом веке, как это делал ваш папаша? Вы что, всю свою жизнь хотите дрожать за свои шкуры? Носиться повсюду словно бешеные псы, пока вас не загрызут другие собаки? И вы имеете глупость называть это жизнью? - каждое слово звучало как вызов.

Рико и Рокко обменялись недоуменными взглядами. Малыш Пако распустил нюни и снова был готов начать истерику. Ему очень захотелось оказаться в своей комнате, забраться с головой под одеяло и отгородиться от всего происходящего в доме и прекратить эти безуспешные попытки понять свою мать.

Тем временем Рико вновь возобновил военные действия.

- Кто это из нас носится как бешенные псы, и что плохого в той жизни, что мы ведем?

- Что плохого? - раздраженно повторила она. - Вам нравится, когда полицейские постоянно дышат нам в затылок и следят за каждым нашим шагом?

- В нашем паршивом бизнесе без этого обойтись нельзя, - примирительно сказал он и вытянул ноги в кресле.

- Чтобы я от тебя этих слов больше не слышала! - в ярости закричала на него Донна, распаляясь ещё сильнее. - Пока я не найду для нас легального занятия, это остается нашим единственным бизнесом, и не следует отзываться о нем с пренебрежением, понятно? - она была оскорблена до глубины души. Такое же чувство испытала Маржи, когда Донна назвала её заведение борделем. Может быть их бизнес и был далек от респектабельности, но не следовало им лишний раз напоминать ей об этом и особенно в эту минуту. Она хотела сосредоточиться на планах, которые могли изменить ситуацию к лучшему и создать им безупречную репутацию. Только это могло привести их к спасению. Ей было все равно, понимали её сыновья или нет. От них требовалось только повиновение и подчинение хорошо продуманным планам.

- Послушайте, - сказала Донна, тщательно выговаривая слова как учительница в школе для умственно отсталых, - вы будете в точности выполнять мои указания и говорить только то, что я вам скажу. Здесь я устанавливаю правила и не советую их нарушать!

Она окинула сыновей строгим взглядом и те уже в который раз за последние несколько минут снова почувствовали себя неуютно.

- Всякий, кто не будет беспрекословно выполнять мои требования, не увидит своей фотографии в журнале "Лайф - Тайм".

Рокко так вытянулся в своем кресле, что почти сполз на ковер. Рико закрыл лицо руками, а малыш Пако попытался проглотить застрявший в горле комок. Ему очень хотелось увидеть свое фото в журнале.

Сыновья беспомощно переглянулись.

- А теперь, - сказала Донна, - я скажу вам, во что следует завтра одеться, - тут она протянула им три листа бумаги. Рико недовольно хмыкнул и тут же заработал пощечину. Донне не раз приходилось видеть, как это проделывал её покойный супруг и довела эту технику почти до совершенства. Старший сын попытался унять кровь из царапины, оставленной бриллиантовым перстнем матери, и безуспешно пытался вытереть её носовым платком. Пако посмотрел на брата и стал отодвигаться в сторону.

- В чем дело, Пако? - презрительно фыркнула Донна. - Ты что, никогда не видел крови?

- Не в этом дело, - пробормотал он. - Но что на это скажут люди из журнала?

Она просто просияла от удовольствия. Впервые за все это время малыш Пако смог высказать здравую мысль. Может быть в конце концов не все так уж и плохо! У мальчика просто задержка в умственном развитии.

- Не беспокойся об этом, мой ангел, - успокоила его Донна. - Мы скажем, что он порезался во время бритья.

Впервые за долгое время малыш Пако почувствовал себя счастливым. И дело было не только в простом решении этого щекотливого вопроса, просто мать последний раз называла его так, когда ему было года четыре.

Донна раздала бумагу и продиктовала, что каждый из них должен был одеть к визиту журналистов.

- Они появятся здесь к трем часам, - сказала мать на прощание. - Так что после ленча вы разойдетесь по своим комнатам и будете ждать, пока я вас не позову. Если потребуется, конечно, - она ещё раз смерила Рико сердитым взглядом и вышла из комнаты.

Уже в своей комнате Донна ещё раз проверила свой гардероб и отобрала одежду на завтрашний день. Особый случай! Это слово крепко запало в её голову. Наконец-то ей представится случай надеть новые украшения! В ожидании момента, когда она сможет одеть свою корону, Донна погрузилась в сладкий и радостный сон.

Следующий день выдался теплым и солнечным. Все шло по её плану. Она перекрестилась и мысленно помолилась Мадонне. Потом ещё раз напомнила себе не забыть выставить напоказ свои религиозные убеждения. Это может пойти на пользу дела, заверила она себя.

Остаток времени она провела, разбирая донесения и деловые бумаги, делая необходимые пометки в тех местах, которые ей не нравились. К двум часам Донна покончила с этим занятием и стала размышлять, потребует ли легальный бизнес таких же усилий и внимания с её стороны.

Наконец она встала из-за стола и собралась переодеться. Стук в дверь и появившийся на пороге охранник только подтвердили её предположения.

- Проведешь их в библиотеку, - приказала она и выбила сигарету из его рта. - Попридержи свой вонючий язык в их присутствии, - не забыла напомнить Донна и захлопнула дверь прямо перед его носом.

Потом она подошла к окну и увидела мужчину и женщину, стоявших у небольшой, видавшей и лучшие времена автомашины. Донна, не спеша, подошла к картине, шлепнула по голове Иуды и выложила на постель диадему и ожерелье с браслетом. Ей хотелось немного задержаться, чтобы репортеры успели осмотреть библиотеку и стали ждать её появления. Она оделась и посмотрелась в зеркало. Вид был просто великолепный! На даму из журнала это должно произвести впечатление, хотя она выглядела не намного лучше автомобиля, в котором приехала. Донна пожала плечами. И как только такой известный журнал разрешает своим сотрудникам работать в таком виде.

Она, наконец, появилась в библиотеке с лучезарной улыбкой под стать своим бриллиантам и гордо объявила:

- Меня зовут Донна Белла.

Журналистка тут же оказалась рядом и энергично пожала её руку.

- Привет! - сказала она и её коротко остриженные волосы заколыхались в такт движениям. - Я - Джейн Плейн, а это наш фотограф, Вин Николс.

Мужчина оторвался от камеры и что-то пробормотал. Он был так увешан различной аппаратурой для своей работы, что Донне оставалось только гадать, как ему удается стоять под её тяжестью.

- Не обращайте на него внимания, - рассмеялась Джейн. - Фотографы часто пользуются дурной славой.

- Неужели? - отозвалась Донна, но так и не поняла, что эта женщина имела в виду.

- Не хотите ли чего-нибудь выпить? - предложила Донна Белла, разыгрывая роль радушной хозяйки. - Чай, кофе или что-нибудь покрепче?

- Не стоит, - с ходу возразила Джейн Плейн. - Для этого можно будет выкроить немного времени перед самым отъездом.

- Но у вас такой усталый вид, - посочувствовала Донна и кивнула в сторону фотографа, - а ему ещё приходится таскать с собой такую тяжесть.

- Чепуха! - сердито буркнула журналистка. - Мы приехали работать, а не наносить светский визит!

- От чашки кофе я бы не отказался, - пробормотал мужчина, не отрываясь от камеры.

- Вот видите! - с триумфом объявила Донна.

- Это очень непрофессионально, - хмыкнула Джейн.

Донна распорядилась, чтобы принесли кофе. В этой женщине было что-то такое, чего она не могла объяснить. Ее худощавость, холодность наводили на мысль о какой-то скованности или ... ущербности.

- Скажите мне, дорогая, - любезно поинтересовалась Донна, - вы замужем?

Джейн поморщилась словно от зубной боли.

- Мне кажется, вы не совсем понимаете цель нашего приезда. Вопросы здесь буду задавать я, миссис Белла.

- Меня зовут Донна Белла, а не миссис не-пойми-кто. Но вы можете называть меня просто Донна, - поправила она гостью. Ей так хотелось завязать дружеские отношения, а тут...

- Как тесно ваш бизнес связан с рэкетом? - начала свое интервью Джейн Плейн.

- Что за глупый вопрос! - в смятении воскликнула захваченная врасплох Донна. И куда запропастился этот придурок Лингвини? Сейчас его совет мог бы ей пригодиться.

- Это тот самый вопрос, который очень волнует моего редактора, возразила журналистка, - не говоря уже о миллионах читателей.

- Если не говорить о миллионах читателей, то можно и без работы остаться, милочка, - саркастически заметила она. - Я расскажу свою историю, и уверена, что читатели будут от неё в восторге. Только для этого нужно вести себя прилично и, для начала не оскорблять хозяев в их собственном доме.

Если между ними будет стычка, то она должна проходить по моим правилам, рассудила Донна. Она уже чувствовала сильную неприязнь к этой настырной девице, и только важность задуманного плана удерживала её от того, чтобы выставить эту нахалку вон.

- А теперь, - вежливо предложила Донна, - не хотите ли взглянуть на мой сад? Мой покойный муж им очень гордился.

- Конечно, - неожиданно согласилась Джейн Плейн. Я с удовольствием выйду на свежий воздух.

Она почувствовала, что лобовая атака успеха не имела, и решила временно дать задний ход. Донна взяла её под руку и повела на улицу, увешанный своими камерами Николс поплелся за ними.

Бриллианты Донны всеми гранями засверкали под лучами солнца и едва не ослепили Джейн. Их блеск напомнил ей великолепие Лас-Вегаса.

- Вот эта прелесть, - радостно воскликнула хозяйка дома, обведя широким жестом розы и цветущий кустарник, - разве она не наводит на мысли о рае небесном?

- Не знаю, - заметила Джейн. - Мне ещё ни разу не приходилось там бывать.

- Ну и что, - парировала Донна, - я даже в Лас-Вегасе ни разу не была.

- Неужели? - удивилась Джейн. Неужели эта старая сучка может читать мысли?

- Но моим друзьям приходилось, - продолжала Донна, - и они сравнивали его с земным раем. Но я даже не могу себе представить, что где-то может быть лучше, чем в моем саду.

Этот город может показаться раем только тем, кто его контролирует, мрачно подумала журналистка.

- Но мои знакомые супруги Гольдштайн, со мной не согласны, продолжала предаваться воспоминаниям Донна.

Джейн пришла в полное замешательство. Эта мадам оказалась довольно крепким орешком. Ну что же, постараюсь с ней подружиться как эти Гольдштайны. Может быть это к чему-нибудь и приведет.

- Должна заметить, что у вас просто великолепная диадема, - польстила она Донне. - Можно полюбопытствовать, где вы её купили? - вырвалось у журналистки, но она тут же пожалела о неуместности своего вопроса: скорее всего она была просто украдена.

- Конечно, моя дорогая, - просияла Донна Белла. - Можете спрашивать меня о чем угодно.

Джейн не стала комментировать её заявление и незаметно улыбнулась своим мыслям.

- Я купила её в одном из самых лучших магазинов. Он расположен на пересечении Пятой Авеню с Пятьдесят седьмой улицей, его трудно не заметить. Все мои украшения приобретены в этом ювелирном магазине.

Как бы не так, подумала журналистка. Да на тебе украшений на целый "Роллс-Ройс", и это только для прогулки по дому!

- Если тебе захочется что-нибудь там купить, - Донна перешла на "ты" и доверительно похлопала свою спутницу по руке, - просто дай мне знать, и мы отправимся туда вместе. Я уверена, что к моей подруге они будут особенно внимательны.

Ну вот, меня уже подкупают, пронеслось в голове у Джейн, которая уже давно потеряла инициативу. Вся игра шла по правилам, предложенным радушной хозяйкой этого дома. Журналистка оказалась перед дилеммой: или взять верх в этой незримой борьбе, или оставить последние надежды сделать из этого интервью приличный репортаж.

- Спасибо за предложение, - поблагодарила она Донну. - Но мне хотелось бы вернуться к теме нашего интервью. Несколько слов о себе, пожалуйста.

На лице Донны снова засияла радостная улыбка.

- Ну, что можно сказать. Я-простая домохозяйка из Нью-Джерси. Это ни для кого не секрет. Ничего особенно примечательного в моей жизни не происходило, кроме смерти моего мужа, и как-то раз я даже попала под арест.

Джейн Плейн была шокирована этим заявлением.

- Неужели смерть мужа можно назвать примечательным событием? удивилась она.

- Конечно, - простодушно призналась Донна. - Понимаешь, не так уж часто мужчины в его возрасте болеют ветрянкой. У него была куча друзей и родственников, и весь дом все это время гудел как растревоженный улей. Сплошные волнения и суета.

Она либо законченная дура, либо одна из самых умных женщин, которых мне доводилось встречать, подумала журналистка.

- И то, и другое, - печально улыбнулась Донна.

- Что? - вздрогнула пораженная Джейн. У неё было такое чувство, словно её собеседница могла читать по глазам.

- Я хотела сказать, что всего было поровну: и волнений, и суеты, пояснила недоумевающая Донна Белла. Ей было не понятно, что так испугало её спутницу. - Может быть Вин сделает несколько фотографий? - предложила она.

- Это будет неплохо, - согласилась Джейн, хотя ей меньше всего хотелось думать о фотографиях. Все попытки выудить из хозяйки хоть какую-нибудь информацию ни к чему не привели. С таким же успехом можно пытаться есть спагетти палочками для риса.

Пока фотограф разбирался со своим оборудованием, а Донна задумалась, какая поза будет выглядеть эффектнее, Джейн решила застать её врасплох.

- А чем занимался ваш покойный супруг? - небрежно спросила она.

- О, - оживилась Донна, - в основном садоводством.

- Но как же так, - выдавила из себя вымученную улыбку Джейн, - он вряд ли мог стать обладателем всего этого, занимаясь только садоводством.

- Ну конечно же, дорогу делали наемные рабочие, - призналась Донна Белла. - Ему на неё просто не хватало времени.

- Я хотела спросить, чем он зарабатывал на жизнь? - продолжала упорствовать журналистка.

- А-а, ты хочешь знать, чем он занимался вне дома? - рассмеялась Донна. - Наши мужчины никогда не говорят с женами о делах.

- Наши мужчины? - недоуменно повторила Джейн.

- Сицилийцы, - с улыбкой пояснила она. - Эти традиции у них просто в крови. Они никогда не говорят с женами о работе. Наше дело сновать из кухни в спальню и обратно. А на старой родине дела обстоят ещё хуже.

- Где?

- Так они называют Сицилию. Там считается, что жена должна быть босой и беременной, только тогда она не собьется с пути истинного. По-крайней мере здесь нам не приходится каждый год рожать.

- Как же это у вас получается?

Донна игриво погрозила журналистке пальчиком с бриллиантовым перстнем и рассмеялась.

- Это не стоит печатать в вашем журнале. Но раз уж тебе интересно, то не буду скрывать, - Донна поманила её пальцем и стала шептать на ухо. Джейн почувствовала, что краснеет, и это страшно развеселило её собеседницу.

- Говорят, у каждой истории есть обратная сторона, - напомнила Донна, - как у платья - лицо и изнанка, - журналистка снова стала кусать губы, а она не смогла удержаться от смеха.

- Ну, не стоит так расстраиваться из-за всякой ерунды, - наконец решила успокоить свою гостью Донна, обескураженная такой сильной реакцией на интимные подробности. Ей самой хотелось узнать, в чем заключались проблемы Джейн. Об одной из них она могла догадаться и сама: журналистка была такой худой, что мужчины испытывали вполне понятные трудности, чтобы найти её в постели при выключенном свете.

- Послушай, - постаралась она подбодрить Джейн, - ты меня спрашиваешь, я отвечаю - все честно.

- В самом деле? - оживилась журналистка.

- Конечно, - заверила её Донна. Не смотря ни на что, ей очень хотелось завязать с ней дружеские отношения, хотя эта хрупкая блондинка иногда явно не к месту проявляла излишнюю настырность и показывала характер, но она чувствовала, что журналистка может быть полезной не только для этой статьи. Джейн Плейн прекрасно ориентировалась в чуждом для Донны мире, а этому ей ещё только предстоит научиться. Теперь Лингвини вызывал у неё только презрение и холодную злобу, но она постаралась выбросить это пока из головы.

Журналистка попробовала прощупать почву заранее подготовленным вопросом:

- А кто на самом деле заправляет здесь всеми делами?

- Конечно же я, - не раздумывая выпалила Донна.

- Ты? - недоверчиво посмотрела на неё Джейн.

- Не сомневайся, - хвастливо заверила она, - ни у кого больше мозгов на это не хватит.

Журналистка пришла в замешательство. Она долго готовилась к изнурительной борьбе и была готова любыми уловками вытянуть из неё нужную информацию, а тут Донна сама призналась, что руководит мафией! Нужно ковать железо пока горячо, подумала Джейн, и постараться узнать о ней как можно больше.

- Сколько людей находится у тебя в подчинении, наверное целая армия?

- Сейчас прикину. Три садовника, мальчик на воротах, трое слуг в доме - это будет семь, если не считать... - тут Донна заколебалась.

- Кого не считать? - затаив дыхание выдавила Джейн.

- Повара, с которым их число дойдет до восьми.

- Солдат готовит на кухне еду? - журналистка отказывалась верить своим ушам.

- О, да, мы все здесь зовем их солдатами, - рассмеялась Донна, - но только из-за того, что они называют меня генералом. За глаза, конечно, но мне об этом известно. Ты понимаешь, что я имею в виду, - подмигнула она своей гостье.

- Так значит те, кто служит в доме, на самом деле не солдаты? разочаровано протянула журналистка.

- Да это три сицилийки, которые до сих пор так и не удосужились научиться говорить по-англиийски.

- Но мне казалось, что в твоем распоряжении находится целая армия.

- Послушай милочка, - доверительно наклонилась к ней Донна и положила ей руку на колено, - если тебе каждую неделю приходится расплачиваться с ними, то на эти средства действительно можно содержать целую армию.

- А кто же выполняет твои приказы?

- Любой, кто под руку подвернется, - серьезно сказала она, - иначе все они вылетят отсюда кверху задницей. У меня здесь порядки строгие.

Теперь уже наступила очередь Джейн наклониться к Донне и зашептала ей на ухо.

- Так чем же тебе все-таки приходится руководить?

Донна сложила руки на груди. Этим жестом любила пользоваться ещё её мать, и он ей очень нравился.

- Своим домом, детьми. Что ещё может быть в жизни простой домохозяйки.

- Ну, а на самом деле? - громко сказала Джейн.

- Конечно, у меня есть одно желание...

- Какое?

- Я хочу, что бы мы с тобой подружились, - бесхитростно ответила Донна и взяла её за руку.

- Будем считать, что мы уже стали друзьями, - объявила Джейн. - Ну, теперь-то ты мне все расскажешь?

Донна посмотрела перед собой, словно пытаясь вспомнить самые сокровенные мысли.

- У меня очень хорошие дети, - наконец нарушила она затянувшееся молчание. - Я очень стараюсь сделать для них все возможное. Но женщине очень трудно воспитывать сыновей одной.

К чему она клонит? Джейн терялась в догадках. Ее младшему сыну уже исполнилось двадцать, да и мужа она похоронила совсем недавно.

- У меня нет деловой хватки моего покойного мужа, о своих мальчиках я даже не говорю. Конечно, всем нам уже пора подумать, как зарабатывать на жизнь. Так что сейчас все мои мысли сосредоточены на поисках подходящего дела, - тяжело вздохнула Донна и вытерла невидимую слезу, - а до тех пор дни текут за днями, похожие друг на друга как две капли воды. Иногда я просто ума не приложу, как мы будем жить дальше, как я накормлю детей.

- Ну, это не проблема. Надо просто заказать обед на кухне, - не выдержала её излияний Джейн и махнула рукой в сторону особняка.

- Не такого совета я ждала, - пожурила её Донна. - Мне казалось, мы могли бы стать друзьями. Разве можно выслушивать такие замечания от подруги?

- А что ещё можно сказать по этому поводу? - смутилась журналистка. Ты не знаешь, как накормить детей и где преклонить голову, а в тоже время распоряжаешься огромным состоянием и увешана бриллиантами, как рождественская елка игрушками.

- Скажи мне кое-что, Джейн, - не обращая внимания на её патетическую речь, тихо произнесла Донна. - Тебе нравится твоя работа?

- По правде говоря, я её ненавижу, - буркнула журналистка и раздавила ногой в траве свою сигарету. - В такие дни я...

- А не хотела бы ты работать на меня? - мягко поинтересовалась Донна. - Будешь жить в этом большом доме и, как знать, в один прекрасный день тоже наденешь бриллиантовые украшения?

- Работать на тебя? - удивленно выдохнула Джейн. - И чем же я буду заниматься?

- Я ещё не решила, - честно призналась Донна. - Мне нужно ещё себе найти занятие. К тому же, я ведь говорила тебе, что мои сыновья... они хорошие ребята, но у них нет деловой хватки.

- Я прекрасно понимаю, о чем ты говоришь, - мрачно сказала Джейн. - У меня самой четверо братьев.

- Четверо братьев! Ни за что бы не поверила, - удивилась Донна. Тогда тебе легче меня понять. Мужчины всегда остаются мужчинами, я не хочу об этом много распространяться, но... вот, к примеру, Лингвини. Я просила его приехать, расписала каждый его шаг, но ты думаешь он меня послушал? Ты его видишь? Где его только черти носят? - почти закричала она, но, словно отвечая на её вопрос, перед ними появился разодетый в серый шерстяной костюм сам Луиджи Лингвини!

- Ах, мои дорогие дамы, - запел он, подходя ближе, - какое очаровательное окружение для таких...

- Оставь свой треп, Лингвини, или мне придется заткнуть твою глотку! закричала на него Донна. - Да я из тебя спагетти сделаю!

- Лингвини в собственном соку! - неожиданно для себя объявила Джейн.

- Лингвини в цементном соусе! - не согласилась с ней её новая подруга. - Ты слышала о чем-нибудь подобном, дорогая?

- Если нет, то мы сделаем это первыми! - с энтузиазмом воскликнула журналистка.

Объект их кулинарных изысков в ужасе смотрел на обеих женщин. Подобные заявления были вполне в духе Донны, но что стало с приятной и рассудительной дамой из солидного журнала? Неужели сумасшествие Донны так заразительно? Лингвини в замешательстве остановился, не зная, как вести себя дальше.

- Извините за опоздание, мои дорогие дамы, - Лингвини поежился от холодного озноба, хотя ещё минуту назад он изнывал от жары, - но я...

- Заткнись! - оборвала его Донна. - Зачем ты врываешься в мой дом и прерываешь нашу дружескую беседу?

- Но, - выдавил он из себя.

- Убирайся вон! - приказала Донна. - Иди в свою взятую напрокат машину и жди пока тебя позовут!

Испуганный агент по рекламе не стал дожидаться повторного приглашения и тут же исчез.

- Ну, теперь ты понимаешь, что я имела в виду? - обратилась к ней Донна.

- Конечно.

- И кому они только нужны?

- Никому, - подтвердила журналистка. Джейн почувствовала опьянение, ноне могла понять почему. То вино, которое им предложила Донна, она даже не пригубила, но все равно её охватила легкая эйфория. Очевидно все дело в этой женщине... Разгадка озарила её как вспышка молнии. Сила, власть, могущество повторила про себя Джейн. И вот теперь ей сделали предложение играть в одной команде...

- Так о чем ты говорила перед тем, как появился этот помешанный? вкрадчиво спросила она.

- Я как раз сказала, что для такой умной девушки в моей организации всегда найдется местечко, - улыбнулась Донна.

На лице Джейн появилась веселая улыбка. Она неожиданно поняла причину неудовлетворенности, которая мучила её все эти годы. Ей приходилось брать многочисленные интервью у премьер-министров, генералов, президентов и других людей, облеченных властью, но она все время оставалась сторонним наблюдателем. Теперь ей предлагали стать участником этой игры. Хватит с неё интервью, репортажей и прочей ерунды, решила Джейн, я хочу получить свой кусок этого пирога.

- А что мне нужно будет сделать? - спросила она Донну.

- Ну, это совсем просто, дорогая, - просияла Донна, - сначала ты напишешь обо мне хорошую статью в своем журнале и тогда я смогу заняться вполне легальным бизнесом, - тут она перешла на серьезный тон. Это будет выгодно тебе во многих отношениях, Джейн.

- Что ты хочешь этим сказать?

- Ну, ты будешь самостоятельной женщиной, и довольно скоро мы с тобой посетим мой ювелирный магазин, к тому же...

Журналистка уловила в её голосе нерешительность.

- Что ты ещё хотела сказать?

- Джейн, - тихо спросила Донна, - тебе приходилось когда-нибудь спать с настоящим сицилийцем?

Джейн Плейн подскочила, словно подброшенная пружиной.

- Расчехляй свои проклятые камеры, Николс, - закричала она на фотографа. - У нас осталось ещё очень много работы!

Глава девятая.

Донна была охвачена беспокойством и как загнанный зверек металась по своей комнате. Постоянные стычки её людей с полицией действовали на нервы. Ей казалось, что они следят за каждым их шагом. Держу пари, им даже известно сколько раз в день я хожу в туалет, выругалась она беззвучно. Наконец Донна остановилась перед "Последней вечерей".

- Ну почему, стоит мне только что-нибудь затеять, как они тут же суют свой нос в мои дела? - обратилась она к апостолам. - Почему меня не оставят в покое?

Донна Белла вышла в коридор и едва не споткнулась о раскладушку Фрэнка ПРоволоне.

- Рико, - закричала она, - иди ко мне немедленно! Да захвати с собой братьев!

Не прошло и минуты, как все три сына уже стояли перед ней.

- Мальчики, я хочу заняться совершенно новым делом, - торжественно объявила Донна.

- Каким делом? - робко поинтересовался Рико.

- Любым, - твердо заявила ему мать, - лишь бы оно было законным.

- Законным?

- Все правильно, - подтвердила она. - Мне хочется спокойно заниматься приличным бизнесом, чтобы полицейские не дышали мне все время в затылок.

- И что это будет? - полюбопытствовал все тот же Рико, взявший на себя обязанность рупора всей троицы.

- Откуда я могу знать? - буркнула Донна. - Все, с чем приходится сталкиваться в этом доме, запачкано грязью. Как мне теперь разобраться, что хорошо, а что плохо? - она снова стала расхаживать по комнате. - Нужно что-то такое, чтобы мои люди не таскали с собой оружие и полицейские не совали нос в наши дела. Нужно что-нибудь... приличное.

Донна просто не знала как выразить свою мысль, но миллионы людей, не обращая внимания на полицейских, каждый день занимаются своей работой, и полицейским до них тоже нет никакого дела. Почему никто из этих людей не работает на нее?

- Может быть мы сможем купить акции какой-нибудь крупной компании и двигаться дальше в этом направлении, - предложила она первое, что пришло ей в голову.

- А потом появятся федеральные агенты и начнут выяснять происхождение этих денег, - тут же похоронил её идею Рокко.

- Тогда займемся бизнесом, связанным с одеждой, - сказала Донна, прикидывая, сколько денег она могла бы таким образом сэкономить на своих платьях.

- Ты шутишь? - почти неуважительно хмыкнул Рико. - В этом деле столько конкурентов, что сражаться с ними хуже, чем с бандой гангстеров.

Донна разочаровано вздохнула. Ну почему в этом мире так просто быть жуликом, и так трудно идти прямой дорогой? Ей очень хотелось, чтобы та журнальная статья увидела свет как можно скорее. Она была уверена, что это сослужит ей хорошую службу.

- В конце концов можно начать свой собственный бизнес и оказывать людям какие-нибудь услуги, - не сдавалась Донна.

- Мы и так оказываем некоторые услуги, - напомнил ей Рокко. Обеспечиваем людям защиту.

- Но мне бы хотелось что-нибудь легальное, - продолжала настаивать Донна.

- Тогда надо ждать пока здесь не легализируют марихуану, - лениво процедил Рико.

- Можешь ждать сколько тебе угодно! - прикрикнула на него мать. - Это единственное на что ты способен: ждать пока тебе непринесут все на блюдечке. Да ты и трахнуть никого бы не смог, если бы эта штука сама для тебя не вставала! - Донну уже просто начинало трясти от ярости. Почему Господь ниспослал ей такую обузу в виде этих трех глупых и ленивых болтунов без искры воображения? Ну, хоть один из них мог бы хоть раз пошевелить мозгами? Нет, ей приходилось иметь дело только с вечно ноющим Пако, ленивым Рико и пустышкой Рокко. От капо тоже толку было мало, новые идеи в их головы можно было вколотить только вместе с гвоздями. Фрэнки Проволоне? Единственное на что тот был способен, так это найти дверь, у которой ему предстояло дежурить ночью. Неужели все мужчины настолько глупы? Она вспомнила своего отца старого, молчаливого человека. Он разговаривал только с голубями, которых держал на чердаке их дома. Вот им ему было что сказать, и они отвечали своим воркованием, но ей ни разу не удалось вспомнить, чтобы отец сказал кому-нибудь хоть слово помимо своего обычного "здравствуйте".

Да, и к чему все это? Если она и сможет найти умного решительного мужчину, то ни за что не приведет его в свой дом и не сделает членом семьи. Пока хватает сил, ей нужно самой обо всем позаботиться, так что не стоит тратить время на бесплодные мечты. Донна тяжело вздохнула и повернулась к сыновьям.

- Ну ладно, мальчики. Собрание окончено, - бросила она и покачала головой.

После того, как все ушли, в комнату неожиданно вернулся малыш Пако. Она недовольно посмотрела на него.

- Мама, там у ворот ждет какой-то мужчина, он очень хочет тебя видеть. Ему...

- Ты уже забыл, как ко мне следует обращаться? - огрызнулась Донна. Сколько раз тебе нужно напоминать об этом?

- Извини, - покраснел Пако. - Этот человек...

- Какой ещё человек?

- Так я и пытаюсь рассказать тебе о нем, - терпеливо объяснил Пако. Вито говорит, что он возглавляет самую большую семью в Техасе, - глаза сына заблестели от радостного возбуждения, - к тому же он ещё и ... художник.

- Кто? - Донна не верила своим ушам.

- Он пишет картины и заправляет всем рэкетом западнее Микельанджело Мафиози, - Пако был так возбужден, что начал пускать пузыри, и матери с трудом удавалось разбирать отдельные слова его сбивчивого рассказа.

- Художник стоит во главе техасской семьи? - озадаченно повторила она. - Как его зовут?

- Сальваторе Даллас.

- Что ему здесь нужно?

- Так ты встретишься с ним, не так ли? - с надеждой спросил сын.

- А почему бы и нет? - пожала плечами Донна.

Пако опрометью бросился вон из комнаты и побежал передавать распоряжение охране. А когда она спускалась в библиотеку, до неё донеслось восхищенное восклицание Рокко.

- Вот это, я понимаю, настоящий лимузин!

Удивленная проявлением хоть какого-то интереса к машине этого человека со стороны её безразличного ко всему Рокко, Донна выглянула из окна. Перед домом остановился самый большой "Роллс-Ройс" из тех, что ей приходилось видеть. Крыша и корпус машины были бледно-лилового цвета, а двери темно-фиолетового. На нем не было ни одной хромированной детали, повсюду сверкало настоящее золото! Мадонна миа, рядом с этим автомобилем наши лимузины выглядели не более, чем ручными тележками для перевозки ручной клади. Ее начало разбирать любопытство, и она заспешила в библиотеку. А вслед ей неслось очередное восклицание Рокко.

- Вот это парень!

Донна наклонилась, расправила на юбке складки и похлопала себя по щекам, чтобы придать им румянец. Вскоре солдат открыл дверь, и незнакомец вошел в библиотеку, но его едва не сбили с ног её сыновья, гурьбой устремившиеся вслед за ним.

- Этот джентльмен хочет встретиться только со мной, так что не буду вас задерживать, - чопорно обратилась она к сыновьям, надеясь произвести приятное впечатление на своего гостя.

- Но мама... - начал протестовать малыш Пако.

- Убирайтесь к чертовой матери! - закричала она и все дружно рванули к выходу.

Донна посмотрела на своего гостя, отметив про себя, что он был под стать своей машине. Его бархатный костюм был того же цвета, что и "Роллс-Ройс", а тонкие усы доходили почти до ушей. В руке он держал нечто, напоминавшее ей маленькую фиолетовую луковицу.

Она встала и протянула гостю свою руку.

- Меня зовут Донна Белла.

- "Прекрасная леди", о которой я столько слышал, - сказал он, целуя ей руку.

Мадонна миа, этот тип явно перепутал её с римским папой.

- Что привело вас в наше скромное жилище? - любезно спросила она.

- Только вы, моя дорогая леди, только вы. Я преодолел тысячи миль только для того, чтобы увидеть вас, - он покрутил луковку за хвостик и вздохнул.

Донна терялась в догадках.

- Вы действительно возглавляете техасскую семью? - решила удостовериться она.

Гость загадочно улыбнулся и стал бросать на неё недвусмысленные взгляды.

- Да! - свистящим шепотом произнес он и посмотрел на неё так, что Донна поправила платье.

- Сицилиец? - подозрительно спросила она.

С загадочным видом Сальваторе едва слышно прошептал фразу на местном диалекте, смысл которой был столь туманным, что только прирожденный островитянин мог понять её значение, но Донне она ничего не говорила.

Гость снова покрутил свою луковку и едва заметно усмехнулся.

- Чем мы можем тебе помочь, брат наш? - сказала она не столь цветисто и туманно, но все же её слова соответствовали стилю общения между людьми их клана.

- Молю вас не обращаться ко мне как к брату, моя леди, - воскликнул он. - Ведь это разрушает те связи, которые я хотел бы с вами установить.

Глава техасской мафии прижал к щеке словно носовой платок луковку и, умоляюще, посмотрел на неё широко открытыми глазами.

Донна была ошеломлена. Ей впервые в жизни пришлось столкнуться с подобным мафиози. Никто из тех, кого она знала, не умел так красиво говорить.

- Донеси до нас смысл слов твоих, - в том же духе продолжала она.

Сальваторе перестал вертеть луковку и на этот раз заговорил просто и серьезно. В этот момент Донна заметила, что его носки были тоже фиолетового цвета.

- Я хотел бы объединить наши великие семьи, - сказал гость на хорошем английском языке.

- Какие средства вы для этого предлагаете? - она по-прежнему придерживалась учтивости и стиля, принятого среди членов Коза Ностры, и надеялась, что он поймет её правильно.

- Наш брак, моя любовь, - провозгласил Сальваторе, вскочил со стула и стал быстро расхаживать по комнате.

Донна не могла поверить своим ушам.

- Хорошенько подумай об этом. Соединить два наши дома! Вместе мы сможем контролировать все города восточнее и западнее Бразоса! Никто не осмелится встать на нашем пути. Вот в чем состоит мое предложение, закончил он и бросил ей луковицу.

Она поймала её и положила на стол, надеясь, что не сделала этим ничего оскорбительного для гостя.

- Скажите мне, мистер Даллас, что это за Бразос, о котором вы все время говорите.

- Ах, моя дорогая, вы никогда не были в Техасе.

Донна нерешительно пожала плечами.

- А что там может быть интересного? - пробормотала она.

Сальваторе Даллас засиял как неоновая реклама.

- Ах, моя леди, когда я отвезу тебя в Техас, ты сможешь постоять на его холмах, и все что можно охватить взглядом до самого горизонта будет принадлежать тебе.

- Все это мне легко проделать, стоя здесь, у окна, - возразила Донна. - Зачем же для этого ехать в Техас?

- О, Техас - это мое вдохновение, - провозгласил Сальваторе Даллас. Еще один источник вдохновения - это то, что я добрался до вас. О, как бы мне хотелось, чтобы мою очаровательную леди захватила нефть.

И чего ему взбрело в голову распространяться на такие темы. Выходит они не замуровывают свои жертвы в бетон, а заливают нефтью.

- Вы так и не ответили мне, что собой представляет этот Бразос? полюбопытствовала Донна Белла.

- Это название реки, моя дорогая.

Теперь ей все стало ясно. Они так же топят тела своих жертв в реке, но перед этим как-то обрабатывают их нефтью, а не заливают в бетон. Ну, здесь все понятно, ведь Техас славится своими нефтяными разработками. Но с какой стати ему нужно проделать это с ней, если он собирается сделать ей предложение? Нет, скорее всего она просто ослышалась.

- Я так и не поняла, что замечательного в этом вашем Техасе, - упорно стояла она на своем.

Сальваторе Даллас стоял перед ней как человек захваченный видением.

- Техас, моя дорогая, такой большой, каким ему и ему следует быть. Конечно, это по большей части унылая местность, поросшая чахлой, выгоревшей на солнце растительностью. Но он богат, богат, моя дорогая, и ещё раз богат. К тому же техасцы самые замечательные люди на земле.

- А почему? - недоумевала Донна.

- Потому что им нужно только то, что измазано нефтью, все остальное для них просто не существует. Эта деревенщина исправно мне платит. Я контролирую там все кроме ветра, - с этими словами он поцеловал кончики пальцев, потом взял со стола луковицу и тоже поцеловал её.

Ну, слава Богу, по крайней мере он хоть начал говорить как настоящий мафиози. Донна даже почувствовала некоторое облегчение, но не надолго. Сальваторе Даллас уже вальсировал по комнате и напевал:

- Глаза Техаса смотрят на тебя весь долгий день, - при этом её гость держал перед собой свою луковицу, и было похоже, что именно к ней он и обращался.

Она наблюдала, как он отмерял крошечные шажки своими туфлями из фиолетовой замши, плавно скользя между стульями и столами в этой громадной комнате. Тело крестного отца ещё не успело остыть в могиле, а эта фиолетовая обезьяна уже принялась вытанцовывать в его библиотеке. Ну что же, это послужит хорошим уроком старому остолопу. Подхватить ветрянку, и это в его то годы!

- Я слышала, вы занимаетесь живописью, мистер Даллас? - спросила Донна.

Он перестал танцевать, чем несказанно обрадовал хозяйку дома, потом присел на край стула и сложил руки на коленях, при этом на его лице появилось выражение смирения и покорности.

- Да, немного, - сказал Сальваторе, будто его только что поймали на месте преступления и теперь ему приходится раскаиваться в содеянном. Искусство дает мне свободу.

- Этого я не могу понять, - сказала Донна Белла и покачала головой.

Сальваторе Даллас начал долгое нудное объяснение, при этом он так тщательно и медленно выговаривал слова, словно объяснялся с годовалым ребенком.

- Если бы я был простым мафиози, то мне пришлось бы ходить в черном мохеровом костюме, черной рубашке и белом шелковом галстуке, но поскольку я - художник, то могу носить все, что мне вздумается. Полная свобода выбора, и никому не придет в голову меня осуждать.

Донна была поражена его рассказом.

- Это и есть твоя свобода?

- Для Техаса это не так уж и мало.

Правда, Донне Белле пришлось признать, что тамошние порядки не намного отличаются от местных. Разве эта продавщица в универмаге не старалась втолковать ей, какое платье следует носить в доме, а какое на улице, что годится для вечера, и что нужно надевать днем? По-видимому у неё были для этого какие-то основания.

- А что вы рисуете? - спросила она.

Он сделал широкий жест рукой, державшей луковицу.

- Все что угодно. Людей, коров, воду, нефтяные разработки и кучи мусора.

- А другие семьи ничего не говорят по этому поводу? - недоверчиво спросила Донна.

- Они не осмелятся. Я могу сделать их карикатурные портреты и развесить во всех коридорах музеев, - объяснил он.

- И музеи позволят тебе сделать это?

- Я контролирую и музеи, - улыбнулся Сальваторе.

Его слова произвели на Донну глубокое впечатление. Ничего легальнее музея ей и в голову прийти не могло.

- Так вы выйдите за меня замуж? - попытался воспользоваться моментом он.

- А как в вашем Техасе насчет полицейских?

- Великолепно!

- А если поточнее?

- Они очень легко покупаются и невыразимо глупы, - пояснил глава техасской семьи.

- Очень хорошо, - кивнула она.

- А теперь вы пойдете со мной венчаться? - сказал он неожиданно охрипшим голосом.

- Не так быстро, вопрос серьезный и мне нужно хорошо обдумать ваше предложение, - остановила его Донна. - Мне нравится эта идея с музеями, но неужели таким образом можно делать хоть какие-то деньги?

- Только на открытках, - признался гость.

- Мои ребята часто болтают про Лас-Вегас, - сказала Донна. - Как далеко от тебя до Лас-Вегаса?

- От меня туда несколько ближе, чем оттуда досюда, - ответил Сальваторе. - Или приблизительно одно и то же, как вам больше нравится.

И все таки он явно ненормальный, решила про себя Донна. Тем временем новоявленный художник смотрелся в луковицу словно в зеркало и подкручивал кончики усов.

Она тяжело вздохнула. Этот недоумок возглавлял самую большую семью крупнейшего штата Америки. А в это время здесь в Нью-Йорке дюжина семей постоянно воевала за контроль над каждой улицей этого старого потрепанного города, полагаясь только на свой ум и изворотливость. Если глава семьи был придурком, то это говорило о многом.

- Я люблю вас, - беспрерывно повторял он.

- Вам, наверное, приходилось слышать, что тело моего покойного мужа ещё не успело остыть в своей могиле?

- Это известно всем, - льстиво заявил Сальваторе.

- И вы думаете, что вам удастся его заменить? - продолжала упорствовать Донна.

Сальваторе Даллас, подчеркивая важность момента, слегка откашлялся.

- Крестный отец был... он был... - Сальваторе задумался.

- Он был дерьмом, - закончила за него Донна.

- Что? - не расслышал её гость.

Мадонна миа! Неужели этот идиот простых слов не понимает.

- Мне трудно будет тебе объяснить значение этого слова, - уклончиво ответила она.

Сальваторе Даллас поднялся со стула.

- Если вам угодно, чтобы я стал таким же, то мне это по силам. Нет такой высокой горы, ни глубокой реки...

- Сядьте мистер Даллас, - сказала Донна. - С меня достаточно, что вы художник, так что оставим поэзию в покое.

Он сел.

- Вот и хорошо, - похвалила его Донна.

Сальваторе был явно польщен словами хозяйки.

- Так вы все-таки выйдите за меня замуж? - с надеждой спросил он.

От описания природы Техаса она почти чувствовала солоноватый привкус песка и пыли на губах. Дело там поставлено неплохо, если даже этот придурок справляется с обязанностями главы семьи. Конечно, ей придется избавиться от Сальваторе, как только она познакомится с его ближайшим окружением. Но Техас! Он был для неё таким далеким.

- А что там индейцы?

- Ничего особенного. Платят как все остальные.

- Они уже не выходят на тропу войны? - этот вопрос был навеян играми мальчишек на Минетта-стрит.

- Нет, большинство заведений в центре города известны своей дороговизной, они не могут позволить себе таких расходов и не ходят туда вообще, - ответил Сальваторе. - Ну зачем забивать такую милую голову мыслями о делах?

Донне очень хотелось понять, что он хотел этим сказать.

- А кто контролирует клубы?

- Я, - радостно сказал глава техасской мафии.

Донна Белла погрузилась в свои мысли. И на кой черт ей сдался этот идиот? Если ему не составило труда притащиться неизвестно откуда и предложить ей Техас, то можно ждать чего угодно. Когда в "Лайф-Тайме" появится статья про нее, то можно будет ждать появления у ворот новых посетителей с Чикаго, Майами или Джорджией в кармане. Она порылась в своей памяти, стараясь вспомнить семьи, контролировавшие другие территории. Ей никогда не приходилось сопровождать крестного отца в его редких поездках на встречи руководства мафии, да и особого внимания на его комментарии по этому поводу она не обращала. Все свои усилия Донна сосредоточила на сборе информации о Нью-Йорке и скрупулезно записывала все мельчайшие подробности о их бизнесе в этом районе. Наконец её день настал, и она встретила его во всеоружии. Сейчас же был совсем другой случай. Другие, неизвестные ей районы пугали её, да и до сегодняшнего появления человека с фиолетовой луковицей она старалась об этом не думать.

- Так вы выйдите за меня замуж? - снова спросил Сальваторе Даллас. К этому моменту она уже почти забыла о его присутствии.

- Пожалуйста, Дон Сальваторе, вы должны мне дать время, чтобы я могла обдумать ваше предложение и сравнить его с тем, что я уже получила, - с гордостью ответила Донна.

- Кто ещё мог сделать вам предложение? - умолял он. - Только скажите мне, кто?

- Ну, вы же знаете, что за луна светит над Майами, какая улица является главной в Чикаго, какие ветры дуют над равнинами Оклахомы. Все эти далекие места взывают ко мне, но к тому же я ещё подумываю и о Джорджии.

- Не может быть! - воскликнул пораженный Сальваторе.

- Ну, я просто обрисовала вам ситуацию в самых общих чертах. Вы понимаете, что я имею в виду.

- Конечно, мне это абсолютно ясно, - с глубоким поклоном сказал он. Но прошу вас отметить, что я сделаю для вас все возможное в этом мире, и поверьте, мне это по силам.

С ловкостью профессионального фокусника, мистер Даллас перебросил луковицу из одной руки в другую. Потом он стал жонглировать ею, ловил не глядя за своей спиной, в оттопыренный карман своего пиджака, крутился на цыпочках по комнате и выделывал немыслимые пируэты.

Ну и дела, думала Донна. Я могу получить половину Техаса плюс настоящий цирк из одного человека. Просто на все руки мастер: от крестного отца до коверного...

- А что вы ещё можете, кроме пируэтов с луковицей? - холодно спросила она.

Сальваторе Даллас обиделся до глубины души и убрал луковицу в карман.

- Индейская борьба, - не задумываясь, бросил он.

- Ты сражаешься с дикарями?

- Нет, Донна миа, это рукопашная схватка, которая требует от её участников колоссальной силы, мужества и выдержки, - объяснил он, стараясь продемонстрировать ей сквозь бархат рукава своего костюма то ли бицепс, то ли трицепс.

- Таким образом я победил Вейко, - гордо объявил он.

- Кто это?

- Город, - пояснил Сальваторе.

- О, - выдохнула удивленная Донна, теперь гость уже не казался ей таким уж ненормальным. Все-таки как мужчина он был на что-то способен, - а что ещё вы можете делать?

- Меня считают довольно неплохим танцором, - скромно заявил крестный отец из Техаса после минутного раздумья.

Донна почувствовала прилив раздражения. Да это просто паяц, идиот, по сравнению с которым малыш Пако отмечен искрой гениальности. Носить титул Дона и быть таким кретином, такого соседства она вынести не могла. Донна холодно посмотрела ему в глаза.

- Сколько солдат находится под вашим началом?

- Кому нужны эти солдаты? - пренебрежительно махнув рукой, сказал он.

- Сеньор Даллас, в данный момент мы с вами говорим на очень серьезную тему.

- Я понимаю, моя леди.

- Тогда как же вам удается защищать свои интересы? - недоумевала она.

Сальваторе Даллас смерил её многозначительным взглядом.

- Моя возлюбленная Донна вам приходилось когда-нибудь нюхать лук?

Глава десятая.

Вопрос создания легального бизнеса по-прежнему оставался для неё камнем преткновения. Каждый раз, когда она говорила с Джейн Плейн, то все время сталкивалась с тем, что редакторы считали её материал не самым интересным для читателей журнала "Лайф-Тайм". Время шло, и Донна Белла уже начала задумываться о возвращении Луиджи Лингвини, который молниеносно лишился работы после своего опоздания на встречу с журналистами. Может быть ему удастся пристроить её интервью в другом журнале или организовать новую встречу. Конечно, это было бы некрасиво по отношению к Джейн, а на этот случай у Донны были вполне определенные планы.

В конце концов она решила занять выжидательную позицию. Вряд ли такой солидный журнал мог разбрасываться деньгами, посылая сотрудников собирать бесполезные и никому ненужные материалы, которые никогда не будут опубликованы. Сама Джейн считала это вопросом времени. Но все же каждый раз, когда Донна открывала свежий номер журнала, то испытывала страшное разочарование. Особенно было непонятно, если его обложку украшала красочная фотография вьетнамских джунглей или что-нибудь в этом духе. Все эти события проходили в стороне от неё и до того момента, как она увидела их по телевизору, просто не существовали. но даже сейчас их причина оставалась для неё загадкой и мало затрагивала её любопытство.

Однажды днем Донна Белла сидела в библиотеке и рассматривала данные по букмекерским операциям. Дела шли неплохо, и её сердце наполнялось радостью. Хоть одна из сфер их деятельности приносила солидный доход и процветала. С тех пор как в Нью-Йорке открыли букмекерские конторы для ставок на соревнованиях, проходивших во всех частях света, туда устремлялись тысячи горожан, которые раньше и не помышляли о посещении каких-нибудь собачьих бегов. Многие из них, устав от очередей у "легальных" прилавков, обнаружили, что неподалеку можно сделать те же самые ставки, но без шума и суеты, в любое удобное время и в удобном месте, и дела семьи быстро пошли на лад.

Поначалу её очень беспокоило возможное вторжение в её дела городских властей, но когда она поделилась своими страхами с бруклинским боссом, Тони Сканджилли, то он только презрительно хмыкнул.

- Вся эта братия находится у меня под каблуком, - объяснил он, букмекерские конторы будут стоять там же, где они и стояли, но им никогда нас не обойти, как и городским властям не обойтись без нас. Вот подожди, этот бизнес ещё не раскрыл себя полностью.

Все получилось так, как предсказывал Тони, и Донна радовалась его прозорливости не меньше, чем прибылям от игорного бизнеса. К тому же вряд ли власти города начнут открывать публичные дома и лишат её самых жирных кусков этого пирога. Торговать покровительством они тоже не смогут, с сарказмом подумала Донна, ведь их полицейские слишком завалены собственной работой.

Она уже заканчивала свое занятие, как в комнату влетел Рико.

- Эй, угадай, чья фотография украшает обложку журнала"Лайф-Тайм".

Донна вздрогнула, а на её щеках появился легкий румянец.

- Певица, Тони Тортони, - продолжил Рико. Эта девка ещё работала на отца.

- Шлюха! - выпалила Донна и её лицо побагровело от злости. - Что сделала эта дешевка, чтобы попасть на обложку журнала! Рекламирует какую-нибудь дрянь или что - нибудь в этом духе? - гнев её был безграничен. В мире сейчас не было человека, которого бы она ненавидела так же, как Тони Тортони. Когда несколько лет назад её муж решил запустить свои лапы в шоу-бизнес, то он стащил Тони с табурета у стойки дешевого бара и сделал из неё певицу кабаре. Единственной разницей, которую могла заметить Донна, была возросшая состоятельность её клиентов и редкое проявление знаков внимания со стороны крестного отца, чего Донна никогда не могла ему простить.

- Да про неё у них здесь целый репортаж, - уточнил Рико.

- Они используют её в качестве рекламы по пересадке органов, что ли? выкрикнула Донна. - У неё фальшивые волосы, контактные линзы, искусственные зубы, прооперированный нос, груди и бедра. Это только то, что мне известно, а об остальном можно только догадываться.

- Ну, не стоит так преувеличивать, - попытался прервать её излияния сын.

Да ты с ума сошел! - зашипела на него она. - У неё и эта штука тоже искусственная, старая-то давным-давно износилась.

- Так рассказать тебе, что о ней пишут? Если, конечно, ты закончила ругаться.

Донна не любила, когда с ней разговаривали в таком тоне, и смерила сына раздраженным взглядом.

- У неё самая вертлявая задница, что ли?

Рико даже не оторвался от заметки в журнале.

- Она стала монахиней, - объявил он.

Донна испугано перекрестилась.

- Как опустилась Божья церковь, - запричитала она, - они принимают в свое лоно всех подряд.

- Послушай, как она это объясняет, - сказал Рико и стал искать в журнале нужные строки. - Я отгораживаюсь от грешного мира потому, что Господь призвал к себе единственного человека, которого я любила, - фыркнул он. - Да она могла принять шестерых за одну ночь.

Донна выхватила журнал из его рук.

- Господь призвал его, и я хочу стать ближе к ним обоим, - прочитала она, гадая о имени её избранника. Глаза Донны бегали по строчкам в поисках имени. Если, конечно, это чудо хирургического искусства вообще его упоминало...

- Витторио Просциутто, - поморщившись, объявил сын. - У неё было к нему настоящее чувство, но однажды утром его нашли в озере Эри, плавающим среди других отбросов.

- Я очень рада, что у неё было хоть что-то настоящее. Она была отпетой второразрядной шлюхой.

- Ты слишком сгущаешь краски, - возразил Рико.

- Тебе лучше знать, не так ли? - едко заметила Донна. - Ведь мой сын знаток проституток и тонкий ценитель их ремесла.

Лицо Рико стало пунцовым.

- Насколько выгоден этот бизнес, хотела бы я знать, - задумчиво сказала его мать.

- Какой? - попытался уточнить он.

- Издательское дело, - пояснила она. - Эти умники из журнала понятия не имеют о том, что творится в мире. Если у нас будет хороший журнал, то мы сможем контролировать всю сеть распространения периодических изданий. Ну, чем тебе не легальный бизнес.

Теперь наступила очередь Рико презрительно хмыкнуть.

- Мелочное дело. Эти киоски выеденного яйца не стоят. Иногда на этом удается сделать какие-то деньги, но по большей части ничего кроме хлопот это занятие не приносит. Мы даже их не трогаем, все равно поживиться нечем.

- Мне очень приятно, что мой сын такой рассудительный, - похвалила его Донна. - Только тебе всегда следует помнить, что даже часть чего-нибудь это уже что-то, а пустое место, даже взятое целиком, так и останется пустым местом. Твой отец начал свою блестящую карьеру с мелочных поборов с доходов от автоматов по продаже жевательной резинки. А когда ему начал платить дань человек, катавший за десятицентовик ребятишек на пони, он уже считал, что ему очень повезло в жизни.

- Но это было так давно, - возразил Рико. - Ему просто надо было с чего-нибудь начать. А у нас в руках налаженное дело. К тому же в те дни и десять центов что-то значили, а сегодня это мусор.

- Это для тебя, мой дорогой, - замурлыкала Донна, - всего лишь стоимость телефонного звонка к проститутке, а для меня доход, ещё один кирпичик в фундамент благосостояния нашей семьи.

- Кроме того, - добавил он, - там было какое-то постановление по поводу всех этих киосков и их контролю со стороны журналов.

- Черт побери это вонючее правительство! Ненавижу их! - взорвалась она, едва удерживаясь от того, чтобы не расплакаться. - Они могут делать все, что им угодно. Кто они в конце концов, полубоги что ли? - Донна встала из-за стола и направилась в спальню. Она терпеть не могла, когда кто-нибудь видел её слезы, не говоря уже о сыновьях. Донна громко хлопнула дверью и ничком бросилась на кровать. Только здесь ей можно было дать волю своим чувствам, что конечно является неотъемлемым правом каждой нормальной женщины.

Для Донны же это было единственной разрядкой ума и облегчением души. Наревевшись вдоволь, она почувствовала себя отдохнувшей и обнаружила в себе необычайную ясность ума. Издание журнала было для неё тайной за семью печатями, но Джейн Плейн могла просветить её на этот счет. Она набрала номер редакции и попросила к телефону журналистку.

- Какие средства потребуются для основания журнала типа "Лайф-Тайм"?

- Около трех миллионов долларов, - после минутного раздумья сказала Джейн.

- Прекрасно, дорогая, мне нужно кое-что прикинуть, - протараторила Донна и бросила трубку на рычаг.

Джейн недоуменно пожала плечами и вернулась к своей работе над статьей про колледж для зубных техников. Работа была скучной и действовала ей на нервы. Ей бы очень хотелось показать Донне её фотографии в журнале. Может быть хоть тогда в её жизни наметится перелом к лучшему.

Тем временем Донна подошла к картине, ткнула кулаком в голову Иуды и пересчитала пачки с банкнотами. Она тяжело вздохнула и вернулась к телефону.

- Извини, - сказала она Джейн в трубку, - у меня немного не хватает. Я перезвоню тебе на следующей неделе.

Ничего, подумала она, можно делать бизнес и не занимаясь изданием журнала. В конце концов ей требовалась пока только журнальная статья. Неожиданно она вспомнила про Сальваторе и его предложение. Это может подстегнуть интерес журнала к её персоне и ускорить выпуск статьи. Нужно будет вернуться к этому вопросу на следующей неделе, подумала Донна и занялась другими делами.

Несколько дней спустя раздался звонок телефона. Звонила Джейн, она была так возбуждена, что Донна Белла не сразу поняла, о чем идет речь.

- Она там! Она уже там! - кричала в трубку журналистка. - Я уже видела сигнальный экземпляр!

- Прекрасно! - наконец догадалась в чем дело Донна. - Как скоро ты сможешь доставить мне этот журнал?

- Сразу же как только получу свои номера. Это будет через несколько дней.

- Несколько дней! - Донна была в отчаяньи. - Мне их не пережить. Привези мне этот номер, и чем скорее, тем лучше!

- Не могу, - возразила Джейн, - он принадлежит владельцу журнала. Мне случайно удалось его увидеть на столе главного редактора. Мы - мелкая сошка, и наши экземпляры сделают несколько позже.

- Привези мне этот, - настаивала Донна.

- Я не могу это сделать.

- Возьми его и заодно прихвати все свои вещи из редакции. Тебе больше не придется работать на этих жлобов.

- Каких ещё жлобов, - не поняла журналистка.

- Тех, что заставляют тебя разъезжать в потрепанной колымаге и ждать, когда ты сможешь получить свой номер журнала. Можно подумать, что у них для этого не хватает денег, - говорила Донна, распаляясь все больше. - Такая девушка, как ты, должна одеваться у Кевина Клайна.

Джейн буквально заскрежетала зубами.

- Привезешь мне этот журнал, получишь манто из шиншиллы и "Кадиллак" в придачу, - вкрадчивым голосом предложила Донна Белла.

- Буду у тебя через час, - выдохнула журналистка.

Донна с улыбкой повесила трубку телефона. Нужно было сначала поинтересоваться, как я там выгляжу, а потом делать всякие предложения. Да нет, ты просто нервничаешь, подумала она и распорядилась, чтобы на воротах Джейн пропустили без задержки. Донна не только не хотела ждать ни одной лишней минуты, но и была против того, чтобы кто-то смог увидеть журнал раньше нее. Стараясь не смотреть на часы, она принялась расхаживать по комнате. Наконец на дорожке перед домом появилась долгожданная машина, и из неё выбежала Джейн. Не без раздражения Донна отметила, что Рико открыл ей дверь и смерил оценивающим взглядом.

- Поднимайся сразу ко мне! - крикнула сверху она и вернулась в комнату, а Джейн заспешила вверх по лестнице.

- О, Мадонна!

И вот перед ней лежит журнал. Ее фотография занимает всю обложку. Камера удачно отразила блеск бриллиантов на диадеме, её красивую улыбку. Фотограф явно заслужил чаевые, подумала она.

- По-моему я неплохо выгляжу? - обратилась Донна к журналистке.

- Просто великолепно, - согласилась та.

- А ты посмотри, что тут написано, - продолжила она, заметив анонс напечатанный на её расшитой фальшивыми бриллиантами груди. - Неоспоримое мужество. Борьба вдовы из Нью-Джерси за существование.

Донна пришла в страшное возбуждение. Она постоянно похлопывала Джейн по плечу и повторяла:

- Ты сделала это, кара миа, все-таки ты сделала!

- Что теперь будет, Донна? - спросила Джейн, её голубые глаза светились как реклама электрической компании.

Донна уже искала в журнале саму статью и, не глядя, бросила журналистке:

- Какую сумму мне следует выслать вашему фотографу?

- За что?

- За такие услуги я обычно даю неплохие чаевые, чтобы человек видел, как я им довольна, - она подмигнула Джейн. - Вот увидишь, рано или поздно это окупится с лихвой.

- Вообще-то он не ждет никакой благодарности и может подумать, что это взятка.

- С какой стати такая глупость может прийти ему в голову? - удивилась Донна. - Ведь он свою работу уже сделал, не так ли? Денежные вознаграждения движут этим миром, дорогая, но ты скоро и сама научишься этому.

- Чему ещё мне предстоит научиться? - нетерпеливо спросила Джейн.

- В первую очередь не пользоваться такими напыщенными фразами, слегка нахмурилась она, - когда ты пишешь обо мне. Люди предпочитают читать простые и понятные им слова.

- От неожиданности журналистка покраснела.

- Возьми, - Донна отдала ей журнал. - Будет лучше, если ты сама прочитаешь её мне.

- Где мне лучше начать?

- С самого начала. Ничего страшного, если мне придется что-нибудь выслушать во второй раз подряд!

Джейн улыбнулась и начала чтение. Статья подробно рассказывала о её страстной мечте основать собственное дело и найти достойное занятие для себя и своих сыновей, подробно смаковала те трудности, с которыми Донне пришлось столкнуться на Минетта-стрит. Потом упоминались её объяснения по поводу недавнего ареста во время налета на публичный дом. Когда Джейн дошла до выделенных жирным шрифтом высказываний Донны, та попросила прочитать их ещё раз.

"С неопытной женщиной, оказавшейся одной в большом городе, может случиться все, что угодно." Ну, а следующее выражение: "Из кухни в спальню и обратно, вот и вся моя жизнь", привело её в восхищение. Оно не только описывало статус, но и показывало все окружение жены настоящего сицилийца.

Теперь она могла понять смысл работы Джейн и её коллег. Им было приятно увидеть свои имена и мысли, растиражированные в тысячах копий номеров журнала. Впервые за все это время ей стало понятно, что она лишит журналистку работы, которая может значить для неё очень многое, и решила несколько загладить свою вину.

- Джейн, я только сейчас поняла, как много значит для тебя твоя работа. Мне нетрудно оценить то волнение, которое ты испытываешь, когда твоя статья выходит в журнале, и миллионы людей по всей стране смогут её прочитать. Знай я об этом раньше, то может быть и сама выбрала для себя это занятие. Но как бы то ни было, я постараюсь сделать для тебя все возможное, чтобы ты не пожалела о своем решении, - сказала Донна с обнадеживающей улыбкой.

- Глупости, - возразила журналистка, - ты работаешь как проклятая над этой ерундой, а в результате ни славы, ни радости, только ярмо. А если ты считаешь, что твои ребята из мафии ведут очень жесткую игру, то тебе следовало бы знать, как обстоят дела на самом деле в так называемых коридорах власти. Сплошные разборки, и больше ничего.

Джейн грустно покачала головой.

- Кроме того, - она посмотрела Донне в лицо, - на самом деле все решается совсем в другом месте.

Тут они обе рассмеялись.

- Я и так это поняла, - заметила Донна.

- Когда?

- Когда ты сказала мне, что для того, чтобы продавать какую-то ерунду на пятьдесят центов за штуку, я должна истратить не меньше трех миллионов долларов. Вряд ли можно быть в восторге от такого соотношения, - обе женщины весело заулыбались. - А теперь давай закончим чтение твоей статьи.

Она была рада, что ей удалось уговорить Джейн сделать несколько фотографий на кухне, хотя теперь ей приходилось бывать там довольно редко. На фото все получилось довольно естественно, как и тот момент, когда Донна убирала постель. Правда, при этом с её головы свалилась диадема, но бриллианты не пострадали, а значит результат стоил потраченных усилий. Она занималась той же работой, которую выполняла любая домохозяйка, и все выглядело очень правдоподобно.

Да и сама статья была просто замечательной! Донна осталась очень довольна работой Джейн и не знала, как её отблагодарить за это.

- Лучше и быть не могло, - сказала она ей. - Даже я сама не смогла бы написать лучше. Тем не менее они продолжили чтение статьи, подолгу останавливаясь и обсуждая самые удачные места.

- Я оказывается не только замечательная мать, но и обладаю неплохой деловой хваткой. К тому же упоминание о моей религиозности прозвучало очень уместно. Все получилось просто замечательно.

Они рассматривали фото, на котором она стоит перед "Последней вечерей", сжимая в руках украшенное фальшивыми бриллиантами распятие. Донна для большего эффекта даже хотела купить для съемок настоящее, но Джейн убедила её, что на иллюстрации они будут выглядеть абсолютно одинаково.

Наконец они ещё и ещё раз перечитали статью, находя в ней все новые, интересные ньюансы и подробности.

- Чем мы теперь будем заниматься? - поинтересовалась Джейн.

- Теперь, - радостно откликнулась возбужденная Донна, - ты достанешь пятьдесят номеров этого журнала, и мы отошлем его самым влиятельным семьям в Америке.

- Таким как Дюпоны или Рокфеллеры? - затаив дыхание, прошептала она.

- Нет, отошлем их тем, кто действительно правит этой страной: Маникотти, Пармажиано и Роллатине, - возразила Донна. - Остальными мы займемся несколько позже, - тут Донна ненадолго задумалась. - Тебе уже пора переехать ко мне. У меня такое чувство, что теперь ты мне будешь нужна постоянно.

- Ты хочешь сказать, что мне пора собирать свои вещи?

- Нет, - твердо отрезала Донна. - Выбрось их к чертовой матери. Мы купим все новое.

- Так сразу? - запротестовала Джейн. - Да как я смогу...

- Я дам тебе неделю и уверена, ты со всем справишься.

Глаза журналистки заблестели от слез.

- Оставим это, - бросила Донна, - у нас нет времени на эти сентименты.

- Чем мы будем заниматься? - спросила она, вытирая глаза платком.

- Точно ещё не знаю, - призналась Донна, - но я уверена, что ждать осталось недолго. Особенно теперь, когда твоя статья наконец увидела свет.

- Ну, а дела, которые ты ведешь в настоящее время? - настаивала Джейн.

- Я даже думать о них не желаю, - охладила её пыл Донна. - Тебе надо думать о том, что будет, а не копаться в прошлом.

Однако Джейн обнаружила, что в этом дома, где все дышало силой и властью, трудно сосредоточиться на чем-либо постороннем. С такой армией она может стать ещё одной Екатериной Великой.

- Я вот о чем подумала, Джейн, - прервала её размышления Донна, - пора бы тебе уже обзавестись телохранителем.

- Мне? - удивилась журналистка.

- Не стоит торопиться с ответом. Просто присмотрись к моим людям и найди такого, кто бы тебе понравился.

- А зачем он должен мне нравиться?

Теперь пришла очередь удивляться самой Донне.

- Ну, в твоем возрасте, мне хотелось бы, чтобы тебя охранял человек, который тебе симпатичен. Но если тебе все равно, я не возражаю.

- И все-таки я не понимаю, зачем мне любить человека, чьим единственным занятием будет моя охрана? - не унималась Джейн.

- Ну, как тебе сказать, моя дорогая, ведь это не только охрана. Он будет сопровождать тебя повсюду, носить за тебя покупки, оказывать мелкие любезности, выполнять все твои желания... даже ночью. Теперь-то ты понимаешь, что я имею в виду? - сказала Донна и лукаво подмигнула.

Ну и дела, подумала Джейн. Да она просто вылитая Екатерина Великая!

- Так что присмотрись к моим людям и выбери себе подходящего, назидательным тоном продолжила она. - Только, поверь мне, не особенно обольщайся по поводу их ума. Ты можешь найти все, что угодно, но только не это.

- Ура! - закричала Джейн и пустилась пританцовывать по комнате. Прощайте нью-йоркские интеллектуалы! Хватит с меня неопубликованных писателей, непризнанных художников и прочих невротических обитателей Ист Сайда! Просто нормальный мужчина и все тут!

- Рада видеть, что тебе это нравится, - с одобрением кивнула Донна. Молодежь должна быть счастливой.

- А что ещё могло бы тебя порадовать, - спросила новоиспеченная экс-журналистка, продолжая пританцовывать по комнате свои немыслимые па.

- Пятьдесят номеров журнала "Лайф-Тайм", и чем скорее, тем лучше.

- Заботливая мать и проницательная деловая женщина, со смехом процитировала Джейн. - О`кей, я отправляюсь на выполнение своего первого задания. Кого мне лучше взять для этого с собой?

- Это зависит от того, как ты собираешься их получить, официальным путем или нет?

- Ну, - задумалась Джейн, - если они нужны тебе немедленно...

- Именно так, - перебила её Донна.

- Тогда придется взять их во время доставки в город.

- Никакого железа, - предупредила Донна.

- Чего? - удивилась Джейн.

- Не обращай внимания, - вздохнула она. - Послушай, ты можешь подождать до завтра и купить их в любом киоске. В конце концов этим людям тоже нужно на что-то жить.

- О`кей, согласилась Джейн, тронутая её вниманием к судьбе этих несчастных.

- Иди и выбери комнату для себя, а потом подбери место для офиса, посоветовала Донна. - Это займет тебя хоть на некоторое время. - Хорошо, ответила экс-журналистка и вышла из комнаты.

Не забудь присмотреться к моим людям! - крикнула она ей вслед и услышала звонок телефона.

- В чем дело?

- Вас у ворот спрашивает какой-то мужчина. Он утверждает, что приехал из журнала "Лайф-Тайм", - раздался в трубке голос Рико.

- Ну, и что ему от меня нужно? - спросила Донна. Неужели они так быстро бросились на поиски пропавшей сотрудницы? Они что, собираются обвинить меня в похищении человека? Вряд ли, Джейн уже не ребенок и может поступать, как ей хочется, подумала она.

- Он говорит, что приехал по важному делу, - не дождался ответа Рико. - Пускать мне его или нет?

- Проверь его документы и, если все в порядке, проводи в библиотеку. Я сейчас туда спущусь.

Все ещё теряясь в догадках о цели этого визита, она спустилась вниз, заняла место за столом и стала ждать неожиданного посетителя.

- Что вас ко мне привело? - улыбнулась она при его появлении.

- Мне нужно вам кое-что передать, - ответил мужчина и протянул ей белый конверт.

- Большое спасибо, - все ещё улыбаясь, сказала Донна и вскрыла конверт. В нем лежали какие-то бумаги.

- Что это значит?

- Что это значит? - в свою очередь повторил её вопрос нежданный гость и встал со стула.

- Сенатская подкомиссия по расследованиям, - старательно прочитала она. - Что это?

- Это повестка, дорогая леди, - бросил он, выходя из комнаты.

Донна подбежала к двери.

- Джейн! - закричала она. - Джейн! Иди скорее сюда!

- Что случилось? - вбежала в библиотеку запыхавшаяся Джейн.

- Ничего страшного, - успокоила её Донна. - Только скажи мне, что такое повестка?

Глава одиннадцатая.

Весь особняк погрузился в тишину. Как только Донна выяснила, что такое повестка, её сразу уложили в постель. С тех пор она только попросила привести Креплаха, который был юристом их семьи, и замолчала, отказываясь говорить с кем бы то ни было.

Однако как только ей доложили, что Кальвин Креплах уехал на несколько дней в Майами Бич для участия в турнире по бриджу, голос вернулся и его можно было услышать в самом дальнем уголке огромного дома.

- Если он не приедет ко мне прямо сейчас, то ему вряд ли удастся ещё хоть раз распечатать в этой жизни новую колоду карт! - в ярости кричала она, а проницательный адвокат тем временем уже снял свою заявку на участие в турнире и с первым рейсом вылетел обратно.

Его встретили прямо в аэропорту и вскоре он уже сидел у постели своей клиентки.

- Кальвин, я бы умерла, если бы ты не приехал, - простонала Донна.

- Я не мог пренебречь своими обязанностями, - отозвался Креплах. - Как тебе это только в голову могло прийти!

В конце концов какие к черту карточные игры, когда впереди его ждала широкая известность, телевизионные интервью и прочие атрибуты популярности.

- Тело моего супруга ещё не успело остыть в земле, а уже весь мир ополчился против меня, - рыдала Донна.

- Вот, возьми мой носовой платок, - успокаивал её юрист.

- Джейн, я хочу видеть Джейн, - запричитала она.

Джейн быстро разыскали и тут же отправили на Пятьдесят седьмую улицу заказывать бриллиантовое распятие. В это смутное время Донне хотелось укрепить свою веру, и она надеялась, что к тому времени, когда ей нужно будет появиться на людях, оно будет уже готово. С утроенной энергией Донна стала готовиться к вызову на слушание в сенатской подкомиссии. Ей было прекрасно известно, как безгранично доверял адвокату Креплаху и его армии юристов её супруг. Несмотря на то, что он считал всех не сицилийцев людьми "второго сорта", к врачам и юристам еврейской национальности у него было особое отношение.

- Я не очень-то доверяю этой публике, - любил говаривать крестный отец, - но дело свое они знают досконально. Плати им щедро и старайся держать на своей стороне, - и часто добавлял. - Каждая семья должна иметь хоть одного юриста-еврея.

- Кто эта Джейн, и что она здесь делает? - наконец смог приступить к делу Креплах.

- Она к этому никакого отношения не имеет, и мне хочется, чтобы Джейн продолжала оставаться в стороне. Она должна помочь мне основать какой-нибудь легальный бизнес и стряхнуть ненавистных копов с моей спины. Она очень смышленая девочка.

- Нам придется иметь дело вовсе не с полицейскими, - вздохнул Креплах, - против нас ополчился Сенат Соединенных Штатов.

- Ну и что это значит? - фыркнула Донна. - Уж не становятся ли они от этого равными самому Господу Богу.

- В их глазах, да, - ответил адвокат. - Вот почему эти расследования так опасны. Эти ребята ищут дешевой популярности. Им всегда нужно произвести впечатление на своих избирателей, чтобы переизбраться на следующий срок. Они приехали в Нью-Йорк, чтобы попасть на первые страницы газет...

- Они приперлись, чтобы доставить мне неприятности, - перебила его Донна.

- Это одно и то же, - проницательно заметил Креплах, пожимая плечами. - В любом случае они хотят выглядеть в своих штатах отважными героями. В Айдахо и Канзасе...

- Так это фермеры! Быдло вонючее! - взорвалась Донна.

- Это законные избранники народа, моя дорогая, - мягко возразил он, и нам следует проявить максимальную осторожность. Нам не стоит оскорблять их или делать своими врагами.

- Я полностью буду выполнять все твои указания, - безропотно согласилась она.

- Это уже лучше, - сказал адвокат, - потому что тебе придется не только играть некоторую роль, но я должен быть абсолютно уверен, что ты будешь следовать моим инструкциям до последней запятой.

- До последней запятой, - эхом отозвалась Донна.

- Прежде всего, - потребовал Креплах, - нужно убрать в сейф все твои украшения.

- Но может быть... - слабо попыталась возразить Донна.

- Я сказал все, - перебил её адвокат, - кроме старого обручального кольца.

- Но его даже нельзя назвать симпатичным, - надула губы она.

- Обручальное кольцо, - с нажимом повторил он.

- Хорошо, - вздохнула Донна.

- Затем оденешь старое черное платье с ...

- У меня вообще нет ни одного черного платья, - быстро протараторила она.

- Тогда пошли свою подругу Джейн, и она купит его для тебя, - не принимая её возражений, настаивал Креплах. - Обязательно с белым воротничком и манжетами.

- Это ещё зачем? - возмутилась Донна.

- Кроме того никаких париков, твои волосы должны быть собраны в пучок, - проигнорировал её возражения адвокат.

- Меня могут увидеть миллионы людей...

- Именно! - перебил её он. - Наконец-то ты начинаешь понимать мою мысль.

В дверь постучали, и в комнату вошла Джейн.

- Мой крест будет готов вовремя?

- Не сомневаюсь в этом, - улыбнулась она.

- Ты только послушай, что хочет на меня напялить этот Кристиан Диор, фыркнула Донна. - Я нанимала адвоката, а получила консультанта по вопросам моды.

- Это очень важно, мисс Плейн. С её историей про домохозяйку из Нью-Джерси она и выглядеть должна соответствующим образом.

- Естественно, - согласилась Джейн.

- Никакой модной одежды, бриллиантов и яркой косметики, - перечислял адвокат.

- И никаких ответов, если я правильно поняла, не так ли?

- Верно, но даже если потребуется сказать хоть одно слово, нужно будет произвести на них соответствующее впечатление. Необходимо привлечь их на свою сторону.

- Кого, - возмутилась Донна, - этих фермеров?

- Всех присутствующих в зале и каждого, кто увидит это заседание или прочитает о нем в газетах, - сказал Креплах и повернулся к Джейн. - Нужно купить для неё простое черное платье с закрытой грудью, белым воротничком и манжетами.

- С белым воротничком? - озадаченно повторила она.

- Это создаст самый невинный вид на всем белом свете, - провозгласил Креплах. - Стандартная форма одежды для обманутых жен на бракоразводных процессах, незамужних матерей при установлении отцовства и так далее. Мне кажется, что это просто очевидно.

- Белый воротничок с манжетами, - не могла успокоиться Донна.

- Это придаст тебе сходство с монахиней.

- А можно будет взять с собой бриллиантовые четки?

- Четки не помешают, но причем здесь бриллианты? - возразил Креплах.

- Я дала обет Мадонне, - томно сказала она и закатила к небу глаза.

- Неужели для неё в этом будет хоть какая-то разница?

- Будет, - решительно возразила Донна.

- Тогда спрячь бриллиантовые четки под платье, а в руки возьми обычные, - твердо предложила Джейн.

- Великолепно! - просиял Креплах и начал довольно потирать руки. - Мне нравится твоя прозорливость.

Но сама Донна была довольна вдвойне. Приятно, когда тебя окружают умные люди, но почему из её детей никогда не вырастут хорошие адвокаты или известные журналисты? Ну, ладно, не стоит гневить судьбу, по крайней мере приятно иметь таких людей в своем лагере, а это уже кое-чего стоит.

После окончания импровизированного совещания Донна поинтересовалась мнением Джейн.

- Похоже, этот человек рассчитывает свои действия на два шага вперед, - заметила та.

- А ты не находишь его привлекательным?

- Причем здесь это? - заметила Джейн.

- Адвокат ещё не женат, - пояснила Донна, - хотя, конечно, он не сицилиец.

- Я это заметила.

- К тому же Креплах неплохо одевается.

- На те деньги, которые ты ему платишь, он может себе это позволить, возразила Джейн.

- Ладно, посмотрим, как он будет выглядеть после слушания.

- У тебя такие неприятности, а ты беспокоишься о всякой ерунде.

- За те деньги что я ему плачу, - сказала Донна, - пусть беспокоится он сам. Неужели ты думаешь, что я очень расстраиваюсь из-за всего этого?

- А разве не так? - удивилась Джейн.

- Ни капельки! Если мне ещё и волноваться по всякому поводу, то зачем мне тогда адвокат? Он подскажет, как я должна себя вести, что отвечать, и пусть сам переживает из-за своих ошибок.

- Но, если Креплах ошибется, тебе придется плохо.

- Это ему будет плохо, поверь мне, - возразила Донна, - но он никогда не делает ошибок, именно поэтому мой муж всегда пользовался его услугами. В своей жизни ему не приходилось волноваться только за две вещи, рассмеялась Донна.

- И что же это такое?

- Ветряная оспа и Креплах. Надо сказать, что ему не мешало бы подумать о ветрянке, но по поводу адвоката он не ошибался. Здесь все в порядке.

Джейн и сама вскоре смогла убедиться в этом. Все время до предстоящего слушания этот человек буквально излучал уверенность и спокойствие. Сама Донна удивила её не намного меньше. С каждым днем она под влиянием Креплаха менялась все больше и больше. Теперь её спокойствие, манеры, выдержка наводили на мысль, что она принадлежит к тому слою общества, который сколотил свое состояние ещё в прошлом веке и не имел никакого отношения к рэкету, грабежам и торговле наркотиками. Казалось, что в понедельник ей предстоит отправиться не на слушание в сенатскую подкомиссию, а поехать отдохнуть на недельку в Ньюпорт. Теперь с её лица не сходила простодушная улыбка, которая предназначалась главе подкомиссии, сенатору Покателло от Айдахо.

Когда Донна впервые услышала его фамилию, то была приятно удивлена.

- Должно быть он настоящий сицилиец! - радостно воскликнула она.

- Если бы так, - вздохнул проницательный Креплах. - Его дед был конокрадом, и ему пришлось поменять свою фамилию. В припадке патриотизма он назвал себя по имени города, в котором ему в то время приходилось скрываться. И сенатор всю свою жизнь старался обелить себя, сосредоточив все усилия на борьбе с криминальными элементами в обществе.

- Ему следовало бы начать с собственного деда, - презрительно хмыкнула Донна.

- Если бы это было возможно, он несомненно занялся этим вопросом, бесстрастно заметил адвокат.

- А что известно о других сенаторах? - спросила она. - Вероятнее всего, их предки запятнали свое имя убийствами и насилием.

- Ну, про сенатора Коркери этого сказать нельзя, - вклинилась в их беседу Джейн. - Я немного была знакома с ним и его семьей ещё в Массачусетсе.

- И чем занимался его дед?

- Понятия не имею, - улыбнулась она, - но тебе интересно будет узнать, что его отец занимался контрабандой виски.

- Ну, и это совсем неплохо, - заметила Донна, - по крайней мере у нас есть что-то общее.

- Ошибаешься, - охладил её пыл Креплах. - Он сколотил на этом состояние, но семья уже давным-давно отмыла эти деньги.

- Кто там еще? - вздохнула Донна.

- Сенатор Элиберд от Луизианы, - процедила Джейн. - Его дед приобрел популярность, проповедуя суд Линча и терроризируя беззащитных людей.

- Знакомое занятие, - заметила Донна.

- Не рассчитывай получить единомышленника в его лице, - сказал адвокат. - Сенатор не доверяет ни одному человеку, родившемуся севернее Алабамы.

- Разве Палермо находится севернее Алабамы? - обратилась она к Джейн.

- Нужно сказать, что он гораздо восточнее этого штата, - угрюмо сказал Креплах. - Элиберд терпеть не может Нью-Йорк и его адвокатов, особенно, если они евреи. Переправа через Гудзон так же трудна для него, как для некоторых переправа через Иордан.

- Ну, по крайней мере, я хоть живу на той стороне, где нужно, провозгласила Донна.

- Но твои деньги пришли из Нью-Йорка, дорогая, - сказал единственный мужчина, которому было позволено так к ней обращаться, - а он считает север Нью-Джерси прибежищем порока.

- Мой покойный супруг часто любил говаривать про таких людей, заметила Донна, - "с ними меня связывают бетонные узы". Всем понятно, что он имел в виду, - подмигнула она Креплаху.

Донна заметила, что с течением времени ей все чаще вспоминались высказывания крестного отца. Многие из них сослужили ей хорошую службу, и она стала задумываться, может быть покойный и не был таким уж плохим человеком. Ты будешь гордиться мной, каро мио, мысленно пообещала она ему. Впервые ей пришло в голову, чем она ему обязана в этой жизни. Тебе пришлось умереть, чтобы я смогла оценить тебя по заслугам, подумала Донна. Она смахнула набежавшую слезу и повернулась к адвокату.

- А как насчет остальных сенаторов?

- Они не слишком меня беспокоят, - признался Креплах. - Их основным занятием будут туманные рассуждения о необходимости соблюдения закона. Ничего хорошего от них ждать не приходится, но основную угрозу представляют Покателло, Коркери и Элиберд, - тут он повернулся к Джейн. - Как близко ты знакома с Коркери?

- Просто случайное знакомство.

- А он может узнать тебя при встрече?

- Скорее всего да. Всем известно, что у политиков прекрасная память на лица, это их вторая натура.

- А как ты с ним познакомилась?

- Мои друзья были друзьями его знакомых. Этого достаточно?

- Вполне. Ведь ты не будешь возражать против того, чтобы появиться на слушании?

- Ни за что! - запротестовала Донна.

- На вопросы ей отвечать не придется, - пояснил адвокат. - Она просто будет сидеть рядом с тобой.

- Для Донны я готова на все, - объявила экс-журналистка.

Глаза Донны засияли от радости.

- Ты будешь лучше смотреться на её фоне, - пояснил Креплах.

- А как она будет смотреться на моем фоне? - возразила Донна. Я не хочу впутывать её в эти дела. Ей нужно будет заниматься моим легальным бизнесом, и до этого времени нужно оставить её в покое.

- Я могу просто посидеть рядом с тобой, - сказала Джейн. - Не думаю, что это может мне повредить.

- Ты должна выглядеть более пристойно, чем твои ответы, - настаивал адвокат. - Всем известно, что люди судят о других по внешнему виду.

- Тебе и так удалось превратить меня в монахиню, - запротестовала Донна. - Причем здесь Джейн?

- У неё очень невинный вид, - вставил Креплах.

- Ну хорошо, - уступила Донна. В конце концов невинность сродни благочестию, никто с этим спорить не может.

Джейн была в восторге. Наконец-то она сама окажется в центре событий, а не будет делать о них свои репортажи. Хотя её участие в этом деле ожидается очень скромным, но это только начало.

К тому же Донна сможет оценить её лояльность, и она готова была ради неё пойти на любой риск. Донна стала ей второй матерью или скорее крестной матерью, а это значило для неё очень много.

- А как насчет трех оставшихся сенаторов, - обратилась Джейн к адвокату, - может быть нам стоит узнать о них получше?

- Неплохая идея, - оживился Креплах. - Мне нравится твоя дотошность.

Донне хотелось, чтобы он заметил и оценил какие-нибудь другие её качества, но до тех пор пока она не займется своим телом и не поправится, такому близорукому мужчине её просто не заметить. Ладно, все в свое время, решила она. Я сделаю из неё настоящую женщину. По крайней мере мне есть над чем поработать, кости у неё есть, а остальное приложится.

- Трех остальных сенаторов зовут Снеллинг, Снайдли и Снид, - объявил адвокат. - Всем троим на следующий год предстоят перевыборы, так что они постараются на этом слушании набрать побольше очков и порисоваться на публике.

- Какое дерьмо! - поморщилась Донна.

- Ну, это на твой взгляд, - пояснил Креплах, - а для них это все равно, что блистать на Бродвее, получить Оскара, выиграть Гран-при и снимать сливки ещё шесть лет подряд.

- Если они будут чересчур агрессивно настроены, - спросила Донна, что мы сможем предпринять?

- Ничего, - развел руками адвокат.

Джейн впервые почувствовала, что ситуация выходит из под контроля, и дело может обернуться плохо. Может быть она впервые в жизни поставила не на ту лошадь?

- Дерьмо собачье, - фыркнула Донна. - Нам абсолютно не о чем беспокоиться. Просто нужно узнать, насколько прочны позиции у этих избранников народа, - она посмотрела на Джейн. - Ты считаешь этих сенаторов умными людьми?

Та в ответ пожала плечами.

- Ну, тогда позволь мне тебе кое-что объяснить, - заявила Донна. - Для того, чтобы заполучить работу, на которой тебе приходится отвечать тысячам идиотов, знающих только, как разбрасывать навоз на грядках, большого ума не требуется, да к тому же эти кретины могут в любое время выкинуть тебя из этого кресла, - она покачала головой. - Нет, дорогая, если бы хоть у одного из них были мозги, то он давно бы завел свое собственное дело, как это сделали мы.

Донна прошлась по комнате и поправила на полке никем не прочитанные книги.

- Знаешь что, - наконец сказала она. - Мне бы хотелось попасть туда пораньше и посмотреть, на каких машинах приедут эти ребята. Держу пари, что там не будет ни одного бледно-лилового "Роллс-Ройса".

- А эти сенаторы Смелли, Снотти и Сиди или как их там называют, какие штаты они представляют? - после некоторых раздумий спросила Донна адвоката.

- Снеллинг из Техаса, а ... - начал было Креплах.

- Стоп! - с торжествующим видом закричала она. - Восточнее или западнее Бразоса? Узнай это поскорее! - скомандовала Донна юристу, повернулась к Джейн и кинула ей записную книжку. - Немедленно соедини меня с Сальваторе Далласом.

- Мне нужна карта, - сказал юрист.

- Ну, в одной из книг на этих полках обязательно должна быть карта, хозяйка дома сделала широкий жест в сторону книжных полок и взяла у Джейн телефонную трубку.

- Кто это? - прошептала та, зажимая трубку рукой.

- Сама увидишь, - улыбнулась Донна и поднесла трубку к уху. - Привет, дорогой... просто великолепно, а ты? ... мне нужна от тебя маленькая любезность... нет, нет, каро, звезды с неба мне не надо, всего лишь сенатор, - она зажала трубку рукой и посмотрела на Креплаха. - Как его все-таки зовут?

- Снеллинг.

- Снеллинг... ах, так он тебе знаком, просто замечательно. Ты мог бы позвонить ему и поделиться нашими планами на будущее, - тут её голос перешел на доверительный шепот. - Я ещё не говорю да, но уже близка к этому, а если он будет излишне активен на слушании, то это поставит его в неудобное положение по отношению к тебе... Да, тебе следует обязательно сказать ему об этом... Конечно, позвони прямо сейчас, - даже не попрощавшись, она бросила трубку на рычаг.

- О чем это ты? - поинтересовался неожиданно утративший свою проницательность Креплах.

- Так, безделица, - небрежно бросила Донна. - Просто поговорила со своим знакомым.

- Каким знакомым? - изнывая от любопытства, выдохнула Джейн.

- Тем самым, который контролирует сенатора Снеллинга и все живое западнее Бразоса, - победоносно улыбнулась она.

- Я думаю, нам нужно сегодня лечь спать пораньше, чтобы утром быть в хорошей форме. Кальвин, дорогой, ты не будешь возражать? - серьезно сказала Донна.

- Нет, конечно, но мне предстоит ещё немного поработать сегодня вечером, к тому же мне завтра не так далеко туда добираться.

- Хорошо, - согласилась она. - Как ты считаешь нужным, а мои дела могут подождать. Увидимся завтра, - сказала Донна, подходя к двери, и послала ему воздушный поцелуй.

- Я провожу вас, - предложила Джейн Креплаху. Ей хочется завтра выставить всю эту публику на посмешище.

- Может быть ей не стоит заходить так далеко? - рассмеялась девушка. Я догадывалась относительно её планов, но тем не менее рада услышать об этом от умудренного опытом человека.

- Мне все ещё не понятна твоя роль в её команде, - признался адвокат.

- Мне тоже, - согласилась Джейн. - Но мне она нравится. Донна мне как...

- Крестная мать, - закончил за неё Креплах.

- Вот именно, - улыбнулась она. - Увидимся завтра.

- До завтра, - сказал он и закрыл за собой дверь.

Джейн отправилась в свою комнату, заметила, что раскладушка телохранителя её хозяйки ещё не заняла свое место перед дверью, и тихо постучала.

- Заходи, - раздался голос Донны.

- Разве тебе сегодня охрана не нужна?

- Нет, мне хочется отдохнуть. Ты чем-то напугана?

- Я хочу с тобой поговорить, - сказала Джейн.

- О чем?

- О Креплахе.

- И что ты хочешь сказать? - оживилась Донна.

- Он очень приятный и умный человек.

- Наконец-то ты это заметила.

- Да, - застенчиво призналась девушка.

- Хорошо, завтра увидим, как он оправдает твою характеристику. А теперь пора спать.

- Спокойной ночи, Донна миа, - ласково прошептала Джейн.

- Приятных снов, кара миа, - ответила польщенная женщина.

Когда им удалось добраться на место, у ворот старого правительственного здания собрались толпы народа, масса людей заполнила его коридоры. Репортеры щелкали фотоаппаратами и выкрикивали свои вопросы, но Донна только улыбалась в ответ, ни на секунду не замедлив свой шаг. Джейн шла рядом и с непроницаемым выражением лица смотрела прямо перед собой.

Неожиданно от толпы отделилась какая-то женщина, подскочила к Донне и вручила букет цветов. Это была Маржи.

- Храни тебя Господь, - прокричала она им вслед.

- Кто эта женщина? - на ходу бросила Донна.

- Я вижу её первый раз в своей жизни, - честно призналась Джейн, что было истинной правдой.

Креплах предупредительно встретил их у самого зала заседаний и проводил на место. Донна села на стул и окинула взглядом помещение. Стены зала были обшиты панелями красного дерева, что ей очень понравилось. Креплах показал им стол, за которым Донна будет сидеть во время слушания своего дела, объяснил, как пользоваться микрофоном, показал места сенаторов. Он помог ей снять пальто и заметил:

- В этом платье ты просто очаровательна.

- Я рада видеть тебя своим адвокатом, Кальвин. На твой ум и проницательность всегда можно положиться, - ответила комплиментом Донна.

Какой-то человек постучал по столу молотком и переполненный зал сразу утих. Шестеро сенаторов заняли свои места, и слушание началось. Этот же человек зачитал какой-то документ, но его смысл остался для неё тайной за семью печатями. Оставалось только надеяться на компетентность своего адвоката и нескольких его коллег, сидевших за ними. Правда, ей было бы гораздо спокойней, если бы они сидели прямо перед ней.

Донна стала скучать. Время от времени Креплах вставал со своего места и бросал какие-то реплики, но вся процедура оказалась очень утомительной. Ей очень хотелось немного поболтать с Джейн, но это могло выглядеть, как проявление неуважения к собравшимся.

Донна тяжело вздохнула. Если так будет и дальше, то она может заснуть. Вот это уже будет расценено как крайнее неуважение к сенатской подкомиссии.

Наконец Креплах тронул её за локоть и подвел к столику для свидетелей.

Принесли Библию. Донна хотела поцеловать золотой крест на обложке, но мужчина крепко держал её в руках и попросил положить на Библию правую руку.

- Ваше имя, пожалуйста, - сказал он.

Донна догадывалась, что оно и так известно всем собрав шимся в зале, но тем не менее представилась. Теперь им будет трудно упрекнуть её в том, что она не хочет с ними сотрудничать. Затем самый толстый из сенаторов начал говорить. Его акцент явно указывал на то, что он южанин.

- Скажите нам, что вам известно о подпольной торговле наркотиками в этом городе.

Донна ненадолго задумалась.

- Ну, мне известно, что они очень плохо сказываются на здоровье людей и особенно молодежи.

- И что вы предлагаете? - спросил самый молодой из них.

- Если бы это хоть как-нибудь зависело от меня, то я определенно положила бы конец этому безобразию, - заявила она.

- Но если перекрыть доступ наркотикам, - настаивал сенатор, - то это отразится на ваших доходах.

- Ни в малейшей степени, - возмутилась Донна. - Я никогда не покупаю наркотики, тем более нелегально.

- А что вы можете сказать про торговлю наркотиками, мадам? - спросил южанин, медленно растягивая слова.

- Я не торговка, а домохозяйка.

- Каковы же источники вашего дохода? - спросил другой сенатор.

- Мой покойный супруг оставил мне немного денег.

При упоминании о крестном отце по залу прокатился гул. Мужчина с молотком призвал публику к порядку.

- Тело моего мужа ещё не успело... - запричитала Донна.

- Как ваш покойный супруг заработал эти деньги?

- Я не знаю, - чистосердечно призналась она.

- Неужели? - раздался саркастический голос.

- В самом деле - простодушно объяснила Донна. - Понимаете, по нашим традициям мужчины не посвящают нас в свои дела. Жены занимаются только домом и кухней. Именно поэтому мне пришлось столкнуться с такими трудностями, - она смотрела в глаза самому молодому сенатору и гадала, не с ним ли знакома Джейн.

- С какими трудностями? - спросил он.

- Трудно заработать на жизнь, воспитывать троих сыновей, - вздохнула Донна.

- Как вы зарабатываете себе на жизнь? - спросил голос слева.

По её лицу пробежала застенчивая улыбка.

- В том то и дело, что я не знаю, как это сделать. Мне очень хочется найти какое-нибудь дело, которое я могла бы передать своим сыновьям, когда настанет моя очередь последовать за своим супругом.

- Это нас ни к чему не приведет, - повысил голос сенатор в центре стола.

- Я разделяю ваши чувства, сенатор, - оживилась Донна. - Иногда мне кажется, что мои усилия ни к чему не приведут, но мне хочется поблагодарить вас за проявление участия к бедной женщине.

- Это не входит в задачи этого заседания! - пробасил сенатор Покателло, председатель комиссии.

- Извините меня, - пробормотала Донна.

- Нам нужно получить от вас информацию, а не выражать свои соболезнования! - рявкнул сенатор.

- Еще раз извините меня, - повторила она. - Что вам хотелось бы узнать?

- Назовите место вашего рождения, - потребовал Покателло, зная, что угроза депортации иногда может творить настоящие чудеса.

- Я горжусь тем, что родилась в этой замечательной стране. Мне...

- Не надо речей. Отвечайте, пожалуйста на мои вопросы, - прервал её сенатор.

- Да, сэр.

- Ваш отец тоже здесь родился?

- Да, конечно, - радостно заявила Донна. - Его привезли сюда, когда ему исполнилось четыре года.

В зале раздался взрыв хохота. Мужчина с молотком снова постучал им по столу.

- Нам не совсем понятно, - обратился к ней молодой сенатор. - Вы утверждаете, что ваш отец родился в этой стране и в то же время заявляете, что его привезли сюда в возрасте четырех лет. Какое из этих утверждений соответствует действительности?

- Мой отец приехал сюда издалека, - гордо объявила Донна, - но всегда повторял, что жить он начал только в этой стране.

Публика одобрительно зааплодировала, и мужчине с молотком снова пришлось призвать публику к соблюдению тишины.

- Еще одна демонстрация неуважения к работе комиссии, и зал будет очищен от зрителей, - с угрозой заявил Покателло.

Донна одобрительно закивала головой. Люди должны уважать закон и порядок.

- Как здесь оказался ваш отец? - продолжил слушание председатель.

- Мой дед привез его сюда, - просто сказала она.

- Почему он оставил свою родину и предпринял долгое и опасное путешествие через весь океан?

- Он был вынужден это сделать, - Донна изобразила на своем лице легкое замешательство и даже умудрилась несколько покраснеть.

- Почему?

- Потому, что он занимался очень рискованным делом? - ответила она, глядя Покателло прямо в глаза.

- И что же это был за бизнес?

- Он занимался торговлей лошадьми, - не отводя глаз, ответила Донна.

- Почему это было так рискованно? - заинтересовался молодой сенатор Коркери.

- Какое это имеет отношение к цели нашего заседания? - почти закричал Покателло, не в силах больше выносить её насмешливый взгляд.

- Местные жители привыкли ездить на ослах. Они были очень бедны, чтобы позволить себе купить лошадь. На всем острове было только три лошади, а остальные ослы. Его работу трудно было назвать процветающим бизнесом, улыбнулась она.

- Послушайте, - разнервничался сенатор Покателло. - Вы не так отвечаете на наши вопросы.

- Вы спросили меня, где я родилась, откуда родом мой отец и дед. Я честно ответила на все эти вопросы. Так же как и на то, что я сейчас делаю и чем занимался мой муж.

- И вы сказали, что не знаете, - бушевал председатель.

- Но это истинная правда, - улыбнулась Донна. - Я поклялась на святой библии, так неужели вы считаете, что я смогу говорить неправду только для того, чтобы произвести на вас впечатление?

- Как уже было сказано, доход вашего покойного мужа, а значит и средства, на которые вы сейчас живете, были получены от торговли наркотиками, контролю над проституцией и азартными играми, грабежом и рэкетом, - с пафосом начал Покателло и тут же понял, что совершил ужасную ошибку.

Донна выбрала единственно правильное в данных обстоятельствах решение: она упала в обморок. Но перед этим из её горла вырвался сдавленный крик, от которого у присутствующих кровь застыла в жилах.

Джейн быстро подскочила к Донне и стала приводить её в чувство. Наконец ей это удалось, и Донна с побледневшим лицом заняла свое место.

- Будут ещё вопросы? - обратилась она к комиссии.

Один из сенаторов, хранивший до сих пор молчание, неожиданно взял слово.

- В задачи нашей комиссии не входит так беспокоить достопочтенных леди. Я считаю, что мы уже задали достаточное число вопросов этой несчастной женщине, но к сожалению, не смогли получить никакой полезной информации. Мне кажется, американская мать, каким бы ни было её происхождение, не заслужила такого обращения со стороны Сената Соединенных Штатов Америки.

Браво, подумала Донна, должно быть это человек Далласа. Но на него уже удивленно уставился председатель комиссии, сенатор Покателло.

- Может хватит прикрывать этим проклятым флагом эту свидетельницу! рявкнул он.

Донна едва не задохнулась от возмущения. Так отозваться о национальном флаге! Даже повидавшие многое на своем веку журналисты пришли в замешательство. Сенатор явно потерял самообладание, и если отголоски этого происшествия докатятся до Айдахо, он может вдобавок потерять свое место в Сенате.

- Заседание окончено! Заседание окончено! - выкрикнул человек с молотком.

Джейн и Креплах подошли к Донне. Девушка готова была рыдать и смеяться в одно и то же время, а юрист взял свою клиентку за руку и стал расточать ей комплименты.

- Кальвин, - прервала его Донна, - нам нужно серьезно поговорить.

- О чем? - спросил адвокат, тут же попавший в толпу людей, подбежавших поздравить Донну. - Пойдем отсюда, здесь не место для разговоров.

Креплах вывел женщин в коридор, где их встретил салют десятков фотовспышек. Перед Донной появился микрофон и заработала камера.

- Считаете ли вы справедливым, что вас вызвали на эти слушания? спросил репортер.

- Мне безразлично, справедливо это или нет, но меня вызвали сюда не для того, чтобы выслушивать оскорбления в адрес флага своей страны.

Ее заявление было встречено одобрительными возгласами. Донна улыбнулась и продолжила свой путь. Толпа любопытных проводила её до лимузина, который как обычно стоял в запрещенной для парковке зоне.

- Мне кажется, у тебя появится много новых друзей, - заметил Креплах и помог Донне сесть в машину.

- Есть вещи и поважнее, - улыбнулась она. - Я нашла для себя новый бизнес.

- Это великолепно, - воскликнула Джейн. - Когда мы начнем?

- Точно не знаю, - призналась Донна. - Когда там у нас следующие выборы?

Глава двенадцатая.

Все три телефона на столе Джейн звонили одновременно. Импровизированный офис стал мозговым центром особняка и штабом руководства боевыми действиями на время предвыборной кампании Донны Беллы.

Джейн возглавила руководство самой кампанией, а также обеспечивала связи с общественными организациями, сама Донна включилась в предвыборную гонку за кресло губернатора суверенного штата Нью-Джерси.

Поначалу все, за исключением Джейн, пытались отговорить Донну от этой затеи. Нью-йоркские капо опасались слишком пристального внимания к самой семье и её нелегальному бизнесу. Сыновья скептически отнеслись к этой затее, они угрюмо слонялись по дому, напуганные неясностью открывающейся перспективы. Предусмотрительный Креплах старался держаться от этого в стороне, но все-таки составил длинный список всех за и против выхода Донны Беллы на политическую арену. Все эти события никак не повлияли на её решимость продолжать начатое дело.

- Это как раз то, что мне нужно, - убеждала она колеблющегося адвоката. - Настоящее легальное дело, которого я столько добивалась. Эти ублюдки могут делать все, что им заблагорассудится, но на них никто и пальцем не покажет. А ты послушай, как эти ужасные люди позволяют себе отзываться о моем покойном муже...

- Тело которого ещё не успело остыть в своей могиле, - закончил её мысль Креплах.

- Именно, - подтвердила Донна, - но можем ли мы хоть что-то изменить? Как ты думаешь, оштрафовали его хоть раз, когда он оставлял свою машину в местах, где стоянка запрещена?

- Да ты и сама оставляешь её именно в таких местах, - заметил наблюдательный юрист.

- Неужели? - саркастически заметила Донна. - А тебе известно, сколько раз копы пытались заставить моего шофера убраться с этого места, пока нас слушали на этой идиотской подкомиссии? - неприятные воспоминания об этом событии до сих пор вызывали у неё дрожь. - Ну, а раз уж мне удалось преодолеть этот барьер, то надо так устроиться, чтобы меня больше не беспокоили... Ненавижу полицейских! Эти вонючие копы постоянно дышат мне в затылок, шагу спокойно не дают сделать. Я хочу, - тут она заколебалась, стать важной персоной и в то же время быть в безопасности. К тому же всем известно, что эти дерьмовые политики самые отъявленные жулики на свете!

Последний довод был просто неопровержимым. Креплах пожал плечами, потом улыбнулся и наконец решился примкнуть к её команде. В качестве главного советника Донны он стал наиболее ценным человеком из её окружения.

Все складывалось довольно удачно. Действующий губернатор оказался втянутым в серьезный скандал и вряд ли мог рассчитывать на переизбрание даже в таком штате как Нью-Джерси. Оппозиция наивно полагала, что выиграет в этой гонке, если выставит на выборы такую святую женщину как Мать Кабрини, но даже неискушенному наблюдателю было ясно обратное. Немаловажным обстоятельством в пользу Донны послужила и безвременная кончина Фредо Фетуччини, который оставил на её попечение всю свою организацию.

- А ты помнишь, как наш молодой президент напомнил всем, что служил на флоте, тогда у всей его команды появились заколки для галстука в виде золотых кораблей? - спросила Донна.

- Да, - удивилась её наблюдательности Джейн.

- Тогда, - подвела итог Донна, - постарайся выяснить, во что обойдутся золотые копии бродвейских автобусов.

Джейн не могла понять этой символики, но все равно сделала пометки в своем блокноте, к счастью её отвлекли другие, куда более серьезные занятия, и эта идея была забыта.

По мере приближения выборов забот у Джейн прибавилось и двадцати четырех часов в сутках ей уже не хватало. Была извлечена на свет божий крупномасштабная карта штата, на которой были отмечены районы влияния её семьи. Но по счастливой случайности эти территории совпадали с границами избирательных округов, и без всяких переделок её повесили в офисе, которым заправляла Джейн.

К кампании привлекли всех капо и их помощников, которым подробно разъяснили их задачи и распределили обязанности. Все доходы от их многопрофильного бизнеса шли на пожертвования различным социальным и образовательным фондам, что должно было произвести на избирателей исключительно благоприятное впечатление.

Было ясно, что наступал новый день в американской политике, но никто не мог радоваться этому больше самой Донны. Она дотошно вникала в мельчайшие подробности предвыборной борьбы, и ни одна деталь не могла ускользнуть от её внимания.

- Джейн, - заявила она однажды утром, - мы совсем забыли про униформу.

- Этого нам только не хватало, - попыталась возразить замученная недосыпанием девушка.

- Каждый, кто собирает подписи, раздает буклеты, листовки или приглашает на наши мероприятия, должен быть одет в какую-нибудь униформу, чтобы его сразу узнавали как одного из моих людей. Не стоит напяливать на них клоунских шляп и прочей ерунды, они должны выглядеть вполне прилично, Донна ненадолго задумалась, и через несколько минут задача была решена. Мы поступим проще, и это не будет нам стоить ни цента. Черный мохеровый костюм, черная рубашка и белый галстук без рисунка. - Все это у моих людей и так имеется в наличии, - она победно улыбнулась. - Ну, как тебе нравится моя идея?

- Я от неё в восторге, - одобрила её Джейн, и это привело к появлению "Мохеровой милиции", членов которой теперь можно было встретить повсюду. Они как стая саранчи рассеялись по всему штату, выбивали долги, давали обещания, угрожали. Все это приносило немалую прибыль, которая оседала в сейфе их хозяйки и должна была отозваться обильным урожаем избирательных бюллетеней в день голосования. Публика любила приветствовать их стройные ряды во время предвыборных шествий её сторонников. Они досконально знали свои территории, и Донна считала их своей козырной мастью, длинной мохеровой дорожкой к резиденции губернатора.

Тем временем в импровизированном офисе в особняке Донны Беллы свет гасили, когда стрелки часов переваливали далеко за полночь. Неутомимая Джейн и предусмотрительный Креплах ковали предстоящую победу хозяйки, что должно было обеспечить им высокое положение в будущей иерархии власти. Донна давно заметила, что они вполне могли бы составить хорошую пару, и не упустила случая прокомментировать однажды свое наблюдение.

- Как ты находишь Кальвина? - спросила она у Джейн.

- Очень предусмотрительный и проницательный человек.

- Это всем известно, - отрезала Донна. - Что ты можешь сказать по существу?

- Ну, он довольно симпатичный, - с улыбкой призналась Джейн.

- Вот именно! - воскликнула она. - Умный, проницательный, симпатичный, да к тому же еврей.

- К чему все эти разговоры?

- Из таких мужчин получаются великолепные мужья, - пояснила Донна.

- Эй, подожди минутку, - Джейн с грохотом отодвинула свой стул и вышла из-за стола, - по-моему всем известно, что я из кожи вон лезу, чтобы обеспечить успех твоей кампании.

- Еще немного усилий и ты будешь работать на два фронта, одно другому не мешает. Я уверена в твоей победе на всех направлениях.

- Ты очаровательная женщина! - воскликнула девушка. - Я люблю тебя!

- А его? - сказала Донна, вставая.

- И его тоже, - призналась Джейн.

- Хорошо, все должно пройти великолепно, - она направилась к выходу из офиса. - А пока мне нужно пойти прорепетировать свою речь.

Ее первое выступление должно было состояться на встрече Организации Еврейских матерей северного Нью-Джерси. Для полного успеха она разбросала в тексте речи словно изюм в пироге множество еврейских выражений, кроме того её слушательницы наверняка весь вечер как приклеенные будут глазеть со своих стульев на статных молодчиков из "Мохеровой милиции".

- Ты собираешься выучить речь наизусть? - полюбопытствовала Джейн.

- Это абсолютно лишнее, - твердо заметила Донна. - Я буду держать листы с моей речью в руках, так будут лучше видны кольца на моих руках. Для них это будет все равно как глазурь к моему пирогу.

Не удивительно, что она оказалась права. Теплый прием и несмолкающие аплодисменты способствовали появлению на следующий день восторженных откликов в печати. Стратегия Джейн наконец-то начала приносить свои плоды. Она всегда настаивала на том, чтобы Донна почаще появлялась на людях.

- Звезд любят все. Ты новая звезда на политическом небосклоне. В этом штате уже лет сто ничего не происходило. Дай людям немного поразвлечься, пищу для разговоров, пусть себе забавляются.

Когда Донна наконец уступила настойчивым требованиям Джейн, все пошло как по маслу. Ее неизменный рефрен о том, что она простая домохозяйка из Нью-Джерси и досконально знает заботы и чаяния своих соотечественников, всегда пользовался успехом. Потом толпу кормили простыми, доходчивыми истинами типа: "Хлеб насущный - каждой семье", "У наших мужей должна быть работа", "Нашим детям необходимо хорошее образование" и так далее.

В одно время Креплах хотел, чтобы Донна высказалась по поводу американской политики во Вьетнаме, но встретил с её стороны решительный отпор.

- Ни за что, - отстаивала она свое мнение. - Единственная война, которая может меня касаться, это распри между семьями моего штата. Я не знаю этих людей и не хочу вмешиваться в их дела, равно как и не позволю им совать нос в мои.

Если речи и были похожи как близнецы, то развлечения строго соответствовали интересам аудитории. Для итальянцев всегда исполняли "О соле мио", звучали обязательные для этого случая мандолины и аккордеоны, после её выступления в молодежных кампусах всю ночь выступали рок-группы.

- Даже польку для поляков, - вздыхала она, расплачиваясь после концерта с руководителем очередного ансамбля.

- У нас не было только дрессированных медведей, - пошутил однажды Кальвин.

- Бесполезная трата, - возразила Джейн, сверяясь со своими записями, в нашем округе слишком мало русских, чтобы оправдать эти расходы.

Вражеский лагерь буквально бился в истерике. Они не могли обвинить Донну в преступном прошлом, ведь у них не было доказательств. Им даже трудно было критиковать источники финансирования её предвыборной кампании, потому что у неё их просто не было, и в то же время они не могли себе позволить таких расходов, поэтому Донна Белла была практически вне конкуренции. Перед каждым её выступлением четверо охранников их "Мохеровой милиции" вставали по углам её трибуны и это производило на публику неизгладимое впечатление. Сама Донна расточала толпе воздушные поцелуи, взывала к памяти своего покойного супруга, обнимала приглашенных знаменитостей и ухитрялась вызывать у толпы смех и слезы одновременно.

Целый штат был уже заклеен её портретами, избирательная кампания наконец вступила в завершающую фазу, а до решающего дня осталось всего три недели. Именно в этот момент Джейн решила несколько изменить тактику.

- С этого момента нам нужно будет сосредоточиться на двух основных проблемах, - объявила она на очередном собрании своего предвыборного штаба.

- И что это за проблемы? - поинтересовалась Донна.

- Во первых, нам нужно сконцентрировать свои усилия на работе с различными этническими группами населения, - сказала Джейн просматривая свои записи в блокноте. - Кальвин должен взять на себя еврейскую общину, а ты тем временем сконцентрируешь свои усилия на работе с выходцами из Италии.

- А ты тем временем будешь работать с остальными, - добавила Донна.

- Я? - удивилась Джейн. До сих пор она держалась за сценой и избегала появляться на публике.

- Именно ты, - подтвердила Донна. - Им это понравится.

- А в чем состоит вторая проблема? - полюбопытствовал проницательный Креплах.

- Торжественный банкет! - выдохнула Джейн. - Наблюдение за подсчетом голосов в ночь после выборов, выражение благодарности избирателям и собственно празднование.

- Хорошо, - довольно заявила Донна, - уж что наша семья умеет делать по-настоящему, так это давать торжественные обеды. Для нас это традиционный способ вести свои дела.

Ее оппоненты проводили опросы общественного мнения, но так и не решились опубликовать ни одного результата. Все, включая саму Донну, предсказывали ей сокрушительную победу на выборах. Заключительные недели предвыборной гонки были отмечены всплеском лихорадочной активности всех кандидатов, но Донна чувствовала себя в этой обстановке как рыба в воде. Даже её сыновья, обычно бесцельно слонявшиеся по дому, поддались всеобщему настроению. Каждый из них возглавил отряд "Мохеровой милиции" и безжалостно гоняли своих людей. У малыша Пако эта перемена была особенно заметна, ему очень нравилась популярность матери, а также его первый мохеровый костюм, и он больше не мог оставаться в стороне.

День голосования выдался ясным и солнечным. Все газеты штата направили своих журналистов сделать репортажи с избирательного участка, где должна была голосовать сама Донна. Она с волнением прочитала в бюллетене свое имя, сделала напротив него отметку и вместе с Джейн отправилась в штаб-квартиру, арендованную в одном из отелей, чтобы сделать последние приготовления к торжественному банкету по случаю своей победы на выборах.

- Ты уверена, что мы заказали достаточное количество шампанского? - в сотый раз спросила Донна.

- Не сомневаюсь в этом, - успокоила её Джейн.

- А красного вина?

- Больше чем достаточно.

- И сигар?

- Конечно.

- Что ещё мы могли упустить?

- Ничего, - заверила её Джейн. - Расслабься, все идет нормально.

Посыльные начали приносить первые новости. По всем оценкам её победа обещала быть сокрушительной. Телевизионщики каждый выпуск новостей предсказывали ей значительный отрыв от конкурентов. В небольших округах голосование уже закончилось, и первые результаты говорили о её подавляющем перевесе.

Ближе к вечеру они с Джейн переоделись к банкету, а к восьми часам в отеле начали появляться первые гости. Сливки криминального общества выглядели просто блестяще. Донна заняла свое место во главе стола между Джейн и Кальвином. Праздник начался.

Как и положено, первый тост произнес старший капо, Тони Сканджилли.

- За величайшую женщину в мире! - выкрикнул он, поднимая бокал, и все присутствующие встали со своих мест.

- Я хочу выразить особую благодарность своему верному другу из Бруклина, - сказала Донна. - Его присутствие на сегодняшнем вечере делает нам честь. Но мне бы хотелось, если никто не будет возражать, поднять первый бокал шампанского за того, кто уже никогда не сможет присутствовать здесь и разделить нашу радость. Вся наша семья многим обязана этому человеку. Я предлагаю выпить за крестного отца!

Взрослые мужчины смахнули с лица непрошенные слезы, склонили свои головы и перекрестились.

- Он обогатил нашу жизнь, - продолжила Донна, но в зал уже вбежал запыхавшийся посыльный.

- Первые результаты подсчета голосов говорят о значительном отрыве от остальных претендентов! - закричал он.

Раздался одобрительный гул голосов. Донна жестом попросила соблюдать тишину и строго посмотрела на солдата.

- Это нам и так известно. Ты не дал мне закончить тост в память моего мужа. Проваливай отсюда, дерьмо собачье!

Посыльный моментально исчез.

- Я хотела бы закончить свою мысль, - продолжила она. - Он... смотрит на нас с небес... - Донна закатила глаза к потолку. - Спасибо, что пришли, - неожиданно пробормотала она и села на место.

Тони Сканджилли смахнул слезу и снова поднял бокал.

- Я хочу снова предложить свой тост за величайшую женщину в мире!

На этот раз Донна осталась сидеть на месте и только кивком головы приветствовала одобрительные возгласы гостей. Потом наступила очередь других капо, все поздравляли друг друга и хозяйку торжества. Она была изумлена скоростью, с которой исчезало со стола шампанское и раскраснелись лица гостей. Только несколько старейших членов семьи продолжали держаться вполне достойно. Они пили только красное вино, которое появилось на столе благодаря настоянию самой виновницы торжества.

- На любом празднестве они не притронутся ни к чему другому, заключила Донна. - Это позволяет им всегда сохранять трезвость и самообладание.

Теперь уже и Джейн понимала, почему в зале находится так много членов "Мохеровой милиции". Шум из смежного зала, где собралась основная масса гостей, достиг своего апогея и заглушал голоса людей, сидевших за одним столом с Донной. Это служило ещё одним доказательством их безоговорочной победы.

- Ты не считаешь, что уже пора выйти к людям? - прошептала ей на ухо Джейн.

- Нет еще, - ответила она и показала на подгулявших гостей, некоторые из которых уже не могли самостоятельно оторваться от стола. - Это их праздник, пусть люди ещё повеселятся. Многим из них не пережить следующие четыре года, а у молодых ещё будет много времени, чтобы сколотить приличный капитал и повеселиться. Не будем им портить торжество.

Джейн снова наклонилась и зашептала ей на ухо.

- Эти благообразные старички меня просто умиляют. Как ты думаешь, сколько на их совести загубленных жизней?

Донна загадочно улыбнулась и обвела комнату взглядом. У этой девочки просто страсть ко всяким цифрам и фактам. Ее ждет блестящее будущее, подумала она.

- О, не так уж много, не больше трехсот.

Из соседнего зала раздался шквал аплодисментов. Донна решила, что наступило её время, встала с места и попросила тишины.

- Мои дорогие соратники, - объявила она. - Я сейчас пройду в соседний зал и поведу вас к новой жизни. Она будет богаче и безопаснее, чем та, которую мы до сих пор знали. Мне хочется поблагодарить всех, кто внес свой вклад в мою победу и тех, кто пойдет с нами по этому пути. Вы готовы?

- Готовы! - закричали одновременно десятки голосов. Более молодые и сильные помогли старшим подняться со своих мест и наконец вся компания выстроилась вслед за Донной.

Ее появление в большом зале было встречено овацией. Какой-то посыльный протянул ей два листка желтой бумаги.

Они уже закончили подсчет голосов! - постарался перекричать он шум в зале.

- Очень благоразумно с их стороны, - улыбнулась она и поднялась на подиум. Потом Донна подняла руку и все присутствующие, включая репортеров, зашикали друг на друга.

- Мои друзья, - сказала она в батарею расставленных перед ней микрофонов. - Мне хотелось бы сделать два заявления. Во-первых, я очень счастлива выразить свою благодарность двум людям, проводившим со мной эту кампанию. Позвольте представить вам очаровательную Джейн, которая сегодня не только празднует нашу победу, но и нашла свою настоящую любовь. Поздравим же будущую миссис Креплах!

Под одобрительные возгласы Джейн сделала шаг вперед.

- Кальвин, где ты? - крикнула Донна.

Под стрекот кинокамер раскрасневшийся адвокат встал рядом с ними. Донна соединила их руки и жестом попросила тишины.

- Мое следующее заявление касается всех вас, мои дорогие, всех, кто напряженно работал на благо нашей победы. Вы показали всему миру, что в этой стране открыты все пути даже простой домохозяйке из Нью-Джерси!

Ее слова были встречены смехом и аплодисментами.

- Единственная жалость, - тут Донна смахнула воображаемую слезу, - что нет здесь моего любимого мужа, и он не сможет разделить с нами эту радость, - здесь она остановилась и мысленно поблагодарила Бога за то, что тот призвал его к себе, иначе ей никогда не вырваться дальше порога своей кухни. - Но я хочу поклясться его памятью и обещать вам, что сегодня мы победили в Нью - Джерси, а завтра это будет весь мир!

Макпартленд Джон
Королевство Джонни Кула

1

Девушка дрожала. Стройное, гибкое тело трепетало под его сильными пальцами, но в глазах страха не было.

Под ними, среди серых камней долины, ползали серые жучки-полицейские, водя дулами, словно усиками.

Двое стояли над телом Джиакомо с пистолетами, будто Медвежонок мог вернуться и со смехом пристрелить их, как сержанта час назад.

- Джулиано...

- Улыбайся, киска. Не о чем беспокоиться.

Даже сейчас, когда все было кончено - люди с пистолетами не оставят их в живых - любуясь им, она испытывала возбуждение. Ее мужчина, её Джулиано, всегда улыбающийся, с бронзовым от сицилийского солнца и горного ветра лицом, черными, как грех, всегда яростными глазами и крепкими белыми зубами. Настоящий мужчина двадцати шести лет, главарь сотни человек.

Он переложил "шмайсер" в левую руку и стиснул её мягкую ягодицу правой. Но металл старого немецкого автомата пальцы ласкали с такой же любовью, как и тело.

Девушка была с ним год; "шмайсер" - двенадцать, нет, уже четырнадцать лет. Как же быстро пролетели дни с тех пор, как тихий улыбающийся мальчик Джулиано бросил своих козлов и ушел за немцами!

Она потянулась и куснула мочку его уха. Его правая рука блуждала по её телу, но смотрел он на черные мундиры и вороненые пистолеты. Возле тела Медвежонка кто-то тщательно прицелился и выстрелил мертвому в лицо. Матерь Божья, как они его боялись!

Он не думал о смерти. Для охотников внизу у него были готовы поцелуи из круглого рта его холодного серого любовника. И для толстяка, обливавшегося потом и глотающего воздух - шефа полиции. В его доме Джулиано с шутками и песнями ел и пил вино позапрошлой ночью. На другой день прибыли люди из Рима, и все переменилось. Толстяку - первый поцелуй.

Для людей из Рима, важных и заносчивых, жестокие горы были чужды. Трое из них не вернутся домой. И ещё те, кого он сумеет убить этим утром.

За себя и свою девушку, Марию, он не беспокоился. По Джиакомо - не плакал. Время для слез и вина настанет на похоронах Медвежонка.

Тело Марии прижалось к нему, будто они занимались любовью. И для этого тоже останется время. После, когда сотня его людей спустится с гор и охотники побегут, оставляя мертвых в компании Джиакомо.

Он оттолкнул Марию, пока не потерял голову от наслаждения, для которого не время.

Но для неё это время было единственным и последним.

Она пришла на рассвете, нашла его и Джиакомо в долине на берегу речушки. Пальцы кровоточили от карабканья по камням, юбка порвана колючками. Чтобы оторваться от полиции, надеявшейся её выследить, понадобилась вся ночь.

Она пришла в панике, с известием, что его люди к нему не пробьются. Рим прислал много полиции, много карабинеров, грузовики рычали в деревнях. Часть из его сотни мертва, часть поймана, остальные разбежались.

Джулиано рассмеялся, велел Джиакомо погулять и неистово и нежно взял её на постели из росы. Через час они услышали первый выстрел Медвежонка.

Мария понимала его мужскую веру в свободную и сильную сотню бойцов, молча и незаметно пробирающуюся к нему через горы. Женщина предвидит развязку, мужчина - нет.

И её пальцы искали в его теле уверенность любви, мягкие приоткрытые губы увлажнились от желания.

Один из людей внизу поднес бинокль к глазам и повернулся к ломаной линии слияния неба и гор.

Джулиано тоже оглянулся на первые далекие блики солнца. Его люди должны были разыскать его в горах до начала дня.

Ураганным порывом налетят они на черных жучков карабинеров, и вечером в пятидесяти деревнях воскликнут: "Джулиано!".

Джулиано...

Его отец все ещё батрачил на бесплодных виноградниках Пьетро. Но у его матери было золото, и серебро, и пачка лир, схороненных в кухне под очагом, и патефон, и рулоны шелка.

Джулиано...В двенадцать он убил первого здоровенного сержанта, лишь на миг удивившегося виду собственной крови. А сколько - в двадцать шесть? Немец был врагом, потом умирали и друзья. Быть главой сотни людей - значит, вызывать зависть в сердцах и заговоры в умах друзей.

Джулиано. Его первой женщиной стала жена Сальваторе, прозванного "тараном".

- Это ты - таран, - сказала ему жена Сальваторе потом, когда они сбежали на виноградник Пьетро. Той ночью он выбил зубы немцу и завел себе серого любовника, "шмайсер".

Джулиано. Сколько семей в деревне кормили его сыновей и дочерей, кто зная, кто - нет? Старший, мальчик лет тринадцати, звал Сальваторе "папа" с презрением в глазах и яркой белозубой улыбкой Джулиано. Мальчик знал, чья в нем кровь, и неистово ею гордился.

Джулиано. Сколько миллионов лир он награбил, начиная с пятнадцати лет? Украл, потратил, отдал, проиграл? Он не знал и не думал. Когда нужно было еще, кто-нибудь говорил, где можно взять деньги, и он брал их.

- Джулиано, - шепнула она близко-близко, - они не придут.

- Тогда я сделаю это сам.

Он шлепнул её и рассмеялся. На мгновение бравада прошло.

- Мария...

Она вдруг увидела другого Джулиано, не бандита, не борца, не игрока. Эти секунды он был безумно влюбленным в неё человеком, нежным, свирепым, сильным, требующим, дающим. Его рот нашел её, открыл, будто их тела могли слиться; руки прижимали её с нечеловеческой силой.

Будто он тоже знал, что умрет этим ярким утром, и должен сейчас получить и отдать все, что им приготовила жизнь.

"Шмейсер" лег в сторону, а она смотрела в его черные страстные глаза, снова узнавая его силу и мужество.

В диком танце двух тел она была огнем и бурей, а её мужчина дьяволом, богом любви диких гор, ещё не знавших Христа.

Она была сильной, он был сильнее; этот был раз самым лучшим, самым глубоким, самым полным.

Он смотрел на голые, крепкие, полные груди, гибкие оливковые бедра, руки сжимали ягодицы. Она едва дышала, внутренняя умиротворенность постепенно сменяла экстаз последних мгновений.

Трое мужчин, молчаливых и быстрых, появились над ними.

Джулиано увидел, как ужас исказил её лицо. Первые удары не казались сильным и только разбросали их в стороны.

Он перевернулся, ищя немецкий автомат. Удар обрушился снова, и он рухнул лицом на камни.

Мария, со свисающей с бедер одеждой, вскочила как тигрица и ткнула пальцами в глаза врагу, зубами вонзилась в горло. Но другой бил её прикладом, пока она не упала на колени, истекая кровью. Третий с диким возбуждением смотрел на нее, избитую и беспомощную, но яростную, пожирая глазами её прекрасную грудь.

В долине человек из Рима увидел в бинокль возвышающиеся фигуры, быстро взглянул и медленно отвел глаза.

- Видишь их? - спросил один их местных.

- Нет, - сказал человек из Рима.

Третий мужчина ударил Джулиано по горлу и поднял его голову за волосы. Второй широкой черной лентой быстро залепил рот и глаза Джулиано, пока первый застегивал наручники на запястьях.

Оставив Джулиано на пару секунд, третий повернулся к девушке. Он явно наслаждался, связывая её и заковывая. Она плюнула в него кровью.

Эти трое были те ещё типы. Крепко сложенные, в дешевых костюмах, благодаря частой практике они работали слаженно, как машины. Первый осторожно спускался по горной тропе в долину. Другой, пригнувшись для маскировки, поспешил в противоположную сторону вдоль хребта.

Третий сел на плоский валун за Джулиано и Марией. Джулиано лежал неподвижно, вырубленный ударом по голове. Девушка, ослепленная и немая, на карачках искала любовника.

Третий наблюдал за ней, борясь с зовом плоти. Его мускулистые руки тряслись, дыхание срывалось, как после бега в гору.

Будь Джулиано мертв, он бы тут же натянул рваную юбку ей на голову. Но главный пункт плана - чтобы Джулиано был жив. На это было потрачено слишком много денег, ещё больший куш ожидался впереди.

А если Джулиано жив, то в одном можно быть более уверенным, чем в смене дня и ночи, - за такое он убьет любого.

Третий наблюдал за ней и покрывался испариной, пока организм сам не нашел выход.

Девушка тем временем нашла Джулиано и пальцами ощупывала его лицо. Мужчина наблюдал за ней с безразличием, не чувствуя ни злобы, ни отвращения, потому что не испытывал такого никогда.

В долине первый встретился с охотниками.

- На вершине никого нет, - сказал он. Глаза встретились и поняли друг друга.

За горой ждал новый грузовик. Там собрались зеваки, пастухи, дети. Но никто ничего не скажет - в этих горах умели держать язык за зубами.

В грузовике Мария нащупала лицо Джулиано, сорвала повязку с глаз и со рта, потом со своих. Это привело его в себя, открыв глаза, он приподнялся с пола и поднял руки. И почувствовал укусы железных цепей.

- Джулиано.

Он не взглянул не нее, оглядел брезентовый тент с задернутым входом, грязный пластик маленького окошечка в кабину.

- Сукины дети!

- Они не убили тебя. Могли, но не убили.

Впервые он посмотрел не нее.

- Прикройся!

Гнев был, как удар. Его гнев разбудил в ней стыд. Незнакомцы видели её под Джулиано. Один даже касался её. Ее скованные руки прикрыли грудь.

Он смотрел ей в глаза, чтобы все понять.

- Они только связали меня - один из них. Больше ничего, Джулиано. Клянусь, больше ничего!

Для юноши - горца на этом острове девушка была олицетворением гордости. Не требовалось даже коснуться чьей-то девушки, сестры или сестры друга, чтобы умереть. Один взгляд, нежный и восхищенный, пускал в ход ножи. Женщиной, до которой дотронулись, чье тело видели чужие, гордится уже нельзя.

Такая мужская гордость может быть пустой, эгоистичной, глупой. Но эти юноши и девушки жили по таким законам, из-за этой гордости юноши умирали, а девушки становились шлюхами на улицах Палермо и Неаполя.

Теперь из-за этой гордости у Марии ничего не осталось, и у Джулиано тоже. И для милосердия мало было слов, объяснений, извинений, что незнакомцев было слишком много, что они слишком ловки и вооружены.

Другой на месте Джулиано мог бы клятвенно прошептать девушке:

- Клянусь Богородицей, я буду жить, только чтобы вырезать глаза, что нас видели, отрезать руки, что тебя тронули...

Джулиано не станет клясться Богородицей, чтобы купить погибшую гордость.

Грузовик с двумя незнакомцами в кабине подпрыгивал на ухабах, свернув с шоссе в старый сад к постройке из камней, вытесанных ещё до основания Рима.

Грузовик въехал внутрь и остановился. Мужчины выбрались из кабины и подошли к кузову. Один открыл его, отдернул тент - и Джулиано выпрыгнул ногами ему в лицо.

Второй прижался к борту и поднял пистолет. Цепь на запястьях Марии скользнула ему под подбородок и перехватила дыхание.

Противник Джулиано лежал на спине с окровавленным лицом, дуло его пистолета упиралось в грудь Джулиано, тот увернулся, и незнакомец замахал пистолетом, вопя:

- Сумасшедший! Мы друзья. Мы пришли спасти тебя!

Он был из Рима и ещё не понял, что будет жить, только если умрет Джулиано. Друг? За то, что он сделал, брат убьет брата.

Джулиано смотрел на него сверху, прижав скованные руки к груди.

- Нам пришлось так сделать. Не было времени тебя уговаривать, человек из Рима пытался улыбнуться; растянув губы, он ощутил соленую теплую кровь, сбегающую по лицу из разбитого носа.

Мария изогнулась, уворачиваясь от безумной хватки мужчины. Его голова была закинута далеко за борт кузова, а руки пытались дотянуться до Марии. Постепенно пальцы опустились и царапали цепь, врезавшуюся в горло, царапали так яростно, что разрывали плоть, обламывали ногти. Он умер, и тело повисло на скованных запястьях Марии.

Ботинок Джулиано опустился на глотку второго, и человек выстрелил.

Пуля отбросила Джулиано назад, но не успел мужчина встать на колени, как он схватил горячий ствол и рванул. Он ударил снова и вырвал пистолет, но ему пришлось отступить и прижаться к каменной стене, чтобы поднять его и выстрелить сквозь умоляюще машущие руки.

Чувствуя, что силы ушли навсегда, он смотрел на труп, висящий на запястьях Марии, на другой на грязной земле.

Двое из растоптавших его гордость мертвы.

Он шагнул к Марии и упал ничком.

Для комплекта не хватало третьего. Тот прибыл через час в "ланчии" с двумя спутниками.

Машина подъехала вплотную к воротам. Трое в машине думали обнаружить Джулиано с девушкой и двоих мужчин уже ведущими дружескую беседу.

Или, может, Джулиано ещё злится? Ведь гордость его неизмерима. Джулиано, дикий молодой король гор, был личностью, а не глупым крестьянином, выдуманным перепившимися журналистами в палермском кабаке. Такому Джулиано может не понравиться, что они сделали.

Была только одна причина для этого - деньги. Сотни тысяч лир.

И они боялись, потому что знали, что Джулиано очень уважали в Ордене Братства.

Первые указания и первые деньги пришли из Рима месяц назад.

- Возьмите Джулиано живым. Это для его же блага, в свое время он будет благодарен. Все должно быть исполнено безупречно. Время - недели, месяцы, деньги - сколько потребуется. Никаких ограничения в средствах, если возьмете тайно и живым.

И не было предела людям, и предательству, и упорству, которые можно купить, когда деньги не ограничены.

Осталось предать только Карлоса, и когда трое вышли из "ланчии", двое взглянули на него с усмешкой.

Карлос был чем-то вроде тени Джулиано. Не близнец, но внешне почти такой же. Внутренне - нисколько; возможно, поэтому так верят в духов, душу, нечто внутри, кроме мускулов, костей и крови. Это был Джулиано без духа Джулиано.

Глаза его были темными, но и только; у Джулиано в них была сила. Он улыбался ровной белой улыбкой, но только искривлял и растягивал губы. Улыбка Джулиано могла значить очень многое, но всегда что-либо значила, будто он ей разговаривал. Если собиралось много народу, все смотрели только на одного, только в одном жизни было больше, чем во всех остальных, вместе взятых. То был Джулиано.

Этот был тенью, молодым вором из Неаполя. В десять его свели с немцами, в одиннадцать - с американцами. Он срезал женские кошельки, когда Джулиано бомбил банки в Сан Каталдо. Годы спустя Карлос остался карманником, Джулиано - бандитом, который входил в двери банков, как король, собирающий налоги.

Но для плана этот молодой человек подходил превосходно; Общество искало что-то похожее и нашло Карлоса. Он был глупцом, возомнившим себя умным.

Трое вошли внутрь и нашли двух живых, двух мертвых. Карлоса выворотило от вида крови, он упал на камни, сотрясаясь всем телом.

Двое других подошли сначала к Джулиано, лежащему лицом в собственной крови.

- Еще жив!

- Боже - ну и чудовища эти двое!

- Алдо должен был все объяснить.

- Дай ключи от наручников.

Мария была ещё в сознании, но в кровь искусала губы от боли в распухших запястьях, держащих на весу мертвеца. Она не могла перегнуться через высокий борт и около часа держала труп, глядя на истекающего кровью любовника.

Пока Карлос утирался лацканами своего дрянного костюма, двое работали оперативно. Они, в общем-то, ожидали крови, и в грузовике были бинты, антисептики и болеутоляющее.

Высвободив тело из наручников Марии и опустив его на пол, они схватили её, рвущуюся к Джулиано, и пока один держал, другой завязывал ей глаза и рот.

Джулиано они подняли, раздели, перевязали рану и повернулись к Карлосу.

- Раздевайся!

Тот пытался улыбнуться и казаться мужественным. Но увидев наведенные стволы, начал задавать дурацкие вопросы, махать руками, наконец, в панике пустился бежать.

Все, что Карлосу было известно о поездке из Неаполя в Сицилию, - его взяли в дело, за которое хорошо заплатят.

Заплатили ему свинцом. Он ещё не умер, а с него уже сняли одежду, с ног до головы одели в вещи Джулиано и выстрелили в лицо.

В этих диких горах жестокость и смерть - как солнце и ветер.

- Что с этой дикой сучкой? - человек из Рима поднял пистолет. - Убить ее? Будет смотреться лучше.

- Нет, - второй подошел к Марии. - Мы хотим сохранить Джулиано жизнь. Ты должна помочь нам.

Нагнувшись к девушке, он мягко сказал:

- Мы оставим здесь тело в одежде Джулиано, тело, похожее на Джулиано. Когда прибудет полиция, ты будешь плакать и кричать, будто это правда. Потом вы снова будете вместе.

Он знал, что купит её этой ложью.

Оставив её, они положили Джулиано, голого и без сознания, в "ланчию". Задушенного в спешке сунули в грузовик, чтобы позже похоронить в бездонном гроте около Лукано, где он присоединится к другим, не увидевшим света наступающего дня. Черная вода грота около Лукано служила для этой цели больше двух тысяч лет.

Грузовик спрятали, "ланчия" уехала, лишь один мужчина остался снять повязку и наручники с Марии, снова объяснить ей, что нужно делать, и дождаться прибытия полиции.

Этой ночью журналисты звонили в Неаполь и Рим с новостью, принесенной возбужденной полицией вместе с телами и молчащей девушкой.

"Бандит Джулиано был убит сегодня в перестрелке с двумя полицейскими около деревни Руимо. Его поймали при попытке сбежать с девушкой. Двое полицейских были убиты, прежде чем застрелили его..."

Богатеи ликовали, бедняки рыдали.

2

- Он чертовски смахивает на хотстера*, - сказал Марк Кромлейн Джерри Мусию, кивнув на незнакомца.

(* hotster - сорвиголова - прим. пер.)

Местечко в самой лучшей части Ист-Сайда называлось "Риал Тониз". Места в маленьком баре и ресторане нужно было заказывать заранее. Здесь собирались деятели рекламы и телевидения.

"Хотстер" - не из криминальных романов о гангстерах. Сначала было "ред-хот" - из языка кондитеров Бруклина, рядом с кровавыми Ливонией и Саратогой, где кондитерские служили клубами молодым убийцам. "Ред-хот"* знак восхищения жестоких мальчиков с деньгами и с пистолетом, чтобы достать их еще. "Ред-хоты" были боссами, собирали дань, ломали руки и разбивали лица, убивали по заказу.

(* red-hot - пламенный, горячий - прим. пер.)

Через годы, когда парни с ножами с Питкин-Авеню и восточного Нью-Йорка, Бронксвилла и маленьких улочек выросли и забились в нищие квартиры Бронкса, кличка сменилась на "хотстера".

Марк Кромлейн, который двадцать лет назад сам посиживал в кондитерских, имел в виду, что у незнакомца в "Риал Тониз" не было ни нервной, надменной вежливости специалиста по связям с общественностью, ни бархатистости рекламных агентов.

Этот парень - свой в Вегасе, он не турист, не маклер, не расклейщик объявлений, не бармен. Он может подойти к прилавку и купить хороший костюм без предварительного заказа, потому что его знают и ждут.

Он хорошо знает Флориду, Фонтенбло и дорогие заведения, клубы, где жизнь бьет ключом и развлекаются большие люди. Богачи не ходят туда, куда пускают простолюдинов.

На незнакомце был дорогой заказной костюм прекрасного материала, выдержанный в стиле Беверли Хиллз, но не "Братьев Брукс". Владелец такого костюма преуспевает в чем-то другом, кроме телевидения и рекламы.

Незнакомец был самоуверен. Марку Кромлейну он не понравился.

Прошло два года, как Джулиано умер в каменной постройке в жестоких горах, и шесть месяцев, как он впервые увидел Нью-Йорк. Но его учителя были лучшими в своей области.

С языком проблем не было. Большинство мальчишек в деревне за послевоенные годы выучили английский. Джулиано очень постарался, чтобы читать и писать достаточно свободно.

Восемнадцать месяцев он провел в Европе. Первые - как пленник, в огромном поместье около Рима, потом уже свободным в самом Риме.

Рим дал Джулиано опыт, какой мало кому достается. Его готовили для этого шесть месяцев. Те шесть месяцев, которые поначалу он был арестантом, похожим на беспощадное настороженное животное, а потом, когда понял, для чего его взяли и как ему повезло, стал студентом.

Он изучал Запад. У кого есть деньги и откуда те взялись. Кто есть кто. Как одеваться и говорить. Остальное он знал интуитивно: золотой, безумный, истеричный, изысканный, людный Рим был похож на сицилийскую деревню.

Рим - город безумных американцев. Джулиано встречал их. Звезды телевидения и кино, зрелые люди и подростки, сладкие девочки и лесбиянки. Виртуозы выпивки и наркотиков и люди с железным здоровьем.

Изучив Рим, Джулиано стал почти готов для Америки. От парня из безжалостных гор почти не осталось следа. Но только внешне, тело и сердце остались прежними. За этим следили внимательно. Начни Джулиано гнить изнутри, он бы умер снова, но уже по-настоящему.

Джулиано готовили для дела в Америке. Его долго выбирали, потратили очень много денег и сил, использовали все связи, чтобы взять его живым и оставить тело, которое сошло бы за его.

Джулиано не открыли цель до конца. И с большой шишкой из Америки, боссом секретного преступного братства, он встретился только на вилле возле Рима несколько недель назад.

Ему сказали, что его избрали для особого задания, и награда будет сказочной. Задание трудное и идет об руку со смертью. Задание в Америке, но сначала он должен научиться быть американцем.

Негласным королем американцев.

Сицилийцем, но о Сицилии следует забыть. Не богатым, но денег будет столько, сколько потребуется. Он будет баловнем судьбы - игроком и убийцей при необходимости, с совершенным телом и непреклонной душой.

Когда Джулиано окончательно понял, что за силы вытащили его с гор Сицилии и чего от него хотят, его отвели к боссу.

Тот был невелик ростом, лет шестидесяти. Только в глазах светилась сила, принесшая ему сотни миллионов, собственные отели, авиакомпании, корабли, телестудии, кинофирмы.

- Как в деревне? - Старик развалился на софе золотой парчи.

Джулиано удивил вопрос. Ему тщательно разъяснили, как себя вести. Тихо и внимательно слушать, быстро отвечать и умолкать, не соваться, куда не следует. Если молчит - ждать. На нем были только синие велосипедные трусы, чтобы хорошо смотрелось крепкое тело.

- В деревне? В деревне все хорошо, - ответил Джулиано. Он помнил предостережения и наставления, но знал, что скорее даст охранникам убить себя, чем поступится своей гордостью, даже для такого.

- Семья Саламоне - как они?

- У них три виноградника и оливковая роща.

Колини кивнул. В Америке он звался Джонни Кул, но сейчас даже газеты называли его по-настоящему - Колини.

- Когда мой отец покинул деревню, Джузеппе Саламоне был его лучшим другом, тогда бедняком.

- Он умер, но его семья процветает.

- Мне было пять лет, когда мой отец уехал. И моей деревней стало Чикаго.

Голос Колини звучал очень мягко. Говорил он часа два. Они выпили кофе с ромом, позже Колини выпил виски. Джулиано слушал историю завоеваний. Завоевания начинали десятилетние мальчики на загаженных улочках Тейлор-Стрит около Хастеда, в Чикаго. Мальчики дрались, воровали, били полицию.

Двенадцатилетние подростки угоняли машины, заманивали в ловушки полицейские машины и разбивали их о стены.

Пятнадцатилетние парни боролись за лидерство, сидели в склизких камерах в компании пятидесяти двух самых беспощадных выходцев из Маленькой Италии.

Они насиловали, изнасилованные девушки становились уличными проститутками.

Спиртное и самогон на газовых плитах.

Колисимо, король борделей, убитый Капоне в расплату с Джонни Торрио. Торрио, с отстреленной Капоне челюстью, но выживший и сбежавший в Италию.

Капоне, которому неизвестная шлюха запустила в кровь белых змеек сифилиса, в конце концов добравшихся до мозга.

Фрэнки Поуп из Вест-Сайда и Фрэнки Поуп из Норт-Сайда. Луи Рикка Халдей и Фрэнк Нитти - Громила, умоляющие о пощаде и корчащиеся в муках. Застреленные на улице Дион О'Баниан и Хими Вейс - О'Баниан в своем цветочном магазине, а сумасшедший еврей, поклявшийся отомстить, - прямо у синагоги.

Имена ничего для Джулиано не значили, но на них была кровь, и глаза Колини блестели, будто ещё не застыла кровь семерых расстрелянных в гараже в День Святого Валентина или на сером асфальте перед синагогой.

Потом Колини говорил о деньгах, о том, как их зарабатывают, и как отбирают. О мозгах, разбитых в уличных драках за право контроля над профсоюзами. Так делались деньги.

О подпольных играх. Как евреи перебили у ирландцев контроль над двенадцатью тысячами букмекерских контор в Чикаго. И как их забрали у евреев.

Об огромных деньгах.

- И была война, - говорил Колини. - До войны у меня не было ничего может, пара миллионов, пивоваренный завод, несколько предприятий. После войны - в 1945 - у меня было все.

После этого Колини долго молчал, вспоминая эти годы и том, что они принесли. Он владел огромной инвестиционной фирмой в Чикаго, респектабельной, как церковь, которая служила лишь громадной конторой по сбору и подсчету доходов.

- Будь я хорошим мальчиком, как молила моя мама Деву Марию, что бы у меня было? Что бы я мог вспомнить? - спросил Колини.

- Уже сорок лет каждую ночь у меня новая женщина. И сегодня - немочка шестнадцати лет. Завтра у меня будет полная негритянка, ещё моложе, но полная, с грудями, как большие дыни с маленькими сливками на них.

Я убил больше, чем могу вспомнить, а когда состаришься, приятно знать, что они не состарятся никогда. Они уже давно - только кости.

У меня много детей. Имен большинства я не знаю, не знаю, что с ними. Но у меня нет сына, которым я могу похвалиться.

Ты, Джулиано, можешь стать моим сыном. Здесь, в Риме, ты узнал достаточно, теперь - в Америку. Я дам тебе больше, чем было у меня - сейчас труднее сделать то, что я сумел когда-то. Мои враги ещё живы. Я хочу, чтобы ты их убил. Докажи, что достоен быть сыном Колини, и я дам тебе все.

3

Таким был человек, за которым с неприязнью наблюдал Марк Кромлейн в баре "Риал Тониз". С неприязнью по большей части инстинктивной, но вызванной ещё и тем, что он того не знал, а Марк Кромлейн не любил то, чего не знал.

Марк наблюдал за незнакомцем, пока их глаза не встретились. Марк подождал, понял, что незнакомец не собирается отводить взгляд и постарался с честью выйти из ситуации.

- Мы знакомы? - спросил он.

- Нет.

- Я не уверен. Такое впечатление, что я вас знаю. Из Нью-Йорка?

- Не мой город, - сказал Джулиано.

- Вест-Коаст?

- Был когда-то.

Кромлейн повернулся к Джерри Мусие:

- Не разговорчив.

Мусия пожал плечами:

- Может, ему не о чем говорить?

- Он похож на игрока. Или только пытается быть похожим.

Кромлейн снова повернулся к Джулиано:

- Вы игрок, дружище?

Кромлейн не мог оставить просто так, что незнакомец его пересмотрел. Это был холодный вызов, а Марк Кромлейн никогда не оставлял вызов без расплаты.

Для Кромлейна эта мелочь, незначительная встреча глаз была очень важна. Несколько сот долларов в кармане, трехсотдолларовый костюм, двухэтажная квартира были у Кромлейна потому, что он привык сам затевать схватку и никогда не проигрывать.

А играл Кромлейн по вольным правилам. Если надо начинить стартер динамитом - как когда-то в Калифорнии - чтобы стать победителем, он сделает это. Или осколком бутылки выколоть глаза - как сделал он семнадцатилетним на Питкин-авеню.

- Я играю.

Кромлейн поглаживал стоящий перед ним стакан.

- Какого сорта игры?

- Любые, где можно выиграть или проиграть.

Кромлейн признал в Кромлейне и Мусии ребят из мафии. Имен их он не знал, догадался по внешности. Дорогая одежда, флоридский загар, массивные золотые кольца, жесткие лица людей, знающих, что жизнь - суровая, грязная игра без правил.

На вилле возле Рима чикагцы объяснили ему формальности знакомства в городе мафии.

Они увидят тебя и захотят узнать, кто ты.

Потом - кого ты знаешь, сильные ли у тебя связи.

Есть ли у тебя деньги.

Мягок ты или жесток. Они будут все грубее и грубее, пока не увидят настоящей жестокости.

Наконец, если ты незнакомец со связями, с деньгами и жесток, захотят выяснить главный вопрос - что ты здесь делаешь, дружище?

Джулиано знал, что Кромлейн начал процедуру знакомства. Он знал также, как знал все эти вещи ещё с шести, что Кромлейн бы жесток, по-настоящему жесток, и что они должны прийти к соглашению.

- Есть у тебя имя, игрок? - спросил Кромлейн, рассматривая стакан в руке.

- Меня зовут Джонни Колини.

Джулиано дали это имя, и он взял его.

Кромлейн бросил быстрый взгляд на Джонни Колини. Его голос был низким и вялым.

- Замечательное имя.

Джерри Мусия тоже его услышал и отошел от бара, рассматривая Джонни.

- Вы родственники? - спросил Джерри. Не было необходимости уточнять.

- Не прямые. Колини много, - ответил Джонни.

- Если кто-то носит имя Джонни Колини и не его родственник, то он кусок дерьма, - это последнее, что успел произнести Кромлейн, когда Джонни ударил его в живот левой, и, когда тот согнулся пополам, в челюсть правой. А потом швырнул тело к ногам Джерри Мусии. Джерри отступил, вытянув пустые руки.

- Разбирайтесь сами...

Кромлейн стоял на коленях, касаясь головой пола. Джонни Колини ударил его ногой по лицу, распластав плашмя.

Девушка визжала, бармен позвал метрдотеля, гардеробщица высунулась из кабинки, а остальные посетители без страха отошли от стойки - это была безопасная часть Ист-Сайда, а "Риал Тониз" был хорошим баром.

Прибежал метрдотель, взглянул на Кромлейна, и краски схлынули с лица, он посерел и вспотел от страха. Мафии принадлежала часть "Риал Тониз".

Метрдотель взглянул на Мусию - будет ли перестрелка - потом на Джонни Колини.

- Нормально, - Джонни улыбнулся. - Маленькое недоразумение.

Мусия оценил Джонни. Тот среагировал на первую же шутку Кромлейна. Умело и жестоко. Последний удар в лицо - подлинный знак. Парень, назвавшийся именем великого человека, ударил Кромлейна в лицо, потому что именно это и надо было сделать. Кромлейн, действительно жестокий человек, сделал бы так же.

Метрдотель успокоился. Незнакомец, похоже, был своим, а не надравшимся идиотом, забывшим свое место. И мистер Мусия не вмешивался. Похоже, просто ссора между людьми, которые знают, что делают.

Мусия помог Кромлейну встать. Кромлейн не мог говорить, с трудом дышал, руки висели плетьми. Лицо было в крови. Метрдотель и Мусия провели его в туалет.

Когда Джонни Колини взял стакан со стойки и чуть отхлебнул, бармен мягко спросил:

- Вы его знаете?

- Нет.

- Тогда сматывайтесь.

Джонни удивленно посмотрел на бармена. Тот опустил глаза и пожал плечами:

- Ладно, дело ваше.

Вернулся метрдотель и бочком подошел к Джонни:

- Мистер Мусия сказал, что не знает вас. Я попрошу вас немедленно уйти.

И посмотрел на бармена:

- Мы этого посетителя не обслуживаем.

- Обслуживаете, - спокойно улыбнулся Джонни. Улыбка сползла с лица и он спокойно сказал метрдотелю:

- Я получу здесь все, что пожелаю.

Метрдотель резко развернулся и ушел.

- Думаю, ты правда получишь, что хочешь, - сказал бармен. - И от меня тоже.

Женщина вышла к стойке из кабинки, обитой красной кожей. Она была высока, волнистые светлые волосы блестели, как стекло.

- Ты и вправду злой?

Джонни по голосу понял, что она та ещё штучка. Прекрасный голос. Он обернулся.

- Да.

От деревенских девушек он узнавал о человеческих самках, но от женщин Рима - американок, немок, испанок, римлянок - он узнавал о женщинах.

- Я Дэа Гинес, - сказала блондинка. Казалось, глаза её смеялись от счастья. Лицо было волевым и холеным.

- Очень рад. Я Джонни Колини.

Ее язычок тронул верхнюю губу.

- Не было, случайно, известного рэкетира с такой фамилией?

- Мы не прямые родственники.

- Ого! Могу я спросить, зачем такая жестокость?

- Он сказал, что я кусок дерьма.

Джонни смотрел на нее, с виду не ожидая реакции. Она вежливо спросила, он вежливо ответил.

- Ну, без всякого сомнения, это не так, - сказала Дэа Гинесс, повернулась, решив, что этот человек больше ничего не скажет, обменялась незаметным жестом с двумя девушками за столом и вернулась к Джонни.

- Ты знаешь Марка Кромлейна? - спросила она.

- Кто это? - Джонни показал два пальца бармену, тот кивнул.

- Человек, которого ты ударил. Если вы не знакомы, у тебя огромные проблемы, приятель, - сказала Дэа серьезным тихим голосом.

- Кто такой Марк Кромлейн?

- У него широкие связи. Я не знакома лично, но часто встречаю его в хороших местах.

- Ты много где бываешь?

- У тебя акцент. Итальянец?

- А он у меня действительно есть?

- Очень легкий.

Бармен поставил перед ними выпивку. Дэа взяла свой стакан, кивнув:

- Твое здоровье.

Джонни улыбнулся и чокнулся.

- Чем ты занимаешься? - спросила Дэа.

- Ничем.

- Ты богат? Отлично, - голос стал скучнее, казалось, она устала от людей, отвечающих правильно.

- Не очень.

- О, это лучше, - в голосе появилась живинка, вроде он её не разочаровал. - Из Нью-Йорка? Нет, больше похоже на Лас-Вегас.

- Я путешествую.

- Похоже, ты совсем не боишься Марка Кромлейна.

На секунду Джонни Колини подумал о "шмайсере", своей давней настоящей любви, и кивнул.

- Ты права.

- И ты не очень-то хочешь узнать про меня, так?

- Ты красивая женщина. У меня нет девушки, но мне нравятся женщины, которые не боятся.

- Почему я должна бояться? - спокойно спросила Дэа, заинтересованно улыбаясь, но в голове мелькнула мысль, что этот парень слишком крут для нее.

- Ты подошла и заговорила, потому что я победил. Ты не продаешь себя, и ты не подошла бы к Марку Кромлейну, если бы победил он.

У неё появилось преимущество, и она его использовала.

- Почему ты думаешь, что я не продаюсь?

- Сколько? Для интереса - я покупать не буду.

- Тебе слабо, - разозлилась Дэа.

То же, что и в Риме - подумал Джонни. Женщины крутились вокруг темы секса, грязно и насмешливо его домогаясь. К дьяволу их и к дьяволу эту красотку.

Если Джонни что-то решал, то окончательно и бесповоротно. Он молчал и не смотрел на нее.

Она подождала немного, поняла, что с ней покончено, и отошла к будке, оставив недопитый стакан.

- Чертовски красивая баба, - сказал бармен.

Джонни Колини забыл о ней. Он пришел в "Риал Тониз", потому что здесь можно было встретить мафиози. Он приехал не развлекаться; у него было задание.

Бармен посмотрел в сторону мужского туалета. Оттуда вышел Джерри Мусия и направился к Джонни. Тот видел его в зеркале бара.

- Тебя правда зовут Джонни Колини? - спросил Джерри.

Джонни пожал плечами. Он смотрел на Джерри, не отвечая.

Это было ответом, Джерри понял. Есть люди, которые говорят один раз. Не стоит их спрашивать, правда ли это, или это ли они имели в виду. Не стоит, если ты с своем уме.

- Ладно, - буркнул Мусия. - Начнем с начала. Ты из Флориды?

- Нет. Но я был там.

- Кого ты там знаешь? - Мусия сказал это на ломаном итальянском, который учил в детстве и почти забыл.

- Дейв, Чарли, Бен.

Мусия прищурился. Это были имена трех больших шишек, не из мафии, но с ними вели дела. Любого сорта. Если произносились три этих имени вместе, родственные связи не имели значения.

- Ты сказал, ты не из Флориды. Может, Кливленд? Я не видел тебя в Вегасе.

- Я был в Кливленде.

- Знаешь кого?

- Брокеров Мучуала. Ребят Стейнмана.

Мусия прикусил нижнюю губу, опустил уголки рта.

- Хранители ставок. Ты со скачек?

Букмекеры нуждаются в центральном расчетном заведении, чтобы хранить ставки, которые они не хотят перевозить. Когда игра очень крупная, ставки хранятся в этих домах, а букмекеры платят проценты. Джонни Колини назвал два самых крупных дома, оба в Кливленде.

- Я играю и делаю ставки, - Джонни улыбнулся, чтобы показать, что не сердится на расспросы. Незнакомец должен быть готов себя отрекомендовать.

- Но ты не знаком с Вегасом?

- Знаком. Гай, Бен, Фрэнк.

- Имена ты знаешь. А людей?

- Что тебя не устраивает? - Джонни все также улыбался.

- Если я назову Лос-Анжелес, или Тахо, или Чикаго - ты и там знаешь имена, так?

- Спрашивай.

Мусия пожал плечами.

- Кому это надо. Я сам все их знаю.

Джонни снова повернулся к бару и допил стакан. Он был неравнодушен к сухому красному вину.

- Ты сильно покалечил моего друга, - сказал Мусия.

- Если ты побил моего друга, ты побил меня, - произнес Джонни.

- Нет, я не это имел в виду, - сказал Мусия. - Этот старый диалект ты с родины?

- Я был там год назад. Главным образом, Рим и Капри.

- Откуда ты?

Джонни пожал плечами.

- Вы подошли ко мне.

Мусия быстро кивнул.

- Да, не ты подошел. Ты прав. Слушай, мой друг слишком плох, чтобы вечером ехать в Бельмонт, как мы собирались. Я все же поеду. Как ты?

- Я там буду.

Марк Кромлейн вышел из туалета, прижимая к лицу платок, и прошел мимо Джонни в гардероб, даже не взглянув на него. Девушка подала ему шляпу, метрдотель поспешил проводить к выходу. Джерри Мусия присоединился к Марку и метрдотелю в дверях. А Джонни снова заказал стакан сухого красного вина.

Дэа Гинес наблюдала за Джонни и Мусией, проследила, как Кромлейн прошел мимо Джонни, избегая его. Она приняла решение. Ее унизили, но она заслужила унижение. И к тому же она поняла, что Джонни Колини легко не сдастся. Женщину он ценит настолько, насколько та ценит себя.

Вечером он собирался на скачки. Стодолларовое окошечко найти несложно.

Кромлейн ушел, метрдотель поймал ему такси, и Мусия вернулся к Джонни.

- Увидимся на ипподроме, - сказал Джерри. - У тебя есть своя лошадка?

Джонни улыбнулся и промолчал.

Джерри приготовил последнюю проверку. Он сказал Марку, что незнакомец знает, кого надо, в Майами, Кливленде и Лас-Вегасе. Не стоило связываться, похоже, у него куча знакомств.

Кромлейн велел Джерри позвонить в Майами, Кливленд и Вегас и узнать про молодого итальянца, который называется великим именем.

На скачках Джерри приставит к Колини парочку парней - узнать, как он играет, насколько азартно и профессионально. Кого он знает на скачках, если кто-то в Вегасе знает его, и как с ним обходятся.

Мафия - это сотня больших людей, может, только с десятком во главе, ещё с тысячу людей уважаемых, плюс тысяч пять, которых уважают мало или не уважают совсем. Двенадцать тысяч претендентов. Это и есть Мафия, двенадцать лет назад - Синдикат, когда-то - Система, потом - Организация, но после войны - Мафия.

Кромлейн хотел знать, нужно ли разрешение, и чье, чтобы убить Джонни Колини.

4

Дэа увидела его перед третьим заездом около окошечка стодолларовых ставок, когда он отходил с пятью билетами.

Еще пару лет назад залитый солнцем Бельмонт был бы для Джонни Колини тайной за семью печатями. Он был бы смущен, разозлен, неуверен, потерялся бы среди десяти тысяч людей.

Рим после Сицилии подготовил его к пониманию Соединенных Штатов. А большое путешествие в одиночку, со специально для него подготовленным путеводителем дало все необходимые знания.

Каждую неделю ему присылали десять стодолларовых чеков. Путеводитель указывал, где остановиться и что делать. До этой недели мафия не должна была замечать Джонни Колини, бывшего бандита Джулиано.

Теперь настало время испытания. На вилле под Римом великий человек, Джонни Кул, Джиованетти Колини, хотел посмотреть, достоен ли его избранный сын оказанного доверия. Для Джулиано - молодого Джонни Колини - проиграть значило не встретить двадцать восьмой день рождения. Проиграть и жить такого шанса не было.

Дни его летели быстрее, чем у выпускника, готовящегося к докторской. Каждую неделю он читал журналы, каждый день - газеты пяти городов, "Харперс", "Атлантик", "Таун энд кантри", "Эсквайр", "Плейбой", "Тру", "Аргози", специальный сборник современных новелл, "Варьети" и "Морнинг телеграф", каждый день ходил на тщательно отобранные фильмы, каждую ночь по три часа смотрел телевизор. Ему нравилось читать, а общение с американцами в Риме объяснило, что в прочитанном правда, а что ложь. Он смотрел бейсбол, футбол, хоккей, собачьи бега и состязания колесниц в Рузвельте, борьбу и кэтч. Он учился играть в гольф с приятелями по Риму.

Америка Джонни Колини была чуть необычна, что-то было преувеличено, чего-то он не знал, но зато лучше американцев знал их собственную страну.

Неделю он работал барменом на Гэри-Стрит в Сан-Франциско, неделю охранником на скачках, неделю - таксистом в Кливленде. Это была его идея, и несколько дней дали больше, чем журналы за год.

Женщины? На них не хватало времени.

Друзья? Сотня человек в горах Сицилии, - других друзей у него не было.

Мария? Мария осталась в прошлом, которое кончилось со смертью Джулиано, убитого римской полицией.

Земляки? Он ел в их маленьких ресторанчиках Лос-Анжелеса, Чикаго, Нью-Йорка, где вокруг были только сицилийцы. Он пил их вино и слушал их разговоры, когда тосковал по жестоким горам.

Здесь, на ипподроме Бельмонта, солнечным днем, время подготовки истекло. Он был готов.

Она подошла к нему, как в баре "Риал Тониз".

- Привет, Джонни Колини.

- Пошли выпьем, Дэа.

Она кивнула и взяла его под мускулистую руку.

В тридцати футах один из людей Джерри Мусии проследил, как они прошли в клубный бар и спустился к хозяину.

- Он в баре с превосходной бабой. Из общества, или модель, или девочка по вызову высшего класса. Купил пять билетов на лошадь Иказы.

- Ладно, - Мусия закурил сигару. - Оставайся с ним. Узнай, кто она.

Мусия облокотился на барьер и смотрел, как Иказа гнал лошадь к победе. Джонни Колини выиграл на заезде 1250 долларов, - думал Мусия. Он знает имена, у него есть деньги. Лучше бы Марк Кромлейн узнал, что это за тип, прежде чем связываться.

Дэа Гинес придумала единственный способ поведения с этим человеком.

- Мне двадцать четыре, я выросла в Вайт Плейн, - сказала она. - Год была замужем за парнем из Принстона. Последний раз видела его на снимке в журнале. Он ехал на велосипеде и говорил, что открыл для себя прекрасный ром Южной Америки. Но он открыл для себя, как прекрасно все спиртное прежде, чем смог выговорить "Южная Америка". Я работала на телестудии ассистентом. Ты меня потряс, и поэтому я приехала в Бельмонт тебя разыскать. Спать с тобой я не собираюсь, но была бы не против куда-нибудь с тобой пойти. Ну, что еще?

- Это мне нравится, - сказал Джонни. Он ненавидел людей, которые лгали кому-нибудь, кроме полиции.

Марк Кромлейн лежал в постели и говорил по телефону, пока врач и нянька обрабатывали его лицо.

- Здесь его никто не знает, Марк, - говорили в трубку. - В Сэнде некий Джонни Колини останавливался пару недель назад, и, конечно, мы все проверили. Ничего. Есть деньги, играет в карты, умеет передергивать, проиграл сотню или около того. Ни чеков, ни кредиток. Мы подумали, что это другой парень. Он никому не мешал. Заигрывал с девушками - вполне нормально. Никогда за них не платил, но имел предостаточно. Не сильно, но пьет. Иногда пьет сухое красное вино. Платит по счету и уходит. Он - как миллионы прочей публики.. Но его никто не знает. Ни Бен, ни Гай. Может, Фрэнк - узнай.

И его не знают ни в Майами, ни в Кливленде.

Но он знает, кого надо. И ехал первым классом. Прикрывшись названными именами.

И он достаточно самоуверен - ввязаться в драку. Насколько самоуверен? Мусия узнает.

Человек Мусии снова подошел к ограде. Кончился седьмой заезд.

- На этом заезде он потерял тысячу.

- Сильно взволнован?

- Когда зажглось табло, просто выкинул билеты. Больше внимания обращает на девку, чем на тысячу.

- Он ведет себя, как бабник?

- Нет. Она говорит, а он слушает. Хотел бы я быть на его месте.

- Кто она?

- Когда пойдет в уборную, я узнаю - нанял девушку пойти с ней и завязать разговор. Ты же знаешь, как бабы любят потрепаться.

- Так же, как и ты. Возвращайся к нему. Он заметил слежку?

- Нет.

В баре клуба Дэа мягко заметила Джонни:

- Тот невысокий мужчина с большими черными глазами вернулся, Джонни.

Джонни Колини допил стакан.

- Почему у них нет сухого красного вина?

- Почему он наблюдает за тобой, Джонни?

- Дэа, ты красивая женщина. Я хочу спокойно любоваться тобой. Успокойся.

- Извини, Джонни.

На вилле под Римом была поздняя ночь. Юная японка поклонилась, накинула кимоно и босиком вышла из комнаты, как маленький бесшумный зверек.

Великий человек снял трубку. Через пару мгновений он говорил со своим агентом.

- Насчет нашего молодого человека. Лишить его денег. Если у него есть, проследить, чтобы их забрали. Я хочу, чтобы он был сам по себе. У него теперь большие аппетиты. Хочу посмотреть, что он будет делать без денег.

- Да, сэр, - ответил агент. - Завтра денег у него не будет.

5

Понятия Джонни Колини о женской добродетели были просты и основывались на опыте, накопленном людьми маленького островка за пять тысяч лет.

На бедном острове, где люди тяжело работали и голодали, положение женщин диктовалось обстоятельствами: они работали в поте лица, рожали детей, вместе содержали семью, несмотря на трудности и катастрофы. Их добродетель обуславливалась силой их мужчин.

Для Джонни, несмотря на опыт Рима и Вегаса, у хорошей девушки должны быть сильные, гордые братья, которых мать воспитала в строгом семейном духе, или, что похуже, сильный, строгий отец.

Девушка без такого семейного надзора и контроля над добродетелью плохая девушка. Плохая девушка ложится в постель без надежды на замужество.

В понятиях Джонни Колини о женской морали не было ничего сложного.

Но у Дэа Гинес, как он сразу понял, были очень сложные взгляды на мораль.

Она сказала, что на неё никто ещё не производил такого впечатления. Она лучше будет с ним, чем с кем-нибудь еще. Но она не собиралась спать с ним. Ни сейчас, ни позднее, вполне вероятно - никогда.

После скачек в Бельмонте они пообедали в сицилийском ресторанчике по соседству, около Восьмой авеню. В этой части города ещё оставались дешевые большие квартиры, заселенные итальянцами и их многочисленными детьми.

Джонни выиграл чуть меньше трех тысяч и решил потратить их завтра у Тиффани на что-нибудь приличное для Дэа.

Он сказал ей об этом за обедом. Она поблагодарила и отказалась.

- Это выигранные деньги, - сказал он, - не настоящие. Такие деньги всегда не настоящие, если не проигрываешь. Почему бы не получить от них удовольствия?

- Я знаю человека с более крупными деньгами, Джонни, и с такими же мыслями.

- Эти деньги не имеют с нами ничего общего, - Джонни посмотрел на неё совершенно честно. - Для меня ты была бы той же, и хотелось бы, чтобы и я для тебя, если бы я разорился.

- Если бы ты разорился, я бы чувствовала к тебе то же, что и сейчас. Но я работаю и для женщины вполне прилично зарабатываю. Я живу на зарплату, да и драгоценностей на мне на три тысячи.

- А машина? "Феррари", наверно, слишком горяч для тебя, а вот "ягуар"...

- Почему ты хочешь делать мне подарки? Ты же знаешь, между нами ничего не изменится к лучшему или к худшему, если я приму их, но я не хочу.

- Я люблю делать подарки. И всегда любил.

И, конечно, это была правда. Бандит Джулиано мог взять в банке в пятницу миллионы лир - и остаться с пустыми карманами в понедельник.

- Одно ты мне можешь подарить, но это непросто, - сказала Дэа.

- Что ты хочешь?

- Я хочу узнать тебя. Я хочу знать, чем ты гордишься, чего стыдишься, чего боишься, насколько ты мужествен, о чем думаешь наедине, чего хочешь больше всего на свете.

- Только одним способом женщина может узнать все это о мужчине. Только одним верным способом, - сказал Джонни.

- Что это за способ?

- Выйти за него замуж в молодости и прожить вместе каждый день до старости.

Дэа рассмеялась.

- Знаешь, ты прав. Если ты попросишь выйти за тебя замуж, Джонни, думаю, я соглашусь. Только чтобы все это узнать.

- Я не попрошу.

Потом он отвез её домой. У неё была маленькая квартирка на востоке Пятидесятой. Заходить он не стал.

До этого момента она ещё сомневалась. Она попрощалась на улице и ждала, гадая, применит ли он силу, станет уговаривать и настаивать, или просто поцелует на прощание.

Он попрощался, секунду смотрел на нее, потом сказал:

- Мы встретимся ещё раз, - и пошел прочь.

Для Джонни Колини попроситься в гости было бы оскорблением для обоих. Зачем просить? А насчет силы - по их кодексу так поступали мужчины без гордости.

Если она готова, то откроет дверь, чтобы он зашел. Если нет - сегодня этого не нужно.

Но эта ночь выдалась плохой для обоих.

За углом давно поджидал парень. Он знал, что надето на Дэа и где она живет, ему сказал Джерри Мусия, а Мусия узнал это от девушки, которая болтала с Дэа на скачках.

Парень из восточного Нью-Йорка подождал, пока Джонни свернет на Лексингтон, и позвонил Джерри из бара.

- Девушка дома. Она живет одна.

- Дождись двоих парней и втроем подниметесь.

- Что мне делать, мистер Мусия?

- Тебе - ничего. Я пошлю парня, который знает, что делать.

Подозрения Мусии и Кромлейна насчет Колини за вечер укрепились. Человек, который выигрывает тысячи на скачках, или легкая добыча, или из круга избранных.

Джонни мог оказаться большим мотом, новичком в городе. Имена он мог прочитать в газетах или услышать в разговоре. В любом случае, главари его не знали. Может, он сколотил состояние в Вегасе, или берет банки и трясет супермаркеты. Может, у него бизнес, или он получил наследство. Если хоть что-то подтвердится, он станет добычей. Несомненно, он богат. Тот, кто ставит пять билетов на чужую лошадь, сказочно богат или безумен.

Вращаться в том кругу - не значит быть в мафии. Брокер из Вегаса, бармен из Майами, любой другой неглупый парень, знающий людей мафии, тихий и чистый, но с характером, может быть избранным. Если он знает, что такое жизнь в действительности. Такой мог погулять пару дней, а потом вернуться, сокрушаясь о потраченных деньгах.

Мусию взволновало то, что он узнал о Джонни Колини. Если Кромлейну нужна была его жизнь, Мусия зарился на деньги.

Одно было несомненно - Джонни расшевелил мафию. Это было все равно, что расшевелить спрута.

Целый день в лучших отелях раздавались звонки. И в конце концов они его нашли.

- Да, - ответили им, - у нас остановился Джонни Колини. Молодой парень, смуглый, сильный, резкий. Куча денег. Хороший багаж, много одежды. Я составлю список его звонков. Никто из здешних ребят ничего о нем не знает. Посетителей не было. В регистрационной карточке адресом указал просто Лас-Вегас.

Перетрясли всех. Свой человек в одном из полицейских участков проверил документы на Колини Джонни. Но в Департаменте полиции Нью-Йорка на него ничего не было. Гардеробщицы видели его за пару последних дней (у гардеробщиц замечательная память на лица и имена) в трех ночных заведениях, но красивый итальянец, около двадцати восьми, шесть футов роста, с набитыми карманами, очень хорошо одет, был один и ни с кем не говорил. Официанты могли знать больше, но они не появятся раньше девяти.

От дельцов тоже ничего - никто не вытаскивал молодого итальянца в команду.

У игроков - тоже пусто. Он не участвовал ни в одной крупной игре на Седьмой авеню или верхнем Бродвее.

Ничего не узнали и от проституток. Ни одна контора не доставляла девушек не только в данный номер данного отеля, но и парню описанной внешности. Подходил под описание еврей-коммивояжер, но девицы сразу выяснили ошибку.

Еще из отеля - Колини не оплачивал чеков, разменял билеты по сотне долларов. С ними все в порядке - за этим внимательно следили. Почта только письмо, по мнению клерка, из Чикаго, но это не точно.

Письмо не заказное, но пухлое. Мусие это не слишком понравилось. Великий Джонни Кул был из Чикаго.

Может, он телохранитель? Такие крепкие, сильные ребята с тяжелыми кулаками... Таинственный незнакомец вполне мог оказаться телохранителем, хотя он был бы первым, кто поставил пять сотен на что-либо, хоть и на собственное имя. Охранные фирмы ничего не знали о человеке с внешностью Джонни Колини. Но очень хотели бы с ним познакомиться.

Джонни Колини, оставив Дэа, прошел несколько кварталов до отеля. Он хотел принять душ и переодеться. Джонни был уверен, что мафия его разыщет и постарается достать. Ну что же, он готов.

Первое правило Братства - оно важнее любого человека; любой, как бы могуществен он ни был, может быть принесен в жертву Ордену. Но Джонни Колини знал, что старик на вилле не согласится с правилом. Он считает себя могущественнее всякого Ордена.

Старику придавали уверенность власть и богатство, Джонни Колини - сила молодости.

Он вошел в вестибюль отеля, прошел к лифту, поднялся на этаж, заперся в номере и стал ждать звонка.

За ним наблюдали на скачках, его должны были уже найти. И они позвонят.

Следивший позвонил Мусии, Мусия позвонил в отель. Джонни снял трубку через три минуты после того, как вошел в номер.

- Джонни?

- Да.

- Это Джерри. Я видел тебя на скачках - как дела?

- Прекрасно.

- Я просто слышал, где ты остановился. Не хочешь поиграть?

- Подробнее.

- Кости. Ставки - какие пожелаешь.

- Кто играет?

- Люди с Бродвея. Это в крупном отеле - беспокоиться не о чем.

- Играю.

- Я назову номер и адрес.

Приняв душ и переодевшись, Джонни переложил "беррету" из тайника в потайной карман пиджака, как раз над плоским, мускулистым животом. Он знал, что только идиот в соединенных Штатах станет носить незарегистрированное оружие, но только дважды идиот пойдет на сегодняшнюю игру без холодного друга.

Он взял такси до отеля на Седьмой авеню. И не успел расплатиться, как его заметили, не успел дойти до эскалатора, как о нем сообщили.

Постучавшись, Джонни вошел в двухкомнатный номер. Мусия стоявший со стаканом возле бара, помахал ему. Около него два хотстера жевали сэндвичи.

Когда Джонни шагнул к двери в другую комнату, они отложили сэндвичи и загородили дорогу.

- Ты чист? - спросил Мусия, подняв стакан.

- Конечно, - сказал Джонни.

- Правило дома - мы должны проверить. Не возражаешь?

- Конечно.

Один похлопал Джонни подмышками, на поясе, карманы брюк.

- Чисто, - сказал он.

- Это прекрасная игра, - сказал Джерри. - Быстрая и крупная, но по-честному.

Он провел Джонни во вторую комнату. Вдоль длинного деревянного стола сидели дюжина мужчин.

- Ставки прямые, - сказал Джерри. - Дом забирает ставки при двойной сдаче.

- Ладно, - кивнул Джонни.

В мужчине с костями он узнал певца - телезвезду.

- Ставлю тысячу, - сказал певец.

Джонни придвинулся к столу.

6

Дэа только что вышла из душа и надевала пижаму, когда в дверь постучали.

- Кто там? - решив, что это Джонни, она чуть рассердилась, но обрадовалась.

- Полиция.

Насчет Джонни!, - подумала она, накидывая по дороге халат. Открыв, она увидела двух крепких мужчин средних лет. Один из них показал бумажник с пришпиленной золотой бляхой.

- Вы Дэа Гинес?

- Да. Входите, пожалуйста.

Они вошли, второй захлопнул дверь.

- Вы знаете Джонни Колини?

- Да.

- Что вы о нем знаете?

- Очень мало. Мы только сегодня познакомились.

Тот, что покрепче, сел и закурил. Второй остался у двери.

- Расскажите об этом, - сказал крепыш.

- Он был в заведении на Пятьдесят третьей, около Лексингтон. Мы разговорились...

- До этого вы его видели?

- Нет. Можете объяснить, в чем дело? У него проблемы?

- Вы должны только отвечать на вопросы.

Дэа села и бессознательно закусила губу.

- Вы уверены, что не видели его раньше?

- Только сегодня.

- Он довез вас до дому?

- Да.

- Почему он не вошел?

Дэа вскинула голову:

- Я его не приглашала.

- Почему?

- Я не приглашаю мужчин.

- Что он рассказал о себе?

- Практически ничего.

- Откуда он?

- Я не знаю.

- Леди, будьте умницей и отвечайте.

- Я рассказываю все, что знаю. Думаю, он из Италии.

- Почему Италия? - крепыш взглянул на спутника.

- Мы пошли в итальянский ресторанчик, и он сказал, что суп - как у его матери, и это здесь впервые.

- Что за ресторан?

- На меню было имя Джино де Боно.

Крепыш снова посмотрел на спутника.

- Сицилийский, - сказал человек у двери. - Хорошо кормят.

- О чем вы говорили?

- Ни о чем конкретном. Я немного рассказала о моей работе.

- Чем вы занимаетесь?

- Я ассистент телепродюссера.

- Он не говорил, где работает?

- Нет.

- Допустим, я скажу, что он сводник и продавец наркотиков.

- Я не верю.

Но тело свела какая-то холодная тупая боль.

- Сводник и продавец, - повторил он.

- Его арестовали?

- Я задаю вопросы. Когда вы собирались снова увидеться?

- Значит, он не арестован. Я не знаю, когда опять его увижу.

- Он вам позвонит?

- У него нет моего телефона.

Крепыш встал, подошел к открытой двери в ванную и оглядел маленькую комнатку. В ней было маленькое окошечко. Он открыл его и выглянул. Удовлетворенный расстоянием до земли, закрыл, подошел к двери и кивнул Дэа.

- Зайдите сюда ненадолго.

- Зачем?

- Может, вы захотите сбежать или ещё что. В любом случае - зайдите и не выходите, пока я не скажу.

Дэа нерешительно встала. Довольно быстро для толстяка он шагнул к ней, взял за запястье и швырнул к двери. Испуганная, она влетела в ванную и закрылась на замок.

- Проверь все, - сказал крепыш напарнику. - А я позвоню.

Пока тот занялся столом Дэа, методично выдвигая ящик за ящиком, просматривая каждое письмо, каждый счет, каждое фото, мужчина с сигарой поднял трубку и набрал номер.

- Это Вайтей, - сказал он, услышав голос Мусии. - Она не знает или не говорит.

- Она все ещё принимает вас за полицию?

- Да.

- Применяли силу?

- Были безупречно вежливы.

- Парень здесь, играет.

- И как?

- Выигрывает. На двадцать очков впереди.

Мужчина с сигарой положил трубку, подозвал проверявшего стол.

- Что скажешь?

- Честная работящая баба. Восемь сотен на счету, зарабатывает шесть сотен в месяц. Счета есть, но немного. Письма от парней. Она чиста.

Вайтей снова говорил в телефон:

- Ничего такого в столе. Ни намека на связь. Похожа на честную работающую бабу.

- Примените силу и посмотрите, что выйдет. Этот парень не простак, и он меня раздражает, - сказал Джерри Мусия.

- Насколько применить? - спросил Вайтей.

- Делайте, что захотите.

- Она поймет, что мы не копы.

- Кого это волнует?

- Если мы ничего не получим?

- Тогда хоть развлекитесь с ней. Хотел бы я быть с вами. Не звоните, если она ничего не знает о парне. Приятно провести время.

Вайтей повесил трубку, аккуратно положил сигару в овальную латунную пепельницу и подошел к ванной.

- Открой, детка, - сказал он мягко.

Дэа пыталась решить, что делать. Она боялась, уже не будучи уверена ни в том, что эти двое из полиции, ни в том, что сказанное о Джонни Колини правда.

Крепыш подумал, что она могла выбраться через окошечко, вышиб дверь плечом, схватил Дэа и заглушил вопль, закрыв ей рот рукой.

В двухкомнатном номере отеля на Седьмой авеню Джонни Колини разорял телезвезду. Тот откинулся от стола, выставив вперед ладони.

- Сегодня я не выписываю чеков, - сказал он, натурально улыбаясь. - Я хорошо пью и вовремя ухожу - поэтому трачу время и деньги на игру. Я ненормальный.

Джонни Колини вернул улыбку.

- Приятно было выигрывать ваши деньги, - сказал он по-итальянски.

Певец засмеялся.

- Парень из Италии? Вы не местный, - ответил он на том же языке.

Джонни кивнул.

- Мои люди там.

Когда певец с телохранителем, менеджером и двумя секретарями ушли, Джонни увидел, что оставшиеся игроки были профессионалами. У него было четыре сотни выигрыша, но он знал, что удача кончилась.

Кости были у коротышки-инвалида. Тело его перекривилось влево, как от боли, глаза смотрели, как у злой птицы.

- Ставлю десять тысяч, - сказал он. Остальные посмотрели на Джонни, ожидая, что он покроет. Он покрыл. Мужчина выкинул шесть-два. Джонни знал, что уже началось, и гадал, дадут ли ему сегодня ещё раз выкинуть кости.

Не дали.

Когда он выиграл последнюю, пятую сотню, перепалка началась. Он ждал этого.

Игрок по прозвищу Мул, добрых двести шестьдесят фунтов массы, наклонился к нему. Джерри Мусия наблюдал.

- Ты "шестерка", так?

- Твоя семья содержит самый дешевый бордель в Палермо, ответил Джонни.

- Слушай, "шестерка", не выступай, - сказал высокий, худой юноша с узким треугольным лицом.

Джонни схватил кости - по правилам был его ход, и швырнул в бледные глаза на рыбьем лице.

Глаза Мусии прыгали с одного на другого, уголки губ опустились. Он молча приказывал не применять грубую силу, не сейчас. Он хотел испытать Колини. Драка ничего не докажет. Иногда парни предпочитают быть побитыми, но не мучиться игрою в слова.

Бледный юноша поднял кости и швырнул их об стену.

- Ты осквернил их своими руками, - сказал он Джонни.

- Не твою ли сестру я трахнул, когда напился, как свинья? - спросил гигант Мул у Джонни.

- Не говори ему, он будет должен тебе четвертак, - сказал Ропи, темный, низкий и широкоплечий.

Каблук Колини опустился на сверкающий туфель Мула.

Он взглянул им в глаза. Белые зубы сверкнули на красивом оливковом лице. Руки небрежно висели вдоль бедер. Он снова был молодым Джулиано, над которым насмехалась полиция в камере маленького городка Сицилии. Так же издевались, почти так же оскорбляли. Их было четверо, двоих он отправил на тот свет, двух других так сковал наручниками - запястья на лодыжках другого - что когда их нашли, сочли это грязной шуткой.

Он посмотрел им в глаза, но их не волновало, что в них отражалось. Даже Мула, меньше всего - Мусию.

Мусия покачал головой.

- Мы просто подстрекали тебя. Все это время. Выйдите из-за его спины, парни, он не шутит.

- Я шучу, - сказал Джонни и небрежно ткнул в глаза Мулу, а когда тот отступил от внезапной боли, ударил его ногой, и Мул, согнувшись, упал на колени.

- Это была твоя собственная сестра, - мягко сказал он Мулу. Левой он схватил полную открытую бутылку пива с маленького столика. Он был возле Ропи, и горлышко вонзилось ему между зубов. Ропи захлебывался пеной.

Остальные смотрели на "беретту" в правой.

Ропи цеплялся руками за руку Джонни, но голова была запрокинута далеко назад, бутылка сидела глубоко в горле. Он упал на спину, пиво потекло из ноздрей.

- Ты должен мне четвертак - за пиво, - сказал Колини Ропи.

Джерри и бледный парень смотрели на пистолет, вытянув руки с растопыренными пальцами.

- Ты доказал. Мы тебе верим, - сказал Джерри Мусия.

- У него грязные руки, - сказал Колини Джерри, кивнув на худого. - Я хочу, чтобы он помыл их там.

Он указал на дверь ванной.

- Ты знаешь, как и чем. Вы двое ему поможете.

- Я не могу это сделать, Джонни, - сказал Джерри. - Я знаю этого парня.

- Ты сделаешь это.

Потом он положил "беретту" в карман и посмотрел на них. Побитые и униженные, они боялись за свою шкуру.

Перекошенный наблюдал, не принимая участия и не боясь пистолета. Жизнь для него была доской с заслонкой, двумя белыми кубиками и денежным дождем. Он не боялся смерти, но в ночных кошмарах видел, что его умные пальцы однажды ему откажут. Этот кошмар возникал всякий раз, как он кидал кости.

Джонни оскалился Джерри Мусии.

- Закончим игру, - сказал он.

Перекошенный кивнул, и, с тайным страхом и визгом внутри, кинул кости. Они ударились о заслонку, сверкнули и остановились. Игра началась снова.

Он знал, что делает.

Он проиграет. Он просадит восемь тысяч наличных и перейдет на чеки, там ещё тридцать. Он знал, что не сможет выиграть, но хотел проиграть крупно. Достаточно крупно, чтобы пошли слухи.

Быть лидером - значит, быть легендой. Так было в Сицилии. Быть Джулиано значило сделать имя Джулиано больше, чем именем - словом. Словом, которое значило храбрость и гордость, быструю и неизбежную месть, наглость сверх меры и здравого смысла. Создай легенду - и ты лидер.

Сегодня легенда Джонни Колини родится в мафии.

За десять минут перекошенный взял его пять тысяч. Джонни достал чековую книжку из крокодильей кожи и выписал чек в банк на Пятой авеню на 25 тысяч долларов. На бланке стояло его имя, но не было адреса. Он подписал чек и швырнул Мусии.

- Я играю на все.

Джонни хотел проиграть быстро. Это был жест, и больше ничего. На счету у него было 33 тысячи, и он хотел, чтобы мафия знала, что он может спустить 30 тысяч за игру, не поведя бровью. То, что он сделал с этими людьми сегодня, так или иначе получит огласку. А так как они не знают, откуда он и что здесь делает, его не убьют - пока.

Но босс захочет его видеть. Ему нужен был босс.

Двадцать пять тысяч Джонни потерял быстро.

- Ты хорошо работаешь, - сказал он перекошенному. - Приятно наблюдать за тобой.

И вышел из номера, а Джерри Мусия, Мул и бледный смотрели ему вслед с ненавистью, страхом и уважением.

7

Над широкими улицами занимался свежий, холодный рассвет, над Сентрал-Парк поднимался туман. Джонни Колини ощущал свою силу и молодость. Он хотел есть, женщину и сухого вина после завтрака. И подумал о Марии.

Он видел много таких рассветов, где были оливковые рощи и горы вместо широких пустых улиц и слепых стен домов.

Мария была в другом времени. Его новая девушка, Дэа, была здесь и рядом. Джонни подошел к её дому и поднялся наверх. Он хотел постучать, но дверь стояла настежь.

В предрассветном полумраке он увидел её на полу, с подтянутыми к подбородку коленями. Она была голой, гладкие плечи и спина сотрясались от рыданий.

Он позвал её, но она не услышала. Она держала себя в руках, и всхлипы были тихими, но ужасными.

Он опустился на пол рядом и снова позвал её, мягко и нежно обняв за плечи. Потом медленно поднял её и почувствовал разрывающую тело дрожь. Она прятала от него лицо.

Подняв Дэа, Джонни огляделся и заметил вышибленную дверь в ванную.

- Кто-то хотел узнать обо мне? - спросил он, зная ответ.

Она хотела кивнуть, но мешали судороги.

- Когда ты не захотела говорить, они взялись за тебя?

От воспоминаний она застонала, совсем негромко, как тяжело больной ребенок от боли.

Он отнес её в кровать, та осталась нетронутой. Ласково укрыл и прошел в ванную. Там была кровь, немного, несколько капель на кафельном полу. Вероятно, кровь мужчины, подумал он, увидев осколки стекла. Она пыталась бороться.

Джонни нашел успокоительное, стакан, налил воды и отнес ей, заставив выпить. Потом прошел в кухню и нашел маленький острый нож.

Он мягко поговорил с ней, наполовину на родном языке, нашел ключ в её сумочке и вышел, закрыв за собой дверь.

На улице, все ещё холодной и серой, он побежал. Он бежал легко, как по гальке в горах Сицилии. А вернувшись к отелю на Седьмой авеню, пошел, осматриваясь.

Мусия приставил человека следить за ним на скачках. Люди Мусии следили, когда он провожал Дэа домой. Люди Мусии сделали это с его девушкой.

Он не хотел пока убивать Мусию, но собрался найти людей, которых тот посылал. Они должны были вернуться в отель. Это люди ночи, встречающие рассвет за едой. Здесь должна быть забегаловка. Или прямо в номере?

В вестибюле он нашел телефоны и позвонил в бюро обслуживания. Весьма кстати вспомнился номер комнаты.

- Что насчет завтрака в 1112?

Через минуту ему ответили:

- Извините, сэр, в 1112 завтрак не заказывали. Могу я вам помочь?

Джонни повесил трубку и вышел. Через двадцать минут он нашел тихое кафе на Восьмой авеню. Мусия и двое мужчин как раз выходили. Ни один из них в кости не играл. Мусия покинул их на углу и направился обратно в отель, двое зашагали к гаражам.

Джонни шел следом. Улица была пуста.

- Вы кое-что оставили у девушки в квартире, - сказал он. Мужчины резко обернулись.

Один был крепок и крут, другой помоложе, но тоже силен. Они не видели пистолета и не боялись, а презирали его, потому что сегодня имели его женщину, и были пьяны от жестокости.

- Какой девушки? - спросил молодой.

- Ты Колини? - спросил крепыш.

Джонни вонзил в него острый кухонный нож и вырвал обратно. Не успев даже почувствовать боль, он умер. Молодой увидел движение руки Джонни и понял его. Он бросился бежать, но Джонни его догнал.

Для таких случаев была традиция, после которой ни для одного из них нож больше не потребуется. Джонни исполнил традицию и оставил тела, где они лежали, на сером асфальте возле гаражей.

Крови на нем не было. Он вытер отпечатки с рукоятки и лезвия ножа куском газеты из канавы и выбросил окровавленную бумагу и нож в канализацию.

Придя в отель, Джонни долго стоял под душем, многократно вымыл руки, потом лег и заснул.

Позавтракал он после полудня. Первые полосы дневных газет занимали два трупа, найденных возле Бродвея. Это была месть, и газеты считали убийцу, или убийц, сицилийцами, потому что на мертвых был традиционный знак, что они насильники, или надругались над его женщиной.

Мужчины побывали и в Синг-Синге, и в Данморе. Департамент нью-йоркской полиции не огорчился их смерти. Тем более, что у кого-то был хороший повод с ними разделаться.

Когда Джонни заканчивал завтрак, ему позвонили. Рядом с коридорным стояли два незнакомца.

- Мистер Колини? - Незнакомец был крупным, явно полиция или мафия.

- Да.

- У нас ваш чек на 25 тысяч долларов. Мы выполняем расчеты в делах такого рода. Но мы не можем обналичить такой чек. Не можете ли вы пойти с нами в банк и взять эту сумму?

- Конечно, - сказал Джонни.

Он достаточно знал налоговые законы Соединенных Штатов, чтобы понять, почему не должно быть записей крупных выигрышей.

Взяв шляпу, он прошел с этими двумя в банк на Пятую авеню. Все молчали.

Двое ждали, пока Джонни выписывал новый чек на 26 тысяч. Ему нужна была тысяча на мелкие расходы.

Джонни передал чек в окошечко. Молодой человек секунду смотрел на него, улыбнулся и пошел к картотеке.

Вернулся он уже без улыбки.

- Вы закрыли ваш счет этим утром, сэр, - сказал он, глядя на Джонни, как обычно смотрят на опростоволосившихся посетителей.

- Могу я увидеть этот чек? - спросил Джонни.

Молодой человек подошел к старику за широким столом сзади, кратко с ним переговорил, проворно подошел к картотеке и вернулся с чеком.

Джонни посмотрел на него. Там не было фамилии, но подпись стояла его, а под ней приписка - "Чикаго".

- Это ваша подпись? - спросил молодой человек.

- Конечно, - ответил Джонни, протянул чек и отошел.

До ожидающих денег оставалось двадцать шагов на размышление.

Настоящий Колини оставил его без средств, используя свою сеть. Это не было неожиданностью. Неудивительно, что старик на вилле интересовался, как Джулиано выкрутится сам. Настало время тяжелой работы.

Когда он дошел до двух сборщиков денег из мафии, те в ожидании встали.

- Не сегодня, - сказал Джонни, медленно идя к двери.

- Нужно сегодня, - сказал тот, что повыше.

- Не получится.

- Ты увиливаешь от расчета? Ты ненормальный?

- Вы знаете, где меня найти.

Они дошли до тротуара. Джонни пошел прочь, но высокий схватил его за руку. Джонни посмотрел на него, и тот отпустил.

- Ты знаешь, с кем имеешь дело? - спросил высокий.

- Конечно, - ответил Джонни, повернулся и пошел вниз по улице. Его не преследовали.

В бумажнике осталось меньше сотни. Переводов не предвиделось. За отель он платил шестьдесят в день.

Да, подумал он, настало время тяжелой работы.

8

Он воспользовался ключом Дэа и вошел в квартиру. Она спала, но на лице не было спокойствия. Временами оно искажалось болью и страхом.

По традициям, в которых его воспитали, она ничего не стоила. Он выполнил долг, убил обесчестивших её и поставил на трупах знак платежа. Но она была обесчещена, для неё это конец.

По традициям она могла принять подстриг; могла пойти на панель, могла найти бедняка, больного, или старика, или урода без чести, чтобы выйти замуж; или могла влачить одинокое бессмысленное существование. Неважно, что она не виновата. Дом неповинен в пожаре, но невозможно жить в руинах.

Мария задушила человека за взгляд, боясь, что даже это сделает её недостойной Джулиано.

Но ради этой девушки Джонни Колини забыл о традициях. Вчера она была так непоколебима в целомудрии, храбрая единственным качеством, которое он уважал - гордостью.

Теперь он жалел её, и жалость была для него удивительна. С жалостью пришло прежде ему неизвестное, что-то похожее на любовь.

Он был нежен с ней, когда она проснулась.

В ней огромной злой змеей шевелилась холодная ненависть к нему. Ее лицо не отражало этой ненависти только потому, что мускулы устали реагировать на боль, стыд, печаль.

Это из-за него, все из-за него...

По здравой логике этот человек, Джонни Колини с оливковой кожей и белыми зубами, красивый молодой человек со свирепыми неотразимыми глазами, погубил её, едва познакомившись.

Вчера она поговорила с ним, и из-за этого ночью её жизнь переменилась, и теперь она стала животным с переломанным хребтом.

Эта ненависть не подчинялась рассудку. Он виноват в том, что не предупредил ее: "Я приношу беду, я приношу боль, я приношу смерть".

Теперь его руки и голос были нежными, и она реагировала на нежность, как умирающий от жажды на холодную воду. Но внутри вилась змея ненависти.

- Позвонить твоему врачу?

- Нет.

Доктор Джим был больше, чем врачом, он был другом. Она не могла пойти к нему, или к другому мужчине и сказать:

- Со мной сделали это...

Настойчиво зазвонил телефон.

- Это с работы, - сказала она. - Не отвечай. Я больше туда не пойду.

В их оценке случившегося была странная схожесть. Другая женщина позвонила бы доктору, в полицию, вернулась бы к жизни, как будто не произошло ничего, кроме болезненной неприятности. Но не Дэа Гинес. Она была гордой женщиной.

Джонни сел рядом на кровать.

- Они оба мертвы. Я их убил их этим утром, - сказал он. Или их было больше?

Она покачала головой и посмотрела на него. Черные вьющиеся волосы, на лице даже сейчас полуулыбка.

- Кто ты? - спросила она.

Он сошел с ума. Он слишком долго был одинок. Для него друзья были почти любовниками, безумными, самоотверженными в страсти дружбы, как любой любовник. Не считая секса, бандиты гор были настоящими любовниками для Джулиано. Два года он был лишен этого. Такого одиночества никогда не узнает мягкий городской благоустроенный и защищенный человек.

- Меня зовут Джулиано, - сказал он, и это было безумием. Никогда не рассказывай секреты женщинам. Никогда не рассказывай о себе женщине. Но Джулиано рассказал Дэа Гинес о жестоких горах, об утре в горах с Марией, о вилле около Рима, о рождении Джонни Колини и его приезде в Соединенные Штаты.

Он рассказал о мафии. Он сказал, что приехал в Штаты убить некоторых людей, но не наемным убийцей, а как претендент на наследство, которое надо взять силой.

Теперь она могла разговаривать, правда, как измученный жаром больной.

- Это невозможно, - сказала она. - Это все равно что пройти через охрану, убить президента Соединенных Штатов и сказать, что одержал верх.

- Если бы президент Соединенных Штатов стал президентом, убив сорок человек, это было бы возможно, - сказал Джулиано.

- Но ты один. Они убьют тебя, и на этом все кончится.

- Они побоятся убить меня.

- Джулиано-Джонни, ты псих.

- Я должен создать армию призраков.

Она взглянула на него со страхом, уверенная, что он псих.

Джонни улыбнулся.

- Я не могу сколотить шайку. Людей в Сицилии, которым я доверял, я знал годами, мы выросли вместе, но даже им я верил только потому, что они меня боялись.

- Ты не сможешь сколотить свою банду, - сказала Дэа. - Я делала передачи о преступности, и знаю, что это за сила. Ты сможешь завербовать только пару бесполезных и ненормальных подростков. И все.

- Поэтому мне нужна армия призраков. Я знаю людей, которых должен убить - один в Лос-Анжелесе, двое в Нью-Йорке. Мафия обвинит в смертях меня, но они должны быть уверены, что убил не я сам.

Тогда они не будут знать, кто со мной. Они предположат, что на меня работают люди мафии, и не убьют меня, пока не будут уверены, что это не будет стоить им жизни. Боссы состарились и любят жизнь больше всего на свете.

- Но как ты их убьешь? Их охраняют, они невероятно богаты и могущественны.

- Я не просто Джонни Колини - я Джулиано. За мной охотились тысячи полицейских.

- Но ты сказал, что разорен. Не только разорен, но тебя ещё преследовали сборщики денег.

- Сегодня вечером у меня будут деньги, - Джонни улыбнулся, как мальчишка.

- Они правда мертвы? Ты правда убил этих людей? - Голос её внезапно охрип, глаза горели.

- Я воспользовался твоим кухонным ножом, - ответил Джонни.

Она обвила руками этого мужчину, которого любила и ненавидела, так полно любила и так полно ненавидела, что впервые в жизни чувствовала себя настоящей женщиной и повалила его на себя.

И Джонни с сожалением и уважением почувствовал что-то немного похожее на любовь.

- Кто он?

Тощий Сантанджело навис над Кромлейном и Мусией.

За окнами пентхауза высились башни Манхэтена. Это был офис и нью-йоркская квартира Сантанджело, Великого Мастера, одного из трех глав мафии в Соединенных Штатах, одного из семи - в мире. На Лонг-Айленде ему принадлежала сотня акров земли; дом во Флориде стоял на личном острове; дом в Квебеке стоил четверть миллиона.

- Молодой человек приехал в Нью-Йорк. Он знает, что к чему, но не боится, - сказал Сантанджело. - В номер он вошел один и, если бы захотел, мог бы под дулом пистолета вернуть все деньги, но вместо этого спустил свои в нечестной, как он знал, игре. С ним трудно иметь дело, с этим юношей. Он называет имена, будто он один из нас. Великие имена в полудюжине городов. Он все знает, у него есть деньги и сердце, которого хватило бы на дюжину.

Он остановился.

- Кто убил наших людей?

- Не Колини... - начал Мусия.

- Не называй его этим именем, - прервал Сантанджело. Есть только один Колини, не два. Двум - не бывать.

Последний раз он видел Джонни на Капри, и тот выглядел совсем стариком.

- Этот парень, - сказал Мусия, - не мог убить моих ребят. Он их не знал, не знал, как их найти. У него пистолет, а их зарезали. Это не он.

- Плохо, - сказал Сантанджело. - Плохо, потому что он не один. У него есть люди - его глаза, которые видели тех двоих. У него есть ликвидаторы. Твои люди развлекались с девчонкой?

- Они рассказали мне об этом за завтраком. Славно поразвлеклись.

- И с ними поступили так, как я когда-то. Этот обычай с нашей родины.

- Да, мистер Сантанджело, - сказал Мусия.

Оба посмотрели друг на друга с пониманием. Мусия занимал высокое место в Ордене, но не был Мастером. Марк Кромлейн думал, что он в Ордене, посещал некоторые встречи, выполнял правила, но не был членом. Для него, как и для многих других, существовал ложный Орден, а настоящий - только для людей с тысячелетней кровной связью.

- Здесь рука сицилийца.

Тяжелые веки приподнялись и мертвые глаза взглянули на Мусию. Мусия показал, что понял. Ночью будет встреча Ордена.

На таких встречах никто не может лгать или говорить не все. Если кто-нибудь из Ордена знает этого ужасного молодого незнакомца, он расскажет, что знает.

- Мистер Сантанджело, - начал Марк Кромлейн.

Тяжелая голова чуть повернулась.

- Я прошу разрешения убить незнакомца.

- Нет.

Кромлейн не осмелился выказать злость. Он ничего больше не сказал.

Майк "Мороженый" Сантанджело поднял руку и двое вышли. Мистер Сантанджело тяжело подошел к столу и начал просматривать дела своего ранчо в Техасе, нефтяных вышек в Калифорнии, автобусных линий в Луизиане, тысячеквартирного жилого комплекса, который строился на Лонг-Айленде.

Только однажды он позволил себе вспомнить, как тридцать лет назад, когда он носил бордовый костюм, желтые ботинки и шелковую рубашку с обязательной белой шляпой, они с Джонни Колини убили семерых в гараже на Норт-Кларк-Стрит. Это было тридцать лет назад, устало подумал он и вернулся к доходам, полученным с ранчо за скот.

Он подумал о сыне, учившемся Музыкальном колледже Джильярда и о дочери в швейцарском пансионе, о молодом человеке и о том, чего тот может хотеть.

Они занимались любовью, она - с любовью и ненавистью, Джонни - со стыдом, что он с женщиной, которой так недавно обладали другие. Но он был нежным, хотя безумие прошло, и он не мог поверить, что рассказал женщине о себе.

Он не хотел убивать её, но знал, что это может понадобиться из-за совершенной им глупости. Он не думал, что несправедливо убивать Дэа Гинес из-за собственной глупости; Джонни Колини жил в мире холодной логики.

- Ты рассказал мне слишком много, - обнаженная Дэа стояла возле кровати и будто читала его мысли. - Теперь я для тебя опасна.

Он не ответил. Ответа не требовалось.

- Ты убьешь меня, Джонни?

- Если придется.

- Вчера была девушка по имена Дэа Гинес, - сказала Дэа. Имя осталось, но я уже не та девушка.

И ушла в кухню.

Джонни оделся, пока Дэа готовила кофе.

- Ты знаешь, где взять деньги? - спросила она.

- Будь это моя родная деревня, я бы пошел в банк, - сказал он, снова мальчишески улыбаясь.

- А если ты пойдешь в банк здесь, тебя сразу укокошат, сказала Дэа. Чувствую, не проживешь ты долго, мой Джонни.

- Я бы хотел купить долгую жизнь, - сказал он простодушно.

- На что?

Он знал ответ, и хотя не верил в Бога, но верил в колдунов.

- На мою душу.

- Иди и достань деньги, - мягко сказала она.

Джонни встал и пошел к двери.

- Собирайся, - сказал он. - Ты знаешь, нам надо убираться отсюда.

- Знаю.

Джонни вышел из в нью-йоркский полдень, зашел в отель за "береттой", и тут зазвонил телефон.

Голос, который ничего для него не значил, но с командными нотками и явно немолодой, спросил:

- Что ты знаешь?

- Я знаю две вещи, - сказал Джонни.

- Что?

- Утром солнце встает. Ночью садится. Больше я ничего не знаю.

Сильный зрелый голос ответил:

- Спасибо.

Трубку бросили.

Это был условный вопрос и ответ для Ордена. Предварительное знакомство. Кто бы ни звонил, это важный человек, желающий знать, насколько Джонни знаком с Орденом.

Теперь он знал. И когда придет время, Джонни даст знак и произнесет слова, которые определят его как Мастера Ордена. Джулиано стал Мастером в двадцать три, а четырем другим, которых он знал, было за пятьдесят.

Выходя из отеля с "береттой" в кармане, Джонни Колини чувствовал себя довольно молодо для двадцативосьмилетнего мужчины. Он снова был Джулиано, идущим за деньгами.

Сборщики поджидали его внизу, и, когда он вышел, пристроились сзади. Не выслеживали, просто шли следом.

Он прошел через город к Бродвею, обернулся и подождал их.

- Ты идешь за деньгами? - спросил высокий.

- Я несу их Джерри, - сказал Колини.

- Они у тебя с собой? Давай.

- Мусие. Не тебе.

- У меня чек, - сказал высокий.

- Засунь его туда, где его никто не увидит, - сказал Джонни.

- Мы не против переломать тебе руки прямо здесь, на Бродвее, если будешь упрямиться, - сказал высокий. - У тебя лицо кинозвезды, воп*. Мы не против его изувечить.

(* Воп, даго - презрительное прозвище итальянцев - прим. пер.)

Джонни не мог ввязываться в неприятности с "береттой" в кармане. Только дружелюбные, улыбающиеся люди, может, только соотечественники, могли называть его вопом. Но это неважно. Важно то, что высокий задел его. А это дорого стоит. Придется ввязаться в неприятности.

В нескольких футах от тротуара была дверь книжной лавки.

- Я буду говорить с тобой одним, - сказал Джонни.

Низкий посмотрел на высокого. Тот заколебался.

- Ты боишься? - спросил Джонни, оскалившись.

- Ты собираешься отдать деньги?

Джонни вошел в магазин. Высокий с напарником хотели последовать за ним.

- Ты, - сказал Джонни низенькому, - подождешь.

Сборщики пожали плечами, и высокий вошел вместе с Джонни. Второй прислонился к стене, глядя в сторону.

Джонни поднял руку и схватил высокого за глотку, соединив большой и указательный пальцы с такой силой, словно хотел вырвать кадык из горла. Это очень просто - пальцы давят, пока не соединятся вокруг глотки, затем остальные три нажимают на голосовые связки, требуя тишины.

Высокий поднял руки, у него было меньше секунды, чтобы сообразить не цепляться в уродующую руку и пальцы, а начать контратаку. Правой он ударил Джонни по ребрам, как раз над сердцем, и, когда Джонни отступил, высокому показалось, что глотка разорвана. Джонни ударил высокого прямо между глаз, в основание носа, согнутой костяшкой указательного пальца.

Он пробил череп в самом уязвимом месте, не настолько, чтобы вогнать осколки в мозг и убить, но достаточно, чтобы ослепить болью и вызвать внутреннее кровоизлияние. Высокий прислонился к стене возле входа, оглушенный болью в глазах и глотке. Джонни отпустил его и вышел наружу.

Второй шагнул к книжной лавке.

- Что случилось? - спросил он высокого. Джонни его остановил.

- У его сердечный приступ.

Человек посмотрел Джонни в глаза.

- Что ты с ним сделал?

- Я мог его убить. Но не убил. Я и тебя могу сейчас убить.

- Что ты с ним сделал? - Голос срывался на вопль. Люди замедляли шаг, чтобы посмотреть на них.

Джонни рассмеялся.

- Пошли, - сказал он. - Найдем Джерри Мусию.

Мужчина попытался вырваться из сильных пальцев Джонни.

- Пошли, - повторил Джонни. Прохожие потеряли интерес и проходили мимо.

- Мы на Бродвее. Ты ничего здесь не сделаешь, - сказал мужчина.

Рука Джонни скользнула вниз, пальцы сомкнулись вокруг правого указательного пальца противника.

- Сначала я сломаю его, - сказал Джонни. - Потом, если ты хочешь умереть, я убью тебя.

Мужчина поверил Джонни. Они бросили высокого, который, прикрывая лицо руками, делал первые неуверенные шаги вдоль стены.

Было далеко за полдень, солнце зашло за высокие башни. Человек попытался объяснить идущему рядом Джонни.

- Мы только выполняли работу. Ты должен известным людям двадцать пять тысяч, мы следим, чтобы ты заплатил. Ты не должен на нас злиться. Это наша работа. Если бы ты не задолжал, мы бы тебя не трогали.

Джонни спутник не интересовал. Он знал о сборщиках, сам был им. Толстые землевладельцы, богатые комерсанты, расчетливые ростовщики - все платили Джулиано, чтобы избавиться от его террора.

Поломанные руки и разбитые лица - это ещё цветочки. Ростовщик без правой руки, нужной для счета денег, убеждал остальных ростовщиков поберечь руки, заплатив Джулиано.

Джерри Мусия был с Марком Кромлейном в одной из кабинок на Шорз. Они ждали высокого сборщика, но вместо этого увидели, как Джонни огибает стойку бара и приближается к ним. Сборщик забежал вперед и указал на них, пока Джонни сдавал шляпу.

Джонни сел рядом с Джерри. Кромлейн наблюдал за ними.

- Твой чек оказался недействителен, - сказал Джерри. - Ты принес деньги?

- Я хочу сыграть. Сейчас.

- На что? Снова на чек? - Мусия осмелел; незнакомец не доказал самого важного качества - у него не было денег. Мусия с Кромлейном обсудили это и решили, что Джонни Колини жулик, жестокий, дикий, но жулик. А в свои годы они их встречали немало. Как коп больше всех ненавидит карманников, так мафиози презирает жуликов. Некоторые могли быть жесткими, иногда они были убийцами, но внутри была пустота, словно их выели черви.

Владелец заведения, сам крупная шишка, наблюдал за кабинкой от входа. Его не интересовали дела Мусии или Кромлейна, но что за разница? Там, где были борцы, менеджеры, бейсболисты, газетчики, игроки, профессионалы выпивки, там всегда будут мальчики из мафии.

Он не узнал незнакомца, вошедшего в кабинку, но молодой человек смахивал на молодого Ди Маджио, лицо не такое худое, не такой стройный, но похож на Ди Маджио в его звездные годы.

- Нет, не чек, - сказал Джонни. - Наличные.

- Сначала отдай двадцать пять.

Кромлейн не спускал глаз с Джонни. Мороженый не разрешил убить этого ублюдка. Но он не знал, чего ему стоил каждый день, пока ублюдок дышит. Лицо и тело билось от боли, когда он смотрел на Джонни.

- Ты получишь их вечером, - сказал Джонни. - Но сначала игра. На наличные.

Не отрывая взгляда от Джонни, Марк Кромлейн сказал Джерри Мусие:

- Позволь ему сыграть.

Мусия наклонился к Джонни.

- Ты не работаешь ножом, верно?

- Ты хочешь знать, не я ли утром убил двоих? - Мусия едва слышал тихий голос Джонни; Кромлейн насторожился. - Зачем мне их убивать?

Белые зубы оскалились в полумесяце улыбки, Джонни выглядел очень привлекательно и дружелюбно, без тени угрозы.

- У тебя может быть своя игра, - сказал Мусия.

- Я хочу, чтобы играл перекошенный.

- Он будет играть, - кивнул Мусия. Дурак, болтливый дурак, использующий имена незнакомых людей, подписывающий чеки, но не платящий.

Но этим утром кто-то зарезал двоих его людей. И этот дурак побил и унизил прошлой ночью его. И Мула.

Официант принес счет, и Мусия расплатился. Трое мужчин пошли по Пятьдесят первой стрит к Бродвею. Пока Мусия и Кромлейн забирали свои шляпы, "беретта" скользнула из кармана в рукав Джонни. Курок уперся в тонкий ремешок часов.

- Играем только вчетвером, - сказал Мусия, когда они свернули на Седьмую стрит. - И только на наличные.

- Годится, - согласился Джонни.

В вестибюле отеля Мусия подошел к внутренним телефонам. Джонни наблюдал за ним, пока тот тихо разговаривал. Он знал, что встретит его наверху.

Он бы прав. Мусия открыл дверь, Джонни шагнул внутрь и увидел перекошенного с нацеленным на него короткоствольным револьвером 38 калибра.

Мусия встал сзади, обыскивая Джонни. Джонни поднял руки на уровень плеч, согнув их так, что ладони почти касались головы.

Мусия был осторожен; не найдя "беретты" в потайном кармане, он прощупал талию, подмышками, штанины, носки, шляпу.

Кромлейн стоял возле закрытой двери, перекошенный - он ненавидел оружие, но стойко держал его - в проеме дверей между комнатами.

- Сегодня нет, - сказал Мусия, выпрямляясь. Перекошенный с облегчением бросил оружие на стул.

Джонни опустил руки, ручка "беретты" скользнула поверх ремешка и прыгнула в ладонь, и короткий ствол уставился в троих мужчин.

- Есть, - сказал Джонни.

Кромлейн с ненавистью плюнул в Мусию. Мусия тихо восхищался, как хорошо Колини смог запрятать пистолет. Он быстро решил - очень хорошо. Слишком хорошо.

- Пошли, начнем игру, - сказал Джонни. Когда все трое отступили в комнату, Джонни подхватил револьвер и засунул его за ремень.

В комнате, возле стола, Джонни кивнул перекошенному:

- Тебе кидать.

Мусия и Кромлейн посмотрели друг на друга с одной мыслью. Колини был не жуликом, он был сумасшедшим. Безумцем с пистолетом.

Правой рукой Джонни вынул бумажник и кинул на стол пятидесятидолларовый билет.

- Ставлю пятьдесят, - сказал он и взглянул на перекошенного. - Я знаю, игра будет жаркой. Это я знаю.

Перекошенный взял кости. Джонни посмотрел на Мусию:

- Покрой.

Мусия облизал губы и покрыл.

Перекошенный начал обыкновенно, четыре-три. До восьмого раза он не показал, что был виртуозом костей. Он бросил их на доску и сказал мягко:

- Десять.

Кости остановились, сверкая: шесть-четыре. Его лапа сгребла кости, потрясла и выкинула пять-пять. Потом перекошенный стал снижать - девять, восемь, шесть, пять и четыре. На четырех у Джонни Колини было шесть тысяч Мусии наличными, десять тысяч Кромлейна и чек от Мусии на двадцать пять тысяч.

У Кромлейна осталась тысяча, когда снова кидал перекошенный. Один-один. Пот выступил на его клювоподобном носе, и он со страхом посмотрел на Джонни Колини.

- Все может измениться к лучшему, - сказал Джонни. - Ставишь две тысячи, Кромлейн?

Кромлейн горько кивнул.

Один-один. Перекошенный начал дрожать.

- Четыре? - спросил Джонни. Кромлейн согласно усмехнулся.

В третий раз они увидели по одной белой точке.

- Пожалуйста - о, Господи, пожалуйста, - взмолился перекошенный.

У Джонни было девять тысяч наличными. Он бросил перекошенному тысячу чаевых, переломил револьвер, выбросил обломки в окно на крышу внизу и вышел из номера, впервые пожав Мусии руку на прощание.

Кромлейн уже был у телефона. Мусия остановил его.

- Я попрошу охрану задержать его. Он его возьмет, - Кромлейн побелел от ярости.

- Не пытайся остановить Колини, - сказал Мусия. - Он из Ордена. Он только что дал мне знак пальцами.

- Я не видел.

- Ты не знаешь этого знака. И он все правильно сыграл. Он забрал наши деньги, как и мы его прошлой ночью, когда Ученый держал кости.

Он взглянул в сторону Ученого, перекошенного, который выкидывал один-один и смотрел на них, как человек на плахе смотрит на петлю.

9

Манхэтен, час коктейля, который продолжается с чуть позже четырех до чуть позже семи. Джонни Колини остановился у бара на Пятьдесят седьмой, между Лексингтон и Третьей.

Он почти забыл о Мусии и Кромлейне; они ничего не значили. В его сотне в Сицилии они не были бы ни капитанами, ни лейтенантами. Мусия мог быть сержантом, Кромлейн - капралом.

У Джонни Колини были имена важных людей. Одного он должен убить в угоду старику на вилле. Майка Сантанджело.

Майк был Великим Мастером Ордена. Он был стариком и должен был умереть.

Для Джонни Колини, потягивающего скотч в баре в час коктейля, будущее представлялось просветом в джунглях. Его могли убить, но живой он не мог ошибиться.

Вокруг него девушки болтали с мужчинами, бармен в красном пиджаке непрерывно смешивал "мартини", а Джонни Колини думал о том, что должен сделать.

Убийства должны быть совершены в один день. Одно в Лос-Анжелесе, два в Лас-Вегасе, два здесь, в Нью-Йорке. Только так мафия поверит в силу за спиной Джонни Колини, а они должны поверить, иначе его просто убьют.

Дэа Гинес пригодится, решил он. Сама судьба привела её к нему в тот самый день, день, когда он начал завоевание Америки.

Любители коктейля посмеялись бы над ним. Парень из Сицилии завоевывает Соединенные Штаты!

Только им бы стало не до смеха, знай они, что другие люди из Сицилии действительно завоевали Соединенные Штаты.

Документы и закладные на многие небоскребы Манхэтена выписаны были на имена корпораций, принадлежащих этим людям.

Контракты их любимых телезвезд принадлежат этим людям полностью или частично. Им же принадлежали отели, рестораны, ночные клубы.

Профсоюзы с десяткам тысяч членов платили этим людям дань. Выпивка, которым они сейчас наслаждались, прибывала с винокурен, пивоварен, от поставщиков, принадлежащих мафии.

Мафия откусила огромный кусок Соединенных Штатов вместе с миллиардными доходами от игр, от вымогательств, от наркотиков. Ей принадлежит Страна Игр в пустыне, стоящая четверть миллиарда и сравнимая лишь с Монте-Карло; целое Монте-Карло на Стрип!

А сегодня Джулиано начал забирать все это у мафии.

Старый Джонни Колини, настоящий Джонни Колини, объяснил, как это будет.

- У каждого есть свой кусок, - говорил он на вилле под Римом. - Как владение большим домом отдыха, или модельным бизнесом, или поместьем. Но сама мафия владеет большинством. Есть, положим, тридцать корпораций. Они большей частью принадлежат шести крупным холдинговым компаниям. Акции, непреложные права, закладные - всем этим владеют шесть корпораций с помощью страховых компаний, доверенностей, даже банков. Но у мафии есть соглашение, контракт, легальный, но негласный, получать ничейные акции этих шести компаний, конечно, по очень низкой цене.

Как прикрытие мафия выдвигает юристов в Совет директоров. Когда кому-нибудь требуется, скажем, двадцать миллионов наличных на раскрутку, он приходит к ним. Мы даем - но потом всегда имеем процент от прибылей.

Это легальный денежный бизнес. Здесь никому не подобраться, хоть с десятью тысячами юристов или миллиардом долларов.

Но мафия была построена на убийствах и терроре. Пока старики вроде меня ещё наверху, её можно взять убийствами и террором. Ты хочешь большой ломоть, возьми его. Человек вроде тебя, Джулиано, если знает то, что должен знать, может взять его. Тогда ты станешь как бы моим сыном, новым Джонни Колини, и получишь свой кусок целого мира.

Чтобы он понял, специалисты по бизнесу день за днем объясняли ему механизм движения акций и облигаций, имена и названия, правила и хитрости мира финансов.

Но решит все пистолет. Богатство и власть мафии, построенные на насилии, могут быть захвачены насилием и побеждены ещё большим насилием.

Поэтому пять человек должны умереть в один день. Возможно, Дэа сможет помочь.

Для нее, ожидающей на чемоданах, со встречи с Джонни Колини тоже началась новая жизнь.

Она любила его. Она не знала, что можно так любить. Другие казались бледными тенями рядом с настоящим мужчиной. Он смеялся, как мальчишка, у него были мускулы тигра и глаза охотника.

Она любила его.

И ненавидела. Он был жесток, он принес ей стыд и боль. Ее прекрасная жизнь, полная увлекательной работы, интересных друзей и уверенности в себе кончилась. Чтобы он ни хотел от нее, она сделает, но в свое время найдет способ его уничтожить.

Джонни Колини допил скотч и вернулся Дэа. Когда он вошел в квартиру, она подошла, обвила руками, вцепившись пальцами в спину, и остановила вопросы широко раскрытым ртом.

Он опустил её на пол, воспламененный её желанием; он не спешил, и только один раз назвал её Марией.

Ей пришлось открывать чемоданы и переодеваться, выбросив порванные вещи. О деньгах она спрашивать не стала; она знала, что он достал деньги, у кого и как - не имело значения.

И это девушка, которой нравилось, чтобы все счета были оплачены до пятого, а на книжке всегда был подсчитан баланс.

Он вызвал такси. Она сделала два звонка - лучшей подруге, девушке из рекламного агенства, и своему боссу на телестудии. Им она сказала, что ненадолго уезжает. И больше ничего.

10

Он рассказал ей, как задумал совершить убийства, и временами она кое-что подсказывала. Человек в Лос-Анжелесе - практически в Беверли Хилз был адвокатом. Один из двоих в Лас-Вегасе жил в люксе отеля на Стрип и не делал ничего, кроме вложений через лос-анжельский филиал крупного маклерского дома. Второй бы менеджером и мнимым владельцем другого отеля на Стрип. В Нью-Йорке это были Сантанджело и Луис Мерфи, юрист-ирландец.

Он не рассчитывал на помощь Дэа, но она сама подсказала, как может помочь создать эффект армии призраков, чтобы пятеро умерли в один день и не было бы видимой связи между ним и их гибелью.

Они жили в маленьком отеле в Коннектикуте. По её предложению на её деньги они взяли напрокат машину и два дня провели вместе. Не считая совокуплений в животной страсти, все время они отдали планированию завоевания Америки Джонни Колини.

- Надо только начать, - объяснял он. - Неважно, грабишь банк или похищаешь богача - спланируй, знай точно, что делать и когда, и все выйдет в два счета!

Он соскочил с двуспальной кровати и смотрел на неё сверху вниз.

- Я возвращаюсь в Нью-Йорк. Теперь Орден будет следить за каждым моим движением. Они узнают, когда я был в Чикаго, в Сан-Франциско, везде. Но они не узнают, откуда я и кто я.

- Корабль, на котором ты прибыл, исчез? - спросила она.

Он кивнул.

- Они проследят до Рима, но из Рима ложный след ведет в Гавану, а из Гаваны в Штаты. Они узнают, что Джонни Колини прибыл в Гавану из Соединенных Штатов. Кубинцы опишут меня, есть записи в отелях, что я там был. Они поддельные, но сделаны кубинцами, состоящими в их собственном секретном ордене. Им хорошо заплатили.

Дэа встала с постели, обнаженная, как и Джонни. Одну ногу она поставила на мягкое сидение стула, чтобы сделать грациознее линию ног и бедер, руки сцепила на затылке, чтобы груди стали выше и подались вперед.

- Они получат портрет человека ниоткуда. Человека с деньгами, путешествующего и живущего в свое удовольствие. Человека без страха. Опасного человека. Тогда они поймут, что я занимаю высокое положение в Ордене. Но не состою ни в одном клане.

Она смотрела на него и восхищалась обнаженными бедрами, мускулистыми ягодицами, широкими плечами, иссиня-черным завитками волос на груди и руках.

- Тогда меня доставят к верхушке Ордена с Боссом во главе. А может, и к одному Боссу. В Ордене царят те же зависть и соперничество, как везде.

- Тебя убьют, и на этом все кончится.

- Нет, потому что у меня есть свои козыри. Я - Мастер, и я знаю про Орден то, что может знать только Мастер, а эти секреты одинаковы в Палермо, Бейруте, Нью-Йорке и Рио. Я знаю об акциях мафии, и я потребую изрядную долю этих акций.

Дэа сложила пистолет из пальцев и большим нажала курок.

- Не сейчас. Они не убьют Мастера без одобрения вышестоящего Босса, а они не знают, кто это.

- Они решат, что это старый Джонни Колини.

- Не решат. Они его спросят. Но прежде, чем он ответит, я убью пятерых. Они поверят, что у меня есть власть, и скажут, что в мафии я вроде короля. Только тогда старик им ответит. Я буду здесь его человеком, и когда он умрет, унаследую его собственность.

- Перед тобой дальняя дорога, Джонни, - сказала она. - Как бы то ни было, я пойду с тобой.

Ее волосы блестели золотом, глаза были, как у ребенка, ничего не боящегося и посвященного в только детям открытые тайны.

- Ты забрала мою душу, - сказал Джонни и поднял её на руки. Она обняла его голову руками, прижавшись открытым влажным ртом, будто высасывая душу из его тела.

Много позже она спросила:

- Они нас здесь выследили?

- Если бы полиция нас искала, мафия нашла бы нас прежде полиции. У них там такие связи... Но Мафия сама по себе может прощупывать только те места, где люди за это получают деньги. Бары, ночные клубы, большие отели, местечки типа этого. За неделю - другую нас нашли бы, но не так быстро.

- Когда ты говоришь "Мафия", ты подразумеваешь "Синдикат", - сказала она. - А когда говоришь "Орден", подразумеваешь мафию.

- Я говорю правильно.

- Но Орден контролирует мафию?

Он кивнул, наполняя её стакан.

- Почему?

- Орден очень стар. Он возник как крестьянская армия против захватчиков, потом - против землевладельцев. Потом землевладельцы присоединились к ним, и бандиты подчинились, но не все. К Ордену принадлежат богачи, люди из правительства и верхушка полиции, но только немногие.

Быть в Ордене - значит показать себя человеком сильным, умным, храбрым, жестоким. Это не для мягких и слабых.

Когда наши люди пришли сюда, Орден пришел с ними. Он принес в Нью-Йорк, Новый Орлеан, Чикаго, Сан-Франциско террор и насилие. Там, где были сицилийцы, было Братство. Мы не не цивилизованное общество обывателей, мы Братство тигров.

Когда запреты превратили преступность в основной бизнес, преступники стали богатыми людьми. Так как Орден мудр и организован, он взял контроль над преступным бизнесом - игры, проституция, героин, крупные кражи - все, где можно присвоить чужие деньги.

Она с любопытством смотрела на него.

- Это похоже на лекцию в колледже.

Джонни рассмеялся.

- Так и есть. Старик преподавал мне историю Ордена, как школьнику. Я учил её на английском. Я заучивал биографии людей, умерших полвека назад Мосси Энрайт в Чикаго, Ротштейн в Нью-Йорке; кто убил Багси Сигеля в Беверли Хилз десять лет назад и за что; кто пел "Звездную пыль" гангстерам из Сан-Франциско и почему. Когда я займу место в мафии, я не буду выглядеть деревенщиной.

Он натянул брюки, скользнул в рубашку.

- Я знаю, где в Мексике производят опиум и где героиновые фабрики в Афинах. Я знаю имя оптового продавца наркотиков в Нью-Джерси, который пропускает тонну фенамина в месяц. Я могу назвать склад в Тихуане, где марихуана лежит копнами. Я должен был знать все это, и в сто раз больше, прежде чем старик отправил меня хотя бы в Рим.

- Ты будешь иметь дело с наркотиками? - спросила Дэа.

- Большой человек в мафии имеет дело только с деньгами, ответил Джонни. - Не видит и не дотрагивается ни до чего, кроме денег. Но марихуана, кокаин и героин - оружие мафии. Мафия как джунгли - растет и расползается, завоевывает города, и те погибают. Люди хотят веселиться. Мы даем им секс, мы даем им наслаждение, мы даем им фенамин и эфедрин, мы даем им мак, героин - и они наши люди, наши зомби. Они хотят веселиться, и отдают нам свои жизни.

Дэа его понимала. Ему не нужны ни комфорт, ни наслаждения, ни женщина, ни деньги. Он хотел власти над людскими жизнями, а такой голод не утолить. Человек, живущий ради власти, сделает все, чтобы её добиться. Неважно, что для этого понадобится - храбрость или жестокость. Нет ни правил, ни жалости.

Она любила его, она его ненавидела, и то и другое - на верхнем пределе.

11

Он оставил её ждать и вернулся в Нью-Йорк, в свой отель.

Комнату уже обыскали. И ничего не нашли, кроме одежды и "беретты". Серийный номер поведет их по ложному следу в Гавану и оборвется. На одежде марки Сая Девора из Вегаса, "Казановы" из Чикаго и старого великолепного маэстро-портного из Манхэтена, шотландца, родившегося с иглой в руках. О Джонни Колини эти люди знали только то, что шили ему одежду и платил он чеком или наличными.

Его возвращение в отель заметили, и гости появились в номере уже через пару минут.

Эти двое не были ни сборщиками долгов, ни наемными громилами. Они были любезны и обходительны. Мистер Сантанджело желает встретиться с мистером Колини по делу. Если он не занят, они позвонят мистеру Сантанджело и узнают, свободен ли он, или он может назначить любое удобное время.

Мистер Колини ответил, что согласен встретиться с мистером Сантанджело по делу сейчас или в любое другое удобное время.

Один из мужчин подошел к телефону, произнес пару слов и сказал Джонни, что внизу стоит машина и что мистер Сантанджело ждет.

Машина оказалась черным "флитвудом"; недолгое путешествие прошло в молчании.

Джонни провели в офис и оставили наедине с мистером Сантанджело. Он знал, что за ними наблюдают сквозь стену с оружием наготове.

Сантанджело долго смотрел на него, прежде чем заговорил. Джонни стоял и ждал. Этот - один из тех, кто умрет, но не сейчас.

- Ты не похож на него, - сказал Сантанджело, утомленный молчанием.

Джонни не отвечал.

- Садись, - сказал Сантанджело, слегка шевельнув пальцами.

Это был знак приветствия, известный только хозяевам Ордена. Джонни ответил тем же.

- Ты человек Джонни Колини, - сказал Холодный на итальянском.

- Он ничего мне не должен. Я ничего ему не должен, - ответил Джонни на английском.

- Он прислал тебя сюда, в Нью-Йорк.

- Я здесь, потому что я так хочу.

- Из какого ты клана?

- Из нью-йоркского.

- Мы тебя не знаем.

- Узнаете.

Лицо Майка Сантанджело стало жестким, тяжелая челюсть выдвинулась вперед, толстые вены вздулись, губы побелели.

- Разговаривай с уважением.

Джонни кивнул.

- С уважением, положенным Великому Мастеру.

- Я хочу знать, почему ты здесь.

- Я хочу принимать участие в деловых решениях и иметь долю в доходах.

- Ты никто, - Сантанджело рассмеялся в лицо Джонни, вновь порозовевшие губы обнажили крупные желтые зубы.

- Каждый сначала никто. Некоторые это изменяют. Вы сделали. Я сделаю.

Сантанджело медленно поднял и опустил тяжелую голову.

- Да, ты такой же, каким я был в молодости. Джонни Колини хорошо натаскал тебя. Кто ты?

- Я тоже Джонни Колини.

- Ты знаешь, стоит мне поднять руку, и ты умрешь, не встав со стула. Многие умирали на этом стуле, и их тела никогда не нашли.

Джонни улыбнулся. Сантанджело угрожал ему. Настоящий мужчина не угрожает, если не исполнит угрозу. Сантанджело не убил его, значит, Мороженый уже не настоящий мужчина.

- В некоторых корпорациях есть свободные акции. Я хочу, чтобы эти акции были записаны на меня.

- Почему мы должны это сделать? - оскалился Мороженый.

- Для начала потому что Орден и мафия станут сильнее, если я буду с ними и смогу отдавать приказы.

Сантанджело снова рассмеялся, но не так громко.

- Мафия! Начитался газет и решил, что есть нечто, всем управляющее, что нельзя украсть апельсин у разносчика, не отдав части мифическим людям мафии, - Мороженый сплюнул.

- Где есть деньги, там есть мафия, - сказал Джонни. - Теперь мы достаточно сильны, чтобы получить то, что приносит деньги.

Сантанджело глубоко вдохнул.

- Если ты знаешь все, что знает старый Джонни Колини, ты знаешь почти столько же, сколько я. Давай не будем говорить ни о мафии, ни о деньгах. Человек вроде тебя всегда может занять в мафии высокое положение, и такой человек собирает деньги, как фермер оливки с деревьев. Давай говорить как Братья.

- Да, мой господин, - сказал Джонни по ритуалу Ордена.

- Мы Братья по крови, и наши жизни принадлежат нашему Ордену.

- Да, мой господин, - сказал Джонни.

- Братья временами забывают об этом. Костелло забыл. Орден пожертвовал им и отправил в тюрьму в интересах Ордена. Он сердился. Теперь он не сердится.

Джонни Колини ждал.

- Мы примем тебя в здешний клан. Мы присвоим тебе степень Мастера и дадим место в совете Ордена.

Джонни понял, что Мороженый с ним торгуется, но его лицо осталось непроницаемым. Сантанджело предложит ему маленький кусочек и решит, что он доволен. Джонни знал, что удовлетворит его только все. Для начала - все, а потом он покажет, чем может быть мафия. Мороженому он не ответил.

- Мы сделаем это, потому что считаем, что ты Джулиано.

Джонни сдержал судорожный вздох. Все деньги старика, все усилия пропали зря.

- Почему вы так считаете?

- Сколько здесь Мастеров Ордена? Сколько молодых людей? Сколько говорят по-итальянски, как сицилийцы? Сколько здесь молодых людей с глазами тигра и бесстрашным сердцем, как у тебя? Кого Джонни Колини выбрал бы своим сыном? До того, как ты подал знак Мастера, я так считал. Теперь я знаю. Почему ты не поступил, как должен? Не пришел в клан и не назвался?

- Джулиано мертв. Вы считаете меня крестьянином? От моих ног воняет козьим дерьмом?

- Разговаривай, как Брат, а не как ублюдок! - закричал Сантанджело.

- Говорите о том, что вы можете мне предложить, а не о мертвецах, ответил Джонни.

- Мы не предлагаем ничего, кроме того, что ты заслужил. Почетное место в нашем клане, - лицо Мороженого обмякло, словно он очень устал. - Мафия это другое. Это не единый сплоченный организм. Там есть ирландцы, шведы, евреи, поляки и греки. Некоторые бизнесмены входят в Орден, и мы дадим тебе шанс сделать выгодные вложения. Сто тысяч долларов в Токио или Александрии принесут четверть миллиона на героине, но ты можешь потерять эти сто тысяч. Мы дадим шанс, ничего больше.

- Я хочу больше.

- Ты молод, тебе нужен весь мир. Я не так молод, и у меня всего больше, чем я мечтал, когда мальчишкой воровал апельсины с лотка. Ты знаешь о двух братьях из нищей чикагской семьи, которые стали богатыми и могущественными людьми?

- Я знаю их имена.

- В старые времена - когда я был так же молод - люди были помешаны на деньгах. Тысяча долларов пьянила, как вино, бедных мальчиков из грязных трущоб. Деньги пьянили. И в то безумное время они забывали о присяге Братства, они убивали Мастеров и даже одного Великого Мастера, чтобы занять место в Союзе. Они осквернили Орден кровью собственных Братьев. Быть Мастером в Союзе означало просить смерти от пули друга, даже родственника, кровного брата по Ордену, который был опьянен большими деньгами.

Но не эти два парня. Они были братьями в семье, и братьями в Ордене. Они уважали клятву, они верили в Орден. И в конце концов они получили деньги и власть. Помни об этом.

Джонни помнил, что на это ушло двадцать лет. Он хотел денег и власти, пока был ещё молод.

- В мафии мы не можем дать ничего, кроме того, что ты купишь. У тебя есть пять тысяч долларов? В мафии есть человек, замышляющий кражу драгоценностей в Калифорнии. Устроить это стоит десять тысяч, камни можно продать в Нью-Йорке за тридцать тысяч. Риск невелик, ты можешь получить десять тысяч прибыли за неделю. Мы можем сказать этому человеку, что ты входишь в долю с пятью тысячами, он не сможет отказать. Вот что мафия может сделать для тебя. Доля в героине дороже. Верная ставка в игре стоит двадцать пять процентов от выигрыша, часть этих денег Орден выплачиваем организаторам. Иногда глупцы не платят двадцать пять процентов, и Орден их наказывает. Но ты должен вложить свои деньги. Ты хочешь часть отелей в Вегасе, Тахо или Рено? Как Мастер Ордена ты можешь забрать их у подчиненных. И они обязаны продать их тебе, но ты должен заплатить справедливую цену, - Сантанджело откинулся в большом кресле. - Ты все это уже знаешь.

- А если я хочу больше, чем участие в таких делах?

- Ты этого не получишь.

- Но вы сами добились большего.

- То было в старые времена.

- Вы знаете, что я возьму свое.

- Ты сходишь с ума от молодости и от того, что ты Джулиано.

- Я уважаю вас как Великого Мастера, и я уважаю вас за то, кем вы были в молодости. Вы сказали правду. Я такой, каким вы были.

Джонни встал и направился к двери. Если Мороженый все ещё крутой мужик, он поднимет руку, Джонни получит пулю в спину и больше ничего не почувствует. Джонни знал, что делает. Он готов был спорить, что Майк Сантанджело не тот, каким был когда-то.

- Прощай, Джулиано, - сказал Мороженый.

Джонни обернулся. Старик поднял правую руку, но не до конца. Когда Джонни посмотрел ему в глаза, рука медленно опустилась.

- Джулиано мертв. Я - нет, - сказал Джонни, повернувшись и открывая дверь. Когда он закрыл её за собой, двое уже ждали, чтобы отвезти его в отель.

12

Он позвонил Дэа из автомата.

- Валяй, - сказал он и повесил трубку.

Дэа Гинес в Коннектикуте тоже положила трубку и взглянула на себя в большое зеркало на двери ванной.

Это слово означало начало её соучастия в пяти убийствах. Она должна была поехать в аэропорт Ла-Гардиа в Нью-Йорке, купить для себя билет до Лос-Анжелеса в оба конца и в один конец - для Альберто де Лисо. Она должна лететь рейсом "TWA", второй билет - на американский рейс. Джонни дал ей тысячу долларов. Она полетит без багажа и остановится в маленьком отеле в Голливуде, ни в чем себе не отказывая. Они встретятся в баре на Вайн-Стрит.

Если она сделает это, от Дэа Гинес, какой та была четыре дня назад, не останется и следа. И она это сделает.

Она спустила в туалет личные вещи, письма и фотографии, остальное оставила. От Дэа Гинес осталось только то, что было на ней, но и от этого она избавится в Голливуде.

В Ла-Гардиа Дэа сдала машину в бюро проката и купила билеты. Самолет прибывал в международный аэропорт Лос-Анжелеса в десять утра.

Когда она пролетала над тысячами милями Америки, здравый смысл почти победил: фермы, леса, холмы, горы, реки, озера, деревушки и города. Как может человек подчинить все это себе?

Крупные города слабы, это она знала. Дай им наслаждение, говорил Джонни. Дай среднему поколению скачки, наслаждение выигрышем копеечной ставки у соседского букмекера. Дай подросткам жестокость футбола, сигарету с марихуаной и шприц с героином. Дай им наслаждение, говорил Джонни, и они отдадут тебе свои жизни.

Города вдоль Озер - Лейкс, Кливленд, Толедо, Детройт, Чикаго. Все они принадлежат мафии. Больше миллиона долларов прибыли ежедневно.

В международном аэропорту Лос-Анжелеса она наняла такси до маленького отеля, который подсказал Джонни, и зарегистрировалась как Хелен Вильсон. Билет она покупала на имя Джин Вильсон. В квартале от отеля на Голливудском бульваре был бар. Там она заказала пинту водки и через час её допила. Одурманенная и отуманенная, она выключила свет и заснула поперек кровати.

Джонни Колини большую часть своего времени в Штатах потратил на необходимые приготовления к убийствам пятерых.

Подготовка к убийству Луиса Мерфи была до смешного проста. После звонка Дэа Джонни зашел в свой номер и взял пистолет.

В личном офисе Луиса Мерфи день заканчивался не так, как обычно. Джонни ничего не знал о том, что происходило на тридцать третьем этаже здания на Пятой Авеню, где располагался офис фирмы "Редстоун, Тиджей, Хадсон и Мерфи". Он знал только, что произойдет и во сколько.

Мерфи был огромным толстым весельчаком лет шестидесяти. Он был мускулист, но толст, под близко посаженными, узкими глазами сверкала широкая улыбка. Голова лысая, но с красивым загаром, носил он дорогую одежду и дорогие украшения, говорил громко, но редко, и то, что думает.

Этим поздним вечером, как и всегда, Джоан принесла запотевший графин "мартини" и бокалы.

Джоан, его секретарша уже десять лет, была стройной и рыжеволосой. Все десять лет она была его любовницей, но для обоих это ничего не значило. У Мерфи была жена, сыновья, которые учились на юристов в Гарварде, ферма с сотней акров земли около Вестпорта. Он выращивал быков породы "Черный Ангус" и содержал шесть породистых лошадей; возле острова Шелтер стояла его шестидесятифутовая шхуна, и каждый ноябрь он отправлялся на ней в плавание к Майами и Гаване.

Редстоун, Тиджей и Хадсон давно ушли. В делах Мерфи адвокаты никогда не требовались для разбора в судах, и лишь изредка - для консультации.

Джоан налила "мартини" Мерфи и себе и села в кожаное кресло, закинув ноги на подлокотник.

- Что сказал Майк? - спросила она.

- Что-то о каком-то даго, который называет себя Колини.

- Колини?

- Сантанджело сказал, он представляет старого Джонни, который сейчас в Италии.

- Тогда он важен.

- Может, для таких, как он, но не для меня.

Ирландец Мерфи с одинаковым презрением отзывался о всех расах и национальностях, но только при Джоан. Вечерком, наслаждаясь с ней "мартини", всех негров он именовал ниггерами, всех итальянцы - даго, немцев - тупицами, англичан - ублюдками, а ирландцев - грязными сукиными детьми.

Большинство людей ему нравились, и он обращался с ними одинаково независимо от цвета или национальности, никому не доверяя и всех обманывая. Его единственным стремлением было провести их всех.

С каждым, будь он Сантанджело или гостиничный парикмахер, попрошайка с Лексингтон или федеральный судья, Мерфи был одинаков. Он обнимал за плечи, широко улыбался и разговаривал мягко и любезно.

Он безудержно хохотал над шутками и сам был мастером рассказывать анекдоты. До этого первого за день "мартини" он ничего не пил, выпивал четыре или пять с Джоан, иногда драл её на широком диване красной кожи, потом садился в пассажирский поезд до Вестпорта, где на ферме "Эльдорадо" его ждала жена, и там уже пил до тех пор, пока она не раздевала его и не укладывала спать.

По выходным он играл в гольф утром и пил вечером. Пару раз в году он ездил в Олбени, где пил и обманывал законодателей. Пару раз в году он ездил в Вашингтон, где пил и обманывал сенаторов. Обычно за год после уплаты налогов он выводил тысячи четыре-пять. Его чеки часто возвращали из-за недоплаты. Его ферма была заложена трижды; "Эльдорадо" так и не выплачено до конца и накопилось семь тысяч различных долгов за яхту.

Каждый день он ставил по тысяче долларов на лошадей, если были бега. Профессионал костей, Ученый, обдирал его на двадцать тысяч в час. Счета Луиса Мерфи за ленчи достигали пяти сотен в день, ещё пять - на десятерых гостей каждую ночь. Друзья могли пользоваться его чеками в Капабланке или в других местах, и неделя в Вашингтоне могла обойтись ему в десять тысяч.

Он был банкротом и жил в долг, но был известен от Перино до Чемборда как последний из великих мотов, совершенно неплатежеспособный гурман и громогласный пьяница.

В мафии мнение Луиса Мерфи по вопросам права было последним словом. Он знал законы корпораций, законы штата и законы о федеральных налогах, и любую штучку, которую, имея деньги, можно сотворить совершенно законно.

- Майк не позвонил бы тебе, Луис, не будь он встревожен. Что он от тебя хотел насчет этого Колини?

- Чтобы я установил всю собственность и права, какие есть у старого Джонни Колини.

- Это могут сделать бухгалтеры. Или фирма в Чикаго, которая работает на Колини. У тебя есть там свои люди?

- Я четырежды пытался кого-нибудь завербовать. Это сложнее, чем в ФБР. Намного сложнее. Бухгалтеры тоже не знают.

- Но ты знаешь, Луис.

- Колини пришлось нанять меня. Он доверял мне. Вспомни, что он называл меня единственным ирландцем, которого он не поймал на лжи.

- Да, - сказала Джоан. - Ты провел этих даго довольно ловко, верно?

- Я сделал им много денег, говорил с ними так же, как они со мной. Я объедал их и обпивал.

- Ты растратил их деньги и собираешься разорить их. Но они тебя любят.

- Как и все остальные.

- Ты встречал ирландца, который бы верил тебе, Луис?

- Дьявол, нет.

- Что ты собираешься сделать для Майка?

- Оставить Колини без денег.

- Сможешь ли? У него в этой стране собственности миллионов на пятьдесят.

- Больше. Эти даго точно знают, как хранить заработанный доллар. Но я в состоянии раздавить его. Он не входит в шесть крупных компаний, и за месяц погрязнет в убытках.

- Это то, чего хочет Майк?

- Он хочет разоблачить старого Колини. Майк боится, что новый парень развяжет войну. Он боится его.

- Никогда не думала, что Майк Сантанджело кого-то боится.

Мерфи положил руку на её бедро.

- Они стареют.

- Кроме тебя, козленок.

- Прекрати болтать и давай отрабатывай свои три сотни баксов в неделю, детка.

Луис Мерфи был разорен, но его секретарша следила, чтобы сорока сотрудникам фирмы "Редстоун, Тиджей, Хадсон и Мерфи" платили вовремя. Ни один чек фирмы не был действителен без её подписи, и хотя Мерфи мог драть её на диване в свое удовольствие, он не мог взять ни доллара из денег фирмы без её согласия.

Она владела особняком в Квинз, фермой для своих мальчиков возле Трои, на её счету лежала приличная. Когда мафия проворачивала законную сделку, она знала, на чем можно сделать деньги. И делала их, неуклонно и неутомимо.

Как-то Джоан поставила доллар и проиграла его. И никогда больше не играла. Она пила, но никогда не платила сама.

Она думала, что Луис Мерфи лучший мужчина в мире.

Отдышавшись, он спросил её, как всегда, с надеждой:

- Будь у меня немного денег, я бы купил миссис Мерфи красивые камушки. Нужно около пяти тысяч.

Он всегда называл жену "миссис Мерфи", даже при сыновьях.

Джоан собралась с духом. Она любила старого козленочка, но денег он не получит. Никогда.

- Марк Кромлейн положил глаз на симпатичную коллекцию в Пеббл Бич.

- Пеббл Бич в Калифорнии?

- Да. Коллекция застрахована на сотню тысяч. Дело стоит десять тысяч. Марк позвонил - он продулся в пух и прах у него осталось всего около пяти. Сказал, что есть хорошие бриллианты, а у миссис Мерфи день рождения на следующей неделе. Не могу же я подарить ей кусок дрянного мыла.

- Они уже провернули дело? - Джоан была с Мерфи уже десять лет.

- Еще нет. Ребята хотят половину вперед и ещё половину до того, как отдадут камни Марку. Он едет на запад взглянуть на них, прежде чем расплатиться, а потом перешлет на восток. Как насчет пяти, Джоан? Ты меня любишь, детка, и я дам тебе первой выбрать камни. Я получу пятьдесят тысяч, по оценочной стоимости, если дам Кромлейну пять.

- Продавать быстро и оптом - около пятнадцати, - сказала Джоан. - Не пойдет.

- Что я подарю миссис Мерфи? Она озабочена нашим долгом бакалейщику, и я должен её взбодрить.

- На сколько счет от бакалейщика?

- Те же пять тысяч.

- Не пойдет, - сказала Джоан, наливая себе последнюю порцию "мартини".

Луис закурил сигару, подтянул галстук, надел шляпу и вышел из офиса.

Спускаясь от "Рузвельт-отеля" в Гранд Сентрал Стейшн, Джонни Колини остановился в людском муравейнике, спешащем на поезда, бок о бок с Луисом Мерфи, и выстрелил ему в сердце.

По привычке все сделали ещё шаг, прежде чем посмотреть, откуда раздалось эхо выстрела, и оглядывались по сторонам, пока Луис Мерфи заваливался вперед. Прошло ещё несколько секунд, прежде чем какая-то женщина завизжала, и уже тогда толпа забурлила и поднялся крик.

Но все уверенно утверждали, что ничего не видели.

Колини, спрятав пистолет в рукав под часы, на несколько минут смешался с толпой. Единственная его маскировка - шляпа, которую он нес в руке, преследуя Луиса Мерфи, и надел перед первым криком.

Когда люди начали расходится, он двинулся с ними и прошел через вокзал на Сорок вторую стрит. Там он взял такси до Квинз.

13

Пройдя четыре квартала, Джонни взял такси до Ла-Гардиа, пообедал, выпил бутылку вина и купил "Спорт Иллюстрейтед", "Харперс" и "Тру". Джонни научился быстро читать, и ему нравилось расслабиться, откинуться в кресле и читать три-четыре часа подряд.

Беспосадочный рейс доставил его в Лос-Анжелес около половины второго ночи. Следующие четыре часа Джонни проспал. Как животное, он мог заснуть или проснуться в секунду.

Первый из пятерых мертв.

Он знал привычки человека из Беверли Хиллз и человека из Лас-Вегаса. Но когда он сел в самолетное кресло, его интересовало только чтение. Он забыл о четверых мужчинах, которые умрут. "Беретта" лежала в потайном кармане, не было резона от неё избавляться. Если полиция задержит его даже как свидетеля, игра проиграна. Тогда пистолет помог бы ему быстро умереть.

В аэропорту Лос-Анжелеса он первым сошел с трапа. Не нужно было дожидаться багажа, и он взял такси до "Никербокера".

Пока такси пробиралось по темным пустынным улицам к Голливуду, Джонни достал из кармана "беретту", разобрал её, курком слегка сдвинул затвор и приподнял на долю миллиметра боек, потом собрал пистолет и сунул обратно в карман.

В тусклом свете водитель ничего не увидел и не услышал. У "Никербокера" Джонни расплатился, оставил доллар на чай и зашагал по Айвар к Юкке, прочь от отеля.

Подходящую машину нашел он легко. Новая модель легко открылась и завелась. Она явно была оставлена на ночь и непохоже, чтобы её хватились раньше шести или семи утра.

На скорости семьдесят пять миль он погнал навстречу фарам машин, возвращавшихся из Вегаса.

В шесть утра в Стрип заканчивался рабочий день. Для всех, кроме богатых любителей гольфа, все ещё увлеченно гоняющих мячи вокруг бассейнов, наступал перерыв до четырех или пяти вечера.

Джонни подумал, что Оби, должно быть, только ложится в постель с очередной девицей из кордебалета. Конечно, девушка только неделю как в Вегасе. Оби любил таких и имел связи, чтобы их заполучать.

Он бросил машину выше по Стрип и вытер руль, кнопки, наружные и внутренние ручки, зеркало заднего вида, - все, к чему прикасался.

Отель Оби был в двухстах ярдах. Джонни отлично знал обстановку. Он подошел к внутренним телефонам и спросил мистера Хиндза. Телефон звонил пять минут, прежде чем ответил слуга-японец.

- Скажите мистеру Хиндзу, что здесь гость из Флориды, и это по делу.

Через две минуты Оби Хиндз взял трубку возле своего королевского ложа.

- Да?

- Оби, прошлой ночью в Нью-Йорке убили Мерфи.

- Что? Луис Мерфи? Кто это?

- От Сантанджело. Я только что прилетел.

- Ико сказал, ты из Флориды.

- Я сказал, из Нью-Йорка.

- Проклятый японец. Кто ты?

- Мусия.

- Не Джерри.

- Его кузен.

- Кто убил Мерфи?

- Потому Сантанджело меня и прислал. Он думает, ты знаешь.

Оби Хиндз говорил ровным ледяным голосом.

- Лучше тебе подняться. Поднимись на эскалаторе.

- Ты можешь связаться с Беном? - спросил Джонни.

- Бен Фрэнд?

- Да. У меня специальное поручение к нему.

- Дьявол, он проверяет доходы со столов и не может отойти.

- Позвони ему.

Длинная пауза.

- Ты сказал, тебя зовут Мусия?

- Чарли Мусия, - сказал Джонни.

- Вот что тебе лучше сделать. Подожди там пару минут, пока я свяжусь с Беном. Ты поднимешься минут через двадцать. Годится?

- Конечно, - сказал Джонни.

Повесив трубку, он направился в казино. Оби Хиндз немедленно позвонит охранникам, чтобы найти того, кто ему звонил.

В мире нет города, где охрана действовала бы так решительно, быстро и эффективно. И не было места хуже для темных делишек, начиная с воровства фишек и расчетов фальшивыми чеками, чем в Стрип-отеле в Лас-Вегасе.

Охранники - находчивые, жесткие люди с опытом побольше, чем у шефа полиции Гоморры до её уничтожения. Полиция города так же находчива, может, лишь помягче. Город может быть закрыт, как крысоловка, и захлопнется он так же быстро. У полиции и у охраны глаза как камеры; что они увидели, кого они увидели, они помнят. Они знают, как ведут себя выпивохи, как ведут себя туристы, как ведут себя азартные игроки. Все вариации быстро изучаются, и кроме того эти люди знают, как ведут себя мошенники, воришки, подонки и психи. Они сыты ими по горло и их ненавидят.

Не жди пощады, если тебя ненавидят эти люди.

Джонни надвинул шляпу на лоб, ослабил галстук и расстегнул воротничок. Пройдя прямо к кассе, он купил фишек на сто долларов.

Народ суетился только вокруг блэк-джека и одного стола с костями. Джонни прошел к столу с костями. Крупье взглянул на него, принял за уставшего после долгой ночи игрока и мысленно дал ему "добро".

Джонни поставил пару пятидолларовых фишек, когда подошел новый круг. Было десять очков, и игрок выкинул раз двадцать, и ни разу ни десятки, ни семерки. Потом он выкинул шесть-четыре, и Джонни заговорил с соседним игроком, пока сгребали их деньги.

В вестибюле охранник не нашел никого, кто бы видевшего звонившего мужчину. Он скользнул взглядом по игрокам возле автоматов и двум клюющим носом пьяным, оглядел публику у бара.

А за столом игрок выбросил восемь и семь на следующем броске. Сосед Джонни игрок болезненно поморщился и выложил последнюю пятидолларовую фишку. Джонни положил пять.

- Это просто разорение, - вздохнул игрок посмотрел на часы.

- Еще полчаса до этого проклятого самолета.

Он был сильно пьян, на той стадии, когда некоторые ещё двигаются, играют, разговаривают, снова пьют, но уже почти бессознательно.

- Они дают бесплатную выпивку и забирают твои деньги, бурчал он. - Но когда кончаются деньги, нет и бесплатной выпивки.

- Так все делается, - сказал Джонни.

- Большая игра, - пьяный смотрел, как другой игрок выбрасывает восемь. - Большая игра, тебя переправляют в Вегас, бесплатное шампанское, бесплатное шоу с голыми девочками, бесплатно все, пока ты платишь деньги. Большая игра. Все бесплатно, если ты платишь. Я сегодня проиграл семьдесят баксов.

Джонни раздумывал над переменой в планах. Он собирался улетать самолетом, но первый рейс компании "Бонанза" будет только в восемь десять. До этого ему придется пережить трудные часы.

- Когда вылетает твой самолет? - спросил Джонни.

- Без десяти семь. Примерно через полчаса.

Джонни знал, что если заплатит пьянице двадцать долларов за билет, тот быстро потратит двадцатку и поймет, что не сможет вернуться в Лос-Анжелес. Разоренный и упившийся, он пойдет к крупье, а это приведет - при неблагоприятных обстоятельствах - к ожидающей в аэропорту Лос-Анжелеса полиции.

Но зато обратный билет спасет его от ужасных часов ожидания восьмичасового рейса "Бонанзы" после того, как он сделает свое дело.

Кости выпали на семь. Пьяный поднял руки.

- Ну, сделано. Легче посидеть в автобусе и подождать отъезда в аэропорт.

Джонни огляделся. Две девушки, вероятно, служащие, играли на долларовые фишки в конце стола. Он улыбнулся одной из них, и она улыбнулась в ответ. Джонни взял за руку пьяного, когда тот повернулся уходить, и одарил счастливой улыбкой.

- Парочка крошек положила на нас глаз, - сказал он.

- Оставь их. Я убит.

- Я один не могу снять двух курочек, - сказал Джонни. Пошли, я плачу.

- Я должен попасть на свой самолет, - сказал пьяница, глядя в сторону девушек. - И к девяти успеть на работу.

- Наверняка сможешь, - сказал Джонни. - Но у нас есть время для нескольких порций.

Он подвел его к девушкам.

- У вас есть время на пару бокалов?

Девушки переглянулись, глянули на крупье. Тот пожал плечами.

- Только парочку, - сказала брюнетка. - Мы уже собираемся спать.

Джонни подвел их к бару. Девушки заказали водку, пьяница - двойной "скотч" со льдом. Джонни положил на стойку десятку и заказал "скотч" с водой. Пока бармен смешивал напитки, пьяница достал бумажник и заглянул в него. Там оставался только билет. Он тяжело вздохнул и сунул бумажник в задний карман.

- Я - Джордж Сильва, - представился Джонни.

- Итальянец? - спросила брюнетка.

- Португалец, - ответил Джонни.

Девушки назвались Линдой и Кэт. Пьяного звали Фредди Миллер.

Джонни решил воспользоваться шансом и достал стодолларовую купюру.

- Девушки, разменяйте на сто серебряных долларов. Мы хотим поиграть в автоматах.

Когда Миллер повернулся вслед за девушками, Джонни вытянул его бумажник, вытащил билет и заменил его двадцатидолларовой купюрой. Девушки шли к кассе.

- Может, ты бы лучше им помог. Эти серебряные доллары тяжелые, сказал Джонни, помогая Фредди встать и опуская бумажник обратно в карман. Когда Фредди отчалил вслед за девушками, Джонни повернулся к бармену и улыбнулся.

- Отличный парень, - сказал он. - Такой веселый. Вот...он положил двадцатку поверх сдачи с десятки. - Я ненадолго загляну в "Ривьеру". Налей моим друзьям, чего они закажут. Я вернусь.

Серебряные доллары удержат из возле автоматов минут на пятьдесят, а после ещё нескольких порций Фредди вырубится. Джонни надеялся, что протрезвевший Фредди не многое вспомнит, и к тому же нескоро.

Автобус будет ждать снаружи. У него примерно пятьдесят минут, чтобы убить Оби Хиндза и Бена Фрэнда.

14

Оби Хиндз был стройным, мускулистым мужчиной с короткими седыми волосами вокруг загорелой лысины. Он выглядел моложе своих лет.

В семнадцать, тридцать лет назад, он служил охранником на пивоварне. Жестокость излучалась каждой порой его мускулистого, крепкого тела, которое он всегда был готов бросить в драку с кем угодно, в любое время, по любому поводу. Как пороховая бочка с догорающим запалом, он мог в любой момент взорваться.

В двадцать у него уже была собственная пивоварня, и он носил бриллиантовые запонки. Из крупных бриллиантов. Его принадлежал старый Шелтон, территория между Сант-Луисом и Пеорией, где характер у девушек был непреклонней скал. Оби носил метку перестрелки в Коллинсвилле в 1932 году; пулевую рану в дюйм глубиной в правое бедро он получил в Пеории, когда половиной территории управлял ещё Даймонд II.

Своими руками он убил двоих, забив их до смерти. Других он застрелил, трех зарезал и ранил остальных. Северный и центральный Иллинойс никогда не забудут Оби Хиндза.

Когда Бенлд был признан самым крутым городом к югу от Херси, штат Висконсин, Оби Хиндз и его мальчики одержали над ним верх, над городом, в котором на пятьдесят тысяч жителей было пятьдесят три борделя и в котором пистолет был обычной домашней утварью. На это ушло шесть месяцев, убить пришлось семнадцать человек. Наступили времена сухого закона, но они все равно продолжали гнать самогон по тысяче галлонов в день. Оби все так же получал деньги с пятидесяти трех борделей, обслуживающих эротические потребности пятидесяти тысяч жителей, в большинстве - горнорабочих.

Восточный Сэнт-Луис был слишком крут для Оби, и Оби был слишком крут для Восточного Сэнт-Луиса. Обе стороны поняли это после того, как погибли тридцать два человека. Таким был Оби. В мир он пришел окровавленным, извивающимся и орущим. И после двух лет никогда не плакал. Он был боссом восьмиклассников, учась в пятом, и так и не потрудился перейти в шестой.

Когда он нанимал человека или делал его партнером, то всегда, не задумываясь, затевал с ним драку и слегка его колотил. Если тот был слишком массивен, Оби хватал что попало под руку. Против этого приема не было.

Шелтонцы любили его, но Оби никогда не затруднял себя приязнью. Он знал, что может победить любого в мире, но единственный способ победить его, - это убить. Пока этого не произошло, он рассчитывал всех их использовать.

Пока Оби не тратил денег на женщин, содержал игорный дом и производил собственное виски, он накопил много денег.

Во время войны, когда в Пеории строились танки, повсюду были разбросаны армейские лагеря и десантные базы, когда сотня военных заводов ревела вокруг и шахтеры побивали все рекорды, Оби чертовски преуспевал. Во время войны мафия сделала последнюю попытку вышвырнуть его из Иллинойса. Оби вышвырнул мафию. Оби воспользовался пистолетами, динамитом, а там, где были предприятия мафии, - бензином. Оби никогда не пропускал зрелищ пожаров.

Оби принял приглашение мафии стать членом совета директоров. Он был с ними в Нью-Йорке, когда вышвырнул за дверь Джонни Колини - тот был всего на пять лет его старше. С Оби было тридцать тупоголовых парней из горных городков и с бедных ферм, и Джонни Колини в интересах бизнеса спрятал стыд и унижение.

Мафия боялась Оби. Он всегда начинал драться раньше, чем его противник соображал, что он в опасности, и в шелтонских традициях всегда хватал, что под руку подвернется. Во время войны, когда мафия из Чикаго во его владениях основала базу с парочкой салонов - ставки на скачках и кости внизу, девочки наверху - и фантастическим огромным клубом для тех, что побогаче - эротическое шоу, оркестр, метрдотель, - в это время Оби начал борьбу.

В одном салоне они хорошо поиграли в "разбей все": бар, барменов, прислугу, сводников, девочек и посетителей. Они ломали руки и ноги, разбивали головы. Второй салон получил хорошую порцию динамита. Кухню и двух поваров размазало по всему клубу вместе с двумя посетителями, оказавшимися слишком близко к кухонной стене, сортир зашвырнуло на второй этаж. Взрыв, должно быть, поднял кровать с парочкой на ней и швырнул их сквозь потолок. По крайней мере, так оно выглядело - другого объяснения не было.

Богатый салон облили бензином, пока на прислугу и посетителей смотрели дула пистолетов. Для смеха парни Оби кинули метрдотеля в огонь. Здесь он оказался единственной жертвой.

Но Оби и его парни оставляли за собой трупы и в Чикаго, и в его пригородах.

Люди из мафии увидели достаточно, чтобы согласиться, что подобных Оби Хиндзу нет. Они были согласны отдать, что ему причитается, лишь бы от него отделаться. Когда после войны Оби увидел Лас-Вегас, он понял, что нашел родной дом. Он купил пентхаус, сказал владельцам дискотек, покупателям талантов и продюссерам шоу на Стрип, какие женщины ему нравятся, и обосновался с удобствами.

Он регулярно затевал драки в баре ночного казино. Иногда он выходил за рамки своей возрастной и весовой категории, но никто не превосходил его подлостью. Вместо подручных железок теперь были его мальчики, и никто никогда не побеждал Оби.

Оби Хиндз был напастью, пришедшей из-за гор, тогда как Бен Фрэнд был прекрасным парнем из Лас-Вегаса.

Бен одалживал деньги любому, кто ни попросит; он тратил много денег. Он был семейным человеком. Бен ни разу не коснулся девушки, которая на него работала, либо какой-нибудь другой, пока двадцать шесть лет назад не женился. Время от времени Бен выпивал хайбол, много курил и получал очень большой доход с игры. Он практически установил мировой рекорд, потому что был официальным владельцем и главным менеджером большого отеля на Стрип. Каждую ночь к нему приходили с деньгами и спускали их на блэк-джеке, пари на скачках, колесе фортуны, рулетке, автоматах, лото, и с каждого доллара Бен получал от пяти до десяти центов. Он сочувствовал игрокам, и при любом удобном случае советовал им не играть.

Бен Фрэнд презирал мошенников, проныр, сводников и лгунов, но стыдился своей злости. Он чувствовал, что в действительности каждый хочет быть счастливым, великодушным, добрым. Даже Оби Хиндз. Он чувствовал, что первейшая обязанность каждого - уважать ближнего и помогать ему.

Бен Фрэнд был высокопоставленным членом реорганизованного совета Лас-Вегаса, членом Красного Креста и Фонда борьбы с раком в Лас-Вегасе. Служащие любили и уважали его, потому что каждый, от посудомойки до менеджера казино, мог прийти к Бену Фрэнду за помощью и всегда найти её. Не только деньги, но и понимание.

Кроме того, он был одним из верховной десятки Мафии. Он никогда не прибегал к насилию, тем более не убивал; он ни разу не притронулся к пистолету. Но он знал игры и игроков. Когда ещё Лас-Вегас был невелик, Бен содержал крупный игорный дом в Чикаго; и не было крупного игрока, которого он бы не знал, или взятки, которой бы он не предугадал, зная исходные факты. Бен Фрэнд был профессиональным игроком, и одним из лучших в мире.

Начав клерком в маленьком табачном магазинчике своего дяди на 63-й Восточной улице в Чикаго, Бен, тогда шестнадцатилетний зеленый юнец, только четыре года, как из Кракова, изучил безумцев, которые каждый день отдавали его дяде полдоллара, а иногда и доллар. Десять дней подряд безумец мог оставлять по доллару в день в табачном магазине его дяди. В один из этих дней дядя мог вернуть пять или шесть долларов. В год безумцы тратили у дяди тысячи долларов, и дядя ездил на большом "локомобиле", тогда как у безумцев туфли просили каши. Бен сочувствовал безумцам, но уже в шестнадцать знал, что они делают, что хотят, и если его дядя не возьмет их деньги, это сделает кто-нибудь другой.

Бен делал это.

Его дядя иногда плутовал, Бен был честен. Через десять лет у него было двадцать два табачных магазина. Когда ему исполнилось тридцать, он стал букмекером, заключающим самые крупные пари на всем Среднем Западе, с чем не управлялся никто.

В свое время мафия поручила ему управлять большим отелем на Стрип. Всегда хватало обаятельных мошенников и тупых дубоголовых громил, но чертовски мало обаятельных честных парней. Бена высоко ценили в мафии. Поэтому старик из Италии желал его смерти.

Для старого Джонни Колини существовал только один способ удержать власть: быть беспощадным. Только то, что человек честен, порядочен и не вредит тебе, не причина оставлять его в живых, если благодаря его смерти ты можешь получить деньги и власть.

Быть беспощадным.

Молодой Джонни Колини, приближающийся к двери квартиры, считал старика правым.

Он снял галстук и держал его развязанным в левой руке. Дверь открылась, и он увидел, как и ожидал, японца, который ответил по телефону. Ико равнодушно взглянул на него и повернулся, чтобы проводить Джонни внутрь.

Как только он показал спину, шелковая петля галстука, скользнув вниз, впилась ему в глотку. Джонни затянул узел сзади. Ико пытался сбросить его, хватая воздух коричневыми руками. Джонни обхватил запястья Ико и держал его руки высоко поднятыми, пока тот не умер. Тогда он мягко опустил тело на пол и шагнул в апартаменты. В левом рукаве была "беретта".

Он вошел в залитую восходящим солнцем комнату.

Бен Фрэнд стоял возле бананового дерева, Оби Хиндз сидел, направив на дверь "кольт" 45 калибра. Рядом со стулом стояла прислоненная двухстволка. Оби был в одних штанах.

- Ты вшивый сукин сын, который называет себя Джонни Колини, - сказал Оби Хиндз.

- Я Чарли Мусия, - Джонни в ожидании замер в тени пальмы.

- Мне вчера звонили насчет тебя и все рассказали. Я собираюсь отстрелить твою сучью голову с твоих сучьих плеч, сказал Оби. - Сукин сын.

Бен Фрэнд подошел к Оби и положил руку ему на плечо.

- Нет нужды в убийстве. Мы не знаем, кто застрелил Луиса Мерфи. Давай разберемся, кто этот молодой человек, и в случае необходимости позовем полицию.

Оби улыбнулся:

- Эй, ты, подойди.

Джонни улыбнулся с ответ:

- Мне говорили, что ты настоящая бочка с порохом.

- Кто говорил? - Оби встал.

- Ребята в Нью-Йорке.

Оби прищурился. Нестерпимое желание вздуть этого молодца сжигала его изнутри. Застрелить его он сможет потом, а сейчас он хотел размазать его, в кровь расквасить рожу.

- Зачем ты здесь? - спросил Оби.

Бен Фрэнд перебил.

- Мы вознаградим вас за сомнения, молодой человек. Только расскажите, кто прислал вас и зачем.

Оби повернулся к Бену и сунул кольт ему в руку.

- Подержи.

Бен держал так, чтобы пистолет только не упал на пол. Оби подошел к Джонни с вытянутой правой рукой и улыбкой на лице.

- Я пошутил, - сказал он.

Джонни знал, чего ожидать, но такой взрыв жестокости удивил даже его. Оби выкинул вперед правую руку, вложив в удар всю массу и захватывая левой.

Джонни почти уклонился, и кулак правой только скользнул по его челюсти. Он перехватил левую своей правой, пытаясь выхватить пистолет, но его смял жесткий удар правой, подкрепленный массой Оби. "Беретта" упала на пол. Оби отшвырнул её, и ударил Джонни головой, одновременно поднимая колено.

Уворачиваясь от удара в пах, Джонни получил удар головой в правое плечо. Неистовость удара отбросила его на стул, и Джонни упал через него. Оби поднял стул и запустил в голову Джонни.

Бен Фрэнд держал "кольт" обеими руками, направив дуло вниз. Он был рад, что револьвер у него - теперь Оби не сможет им воспользоваться. Но ему было больно видеть дерущихся.

Девушка в спальне Оби слышала звук сокрушаемой мебели. Она слышала, что из себя представляет Оби, но знала, что не работать ей больше в ревю, если не доставить ему наслаждения. Она встала с кровати и закрыла дверь. Девушка устала и немного выпила, потому она заснула и осталась в живых.

Джонни швырнул стул в ноги Оби, перевернулся и вскочил.

Оби кинулся на него с кулаками, но Джонни ударил каблуком по стопе Оби, над пальцами, размалывая кости. Оби пошатнулся, из широко разинутого рта не вырвалось ни звука - боль не заставит Оби кричать.

Бен Фрэнд кинулся к Оби и придерживал его сзади от падения. Оби потянулся к револьверу, но Джонни выбил его из рук Бена.

- Будьте благоразумны, пожалуйста! Это ужасно! - просил Бен, в то время как Оби пытался оттолкнуть его, прыгая на одной ноге и беззвучно вопя от боли. Бен повернулся к Джонни:

- Оружия больше нет. Мы можем поговорить. Если с тобой все в порядке, проблем не будет.

- Убей сукина сына! Убей его! - прохрипел Оби, словно в легких его не осталось воздуха. Он вырвался от Бена, попытался встать на разбитую ногу, но рухнул навзничь.

Джонни поднял "беретту". Оби полз на четвереньках к ружью.

- У тебя есть причины убивать меня? - спросил Бен Фрэнд тихим голосом. - Я старался не давать поводов меня ненавидеть.

Джонни увидел спешащего к ружью Оби. Держа Бена Фрэнда на прицеле, Джонни подбежал к стулу, схватил ружье за ствол и высоко его подкинул. Несмотря не ужасную боль, Оби встал и вытянул руки, чтобы поймать ружье на лету.

Оно рухнуло, как секира. Минуя руки, приклад врезался в лоб и треснул. Оби Хиндз, мертвый, упал на спину.

Бен и Джонни посмотрели друг на друга. Она выхода из апартаментов были слишком далеко для побега.

Бен Фрэнд знал, что умрет. Он тихо взывал, но не к Джонни, а к Богу. В его жизни было многое, в чем он раскаивался, и многое, чем гордился. В этом мире, где так сложно найти правильный путь, он старался быть просто человеком, хорошим другом.

Джонни шел к нему.

Бен улыбнулся.

- Я не смогу оплатить пари, но могу оценить, через сколько тебя возьмут. Ровно три дня.

Джонни уткнул "беретту" в тело Бена и застрелил его.

15

Джонни закрыл дверь квартиры и спустился вниз. Проходя мимо бара, он увидел Фредди Миллера, облокотившегося на автомат. Линда с Кэт играли на двух других.

На стоянке он нашел автобус. Тот постепенно наполнялся, отовсюду к нему спешили люди.

Водитель на входе проверял билеты. Ни на что, кроме билетов, он внимания не обращал. Джонни сел рядом со счастливцем, пересчитывавшим пачку долларов.

- Слушай, парень, я их обыграл, - сказал он. - У тебя как дела?

- В порядке, - ответил Джонни.

Через пару минут автобус прибыл в аэропорт. Стюардесса проверяла имена по списку и собирала билеты. Джонни назвался Фредди Миллером и забрался в самолет.

За три дня он убил четверых. Японец умер только потому, что видел Джонни. Оби Хиндз, Бен Фрэнд и Луис Мерфи умерли потому, что старик приказал их убить. Джонни чувствовал себя опустошенным.

Взревели моторы, завертелись пропеллеры, и самолет побежал по взлетной дорожке. Пассажиры в большинстве были тихими, разбитыми и несчастными. Только некоторые, вроде соседа-счастливчика, радостно шумели. Половина пассажиров была пьяна, некоторые сразу уснули. Стоял запах перегара вперемешку с табаком, запах усталости и бесполезных сожалений.

Он чувствовал себя сводником. Он не торговал женщинами, он торговал жизнями ради денег.

Когда он убивал Луиса Мерфи, он этого не ощущал. Он был ослеплен риском, возбужден опасностью убийства среди тысячи спешащих по тоннелю.

Если бы только он обнаружил Джулиано внутри себя, пустоты бы не было. Джулиано убивал, и ради денег. Но то было по другому.

Джулиано скрывался от полиции, убегая через горы и неделями живя в лачугах. Но у Джулиано была гордость.

Самолет, набитый кающимися и пьяницами, летел над горами, а Джонни Колини пытался найти основания для гордости.

Он вел себя по-мужски с Кромлейном, Мусией и Мулом, с Майком Сантанджело, Мороженым. Он вел себя по-мужски с теми двумя, опозорившими женщину по его вине.

Но не было ничего мужественного в убийстве краснолицего толстяка.

Ни маленького коричневого человечка, ни человека, встретившего смерть, как истинный верующий.

Сводник смертей. Столько же отваги требуется, чтобы стащить кошелек у старушки на улицах Палермо.

Подойти к безоружному пожилому человеку, который пощадил его, который смотрел на него с сожалением и шутил, зная, что умрет, уткнуть в него пистолет и застрелить - тут нечем гордиться. Это стыдно.

Туристический рейс приземлился в аэропорту Бербанк примерно в то же время, когда девушка в спальне Оби снова проснулась. Недоумевая по поводу тишины в квартире, она решила выпить. Ико сделает ей две или три "кровавых Мери", и, если Оби ушел, она снова уснет.

Она нашла Ико в холле и подумала было, что это Оби его вырубил, но тут увидела торчащий изо рта, как пурпурная слива, язык. Завизжав, она распахнула двери и выскочила на лестнице, длинноногая девушка в короткой ночнушке, - Оби любил таких.

Первым подоспели охранники. Они обнаружили тело Бена Фрэнда и рядом гильзу. Они нашли тело Оби с проломленным лбом в луже липкой крови. Неподалеку валялось сломанное ружье.

Недели в Лас-Вегасе хватило, чтобы девушка осознала, что её ждут жестокие времена.

Бедный Ико, его дело закончилось простой констатацией убийства. Ради Оби Хиндза будут вовлечены все силы охраны Стрип, полиции Лас-Вегаса и Невады и ФБР - ФБР из-за источников доходов Оби и из-за вероятности, что убийца быстро покинет Неваду.

Ради Бена Фрэнда все жители Лас-Вегаса, даже те, кто уже ими не был, выйдут из дома, чтобы поймать убийцу.

Охрана вызвала в небоскреб полицию Лас-Вегаса за четыре минуты. Шеф прибыл тремя минутами позже. Через восемь минут Лас-Вегас был блокирован: все автострады, железные дороги и автобусные линии, аэропорт. Это была блокада категории "А", разработанная и отрепетированная на случай крупного ограбления. Через двадцать минут после вызова полиции никакой автобус не покинул бы Лас-Вегас без основательной проверки.

Полиция штата проверяла дороги. Они требовали не только водительские права и страховку. Каждого мужчину, одного или с женщиной, или в компании, обыскивали вне машины. Особенно тщательно - тех, кто был в костюме, при галстуке или без.

Полиция Лас-Вегаса начала с казино, баров, отелей, железнодорожных касс. По тайной линии - лучшей в стране - барменов, официанток, коридорных, шлюх, сутенеров передавалось: идет война внутри мафии или против мафии. Кто был рядом, был ли грохот, вспышки света прошлой ночью?

Глаза камер прощупывали Фримант-стрит и Стрип в поисках любых известных лиц, которые давно не появлялись и вдруг вернулись. Особенно парни из Нью-Йорка, Чикаго, Майами.

Специальный агент местного отделения ФБР немедленно связал дело с Луисом Мерфи. Кроме проживания в Лас-Вегасе, у Бена Фрэнда и Оби Хиндза только одно было общее. Они состояли в мафии. Луис Мерфи был юристом мафии.

Спецагенты в Лос-Анжелесе, Сан-Франциско, Чикаго, Канзас-сити, Сент-Луисе, Детройте, Кливленде, Нью-Йорке, Майами и Новом Орлеане кинулись проверять файлы на компьютерах или отправились на встречу с информаторами. Если в мафии началась война, главные полигоны будут там.

Многочисленная в Лас-Вегасе налоговая полиция начала собственную деятельность. Люди из мафии были денежными людьми, и агенты цеплялись за каждую трещинку в броне мафии, чтобы увидеть, где деньги и сколько их. Они заморозили известные депозиты Оби Хиндза, Бена Фрэнда и его семьи, так же, как и всю бухгалтерию отеля Бена. Они заморозили все известные чековые, долгосрочные и комиссионные счета этих людей. Они арестовали семь тысяч наличными в квартире и четыре тысячи в бумажнике Бена. Ничто из этого не будет возвращено, кроме счетов отеля, пока не будут доказаны источники и оплачена налоговая декларация.

Галстук, аккуратно срезанный в шеи Ико, гильзу, ружье, разбитую мебель, "кольт" забрали в лабораторию после того, как все тщательно сфотографировали.

Полиция Чикаго обратилась с запросом на Бена Фрэнда; полиция Сент-Луиса, Пеории и Спрингфилда - на Оби Хиндза. Бен был арестован четырежды, все четыре раза в молодости как букмекер. Оби был арестован за нападение, нападение с холодным оружием, нападение с покушением на убийство, непредумышленное убийство, убийство, изнасилование, соучастие в беспорядках, продажу спиртных напитков, вождение в состоянии опьянения, превышение скорости и парковку в неположенном месте. В молодости он был осужден за продажу спиртного и нападение, один раз провел четыре месяца в тюрьме графства Сангамон.

На помощь были призваны силы армии для контроля за дорогами, так как полиция Лас-Вегаса, даже мобилизовав все ресурсы, не наскребала людей для облавы, которая началась в десять.

Гарнизон дорожного патруля Калифорнии выставил собственные посты на пограничных шоссе, скооперировавшись с пограничными округами Невады. Полиция Аризоны останавливала и проверяла идущие на восток машины, автобусы и грузовики. Таможенный контроль ужесточился, все владельцы едущих в Мексику машин проверялись по "черному списку" ФБР.

В Лос-Анжелесе полиция аэропортов проверяла прибывающие самолеты авиалиний "Пасифик" и "Бонанза", восточных и чартерных рейсов. Джонни Колини прибыл тридцатью минутами раньше прибытия подкрепления полиции и десятью минутами раньше первого звонка из Лас-Вегаса в полицию Лос-анжелеса.

Для полиции Нью-Йорка веселое время началось, едва первый патрульный пробрался сквозь толпу на Гранд-Сентрал. Убийство Луиса Мерфи было самым плохим типом убийства. "Дейли Ньюс" и "Миррор" назвали его лучшим убийством после убийства красивого натурщика, у которого были компрометирующие фотографии, но все же похуже - имя Альберта Анастанзия было известно гораздо шире, чем Луиса Мерфи. Того достали в парикмахерской. Как бы то ни было, умер Луис Мерфи не менее занятно.

Для убийц-самоучек оба случая означали одно: самый безопасный способ убить - найти человека, застрелить его и скрыться.

Полиция нашла гильзу от "беретты", проследив сквозной путь пули. На следующий день стало известно, что и Бен Фрэнд был застрелен из "беретты". Микроснимки, пересланные по связи, показали, что гильзы были от разных "беретт"; различались отметины от бойка.

Один из информаторов мафии в штабе полиции сообщил это Джерри Мусии, как только сведения дошли до штаба. Убийство Луиса Мерфи было достаточно крупным, чтобы завладеть умами всей верхушки.

Наиболее важной для Джерри Мусии и для мафии стала новость, что в Нью-Йорке и в Лас-Вегасе были использованы два разных пистолета. Джонни Колини вел себя так, будто у него есть люди. Возможно - и если это правда, никто не может чувствовать себя в безопасности.

А далеко от Нью-Йорка, в Лас-Вегасе, работала сеть мафии, разыскивая Джонни Колини: около тридцати, смуглый брюнет, итальянец или сицилиец, около шести футов роста, красивая белозубая улыбка, беспощаден.

На одном из звеньев цепи полиции Лас-Вегаса сообщили, что был такой парень-мафиози по имени Джонни Колини. Полиция наложила гриф "секретно" на информацию, но другой парень рассказал это ребятам из "Лас-Вегас Сан", а те кинулись к телефонам.

Команды Ассоциации журналистов и Объединенной международной прессы в Вегасе сочинили красочные истории про Бена Фрэнда и отвели два абзаца для "таинственного убийцы с родины мафии, которого называют Джонни Колини, возможно, он родственник Джонни Колини по кличке Джонни Кул*, известного чикагского монстра времен контрабанды спиртного."

(* Кул - "холодный", англ. - прим, пер.)

Утренние выпуски лос-анжелесских "Миррор-Ньюс" и "Геральд-Экспресс" вышли с историей про Луиса Мерфи в связи со случаем на Гранд-Сентрал. В 10. 30 на первой странице "Миррор-Ньюс" бросался в глаза жирный шрифт:

ГАНГСТЕРСКИЕ ВОЙНЫ НАЧАЛИСЬ В НЬЮ-ЙОРКЕ И В ВЕГАСЕ

УБИТЫ БЕН ФРЭНД И ЕЩЕ ТРОЕ

Майк Сантанджело созвал совещание Консулов на два; он узнал о случившемся в Лас-Вегасе в 12. 45 по нью-йоркскому времени, примерно через полчаса после первого визга девушки.

Для Ордена смерти Луиса Мерфи, Оби Хиндза и Бена Фрэнда не были делом первостепенным. Ни один из них не состоял в Братстве. Но если в них повинен этот молодой гангстер, называющий себя Джонни Колини, это касалось Ордена, потому что тот знал знаки и ритуалы. Если так, он ответственен перед Братьями.

В Нью-Йорке был день, в Риме ранний вечер, когда мороженый позвонил старому Джонни Колини.

Старик изучал берберийку. Маленькая, смуглая, худенькая, с огромными глазами, она стояла, обнаженная и безмолвная, пока старик ходил вокруг, изредка ощупывая её податливые мускулы.

Камердинер позвал его к телефону, и он услышал приветствие старого друга Майка Сантанджело.

После нескольких минут разговора о Риме и о Нью-Йорке, об общих знакомых и старых друзьях, Мороженый задал вопрос о молодом человеке.

- Знаю его, - сказал Колини. - Замечательный молодой человек.

- Он хорошо известен в Сицилии? - спросил Сантанджело.

- Возможно.

- Он прибыл в Штаты не без чьей-то помощи.

- Я помогал ему немного. Но теперь нет.

- Он прибыл не на экскурсию. Трое мертвы. Трое, которых ты знаешь.

- Все мы смертны.

- Они умерли слишком быстро. Луис Мерфи, Хиндз, Бен Фрэнд.

- Я знал их.

- Их убил Мастер без санкции Ордена.

- Не все смерти касаются Братства.

- Мы вели дела со всеми тремя.

- Почему ты звонишь мне, дружище?

- Ты Великий Мастер.

- Как и ты.

- Мы встречаемся через час для обсуждения. Мы можем наказать этого молодого человека.

- Тебе решать.

- Решать Совету.

- Это не касается Сицилии или Италии. Мне все равно, сказал Колини.

- Мы выпьем за твое здоровье и удачу, - сказал Мороженый.

- Каждую ночь я думаю о моем старом друге Майке Сантанджело, - ответил Колини.

- До свидания, Джиованни, - сказал Сантанджело.

Старик смотрел мимо ожидающей девушки на мраморный бюст Цезаря. Цезарь тоже посылал убийц в Египет и в Испанию, использовал наемников, чтобы убить одного, но получить власть над десятками тысяч.

Жизнь многое дала ему, он хотел еще. Он хотел того, чем обладал Цезарь. Деньги дают все, и не нет предела деньгам, которые можно вытянуть из Америки.

Трое из них мертвы. Остались человек в Калифорнии и его добрый друг ещё с тех времен, когда они были бедняками в Чикаго и грязными детьми играли на улицах, добрый друг Майк.

Убить Майка будет нелегко, но он послал лучшего.

Джулиано.

И Джулиано будет ему сыном, будет выполнять его приказы и подчинять себе мафию, чтобы все деньги перетекали сюда.

А когда будет необходимо, если так случится, Джулиано тоже умрет.

16

Адвоката из Беверли-Хиллз звали Крэндал. Дом его стоял у глубокого каньона Кулуотер примерно в миле от Беверли-Хиллз, там, где дорога, изгибаясь, карабкается через холмы Санта-Моники к Долине Сан-Фердинандо.

Леннет Крэндал занимался многим, помимо юриспруденции. В мафии он владел приличным куском "агенства талантов", и, как директор, боролся, как голодный ягуар, чтобы звезды, группы поддержки, актеры, писатели, директора, продюссеры, певцы, оркестры продавались кому нужно, куда нужно и на сколько нужно.

Он отвечал за приглашение крупных звезд в отели мафии.

Он владел нефтяными промыслами мафии в Калифорнии, Техасе и Луизиане.

Его конторы представляли крупные имена за крупные суммы: разводы, тяжбы, криминальные случаи. Его служащие под его трезвым руководством составляли контракты для звезд.

Леннет Крэндал был небольшим, сухопарым человеком, нервным, надменным и немного хвастливым. Он орал на официантов, жаловался метрдотелю на плохое обслуживание, оскорблял и презирал людей в обратной пропорции к их состоянию. В отличие от многих, вращающихся в шоу-бизнесе, он ничуть не восхищался талантами.

Больше всего он любил бывать в "Чазенс", "Хвосте петуха" в Долине, в отеле "Беверли-Хиллз", в "Романофс", "Вайн Стрит Дерби" и в "Хилкрест Кантри Клаб". Руководство и обслуга этих заведений ненавидели Леннета Крэндала. Он оспаривал счета, а на чаевые давал меньше пяти процентов.

Он унижал младших служащих и клерков; нанимал два типа женщин: молодых и привлекательных он отбирал для постели, платил им много, но не задерживал дольше месяца; старым и работящим, которые содержали детей или престарелых родителей, платил самый минимум.

С помощью закона, доносов, денежного давления и собственного неистовства, Крэндал добивался своего так же жестоко и беспощадно, как Оби с помощью железа, пистолетов, бомб и бензина.

Немногие люди хоть в чем-то походили на Оби Хиндза. И не было человека, который не считал бы Леннета Крэндала самым большим сукиным сыном всех времен и народов. Даже его мать.

Она жила в однокомнатной квартире в Голливуде. Сын присылал ей сто долларов в месяц, вычитая их из доходов в налоговой декларации. Леннет был одним из трех детей. Брат его погиб во Второй Мировой, сестра была замужем за пилотом и жила в Лейквуд Виледж. Она отсылала матери десять долларов в неделю, и доход старушки составлял сто сорок три доллара в месяц. Она была хорошей матерью, страстно любящей своих детей. Леннета она разлюбила, когда тому было семнадцать. Далеко не блещущий умом, он обманом получил степень после того, как обманом закончил колледж. И выказывал полнейшее презрение к отцу, матери, сестре и брату.

Когда отец умер от сердечного приступа, Леннет украл бумажник мертвеца, часы, кольцо и деньги. Позже он утверждал, что отец сам ему это дал.

Леннет вырос в Эль Монте, пригороде Лос-Анжелеса. Получив степень юриста, он ушел из дома, где жил бесплатно, но продолжал занимать деньги у старшего брата, выдавая ему расписки. После смерти брата зимой 1944, Леннет доказал его вдове, что смерть отменяет обязательства. Позже он пробрался в дом и украл их.

Он убедил мать оформить фамильный дом в Эль Монте на него. Вскоре после этого он продал его, и сестра помогала матери перебраться в квартиру в Голливуде.

Состояние Леннета Крэндала составляло около трех миллионов. Он женился на вдове на двадцать лет старше себя, и утвердился с помощью её состояния. Выпивоха, он и её сделал алкоголичкой, и прикончил однажды ночью, напоив до потери сознания, наклонив над посудиной с бренди и накрыв полотенцем. Она надышалась парами спиртного до смерти.

Убрал бренди и мокрое полотенце, он вызвал семейного врача. Диагноз смерть от алкоголизма.

Полмиллиона она оставила детям, имущество - Леннету. Он сжег завещание. Леннет Крэндал отсудил свою долю по закону Калифорнии, был назначен управляющим поместья и сумел отсрочить его раздел на десять лет.

С начальным капиталом в полмиллиона остального он добился сам. Не будучи умным, он был достаточно проницательным, чтобы дурачить других. Его юридическая контора собрала странную коллекцию сильных юристов: один эпилептик, лицо другого было изуродовано родовой травмой, один пил запоями, другой дисквалифицирован в Иллинойсе за лжесвидетельство.

Сотрудничество Леннета с мафией началось с управления нефтепромыслом для главы "агентства талантов". Когда тот понял, что нашел в лице Леннета, он ввел его в другие дела мафии. Птичка вернулась в родное гнездо.

Он женился вторично, теперь на двадцатилетней блондинке-старлетке. С помощью связей Леннет выбил ей через "агентство талантов" контракт на главную женскую роль в телесериале - вестерне за пятнадцать сотен в неделю.

Из этих пятнадцати сто пятьдесят долларов шли агентству, семьсот пятьдесят забирал Леннет как её деловой менеджер, двести пятьдесят расходы на его фирму, а остальное поглощали текущие расходы. Леннет был хорошо знаком с законами, и не хотел, чтобы какая-нибудь женушка-блондиночка предъявила ему иск, как предъявлял он другим мужьям на бракоразводных процессах.

Что до нее, она была счастлива, делая карьеру. Леннет кормил и содержал её, покупал меха и драгоценности.

Да, к пятидесяти Леннет стоял не меньше десяти миллионов.

Его дом стоял почти возле дороги в каньоне Кулуотер. Когда он отнял его, отказав в праве выкупа закладной, у английского актера, который слишком подолгу был в отъезде или на съемках, рядом был прекрасный бассейн. Леннет узнал, что подогрев его стоит всего несколько долларов в месяц, и стал пловцом из-за необходимости использовать собственность.

Его худое, нервное тело приняло эту воду лучше, чем милтаунскую. Когда он бывал на грани срыва, он расслаблялся, плескаясь в бассейне. Со временем он стал неплохим пловцом.

В тот день он прибыл в свой офис в Вилшире, в Беверли-Хиллз, в девять. Урод, пьяница, эпилептик, дисквалифицированный напряженно работали, как и его старые, усталые, озабоченные женщины. Секретарша с другими красотками пили внизу кофе и устало беседовали о том, что Леннет все же самый выдающийся и отъявленный сукин сын за всю историю.

Он уже читал о смерти Луиса Мерфи в "Таймс" и "Уол Стрит Джорнел". Мерфи часто сотрудничал с офисом Крэндала по поводу собственности, контрактов и вложений высших слоев мафии.

Встречаясь, они ненавидели друг друга; Крэндал кричал на Мерфи, вопил и оскорблял, Мерфи улыбался и веселился, обнимал толстыми руками Крэндала за плечи и говорил, какой он славный малый.

Крэндал поручил уроду разузнать о Мерфи все, чтобы знать, что он может выгадать от его смерти. Обнаружилось очень много хитрых тайных сделок по нефти и по собственности в Тахо и Лас-Вегасе.

В десять Крэндалу позвонил Марк Кромлейн, который только что прилетел на юг. Кромлейн позвонил бы Крэндалу в любом случае; ему нужен был ростовщик, который ссудил бы ему на операцию пять тысяч на пару недель, с выплатой тысячи в неделю.

Было несколько вариантов; один проводил время, слоняясь на углу Голливуда и Вайн и одалживая игрокам на скачках от двадцати до тысячи долларов за двадцать процентов в неделю, другой восседал в крупном ресторане на Уилшир, ещё парочка - в гольф-клубе. У таких акул не было офисов, они встречались с клиентами под открытым небом, зато у них были сборщики долгов.

Но сначала Марк из вежливости позвонил члену мафии и Ордена и крупной шишке героинового бизнеса и рассказал новость о происшедшем в Вегасе двумя часами раньше.

Он был шокирован: новость Крэндала ошеломила.

Крэндал положил трубку и посмотрел на усталую, старую, озабоченную женщину, свою секретаршу.

- Оби Хиндз и Бен Фрэнд убиты! Боже, если они убили такого парня, как Бен Фрэнд, могут убить и меня!

Секретарша смотрела на него.

Леннет Крэндал замер с раскрытым ртом.

- Да, кто бы ни застрелил Бена Фрэнда, он может застрелить и меня!

Секретарша медленно кивнула и тихо вздохнула.

- Я еду домой. Позвони Ворхису, Круку и Галлахеру - пусть немедленно приезжают ко мне.

Юридической фирме Леннета Крэндала нередко требовались мускулы, часто и с пистолетом. Ворхис был помощником шерифа, Крук и Галлахер имели разрешение на оружие.

Дорога от стоянки до дома на середине каньона заняла пять минут. Крук ждал его. Ворхис и Галлахер прибыли в десять тридцать.

Леннет превратил дом в крепость. Галлахер сидел в машине на частной дороге тридцатью футами выше каньона Кулвотер; Крук засел в холле напротив входной двери, одновременно контролируя черный ход. У него был пистолет, у Галлахера - "кольт" калибра 38.

Ворхис не отходил от Крэндала. Он был без пиджака, и в наплечной кобуре у него тоже лежал "кольт".

За домом Крэндала на пятьдесят футов возвышалась отвесная скала. По обеим сторонам - двенадцатифутовые каменные стены.

Теперь смерть Луиса Мерфи стала беспокоить Крэндала всерьез.

Хиндз и Фрэнд были крупными фигурами в мафии, как и Мерфи. На западном побережье ближайшим по значимости к Мерфи был Леннет Крэндал. В замке закона он был ключом ко многим деньгам мафии. Как и Мерфи.

- Если они убили юриста типа Мерфи, они явно могут попытаться убить меня, - думал он.

17

От аэропорта до Голливуда Джонни добрался на такси. Они с Дэа должны были встретиться на углу Голливуда и Вайн около десяти. Он позавтракал яичницей с беконом в кафе отеля "Никербокер", просматривая утренний выпуск "Миррор Ньюс". Говорили только про Мерфи, и пока все.

Стыд сжигал его. Он подумывал вернуться в Сицилию и вновь стать Джулиано. Ту жизнь он знал, и в той жизни он был самым лучшим. Парни, из которых брызжет жизнь, в старости все ещё будут его вспоминать.

Джулиано никогда не был одинок, ему никогда не было стыдно. Джонни вспоминал имена и лица своих людей, Джиакомо-Медвежонка. Но Джиакомо умер, и та жизнь умерла.

В "Плазе" он долго стоял по душем, уложил пистолет в коробку и тщательно её завязал, убедившись, что пистолет скрыт под пачкой старых носков. Потом спустился с пакетом вниз и выписался. За номер он заплатил вперед и не собирался возвращаться.

В трех кварталах от Вайн, на Вилкокс, нашелся отдел упаковки. Его коробку завернули в плотную коричневую бумагу и тщательно перевязали. На почте, он заполнил квитанцию на посылку за границу, обозначив содержимое как "бесценное", адресовал его другу в Палермо, подписался, а обратный адрес надписал "Майк Сантос, Отель "Плаза", Голливуд".

Пистолет отправился за границу. Он будет приятным и загадочным сюрпризом для молодого человека в Палермо, который прекрасно разбирался в пистолетах и который - для своего же удобства - немедленно сотрет серийный номер.

Джонни Колини ненавидел этот пистолет.

Она ждала его в баре, с бокалом "кровавой Мери". При виде его Дэа будто вернулась к жизни. Минутой раньше она была похожа на куклу.

- Привет, Джонни, - ласково сказала она, коснувшись его руки.

Их глаза встретились, и они поняли друг друга без слов. Он понял, что без него она была, как потерявшееся в тумане привидение. Она поняла, что он сделал, что должен, а теперь злился и страдал из-за этого.

Гнев и отвращение к себе, которые она увидела в его глазах и искривленном рте, её переменили. Неизвестно, что за женщину он сделал из неё за эти несколько дней, но это была женщина в полном смысле слова.

- Давай пройдемся, Джонни, - сказала она, соскальзывая со стула, и взяла его за руку.

Коктейль она оставила недопитым. Они вышли из серо-голубой дымки Голливудского бульвара и свернули на Вайн.

- Сколько, Джонни?

- Четыре. Считаются три.

- Это было легко, Джонни?

- Слишком легко.

- Что насчет человека здесь, в Лос-Анжелесе?

- Пусть живет. Я насытился убийствами по заказу старика.

- Нет, Джонни. Ты не насытился. И ты делаешь это не для старика.

- Я думал, все будет, как во времена Джулиано. Но все совершенно не так.

- Разве ты можешь быть не первым, не самым-самым?

Они шли по Селм стрит. Вокруг них проворно сновали по двое-трое сладкоречивые рекламные агенты и люди с телестудий.

- Я мальчик-посыльный, - сказал Джонни. - Я разношу смерть.

- Я знаю, ты следовал своему плану. Один в Нью-Йорке, два в Лас-Вегасе. Ты не можешь сейчас остановиться, Джонни.

- Если бы я убил его за деньги или за женщину, если бы он оскорбил меня или бросил мне вызов, его надо было бы убить. Но причины не было. Я застрелил его потому, что старик назвал мне его и сказал, где его найти.

- Кого, Джонни?

- Еврея с дружелюбным лицом и голосом. Его даже звали Фрэнд 5* 0.

(5* 0Фрэнд - англ. - друг (прим. пер.))

- Его смерть дала тебе чуть больше власти, Джонни.

Он крепче сжал левый кулак.

- Ты права, Дэа. В Лас-Вегасе я был на волосок от смерти. Я поднялся на вершину небоскреба, и меня поджидали с пистолетом. Но твоя звезда удачи была со мной.

- Я говорила, что ты сделаешь все, что должен, Джонни, голос Дэа стал низким и хриплым. - Джонни, я хочу почувствовать твою любовь. Сколько часов прошло с убийства в Лас-Вегасе?

- Около трех. Может, чуть больше.

Она содрогнулась. Какое дикое, грубое, жестокое животное живет в ней, подумала она. Еще три дня назад животное было заперто, спрятано, она не знала о нем, пока Джонни Колини не освободил его, и теперь они были едины. Мысль, что этот стройный, крепкий, загорелый красивый мужчина так недавно убил, вызывала неудержимое желание обладать им, принадлежать ему, соединиться, сплестись, совокупиться с ним, с человеком, который забирал жизнь и раздавал смерть, с этим жестоким, сильным, улыбающимся мужчиной.

- Ты нужен мне, Джонни. Нужен прямо сейчас. Можешь взять меня здесь, на тротуаре, у всех на виду. Ты хочешь этого, Джонни?

Джонни перевел её через Вайн к входу в бар. Внутри было темно и стоял затхлый запах утра, как в любом заведении, живущем по ночам. Там были только бармен и одинокий посетитель.

- Иди в конец зала, - сказал он Дэа. - Там есть кабинки.

Девушка отошла, и Джонни взглянул на бармена:

- Там кто-нибудь есть?

Бармен понял взгляд Джонни, сверкающую белую улыбку без намека на юмор, осознал предостережение холодного ровного голоса.

- Нет, друг, там никого нет.

- Я хочу недолго побыть один.

Джонни вынул бумажник из серой кашемировой куртки и кинул на стойку десятку.

- Ты будешь совершенно один, друг.

Через полчаса Джонни с Дэа вышли из бара.

- Да, это Голливуд, - сказал посетитель.

- За десять баксов они могли пойти в хороший мотель, ответил бармен.

- Может, они спешили.

Джонни и Дэа шли под серо-голубым туманным небом летнего Голливуда к Сансет.

- Ты должен спешить, Джонни, и убить здешнего человека, сказала Дэа.

Она стыдилась, что он знал то освобожденное животное, каким стала Дэа Гинес в темноте кабинки.

- Пару месяцев назад в отеле на Кагуенга я оставил пакет. Он мне нужен. На Айвер есть прокат машин. Возьми любую марку с откидным верхом. Я тебя там найду.

Они шли к Айвер. Он покинул её и прошел квартал на восток к Кагуенга. Увидев маленький отель в старом здании ещё тех времен, когда Голливуд был тихим пригородом с перцовыми деревьями вдоль тротуаров, Джонни усмехнулся. У него было неоспоримое доказательство, что пакет был все ещё там и что никто его не трогал. Неоспоримое доказательство - отель был цел и невредим. Два месяца назад он спрятал шесть палочек динамита. Он вложил их в маленький чемоданчик, который взрывался, если его открывали любым путем, кроме как снизу.

Он узнал эту штуку от немцев. Они оставляли подобные сюрпризы американцам, когда отступали с Сицилии. Джулиано тогда был худеньким темноглазым мальчуганом, страстно познающим то, чему его учил мир.

Высохшему старику за пыльной стойкой он назвал фамилию, которую написал на пакете, дал ему доллар - не десять и не двадцать, потому что старик воспринимал только доллар, не больше - вышел с маленьким чемоданчиком и позвонил в офис Крэндала.

Дэа уже ждала в машине. Он положил чемоданчик на переднее сиденье и сел за руль.

Они поехали по Сансет, обогнули Стрип и - на запад, в Беверли-Хиллз, в сторону каньона Кулуотер. Они проезжали особняки знаменитостей, великих людей, известных богачей.

По пути он рассказал ей, что затеял.

- Я видел этого человека, когда был здесь раньше, - сказал он. - У него большой офис в здании на Уилшир. Там убить его легко, но скрыться невозможно. То же самое - по дороге домой. Я мог бы притереться сбоку и накрыть его, но транспорт может зажать меня в ловушку. Единственное подходящее место - его дом.

- Но это будет вечером.

- Думаю, нет, - ответил Джонни. - Я звонил в офис. Он ушел и не собирался возвращаться. Должно быть, он уже узнал об убийствах в Лас-Вегасе и испугался. Он поедет домой и запрется. Возможно, окруженный телохранителями.

- Почему он должен испугаться? Откуда он знает, что тоже в списке? На западном побережье есть мафиози покрупнее этого адвоката.

Джонни кивнул.

- Да, но они не аутсайдеры. А он - да.

- Аутсайдеры?

- Мерфи, Хиндз, Фрэнд. Крупные мафиози, но все же аутсайдер. Как и Крэндал.

- Не Братья?

- Не Братья.

- Но последний человек - в Нью-Йорке - Великий Мастер, как ты говорил.

- Это будет мое место. Я возьму его тем же путем, как и он.

Дэа не ответила. Она не верила, что он доберется до вершины и станет королем. Но она желала, чтобы он достиг вершины, потому что для такого человека перестать пытаться, перестать верить - хуже смерти. А когда он доберется до вершины, он умрет.

Для Джонни, молча ведущего машину, это было осознание неизбежности. Этим утром он был неправ, она ему это показала. Он был палачом, и, когда вернется в Нью-Йорк, он спокойно оборвет жизнь Майка Сантанджело.

Спустившись на четверть мили в каньон, Джонни свернул направо, поднимаясь на гребень холма. Остановившись на узком выступе, он подошел к трем перекрученным ветром деревьям и взглянул вниз на дом Крэндала. Отсюда были видны дорожка, вход, бассейн.

В бассейне плавал человек.

Он взял Дэа Гинес в Лос-Анжелес для двух целей. Первая - приманка для Леннета Крэндала. Оби Хиндз со своей значимостью в мафии и полной уверенностью в собственной неуязвимости послужил приманкой для Бена Фрэнда и выманил того из неприступного офиса. Джонни собирался использовать Дэа Гинес, чтобы выманить Леннета Крэндала навстречу смерти.

Результатом, в котором он себе не признавался, стала связь между ним и этой женщиной. Он рассказывал ей все, и настолько же безумно было бы идти нагишом по улице и орать, что он Джонни Колини-убийца. Он не может оставить её одну, пока они оба живы.

Дэа Гинес как ловушка для Крэндала не понадобится. Джонни вернулся к машине, где ждала она. Он поднял чемоданчик и открыл его снизу. Ключ лежал в бумажнике, и он осторожно и мягко отомкнул корпус. Пальцы его нащупали тело мины-ловушки, отсоединили её от запала.

Дэа была поражена.

- Почему снизу?

- Я не мог допустить, чтобы кто-нибудь его открыл. Если бы динамит нашли, полиция искала бы меня и ждала моего звонка. Поэтому я установил ловушку. Если бы чемодан открыли, я узнал бы об этом, едва придя на Кагуенга. Тот маленький отель разнесло бы взрывом вдребезги.

- Ты мог бы убить полсотни человек.

- Я видел больше полусотни расстрелянных немцами в нашей деревне, когда мне было десять. Несколько месяцев спустя четверых моих кузенов убило американской бомбой. Так я рос, Дэа.

- И все же тебе было стыдно за одного убитого человека.

- Я посмотрел в глаза этому человеку, когда убивал его. Это большая разница. Тот американский пилот не убил бы четверых малышей. Но на войне бомбы, деревни, мертвые - все нереально. Это было бы то же самое.

Джонни отогнул край чемодана возле замка, срезал часть запального шнура и укрепил его на связке динамита, оставив другой конец высовываться через отогнутый край. Потом закрыл чемодан и запер его.

- Садись за руль и разворачивай машину. Потом задом подъедешь ко мне. Держи мотор прогретым и будь готова сразу взять с места. Когда я сяду, гони обратно к каньону и в сторону Беверли-Хиллз.

- Я поняла.

Джонни пошел по дороге к участку над домом Крэндала. На этой дороге было всего два дома, второй - в четверти мили отсюда. Он держался вне видимости из дома внизу и карабкался по уступам над каньоном, пока не оказался над самым домом Крэндала.

Там он подполз к краю утеса, прижимая к себе чемоданчик. Видна была крыша дома, протянувшегося на сотню футов в длину, и бассейн за ним. Там плавал Крэндал.

Такая возможность не была запланирована. Месяц назад он планировал ночью прикрепить динамит к скале, чтобы взрыв уничтожил спальню Крэндала.

Пятьюдесятью футами ниже Джонни лениво плавал юрист. Он расслабился и оживился, и уже не паниковал от страха. После купания он закажет билет на самолет до Нью-Йорка, возьмет с собой троих телохранителей. Ему удастся заключить сделку с Сантанджело. Никто не умел заключать более практичных сделок, чем Леннет Крэндал.

Переворачиваясь в воде, он увидел, как от скалы отделился предмет и полетел в бассейн.

Леннет заорал, и Ворхис вбежал в калитку проволочного ограждения.

Чемоданчик коснулся воды. Короткий запал быстро догорел. Джонни Колини кинулся к Дэа и машине.

- Прикрой голову! - закричал он и бросился на землю.

Крэндал неистово греб к краю бассейна. Вода вздыбилась, высоко подняла его похолодевшее тело и швырнула об забор. Стены и окна, выходящие на бассейн, взвились смерчем осколков стекла, камня и дерева.

Ворхиса отшвырнуло на проволочный забор, выворотив тот из гнезд. Тело и руки впечатались в ячейки, как вафля в форму. Крука и Галлахера сбило с ног, кусок кафельной плитки пробил Круку голову.

Когда волна начала спадать в обезображенный и разрушенный бассейн, от стен каньона отразилось эхо взрыва и звука разбитых в домах стекол. Мгновение полнейшей тишины было нарушено грохотом рушащихся стен и испуганными воплями из соседних домов.

Взрыв был частично погашен тоннами воды бассейна. Но часть дома и одна стена были уничтожены. Крэндал и Крук мертвы. Галлахер вскочил, не понимая, где он. Ворхис умирал.

Дэа рванула с места, как только Джонни прыгнул в машину, и они помчались вниз к каньону. Транспорт двигался в обоих направлениях. Дэа на небольшой скорости вела машину к Беверли-Хиллз.

Первые пожарные грузовики с сиренами они встретили в миле от дома Крэндала. Пока они доехали до Беверли-Драйв, уже выли сирены полиции и скорой помощи, мчавшихся в Кулуотер.

- Высади меня возле отеля "Беверли-Хиллз", - сказал Джонни. - Ты поедешь на восток в Хайлэнд, свернешь на голливудскую автостраду. Там будут указатели. Доедешь до автопроката и вернешь машину. Потом возвращайся самолетом в Нью-Йорк.

- Я останусь с тобой, Джонни. Единственная причина моей поездки на запад - быть с тобой.

- Ты помогла мне, была вероятность, что ты понадобишься еще. Но сейчас ты вернешься в Нью-Йорк. Я найду тебя в "Рейнбоу Рум" в течении пяти дней, начиная с завтрашнего, он заметил впереди постройки отеля. - Сверни здесь и притормози.

Когда она затормозила машину, Джонни открыл дверь и выпрыгнул. Он пошел по дороге к отелю, не оглядываясь и стягивая мокрую куртку.

Воздух дрожал от визг сирен на Беверли-Хиллз и Рексфорде. Только сейчас Дэа обратила внимание на мокрый капот машины и свои мокрые волосы. Должно быть, её промочило взрывом, чего она до сих пор не замечала. Она свернула на Сансет и направилась на восток, к Голливуду.

Джонни понимал все последствия такого душа. Кашемировая куртка промокла со спины, и он нес её на руке. С черного хода в парикмахерской был туалет. Джонни зашел и высушил волосы бумажным полотенцем. Портье не было, и никто не заходил, пока он был внутри.

Когда волосы высохли, он поднялся наверх, прошел через холл к парадному входу в отель и дал швейцару полдоллара, чтобы тот остановил такси.

- Вы слышали о крупном взрыве в Кулуотер, сэр? - спросил швейцар, когда подъехало такси.

- Недавно я слышал какой-то грохот, - кивнул Джонни.

Швейцар взялся за дверцу такси.

- Это он и был. Никто пока не знает, что произошло.

- Может, чья-то оплошность, - сказал Джонни.

Шоферу он приказал отвезти его в аэропорт Бербанк. Это заняло около сорока минут. Джонни купил билет на туристский рейс до Сан-Франциско. Ждать следующего рейса на север предстояло около часа, и он купил два "мартини" и сэндвич. Сам полет длился час двадцать.

Три часа спустя после того, как при взрыве в бассейне погибли три человека, Джонни Колини поймал такси в международном аэропорту Сан-Франциско, заказав билет на рейс до Нью-Йорка. До следующего вылета было четыре часа, и он не собирался сидеть в аэропорту, хотя и считал его лучшим в Штатах.

Дэа Гинес в Лос-Анжелесе сдала машину, сиденья и корпус которой высохли за двадцать с лишком миль. Она купила хороший костюм, льняное платье, светлое шерстяное пальто, нижнее белье, подвязки, чулки, туалетные принадлежности и немного косметики. Потом привела волосы в порядок и прогулялась по Вайн-стрит. Стало возвращаться сознание реальности. Она припомнила, что в Калифорнии приговоренных к смерти не обривают и не притрагиваются холодными электродами - одно слепящее мгновение они отнюдь не холодные. В Калифорнии таких сажают в маленькую камеру, и убийцей становится отравленный окружающий воздух.

Сегодня она помогла Джонни. Она в такой же степени причастна к убийству.

Меньше, чем неделю назад она планировала поехать на пару дней в Мон Тремблен в надежде встретить нового парня. Считалось, что там лучшие молодые люди.

Она часто мечтала о замужестве, единственном на всю жизнь, и детях. Ее беспокоило собственное увлечение работой, и она боялась, что её уделом станет карьера. Она хотела сменить прическу и решила пользоваться помадой посветлее.

Меньше недели назад.

Сейчас, идя по Вайн-стрит, она думала о тюремной камере с окошечком, в которое будут наблюдать, как она, связанная, попытается не дышать.

Она представило странное ощущение голой головы, которое, должно быть, появляется после обривания, представила, как она, униженная, бьется перед зрителями в смертельных судорогах и почувствовала запах паленой кожи.

- Дэа Гинес!

Она остановилась, узнав мужчину. Бил Маккейб, телережиссер с восточного побережья, забрал у неё чемодан и улыбнулся. Год назад в Нью-Йорке он познакомился с Дэа Гинес.

С другой Дэа Гинес. С той, которая делала выбор между тонами помады, а не между газовой камерой и электрическим стулом.

- Бил Маккейб, - протянула она, с улыбкой прежней Дэа.

- Мы с вами прямо сейчас выпьем, - сказал он. - В "Рекорд Рум" у "Дерби" как раз подходящее место. У нас хорошие новости, и мы их отмечаем.

- Хорошие новости?

- Какой-то крутой парень только что взорвал вошь по имени Леннет Крэндал. Вы не знали его, но все, кто знал, пьют за это.

Он открыл дверь, и она вошла. За одним из столиков сидели люди, которых она знала по работе на телевидении, и две девушки из агенств рекламы восточного побережья.

Как будто она вернулась во времени на неделю назад.

Но пока она пожимала руки и светилась улыбкой, её жгла мысль, что послезавтра, в "Рейнбоу", она снова будет с ним.

Только несколько часов назад она - дикая и бесстыдная - была с ним в кабинке на задворках бара, всего в квартале отсюда. Ее тело вспоминало его, словно переживая все снова.

- Ты выглядишь просто изумительно, Дэа, - сказала одна из нью-йоркских девушек. - Надеюсь, ты откроешь мне секрет.

18

Взрыв, убивший адвоката, крупную фигуру в шоу-бизнесе, и двух его телохранителей, превратил Соединенные Штаты в охотничьи угодья. Непосредственно подключены были Федеральное Бюро Расследований с отделениями в Нью-Йорке, Лос-Анжелесе и Лас-Вегасе, отделения полиции этих трех городов и Беверли-Хиллз, финансовый отдел из-за возможных перевозок наркотиков, шерифы пригородов Лос-Анжелеса и Лас-Вегаса, Дорожный патруль Калифорнии и полиция штата Невады.

Кроме того, была установлена прямая связь между Федеральным отделом юстиции, под личным руководством министра юстиции США, и министрами юстиции Калифорнии и Невады.

В течении получаса вся территория вокруг дома Крэндала была оцеплена, саперы, вызванные шефом полиции Беверли-Хиллз, осматривали мокрые обломки. Эксперт по взрывам из Форта Макартур был в пути.

Подчиненные шерифа расспрашивали жителей в окрестности полумили по обе стороны каньона Кулуотер. Сектор выше взрыва был изучен особенно тщательно, и найден след машины, разворачивавшейся как раз над домом Крэндала. След шины на обочине дороги сфотографировали, и криминалисты из лаборатории прочесывали дорогу и кусты в поисках улик.

Из показаний Галлахера вывели, что бомбу или установили возле бассейна, или сбросили сверху. На уцелевшей стене нашли остатки чемоданчика.

Жители, выбежавшие на взрыв из домов, видели открытую машину с женщиной за рулем и пассажиром-мужчиной, ехавшую вниз по дороге. Машина, выглядевшая мокрой, свернула к Беверли-Хиллз.

Полиция Беверли-Хиллз передавала по радио описание красно-белого открытого "форда", возможно, мокрого, с женщиной за рулем и мужчиной пассажиром, оба белые американцы, вероятно, молодые, как раз в то время, как Дэа ехала обратно по скоростному шоссе к Лос-Анжелесу.

Ее имя, вместе с именами тридцати семи других молодых женщин, взявших напрокат открытые машины в агенствах Лос-Анжелеса, не узнают раньше вечера. При возвращении машина не была мокрой, но это был красно-белый открытый "форд". Несколько сотен похожих машин проверят на вычислительных машинах, и имя Дэа не подвергнется дальнейшей обработке раньше следующего дня.

Лейтенант и сержант полиции Беверли-Хиллз отправились прямо в офис Крэндала на Уилшир. Они были потрясены, что известие восприняли с явной радостью.

- Враги? - сказала секретарша в ответ на вопрос лейтенанта. - Только те, кто его знал.

Стали отсеивать "отъявленных хулиганов". Девяносто два человека, зарегистрированные в Лос-Анжелесе как бывшие каторжники и замешанные в связях с наркотиками, азартными играми или вымогательством, были внесены в список знакомых.

К ночи было установлено, что взрыв был вызван динамитными патронами, упакованными в чемоданчик, который сбросил сверху молодой мужчина, сбежавший на красно-белом открытом "форде" с женщиной за рулем. Замки чемоданчика нашли в сотне ярдов от бассейна Крэндала.

Слепок и фотография отпечатков шин разочаровали. Шины были абсолютно новые и стандартные для этой марки машин. Они подтвердили утверждения жителей Кулуотера, что машина была новым "фордом".

Криминалисты установили, что волокна на камнях каньона над домом нити серого кашемира. На них не было признаков химчистки, значит, можно заключить, что куртка новая. Вывод, что нити кашемира были из куртки, напрашивался сам - кашемир слишком мягок для костюмов или брюк. Можно было предположить свитер, но свидетели утверждали, что на мужчине была серая куртка.

Связь со смертями в Лас-Вегасе стала четче, когда полиция выяснила, что Крэндал был частым посетителем отеля Бена Фрэнда, вел с ним дела по поводу найма танцоров, заключал сделки по нефтяному бизнесу с Фрэндом, Оби Хиндзом и Луисом Мерфи.

Один из полицейских выдал информацию редактору "Геральд Экспресс". Заголовки гласили:

НЬЮ-ЙОРК - ВЕГАС - ЛОС-АНЖЕЛЕС

РАЗВЯЗАНА КРУПНЕЙШАЯ ГАНГСТЕРСКАЯ ВОЙНА

Радио и телеканалы полиции оповещали всех: "задержать молодого белого американца, вероятно, в серой кашемировой куртке". Менеджер магазина одежды слышал сводку и доложил, что один из его служащих продал такую куртку этим утром.

Между шефом полиции Беверли-Хиллз, шефом полиции Лос-Анжелеса и уполномоченным от полиции Нью-Йорка проводилось телефонное совещание.

- Мы рассматриваем это как акции мафии по отношению к преступному миру страны.

- Похоже на то. Ни одна из жертв не состояла в мафии, но все были связаны с организованной преступностью - на высоком уровне.

- Кроме тех ублюдков - японца и двух телохранителей.

- У них своя связь. Они работали на преступников.

- Но почему юристы?

- Это началось раньше. Пару лет назад был убит очень крупный адвокат системы. Крэндал знал тех ребят. У нас есть секретный доклад. Конечно, о нем знает только руководство, а не рядовые.

- У нас прямые указания на Джонни Колини. Молодой человек, на которого нет досье. По правде, мы ничего не нашли на него. Он зарегистрирован в очень хорошем отеле, ещё не выписался, вещи ещё в номере. Но его самого ни слуху, ни духу.

- Мы получили ваше описание по телетайпу, и приблизительно оно подходит парню, которого мы ищем.

- Парень, замеченный с женщиной в машине?

- Да. Молодой, темноволосый. Мы только что получили сообщение из местного магазина одежды - в основном из дорогого материала. Парень лет двадцати восьми, привлекательный, итальянец или еврей, купил кашемировую куртку, похожую на ту, что оставила волокна на кустах над местом взрыва.

- Подходит к тому, что мы знаем о Колини. Одежда в его комнате первого класса, пошита на заказ.

- ФБР получило приказ на розыск. Вероятно, они его найдут.

- Но один человек не устраивает гангстерской войны. Он, должно быть, один из наемных убийц - этот Колини - но я не думаю, что он убил семерых в разных концах страны за двадцать четыре часа.

- Пока оставим это. Итак, у нас есть одно имя из коллекции, Джонни Колини. У нас есть приметы, и они подходят к Джонни Колини. Он может быть из мафии, жертвы могут быть мишенью мафии в преступном синдикате. И мы знаем, что синдикат разыскивает Джонни Колини.

Трехсторонний диалог перешел на технические вопросы касательно поимки белого американца, вероятно, итальянского эмигранта, между двадцатью пятью и тридцатью, хорошо одетого, возможно, в серой кашемировой куртке, возможно, вооруженного автоматическим пистолетом "беретта", возможно, опытного подрывника, и очень опасного.

Подобное описание получили все спецагенты Федерального Бюро Расследований по всем Соединенным Штатам. Агентов вызывали из маленьких городов в те, где была сильная мафия, в помощь полиции.

А в мафии царила паника.

Любая война гангстеров вызывает повальное законопослушание. В Майами и Чикаго все остановилось. Кости и азартные игры затихли в Голливуде, в крупных заведениях Джерси, Саратоги и Вейна. Толедо затих, а известное местечко через реку от Цинцинати закрылось "до лучших времен". Их примадонна была нанята через Леннета Крэндала.

Пешки мафии, управляющие игорных точек, девочки по вызову, подрывники, шантажисты, вымогатели, накачанные мальчики, букмекеры пожимали плечами и говорили: "- Становится жарко".

Они находили норы - апартаменты голливудских отелей и район Макартур Парк в Лос-Анжелесе, старые квартиры вдоль Пост и Джиари в Сан-Франциско, север Линкольн Парк и вдоль Диабон Парквей в Чикаго, затхлые отели в Сороковых Манхэттена - и заползали пережидать, пока все уляжется.

Защита сработала, как раскрывающийся зонтик, в то время как органы капитаны полиции, члены административных советов, лидеры партий, шерифы, советники - гадали, что происходит в мафии. Это была ночь Большой Жары, когда агенты ФБР в темно-синих костюмах, серых фетровых шляпах и на черных "шеви" или "фордах" проводили облаву, и делали это тщательно.

И крупные фигуры мафии заползали в норы - двойные апартаменты на востоке Сентрал Парк, домики на берегах Тахо, загородные поместья в сорока милях от Чикаго.

Мертвые были слишком известны. Луис Мерфи, Оби Хиндз, Бен Фрэнд, Леннет Крэндал в один день - это были слишком крупные фигуры. Слишком значащие.

В голове у каждого аутсайдера крутилось "Орден". Было похоже, что Братья хотят добраться до каждого.

В маленьком городке южного Иллинойса Баг Элмер, племянник Оби Хиндза, влетел в кафе "Каза Аморе" и застрелил Доминико Коста и Джека Амадео, потому что те были известны как члены Ордена. Багу достался почти такой же нрав, как и его дядюшке. Месяцем позже Бага скрутили проволокой, облили бензином и подожгли.

Но в основном аутсайдеры мафии не высовывались.

Ухо мафии в управлении полиции Нью-Йорка доложил Мусии, что из Вегаса поступил телетайп на Джонни Колини. Мусия не догадался, что это была их собственная "утка", возвращенная по другому каналу.

Мусия неистово искал Джонни в Нью-Йорке и на востоке. В отеле его не было. Девушки в квартире - тоже, и, прознав, где она работает, Мусия выяснил, что она уехала.

Еще не время было нашептать в ухо детективу о девушке по имени Дэа Гинес. Пока на неё нечего было подкинуть.

Но, если мафия не может найти Колини, может, полиция найдет Дэа Гинес?

В крупных городах, да и во многих небольших, соглашение о поддержке между мафией и полицией было непрочным и ненадежным, не считая тех, где политики служили прочным мостом между ними, как в Чикаго, в Атлантик-Сити, Канзас-Сити, в Сент-Поле.

Быть признанным мафией - это сделки по наркотикам; грабежи сейфов и складов; деньги, меха, драгоценности, ликер и сигареты; пари на лошадях, поединках, матчах бейсбола и футбола; шантаж и вымогательство; грязные фильмы, книги, фото и записи; агенства по вызову; вытягивание просроченных долгов и перевод их на другие счета; управление ночными заведениями и алкогольным производством. Прибыль со всего этого можно было получать только с благословления мафии. Без него вами займутся крепкие парни.

На некоторые отрасли этого бизнеса копы не обращали внимания, с другими боролись достаточно свирепо, чтобы вытолкнуть дельцов в Данмор, Сан-Квентин, Стейтсвил или Джексон*. Некоторым копам мафия платила, некоторым мешала.

(* названия крупнейших тюрем - прим. пер.)

Иногда мафия давала взятку закону, и часто закон помогал мафии.

Мастера Ордена нью-йоркского клана собрались вместе.

Случилось это в банкетном зале маленького ресторана на востоке Лексингтон авеню. Больше двадцати лет он был местом встреч великих фигур Ордена.

Напротив ресторана был бар и обыкновенная забегаловка. В банкетный зал вел коридор, заканчивающийся запертой дверью, у которой стояли три молодца с пистолетами. Охрана стояла час до встречи, во время встречи и час после. За коридором была вторая дверь, стальная, и запертая на стальной засов. Два из трех независимых запасных выходов вели в прилегающее здание, один - в здание на соседней улице.

В банкетном зале не было ничего необычного. Три длинных стола со свежими белыми скатертями, недорогие стулья. Вокруг одного из столов сидели пятеро мужчин. Считая троих с пистолетами и двух на каждом запасном выходе, встречу пятерых охраняли одиннадцать. Это не было специальными мерами предосторожности, таков был обычный ритуал Ордена. Такой же караул стоял на встречах в Палермо двести лет назад, когда у охранников не было ничего, кроме ножей. Караульные посты олицетворяли престиж и честь для выбранных молодых людей, это была одна из ступенек в иерархии клана.

Пятеро за столом расселись по положению. Сначала - худой мужчина лет шестидесяти, с узким лицом и большим, крючковатым носом, с длинными, густыми седыми волосами. Уже много лет он владел похоронным бюро в Бруклине. Бюро находилось на первом этаже старого многоэтажного дома, и на нем висела все та же деревянная вывеска с золотыми буквами на черном фоне, что и сорок лет назад.

Его не интересовала ни мафия, ни возможность делать деньги, которые давало ему положение в Ордене. Для него Орден был священен.

Для него Орден был способом жизни. Как Мастеру и Великому Мастеру, ему приходилось в силу природы вещей решать вопросы жизни и смерти. Некоторых людей он приказывал убить, но для блага Братства, а не своей выгоды. Он руководил вымогательством десятков тысяч долларов у богатых сицилийских дельцов и торговцев - денег в сокровищницу Ордена. Он отдавал приказ на похищение детей, иногда у таких высокоуважаемых людей, как видные врачи. Но все это было для блага Братства, как повелось на Сицилии уже тысячи лет.

Члены Ордена составляли ничтожный процент от семей Сицилии, как на родном острове, так и в Америке. Орден начинался как защита семей, источник милостей для всех семей, и он был частью Братства, которая значила для Гробовщика больше всего. Орден показывал силу, когда подчинял себе организованную преступность.

Благодаря своей чистоте и гордости, своей безжалостности, бесконечной преданности Братству, Гробовщик был самым влиятельным лидером Ордена в Соединенных Штатах. Хотя на закате жизни он и владел меньше чем пятью тысячами долларов.

Майк Сантанджело был следующим по влиянию, хотя даже его собственные бухгалтеры не могли подсчитать его состояние.

Третий контролировал почти всю оптовую торговлю фруктами и овощами Нью-Йорка. Через Орден он финансировал бизнес мафии - героин, некоторые кражи и угоны грузовиков. Как и все крупные фигуры, он ничего не видел, ничего не слышал, и только получал деньги от этих сделок.

Четвертый владел двадцатью фабриками готового платья и был магнатом индустриальных районов Манхэтена и Джерси. Из пятерых только он и Мороженый убивали людей своими руками.

Пятый владел ночными клубами и ресторанами и делал пятьдесят миллионов в год. Как и все здесь, исключая Гробовщика, он имел власть как в Ордене, так и в мафии.

После того, как Гробовщик изложил обычные дела Братства, вложенные деньги, благотворительность, маленькие человеческие проблемы, он повернулся к Сантанджело.

- У дона Сантанджело есть важное сообщение, - сказал он.

Мороженый кивнул.

- Важное сообщение. Сюда приехал Брат из Сицилии. Он не оказал нам уважения, хотя я и связался с ним. Он убил наших деловых партнеров без указания или разрешения.

- Мерфи и Бен Фрэнд? - спросил владелец клубов.

- И человек по имени Хиндз.

- Почему? В чем причина?

- Этот человек - Джулиано.

Гробовщик удивился даже больше, чем остальные трое.

- Джулиано - из Сицилии? Полиция убила его два года назад.

- Это было подстроено Колини.

Король продуктового рынка прищурился.

- Колини стоит за этими убийствами? Чего он хочет?

- Что осталось старику? Власть, - ответил Гробовщик.

- Он забыл, что мы работаем сообща?

Сантанджело кивнул тяжелой головой.

- Молодой человек жаден до власти. Сейчас я уверен, что он сделает все, что велел Колини - на что Колини его натаскал. Но Джулиано не пес Колини. Колини подослал нам тигра.

- Старый Колини спятил, - сказал обезьяноподобный владелец одежных фабрик. - Он владеет половиной денег мира. Он живет, как Цезарь, в своем дворце. Я знаю. Я был там.

Сантанджело объяснил.

- Этот человек мой друг и мой Брат. Он сидит там, в Риме, и вспоминает людей, которых ненавидел, вспоминает удовольствие наводить страх.

- Да, - сказал обезьяноподобный. - И Колини это очень любит. Деньги для него никогда ничего не значили. Только ради власти, чтобы разорвать на куски, заставить ползать, приказать убить, потому что вы ему не нравитесь. Он был кровожадным, безумным сукиным сыном.

- Братом и Великим Мастером, - добавил Гробовщик.

Обезьяноподобный вскинул глаза с Гробовщика на Мороженого.

- Ты знаешь, в каком смысле я говорю, - извинился тот.

- Но тигр Колини не останется ручным, - продолжил Сантанджело. - Мы должны приручить его. Иначе придут его люди, по двое и по трое, прячась по трюмам или работая матросами, пока он не перетащит всю армию своих молодцев с гор в Америку.

- Парни у нас на родине дикие - как и мы когда-то, - сказал владелец клубов. - Но некоторые из них Братья.

- Они молоды. Они больше преданы Джулиано, чем Ордену.

- Дни повальных убийств прошли. Не время для большого террора молодых убийц.

- Они не знают, что те дни прошли. Джулиано хочет добраться до вершины только одним ему известным способом. И делает это.

- Пошли карателей. Сегодня же.

- А старик? Мой друг и Брат, который хочет моей смерти? спросил Сантанджело.

- Твоей? Вы выросли вместе. Вы обязаны друг другу жизнью.

- Колини нужно все, - улыбнулся Сантанджело. - Мы оба богаты и могущественны. Он думает об этом по ночам. Кроме того, он послал Джулиано убить меня. Я уверен в этом.

Он покачал головой.

- Когда нам было по девять, мы дрались в переулке за Тейлор Стрит в Чикаго. Дрались до тех пор, пока уже не могли поднять руки. Он хочет окончить эту драку. Он хочет выиграть её, прежде чем умрет.

Четверо кивнули. Они поняли.

- Но что насчет Бена Фрэнда? У Джонни Колини нет ничего против Бена Фрэнда.

- Он хочет навести ужас на наших партнеров. Орден - это власть, но деньги делаются в бизнесе. В Лас-Вегасе это мог быть Бен Фрэнд или Джейк Барбер. Колини указал на Бена. Хиндз был личным делом. Я это знаю.

- Джулиано убил всех троих?

- Я так думаю. Молодой человек утверждает себя.

- Он хочет попытаться убить тебя, Майк?

- Он попытается. Вы знаете, сколько пыталось до него. Он этого не сумеет.

- Я считаю, старик Колини слишком стар. Таким людям пора умирать, обезьяноподобный посмотрел на остальных.

- Он забыл клятву Братству, - сказал Гробовщик. - И он все ещё член клана. У нас есть право.

- Я согласен, что мой друг и Брат должен умереть. Но пусть он умрет достойно, - сказал Сантанджело.

- А Джулиано?

- Я хочу, чтобы Джулиано был жив. Я хочу наблюдать за молодым человеком, который хочет убить меня. Я получу больше удовольствия, если он останется в живых.

- Но старик умрет. Итак, в конце концов ты выиграл ту драку, да, Майк?

Мороженый взглянул на обезьяноподобного, и это был тот самый взгляд, за который он получил свое прозвище ещё худощавым, горячим убийцей пятнадцати лет.

19

С утра ему было стыдно быть посыльным смерти. Но в тумане Сан-Франциско и освежающем холодном воздухе Атлантики Джонни Колини почувствовал, что тянется к миру. Он снова был Джулиано - переиграл храбрость другого. Человек прятался за вооруженных телохранителей, и все же мертв. Человек хотел убить Джонни Колини - и умер.

Заголовки всех газет были про смерти. Они поверили в армию призраков. После того, как умрет Майка Сантанджело, он может созвать глав мафии и объявить себя королем. Королем, потому что они поверят, что никто не может избежать убийц, подчиняющихся Джонни Колини.

Король, потому что он может сказать этому:

- Ты финансируешь марихуану в Мехико, героин на Кубе. Твои дилеры...

И назовет имена. Он может сказать другому:

- Ты заключаешь пари на скачках и владеешь бейсбольными площадками на восьми автомобильных фабриках. Твои связи в Вест Сайд...

И на каждого из крупных шишек он мог указать пальцем и рассказать им их секреты, потому что старик в Риме заставлял его учить эти секреты больше полутора лет.

Но больше всего они будут бояться его, потому что нигде невозможно спрятаться от Джонни Колини. Он доказал это за один оборот часовой стрелки.

Старик на вилле поймет, что сделал правильный выбор.

Он вышел из такси напротив Сант-Франсис. По пути вниз по Джиари он решил выкинуть кашемировую куртку, которую все ещё нес на руке. Было слишком холодно, чтобы ходить без пальто, а серый кашемир потускнел и помялся после холодного душа.

Он бросил его в помойку и купил темно-синее фланелевое пальто в мужском магазине на Сант-Франсис.

Благодаря этому, благодаря окатившему его столбу воды, Джонни Колини не арестовала полиция Сан-Франциско. У них было описание Джонни в общих чертах, но в Сан-Франциско было слишком много молодых людей, которые подходили под это описание. В серой кашемировой куртке его бы остановили для проверки, его, человека без установленной личности и с несколькими сотнями в кармане наличными. История Джонни Колини продолжилась бы арестом и допросами. Его передали бы ФБР, так как выяснилось бы, что он собирался бежать в Неваду. А ФБР даже без применения силы, только сочетая профессионализм с коллективной работой, вытягивало правду практически из любого.

А правда обогатила бы для Джонни альтернативу между электрическим стулом Нью-Йорка и газовой камерой Калифорнии. В Неваде осужденного могли расстрелять.

ФБР высчитало привычки Джонни, но очень слабо. Единственная привычка, определенно ему присущая, была его предполагаемая любовь к дорогим отелям и хорошей одежде. Больше о нем ничего не было известно. Спецагенты в главных городах и курортах проверяли отели-люкс в поисках подходящих примет, а портных, чьи этикетки нашли на его одежде, попросили известить о любом контакте с ним.

Аэропорты, поезда, автобусные остановки и агентства проката находились под контролем полиции, а иногда и агентов ФБР, но никто не следил за вылетающими из Сан-Франциско самолетами.

Огромная часть сведений, которое Джонни получил на вилле, касалась методов американской полиции. Он знал, какими будут поиски.

Он знал, что его не найдут. Он знал, что доберется до Нью-Йорка и убьет Мороженого.

Чувствуя тоску по землякам, он шел через буйство звуков и красок Чайна-тауна к Норт-Бич, наткнулся на бар с сицилийским названием, зашел и сел на высокий стул.

Бармен был низеньким, грузным и старым, с тяжелой челюстью, как старый добрый крестьянин. Джонни попросил сухого красного вина. Бармен долго смотрел на него изучающим взглядом.

Джонни заговорил с ним на сицилийском диалекте, и бармен ответил на нем же.

- Вам нравится американские сорта? Некоторые из них очень хороши - из Напской долины.

- В Напской долине вина очень хороши, - сказал Джонни все ещё на древнем языке. - Но делают для людей без языков или без желудков.

Снова долгий изучающий взгляд, затем бармен кивнул и тяжело двинулся к дальнему краю бара. Забегаловка была пуста, не считая двух стариков, режущихся в карты. Бармен наполнил стакан из-под прилавка и протянул Джонни.

- Попробуй.

Это вино было сделано женщиной для мужчины, как и должно быть. Богатое, с кислинкой и легкое, оставляющее приятное тепло.

- Вот это вино! - сказал Джонни.

Бармен улыбнулся.

- Пей на здоровье.

- Только если ты выпьешь со мной.

Они пили вместе. Один, два, потом восемь стаканов. Лицо старика покраснело, он громко смеялся и, смеясь, бил по стойке ладонью. Он рассказывал деревенские анекдоты, от которых несло козлиным навозом, или непристойности про деревенского простака и городскую шлюху, или про старика и молодую жену, или про двух пьяниц, которые свалились в пруд. Шутки древнее, чем сам Орден.

А Джонни будто вернулся домой в деревню. После восьмого стакана бармен Луиджи стал напоминать ему отца. Он сказал Луиджи, что он бизнесмен из Чикаго, приехавший в Сан-Франциско туристом. Но он сделал одну ошибку.

Он сказал Луиджи, что не был в Сицилии с раннего детства. А выпивая и шутя, говорил на диалекте послевоенного времени, когда там уже были американцы. Слова и обороты возникли в те годы, и только человек, бывший на Сицилии после войны, мог так свободно их использовать.

Луиджи, выросший на окраине Палермо, два года назад шесть месяцев гостил дома. Этот молодой человек использовал новый сленг, новую речь. Так зачем же он лгал?

После восьмого стакана Джонни понял, что надо уходить. Еще чуть - и он будет пьян, а волк не может быть под хмельком, когда вышли фермеры с ружьями и ловушками.

Луиджи вышел с ним, обнимая его за плечи. На тротуаре Джонни повернулся и сделал Луиджи один из знаков Ордена, незначительный - только показать, что он Брат. Трезвый, час назад, он бы этого не сделал. На ответный знак он не отреагировал.

Луиджи вернулся в бар и заговорил с одним из играющих в карты стариков.

- Вон тот - когда надрался, сделал знак пастухов. Он мне лгал.

- Я знаю, что ты платишь Ордену все, что должен, - ответил старик. Знаю, потому что платишь ты мне. Ты не должен беспокоиться о странном незнакомце, сделавшем знак пастухов.

- Но зачем приходить сюда? Чтобы поговорить со мной? Я показал знак гостеприимства, который известен каждому Брату, а он не обратил внимания.

Луиджи долго будет думать о молодом человеке. Он станет больше жертвовать на воскресных мессах и отдавать Ордену дополнительные деньги. В конце концов через месяц он услышит всю историю и узнает, кем был молодой человек. Его вложения вернутся в норму.

Джонни поймал такси до аэропорта, пообедал и сел на самолет до Нью-Йорка.

20

Марк Кромлейн разговаривал с ростовщиком напротив аптеки на углу Голливуда и Вайн, когда грузовик "Геральд-Экспресс" сгрузил первые экземпляры последнего выпуска.

- У меня отличные связи в этом городе. Ты можешь позвонить им - тебе скажут, что мне можно поверить на пять тысяч. Дьявол, мне можно поверить на пятьдесят тысяч, - говорил Кромлейн акуле бизнеса.

Тот смотрел на Марка ядовитым взглядом.

- Почему бы тебе не раздобыть деньги через свои связи?

- Деньги мне нужны срочно.

- Что за дело? Заплатить другому парню, пока он не прислал накачанных ребят?

- Драгоценности. Ты знаешь правила игры. Я плачу пять перед делом и пять, когда они приносят товар. Сбыт на востоке уже организован. Вынуть камни, распилить парочку крупных и продать оптом за пятьдесят процентов для быстрого оборота.

- Оборот, - усмехнулся ростовщик. - Пару лет назад все называли это трофеями; перед этим - добычей. Знаешь, как называю я? Деньги. Не трофеи, не добыча и не оборот, просто деньги.

- Так я получу пять тысяч?

- Какая гарантия?

- Ты знаешь Манни?

- Манни, владелец заведения в Вестерн? Конечно, я знаю Манни.

- Позвони ему. Он даст гарантии.

- Манни не фигура. Почему он?

- Я заключаю сделку. Он выберет камни, после того как их вынут и разрежут. Почти все - бриллианты. В розницу - больше сотни тысяч. Из Пеббл Бич.

- Бриллианты? А кому нужны бриллианты? - спросила ростовщик и сплюнул.

- Жене Манни, она хочет бриллианты. Я получу пять кусков?

Четырехлетний мальчуган-газетчик кричал на углу:

- Большая гангстерская война! Взорван дом в Беверли-Хиллз!

Акула займов подождал, пока Марк расплатится за газету, вырвал её из его рук и прочитал историю под заголовком.

- Никаких сделок, - сказал он Марку. - Я еду домой.

И он зашагал прочь, вернув газету. Марк прочитал её по дороге к Вайн Стрит Дерби.

Кромлейну были нужны деньги. У него было с собой больше шести тысяч, но он был должен в Нью-Йорке более пятидесяти тысяч по различным чекам. Это была его жизнь - дорогие номера, хорошая одежда, девочки из шоу, зимнее Майами - жизнь широкая, но с битвой за каждый доллар. Мафия не была рогом изобилия, мафия была только возможностью заработать деньги.

Ограбление на Пеббл Бич было шансом сорвать десять или двадцать тысяч, и он знал, что сейчас это полетело к дьяволу.

Ленни Крэндал взорван - может, только через час после того, как они разговаривали. И Бен Фрэнд убит. Стало жарко.

Все образуется за неделю или за две. Но ещё раньше головорезы примутся разыскивать Марка Кромлейна.

В душе он знал, кто он: мот. Крепче остальных, остроумный, но все же мот. Квартира в башне, Эльдорадо, костюмы по три сотни. И он закладывал свои часы по крайней мере дважды в год.

Сейчас у мота были проблемы. Он задолжал больше, чем мог заплатить. Когда он был ребенком, только вышедшим из Брунсвиля, он пробился в мафию, выбивая долги для букмекера с Третьей авеню. Находишь сопляка, задолжавшего деньги, и велишь ему побыстрее их найти. Но сейчас он не мог ни заключить пари, ни получить пять тысяч.

Так думал Марк Кромлейн, шагая по Браун Дерби. Он зашел в кафе. Там она его и увидела.

Кромлейн ниоткуда не мог знать Дэа Гинес. Она знала его визуально, потому что он зарекомендовал себя, появляясь в "Копа" или в "Риал Тониз". Он любил, чтобы его считали шишкой из мафии, и, пока он тратил достаточно и приходил с деньгами, с ним так и обращались.

Последний раз она видела его в "Риал Тониз". Должно быть, он был в Голливуде, чтобы найти Джонни Колини.

Она была среди своих. Маккейб, девушки из рекламы, толпа с телевидения...

- Ты пробудешь в городе достаточно долго, чтобы поехать в Коронадо на выходные?

Она повернулась от кабинки Кромлейна к девушке.

- Будет большая вечеринка. Здесь яхта клиента, и клиент за все платит. Вся команда субботнего ночного шоу там будет. Оставайся и пошли с нами, Дэа.

Маккейб опять завел рассказ о готовящемся новом дневном сериале.

- Ты знаешь половину людей в шоу. Ты можешь быть режиссером, сценаристом. Возможностей много, Дэа.

Нереальные люди, подумала она. Они живут в стеклянном мире среди стеклянных людей.

И вдруг будто сменилось освещение на сцене, и они обрели реальность. Это они были реальными людьми, а Джонни Колини - чем-то из криминального романа. Не настоящим, нереальным.

- Думаю, я смогу остаться, - сказала она, улыбаясь девушке из рекламного агенства. - Я никогда не была в Коронадо.

- Замечательно, мы можем поехать вдвоем. Я не говорила, что у меня "корвет"?

Дэа повернулась к Маккейбу.

- Это правда? Насчет дневного сериала?

- Я завтра возьму тебя на ленч у исполнительного продюссера. У меня с ним назначена встреча. Давай я расскажу тебе сюжет шоу...

Она принадлежала к этим людям. Сумасшедшим, образованным, удачливым и живым. Живым. Электрический стул был только подпоркой сцены, и больше ничего. Они иногда называли глухую будку в интеллектуальных шоу "газовой камерой". Живые.

Это был просто шок. Шок после тех двоих. А потом - водоворот, тайфун. Теперь она снова в своем уме.

Впервые она поняла, что не разговаривала с нормальным человеком с тех пор, как вышла из кабинки в "Риал Тониз", чтобы поговорить со свирепым, интересным молодым человеком.

- Я работала над оригинальной историей для телевидения, сказала Дэа Маккейбу. - Криминальная история - но с новой точки зрения.

- Новое на телевидении? Это никогда не пройдет, - засмеялся Маккейб, подавая знак официанту.

- Девушки, которые связываются с преступниками, - почему они это делают?

- Обычно секс. Глупые девчонки с сильным сексуальным влечением находят любовника, который добывает деньги, грабя магазины. Обычно это довольно заурядная история.

Маккейб предложил Дэа сигарету.

Дэа залилась румянцем. Горячая кровь прилила к её лицу, она была близка к истерике, потому что Маккейб сказал, что секс служил узами между глупыми девчонками и преступниками.

Дженис, которая работала на независимого продюссера крупных шоу, покачала головой.

- Дэа задала хороший вопрос. Секса можно получить вдоволь и не беспокоясь, что мотель окружат фэбээровцы, как только запахнет жареным. Так зачем такой риск?

Дэа смотрела в сторону Кромлейна. Он и не притронулся к хайболу. Он выглядел усталым, больным и встревоженным.

- Легко понять девушек, которые остаются с крупными воротилами Синдиката. Их ребята могут устроить их в шоу, купить бриллианты, взять на выходные в Тахо и Вегас. Для них это только коммерческая сделка, и их не волнует, получает папочка деньги с нефтяных вышек или из Синдиката.

- Они называют это не Синдикатом, - сказала Дэа, все ещё глядя на Кромлейна. - Это мафия.

- Ты проводила исследования? - спросил Маккейб. - Какую девушку ты хочешь взять для истории?

- О, девушки типа Дженис, например.

- Ну, спасибо! - сказала Дженис. - Дженис Кули - девушка преступника. Или я делаю все это ради любви? Беру свой пулемет и кошу толпу ради любви?

- Я думала о девушке с хорошей работой, красивой девушке из хорошей семьи. Почему такая девушка пойдет с убийцей?

Маккейб попросил счет за выпивку и пожал плечами.

- Должно быть, это все-таки секс.

- Особый род секса, - сказала Дженис. - Девушку возбуждает то, что её парень должен смывать кровь с рук, прежде чем забраться с ней в постель. Тип девушки, которой нравится особое возбуждение.

- Ее удовольствия, - сказала Дэа. - Моя история об этом. По настоящему она никогда раньше не испытывала наслаждения.

- Наслаждение? Ты действительно взялась за это, да, Дэа?

Дэа смотрела прямо перед собой и проговорила тихо:

- Девушка из моей истории похожа на Дженис, или на меня, или на любую из нас.

- Как раз на полпути между фригидной и нимфоманкой - но ниже пояса она нимфа, хотя пока и не знает об этом, - заметила Мэри Стюарт, одна из подошедших девушек из телеагенства.

На мгновение Дэа закрыла глаза.

- Это будет частью моей истории, наряду с её очень особым наслаждением - возбуждением от обладания мужчиной, похожим на восхитительное дикое животное.

- На тигра, - сказала, смеясь, Дженис.

- На тигра, - повторила Дэа. - Лоснящегося и сильного, пробирающегося сквозь джунгли на убийство.

- Кто написал тебе такую чушь? - рассмеялся Маккейб. - Какой финал у твоей истории? Только три варианта: она динамит парня, когда неожиданно понимает, что на самом деле он гадкий мальчишка; она бок о бок с ним отстреливается от копов, которые лезут в окно; или она попадает в тюрьму.

- Очень удручающий финал, - сказала Мэри Стюарт. - Позволь ей влюбиться в детектива, который объяснит ей её ошибки.

- Будет свежий подход, - сказала Дэа, допивая бокал. - Девушки из моей истории решит обуздать свою натуру. Решит стать тем, кем была раньше - и никаких больше диких удовольствий.

- Невозможно, - покачала головой Дженис. - Если бы я когда-нибудь стала дикой и моим любовником был бы такой тигр, я бы осталась дикой. Никто не поверит в такой финал.

- Почему нет? Давай предположим, что все продолжалось только неделю. Может, даже меньше. Она не слишком изменилась. Она снова может стать приличной и респектабельной.

- Ты забыла кодекс и договоренности телевизионного сообщества. Эти недалекие чудаки настаивают, чтобы плохие герои были наказаны.

Маккейб украдкой взглянул на Дэа. Это была не совсем та девушка, которую он знал в Нью-Йорке.

- О, мужчина кончит плохо, ему не поздоровится - сказала Дэа.

- Хотелось, чтобы так, - кивнула Мэри. - Быть хорошей девочкой, как мы все. Потом взять недельный отпуск, испытать все мыслимые и немыслимые наслаждения. Грабить банки, убивать людей, ощущать все убожество этого мира и упиваться любовью мужчины-тигра. Потом неделя кончается, и ты возвращаешься на работу, став ещё красивее и соблазнительнее.

- Ты ведь не героиня этой истории, правда, Дэа? - спросила Дженис.

- Почти. Это действительно случилось с моей знакомой.

Маккейб нагнулся к Дэа.

- Давай сбежим отсюда и поговорим о сериале. Я знаю местечко, где подают такие сэндвичи с мясом...

Она посмотрела на него, улыбнулась и кивнула. Он поднялся.

- Дэа вам не сказала, - обратился Маккейб к компании, когда Дэа ускользнула, - но это я - тот тигр, о котором она говорила. Мы уходим, взорвем бензоколонку, и будем наслаждаться удовольствиями, пока не прибудет ФБР. Так что пока, честные обыватели.

Когда Маккейб и Дэа пошли к выходу, она на мгновение остановилась.

- Я хочу поговорить с тем человеком.

Дэа подошла к Марку Кромлейну, и тот с изумлением поднял на неё глаза.

- Вы помните драку в "Риал Тониз"? - Она смотрела в лицо Кромлейна, все ещё со следами кровоподтеков.

Он изучал её лицо, силясь припомнить. Он с ней не спал. Она не девушка парней из мафии, которых он знал. Высший класс, роскошные волосы.

- Кто вы?

- Если хотите снова встретиться с тем человеком...

Кромлейн встал.

- Я хочу знать, кто ты.

- Послезавтра в пять он будет в "Рейнбоу Рум" в Рокфеллер центре.

Кромлейн схватил её за руку, приблизил свое лицо. Ее холодные глаза смотрели в упор. Похожие ледяные голубые глаза он видел и раньше - ему было девятнадцать, и через мгновение он того человека убил.

- Убери руку.

Он отпустил.

- Почему ты мне сказала?

- Потому что ты хочешь его увидеть. Он будет в "Рейнбоу Рум" послезавтра в пять.

Она подошла к Маккейбу, и они покинули "Дерби". Кромлейн смотрел им вслед, потом поспешно подошел к кабинке, где сидели остальные.

- Простите, кто была это молодая леди?

- Вы её не узнали? Это Маленькая Сиротка Энни.

- Не дурачь джентльмена. Эта леди была не леди, это был Джерри Льюис в светлом парике.

- Не обращайте внимания на их шуточки, сэр. Это была Королева Дня.

Кромлейн смотрел на уверенные насмешливые лица. Люди из телевидения или из рекламы, подумал он. Они ничего ему не скажут и высмеют. А если применит силу, просто вышвырнут.

- Большое спасибо, - сказал он.

В одном он был уверен. Она сказала правду. Она была в "Риал Тониз", когда он сцепился с Колини.

И она выдала Джонни Колини.

Он ещё увидит, как мафия до него доберется.

21

Маккейб привел её в "Грейп Вайн", что в квартале от двух главных телестудий на Вайн Стрит. Это было приятное местечко со стереомузыкой, камином и глубокими, мягкими креслами.

Они уединились в углу.

- Расскажи мне все, Дэа. Ты попала в какую-то переделку. В чем дело?

- С чего ты взял, что у меня неприятности, Мак?

- Твоя история.

- История моей жизни, - Дэа рассмеялась.

- А кто мужчина? Не тот парень в "Дерби"?

- Боже, нет.

Подошла официантка. Маккейб спросил Дэа, хочет ли она мяса.

- Сейчас ничего, Мак, кроме ещё бокала. Может, позже.

- Две водки с тоником, Беверли, - сказал Маккейб девушке. Когда та ушла, он взял Дэа за руку:

- Тебе нужен друг, Дэа?

Дэа кивнула и глубоко вздохнула.

- Да. Но я ничего не могу тебе рассказать. Мак, чтобы ты мог бы для меня сделать?

Он протянул раскрытые ладони.

- Все, Дэа.

- Говори со мной о телешоу. Говори со мной о людях, которых мы оба знаем. Помоги получить работу. Не здесь. Может, на Гавайях. Где-нибудь подальше.

- Так все плохо?

- Так плохо, - ответила она.

- Я знаю парня на Гавайях, Джонни Джордана. Можем позвонить ему.

Она вздрогнула, как от холода.

- Не нужно, Мак. Я собираюсь кое-что рассказать. Я должна рассказать тебе, что я только что сделала - и почему.

Официантка принесла коктейли. Маккейб попросил счет, и она ушла.

- Что ты сделала, Дэа?

- Я уничтожила человека. Три часа назад я жила только новой встречей с ним - и когда мне предоставился шанс уничтожить его, я это сделала.

- Уничтожила? Как, Дэа?

- Человек, с которым я разговаривала в "Дерби". Не могу сказать тебе, что произойдет, но я уничтожила своего единственного мужчину. Поверь мне.

- Верю. Почему ты это сделала?

- Если бы я этого не сделала, то ушла бы с ним.

- И ты все ещё любишь его, Дэа? - голос Маккейба был нежен.

- Сейчас он для меня не существует. Но если он сейчас придет сюда, Дэа Гинес, которую ты знаешь, исчезнет. Я буду делать все, чего он хочет, неважно, что, я буду хотеть его, как распутная сука в течку. Вот чем я буду, если сейчас его увижу. Поэтому я его уничтожила.

- Чем это стало бы для тебя, Дэа?

- Преисподней. Забавно, как истоптали это слово. Мы забыли о его истинном значении. Преисподняя, - очень избитое выражение.

Она смотрела мимо Маккейба.

- Я спрашивал, чем это стало бы для тебя, Дэа?

- А я пытаюсь объяснить, Мак. Это преисподняя, и никаким другим словом не опишешь. Под нашим миром - темный, холодный мир теней, где всегда пахнет смертью. Мир чудовищ.

- Знаешь, кто ещё в этом городе, Дэа? Целая команда с Шоу Свиданий Брюс, Говард, вся банда, - Маккейб улыбнулся и сжал её руку. - Может, тебе тоже следует их увидеть. Тебе понравится с ними работать.

А в большом новом здании управления полиции Лос-Анжелеса подключили лучших специалистов криминальной лаборатории. У них было чудовищное по объему задание - проследить каждый новый красно-белый открытый "форд", зарегистрированный в Калифорнии, проверить имена, на которые их арендовали, особенно молодых женщин, если они ещё и блондинки, как описывали свидетели в каньоне Кулвотер.

Марк Кромлейн звонил в Нью-Йорк Джерри Мусии из отеля "Голливуд Плаза".

- Джерри? Марк. Ты знаешь беспокойного парня?

- Того, которого мы знаем?

- Его. Его девка в Голливуде.

- Откуда ты знаешь? Ты никогда её не видел.

- Она видела меня. Подошла ко мне в "Дерби". Сказала, что парень будет в "Рейнбоу Рум" послезавтра в пять.

- Почему она тебе сказала?

- Кто знает? Может, месть, может, она решила начать все снова. Но я верю, что парень там будет.

- Даю слово, он будет не один. Будут люди, работающие на него. Но кто?

- Я передаю эту новость тебе, Джерри. Ты знаешь, я немного должен по городу.

- Это уже обговаривалось.

- Я оказал услугу некоторым большим людям, указав им этого парня.

- Они тебе за это не заплатят. Ты это знаешь, болван.

- Они могут приказать дать мне немного времени.

- Если информация верна, может быть.

- Моя сделка здесь провалилась.

- Худо дело. Почему?

- Не могу достать начальную сумму. Ты же знаешь, исполнители хотят пять вперед за информацию и за исполнение, ещё пять, когда доставят товар. Мне не хватает.

- Ты сказал, в пять в "Рейнбоу", послезавтра.

- Она сказала. Подошла ко мне, словно не в себе, сказала это и исчезла.

- Ты должен был остаться с ней.

- У тебя дыра в башке! Где такие девки, там крутые мужики. Жестокие и хладнокровные. Я и близко к этой бабе подходить не хочу.

Кромлейн повесил трубку в Голливуде, Мусия - в Нью-Йорке. Мусия решил передать все прямо Майку Сантанджело. Кромлейн решил взять деньги и попытать счастье в Лас-Вегасе. Заодно зайти на похороны Бена Фрэнда. Уважение Бену Фрэнду окажет каждый.

За телом Оби Хиндза приехали ребята из южного Иллинойса.

Жена Леннета Крэндала договорилась, чтобы его кремировали в Форест Лаун. Затем она собиралась вышвырнуть пепел в сточную канаву.

Луиса Мерфи похоронят со всеми почестями в Коннектикуте.

Последние дела остальных троих мужчин, умерших потому, что встали на пути у Джонни Колини, уладят родственники.

В Палермо девушка по имени Мария, одетая как горожанка, садилась в самолет до Рима. У неё был забронирован билет от Рима до Нью-Йорка.

Золота и серебра, которые она скопила на свадьбу, хватило на билет. Она ехала по личному делу, паспорт лежал в кошельке.

По сицилийской деревне прошел слух, что Джулиано не мертв. Он в Америке. Мария ехала в Нью-Йорк, чтобы найти его.

Она ждала два года. Знала, что Джулиано где-то живой, и молила о дне, когда снова будет с ним.

Без веры в эти молитвы у Марии не было причин ждать нового дня.

Когда по деревне прокатился слух, она знала, что должна ехать. Она была уверена, что он собирается вернуться на Сицилию победителем и взять её в жены. Мария не представляла себе будущего без Джулиано.

Джонни Колини легко заснул на нью-йоркском рейсе. Он мог спать, потому что у него не было планов. Убийство Майка Сантанджело было единственным из пяти, к которому он не стал готовиться заранее.

На динамите для Крэндала он остановился двумя неделями раньше; простейший метод для Луиса Мерфи он выбрал, изучив привычки адвоката; он запланировал использовать Оби Хиндза, чтобы добраться до Бена Фрэнда. Но для Мороженого планов у него не было.

Сантанджело жил в охраняемом небоскребе, его телохранители наблюдали за ним сквозь щели в стенах. Убить его могло быть просто, но прожить после этого ещё десять секунд - невозможно.

В определенные воскресенья Сантанджело отправлялся к сестре на Лонг-Айленд в сопровождении вереницы черных "каддилаков". Караван состоял из четырех машин, первые две - охрана, потом машина Сантанджело, затем третья машина с охраной. Была возможность, но с очень небольшими шансами на успех, снова попытать динамит или пистолет. Если Джонни Колини не останется в живых после смерти Сантанджело, во всей затее очень мало смысла, разве что потешить старика на вилле.

Сестра и зять жили в хорошем, хотя и не очень богатом, доме, но за проволочным забором, окружающем дом, держали шесть натасканных датских догов. Собак невозможно было отравить.

Иногда Сантанджело ходил в дорогой ресторан или смотрел мюзикл на Бродвее, всегда в окружении шести телохранителей и всегда без какого-либо графика.

Холодного убрать непросто, поэтому Джонни спокойно спал.

Полиция наблюдала за самолетами, прибывающими из Лос-Анжелеса, но не за самолетами из Сан-Франциско, прилетающими в Айлдуайлд. На проверке багажа стоял офицер полиции, но у Джонни не было багажа.

Когда самолет приземлился, он направился прямо к такси.

- Отвези меня в хорошие турецкие бани, - сказал он водителю.

- Конечно. Я знаю самые лучшие.

И они оказались отличными. Все шло превосходно.

Он сидел в парилке и придумывал, как убить Майка Сантанджело. Нужна была удача - и она витала в воздухе, который он вдыхал. Удача - шлюха, а Джонни Колини был её сутенером.

Он убьет Майка Сантанджело сегодня.

Потом он напишет в Палермо. Секретное письмо, понятное ему одному.

Джулиано нужны его люди. Джулиано подготовил себе место, и теперь он король в Америке. Приходите, и Джулиано сделает вас герцогами и баронами мафии.

Каждый год племянники, кузены, крестники Братьев тайно перебирались через Атлантику. Их называли "субмарины". Он перевезет сотню "субмарин" за месяц. Они сойдут с кораблей ночью, как огромные черные крысы. Его сотня.

Но прежде, как только умрет Сантанджело, Джонни Колини созовет заседание мафии. Они придут, потому что будут бояться: если пятеро умерли за один день, завтра могут умереть пятьдесят. Кто знает, сколько убийц у Джонни Колини?

Они отдадут ему деньги, свои доли в том и в этом. Мафия состояла из стариков, они попытаются купить безопасность и жизнь.

Но когда он станет частью мафии, придет его сотня - и в каждый город придут убийцы. Тогда он покажет старикам, как много в самом деле хочет Джонни Колини. Он станет королем десяти тысяч человек в городах Америки вместо сотни в горах.

Сегодня он убьет Мороженого. И через неделю эти люди станут его людьми. А через месяц он получит всю полноту власти, потому что не позволит остаться в живых ни одному, вставшему на его пути.

Человек на вилле под Римом? Он стар. Пусть попытается найти другого Джулиано.

Джулиано только один.

Его сильное молодое тело обтерли ароматической солью, мускулистый массажист поинтересовался, не спортсмен ли он. Может, пловец?

В девять он позавтракал и взял такси до большого магазина охотничьих принадлежностей. Он купил сумку для гольфа, клюшку с медным наконечником и три со стальным. Их он сдал в камеру хранения. Затем купил крупнокалиберное ружье, бинокль и коробку патронов.

Одна из чикагских историй старого Джонни Колини подсказала ему план. Когда ещё существовал Синдикат и была шайка Капоне, жил мальчик по прозвищу "Сумка для гольфа", Сэм Хант. Джонни не видел ничего предосудительного в том, как Сэм Хант носил ружье.

Ружье и бинокль ему завернули в грубую коричневую бумагу, он забрал сумку для гольфа из камеры хранения и, выйдя из магазина, подозвал такси. В нем он положил пакет с ружьем в сумку и застегнул молнию.

- Угол Восьмой авеню и Пятьдесят седьмой, - сказал он шоферу.

Голливудское утро, почти восемь. Вчера вечером Дэа Гинес и Маккейб вернулись из "Грейп Вайн" в "Дерби", забрали её чемодан, и Маккейб отвез её в "Беверли-Хилтон", где она зарегистрировалась как Дэа Гинес. Сейчас, проснувшись, она пыталась понять, что она за девушка.

Холодная вода из душа потоками текла по её стройному телу и убеждала, что она девушка из хорошего дома в Уайт Плейнз. Девушка, которая вышла замуж за красивого парня, который, к несчастью, слишком много пил. Девушка, которая делала успешную карьеру на телевидении.

Она оделась, размышляя, какие вещи купить сегодня. Забавно собирать новый гардероб. В полдень она встречается в Маккейбом и телепродюссером на ленче. Потом начнет поиски квартиры и закончит покупки.

За завтраком Дэа прочитала "Дейли Варьети" и "Голливуд Репотер". Там была история о жестокой смерти человека по фамилии Крэндал, адвоката из шоу-бизнеса и авторитета в крупном "агенстве талантов". Она прочитала новости кино. А не подробности смерти Крэндала.

Она не купила ни "Таймс", ни "Экземайнер" и старалась не видеть черные заголовки.

Она была Дэа Гинес, девушка из Уайт Плейнз.

Проверка через компьютеры Департамента транспорта в Сакраменто и агенств проката машин Лос-Анжелеса дошла до имени Дэа Гинес, которая брала напрокат красно-белый открытый "форд" меньше чем за час до взрыва в каньоне Кулуотер, и вернула машину около часа спустя.

В прокатной фирме она предъявила водительские права штата Нью-Йорк, её припомнили как очень привлекательную молодую блондинку, очень привлекательную. В качестве местного адреса она указала маленький голливудский отель.

Обычный звонок в отель выявил, что Дэа Гинес там зарегистрирована. После этого к ней проявили особый интерес.

Имя Дэа Гинес поставили в первые ряды розыска убийц в каньоне Кулуотер. Полетели телетайпы, проверяющие сведения о её водительских правах и запросы в полицию Нью-Йорка.

Все участки Калифорнии и Невады получили ориентировку на белую американку, от двадцать двух до двадцати шести, блондинка, пользуется именем Дэа Гинес. Запрос не связывал её со взрывом в каньоне Кулуотер и не отличался от множества сводок о поисках пропавших без вести, которые приходили каждый день.

Никакая информация о ней не просочилась ни в одну из лос-анжелесских газет.

В Лас-Вегасе приняли телефонный звонок и принялись за поиски следов Дэа Гинес, или девушки с такой внешностью, которая была бы в Лас-Вегасе в период убийства Хиндза и Фрэнда.

Ее имя и приметы стали частью досье ФБР на Джонни Колини.

Полиция Лас-Вегаса обнаружила машину, брошенную на Стрип возле отеля, где было совершено убийство Хиндза и Фрэнда. Угнанная в Голливуде в ночь перед бойней на Стрип, она была объявлена в розыск. Необычной деталью оказалось полное отсутствие отпечатков пальцев, даже на обратной стороне зеркала заднего вида, - большинство неопытных угонщиков о них забывают.

Голливудская машина выстроила версию, что Джонни Колини и Дэа Гинес в Голливуде. Регистратор маленького отеля, адрес которого она указала, вспомнил девушку с такой внешностью, но зарегистрировалась та под другой фамилией. Подозреваемые попали в сводку "разыскиваются", но уже с более детальным описанием.

Мария была на полпути над Атлантикой; она уже оправилась от испуга от полета над бесконечной блистающей водой. Ее пальцы сжались, будто уже обнимая крепкое, гибкое тело Джулиано.

Джонни Колини вылез из такси на Восьмой авеню и зашел в бар.

- Ничего, если я оставлю ненадолго свои вещи? - спросил он бармена, помахивая долларом.

- Я положу из здесь, - бармен перегнулся и втащил сумку за прилавок.

Джонни дошел по Восьмой до перекрестка, где в небоскребе обитал Сантанджело. Восьмая была для него довольно безопасной, но всего в квартале оттуда пролегала главная улица нью-йоркской мафии.

Прошло два часа, и четырнадцать раз он поднимался в лифте, прежде чем нашел подходящее место.

Подходящим местом было здание в квартале от небоскреба. Крыша была двумя этажами выше, и туда можно было забраться, не привлекая внимания. Деловое здание занимали сотни арендаторов. Джонни поймал такси, забрал в баре сумку для гольфа и вернулся.

Он поднялся в лифте на верхний этаж, вскарабкался по лестнице на крышу.

День был в разгаре, солнце светило вовсю. Настроив бинокль, он поймал окна квартиры Сантанджело. Прошло пять минут тщательного наблюдения, пока он увидел массивную голову Мороженого.

Скрытый парапетом крыши, Джонни достал ружье и закрепил его у бинокля. Он внимательно проверил механизм ружья, стер отпечатки со всего, к чему прикасался - ружья, коробки патронов, бинокля, сумки для гольфа - включая застежку молнии. Потом вставил патроны, не прикасаясь к металлу.

Готовый к выстрелу, более получаса он ждал подходящего момента. Не надо было заботиться о поправке на ветер; воздух словно застыл. До цели примерно две сотни ярдов, промазать невозможно.

Он выстрелил раз, потом ещё пять без перерыва. Оконное стекло - он видел в бинокль - растрескалось от первой пули, обрушившись от третьей. Мельком он увидел, как падает Сантанджело.

Джонни вытер курок и ствол, оставил ружье и сумку на крыше и бросился к двери.

Он сбежал по лестнице до третьего этажа, подождал и спустился в лифте на улицу.

Пробираясь сквозь спешащую на ленч толпу, он добрался до Восьмой авеню, на подземке доехал до Четырнадцатой стрит, поднялся наверх и взял такси.

А в огромной гостиной Сантанджело его тело изучал врач.

- Мертв, - сказал он. - Одна из пуль застряла в позвоночнике.

Джонни попал в Мороженого со второго и третьего выстрела. Остальные четыре пули впились в стену напротив разбитого окна.

- Он умер от сердечного приступа, - сказал Джерри Мусия, который дожидался встречи с Мороженым, когда первая пуля разбила оконное стекло.

- Он умер от сердечного приступа, - согласился врач, двадцать лет назад прошедший медицинскую школу Ордена.

Мусия посмотрел на окружающих.

- Колини, - сказал он.

Для них не имело значения, его ли палец нажал курок. Это убийство было подстроено Колини. Убийство Великого Мастера Ордена.

Сантанджело мог умереть счастливым.

Около шести часов, в вилле на холмах под Римом, молодой врач старого Джонни Колини готовил ежедневную инъекцию прописанных гормонов и витаминов, которые старик потреблял, чтобы наслаждаться молоденькими девочками.

Старый Джонни Колини сидел в великолепной комнате возле бюста Цезаря в ожидании процедуры. Он думал о Джулиано, о четверых мертвецах, о Сантанджело, о Цезаре.

Он гадал, хватит ли Джулиано смекалки, чтобы заманить и убить старого льва, старого друга его детских лет. Если Джулиано это удастся, нужно будет убедиться, что Джулиано мертв. Цезарь может быть только один.

Цезаря убили друзья. Это была старая история, но она не касалась настоящего Джонни Колини. Для себя он по-прежнему оставался Джонни Кулом, молодым, несгибаемым подростком из Чикаго. Он был Джонни Кул, и он будет, как и Цезарь, жить долго.

Молодой врач протер спиртом обнаженное бедро старого Джонни Колини и вонзил острую иглу. Рука его была тверда, и он вдавливал поршень, вгоняя в вену пузырь воздуха, чтобы тот достиг старого сердца и остановил его навсегда.

Даже вскрытие покажет, что старик умер от сердечного приступа.

Врач сделал то, что приказал ему великий Орден.

22

От Четырнадцатой стрит Джонни взял такси до своего отеля. Когда он вошел в вестибюль, рука помощника менеджера замерла с карандашом над карточкой, в которой он что-то писал. Потом он положил карандаш и взялся за телефон.

Джонни попросил ключ. Клерк подал его, изобразив искусственную, мертвую улыбку на побледневшем лице. Пока Джонни шел к лифту, он смотрел в его стройную, широкую спину все с той же примерзшей ухмылкой.

В комнате Джонни разделся, быстро принял душ и оделся вновь. Он спешил, потому что хотел быть чистым и свежим, когда за ним придут.

Раздался долгожданный стук, и Джонни открыл дверь. Там стояли двое крупных мужчин с жесткими глазами и жесткими улыбками. Один, стоявший чуть позади, держал в руке пистолет.

- Вы Джонни Колини?

- Да.

- Я лейтенант Макгир, - сказал первый, протягивая в левой руке бумажник с приколотой бляхой.

- Чем могу помочь? - спросил Джонни.

- Ты пойдешь с нами, вот чем ты можешь помочь, - сказал Макгир.

Его отвели в комнату допросов отдела убийств и стали задавать вопросы.

- Твое настоящее имя?

- Джонни Колини.

- Где родился?

- В Чикаго. Двадцать восемь лет назад.

- Источник доходов?

- Я хожу на скачки, ставлю на лошадей. И выигрываю.

- Какое получил образование?

- Никакого.

Помощник районного прокурора мягко спросил:

- Кто тебе заплатил за убийство Луиса Мерфи?

- Кто такой Луис Мерфи?

- У нас есть свидетели, которые опознают тебя как человека, который застрелил Луиса Мерфи.

- Сначала лучше скажите, кто такой Луис Мерфи. А потом показывайте меня вашим свидетелям.

- Где ты был последние два дня?

Джонни улыбнулся.

- В глубоком запое. Я начал с утра два дня назад, и вышел из тумана этим утром. Может, вы сможете мне сказать, где я был.

Люди в комнате бились шесть часов, потом подключилась команда ФБР. На эти шесть часов Джонни был формально арестован за бродяжничество. У него сняли отпечатки пальцев, и не прошли ещё шесть часов, как отпечатки классифицировали, проверили по картотекам Нью-Йорка и ФБР в Вашингтоне.

На этого Джонни Колини данных не было. На исходе шестого часа помощник районного прокурора совещался с глазу на глаз с шефом отдела убийств.

- Вы не дали нам на этого парня ничего. Я не могу обвинить его в убийстве Мерфи.

Шеф был в ярости.

- У него нет алиби.

- Сейчас оно ему и не нужно. Все, что вы на него имеете - рапорт из Лас-Вегаса о каких-то слухах о войне гангстеров. Хорошо я буду выглядеть, если заявлюсь в суд и потребую смертного приговора для парня, на которого нет досье, который не имеет судимостей, у которого нет пистолета, и, как нам известно, никогда и не было, который не вяжется с Луисом Мерфи, который выглядит, как чертова итальянская рок-звезда с телевидения - правда, вдвое красивее, и который был арестован в своем номере в одном из лучших отелей города.

- Я знаю, что этот сукин сын виноват, - сказал широкоплечий, непреклонный шеф манхэтанского отдела убийств. - Я смотрю на него, когда он мне улыбается, и внутренний голос твердит, что этот парень застрелил Луиса Мерфи и пошел прочь, насвистывая марш.

- Ты думаешь, он сломается?

- Я думаю, мы может вырвать его ногти один за другим, а он так же будет сидеть и улыбаться. А потом мы его отпустим. И однажды он нам отплатит. Железный сукин сын с непреклонной улыбкой, лучший из всех, кого я знал. Я знал Анастазия, когда он был молод и полон злобы, но он и рядом не стоял с этим улыбающимся сукиным сыном.

- Что вы собираетесь с ним делать?

- Отдать его Федералам. У них слюнки текут по нему.

- Если они его расколют, я хочу получить его первым.

- Они раскалывали самых лучших. Они все тоже улыбчивые. Мягкие, беззаботные, полусерьезные, а заодно заставляют тебя рассказать, как ты ограбил банк.

Люди из отдела убийств ушли, и в комнату допросов вошли стройные мужчины в серо-голубых фланелевых костюмах с беззаботными улыбками.

Их вопросы кусались.

- Когда вы в последний раз были в Лос-Анжелесе?

- Мы обнаружили в вашем номере брюки с этикеткой лос-анжелесского магазина одежды. Когда вы их купили?

- Мы обнаружили спортивную куртку с этикеткой магазина мужской одежды "Сант-Фрэнсис" в Сан-Франциско. Когда вы их купили?

- Где ваша регистрационная карта о службе в армии?

- Где ваши налоговые декларации за последние пять лет?

- Какую школу в Чикаго вы посещали?

- Где вы начали пить позавчера? Куда пошли оттуда?

- Вы владеете чистым итальянским?

- Вы когда-нибудь были за рубежом? У вас когда нибудь был паспорт?

- Можете вы доказать, что вы не нелегальный иммигрант?

- Кого вы знаете в Чикаго? В Нью-Йорке? В Лос-Анжелесе? В Сан-Франциско?

Но Джонни возвращал улыбки. Он сказал им, что он игрок и пьяница. И это все, что он им рассказал.

Через восемь часов спецагент разговаривал с Вашингтоном.

- Мы думаем, он замешан в одном или более из этих убийств - наиболее вероятно, в лос-анжелесском взрыве. Думаю, мы можем доказать, что он был позавчера в Лос-Анжелесе и Сан-Франциско и купил серую кашемировую куртку, как на террористе. Опрося персонал авиалиний, мы, возможно, сможем узнать, какими рейсами он летел из Лос-Анжелеса в Сан-Франциско и из Сан-Франциско - в Нью-Йорк. Но нет доказательств, ни что он был в Лас-Вегасе во время убийства Хиндза и Фрэнда, ни что он убил Мерфи здесь.

Вашингтон спросил:

- Он попросил адвоката?

- Шеф, он ведет себя так, будто ничто в мире его не волнует. Крепкий орешек. Мы встречались с непробиваемыми. Этот ещё более несгибаем и скользок. Он сидит здесь, улыбается и говорит, что не знает. Мы можем передать его отделу иммиграции, финансов, или держать его у нас по подозрению в уклонении от воинской службы. Мы можем задержать его за то, что он был в Лос-Анжелесе в день взрыва. Возможно, мы сможем докопаться до продавца динамита - если он покупал его легально. Но это все, что у нас есть.

Вашингтон сказал:

- Отпустите его. Проработайте все - воинскую регистрацию, свяжитесь с иммиграцией и финансами, проследите по приметам на авиалиниях и у продавцов динамита по всей стране. Ради этого человека мы задействуем всю систему Бюро. Но сейчас отпустите его.

- Под надзор, шеф?

- Может пройти шесть месяцев или год, прежде чем он свяжется с тем, на кого работает. Давайте положим год. Я выделю группу для слежки.

- Начет женщины, шеф, - мы не можем связать этого мужчину с мисс Гинес, или мисс Гинес с чем-либо здесь. Мы начали опрашивать по авиалиниям насчет женщины её внешности в сопровождении похожего на Колини мужчины, но ничего не вышло.

- Я лучше подожду год, пока этот Колини приведет нас к вышестоящему боссу, чем арестую его за взрыв, с женщиной или без. Если она замешана, то скорее всего, это секс, баба просто потеряла рассудок. Она неподсудна, если только не совершила преступления в Нью-Йорке и бежала из штата, или пыталась покинуть Калифорнию, чтобы избежать ареста, или нарушила федеральные законы относительно взрывчатых веществ, или тайно помогала Колини покинуть Калифорнию, чтобы избежать ареста. А пока оставим её властям Калифорнии.

- Да, шеф, - ответил спецагент.

Калифорнийская полиция не вывела в сводку Дэа Гинес. Они не проверяли регистрацию отеля "Беверли-Хилтон".

Но в одиннадцать утра, светлым тихоокеанским утром, директор телевидения Лос-Анжелеса позвонил руководителю программы в Нью-Йорк узнать о прошлом Дэа Гинес, которую предлагали на работу. Переговорив, он немедленно позвонил Маккейбу.

- Ты знаешь, что полиция Нью-Йорка разыскивает твою Гинес?

- И что случилось?

- Запрос из полиции Беверли-Хиллз. Видимо, она им нужна и они проследили её по правам до Нью-Йорка.

- Позволь мне поговорить с ней. Я отвезу её в полицию.

- Ладно, но не вмешивай в это всех.

- Разумеется.

Маккейб, повесив трубку, посмотрел на телефон так, будто директор спятил. Не только всех не вмешивать, но и не вмешивать самого Маккейба.

Когда он позвонил, Дэа не было в номере, поэтому он приехал в отель и дожидался её в холле.

Если бы он зашел в большой бар отеля, то нашел бы её. Она сидела перед двойной порцией водки с тоником, поглядывая на часы на запястье. В час тридцать по тихоокеанскому времени она решилась, подошла к междугороднему коммутатору в холле и заказала разговор с Джонни Колини, "Рейнбоу Рум" в Рокфеллер центре, Нью-Йорк.

Она была девушкой из Уайт Плейнз, и эта девушка окончательно обезумела от любви к Джонни Колини.

В три тридцать по местному времени Маккейб её нашел. Она была пьяна и все ещё пыталась связаться с Джонни Колини, чтобы сказать ему, что предала его, но все равно любит.

- Сегодня он умрет, - пыталась объяснить она Маккейбу. - Я обещала ему, что он проживет долго. Я не могу позволить им убить его сегодня.

Маккейб увел её, но не к себе. В маленьком, темном кафе на Санта Моника он привел её с себя, и за черным кофе она рассказала ему о каньоне Кулуотер.

Он смотрел на неё с состраданием и сочувствием, но мысли его были мыслями человека, который живет жизнью телевидения. Если девушка, которую он привел в команду и порекомендовал на должность в штат, оказалась замешана в убийствах в каньоне Кулуотер, Маккейб может переучиваться на младшего поваренка в передвижной закусочной. Малейшего скандала достаточно, чтобы разрушить карьеру, и не только этот канал, но и вся телеиндустрия знать не захочет Маккейба, ничтожество, который хотел дать работу террористке, когда её разыскивают копы.

- Сейчас слушай внимательно, Дэа, - сказал он. - Мы поедем в полицию вместе. Благодари Бога, что я поехал вчера - и один. Мы скажем полиции, что ты возила меня в Бальбойю, куда я вправду ездил. Слушай внимательно...

Она внимательно слушала, уже протрезвев, и думала о камере в тюрьме Сан-Квентин, где незнакомцы наблюдают в окошечко, а женщины сидят на стульях.

В полиции их выслушали внимательно, история была хороша. Дэа Гинес, хорошая девочка без каких-либо связей с криминалом, её нью-йоркское прошлое безупречно. Маккейб - хорошо известное на телевидении имя. Она взяла напрокат машину на собственное имя и ездила в Бальбойю с Маккейбом.

А она была подготовлена к встрече. Она не только регистрировалась под чужим именем в отелях, но поставила фальшивое имя даже на билете из Нью-Йорка. Можете понять, почему: напряженная работа на телевидении её измотала, и она хотела на несколько дней затеряться.

Она приехала в Лос-Анжелес одна, одна провела ночь в отеле. Потом позвонила Маккейбу и рассказала о своих эмоциональных проблемах по дороге в Бальбойю.

Пока детективы улыбались и изображали дружелюбие, прозванивались авиалинии. История мисс Гинес подтвердилась. Они поулыбались еще, пожали руку Маккейбу и вернулись к проверке других красно-белых открытых машин.

Маккейб позвонил директору и высмеял его опасения.

- Безумное совпадение, - сказал он. - Она взяла напрокат машину, и они стали рвать и метать, потому что искали блондинку, арендовавшую машину. Когда поняли, что попали пальцем в небо, то вернулись к своей обычной волоките.

Позже Маккейб женится на Дэа Гинес, отчасти потому, что теперь болезненно ей восхищался, отчасти потому, что не знал, как ещё поступить если она ещё когда нибудь сойдет с пути истинного и начнет говорить правду, ему суждено учиться на поваренка или ещё кого-нибудь - после выхода из тюрьмы.

Миссис Дэа Мак-Кейб долгие годы будет гадать, что случилось с Джонни Колини. Но никогда более она не произносила его имени, разве что наедине и шепотом.

Когда допрос наконец закончился, Джонни вернулся в отель и лег в постель. Один раз его разбудил звонок менеджера, который холодным масляным голосом сказал ему, что отелю необходим номер мистера Колини.

- Номер нужен мне самому, - ответил Джонни. - А если хотите поспорить по этому поводу, поднимайтесь. Я люблю полицию не больше вас.

Он выспался, а проснувшись, обнаружил плотный завтрак и присланные ему газеты.

За едой он понял, почему имя Майка Сантанджело не всплыло предыдущими днем и ночью. Он прочитал о совпавших смертях - от сердечного приступа - в Нью-Йорке и в Риме, о кончине двоих людей, которые начали вместе в трущобах Чикаго и которые выжили, когда сотни других умирали от пуль, ножей, от взрывчатки и яда, и стали повелителями преступного мира.

Джонни Колини - Джонни Кул - был мертв. Майк Сантанджело - Мороженый тоже мертв. Газеты смаковали их истории, не упуская случая подчеркнуть, что иногда криминал очень прибылен. Но газеты и не думали говорить правду о том, насколько прибылен. Газеты не называли реального состояния, отелей, деловых зданий, винокуренных и пивоваренных заводов и всего остального, что преступления принесли Джонни Кулу и Майку Сантанджело.

Джонни с удовольствием поел. Орден не дал знать в полицию, что Сантанджело убили. Орден должен знать, что ответствен за это Джонни. В свое время кто-нибудь найдет сумку для гольфа и ружье, но полиция не сможет связать их с каким-либо преступлением.

Орден признал его королем. Он был уверен в этом.

Никто не посмеет его тронуть. Он начнет перевозить своих людей с острова. Вся власть Сантанджело, вся власть старого Колини была его. А он был молод.

Сантанджело и Колини в его возрасте были мелкими гангстерами, промышлявшими спиртным и шлюхами. Крутые парни с пистолетами, в кричащих костюмах и рваных рубашках, в желтых ботинках. Они гордились, как дети, когда могли похвастаться тысячедолларовым чеком какой-нибудь дешевой девке. В двадцать восемь они были никем.

Но в двадцать восемь у молодого Джонни Колини в телохранителях числятся пять величайших людей мафии - пять великих мертвецов.

Он утвердил себя.

А с его сотней, поклявшейся умереть за Джулиано, кто против него сунется?

Он гадал, умер старик сам, или смерть эту подстроил Орден. Волноваться было не о чем. Может, старик не был выше Ордена, но Джулиано - да.

К дьяволу фамилию Колини - он снова Джулиано.

Время шло к пяти, и скоро Дэа будет ждать его в "Рейнбоу Рум". Она тоже не была ему нужна.

Сегодня ночь торжества - в одиночку. Завтра он начнет собирать силы своей империи.

И каждый, кто захочет сделать ставку, или купить женщину, или получить удовольствие, попирающее божеские и людские законы, или хочет острых ощущения, будет платить Джулиано за ад, который приобретает. Он захохотал. Он был посыльным смерти, а теперь он будет содержателем ада.

В пять в "Рейнбоу Рум" не было никого, кроме обычных тихих посетителей. Ни Дэа, ни Джулиано, ни кого-то из Ордена.

Орден наблюдал за Джулиано с того момента, как он вышел из полиции.

Выяснили ещё одно: новость Марка Кромлейна оказалась ложью. Никто не пришел в "Рейнбоу Рум". Из-за этого в Лас-Вегасе к столу, за которым Кромлейн спускал деньги, подошли два коренастых мускулистых парня и принялись обсуждать вопрос его долгов. Обсуждение было кратким. Кромлейна со знанием дела избили и запихнули в автобус, ехавший прочь из города, где веселье не прекращается. Исключая случай, когда вы проиграли.

Для Джулиано ночь началась прекрасно, и он был только слегка пьян, когда вышел из "Копа", но те, кто наблюдал за ним, решили, что время пришло.

Они молча подошли к нему в темноте, под взглядами водителей такси, которые знали, что забудут все, что видели.

Они подошли к нему молча и быстро, у двоих в руках были "колбаски" пятидесятицентовых монет, которые и опустились на его голову. Поутру люди найдут полудолларовые монеты в сточной канаве и будут радоваться своей удаче.

Водители такси отвернулись, не желая видеть, как его, уже без сознания, запихивали в большую машину.

Джонни привезли в Джерси. Его били не для того, чтобы заставить говорить, но потому, что нужно было бить, пока его тело не почернеет и не распухнет.

Чтобы заставить говорить, его кормили соленой рыбой и не давали воды.

Спустя некоторое время, он никогда не узнает, какое, Джулиано рассказал все, что от него хотели. Каждый правдивый ответ дарил три капли воды на черный распухший язык.

Когда они узнали все, ему дали дешевого белого вина. Вина и снова побоев. В один день ему выбили все зубы, и он не мог есть. Иногда, когда его начинало рвать вином, ему давали хлеб.

Но чаще это было вино и побои.

Он не умер, он состарился. Когда в конце концов его отвезли на улицу, которой суждено было стать его обиталищем, на Бауэри, прошла только неделя, но он стал стариком. Стариком с жидкими волосами и беззубым ртом, трясущимся телом и пустыми глазами, будто душа покинула его тело.

Братья были безжалостны, и они наслаждались, наградив такой жизнью Джулиано, который возомнил себя сильнее Ордена, насчитывавшего тысячи лет и сетями опутавшего весь мир.

Теперь он шел по улице, вымаливая по десять центов на вино, которого требовал его организм. Безумец, не способный вспомнить, кто он и откуда. Вино уносило его в мягкое никуда, но голова ни о чем не думала.

Он все так же числился в активе ФБР, но потеряв, искать его не стали.

А Мария ищет его, работая, где придется, в Нью-Йорке, Майами, Сан-Франциско, даже в Лас-Вегасе.

Ей не нужен никто другой.

Она знает, что найдет его, потому что ничто не может убить её Джулиано. 

Робин Мур
Французский связной

Глава 1

Поздним вечером в субботу 7 октября 1961 года, после двадцати семи часов непрерывного дежурства, детектив первого класса полиции Нью-Йорка Эдвард Игэн, тридцати одного года, и его напарник, в то время детектив второго класса Сальваторе Гроссо, тридцати лет, решили, что пора развлечься. Вопрос, куда пойти, не обсуждался. В ночном клубе "Копакабана" выступал комик Джо Льюис, а Кэрол Гэлвин, последнее увлечение Игэна, подрабатывала там гардеробщицей.

Эдди Игэн был симпатичным, крепко сложенным рыжеволосым ирландцем. Друзья-полицейские одно время называли его "Патронташ", поскольку, работая патрульным, он одевал дополнительный пояс с патронами сверх положенного. Более свежее прозвище, данное ему в Бюро по борьбе с наркотиками, было "Телескоп". Так его прозвали из-за его любимого развлечения – таращить глаза, высматривая хорошеньких девушек, на которых он без тени смущения испытывал свое гэльское обаяние.

Игэн, вне службы преображавшийся в светского повесу, внешностью и манерами резко отличался от своего напарника и лучшего друга Сонни Гроссо, итальянца по происхождению, с бледным, серьезным лицом и большими карими глазами. Сонни был воином правопорядка; даже в обычных ситуациях он искал и зачастую находил темные стороны, в то время, как Игэн позволял себе полностью отдаваться радостям жизни. Оба они были шести с лишним футов ростом, но Гроссо более сухопар и, на первый взгляд, казался слишком легковесным, даже хрупким для полицейского. Однако Сонни имел черный пояс по карате и, как имели случай убедиться хулиганы, его определенно не стоило недооценивать. В Бюро по борьбе с наркотиками его прозвали "Туча".

Предыдущим вечером они закончили дело о наркотиках в Гарлеме, которое вели с 1959 года. Они арестовали троих наркосбытчиков, несколько месяцев находившихся под наблюдением, и провели всю ночь в участке, допрашивая их, снимая отпечатки пальцев и регистрируя, а потом составляя всевозможные официальные отчеты согласно принятой процедуре. В конце концов арестованных отвезли в старую городскую тюрьму, известную как "Могильник", расположенную в центре Манхэттена, и уже ранним утром появились в суде, чтобы предъявить формальные обвинения. Субботний день близился к полудню, когда они управились с делами, но оба чувствовали себя слишком уставшими, чтобы заснуть. Такое состояние, характерное для этой профессии, испытывают большинство специальных агентов, которым долгие рабочие часы приходится пребывать в нервном напряжении.

Оба они были заядлыми бейсбольными болельщиками, а поскольку в тот день "Янкиз" проводили третью игру Мировой серии против "Цинцинатти Редз", о сне никто и не вспомнил. Они колесили по городу, слушая по автомобильному приемнику репортаж о матче. Позже, после того, как "Янкиз" победили, причем проигрывая по ходу матча, лишь на последней, девятой подаче вышли вперед благодаря своему бэттеру Роджеру Марису, парочка вознамерилась продлить переживаемое чувство воодушевления от победы, вместо того, чтобы обуздать его. Они поужинали в ресторане, посетили несколько баров, рекомендованных Игэном в качестве мест для возможных "приключений", и, наконец, утомившиеся, но все ещё неугомонные, направились через весь город в "Копа".

Было одиннадцать сорок вечера, когда Игэн припарковал свой бордовый "конвейр" 1961 года выпуска на Восточной Шестидесятой улице, и они с Сонни ступили на порог ночного клуба – не ведая, что для них начинается полная тайн и заговоров одиссея, которая поглотит их целиком, денно и нощно, на ближайшие четыре с половиной месяца, и которая не завершится до конца даже спустя полтора года. До начала полночного шоу оставалось двадцать минут, и "Копа" быстро заполнялась. Игэн едва смог выбрать момент, чтобы улыбнуться и шепнуть "привет" Кэрол, которая то и дело исчезала среди вешалок с пальто и шляпами.

Кэрол не исполнилось ещё и двадцати. Это была красивая, статная девушка с короткими светлыми волосами; Игэну она казалась копией Ким Новак. Он торопливо сообщил, что встретится с ней позже, и они с Сонни спустились вниз, в главный зал, где старший официант узнал Игэна и направил их к небольшому столику на одной из невысоких террас в самой глубине зала. Они заказали ржаное виски с содовой для Эдди, итальянский вермут со льдом для Сонни и устроились поуютней, чтобы понаблюдать за ночным весельем и, может быть, наконец-то расслабиться.

Как раз когда им принесли напитки, Сонни тронул руку напарника и кивком указал на шумную компанию, восседавшую за столом пониже и чуть в стороне от них. Эта компания из двенадцати человек словно перенеслась сюда из гангстерских фильмов тридцатых годов: смуглые напомаженные мужчины в темных костюмах рядом с ослепительными, ярко накрашенными спутницами. А личность в центре внимания компании за столиком просто копировала голливудский типаж гангстерского босса – черные, густые, коротко стриженные волосы и смуглое, покрытое оспинами, привлекательное суровостью черт лицо. Ему было около тридцати; одет он был чрезмерно щегольски – черный пиджак с отливом с широкими плечами, бриллиантовая заколка на шелковом белом галстуке, повязанном на белую рубашку с запонками в манжетах. Рядом сидела эффектная молодая блондинка с начесом.

Этот человек был хозяином сегодняшней вечеринки и чем-то вроде местной знаменитости. Пристально наблюдавшие за ним Игэн и Гроссо обратили внимание, как хорошо одетые типы с топорными физиономиями гуськом тянулись к столику засвидетельствовать свое уважение. Периодически хозяин банкета посылал официантов поднести напитки другим столикам по всему залу. Во время очередного шумного приветствия Сонни услышал, как кто-то назвал мужчину Пэтси.

– Сорит деньгами так, будто завтра конец света, – заметил Сонни.

– Это интересно, – отозвался Эдди. – Я вижу в этой компании по крайней мере двоих, "засветившихся" с наркотиками. И знаю кучу ребят, похожих на тех, кто подходит к их столу.

– Я никогда раньше не видел Пэтси, а ты?

– Нет. Удивляюсь, как мы могли его пропустить? – голос Эдди прозвучал холодно.

В течение всего шоу, которое длилось полтора часа, Эдди и Сонни делили внимание между Джо Льюисом и столиком хлебосольного гуляки. Когда включили свет, и оркестр заиграл танцевальную мелодию, Пэтси со свитой поднялись и пошли наверх. Детективы посмотрели друг на друга, оплатили счет и последовали за ними. Вся компания собралась в баре в холле "Копы", где джаз-рок ансамбль глушил любые попытки завязать беседу. Пэтси заказал "на посошок" вкруговую.

Стоя возле раздевалки и решая, что делать дальше, Эдди и Сонни увидели, как Пэтси вынул из кармана брюк неимоверной толщины пачку банкнот, чтобы расплатиться за выпивку.

Сонни шепнул:

– Взгляни на деньги!

Игэн кивнул.

– Что скажешь, если мы подождем и сядем ему на хвост, просто так, для разнообразия?

Сонни без особого энтузиазма пожал плечами в знак согласия, и они направились к выходу. По пути Эдди с виноватым видом подмигнул Кэрол Гэлвин и послал ей воздушный поцелуй.

Минут двадцать они сидели в машине Игэна на углу Мэдисон Авеню, когда в два часа ночи Пэтси с яркой блондинкой спустился по ступеням "Копа". Швейцар в униформе подогнал голубой "олдсмобиль-компакт" последней модели, и они отъехали в сторону Пятой Авеню. Медленно ведя машину следом, Эдди предположил:

– Готов спорить, он везет нас на Мотт Стрит.

Пэтси проехал по всей Пятой Авеню до пересечения с Бродвеем и повернул в сторону ставшего в Америке печально знаменитым Нижнего Ист Сайда, района Манхэттена, застроенного многоквартирными домами. Узкая Мотт Стрит, куда и в самом деле приехал Пэтси, в длину занимает всего одиннадцать кварталов: на севере она начинается от Бликер Стрит, на краю Гринвич Виллидж, и далее идет вниз мимо Бауэри до Чэтэм Сквер. Но для полиции эта улица издавна представлялась аортой, ведущей к сердцу всего преступного мира Нью-Йорка. Хотя Мотт Стрит частично касается Чайнатауна, в основном она пролегает по району, известному, как "Маленькая Италия", который в течение многих десятилетий являлся инкубатором все новых поколений преступников для семейств мафии.

Пэтси, однако, не ограничил свое путешествие одной Мотт Стрит. В течение последующих двух часов он сделал остановки на Хестер Стрит, Брум, Кэнал и Деланси. Наблюдая с безопасного расстояния, Сонни и Игэн видели, как "олдс" время от времени тормозил у обочины, и Пэтси выходил из машины. Одна – две фигуры материализовались из дверей или из тени молчаливых зданий, и несколько минут они разговаривали, а затем Пэтси возвращался к своей машине и медленно отъезжал. Блондинка каждый раз оставалась внутри.

Было почти пять утра воскресенья, когда голубой "компакт" наконец направился на восток по Деланси Стрит к мосту Уильямсбург в Бруклин. Два детектива, все время следуя за ним в своем бордовом "конвейре", уже тридцать два часа не спали.

За мостом Пэтси свернул на Микер Авеню, проходившую под автострадой Бруклин-Квинс. Он припарковался и запер машину. Затем они с девушкой прошли несколько шагов к старенькому белому "доджу" 1947 года и снова отъехали. Озадаченные детективы последовали за ними.

На этот раз преследование продолжалось всего дюжину кварталов. Пэтси выехал на Гранд Стрит, затем направился на запад к Бушвик Авеню, свернул направо и через квартал опять направо на Моджер Стрит, где и припарковался сразу за углом. Игэн проехал Моджер, сделал разворот и, вернувшись назад, остановился на Бушвик. Они с Сонни наблюдали, как шикарно одетая парочка отперла кондитерский магазин-закусочную под названием "Барбара" на углу. Девушка осталась на улице, а Пэтси зажег свет и прошел в небольшую комнатку в глубине, где наполнил кофейник и поставил его на горячую плиту. Только после этого он вернулся ко входу и жестом пригласил блондинку войти.

Детективы видели, как она сняла с крючка на стене серый длинный фартук и надела его, а Пэтси поменял пиджак на серую куртку. Затем Пэтси вышел на улицу, завернув за угол, подошел к "доджу", достал оттуда большую кипу газет и сложил её в помещении магазина. Потом оба они засели за работу, складывая воскресные выпуски ^[1].

На перекрестке напротив двое видавших виды полицейских обменялись ещё более недоуменными взглядами.

Около семи утра Пэтси поднял штору на стеклянной входной двери, объявляя о начале рабочего дня. Один за другим в закусочную потянулись посетители, в основном медики в белых халатах. Гроссо сообразили, что их машина стоит прямо у больницы Святой Екатерины, находившейся напротив закусочной на перекрестке Бушвик Авеню и Моджер Стрит. Это был блеклый, однообразный район потемневших от погоды трехэтажных жилых строений, но непосредственно напротив Бушвик возвышался многоквартирный современный дом с несколькими магазинами на первом этаже, включая и ещё одну закусочную.

Зная, что среди дня здесь, в машине, они будут выглядеть подозрительно, Сонни пошел в больницу и уговорил охранника открыть им неиспользовавшийся рентгеновский кабинет на первом этаже, из окон которого открывался вполне приличный вид на лавку Пэтси. К восьми утра Сонни и Эдди устроились более или менее уютно, наблюдая за происходящим в закусочной и вокруг неё и позволяя себе короткие перерывы, чтобы подкрепиться кофе с бутербродом или сходить в туалет.

В магазине к Пэтси и блондинке присоединился невысокий, плотный темноволосый мужчина в короткой куртке, судя по всему, их помощник. Ничего достойного внимания не происходило, и ни один из троицы не покидал помещение.

Детективы продолжали наблюдение с нарастающим чувством усталости до начала третьего пополудни, когда, на сорок втором часу их непрерывного дежурства, они увидели, как подозреваемые вышли из закусочной, одетые для выхода, Пэтси запер дверь, и они с девушкой попрощались с коренастым молодым человеком, который направился в другую сторону по Бушвик, а парочка завернула за угол к своей машине. Игэн и Гроссо поспешили к "конвейру".

Они проследовали за стареньким "доджем" в западном направлении по Моджер Стрит, затем на Гранд и вверх на автостраду Бруклин-Квинс. Пэтси гнал машину на юг, потом по автостраде в направлении южного Бруклина. Проехав около восьми миль, он свернул на Шестьдесят пятую улицу. Через несколько минут "додж" свернул на подъездную дорожку посреди квартала но Шестьдесят седьмой улице. Игэн остановил свою машину на углу Шестьдесят седьмой и Двенадцатой Авеню.

Шестьдесят седьмая была аккуратной, тихой, тенистой улицей с двух – и трехэтажными частными домами по обе стороны. Спустя десять минут, когда детективы уверились, что Пэтси с блондинкой вошли в дом, они свернули на Шестьдесят седьмую и медленно проехали мимо того места, где "додж" стоял у правого из двухэтажных домов-близнецов красного кирпича, возведенных над гаражами на две машины. Общая лестница от тротуара, разделенная надвое стальным поручнем, вела на крыльцо с отдельными входами. Проезжая мимо, Сонни нацарапал на обратной стороне спичечного коробка адрес дома: Шестьдесят седьмая улица, 1224.

Хотя оба совсем выбились из сил, они решили, что такая непонятная ситуация заслуживает серьезного расследования начиная со следующего утра, после того, как они отдохнут. Потому, что где это видано, чтобы владельца закусочной и газетного киоска обхаживали, как самого желанного гостя в одном из наиболее шикарных и дорогих ночных клубов Нью-Йорка? 

Глава 2

 Сонни Гроссо был решительным и бескомпромиссным детективом, но в свободное от работы время, которого оставалось не так много, он вел жизнь довольно уединенную и, по большей части, событиями не богатую. В свои тридцать лет он был почти таким же замкнутым, чуть ли не застенчивым, как в детстве. Склонный к самосозерцанию, строгий, бледнолицый Сонни, в отличие от своего напарника Эдди Игэна, редко встречался с девушками и никогда не был по-настоящему серьезно увлечен. Игэн же был большим любителем вечеринок и девушек, и хотя ему не всегда удавалось добиться желаемого, этот огненно-рыжий детектив находил удовольствие в самом процессе покорения девичьих сердец. Гроссо, напротив, с почтением относился к женскому полу и обращался с женщинами более серьезно, почти как викторианский джентльмен.

Сонни был единственным сыном в семье, где, кроме него, росли ещё три дочери. Когда отец, водитель грузовика, внезапно скончался в тридцать семь лет, Сонни, старший из детей, в пятнадцать лет стал главой семьи. К сестрам он относился с отеческой заботой.

Вырос Сонни в Восточном Гарлеме, который ему помнился неказистым, но безопасным и уютным районом, где жили итальянцы-иммигранты, все друг друга знали, все семьи отлично ладили и были более или менее довольны своей жизнью. Он помнил, как его мать, кроткая, неутомимая в своих заботах о детях, выходила купить кварту молока в местной лавке и возвращалась лишь часа через два, потому что по пути не могла не остановиться поговорить с соседями.

Сонни всегда воспринимал Восточный Гарлем как дружную коммуну, где жили большие семьи, школы вечно были переполнены, а на улицах роилось детвора в количестве достаточном, чтобы в любое время дня затеять игру в "стикбол" ^[2], или в «связку» ^[3].

Когда Сонни был ещё подростком, семья Гроссо переехала за Манхэттен на западную сторону Гарлема в ирландский квартал под названием "Уксусный Холм", где они неожиданно оказались иммигрантами среди иммигрантов. Несмотря на свои темные волосы и строгие латинские черты лица, Сонни довольно быстро ассимилировался среди улыбчивых, разговорчивых и подозрительных ирландцев: он был спокойным, дружелюбным, физически крепким и хорошо играл в уличные игры. Спустя немного время он перестал скучать по своему старому району.

Когда почти через десять лет он вернулся в Восточный Гарлем, район изменился ещё сильнее, чем сам Сонни. Он стал полицейским. Закончив школу в самом начале войны в Корее, он угодил в армию, где прослужил два года радистом и в 1952 году демобилизовался сержантом после того, как повредил колено. Потом он водил почтовый фургон по району Таймс Сквер, продолжая оставаться главным кормильцем овдовевшей матери и младших сестер. В 1954 году он с несколькими друзьями держал экзамены "сивил сервис" ^[4] в Полицейскую Академию, и из пятидесяти тысяч абитуриентов того года оказался в числе трехсот, набравших наивысшие баллы. После Академии его направили в 25-й полицейский участок в Восточном Гарлеме.

Здесь действительно все переменилось: его старый район деградировал, превратившись из относительно спаянной иммигрантской коммуны в кишевшее пороками гетто, населенное новым поколением – поколением отчужденных друг от друга индивидуумов, которые обеспечивали себе благополучие и положение в обществе не честолюбивыми устремлениями, а с помощью физической силы и запугивания. За несколько лет Восточный Гарлем времен детства Сонни заработал себе зловеще – абсурдную репутацию столь же обильного рассадника зла и порока, что и другие трущобы Америки.

Самым серьезным пороком стала нелегальная торговля и употребление наркотиков. Ранее Сонни не приходилось сталкиваться с разрушительным действием героина; героин вызывал в нем отвращение. Он ненавидел то, что этот наркотик делал с неграми и пуэрториканцами, которые ныне во множестве поселились среди итальянцев, все ещё остававшихся основой населения района.

Некоторые из них его ещё помнили, и вскоре он почувствовал, что многие теперь смотрели на него с враждебной подозрительностью и даже с презрением. В этом тоже со времен его детства произошли перемены. Когда-то отец так определил для них отношения с полицией: "Не говорить ничего? Согласен. Но ненавидеть их? Никогда." Сонни не мог по настоящему презирать этих жалких людишек, он презирал только их образ жизни. Он видел, что хотя именно наркотики лежали в основе людских страданий, они не были причиной их бед. Наркотики были лишь симптомом болезни, глубоко поразившей урбанизированное общество. Но за те четыре года, которые он отработал патрульным полицейским в 25-м участке, он узнал достаточно, чтобы обратить свою ненависть против самого очевидного врага – наркотиков, а также против тех, кто распространял их и бесчеловечно наживался на этом.

В 1958 году Сонни приняли на должность детектива в Бюро по борьбе с наркотиками. После того, как он прошел практику в центре города, его спросили, не хотел бы он стать специальным агентом, то есть работать в штатском. Он согласился. Где, по его мнению, он мог бы оказаться наиболее полезен? В Восточном Гарлеме, ответил он. Так Сонни получил назначение в Шестой следственный отдел, включавший в себя 25-й участок, и вновь вернулся в Восточный Гарлем.

Эдди Игэн до двадцати пяти лет и не думал о работе в полиции. Он хотел стать профессиональным бейсболистом. И приблизился к своей цели – попасть в основной состав "Нью-Йорк Янкиз" – в буквальном смысле, на расстояние вытянутой руки.

Игэн постигал секреты бейсбола в непростых условиях, как и большинство городских мальчишек на улицах; "панчбол" ^[5] на тротуарах; «стикбол», в котором базами служили крышки канализационных люков, пожарный гидрант и решетка водостока; игра на замусоренных площадках Бруклина, мягким мячом или тяжелым, обмотанным изолентой мячом с помещенным в него кусочком металла, так называемой «ракетой». Товарищи Эдди по игре прекрасно знали, частенько испытывая это на себе, что темперамент его мог быть таким же огненным, как золотисто-рыжая шевелюра.

К тому времени, когда он в семнадцать лет закончил школу, профессиональные скауты к нему уже присматривались. И когда кончилась его двухгодичная служба в Корпусе морской пехоты, где он тоже играл в бейсбол в армейской лиге, становясь все крупнее, сильнее и подвижнее, ему предложили приличный контракт с "Вашингтон Сенаторз". В 1950 году его уступили "Нью-Йорк Янкиз". В норфолкском фарм-клубе "Янкиз", выступавшем в Классе "Б", он прочно занял место центрового и показывал впечатляющую результативность. Главная команда начала проявлять к нему особый интерес.

Как раз в то время "Янкиз" занялись поисками молодого дарования, которое можно было бы натаскивать в преддверии неизбежного ухода из спорта стареющей суперзвезды Джо Ди Маджио. Игэн попал в число нескольких юношей, подававших в этом отношении надежды. Еще одной из таких надежд был "шортстоп" из Оклахомы, обладавший мощнейшим ударом, который в свои девятнадцать сокрушал рекорды низших лиг по результативности подачи – Мики Мэнтл ^[6] .

По окончании сезона 1950 года Эдди Игэн с нетерпением ожидал следующей весны, когда надеялся на перевод в фарм-клуб "Янкиз" в Бирмингем, игравший в Классе "А". А оттуда – кто знает?

Мечты эти вдребезги разбились в октябре, когда его опять призвали в морскую пехоту. Но врачи узнали, что во время первого срока службы он сломал на учениях руку и не решились сразу отправить его в казармы. Но дали понять, что ему следует ожидать повторного призыва в течение ближайших трех месяцев.

Оказавшись не у дел, чтобы чем-нибудь занять себя в ожидании призыва, Игэн сдал экзамены и стал патрульным полицейским в полугосударственной службе правопорядка Администрации Порта Нью-Йорка ^[7]. Когда миновал январь 1951 года, а от Корпуса морской пехоты не было ни слуха, ни духа, Эдди встал перед выбором – либо уйти из полиции Администрации Порта и попытать счастья на тренировочных сборах «Янкиз» во Флориде, либо держаться за неплохую службу и, оставаясь дома, уповать на забывчивость Корпуса. Он выбрал работу в полиции и убедился, в правильности своего решения, когда весной того же года «Янкиз» ввели своего новобранца Мики Мэнтла в основной состав на позицию игрока задней линии.

Корпус морской пехоты продолжал держать его в подвешенном состоянии – в конечном счете так и не призвав – и Игэн, войдя во вкус новой работы, ещё четыре года оставался в полиции Администрации Порта. В Корее заключили перемирие, но к тому времени ему, конечно, поздно было мечтать о карьере бейсболиста. Правда, это его уже не беспокоило. Ему нравилось быть полицейским; его лишь не устаивало отсутствие надежных перспектив на повышение по службе. Администрация Порта оставалась организацией настолько молодой, что ни один из старших офицеров не имел достаточной выслуги лет, чтобы уйти в отставку; и, значит, шансы честолюбивого патрульного на продвижение по были невелики. Поэтому в 1955 году, дважды сдав тесты на звание сержанта, но не получив его, Игэн держал экзамен в полицию города и оказался 361-м среди почти шестидесяти тысяч кандидатов – их стало на десять тысяч больше, чем год назад, когда сдавал экзамен Гроссо. Эдди поставил себе нелегкую цель – за один год добиться звания детектива.

Начиная с двенадцати лет Игэн привык считать себя вполне самостоятельным. Он никогда не знал своего настоящего отца и никогда не был близок с отчимом, нью-йоркским пожарным. Мать умерла незадолго до того, как он закончил школу, и жил он у дедушки с бабушкой. Поэтому он рано научился принимать самостоятельные решения – что и продемонстрировал в первое же свое утро курсантом Полицейской Академии. Приехав на час раньше в гимнастический зал Академии во Флэшинг Мидоу Парк в Квинсе, он поймал трех девчонок, прятавшихся в кустах, которые, как оказалось, совершили побег из под стражи и обвинялись в не менее чем тринадцати правонарушениях.

Чтобы представить этот поступок в качестве примера для других новобранцев, комиссар полиции наградил Игэна отпуском на уикэнд. Поощренный подобным образом, Игэн попытался и впредь зарабатывать себе дополнительные выходные. Каждый день в 4 часа он спешил из Академии домой, переодевался и в 6 часов снова был на Манхэттене, либо в районе Таймс Сквер, кишевшем всяческим сбродом, либо возле автовокзала Администрации Порта, который прекрасно знал ещё по прежней службе. Каждый вечер в его распоряжении было всего четыре часа – правила Полицейской Академии требуют, чтобы стажеры возвращались до 10 часов – но он знал, где и как выискивать извращенцев, проституток, карманников и продавцов наркотиков.

Его послужной список в девяносто восемь арестов был настолько необычен и впечатляющ, что не прошло и месяца, как он, формально оставаясь слушателем Академии, был выведен из своего класса и назначен в специальное подразделение опытных детективов, отвечавшее за порядок на Таймс Сквер. Но когда он отклонил предложение стать "мухобойкой" (сотрудником созданного при комиссаре Отдела конфиденциальных расследований, шпионившего за другими полицейскими), пусть это наверняка означало бы гарантированное звание детектива, пришлось вернуться в Академию.

Наконец он закончил курс и отправился в участок в Гарлеме, где за две недели произвел тридцать семь арестов, включая и тот, который закончился нашумевшим обвинением в стрельбе из огнестрельного оружия и последующим осуждением певца Билли Даниелса. Его рекомендовали на звание детектива, и, почти ровно через год со дня назначения в отдел, летом 1956 года, Эдди Игэн поменял свой серебряный значок на золотой.

Детективов либо распределяют по полицейским участкам по всему городу, либо, по их просьбе, направляют в отделы особого назначения, такие, как Отдел по раскрытию краж со взломом, Отдел по раскрытию убийств, Отдел по раскрытию ограблений. Игэн ещё в те времена, когда был новичком-патрульным, знал, чего он хочет – работать в Отделе по борьбе с наркотиками. После того единственного случая, когда омерзительная сущность наркомании коснулась его лично, в его жизни появилась неизменная цель – препятствовать распространению наркотиков всеми доступными способами.

Это случилось в Бруклине, когда Эдди дежурил по своему участку в Гарлеме. Его шестилетняя племянница-первоклассница вернулась из школы позже обычного и увидела, что её друзья уже катаются на роликовых коньках. Мать её, сестра Игэна, поджидала дочь на ступеньках подъезда; она разрешила девочке подняться наверх за коньками. Девчушка в радостном предвкушении удовольствия стремглав понеслась по лестнице на шестой этаж, бросила школьную сумку на кухонный стол и кинулась в спальню, чтобы достать коньки. Четверо темноволосых юнцов – даго, застыв, глядели на нее; один из них прижимал к себе её копилку-поросенка. Девочка закричала. Двое схватили её, а третий, сняв с полки коньки, стал бить её по голове и по лицу. Она свалилась на пол, вся в крови, с распухшим лицом и почти без сознания, юнцы бежали из квартиры, унося с собой копилку.

Обнаружив девочку, мать в истерике позвонила Эдди, который помчался в Бруклин. Вне себя от ярости, он, с помощью местных полицейских, перетряхнул всю округу, извлекая из баров, притонов и прочих щелей каждого известного здесь дегенерата или уголовника. Не прошло и двух часов, как четверо парней были арестованы. Оказались они наркоманами, отчаянно нуждавшимися в очередной дозе. Игэн едва удержался, чтобы не пристрелить их на месте. И этот случай он запомнил навсегда.

Уже три года Эдди работал в Бюро по борьбе с наркотиками, когда их свели в пару с Сонни Гроссо. Они сильно отличались характерами, но хорошо дополняли друг друга: нахальство умерялось сдержанностью, изобретательность уравновешивалась скептицизмом. И всегда вместе, всегда в едином порыве ненависти к ужасающей деградации, вызванной наркотиками. Вдвоем они терроризировали подпольный преступный мир Восточного Гарлема, но в то же время понимали, что их рвение вызывает недовольство в Управлении полиции и даже в их собственном Бюро. Они производили слишком много арестов; на их фоне другие выглядели бледно. Эдди и Сонни не обращали внимания на язвительные усмешки за спиной. Они хотели делать свое дело.

Поздним утром 9 октября 1961 года, как следует отоспавшись, Игэн снова приехал в Вильямсбург в Бруклине и припарковал машину у больницы Святой Екатерины, напротив закусочной на углу Бушвик Авеню и Можер Стрит. Он вошел в здание больницы и представился начальнику службы безопасности, который дал ему разрешение снова использовать пустой рентгеновский кабинет в качестве наблюдательного пункта. Он не сказал начальнику, что или кто конкретно являлись объектами наблюдения; казалось очевидным, что многие из персонала больницы были постоянными клиентами заведения Пэтси, и любой слух о полицейской слежке мог загубить ещё не начавшееся расследование.

После обеда прибыл Сонни. Большую часть первой половины дня он провозился с проверкой Пэтси. А ведь день этот был для обоих детективов выходным.

– Похоже, мы кое-что нашли, – Сонни явно пребывал в несвойственном ему восторге.

– Что вы нашли?

– Нашего друга Пэтси зовут Паскаль Фуке. Блондинка, с которой он был вчера – его жена. Барбара, в девичестве – Барбара Десина. Ей девятнадцать или около того, судя по брачному свидетельству.

– Ясно, ясно. Что еще?

– За Барбарой кое-что числится. Год назад она получила условный срок за кражу из магазина. А Пэтси, – темные глаза Сонни заблестели на бледном лице, – он просто милашка. Его привлекали по подозрению в вооруженном ограблении. Пытался взять магазин Тиффани на Пятой Авеню! Мог отхватить от двух с половиной до пяти. Но повесить это дело на него не смогли. Ребята из центрального участка уверены, что именно Пэтси по контракту мафии убрал парня по фамилии Де Марко. Чистая работа, к нему было не придраться.

– Прекрасно, – буркнул Игэн.

– Подожди, ещё не все. Я получил это от федералов. У Пэтси есть дядя. Угадай, кто? Малыш Энджи!

Игэн присвистнул от удивления. Анджело Туминаро считался одним из влиятельнейших "донов" мафии, и был известен тем, что самыми безжалостными способами проложил себе путь в высшие эшелоны преступного мира Нью-Йорка, убрав с пути не одного соперника, хотя полиция ни разу не смогла ничего доказать. Женат был Туминаро на еврейке, чей отец пользовался авторитетом в тех кругах нелегального бизнеса, где доминировали евреи. В результате Анджело стал главным связующим звеном между в то время одинаково могущественными итальянской и еврейской ветвями организованной преступности. И, наконец, полиция была убеждена, что, начиная с 1937 года именно Малыш Энджи занимал привилегированное положение лица, ответственного за все поставками героина в США из Европы и с Ближнего Востока.

Однако в 1960 году полиции представилась возможность обвинить Энджи Туминаро в преступном сговоре с двумя виднейшими фигурами криминального сообщества: Большим Джоном Орменто, одним из главных "донов", и самим Вито Дженовезе. Вито Дженовезе, как подозревали, являлся мафиозным боссом всего преступного мира США, вторым человеком после депортированного, но, тем не менее, правящего главаря мафии, или "Капо ди тутти боссо", Лаки Лучиано. Властям удалось арестовать всех троих, но выпущенный под залог Маленький Энджи не явился в суд и скрылся. Теперь, два года спустя, он все ещё числился в бегах и, вероятно, оставался одной из главных фигур в наркобизнесе. Как федеральным органам, так и полиции очень хотелось установить его местонахождение.

Игэн отвел взгляд от закусочной напротив и заметил:

– Пожалуй, лучше нам поговорить с боссом.

Спустя час Игэн и Гроссо сидели в кабинете лейтенанта Винсента Хоукса, второго по старшинству должностного лица после заместителя главного инспектора Эдварда Ф. Кэри, в штаб-квартире Бюро по борьбе с наркотиками Нью-Йорка. Они обрисовали, как случайно наткнулись на Пэтси в "Копа", потом описали его странное путешествие по "Маленькой Италии" ранним воскресным утром и рассказали о его родственных отношениях с исчезнувшим Анджело Туминаро. Теперь они просили разрешения заняться этим делом.

Хоукс, высокий худощавый лысеющий мужчина со строгими манерами, был известен как требовательный, но справедливый начальник и хороший полицейский. Он попытался сохранить невозмутимость.

– Все это здорово, – сказал он, – но вы, ребята, работаете в Гарлеме. И в Бруклине вам не место.

– Откомандируй нас, – быстро попросил Игэн. – Давай приценимся, по крайней мере, пока не увидим, есть там что-нибудь или нет. Все хотят заполучить Малыша Энджи, верно? Хорошо, – продолжал он, не дожидаясь очевидного ответа, – а здесь, может появиться ниточка. Мы этого заслуживаем. Ведь это мы нашли этого чертового хозяина кондитерской, сорившего деньгами в шикарном ночном клубе с друзьями, которые все у нас на картотеке. Потом, пожертвовав собственным выходным, мы повели его через весь город, до самого Бруклина, и пасли его практически все воскресенье; и что же в результате? Никто иной, как Анджело Туминаро. – Он подался вперед. – Ты должен разрешить нам заняться этим делом.

Хоукс поднял руку, останавливая Игэна.

– Господи, да если бы все было так просто! – Чувствуя, что им удалось уговорить его, и понимая это, он, наконец, поднялся. – Подождите здесь.

Лейтенант вышел из кабинета и постучал в соседнюю дверь. Грубый голос ответил, что можно войти. Даже сидя за своим столом, заместитель главного инспектора Эдвард Кэри выглядел человеком массивного телосложения. У него было типично ирландское круглое лицо и огромные руки. Он проработал в полиции Нью-Йорка почти тридцать пять лет, сначала конным полицейским, затем следователем Государственной Администрации по контролю за соблюдением "сухого закона", патрульным полицейским, затем детективом в приходящем в упадок районе Бедфорд-Стьювесант в Бруклине и, в конце концов, начальником детективов Отделения полиции Северного Бруклина. Поставленный в 1958 году Комиссаром Стивеном Кеннеди во главе Бюро по борьбе с наркотиками, он постепенно, исподволь, вновь вселил энтузиазм и целеустремленность в коллектив своего подразделения. Шефа Кэри высоко ценили его сотрудники, которых он решительно поддерживал в любых спорах по поводу соблюдения законности, – эти люди добывали сведения, производили аресты и предъявляли обвинения.

Он слушал ссутулившись, со сложенными руками и бесстрастным выражением лица, пока Хоукс скрупулезно расписывал ему случай с двумя детективами и передавал их просьбу разрешить им заняться расследованием. Наконец Кэри кивнул.

– Это первый след, ведущий к Туминаро, за шесть месяцев. – Он покосился на заместителя. – Игэн и Гроссо – наши едва ли не лучшие детективы, верно?

Хоукс слегка улыбнулся.

– Да.

– Пусть приступают. Дай им все, что нужно.

Хоукс вернулся в свой кабинет и сел за стол. Секунду он смотрел на пару напротив, потом наконец сказал:

– Ладно, что вам понадобится?

– Для начала, прослушивание телефона... – начал Сонни.

– Двух телефонов, – вставил Игэн, – один в магазине, другой дома.

Хоукс снова почесал затылок.

– Вы понимаете, что мне нужно разрешение судьи на прослушивание и запись телефонных разговоров? Не знаю... Двое полицейских из Гарлема хотят устроить засаду в Бруклине... Объяснить это судье будет нелегко.

– Попытайся, ладно? – с нажимом попросил Сонни.

– Мы знаем, что ты это сможешь, Винни, – ухмыльнулся Эдди.  

Глава 3

 Бюро по борьбе с наркотиками Управления полиции Нью-Йорка является крупнейшим в мире и, согласно широко распространенному мнению, наилучшим подразделением, занимающимся подобного рода деятельностью. И тем не менее оно испытывает хронический недостаток всего необходимого для работы с максимальной эффективностью: денег, оборудования, правовых полномочий и, конечно же, особенно для тех, кто им руководит, проверенных сотрудников. Но одним из весьма немногих материальных преимуществ, которые имеет это подразделение в сравнении с неплохо обеспеченным Федеральным бюро по борьбе с наркотиками, с которым оно тесно сотрудничает, является юридически узаконенная процедура прослушивания телефонных разговоров.

Обе организации располагают отважными оперативниками, опытными и изобретательными; обе умело использовали информаторов, или "стукачей", которых вербовали за вознаграждение или прочие поблажки. Однако одним из главных инструментов сбора информации, имеющей отношение к обеспечению правопорядка и предотвращению преступлений, особенно в темном мире нелегальной торговли наркотиками, является прослушивание телефонов. Федеральное законодательство запрещает правительственным органам применение таких средств; иначе обстоит дело в штате Нью-Йорк.

Тем не менее, получить ордер на постановку телефона на прослушивание не так легко. Должны существовать веские основания в виде прецедента или реальных оснований полагать, что телефоны, предполагаемые к прослушиваю, используются лицами, подозреваемыми в преступлении или в преступном намерении, и что такое прослушивание может помочь полиции в их задержании или в предотвращении новых преступлений. Еще необходимо доказать, что эти телефоны используются для содействия совершению противозаконных действий. Этот последний пункт может оказаться не слишком простым с точки зрения доказательств, но в зависимости от обстоятельств и личности обратившегося, большинство судей все же выписывают ордер.

Винсент Хоукс изложил все факты в Юридическом бюро Управления полиции, где был составлен письменный документ, официально направленный судье Верховного суда штата. Через тридцать шесть часов тем был подписан ордер, разрешающий прослушивание телефонов Пэтси Фуке.

Получить законное разрешение было лишь первой, хотя и одной из самых трудных проблем. Сразу после этого Управление вошло в контакт с Телефонной компанией Нью-Йорка, чтобы получить кодированные номера "пар" для телефонов Фуке – два обозначенных определенными цифрами контакта, к которым на станции подключается конкретный телефонный аппарат, и подключившись к которым, можно поставить данный аппарат на прослушивание. После этого, имея кодированные пары плюс информацию о месте расположения распределительных устройств, за дело брались техники из Си-Ай-Би, – изобретательного Бюро по сбору информации о преступных сообществах. Их задача была двоякой: они должны были получить доступ к телефонному щитку, который, как правило, расположен в доме, находящемся под наблюдением, или по соседству, а также выбрать наиболее подходящее, укромное место, предпочтительно неподалеку, для установки подслушивающего устройства и автоматического записывающего оборудования. Иногда это требует скрытой прокладки телефонных линий через многие кварталы города, по крышам и задним дворам.

В среду днем, 11 октября на той же неделе, Эдди Игэн и Сонни Гроссо встретились с командой из Си-Ай-Би на Бушвик Авеню в Бруклине, в нескольких кварталах от закусочной Пэтси на углу Моджер Стрит. Для "гнезда", то есть поста прослушивания, был выбран подвал многоквартирного жилого дома напротив магазина. Один из сотрудников Си-Ай-Би отправился поговорить со сторожем, которому сказали только, что полиция проводит негласное расследование и ей необходимо укромное место для встреч с агентами. Сторож немного нервничал, но проявил готовность помочь и показал пустующее складское помещение в отдаленном углу подвального этажа.

Теперь им нужно было подобраться к распределительному телефонному щитку, который располагался с внешней стороны на задней стене магазина, обращенной в проход между домами. Эта часть работы, как обычно, оказалась довольно несложной.

Двое людей из Си-Ай-Би просто вошли в закусочную и представились пожилому мужчине за стойкой ремонтниками из телефонной компании. (Позже его проверили и выяснили, что это был Джо Десина, отчим Барбары, который часто замещал чету Фуке в магазине на то время, когда оба супруга отлучались). Пройдя в задние комнаты закусочной, один из "ремонтников" принялся осматривать два телефонных аппарата общего пользования, другой проследовал в переулок позади магазина. Он быстро открыл узкий, высотой три фута распределительный щиток, содержавший панель с двумя вертикальными рядами обозначенных цифрами контактов. Отыскав два штырька с номерами, указанными телефонной компанией, он накинул на них оголенные концы проводов и тут же вновь присоединился к напарнику в помещении. Вскоре они прошли обратно через магазин, выйдя на улицу через передние двери. А спустя несколько минут снова оказались в переулке позади закусочной, где занялись маскировкой проводов, уже подсоединенных к телефонному щитку Пэтси Фуке.

Протянув свою линию от столба к столбу через Моджер Стрит, сотрудники Си-Ай-Би завели её в подвал многоэтажки, где уже ожидали детективы. Провода они подсоединили к двум магнитофонам, помеченным как "ЗАКУСОЧНАЯ ОДИН" и "ЗАКУСОЧНАЯ ДВА", и все принялись ждать момента, чтобы проверить работу поста прослушивания. Автоматика магнитофонов включалась только на то время, когда с прослушиваемого телефона снимали трубку, но даже и тогда не требовалось присутствия человека, ведущего перехват. Независимо от того, прослушивал кто-либо разговор через наушники или нет, все входящие и исходящие звонки записывались на пленку. Это давало полиции выгодную возможность расшифровывать номера, набираемые прослушиваемым телефонным аппаратом.

Вот, наконец, один из магнитофонов включился. Послышалась серия щелчков, и задрожали стрелки индикаторов. Оказалось, клиент закусочной звонил своей жене. "Гнездо" работало.

На следующее утро Эдди и Сонни снова встретились с командой Си-Ай-Би, на этот раз в южной части Бруклина, где было проделано приблизительно то же самое, чтобы поставить на прослушивание телефон Пэтси и Барбары Фуке в их доме номер 1224 на Шестьдесят седьмой улице. "Гнездо" было оборудовано в подвале здания за углом. Игэн и Гроссо навещали его по нескольку раз в день.

Так официально началось то, что станет для детективов Игэна и Гроссо, для Бюро по борьбе с наркотиками и, наконец, для органов правопорядка на двух континентах долгим и запутанным путешествием по таинственным лабиринтам подпольного мира наркотиков, которое, в конечном итоге, потрясет основы международной преступности. Однако в первые же сутки расследование, ещё не набрав обороты, едва не закончилось провалом.

Сотрудники полиции, судя по всему, не смогли оказаться столь незаметными, как надеялись, когда протягивали провода и заносили аппаратуру в подвал дома напротив заведения Пэтси. Возможно, кто-то из прислуги здания обратил на них внимание, или, может быть, высмотрел наклейки "Закусочная" на оборудовании. Или, просто у сторожа оказался слишком длинный язык. В любом случае, до Пэтси дошли слухи о некой необычной суете по соседству, потому что в пятницу утром Сонни встревожил звонок в закусочную Пэтси от человека по имени Луи. Похоже, абоненты были довольно близко знакомы. Очевидно, ранее Пэтси позвонил ему с другого телефона и оставил просьбу перезвонить.

– Пэтси? Как поживаешь?

– Прекрасно. Слушай, Луи, мне нужна твоя помощь.

– Продолжай.

– Я насчет моих телефонов здесь, в магазине. Хочу, чтобы ты их посмотрел.

Собеседник секунду помолчал.

– Ты имеешь в виду, тебя подслушивают?

– Ты знаешь, что я имею в виду. Когда ты сможешь приехать?

– Гм... Что, если в понедельник?

– Не валяй дурака, – возразил Пэтси. – Ты можешь приехать и пораньше!

– Ну, завтра не могу. Давай в воскресенье?

– Хорошо, в воскресенье. Спасибо. Как семья?

– О, все в порядке, они...

– Отлично. Ладно, увидимся, – сказал Пэтси и повесил трубку.

Буквально тут же он снова набрал номер. На этот раз свой домашний, коротко рассказал Барбаре о своих подозрениях по поводу странной суеты вокруг закусочной, и предупредил, чтобы она не звонила ему туда, пока Луи не проверит телефоны.

Гроссо поспешил из подвала в больницу, где Игэн устроился у окна пустого рентгеновского кабинета. Услышав суть состоявшихся разговоров, тот сплюнул.

– Черт! – и со злостью шлепнул ладонью по подоконнику. – Как этот сукин сын смог так быстро нас вычислить? И кто такой этот придурок Луи?

– Возможно, какой-то парень, которого они используют как специалиста по телефонам, – Сонни на минуту задумался. – Ты знаешь, судя по тону разговора, я бы не сказал, что Пэтси уже вышел на нас. Он что-то слышал и, похоже, пытается понять, кого ещё здесь, в округе, могут "пасти", кроме него. Но я не думаю, что он уже знает, что происходит.

– Ладно, – проворчал Эдди, – главное, что нам придется свернуть "гнездо", вызвать сюда Си-Ай-Би и снять его телефоны с прослушивания. – Он ещё раз с силой ударил по подоконнику. – Мы не только теряем линию, но теперь он наверняка начнет на каждом шагу оглядываться, даже если его друг ничего не обнаружит.

– В том-то и дело, – с нажимом сказал Сонни. – Но, предположим, мы сможем убедить Пэтси, что кого-то здесь действительно "пасут", но не его? – Говоря это, он облокотился о подоконник, приблизив лицо к оконному стеклу.

Игэн заметил, что Сонни смотрит не в сторону закусочной Пэтси, а на магазинчики прямо против больницы.

– Другая закусочная! – осенило его. – Слушай! Все, что кому-то здесь известно, – это что какую-то закусочную прослушивают. Это может сработать. Давай-ка проверим.

Сонни временно позаимствовал больничный телефон и позвонил сначала знакомому лейтенанту в полицию нравов здешнего участка Северного Бруклина, который специализировался на подпольных букмекерах и нелегальных тотализаторах. Спросил, есть ли в их отделе что-нибудь на кондитерскую на Бушвик Авеню напротив больницы Святой Екатерины. В Бруклине, как и в большинстве других крупных городов, такие заведения служили своего рода подпольными букмекерскими конторами, где делались ставки и производились расчеты, действовали тотализаторы на скачках и другие нелегальные азартные игры. Обычно это были краткосрочные и мелкие мошенничества, однако полиция регулярно принимала меры по пресечению этого бизнеса, чтобы не дать организовать крупные игровые синдикаты.

Через несколько минут лейтенант вернулся к телефону и подтвердил, что на заведение кое-что есть, хотя полиция его ни разу ещё не накрывала. Тогда Сонни изложил ему суть проблемы и свой план действий. Лейтенант согласился немедленно выслать своих людей, чтобы установить наблюдение и договориться о взаимодействии с детективами из Бюро по наркотикам.

Следующий звонок Сонни сделал в свой офис на Матхэттене и доложил ситуацию Винни Хоуксу и сержанту Джэку Флемингу, исполнявшему обязанности начальника отборного Подразделения особых расследований Бюро по борьбе с наркотиками, которое автоматически стало заинтересованным участником в деле Фуке после того, как всплыло имя Анджело Туминаро. И, наконец, он позвонил в главный офис Си-Ай-Би и сообщил им о подозрениях Пэтси и необходимости в любом случае переместить пост прослушивания.

К полудню субботы были замечены несколько неприятных типов, которые с оглядкой забегали в закусочную, находившуюся под совместным наблюдением детективов из полиции нравов, Эдди и Сонни. Наконец они опознали одного известного букмекера с длинным списком задержаний, который о чем-то тайком совещался с хозяином закусочной, – возможно, как раз делали ставки.

– Этого вполне достаточно, – сказал один из полицейских.

Они выскочили из ворот больницы и, картинно изображая полицейскую операцию, ринулись к закусочной. Как и было договорено заранее, две патрульные машины со включенными сиренами промчались по Бушвик Авеню и с визгом затормозили у входа в закусочную. Там на тротуаре быстро собралась кучка возбужденных зевак, обменивающихся мнениями и пытающихся подсмотреть, что происходит внутри. Потом, когда полицейские в форме театрально оттеснили зевак, из дверей вышли двое детективов с весьма жалкого вида арестантами, – букмекером и хозяином закусочной. По пути к ожидавшим машинам один из детективов, ухмыльнувшись напарнику, заметил так, чтобы было слышно всем собравшимся:

– Когда-нибудь эти парни поймут, что можно, а чего нельзя болтать по телефону!

– Это верно, – отозвался другой, – там, куда они поедут, телефонов не будет!

Через час, вернувшись в подвал, Сонни снова услышал жужжание магнитофона. Пэтси звонил домой.

– Можно расслабиться, детка, – бодро сказал он жене. – Помнишь, я вчера беспокоился о телефонах? Все прекрасно. Это был парень из нашего квартала, из другой закусочной. Его взяли за букмекерство. Мы чисты. Надо бы позвонить Луи.

Как считали детективы, самой важной их целью была информация, которая вывела бы их на Малыша Энджи Туминаро, и в последующие дни и недели Игэн с Гроссо становились все смелее в своих попытках подобраться к Пэтси поближе. Детективы начали лично появляться в закусочной. Игэн договорился с санитаром больницы, позаимствовал у того пару белых халатов, и они с Гроссо каждый день наведывались в закусочную вместе с другими медиками, которые то и дело шагали туда за сигаретами, журналами или посплетничать за чашкой кофе во время перерыва.

В первый раз, когда Эдди и Сонни вошли внутрь, Пэтси был за стойкой. Полицейские немного нервничали; как оказалось, нелегко было заставить себя сидеть лицом к лицу с человеком, за которым они скрытно следили вот уже две недели. Но Пэтси был чем-то занят и обратил на них внимания не больше, чем на любых других посетителей. На следующий день Пэтси не было в магазине; покупателей обслуживали старик, которого видели агенты Си-Ай-Би, отчим Барбары Фуке, и невысокий коренастый мужчина, который был с Пэтси и его женой в то первое воскресенье, когда Эдди и Сонни начали наблюдение. Но ещё через день, в воскресенье, их надежды начали сбываться.

Около двенадцати дня детективы в белых халатах сидели, склонившись над стойкой, неторопливо пережевывая булочки и потягивая кофе. Моложавый коренастый мужчина, который оказался братом Пэтси, находился за стойкой. Детективам был виден Пэтси, сидевший за покрытым белым пластиком кухонным столом в задней комнате, лицом к выходу, частично скрытый мятой зеленой занавеской. Кроме них в заведении был только один посетитель, – девушка, разглядывавшая полку с книгами в мягких обложках. Неожиданно Игэн увидел, как Сонни, сидевший ближе к входной двери, напрягся и повернулся к ней спиной. В закусочную входили двое.

– Клиенты из Гарлема! – шепнул Сонни, ещё ниже опуская голову.

Игэн скучающим взглядом окинул вошедших. Это были мрачные черноволосые и бледнолицие типы, из тех, кого полицейские сразу и безошибочно определяют, как уголовников. А краткое восклицание Сонни означала, что надо быть вдвойне настороже, так как эти парни знакомы ему по его старому району, и они почти наверняка тоже его знали. Но громил интересовал лишь Пэтси. Они уверенно прошли мимо стойки и уселись за столом, полускрытым занавеской. Игэн увидел, как тот, что сел рядом с Пэтси, положил на стол тугой пакет из коричневой бумаги.

Несколько минут троица оживленно переговаривалась. Затем мужчина поднялся, стоя спиной к проему, и низко наклонился над столом. Игэн видел, что Пэтси подался вперед, сосредоточенно что-то рассматривая.

Делят деньги – у них идет расчет, – подумал Игэн, и тут же его догадка подтвердилась, когда стоявший опустился на стул, и детектив успел заметить, что Пэтси заталкивает в пакет последнюю пачку банкнот.

Затем Пэтси встал, держа пакет, холодно кивнул и что-то сказал своим собеседникам, прежде чем те повернулись и прошагали через помещение закусочной на улицу. Минуту спустя Пэтси надел широкое серое пальто и появился из-за занавески.

– Тони, – бросил он коренастому за стойкой, – присмотри здесь. Я скоро вернусь.

Он вышел. Игэн и Гроссо видели, как он завернул за угол Моджер Стрит.

Игэн отодвинул стул.

– Увидимся в палате.

Когда Игэн выходил, Сонни его окликнул.

– Ты мне должен за кофе и булочки.

Игэн торопливо зашагал через улицу к своему "конвейру", припаркованному у ворот больницы. Пэтси как раз заводил свой "олдсмобиль" кварталом выше по Моджер. Сидя за рулем в белом халате, Игэн проследовал за ним к дому на Шестьдесят седьмой улице и видел, как Пэтси внес коричневый пакет с деньгами в дом.

Наконец-то мы сдвинулись с места, – размышлял детектив: Пэтси – тот парень, которому торговцы наркотиками приносят деньги.

Получив возможность осмотреть заведение Пэтси, Эдди с Сонни теперь раздумывали, каким бы образом проникнуть к нему в дом. Спустя два дня Барбара Фуке сама открыла перед ними двери. Прослушивание магнитофонной ленты, записанной в "гнезде" на Шестьдесят седьмой улице, выявило, что она звонила в магазин "Мейси" и заказала тканей на сто восемьдесят семь долларов с доставкой на дом на следующий день не позднее полудня. Игэн позвонил начальнику службы безопасности универмага и вытянул из него информацию о том, что товар будет отправлен завтра утром через "Юнайтед Пасл Сервис". Затем связался с Ю-Пи-Эс и выяснил у них, в какое время грузовик, доставляющий товар, появится в районе Шестьдесят седьмой улицы и Двенадцатой Авеню и каким будет его вероятный маршрут.

На следующий день Игэн и Гроссо перехватили фургон Ю-Пи-Эс в трех кварталах от дома 1224 по Шестьдесят седьмой улице. Игэн показал свой значок и объяснил, не вдаваясь в подробности, что они выполняют служебное задание и хотели бы позаимствовать грузовичок на полчаса или около того. Расстроенному водителю он предложил позвонить шефу службы безопасности и проверить. Несколько минут спустя он реквизировал его коричневую куртку и фуражку, сел в фургон и уехал, а Сонни вежливо проводил сбитого с толку водителя к своему автомобилю с откидным верхом, припаркованному на Шестьдесят пятой улице возле Десятой Авеню.

Около трех часов пополудни Игэн с коробкой отрезов уже звонил в дом Фуке. Дверь открыла Барбара. Лицо её было довольно привлекательным, но волосы оказались ни белокурыми, ни ухоженными; они, как с удивлением заметил Игэн, были короткими и неопрятными, тусклого, коричневато-мышиного цвета. Итак, она носит парик. Стоит запомнить.

Игэн внес большую коробку в гостиную. Дом был прекрасно обставлен, явно поработал специалист. Пол устлан толстым белым ковром, старинная мебель драпирована тканью насыщенного синего цвета; похоже, в доме обожали подвешивать лампы на цепочки, и медь, или золото, или что бы это ни было ослепительно сверкало, наводя на мысль о безупречном уходе. Игэн подумал, что при такой роскоши и порядке женщине пришлось бы держать собственных детей на чердаке под замком. Но на диване сидела другая женщина, а на полу расположились двое маленьких детей с цветными мелками и книжками-раскрасками. Он вспомнил, что у четы Фуке был только один ребенок, которому ещё не исполнилось и двух лет, значит, дети пришли с гостьей.

Наметанным глазом, он подметил кое-что еще: пониже окна в стене дома, едва видимые за белой драпировкой, были проложены провода охранной сигнализации.

Пэтси оказался предусмотрительным человеком.

Доставка подлежала оплате наличными, и Барбара пошла к письменному столу во французском стиле, стоявшему в другом углу гостиной. Она выдвинула ящик, затем сунула туда руку, – Игэн не сводил с неё глаз, – казалось, поискала там нечто вроде тайника, она нашла его – и второй, потайной, ящик выдвинулся из стола под первым.

Игэну пришлось напрячься, чтобы скрыть свое изумление, потому что он уже видел подобное устройство прежде. Такие секретные штучки были специальностью одного итальянца-краснодеревщика, который работал только на важных мафиози.

Барбара достала из потайного ящика пачку купюр, отсчитала сто восемьдесят семь долларов и отдала их Игэну. Тот попросил её подписать копию квитанции и поблагодарил. Она улыбнулась, и он коснулся фуражки, прощаясь. Дети ни разу на него не взглянули.

Этот эпизод заставил Эдди с Сонни предположить, что жена Пэтси, знал тот об этом или нет, имела доступ к его тайнику. Следующий вывод детективов заключался в том, что Пэтси не только имел привычку хранить у себя дома крупные суммы наличных, но и, вполне возможно, проявлял недопустимую небрежность, не ведя постоянного учета этих денег.

Это, в свою очередь, логически привело к ещё нескольким умозаключениям. Если Пэтси занимался сбытом героина, он мог выступать доверенным лицом Малыша Энджи в сделках с покупателями; эта высокая должность явно вскружила ему голову, и он начал проявлять беспечность. Естественно, каждый наркосбытчик, плативший ему, знал с точностью до унции количество наркотика, которое он должен получить от Пэтси, и, тем не менее, Пэтси не вел учета, а просто совал наличность в свой потайной ящик. Учитывая, что для его жены это не было секретом, подобная ситуация была чревата недостачей. Пэтси, судя по всему, выдающимся умом не отличался, но, с другой стороны, был весьма осторожен, и его нельзя было недооценивать.

– Бедняга Пэтси, – хихикал Эдди, – если у него не хватит денег оплатить следующую поставку, кое-кто из сбытчиков не получит того, на что рассчитывает.

– А когда эти друзья разберутся, в чем дело?

Так или иначе, детективы ещё больше прониклись уверенностью, что Пэтси Фуке станет тем инструментом, с помощью которого они извлекут Малыша Энджи Туминаро из щели, в которую тот забился.  

Глава 4

 К середине ноября 1961 года Пэтси и Барбара Фуке находились под постоянным наблюдением уже шесть недель. Торговцы наркотиками передавали деньги Пэтси в разное время и в разных местах – иногда на виду у наблюдавших за ними полицейских, иногда на своих тайных встречах. В нескольких случаях Пэтси, как казалось полицейским, в обмен передавал небольшие порции героина; полиция могла бы взять его в любой из таких моментов. Но в перспективе у них была более заманчивая цель – найти укрытие большого босса, Малыша Энджи, – и потому они держали Пэтси на длинном поводке, позволяя ему свободно заниматься своими делами.

Заместитель старшего инспектора Кэри поручил теперь работать с Эдди Игэном и Сонни Гроссо ещё нескольким сотрудникам. Федеральное бюро по борьбе с наркотиками в лице директора нью-йоркского отделения Джорджа Гаффни тоже заинтересовалось расследованием: специальный агент Бюро Фрэнк Уотерс получил задание действовать совместно с городской полицией. Таким образом, в ноябре любое передвижение супругов Фуке, будь то днем или ночью, не оставалось незамеченным.

Игэн и Гроссо все ещё руководили общим наблюдением, постоянно докладывая своему начальнику лейтенанту Винни Хоуксу и сержанту Джеку Флемингу из Отдела специальных расследований. Оба детектива по-прежнему тратили все свое свободное время, чтобы ещё надежнее расставить ловушку вокруг Туминаро-Фуке. Крайне редко Сонни выкраивал свободною от дежурства ночь, чтобы поиграть в боулинг, или воскресный день, чтобы вместе с напарником посмотреть на "Янки Стэдион" футбольный матч с участием "Джайантс"; Игэну только изредка удавалось встречаться с Кэрол Гэлвин. В основном же они полностью ушли в дело Фуке, без конца гонялись за торговцами и сбытчиками наркотиков как в Гарлеме, так и в Бруклине, и трясли своих самых надежных осведомителей в попытках получить ещё какую-то информацию о Пэтси.

Отношения Игэна с Кэрол Гэлвин занимали все более важное место в его жизни. Он испытывал страстное желание быть с ней, и надеялся, что она тоже к нему привязалась. Кэрол была по настоящему хороша собой. Никогда прежде у него не было столь очаровательной подруги. Впервые он встретил её в сентябре, когда зашел провести свободный вечер в"Копа". Она мило откликнулась на его неловкую попытку завязать знакомство, и вскоре он стал приходить туда каждую ночь, чтобы проводить её домой после закрытия. Прогулки в три часа утра хлопот ему не доставляли: он редко заканчивал работу раньше. Правда, его задела её просьба не ждать в помещении клуба, потому что среди посетителей "Копа" бывали известные фигуры преступного мира, и Кэрол боялась, что руководству не понравится постоянное присутствие полицейского, пусть даже ничто в заведении, кроме гардеробщицы, его не интересовало. Поэтому они встречались у Центрального парка, в половине квартала от Шестидесятой улицы, и шли куда-нибудь в китайский ресторанчик или в пиццерию. Вскоре они стали близкими друзьями.

У Кэрол были все данные, чтобы стать фотомоделью или актрисой, но девятнадцатилетней девушке недоставало честолюбия и целеустремленности. Она участвовала в обычных конкурсах красоты и поступила на работу в "Копа", чтобы на неё обратил внимание кто-нибудь из нужных для карьеры людей. Однако ничего примечательного с ней так и не происходило, за исключением, естественно, неизбежных предложений от любвеобильных посетителей. Ничего, не считая того, что она влюбилась в рыжеволосого полицейского.

Игэн всячески её оберегал. Ему не нравилась её работа в "Копа" именно потому, что заведение часто посещали богатые мафиози. Оба они жили в Бруклине, и он дал ей ключи от своей квартиры. У Кэрол не было семьи, и в ранние утренние часы, когда Эдди не мог её встретить, после закрытия "Копа" она отправлялась на своей машине к нему домой и там ждала, пока он, наконец, появится, закончив очередную фазу своей бесконечной войны с торговцами героином. Такое положение вещей никого из них не устраивало, и Игэн придумал новый план, который совмещал его неутоленные полицейские инстинкты с желанием проводить больше времени с Кэрол. Он узнал, что открылась вакансия барменши в, как он выразился, более "приличном" ресторане в центре на Нассау Стрит в финансовом квартале, недалеко от штаб-квартиры Бюро по борьбе с наркотиками. Клиентура "Таверны Нассау" была чрезвычайно разноликой – толпы брокеров, банкиров и юристов в обеденное время к ночи сменялись стайками сомнительной публики. Иногда заглядывал даже Пэтси Фуке, а его брат Тони был здесь завсегдатаем. Кэрол стала потенциально важным источником информации.

На новом месте Кэрол каждый вечер заканчивала работу в одиннадцать часов, и очень часто Игэн приезжал за ней и забирал с собой на слежку за Пэтси Фуке. Это начало раздражать его напарника Сонни Гроссо, но Игэн резонно возражал, что сидеть с Кэрол в машине напротив закусочной или дома Пэтси он может с тем же успехом, как и с ним, только, вполне понятно, с большим удовольствием.

Но вскоре Кэрол от такого распорядка устала. Она начала намекать, что подобная ситуация не может устраивать ни его, не их обоих, что он должен оставить работу в полиции, что они прекрасно могли бы жить вместе, не будь он так перегружен своими служебными обязанностями. Но Игэн не чувствовал себя перегруженным: он был увлечен своей работой и имел четкое представление о цели, несмотря на столь легкомысленное отношение к служебным инструкциям и предписаниям. Кэрол была нужна ему, но работа стояла на первом плане. Кэрол в ответ заявляла, что получила несколько занятных предложений от богатых клиентов, и что, пожалуй, ей стоит отнестись к ним посерьезнее.

Они все чаще стали ссориться.

Невзирая на личные проблемы, Игэн и Сонни по-прежнему были вездесущи. Они накопили массу сведений об образе жизни и прошлом семейства Фуке. Отчим Барбары во времена сухого закона был бутлегером, но уже очень давно удалился от дел и теперь помогал им в магазине. (Именно ему принадлежал старенький "додж", которым иногда пользовался Пэтси). Тони, брат Пэтси, был тем самым неопрятным типом в потертой кожаной куртке, которого несколько раз замечали детективы. Он был на год старше Пэтси. Тони работал грузчиком в порту и жил в захудалом квартале Бронкса с женой и двумя маленькими дочерьми.

Родители Пэтси – им пошел седьмой десяток – сдавали два верхних этажа своего трехэтажного дома на Седьмой улице в районе Бруклина, известном, как Гованус. Старший Фуке, по имени Джузеппе, или Джозеф, давным-давно отсидел срок за разбойное нападение и грабеж.

Похоже, единственными друзьями, с которыми Пэтси и Барбара проводили время, были Ники Травато, портовый грузчик, и его жена, тоже Барбара. Жили те в нескольких кварталах от Фуке на Шестьдесят шестой улице рядом с Пятнадцатой Авеню. Хотя Ники работал в доках, и они снимали квартиру в обветшалом, грязном от копоти многоквартирном доме практически под Нью Утрехт Авеню, полицейские с интересом подметили, что Травато разъезжали в почти новом "кадиллаке". Несколько раз по ночам они видели, как Ники сажал Пэтси и возил его по Бруклину: в определенном месте один из них покидал машину и ненадолго заходил в какой-нибудь магазин или жилой дом, а затем они снова возобновляли свое ночное путешествие. Детективы пришли к выводу, что такие поездки устраивались с целью доставки наркотиков и, возможно, получения оплаты; ясное дело, что Ники об этом знал, поэтому и его внесли в тщательно подобранную, небольшую, но постепенно пополнявшуюся картотеку на Пэтси Фуке.

По ночам Пэтси часто не бывало дома. Почти до полуночи он обычно сидел в магазине, и после этого три-четыре раза в неделю садился в машину и через пятнадцать минут оказывался на Манхэттене, возле бара под названием "Пайк Слип Инн". Это было полутемное, зловещего вида бистро, расположенное почти под мостом Манхэттен, за углом от причалов Ист-ривер неподалеку от живописного рыбного рынка Фултон. Хозяином заведения была темная личность по имени Мики Блейр, а само бистро имело репутацию райского уголка для всевозможных уголовных типов и актеров-неудачников.

Впервые очутившись там, Эдди и Сонни пребывали в некотором возбуждении, потому что в этом грязном притоне Пэтси, похоже, принимали, как королевскую особу. В тот первый раз вслед за Пэтси внутрь зашел Сонни, и от угла стойки бара у дверей мог наблюдать, как с дюжину клиентов, зная о родстве Пэтси с Малышом Энджи, спешили засвидетельствовать свое почтение. Однако в последующие визиты Сонни стал задаваться вопросом, действительно ли Блейр для Пэтси что-то значил, поскольку главный интерес для последнего, казалось, представляла барменша, хорошенькая, южноамериканского типа, брюнетка по имени Инес. Пэтси уделял ей массу внимания, в грубовато-ласковой манере заигрывая, целуя её или пуская в ход руки, когда та проходила мимо, нашептывая что-то на ухо или раскатисто смеясь вполголоса сказанной шутке. Все заканчивалось тем, что он садился в машину и через мост Манхэттен отправлялся домой в Бруклин.

Поскольку по вечерам его не было дома, Барбаре Фуке поневоле самой приходилось искать развлечений. Ее излюбленным времяпровождением было бинго, и, должно быть, она уже давно привыкла к такому образу жизни, став завсегдатаем всех розыгрышей бинго в Бруклине, а иногда посещая и Квинс. Три-четыре раза в неделю Барбара с Барбарой Травато и ещё одной девушкой с броскими рыжими волосами по имени Мэрилин, отправлялись в какую-нибудь церковь или на собрание.

Поначалу Игэну и Сонни казалось хорошей идеей установить за женщинами слежку, чтобы убедиться, не служат ли такие выходы просто прикрытием, а сама Барбара Фуке – связующим звеном между Анджело Туминаро и его племянником. Они внимательно наблюдали за всеми, с кем Барбара разговаривала, но ни разу не заметили признаков чего-то кроме невинной болтовни. Спустя какое-то время детективы заскучали и перестали её сопровождать.

Время от времени Пэтси выезжал вместе с Барбарой, и, по меньшей мере, однажды, – в самом начале слежки, – выбор развлечений продемонстрировал некоторую эксцентричность вкуса. Поздним вечером в пятницу в октябре месяце Эдди с Сонни последовали за Пэтси и двумя Барбарами по Белт Парквей в округ Нассау на веселый костюмированный бал в Линбруке, на южном побережье Лонг-Айленда.

Бал оказался более чем развеселой вечеринкой. Клуб был переполнен, поражали шум, пестрота костюмов, причесок и макияжа. Также быстро стало очевидным, что многие девушки были переодетыми парнями и наоборот. Двое ошарашенных детективов вскоре узнали, что это мероприятие было одним из целого ряда, устраиваемых неким обществом гомосексуалистов. Судя по всему, Пэтси с Барбарами были здесь завсегдатаями, явно испытывая удовольствие от созерцания визжащих, скандалящих педерастов и схватки двух лесбиянок за благосклонность третьей. Эдди и Сонни неловко хихикали друг другу, имитируя ужимки и прыжки местных завсегдатаев, и постарались поскорее смыться.

Назавтра они снова приступили к наблюдению.

В начале ноября в полицию от осведомителей начали просачиваться слухи, что на улицах начинается паника: имевшиеся запасы наркотиков быстро таяли. Утверждали, что якобы в город вот-вот должна поступить крупная партия. Детективы удвоили бдительность, уверенные, что, если нечто подобное произойдет, Пэтси окажется в центре событий.

Поздним субботним вечером 18 ноября Эдди и Сонни сидели в машине напротив закусочной Пэтси. Они караулили его с обеда, ночь выдалась холодной и силы были на исходе. Пэтси неторопливо расхаживал внутри, явно готовясь закрывать, и оба полицейских молили Бога, чтобы он отправился домой и дал им хоть немного отдохнуть.

Чтобы позабавиться, Эдди надел мягкую женскую шляпу с широкими полями и рыжий парик, закатал под плащем брюки и устроился поудобнее возле черноволосого Сонни, сидевшего на месте водителя. Глазам случайного прохожего вполне мог предстать трогательный, пусть и отчасти нелепый вид: худощавый, смуглый молодой человек и нежно прижавшаяся к нему здоровенная, румяная деваха.

Около половины двенадцатого к закусочной подкатил синий "бьюик" с двумя девицами, остановился у дверей и просигналил. Детективы были уверены, что это одна из машин Фуке, но девушки были им незнакомы. Через минуту свет в магазине погас, и появился Пэтси. Он запер дверь, сел к девушкам машину, и та отъехала.

Похоже, Пэтси отправлялся на вечеринку. Детективы вздохнули, потому, что приходилось следовать за ним; никто не знал, когда и как он может попытаться вступить в контакт с Малышом Энджи. Они выехали за "бьюиком" на автостраду Бруклин-Квинс и двинулись на юг: по крайней мере, путь Пэтси лежал не в Манхэттен. "Бьюик" обогнул бруклинскую судоверфь, затем промчался вдоль берега, напротив небоскребов нижнего Манхэттена через устье Истривер, пересек Гованус Кэнал и свернул с автострады возле Четвертой Авеню на Седьмую улицу. Примерно там жили родители Пэтси.

Игэн и Гроссо медленно проехали по этой улице с односторонним движением и увидели, как Пэтси с девушками входят в дом номер 245, стоявший в середине ряда из семи одинаковых трехэтажных строений. Теперь Сонни узнал одну из девушек: это была Барбара в новом парике!

Игэн согласно кивнул.

– А я теперь узнаю и вторую – это её рыжая подружка Мэрилин.

Полиция уже проверила эту Мэрилин – она оказалась просто близкой знакомой Барбары.

– Интересно, – протянул Сонни, когда они припарковались у пожарного крана недалеко от угла Четвертой Авеню, – время сейчас, пожалуй, несколько неподходящее для визита к старикам, да ещё с подругой.

Все трое вышли из дома спустя приблизительно двадцать минут и вновь сели в "бьюик", на этот раз за руль уселась Мэрилин. Теперь детективы поехали за ними на запад по Девятой улице, откуда поднялись наверх на автостраду Гованус. Они миновали съезды к Бруклинскому мосту, потом к тоннелю Бруклин-Бэттари, но у Флэтбуш Авеню "бьюик" свернул к въезду на мост Манхэттен. Однако там велись дорожные работы, везде стояли указатели "объезд", и, после некоторого колебания, машина развернулась по автостраде на север к мосту Уильямсбург.

С того момента, как они отъехали от дома родителей Пэтси, Игэн по радиотелефону непрерывно сообщал о своем передвижении другой машине, в которой были их коллега-полицейский из Бюро по борьбе с наркотиками Дик Олетта и федеральный агент Фрэнк Уотерс. Оба они находились в районе моста Уильямсбург возле заведения Пэтси; куда бы ни направился объект наблюдения – назад к закусочной или в Манхэттен – Олетта и Уотерс должны были подстраховывать Игэна и Гроссо. Когда, наконец, "бьюик" решил свернуть на мост Уильямсбург, Игэн посоветовал партнерам детективам оставить пост и тоже двинуться к мосту.

Даже редкое в этот поздний час движение тем не менее на мосту через Ист-ривер все равно прерывалось пробками. Теперь между машинами Фуке и Сонни оказалось несколько других, и Игэн, то и дело поправляя шляпу и парик, отчаянно ругался, высовываясь из окна, чтобы держать синий "бьюик" в поле зрения. Большой зеленый тягач, мигая красными сигнальными огнями, перегородил шоссе, ведущее с моста на Деланси Стрит.

– Наверное, авария, – прокричал Игэн через плечо напарнику. – Черт бы их побрал! – и сплюнул от негодования.

Патрульный полицейский в выцветшей синей рабочей форме пропускал по одному автомобилю из пробки на мосту по единственному свободному ряду шоссе. Вот он махнул рукой "бьюику", который устремился вперед на Деланси. Игэн и Гроссо застряли в трех машинах позади.

Игэн рывком распахнул дверцу.

– Я побегу взгляну, куда они поедут. Ты меня подберешь, – и он пустился вслед за "бьюиком" Пэтси.

Ему было наплевать, как нелепо он выглядит, мчась по Деланси Стрит в половине первого ночи. В районе Деланси Стрит традиционно обитали иммигранты-евреи, и, несмотря на поздний час, многие заведения ещё светились огнями, потому что была субботняя ночь – "саббат" ^[8]. Открыты были всяческие кулинарии и китайские ресторанчики. На тротуарах толпилось ещё довольно много народу; они с изумлением смотрели на крупного краснолицего мужчину, бегущего с женской шляпой в руке, съехавшем набекрень парике, в разевающемся плаще и с голыми ногами; точнее, голой была теперь только одна нога, другая штанина раскаталась и выглядывала из под плаща.

К счастью, машина Пэтси дважды застряла на красном свете, и Игэн увидел, как он повернул налево на Аллен Стрит, направляясь к Пайк Стрит в сторону реки. Мокрый от пота несмотря на ноябрьский холод, едва переводя дух, Игэн остановился на островке безопасности посреди перекрестка Деланси и Аллен, с нетерпением поджидая "олдсмобиль" Сонни. Когда Сонни, наконец, его заметил, тот метался на пешеходном переходе, лавируя в потоке машин и пытаясь одновременно держать в поле зрения своего напарника и наблюдать за автомобилем Пэтси, быстро исчезавшем вдали на Аллен Стрит. Игэн махнул Сонни рукой, чтобы тот взял левее, и на ходу вскочил в машину.

– Аллен..."Пайк Слип"... – выдавил Эдди, пока они поворачивали на Аллен Стрит.

– А где другие ребята? – спросил он через минуту, переведя дух.

– Все ещё сзади на мосту. – Сонни взглянул на своего взмокшего напарника, и по его обычно меланхоличному лицу скользнула улыбка.

– Чего развеселился? – насторожился Эдди.

– Я просто подумал, что если Пэтси едет в "Пайк Слип Инн", то зайти туда лучше тебе. Вид у тебя точно как у старой шлюхи. Все будут в восторге.

Игэн осмотрел себя.

– Ладно, в следующий раз этот маскарад носить тебе, умник, – буркнул он, снимая парик и раскатывая штанину.

В радиотелефоне раздался голос Дика Олетты.

– Вы где, ребята?

– Вы выбрались с моста? – спросил в ответ Сонни.

– Ну и пробка! Мы на Деланси.

– Поворачивайте влево на Аллен. Мы приближаемся к Восточному Бродвею. Будем держать вас в курсе, прием.

– Десять-четыре – подтвердил Олетта ^[9].

– Погоди, они поворачивают направо на Восточный Бродвей... – перебил его Сонни.

Синий "бьюик" затормозил и остановился, нарушая все правила, посредине квартала. Сонни выехал на угол Аллен и Восточного Бродвея как раз вовремя, чтобы увидеть, как Пэтси вылез из машины и в одиночестве зашагал по улице. Ни слова не говоря, Игэн выскочил наружу и бегом пересек Аллен, а затем неторопливо зашагал по Восточному Бродвею к тому месту, куда, по их предположению, направлялся Пэтси. Тем временем Сонни повернул и медленно проехал по Восточному Бродвею мимо стоявшего "бьюика", в котором мирно ждали Барбара и Мэрилин. На следующем углу – пересечении с Рутгерс Стрит – он уже собрался развернуться, но неожиданно впереди, взвизгнув шинами, из ряда машин, стоявших на обочине, вылетел большой светлый седан. Он тоже развернулся и, чуть притормозив возле "бьюика", стрелой помчался по Восточному Бродвею в сторону центра. Девушки в "бьюике" двинулись следом.

Игэн побежал к машине напарника. Когда Сонни наконец развернулся, Фрэнк Уотерс спросил по радиотелефону:

– Мы как раз позади вас, ребята. Что тут происходит?

Сонни схватил микрофон.

– Вы, парни, заметили большой светлый седан? Он только что развернулся и пошел в ту сторону. Похоже, машина Пэтси идет следом за ним.

– Ответ отрицательный.

– Я её видел, – воскликнул Игэн, все ещё не отдышавшись, – но не разглядел, кто за рулем. Может, Пэтси?

– Наверно, он. Все произошло слишком быстро. Цвет машины – что-то вроде бежевого.

– А какого цвета номера?

– Мне показалось, белые.

– Другого штата.

– Смотри! – крикнул Сонни.

В двух кварталах впереди "бьюик" поворачивал направо. Седана видно не было. Когда детективы приблизились к перекрестку – это был угол Монтгомери Стрит – Сонни притормозил, Игэн выскочил из машины и, предупреждающе подняв руку, побежал заглянуть за угол. Вдали на темной улице, спускавшейся к реке, он увидел две пары задних красных фонарей. Примерно в трех кварталах от перекрестка передняя машина повернула направо, другая продолжала ехать прямо. Игэн бросился назад к машине Сонни. Они свернули на Монтгомери; Олетта и Уотерс теперь следовали вплотную за ними.

Третьей поперечной улицей была Черри Стрит. Сонни снова притормозил свой "олдсмобиль", и Игэн опять кинулся к стоявшему на углу многоквартирному дому. Теперь красные точки были на расстоянии в два квартала...и снова они поворачивали, на этот раз налево. Игэн рванулся к своей машине, махнув рукой следовавшим за ними детективам. Обе машины повернули на Черри и медленно покатили мимо вытянувшегося высотного многоквартирного дома "Ла Гуардия" ^[10] .

Улица освещалась слабо и была безлюдна; пустые автомобили стояли у тротуаров по обе её стороны. Впереди в вышине неясно вырисовывался мост Манхэттен.

Они пересекли Клинтон Стрит и сбросили скорость, приблизившись к следующему перекрестку, – Джефферсон Стрит. В третий раз Игэн выскочил из машины ещё до того, как она остановилась, и бесшумными прыжками устремился по тротуару, словно исполняя танец на цыпочках. У стены углового магазина он низко пригнулся, отведя назад правую руку, чтобы удержать своих напарников. Возле тротуара стояли пустые автомобили, загораживая обзор, но ему показалось, что он слышит низкое гудение работающего вхолостую мотора, а затем он смог разглядеть тусклый свет задних огней.

Его поза, должно быть, подсказывала, что вот-вот что-то произойдет, поскольку Фрэнк Уотерс легким шагом приблизился к нему сзади. Игэн оглянулся, приложив палец к губам. Потом снова заглянул за угол и, как раз когда Уотерс тронул его за локоть, увидел тусклый проблеск света на противоположной стороне Джефферсон Стрит и услышал, как хлопнула дверца.

– Что это? Что это было? – нетерпеливо шепнул агент.

– Свет из салона. Я думаю, кто-то вышел из машины. Но я ничего не вижу.

Затем послышался ещё один хлопок, возможно, звук мягко закрывшейся дверцы другого автомобиля, и шум набирающего обороты мотора. Красноватый отблеск начал отдаляться.

Игэн схватил Уотерса за руку и потащил к машинам.

– Они уехали! Мы с Сонни сядем им на хвост. Вы с Диком ждите здесь, пока мы вас не вызовем. Я не знаю, поменял Пэтси машину, или нет. – Он рухнул на сиденье рядом с напарником и гаркнул: – Вперед! Они едут по Джефферсон!

Сонни повернул за угол. Задние огни автомобиля в этот момент приблизились к Саут Стрит под нависавшим виадуком в двух кварталах от них. Теперь в поле зрения была только эта машина. Сонни прибавил газ. Машина впереди них свернула направо на Саут Стрит. Это был маленький "бьюик" Пэтси. Детективы смогли разглядеть силуэты людей, сидевших на переднем сиденье – похоже, их было трое, или, может быть, двое.

Когда Сонни повернул на Саут Стрит, Игэн знаком велел ему свернуть на уже закрытую станцию обслуживания, находившуюся сразу же за углом. Одновременно он схватил микрофон.

– Фрэнк, Дик! Это точно его машина. Он может быть в ней, но наверняка сказать трудно. Берите их под наблюдение, ребята.

– Десять-четыре.

– Они движутся по Саут, едут медленно. Сейчас, похоже, они поворачивают на Пайк...

Спустя несколько секунд Игэн и Гроссо увидели, как белый "хардтоп" Уотерса выскочил с Джефферсон и помчался по Саут Стрит вслед за синим бьюиком.

– Мы поедем осмотрим Джефферсон, там, где они останавливались. Наверное, он бросил ту большую машину. Возвращайтесь, если ничего не произойдет, прием, – добавил Эдди в микрофон.

– Десять-четыре.

Сонни вывел "олдсмобиль" со станции техобслуживания на Уотер Стрит и медленно завернул за угол. Заглушив мотор и погасив фары, они с Игэном вышли из машины и по разным сторонам улицы осторожно зашагали по Джефферсон в направлении Черри, осматривая каждый автомобиль, стоявший у тротуара. Примерно в середине квартала Игэн прошипел через дорогу Сонни:

– Ты говорил, бежевый?

– Мне так показалось, – свистящим шепотом ответил его напарник. – Номера белые?

– Давай сюда. Похоже, я его нашел.

Игэн стол позади четырехдверного "бьюика", бежевого или, скорее, кофейного цвета, с белыми кругами на шинах. Он был довольно новым, примерно шестидесятого года выпуска. На правом переднем крыле красовалось название модели – "инвикта". Но что совершенно ошеломило детективов, так это номера: они были канадскими, провинции Квебек.

Пока Сонни записывал номера и прочие данные машины на этикетке спичечного коробка, Игэн продолжал исследовать темную улицу, заглядывая в каждую стоящую машину. Вокруг не было ни души, и ни один автомобиль не проезжал поблизости. Он посмотрел на часы – начало второго ночи. А ведь казалось, прошло гораздо больше времени с того момента, как они отъехали от закусочной. Что все это могло означать: Пэтси отправляется в ночную поездку на Манхэттен вместе с женой и её подругой; пересаживается в "бьюик" с канадскими номерами; колесит по городу, а затем оставляет его на этой маленькой, незаметной улочке? Могли его спугнуть, или он бросил здесь машину для того, чтобы её забрал кто-то другой? И кто им мог быть? Может быть, его дядя? Но почему именно канадский "бьюик"?

Игэн вернулся к Гроссо, и напарник встретил его словами:

– Ты знал, что машина открыта?

– Я не пробовал. Есть что-нибудь внутри?

– Нет, все чисто.

– Ну, это ещё ничего не значит, – сказал Игэн. – Если в там есть что-нибудь стоящее, это на сиденьях не оставят. В багажнике смотрел?

– Закрыт. Давай вернемся к машине и сообщим ребятам.

Едва они сели в "олдс", как затрещало радио.

– Слышите меня? Подтвердите прием.

– Здесь Телескоп и Туча, прием, – ответил Сонни.

– Мы уже давно пытаемся вас разбудить, ребята, – воскликнул Фрэнк Уотерс. – Что случилось?

– Мы нашли машину. Бежевый "бьюик-инвикта", выпуск шестидесятого года. Канадские номерные знаки...

– Канадские! Вот это да! – Темпераментный агент был явно взбудоражен этой новостью. – Это становится интересным! Канада!

– А как у вас дела, ребята?

– Мы сейчас на середине моста Манхэттен, практически над вашими головами. Они едут назад, в старый, добрый Бруклин – я надеюсь, домой.

– Значит, наш парень в машине?

– Верно. Он действительно был в машине. Они высадили девушку возле Кэнал Стрит, он пересел с заднего сиденья за руль и поехал на мост. Та вешалка, что осталась, взяла такси. Мы записали номер машины, потом можем проверить маршрутный лист таксиста. Хотя я не понимаю, каким боком она во всем этом замешана.

– Мы тоже. Она могла служить просто прикрытием. Ладно, мы пока здесь поболтаемся. Кто-то может объявиться, чтобы забрать канадскую машину.

– Как пить дать объявится! – воскликнул Уотерс. – Вы, ребята, сидите на динамите! Как только мы проводим этого парня баиньки, вернемся к вам. И дадим знать, когда будем под рукой.

– Десять-четыре.

Игэн повернулся назад и указал рукой мимо Сонни, в направлении Черри Стрит.

– Там есть стоянка. Оттуда удобно будет наблюдать за улицей.

Они проехали по Джефферсон, и Сонни поставил свой "олдс" на стоянку возле выезда. Заглушив мотор и погасив свет, они откинулись на сиденьях в полной темноте, ожидая и размышляя. Еще раз не спеша они перебрали все события этой ночи, и чем дольше они их обсуждали, тем отчетливей казалось, что энтузиазм Уотерса вполне мог быть обоснованным, и что они в самом деле наткнулись на Пэтси в момент осуществления им крупной нелегальной операции.

Канада, и особенно Монреаль, служили основным каналом, откуда наркотики контрабандным путем ввозились в США, поэтому без всякой натяжки казалось разумным предположить, что именно этот "бьюик" мог быть ключевым звеном в операции: либо в нем доставили товар от границы, либо в нем будут вывозить деньги, а, возможно, и то, и другое. Если это так, то, без всякого сомнения, кто-то должен был прийти его забрать. Как бы там ни было, в нараставшем возбуждении от ожидания важного события, детективам и в голову не пришло, что впервые за время наблюдения за Пэтси Фуке их главной целью перестали быть поиски выхода на Анджело Туминаро.

– Вызывает Уотерс, – негромко пискнуло радио. – Туча? Телескоп? Как слышите?

– Здесь Телескоп, прием, – откликнулся Игэн в микрофон, посмотрел на часы и удивился. Почти без десяти два. Они сидели уже сорок минут.

– Все в порядке, они отправились домой. Мы тут же развернулись и поехали назад. Будем у вас через несколько минут.

– Десять-четыре.

Едва они снова устроились на сиденьях, как свет автомобильных фар, озарив Черри Стрит с левой стороны, рассеял мрак вокруг их машины. Эдди и Сонни вжались в сиденья. Всего лишь вторая машина появилась в квартале за все это время; первым был грузовик с деревянным кузовом, который проследовал по Черри мимо Джефферсон, не снижая скорости. Теперь же фары, медленно миновав многоэтажку, замерли у въезда на стоянку, и погасли. Остановился белый легковой автомобиль. Осторожно выглянув в боковое окно, Сонни увидел, что из него вышел какой-то мужчина, рослый, без головного убора. Озираясь по сторонам, он зашагал к въезду на стоянку.

Олетта.

Сонни выпрямился на сиденье.

– Наши, – выдохнул он. – Дик и Фрэнк.

Они с Игэном вышли и показали жестами, чтобы коллеги поставили машину рядом, а затем забрались на заднее сиденье в машину Уотерса.

– Боже, как вы нас напугали, – пожаловался Игэн. – Мы только что поговорили с вами, и тут же появляется машина. Почему вы не сказали, что были так близко?

– Просто хотели проверить вашу бдительность, – хихикнул Уотерс. – Ну, что нового?

Сонни и Эдди коротко изложили свои соображения; по ходу рассказа Фрэнк энергично кивал. Детективы городской полиции, имевшие не самое высокое мнение об эффективности работы своих коллег из Федерального Бюро по борьбе с наркотиками, – к этому примешивалась вполне понятная зависть к федералам, превосходивших их по техническому оснащению, – восхищались Фрэнком Уотерсом. Получивший за невысокий рост прозвище "Мики Руни" ^[11], он был хитер и упорен, обладая к тому же безошибочным чутьем и несгибаемым мужеством. Его уважали и ценили – он был «хорошим полицейским», что служило высшей похвалой для любого сотрудника.

– Вы знаете, на чем мы здесь сидим? – воскликнул Уотерс. – Считайте, парни, что вы уже представлены к повышению! – Сонни – на первый класс, Дик – на второй. – Игэн уже был детективом первого класса; он мог продвинуться выше, только сдав экзамен "сивил сервис". – Мы наткнулись на золотую жилу! Пэтси Фуке, машина из Канады, темные улицы, район порта, два часа ночи – это ведь поставка товара, верно? Вот увидите, скоро сюда нагрянет толпа "донов" разгружать бьюик. Нам с ними придется немножко повоевать. И мы с табой стать гирои! – в полнейшем восторге он изобразил негритянский диалект.

Остальные переглянулись, затем снова посмотрели на "Мики Руни", просто кипевшего от возбуждения при виде картины, нарисованной его воображением. Но по мере того, как детективы раздумывали, им все больше становилось не по себе.

Почти половина третьего утра, воскресенье. Улицы пусты; ни одного автомобиля в округе с того момента, как приехали Олетта и Уотерс. Всего лишь несколько окон светились в многоэтажках позади них. Не считая спорадических всплесков новых догадок и предположений со стороны взвинченного Уотерса, все четверо молчали, каждый погрузился в свои мысли. Единственными звуками были тяжелые стоны буксиров на реке за мрачными портовыми пакгаузами в двух кварталах к востоку. Иногда доносилось громыхание невидимого грузовика по булыжной мостовой Саут Стрит и отдаленный шелест шин по гладкому асфальту моста Манхэттен высоко над ними. Ночь была темная и холодная. Они съежились на сиденьях, не осмеливаясь ни закурить, ни даже включить радио из опасения выдать свое присутствие тем неведомым личностям, которые готовились забрать "бьюик".

Тишина становилась все более зловещей.

За несколько минут до трех снова блеснули фары автомобиля, приближавшегося к ним по Черри Стрит. Четверо детективов пригнулись, Игэн и Гроссо на заднем сиденье сползли на пол. Олетта, скорчившись на переднем сиденье справа, приподнял голову, отслеживая движение машины, которая теперь медленно двигалась мимо них.

– Что там? Кто это? – шипел Уотерс, растянувшись на сиденье.

– Старый седан, – докладывал Олетта. – Похоже, "шевроле" сорок девятого или пятидесятого года. Помятый. Похоже, в нем целая компания, четверо, или, может, пятеро.

– Это они! Я же говорил вам! – возликовал Уотерс. – Это "доны". О, моя радость!

Олетта продолжал шепотом.

– Они сворачивают на Джефферсон... притормозили возле "бьюика"...Нет, едут дальше к реке... Сейчас я их не вижу.

Несколько минут в машине царило напряженное молчание. Затем Уотерс прошипел:

– Что ты видишь, ради Христа?

– Тихо, – резко прервал Олетта, приподняв голову над приборным щитком. – Машина возвращается на Черри с того конца квартала – это могут быть снова они... Едут по Джефферсон... поворачивают, замедлили ход... Это та же самая компания, точно. Машина просто набита парнями... Проезжают мимо "бьюика"... медленно... остановились в трех машинах впереди.

Все четверо уже сжимали рукоятки револьверов. Немного подождали. Олетта повысил голос.

– Четверо. Окружили "бьюик"... Пробуют дверцы. Они пытаются открыть "бьюик"!

– Берем! – рявкнул Уотерс, включил зажигание и, припав к рулевому колесу, – остальные все ещё прятались внизу, – с незажженными фарами вылетел со стоянки на Черри, резко повернул на Джефферсон и затормозил на полкузова впереди бежевого "бьюика". Прежде, чем он успел затянуть ручной тормоз, обе правые дверцы распахнулись, и из машины выскочили Олетта, Гроссо и Игэн с револьверами наизготовку. Игэн крикнул:

– Полиция!

Это произошло так быстро, что напуганные парни возле "бьюика" не успели даже кинуться назад, к своей машине. Все четверо были низкорослыми и смуглыми. За несколько секунд детективы развернули их лицом к "бьюику-инвикта", по паре с каждой стороны, заставив опереться руками на крышу. Обыск принес три ножа, один из них с пружинным лезвием, автомобильную цепь и несколько самодельных кастетов. Парни оказались пуэрториканцами. По крайней мере, один из них говорил по-английски. Детективы несколько минут жестко их допрашивали. Те, угрюмые и молчаливые, отвечали еле-еле. Но постепенно к полицейским пришло холодное сознание того, что это не "доны".

– Пустышка! – с отвращением поморщился Игэн.

– Всего лишь шайка мелкой шпаны, позарившаяся на новую машину, – разочарованно протянул Сонни.

– Выглядят они, конечно, несерьезно, – пробурчал Уотерс. – Но кто знает...

– Черта с два! – Игэн сплюнул. – Надо их оформить.

Дик Олетта отвел задержанных в сторону, а Сонни стал вызывать по радио местный участок, чтобы выслали помощь. Удрученные Игэн с Уотерсом прохаживались вокруг "бьюика". Игэн показал рукой на многоэтажки.

– Ну, если кто-то держал эту красотку под наблюдением, считай, что мы включили для него полицейскую сирену. – Насупив брови, он посмотрел на агента. – Слушай, а в любом случае, почему бы нам не посмотреть, что мы имеем?

– Ты хочешь обыскать машину?

– Пусть потом подают на нас в суд. Может, эта машина сейчас с грузом, а, может и нет. Ее уже могли разгрузить. Или вообще все дело было пустышкой. Мы могли бы сидеть здесь ещё неделю. Так, по крайней мере, хоть убедимся.

Уотерс согласился.

– Да, ты прав. Но давай сначала подождем, пока не сдадим эту шушеру.

Через десять минут прибыли две патрульные машины и забрали четверку. Одетта поехал с ними как полицейский, произведший задержание.

Было уже десять минут пятого, когда оставшиеся трое детективов с неохотой признали, что их "наградой", похоже, может быть не повышение в должности, а понижение. Они исследовали салон машины с особой тщательностью: отделение для перчаток, приборную доску, под ковриками, пепельницы, под сиденьями, обивку дверей, – обнаружив лишь то, что уже отметил Сонни после беглого осмотра, – а именно, что "бьюик" был ухожен и чист. Уотерс снял заднее сиденье со спинкой и, вооружившись фонариком и тем, что он назвал своим "орудием взлома", – гнутым ножом, который мог открыть почти любой замок или защелку, – пролез в багажное отделение и открыл замок багажника изнутри. Однако и там они нашли лишь привычный набор автомобильных принадлежностей. Игэн заглянул под капот, а Сонни даже заполз на спине под машину. Ничего. Бьюик действительно был чист.

Разочарованные и усталые, все трое зашагали назад на стоянку, к машине Уотерса. Они долго сидели в темноте, и даже у Уотерса не находилось слов. Спустя ещё двадцать минут по Черри Стрит со стороны Пайк Стрит появился Олетта. Осторожно подойдя к углу, Дик выглянул, и, не увидев никого возле "бьюика", повернул голову в сторону автостоянки. Уотерс зажег и погасил стояночные огни.

Лицо Олетты было мрачным.

– Я попросил патрульную машину подбросить меня обратно на Пайк, на всякий случай. Что с "бьюиком"?

– Ничего, – проворчал Уотерс. – Мы все обыскали и ничего не нашли.

Олетта вздохнул.

– То же самое со шпаной, которую мы взяли. Мелкое ворье, не больше. А мне теперь с утра на поденщину, – он бросил взгляд на часы, – точнее, через четыре с небольшим часа. Нужно быть в суде для предъявления обвинения. Спасибо, напарнички, – с горечью бросил он.

Они ещё немного посидели молча. Затем Уотерс спросил, ни к кому собственно не обращаясь:

– Ну, что будем делать?

Впервые за несколько часов Игэн вспомнил о Кэрол и с надеждой подумал, что она может ждать его дома.

– Приятный был вечерок, – буркнул Олетта, – но одному из нас ни свет, ни заря надо на работу.

– Но мы же не можем просто уехать! – возразил Сонни. – Что будет с "бьюиком"?

– Скоро рассветет, – задумчиво пробормотал Игэн.

Уотерс сидел молчаливый и печальный. Затем сказал:

– Мне, наверное, придется лечь спать в нашей конторе. Сонни, ты бы отвез ребят к их машинам, а я тем временем выясню, кто сейчас на месте и пришлю кого-нибудь присмотреть за "бьюиком".

– Ну ладно, – согласился Сонни. – Тогда вот что: когда я их высажу, я позвоню тебе и узнаю, нашел ли ты кого-нибудь. Если, не приведи Господь, не нашел, то вернусь назад и присмотрю за ним сам.

На том и порешили. Прежде чем разъехаться, Игэн напомнил Уотерсу, чтобы тот поспешил с наблюдением за "бьюиком".

Игэн с Олеттой сели в "олдс", и Сонни повез их в Бруклин, к закусочной Пэтси, где они встретились двенадцать часов назад. Там Игэн и Олетта забрали свои машины и отправились по домам.

Оставшись один, Сонни порыскал в районе Бушвик-Гранд Авеню и нашел ночной кафетерий возле станции метро. Чувствуя себя неважно и ощущая резь в глазах, он посидел несколько минут за чашкой горячего чая. Чай был некрепкий и обжигал язык, но все равно, пить его было приятно; Сонни ничего не ел с десяти часов вечера. Наконец, он пошел к телефонной будке и набрал номер Фрэнка Уотерса на Черч Стрит, 90 в Манхэттене.

Когда Уотерс снял трубку, голос его звучал, как на похоронах.

– Мы проморгали это дело.

– Что?

– Когда я вернулся, тут был Джек Рипа, и я бегом послал его на Черри Стрит. Он только что позвонил. "Бьюика" нет.

– Ох, черт возьми! Ты уверен, что он нашел то место? Не мог он...

– Нет – нет. Он обошел всю округу. Ни следа.

Сонни заскрипел зубами, до боли напрягая челюсти, и разом обмяк, – отчаяние и усталость взяли свое.

– Ладно, – слабо вздохнул он.

Оба какое-то время молчали.

– О, кстати, помнишь красотку Мэрилин? – вспомнил Уотерс. – Такси отвезло её в отель "Челси" на Двадцать третьей. Это тебе о чем-то говорит?

– Нет.

– Мне тоже. Ну, ладно, сейчас ты вполне можешь отправиться домой поспать, – мягко предложил Уотерс.

– Пожалуй. Ты тоже. Подожди, не забудь все же запросить сведения о машине.

Игэн почти уснул, пока добрался до порога своей квартиры на Флэтбуш Стрит в Бруклине. Эту двухкомнатную квартиру на третьем этаже он называл "Убежище Телескопа". Отчасти он даже обрадовался, что Кэрол не было дома, хотя здесь всегда чувствовалось её присутствие. Она украсила квартиру, придав ей облик тропического острова: зеленые ковры покрывали весь пол от стены до стены, а на занавесях, прятавших вид на грязную улицу, был изображен умиротворяющий морской пейзаж с солнцем, заходящим за океанский горизонт. Развивая этот тропический мотив, Эдди позаимствовал из Сентрал Парка старую гребную шлюпку и, убрав сиденья и киль, сделал из неё кровать. На стенах в изобилии висели поделки из плавника.

Едва шевеля руками, он снял пальто, спортивную куртку и галстук и выложил содержимое карманов на туалетный столик. Отстегнул с пояса кобуру с револьвером и положил её поверх бумажника, ключей, заколки галстука и мелочи. И тут его глаза полезли на лоб. На краешке туалетного столика лежали шесть патронов. Он выхватил из кобуры револьвер и откинул барабан. Все гнезда были пусты. Боже праведный! А если бы "доны" все же появились! В памяти всплыл субботний день, когда пару часов у него гостила племянница. Увидев, как она хотела взять со столика его револьвер, Эдди на всякий случай разрядил его.

Выругавшись, он упал на кровать и забылся беспокойным сном.

Игэна разбудил телефонный звонок, раздавшийся около половины десятого. Звонил Сонни.

– Ты проснулся?

– Нет, – сипло ответил Игэн.

– Тогда просыпайся. Канадский "бьюик" исчез.

Игэн подскочил на кровати.

– Что? – закричал он.

Когда напарник мрачно пересказал происшествие, Игэн со стоном рухнул навзничь.

– Есть и хорошая новость, – добавил Сонни, – и кое-что забавное. Фрэнк запросил канадскую полицию, там сказали, что машина зарегистрирована на имя Луи Мартина Мориса из Монреаля, и что этот парень – крупнейший в Канаде торговец наркотиками!

Игэн снова сел.

– Значит, в машине все же что-то было!

– Погоди, сейчас будет смешное. В данный момент, утверждает полиция, они ведут за ним постоянное наблюдение в Монреале, и никоим образом его бежевый "бьюик-инвикта" 1960 года выпуска не мог оказаться в Нью-Йорке. Как тебе это нравится, а?

Игэн, рассвирипев, взорвался:

– А Фрэнк сказал канадской Королевской полиции, что он и три нью-йоркских полицейских пасли эту проклятую машину все ночь с субботы на воскресенье, и что если они этому не верят, то пусть оторвут свои задницы от стульев, приедут сюда и убедятся?

Сонни рассмеялся.

– Ты знаешь Фрэнка. Он – такой же, как ты, он все им сказал. В любом случае, это сейчас не имеет значения, поскольку машина исчезла.

– Ладно, – проворчал Игэн, – тогда пусть они зря прокатятся.

– Ты какой-то агрессивный, Телескоп. Ложись досыпать. Поговорим позже.

Ни Эдди Игэн, ни кто другой из детективов не мог, конечно, знать, что упустили они больше четверти миллиона американских долларов, хитроумно спрятанных в "чистом" "бьюике" – наличная оплата за примерно двадцать килограммов высококачественного героина, который только в субботу днем был извлечен из того же тайника в том же самом автомобиле. 

Глава 5

 Вскоре после полудня 29 ноября 1961 года элегантно одетый француз сорока восьми лет отроду небрежно вошел в агенство компании "Дженерал моторс" на Рю Герса, чтобы получить заранее заказанный автомобиль. Все, кто присутствовал в демонстрационном зале, сразу же узнали в нем Жака Анжельвена, ведущего Пари-клаба – самого популярного телешоу Франции. Пять дней в неделю, ровно в двенадцать часов дня – самое лучшее время, когда многие приходят домой пообедать, – вся страна располагалась перед телеэкранами, наблюдая эту программу.

Автомобиль, владельцем которого стал Анжельвен, был подержаным "бьюиком инвикта" 1960 года. Потребовался целый месяц, чтобы агенство "Дженерал Моторс" нашло эту модель. Для подержаного автомобиля он выглядел удивительно прилично, на спидометре значилось всего 1669 километров пробега или в милях – 1043. До этого Анжельвен ездил на самых маленьких и дешевых машинах марки "рено". За "бьюик" ему пришлось заплатить шесть тысяч долларов, – всего на тысячу меньше его годового дохода. Распираемый гордостью и восхитительным ощущением роскоши, Анжельвен получил ключи от фактически новой машины и выехал из салона.

Жак Анжельвен начинал в телешоу с должности ассистента по подбору исполнителей, имея дело с артистками ночных клубов. Хотя он был одним из трех ведущих в Пари-Клубе, по совместительству Анжльвен подрабатывал в такой же роли в различных заведениях Парижа.

Роже Фераль, брат которого Пьер Лазароф редактировал влиятельную газету "Франс Суар", интервьюировал личностей, вызывающих всеобщее внимание. Жак Шабана, писатель, беседовал с литературными знаменитостями. А Жак Анжельвен представлял людей из шоу-бизнеса и ночных клубов. Поскольку он по своему желанию мог представить в телешоу любой ресторан или ночной клуб Парижа, Анжельвен никогда не платил за вечера, проведенные с красивыми женщинами, и старался не упускать такую возможность.

На протяжение нескольких лет перед покупкой автомашины приятелем Анжельвена был тридцатичетырехлетний корсиканец по имени Франсуа Скалия, который иногда называл себя Франсуа Барьбье и Ивом Систерманом. Скалия получил известность в подпольном мире как палач, поскольку все его считали удачливым исполнителем смертельных приговоров, вынесенных в уголовной среде. Скалия был очень полезен Анжельвену, так как ему принадлежал ночной клуб, кроме того у него были интересы и в других ночных клубах.

По данным французской Сюртэ этот Скалия был главным подозреваемым в трех случаях киднэпинга в период с 1959 по 1962 год. Каждый раз похищали состоятельного человека, прятали в укромном месте вблизи Парижа и пытали его до тех пор, пока он не уступал похитителям свои богатства: драгоценности, деньги и даже автомобили. Однако корсиканец ни разу не предстал перед судом.

Полиция подозревала Скалия и в другом, возможно даже более зловещем преступлении: торговле белыми рабынями, и в этом ему помогал Анжельвен, возможно, не подозревая об этом. Юные провинциалки из Франции, Германии и других европейских стран стекались в Париж, надеясь проявить себя в кино и шоубизнесе. Анжельвен встречался с ними в ночных клубах, которые частенько посещал. Когда девушка – предпочтение отдавалось блондинкам – заявляла о своем намерении сделать карьеру на подмостках сцены, Анжельвен обычно предлагал ей испытать свои актерские способности где-нибудь за границей и потом, уже имея за плечами этот опыт, завоевывать Париж. Превосходным местом для этой цели был, например, Бейрут столица Ливана, а он как раз, знал одного человека, владеющего там ночным клубом.

Тут появлялся Скалия. Хорошенькая блондинка в самом деле талантлива, приходил он к выводу после того, как она посещала его апартаменты. Затем Скалия давал ей билет на самолет до Бейрута, где его компаньон встречал её, поселял в гостиницу и устраивал на работу в клуб.

Через неделю её контракт внезапно разрывался, и ей нечем было заплатить за отель и за обратный билет домой. Конечно, появлялся другой сообщник Скалии, продажный полицейский, сажающий её в тюрьму за неуплату счетов. После этого девушка была счастлива, когда ещё один сообщник корсиканца вызволял её из заключения. Но теперь она была в его власти. В награду за избавление от этих арабских кошмаров, девушка должна будет поработать несколько недель на богатого арабского торговца. И прежде чем она осознавала происходящее, её продавали за пятьдесят тысяч долларов нефтяному шейху в его гарем посреди пустыни, откуда ей, охраняемой бескрайними песками, никогда не выбраться.

В основном благодаря Скалия Жак Анжельвен был в близких отношениях с большей частью парижского полусвета: знаменитыми гомосексуалистами, лесбиянками и представителями других экзотических сексуальных извращений. В его записной книжке кроме известнейших актерских имен присутствовал список полезных полицейских и правительственных чиновников, составлявших круг близких знакомых. Страдающий ипохондрией Анжельвен был пациентом шести докторов, специалистов по различным заболеваниям.

Очень скоро Анжельвен стал знаменитостью, однако отчаянно страдал, что финансовый успех обходил его стороной. Он вырос избалованным в богатой интеллигентной семье на южном побережье Франции в Марселе. К двадцати годам молодой человек уже поучился в пятнадцати различных школах, так и не получив диплома. Когда ему исполнилось двадцать пять, началась вторая мировая война, но он избежал военной службы из-за "слабости здоровья". Позднее, чтобы защитить Жака от немцев, семья спрятала его на удаленной ферме.

Война закончилась, и Анжельвен уехал в Париж, где встретил девушку по имени Мадо, они поженились. Вскоре у них родился сын Даниэль. В награду родители подарили им роскошные апартаменты на площади Инвалидов. Единственной обязанностью Жака оставалось подыскать себе работу.

Он решил попробовать себя в журналистике, о которой Жак ничего не знал. Некоторое время он работал на газету "Войс Пари", поставляя заметки для колонки "Кабарэ". Оттуда Анжельвен перешел на радио ассистентом продюссера франко-американского вещания, где в качестве ведущего представлял будущих звезд.

Потом он перебрался в более крупное шоу "Ночной Париж", которое зародилось в Клаб Ле Верн. Как раз в Ле Верн на него обратили внимание продюссеры имеющего высокий рейтинг телешоу "Пари Коктейль". Они почувствовали в нем искренность и естественную сексапильность, способную поддержать шоу, которое весь Париж смотрел как "дневник Парижа".

Гонорары в Пари-Клаб, как стали называть шоу, были невысоки. Анжельвен зарабатывал меньше трехсот долларов в месяц, но научился превращать свою новую популярность в преимущество в других сферах. Он сам очень гордился, что может позвонить любому в Париже. Однако фортуна никак не давалась в руки. Два фильма потерпели фиаско. Жена ушла от него, забрав обоих детей, девочка Вероника родилась у них через два года после мальчика. На исходе пятого десятка у него не было ничего, кроме поверхностной известности, сувениров, писем зрителей и отчаянного одиночества.

Танцовщица, однажды удостоенная титула "Королева стриптиза", с которой он встречался, предложила Анжельвену самому стать хозяином ночного клуба. Жаклин сказала, что у неё есть связи с людьми, способными профинансировать такое дело. И с помощью этого таинственного капитала, предоставленного Жаклин, Анжельвен стал владельцем гостиницы под названием "Остров любви". Он переделал гостиницу в кабаре с теннисом, плаванием и гольфом наряду с танцами и обедами.

Однако всего за год характер заведения изменился. Оно постепенно превратилось в место встреч дорогих проституток и наркоманов с Пигаль, в результате чего приличные посетители кабаре посещать перестали. Когда Анжельвен принялся протестовать, Жаклин от него ушла. Как почти все, к чему он прикасался, "Остров любви" засыхал на корню.

Когда его бывшая жена Мадо в 1961 году умерла, оставив сиротами сына Даниеля 16 лет и дочь Веронику 14 лет, Анжельвен отправил их на попечение родителей, а себе устроил каникулы. Он исчез из поля зрения на несколько недель. Одни говорили, что он уехал в Рим или в Бейрут, другие, – что он у родителей под Сан-Тропезом. Но куда бы он не уезжал в попытках наладить свою разрушенную жизнь, именно после возвращения в Париж и в его телешоу он начал регулярно встречаться с Франсуа Скалия.

Скалия водил его в ночные клубы, знакомил с женщинами, в том числе и со своей сестрой. С ней у Анжельвена завязался роман. Скалия помог ему получить работу ведущего в нескольких шикарных клубах Парижа. Завявшее было эго Жака, снова взыграло. А после того, как во время беседы в своей телепрограмме с представителем американского бюро путешествий он получил от него лестное предложение посетить Америку и снять фильм для демонстрации на Пари-Клаб, подобно тому, как это сделал знаменитый Эд Салливан во Франции и других европейских странах, Жак и сам загорелся идеей поездки в Америку. Он начал подумывать и о посещении Канады, а, возможно и о трансляции нескольких французских программ в Монреале или Квебек Сити. Это могло бы открыть новую страницу в его жизни.

Как-то в начале ноября Скалия смотрел Пари-Клаб, в то время как Анжельвен с увлечением рассказывал о своих блестящих планах, обещая новые успехи в связи с предполагаемой поездкой в Америку.

И вдруг Скалия пришла в голову великолепная идея. Инстинктивно он всегда понимал, что Анжельвен может быть очень полезен для него, гораздо полезнее, чем просто поставщик белых тел для продажи на Средний Восток. Скалия был замешан в торговле героином как в Ливане, так и в Марселе. Он был регулярным посетителем "Пари бара", "Трой Канар", Рю дэ ла Рошфуко, известных в Сюртэ, как центры торговли наркотиками. Скалия был хорошо осведомлен о трудностях доставки героина, производимого в Марселе, на самый прибыльный рынок, в Нью-Йорк. Что может быть невиннее, чем французкая телезвезда, впервые посетившая Соединенные Штаты? В то же время Анжельвен кое-что знал о наркотиках. В 1958 году одна из его любовниц, богатая парижская матрона умерла от передозировки героина.

Корсиканец немедленно начал готовить соглашение о транспортировке наркотиков с международным героиновым синдикатом, с которым был тесно связан. Прежде всего, Анжельвену нужен был подходящий автомобиль для тайной перевозки большой партии героина. В Нью-Йорке специалисты синдиката обнаружили, что в корпусе "бьюик инвикта" 1960 года есть конструктивная особенность, позволяющая создать тайник.

Жак Анжельвен обновил паспорт и получил визу для въезда в Соединенные Штаты через день после подобных же действий самого Скалия, в середине ноября, как раз перед получением автомобиля. 

Глава 6

 На следующий день после того как обнаружилось, что канадский "бьюик" исчез, Сонни Гроссо связался с приятелем из Федерального бюро расследований, обладавшим разветвленной сетью надежных осведомителей. ФБР, как правило, не занималось борьбой с наркотиками, однако придерживалось правила держать пальцы на пульсе большинства нелегальных операций, совершаемых в Соединенных Штатах. Сонни попросил агента выяснить, не появлялась ли за последние сутки в городе крупная партия героина. Тот позвонил ему ближе к вечеру, но не смог сообщить ничего определенного.

На следующий день он снова связался с Сонни. На этот раз сведения появились – наркотики пошли в продажу.

Канадская машина сделала свое дело.

Однако к началу декабря Бюро по борьбе с наркотиками получило сведения о том, что ноябрьская партия лишь на короткое время удовлетворила спрос на героин. Очевидно источник иссяк, и полицейские осведомители намекнули, что городские подонки – наркоманы вновь начали скулить о тяжких временах. Отсюда неизбежно следовал вывод – следовало ожидать появления другой крупной партии наркотиков.

Игэн и Гроссо вместе с Диком Олеттой и федеральным агентом Фрэнком Уотерсом продолжали пристальное наблюдение за Пэтси Фуке. Анджело Туминаро отошел на второй план, теперь они сконцентрировались на перехвате крупной партии наркотиков, не без основания полагая, что она должна будет пройти через руки Пэтси. На этот раз они подготовились лучше. И если удастся четко придерживаться плана, да ещё немного повезет, они вполне смогут набросить сеть на всю банду, включая, может быть, и самого Малыша Энджи.

Пэтси редко исчезал из поля зрения, казалось, ничем не осложняя их задачу. Он казался спокойным, неторопливым, жил так, как подобает обыкновенному вполне предсказуемому мелкому бизнесмену. Как и раньше, большую часть рабочего времени он проводил в закусочной, иногда призывая на подмогу тестя, когда собирался куда-нибудь отправиться, или брата Тони – на уикэнды. Несколько раз по вечерам после закрытия он заезжал в Манхэттен поболтать со своей маленькой подружкой Инес в "Пайк Слип Инн". Но его больше не видели на улице, где он бросил канадский "бьюик". Временами он вновь пускался в привычные разъезды по городу вместе с Ники Травато, вероятно, собирая деньги или доставляя товар. Но, казалось, не был занят ничем необычным.

Игэну, во всяком случае, запомнился только один эпизод. В декабре он последовал за Пэтси с Барбарой, поехавших за рождественскими покупками в деловую часть Бруклина. Игэн вслед за супружеской парой переходил из одного переполненного магазина в другой, стараясь не терять их из вида в огромной толпе и безумной предпраздничной суете. Через пару часов они выехали с Истерн Паркуэй на Кингз Хайуэй, где Барбара высадила мужа у банка, а сама отправилась дальше. Пэтси вошел в "Лафайет Нэйшнл Бэнк", покрутился там у стойки и вышел на улицу, где взял такси и вернулся к своему заведению в Вильямсбурге. В этом визите не было ничего необычного, разве что Игэну показалось, Пэтси слишком долго заполнял депозитные бланки, временами внимательно изучая зал. Так что Игэн с улыбкой подумал про себя: "Теперь он собирается ещё и банк ограбить."

Через два дня, 15 декабря, два бандита с автоматами в самом деле ограбили "Лафайет Нэйшнл Бэнк" и скрылись с тридцатью пятью тысячами долларов, убив при этом охранника и серьезно ранив полицейского.

Игэну поначалу даже не пришло в голову, что между Пэтси Фуке и этим налетом может быть какая-нибудь связь. Для этого потребовалось, несколько недель. А пока на следующий день после ограбления они с Сонни, надев белые халаты из больницы Святой Катерины, снова листали журналы и книжки в забегаловке Пэтси. Опрятный смуглый тип в костюме в тонкую полоску вошел в магазин и указал Пэтси на нишу в глубине помещения.

– Обстановка накаляется, – пробормотал Сонни, когда пара скрылась за плотно задернутой шторой. Раньше они никогда не видели вновь прибывшего. Внешне равнодушные ко всему вокруг, устремив глаза на книги в руках, детективы незаметно приблизились к нише, стараясь уловить хоть обрывок разговора.

– Дядя Гарри хочет, чтобы ты заказал сигары, как в прошлый раз, – прозвучал хриплый голос.

Пэтси хрюкнул.

– Когда они прибудут?

– ... следующей неделе.

– Хорошо. Скажи ему, я подготовлюсь, – промычал Пэтси.

Через мгновение незнакомец вышел из ниши, едва не коснувшись плечом Игэна. У стойки он выбрал сигару, затем, кивнув Пэтси, медленно покинул закусочную.

Эдди и Сонни переглянулись. Не слишком много, но возможно, вскоре что-то произойдет.

В тот самый день 16 декабря морем из Франции в Монреаль прибыла партия практически чистого героина весом в 51 килограмм (более 112 фунтов.). Сильнодействующий белый порошок, превращающий человека в дрожащую слизь, расфасованный в маленькие пакетики, был спрятан в крыльях и шасси золотистого "бьюика инвикты".

Героин достиг конечного пункта своего длинного пути, который начался в Турции, где выращивали мак и получали опиум. Затем, в Ливане маслянистая коричневая паста с мускусным запахом после химической обработки превратилась в белый порошок – морфий. Из десяти фунтов опиума получался один фунт морфия. Из Ливана морфий нелегально переправили на юг Франции в окрестности Марселя. Там путем сложного химического процесса очистки производится наркотик, известный как героин. Отсюда начинается его преступное шествие по всему миру и, прежде всего, – на его главнейший рынок в Соединенные Штаты.

Когда наркотик поступает в страну-потребитель, сначала он попадает к заказчику, затем к оптовым продавцам или посредникам и далее по нисходящей вплоть до уличных "толкачей", продающих "попсы" – крошечные порции, завернутые в пергаминовые пакетики, по цене от трех до пяти долларов. Жадность посредников может приводить и к положительному результату. На пути к рядовому потребителю партия героина постепенно дробится, разбавляется безвредными примесями, вроде молочного сахара, и в "попсе" оказывается всего несколько крупинок настоящего наркотика. Тем самым уменьшается доза, а значит и наркотическое воздействие. Совсем другой эффект, когда человек имеет дело с "хорошим наркотиком", какой продавали в двадцатые и тридцатые годы. Можно было полагать, что партия, прибывшая в Монреаль, превратилась бы на улицах Нью-Йорка в 32 миллиона долларов. Теоретически, этого хватило бы для всех наркоманов Соединенных Штатов на целых восемь месяцев. Была сделана попытка переправить в Америку крупнейшую за все время партию наркотиков.

Заказчиком в Монреале оказался некто Луи Мартин Морис, – импортер номер один для североамериканского континента. В Монреаль груз сопровождал французский директор крупнейшей в мире героиновой сети Жан Жеан, который был известен в англоговорящем преступном мире, как Джайнт ("Гигант"). Очевидно, уголовники дали ему эту кличку по созвучию с настоящей фамилией. По мнению тех немногих, кто видел и знал Жеана, его облик не соответствовал привычным представлениям о мафиози. Рослый элегантный француз в свои шестьдесят с лишним лет предпочитал перламутрово-серые гетры, брюки в полоску, как у дипломата, черный кашемировый блэйзер с атласными лацканами, лимонный жилет, перламутровый галстук и серую мягкую шляпу. Этот наряд дополняла коричневая трость, с которой он не расставался.

В этом вояже Жеан выступал в роли заботливого наперсника, даже более заботливого, чем во время ноябрьской контрабанды, когда он сопровождал "бьюик", который Гроссо, Игэн и Уотерс видели в Нью-Йорке. Та операция оказалась успешной, но до того, как она достигла апогея, Жеан испытал несколько неприятных моментов из-за действий полиции. Может быть это была простая случайность, но его все больше терзали подозрения об утечке информации или некоем слабом звене в цепи их операций. Во всяком случае, с недавних пор он был недоволен работой в Нью-Йорке. Когда дела вел Туминаро, здесь гарантировались порядок и безопасность. Но вот к его племяннику Фуке Жеан доверия не питал. Фуке был необразован, лишен элегантности, что само по себе уже было плохо, но что совсем недопустимо в их бизнесе – ненадежен.

Его опасения, казалось, оправдались, когда по прибытии в Монреаль полиция неожиданно арестовала судно и провела досмотр. Досмотр был слишком тщательным, чтобы выглядеть обычным, обыск продолжался два дня. Жеан и Морис, встретивший его в Монреале, предположили, что кто-то известил полицию о предстоящем прибытии партии наркотиков.

И тем не менее, они не собирались отказываться от затеи, пока в Монреаль не пришла ещё одна тревожная весть. В нью-йоркском Рочестере застрелили американского гангстера, им помогавшего.

В тот момент Жеан и Морис не знали, что их связник был убит в обыкновенной бандитской разборке, которая по времени совершенно случайно совпала с налетом канадской полиции на судно. Но для наркодельцов двух этих событий оказалось достаточно, чтобы решить – запахло жареным. Они пришли к выводу, что продолжать переправку наркотиков через канадско – американскую границу в "бьюике" слишком опасно. Оставалось только вернуть груз в Европу и искать маршрут напрямую в Нью-Йорк.

Так что как только обыск закончился и золотистый "бьюик" был освобожден полицией и таможней, Жан Жеан улетел обратно в Париж. "Бьюик" вновь погрузили на судно и отправили во Францию. Его начинка так в нем и осталась.

Между тем в Нью-Йорке наступила, а потом и прошла следующая неделя, объявленная Пэтси Фуке как время прибытия "сигар", а спрос на героиновый так и не был удовлетворен. Полиция терялась в догадках: то ли кризис был спровоцирован самой мафией, чтобы вздуть цены, как уде нередко бывало, то ли крупные импортеры испытывали проблемы с доставкой товара в страну.

Детективы из Бюро по борьбе с наркотиками продолжали тщательную слежку за Пэтси Фуке, членами его семьи и сообщниками, и теперь проводили рядом с ним круглые сутки. Приближающиеся праздники вносили новые трудности, но, невзирая на Рождество, они понимали, что не могут ни на минуту оставить Пэтси без внимания, иначе столь долгожданное событие будет безвозвратно упущено.

В добавок к этому у Эдди Игэна в эти предпраздничные дни возникли новые проблемы с Кэрол. Хорошенькая девушка тщетно пыталась уговорить его проводить с ней больше времени, и все настойчивее убеждала Эдди бросить эту неблагодарную работу и вместе заняться бизнесом. Игэна бесконечные споры на эту тему только раздражали, но он совсем расстроился, поняв, что за всем этим скрывается её желание любой ценой разбогатеть.

Ее последнее предложение оказалось особенно неприятным. Все началось однажды вечером, когда Кэрол восторженно рассказывала, как пожилой клиент "Таверны Нассау", явный джентельмен, предложил купить ей ночной клуб в Нью-Джерси! Игэн отругал её за то, что она восхитилась такому предложению, хотя бы и от семидесятилетнего старика, и приказал забыть об этом. Но через несколько дней Кэрол снова выложила новость: старик прислал своего сорокалетнего сына с подарком – новой машиной "Тандерберд"! Она торжествовала: теперь Эдди может бросить свою работу и будет помогать ей в клубе. Что же касается престарелого поклонника, ей представлялось, что она время от времени выпьет с ним чашечку кофе, да, может быть, разрешит разочек себя поцеловать.

Игэн, сначала потерявший дар речи, потом пришел в ярость. Они снова поругались и он, взбешенный, удалился. Но никак не мог заставить себя забыть, как хорошо им было вместе.

Жан Жеан сразу после возвращения в Париж из Монреаля, не тратя даром времени, встретился с человеком, способным за хорошие деньги взять на себя самую трудную и грязную работу. Франсуа Скалия был очень доволен, что его прозорливость так скоро вознаградится. Он самодовольно ухмылялся, слушая, как Жеан излагал свою проблему – доставку очень ценного и крайне дефицитного героина непосредственно в Нью-Йорк, самый неприступный из портов Соединенных Штатов.

Потребность в героине все росла, но полиция не дремала; кроме того, до Жеана дошли слухи, что крупнейшие американские заказчики жаловались на качество последней партии, героин оказался хуже, чем обещали. Им был нужен новый качественный товар, и побыстрее. В этот раз Жеан даже хотел послать в Нью-Йорк главного химика синдиката, чтобы удостоверить качество героина. Но сначала нужно было доставить туда груз. Есть у корсиканца идеи, как это сделать?

Скалия пожелал Джайнту хорошего настроения и веселого Рождества.

– Считайте, что пятьдесят один килограмм героина уже в Нью-Йорке, – заверил он.

Во вторник 21 декабря Жак Анжельвен заявил в своей телепрограмме, что его планы посетить США, изучить Америку и её телевидение, близки к осуществлению. Он рассказал многочисленной и преданной аудитории, что возьмет в Америку свой новый роскошный автомобиль и увидит Соединенные Штаты как настоящий турист. Не сообщив, естественно, что сроки визита в Америку значительно ускорены по настоянию Скалия. Плата за перевозку машины в Америку должна была составить около 475 долларов, дороже чем его собственный проезд в туристском классе. Он знал, что берется за опасное дело, но когда поручение будет выполнено, в Нью-Йорке ему выплатят 10 000 долларов, больше его годового жалования.

Скалия сказал Анжельвену, что до отъезда от него требуется всего лишь предоставить "бьюик" на пару дней. Анжельвен должен был оставить его открытым в условленном месте на Елисейских полях и забрать приблизительно в том же месте через сорок восемь часов. И ещё раз, уже в Нью-Йорке, ему придется поставить машину в гараж отеля "Уолдорф Астория" и не трогать её, пока не разрешат. Все очень просто. Он сам, сообщил по секрету Скалия, будет в Нью-Йорке примерно в то же время и обеспечит руководство операцией и моральную поддержку. За всю работу – пять миллионов франков или десять тысяч американских долларов, не облагаемых налогом.

2 января 1962 года Анжельвен поставил "бьюик" на Елисейских полях и улетел на юг провести два дня с семьей. 4 января, вернувшись в Париж, он забрал машину, собрал вещи и поехал к северному побережью, где на следующий день из Гавра должен был отплыть океанский лайнер "Юнайтед стейс". На ночь он остановился в Руане в гостинице "Хотель де ля Пост", где его встретил Скалия, и за ужином они уточнили все детали.

На следующее утро простодушного Анжельвена угораздило смертельно напугать корсиканца. Обнаружив накануне вечером неполадки в работе генератора своего "бьюика", рано утром он поехал в гараж "Дженерал Моторз" на другом конце Руана, дорогу к которому ему объяснил портье. Когда Скалия проснулся и обнаружил пропажу компаньона, он расспросил портье и, обливаясь потом, гнал такси две мили до гаража, спеша не допустить, чтобы ремонтники чего не обнаружили.

В тот же вечер, 5 января, Жак Анжельвен отплыл из Гавра на борту океанского лайнера "Юнайтед Стейс" со своей драгоценной "инвиктой" на грузовой палубе. Франсуа Скалия поездом вернулся в Париж.

Через тридцать шесть часов, 7 января, сам Скалия отправился в аэропорт Орли и рейсом "Эр Франс" вылетел в Канаду, в Монреаль. Он переночевал в отеле "Куин Элизабет", а затем в роскошных апартаментах в квартале Роузмон встретился с Луи Мартином Морисом и Жаном Жеаном, прибывшим из Парижа другим авиарейсом. На следующее утро Скалия выехал поездом в Нью-Йорк. Прибыв в Нью-Йорк во вторник утром, 9 января, он зарегистрировался под именем Франсуа Барбье в отеле "Виктория", что на углу западной Пятьдесят первой стрит и Седьмой авеню.

Позднее в тот же день из Монреаля в Нью-Йорк вылетел и Жеан. В Нью-Йорке он направился в отель "Эдисон" на западной Сорок шестой стрит, между Бродвеем и Восьмой авеню. Этот отель был всего в шести кварталах от восемьдесят шестого причала, где следующим вечером должен был пришвартоваться флагманский корабль пассажирского флота Соединенных Штатов Америки.

С самого начала на борту "Юнайтед стейс" Анжельвена ждали неприятности. Выход судна из Гавра задержался на шесть часов, и пассажиры даже не смогли попасть на корабль в положенное время, только далеко за полночь разместившись в своих каютах. Ему пришлось делить каюту турист-класса с двумя другими пассажирами, один из них оказался немец, к которому Анжельвен сразу же почувствовал неприязнь. Среди 1800 пассажиров было очень мало французов, большинство оказались американцами, и Жак приходил в ужас от их безразличия к элегантности и вкусу. Еду он находил невразумительной, за исключением обильных англо-саксонских завтраков, хотя, относясь с повышенным вниманием к своему здоровью, пришел к выводу, что американский обычай пить воду перед едой мог быть полезен для его печени.

В тесной переполненной каюте Анжельвен страдал клаустрофобией и потому плохо спал. Проблема со сном усугублялась привычкой пруссака – соседа вставать каждое утро в 6 часов, что неизменно будило Жака, едва он успевал заснуть. После немца-соседа и плохого обслуживания величайшим источником его раздражения была чрезмерно иудейская атмосфера на борту. Создавалось впечатление, что там просто беспрерывно совершают еврейские религиозные обряды.

Анжельвен встретил на судне молоденькую француженку по имени Арлетт, которая, не будучи красавицей, оказалась достаточно симпатичной, чтобы привлечь его внимание. Но переполненный туристский класс не давал возможности продвинуть их отношения достаточно далеко.

Поэтому Анжельвен ограничился тем, что сидел в комнате отдыха и строчил дневник, комментируя неприятное путешествие и излагая планы своего пребывания в Нью-Йорке. Он дал зарок, что обратно поплывет первым классом, – тогда он будет в состоянии себе это позволить.

На той неделе полицейские информаторы наперебой стали сообщать, что "хороший товар" в огромном количестве вот-вот появится на улицах Нью-Йорка. Примерно в то же время детективы стали замечать все более частые визиты в закусочную Петси Фуке различных темных личностей, известных своими связями с наркомафией. Некоторых заметили при передаче Пэтси денег. Наверняка ожидалось нечто важное.

Ближе к вечеру 9 января детектив Сонни Гроссо, облачившись в белый халат, зашел в закусочную Пэтси. Игэн торчал на противоположной стороне Бушвик авеню на их привычном посту в больнице святой Екатерины. Сонни остановился у сатуратора и бросил старику за прилавком – тестю Пэтси:

– Кофе, печенье и пепси с собой.

Сам Пэтси сидел в задней части зала, положив локти на стол, и ел суп. Сонни и Игэн в качестве "врачей" за последние три месяца так часто заходили в закусочную, что даже стали здороваться с Пэтси. Вот и теперь, когда Сони направился к телефонам в глубине закусочной, он небрежно помахал рукой, и Пэтси кивнул ему в ответ.

Когда Сонни подошел к телефонам, один из них зазвонил. Он машинально снял трубку.

– Алло?

– Бонджорно, Паскуале! – раскатисто прозвучало по-итальянски.

– Кого вам?

– Паск...Пэтси, пожалуйста, – ответили с сильным акцентом по английски.

– О, конечно. Подождите минутку. – Сонни заглянул за занавеску, где сидел Пэтси, поглощенный едой. – К телефону.

Пэтси вышел и взял трубку, Сонни отошел к стойке с журналами. Пэтси беседовал недолго, да и то в основном слушал, а отвечая, только нечленораздельно ворчал. Затем Сонни услышал, как он произнес на плохом итальянском.

– Хорошо, я зайду к тебе, – и повесил трубку.

Когда Сонни вернулся к телефону, чтобы самому позвонить, Пэтси как раз говорил тестю:

– Папа, постарайся быть здесь завтра. Я буду занят большую часть дня. 

Глава 7

 Бюро по борьбе с наркотиками Нью-Йоркского управления полиции располагалось на втором и третьем этажах старого здания Первого полицейского участка, которое приютилось на короткой узкой улочке Олд Слип, у юго-западной оконечности Манхэттена, в нескольких кварталах от финансового центра. Старый Слип и в самом деле, состоял из двух параллельных, вытянутых в направлении запад – восток улочек – каждая длиной только в два квартала – соединяющих улицы Уотер и Саут, что вдоль реки Ист Ривер, и разделенных посередине ещё более узкой улочкой, под названием Франт Стрит.

Первый полицейский участок занимал небольшое квадратное здание у речного конца улицы. Это было мрачное сооружение серого камня, датированное концом прошлого или началом нынешнего века. Комнаты, обшитые потемневшими деревянными панелями, с высокими потолками, украшенными выцветшей зеленой лепниной, и скудной мебелью на вытоптанном полу, вызывали в памяти полицейские участки в фильмах тридцатых годов. С улицы здание было окружено невысокой, до пояса, деревянной изгородью, миновав которую можно было открыть главные двери, а за ними скрывался высокий массивный стол, над которым возвышались голова и плечи сержанта в голубой форме, его глаза смотрели на каждого входящего с такой печалью, словно все это глаза бы его больше не видели.

Остальная часть этажа, скрытая от взгляда, была занята шкафчиками патрульных, хозяйственными помещениями, офисами, комнатами для допросов и камерами для заключенных. Покрытая трещинами деревянная лестница с тяжелыми перилами красного дерева вела на второй этаж в комнаты детективов и в стрелковый тир. На лестничной площадке второго этажа палец, грубо намалеванный на черно белом плакате с надписью: "БЮРО ПО БОРЬБЕ С НАРКОТИКАМИ", указывал вверх по лестнице.

Площадка третьего этажа почти ничем не отличалась от предыдущей. Туалет, выходивший на лестничную площадку, соседствовал со сравнительно новым бачком с питьевой водой и пробковыми досками для объявлений, заклеенными розыскными листами, фотографиями и рисунками отвратительных физиономий преступников, находящихся в розыске, отпечатанными на ротаторе бюллетенями и примостившимися в уголке рукописными извещениями о деятельности Полицейской благотворительной ассоциации и предстоящих товарищеских матчах.

Направо от центрального коридора находилась большая комната, скорее, зал, разделенный перегородками на уровне глаз на маленькие отсеки, способные вместить один-два стола. Половина из них в любое время была занята аккуратно одетыми мужчинами, главным образом, молодыми. Они спокойно беседовали по телефону, изучали стопки машинописных листов или переписывали свои каракули, превращая их в официальные рапорты. Главный признак, объединявший их – тупорылый револьвер тридцать восьмого калибра, спрятанный у каждого в кобуре на бедре, а также лишенные эмоций лица. Что же касается всего остального, если вдруг они все одновременно встанут и выйдут на улицу, то ничем не будут отличаться от окружающей толпы.

Некоторые одеты в джинсы и кожаные куртки, некоторые в разномастные, но опрятные спортивные костюмы, другие в строгие деловые костюмы с галстуком, несколько человек носили супермодные свингеры. Одни были светловолосые англосаксы, другие – смуглые латиноамериканцы, было также несколько негров. Стрижки были представлены в широком ассортименте: от короткого бобрика до длинных локонов. Парни были высокие и низкие, худые и тучные. Немногие походили на копов, зато многие были тайными агентами, задействованные на долгую перспективу и открыто орудующими в сетях наркобизнеса, выдавая себя за наркодельцов. Другие толкались среди продавцов и потребителей зелья. Были среди них и те, кто относился к внутреннему персоналу Бюро.

Офис заместителя главного инспектора Кэри в дальнем углу был полностью огорожен. В нем стоял большой старый стол, книжный шкаф, одно окно помещалось высоко в стене, другое глядело поверх виадука Саут Стрит на причалы, вытянувшиеся поперек Ист Ривер в сторону Бруклина. На одной из стен, прямо у двери, так что шеф мог видеть её прямо из-за стола, висела большая черная доска со списком действующих сотрудников Бюро. На квадратном плакате со стороной в четыре фута, на стене слева, от руки была начерчена разветвленная схема того, чего ни один "коп" публично не признавал: схема мафии Соединенных Штатов. Одну из ветвей-фамилий возглавлял Анджело Туминаро.

Когда новый комиссар полиции Стивен Кеннеди в 1958 году поставил Эда Кэри во главе Бюро по борьбе с наркотиками, подразделение влачило жалкое существование из-за недостаточного внимания прежнего руководства Управления полиции. Наркотики не играли существенной роли в проблеме преступности вплоть до окончания второй мировой войны. До войны правонарушения, связанные с наркотиками, находились под юрисдикцией так называемой Полиции нравов, наряду с азартными играми, проституцией, порнографией и другими социальными пороками. Специальное подразделение по борьбе с наркотиками появилось в конце сороковых годов, когда стало очевидным, что международная мафия обратила пристальное внимание на контрабанду наркотиков как чрезвычайно выгодное средство финансирования не только своих бесчисленных нелегальных предприятий, но и легальной коммерции. Позднее подразделение было переименовано в Бюро по борьбе с наркотиками, состоящее из пары дюжин полицейских, хотя бы немного слышавших о хитроумных способах контрабанды и обязанных на практике им противостоять.

Бюро быстро разрасталось в тщетных попытках не отстать от грандиозного роста масштаба контрабанды наркотиков через Нью-Йорк. Город стал наркоцентром западного полушария. Больше половины потребителей наркотиков в Соединенных Штатах обитали в районе мегаполиса, и от семидесяти пяти до восьмидесяти процентов нелегального ввоза наркотиков осуществлялось через морской порт и аэропорт Нью-Йорка.

К середине пятидесятых годов Бюро по борьбе с наркотиками имело в своем составе больше двухсот человек, около одного процента всего состава полиции. Но результаты их деятельности были обескураживающе малы. Растущая потребность в наркотиках и жажда баснословных барышей для мафиозных лидеров увеличивала поток поставок, в котором захлебнулись правоохранительные органы. Превентивная борьба утонула в бесконечных и часто бесполезных схватках с уличными продавцами и заказчиками, но на поверку оказывающимися лишь случайными источниками зелья.

В то время между руководителями полиции существовали расхождения в вопросе о связи внушительного роста преступности со стремительным увеличением контрабанды наркотиков. Высшие чины полиции придерживались различных теорий, но преобладало стремление преуменьшать фактор наркотиков в пользу испытанной тактики наступления на преступность широким фронтом. Когда в 1958 году Кэри встал во главе Бюро, численность его сотрудников сократилась до 164 человек. Моральный уровень был не на высоте: он обнаружил, что многие сотрудники разочарованы внешней бесплодностью своих усилий. Они ограничили свою деятельность проведением арестов. Очень немногие проявляли инициативу и энергию, не ограничиваясь формальным выполнением обязанностей.

Но у Кэри было несколько факторов, работавших на него в деле создания новой команды. Самое главное, – он был фаворитом комиссара Кеннеди, умного и волевого руководителя, искренне убежденного, что именно наркотики порождают преступность, как организованную, так и бытовую. Кеннеди дал Кэри полную свободу в реорганизации Бюро и в живописании общественности того зла, с которым они столкнулись.

Новому шефу понадобился почти год, чтобы изучить своих людей, убирая при этом одних и принимая других. Он начал формировать и выращивать небольшую группу из самых целеустремленных и энергичных детективов, превратив её в элитную команду, названную Специальным разведывательным подразделением, единственной задачей которого стало не рутинное преследование уличной торговли наркотиками, а крупные цели: преследование и уничтожение воротил наркобизнеса – и чем выше уровнем, тем лучше.

И наконец, Кэри укрепил связи местного бюро с Федеральным бюро по борьбе с наркотиками. Федералы имели богатые материальные и кадровые ресурсы, а также оборудование, которыми при случае могли воспользоваться. Нью-Йоркская полиция обладала информацией, контактами и большей свободой в своих действиях, например, разрешением суда прослушивать телефонные разговоры, что весьма привлекало правительственных агентов. По меньшей мере раз в неделю шеф Кэри встречался с региональным директором Федерального бюро Джорджем Гэффни для обмена информацией и планами.

Обогащенная новой энергией, борьба против наркотиков стала давать результаты как в арестах крупных распространителей, так и в пробуждении публичной озабоченности в связи с пугающими масштабами проблемы. Полиция начала получать сведения, что мафиози старшего поколения стали разочаровываться в будущем наркобизнеса, поскольку закон все ближе подбирался к его верхушке. Просочились слухи, что Доны-ветераны, многие из которых давно вложили огромный доход от противозаконных действий в новый не менее доходный легальный бизнес, начали ощущать, что их респектабельность, нажитая неправедным путем, подвергается неоправданному риску. Многие другие выпустили из рук свои наркопривилегии, уступив их более молодым, более безрассудным членам "фамилий", или же вообще ликвидировав свой наркобизнес и открыв тем самым свои прежние владения новому пиратскому племени: пуэрториканцам и кубинским эмигрантам.

На фоне этих перемен операция, в которой были заняты детективы Игэн и Гроссо, а также агент Уотерс, явно приобретала ещё большее значение: ключевая фигура Пэтси Фуке был связан со старым боссом Малышом Энджи. Если это дело окажется настолько крупным, как предполагала полиция, то аресты крупных фигур, а затем их осуждение вполне могут привести к развалу всемирных наркосиндикатов. В результате шеф Кэри последние четыре месяца предоставил Игэну, Гроссо и команде Специального разведывательного подразделения полную свободу действий. Так же поступил и Джордж Гэффни в отношении своих федеральных агентов.

Все это время Игэн и Гроссо держали расследование под строгим контролем, сведя круг причастных к операции до минимума, опасаясь преждевременно раскрыть подозреваемым, что они под наблюдением. Но теперь, после того, как Пэтси позвонили в заведение, появилась уверенность: вот-вот произойдет что-то важное. Они решили немедленно просить у лейтенанта Хоукса максимально возможной помощи.

В среду, 10 января в 8. 30 утра в штаб-квартире Бюро по борьбе с наркотиками они встретились с шефом Кэри, Хоуксом, сержантом Флемингом из Специального разведывательного подразделения, директором Гэффни, Фрэнком Уотерсом и специальным агентом Беном Фитцджеральдом из Федерального бюро по борьбе с наркотиками. Кэри приказал всем двумстам членам своей команды, кроме занятых в других ключевых операциях, быть готовыми помочь в деле Пэтси Фуке в любое время и в любом районе города. Гэффни также откомандировал всех имевшихся агентов в район Нью-Йорка. В результате было задействовано около трехсот детективов.

Радиофицированные машины дополнительно были оснащены записывающими устройствами для регистрации всех сообщений и переговоров между подразделениями, участвующими в операции. Федеральный офис на Черч-стрит, 90 был избран в качестве центрального командного и связного пункта, так как там имелась базовая радиосеть, через которую все сообщения и советы должны были транслироваться полицией и агентами трем главным фигурам: Игэну, Гроссо и Уотерсу.

Вскоре после полудня в среду десятого января Гроссо и Уотерс, которые вели слежку за Пэтси Фуке от его дома в Бруклине, припарковались около строительной площадки на Восточной сорок пятой улице в Манхэттене, к востоку от Вандербильт Авеню. Все пространство позади Гранд Сентрал Стэйшн было перегорожено и забито грузовиками, строители вовсю гремели молотками, наводя последний глянец на новое здание Пам-Ам Билдинг. Гроссо и Уотерс беспокойно наблюдали за центральным входом в отель "Рузвельт", расположенный на полквартала западнее, между Вандербильт и Мэдисон Авеню. Они двинулись от дома Пэтси рано утром и исколесили за ним полгорода. Пэтси, нарушив все правила, припарковал свой "бьюик" в запрещенном для стоянки месте напротив отеля "Рузвельт", куда вошел десять минут назад и до сих пор не появился.

Сонни открыл дверцу, раздраженно буркнув:

– Пойду взгляну!

Сонни прошел по южной стороне Сорок пятой улицы, пока не оказался как раз напротив входа в отель. Пэтси не было видно. Наступило время ленча, и служащие уже спешили по тротуарам. Сонни решил заглянуть в вестибюль, пересек улицу, толкнул вращающуюся дверь и начал подниматься по широким ступеням, покрытым ковровой дорожкой, но тут же замер.

Его остановила импозантная фигура, спускающаяся вниз – высокий, представительный, элегантный мужчина с пышными седыми волосами под черной фетровой шляпой, в черном кашемировом пальто с бархатным воротником, в серых полосатых брюках, с черной тростью, небрежно повисшей на руке, и в перламутрово – серых гетрах.

Сонни остановился, наблюдая за мужчиной, прошедшим мимо. На вид тому было около шестидесяти. Теперь он улыбался кому-то внизу одной из тех вежливых светских улыбок, тепло или холод которым придавали едва заметные изгибы уголков рта. Сонни взглянул вниз. У подножья лестницы стоял Пэтси, и тоже улыбался, только его улыбку легко было принять за звериный оскал.

Они обменялись рукопожатиями и пошли к выходу. Сонни отступил к боковой двери и выскочил на тротуар как раз в тот момент, когда Пэтси вслед за высоким мужчиной вышел через вращающуюся дверь отеля. Поспешно шагая к машине Уотерса, Сонни пару раз оглянулся через плечо, чтобы не потерять их из вида. Парочка прогулочным шагом двигалась в направлении Мэдисон Авеню. Он плюхнулся на сиденье рядом с Уотерсом.

– Ты видел?

– Да. Ну и что? – усмехнулся агент.

Пэтси со спутником уже вернулись к отелю и стояли у главного входа, не обращая внимания на холод, всецело поглощенные беседой. Казалось, незнакомец с такой внешностью не мог иметь ничего общего с типом вроде Пэтси.

– Готов поспорить, этот парень звонил вчера, – задумчиво протянул Сонни, отчаянно жалея, что никто не придумал способ читать по клубам пара, вылетающим у собеседников при разговоре, как умеют расшифровывать язык жестов или индейские дымовые сигналы.

– Похоже, в игру вступают основные силы, – заметил Уотерс.

Примерно в половине первого Пэтси и мужчина в черном развернулись и торопливо зашагали через улицу к голубому "бьюику" Пэтси. Через минуту они уже влились в поток машин, медленно двигавшихся по Манхэттену на запад. Уотерс и Сонни, чуть поотстав, двинулись следом.

Прошло больше двадцати минут, прежде чем "бьюик" остановился на западной Сорок шестой улице между Восьмой Авеню и Бродвеем, у заднего входа в отель "Эдисон". Элегантный незнакомец вышел, обошел вокруг машины и наклонился к окну, чтобы что-то сказать Пэтси на прощанье. Затем он царственно удалился. Пэтси уехал, направившись теперь на восток. Сонни выпрыгнул из машины и поспешил к отелю, Уотерс поехал следом за Пэтси.

Сонни зашел в вестибюль отеля, как раз в то время, когда высокий мужчина выходил через главный вход на Сорок седьмую улицу. К тому моменту, как детектив пробрался через вестибюль и выскользнул на Сорок седьмую, человек почти дошел до Бродвея. Теперь старый жуир бесцельно прогуливался, впитывая картины и звуки веселой, беспутной Таймс-Сквер, которая днем всегда вызывала у Сонни брезгливое ощущение, словно старая и пьяная проститутка. Незнакомца, казалось, не заботило внимание прохожих, многие из которых глядели на него со смесью восхищения и любопытства. По крайней мере, следить за ним не составит труда, решил Сонни. Он двигался по участку Таймс-Сквер – Даффи-Сквер, где Бродвей пересекает Седьмую Авеню, и останавливался у магазинных витрин или рекламных щитов перед кинотеатрами. Парень убивает время, сделал вывод Сонни, держась за квартал позади него. Мужчина не спеша направился обратно к западной стороне Бродвея, с виду бесцельно продвигаясь к верхней части города. На углу Сорок восьмой улицы он остановился и бросил взгляд в сторону ресторана Макгиннеса, затем продолжил путь. У Пятьдесят первой улицы пересек Бродвей, снова, также не спеша, двинувшись на восток. Наконец, почти через час, в 13. 55 Сонни увидел, как он вошел в отель "Виктория" на углу Пятьдесят первой и Седьмой Авеню.

Детектив выждал несколько мгновений, затем последовал за ним. Поднявшись по ступенькам в главный холл, мужчина уселся на диванчик, лицом к лифтам. Сонни сделал вид, что изучает стенд с информацией. Через несколько минут незнакомец поднялся, чтобы приветствовать другого человека, двигавшегося через холл.

Этот тип был значительно ниже, примерно пять футов и семь дюймов, – прикинул Сонни, и много моложе, возможно, лет тридцати с небольшим. Он производил приятное впечатление, разве что темные волосы были чуть длиннее, чем у большинства американцев его возраста, скорее в европейском стиле. Его одежда также была черной, хорошего кроя. Высокий, казалось, выказал более искреннее удовольствие от встречи с ним, чем это было с Пэтси. Они даже обнялись, затем, обменявшись несколькими фразами, вместе покинули отель.

Теперь Сонни следом за ними вернулся на Бродвей, к Сорок восьмой улице, где с удивлением увидел, как они зашли в ресторан Макгиннеса. Это большое, не отличавшееся церемониями заведение, было характерно чисто американской пищей: гамбургерами и сэндвичами с горячим барбекью. Полагая, что эти двое были иностранцами, вполне возможно, французами или итальянцами, Сонни скорее ожидал, что они выберут более континентальный ресторан.

Мужчины спустились вниз, в маленький, тихий зальчик, где заняли столик у стены. Убедившись, что они устроились, Сонни поспешил к телефону на первом этаже, чтобы позвонить на базу с просьбой прислать в ресторан помощника. Затем он сам спустился в обеденный зал и заказал маленький столик всего лишь чуть левее своих подопечных. Те оживленно беседовали на языке, который Сонни, благодаря нескольким услышанным фразам, определил как французский, хотя некоторые звуки показались ему менее носовыми и более гортанными, чем в классическом варианте.

Когда подошел официант, высокий с заметным акцентом заказал шерри для себя и пиво собеседнику. Сонни изучал меню, выжидая, будут ли они заказывать еду. Немного погодя они заказали и ленч. Тогда и Сонни попросил принести бифбургер и чашку чая.

Он ел медленно, приспосабливаясь к неспешной трапезе незнакомцев. Сонни старался не смотреть на них, но когда однажды решился все же поднять глаза, увидел, что они раскладывают большой лист бумаги и водят по ней пальцами, как будто это была карта, план или схема.

Почти в 16. 30 пожилой попросил счет. Сонни сразу же встал, оставил на столе два доллара и, поднявшись наверх, вышел на улицу. Небрежно прислонившись к фонарному столбу, лицом к выходу и с газетой в руках стояла знакомая плотная фигура Эдди Игэна. Сонни прошел вперед и встал рядом с ним, спиной к ресторану, как будто ожидал смены сигнала светофора. Ничем не показав, что они знакомы, Сонни пробормотал:

– Через минуту выйдут два типа в черном: пожилой – высокий, классный тип и другой – пониже и помоложе. Ты берешь маленького. Я уверен, они иностранцы. Мой встречался до этого с Пэтси.

– Вот и они, – насторожился Игэн, казалось, не отрывавший взгляда от газеты.

Выйдя из ресторана, незнакомцы остановились на углу, негромко беседуя, затем обменялись рукопожатиями и расстались. Высокий отправился вниз по Бродвею, Сонни последовал за ним. Другой пересек Бродвей, двинувшись к востоку с Игэном на хвосте.

Подопечный Сонни вернулся в отель "Эдисон". Он остановился у стойки, чтобы взять ключ, и направился к открытым дверям лифта. Детектив зашел туда перед ним. На девятом этаже мужчина вышел. Сонни проехал до одиннадцатого, пересел в другой лифт и вернулся в вестибюль. Там он нашел внутренний телефон и попросил агента безопасности отеля, которого знал ещё с тех времен, когда тот служил в полиции.

Через несколько минут они уже беседовали в укромном уголке вестибюля. Сонни попросил проверить регистрационный журнал. Ему нужны были имена и сведения, откуда прибыли все иностранцы, живущие на девятом этаже.

В ожидании ответа Сонни слонялся по вестибюлю, останавливаясь у стендов с объявлениями, глазея в окно, но не упуская из вида двери лифтов. Через двадцать пять минут он увидел сотрудника безопасности возле главного входа. Там, укрывшись от нескромных взглядов за рекламным щитом, он узнал, что человек, его интересующий, прибыл из Канады, один. Джентельмен прибыл вчера и зарегистрировался в номере 909, как господин Жан Жеан из Монреаля.

Сонни это имя ничего не говорило, но он собирался хорошенько с ним познакомиться. Доложив по телефону о своем местонахождении, он попросил прислать в отель подкрепление. Затем с помощью сотрудника безопасности позаимствовал куртку отсутствовавшего коридорного и, сам назначив себя на эту должность, уселся в ожидании за его столом.

Тем временем следом за мужчиной помоложе Игэн дошел до отеля "Виктория" на углу Пятьдесят первой улицы и Седьмой Авеню. Следуя обычной тактике, он вошел со своим подопечным в лифт и заметил, как тот вышел на одиннадцатом этаже. Двадцатью минутами позже он узнал, что иностранец прибыл вчера утром из Монреаля, живет в номере 1128 и зарегистрировался как Франсуа Барбье.

Игэн позвонил на базу, где ему сообщили, что его партнер следит в отеле "Эдисон" за типом по имени Жан Жеан. Эдди купил журнал, нашел кресло поудобнее и уселся как дома.

Через несколько часов, в 18. 45, Франсуа Барбье вышел из лифта в черном теплом пальто с меховым воротником, миновал вестибюль и, спустившись по лестнице, оказался на продуваемой ледяным ветром Седьмой Авеню. Большое электрическое табло в нескольких кварталах отсюда, на Таймс-Сквер показывало +10 градусов ^[12]. Сопровождаемый Игэном, он торопливо перешел Бродвей и направился вниз к Сорок седьмой улице, где повернул к отелю «Эдисон».

Жан Жеан ждал его в вестибюле, укутанный в серое пальто и шарф, держа в руке уже знакомую черную трость. Примостившимся за конторкой коридорным оказался Сонни Гроссо, его печальные карие глаза ничего не упускали из виду. Человек, небрежно развалившийся на стуле в глубине вестибюля и читающий газету, был федеральным агентом Фрэнком Уотерсом. Даже не моргнув глазом, Эдди Игэн медленно прошел по холлу и остановился у газетного стенда, изучая стойки с журналами и последними выпусками газет. После краткой беседы Жеан и Барбье вместе вышли на Сорок шестую улицу и отправились на запад к реке Гудзон. Сонни скинул гостиничную униформу и надел пальто. Три детектива поодиночке вышли из отеля. Было начало восьмого вечера.

Иностранцы не спеша прошлись по темному и уродливому Манхэттенскому Вест-Сайду, когда-то именовавшемуся Дьявольской кухней, а теперь превратившемуся в скопище разваливающихся бараков, складов, автостоянок и гаражей. Им потребовалось пятнадцать минут, чтобы пройти пять длинных кварталов от отеля до Двенадцатой Авеню, широкой, мрачной магистрали, идущей вдоль реки, прямо под эстакадой Вест-сайдского хайвэя. Эта магистраль служит выходом к причалам большинства важнейших морских грузопассажирских линий. На углу Двенадцатой Авеню и Сорок шестой улицы Жеан и Барбье остановились, пристально глядя на красу и гордость американского пассажирского флота – лайнер "Юнайтед Стейтс", который незадолго до того пришвартовался к причалу.

Эти два канадца или француза, или кто они там были, стояли на углу, обдуваемые ледяным ветром с реки, засунув руки в карманы, пританцовывая от холода. Так они простояли больше полуторых часов. Причал, находившийся на другой стороне Двенадцатой Авеню, сначала представлял собой настоящий бедлам из-за пассажиров, хлынувших с судна, носильщиков, манипулирующих горами багажа, гудящих клаксонами такси и частных авто, пытающихся как можно ближе подъехать к воротам порта. Но в течение получаса поток пешеходов и транспорта почти иссяк, и лишь эти двое чего-то ждали на противоположном углу.

Замерзшим детективам – Сонни на выезде с Двенадцатой Авеню, между Сорок шестой и Сорок седьмой улицами, Игэну и Уотерсу – на другой стороне Сорок шестой, посредине квартала, как раз за спиной у иностранцев, – их ожидание казалось загадкой. Если эта парочка пришла сюда, чтобы встретить кого-то, сошедшего с судна, они наверняка уже не встретятся: за исключением нескольких задержавшихся и членов команды, все уже разъехались. Руки и ноги детективов занемели от холода, уши горели от ледяного ветра, так что, едва Игэн заикнулся про странных приезжих, как его товарищи сердито заворчали, на чем свет костеря "этих чертовых лягушатников".

Сонни имел дополнительный повод для негодования. Когда он стучал зубами от холода на Двенадцатой Авеню, рядом медленно проехала машина, и он увидел ухмыляющееся лицо, прижавшееся к боковому стеклу. Сонни узнал Джэка Флемминга из Специального разведывательного подразделения, кроме него в машине были федеральные агенты Джэк Рипа и Билл Карраззо. Рипа поднял вверх средний палец правой руки в грубом и понятном мужском жесте, Сонни в ответ хлопнул своей левой рукой по согнутой в локте правой.

В конце концов ближе к девяти один из французов решил действовать. Барбье оставил компаньона и двинулся через Двенадцатую Авеню к причалу. Он простоял там несколько минут, внимательно разглядывая разгрузочную площадку. Затем повернулся и пошел обратно быстрыми, крупными шагами и, как почувствовали детективы, даже весело. Когда Барбье что-то доложил Жеану, тот похлопал его по плечу, и они отправились назад по Сорок шестой улице.

На этот раз они миновали отель "Эдисон" и пересекли сверкающий Бродвей, только начинающий заводить свой порочный танец, впитывая потоки любителей ночных зрелищ и искателей развлечений. Они шли на запад до Пятой Авеню, где повернули налево и двинулись к северу, неспешно фланируя, как два старых приятеля на вечерней прогулке.

Обмениваясь по дороге впечатлениями, детективы были убеждены, что эти иностранцы – те самые крупные поставщики героина, которых ожидал Пэтси Фуке. Либо сами поставщики, либо их непосредственные представители. Было также очевидно, что крупная партия героина, о которая шла молва среди местных "толкачей" и наркоманов, либо уже прибыла и сообщникам оставалось только закончить распределение, либо это должно было случиться в ближайшее время. Впервые Эдди и Сонни получили такую моральную поддержку, зацепив не просто Анджело Туминаро, который изначально был их главной целью, но если повезет, и дичь покрупнее, о которой они даже не мечтали. Поэтому, несмотря на холод, они были полны радостного возбуждения, преследуя таинственных французов, которых Игэн наделил экзотическими прозвищами: "лягушатник один" – Жеана, "лягушатник два" – Барбье.

Три полицейских развернули классическую схему слежки, известную секретным агентам во всем мире, как "А-ВС" или "параллельное" преследование. Два из них, один за другим – в нашем случае Игэн (А), за ним Сонни (В) – шли за подопечными на приличном расстоянии по той же стороне улицы; третий, Уотерс (С) шел по другой стороне, примерно на одной линии с французами. Уотерс не спускал глаз с преследуемых; Игэн наблюдал и за иностранцами и за Уотерсом, на другой стороне улицы; Гроссо следовал примеру своих товарищей. Через несколько кварталов тройка должна будет поменяться местами, и так много раз. Это почти безотказный метод поддержания визуального контакта с преследуемыми, так как С может всегда держать их в поле зрения, независимо от того, куда они свернут или вдруг попытаются запутать возможных преследователей. Короче говоря, и сейчас метод оправдал себя.

Около кафедрального собора Святого Патрика на Пятидесятой улице французы перешли через дорогу и продолжали двигаться в северном направлении. Но затем, сделав поворот на углу Восточной Пятьдесят пятой улицы, они стремительно нырнули во вращающиеся двери элегантного отеля "Сэйнт Рэджиз" всего в нескольких ярдах от Пятой Авеню. Именно здесь они могли бы оторваться от преследователей, если бы не агент Уотерс на дальней стороне Пятой Авеню, уловивший их стремительный рывок.

Парочка задержалась в вестибюле отеля на несколько минут, явно проверяя, не появится ли вслед за ними кто-нибудь, похожий на "копа", и тем самым дала преследователям, оставшимся на улице, возможность перегруппироваться. Затем, уверившись, что за ними никто не следит, Жеан и Барбье пересекли вестибюль и спустились по ковровым ступенькам в роскошный суперклуб "Мезонет".

Игэн и Сонни решили не идти за ними из опасения быть узнанными: слишком много раз им уже пришлось находиться вплотную с французами, поэтому пошел Уотерс. Сонни решил ждать в главном вестибюле, а Игэн добровольно вызвался подежурить на Пятьдесят пятой улице, наблюдая за отдельным крытым входом в "Мезонет". Когда он закутался поплотнее и вышел на улицу, было почти 21. 30, и к этому времени стало ещё холоднее.

Жеан и Барбье сидели в клубном полумраке около часа. Не обращая внимания на музыку оркестра и дюжину элегантно одетых танцующих пар, они потягивали коктейли и лениво ковыряли легкую закуску, в то время как агент Уотерс наблюдал за ними из противоположного конца зала. Примерно в 22. 30 Жеан встал и пошел наверх, его компаньон остался за столом.

Сонни, который, надвинув шляпу на глаза, сидел в кресле у входа в "Кинг Коул бар", увидел, как Жеан прошел мимо и остановился у одной из телефонных кабинок у самого выхода из вестибюля. Пришлось зайти в соседнюю кабинку и попытаться хоть что-то подслушать. Разговор, продолжавшийся минут десять, шел на французском, и тон его был весьма решительным – вот все, что смог понять Сонни. Потом Жеан вернулся в "Мезонет", и после нескольких минут оживленной дискуссии французы рассчитались с официантом.

Уотерс выждал, пока они уйдут наверх, и только тогда поднялся с места. Наверху Сонни проследил, как они вышли на Пятьдесят пятую улицу, а уже на улице насквозь промерзший Игэн, глубоко надвинувший шляпу на свою рыжую шевелюру, увидел, как они вышли и снова зашагали к Пятой Авеню. Три детектива прошли за французами вниз по Пятой до Пятидесятой улицы, затем на восток два квартала к отелю "Уолдорф – Астория" на Парк Авеню. Было уже почти 23 часа.

Их подопечные зашли с Пятидесятой улицы и спустились по пандусу в гараж. Решив, что следовать за ними в такое ограниченное пространство не стоит, Сонни с Игэном остались на улице, наблюдая за входом в гараж, а Уотерс поспешил к лифтам в холле гостиницы. Примерно через десять минут Жеан с Барбье вышли из гаража вошли в вестибюль. Барбье разыскал внутренний телефон и, пока Жеан стоял рядом, долго с кем-то беседовал, судя по интенсивной жестикуляции, с французом. Полицейским оставалось только гадать, говорил ли Барбье с тем же человеком, что и Жеан из вестибюля "Сэйнт Реджис", или на этот раз с другим. Они не могли понять цель краткого визита в гараж "Уолдорф-Астории".

Барбье вновь присоединился к Жеану, и оба направились к лифтам. Все произошло так быстро, что опешившие полицейские за ними не успели. Теперь оставалось только ждать. "Лягушатники" могли быть в громадном отеле где угодно.

Прошел уже час, но французы никак себя не проявляли. Уже перевалило за полночь, и детективы "вели" этих людей весь день, не имея возможности перекусить или хотя бы расслабиться. Всего лишь несколько часов назад переполнявший их энтузиазм изрядно приувял, сменившись раздражением, в основном, на самих себя, потому что французов они, похоже, потеряли. Им были известны отели, где остановился каждый из преследуемых, но практика давно научила ничего не принимать на веру.

Все ещё следя за лифтами, полицейские вынуждены были слоняться по огромному вестибюлю Уолдорф. Сонни и Уотерс уже склонялись к мысли оставить все дело до утра, но Игэн с его ирландским упрямством был уязвлен. Необъяснимое чувство интуиции подсказывало ему, что "лягушатники" ещё не покинули отель, и что в эту ночь придется ещё немало потрудиться. Отделившись от остальных, он спустился по лестнице и заглянул в бар "Буль энд Биэр". Неоанглийская атмосфера бара была оживлена ночным банкетом беженцев и политэмигрантов – только мужчины, некоторые в черных галстуках.

И там, за угловым столиком, за бокалами с выпивкой, сидели Жеан с Барбье. Игэн помчался наверх сообщить об этом Уотерсу и Сонни. Либо "лягушатники" нанесли визит какому-то постояльцу отеля, а затем пробрались в бар, располагавшийся в нижнем вестибюле, спустившись на другом лифте, либо сразу же прошли туда кружным путем. Так или иначе, их снова взяли под контроль. Оставалось только надеяться, что пока ничего важного не произошло.

Лайнер "Юнайтед Стейс" пришвартовался около семи часов вечера. Жаку Анжельвену сложные маневры огромного судна при швартовке к причалу казались просто бесконечными. Путешествие оказалось ужасно скучным, несмотря на то, что с Арлетт, которой на следующий день предстояло отправиться в Чикаго, они договорились встретиться вечером в её отеле "Саммит". Сам он с трудом дождался возможности сойти на берег и отогнать машину в гараж "Уолдорф-Астории", как велел Скалия. Ему также хотелось поскорее увидеть молодую леди, которая, как ему было сказано, должна была встретить его на причале. Он предвкушал юную красотку, очаровательную и податливую.

Прежде чем отправиться на таможенный контроль, он хотел дождаться, пока его драгоценный "бьюик" не выгрузят с корабля и не поставят на причале. Было уже почти девять вечера, а он все ещё ждал окончания таможенной процедуры, и в этот момент появилась девушка.

Лили де Бек оказалась просто очаровательна. Она была высокой, с ослепительно черными волосами, стройная, модно одетая. И это была женщина, не девочка – лет двадцати пяти, возможно старше. Со своим скудным английским, он с трудом пытался объяснить инспекторам, кто он такой и зачем привез в Америку сделанную в Америке же машину. Лили пришла ему на помощь. Представившись Анжельвену на французском, она сообщила ему, как рада встретиться с телезвездой, известной всей Франции. Затем обратилась к инспекторам и на английском, показавшемся Жаку великолепным, описала его, как "французского Джэка Паара".

Непринужденно болтая, они подождали, пока "бьюик" не выведут с причала. Лили оказалась француженкой, но прожила в Штатах уже несколько лет, служа секретаршей в юридической фирме. Жак, всегда неравнодушный к женщинам, почувствовал, что между ними зародилась симпатия.

Следуя её указаниям, он повел машину через город к "Уолдорф-Астории" на Парк Авеню. Широкий проспект с его огромными стеклянными башнями, сверкающими ночными огнями, его потряс. Анжельвен оставил машину в гараже отеля, затем пригласил Лили к себе в номер. Она отказалась, предложив подождать его в вестибюле. Он был разочарован, но сознавая, что для осады Лили в запасе у него ещё по меньшей мере неделя, и что Арлетт, вне всякого сомнения, ждет его, сгорая от нетерпения, в свою очередь сослался на усталость и обещал позвонить Лили на следующий день.

Кроме того, он вспомнил, что должен ждать звонка от Франсуа Скалия.

Долго ждать не пришлось. Около половины одиннадцатого позвонил мсье Жеан, чтобы удостовериться, что все в порядке и машина в гараже. Жеан сказал, что они со Скалия хотят зайти к нему в номер. Анжельвен поинтересовался, не может ли это подождать до завтра, так как он устал. Хотя, на самом деле, собирался поскорее заняться Арлетт. Жеан настаивал на встрече, и в конце концов Анжельвен с неохотой согласился – после упоминания о пяти миллионах полагавшегося ему вознаграждения.

Встреча в его номере заняла около двадцати минут. Жеан и Скалия были удовлетворены, собственными глазами увидев "бьюик" в гараже отеля. Анжельвен нахально заявил о намерении завтра воспользоваться автомашиной, но Скалия был непреклонен. Они договорились встретиться завтра днем, о месте встречи Скалии сообщит утром. Затем, к облегчению Жака, гости оставили его одного. Он старался не думать о своем участии в явно сомнительном деле и теперь решил развлечься.

Покинув номер, он спустился вниз, пересек улицу и прошел квартал до отеля "Саммит". Из вестибюля Анжельвен позвонил Арлетт, которая тут же спустилась и они вместе вернулись в "Уолдорф" выпить в "Пикок Элли". Потом Анжельвен пригласил девушку наверх, в свой номер, и она с легкостью согласилась. Но к этому времени было уже за полночь, и начала действовать строгая система гостиничной безопасности. Анжельвен бросал мрачные взгляды на служащих отеля, а Арлетт стала нервничать, когда сотрудник безопасности отеля проводил их прямо до номера Анжельвена. Они решили вернуться в Саммит. Но там все оказалось точно также. И этой ночью им пришлось спать в разных постелях и в разных отелях.

Около половины первого ночи одиннадцатого января Сонни Гроссо сидел в уолдорфском баре "Буль энд Биэр", уныло уставившись в стакан со сладким вермутом. Игэн и Уотерс торчали наверху, на восточной Сорок девятой улице, похлопывая руками и пританцовывая, чтобы спастись от холода. Ноги Игэна словно зажало в тиски и стало покалывать. Сначала он испугался, что у него, по научному говоря, первая стадия обморожения, однако потом вспомнил про новую пару коричневых туфель, которые неосмотрительно купил сегодня утром. Неразношенные туфли, холод, ноющие ноги, он сам, работа и весь этот вшивый мир довели Игэна до белого каления, когда Жеан и Барбье вышли из бара и зашагали на восток по Сорок девятой улице.

Игэн и Уотерс двинулись за ними следом, держась на приличном расстоянии по южной стороне улицы. Гроссо держался северной стороны. Жеан с Барбье свернули у Третьей Авеню. Они миновали Сорок вторую улицу..., Тридцать четвертую. Детективы менялись друг с другом местами, переходя поочередно с первой позиции на заднюю или на другую сторону улицы, даже обменивались шляпами, чтобы свести к минимуму любую вероятнось обнаружения слежки.

Их настороженность все нарастала, наверняка вот-вот что-то должно было случиться. "Лягушатники" собираются совершить нечто важное, кто будет просто так прогуливаться в такую ночь, когда ртуть в градуснике опускается столь низко, а ветер пронизывает до костей? Однако Жеан с Барбье продолжали идти по Третьей Авеню, почти не оглядываясь, прошли Двадцать третью улицу и дальше, пока не дошли до Четырнадцатой улицы. И тут, наконец, без всяких колебаний они повернули вправо. Время было 1. 45 ночи, и они прошагали тридцать пять кварталов, почти две ледяные мили. Замерзшие, выбившиеся из сил полицейские оживились: очевидно, сейчас все и произойдет.

Французы прошли на запад по Четырнадцатой два квартала до Юнион Сквер, и там, около универмага Клейна, вместе с холодным ветром, безжалостно дующим вдоль широкой, пустынной площади, они повернули направо, на Парк Авеню Сауз и двинулись обратно.

Измученые холодом, усталостью и нарастающим отчаянием, три детектива продолжали преследование. Страдая от невыносимой боли в ногах, Игэн начал хромать. Они протащились по всему маршруту: обратно вверх по Парк Авеню до Сорок шестой улицы, оттуда снова на запад, прошли Мэдисон Авеню, Пятую и Шестую Авеню, пока, наконец, без двадцати три на углу Сорок шестой улицы и Седьмой Авеню французы после восьмичасовой прогулки не расстались, всего лишь пожелав друг другу спокойной ночи и обменявшись короткими поклонами и рукопожатием.

Жеан пешком продолжил свой путь на запад, очевидно, возвращаясь в отель "Эдисон". Сонни и Фрэнк Уотерс остались с ним. Игэн заставил себя с тащиться следом за Барбье, который прошел к северу по Седьмой Авеню более пяти кварталов, пока не вошел в отель "Виктория". Там он подошел к конторке, отыскал ключ от своего номера и уехал в лифте. Игэн убедился, что кабина остановилась на одиннадцатом этаже, и отправился к телефону, попросив срочную замену.

В три часа утра он со стоном рухнул на диван в вестибюле отеля, борясь со сном. И приходилось ему нелегко. Глаза, слезящиеся от усталости, ни за что не хотели открываться, вновь и вновь он проваливался в теплое никуда, и тут же, встряхнувшись, приводил себя в боевую готовность.

Около половины четвертого Игэн решил пройтись по вестибюлю. Невзирая на боль в ногах, он минут пятнадцать расхаживал взад-вперед, и, решив, что накопил уже достаточно адреналина, снова сел – дать передышку ногам. Но через несколько минут почувствовал, как его опять "повело", и вскочил.

Вестибюль был пуст, если не считать клерка у конторки с ключами, уборщика, собиравшего в совок окурки, и ночного портье, нахохлившегося за стойкой возле лифтов. Портье наблюдал за ним, как показалось Игэну, с сочувствием; может быть, догадался, что он полицейский? Игэн решил попробовать заручиться его поддержкой.

– Послушай, приятель, – улыбнулся Игэн приближаясь к стойке, – мог бы ты оказать мне большую услугу?

Тщедушный, болезненный портье нерешительно взглянул на человека с красными воспаленными глазами.

– Какую именно?

– Ты меня видишь здесь уже давно, – сказал детектив. – Я жду одного друга, который должен спуститься сверху, – он подмигнул, – но видишь ли... глаза просто слипаются. Вот я и интересуюсь, не мог бы ты для меня одним глазком посматривать на лифт и, если он поедет с одиннадцатого этажа, толкнуть меня, если я отключусь? – Он похлопал себя по карману, намекая, что готов расплатиться за услугу.

Портье пожал плечами.

– Конечно, почему бы нет? Одиннадцатый этаж?

– Совершенно верно, – улыбнулся Игэн и повернулся, собираясь вернуться в удобное кресло, но тут портье его окликнул:

– Мистер, сейчас лифт как раз спускается с одиннадцатого!

Застигнутый посреди пустынного зала, Игэн попытался скрыться, прежде чем двери лифта откроются, но не успел. Из лифта вышел осунувшийся молодой человек в мятом костюме; когда он поднял глаза на не успевшего спрятаться Игэна, то просто остановился и уставился на него.

Детектив смутился, надеясь, что это незаметно. Что это за тип? Какого черта он глазеет на него? Неужели он распознал в нем сыщика? Человек спустился с одиннадцатого этажа, может быть он каким-то образом связан с Барбье? Эти мысли промелькнули у Игэна в голове за долю секунды, но уже в следующий миг он шагнул вперед, решив блефовать.

– Не могу ли я вам помочь, сэр? Я из службы безопасности отеля, – спокойно произнес он.

– Н-нет, думаю что нет, – ответил молодой человек, заикаясь от смущения. – Я просто подумал, что ваше лицо мне знакомо...но...

– Что-нибудь случилось? – не отставал Игэн. – Поздновато для прогулок.

Глаза его собеседника широко раскрылись.

– Вы, случайно, не Игэн из Бюро наркотиков?

Теперь пришел черед удивляться Игэну.

– А вы кто?

– Джонсон, Федеральное бюро. – Он, казалось, даже обмяк от облегчения и усталости. – Я не был уверен, что вы здесь, внизу.

– А я не знал, что вы наверху! – заявил Игэн, отводя его в угол вестибюля. – Что вы делали на одиннадцатом? Мы стараемся не засветиться перед этими парнями.

Агент Джонсон вздохнул.

– Я сижу в номере рядом с Барбье, пытаюсь прослушивать его разговоры. Там между двумя ванными есть вентиляционная труба... Весь день я просидел у трубы, не услышав практически ничего. Ну и черт с ним, я решил выбраться оттуда, глотнуть воздуха и чего-нибудь поесть.

Игэн рассмеялся.

– Ладно, иди перехвати чего-нибудь. Я буду здесь. Только не пропадай на всю ночь.

– Большое спасибо, – просиял молодой агент. – Я сейчас же вернусь. – Когда он повернулся, чтобы идти, Игэн крикнул вслед:

– Эй, Джонсон, давно ты в бюро?

Джонсон смутился, и как раз по нему это было заметно.

– Уже два дня. Им был нужен кто-нибудь, кто понимает по французски.

– Ну хорошо, до встречи.

Не обманет, – подумал Игэн, провожая его взглядом.

Пошел пятый час утра. Игэн побродил по вестибюлю, сел, встал, снова сел – в другое кресло, опять встал, затем тяжело опустился на диван. Его начинала угнетать неспособность побороть сон. Голова Игэна снова стала клониться, как чья-то рука, коснувшаяся плеча, заставила очнуться. Это был портье.

– Похоже, тот парень не был твоим другом, а?

Игэн постарался принять вертикальное положение.

– Нет, – он зевнул, – это совсем другой друг.

– Послушай, – портье настороженно огляделся, – у меня есть кое-что, способное тебя оживить. Это обойдется тебе в два бакса, но оно того стоит.

Детектив моментально очнулся. Этот простак пытается всучить ему какой-то стимулятор! Он постарался скрыть внезапно пробудившийся интерес ещё одним зевком.

– Два бакса? Гм, а что это за средство?

Портье ухмыльнулся.

– Пошли со мной.

Игэн заставил себя подняться и пошел за ним к столу. Портье сунул руку в карман и вытащил маленькую зеленую металлическую коробочку, которую осторожно открыл, спрятав под крышку стола. Игэн лишь мельком взглянул на набор таблеток всех размеров, форм и цветов, как тот извлек знакомую розовую, в форме сердечка пилюлю и опустил её в ладонь Игэна. Это был "бенни" – бензедрин.

– Проглоти, – сказал портье, – и через пару минут хоть в пляс пускайся.

– Большое спасибо, – сказал Игэн, пытаясь изобразить сердечную благодарность. Сунув две долларовые бумажки, он отошел, подумав про себя:

"Когда кончим дело этого проклятого Фуке, первое, что я сделаю, – приду сюда и заберу эту обезьяну ". 

Глава 8

 В восемь утра во вторник, одиннадцатого января, молодой федеральный агент по имени Луис Гонсалес прибыл, чтобы сменить на посту наблюдения вконец усталого, с красными от бессонной ночи глазами Игэна. Тот чувствовал себя совершенно измученным, – даже сильнее, чем в морской пехоте после недели полевых учений. С окостеневшими суставами, затекшими мышцами, небритый, с ноющим от голода желудком, он кое-как поднялся с дивана в холле гостиницы и побрел вниз по лестнице в кафетерий. К своему раздражению, он сообразил, что даже сейчас не может уйти, потому что сменивший его агент не опознает Барбье, пока Игэн ему того не укажет.

Так они с Гонсалесом с несчастным видом просидели в ожидании больше четырех часов. К полудню физическое утомление и моральное опустошение Игана достигли такого предела, что он был готов броситься наверх, к Барбье, волоча за собой агента Гонсалеса, выбить ногой дверь и крикнуть, – Вот он! – а затем повалиться на ближайшую кровать и заснуть. Наконец, уже после двенадцати, двери лифта открылись в очередной, казалось, уже тысячный раз, и появился Барбье. Он выглядел бодрым и хорошо отдохнувшим.

– Сволочь, – выругался про себя Игэн, тронув агента за руку. Все в том же теплом пальто, француз спустился по ступеням и вышел на улицу. Игэн, ощущая в голове гудящую пустоту, подошел к стойке и попросил комнату.

В половине пятого вечера Игэн вернулся в холл, освеженный трехчасовым крепким сном, приняв душ и побрившись. Луиса Гонсалеса уже сменил Джек Рипа. Вид у него был кислый.

– Надеюсь, ты хорошо отдохнул, – приветствовал он детектива. – Похоже, ночью тебе спать не придется. Мы потеряли Барбье.

Рипа объяснил, что когда француз в полдень покинул "Викторию", Гонсалес последовал за ним к "Эдисону". Барбье вошел туда через главный вход со стороны Сорок седьмой улицы и пробыл в холле гостиницы всего несколько секунд. Его видели детективы, наблюдающие там за Жеаном. Затем Барбье устремился через выход на Сорок шестую улицу, вскочил в такси и исчез прежде, чем они успели что-либо предпринять.

Игэн в негодовании закатил глаза.

– Вот это да! – крякнул он. – Ладно, придется сидеть здесь. Как там другой лягушатник и Пэтси?

– Все спокойно. Пэтси у себя в забегаловке под наблюдением. У Жеана в "Эдисоне" без изменений. Там Сонни с кем-то из наших. В соседнем с Жеаном номере мы посадили парня, знающего французский, он прослушивает разговоры. С тем же успехом, что и здесь.

– Хорошо. Слушай, я отойду на несколько минут. Скоро вернусь.

Игэн вышел на Седьмую Авеню. Холодный воздух взбодрил его. Прежде чем что-либо делать, он решил пойти переобуться, – ночь опять могла выдаться долгой. Он пересек Бродвей и зашагал к гаражу, где предыдущим вечером оставил свой "конвейр". Там он переобулся в разношенные туфли на мягкой подошве, которые держал в багажнике вместе со сменной одеждой. Потом пошел обратно к "Виктории", задержавшись у лотка на углу, чтобы съесть пару хот-догов и выпить пепси. Примерно в пять минут шестого он вернулся в холл гостиницы. Рипа занимал позицию в глубине и при виде Игэна покачал головой. Тот кивнул и уселся в кресло, откуда мог видеть спуск к главному входу с улицы.

В начале восьмого он увидел, как Рипу подозвали к телефону к столику помощника управляющего. Агент обменялся с кем-то несколькими фразами, косясь на Игэна, а положив трубку, направился прямо к детективу.

– Только что Барбье снова засекли в "Эдисоне". Он вошел в холл через ту же дверь, в которую вышел, минуту побыл в холле и вышел на Сорок седьмую улицу. За ним пошел Джим Гилди.

– Наверное, возвращается сюда.

– Скоро узнаем.

В семь двадцать пять детектив Гилди поднялся по ступеням холла и подошел к Игэну.

– Барбье внизу в баре у стойки.

– Отлично. Будь здесь с Джеком Рипа, он в том углу. Смотрите за лифтами. Я пойду вниз, составлю французу компанию.

Игэн вошел в полутемный "Парасол Лодж" с Пятьдесят первой улицы. У длинной изогнутой стойки была занята половина мест; вдоль стены у входа располагались кабинки, а в глубине зала – столики, большинство из которых были заняты парочками и компаниями. Он увидел Барбье, сидевшего в одиночестве за небольшим столиком рядом с выходом. Игэн сразу направился к углу стойки, откуда мог наблюдать за французом, не глядя на него прямо. Заказав порцию "сигрэм – севен" с содовой отдельно, Игэн стал не спеша потягивать содовую, капнув туда лишь несколько капель виски. Спустя пятнадцать минут он заметил у столика Барбье официанта, а затем лягушатник – два поднялся и прошел к входной двери, неся пальто на руке. Игэн заплатил по счету и последовал за ним. Когда он поднялся наверх, Гилди стоял у лифта один.

– Рипа поехал с ним, – сказал он, следя глазами за указателем этажей над входом в лифт. – Одиннадцатый, все в порядке. Похоже, какое-то время он будет в номере.

Игэн, а вскоре и агент Рипа, устроились в холле "Виктории".

В это утро Пэтси Фуке, который весь предыдущий день, после того, как высадил Жеана, провел спокойно, вышел из своего дома на Шестьдесят седьмой улице в Бруклине и сел в свой "бьюик-компакт". Агент Фрэнк Уотерс, держа приличную дистанцию, последовал за ним на восток по Шестьдесят пятой улице до Кони Айлэнд Авеню, где и потерял его в потоке машин.

Спустя два с половиной часа Пэтси был замечен детективом Джимми О'Брайеном, когда входил в "Пайк Слип Инн" в нижнем Манхэттене. В три часа пополудни Пэтси покинул бар, после чего детектив последовал за ним обратно к магазину в Бруклине. Когда Пэтси приехал, Дик Олетта, потягивавший кока-колу у стойки, услышал, как тесть Пэтси сказал по-итальянски, что звонил "ты знаешь кто", чтобы подтвердить, что "встреча назначена".

Однако день уже сменился ночью, а Пэтси даже не делал попытки покинуть закусочную. Около одиннадцати вечера было замечено прибытие его брата Тони в старом, грязном пикапе "шевроле". Вместе они находились в магазине около получаса. В одиннадцать тридцать Пэтси погасил свет и, выйдя наружу, запер дверь. Тони сел в свой "шевроле" и уехал, сопровождаемый агентом Арти Флером, который позже сообщил, что Тони благополучно прибыл к себе домой в Бронкс.

Тем временем Пэтси в своем синем "бьюике" отправился на Манхэттен. Дик Олетта, следуя за ним на небольшом расстоянии, непрерывно докладывал другим оснащенным радиотелефонами машинам без полицейских опознавательных знаков, находившимися в Бруклине и Манхэттене, о маршруте следования объекта. Тот проехал мост Уильямсбург ("Он едет в Нижний Ист Сайд, возможно, обратно к Блейру", – предположил Олетта); однако, в конце Манхэттена Пэтси повернул на север от Деланси Стрит, вместо того, что двигаться на юг к "Пайк Слип"; а на Хьюстон Стрит он снова свернул направо и, проехав несколько кварталов, оказался на Ист Ривер Драйв. ("Всем проснуться. Он едет в город. Может, встреча опять будут в "Рузвельте?").

На этот раз детектив оказался прав. Пэтси покинул Драйв на Сорок второй улице, доехал до Сорок пятой, затем ушел налево и продолжил движение на запад до "Рузвельта", где, миновав главный вход, завернул за угол и припарковал "бьюик" на Мэдисон Авеню. Олетта заехал на Мэдисон с другой стороны и поставил машину напротив, через дорогу. Он видел, как Пэтси беспокойно огляделся и направился обратно за угол к парадному входу в "Рузвельт", где подошел к двум мужчинам, стоявшим под козырьком. Один из них, среднего роста, в серой шляпе и черном пальто, был незнаком Олетте. Второго, такого же роста, но без шляпы, детектив узнал – это был Франсуа Барбье, "лягушатник-два". Вспомнив, что по последней информации Барбье был объектом Эдди Игэна, Олетта сообщил о нем по радио всем машинам.

В этот момент машина, в которой сидели Сонни Гроссо и Фрэнк Уотерс, тоже поворачивала на Мэдисон Авеню, кварталом севернее Олетты. Когда Сонни услышал по радио, что Пэтси сейчас стоит у входа в отель с двумя мужчинами, один из которых Барбье, он возликовал в предвкушении чего-то значительного: они с Уотерсом только что "проводили" туда лягушатника-один, Жана Жеана. Меньше десяти минут назад, около одиннадцати сорока пяти, Жеан, весь день сидевший тихо, торопливо покинул отель "Эдисон" с синим саквояжем в руке и подозвал такси. Сонни скинул куртку коридорного, натянул пальто и выбежал на улицу, где сел в машину Уотерса. Такси направилось на восток по Сорок шестой улице и повернуло на юг на Мэдисон, высадив Жеана на углу Сорок пятой напротив "Рузвельта". Долговязый француз сейчас пересекал авеню в направлении отеля.

– Это может быть тем, чего мы ждем, – сказал Сонни Уотерсу, – Пэтси встречается со своим французом-поставщиком.

– Не знаю, – задумчиво ответил агент, – не похоже, что в сумке у него пятьдесят килограммов.

– Либо наводка неточна, либо в сумке могут быть только образцы. – Сонни открыл дверцу. – Пройдусь до угла, взгляну, что там.

– Держи визуальный контакт с Олеттой, – напомнил ему вслед Уотерс.

С того места, откуда был виден вход в "Рузвельт", Сонни разглядел там четверых человек, причем саквояж все ещё был у Жеана. Сонни попытался внимательней приглядеться к четвертому, но расстояние и ночные тени, ещё более резкие из-за яркого светильника над козырьком входа в отель, затрудняли опознание. Ему показалось, что вряд ли он когда-либо видел этого человека. Четверка, стоявшая тесным кругом в негустом потоке людей, входивших и выходивших из отеля, среди суматохи пассажиров, спешащих на последние пригородные поезда с вокзала Гранд Сентрал, вполне могла выглядеть компанией деловых партнеров, расстающихся после банкета в ресторане. Разговор теперь стал весьма оживленным, причем говорил в основном Пэтси.

Затем совещание на тротуаре закончилось и все зашагали на угол. Часы Сонни показывали пять минут первого. Он повернулся и поспешил назад, к машине Уотерса. Квартет уже сидел в маленьком "бьюике" Пэтси, который трогался с места и разворачивался в сторону центра по Мэдисон.

Сонни схватил микрофон и передал сообщение всем машинам. Уотерс рванул машину с места и на Сорок пятой улице начал, визжа тормозами, делать полный разворот, но вынужден был резко остановиться посреди авеню, чтобы не столкнуться с такси. (Дик Олетта, проделав тот же маневр между Сорок пятой и Сорок четвертой улицами, возвращался назад, следуя на север, и был остановлен красным сигналом светофора и поперечным потоком машин, устремившихся на запад по Сорок пятой.) В эти несколько секунд синий "бьюик" Пэтси скрылся из вида.

Сонни и Уотерс рыскали по восточной части центра, как и Олетта, как ещё с полдюжины других машин, в надежде, что кто-то восстановит контакт с неуловимым "бьюиком". Громко трещали радиотелефоны; полицейские отчаянно перекликались.

– Он поехал вверх по Мэдисон.

– Кто-нибудь видел, куда он свернул?

– Кто на Пятой Авеню?

– Кто на Парк Стрит?

– Хоть кто-нибудь его видел?

Затем, в четверть первого, база сообщила:

– Франсуа Барбье только что вернулся в гостиницу "Виктория" и находится у себя в номере.

– Интересно, – заметил Уотерс, когда они повернули с Мэдисон на Пятьдесят третью улицу в направлении Вест Сайда.

– Что интересно?

– Мы ни разу не слышали сообщений от Игэна. Он ведь должен был следить за Лягушатником-два, верно?

– Да-а, – задумчиво протянул Сонни.

Никаких следов "бьюика" в районе Пятьдесят первой улицы и Седьмой Авеню не было, и они снова ехали на запад по Пятьдесят первой, хмуро прислушиваясь к обескураженным радиоголосам других машин, когда в эфир ворвался властный голос:

– Это Гафни. Засек "бьюик" Пэтси на пересечении Пятьдесят седьмой и Пятой Авеню. Кто-нибудь, немедленно сюда!

Следуя лаконичным инструкциям, Уотерс погнал машину вверх по Пятой Авеню, свернул к востоку по Пятьдесят седьмой улице и, вновь оказавшись на Мэдисон Авеню и двигаясь в южном направлении, догнал машину Гафни, которая все ещё преследовала Пэтси.

Теперь в синем "бьюике" с Пэтси было только двое – Жеан и неизвестный, и следующие полчаса они продолжали разъезжать по непредсказуемому маршруту внутри прямоугольника, замкнувшего в себе восточную часть центра города, пересекая улицы, беспорядочно срезая углы, двигаясь вверх и вниз от центра, в восточном и западном направлениях. Но теперь другие полицейские машины подтянулись к этому району и ввели в действие свою собственную сложную схему наблюдения, которую они не раз применяли до этого. Основной принцип заключался в том, чтобы поставить по крайней мере один полицейский автомобиль в конце каждого квартала, в который могла бы выехать машина объекта слежки, с тем, чтобы принять за ней наблюдение.

Гроссо и Уотерсу, следовавшим за Пэтси вплотную, казалось, что трое в машине на ходу ведут оживленную, даже жаркую дискуссию. Детективы предположили, что, должно быть, разговор шел о сделке: возможно, у Пэтси ещё не было всей суммы, и он пытался тянуть время; или они спорили насчет образца, который Жеан поставил авансом или показал ему, если в саквояже у него действительно был образец. Может быть, Жеан располагал меньшим количеством, чем то, какое было нужно Пэтси немедленно. Или правы оказались полицейские осведомители, намекавшие на низкое качество товара.

Наконец, около часа ночи Пэтси направился прямо по Сорок девятой улице, повернул на юг на Бродвей, все ещё сиявший огнями и многолюдный, и остановился на углу Сорок седьмой улицы. Жан Жеан уже без синего саквояжа вышел из "бьюика" и зашагал в толпе прохожих в направлении "Эдисона", оставив в "бьюике" Пэтси и неопознанного мужчину.

Сонни выскочил из машины Уотерса возле Сорок восьмой улицы и пустился за лягушатником-один. Дик Олетта сообщил, что где-нибудь припаркуется и встретит Сонни в холле гостиницы.

Тем временем Пэтси на смене сигнала светофора ловко проскочил перекресток Бродвея и Седьмой Авеню и повернул на восток на Сорок шестую улицу. За ним последовал Уотерс, теперь в одиночестве. Но к тому времени, когда агент достиг Авеню Америкас (для нью-йоркцев она всегда остается Шестой Авеню), ему на подмогу пришли две другие машины, с Джимми О'Брайеном и сержантом Дэном Ленардом с Джимом Хэрли. Пэтси поехал вверх по Шестой Авеню, затем, на Пятьдесят первой улице, снова повернул на запад. Уотерс и трое других следовавших за ним полицейских высказали по радио предположение, что он направляется к гостинице "Виктория". Но не доезжая до Седьмой Авеню, маленький "бьюик" замедлил ход и остановился возле гостиницы "Эбби", расположенной на Пятьдесят первой улице по соседству с "Викторией". Там незнакомец вышел и прошел в холл гостиницы, а Пэтси быстро отъехал. Уотерс распорядился, чтобы Ленард и Хэрли наблюдали за "Эбби", а сам он с О'Брайеном последовали за Пэтси.

Синий саквояж все ещё был в машине. Состоялся ли обмен?

Джим Хэрли выскочил на тротуар и вошел в "Эбби". Человек в серой шляпе ожидал лифт. Хэрли зашел в лифт вместе с ним. Его спутник, опрятно одетый в деловой костюм с галстуком в полоску, был ниже ростом, чем казался издали; худощавый, но крепкого телосложения, черноволосый, смуглый, лет около сорока или чуть за сорок, решил детектив. Они проехали в молчании до четырнадцатого этажа, где мужчина вышел. Хэрли вышел на пятнадцатом и по лестнице спустился до четырнадцатого. В конце коридора незнакомец как раз вставлял ключ в дверь номера.

Когда дверь за ним закрылась, Хэрли лениво прогулялся вдоль коридора, посмотрев номер комнаты – 1437. Затем он вернулся вниз к гостиничной стойке, поговорил с ночным управляющим и узнал, что незнакомец был зарегистрирован как Ж. Морен, прибывший из Парижа, Франция. Лягушатник номер три. Он вселился лишь вчера, одиннадцатого января, после полудня. Хэрли вышел на улицу к машине сержанта Ленарда и передал по радио на базу, что они "пасут" ещё одного француза в гостинице "Эбби".

А что же случилось с Игэном? Если он следил за Барбье, то почему он не сообщил, куда исчез Пэтси в те панические десять минут, когда все потеряли "бьюик", а тот, как оказалось, в это время высаживал Барбье у "Виктории"?

Эти вопросы терзали Уотерса и особенно Сонни, пока длилась их лихорадочная погоня за Пэтси и другим французом. Только позднее, когда у них появилась возможность сложить вместе события этого дня, они поняли, что на самом деле произошло.

Весь вечер Игэн провел в холле "Виктории". Он сравнительно неплохо владел собой в течение первого часа после того, как Барбье около восьми поднялся в свой номер. Но когда время перевалило за девять, потом девять тридцать, а потом десять часов, и ночь продолжала тянуться с томительной неторопливостью, его начало охватывать нарастающее раздражение. Он расхаживал по холлу, то и дело проверяя у стойки, нет ли ключей Барбье, полный уверенности, что европейцы, в отличие от большинства американцев, имеют привычку сдавать ключи портье каждый раз, покидая свой номер. Барбье держал ключ при себе. Игэн не понимал ситуации: никто из объектов наблюдения не делал попыток что-либо предпринять. На его ежечасные звонки база отвечала одинаково – все подозреваемые находятся под наблюдением и ведут себя спокойно. Ему это не нравилось.

Последний раз он позвонил около половины двенадцатого. Вскоре после полуночи, уже в пятницу, двенадцатого января, в тот момент, когда его товарищи отчаянно пытались установить местонахождение синего "бьюика", унесшего Пэтси и французов, ничего не подозревающий Игэн с досадой уселся на покрытый пленкой диван в холле "Виктории", решив заставить себя расслабиться. И тут же вытаращил глаза от изумления: по ступеням с улицы поднимался одетый в костюм и теплое пальто, со спутанными ночным ветром волосами, Франсуа Барбье – тот самый Барбье, который в это время должен был находиться наверху, у себя в номере. Как завороженный, Игэн наблюдал, как лягушатник-два пересек холл и вошел в лифт, даже не оглянувшись по сторонам.

О, Господи! Игэн осыпал себя самыми ужасными проклятиями. Сколько же времени француз отсутствовал? Неужели он все испортил?

Он вскочил с дивана и подбежал к лифту, впившись взглядом в указатель этажей. Лифт остановился на одиннадцатом. Ну, что ж, по крайней мере сейчас он у себя. Оглянувшись, Игэн увидел двух молодых федеральных агентов, сменивших Джека Рипу. Те смотрели на него, полные недоумения и беспокойства. 

Глава 9

 Никто из подозреваемых не дал о себе знать до обеда в пятницу 12 января. Игэн в конце концов на несколько часов отправился домой, поспать в собственной постели и переодеться. Но прежде чем покинуть "Викторию", постарался выяснить, каким образом Барбье ускользнул от него прошлой ночью. Он обнаружил, что один из четырех лифтов отеля мог опускаться ниже уровня вестибюля к накрытой тентом террасе, находившейся на одном уровне с улицей. Барбье, очевидно, воспользовался этим лифтом и просто вышел на улицу через бар.

Вскоре после полудня, в 12. 30, агент Джэк Рипа и детектив Джим Гилди увидели, что лягушатник – два вышел через главный вход "Виктории" и через несколько секунд присоединился к вышедшему из соседнего отеля "Эбби" лягушатнику – три Ж. Морену. Сопровождаемые Рипой и Гилди, оба неторопливо пошли на восток, пересекли Шестую Авеню и свернули на Рокфеллер Плаза. Стоял яркий, ясный зимний день, воздух бодрил, но не обжигал, как накануне. Французы остановились у мраморного ограждения, окружавшего сверкающий льдом каток, и стала наблюдать за конькобежцами в красочных костюмах, стремительно летящими и кружащимися под веселую громкую музыку.

Примерно через десять минут Барбье и Морен отделились от группы зрителей, проводивших здесь обеденный перерыв, и направились к зданию Рокфеллер-центра. Рипа и Гилди торопились, чтобы не потерять лягушатников из вида в толпе народа внутри центра. Французы, казалось, не спешили, как обычные туристы, как вдруг метнулись в коридор к лифтам. Полицейские рванулись следом, но было слишком поздно. Барбье и Маури уже растворились в сложном лабиринте массивного здания Рокфеллер-центра.

Примерно в это же время на далекой шестьдесят седьмой улице в Бруклине Эдди Игэн, выглядевший уже лучше и чувствовавший себя бодрее, сидел в своем "конвейре" с агентом Арти Флюром и ждал, чем же займется Пэтси Фуке. Все утро, вернувшись в 2 часа ночи со скоротечной встречи с французами, Пэтси Фуке не выходил из дома.

За несколько минут до часу Пэтси с Барбарой появились на крыльце. На нем было пальто, на ней – короткая меховая куртка для автомобильных поездок. Супруги сели в бело-голубой "олдсмобиль", стоявший возле дома.

– Похоже, Пэтси любитель голубого, – заметил Игэн. – Эта машина голубая, другая тоже голубая, и внутри дома у них все голубое. Что это его так тянет на голубое?

Они выехали вслед за "олдсмобилем" на скоростную автостраду, по которой добрались до Вильямсбурга, где Пэтси с женой зашли в свою закусочную, в которой сейчас хозяйничал тесть Пэтси. Игэн связался по радио с базой и узнал, что его другу Барбье снова удалось ускользнуть, на этот раз вместе со вновь прибывшим Мореном. Других новостей не было.

– Этот Барбье – та ещё штучка, – сказал Игэн Флюру. – Мы собрали сюда две-три сотни копов со всей округи, а он все равно три раза за сутки от нас ушел.

– Ты думаешь, он почувствовал, что пахнет жареным? – спросил агент.

– Вполне мог. Все они могли. А может быть, они ничего и не почувствовали. Парни такого сорта привыкли оглядываться, много раз им мерещились вещи, которых не было и в помине. Они бы стали прятаться за дерево даже окажись одни на необитаемом острове. Но до тех пор, пока мы не наступим им на ногу, есть шанс, что они приведут нас туда, куда надо.

– Значит все, что от нас требуется – не упустить их, просто ждать и смотреть.

Примерно через полчаса Пэтси с Барбарой вышли из закусочной и вновь сели в "олдсмобиль". Они поехали назад по забитой машинами Гранд Авеню и выехали на Вильямсбург Бридж, направляясь в Нью-Йорк. Как и в прошлую ночь, Пэтси вместо Деланси направился к Хьюстон Стрит и въехал на ведущие в верхний город полосы Ист Ривер Драйв. Однако, в этот раз он игнорировал выезд на Сорок вторую улицу и продолжал двигаться по Ист Ривер Драйв к Шестьдесят первой улице, где и свернул. Там он сделал правый поворот на Йорк Авеню, идущую к северу. На ближайшем углу Семьдесят девятой улицы "олдсмобиль" остановился, и Пэтси задним ходом въехал на стоянку. Игэн проехал дальше и приткнулся сразу за Семьдесят девятой. В зеркало заднего вида Игэн видел, как Пэтси вышел из машины и пересек Семьдесят девятую, направляясь вверх по Йорк Авеню в их сторону. Барбара осталась в "олдсмобиле".

Флюр развернул газету и, сделав вид, что поглощен чтением, спрятал за ней лицо, тогда как Игэн, надвинув шляпу на лоб, изучал фасады зданий на Йорк Авеню. Это был солидный район, где многоэтажные жилые дома соседствовали с небольшими магазинами.

Пэтси неторопливо прошел мимо них. Когда он достиг Восьмидесятой улицы, Игэн выскользнул из "конвейера".

– Посмотрим, куда он отправился, – сказал он и бросил на ходу: – Сообщи ребятам, где мы.

Пэтси миновал квартал до Восемьдесят первой улицы, где свернул направо и прошел ещё один квартал к современному жилому дому на юго-восточном углу Восемьдесят первой и Ист Энд. Игэну трудно было совместить такого бандита как Пэтси и этот фешенебельный район высотных роскошных жилых зданий с подземными гаражами, где личные шоферы одеты в черное, а горничные в крошечных белых наколках выгуливают карликовых пудельков. Всего лишь в нескольких кварталах к северу был расположен Карл Шюц Парк, полоска зелени над Ист Ривер, где размещалась Грэйси Мэншн – резиденция нью-йоркских мэров.

Пэтси вошел в здание на углу – Ист Энд Авеню, 45. Игэн выждал пару минут, затем вошел в богато обставленный вестибюль. Там никого не было, однако кто-то поднимался на лифте. Он проследил за табло и, отметив, что тот остановился на пятнадцатом этаже, вышел просмотреть список жильцов на входной двери. Он не знал никого из обитателей пятнадцатого этажа, но это ничего не значило, Пэтси легко мог пешком спуститься или подняться на другой этаж. Зачем Пэтси нанес неожиданный визит туда, где он никогда не бывал за все месяцы наблюдения за ним? Детектив не спеша перешел улицу и стал ждать на дальнем углу.

Примерно через пятнадцать минут Пэтси вышел и зашагал к оставшейся в трех кварталах машине. Перебросившись несколькими словами с женой, он запустил мотор и отправиться обратно в Бруклин.

Пока Игэн и Флюр вслед за Пэтси Фуке ехали по Ист Ривер Драйв в деловую часть города, лягушатник один – Жан Жеан – впервые в этот день дал о себе знать. В 2. 45 он появился в вестибюле "Эдисона", одетый для прогулки. В вестибюле или в непосредственной близости находились детективы Сонни Гроссо и Дик Олетта, а также агент Фрэнк Уотерс.

Жеан вышел из отеля на Сорок седьмую улицу, прошел по Бродвею до Пятьдесят первой улицы, а оттуда на восток. Он двигался непринужденно, явно наслаждаясь морозным январьским воздухом, демонстрируя всем своим поведением полную беззаботность. Жеан пересек Седьмую Авеню, но вместо того, чтобы направиться в "Викторию" или "Эбби", как ожидали полицейские, вошел в отель "Тафт", на углу Пятьдесят первой, как раз напротив тех отелей, где жили его соотечественники.

Жеан зашел в парикмахерскую в вестибюле отеля и почистил там туфли. Затем купил в киоске газету и присел на кольцевой диван красной кожи в центре вестибюля. Три полицейских, следовавших за ним, рассредоточились вокруг: один остановился у телефона доложить в штаб-квартиру о местонахождении лягушатника один. Полиция сосредоточила основное внимание на Жеане, который выступал в качестве ключевой фигуры преступного сговора, конечно, если бы этот сговор удалось доказать. В полиции были убеждены: за всеми действиями стоит Жеан.

Лягушатник один спокойно сидел, читая нью-йоркскую "Джорнэл-Америкэн". Он был поглощен изучением статьи на первой полосе – одним из серии репортажей асса криминальной журналистики Джима Хорана, предсказывавшего распространение наркомании в мегаполисе.

В течение следующего получаса более дюжины детективов просочились в вестибюль отеля "Тафт", в полной уверенности, что вот-вот начнется акция. Некоторые из них были весьма странно одеты. Сегодня вечером в Мэдисон Сквер Гарден должны были начаться зимние легкоатлетические соревнования, и отели в центре города были заполнены спортсменами, представляющими колледжи и спортивные клубы всей страны. Поэтому постороннему наблюдателю не показалось бы странным, что группы шустрых молодых людей в кедах и мешковатых спортивных костюмах с названиями различных любительских спортивных организаций собрались в вестибюле этого отеля, который издавна был популярен среди туристских групп.

"Спортсмены" сновали вокруг, как это делали другие полицейские в нормальных уличных условиях, стараясь не упускать Жеана из вида и в то же время избегая смотреть прямо на него. И тут, в 15. 30 произошло неожиданное происшествие, весьма неприятное. Невероятно, но лягушатник один исчез из окружения! Никто не заметил, как это произошло. Холл был полон сконфуженным гомоном, в котором выделялись отдельные возгласы типа: "Куда он, черт побери, подевался?" и "Он же был здесь всего минуту назад!"

Еще более обескураживающим, чем сам факт исчезновения элегантного Жеана из под самого носа полиции, было то, что он, вероятно, разгадал их маскарад и был осведомлен о массированной слежке.

Хотя, на самом деле, ситуация была не так уж плоха, как это показалось в первый момент. Жеану каким-то образом удалось выскользнуть незамеченным из отеля, но на улице его засекли Джэк Рипа и Джимми О'Брайен. Те шли за ним, пока он бесцельно слонялся по Бродвею, рассматривая витрины. Затем около четырех Жеан купил билет в кинотеатр документальных фильмов "Транс-Люкс" на Сорок девятой улице. Когда он вошел внутрь, О'Брайен поспешил обратно в "Тафт", сообщить Сонни и остальным, где находится лягушатник один, Рипа ждал снаружи, деля свое внимание между входом и пожарным выходом.

Теперь большая группа агентов собралась возле "Транс-Люкса". Сонни, О'Брайен и Рипа вошли в кинотеатр, Стараясь не обнаружить себя в полупустом зале, они высматривали Жеана, но не смогли его найти. Вернувшись на Бродвей, стали думать, что делать дальше. В это время прибыл глава федеральных агентов Джордж Гэффни.

Гэффни был маленьким жилистым старым волком, который почти никогда не позволял себе поддаваться минутным слабостям. Когда Рипа и Сонни описали затруднительную ситуацию, Гэффни сказал:

– Давайте зайдем ещё раз.

Оставив остальных в конце зала, Гэффни скинул пальто и шляпу и на цыпочках быстро спустился по центральному проходу к первому ряду, затем, как заправский управляющий кинотеатром, повернулся и прошел обратно, бросая взгляды влево и вправо, как будто подсчитывал пустые места в зрительном зале.

Присоединившись к остальным детективам, он прошептал:

– Он в шестом ряду, семнадцатое место справа.

Затем Гэффни оделся и вышел из кинотеатра.

Вскоре полдюжины агентов уже сидели вокруг Жеана, изучая кинохронику.

К тому времени когда лягушатник один вышел из "Транс-Люкса", Эдди Игэн уже присоединился к дюжине детективов, окруживших кинотеатр. До этого Игэн проводил Пэтси и Барбару Фуке обратно к ним домой в Бруклин, где Пэтси отправился в магазин купить себе спортивный костюм, а его супруга засела в косметическом салоне. Когда им в помощь неожиданно прибыл агент Джим Бэйли, Игэн оставил супругов Фуке на него и Арти Флюра, а сам отправился в центр города. Он побродил вокруг отелей "Виктория" и "Эбби", но оставленные там агенты сообщили, что пока нет никаких известий о Барбье и Морене. Другие группы детективов следили за отелями "Тафт" и "Эдисон", а заодно и за "Рузвельт-отелем". Кроме того круглосуточно наблюдали не только за домом Пэтси, но и за их закусочной, домом его родителей на Седьмой улице и квартирой, где жили Тровато. Такое же внимание уделялось квартире Тони Фуке в Бронксе и окрестностям "Пайк Слип Инн" в деловой части города. Трудно было представить, чтобы главари преступной группы могли сделать хоть одно движение, скрытое от полиции и без её мгновенной реакции. А все считали, что этими главарями являлись Пэтси и Жеан.

Выйдя из "Транс-Люкса", Жеан предстал скорее сценической фигурой, нежели реальным человеком, превосходным исполнителем роли, крайне нуждающемся в глотке воздуха после генеральной репетиции. Игэн и Сонни почти восхищались этим человеком, настолько хладнокровно и уверенно он себя вел.

Им было интересно, о чем он думал, когда остановился на углу Сорок девятой улицы, скромно огляделся по сторонам, а затем пошел сквозь толпу вниз по Бродвею, поигрывая свей тростью. В самом ли деле он понял, что за ним следят, или только предпринимал обычные меры предосторожности, убив два с половиной часа в кинотеатре? Или же он намеренно выключил себя из игры, пока два исчезнувших француза завершали операцию? Казалось, тот факт, что Пэтси весь день находился "под колпаком" исключал такую возможность, но ведь Пэтси скрылся от наблюдения, по меньшей мере, на пятнадцать минут в том жилом доме на Ист Энд Авеню. Барбье и Морен могли там с ним встретиться и совершить обмен. А как насчет синего саквояжа прошлой ночью? Что было в нем? И что с ним случилось? Переполненные вопросами и сомнениями Эдди и Сонни вместе с незаметными агентами вокруг сопровождали лягушатника один в "Эдисон".

Там Жеан просмотрел стеллаж для почты, однако для него ничего не было. Он взглянул на часы: 6. 45 вечера. Жеан вышел на сорок шестую улицу и остановил такси. Пока Сонни оставался в "Эдисоне", Игэн и Фрэнк Уотерс, ждавший в вестибюле, включились в преследование француза.

Такси, проехав центр города, привело их к Третьей Авеню, там повернуло на север, затем у Пятьдесят второй улицы повернуло направо, остановившись на полпути ко Второй Авеню, перед рестораном под названием "Ла Клош дэ Ор". Игэн и Уотерс, наблюдавшие, как Жеан вошел в ресторан, пошли по противоположной стороне Пятьдесят второй улицы, пока не нашли места, откуда открывался довольно приличный вид внутрь маленького уютного кафе в деревенском стиле. Жеан сидел один за двухместным столиком, хозяин кафе с легким поклоном протягивал ему меню.

– Похоже, предстоит встреча, – заметил Уотерс.

– Может быть. Во всяком случае, такое ощущение, что он пробудет здесь некоторое время. Ты пообедал, Фрэнк?

– Давно.

– Почему бы тебе не перекусить? – предложил Игэн. – Я недавно съел сэндвич и могу остаться здесь.

– Хорошая мысль. Тогда, до встречи, – кивнул агент и отправился к своему автомобилю.

Игэн не спеша прошелся до Второй Авеню, затем мимо "Ла Клош дэ Ор" обратно до Третьей Авеню и, наконец, пристроился в тени кирпичного строения напротив ресторана, где закурил сигарету, прикрывая пламя зажигалки ладонью.

В "Эдисоне" Сонни тоже удалось выкроить время, чтобы перекусить в кафетерии. Его желудок снова начал шалить на нервной почве, поэтому он позволил себе чизбургер, зеленый салат и два больших стакана молока. Он вспомнил, как его мать часто говорила, что молоко – лучшая еда на пустой желудок.

К 7. 30 Сонни вернулся в вестибюль. Агенты, следившие за отелем, не имели новой информации о Жеане с тех пор как Фрэнк Уотерс доложил, что Эдди Игэн наблюдает за французом, который сидит в ресторане на Пятьдесят второй улице. Сонни решил подъехать туда и составить своему партнеру компанию. Прогревая мотор олдсмобиля, он включил рацию. Кто-то сообщал о Пэтси Фуке.

– Едет в своем голубом "бьюике" по Гранд Авеню. Очень сложная обстановка на маршруте, полно народу. Сейчас он, похоже, сворачивает на Вильямсбург Бридж. – Последовала пауза. – Да, он на мосту. Направляется в Манхэттен. Есть кто-нибудь возле "Пайк Слип"?

Короткие отзывы нескольких голосов стали свидетельством того, что Пэтси под контролем. Сонни взял в руку микрофон.

– Говорит Туча. Кто его пасет?

– Флюр и Бэйли.

– С ним есть кто-нибудь?

– Он один.

Сонни слышал, что агенты вслед за Пэтси пересекли Ист Ривер.

– Теперь съезжает с моста на Деланси стрит. Ох ты, он поворачивает направо, к верхней части города. Сворачивает к Хьюстон Драйв. Приближается к Драйв. Он уже на Драйв, едет к верхней части города по Драйв.

– Назад к отелю "Рузвельт"? – спросил себя Сонни. – А почему бы и нет? Ведь именно там он встречался с французами последние два дня.

– Снова Туча. Я на западной стороне у "Эдисона". Собираюсь двигаться на восток. Думаю, он опять собирается к "Рузвельту". Дайте знать, когда он съедет с Драйв.

Пока Сонни двигался по улицам города, металлический радиоголос Арти Флюра продолжал комментировать перемещения Пэтси.

– Проехал Четырнадцатую...проехал Двадцать третью... – Сонни захотелось, чтобы Игэн и Уотерс оказались рядом с ним. – Сейчас проезжает Тридцать четвертую. Он едет довольно быстро. Машин не так много. Он перестраивается в левый ряд, похоже, собирается выехать у Сорок второй. – Сонни доехал по Сорок восьмой до Пятой Авеню. Он подождал подтверждения. – Совершенно верно, на Сорок вторую улицу! – крикнул Флюр.

– Все машины, находящиеся поблизости, – передал по радио Сонни, – займите позиции вокруг отеля "Рузвельт".

Он быстро пересек Пятую Авеню по направлению к Мэдисон. Напротив отеля "Рузвельт" свернул к обочине и погасил фары. На улицах было полно пешеходов, но возле Рузвельта Сонни не видел ни одного знакомого лица.

– Продолжает двигаться по Сорок пятой, – сообщал Флюр.

Сонни взглянул вдоль улицы, пытаясь разглядеть машину Пэтси. Было 8 часов вечера. На углу у "Рузвельта" остановился автобус и закрыл вид на вход.

На другом углу, на южной стороне Сорок пятой улицы мужчина в шляпе и пальто топтался у телефонной будки, занятой другим человеком. Сонни отметил про себя: "Нервничает, хочет побыстрее поговорить с женой."

Затем Сонни передвинулся к левому окну и всмотрелся получше. Проклятье! Лягушатник три! А тип в будке оказался Барбье!

Он схватил микрофон.

– Говорит Туча. На углу Сорок пятой и Мэдисон. Догадайтесь, кого я нашел? Двух пропавших лягушатников! Они должно быть, ждут нашего парня.

– Он приближается к "Рузвельту", – сообщил Арти Флюр.

Сонни оторвал взгляд от телефонной будки. Ко входу в отель приближался автомобиль. Когда он въехал в полосу света, Сонни узнал голубой "бьюик" Пэтси. Еще две пары фар светились кварталом позади, одна из них принадлежала машине Флюра и Бэйли.

Пэтси свернул к пожарному гидранту рядом с телефонной будкой. Морен постучал по стеклу, привлекая внимание Барбье, затем обошел вокруг "бьюика" и забрался на заднее сиденье. Пэтси крутил головой во все стороны.

"Ему не хочется задерживаться здесь дольше, чем нужно", – подумал Сонни.

Через мгновение свет в будке погас, оттуда вышел Барбье и сел в машину рядом с Пэтси. На светофоре загорелся зеленый, и "бьюик" рванулся через Мэдисон.

Сонни поискал взглядом автомобиль, в котором ехали два агента, преследовавших Пэтси от Бруклина, и заметил его почти на пересечение с Мэдисон. Он щелкнул тумблером рации.

– Арти! – крикнул он, одновременно мигая фарами. – Вы, парни, притормозите, пока я не сяду им на хвост. Встаньте на место, которое они только что покинули. Я буду сигналить фарами, показывая каждый раз, куда они свернут. Все остальные будьте наготове.

Сонни повернул направо на Сорок пятую улицу. Впереди "бьюик" Пэтси ждал зеленого света. Наконец тот зажегся и Пэтси повернул налево, направляясь в деловую часть города. Сонни проскочил светофор и пристроился вслед за ними. Пэтси притормозил, левый задний фонарь замигал, он пропускал встречный поток машин, прежде чем повернуть на Сорок четвертую улицу.

– Они собираются въехать на Сорок четвертую, обратно к Мэдисон, – сообщил Сонни по радио другим полицейским машинам, находящимся поблизости. Он представил себе, как Флюр и Бэйли, покинув стоянку напротив отеля "Рузвельт", поворачивают к Сорок четвертой и Мэдисон.

Тем временем "бьюик" маневрировал на пятачке между Пятой и Мэдисон. Сонни тоже прижался к обочине поодаль от него. Все трое вышли из машины и Пэтси закрыл дверцы. Они перешли через дорогу к бару-ресторану "Гэйм Кок", работавшему под английский паб. Сонни знал, что это любимое место представителей рекламного и издательского бизнеса в Гранд Сентрал Дистрикт. В пятницу, в 18. 15 ресторан был заполнен, главным образом, младшими сотрудниками фирм. Некоторые флиртовали с шикарными молодыми ассистентками редакторов или их секретаршами. Пэтси и французы отыскали кабинку и были заняты выбором напитков, тогда как Сонни едва удалось втиснуться в толпу в конце стойки. Он заказал себе сладкий вермут со льдом.

Троица сидела вокруг полукруглого стола, склонившись над коктейлями; сблизив головы, они явно вели серьезный разговор. Сонни экономно потягивал приторный напиток, лишь изредка бросая взгляды в их сторону. Его больше заботило, заняли ли уже полицейские машины свое место вокруг ресторана. Примерно через пятнадцать минут Пэтси встал, огляделся и направился в телефонную кабину.

Там он провел около десяти минут. Сонни видел, как он опускал по меньшей мере одну дополнительную монету. Затем вернулся к столу и провел интенсивную дискуссию с двумя лягушатниками. Страсти накалялись, о чем Сонни мог заключить по энергичной жестикуляции всех участников. Затем они сделали перерыв в дискуссии, заказывая выпивку по второму кругу: Пэтси хайболл, французы брэнди. Через десять минут Пэтси снова поднялся и отправился к телефону.

Очевидно, у них какие-то проблемы, – подумал Сонни, – и дело ещё не улажено."

А на Пятьдесят второй улице, между Третьей и Второй Авеню уверенность Эдди Игэна в том, что Жан Жеан ожидал кого-то в "Ла Клош дэ Ор" все таяла. Детектив, сначала подпиравший кирпичную стену на другой стороне улицы, затем расхаживавший по кварталу, был уверен, что лягушатник один заранее назначил встречу в маленьком французском ресторанчике. Но тот просто сидел там, очевидно, наслаждаясь хорошей кухней, и откупорив маленькую бутылку вина. Никто не подходил к нему, кроме метрдотеля и официантки. Однажды, около восьми часов он поднялся и пропал из вида, вернувшись через несколько минут. Вполне возможно, ходил в туалет или позвонить по телефону. После этого ничего интересного не происходило, француз всецело отдался еде и напиткам. Чуть позже восьми вернулся Фрэнк Уотерс и сообщил Игэну новости о Пэтси, который посадил в машину пропавших лягушатников. После этого они стали ждать вместе, укрывшись от постороннего глаза напротив "Ла Клош дэ Ор".

К девяти часам Игэн почти опустошил пачку "Кэмела", когда Жеан, очевидно, собрался уходить. Улыбаясь и учтиво раскланиваясь, он заплатил по счету, собрался с силами и вышел на Пятьдесят вторую улицу, где глубоко и с явным удовольствием глотнул свежего воздуха и зашагал на запад, в сторону Третьей Авеню. Игэн и Уотерс по отдельности последовали за ним, довольные, что, наконец-то отправляются в новое место.

Вопрос – куда именно, однако, оставался без ответа. Жеан шел медленно и будто без определенной цели в сторону Вест Сайда. Он то и дело останавливался, заглядывая в витрины шикарных автосалонов на Парк Авеню и магазинов мод вдоль Пятьдесят седьмой улицы. На Пятой Авеню он неожиданно повернул в сторону Парк Авеню и прошел по диагонали через Гранд Арми Плаза, мимо большого фонтана и подсвеченной скульптуры, по двору величественного отеля "Плаза".

– Это здесь, – решил Игэн, наблюдая с угла Бонвит Теллерз на Пятьдесят восьмой улице, – он встречается с кем-то прямо здесь, в открытую. – Он помахал Уотерсу через Пятую Авеню. Однако Жеан вновь отправился в путь.

– Нет, – подумал Игэн, – он пойдет в Плаза.

Но лягушатник один миновал вход в отель, его широкие ступени, заполненных нарядно одетыми людьми, и повернул к Сентрал Парк Сауз.

Внутри Игэна нарастало раздражение. Сколько же будет продолжаться эта дурацкая прогулка? Куда он их приведет? Когда это, черт побери, кончится?

Жеан повел их к следующему перекрестку, где постоял минуту у отеля "Сэнт Мориц", прежде чем продолжить путь на юг по Америкас Авеню. Когда Игэн завернул за угол, помахав рукой Уотерсу, Жеан почти пересек Пятьдесят восьмую улицу. Оказавшись на тротуаре на той стороне, он поколебался, затем направился к ярко освещенному бару, несколько секунд вглядывался в его окно и, наконец, вошел внутрь.

Бар назывался "Тандерберд". С удобной точки на противоположной стороне улицы Игэн и присоединившийся к нему Уотерс смогли увидеть, что бар практически пуст, хотя было уже десять часов вечера. Лягушатник один сел у стойки бара и заказал выпивку. Кроме француза, как смог разглядеть Игэн, в баре была только вызывающе одетая блондинка с пышной яркой прической, сидевшая через несколько стульев от него. Жеан тоже обратил на неё внимание, пожирал её глазами, улыбаясь и поднимая свой бокал.

– Что это за девица? – вслух размышлял Игэн.

– Похожа на проститутку, – сказал Уотерс.

Они подождали на улице, пока в бар не зашли ещё несколько посетителей, и только тогда вошли сами. Жеан к тому времени подсел к блондинке и они были увлечены милой беседой. Игэн и Уотерс заняли крошечной столик в глубине комнаты, где потемнее, и заказали две порции водки и тминное пиво. Игэн сходил к телефону и сообщил на базу о теперешнем местонахождении лягушатника один. В свою очередь, ему рассказали, что за последний час, с девяти вечера, Пэтси Фуке с двумя французами протащил за собой через полгорода в нервной гонке около двадцати машин, заполненных полицейскими и федеральными агентами.

Игэн вернулся к столику и едва успел выложить Уотерсу последние новости, как в дверь бара с улицы протиснулось знакомое лицо, Дик Олетта. Он сразу же их заметил и направился к ним, пройдя позади француза и женщины.

– Садись, – предложил Игэн.

– Не могу. Зашел, чтобы посмотреть, не зашли ли сюда Пэтси или два других француза.

Уотерс с отчаянием простонал:

– Только не говори мне, что их окончательно потеряли!

– Нет. Мой партнер и я просто потеряли их где-то рядом, а я слышал, что вы здесь. У нас на них задействовано около двадцати машин. Кто-нибудь их зацепит.

– Какого черта они замышляют? – спросил Игэн.

– Будь я проклят, если что-нибудь понимаю, – покачал головой Олетта. – Ну, пойду обратно к ребятам. – Он осторожно взглянул в сторону стойки бара. – Я вижу, старый лис распустил хвост. Помощь не нужна?

– Нет, я не представляю, что он затевает, но до сих пор вел себя смирно. Мы с Фрэнком с ним справимся.

Но тут Уотерс встал.

– Эдди, если ты не возражаешь, я присоединюсь на время к Дику. Вернусь позднее.

Олетта и Уотерс вышли, оставив Игэна следить за Жаном Жеаном в одиночку.

Сонни Гроссо был растерян и огорчен. С тех пор, как около девяти вечера Пэтси с друзьями покинули "Гэйм Кок" на Сорок четвертой улице, они всех изрядно измотали. Как только Пэтси завершил свой второй телефонный разговор, они заплатили по счету и отправились к "бьюику". Через минуту за ними последовал Сонни. В дверях соседнего магазина обуви его ожидал специальный агент Бен Фитцджеральд. В машине Сонни в квартале оттуда краснолицый Фиц, сверкая глазами за стеклами очков, сообщил, что все прилегающее пространство нашпиговано детективами: часть пешие, большинство на машинах.

Также как и прошлой ночью, когда ему на время удалось оторваться от преследования, Пэтси двинулся кружным путем по Мэдисон Авеню на север. Но в этот раз сюда стянули столько сил, что даже такому искусному водителю, как Пэтси, не удалось перехитрить преследователей. В полицейском эфире то и дело звучали короткие сообщения.

– Вот он! ... Я его вижу... Перехвати его на Пятой...Кто-нибудь снимите его с Пятьдесят четвертой... Мы сели ему на хвост... Кто на углу Парк и Сорок девятой?

Радиочастота, используемая полицейскими при слежке, являлась тщательно охраняемым секретом. Один из донов мафии как-то выкрал полицейский переносной радиопередатчик, но у преступной организации не нашлось специалиста по электронике, способного переделать устройство на новую частоту, быстро введенную полицией вместо старой, едва стало известно о краже. Поэтому полицейские могли без опаски переговариваться по радио, хотя никогда при этом не называли имен подопечных.

– Он поехал на запад по Сорок седьмой... – разнеслось по эфиру, и объединенные силы полиции и правительственных агентов выстроились в сложную структуру преследования.

Одна машина может следовать за "бьюиком" квартал, затем уступить место другой, подъехавшей из боковой улицы, и та теперь будет болтаться следом за Пэтси. Или вдруг "бьюик" сделает поворот, а преследующая полицейская машина продолжит движение, но тогда уже другая машина будет ждать его в квартале, куда он только что въехал, и возьмет на себя дальнейшее преследование. Это было сложно, но благодаря опыту, инстинкту и смелости работало. Тем не менее, Пэтси превратил гонку в волнующее, а временами и опасное дело. Он вел машину, как голливудский каскадер, то въезжая на улицу, то выезжая с нее, проносясь в одном направлении, затем в другом, дважды объехав все городские кварталы. И за все время полицейские машины ни разу ни с кем не столкнулись ни на перекрестках, ни при сложных маневрах, когда они уходили с пути Пэтси и других полицейских машин.

Преследование продолжалось в бешеном темпе почти два часа. И все это время Пэтси не покидал центральной части Манхэттена, ограниченной Сорок второй улицей с юга, Бродвеем с запада, Пятьдесят седьмой улицей с севера и Третьей Авеню с востока, приблизительно сто городских кварталов.

К 22. 45 Сонни почувствовал, что если гонка продолжится, он сойдет с ума. Он и Фитцджеральд, должно быть, побывали в каждом из этих ста кварталов. Вместе с Уотерсом, присоединившимся к преследованию с Диком Олеттой, Сонни руководил мобильной слежкой. Они не потеряли "бьюик", но по мере приближения ночи Сонни все больше тревожил вопрос об истинных намерениях Пэтси. В самом ли деле он старался сбить хвост? Или, быть может, он с компаньонами производили генеральную репетицию невероятно сложного замысла? Или просто развлекались, получая наслаждение при виде невероятных усилий полиции? Кроме того, Сонни постоянно сверлило сомнение: а может быть, пока эти трое играли роль приманки, настоящее дело совершалось где-то в другом месте и людьми, о которых полиция даже не подозревала?

Эти размышления Сонни постепенно уступили место другим заботам, когда ровно в 23 часа голубой "бьюик" впервые за последнее время не сворачивал с прямого пути вот уже несколько кварталов. После того, как Пэтси повернул с Шестой Авеню на восток, на Сорок шестую улицу, он уже пересек Пятую, Мэдисон, Парк и Лексингтон Авеню и все ещё двигался на восток. Странно, но прямой маршрут доставлял больше трудностей для полицейского преследования: при этом сводился на нет эффект наличия большого числа машин, курсирующих в различных направлениях, и значительно уменьшалось количество машин, способных следовать по пятам за Пэтси.

На Второй Авеню Пэтси круто свернул направо и помчался в деловую часть города. Ему повезло со светофорами на нескольких перекрестках, на других он проскочил на красный свет, так что, когда он пересекал Тридцать четвертую улицу, продолжая движение по Второй Авеню, Сонни и Фитц из искаженных радиосообщений поняли, что только им и ещё одной машине, в которой были Джимми О'Брайен и Джэк Рипа, удалось удержаться за Пэтси с французами. Однако другие уже были на подходе.

На Двадцать четвертой улице Сонни увидел, что Пэтси свернул влево, к Ист Ривер. Это был район старых строений из серогрязного кирпича – именно тут жили родители Сонни, когда он родился. Но возможности предаваться ностальгии не было. Пэтси остановил "бьюик" на углу Двадцать четвертой улицы и Первой Авеню, напротив Больницы ветеранов и большого медицинского комплекса Бельвью. Его пассажиры вышли, и, как только дверца за ними щелкнула, "бьюик" завернул за угол и помчался вверх по Первой Авеню.

– Кто возьмет Пэтси? – крикнул Фитц в микрофон. Сонни остановил "олдсмобиль" на на полпути к Первой Авеню, наблюдая за французами. – Он свернул с Двадцать четвертой и направляется вверх по Первой Авеню!

– Мы возьмем его, – откликнулся Джимми О'Брайен, проносясь мимо них.

Сонни вышел из машины. Барбье и Морен прошли назад по Двадцать четвертой улице пару дюжин ярдов и вошли в обшарпаный бар на северной стороне улицы. Детектив остановился у захудалой бакалейной лавочки, открытой, несмотря на позднее время, как раз напротив бара. Для чего предназначалась эта развалюха, можно было узнать только из красной неоновой надписи "БАР" над входом. Окна заведения были мутные, поэтому Сонни не мог сказать, что делали "лягушатники" – выпивали после длительной экскурсии под руководством Пэтси, просто отдыхали или беседовали по телефону. Внезапно подумав, как обстоят дела у его партнера Игэна с другим лягушатником Жеаном, Сонни зашел в бакалейную лавку. Запах был итальянский, как дома. Он выбрал ванильный кекс и попросил кока-колу. Затем подошел к окну лавочки и, развернув целофановую обертку на кексе, сосредоточился на двери бара.

Но едва он успел проглотить кусочек кекса, запив глотком кока-колы, как французы вышли. Сонни отодвинулся вглубь лавки. Французы, очевидно, смотрели вдоль Первой Авеню. Барбье поднял руку и рядом остановилось такси. Сонни выбросил колу с кексом и выбежал на улицу. Помахав Фитцу, чтобы тот его подхватил, Сонни побежал к углу проследить за такси, удалявшимся на север по Первой Авеню.

Подъехал Фитц, и они с Сонни последовали за такси с французами через весь город к Вест Сайду, вверх по Восьмой Авеню к междугородному автовокзалу на Сорок первой улице. По дороге Фитц рассказал, что О'Брайен сидит на хвосте у Пэтси, возвращавшегося к своим традиционным объектам в Ист Энде.

Барбье и Морен перебрались из такси в автовокзал. Хорошо осведомленные, что этот огромный, шумный павильон, состоящий из секций с бесчисленными выходами, часто использовался типами, находящимися в розыске, как место избавления от преследователей, Сонни и Фитц подъехали к стоянке, где обычно останавливаются таксисты, и ринулись вслед за французами. Они могли только уповать на Бога, что вот-вот подъедут и другие машины с агентами. Главный павильон автовокзала был, как всегда в пятницу, заполнен людьми, оставшимися здесь на ночь, а также теми, чьи автобусы уходили поздно ночью в Нью-Джерси. Сонни заметил Барбье и Морена, крадущихся к выходу на Сороковую улицу. Обернувшись к Фитцу, он указал на них и крикнул:

– Беги в машину!

Сам, не теряя ни минуты, стал проталкиваться сквозь толпу пассажиров за двумя лягушатниками. Но прежде, чем Сонни оказался на тротуаре Сороковой улицы, Барбье и Морен вскочили в другое такси и умчались на восток.

Беззвучно чертыхаясь, Сонни побежал на угол Восьмой Авеню, где Фитц пытался проехать по односторонней дороге против движения. Дрожа от злости и возбуждения, Сонни выпрыгнул на проезжую часть улицы, отчаянно жестикулируя и пытаясь остановить надвигающийся поток машин, чтобы дать возможность Фитцу развернуть машину на Сороковой улице.

Чего Сонни не знал, так что "хвост" не оборвался. Услышав радиограмму Сонни, лейтенант Винни Хоукс появился на сцене почти одновременно с Сонни и Фитцем и как раз объезжал вокруг вокзала, проверяя выходы. В тот момент, когда он проезжал по Сороковой улице, вдоль южной стороны здания, лейтенант увидел выскочивших из автовокзала и садившихся в такси Барбье и Морена. Хоукс сообщил об этом по радио и погнался за ними. Сонни узнал это, как только присоединился к Фитцу и повел свой "олдсмобиль" через Сороковую улицу. Все, что им теперь оставалось – гнать машину, следуя непрерывным радиоуказаниям Хоукса.

Такси доставило французов к Центральному вокзалу. Хоукс всю дорогу плотно сидел у них на хвосте. Теперь, едва они пересекли Сорок вторую улицу и вошли в гигантское здание вокзала на углу Вандербильт Авеню, лейтенант бросил машину под виадуком Парк Авеню, перекинутым над Сорок второй улицей, и поспешил ко входу.

Теперь Барбье и Морен вели себя совершенно свободно, словно за ними никто не наблюдал. При входе в главное здание вокзала они остановились у киоска, чтобы купить свежие выпуски "Дэйли Ньюс" и "Геральд Трибюн", затем побрели к спуску в подземный этаж. Французы вполне могли сойти за старых друзей, направляющихся к пригородному поезду.

Нагло себя ведут, – подумал Хоукс, следуя за ними на приличном расстоянии, – не мешало бы иметь рядом побольше наших людей.

Он представил, как отовсюду сюда спешат машины, чтобы обложить со всех сторон вокзал. Хоукинсу пришло в голову, что груз наркотиков вполне может лежать в камере хранения вокзала. И вся сегодняшняя гонка была затеяна для передачи ключа от ящика в камере хранения.

Однако эти типы не пошли ни в камеру хранения, ни на платформу. Они отправились в "Ойстер бар", большой ресторан между первым и подземным этажами, где посетителей обслуживают прямо у стойки. Поэтому "Ойстер бар" был популярен среди пассажиров и припозднившихся прохожих. Хоукс задержался на несколько минут, делая вид, что разглядывает витрину книжного киоска. Французы сели около одной из стоек и сделали заказ. У входа в подземный этаж появился молодой мужчина, который, прислонившись к цветочному киоску, читал газету – да это Фед! Отлично. Хоукс двинулся в "Ойстер бар".

"Лягушатников" там не было.

Хоукс на мгновенье замер. Затем вспомнил, что в задней части "Ойстер бара" была стеклянная дверь, ведущая в коктейльбар, откуда существовал ещё один выход на вокзал. Вот куда ушли эти сукины дети, – выругался он про себя. Лейтенант зашел в почти пустой зал коктейль-бара, затем в мужской туалет. Не было их и там.

Через некоторое время полицейским, наводнившим вокзал и его окрестности, стало ясно, что лягушатники проскочили сквозь их сеть, оставив в дураках. Лейтенант попытался утешить Сонни.

– Они уже скрывались от нас на короткое время. Просто затаивались. Их отели перекрыты. Скоро они там объявятся.

– Сомневаюсь, – пробурчал Сонни.

– Ну, у нас ещё есть другие французы и Пэтси – тоже крупная дичь, верно?

– Надеюсь, что так.

Очевидно, Игэн все ещё "пас" Жеана в том баре на Пятьдесят восьмой улице – вот что утешало. Когда Телескоп садился на чей-нибудь след, он превращался в настоящую липучку. И Пэтси, похоже, под контролем. Рипа и О'Брайен докладывали, что он ехал к своим родным местам, там оставил "бьюик" рядом с домом матери на грязной Генри-стрит и зашел в пустовавший склад, где, по сведениям полиции, частенько ночь напролет за окнами, затянутыми джутовыми занавесками, играли в покер по крупному. Не меньше шести машин с полицейскими, в том числе и Фрэнк Уотерс, прибыли туда на помощь Рипе и О'Брайену. Пэтси все ещё был там, так они, во всяком случае, предполагали.

– Думаю, нужно сгонять в даун-таун и посмотреть, как там обстоят дела с Пэтси, – сказал Сонни.

– Хорошо, но держи с нами связь, – ответил Хоукс, дружески пожимая руку.

Когда Сонни ехал к югу по Ист Ривер Драйв, у него оставалась надежда, что хотя бы его партнер не упустил Жеана.

Эдди Игэн узнал о пропаже лягушатников два и три во время одного из своих регулярных звонков на базу около часа ночи в субботу, 13 января. К тому времени им все более овладевало чувство разочарования. Начинало казаться, что у Жана Жеана в эту ночь не было другой важной цели, как только искать подругу себе в постель, выпивать и тратить деньги. По расчетам Игэна, за три часа на стойку бара "Тандерберд" он выложил семьдесят пять долларов, чтобы поддержать перед лицом неприступной блондинки свой имидж щедрого европейца. Весь вечер он вел её осаду, уговаривая либо пойти к нему в отель, либо пригласить его к себе. А она явно продолжала разыгрывать из себя невинность, впервые имеющую дело с мужчиной. Игэн был готов побиться об заклад, что общей койкой дело не кончится.

Внутри Игэна все более нарастало чувство усталости и скуки, пока он не услышал с базы ошеломляющего известия об исчезновении других французов. Ему тут же пришло в голову, что Барбье и Морен могут направиться в "Тандерберд" на встречу с Жеаном, и пропавший было интерес к подопечному сразу возрос.

Несколько раз за вечер детектив менял место, перейдя с дальнего столика в угол бара к маленькой компании только что вошедших мужчин. Позднее он пересел к другому столику, впереди, затем опять вернулся назад. Все это – чтобы свести к минимуму возможность лягушатника один приметить рыжеволосого мускулистого парня, торчащего весь вечер в "Тандерберде".

Хотя вряд ли Жеан обращал внимание на окружающих. Он давно уже "поплыл" отравленный парами алкоголя и нестерпимым с желанием, чем не замедлила воспользоваться блондинка, значительно облегчив его кошелек. Сам Игэн флиртовал с грудастой брюнеткой лет тридцати пяти, которая зашла в бар и села у стойки рядом, явно рассчитывая "снять" его. Новая знакомая, объявившая, что её зовут Соня, попыталась затащить его в третьеразрядную гостиницу на западной Пятьдесят восьмой улице – но он отказался, под предлогом, что не может сейчас уйти – ждет приятеля. А как насчет потом?

Было уже почти три часа ночи.

Соня сообщила, что у неё самой свидание, но примерно через час она освободится. Тогда они могли бы встретиться и что-нибудь придумать. Ее лицо демонстрировали хорошо разыгранную истому, пока она диктовала адрес, нацарапанный Игэном на салфетке от коктейля. Чтобы её предложение запомнилось Игэну получше, она наклонилась, прижавшись мягким животом к его руке, пальцы ласково прошлись у Эдди между ног, а язык быстро скользнул ему в рот.

Игэн почувствовал облегчение, когда она ушла. Он был слишком озабочен делом. Пришлось снова сходить к телефону. База сообщила, что ничего не изменилось: двоих французов до сих пор не обнаружили, Пэтси все ещё под надзором на Генри-стрит. Кроме того, ему сообщили, что Дик Олетта уже сидел в его машине возле "Тандерберда", чему Игэн очень обрадовался. Если Жеан и блондинка покинут бар врозь, ему хотелось, чтобы Олетта её проверил.

Время медленно подползло к половине четвертого. Надежды Игэна на появление Барбье и Морена развеялись. Жеан слишком набрался для деловой встречи. В Тандерберде кроме Игэна и Жеана с его подругой осталась всего одна пара, и детектив стал подумывать, что пора уходить. Лягушатник один почти не различал ничего вокруг и был практически невменяем, пытаясь выбрать между рюмкой коньяка и сдачей на стойке бара. Игэн решил, что за прошедшие пять с половиной часов Жеана раскололи долларов на сто пятьдесят, и теперь он всерьез пытался облапать сидевшую рядом шлюху.

Внезапно блондинка собрала свои вещички, сунула их в черную сумочку и с шумом её захлопнула. Практически одним махом она накинула на плечи жалкую имитацию леопардовой шубы, хлопнула старого распутника по коленке и дунула к двери, а оттуда на Пятьдесят восьмую улицу. У Жеана не было ни времени, ни сил, чтобы протестовать, он так и застыл.

Не в состоянии скрыть злую ухмылку, Игэн подозвал официанта, чтобы расплатиться. Теперь настало время сматываться, пока француз не придет в себя, чтобы хорошенько осмотреться. Поплотнее закутавшись в пальто, Игэн вышел на улицу. Глоток холодного воздуха освежил его. Он огляделся вокруг; блондинка уже ушла, не было и никаких признаков Олетты, очевидно, Дик пошел вслед за ней. Игэн перешел через улицу и, поднявшись на несколько ступенек, вошел в парадное старого жилого дома. Через несколько минут из "Тандерберда", пошатываясь, вышел Жеан. Он осмотрелся вокруг, стараясь не терять равновесия, затем медленно пошел к Пятьдесят седьмой улице и Шестой Авеню. На перекрестке он призывно помахал такси, и Игэну пришлось подсуетиться, чтобы остановить другую машину, прежде чем лягушатник один не скрылся из вида.

Такси высадило Жеана на углу Сорок седьмой улицы и Бродвея, оттуда он побрел к отелю "Эдисон". В отеле Жеан взял ключ от своей комнаты, ввалился в лифт и исчез. В этот час по всему городу закрывались бары, и последние постояльцы разбредались по своим номерам. За регистрационной стойкой, "помогая" ночному портье, стоял федеральный агент. Игэн жестом предложил ему отойти в сторону и поинтересовался последними новостями. Французов до сих пор не нашли, а парни все ещё стерегут Пэтси в даун тауне.

Теперь, когда Жеан отправился в постель, и длинная неудачная ночь кончилась, Игэн сразу ощутил страшную усталость, его глаза ввалились, проступили темные круги. Но, черт возьми, он должен был что-нибудь сделать!

Его пальцы нащупали смятую салфетку из Тандерберда. Соня? Некоторое время он колебался, прежде чем скатал салфетку в комок и бросил в мусорный ящик. Нет, он лучше сядет в машину и поедет помогать товарищам на Генри стрит.

Тяжело вздохнув, Эдди направился к выходу. Затем вернулся и отыскал смятую бумажную салфетку. Кто знает, может её таланты когда-нибудь пригодятся... 

Глава 10

 Сонни, Фрэнк Уотерс и ещё около дюжины невыспавшихся полицейских расположились вокруг дома 137 по Генри Стрит. Это была унылая улица с трех -, четырех – и пятиэтажными жилыми домами по обе стороны, с блеклыми фасадами магазинов и гаражей-автомастерских. Детективы тоскливо сидели в своих машинах без опознавательных знаков полиции, перекрыв оба конца квартала, в котором последний раз видели Пэтси; другие машины рассредоточились по закоулкам всего района, который, как напомнил себе Игэн, находился всего в нескольких кварталах от "Пайк Слип Инн" Блейра и той части города, где в ноябре прошлого года он с товарищами неудачно преследовал канадский "бьюик" Пэтси.

Сонни с Уотерсом припарковались на Пайк Стрит, за углом от Генри Стрит и в виду заведения Блейра. Эдди забрался к ним в машину и со стоном развалился на заднем сиденье.

– Ну, какие новости? – прохрипел он.

Его напарник внимательно оглядел Игэна.

– У тебя жуткий вид.

– Еще бы, я весь вечер просидел за стойкой, пока вы, ребята, дышали свежим воздухом.

– Они здорово нас выгуляли, это точно, – усмехнулся Уотерс.

– Лягушатник-один в целости и сохранности? – спросил Сонни.

– После того, сколько он сегодня принял, спать нужно не меньше недели. Похоже, он здорово обломился с блондинкой.

– Да, а что там вышло? – ухмыльнулся Уотерс.

– Ничего. Полный облом. Бедняга Жеан. Скорее я мог переспать, чем он.

– С его блондинкой? – воскликнул Сонни.

– Нет. Меня там пыталась подцепить какая-то шлюха. Фигура и прочее у неё что надо. Мы немного потрепались, а потом ей нужно было идти обслуживать клиента. Меня она приглашала на четыре.

Уотерс подмигнул.

– Почти пять. Где же ты был последний час?

– Бог мой, да меня и вручную было не завести. Я совершенно выдохся. Ну, а Пэтси, все ещё играет в карты?

– Надеемся, что да, – сказал Сонни. – Он вошел туда, и никто не видел, чтобы он выходил.

– Он не мог уйти черным ходом?

– Кто знает? Все, что нам остается, это сидеть и ждать. Но пока Жеан пьян...

Игэн громко зевнул.

– Почему бы тебе не поспать немного? – предложил Сонни. – Ты ведь дежурил почти три ночи подряд.

– Я должен быть с вами, ребята.

– Телескоп, район под наблюдением, – настаивал Уотерс. – Мы с Сонни имели возможность отдохнуть. Иди поспи пару часов. Может, к тому времени тебе придется нас подменять.

Игэн вяло поразмыслил над предложением, пробурчал, – Ладно, – и вылез из машины. Он мягко захлопнул дверцу, но даже этот негромкий щелчок, казалось, эхом раскатился по пустынной улице. – Загляну к вам попозже, ребята.

В утреннем тумане Игэн повел свою машину не к мостам Уильямсбург или Манхэттен, через которые лежал его путь домой, в Бруклин, а, повинуясь какому-то неосознанному рефлексу, назад в центр по Ист Ривер Драйв.

Край неба далеко на востоке уже подернулся серой дымкой, когда он вдруг сообразил, что приехал почти в центр Манхэттена. Он свернул с трехрядного шоссе на Сорок вторую улицу, решив, что теперь ему придется полдюжины кварталов возвращаться к Мидтаун Танел, чтобы снова попасть в Бруклин или Квинс. Но затем подумал, что всего через несколько часов ему предстоит опять ехать на Манхэттен. Почему бы не остановиться в гостинице? Он свернул на Первую Авеню, широкую и почти пустынную в пять тридцать утра в субботу, и миновал возвышающиеся здания ООН. Затем повернул налево на Сорок девятую улицу и, проехав три квартала на запад, оказался на углу Лексингтон Авеню в ожидании сигнала светофора напротив отеля "Уолдорф-Астория". А почему бы не "Уолдорф"? Почему бы городским властям хоть раз не расщедриться? Ладно, черт с ними, с городскими властями. У него есть знакомый в службе безопасности отеля.

Когда, наконец, около пяти сорока пяти в субботу, тринадцатого января, детектив Эдди Игэн забрался в мягкую, изумительно свежую постель в отеле "Уолдорф-Астория", то представляется сомнительным, что он смог бы заставить себя подняться из нее, даже если бы знал, кто был тот симпатичный мужчина из Парижа, который в этот момент спал беспокойным сном в большом номере чуть выше. Игэн никогда не слышал о звезде французского телевидения Жаке Анжельвене. Но спустя четыре дня они встретятся, и это знакомство станет переломным моментом для нью-йоркского Бюро по борьбе с наркотиками.

Игэн проспал всего четыре часа, но, пробудившись, снова уснуть не смог. Часы на ночном столике показывали девять сорок. Он медленно выбрался из-под одеял и в одном белье уселся на краю кровати, угрюмо уставившись на зеленый ковер. Потом дотянулся до телефона и позвонил на базу. Ему ответили, что наблюдение за Жеаном в "Эдисон" продолжается, но тот пока ничем себя не проявил. Лягушатник-два и Лягушатник-три ещё не вернулись в свои гостиницы, а что касается Пэтси, тот, наконец, покинул дом 137 по Генри Стрит и отправился домой в Бруклин. Сонни Гроссо и Фрэнк Уотерс тоже разъехались по домам и появятся позже.

Что теперь? Игэн пошел в ванную выпить стакан воды и решил заодно принять душ. Остается держаться за Лягушатника-один. С ним обязаны вступить в контакт.

Он побрился, натянул мятую, несвежую рубашку и костюм и покинул отель, не заплатив за номер. По дороге в аптеке выпил апельсинового соку и кофе, затем пешком отправился в гостиницу "Эдисон".

В половине первого субботы квартал, известный как театральный район, был тих и безлюден. Игэн не заметил ни одного знакомого лица ни на той, ни на другой стороне улицы. Перед вращающейся дверью гостиницы Игэн помедлил: изнутри в вертушку шагнул какой-то мужчина. Игэн уже шагнул в холл, когда его обдало холодом. Мужчина, который только что проскочил мимо него на улицу, пожилой мужчина в черном с запоминающейся внешностью, был Жеан!

Жеан? Игэн возбужденно огляделся в тихом холле, но увидел лишь несколько преклонного возраста людей, читавших газеты или просто дремавших в креслах. Две женщины входили в лифт, да у пустой регистрационной стойки болтали двое коридорных.

Пресвятая Богородица! Этот сукин сын просто вышел из гостиницы, а где-то рядом двадцать наших, и никого у него на "хвосте"! Игэн развернулся и вылетел сквозь вращающиеся двери на улицу, где обнаружил, что Жеан почти достиг угла Бродвея. Игэн в отчаянии поискал глазами хоть какие-то признаки того, что полицейские на Сорок седьмой улице уже знают, что Лягушатник-один спокойно исчезает из их поля зрения, однако ничего не увидел. Набрав полную грудь воздуха, Игэн устремился за ним.

Жеан, казалось, ничуть не утратил бодрости после предыдущего долгого вечера. Он легко шагал в южном направлении по Бродвею в сторону Таймс Сквер. Игэн был растерян и зол. Как такое множество высокопроффессиональных сотрудников полиции упустить одного старого мерзавца, который, к тому же, выделяется в толпе как жираф в коровьем стаде?

Жеан продолжал быстро шагать без видимой цели по Бродвею, который при свете дня выглядел грязным и невзрачным. Прохожих на улицах было немного, поэтому Игэн мог без помех наблюдать за высокой седовласой фигурой в черном. Когда Жеан задержался перед витриной магазина рядом с Сорок шестой улицей, Игэн, на углу Сорок седьмой, ещё раз улучил момент, чтобы оглядеться вокруг в поисках подмоги. Какая-то пара садилась в такси у входа в "Эдисон", но никого из своих людей он так и не увидел – пока не узнал двоих в пальто и без шляп, стоявших у киоска с напитками на противоположном углу Сорок седьмой улицы: это были детективы Фрэнк Михэн и Рой Кахил.

Игэн резко свистнул, и, когда полицейские его увидели, со злостью указал большим пальцем в ту сторону, куда направлялся Жеан. Француз как раз в эту секунду отвернулся от витрины, привлекшей его внимание, и возобновил свою беспечную прогулку. Двое детективов с изумленными лицами поставили стаканы и последовали за Игэном.

На Таймс Сквер Лягушатник-один спустился в метро. Прошагав четыре квартала, француз ни разу, насколько Игэн мог заметить, не оглянулся и никак не выказал опасений, что за ним ведется слежка. Теперь он вошел прямо на станцию, так, словно точно знал, куда ему нужно. Игэн испытал мимолетный приступ воодушевления: Лягушатник, наверное, направляется на встречу; может быть, удача начала поворачиваться к ним лицом. Но затем он подумал, что, конечно же, этот парень, – этот не теряющий головы нахал, – к настоящему моменту должен знать, что операция провалилась, и что другие Лягушатники ушли в тень? И, наверное, он догадывается, что за ним самим тоже установлена слежка? Тогда почему ему захотелось, ни с того ни с сего, прокатиться в метро в субботний полдень?

Внизу в метро Жеан не пошел к поездам бруклинской линии. Он направился на внутригородской поезд-челнок, курсировавший по короткому отрезку подземки между Таймс Сквер и Центральным вокзалом. Игэн, позади которого теперь шли Михэн и Кахил, купил жетон и осторожно проследовал за объектом по ярко размеченному переходу от главной станции к платформе челнока. В отличие от улиц наверху, метро было переполнено. Туристы с изумлением таращили глаза, попав в эту грязную, шумную, безликую машину – одну из составляющих хваленой нью-йоркской транспортной системы. Жители Нью-Йорка со всех концов огромного города, многие семьями, с детьми, унылым потоком тянулись на воскресную экскурсию на Манхэттен и обратно. Игэну пришлось проталкиваться, чтобы не потерять Жеана из вида.

Оба пути были пусты, платформу на одной из сторон заполняли люди, ожидавшими прибытия следующего поезда с Центрального вокзала. Игэн прикинул, что у него есть три или четыре минуты, чтобы позвонить и оповестить базу. Поймав взгляды других детективов, Игэн кивком указал на Жеана, который спокойно стоял в толпе с совершенно беззаботным видом. Михэн и Кахил, разделившись, продвинулись и встали на разных концах платформы, продолжая наблюдать за высоким французом.

Игэн нашел стеклянную кабинку телефона-автомата и набрал номер базы.

– Наблюдаю за Лягушатником-один, – начал он.

Голос на другом конце пробубнил:

– Да, мы знаем, мы обложили "Эдисон" так, что мышь не прошмыгнет. – Это был агент Бен Фитцджеральд.

– "Эдисон"? Чепуха! Он в метро на Таймс Сквер. Собирается сесть в "челнок" до Центрального вокзала. У тебя там есть люди? Пришли сюда нескольких. Что, черт побери, происходит? Я засекаю его преспокойно выходящим из гостиницы. И ни души вокруг. Если б я случайно не увидел пару полицейских у ларька, пришлось бы попотеть.

Поезд из двух переполненных людьми вагонов с лязгом остановился у платформы и начал высаживать пассажиров.

– Челнок подошел. Мне надо идти. Пусть ребята возьмут под наблюдение Центральный вокзал!

Жеан уже вошел во второй вагон, когда Игэн, подбежав, встал позади последней группы пассажиров. Михэн и Кахил заняли места в обоих концах вагона. Жеан сел почти в середине, возле центральной двери. Игэн дождался, пока войдут все пассажиры, и быстро протиснулся в двери теперь до отказа заполненного вагона. С трудом заставляя себя не смотреть в сторону Жеана, Игэн протолкался в передний конец вагона, где и встал, сжимая волосатыми пальцами поручень и глядя на рекламу перед собой.

Мысленно, однако, он перебирал варианты того, что может произойти на Центральном вокзале в конце короткого пути. База ему сообщила, что несколько детективов уже расположились в здании вокзала, внимательно наблюдая за автоматическими камерами хранения. Предыдущей ночью Лягушатник-два и Лягушатник-три какое-то время толкались на Центральном вокзале перед тем, как их след был утерян, поэтому существовало подозрение, что, в конечном счете, груз мог быть припрятан именно там. А теперь, по-видимому, и другие полицейские на машинах спешили в район вокзала на помощь Игэну.

Единственно возможный план Игэна состоял в том, чтобы выйти из вагона первым и дать возможность Жеану догнать и обойти его. После этого ему и другим детективам останется лишь аккуратно вести игру, причем Михэн и Кахил должны будут постараться установить визуальный контакт с коллегами полицейскими. Когда поезд замедлил ход, Игэн прошел к передней двери и, выйдя на переполненную платформу, медленно зашагал к тоннелю-переходу на главную станцию.

Прошло несколько минут; густой поток пассажиров, обтекавший Игэна сзади, превратился в жидкий ручеек, но Жеан не появлялся. Игэн рискнул оглянуться назад. Со стороны поезда теперь уже никто не шел – ни Жеан, ни даже Михэн и Кахил! Отбросив осторожность, Игэн бросился к поезду, в котором только что приехал, – тот уже почти заполнился новыми пассажирами. Он с мрачным видом прошелся по обоим вагонам, оглядывая каждого пассажира. Безрезультатно. О, Боже праведный! Он побежал обратно по переходу на станцию Сорок второй улицы. Ни Жеана, ни полицейских не было в поле зрения ни на одной из платформ. Как он мог просмотреть их? Он помчался наверх по длинной лестнице в здание вокзала и увидел Дика Олетту, стоявшего у входа на нижний уровень и выглядывавшего поверх газеты. Заметив Игэна, Олетта опустил глаза, не подавая вида, что узнал его, очевидно, ожидая какого-то условного знака. Но Игэн, тяжело дыша, направился прямо к нему.

– Дик, ты видел Лягушатника-один?

Олетта быстро оглядел его красную физиономию и покачал головой.

– Что случилось?

– Я потерял его, – простонал Игэн, обшаривая глазами лестницы-переходы с Сорок второй улицы вниз в помещение вокзала. – Не могу понять, каким образом, но потерял. Пойдем спросим ребят.

Они торопливо обошли Центральный вокзал, отыскивая других полицейских, располагавшихся у различных выходов, но никто не видел ни Жеана, ни детективов Михэна и Кахила. Игэн ощущал неловкость и беспомощность. Они с Олеттой встали у мраморной стойки возле закрытого окна билетной кассы.

– Что будем делать, – спросил Олетта.

– О, Господи, я не знаю. Если мы его упустили, то здесь ловить нечего. Надо позвонить. Может, кто-то ещё что-нибудь знает.

– Почему бы нам сначала не проверить "Рузвельт"? – спросил Олетта. – Похоже, "Рузвельт" у них любимое место для встреч.

– Это мысль, – признал Игэн, хоть и без особого энтузиазма.

Они с Олеттой устало потащились наверх по лестнице на Вандербильт Авеню и прошагали два квартала на север к отелю. Прошло всего чуть больше часа с того момента, как Игэн наткнулся на Жеана в "Эдисон", но время, казалось, тянулось бесконечно.

Вместе обойдя вокруг "Рузвельта", занимавшего весь квартал, они разделились и обследовали холл и галереи нижнего уровня. Безрезультатно.

У бара "Раф Райдерз Рум" – эта сторона выходила на Сорок пятую улицу – Игэн решил позвонить на базу из холла. Спустя несколько минут он вновь присоединился к Олетте в баре, и они заказали два "пепси". Игэн выглядел задумчивым.

– Итак? – поинтересовался Олетта.

Игэн глотнул "пепси", аккуратно поставил стакан, оперся локтем о полированное дерево стойки и повернулся к своему компаньону.

– Итак, – негромко сказал он, – мистер Лягушатник-один снова у себя в номере.

По пути через центр к "Эдисону" в машине Олетты Игэн поделился с ним новостями.

Когда он в поезде на Таймс Сквер стал пробираться в переднюю часть вагона, сознательно избегая смотреть на Жеана, француз поднялся с места и за считанные мгновения до отправления поезда ловко проскользнул в закрывающиеся двери. К счастью, Михэн и Кахил видели этот неожиданный маневр и сумели выбраться на платформу прежде, чем двери закрылись. Естественно, у них не было возможности предупредить Игэна, который покатил до Центрального вокзала, погруженный в свои планы организации наблюдения. Тем временем сбитые с толку полицейские последовали за Жеаном наверх на улицу и дальше обратно в гостиницу, где тот зашел в лифт и вернулся в свой номер на девятом этаже.

После возвращения Жеана среди дюжины полицейских, расположившихся в гостинице "Эдисон" и вокруг нее, развернулась возбужденная дискуссия о том, каким образом объект наблюдения смог незамеченным ускользнуть. Последовавший час был заполнен неловкой перебранкой и неприятными встречными обвинениями.

Через некоторое время полицейские, дежурившие в холле, получили информацию от франкоговорящего агента из соседней с Жеаном комнаты, что Лягушатник-один только что говорил по телефону с Лягушатником-два. Подслушивающее устройство не было подключено к телефонному аппарату, поэтому зафиксирована была только часть беседы, исходившая от Жеана. Однако, он называл абонента "мой малыш Франсуа" – а это, конечно же, был исчезнувший Барбье – и сказал по французски:

– Думаю, ты был прав. Лучше всего оставить там, где есть.

Это вызвало новый виток горячих дебатов.

– Что он имел в виду, когда сказал "Ты был прав"?

– Это значит, что мы все провалили, болван.

– Кто провалил? Меня не было в холле!

И пока они от злости и досады осыпали друг друга упреками, Жан Жеан надел свое черное пальто, взял трость и спокойно отправился на очередную прогулку.

Олетта высадил Игэна на углу Сорок седьмой улицы и Бродвея и уехал. Павший духом Игэн попытался возродить в себе угасший энтузиазм, вновь вышагивая к главному входу в "Эдисон". Неожиданно из вращающихся дверей гостиницы появился Жан Жеан и прошел мимо.

Игэн сделал ещё два шага, прежде чем застыть на месте. Он развернулся, оторопело глядя на все ту же высокую, словно парящую фигуру в черном, быстрой походкой удалявшуюся в направлении Бродвея.

Господи Иисусе, Дева Мария и святой Йозеф – не сон ли это? Или у него крыша поехала?

Он потряс головой, посмотрел на подъезд гостиницы и увидел детективов Михэна и Кахила, осторожно возникших в дверях следом за Жеаном. Заметив Игэна, один из них кивком указал в сторону, куда удалялся Жеан. Игэн также коротко кивнул в подтверждение того, что понял, и зашагал впереди детективов за Лягушатником-один.

Жеан снова спустился в метро на Сорок третьей улице. Игэн, в половине квартала позади, не мог отделаться от навязчивого ощущения, что он ещё раз переживает то, что уже было. Но теперь Жеан направился не к челноку, а на основную линию бруклинского метро, спустившись на один лестничный пролет ниже на платформу к поездам до центра.

Игэн и остальные следовали раздельно. Жеан встал к поезду "местный", в стороне от горстки других пассажиров, рассыпавшихся по платформе. Игэн предположил, что поезд, наверное, только что прошел, и, принимая во внимание субботний разреженный график движения, рассчитал, что у него есть несколько минут, чтобы доложить о ситуации на базу.

Двое других детективов неторопливо разошлись по противоположным концам платформы, пока Игэн искал телефон. Единственная кабинка, которой он мог воспользоваться, не теряя Жеана из вида, стояла в дюжине футов от француза. Игэн проглотил ком волнения в горле, прошел, внешне совершенно спокойно, мимо Лягушатника-один и устроился в кабинке.

– Пошлите все машины, которые есть, на западную сторону, – сказал он базе. – Выясните, где расположена каждая станция бруклинской линии и пытайтесь засечь его у каждого выхода на улицу на всем пути до центра. Если мы с Лягушатником-один не объявились на одной остановке, пусть парни сменяют друг друга, держась впереди нас на пару станций. Мы будем с ним. Все понятно? Не подведите. Подходит поезд. Сейчас поглядим, что он выкинет на этот раз. Я могу повесить трубку без предупреждения.

Грохочущий серо-зеленый поезд метро с визгом остановился. Двери со скрежетом открылись, пассажиры вышли, а те, кто были на платформе, вошли, – все, кроме Жеана, который невозмутимо стоял, спокойно сложив руки на рукояти своей черной трости. Когда двери закрылись, и поезд ушел со станции, на ней остались только Жеан и двое в пальто на разных концах платформы. Игэн сказал в трубку:

– Он не сел. Продолжаем разговор. Я не хочу болтаться у него на виду.

Прибыл следующий поезд и снова отправился без Жеана, и теперь Игэн, все ещё в телефонной будке, начал беспокоиться.

– Мне это не нравится, – бросил он в трубку. – Он чего-то или кого-то ждет...Боже, может, он хочет позвонить по этому телефону. – Игэн отодвинул стеклянную дверь "гармошкой" и возвысил голос, обращаясь к невидимому собеседнику на том конце линии. – Я работал во многих заведениях, барменом, официантом, даже вышибалой. Все, о чем я прошу, это дать мне шанс показать, что я умею. Я могу встретиться с вами сегодня? Я вам прямо говорю, – мне позарез нужна эта работа.

Игэн очень надеялся, что его громкий, настойчивый голос не утонул в несмолкаемом шуме подземки, и отчаянный тон отражал обеспокоенность человека, борющегося за существование.

На платформе появились ещё несколько человек, одна из них – женщина средних лет в зеленом пальто из магазина "Келли" и с желтым платком на голове – остановилась рядом с телефонной будкой Игэна. Жеан подошел к ней, оказавшись в менее, чем шести футах от детектива. Француз элегантно приподнял шляпу и заговорил с женщиной. Наверное, спрашивал, как ему проехать, – подумал Игэн, поскольку женщина кивнула, и Жеан, отвесив легкий поклон, повернулся и стал ждать следующего поезда. Игэн пристально оглядел женщину в зеленом пальто и решил, что она всего лишь случайный прохожий.

Еще один "местный" с грохотом въехал на станцию, и Лягушатник-один, казалось, направился к краю платформы.

– Думаю, мы отправляемся, – буркнул в трубку Игэн.

Жеан вошел в вагон.

– Пока, – сказал Игэн, кладя трубку на рычажок, вышел из будки и поспешил к вагону, в который зашел Жеан. Михэн и Кахил сели в конец и начало поезда.

Жеан сидел в передней части вагона, равнодушно глядя на рекламные плакаты напротив. Кроме Игэна, в вагоне было всего пять или шесть пассажиров. Детектив занял место в середине вагона, через скамью от Лягушатника, отвернувшись, но краешком глаза удерживая черную фигуру в поле зрения. Когда поезд отошел от Таймс Сквер, Игэн, поглядев направо, увидел Михэна в соседнем вагоне сразу за ними, видимо готового к действию, Кахил, также в полной готовности, ехал в вагоне впереди них.

Поезд остановился на следующей станции. Жеан спокойно поднялся и встал, изучая схему метро рядом с дверьми. Игэн хмуро улыбнулся про себя: ну и пройдоха; двери откроются, и ты будешь выжидать до последней секунды, а потом – бац! выйдешь из вагона – а я, предполагается, так и буду сидеть здесь, как последний болван. Он надеялся, что другие полицейские тоже были наготове.

Двери открылись. Какой-то мужчина прошел на выход мимо Жеана; тот не тронулся с места. На долгую секунду действие словно застыло. Затем, когда створки дверей с шипящим звуком начали сходиться, Жеан вставил свою трость между резиновыми манжетами дверей; все двери тут же снова открылись. Жеан быстро вышел. Игэн прыжком пересек вагон и выскочил наружу через другой выход из вагона, когда двери уже опять закрывались.

Он широко улыбнулся, но улыбка быстро погасла.

Куда делся Жеан?

Того нигде не было видно. Михэн и Кахил тоже успели выбраться из вагона и теперь направлялись к Игэну. Поезд начал отходить от станции. Кроме них троих, на платформе не было ни души. И тут в окне вагона, который, казалось, только что покинул Жеан, появилась знакомая фигура. Лягушатник-один, слегка поклонившись, улыбался полицейским и галантно помахивал рукой в перчатке. Через мгновение поезд с грохотом унесся в черноту тоннеля, а с ним исчез и Жан Жеан. Не было ни одного шанса успеть перекрыть все выходы на этой длинной линии. 

Глава 11

 К ночи в субботу, 13 января, стало ясно, что Жан Жеан не вернется в отель "Эдисон". Франсуа Барбье и Жан Морен тоже исчезли. Агенты, наблюдавшие за отелями, где остановились французы, начали подозревать, что троица уже могла и смыться из страны.

Другие все ещё вели наблюдение за Пэтси Фуке, но за все воскресенье он ни разу вышел из дома. Жена ходила в магазин, её отец и Тони, брат Пэтси, вдвоем обслуживали покупателей в закусочной на Бушвик Авеню. И только в шесть вечера Пэтси, целый день отлеживавшийся после трудной ночи, наконец, явил себя наблюдателям. Он вышел из дома на Шестьдесят седьмой улице и сел в серый "кадиллак" выпуска 1957 года, машину своего друга Ники Травато. Еще в пятницу вечером, пока Пэтси пытался ускользнуть от полиции в центре Манхэттена, агенты, следившие за Травато, видели, как тот перегнал кадиллак от своего дома на Шестьдесят седьмую улицу и там его оставил.

Эта манипуляция стала совсем загадочной, когда Пэтси, имея возле дома собственные "олдсмобиль" и "бьюик", повел кадиллак Ники к закусочной и остановился в трех кварталах от неё на Грэм Стрит. Остаток вечера он провел в магазине. Около одиннадцати вечера подъехал Ники Травато в бело-голубом "олдсмобиле" Пэтси. Тот появился из на улице и сел за руль, доверив Тони закрыть закусочную.

Детектив Джимми О'Брайен и агент Джек Рипа, наблюдавшие из больницы через улицу, поспешили за Пэтси, который повернул за угол Моджер Стрит и поехал на Грэм, где и высадил Ники рядом с его собственным "кадиллаком".

О'Брайен и Рипа очень скоро поняли, что затевают Пэтси и Ники. Высадив друга, Пэтси поехал к югу по Грэм Стрит. Детективы помедлили, ожидая, что Ники последует за "олдсом". Однако тот даже не включил фары своего автомобиля. Поэтому О'Брайен решил последовать за Пэтси, который момент заворачивал за угол в нескольких кварталах от них.

Но едва они проскочили мимо Ники, как позади блеснули фары и машина тронулась. Полицейские повернули за Пэтси, и через несколько секунд сзади из-за угла появился кадиллак Ники.

– Вот сволочь! – выругался О'Брайен. – Дружок охраняет Пэтси!

– Давай-ка разберемся с ними, – холодно отозвался Рипа.

Они держались за "олдсмобилем", пока тот снова не свернул, на этот раз на улицу с односторонним движением. Вместо того, чтобы последовать за ним, О'Брайен проехал дальше через перекресток. Детективы внимательно наблюдали в зеркало заднего вида. Машина Ники, после некоторого колебания, последовала за Пэтси. О'Брайен резко затормозил, развернулся и, срезав угол, устремился по улице, на которую повернули сначала Пэтси, а потом Ники.

Некоторое время они держались за "кадиллаком". Кортеж двигался медленно. Ники соблюдал дистанцию, держась в двух или трех кварталах позади "олдса". Сомнений не было: Пэтси пытался определить, ведется ли за ним слежка, для чего и использовал Ники, который должен был обнаружить "хвост". Это наводило на мысль: либо Пэтси имел причины подозревать, что запахло жареным, либо он и в самом деле не знал, следят за ним или нет, однако решил прощупать ситуацию в преддверии какой-то крупной операции. Возможно, дело ещё не было окончательно похоронено, как можно было предполагать по все более унылому тону агентов, выходивших на связь с базой.

Поэтому полицейские вели игру даже с известным удовольствием. Пэтси, сопровождаемый Ники, попетлял по улицам в районе Уильямсбург, затем вокруг "Грин-пойнт", восточнее границы района Квинс возле Маспет, и, наконец, направился назад по Гранд Авеню в сторону Бушвик. Часть времени О'Брайен и Рипа держались за "кадиллаком"; потом они обгоняли его и ехали за "олдсом", а когда Ники мог заинтересоваться машиной, вклинившейся между ним и Пэтси, отворачивали, пропуская "кадиллак" вперед, но только для того, чтобы быстро развернуться и снова сесть на хвост Ники.

Уже заполночь Пэтси с Ники вернулись к закусочной. Тони все ещё был там. Несколько минут троица что-то обсуждала, потом свет погас, они вышли и разъехались по домам. Пэтси и Ники отправились в своих машинах, Тони – в своем побитом пикапе.

В воскресенье, 14 января, расследование продолжало топтаться на месте. Утром Пэтси поехал в закусочную и оставался там. Вскоре после полудня к нему присоединилась жена.

В три часа дня на полицейских обрушилась очередная лавина обескураживающих новостей, которые только усилили нарастающее чувство безнадежности. Сначала коммутатор в "Эдисоне" принял звонок от Жана Жеана. Тот сказал, что хотел бы выехать из номера 909 и вышлет плату по почте в течение суток. Он попросил, чтобы его чемоданы и вещи хранились в гостинице до тех пор, пока он не сообщит, куда их переслать. Телефонист на коммутаторе не смог предложить никаких версий относительно места, откуда был сделан звонок. Однако помошнику управляющего, который разговаривал с французом, показалось, что в какой-то момент во время разговора он услышал голос оператора. Это означало, что Жеан звонил из-за пределов Нью-Йорка. После звонка детективы обыскали номер 909, от чего они прежде воздерживались, пока существовал хоть ничтожный шанс на возвращение Жеана. Однако кроме чемодана и портфеля с личными вещами – бельем и туалетными принадлежностями, – ничего обнаружено не было. Разочарованные, они оставили вещи нетронутыми.

Едва детективы доложили на базу, как, словно по команде, один за другим потупили сообщения из отелей "Виктория" и "Эбби" о том, что в них получены телеграфные переводы от Франсуа Барбье и Жана Морена с отплатой номеров. Вещи просили поместить на хранение.

Оба перевода были отправлены из Йонкерса, городка у северной окраины Нью-Йорка. Срочно известили полицию Йонкерса, однако проверка местного отделения "Уэстерн Юнион" ничего не дала. Обе телеграммы были оплачены одним человеком, который говорил с иностранным акцентом. Никто не имел представления, куда он мог деться. Тем временем агенты осмотрели чемоданы и вещи, оставленные Лягушатником – два и Лягушатником – три. И снова безрезультатно.

Прослушивание телефонов в закусочной Пэтси и у него дома продолжалось непрерывно, однако пока не давало толку. Разговоры либо не имели отношения к расследованию, либо состояли из односложных реплик, не поддающихся толкованию. Однако, в воскресенье вечером, уже после того, как все французы исчезли из поля зрения полиции, был перехвачен один любопытный разговор.

Звонили в закусочную Фуке. И звонил, похоже, Жеан.

Учтивый джентльмен выражал чрезвычайную озабоченность тем, что полиция, по его мнению, проявляла повышенный и крайне нежелательный интерес к операциям Пэтси. Тот, несколько нервозно, попытался развеять опасения француза: ведь если полиция действительно копала под него, Пэтси прекрасно понимал, что его дядя, Анджело Туминаро, без колебаний отстранит его от сделки и от всего семейного бизнеса вообще. После чего посоветует племяннику поискать себе работу – например, подметать станции метро. Лягушатник – один предположил, что разумнее отложить переговоры.

Жадность Пэтси и его боязнь поставить под угрозу свое новое и многообещающее положение одного из боссов подпольной наркосети подтолкнули его к решению, которое, в конечном итоге, оказалось губительным для героинового бизнеса Туминаро и международного синдиката, поставлявшего ему наркотики. Пэтси взволнованно заверил Жана Жеана, что полиция интересовалась лишь кое-какими книжками в мягких обложках, которыми он приторговывал и которые, по мнению полиции, были порнографическими. Сначала француз не поверил, что американская полиция станет тратить время на мелкого торговца грязной литературой. Но Пэтси поспешно возразил, что книги, ставшие предметом интереса полиции, даже у него вызывали отвращение.

Каким-то образом ему удалось убедить искушенного главаря французской героиновой мафии, и тот согласился продолжить переговоры с молодым боссом наркосети Туминаро.

В понедельник утром, 15 января, в штаб-квартире Бюро по борьбе с наркотиками в здании 1-го полицейского участка состоялось совещание. В кабинете лейтенанта Винни Хоукса собралась практически та же группа детективов и федеральных агентов, которая пятью днями ранее разрабатывала здесь стратегию действий по пресечению нелегальной операции Пэтси Фуке и его сообщников. Они мрачно обсуждали способы и средства, способные спасти затянувшееся расследование.

Никем не оспаривался тот факт, что на данный момент Пэтси являлся главной фигурой в торговле наркотиками. Никто не сомневался в том, что Пэтси находится накануне заключения крупной сделки с французскими поставщиками. Ключевой вопрос стоял так: что означало внезапное исчезновение французов? То, что сделка уже совершилась, наркотик поставлен покупателю и частично оплачен? Возможно, однако, что участники операции заподозрили слежку ещё до того, как состоялся обмен. Таким образом, единственно возможная альтернатива состояла в том, что Пэтси и компания были обеспокоены слежкой, но не оставили своих планов и теперь осуществляли перегруппировку для окончательного обмена контрабандного героина на деньги мафии.

Что касается первой возможности – что товар уже на руках у Пэтси, это означала, что поставщики – французы уехали, не получив денег за свой товар. Полиция знала, что в основе коммерции, связанной с наркотиками, лежит принцип пирамиды. Дельцам, которым Пэтси продавал "зелье", назначалась, соответственно спросу, цена за килограмм. Еще до поступления товара они передавали Пэтси аванс, а целиком сумма выплачивалась уже после благополучной доставки и проверки соответствия качества и количества товара заказанному. Спустя день или два, которые обычно требовались оптовикам для сбыта "зелья" своим клиентам по уже более высокой цене, они приносили Пэтси остальные деньги. И так шло по цепочке вниз, вплоть до уличного торговца, который продавал героин, расфасованный в пакетики по пять долларов.

Тем временем на вершине пирамиды, где распоряжались огромными суммами, Пэтси точно таким же образом рассчитывался со своими поставщиками. Когда они предъявили заказанный товар, Пэтси должен был выплатить им лишь часть всей суммы. И лишь после того, как он удачно сбывал "зелье" своим привилегированным клиентам – а таких крупных оптовиков никогда не бывало более пяти или шести – он окончательно рассчитывался с французскими поставщиками. Оптовая цена за такое колоссальное, по слухам, количество, как пятьдесят килограммов, достигла бы полумиллиона долларов. Пэтси должен был бы доплатить половину этой суммы, или даже 300 000 долларов.

Обычно после передачи контрабандного груза поставщики могли позволить себе расслабиться в ожидании последнего взноса. Либо, если получатель товара имел репутацию надежного и выгодного покупателя, могли отправиться домой, уверенные, что окончательный расчет не за горами. Но если возникали разногласия, как в данном случае, то французы вряд ли расположены к отъезду, имея на руках лишь часть всей суммы.

Полиция принимала в расчет и недавние слухи, что у Пэтси были некоторые затруднения с деньгами, и что кое-кого из клиентов не устроило качество его последней поставки.

У Фрэнка Уотерса была своя идея насчет того, где искать "зелье". Она казалась на слишком реальной, но, по крайней мере, опиралась на нечто более существенное, чем абстрактные умозаключения.

– С ноября прошлого года, – сказал агент, – у меня из головы не выходит та канадская машина, которую Пэтси пригнал на Черри Стрит, где мы устроили засаду. Как вы помните, оказалось, что она принадлежала тому парню – Морису из Монреаля, который у них там крупная фигура среди наркодельцов. А потом он исчезает.

Я был уверен, – мы все были уверены – что каким-то образом "бьюик" имеет отношение к поставке "зелья" из Канады. Я знаю, мы обыскали её, но ничего не нашли. Но ведь у нас той ночью не было возможности разобрать её по частям. А что произошло сразу после того? Паника прекращается. "Зелья" хватает всем.

Теперь, вот мы здесь, прошло два месяца, и до нас доходят слухи, что идет новая партия. И что люди сейчас приносят деньги нашему другу Пэтси. А кто прибывает к нам, как не шайка французов? И откуда они приезжают, пусть двое из них? Из Монреаля, Канада.

– Значит, ты полагаешь, что в этот раз они тоже могут использовать канадскую машину? – спросил Бен Фитцджеральд.

– Об этом стоит подумать, – пожал плечами Уотерс. – Может, даже ту же самую машину. Какая она была, – светлый "бьюик"?

– Бежевый "бьюик-инвикта" шестидесятого года, – ответил Эдди Игэн. – Но у меня другая идея. Я думаю, что товар окажется в доме отца Пэтси в Бруклине.

– И где же нам искать эту таинственную машину? – спросил Винни Хоукс, прервав молчание, наступившее после реплики Игэна.

– Не знаю, – буркнул Уотерс. – В гаражах, на улицах. Первым делом я бы поискал на Черри Стрит, на Саут Стрит, где-нибудь в том районе.

– Господи, да так мы можем искать до девяносто седьмого года, – возмутился Игэн.

– Можем, – согласился Уотерс, хмуро взглянув на Игэна, – ну, а чем мы, черт побери, сейчас занимаемся? Мы просто сидим и валяем дурака – с того момента, как исчез последний лягушатник.

Румяное лицо Игэна побледнело – верный признак закипавшего в нем его знаменитого темперамента.

– Я упустил только одного, – сказал он подчеркнуто вежливо.

– Все, хватит молоть чепуху, – резко вмешался лейтенант Хоукс. – Каждый из нас так или иначе прокололся на этом деле.

– Как ты думаешь, Винни, – вставил Бен Фитцджеральд. – Может, стоит объявить эту машину в розыск? Я знаю, что вряд ли что выйдет, но все же...

– Вообще-то, я думаю, мы ничего не теряем. Кто знает, как оно может обернуться? – Хоукс быстро записал "Объявить розыск – "бьюика" в свой блокнот. – Что еще?

– У меня есть предложение, – подался вперед Сонни Гроссо. – Поскольку все, что мы можем сейчас, это ждать, пока кто-нибудь из них не начнет действовать – разумеется, если не все ещё потеряно – и, – он покосился на Игэна, – пока мы ищем этот канадский бьюик, я считаю, нам следует отозвать наблюдение за Пэтси. Если мы действительно спугнули его друзей, что неудивительно, когда вокруг тебя суетится пара сотен сыщиков, Пэтси станет играть более чем осторожно. Будет больше пользы, если бы станем наблюдать за ним издалека. Мы, конечно, можем следить за ним, но через несколько дней он начнет дышать смелее, а затем что-нибудь предпримет.

– Все согласны? – спросил Хоукс, обводя глазами присутствующих. – Хорошо. Сонни, ты с Телескопом и Фрэнком составишь задания.

– Я все равно считаю, что мы найдем "зелье" у Джо Фуке, – пробурчал Игэн.

В комнату вошли заместитель главного инспектора Кэри и директор отделения Федерального бюро Гафни, до этого совещавшиеся в кабинете. Хоукс изложил боссам общую точку зрения.

Кэри внимательно слушал, поглядывая на Гафни, который согласно кивал. Когда Хоукс закончил, Кэри молча походил по комнате между детективами, обдумывая ситуацию. Он согласился с тем, чтобы продолжить расследование в ослабленном варианте ещё несколько дней. Затем напомнил, что сегодня понедельник, пятнадцатое. В полночь в четверг, восемнадцатого, истечет срок действия ордеров на обыск всех помещений, находящихся под наблюдением. Ордера уже дважды продлевались на десять дней. Если к полуночи в четверг ничего существенного не произойдет – Кэри по очереди обвел строгим взглядом всех присутствующих, подчеркивая значение своих слов – они с директором отделения Гафни будут вынуждены полностью снять своих людей с расследования. Следовательно, есть четыре дня, чтобы раскрутить это дело. В напряженном молчании детективы проводили глазами Кэри и Гафни, вернувшихся в кабинет инспектора.

Позже, когда Сонни, Эдди и Фрэнк Уотерс обсуждали расстановку сил полиции и федеральных агентов на четыре дня, остававшиеся им, чтобы взять Пэтси с поличным, Сонни с некоторым беспокойством вновь ощутил скрытую враждебность между его постоянным напарником и агентом Уотерсом, с которым сам он работал почти столь же часто и одинаково успешно.

После полудня Сонни поехал в Бруклин, чтобы издали приглядывать за Пэтси, а Игэн отправился налаживать взаимодействие полицейских постов, все ещё дежуривших у отелей, где останавливались французы. Тем временем, детектив Дик Олетта и Уотерс вели поиски на улицах нижнего Манхэттена, где два месяца назад играли в прятки с Пэтси и канадским "бьюиком". И там около четырех часов дня они сделали интересное открытие. В маленьком деревянном гараже на территории заправочной станции на Саут Стрит, угол Джефферсон Стрит, полицейские увидели старый "шевроле-пикап" Тони Фуке. Тогда, в ноябре, все Бюро ломало голову над загадкой, куда делся канадский "бьюик" в тот короткий промежуток времени, когда его оставили без присмотра. Тони, который часто работал в доках, обслуживающих мексиканскую линию, практически напротив через Саут Стрит от места, с которого исчезла машина, вполне мог быть тем самым человеком, который и увел "бьюик"!

Без сомнения, именно Пэтси должен был в ту ночь забрать седан и удостовериться в наличии или отсутствии в нем груза. Но, вполне естественно, ему не хотелось подвергать себя риску быть задержанным с поличным. Для этого был подручный Тони. Теперь становилось ясным, что Тони наверняка ожидал в гараже, всего в полутора кварталах от этого места, когда детективы, следившие за Пэтси, обнаружили "бьюик". Уотерс и Олетта предположили, что Игэн и Гроссо проехали всего в нескольких ярдах от Тони, когда свернули на заправочную станцию после того, как Пэтси с женщинами отправились отсюда на другой машине. Коротышка, должно быть, всю ночь выжидал в гараже, пока не увидел, как перед самым рассветом, обе полицейские машины уехали. Тогда он, понадеявшись, что они никого не оставили, рискнул выбраться из гаража и смог увести "бьюик" за те несколько минут, пока Уотерс возвращался к себе в офис и высылал сюда агента.

Полицейские решили, что брат Тони заслуживает более серьезного внимания, чем ему уделялось прежде, и, устроившись неподалеку, стали наблюдать за старым гаражем, приютившим "шевроле" Тони.

Большую часть дня в понедельник Пэтси неотлучно торчал у себя в забегаловке. За магазином в одиночестве наблюдал детектив Джимми О'Брайен, после полудня к нему присоединились Сонни Гроссо и агент Джек Рипа. Они сами толком не знали, чего ждут от Пэтси; время от времени то один из них, то другой ходили в закусочную перекусить или просмотреть журналы, но никто не заметил каких-либо признаков, по которым можно было судить о намерениях объекта или о его душевном состоянии. Пэтси внешне выглядел совершенно спокойным.

В половине десятого вечера приехал Ники Травато, припарковав у магазина свой старый "кадиллак". Через несколько минут вышел Пэтси, сел в него и отъехал, взяв направление к мосту Уильямсбург. Оставив О'Брайена на посту, Сонни с Рипа последовали за ним с вновь пробудившейся надеждой и волнением, поскольку впервые за три дня Пэтси, похоже, выказал намерение покинуть пределы Бруклина.

Детективы, сохраняя удобную дистанцию, проследовали за ним на Манхэттен, где он направился в верхнюю часть города по Ист Ривер Драйв. Они видели, как он свернул на Шестьдесят первую улицу и тут же повернул на Йорк Авеню. Потеряв его на короткое время, они вскоре обнаружили серый "кадиллак" на стоянке на Йорк Авеню чуть севернее Семьдесят седьмой улицы. Пока они пытались подобраться к нему поближе, Пэтси уже скрылся из виду. Сонни и Рипа проехали несколько кварталов и исследовали несколько поперечных улиц, но, не обнаружив Пэтси, вернулись назад и стали следить за "кадиллаком".

Около половины одиннадцатого они заметили Пэтси вышагивающим обратно по Йорк Авеню к машине. Он сел в "кадиллак", развернулся и направился в сторону нижней части города, выехав на шоссе через Шестьдесят вторую улицу.

Где он был эти полчаса?

Пока Сонни и Рипа следовали на юг по Ист Ривер Драйв за "кадиллаком" Пэтси, Фрэнк Уотерс и Дик Олетта направлялись в Бруклин по мосту Манхэттен вслед за "шевроле-пикапом", за рулем которого сидел Тони Фуке. После шести с половиной часов терпеливого ожидания Тони материализовался из темноты возле маленького гаража у теперь уже закрытой на ночь заправочной станции, сел в машину и, лихо развернувшись, направился к мосту. Для Тони, который жил в Бронксе с женой и двумя детьми, столь позднее время для поездки в Бруклин было явно необычным. Однако по ходу этого расследования странные вещи случались на каждом шагу.

Проехав мост, Тони повернул на автостраду Бруклин-Квинс на север, направляясь в сторону закусочной своего брата, куда и прибыл в начале двенадцатого. В магазине был один Ники Травато. Уотерс и Олетта остановились на территории больницы Святой Екатерины. Там на посту бдил Джимми О'Брайен вместе с недавно прибывшим Эдди Игэном. Не прошло и десяти минут, как подъехал Пэтси в "кадиллаке" Ники, а следом появились Сонни Гроссо и Джек Рипа в белом "олдсмобиле" Сонни. Пока троица совещалась в магазине, шестеро полицейских через улицу напротив рассказали друг другу о последних событиях.

Пэтси закрыл свое заведение около двенадцати. Они с Ники сели в "кадиллак", Игэн с О'Брайеном отправились следом. Но Уотерс решил задержаться, заинтересовавшись Тони Фуке, который, выходя из магазина, сунул в боковой карман небольшой пакет. Когда Тони развернул свой "шевроле" и направился в сторону моста Уильямсбург, Уотерс и Сонни поехали за ним.

Тони не доехал до моста, а проследовал по автостраде на север к объездному пути на мост Триборо, по которому помчался в Бронкс. Выехав на Южный бульвар, он зарулил на пустовавшую маленькую стоянку, вышел из машины – карман его куртки по-прежнему оттопыривался – и зашагал к ярко освещенной забегаловке под названием "Дейвс". Медленно проезжая мимо заведения, Гроссо и Уотерс в окно увидели, как Тони прошел на хозяйскую половину.

Итак, Тони сбывал "зелье" даже сейчас!

Пока Гроссо и Уотерс провожали Тони к его дому, в другой части города, в центре Манхэттена, в час двадцать ночи Жак Анжельвен возвращал сияющий полировкой "бьюик-инвикта" 1960 года в подземный гараж отеля "Уолдорф-Астория" на Пятидесятой улице. Устало шагая к лифту, Жак Анжельвен с тревогой думал о том, что, вопреки недвусмысленным указаниям Франсуа Скалия, он полдня разъезжал по Нью-Йорку в новой машине, которую полюбил больше, чем любую из женщин, что у него когда-нибудь были. 

Глава 12

 С момента прибытия в Нью-Йорк Анжельвена начало раздражать диктаторское поведение Скалья и Жеана, не разрешавших забирать "бьюик" из гаража. Как же он может обследовать большой город, "как подлинный американец", как он обещал своей обширной телевизионной аудитории перед отъездом из Парижа, когда ему не дают воли? Такси здесь стоит слишком дорого, передвигаться по городу пешком просто неприлично. Он понимал, что спрятано в машине, но был уверен, что обнаружить это невозможно. Стал ли бы великий Эд Салливен бродить по Парижу пешком, как турист?

Но почему Франсуа и его друзья не заканчивают сделку так, как было запланировано? В тот вечер Жак оценил итоги первых пяти дней своего визита. Столько намеченного сорвалось! Арлетта, с которой он познакомился на корабле, в четверг уехала в Чикаго спустя всего лишь несколько часов после так неплохо начавшегося флирта и небольшого утреннего любовного приключения. Ее пришлось покинуть в полдень, чтобы встретиться со Скалия, что отнюдь не улучшило его настроения. От отеля Скалия они пешком отправились в небольшой французский ресторанчик в переулке позади знаменитого Бродвея, о котором он так много слышал.

Увиденное при свете дня дешевое бесстыдство этой улицы стало его первым разочарованием в Нью-Йорке.

Его разговор с компаньоном во время обеда показался обнадеживающим. Скалия с друзьями надеялись закончить переговоры самое позднее к субботе. Жака просили постоянно находился в отеле "Уолдорф-Астория" в готовности выполнить простейшую операцию – доставить "бьюик" туда, куда укажут. В то же время корсиканец настойчиво подчеркнул, что до этого момента машина не должна трогаться с места.

Жак почти жалобно спросил, сможет ли он, когда сделка будет завершена, свободно пользоваться бьюиком? И был заверен, что безусловно.

Ожидание хоть немного скрашивала его шикарный гид, симпатичной Лили Дебек. Вечером в четверг они наслаждались коктейлями и ужином в кафе Cafe de La Paix отеля "Сент-Мориц". Несмотря на холодную погоду, прогулялись по Центральному парку, а потом он предложил выпить на ночь по стаканчику в "Уолдорф-Астории". Они выпили бренди, но когда он пригасил подняться к нему в номер, решительно отказалась.

В пятницу Анжельвен посетил Питера Сельерса, французского журналиста, и Поля Кренесса, руководителя нью-йоркского отделения "Радио Телевизьон Франсе". Его отвезли его в "Эн-Би-Си", где показали студии и устроили встречу с американскими продюсерами.

Вечером они снова отправились с Лили на прогулку, причем сначала поужинали в отеле "Плаза", а после отправились в кафе "Мезоннет" отеля "Сен-Реджис". И снова в мисс Дебек вернулась в свою квартиру одна, а Анжельвен остался без компании.

В субботу Лили показала Жаку некоторые достопримечательности Нью-Йорка. Анжельвен испытывал острое искушение забрать "бьюик", чтобы покататься по городу, но в то утро ему позвонил Скалия. Голос француза в телефонной трубке звучал очень резко и настойчиво: возникли неожиданные и неприятные задержки, все планы несколько сдвигаются.

– А как же машина? – запротестовал Анжельвен.

– К автомобилю не прикасайся! – И Скалия повесил трубку.

Так с помощью автобуса, метро и такси Жак с Лили посетили Гринвич Виллидж, Эмпайр Стейт Билдинг, Рокфеллер-плаза и даже проехались на автобусе через всю нижнюю часть города, чтобы посмотреть мост Джорджа Вашингтона. Анжельвен был восхищен системой нью-йоркского метро и поражен устрашающими размерами города, который оно обслуживало. Несмотря на приятный день, проведенный вместе, и завершивший его ужин в ресторане "Трейдер Вик", Лили все ещё не поддавалась льстивым речам звезды французского телевидения. В ту ночь он плохо спал. Одной из основных причин его все возрастающего недовольства являлся "бьюик".

В воскресенье его возмущение достигло таких размеров, что он в конце концов нарушил приказы Скалия. Он спустился в гараж, вывел машину, подобрал Лили и они прокатились по Нью-Йорку, остановились возле Беттери, а потом на пароме переплыли к статуе Свободы. Радостное возбуждение от поездки резко улучшило его настроение. Жак надеялся, что может быть le Jazz Hot^[13] позволит как-то продвинуть его отношения с Лили, и в тот вечер повел её на Восточную Бейсин-стрит. Однако потом Лили снова отправилась домой, а он опять плохо спал.

Хотя в понедельник утром Анжельвен и был готов отправиться в город, ему очень хотелось, чтобы это суровое испытание наконец-то закончилось. Во вторник он собирался отправиться на Ниагарский водопад, а в четверг вечером должен был быть в Монреале, где многие говорили по-французски и, как ему рассказывали, девушки были более сговорчивы. Сегодня предстояло ещё раз встретиться с Полем Кренессом и другими людьми, которые могли ему помочь почувствовать ритм жизни американского телевидения. К тому же он решил, что снова возьмет машину для поездки по городу. Бесцеремонностью Скалии он был сыт по горло.

Лили встретилась с Жаком в понедельник после обеда в "Уолдорф-Астории". Немного нервничая, но бодрясь, он провел Лили в гараж к своему прекрасному "бьюику", и они снова покатили по улицам Нью-Йорка. Время от времени он вспоминал о нелегальном грузе в недрах машины, но возбуждение от езды по Нью-Йорку и прекрасная Лили, которая, казалось, наконец-то была по-настоящему довольна, помогали забыть о соучастии в опасном преступлении.

Они катались до девяти часов, а потом Лили предложила поужинать в ресторане "Таверна на зеленой лужайке". Вино и ужин были восхитительны. Анжельвен рассказал ей о планируемой на вторник поездке в Монреаль и заметив тень разочарования, мелькнувшую по её лицу, поспешил добавить, что вернется в Нью-Йорк, чтобы они могли вместе провести уикэнд.

Она заверила, что день и вечер прошли чудесно. Они целовались в автомобиле перед её домом, и он с гордостью подумал, что впервые в жизни в его распоряжении достаточно просторный автомобиль, в котором можно комфортабельно расположиться с дамой. Лили обещала позвонить ему в отель, чтобы пожелать спокойной ночи, и Жак отправился в "Уолдорф-Асторию". Уж завтра вечером наверняка, – уверился он.

В свой номер Жак вернулся в половине второго ночи. Если не считать небольшого любовного приключения с Арлетт в прошедший четверг, последних две недели он вел болезненно скудную сексуальную жизнь. Облачившись в халат, Жак вышел из ванной, и в этот момент зазвонил телефон. Лили, – подумал он. Но взяв трубку, с огорчением понял, что это Франсуа. Сегодня днем он про него почти не вспоминал. А что, если они узнали про машину?

Тон корсиканца был очень резок. Он звонил целый вечер: где Жака носило? С машиной все в порядке? Она в гараже?

Тот надеялся, что его оправдания звучат достаточно убедительно.

Скалья немного поколебался, как будто сомневаясь в его словах, но потом сообщил, что все должно произойти завтра, а точнее уже сегодня.

– А теперь не прерывайте меня, – сказал он. – Только как можно внимательнее слушайте. В восемь часов тридцать минут утра... – И он продиктовал подробнейшую инструкцию.

Когда Скалья повесил трубку, Жак весь дрожал, на коже выступил холодный липкий пот.

Сумев только слегка вздремнуть, в семь утра он уже был на ногах. Заказал в номер легкий завтрак, потом умылся и оделся. В восемь пятнадцать Жак уже беспокойно бродил по огромному холлу, поглядывая на часы. В восемь тридцать он спустился в гараж и нашел "бьюик". Поспешно осмотрев машину, убедился, что не осталось никаких следов вчерашней эскапады. Потом обругал себя за трусость. Как можно заподозрить, что он выезжал с девушкой, если при взгляде на машину никто не сможет заподозрить, какую тайну она скрывает?

Следуя указаниям Скалия он вывел машину из гаража на Сорок девятую улицу, повернул направо на Парк авеню и медленно поехал на север, с трудом пробираясь по улице, запруженной утренним потоком машин, внимательно разглядывая каждый дорожный знак, мимо которого проезжал, и благодаря Бога за простую числовую нумерацию улиц. У Семьдесят девятой улицы он повернул направо, поехал на восток и добрался почти до реки. Последняя улица слева перед выездом на идущую вдоль реки скоростную дорогу и была той, которую он искал: Истэнд авеню.

Очень осторожно, – ладони у него взмокли, – он повернул налево и проехал один квартал к северу. На пересечении с Восемьдесят первой улицей стоял жилой дом. Жак подвел машину к находившемуся в центре квартала въезду в подвальный гараж и проверил адрес: дом номер 45 по Ист-энд авеню. Съехав по пандусу, он затормозил перед небольшой конторкой, освещенной неоновыми лампами. Худощавый мужчина средних лет с волосами песочного цвета уставился на "бьюик", а потом на Жака.

– Когда вы намерены уехать? – спросил он с явными кельтским акцентом. Жак беспомощно пожал плечами.

– Хорошо, – сказал мужчина, – мы о нем позаботимся. – Он вошел в конторку, оторвал квитанцию и протянул её Жаку. Франсуа предупреждал, чтобы он был очень внимателен с этой квитанцией. Жак засунул кусок желтого картона в бумажник, повернулся и поднялся на улицу, чувствуя, что мужчина внимательно смотрит ему вслед.

На Ист-энд авеню Жак, испытывая странную неловкость, подождал несколько минут, сел в такси и попросил отвезти его в "Уолдорф-Асторию".

Когда Жак Анжельвен ставил свой "бьюик" в гараж на Ист-энд авеню, Петси Фуке выехал из своего дома в Бруклине на сером "кадиллаке" Никки Тровато; на почтительном расстоянии за ним следовали федеральные агенты Арти Флюр и Билл Каррацо. Однако через несколько минут они потеряли "кадиллак" из виду, когда тот свернул на Шестьдесят пятую улицу и направился на запад. Вначале они не слишком расстроились, надеясь, что либо им, либо какой-то другой команде в ближайшее время удастся восстановить контакт. Но это не удалось никому, ни возле его закусочной, ни в хорошо известных и часто посещаемых им местечек Манхэттена. И по мере того, как шло время, в полиции нарастало беспокойство, что они потеряли последнюю нить.

Утром во вторник детектив Эдди Игэн должен был предстать перед манхэттенским большим жюри, в котором слушалось дело о наркотиках, так аресты по этому делу проводил он. Освободившись незадолго до полудня, Игэн узнал о тревожащем исчезновении Петси. Ему сказали также, что никаких разумных соображений нет и детективы обыскивают весь город.

Игэн прошел в муниципальный гараж на Фоли-сквер и вывел свой "конвейр". Выезжая на улицу, он машинально потянулся включить рацию, но вспомнил, что отдал её в ремонт. А теперь её очень недоставало. Такое устройство для полицейского порою полезнее, чем пистолет. В тех случаях, когда он не принимал участия в активных расследованиях, в тех редких случаях, когда ему особенно не было над чем подумать, Игэн получал удовольствие, включившись на общий канал полиции и слушая офицеров в других полицейских машинах, колесивших по городу, слушая их торопливые переговоры относительно "горячего следа" в одном месте и "объекта под наблюдением" в другом.

Что же отложилось в укромном уголке его памяти, связанное с запутанными передвижениями Петси? Это была не его девушка в гостинице "Олд-слип", и ни одно из тех местечек, которые они надежно перекрыли, когда исчезли лягушатники. Это было похоже на усилия, связанные с тем, чтобы вспомнить фамилию, которая вертится на кончике языка; только бы ухватить... Петси пользовался "кадиллаком" Никки Тровато...Не то...

И тут его неожиданно осенило. Вчера вечером Сонни и Рипа следили за Петси, ехавшем в "кадиллаке" Никки Тровато по Семьдесят седьмой улице и Йорк Авеню. Сам Игэн следил за Петси и его женой примерно в том же районе только в прошлую пятницу! Он отчетливо вспомнил теперь таинственный визит Петси в шикарный жилой дом номер 45 по Ист-энд авеню. Это было всего лишь в четырех или пяти кварталах от пересечения Семьдесят седьмой улицы и Йорк авеню. Не мог ли он снова там оказаться? А почему бы и нет?

Он поехал к северу по Ист – Ривер драйв, повторяя тот же путь, что проделал, наблюдая за "олдсмобилем" Петси примерно в это же время в пятницу, всего четыре дня назад. Казалось, с того времени прошли месяцы.

И едва он свернул на Ист-энд авеню, как в двух кварталах впереди увидел серый кадиллак, въезжавший в гараж знакомого здания. Это был дом номер 45. Он с трудом поверил своим глазам. Это Петси! Он наткнулся прямо на него! Господи, как же иногда везет полицейскому-ирландцу!

Игэн поставил машину к бровке тротуара, выскочил и побежал к въезду в гараж. "Кадиллак" остановился в конце спуска перед конторкой. Из него вышел человек и протянул ключи дежурному. Игэн медленно продвинулся по слабо освещенной подъездной дорожке и увидел, что водителем был не Петси, и ни кто-то другой, кого бы он знал. Подойдя почти вплотную к багажнику "кадиллака", он достал записную книжку. Машина была очень похожа на машину Тровато, но не та.

Он уже собрался идти обратно, когда его остановил раздавшийся рядом голос:

– Могу я вам чем-то помочь, мистер?

Игэн повернулся и увидел молодого негра в серой форме. Детектив усмехнулся и небрежно смахнул пот со лба.

– Послушай, приятель, ты меня просто напугал. – Он раскрыл бумажник и показал негру свое полицейское удостоверение. – Полиция. Послушай, двое парней только что обокрали винную лавку в двух кварталах отсюда и уехали на красном "додже". Ты не видел похожего?

Парень почесал в затылке.

– Нет, я только что вернулся с обеда. Спросите в конторке.

Игэну совсем не хотелось, чтобы его здесь видели, и меньше всего он собирался превращать свой визит в представление. Но он ввязался в это дело и возможно сумеет довести эту шараду до конца. Возможно, ему удастся что-либо узнать...

Следом за дежурным он вошел в маленькую конторку, держа в руке свое раскрытое удостоверение. Мужчина лет пятидесяти с волосами песочного цвета сидел, склонившись над столом, заваленным бумагами и счетами. В дальнем углу спиной к двери молодой темноволосый человек в комбинезоне механика рылся в кипе дорожных карт.

– Да, сэр? – начал блондин.

– Полиция, – вмешался негр.

Игэн показал свое удостоверение.

– Произошло ограбление. Я разыскиваю красный "додж".

Темноволосый мужчина повернул голову и тотчас вновь отвернулся. Игэн обнаружил, что смотрит в спину Петси Фуке. 

Глава 13

 – Кого-то подстрелили? – спросил сидевший за столом.

Игэну пришлось повторить свою историю.

– Двое парней взяли винный магазин. Никто не ранен. – Он перевел дух. – Говорят, они уехали в красном "додже" 1960 года, четырехдверный седан. Мы проверяем все гаражи в округе. Не видели похожую машину или незнакомых людей?

Мужчина опустил взгляд на ворох счетов на столе, словно отыскивая в них возможные ответы, затем покачал головой.

– Нет, пока я здесь, никого не было. Ты видел что-нибудь, Джимми? – спросил он негра.

– Я ему уже сказал, я ходил обедать. Ничего не видел.

Игэн убрал блокнот в карман, обнаружив, что руки у него слегка дрожат. Он с трудом удерживался, чтобы не взглянуть на Пэтси, который притаился в углу.

– Хорошо, – начал Игэн, чувствуя, как горят его щеки, и откашлялся, стараясь говорить официальным тоном. – Ладно, смотрите повнимательней. И будьте осторожны. Если кто-нибудь заметит машину, сразу позвоните в участок, поняли? Я ещё зайду.

Он вышел из конторки и зашагал вверх к въезду в гараж, вытирая липкие ладони о подкладку карманов пальто.

Первым ощущением Игэна был непроизвольный страх, что Пэтси мог узнать его. Но когда он вышел на улицу, разум уже подсказывал, что шанс быть узнанным ровнялся один к ста, возможно, даже один к тысяче. Вряд ли Пэтси когда-либо его видел – по крайней мере, в полицейской форме. За все четыре месяца слежки он мог оказаться на виду у Пэтси только те считанные разы, когда, изображая молодого врача больницы Святой Екатерины, заходил к нему в закусочную. Исходя из особенностей человеческого восприятия, размышлял Игэн, крайне маловероятно, что Пэтси различил его среди персонала больницы. А если даже все-таки заметил, то, без сомнения, никак не мог узнать в подтянутом полицейском, разыскивающим машину в подземном гараже на Манхэттене.

Игэн поспешил к своей машине. Узнали его или нет, следовало добраться до телефона и сообщить на базу, что Пэтси Фуке найден. Но оглянувшись, прежде чем пересечь Восемьдесят первую улицу, он заметил фигуру в сером комбинезоне, появившуюся из ворот гаража. Игэн помедлил, стараясь принять вид полицейского на уличном перекрестке, обдумывающего дальнейшие действия по розыску грабителей. Фигура в проеме ворот отступила в тень. Все правильно, за Игэном следили. Следил блондин.

Игэн тотчас сообразил, что если он сейчас уйдет, то Пэтси может заподозрить, что полиция опять им интересуется, и снова исчезнет. Единственным решением было продолжать делать вид, что он разыскивает машину грабителей. Игэн проворно перешел Восемьдесят первую улицу и направился к гаражу в здании на противоположной стороне.

Сухим тоном он повторил свою выдумку про ограбление и красный "додж" механику, а затем снова вышел на улицу и, выждав интервал в движении, зашагал через Ист Энд Авеню в сторону ещё одного дома с подземным гаражом. Человек из дома 45 уже покинул наблюдательный пункт и переместился на угол Восемьдесят первой улицы. Игэн спиной чувствовал его пристальный взгляд, спускаясь в очередной гараж.

Светловолосый механик все ещё крутился неподалеку, когда Игэн снова появился на улице. Он уже наверняка сбегал во второй гараж и выяснил, зачем туда заходил полицейский, подумал Игэн. Будем на это надеяться; будем надеяться, что он проверит и третий. Если история про "додж" Пэтси успокоит, будем считать, что повезло. Но какого черта он здесь делает? Игэн пометил у себя в блокноте, что следует собрать информацию о доме 45 по Ист Энд Авеню, чтобы узнать о жильцах, домовладельце, агенте по аренде, хозяине гаража и даже его служащих.

Детектив зашел в магазин канцелярских товаров в полутора кварталах ниже по улице и нашел телефонную кабинку, из которой мог по-прежнему наблюдать за гаражом. Ожидая, что в любой момент оттуда мог вынырнуть серый "кадиллак" Пэтси, Игэн готов был сразу же сесть ему "на хвост". Он набрал номер базы. Ответил Бен Фитцджеральд.

– Фиц, я нашел Пэтси! – воскликнул Игэн.

– Где? – охнул Фитцджеральд.

За полторы минуты Игэн рассказал, что произошло, но тут же насторожился.

– Подожди, Фиц. Выезжает машина. Возможно, это Пэтси.

Последовала пауза, пока Игэн напряженно всматривался вдаль квартала. Машина, однако, оказалась не знакомым ему серым "кадиллаком", а "бьюиком-инвикта", который сразу повернул на север.

– Нет, машина Травато все ещё в гараже, – сказал он в трубку.

– Ты уверен, что видел именно Фуке? – переспросил агент.

– Уверен? Я что, не знаю Пэтси? Слушай, достань мне хоть из под земли Сонни с Уотерсом и других ребят, и направь их сюда!

Игэн слушал, как Фитцджеральд призывал всех находящихся на связи полицейских собраться у дома 45 по Ист Энд Авеню.

– Фиц, – позвал Игэн, вспомнив, как некоторые коллеги обожали с помпой появляться на месте событий, – скажи им, чтобы не устраивали шоу. Я буду где-то здесь поблизости.

Фитцджеральд выполнил его просьбу.

– Лично я очень надеюсь, что ты не ошибся, – вздохнул он. – Какого черта Пэтси там делает?

– Не знаю. Но сюда же он привел меня в прошлую пятницу.

– В самом деле? А я и не знал.

– Слушай, мне надо идти, – перебил его Игэн. – Позвоню тебе позже. Погоди, постарайся собрать сведения об управляющих и жильцах дома, ладно?

Выйдя из магазина, Игэн сел в свой "конвейр" и подъехал на угол Восемьдесят второй улицы и Ист Энд авеню, откуда мог наблюдать за домом номер 45. Заглушив мотор, он откинулся на сиденье, рассчитывая, что рано или поздно Пэтси все равно придется покинуть гараж.

Помощь прибыть не замедлила. Около половины второго Игэн высмотрел Сонни, шагавшего по Ист Энд Авеню. Игэн опустил стекло и свистнул. Сонни подошел и сел в машину.

К двум часам дня все улицы вокруг дома номер 45 были взяты под наблюдение сотрудниками Бюро по борьбе с наркотиками; одни были в машинах без полицейских опознавательных знаков, другие, одетые кто во что, пешком. Возглавлял этот внушительный отряд лейтенант Винни Хоукс. Около трех часов Сонни, покидавший машину Эдди, вернулся к ней. Его и без того унылое лицо ещё более вытянулось. Поскольку радиотелефон Эдди находился в ремонте, теперь он зависел от Сонни в том, что касалось последних новостей. Сонни сообщил, что вся без исключения, собравшаяся тут команда всерьез сомневается, что Игэн действительно видел Пэтси.

Агент Уотерс ленивой походкой подошел к машине Игэна, открыл дверцу и устроился на заднем сиденье. Эдди чувствовал скептицизм в вызывающем взгляде маленького агента и в его тоне, и с трудом сдерживался, выслушивая язвительные замечания.

В четыре часа у машины появился Дик Олетта. Лейтенант Хоукс хотел видеть Телескопа. Эдди устало вылез из машины и отправился следом за Олеттой в кондитерскую за углом. Высокий и худой Хоукс с мрачным лицом застыл в дверях. Ему внушили, будто он теряет время большой группы сотрудников Бюро по борьбе с наркотиками, поверив на слово Игэну.

Эдди упрямо утверждал, что он действительно видел Пэтси и предложил, чтобы кто-нибудь проник в гараж и проверил, нет ли там "кадиллака" Ники Травато. Он даже принялся вслух прикидывать, кто бы мог появиться в гараже, не вызывая подозрений. Санитарная инспекция? Контроль за арендой? Из отдела пособий по бедности?

Хоукс усмехнулся.

– Пособия по бедности? В таком районе?

– Ты прав, – согласился Игэн, благодарный строгому лейтенанту за эту улыбку. – А, может, пожарная инспекция?

Хоукс немедленно загорелся энтузиазмом, вспомнив, что отчим Игэна был теперь начальником пожарной инспекции города. Вдвоем они отправились к телефону. Десять минут спустя Дика Олетту командировали в пожарную часть на Восточной Семьдесят пятой улице. Ему предстояло стать одним из пожарных.

К пяти часам вечера уже зажглись фонари, когда красная пожарная машина с громыханием появилась на углу Семьдесят девятой улицы, в трех кварталах от гаража. Когда машина повернула на Ист Энд Авеню, пожарные в высоких резиновых сапогах спрыгнули со своего сверкающего ярко-красного "дредноута" и, сопровождаемые скептическими взглядами команды полицейских, принялись по очереди осматривать все гаражи подряд. В пять двадцать пять трое пожарных вошли в дом номер 45 и десять минут спустя вышли обратно. В тревожном напряжении Игэн наблюдал из машины в полутора кварталах вверх по улице, как двое пожарных снова вскочили на подножку, а третий свернул за угол, где ожидал лейтенант Хоукс. Спустя ещё пять долгих, томительных минут, Хоукс возник рядом с машиной Игэна и сел внутрь.

– Ну, что? – выпалил Игэн. – Я прокололся?

Губы Хоукса тронула улыбка.

– Ты оказался прав, Эдди. Кадиллак Ники действительно в гараже.

Детектив обмяк и посмотрел на лейтенанта.

– Ну, парни, вы чуть с ума меня не свели!

– Вот теперь можешь всем сказать: "Я же вам говорил!".

Игэн отверг утешительную возможность реванша.

– Кому это нужно? – Затем он ухмыльнулся. – В любом случае, я уже сказал это – раньше.

– Машину, по словам Олетты, загнали в задний ряд нижнего яруса. Судя по всему, она стоит в гараже уже давно.

– Все сходится. А что насчет Пэтси?

– В гараже его не видно, – сказал Хоукс. – Конечно, он может быть в здании.

– В прошлый раз он поднялся на лифте. Вы нашли что-нибудь на дом или жильцов?

– Да. Дом, похоже, в порядке, жильцы – люди обеспеченные, все с положением... Знаешь, что Дон Амичи, актер, живет здесь? Но вот гараж – место любопытное.

– В гараже ведет дела некий Сол Файнберг, который часто попадает к нам по подозрению в подпольных махинациях, включая возможную связь с наркотиками.

– Ого! – улыбнулся детектив.

– Мы ни разу не смогли его привлечь, так что он чист. Но у него есть деловой партнер, который имеет свою долю в этом гараже, а также владеет ещё одним коммерческим гаражем в Бронксе. Так вот он сейчас является подозреваемым в паре крупных правонарушений, также включающих наркотики! Ну, теперь тебе лучше?

– Прекрасно! – воскликнул Игэн. – Ты знаешь, мне, пожалуй, придется это сказать ещё раз.

– Сказать что?

Эдди ухмыльнулся:

– Сказать "Я же вам говорил!".

Прежде, чем вернуться на свой пост, Хоукс рассказал Игэну, что Сонни Гроссо предложил оборудовать наблюдательный и командный пункт в здании напротив. Лейтенант поручил Сонни провести переговоры с кем-либо из жильцов этого здания.

– И Сонни попросил меня передать тебе: "Выше нос, Ирландия!"

Неожиданно Игэн почувствовал голод. Уже почти половина седьмого, а он не ел с самого утра. Он пошел вслед за Хоуксом за угол к кондитерской, где несколько часов назад испытал глубочайшее уныние, когда босс высказал ему свое недоверие. Теперь он шагал легко и бодро, ощущая прилив уверенности. Он позволил себе заказать два сэндвича с ростбифом и две колы и отнес их в машину.

То, что они отыскали Пэтси, было самым важным событием за последние двое суток. Трое французов все ещё были в розыске. Этим утром в "Эдисоне" получили записку от Жана Жеана, к которой был приложен чек на восемьдесят два с половиной канадских доллара в качестве оплаты по счету. В записке содержалась просьба отослать вещи в Роузмонт, Монреаль. Но даже после этого приходилось считаться с вероятность того, что Пэтси вполне мог встречаться с французами, чтобы окончательно обсудить сделку.

Существовал только один способ это выяснить: дождаться Пэтси Фуке или его сообщников, кто бы ни появился. Игэн жевал бутерброды, успокоенный, но начеку и готовый к любому повороту событий.

Прошло ещё два долгих часа. С Ист Ривер подул пронизывающий ветер. Игэн был доволен, что машина защищала от непогоды, но все равно его знобило. Он не в состоянии был представить, чем мог заниматься Пэтси все это время. В голове проносились всевозможные догадки и предположения, однако, единственным фактом было лишь то, что "кадиллак" Ники все ещё стоял в гараже, а Пэтси не покидал здание. Рано или поздно тот все равно должен был появиться.

И минут через пять Пэтси действительно появился. Но не из дома номер 45. Он шел от дальнего конца Ист Энд Авеню со стороны Семьдесят девятой улицы.

Игэн вздрогнул от неожиданности, наблюдая, как объект, все ещё в рабочем комбинезоне, не спеша пересек Восемьдесят первую улицу и, даже не взглянув по сторонам, спокойно свернул в гараж.

Пресвятая дева! Его не было там весь день! Боже праведный. Игэн знал, когда Пэтси мог ускользнуть: когда он заходил во второй гараж неподалеку, либо за тех несколько минут, когда он пытался позвонить на базу, или пока он перегонял машину на Восемьдесят вторую улицу на нынешний наблюдательный пост. В этот день Пэтси посчастливилось получить практически двенадцать часов полной свободы.

Как же паршиво было без радиотелефона! Игэн выругался, оправившись от шока, плечом распахнул дверцу машины и побежал по Ист Энд Авеню, размахивая руками и указывая на дом. В дверях кондитерской возникла долговязая фигура Винни Хоукса, махавшего Игэну, чтобы тот вернулся обратно. Ладно, по крайней мере все уже знают. Он вернулся к машине и завел мотор.

Через пять минут серый "кадиллак" появился из гаража и застыл на мгновение на тротуаре. Игэн про себя поклялся следовать за Пэтси хоть на Луну, если понадобится. Мгновением позже правая передняя дверца его "конвейра" распахнулась, и на сиденье рядом с ним рухнул агент Луис Гонзалез. В руке он держал радиотелефон.

– Молодец, амиго! – крикнул Игэн и схватил микрофон: – Привет всем, Телескоп на связи. Я отправляюсь за птичкой, куда бы она не полетела!

Пэтси повернул направо на Ист Енд Авеню, миновал Игэна и включил левый сигнал поворота на Восемьдесят третью улицу. Игэн выехал с Восемьдесят второй и пристроился следом за ним. Агент Гонзалез по радио сообщил курс.

Пэтси через Уорк Авеню проследовал по Восемьдесят второй улице до Первой Авеню, где повернул направо в сторону верхней части города. Игэн и Гонзалез держались за "кадиллаком", когда тот сделал разворот на Девяносто шестой улице и занял полосу в сторону центра на Ист Ривер Драйв.

– Боже, он ещё на наигрался, – пожаловался Игэн.

– Кто-нибудь поживее на Семьдесят девятую и цепляйтесь за нами на Драйв! – бросил в микрофон Гонзалез.

Минуя перекресток, они мельком заметили машину, ожидавшую при выезде с Семьдесят девятой улицы. Та нырнула в поток следом за ними, но Пэтси опять сворачивал с Драйв на Семьдесят третью улицу. Он проехал квартал на запад к Уорк Авеню, затем ушел направо, снова в сторону верхней части города. На Восемьдесят второй улице Пэтси ещё раз повернул направо и посредине между Уорк и Ист Энд Авеню – в сотне футов от того места, где Игэн просидел сегодня восемь часов – прижал свой внушительный "кадиллак" к обочине и остановился.

– Он остановился на Восемьдесят второй, – сообщил Гонзалез. – Нам придется проехать дальше. Кто-нибудь, возьмите его.

– Мы его видим, – ответил Сонни Гроссо.

Игэн проследовал вниз до Ист Энд, повернул направо и встал в середине квартала, прямо напротив гаража, из которого четверть часа назад выехал Пэтси.

– Ого! – снова ликующий голос Сонни. – Угадайте, кого мы нашли?

– Что происходит? – прокричал Игэн, наклоняясь к радиотелефону.

– Пэтси на тротуаре беседует с парнем. А парень этот не кто иной, как мистер Морен – Лягушатник-три!

Итак, вечеринка ещё не закончена! Игэн ощутил прилив восторга.

Прошло несколько минут. В динамике раздавались голоса полицейских других экипажей, перепроверяющих свое местонахождение. Затем опять ворвался голос Сонни:

– Они садятся в "кадиллак" и отъезжают.

"Кадиллак" вынырнул из-за угла и миновал "конвейр" Игэна и Гонсалеса. Игэн выждал, пока он проехал ещё квартал на юг по Ист Энд, затем тронулся с места. Пэтси свернул на Семьдесят девятую улицу в сторону Уорк Авеню. Когда сигнал светофора сменялся, Морен вышел из машины и зашагал на запад по Семьдесят девятой улице. Пэтси поехал дальше, направляясь в центр.

– Лягушатник вышел! – передал по радио Гонсалес.

Игэн последовал за Пэтси вниз до Шестьдесят третьей улицы, где тот снова повернул на Драйв. Они мчались в направлении центра, когда всех полицейских облетела весть, что Морену удалось уйти из-под наблюдения и скрыться в ночи.

– Только что он был, и нету, – обескураженно сообщил Винни Хоукс.

Пэтси повел их через мост Уильямсбург к своей закусочной в Бруклине. В магазине присматривал его отчим, и Пэтси отослал того домой.

Вскоре к Игэну с Гонсалесом присоединились другие экипажи, включая Сонни с Уотерсом, а также Дик Олетта. Гонсалес пересел в машину Олетты, и они уехали. В одиннадцать вечера Пэтси закрыл магазин. Его кадиллак, преследуемый оставшимися экипажами, направился на автостраду Бруклин-Квинс и далее на юг к Шестьдесят пятой улице. Но, вместо того, чтобы поехать сразу домой, он пересек Шестьдесят пятую и выехал на Нью Утрехт Авеню, где обогнул квартал и остановился перед жилым домом на Шестьдесят шестой улице, где жил Ники Травато. Заперев "кадиллак", Пэтси вошел в подъезд.

Через десять минут он появился снова и, пройдя вдоль Шестьдесят шестой, сел в свой собственный голубой "бьюик-компакт". Приехав домой, он поставил машину в гараж и вошел в дом. Фонарь над крыльцом погас. Шестьдесят седьмая улица погрузилась в тишину.

В обеих концах квартала трое усталых детективов в двух машинах расположились на сиденьях, в полном молчании и темноте.

– Кто будет спать первым? – спросил Эдди Игэн в микрофон. 

Глава 14

 Вторник выдался долгим и утомительным. Пэтси Фуке покосился на Барбару, спящую рядом. Следовало бы её проучить. Если кто-то когда-то узнает, что она его обкрадывала, можно считать себя счастливчиком, если его возьмут подметать метро!

Пэтси не мог уснуть. Он встал с кровати, накинул шерстяной халат и босиком подошел к окну. Барбара пошевелилась во сне. Он не повернулся. Вообще-то она неплохая баба, подумал он. Когда рядом крутятся такие деньги, трудно винить её за то, что она сунула туда нос. Сколько она взяла? Несколько тысяч? Вот что действительно проблема, так это количество товара, привезенного французами. За пятьдесят или пятьдесят один килограмм он должен был внести аванс в размере половины стоимости, то есть примерно 275 000 долларов. А ему не хватало тысяч пятьдесят. При нынешнем невысоком, как утверждали все, спросе на "зелье" трудно было заставить клиентуру собрать такие огромные деньги. Хорошо ли он ведет свой бизнес? Интересно, что бы сказал ему дядя Энджи.

Поэтому приходилось тянуть время в переговорах с французами. Он перебрал в памяти прешедшие семь дней. Всего неделю назад ему позвонил Жеан и попросил о встрече на следующий день в "Рузвельте". Пэтси не был готов; ему требовалась не меньше недели, чтобы собрать всю сумму аванса. Он представил себе высокого, лощеного пожилого джентльмена. Пусть и джентльмен, но какая же задница! Очень странный тип. Мама миа, одного лишь того, как он одевается, достаточно, чтобы легавые им заинтересовались.

Однако нервы у Жеана хоть куда! Двое других французов живо бы свернули операцию, когда им показалось, что вокруг копошатся легавые. Но не Жеан; тот просто сказал, что следует залечь и выждать, потому что сделка слишком серьезная, чтобы хоронить её сразу; никто не тронет без улик, а кому известно, где хранится "зелье"?

Пэтси мало тревожило, пронюхала ли что-то полиция. Может быть да, а может быть нет. Он всегда учитывал, что легавые крутятся поблизости; это помогало быть настороже, не расслабляться. Следили за ним в ту ночь – когда это было, в пятницу? Он не знал. Он моментально подсказал французам, что нужно переехать: это не только собьет со следа. Заморозив операцию на несколько дней, он выиграет достаточно времени, чтобы собрать аванс.

На первых двух встречах французы настаивали, чтобы закончить все к субботе. Не возражая открыто и боясь признаться, что ему нужно ещё немного времени, он даже съездил в пятницу на Ист Энд Авеню, чтобы проверить, все ли готово к операции. Но затем последовала долгая ночная карусель по городу, и Пэтси понял, что судьба начинает ему благоприятствовать. Французы переехали в мотель в Йонкерсе, и в его распоряжении оказался весь уикэнд, чтобы собрать деньги с клиентов.

Он усмехнулся и поздравил себя с тем, что проявил чудеса находчивости, когда позвонил Жеан и сказал, что слишком пахнет жареным и сделку следует отложить. Те копы, которых направил к нему городской цензор, чтобы изъять порнографию с книжных полок его забегаловки, оказали Пэтси услугу, которую он не забудет вовек. Разве он смог бы выдумать такое убедительное объяснение вниманию полиции к его персоне?

Пэтси не понимал, почему французы так нервничали. В субботу вечером они с Ники решили проверить, нет ли "хвоста", но ничего не обнаружили. А если копы и следили за ними, то, в любом случае, держались на дистанции. Хлопот с "бьюиком" не предвидится. Кроме того, передав деньги, он всегда сможет уйти от копов.

Жеан, должно быть, успокоил партнеров, потому что в понедельник они появились снова и предложили разгрузить "бьюик" на следующий день. По правде говоря, Пэтси требовалось ещё несколько дней, но пришлось согласиться. Если к тому времени, когда машину очистят, ему все ещё будет недоставать всех денег, он заплатит столько, сколько сможет, и попытается договориться насчет остатка. В понедельник он ещё раз поговорил с Тони Феола из автомастерской Энтони о сборке "бьюика" после его разборки и очистки от товара, как это уже было в ноябре. В тот же вечер он в "кадиллаке" Тони приехал на Ист Энд авеню, чтобы ещё раз проверить, все ли в порядке. Там его встретил Морен, и они обсудили расписание на вторник. Морен даже передал ему образец товара – между прочим, высшего качества – который Пэтси щедрой рукой вручил Тони. Его брат вполне заработал эти деньги.

Он пристально вгляделся из окна спальни в темноту, сгустившуюся вокруг уличных фонарей. Интересно, наблюдают ли сейчас за его домом? Еще два дня, и он избавится от крупнейшей партии героина, когда-либо поступавшей в город. Казалось, самым опасным был сегодняшний день.

Утром он натянул рабочую одежду и выехал из дома в машине Никки. Тони встретил его в гараже Шульмана неподалеку от Кротона Парк. Там все было готово: отличное укромное местечко в дальнем углу гаража, чтобы поработать над "бьюиком". С Мореном они встретятся здесь между двенадцатью и часом дня.

Потом Пэтси поехал в центр, в гараж дома 45 по Ист Энд авеню, и поставил кадиллак подальше от ворот. Вот тут произошла заминка: французский "бьюик" был на месте, но у Пэтси не оказалось квитанции на него. Механик же настаивал, что только его босс, Файнберг, может выпустить машину без квитанции. Файнберг как раз куда-то ненадолго отлучился, унеся в кармане ключи от "бьюика". Пэтси с трудом сдерживал нараставшее нетерпение, меряя шагами конторку гаража.

Когда в конторке возник рыжий полицейский со значком, Пэтси едва не упал в обморок. Он не был уверен, узнал его парень или нет. Легавый секунду смотрел на него столь же удивленно, но явно оттого, что Пэтси выглядел застигнутым врасплох. Пэтси расслабился, когда механик, последовавший за копом на улицу, подтвердил, что тот действительно обходит все гаражи в квартале. И все-таки следовало соблюдать осторожность. Когда через несколько минут вернулся Файнберг, Пэтси выехал из гаража на французском "бьюике" и умчался в сторону Бронкса. Рыжего копа он больше не видел.

Тони с Мореном ждали его в гараже Шульмана. Тони прихватил огромный чемодан, внутри которого поместились два плоских чемоданчика поменьше. У Морена был синий саквояж. Пэтси черную кожаную сумку для инструментов. Морен достал пачку чертежей и расстелил их на капоте "бьюика".

Им понадобились три часа, чтобы извлечь все 110 однофунтовых пластиковых пакета белого порошка, плюс пару дюжин пакетов помельче, из пустот в кузове и раме бьюика – всего больше пятидесяти килограммов чистого героина. Тони набивал пакетами чемоданы. Морен проверил содержимое. Качество, как и обещали, оказалось превосходным.

Затем они с французом перешли к вопросу о деньгах. Из своей сумки Пэтси извлек 225000 долларов крупными купюрами. Всю сумму он обещал выплатить к четвергу, а сейчас хотел взять около сорока килограммов. Морен переложил остаток в свой саквояж и аккуратно сложил туда же пачки наличных.

– Знаешь, – задумчиво заметил Пэтси, глядя на синий саквояж, – это могло бы сейчас здорово пойти в качестве первой, пробной партии. А большую часть товара можно было бы пока припрятать. Или вы мне не доверяете?

Француз обещал поговорить с Жеаном. Вечером, когда Пэтси избавится от "бьюика", они могли бы встретиться – скажем, в девять часов на Восемьдесят второй улице?

Пэтси согласился.

Морен поинтересовался, где Пэтси намерен хранить товар, который уже оплатил.

– Это наши заботы, – подмигнул Пэтси брату.

Тони уложил два маленьких чемодана в большой, а тот – в багажник "бьюика", туда же Пэтси сунул свою сумку. В половину пятого вечера они выехали из гаража. Пэтси высадил Морена на оживленной Уэстчестер авеню и проследил, как француз остановил такси и укатил. Затем они проехали шесть кварталов к дому Тони на Брайант авеню, в сгущающихся сумерках спустили чемодан в подвал, где внесли его в отдельную кладовую. Там расчистили место на полке у задней стены и с взгромоздили туда чемодан. Тони нашел кусочек мела, и написал на черном чемодане печатными буквами: А. Фуке-5/С.

Поднявшись наверх, они пропустили по рюмочке с женой Тони, Маргарет, и Пэтси поиграл с двумя его детьми. В семь вечера он снова сел в "бьюик" и отправился в сторону центра к мастерской Энтони.

Машину он оставил на Восточном Бродвее возле автомастерской, положив ключи под коврик на полу у сиденья водителя. Мастерская была уже закрыта. Завтра, в среду, Феола займется работой. Он поставит на место защитные поддоны и прочие панели, снятые с нижней части кузова, а затем оставит "бьюик" на улице. У них была даже банка грязи из Франции, которую он нанесет на восстановленное шасси. Пэтси перегонит "бьюик" на прежнее место и поставит в гараж, куда в четверг явится Анжельвен, чтобы его забрать. И дело будет сделано.

На углу Восточного Бродвея и Пайк-стрит Пэтси взял такси и доехал до угла Семьдесят девятой улицы и Йорк авеню. Оттуда он пешком прошел пару кварталов к дому 45. Выезжая из ворот гаража в "кадиллаке" Никки, он снова вспомнил о полицейском, который утром здесь что-то вынюхивал. До встречи с Мореном оставалось ещё несколько минут, поэтому он описал круг, проехав на север до Девяносто шестой улицы, а затем вниз по шоссе до Семьдесят третьей, чтобы убедиться в отсутствии "хвоста".

Похоже, все было чисто. На Восемьдесят второй улице его ждал Морен. Они проехали несколько кварталов, пока Морен передавал, что Жеан готов отдать оставшийся товар, если в четверг Пэтси будет располагать всей суммой аванса.

Высадив Морена на углу Семьдесят девятой улицы и Йорк авеню, Пэтси повернул домой в радужном настроении. Еще чуть-чуть – и "золотое руно" у него в руках.

Остался всего один день. Пэтси отвернулся от окна и пошлепал через темную комнату к своей постели. Всего один день. Что может случиться за день?

Проведя бесконечную, холодную и неуютную ночь в своих машинах возле дома Петси Фуке, детективы Эдди Игэн, Сонни Гроссо и агент Фрэнк Уотерс с горечью наблюдали в среду семнадцатого января, как солнце взбирается по морозному голубому небу над Бруклином. Если не считать случайных реплик и ругательств, они практически не разговаривали. Темная щетина Сонни царапала ему горло, он просто чувствовал свой запах и, поморщившись, открыл окно. Уотерс связался с базой, но там не было ничего нового. Рация Игэна продолжала барахлить, и Сонни лениво заметил:

– Ее бы следовало подзарядить.

Игэн буркнул:

– Я предпочел бы, чтобы кто-нибудь подзарядил меня, – и вполголоса выругался.

С помощью всегда имевшегося по рукой у Уотерса набора отмычек ночью они вскрыли и обыскали "олдсмобиль" Петси, но ничего не нашли. Шел уже девятый час, стояло ясное солнечное утро, и весело щебечущие школьники с книжками в руках направлялись в сторону Двенадцатой авеню. Три детектива сутулились в своих машинах, чувствуя себя отверженными.

В восемь тридцать Петси, одетый в короткое шерстяное полупальто, один вышел из дома и сел в свой "олдсмобиль".

– Почему бы вам вдвоем не присмотреть за ним, – предложил Игэн. – А я поеду напрямую к закусочной и встречу его там, если он избавится от вас.

Но Петси не поехал напрямую в свое заведение. Вместо этого он отправился через Манхэттен-бридж в Нью-Йорк, в торговый центр на углу Хьюстон и Форсайт-стрит. Пока Сонни с Уотерсом прождали там до половины первого, Петси занялся закупками для своего заведения – сигареты, коробки содовой, бумажные стаканчики, салфетки, конфеты, канцелярские принадлежности и даже почтовая бумага. Он проделал несколько рейсов со свертками к машине, и когда наконец двинулся в Бруклин, заднее сидение было завалено до верху. Приехав около часа дня к закусочной, Сонни и Уотерс присоединились к Игэну, торчавшему в больнице святой Екатерины, и следующие сорок пять минут наблюдали, как Петси с братом лениво разгружали "олдсмобиль".

В два часа дня Петси один отправился в Нью-Йорк. В этот раз он поехал через Вильямсбург-бридж; он свернул с Деланси-стрит на Аллен-стрит, а потом налево на Восточный Бродвей. Игэн и Сонни, на этот раз вместе, наблюдали, как он медленно ехал по центру улицы, а потом развернулся в обратную сторону и остановился перед авторемонтной мастерской и магазином, вывеска над двойными дверями которых сообщала, что они принадлежат Энтони. Детективы с возрастающим интересом посмотрели друг на друга. Это было то самое место, где давним ноябрьским вечером остановился Петси с двумя спутницами, а потом выехал на канадском "бьюике", который оставил на Черри-стрит.

Петси оставался у Энтони минут двадцать. Когда в два сорок пять он вернулся к машине, с ним было нечто, похожее на черную кожаную сумку или докторский саквояж. Потом в сопровождении весьма заинтересованных детективов Петси вернулся на Деланси-стрит и поехал в сторону Вильямсбург-бридж.

Движение в сторону Бруклина было весьма напряженным, и "олдсмобиль" Петси оказался отделенным от "конвейра" Игэна несколькими машинами. Пока они пробирались между ними, Сонни слегка приоткрыл правую дверцу и приподнялся, стараясь не упустить из виду голубой компакт. Когда поток машин замедлил движение и почти остановился, он раздраженно выругался и выпрыгнул из машины.

– Я побегу вперед, чтобы убедиться, что мы его ещё не упустили, – прокричал он напарнику. Однако через минуту или две движение возобновилось и Игэн догнал Сонни, отчаянно спешащего по центру моста.

– Нам не удастся до него добраться, – выдохнул Сонни, забираясь в "конвейр". – Он на пять или шесть машин впереди нас, так что съедет с моста и исчезнет к тому времени, когда мы отсюда выберемся.

– Ладно, будем надеяться, что он вернется в свое заведение, – Игэн передал по радио команду постам возле закусочной и возле дома Петси. Сами же они тоже поехали к закусочной; и прежде чем добрались до Бушвик авеню, Фрэнк сообщил по радио, что Петси только что вернулся и находится внутри с братом Тони и отцом Барбары.

Тогда детективы возобновили свое наблюдение из больницы. Визит к Энтони их насторожил, а тем более черная сумка, которую Петси брал с собой. Если верно предположению Уотерса о том, что причиной сегодняшней активности Петси вновь стал канадский "бьюик", то авторемонтная мастерская могла оказаться существенным связующим звеном. Что же касается содержимого сумки, то их теории предполагали что угодно, начиная от специального набора инструментов для разборки машины до наркотиков или наличных, необходимых для окончательного завершения сделки.

В распоряжении Бюро по борьбе с наркотиками оставалось всего лишь тридцать два часа до момента окончания срока действия ордеров на обыск и арест. Лихорадочные рассуждения выдавали желаемое за действительность. Но они были бы ошеломлены, узнай, насколько их гипотезы были недалеки от истины. Эмоции и инстинкт подталкивали их нанести удар немедленно, схватить Петси, прежде чем станет слишком поздно – и тем не менее они себя сдерживали. Возможно, они уже опоздали и все пошло насмарку. Но все-таки они цеплялись за надежду, что основные события ещё впереди и преждевременные действия могли разрушить ещё остававшиеся шансы на успех. Следовало продолжать следить за Петси, ни на мгновение не упуская его из виду.

В четыре часа дня Петси и Тони вместе вышли из закусочной и сели в "олдсмобиль" Петси. Машина вновь направилась по Гранд авеню в сторону моста, ведущего в Нью-Йорк, но теперь Пэтси свернул на скоростную дорогу Бруклин-Куинс и поехал к югу. На пост на смену прибыла пара свежих федеральных агентов, а Уотерс в своем белом "олдсмобиле" и Игэн с Сонни на "конвейре" последовали за братьями Фуке к дому Петси. Там они пересели в стоявший возле бровки тротуара пустой серый "кадиллак" Ники Тровато.

Теперь что-то должно было произойти.

Теперь Петси с Тони повторили свой путь на скоростную дорогу. Однако на объезде Манхэттен-бридж Петси повернул в сторону Нью-Йорка. Он съехал с моста в районе Кенел-стрит, ещё раз повернул направо на Пайк-стрит и поехал в нижнюю часть города до Саут-стрит вдоль реки, а там повернул и остановился перед гостиницей "Пайк-слип". Тони вышел и прошел в бар. Петси поехал обратно по Пайк-стрит в сторону Восточного Бродвея.

– Он возвращается в автомастерскую Энтони, – предположил Игэн.

Но, не доезжая одного квартала до Восточного Бродвея, Петси повернул направо на Генри-стрит.

– Тут мы его видели в тот вечер, когда он приехал играть в карты, – сказал Уотерс, – хотя...

– Не забывай, – заметил Сонни, – что на этой же улице живет его бабушка.

Не желая въезжать в забитую улицу вслед за Петси, Игэн и Сонни проехали до Пайк-стрит до Генри-стрит перед тем как повернуть, тогда как Уотерс поехал по Восточному Бродвею, намереваясь обогнуть квартал и перекрыть Генри-стрит с другой стороны.

Но к тому моменту, когда все трое расположились с обоих концов Генри-стрит, "кадиллака" там уже не было. Пока Сонни и Уотерс ждали каждый со своей стороны, Игэн быстро прошел по жилому кварталу от Пайк до Роджерс-стрит. "Кадиллак" исчез. Единственный ответ состоял в том, что, пока они осторожно маневрировали, Петси или стремительно промчался по Генри-стрит, или свернул в какую-то другую улицу. Теперь он мог быть где угодно. Пришлось поднять тревогу по радио.

Потом они поехали по Восточному Бродвею, направляясь к мастерской Энтони. Серого "кадиллака" нигде не было видно. Сонни прошел в гараж и огляделся. Итальянцу – механику он сказал, что у него текут прокладки и он хотел бы их поменять. Но механик заявил, что они закрываются, и предложил приехать завтра. Машины Ники там не было.

Они вернулись к отелю "Пайк-слип" и Сонни вошел внутрь. Через несколько минут он вернулся с печальной миной.

– Тони тоже исчез.

Они снова поехали вдоль Генри-стрит. Ничего. Петси ещё раз проскользнул у них между пальцами. И, судя по тому, как он это сделал, это могло быть их последней встречей.

В пять часов тридцать минут вечера Олд-слип-стрит и другие узкие улочки, прилегающие к первому полицейскому участку, быстро пустели. Сейчас по периметру этого района вдоль Саут-стрит машины тонкими ручейками выбирались с дневных стоянок, наверху на виадуке они двигались бампер к бамперу в сторону парома на Стейтен-айленд и ко входам в тоннель Бруклин-Беттери; но через пару часов на эти улицы опустится тишина и одиночество. Одинокие шаги будут эхом отдаваться от темных зданий, и самым заметным признаком движения будет случайный свет фар. Даже в пять тридцать единственными видимыми признаками активности были желтые проблески света, из застекленных дверей пожарного депо, да напротив на Франт-стрит, зеленые шары указывали вход в первый полицейский участок.

Внутри тоже стояла тишина. Тикали часы и время от времени шипели и щелкали калориферы. Дежурный сержант одиноко сидел за столом и что-то читал. Двое молодых патрульных с расстегнутыми воротничками, без поясных ремней и полицейских значков о чем-то беседовали возле доски объявлений. Команда, которой предстояло дежурить с четырех до двенадцати, недавно заступила, и пройдет несколько часов, пока не начнет собираться ночная смена. На втором этаже детектив в свитере устроился в кресле и, вытянув ноги, читал журнал, другой в белой рубашке с коричневым галстуком склонился над столом и что-то писал в разлинованном блокноте.

Зато этажом выше царила странная напряженность. В комнате допросов справа от лестницы несколько человек склонились над столами, освещенными рассеянным светом; большая часть комнаты была в тени. Кабинет шефа Кери в дальнем углу оставался темным, но из соседнего падал свет. Однако Хоукса за его столом не было. Он и ещё пять сотрудников с мрачными лицами сидели за столом для совещаний в небольшой комнате на другом конце этажа, где работала группа специальных расследований. Вместе с Хоуксом вокруг стола разместились Эдди Игэн, Сонни Гроссо, агент Фрэнк Уотерс, сержант Джек Флеминг и детектив Джек Гилди из группы специальных расследований.

Все молчали. Утомленное лицо Игэна покрывала рыжая щетина. На нем был фланелевая рубашка в голубую и желтую полоску; черный кожаный пиджак висел на спинке стула. Сонни был в черной рубашке с высоким стоячим воротом; он тоже был небрит, глаза его покраснели и припухли. Остальные были в обычных рубашках с галстуками, но воротники расстегнуты, галстуки распущены, а рукава закатаны до локтей. Пиджаки висели на дверных ручках или лежали на столах. У всех позади остался длинный день. Предполагалось, что они должны вновь рассмотреть дело Петси, но сказать было почти нечего. Оставался единственный факт – наблюдение за Петси провалилось.

Хоукс прокашлялся.

– Ну, и что мы имеем?

Все нервно заерзали на стульях, но никто не хотел говорить первым. Потом Фрэнк Уотерс подчеркнуто медленно произнес:

– Что касается нашей конторы, похоже, что дело лопнуло. Что мы имеем на сегодняшний день? Французы исчезли, а теперь исчез и Петси, и похоже на то, что сегодня он скрылся совсем.

Он мельком покосился на Игэна.

Детектив ответил хмурым взглядом. Уотерс начинал его раздражать. Все, что агент говорил последнее время, выглядело косвенной критикой в адрес полиции, или по крайней мере их с Сонни.

– Должен же он где-то быть, – апатично заметил Сонни.

Игэн поднялся.

– А я считаю, что нужно воспользоваться ордерами и прочесать все подряд.

– И кого или что искать? – спросил Уотерс. – У нас же ничего нет!

– Он прав, Эдди, – спокойно кивнул Хоукс. – Мы знаем, что Петси нет ни дома, ни в заведении. Тони нет дома – он в заведении. Тровато дома, но его машины нет, и это ничего не значит, пока мы не найдем Петси. Кто знает, где искать французов? Так куда же ты собираешься ударить?

– Действие ордеров кончается завтра вечером, – продолжал настаивать Игэн.

– У нас ещё есть больше двадцати четырех часов. – Игэна удивило оптимистическое замечание его обычно скептического напарника.

– Мы можем надеяться, что что-то произойдет, – добавил Уотерс и продолжал: – Если есть хотя бы малейший шанс, то ордера следует поберечь до последней минуты. Или все наше дело...

– Наше дело, мое и Сонни, Нью-йоркского отделения полиции, но не Федерального Бюро! – выкрикнул Игэн и немедленно пожалел о своих словах.

Заговорил Джек Флеминг:

– Если так обстоят дела, то это нас вообще никуда не приведет.

Сонни встал и потянулся.

– Ну, если ни у кого нет свежих идей, я скажу, что собираюсь делать. Я уже три недели пропускаю игры в клубе боулинга, где мы занимаемся по средам вечером. Думаю, пойду покатаю немного шары. Вы всегда сможете меня там найти...

Джим Гилди рассмеялся.

– Я не возражал бы провести вечер дома. Дети скоро перестанут меня узнавать.

Игэн вскочил.

– Ладно, но я надеюсь, что вам придется отказаться от планов на отдых. – Он подхватил свой пиджак и зашагал к лестнице.

Было 6 часов 35 минут вечера. Игэн прошел по темной улице к своей машине. Ему снова пришла в голову мысль о Кэрол Гэлвин. Сейчас она должна быть на работе. Он не видел её больше недели. Сейчас время казалось как раз подходящим. 

Глава 15

 Закусочная, где работала Кэрол Гэлвин, располагалась на углу Нассау и Джон стрит, в пяти кварталах к северу от Нью-йоркской фондовой биржи и Уол стрит. Игэн решил проехать в обход узких улочек с односторонним движением и повел свой "конвейр" по почти пустынной Саут-стрит, где лишь несколько тяжелых грузовиков все ещё стояли у причалов. Он устал и отупел от череды разочарований и не хотел больше ни о чем думать. Сегодня он собирался уладить свои отношения с Кэрол.

Нельзя было сказать, что это будет легко. Они не разговаривали с Рождества. Тогда она все щебетала про богатого старика – покровителя из Джерси и не могла понять, почему Игэн так решительно противится их общему благу. Но в те немногие моменты на этой тяжелой неделе, когда он был предоставлен самому себе, Игэн понял, как её ему недостает. При одном воспоминании о её золотистых кудрях он ощущал легкое покалывание в позвоночнике. Но это одновременно заставляло подумать: не было ли причиной их тяги друг к другу просто физическое влечение? Ну, ладно, даже если это было так, он будет дураком, если им не воспользуется. Сегодня вечером он попытается забыться с помощью Кэрол.

Только когда перед ним появились очертания Бруклинского моста, Игэн понял, что проскочил гораздо дальше того места, где собирался повернуть на Фултон-стрит, и оказался в районе основной активности Петси Фуке. Он угрюмо хмыкнул. Ну, ладно, раз его занесло так далеко, просто для порядка стоит ещё разок осмотреться вокруг. У него оставалась ещё масса времени, чтобы добраться до закусочной на Нассау: Кэрол никогда не уходила раньше одиннадцати.

Он повернул налево на Пайк-стрит мимо отеля Блейра, потом проехал по Генри-стрит. В этом темном и грязном квартале было тихо. Возле Роджерс-стрит он повернул в сторону Восточного Бродвея и свернул в нижнюю часть города. Справа промелькнула мастерская Энтони, рядом – единственное свободное место в сплошной линии оставленных на стоянке машин. У Энтони было темно, закрыто на ночь.

И тут он увидел серый "кадиллак" Ники Тровато, стоявший через две машины напротив въезда к Энтони.

Игэн чуть было не нажал на тормоза, но вовремя взял себя в руки и проехал до пересечения с Пайк-стрит. Петси или его друзья могли крутиться поблизости и наблюдать, не наброситься ли какой-нибудь нервный полицейский на "кадиллак". Он объехал квартал, вновь вернулся на Восточный Бродвей и приткнул свой "конвейр" на автобусной остановке.

Выключив фары и заглушив мотор, Игэн потянулся за микрофоном.

– Говорит Телескоп, вызываю базу. Телескоп вызывает базу... Кто-нибудь меня слышит?

– Десять-четыре. Мы тебя слушаем.

– Я нашел машину, которую вел наш друг, серый "кадиллак".

– Повтори. Очень плохо слышно. Что ты сказал о "кадиллаке"? Пожалуйста, повтори.

Игэн повернул ручку громкости до упора.

– Я сказал, что сижу на хвосте у того "кадиллака", который мы потеряли сегодня днем. Я сейчас на Восточном Бродвее, на углу Кенел-стрит. "Кадиллак" стоит за мастерской Энтони на полпути между мною и Пайк-стрит на той же стороне, что и я. Я собираюсь постоять здесь и подождать, не вернется ли кто за ним. Есть кто-нибудь поблизости, кто мог бы мне помочь? Вы слышите меня?

Наступила пауза, нарушаемая только треском разрядов, и Игэн уже приготовился повторить, когда база ответила:

– Подожди секунду. Да, мы тебя слышали. Хотя сигнал очень слабый. Послушай, сейчас трудно кого-то найти. Все отправились по домам или куда-то еще...

– Ну найдите кого-нибудь! – взмолился Игэн. – Мы не можем рисковать и позволить им снова ускользнуть. В Нью-Йорке столько агентов...

– Ладно-ладно, мы пошлем кого-нибудь, И дадим тебе знать.

– Десять-четыре.

Время шло к семи. Игэн не спускал глаз с мастерской. С того места, где он находился, "кадиллак" не был виден, но любое движение в его районе он бы заметил. Игэн больше не чувствовал себя ни усталым, ни подавленным, и уже не думал о Кэрол. Он снова был полицейским до мозга костей.

В семь сорок заговорило радио.

– Телескоп? Говорит Рипа. Мы на Парк-роуд и движемся в сторону Восточного Бродвея. Ты все ещё на месте? Подтверди прием.

– Десять-четыре. Ты один?

– Со мной Эдди Гай. Как дела с нашим приятелем?

– Пока ничего нового. Постарайся найти место у пересечения Восточного Бродвея и Пайк-стрит; тогда "кадиллак" окажется между нами. Я вам рад, ребята.

– Десять-четыре. Да, кстати, мы не очень хорошо тебя слышим. Сигнал то появляется, то исчезает.

– Знаю, но надеюсь, что эта штука продержится.

Игэн немного расслабился, узнав, что два федеральных агента прикроют другой конец квартала. Он откинулся назад и закурил. Прежде чем он успел докурить сигарету, в динамике снова зазвучал голос Рипа.

– Отлично, мы нашли местечко на другой стороне Пайк-стрит. Что-нибудь произошло?

– Все по-прежнему, – ответил Игэн. – Десять-четыре. Едва детектив снова бросил взгляд в сторону Восточного Бродвея, как его внимание привлек бело-голубой двухдверный автомобиль, медленно проезжавший мимо. Игэн подпрыгнул так, словно его укололи. На переднем сидении сидело трое мужчин, и одним из них был Петси Фуке.

Двухцветный "шевроле" шести-семилетней давности постепенно замедлял ход. Один из его стоп-сигналов не работал. Игэн прижал микрофон ко рту.

– В центре квартала движется бело-голубой "шевроле". Он в машине!

"Шевроле" осторожно двигался, чтобы встать рядом с "кадиллаком".

– Он выходит, – сообщил он по радио другим агентам.

– Мы видим... но с трудом тебя слышим.

– Разговаривает с парнями в машине, – продолжал Игэн. – Направляется к "кадиллаку"... Вернулся к "шевроле"... – Игэн втянул голову внутрь. – Теперь оглядывается вокруг. Боюсь, что один из парней меня заметил. – Он снова осторожно подвинулся к окну. – О! Теперь он обошел "шевроле" и садится на место шофера! Этот сукин сын что-то задумал.

"Шевроле" тронулся с места.

– Следите за ними, следите за ними! – предупредил Игэн. – Они едут в вашу сторону.

Он запустил мотор, подал "конвейр" назад и вырулил на дорогу.

– Они собираются повернуть налево на Пайк-стрит, – сообщил Рипа.

Игэн нажал на газ. Подъехав к перекрестку, он выкрикнул в микрофон:

– Если вы меня слышите, оставайтесь здесь и не спускайте глаз с "кадиллака". Я поехал...

– Ты собираешься следить за ним? – прозвучал напряженный голос Рипа. – Хочешь, чтобы мы сидели на хвосте у "кадиллака"?

– Черт подери! – громко выругался Игэн. – Теперь они совсем меня не слышат! – Проезжая мимо, он яростно махнул рукой в сторону машины агентов.

Тут же ответил Рипа.

– Все в порядке, десять-четыре. "Шевроле" поворачивает на Генри-стрит.

Игэн погнал "конвейр" вниз по Пайк-стрит и с визгом повернул на Генри-стрит. Другая машина, за которой было легко следить по её единственному работавшему стопсигналу, продолжала двигаться впереди на расстоянии квартала. У Игэна почти не было сомнения, что Петси, будучи мастерским водителем, проверяет, нет ли за ним слежки. Шевроле проехал ещё три квартала по Генри-стрит, потом резко свернул направо на Клинтон-стрит. Игэн обогнул этот угол как раз вовремя, чтобы увидеть, как единственный стоп-сигнал скрылся на Черри-стрит, чтобы сделать полный круг и вернуться на старое место. Он продолжал ехать следом, выдерживая дистанцию примерно в квартал; было уже слишком поздно придумывать какие-то ухищрения. Возле Джефферсон-стрит "шевроле" свернул к реке. Игэн притормозил. Возле Уотер-стрит "шевроле" остановился и один из пассажиров пересел в другой автомобиль, стоявший у бровки тротуара. Это был не Петси.

Теперь на переднем сидении осталось двое мужчин; машина помчалась к Саутстрит. Игэн тоже прибавил ходу. Но прежде чем он успел доехать до перекрестка, стоявший у бровки автомобиль вывернул и преградил ему путь.

– Грязная скотина! – прокричал Игэн, нажимая на тормоз. Это был светло-зеленый "валиант" примерно шестьдесят первого года выпуска. Игэн узнал машину и водителя. Это был приятель Петси из гостиницы "Пайк-слип" по имени Солли Дибраско по прозвищу "Медный лоб" ^[14], головорез, которого полиция считала одним из связников Петси.

Игэн нажал сигнал. Но "валиант" стоял поперек улицы, перегораживая дорогу. Игэн сдал назад на несколько метров, потом подал вперед, пытаясь объехать его слева. Но Дибраско двинул свою машину, чтобы перекрыть любую возможность проскочить.

– Сволочь! – выругался Игэн и схватился за микрофон.

– Говорит Телескоп. Меня заблокировал его приятель, а он сам уехал на другой машине. Это преднамеренная попытка помешать преследованию! Машина должна быть набита наркотиками! Если кто-нибудь меня слышит – задержите этого сукиного сына! – отчаянно орал он, не обращая внимания на официальное запрещение ругаться при переговорах по радио.

– Где ты находишься? – возник в приемнике голос Джека Рипа. – Мы сможем подъехать.

Игэн указал им направление, а потом снова дал задний ход. Пытаясь объехать машину на этот раз справа, он одновременно вытащил из кобуры пистолет и, держа его в левой руке, направил в сторону "валианта".

– Ты дашь мне проехать, грязная свинья, – закричал он на Сола. – Или получишь пулю!

Продолжая размахивать пистолетом, другой рукой Игэн маневрировал машиной, выехал на тротуар и наконец вырвался на свободу.

Конечно, Джефферсон-стрит была пуста. Ругаясь на чем свет стоит, Игэн завернул за угол на Саут-стрит. У единственной машины, которая была видна, горели оба стоп-сигнала. Он какое-то время поколебался, а затем повернул направо мимо гостиницы Блера в сторону Восточного Бродвея.

И тут Игэн понял, что проиграл. Перед мастерской Энтони в цепочке стоявших автомобилей там, где раньше стоял серый "кадиллак", зияла пустота.

Но останавливаться Игэн не стал. Он погнал свой "конвейр" вверх по Восточному Бродвею снова к Клинтон-стрит, а потом вниз к реке. Может быть ему удастся хотя бы захватить сообщника Петси. Но, когда он добрался до пересечения Джефферсон и Уотер-стрит, "валиант" стоял на прежнем месте, а Дибраско и след простыл.

Разъяренный Игэн прокричал в микрофон:

– Нужно собраться всем вместе.

Кабинеты Бюро по борьбе с наркотиками размещались в огромном здании на Черч-стрит, в одном квартале к западу от Бродвея. Дальше к западу была река Гудзон. В двух кварталах к востоку – парк городской ратуши и Рокфеллер-плаза. Хотя улицы здесь были шире и здания выше и богаче, по ночам здесь было также пустынно, как и в районе Олд-слип.

Те немногие лифты, которые работали ночью в здании Федерального управления, обслуживал ночной дежурный. На шестом этаже в углу была стеклянная дверь с номером 605 и надписью "Федеральное Бюро по борьбе с наркотиками". За дверью – скромно обставленная приемная с двумя креслами и столом; за перегородкой – стол дежурного. Внутри длинный зал был разделен на шесть секций – по шести группам, из которых состояло нью-йоркское отделение бюро. Обычно каждая группа состояла их двадцати агентов; каждый из них имел своего секретаря-стенографистку и свою собственную радиоустановку. Каждая секция была оборудована восемью удобно расположенными столами, чего обычно вполне хватало для одновременно оказавшихся на месте агентов. Атмосфера свободы и комфорта разительно контрастировала с бедностью Бюро по борьбе с наркотиками департамента полиции Нью-Йорка, и у детективов городской полиции, навещавших своих федеральных конкурентов, оставался неприятный осадок.

Эдди Игэн обычно чувствовал себя именно так, а в этот раз его раздражение было ещё глубже, так как ситуация за последние несколько дней заметно ухудшилась. Игэн все ещё продолжал кипятиться, вспоминая, как бесстыдно задержал его приятель Петси, Сол "Медный лоб". Но по крайней мере он знал, где найти Сола, когда все будет кончено, а может быть все уже и было кончено.

Уотерс был старшим агентом в четвертой группе и к половине десятого вечера по тревоге смог собрать семнадцать человек. Единственным детективом городской полиции из отдела по борьбе с наркотиками, откликнувшимся на вызов с базы, оказался Дик Олетта. Всего в секции группы собралось человек двадцать, одни устроились на столах, другие расположились в креслах, а некоторые стояли. Послали за кофе и сендвичами. Пиджаки были сняты, галстуки распущены. Все выглядели усталыми.

Игэн, Рипа и Эдди Гай рассказали, как Петси снова удалось уйти от наблюдения.

– Я убежден, что машина, которую сегодня вечером вел Петси, была нагружена наркотиками, – заявил Игэн. – То, как этот поганец меня заблокировал, было открытым выступлением против закона. Я считаю, что мы должны захватить дом Петси, квартиру его старика и все остальные места, для осмотра которых мы сможем получить ордера на обыск, и сделать это немедленно, иначе обо всей операции можно забыть!

– Эдди, я понимаю, что ты чувствуешь, – сказал Уотерс, – но мы уже обсуждали всю эту историю. Если бы тебе удалось захватить сегодня Петси с поличным, все было бы великолепно. Но теперь, когда ему снова удалось улизнуть, просто не о чем говорить.

На столе Уотерса зазвонил телефон.

– Четыре-семь-ноль, – сказал он, послушал несколько секунд и добавил: – Хорошо. Там за ним кто-нибудь смотрит? Отлично. Спасибо. – Положив трубку на место, он повернулся к остальным. – Докладывает наружное наблюдение. Петси недавно вернулся домой на своей собственной машине – "олдсмобиле".

– Должно быть, он снова где-то поменялся с Тровато, – сказал Игэн. – Я по-прежнему считаю, что мы должны его брать, причем немедленно.

– Послушай, – возразил Уотерс, – совершенно ясно, что он не повезет наркотики к себе домой, даже если предположить, что сегодня вечером они были у него. И мы не знаем, где он останавливался до возвращения домой.

– Понимаю, понимаю, – отмахнулся Игэн, – мы уже и прежде выходили на этот след. Но моя точка зрения заключается в следующем: я полагаю, что дело мы провалили. Ключевые фигуры – французы, но не думаю, что мы когда-нибудь их увидим. Скорее всего, они уже сделали свое дело и уехали. Может быть, они даже отказались от сделки из-за того, что стало слишком горячо, хотя не думаю. Из всего, что нам удалось услышать, следует, что сделка была слишком большой. Мафия нуждается в этой партии товара. Ладно, что касается меня, я могу обойтись и без французов. Но Петси? Вот кто меня беспокоит. И товар тоже меня беспокоит. И я продолжаю утверждать, что если мы не поступим по умному и не схватим Петси и не проверим немедленно все его тайники, то завтра партия будет распределена и мы останемся ни с чем. Больше ждать нельзя!

Снова зазвенел телефон. Уотерс поднял трубку.

– Игэна? А кто его спрашивает? Подождите минутку. – Ухмыльнувшись он протянул трубку детективу. – Звонит твоя приятельница. Одна из твоих осведомительниц?

Игэн взял трубку и присел на край стола, повернувшись спиной к Уотерсу.

– Привет, Кэрол. Можешь немного подождать? – Игэн повернулся к Уотерсу. – Это не осведомительница. Нет здесь другой линии?

Уотерс показал на стол в другом конце комнаты, переключил аппарат и потянулся за трубкой.

Игэн подошел к другому телефону.

– Все в порядке, это снова я. Так что у тебя нового? Боже мой, мне так хотелось встретиться с тобой сегодня вечером. Нет, я не шучу. Я действительно ехал к тебе, когда меня задержали по дороге.

– Милый, – перебила его Кэрол, – я рада повидаться с тобой и поговорить, и все прочее, но, думаю, лучше сначала я скажу, почему тебе звоню. Я пыталась найти тебя на службе, но там мне сказали, что ты можешь быть по этому номеру. Не знаю, но мне кажется, это может быть важным...

– В чем дело?

– Некоторое время назад этот человек зашел к нам и я его узнала. Он до этого бывал здесь несколько раз, и кроме того я знаю, что он приятель того парня, над которым ты работаешь – помнишь, Петси.

– Откуда ты говоришь? – спросил Игэн.

– Все в порядке. У меня перерыв. Меня никто не слышит. Этот парень, – он похож на итальянца, – сидит в баре с каким-то мужчиной, они уже выпили по паре порций, он смеется и рассказывает, как сегодня вечером оставил в дураках одного полицейского. И, мой милый, это очень похоже на тебя!

– Почему на меня?

– Ну, он точно ничего не говорил, но сказал, что там была пара машин, и он перегородил дорогу полицейскому, а тот оказался ирландцем и просто выходил из себя. Но меня все это заинтересовало, когда он упомянул Петси.

– И что он сказал?

– Ну, он сказал что-то вроде того, что Петси смылся, а потом добавил то, чего я не поняла, но это показалось мне интересным, и я решила, что это может тебя заинтересовать.

– Да? – напрягся Игэн.

– Он сказал дословно: "Они носятся за ним по всему городу и не знают, что он чист".

– Чист?

– Ему это казалось хорошей шуткой. Но погоди, он сказал кое-что еще. Про завтрашнее утро, девять часов утра, Петси и ещё какие-то люди завершат всю сделку. Правда, я не поняла, о чем они говорили.

– Завтра в девять часов? Но где, моя хорошая? Он не сказал, где?

– Нет.

– Проклятье!

– Ну вот, спасибо. Я хотела помочь, а...

– Нет, нет, это я не тебе. Это просто... Ну ладно, прости... Ты уже и так очень помогла! Я действительно хочу встретиться с тобой. Может быть, попозже сегодня вечером?

– Может быть.

– Послушай, малышка. Мне бы очень хотелось поговорить с тобой еще, но ты уже здорово нам помогла, и мне пора браться за работу. Увидимся позже, договорились?

– Я буду рада тебя видеть...

Когда Игэн пересказал остальным полученную информацию, дружно стали выдвигаться всяческие версии.

– Ну, я бы сказал, картина проясняется, – заявил Фрэнк Уотерс. – Петси назначил встречу на девять утра, скорее всего со своими французскими друзьями. Так что мы ещё можем их накрыть!

– Прекрасно, – сказал Игэн, – но где?

Уотерс взглянул на стоявшего перед ним детектива с нескрываемым сожалением.

– Где? Где они всегда встречались? В отеле "Рузвельт"!

Игэн нахмурился.

– Нет... Думаю, вы ошибаетесь.

Остальные сгрудились вокруг них.

– А где же тогда, – с вызовом спросил Уотерс. В комнате поднялся шум.

– Ставлю на Ист Энд авеню, – безразличным тоном произнес Игэн.

– Ист Энд авеню? С какой стати? Единственный раз, когда мы застали там Петси, мы просидели там целый день, а он просто поехал домой.

– У меня есть предчувствие.

– Послушай, единственный надежный факт во всем этом деле – Петси всегда встречался с французами в отеле "Рузвельт". Это единственное место, куда стоит идти!

– Нет, – Игэн с трудом справлялся со своим голосом. Отель "Рузвельт" мы, видимо, "спалили". Но дом номер 45 по Ист Энд авеню – мы видели там Петси, на следующий вечер он встречался там с одним из французов, он приводил туда в гараж автомашины и выводил их оттуда, и у меня предчувствие – они думают, что мы об этом не знаем.

– Пошел ты со своими предчувствиями, – резко бросил Уотерс. – Может быть, мне не следует этого говорить, но именно твои предчувствия нас усадили в эту лужу. Действуй ты в команде, а не в одиночку...

– В чьей команде? – взревел Игэн. – Вашей? Черт подери, у нас с Сонни все уже было на мази, когда вы, федералы, вмешались и все испортили! Кто, черт возьми, спугнул французов? Ваша идиотская команда! Вы понятия не имеете, как вести наблюдение!

Кулаки Уотерса сжались, но он судорожно сглотнул и прокашлялся:

– Я сказал – отель "Рузвельт".

Игэн наклонился над над столом и оперся обеими руками о столешницу.

– Фрэнк, вы можете делать что хотите, идти куда хотите и забирать с собой всех, кто захочет пойти с вами. Что же касается меня, то я уверен, что существует только одно место, где может состояться эта встреча, и это место – Ист Энд авеню. Туда-то я и намерен пойти, даже если окажусь в одиночестве. Судя по тому, как разворачивались события вчера вечером, будет гораздо безопаснее, если ваша маленькая армия останется дома.

Уотерс вылетел из кресла и двинул Игэна в челюсть. Детектив качнулся назад. Уотерс стремительным рывком обогнул стол и бросился вперед, но был остановлен резким ударом в лицо. Игэн снова замахнулся, чтобы врезать Уотерсу под дых, но агент уже пришел в себя и вновь ударил Игэна в лицо. Они сцепились, яростно сжимая друг друга. Остальные, в первый момент изумленно отпрянувшие назад, теперь столпились вокруг, причем одни хватали за руки Уотерса, другие начали оттаскивать Игэна.

Оба, тяжело дыша, смотрели друг на друга, стараясь освободиться от растаскивавших их рук. В уголке рта Уотерса показалась тоненькая струйка крови. Обычно румяные щеки Игэна побагровели там, куда пришлись удары Уотерса. Наконец он стряхнул с себя державшие его руки и привел в порядок растрепанную одежду.

– Хорошо, Фрэнк, пусть будет так, – сплюнул он сквозь стиснутые зубы. – Завтра утром мои парни поедут на Ист Энд авеню, а твои могут идти куда угодно, хоть к чертовой матери. Просто не попадайся на моем пути. – Игэн надел пиджак и направился к двери. Возле неё он обернулся. Все наблюдали за ним. – И если хотя бы один полицейский, – он посмотрел в упор на Дика Олетту, с растерянным видом застывшего среди агентов, – решит пойти с вами, он будет отвечать перед Сонни и мной. – С этими словами он вышел.

Когда Петси приехал домой, его все ещё трясло от сумасшедшей гонки. Проклятый полицейский! Какого черта делал он у мастерской? Знают ли они что-нибудь про Энтони? Впервые он испугался. Может быть, они знают и про дом на Ист Энд авеню? Если это так, то завтра он может угодить в ловушку. Но когда он возвращал французский "бьюик", там не было никаких признаков полиции!

Вначале все шло без осложнений. Он совершенно уверен, что не было никакого хвоста, когда они ехали в Нью-Йорк, получив сообщение от Энтони, что все в порядке и "бьюик" восстановлен и возвращен на место. Сначала он пересел в "кадиллак" Ники. Потом на Пайк-стрит высадил Тони у гостиницы Блера и поехал дальше на Генри-стрит.

На углу Роджерс-стрит его поджидал Сол. Петси вышел из машины Ники и пошел пешком по Восточному Бродвею, а Сол-"Медный лоб" пересел в "кадиллак" и отогнал его обратно к гостинице Блера. Там в него пересел Тони. Он какое-то время ездил вокруг, а потом, когда мастерская Энтони закрылась, оставил машину перед гаражом. Они не хотели использовать зеленый "валиант" Сола, – тот наверняка был слишком хорошо известен полиции, поэтому Сол забрал в гостинице своего приятеля Джонни Фраска, завербовав того вместе с его "шевроле".

Наконец Петси вывел французский "бьюик" из гаража Энтони и повел его в сторону Ист-энд авеню, следом ехали Сол и Фраска. Потом он прошел пешком до поджидавшей машины Фраска, они проехались немного и пропустили по стаканчику в баре "Иннер Серкл" на углу Шестьдесят третьей улицы и Йорк-авеню, где Петси пересел в "кадиллак" и вернулся домой.

Но потом Сол заметил парня, который сидел в машине за квартал от мастерской Энтони. Тот был очень похож на полицейскую ищейку. Петси встревожился, решил его проверить. И действительно этот сукин сын поехал за ними. Ничего хорошего тут не было. Следил ли этот парень за ними с самого начала? Петси нужно было выпутаться из этой ситуации и найти время, чтобы подумать. Может быть, он поступил глупо, заставив Сола перегородить улицу, но это позволило ему быстро добраться до "кадиллака".

Он был совершенно уверен, что по дороге домой за ним никто не следил. И возле своего дома никого не заметил. Если действительно полиция вела за ним слежку, то уж здесь-то он точно должен был кого-то обнаружить. Но возле гаража Энтони?

Барбара явно заметила его озабоченность и спросила, что случилось, но он отмахнулся, сказав, что все идет отлично. Она снова вернулась к телевизору, а он налил себе хорошую порцию виски и принялся обдумывать все, что произошло в течение вечера. Может быть, он с друзьями показались полицейскому подозрительными. Может быть, тот видел их у Блера. Но не мог же он догадаться об Энтони или об остальной операции? Нет, это совершенно невозможно!

Петси выпил ещё стаканчик и несколько расслабился, убеждая себя, что его страхи беспочвенны. И по мере того, как спиртное оказывало свое благотворное воздействие, начал думать о завтрашнем дне и предстоящем крупном куше.

Поздно вечером Жак Анжельвен вернулся в свой новый номер в отеле "Коммодор". Он получил большое удовольствие от ужина с Жаком Салибером, которого ему представил Поль Кренесс как главу нью-йоркского отделения компании "Радио Телевизион Франсе". Маленькая неуютная комната в отеле "Коммодор" угнетала его, но ужин, вино и приятный мужской разговор были теплыми и сердечными. Уже второй вечер он не виделся с Лили.

Жак был рассержен. Все его планы по внедрению его программ в Нью-Йорке оказались напрасными. Он не только не мог сказать Лили, что их свидание, намеченное на следующую неделю, не состоится, но, что было значительно хуже, на половину третьего второго числа была назначена встреча с представителем Девида Рокфеллера в "Чейз-Манхэттен банке", но в среду утром Скалия передал распоряжение выехать в понедельник вместе с ним в Монреаль.

Франсуа выглядел всерьез обеспокоенным. Жаку предстояло встретиться с ним в гараже завтра в десять утра и сразу выехать. Да, Анжельвен собирался после Нью-Йорка посетить французскую Канаду, но не таким же образом! Теперь им предстояло встретиться с друзьями Скалья в Монреале, в отеле "Куин Элизабет", а уже следующим утром вылететь в Париж.

– А "бьюик"?

Франсуа сказал, что люди в Монреале о нем позаботятся.

Жак оглядел тесную комнату, в которую переехал из "Уолдорф-Астории". Это поспешное бегство его угнетало, вызывало нехорошие предчувствия. Скалия и его компаньоны, видимо, тоже сменили отели. Явно существовала немалая опасность со стороны полиции. Жак уже сожалел, что позволил себя втянуть в такое безумное предприятие, и старался себя убедить, что о нем полиция никогда не узнает. Но что будет завтра? Если Скалия действительно оказался в трудном положении, завтра Жак впервые может попасться на крючок.

Он подошел к шкафчику, достал из ящика бутылку коньяка и отхлебнул прямо из горлышка. Жидкость приятно обожгла горло, он осмотрелся вокруг; большая часть его чемоданов так и стояла нераспакованная. Скалия настаивал, чтобы не брать с собой даже одежду; не должно быть никаких причин заподозрить, что они собираются покинуть Нью-Йорк. Франсуа обещал, что в Монреале будет время купить новые вещи.

Решительно, неделя выдалась для Анжельвена не из приятных. Во вторник вечером Лили была занята и он ужинал со своим другом Пьером Оливье. Во вторник вместе с мистером Деком посетил контору по обмену валюты, чтобы договориться о достаточно скрытном обмене крупной суммы долларов на французские франки. В Нью-Йорке обменный курс был куда выгоднее, чем в Париже.

У Анжельвена возникли определенные трудности с наличными, и он безуспешно пытался занять у Скалии в счет будущего гонорара.

В среду Анжельвен пригласил Лили с ним пообедать. Потом уныло побрел обратно в "Уолдорф-Асторию", замерзший, печальный и расстроенный: Лили не приняла предложения разделить с ним послеобеденный отдых. А ведь в тот день ему предстояло перебраться в гораздо меньший номер в отеле "Коммодор". До номера он добрался уставшим и опьяневшим. Там оказалась горничная, занимавшаяся уборкой ванной. "А если мне нужно в туалет?" – печально подумал Жак. Еще больше хотел он женщину, но горничная смотрелась лет на сто. Все складывалось как нельзя хуже. Свирепо оглядев отделанную кафелем ванную, он снял штаны, залез в постель и нахально помочился в простыни.

Позднее, после встречи с Кренессом из "Телевизион Франсе", Жак уплатил по счету 228 долларов и переехал в "Коммодор". И после этого у него остались жалкие гроши – и предвкушение обещанных десяти тысяч долларов.

Жак допил остатки коньяка и рухнул прямо в одежде на свою новую постель, чтобы дождаться утра.

В четверг 18 января он проснулся с головной болью и общим ощущением тревоги. Чтобы немного взбодриться, Жак сел за стол и занес в дневник такие оптимистические слова: "Сегодня вечером я буду в Монреале в отеле "Куин Элизабет". Постучу по дереву!". Жак не знал, что это была последняя фраза, которую ему удалось записать в свой дневник.

Примерно в десять вечера в среду Сонни Гроссо вызвали к телефону в кегельбане в Бронксе. На связи был Фрэнк Уотерс.

– Что случилось? – спросил Сонни.

– Все твой дружок Игэн, – кисло буркнул агент. – Он тут повел себя, как полный идиот.

– И что же он сделал? – усмехнулся Сонни.

– Сейчас расскажу. – Улыбка сползла с лица детектива, когда Уотерс в резких и горьких словах описал, что произошло в Федеральном Бюро. – Я должен был с ним разобраться, – заключил агент. – Он сделал вид, словно он всемогущий Господь Бог, ничуть не меньше. И когда он начал на всех бросаться, это было уже слишком!

Сонни задумался, какое-то время были слышны только удары шаров на дорожках.

– Ну, вот что я скажу, – он прикрыл рукой микрофон, – можете не работать с моим партнером, но он чертовски хороший детектив и, откровенно говоря, я думаю, что он прав насчет места, куда нужно ехать завтра.

– Вы пойдете с ним?

– И вот еще, – жестко продолжил Сонни, – кто вы такой, чтобы бить моего напарника? Как бы вам понравилось, если бы я ударил одного из ваших людей?

– Ну ладно, ладно – уступил Уотерс, – но как поведете себя вы?

– Я намерен отправиться с ним, и остальные наши люди – тоже. Он слишком часто оказывался прав, чтобы сейчас его бросить. Так что вы со своими агентами можете идти, куда хотите.

Эдди Игэн провел беспокойную ночь. Он совершенно забыл о том, что собирался встретиться с Кэрол, настолько захватили его тревога и беспокойство. Конечно, драка – это безобразие. Может быть, он повел себя слишком резко, но этот осел Уотерс! Вернувшись домой он взялся было звонить Сонни, но потом решил не портить ночь и ему. Поговорят с утра. Но утром как бы ему не оказаться Одиноким Рейнджером, если все пойдут с федералами. Не даром Уотерс назвал его одиночкой.

В четверг 18 января будильник разбудил Эдди Игэна в половине седьмого. Он сварил кофе, принял душ, побрился и тепло оделся. В 7 часов 5 минут, надев шляпу и поддев под кожаный пиджак толстый шерстяной свитер, он сел в машину и двинулся в сторону Манхэттена. Всю ночь он боролся с желанием отправиться прямо с утра в дом Петси и немедленно надеть на того наручники. Но в конце концов отказался от этой идеи. Единственное, что он мог сделать, это отправиться в Бюро по борьбе с наркотиками, собрать всех людей, кого удастся, и поставить ситуацию вокруг дома по Ист Энд авеню под контроль.

Он проехал на запад по Миртл авеню, собираясь выехать на скоростную дорогу Бруклин-Куинс в районе Марси и Кент авеню. Несколько дней подряд он подбирал там агента Луиса Гонсалеса и подвозил его в город. Луис был симпатичным молодым парнем, ещё новичком в их работе, и у него не было своей машины. Вчера вечером перед самым уходом тот просил подобрать его в четверг утром. Хотя после случившегося могло быть по-всякому.

Но, повернул на хайвей, Игэн заметил, что худощавый пуэрториканец ждет его. Он был похож на грабителя: шапочка с козырьком, надвинутая на глаза, черный свитер под потертым армейским мундиром, мешковатые брюки, черные туфли. Игэн притормозил и агент прыгнул на сидение рядом с ним.

– Ну, сюрприз... – протянул детектив, и Гонсалес широко ему улыбнулся.

– Чему ты так радуешься? – строго спросил Игэн.

– Счастье ирландцу снова улыбнулось, – агент таинственно хихикнул.

– Что это значит?

– Это значит, что вы выиграли.

– Выиграл? Что выиграл?

– Вчера ночью в конце концов решили, что вы правы. Все направляются блокировать район Ист Энд авеню. 

Глава 16

 К утру четверга оставалось ровно шестнадцать часов до момента, когда операция, которую так мучительно разрабатывали Эдди Игэн и Сонни Гроссо, должна была уйти из Бюро по борьбе с наркотиками. Разработанная на этот день стратегия была простой, но выполнять её следовало очень тщательно. Нужно было точно установить тот момент, когда Петси покинет свой дом в Бруклине; но когда будет установлено, что он направился по скоростной дороге Гованус, наружное наблюдение следовало свести к минимуму. Вместо этого на важном перекрестке, где основной поток машин либо ныряет в тоннель Бруклин-Беттери, либо поворачивает направо и продолжает движение по скоростной дороге Бруклин-Куинс, следовало поставить на обочине полицейскую машину без опознавательных знаков с поднятым капотом.

Если бы Петси выбрал тоннель, что было маловероятно, то информация об этом была бы передана вперед и детективы стали бы поджидать его в конце Манхэттена, чтобы сопровождать уже от этого места. Если же Петси останется на скоростной дороге, то офицеру в "застрявшей" автомашине следовало пристроиться за ним и сообщить на базу, где тот свернет – на Бруклинском мосту, на Манхэттенском мосту или поедет дальше до Вильямсбурга.

Для максимальной надежности намечалось оставить одну машину возле закусочной Петси, а вторую возле дома его родителей на Седьмой улице в Бруклине. В Манхэттене радиофицированные машины должны были перекрывать выходы с каждого моста со стороны Бруклина. Одна машина должна была патрулировать район "Пайк-слип", специально наблюдая за автомастерской Энтони. Еще одна машина должна прикрывала отель "Рузвельт" на тот случай, если в последний момент Фрэнк Уотерс внесет какие-то изменения. Остальные наблюдатели закрыли участок между Восемьдесят первой улицей и Ист Энд авеню. Вновь ввели в действие пост наблюдения в мастерской столяра-краснодеревщика на третьем этаже здания по другую сторону Ист Энд авеню напротив дома 45, и в нем засели Сонни Гроссо, Винни Хоукс, сержант Джек Флеминг и Уотерс.

В приказах подчеркивалось: не нажимать. Петси следовало вести на свободном поводке. Если встреча состоится, то весьма вероятно, что она будет последней, и нельзя чрезмерным усердием спугнуть Петси или его сообщников до того, как удастся проследить обмен. Тогда и только тогда можно начинать действовать. На этот раз нужна полная уверенность. Сомнения могут привести к провалу.

В первом полицейском участке другие детективы, занимавшиеся наркотиками тоже уже расходились по местам. Встретились смены, работавшие с полуночи до восьми и заступавшие на дневное дежурство. Закончив все формальности, Игэн с Гонсалесом подъехали по Саут-стрит, чтобы под Бруклинским мостом ожидать первых сообщений о передвижениях Петси. От этого места им было удобно добраться до любого из трех мостов в нижней части города. Игэн хотел сам проследить за Петси, вне зависимости от того, какой маршрут тот выберет. Петси был его подопечным.

Примерно в восемь сорок пять тревожно захрипело радио: Петси вышел из дома, сел в голубой "олдсмобиль" и поехал по скоростной дороге Гованус, направляясь к северу. Игэн с Гонсалесом напряженно вслушивались. Петси миновал въезд в тоннель и поехал дальше к северу, в сторону Бруклинского моста.

– Вот так-то, дружище! – воскликнул Игэн, обращаясь к молодому агенту. Он запустил мотор и двинулся вверх по Пирл-стрит в сторону Чемберс, а потом на запад к официальной автостоянке вдоль здания муниципалитета напротив городской ратуши. Это был прекрасный наблюдательный пункт. Весь транспорт, движущийся с Бруклинского моста, должен был проезжать мимо, и более того, машины, направляющиеся на восток с тем, чтобы свернуть на Ист Ривер – драйв, должны были разворачиваться непосредственно перед автостоянкой.

Меньше чем через десять минут Игэн узнал маленький голубой "олдсмобиль", съезжающий со спуска и направляющийся мимо здания муниципалитета к Ист Ривер-драйв. Они с Гонсалесом двинулись следом, агент наклонился вперед, связываясь по радио. Игэн держал свою машину так, чтобы наблюдение было как можно менее заметным. Все, что сейчас было нужно – это установить место, где Петси свернет со скоростной дороги. Если бы он повернул на Сорок вторую улицу, то наиболее вероятной его целью станет отель "Рузвельт", тогда они поднимут по тревоге большую часть людей, размещенных вокруг Ист Энд авеню, чтобы те переместились в центр города. Единственной альтернативой, которую они не могли предусмотреть, была возможность встречи совершенно в другом месте, поэтому Игэн с Гонсалезом старались не терять Петси из виду.

Объект двигался спокойно, видимо не подозревая, что за ним следят. Хотя небо затянули облака и день был сырой и холодный, но утренний туман рассеялся и движение оказалось достаточно скромным, чтобы без особого труда наблюдать за голубым автомобилем. Подъезжая к Сорок второй улице Гонсалес приказал по радио всем машинам приготовиться, но Петси не свернул, а поехал дальше.

– Все в порядке, он проехал мимо, – сообщил агент. – Следующий съезд у Шестьдесят первой улицы.

Он повесил микрофон на крючок и в этот момент приемник пронзительно проверещал:

– Вы сказали, что он поворачивает на Шестьдесят первую улицу, да?

Гонсалес раздраженно посмотрел на Игэна и снова потянулся за микрофоном.

– Разве я говорю с акцентом? – грустно спросил он.

Игэн расхохотался.

– Нет... Это все чертов передатчик. Вчера вечером его весь раскрутили, я совсем забыл.

– Повторяю, – отчеканил агент в микрофон, – объект не повернул, повторяю, не повернул, просто съезд на Шестьдесят первую улицу – это следующий съезд, который рекомендуется держать под наблюдением. Понятно?

Ответом ему был гул голосов; наконец один прорвался поверх других:

– У вас очень слабый сигнал. Если он доберется туда, прежде чем мы его увидим, могут возникнуть неприятности...

Гонсалес беспощадно выдохнул:

– Десять-четыре.

Игэн покачал головой.

– Черт возьми!

Его глаза внимательно следили за маленьким "олдсмобилем", двигавшемся примерно четвертью мили впереди.

– Он принимает влево. Похоже, собирается свернуть на шестьдесят первую. Да, он поворачивает! Сообщай всем!

– Шестьдесят первая, шестьдесят первая! – закричал агент, прижимая микрофон ко рту. – Объект съезжает со скоростной дороги на шестьдесят первую! Поняли?

– Шестьдесят первая. Десять-четыре.

Гонсалес и Игэн улыбнулись друг другу. Но они все ещё не могли себе позволить потерять Петси. Еще не было абсолютной уверенности, что Восемьдесят первая улица и Ист Энд авеню – точное место встречи, она могла состояться в любой точке этого района. Но Игэн хотел проследить за ним до конца.

Он подвел "конвейр" к съезду на Шестьдесят первую улицу и в этот момент приемник объявил:

– Объект сворачивает в верхнюю часть города к Йорк...

– Наконец-то эта штука заработала нормально, – с радостью прокомментировал Гонсалес.

– Да, это уже что-то... Ну, Луи, похоже, наша версия оказалась верной.

В девять тридцать четыре детектива, расположившиеся в мастерской краснодеревщика на Ист Энд авеню, были поражены, увидев, как перед домом 45 на другой стороне улицы материализовались двое из трех исчезнувших лягушатников – Франсуа Барбье и Жан Морен.

Ни Сонни, ни Уотерс, Хоукс или Флеминг не видели, как появились французы; у них не было ни малейшего представления о том, откуда они появились и вместе или врозь. Детективы внимательно следили за передвижениями Петси Фуке по Манхэттену города и умоляли рацию Эдди Игэна продержаться до конца. То один, то другой подходили к окну, чтобы взглянуть на улицу внизу, и только получив сигнал, подтверждающий, что Петси движется на север по Йорк авеню и находится уже в непосредственной близости, переключили все свое внимание на здание на другой стороне улицы. Неожиданно к их смущению оказалось, что лягушатники номер два и номер три уже там.

– Эти птички появляются исчезают, как фокусники, – удивился Уотерс, а Сонни бросился к рации, чтобы поднять по тревоге всех находящихся поблизости.

Повсюду на Ист Энд авеню и всех прилегающих улицах от Семьдесят девятой до Восемьдесят шестой, и к западу вплоть до Второй авеню находились наблюдатели. Четверо в мастерской краснодеревщика не знали наверняка, где находились эти агенты, и что весьма существенно, как они выглядели. Слишком много людей было поставлено на ноги и размещено в непосредственной близости от дома 45, и все они были замаскированы самым различным образом: это были подручные на стройке, клерки в офисах и магазинах, землекопы компании "Кон Эдисон", папаши, прогуливающиеся с детскими колясками, торговцы, ходившие от дома к дому. Некоторые находились в автомашинах, расположенных в ключевых точках, где они могли быстро связаться по радио с "прохожими". Пара агентов даже водила специальные такси неподалеку.

Со своей стороны Сонни, облаченный в толстый шерстяной пиджак, широкие брюки и грубые башмаки, заранее договорился с владельцем лавки прохладительных напитков, что, если понадобится, сможет позаимствовать его велосипед с тележкой. Уотерс в своем деловом костюме мог сойти за кого угодно.

Их работа, как они постоянно себе напоминали, заключалась в том, чтобы наблюдать. Они не должны были вмешиваться, пока не возникли бы основания для ареста – вроде обмена подозрительными предметами.

Барбье и Морен простояли около дома 45 около пятнадцати минут, разговаривая и время от времени поглядывая вдоль улицы. Сонни следил за ними в полевой бинокль. Оба были в черных пальто, темных костюмах, белых рубашках и неярких галстуках; на Морене была серая шляпа, у Барбье шляпы не было, его густые темные волосы трепало ветром. Было совершено ясно, что они ждут кого-то – кого же кроме Петси?

От Игэна больше ничего не было слышно; последним поступило сообщение, что Петси движется к северу по Йорк авеню. Потом радио прохрипело:

– Объект движется по Ист Энд авеню от семьдесят девятой улицы, причем движется медленно.

Все сгрудились у окна и теперь увидели машину Петси. Приблизившись к Восемьдесят первой улице, он немного поколебался, а потом сделал широкий левый поворот. На другой стороне улицы Барбье схватил Морена за руку и оба посмотрели на противоположный угол; Барбье махнул рукой, но "олдсмобиль" исчез из поля зрения.

– Объект направился на запад по Восемьдесят первой улице, – сообщил кто-то по радио.

– А кто там за ним наблюдает? – спросил другой голос. Ответом стали искаженные шумы в динамике. Уотерс схватил микрофон:

– Кто-нибудь скажет, что он следует за ним?

Через несколько секунд отозвался голос:

– Я вижу, как он выполняет правый поворот на Йорк авеню. Есть там кто-то?

– О, черт возьми! – прорычал Сонни.

– Посмотрите-ка! – вдруг отозвался от окна Винни Хоукс.

Оба француза направились к углу, за которым скрылся автомобиль Петси. На полпути остановились, перекинулись парой слов, Морен повернулся и торопливо зашагал в сторону дома 45, где нырнул в гараж. Барбье продолжал идти по противоположной стороне. Он дошел до угла и взглянул вдоль Восемьдесят первой улицы. Потом медленно пошел в другую сторону, направляясь к Восемьдесят второй улице и держась так близко к зданиям, что за ним невозможно было наблюдать из окон.

– Наверно кому-то было бы лучше спуститься вниз, прежде чем они рассеются как дым, – предложил Джек Флеминг.

Сонни и Уотерс помчались вниз по лестнице. Барбье остановился перед соседним жилым домом, прислонился к стене и посмотрел на дом 45. Уотерс направился к Восемьдесят первой улице, Сонни нырнул в соседнюю лавчонку, через минуту появился со свертком в коричневой бумаге и положил его в корзинку трехколесного велосипеда. Затем, делая вид, что не замечает человека в черном, стоящего в полусотне метров, Сонни оседлал велосипед и покатил по Ист Энд авеню. Добрался он только до Восемьдесят третьей улицы, а там скрылся за стоявшим грузовиком и снова начал внимательно наблюдать за улицей.

В это время Уотерс добрался до Восемьдесят первой улицы, но не увидел никого или ничего, что можно было бы связать с французами. Тогда он осторожно заглянул за угол и удостоверился, что лягушатник номер два по-прежнему стоит у соседнего жилого дома. Уотерс подождал на самом углу. Через несколько минут лягушатник номер три вышел из гаража на другой стороне улицы. Теперь он держал в руках голубой чемодан точно такого же типа, как тот, что Жан Жеан принес на встречу с Петси неделю назад. Уотерса заинтересовало, появится ли сегодня лягушатник номер один.

Морен пересек улицу и присоединился к Барбье. Они немного поговорили, а потом зашагали в сторону Восемьдесят второй улицы. Уотерс последовал за ними. В дальнем конце улицы он заметил Сонни, возвращающегося на своем велосипеде. Французы повернули на Восемьдесят вторую. Когда Уотерс добрался до угла, Сонни свернул следом и нажимал на педали, толкая неуклюжий велосипед в гору.

В середине квартала между Ист Энд и Йорк авеню во втором ряду стоял небольшой голубой автомобиль. Когда Барбье и Морен с ним поравнялись, водитель наклонился и открыл дверцу с правой стороны, а когда он снова выпрямился, Уотерс узнал Петси. Когда французы садились в машину, Сонни как раз проезжал мимо на велосипеде. Морен по-прежнему держал в руках синий чемодан. "Олдсмобиль" миновал Уотерса и направился вниз к Ист Энд авеню. В машине было только трое. Где же Жеан? Уотерс и Сонни видели, как голубой автомобиль повернул на Ист Энд авеню и направился в верхнюю часть города.

Сзади на углу Восемьдесят второй и Йорк авеню в "конвейре" сидели Эдди Игэн и Луис Гонсалес; они все видели. Потом голос в динамике прокричал, что "олдсмобиль" снова свернул налево на Восемьдесят третью и движется на запад. Игэн передвинулся к соседнему перекрестку и увидел справа голубой автомобиль. Подчиняясь какому-то неожиданному порыву, Игэн свернул налево в Восемьдесят третью улицу и двинулся на запад. Они уже почти доехали до Первой авеню, когда Гонсалес, наблюдавший в зеркало заднего вида, сказал, что "олдсмобиль" пересек Йорк авеню и движется по Восемьдесят третьей.

Игэн повернул в верхнюю часть города по Первой авеню и сбросил газ. Светофор на углу Восемьдесят четвертой улицы переключился на зеленый и он остановился на углу Восемьдесят пятой. "Олдсмобиль" с Петси и двумя французами ещё не появился в зеркале заднего вида.

Радиоприемник что-то смущенно забормотал.

– Где они теперь?

– Кто-нибудь следит за ними?

– Неужели никто их не видит?

– Луи, попробуй ещё раз, – буркнул Игэн. – Скажи, где мы находимся.

Агент прокричал что-то в микрофон, а потом начал напряженно прислушиваться. Из ответов он понял, что их не услышали. Гонсалес нахмурился и посмотрел на Игэна. Детектив покачал головой и сурово покосился на неработающую рацию.

– Черт бы её побрал!

Внезапно Гонсалес соскользнул с сидения и скорчился на полу.

– Только не оглядывайся!

– Что случилось? – Игэн замер, глядя прямо перед собой.

– Это они! Буквально рядом с тобой! Ждут переключения светофора. Послушай, это все твое ирландское счастье! Теперь в машине все – и главный лягушатник тоже!

– Жеан? – Игэну понадобилось напрячь силы, чтобы не обернуться.

– Должно быть, его подобрали где-то между Йорк и Первой авеню.

– Они тронулись.

Светофор переключился и "олдсмобиль" двинулся в верхнюю часть города. Игэн схватил микрофон.

– Это Игэн. Кто-нибудь наблюдает за ними? – В его голосе звучало отчаяние. – Они движутся на север по Первой авеню. Кто-нибудь следит за ними? – Он нажал на переключатель и в динамике послышались голоса – все спрашивали друг друга, видит ли кто-либо "олдсмобиль".

– Кто-нибудь слышит меня? – умоляюще прокричал Игэн.

Голубой автомобиль перед ними свернул на 86-ю стрит.

– Ну, Луи, похоже, нам придется действовать на свой страх и риск. – Он нажал газ и "конвейр" рванулся вперед. Повернув на углу Восемьдесят шестой улицы, они увидели, что "олдсмобиль" ещё раз поворачивает направо и направляется вниз по Йорк авеню.

– Давай попытаемся, – сказал детектив Гонсалесу. – Продолжай передавать, возможно, кто-нибудь услышит.

Пока агент продолжал говорить по радио, Игэн разрывался между наблюдением за голубым автомобилем и попытками заглянуть в боковые улицы, чтобы увидеть кого-нибудь, кто мог бы помочь им. Невероятно, но при таком множестве людей, контролировавших сравнительно небольшое пространство, преступникам удалось отделаться от слежки и может быть спокойно скрыться, если бы не ирландское счастье Игэна. Радиоканалы были заполнены взволнованными и смущенными голосами.

"Олдсмобиль" остановился на северном углу Восемьдесят второй. Из него вышел только лягушатник два – Барбье. Автомобиль отъехал, а Барбье пересек Йорк авеню и пошел на восток к реке. Гонсалес буквально кричал в микрофон, но по-прежнему не было никаких признаков, что кто-то их слышит.

Несколько минут спустя "олдсмобиль" снова прижался к бровке. Немного погодя на тротуар вышел лягушатник-три. Синего чемодана с Мореном больше не было. Он подождал на углу, пока Петси стоял на красный свет, а когда машина двинулась дальше, Морен зашагал на запад.

– Как нам сейчас бы пригодился ещё один парень, – с горечью буркнул Игэн. – Если никого из наших нет поблизости, мы можем больше никогда не увидеть эту птичку! Черт бы его побрал! – Он с досадой ударил по рулю.

Гонсалес снова повторил свое сообщение. Но из переговоров, доносившейся из динамика, ясно было, что их никто не слышит и никто кроме них не видит Морена.

– А вот снова появился лягушатник-два! – ворвался в машину возбужденный голос Сонни. – Он один, пересекает Ист Энд и движется в сторону Сорок пятой... Подходит к какому-то парню, который там ждал. Где же Петси и другой лягушатник? Кто-нибудь смотрит за ними?

Игэн выхватил микрофон.

– Туча? Это Телескоп! Я за ними слежу! Ты меня слышишь? Я смотрю за парнем из Бруклина, с ним вместе лягушатник-один! Туча, ты меня слышишь?

– Лягушатник-два и парень садятся в машину, которую вывели из гаража! – воскликнул Сонни, явно не слыша умоляющего голоса напарника. – Это черный "бьюик"-седан, я сказал бы, шестьдесят... Эй! у него иностранные номера! Восемнадцать-эль-ю-семьдесят пять, повторяю, один-восемь-эль-ю-семь-пять... – Неожиданно передача стала совсем неразборчивой, многочисленные голоса забивали друг друга.

Игэну и Гонсалесу оставалось только продолжать следить за Петси и Жеаном. Во всяком случае, подумал про себя Игэн, именно они сегодня ключевые фигуры. И самое важное – синий чемодан по-прежнему в машине... К этому времени голубой "олдсмобиль" миновал Семидесятую улицу. Перед пересечением с Шестьдесят третьей улицей Петси свернул к бровке и остановился. Пока они сидели в машине и ещё несколько минут разговаривали, Гонсалес отчаянно пытался добиться хоть какого-то отклика на свои призывы. Потом дверца "олдсмобиля" распахнулась и появился лягушатник-один. В руках у него была черная сумка, вроде кожаной сумки для инструментов, с которой накануне видели Петси. Жеан захлопнул дверцу, поклонился Петси, коснувшись кончиками пальцев шляпы, величественно выпрямился и исчез за углом.

– О, Боже! – взвыл Игэн в двух кварталах позади него. – Вот уходит главный и с ним, готов поклясться, все деньги в этой черной сумке! Иисус, Мария, Иосиф! – Он стукнул кулаком по рации.

– А теперь уезжает и Петси, – добавил Гонсалес. – Поворачивает на Шестьдесят третью улицу и направляется в нижнюю часть города. Что же нам делать? Жеан уходит с добычей, но возможно, у Петси все ещё остается чемодан с грузом наркотиков!

Игэн покачал головой.

– У нас нет выбора. Нужно следовать за Петси. – Он прибавил газу и поехал вниз по Йорк авеню в сторону Шестьдесят третьей улицы. – Мне чертовски не хочется упускать француза, но наркотики остались у Петси. Мы прихватим хотя бы его.

– Телескоп! Если ты меня слышишь, немедленно возвращайся на Ист Энд! – прозвучал пронзительный голос Сонни.

Игэн беспомощно заорал в бесполезный микрофон:

– Сонни, я не могу! Мы с Луи преследуем Петси! Синий чемодан все ещё у него в машине!

– Телескоп, если ты меня слышишь, приезжай сюда! Мы захватили двух французов!

– Не может быть! – прорычал детектив. – Они не могли их захватить! Они повязали не тех парней! Черт подери!

– Похоже, у них там возникли проблемы, – задумчиво сказал Гонсалес.

– Плевать я хотел на них! – рявкнул Игэн. – Что мы должны делать, отпустить Петси? Только из-за того, что они запаниковали?

– Но, может быть, им нужна помощь? – продолжал настаивать агент.

Игэн посмотрел на него, крушение всех надежд исказило его лицо. Тяжело вздохнув, он буркнул: "Ладно" и круто развернул "конвейр" обратно.

"Олдсмобиль" Петси, набирая скорость, мчался в другую сторону.

Детективы, наблюдавшие из мастерской краснодеревщика за домом 45, были вне себя, сначала не веря происходящему, затем в ярости от пережитого унижения, и наконец, как предположил находившийся вдали от них Игэн, в полной панике от понимания, что все пропало. Когда машина Петси с двумя французами направилась к северу по Ист-энд, Сонни С Уокером вернулись на командный пункт, где Хоукс и Флеминг сообщили, что "олдсмобиль" заметили на Восемьдесят третьей улице, движущимся на запад. И после этого – ничего. На каждом перекрестке, а то и между ними, на всем пути до Второй авеню находились детективы на велосипедах и пешком, и тем не менее объекты наблюдения каким-то совершенно необъяснимым способом сумели проскользнуть незамеченными!

Но реально они понимали, что ничего таинственного нет. Подобные исчезновения случались и в других случаях казалось бы абсолютно надежно организованной слежки. Эффективность её зависит от бдительности сотрудников и точной передачи информации о передвижениях объекта.

Но в это время может произойти любое непредвиденное событие: команда наблюдателей, расположенная вдоль трассы, может отвлечься не больше чем на несколько секунд, но этого вполне достаточно, чтобы машина, которую они прежде никогда не видели, проскользнула мимо. Или просто по невезению пеший детектив менял позицию или переговаривался с движущейся машиной именно в тот момент, когда Петси и французы проскользнули мимо. Во всяком случае, когда цепочка оказывалась разорванной в одном месте, то трудности начинали стремительно нарастать и детективы, расположенные дальше во всех направлениях вдоль возможных линий движения, также могли пропустить машину. Когда общая схема нарушалась, они не знали, в какую сторону смотреть, и в такой ситуации частенько не замечали даже очевидных вещей.

С каждой минутой ситуация становилась все более унизительной: ведь у них в сетях было трое из четверых главных подозреваемых, существовала вероятность захвата четвертого – и неожиданно вся шайка исчезла. А потом уже после десяти забормотало радио:

– Возвращается лягушатник-два! Идет один вдоль Восемьдесят второй улицы в сторону Ист Энд...

Все снова сгрудились возле окна. Несколько минут спустя они заметили прогуливающегося в ожидании перед входом в дом 45 довольно симпатичного мужчину в черном кожаном пальто; но, если не считать замечания Флеминга, что парень имеет явно "иностранный" вид, особого внимания его присутствие не вызвало. Но тут на углу Восемьдесят второй улицы появился Барбье и направился прямо через авеню к иностранцу.

– Еще один! – воскликнул Уотерс, наводя на них бинокль. – Кто это такой, черт возьми? До этого я его никогда не видел. Примерно пять футов, десять дюймов, лет сорок. – Уотерс начал передавать по радио описание нового персонажа на базу и патрулирующим пешим детективам. – Крепкого сложения, красивая голова, темные волосы.

Потом Барбье достал из кармана пальто клочок бумаги и передал его собеседнику. Уотерс сказал, что это похоже на билетный корешок или гаражную квитанцию. Новый персонаж шагнул к воротам гаража. Немного погодя появился негр – механик, взял билет или бланк и опустил шлагбаум.

– Мне это не нравится, – заметил Уотерс. – Они собираются выводить машину. Барбье намерен уехать. Мы не можем позволить ему снова исчезнуть!

– Давай посмотрим, – выдохнул у него за плечом Сонни. Из темноты гаража показались неясные очертания большого неуклюжего автомобиля. Они продолжали смотреть, Сонни схватил микрофон и начал описывать происходящее.

Барбье и незнакомец забрались в седан, причем последний сел за руль.

– Фрэнк! – закричал Сонни. – Это иностранный "бьюик"! Вспомни историю с канадским!

– Боже мой, давайте быстрее на улицу! – заорал Уотерс. – Там может быть груз!

Они вдвоем бросились вниз по лестнице, но когда выскочили на тротуар, "бьюик" уже развернулся и направился в верхнюю часть города. Белый "олдсмобиль" Уотерса стоял на углу Восемьдесят первой улицы, повернутый в сторону нижней части города. Они влетели в него и прежде чем дверцы захлопнулись, агент запустил мотор, и тут же круто развернул машину. В этот момент "бьюик" уже миновал Восемьдесят третью улицу и набирал скорость.

– Нам их не достать... – Замечание Сонни прозвучало полуутвердительно, полувопросительно.

– Посмотрим, что получится, – неопределенно хмыкнул Уотерс.

– Они уходят, – нервничал Сонни. – Они проехали на красный свет.

– Барбье оглядывается. Смотри, он говорит второму, чтобы тот прибавил ходу.

"Бьюик" опять попал на красный, но вместо того, чтобы затормозить, большой седан проскочил перекресток и помчался дальше по Ист Энд.

– Смотри! – закричал Уотерс.

– Они пытаются скрыться! Должно быть, в машине что-то есть!

– Барбье по-прежнему следит за нами.

Уотерс нажал на газ.

– Сможем мы их догнать?

– Не знаю.

– Если мы будем так ползти, они уйдут...

– Мне бы не хотелось... О, черт, пора действовать!

Резко прибавив ходу, "олдсмобиль" с ревом пролетел красные огни светофоров на Восемьдесят четвертой и Восемьдесят пятой улицах и быстро догнал "бьюик". Они миновали Восемьдесят шестую и Восемьдесят седьмую улицы, Барбье казался все более взволнованным по мере того, как белый автомобиль сокращал разрыв. Когда они пересекали Восемьдесят восьмую улицу, заднее левое крыло "бьюика" мелькнуло перед самым носом "олдсмобиля". Теперь Уотерс изо всех сил жал на сигнал, требуя, чтобы остальные машины сторонились. Сонни высунулся из окна и взмахом руки потребовал остановиться. "Бьюик" резко сбросил скорость и Уотерс, взвизгнув тормозами, остановился рядом.

Сонни уже схватил микрофон.

– Телескоп! Если ты меня слышишь, немедленно возвращайся на Ист-энд! Мы захватили двух французов!

Только выскочив из машины и блокировав "бьюик" с обеих сторон с пистолетами наготове, они поняли, что события развертываются перед самой резиденцией мэра. Водитель казался испуганным и что-то бормотал по-французски. Его спутник Барбье мрачно смотрел на детективов.

– Все в порядке, спокойно, – сказал Сонни. – Предъявите ваши документы. Документы!

Детектив достал собственный бумажник и раскрыл его. Водитель сунул руку во внутренний карман пиджака – Сонни направил на него дуло пистолета 38 калибра – медленно достал бумажник и протянул его.

– Нет, раскройте и положите вон туда, – Сонни показал на полочку у приборной доски. Уотерс жестом приказал Барбье сделать тоже самое. Возле них начали собираться машины и появилось несколько полицейских.

– Жак Анжельвен, – с трудом прочитал Сонни в одной из бумаг, которые водитель нервно достал из бумажника, все они были написаны по-французски. – Похоже, этот тип работает во Франции на телевидении. Он даже собрал газетные вырезки о себе.

– А из этих бумаг следует, что наш друг Барбье, – заметил Уотерс, – вовсе и не Барбье. В паспорте сказано, что его зовут Скалия, Франсуа Скалия.

Скалия удивленно посмотрел на агента.

– Вы меня знаете?

– И он ещё спрашивает! – воскликнул Уотерс.

– Я плохо говорю по-английски, – хрипло буркнул француз. – Но, пардон, откуда вы меня знаете?

– Мы много про тебя знаем, приятель, – сказал Сонни, наклоняясь к противоположному окну. – И ты знаешь, почему.

Скалия торопливо заговорил п-французски, обращаясь к Анжельвену. Затем повернулся к Сонни:

– Мы из Франции. Почему вы нас остановили? Мы арестованы?

Сонни покосился на Уотерса, который торопливо осматривал внутренность автомобиля. У них не было ордера на обыск автомобиля, они не имели права обыскивать подозреваемых; если сделать это без ордера, это может обесценить улики и сделать их непригодными для суда. Уотерс с мрачным лицом покачал головой.

– Вы проехали на красный свет двух светофоров, – сказал Сонни. – Мы должны задержать вас и допросить.

– Мы бы хотели получить переводчика, – потребовал Скалья.

– Да, конечно...

Вот такую невеселую сцену увидели Эдди Игэн и Луис Гонсалес, подъехав к толпе федеральных агентов и полицейских, сбежавшихся со всех сторон. Игэн выскочил из машины в толпу, окружавшую "бьюик", и пробился к Сонни.

– Что случилось? – закричал он. – У вас все в порядке?

– Эдди! – Сонни взял его под руку, отвел от "бьюика" и рассказал, что произошло.

– Так, и что же вам удалось выяснить? – с беспокойством спросил Игэн.

Физиономия Сонни помрачнела.

– Ничего.

– Ничего? Ты оторвал меня от Петси ради ничего?

– Что ты хочешь сказать? Ты следил за Петси?

Уотерс присоединился к ним.

– И не только за Петси, но и за всеми остальными, – заявил Игэн. – Я едва не схватил лягушатника-один.

– Это чепуха, – насмешливо фыркнул Уотерс. – С Петси было только двое французов.

– Когда вы их потеряли, они подобрали Жеана. И все четверо собрались вместе. Я пытался сообщить тебе об этом, но передатчик отказал.

– Но где же вы были? – Сонни широко раскрыл глаза.

Игэн кратко описал, как преследовал машину Петси и какое отчаяние его охватило, когда он наблюдал, как преступники один за другим безнаказанно уходят.

– Я видел, как упорхнула эта птичка, – сказал он, кивком указывая на Скалию, – а потом ушел Морен и наконец Жеан, и меня это просто убивало, но по крайней мере оставался Петси с чемоданом лягушатника в машине. И тут ты поднял крик, словно тебя насилуют, и мне пришлось упустить Петси. Я заслужил премию дурака года! – Он раздраженно сплюнул в водосточную канаву.

– Но как мы могли знать?.. – жалобно сказал Сонни.

– Не знаю. Я не знаю, как такое множество федеральных агентов и полицейских умудрилось их упустить. Ладно, – Игэн посмотрел на часы, было 10 часов двадцать минут, – что толку стоять здесь и ругаться... Я намерен найти Петси.

– Где? – спросил Уотерс.

– Не знаю, но я найду его и арестую. Теперь может быть поздно, но я намерен использовать ордера на арест ещё до конца дня, это я вам гарантирую.

– А нам что делать? – взмолился Сонни.

Игэн посмотрел на толпу, окружавшую "бьюик", и повернулся к агенту Уотерсу.

– Попробуйте им объяснить, что это нормально, когда семнадцать полицейских останавливают машину за проезд на красный свет.

Когда Игэн и Гонсалес забрались в "конвейр", Гроссо и Уотерс затолкали французов в машину Уотерса, поставили охрану возле "бьюика", а Анжельвена и Скалию отвезли обратно к дому 45. К этому времени лейтенант Хоукс организовал в гараже временную штаб-квартиру.

– Вам нужен переводчик? – спросил сержант Флеминг.

И Анжельвен, и Скалия утвердительно кивнули.

Флеминг, Гроссо и агент Уотерс отошли в сторону и устроили небольшую конференцию с Хоуксом. Лейтенант строго покачал головой.

– Не знаю, как быть. Мы задержали двух французских граждан и у нас на них ничего нет. Могут быть неприятности.

– Мы ещё не трясли машину, – заметил агент Уотерс.

– Если мы сделаем это без ордера на обыск, то ещё глубже сядем в лужу, – проворчал Хоукс. – Но давайте попытаемся задержать их как можно дольше.

Уотерс кивнул.

– Я позвоню в наш офис и попрошу прислать переводчика.

– Скажи ему, чтобы не спешил, – предупредил Хоукс.

– Конечно, – кивнул Уотерс, поднимая трубку.

Он связался с федеральным Бюро и разыскал агента Мартина Ф. Пера, переводчика с французского.

– А теперь послушай, как сюда добираться. – Уотерс описал дорогу, по которой следовало двигаться переводчику и которая проходила через нижнюю часть Манхэттена, через Бруклин до Ямайки, потом обратно через Куинс мимо аэропорта Лагуардия и потом снова через нижнюю часть города. – Если заблудишься, то позвони нам, и мы объясним тебе новую дорогу, – посоветовал в конце разговора Уотерс. Стоявший рядом Сонни только мрачно усмехался.

– Замечательно, – сплюнул Уотерс, вешая трубку. Потом устало вздохнул. – Я как чувствовал, что не стоит брать этих парней.

– Что ты хочешь сказать? – рявкнул Сонни. – Ты же сам кричал, что бы мы их взяли!

– Ни черта я не говорил, – возразил Уотерс. – Это вы хотели их взять.

– Ладно, хватит! Давайте попытаемся как-нибудь выпутаться, – сердито вмешался Хоукс.

В это время Луис Гонсалес и Игэн ехали в нижнюю часть города по Ист Ривер драйв. Игэн был зол, но ещё сохранял надежду. Прежде чем сдаться, они хотели перебрать все мыслимые варианты. Теперь у Петси оказалось пятнадцать или двадцать минут форы, этого времени было вполне достаточно, чтобы избавиться от груза. Единственной надеждой оставалось, что Петси, обнаружив отсутствие преследования, не станет торопиться избавляться от товара. Но надежда была весьма слабой, особенно если учесть предполагаемый размер сделки.

Игэн решил, что начнут они с гостиницы "Пайк Слип". Именно туда должен пойти человек, когда ему покажется, что дела идут отлично и можно немного расслабиться. А кроме того, это было сравнительно недалеко от всех трех мостов в Бруклин. Если Петси не окажется у Блера или где-либо поблизости, придется отправляться в Бруклин и там проверить все подряд, воспользовавшись ордерами на обыск и арест.

Примерно в десять сорок пять утра они свернули с Ист Ривер драйв на Гранд-стрит и, маневрируя по узким боковым улочкам, вывели "конвейр" на Саут-стрит и двинулись к гостинице. Днем это была совершенно другая улица: пирсы забиты грузовиками и большими трейлерами, прижавшимися вплотную к платформам; их массивные кузова почти вдвое сузили широкую улицу. Ночью это было жуткое и мрачное место, молчаливые пирсы, скрывавшиеся под широким виадуком, отбрасывали глубокие тени. Этот участок реки выглядел таким же зловещим, как какой-нибудь фантастический варварский берег. Днем же над оживленной суетой господствовал запах рыбы.

Игэн притормозил; гостиница была сразу за углом и он осторожно повернул.

Гонсалес рот раскрыл от изумления.

– Вы сделаете меня верующим человеком!

Перед гостиницей стоял Петси и болтал с барменшей Инес. Рядом стоял голубой "олдсмобиль".

Игэн не смог сдержать усмешку, проезжая мимо.

– Сукин сын! – злорадством буркнул он. – Вот сукин сын!

Через два квартала он остановил машину и бросил Гонсалесу:

– Не оглядывайся, я вижу его в зеркале.

– Думаешь, товар все ещё у него?

– Он мог его спрятать где угодно. Если сейчас его взять и ничего не найти, останется только смириться с поражением. Все, что мы можем сделать, – следить за ним в надежде, что он сам нас наведет. В этом деле мы постоянно как на качелях: то вверх, то вниз, то вверх, то вниз, – с некоторым удивлением заметил Игэн.

Не прошло и минуты, как Петси забрался в машину, помахал рукой девице, оставшейся на крыльце, и направился по Пайк-стрит в сторону Восточного Бродвея. Еще пара минут, и мы снова его потеряли бы, – подумал Игэн.

Они последовали за Петси на Манхэттенский мост, потом дальше в Бруклин. Гонсалес продолжал передавать сообщения по радио в напрасной надежде, что электронные боги смилуются и оно вдруг заработает. Впопыхах они опять забыли сменить рацию, а теперь уже не было времени.

Петси ехал домой. Игэн поворачивал за угол на Двенадцатую авеню в тот момент, когда Петси свернул на Шестьдесят седьмую улицу. Детектив снова попытался воспользоваться рацией.

– Говорит Телескоп. Если кто-то слышит меня, я сижу на хвосте у Петси, который едет домой. Кто-нибудь меня слышит?

Ответа не было.

– Худо дело, Луи. Слушай, вот гараж на Шестьдесят восьмой улице. Почему бы тебе не заскочить туда и не позвонить на базу – рассказать, где мы? А я посмотрю, как будут развиваться события?

– Хорошо. – Гонсалес выскользнул из машины и побежал к перекрестку.

Через какой-то миг Игэн понял, что Петси не вышел из машины. Та стояла на подъездной дорожке, перегораживая тротуар. И тут Игэн увидел Барбару Фуке в новой шубе, спустившуюся по ступенькам. Детектив глянул вдоль Двенадцатой авеню, пытаясь обнаружить Гонсалеса, но тот уже завернул за угол на Шестьдесят восьмую улицу. Петси сдал назад двинулся на восток по Шестьдесят седьмой улице. Выбора у Игэна не оставалось: он продолжил преследование в одиночку.

Петси вновь выехал на скоростную дорогу и направился к северу. Игэн держался почти вплотную, стараясь не упустить его. Голубой компакт, не покидая Бруклина, двигался в сторону Третьей авеню и Шестнадцатой улицы. Он ехал к родителям!

Петси нашел место в нескольких метрах от входа в дом. Игэн увидел его и Барбару выходящими из машины. У Петси в руках не было синего чемодана, который два часа назад положил в машину лягушатник-три. Либо он его где-то припрятал за те двадцать минут, что оставался без наблюдения, либо чемодан все ещё был в машине. Игэн остановился на противоположной стороне у пожарного гидранта.

Прошло пятнадцать минут, потом двадцать, детектив раздраженно ерзал на сиденьи. Нетерпение подталкивало его вскрыть машину Петси. Он мог забрать героин, если тот ещё оставался там, и ворваться в дом, затеяв схватку один на один. Но правила игры требовали, чтобы задержание и арест осуществлялись не менее чем двумя детективами, чтобы всегда был свидетель. В то же время беспокойство подталкивало его к телефону – он видел стеклянную будку телефона-автомата возле гаража на углу Четвертой авеню. Но благоразумие подсказало не спускать глаз с машины и дома, пока Петси чего-нибудь не предпримет.

И он увидел Петси, выходящего из дома, но не с крыльца, а из подвала. Теперь на нем была рубашка с короткими рукавами. Он подошел к машине и, прежде чем отпереть её, глянул в обе стороны вдоль улицы. Затем, согнувшись, заглянул за сиденье, и когда выпрямился, в руках у него оказался синий чемодан. Петси запер левую дверцу, вновь огляделся вокруг и скрылся в подвале.

Побагровев от возбуждения, Игэн выскочил из машины и бросился к телефонной будке. Продолжая наблюдать за домом, он торопливо набрал номер.

– Это Игэн. Что у вас происходит?

– Все мечутся как сумасшедшие, пытаясь хоть что-то спасти, – ответил телефонист.

– А французы?

– Чисты. Ничего нет.

– А где все? Все ещё на Ист Энд?

– Да. Устроили временную штаб-квартиру в гараже. А где вы? Звонил Луис Гонсалес, а потом звонил снова и сказал...

– Петси уезжал и я не мог ждать. Я возле дома старика Фуке на Седьмой улице в Бруклине. Нужна помощь. Срочно пришлите сюда несколько парней! И я хочу поговорить с Винни Хоуксом, дайте номер!

Из дома Фуке никто не выходил. Игэн набрал номер гаража на Ист Энд авеню и коротко доложился лейтенанту Хоуксу, умоляя начальника срочно отправить ему подкрепление. И чтобы прихватили новую рацию. Потом спросил:

– Как дела у Сонни и Уотерса?

– Боюсь, придется посадить их в клетки, – сухо бросил Хоукс. – Они передрались, как пара котов, выясняя, кто виноват в задержании французов.

– Скажите им, чтобы не выцарапали глаза. Я ещё могу спасти их шкуры.

– Позаботься о своей собственной.

Игэн вернулся к машине. На часах была четверть первого. Бледные лучи солнца пытались пробиться сквозь грязно-серые тучи. На Седьмой улице все было тихо; во всем квартале всего несколько прохожих. Игэн сидел на правом переднем сидении, опершись подбородком на локоть, и наблюдал за домом и маленьким голубым "олдсмобилем", стоявшим у бровки. Пальцы его играли с застежкой кобуры, висевшей на бедре.

За следующих двадцать пять минут по кварталу проехало немало машин, но в только в двенадцать сорок Игэн заметил знакомую. В ней сидели детектив Дик Олетта и агент Арти Флюр. Игэн усмехнулся, перегнулся через сидение и, прижавшись носом к стеклу, скорчил им рожу. Олетта заметил его и широко улыбнулся в ответ. Флюр притормозил, но Игэн жестом приказал проехать дальше. Потом сам вышел из машины и пошел к ним, оглядываясь через каждые несколько шагов.

Флюр пристроился на углу. Когда Игэн забрался на заднее сидение, Олетта поздоровался с ним и спросил:

– Кажется, выдался довольно трудный день?

– Не спрашивай, – вздохнул Игэн. – Просто черт знает что. Вы знаете, что у меня полетела рация? Просто сумасшедший дом!

– Ну, теперь твои беды позади, – улыбнулся Флюр. – Мы привезли тебе новую.

– Прекрасно! – Игэн выгнулся, чтобы внимательно посмотреть через заднее окно. Потом повернулся к детективам.

– Хотя я не сказал бы, что все наши проблемы позади. – И пересказал им результат своих наблюдений и подозрений.

– Так во что мы играем? – спросил Олетта. – Может, просто пойти и схватить его за шиворот?

– Я уже думал об этом, – сказал Игэн. – Но лучше подождать, пока Петси не появится снова. Мне бы хотелось убедиться, что чемодан по-прежнему с ним. Если да, – мы разделимся и вы сядете ему на хвост. Если он выйдет без чемодана, тогда мы его возьмем. Хорошо бы иметь поблизости на всякий случай нескольких парней. Никогда не знаешь, как дело обернется.

– Внимание! – предупредил Флюр, глядя назад на Седьмую авеню. – Петси с Барбарой выходят.

Все трое пригнулись, внимательно наблюдая за супружеской четой. Синего чемодана с Петси не было.

– Парни, вы приехали как раз вовремя! – воскликнул Игэн. – Послушай, Арти, мы позволим им подъехать сюда, тогда вы вдвоем их возьмете, а я вернусь в дом. Но прежде нужно забрать из машины ордера на обыск и арест. Дайте мне рацию, вдруг понадобится...

Флюр протянул ему плоский серый прямоугольный передатчик. Все они быстро нырнули вниз, чтобы скрыться от Петси, чей голубой компакт покатил к углу.

Игэн подождал, пока "олдсмобиль" не свернул за угол, потом помчался к своей машине. За его спиной взвизгнули шины автомобиля Флюра, который последовал за четой Фуке. Детектив нащупал ключи, открыл отделение для перчаток и начал перебирать мятую пачку лежавших там документов. Потом нетерпеливо фыркнул и сунул всю пачку в карман. С рацией в одной руке и пистолетом в другой он зашагал через улицу. 

Глава 17

На звонок открыл Джозеф Фуке – невысокий хмурый старик с неопрятными седыми волосами, суточной щетиной, в грязной белой рубашке с закатанными до локтей рукавами.

– Ну? – смотрел он подозрительно.

– Полиция. У меня ордер на обыск. Вы – Джозеф Фуке?

– Полиция? Что вам нужно? Я не собираюсь... – Челюсть Фуке отвисла, он побледнел, увидев пистолет.

– Просто ведите себя нормально и спокойно и все будет в порядке, – уверенно сказал Игэн, проталкиваясь внутрь. – Итак, вас зовут Джо Фуке, правильно? – Старик продолжал пристально смотреть на пистолет. – Кто ещё в доме?

Фуке только ошарашенно покачал головой.

– Хорошо, – Игэн сунул пистолет в кобуру под пиджаком. – Так лучше?

Он снова оглядел старика с ног до головы. Бесформенные серые брюки были в пятнах старой краски и в каком-то белом порошке. Потертые коричневые башмаки тоже были покрыты порошком.

– Хорошо, старина, – скомандовал он, – пошли в дом.

– У меня ничего нет, – запротестовал Фуке. – Зачем вы пришли?

– Говорит Флюр, – запищал голос подмышкой у Игэна. Фуке изумленно подпрыгнул.

Усмехнувшись, детектив поднес рацию ко рту.

– Вы их взяли?

– Да, взяли.

– Были какие-то проблемы?

– Никаких.

– Привезите их сюда, ладно?

– Десять-четыре.

Толкая Фуке перед собой, Игэн вошел в скромную гостиную. Она была обставлена старомодной мебелью, в большинстве своей дешевой и побитой; вытертые белые салфеточки закрывали ручки и изголовья кресел, пол покрывал истоптанный зеленый линолеум. Игэн безошибочно уловил устойчивый аромат итальянских специй.

– Где ваша жена?

– Вышла.

– Плохо. Мы ждем гостей – вашего Петси с женой.

– Что вы имеете в виду? Они только что уехали. С какой стати вы все это затеяли? У меня здесь ничего нет!

– Нет, кое-что тут есть, – отрезал Игэн. – Через несколько минут мы это найдем, и вот тогда у вас начнутся неприятности.

Задребезжал дверной звонок.

– Стоять! – приказал детектив и подошел к двери. На пороге стояли детектив Джим Харли и агент Джек Рипа. – Привет, ребята! – радостно приветствовал их Игэн. – Заходите. Сейчас устроим вечеринку.

– Мы слышали ваш разговор по радио, – сказал Харли. – А остальные ещё не появились?

– Еще нет.

– Сейчас подъедут. Ты думаешь, наркотики здесь?

– Думаю да, – кивнул Игэн, – но скоро мы все выясним. Начинайте обыск. Когда он шагнул в сторону, чтобы дать возможность коллегам войти, появился ещё один автомобиль. Прибыли Флюр и Олетта с задержанными.

– Ну вот, – воскликнул Игэн, – наш главный приз!

Впереди шагал очень мрачный Петси, за которым шли Барбара и Олетта, замыкал процессию Флюр. Человек, тенью которого в течение месяцев был Игэн и его товарищи, каждое движение которого регистрировалось, изучалось и анализировалось и зачастую вызывало немалое беспокойство, теперь показался детективам каким-то незначительным, и не особенно опасным. Глаза Петси потупил, но держался настороженно. Он двигался как попавший в ловушку зверь, опасавшийся, что конец близок, но ещё в состоянии сделать последнюю отчаянную попытку вырваться на свободу.

Игэн втолкнул Петси в гостиную, за ним вошла Барбара со жвачкой во рту, в безвкусном белокуром парике. Когда вошли Олетта и Флюр, к дому подъехали и остановились во втором ряду ещё две машины и четверо детективов присоединились к ним. Все принялись за дело.

Игэн подошел к Петси:

– Ты можешь упростить дело, если сразу скажешь, где наркотики.

– Какие наркотики? – проворчал Петси. – И вообще, что, черт возьми, здесь происходит? Вам бы следовало...

Игэн взмахнул пачкой документов.

– У нас есть ордера на обыск у тебя и практически во всех местах, где ты побывал за последние три месяца. Тут перечислены ты, твоя жена, твой дом, обе твоих машины, твоя лавочка, дом Троваты, их машина, твой брат Тони и его дом и машина, закусочная, твои отец и мать... – он сделал паузу, испытывая нескрываемое удовольствие при виде явно побледневшего Петси, – и даже твои французские приятели, прибывшие в Нью-Йорк!

На какой-то миг Петси потерял дар речи, покачал головой и поднял глаза.

– Какие французские приятели? Я не знаю ни одного француза, если не считать Дениз Дарсель...

– Да? Ну, тогда тебе должно быть безразлично, что все они арестованы сразу после того, как расстались с тобой.

– Я не понимаю, о чем вы говорите. – Он пытался держаться нахально. – Чего вы от меня хотите?

– Ты получил партию героина и спрятал её в этом доме, – выкрикнул Игэн, понимая, что и он сам блефует, ведь у него не было никакой уверенности, что Петси не избавился от героина где-то в другом месте и в чемодане, который он принес с собой, остались какие-то следы наркотика.

– Какого героина? – спросил Петси с невинным видом.

Игэн, уперев кулаки в бедра и широко расставив ноги, с явным презрением разглядывал коротышку с головы до ног. На его ботинках, как и у отца, лежал тонкий слой белого порошка. Детектив снова взглянул на башмаки старшего Фуке, потом перевел взгляд на Петси и резко бросил старику:

– Ладно, папаша, как пройти в подвал?

Мгновенная вспышка в глазах Петси выдала его мрачное предчувствие.

С явной неохотой Джо Фуке показал на дверь в узком коридоре, соединявшем гостиную с черным ходом.

– Откройте, – скомандовал Игэн. Внизу было темно. – Свет!

Фуке повернул выключатель. Игэн глянул вниз. У основания лестницы на цементном полу лежал раскрытый голубой чемодан. Игэн посмотрел сначала на старика, потом на сына, и ухмыльнулся.

– Если понадобится, мы разберем вашу халупу на кусочки, пока не найдем то, что ищем. – Лицо Петси оставалось непроницаемым. Взгляд отца стал свирепым. – Нет? Хорошо. Подержите их здесь, – сказал он Олетте, а сам спустился по деревянным ступеням.

Узкий подвал тянулся во всю глубину здания. В переднем конце находилась дверь наружу и два зарешеченных окна. Два других маленьких окна, пробитых высоко в задней стене, выходили во двор. В этом конце подвал был разделен деревянными стенками на три отдельных отсека, вроде чуланов. В одном углу возле выкрашенного в желтый цвет умывальника стояла электрическая мойка для посуды и сушка, в другом – кипятильник и нагреватель для воды. Под потолком шли обычные ржавые трубы и обернутые асбестом трубы горячего водоснабжения. Пол местами был в пятнах, но чисто вымыт – что не совсем обычно для грязного подвала, подумал Игэн.

Он опустился на колени перед открытым чемоданом. Тот был пуст, но в углах Игэн заметил следы какого-то белого порошка. Он потрогал его указательным пальцем, потом коснулся пальца языком. Вещество обладало кисло-горьким вкусом, – это первый признак героина.

Усмехнувшись, Игэн взглянул вверх на Петси, стоявшего на площадке лестницы рядом с Олеттой.

– Уже здесь вполне достаточно наркотика, чтобы тебя забрать. И при твоем досье дать десять лет. Но вот что я тебе скажу: я постараюсь, чтобы ты получил в три раза больше! Дик, надень на него наручники.

Стоя на коленях, Игэн обратил внимание на большие темные пятна на выцветшем оштукатуренном потолке над лестницей. Он поднялся, встал на нижнюю ступеньку лестницы и осторожно потрогал одно из пятен. Оно было влажным, словно штукатурку только недавно положили. Там было четыре таких пятна разных размеров, причем одно достигало фута в диаметре. Потом он неожиданно обнаружил, что позади лестницы и почти непосредственно под пятнами стоит старая газовая плита, причем все четыре её горелки зажжены, словно кто-то хотел ускорить сушку свежей штукатурки.

– Ну-ну, – Игэн снова усмехнулся и взглянул на Петси, чья физиономия явно помрачнела.

Детектив прошел к одному из чуланов, нашел там пустой деревянный ящик, принес к газовой плите и вскарабкался на него. Затем осторожно потрогал пальцами одно из мокрых пятен и пальцы легко ушли в мягкую штукатурку. После этого, закатав рукав, он сунул туда всю руку и нащупал какой-то гладкий пакет, завернутый в полиэтилен, размерами и формой напоминающий длинный пакет с рисом, но наполненный белым порошком. Вес его составлял примерно полкило – полкило героина!

– Дик, – позвал он Олетту, – у тебя есть переносной тестер?

– У Арти их полно.

– Скажи ему, чтобы спустился вниз. Кажется, мы напали на золотую жилу!

Флюр протопал вниз по лестнице и присвистнул, увидев сверток в руках Игэна.

– Здорово!

– Нужно исследовать эту штуку.

Флюр достал небольшую коробочку, похожую на коробочку для таблеток, и извлек оттуда маленькую стеклянную ампулу с прозрачной жидкостью. Отломив кончик, он протянул её Игэну. Пробирка содержала несколько капель серной кислоты и формальдегида, так называемый реагент Марки – по имени химика, разработавшего тест для определения производных опиума. В результате контакта с любой производной опиума жидкость приобретала пурпурный цвет, глубина которого зависела от эффективности или чистоты наркотического препарата. Игэн сунул пальцы в пакет, который достал с потолка, а потом опустил несколько крошек порошка в пробирку. Почти мгновенно смесь приобрела густой пурпурный цвет.

– Великий Боже! – федеральный агент даже задохнулся от изумления. – Тебе когда-нибудь приходилось видеть такую реакцию?

– Никогда, – с благоговейным страхом пробормотал Игэн. – Это чистейший наркотик из всего, что мне приходилось видеть!

Мрачный Петси Фуке и его жена Барбара, пытавшаяся скрыть свою нервозность тем, что яростно жевала жвачку и отпускала непристойные реплики, были отведены агентом Биллом Бейли и детективом Диком Олеттой в машину Бейли и отвезены на Шестьдесят седьмую улицу для обыска в их доме.

Эдди Игэн стремительным прыжком перемахнул расшатанные ступеньки лестницы, ведущей из подвала в кухню, где детективы Джим Харли и Джимми Гильди допрашивали старого Джо Фуке. Фуке сидел за кухонным столом, старательно трудясь над бутылкой виски, тогда как детективы пытались заставить его рассказать все, что он знает о синем чемодане. Игэн швырнул два пакета, каждый из которых содержал по полкило героина, на стол перед Фуке.

– Так в доме ничего нет, не так ли, Фуке?

Фуке взглянул на пакеты и запричитал:

– Это динамит. Паскуале сказал мне, что это динамит.

Презрительно фыркнув, Игэн подошел к телефону на стене и набрал номер временной штаб-квартиры полиции, расположившейся в конторе гаража на Манхэттене. К телефону подошел сержант Джек Флеминг.

– Я в квартире стариков Фуке на Седьмой улице в Бруклине. Уже нашел килограмм героина, и его ещё продолжают доставать. Свяжитесь с шефом Кери и попросите его позвонить мне сюда. – Игэн продиктовал номер телефона Фуке и попросил Флеминга, чтобы Кери выждал два телефонных звонка и повесил трубку, а затем один телефонный звонок и снова повесил трубку.

Затем Игэн вернулся в подвал. Он доставал один пакет героина за другим. Потом, к его удивлению, пальцы нащупали холодный металл. Там оказался автомат.

– Эй, Джо, – закричал он наверх, – у тебя есть чертежи твоей хибары? Когда мы все тут разберем, не останется ни стен, ни потолков.

Телефон на кухне прозвенел два раза, умолк, прозвенел один раз, снова замолчал, а потом начал звенеть непрерывно. Игэн взбежал по ступеням, прихватив с собой полукилограмовые пакеты с героином. В кухне он бросил их на стол и схватил телефонную трубку:

– Телескоп слушает.

– Что у тебя, Эдди?

– Шесть килограммов, автомат, и мы ещё не кончили.

Шеф присвистнул.

– Шесть килограммов? И может оказаться больше?

– Может оказаться сорок шесть. Нам нужна куча людей с топорами и баграми.

– Я сам приеду, – решил Кери.

– Есть, сэр. – Игэн повесил трубку и повернулся к Фуке и детективам. – Большой начальник сам едет сюда. Пожалуй, будет лучше, если Джо останется трезвым. – Мускулистая рука Игэна схватила бутылку с виски.

Фуке в ярости вскричал:

– Отдайте мою выпивку! Вы, грязные тюремные крысы, паршивые свиньи! Убирайтесь из моего дома!

Старик сделал неуклюжий выпад в сторону Игэна, пытаясь добраться до его лица. Игэн коротким резким ударом заставил его растянуться на столе. Потом Фуке сполз на пол и там уже лежал тихо, тяжело дыша, и только слюна текла изо рта.

Сонни Гроссо и Фрэнк Уотерс мрачно стояли в холле отеля "Коммодор" неподалеку от Центрального вокзала. Они поддались импульсивному порыву остановить французов, и не нашли ничего инкриминирующего. Теперь оба чувствовали себя крайне неуютно и прекрасно понимали, что их решительность может привести к большим неприятностям для Бюро со стороны многочисленных официальных лиц вплоть до Госдепартамента.

Франсуа Скалия и Жак Анжельвен продолжали протестовать и возмущаться, но все ещё оставались в гараже в ожидании переводчика. Агент Мартин Ф. Пера, как человек обязательный, умудрился уже дважды заблудиться и все никак не мог добраться до дома 45 на Ист Энд авеню.

Единственное, что у них нашли – две квитанции за номер в отеле в кармане у телевизионного обозревателя, который готов был чуть ли не разрыдаться, утверждая, что это какое-то недоразумение. Одна из квитанций была за номер в отеле "Уолдорф-Астория"; на помятой картонке в качестве даты прибытия значилось 10 января 1962 года. Вторая квитанция, не столь помятая и чистая, была из отеля "Коммодор" и на ней в качестве даты прибытия значилось 17 января 1962 года, т. е. предыдущий день.

После ареста французов Сонни с Уотерсом заглянули в "Уолдорф-Асторию", и там им подтвердили, что Анжельвен жил у них несколько дней. Он держал свою машину в гараже отеля и в среду утром рассчитался, заплатив по счету наличными. После этого детективы отправились в отель "Коммодор". Помощник управляющего провел их в номер Анжельвена, дешевую комнату без излишеств, большую часть которой занимала широкая постель на двоих. Француз достал из чемоданов только незначительную часть своей одежды и туалетных принадлежностей. На столике лежало несколько писем от "Радио Телевизьон Франсе" и от телевизионной компании в Нью-Йорке; короткая нежная записка от женщины по имени Лилли Дебек; несколько путеводителей и карта города; копия короткого письма, направленного Анжельвеном в компанию "ЮЭс-Лайнс" относительно возвращения в Гавр на борту лайнера "Америка", и билет. Там же оказался небольшой дневник, заполненный короткими записями по-французски. Больше среди его вещей ничего интерес а не представляло. Внизу они спросили о машине Анжельвена; однако клерк в регистратуре сообщил, что, когда постоялец гаражом не пользовался.

Сообщив все это Хоуксу и не зная, что делать дальше, они топтались возле стола помощника управляющего.

– Не следовало их задерживать, – жалобно сказал Сонни. – Теперь мы окончательно провалились.

– Ну, это ты сказал, что нужно брать, – заметил Уотерс.

– Я сказал? Это ты, скотина, хотел их задержать! Я боялся, что...

– К телефону детектива Гроссо...

Звонил Хоукс, и буквально орал в трубку.

Сонни буквально подпрыгнул.

– Шесть килограммов и ещё не все! – Он заплясал вокруг стола, чуть не свалив телефон на пол. – Фантастика! Какая удача!

Швырнув трубку, Сонни повернулся к Уотерсу; теперь его бледное усталое лицо сияло от возбуждения.

– У Телескопа получилось! Он взял Петси и его старика!

Глаза агента вспыхнули от радости.

– Где?

– В подвале у старика. И они все ещё извлекают товар.

Уотерс сплясал джигу и хлопнул Сонни по плечу.

– Вот здорово!

– А ты как думал! – закричал Сонни, крепко обнимая Уотерса. – Мы – то решили, что все пропало! А теперь добрались и до Петси, и до французов!

Уотерс исполнил пируэт в центре холла, не обращая никакого внимания на людей, удивленно наблюдавших за их безудержным весельем.

– И хорошо, что мы их взяли, – торжествующе заявил Сонни.

– Я все время пытался тебе это сказать, – рассмеялся Уотерс.

– Ты? Ты же хотел их отпустить!

– Я? Ты шутишь? Я все время хотел их взять!

– Это я говорил, давай их возьмем! – кричал Сонни. – Пошли, Фрэнк!

В два часа дня после разговора с Игэном Кери позвонил шефу детективов Джеймсу Леггету-"Левше" в штаб-квартиру Нью-Йоркской городской полиции и посоветовал наложить арест на дом 245 по Седьмой улице в Бруклине. Этот необходимый шаг полицейской процедуры должен был быть проделан специально для Жана Жеана-"Гиганта", исчезнувшего с деньгами, – примерно полумиллионом долларов, принадлежавших мафии. Деньги находились в черной сумке, которую видел Игэн. Удайся его задержать, деньги пошли бы в фонд вдов полицейских.

На столе у шефа детективов был прямой телефон связи с пресс-центром, поэтому буквально через несколько минут после звонка Кери каждая газета, радио и телевизионная станция в городе отправили своих репортеров к дому Джо Фуке. Радио и телевидение протрубили о событии в послеполуденных новостях, а газеты рассказали все в последних выпусках вечерних изданий. Скорее всего Жеан услышал об этом и немедленно покинул город, несмотря на то, что детективы обшаривали шестидесятые и семидесятые улицы в поисках элегантного француза хорошо узнаваемой внешности, стоящего очень близко к верхушке преступного синдиката.

Полчаса спустя после разговора с Игэном шеф Кери прибыл в дом Фуке, где уже начали собираться репортеры газет и операторы телевидения. Детективы превратили подвал в доме Фуке в руины, извлекая из-под перекрытий не только героин, но и ружья, пистолеты, штыки и ручные гранаты. Шеф Кери бросил полный отвращения взгляд на пьяного Джо Фуке, спустился в подвал, и пробрался через обломки к Эдди Игэну.

– Шеф, одиннадцать килограммов героина, а оружия и боеприпасов вполне достаточно, чтобы расправиться с любой "семьей" конкурентов, – с удовлетворением доложил Игэн.

Кери недоверчиво покачал головой.

– Это самый крупный улов, который нам когда-либо попадался в одном месте! 

Глава 18

 К тому времени Дик Олетта и Билл Бейли доставили Петси и Барбару Фуке к ним домой. Удивленная и испуганная служанка, сидевшая с ребенком, ошеломлено смотрела, как два детектива начали тщательно обследовать дом; Петси с Барбарой следили за ними со злостью. После часового обыска, который не дал результатов, агент Бейли, осматривая все подряд в поисках пропущенного тайника, обратил внимание на плачущего ребенка в детской кроватке. Он приказал Барбаре малыша на руки. Барбара сначала отказалась, но когда Олетта шагнул к кроватке, явно намереваясь сам взять ребенка, торопливо его подхватила.

Олетта осторожно поднял одеяльца и матрасики. В углу фанерного дна кроватки оказалось отверстие. Сунув туда палец, Олетта поднял фанерку и обнаружил два пистолета 38 калибра. Он усмехнулся, посмотрел на Бейли, тот заглянул внутрь и по лицу его расплылась широкая улыбка. Оба повернулись к Петси и Барбаре. Петси продолжал хранить мрачное молчание.

Затем Олетта позвонил в дом Джо Фуке и попросил помощи для обыска дома Ники Тровато. Игэн приказал им ехать туда самим, хотя и обещал прислать подмогу.

Тщательный обыск неопрятной квартиры Тровато в четырех кварталах от Шестьдесят шестой улицы выявил два фунтовых пакета героина в кармане шубы Барбары Тровато, висевшей в платяном шкафу. Ники взял ответственность за наркотики на себя, и детективы согласились, что жена не имеет к этому отношения.

– Эй, Ники, – сардонически усмехнулся Олетта, когда они вели смуглого портового грузчика к своей машине. – А что сделает Малыш Энджи, если узнает, что вы с Петси, занялись собственным мелким бизнесом в ущерб семейному делу?

Испуг, скользнувший по лицу Тровато, стал недвусмысленным ответом на его вопрос.

В доме Фуке на Седьмой улице Эдди Игэн передал Джиму Харли ордер на обыск в доме Тони Фуке в Бронксе. Харли позвонил в квартиру Тони, там ответила жена. Тони не было дома. Тогда Харли вызвал по радио машину, караулившую закусочную Петси. Он был почти уверен, что Тони там и ещё не знает о случившемся.

За двадцать минут они доехали до Бронкса и остановились перед домом Тони. Там пришлось просидеть больше двух часов, гадая, успеет ли Тони вернуться домой до того, как истечет срок действия ордера на арест, оканчивавшийся в полночь, пока от закусочной не сообщили, что Тони расстался с Джо Дессина и направляется домой.

Двадцать минут спустя Харли увидел, как Тони поставил машину перед обшарпанным домом на Брайант авеню и поднялся на крыльцо. Детективы подождали ещё пятнадцать минут, потом поднялись по лестнице на пятый этаж и постучали в дверь с надписью "5-С". Тони Фуке открыл дверь и детективы ворвались внутрь.

Пока Харли читал хмурому Тони и до смерти перепуганной Пегги Фуке ордер на обыск, остальные начали тщательно обследовать квартиру. Когда были обследованы шкафы, буфет и все укромные уголки, они принялись за мебель. В сидении дивана обнаружили заряженный пистолет 38 калибра, три однофунтовых пакета героина и ещё один прозрачный пакет с полуфунтом героина.

– Так, Петси и тебя включил в этот бизнес, – заметил Харли, – Тони, ты не находишь, что это довольно опасно?

Пегги Фуке казалась искренне удивленной этим открытием и Тони, взяв всю ответственность на себя, заявил, что его жена не имеет к этому никакого отношения, так что детективы, как и в случае с Барбарой Тровато, решили, что она ничего не знала о тайном сговоре.

В это же самое время другие детективы были направлены в магазин Петси, чтобы забрать Джо Дессину, отца Барбары Фуке. А на Манхэттене отряд сотрудников городской полиции и Федерального бюро продолжал прочесывать район Ист Энд авеню от шестидесятых до восьмидесятых улиц в поисках Жана Жеана.

В доме Джо Фуке Игэн продолжал с торжеством крушить стены и потолок подвала, когда сверху крикнули:

– Игэн, тебя к телефону.

Эдди перебрался через груду пыльных обломков и поднялся в кухню. При виде рыжеголового детектива звериное рычание Джо Фуке достигло максимума враждебности. Эдди отмахнулся от него и поднял трубку. Звонил Винни Хоукс.

– Мы все ещё пытаемся обнаружить главную фигуру в операции и выяснили, что ещё один француз живет на пятнадцатом этаже дома 45 по Ист Энд авеню.

Тут Игэн вспомнил, что когда он первый раз следил за Петси, тот вошел в лифт и указатель остановился на отметке пятнадцатого этажа.

– И что ты предлагаешь? – спросил он.

– Быстренько смотайся на базу, привези ордер на обыск в квартире 15 С и отправляйся туда.

– Я ещё не закончил здесь, – запротестовал Игэн. – Почему это должен делать я?

– Потому что ты специалист по ордерам. Сейчас это может быть очень важно. Пусть другие парни заканчивают разборку подвала. – Голос лейтенанта звучал властно и решительно.

– Хорошо, Винни, – буркнул Игэн, стараясь побороть раздражение. – Мы уже обнаружили одиннадцать килограммов, так что...

Когда Игэн покидал дом Фуке, Седьмая улица была запружена автомашинами, телевизионной и радиоаппаратурой, репортерами, зрителями и огромным количеством полицейских. Такая добыча этого заслуживала, – подумал Игэн, проталкиваясь к своей машине. Шеф Кери должен быть на верху блаженства.

Игэн подъехал к бюро на Олд-слип, остановил машину, прошел в свой кабинетик и занялся обоснованием проведения обыска в квартире 15 С дома 45 по Ист Энд авеню. Он писал, что существуют все основания утверждать наличие прямой связи между квартирой 15 С дома 45 по Ист Энд авеню и Паскуале Фуке, у которого обнаружили одиннадцать килограммов героина. Потратив три четверти часа на детальное описание причин, требующих выдачи ордера на обыск, он позвонил судье Верховного суда штата Митчеллу Швайцеру и спросил, не задержится ли его честь на несколько минут в своем кабинете. Судья согласился. Но к тому моменту, когда Игэн добрался до здания суда на Фоли-сквер, Митчелл Швайцер уже выходил из лифта, направляясь домой. Пришлось поспешно объяснить всю важность дела, судья вернулся в кабинет и подписал ордер. К шести часам Игэн уже мчался на Ист Энд авеню.

Во временную штаб-квартиру в конторе гаража дома наконец-то добрался переводчик агент Мартин Пера и начался допрос Анжельвена и Скалия. Флеминг и Хоукс пожали Игэну руку и поздравили его, Сонни и Фрэнк Уотерс похлопали его по спине. Игэн протянул Флемингу ордер и они отправились в контору управляющего домом, который и проводил их в квартиру 15 С.

Хозяин квартиры был в отпуске в Мексике; он отсутствовал около недели. Полицию заинтересовал тот факт, что прошлый раз он отсутствовал как раз в ту неделю ноября, когда Игэн и Гроссо следили за Петси и обнаружили канадский "бьюик".

Тщательный осмотр шикарной квартиры не выявил ничего интересного, пока Игэн не подобрал книжечку картонных спичек фирмы "Ля клош д'ор". Точно такую же он видел в прошлую пятницу в шикарном французском кафе. Теперь же его интерес быстро возрос: на задней стенке оказалось крохотное фото двух мужчин, причем одним из них был Жеан. Управляющая домом того не знала, но во втором мужчине узнала хозяина квартиры. Стараясь справиться с возрастающим возбуждением, Игэн сунул спички в карман.

Все это следовало спокойно обдумать. Извинившись, он прошел в шикарно обставленную ванную, сел, вытащил пачку сигарет и спички, закурил и на несколько минут погрузился в размышления. Не могли они наткнуться на истинного главу всей операции? Сюда ли приходил в тот день Петси? Похоже, да, и это подтверждала фотография Жеана. Хорошо. Следует действовать спокойно. Он вернулся в гостиную. Остальные сдались, ничего не обнаружив.

– Ну, кое-что мы все-таки нашли, – сказал Игэн, нащупывая спички.

– Что? – спросил обескураженный лейтенант Хоукс.

– Это может оказаться достаточно важным. По крайней мере, этого вполне достаточно, чтобы задать этому парню несколько вопросов. – Игэн сунул руку сначала в один карман, потом в другой. Спичек не было. Пораженный, он понял, что выронил их в ванной. И теперь у него не было возможности вернуться в квартиру. Ордер на обыск был закрыт, и не было никакой уверенности, что он сможет получить другой, по крайней мере до того, как в квартире кто-нибудь побывает, чтобы выяснить, что там могла найти полиция... и обнаружит спички. Его снова охватило ощущение крушения всех надежд, как в этом чертовом деле бывало уже не раз.

Хоукс тем временем выяснил, что все подозреваемые по делу переправлены в Олд-слип для допроса. Он оставил сотрудников для поиска Жеана, а сам с Флемингом, Игэном, Гроссо и Уотерсом отправились в Олд-слип.

К тому времени, когда они добрались до Бюро по борьбе с наркотиками, там творился сущий бедлам, и две стенографистки отчаянно пытались записать все признания. Первыми прибывшими арестованными оказались Петси и Барбара Фуке. Из дома их сначала доставили в шестьдесят первый участок Бруклина, потом переправлены в в первый участок. Когда Натали, жена Джо Фуке, вернулась домой, её тоже задержали. Пожилую итальянскую чету с известными трудностями, истериками и рыданиями усадили в машины и доставили через мост в в Олд-слип. Ники Тровато и Тони Фуке тоже доставили туда после регистрации в их местных полицейских участках, но женам их разрешили остаться дома. Скалию и Анжельвена зарегистрированы в двадцать четвертом полицейском участке на Шестьдесят восьмой улице в Манхэттене, а потом перевезены туда же. Теперь в Бюро по борьбе с наркотиками развернулась кипучая деятельность, которой оно не видело с момента своего основания. Уликой против всех подозреваемых было самое большое количество героина, когда-либо конфискованное в Соединенных Штатах.

Около девяти вечера Игэн и его группа прибыли туда и начали проталкиваться через толпу фотографов, телеоператоров и репортеров, требовавших дополнительных деталей по поводу ареста. С трудом прокладывая себе дорогу на третий этаж старого здания, они слышали неистовые вопли Джо Фуке. На площадке между вторым и третьим этажами Фуке вырвался из рук детективов и ударил фотографа. Его камера с грохотом рухнула в пролет лестницы на мраморный пол. Игэн двинулся к старику, но Джо, заметив рыжеголового ирландца, отпрянул назад и затих.

Офицеры Бюро по борьбе с наркотиками сумели разделить подозреваемых, поместив каждого в отдельную комнату. Наиболее активные участники расследования переходили из комнаты в комнату, задавая вопросы арестованным и стараясь сложить вместе все факты.

Все здание пронизывали истерические крики Натали Фуке. Они достигли максимальной силы, когда она перехватила взгляд жены сына Барбары, игравшей "крутую бабу", жующей жвачку, сплевывавшей сквозь зубы и поливавшей всех богохульствами и ругательствами.

– Она – проститутка, дешевая шлюха! – кричала Натали. – Это ты затянула нас в эту грязь, Паскуале, зачем ты женился на этой дешевке?

Наконец Игэну и Гроссо удалось отвести Барбару и Петси Фуке в один кабинет и начать их допрашивать. Хотя это и не было для них неожиданностью, Петси оказался крепким орешком.

– О чем вы говорите? – кричал он. – Я не знаю никаких французов. Почему бы вам не ловить убийц, вместо того, чтобы следить за мной?

– Не говори нам, что это не ты вел "кадиллак" Ники Тровато на перекрестке Сорок пятой улицы и Ист Энд авеню, – проревел Игэн. – Помнишь, ты видел меня в конторе гаража?

Петси внимательно посмотрел на детектива.

– Вы мне кажетесь знакомым.

– А как насчет доктора? – насмешливо спросил Игэн.

– Сукин сын! – заорал Петси. – Вы, мерзавцы, приходили ко мне из больницы! – Он повернулся к Барбаре. – Я всегда думал, что в этих гадах что-то не так!

Но даже явно удивленный тем, как много о нем знают, Петси ни в чем не признавался. Детективы приводили ему весьма убедительные доказательства, что в этот момент Ники его обвиняет, но он не сдавался. Команды детективов переходили от одного подозреваемого к другому, стараясь выбить дополнительную информацию, но особых успехов не было.

А потом шеф Кери собрал всех детективов в центральном офисе. Всего там собралось около девяносто детективов города и федеральных агентов. В течение часа он терпеливо складывал разрозненные кусочки информации, стараясь найти во всем этом место Анжельвена и отпуская по одному офицеров после того, как они рассказывали все, что знали и видели. Наконец осталось только пять человек: детективы Игэн и Гроссо, лейтенант Хоукс, сержант Флеминг и агент Уотерс.

– Ну, хорошо, – заявил Кери, – Теперь я все знаю. Два помощника окружного прокурора, Боб Уолш из Бруклина и Ирвинг Ленг из Манхэттена ждут внизу. Представим им все дело и посмотрим, как они решат вести расследование.

Кери и пять сопровождавших его детективов спустились вниз, где ждали прокуроры. Время близилось к полуночи. В течение часа они детально рассказывали суть дела. Внимательно выслушав, Ирвинг Ленг заметил, что по его мнению дело ещё достаточно сырое, чтобы его расследовать в Манхэттене. Лица полицейских вытянулись.

Однако Роберт Уолш заявил, что по поручению Эдварда Сильвера, окружного прокурора округа Кингс, он принял бы дело для расследования в Бруклине. Ободренные этим, Игэн, Гроссо, Уотерс и их начальники вернулись на третий этаж и занялись формальностями по аресту подозреваемых, которые с этого момента официально стали обвиняемыми.

Так как Сонни был детективом второй категории, ожидавшим перевода в первую, было решено, что он проведет официальный арест Петси и Барбары Фуке, а Игэн официально арестует только Скалию. Другие детективы, участвовавшие в деле, официально арестовали Ники Тровато, Джо Фуке, Тони Фуке и Джо Дессину. Анжельвен проходил по делу как свидетель.

Завершение допроса и регистрация задержанных заняли у усталых детективов остаток ночи восемнадцатого числа и утро девятнадцатого. Следовало заполнить бесчисленное множество официальных документов. Кроме того, ради удобства следовало зарегистрировать каждого задержанного в той части города, где он был арестован.

В десять утра в пятницу девятнадцатого числа детективы, проводившие аресты, вернули шестерых задержанных в Бруклин – всех, кроме Тони, которого вернули в Бронкс – и они предстали перед Рубеном Леви, судьей криминального суда округа Кингс. Первым выступил детектив Эдди Игэн с официальным обвинением против Франсуа Скалия: сговор с целью контрабандной доставки и нелегальной продажи наркотиков в Нью-Йорке. После этого Сонни Гроссо сформулировал свое обвинение против Петси Фуке: сговор с целью владения наркотиками. Последовательно один за другим выступали вперед детективы, проводившие аресты, и выдвигали свои обвинения: против Джо Фуке, соучастие в уголовном преступлении; против Ники Тровато, владение наркотиками; против Барбары Фуке, соучастие. Что же касается Жака Анжельвена, то Уолш, помощник окружного прокурора Бруклина, рекомендовал суду, чтобы тот был временно задержан как важный свидетель в деле против Скалия и Фуке.

Выдвижение обвинений не заняло и пятнадцати минут. Анжельвена перевели в тюрьму Манхэттена, известную, как тюрьма для алиментщиков. Барбару Фуке отправили в женскую тюрьму на Манхэттене под залог в 50 000 долларов. Петси Фуке, его отец, Скалия и Тровато были возвращены под стражу в тюрьму на Реймонд-стрит в Бруклине, но старику было предложено внести залог в размере 100 000 долларов. Позднее сумма залога была установлена в 50 000 долларов.

К полудню в пятницу столь долгая охота была закончена, Эдди Игэн и Сонни Гроссо отправились по домам и проспали до субботы. 

Глава 19

 В субботу утром, двадцатого января шеф Кэри попросил Игэна сопровождать полицейского фотографа к дому Фуке на Седьмой улице и помочь при съемках подвала, где обнаружили оружие и героин. К удивлению Игэна бесформенную груду обломков так тщательно разобрали, что единственными признаками случившегося оказались выбоины на стенах и потолке. На полу ни единого пятнышка. Игэн решил, что какие-то доны приходили взглянуть, не оставила ли что-нибудь после себя полиция. И пожалел, что не выставили охрану.

Пока фотограф был занят съемкой в темном углу подвала, Игэн заметил на полу большой квадратный лист фанеры, которого не видел раньше. Он перевернул его и с удивлением обнаружил яму, глубиной около двух футов и размером с могилу. Там ничего не было. Тут Игэну пришло в голову, что в этой яме могло бы поместиться героина куда больше, чем найденные им двадцать четыре фунта. Детектив задумался, не был ли найденный героин лишь спрятанного где-то еще? И эта яма предназначалась для всей партии.

Начиная с четверга полицейских терзало сомнение, стали бы Пэтси и французские наркобароны рисковать ради жалких, по их масштабам, одиннадцати килограммов. Кроме того существовали и другие вопросы: каким образом партию наркотиков ввезли в страну, и кто ещё был замешан в этом деле? Какова роль французского телешоумена Анжельвена – за ним не числилось криминального прошлого, что же его с ними связывало? И как обстоит дело с двумя лягушатниками, до сих пор ненайденными?

Не нашли и деньги. Полицейские прикинули, что, исходя из текущей цены на героин от 10 до 12 тысяч долларов за килограмм, не меньше 120 тысяч долларов плавают где-то вокруг или лежат в чьем-то кармане, и это только за те килограммы, что перехватили. На открытом рынке, после того, как товар будет расфасован и пройдет много рук, прежде чем дойдет до рядового потребителя, стоимость этих одиннадцати килограммов может увеличиться раз в тридцать. И это было только предложение, спрос же намного его превышал. Так что разумно было предположить, что такая соблазнительная возможность толкнула бы этих людей на более масштабную контрабанду, чем конфискованные двадцать четыре фунта.

Но если товара было больше, где его спрятали? Может быть, товар уже распределили? Такая возможность существовала. У гангстеров было достаточно времени, почти неделя, чтобы разделить товар на части между разными посредниками. Хотя, основываясь на наблюдениях, полученной информации и, наконец, на собственном опыте, следствие в этом сомневалось. Полицейские информаторы не давали даже намека, что наркотик уже появился на улицах, среди наркоманов все ещё царила паника.

Если бы только выяснить, каким образом лягушатники ввезли наркотик! Тогда удалось бы найти ключ к тому, где его сейчас прячут. Чтобы осудить иностранцев вместе с Пэтси и остальными, требовалось доказать, что они участвовали в нелегальном ввозе. А пока, два француза: Анжельвен и Барбье, опознанный как Скалия, содержались под стражей по подозрению в преступлении, которое вряд ли удастся доказать, если суд не сможет установить факт "владения и намерения продать". Ни у одного из них не нашли даже следов героина. Оба продолжали утверждать, что невиновны.

В понедельник 22 января, хорошенько отоспавшись за все предыдущие дни, Сонни Гроссо внимательно изучал бумаги и вещи, конфискованные им в комнате Анжельвена в "Коммодоре". Среди них находились и копии переписки Анжельвена с судоходной компанией. Там Анжельвен продекларировал вес своего "бьюика" и багажа в 4685 фунтов. Вскоре после вселения в "Уолдорф Асторию" он получил письмо от компании, запрашивавшей подтверждение его обратного выезда 25 января на борту лайнера "Америка", там же содержалась просьба сообщить, что он внесет нового в декларацию. Хотя Анжельвен прибыл сюда туристским классом, обратно он планировал отплыть в первом.

Его ответ, с которого он предусмотрительно сделал копию, сразу же вызвал подозрения в отдохнувшем мозгу Сонни. Подтверждая выезд, Анжельвен добавил, что он пересчитал вес автомобиля и личных вещей, и теперь "бьюик" будет весить 4573 фунта – на 112 меньше, чем поначалу. Обычно, когда человек берет автомобиль в заморскую поездку, он заполняет только одну судовую декларацию в оба конца. Теперь он заявлял об уменьшении платы за провоз в Европу. По оценке Гроссо французская телезвезда собиралась сэкономить за счет разницы в весе около 33 долларов.

Но почему вдруг на 112 фунтов легче? Разве большинство туристов не возвращаются домой с дополнительным весом багажа за счет покупок и сувениров? Все остальное в декларации оказалось таким же, как и в первой. Как же он смог предугадать уменьшение веса больше чем за неделю до отъезда?

Сонни был ошеломлен, когда понял причину. Если 112 фунтов представляли собой общий вес ввезенного контрабандой героина, это оказалось бы самой крупной партией, когда-либо ввозившейся в Нью-Йорк. Но тогда 88 фунтов, или более 40 килограммов героина стоимостью в розницу 25-26 миллионов долларов ещё предстояло найти. Урон, который можно было нанести международной наркомафии конфискацией такой партии и осуждением её главарей, оказался бы чрезвычайно велик.

Пустая яма в подвале у Джо Фуке в сочетании с версией по второй декларации Анжельвена позволили следователям сделать вывод, что контейнером для доставки наркотиков оказался автомобиль шоумена. Сонни удалось получить ордер на обыск "бьюика" в четверг, 25 января – по иронии судьбы именно в тот день Анжельвен должен был отчалить на борту "Америки".

Через некоторое время детективы спрятали "бьюик" в старом заброшенном гараже. Мафия вряд ли сможет его там найти.

Поскольку ордер был официальным, механик автотранспортного отдела полицейского управления Ирвинг Абрамс скрупулезно, дюйм за дюймом, проверил "бьюик", в том числе приборный щиток и обивку. Он не только не нашел никаких следов наркотиков, но даже и тайника для хранения крупной партии героина.

Затем на помощь Абрамсу пригласили инженеров, досконально знавших машины марки "бьюик". И те, наконец, нашли то, что искала полиция. Под передними крыльями располагались два ряда болтов, покрытых сухим налетом. Когда чешуйки налета соскоблили и исследовали, оказалось, что это не крупинки и не порошок, как можно было ожидать, а вещество, сохранившее сцепление между частицами, словно налет появился недавно. В полицейской лаборатории установили: налет – это глина, характерная для французской почвы. Но свежая глина, и, что более существенно, появилась она под крылом "бьюика" недавно – не больше недели назад.

Сначала сняли лист подкрылка под левым крылом машины. Внутри оказалась полость – без всякого труда детективу удалось засунуть туда всю руку. Было такое ощущение, что тайник тянется по всей длине машины. После этого были обнаружены тайники с правой стороны, сзади и под фарами. Эти тайники легко вместили бы 112 фунтов героина, расфасованного в пакеты, и ещё осталось бы свободное место.

Воспользовавшись мощным пылесосом, полицейские собрали всю пыль из тайников в "бьюике" и исследовали её. Обнаружили совсем немного белого порошка – несколько кубических миллиметров. Проба Маркуса показала, что порошок – производное опиума.

Эдди Игэн и Сонни Гроссо догадывались, где искать ключ к месту хранения необнаруженных до сих пор 88 фунтов наркотика. Во время слежки они несколько раз видели Пэтси у гаража Энтони на Восточном Бродвее. Там могли прятать либо наркотики, либо деньги, либо то и другое вместе.

27 января они вместе отправились туда, положившись на интуицию. Не имея никакого официального повода, кроме того факта, что один из арестованных патронировал этот автомагазин. Их наглая атака привела к тому, что перепуганный хозяин и главный механик этого заведения Энтони Феола признался – Пэтси заплатил ему 50 долларов за то, чтобы заменить подкрылки под передними крыльями у "бьюика" и намазать болты из банки, которую дал. Затем Феола отогнал машину на Восточном Бродвее и оставил её там. Эта информация не дала детективам ничего, кроме морального удовлетворения, да мелких деталей в общую картину.

Тщательная проверка гаража у дома 45 на Ист Энд Авеню не прибавила ясности, разве что подтвердила – "бьюик" Анжельвена проходил здесь осмотр в течение двух дней. Его поместил сюда во вторник 16 января иностранец (Анжельвен) и забрал 18 января он же. В промежутке Пэтси Фуке пригнал туда "кадиллак" Травато, оставил его и уехал куда-то на "бьюике". "Бьюик" отсутствовал одну ночь (со вторника на среду) и был возвращен Пэтси к вечеру на другой день. Куда Пэтси ездил, неизвестно.

Полиция считала маловероятным, чтобы владелец гаража Сол Фридман непосредственно участвовал в передаче наркотиков: его знали как умного и осторожного человека, который вряд ли станет рисковать своим бизнесом. Тем более, что у него уже были неприятности с полицией. Однако полицейские почти не сомневались, что Фридман знал о происходящем – хотя вряд ли это можно доказать и посадить его в тюрьму. Во всяком случае, они поняли, что дом 45 по Ист Энд Авеню был только промежуточным пунктом в операции передачи. Для разгрузки Пэтси перегонял "бьюик" куда-то еще.

Потом, просматривая архивы, обнаружили, что у Фридмана был практически немой партнер, Арни Шульман. Полиция знала, что этот хулиганистый тип связан с наркодельцами. Шульман имел долю в бизнесе Фридмана на Ист Энд Авеню 45, а также владел другим коммерческим гаражом в Бронксе на Тремонт Авеню, где у Фридмана не было интересов. И этот гараж находился всего в шести кварталах от дома, где жил брат Пэтси Тони.

Игэн и Гроссо поехали в Бронкс. С фотографией автомобиля Анжельвена они как бы случайно зашли в гараж Шульмана. Старый механик копался с чем-то в глубине. Показав ему фотографию, детективы поинтересовались, не появлялась ли эта машина в его гараже. Механик взглянул на карточку, и у Игэна создалось впечатление, что он узнал машину. Сначала механик не признавался, но Игэн проявил настойчивость и после нескольких минут трудного разговора механик вспомнил, что "бьюик" неделю назад пригнали три мужчины, один, как ему показалось, живет неподалеку. Эти люди долго возились с "бьюиком", а потом его куда-то отогнали.

Игэн успокаивающе похлопал старого механика по плечу, похвалил за сознательность и вместе с Гроссо покинул гараж, многозначительно переглянувшись.

Детективы отправились к дому Тони Фуке. Они никогда не считали Тони важной фигурой в организации Анджело Туминаро. Подобно другу Пэтси Ники Травато, портовый грузчик Тони был грубым, малообразованным и, по мнению полиции, не очень умным человеком. В прошлом к нему не было серьезных претензий. Он всегда был рядом с братом и, очевидно, помогал тому. Например, присматривал за бруклинской закусочной. Даже после обыска у него на квартире, когда обнаружили заряженный пистолет и три с половиной унции героина, полиция рассматривала его всего лишь как боевика-марионетку, но не того, кому мафия могла вручить на сохранение свои богатства.

Но теперь Игэн и Гроссо взглянули на него другими глазами. Они вспомнили подслушанный телефонный разговор между Пэтси и "дядей Гарри" в ночь перед арестом. Говоря про одежду, которую Пэтси нужно было захватить, "дядя Гарри" сказал, что Пэтси может "использовать только несколько костюмов сразу, а остальные должен положить на хранение". Под "несколькими костюмами" могли подразумеваться те одиннадцать килограммов, конфискованные в подвале Пэтси Фуке, которые должны были быть проданы местной организацией, руководимой Малышом Энджи через Пэтси. Ну а "остальные костюмы" спрятаны в надежном месте, чтобы появляться на улицах города по мере надобности.

Убрать остальное посоветовал "дядя Гарри", и Пэтси заверил, что он так и сделал. Однако, кроме нескольких случайных унций, наркотиков не нашли ни в доме Пэтси, ни в его закусочной, ни у Ники Травато, ни в квартире Тони Фуке. Когда вернулся из краткосрочного отпуска один из детективов, принимавших участие в аресте Тони, он сообщил, что в ночь ареста обыскивали только квартиру Тони, а остальную часть здания не осматривали. Это дало толчок новому направлению хода мыслей Игэна и Гроссо. Дом Тони был недалеко от гаража Шульмана, где разгружали "бьюик" Анжельвена.

Тони Фуке жил с женой Пегги и двумя маленькими дочерьми в доме 1171 по Брайэнт Авеню в нижнем Бронксе. Дом представлял собой настоящую ловушку в случае пожара. Это была унылая пятиэтажка без лифта, из грязно-бурого кирпича, ничем не отличавшаяся от соседних домов, или, точнее, от тысяч других пятиэтажек в кварталах бедноты Нью-Йорка, где улицы и тротуары завалены мусором и нечистотами. Дом располагался в мрачном жилом массиве, примыкавшем к таким оживленным магистралям, как Вестчестер Авеню и Саузерн Булвар. Было время, когда его заселяли главным образом, итальянцы и евреи, эмигрировавшие из Восточной Европы, но теперь он подвергся наплыву пуэрториканцев. Тони был одним из немногих оставшихся итальянцев. Он занимал трехкомнатную квартиру на последнем этаже.

Пока Игэн осматривал здание, Гроссо отправился на поиски дворника. От соседнего дом Тони отделяло узкое пространство. Сбоку здания номер 1171 Сонни обнаружил неплотно закрытую деревянную дверь со стеклянным окошком, ведущую в подвал. За дверью коридора в бойлерную он увидел дворника, шурующего возле топки. Худой мужчина лет пятидесяти с проницательным взглядом ничем не выдал удивления, когда детектив представился. Сонни объяснил, что поблизости произошла серия краж со взломом, и полиция потихоньку проверяет все жилые дома в поисках тайников с краденым.

– Мы не утверждаем, что это обязательно в вашем доме, – сказал он, – но, может быть, вы знаете здесь какое-нибудь место, где можно спрятать вещи?

Дворник указал за спину Сонни вглубь коридора.

– Там есть чуланчик для краски и кладовка, в которой люди оставляют старые чемоданы и прочие вещи, – у него слабо чувствовался немецкий или славянский акцент, – и комната для колясок, я имею в виду детские коляски. Но я не думаю, что...

– Не беспокойтесь, – улыбнулся Сонни. – Шума не будет, мы сделаем все аккуратно и тихо. Вы только помогите нам, и все пройдет нормально. Мы не хотим, чтобы кто-нибудь знал, что мы сюда приходили – договорились?

Изможденный мужчина кивнул.

Часом позже в так называемой комнате для колясок – узком, затянутом паутиной помещении возле входа в подвал – на забитой всяким барахлом полке Гроссо и Игэн наткнулись на тяжелый, большой чемодан. На нем было мелом нацарапано "Фуке". Вдвоем они стащили его на пол и взломали запор. Внутри находились два потрепанных чемоданчика. Открыв их, детективы не смогли сдержать возгласов изумления. Чемоданчики были плотно набиты пластиковыми пакетами с белым порошком. Они насчитали восемьдесят восемь пакетов, каждый весом около фунта. Если это был такой же героин, как конфискованный у Джо Фуке, то стоил он в двадцать раз больше такого же количества золота.

Пока Гроссо ходил к машине сообщить новости в Бюро, Игэн вновь запаковал чемоданы. Через час в подвал подъехал лейтенант Хоукс вместе с агентом Уотерсом, и после короткого совещания они решили оставить наркотики там, где нашли, и в том же виде, установив наблюдение. Кто-то должен был прийти за таким крупным грузом.

В тот же день в далекой Италии, в Неаполе, потерял сознание и скончался от внезапного сердечного приступа шестидесятипятилетний Чарльз (Лаки) Лучиано, италоамериканский король преступного мира, главный босс мафии Соединенных Штатов, высланный из США, который, как все считали, продолжал отдавать распоряжения из своего итальянского палаццо.

Возможно, в день своей смерти Лучиано даже не знал, что американские и итальянские агенты из подразделений по борьбе с наркотиками в содружестве с французскими коллегами готовились арестовать его по обвинению в организации контрабанды наркотиков в Соединенные Штаты на сумму в сто пятьдесят миллионов долларов за последние десять лет.

Во всяком случае, вряд ли Пэтси и Тони Фуке, сидевшие порознь в нью-йоркской тюрьме в ожидании приговора, смогли сразу осознать, что именно провал их собственной операции, вызвал начало международной операции против преступной организации Лучиано и, возможно, привел самого капо, как его называли, в могилу. 

Глава 20

 Братьям Фуке и Скалия было предъявлено обвинение, и они находились в тюрьме. Найденные в "бьюике" следы теперь неопровержимо свидетельствовали против Анжельвена, который проходил по делу как свидетель, пока не был уличен в соучастии. Заместителю окружного прокурора Майклу Гальяно, представлявшего прокурора графства Кингс Эда Силвера, поручили передать дело в Большое жюри.

Прежде чем уголовное дело может быть принято к судопроизводству, должно быть получено решение Большого жюри графства о привлечение к уголовной ответственности и передаче дела в суд. Большое жюри состоит из двадцати трех граждан – двадцати двух присяжных заседателей и старшины. Квалификационные требования для выполнения обязанностей члена Большого жюри более строгие, чем для суда присяжных. Все присяжные Большого жюри назначаются из добровольцев, большинство из них работающие люди или пенсионеры, имеющие довольно высокий достаток, и, вообще говоря, более высокий интеллект, в отличие от обычных присяжных в суде. В каждом случае должен соблюдаться кворум – из двадцати трех членов не менее шестнадцати. Для вынесения решения, по крайней мере, двенадцать должны проголосовать "за". В случае, когда мнение рядовых присяжных разделится поровну: одиннадцать-одиннадцать, дело решит голос старшины присяжных. В Бруклине каждое отдельное Большое жюри должно заседать в течение месяца каждые два года. Однако, раз собравшись, жюри будет заседать по конкретному делу до тех пор, пока жюри не вынесет решение о передаче дела в суд, либо, сочтя свидетельства недостаточными, откажет в проведении суда по данному делу.

Бруклинское Большое жюри заседало в опечатанной комнате на шестом этаже старинного здания суда графства Кингс. Члены жюри постоянно ограждались от влияния публики и возможного беспокойства. Специальные лифты доставляли присяжных с первого этажа здания суда до комнаты слушаний, которая не имела выхода в коридор, доступный широкой публике. Во время слушаний туда допускались только окружной прокурор или его заместитель и один свидетель в одно время. Тут нет судьи, так как единственная цель процедуры – дать возможность прокурору изложить все обстоятельства дела, чтобы люди нашли повод для вынесения решения. Свидетели должны появляться без адвоката, и здесь не бывает перекрестных допросов. Тем не менее, свидетелям, кроме обвиняемых, гарантируется неприкосновенность в случае самообвинения, и существует возможность признаться перед Большим жюри в совершении убийства без того, чтобы это использовали против него. Что касается обвиняемого, то он чрезвычайно редко появляется перед Большим жюри; чтобы это произошло, он должен полностью отказаться от неприкосновенности и от всех гражданских прав, а его защита будет отстранена от слушания.

Заместитель окружного прокурора графства Кингс Майкл Гальяно, стремившийся получить положительное решение о проведении суда по делу Фуке, с радостью узнал, что Большое жюри номер 1 все ещё заседало, как раз заканчивая свои месячные слушания. Старшина Большого жюри номер 1 Джэк Шампань был человеком, которого Гальяно очень уважал за его честность и справедливость. Сам Шампань работал в жюри уже пятнадцать лет, а группа присяжных, которую он возглавлял в данный момент, по сведениям Гальяно, состояла из особо опытных присяжных.

Седьмого февраля, во второй половине того самого дня, когда было получено поручение поддержать в Большом жюри это дело, Гальяно торопился в здание суда, чтобы успеть перехватить Джэка Шампаня в момент выхода из спецлифта после окончания слушаний. Гальяно успел вовремя и поспешно изложил суть дела. Коренастый мужчина лет шестидесяти с волнистыми седыми волосами внимательно его выслушал, пристально глядя сквозь очень толстые тонированные очки. Шампань был человеком конструктивного склада, являвшийся к тому же городским служащим – сотрудником правоохранительных органов и раньше, в качестве тайного сотрудника, выполнял для окружной прокуратуры трудные задания, касающиеся преступного мира. Он сразу же проявил неподдельный интерес к делу о наркотиках, связанному с разветвленной международной наркомафией, поэтому они вновь вошли в спецлифт. На шестом этаже, в спецкоридоре около комнаты слушаний они встретили большую часть членов жюри, собравшихся уходить. Со всей свойственной ему настойчивостью Шампань быстро убедил своих коллег, что перед ними предстало самое значительное дело по наркотикам, когда либо попадавшее в Большое жюри. Сложность состояла в том, объяснил он, что дело надо начать немедленно, так как на следующий день должна была начаться сессия другого Большого жюри. В 6 часов вечера члены Большого жюри номер 1 вновь заполнили комнату слушаний.

Гальяно открыл дело, предъявив в качестве свидетеля детектива первого класса Эдварда Игэна, рассказавшего об аресте им 19 января Франсуа Скалия. Затем Игэн изложил детали официального обвинения. Теперь это дело принадлежало юрисдикции Большого жюри номер 1, и оно, так или иначе, останется в их распоряжении до принятия решения.

Со времени 18 января, а затем официального ареста 19 января, Пэтси Фуке испытывал все большее беспокойство за судьбу жены и отца. Мысль о том, что им предстоит отправиться в тюрьму, окончательно укрепила его в решении сообщить детективам Игэну и Гроссо о своем возможном сотрудничестве в обмен на их свободу. Детективы ничего ему не пообещали и выразили сомнение, что Пэтси заговорит. В ответ на это Пэтси дал информацию о французе Жане Жеане – они собирались встретиться в "Иннер Секл баре" в ночь ареста, 18 января. Судя по всему, Жеан сбежал, имея при себе крупную сумму наличных. Обнадеженные этим Игэн и Гроссо позвонили в Большое жюри старшине Шампаню и заместителю окружного прокурора Гальяно о вызове его на допрос.

Но очень скоро стало очевидным, что в своей помощи правосудия Пэтси этим и ограничился. Отвечая на прямые вопросы людей, осведомленных о каждом его шаге за последние четыре месяца, он не сообщил ничего нового и фактически даже того, что полицейские уже знали. Пэтси либо избегал отвечать на уличающие его вопросы, либо попросту лгал. Наконец, когда Шампань напрямую поинтересовался его непосредственными действиями в крупномасштабных операциях наркомафии, Пэтси струсил.

– Вы что, смеетесь? – заскулил он. – Если я отвечу, мне конец! Даже если они узнают, что я просто говорю с вами, я мертвец!

Осознав наконец, что Пэтси, заявляя о своем "сотрудничестве", с самого начала лгал, старшина жюри встал, подошел к окну и, повернувшись к заключенному, заявил:

– В таком случае можете прыгнуть отсюда прямо сейчас!

Как только начались слушания Большого жюри, Бюро по борьбе с наркотиками получило анонимное письмо из Франции. В нем говорилось, что мафия и синдикат вне себя от потери партии героина и, что важнее, были настолько уверены в болтливости Скалия, Фуке или Анжельвена, что контракт на их уничтожение уже подписан. В письме был указан наемный убийца – метрдотель одного из самых престижных и дорогих ресторанов Нью-Йорка. Имя названо не было.

В результате этого таинственного предупреждения Скалия был немедленно переведен в новую, гарантирующую максимальную безопасность тюрьму Кью Гарденз в Квинсе, а Анжельвен в другую такую же тюрьму нижнего Вест Сайда. Так как Скалия, очевидно, являлся главной мишенью для наемного убийцы, полиция решила, что любой киллер, знакомый с нью-йоркской городской тюремной системой, будет думать – Скалия находится в тюрьме Манхэттена, поскольку было принято содержать человека в том самом районе города, где его арестовали. По той же причине Пэтси, арестованного в Бруклине, перевели в тюрьму по адресу: 125 Вайт стрит, Манхэттен, более известную как Томбс (Могила).

В первый месяц слушаний Большого жюри детективы Игэн и Гроссо постоянно курсировали между зданием суда в Бруклине и подвалом в доме Тони Фуке в Бронксе. После того, как в комнате для детских колясок нашли героин, общее его количество вместе с конфискованным раньше наркотиком составило около пятидесяти одного килограмма или 112 фунтов – что точно соответствует величине недовеса, столь педантично заявленного Жаком Анжельвеном в преддверии возвращения во Францию.

Не было никакого сомнения, что конфискованная партия оказалась самой крупной в истории успешных акций правоохранительных органов Соединенных Штатов и превосходила прежний рекорд, установленный за пятнадцать месяцев до того, когда был задержан южноамериканский представитель в ООН со ста фунтами наркотиков в багаже. Но с точки зрения представителей Бюро по борьбе с наркотиками, в деле Фуке оставался один нерешенный вопрос: у кого они конфисковали эти последние сорок килограммов? Получается, у наркоманов. Так следовало из правил игры, поскольку братья Фуке и французы уже были в тюрьме, и, как считал Эдди Игэн, уже некого за это брать. Это относилось и к Тони Фуке, вина которого, несмотря на уверенность в том, что именно он спрятал в подвале своего дома большую часть наркотиков, все ещё не была доказана.

Тем временем отовсюду начали поступать сообщения от полицейских информаторов о растущем вокруг нетерпении. Наркоманы, "толкачи" и мелкие уличные поставщики – все ощущали нехватку героина. Но что более важно, и высший эшелон оптовых продавцов и поставщиков также начали ворчать и, очевидно, разрабатывать планы крутых действий по защите, если не по восполнению своих инвестиций. Эти уголовные "бизнесмены" заплатили Пэтси Фуке авансом приличные деньги и уже заключили с потребителями контракты, сулившие баснословную прибыль.

Полиция резонно решила, что кто-нибудь из этих разочарованных мафиози попытается извлечь восемьдесят восемь фунтов наркотиков из подвала Тони Фуке. Поэтому было принято решение оставить все, найденное в доме 1171 по Брайэнт Авеню, на прежнем месте. Подвал, само здание и все окружающее пространство круглосуточно находились под неусыпным наблюдением. Полицейские приготовились ждать. 

Глава 21

 В субботу 4 февраля 1962 года, через семнадцать дней после первых арестов, началась непрерывная слежка за домом Тони Фуке в Бронксе. Дежурство проводилось сменами. Смены, состоявшие из двух нью-йоркских полицейских и трех федеральных агентов, сменялись через каждые восемь часов. Главное внимание обращали на подвал, где на полке в комнате для колясок все ещё лежали наркотики. Слева от входа в подвал, в проулке были ступени, ведущие в вестибюль. Влево от комнаты для колясок, невидимая от входа в подвал, находилась грязная, вонючая ниша, заваленная всевозможным хламом из квартир жильцов: ломаной мебелью, матрасами, игрушками, ковриками и рваными мешками. В глубине подвала узкий коридор вел в бойлерную, заполненную трубами и топливом. Задняя часть подвала была единственным теплым местом, поэтому бойлерная служила убежищем для всех, кто нуждался в отдыхе во время длинных зимних дежурств. Позади клацающего водяного нагревателя, на бетонном полу лежал потертый, выцветший матрас.

Дежурные имели при себе целый арсенал, включавший автоматы, ружья и гранаты со слезоточивым газом, а также множество патронов. Никто не знал, кто и в каком количестве появится здесь, чтобы заняться спрятанными сокровищами. Не было никакой уверенности, что здесь может произойти, но все были начеку.

Игэн, Гроссо и агент Уотерс потихоньку подбирались и выскальзывали из объекта через закоулки позади соседних зданий, координировали доклады, обменивались информацией, в том числе и той, которая поступала от тайных информаторов через лейтенанта Винни Хоукса и сержанта Джэка Флеминга из разведывательного подразделения. В помощь Игэну и Гроссо были выделены детективы Дик Олетта и Джимми О`Брайен. Уотерс возглавлял группу из двенадцати дежуривших поочередно федеральных агентов. Перспектива сидеть дни или даже недели в мрачном затхлом подвале могла гнетуще подействовать на самых закаленных блюстителей закона, к тому же полицейские детективы отмечали отсутствие опыта у федералов. За исключением Уотерса, большинство агентов были молоды и нетерпеливы.

И так случилось, что при этой слежке больше вреда принесли другие представители закона, чем его злейшие враги. Решено было не информировать об их миссии местный полицейский участок, чтобы обеспечить операции полную секретность. И это решение почти сразу привело к осложнениям.

Сторожевая команда ещё не приноровилась к обстановке, когда на второй день в подвал вошел тощий пожилой мужчина с мрачным лицом. Он был в заляпанной спецовке и кепке, как у профессионального маляра. Два детектива находились в это время в темной нише за колясочной комнатой и играли при свете тусклой лампочки в карты. Третий был в бойлерной, растянувшись на матрасе у нагревателя. Сначала маляр никого не заметил. Потерпев некоторое время замерзшие руки, он тщательно набил и раскурил старинную трубку с изогнутым чубуком, после чего направился в чуланчик за краской. Открыв дверь, он моментально отскочил, словно от удара током, трубка полетела на пол. В чуланчике, освещенный светом лампочки, сидел рыжеволосый крепыш, который уставился на него, зажав в одной руке книгу, а в другой огромное ружье.

Эдди Игэн не произнес ни слова, он только смотрел. Перепуганный маляр бросился по коридору в бойлерную. Тут он увидел в нише двух мужчин в свитерах, склонившихся над старинным сундуком. Бросив карты на сундук, они подняли глаза. Маляр начал было говорить, но тут его глаза расширились, а рот, раскрывшись, так и не закрылся. К стене рядом с этими людьми были прислонены два автомата. Один из незнакомцев встал. Его грудь пересекал патронташ. Послышался шум в бойлерной, и появилась ещё одна фигура, которая безмолвно изучала маляра взглядом. Полные страха глаза старика в замешательстве перепрыгивали с одной ужасной фигуры на другую. Наконец, он кинулся к выходу, распахнул дверь и исчез.

Картежники взглянули друг на друга, и тот, что встал, направился к открытой двери чулана, где, потягиваясь, стоял Игэн.

– Я думаю, это здешний маляр, – ухмыльнулся Игэн, зевая.

– Да, он выглядел чертовски удивленным. А я – то думал, Сонни уже рассказал управляющему домом какую-нибудь легенду.

– Он – то рассказал, но ведь это не управляющий. А тот, должно быть, забыл его предупредить. То же мне хозяин!

– Не уверен, – покачал головой агент, – но мне кажется, надо это как-то согласовать.

Сомнения по поводу утаивания операции от местной полиции постепенно усиливались. Позже в тот же день недоверчивый старый маляр ещё дважды возвращался в подвал, как бы желая удостовериться в своих страхах. И каждый раз, к явному своему ужасу, встречал четырех вооруженных молчаливых парней, причем вечером там была уже другая четверка. Детективам даже стало жалко бедного старика, это могло довести его до запоя. Когда он ночью неверной походкой покидал подвал, снова не услышав от них ни слова, то явно был в шоке.

Однако через несколько часов третья смена на себе испытала, насколько сложным их скрытное положение могло стать из-за плохой связи. В подвале было темно, только узкая полоска света пробивалась из под закрытой двери чуланчика с краской, где сидел федеральный агент, разгадывавший кроссворд. Остальные находились в нише и в бойлерной, пытаясь вздремнуть в промозглом холоде надвигающегося утра. После ночного визита маляра они решили наспех соорудить примитивное охранное устройство против ночных посетителей – кусок мягкой проволоки прикрепили к верху входной двери, протянули её вдоль коридора к бойлерной, перекинули через шкив, прикрученный к потолку, и повесили на неё ведро с гипсом. Когда дверь открывалась, тяжелое ведро начинало стукаться о цементный пол. Раздавался звук, который входящий в дверь мог и не услышать, но достаточно громкий, чтобы предупредить детективов.

В начале третьего ночи во вторник агент, находившийся недалеко от входной двери в чулане, услышал снаружи слабое шарканье ног. Он погасил свет и чуточку приоткрыл дверь своего убежища, сжимая в руках ружье. Дверь подвала скрипнула, открывшись, и впустила струю холодного ночного воздуха. Агент напрягся, приготовившись услышать клацанье охранного устройства, но так и не расслышал, сработало ли оно. Дверь осторожно закрыли. Слабое шарканье ног по цементному полу подвала, похоже, принадлежало двум людям. Вот они медленно прошли мимо чулана, остановились у входа в коридор, ведущий в бойлерную. Внезапно вспышки двух фонариков прорезали темноту. Один лучик обшарил помещение, примыкающее ко входу, затем второй визитер быстро протянул руку к выключателю. И в тот миг, когда помещение залило светом, хриплый голос рявкнул:

– Руки вверх! Полиция! Кто здесь?

Это были два патрульных полицейских, огромные в своих тяжелых синих куртках, в руках револьверы и фонари. Один резко повернул голову, когда агент распахнул дверь чулана и вышел, отложив в сторону ружье.

– Кто вы, мистер, черт побери? – воскликнул коп.

Ответить агент не успел, так как тут другой патрульный крикнул:

– Засада! Осторожно! – Два агента, находившиеся в нише, внезапно возникли из тени с револьверами в руках. Испуганные копы присели, ожидая нападения. Но в этот момент из темноты бойлерной донесся звонкий голос:

– Стойте, ради Бога! Мы все полицейские! – Тут же в бойлерной вспыхнул свет и вперед вышел Джимми О`Брайен с золотистой бляхой в руке.

Им пришлось объяснить патрульным, которые получили радиосообщение из 41 полицейского участка о подозрительных людях в подвале дома 1171 на Брайэнт Авеню, что они агенты по борьбе с наркотиками, не вдаваясь в подробности своей миссии. Это было нелегко, патрульные долго колебались, не зная, как поступить, но потом, поколебавшись, согласились оставить засаду в покое.

В полдень следующего дня в подвал рискнул нагрянуть один из начальников патрульной службы и был выставлен оттуда с суровым наставлением позабыть о том, что видел. В течение следующих сорока восьми часов им нанесли ещё два визита. Сначала зашли два переодетых сыщика из ближайшего участка, которые проводили аресты в нескольких кварталах отсюда. Там они неожиданно встретили отчаявшегося маляра, который рассказал им душераздирающую историю о круглосуточной азартной игре в подвале его дома. Затем в подвал пытался войти санитарный инспектор. И каждый раз людям в подвале приходилось объяснять, чем они тут, якобы, занимаются. Секретность операции полетела к черту.

Плохо, что и сами полицейские все больше нервничали. Однажды ночью в ту же первую неделю детектив Джимми О`Брайен очнулся от полудремы в кромешной тьме бойлерной и увидел над собой крошечный красный огонек. О`Брайен похолодел: кто-то стоял в этом мраке и курил сигарету!

– Сонни? – позвал он вполголоса. – Уотерс?

Но в ответ услышал только пыхтенье бойлера. Со стоном О`Брайен скатился с матраса на холодный пол, судорожно нащупывая револьвер. Послышалось шарканье ног, зажегся свет. Сонни Гроссо, Фрэнк Уотерс и Джэк Рипа столпились в конце коридора, ведущего в бойлерную, с оружием наизготовку.

– Что тут, черт возьми, случилось? – спросил Сонни.

– Здесь кто-то был, – сказал О`Брайен, не поднимаясь с пола и ошеломленно оглядываясь по сторонам. Остальные в напряженной тишине обшарили каждый темный уголок.

– Тебе, наверное, приснилось, – заявил Сонни, пряча в кобуру револьвер. – Здесь нет никого.

Свет погас, и Джимми снова растянулся на матрасе. Через минуту снова раздался его крик.

– Он здесь! – И снова топот ног, опять зажегся свет, и вновь никого, кроме четырех рассерженных детективов.

Сонни уставился на бойлер, затем подошел к прямоугольной, закопченой машине и, глядя вниз на О`Брайена, хмуро сказал:

– Вот он, твой курильщик, – и показал пальцем на маленькую сигнальную лампочку на уровне глаз.

С каждым днем напряжение в грязном подвале все нарастало. Полицейским приходилось бороться с собой, не позволяя раздражению вырываться наружу, и, что более важно, им надо было отказаться от опасной тенденции при каждом шорохе направлять во все стороны оружие. Полицейские смены следили за восьмидесятью восемью фунтами товара, который стоил мафии многие миллионы долларов, и не имели ни малейшего представления, когда ждать налета.

Только временами обрывки новостей просачивались снаружи, давая детективам пищу для разговора. Наиболее захватывающая новость пришла, когда лейтенант Винни Хоукс нанес в подвал один из своих регулярных визитов. Он нашел Эдди Игэна на обычной позиции – в чуланчике для краски.

– Эй, Телескоп, помнишь автомат, который нашел у Фуке? Что, если из этой самой игрушки убили охранника и ранили копа в налете на Лафайет Нэшнл банк на Кингз Хайвэй?

Взволнованный сообщением, Эдди вскочил на ноги.

– Я как раз накануне этого случая два дня таскался следом за Пэтси! Помнится, в тот момент я подумал, что он зашел туда случайно.

– Похоже, наш мальчик Пэтси всегда занимался делом. Я вряд ли промахнусь, если заявлю, что такой негодяй как он давал напрокат этот автомат, да и другое оружие тоже. – Лейтенант довольно ухмыльнулся.

Управляющий домом время от времени наведывался в подвал, но при этом не обращал внимания на дежуривших, да и полицейские с ним почти не разговаривали. В обстановке нараставшей нервозности он чуть было не погиб. Как-то утром он тихо взял доску и положил её на козлы для пилки дров. Затем встал рядом, глубоко вздохнул и, внезапно крикнув, нанес резкий удар ребром ладони, сломав доску пополам ударом каратэ.

Натянутые нервы отреагировали моментально и на него нацелились пять стволов. Перепуганный каратист завороженно смотрел на дула автомата, двух винтовок и двух пистолетов. Наконец оружие медленно опустилось. И это было последнее появление управляющего в подвале.

Долгие дни и ночи детективы провели рядом с героином. И невозможно было не думать о стоимости белого порошка в чемодане Тони Фуке. Можно было продать мафии наркотик за миллион долларов, поскольку тот стоил в десять раз дороже. Героин ещё не подвергли анализу, но они были уверены, что он почти чистый. Этому искушению подвергались они все. Это мучило каждого агента Бюро по борьбе с наркотиками.

Игэн развлекал себя этими фантазиями. Он понимал, что роскошная жизнь рядом, только протяни руку. Только что Кэрол Гэлвин объявила Игэну, что уходит от него, так не может больше выносить его работы и жалких заработков. А он мог бы взять эту отраву и... Но все его мечты кончались одинаково. Он был копом и навсегда им останется, так уж вышло.

Две недели ничем имеющим отношение к делу не ознаменовавшись. Кроме визитов других непосвященных полицейских, было несколько случаев, когда обитатели дома заходили в подвал в поисках своего барахла. В такие моменты агенты разыгрывали роли ремонтников, электриков или механиков бойлерной. Это даже вносило некоторое разнообразие в их монотонную жизнь. Но никаких признаков, что кто-то интересуется героином. Никто ни разу не зашел в комнату для колясок – зимний холод запер младенцев в четырех стенах.

Не считая редких походов за покупками, Пегги Фуке, жена Тони, сидела дома с двумя маленькими дочерьми. Она не появлялась вблизи подвала и, очевидно, не подозревала о караулящих там полицейских.

Теперь стало ясно, что только братья Фуке знают, где спрятаны "сокровища", и, вероятно, попыток их достать не последует, пока один из них не окажется на свободе. Через информаторов полиция получила сведения, что возбуждение, охватившее главарей мафии по поводу пропавшей партии наркотиков, в последние дни заметно стихло. Это наводило на мысль, что из тюрьмы просочились сведения, вероятно, от матери узников, что груз в безопасности и окажется в руках хозяев, как только один из них освободится. Вероятность того, что им окажется Пэтси, была невелика: размер залога для него, его отца и двух французов была установлена в 100 000 долларов. Полицейские чувствовали: даже для организации, возглавляемой Туминаро, такая цена слишком высока и изобличающа.

Для Тони Фуке тоже был назначен залог в 100 000 долларов за участие в заговоре, плюс 22 500 долларов за хранение наркотиков, и адвокат, представлявший интересы семьи Фуке, тщетно пытался его снизить. Теперь полиция решила, что в её интересах позволить Тони Фуке выйти на свободу, чтобы проследить за ним. С согласия окружного прокурора 100 000 долларов за участие в заговоре были сняты, и залог за Тони упал до 22 500 долларов.

В понедельник 19 февраля Бюро по борьбе с наркотиками получило информацию, что залог за Тони Фуке уже внесен, и тот вот-вот окажется на свободе. В Бронкс немедленно отправили подкрепления.

В то же самое утро полицейский осведомитель сообщил по телефону, что может произойти попытка перехвата Тони одной из местных банд, не связанных ни с семейством Фуке, ни с Туминаро, и захвата героина, известие о существовании которого стало уже всеобщим достоянием.

Утром 19 февраля в подвале дома 1171 на Брайэнт Авеню дежурили детективы Эдди Игэн, Джимми О`Брайен, Джим Гилди, Джим Харли и федеральный агент Джэк Рипа. Полдюжины других полицейских наблюдали за домом с улицы и ненавязчиво патрулировали ближайшие окрестности. А теперь ещё двое разместились на крыше, проверяя новую сигнальную систему. С этого момента один полицейский должен был находиться на лестнице, ведущей с пятого этажа на саму крышу, и, если Тони или его жена выйдут из квартиры, детектив на крыше, узнав об этом от своего товарища, должен был кинуть с крыши в проулок около входа в подвал жестяную банку и тем самым подготовить товарищей в подвале к возможному визиту. Унылое дежурство в подвале внезапно превратилось в напряженную работу.

Игэн располагался в своем излюбленном месте, чуланчике для краски возле входа. В отличие от других детективов он не развлекался игрой в карты, а хотел быть как можно ближе к возможному месту действий. В то утро остальные четверо располагались в бойлерной, расхаживая по комнате и тихо, но возбужденно переговариваясь.

Когда скрипнула входная дверь, Игэн насторожился, отложил книгу, которую пытался читать, и крепко сжал в руке пистолет. Он надеялся, что остальные услышали удары ведра по полу около бойлера. Однако в нескольких случаях до этого они уже обнаружили неэффективность этого устройства в дневное время, когда клацание кипящего бойлера заглушало звук сигнального ведра. Сам Игэн приоткрыл дверь чулана на пару дюймов, чтобы видеть происходящее.

У него перехватило дыхание, и мороз пробежал по коже, когда он увидел двух темнокожих с оружием, которые, пригнувшись, молча прокрались мимо него к колясочной комнате. Игэн стал было приоткрывать дверь, но третий пришелец это заметил и сунул ему револьвер прямо в рот. Свирепый голос прорычал:

– Ах ты сука, давай выходи, или тебе конец!

Игэн не в состоянии был сопротивляться, все его тело содрогнулось, и он подумал о смерти.

– Брось его! – приказал суровый голос. Двое других повернулись в их сторону.

Игэн взглянул на пистолет в своей руке. И тут его мозг снова заработал. Он выпрямился и швырнул пистолет вперед по коридору, в сторону бойлерной. И как только тот громко лязгнул о бетонный пол, заорал во всю мочь:

– В чем дело? Кто вы такие, черт возьми?

Он услышал движение в глубине подвала, шорох и поспешные шаги. Пришельцы тоже услышали. Сейчас выскочат его парни и начнется перестрелка, а он как раз посередине. Глаза Игэна скользнули в сторону темной ниши. Оставался единственный шанс, правда, очень слабый. Если только его не срежут из автоматов. Бросив взгляд через плечо, он заметил, что кто-то ещё входит в подвал, и приготовился к броску.

– Эй, лейтенант, не стреляй! – раздался голос позади него. – Это же Игэн – из Бюро по наркотикам.

– Остановитесь! Это полиция! – закричал человек рядом с Игэном в глубину подвала.

Они с трудом пришли в себя, когда закончилась процедура опознания и объяснения. Вооруженные люди оказались детективами из соседнего сорок первого участка. Старый маляр приперся в полицейский участок и рассказал ужасную историю о "банде хулиганов и гангстеров", которые захватили его рабочее место – подвал, и "замышляют убийство". Это звучало слишком фантастично, чтобы быть похожим на правду. Хотя некоторые из патрульных полицейских участка и были почти с самого начала в курсе, никто ни слова не сказал местным детективам. В результате пятеро из них решили проверить подвал. Хотя все обошлось, но перестрелка могла бы привести к немалым жертвам.

Игэн разнервничался и утратил свой обычный оптимизм. Описывая лейтенанту Хоуксу происшедшее, он подчеркнул, что может произойти непоправимое, если оставлять местную полицию в неведении.

– Либо мы кого-нибудь пристрелим, либо кого-нибудь из нас убьют, – заявил он.

Хоукс посочувствовал, но сказал:

– Мы слишком близки к развязке, чтобы выходить из игры. Теперь, когда Тони выпустили, обязательно что-нибудь произойдет. Почему бы тебе не передохнуть? Отойдешь немного...

– Проклятье, да я повешусь, если все случится, пока я буду груши околачивать, – взорвался Игэн.

Первых нескольких дней Тони Фуке активности не проявлял. Раз за разом в подвале объявлялась боевая готовность при лязге падающей в проулок пустой пивной банки, но Тони покидал квартиру только для того, чтобы сходить в ближайший магазин. В четверг он вернулся на работу в ист-сайдские доки, где со сдержанным энтузиазмом был встречен коллегами. По дороге домой Тони зашел в бакалейную лавчонку, откуда вышел с маленьким свертком и поднялся к себе. Но даже близко он не подошел к подвалу.

И в пятницу его маршрут был тем же самым. Он пришел домой рано и остался наверху. Никто из полицейских несколько дней не видел ни жены Тони, ни его детей. А после того, как Тони пару раз посетил местную аптеку, все решили, что либо одна из девочек, либо сама миссис Фуке больны.

Мог ли такой могучий тупоголовый тип, каким считали Тони, не быть даже посвящен в то, что драгоценный груз спрятан в его собственном доме? Этот вопрос уже начал изводить полицейских. Хотя это выглядело слишком бесчестным даже для Пэтси и его дядюшки. А тем временем подходила к концу третья неделя их беспрерывной слежки. Шестую неделю после первой важнейшей конфискации в Бруклине Большом жюри графства Кингс шли слушания по этому делу. Но на Брайэнт Авеню ничего не происходило.

В субботу 24 января Сонни Гроссо взял выходной. Его ближайший друг, любитель развлечений, вечный холостяк попросил Сонни быть свидетелем на бракосочетании в кафедральном соборе Святого Патрика.

– Я бы не пропустил такого, даже оживи сам Лучиано, – сказал Сонни Игэну.

В тот день, незадолго до полудня, Игэн, забравшись в чуланчик, сладко подремывал. Он ощущал себя таким грязным и измочаленным, что испытывал подлинное наслаждение, представляя себе веселых, чистых людей, которые скоро соберутся в соборе Святого Патрика на нарядной Пятой Авеню. Он вообразил длинный мраморный проход, невесту – раскрасневшуюся, в белом, в руках цветы, сзади атласный шлейф. Смеющиеся лица людей на церковных скамьях, в нетерпении вытягивающих шеи. Жениха стоящего перед оградой алтаря. Постарался представить Сонни, стоящего рядом с другом, нервного, вероятно, растерянного. Он вымыт, выбрит, волосы аккуратно зачесаны, на нем элегантный костюм, начищенные ботинки. Игэн уже забыл, когда в последний раз видел Сонни нарядным и свежим, как впрочем и себя самого...

Звякнула консервная банка, отскочившая от стены дома и упавшая в проулок. Тони снова вышел из квартиры. Засуетились детективы и агенты, прячась в тени бойлерной и ниши. Дверь подвала открылась и, скрипнув, закрылась. Игэн услышал, что шаги человека замерли невдалеке. Затем прошуршали рядом с чуланом. Через трещину в двери Игэн разглядел приземистую фигуру в обвисшем сером свитере и мятых брюках.

Тони!

Сердце детектива судорожно забилось, когда он увидел, что Тони остановился перед деревянной дверью колясочной комнаты и долго вглядывался в темноту коридора, ведущего в глубину подвала. Игэн закусил губу: не хватало ещё закашлять или чихнуть в такой момент. Тони оглянулся в сторону выхода. Сейчас он повернулся к Игэну, и света, пробивавшегося через дверное оконце, вполне хватало, чтобы рассмотреть губастое лицо с широким носом и тяжелой челюстью. Как у многих туповатых, но сильных людей глаза были невыразительны. Тони снова повернулся к двери колясочной комнаты, откинул крючок и исчез в темноте.

Игэн напряженно вглядывался, но смог различить лишь какую-то возню там, внутри. Тони, очевидно, вскарабкался на что-то и оставался там минуту или две, затем снова спустился на пол и начал шарить в темных углах захламленной комнаты, как будто что-то искал. Закончив поиски, он вышел из комнаты, прикрыл дверь и накинул крючок. В одной руке он держал нечто, похожее на короткий ломик, вероятно, монтировку. Еще раз оглянувшись в сторону бойлерной, в конце концов, он прошел мимо Игэна и, насвистывая, вышел на улицу.

– Черт возьми, он отлично знает, где лежат наркотики, – рассказывал Игэн после того, как стало известно, что Тони вернулся к себе. – Он просто приходил взглянуть, все ли так, как они оставили. Думаю, теперь он соберется груз забрать. Нужно добавить ещё несколько ребят.

Игэн доложил по радио о скором выносе героина из подвала. Было 13 часов.

Около 15. 30, когда неяркий зимний свет начал гаснуть за стенами серого, мрачного подвала, прибыло подкрепление, – четыре человека, включая лейтенанта Хоукса, Дика Олетту и пару федеральных агентов, которые остались на улице.

Теперь Игэну стало жаль, что с ними нет Сонни. Его партнер должен был здесь присутствовать. Игэн вызвался отправиться за сэндвичами. Он доехал до Сто шестьдесят девятой улицы, а затем проехал к западу ещё дюжину кварталов, прежде чем нашел торговый центр, достаточно удаленный от места операции. Зайдя в еврейскую кулинарию, он заказал десять ржаных сэндвичей с солониной и пикулями, а заодно побольше пепси. Пока их готовили, он направился к телефонной будке.

Потребовались два звонка и всякая тарабарщина вроде "важная полицейская операция", но через двенадцать минут озадаченный Сонни Гроссо уже держал трубку телефона, который распорядитель церемонии спешно подтянул к алькову перед главным алтарем кафедрального собора Святого Патрика.

– Это детектив Гроссо из Бюро по борьбе с наркотиками? – весело поинтересовался Игэн.

– Телескоп!

– Да-а. Как проходит церемония? – В трубке были слышны могучие раскаты органа.

– Марти передает привет и требует повесить трубку – пора приступать. – Тут Сонни понизил голос и осторожно заговорил прямо в микрофон. – Что тебе нужно? Что-нибудь случилось?

– Когда ты сможешь вырваться? – серьезно спросил Игэн, отбросив шутливый тон.

– Что произошло?

– Я думаю, вот-вот произойдет. Может быть, сегодня вечером. Наш парень предварительно спустился вниз и проверил свое добро. Он ещё вернется.

– Я сейчас не могу. Может быть, часам к пяти. Придется улизнуть со свадебного ужина. А я собирался произнести отличный тост.

– Ты сможешь произнести его нам. И приезжай в чем есть. Это придаст нашему подвалу немного шарма.

Скомканные бумажки, пустые банки от пепси-колы, объедки сэндвичей и пикулей более или менее аккуратно задвинули в угол бойлерной. К 17. 30 снаружи стемнело, и слабая лампочка едва высвечивала фигуры шестерых мужчин, часть которых стояла вокруг бойлера, а остальные прислонились к стенам. Коридор был погружен во тьму, но дверь освещена. Игэн занял свое место в чуланчике. Два федеральных агента сидели в темной нише.

Детективы в глубине подвала насторожились, когда позади бойлера загремело ведро с алебастром. Лампочка погасла, и они вжались в стену. Темная фигура в пальто с поднятым воротником показалась на фоне дверного проема.

– Телескоп? – произнесла фигура хриплым шепотом.

Кто-то засмеялся. В бойлерной зажегся свет и все собрались приветствовать Сонни Гроссо, стоявшего перед ними с глупой улыбкой на лице. На нем был праздничный костюм.

– Вот идет невеста... – запел кто-то.

– Я сам бы мог ей быть, – дурачился другой.

– А я бы подумал. Он не похож на копа.

– Он не может быть профессионалом. Он, должно быть, один из этих частных сыщиков.

Широкая улыбка озарила лицо Сонни.

– Ну, нельзя сказать, что мне очень приятно возвращаться в эту темницу, но, по крайней мере, – он сделал гримасу и зажал нос, – я хоть вымылся!

– Добро пожаловать, мистер мытый! – раздался голос.

Однако веселье быстро угасло, и тремя часами позже в подвале воцарилась привычная атмосфера скуки и тревоги. Едва перевалило за половину девятого, когда брошенная с крыши жестянка-сигнал застучала по стене дома, словно мини-пулемет, а затем грохнулась на тротуар, заставив взвинченных людей вскочить. Все разбежались в укромные места – на свои посты. Свет потушили, кроме лампочки у входа.

Прошло пять минут. В ту ночь бойлер не работал, поэтому даже звук собственного дыхания и малейший скрип кожаных подошв казались оглушительно громкими. Прошло десять минут. Наконец, они услышали звук шагов на лестнице, соединяющей подвал с вестибюлем. Скрипнула дверь. Затем тишина, очевидно, вошедший замер, прислушиваясь. Дверь закрылась. Человек, по всем признакам Тони, вошел. Он двигался очень медленно и тихо. Тень пересекла подвала. Появился приземистый силуэт.

При входе в коридор Тони снова остановился: неподвижный, насторожившийся словно сжатая пружина. Затем его плечи расслабились, словно вынули пробку, и вся подозрительность спала. Легкими, быстрыми движениями он открыл дверь колясочной комнаты и даже включил свет. Похоже, Тони действительно успокоился.

Приближается момент истины, – подумал Игэн. – Тони наконец-то приведет их к большим боссам, заплатившим за партию наркотиков.

Тони распахнул куртку и вытащил из-за пояса монтировку, быстро вскочил на перевернутую детскую коляску, с полки в дальнем углу снял тщательно обернутый чемодан и аккуратно поставил его на пол. Машинально оглянувшись, он приподнял монтировкой закрытую крышку. Игэн, наблюдавший из своего чуланчика, молил бога, чтобы Тони не заметил, что замок уже вскрывали и закрыли снова.

Тони вынул один чемоданчик, закрыл большой и затащил обратно на полку. С чемоданчиком в руке он выключил свет, закрыл дверь и поспешно зашагал к выходу. Детективы дали ему уйти, чтобы через несколько мгновений выйти следом. Им не столько нужен был он, как его связи.

Тем временем детектив Дик Олетта, занимавший пост на лестнице, начал потихоньку спускаться. На первом этаже Тони не оказалось. Олетта прошел через вестибюль к выходу из дома. Выглянув на Брайэнт Авеню, агент покачал головой – Тони туда не выходил. Тогда он вернулся в вестибюль и тихонько подошел к двери в подвал. Очень осторожно он взглянул вниз. В полутьме раздавалось слабое шарканье ног. Что там происходит?

Олетта двинулся вниз и тут с ужасом обнаружил, что ему навстречу поднимается громила с чемоданчиком в руке. Тони первым оправился от удивления, вытащил монтировку из-за пояса и с воплем кинулся на Олетту. Олетта увернулся от монтировки, но прыжок Тони сбил его на ступени и теперь Тони, перелезая через него, стремился попасть по голове. На этот раз Олетта, уворачиваясь, получил сильный удар в плечо и скатился по ступеням, вдребезги разбив дверное стекло.

Изрыгая проклятия, Игэн перепрыгнул через Олетту и помчался вверх по ступенькам за гангстером.

– Тони! – крикнул Игэн и пальнул из пистолета над ухом младшего Фуке. Эхо выстрела загремело в подвале. Тони замер на верхней ступеньке лестницы. Чемоданчик с героином выскользнул из его руки и, беспорядочно кувыркаясь, скатился к ногам подбежавших полицейских.

Хорошо это или плохо, но все было кончено. 

Глава 22

 Но окончания пришлось ждать ещё долго – до 2 апреля 1962 года, когда Большое жюри графства Кингс вынесло вердикт о начале судебного процесса против Пэтси и Джо Фуке, Франсуа Скалия и Жака Анжельвена.

Неделей раньше, 26 марта, адвокат Роберт Казаноф, назначенный защитником Анжельвена благодаря совместным усилиям французского консульства и друга Анжельвена Жака Салибера из французской радиотелевизионной компании РТФ, попытался добиться распоряжения об его освобождении. Он потребовал освобождения телеведущего на основании того, что против него не удалось выдвинуть обвинения, и, таким образом, продолжение содержания Анжельвена под стражей было грубейшим нарушением законодательства.

Заместитель окружного прокурора Бруклина Фрэнк Дилайла убедил суд, что пока Анжельвен остается важным свидетелем, но в предстоящем вердикте Большое жюри назовет его среди обвиняемых. Француз остался под стражей. Большое жюри в ходе слушаний изменило статус Анжельвена: он больше не был ключевым свидетелем, а обвинялся в преступном сговоре.

Четверо обвиняемых предстали перед уголовным судом графства Кингс и все дружно отказались признать себя виновными в хранении или сговоре с целью распространения одиннадцати килограммов контрабандных наркотиков. Кроме того, упоминались два отсутствующих обвиняемых, официально названные, как "неустановленные": исчезнувшие французы Жан Жеан и Жан Морен.

Тони Фуке, естественно, содержался в тюрьме Бронкса и должен был предстать перед местным судом по обвинению в хранении других сорока килограммах героина.

Ники Травато тем временем уже обвинили в хранении небольшого количества наркотиков и должны были судить отдельно от других в Бруклине. Относительно беременной Барбары Фуке, которую освободили под залог ещё в январе, вердикт гласил "отсрочить рассмотрение обвинения" – признак того, что государство вообще могло отказаться от наказания.

В течение недели после вынесения вердикта Большого жюри поручитель добился освобождения Пэтси Фуке под залог в 100 000 долларов. Пэтси пробыл на свободе меньше месяца. Очевидно, он имел несколько серьезных и неприятных бесед со своим дядей Анджело Туминаро и другими членами "семьи", поэтому в начале мая Пэтси связался с поручителем и, попросив аннулировать залог, вернулся в относительно безопасное место – городскую тюрьму дожидаться суда.

Примерно в то же время, сам Малыш Энджи, на ком лежала основная ответственность за неудачу племянника, неожиданно объявился во Флориде. Там он сдался новичку-полицейскому, всего несколько недель работавшему в полиции, и заявил, что больше двух лет назад скрылся из Нью-Йорка, будучи выпущен из тюрьмы под залог. Арестованного выдали властям Нью-Йорка. Очевидно, Малыш Энджи из двух зол выбрал меньшее и предпочел провести в безопасности пару лет в тюрьме, ожидая лучшего будущего.

Подготовка к судебному процессу заняла все лето и осень 1962 года, однако дата начала суда так и не была названа. Тем временем три адвоката, осуществлявших защиту подсудимых: Роберт Казаноф – защитник Анжельвена, Морис Эделбаум – отца и сына Фуке, и Генри Лоуэнберг – Скалия, предприняли серию юридических маневров, пытаясь опротестовать вердикт Большого жюри по формальным признакам.

Сначала Казаноф подал протест, ссылаясь, что вердикт ошибочен, так как не привел конкретных доказательств связи машины Анжельвена с героином, найденным в подвале Джо Фуке. Ели бы этот протест был принят, пришлось бы снять все обвинения с Анжельвена, а заодно освободить и Скалию, так как состав обвинения корсиканца был тесно связан с Анжельвеном и его "бьюиком".

Заместитель окружного прокурора Майкл Гальяно внимательно изучил вердикт и пришел к выводу, что между автомобилем Анжельвена и преступлением связь, в самом деле, не указана достаточно четко – это было ошибкой вердикта. Для того, чтобы спасти дело, нужно было срочно добиться нового вердикта. Имея в запасе меньше двух недель, Гальяно связался со старшиной Большого жюри Джэком Шампанем, который отдыхал в Аризоне. Джэк Шампань сразу прервал свой отпуск и прилетел в Нью-Йорк собирать Большое жюри, которое принимало первоначальный вердикт.

14 ноября в 10. 00 Анжельвен и его адвокат, полные надежд, прибыли в Верховный суд в Бруклине. Анжельвен, вдохновленный энтузиазмом Казанофа в связи с обнаруженной им лазейкой, прибыл даже с вещами, полный радужных надежд тем же вечером вылететь в Париж.

Как и ожидалось, судья бруклинского верховного суда Майлз Ф. Макдоналд поддержал протест защиты по поводу ошибки вердикта, добавив, что у него нет иного выхода, как снять часть обвинения, относящуюся к обвиняемому Анжельвену.

Пока радостный Анжельвен уже рисовал себе картину перелета в Париж, заместитель окружного прокурора Фрэнк Дилайла передал судье новый вердикт, который содержал дополнительные свидетельства участия "бьюика" француза в преступлении.

Судья три часа изучал новый документ в своем кабинете. В 14. 00 к горькому разочарованию не только Казанофа и Анжельвена, но и остальных обвиняемых и их адвокатов, судья Макдоналд отклонил протест защиты и оставил в силе вердикт о передаче дела в суд. Жак вместе с саквояжем вновь отправился в "Могилу".

Через два месяца, в январе 1963 года – почти через год со времени арестов в Бруклине, Казаноф предпринял новую попытку спасти своего подзащитного Анжельвена. Он ходатайствовал о так называемом "конфискационном" слушании, где защита попытается доказать суду, что некоторые доказательства, притом весьма важные, не должны учитываться, так как были получены полицейскими, участвовавшими в аресте, незаконно. В этом иске Казаноф пытался доказать, что автомобиль Анжельвена вообще должен быть исключен из числа доказательств, исходя из того что: во первых, 18 января 1962 года полиция, которая в тот момент не имела ордера на обыск "Бьюика", остановила Анжельвена и Скалия на Ист Энд Авеню под предлогом проезда на красный свет. И во вторых, не была установлена надежность неназванного информатора, через неделю после ареста (как свидетельствовала сама полиция) передавшего информацию, на основание который в результате и был выдан ордер на обыск.

Дело заключалось в том, что "информатором" был сам детектив Сонни Гроссо, чьи дедуктивные соображения и привели полицию к мысли обратить внимание на "бьюик" Анжельвена сразу же после проведенных арестов. В результате интенсивных допросов было установлено, что информатором являлся Гроссо, который, в свою очередь передал эту информацию детективу Джиму Харли для получения ордера. Защита попыталась доказать, что Харли действовал на основание вторичной информации, в то время как обвинение настаивало, что информация, переданная одному полицейскому, традиционно считалась информацией из первых рук всем его коллегам.

"Конфискационные слушания", проведенные судьей Альбертом Конвеем, продолжались с 14 по 16 января 1963 года, и, когда они закончились, ни одна сторона не знала, кого поддержит суд. Полиция и окружная прокуратура, несмотря на уверенность в своей правоте, понимали, что любая процессуальная мелочь может заставить судью исключить "бьюик" из рассмотрения на суде.

Однако 15 апреля судья Конвей отклонил требование об исключении. И процесс в конце концов был назначен на 14 мая, через 16 месяцев после ареста представителей семейства Фуке и французов.

Тем временем в окружной прокураторе полным ходом шла подготовка к началу процесса. По специальной просьбе прокуратуры детективов Игэна и Гроссо освободили от всех служебных обязанностей и прикомандировали к прокуратуре для помощи в подготовке процесса. Заместитель окружного прокурора, назначенный обвинителем, вместе с Игэном и Гроссо занял маленький офис в бруклинском муниципалитете на Бороу Холл, где занялся уточнением каждой детали, начиная с того момента, как они зашли в "Копакабану" в судьбоносный вечер в октябре 1961 года. Они увешали стены картами, приготовленными специалистами полицейского управления. Все места, где видели Пэтси Фуке и его сообщников вплоть до 18 января 1962 года, были отмечены с датами и временем. В офисе поставили магнитофон, и каждую ленту с разговорами, записанными во время слежки за обвиняемыми, прослушивали снова и снова.

Сразу после решения судьи Конвея заместитель окружного прокурора Фрэнк Бауман уехал во Францию проверять некоторые детали.

Вскоре после его отъезда в конце апреля от весьма надежного полицейского осведомителя поступила тревожная, а для Игэна и Гроссо жизненно важная информация: мафия подписала контракт на уничтожение обоих детективов до начала суда. Сообщалась даже стоимость контракта: 50 000 долларов – половина до, половина после исполнения работы.

Кроме того информатор сообщил, что за "специалиста" выбрали для устранения Игэна и Гроссо: знаменитый гангстер из Цинцинатти по кличке "Тони Бешеный". Известно было, что тот медленно умирает от рака. Это был стандартный подход мафии при выборе профессионального убийцы полицейских. Такому человеку нечего было терять, а если он успешно выполнял работу, то мог быть уверен, что о семье позаботятся.

К Эдди и Сонни приставили круглосуточную охрану. Им не разрешалось вместе покидать муниципалитет, ездить на одном автомобиле и навещать друг друга без охраны.

Информация о Тони Бешеном оказалась очень своевременной, она позволила наладить связь между полицейскими управлениями Огайо и Нью-Йорка. Из Огайо пришло сообщение, что Тони выехал из Цинцинатти, и его маршрут тщательно отслеживается. Игэн с товарищами приготовились к его предстоящему прибытию в Нью-Йорк.

Но как-то ночью в самом начале мая западнее Ньюарка он попал в автокатастрофу. Его автомобиль слетел с насыпи, перевернулся и загорелся. В результате наемный убийца сгорел дотла.

Игэн и Гроссо вздохнули с облегчением. Вряд ли их враги попытаются ещё раз.

Судебный процесс проходил в одном из залов Верховного суда в Бруклине. Председательствовал Сэмюэл Лейбовиц. Это не вызвало восторга у защиты. В судах Нью-Йорка Лейбовиц был известен, как "вешатель". Его ненависть к закоренелым преступникам была легендарной. Немногие адвокаты знали уголовный мир лучше Лейбовица: многие годы он был адвокатом известных уголовных авторитетов, в том числе знаменитого Аль Капоне. Но подобно "завязавшему" алкоголику или раскаявшемуся грешнику оставшиеся годы Лейбовиц посвятил самому жесткому преследованию тех же преступников, которых когда-то защищал.

Процесс открылся во вторник, 14 мая 1963 года.

Первый ход сделал Морис Эдельбаум, защитник Пэтси Фуке. Эдельбаум попросил суд приобщить к делу заявление Пэтси Фуке о признании вины по трем пунктам обвинения: хранение наркотиков, участие в заговоре с целью обладания наркотиками и участие в заговоре с целью продажи наркотиков. Пэтси пробыл в суде не больше получаса. Заявление о признании было принято и его отправили в тюрьму ждать приговора.

Следующим был отец Пэтси Джо Фуке, ему позволили признать вину в мелком уголовном преступлении и отправили на свободу под его собственное поручительство.

С этого момента отец и сын Фуке были выделены из дела, и начался процесс над двумя французами: Франсуа Скалия и Жаком Анжельвеном.

Борьбы практически не было. Защита не нашла свидетелей, в то время, как обвинение вызывало их одного за другим: полицейских экспертов, персонал отелей, детективов, принимавших участие в длительной слежке – сплетая паутину вокруг обвиняемых.

В среду 22 мая Жак Анжельвен и его защитник Роберт Казаноф встретились с судьей Лейбовицем и обвинителем Бауманом в судейской раздевалке. Анжельвен хотел внести изменение в заявлении о своей виновности.

Почти все утро Лейбовиц допрашивал Анжельвена, пытаясь получить информацию о главарях наркосиндиката и месте, которое отведено в нем Скалия. Анжельвен был попросту напуган. Он заявил, что его убьют, если он хоть слово скажет о Скалия и других участниках контрабанды героина, в которой признал себя виновным.

В конце концов судья принял от Анжельвена заявление о признании вины, что предполагало смягчение приговора, и назначил его вынесение на 13 сентября.

Вернувшись в зал суда, Лейбовиц старательно убеждал присяжных, что отсутствие в зале обвиняемого Анжельвена ни в коей степени не сказывается на виновности или невиновности Скалия. Он обращался к одному присяжному за другим, повторяя:

– Отсутствие обвиняемого Анжельвена не имеет никакого значения для дела мистера Скалия.

Между тем Лоуэнберг заявил протест по поводу нарушения процессуальных норм на том основании, что разделение дел Анжельвена и Скалия нарушает права его подопечного. Протест был отклонен.

На следующий день Бауман зачитал обвинительное заключение. Обвинение неопровержимо установило наличие сговора, в котором Скалия был связан с Пэтси Фуке, технической экспертизой было доказано, что в машине Анжельвена транспортировался героин, обнаруженный в подвале Фуке. Теперь слово предоставили защите. Выступление Лоуэнберга свелось, по существу, к просьбе о милосердии. Был объявлен перерыв до вторника, 28 мая.

В этот день судья Лейбовиц обратился с заключительным словом к присяжным, затем они удалились на совещание и через полтора часа вынесли вердикт: делу Скалия: "Виновен по всем трем пунктам обвинения".

Окружная прокуратура немедленно потребовала заключить его в тюрьму без права освобождения под залог.

Судья Лейбовиц согласился:

– Такие негодяи, которые ввозят груз страданий в эту страну, не заслуживают никакого снисхождения. Благодаря этим крысам наша страна настолько наводнена коварными наркотиками, что несчастные люди превращаются в наркоманов. Это не мелкий "толкач" или наркоман, продающий несколько доз, чтобы купить дозу для себя. Это – крупный хищник. И он может быть уверен, что испытает на себе тяжелую десницу закона. Она обрушится на него в день вынесения приговора.

Вынесение приговора было назначено на 13 сентября.

Эдди Игэн и Сонни Гроссо вышли из зала суда на солнце, все ещё гревшее в этот весенний вечер. Сонни только что стал детективом первого класса, снова приближался бейсбольный сезон – мир казался прекрасным.

– Ну и куда мы теперь? – спросил Сонни.

– Может быть, отметим? Прошвырнемся куда-нибудь. Как насчет "Копакабаны"?

Сонни недоверчиво покосился на партнера.

– "Копакабана"? Ты что, шутишь? 

Эпилог

 13 сентября 1963 года судья Лейбовиц вынес приговор Жаку Анжельвену и Франсуа Скалия. Казаноф напомнил суду о детях Анжельвена и его престарелых родителях, которые написали судье: "У нас единственный сын, и жизнь наша подходит к концу, мы хотим успеть помочь ему исправится". Адвокат процитировал также письма в защиту Анжельвена от таких знаменитостей, как Морис Шевалье, Ив Монтан и Симона Синьоре.

Лоуэнберг тоже просил о снисхождении, упомянув, что во время Второй мировой войны Скалия в подполье боролся против нацистов. Он заявил, что Скалия раскаивается и...

Судья прервал его.

– Ну, он далек от раскаяния. Он отказался говорить с инспектором об условном осуждении и заявил, что использует свой шанс на апелляцию.

Судья Лейбовиц приговорил Анжельвена к трем годам минимум и к шести годам максимум тюремного заключения в Синг-Синге. Затем обратился к Скалия:

– Вы одно из самых презренных созданий, когда-либо представавших перед этим уголовным судом. Вы не заслуживаете милосердия – никакого, и пусть известие долетит до Франции, до других торговцев смертью, таких, как вы, что если их арестуют в нашей стране, они также понесут самое суровое наказание.

С этими словами судья Лейбовиц объявил приговор корсиканцу Скалия: Синг Синг, затем государственная тюрьма в Аттике с последовательным отбытием сроков семь с половиной и пятнадцать лет, далее три с половиной и семь лет – максимум двадцать два года. Самое суровое наказание, вынесенное обвиняемым в этом деле.

Через три месяца, в январе 1964 года, Пэтси Фуке наконец-то объявили приговор. Он, как и его брат Тони, которого судили в Бронксе, получил семь с половиной и пятнадцать лет. Что касается старого Джо Фуке, приговоренного к трем с половиной годам, его наказание отсрочили, и он отправился домой коротать дни в компании с бутылкой.

В мае 1967 года таинственный Жан Жеан наконец-то был схвачен в Париже французской Сюртэ. Из-за его преклонного возраста французская полиция отклонила запрос американского Федерального бюро по борьбе с наркотиками об экстрадиции, и теперь зловещий старый повеса живет себе во Франции, под бдительным присмотром полиции.

Вероятно, Жеан – единственный, кто мог бы рассказать, что случилось с деньгами, полученными за товар – порядка 500 000 долларов, которые так и не нашли. Возможно, только он знает, что случилось с таинственным Жаном Мореном, единственным соучастником дела Пэтси, так и оставшимся неизвестным.

Что касается Жака Анжельвена, того освободили из тюрьмы весной 1968 года и он сразу вернулся во Францию, где теперь проживает в относительной безвестности, хотя и не устоял перед искушением немного заработать, опубликовав воспоминания о своем пребывании в американских тюрьмах. Те в основном показались ему более комфортабельными, чем многие французские отели.

В заключение – несколько последних новостей.

В августе 1968 года полиция Нью-Йорка сообщила, что найдены тела двух бандитов, очевидно, жертв гангстерской расправы. Оба были известны полиции в качестве приближенных главы бруклинской наркогруппировки Анджело Туминаро.

Одним из убитых был Фрэнк Туминаро, сорокалетний младший брат Энджи. После ареста Пэтси Фуке в 1962 году Фрэнк Туминаро стал во главе нелегальной сети, выполняя указания брата. Но в результате все нараставшего давления правоохранительных органов, вызванного результатами дела Фуке, операции Фрэнка становились даже менее эффективными, чем при Пэтси, и в 1965 году Фрэнка и семнадцать его соучастников осудили за распространение наркотиков. Это был ещё один страшный удар по агонизирующей организации Туминаро.

Малыш Энджи, который оставался в тени после выхода из тюрьмы в 1966 году, неожиданно появился на похоронах брата. Детективы, наблюдавшие за церемонией, докладывали, что наркобосс, которому уже исполнилось пятьдесят восемь, казался печальным.

Примечания

1

Воскресные газеты в Нью-Йорке состоят из нескольких разделов, которые печатаются отдельно, поэтому для розничной продажи необходимо составлять каждый экземпляр из соответствующих разделов. – Прим. пер.

(обратно)

2

Игра, напоминающая бейсбол, популярная среди детей. Обычно, в "стикбол" играют на улицах. – Прим. пер.

(обратно)

3

Тот же футбол, но с менее строгими правилами: принимать участие в игре может любой желающий; нельзя валить игрока с мячом на землю, чтобы остановить его, вместо этого достаточно коснуться его рукой.

(обратно)

4

Экзамен для поступающих на государственную службу – Прим. пер.

(обратно)

5

Игра, похожая на бейсбол для детей младшего возраста. Играется наполненным воздухом мячом большего размера, причем мяч подается не битой, а кулаком. – Прим. пер.

(обратно)

6

Впоследствии выдающийся игрок американского бейсбола. – Прим. пер.

(обратно)

7

Администрация Порта Нью-Йорка в то время обеспечивала функционирование подземки, общественного транспорта, паромов и т. д. – Прим. пер.

(обратно)

8

День отдыха у евреев начинается в субботу после захода солнца. – Прим. пер.

(обратно)

9

"Десять-четыре" – кодированное подтверждение приема на жаргоне военных связистов США. – Прим. пер.

(обратно)

10

По имени мэра Нью-Йорка Фьерелло Ла Гуардиа (1934-1945), инициировавшего строительство муниципальных домов для расселения малоимущих. – Прим. пер.

(обратно)

11

Мики Руни – знаменитый детский комедийный актер, снимавшийся в фильмах студии Диснея. Отличался очень маленьким ростом. – Прим. пер.

(обратно)

12

По Фаренгейту, соответствует – 12 по Цельсию – Прим. пер.

(обратно)

13

Горячий джаз – прим. пер.

(обратно)

14

Brass (англ.) – медь, по созвучию с фамилией – Прим. пер.

(обратно)

Оглавление

Ларкин Р Т Крестная мать

  Глава первая.

  Глава вторая.

  Глава третья.

  Глава третья (продолжение)

  Глава четвертая.

  Глава пятая.

  Глава шестая.

  Глава седьмая.

  Глава восьмая.

  Глава девятая.

  Глава десятая.

  Глава одиннадцатая.

  Глава двенадцатая.

Макпартленд Джон Королевство Джонни Кула

  1

  2

  3

  4

  5

  6

  7

  8

  9

  10

  11

  12

  13

  14

  15

  16

  17

  18

  19

  20

  21

  22

Робин Мур Французский связной

  Глава 1

  Глава 2

  Глава 3

  Глава 4

  Глава 5

  Глава 6

  Глава 7

  Глава 8

  Глава 9

  Глава 10

  Глава 11

  Глава 12

  Глава 13

  Глава 14

  Глава 15

  Глава 16

  Глава 17

  Глава 18

  Глава 19

  Глава 20

  Глава 21

  Глава 22

  Эпилог