Легион Проклятых: Омнибус (fb2)

- Легион Проклятых: Омнибус 1937K скачать: (fb2) - (epub) - (mobi) - Ник Кайм - Роб Сандерс - Кристиан Данн - Лори Голдинг - Грэм Лион

Warhammer 40000
Легион Проклятых: Омнибус

История изменений

1.0 — файл произведён в Кузнице книг InterWorld'а.

1.1 — добавлен роман Роба Сандерса "Легион проклятых".

Роб Сандерс
Легион Проклятых

Пролог
Знаки и чудеса

Оглушающая тишина после бойни. Горы трупов и взорванные траншеи, черные от крови и заполненные червями. Погнутые пластины брони являли собой свидетельство какого-то маниакального штурма. Затоптанные остатки павших: мутантов, одержимых демонами и воинов в оскверненной броне. На лицах застыло выражение неконтролируемой ярости. Ошметки мерзкой плоти, разорванной в клочья в результате выстрела. Казалось, сам Император руководил траекторией полета болтов и осколков гранат. Апробатор Васкеллен Каст из Ордо Обсолетус оттянул край своего шарфа вниз и подвинул микрофон вокс-диктофона ближе к губам.

— Двадцать семь — пятьдесят восемь часов по планетарному времени. Цертус-Минор, мир-кладбище Адептус Министорум.

Стояла утренняя жара, запах крови заполнил его ноздри, заставив юного аколита чихнуть.

— Субсектор Прага, Сегментум Обскурус.

Каст осторожно взбирался по горе разложившихся трупов. Его продвижению мешали не только тела. Под ковром из перемолотых тел простиралась поверхность мира-кладбища, гранитные плиты, мавзолеи и могильные скульптуры. Каждый квадратный метр земли был посвящен искусству погребения, повсюду торчали строения, служащие единственной цели. Цертус-Минор существовал за счет пожертвований, могильники и мемориалы в стиле барокко громоздились практически друг на друге. Все это делало пейзаж похожим на искусно выполненный, холодный, каменный монолит. Огромное кладбище планетарных масштабов. Апробатор с трудом различал участки земли с того места, где он стоял, так как поверхность была покрыта телами тех, кто в принципе не мог найти покой в любой из имперских гробниц и не имел на это право. Находясь по колено в море хаоса и мясорубки, Каст чувствовал напряжение и нарастающее отвращение. Причина крылась не только в запахе гниющей на жаре плоти. Аколит чувствовал, что его душа находится в опасности, пока он стоит рядом с телами грешников, пагубное влияние Губительных Сил читалось в каждой мутировавшей конечности, и останки словно чувствовали шаги богобоязненного апробатора. Позади аколита парила «Валькирия», на ее корпусе красовалась единственная эмблема Ордо Обсолетус, такая же чёрная как и силуэт боевой машины на фоне неба кладбищенского мира. Рядом с аколитом возникли штурмовики Инквизиции из пятьдесят второго Пеллюциадского полка рейнджеров. На всех были одеты полевые маски и камуфляжные жилеты, в руках солдаты держали жужжащее оружие.

— Правящий понтифик и планетарный губернатор, — продолжил Каст, — Эразм Олифант. Градация церковной десятины: Солюцио Тертиус. Численность населения, по последним данным Администратума, приблизительно один миллион человек. По обновленной информации численность населения, после совершенных злодеяний, составляет ноль человек.

Злобокост получил свою устрашающую репутацию, благодаря такой брутальной эффективности. Такова была стратегия прислужников Кровавого Бога. Выжившие не рассматривались как вариант. Мясник мало заботился о мольбах жертв и о том, как использовать полученную от них информацию. Они всегда использовали одну и ту же практику: никаких компромиссов, поглощение и последующее уничтожение. Отрицая жизнь, поклонявшиеся крови почитали исключительно резню и желали превратить миры в океаны крови.

— Гадрия, Дрегеддон Пять, Эл’Ориент, Каллистус Мунди, порт Коронак, и многие другие сотни миров: та же самая картина. Убитые — жертвы Кровавого Крестового Похода Злобокоста. Все планеты на пути следования кометы Киилер.

Вокс Каста ожил.

— Слушаю.

— Сэр, с «Проведения» поступают сообщения о прибытии огромного судна.

— Маркировка и принадлежность?

— Все еще проверяем информацию, сэр. Могу лишь сказать, что они достигли орбиты.

— Возможно, тяжелый транспортник Министорума, привезший заключенных и наемных рабочих с Бона Фидия. Поддерживайте визуальный контакт и держите меня в курсе. Конец связи.

Взгляд апробатора задержался на горе обломков, бывших когда-то городом Обсека. Когда-то руины были прекрасным метраполем, исполненном в стиле барокко. Башни, шпили и колокольни. Витражное стекло и рокрит, потемневшие от возраста, величественные здание простирались к небесам. Почти каждый квадратный метр Сертус-Минор был посвящен усопшим, даже город считался необычным. Будучи небольшим, церковным городом-ульем, Обсека представлял собой место с множеством высоких зданий святилищ, базилик и соборов. Узкие, мощенные аллеи и улочки извивались, резко меняя направления, и вели к сердцу города, в физическом и духовном значении — мемориальному мавзолею Умберто Второго.

Огромный купол подземелья однажды возвышался над силуэтом города. Теперь же он представлял собой взорванные обломки. Первоначально мемориал был воздвигнут, чтобы почтить и упокоить останки Умберто Второго, Экклезиарха, Высшего Лорда Терры и инициатора бессчетного количества религиозных войн. В период правления Умберто влияние Экклезиархии усилилось, и продвижение войск Хаоса, из Ока Ужаса, замедлилось. Под руководством Умберто крепла вера людей, и был дан достойный отпор Губительным Силам, когда плечом к плечу сражались братья и сестры из Имперской Гвардии и Ангелы Смерти Императора. Древние терранские летописцы описывают почти два тысячелетия, как время мира между одиннадцатым Крестовым Походом и Готической Войной, созданного усилиями Умберто. Каст наблюдал, как церковные команды извлекают тела из под обломков города. Они расчищали артерии некрополиса — лабиринты и тропы, ведущие к захоронениям мемориала, мавзолея и кинопостам. Используя нетронутые основные дороги, ведущие в город, Адептус Министорум перемещали тяжелое оборудование и экскаваторы. Команды копателей разбрелись по городу и руинам величественного мавзолея. Был назначен новый планетарный губернатор, понтифик Клемент-Крайцек, прибывший из Святого Этальберга со своими людьми с целью очистить поверхность Цертус-Минор от пагубного влияния разложения. Бюрократия Империума проявлялась даже на фоне резни и катастрофы. Каст счел разумным встретиться с Клементом до начала расследования. Он практически ничего не сказал о своей истинной цели. Экклезиарха, похоже, это мало волновало, так как он и его небольшая церковная армия были заняты собиранием и сожжением трупов, и разбором руин мавзолея. Каст обнаружил, что преданность понтифика Богу-Императору не потушит «огонь» его амбиций. Клемент-Крайцек искренне надеялся, что кости Умберто находятся в целости и сохранности в «духовной крепости» подземелья. Не тронутые воздействием Хаоса. Еще не обнаружив костей, экклезиарх утверждал, что именно мощи Умберто остановили Кровавый Крестовый Поход. Расследований подобных событий было привилегией Ордо Обсолетус, но информация, которой владел Каст, а также огонь в глазах понтифика, заставляла апробатора сомневаться в этой возможности. Клемент-Крайцек уже начал готовить рекомендации по причислению Умберто Второго к лику святых, и если подобные рекомендации будут одобрены Высшим Экклезиархом, это, без сомнения, пойдет на пользу перспективам понтифика в Адептус Министорум. Ржавая пластина под ногами Каста раскололась, и его ботинок угодил в брешь на груди павшего гиганта. Его броня была окрашена в красный, а один из наплечников был похож на морского ежа. Рукавица все еще сжимала брутальную секиру, монстр даже в смерти отказывался расставаться с оружием. Его шлем, как и голова, отсутствовали. Как только Каст надавил на место разолгавшееся тело, из шеи полилась жидкость с целой армией белых червей.

— Мерзость! — сплюнул апробатор, стряхивая остатки с ботинка.

Каст покачал головой. Он был ученым, исследователем, но не как не полевым оперативником. Вся информация, изученная им на Черном корабле Ордо Обсолетус «Проведение», была слишком важна, чтобы передать ее другому. Если он найдет доказательство чуда, феномена, вмешательства пришельцев или скверны Хаоса, его священной обязанностью будет охота за ответами на вызывающие беспокойство вопросы. Ответами, которые ему поручил добыть его господин, инквизитор Эреншпергер. Каст носком ноги ткнул в другой наплечник космического десантника Хаоса и обнаружил смотрящую на него пасть с длинными клыками. Символ падшего легиона, вызывающий праведную ярость. Пожиратели Миров. Каст аккуратно убрал ногу, опасаясь, что пасть неожиданно оживет и схватит его за конечность. Рядом валялись другие крестоносцы. Ненавистные Войны, Пришествие Медного Хозяина, Владение Огня, Крестовый Поход принца-демона Дитя Погибели. Но это был первый раз, после Первой войны на Армагеддоне, когда берсеркеры предательского легиона Пожирателей Миров собирались в таком количестве.

— Апробатор?

— Докладывай, сержант.

Штурмовики Инквизиции привели пленника. Она была почти голой, на теле висели грязные обрывки ткани. Ее всклоченные волосы обернулись вокруг шеи, а плоть была усеяна татуировками. Ее сгорбленная фигура передвигалась среди убитых как гончая, идущая по запаху, пока двое штурмовиков не обнаружили ее и схватили, и теперь тащили ее за собой, привязанную ремнями к шестам. Пленница бросилась к могиле и стала жестоко кромсать когтями тело, распластанное на могильной плите, стилизованной под Имперскую аквилу.

— Сэр, похоже, ведьма хочет что-то показать.

Каст опустил ногу на голову мертвого культиста и повернулся к безумному псайкеру. Она застыла, а затем, без предупреждения, стала вырываться. Ремни на шее женщины впились в ее тонкую шею, когда солдаты стали тянуть шесты назад. Сержант рейнджеров занял позицию рядом с Кастом. Ведьма успокоилась и повернула голову в сторону апробатора. Ее карие глаза налились кровью, словно бокал вина, а на лице появилось выражение неконтролируемой ярости. Она была похожа на одержимую. Неожиданно, тело женщины забилось в судорогах, и она выплюнула кровавую желчь прямо на шлем и броню штурмовика. Он сорвал подбородочный ремень и стал что-то кричать о возгорании.

— Прижми ее к земле! — крикнул сержант второму штурмовику.

Боец дернул шест вниз, тем самым сбив ведьму с ног.

— Подкрепление. Живо! — передал по воксу сержант.

Выхватив пистолет, он побежал к раненному штурмовику. Пехотинец прижал псайкера к зловонным остаткам брони, перемолотых костей и изрубленных тел.

— Сэр!

— Держи ее, черт тебя дери!

Но ведьме удалось высвободиться. Твари каким-то образом удалось пролезть под слой гниющей плоти и керамита. Шест дернулся и резко ушел вниз, потащив за собой штурмовика.

— Г’Вера! — позвал сержант. — Капрал, говори со мной!

Гора трупов взорвалась. Брызги крови разлетелись во все стороны. Какая доля этих брызг принадлежала штурмовику, а какая — мертвецам, этот вопрос остался без ответа. Единственное, что можно было сказать наверняка: капрал был мертв. Сержант принялся изучать поверхность, осторожно водя дулом пистолета из стороны в сторону. Одна из оторванных конечностей шевельнулась. Затем тело. Ведьма двигалась.

— Сэр, достаньте оружие, — произнес сержант, обращаясь к Касту.

Апробатора воротило от представления, разыгравшегося перед его глазами, его трясущаяся рука крепко сжимала микрофон вокса, вместо того, чтобы схватить рукоять лазпистолета. Наконец справившись с дрожью, апробатор достал оружие. Неожиданно, ведьма оказалась прямо перед ним, выскочив из груды тел, словно змея. Ее тело было полностью оголено и покрыто кровью и остатками органов. Глаза пылали ненавистью, а губы были вытянуты, словно у хищного кота.

— Апробатор! — крикнул сержант, но Каст обнаружил, что не может двигаться.

Страх заполнил его сознание, и единственное, что он мог делать — смотреть на ведьму широко раскрытыми глазами, пока та шла к нему. Она уже почти прикоснулась к его лицу своим лбом, когда, неожиданно, мелькнула молния. Ужасное лицо исчезло. Просто разлетелось на части. Каст продолжал стоять, быстро моргая глазами. Его лицо было залито кровью ведьмы, а рука с пистолетом так и застыла в висячем положении. Повернувшись, апробатор увидел подкрепление, вызванное сержантом. Снайперы-штурмовики десантировались прямо с борта «Валькирии», держа хеллганы с прицелами в боевом положении. Они хладнокровно казнили псайкера с расстояния, даже не поведя при этом бровью. Когда они опустили ружья, Каст кивнул в знак признательности за спасение.

Сержант уже подбежал к нему и, поставив ногу на ребра ведьмы, нацелил свой пистолет на остатки от ее головы. Он произвел три выстрела и убрал оружие в кобуру.

— Уродцы, — сплюнул сержант. — Не выношу их, сэр.

— Она явно была одержима каким-то злым духом, который захватил ее тело, когда она оказалась среди этих трупов, — произнес Каст, пытаясь придать своему голосу властность и взять контроль над ситуацией.

Он обнаружил, что смотрит на остатки под его ногами: порождения ада, гвардейцы-предатели, Пожиратели Миров.

— Как вы, сэр?

— Лучше, сержант, — спокойным тоном ответил Каст.

— Апробатор, возможно нам нужно…

— Продолжать, — прервал сержанта Каст. — Возможно, мы должны продолжать делать нашу работу.

Апробатор убрал пистолет в кобуру и кивнул в сторону «Валькирии».

— Вызови еще одну.

Сержант колебался, прежде чем кивнуть.

— Как пожелаете, апробатор, — произнес он и направился в сторону транспортника, оставив Каста наедине с мертвыми и своими мыслями.

— Вопрос… — снова начал Каст, активировав записывающее устройство и стерев кровь с щеки краем шарфа, — вопрос не в том, что прикончило этот мир. Однозначно это результат Кровавого Похода. Вопрос в том, чем закончился этот Поход?

В записях Инквизиции говорилось, что прислужники Кровавого Бога разбросаны по галактике в виде разрозненных банд. Огромное скопление войск было редкостью с момента, когда первобытная ярость двенадцатого легиона стала распространяться не только на боевых братьев, но и на невинные души Империума. Злобокост отличался по своей сути. Население миров, сталкивавшихся с этим явлением, полностью вырезалось. Неудавшиеся вмешательства Адептус Астартес и Имперского Флота подтверждали огромные количества древних кораблей Пожирателей Миров и армады вопящих культистов, количество которых с каждым разом росло. Некоторые из этих фрегатов и крейсеров не видели со времен Ереси Хоруса, бушевавшей тысячи лет назад. Мало было известно и о чемпионе, возглавлявшем Кровавый Крестовый поход, маньяке, которому удалось невозможное — собрать так много своих братьев-мясников ради одной цели. Он был известен как «Пилигрим» и вел свою паству вслед за кроваво-красной кометой. Селестийские картографы полагали, что комета Киилер, небесное тело с крайне необычной орбитой, прошла через Сегментум Обскурус и Сегментум Соляр десять тысяч лет назад. Эуфратия Киилер, летописец из прошлого, сделала эту комету «бессмертной», сделав пикт, когда та пролетала над Эль’Фанор, и назвав ее «Древним Странником». Говорят, что этот пикт до сих пор хранится во дворце Императора, а его репродукции разошлись по всему Империуму. Галактика сильно изменилась с того момента. Империя эльдар пала, Империум был расколот гражданской войной, и в космическом пространстве возник колоссальный варп-шторм, известный как Око Ужаса.

Когда комета Киилер возникла из Ока Ужаса, стало ясно, что она претерпела колоссальные изменения. Кроваво-красный маяк, казалось, обладал собственным разумом и исполнял волю Пилигрима и его Кровавого Похода Злобокост. Демоны, культисты и Пожиратели Миров верили, что комета олицетворяет волю бога Хаоса и ведет их меж звезд, чтобы они устроили пир резни не только для лучших воинов Императора, но и для жителей Священной Терры. Все это было еще до того, как комета появилась в небесах небольшого церковного мира в субсекторе Прага. До того, как Злобокост пришел в Цертус-Минор и мясники Кровавого Бога сами стали добычей. Раздался рев двигателей, и огромная тень пронеслась прямо над Кастом. Инстинкт заставил апробатора заткнуть уши и упасть на колени среди трупов. Волна горячего пара обдала Каста, и шлейф дыма окутал пространство вокруг апробатора. Щурясь из-за ярких огней двигателей, аколит наблюдал, как судно пронеслось над некрополисом и начало снижаться в районе Обсеки. Даже будучи сотрудником Инквизиции, Каст видел подобное судно лишь раз. «Громовой Ястреб» Адептус Астартес. Развернувшись, апробатор увидел второе судно, плавно снижавшееся с небес, его двигатели приспосабливались к гравитации, намереваясь стабилизировать курс корабля. За ним последовали другие боевые корабли, они шли в плотном строю, пока не заняли позиции над полями сражения, рядом с разрушенным городом.

— Сэр, судно идентифицировано, — раздался голос в наушнике Каста.

— Продолжай.

— Боевая баржа Адептус Астартес «Цербер». Клянус Троном, она огромна.

— К какому Ордену принадлежит это благословенный корабль? — спросил Каст.

— Сдиратели, апробатор.

Каст кивнул. Это имело смысл. Среди мерзких слуг Хаоса, аколит обнаружил множество тел Адептус Астартес, все они были облачены в священную броню Ордена Сдирателей. Защитники обреченного мира.

— Пусть капитан поприветствует «Цербер» и проинформирует командующего судна о нашем присутствии на орбите и поверхности планеты. Передайте мое почтение и просите о встрече с офицерами Адептус Астартес.

— Что здесь делают ангелы Императора, сэр?

— Я не знаю, — признал апробатор, — но намереваюсь узнать. Конец связи.

Аколит оставил «Валькирию» и контингент штурмовиков и двинулся к разрушенному городу и к кораблям, прибывшим с определенной целью на место бойни. Взбираясь по горам трупов и могильным плитам, Каст продолжил запись:

— Сдиратели, — произнес он с благоговейным придыханием. — Наследники великого Дорна. Они известны своими подвигами и количеством боевых потерь. Записи Кодекса Астартес говорят, что их геносемя берет начало от Имперских Кулаков, а сам Орден возник в темные дни Второго Основания в знак признания их заслуг при защите Имперского Дворца во время Осады Терры.

Глаза Каста упали на демоническую плоть, морда твари ухмылялась, косясь на Каста, даже после ее уничтожения. Его глаза еще мгновение смотрели на эту ужасающую картину, прежде чем апробатор закрыл их и двинулся дальше.

— Сдиратели указаны в Мифос Ангелика Мортис как одни из Астартес Презис, — продолжил Каст, — одни из тех орденов Космического Десанта, поклявшиеся защищать граничащие с Оком Ужаса границы Империума.

Он снял с пояса небольшие магнокуляры и просканировал «Громовые Ястребы» Сдирателей.

— Судя по маркировкам, здесь присутствуют третья, шестая и восьмая роты. Три роты и боевая баржа свидетельствуют о чрезвычайной важности миссии. Перекрестная ссылка из сообщения Телепатика 44L-21-Диаграмма/Тета, переданного со станции Стройка-Шесть.

Апробатор попытался привлечь внимание ближайшего «Громового Ястреба». Он поднял знак ордо и помахал рукой. Пилот не обратил внимание на небольшого Каста, казавшийся гномом на фоне тел и погребальных скульптур, судно зависло над заполненным телами кратером, образованным взрывом. Ведущий «Громовой Ястреб», разведывательный корабль, который предшествовал появлению остальных транспортников, занял позицию рядом с местоположением Каста, заставив того пригнуться. Пыль и мусор с могил окутала апробатора, и Каст двинулся по направлению к транспортнику. Нос судна завис над апробатором, словно хищник. Лучи прожекторов освещали Каста, полы одежды которого поднимались вверх под воздействием ветра. Вихрь словно вдыхал в тела жизнь, конечности двигались под воздействие порывов ветра, создаваемых турбинами «Громового Ястреба». Каст снова поднял руку вверх, демонстрируя знак принадлежности к Инквизиции, и обнаружил, что слегка пошатывается под воздействием вихря, созданного транспортником, тяжелые болтеры, бронированная кабина пилота и десантное отделение были зафиксированы на апробаторе. Двигатели корабля, шасси и вооружение блестели, благодаря священным маслам и бережному обслуживанию, однако броня была желтоватого цвета со следами повреждений. Рампа корабля отошла вниз, и космические десантники из Ордена Сдирателей рассредоточились по поверхности, выстроившись в две линии. Сдиратели двигались как единый механизм, болтеры прижаты к броне. Броня сама по себе была грязноватого цвета и казалась поношенной на фоне блестящих кабелей торса, черные оптические линзы, над решетками шлема, источали решительность. Цвет топленного масла померк еще больше, когда на броню стали попадать остатки мертвецов. Каст мог поклясться, что присутствие Ангелов Смерти Императора заставляет его плоть дрожать. Сдиратели стали окружать место высадки, направив стволы болтеров в землю. Их шлемы методично поворачивались то вправо, то влево, сканируя окрестности. Поднеся могнокуляры к глазам, Каст взглянул на остальные «Громовые Ястребы» и обнаружил, что транспортники также высаживают бойцов рядом с руинами Обсеки. И они явно прибыли сюда не в целях разведки местности. Сдиратели что-то искали. Или кого-то. Интенсивность ветряных потоков нарастала, и Каст надел очки. Закончив десантирование, «Громовой Ястреб» завис прямо перед аколитом. Не желая выказать неуважение и показать, что он не враг живому арсеналу Императора, Каст вытянул перед собой символ Ордо. Из глубин десантного отсека появилась последняя фигура. Его размеренные шаги говорили о великом бремени воина, его возрасте и звании. Пока он ждал, стоя на краю рампы, транспортник двинулся вперед. Каст чувствовал себя, словно оказался в центре шторма. Аколит попятился назад, когда корабль стал приближаться к нему. Сдиратель спрыгнул вниз. Рампа захлопнулась, и судно взмыло в воздух, оставив десантника и апробатора среди безмолвных тел и. Каст оказался полностью накрыт тенью, отбрасываемой керамитовой броней. Как и у «Громового Ястреба», броня Сдирателя была покрыта боевыми повреждениями. Однако, в отличие от его братьев, броня воина была глубокого, черного цвета. Кое-где были видны пробоины от попадания болтов и крестовые царапины от мечей и когтей. И все это контрастировало с адамантовым блеском кабелей, корпуса брони и Имперской аквилой с расправленными крыльями по всей широкой груди воина. Его бронированная перчатка крепко сжимала крозиус, под набалдашником, в виде орла, блестели острые лезвия. Рукоятка силового оружия касалась земли, и гигант использовал ее как опору, шагая навстречу апробатору среди тел павших.

— Апробатор Каст? — прогромыхал Адептус Астартес.

Не дождавшись ответа Каста, Сдиратель снял шлем. Апробатор отметил жесткие черты лица десантника и вереницу шрамов на древней коже. Каст не мог подобрать слова в присутствии ангела. Он также не мог выдержать взгляд темных глазах Сдирателя и обнаружил, что сам разглядывает детали священной брони воина. Бессознательно подавшись вперед, Каст увидел, что под каждой царапиной или дырой было описание, выгравированное на Высоком Готике. Каждая отметина имела свою историю с датой и местом действия: 221751.M41 Гетсман; 435405.M41 Деллерия Секундус; 997640.M41 Малластабергиии. Присмотревшись к другим Сдирателям, Каст обнаружил, что все они носят подобные отметины на своей броне.

— Апробатор?

— Да, — наконец справился с собой Каст, опустив символ Ордо и подняв взгляд. — Это мое судно приветствовала вашу могучую боевую баржу.

— И я благодарю вас за гостеприимство, — произнес Сдиратель. — Я знаю, что вы нарушили протокол своего священного Ордо. Прошу со своей стороны простить меня за такое неожиданное появление. Нам, Адептус Астартес, как и Инквизиции Императора, катастрофически не хватает времени, но так много нужно сделать. Я — санктиарх Вальтазар, капеллан Ордена Сдирателей, и я представляю интересы магистра Ордена, Ишабода.

— Васкеллен Каст, — ответил аколит. — Я представляю лорда Эреншпергера и интересы Ордо Обсолетус на этой планете.

Каст пытался выдержать суровый взгляд капеллана Сдирателей, но у него не получилось.

— Ордо Обсолетус?

— Мы — представители ордо минорис, мой лорд. Санктиарх, я приношу свои соболезнования вашему Ордену. Я понимаю, что здесь погибла вся пятая рота, оборонявшая этот мир от Хаоса.

— Принято, апробатор. Не могли бы вы мне поведать, с чем связан интерес Инквизиции к нашему несчастью?

Каст почувствовал на себе тяжесть взгляда ангела. Властность его голоса, его гробовой тон. Страх перед физическим присутствием космического десантника.

— Интересы Ордо Обсолетус совпадают с вашими собственными, санктиарх, — ответил Каст с нарастающей уверенностью в голосе.

— Как похоже на Инквизицию, — ответил санктиарх. — Отвечать прозрачными фразами. Неужели Сдиратели оказались под подозрением, апробатор? — спросил Вальтазар.

Не дождавшись ответа Каста, капеллан продолжил:

— Ангелы Императора прибыли похоронить своих братьев, искать выживших и собрать священное геносемя. Я проигнорирую оскорбление от вас, чтобы ускорить выполнение нашей миссии. А теперь, апробатор, скажи мне, обнаружили ли вы кого-нибудь из моих братьев?

— Да, санктиарх, — подтвердил каст. — Множество. К сожаленью, все мертвы. Некоторые из тел разбросаны на поле битвы, но наибольшая концентрация отмечена в районе города Обсека. Хотел бы я помочь вам больше, но Злобокост не оставляет свидетелей.

— Благодарю вас, — ответил санктиарх и направился к месту бойни в разрушенном городе.

— Три роты и боевая баржа Ордена, — произнес Каст, когда капеллан проходил мимо, заставив того остановиться. — Отозваны из гарнизона, призванного защищать Око Ужаса? Не слишком ли серьезные силы для такой миссии?

Вальтазар развернулся, и взгляд Каста упал на светящиеся лезвия смертоносного оружия капеллана.

— И что ты знаешь о развертывании контингента ангелов Императора, смертный, будучи крупицей в величайшем плане Империума?

— Ничего, санктиарх. Я прошу прощения. Просветите меня, так как я опасаюсь, что вы не просто прибыли сюда забрать павших братьев.

Каст кивнул в сторону «Громовых Ястребов» и Сдирателей, рассредоточившихся по всему разрушенному ландшафту.

— Что вы ищете, санктиарх? У Адептус Астартес и Инквизиции долгая история совместного сотрудничества. Давайте продолжим эти славные традиции. Возможно, я смогу помочь вам. Возможно, мы сможем помочь друг другу. Возможно, мы оба сможем понять, что здесь произошло.

— Ты слишком дерзок для своего возраста, апробатор. Надеюсь, твой господин понимает, насколько ты глуп и безнадежен.

— Так и есть, санктиарх, — парировал Каст. — И именно поэтому он послал меня сюда.

Вальтазар буравил Каста взглядом, но апробатор в этот раз выдержал его.

— Прошу вас, санктиарх.

— Адептус Астартес обычно не выставляют свои неудачи на показ, — наконец произнес Сдиратель. — Пятая рота запросила подкрепления. «Цербер» следовал в Цертус-Минор на зов своих братьев, чтобы остановить Злобокост. Мы опоздали. Мы подвели наших братьев, и они встретили врага в одиночку. Наша боевая баржа застряла в варпе из-за влияния багровой кометы. Наш вектор подхода был прямым, но не без изъянов, как и мой приказ, следовать ему. Если бы мы не столкнулись с этими проблемами, у нас бы был шанс сражаться с нашими братьями и остановить эти разрушения.

Каст кивнул. Он аккуратно подбирал слова.

— Санктиарх, я не сомневаюсь в правдивости ваших слов и тех злоключениях, которые вам пришлось преодолевать, но мы оба знаем, что «Цербер» прибыл сюда не в качестве подкреплений для пятой роты.

Капеллан Сдирателей сделал угрожающий шаг в сторону апробатора.

Каст попятился назад, его сердцебиение участилось. Он споткнулся о мертвую конечность и рухнул на обезображенный труп. Космический десантник навис прямо над ним, и апробатор судорожно полез в карман и вытащил пергаментный свиток. Преисполненный благоговения он вручил документ разгневанному Сдирателю.

— Пятая рота запрашивала подкрепления, не особо надеясь на их своевременное прибытие, — промямлил Каст.

Капеллан зарычал и выхватил свиток из рук апробатора. Пока Сдиратель читал текст, Каст неуклюже поднялся с земли и принялся оттряхивать свою одежду.

— Они посылали астротелепатические запросы Легиону Гадюк в Гелиони Ретицули, второй роте Новадесантников размещенной на Белис Кора и Ангелам Эрадикант в Порт Криил. Запросы пришли даже на кордон Ванахейм, несмотря на понимание бесполезности данного запроса, потому что Имперские Кулаки, Экзорцисты и Серые Рыцари никогда бы не покинули линию обороны древней Терры, чтобы защитить небольшой могильный мир-кладбище Экклезиархии. «Цербер» вылетел с вашей родной планеты, Эскара, не получив никакого астропатического сообщения. Вы находились слишком далеко и не успели бы прибыть вовремя.

— Каким образом данная информация оказалась у тебя? — потребовал ответа Вальтазар, изучая свиток.

Каст колебался.

— Мой господин Эреншпергер держит на своем корабле довольно мощный астропатический хор. У них есть инструкции слушать все телепатические сообщения и проверять их на связь с работой Ордо Обсолетус.

— Твой инквизитор подслушивает чужие разговоры? — взревел Вальтазар. — Как похоже на Ордо. Вы жалки. Ваш вид призван рыскать в поисках информации и удостоверяться в ее значимости.

Каст кивнул, позволяя помоям стекать по нему.

— Наш хор перехватил сигнал о помощи, защищенный кодом Адептус Астартес и переданный через станцию Стройка-Шесть.

— Ты уже в шаге от смерти, — угрожающе прорычал санктиарх. — Это были слова Адептус Астартес, адресованные ушам Адептус Астартес, информация, не предназначавшаяся для простых смертных.

— Не уверен, что оно было адресовано ангелам Императора, — произнес Каст. — Сообщение в ваших руках содержит отчет о нашествии на планету и запрос на подкрепления, направленный самому Богу-Императору человечества. С просьбой о вмешательстве. О чуде.

Вальтазар пробежался глазами по тексту, на который ссылался апробатор.

— Простая молитва, — произнес санктиарх. — Открытое обращение к отцу нашего прародителя. Надеюсь, подобная информация не относится к сферам вашей компетентности, апробатор.

— Молитва, — повторил Каст слова капеллана. — Мой господин пришел к такому же заключению. Пока я не показал ему пункт назначения для данного сообщения.

Вальтазар отыскал астротелепатические координаты.

— Древняя Терра…

Каст кивнул.

— Сдиратели не превозмогали на Цертус-Минор. Они мертвы. Однако, Злобокост был побежден. Я не знаю, что здесь произошло. Единственное, что мне известно — это то, что один из ваших библиариев передал прямое обращение на древнюю Терру, Богу-Императору человечества, и, похоже, оно было услышано.

Взгляды космического десантника и апробатора пересеклись.

— И этого достаточно для вмешательства Ордо Обсолетус, поэтому, пожалуйста, санктиарх, скажите мне, что три роты Сдирателей делают здесь.

Капеллан не пытался скрывать раздражение. Все его существо было пропитано гневом и яростью. Когда его губы начали формировать ответ апробатору, к ним подбежал сержант штурмовиков.

— Апробатор!

— Да, сержант, — ответил Каст с видимым раздражением.

Его взгляд был прикован к огромному Сдирателю.

— Докладываю. Одна из команд обнаружила выжившего.

— Местный?

— Адептус Астартес.

Вальтазар слегка наклонился к апробатору.

— Возможно, мы получим ответы на наши вопросы, — произнес он.

Каст коротко кивнул.

— Сержант, ведите нас к нему. Немедленно.

«Post Hoc, Ergo Propter Hoc» — После этого — значит из-за этого.

Часть 1
Ужас — их предвестник…

Глава 1
Тьма

— Как проходит Пир, брат? — спросил апотекарий Эзраки, стоя в тактическом ораториуме фрегата «Шрам».

Труп-капитан Силом Гедеон стоял на кафедре, украшенной рунными письменами и свитками. Эзраки подошел к капитану, заставив слуг, стоявших у кафедры, расступиться. Правая нога апотекария была полностью бионической и почти такой же старой, как и сам Эзраки. Каждый его шаг сопровождался шипением гидравлики, а задержка в миллисекунду между реакциями плоти и протеза со стороны казалось похожей на легкую хромоту.

— Пир Мечей проходит плохо, — с сожалением произнес труп-капитан. — По крайней мере, для Сдирателей.

— Сколько? — спросил апотекарий.

— Слишком много, — рявкнул Гедеон, проведя ладонью по своей гладковыбритой голове. Он схватился за волосы, которые росли словно корона на его черепе.

— Мы потеряли еще троих утром, в боях с нашими кузенами. Оккам, Васраил и Ябес. Оккам сражался хорошо, но не слишком хорошо. Я думал, Ябес мертв. Не думаю, что кто-то сможет остановить этого Багрового Кулака. У них есть все шансы выиграть состязание.

— Брат Ябес будет жить, — заверил его Эзраки. — Пока.

Казалось, Гедеон не слушал старого апотекария.

— Позор за позором, — произнес труп-капитан. — Наше поражение на Пире связано с потерей священного стяга Ордена. Я чувствую это.

— Твоя голова полна яда санктиарха Вальтазара. Я почитаю примарха, но Дорн живет в нашей плоти и крови, а не в пыльных артефактах, — настаивал Эзраки. — Потеря нашего стяга — значимая утрата, но, по правде говоря, это всего лишь кроваво-красное полотно.

— Рогал Дорн лично вручил этот стяг своим сынам, нашим братьям Сдирателям, десять тысяч лет назад, — произнес труп-капитан. — Он являет собой свидетельство учреждения Второго Основания и олицетворял нашу честь и гордость на протяжении всей долгой и кровавой истории Ордена. Этот артефакт выделяет нас как Астартес Презис и служит свидетельством нашей службы по охране Окулярис Террибус. На нем изображен Стигмученик — эмблема Ордена.

Гедеон повернулся, чтобы показать символ на его наплечнике, о котором он говорил: кулак в перчатке, сжимающий молнию.

— Это не просто «красная тряпка», как ты выразился, апотекарий, и я буду и в будущем напоминать тебе об этом.

— Я не желал оскорбить тебя, труп-капитан, — спокойно ответил Эзраки, хлопнув по адамантиевому бедру. — Ты прекрасно знаешь, что немало и моей крови было пролито под этим стягом.

— Наши братья сражаются за утраченную честь, — продолжил корпус-капитан, не обращая внимание на Эзраки. — Мы прокляты. Храбрость, дарованная Императором, покинула нашего брата, потерявшего стяг, и его бесчестье распространилось на всех нас. Это наше коллективное наказание.

— Разве не это — наш путь? — не сдавался Эзраки. — Разве не Сдиратели ощущают потерю Императора больше, чем остальные сыны Дорна? Разве не Сдиратели знают истинную печаль примарха, агонию его возмездия и холодную ярость его возрождения? Разве не мы уничтожаем его слабость в наших сердцах, сдирая плоть на Ритуале Бичевания и одевая Мантию Дорна?

— Это не относится к нашим грехам, — безучастно произнес Гедеон. — Потеря священной первой роты. Почти удавшееся убийство нашего магистра. Почти полное уничтожение пятой роты, сто лет издевательств, пока она будет восстанавливаться под неодобрительные перешептывания наших кузенов. Духовное наказание за потерю дара Дорна. Все это — гвозди в гроб чести Адептус Астартес.

— Мы потеряли великий символ, — признал Эзраки, — но не то, что он символизирует. Эти идеалы живут в сердцах Сдирателей, держащих мечи во имя Императора. И они доказывают это сейчас, участвуя в Пире Мечей.

— Мечи, обнаженные в неверии, и вкладываемые в ножны при каждом провале, — угрюмо произнес труп-капитан.

— Неужели наше присутствие на Пире так безнадежно?

— Я надеюсь на Узахара и брата Датана. Узахар — плеть отделения и ветеран. Датан — юн, но быстр и опытен в обращении мечом.

— Значит, все же есть надежда, — произнес Эзраки.

— Узахар выступит против Кнуда Хэгстада из Железных Рыцарей, а юный Датан будет биться с чемпионом Пуха, — сообщил Гедеон. — Нелегко скрещивать мечи с теми, кто избран носить цвета легиона. Но здесь, на мире, завоеванном первой ротой, Кулаки защищают свой титул… Мне сложно просчитать наши шансы. Даже если они победят, им придется встретиться с проклятым Багровым Кулаком в следующем раунде. И здесь наши шансы приближаются к нулю.

— Значит, — произнес Эзраки, — время настало.

— Я сам выйду на арену, но это лишь докажет отчаяние наших братьев.

— У тебя нет выбора. Отдай приказ, позволь мне выпустить Кнута, — настаивал апотекарий.

— Я никогда не позволю этого, — прорычал Гедеон. — Он проклят. Сам Дорн покарал бы его, будь он жив. Пусть он сгниет, мне все равно. Тьма — его удел, и я не избавлю его от агонии.

Тьма заняла мое место. Я никогда не был внутри нее, но я хорошо знаю тьму. Разум и тело заполняются драйвом. Что-то, не относящееся к генетическому наследию, обрядам посвящения в Орден и усиленным чувствам, ревет в моих венах. И этот момент кажется самым живым и естественным за всю мою жизнь. Каждая молекула моего естества посвящена этому процессу. Тьма окружает меня, отгораживая от реального мира. Все: от стен до пола — словно накрыто пеленой. Я пытаюсь сосредоточиться, но все, на чем я останавливаю взгляд, превращается в орущую тень. Я гадаю о лабиринте кошмаров этого места, держа оружие в руке. Которое жаждет и окрашено не моей кровью. Братья, погибшие и живые, сражаются вокруг меня. Стрельба. Смерть. Я слышу отдаленные крики боли. Я не могу расслышать слова, но знаю, что они пропитаны ядом и спокойным благоразумием. Звон стали наполнил воздух, лишь шум болтерного огня прерывал его. Я — на поле, окутанном дымом. Забираюсь на вражеский транспорт, неся духовность в мир демонов. Каждая моя битва пролетает одна за другой. Смерть и враги. Цвета разрушения меркнут, пока не остается лишь чернота. Мои сердца колотятся в унисон. Я бегу. От страха, но не за себя. Пустота тьмы готова поглотить мою душу. Кровь растекается по телу. Меня ждет битва. Я дрожу, но не от страха, а от ожидания. Я воин до последней молекулы моего тела. Я был создан убивать за что-то, что важнее, чем я, служить Всеотцу мечом, болтом — до последнего вздоха.

Я живу за братьев, жизнь которых я прервал. Их тела раскиданы по руинам, одно на другом, а я стою на самом пике этой кучи. Могучие братья лежат раздавленными и изогнутыми телами. Их божественная плоть безмолвна. Братоубийство закончилось. Колокол битвы завис над их телами. Их оружие украшает меняющуюся поверхность. Как и мое. Злой рок настиг меня. Боль и чувство утраты такие четкие, что моя душа разрывается на части. Словно ужасающая туманность, прорвавшаяся сквозь историю галактики и мою собственную, Тьма настигла меня. В какой-то момент в пустоте возник свет. Император Человечества здесь, со мной, в этом безнадежном месте. Его присутствие и наследие — маяк в темноте. Лишенный сил, смотрю на него. Я иду навстречу его мощи. Колеблясь. Будучи в неведении. Словно ребенок. Момент накрывает меня, и слезы градом текут по моим измазанным в крови щекам. Затем звезда в прекрасное, но короткое и грустное мгновение, исчезает, маяк растворяется. Я падаю на колени и плачу, не в силах сдержать эмоции и что-либо изменить. Звезда исчезла. Свет пропал. На его месте — мертвая пустота, сотрясаемая ударной волной, вызванной взрывом. Все, что осталось — глубокая печаль сироты-ангела. Мои сердца чувствуют его бессмертную грусть. Рогал Дорн. Утрата моего отца. Моя утрата — его утрата. Я чувствую то же, что и он, когда стоял перед Императором. Я знаю его страх и страдание. Этот момент сомнения и ужасающая возможность становятся моим вечным проклятием. Оно пронизывает меня своим отчаянием. Я ухожу глубоко в себя и нахожу там безграничную тьму. Империум без Императора. Человечество без отца. Бесконечность без направления. Тьма Дорна. Я реву в отрицании, словно младенец, которого только что достали из утробы. Я падаю на колени. Холод обволакивает меня. Я дрожу. Я знаю только страх и ярость в пустом космосе, свободном от ответов. Передо мной фигура. Я не видел ее прежде. Она здесь и в то же время не здесь. Бронированная тень, появившаяся из тьмы и выделяющаяся на фоне пустоты. В отличие от мрачного окружения или Императора, его присутствие затмевается его собственным превосходством. Шаги пришельца медленные и размеренные, и он идет ко мне. Угроза, как и его размеры, увеличивается. Союзник? Враг? В них нет недостатка на поле брани. Я стою на коленях, так как мои ноги стали частью поля. Мой разум заполнен печалью. Я наблюдаю. Я — в отчаянии. Призрак приближается. Его броня — цвета самой черной ночи. Каждый ботинок окутан призрачным пламенем. Я смотрю на эти раскаленные шаги по покрытому льдом металлу палубы. Фигура останавливается и смотрит на меня. Передо мной Ангел Смерти. Брат извне. Лишенная символов ордена, броня похожа на могилу, кошмар из ребер и костей, скелет на поверхности священной брони. Лицевой щиток шлема смят, отсутствует кусок керамита. Бело-синяя часть черепа смотрит на меня. Блестит штифт за безупречную службу. В пустых глазницах — неестественное пламя. Безупречные зубы, злобно стучащие в унисон.

— Что ты? — вопрошаю я, собрав все свое мужество.

Незнакомец молчит, но вытягивает вперед перчатку цвета ворона. Кость виднеется сквозь дыру в районе пальца. Я с ужасом наблюдаю, как перчатка приближается к моему лицу. Она трогает меня. И я кричу.

Труп-капитан Гедеон ступил на пол каменного коридора. Закрыв за собой дверь, Сдиратель расправил свои широкие плечи и прислонился к холодному металлу двери. Гедеон слушал звон клинков, раздававшийся с арены и отражавшийся от доспехов офицеров Адептус Астартес, стоящих за оградой. Апотекарий Эзраки подошел к капитану. Он вытер кровь с рук хирургическим полотенцем и взглянул на корпус-капитана.

— Узахар?

— Порезан по самые ребра, — ответил апотекарий, его голос гулом отдавался от стен подземелья. — Он будет больше похож на куклу с кучей швов, чем на человека, когда я закончу.

Гедеон повернул голову и прислонил ухо к металлической двери. Звон клинков стих. Судья вынес решение. Даже стоя за дверью, корпус-капитан понял, что Датан проиграл.

— Еще один пациент для тебя, — произнес Гедеон, повернувшись к пожилому апотекарию.

Стирая кровь, Эзраки посмотрел в глаза капитана.

— Труп-капитан…

— Я знаю, — произнес Гедеон, признавая неизбежное. — Я бы не сделал этого, если бы мы не проигрывали в самом начале. Я не могу вернуться ни с чем на Эскару. Я обещал магистру Ишабоду победу, чтобы воодушевить наших братьев в эти темные времена. Я не могу вернуться с пустыми руками и сердцами. Новости о нашей неудаче завершат дело, начатое Альфа Легионом. Я думаю, что разочарование добьет его, Эзраки.

Апотекарий покачал головой.

— Кезия Ишабод — величайший Сдиратель в истории Ордена. Этим бронированным змеям Альфа Легиона повезло, но даже они, своей ложью и проклятыми приемами, не отнимут его у нас. К тому же, он сейчас на Эскаре, с нашим лучшим медиком, верховным апотекарием.

— Я не смогу смотреть в глаза нашему магистру и говорить, что я сделал все, что было в моей власти, чтобы обеспечить победу, которую я потерял.

Гедеон принял решение.

— Я надеялся, что до этого не дойдет. Девять из десяти Сдирателей сражались за свой Орден. Только Дорн знает, зачем магистр Ишабод настоял на его включении в группу, но лишь я теперь могу принять это решение. Способен ли Кнут сражаться?

— Я думаю, да. Мы чисты сердцами, но не кровью. Как часть бывшего легиона, а теперь Ордена, мы не одиноки в генетических отклонениях. Волки и Ангелы, также как и наши кузены из более поздних Оснований, несут бремя своего наследия, — пояснил апотекарий Сдирателей. — Когда Тьма накрывает одного из наших, может показаться, что жертва становится беспомощной: вялая челюсть, дрожь в конечностях, чернота в глазах. Но те, кто выживают, рассказывают о живых кошмарах, бессонница, в течение которой они постигают глубину самого печального бремени Дорна — потеря отца-Императора. Это — как генетическое благословение нашего отца, так и его проклятие своим сыновьям. Познать возможность, даже на секунду, существования Империума без Императора. Почувствовать то, что чувствовал Дорн. Кошмар примарха. Парализующий страх, окутавший даже самого великого из нас, когда он склонился над поверженным телом Императора. Почувствовать Тьму.

— Эти детали имеют мало значения для меня, апотекарий, — произнес Гедеон. — Адептус Астартес рождены для битвы. Они существуют, чтобы отомстить за Императора, и предать мечу врагов человечества. Мне нужны воины, а не мечтатели. Какова бы не была причина, такое поведение недостойно нашего брата. Если бы это был я, то предпочел бы, чтобы мои братья прервали это жалкое существование.

— Тьма может обрушиться на любого из нас в любой момент, корпус-капитан, и я всегда держу эту мысль в голове, — ответил Эзраки. — Пока мы спорим о таких вещах, позволь уведомить тебя, что процедура, которую я собираюсь применить — еще не опробована, и жизнь нашего брата окажется под вопросом.

— Я не слишком расстроюсь по этому поводу.

— Как я и полагал, — произнес апотекрий. — Я говорю тебе это, чтобы ты проинформировал наших братьев о своей стратегии. Ты знаешь, что, возможно, его страдания, повлекшие потерю стяга Ордена, отнюдь не из-за ошибки, а по причине воздействия Тьмы.

— Что мне с этого? — рявкнул Гедеон. — Он подвел своего примарха. Он подвел своего магистра ордена. Он подвел всех нас. Единственное, что меня сейчас волнует — смогу ли я найти применение этим предательским рукам. Что ты будешь делать, и как много времени тебе понадобится?

— У санктиарха Вальтазара свои способы, — ответил Эзраки. — Духовное лечение тех, кого накрыла Тьма, неважно, выживут они или нет. Хотя я и уважаю значение практики санктиарха, а также ритуальную специфику культа нашего Ордена, мой метод сравнительно прост.

Апотекарий указал на точку на затылке своей головы, где тонкая линия волос, популярная в Ордене, пересекалась с выбритой макушкой.

— Каталептический узел в стволе мозга. Имплантат отвечает за изменение суточного биоритма, иными словами — за наш сон и продолжительные периоды бодрствования. Возможно, неправильно функционирующий узел повлек за собой потерю управления моторикой и вызвал «кошмары на яву». Я собираюсь просверлить дыру в кости и вставить в мозг гиподермический световой зонд. Таким образом я вызову шок в каталептическом узле, и надеюсь, прерву воздействие Тьмы и восстановлю нормальное функционирование имплантата.

— Звучит болезненно.

— Безусловно.

— Хорошо, — произнес труп-капитан. — Когда закончишь с Узахаром и Датаном, возвращайся на «Шрам». Скоро начнутся обряды битвы для следующего раунда. Пир Мечей не будет ждать. Сообщи, если твой эксперимент завершится удачно. Я также должен уведомить собравшихся, что наш падший брат снова подвел нас.

— Как ты объяснишь неудачу?

— Смерть в бреду или обычная смерть, — произнес Гедеон вслед уходящему апотекарию. — Мне все равно, если дело касается Захарии Керша.

— Все ли готово?

— Да, мой господин.

Апотекарий Эзраки спустился по рампе в грузовой отсек фригата «Шрам». Его ноздри пылали. Они находились в глубинных недрах корабля. Апотекарий предпочел бы более удобное расположение для этой процедуры, но его братья явно не будут рады присутствию Кнута. Ящики и канистры были убраны из середины отсека, чтобы освободить место для операции. Здесь же стоял декоративный ларец, привезенный из священного реклюзиама санктиарха Вальтазара. Сделанный из адаманта, ларец, по своим размерам, был похож на саркофаг. На лицевой части был изображен Император, несмотря на то, что ларец находился в стоячем положении, Император изображался поверженным в битве с Хорусом. Это был вариант санктиарха для решения проблемы с Тьмой. С его собственной тьмой. И этот гроб располагался там, где другие Сдиратели не смогут наблюдать за слабостью капеллана. В изголовье саркофага располагалась решетка для исповедей. По левую сторону от Эзраки располагались его помощники, облаченные в рясы с символом «прим хеликс». Они отвечали за инструменты и сверло, кончик которого был направлен в решетку саркофага. На противоположной стороне стояли слуги Кнута, их лица были полны печали. С момента бесчестия их господина, сервы также переместились в грузовой отсек, и теперь вся их активность, включая походы в туалет, происходила в кромешной тьме, рядом с саркофагом, в котором лежал поверженный Керш. Их было трое. Старый Енох был сенешалем Кнута. Он постоянно смазывал плеть, что-то бормоча себе под нос. Он был организатором и свидетелем ритуального бичевания своего господина. Его сын, Орен, вытирал шваброй пол вокруг саркофага, на котором периодически возникала лужа экскрементов. Он был ликтором. Орен был похож на борца с широкой грудью и огромными руками, и его обязанностью было проведение обряда «очищения». Его отец следил за ритуалом, глаза старика горели разочарованием от того, что Орен мог довольствоваться лишь жизнью простого смертного. Дочь Еноха, Вефесда, ухаживала за телом Кнута. Будучи худощавым и угрюмым ребенком, девочка занималась промыванием и уходом за церемониальными порезами Адептус Астартес. Обряд Сдирателей, «Облачение в манитию Дорна», подразумевал бичевание спины. Помимо основных обязанностей трое сервов выполняли «особые» задания Кнута — сдирание плоти и очищение от слабости, чтобы тот мог ощущать связь с примархом. Вефесда, через отверстие, читала Кершу молитвы, хотя было непонятно, сколько из этой информации услышал Кнут. Будучи объятыми Тьмой, жертвы не могут ни говорить, ни слышать. Они не могут сами питаться или пить, не ощущая связи с внешним миром. Когда внутрь вошел апотекарий, слуги поднялись со своих мест. Вефесда захлопнула книгу. Эзраки успел разглядеть название: "Архитектура Агонии", автор — Деметрий Катафалк. Он хорошо знал эту книгу. Трактат о религиозном страдании, написанный первым магистром Ордена Сдирателей.

— Продолжай молиться, — мягко приказал Эзраки. — Процедура будет не из приятных, и я хотел бы, чтобы наш пациент смог отвлечься на что-нибудь.

Вефесда продолжила читать.

— … Во времена, когда Терра была совсем юной, воины свирепых наций занимались самобичеванием, чтобы доказать свое право называться мужчиной…

— Мы просверлили отверстие в нижней части черепа, мой господин, — сообщил апотекарию один из его слуг.

— Хорошо, — ответил Эзраки, обращаясь ко всем своим помощникам. — Исполняйте свою обязанность.

— …Позже, монашеские ордена Католической церкви признали бичевание формой боевого ритуала…

Казалось, что ужасная процедура никак не влияла на Керша, заточенного в ларец. Кнут оставался безмолвным и спокойным, дрель проходила все глубже и глубже, а по ангару разносился приятный голос Вефесды. Закрепив дрель, один из помощников вставил провод в розетку треноги с силовой установкой. Второй помощник схватил рукоять с активатором.

— Заряд на шесть мегатулов.

— … Древнего столетия. Гено семьдесят шесть, Спартоцид воевал за Императора в Войнах Объединения и Великом крестовом походе. И тогда считалось честью для геномодифицированного офицера получить столько же ударов плетью, сколько получил его солдат, допустивший оплошность под его командованием…

— Запускаю подкожный зонд.

В помещении возник отвратительный, вибрирующий звук. Помощники апотекария приступили к регулированию дрели.

— … Изначально на борту могучей «Фаланги» было найдено технологическое решение для управления страданиями, и я благодарю своего господина Дорна за предоставленную моим братьям Сдирателям возможность. На родном мире нашего примарха, Инвите, зимы были холодными, а удары плетью — обжигающими. Эти правила применялись в ранней империи Дорна, и наш прародитель лично практиковал бичевание, как часть боевого единения и очищения души…

Посмотрев в глазные отверстия микронокуляров на рукояти дрели, помощник проверил пикт, прежде чем обратиться к апотекарию.

— Мы достигли каталепсического узла, апотекарий.

— Чего вы ждете? — рявкнул Эзраки. — Молитесь Дорну и давайте разряд.

Вефесда закрыла копию огромного тома Кнута и встала на ноги. В помещении воцарилась тишина. Бровь Эзраки начала дергаться.

— Еще раз.

Помощники повторили процедуру. И снова тишина. А затем тишина взорвалась. Звук похожий на далекую ярость, нарастал внутри ларца. Рев был повсюду. Ярость проснувшегося гиганта.

— Снять замки, — приказал Эзраки старому Еноху. — Откройте ящик.

Саркофаг затрясло. Эзраки скривил свои потрескавшиеся от возраста губы. Возможно, Кнут испытывал побочные эффекты ввода зонда. Возможно, процедура вызвала поражение нервной системы. Возможно, воин просто хотел выбраться из ящика.

— Дрель! — вспомнил апотекарий, торопя своих помощников извлечь инструмент из головы Керша.

Ящик завибрировал, и крики ярости превратились в ужасающее крещендо. Саркофаг раскрылся. В помещении снова воцарилась тишина. Из глубин ларца на присутствующих смотрела тьма. Дрожь стихла. Послышалось тяжелое дыхание Кнута. Помощники Эзраки старались изо всех сил поскорее убрать оборудование на безопасное расстояние. Издав животный рев, Захария Керш возник из тьмы саркофага. Он был гол, как и в первый день инициации, пятьсот пятьдесят два года назад. Его борода была грязной и спутанной, а тонзура обросла и покрылась сединой. Лицо Кнута подходило его прозвищу, и было иссечено шрамами. Он унаследовал от Дорна суровую маску лица, под которой горели глаза хищника, в которых, в свою очередь, отражалось обвинение. Керш словно сошел с гравюр, изображавших Деметрия Катафалка, если бы не выделявшиеся сухожилия на правой щеке, часть челюсти и темные губы. Кнут не был высоким воином по меркам Сдирателей, но с лихвой компенсировал этот «недостаток» горой мускулов, наработанных в многочисленных боях, а не на тренировках в гимнастических залах крепости-монастыря. Его плоть была иссечена шрамами и ожогами, полученными за века служения Ордену. Керш напоминал восхищенному апотекарию терранскую античную статую с мускулатурой полубога. Кнут выжил, и, несмотря на вонь и грязь на теле, чемпион избавился от Тьмы. Вефесда подошла к Кершу и стала тереть тряпкой с мылом его огромную спину и широкие плечи. Ткань тут же пропиталась кровью, потом и грязью. Керш пошатнулся и упал на колени. Попытавшись опереться, Сдиратель обнаружил лишь худощавую девушку, вовремя пришедшую на помощь. Опершись своей огромной ручищей о плечо серва, Кнут поднялся на ноги. Свободной рукой он выдернул сверло и зонд из головы и швырнул приспособления на пол, превратив их в осколки. Эзраки колебался, пытаясь сформировать губами приветствие. Он хотел знать, удалось ли ему полностью вернуть своего пациента в сознание. Но Кнут развеял его опасения.

— Держись подальше от моей головы, апотекарий, — рявкнул Захария Керш.

Десантник расслабил плечи к всеобщему облегчению окружавших его сервов, и Эзраки улыбнулся.

— Всегда пожалуйста, брат…

Вефесда пересекла темное помещение и оказалась рядом с койками сервов. Хотя эти койки сложно было называть местом для сна, так как они представляли собой шкафчики, используемые технодесантниками для хранения машинных масел для дальнейшего использования в инжинариуме. Знак Механикум, нависавший над небольшим храмом, посвященным Омниссиии, Старый Енох использовал в качестве стола. Сенешаль был раздет по пояс, оголив сморщенную грудь. Старик аккуратно отложил сосуд с водой и бритвенный нож. Он покосился в отполированную секцию металла на свое дряхлое тело. Енох заставлял Вефесду полировать этот кусок металла до совершенного блеска. Девушка наполнила сосуд свежей водой. Сенешаль нанес на руку немного масла и стал натирать им свою щеку. Затем он взял лезвие и стал аккуратно сбривать бороду, периодически макая нож в воду. Неся контейнер, Вефесда поравнялась с Ореном, который, перевернув свой шкафчик, использовал его для подтягиваний. Его мясистые руки отрывали тело от земли и вытягивали его вверх. С каждым подтягиванием Орен издавал звук, похожий на свинячье хрюканье. Вефесда наклонилась к своему ящику и еще раз перебрала свою коллекцию пустых банок из-под мази. Она отобрала несколько наполовину использованных свеч.

— Во имя Катафалка, какого черта ты делаешь? — спросил Орен в перерыве между выдохами и вдохами, но Вефесда не отвечала.

Ничего не замечая вокруг, она пыталась зажечь свечи кремниевым стержнем. Орен прекратил подтягиваться и теперь наблюдал за своей сестрой.

— Я спросил, что ты делаешь? Отвечай, когда с тобой разговаривают.

Вефесда улыбнулась.

— Я лишь пытаюсь зажечь свечи.

— Где ты их достала?

— Обменяла у одного из сервов реклюзиама, — призналась девушка.

— И за что же?

— Так, мелочевка.

— Ты тупая грязнуля, — огрызнулся ее брат. — Я имел в виду, зачем?

— Для Кнута, — ответила она. — Отпраздновать его возвращение из Тьмы.

Енох издал звук, похожий на раздражительное ворчание. Орен зло пнул ботинком банки и свечки.

— Нет, здесь ты этого делать не будешь.

Вефесда стала собирать разбросанные свечи.

— Только потому, что он является тем, кем ты не станешь никогда, — прошептала она.

— Что ты сейчас сказала? — рявкнул Орен, его глаза налились кровью, а щеки покраснели.

Он приблизился к ней и угрожающе завис над сгорбленной фигуркой Вефесды. Енох прекратил бриться и что-то пробормотал. Орен не двигался, его грудь бешено вздымалась, а в глазах застыла ярость.

— Однажды, — проговорил он сквозь стиснутые зубы, — я хотел стать ангелом Императора и вырваться из этого болота. Но затем я понял, что в сто раз лучше служить единственному воину — Кнуту. Сдирателю, которому нет равных. Но сейчас все изменилось. Наш господин — фальшивый пророк. Падший ангел. Он покрыт кровью его братьев, которых он, возможно, убил сам. Мы наказаны. Тьма поглотила нас всех. Но знай одно, сестра, если бы я был Кнутом, я бы никогда не отдал бы Штигмартир так легко.

Из дальнего конца транспортного отсека раздался рев. Полубог требовал внимания. Старый Енох ускорился, стараясь поскорее завершить процесс бритья, а Орен отвернулся от сестры. Сенешаль умыл лицо водой и протер его сухим полотенцем. Он повернулся к Вефесде и одарил ее суровым взглядом. Швырнув ей в лицо полотенце, старик пробормотал слова отвращения и поплелся за Ореном, оставив дочь одну в окружении баночек и свечей.

Глава 2
Стигмученик

— Хватит! — голос Эзраки разнесся по всему пениториуму «Шрама», одновременно с треском плети.

Личные сервы Керша остановились, услышав команду апотекария. Орен колебался, побелевшие пальцы крепко стискивали рукоять «очистителя», окровавленная плеть валялась на полу, позади него. Старый Енох смотрел на своего господина, пока черты лица Керша постепенно расслаблялись, а глаза медленно открывались. Кнут бросил на сенешаля злобный взгляд. Старый Енох принялся бормотать что-то Орену, пытаясь донести до него недовольство Керша. Грудь ликтора тяжело вздымалась. Орен аккуратно свернул плеть и передал ее отцу для очищающих процедур и консекрации. Керш убрал ладони с холодной поверхности усиленного амрмапласта. Несмотря на то, что защитные пластины были плотно закупорены, оставалась небольшая щель, за которой виднелась пустота. Кнут повернулся к апотекарию, своей изодранной спиной — к щитам. Эзраки покачал головой, выражая недовольство порезами на теле космического десантника.

— Во имя Эскары, что ты делаешь? — произнес апотекарий.

Броня Эзраки была забрызгана кровью, в руке он держал свой белый шлем.

— По-моему я рекомендовал отдых, а не самоубийство.

— Я не должен слышать о своем позоре от посторонних, — произнес Керш, глядя на апотекария, но кивая на Еноха. — Я слышал, как смертный говорил, что плоть Дорна подвела их, их хозяина и господина их хозяина.

Эзраки замедлил шаг.

— Я сожалею об этом, — наконец произнес он. — В последнее время на меня навалилось слишком много работы. Я надеялся провести церемонию в… подходящий момент. Но ты, несмотря на мои распоряжения…

— Я слишком сильно пал перед собой, — рявкнул Керш, — и моими братьями, и я не уверен, что заслуживаю жизни.

Апотекарий ткнул пальцем в сторону Керша.

— Не относись с таким пренебрежением к этому божественному инструменту, так как это тело не принадлежит ни тебе, ни твоим братьям, — угрожающе начал Эзраки. — Твоя душа принадлежит Императору, а плоть — Рогалу Дорну, как ты правильно выразился. Лишь смерть от руки врага допустима для таких, как мы.

— Эта плоть нуждается в очищении. Я должен найти себя и вновь ощутить присутствие примарха.

— Ты был един с Тьмой, — запротестовал Эзраки. — Ты был облачен в доспехи Дорна, видел галактику его глазами, чувствовал пустоту в его сердце. Кто-то скажет, что ни один ныне здравствующий Сдиратель не знал своего отца лучше.

— Что со Стигмучеником? — спросил Керш. — Где сейчас священный стяг Ордена?

— Он потерян… — прогремел голос позади Эзраки. — Как и ты.

Еще один Сдиратель вошел в пениториум. Он был раздет по пояс, как и Керш, и его сопровождали трио сервов Ордена. Он был ветераном, и его плоть была тому свидетельством. На брови виднелись штифты за верную службу, а на шее болталось ожерелье из зубцов цепного меча.

— А теперь… и мы.

— Тиберий, — предупредил Эзраки.

Когда его синешаль, ликтор и очиститель прошли вперед, космический десантник повернулся, чтобы взять полотенце, висящее на крюке, на стене. Слово «авангард» было вытатуировано на его широких плечах, выдавая в нем почетного брата первой роты. Когда десантник снова взглянул на Кнута, тот отвел глаза. Еще мгновение они стояли молча, осознавая тяжесть позора, но, прежде чем продумать свой следующий шаг, Керш вызывающе взглянул на Сдирателя.

— Керш, — произнес апотекарий.

— Не жалей меня, брат, — произнес Кнут, обращаясь к Тиберию.

Свежая кровь капала на пол со спины космического десантника. Вефесда попыталась подойти к Кершу, чтобы промыть раны.

— Назад… — прорычал Кнут, заставив очистителя бросить полотенце и отойти от него на безопасное расстояние.

Эзраки наблюдал за приближающимся Тиберием, в его глазах читалась неуверенность. Керш также сделал несколько шагов, подняв полотенце, чтобы стереть пот со лба.

— Где он?

— Что тебе с того? — ощерился Тиберий. — Хочешь вернуть его?

— Я сделаю это.

— А я проверю твои инструменты, апотекарий, — произнес ветеран, обращаясь к Эзраки, — похоже, твой пациент все еще в коме.

— Ты бы хотел, чтобы я был там, брат, — произнес Керш.

— Я не брат тебе, Кнут…

— Может мне выбить из тебя эту дурь?

— Прекратите оба, сейчас же… — начал Эзраки.

— Я убью тебя и за меньшее, — произнес Тиберий, когда они поравнялись. — Теперь Стигмученик у Альфа Легиона.

Сдиратели начали кружить друг напротив друга.

— Ты и сантиарх — все, что осталось от внутреннего круга магистра. А я — все, что осталось от первой.

Керше переводил взгляд с Теберия на апотекария. Наконец его взгляд остановился на Эзраки.

— Магистр Ишабольд?

— Магистр жив, — подтвердил Эзраки, — но говорят, он тяжело ранен.

— Говорят?! — рявкнул Керш. — Ты — Эзраки, член апотекариона, что говорит верховный апотекарий.

— Мой господин мертв, — признался Эзраки, пожалев о своем резком тоне. — Как и сказал Тиберий, круг расколот. Наш повелитель силен, но раны серьезные. Попытка покушения провалилась, но Альфа Легионеры применили смертельный токсин, про который мы не знаем ровным счетом ничего. И теперь смерть — это лишь вопрос времени.

— Сколько?

— Недели. Может годы. По правде говоря, я не знаю.

— Мы должны найти источник этого токсина.

— Его уже ищут. Четвертая рота. Они полагают, что субстанция — органического происхождения, следы искусственного вмешательства отсутствуют. Они отправили людей на все миры смерти в сегментуме. Я также участвую в этом. Апотекарий Абсалом из второй собирался лететь с тобой на Пир, но оказалось, что он нужен для координации операции и разработки формулы антидота. Теперь он — верховный апотекарий.

— А где Альфа Легион? — спросил Керш.

— Они уползли подобно змеям, чей герб они носят на своей броне, — произнес Тиберий.

— Четвертая теряет время, — произнес Керш, обращаясь к Эзраки. — Мы должны найти предателей, вернуть стяг и получить информацию о токсине.

— Полагаешь, мы не думали об этом? — с издевкой спросил Тиберий.

— Они здесь и в то же время везде, — с грустью произнес Эзраки. — Они играли с нами. Даже самые обещающие сведения приводили нас в никуда. Все это было до Вейглхэвена.

— Вэйглхэвен?

— Пятую роту заманили туда, — произнес Эзраки.

— Они искали стяг Ордена, — добавил Тиберий, ткнув палец в Керша. — Твой стяг.

— Ловушка?

Апотекарий кивнул.

— Сколько?

— Почти половина роты, — ответил Тиберий.

Керш снова уставил взгляд в пол.

— Братьев отправили на мучительную смерть, пока ты живешь и дышишь, стоя передо мной. Кнут? Скорее плеть. Плеть для всего Ордена. Твои сердца бьются лишь чтобы ты еще больше впадал в бесчестие. Наша кровь — на твоих руках.

— Таков путь Дорна, — наконец произнес Керш, его глаза снова встретили с глазами его обвинителя. — Мы сражаемся за Императора до самой смерти. Служение любой ценой — даже моей душой, брат Тиберий. Если мы поговорим о твоей крови, я так понимаю, ты оставил достаточно на клинке Белого Храмовника, с которым ты сражался в Клетке.

Презрительная усмешка Сдирателя сменилась гримасой гнева. Его разодранный кулак метнулся к Кершу, намереваясь сокрушить его. Тиберий был быстр, но он двигался как ветеран ближнего боя: размеренно, просчитывая все риски. Предсказуемо. Керш провел всю свою жизнь рядом с магистром Ордена, сражаясь с опытными воинами всех мастей и рас. Враг всегда посылал лучших, чтобы убить его, а задача Кнута была довольно проста — убить их прежде, чем они доберутся до магистра. Керш спокойно уклонялся от его атак. Кулаки Тиберия были повсюду: прямые удары, обратные, боковые. И каждый из них не достигал своей цели. Кнут работал плечами, каждый раз убирая голову из зоны поражения кулаков Тиберия. Короткий удар ноги заставил Керша пошатнуться. Он отвел колено в сторону и бросил свое полотенце прямо в лицо Тиберия. Заслуженный боевой брат отбросил его в сторону, только чтобы обнаружить, что Керш восстановил равновесие. Сгусток крови и выбитые зубы вылетели изо рта ветерана, когда его голова приняла на себя удар. Его могучее тело оторвалось от земли и затем рухнуло на пол со звуком, похожим ну дар молота. Керш сжимал шлем Эзраки. Апотекарий пытался встать между двумя воинами, и Кнут в этот момент выхватил из рук Эзраки его шлем. Схватив его, он резко развернулся по дуге и врезал им по лицу Тиберия. Эзраки склонился над упавшим космическим десантником, чтобы проверить его состояние. Когда Тиберий закашлялся, из разбитого носа и сломанной челюсти вылетели фонтаны крови. Керш взглянул на кровавый след на фоне белизны шлема.

— Твоя кровь снова пролилась, брат Тиберий, — сплюнул Кнут.

Тиберий махнул рукой, давая знак Эзраки, что он не нуждается в медицинской помощи, и, пошатываясь, встал на ноги.

— Давай, мясо, — рявкнул Керш.

— Довольно! — раздался крик трупа-капитана Гедеона, вошедшего в пениториум.

— Оставь силы для чертовой арены, — с отвращением произнес он. — Уберите его отсюда. Очистите пол.

Сервы Ордена поспешили выполнить приказ, пока Эзраки, поддерживая Тиберия, сопровождал десантника к выходу. Апотекарий одарил Керша осуждающим взглядом.

— Встретимся внизу, — произнес он.

Керш вернул Эзраки его шлем. Апотекарий последний раз бросил на Керша взгляд и покинул пениториум. Труп-капитан нажал на панель связи, прикрепленной к стене.

— Говорит Гедеон. Откройте щиты, лева борта.

Пениториум завибрировал, когда пластины брони стали расходиться в стороны. Когда Гедеон пересек помещение, металлические листы полностью разошлись, явив десантником наружный пейзаж. Свет залил тускло освещенный пениториум.

— За мной, — скомандовал труп-капитан.

Керш медлил лишь мгновение, но Гедеон успел отметить его несогласие с приказом. Окно из армопласта было огромным, ее длина равнялось длине самого пениториума. Оба Сдирателя стояли в полной тишине, наблюдая за планетой внизу и судном, над которым парил «Шрам». Помимо фрегата Сдирателей, здесь присутствовал боевой транспортник класса «Удар Смерти», «Нигилан Прокси». Позади него парил небольшой фрегат «Белликоз», на котором виднелся символ Черных Храмовников. Другие штурмовые суда принадлежали различным орденам Адептус Астартес, все они сосредоточились у потрепанных флангов «Тита», крейсера-ветерана Имперских Кулаков. Под ними виднелась планета желтоватого цвета, окутанная облаками сажи и пепла. «Тит» и менее крупное судно дрейфовали над почерневшим полюсом. Вблизи толстого кольца экватора возникло световое «шоу» из огромных взрывов. Огромный корабль ксеносов несся вниз. Дизайн корабля выдавал в нем орочий крузер. Атакуемое с правого борта легким крейсером и истребителями флота, а с левого борта — фрегатом Имперских Кулаков типа «Гладиус», крузер, похоже, сопровождал эскорт из более мелких кораблей противника. Между имперскими судами и огромным левиафаном орков разыгралась настоящая битва, пока судно Имперских Кулаков пыталось провести отчаянную высадку на корабль противника. На фоне разыгравшегося спектакля вдалеке виднелись лучи пушек судов Флота и Адептус Астертес, вступивших в бой с роем истребителей противника.

— Где мы? — наконец произнес Керш.

— Самарканд.

— Никогда не слышал о таком.

— Я не удивлен. Он был частью империи Урк две тысячи лет назад. Орочий военачальник по прозвищу «Великий Клык» заправляет в этой системе.

— Какой-то военачальник, о котором я также ничего не слышал.

Гедеон проигнорировал явное безразличие Керша.

— Сельскохозяйственные миры Самарканда снабжали ульи Коронис Агатон. Двенадцать, покрытых лесами, миров были оккупированы ксеносами и преданы огню. К сожалению, Великий Клык, как и его сородичи, лишен амбиций. Жирные твари решили обосноваться здесь, сделав эти миры своим домом. Их флот и войска более не выходили за пределы системы.

— Клык что-то замышляет?

— Две тысячи лет — слишком большой срок для терпения зеленокожих, ты так не считаешь? — парировал труп-капитан. — Нет. Но даже небольшой империи ксеносов не позволено существовать поблизости с судовыми линиями Империума.

— Тогда уничтожь их, — произнес Керш.

— Мы пытаемся, — ответил Гедеон.

— Две тысячи лет?

— Имперские Кулаки, Темные Ангелы и Космические Волки были задействованы в операциях по очищению системы от орды Великого Клыка. Прогресс был медленным.

— Ксеносы так хорошо окопались?

— Нет, никаких серьезных линий обороны. Просто их слишком много. К нам приходят отчеты: Тринадцатый полк перворожденных востроянцев, сто тридцать второй пехотный с Молоха и двадцать седьмой с Урдеши — все уничтожены в попытке освободить Самарканд.

— Самарканд захвачен.

— Слава Императору. Наши братья, Имперские Кулаки, успешно провели операцию там, где этого не смогли сделать Темные Ангелы и Космические Волки. Самарканд Четыре снова вошел в лоно Империума. Но пока только он один, и враг жаждет вернуть его…

— Что мы делаем, во имя Дорна? — прервал Гедеона Керш. — Что я делаю здесь?

— Если бы это был мой выбор, Кнут, я бы не взял тебя сюда.

— Наши братья Кулаки попросили о помощи?

— Нет.

— Тогда почему мы не задействованы в своих собственных операциях? — настаивал Керш. — Альфа Легион. Магистр Ишабольд?

— Ты здесь по распоряжению магистра Ишабольда, и это все, что твои предательские уши должны услышать.

Керш повернулся к трупу-капитану.

— Я нужен магистру.

— Тебя не хотят видеть там, — произнес Гедеон. — Ты больше не играешь никакой роли в трагическом будущем Ордена. Слышишь меня, Кнут? Все что в тебе осталось будет применено здесь.

— Здесь? — произнес Сдиратель, ткнув пальцем в сторону планеты. — Я даже ничего не знаю об этих мирах.

— Самарканд Четыре — выбранное место для проведения восемьсот шестнадцатого Пира Мечей.

— Мы здесь, чтобы состязаться?

— Ты здесь, чтобы состязаться.

— Пока наш Орден под угрозой, и жизнь магистра висит на волоске? — произнес Керш, в его словах читалось откровенное раздражение. — Ты сошел с ума?

— Пир важен.

— Пир — это трата времени!

— Важная трата. Наступили темные времена, Керш. И не только для Сдирателей. Ангелы Императора разбросаны по всей галактике. Сыны Дорна находятся вдалеке друг от друга. Мы должны поддерживать братские узы. А они куются в состязаниях.

— Мы только недавно участвовали в Пире.

— Традиция предписывает проводить Пир каждые сто лет. Ордена первого основания имеют право организовать состязание раньше этого времени. Они часто так делают.

— Во имя Катафалка, зачем им это?

— Пир Мечей служит своей цели, — произнес Гедеон. — Между нами заключено множество пактов и договоренностей, но мы рождены для победы. Правящие Ордена строят свою славу на базе прошлых побед, их успех всегда будет приятен для ушей и глаз Дорна, где бы ни был примарх. Они проводят состязание, чтобы доказать всем свое превосходство и указать на слабости других Орденов. Как и мы, они хотят победить. Я не удивлюсь, что именно наши злоключения стали причиной этого Пира.

— Мы не можем попросить другой Орден выступить вместо нас?

— Иногда это случается.

— Тогда почему ты еще не сделал этого.

— Любовь братьев сложно завоевать, — ответил Гедеон. — Пир Мечей — не просто испытание. Отношения между Орденами приносят определенные плоды. Даже сейчас Повелители Огня спешат в Селатор-Примус, чтобы помочь нашей второй роте.

— Мы — Сдиратели…

— Да, мы — Сдиратели. Ты можешь обнаружить нашу кровь на самой Святой Терре и стенах Императорского Дворца. И сейчас мы превозмогаем, как и раньше, облаченные в броню нашего примарха. Все наше существование — это битва до последней капли крови. Мы не дрогнем. Ни сейчас, ни в будущем.

— Согласен, — произнес Керш. — Но почему честь измеряется победами на состязании, а не смертями наших врагов?

— В тебе горит огонь, Кнут, даже я это чувствую, — произнес Гедеон. — Я не знаю лояльность ли это, стыд или желание отомстить. Мне не важно. Орден несет самые ужасные потери за последние пять тысяч лет. Наступили темные времена, мне нужен такой огонь в каждой роте, каждом отделении, каждом Сдирателе. Вместе с укреплением связей с орденом-прародителем этот Пир Мечей укрепит нашу гордость. С покушением на магистра Ишабольда и потерей Стигмученика надежды наших братьев превратились в прах. Тяжесть судьба довлеет над всеми нами. Ишабольд надеялся зажечь огнем сердца наших братьев с помощью этого состязания. Поэтому он послал меня. Поэтому он послал тебя.

Керш уставился в холодную пустоту космоса.

— Каков наш статус? — наконец произнес он.

— Самое худшее выступление за всю нашу историю, — признался труп-капитан. — Девять из десяти наших чемпионов — повержены, а Пир только начался. Ты — последний. Поэтому я санкционировал этот чертов эксперимент Эзраки.

— Если я проиграю?

— Тогда мы опозорим Дорна и весь наш Орден. В твоем случае — дважды. Наши братья лишь укрепятся во мнении, что мы слабы, и я не знаю, как переживет эти новости магистр Ишабольд.

— Но мы можем покинуть Пир раньше?

— Даже не думай о крестовом походе за Стигмучеником. Если единственный шанс восстановить твою честь — здесь, сделай все возможное, чтобы победить. Если ты проиграешь, как девять братьев до тебя, мы покинем Самарканд и двинемся к Онасису, чтобы присоединиться к Разрушителям в их искупительном крестовом походе через Темпест Гипокрен. Ты не увидишь наш родной мир, Эскару, еще сто лет и тебе будет позволено вернуться лишь тогда, когда все бесчестье выйдет из тебя вместе с твоей кровью. И я снова выберу тебя для Пира. Обдумай мою угрозу и обещание, брат.

Керш молчал. Разгневанный на Гедеона. Разгневанный на себя. Он наблюдал как крейсер Имперских Кулаков отделяется от «скитальца» зеленокожих. Корабли флота также вышли из боя, прекратив огонь по кораблю. Крузер стал разваливаться под действием взрывов. Секции корабля разошлись, и монстр разделился на две части. Обе части полетели в сторону Самарканда Четыре, пылая в высших слоях атмосферы. За обломками последовали десантные капсулы, выпущенные крейсером Имперских Кулаков, чтобы добить выживших орков на земле. Керш повернулся к Гедеону, но тот уже ушел, оставив Кнута в одиночестве. Свет в пениториуме погас, и зал освещался огнями планеты. Дрожь прошла по телу Керша, и десантник понял, что температура в помещении значительно снизилась. Что-то задело его тонкие волосы в районе шеи, заставив Сдирателя развернуться. Но он обнаружил лишь тьму позади себя. Керш сплюнул в темноту.

— Плевал я на твои детские уловки, Тиберий, — произнес Кнут, — так как все они — продукт трусливой душонки.

Керш отвернулся и снова стал вглядываться в глубину космоса. Кнут еще мгновение наблюдал за пейзажем снаружи, пока не понял, что он не один. Присутствие сервов без надобности раздражало Керша. Если бы он почувствовал Тиберия, то уже давно бы принял боевую стойку, ведомый злостью и адреналином. Но здесь было что-то другое. Керш почувствовал, как его кровь холодеет. Затем раздался стук его зубов. Кнут медленно повернул голову. Он увидел призрачный силуэт, облаченный в силовую броню. Воин словно возник из тьмы.

— Нет… — прохрипел Керш, его дыхание превратилось в пар.

Глаза расширились. Перед ним был призрак из его темных кошмаров. Он не смотрел на него. Он просто существовал. Здесь. Ужасающая реальность. Его гротескная броня была похожа на скелет, а сквозь трещину шлема Керш мог видеть что-то неестественное, неживое, воплощение страха. Чувство, схожее со страхом, пронзило все существо Кнута. Он не привык испытывать это чувство так, как испытывают его смертные, в глубине души, что-то первобытное реагировало на этого фантома, и это ощущение совсем не нравилось Кершу. Но скоро это чувство сменилось другим, более знакомым космическому десантнику. Гнев. Желание встретиться с угрозой лицом к лицу и уничтожить ее. Возможно, призрак был предвестником Тьмы, или неизвестной формой угрозы для корабля. В любом случае, Керш должен был действовать. Он бегло осмотрел помещение в поисках оружия. Поверхностное сканирование не дало результатов, и взгляд Кнута снова вернулся к призраку. Но он исчез. В темной пустоте космоса выделялись очертания «Шрама», освещаемого желтоватым сиянием Самарканда IV. Среди антенн, бойниц и других конструкций, Керш заметил бронированную фигуру, двигающуюся по внешнему корпусу корабля. Призрак.

— Трон Терры… — пробормотал Кнут, его глаза впились в армопласт.

Он следил за каждым шагом незнакомца, пока тот не растворился рядом с ремонтным отсеком. Прикоснувшись к интерьеру корабля, Керш почувствовал что-то влажное и липкое. Отшатнувшись, Сдиратель обнаружил, что смотрит на надпись, на Высоком Готике, в месте отпечатка пальца. Его слова, те, которые он произнес в пениториуме несколько минут назад.

«In dedicato imperatum ultra articulo mortis».

— За Императора даже в смерти, — прошептал Керш.

Ошарашенный Сдиратель огляделся по сторонам. Он включил свет, нажав на панель на стене пениториума. На мгновение Кершу показалось, что слова написаны кровью. Кровью, взятой из лужи на полу, оставленной Тиберием. Там же были и кровавые следы от ступней. Бронированных, широких и тяжелых. Они вели от этой лужи к надписи на пластине. Казалось, они возникли ниоткуда и вели в никуда. Керш нажал на кнопку открытия дверей и обнаружил за ними старого Еноха, Орена и Вефесду, почтительно ждавших снаружи. Гидеон отпустил их, но никто не давал им разрешения войти в пениториум.

— Кто-нибудь входил после убытия трупа-капитана? — спросил Кнут.

Сервы переглянулись и закачали головами.

— Вы в порядке, господин? — поинтересовалась Вефесда.

Глаза Сдирателя сузились, и он развернулся в сторону пениториума. Пол все еще был украшен кровью Тиберия, но следы исчезли. Десантник просканировал пластины, но слова также исчезли. Кнут подошел ближе к смотровому стеклу в поисках таинственного незнакомца, но ничего не обнаружил.

— Господин? — позвала Вефесда, войдя в помещение.

Керш развернулся и оперся на холодную панель. Его взгляд упал на потолок пениториума.

— Мне нужен апотекарий, — произнес Кнут.

— Его здесь нет, мой господин.

— Где он?

— На поверхности планеты.

— Значит, мы летим туда. Готовьте транспорт.

Глава 3
Пир мечей

— Послушай, Эзраки…

Керш следовал за апотекарием вниз по каменному коридору, ведущему на арену. За ним, в свою очередь, следовали три его личных серва. Повсюду шныряли сервы и сервиторы. Каждый из них выполнял определенные задачи разной степени важности. Воины из других Орденов также пропускали Эзраки, шагавшего в ритм со скрипом его гидравлической конечности.

— Говорю тебе, я — не я.

— Что ж, кто бы ты ни был, — произнес Эзраки, — ты зайдешь в Клетку через три минуты, поэтому готовься заранее.

— У меня расстройство сознания.

— Это — побочный эффект столь долго пребывания во тьме.

— Возможно, во время процедуры произошла ошибка…

— Гедеон говорил, что ты попробуешь отвертеться таким способом.

— Я вижу необъяснимые вещи.

— Видеть — значит верить, Керш. Сделай невозможное реальным.

— Я все еще не в себе, апотекарий!

Сервы, обычно смотрящие в пол в присутствии Адептус Астартес, уставились на взволнованного Сдирателя. Эзраки остановился и развернулся к Кершу.

— Я уже выполнил полное сканирование. Процедура была успешной.

— Может дефект оккулобуляра?

— Невозможно.

— Супрагормональный дисбаланс.

— У него другие симптомы.

— Повреждение мозга.

— Я был неправ, Керш.

— Что ты имеешь в виду?

— На «Шраме» я приказал тебе отдыхать. Я был неправ. Все раны, нанесенные тебе Альфа Легионом и процедурой, зажили. Мы — Анеглы Императора, созданные по его образу и подобию, но мы не одинаковы. Я переоценил твои возможности восстановления. Ты одарен, Кнут, и сейчас мне нужен твой дар. Он нужен твоим братьям. Это — дело чести, и ты должен принять вызов нашему Ордену. Это не обсуждается. Слышишь меня, Керш? Сейчас — самое подходящее время. Две минуты — и честь Ордена окажется в твоих руках.

Плечи Кнута расслабились.

— Значит, я просто теряю свою душу.

— Это лишь реакция тела, уверяю тебя. Следуй за мной, — произнес Эзраки и нырнул под арку.

Под ней Керш обнаружил небольшое помещение. У каждого Ордена была небольшая комната для подготовки к поединку в Клетке.

— Помогите брату Хадраку, — приказал Эзраки сервам Керша, пока тот направлялся в сторону каменной плиты с печатью Сдирателй.

Молодой технодесантник Хадрак облачился в церемониальную броню вместо стихаря. Он яростно орудовал молотками различного размера, склонившись над адамантовой наковальней, но когда Керш приблизился к нему, сделал паузу и одарил Кнута презрительным взглядом.

— Продолжай работу, брат, — произнес Эзраки, и технодесантник отвернулся.

Старик Энох и Орен стали таскать пластины брони, в то время как Вефесда сняла с Кнута стихарь. Пока ее родственники облачали Сдирателя в броню, она возилась с ремнями и заклепками, соединявшими пластины брони.

— Что это? — спросил Керш, многозначительно разглядывая желтую пластину нагрудника.

— Все воины должны быть облачены в броню легиона, — ответил Эзраки. — Это символ единства.

Хадрак передал Еноху и Орену наплечники. Первый был раскрашен в цвета Имперских Кулаков. Второй — нес на себе эмблему Сдирателей. Именно над этим наплечником трудился технодесантник, когда в комнату вошли Керш и Эзраки. Наплечник был сильно поврежден.

— Узахар получил серьезные травмы.

— Эзраки…

— Соревнования были в полном разгаре, когда ты очнулся. И ты не участвовал в церемонии открытия.

Апотекарий выглянул в коридор, чтобы сверить часы.

— Что ты знаешь о Пире Мечей?

— Я знаю, что это дипломатическая потеря времени, когда наши братья калечат друг друга, пока настоящий враг безнаказанно бродит по всей галактике.

— Пир Мечей проходит в честь решения нашего примарха разбить легион на Ордена, как того требовал Кодекс Астартес. Дорн выбрал «Вечную крепость» Железных Воинов на Себастусе IV в качестве инструмента деления.

— И тогда возник наш Орден, — произнес Керш. — Я знаю эту историю о «Железной Клетке».

— Мы вошли в «Вечную крепость» как легион, — продолжил Эзраки. — А вышли множеством Орденов. Нашему примарху было больно наблюдать за тем, как рушится наше братство, но он знал, что это необходимо. Дорн оставил за собой пост командующего Кулаками. Он хотел, чтобы Ордена сохраняли хорошие взаимоотношения и поддерживали культ братства. Это желание воплотилось в последовавшем позднее Крестовым походом Дедала. Наши браться из других Орденов были приглашены для участия в этом походе, где вновь были даны клятвы и проведены ритуалы. Рогал Дорн самолично сломал клинок, которым он сражался на барже Хоруса, не сумев помочь Императору. Второй клинок, так называемый «Меч Себастуса» или «Меч Дорна» остался с нами после Железной Клетки. Это один из самых почитаемых артефактов в легионе, сам Дорн использовал этот меч во всех своих битвах. Орден, победивший на соревнованиях, удостаивается чести хранить этот клинок у себя до следующего Пира Мечей.

— Спасибо за экскурс в историю. Сейчас ты похож на сантиарха Бальтазара.

— Ты должен знать, за что мы сражаемся.

Керш наблюдал, как Бетесда затягивает ремни наплечника.

— Я не носил броню скаута со времен службы в десятой роте.

Керш был полностью экипирован для спарринга. Туника, грудная пластина с аквилой в центре, ракушка и наплечники из керамита, на руках — перчатки. Комплект снаряжения завершали ботинки. Шлем не прилагался к экипировке, локти и бицепсы также были открыты. Эзраки вышел первым.

— Правила просты. Каждый раунд заканчивается нокаутом. Дерутся два чемпиона. Тот, кто покидает клетку на ногах — победитель. Время поединка не ограничено. Клетка — церемониальная площадка, но это не амфитеатр. Клетка — своеобразная реконструкция «Железной Клетки», но поверхность меняется каждый раунд.

— Каждый?

— Да, каждый.

Эзраки провел Кнута через врата. Железные решетки и каменные плиты, встречавшиеся им на пути, были усеяны изображениями Кулаков со своим примархом, чтобы никто не забывал, кто является избранными чемпионами Дорна. Первыми среди равных. Достойными носить броню в цветах примарха. Данные рисунки служили прямым посылом всем чемпионам других Орденов. Апотекарий направил сервов в сторону ярусной галереи. Старый Енох пробормотал молитву, а Орен подобострастно склонил голову.

— Сражайтесь хорошо, господин, — произнесла Вефесда и, чуть помедлив, побежала за отцом.

— Расскажи мне об оружии, — произнес Керш.

Эзраки кивнул. Керш был прагматиком и воином.

— Лишь два оружия разрешено использовать в Клетке, — начал апотекарий.

— Это, — произнес он, похлопав Кнута кулаком по спине. — Используй его по назначению. Второе — гладиус, спрятанный в Клетке. Один — для тебя, другой — для противника. Наконечники и лезвия смазаны паралитическим токсином, разработанным Адептус Механикус специально для Пира. Чем больше порезов ты нанес, тем больше вероятность твоей победы. То же самое можно сказать и про твоего оппонента.

Сдиратели стояли рядом со входом в Клетку. Прозвучал гонг, возвещая о начале поединка.

— Эзраки?

— Да?

— Что, если это не побочные эффекты от процедуры? Что, если это не мой разум? Что, если это Тьма?

— Что ты имеешь в виду?

— Что если вещи, которые я вижу…реальны?

Апотекарий задумался.

— Это уже вопрос святости. Почему тебе не обсудить этот вопрос с капелланом? Если тебе повезет, у тебя будет такая возможность.

Решетка ворот стала подниматься, и прозвучал второй звонок. Эзраки поднес перчатку к губам и поцеловал ее.

— Dextera Dornami, Захария Керш, — произнес апотекарий, прежде чем удалиться.

Керш кивнул и преклонил колено перед воротами. Он сжал кулак и прикоснулся костяшками ко лбу, губам, нагрудной пластине брони, одному сердцу, затем второму. Встав на ноги, Сдиратель вошел в Клетку. Она не была похоже ни на амфитеатр, ни на тренировочный зал, к которому он привык. В Клетке могли бы спокойно уместиться два боевых корабля. Поверхность была неровной и усеяна каменными блоками, выточенными из темного самаркандского камня. Сама арена была усеяна квадратными ямами и перпендикулярными возвышениями, лестницами и зубчатыми валами. Вылезти из Клетки можно было только, взобравшись на самую вершину высоких валов. Это место не было типичной гладиаторской ямой дикого мира. Здесь не было ликующей толпы или подстрекателей, присутствующих на подобных мероприятиях. Ряды закованных в броню мужчин молчаливо, словно статуи, взирали на бойцов. Аудитория соревнований была похожа на посетителей музея, среди которых шныряли сервы, провожавшие гостей на их места, и сервиторы, стоящие подле Ангелов смерти, пока те наблюдали за происходящим. Керш заметил Еноха и Орена, стоящих рядом с Эзраки. Вефесда свешивалась с перил, ее на ее лице отражались смешанные чувства, включая страх и вымученную храбрость. И тогда он снова увидел его. Позади Бетесды стояла фигура из его кошмаров. Его недавнее наваждение. Костяной фантом в броне. Он стоял среди его братьев, наблюдая за Кнутом. Пока Керш спускался в яму, тусклый блеск линз призрака следовал за ним. Решетка ворот захлопнулась, и Керш приступил к поиску гладиуса. Перейдя на бег, Сдиратель стал взбираться на холм для лучшего обзора местности. Каблуки его ботинок крошили камень, пока он перемещался от блока к блоку. Кнут опустил плечи, его взгляд перемещался от одного места к другому. Сдиратель грамотно распределял энергию во время бега, экономя силы. Словно хищник. Неожиданно Керш услышал рев своего противника, который уже поджидал Кнута. Космический десантник сбил его с ног. Керш покатился вниз. Задев острые края валунов, Кнут, наконец, остановил падения на уровне мезонина. Оправившись от удара, Сдиратель резко развернулся. Его противник отбросил его с одной арены на другую. Керш сразу понял намерения его соперника. Космический десантник стал карабкаться вверх по угловатой колонне. Кнут услышал скрежет металла о камень. Повернувшись лицом к Кершу, его оппонент показал ему сжатый в руке гладиус. Эзраки был прав. Керш все-таки встретился с капелланом. Тяжелый амулет висел на поясе оппонента вместе с ожерельем из драгоценных камней для молитв. Сам амулет представлял собой адамантовую аквилу, и Кнут узнал в нем розариус капеллана, деактивированный, как того требовали правила поединка. Наплечник нес на себе символ Ордена Повелителей Огня, но Керш уже понял, кто перед ним, лишь взглянув на татуировки космического десантника. Капеллан был ходячей иллюстрацией — на всех частях его тела были вытатуированы языки пламени, которые он готов был обрушить на своих врагов. Его сухая кожа была усеяна татуировками, в то время как почерневшая макушка черепа была вымазана сажей, словно выжженное поле сельскохозяйственного мира. Издав оглушающий рев, капеллан Повелителей Огня спрыгнул вниз. Он жаждал поскорее закончить поединок, пока Сдиратель не оправился от удара. Но гладиус встретил лишь воздух. Керш перекатился в сторону, позволив мечу соприкоснуться с поверхностью. Делая кувырок назад, Керш врезал ботинком в челюсть Повелителя Огня. Выведя капеллана из равновесия.

К тому времени, как Керш поднялся на ноги, его противник уже приближался к нему, метя в Кнута отравленным лезвием. Керш уворачивался, балансируя на носках своих ботинок. Сдиратель то выгибался дугой, то уклонялся в стороны, убирая руки и ноги с пути отравленного лезвия. Капеллан двигался как настоящий эксперт ближнего боя. Движения клинка были практически неуловимы обычному взгляду, уколы и рубящие удары были похожи на строки поэмы. Это напоминало Кершу пламя во тьме, из которой не было выхода. Кнут поднимал вверх перчатки, отбивая кончик клинка кулаками. Захария завидовал грации своего противника. Сдиратели были яростными бойцами. Плавность, ритмичность и техника не были популярны в Ордене Керша, и все сводилось к первобытному инстинкту. Выживание было всем. Техничность владения мечом была уделом мертвецов. Керш позволил мечу пройти сквозь его защиту. Повелитель Огня, ухватившись за возможность, сделал более длинный выпад, что позволило Сдирателю ухватить противника за запястье и шею. Десантники стали бороться за право владения мечом. Какой-то момент бойцы не двигались, сжимая конечности друг друга в мертвой хватке, на лицах застыли выражения силы и воли. Капеллан схватил запястье Сдирателя в районе шеи. Затем резко схватил Кнута за грудную пластину, и оба десантника стали кружиться вокруг друг друга. Капеллан прижал Керша к каменному обелиску. Поверхность самаркандского камня треснула, и осколки посыпались на землю. Кнут оттолкнул капеллана, впечатав его в толстую железную стену Клетки. Наплечник Повелителя Огня скрежетал, пока Кнут тащил капеллана вдоль стены. Керш впечатал кулак капеллана, сжимавший гладиус, о железную поверхность стены. Повелитель Огня разжал хватку на нагруднике Сдирателя и стал наносить боковые удары по корпусу Керша. Наконец, гладиус выпал из руки капеллана и упал на землю. Это вызвало у Керша удивление, он не думал, что его усилия будут вознаграждены так быстро. Он тут же попытался схватить гладиус, но прежде чем он осознал ошибочность своего поступка, капеллан нанес сокрушительный удар в голову. Керш упал, сжимая гладиус в руке. Откатившись в сторону, Кнут вытянул вперед руку с клинком. Подошва ботинка Повелителя Огня обрушилась на его кисть. Второй ступней капеллан атаковал лицо поверженного Сдирателя. Открыв окутанный кровавой пеленой глаз, Керш обнаружил, что избиение закончилось. Повелитель Огня уже не стоял над ним, и Кнут услышал, как капеллан поднимает упавший гладиус. Вокруг также происходили изменения. Архитектура Клетки, зеркально отражавшая кошмар Вечного Дворца Железных Воинов на Себастусе IV, менялась. Секция пола, на которой она находился, также начала подниматься. Перекатившись, Керш врезался в Повелителя Огня. Оба Адептус Астартес упали на землю, и снова гладиус стал объектом соревнования. Схватившись за кончик лезвия и рукоять, Повелитель Огня и Сдиратель сражались за право владеть гладиусом. Испещренное татуировками лицо капеллана исказилось, бицепсы напрягались в попытке приблизить лезвие к глотке Керша. Кнут отвернул голову, когда противник навалился на него. Дыхание Повелителя Огня отдавало химическими парами. Словно космический десантник поглотил прометий. Лезвия продвинулось вниз, и глаза Керша расширились. Грубая сила взяла вверх, и на лице Повелителя Огня появился звериный оскал. Вместо идеальных зубов, характерных для ангелов Императора, Кнут обнаружил пасть полную острых, каменных клыков, похожих на наконечники стрел и копий. Капеллан сделал вдох, сжав челюсти, затем резко выдохнул, окатив лицо Сдирателя струей пламени. Керш склонил голову набок, позволив гладиусу еще больше приблизиться к его горлу. Десантник почувствовал, как начинает поджариваться кожа на шее. Вторая струя обожгла ему ухо и часть лица. Извиваясь, Кнут кинул взгляд на безмолвную толпу. Он ощущал разочарование Эзраки. Он мог видеть Вефесду и своего призрака. Он все еще стоял среди других воинов. Ожидая. Наблюдая. Но он смотрел не на Кнута. Последовав за блеском линз шлема фантома, Керш обвел взглядом пейзаж Клетки, подворья и зубчатые стены Вечного Дворца в миниатюре. Там, где платформа мезонина из каменных блоков отошла в сторону, Керш обнаружил тусклый блеск лезвия второго гладиуса. Меч стал главной целью Сдирателя. Он жаждал схватить грубую рукоять оружия, нанести рубящий удар острым лезвием клинка и вонзить кончик гладиуса в сердце противника. Собрав все свои силы, Кнут оттолкнул капеллана. Десантники покатились по земле, и в последний момент Керш разжал хватку и отшвырнул своего соперника в сторону. Сдиратель резко вскочил на ноги, но тут же почувствовал, как кончик меча Повелителя Огня ткнул его в бедро. Эффект от созданного Механикус токсина проявился незамедлительно. Словно после укола жалом гигантского арахнида, мускулы на ноге Керша перестали слушаться десантника. Пока капеллан все еще лежал на земле, Кнут попытался добежать до второго гладиуса, но спринт очень скоро перешел в ковыляние. Нога полностью перестала его слушаться. Словно плоть и кость оказались зажаты невидимыми оковами. Конечность отказывалась переносить весь отчаявшегося Сдирателя. Керш стал ковылять вдоль арены, падая с блоков и переползая через препятствия и барьеры. В какой-то момент Кнут скатился во впадину Клетки, попав в некое подобие бассейна. Барахтаясь в темной воде, Сдиратель почувствовал взмахи меча позади себя. Повелитель Огня был в нескольких метрах от него.

Впереди показалась башня из каменных блоков, на ее верхушке он и обнаружил второе оружие. Блоки имели необычную форму с сетью равноудаленных отверстий. Кнут рванулся вперед, перенося вес на здоровую ногу. Послышался щелчок механизмов, и из отверстий стали появляться пики. Керш слышал истории о кошмарном дизайне Вечной Крепости с лабиринтами и ловушками. Имперские Кулаки создали подобие Железной Клетки, соблюдя все детали конструкции. Кнут сполз прямо к нижнему отверстию. Повелителю Огня, из-за его желания поскорее настигнуть противника, повезло меньше. Стальной штырь вонзился ему в плечо. Пока капеллан пытался избавиться от внезапно возникшего препятствия, Керш начал карабкаться вверх, хватаясь за стальные пики. Используя их как в качестве лестницы, Кнут медленно, но верно подбирался к вершине башни. Его парализованная нога безвольно болталась каждый раз, когда он подтягивал свое тело вверх. Наверху его ждал гладиус. Острый. Обмазанный парализующим токсином. Посмотрев вниз, Керш заметил, что его оппонент куда-то исчез, оставив кровавый след на одном из отверстий. С башни Клетка просматривалась довольно хорошо, но из-за постоянно двигавшегося ландшафта Кнуту было сложно определить местоположение противника. Его сверх-зрение и слух были бесполезны в условиях постоянного грохота и меняющегося пейзажа. Керш потерял контроль над конечностью, но с гладиусом в руке Сдиратель ощущал, что приобрел новую часть своего тела. Спрыгнув на противоположную площадку, Керш зашатался. Его парализованная нога дала о себе знать, и он упал. С трудом поднявшись на ноги, он развернулся, ожидая нападения противника. Но Повелителя Огня нигде не было видно. Когда он еще раз оглядел окрестности, то понял, что его обвели вокруг пальца. Повелитель огня стоял на вершине башни, с которой только что спрыгнул Керш. Капеллан спрыгнул вниз в лучших традициях его братьев-специалистов планетарного штурма, грациозно приземлившись на землю. Повелитель Огня перекидывал гладиус из руки в руку. Кровь ручьями лилась из поврежденного плеча капеллана, но тому, похоже, было все равно. Его глаза буравили Керша, а зубы скрежетали друг о друга. Еще мгновение оба восстанавливали силы, после чего Повелитель Огня принял знакомую боевую стойку. Держа меч обеими руками, Сдиратель, переместив вес на здоровую ногу, также приготовился к бою.

— Ко мне, мясо, — взревел Керш.

Железная Клетка взорвалась звоном мечей и боевыми криками Керша и Повелителя Огня. Кнут был убийцей чемпионов. Его священной обязанностью было убивать лучших воинов противника, чтобы магистр Ордена мог не отвлекаться, командуя войсками Адептус Астартес. Его владение мечом было практичным, ужасающим и непредсказуемым, как у Дорна, который не раз удивлял своих врагов во время битвы. Однако другие Ордена также присылали своих лучших воинов, и его оппонент был не менее устрашающим противником. Движения его меча были похожи на бешеное инферно. Он искусно и быстро перебрасывал меч из одной руки в другую. Капеллан активно использовал не только гладиус, но и руки и ноги, заставляя Керша переходить в оборону. Движения Повелителя Огня были идеальны. Лезвие капеллана пробило грубую защиту Керша и задело надбровную часть его головы. Капля крови попала в глаз Сдирателя. Как только паралитический токсин начал действовать, Кнут почувствовал, как часть его лица онемела. Глаз закрылся, а губа провисла. Керш сделал резкий выпад, не характерный для доктрины ближнего боя его Ордена. Повелитель Огня снова зашипел, сжав челюсти. В этот раз Керш понял, что струя пламени нацелена на его гладиус. Оранжевый столп пламени прошелся по лезвию, вызвав пар с металлической поверхности. Керш с ужасом осознал, что капеллан обезвредил паралитический токсин на его оружии. Бой продолжился, Повелитель Огня парировал все удары Сдирателя. Блоки снова зашевелились, и ландшафт клетки снова стал меняться. Блок, позади Керша, отошел в сторону, и под ним обнаружилась небольшая яма. Наполовину ослепший, с онемевшей ногой, ямой позади и настойчивыми атаками капеллана, Кнут оказался в ловушке. Он почувствовал, как аудитория застыла в ожидании, а в воздухе повисло его собственное отчаяние. Семя сомнения стало возрастать внутри него, и он почувствовал на себе взгляд фантома. На какой-то момент он снова погрузился во Тьму, где Керш познал вселенную без надежды. Возможно, его одержимость прокляла их всех, и Сдиратели обречены на поражение. В Пире Мечей. Сам Орден был обречен. Керш понимал пределы возможностей тела Адептус Астартес, что оно может делать, а что — нет. Он сражался с братом, более достойным внимания Императора. Истинным сыном Дорна. Мастером клинка. Настоящим чемпионом. Повелитель Огня почти добил его. Меч капеллана ударил с такой силой, что разорвал не только перчатку Керша, но и сломал несколько костей руки Кнута, выбив гладиус из рук Сдирателя. Оба воина наблюдали за падением меча на землю. Конец был близок. И оба десантника знали эти. Повелитель Огня выгнул спину, готовясь нанести рубящий удар сверху вниз. Достойный удар, чтобы добить Сдирателя. Зарубить его и сбросить в «могилу». Воин был побежден. Судьба Ордена была фактически предрешена.

Часть губы Керша скривилась. Его перчатка метнулась вверх, заблокировав руку Повелителя Огня. Схватив розариус капеллана, Сдиратель нанес удар по лицу космического десантника адамантовой аквилой и обвил его лицо цепочкой. Сжав зубы и держа цепочку обеими руками, Керш наклонился, готовясь перекинуть противника через себя. Используя свой вес в качестве противовеса, Кнут осуществил бросок своего оппонента. Перевернувшись, Повелитель Огня рухнул прямо на парализованную ногу Керща. Оба соперника повалились на землю. Керш упал на землю, но Повелителю Огня повезло меньше, и он полетел прямо в яму. Даже сквозь кровавую пелену Сдиратель смог увидеть, как капеллан падает в яму, ударяясь о край стены. От удара его гладиус выпал из рук, и Повелитель Огня исчез в темноте. Керш с трудом поднялся на ноги. Он отыскал глазами свой гладиус и поднял его здоровой рукой. Дохромав до края пропасти, Кнут начал спуск вниз. Повелитель Огня лежал внизу со сломанной спиной, его разбитое тело распласталось по всей длине ямы. Трясущиеся пальцы искали оружие, но гладиус находился вне пределов его досягаемости.

— Сдавайся, брат, — произнес Керш, обращаясь к Повелителю Огня.

— Не тебе, — наконец выдавил капеллан, его голос был похож на шипение. — Не обесчещенному ублюдку, которого называют Кнутом. Не тому, кто лишился благословения Дорна.

Керш сузил глаза. Сдиратель медленно кивнул.

— Это твое право, брат.

Сдиратель перехватил оружие так, чтобы рукоять с перекрестием оказалась у него между пальцев, а лезвие — параллельно кулаку и локтю. Кнут спрыгнул на землю. Он наклонился к Повелителю Огня и поднял рукоять меча, готовясь нанести последний удар. В глазах капеллана читался ответ на его предложение. Он не сдастся. Аудитория застыла в ожидании. Повелитель Огня не будет просить о пощаде. Керш приготовился нанести беспощадный удар.

— Керш! — позвал апотекарий, не в состоянии сдерживать свое отвращение.

Кнут слегка повернул голову. Над ним, на краю ямы, стоял судья от Имперских Кулаков. Ветеран Адептус Астартес смотрел на обоих десантников. Мгновение поколебавшись, судья вытянул руку в сторону ворот Сдирателей. Кулак кивнул Эзраки и ушел. Керш издал глубокий вздох. Взглянув напоследок в лицо Повелителя Огня, Кнут заметил, что его глаза все еще горят гневным пламенем. Используя стену ямы в качестве опоры, Сдиратель поднялся на ноги и бросил меч на грудь своего оппонента.

— Похоже, сегодня Дорн наблюдает за мной, брат, — произнес Кнут, сплюнув кровь на каменную стену.

Керш поднял голову и бросил взгляд на толпу зрителей. Он увидел Бетесду и Эзраки, эмоции которого не сложно было угадать. Фантом, похоже, исчез.

— Кто следующий? — крикнул Керш толпе.

Я не сплю, и, хотя это и не сон, я понимаю, что это должно быть сном. В течение дня, после тренировок и молитв, Сдирателю позволено отдыхать четыре часа. То, что преодолевают Адептус Астартес за один день, может убить обычного человека. Наши совершенные тела являются биологическими инструментами воли Императора, но разуму требуется отдых. Даже находясь во Тьме, я не мог потерять себя в том, что можно было бы охарактеризовать как естественный сон. Мое тело разбито. Некоторые кости сломаны. Моя кровь сворачивается под действием магна-опиодов и гормонов роста, помогающих заживлению ран. Жестокие тренировки и более жестокие испытания последовали за пениториумом и ритуальным очищением плоти. Мое тело, хоть и сверхчеловеческое, истощено, но разум не сдается. Лишь периодически возникают каталептические приступы, как, например, сейчас. Иногда я позволяю себе отключать разные части моего генетически усовершенствованного мозга, пока я прибываю в состоянии полудремы. Я использовал этот способ много раз, сражаясь в лесах миров-смерти и в условиях сильнейших штормов. Ты полагаешься на инстинкты выживания, позволяя мозгу отдыхать. Это не заменит сон, однако в таком состоянии сложно провести разницу между бредом и реальностью. Сидя здесь, я не обратил внимание, что уже нахожусь в этом состоянии. Я на «Шраме». Несмотря на мой успех на Пире Мечей, мое присутствие в бараках и трапезной все еще неприятно для моих братьев. Труп-капитан Гидеон дал мне ограниченный доступ в пениториум, келью реклизиама и апотекарион. Я избегаю тренировочных клеток. Большинство приготовлений происходит внизу, на поверхности планеты. Помимо Имперских Кулаков Самарканд охраняется Четвертым Трацийским. Все остальные ресурсы были сосредоточены на кордоне, сдерживая Великого Клыка и его армию. Когда я спросил, почему именно это место было выбрано для проведения Пира Мечей, Эзраки ответил, что такова традиция: хозяева турнира выбирают место, где в последний раз их Орден одержал победу. Подобный выбор был характерен для Кулаков и их приемников. Над нашими головами проносились корабли, а Имперская Гвардия зачищала землю от спор. Я стою один среди полей пепла и апокалипсических руин. Я сижу на ящике. Я чувствую, как апотекарий и его свита трудятся надо мной. Как и мои люди. Люди Эзраки работают над моим лицом. Их движения четки и натренированы, мое лицо становится похожим на сшитые лоскуты плоти. Между рассечением от меча сержанта Тенаки из Смертельного Удара и вмятиной, полученной от удара рукоятью меча огромного Багрового Кулака, с которым мне не посчастливилось скрестить клинки, сплошное месиво. Я знаю, что каждый из этих шрамов — благословение, ниспосланное Катафалком, и отметина Дорна, но мой череп словно разобрали на части, как детский пазл. Люди Эзраки делают все возможное, чтобы склеить то, что еще можно склеить. Сам апотекарий обрабатывает мою руку. Инструменты Эзраки орудуют по всей длине предплечья. Моя рана открыта, инструменты проводят операцию над сухожилиями. В предыдущем раунде Кнуг Хэгстад из Брикантии подумал, что будет благоразумно сломать мне руку, после того как увидел ее работу с гладиусом. Я заставил его пожалеть об этом, отрубив ему руку ударом сверху, которым был бы доволен сам Дорн. Деметр Катафалк в подробностях описал правильный звук меча при нанесении этого удара, сочтя его похожем на певчую птицу с Терры. Совершенство — достойно восхищения, но несовершенная победа — тоже неплохой повод для радости. Эзраки проинформировал меня, что подобный поступок, несмотря на то, что он не запрещен на поединках, ранил достоинство некоторых участников, Железных Рыцарей и Имперских Кулаков. Я не ставил целью глумление над соперниками, сам Дорн потерял руку в бою.

Но брикантийцы восприняли это по-своему и развели полемику, больше заботясь о каждой букве ритуальных правил и этикете поединка, чем о победе. Они подали прошение о моей дисквалификации, но это уже не первый случай. Ранее я распотрошил еще одного их чемпиона, Гервальда Строма. Было решено приостановить состязания на один день для принятия решения. День для обработки моих ран и порицаний со стороны трупа-капитана Шилоха Гидеона, хотя, за фасадом его риторики, я слышал нотки гордости и облегчения. Бесчестье при избиении противника было предпочтительнее бесчестья поражения. Стром выжил, он был крепким ублюдком, и мое участие продолжилось. Сдиратели не участвовали бы в таком спектакле. Никто не жаловался на укреплениях Императорского Дворца. Никто не предъявлял претензий Сынам Хоруса, ублюдкам из Пожирателей Миров или кузнецам Пертурабо. Когда Беренгер из Белых Храмовников отнял мой глаз, я не взывал к возмездию и не останавливал турнир. Я не лаял, как собака, протестуя против его участия. Я сражался, так как я был рожден для этого. Я отнял у оппонента единственное, что мне было нужно — победу. Я устал от правил и инструкций. Апотекарий провел операцию над моим глазом и предложил мне бионический протез. Я отказался. Эзраки и Хадрах настаивали, что я буду лучше видеть, но меня это не волновало. Однако потом они признали, что мне потребуется время на привыкание. На данном этапе я не мог позволить себе такую помеху. Я согласился на обычный протез в виде белой сферы, как временную меру. Матовая поверхность металла сделала оборот, когда я поднял голову. Я заметил, как все наблюдают за этим движением. Эзраки настаивает на замене протеза после соревнований, но протез словно врос в меня. Апотекарий склонился над моей рукой. Он имплантирует адамантовый штифт и поршень, имитирующий связки. Мои сервы также заняты моим телом. Пока моя рана открыта, и ничто не препятствует потокам крови. Орен активно стирает с пола упавшие капли. Старый Энох стоит на коленях, бормоча молитвы. Вефесда — позади меня, работает вместе с помощниками Эзраки. Она подносит мокрую тряпку к моим бровям, и это дает мне ощущение комфорта. Я не сопротивляюсь этой беспечности. Она все еще юна. Ее беспечность — проявление человечности, и если подобные бесполезные действия дарят ей комфорт, кто я такой, чтобы лишать ее столь незначительного проявления радости? Мой гость тоже здесь. Он бродит словно черная, чернильная масса, и затем снова исчезает во тьме. Я ловлю каждое его движение. Мне кажется, что он всегда рядом, даже когда его нет. Я разворачиваюсь. Из его разбитой лицевой пластины веет холодом, превращающим мое дыхание в пар. Я слышу скрежет его зубов, и я снова вижу внутренность его шлема, лицо без кожи. В темных коридорах нижних палуб я слышу шаги фантома. На Самарканде он стоит на руинах, наблюдая за моим прогрессом, пока я бегаю, тренируюсь и сражаюсь. Он всегда следит за мной, находясь за Клеткой. Я не смотрю на него, зная, что он стоит в толпе и взирает на меня. Он молча поддерживает мои усилия.

— Разбудите его, — услышал я команду.

Я знаю этот голос. Это труп-капитан Гедеон.

— Я не сплю.

Труп-капитан зашел в темное помещение. Его глаза быстро просканировали помещение. Было ясно, что Сдиратель никогда не спускался сюда раньше. Позади него шагал капеллан Дардарий в своих черных доспехах.

— Капеллан Дардарий, — приветствовал Сдирателя Керш. — Славный труп-капитан позволил мне посетить реклюзиам, и вот я здесь, а тебя тут нет. Ты пришел услышать мою исповедь? Очистить мою душу от сомнений своим советом и очистить мою плоть от слабости бичеванием?

Сухопарый Дардарий отвел взгляд от Керша на саркофаг, а затем уставился на Эзраки, проводившего операцию.

— Капеллан? — повторил Кнут.

— Позднее, — ответил Гедеон. — Хозяин Пира принял свое решение.

— Пришел сам Фортинбрас? — спросил Эзраки, поднявшись со своего адамантового колена.

— И? — спросил Керш.

— Фортинбрас разрешил продолжить поединок.

Керш взглянул на апотекария и свою руку.

— Заканчивай с ней.

— Однако есть условия, — добавил труп-капитан.

— Да, — согласился Керш с нарастающим раздражением. — Такая небольшая вещь, называется победа.

— Кулаки приняли решение в нашу пользу, — произнес Дардарий. — Но офицеры ранга капитан из остальных Орденов не признают твое право на участие, Кнут.

— Тогда они признают мой меч, когда дело дойдет до них.

— Они не хотят марать свою честь и сражаться с тобой в открытом поединке.

— Это значит, что их трусость не позволяет им выйти на арену, — рявкнул Керш.

— Их честь не позволяет им это, — поправил Дардарий.

— Опять? — спросил Эзраки. — Что это значит?

— В то же время эта честь не позволяет им объявить победу на Пире без победы над тобой, — произнес Гедеон. — Однако, магистр Фортинбрас, следуя мудрости примарха, объявил, что судьба Пира решится в трехсторонней дуэли.

— Трехсторонняя дуэль… — кивнул Эзраки.

— Чемпионы Кулаков и Черных Храмовников не хотят портить свою репутацию, сражаясь с тобой в одиночных поединках, — продолжил Дардарий, — однако победа будет несправедливой, если они не повергнут тебя.

— Похоже, ты уверен в их успехе, капеллан, — съязвил Керш.

Дардарий сделал паузу.

— Ты встретишься с Алигьери из Черных Храмовников. Одним из преданных воинов Братства Меча, кастеляном и ветераном крестовых походов на Волхис, Дельтамагн и улей Нимбус. Он вдвое младше тебя, но прошел не меньше битв, чем ты. Ну а что касается Монталбана, то он — чемпион Пуха и лучший среди Кулаков, возможно даже лучше, чем мы.

— Я вижу, ты потерял веру, капеллан, — обратился к Сдирателю Керш.

Дардарий опустил голову.

— Что ж, вот такая у нас ситуация, братья, — наконец произнес Гедеон.

Он посмотрел на Эзраки.

— Доставь его на планету. В броне.

— А что скажешь ты, труп-капитан? — поинтересовался Керш. — Совет?

Гедеон сжал губы.

— Делай то, что ты можешь делать лучше всего.

Сдиратели отвернулись, готовясь уйти.

— Не проигрывай.

Монталбан, Алигьери, Керш.

Сдиратель был удивлен атмосферой этого поединка. Никаких внезапных нападений из засады. Никаких боевых кличей и брутальных атак. Имперский Кулак и Черный Храмовник просто прошли в арену, каждый через свой выход. Как только Клетка захлопнулась, ландшафт стал меняться: задвигались полы и блоки, появлялись углубления и простые башенные конструкции. Вся Клетка пришла в движение.

Керш снова бросил взгляд на галерею, полную сверх людей. Сыны Дорна собрались, чтобы увидеть финал Пира, и узнать какой Орден станет хранителем меча примарха до следующих соревнований. На глазах людей творилась история. Восемьсот шестнадцатый Пир Мечей подходил к концу, и чемпион навечно останется в памяти собравшихся. Алигьери был прирожденным убийцей. Зелотом. Фанатиком. Он жаждал победы. Он не знал страха. Сомнение никогда не находило место в его сердце, а его верования были абсолютны — вера в своего примарха, Императора и Империум. Черный Храмовник уже встал на колени, чтобы получить воинское благословение. Тусклый свет в Клетке падал на его лысый череп и усы крестоносца. Он жил для искупления своих грехов и судил не только своих врагов, но и себя. Монталбан, в свою очередь, разительно отличался от своего соперника. Он был огромен, уступая ростом лишь берсерку из Багровых Кулаков, с которым Керш сражался в предыдущем раунде. В отличие от Алигьери верования Моталбана хранились глубоко в его огромной груди. Его судьба была судьбой ангела, давно привыкшего к сверхчеловеческим способностям своего тела. Он уже думал о себе, как о чемпионе среди чемпионов. Символ во плоти, сотворенный по образу и подобию Дорна, его глаза не горели суровой решимостью, как у Черного Храмовника, но адамантовой уверенностью. Воин, который уже сто раз прокручивал этот бой у себя в голове и всегда выходил из него победителем. Его руки и плечи были похожи на округлые склоны холма, плавно переходя к голове с золотыми волосами и серыми бровями, под которыми читалось бессмертное спокойствие. Оба Адептус Астартес, казалось, не были затронуты обрядами Пира. Их опыт позволял с легкостью справиться с оппонентами, в то время как состязание сделало Керша похожим на существо из ада с множеством шрамов и порезов. Своим здоровым глазом Кнут уловил блеск гладиуса, который был тут же подобран мясистой рукой Имперского Кулака. Бросив взгляд на Алигьери, Кнут обнаружил Черного Храмовника на одной из стен Клетки. Встав на самый край, кастелян показал Кершу второй гладиус. Неожиданно Кнут почувствовал себя уязвимым.

— Кнут!

Керш услышал голос Монталбана и развернулся. Огромный имперский Кулак стоял рядом с третьим мечом. Внутренности Керша сжались. Мечи лежали в разных местах. Он надеялся на противоположный исход. Поддев кончиком лезвия перекрестия гладиуса, Монталбан подбросил оружие в воздух. Преодолев расстояние между ними, клинок упал прямо в руки Кнута. Крепко держа гладиус, Керш кивнул в знак признательности.

— За твои прошлые заслуги, — произнес Монталбан, стоя на двигающейся арене. — А вот и Алигьери. Битва началась…

Алигьери вступил в схватку. Словно какой-то феодальный рыцарь в пещере огра, Черный Храмовник бросился на Монталбана, держа гладиус обеими руками. Керша восхитила отвага кастеляна. Это был неплохой гамбит. Имперский Кулак развернулся на носках и отбил удар своим мечом, который казался игрушечным в огромных ручищах Монталбана. Алигьери упал на темный камень пола и сделал кувырок. Он снова пошел в лобовую атаку на Имперского Кулака, искусно вычерчивая фигуры своим мечом, каждый рубящий и колющий удары был просчитан с холодной уверенностью. Керш сразу понял, что Монталбан стал чемпионом Пуха не только за виртуозное умение владеть мечом. Он был быстр для того, кто обладает таким ростом, каждый удар гиганта заставлял противника переходить в оборону. Алигьери наносил колющие удары, отвечая на широкие взмахи меча чемпиона, но каждый раз Черному Храмовнику приходилось принимать на себя град кромсающих и рубящих ударов. Удары высекали искры из мечей, а Черный Храмовник стал отступать назад. Керш крепко сжал рукоять, и его шаги стали более уверенными. Не страх сковал его движения, хотя Сдиратель боялся, что именно так его противники воспримут дальнейшее промедление. Он получил возможность. Ему не повезло с расположением гладиуса, но Керш смог увидеть стиль боя своих соперников, а это дорогого стоило. Керш заметил, что Имперский Кулак предпочитает косые удары и резкие выпады. Космический Десантник относился к своему оружию, как к продолжению его руки, нанося град ударов по противнику с нечеловеческой эффективностью. Алигьери, напротив, направлял свой гладиус. Его техника выдавала лобовую тактику крестоносца, но кастелян прекрасно контролировал баланс оружия. Его кисти делали основную работу, контролируя эфес и фулькрум. Храмовник полагался на длину клинка при временной обороне, орудуя мечом с одинаковой скоростью и ритмом. Алигьери лучше владел гладиусом, но с каждым раундом Монталбан все больше снижал эффект от этого преимущества. В мгновение Керш оказался между ними. Кнут был убийцей, а не фехтовальщиком. Он не обладал ловкостью Храмовника и мощью центрифуги, создаваемой рукой Монталбана. Сдиратель не делал различий между спаррингом и войной. Первые несколько взмахов выдали в нем первобытную ярость, первый удар чуть было не достиг горла Монталбана, а второй прошел совсем рядом с лицом Алигьери. Десантники, почувствовав угрозу, ответили с двойным усилием. Керш едва успевал подставлять клинок под удары Кулака и Храмовника. У него не было бы шансов, если бы противники не обменивались градом ударов друг с другом. Рука и плечо Кнута слегка задрожали от удара Имперского Кулака, и он сделал кувырок под просчитанный удар Алигьери. Керш занял позицию в вершине их треугольника. Пока в Клетке кипела битва, пейзаж снова стал меняться, некоторые опоры стали исчезать, а из земли начали выскакивать лезвия, рассекая воздух между участниками состязаний. Смещение блоков в клетке сильно дезориентировало десантников. Помимо дезориентации в пространстве и ловушек добавлялась яростная мясорубка оппонентов. Зубчатые диски, словно пилы, вращались в пространствах между напольными блоками, заставляя Адептус Астартес отступать и перепрыгивать через смертельные ловушки. Упав на землю из-за очередной сокрушительной атаки Монталбана, Керш был вынужден откатываться вдоль четырех блоков, с кранами, прикрученными к камню. Когда Сдиратель оказался напротив них, из кранов стал выходить летучий газ, тут же воспламеняясь вокруг Керша. Зажав голову руками, Кнут стал катиться, отталкиваясь плечами, пока, наконец, не выбрался из этого пламенного облака. Пол под Монталбана неожиданно разъехался, и гигант полетел во тьму. Алигьери и Керш вынуждены были последовать за ним. Черный Храмовник лучше всех сохранял равновесие, но даже он не смог избежать облака приторного дыма, появившегося из решеток в полу, под ногами космического десантника. Клейкий туман оставлял грязь на коже, нагруднике, а также попадал в глаза, окутывая их пеленой. Техника и дисциплина сменились рубящими и рассекающими ударами. Мечи оппонентов сталкивались друг с другом, но трудно было понять, кому именно принадлежит меч. Алигьери получил хлесткие удары по голове, руке и ноге, значительно ограничившие его прежнюю грацию и гибкость. Керш получил колющий удар в ребро, чуть выше левого бедра, а также порез на задней части шеи, прямо над воротником нагрудника. Сдиратель ощутил знакомое онемение, словно после укуса паука. Его голова стала заваливаться на одну сторону, и Кнут был вынужден сжать плечи и напрячь сухожилия на шее, чтобы держать ее ровно. Монталбан оказался в наихудшем положении, так как был единственной огромной целью в этом тумане. Острое как бритва лезвие срезало зажимы на его нагруднике, и броня сползла вниз. Огромный Имперский Кулак получил царапины и порезы по обоим плечам и ноге, но, казалось, это его мало волновало. Его движения были такими же уверенными, как и прежде, гигант просто шел напролом, словно поезд, сбивающий преграды. Монталбан полностью освободился от брони и сбросил ее на землю. Кошмар битвы продолжился. Дорн и его Кулаки выдержали недели отчаянного штурма детища Пертурабо и его воинов. Здесь боевые братья и сам примарх познали истинную природу своих братьев. Пока толпа собиралась вокруг галереи над Клеткой, спектакль продолжался, но всем стал очевиден тот факт, что между тремя воинами возникло то духовное единение, которое сплотило воинов Дорна в один из самых черных дней для легиона. Слишком много клинков схлестнулись в яростных схватках, слишком многие фантазии о триумфе разбивались, словно стекло, каждый желал ощутить частичку гордости легиона. Ни Монталбан, ни Алигьери, ни Керш не знали, сколько времени продолжается их бой. Их бой был самым долгим за всю историю Пира Мечей. Движение казались размытыми пятнами. Перекошенные лица Монталбана и Алигьери мелькали, словно вспышки, перед глазами Керша. Схватка была настолько яростной и изматывающей, что Кнут мог видеть свое собственное отражение в блеске лезвий. Позади вихря битвы Керш ощутил присутствие своего безмолвного гостя. В какой-то момент Сдиратель бросил взгляд на арену и увидел своего призрака. Каждый раз фантом исчезал и появлялся в других местах. Фигура, облаченная в броню самой смерти, словно высасывала жизнь из каждого места, в котором она оказывалась. Странник смотрел и ждал со спокойствием мертвеца. Ход времени в Клетке ощущался через капли проступавшего пота, боль и жжение в теле и в моментах, когда легионеры могли на мгновение отвлечься от битвы и взглянуть друг другу в глаза. Когда блоки стали подниматься вверх, наблюдатели смогли ближе рассмотреть участников. Стоя на верхушке каменной башни, Адептус Астартес обменивались ударами. Сделав еще один устрашающий выпад, Алигьери спрыгнул со своего блока и запрыгнул на блок, обороняемый Кершем. Каким-то образом Черный Храмовник избежал разрубающего удара Кнута и стал уворачиваться от ударов утомленного битвой Сдирателя. Они оказались настолько близко друг к другу, что Керш мог слышать боевые катехизмы и литании, срывавшиеся с губ Храмовника. Маневр оказался еще более рискованным, чем предполагал Керш, Храмовник увернулся от его клинка и выбил гладиус из рук Монталбана, который обрушил на него всю свою мощь. Меч взмыл в воздух и пролетел над широким бассейном с водой. Блоки стали уходить вниз. Грязная вода стола быстро просачиваться через решетки в нижней части самого высокого блока и скоро совсем поглотила его. Монталбан наблюдал, как оружие, перелетев через бассейн, упало на землю на другой стороне. Не дожидаясь, пока Алигьери прыгнет на его башню, Имперский Кулак спрыгнул с края колонны и приземлился прямо на черный булыжник. Черный Храмовник оказался открыт для атаки, и Керш сделал выпад, который, без сомнения, должен был достать до живота кастеляна. Каким-то образом Алигьери умудрился отклониться от удара. Неожиданно башня задрожала, Керш предположил, что блоки снова начали двигаться, но второй толчок убедил его в обратном. Гигант Монталбан уперся в основу башни, словно зверь. Третьим ударом плеча он выбил блок из основания, и башня стала падать. Когда конструкция зашаталась, Керш потерял равновесие и рухнул вниз. Упав на край блока грудью, Кнут почувствовал, как сломалось ребро. Он оперся о твердую поверхность темного камня, отпустив гладиус, который тут же упал в мутную воду внизу. Керш потянулся за ним, но, через мгновение, на него обрушились остальные блоки падавшей башни. Упавшая колонна создала своеобразный мост вдоль бассейна, который Монталбан планировал использовать, чтобы добраться до своего оружия. Черный Храмовник снова доказал свою способность контролировать баланс и, встав в неустойчивую боевую стойку, преградил путь Имперскому Кулаку. Губы Монталбана сжались. Обхватив самый крупный блок, он поднял его над головой и устремился к Черному Храмовнику. Когда валун полетел в сторону Алигьери, ему ничего не оставалось, как прыгнуть в воду и поплыть к берегу. Когда ноги кастеляна наконец нащупали поверхность, кастелян поднял голову и…оказался прямо перед Монталбаном. Гигант подобрал остатки упавшего блока и снова поднял их надо головой. Алигьери приготовился нырнуть либо вправо, либо влево, в зависимости от траектории полета камня. В этот момент, словно чудище из глубин, из воды вынырнул Керш. Подобравшись сзади, одной рукой он схватил Алигьери за руку, державшую меч, а второй — обхватил его шею. Кастелян отчаянно сопротивлялся, но скорость и гибкость Храмовника не работали против цепкого захвата Кнута. Керш притянул Алигьери к себе и уперся лбом в заднюю часть черепа десантника. Лицо кастеляна покраснело, когда он увидел, как Монталбан готовится кинуть в них очередной блок. Керш почувствовал, как ломаются кости Храмовника, когда камень врезался в тело Алигьери. Бойцы упали в воду, над водой возникло облако пыли, свидетельствовавшее о разрушительном эффекте столкновения. И снова Кнут оказался на дне бассейна, когда очередной блок угодил прямо в него. Его голова ударилась о камень, и он услышал звук, похожий на хруст. Освободив себя и обездвиженного Алигьери от тяжести каменного блока, Керш попытался оттолкнуться от пола бассейна, но понял, что его правая нога перестала его слушаться. Она была сломана и стала бесполезной. Гребя одной рукой, Сдиратель тащил Черного Храмовника к суше. Арена снова пришла в движение, раздался скрежет механизмов. Вода стала уходить сквозь решетки, и Кнут, наконец, нащупал ногами поверхность пола бассейна. Все три десантника оказались в одинаковой ситуации. Алигьери был похож на кровавое месиво. На грудной клетке зияла вмятина от удара валуном. Керш приложил ухо к другой части груди Храмовника, затем к губам. Удивительно, но десантник все еще дышал, хотя и с большим трудом. Кнут услышал скрежет своего гладиуса по поверхности арены и повернул голову в направлении звука. Монталбан поднял его у основания упавшей башни. Сделав пробный взмах, Имперский Кулак пошел в атаку. Аудитория безмолвствовала.

— Кнут! — крикнул Монталбан, направляясь к Сдирателя. — Время пришло.

Словно хищник с мира-смерти, Имперский Кулак перешел на бег. Десантник занес меч над головой. Керш повернулся к разбитому телу Алигьери. Его глаза нашли гладиус, зажатый в руке Черного Храмовника. На поверхности лезвия Сдиратель увидел отражение своего фантома. Призрак уставился на него сквозь отсутствующий кусок керамита на шлеме. Керш смог разглядеть его зубы и неестественный свет в глазницах его белого черепа, и дыру в его броне. Уязвимое место. Ахиллесова пята. Кнут слушал звук шагов гиганта Монталбана. Имперский Кулак был совсем близко.

— Ты готов, брат? — прогремел Монталбан.

Керш выхватил гладиус из рук Алигьери, повернулся и, опустившись на колени, метнул его в открытую грудь Монталбана. Клинок глубоко вошел в торс Имперского Кулака. Пошатываясь, гигант рухнул напротив Алигьери и Кнута. Упав, Имперский Кулак перевернулся на спину и застыл в таком положении. Помогая себе руками, Керш подтащил себя к поверженному гиганту. Глаза Имперского Кулака были широко открыты. Он хватал ртом воздух, но каждый вздох становился все слабее и слабее. Токсин распространился по всей груди космического десантника, парализуя оба его сердца и заставляя их полностью остановиться.

— Готов ли я? — повторил Кнут вопрос Монталбана.

— Ко всему, брат, — произнес он, сплевывая кровь. — Даже к тебе.

Сдиратель перевернулся на спину и уставился на зрителей, безмолвно взиравших на него.

— Позовите апотекариев! — наконец крикнул он.

Магистр Фортинбрас кивнул в знак признания победы Кнута, и решетка стала подниматься вверх. Фигуры в белой броне проникли внутрь. За ними последовали сервы, сервиторы и оборудование. Апотекарий Черных Храмовников тут же приступил к операции на груди и легких Алигьери. Апотекарий Имперских Кулаков профессионально извлек гладиус из груди Монталбана. Его сервы принялись останавливать фонтаны крови, появившиеся из торса чемпиона. Апотекарий извлек пару шприцев для подкожных инъекций из ящика с медицинскими инструментами, который ему принес угрюмый сервитор. Медик одновременно ввел их в мускулы и черный панцирь Имперского Кулака и начал впрыск противо- паралитических компонентов. Монталбан изогнулся в конвульсиях. Сердца космического десантника забились, и Кулак стал жадно вдыхать воздух.

Эзраки подбежал к Кершу. Торжественность момента не позволяла ему открыто проявлять свои эмоции или поздравлять Кнута, но апотекарий с трудом скрывал свою гордость и удовлетворение за маской экспертного обследования пациента.

— Не двигайся, — произнес он, непроизвольно, на его суровом лице возникла ухмылка. — У тебя трещина в черепе, множество сломанных ребер и внутреннее кровотечение.

— Я устал, — с трудом выдавил Керш.

— Логичный результат битвы, — ответил Эзраки.

— Эзраки?

— Да.

— Это сон?

Апотекарий пристально взглянул в глаза Кнута. Он бросил взгляд на Черного Храмовника и Имперского Кулака и вспомнил, чего Кершу стоила битва с двумя чемпионами.

— Надеюсь, что нет.

Глава 4
Бремя командования

Часовня реклюзиама «Шрама» была пуста. Кнут преклонил колено под сводчатым потолком, опустив глаза в пол из черного мрамора. От отполированного пола отражалось великолепие витражного стекла окна за алтарем — изображение Деметрия Катафалка рядом с Рогалом Дорном в крестовом походе покаяния после Ереси Хоруса. Керш поднял взгляд вверх. Перед прекрасным пиктом, установленном на алтаре, лежал кованный стазисный контейнер. Из украшенной драгоценностями емкости исходили жужжащие звуки, заглушаемые лишь хором сервиторов. Капеллан Дардарий приказал вмонтировать дроны в каменные постаменты, и те, словно статуи, были выстроены в линию по всему помещению. Керш был облачен в полный боевой доспех, как того предписывали дарованные ему почести. На пути к родному миру Сдирателей Кнут полностью оправился от ран, полученных в Клетке, и ему, с молчаливого одобрения труп-капитана Гедеона, было позволено носить боевую броню в знак признания заслуг Сдирателя. Керш не одевал броню с того дня, когда Тьма завладела им. Со дня, когда он потерял Стигмученик.

В тот день он позволил ублюдкам из Альфа Легиона пробиться к его господину и вонзить в его плоть свои отравленные клыки. Кнут испытал смешанные чувства, снова облачившись в комплект брони. С одной стороны, он почувствовал облегчения от того, что его неотъемлемая часть снова была при нем, но глубоко внутри укоренилось чувство стыда за эту радость. Он вырвался из Тьмы, но погрузил в нее свой Орден, лишившийся своего стяга и разрываемый сомнениями и печалью. Сдиратель пребывал в полном здравии, пока его магистр мучился в агонии. Кнут выжил, но погибли многие из его собратьев. Эти мысли, словно каменная глыба, давили на Керша и, после ежедневного ритуала «облачения в мантию Дорна», Сдиратель проводил время, медитируя в часовне реклюзиама в поисках мудрости и силы духа примарха. Кершш не сомневался, что Гедеон позволил ему облачиться в броню по доброй воле. Окольный маршрут «Шрама» на Эскару позволял принимать на борт боевых братьев, возвращавшихся со своих боевых заданий или битв, а также форпостов в каждом участке сегментума. Все ветераны «Пира мечей» возвращались к своим труп-капитанам, проходя небольшую, но величественную церемонию, на которой присутствовали как их боевые братья, так и старшие офицеры, другие участники и сам Гедеон. Будучи чемпионом состязаний, Керш также был обязан пройти этот ритуал в полном боевом облачении. Кнут понимал, что церемония не означала восстановленное уважение со стороны его братьев, просто отсутствие чемпиона на данном мероприятии стало бы постыдным поступком для командующего «Шрама». Гедеон также принял решение позволить Кнуту последний раз увидеть своего командира, самого магистра Ордена. Так как конечным пунктом назначения Сдирателей был их дом, мир Эскара, это решение не было каким-то нонсенсом. Но все же, эти решения не унимали беспокойство Керша. Он поклялся Гедеону и Эзраки, что будет умолять магистра Ишабольда о прощении и просить санктиарха Вальтазара благословить его на крестовый поход искупления, чтобы отыскать Альфа Легион и вернуть драгоценные реликвии Ордена. Только преодолев эти препятствия Кнут смог бы свершить возмездие, реабилитироваться перед своими братьями и обрести душевный покой. Рядом с Кнутом находились его сервы, безмолвно наблюдая за своим господином. Пока технодесантник Хадрак занимался ремонтом древней брони и обслуживание духа-машины, обязанности по проведению ритуалов легли на плечи сенешаля, ликтора и обтирателя Керша. Броня была достаточно массивной, но идеально подходящей для Кнута Ордена Сдирателей. Каждому Сдирателю со временем выпадала честь нести стяг Ордена или облачиться в древнюю броню. Стигмученник, на стяге Ордена, символизировал нерушимые узы братства. Керш представлял себя этим мучеником, однако его личная утрата была куда более тяжелой. Печати чистоты, цепочки и затяжки из коричневой кожи облепили весь корпус доспеха. Броня считалась реликвией Ордена и была усовершенствована лучшими кузнецами Адептус Астартес. Керамитовая поверхность была усеяна вмятинами, словно поверхность луны. Поверх краски цвета слоновой кости попадались серебристо-серые следы ожогов и попаданий болтерных снарядов, полученных в бесчисленном количестве битв. Шлем, лежавший на камне перед Кнутом, также был наглядным доказательством звания ветерана Ордена. Он демонстрировал ужасающую воинственность, его решетка была похожа на беззубую пасть монстра, а линзы — на глаза змеи, колорит дополняли шипы, похожие на небольшие рога. Мясистые ручища Орена были покрыты священным маслом для обработки древних пластин наплечников. На каждой из них был изображен Стигмученик: кованные керамитовые рукавицы, сжимающие разряд молнии. Священными маслами омывались шрамы, а для брони они использовались в качестве дополнительной духовной защиты. Вифезда стояла позади Сдирателя, читая молитвы ношения и починки брони, взятые из трактата веры, ее голос был похож на шепот на фоне песнопений сервиторов. Старый Енох склонился над наручем, держа перо с алмазным наконечником, он наносил дату и место битвы над каждой зазубриной, отметиной или вмятиной. Каждое дополнение сенешаля содержало имя: Игнис Прайм. Планета, на которую прибыл магистр Кезия Ишабольд для инспекции гарнизона Сдирателей, размещенного на вершине горы, только чтобы обнаружить место бойни и попасть в засаду Альфа Легиона. Именно здесь, забаррикадировавшись в ораториуме, Захария Керш впал во Тьму, подведя магистра Ордена и позволив Альфа Легиону одержать полную победу. Кнут моргнул, отогнав воспоминание.

— Где капеллан? — спросил он.

Он пришел в часовню, чтобы предстать перед капелланом Дардарием и принять его решение. Поместив «Меч Дорна» в своем небольшом храме, капеллан редко выходил оттуда. Старый Енох пробормотал что-то невнятное.

— Труп-капитан уже послал за ним, мой господин, — ответила Вефезда, захлопнув трактат.

Глаза Керша сузились.

— Двигатели остановились.

Старый Енох кивнул. Легкое подрагивание пола прекратилось. Во время долгого путешествия с Самарканда небольшие скачки и частая дрожь под ногами стали обычным явлением. Так как «Шраму» случалось проходить между крейсерами, облетать гарнизоны и зоны боевых действий Сдирателей, Керш узнал, что поиски антидота для токсина, от которого умирал магистр Ордена, затянулись, не принеся желаемого результата. Ядовитая окружающая среда в самых опасных уголках галактики и мирах смерти не хотела просто так расставаться со своими секретами. Новости о победе Керша на «Пире мечей» действительно немного улучшили настрой его боевых братьев, но не облегчало их бремя по охране границ Ока Ужаса. Слуги Темных Богов всегда были готовы проверить на прочность бастионы Сдирателей, и, из-за мелких неудач, количество братьев, способных восполнять потери в гарнизонах, становилось все меньше и меньше.

— Достаточно, — приказал Керш, подняв свой шлем с пола и встав с колена. Древнее оружие отличалось небольшими размерами и находилось в удобном положении для мгновенной изготовке к стрельбе, плюс ко всему позволяло Кнуту носить на боку не один, а два гладиуса.

С правой стороны доспеха Кнута, в кожаной кобуре, покоился болт-пистолет Марк II. Набалдашник на рукояти одного из них напоминал коготь Имперской аквилы. Этот гладиус, как и пистолет, были частью реликтовой брони, прилагающиеся к статусу Кнута Ордена.

Второе оружие представляло собой простой клинок, который Кнут носил со дня его инициации в Адептус Астартес. Сдиратель использовал его, как вспомогательное оружие. Оберегая стяг и жизнь магистра, Керш не хотел пасть от руки врага из-за отсутствия оружия, а многие чемпионы противника были слишком искусны в деле обезоруживания своих оппонентов. Однако Тьма оказалась выше стратегий Кнута. Церемонии Гедеона не обязывали Керша носить такой арсенал, но при путешествии в пространстве рядом с Оком Ужаса всем боевым братьям предписывалось быть готовым к нападению и абордажам, а также непредсказуемым вылазкам тварей варпа. Сервы опустили глаза и удалились на почтительное расстояние. Кнут повернулся к сенешалю.

— Выясни, почему двигатели заглохли.

Енох поклонился и покинул своего господина.

— А вы ступайте и молитесь, — произнес он, обращаясь к Вефезде и Орену.

Ликтор и обтератель последовали примеру их отца и поспешили удалиться из часовни. Кнут подошел к алтарю. Украшенный камнями контейнер был закрыт. Бросив взгляд через плечо, Керш обнаружил, что кроме слепого хора в часовне никого нет. Нажав на две мигающие кнопки, Кнут деактивировал силовое поле и открыл контейнер. Внутри лежал «Меч Дорна». Без ножен. Простой. И в то же время великолепный. Спартанская чистота оружия шокировала Кнута. Серди множества воинов, даже среди Адептус Астартсе, бытует неписанное правило — чем опытнее мечник, тем богаче украшено его оружие. «Меч Дорна» олицетворял историю легиона. Он был воплощением почестей, навечно дарованных этому оружию. Считалось, что его невозможно сломать, и оружие служило напоминанием о несломленном духе Имперских Кулаков перед лицом врага, поджидавшего их в «Железной Клетке». Меч также олицетворял единство легиона во времена сложных решений касательно Второго Основания. Он был выкован из цельного куска высококачественного адамантия и не претерпел никаких изменений с того времени. Крестовина, рукоять и набалдашник были полностью металлическими, тяжелое лезвие было сбалансировано твердой пятигранной призмой с угловатыми краями и лишенными черт лицами. На рукоять был нанесен сетчатый узор и выточены специальные углубления для хвата, а на крестовине были высечены три простых символа: VII. Лезвие было заточено, небольшое пятно на лезвие было тщательно зачищено, поговаривали, что туда упала кровь предателя, когда Дорн зачищал «Железную Клетку».

Лезвие покрылось инеем. Керш мгновенно осознал, что температура в часовне резко упала. Свет ламп потускнел, а хор стал искажать звуки. Кнут выпустил струю пара.

— Это ты, — не поворачиваясь, провозгласил Сдиратель — Фантом.

Ответа не последовало. Керш развернулся, но призрак исчез. Кнут услышал шаги в коридоре. Свет ламп снова стал ярким, а температура вернулась к прежним показателям. Захлопнув крышку контейнера и активировав стазис поле, Керш развернулся как раз в тот момент, когда Гедеон и капеллан Дардарий вошли в часовню. Глаза капеллана сузились, и его лицо стало суровым. Он явно давал понять Кершу, что он не доволен подобной близостью Кнута к мечу. Апотекарий Эзраки присоединился к офицерам, а за ним вошло еще двое незнакомцев. Адептус Астартес. Сдиратели. Первый был капелланом, также облаченный в черную броню, но с накинутым на голову капюшоном цвета Ордена. Второй был облачен в блекло синюю броню библиариума и мантию, выдававшую его ранг эпистолярия. Помимо шлема голову библиария защищал высокий металлический капюшон, как от физических, так и от психических атак. В одной руке эпистолярий сжимал боевую косу, мерцающий кончик силового оружия скрежетал о пол часовни.

— Труп-капитан, — произнес Кнут.

Гедеон поморщился.

— Позволь мне представить капеллана Шадрата и эпистолярия Мелмоха, — произнес капитан, — они приписаны к пятой боевой роте.

Керш взглянул на Эзраки, апотекарий отвел глаза в сторону, а затем перевел взгляд на капеллана Дардария, выражение лица капеллана оставалось суровым. Шадрат и Мелмох прошагали к алтарю, где покоился «Меч Дорна». Шадрат откинул капюшон, явив шлем капеллана. От затылка до челюсти лицевая пластина представляла собой половину черепа. Он постучал пальцами по лобной пластине, затем по решетке шлема и по грудной пластине от левого до правого сердца, в конце ритуала он преклонил колено перед реликвией. Мелмох, чей проницательный взгляд и обезоруживающая улыбка совсем не сочетались с жесткими чертами лица псайкера, лишь коснулся губами перчатки и присоединился к капеллану.

— Из пятой не выбрали ни одного участника, — произнес Керш. — Без обид, капеллан.

Шадрат не произнес ни слова, но поднялся с колен и уставился на Кнута сквозь темные линзы шлема. Эпистолярий также перевел взгляд на Керша, улыбка застыла на его лице.

— Значит все дело в Стигмученнике, — заключил Керш. — Вы нашли наш священный стяг?

— Мы — нет, — признал Шадрат, каждой слово словно выплевывалось через решетку шлема капеллана. — Хотя мы потеряли половину наших воинов, пытаясь найти его.

Выражение лица Керша стало мрачным.

— Я… — начал он.

— … не могу найти слов, чтобы выразить сожаление об утрате моих братьев, — прервал Сдирателя Шадрат, — как для своей роты, так и для Ордена.

Керш не стал комментировать слова капеллана.

— У вас есть сведения о нахождении Стигмученика или передвижениях предателей, укравших наш стяг?

— Наших разведданных недостаточно, — ответил Шадрат. — Противник — специалист по ускользанию от преследователей, как бы мы не старались.

Лицо Кнута приобрела суровые очертания. Не отводя глаз от капеллана, он обратился к Гедеону.

— Труп-капитан, мы вернули участников Пира в их роты. Также капеллан Шадрат может разделить радость от победы в состязаниях, но мы должны незамедлительно продолжить наш путь на Эскару.

— Ты не летишь на Эскару, — произнес Гедеон.

— Что? — рявкнул Кнут, наконец, переведя взгляд на труп-капитана.

— Капеллан Дардарий и я проследим, чтобы «Меч Дорна» в целости и сохранности доставили на наш родной мир. Можешь не беспокоиться об этом.

— Я — победитель, чемпион чемпионов. Это — мое право.

Гедеон передал ему информационный планшет.

— Магистр Ордена оказывает тебе великую честь, Кнут. Ты не вернешься к нему и даже не в первую роту. Тебя повысили, Керш. Теперь ты — труп-капитан собственной роты, со всеми полномочиями и ответственностью.

Захария Керш не поверил услышанному. Воцарилась тишина.

— Пятая… — наконец произнес он.

— То, что от нее осталось, — прошипел Шадрат.

Когда Керш не принял планшет от Гедеона, тот шагнул вперед и вложил его в перчатку Кнута.

— Труп-капитан Тадеус мертв. Да здравствует труп-капитан Керш. Твои приказы, труп-капитан, — произнес Гедеон. — Из Эскары. От самого магистра Ордена.

Керш уставился на планшет.

— Возможно, это какая-то ошибка, — настаивал он. — Астротелепатическая ошибка. Помехи. Искаженная астропатом передача.

— Я принимал сообщение, — вмешался эпистолярий Мелмох, широкая улыбка все еще оставалась на его лице. — Ошибки быть не может. Я лично принял сообщение от магистра Ишабольда. Его распоряжения достаточно конкретны, как вы можете заметить на планшете, который я вам передал. Взгяд Кнута упал на пол. Его разум был во многих световых летах отсюда.

Гедеон снова заговорил.

— Я взял на себя смелость отослать твоих сервов для упаковки твоих… вещей и перевозки их на «Ангелика Мортис», боевой крейсер, в чьей тени сейчас находится «Шрам». Это твой корабль, труп-капитан. Ты не будешь одинок. Я посылаю с тобой Эзраки. Шадрат сказал мне, что в пятой нет апотекария, он погиб в бою, да хранит Император его душу. Мы можем обойтись без его талантов на пути к Эскаре. Керш взглянул на апотекария. Бровь Эзраки слегка приподнялась вверх. Кнут молчал.

— Керш, — произнес Гедеон. — Это — великая честь.

Лицо Керша преобразилось от осознания новой ответственности.

— Я — труп-капитан пятой… — произнес он.

— Это так, — подтвердил капеллан Шадрат.

— Я могу побыть один?

Мелмох, не меняя выражения лица, кивнул и развернулся к выходу из часовни.

— Как пожелаете, — прошипел Шадрат и последовал за библиарием.

Гедеон протянул Кнуту перчатку.

— Я знаю, что у нас были разногласия, — произнес он, — но я буду помнить всю жизнь то, что ты сделал для Ордена на арене. Позволь мне первым поздравить тебя, труп-капитан.

Керш не пожал протянутую перчатку. Он повернулся к алтарю. Гедеон опустил руку и кивнул. Такое поведение было характерно для Кнута. Когда он уходил, Кнут снова заговорил.

— Боюсь, ты будешь последним, кто делает это.

Гедеон остановился и снова кивнул.

— Керш, командовать — не значит быть любимчиком, человеком которого боятся или уважают. За ним должны следовать. Каждый труп-капитан находит свой подход. Некоторые выбирают сложный путь, но все мы идем собственной дорогой одиночки, — произнес труп-капитан. — Именно поэтому я оставляю с тобой Эзраки.

С этими словами Гедеон покинул часовню реклюзиама и снова воцарилась тишина.

— Это ошибка, — произнес Керш, глядя на изображения Катафалка и примарха Дорна.

— Как сказал труп-капитан, ты должен совершенствовать свои политические навыки, — произнес Эзраки. — Магистр Ордена никогда не ошибается.

— Я — Кнут, — произнес Керш, словно не слыша апотекария. — Я был рожден воином. Я создан для убийства.

— Ты — убийца, да. Но и убийц нужно вести, и иногда их должны вести другие убийцы. Ты считаешь, что недостоин этой чести?

Вопрос повис в воздухе.

— Ты — первый Сдиратель, победивший на «Пире Мечей». Первый из нашего рода, завоевавший меч примарха. Продвижение — это просто награда за твои усилия на «Пире». Плюс ко всему ты прошел все ступени, предшествующие этой должности. Ты был плетью отделения.

— Сначала в восьмой, второе отделение. Затем, как Тиберий, в первой.

— Тогда я не вижу в решении магистра никакой ошибки.

— «Пир» — это лишь крупица в восстановлении чести Ордена. Я проклят. Орден потерял стяг и разделяет это проклятие. Я должен взять на себя всю ответственность за потерю стяга и последствия этого поступка. Я был идиотом, думая, что магистр встретит меня с распростертыми объятиями с или без «Меча Дорна». Он не может доверять мне. Повышение — лишь подтверждение этому. Возможность держать меня на расстоянии. Как и отправка на «Пир мечей».

— Из того, что я знаю о магистре, это сильно навряд ли.

— Ты сражался рядом с ним всю свою жизнь, Эзраки? — парировал Керш. — Был его клинком, проливал кровь вместо него или был рядом, когда его жизнь балансировала на грани жизни и смерти?

— Нет, — признал апотекарий.

— Тогда не говори мне о своих наблюдениях со стороны. Я знаю Кезию Ишабольда. Он честный и справедливый магистр, лучший из нас. Он больше чем человек, но в то же время ничто человеческое ему не чуждо. Он умирает. Медленно, в агонии, потому что убийца смог пробить его защиту, не встретив сопротивления с моей стороны. Я — Кнут!

— Ты также и человек, — напомнил ему апотекарий. — Можешь думать об этом повышении как о наказании, но я вижу, как твое человеческое чувство вины пожирает тебя, труп-капитан. Ты достаточно наказываешь себя сам. Ты видишь во Тьме проклятье, но, возможно, такова воля примарха. Как и Ишабольд, ты также разделил горечь утраты в этой резне на Игнис Прайм. Вы оба чувствуете боль, но у обоих свой путь. «Пир Мечей». Командование ротой.

— Командование? — усмехнулся Керш. — Ты действительно думаешь, что я могу быть командиром? Я — правая рука моего брата и его клинок, а не голос в воксе, раздающий команды. Я не стратег или тактик. Я лучший воин своего Ордена, когда я скрещиваю мечи, я не знаю, каков будет мой следующий шаг, в отличие от сотни других достойных. И почему именно пятая?

— В этом и заключается ирония, — признал Эзраки. — Ты думаешь, ты видел истинное неуважение со стороны твоих братьев на «Пире»? Ты ошибаешься. Когда ты встретишься со своей ротой, ты почувствуешь настоящую ненависть.

— Такую же, как от магистра Ишабольда?

— Возможно. А возможно, магистр хочет, чтобы ты учился, и это будет весьма ценный урок. Ты правильно сказал, мы — отчаянные воины. Мы превозмогаем, и в твоем случае ты должен превозмочь эту ответственность и все, что с ней связано.

— Это твой совет, апотекарий?

Эзраки усмехнулся в ответ.

— Я буду давать тебе советы там, где смогу. Быть труп-капитаном — не значить иметь ответы на все вопросы. Ты будешь вести своих братьев за собой, и это самый простой ответ.

— Я — худший выбор.

— Но, все же, выбран именно ты. Это — бремя командования, и оно обязывает тебя.

Кнут кивнул.

— А теперь, труп-капитан, если позволишь, мне нужно перевести персонал и оборудование на «Ангелику Мортис».

Керш кивнул и апотекарий направился к выходу, оставив его в одиночестве. Сдиратель подошел к алтарю, не отводя глаз от Катафалка и дорна. Он положил шлем и планшет с приказами от магистра Ишабольда перед «Мечом Дорна» и преклонил колено перед фресками. Он думал о процессах во время Второго основания. Чувство вины Дорна и последствия введения Кодекса Астартес, разделение легиона на автономные Ордена. Керш перевел взгляд на Деметрия Катафалка, стоявшего рядом с примархом. Капитан, который проливал кровь со своими людьми на стенах Императорского Дворца, при ужасной осаде Магистра Войны. Держался до последнего. Встав между врагом и своим Императором. Заставив предателей платить кровью за каждый шаг. Деметрий Катафалк, первый Сдиратель. Первый магистр Ордена. Кнут опустил перчатку на рукоять гладиуса. Оружие, которое он получил, пополнив ряды Адептус Астартес много лет назад.

— Был ли ты готов? — Обратился Керш к Катафалку.

Четыре человека преклонили колено перед троном кардинала.

— Вы думаете это мудро, так обращаться к Адептус Астартес.

— Как часто мы обращались к космическим десантникам? — понтифик Назимир обратился к брату экклезиархии.

Во взгляде присутствовавших горел огонь неиссякаемой веры, но в то время как кардинал пускал слюни на свое облачение, его приспешники все еще владели искусством коварства.

— Ни одного, — признал соборник Клеменц-Крайцек.

— Они — эгоистичные ублюдки, — вмешался исповедник Тютчев. — Слишком уверенные в своей важности.

— Обычные имперцы боятся их, — произнес Назимир. — Они считают, что в них течет кровь самого Бога-Императора, но на деле Адептус Астартес — лишь мелкие рабы с генами примархов.

— И все же нам стоит их опасаться, — ответил Клеменц-Крайцек. — Глупо думать, что мы сможем заманить их в наши сети и высокомерно разговаривать с ангелами Императора.

— Высокомерие — прерогатива ангелов, — вмешался Тютчев.

— Что ж, буду руководствоваться вашими наставлениями, — произнес архидьякон Шедонски. — Но у меня также есть сомнения по поводу использования Адептус Астартес.

— Вы будете вежливо просить их о помощи? — издевательским тоном произнес Назимир.

— Нет…

— Так как ваши усилия будут напрасны. Они не считают важными проблемы смертных.

— Они думают только о себе, — повторил Тютчев, — что характерно для древних гигантов, сражающихся с инопланетными варварами на далеких мирах, и повторяющих ошибки своих провальных крестовых походов.

— Но все же, они выходят за границы, — произнес Назимир, — следуя распоряжениям тысячелетней давности, отданных самим Императором, которого они не считают божеством.

— Они отрицают этот факт.

— Ересь как она есть, — согласился Клеменц- Крайцек.

— Это не первая еретическая мысль Адептус Астартес, — пробормотал Назимир, и четверо священников сотворили в воздухе знак аквилы.

— Возможно, шантаж будет убедительнее, — предложил соборник. — Правда, которая сыграет на амбициях ангелов.

— В этом нет нужды, — настаивал Назимир. — Адептус Астартес были созданы сражаться, а не думать. Подчинение — их культ и обязанность перед Императором и примархами. Будучи военной кастой, они — лучшие, когда дело касается исполнения приказов. Их мощь — оружие, которым управляем мы.

— Что вы знаете о Сдирателях? — произнес Шедонски.

— Они — наследники Дорна и адепты самобичевания. Конечно они — одни из Астартес Презис и в свое время удостаивались множества почестей, оберегая границы с Оком и сражаясь с войсками Черных Походов. Их более ранняя история мне неизвестна.

— Что если все пойдет не по плану? — подал голос Клеменц-Крайцек. — Что если они откажутся?

Назимир обдумал вопрос.

— Третья рота Ангелов Эрадикант пополняет запасы в порту Криил. Довольно большой контингент Белых Консулов двигается в субсектор после победы в Эфезии Небула, на востоке галактики. Есть также Легион Гадюки на Хелллионии Ретикули. Мы можем обратиться к ним.

— Что если они станут неуправляемыми? — не унимался Клеменц-Крайцек.

— Соборник прав, — согласился Шедонски. — Нас уничтожат. Оборонительные войска, расквартированные во дворце — обычные солдаты.

— Не беспокойтесь о нашей безопасности, — заверил их исповедник Тютчев. — Наши братья не позволят этого.

— Ваша позиция близка к Несущим Возмездие, — предупредил Клеменц-Крайцек.

— На каждую овцу найдется пастух, — ответил тучный исповедник. — Кроме того у нас есть Сестры.

— Решено, — произнес Назимир, Тютчев и Шедонски согласно кивнули, Клеменц-Крайцек последовал их примеру.

Тютчев поцеловал перстень кардинала Понтейна. Его рука была тонкой и слегка подрагивала, кожу покрыли морщины. На одном из пальцев красовалось кольцо со священным символом Адептус Министорум. Поцеловав кольцо, Тютчев сжал руку кардинала. Сломав несколько костей, исповедник вызвал стон у трясущегося экклезиарха.

— Кардинал сказал свое слово, — провозгласил понтифик Назимир. — И через него мы познали волю Императора…

Я привык думать об этом, как о сне, но этот сон — сущий кошмар. Я лежу в своей личной каюте, со всем убранством, коего достоин труп-капитан, звание, к которому я все еще не могу привыкнуть. Чувство клаустрофобии давит на меня. Груз ответственности, никогда не ощущавшийся прежде. Эзраки настаивает, что справлюсь с этим, и я перестану замечать его, как вес доспеха, который я одел в первый раз, став космическим десантником. Я не уверен в этом. Пятьдесят Адептус Астартес и полное отделение скаутов десятой роты теперь живут и умирают под моим командованием. Я чувствую их ожидания, и мне трудно сделать вздох под тяжестью этой ноши. Однако сложное еще впереди. Каждые день в моей голове проносятся слайды. Образы неожиданно возникают во время очищения, брифингов, тренировки и моментов спокойствия в часовне реклюзиама. Убийства, совершенные или увиденные мною, с изменением ракурса от палача к жертве. И всегда — кровь, сопровождаемая страданиями и криками, иногда моими собственными. Когда я не кричу, я издаю рев ярости. Кошмар возникает и рассеивается, заставляя мои сердца биться быстрее, а во рту ощущается медный привкус крови. Сначала я думал, что эти вспышки насилия — всего лишь природа моего проклятия, и во всем виноват фантом. Я не мог посоветоваться с капелланом Шадратом, поэтому рассказал обо всем Эзраки. Я был удивлен, узнав, что его посещают схожие ведения. Дальнейшее расследования апотекария выявило, что мы не одни видим эти кошмары. Необходимо будет все же поговорить с капелланом. Позади раздается стук в дверь и входит Вефезда, неся таз. Таз дрожит на подносе в ее руках. Если бы я спал, это звук разбудил бы меня. Таким образом Вефезда сообщает о своем прибытии. Я встаю и сверяю часы. Мы перемещаемся в варпе. За бортом — пространство имматериума, вид, не предназначенный для глаз смертного. «Ангелика Мортис» замедляется и подготавливает варп-двигатели к прыжку в реальное пространство. Я чувствую бурление в животе. Я не могу с уверенностью сказать, специальный ли это прием навигаторов, или нет, но этот прыжок отличается от остальных.

Мне никогда не нравились путешествия в варпе, но я привык к спокойным перемещениям «Шрама». Боевой крейсер, словно тупоносый зверь, просто прет вперед, в нем нет грации и совершенства. Навигатор «Ангелики Мортис», с которым я еще не встречался, направляет корабль, словно лэндрейдер через взрывозащитную дверь. Я чувствую судно подо мной, как оно пробивает преграды и избегает дрейфов, в отличие от «Шрама». Передо мной стоит мой фантом. Он уже стал неприятной привычкой, постоянным спутником в варпе. Его черная броня сияет призрачным светом, озаряющим окружающие его предметы. Кем бы он ни был, призрак стоит в позе охранника, словно я — узник, или тот, кого нужно охранять. Фантом никогда не говорит, он просто стоит здесь и взирает на меня. Дверь открывается, и входят мой сенешаль и ликтор. Они одеты в новые стихари, как и положено сервам труп-капитана Сдирателей. Я моргаю, когда они проходят сквозь бронированную фигуру. Похоже, они не видят его. Это что-то новое. Обычно фантом исчезает, когда появляются смертные. В этот раз он никуда не исчез и продолжил наблюдать за мной. Старый Енох пробормотал официальное приветствие. Он принес свежее смазанный «очиститель» для моего очищения. Я смотрю на мертвого и живых, не понимая, почему я оказался между ними. Я киваю и встаю. Угрюмый Орен ставит таз с водой у моей кровати и присоединяется к своему отцу в моем личном пениториуме. Вефезда держит свой таз перед собой, в нем хлеб и инжир с Эсхары. Я не голоден, поэтому отрицательно машу головой.

— Вы должны поесть, мой господин, чтобы сохранять свои силы, — произносит обтератель.

Она ставит таз рядом с кроватью. Я намереваюсь воспользоваться ее предложением, но девочка быстро кладет инжир мне в рот, прежде чем я успеваю что-то сделать. Она походит к тазу с водой и начинает выжимать тряпку. Инжир слаще и приятней, чем тот, который я ел раньше. Пережевав ягоду, я беру еще одну, чтобы заглушить дрожь в желудке. Пока Вефезда готовит мое тело к очищению, старый Енох и Орен готовят мой пениториум для «Облачения в мантию Дорна». В каюту также вошли два нескладный сервитора, они передвигались на гусеничной платформе, неся мои шлем и реликтовые подвески на броню. Мои глаза остановились на мечах, свободно свисавших с ремней. После «мантии Дорна» я облачаюсь в свою броню, каждая пластина керамита закрепляется моими сервами и сервиторами. Проверив и перезарядив свой болт-пистолет, я убираю его в кобуру, пока старый Енох и Орен прикрепляют гладиус к моему боку. Единственное дополнение к броне — цепной меч труп-капитана Тадеуса — наследие пятой роты. Модель «Риза», короткий клинок в форме палаша, превосходное оружие для боя в ограниченный пространствах, таких как туннели, а также в самой гуще битвы. Меч висит на другом боку. Орен передает мне мой шлем, и я покидаю свои апартаменты. Куда бы я не пошел, глаза проходящих мимо утыкаются в пол, а головы опускаются — вынужденный знак признания моего ранга, смешанный с чувством отвращения. Братья пятой роты не растеряли самообладание. Они — Адептус Астартес, гордые воины, связанные столетиями ух и ритуалов. Однако я замечаю, то, что скрыто за боевыми приготовлениями и ритуалами. Я вижу сжатые челюсти взгляды, пропитанные поражением и утратой. Они ощущают пустоту «Ангелики Мортис» и слышат голоса убитых братьев. Я слышу удары плетью, слишком усердные, чем того предписывает ритуал. Рота наказывает себя, выходя за пределы учений примарха. Палубы пенитории залиты кровью. Ангелы, разгневанные на самих себя, ненавидящие меня; пустые сосуды, в которых собралась ненависть и разочарование. Я проходил все это, и есть лишь одно лекарство. Стать мстителем чести и искупить грехи на поле боя, возмездие — единственная обязанность, для выполнения которой нас создавали. Эта рота — одна большая рана. Я ощущаю это в коридорах и холлах и даже вокруг стола тактического ораториума. Здесь собрались мои офицеры. Лучшие из пятой, в которых я вижу наиболее острое отражение этой боли. И снова я вижу броню, тела и лица, но не глаза. Все глаза опущены в стол. Они не будут смотреть на меня из-за страха, что я обнаружу их ненависть. Чувство, вызванное позором утраты нашего драгоценного Стигмученника и моего разума, когда Тьма завладела мной. Эта же ненависть сжирает их из-за собственных потерь и неудачи с возвращением реликвии Ордена. Все это написано на их лицах также ясно, как инструкции в Кодексе Астартес. Философ Жиллиман не оставил для меня совета в этой книге. Даже наш Деметрий Катафалк ничего не оставил указаний на этот случай в своей «Архитектуре агонии», хотя, я уверен, это стало бы достойной темой его сочинений. Я сижу во главе стола, где половина стульев пуста. Отсутствие героев создает тон данному собранию. И самое худшее — я вижу, как мой фантом уже занял одно из этих мест в дальней части стола. Он наблюдает за мной с хладнокровным спокойствием. Остальные воины не видят его. Я уже привык к этим гротескным очертаниям и стараюсь не замечать его. В воздухе воцарилась тишина. Эзраки также присутствует на собрании. Апотекарий удовлетворен своим новым домом и персоналом, но он также ощущает холод со стороны братьев пятой. Перед ним — специалисты роты: Мелмох, библиарий, приписанный к пятой роте, и одновременно являющийся старшим офицером по астротелепатической связи, он все также улыбается, технодесантник Данкред с непроницаемым лицом, капеллан Шадрат со злой миной на лице, как, впрочем, и всегда, скрывая свое лицо под маской своего шлема. Напротив меня сидят труп-командор «Ангелики Мортис» Бартемий, жесткий, как и его манера пустотного маневрирования. Посади него сидят оставшиеся плети отделений: Ишмаил, Йоахим и главная плеть, Юрия Скейс. Скейс — ветеран, о чем свидетельствует его шрамы на лице. Оно — словно уродливая, ухмыляющаяся маска, скрепленная швами и декоративными кольцами. Я ни секунды не сомневаюсь, что его остальная часть тела изрезана вдоль и поперек. Эзраки уже предупредил меня, что Скейс — одна большая проблема. Даже больше чем капеллан Шадрат. Он — легенда роты. Плеть штурмового отделения, его совокупный опыт превышает опыт всего его отделения. Он выживал, получив тяжелейшие ранения на поле боя, и всегда был в гуще битвы, в том числе при попытке отбить Стигмученник у Альфа Легиона на Вейглехэване. Его уважают и видят в нем нерушимую силу. Эзраки слышал истории о его неубиваемости, когда при битве на сумеречных равнинах Менга-Дардра, лэндрейдер Черного Легиона врезался в него, проехал по Скейсу гусеницами, после чего плеть, как ни в чем не бывало, вскочил на ноги и ринулся обратно в сердце битвы. Хуже всего, он был правой рукой труп-капитана Тадеуса и, вместе с Шадратом, смог сплотить роту на полях Вейгельхэвана. Все Сдиратели пятой ожидали продвижения Юрии Скейса до труп-капитана. До вмешательства магистра Ордена и моего нежданного прибытия на «Ангелику Мортис». Выжившие боевые братья пятой были реорганизованы Скейсом в три полных отделения. Он взял под крыло первое, отделение Цикатрикс. Второе, отделение Кастигир, возглавлял правая рука Скейса, плеть отделения Ишмаил, Сдиратель, выкованный из того же металла, что и главная плеть. Брат Йоахим лишь недавно был повышен до плети отделения Ценсура. Йоахим — самый молодой офицер пятой, но его приверженность Скейсу и идеалы — незыблемы, учитывая факт поклонения герою роты. Вместе, трое плетей представляли собой боевое братство пятой роты и общее мнение по поводу моего пребывания на корабле. Единственные боевые братья, оказавшиеся вне влияния Скейса, были скауты десятой роты под командованием ветерана-плети Кетураха. К счастью, Силас Кетурах не позволял скаутам следовать чужому мнению, кроме него самого. Он не ощущал радости от того, что его неофитам придется пополнить ряды роты под моим командованием. О чем бы мы не говорили, я всегда чувствовал его взгляд, поднятую бровь и огонь в бионических линзах снайпера, буравящих меня. Наконец я заговорил. Уверен, что мои братья восприняли мое молчание, как высокомерия, и их ненависть разгорелась еще сильнее.

— Труп-командор Бартемий, когда, по вашему мнению, мы достигнем Святого Эталберга? — спросил Керш.

Когда Бартимий не ответил, Керш не стал церемониться:

— Я непонятно выразился, брат?

Кнут мгновенно пожалел о своем поступке. Сарказм был проявлением высокомерия, и подобное поведение не было достойно ангела Императора, тем более труп-капитана. Эзраки предупреждал его, что вступать в конфронтацию с ротой — не самая лучшая тактика. Он советовал Кнуту поступать, как подобает офицеру и относиться к людям соответственно. Керш никогда не отличался спокойствием и сдержанностью, а негативное отношение к нему со стороны офицеров лишь подливало масло в огонь. Все это было топливом для рака, пожирающего пятую роту.

— Мы удачно преодолели путь в варп-пространстве, — пробормотал командор Сдирателей с нескрываемым призрением.

— Говорите громче, сэр! — рявкнул Керш. — Это — тактический ораториум, а не ваша палуба, а я — не один из ваших дронов, труп-командор.

Бартимийуставился на Кнута. Повысив голос, он повторил:

— Мы двигаемся с полусветовой скоростью.

— Почему так медленно? Разве я не приказывал двигаться к кардинальскому миру на самой высокой скорости?

— Это — самая высокая скорость, — рявкнул в ответ Бартемий. — Система наводнена судами Адептус Министорум и им подобными.

— Принято, — ответил Керш. — А что с турбулентностью?

— Сэр?

— Я чувствовал каждый толчок и поворот внутренностями своего живота. Мы столкнулись с какими-то препятствиями во время прыжка?

— «Ангелика Морти» — первоклассный крейсер, ветеран своего класса… — начал Бартемий.

— Я не сомневаюсь, труп-командор, — ответил Кнут. — У меня нет претензий к кораблю, только к путешествию.

Черты лица Бартемия немного расслабились.

— Вопли в имматериуме и штормы — характерны для мест, близких к Оку. Возможно, мы пролетали рядом с конвоем или флотилией, как раз рядом с точкой их входа в пространство.

— Возможно, труп-командор?

— Да.

— Возможно, что это флот или армада, или конвой?

— Я не могу сказать наверняка…

— Мы должны быть уверены, не так ли? Работайте вместе с эпистолярием, чтобы передавать ваши наблюдения на Кадию и Ципра Мунди. Эти сведения можно будет добавить к уже собранной информации. Это может быть Черный Поход, который постоянно пытается напасть из Ока.

— Я думаю, это вряд ли… — парировал Бартимий.

— А я думаю, что мы не должны утверждать, что знаем, что творится в голове у Осквернителя.

— Это не Осквернитель, — вмешался капеллан Шадрат.

— Духовное провидение, капеллан? — Керш повернулся к Сдирателю. — Позвольте напомнить и жертвах прошлых походов, которые думали также до того, как их настигла смерть.

— Это комета Киилер, — прошипел Шадрат сквозь решетку шлема.

— Может еще звездный гейзер, капеллан? — съязвил Керш. — Спектр твоих талантов не имеет границ. Не скажешь, как этот объект мог вызвать колебания в варпе?

— Это тело сверхъестественной природы, мой господин, — вмешался Мелмох.

Библиарий перевел взгляд на капеллана, а затем снова взглянул на Керша.

— Записи говорят о том, что это тело возвращается через долгий период времени, последний раз она появлялась в сегментуме десять тысяч лет назад. По возвращении в систему оно прошло через Око Ужаса. Кроваво-красная комета с хвостом и непредсказуемым курсом.

— Как у кометы может быть непредсказуемый курс? — удивленно спросил Керш. — У нее есть орбита, и она подчиняется законам гравитации.

— Не Киилер, сэр, — настаивал эпистолярий. — Похоже, у нее есть разум.

— Откуда ты знаешь об этом?

— «Древний Путешественник», сэр. Пикт первоначального тела, с древних времен, снятый летописцем Ефвратией Киилер.

— Евфратия Киилер?

— Да, труп-капитан. Святая Евфратия — пророк Бога-Императора.

— Бог-Император? — переспросил Керш. — Я смотрю, ты отличаешься от обычных Адептус Астартес, раз веришь в эти выдумки смертных. Не находишь, что это слегка заносчиво?

— Прошу прощения, сэр, — ответил Мелмох. — Мои собратья полагают, что тот дар, которым мы обладаем, является именно выражением Его божественности.

— Кое-кто из моих «собратьев», как ты выражаешься, библиарий, считает также, но мы имеем то, что мы имеем, вне зависимости от чьей-либо воли.

— Я не первый Адептус Астартес, разделяющий эти взгляды, — улыбаясь, произнес Мелмох.

— Что ж, — произнес Керш, поднося перчатку ко лбу. — Все мы узнаем что-то новое сегодня. Наверное, мне стоило проводить больше времени в библиариуме, а не в тренировочных клетках.

— Ваши достижения привели вас в сегментум, господин. Появление кометы — весьма редкое явление.

Труп-капитан кивнул. Из библиария выйдет неплохой дипломат. Керш действительно выбыл из строя на время, но псайкер лишь коснулся его достижений на «Пире Мечей», и Керш был благодарен ему за это. Библиарий ничего не сказал о том времени, когда он был потерян во Тьме. Керш стал ковырять металлический шар в месте, где раньше был его глаз. Это стало привычкой в моменты размышлений. Потеряв глаз на «Пире», он часто чесал пальцем вставленный металлический протез.

— Что скажите по поводу тех ведений, которые случались у братьев, капеллан Шадрат? — продолжил Керш. — Апотекарий проинформировал меня, что он проверил воду, провизию и системы жизнеобеспечения, но ничего там не обнаружил. Я полагаю, есть другое объяснение, может эффект от этой кометы, о которой говорит Мелмох.

— Я считаю, что здесь не обошлось без влияния кометы, — ответил капеллан, — но я не выявил следы разложения и иных признаков ереси. На данный момент у меня нет полной информации.

— Я начинаю понимать, что ты чувствуешь, капеллан, — произнес Керш. — Что ж, пока ты выясняешь причину, мы будем беспокоиться о наших бессмертных душах.

Прежде чем Шадрат успел ответить, Кнут резко сменил тему, обращаясь к технодесантнику Данкреду.

— Брат Данкред, в каком состоянии находятся «Громовые ястребы» роты?

Две силовые серво руки на ранце технодесантника пришли в движение, потрескивая от искрящейся энергии. Лицо Данкреда ожило, шестерни и зубцы заработали в унисон.

— Два «Громовых ястреба» потеряны для нас, труп-капитан, — произнес Данкред. — Во время атаки на Игнис Прайм, «Инвитиан» был уничтожен на взлетной площадке гарнизона Ордена. «Бичующийся» вернулся на базу, но получил серьезные повреждения, восстановлению не подлежит. Я провел соответствующие ритуалы и упокоил дух павшей машины. Однако машина сослужит Ордену своими запчастями для «Деметрия Катафалка III» и почтенной «Рукавицы». «Импунитас» не принимал участие ни в первоначальной операции, ни в операции на Игнис Прайм.

— Импунитас — наш единственный полностью функционируемый корабль?

— Так точно, труп-капитан.

— Так не пойдет, брат Данкред, — произнес Керш. — Пятой роте понадобится все доступное вооружение.

— «Рукавица» — наш старейший «Громовой Ястреб». Его мощь будет в вашем распоряжении в кротчайшее время, господин.

— Удостоверься в этом, брат, — произнес Кнут, и уже более мягким тоном добавил, — и знай, что твои усилия оценены.

Сдиратель повернулся к Эзраки.

— У тебя была возможность оценить состояние гено-семени?

— Апотекарий Филемон собрал прогеноиды павших и умирающих еще в гарнизоне Ордена, как того требовала его священная обязанность, — отчитался Эзраки. — Он погиб во время второй засады Альфа Легиона вместе с труп-капитаном Тадеусом. Отделение Цикатрикс отбило атаку предателей и забрало тела погибших.

Апотекарий кивнул угрюмому Скейсу в знак благодарности. Плеть не ожидал подобного дипломатического шага и слегка кивнул в ответ.

— Старшая плеть Скейс и его люди спасли собранное гено-семя и рота у них в долгу.

Но Керши не проняли слова апотекария.

— Что с семенем?

— В целости и сохранности и сейчас находится в контейнерах апотекариона…

— А что насчет братьев, кому оно принадлежало? — взорвался Скейс.

Он встал и обрушил перчатки на поверхность стола.

— Кто знает об их цене?

— Сядь, брат, — приказал Керш.

— Не буду.

— Что ты еще можешь для них сделать, плеть? — прервал Эзраки. — Разве ты не провел соответствующие ритуалы?

— Он говорит не о ритуале, — прошипел Шадрат.

— Он говорит о возмездии, — произнес Керш. — Он говорит о даре боевого брата своим боевым товарищам: месть.

— У тебя есть информация от Ангелов Эрадикант о том, что Альфа Легион обнаружен в ульях Мира Роршаха, и ты ничего не делаешь, — стал обвинять Керша Скейс.

— Ты считаешь, что я скрываюсь за броней крейсера, боясь встретить врага лицом к лицу? — сквозь зубы проскрежетал Керш. — Мразь, из-за которой мы потеряли дорогих для нас людей?

Скейс обдумал слова труп-капитана.

— Ты — Кнут. Победитель «Пира Мечей». В тебе нет трусости… и все же слабина нашлась.

В мгновение ока Керш был на ногах, отшвырнув стул, на котором сидел. Оба Сдирателя положили перчатки на эфесы своего оружия. Керш сжал рукоять цепного меча, Скейс — силовой секиры, висящей прямо под коротким мечом.

— Надавил на больной нерв, Кнут? Собираешься разрубить меня мечом моего труп-капитана?

Губы Керша скривились.

— Я прочувствовал твою боль, — честно ответил Кнут. — Никто не хочет встретиться с Альфа Легионом больше, чем я. У них Стигмученник, и я не смогу восстановить свою честь без него. Я поклялся на мече примарха, что найду его, и кровь людей, пытавшихся вернуть его — на моих руках.

Керш отпустил рукоять и протянул ладони вперед.

— Знай, что потеря Стигмученника — самое страшное наказание для меня. Поэтому будь уверен, верная плеть, сегодня не прольется ничья кровь. Как труп-капитан я не позволю этому случиться.

— Этого мало…

— Что ж, пока этого достаточно, старшая плеть Скейс.

Скейс оглядел присутствующих, застывших в ожидании развязки. Отпустив рукоять секиры, плеть медленно сел на место.

— Я у меня есть приказ, — произнес Керш, обращаясь ко всем присутствующим, но не сводя глаз со Скейса, — как и у вас. Причина, по которой мы не летим на мир Роршах — распоряжение магистра Ишабольда. Его приказ — прибыть на Святой Этальберг. И мы выполним его.

Присутствующие кивнули в знак подчинения.

Вошел серв. Поклонившись Кершу, он что-то прошептал на ухо командору Бартимию.

— Мы входим в систему кардинальского мира, — передал присутствующим Бартимий.

— Приготовьтесь к варп-перемещению, — приказал Керш, кивком разрешив командору покинуть ораториум.

Когда молодой Йоахим и Ишмаил поднялись со своих мест, Кнут повернулся к ним.

— Стоять! — рявкнул он, заставив плетей вернуться на свои места.

— Чертово неповиновение, — произнес Керш. — Вы уйдете только тогда, когда я отпущу вас, не раньше.

Он повернулся к Скейсу.

— Вы забылись, но я прощаю вас, так как вы последовали плохому примеру старшины Скейса. Я применю к нему меру наказания в виде прекращения участия в ритуале на три дня. За это время он должен считать себя недостойным облачаться в «мантию Дорна».

Капеллан Шадрат резко развернулся. Ишмаил и Йоахим застыли, не веря своим ушам. Скейс был взбешен, но молчал.

— Бичевание плоти — право любого Сдирателя, — гаркнул плеть Ишмаил.

— Нет, брат, — парировал Керш, — ты не прав. Единение с примархом — привилегия, которая не доступна тем, кто не следует его идеалам. Я уверен, капеллан Шадрат согласится со мной.

Шадрат молчал.

— Тогда я присоединяюсь, — произнес Ишмаил.

— И я, — отозвался Йоахим.

— Как пожелаете, — произнес Керш. — Я принял к сведению признание вашей некомпетентности. Капеллан проследит за выполнением наказания.

В ораториуме повисла гробовая тишина.

— Разойтись.

Когда в ораториуме остался только Эзраки, апотекарий обратился к Кершу.

— Совещание должно было пройти…мягче, — произнес апотекарий.

Однако Керш был не в настроении обсуждать эту тему.

— Почему бы тебе не применить свои таланты к раненой чести моих офицеров? — огрызнулся Керш.

— Боюсь, твои раны — за гранью моих талантов, — признал Эзраки.

Керш кивнул Эзраки. Апотекарий двинулся к выходу.

— Я хочу, чтобы ты сопровождал меня, — произнес Керш, когда тот дошел до дверей ораториума.

— Как скажешь, труп-капитан, — ответил Эзраки.

— Мне нужен человек, который даст мне дельный совет по поводу политики Экклезиархии, — признался Керш. — Я не знаком с кухней Адептус Министорум. Я — плохой политик.

— Думаю, вы уже доказали это сегодня, — произнес Эзраки, позволив себе небольшой смешок.

Керш отыскал своего призрака, сидевшего, словно статуя, и неподвижно взиравшего на труп-капитана.

— На что уставился? — раздраженно огрызнулся Керш.

Глава 5
Суспериана Облигатио

Громовой ястреб «Импунитас» разорвал небеса. Как только боевая машина проникла в верхние слои атмосферы, она попала в вихрь мелких частиц щелочных снегопадов. Сверху мир казался усеянным колокольнями, башнями и шпилями монастырей. Темный мир поклонения, переживающий химические метели. Захария Керш вошел в кабину пилота. Пилот и его команда собрались целовать поднятые кулаки, но труп-капитан остановил их.

— Продолжайте работу.

Керш уставился на картину за бортом. Впереди виднелось их место назначения. Вырезанная в заснеженных пиках Ватикских высот, административный центр и столица Святого Эталберга. Здесь огромные шпили дворца «Эфорика» уходили в небеса. Сам дворец, словно бегемот, развалился среди темных соборов. Именно с вершин дворца Экклезиархия несла духовное просвещение миллиардам эталбергцев и триллионам других верующих за пределами кардинальского мира, раскиданных по всему субсектору. Башня «Кафедра» считалась самой высокой, в ней располагались трон кардинала и община Адептус Сороритас.

— Мой господин, — позвал второй пилот.

По правому и левому бору возникли боевые корабли класса «Вендетта», встав в сопровождающее построение.

— Индентифицировать.

— «Шторма Эталберга», четвертый резервный.

— Планетарная оборона?

— Так точно, господин.

— Подтверди наши коды и заходи на посадку, — приказал Керш.

Сопровождаемый местными военными кораблями, «Импунитас» стал приземляться на возникшую на вершине башни посадочную площадку. Громовой Ястреб благополучно приземлился, и десантники стали высаживаться под бдительным присмотром зависших над ними боевых машин Экклезиархии. Превозмогая ураган и метель, Керш наблюдал за отделением скаутов «Контритус», выстраивающихся в боевое построение с седовласым командиром во главе. Силас Кетурах и его неофиты были облачены в церемониальную броню скаутов и черные накидки, развивавшиеся на ветру. Юнцы крепко прижимали снайперские ружья к груди. У каждого виднелись связки кабелей, частично скрывавшихся за накидками, большие магнокулярные очки и лазерные прицелы, стволы ружей были достаточно длинными с прикрепленным небольшим флажком в цветах Ордена. Отделение скаутов перестроилось для эскорта и, вместе с остальными Сдирателями, выдвинулось к кардинальскому дворцу. Рядом с Кершем шли Эзраки, эпистолярий Мелмох и капеллан Шадрат. Среди готической архитектуры «Кафедры» Керш обнаружил боевые турели с прикрученными стабберами и авто-пушками. Это не удивляло Кнута. Дворец «Эфорика» был не только резиденцией кардинала, но и штаб-квартирой планетарного руководителя. На Святом Эталберге эти должности занимал один человек. Местные силы самообороны обязаны были охранять дворец по периметру, однако их лишь небольшое количество охраны присутствовало на своих постах. Керш бросил взгляд на «Эталбергских Штормов», дрожащих на холоде и закрывавших лица полами воротников.

Сдиратели промаршировали под огромными арками, и боковыми нефами соборов дворца. Их встретил сгорбленный клерик, в чью обязанность входило встречать гостей у арки на северо-западе дворца. Из-за положения дворца и, как следствие, проблем с поступлением кислорода в легкие, на клерике была надета маска, как и на других служащих дворца. В пути стражник бормотал какую-то бессмыслицу, его маска выпускала белые пары с каждым разом, когда он выдыхал воздух из легких. Внутри огромного дворца «Эфорика» кучковались группы древних священников и совсем молодых инициатов, которые двигались по полу, словно птицы, пока остальные вылезали из своих келий и исповедальных комнат. Мускулистые церковники в одеждах фанатиков с безмолвием взирали на Адептус Астартес с нескрываемым подозрением. Керш разделял это чувство, глядя на зелотов, к тому же ему не нравились церковники с авто-пушками за спинами. Галерея, по которой шли десантники, была заставлена кафедрами и алтарями, статуи забытых всеми святых и экклезиархов словно следили за Сдирателями своими пустыми глазницами. Позади них Керш заметил пластины брони своего призрака, дьявольское отродье само было похоже на статую. Сдиратели находились на достаточном расстоянии от церковников, но этот факт не разряжал сложившуюся атмосферу. Пройдя череду похожих на пещеры палат, космические десантники оказались в огромном тронном зале дворца. Керш скривился. В ноздри проник запах плесени, мерзкий, словно смрад от испортившегося мяса. Сам трон охраняли стражи в силовой броне: Адепта Сороритас, держащие болтеры наготове. Броня бардового цвета и черные накидки выдавали в низ «Дочерей Императора», принадлежащих Ордену Кровавой Розы. Он уважительно кивнул целестинке, но боевая дева не шелохнулась. Хотя зала была огромной, она казалась полностью забитой, как и подобает центру епископальной и административной власти. Унылый хор создавал не менее унылую атмосферу в помещении, как и небольшой легион монахов-писцов, делающих заметки обо всех официальных событиях, проходящих в палате. Вооруженные Несущие Возмездие рассредоточились среди толпы молящихся. Церковнослужители держали в руках свечи и размахивали кадилами с пахучим ладаном. Трон стоял в самом эпицентре активности, на высокой каменной колонне. Вокруг трона выстроились сестры битвы в полном боевом облачении. Рядом с конструкцией возвышались подмостки, позволяющие подойти к своду колонн, сам подход был заполнен сестрами из различных Орденов госпитальеров. Трон освещался калейдоскопическим лампами, висевшими на стеклянном потолке. Иссохшее тело, восседавшее на троне, было похоронено под митрой и тяжелыми стихарями. Иногда рот древнего кардинала Бонифация Понтиана раскрывался, чтобы прохрипеть декламации или молитвы для собравшихся. Сначала Керш подумал, что Понтиан и есть причина смрадного запаха, царящего в зале. Но запах исходил не от него. Подняв взгляд вверх, Кнут, наконец, смог лучше разглядеть тела, которые он, по началу, принял за статуи и гаргулии. Вниз стекала вода из водостоков, попадая прямо в купели. Вода собиралась на шпиле башни, после выпадения щелочных осадков. После более пристального рассмотрения Керш понял, что эти статуи — несчастные, прикованные к стене цепью. Еретики, ведьмы и мутанты и другие неверующие. Их лица были черными, со следами обморожения, части тела агонизировали под воздействием химической заморозки.

— Сэр, — произнес Эзраки, привлекая внимание к церковникам, семенящим к Сдирателям.

Сопровождавший десантников клерик отскочил в сторону, словно побитая собака. Четверо экклезиархов представляли собой жилистых стариков, обремененных возрастом и болезнями. Первый был окружен сестрами из Ордена Вечной Свечи, которые разошлись в стороны по первому его требованию. Он поднял голову и уставился на Адептус Астартес, опираясь на искусно украшенную трость, к нему присоединился церковник более низкого ранга. Второй экклезиарх вел диалог с офицером Гвардии и его лейтенантом, третьего экклезиарха, плотного телосложения, сопровождали два огромных Несущих Возмездие. Оставив свой эскорт позади, четверка приблизилась к маршировавшим Сдирателям.

— Труп-капитан Керш, — произнес первый, изобразив болезненную улыбку. — Я — Назимир, Понтифик-Урба дворца Эфорики. Добро пожаловать в святой Эталберг.

Керш перевел взгляд с понтифика на еретиков, висящих на стенах.

— Благодарю, понтифик, но я могу представить лишь несколько мест в галактике, менее гостеприимных, чем это, — произнес он.

Назимир издал саркастический смешок, восприняв ответ Керша, как шутку.

— Позвольте представить вам соборника Клеменца-Крайцека, проповедника Тютчева и архидьякона Шедонски.

— Вы можете это сделать, — ответил Керш, — но я заинтересован в них еще меньше, чем в вас.

Улыбка Назимира исчезла.

— Мы пригласили вас в наши…

— Нет, сэр, — поправил его Керш. — Вы просили об аудиенции у Ангелов Императора. Вы получили такую возможность. Вы использовали неизвестные мне методы воздействия, через ваши каналы, после чего магистр Ордена Сдирателей, Кезия Ишабольд, настоял, чтобы я обменялся парой слов с кардиналом Святого Эталберга Потнианом. Я здесь, чтобы исполнить его волю. Не больше, не меньше.

— Мы говорим за кардинала, — произнес Назимир, облокотившись на трость.

— Кардинал не может говорить сам?

— Уже много лет.

— Значит, кардинал и я закончили обсуждение всех вопросов, — произнес Керш и развернулся спиной к церковникам.

Маршируя вдоль огромного коридора, Кнут активировал вокс-связь:

— "Импунитас", это Керш, готовьтесь…

— Труп-капитан!

— Сдиратель!

— Керш!

Что-то врезалось в наплечник Кнута. С нечеловеческой скоростью труп-капитан развернулся и схватил предмет своей кованной перчаткой, черты его лица были искажены гневом. Это был свиток, вторая часть которого оставалась в руках ошарашенного Шедонски. — Это было опрометчиво, смертный, — предупредил Эзраки.

— Это — Суспириана Облигатио, — продолжил Шедонски. — В нем описаны «неизвестные вам методы воздействия», Сдиратель. Этот священный документ объединяет нас единой целью.

Выхватив свиток из трясущихся рук священника, Керш передал его Мелмоху. Библиарий пробежался глазами по манускрипту. Эпистолярий остановился на соглашениях Адептус Астартес. Десантник расправил плечи.

— Ну? — произнес Керш, его яростный взгляд все еще буравил Шедонски.

— Это небольшой пакт, мой господин, но, все же, он действует. Кардинальскому миру дарован особый статус за изгнание демона Хорозрамодея. Эти права гарантированы конклавом Суспирия и декретом Винкулум, клятва произнесена на костях Константина Аламарского. Эти обязанности были переданы магистром обесчещенного Ордена Реликторов Бардейном магистру Абадию, а после Абадия обязанности перешли магистру Ишабольду. Также декрет предписывает взять под охраны границы субсекторов Аквинас и Птолемий. Этот документ подкреплен одним из пунктов Мифос Ангелика Мортис.

— Колдун говорит правду, — сплюнул Шедонски, на его лице отражалась явная неприязнь к псайкеру.

— Керш, — фыркнул Назимир, когда Шедонски забирал свиток у десантника. — У тебя есть обязанности, труп-капитан. Бремя истории лежит на твоих широких плечах. Твой Орден будет покрыт позором, если обязанности, перешедшие от Реликторов к вам, будут переданы другому Ордену.

— Именно поэтому твой магистр Ордена послал тебя сюда, — заключил проповедник Тютчев. — Он уважает важность данного пакта. Следуй его примеру, Сдиратель.

— И пусть тебя ведет воля самого Бога-Императора, ангел, — нараспев произнес соборник Клеменц-Крайцек.

Керш пропустил мимо все издевки церковников. Он обменялся взглядами с Эзраки. Кнут искал поддержки у своего верного советника.

— У тебя есть что сказать? — спросил его Керш.

Лицо Эзраки было напряжено. Слова церковников раздражали его, как и всех остальных присутствующих Сдирателей.

— Мы — Адептус Астартес, — ответил он. — Наши действия говорят о нас громче, чем слова.

Керш кивнул.

— Отделение Контритус, вы на позиции? — спокойно произнес Кнут.

В его воксе раздался треск, означавший подтверждение. Глаза Назимира расширились. Церковники обвели глазами тронную залу. Эскорт из скаутов Сдирателей словно растворился в воздухе. Остались только Керш и его облаченные в силовую броню братья.

— Захватить цели, — приказал Керш, его взгляд остановился на Назимире.

На капюшонах Несущих Возмездие возникли красные точки, вызвав панику в рядах клериков и писцов.

— Ты проводишь боевую операцию в дворце Эфорика! — истерично закричал понтифик.

— Огонь, — скомандовал Керш.

Помещение заполнилось звуками хлопков. Обезглавленные тела в унисон попадали на пол. Реакция последовала незамедлительно. Сестры битвы в багровой силовой броне моментально направили оружие на десантников. Штормовые Резервы схватились за свое оружие, также, как и монастырские братья, они стали сканировать залу в поисках невидимых стрелков. Плеть отделения Кетурах и его скауты уже давно замаскировались под рельеф дворца. Они закрепили на винтовках глушители, чтобы не было видно вспышки при стрельбе.

— Что вы делаете? — крикнул соборник Клеменц-Крайцек.

— И еще раз, — приказал Керш.

Шокированные церковники наблюдали, как очередная партия обезглавленных тел повалилась на пол. Писцы и клерики разбежались, словно испуганные вороны. Керш заметил своего призрака, стоявшего в эпицентре этой паники и ужаса. Он смотрел и ждал. По дворцу раздавался звон колоколов.

— Господа! — призвал Шедонски.

— Ангелы сошли с ума, — закричал Назимир, обращаясь к Адепта Сороритас и размахивая своей тростью. — Защищайте кардинала!

— Убейте предателей! — заорал Тютчев на офицеров милиции.

— Огонь, — спокойно повторил Керш.

И снова тела попадали на землю. Тучный исповедник переступил через убитого и угрожающе направился в сторону Сдирателей.

— Еретики — среди нас, они развращены темной силой Ока, — вещал Тютчев.

Он выхватил церемониальный клинок, висевший на его рясе. Старшая сестра встала позади проповедника.

— Прекратите это! — завизжал Назимир.

— Проповедник прав, — спокойно произнес Керш. — Еретики — среди нас. Исполни свою обязанность, сестра.

Назимир, Клеменц-Крайцек и Шедонски обменялись испуганными взглядами. Сестра битвы немного колебалась, демонстрируя, что слова Сдирателя восприняты лишь как побуждение к действиям, нежели чем приказ. Затем она перерезала проповеднику глотку, залив одежду Назимира кровью и позволив телу упасть рядом с его Несущими Возмездие. На мгновение в воздухе повисла тишина.

— Что вы делаете? — повторил Клеменц-Крайцек.

— Скажи им, — приказал Керш.

Капеллан Шадрат, словно смерть, навис над экклезиархами.

— Адептус Министорум запрещено вооружать своих людей, — прошипел он, — приказом Высших Лордов Терры. Вы нарушили Декрет Пассив, нарушение карается смертью.

Панический страх объял присутствующих и по залу стали разлетаться крики и бессвязные распоряжения. Звон колоколов призывал солдат Штормовых Резервов.

— Отделение Контритус — оставаться на позициях, — передал приказ Керш.

— Нет, нет, нет! — орал архидьякон Шедонски, размахивая руками. Его гвардейцы стояли рядом. Офицер и его лейтенант приказали своим бойцам не шевелиться.

— Мы не знали о грехах Несущих Возмездие, — промямлил соборник Клеменц-Крайцек.

— Во имя любви Бога-Императора, пожалуйста, я умоляю вас, — завыл Назимир.

Керш перевел взгляд на библиария и снова натолкнулся на обезоруживающую улыбку.

— Я слышал достаточно о Боге-Императоре от моего библиария, — произнес труп-капитан.

— Любовь нашего Императора? — угрожающе взревел Керш. — Ты думаешь, что достоин ее?

Назимир рухнул на свои больные колени.

— Ты думаешь, что заслужил его любовь своими мерзкими словами? Твоими ульями и дворцами бездушного поклонения? Твоим культивированием пустых идей? Я чувствую любовь нашего отца, как он чувствует любовь своего отца. Эта плоть, эти сердца — были созданы для того, чтобы чувствовать. Его кровь течет в моих венах. Его утрата живет в этих глазах. Он больше чем человек, но он — не бог. Это твой страх обожествляет его. Ты слаб и глуп, а твои приспешники хотят, чтобы он был кем-то большим, чем он есть на самом деле. Но ты ошибаешься, смертный. Он больше чем человек, но он — не всемогущее божество. Его дела живут в наших сердцах, но мы не делаем из него героя мифов, не поклоняемся ему в минуты слабости, горя и боли. За его любовь я готов на все. Например, уничтожить этот дворец с орбиты.

— И ты должен это сделать, — вмешался Шадрат.

Назимира вырвало прямо на его одежду. Он полз по полу, с трудом опираясь на свои старческие ладони. Керш перевел взгляд с капеллана на соборника.

— Мы просим пощады, господин, — умоляюще произнес Клеменц-Крайцек.

— Но я не буду, — наконец заключил Керш. — Я не буду уничтожать ваш мир.

Шадрат отвернулся в молчаливом отвращении.

— Мудрость достойная ангела, — залепетал Клеменц-Крайцек, целуя перчатку Сдирателя.

— Также пятая рота не отказывается и от своих обязательств, — произнес Керш.

— Нас ждет мир Роршах, — настаивал Шадрат. — Он не будет ждать нас вечно.

— Твое замечание учтено, капеллан, — ответил Кнут. — Но магистр Ордена Ишабольд дал нам это поручение, и мы с честью выполним его.

— Спасибо, господин. Тысячу раз спасибо, — произнес Клеменц-Крайцек.

— А теперь, смертный, — произнес Керш, кинув взгляд на экклезиарха, восседавшего на троне. — Изложи, что нужно от Сдирателей кардиналу. Будь краток, наше терпение — на пределе.

Клеменц-Крайцек наклонился и стал копаться в испачканных рвотой одеждах понтифика. Наконец, он извлек информационный планшет.

— Комета Киилер вторглась в субсектор, — произнес соборник. — Багровая комета несет с собой злой рок для всех планет, попадающихся на ее пути. Это — известный факт. Она несет страх и сумасшествие всему региону. Взрыв активности культов. Насилие, кровопролитие. Статуи соборного мира Нотр Дума кровоточили от ужасов, происходящих там. Побратим нашего мира, кардинальский мир Святая Фаустина объят беспорядками. Силовики пытаются подавить восстания силой. Святые миры Фрау Мауро и Бенедикт Секундус страдают от кровавых культов вампирской наклонности. Мы также потеряли контакт с настоятелями на Каритас Минорис, мире Болтоф и VII-милосердие-шестнадцать. Мы отправили туда монастырский корвет «Ангельский Рассвет», но он так и не вернулся. И это только миры под покровительством Министорума. Лишь Император знает, что происходит с остальными. Мы боимся, что все это произойдет на Святом Эталберге. Мы приняли меры в рамках нашей юрисдикции, запросили больше сестер из женского монастыря Приорис на Терре и молились о вмешательстве Святых Ордо.

— Мы — Астартес Презис, — произнес Керш. — Охранять границы от вторжения Хаоса — наша священная обязанность. То, о чем ты говоришь — частое явление в этих регионах. Око Ужаса — это шторм. Непредсказуемый и жестокий по своей сути.

— Но комета, мой господин… — настаивал Клеменц-Крайцек, уперев глаза в пол.

— Это — безусловная угроза, — признал Керш. — Но, как ты убедился, мы — ангелы Императора. Мы не следователи. Мы не поддерживаем порядок на мирах Императора. Я посоветую тебе обратиться к Инквизиции. Если местные силы самообороны не способны оказать сопротивление, тогда Ордо Еретикус пошлет сюда полки Гвардии.

— Труп-капитан, — произнес соборник, — есть небольшая планета, в Андронийской Гряде, рядом с гинтер-пространством — мир-кладбище Цертус-Минор.

— Продолжай, — произнес Керш.

— Мы также потеряли с ними контакт. Мы перестали получать от них астротелепатические сообщения, а наш последний конвой «труповозок» не вернулся. Понтифик, Мунди Олифант — планетарный губернатор и старший экклезиарх этого мира. Последние несколько сообщений, полученных от него, говорят об активности еретических культов. Последний раз местные жители обнаружили огромный монумент, сделанный из человеческих черепов и несущий символы Губительных Сил.

— Этот монумент появился из ниоткуда? — нахмурился Керш. — Верится с трудом. Есть ли свидетели его возведения.

— Я не могу ответить на этот вопрос. Понтифик Олифант боялся, что еретики пытаются призвать какое-то богомерзкое создание из варпа, возможно, открыть портал или врата. Ему были даны указания объявить в регионе карантин, установить кордон и не трогать объект. Мы обещали предоставить ему полную поддержку.

— Вы хотите, чтобы мы уничтожили этот монумент? — спросил Керш.

— И все, что может вызвать этот адский артефакт, — ответил Клеменц-Крайцек. — Мы не получали никаких вестей от Олифанта с тех пор, последний контакт состоялся месяц назад.

Керш перевел взгляд на эпистолярия Мелмоха.

— Твое мнение.

— Это место расположено близко к Оку Ужаса, все возможно. Я разделяю ваши сомнения по поводу этой конструкции, но, проведя определенные ритуалы и обладая темными знаниями, культисты могут осуществить свои темные замыслы.

Керш взглянул на Эзраки.

— Таково желание магистра Ордена, и мы должны уважать эти обязательства, — заключил апотекарий и уже более жестким тоном добавил, — не важно, как глупо вели себя эти ничтожные создания. В конце концов, они — всего лишь смертные.

Керш повернулся к Клеменцу-Крайцеку.

— Ты приложил большие усилия, чтобы привлечь нас. В чем заключается значимость этого мира-кладбища?

— Цертус-Минор — место рождения Умберто II — экклезиарха и Верховного Лорда Терры. А также — место захоронения его останков. Он лично приказал, чтобы после смерти его тело доставили именно туда. Это место находится под особой юрисдикцией Империума. Мы не можем позволить осквернить эту благодатную почву.

Керш задумался о могуществе и влиянии определенных семей умерших, их близкие получили драгоценное место с личной охраной на далеком Цертус-Минор. И все же оставались сомнения по поводу статуса данной миссии, потребовавшей вмешательство Сдирателей. Кнут почувствовал, как наплечник другого десантника слегка толкает его собственный. Это был Шадрат.

— Могу я поговорить с тобой? — прошептал капеллан.

— Прошу, капеллан. Здесь лишь одни друзья.

Шадрат подавил свой гнев и продолжил.

— У нас есть разведданные об активности Альфа Легиона в созвездии Сцинтилла, — выдавил он. — И мы впустую тратим здесь наше драгоценное время. Я предлагаю не упустить представившуюся возможность. Наша судьба ведет нас к миру Роршах, а не к какому-то забытому всеми миру-кладбищу в одиноких просторах гинтер-пространства. Стигмученник — почти что у нас в руках, но враг не будет ждать вечно.

— Отрицательно, капеллан, — произнес Керш. — Не забывай, что мы говорим об Альфа Легионе. Мир Роршах — ловушка, а разведданные о самом секретном легионе — наше приглашение. Мы прибудем туда, чтобы захватить Стигмученник, и ловушка захлопнется.

— Труп-капитан…

— Успокойся, капеллан Шадрат, — предупредил Керш. — Пока ты не вызвал очередной конфликт между нами.

Капеллан покачал головой и отступил назад.

— Соборник, понтифик, — обратился к священникам Керш. — Слово магистра Ишабольда — его гарантия, как и наше. Мои Сдиратели отправятся на Цертус-Минор, уничтожат монумент и все, что из него появится. Не больше, не меньше. Затем отправлюсь на охоту за предательскими ангелами в созвездие Сцинтилла, как советует мне мой капеллан.

— Благодарю вас, мой господин, — произнес Клеменц-Крайцек, целуя перчатку Кнута.

— Отделение Контритус, выдвигаемся, — приказал по воксу Керш. Скауты покинули ниши в стенах, укрытия за статуями и прикованными еретиками. Они вышли на свет и стали пробираться сквозь толпу церковников, опустив ружья дулами вниз. Когда Сдиратели покидали тронную залу, Керш кивнул старшей сестре.

— Сестра, приберитесь здесь, — произнес он.

Воительница не пошевелилась. Керш отвернулся и направился к выходу. У главной арки Сдиратели встретились столкнулись с архидьяконом Шедонски и Штормовыми Резервами. Потрепанные гвардейцы разошлись в стороны, пропуская гигантов. Керш снова поймал взглядом своего фантома, в пустой глазнице которого мерцало темное свечение. Керш остановился, переводя взгляд от Шедонски к Клеменцу-Крайцеку и жалкому понтифику Назимиру, все еще стоявшего на коленях в собственной рвоте.

— Понтифик, где сейчас твой Император? — спросил Керш.

Он скрестил руки и указательными пальцами левой и правой руки указал на свои сердца.

— Он — здесь. Мы освободим твой мир-кладбище. Я дал слово своему кардиналу. И я дая слово тебе. Я — Адептус Астартес, смертный. Если ты или твои прихлебатели еще раз позволите разговаривать со мной или с моими братьями языком ультиматумов, ты услышишь мой ответ и бомбардировочных орудий. Я сотру тебя и твой дворец в порошок праведным ударом с небес.

Экклезиархи нервно закивали.

Керш отвернулся и вышел из тронной залы.

— «Импунитас», говорит Керш. Мы готовы к отбытию, забирайте нас.

Часть 2
Дар им — забвение

Глава 6
Мир-кладбище

Эмпиредром был расположен над командным мостиком. Огромная, огражденная сфера из усиленного, настраиваемого пси-матричного кристалла, она была известна Адептус Астартес как Магна-Кубиле или «Великое Гнездо». Здесь находилась личная зала для наблюдения за пространством имматериума навигатора «Ангелика Мортис», Альбрука Утрал-Зарагозы Третьего. Сам навигатор находился в псайбер-орле, Аркиласе, в дроме. Огромная птица была произведением искусства с бронзовыми перьями. Она крепко сжимала когтями раму насеста, а его клюв представлял собой хромированный кошмар. Как и члены Дома Связующих, служившие навигатору, Аркилас был слепым. Физическое зрение было небезопасным в этой зале. Лишь варп-глаз навигатора был постоянно открыт, принимая информацию из варпа, и отсутствие глаз у остальных надежно защищало их от влияния имматериума. Трон Зарагозы был установлен на лабиринте рельс, по которым Связующие доставляли его к кристальной пластине дрома, где по периметру располагались линзовые антенны, отражатели, могнокуляры и телескопы. Нервные рецепторы навигатора были соединены с креслом, что позволяло ему получать доступ к сети рунных дисплеев, пикт-мониторов и гололитических экранов с невероятно длинными комбинациями цифр.

— Проверьте мена, — приказал Зарагоза трем лоботомированным калькулус-логи.

Навигатор продемонстрировал облаченным в рясы помощникам картину расширения варпа и велоцидратические уравнения. Они подтвердили правильность его вычислений. Удовлетворенный, но не впечатленный своими способностями, Зарагоза откинулся в своем кресле и постучал пальцами по подлокотникам. Связующие подошли к нему, неся отполированную металлическую тарелку, накрытую крышкой. На тарелке лежала дохлая крыса, обнаруженная в одной из крысоловок. Навигатор поднял грызуна за хвост. С непроницаемым выражением лица Зарагоза бросил ее Аркиласу. Несмотря на свою слепоту псайбер-орел с грацией хищника поймал зверька в полете. В этот момент навигатор всегда испытывал возбуждение.

— Ты видел его клюв? — обратился он к Связующему, указывая на огромную птицу.

Слуга не ответил, и Зарагоза фыркнул.

— Конечно же нет, — произнес он, обращаясь к самому себе.

Он еще раз постучал пальцами, и к нему подошел второй слуга, неся бокал и бутылку амасека. Связующий наполнил бокал своего господина, и Зарагозу уже приготовился отпить из него, когда палуба начала вибрировать. Инструменты и приборы попадали со стеллажей, а слуга пролил амасек на пол. Аркилас взмахнул крыльями.

— Господин, — Связующий вышел вперед.

Вокруг его темного капюшона был установлен вокс-передатчик.

— Вас вызывает труп-командор Бартемий. Он желает знать причину турбулентности.

— Не он один, — отстраненно произнес Зарагоза.

Навигатор плотно закрыл глаза и открыл третий глаз, расположенный на лбу. Эмпиредром, как и Аркилас с Связующими, стал расплываться. Навигатор словно сошел с ума. Вокруг него колебалось море душ, границы Эмпиредрома растворились. Словно волны разноцветного океана, потоки то поднимались, что опускались. Это было непревзойденное зрелище, ни по своей эпичности, ни по драматичности, и все же, глаз навигатора смог проникнуть в разворачивающееся действо. Вдали Зарагоза увидел божественный свет Астрономикана, серебристого маяка спокойствия в бушующем варпе. Его сигналы проходили через всю психическую вселенную, притягивая навигатора и наполняя его существо ангельским хором необъяснимого блаженства. Лишь по доброй воле Астрономикана Зарагоза мог вести корабль в пространстве варпа. Намного ближе, словно красно-коричневая нить в пространстве варпа, кошмарный регион Ока Ужаса распространял свое безумие, угрожая уничтожить и поглотить Астрономикан. Взгляд Зарагозы был за приделами брони боевого крейсера, постоянной статики поля Геллера и образований в варпе. Словно невидимое псисмическое цунами чистой имматериальной энергии врезалось в судно Адептус Астартес. «Ангелика Мортис», словно прущий в лобовую монстр, был не способен на коррекцию курса уклонения вне зоны прыжка из варп-пространства, и корабль продолжал двигаться на субсветовой скорости. Судно совершило множество отклонений на пути в Святой Эталберг. Пока они летели на Цертус-Минор, расположенный на Андронической гряде, за гинтерпространством, колебания в имматериуме стали возрастать, варп становился все более неспокойным. Зарагоза не ожидал такого развития событий в этом регионе, обычно здесь было относительно спокойно. «Ангелика Мортис» некоторое время шла под наклоном, и в этом состоял план навигатора: держать курс так, чтобы крепкий корабль Адептус Астартес проходил прямо через крестообразную поверхность Мальстрима. Навигатор наблюдал как сотни кораблей, сбивались и попадали в гигантскую волну. Зарагоза объяснял Бартемию, что эти корабли были скорее частью эвакуационных эскадр, нежели флотилий или конвоев, сбившихся с курсов. Наблюдая за всем этим, навигатор ощущал беспокойство. Он был опытным навигатором с длинным послужным списком. Но он не мог понять, чем был вызван этот феномен, и, возможно, никогда бы не узнал истинной причины, если бы за второй волной не последовала еще более крупная, чем первая. Зарагоза открыл один глаз и изучил информацию на рунном дисплее, отображающем показания с лопастей «Ангелики Мортис».

— Течение в разрыве Вон Димен, — бормотал он, — круговой псиклон Ферриер, валаховая светосила, каскадное Боргнино, Парацельсус Гирез…

Навигатор выглядел удивленным.

— Все показания верны.

Зарагоза застыл, погрузившись в мысли. Его брови медленно поползли вверх. Потянув за рычаг, навигатор развернул трон, чтобы оказаться напротив кормы судна.

— А вот и ты, — произнес он, подняв тонкую руку.

Его слуга подал ему пару псиоккулярных могнокуляров. Подняв вторую руку, он приказал слугам отвезти его к огромному телескопу. С помощью псиоккуляра и смотрового стекла Зарагоза изучал объект, привлекший его внимание. Навигатор видел его несколько раз, но на достаточно большом отдалении, чтобы идентифицировать природу, класс и размеры. Объект казался короткой вспышкой в Мальстриме Хаоса и мог быть чем угодно. Он то возникал, то исчезал, заставляя Зарагозу верить, что это мог быть просто какой-нибудь огромный зверь варпа или демоническая сущность, пытающаяся прорвать интерпространственные барьеры реальности. В каждом случае он делал заметки в журнале передач, но, полагая, что эта информация не представляет особой важности, навигатор не докладывал о ней труп-командору Бартемию. Сдиратель слепо исполнял приказы и не утруждал себя деталями. Но теперь Зарагоза видел совсем иную картину. Навигатор с трепетом взирал на объект. Усиленные линзы позволяли ему определить его истинные пропорции. Взяв один из кабелей, лежавших на столе позади него, Зарагоза подсоединили его к одному из множества портов для импульсной связи с разумом, расположенных на тыльной части его головы.

— Запись в журнал передач, — произнес навигатор, обращаясь к безмолвному слуге, появившимся позади, держа в руках информационный планшет. — Неизвестное судно, появившееся из Осфорен Флюкс и следующее тем же курсом, что и мы. Сигнатуры корабля отсутствуют, но, судя по строению и размерам, он относится к классу древних. Пропорции…сложно определить с помощью имеющегося оборудования. Но я могу с полной уверенностью сказать, что это самый большой корабль, который я когда-либо видел, и, даже на такой отдаленной дистанции, с неточным оборудованием, я полагаю, что площадь судна — приблизительно шесть или семь квадратных километров. Крупнее, чем Лентиго, крупнейшей луны Эскары.

Связующий ввел данные в журнал. Зарагоза покачал головой. Объяснение турбулентности и колебаний в регионе теперь было очевидным. «Ангелика Мортис» попала под влияние имматериального слияния, созданного эфирной волной и псисмическими колебаниями, исходящими от огромного судна.

— Открыть вокс-канал связи с мостиком, — приказал Зарагоза. — Проинформируйте труп-командующего Бартемия, что воздушные условия ухудшаются, но я нашел источник турбулентности. Скажите ему, что я перешлю картинку, и он не поверит своим глазам.

Цертус- Минор. Мир-кладбище.

Почтенная «Перчатка», ускоряясь, удалялась от «Ангелики Мортис», в сопровождении оборонительного судна «Апотеон», крупного некро-фригата и небольшой эскадрильи скоростных торговых кораблей. На поверхности местного озера отразился силуэт пролетавшей боевой машины. Как и все «Громовые Ястребы» Сдирателей «Перчатка» была испещрена царапинами, дырами от попаданий болт-снарядов и следами выстрелов из лазпушки, и, несмотря, на то, что корабль подлатали, рядом с этими боевыми отметками присутствовала гравировка с указанием даты и места, где были получены эти повреждения. Будучи старейшей боевой машиной пятой роты, «Перчатка» была предметом гордости боевых братьев, несмотря на то, что некоторые Сдиратели сетовали на периодические поломки в связи с почтенным возрастом машины. Слегка задрав носовую часть, «Громовой Ястреб» пересек реку и оказался над замощенной поверхностью. Надгробные плиты, склепы и статуи различной степени мастерства практически громоздились друг на друге, усеяв весь ландшафт. Подземелья, мавзолеи и частные склепы вереницей выстроились за арками, по размерам уступая только могилам основателей и некрополисам благородных семей. Образовав пылевой шторм с частицами песка, «Перчатка» поравнялась со входом в усыпальницу. Кладбищенские сектора и могильники пересекались с некрополисами и лабиринтами усыпальниц с доступом к частным могилам и склепам. На перекрестках выстроились лачуги могильщиков, каменщиков и их семей. Снижаясь, «Громовой Ястреб» выпустил шасси. Перед «Перчаткой» раскинулся единственный метрополис на этом мире. На этой планете приоритет отдавался кладбищенским территориям, а города рассматривались как оставшаяся за оградой часть земли. Именно поэтому город Обсека был достаточно тесным для проживавшего там населения. Кластер звонарен и шпилей выдавал влияние Экклезиархии в этом городе, соборы и базилики, храмы и цитадели — соревновались между собой, чей шпиль первым достигнет неба. В самом сердце обители поклонения, словно ворон, накрывающий метрополис сверху, возвышался мемориальный мавзолей Умберто II — крупнейшее и самое высокое здание в городе Обсека. В мавзолее хранились останки Умберто II, бывшего экклезиарха и Верховного Лорда Терры. «Перчатка» начала снижение. «Громовой Ястреб» приземлился на единственное открытое пространство в городе. Заполненный множеством колоколен, космопорт имени Умберто II представлял собой небольшую посадочную площадку для могильных лихтеров и шатлов. Как только шасси коснулось поверхности, рампа «Перчатки» опустилась внизу, позволив оделениям Цикатрикс и Кастигир рассредоточиться по поверхности. Десантники тут же приняли оборонительное построение, взяв болтеры наизготовку. Керш приказал быть бдительными, как только они покинут транспортник. Имея представление о проклятых монументах, посвященных темным богам, и активности культистов на мире-кладбище, труп-капитан хотел избежать любой неожиданности. Все, о чем знали Сдиратели — еретики могли захватить космопорт и приготовить засаду для космических десантников. Никто в пятой роте не хотел повторения Игнис Прайм и хребта Крюгер. Керш сделал шаг по брусчатке из рокрита. Окружавшие посадочную площадку святилища и соборы с высоченными башнями представляли собой улей в миниатюре. Керш взглянул на пикты, которые он держал в руках. Эзраки последовал примеру труп-капитана и бросил взгляд на свой пикт.

— Что это за снимок? — спросил Эзраки.

— Это псиоккулярный снимок, сделанный в Эмпиредроме, — ответил Керш, когда космические десантники двинулись вдоль площадки. — Вид из хвостовой части. Редактированный капелланом Шадратом в рамках политики духовности. Снимок сделан в увеличенном разрешении.

За ними следовали сам капеллан, эпистолярий Мелмох и технодесантник Данкред. Эзраки передал пикт библиарию и принял следующий из рук Керша. По рампе загрохотали гусеницы мобильной орудийной установки. Первыми наружу высунулись стволы «Громобоя», затем последовал сам механизм передвижения. Броня установки была выкрашена цветами Ордена Сдирателей с множеством выгравированных инструкций, знаком Механикум и именем: «Каратель». Следуя за технодесантником, словно покорный пес, пушка, ведомая духом машины, двигалась по поверхности площадки. Данкред передал команды на лингва-технис «Громобою» и сервитору-заряжающему, приказав им следовать за ним.

— Вряд ли это судно, — прокомментировал Эзраки.

— Навигатор Бартемия думает иначе, — произнес Керш.

— Может это тварь варпа? — спросил Мелмох. — Они, например, для меня, похожи на крылья.

Он передал пикт технодесантнику. Шестеренки на лицевом щитке шлема Данкреда разошлись в стороны, десантник остановился, внимательно вглядываясь в пикт.

— Это — судно, — подтвердил он. — Древнее, устрашающее и великолепное. Империум не строил такие суда такого размера и формы уже многие тысячи лет.

— Навигатор Бартемия согласен с этой точкой зрения. Он полагает, что это какой-то скиталец, навечно потерянный в варпе. Я приказал «Импунитасу» наблюдать за точкой выхода в реальное пространство, с одной из лун близнецов, на краю системы. Они сообщат нам, если какой-нибудь корабль возникнет на горизонте.

Брат-контего Мика, прошел вперед тяжелым, но уверенным шагом. Мика стал новым чемпионом пятой роты. Его предшественник отдал жизнь, защищая труп-капитана Тадеуса на хребте Крюгер. Мика был молодым воином для такой должности, но обладал бесстрастным, холодным рассудком. Он был одаренным стрелком и серьезно относился к обязанностям чемпиона. Мика, как и все в пятой роте, был недоволен повышением Керша, но внимательно изучил его приказы и предложил практичные идеи по тревожным протоколам и протоколам безопасности пятой роты на Цертус-Минор. Как и многие его братья, он был настроен не попадаться в ловушки Альфа Легиона, даже если придется защищать Захарию Кершу. Мика держал свой боевой щит прямо перед собой, уперев люльку болт-пистолета чемпиона в верхний край щита. Двигаясь впереди, чемпион постоянно закрывал собой труп-капитана от возможных противников.

— Скиталец — не нашего ума дела, — прошипел капеллан Шадрат.

— Как бы я хотел, чтобы это было так, капеллан, — произнес Керш, остановившись и развернувшись к капеллану.

Сдиратели остановились.

— Как и ты, я жажду быть на мире Роршах. Однако протокол предписывает четкий алгоритм действий на этот случай. Мы связаны договорами с Адептус Механикус и Ордо Ксенос Карта Контагио. Любые скитальцы, появляющиеся в пространстве Империума, должны быть тщательно изучены.

— Но есть приоритеты…

— Именно, — согласился Керш, — но я располагаю отчетами о пиратских атаках, предоставленных торговым судном «Звезда Авигнора», сбои в астротелепатической связи также могут быть связаны с деятельностью Альфа Легиона в регионе. А также скиталец может быть связан с порчей Хаоса на этом мире Экклезиархии. Наши таланты относятся к сверхчеловеческим, капеллан Шадрат, не к сверхъестественным. Мы не можем быть везде и сразу.

— Труп-капитан, — вмешался брат Торалех.

Космический десантник поднес палец к шлему.

— «Перчатка» передала вокс-сообщение с «Ангелика Мортис». Труп-командор Бартемий запрашивает разрешение убрать крейсер с низкой орбиты для проведения профилактических работ.

— Отказано, — спокойно ответил Керш. — «Ангелика Мортис» останется на позиции.

Кнут смерил капеллана взглядом, прежде чем развернуться и продолжить движение. Торалех передал сообщение, уперев край древка стяга в рокрит и одновременно прижав дуло огнемета к усеянному боевыми повреждениями наплечнику.

Попадавшиеся на пути каменщики прекращали разгрузку саркофагов и наблюдали за проходящими мимо гигантами. Делегация священников, сопровождаемых почетной гвардией местных сил самообороны, войдя в главные врата космопорта, направилась к десантникам.

— Приветствую вас, великие воины, — произнес священник, опустив глаза.

Он склонил голову, на которой красовалась митра, полы ярко-красной одежды священника развевались на ветру.

— Я — Васко Ферейра, главный магистр погребальных процессий. Мы получили весточку, первую за долгое время, от его сиятельства кардинала Понтиана из Святого Эталберга о том, что помощь в пути. Мы и не надеялись, что сами ангелы Императору почтят нас…

— Магистр, — прервал его Керш.

— Господин? — опасливо отозвался священник.

— Кто ваш начальник? — спросил труп-капитан.

— Я подчиняюсь понтифику, — произнес Ферейра, — как и все богобоязненные жители Цертус-Минор.

Керш смягчил тон, сопровождая следующие слова улыбкой.

— Прошу вас отвести нас к нему.

— Конечно, ваша светлость. Тысячи извинений, — пролепетал Ферейра.

Сдиратели двинулись вслед за священником в сопровождении бойцов Похоронной Гвардии, облаченных в защитные щитки, мантии и шляпы с перьями. Они представляли собой мрачную картину, все в черном, с церемониальными лазмушкетами в руках. Торжественная атмосфера сохранялась и за пределами космопорта, когда процессия двигалась по продуваемым аллеям и крутым ступеням города. Стены, вокруг них, достигали небес. Постепенно, перед Адептус Астартес, стали появляться небольшие храмы с арками и фенестрами, где Сдирателей встречали собравшиеся цертусианцы. Жители мира-кладбища взирали на них со сдержанным уважением и любопытством. Они были похожи на молчаливое море худых лиц, жители, рожденные в лоне Экклезиархии: церковнослужители, церковные старосты и монахини. Периодически попадались и обычные проповедники, творящими в воздухе знаки и аквилы и произносящие благословения.

На небольшой площади, на окраине города, Сдирателей ожидал барбикан мемориального мавзолея Умберто Второго, с множеством арок. Колонны величественной усыпальницы были огромными и высокими, а темнота подземелья словно притягивала как пилигримов, так и клериков. Две сестры битвы, облаченные в керамит темно-синего цвета и вооруженные тяжелыми болтерами с лентами снарядов, охраняли вход. Рядом с аркой возвышался механический кошмар, машина кающегося, в которой находился жалкий, изнуренный грешник. Распятый несчастный в данный момент находился в состоянии покоя. Керш попытался представить, какой урон могла бы нанести эта машина своими механическими конечностями, цепными кулаками и тяжелыми огнеметами. Более скромно, по сравнению с мавзолеем, выглядел так называемый «Обелиск», официальная резиденция Понтифика-Мунди. Дворец находился напротив мавзолея, вдоль площади поклонения. Технодесантник Данкред остановился, приказав установке и сервитору сделать то же самое.

Приемные покои экклезиарха располагались под огромным колоколом на верхушке дворца, и со своего балкона понтифик видел не только крышу мавзолея, но и пирамидальные шпили Обсеки.

В покоях дворца царила темнота и мрачная атмосфера, Керш заметил, как прислуга и помощники священников то появляются, то исчезают, в темных закоулках. Ферейра отделился от процессии и присоединился к пестрой толпе святош. Среди них Керш снова увидел своего призрака с его буравящими душу труп-капитана глазницами. Фантом молча наблюдал за Кершем, сохраняя невозмутимое спокойствие.

Понтифик Олифант стоял на балконе. Повернувшись к гостям, экклезиарх, с наполовину улыбающимся выражением на лице, двинулся к Сдирателям, с усилием передвигая конечности. Когда он приблизился, Керш понял, что понтифик страдает от паралича. Одна половина лица добродушного Олифанта была искажена, словно кошмарная маска, одна из его ног не двигалась, и понтифика приходилось волочить ее за собой, а рука, с противоположного бока, свисала, словно плеть. Он был одет в обычный стихарь и сандалии, без церемониального пафоса, который ожидал увидеть Керш. Он даже не носил митру. Труп-капитан отметил редкие тонкие волосы экклезиарха и капли пота над бровью. Даже стоячая поза давалась ему с огромным трудом.

— Понтифик, — произнес Керш, протягивая бронированную перчатку.

Олифант был сравнительно молод для его поста, несмотря на бремя, навалившееся на него, и очевидную немощь.

— Ангел, — произнес Олифант, сжимая керамитовый палец десантника.

Керш почувствовал облегчение экклезиарха, отразившееся на наполовину онемевшем лице понтифика.

— Наши молитвы услышаны. Я знал, что вы придете. Бог-Император посылает к нам своих сынов. Настоящее благословение свыше.

— Понтифик, — начал Керш, — Я — Захария Керш, труп-капитан пятой роты. Я принес добрые вести от магистра Ордена Сдирателей Ишабольда. Он прислал нас в помощь, как гарантию договора со Святым Этелбергом.

Олифант собрался заговорить, но, неожиданно, его повело в сторону. Думая, что экклезиарх падает, Керш схватил его за плечи.

— Трон понтифика, — крикнул Ферейра, и двое монахов тут же подкатили к Олифанту кресло-каталку. Усадив понтифика в кресло, Керш сделал шаг назад.

— Благослови вас Император, — обратился Олифант к Кершу и Ферейре.

— Понтифик, — продолжил Сдиратель, — я был краток с вашими коллегами, буду краток и с вами. Мы отвечаем на зов лишь раз, и в вашем распоряжении — половина роты Адептус Астартес.

Олифант попытался улыбнуться.

— Мы лишь крупица Империума и не хотим причинять неудобства, — произнес понтифик.

— Это не неудобство, понтифик, — произнес Керш, — но наши враги — легион, распространяющийся по галактике, словно вирус. Мы хотим выполнить свою задачу и без промедления покинуть это место.

— Конечно, — согласился Олифант. — Позже я представлю вам своих клериков. Возможно, я смогу убедить вас присутствовать с нами на молитве Богу-Императору, на рассвете, труп-капитан.

— Это вряд ли, понтифик.

— Ну тогда хотя бы благословение, дабы поддержать ваши усилия и защитить вас и ваших ангелов во время осуществления воли Бога-Императора. Разве не он сражается на нашей стороне?

— Наши болтеры — лучшая защита, — ответил Керш. — И как я уже заметил, мы вряд лли останемся здесь до рассвета. Если здесь есть зло, мы должны без промедления уничтожить его. Еще большее зло ожидает нас после этой миссии, на других мирах, а мы не привыкли заставлять врагов Императора ждать.

— Что ж, — наконец произнес Олифант, слабая улыбка застыла на его лице, — посмотрим, сэр. Позвольте тогда представить вам представителей сил обороны этого мира. Я думаю, они лучше просветят вас в детали миссии.

Три фигуры выступили вперед из темного угла помещения.

— Позвольте представить вас высшего констебля Колкухона из Похоронной Гвардии, палатина Сапфиру из Ордена Августейшей Стражи и проктора Краски из силовиков.

— Это честь для меня, — хрипло проговорил Колкухон.

Он сдержанно отсалютовал Сдирателю, приложив руку к козырьку своей украшенной перьями шляпы, и убрал руку за кобуру своего офицерского лаз-пистолета. На неприветливом лице палатина Сапфиры отражалось явное недовольство. На ее синей силовой броне, с обеих боков, покоились два болт-пистолета модели «Гудвин-Диаз». Сапфира непроизвольно сжимала серебряную аквилу, свисавшую с цепочки у нее на шее и буравила Сдирателя взглядом своих темных глаз.

— Боюсь, понтифик переоценил нашу роль, — произнесла она стальным тоном. — Моя миссия здесь заключается только в охране останков Умберто II и мемориального мавзолея.

Керш ранее уже сталкивался с Орденом Августейшей Стражи на атакованном генокрадами мире-храме Аламар, где сестры этого Ордена отвечали за эвакуацию костей святого Константина перед Экстерминатусом. Их Орден Минорис специализировался исключительно на охране реликвий Экклезиархии и священных мест культа. В отличие от расфувыренного офицера Похоронной Гвардии и сестры битвы, Краски был закаленным ветераном. Арбитр с многолетним опытом, он был ответственен за поддержание порядка и контроль исполнения Имперского Законодательства на мире-кладбище, в его распоряжении находилась всего лишь небольшая горстка людей. Его седая борода двигалась в такт с его челюстью, пережевывающую табак, а бионический глаз смотрел прямо на Керша. Его бронированный щиток был помят и выглядел поношенным, а полы шинели были покрыты пылью и землей, землей Цертус-Минор. Однако боевой дробовик, перекинутый через плечо, был начищен и смазан, что указывало на особое отношение к этому оружию.

— Слова — для поэтов и священников, — произнес Краски, пережевывая табак. — Я отведу вас прямо к карантинной зоне, и там вы сможете лично увидеть работу зла.

Кнут кивнул.

— После вас, проктор, — произнес он, в душе благодаря арбитра.

Труп-капитан проникся уважением к этому силовику.

Служанка Марика слепо выполняла свои священные обязанности, куда входило сопровождение Высшего Лорда Алмонера по узким улочкам и закрученным лестницам Обсеки. Высший Лорд Алмонер также выполнял определенную задачу: перераспределение благосостояния. Адептус Миниторум собирал с цертусийцев налоги, и их требования были жесткими. Марике нравилась ее роль, вместе с двумя другими монахинями она раздавала монеты бедным и нуждающимся во время официальных процессий с участием Алмонера. Марика раскручивала кадило на серебряной цепочке, окружая себя и подвижную платформу лорда Алмонера ароматной дымкой. Эти благовония напоминали обычным жителям Империума, что Бог-Император приглядывает за ними. Аромат всегда действовал расслабляющее на Марику, и монахиня находилась в полумечтательном состоянии во время шествия. Пересекая кладбищенскую аллею Святого Ланфарнка, она оказалась в самой гуще ароматного тумана, Марика остановилась, чтобы протереть слезящиеся глаза. Когда туман рассеялся, а слезы перестали идти, она стала свидетелем величественной картины. Маршируя вдоль аллеи, мимо нее прошли полубоги, облаченные в броню, гиганты из легенд античности, обожествленные смертными на плитах соборных строений. Марика не могла поверить собственным глазам. Адептус Астартес. На Цертус-Минор. Ее взгляд блуждал от шрамов на их мужественных лицах до царапин на их доспехах и убийственного оружия. Огромные мини-пушки. Чрезвычайно острые мечи в ножнах, начищенные до убийственного совершенства. Толстые штифты. Огромные руки. Закованные в керамит и наполненные мощью самого Бога-Императора.

— Сестра Марика!

Пробуждение. Гнев.

Адептус Астартес исчезли из ее поля зрения. Монахиня стояла в полном одиночестве.

Канцлер Гильгус направлялся в ее сторону, на пути разгоняя остатки дыма.

— Марика, где, во имя Терры, ты была? — рявкнул он. — Платформа остановлена. Бедняки ждут. Лорд Алмонер в гневе.

Цепочка с кадилом начала раскручиваться, набирая скорость. Канцлер сделал еще несколько шагов в сторону монахини.

— Прекрати это, дитя, — приказал он.

Монахиня Марика осталась стоять на месте, продолжая раскручивать цепочку, из кадила повалил дым.

— Да что с тобой? — снова спросил канцлер.

С ее лицом было что-то не так. Когда он подошел к ней вплотную, дымка рассеялась, и канцлер увидел налитые кровью глаза монахини.

— Марика?

Все, что успел услышать канцлер Гильгус — был гневный визг. Кадило очередной раз взмыло в воздух и ударило канцлера прямо по макушке черепа. Оглушенный старик рухнул на землю, и безумная монахиня набросилась на него, нанося сокрушительные удары своим импровизированным оружием. Его крики о пощаде и помощи остались без ответа, а Марика стала единым целым со своей сверхъестественной яростью.

Браун Мензель упер ботинок в ковш лопаты и с силой втолкнул его в землю. Звук удара лопаты о землю доставлял ему удовлетворение. Не было ничего лучше звука удара заостренной пластали по земле мира-кладбища. Гробовщику требовалось что-то, что будет поддерживать его силы для продолжения работы. Его плечи горели, а спина болела. Могила была еще не выкопана и ему потребуется еще сто ударов лопатой о землю, чтобы закончить работу к концу недели. Легкие грузовые суда привезли множество трупов на Цертус-Минор. Покоиться рядом с останками Умберто II было привилегией, и, из года в год, количество тел лишь возрастало. Старшие офицеры Гвардии, командующие Имперского Флота, ублюдки из благородных Домов, торговцы, навигаторы, планетарная знать и набожные члены Экклезиархии были похоронены в святой земле Цертус-Минор. Браун выкапывал гробы и саркофаги для отправки родственникам в связи с истечением срока аренды кладбищенского участка. Нескончаемый цикл закапывания и выкапывания покойников. Набросав значительную горку за спиной, Браун решил передохнуть. Он облокотился на черенок лопаты. Иногда гробовщик позволял своим сыновьям Яну и Отакару наблюдать за работой похоронных лихтеров, когда они вместе копали могилы. Для их тринадцати и пятнадцати лет юноши не испытвали особой радости по поводу жизни на мире-кладбище, и пределом их мечтаний было вступление в Похоронную Гвардию, чтобы в один прекрасный день отбыть с этого мира вместе с полком Имперской Гвардии. Но сегодня они не будут наблюдать за лихтера, только не тогда, когда к ним долетела весточка о прибытии ангелов императора на Цертус-Минор. Мальчишки увидели корабль космических десантников, когда он покидал Обсеку и рванули к Великим Озерам. Браун не ожидал их скорейшего возвращения.

Он протянул руку к надгробной плите, позади которой стояла пластиковая бутылка с молоком мула, которую Ян притащил из их лачуги. Его мать закупорила емкость крышкой, которую Браун собрался вытащить, чтобы смочить жидкостью свои пересохшие губы. Он сделал глоток и, поставив бутыль обратно, вытер рот грязным рукавом. Странный звук привлек его внимание: глухой, металлический стук.

— Мальчики? — позвал Браун.

Не услышав ответ, гробовщик ухватился за край ямы и стал вылезать наружу. На полпути к поверхности Браун заметил своего младшего сына Яна, валявшегося на земле. Браун похолодел.

— Ян! — закричал он.

Часть головы мальчика была пробита, и кровь пропитала священную почву мира-кладбища. Гробовщик стал карабкаться быстрее.

— Отакар! — позвал Браун.

Повернув голову, гробовщик увидел своего старшего сына, стоящего позади надгробной плиты. Он держал лопату, словно секиру, а глаза были налиты кровью.

— Сынок…

Лопата резко устремилась вниз, и голова гробовщика слетела с плеч. Она покатилась по земле, пока не остановилась рядом с телом Яна. Тело брауна упало обратно в могилу. Гляда на тело своего отца и умирающего брата, Отакар Мензель чувствовал ярость, которую никогда не ощущал прежде. Крепко сжав древко лопаты. Он направился домой, где его ждала мать с молоком мула и улыбкой на лице, где его жажда крови будет вновь утолена.

Алосиус Моска почувствовал пинок тонким скипетром аббата. Моска не вызывался волонтером в этот молитвенный кордон. Капеллан его отделения наказал солдата за инцидент в оружейной. Он был частью команды братства, следившего за боеприпасами и оружием Похоронной Гвардии. Каждый лазмушкет, стаббер, обойма и пуля требовали смазки, и Моска выступил в спор, находясь рядом с этим смертоносным вооружением. Атмосфера накалилась, и он нанес пощечину своему товарищу. Это не должно было вылиться в драку, но его товарищ, который упал и ударился о ящик с боеприпасами, был другого мнения и доложил о случившемся капеллану. Назначение в молитвенный кордон было идеей капеллана, как часть духовного искупления Моски. Как и тысячу других назначенных и нескольких волонтеров Моску вели вдоль могильной аллеи Великой Вечности Востока. Когда они прибыли на пост Пятый Круг, рядом с небольшой деревней Маленький Пульхер, Моске и его братьям завязали глаза и направили к берегам озера Чистоты. Он услышал ритмичный шум насосов вдалеке. Доведя их до озера, им приказали повернуться и взяться за руки. Моска мог лишь догадываться, что они образуют нерушимый молитвенный круг вокруг проклятого артефакта, найденный на иссушенной поверхности озера. В самом братстве ходили слухи об этом камне. Будто с ним были связаны расхищения гробниц, поклонения дьяволу и исчезновения людей с аллей некрополиса и близлежащих провинций. Аббаты проходили мимо и выкрикивали ругательства и угрозы, кордон, пока молящиеся орали гимны и литургии.

— Пой, скотина, — приказал аббат, стоявший позади него. — Я хочу, чтобы сам Бог-Император услышал тебя.

Моска узнал голос. Глубокий баритон принадлежал жирному ублюдку, которого Моска помнил еще с прогениума. Он также помнил тумаки, которые он получал от священника, и ротанг, который тот использовал для ударов по пяткам и ладоням хористов.

Глаза Моски задвигались под повязкой. Его рот, певший до этого гимн «Великий Бог-Император, Пастырь душ», замолчал. Губы сжались. Ноздри расширились. Зубы начали скрежетать друг о друга от старых воспоминаний. Моска разжал руки. Один их его друзей по несчастью попытался снова схватить его ладонь, движения второго были вялыми, словно тот прибывал в состоянии сна. Сорвав повязку со своего перекошенного лица, Моска явил свои налитые кровью глаза. Дотянувшись до полов своей рясы, житель мира-кладбища ощутил прилив ярости. Подавшись назад, Моска выхватил тяжелый стаббер, взятый из бараков и спрятанный под рясой. Развернувшись, он яростно нажал на спусковой крючок. Ствол танцевал в его руках, но с такого расстояния промахнуться было невозможно, и снаряды стаббера прошили священника насквозь. Окрасив белые одежды в красный цвет, аббат рухнул на землю. Словно наездник, усмиряющий мула, Моска стал крутиться, одновременно посылая град пуль в спины участников кордона. После последовавшей бойни кордон стал распадаться. Люди кричали и пытались убежать, но падали, скошенные огнем стаббера. Издав яростный рев гнева, переполнявшего его, Моска сконцентрировал огонь на убегающих цертусианцах, шквал пуль достигал их прежде, чем они успевали скрыться за камнями и статуями. Убив всех участников кордона, Моска повернулся к монументу, чтобы насытиться его излучениями. Сквозь кроваво-красную пелену он видел лишь величественность этого артефакта. Он призывал его и подпитывал ярость монаха. Воздев оружие в небо, Моска выпустил еще одну очередь, чтобы почтить резню и уничтожение. Он не заметил как пуля, выпущенная членом Похоронной Гвардии, прошла мимо него. Он был потерян для этого мира, пока меткий выстрел не настиг его, пробив череп Моски и принеся ему спокойствие.

Глава 7
Приманка

— Приступить к облету цели, — приказал Керш.

— Есть.

«Перчатка» накренилась. Стоя рядом с открытым воздушным шлюзом, Керш, Мелмох и Данкред смотрели на адский артефакт. Воцарилось молчание. Мика, новая тень Кнута, ждал неподалеку. В тактическом отделении, позади них, сидел проктор Краски, жующий табак, и главный констебль Колкухон, передающий инструкции своему вокс-оператору, а также Ферейра, согнувшийся пополам и прикрывавший рот рукой. Главная плеть Юрия Скейс и отделение Цикатрикс проверяли свое оружие и воздавали хвалы примарху. Озеро Чистоты, над которым они пролетали, казалось спокойным и чистым. На дальнем берегу озера осушающие заводы выпаривали воду, вызывая облака пара из толстых труб. Когда корабль достиг мелководья, десантники увидели огромный монумент, который ранее был скрыт под кристальной поверхностью озера. Огромное строение пирамидальной формы сверху было похоже на восьмиконечную звезду. Монумент был грязно-кремового цвета, покрытый илом и водорослями. Керш заметил небольшой молитвенный кордон, окружавший строение, а также временно установленное тяжелое вооружение Похоронной Гвардии на некотором расстоянии от артефакта.

— Высаживай нас позади кордона, — приказал Керш.

— Вас понял, труп-капитан.

Пока боевая машина выпускала шасси, стараясь приземлиться между надгробными плитами, Керш спрыгнул на землю. Рядом с ним, на высушенной почве, каменщики доделывали надписи на прямоугольных могильных плитах. Заглянув в ближайшую вырытую яму, Керш заметил странную конструкцию из труб, расположенную между могильным камнем и дном ямы. Кабели проводов тянулись по трубам к самому камню.

Проктор Краски встал за спиной труп-капитана.

— Для чего эти трубы? — спросил Керш.

— Случаются ошибки, — спокойно произнес Краски. — Тысячи стазисных контейнеров и саркофагов прибывают сюда каждый день с имперских миров по всему сектору: миры-ульи, кардинальские миры, гарнизоны и так далее. Иногда людей по ошибке признают усопшими, а иногда — намеренно.

— Похоронены заживо? — ужаснулся Керш.

— Без силового или стазисного поля, мертвые тела гниют в святой земле. Те, кто погребен заживо, могут дышать еще час или два, моля о спасении из-под земли, но никто их не слышит.

Краски отвернул голову и сплюнул остатки табака на землю.

— Это уже вошло в практику на мире-кладбище — устанавливать на плитах защитный механизм: источник воздуха и кабели, ведущие к небольшим колокольчикам, устанавливаемыми каменщиками в виде декоративных украшений на могильных плитах.

— Все могилы оснащены таким механизмом?

— Это — древняя традиция.

Прошагав рядом с «Громовым Ястребом», Сдиратели направились к молитвенному кордону. Участники кордона, хористы, стояли с завязанными глазами и не догадывались, что прибывший корабль принадлежит Адептус Астартес. Аббаты освободили путь десантникам, разведя нескольких хористов в стороны. За кордоном Керш прошагал по мелководью, вызывая фонтаны брызг. Вода омывала его закованные в броню лодыжки. Сдиратели направились к адскому артефакту, отделение Скейса демонстративно маршировала по воде, забрызгивая хористов. Краски, Колкухону и Ферейре передвижение давалось сложнее, учитывая постоянные рвотные приступы у Ферейры, после его первого полета на «Громовом Ястребе». Подойдя ближе к монументу, Керш обнаружил, что артефакт выстроен из черепов. Каждый из них служил кирпичиком в этом дьявольском строении, спрессованным с другими илом и песком. Ботинок Керша наткнулся на что-то твердое. Нагнувшись, труп-капитан схватил предмет и вытащил его из воды. В его руке лежал поврежденный человеческий череп. Покрутив его в руке, он изучил макушку черепа. На ней, красной краской, был изображен символ: перекрестие с тремя параллельным, горизонтальными линиями. Керш передал череп Мелмоху.

— Тела, — крикнул брат Мика, идущий впереди.

Используя дуло болт-пистолета, он проверил кости в обрывках одежды. Искривленные человеческие остатки лежали прямо перед монументом. Подняв дуло, Мика стал водить им из стороны в сторону в поисках угроз.

— Все они носили это, — произнес чемпион.

Он указал дулом на накидки с цепочкой и грузом, обмотанной вокруг шей несчастных. Ферейра испытал еще один приступ рвоты.

— Как вы обнаружили этот артефакт? — спросил Керш, обращаясь к жителям мира-кладбища.

Колкухон указал на трубы осушительных заводов вдалеке.

— Чтобы увеличить пространство для могил, было решено осушить озеро Чистоты. Когда уровень воды снизился, мы увидели верхушку строения.

— А что по поводу черепов? — произнес Керш.

Он повернулся к проктору Краски.

— Здесь слишком много голов для без вести пропавших.

— Это — не местные, — произнес арбитр, сплюнув себе под ноги. — Статистика убийств слишком незначительна в этом регионе. Вплоть до прошлого месяца у меня было всего лишь четыре случая за весь год. Два — за предыдущий год.

— А что за прошлый месяц? — снова спросил Керш.

— Тридцать-семь, — произнес Краски.

— Здесь больше, чем тридцать семь, — произнес Данкред.

«Каратель», скатившись по рампе «Перчатки», занял позицию позади технодесантника.

— Случайные кражи, — произнес Краски.

— Кражи?

— Расхищение могил, — продолжил законник. — В основном гробокопатели — слишком тяжелое бремя налогов Министорума. Ублюдков нужно было ловить с поличным, иначе они закопают могилу вместе с доказательствами. Мы схватили пару заблудших душ несколько месяцев назад. Украли церемониальный меч офицера Гвардии с мира-гарнизона Каллистан. А также его голову. После того, как я познакомил их со своей силовой булавой, они признались в разграблении могил на военных кладбищах…

— Отдельные кладбища для военных? — заинтересовался Керш.

— Да, — ответил Краски, — что необычно, так как расхитители обычно специализируются на побрякушках с могил знати, чем гробах командующих Флота или Гвардии.

— Что по поводу обезглавливания?

— Направили запрос на эксгумацию, — произнес Краски.

Законник и Ферейра обменялись тяжелыми взглядами.

— Но он был отклонен. Мы организовали патрули совместно с Похоронной Гвардией, но тщетно.

— Мелмох.

Библиарий задумчиво рассматривал монумент.

— Эпистолярий Мелмох! — повторил Керш.

— Восемь окончаний, — ответил Мелмох. — Звезда Губительных Сил. Две пирамиды. Одна в другой, восемь сторон, восемь углов. Восемь — число Кровавого Бога.

Керш сражался со слугами Кровавого Бога. Сумасшедшие культисты. Берсеркеры. Десантники-предатели из Ордена Распространителей Крови. И даже с принцами Яростного Повелителя. И все они жаждали одного — пролить кровь Кнута.

— Какое назначение у этого монумента? Это врата? — спросил Керш.

— Нет, — ответил Мелмох. — Не врата. Трон.

— Трон…черепов?

— Трон ждет своего короля, — произнес Мелмох. — Это своего рода приглашение. Маяк.

— Маяк для чего? — спросил Керш.

— Не имею представления, — честно признался Мелмох. — Проктор, на всех останках — одно и то же приспособление. Для чего оно используется?

— Это атрибут обрядов Экклезиархии, — произнес Краски. — Мне мало что известно об этом.

Сдиратели повернулись к Ферейре.

— Накидки для наказания, — произнес церковник. — Это — один из способов наказаний. Наказуемый вешал на себя груз для искупления грехов. Наказание служило метафорой их запоздалости в процессе духовного просвещения.

Мелмох еще раз взглянул на останки. Наклонившись, он окунул руку в воду и достал оттуда ржавый клинок. Внимательно осмотрев гладкую поверхность озера, он отыскал еще три ножа.

— Мелмох, — обратился к эпистолярию Керш. — Что скажешь?

— Труп-капитан, Я считаю вполне возможным, что монумент был воздвигнут недавно. Эти тела, возможно, принадлежали культистам, поклонявшимся Кровавому Богу и его идеалам. Проктор уже подтвердил разграбление могил, в ходе которых были изъяты черепа. Целью грабителей были военные кладбища, так как Кровавый Бог ценит черепа воинов. Гробы были перезахоронены, чтобы избежать подозрений, и сам монумент был воздвигнут втайне.

— Дыхательные аппараты. Тяжелое оборудование. Такая работа не осталась бы незамеченной, — вмешался технодесантник Данкред.

— Не совсем верно, — произнес Мелмох, демонстрируя присутствующим ножи. — Монумент был выстроен вручную. Каждый череп, встроенный в конструкцию, должен был стать билетом один конец для того, кто принес его. Нацепили эти грузы и принесли с собой ножи. Груз утянет их под воду, где они смогут внести свой вклад, в виде черепа, в строительство трона. Они перерезали горла, чтобы подпитать монумент своей кровью.

На несколько мгновений воцарилось молчание.

— Это мракобесие, — наконец произнес Данкред.

— Согласен, — ответил Мелмох.

— И бесполезно, — заключил Керш, прикусив нижнюю губу.

Он взглянул на своих Сдиретелей, местных жителей, а затем смерил монумент безразличным взглядом.

— Каждый Сдиратель знает, что проще разрушить, чем построить, — произнес труп-капитан. — Мы расширим карантинную зону и разбомбим это место с орбиты.

— Это даже не обсуждается, — неожиданно вмешался Ферейра.

Керш услышал нотки властности в голосе церковника, чего Ферейра не позволял себе ранее при общении с Сдирателями.

— Священная земля не будет осквернена насилием и бомбардировками.

— Она уже осквернена, — парировал Керш. — Поэтому мы здесь.

— Бомбардировка может повредить близлежащие памятники и могилы.

— Мы можем откалибровать боеголовку, — вмешался Данкред.

— Что если вы промахнетесь?

— Мы — Адептус Астартес, главный магистр, — рявкнул Керш. — Мы не промахиваемся.

— Простите, труп-капитан, — произнес Ферейра. — Но я не могу допустить подобное вмешательство.

— Это артефакт Губительных Сил, — с раздражением произнес старшая плеть Скейс. — Нам не нужно твое разрешение, чтобы уничтожить его.

— Труп-капитан, — вмешался Колкухин. — Я, также, как и вы, хочу избавиться от этого чудовища, но лорд-понтифик не санкционирует орбитальную атаку цертусийской земли. Должен быть другой путь. Прошу вас, господа.

— Если тебе не нужна наша помощь, — угрожающе начал Скейс, — можешь оставить эту чертову штуковину себе. У Сдирателей есть дела поважнее…

— Скейс… — перебил Кепш.

Плеть перевел взгляд с Колкухина и Ферейры на труп-капитана.

— Что насчет этого? — Керш кивнул в сторону «Громобоя» Данкреда.

«Каратель» подкатился к технодесантнику.

— Мы можем просто разделить монумент на части?

— Невероятно, — заключил Скейс.

— «Громобой» может быть оснащен снарядами для подземных взрывов, — произнес Данкред. — Прямые попадания, вкупе с правильно установленными взрывчатками из хранилищ Похоронной Гвардии, в огромном количестве, конечно, может разделить строение на части.

— Это займет дни! — вспылил Скейс.

Плеть отделения всей душой жаждал покинуть планету и продолжить охоту на Альфа Легион.

— Это возможно? — произнес Керш, глядя на монумент.

— Я могу подорвать строение, но что потом? — поинтересовался Данкред.

— Затем мы применим огнеметы и мелты, — предложил Керш, — и сотрем с лица земли доказательство богохульства.

— Похоронная Гвардия может… — начал Колкухон.

— Похоронная Гвардия будет охранять молитвенный кордон, пока мы не уничтожим эту штуку. Только Адептус Астартес, чтобы избежать порчи.

— Как пожелаете, мой господин.

— Брат Данкред проследить за подрывом артефакта, — приказал Керш. — Отделение Цикатрикс обеспечить безопасность и уничтожит остатки монумента.

— Ты заставишь нас потратить драгоценное время здесь, на этом жалком мире? — обвиняющим тоном спросил Скейс.

— Старшая плеть Скейс, уничтожение Хаоса — не трата времени. Это — цель, для которой мы были рождены, и я буду часто напоминать тебе об этом, — огрызнулся Керш.

— Ты ставишь под вопрос смелость, — проскрежетал Скейс, надвигаясь на Кнута.

— Больше, чем ты думаешь, — рявкнул Керш.

Оба Сдирателя рванулись друг к другу и были готовы схлестнуться, если бы не подоспевший брат Мика, выставивший болт-пистолет и щит между ними. Отодвигая Скейса щитом, Мика упирал плечо в грудь труп-каритана. Двое братьев из отделения Скейса попытались оттащить его.

— Это все монумент, — крикнул Мелмох.

На несколько секунд воцарилось спокойствие. Лица Скейса и Кнута расслабились, и Сдиратели повернулись к эпистолярию.

— Это — тлетворное влияние. Он требует крови, пролитой в его честь.

Керш перевел взгляд на Скейса и медленно кивнул.

— Отделение Цикатрикс возвращается в город Обсека, — приказал труп-капитан. — Отделению Кастигир достанется честь уничтожения порождения зла. Капеллан Шадрат будет следить за процессом.

Керш развернулся и направился к «Громовому Ястребу».

— Пошли, — приказал он. — Мы теряем время. По крайней мере, в этом наши взгляды сходятся.

Я проникаюсь еще большим уважением к своим бывшим командирам. Плеть отделения Таниал, брат Эрастус, труп-капитан Тобиаз, труп-капитан Финеха, магистр Ордена Ишабольд. Все они были великими Адептус Астартес, и я чувствую, что должен следовать их примеру. Однако я не знаю, каким образом им удавалось нести бремя командования. На поле битвы я видел, как смертные превозмогали и преодолевали свои физические барьеры. Я не обвиняю их за эти слабости и не отношусь к ним предвзято. Но они настойчиво пытаются преодолеть барьеры моего терпения. Они могут говорить ни о чем часами. Вы думаете, что их короткое существование сделает смертных лаконичными, но нет.

Я сижу здесь, за длинным каменным столом понтифика с лучшими представителями Цертус-Минор. Стол ломится от еды, которой хватит на целую армию. Эзраки сидит рядом. Они с Мелмохом — единственные Сдиратели, способные стойко переносить подобные сборища. Библиарий вел себя странно, его взгляд казался блуждающим, и он выпросил позволение уединиться в своей отдельной комнате. Понтифику с трудом давались подобные собрания. Часть его тела практически не двигалась, слуге приходилось кормить его, так как понтифику было сложно удерживать вилку в трясущихся руках. Остальные священники с удовольствием уплетали свинину, и я пришел к выводу, что трапеза — единственная замечательная черта Адептус Министорум. Но мне претил этот процесс, как и разговоры за столом. На мирах-болтах и мирах-смерти мне приходилось есть то, от чего блевали даже гроксы. Все это время понтифик Олифант и его клерики болтают без умолку. Олифант кажется мне хорошим человеком. Он не бесит меня, как те недоумки со Святого Эталберга, но мне сложно терпеть его бесконечную доброжелательность. Понтифик осыпает меня и моих Сдирателей комплиментами и благословлениями и все время пытается по-своему интерпретировать волю Бога-Императора. Я рад, что не включил Мелмоха в нашу скромную делегацию. Мне было бы еще более противно слушать эту чушь из уст Адептус Астартес.

Мое настроение испорчено. Я не в себе и маскирую свои чувства за непроницаемой маской лица. И с каждым словом экклезиарха мне становиться все сложнее и сложнее сдерживать свой гнев. Олифант с трудом встал на ноги. Он поднял бокал, собираясь сказать тост, при этом одно плечо его больного тела было выше другого. Слуга тут же наполнил пустой бокал понтифика.

— За наших спасителей, Адептус Астартес, — начал он, и его слова тут же подхватывают остальные священники.

— Да возрадуется Бог-Император их усилиям. Пусть он наблюдает, как они несут его волю. Да ниспошлет он им свое божественное благословение. Пусть он придаст им сил для очищения нашей священной земли от скверны. А мы будем молиться за их успех и поражение тьмы. Ведь с нами сам Бог-Император.

Я думаю о монументе Губительных Сил. Об усилиях брата Данкреда и отделении Кастигир, приготовившим мелты и огнеметы. Трон черепов зовет нас. Я чувствую его влияние на мое терпение, подергивание моих мускулов и нотки моего голоса. Воин внутри меня издает рев. И вскоре он возьмет верх надо мной. Я думаю о Скейсе. О его ненависти, о ненависти со стороны его братьев. О мнимом порицании Шадрата. О пренебрежении со стороны плетей отделений. О поддержке Скейса Йоахимом. О холодной ярости в глазах Ишмаила. Такое положение дел тяготило всех. Если бы я был на их месте, я бы разделял это чувство, и, как Юрия Скейс, выражал бы его открыто. Моя честь была под вопросом. Я потерял стяг. И я жаждал отмщения. Я сожалел лишь о том, что мои братья не понимают мою боль утраты, которую я разделяю с ними. Но я — труп-капитан и должен шире смотреть на сложившуюся ситуацию. Сердца пятой бьются в бешенном ритме, и это сердцебиение ускоряется с каждым днем, потраченным на Цертус-Минор. Проще всего было бы списать это на влияние артефакта Хаоса. Но я — их труп-капитан, и мне виднее. Я не могу заставить себя благодарить магистра Ишабольда за это назначение и понять мудрость его приказов. В галактике, полной врагов, мне достался лишь этот мир-кладбище. Мои Сдиратели должны изгнать свою скорбь благословением битвы. Только огнем и мечом пятая проложит себе путь к восстановлению. Олифант продолжает говорить, но я не слушаю его. Он произносит молитвы и благословения своим полу парализованным ртом, но они лишь подпитывают мою ярость. Святоши последовали его примеру и теперь стоят, подняв кубки. Они — повсюду. Я хочу уйти, и мои руки тянутся к оружию. Затем я снова вижу свой кошмар. Мой призрак. Мой фантом. Мое безумие сидит на другом конце стола. Мертвец сковал меня своей сверхъестественной силой мерцающего глаза. Затем призрак берет бокал и поднимает тост за меня. Все расплывается передо мной. Черная броня фантома — повсюду. Клерики пьют вино, затем ставят кубки на стол и аплодируют. Комната плывет перед моими глазами. Их формы становятся больше. Затем, за ними я вижу другие фигуры. Череду теней. Тени в черной броне. Наплечники. Шлемы. Оптика мерцает неестественным цветом. Они — повсюду. В каждом ряду. Целая армия фантомов. Порождения тьмы. Все становится черным, словно я упал в реку, и надо мной сомкнулся лед. Где-то вдалеке я вижу Олифанта, благословения все еще сходят с его губ. Не осознавая, что я делаю, я резко опускаю кулаки вниз. Стол вибрирует, моя атака вызвала вибрацию по всей его длине. Бокалы падают. Тарелки тоже. Красное вино растекается, словно кровь из ран, прямо на пол. Я — на ногах, нависаю над замершими священниками. Они шокированы и испуганы. Молчит даже Олифант. Свет вернулся в помещение. Фантом исчезает, а за ним и вся его компания.

— Достаточно, — говорю я.

Это мои слова, хотя волна гнева уже начинает спадать.

— Император — это существо из плоти и крови. Он живет и дышит. Его сыновья чтили его, как чтим и мы. Когда человечество, породившее Императора, осознает это? Священники…что они знают о воле Императора? Священники используют деяния древности и искажают их смысл. Кто вы такие, чтобы предлагать надежду? Обещание убежища и вмешательства, призванные отвлечь внимание имперцев от их страданий. Император — могущественный человек, но он не всемогущ. Если бы он был таковым, позволил бы он страдал своим людям от нищеты, голода или смерти? Как человек — он отец для нас, не бог, который подпитывает ваше желание быть любимыми и успокаивает ваши страхи. Как отец, он старается изо всех сил защищать своих детей. Он сокрушает своим кулаком тех, кто желает навредить вам. Этот кулак — мы.

Мои кулаки оставили трещину на столе. Я не знаю, к кому я обращаюсь. К Олифанту? К отсутствующему Мелмоху? К себе. Я смотрю на испуганных священников. Я поворачиваюсь к Эзраки. Он — лучший политик, чем я, но я знаю, что, как Адептус Астертес, его также раздражает болтовня священников. Его лицо — каменная маска, но я не вижу порицания в его глазах, которое я ожидал увидеть. Выражение моего лица меняется. Гнев сменяется ужасом.

— Тьма, — бормочу я.

Это — не констатация факта и не вопрос. Бровь Эзраки поднимается вверх. Апотекарий резко встает из-за стола.

— Прошу простить нас, — Эзраки склоняет голову. — Понтифик, лорды. Дела требуют безотлагательного вмешательства капитана.

На лице понтифика все еще видна естественная улыбка, и он кивает в ответ, его жест повторяют священники. На этом Эзраки выводит меня из зала.

Апотекарий помог Кершу сесть на каменный пол площади, рядом с дворцом понтифика.

— Он авозвращается, я уверен в этом, — произнес Керш.

— Я сильно сомневаюсь в этом, — ответил Эзраки, — но я проведу дополнительные тесты.

— Я уже говорил тебе, что вижу вещи, которые не должен видеть.

— Симптомы недосыпания. Могу дать тебе успокоительные. Даже Адептус Астартес нуждается во сне. Мы не должны забывать о монументе. Мы не знаем о его истинном влиянии. Мелмох говорил нам о его тлетворном влиянии и о том, что оно сыграло роль в вашей стычке с Скейсом. Губительные Силы искусны в своих трюках, и мы не должны забывать об этом.

Керш медленно кивнул.

— Я не думаю, что нужно беспокоить капеллана. Как запасной вариант — я призову Мелмоха.

Еще одна длинная ночь накрыла Церус-Минор. Все три солнца скрылись с горизонта. Брат Мика стоял на страже рядом с вратами дворца, недалеко от него нес службу наряд из двух гвардейцев Похоронной Гвардии. Он ждал. Увидев пошатывающегося Керша, поддерживаемого апотекарием, чемпион быстрым шагом подошел к командиру.

— Что случилось с труп-капитаном?

— Твоя обязанность — защита труп-капитана, — раздражтительно произнес Эзраки, — а недуги — это по моей части.

— Брат Торалех пытается передать срочное сообщение от труп-командующего Бартемия, но не смог связаться с нами по воксу, — произнес Мика.

— Как видишь, труп-капитан не разговаривает по воксу, — саркастически заметил Эзраки.

Мика помог апотекарию донести сопроводить Кершу в тень мавзолея Умберто II. Путь вниз по кочкам оказался для них достаточно сложным, учитывая дополнительный вес космического десантника в полном облачении. В темноте аллеи десантники услышали эхо убегающих шагов. Затем последовали выстрелы. Свободной рукой Мика выхватил щит с установленном на нем болтером, но Эзраки направил их в самое темное место.

— Это — местные разборки. Пусть этим занимаются местные власти, — настаивал апотекарий. — Я не хочу, чтобы кто-то видел тру-капитана в таком состоянии.

Трое Сдирателей свернули за угол. Космические десантники безмолвно наблюдали, как мимо них пробегает девочка-служанка, спасая свою жизнь. Мика бросил взгляд за угол. Послышался шум тяжелых шагов, и вскоре, в поле его зрения, возник тучный цуртусиец, передвигавшийся пошатывающимся шагом, словно одержимый. Когда местный завернул за угол, Мика впечатал его в стену. Ударившись головой о каменную кладку, цертусиец упал на булыжники и покатился вниз, пока не упал в сточную канаву. Эзраки скривился.

— Он ничего не видел, — произнес Мика, уводя своих компаньонов на безопасный маршрут.

В обязанности чемпиона входила защита труп-капитан, и даже Эзраки пришлось признать, что молодой воин прекрасно заполнил лабиринты проходов и аллей рядом с космпортом. Они направились к временному лагерю Сдирателей. Проходя очередной монастырь, десантники заметили членов Похоронной Гвардии и пару силовиков Краски, собравшихся рядом с рынком. Усиленный слух Астартес уловил плачи и рычание, издававшееся с рынка. Силовики взломали калитку и вошли внутрь с дробовиками наготове. За ними последовали гвардейцы. Последовала череда угрожающих криков, сопровождаемая выстрелами дробовиков и вспышками лаз-снарядов.

— Что, во имя Терры, здесь происходит? — воскликнул Мика.

— Вперед! — крикнул Эзраки, и Сдиратели ускорили темп передвижения.

Город словно ожил. Загудела тревога и раздались выстрелы из стаббера.

— Разве мы не должны предупредить капеллана? — спросил Мика, когда они приблизились к лагерю.

— Не капеллана, — ответил Эзраки.

— Уого тогда? — настаивал Мика. — Бартемий? Старшая плеть? У нас есть четкая иерархия командования.

Мика остановился. Эзраки продолжил двигаться. Приняв на себя вес потерявшего сознание Керша, апотекарий потащил труп-капитана, обходя попадавшиеся на пути булыжники.

— Можешь поспорить со мной позже, — крикнул Эзраки. — А сейчас помоги мне занести твоего прямого начальника внутрь.

— Апотекарий.

— Что? — рявкнул Эзраки.

Так и не дождавшись ответа, апотекарий остановился и развернулся на сто восемьдесят градусов, сжимая болт-пистолет. Взгляд Сдирателя уходил за колокольни, шпили и крыши города, прямо к небу. Эзраки последовал его примеру. И тогда он увидел причину молчания Мики. Багровая комета с огромным хвостом, окрасила небеса кровью. Эзраки слышал об этой багровой комете. Самое худшее из всех знамений, она несла смерть целым мирам, она провозглашала о прибытии слуг Кровавого Бога в неисчислимом количестве и неудержимой жаждой резни. Злобокост пришел на Цертус-Минор, а с ним — приговор всему миру.

Глава 8
Падшая звезда

Лорд Хавлок восседал на своем командном троне — место, которое, в какой-то степени, стало такой же его частью, как и его боевая баржа «Злоба». Поддевая черными когтями лоскуты древней плоти, он отдирал их со своего гротескного плеча. Его дьявольское лицо, испещренное шрамами, скривилось от гнева. Повелитель «Злобы» ненавидел свою прежнюю, слабую плоть. Он сбросил лоскуты на пол, позади трона из плоти, и стал внимательно изучать свою новую демоническую кожу. Затемненный командный мостик представлял собой кошмар с развешенными повсюду цепями. Периодически, из решеток на полу, вырывались струи пламени. Прямо под этим полом располагались гладиаторские ямы, бои в который доставляли Хавлоку истинное удовольствие. Рев и предсмертные крики, доносившиеся из ямы, могли соревноваться лишь с пронзительным скрежетом древних двигателей «Злобы». Мостики и возвышавшиеся трапы протягивались от трона до искривленных когитаторов и рунных мониторов, на них размещались полусумасшедшие рабы с иссушенными телами и пленники, доказавшие свою верность в гладиаторских боях. Скованные цепями люди сидели прямо на своих лохмотьях и источали ауру страха по всей «Злобе». На другом конце мостика были установлены гигантские сводчатые иллюминаторы, потрескавшиеся, со старыми следами крови. Сквозь них можно было наблюдать за тьмой космоса. Однако даже в этом мраке можно было разглядеть одно единственное небесное тело, комету Килер. И «Злоба», подчиняясь древним приказам, с огромной скоростью следовала за величественным, багровым монстром. Прямо за богохульно уродливой боевой баржой следовала огромная флотилия. Словно ком снега, катящийся вниз по склону, Злобокост продолжал расти. Ежедневно к флотилии присоединялись новые суда. Некоторые из них были военными кораблями, желавшими присоединиться к Кровавому Походу во славу Кхорна. Другие — следовали за убийцами и чемпионами, ведомыми видениями бесконечной резни. Были и захваченные фрегаты, трейдеры и тяжелые транспортники, шедшие с порабощенных миров, невинные имперцы, жизнь которых была в когтях Кровавого Бога.

От жестокого обращения и творящегося на кораблях бесконечного кошмара они все ближе и ближе подходили к черте, за которой их ждал Кхорн. Прямо перед иллюминатором стоял Астартес-предатель, освещаемый хвостом кометы и облаченный в древнюю броню тактического дредноута цвета крови и меди. Сама броня была усеяна черепами, цепями и пиками. Оружием десантника были две цепные секиры, которые он крепко сжимал в руках, уткнув лезвия в решетчатый пол. Его шлем представлял собой огромные челюсти, сжимавшие бронзовый шар. Хотя лорд Хавлок был командиром «Злобы», Умбрагг «Бронзовая Плоть» являлся Пожирателем Миров, чемпионом Кровавого Бога и предводителем Злобокоста с того дня, когда армии берсеркеров Кхорна начали свой крестовый поход на земли Империума. Терминатор-предатель, словно статуя, недвижимый в своей безмолвной ярости, наблюдал за виражами кометы, несущейся в авангарде Кровавого крестового похода к своей следующей жертве. Воздух на палубе был пропитан яростью, жаром и ароматом крови, и тишина нарушалась лишь криками умирающих последователей Кровавого Бога. Дьявольские мутанты и твари с клыкастыми рожами, вооруженные зазубренными цепами, катили увешанную цепями вагонетку со свежими жертвами для гладиаторских боев. Рабы, выбравшись из своих камер, тщетно молили о пощаде. Глядя на них своими желтыми, змеиными глазами, лорд Хавлок приказывал казнить их. Как и его божество, Хавлок Хладнокровный питал отвращение к мольбам. Лорд Хаоса питался энергией своих жертв при каждом взмахе меча, выстреле болтера, разрывающего плоть, и мысли об убийстве.

Монстр-гигант, отталкивающий альянс человека и машины, неуклюже двинулся вперед. Твердая, как камень, плоть, словно рак, распространилась по броне и шлему твари, орудия, торчавшие из нее, были направлены вперед. В шлеме имелись две прорези для глаз, которые все время сочились кровью и покрывались коркой.

Освободившись от оков, раб рухнул на колени перед ногами Хавлока — дьявольскими копытами, давно слившимися с основанием трона. Гигант схватил молящего о пощаде пленника за голову огромной силовой клешней. Вторая рука представляла собой жужжащую пилу, в виде диска, основание который было покрыто плотью. Одним взмахом монстр отделил голову и плечи от тела несчастного. Кровь фонтаном брызнула на лорда Хавлока и его приспешников. Закинув отрезанную голову в мешок с гниющими черепами, висевший на спине, монстр столкнул останки в яму. Плоть упала прямо на сгрудившихся внизу гончих плоти, которые тут же разорвали ее на части. Гигант проделал то же самое с двумя другими пленниками, пока очередь не дошла до девочки-псайкера, кружившейся в ветряном вихре. Цепи на ее ногах не давали ей вырваться из заточения. Лорд Хаоса облизал губы своим длинным, раздвоенным языком. Он кивнул, и охранник снял с пленницы цепи. Хавлок расправил пару своих черных демонических крыльев. Девочки плюнула в командующего «Злобы» и, освобожденная от своих оков, ринулась на монстра. Хавлок получал удовольствие от ее безумной ярости, отсутствии страха и желания убивать. Захлопав своими могучими крыльями, лорд Хаоса направил на девочку поток воздуха. Псайкер отлетела назад, попав прямо под струю огня, вылетевшую из решетки на полу, рядом с ямой. Она испустила крик боли и рухнула вниз. Крик стал громче, когда пленница распласталась на окровавленной гладиаторской арене, раздробленная кость вышла из колена.

— Это немного замедлит ее, — прошипел лорд Хавлок, убрав крылья за спину.

Толпа издала рев, когда еще один раб был освобожден из клетки. Схватив разделочный нож, висевший на крюке, на ржавой стене, чемпион ринулся на обездвиженную псайкершу. Крики и рев берсеркеров, казалось, слились воедино. Струи пламени взлетели на максимальную высоту, и разъеденный ржавчиной металл начал вибрировать. Умбрагг встал на колено. Все проклятые заговорили, словно одна сущность.

— Хавлок…

Даже лорд Хаоса преклонил голову и полностью спрятал крылья. Голос раздавался отовсюду, а его обладатель наблюдал за происходящим, сидя сверху.

— Мой господин, — произнес Хавлок, в его голосе чувствовался страх. — Великий Пилигрим, Правая Клешня Кхорна, избранный Медной Плоти. Чем могу служить, мой беспощадный господин.

— Я веду, — какофония злобы продолжилась, — Злобокост следует. В какую часть обреченного Империума следует красная комета — физическое воплощение воли Кровавого Бога?

— На Терру, под вашим беспощадным командованием, Великий Пилигрим, прямо ко дворцу трупа-Императора и Вечным Вратам. На пути нам встретиться мир веры, специально для вашего убийственного увеселения. Планета мертвых, где правят церковники трупа-Императора.

— Действительно планета мертвых, — прогремел голос Пилигрима изо ртов присутствующих. — Точите ножи, мои братья по резне, вскоре они испробуют плоть святош…

Я сплю. Долгое время я жил в кошмаре. Мои глаза полуоткрыты и наблюдают за спектаклем, разворачивающимся вокруг меня. Я не в сознании и не сплю. Смесь обеих состояний. Чтобы проверить, спишь ты или нет, нужно ущипнуть себя. Так говорят. Мне не нужен этот тест, чтобы подтвердить, что я сплю. Узнать, что я нахожусь в бессознательном состоянии. Мир вокруг меня расплывается, словно я испытываю похмелье. Я хожу по миру-кладбищу. Цертусийский песок скрепит под ногами. Через оптику своего шлему я смотрю в горизонт. Передо мной — множество надгробных плит. Сверху — белоснежные небо. Затем, словно гром среди ясного неба, происходит взрыв, и на его месте образуется ядерный гриб. Небеса меняют цвет, сначала — черный, затем — красный и золотой. Стена пламени опережает взрывную волну, и инферно начинает распространяться по всей поверхности мира-кладбища. Я разворачиваюсь и бегу. Бронированные башмаки заставляют частицы песка подлетать вверх, пока я пытаюсь убежать от огня. Волна пламени уничтожает некрокомплексы у меня за спиной, я начинаю замедляться. Не расстояние замедляет меня, ни вес керамита. Я перескакиваю через плиты, пламя сжирает все вокруг меня, мои башмаки начинают все больше и больше погружаться в землю. Я утопаю в ней, словно в болоте. Я начинаю погружаться в земляную тюрьму. Она обволакивает мои ножные латы, пластины брони и кабели. Мои ноги и руки обездвижены и, погружаясь все глубже и глубже, я вижу раздробленные кости, черепа и гниющие остатки плоти, даже стазисный гроб, а затем все это исчезает в черных глубинах. Через мгновения я буду полностью поглощен землей этого мира. Я поворачиваюсь взглянуть на пламя, безостановочное инферно огня и ярости, пожирающее почву Цертус-минор. Оно все ближе и ближе. Первобытные инстинкты берут верх, и я ныряю под землю, в мир тьмы и смерти. Мои линзы чернеют. Я прекращаю вырываться и позволяю миру-кладбищу поглотить меня, корка земли, надо мной, твердеет, пока огнь распространяет жар праведного гнева по поверхности планеты.

Керш открыл глаза. Воспоминания сна заполнили его сознание, словно вода, налитая в кувшин. Ему было трудно дышать, но одновременно он ощущал спокойствие. Сдиратель делал несколько жадных глотков воздуха. Он позволил голове склониться на бок. Рядом с ним сидел смертный. Зрение стало проясняться, и расплывчатые очертания обрели форму. Вефесда, его персональный серв и обтиратель, смотрела на него. Ее напряженное лицо расслабилось, и она улыбнулась с облегчением. Ее улыбка была простой и приятной, и он осознал, что рад ее видеть. Она повернулась и позвала кого-то. Дверь апартаментов труп-капитана открылась, и Мика вошел внутрь. На его лица отразилась ухмылка.

— Рад снова видеть вас, сэр. Я пошлю за апотекарием, сервами и оружейниками.

Керш кивнул и сел на край плиты. Она была холодной и жесткой, но Кнут испытывал ощущения и похуже. Он был без брони, в окровавленном стихаре, на котором был изображен символ Стигмученника. Одежда была свежей, как того требовала традиция, но кровь, как результат духовного «очищения», навечно пропитала материал. Опустив ноги на холодный, каменный пол, Керш почувствовал, как что-то стекает с его груди. Жидкокристаллическая пластина. Он поднял ее. На пластине был изображен глаз, открытый и смотрящий на него, словно хищник. Космический десантник почувствовал дискомфорт, глядя на это изображение. Оно словно изучало его. Под самой иллюстрацией, на Высоком Готике, было начертано название «Магнус Оккулярис». Кнут поднял бровь.

— Это работа Мелмоха? — спросил он.

Вефесда отрицательно покачала головой.

— Ваша броня, сэр? — спросил Мика, пока Керш расхаживал взад-вперед.

Мысли чемпиона всегда были заняты безопасностью его командира. Тусклый свет свечей отражался на сердитом лице Кнута.

— Подождет, — пробормотал Керш, подходя к тяжелой двери.

Услышав шум, труп-капитан остановился. Двери из стали и дерева были слегка приоткрыты. Через щелку Кнут узнал личного ликтора Главной плети Скейса. Серв стоял раздетым по пояс, его тело лоснилось от пота из-за прилагаемых смертным усилий по «очищению» плоти его хозяина. Керш также заметил бассейн крови, растекавшийся вокруг «очищаемого». Сенешаль и обтератель Скейса, вооруженные тряпками и ведрами, с трудом справлялись с кровяным потоком. Плеть был неподвижен, словно стена, а вся его истерзанная спина представляла собой одну большую кровавую рану. Боль и превозмогание были генетическим наследием и передавались через кровь. Деметрий Катафалк учил Сдирателей духовному единению с примархом через процедуру «очищения». Агония во время процедуры бичевания позволяла Сдирателю получить ответы от примарха. Керш не раз видел, как братья истязают себя подобным образом. Он делал то же самое, испытывая позор от потери «Стигмученника» и неспособности защитить магистра Ордена. И это возвращало его во Тьму. Долгое путешествие позволило ему переосмыслить прошлое и прийти к выводу, что его плоть должна служить иной цели в глазах Дорна, и что за духовным единением с «Мантией» скрывается лабиринт ненужных страданий, в котором он может остаться навечно.

Керш был настолько поражен этим представлением, испытывая одновременно печаль и гнев по отношению к Скейсу, что не расслышал скрежет гидравлической конечности Эзраки. Войдя внутрь, апотекарий закрыл за собой двери.

— Скажи Торалеху отправить послание капеллана, — приказал Эзраки брату Мика. — Проинформируй его о том, что труп-капитан — в сознании и требует отчета.

Мика кивнул и скрылся в тени.

— Я приказывал прекратить ритуал, — рявкнул Керш.

— А капеллан Шадрат настоял на обратном, — произнес апотекарий. — Тебя не было несколько дней.

Эзраки повернул голову Керша к себе и поднес к глазам Сдирателя небольшой медицинский фонарик. Так как у капитана остался лишь один глаз, Апотекарий сосредоточился на здоровом глазе Кнута.

— Дни, — повторил Керш. — А рота…

— Шадрат напишет отчет. Будь спокоен.

Керш позволил апотекарию провести осмотр.

— Это — нездоровая идея, — произнес Керш, оглядываясь на дверь, но апотекарий вновь развернул его лицо к себе и продолжил осмотр.

— Я говорил со Скейсом, — ответил Эзраки. — Сейчас я больше беспокоюсь за тебя.

— Это были последствия Тьмы?

— Нет, — уверенно ответил Эзраки. — Я думаю, что дело в недосыпании. Даже Адептус Астартес нужен сон. Могу дать тебе что-нибудь для сна. Ты должен сообщать мне о галлюцинациях, если они возникнут снова.

— Думаешь, у меня галлюцинации?

— Приношу извинения, труп-капитан. Мы должны принять к сведению возможность неправильного функционирования каталепсического узла. Возможно, понадобится операция. Возможно, Тьма связана с проблемами в генетике, а не с духовным расстройством.

— Что ж, буду рад помочь разрешить эту медицинскую загадку, — произнес Керш, — просто исправь это, сможешь?

— Мне нужна операционная, такая же, как на «Ангелика Мортис». Однако, я рад сообщить, что ты снова годен к службе.

— Я полагаю, что это недомогание лишь усилило недовольство моим командованием среди братьев пятой.

— Братья недолюбливают тебя, это так, — честно признался Эзраки. — Ничего не изменилось. Однако, события опережают нас.

— Поясни.

— Следуй за мной.

Апотекарий повел Керша по спиральной, каменной лестнице. Даже в полном боевом облачении плечи Эзраки умещались в лестничном проходе, в то время как мускулистое телосложение Кнута не позволяло ему двигаться с такой же свободой. Они дошли до двери, ведущей на узкий балкон. Внизу возвышались черепичные крыши монастыря, а небольшая колокольня наверху упиралась в темное небо мира-кладбища. В небе мерцали звезды, а вдалеке за горизонтом протянулась гелиотропная дымка с Ока Ужаса. Но не ужас варп-кторма привлек внимание трауп-капитана.

— Кровь Катафалка, — произнес Керш.

Небо над Цертус-минор было разделено надвое, багровое пятно, тянущееся по всему звездному небу, словно кровяная дорожка, остающаяся за идущим, раненным солдатом. Только вместо солдата по небу плыла багровая комета.

— Комета Киилер.

— Комета приносит разрушения, — произнес Эзраки. — Это не просто знак. Если багровая комета появляется в небе — мир обречен.

— Прекрати говорить как пророк и дай мне конкретику. Что-то, что я могу уничтожить.

— Шадрат считает разведданные неточными. Комета не оставляет свидетелей на своем пути, — произнес апотекарий.

— Выжившие?

— Некоторые считают, что комета полностью поглощает мир, — ответил Эзраки, — другие — что она является некоторого рода демоническим вторжением. Имперский Флот сообщает об армаде, следующей за хвостом кометы, Кровавый крестовый поход, так называемый «Злобокост». Экзорцисты, Серые Рыцари и наши кузены, Кулаки, по слухам, создали защитный кордон на Ванахейме, чтобы защитить Сегментум Соляр.

Взгляд Керша упал на поверхность планеты. Внизу виднелись некроплексы, статуи и мавзолеи, постепенно окутываемые тьмой.

— Сколько времени осталось до рассвета?

— Две, возможно три сотни часов по стандартному времени. Жители Цертуса-минор называют этот период «Длинная ночь».

— Мы должны отправить весть на Ванахейм, — произнес Керш. — Мы должны предупредить Легион Гадюки на Гелионии Ретикули. Кадианцев…

— Проблемы уже начались, — произнес Эзраки, указывая вдаль.

Повернувшись, Керш взглянул на возвышающиеся шпили и башни Обсеки, закрывающие крышу мемориальный мавзолей Умберто Второго, словно стая ворон. Дым от пожаров распространился по всему городу, на улицах мелькали вспышки лаз-выстрелов. Среди всеобщего Хаоса Керш смог различить огромные толпы людей. Могильный лихтер, пошатываясь, взлетел вверх и взорвался прямо за колокольней. Керш представлял, какую панику и беспорядок могло вызвать появление багровой кометы. Труп-капитан направиося к лестнице.

— Я полагаю, эвакуация уже началась, — крикнул Кнут.

— Капитаны некрофрегатов освобождают места для знати, — произнес Эзраки с нескрываемым разочарованием. — Правящий класс и многие священники просто бросили этот мир. Никто не тратит сейчас время на споры, так скорость — путь к спасению.

— Понтифик…

— Остался, — произнес Эзраки. — Он заявил, что не покинет своих людей. Ну и конечно здесь остаются тысячи писцов и трудяг, не имеющих денег на билет.

— Сестры?

— Останки Умберто слишком хрупки для переноски, — пояснил апотекарий. — С понтификом или без него, Орден Августейшей Стражи будет защищать останки экклезиарха. Я думаю, мы вряд ли добьемся от них большего.

Керш промчался вниз по лестнице и выскочил на оживленную улицу.

— Моя броня, — крикнул он своим сервам.

— Ты что-нибудь знаешь об этом? — спросил Керш, протягивая апотекарию кристаллическую пластину.

Эзраки взял ее.

— Кто-то положил ее на меня, пока я спал.

— Это карта из Таро Императора. Их используют члены библиариума, — произнес апотекарий.

— Отдай ее Мелмоху, — приказал Керш.

— Это не Мелмох, — ответил Эзраки.

Керш двинулся дальше, но апотекарий остановился. Он открыл ближайшую дверь и позвал труп-капитана.

— Керш!

Скривившись, Кнут повернулся и заглянул внутрь. Внутри находилась небольшая келья, которую Эзраки переоборудовал под временный апотекарион. Эпистолярий Мелмох лежал на кушетке, скрестив руки на груди.

— Он…

— Нет, — произнес Эзраки, когда Сдиратели вошли в комнату. — Но тело — холодное. Он дышет, но не реагирует на препараты и стимуляторы.

— Что случилось? — спросил Керш, пока Вефесда и Энох доставали пластины брони из ящика снаружи.

— Его нашли в таком состоянии, — ответил Эзраки. — Я думаю, это как-то связано с этим предметом.

Апотекарий вынул из шкафа небольшую, богато украшенную урну. Он передал ее Кнуту, и тот с интересом обследовал ее.

— Сестры сообщили, что она была украдена из мавзолея, мы обнаружили ее здесь, с Мелмохом.

— Что это?

— Палатина поскупилась на детали, но я узнал, что она используется в ежегодных церемониях. По словам верующих, материал внутри урны состоит из побочного продукта метаболизма Императора. Частицы пыли, заряженные негативной психической энергией, так мне сказали. По мне, так это — обычная урна, но сестры, во главе с Палатиной готовы были сжечь монастырь дотла, чтобы забрать ее.

— Зачем он сделал это с собой? — спросил Керш.

— Это еще ничего. С моменты появления кометы псайкеры начали умирать, — ответил Эзраки.

— Что ты имеешь в виду?

— Вешающиеся астропаты, сбрасывающиеся вниз навигаторы. Безумие.

— Что с «Ангелика Мортис»?

— Зарагоза мертв. Его птица взбесилась и перегрызла ему горло, — произнес апотекарий.

— Что не так с питомцем?

— Или Зарагозой, — отозвался Эзраки. — Кто знает? Шадрат приказал нашему крейсеру вернуться на мир-кладбище. Также в нашем арсенале — «Звезда Авигнора». Капитан хотел убраться отсюда, но у них остался один единственный Навигатор. Командору Бартемию дан приказ стрелять на поражение, если они попытаются уйти. Верховный астропат понтифика, навигатор и Мелмох — единственные выжившие псайкеры на этой планете.

— Капеллан Шадрат командовал пятой в мое отсутствие? — спросил Кнут.

Эзраки кивнул.

— Он приказал мне следить за твоим состоянием и завершил уничтожение монумента Губительных Сил.

— Монумент, — повторил труп-капитан, глядя на библиария. — Мелмох говорил, что он служит маяком.

— Ну что ж, теперь мы знаем для кого, — произнес апотекарий.

— Почему Шадрат не улетел? — спросил Керш. — Он же так хотел этого.

— Он не получал приказ об отбытии с планеты, — ответил Эзраки. — Я сказал ему, что твое состояние кратковременно. Капеллан ограничил свои обязанности твоими пожеланиями и мерами предосторожности.

— «Перчатка» заполнена горючим и готова к вылету. Ударный крейсер ожидает твоего приказа. Мы улетаем, ведь так?

Керш не ответил. Он бросил взгляд на урну.

— Мы должны вернуть ее…

— Керш! — повысил тон Эзраки. — Мы же собираемся улетать, не так ли?

— Ты хочешь, чтобы я бросил один из миров Императора, испугавшись какого-то знамения? — огрызнулся Керш.

— Что бы ни уничтожало миры на пути кометы, нас слишком мало для защиты планеты от неминуемой гибели, — рявкнул Эзраки. — У нас есть корабль. У нас есть навигатор. Мы должны предупредить кордон в Ванахейме. Там, плечом к плечу с нашими братьями, мы сможем дать отпор.

— У нас есть астропат, — настаивал труп-капитан. — Мы пошлем послание. Легион Гадюки — самое ближайшее боевое подразделение.

— Это астротелепатическое сообщение должно будет преодолеть несколько световых лет, — ответил Эзраки.

— Значит, он удвоит свои усилия!

— Керш, не делай этого.

— Что не делать, Эзраки? Не выполнять приказ нашего магистра?

— Наша цель здесь выполнена. События развиваются не в нашу пользу. Нам нужно перебраться на Ванахейм…

— Мы — Сдиратели, — проскрежетал Керш. — Яростные воины. Наши прародители сражались на стенах Императорского Дворца. Мы — не вестники. Мы — Сдиратели, и под нашими ногами — земля Империума. Мы превозмогаем и сражаемся, несмотря ни на что. Словно это — наш Дворец. Я подвел магистра Ордена. Я не подведу Императора.

Оба десантника испепеляли друг друга полными яростью взглядами, пока сервы Керша прикрепляли его печати и оружие к поясу.

— Как и ты.

Эзраки отвел взгляд, когда в дверном проеме возник брат Мика. Чемпион чувствовал себя не в своей тарелке посреди разыгравшегося спора. Труп-капитан повернулся к юному Сдирателю.

— Передай капеллану Шадрату следующее: скажи ему, чтобы он и брат Торалех немедленно прибыли во дворец понтифика. Мы встретимся там.

Мика кивнул.

— Тебя это тоже касается, — добавил Керш, прежде чем перевести взгляд на обозленного апотекария.

— И тебя.

Эзраки потупил взгляд и слабо кивнул.

— У нас есть послание для понтифика Олифанта и его главного астропата.

Глава 9
Вестник

Две группы Сдирателей встретились друг с другом перед обелиском дворца Экклезиархии, резиденцией Еразма Олифанта, понтифика и планетарного губернатора.

Керш следовал в компании апотекария и брата Мики, шедшего впереди с щитом и болтером на изготовку. Капеллан Шадрат прибыл с знаменосцем пятой роты, братом Торалехом, гордо держащим боевой стяг. Слегка позади него следовали плеть второго отделения Ишмаил и брат Леви из отделения Кастигир. Оба Сдиратели были без шлемов, суровые лица обрамляли многочисленные шрамы.

— Я не буду протягивать тебе перчатку брат, так как боюсь, что ты не пожмешь ее, и это расстроит нас обоих, — агрессивно начал Керш, — но я благодарю тебя, за то, что позаботился о пятой в мое отсутствие и выполнил мои приказы.

Шадрат остановился. Его шлем-череп остался на месте, и капеллан явно не стремился выказать уважение.

— Я сделал то, что ожидал бы от меня Катафалк, — наконец произнес Шадрат.

— И не более, — признал Керш.

— Что мы здесь делаем? — рявкнул Ишмаил, лицо ветерана исказилось от отвращения.

— Выполняем наш долг, брат Ишмаил, — ответил Кнут. — Который я не собираюсь здесь обсуждать. Адептус Астартес — не демократическое подразделение. Как и Империум Императора, не забывай об этом. Ты и твои братья будут делать то, что им прикажут, черт побери.

Ишмаил и Леви обменялись полными гнева взглядами. Сдвоенные колонны Похоронной Гвардии промаршировали ко дворцу, держа свои лаз-мушкеты на плечах. Лейтенант гвардейцев повел их вдоль дверей дворца, на ходу меняя обойму своего пистолета.

— Что случилось, лейтенант? — спросил Кнут.

— Нас призвал верховный констебль, господин, — ответил офицер.

— Идите, — приказал Керш Сдирателям.

Ишмаил и Торалех зашли в арку, брат Мика и Леви отворили тяжелые двери и повели группу внутрь небольшого дворца через лестницы обелиска. У приемных покоев, под сводом искусного барельефа, они встретили верховного констебля Колкухона, выкрикивавшего приказы своим гвардейцам. Несколько бойцов стояли у бронзовых дверей покоев понтифика. Остальные нацелили дула своих ружей на пролеты. Небольшая группа гвардейцев повалила на землю каменную статую, чтобы попытаться выбить дверь.

— Хвала Богу-Императору, — произнес Колкухон при появлении Адептус Астартес.

— Что происходит?

— Понтифик внутри уже несколько часов. Мы думали, что он молится, — признался констебль. — Когда дела потребовали его вмешательства, я попытался войти внутрь.

— Заперто?

— Здесь нет замка. Возможно, они заблокированы с другой стороны.

— Там есть кто-то еще?

— Только его главный астропат, — произнес Колкухин.

Кнут облизнул засохшие губы.

— Торалех, Ишмаил, — приказал труп-капитан.

Когда Похоронная Гвардия убрала с пути десантников импровизированный таран, плеть отделения и огромный знаменосец уперли плечи в бронзовые двери. Благодаря сверхчеловеческой силе Сдирателей двери начали поддаваться. Створки слегка разошлись в стороны, издав оглушающий скрежет.

— Забаррикадировано шкафами, — доложил Ишмаил.

— Что? — воскликнул констебль.

Запах серы ударил в ноздри Кнута.

— Вы чувствуете запах? — спросил он.

Чихнув, он почувствовал неестественный аромат озона. То же самое он чувствовал на поле боя, когда одаренные члены библиария сокрушали врагов Императора, черпая энергию из варпа.

— Смрад варпа… — прошипел Шадрат.

— Понтифик! — крикнул Эзраки в дверной проем.

Не услышав ответа, Керш ткнул пальцем в брата Мику, а затем — в каменную стену.

— Стреляй в нее!

Уперев болтер в плечо, ротный чемпион открыл огонь. Когда пыль рассеялась, присутствующие обнаружили огромную дыру в стене и обломки каменной кладки внутри комнаты. Словно торпеда, Керш на полной скорости врезался в стену. Проделав проход, он нырнул внутрь. Перекувыркнувшись, Керш встал на ноги. Труп-капитан отцепил от пояса цепной меч, а другой рукой перехватил короткий клинок, выставив его перед собой. Активировав лезвие модели «Риза», он стал водить им из стороны в сторону, словно факелом во тьме пещеры. Внутри все было объято беспорядком. Прикрывая друг друга, Мика и Леви последовали за труп-капитаном.

— Олифант! — позвал Керш.

Шадрат, Эзраки и Ишмаил зашли последними. Торалех ждал остался за стеной, направив болтер прямо в дыру.

— Рассредоточиться, — приказал труп-капитан, дав знак Сдирателям следовать в приемную понтифику.

— Керш, — позвал апотекарий, привлекая внимание Кнута к обломкам каменных плит, валявшихся на полу перед бронзовой дверью.

Пройдя через обломки, Сдиратели двинулись в тронную залу. Керш, прикрываемый болтерами Леви и Мики, обнаружил обмякшее на троне тело.

— Понтифик? — позвал Кнут.

Не дождавшись ответа, труп-капитан позвал апотекария.

— Эзраки!

Апотекарий, двигавшийся последним, стал пробираться к Кершу. Остальные Сдиратели собрались у двери, готовые открыть огонь. Леви подошел к телу и откинул капюшон, обнаружив под ним главного астропата, взиравшего на Сдирателей пустыми глазницами.

— Без сознания, — произнес апотекарий. — Как и Мелмох.

— Слушайте! — крикнул Керш, поставив скорость вращения зубцов цепного меча на максимум.

Остальные Сдиратели замерли. Просканировав помещение, они услышали слабые стоны.

— Это — снаружи, — произнес Ишмаил.

Керш присоединился к нему на балконе, пытаясь вглядеться в тьму. Под балконом располагался узкий выступ, служащий больше в декоративных, нежели в практических целях. Присмотревшись, Сдиратели обнаружили пальцы, отчаянно хватавшиеся за край выступа. А затем они увидели и самого понтифика, прижавшегося к стене. Увидев Адептус Астартес, Олифант выдохнул с облегчением.

— Олифант! — закричал Керш. — Ишмаил…

Но плеть отделения уже перелез через балюстраду балкона и встал на край выступа.

— Эзраки, — позвал труп-капитан, повернув голову к апотекарию.

Апотекарий оставил брата Леви с бесчувственным астропатом и поспешил к Кершу.

— Он приходит в себя, — произнес Сдиртаель, когда голова астропата начала подергиваться.

Вместо пустых глазниц на Сдирателей взирала пара темных, как ночь, и полных гнева глазных белков. Ошарашенный, брат Леви наблюдал, как из плоти головы марионетки вылезают рога.

— Демо… — начал Леви, но тварь взорвалась, разметав по полу остатки черепа и мозгов.

На месте взорванной головы появился вытянутый череп, затем клыки и вскоре — адская плоть, первобытная, звериная и развращенная. Тонкие, пылающие конечности с когтями вылезали из ладоней и пяток астропата, тело демона росло, облачаясь в «накидку» из кожи смертного. Огоньки нематериальной жизни пылали в глазах монстра, словно жар в печи. В одно мгновение демон срезал голову Сдирателя и схватил ее своими когтистыми лапами. Фыркнув, монстр отправил голову десантника в свою пасть. Внимание Керша было отвлечено на выступ, и труп-капитан среагировал недостаточно быстро. Он увидел, как его братья вскинули болтеры и понял, что что-то не так. Кнут был шокирован поведением братьев, и почувствовал, как по всей зале, словно молния, распространилась волна гнева и ярости. Капеллан Шадрат направил пистолет в его сторону и занял атакующую позицию. Керш выхватил из кобуры свое собственное оружие модели «Марк 2», но брат Мика оттолкнул руку капеллана своим плечом.

— Труп-капитан! — крикнул он.

Прежде чем Кнут успел прицелиться, у входа на балкон появилось багровое пятно. Труп-капитан заметил, как что-то вылезает из этого пятна, что-то демоническое, с когтями, рогами и богомерзкой плотью. Керш перехватил руку Ишмаила, в другой плеть отделения держал истощенного понтифика. К тому времени как Керш повернулся к тронной зале, тварь преодолела дистанцию, равную половине комнаты. Мика и капеллан одновременно окрыли огонь, срывая со стен ценные реликвии Экклезиархии. Керш присоединился к ним, зажав монстра меж двух огней семьдесят пятого калибра. Оперевшись на обломки плиты, демон взмыл вверх и стал карабкаться по балкам на потолке по направлению к колоколу. Раздалось клацанье когтей по металлу колокола Обелиска. Пока капеллан перезаряжал болтер, брат Мика перемещался вдоль стен комнаты по направлению к своему труп-капитану, посылая болты в стенки балок. К нему присоединился апотекарий, ведущий огонь из своего пистолета, и брат Торалех, переключивший режим стрельбы на автоматический. Знаменосец проник внутрь комнаты, услышав стрельбу, и теперь держал стяг прямо перед собой, словно религиозный артефакт, готовый уничтожить зверя одной лишь верой.

— Прекратить огонь! — приказал Керш.

Клацанье когтей по колоколу не прекращалось. Глаза Керша расширились от осознания грядущей беды.

— Назад! — крикнул труп-капитан, но было уже поздно.

Великий колокол Обелиска, проломив потолок, рухнул вниз. Огромный инструмент упал прямо на обломки мебели и стены, и покатился по полу тронной залы. Керш с ужасом наблюдал, как капеллан Шадрат, Торалех и брат Мика просто исчезли из вида, сбитые колоколом, который понесся дальше, к другим этажам. Труп-капитан поймал взглядом демона, взгромоздившегося на гремящий инструмент, управляя им и наводя на путь разрушения. Эзраки повезло больше, но, из-за проломленного колоколом пола, апотекарию пришлось перепрыгнуть на балкон. Гидравлическая конечность не была готова к такому маневру, заставив апотекария оказаться в неустойчивом положении. Керш заметил, как под ногами Эзраки стал проваливаться пол. Отбросив в сторону болт-пистолет и цепной меч, Керш упал на пол. Гранитная плитка, под его грудью, также обрушилась. Одной рукой схватившись за поручень, вторую — Кнут протянул падающему апотекарию. Его облаченные в керамит пальцы скользнули по наконечнику редуктора и схватили кисть Эзраки. Обычно апотекарий использовал этот инструмент для извлечения геносемени павших Сдирателей. Повиснув в воздухе, Эзраки осознал, что редуктор спас его от падения. Убрав пистолет в кобуру, апотекарий протянул Кершу вторую руку. Скривившись, он подтянул себя вверх. Перебросив свою гидравлическую ногу на край балкона, апотекарий использовал гидравлику, чтобы завершить подъем. Пока Сдиратели отлеживались на полу, наблюдая за разрушениями внизу, они услышали, как Похоронная Гвардия, сквозь завалы, пробирается по лестнице вниз.

— Потери… — начал Эзраки, вставая на ноги.

Керш подобрал свои болт-пистолет и цепной меч.

— Сначала я прибью его, — крикнул Кнут, активируя цепной меч.

— Вызывай «Перчатку», — приказал Керш, — и захвати с собой понтифика.

Сказав это, Керш повернулся и перешел на другую сторону балкона. Падая, Великий колокол оставлял за собой обломки мебели, балок и камней на каждом, разрушенным им этаже. Перепрыгивая с одной горы обломков на другую, Керш бросился преследовать демона. На половине пути перед ним возникло густое облако пыли, говорившее о том, что колокол наконец-то достиг самого нижнего этажа дворца. Дальнейшее продвижение затрудняло хрупкое состояние обломков и оглушающее эхо от колокола, повисшее в воздухе. Когда Керш очередной раз оперся на то, что, по его мнению, казалось опорой, рука не встретила сопротивления и Кнут пролетел вниз три последние этажа. Врезавшись в груду осколков, Кнут почувствовал скрежет брони и ее протест против такого обращения. Сделав перекат, он принял боевую стойку. Сквозь пелену облака пыли Керш с трудом мог разглядеть очертания помятого колокола, погнутых тросов и канатов, прикрепленных к инструменту.

— Шадрат…Мика…Торалех. Отзовитесь. — крикнул он, но вокс-передатчик продолжал трещать статикой.

Неожиданно тварь оказалась прямо над ним. Вскарабкавшись на верхушку колокола, демон приготовился прикончить Кнута, держа обломок балки своими адскими когтями. Длинный язык монстра показался наружу из его демонической пасти. Цепной меч в руках Керша ожил, требуя крови. Труп-капитан направил лезвие на демона. Кнут поднырнул под первый удар, целью которого было снести Сдирателю голову. Второй и третий удары по дуге обрушились на Керша. Перемещаясь небольшими шажками по неровному полу, стараясь при этом сохранить фокус и хладнокровие при неестественно быстрых атаках демона, Кнут искусно уворачивался от ударов противника. Десантник отклонился назад от очередного удара балкой, острый кончик импровизированного оружия прошел в миллиметре от его горла. Перекатившись влево, Керш увернулся от второго удара, разнесшего обломки шкафа, на которых только что стоял капитан. Неожиданный обратный удар достал Кнута, врезавшись в его ранец и отбросив Сдирателя в стену. Кеш выкинул назад руку с цепным мечом, срезав кончик бруса. Перехватив балку словно копье, демон рванулся к Сдирателю. Керш отбил брус плоской стороной клинка, в результате чего брус ушел в сторону и пронзил стену прямо за ним. Кнут увеличил скорость вращения зубцов своего оружия, доведя ее до сумасшедшей, и вонзил клинок в брус. Тварь вытащила брус из стены, но Керш лишь усилил давление. Монстр обрушил на труп-капитана серию ударов, намереваясь разрубить Адептус Астартес, но все удары были отбиты серейторным лезвием клинка Кнута и его закованными в броню руками. Балка постепенно теряла свою длину после каждого удара Сдирателя, заставвившего демона отступить к колоколу. Когда в руках у монстра остался лишь огрызок, Керш выхватил пистолет. И когда труп-капитан открыл огонь из «Марка II», демон резко ушел в сторону, откинув остатки бруска в сторону, и оказался на другой стороне колокола, оставив за собой две вмятины от болтов на корпусе инструмента. Воодушевленный отступлением демона, Керш ринулся к монстру, преодолевая препятствия, вызванных падением колокола. Залу озарили яркие лучи выстрелов, и Кнут увидел стройные ряды гвардейцев из Похоронной Гвардии, ведущих полуавтоматический огонь под руководством констебля Колкухина. Монстр рванулся прямо на испуганных гвардейцев, выставивших заслон в низу лестницы. Керш бы сам присоединился к гвардейцам, если бы не стяг, валявшийся в горе мусора. Рука Торалеха все еще сжимала древко стяга, несмотря на то, что тело знаменосца представляло собой месиво из костей и керамита, наполовину похороненное под грудой обломков. Керш сплюнул и выругался. Неожиданно, чья-то перчатка схватила его за ногу. Развернувшись, Кнут увидел частично погребенного Сдирателя. Бросив взгляд на перестрелку, а затем на перчатку, Керш бросил свои пистолет и меч на пол. Убирая куски камня с тела космического десантника, труп-капитан осознал, что смотрит на покореженный череполикий шлем Шадрата. Обломки плит и осколки Великого Колокола сдавливали грудь капеллана.

— Держись, — произнес Керш, обращаясь к Шадрату, и уперся ранцем в стенку колокола.

Ухватившись за нижние края инструмента, Кнут стал вставать, напрягая мышцы ног.

Дисциплинированная стрельба внизу сменилась на крики Гвардейцев, эхом раскатившиеся по дворцу. Напрягшись, труп-капитан слегка сдвинул обломок купола с груди капеллана. Керш слушал тяжелое дыхание капеллана, пока снизу доносились звуки резни. Монстр оказался в самой гуще гвардейцев, разрывая их тела на куски и потроша внутренности Похоронной Гвардии с легкой непринужденностью.

Через несколько мгновений демон вернулся к Кершу. Оперевшись на все четыре лапы, тварь метнулась к Сдирателю. Шкура зверя была усеяна ожогами от лаз-болтов и покрыта кровью гвардейцев, которых он убил. Керш удерживал край колокола, пока капеллан выползал из-под инструмента. В последний момент Кнут ослабил хватку. Край колокола упал на наплечник капеллана, зажав его руку и заставив Сдирателя скорчиться от боли. Демон врезался в металл колокола макушкой своего широкого черепа, его скрученные рога, ударившись о поверхность, вызвали звон. Выхватив из-за пояса реликтовый гладиус, Кнут прочертил дугу, по локоть отрубив жилистую конечной твари. Если в случае с обычным противником подобная потеря смогла бы на время вывести его из строя, для демона потеря конечности не стала ощутимым препятствием. Это лишь еще больше озлобило монстра. Используя обрубок, демон выбыл гладиус из рук Сдирателя. Врезавшись в грудь космического десантника своей головой, он отбросил Керша прямо на стену. На пол посыпались отколовшиеся от стены плиты. Тварь несколько раз впечатала труп-капитана в одно и то же место, образовав брешь в стене. Керш попытался дотянуться до второго гладиуса у него на поясе, но, в итоге, ему пришлось схватиться за рога демона, чтобы выдержать следующий удар. Сжав гидравлические сухожилия кисти, Керш сломал рог противника и всадил обломок в глаз демона. Реакция последовала моментально. Голова монстра взметнулась вверх, а пасть раскрылась шире, чем ожидал Кнут. Пытаясь зажать пасть демона, Сдиратель схватился за рог твари, пытаясь оттолкнуть противника назад. Пока Керш отталкивал демона назад, язык монстра внезапно затвердел и стал острым как бритва. Труп-капитан инстинктивно убрал голову с траектории удара, когда язык, словно выстрел, устремился к его лицу. Проломив стену, язык вернулся обратно в пасть. Кнут снова увернулся, но на этот раз язык оставил порез на его голове. Вдруг, из неоткуда, раздался выстрел из болт-пистолета. Монстр издал раздраженный рев и ретировался в сторону, позволив нескольким болтам пробить стену рядом с Кнутом. Делая кувырок, Кнут заметил, как капеллан Шадрат, будучи все еще зажатым обломком колокола, держит его пистолет модели «Марк II». Демон встал на четвереньки и принялся уворачиваться от выстрелов капеллана. Вскочив на обломок инструмента, тварь добавила веса и без того тяжелого колокола, и капеллан выпустил оружие из рук, скорчившись от боли. Уперевшись конечностями в пол, демон приготовился убить Шадрата своим неповрежденным рогом. Неожиданно руины заполнились болтерным огнем. Брат Мика, в запыленной броне, сделал несколько уверенных шагов вокруг колокола. Демон издал нечеловеческий рев, когда болты вошли в его плоть. Чемпион прикрывался щитом, поливая противника градом болтов из переведенного в автоматический режим болтера. Инстинктивно прикрываясь рогом и культей, демон терял пальцы и когти, разрываемые болтами, и пятился назад от наступающего чемпиона.

Когда обойма Мики опустела, монстр развернулся и обнаружил стоящего за ним Кнута. Сдиратель вытянулся в полный рост и занес над головой огромный обломок каменной плиты. Выражение лица труп-капитана представляло собой смесь ярости и физического усилия. Обрушив обломок на голову демона, Керш наблюдал, как монстр отходит назад. Спотыкаясь о горы мусора и камней демон, казалось, на мгновение утратил контроль над происходящим. В порыве ярости Кнут ринулся на монстра и схватил его рукой за шею, а свободной рукой перехватил язык демона и стал выворачивать его голову в сторону. Сдиратель чувствовал, как его броня протестует от подобной близости к демону Хаоса. Однако, в настоящий момент, эьто мало волновало Керша. Продолжая сдавливать шею твари, Кнут обрушил на нее град ударов кулаком.

Керш чувствовал, как все его существо переполняет ярость. Естественная ярость к врагам Императора, которая перерастает во что-то неестественное и чудовищное. Борясь с сущностью варпа, Кнут ощущал, что внутри него растет что-то мерзкое и бескомпромиссное, что-то дикое и неспособное подчиняться дисциплине и холодному рассудку Адептус Астартес. Чувство, заменившее желание победить. Гнев, недисциплинированность, анархия. Отсутствие контроля, который можно было бы охарактеризовать не иначе как жажду крови. Керщ стал керамитовой чашей, переполненной жаркой, безумной яростью. Изрыгая проклятия во время избиения монстра, Керш перестал быть собой. Его глаза зафиксировались на обломках, об которые спотыкались его ноги и лапы демона. Перед его взором промелькнула картинка. Мимолетная вспышка. Кристаллическая пластина, которую он обнаружил на своей груди. Карта Таро Императора. Магнус Оккулярис. Единственный, немигающий глаз, взирающий на Керша и наполняющий его чувством, неестественным для Сдирателя. Страхом. Керш вспомнил Тьму. Дар Дорна. Его проклятие. Уничтоженную галактику. Одиночество. Кнут не ощущал присутствие фантома, но был уверен, что тот находился рядом. Сдирателю казалось, что он очутился в кошмаре Тьмы. Кнут почувствовал, как замерло его сердце. Пустота, тушившая пламя праведного гнева, пожирала его, словно огонь, постепенно поглощающий горящее здание.

Керш пришел в себя. Ярость исчезла. Он больше не чувствовал злость. Кнут снова сфокусировался на монстре, которого он зажал в смертельной хватке. В голове мелькнули две мысли: угроза, я должен действовать. Керш подтащил демона к системе звонковых проводов колокола. Схватив толстый провод, Кнут обмотал его вокруг непропорционального черепа монстра. Отпустив демона, он почувствовал, как конечности твари снова наполняются жизнью. Два оставшихся когтя заклацали по его наплечнику. Керш схватил второй провод и стал обматывать лапы монстра. Затем он спихнул демона в дыру в полу, тварь стала извиваться в импровизированной петле, суча ногами взад-вперед. Существо хрипело и отплевывалось, демонстрируя животную ярость. Кнут еще какое-то время держал провод, заставляя демона корчиться в конвульсиях.

— Керш! — раздался голос сверху.

Чувства труп-капитана постепенно начали возвращаться. Это был Эзраки. Керш почувствовал вибрацию в воздухе. Долгожданный гул двигателей «Громового ястреба».

Две фигуры появились из пыльной пелены. В одной руке брат Мика нес заряженный болт-пистолет, направленный в корчащегося демона. Второй — он поддерживал капеллана Шадрата, освобожденного из-под колокола. Шадрат, в свою очередь, крепко сжимал стяг роты. Они остановились, наблюдая за извивающейся тварью варпа. Капеллан облокотился на стяг, позволив чемпиону упереть оружие в плечо. Мика навел прицел болтера на демона. Керш заметил огнь в глазах чемпиона роты.

— Побереги патроны, — приказал труп-капитан, прежде чем настроить вокс-передатчик. — «Перчатка», говорит Керш.

Кнут крепко сжал провод, на котором болтался демон.

— Корректировка цели, ориентир — внутренняя часть дворца.

Трое Сдирателей наблюдали, как исчезает демон. Керш с трудом удерживал провод, чувствуя, как монстр отчаянно хватается за жизнь. Неожиданно провод замер. Почти одновременно с этим раздался рев тяжелых болтеров. Истерзанное тело упало на обломки колокола внизу, вызвав убийственный звон, эхом разнесшийся по дворцу. Демон был мертв. Труп почернел и обуглился, прошитый болтами и истерзанный до неузнаваемости.

— Вы ранены? — спросил Мика у труп-капитана.

— Нет, а ты — да.

— Вы в порядке? — настаивал чемпион.

— Сейчас — да, — ответил Керш, бросив взгляд на обугленные останки демона.

Проходя мимо обломков, Кнут подобрал свое оружие.

— Что делать с телом? — прошипел Шадрат.

Прежде чем покинуть комнату Керш остановился и развернулся к капеллану, бросив последний взгляд на останки твари. Тело демона уже начало входить в конфликт с реальностью, кожа покраснела и покрылась волдырями. Пар бронзового цвета поднимался вверх с обуглившейся плоти адского творения. Но Керш не хотел повторения предшествовавшей резни.

— Сожги, — произнес Керш, обращаясь к капеллану, и вышел наружу.

Глава 10
Некроплекс

Брат Омар надавил на ручку газа. Мотоцикл подчинился и рванулся вперед, дух машины изголодался по дороге. Будучи неофитом, кожа брата Омара еще не была испещрена шрамами, и грудная пластина — вмятинами. Толстые шины несли машину скаута по узкой тропе, а его темная накидка развевалась на ветру. Омар увеличил скорость, проезжая вдоль кавалькады колонн. С появлением кровавой кометы в цертусианских облаках, мировое сообщество раскололось. Богатые и привилегированные сословия бежали. Купцы распродавали свой товар. Писцы оставляли свои мастерские, а священники бросали свои паствы. Те, у кого были хоть какие-то средства, паковали вещи и выстраивались в очередь перед Мемориальным космопортом, чтобы занять место в отсеках шатлов легких крейсеров. Все они слышали истории об уничтожении целых миров, оказавшихся на пути кометы. Их кошельки опустошались жадными капитанами транспортников, устремлявшихся к орбите системы. Чувство страха было чуждо Омару, как и всем Сдирателям. Будучи скаутом и братом десятой роты, он был достаточно молод, чтобы помнить о сомнениях и предчувствиях, возникавших в его детстве. Времена хирургических усовершенствований и изучения культа остались позади. Как и времена, когда слова матери и отца были для него законом. Времена кошмаров, когда тьма кишела опасностями. Брат Омар испытывал жалость к тем, кому пришлось остаться на планете. Словно дети, оставшиеся цертусианцы были охвачены собственной невежественностью. Их существование зависело от воли Императора, ежедневно передававшейся через уста священников и каторжный труд. Теперь у них не осталось ни того, ни другого. Новорожденные останутся без еды, а мертвецы — без погребения. Повсюду царила паника. Инфраструктура постепенно разрушалась, а страхи по поводу еды и безопасности вылились в тиранию, грабежи и убийства. Именно поэтому труп-капитан Керш отдал приказы плети отделения Кетураху и его скаутам на патрулирование местности, чтобы проверить все дороги и улочки некроплекса, местность вдоль моря, усеянную гробницами и мемориальными скульптурами, а также ближайшие сообщества. В отсутствие слова Императора труп-капитан посчитал уместным успокоить обычных имперцев примером Его творений. И в такие темные времена, вид огромного Адептус Астартес, даже скаута, отвлекал глаза и разум. Так как смертные чувствовали себя в безопасности среди полубогов.

Частично, чтобы избежать убийств, мародерства и грабежей, захлестнувших деревушки и округа, частично потому, что они не придумали ничего лучше, жители мира-кладбища конвоями перемещались к Обсеке. Стадный инстинкт заставил цертусианцев идти в столицу, и с каждый новым разветвлением дорог скауты встречали толпы людей, становящиеся все больше и длиннее. Труп-капитан приветствовал эти движения, так как в его распоряжении находилось слишком мало Сдирателей и гвардейцев, чтобы оборонять мир, который может погибнуть. Омару и его братьям было приказано патрулировать этот небольшой мир, предлагая жителям населенных пунктов двигаться в столицу. Обсека была форпостом планеты, и бойцы пятой роты Сдирателей отвечали за организацию обороны столицы. Город принимал беженцев, которых расселяли в домах тех, кто уже покинул планету, либо в шатрах лагерей, организованных на территории опустевшего Мемориального космопорта. Омару понадобилось несколько дней, чтобы добраться до уставленных могильными плитами берегов Озера Чистоты, расположенного в отдаленном уголке планеты, где он обнаружил вереницы экипажей, а не толпы пеших цертусийцев. Омар проехал рядом с повозками, где ютились церковнослужители с их семьями, гробокопатели, специалисты по выкапыванию рвов, несущие гробы и монахини, ухаживавшие за стариками, больными и детьми. Потрепанные и уставшие люди, чьи пожитки были покрыты могильной пылью, везли в телегах все свое нажитое непосильным трудом имущество. Стратегия командующего не была популярной среди братьев десятой роты. Брат Куш был временно прикомандирован к отделению Цикатрикс во время тренировки на борту «Ангелика Мортис». Там ему передались настроения первого отделения в отношении к новому командующему, и теперь он также ненавидел Керша. После его выступления, остальные неофиты также прониклись презрением к обесчещенному Кнуту, потерявшему Стигмученника и окутанному Тьмой. Вскоре казармы скаутов превратились в некое подобие форума, где неофиты горячо обсуждали нового труп-капитана, и Омар всеми силами старался избегать подобных дискуссий. Когда плеть отделения Кетурах отдал приказ отправляться в патруль, Омар вздохнул с облегчением. Когда Кетурах покинул помещение, Куш и остальные принялись обсуждать новую стратегию Керша. Омар молча слушал гневные речи своих товарищей. Куш считал, что жалость Кершу к смертным — очередное проявление слабости труп-капитана, сочтя данный приказ колебаниями и трусостью, связанными с перспективой настоящего сражения на кордоне Ванахеймв или мире Роршах. Когда Куш и остальные братья собирались покинуть казармы, они обнаружили плеть Кетураха, стоящего в коридоре. Кетурах провел рукой по своим седым волосам и смерил неофитов пронзительным взглядом своего бионического глаза. Омар опустил глаза в пол и предпочел промолчать.

— Я знаю о противоречивых настроениях среди братьев пятой роты, — жестким тоном произнес Кетурах. — Но я не допущу разлада среди нас. Это понятно? Когда вы станете труп-капитанами, то сможете обсуждать стратегию и диспозицию. А до этого вы будете неукоснительно следовать приказам. Всем ясно? У Захарии Керша больше сломанных костей, чем у вас вместе взятых. Он пролил кровь в больших сражениях, чем любой брат из пятой роты, а его шрамы намного старше вас. Во имя Трона, он выиграл Пир Мечей и держал в руках Меч Себустуса — личное оружие примарха. Более того, он ваш командир. И мой. Проявите уважение.

— Но плеть… — начал Куш.

— Брат Куш, — спокойно произнес Кетурах, — ты сейчас же заткнешься, или я велю апотекарию зашить твой рот на время этой миссии. Мы друг друга поняли?

Куш кивнул.

— Так точно, плеть отделения.

— А пока, — начал Кетурах, — тебе запрещено надевать наплечники и перчатки. И я приказываю тебе снять рубашку и накидку. Можно оставить жилет и нагрудную пластину. Я хочу, чтобы твои братья увидели твою нетронутую боевыми шрамами кожу и, как следствие, осознали твою неспособность делать выводы, касающиеся нашего труп-капитана.

— Есть, плеть отделения.

Когда Кетурах покинул расположение отделения, Куш выполнил приказ плети. Ни одного слова не слетело с его губ. Но в этом не было необходимости. Взгляд говорил сам за себя — его глаза горели отрицанием и злобой. Впереди показалась толпа людей, что затрудняло дальнейшее продвижение Омара. Загорелся свет, и раздалось несколько отдельных криков, когда несколько цертусийцев развернулись и попытались пробиться сквозь перевшую вперед толпу. Нажав на тормоза, Омар остановил свой мотоцикл. Развернувшись, Омар повел мотоцикл вдоль узкой дороги, пролегавшей между надгробными плитами и статуями, огибая склеп, принадлежавшей какому-то Дому или семье из мира-улья. Толпа местных остановилась у временного лагеря с импровизированными шалашами, и Омар направил мотоцикл прямиком к тележкам носильщиков гробов, проезжая несколько могильников и надгробных плит. Наконец, он достиг лачуг поселения. Они были выстроены вдоль дорожек и перекрестков некроплекса. Над ними нависал кенотаф с символикой Адептус Министорум, молитвами и хвалами, а также названием поселения: Малый Амасек. Брат Омар сразу заметил причину остановки каравана. Земля под шинами мотоцикла была мягкой, тела и их отдельные части валялись вдоль перекрестков, в бассейнах и лужах крови. Несколько лачуг были объяты пламенем, в то время как небольшой рынок и близлежащий варочный цех только начали дымиться. Омар объехал тела. Позади кенотафа кипела резня, и снизив скорость скаут смог рассмотреть гору тел, валявшихся на другом конце селения, за памятником. Местные дрались и отрывали друг другу конечности. Остановив мотоцикл, Омар соскочил на землю. Сделав несколько хлюпающих шагов, Скаут, спрятавшись за дымкой, осторожно направился в сторону бойни. Впереди показалась фигура человека, несущегося к Малому Амасеку. Мужчина в лохмотьях. Он спотыкался о тела и падал на землю, затем снова вставал и бежал дальше.

— Что там происходит? — крикнул Омар, требуя ответа.

Мужчина не ответил. Неожиданно, он резко повернул голову и уставился на скаута Сдирателей, а затем снова побежал.

— Отвечай мне, цертусиец, — приказал Омар.

Мужчина побежал к скауту. Он был безоружен, но что-то в его поведении говорило Омару, что местный бежит не к нему, а на него. Когда мужчина подбежал ближе, скаут распознал выражение безумия на лице цертусийца. Безумная, животная ярость. Скрежеща зубами и с красными глазами на выкате, житель мира-кладбища бросился на Омара.

— Стоять! — приказал Омар, но гром его голоса не оказал никакого воздействия на безумца.

Мужчина прыгнул на скаута, словно ребенок на статую. Ботинок Омара взметнулся вверх. Кости лица цертусийца треснули, и тело отлетело назад. Врезавшись плечами в землю, мужчина покатился по ровной поверхности, пока не остановился в положении животом вниз. Омар метнулся за ним и прижал ботинком шею сумасшедшего, уперев носок в его щеку. Нос цертусийца представлял собой кровавый кратер. Скаут знал, что такой удар может лишить смертного жизни или, по крайней мере, отправить его в нокаут. Однако незнакомец был жив и теперь выплевывал остатки зубов и прикушенного языка. Что-то внутри местного не давало ему покоя, и, прежде чем скаут успел что-либо предпринять, мужчина стал царапать ногтями его ботинок, словно загнанный в угол кролик.

Брат Омар слышал истории о несчастных, заразившихся ксеноинфекциями, а также о чумных зомби, но этот смертный не проявлял ни симптомов чужеродной инфекции, ни признаков омертвения. Сердце, бившееся в его костлявой груди, разрывалось от ярости, а в венах кипела кровь, в глазах безумца читалась лишь жажда убийства. Мужчина не находился под влиянием варпа. Он сам воплощал гнев. Омар мог лишь догадываться, сыграла ли в этом роль комета Килер, окрасившая в красный небеса Цертус-минор, или нет. Подняв глаза, Омар, благодаря своему улучшенному зрению, уловил движение. В темноте показались фигуры. Орда маньяков, волочащаяся между могильных плит, заметила Сдирателя и ринулась на него. Омар услышал нечленораздельный, гортанный рев и увидел, как из толпы отделилась первая шеренга сумасшедших. Они бросились к Сдирателю, сначала один, потом двое, затем десятки. Дорога неожиданно заполнилась бегущими безумцами, взбиравшимися на могильные плиты, статуи и крышки саркофагов. Омар поморщился. Эту проблему вряд ли можно решить словами. Слегка развернув ступню, скаут сломал смертному шею. Мужчина задергался в конвульсиях и обмяк. Убедившись, что маньяк мертв, и его не используют в качестве марионетки, Омар отступил к мотоциклу. Выхватив дробовик из чехла на мотоцикле, скаут проверил оружие. Дробовик был похож на монстра, начиная с зарубок на прикладе, мощного затвора и пугающей темноты дула. Уперев приклад в плечо, скаут нацелил оружие прямо в лица наступавшей орды. Первая жертва безумия, копатель с жесткими чертами лица, просто растворился при попадании снаряда. Но это не остановило безумную монахиню, ринувшуюся на Омара. Следующим выстрелом скаут лишил женщину обеих ног. Следовавший за ней могильщик лишился головы, дробь следующих снарядов пробила ребра еще нескольким жителям мира-кладбища. Брат Омар спокойно передергивал затвор, методично скашивая следовавшие друг за другом волны атакующих. Выпустив последний патрон, скаут наблюдал, как вторая волна отталкивает остатки первой, чтобы поскорей добраться до него. Позади Омара послышались крики. И это не была реакция на резню, увиденную участниками каравана. Тележки были атакованы. Снаряжая дробовик патронами, Омар попятился к мотоциклу. Оседлав машину, скаут повернул мотоцикл в сторону атакующих и нажал на спусковые крючки установленных на нем болт-пистолетов.

Автоматическая очередь лишила конечностей очередную волну одержимых. Несчастные падали на землю, создавая препятствия своим сотоварищам. Омар откатил мотоцикл слегка назад. Пытаясь подняться, маньяки пожирали Сдирателя безумными взглядами своих красных глаз. Скаут ответил выстрелами в головы, взрывая черепа и превращая лица в кровавые каши. Церковнослужитель в шляпе и сломанных очках вскочил на могильник, оставив позади полуголого могильщика. Нажав на спусковые крючки, Омар уничтожил обоих сокрушительной волной болтерных снарядов. Несмотря на то, что ему удалось уничтожить две первые волны, скаут обнаружил, что толпа маньяков, следовавших позади, была бесконечна. Омар поставил оружие на предохранитель и завел двигатель. Колеса мотоцикла пришли в движение, забросав нескончаемую массу людей кровавыми комками грязи. Омар направил машину к источнику криков. Поверхность под колесами мотоцикла пропиталась влагой и затрудняла движение машины, и скаут с трудом уворачивался от столкновений с лачугами и горящим рынком. Языки пламени добрались до шин, и Омар, словно всадник Апокалипсиса возник из дыма перед толпой местных жителей. Цертусийцы спасались бегством. Кто-то бросился в заброшенную деревушку, но основная масса людей карабкалась на обелиски и скульптуры, пытаясь спасти свою жизнь. Словно напуганное стадо, люди метались, пытаясь спастись от ревущей орды маньяков, карабкающихся, словно животные, по могильной архитектуре на другой стороне дороги. Несколько гробокопателей попытались защищаться, используя в качестве оружия лопаты и кирки, но были смяты волной одержимых. Бросив взгляд на несчастных с вырванными глазами и перерезанными глотками, Омар решил дать людям шанс спастись от резни. Пока те уцелевшие, которых он сопровождал, прятались за земляными насыпями, скаут воспользовался преимуществами крытого прохода. Нажав на спусковые крючки, Омар стал отстреливать маньяков, бросившихся за убегавшими местными жителями. Мотоцикл скаута рванулся вперед, разбрасывая тела и их части, оказавшиеся у него на пути. Притормозив, Омар развернулся и лишил конечностей двух одержимых. Выхватив дробовик, он стал выстрелами отбрасывать безумцев от тел копателей. Неофит не успел спасти этих несчастных, и одержимые уже спели разорвать их тела на части. Засунув дробовик обратно в чехол, Омар понесся по дороге, на ходу сшибая орду одержимых. Скаут снова активировал болт-пистолеты, создавая огневую поддержку пытающимся спастись жителям мира-кладбища. Омар задумался было запросить подкрепление. Один из братьев должен был находиться примерно в часе езды отсюда. Скаут также обдумал возможность вызвать один из «Громовых Ястребов» пятой для огневой поддержки с воздуха и эвакуации беженцев. Но тут же отмел эти мысли в сторону. Он не будет обузой для отделения, плети и роты. Безопасность каравана целиком и полностью была его и только его ответственностью. Одержимые брали количеством, но они были смертными. И теперь все они переключились на космического десантника. Одержимый ребенок, оттолкнувшись от статуи, запрыгнул на плечи скаута и стал царапать Омара своими острыми ногтями. На какое-то мгновение Сдиратель отвлекся, пытаясь сбросить его со своей спины одной рукой. Эта возня сократила огневую поддержку ровно на половину. И хотя второй болт-пистолет все еще продолжал поливать убийственным огнем остальных одержимых, он не смог остановить каменщика, ударившего скаута лопатой по голове, и пару безумцев ринувшихся к повозке, стоявшей на пути следования мотоцикла.

Переднее колесо мотоцикла начало вилять из стороны в сторону. Брат Омар безуспешно пытался управлять машиной одной рукой, кровь от удара по голове стекала прямо на глаза скаута, ухудшая видимость, в результате чего Омар въехал в могильник. Мотоцикл пробил две плиты и, на полной скорости, врезался в монумент. Скаут вылетел из седла и перелетел через каменную архитектуру. Перевернувшись в воздухе, Омар упал, задев затылком могильную плиту. Неофит покатился по земле, пока не врезался в статую святого. Раздался хруст костей, и брат Омар на мгновение застыл, его голова и плечи уперлись в землю, а ноги и спина — в край постамента.

Через несколько секунд скаут пришел в себя. Неподалеку валялось тело одержимой девочки. Она не пережила падение. Фигуры одержимых приближались к Омару. Жаждущие крови безумцы предвкушали резню. В течение нескольких секунд на Сдирателя обрушился град ударов кулагами, ногами и ногтями. Орда, словно стая хищных рыб или группа рептилий, всем весом тел навалилась на брата Омара.

Избиение не прекращалось. Перекатившись и упершись ногами в землю, Омар стал раскидывать одержимых в стороны. Маньяки поднимались с пропитанной кровью земли и снова нападали на Сдирателя. Сбросив со своего плеча обмотанного в лохмотья привратника, Омар выхватил из-за пояса болт-пистолет. Переведя оружие в режим одиночной стрельбы, скаут стал посылать болты прямо в головы одержимых, превращая их в кровавую массу. Омар стал кружиться, отстреливая наседавшую на него толпу. Скаут снес челюсть пытавшемуся напасть справа хористу, и, развернувшись, схватил привратника, попытавшегося укусить Сдирателя своими гнилыми зубами. Уперев пистолет в живот несчастного, скаут прошил нападавшего насквозь, используя последний патрон.

Обойма опустела, но это позволило Омару выиграть несколько мгновений. Скаут услышал крики умирающих, раздававшиеся вдалеке. Крики о помощи издавали несчастные, избежавшие столкновения с толпой одержимых, которые атаковали Омара, только чтобы натолкнуться на еще одну группу маньяков. Скаут не мог даже представить, сколько еще групп несчастных попались в кровавую ловушку Малого Амасека. Одержимые были повсюду, и сзади, и спереди. Маньяки с могильников и перекрестков теперь сосредоточились только на нем. Все, что беспокоило скаута в настоящий момент, были окрашенные кровью зубы, кулаки и ноги одержимых. Безумные жители умудрялись нападать даже сверху, отчаянно желавшие разорвать скаута, они карабкались по спинам своих товарищей, чтобы добраться до Сдирателя. Благодаря своему росту, Омар смог разглядеть нескончаемое море одержимых. Сдиратель был зол на себя. За то, что он недооценил количество смертных. У него не было времени на перезарядку пистолета, к тому же ему нужно было оружие, которое он мог бы использовать постоянно, не полагаясь на боезапас. Брат Омар достал из ножен боевой нож. Неофиты упражнялись во владении гладиусом, но им было запрещено носить это оружие до инициации в ряды Адептус Астартес. Тем не менее, острый клинок, крестовина, длина и форма боевого ножа, делала «единственного друга скаута», как выражался плеть отделения Кетурах, достаточно смертоносным оружием. Брат Омар рубил и кромсал стену плоти. Он отрубал головы и отделял руки от плоти, разрубал лопаты и дубинки надвое, колол, резал и снова рубил, пытаясь пробиться сквозь толпу одержимых. Его накидка стала тяжелой, пропитавшись огромным количеством крови, а отполированный жилет скаута стал багрово-красным. Вытирая кровь, все, что он мог видеть — были лица, искаженные яростью, и глаза, горящие жаждой убийства. Неожиданно нож Омара врезался во что-то твердое. Что-то, что не сломалось при ударе. Скаут собрал все свои силы и вложил их в удар. Боевой нож вошел в угловую плиту склепа, украшенного статуей горгульи, и в тени которого проходила бойня. Окруженный со всех сторон, неофит попытался выбить нож ударом кисти, но безуспешно. Тогда Омар схватился за рукоять обеими руками. Камень отказывался отпускать нож, а одержимые уже были рядом. Зубы впились в его жилет и плоть руки, спина Омара оказалась открытой. Вскоре, скаут почувствовал вес одержимых, подняв голову, он увидел фигуры на крыше склепа, готовящиеся присоединиться к своим собратьям.

Отпустив нож, Омар принялся раскидывать маньяков в стороны. Он крушил кулаками их черепа и отрывал конечности. Спотыкаясь и покачиваясь под весом навалившихся одержимых, вонзающих в его плоть зубы и ногти, скаут начал прогибаться к земле. Один из одержимых вонзил зубы в ухо Омара и откусил его. Сдиратель схватил нападавшего за голову и стал впечатывать ее в стену склепа, череп одержимого треснул и залил стену кровью и внутренностями. Маньяки нападали на Омара со всех сторон, каждому хотелось испробовать крови Адептус Астартес. Неожиданно, Омар потерял равновесие, и земля ушла у него из-под ног. Рухнув, придавленный сотней тел одержимых, неофит осознал, что лежит в яме. В свежевырытой могиле. Достаточно обыденная картина на мире-кладбище. Повсюду были только зубы, ногти, залитые кровью лица и руки, сжимавшие его шею и пытавшиеся сорвать жилет. Брат Омар, скаут и Сдиратель, осознал свою дальнейшую судьбу. Быть погребенным под морем живой плоти, царапающей и колотившей его руками и ногами, и умереть от потери крови.

Глава 11
Мечом

Захария Керш стоял на вершине башни Базилики Богоматери Погребения. Здание значительно превышало размерами небольшой монастырь, предоставленный Сдирателям в качестве временных казарм. Базилика была вторым по высоте шпилем и лучшим местом для обзора панорамы города. Самое высокое здание, Обелиск, сильно пострадало во время битвы Кнута с демоном, и понтифик Олифант отдал приказ о сносе своей резиденции. Огромная крыша мемориального мавзолея Умберто Второго также служила прекрасной смотровой площадкой, но палатина Сапфира из Ордена Августейшей Стражи запретила использовать священное место в качестве стратегически важного наблюдательного пункта. Остатки экклезиарха и Высшего Лорда Терры делали это здание святым и неприкосновенным. Кершу потребовалось бы минимум усилий, чтобы в приказном порядке принудить сестру следовать его воле, но он нуждался в Адептус Сороритас, в качестве союзников, и поэтому позволил палатине почувствовать, что она может отказывать космическим десантникам. Стоя на вспомогательной галерее, Керш, используя магнокуляры, своим единственным глазом взирал на наклонные контуры сводов крыш, куполов, шпилей, монументов и колоколен, которые придавали Обсеке вид, достойный мира Экклезиархии. Керш начал вглядываться в тьму, переключая режимы могнокуляров. Перед его взором предстали теплографические сигнатуры города. Повсюду горели огни. На улицах не прекращались стычки психопатов с цертусийской Похоронной Гвардией, огромное количество вспышек лазружей было наглядным показателем масштаба проблемы. Керш услышал выстрелы дробовиков силовиков, на улице неподалеку, и представил, как люди Краски с горечью убивают своих сограждан. На всем протяжении Южного Некрополиса тянулись вереницы людей с фонарями и факелами в руках, пытавшихся добраться до города. Несмотря на то, что именно Керш предложил эту стратегию, люди шли в город, повинуясь инстинкту. Получая доклады о зверствах, творящихся в поселениях, Керш ожидал огромный приток беженцев. Было ли это из-за духовного спокойствия, которое они рассчитывали получить, находясь вблизи останков экклезиарха, или цертусийцы просто хотели спрятаться за каменными стенами столицы, оставалось неизвестно. Они прибывали тысячами. Большинство солдат Похоронной Гвардии были заняты общественной безопасностью, они были разбиты на так называемые «отделения скорби», скрепя сердцем исполнявшие свою миссию — отслеживать и уничтожать несчастных одержимых, ставших угрозой для себя и для других жителей. Небольшая горстка оставшихся солдат осталась у Погребальных Врат для сопровождения беженцев. Керш выделил им в помощь сервов пятой роты и «связанных узами», включая своих собственных, для приема и размещения прибывавших цертусийцев. Кнут заметил мощные фары мотоцикла скаута, проносящегося вдоль колонн беженцов по направлению к городу. Услышав в небе рев двигателей, труп-капитан поднес к глазам магнокуляры и стал наблюдать, как Громовой Ястреб «Импунитас» проносится над городом. Имея в распоряжении три отремонтированные машины, Керш приказал оставить один в Мемориальном космопорту, один — на «Ангелике Мортис», на орбите, а третий Громовой Ястреб должен был осуществлять постоянные полеты над Обсекой и прилегающими некрополисами.

Опустив магнокуляры, Керш повернул голову. Он почувствовал неестественный холод. А затем услышал хруст и скрип. Позади Кнута стоял его постоянный спутник, фантом в черных доспехах, с брешами, откуда проглядывались контуры ребер и костей. Он ждал, имея в запасе целую вечность.

— Готов? — наконец спросил Кнут и прошел сквозь вспомогательную арку, преследуемый своим безмолвным призраком.

Внизу, в главной зале базилики, окруженной колоннами в стиле «барокко», украшенными ликами имперских святых, с витражными стеклами с изображениями Бога-Императора, восседающего на Золотом Троне, должно было состояться совещание. Керш прошел мимо Эрасмуса Олифанта. Молодой понтифик с трудом расположился в кресле, которое принесли в зал его слуги. Рядом с ним стояла палатина Сапфира с двумя своими сестрами, облаченными в синюю броню и вооруженными болтерами модели «Гудвин Диаз». Позади них спряталась небольшая группа проповедников, священников и дьяконов, часть из которых были слишком преданы понтифику, чтобы покинуть этот мир, а другие просто не успели сесть на шатл со своими коллегами из Адептус Министорум. Керш услышал быстрые шаги ботинок по отполированному мрамору базилики и увидел взъерошенного и уставшего Проктора Краски и заместителя Колкухона, лорд-лейтенанта Лазлонгию, вошедших в зал через боковой вход.

Оставив смертных позади, Керш предстал перед своими братьями. Труп-капитан созвал лучших представителей пятой, в том числе седовласого плеть отделения десятой роты скаутов Силаса Кетураха. Плети отделений Цикатрикс, Кастигир и Ценсура, стояли рядом друг с другом. Юрия Скейс выглядел напряженным, плечи расправлены, грудь выпячена вперед, руки — за спиной. Но ему не удалось обмануть Керша своим показным вниманием и уважением. Причина осанки ветерана крылась в его истерзанной спине, где плоть была настолько истерзана, что каждое соприкосновение с броней сопровождалось почти нестерпимой болью. Как и подозревал Керш, Скейс не прекращал процесс «очищения» плоти и уже перешел рубеж, за которым заканчивается единение с примархом, и десантник, считающий, что несет на себе груз позора, встает на темную сторону, и бичевание проходит ради бичевания. Плети Ишмаил и Йоахим, напротив, обменивались заговорщицкими взглядами и перешептываниями. Керш слушал доклады плетей отделения, и ярость все сильнее вскипала в его груди, отражаясь в грубых чертах его лица. Пока те с надменной медлительностью отчитывались перед труп-капитаном, глаза Кнута были прикованы к Эзраки и облаченному в череполикий шлем капеллану Шадрату, стоящим на противоположной стороне зала. Кетурах стоял рядом с ними. Технодесантник Данкред, с его «Громобоем» «Каратель», стоял в конце очереди. Казалось, пушка следует за ним повсюду. Единственным отсутствующим был библиарий Мелмох. Брат Мика, ротный чемпион с истерзанным порезами лицом, стоял рядом с труп-капитаном. Позади него находился брат Нова, новый знаменосец роты вместо погибшего брата Торалеха. Ровесник Мики, но тихий и неуверенный в себе. В одной руке Нова держал стяг пятой роты Сдирателей. Мика убедил Керша, что молодой десантник является первоклассным воином, а также сражался вместе с ним в одном отделении в качестве чемпиона, и, самое главное, Нова был одним из немногих братьев, кому Мика мог доверять. Призрачный спутник Керша стоял неподалеку, растворяясь в тени.

— Братья, — начал труп-капитан, — я собрал вас здесь, чтобы поделиться своим решением, и чтобы мы смогли вместе спланировать дальнейший курс действий.

— Говорят, — вмешался Скейс, его голос эхом отражался от колонн базилики, — что мы не будем преследовать предателей из Альфа Легиона, а будем бессмысленно охранять этот бесполезный кусок земли.

Шепот одобрения прошел по рядам Сдирателей, стоявших за ним.

Керш оставался непоколебимым.

— Старшая плеть, я собрал представителей роты, чтобы отдать приказы, и ты будешь уважать мое решение.

— Я только…

— Придержи свой язык, черт тебя подери! — взревел Керш. — Когда мне будет нужно твое мнение, я сам обращусь к тебе. А сейчас ты будешь вести себя в соответствии со своим рангом и обязанностями, плеть.

Старшая плеть напрягся и подался вперед, но Ишмаил остановил его, схватив за локоть. Скейс резко одернул руку, но замолчал, его челюсть сжималась от злости, а в глазах горел огонь ярости.

Взяв себя в руки, труп-капитан продолжил.

— «Ангелика Мортис» подтвердила, что комета Киилер, прошла Цертус-Минор. Я думаю, что именно тлетворное влияние кометы ответственно за кровопролитие и беспорядки на планете. В следующие восемнадцать часов комета мир-кладбище останется позади хвоста кометы, но только Императору известно, что будет дальше. Длинноволновые сенсоры и пикт-сканеры засекли вражескую армаду, которая достигла границ системы, следуя за кометой на сверхзвуковой скорости. Мы полагаем, что это — Кровавых крестовый поход Злобокост. Мы не обладаем достаточной информацией о численности кораблей и их классе. Не буду лгать вам, еще ни один мир не пережил Злобокост. Количество судов может колебаться от пятидесяти до тысячи. Имперский Флот идентифицировал некоторые из них как крейсеры, принадлежащие Пожирателям Миров…

Керш позволил присутствующим осознать серьезность ситуации и возможность столкновения с беспощадным противником.

— Полагаю, что авангард флота составляют именно легионеры-предатели.

Лицо брата Данкреда выражало озабоченность.

— Вы намерены оставить пятую роту на Цертус-Минор?

Керш сделал паузу.

— Именно, брат.

Шепот недовольства прошелся по рядам плетей и их заместителей.

— Корпус-командор Бартемий полагает, что траектория кометы направлена в систему Соляр. Мы не можем позволить Кровавому походу продвинуться дальше, а тем более — увеличить свою мощь с помощью порабощенного мира. Не тогда, когда следующая цель — древняя Терра.

— Что с кордоном Ванахейм? — выкрикнул плеть Йоахим, его глаза буравили труп-капитана.

— Не стройте иллюзий, — обратился ко всем Керш, — решение остаться — мое и только мое. Я не сдам эту часть Империума Императора Губительным Силам, несмотря на ее размеры, и я не предам подданных Императора, тех, кого мы поклялись защищать. Более того, у нас нет астропата, чтобы вызвать подкрепление, и навигатора — чтобы отправиться на кордон Ванахейм.

— А «Звезда Авигнора»? — спросил Эзраки.

— Их навигатор мертв, — ответил Керш. — Неожиданно, из его ушей, глаз и рта стала течь кровь. Хирург корабля попытался спасти его, но безрезультатно.

— «Ангелика Мортис» может совершать короткие прыжки в варп, — произнес Данкред.

— Это так, — согласился Керш. — И я общался на эту тему с корпус-командором Бартемием, но у меня есть другое поручение для нашего боевого крейсера. В скором времени мы столкнемся с неизбежностью вторжения. Учитывая нашу численность, мы сможем оборонять лишь одну стратегическую локацию, столицу. Понтифик Олифант и я обратились ко всем жителям окрестностей с призывом двигаться в Обсеку. Скауты десятой роты помогают им в этом. Плеть Кетурах, полагаю твои скауты все еще на задании.

Силас Кетурах зафиксировал взгляд на труп-капитане.

— Братья Таанах, Омар и Искарион — на задании, — отчитался плеть.

Кетурах кивнул технодесантнику.

— Брат Искарион докладывал о проблемах с духом машины его мотоцикла.

— Я проведу соответствующие обряды и смажу двигатели, — уверил его Данкред.

— Нет новостей от Омара и Таанаха, — проинформировал Кнута Кетурах. — Что необычно.

Керш кивнул.

— Возьми «Импунитас». Найди их, Силас. В трудный час нам потребуется каждый брат.

— У тебя есть план? — спросил Эзраки.

— Есть, достаточно неплохой. Я думаю, защитники Имперского Дворца сочли бы его достойным, — ответил Керш. — Брат Данкред проследит за сносом зданий по периметру города.

Кнут сделал паузу и повернулся к молодому понтифику. Сдиратель ожидал возражений по поводу разрушения вековой истории и попрании святости. Олифант колебался лишь мгновение, а затем кивнул. Понтифик получил достаточно впечатлений от встречи с противником, которого ожидали Сдиратели.

— Я полагаю, атаки будут следовать со всех направлений. Некроплекс вместит крупную технику, которая замедлит наступление на город. В городе мы сможем полагаться только на наши болтеры.

Несколько Сдирателей кивнули в знак понимания.

— Обломки зданий будут неплохим укрытием для наших стрелков, и, самое главное, станут препятствием для противника, когда мы будем менять позиции.

— Что по поводу оставшихся жителей? — спросил Олифант.

Керш колебался.

— Город небольшой, но у нас недостаточно Сдирателей, Похоронной Гвардии и Адепта Сороритас, чтобы защищать их, — произнес он.

— У вас нет Адепта Сороритас, — ледяным тоном произнесла палатина Сапфира. — Мои сестры и я будем находиться в подземелье под Мемориальным мавзолеем и охранять останки Его святейшества.

— Мне нужны твои воины.

— Ты их не получишь. Мне жаль.

Сдиратель и сестра обменялись тяжелыми взглядами.

— Вы будете следующими, когда противник сомнет наши ряды.

— У тебя свои приказы, труп-капитан, у меня — свои.

— Мои приказы — защищать живых.

— Боюсь, мои — нет, — резко произнесла Сапфира. — Сегодняшние потери печалят меня, но не больше, чем комфорт и духовное просвещение, которое принесут будущим поколениям священные мощи Умберто. Видишь, труп-капитан, ты беспокоишься о живых, а я — забочусь о будущем.

Губа Керша скривилась. Они не придут к общему знаменателю.

— Жителям понадобится прикрытие, — с сожалением произнес Керш.

— И как ты собираешься это сделать? — поинтересовалась палатина Сапфира.

Ее голос был холоден, как сталь.

— Мы вооружим их, — ответил труп-капитан.

— Невозможно, это… — начал Олифант.

— Ересь, — закончила Сапфира. — Это противоречит Декрету Пассиву. Если мы переживем Злобокост, то будем казнены за ересь.

Керш кивнул, вспоминая инцидент в Святом Этальберге.

— Именно поэтому Лазлонгия зачислит их рекрутами на службу в Похоронную Гвардию. Они будут официально находиться под командованием лорда-лейтенанта и понтифика, как планетарного губернатора.

— Мне это не нравится, — произнесла Сапфира после короткой паузы. — Словно вы затеваете что-то коварное.

— Я не спрашиваю вас, нравится ли это вам, или нет, — отрезал Керш. — И я вижу в этом необходимость.

Он перевел взгляд на лидера Похоронной Гвардии.

— Господин, вы хотите превратить гражданских в элиту сил самообороны?

— Нет, — произнес Керш. — Я хочу, чтобы это сделали вы. Уверен, в такой критичной ситуации, Департаменто Муниторум одобрит мое решение.

Проктор Краски на мгновение задумался над предложением труп-капитана. Наконец ветеран произнес:

— Жители мира-кладбища — в основном копатели и ряботяги. Многие не умеют читать и даже писать, кроме самых простейших молитв. Плюс большое количество женщин и детей. Ни у кого из мужчин нет боевого опыта.

— Они знают, какой конец лазружья самый опасный? — произнес Керш.

— Думаю да, — ответил Краски, пережевывая табак.

— Что ж, пока они будут направлять оружие на врага, я буду рад.

Кнут перевел взгляд на Олифанта.

— Женщины и дети могут образовать молитвенный кордон внутри периметра.

Взгляд понтифика уперся в пол. Экклезиарх выглядел несчастным.

— Сестра права. Декрет Пассив — не препятствие, которое нужно обойти. Это — закон Бога-Императора.

— Как бы вы не относились к своим подданным, — произнес Керш, обращаясь к нему, — цертусийцы — ваши войска. Когда враг атакует, они будут сражаться за свои жизни. Все, о чем я прошу — чтобы они сражались еще и за жизни других. Понтифик, разве Бог-Император не сражался за вас?

Понтифик посмотрел на стеклянную крышу над ним.

— Да, — наконец произнес он.

— Эти недоноски против чертовых берсеркеров Двенадцатого легиона? — воскликнул Скейс. — Ты с таким же успехом можешь предложить им самим лечь на алтарь Кровавого Бога.

— Есть и другие опасения, — произнес Эзраки, попытавшись перевести внимание Керша от Скейса.

— Апотекарий?

— Разве разумно вооружать людей, чьи братья и сестры стали аватарами одержимости?

— Что мы знаем об этом безумии? — спросил труп-капитан.

— Только то, что это — не психическое расстройство, — ответил апотекарий. — И, похоже, оно не передается как вирус или инфекция. Это какая-то манипуляция над сознанием. Мужчины менее подвержены безумию, нежели женщина, а молодежь — меньше чем старики. Все, что мы знаем: трансформация цертусийцев непредсказуема, и первый симптом — убийственное кровопролитие. Я полагаю, что здесь не обошлось без влияния кометы, но это — всего лишь мои предположения.

— Я так понимаю, нет гарантий по излечению?

Эзраки осклабился.

— Только выстрел в голову и сердце.

— Влияние на нас? — запросил информацию Кнут.

— Помимо докладов о галлюцинациях и плохом сне, похоже, мы не подвержены тлетворному воздействию. Есть много причин — соблюдение ритуалов, психоиндокринация, но опять же, я не знаю наверняка. Нужно провести тесты.

— Это не потребуется, — произнес труп-капитан. — У меня есть для тебя другое задание.

— Сэр?

— Я хочу, чтобы ты без промедления приступил к ритуалам извлечения прогеноидов из всех Сдирателей, служащих Ордену более десяти лет, — угрюмо произнес Керш.

Произнесенные труп-капитаном слова повергли присутствующих в шок, раздались возражения.

— Керш? — произнес Эзраки, пропустив формальности.

— Мы противостоим врагу, который, обычно, не оставляет после себя выживших.

— Ты готов к нашему поражению, — огрызнулся Йоахим.

— Мы — яростные воины. Мы ожидаем лучшего, но готовимся к худшему. Если мы падем, и, клянусь кровью Катафалка, я не надеюсь, что этого не случится — мы должны встретить наш конец, зная, что наше наследство будет жить и перейдет другому поколению. Мы делаем это в интересах Ордена, а не для себя. Я не прошу вас, Дорн просит, чтобы обезопасить как настоящее, так и будущее Империума.

— Как мы это сделаем? — угрюмо отозвался Эзраки.

— Ты перевезешь собранное геносемя на «Ангелика Мортис» и проследишь за его безопасностью и герметичностью контейнеров. Затем отправишься на мир-кузницу Аэтна Фол.

— Аэтна Фол?

— Это неподалеку, — объяснил Керш, — и досягаемо через серию коротких варп-прыжков, которые скорректирует брат Данкред.

— На это уйдут месяцы из-за близости к Оку, — запротестовал апотекарий.

— Да, — согласился Керш. — Но Адептус Механикус оценят важность груза и доставят его на Эскару. Ты, естественно, будешь там, чтобы снять все вопросы.

— Ты просишь меня сопровождать груз?

— Наш единственный апотекарий? — вспылил Ишмаил. — И ударный крейсер роты? Это — безумие.

— Пришло время, когда вы должен понять с кем мы имеем дело, — обратился к плетям труп-капитан. — Слуги Кровавого Бога — не стратеги и не сражаются ради славы. Они не знают, что такое неудача, только успех или вечная тьма. Они не действуют по принципу: ранил-атаковал-отступил. Победа, над одним человеком или над галактикой — все для них. Они живут ради смерти своих врагов и думают ни о чем другом кроме крови врага на их клинках. Когда начнется битва, нам не нужны будут услуги апотекария Эзраки. Что касается «Ангелики Мортис» — как вы думаете, что с ней сделает Злобокост? Армада Хаоса сметет корабль, словно лавина альпиниста. Именно поэтому корпус-командор Бартемий и наш уважаемый апотекарий проследят, чтобы будущее Ордена безопасно дошло до мира Механикус.

— С меня хватит, — произнес Скейс. — Похоже, ты отлично спланировал наше уничтожение — с твоего решения оставить нас на этом мире смерти — до решения лишить нас орбитальной поддержки и транспорта.

— Мой господин, в распоряжении Адептус Министорум есть «Апотеон» и несколько других судов, — напомнил понтифик Олифант, но Скейс проигнорировал его.

— Разве это не суицид? — продолжил старшая плеть. — Такой совет ты дал магистру Ордена на Игнус Прайм? Сколько еще Альфа Легион будет наказывать нас за твои ошибки? Потеря Ишабольда и Стигмученника — не достаточно для тебя.

— Он — труп-капитан, — холодным тоном произнес Силус Кетурах, — назначенный приказом Ишабольда.

— А разве Хорус не был назначен Воителем самим Императором?

В зале воцарилась тишина, вызванная еретическим высказыванием старшей плети.

— Ты стоишь здесь, — прогремел Керш, делая шаг вперед, — в этом святом месте, и сыпешь обвинениями в мой адрес, подпитывая собственную ярость и являя всем семя раздора в этой роте…

— Если бы я командовал пятой, мы бы уже давно вернули потерянный тобой Стигмученник, и наша броня была бы красной от цвета крови предателей.

— А я думаю, что в таком случае ты бы хватался за голову от стыда на мире Роршах, или валялся в собственной крови, так как даже ребенок смог бы понять, что это — очевидная ловушка, — Керш навис над Сдирателем. — Альфа Легион — змеи. Они позволят тебе знать только то, что они хотят, чтобы ты знал. Ты не должен доверять такой информации. Скорее всего, это — западня или возможность отвлечь нас от исполнения наших обязательств.

— Это — не наше обязательство! — проревел Скейс.

— Нет, это не так, — вмешался апотекарий. — Ты не был на Святом Этальберге. Мы связаны древними пактами и обещаниями, как и наш магистр. Мы служи Кезии Ишабольду и должны уважать его слово, как ты должен уважать слово твоего труп-капитана.

— Слова… — с отвращением произнес Скейс. — Ты говоришь о словах и пыльных трактатах. Я говорю о твоей чести и крови наших врагов на наших мечах.

— Не делай ошибку, — произнес Керш. — Это — одно и то же. То, с чем мы сражались во дворце, было нашим врагом. Какой-то вид демона, предвещающего наступление кровавой бойни. Хочешь сбежать? Сбежать в безопасное место, оставив смертных противостоять слугам Темных Богов? Как это послужит чести твоего Ордена?

— Ты искажаешь мои слова, Керш, так как в твоих собственных — нет чести. Я не позволю поучать меня о чести таким как ты. Кнут, который подвел своего магистра, отдал возлюбленный Стигмученник врагу и поддался постыдной одержимости. И пока Дорн проклинает тебя Тьмой, капеллану Шадрату приходится руководить ротой.

— Ты заходишь слишком далеко, Юрия, — предупредил капеллан.

— Мы только начали, — ядовито прошипел Скейс. — Нам нужен лидер. Не трус, не достойный носить символ и цвета Катафалка. Ошибка, желающий положить свою роту на альтарь своей же вины и окутать ее Тьмой.

— Скейс… — начал Шадрат.

— Я думаю, это был последний раз, когда я позволил тебе оспаривать мою отвагу, — произнес Керш, сжав зубы.

— Думай дальше, Кнут, — выпалил Скейс, делая шаг навстречу труп-капитану. — Я требую Суд Клинком.

Его слова эхом отразились от стен помещения.

— Труп-капитан предоставил достаточно доказательств на Пире, — выкрикнул Эзраки.

— Не мне, — произнес плеть отделения, отдавая Ишмаилу свой болт-пистолет. — И не этой роте, которой не довелось участвовать в турнире из-за задания на Виглехэване — убирать дерьмо за Кнутом. Возможно, он смог убедить участников из других Орденов.

Брат Мика выступил вперед, взгляд чемпиона уперся в Скейса.

— Мика, нет, — мягко произнес Керш, положив перчатку на плечо юного Сдирателя.

— Этот Сдиратель забылся, — ответил Мика, не отрывая взгляд от Скейса. — Позвольте поставить его на место.

Керш покачал головой.

— Это — акт неповиновения, — предупредил Эзраки. — Грубое нарушение субординации.

— Я лишь следую примеру лейтенантов Магистра Войны, отказавшихся присоединиться к нему из-за верности своему Императору, — произнес Скейс. — Кроме того, в своем отделении я поощряю лишь верность. Все сказанное мной — личное мнение. И я имею на это право, как и другие Сдиратели и Кулаки Дорна. Шрамы на моем лице подтверждают право на поединок.

— Ты хочешь драться, несмотря на то, что архи-враг уже у наших ворот? — спросил Керш, качая головой.

— А теперь придется и тебе, — ответил Скейс. — Я вижу, что мои обвинения все-таки задели тебя. Ты не сможешь игнорировать их, Кнут. Ты должен биться со мной.

Капеллан Шадрат повернул свой череполикий шлем в сторону Керша, и тот медленно кивнул.

— Это — безумие, — вмешался Эзраки.

— Я пошлю за клинками, — произнес Шадрат.

На подобных дуэлях использовалось церемониальное оружие, хранящееся в келье реклюзиама. Керш снял с пояса свой пистолет модели «Марк 2» и отстегнул цепной меч, отдав оружие апотекарию и брату Мике.

— В этом нет нужды, — произнес Кнут, выступая вперед. — Будем сражаться тем, что имеем.

Скейс кивнул и достал свой гладиус.

— Господа, — призвал Олифант, вставая на ноги. — Вы не можете проливать кровь в…

Проктор Краски положил руку на плечо понтифика и покачал головой.

— Вызов брошен, и да свершится правосудие, — произнес капеллан Шадрат, отходя в сторону, пока Сдиратели смещались к колоннам, освобождая место для участников. Фантом с интересом наблюдал за происходящим, прислонившись к одной из колонн.

— Суд Мечом. Все Сдиратели имеют общие черты лица, унаследованные от Дорна, и первая кровь на лице одного из его сынов возвестит о победителе. Братья, дайте знак, что вы понимаете это.

Керш достал свой реликтовый клинок и сделал несколько взмахов. Оба Сдирателя поцеловали свои гладиусы в ответ на слова капеллана.

— Начали, — произнес Шадрат.

Скейс ринулся на Кнута, высоко подняв клинок. Когда меч опустился вниз, Керш парировал его, уходя от рубящего удара. Меч Скейса встретился с каменным полом базилики, и Керш ударил по затылку плети рукоятью гладиуса.

— Ты можешь лучше, брат, — произнес труп-капитан.

Подзуживающий комментарий дал желаемый эффект. Скейс снова атаковал его, его гладиус описывал дуги и рубил. Керш оставался спокойным, отражая удары клинка и отклоняя шею вправо и влево, чтобы избежать колющих выпадов Скейса. Отбив очередной удар вверх, Кнут заставил плеть полностью вытянуться и нанес удар левой по подбородку и обратный удар костяшками по щеке. Скейс отшатнулся назад, держа меч в руке, и резко поднес пальцы к лицу. Капеллан подошел к нему и проверил, лицо плети на наличие крови, но ничего не обнаружил.

— Продолжайте, — рявкнул капеллан, отойдя назад.

Керш нанес удар снизу, но Скейс отбил его, издав яростный рев. Бой набирал обороты, и его техника начала терять дисциплину. Губа Скейса скривилась от ненависти, и он продолжил рубить и кромсать, даже не пытаясь бить четко в лицо Кнута.

— Ко мне, мясо! — позвал Керш.

Уходя от стремительной атаки, труп-капитан едва смог отбить в сторону меч противника. Керш врезался в железный светильник и снес плечом каменную статую святого, повергнув Олифанта в шок. Обогнув колонну, Сдиратели продолжили совершать богохульства, круша статую Святого Проулкса. Острые, каменные осколки летели во все стороны, пока Сдиратели пытались завладеть инициативой. Неожиданный удар клинка Кнута заставил оружие Скейса удариться о колонну. Керамитовый ботинок Керша в открывшийся участок брони плети. Крушащий кости удар оторвал Скейса от земли, меч вылетел из руки, а тело распласталось под флагами на стенах залы. Кнут ринулся к упавшему Сдирателю, желая поскорее закончить этот бессмысленный конфликт. Пока главная плеть крутил головой, стараясь прийти в себя, Керш приблизился, готовясь нанести противнику шрам, который тот никогда не забудет.

Внезапно возникший стук отвлек внимание Кнута. Перед ним возник гладиус Ишмаила и покатился к Скейсу. Прежде чем Керш смог среагировать, холодная сталь вошла ему в ребра. Скейс вскочил с пола и, используя движущий момент Кнута, всадил кончик меча между двумя керамитовыми пластинами и стал проталкивать клинок к «черному панцырю» Сдирателя. Однако схватка только началась. Керш схватил лезвие, препятствуя дальнейшему продвижению. Лицо Скейса перекосилось от усилия. Плеть обхватил перчаткой кулак Керша, сжимавший гладиус, и хватка Кнута ослабла. Оба воина прикладывали неимоверные усилия, стоя друг напротив друга, словно две каменные статуи. На лице апотекария возникло выражение беспокойства, и Эзраки подался вперед, но Кнут, кивком головы, заставил ветерана остановиться. Глаза Скейса горели от осознания того, что он перехватил инициативу, и Керш уловил в его взгляде удовлетворение от процесса. Края гладиуса царапали керамит реликтовой брони Кнута. Труп-капитан боролся с желанием закричать, когда кончик меча стал входить в его «панцирь».

— Сэр! — запротестовал Мика.

— Нет! — яростно взревел Керш.

К удивлению Скейса рука Кнута пришла в движение и схватила плеть за шею, словно змею. Оба рухнули на пол, Скейс продолжил вдавливать меч одной рукой, а второй — не давал Кнуту возможности всадить в него гладиус. Сдиратели катались по полу, словно животные, грохот и скрежет зубов эхом отдавались от стен залы. Вскоре их конечности стали разъезжаться, когда на полу образовался целый бассейн из крови Керша. Окунаясь в кровь Кнута, их руки и ноги Сдирателей чертили безумные картины на мраморном полу базилики. Наконец, рука Керша соскользнула с брони Скейса.

Клинок Скейса провернулся внтури торса труп-капитана. Керш оказался у основания колонны. Скейс навис над Кнутом, и только реликтовый меч капитана отделял их друг от друга. Рука плети продолжила давить на гладиус, потроша плоть труп-капитана. Только усилия Керша не давали поединку завершиться трагическим исходом. Скейс взревел и усилил давление, позволяя клинку Керша погрузиться в его тело. Упершись в колонну, Кнут оказался в безвыходном положении и мог только наблюдать, как лезвие оружия все глубже и глубже входит в его торс.

— Капеллан! — позвал Эзраки.

— Условия предельно четки, — прошипел Шадрат, оба Сдирателя, как и остальные присутствующие подались вперед. — Первая кровь на лице.

Лицо Скейса исказилось от бешеного желания победить. Он знал, что победил Керша и не мог больше сдерживать маниакальное выражение своего лица.

— Сделай это, Юрия! — раздался крик Ишмаила.

К нему присоединились Йоахим и заместители плетей.

Взгляд Скейса метался между Ишмаилом и Кершем, между другом и врагом. Непроизвольно, главная плеть позволил ярости полностью поглотить его, надавив на гладиус всем своим весом. Лезвие стало проходить глубже, и даже хватка Кнута не смогла остановить его. Керш сжал зубы, когда мечь прошел насквозь и вышел из его спины.

Широко раскрыв глаза, Кнут схватил Скейса за затылок. Ишмаил и те, кто наслаждались молчаливым страданием труп-капитана, восприняли это движение, как предсмертные судороги и жест отчаяния.

— Позвольте мне расправиться с ним, — раздался полный отчаяния голос Мики.

Чемпион был похож на преданного пса, рвущегося с поводка. Моргнув, Керш покачал головой.

Смотря вниз на поверженного Кнута, Скейс стал приходить в себя. Он ненавидел Кнута, всеми фибрами души. Он хотел драться с ним. Он хотел превзойти его. Но он не хотел убивать его. Все, чего он добился — бассейн крови и пронзенное тело труп-капитана.

Неожиданно, Скейс почувствовал, как его голова наклоняется вперед. Реликтовый меч Керша оказался прямо перед ним. Рука Кнута не давала Скейсу вырваться из хватки. Отпустив рукоять гладиуса, он попытался остановить труп-капитана, но его рука не нашла опоры. Наконец, главная плеть все же уперся рукой в колонну, но было уже поздно. Лезвие застыло в нескольких сантиметрах от его лица. Губа Керша поднялась вверх, обнажив сжатые зубы труп-капитана, пока тот приближал лицо Скейса к краю меча. Пока оба десантника изрыгали проклятия, гладя в отражение клинка, Кнут еще больше прогнул вниз голову плети.

Неожиданно, Керш расслабил хватку, позволив плети слегка поднять голову. На долю секунды Скейс расслабился, чем и воспользовался Кнут. Склонив голову плети в сторону, вместо прогиба вниз, Сдиратель впечатал лицо плети в острый край лезвия. Меч вскрыл плоть, разрезал мускул и хрящ и уперся в кость. Керш отбросил Скейса в сторону, на этот раз главная плеть разукрасил пол своей кровью.

В зале воцарилась тишина. На лице Олифанта и других смертных отразился страх и ужас. Опершись о колонну, Керш попытался подняться со скользкого от крови пола. Он пытался встать на ноги, и когда ему это не удалось — он просто направил кончик клинка в сторону заместителей командиров отделений, Йоахима и Ишмаила, чей клинок все еще торчал из плоти труп-капитана.

Эзраки хлопнул капеллана по наплечнику и направился к Кершу, но Кнут перевел кончик меча в сторону апотекария. Подталкивая Эзраки, капеллан Шадрат провозгласил:

— Схватка окончена!

Глаза присутствующих уперлись в пол.

— Суд закончен. Честь соблюдена. Первая кровь — за труп-капитаном. Внести запись в протокол. Мы все признаем честь и доблесть труп-капитана.

Силас Кетурах присел на корточки рядом с главной плетью. Седовласый плеть отделения скаутов оторвал кусок набедренной повязки с пояса Скейса, используя его для остановки крови. Керш разрезал половину лица главной плети, и Скейс уже потерял огромное количество крови. Собравшиеся смотрели на поверженного Сдирателя, ожидая от него исполнения ритуала. Кетурах прошептал ему на ухо последующую процедуру. Скейс напрягся и сжал кулаки. Послышался слабый шепот. Силас Кетурах поднял голову. Одна из его щек была выпачкана кровью.

— Главная плеть отзывает свои обвинения, — произнес скаут.

Все глаза уставились на Керша. Кнуту удалось встать на ноги. Труп-капитан стиснул рукоять гладиуса. Все еще опираясь на колонну, он направил кончик клинка на окружавших его Сдирателей.

— Думаете это игра? — прохрипел он. — Разве вам недостаточно того, что тысячи маньяков приближаются к краю системы, чтобы пролить имперскую кровь? Мы должны еще и нашу проливать?

Резкие высказывания Кнута разнеслись по базилике.

— Нас ждет битва! Может это и могильник, но мы стоим на земле Империума. Я не позволю Губительным Силам победить здесь. Им придется сначала убить меня. Сейчас вы демонстрируете вашу слабость, как и ваш главная плеть. Вы будете делать то, что вам прикажет ваш труп-капитан и магистр Ордена. Вы будете сражаться здесь также, если бы вы защищали свой родной мир или древнюю Терру. Так как если вы не сделаете это здесь, то все это может стать реальностью. Вы отдадите апотекарию свое геносемя, или я сам вырежу его из вас, чтобы более достойные Сдиратели, чем вы, могли противостоять приближающемуся шторму. Вам ясно, братья?

Керш выдержал их взгляды, прежде чем зашататься и прислониться к колонне. Эзраки не стал больше ждать.

— Керш, ты истечешь кровью, — произнес апотекарий.

Эзраки принялся обрабатывать рану Кнута. Труп-капитан, скривившись от боли, причиняемой скальпелями Эзраки, продолжал направлять клинок в сторону собравшихся Адептус Астартес.

— Хотите крови? — произнес он. — Что ж, вы оказались в нужном месте. Вы вдоволь насмотритесь на свою и кровь своих товарищей, если продолжите в том же духе. Пожиратели Миров проследят за этим. И даже не сомневайтесь, они обеспечат вам реки крови.

Керш еще раз обвел взглядом собравшихся Сдирателей.

— Свободны.

Глава 12
Рана внутри раны

При поддержке брата Мики с одной стороны, и апотекария — с другой, Керш доковылял до каменной плиты. Эзраки временно использовал одну из залов монастыря в качестве апотекариона.

— Я в порядке, — настаивал труп-капитан.

— Ты истекаешь кровью, словно свинья, — рявкнул Эзраки.

Сев на плиту, Керш перевел взгляд, на еще одного, и единственного пациента апотекариона.

Эпистолярий Мелмох не приходил в сознание, его грудь ритмично вздымалась и опускалась. Вефезда тихонько вошла в зал, в ее взгляде читалась обеспокоенность.

— Замри, будет больно.

Одним натренированным движением Эзраки полностью вытащил гладиус из тела Кнута. Керш дернулся, но промолчал.

— Наверное, не так больно, по сравнению с тем, когда тебя проткнули, да? — пробормотал Эзраки, передавая окровавленный клинок Мике.

— Господин? — произнесла Вефезда, но Кнут не ответил, на мгновение задумавшись.

— Он будет жить. Как всегда, — заверил ее апотекарий. — А теперь начни приносить пользу, дитя, и сними доспехи со своего господина.

Девушка тут же поспешила выполнять приказание. Брат Мика повертел окровавленный клинок в руках.

— Тебе нечем заняться? — раздраженно произнес Эзраки. — Мог бы вернуть его Ишмаилу. Уверен, вскоре ему это понадобится.

Когда Мика не ответил, апотекарий добавил:

— Думаешь о Суде? Что мог бы что-то предпринять?

— Труп-капитан выиграл. Что еще я мог сделать? — с горечью в голосе ответил Мика.

— Хороший ответ, — произнес Эзраки, занятый промыванием раны.

— Он зол на меня, потому что я лишил его священной обязанности, — отстраненно произнес Керш, все еще смотря на Мелмоха.

— Я — ваш чемпион, — произнес Мика.

Керш снова дернулся.

— В следующий раз именно ты защитишь меня. Договорились? А сейчас я хочу, чтобы ты нашел брата Нову. Пошли его ко мне. Мне нужно передать приказы. Ты мне нужен снаружи. Проследи, чтобы мои приказы были исполнены. Проследи за подрывом зданий. Работай в связке с лордом-лейтенантом Похоронной Гвардии. Я хочу, чтобы рекруты прошли боевую подготовку и были вооружены. Руководи возведением укреплений, огневых рубежей и траншей по всему периметру города. Я хочу, чтобы этот город был готов защитить себя. Именно это мне сейчас нужно от тебя.

— Как быть с нашими братьями.

— Мы будем более полезны, когда противник покажет себя. Мы должны быть готовыми ко всему. Иди.

— Есть, труп-капитан, — ответил Мика.

Чемпион бросил гладиус на кушетку.

— Брат Ишмаил может забрать его сам, — с отвращением произнес он.

Пока Вефезда снимала пластины брони с Кнута, Эзраки с помощниками приводили труп-капитана в порядок, зашивая израненное тело труп-капитана. Сложнее всего давалось лечение «черного панциря», соединявшего все ребра вместе. Закончив операцию апотекарий преступил к докладу.

— Я ввел гормон роста и использовал связующий агент, операционную смолу, чтобы предотвратить отслоение костей. Периодически ты будешь испытывать боль. Смола затвердеет примерно через час, поэтому постарайся не делать резких движений.

Вефезда держала в руках брюшную пластину брони, которую пронзил гладиус.

— Отнеси это брату Данкреду, — приказал Эзраки.

— У него есть дела поважнее, — неожиданно произнес Керш. — Как и у тебя, апотекарий.

Вефезда колебалась.

— Попроси его о временном ремонте, — произнес Эзраки. — То же самое я сделал с ее владельцем. Детали и убранство смогут подождать, как, собственно, и сам труп-капитан.

— Где Скейс? — спросил Кнут.

Эзраки поднял бровь.

— Его следует наказать?

— Нет, — ответил Керш.

— Он проткнул своего командира во время дуэли, это действо можно охарактеризовать как акт предательства и покушение на убийство. Он обесчестил себя…

— Тогда он понес достойное наказание, — рявкнул Кнут. — И теперь он будет нести это бремя, как и исполнять свой долг перед этим обреченным миром. Обесчестил или нет, я не могу разбрасываться главной плетью. Еще раз повторю вопрос: где Юрия Скейс?

— Он такой же упрямый, как и ты, — произнес апотекарий. — Возможно, кто-то из его отделения в данный момент обрабатывает его раны. Ты почти содрал с него лицо, поэтому я пойду, проверю его.

— Хорошо, — произнес Кнут. — Начни со Скейса и отделения Цикатрикс. Я хочу, чтобы геносемя было собрано и покинуло этот мир в течение следующих пяти часов.

Бросив тяжелый взгляд на труп-капитана, пока его сервы складывали приборы, Эзраки молча кивнул и отправился к выходу. У двери он развернулся.

— Знаешь, Керш, то, что ты вовлек меня в эту кашу, не значит, что ты обязан менчя из нее вытащить. Обеспечить безопасность нашего геносемени — благородный порыв, но я нужен тебе и нашим братьям здесь.

Кнут повернулся к апотекарию.

— Аэтна Фол. Затем — Эскара. Ты покинешь планету с наследием Ордена через пять часов. Советую приступить к исполнению своих обязанностей.

На лице Эзраки отразилась слабая улыбка, и он вышел наружу.

Керш еще мгновение сидел в тишине и покое. Его тело ломило от боли. Мозг разрывался от напряжения. Этого от него и его Сдирателей хотел Император? В этом состояла его обязанность? Или он просто обрек боевых братьев Керша на резню? Труп-капитан подумал о мирах на пути кометы и космических десантниках, которые могут оказаться в ловушке из-за ее пагубного влияния. О решении отступить или сражаться. Сражался ли он только, чтобы избежать обвинений в трусости или слабости? Был ли Злобокост его наказанием, был ли прав Юрия Скейс, обвиняя его в провале на Виглхэване и гибели его братьев? Уподобился ли он Скейсу, ставшему рабом своего самоистязания, ведя братьев в заведомо проигрышный бой? Или он просто отчаянно пытается вернуть расположение и доверие своего господина? Не притворством и испытаниями на «Пире Мечей» или дуэлью чести. Будет ли Керш достоин стоять рядом с магистром Ордена, после того как прольет достаточно крови служителей Кровавого Бога?

Кнут слез с импровизированной кушетки и сделал несколько шагов вперед. Возможно, настоящие капитаны Адептус Астартес не задавали подобных вопросов. Возможно, сомнения для них остались в прошлом. Он делал вид, что уверен в своих приказах, даже когда лица его братьев выражали озабоченность, старался доказать всем своими делами, что достоин звания труп-капитана. Но все же, Захария Керш не был уверен в своей дальнейшей судьбе. События развивались по собственному сценарию, и он не мог контролировать их. Смертные называли их полубогами, но в такие минуты тишины Керш чувствовал пустоту незначительности, глубокую, словно тьма космоса, пропасть рока, в которой его боевой дух горел, словно небольшая свеча. Труп-капитан ощущал холод и одиночество.

В какой-то момент его взгляд опустился на предмет, лежавший на груди Мелмоха, такой же, который он обнаружил на своей груди, когда очнулся. Карта, кристаллическое пластина таро, используемая псайкерами для предсказаний будущего и судьбы, уготованных Императором. Стоя над прибывавшем в коме эпистолярием, Керш поднял карту и повертел ее в руках. На ней была изображена огромная, украшенная рунами колокольня, величественная и древняя, окруженная величественными терранскими ульями. Слова «Кампана Спиритус-Пердитос» слегка закрывали картинку, но Керш хорошо знал это место. Его знал каждый Адептус Астартес. «Колокол потерянных душ» на святой Терре, расположенный в «Башне героев», и звонивший только в случае смерти истинных героев Империума.

Керш почувствовал холод. Неестественное отсутствие жара в воздухе. Подняв взгляд, он увидел призрака, стоящего на другом краю кушетки и смотрящего на псайкера. Через мгновение фантом перевел взгляд на труп-капитана. Послышался звук стука зубов, и глаз призрачного воина стал излучать красное сияние.

— Значит, это — твоих рук дело, — произнес Керш, показывая призраку карту таро.

Фантом не отрывал от него взгляда, не давая своей жертве ни единого знака.

— Что это значит? — потребовал ответа Кнут.

Призрачный воин молчал.

— Я хочу знать, что это, ты, унылый, не на что ни годный улбюдок.

И снова фантом не ответил. Он просто наблюдал за яростью, разгоравшейся в груди труп-капитана, сохраняя при этом холодное спокойствие. Керш отвернулся. Он снова взглянул на карту, а затем — на фантома. Он ожидал, что тот исчезнет, но его призрачный преследователь, не двигаясь, стоял на месте.

— Фальшивый проповедник, — произнес Керш с нарастающим раздражением. — Сначала я думал, что ты — отголосок Тьмы. Что-то, что я прихватил с собой, оставив безумие позади. Затем — что ты — результат хирургической ошибки, галлюцинация, вызванная неправильным использованием дрели и скальпеля. На какое-то мгновение я подумал, что у тебя есть ответы на все вопросы. Что ты преследуешь меня по какой-то определенной причине, и я должен понять ее. Какой-то великий план. Теперь мне кажется, что я попросту проклят. И призрак, вроде тебя, наслаждается, угнетая меня своим присутствием. Тебя развлекают мои страдания?

Фантом перевел взгляд на Мелмоха и снова уставился на Керша. Он поднял указательный палец, кость, вышедшую из трещины на броне, и указал на таро в руке Сдирателя. Картинка начала растворятся, пока полностью не исчезла.

— Снова темные знамения? Ты не можешь выражаться точнее, упрямый ублюдок?

Пальцы, державшие таро, образовали кулак, и труп-капитан ринулся вперед, намереваясь нанести удар. Но, вместо керамита, его костяшки встретила пустота. Но что действительно ужаснуло Кнута — это тот факт, что фантом действительно находился здесь, а не был плодом его воображения. Инстинктивно одернув руку, Керш прижал ее к груди. Сдиратель вздохнул с облегчением, почувствовав под рукой жар живой плоти. Неожиданно, свечи, освещавшие помещение, потухли. Комната заполнилась тьмой, не доступной даже улучшенному зрению космического десантника. А затем во тьме появилась красная точка, глаз фантома, и зафиксировалась на Сдирателе. От призрака исходило неестественное сияние, а на броне плясали языки вечного пламени. Керш молча наблюдал за происходящим, не в силах отвести взгляд. Пламя окружало труп-капитана, создавая вокруг него инферно. Огонь в груди фантома завораживал Керша, и глаза Кнута медленно закрылись.

Когда Сдиратель снова открыл глаза, фантом исчез. Свечи снова зажглись, и комната снова озарилась тусклым светом. Кнут оперся на кушетку и коснулся пальцами своих шрамов. Открылась дверь, и вошел Ишмаил. Встретившись взглядом с труп-капитаном, он подошел к каменной лавке, лицо плети было темным, словно после шторма. Встав напротив Мелмоха, Ишмаил поднял свой окровавленный меч, лежавший на лавке. Его взгляд на мгновение задержался на клинке.

— Хочешь закончить начатое, плеть отделения Ишмаил? — издевательски произнес Кнут.

Слегка поколебавшись, Ишмаил повернулся к Кершу.

— Мелмох проснулся, — ответил плеть.

— Что? — произнес Керш.

Ответ плети застал его врасплох.

— Брат Мелмох, — произнес Ишмаил, в его взгляде все еще читались отголоски неповиновения, — в сознании.

Керш подошел к каменной кушетке. Действительно, глаза библиария были открыты, а взгляд уставился в потолок.

— Труп-капитан, — отсалютовал Ишмаил, прежде чем покинуть помещение.

— Мелмох, — приветствовал Эпистолярия Керш.

Библиарий сел на кушетке. Десантник облизнул губы.

— Я обезвожен, — произнес он.

Это была констатация факта, но Керш наполнил стакан из кувшина с водой и протянул его псайкеру. Приняв стакан, Мелмох сделал глоток, позволив струйкам воды пробежать по уголкам его рта.

— Апотекарион? — спросил он у Керша.

— Ты был в отключке, брат.

— Я слышал голоса, — отозвался Мелмох.

Керш напрягся.

— Здесь был брат Ишмаил…

— Ооо, — произнес Мелмох, уронив пустой стакан и схватившись за голову.

Наступив на осколки, Керш положил руку на плечо псайкера.

— Что случилось? Твой дар?

— Да, — пробормотал библиарий.

— Ты потерял его?

— Как раз наоборот, — произнес псайкер, — его лицо исказилось болью и напряжением.

— Твой уровень вырос?

Взгляд Мелмоха был пронизывающим, глаза — широко раскрыты, его слова эхом отдавались в голове Керша.

— Повсюду боль, такая, которую вы даже не можете себе представить. Не только в теле, но и в каждой части материи. Агония нашего невежества порождает дисбаланс в галактике. Действия, продиктованные горячей кровью и бессмысленной жестокостью — неумолимое желание нашего вида. Каждым болтом и ударом мы подпитываем зверя. Здесь и сейчас…

Библиарий пошатнулся, но затем снова сфокусировал взгляд на труп-капитане.

— Здесь и сейчас, это время и место — рана внутри раны. Вечная рана, словно бездонная яма.

— Ты говоришь о Злобокосте?

— Крики, — пробормотал Мелмох. — Непрекращающиеся вопли резни, страха и ярости. И их причина — пища для бога.

— Мелмох, я не…

— Я слышу это, все мы слышим это. Вы сможете услышать их во взмахе меча или щелчка спускового механизма. Вы ощущаете ярость на лице и пальцах, когда ваши кулаки готовы лишь кого-то жизни. Зло — здесь, в вашем сознании, и оно выражается в необходимости убийства. Оно взывает к вам, кромсая нервную систему и высвобождая убийственную энергию, разрастающуюся, переполняющую вас до краев. Угрожая вылиться в реальность, где мощь и кровь — неразделимы.

— Злоба, — согласился Кеш.

— Бесполезность воевать огнем с огнем. Спираль вырождения. Война. Она не закончится, пока мы не станем инструментами ее ярости. Так много ненависти.

— Поэтому ты забрал это из храма Экклезиархии? — спросил Керш.

Он запустил руку в подсумок на ремне и извлек небольшую урну. Библиарий вздрогнул.

— Все псайкеры мертвы. Навигаторы, астропаты — все.

— Собиратель Черепов знает, что мы здесь, — произнес эпистолярий, не отрывая глаза от контейнера с агонизирующим содержимым: пси-негативное присутствие Бога-Императора, прах божества. — Он чует запах нашей крови. Для него мы — всего лишь свечи во тьме, зажигающиеся каждый раз, когда хватаемся за оружие и спорим друг с другом. Но больше всего он ненавидит псайкеров. Ненавидит их за гранью неудобства и неприятия. Душа псайкера горит ярче других. Псайкер — трус, заставляющий руку остановиться, и агент варпа. Поэтому псайкеры умирают первыми от руки Кровавого Бога. Я должен уменьшить это сияние и на время скрыться во тьме, чтобы собрать силы, или меня ожидает та же судьба, что и других псайкеров на этой планете.

— Мелмох, — произнес Керш, пытаясь сосредоточить внимание библиария на себе. — Мне нужно знать, можешь ли ты пробиться сквозь щит Злобокоста и этой проклятой кометы.

— Вы хотите, чтобы я послал астротелепатическое сообщение?

— Да, несколько. Ты сможешь это сделать?

Мелмох выпрямился.

— Я могу попробовать.

— Мы должны оповестить кордон Ванахейма, — произнес Керш, — и сообщить им о курсе кометы. Они должны быть готовы. Мы не можем позволить Злобокосту выйти за приделы системы Соляр.

— А остальные?

— На длинные дистанции, короткие запросы о помощи к Легиону Гадюк на Гелионии Ретикули, — проинструктировал библиария труп-капитан. — Новадесантникам на Белис Кора и Ангелам Эрадикант в Порте Крил.

Мелмох попытался прервать его, но Керш продолжил.

— И в суб-сектор. Ходят слухи, что Белые Консулы — на пути в Эфесия Небула. Возможно, нам повезет.

Мелмох бросил на Керша тяжелый взгляд.

— Конечно, я сделаю все, что прикажете. Но знайте — мощь врага, с которым мы столкнемся… — библиарий подыскивал слова. — Даже если прибудут подкрепления, их встретят лишь наши трупы, засыпанные землей.

— Чуда ожидать не приходится? — произнес Керш.

— Навряд ли, — ответил Мелмох. — Я всего лишь реально смотрю на вещи.

— Разве на нашей стороне не будет сам Бог-Император? — произнес Керш.

Бровь Мелмоха поползла вверх от неожиданности.

— Он будет с нами, — осторожно произнес эпистолярий.

— Тогда, полагаю, ты не должен упасть в грязь лицом перед ним.

Часть 3
По кому бьёт колокол…

Глава 13
Падение небес

Брат Омар с трудом ковылял в тумане. Казалось, облака устали поддерживать свой вес и навалились на неофита. Плотная, вредоносная миазма распространялась повсюду, освещаемая тусклым сиянием неестественного цвета, словно масло, растекающееся по воде. Небо над скаутом Сдирателей, единственное, что можно было разглядеть сквозь туман, сверкало атмосферными возмущениями. Словно небеса падали вниз. Это был плохой знак. Омар осознал, что Цертус-Минор оказался под хвостом кометы.

Сам неофит представлял собой жалкое зрелище. Его жилет был растерзан в клочья и превратился в набедренную повязку, свисая лохмотьями с пояса. Его мускулистый торс был покрыт его собственной кровью, укусами, порезами и царапинами. Обрывки плаща служили своеобразной повязкой, предотвращающей попадание крови в глаза, пальцы слабо сжимали боевой нож, свисавший вниз, словно мачете. Лишь первобытный инстинкт выживания поддерживал в Сдирателе жизнь. Омар выбрался из кучи тел, кроша кости и черепа голыми руками. Нож выпал из рук под наплывом огромной толпы маньяков. Кто-то из безумцев подобрал его и использовал против скаута, нанося удары в плечо. Лишь отвоевав свой нож, скаут смог пробиться через толпу обезумевших местных. На протяжении нескольких часов Омар колол взад-вперед, постепенно, шаг за шагом, пробираясь сквозь орущую толпу и оставляя за собой кровавый шлейф. Одержимые давили упавших собратьев, доделывая грязную работу Омара. Неожиданно, скаут очутился в конце толпы. Продолжая пробивать себе путь к свободе, Омар скользнул в туман, оставив позади яростные крики и стоны умирающих. В полу бессознательном состоянии, потеряв много крови, Сдиратель, с трудом переставляя ноги, поплелся в сторону города Обсеки. Неофит был почти уверен, что идет по той же дороге, по которой он недавно ехал на мотоцикле. Но, в плотной стене тумана, надгробные плиты и памятники казались похожими друг на друга и, возможно, он двигался в совершенно другом направлении. Гул позади заставил Сдирателя напрячь все его усиленные чувства. Омар поднял голову и прищурился. Сквозь пелену тумана он увидел огненные вспышки, словно что-то падало с небес. Вскоре вспышки исчезли, и скаут вновь почувствовал дрожь под ногами. Сжимая боевой нож поврежденной рукой, и заставляя ноги бежать, Омар ринулся к источнику звука. Сначала скаут заметил мерцание. В какой-то момент Омар осознал, что находится на краю небольшого кратера в зоне удара. Плиты и гробы, закопанные под ними, превратились в обломки и лежали вперемежку с костями. Двигаясь дальше, скаут заметил еще несколько светящихся кратеров — следов ударов метеорита, каменных обломков, льда и древних металлов, отколовшихся от кометы.

Что-то было не так. На дне кратеров виднелись остатки гробов, а в центре лежали контейнеры. На них не было видно следов повреждений. Некоторые были погружены в землю, другие — лежали на поверхности. Взобравшись в одну из дымящихся ям, Омар изучил один из объектов. В отличие от неказистых стазисных контейнеров, используемых цертусийцами в поминальных службах, этот был длинный, широкий и причудливо украшен. Он стоял прямо в вертикальном положении по отношению к поверхности, на самой глубине кратера, и был сделан из какого-то темного адамантового сплава. Контейнер был украшен узорами и орнаментом, Омар смог различить некое подобие птицы, объятой пламенем. Скаут стал ходить вокруг предмета. Несмотря на то, что вокруг него дымилась выжженная земля, контейнер был холодным на ощупь. Омар обнаружил знаки различия Ордена и боевые почести. Царапина на корпусе не давала рассмотреть название Ордена, но скаут смог разобрать номер основания, двадцать первое, проклятое основание. Список почестей был под стать легиону первого основания, он включал Апостатические Войны, Великая Чистка Малагантины, Бичевания Голгофы, битву при Ликантосском Завале, Вторую Чистку Черных Мириад и Бадабские войны. Просунув лезвие ножа между крышкой и саркофагом, брат Омар надавил на оружие и взломал замок. Послышался скрежет, и крышка поддалась. Внутри зияла темная пустота. Омар напряг зрение. Никаких остатков Адептус Астартес. На внутренней стороне крышки скаут обнаружил небольшую табличку, на которой были выгравированы генокод, имя, звание и лозунг роты. Брат-сержант Аттика Центурий, почтенная первая рота: Ин дедикато императум ультра артикуло мортис. «За Императора даже в смерти».

Сверху послышался свист. Закрыв крышку, Омар стал всматриваться в пасмурное небо. На нем возникло множество вспышек. Словно грязные небеса разверзлись, и выпустили пламя на землю мира-кладбища. Скаут почувствовал дрожь земли от первого удара и холод крышки саркофага. Затем ослышался второй удар, а за ним — третий. Серия ударов продолжилась, пока объекты падали на землю, глубоко погружаясь в грунт поверхности. Сначала Омар подумал, что это метеоритный шторм, вызванный кометой. Он даже предположил возможность падения других саркофагов. Скаута не прельщала перспектива быть убитым одним из таких падающих объектов. Затем он услышал это. Что-то неописуемо ужасное, возвещающее о прибытии. Не метеорита или пустого саркофага. Сдиратель выбрался из кратера и поплелся по дороге. Над головой послышался звук, похожий на хлопанье крыльев. Справа от неофита раздалось шипение, словно там открывался люк. Позади послышались тяжелые шаги. Неожиданно раздался визгливый крик, вызвавший кровотечение из глаз Скаута. Омар перешел на быстрый шаг, а затем — побежал. Он больше не ощущал боль в руках и усталость в ногах. Вокруг него появлялись кошмарные твари, которых было просто невозможно описать. Брат Омар устремился во тьму, по дороге, усыпанной гравием, которая, как он надеялся, вела в Обсеку, к его боевым братьям и оружейной.

Кнут стоял на каменном выступе. Технодесантник Данкред подтвердил, что разрушение внешних стен, церквушек и жилых домов, не вызвало никаких затруднений, строения были построены давно, поэтому практически разваливались сами по себе. Теперь эти сооружения представляли собой периметр из каменных обломков, обеспечивая защиту воинам создавая предпосылки для прицельного огня из орудийных платформ по секторам обстрела.

С другой стороны, периметр создавал препятствие в виде изнуряющего и долгого подъема, в ходе которого Похоронная Гвардия и вновь прибывшие новобранцы смогут отбрасывать противника огнем из лаз-орудий.

Керш приказал технодесантнику обрушить второй и третий ряд зданий, чтобы создать три кольца обороны. Внутри двух кругов труп-капитан приказал вырыть узкие лазайки и заминировать их. Керш продумал пути тактического отступления и эти траншеи давали цертусийцам и Сдирателям отойти назад, в случае, если те уже не смогут справляться с наплывом противников. Взрывы уничтожат поверхность перед насыпью, и противнику вновь придется карабкаться наверх, давая цертусийцам время для занятия позиций. Покрывшийся трещинами парапет заполнили напуганные цертусийцы, в основном мужчины, отобранные лордом-лейтенантом, чтобы пополнить ряды Похоронной Гвардии. Некоторые из них были вооружены лаз-ружьями, взятыми из оружейных сил самообороны, другие держали в руках автоганы и старые карабины. Наскоро возведенные огневые точки были оборудованы тяжелыми стабберами, мортирами и автопушками. Гробокопатели и каменщики сжимали кирки и пики мокрыми от пота руками. Среди обычных жителей мира-кладбища виднелись и профессиональные солдаты Похоронной Гвардии. Гвардейцы были облачены в пыльные черные накидки и направляли лаз-ружья в сторону обломочного палисада. Солдаты, подготовленные для церемониальных служб, были не готовы к бою с настоящим противником. Керш прикусил губу от злости, наблюдая как лейтенант гвардейцев расправлял плащ и стряхивал пыль с плеча, в то время как должен был регулировать прицел своего лаз-мушкета.

На ближайшей огневой точке Керш заметил своих личных сервов. Орен пристороился к огромной автопушке. Старый Энох расставлял ящики с боеприпасами, пока Вефесда общалась с несколькими цертусийцами, разносившими снаряды. Когда начнется штурм, все будет зависеть от наличия боеприпасов для тяжелых орудий. Именно поэтому Керш назначил сервов Ордена ответственными за обеспечением огневых позиций боеприпасами. В отличие от цертусийцев они сохраняли спокойствие и, перед лицом врага, они не забудут о своих обязанностях. Девушка повернулась к Кершу и показала пальцем на местных, с которыми она вела беседу, чтобы взгляд десантника смог подбодрить их. Она улыбнулась на короткое мгновение, но труп-капитан сделал вид, что не заметил этого. Когда она отвернулась от него, Керш заметил громоздкий пистолет, висевший у нее на поясе. Именно на Вефесду была возложена задача по поддержанию логистики. Укрепление без снарядов станет катастрофой.

Ночной воздух был спокойным, пропитанный злом туман распространялся по кладбищам, ухудшая видимость. Осматривая оборонительные укрепления своим единственным глазом, Керш заметил брата Мику. Чемпион был не в восторге от того, что находился не рядом с труп-капитаном, но Керш настоял на том, чтобы Мика поддерживал порядок по всему оборонительному периметру. Чемпион передвигался перебежками, от одной полосы обороны к другой. Он поднял кулак вверх и затем поцеловал его, Керш повторил его жест.

В городе стояла странная тишина. Цертусицы, находившиеся рядом с труп-капитаном, тряслись от страха, на их лицах застыл ужас. Женщины, дети и немногие оставшиеся священники бегали от центра города к траншеям, перенося воду, еду и боеприпасы.

Тысячи тех, кто не был задействован в работах по подготовке к битве, собирались в тесных монастырях, учетных плацах и плазах, рядом с Мемориальным Мавзолеем, держа свечки и молясь вместе с понтификом Олифантом. Подземелье Мемориального мавзолея, где хранились остатки бывшего высшего лорда Терры и экклезиарха, уходило вниз на достаточную глубину, чтобы избежать апокалептического удара астероида. Именно здесь Керш планировал спрятать Олифанта. После жарких споров с труп-капитаном, палатина Сапфира из Августейшей Стражи согласилась разместить там небольшую группу верхушки священников. Сестра беспокоилась, что жар, исходящий из тел, нарушит температурный баланс помещения. Олифант разрушил все старания Керша, сказав, что разделит судьбу со своими подданными. Это вывело Керша из себя, хотя в душе он был впечатлен мужеством понтифика, никогда ранее он не видел подобного отношения к своей пастве со стороны других священников и планетарных губернаторов. По крайней мере, понтифик согласился собрать своих людей у мавзолея, рядом со стоящими на страже сестрами битвы.

Здания города опустели. Жители волокли свои пожитки по залитым кровью улицам, пока проктор Краски и его люди отбивали атаки психопатов на узких аллеях и тупиках. Они орудовали своими боевыми дробовиками, выкашивая порядки одержимых. Керш мог слышать рев и яростные крики, а также стоны умирающих, эхом отражавшихся от высоких стен города, тоннелей и лестниц. В самых высоких башнях и этажах зданий расположились скауты отделения Контритус, во главе с плетью отделения Кетурахом. В прицелах их магнокулярной оптики отражались улочки и некроплексы, расположенные за периметром.

Кетурах вернулся раньше, чем предполагал. Двое скаутов из его отделения все еще числились пропавшими, но как только с неба посыпались огненные шары, плеть отделения прекратил их поиск, не желая рисковать Громовым Ястребом «Импунитас» в этом дьявольском шторме. Керш приказал оставшимся скаутам рассредоточиться по периметру с остальными Сдирателями, небольшими мобильными группами. Труп-капитан надеялся, что присутствие ангелов и неофитов укрепит дух сил самообороны. Керш ожидал от своих воинов быстрой реакции и умения приспособиться к быстро меняющимся реалиям. Когда линия обороны будет прорвана, а в этом Кнут не сомневался, Адептус Астартес нейтрализуют угрозу и замедлят темп штурма.

Рядом с ним, у палисады, стоял плеть отделения Ишмаил и брат из отделения Кастигир, Кэйл. Плеть Сдирателей прохаживался взад-вперед, выкрикивая гневные приказы, словно тиран. Адептус Астартес торопил цертусийцев, считая их неоправдывающими его ожидания, но испуганные жители мира-кладбища плохо понимали десантника. Кэйл вглядывался вдаль, сжав в руках огнемет, его взгляд сосредоточился на тумане, обволакивавшем пространство, словно вуаль. Здесь, в могильных землях, присутствовало что-то еще. Что-то противоестественное. Они все чувствовали это, слыша странные звуки, доносящиеся из темноты. Керш слушал. Скрежет, клацкающие звуки, бормотание, шипение, пронзительные визги, звучавшие, словно песня умирающего океанского чудовища. Звучали и приглушенные голоса, чей язык не был похож ни на человеческий, ни на язык ксеносов.

Когда «Импунитас» доложил об орбитальной бомбардировке дальше к югу, за великими Очерами, Керш ожидал худшего. Город Обсека не выдержал бы бомбардировку. Кнут надеялся, что слуги Кровавого Бога предпочтут сразиться лицом к лицу. Они не славились подобными битвами на дальних дистанциях. Исходя из опыта столкновений с группами берсеркеров, Керш знал, что за древними кораблями легионов-предателей следуют отмеченные Кхорном культисты.

Армада Злобокоста, скорее всего, состояла из тяжеловооруженных крейсеров, раздутых транспортников и судов-мародеров, готовых извергнуть примитивные контейнеры-десантные капсулы с человеческими отбросами прямо в гущу штурмовиков, баржей, буксировочных бригов и шатлов. Корпус-коммандор Бартемий, в последнем сообщении с «Ангелика Мортис», подтвердил появление флота Злобокоста на краю системы. Однако, ни одно судно, даже изуродованные скоростные торговые корабли и вакуумные клиперы, идущие во главе армады, словно псы на привязи, все еще не достигли ядра системы. Керш приказал Бартемию продумать вектор отхода к слепящему солнцу мира-кладбища, чтобы замаскировать сигнатуры судна, с ценным грузом на борту, звездной статикой.

Кнут подумал об Эзраки и грубом корпус-командоре. Труп-капитан уже ощутил отсутствие апотекария, лишившись ценных советов усеянного шрамами ветерана. Керш знал, что Сдиратели пятой будут скучать по «Ангелике Мортис», ударный крейсер был их единственной надеждой. Теперь их жизнь закончится. Они никогда не увидят дом.

Труп-капитан знал, что некоторые десантники разделяют его идею уберечь ценное геносемя, в то время как другие перестанут чувствовать горечь только в пылу битвы. Именно поэтому Керш надеялся, что враг высадится как можно скорее.

Именно Мелмох дал Кнуту ответы. Какова была природа орбитальной бомбардировки? Если не Злобокост, то что скрывалось в тумане и превращало цертусийцев в одержимых? Библиарий рассказал ему, что комета Килер не была обычным небесным телом. Она уже не была просто куском льда, камня или металла, плывущего сквозь пространство по орбите, и подчиняясь законам гравитации. Она прошла сквозь Око Ужаса и изменилась. Словно коготь, разрывающий материю реальности, кровавая комета образовывала разрывы во времени и пространстве, распространяя тьму и создавая разлом имматериума, через который смог бы просачиваться варп.

Эпистолярий рассказал Кершу, показывая на неестественный след в небе, что хвост кометы и был таким образователем, именно он помог варпу попасть на землю Цертус-Минор. Пытаясь убедить Кнута, псайкер предположил, что слабые создания и формы варпа, возможно, сгорят при падении, и, таким образом, хватка остальных тварей также ослабнет. Что еще больше ужаснуло Керша — так это уверенность Мелмоха в том, что тварей, которые переживут высадку, будет крайне тяжело убить.

— Движение? — произнес Керш.

— Никак нет, — ответил Кэйл.

Он держал ауспик прямо перед собой, сканируя толстую завесу тумана.

— Ни движений, ни тепловых сигнатур, ни излучений.

— Там точно что-то есть, — огрызнулся Ишмаил.

Плеть отделения одел свои грозовые когти и наблюдал за дугами разрядов, проходящих между ними.

Проходили минуты. Кэйл продолжил сканировать некроплекс, но ничего не обнаружил. Ишмаил стал выплескивать свое нетерпение на и без того запуганных смертных. Затем Керш услышал это. Вдалеке. Вдоль периметра. Среди свистящей какофонии, доносившейся из тумана. Ритмичное потрескивание тяжелого стаббера.

— Труп-капитан, — разделся голос в вокс-передатчике Керша. — Вижу противника.

Это был брат Нова.

Керш приставил нового знаменосца роты к капеллану Шадрату, на востоке города. Сквозь помехи вокс-канала можно было учлышать четкий стрекот стаббера, труп-капитан также расслышал шипение лаз-мушкетов и треск болтеров.

— Старшая плеть, брат Данкред и лорд-лейтенант — все сообщают о контакте с противником, сэр.

Керш обвел взглядом крошечный город, который стал еще меньше после разрушений брата Данкреда. Труп-капитан представил локации, с которых поступали доклады. Похоже, первоначальный штурм начался с севера и востока.

— Что с Йохимом, эпистолярием, второй плетью Скариохом?

— Ничего, сэр.

Затем Керш услышал короткие выстрелы смертных, не выдержавших напряжения. Позади обрушившихся монастырских колонн двое гвардейцев выпустили очереди в туман. Лейтенант гвардейцев тут же налетел на них и осыпал проклятиями. Слова офицера потонули в треске стаб-карабина и громе автопушки Орена. Нечеткие очертания превратились в тени, а тени быстро стали кошмарными тварями, появившимися из тумана. Небо окрасилось вспышками лаз-болтов, летящих в сторону темной пелены тумана. Автопушка и тяжелый стаббер выкашивали тварей прежде, чем те успели приобрести четкие очертания.

Керш отстегнул цепной меч и направил зазубренный клинок в сторону стоящего рядом Ишмаила. Он надеялся, что тот ответным жестом коснется клинка своими грозовыми когтями. Ишмаил одарил труп-капитана взглядом, полным отвращения, и надел шлем.

— Сэр, — позвал Кэйл.

Керш не знал, увидел ли тот выражение лица своей плети, или нет.

Космодесантник протянул труп-капитану ауспик.

— У меня пусто.

Керш сжал зубы. Враг не попадал под лучи сканеров, и это было плохой новостью для Сдирателей.

— Если увидишь врага своими глазами, сожги его, — произнес Керш.

Закрепив ауспик на поясе и надев шлем, Сдиратель побежал к периметру, на ходу подкручивая дуло для создания стены огня.

Активировав свой клинок, Кнут разогнал зубцы до убийственной скорости. Отстегивая шлем и разжимая заклепки, Керш наблюдал за монстрами, появлявшимися из тумана. Количество сущностей варпа росло, и некоторым удавалось проскользнуть сквозь плотную стену огня орудий. Труп-капитан отметил хорошую работу автопушки и тяжелого стаббера, разрывающих тварей на части. Шквал огня стал уменьшаться, и Керш подался вперед, чтобы выяснить причину. Произошло то, чего он боялся больше всего. С появлением демонов состояние паники, у обычных цертусийцев, сменилось ужасом. Жители мира-кладбища и некоторые гвардейцы, раскрыв рот, наблюдали за разворачивающимся кошмаром, их слабый разум не смог выдержать этого зрелища. Некоторые разворачивались и бежали к руинам укреплений, отказываясь верить в то, что они видели. Другие падали на землю и рыдали. Многие не могли оторвать взгляд от демонических тварей и просто не двигались, прижав оружие к груди.

Несколько летающих бестий по спирали уворачивались от снарядов тяжелых орудий и лаз-болтов. Их неестественные формы вызвали в Кершу волну глубокого отвращения. Они парили над укрытиями, делая взмахи своими множественными крыльями. Ишмаил бросился к монстрам и прыгнул, вскинув когти по направлению к монстрам. Волна тока пробежала между когтями и опалила крылья первого демона, он упал на землю и растворился. Ишмаил приземлился на колено и бросил взгляд через плечо, затем вскинул болт-пистолет и произвел несколько выстрелов во второго нападающего. Третья тварь обогнула Ишмаила и бросилась на Керша. Кнут ушел вправо, развернулся и нанес удар мечом. Оружия врезалось в огромное крыло и разорвало бок монстра. Вефесда отбежала вперед, вскинув лазпистолет, который она держала обеими руками, словно карабин, девушка открыла автоматический огонь.

Следуя за Ишмаилом к палисаду, Керш увидел, как плеть отделения орет на ополченцев и бойцов Похоронной Гвардии. В качестве устрашения Сдиратель встал на парапет и послал несколько болтов в убегающих с поля боя солдат.

— Стреляйте, трусливые ублюдки! — взревел Ишмаил, направив когти в сторону солдат. — Стреляйте, или я заставлю вас пожалеть о том, что вы не сделали это раньше, отбросы! Я скормлю вас этим тварям!

Новые кошмары возникли рядом с укреплениями. Похожие на арахнидов, с огромной пастью и множеством лап, сущности варпа передвигались прыжками, перепрыгивая могильные плиты. Мясистые, похожие на морских ежей, твари катились по земле на пневматических шипах, прокалывая все на своем пути. Костистые копья, которые вырывались из тумана, протыкая гвардейцев и создавая сеть из насаженных на шипы жертв. Конические тела, изуродованные конечностями с когтями и отвратительными пастями, выплевывающими желчь, разъедающую все вокруг. Ненасытные поглотители протоплазмы. Монстры, похожие на когти. Опухолеобразные наросты, распространявшиеся по земле, камням и живым тканям с ужасающей скоростью. Личинкоподобные кошмары, избежавшие заградительного огня и теперь перемещающиеся по грудам обломков. Керш видел, как местные жители раздирают собственные лица, после того как похожие на угрей паразиты проникали в уши, рты и глаза, прежде чем взорваться.

Броня Кнута покрылась ихором, пока он разрубал конечности порождений варпа. Он снес голову Кимерикского живоглота, а затем отрубил спиральный бивень «крикуна», спикировавшего на него на треугольных крыльях, располагавшихся на груди демона. Кнут откинул в сторону вязкую массу мелких стеблей ударом своего бронированного ботинка и придавил им хвост крадущегося горгопеда. Он разрубил толстое, змееподобное тело, висящее на спине лейтенанта, только чтобы обнаружить, что монстр съел его голову и пытался пролезть внутрь тела. Воздух был наполнен смертью. От укреплений веяло ужасом. Нематериальные сущности, изголодавшиеся по душам, были повсюду, и Кнут превратился в вихрь мечей, разбрасывающий и казнящий тварей варпа.

Керш потерял счет времени. Море демонов продолжало расти, твари атаковали с воздуха, с земли, проникали в тела поверженных жертв. Лишь на мгновение он позволил себе задуматься. Его сверхчеловеческое тело было подчинено обстоятельствам — оно вращалось, уклонялось и врезалось в этот непрекращающийся хаос. Меч завибрировал в его руках и стал дымиться, нагревшись до предела.

По воксу он слышал схожие истории со всего периметра. Кнут услышал доклады о самовольном оставлении своих позиций ополченцами и гвардейцами Похоронной стражи, поддавшихся ужасу происходящего. Он слышал, как второе отделение плети Азарета и группа брата Лемуила оттесняли противника ко второму периметру, а технодесанткника Данкреда поглотила волна монстров.

Неожиданно, пространство перед Кершем опустело. Изуродованные сущности превратились в груду конечностей, оторванных снарядами пушки. Трупп-капитан подумал об Орене, угрюмый серв доказывал свою полезность, яростно перемалывая уродцев четкими выстрелами автопушки. Через залитую ихором оптику Керш увидел, как Кэйл орудует своим огнеметом. Сдиратель удерживал часть палисада, выпуская широкие струи огня, выжигающие покрывшиеся волдырями обломки и тела, взорванные дротиками костлявого монстра-чистильщика, а также одержимых гвардейцев и других тварей. Брат Мика прорубал путь к своему труп-капитану, убирая с пути паукообразных тварей выстрелами из болтера. Стволом оружия и щитом он отпихивал лапы крупных пауков.

По наблюдениям Кнута, только укрепрайон с автопушкой во главе с братьями Мика и Кэйлом держался, отбивая атаки порождений варпа. Ополченцы в панике бежали обратно в город. Горстка гвардейцев все еще пыталась оборонять позиции, но, в итоге, и они были смяты монстрами, разрывавшими их плоть и насаживавшими тела на костяные копья. Крутанувшись, Керш проскользнул между лап клыкастого монстра. Тварь рванулась к труп-капитану, сжимая и разжимая пасть полную кривых зубов и клыков. Кнуту показалось, что он услышал голос Мики по воксу, но он не смог разобрать слова чемпиона. Труп-капитан сделал взмах и пронзил кончиком меча одну из лап демонического создания.

Вглядевшись в туман, Керш различил силуэт Ишмаила рядом с могильными плитами некроплекса. Плеть отделения сражался, словно загнанный лев, его грозовые когти рассекали и пронзали плоть созданий варпа.

— Ишмаил! — позвал Керш, но Сдиратель находился вне зоны досягаемости. Кинув взгляд на свой укрепрайон, Кнут принял решение.

— Отходим! — приказал труп-капитан, перекрикивая рев автопушки.

Отстреливая ползучих тварей из лазгана, Вефезда прикрывала Орена и Эноха, пока те снимали пушку с треноги. Кэйл образовал струями пламени стену огня и двинулся по маршруту отступления.

Кнут взобрался на парапет и стал прорубать путь сквозь кучи из лап и торсов монстров. Опутанный паутиной хвост-плетка обрушился на его шлем сзади, а тонкие когти стали царапать керамит. Схватив тварь за хвост, Керш швырнул ее на усеянный обломками пол и раздавил ее бронированным ботинком. Затрясшись, монстр превратился в пепел. Кнут рискнул кинуть взгляд на плеть отделения, все больше и больше утопающего в море нематериальных сущностей. Поток кошмаров продолжал появляться из тьмы могильных земель, сея безумие среди защитников города. Умирая, монстры превращались в пыль, обволакивающую Сдирателей прежде, чем улететь на небеса.

— Ишмаил! — кричал Керш, отрубая конечности и прокалывая тела тварей.

Труп-капитан все больше увязал в море тел, также как и Ишмаил. Сдиратель не останавливался. Казалось, он существовал только для убийства. Он не отвечал ни на вокс-сообщения, ни на голос, не осознавая свою тактическую уязвимость, он тупо ломился напролом. Его грозовые когти, словно электрический шторм, раздирали в клочья чуму сумасшествия. Движения Сдирателя имели убийственный эффект, но при этом, казалось, что десантник просто убивал ради убийства, не осознавая, где находится.

— Плеть отделения Ишмаил, отвечай! — позвал Керш, но услышал лишь гортанный рев в ответ.

Брешь, пробитая плетью отделения, постепенно закрывалась. Труп-капитан заметил широкий взмах грозовых когтей. Словно пловец, борющийся с волнами, Кнут неожиданно оказался в плену варпа. Монстры были повсюду. Его ботинок застрял в пасти одной из тварей. Когти и клыки демона скрежетали по броне Сдирателя, и ему пришлось поднять перчатку, чтобы защититься от брызнувшей в него слизи, которая повредила оптику. Труп-капитан слышал голос брата Мики, но не мог сказать наверняка, с кем разговаривал чемпион роты. Керш обнаружил, что колеблется. Монстры были повсюду, кто-то пытался залезать ему на плечи, заставив Кнута опуститься на колени. Его руки уперлись в поверхность мира-кладбища, усеянную ихором, и в первый раз, за все время боя, его меч затих. Среди множества конечностей деформированных уродцев Керш обнаружил знакомое тело. Покрытый запекшейся и свежей кровью с ног до головы, в разодранной одежде, с глубокими ранами в виде порезов, один из неофитов Кетураха медленно, повернувшись спиной, полз по горам трупов. Юноша находился на грани истощения и был близок к смерти.

— Сдиратель! — позвал труп-капитан, но скаут смог лишь поднять голову, после чего упал на спину.

Керш смог полностью разглядеть ранения юного десантника. Четыре глубокие раны в животе — след от удара грозовых когтей. В безумии бойни Ишмаил пронзил брата-Сдирателя и полоснул свои мечом по лицу неофита, после чего вернулся к следующей жертве. Плеть отделения даже не остановился, чтобы обернуться и посмотреть на поверженного им скаута. Он был потерян для Ордена.

Исполосованное лицо юного Сдирателя повернулось к Кершу.

— Сэээр….

— Отставить, — приказал Кнут. — Я отнесу тебя обратно в город.

Взревев, труп-капитан вскочил на ноги. Тварир попадали с его плеч, а высасывающие души монстры попятились назад. Но это не спасло их от мономолекулярной ярости цепного меча Керша, пока он раскручивался вокруг своей оси, разрывая тела порождений варпа на части. Однако этого все равно было недостаточно. Он залез в самую глубь массы противника и был полностью объят безумием. Эфировые создания были повсюду, и все, что мог Сдиратель — рубить, потрошить и разрывать тела вокруг себя и поверженного скаута.

Тела штабелями падали вокруг поддавшегося боевой ярости десантника. Монстры, выглядевшие как головы без тела, и пульсирующие уродцы превращались в струйки дыма. Стена ужаса разошлась в стороны, и оттуда показался брат Мика. Защищаясь щитом от нападок тварей, он взрывал их тела методичным огнем из своего болтера. Демоны, которым удавалось подобраться совсем близко к чемпиону, отбрасывались огнем с крыш и колоколен города. Упав на землю, монстры превращались в пыль и устремлялись в небеса.

Керш представил отделение Контритус, ведущих огонь из снайперских винтовок, установленных на штативах. Глаза десантников были прикованы к прицелам, и они валили одну тварь за другой, освобождая путь труп-капитану. Кнут был уверен, что они действовали по приказу чемпиона роты.

— Мика! — позвал труп-капитан, схватив одну из протянутых рук скаута.

Оторвав голову очередного фрика сконцентрированным огнем болтера, Мика перехватил оружие другой рукой и схватил скаута за окровавленную ладонь.

— Мы должны уходить, сейчас! — взревел чемпион.

Неожиданная дрожь, прошедшая под ногами Керша, убедила его довериться мудрости Мики. Пока Сдиратели бежали к укреплениям, неся раненного скаута, Керш почувствовал что-то неестественное, нависшее над ними. Что-то огромное с невообразимо мощными паучьими ногами. При каждом шаге гиганта по земле проходила дрожь, выводившая Сдирателей из равновесия и отшвыривающая их на землю.

— Вперед-вперед-вперед! — крикнул Мика, когда десантники пробегали рядом с развалинами некроплекса прямо к укреплению из красного кирпича.

Тела врагов падали вокруг них, простреленные снайперскими лаз-выстрелами. Твари, прорывавшиеся сквозь стену огня, падали, сраженные выстрелами из болт-пистолета Мики или мечом труп-капитана.

Керш услышал стаккато орудийного огня. Всмотревшись сквозь пелену эфирного тумана, труп-капитан увидел в небе трассеры тяжелых болтеров. Их звук заглушался ревом исполина, шагавшего над ними.

— Это — «Перчатка», — крикнул Мика между выстрелами, дав понять, что он только что общался с «Громовым Ястребом».

Десантники неслись вперед, неся на себе израненного скаута. Керш услышал знакомый звук боевой пушки «Громового Ястреба». Кнут и чемпион почти одновременно пригнули головы, когда боевая машина снизила высоту и оказалась практически над ними. Подняв голову, Керш увидел, как снаряд пушки врезался в бок монстра. Наблюдая за яркой вспышкой двигателя «Перчатки», труп-капитан почувствовал, как содрогнулись небеса. Получив попадание, исполин зашатался и стал заваливаться на бок. Когда туман завихрился вокруг них, Кнут замедлился и встал на колено, приказав Мике сделать то же самое. Неожиданно, вихрь изменил направление и двинулся прямо на них, когда тело монстра оказалось над некроплексом.

Керш чуть не упал на землю от напора, как в воздухе раздались звериный рык, который неожиданно затих, и монстр задергался в конвульсиях. Дрожь стала более чем ощутимой, когда множество тварей, вокруг них, испустили дух.

Кнут и Мика снова были на ногах, таща скаута к укрытию. Лапы гиганта задрожали. Монстр пополз к куполу мемориального мавзолея, словно следуя беззвучной инструкции от своих соратников. С парапета Сдиратели увидели, как уродливые интервенты захватили периметр. Только Кэйл оставался у входа в тоннель, его огнемет поливал всех, у кого были лишние конечности.

Вдоль палисада Керш могу видеть неописуемый ужас, коим являлась голова исполина. Его бесформенный череп врезался в укрепление и отбрасывал обломки рокрита в стороны. Добравшись до Кэйла, Керш и Мика услышали, как автопушка Орена возобновила свою смертельную жатву. Сервы успешно отступали назад ко второму периметру, и к огню тяжелого орудия скоро присоединились беспорядочные вспышки лаз-мушкетов. Керш был рад огневой поддержке автопушки. За вторым креплением прикрывающий огонь скаутов уже не мог достичь монстров. Орды демонов воспользовались умирающим телом исполина и теперь прикрывались от огня тяжелых орудий.

Одна из тварей, которая, по предположению Мики, должна была уже быть мертва, неожиданно раскинула свои щупальца. Чемпион вернулся от нескольких выпадов, но раненный скаут не мог двигаться с тем же проворством, и одно из щупалиц схватило его за ногу. Освободившись от очередного щупльца, Мика отстрелил его выстрелом из болтера, но одна из конечностей монстра все же смогла оплести его оружие. Второе щупальце обхватило ногу чемпиону и стало плавить керамит брони. Мика разочарованно взревел, и Керш одним взмахом меча отсек щупальце от тела монстра. Пока чемпион отрывал часть щупальца от своей ноги и болтера, Кнут вонзил кончик меча в грудь монстра, разогнав скорость вращения зубцов до максимума.

Сдиратели снова побежали. Орда приближалась.

Наспех закрепленные болтами обломки второго заграждения грозили обрушиться на десантников, и Сдиратели ускорились. Кэйл следовал за ними, нескончаемое огненное инферно, выплескиваемое из его огнемета, становилось все убийственнее и убийственнее. Скелетоподобные твари кидались на стену огня, только чтобы превратиться в пыль, подобно их предшественникам. Наконец, канистра огнемета опустела, и Кэйл швырнул оружие в ближайшего выродка варпа. Болт-пистолет Сдирателя в мгновение ока покинул кобуру. Все еще двигаясь спиной, брат Кэйл продолжал яростно отстреливаться от противника. Неожиданно, перед десантником вырос Поглотитель, слишком крупная тварь для снарядов пистолета. Сначала монстр поглотил пистолет Кэйла, а затем и всего боевого брата.

Керш и Мика побежали дальше, выжимая последние силы из духов брони. Наконец показался выход. Труп-капитан увидел Вефесду, держащую в руках детонатор. Сдиратель услышал рев агонии, но продолжил двигаться. Когда Адептус Астртес выскочили из лабиринта, обтиратель Кнута нажала на кнопку детонатора. Заранее установленная взрывчатка сдетонировала и обвалила весь тоннель. Тонны обломков посыпались вниз, перекрыв маршрут отступления и похоронив тварей, преследовавших Сдирателей.

Когда облако пыли рассеялось, Керш оглядел присутствовавших. Все, начиная от Вефесды и Мики — до Похоронных гвардейцев, скрывались позади обломков шпиля и выглядели ошеломленными. Отвернувшись, Кнут посмотрел на скаута, которого вытащил из кошмара некропликса. Юноша закатил глаза и что-то еле слышно бормотал. Половина юного десантника просто отсутствовала. Поглотитель в последний момент настиг их и откусил скауту ноги и половину торса, то же случилось и с Кэйлом. Несколько секунд все молчали.

— Найди что-нибудь похожее на носилки, — обратился Кнут к Вефесде, — затем отнесите его к братьям десятой.

Девушка поспешила выполнять приказы своего господина. Глаза Керша упали на испуганных гвардейцев.

— Ты, — рявкнул Кнут тоном, полным ярости и разочарования. — А ну пошел к периметру, сейчас же…

Похоронный гвардеец схватил лаз-мушкет и побежал к палисаду, чтобы занять позицию.

Вогнав громоздкую обойму в болт-пистолет, брат Мика повернулся к Кнуту.

Чемпион роты поцеловал кулак, чтобы почтить Дорна.

— Вы готовы?

— Нет, — честно ответил Керш, но последовал за Сдирателем к автопушке, оставляя неофита наедине с шоком и болью.

Глава 14
Сизигий

Хотел бы я, чтобы это был сон.

Ужас варпа навис на Цертус-минор. Мир-кладбище был объят безумием битвы, когда хвост кометы прошел сквозь орбиту планеты. Нескончаемый поток тварей Хаоса, словно дождь, хлынул на небольшой островок Империума.

Двадцать четыре часа мы сражались без устали, по колено в трупах врагов, сохраняя хладнокровие и чистоту наших душ в этой животной резне. Пятая рота сдерживала атаки противника и заслужила свою честь на поле боя. Двадцать часов небеса падали на нас, жадные до нашей человечности. Мы сражались как никогда прежде, доводя наши сверхчеловеческие тела до предела возможностей. Сердца гнали кровь по нашим телам. Повсюду потрескивала энергия. Глаза видели лишь врагов. Руки автоматически управляли нашими мечами и болтерами. Мы отбирали жизни без всякой стратегии. Техника и искусство битвы сошли на нет. На месте убитой твари появлялась другая, и мы рубили их, не задумываясь, для того, чтобы выжить. На двадцатом часу поток сократился. Массы рассеивались, упрощая нашу работу. Мы отбросили монстров к первому периметру и добили оставшихся. Здесь не было места тактике. Твари просто ломились напролом. И, наконец, убивать стало некого.

Хотя пятая рота и достигла великой победы над Хаосом, цена оказалась высокой. Братья Эбенезар, Тикариас, Молиат, Ашкелон и технодесантник Данкред отдали свои жизни, обороняя город и его жителей. Их тела лежали на земле согласно обычаям, со всеми ужасными ранами, которые они получили. Тикариас представлял собой кашу. Данкред — изрубленный каркас плоти Адептус Астартес, разорванной гидравлики, электросистем и бионики. Технодесантник сражался храбро, но он не смог справиться с многократно превосходящим его количеством демонов. Члены отделения Контритус сделали все возможное, чтобы оттеснить противника, их навыки проверялись на улицах Святого Бартоломея-Восточного, заполненных массой демонов Хаоса. Скауты Сдирателей уменьшали эту стену тварей точными выстрелами из снайперских ружей, давая Скейсу и нескольким братьям из отделения Цикатрикс возможность перегруппироваться и оттеснить монстров. Несколько раз Громовой Ястреб «Импунитас» удачно заходил для бомбометания по отродиям варпа, при этом полностью уничтожая величественные постройки квартала. Пока мои Сдиратели следовали прославленным традициям Ордена и доказывали репутацию смертоносных воинов, смертные не могли справиться с волной кошмара, обрушившейся на них. Я требую слишком много от обычных людей. Если бы жители Империума не были так слабы, нужда в Адептус Астартес отпала бы сама собой, и лучшим тому доказательством было бегство цертусийцев. В истории есть немало эпизодов героизма обычных смертных: война за Армагеддон, Ефрасийская Резня и многочисленные крестовые походы, где закаленные в боях кадианцы снискали множество почестей. Человечество не утратило силы духа. И такие истории воспеваются и будут воспеваться в легендах и мифах. Но на каждого имперца, не дрогнувшего перед ксеносами и еретическими предателями Хаоса, приходится тысяча других, кто не выдержал и сбежал с поля боя. Из-за страха этих людей судьба Империума уже предрешена. Мужчины, женщины и дети, в чьих руках оружие становится бесполезным. Трусливое большинство, сбегающее в надежде, что остальные защитят их. Возможно, за это стоит винить Адептус Астартес. Мы ослабили Империум. Существование полубогов превратило обычных людей в пассивных наблюдателей. Находясь рядом с божествами, они чувствуют себя вне опасности. Ангелы Императора спасут их. Они наблюдают за борьбой добра и зла в галактике, упуская важную деталь — судьба Империума — в их собственных руках.

Но, несмотря ни на все, я не могу винить их. Я — нечто большее, чем человек, но, даже несмотря на свой опыт и наследие, я понимаю их. Страх — это простое и естественное чувство. Нерациональное и практически бессознательное желание убежать, убраться подальше от источника опасности. То, как люди иногда справляются с таким штурмом химии и эмоций — уже чудо само по себе. Многие сбежали, отказавшись сражаться. Пока Скейс и Йоахим осыпали трусов проклятиями, я обнаружил, что не могу винить этих цертусийцев. Моя жертва — это моя жертва и ничья более. Я делаю это во славу Императора, а не их. По правде говоря, мне плевать на их выживание. Мы не связаны братскими узами, хотя и пятая не может похвастаться этим. Выживут ли они, или нет — все это не важно в масштабах Империума. Их существование означает лишь одно для меня — недопустимость мысли о победе врага. Я подозреваю, что это безумие имеет под собой цель ослабить нас, чтобы нанести решающий удар. Злобокост приближается. Губительные Силы жаждут захватить этот мир и его людей, отобрать их у меня. Я не допущу этого. Они проиграют. Я обеспечу им поражение.

Брат Нова и я двигаемся меж развалин Святого Бартоломея-Восточного. Кратер и горящие останки — все, что осталось от этого места. Высоко держа древко боевого знамени, Нова ступает по горящим обломкам. Он ищет любые признаки врага, водя болт-пистолетом из стороны в сторону и одновременно передавая сообщения по вокс-связи.

— Вторая плеть, Скариох, пропал без вести.

Я киваю. Нова продолжает.

— Вторая плеть Этам повторно запрашивает разрешение на поиски брата Ишмаила.

— Отказано, — рявкаю я. — Ишмаил потерян. Скажи Этаму, что теперь он — плеть отделения Кастигир и пусть начинает вести себя соответственно.

— Брат Симеон — на крыше Мемориального Мавзолея. Он докладывает о сгоревших телах на плазе. Похоже, сестры открыли огонь по толпе.

— Сестры?

Я останавливаюсь и обдумываю действия палатины Сапфиры. Сложно представить, как стоическая сестра расстреливает цертусийцев ради забавы.

— Они утверждают, что были атакованы.

— Тварями варпа? — спрашиваю я, хотя само предположение — не логично, вряд ли монстры смогли зайти так далеко.

— Местными жителями, — отвечает Нова.

Безумие. Я качаю головой. Влияние Хаоса внутри и снаружи периметра. Слишком занятый обороной и попыткой вернуть убегавших цертусийцев, я не задумался о последствиях массового бегства.

Пока я сражался за свою жизнь и жизни остальных, сотни напуганных цертусийцев рванулись к духовной защите Мемориального Мавзолея. Сходя с ума от ужаса, милиция, разносчики боеприпасов и испуганные гвардейцы убегали от ужаса варпа, беспорядочный огонь не мог сдержать нашествие отродий Хаоса. Крики некоторых из местных превратились вой, а затем ими завладела ярость. Грань между яростью и страхом — слишком тонкая, и когда разум смертного слабеет, она перестает существовать. Объятые яростным безумием, местные жители врезались в кордон молящихся, и многие из них принесли с собой оружие.

Столкнувшись с безумными убийцами, готовыми убивать всех подряд — друзей, семьи, у палатины просто не было другого выбора кроме как приказать своим сестрам спалить их.

— Прикажи брату Симеону послать сервов для организации рабочих команд из цертусийцев, — приказываю я. — Мне нужно, чтобы они убрали тела, уж в этом они должны знать толк.

Пока мы бродим среди разрушенных келий, я объясняю знаменосцу, что нужно сбросить тела защитников и прорвавшихся демонов за периметр. Я приказываю использовать оставшийся прометий для сожжения тел павших и вскоре, в воздухе появляется запах горящей плоти, человеческой и нематериальной.

Приказы продолжают поступать. Командная структура и ощущение цели — то, что заставляет людей сражаться. Побывав на бессчетном количестве полей сражений, я знаю, что потеря веры, шок и чувство фатализма постепенно начинают завладевать разумами людей, и лишь руководство и труд помогают бойцам сопротивляться этому. Без тяжелой работы разум начинает поддаваться ужасу, и появляется чувство обреченности.

Я инструктирую лорда-лейтенанта Лазлонгию, чтобы она реорганизовала Похоронную Гвардию. Теперь я заинтересован лишь в людях, доказавших свою волю к битве. Мужчинах с сильным разумом и духом, которые держат строй. Мужчины, которые понимают, с кем они сражаются, и желают убивать их. Я приказываю Лазлонгии собрать оружие и боеприпасы и распределить бойцов по внешнему периметру. Отбитые укрепления снова наши. Пока наши. «Импунитас» парил над опустошенной поверхностью планеты, и я чувствовал, как его тяжелые болтеры следят за мной и стягом роты. Я послал «Перчатку» к некроплексу, чтобы убедиться, что неподдающиеся идентификации ауспика твари не атакуют нас из тумана. Нас вряд ли ожидает вторая волна монстров, судя по их предыдущему поведению, но, на всякий случай, слабые участки необходимо было проверить.

— Что там с Злобокостом? Ожидаемое время высадки? — позвал я знаменосца.

Проходя мимо одного из уцелевших строений, он активирует связь с единственным оставшимся на орбите кораблем. Все остальные суда отчалили вместе с «Ангелика Мортис», и в распоряжении Сдирателей остался лишь один корабль Адептус Министорум, «Апотеон».

— «Апотеон» подтверждает, что флагман армады прошел цепь астероидов и входит в ядро системы.

— Сколько времени им понадобится?

— Если суда не изменят скорость, они будут на Цертус-Минор через восемь стандартных часов, — отвечает Нова.

Я представил единственную оборонительная станцию с двигателями небольшой мощности, усиленными щитами, орудийными батареями и мощными счетверенными пулеметами, усеявшими бронированный киль судна.

— Передай мои наилучшие пожелания и благодарности командору и клерику, — искренне говорю я.

У «Апотеона» самый лучший обзор. Они знают, что их ждет. Решение сражаться против огромной армады с минимальным шансом выжить — поистине достойно уважения Астартес.

— Скажи им, чтобы игнорировали корабли культистов и штурмовики. Пусть сосредоточатся на крейсерах, фрегатах и других кораблях предательских Астартес.

Я хочу пожелать капитану удачи, но слова не сходят с моих уст. «Апотеон» превратится в обломки, и капитан, скорее всего, погибнет. Он знает это, и оптимизм будет крайне неуместен в данной ситуации.

Нова замечает дергающуюся в конвульсиях тварь и направляется к ней, чтобы добить. Я похожу к дымящемуся строению — единственное здание, не превратившееся в руины после бомбардировки. На внешней стене — трещины, но символы и каменное обрамление над стальными дверьми позволяют идентифицировать его как штаб-квартира силовиков.

Толкнув дверь стальным ботинком, я осторожно вхожу внутрь. Внутренняя часть здания не тронута. Она защищена толстыми стенами. Идеальное укрытие для тварей. Оружейная пуста, и бриз, пронесшийся из открытых дверей, заставил шелестеть рукописи, лежавшие на столах скриптории. Бумаги упали на пол, и тут же стали впитывать кровь, недавно пролитую здесь. Неподалеку валялись трупы нескольких силовиков, один — без головы, другие — с дырами в жилетах и груди. Проходя мимо комнаты пыток, вериспекса и камер, я замечаю дверь в подземелье. Опустошенные боевые дробовики лежат брошенные на ступенях. Камеры здесь пусты, кроме одной.

На скамье, за толстыми адамантовыми прутьями, сидит Проток Краски. Броня силовика покорежена, голова завалена набок, рот открыт. Табачный сок стекает по краю его рта вниз на бороду, а оттуда — на пол. Я слышу треск под ногами, опускаюсь и поднимаю ключ, выкинутый Краски, после того, как он закрыл себя в клетке.

— Проктор, — зову я, мой голос звучит неуверенно.

Схватив перчаткой замок, я срываю его и вхожу внутрь. Я поднимаю голову Краски.

— Проктор, — снова зову я.

Его глазные яблоки закатились, но я чувствую, как его тело начинает содрогаться. И вскоре я понимаю почему.

Через раскрытый рот я вижу нечто жуткое по своей природе. Несколько паучьих лап появляются между зубами силовика. Арахноид вырывается наружу и по моей руке устремляется к грудной пластине моей брони. Тварь пряталась в черепе Краски, выбросив внутренности наружу.

От неожиданности я отшатываюсь назад, мой ранец ударяется о решетку. Я опрокидываю тварь на пол, но она снова кидается на меня. Выхватив болт-пистолет, я произвожу несколько выстрелов. Отродье варпа уворачивается, ловко передвигаясь по полу. Держа свой Марк II обеими руками, я впечатываю наплечники в стену. Каждый раз я поворачиваюсь боком, ожидая, что тварь прыгнет мне на лицо. По звукам выстрелов снаружи я понял, что монстр ускользнул из камеры.

Выбежав из камеры, я вижу брата Нова, машущего мне рукой. Знаменосец начинает двигаться, перепрыгивая через обломки. Я догоняю его.

— Здесь, — шипит Нова, направив дуло болтера в проход в стене. Двигаясь вперед, я вожу дулом пистолета по сторонам. Наклонив древко знамени, Нова следует за мной в темноту тюремной часовни. Внутри темно, на месте свечей — лишь тени. Стеклянное окно пропускает лишь тусклые лучи света. В центре — лестница, ведущая в склеп. Вокруг — постаменты с гробами, выточенными из камня с изображениями имперских святых. Один из них приоткрыт.

Направив пистолет на крышку гроба, я и Нова тихо крадемся по полу часовни. В гробу послышался скрежет, и мы замираем. Нова направил дуло болтера на гроб, и я пальцами считаю до трех.

Раздается крик, который никто из нас не ожидал, и мой палец замирает на спусковом крючке. Внутри — девочка, живая и напуганная. Лицо покрыто сажей. Я поднимаю перчатку вверх, чтобы показать ей, что мы не представляем для нее угрозу и давая Нове приказ опустить оружие. Помещение пронзает ошеломляющий визг.

Следуя за взглядом ребенка, я вижу, как паукообразный монстр бежит по древку знамени. Нова мгновенно реагирует на угрозу. Он ударяет древко о пол, отбрасывая тварь во тьму склепа.

— Вниз! — ору я на трясущегося ребенка, заставляя ее снова спрятаться в гробу.

Целя пистолетом в ступени, я перевожу оружие на автоматический режим огня и освещаю пространство сверкающими выстрелами. Монстр прыгает сзади и вынуждает меня бросить оружие. Выставив руки перед собой, я не даю твари добраться до моего лица.

— Нова!

— Давай! — кричит знаменосец.

Схватив монстра за лапу, я впечатываю его прямо в стену часовни, затем разворачиваюсь и обрушиваю его тело на каменную статую. Выведенный из равновесия, но все еще желающий добраться до моего лица, жук извивается в моей хватке. Я бросаю его вверх, и брат Нова, стрельбой из болтера, разрывает его тело на части. Существо исчезает в фонтане собственной крови, оставляя на полу мерцающие капли.

— Вы в порядке, сэр? — окликает меня Нова.

Я киваю в ответ и подхожу к вжавшемуся в гранит ребенку. Она смотрит на меня напуганными глазами. Аккуратно достав ее из укрытия, я передаю ее Нове. Знаменосец держит ее на изгибе локтя, прямо под знаменем. Открывая деревянную дверь склепа дулом своего пистолета, я слышу, как он зовет кого-то с дальнего края разбомбленного квартала.

Я убираю пистолет в кобуру и обнаруживаю, что смотрю на открытый гроб, чья плита превратилась в осколки. Я представляю девочку, прячущуюся там и момент, когда мы обнаруживаем ее. Заглянув внутрь, я обнаруживаю предмет на дне саркофага. Я поднимаю его. Это — кристаллическая пластина, карта из Таро Императора. Я всматриваюсь в темноту в поисках своего призрачного спутника, но его нигде нет.

Я верчу карту в руках. На карте изображено затмение, луна застилает все, кроме коронального кольца далекого солнца. Под изображением — надпись «Умбра».

Я чувствую оживление в моем желудке — чувство, которое я испытываю в пылу битвы, за секунды до того, как вывожу противника из равновесия неожиданным взмахом клинка или осуществляю рискованный, непредсказуемый маневр. Чувство, спасавшее меня много раз и не меньше раз помогавшее мне забирать жизни моих противников. На мгновение я застыл, смакуя пришедшую мне в голову идею, и улыбка промелькнула на моих губах.

Я все еще улыбаюсь, изучая пластину, затем протягиваю ее Нове. У них есть сообщения для меня.

— Труп-капитан, — произносит он, все еще держа на руках ребенка. — Плеть отделения Йоахим запрашивает ваше присутствие. Также он хочет, чтобы эпистолярий Мелмох встретил его в сквере Сепулкр. Он говорит, это важно.

— Хорошо, отвечаю я.

Затем добавляю.

— Передай брату Симеону следующее: Скажи ему, что я направляюсь в Мемориальный Мавзолей и мне нужен понтифик. Скажи ему… — я колеблюсь. — Скажи ему, что это важно.

Глава 15
Прекращение

Его завли Скариох. Он был Сдирателем, членом отделении Ценсура и второй плетью отделения. Несколько часов назад его вполне устраивали подчинение плети отделения, защита чести Ордена и битва за Императора. Слова Катафалка были его путеводителем, а подвиги Дорна — примером. Он был Адептус Астартес — ангелом Империума.

Сейчас все это стало не важным для него.

Тот-кто-был-Скариохом думал только о крови. Он ощущал лишь чувство несправедливости, ненависть ко всему, чем он был, к порядку и дисциплине, чести и приказам, подчинению. Первый раз в жизни космический десантник ощущал весь потенциал своего сверхчеловеческого тела. Он наслаждался неограниченной мощью, пульсирующей в его венах, его чувства обострились, словно у хищника, а сердце стучало, словно молот.

Космический десантник чувствовал только начало конца. Он стал чем-то другим, чем-то новым и могущественным, чем-то, что живет только для того, чтобы обрывать жизни остальных. Размалывать черепа. Разрывать мягкие тела зубьями меча и насаживать их на клинок, словно на вертел. Он ощущал жажду крови. Слышал каждый хруст ломаемых позвоночников и свернутых шей, вздохи и мольбы умирающих. Его ноги утопали в океанах крови. Единственное, что он хотел больше всего на свете в настоящий момент — воплощать свои кровожадные желания в жизнь. Кровавый кошмар, разворачивающийся вокруг него, лишь подпитывал ярость того-кто-был-Скариохом.

Они сделали это с ним, так называемые братья. Убийство, резня — все это должно продолжаться. Ложные ангелы трупа-Императора не смогли понять это. Ублюдки, они окружили его как трусы, а затем схватили и отобрали дымящийся меч. Но перед этим тот-кто-был-Скариохом сломал несколько челюстей и носов. Когда он не поддался уговорам этих слабаков, ублюдки перерезали кабели его брони и сняли питающую батарею. Они схватили его за кисти и прижали к колонне.

Берсеркер ощутил всю тяжесть своей оставшейся без питания брони. Металл сочленений пронзительно заскрипел. Безумный ангел пытался вырваться из цепкой хватки своих пленителей. Он оскалился, показав свои клыки, глаза наполнились кровью. Мускулы Адептус Астартес раздулись от напряжения. Вокруг десантника столпились его бывшие братья, и теперь он яростно пытался добраться до них. Тварь думала, что может чувствовать их страх. Их слабость еще больше разжигала ненависть демона. Они смотрели на него свысока, и на их лицах застыла смесь превосходства и грусти. Их жалость лишь подпитывала его гнев. Еще одна слабость. Кровь бурлила в его жилах, как и подобает машине войны. Ему больше не нужны слова. Рот десантника раскрылся и все его существо источало бесконечную ненависть. Лакеи Императора пытались вразумить его, но их слова казались предателю чем-то отдаленным, практически непонятным языком. Тот-кто-был-Скариохом ненавидел их всех.

Йоахим — щенок, возведенный в ранг плети. Мелмох — мутант и колдун. Брат Боаз, который однажды победил его во время тренировочного спарринга и всегда напоминал ему об этом. Униженная старшая плеть Юрия Скейс, который пал ниже некуда, опозорившись на Суде мечом. И Захария Керш, Кнут пятой роты, воин, который подвел магистра Ордена, позволил врагу забрать стяг и потерял свой меч. Его он ненавидел больше всех.

Сдиратели взирали на Скариоха.

— Он одержим, — произнес Мелмох. — Жажда крови поглотила его.

— Ты жаждешь поскорее списать его со счетов, так колдун, — рявкнул Йоахим. — Может и ты поддался жажде.

— Его душа — в руках Губительных Сил, — ответил Мелмох.

— Как и твоя?

Мелмох пропустил издевку мимо ушей.

— Этого ты хочешь для своего брата?

— Скейс? — Йоахим повернулся к старшей плети.

— Мы не можем просто связать его? — предложил брат Боаз.

— Словно загнанное животное? — возразил Мелмох.

— Пока не пройдет жажда…

— Она не пройдет, — произнес эпистолярий. — Он — во власти Кровавого Бога. Первый падший из нашего Ордена.

— Он не первый, — с сожалением произнес Кнут. — Ишмаил также потерян для нас.

— Мы не знаем наверняка, — огрызнулся Скейс.

— Ты знаешь, что нужно делать, — произнес Керш.

— Скейс… — умоляюще произнес Йоахим.

Тот-кто-был-Скариохом взирал на Скейса кроваво-красными глазами. Речь его братьев раздражала его, он считал их слова бессмысленными.

Юрия Скейс поднял свой болт-пистолет. Проклятый Сдиратель уставился на дуло оружия.

— Прости, брат.

Демон оскалился.

Скейс выстрелил.

Керш вышел на площадь. Повсюду толпились люди. Все небольшие плазы, усыпальницы и молельни были заполнены жителями мира-кладбища. Толпа расступилась перед ним, хотя места едва хватало для всех. Повсюду лежали коврики, натянуты подобия настилов и организованы небольшие кабинки для молитв. Словно пилигримы, цертусийцы собрались в тени мемориального мавзолея Умберто Второго, тысячи людей. Несмотря на их количество, раздача воды и еды проходила в нормальном режиме, вокруг царила атмосфера благоговейного страха. Многие жители молились, другие уважительно склоняли головы перед труп-капитаном.

Пока Сдиратели и Похоронная Гвардия удерживали периметр города, скауты плети Кетураха бесшумно передвигались между башнями и барельефами города Обсеки, оставляя после себя горы трупов врагов. Обычным цертусийцам приходилось спать на голых камнях. Керш пробирался сквозь толпу, состоявшую из женщин, детей, стариков, больных и оставшихся священников Олифанта, а также — тех мужчин, которые не смогли выдержать ужасы передовой и покинули свои посты во время первых сражений. Сдиратель видел, как безумие варпа действовало на простых людей. Некоторые бросались на землю, рыдая словно младенцы, другие стонали, третьи больше никогда не произнесут ни слова. Были и те, кто с благоговением рассказывал об ужасах, которые им пришлось повидать. Многие просто укрывались под настилом и больше не выходили наружу.

— Понтифик? — обратился Керш к священнику, раздающему воду.

Тот направил его к следующей плазе, где картина разительно отличалась. Керш кивнул сестре битвы, облаченной в полный комплект брони и держащей тяжелый огнемет. Он не мог не представить, какие разрушения может вызвать пламя этого могучего оружия. Плаза была пропитана копотью. Струйки дыма поднимались над воронками от взрывов, в мрачных клетках валялись почерневшие человеческие кости. Среди всего этого кошмара родители пытались успокоить своих детей, а остальные жители старались сосредоточиться на молитвах.

Керш застал понтифика Олифанта в момент, когда тот произносил последние молитвы над обуглившимися остатками тел одержимых. Там же находились несколько рабочих с закопченными лицами, в обязанность которых входило отделение тел друг от друга, и весталки с каменными лицами, переносившие гробы со скелетами, застывшим в неестественных позах. Керш заметил, что сестры Августейшей Стражи расположились рядом с толпами местных жителей, а также на парапетах и в башнях с бойницами. Неподалеку, фигура в кобальтовой броне бесстрастно наблюдала за процедурами упокоения, держа в руках мелтаган.

— Труп-капитан, — приветствовал десантника Олифант, тень улыбки промелькнула на его лице.

— Как вы, понтифик? — поинтересовался Керш.

Переставив свою неходящую ногу, экклезиарх развернулся к Сдирателю.

— Не волнуйтесь обо мне, труп-капитан. Я жив, и то же можно сказать про все эти несчастные души, собравшиеся здесь.

Керш прикусил нижнюю губу.

— Понтифик, — начал Сдиратель, чувствуя дискомфорт от своей следующей фразы. — Я хотел бы извиниться за ваши потери…

— Труп-капитан, прошу вас…

— Нет, — настаивал Керш. — Это была моя стратегия, и она провалилась. Цертусийцы покинули свои посты и убежали обратно в город, а у моих скаутов не было приказа открывать по ним огонь.

— Вы же не знали…

— Я мог бы знать и должен был. От человека требуется определенная крепость духа, чтобы устоять перед архи-врагом, он должен быть хладнокровным воином с крепким рассудком. Есть вещи, которые человек не должен видеть. Ужасы, которые должны оставаться безвестными недоступными для человечества. Сущности, чье присутствие заставляет человека сходить с ума.

— А что насчет тех, чьи способности выходят за грани способностей смертных? Вы устойчивы к таким испытаниям?

— Нет, понтифик, к сожалению, нет, — честно ответил Керш. — Но все происходящее — это то для чего мы были рождены, и мы не дрогнем.

Олифант наблюдал, как две весталки относят к гробу черные, обгоревшие останки. Керш заметил, как одна из девушек заметно приободрилась от его скромной улыбки.

— Я приказал образовать кордон молящихся. Люди, спокойные и в больших количествах, собрались на открытых площадках вокруг мавзолея. Мы воздавали благодарности великому Умберто Второму, чей дух наблюдает за нами в наши самые страшные часы, и Богу-Императору, чьи слуги всегда готовы помочь страждущим.

Олифант взглянул в лицо Сдирателя, давая понять, что он имел в виду Адептус Астартес. — Мы были заняты молитвой, когда послышались крики с снаружи кордона. Простите меня, труп-капитан, но сначала мы подумали, что это враг, прорвавшийся сквозь ряды ваших немногочисленных десантников. Когда жены увидели своих мужей, а дети — отцов, люди обрадовались их прибытию. Пока не началась резня. Я не буду описывать разыгравшуюся драму, не перед телами умерших, кому мы желаем лишь вечного умиротворения. Многие погибли, и в этом безумии было сложно разобрать, кто — убийца, а кто — жертва. В конце концов Палатина Сапфира приказала сестрам предпринять жесткие, но необходимые меры, чтобы покончить с этим кошмаром. Они очищали толпы от одержимых священным пламенем и…

На лице понтифика отразилось страдание от воспоминаний и прошедших событиях, ему было сложно подобрать слова для следующей фразы.

…все было кончено.

— Понтифик, — произнес Керш, видя боль на лице мужчины: его физический недуг, грусть и сожаление, духовная агония, которую он пережил, находясь посреди этой мясорубки, оросившей кровью священную землю Цертус-Минор. Сдиратель чувствовал, что просто обязан подготовить экклезиарха к неизбежному.

— Скажу вам прямо, как воин. То, что вы видели — лишь начало. Влияние кометы заставило ваших людей обратиться друг против друга и увеличило число наших врагов. Мой эпистолярий подозревает, что ужасы, которые мы наблюдали — отголоски варпа, просочившиеся в реальность. Злобокост еще впереди. Когда он прибудет на планету, все это покажется нам ничтожным, по сравнению с тем, что он принесет с собой. Вторжение будет осуществляться бессчетным количеством культистов, собратьев Кровавого Бога и, самое худшее, десантниками-предателями — Пожирателями Миров. Они — ангелы, ненасытные в своей жажде крови и убийства. Они были и, к сожалению, остаются лучшими бессмертными противниками на поле боя. Они возглавляют Черный Крестовый Поход, не знающий поражений. Они поглотили сотни Имперских миров, и они уничтожат все живое на этой планете.

Улыбка экклезирха начала сходить с его изуродованного лица.

— Вы говорите, что поражение — неизбежно. Что вы не сможете защитить нас…

— Я не уверен, что кто-то в принципе способен защитить вас в данной ситуации, — честно ответил Керш.

— Но я слышал, как вы говорили, что ваши ангелы…

— Они — воины, — произнес Керш, кивая головой. — Им нужно было услышать это. Вера поддерживает нас.

— Верить в себя…

— Да, — кивнул Керш. — Но вам я предлагаю правду. Нас — немного, и мы противостоим целому легиону. Мои люди и я будем сражаться за вас до последнего, пока не испустим последний вздох, и последняя капля крови не прольется с наших тел. Но, когда мы падем, а мы падем, так как такова участь этой бойни, ваших людей предадут мечу.

Олифант кивнул в знак понимания. Затем он посмотрел на Сдирателя своими искренними глазами и улыбнулся.

— У вас своя вера, — произнес он, — у меня — своя. Помните, когда мы встретились первый раз, я сказал, что знал, что вы придете?

— Я помню.

— Он являлся мне, труп-капитан.

— Он?

— Бог-Император.

— Понтифик, при всем уважении, вы не первый клерик, утверждающий, что его посещало божественное видение, — мягко произнес Керш.

— Я не знаю, был ли я в сознании или нет, — продолжил Олифант, уставившись вдаль. — Бог-Император являлся мне. Величественный в своей, похожей на скелет, броне, черной, как глубины космоса, но, в тоже время, сияющей, словно ярчайшая звезда или солнце.

Керш не мог поверить в услышанное.

— Вы видели его?

— Много раз, — подтвердил Олифант. — Перед вашим прибытием. И после. Так я узнал, что ваши ангелы летят к нам. Помощь в пути. Что судьба, в вашем лице, защитит нас.

— Вы все еще испытываете видения?

— Время от времени, — улыбнулся Олифант. — Он всегда среди нас. В тени, выжидает момент, чтобы показать нам свою истинную цель.

— Я не знаю, что это, — честно ответил Керш. — Но я не думаю, что это ваш Бог-Император.

— Посмотрим, сэр, — произнес понтифик. — Он покажет себя в нужное время. Бог-Император — на нашей стороне, ангел. Верь в это.

Керш подумал об Императоре — трупе, восседающем на троне-саркофаге.

— Понтифик, — произнес Кнут. — Адептус Астартес живут для победы и во имя великого Дорна. Он стоял рядом с Императором, уже почившем, среди трупов в Императорском Дворце. Вернувшись в укрытие толстых стен, примарх не чувствовал радости от победы. Пройдя смертельную ловушку Железных Воинов, «Вечную крепость» и «Стальную Клеть», Дорн не чувствовал торжества. У Кулаков не было побед в традиционном смысле этого слова, тех, что воспевают смертные в своих легендах, описывающих полубогов, выточенных из камня и бронзы. Деметр Катафалк, в своем труде, «Архитектура Агонии», учит нас, что эти победы — крушение надежд архи-врага и уничтожение зла — лишь одни из видов побед, но не главные. Галактика всегда находится в состоянии войны, и выживание — вот есть истинная победа.

— Что вы такое говорите? — пробормотал Олифант, тронутый словами Сдирателя.

— Вы верите мне, понтифик?

— Да, ангел.

— А ваши люди верят вам? Они сделают то, что вы попросите — не важно, как странно это прозвучит?

— Они — моя паства. Я — их пастырь. Бог-Император указывает мне путь, я иду по нему и веду их за собой.

Керш обернулся и окинул взглядом толпы цертусийцев. Он представил, как тысячи людей скопились у мемориального мавзолея. Десантник сделал глубокий вдох и медленно кивнул.

— Собирите свою паству, понтифик, — наконец произнес Кнут, — и как можно больше лопат. Вашим людям предстоит много работы сегодня ночью…

Сестра Сапфира вышла из крещенских вод широкой купели. Капли священной воды стикали вниз по шрамам ее очищенной плоти. Капли падали в бассейн, а брызги — на холодный пол консистории, пока сестры подавали ей полотенце. Сапфира молча стояла, пока они вытирали ее и осыпали пеплом из чаши. С крыши свисали чаши с ладаном, в зале раздавались молитвы. Когда конечности, торс и грудь Сапфиры были обтянуты лентами из грубой ткани, сестра Клаудия, облачавшая Сапфиру в церемониальные одежды, прочитала выдержки из «Заметок Веры и Пламени святой Северы» и вознесла молитвы своей палатине.

Сапфира ощутила покалывание от жара крещенской бани, сменившееся прохладой консистории. Бинты вызывали у нее раздражение. Пламя свечей затрепетало, заставляя тени исчезнуть. Палатине показалось, что она заметила движение между колоннами и молельнями консистории. По спине сестры пробежали мурашки. Ее кошмар вернулся. Гигант в броне цвета ночи. Вестник смерти. Видение из мира преисподней.

Он преследовал ее. Она могла ощущать его присутствие, словно добыча, преследуемая хищником. Эта тварь пришла из ада, чтобы испытывать ее веру. Она чувствовала его присутствие во время молитвы, караула и в подземелье консистории, где она охраняли мощи Умберто Второго, и во время исполнения своих обязанностей по защите и сохранению реликвий. Она даже просыпалась из-за кошмаров, посещавших ее в личных покоях. Сквозь тьму Сапфира различала сияние неестественной жизни, блеск глаза, взиравшего на нее из прорехи в шлеме. Сапфира надеялась, что собственные глаза подводят ее. Она молилась святой Севере и Умберто Второму, чтобы они указали ей путь, и почти умоляла понтифика Олифанта исповедовать ее. Она не могла дискредитировать себя перед сестринством, особенно в такое тяжелое время. С обнаружением монумента Губительных Сил и прибытием Адептус Астартес у нее не было времени на то, чтобы признать свое состояние плачевным, поэтому сестра Сапфира регулярно принимала крещенские бани и молилась.

Свет вездесущего ока потускнел, когда две сестры в кобальтовой броне вошли в консисторию. Вместе с ними проник порыв ветра поколебавший пламя свечей. Первая несла тяжелый огнемет, в то время как вторая прижимала мелтаган к груди. Представ перед палатиной, сестры положили оружие на пол и сняли шлемы. Сестра Клаудия завершила молитву и отступила в сторону, приветствуя систер Лемору и Кассиопею.

— Сестры, — приветствовала Клаудия. — На каких основаниях вы потревожили палатину?

— Адептус Астартес виделись с понтификом, — доложила Кассиопея, кивнув сначала Клаудии, а затем обратившись к палатине.

— И? — произнесла Сапфира.

— Местных жителей переведут из центра в некроплекс, — завершила доклад сестра Лемора.

— Некроплекс? — ужаснулась палатина. — За периметр?

— Да, госпожа.

— Безумие.

— Да, госпожа.

— Палатина, — вмешалась сестра Клаудия. — Боюсь, Сдирателям не стоит доверять.

— Они — ангелы Императора, сестра, — напомнила ей Сапфира. — Ты считаешь их подверженными скверне?

— Я думаю, что они — дикари Дорна, — честно ответила Клаудия. — Они сражаются, как псы, даже друг с другом, а этот Кнут, их лидер, ему не доверяют даже собственные братья.

— Что думаете? — спросила Сапфира у других сестер.

— Они — генетические мутанты, выращенные для битвы, — произнесла Лемора. — Скорее всего, они хотят использовать цертусийцев в качестве пушечного мяса.

— Ты?

— Местные — не моя головная боль, — произнесла Кассиопея. — Мы — сестры Августейшей Стражи. Наша первостепенная задача — защита святых мощей Умберто Второго. Злобокост уже здесь. Высадка — неизбежна. Время уйти в подземелье.

Сапфира, молча, обдумывала ситуацию, ее глаза искали призрака во тьме. Она повернулась к сестре Клаудии.

— Начни приготовления к размещению в подземелье, — приказала палатина.

Клаудия удовлетворенно кивнула.

— Возвращайтесь на свои посты, — палатина обратилась к Леморе и Кассиопее. — Я узнаю истинные намерения Кнута и его Адептус Астартес. Мою броню! — крикнула она, и сестры, окружавшие ее, бросились исполнять приказ Сапфиры.

Глава 16
"Апотеон"

— Командор!

Лейтенант Хисс снова постучала в дверь каюты. Она взглянула на свое матовое отражение на поцарапанном металле. Даже на такой поверхности она могла видеть свои золотисто-каштановые кудри и веснушчатое лицо.

— Командор, — снова позвала она. — У нас сообщение с поверхности. Новые приказы от Адептус Астартес.

Хисс находилась на мостике оборонительного судна Адептус Министорум «Апотеон», когда пришло сообщение с поверхности планеты. Она никогда прежде не разговаривала с ангелами Императора и была бы сильно взволнована, если бы не масштабы разрушений, заполнивших весь экран.

За плотным монитором медленно вращался Цертус-Минор. С облаками цвета прокисшего молока и поверхностью, представлявшую из себя один большой кусок могильного камня, небольшая планета казалась беззащитной и одинокой в мрачных глубинах космоса. «Апотеон» базировался над кристальным озером, рядом с северным полюсом, наблюдая за миром экклезиархии, словно сторожевой пес. Корабль был единственным судном, оставшимся на планете, некро-фригаты и транспортники давно покинули планету. Но реально ощущать груз ответственности лейтенант стала только после отбытия ударного крейсера Адептус Астартес «Ангелика Мортис» на мир-кузницу Адептус Механикус, Аэтна Фол.

«Апотеон» остался на боевом дежурстве, безмолвный наблюдатель за движением кометы Килер. Хисс заметила странную вещь, которую она никогда не видела раньше. Оказавшись над Цертус-Минор, комета изменила курс. Словно кроваво-красный шар из смеси льда, камня и металла просто передумал и свернул, изменив траекторию полета. Когда командующий Вандерберг попросил ее просчитать новое место назначения, когитатор предположил, что наиболее вероятные маршруты — система Вулканис, Утрагеддон или Восс Прайм. Единственное, в чем был уверен когитатор — то, что курс кометы неизменно приведет ее в сегмунтум Соляр, прямо к Святой Терре.

Еще более странным казался хвост кометы — красный поток, смесь газа и пыли с мерцающим разрывом посередине. Хисс казалось, что ядро кометы было похоже на молнию, открывающую проход в нестабильную ткань реальности. Она наблюдала, как рои сущностей из другого мира вылетали оттуда, и сила притяжения планеты относила их на ближайший мир-кладбище. Лейтенант находила небольшое утешение в том, что, устремляясь к планете, твари вспыхивали, словно метеориты, но вокс-сообщения из Обсеки говорили о тяжелых боях, подтверждая тем самым, что многие демоны находили другой путь на планету.

— Командор Вандерберг! — позвала Хисс.

Не получив ответа, лейтенант нажала на рычаг открытия двери. Послышался свистящий скрежет, и двери открылись.

— Сэр, прошу прощения за вторжение, но у нас приказы от Адептус Астартес…Сэр?

Хисс быстро оглядела каюту. Кровать командора была пуста, как и его личная кладовая с картами. Лейтенант сразу поняла, где Вандерберг, как только послышался звук соприкосновения подошвы ее сапог с кровью командора на полу. Вандерберг сидел за своим пишущим столом их стального дерева. Бортовой журнал лежал напротив информационного планшета, в котором находилось послание командора своей сестре на Сцинтилле. Он успел написать лишь: «Моя дорогая Грета…»

— Командор… — тихо произнесла Хисс, обходя стол.

Глаза Вандерберга закатились, но его лицо оставалось таким же добродушным, как и раньше. Его руки свисали по бокам кресла, а обе кисти все еще подергивались. Подойдя ближе, Хисс отпихнула в сторону хирургический скальпель, который использовал Вандерберг, как оружие для самоубийства. Лейтенант предположила, что командор мог украсть его из небольшого лазарета на борту корабля. Прижав пальцы к его шее, она попыталась прощупать его пульс, но он не прощупывался.

Еще мгновение Хисс пребывала в состоянии неуверенности. Затем она медленно развернулась и вышла из каюты, оставляя за собой кровавые следы. Приближаясь к палубе, ее походка становилась более уверенной, а шаги — быстрее. В такой ситуации мало что было можно изменить. Командор был мертв. Она была единственным офицером на корабле, а Адептус Астартес отдали приказ.

Пройдя к мостику, она обнаружила мичмана Рандта там, где его покинула, она чувствовала себя не комфортно, беря на себя командование в такой ситуации. Падре Гнарлс, облаченный в рясу, стоял рядом с креслом капитана, долговязый проповедник был похож на горгулью из-за своей лысины и кривого носа. Всем кораблям Адептус Миниторум предписывалось держать на бору священника, и, хотя Гнарлс был назойливой занозой в заднице, Хисс была рада видеть его, так как сейчас он олицетворял островок спокойствия в этом море безумия. Позади него собрался персонал и безмолвные сервиторы.

— Хвала Богу-Императору, — проворчал Рандт, когда Хисс появилась на мостике. — Адептус Астартес все еще ожидают подтверждение от капитана.

— Подтвердите приказы, — уверенно приказала Хисс, усевшись в капитанское кресло.

Гнарлс застыл на месте и мгновение стоял без движения, прежде чем податься вперед.

— Где командор? — спросил он, его нос оказался прямо над ее плечом.

Хисс взглянула на Рандта, занятого подтверждением приказов Сдирателей, полученных с поверхности планеты.

— Вандерберг мертв, — просто ответила Хисс, не поворачивая головы. — Самоубийство.

Гнарлс открыл рот, чтобы заговорить, но затем закрыл его, и молча кивнул. Он обошел трон с другой стороны, поправив полы своего одеяния.

— Обсека подтверждает, — произнес Рандт. — Мы больше не будем наблюдать. «Апотеону» приказано помешать высадке противника. Приоритет — крейсеры и боевые корабли.

— Принято, — произнесла Хисс. — Пожелайте им удачи. Пошлите наши наилучшие пожелания понтифику. Передайте ему, что защитный монитор Адептус Министорум «Апотеон» будет исполнять волю Бога-Императора, и мы будем оставаться на этой вокс-частоте столько, сколько сможем. Конец связи.

Хисс посмотрела на Гнарлса, и священник грустно кивнул.

— Теперь все зависит от тебя, — просто сказал он ей, и это было лучшее, что она слышала от него за все время совместной службы.

— Рулевой, курс на экваториальный перехват, увеличить скорость.

— Есть.

— Мистер Рандт, откройте каналы связи с левым бортом и орудийными палубами, а также с отсеком килевой пушки. Проинформируйте инженера, что мы готовимся к залпу.

— Да, лейтенант.

— Падре Гнарлс…

— Да, лейтенант?

— Не могли бы вы присоединиться к боцману и помочь организовать заградительные отряды. Я буду держать противника на расстоянии, но, если они вдруг прорвутся к нам, я хотела бы, чтобы воздушные шлюзы и внешние переборки были закрыты и забаррикадированы изнутри. Если они захотят попасть внутрь, мы должны всеми силами усложнить им эту задачу.

— Я буду рад представлять ваши интересы среди заградотрядов, лейтенант. Да прибудет с вами Бог- Император.

— И с вами, падре.

На этом проповедник покинул мостик, чтобы взять оружие и присоединиться к боцману.

Когда нос корабля накренился, на экране возник флот Злобокоста. Он был колоссальным, намного больше тех, на которых служила Хисс в бытность младшего пилота на флоте, базировавшемся над Утрагеддоном. Здесь напрочь отсутствовал боевой порядок, растянувшиеся корабли были похожи на отвратительный мазок во тьме космоса. Небольшие суда не утруждали себя прикрытием более крупных кораблей и крейсеров, их расположение сложно было назвать боевым построением. Вид армады и ее организация были результатом действий самых скоростных судов и бесшабашных капитанов, рвущихся вперед, в то время как рой толстых крейсеров, гига-танкеров, груженных берсеркерами, транспортники Астартес-предателей представляли собой миазму разочарования, ненависти и ярости, шедшей позади. По бокам грозной армады парили небольшие перехватчики, бриги, тягачи и другие мелкие суда, несущие на борту команды одержимых жаждой крови убийц. Позади армады следовали обломки обгоревших кораблей: поврежденные, раскуроченные суда с командами маньяков, вынужденные плестись в хвосте колонны, или взятые на буксир. Злобокост прибыл и был готов извергнуть безумие на небольшой мир, ставшей его добычей. Мощные двигатели оборонительного монитора на полной скорости понесли судно вперед. Хисс вела корабль прямо на флот Злобокоста.

— Г-где командор? — спросил Рандт.

Мичман ожидал присутствия капитана на мостике в такой серьезный момент.

— Командору нездоровится, — крикнула в ответ лейтенант. — Приготовить пушку!

— Пушка заряжается — ответил мичман.

— Найдите мне цель, мистер Рандт, — приказала Хисс, наблюдая как на мониторе формируется список возможных траекторий.

Хисс не имела никакого представления по поводу теперешних имен судов, управляемых монстрообразными капитанами Хаоса, список выдавал имена пропавших, украденных и захваченных судов, составлявших авангард Злобокоста.

— Увеличить изображение, — приказала Хисс.

Орудийный экран мигнул, и лейтенант смогла разобрать названия кораблей: «Авриган», «Кокетка», «Трезиор Франчиз», «Санпайпер».

— Корабли культистов, мистер Рандт, — произнес Хисс. — захваченные фрегаты, напичканные хаосистами и дегенератами.

— Есть цель, командор, — произнес Рандт. — Идентифицирую: Фрегат, класс «Злоба», Орден Космического десанта «Разжигатели Войны».

— Похоже на то. Цельтесь по эскорту предателей.

— Энджинариум докладывает, что пушка заряжена. Жду ваших приказаний.

— Мистер Рандт?

— Наведение на цель: корпус и батареи.

Хисс уставилась на судно Адептус Астартес. Она попыталась представить сверхчеловеческих монстров на бору корабля и хаос, творящийся там в этот момент. Эти твари в два раза превышают ее ростом, и ими движет единственное желание — убивать. Они уничтожат ее в мгновение ока. Лейтенант крепко сжала подлокотники кресла.

— Огонь.

Орудийный экран осветила белая вспышка. Мощная кормовая пушка «Апотеона», закрепленная под килем судна, повиновалась приказу. Огромный шар чистой энергии отделился от судна Адептус Министорум и, словно пушечное ядро, прошел сквозь авангард флота Хаоса. Хисс и ее команда, широко раскрыв глаза, застыли в ожидании, пока снаряд двигался прямо к предательскому фрегату. Прицеливание было идеальным. Корпус судна взорвался, когда яркий шар врезался в него, остатки командной палубы и двигателя судна Адептус Астартес оказались в открытом пространстве.

Мостик взорвался аплодисментами, даже Хисс обнаружила, что улыбается.

— Отлично, — крикнула она. — А теперь соберитесь. Мистер Рандт, повторное заряжание.

Хисс почувствовала, как «Апотеон» следует по траектории недавно выпущенного снаряда, курсом на столкновение. Ее следующей целью стал транспортник Имперской Гвардии, судно предателей, разрисованное мерзкими изображениями и петроглифами дикого мира. Третья цель — огромное судно, представляющее собой отвратительную смесь металла и демонической плоти. Вздутый корпус колонны двигателя корабля испытал на себе всю ярость «Апотеона». Вместо того, чтобы развалиться, как в случае с фрегатом «Разжигателей Войны», или взорваться, как предыдущий транспортник, одержимое судно стало покрываться рябью и содрогаться, словно раненное животное, бьющееся в предсмертных судорогах. Когда снаряд пушки пробил корабль-мутант, из твари вырвались шаровидные облака крови. Судно хватало крюками и другими конечностями ближайшие корабли культистов, а затем, в бессильной ярости, разрывало их на части. Резко снижая высоту и разрывая группы судов, следовавших в авангарде флота противника, Хисс и ее команда обзаводились печальной славой среди кораблей армады Злобокоста. Ведомые желанием пролить первую кровь уродливые рейдеры с пиратские марадеры с командами каннибалов на бору устремились к «Апотеону».

Хисс выжимала последние мощности из двигателя корабля. Судно огибало кровожадные корабли противника и обращала на них всю ярость своих пушек.

— Огонь из всех орудий! — скомандовала лейтенант.

По приказу мичмана Рандта, орудийные батареи открыли уничтожающий огонь. Лазерные лучи, словно молнии, врезались в рейдеры Хаоса и другие корабли предателей. Вспышки и пламя возникали на корпусах приближающихся судов, выдирая целые отсеки, в которых сосредоточились воины противника.

— Прикажите открыть беглый огонь, — произнесла Хисс, обращаясь к Рандту, когда «Апотеон» осуществил свой первый разворот.

Глаза членов экипажа, присутствовавших на мостике, наблюдали, как мириады бригов, боевых кораблей и катера врезались в обломки остроконечных развалин. От них отделился целый рой небольших судов — бугристые шатлы, усовершенствованные аварийные и штурмовые шлюпки и торпеды, несущие маньяков, вооруженных кривыми саблями и абордажными резаками.

— Лейтенант…

— Отдайте приказ падре Гнарлсу и заградотрядам приготовиться отражать абордаж, — спокойно произнесла Хисс.

— Лейтенант! — крикнул Рандт.

Хисс увидела причину испуганного крика мичмана. Корабль культистов Кхорна. Тяжелый транспортник, набитый убийственными последователями Кровавого Бога. Все произошло в считанные минуты. Пушка. Продолжительные залпы батареи. Абордаж.

Бесконечная армада кораблей Хаоса проходила мимо одинокого оборонительного судна. Они держали курс на Цертус-Минор, чтобы извергнуть бессчетное количество убийц на священную землю. Громовые Ястребы, десантные капсулы, баржи, транспортники, буксировочные скифы своим количеством затмевали все звезды на небе. И скоро кошмар придет на землю мира-кладбища. Культисты, хаосисты, демоны и предательские Астартес. Нескончаемая волна, которую невозможно остановить.

Лейтенант прикусила губу.

— Мы идем на полной скорости?

Юный Рандт бросил на Хисс угрюмый взгляд.

— Почти, лейтенант.

— Я хочу пробить ее сердцевину, вы понимаете, мистер Рандт? — произнесла Хисс.

Мичман кивнул. Хисс уставилась на огромный транспортник, на который они неслись, словно торпеда. Лейтенант облизала губы.

— Я хочу сломать им хребет…

Глава 17
Под землю

Черенок лопаты врезался в землю мира-кладбища. Вудс Шпренгер был гробокопателем всю свою сознательную жизнь. Его тело, под пропитанной потом и пылью рубахой, было жилистым и худощавым, его движения были быстрыми и уверенными. Откидывая землю в сторону, словно находясь под влиянием гипноза, гробокопатель почувствовал, что лопата уперлась в металл. Расчистив поверхность крышки гроба, Вудс спрыгнул вниз. Поддев лопатой краешек стазисного контейнера, он попытался приподнять крышку. В ноздри цертусийцу ударил запах смерти. Он закашлялся и прикрыл рот рукой. Достав свою газовую лампу, Вудс поднял ее вверх, чтобы исследовать внутренности гроба. Данное действо являлось кощунством в представлении гробокопателей, чья работа состояла в захоронении мертвых и выкапывании гробов, чей срок пребывания в святой земле истекал. Только богачи и выдающиеся личности могли позволить себе найти вечное пристанище в земле Цертус-Минор. Они были захоронены здесь, их стазис-генераторы — отключены, и эти мертвецы могли спокойно разлагаться, как того требовала традиции мира-кладбища. Обычные гробокопатели никогда не открывали гробы без нужды, только расхитители гробниц помышляли подобными делишками. Срывание печатей с крышки гроба каждый раз вызывало у набожного Вудса дискомфорт, и он бы никогда не сделал этого, если бы не понтифик и Ангелы Императора.

Внутри гроба Вудс обнаружил останки женщины. Полуразложившийся скелет, закутанный в многочисленные одежды. Гробокопатель предположил, что она была представительницей знати какого-нибудь отдаленного мира-улья. На костяшках руки виднелись различные украшения из драгоценных металлов и камней, а на шее висело бесценное ожерелье. Пустые глазницы безмолвно взирали на Вудса, и мужчина закашлялся. Подавшись вперед, Вудс проверил системы проводов, между надгробной плитой и гробом, уходящие вглубь могилы. Потянув за проволоку, он услышал печальный звон колокольчиков, прикрепленных к декоративной детали маркера.

Рядом с надгробным камнем лежало оружие Вудса, автопушка с потертым прикладом, серпообразными обоймами и длинным стволом. Это шумное оружие на раз спасало ему жизнь, особенно при первых штурмах. Вместе с Дональбэйном он держал оборону своего участка, вместо того, чтобы поддаться ужасу и безумию, как остальные жители, сражавшиеся рядом с ним.

Выбравшись из могилы, Вудс подобрал небольшой камень и вставил его в рот каменного херувима. Он услышал негромкий скрежет по камню, пока камень падал по трубе, соединявшей надгробный камень и контейнер.

Проверка этих защитных механизмов входила в обязанности церковнослужителей. Вудс лишь раз присутствовал на эксгумации трупа. Это произошло на кладбище Восточного Асфодила, неподалеку от его дома. Его позвал отец Деодат, проходивший мимо священник, который услышал звон колокольчиков. Отец Деодат, Вудс, Дональбейн и несколько других копателей из ксенопоста обнаружили место, откуда доносились звуки и приступили к раскопкам. Колокольчик звучал все сильнее, и вскоре жители мира-кладбища откопали могилу и обнаружили там офицера Имперской Гвардии — драгуна в полном боевом облачении, в шлеме и с саблей в руках. Офицер был ошеломлен, и почти сошел с ума от приступа клаустрофобии. В темноте его трясущиеся пальцы обнаружили провода и, поняв, что они служат неким сигналом, офицер стал судорожно тянуть их, надеясь на то, что кто-нибудь скоро обнаружит его.

Вудс больше никогда не видел этого офицера. Отец Деодат рассказал гробокопателям историю драгуна. Гвардеец был частью истребительной команды, посланной на мир Ясаргил, чтобы предотвратить нашествие к’ниб. Последнее, что помнил офицер, это то, как его ужалило ядовитое растение, и он направился в полевой госпиталь. Деодат предположил, что вызванный шипом паралич приняли за смерть, и тело полковника отправили в стазис-гробе из Ясаргила до Пиры, а с его родного мира — до Цертуса-Минор. Когда внеземной токсин полностью вышел из его тела, драгун с ужасом обнаружил себя в могиле.

Неподалеку слышались удары лопатой его сводного брата Дональбейна. Наружу вылетали комья и упали в аккуратную горку, рядом с ямой. Дональбейн также был копателем и жил в том же селении, что и Вудс.

— Это — безумие… — пробормотал Вудс.

Он огляделся. Неподалеку, местные жители катили тележки с бочками прометия, используемого для сжигания мертвых тварей по всему периметру оборонительных сооружений. Горючая жидкость превращала тела демонов в пепел.

— Так приказал понтифик, — отозвался Дональбейн.

Вудс не заметил, как брат закончил копать. Дональбейн был длиннее и толще своего сводного брата. Копатель вырыл яму в рекордно быстрые сроки и теперь весь обливался потом. Цертусийцы заметили несколько космических десантников из Ордена Сдирателей, стоящих за укреплениями защитного периметра. Воин Адептус Астартес наблюдал за ними и другими местными жителями, сжигавших тела павших воинов и сущностей варпа. Дональбейн вздрогнул. Он не имел ни малейшего представления, насколько остры улучшенные слух и зрение космических десантников.

— Ангелы отдали такой же приказ, поэтому возвращайся к работе.

Вудс подумал о тысячах могил, окружавших защитный периметр. Могилы располагались в месте, где заканчивался некроплекс, и начинались окраины города. Могилы, ставшие свидетелями самых яростных сражений, когда орда демонов топтала их, а боевые расчеты и благословенные орудия Адептус Астартес выкашивали их ряды.

— Безумие, — повторил он.

Он наблюдал за движением двух фигур, аккуратно обходящих могильные плиты с пропитанной ихором землей, на которой валялись тела поверженных монстров. Первая фигура была его женой, Гуди, в шляпе, обернутая шалью, в сапогах из овечьей кожи. Ее тонкое, бледное лицо было угрюмым, но в данный момент она была для него самой красивой женщиной на свете.

Гуди держала за руку их дочь, Низетту, второй рукой женщина прикрывала девочке глаза. Она не хотела, чтобы ребенок видел ужасные тела демонов варпа, которых они аккуратно переступали. Низетта держала в руках самодельную куклу Святой Астрид. Сердце Вудса забилось быстрее. Он выбрался из ямы и крепко обнял их обеих.

— Папа! — произнесла Низетта, почувствовав, как его губы целуют ее лоб.

Вудс поцеловал Гуди, все еще крепко сжимая жену и дочку, ощутил давно забытую страсть к своей любимой жене.

— Вудс… — произнесла она.

Он покачал головой.

— Все будет хорошо, — перебил он Гуди. — Вы будете в безопасности. Это — самое важное.

— Папа, останься с нами, — заплакала девочка.

— Не могу, моя радость.

— Нет, папа, нет…

— Ты должна быть сильной. Ты спрячешься и будешь в безопасности, а папа должен сражаться, ты же знаешь. Помнишь, как папа сражался, когда вы остались с тетей Мерельдой, рядом с могилой великого Умберто.

— Папа!

— Спокойно, дитя. Я буду рядом с ним, — улыбаясь, произнес Дональбейн.

Гуди обняла своего названного брата.

— Где твоя сестра? — спросил он.

— Мерельда в пути, с мальчиками, — ответила Гуди, возвращаясь к мужу.

— Ты все взяла? — спросил ее Вудс, пока Дональбейн брал Низетту на руки.

— Все, что велел взять понтифик, — ответила женщина, стаскивая с плеча тяжелый рюкзак.

Она вытащила одеяла из сумки, и ее взгляд упал на могилу позади Вудса, открытый гроб и скелет женщины внутри.

— Святой Трон, — воскликнула она, закрывая рот ладонью.

— Не смотри туда, — произнес Вудс, беря одно из одеял и прикрывая высохший труп.

— Мы можем убрать ее? — спросила испуганная Гуди.

— Нет, иначе враг почует неладное и обнаружит вас, — произнес Дональбейн, поглаживая племянницу по голове. — Кроме того, осквернение могилы — уже само по себе грех. Убрать тело до истечения срока действия? Это — недопустимо.

— Что еще ты принесла с собой?

Гуди показала мужу внутренности рюкзака, где лежали паек и фляжки с водой, наполненными святой водой из городского фонтана. Также там лежали небольшая лампа, и несколько черных лилий. Цветы росли вдоль берегов цертусийских озер и использовались для изготовления венков для могил. Гуди взяла их, чтобы убрать смрад могилы. Вудс заметил небольшой ножик. Небольшое лезвие с рукояткой в виде стилета. Он встретился глазами с женой и слабо кивнул. Если события пойдут не по плану и провизия иссякнет, нож окажется самым ценным из собранных ее предметов.

Вудс взглянул на Гуди, ее бледное, но красивое лицо. Дональбейн кивнул. Глаза Вудса уставились во тьму неба, копатель понимал, как мало времени отвела им судьба. Опустив глаза, он заметил несколько Сдирателей, стоявших рядом с развалинами укрепления. Десантники молча наблюдали за ними.

Ангелы Императора казались статуями в своей священной броне, невозмутимые и за пределами человеческого понимания.

— Ну ладно, — наконец произнес копатель, запоминая последние мгновения со своей женой. — Полезайте внутрь, быстро.

Копатель помог жене спуститься в могилу. Забрав дочку из рук ее дяди, Вудс поцеловал Низетту и передал испуганного ребенка в руки жены. Гуди улыбалась, при данных обстоятельствах этот простой жест, показывающий всю силу и низгибаемость ее натуры, вызвал слезы на грубом лице ее мужа. Мать и дитя разместились рядом с хозяйкой могилы. Используя рюкзак в качестве подушки и накрывшись одеялом, Гуди и Низетта не отрывали взгляд от Вудса и Дональбейна.

— Помните, — начал Вудс, — звоните в колокольчик только когда услышите, как звонят остальные. Ждите столько, сколько сможете. Вы не должны привлекать к себе внимание врага.

Гуди кивнула.

— Выживи, — произнесла она. — Вы оба.

— Мы скоро встретимся, — ответил Вудс.

Обойдя могилу с другой стороны, Дональбейн использовал лопату, чтобы закрыть крышку.

Уперев кончик лезвия лопаты в ржавую крышку, он надавил на нее, полностью запечатывая металлический контейнер. Вудс постучал кончиком своей лопаты по крышке и тут же услышал ответный стук.

Пока Дональбейн ждал Мерельду с его собственными детьми, копатели стали перебрасывать священную цертусийскую землю на крышку гроба. При каждом взмахе Вудс качал головой. Он никак не мог смириться с мыслью, что в данный момент он заживо закапывает свою жену и дочь. То же самое чувствовали и другие отцы, мужья, братья и сыновья, заживо погребавших своих любимых.

Единственная вещь, заставлявшая его руки двигаться — было осознание того, что под землей им будет безопасней, чем над ней, когда на планету прибудет Злобокост. Они переживут резню выродков Хаоса. Закопав могилу, Вудс взял в руки автоматическую винтовку. Сотворив знамение аквилы, он встал на колени перед могильной плитой. На ней было написано: «Эрзсебет Дорота Каталлус». Он не забудет это имя. Внутри него росла холодная уверенность. Ярость, которую он испытывал к захватчикам, пришедшим захватить эту крохотную часть Империума. Неся оружие и лопаты, жители мира-кладбища стали подниматься назад к своим укреплениям, занимать позиции и готовить себя к предстоящей бойне.

Я немного понаблюдал за происходящим. Что такое руководство? Момент вдохновения, всплеск идеи или неожиданное понимание стратегии. Абстрактная форма, принимающая очертания через слова и приказы, находящая мгновенный отклик в сердцах людей. Даже ангелов нужно вести к победе. Лояльность. Гордость. Доверие. Действия. Перед твоими глазами командование становится реальностью. То, что ты видел в упорядоченном, бескровном театре своего разума, выливается в выхватывание мечей и взведение ударных механизмов.

Все это перетекает в кошмарную версию твоих воображений, насыщенную смертельными, невидимыми движениями, страхами. Вот, что значит командовать, ступать ботинком на спокойную, кристальную поверхность возможности, и вызывать брызги, обнаруживая себя в шлеме среди бурлящих фонтанов крови твоих братьев.

Стоя на вершине периметра укреплений, я обозреваю гибельные поля. Море отвратительных тел на могильной архитектуре мавзолея, кладбищенских плитах и статуях. Среди всего этого — местные жители. Те, кого я должен защищать. Обязанность, ради которой я был выращен. Небольшое бремя Императора, возложенное на мои плечи. То, что было тихим безумием стратегии, появившейся в моем разуме, теперь войдет в историю. Я приказал понтифику, а он, в свою очередь — местным жителям. Тысячам цертусийцев приказали закопать живьем их любимых. Краткая вспышка смертного существования, ярко горящая под землей, куда не проникнут разумы кровавых одержимых.

На мгновение мне кажется, что мой призрак вернулся. Я не видел его какое-то время. Там, где он только что скрывался в тенях — лишь пустая чернота. Его мертвые глаза смотрят на других несчастных. Я должен почувствовать облегчение. Постепенно я стал привыкать к вниманию этой сущности и ощущать его присутствие, но до конца не мог понять — действительно ли это существо из потустороннего мира или просто игра моего больного воображения. Ни одно из этих предположений не предвещало ничего хорошего, поэтому я должен позволить себе немного расслабиться в его отсутствие. Но я все еще всматриваюсь. В мерцание Долгой Ночи, отражение зеркальной темноты.

Я чувствую присутствие своих братьев, стоящих рядом. Бессмертные на обломках палисада. Как и я, они пришли посмотреть, что сделают люди по приказу ангела. Мы безмолвно наблюдаем, как люди закапывают своих близких, впечатленные их мужеством. Нелегко рыть могилу для своей семьи. Еще сложнее наблюдать, как они ложатся в гроб.

— Новости? — спрашиваю я.

Позади меня стоит Мелмох.

— Никаких астротелепатических сообщений, — отвечает эпистолярий. — Ничего из тех мест, куда я посылал сигналы. Могу только предположить, что комета является значительной помехой для моих способностей.

Я киваю.

— Спасибо за старания.

Я продолжаю наблюдать за цертусийцами, выполняющими свою неблагодарную работу.

— Думаешь, земля скроет их присутствие?

Эпистолярий обдумывает вопрос.

— Это место пропитано смертью, — делает заключение библиарий. — Эта земля — священна и имеет свою силу. Мы видим то, что ожидаем увидеть. Враг увидит кладбище. Он почувствует утрату. Он ощутит смрад смерти. Слуги Кровавого Бога — воины. Их цель — убивать. Их оружие — бойня, а не лопата. Я думаю, эти люди — в безопасности.

Я киваю в подтверждение слов библиария и благодарность за его поддержку.

— Что если никто не выживет? — угрюмо спрашивает главная плеть Скейс, его разум переполнен кровавыми мыслями.

— Тогда мы проиграем, — отвечаю я, и это — факт. — Мы будем гнить сверху, пока те, кого мы поклялись защищать, будут умирать под нами. Поэтому мы должны сражаться. Сражаться и выжить. Последователи Кровавого Бога пришли сюда повоевать, и мы дадим им бой. Тем самым мы лишим их долгожданного приза — бойни невинных и уничтожения этого мира. Мы сражаемся, чтобы победить, но если мы проиграем и погибнем — я хочу знать, что нашей смерти будет достаточно, чтобы насытить их жажду и убраться отсюда. Кровавый Бог упустит свою цель, словно плохой стрелок, а его рабы подведут своего господина. Цертус-Минор не превратится в мертвую планету, утопленную в море крови. Жители этого мира выживут, и Империум будет знать об этом. Если сердца смертных продолжат биться, значит у других миров появится надежда. Они узнают, что Злобокост можно победить. Это знание разожжет пламя в их разумах и наполнит сердца надеждой. Возможно, мы не остановим здесь Черный Крестовый поход. Возможно, мы не выживем. Но если мы падем, мы дадим надежду, как смертным, так и бессмертным, на то, что они могут победить. Пусть это станет нашим наследием.

За моей спиной появились брат Мика и капеллан Шадрат. Капеллан одарил меня буравящим взглядом своего череполикого шлема.

— Брат Нова принес новости с «Апотеона». Корабль вступил в бой с противником. Они докладывают об огромном флоте Хаоса, бессчетном количестве кораблей. Воины и рабы Кровавого Бога. Они на подходе. Злобокост уже здесь.

— Понтифик? — спрашиваю я.

Мика и капеллан Шадрат расходятся в стороны. Позади них стоит сестра битвы в кобальтовой броне, в ее руках болтер, а по бокам — два болт-пистолета. Палатина Сапфира из Ордена Августейшей стражи.

— Понтифик Олифант — в безопасности, — произносит Сапфира. — Он — в подземелье Умберто Второго с другими священниками и всеми, кого мы смогли туда поместить.

— Понтифик рассказал мне о вашем плане, — продолжает сестра. — Это я должна благодарить вас. Мои сестры думали, что вы планируете использовать цетусийцев в качестве наживки для врага.

— Я рад, что разочаровал их.

— Дверь подземелья — толстая и сделана из адаманта. Она выдержит даже самый яростный штурм. Я приказала отделению своих сестер охранять вход, ими командует мой самый верный офицер. Я и остальные готовы оборонять этот город и исполнить волю Бога-Императора.

Я протягиваю свою перчатку и пожимаю ее.

— Твое участие более чем приветствуется, сестра, — говорю я. — Это честь — сражаться с вами.

Шадрат делает шаг вперед, его взгляд обращен к небесам.

— Капеллан?

Он аккуратно снимает свой шлем, обнажая лицо. Первый раз я вижу его лицо. Седые волосы, неулыбающийся рот, уверенные черты лица, напоминающие черты примарха. Как и Деметр Катафалк до него, Шадрат был благословлен чертами истинного ангела Императора. Я слежу за его взглядом и замечаю вспышку пушечного выстрела, произведенного из кормового орудия могучего «Апотеона».

— Занять посты, — раздается грозный крик Шадрата, его глаза все еще неотрывно следят за небесами. — Рогал Дорн ждет нас у Вечных Врат.

Мы киваем и расходимся по позициям, слова капеллана все еще звучат в наших ушах. Мы молчим, так как нам нечего добавить к ним.

Глава 18
Рёв

Тьма взорвалась от подпитанной яростью какофонии убийства. Последователи Кровавого Бога возвестили о своем прибытии. Дикость и животная ярость. Злобокост сделал все, чтобы все узнали о его прибытии. Оглушающий поток жестокости, порождаемый ненавистью индивидуумов.

Демонстрируя непоколебимость, не только врагу, но и Похоронной Гвардии и простым цертусийцам, Кнут стоял на верхушке залитого ихором укрепления. Имперские войска снова будут пытаться удержать укрепленный обломками периметр, и концентрированно отходить при необходимости. Могилы мужчин, женщин и детей, захороненных в некроплексе, среди узких аллей и рядом со ступенями городских монастырей, также сыграют свою роль в этом сражении. Если придется, то архитектура мемориального мавзолея Умберто Второго станет их последним оплотом обороны. Керш не мог надеяться победить орду Кровавого Бога, но Сдиратель намеревался продержаться как можно дольше. Пятая рота возьмет огромную плату с врага за их жизни, десантники будут сражаться до последнего вздоха.

Оставалась призрачная надежда на то, что сообщения эпистолярия Мелмоха достигнут библиариев из братских Орденов. Кнут положил ладонь на угловатые края рукоятки гладиуса. Он все еще надеялся на то, что братья, все же, прибудут и изменят исход битвы. Труп-капитан не хотел обнадеживать братьев Сдирателей такой призрачной вероятностью, хотя подозревал, что в сердце каждого из них все еще теплится надежда. Однако сейчас они были одни и противостояли целому цунами кровожадных маньяков.

Ожидание тяготило защитников мира-кладбища. Своим улучшенным слухом Кнут смог расслышать нервное царапанье цертусийцами курков их оружий, бешенный ритм сердец сервов, занявших оборонительные укрепления и глубокое, уверенное дыхание Сдирателей в их боевых шлемах. А затем он увидел это. Первые признаки Злобокоста, мученики Хаоса, пушечное мясо. Тела двигались сквозь некроплекс, бегом сокращая дистанцию до Обсеки, укреплений и встречи со своей смертью.

Кнут выругался. Он тут же узнал нападавших. Одержимые жители мира-кладбища. Жертвы «злобной лихорадки», расползавшиеся по планете в преддверье прибытия кометы Килер. Мужья, матери, дети. Все — цертусийцы. Словно огонь мотыльков, Обсека притягивала несчастных, превратившихся в маньяков. Керш почувствовал их желание убивать. Он ощутил, как напряглись Похоронная Гвардия и наспех созданная им милиция, увидев своих земляков: соседей, друзей, членов семьи.

Он чувствовал, как ярость вскипает в нем, его ненависть к служителям темных богов и их тактике. По вокс-частотам поступали аналогичные подтверждения. Громовой Ястреб «Импунитас», кружащийся высоко в небе, также докладывал о приближающихся целях. Устремив взгляд в небо, труп-капитан наблюдал мерцание звезд. Демонические отродья неслись к ним с неба на своих оперенных крыльях.

Керш смотрел, как к периметру надвигается «живая» лавина. Он ненавидел себя за приказ, который собирался отдать. Сдиратель не мог позволить тратить тяжелые боеприпасы на это пушечное мясо, но и дать возможность толпе добраться до баррикад и устроить резню в рукопашной он тоже не мог.

— Всем боевым братьям и сестрам битвы — приказываю огонь не открывать, — приказал труп-капитан. — Тяжелые орудия — аналогично. Гвардейцам и милиции — открыть беглый огонь.

Первые хлопки выстрелов прозвучали неуверенно, затем — спорадические лучи и потрескивание автопушек и стабберов. Сложный кладбищенский ландшафт, не ставший серьезной преградой для демонов варпа в предыдущей битве, стал достаточным препятствием для продвижения одержимых цертусийцев. С трудом пробираясь среди памятников, могильных плит и другой могильной архитектуры, они становились легкой мишенью для защитников. Даже церемониальная Похоронная Гвардия и наспех собранная милиция смогли вести достаточно плотный и эффективный заградительный огонь. Автоматические очереди скашивали тела, карабкающиеся по кладбищенским препятствиям. Тела с дырами от снарядов стабберов валялись рядом с поверженными демонами, став частью огромного трупного «ковра». Сверху послышались хлопки снайперских винтовок и отдаленный рокот тяжелых болтеров «Импунитоса». По воксу звучали координаты для штурма с воздуха. «Импунитас» и «Перчатка» пытались пробиться сквозь потоки демонической плоти, пока плеть Кетурах и отделение Контритус сообщало о падающих с неба поврежденных телах отродий варпа. Скауты Кетураха старались вовсю, поддерживая «Громовые Ястребы» концентрированным огнем из снайперских винтовок. Подстреленные демоны падали прямо среди узких улиц города и на шпили башен, словно насекомые от удара мухобойкой.

Из рядов Имперских войск раздался леденящий кровь крик, и вооруженный дробовиком ополченец, покинув свой пост, стал расстреливать баррикады. Пока ближайшие гвардейцы и местные жители прятались за баррикадами, Кнут опустил руку на кобуру. В мгновение ока десантник выхватил оттуда свой «Марк 2». Не отводя глаз от хаоса, творившегося в некропликсе, Керш застрелил несчастного, поддавшегося одержимости. Прежде чем тело упало на землю, пистолет снова оказался в кобуре. Одержимый более не представлял угрозу для цертусийцев, но Керш явно дал понять, что при возникновении подобных случаев, их необходимо предотвращать быстро и решительно.

Перед баррикадами происходила настоящая бойня. На место каждого убитого одержимого вставал второй. Третий. Четвертый. Смрад смерти лишь распалял одержимых копателей, их жен и проповедников, и заставлял карабкаться на плиты с удвоенной силой. Среди одержимых появились и другие маньяки, жаждущие крови защитников. Керш заметил блеск клинков, вспышки выстрелов и татуированную плоть служителей Кровавого Бога. Он увидел провода, цепочки и шипы, обрамлявшие лица кхорнитов; вырезанные ножом символы Кхорна, желтые глаза, полные злобы, сжатые челюсти и кожу с доказательствами демонического покровительства. Регна-Рож. Анарханские Вепри. Рассвет Гелиона. Кругарианские Ренегаты. Мечники из Горнан Веналса. Тридцать второй полк Аттильских Предателей. Фратер Вульгариат. Некромундские «Бешенные» Восьмерки. Клан Гамибал Вессоринских Янычар. Пир Смерти. Поклоняющиеся Крови. И тысячи других: поддавшиеся скверне рабы-солдаты с бессчетного количества захваченных миров, гвардейцы-предатели, ополченцы-еретики, падшие наемники, пираты, дикие нелюди, культисты Хаоса. Все, с кем сражался Керш на полях миров, граничащих с Оком Ужаса. Все они полегли под клинками Сдирателей. Однако труп-капитан еще ни разу не видел такого количества маньяков Кхорна.

— Открыть огонь! — взревел Кнут.

Болтеры сестер битвы и его братьев присоединились к лазружьям и другим орудиям, в том числе тяжелым стабберам и автопушкам. Объединенная мощь защитников мира-кладбища добила остатки одержимых цертусийцев и сбила с ног передовые отряды культистов. Подгоняемые сзади маньяки не имели возможности отступать и отчаянно пытались удостоиться чести почтить своего Бога подвигами и смертью. Другие же устремлялись вперед, словно бешеные собаки, не контролирующие свою жажду. Их конец был одинаков: разорванные торсы, головы и оторванные конечности.

Керш стоял на обломках укреплений, держа в руках болт-пистолет. Те культисты, кому удавалось преодолеть стену заградительного огня, знакомились с выдающимися прицельными навыками труп-капитана. Керш казнил предателей-гвардейцев, аколитов, по собственной воле изуродовавших свои лица, и мутантов со скрытыми изменениями. Все они хотели его смерти, но в итоге получали лишь пулю в лоб.

Пока Кнут справлялся с последователями Хаоса, стена одержимых подходила все ближе и ближе. Труп-капитан почувствовал перчатку на своем плече. Это был брат Мика, его боевой щит и болтер покоились на бронированном боку десантника.

— Ложись!

Мика с силой толкнул своего командира. Лишившись равновесия, труп-капитан упал на обломки укрепления, лицом вниз. Развернувшись он успел увидеть случившуюся катастрофу. «Импунитас».

«Громовой Ястреб» падал. Задев несколько шпилей пирамидальных крыш, корабль прошел сквозь башню-монолит и отделил крышу от приюта пилигримов. Боевую машину атаковал рой демонических фурий, и ее кабина оказалась полностью забрызганной их кровью. На какой-то момент все превратилось в вихрь, когда «Импунитас» врезался в поверхность своим носом, проделав борозду сквозь оборонительный периметр, «Громовой Ястреб» врезался в импровизированную огневую точку. Восстанавливая баланс, нарушенный силой удара, Керш почувствовал взмах крыла позади него.

Поднявшись на ноги, Керш увидел, как «Громовой Ястреб» смял культистов и одержимых цертусийцев. Боевая машин накренилась, и ее хвостовая часть стала тормозить «Импунитас», кроша могильные плиты, попадавшиеся на пути. Наконец, «Импунитас остановился», прислонившись единственным целым крылом к склепу. Некогда величавый корпус теперь представлял собой месиво с покореженными пластинами. Дым поднимался от десантного отделения, и единственный двигатель все еще был активен.

Разочарование и злость труп-капитана невозможно было передать словами. Ударив бронированным кулаком по земле, Сдиратель оскалился. Помимо катастрофической потери «Громового Ястреба» его часть периметра превратилась в руины. Огневые точки были уничтожены и теперь молчали, пропали Сдиратели и сестры битвы, бойцы похоронной Гвардии были разбросаны по земле и издавали протяжные стоны, две глубоких дыры зияли в зубчатых стенах.

Пока Керш выбирался из устроенного падением хаоса, со всех сторон к нему тянулись руки. Цертусийцы и гвардейцы, раздавленные корпусом «Громового Ястреба», пытались выбраться из-под обломков. Неподалеку Кнут увидел мертвое тело наполовину разрубленного Старого Эноха, его сенешаля раздавили словно насекомое. Прошептав благословение, Керш забрал с пояса серва ритуальную плеть и обмотал ею рукояти своих мечей. Вефесда и Орен были слегка контужены, но живы. Обтирательнице повезло больше всех, на голове и ногах виднелись лишь небольшие ссадины и царапины. У ликтора была сломана рука. Керш помог ему подняться.

— Садись за орудие, — приказал Кнут, показав пальцем на брошенную автопушку и ящики с боеприпасами, разбросанными рядом с обломками. Уцелевшие гвардейцы, укрывшиеся в окопах, вылезали в поисках своих брошенных лазружий. К Кершу подбежали сестра Кассиопея и боевой брат Небузар из отделения Кастигира.

— Перегруппироваться и держать оборону! — рявкнул труп-капитан.

Пара кивнула, и Керш метнулся к бреши в обороне, оставленной «Громовым Ястребом».

— Мика! — позвал труп-капитан, — Мика!

Но чемпион не отвечал ни по воксу, ни лично. Повсюду лежали тела людей, не ожидавших, что смерть может ждать их за спиной. Среди убитых находились и братья Саламис и Бенхозет, их броня была разрезана, словно консервная банка. Болтер Бенхозета был непригоден к дальнейшему использованию, но оружие его брата оказалось вне зоны досягаемости «Громового Ястреба». Керш забрал оружие у мертвого десантника. Когда он проходил мимо фурий, пытавшихся подняться, труп-капитан раздавливал их позвоночники или пускал пули в черепа адских созданий. Кнут зашагал дальше, пока болты взрывались в головах тварей позади него. Их тела превращались в пепел каждый раз, когда монстр возвращался в варп.

За забором творилось абсолютное безумие. Культисты были раздавлены «Импунитусом» и вжаты в землю или друг в друга.

Керш обнаружил брата Мику рядом с хвостом «Громового Ястреба». Единственный двигатель машины продолжал работать, пока не запыхтел и совсем заглох, прекратив противиться неизбежному. Болтер чемпиона лежал неподалеку от тела, дуло оружия было направлено на бронированные ботинки десантника, окутанного крыльями демона. Увидев, как острые позвонки и шипы, торчащие из плеч, впиваются в плоть чемпиона, труп-капитан, очередями, расстрелял крылья твари. Монстр развернулся, злобно уставившись на Кнута, и клацнул зубами, словно крокодил. Демон пополз на Кершу, намереваясь забрать душу труп-капитана.

— Возвращайся в ад, тварь! — взревел Кнут, проделав огромную дыру в одном из крыльев.

Выпуская болт за болтом, Керш изрешетил все тело демона. Монстр отступил назад.

Благородные черты лица чемпиона исчезли, как и большая часть черепа. Керш развернулся к твари, готовящейся наброситься на него. Она использовала те мгновения, пока Керш рассматривал тело чемпиона, осторожно пробираясь сквозь обломки. Когда труп-капитан снова бросил взгляд на то место, где несколько мгновений назад находился демон, тварь напрыгнула на него. Всадив болты в ребра и голову монстра, Кнут увернулся и послал остальные болты в остальных крылатых уродцев, выбравшихся из интерьера кабины «Громового Ястреба». С каждой убитой тварью в воздух поднималось пламя, изрыгающее проклятия. Керш мог лишь догадываться, что стало с пилотами боевой машины. Разрушения, вызванные падением, лишь на мгновение задержали ряды противника. Армии культистов Злобокоста поглощали образовавшийся вакуум, втаптывая несчастных, стоявших перед ними, в землю, и рвались к ослабленным баррикадам, отчаянно желая почтить своих богов кровавой жертвой. Взглянув на свою линию обороны, туда, где «Громовой Ястреб» образовал воронку, Керш обнаружил лишь незначительные остатки оборонительных сооружений. Толпа культистов приближалась. Ублюдки получили возможность прорваться в город.

Отбросив в сторону опустевший болт-пистолет, Керш выхватил гладиус. Он бросился к поврежденному крылу «Громового Ястреба», лежащему на крыше склепа. Культисты уже были там, самые быстрые и отчаянные из них. Керш еще ни разу не видел подобное бесстрашие в простых смертных. Они бежали на него, Адептус Астартес, без трепета и ужаса. Кругарианский Ренегат спрыгнул прямо на труп-капитана, на его лысой голове застыла кровь, а полы грязной шинели были откинуты назад. Он выпустил очередь из своего лазкарабина, прямо в грудь Керша. Труп-капитан отбил приклад в сторону тупой стороной меча и, вторым ударом, выпотрошил предателя. Вессоринский Янычар бросился на Сдирателя с ножом и, что самое удивительное, достал им до пластины Кнута. Наблюдая, как грубое лезвие сдирает краску с брони, Керш схватил наемника за жилет и впечатал его в корпус «Импунитуса», раздробив культисту все кости.

Священник-мясник из Фратер Вульгариат был следующим, напав на труп-капитана с ревущим цепным мечом со следами ржавчины. Отбив рукоятью выпад культиста, Керш развернулся к священнику-предателю. Перебросив гладиус в другую руку, труп-капитан отрубил кисти темному экклезиарху. Цепной меч рухнул на землю и затих. Предатель попятился назад, размахивая кровоточащими культями. Керш с легкостью поверг двух рабов-отступников, насадив их тела на лезвие меча. Мутант с изуродованным лицом, кинувшийся на труп-капитана сзади, врезался своими уродливыми зубами в навершие аквилы.

Орды убийц оказались за Сдирателем, желая вклиниться в брешь в обороне. Развернувшись, Керш увидел бронированные спины Вольсканийских Катафрактов, асассинов культа смерти из «Завета» и огрина-ганнибала из «Плохих Лун Гоэте». С крыла «Импунитуса», на одном из гидравлических проводов, свисали сдвоенные тяжелые болтеры с лентами с боеприпасами. Пробравшись сквозь сеть кабелей, Керш схватился за рукояти орудий и передернул затворы. Нажав на спусковой крючок, труп-капитан был вознагражден отдачей правого болтера. Снаряд ударил в бронированную обшивку крыла. Развернув болтеры и перехватив рукоятки обоих орудий, Керш выпустил опустошающую волну снарядов прямо по бегущей толпе.

Сдвоенные болтеры ревели словно прирученные звери. Дула озарялись вспышками, а две очереди огневой мощи достигали своей цели по всему радиусу поражения. С каждой очередью ряды врагов растворялись в фонтанах крови. Асассины «Завета», грациозные и изворотливые, были беспощадно превращены в кучу кровавого мяса. Броня Вольсканийских Катафрактов была неспособна сдержать шквальный огонь тяжелых болтеров Керша, и предатели-гвардейцы были просто разорваны детонирующими снарядами орудий. Дикого огрина настигла та же участь, и Керш наблюдал, как отрываются конечности культиста, и туша гиганта падает на землю.

Сжав зубы, Кнут продолжил очищение некроплекса. Головы культистов и одержимых взрывались словно тыквы. «Пир Смерти» по воле иронии стал воплощением своего названия, когда Керш устроил им кровавую баню, заглушаемую криками культистов. «Регна Руж» омылись своей кровью и стали отражением красного цвета их формы. Их так и не вкусившие крови клинки и другие инструменты убийства падали на землю вместе с конечностями под безжалостным огнем болтеров Керша. Это была резня.

Поверженный «Импунитас» продолжал сеять смерть. Керш уничтожал все в радиусе поражения его орудий. Вскоре, территория перед заграждениями превратилась в одно большое кладбище дымящихся тел. К какофонии смерти присоединилась автопушка Орена и Вефесды. Труп-капитан увидел брата Небузара, перенаправляющего перегруппированную Похоронную Гвардию и добровольцев на новые позиции. Раздался стрекот лазмушкетов, и небо снова озарилось яркими вспышками смертоносных лучей. Тяжелые огнеметы сестер битвы превратили брешь в пылающее инферно, превращая близлежащие тела в пепел.

Неожиданно рядом раздался рев. Слуги Кровавого Бога стремились почтить свое божество боевыми кличами, нежели молитвами, и это спасло Кершу жизнь. Глубокий баспозади труп-капитана перекрикивал даже рокот болтеров. Перед Кершем возник предатель-Астартес — воин предательского Ордена Разжигателей Войны, облаченный в броню со следами ржавчины. Предатель занес секиру для удара.

— Кровь — Кровавому Бо…

Керш прервал его речь выстрелами из тяжелых болтеров. Разжигатель Войны исчез в волне ярости болтеров, целиком захлестнувшей его. Оставив от предателя разорванные остатки плоти и фрагменты керамита, Кнут направил орудие на группу предательских ангелов, безумных маньяков, решивших последовать примеру собрата. Как мог ангел Императора так ошибаться в своих взглядах? Предатели узнали мнение Керша по этому вопросу, когда к ним навстречу понеслась убийственная кара.

Позади них, Кнут увидел целый океан смертных. Нескончаемую армию безбашенных убийц. Мясники Злобокоста, объединенные единой целью: жаждой убийства и принесением жертв своему божеству, посредством уничтожения. Культисты, порождаемые тьмой, продолжали прибывать, а за ними слышались множество воплей их собратьев-маньяков, ждущих своей очереди.

Среди солдатов-рабов, предателей и культистов Керш заметил возрастающую численность Адептус Астартес, лживых пророков для обезумевших масс, банды Губительных Сил, поддавшихся ереси. Падшие ангелы, поверившие обещаниям Кровавого Бога и поддавшиеся своему основному инстинкту убийства. Космические десантники, которые перестали быть таковыми. Чье сознание было развращено. Те, кто превратились обратно в дикарей, из которых набирали в ряды Космического Десанта. Кнут встретил их яростью болтерного огня. Снаряды калибром 1.00 навсегда прерывали жизни предателей и их последователей. Разжигатели Войны. Сыны Сангвиния. Безумные ангелы из Громовых Баронов. Предательские Красные Вестники. Расколотые. Ангелы Апокрифа. Бронзовая Стража. Собиратели Черепов.

Все они двигались на Керша. Взбешенные его существованием. Он был воином, которого необходимо было устранить. Адептус Астартес. Сын Дорна. Один за другим они бросались на него, отбрасывая попадавшихся на пути культистов. Чтобы принести его в жертву своему кровавому божеству. Керш продолжал убивать. Его броня почти полностью покрылась кровью. Стволы тяжелых болтеров светились от перегрева. Монстры с улучшенными генами самоотверженно кидались на Сдирателя. Один из ублюдков некогда носил эмблему Сынов Сангвиния. Безумная тварь с искривленными от злости чертами лица явно жаждал принять на себя ярость болтерного огня. Выстрел в голову, который должен был оборвать его жизнь, отрикошетил от стальной пластины на его лице, и Кнуту пришлось послать еще несколько болтов, чтобы те, в конце концов, добрались до того, что осталось от мозга этого животного.

Когда гигант рухнул, Керш понял, что это промедление дорого стоило ему. Ангелы Апокрифа пробирались к нему с другой стороны упавшего «Громового Ястреба». Без шлемов, с длинными волосами и похожими на рапиры мечами, они казались одинаковыми. Их кожа была мертвенно бледного цвета, резко контрастируя с кроваво-красной броней предателей. Ренегаты зашипели и бросились на Сдирателя с нечеловеческой скоростью. Кершу едва хватило времени, чтобы убрать руки с оружия и схватиться за рукоять гладиуса.

Первый умер еще до того, как лезвие покинуло ножны. Рядом с головой предателя мелькнула вспышка, и слуга Губительных Сил, задев крыло боевой машины, рухнул на землю. Половина его головы была сожжена четким снайперским выстрелом. Вокруг Керша валялись культисты, смерть к которым пришла не от руки труп-капитана. У них также отмечались дыры в головах, как результат меткой стрельбы Адептус Астартес.

Засевшие на крышах и шпилях Обсеки скауты отделения Контритус прикрывали спину труп-капитана. Ангелы были настолько быстрыми, что Керш, так и не успев до конца выхватить гладиус, противостоял второму предателю, в мгновение оказавшемуся на месте своего поверженного собрата. Его встретил удар ноги Кнута. Бронированный ботинок соприкоснулся с поверхностью грудной пластины, и предатель отступил назад. Пока Керш нес смерть, расстреливая культистов из болтеров, турбины единственного уцелевшего двигателя «Импунитуса» продолжали выпускать пламя. Когда ангел-предатель попятился назад, жар турбины опалил его волосы и уничтожил целый слой краски на керамите. Бледная кожа предателя стала плавиться, пока двигатель набирал обороты, вызывая дрожь «Громового Ястреба», и, в итоге, ренегат исчез в потоке вырвавшегося пламени. Неожиданно, Керш ощутил колющую боль в районе диафрагмы. Третий Ангел Апокрифа сделал выпад, всадив лезвие меча в живот Сдирателя. Когда десантник Хаоса выдернул свою рапиру, Керш почувствовал удушающий приступ агонии. Еретик наслаждался страданиями Кнута, пока гладиус Керша не вылетел из ножен и прошелся прямо по ухмылке предателя. Из-за кровавой пелены, застилавшей глаза, Ангел Апокрифа также не заметил летящий навстречу кулак Керша, наверщие рукояти врезалось в челюсть воина. Рапира снова метнулась к Сдирателю, но удар, направленный наполовину ослепленным предателем, прошел мимо. Схватив космического десантника Хаоса за кисть, державшую клинок, Керш перебросил гладиус в другую руку и всадил меч в грудную пластину предателя.

Лезвие вошло в грудь, раздробив усиленные ребра. Прокручивая лезвие словно штопор, Керш наблюдал, как мучается десантник Хаоса. На уголках рта предателя появились капли черной крови. Вытащив меч, Керш позволил телу рухнуть на землю мира-склепа.

Неожиданно, сзади раздался рев Анарханских Вепрей, попытавшихся убить труп-капитана из своих дробовиков. Пиратка с огромным шрамом на лице, открыла огонь по Сдирателю из двух автопистолетов. Керш сделал шаг к сдвоенному тяжелому болтеру, но обнаружил препятствие в виде летящих на него тел. Парнокопытная тварь с невероятной скоростью прорубала ряды культистов своим медным телом. Вытянутая голова четвероногого заканчивалась массивным рогом, заточенным, словно пика, глаза монстра были похожи на жерла вулкана. Его огромное тело было обшитым внакрой кошмаром из медных пластин с многослойной броней. Адская тварь не обращала никакого внимания на раскидываемых ею солдат-рабов, залитых кровью берсеркеров и бронированных десантников Хаоса из ордена Красных Вестников. Выхватив болт-пистолет, Керш надавил на курок, посылая болт за болтом в демонического зверя. Исполин был легкой мишенью, но все снаряды легко отскакивали от брони монстра. Когда зверю оставалось преодолеть несколько шагов до труп-капитана, Керш резко ушел в сторону. Зверь продолжил двигаться и врезался в подкрылку «Громового Ястреба», а затем устремился к сдвоенным тяжелым болтерам. По телу металлического монстра застучали снаряды. Керш наблюдал, как лаз-болты и снаряды автопушек Похоронной Гвардии, а также снайперский огонь скаутов, ударялись в бронированную плоть твари. Словно подвижная стена из металла и искр, монстр продолжил прорываться к проему в оборонительных укреплениях.

Керш почувствовал вибрацию. Поверхность снова затряслась. Когда он вновь вскочил на ноги, то увидел, как объятые ненавистью культисты несутся к проему, выкрикивая ругательства, и их тут же разрывают чудовища, появившиеся из неоткуда. Кнут покачал головой, не веря своим глазам и продолжая наблюдать за разворачивающимся адом. Вскоре, к ним присоединилось бессчетное количество бронированных воинов, и Сдиратель обнаружил, что отступает к передней линии обороны.

Сорвав с пояса крак-гранату, Керш сделал еще несколько шагов назад. Не сдерживаемые огнем тяжелых болтеров, металлические твари, ангелы-предатели и берсеркеры Кровавого Бога вели культистов Злобокоста к разрушенной секции периметра, который охранял Керш. С мрачной уверенностью Сдиратель швырнул гранату в остановившиеся лопасти двигателя. Уже на бегу в сторону Обсеки, он услышал, как брошенная граната столкнулась с внутренним механизмом.

Когда Кнут достиг разрушенных стальной тварью укреплений, он бросил взгляд назад. Лопасти «Громового Ястреба» продолжали вращаться, издавая пронзительный скрип. Двигатель загорелся, и граната взорвалось. Корпус «Импунитуса» содрогнулся от взрыва. Дрожь прошла по всему судну: от двигателя — до баков с горючим и складов с боеприпасами. Боевая машина превратилась в смесь шоковой волны, пламени и бронированных осколков. Солдаты культистов были разорваны в клочья на месте. Ренегаты и чемпионы Хаоса- были сожжены изнутри, и даже монстры Хаоса попадали на спины и отчаянно затрясли лапами.

Керш обнаружил тело брата Небузара, погибшего под тяжестью металлического монстра. Тварь проигнорировала попадания лаз-болтов и обошла остатки Похоронной Гвардии, вместо того, чтобы подойти к Обсеке напрямик. Стены часовен, эрмитажей и церквей обрушались под натиском машины убийства.

Глядя на окутываемое тьмой поле битвы, Керш заметил, как постепенно потухает пламя, вызванное взрывом «Громового Ястреба». Вокруг машины были разбросаны горящие тела и плоть демонов.

По всему оборонительному периметру бегали объятые пламенем культисты и солдаты-рабы. Труп-капитан увидел как «Громовой Барон», держа в руке силовой молот, в опаленной броне, пробирается сквозь пламя как ни в чем не бывало. За ним следовало несколько берсеркеров. Вырвавшись из стены пламени, они ринулись вперед, оставляя за собой отслоившиеся от огня куски плоти. Но они так и не добрались до укреплений — охватившее их пламя полностью поглотило их. Но волну демонов невозможно было остановить. Те монстры, не попавшие в эпицентр взрыва, ринулись вперед, сотрясая землю под ногами и защищаясь от огня бронированными пластинами.

Труп-капитан не имел ни малейшего представления, что творится на остальных участках. Возможно, их защитники пали, или все еще продолжали сдерживать маньяков Злобокоста. Его вокс превратился в бесконечный поток сообщений, большую часть которых он не слышал за какофонией орудий, тяжелых болтеров и боевых криков кхорнитов. Независимо от того, как сражались его братья, первая линия обороны практически пала. Хотя продвижение культистов и замедлилось, благодаря прометию, демоны продолжали наступать с непоколебимой уверенностью. Керш с сожалением осознал, что у него не будет лучшего времени для отступления. Он открыл общий канал.

— Пятая рота, говорит Кнут. Периметр прорван. Приготовиться к штурму. Всем — отступать в город. Сейчас.

Глава 19
Пожиратели миров

Колокол аббатства Черного Министерства звенел, словно сигнал тревоги, предвещая надвигающуюся беду. Брат Омар из десятой роты наблюдал, как со стропил колокольни сыпется пыль. Скаут проследил за падением до самого пола, а затем бросил взгляд на пустоту, где раньше были его ноги. Самое удивительное, он все еще чувствовал их: шевеление каждого мускула, сокращение каждой жилы и скрип толстых сочленений и костей.

Одно то, что он добрался до Обсеки сквозь стену интервентов извне, можно было бы смело называть чудом. Он мало помнил о том, как попал в город, но знал от товарищей, что Кнут лично принес его тело, по крайней мере, то, что от него осталось, в безопасное место. Скаут не помнил агонии, связанные с потерей ног, и это служило небольшим успокоением для него. Омар отходил от морфия и привыкал к аугментике, оставленной апотекарием Эзраки, лежа под капельницей с воткнутыми трубками для переливания крови в нижней части живота.

Скаут все еще был облачен с боевой жилет и наплечники и, вместо того, чтобы оставаться под опекой сестер в подземелье, он вызвался волонтером для любой работы, где он мог бы быть полезен. С чувством гордости и заверением в том, что когда-нибудь он станет превосходным Сдирателем, Силас Кетурах отдал Омару пару магнокуляров и его собственный пистолет. Скауту было поручено наблюдать за происходящим с башни и лично докладывать обо всем плети отделения.

— Получай, ты, сын шлюхи…

Омар услышал хлопок винтовки скаута Куша, и очередной снаряд попал в цель. Омар сжал зубы. Куш вызывал у него презрение, он считал неофита недостойным имени Деметра Катафалка, но у того были глаза орла и убийственное желание сразить противника наповал. Омар наблюдал, как Куш методично расстреливает орущих фриков из банды отступников Бронзовая Стража и других дегенератов, пытавшихся добраться до труп-капитана Керша на месте крушения «Импунитуса». Куш упирал длинный ствол ружья в колонну балистары, его глаз был прикован к оптике, а на ноге виднелись пару магазинов.

— Ну давай же, отброс Хаоса, подними голову, — бормотал скаут.

Куш выстрелил. Удовлетворенно хмыкнув, не отрывая взгляд от линз прицела, Скаут вогнал свежий магазин.

Омар снова поднес магнокуляры к глазам и стал осматривать периметр города, который смотрелся не менее угрожающе, чем днем. Даже с высоты колокольной башни скаут мог видеть лишь южную и восточную часть Некроплекса. Но и отсюда было прекрасно видно надвигающуюся проблему. Бесчисленная орда. Волна за волной, культисты и солдаты-рабы атаковали защитников, появляясь из тьмы. Казалось, толпа никогда не остановится, маньяки бежали к городу на полной скорости, карабкаясь по могильной архитектуре с перекошенными от ярости и разочарования лицами. Среди них возвышались гиганты в силовой броне, чемпионы и ангелы- предатели, вооружившиеся клинками различного дизайна и размеров. Омар засек группы демонов и монстроподобных тварей, появившихся из ада, чтобы поддержать и без того огромный по масштабам Злобокост.

На южных и восточных периметрах Сдиратели все еще могли противостоять воинам Кровавого Крестового похода, ничто не могло противиться болтерам ангелов. Похоронная Гвардия и милиция также вносили весомый вклад в оборону. Здесь и там возникали вспышки света, сопровождаемые канонадой орудий. Чемпионы Кровавого Бога и предатели-Астартес, используя солдатов-рабов как живой щит, сокращали расстояние до периметра. Их перекошенные лица и брутальное безумие штурмовой тактики не раз становилось испытанием для гвардейцев и цертусийцев, и там, где Собиратели Черепов прорывали оборону, начиналась резня. Настоящей проблемой, по наблюдению Омара, были именно чудовищные монстры, посланные Кровавым Богом для поддержки Злобокоста, благословенные воплощения Губительных разрушений и убийственной мощи, обретшей форму.

На периметре Восточного Некроплекса Омар увидел, как братьев Дамариса и Юдаха изрубили на куски небольшая орда кровопускателей с адско-красной шкурой и горящими мечами. Демонические машины из темного металла и дьявольского пламени души планомерно уничтожали укрепления, защищаемые эпистолярием Мелмохом и Похоронной Гвардией. Стадо бронированных скакунов врезалось в секцию Керша, словно испуганные гроксы, разрывая ее защитников и вынуждая их покидать свои укрепления. Омар заметил одержимого Саламандра с эмблемой предательского Ордена Воинов Дракона на его измененной варпом броне. Его разорвали снаряды, выпущенные сестрами битвы и братом Симеоном.

Самое ужасное, что пришлось наблюдать скауту — безжалостная казнь защитников участка под руководством второй плети Азарета. Огромный рогатый демон, в несколько раз превышающий Адептус Астартес, появился из тьмы, словно дьявольский колосс. Земля дрожала от его шагов. Огромные крылья монстра покрывали его могучие плечи, словно щит, защищающий боевой корабль. В одной клешне он сжимал секиру, скорее всего выкованную из скалы на одном из демонических миров. Размахивая острым, как бритва, лезвием, тварь стала прорубать себе путь сквозь ряды культистов и Похоронной Гвардии, не делая при этом различий на друзей и врагов, и оставляя после себя небольшие озера крови. Демон создавал какофонию из звуков скребущих пластин, панциря и цепей, его глаза горели яростью ноздри гневно вздымались, а во рту виднелись языки пламени.

Омар наблюдал, как жители мира-кладбища разбегались в стороны при виде чудовища лишь для того, чтобы быть разрубленными его секирой. Вторая плеть Азарет упорно держал оборону. Сердце скаута было наполнено гордостью за Орден, пока Сдиратель сражался с гигантским исполином. Омар с отчаянием в глазах наблюдал, как космический десантник исчезает под копытами твари, поваленный демоном, словно насекомое.

Скаут предположил, что, расправившись с защитниками, демон двинется на город, чтобы уничтожить его своими кулаками и огромной секирой. Но его мрачные мысли испарились, как только он увидел взмывшую в небо «Перчатку». Машина зависла над головой монстра, и тяжелые боллтеры стали обрабатывать спину демона, заставив его закрыться своими могучими крыльями. Как только тварь прикрылась ими, «Громовой Ястреб» выпустил по ней ракеты класса «Адский огонь». Зверь упал на спину, сбитый с копыт взрывной волной снаряда. Сотни солдат-рабов Кровавого Бога были раздавлены огромным весом его тела, еще сотня культистов потеряли равновесие из-за дрожи земли, вызванной падением демона. Тряся своей ужасной головой и объятыми пламенем крыльями, демон вскарабкался на ноги. Пилот «Перчатки» профессионально набрал высоту, держа «Громовой Ястреб» на расстоянии от секиры демона, но, в то же время, отвлекая монстра от города. Словно хищник с мира-смерти, бездумно бегущий за своей добычей, демон стал преследовать боевую машину, продолжавшую обстреливать его из тяжелых болтеров, лазпушек и «Адским огнем».

Куш вскрикнул.

Когда Омар убрал магнокуляры от глаз, скаут пронесся прямо перед ним, словно вспышка. Прошедшая по зданию дрожь говорила скауту о том, что что-то врезалось в колокол. Сдиратель был сражен не лаз-болтом или пулей. Крылатое отродье варпа врезалось в стену колокольни, словно разряд молнии и, пролетев в брешь в стене, служившей укрытием для Куша, словно молот, обрушилась на скаута. Куш схватился за клыки и крылья, похожие на крылья летучей мыши. Омар снова услышал крик скаута. Затем крик превратился в хрип, когда тварь добралась до горла Сдирателя.

Монстр отбросил тело Куша и, почти полностью покрытый пылью, упавшей с каменной кладки, стал пробираться к Омару. Скаут успел сделать пару выстрелов из болт-пистолета Кетураха, прежде чем демон оказался прямо над ним. Используя оружие, словно дубину, Омар врезал рукоятью по гаргулеподобной голове монстра. Долю секунды спустя к скауту метнулись острые как бритва зубы, и все, что Омар успел сделать — схватил тварь за нижнюю челюсть и постарался отодвинуть пасть монстра от своего лица.

Омар инстинктивно напряг мышцы ног, которых у него не было, чтобы попытаться отпихнуть ими голову чудовища. Спустя мгновения мощь твари возобладала над силой рук скаута. Омар перевел болт-пистолет в режим автоматической стрельбы и приставил дуло к щеке демона. Нажав на курок, скаут выпустил поток огня прямо в голову монстра. Болты прошли насквозь, пробив наполненный яростью мозг твари. Через секунду монстр превратился в груду мертвой плоти, и убийственный огонь исчез из его глаз.

Нажав на предохранитель, Омар извлек опустевший магазин. Сбросив со своего торса тело зверя, Сдиратель перевернулся на живот и пополз к Кушу. Но, неожиданно, он был вынужден остановиться, когда огненная душа вылетела из остатков чудовища, пробив раму колокольни. Когда Омар дополз до Куша, он убедился, что скаут действительно был мертв. Его голова, удерживаемая позвоночником и кусками кожи, безвольно лежала на торсе скаута.

Омар помрачнел. Без Куша и его боевых братьев, сражавшихся за свои жизни, у него не было ни малейшего шанса спуститься с колокольни. Он забрал крак-гранату, лежавшую рядом с Кушом. Во время короткого противостояния, скаут успел вытащить ее, но не успел активировать, чтобы взорвать себя и монстра. Омар прикрепил гранату к жилету. Взяв в руки снайперскую винтовку Куша, скаут скривился. В качестве неофита он плохо обращался с винтовкой, его выбранной специализацией был ближний бой. Передвигая оружие по полу, он подполз к дыре, проделанной демоном. Уперев спину в колонну балистарии, Сдиратель прицелился.

В этот момент его привлекло яркое мерцание в небе. Сначала он подумал, что это — лучи орудий с орбиты, но, когда оно стало двигаться к Обсеке, и к нему присоединились другие огни, Омар осознал, что именно неслось к городу на полной скорости. Десантные капсулы Адептус Астартес. Целый рой, выпущенный с одного из крейсеров Злобокоста, падающий с неба, словно убийственный дождь.

Скаут при всем желании не смог бы остановить такой яростный штурм врага. Снаряды винтовки не смогут сбить траекторию капсул, а уж тем более пробить их броню. Единственное, на что мог рассчитывать Омар, что его скудные умения управляться со снайперской винтовкой помогут ему остановить тех, кто появится из капсул после приземления.

Скаут стал целиться в узкие аллеи внизу, ступенчатые колодцы и монастыри. Подрегулировав огромный прицел, Омар упер приклад в плечо. Он убрал палец с пускового, когда перед ним пронесся боец Похоронной Гвардии, пытавшийся спасти свою жизнь. За ним пронесся бронированный монстр, врезаясь плечами в попадавшиеся на его пути строения. Тварь опустила голову вниз и клином понеслась на несчастного гвардейца. Монстр скрылся из виду. Прислонившись к стене колокольни, почувствовал дрожь, вызванную поступью демона.

Сверху посыпалась пыль, и Сдиратель сконцентрировался на своих целях.

Рокот «Клешни страха» возвестил о ее приземлении. Десантная капсула была древней, ее дух машины уже давно подвергся разложению. Когда-то на ней красовалось название «Темное сердце», но сейчас табличка представляла собой размытое пятно — результат воздействия каустических облаков мира-улья Кассандрун. Тогда, приземлившись на поверхность планеты, «Черное сердце» окрасилась кровью невинных, залившей все пластины «Клешни страха».

Очередной атмосферный стабилизатор оторвался от ее корпуса под яростным натиском изнутри, «Клешня» стала раскачиваться и дрожать. При каждом ударе, капсула издавала металлический скрежет внутренней агонии. Внутри, среди висящих цепей, медных проводов и смрада запекшейся крови, восемь сынов Ангрона рвались из сдерживающей их клетки. Их броня представляла собой медный кошмар, приукрашенный кроваво-красным блеском керамита. Из брони торчали пики, как металлические, так и в виде костяных варповых наростов, а их шлемы были похожи на жуткие маски. Оружие тряслось на стеллажах в предвкушении первой крови.

Умбрагг Медная Плоть стоял в центре капсулы, на покрытом рунами блоке-указателе целей. Предателей не беспокоил факт неисправности устройства. «Темное сердце» будет направлять их, как и всегда. Чемпион Пожирателей Миров повис обеими руками на свисавших вниз цепях — единственная страховка воинов Хаоса на случай жесткой посадки. Когда «Клешня страха» отделилась от «Злобы», во время выброски десанта, Умбрагг позволил своему психозу выплеснуться наружу. Кибернетические имплантаты глубоко зарылись в дикие дебри его мозга и наполняли Пожирателя Миров первобытной яростью. Его разум был открытой раной, скоплением психохирургических рубцов, и был приспособлен исключительно для убийства.

Пожиратель Миров ненавидел долгие путешествия. «Злоба» была для него адамантовой тюрьмой, а лорд Хавлок — цепным псом-надзирателем. Хавлок действительно был благословлен Кхорном, но Умбрагг не прибывал в благоговейном восхищении от своего повелителя. Войны не должны вестись с командного трона. Слабый Империум был империей грязи, которую Умбрагг должен был смешать с кровью трусов, поклоняющихся лже-Императору. Насытить зубья своей секиры и ярость Кровавого Бога. Но Злобокост следовал за Пилигримом, а Пилигрим, Правая Клешня Кхорна, следовал за багровой кометой — волеизъявлением самого Кровавого Бога. Поэтому кхорниту приходилось терпеть медлительность армады. Ожидание было подобно мечу, вгрызающемуся в плоть, пока комета, наконец, не повела избранных Кхорна назад на Древнюю Терру, чтобы положить конец Империуму.

Приближаясь к небольшому миру Экклезиархии, Умбраг ощущал дрожь. Общее желание избранных Злобокоста убивать, соперничать и устраивать резню. Срывать кожу с черепов. Желание истинных последователей Бога Войны. Брутальная простота массового вторжения. Убийственное преимущество в силе и количестве — весь потенциал Кровавого Бога выльется в цунами крови, пролитой мечами воинов.

Словно магма в жерле вулкана, ярость вскипала внутри Умбрагга. Он наблюдал за недостойными рабами-солдатами Кровавого Крестового Похода, тысячами дисантировавшихся на поверхность планеты, все они были объяты ненавистью, жаждой битвы и желанием обратить на себя внимание Кровавого Бога. Вместе с ними в бой шли и благословенные Кхорна — демоны. Звери-мастера мясорубки, машины, принцы и другие чада Кхорна, уничтожали монастыри во славу Повелителя Черепов. Испытывая ярость о невозможности немедленно присоединиться к битве, Умбрагг наблюдал как чемпионы Злобокоста занимают свое место в рядах смертных. Военачальники и мясники, их мастерство в отнимании жизней радовало Повелителя Губительных Сил.

Среди них встречались и банды одержимых Ангелов. Юные, падшие братства. Воины, считавшиеся позором для Умбрагга, потому что они не участвовали в Ереси и апокалипсисе, разверзнувшимся на Древней Терре. Разжигатели Войны, Собиратели Черепов, Ангелы Апокрифа, Кровавый Шторм, Громовые Бароны. Только после их вмешательства на полях сражений остались лишь достойные для сбора черепов, и тогда Пилигрим выпустил банды Пожирателей Миров.

Древняя, сверхчеловеческая плоть под пластинами брони предателей, ведомая в бой без страха и сомнения. Пожиратели Миров были живыми воплощениями разрушительной силы Кровавого Бога. Может демоны Кхорна — и воплощение Бога, жаждущее крови, вылепленное из первобытной ярости Кхорна, но именно отрицающие смерть сыны Ангрона тысячи лет проливали кровь во славу Кровавого Бога, питая его древнюю силу. Демоны могут быть частью истинного Воплощения Войны, но Воплощение Войны — это часть Умбрагга и его братьев из двенадцатого легиона и их желания вечно наблюдать за галактикой в огне.

Когда «Убийственная клешня» вновь содрогнулась, и очередной слой краски был сорван с капсулы под воздействием атмосферы, ярость берсеркера выплеснулась наружу. Враг был близко. Его секиры насытятся плотью святош. Фонтаны крови будут омывать его. Умбрагг издал рев, и его подхватили остальные воины его банды, “Клизмы”. Корпус «Темного Сердца» содрогнулся от ярости Пожирателей Миров. Умбрагг принялся колотить по стенкам капсулы своими утыканными шипами локтями и кулаками — по потолку.

Завыло тусклое подобие древней сигнализации, и внутренности озарились красным цветом. Пожиратели Миров недовольно взревели, их буквально душила ненависть к «оковам» «Злобы», ограниченным внутренностям «Убийственной клешни», жителям мира-кладбища и Империуму, который они олицетворяют, к своим собратьям по походу и самим к себе.

Словно перенаправленный поток, убийственные мысли и желания наполнили Умбрагга, протекая через его хирургически измененный мозг. «Медная плоть» больше не хотел убивать, ему НУЖНО было убивать. «Темное сердце» кровоточило. Пожиратели Миров крушили пластины капсулы и рвали кабеля, гедравлику и сетчатые трубки. Кровь и ихор забрызгали поврежденную область, омыв Астартес-предателей, словно багровый душ. Заставив себя прислониться рюкзаком к стене и обмотав руки цепями, Умбрагг приготовился к посадке.

Прежде чем Пожиратель осознал, что они приземлились, «Темное сердце» вонзило свои когти в землю мира-кладбища. Шок от брутального падения был мгновенно забыт, поглощен инстинктом берсеркера: «освободиться и убивать». Умбрагг автоматически врезал по панели открывающей капсулу, и схватил с полки свои благословенные цепные секиры, «Боль» и «Страдание». Освободившись из своей клетки, берсеркеры Пожирателей Миров высыпали наружу.

Как только их керамитовые ботинки коснулись поверхности планеты, оптика космических десантников Хаоса просканировала окрестности на предмет признаков жизни и тепловых сигнатур. «Темное Сердце» врезалось в крышу собора, и посадочные когти капсулы впились в каменный пол ступницы. Оптика предателей, сквозь пыль и мусор, засекла теплые тела, бегущие вниз по галерее, параллельно кафедральной стене. Банда перешла на бег, и Пожиратели Миров бросились к галерее с каменной стеной, изнывая от желания убивать.

Умбрагг первым добрался до стены, пробив ее своей силовой броней, он, словно демон из ада, предстал перед испуганными гвардейцами из Похоронной Гвардии и вооруженными горожанами. Смертные уже убегали от опасности, и Умбрагг смог насладиться их страхом. Они бежали прямо на его секиры. Пожиратель Миров резал, рубил и кромсал орущую массу. «Клизма» присоединилась к нему, превращая смертных в фонтаны крови. Пожиратели Миров вошли в состояние безумия, цепные мечи отрывали конечности, секиры врезались в тела, а болт-пистолеты сносили головы. Когда Умбрагг осознал, что самый пик резни прошел, вся броня предателя была покрыта кровью.

Болты лаз-ружей отскакивали от брони чемпиона, пока тот приносил цертусийцев в жертву. Неожиданно появилась причина первоначальной паники цертусийцев, врезаясь в стены и круша мощеную галерею. Зверь с медными пластинами, рогом и бронированным хребтом, устремился к гвардейцам и гробокопателям. Его глаза блестели животной яростью, монстр явно не контролировал себя.

Он расчищал себе путь сквозь убегающую толпу, коля людей своим рогом направо и налево. Умбрагг наблюдал, как демон разбрасывает тела во все стороны. Когда зверь украл у него очередную жертву, Пожиратель Миров отступил в сторону и погрузил секиры в металлическую плоть монстра. Оружие космического десантника Хаоса глубоко вошло в тело демона. Джаггернаут упал на землю, протаранив две стены. Потоки пламени возникли из его упавшей плоти через трещины и щели в бронированной спине.

Темная энергия заструилась вверх, неся фрагменты пластин и латунные заклепки.

Умбрагг отвернулся, издав триумфальный, яростный рев и воздев кулак вверх. Вокруг него Пожиратели Миров продолжали разрубать гвардейцев. Неожиданно перед ним возникли два цертусийца, нанося удары ружьями по его броне. Их удары раздражали Умбрагга и были абсолютно неэффективны. Взглянув на гробокопателей сверху вниз, Пожиратель Миров нанес удар тыльной стороной своей перчатки. Отбросив щуплого смертного в сторону, Умбрагг снес ему голову обратным ударом.

— Дональбейн! — закричал второй цертусиец, его голос был полон эмоций слабых людишек.

Шок мгновенно перерос в ярость, чувство, которое Умбрагг «Медная Плоть» уважал больше всего. Гробокопатель бросился на бронированного гиганта, ударяя прикладом по его броне. Пожиратель миров облизнул свои древние губы. Схватив смертного за плечи и голову, Умбрагг разорвал его на две части. Голова цертусийца с легкостью отделилась от тела. Отбросив конечности в сторону, Пожиратель Миров воздел свои кровавые ладони в небо. Когда резня подходила к концу, Умбрагг «Медная Плоть» фыркнул.

— Найдите мне ангелов! — рявкнул он своим темным братьям.

Глава 20
Конец игры

Я чувствую, как у меня отнимают город. Я — Адептус Астартес. Сентиментальность ничего не значит для полубога. Смерть — это путь жизни. Смерти жителей Империума не влияют на ангелов Императора. Мы спасаем столько, сколько можем, как здесь, на мире-кладбище. Мужчины погибают, но Империум превозмогает. Я все больше теряю контроль над городом, как мастер в регициде. Однако есть разница между чувством поражения и осознанием поражения. Я достаточно повоевал, чтобы знать, что меня победили. Мое сердце бьется во имя Императора. Я никогда не сложу оружие. Я никогда не сдамся. Пока я жив, я буду забирать жизни моих врагов. Мой дух не сломить. Все, что я знаю — разница между стратегическим успехом и тактическим проигрышем, и я проиграл.

Я вижу это сейчас, сражаясь плечом к плечу со своими братьями Сдирателями. Теперь я вижу, как Злобокост захватывает планету за планетой, и что будет после вторжения — до кордона Ванахейм и за ним. На всем пути через сегментум Соляр и основные системы, прямо до древней, ничего не подозревающей Терры. Ничего не подозревающей, потому что они не знают то, что знаю я. Они недооценят комету Килер и ее странную способность обращать жителей друг против друга, создавая подкрепления еще до высадки. То, что они увидят — вернувшегося странника, и только я знаю, что это — ворота в Хаос. Они не будут вызывать подкрепления, пока не будет поздно. Они падут, потому что недооценят количество воинов Злобокоста и переоценят свои силы. Они попытаются противостоять, как и я, потому что это то, для чего рождены воины. Они будут ошеломлены, как и я, скоростью Злобокоста и его аппетитом к уничтожению. Они не смогут представить, что есть сила, способная уничтожить мир за один день, заполнив всю планету еретиками, отступниками и демонами. Наконец, когда избранные Кровавого Бога, легионеры-предатели, начнут падать с небес, они поймут, как сильно они ошибались, и увидят тот ужас, который неизбежно испытают и другие.

Мы зажаты в ловушке. Отступление означает то, что все остальные сектора пали, как и мой. Похоронная Гвардия вырезана, и многие из моих братьев пали. Палатина Сапфира и несколько ее сестер — все, что осталось от ее Сестринства. Многие сервы Ордена погибли, осталась лишь горстка, включая и моих слуг. Но Сдиратели выживают. Сыны Дорны, сражающиеся на пределе своих возможностей и заставившие врага заплатить кровью за каждый свой шаг. Оставшиеся ангелы пятой роты, сдерживающие бессчетные количества. Братья сражаются спиной к спине, прикрывая друг друга и зная, что здесь, среди галерей, потерн и в тени мемориала Умберто Второму, они найдут свою смерть.

Мы можем справиться даже с армией культистов, но Хаос обрушил на нас своих монстров, демонических созданий, против которых даже наше оружие имеет свои ограничения. И сейчас, когда Злобокост вынудил нас отступить к улицам и узким аллеям Обсеки, мы понимаем, что лишь отсрочили неизбежность. Силы быстрого реагирования завершут эту бойню. Завершат ее быстро. Пожиратели Миров. Теперь я понимаю, что мы обречены.

— Что теперь? — Скейс пытается перекричать шум битвы.

Воздух наполнился клацаньем цепного оружия, включая и мое, брат Боаз и плеть отделения Йоахим используют последние несколько гранат. Двери монастыря открыты, но какофония ударяется о его стены и рикошетит в нас. У нас нет информации от контингентов на северо-западе. Вторая плеть Этам и братья Лемуил и Цурион были прикреплены к контингенту сестер в квартале Святой Горгонии, и они получали сведения от скаутов Кетураха. Уже час от них не было никаких вестей, и, похоже, наибольшее скопления десантных капсул наблюдалось в дальней части города.

— Мавзолей! — кричу я в ответ, но мои слова заглушает шипение тяжелого огнемета сестры Кассиопеи.

Добропорядочная сестра делает работу Императора, эффективно используя свое оружие на узких улочках города. Пламя поглощает аллеи и проходы под арками, встречающиеся на нашем пути, отбрасывая бессчетные орды культистов, жадных до нашей крови. Огонь сдирает кожу с их лиц и превращает в трупы, танцующие в пламени инферно. Сапфира и сестра Зилла уничтожают всех тварей варпа, пробивающихся сквозь пламя, пока Вефезда, поддерживая раненного брата, отстреливает культистов, карабкающихся на крышу.

— Что? — переспрашивает Скейс, отбивая гладиусом цепной меч Пожирателя Миров.

— Ближний бой! — кричит брат Симеон, отбрасывая в сторону опустевший болтер. Один из бронированных слуг Кровавого Бога падает от последнего выстрела, второй тут же набрасывается на Симеона с секирой. Выскочив из ножен, гладиус моего боевого брата отбивается цепным оружием десантника Хаоса. Последние несколько болтов, выпущенные из моего Марка Два, выигрывают Симеону несколько мгновений. Мои снаряды попадают в наплечник и шлем предателя, лишая его баланса.

— Крыша монастыря! — ору я. — Это — самое безопасное место для эвакуации.

Брат Элиам умирает ужасной смертью, прямо передо мной: уродливые секиры нескольких Пожирателей Миров разрубают его на части. С кровью моего брата на лице я ударяю рукоятью пистолета в лицевую пластину ближайшего берсеркера, но предатель отбивает ее тупой частью своей секиры. Я разворачиваюсь. Делая это, я открепляю с пояса цепной меч. Прочертив дугу, мой меч разрубил Пожирателя от пупка до горла.

— Нова не сможет поднять «Перчатку», — настаивает Скейс, его гладиус пробивает оборону цепного меча и врезается в шею маньяка.

Пока он проворачивает клинок в горле берсеркера, хватка десантника Хаоса слабеет, и меч падает на землю.

— И все, это лучший выбор, — кричу я, пока мой меч сталкивается с секирой очередного берсеркера Кхорна. — Толстые стены, плюс сестра Сапфира утверждает, что ворота сделаны из адамантового сплава.

Ублюдки Ангрона среди нас. Пожиратели Миров наводняют монастырь, словно волки, сбежавшиеся на запах нашей верности. Болты не останавливают их. Как и гранаты. Они наступают нам на глотки, переступая через трупы своих собратьев. Каждый маньяк получает по несколько тяжелый ранений от лоялистов. Но все, что они слышат и видят — это боль и их жертвы. Они не чувствуют… ничего. Им недостаточно чувства долга. Они живут ради битвы, но она не может полностью удовлетворить их. Они хотят нашей крови. Они хотят наши черепа, чтобы принести их в жертву своим богам, и ничто не может остановить их на пути к этой цели.

Плеть отделения Йоахим сражается за свою жизнь, с гладиусом в обеих перчатках и с Пожирателями Миров на флангах. Один из предателей отмечен своим безжалостным богом костяной дубиной, торчащей из руки. Он делает взмах, целясь в Сдирателя, но случайно задевает своего собрата. Десантник Хаоса оборачивается к нему, и, мгновение спустя, берсеркеры дерутся друг с другом. Но еще через мгновение еще один сын Ангрона бросается на плеть отделения, размахивая зазубренным клинком. Я чувствую, что момент настал. Я чувствую, как город ускользает от меня, словно фигура в регициде, которую столкнули со стола кулаком. Тяжелый огнемет. Я слышу его шипение и пыхтение. Меня вряд ли можно этим удивить. Сестра Кассиопея поджарила легион солдат-рабов на их пути к монастырю. Когда огнемет замолчал, сестра освободилась от лямок и сняла оружие. Мы все ощущаем недостаток тяжелого вооружения, начало конца. Аллеи пылают, культисты Кровавого Бога бегут сквозь инферно, высоко подняв клинки. Получая ожоги и волдыри, солдаты-рабы Кхорна проводят обреченный штурм. Палатина и ее сестры уничтожают убийц безжалостным огнем, но пока горят одни тела, другие беспрепятственно проходят сквозь пламя. Кроваво-красные демоны Губительного пантеона быстро проносятся сквозь стену огня. Они выглядят почти также, как и та тварь, с которой я столкнулся у Обелиска, но отличия все же есть. Они пригибаются и бросаются на сестер, словно саранча, потроша и коля Адептус Сороритас своими сверхъестественными, выкованными в аду, клинками. Вспышки света и рев болт пистолетов Сапфиры, заставляют монстров держаться от нее подальше. Одна из тварей наносит удары под разными углами. Болты врезаются в кончики рогов, когти и копыта, но это не останавливает тварь, раз за разом бросающуюся на сестру.

Неожиданно, рядом со входом в монастырь, пролетел сгусток потрескивающей энергии. Молния прошла сквозь нескольких солдат-рабов, высыпавших на боковую аллею. Смертные взорвались, превратившись в фонтаны крови. Серебряная арка энергии варпа попала в низшего демона, нависшего над сестрой битвы, и отшвырнула его в дальнюю стену. Демон пытался когтями уничтожить заряд энергии, но вскоре и сам превратился кровавый туман.

Эпистолярий Мелмох и капеллан Шадрат ринулись к монастырю. Мелмох не улыбается. Он выглядит уставшим — впалые глаза, в которых читается бремя его таланта. Он держит свою силовую косу обеими руками, выпуская еще один сгусток энергии в демонов, копошащихся в останках мертвых Адептус Сороритас. Вторая плеть Азарет — позади них. Сдиратель расстреливает аколитов хаоса одиночными выстрелами из болтера. Нацелив свою последнюю гранату, вторая плеть кидает ее прямо в толпу своих преследователей. Аллея превращается в кучи обрушившихся обломков и раскуроченного рокрита.

Мое сердце радуется при виде трех Сдирателей, но этих подкреплений недостаточно, чтобы спасти нас. Все больше орущих Пожирателей Миров заполняют монастырь, их наплечники сталкиваются друг с другом в попытке мясников добраться первыми до своих жертв. Я выбираю себе цели и аккуратно провожу маневры. Мой цепной меч наносит отрывистые и колющие удары, рубит и кромсает. Пожиратели Миров лишь на мгновение привлекают мое внимание. Достаточно для того, чтобы зубцы моего клинка отбили их собственный и отрубили перчатку или кисть, или проделали дыру в груди предателей.

На какой-то момент я представляю весь ужас, творившийся перед стенами Императорского Дворца, резню, устроенную Пожирателями Миров и отнявшую множество жизни. Несколько моих оппонентов рухнули на пол. У меня нет даже нескольких секунд, чтобы добить их, и, прежде чем я успел развернуться еще к одному десантнику Хаоса, его брат-берсеркер — снова на ногах.

Адское месиво заставило нас отступить. Скейс и я обнаружили, что прижаты спина к спине. Мы отбиваем множество клинков, пытающихся разрубить или пробить нашу броню. Я чувствую, как цепная секира врезается в пластину моей брони. Другое, не видимое мне, оружие бьет по моему наплечнику, раскалывая керамит, но не доставая до плоти. Передо мной возникает серв Амос, спешащий к своему поверженному господину, брату Симеону. Огромный чемпион Пожирателей Миров ставит ботинок на грудь Симеона и выдергивает свою секиру. Я вижу, как Амоса разрубают оружием, изголодавшимся по душам праведников.

Две половинки тела Амоса упали на пол, окрасив броню появившегося Шадрата. Держа крозиус арканум, словно религиозную икону, он отталкивает исполина и отбивает его проклятое оружие в сторону. На какое-то мгновение в глазах Пожирателя Миров промелькнула неуверенность — характерная черта, которую я наблюдал у своих противников. Неожиданно, секиру взмывает вверх и несется на Шадрата. Капеллан отбивает ее крозиусом, который источает духовное свечение, и обрушивает священный артефакт на броню предателя. Пожиратели Миров продолжают заполнять монастырь, каждый последующий еще злее предыдущего. Я слышу звон цепных мечей, отдающийся эхом от галереи позади, возвещая о прибытии еще большего количества предателей, жаждущих искромсать то, что осталось от нас. Сверхъестественные силы эпистолярия Мелмоха продолжают вносить весомый вклад в нашу оборону, но и они не безграничны — я ощущаю его истощение. Молнии держат меньших демонов на расстоянии, бешенные монстры нависли над палатиной Сапфирой с ее печатями веры, оскорблявшие их черные души. Сапфира израсходовала все силы и едва сможет подняться, но Мелмох продолжает сражаться за ее страдающее тело. Его коса рассекает пространство перед ним, заряженное психической энергией, оружие отбивает адские клинки и отрубает конечности демонов.

Брат Нова находится в самом центре хаоса. Адептус Астартес гордо держит стяг роты, являясь живой провокацией для дегенератов из Пожирателей Миров, прорубающих себе путь в монастырь. Нова сжимает болт-пистолет в другой руке и, на данный момент, является единственным Сдирателем, у которого все еще остались патроны. Пожиратели наступают на Нову, выкрикивая свои безумные клятвы и размахивая секирами. Вторая плеть Азарет повержен под напором клинков, отрубленные конечности Сдирателя взлетают в воздух. Нова всаживает несколько болтов в десантников Хаоса, но стяг, словно магнит, притягивает к нему все больше маньяков. Пожиратели Миров бегут навстречу убийственному огню Сдирателя.

Это — резня. Не знаю, о чем я только думал. Рубка вокруг меня — все, за чем пришел Злобокост на Цертус-Минур. Быстрое и кровавое уничтожение врагов Кровавого Бога. Этот мир погибнет за один день. Пламя на аллеях потухло, и культисты, удерживавшиеся им, устремились за нашими черепами. За ними следуют рептилиеподобные адские гончие. Твари шипят и скалятся, их медные когти царапают булыжники, когда они бегут к нам. Группа монстров рассредоточивается вокруг монастыря. Они впиваются в наш керамит, виснут на ногах и руках. Две твари бросаются на брата Боаза, заставляя Сдирателя сделать взмах мечом. Лезвие проходит вдоль рогов и уродливой морды одной из них. Вторую защитил усеянный шипами ошейник. Гладиус отскакивает от него, и Сдиратель платит за это своей жизнью — поверженный Пожиратель Миров вскакивает на ноги. Я кричу, но, не успев повернуться, Сдиратель лишается головы.

Ярость растет внутри меня. Я чувствую тьму в моей душе. Моя злость и сожаление подпитывают ее. Бессловесный вопрос охватывает мое существо, словно соприкосновение двух клинков. Предложение. Темная сделка. Мощь моих врагов, с которой сложно тягаться. Бесстрашные, бездумные инстинкты хищника со всей кровавой мощью и неуязвимостью взамен на мое поражение. Не перед врагом, жаждущим моей крови, моих навыков и моего меча, а перед моей яростью. Я вижу Пожирателей Миров, бывших ангелов Императора, заключивших эту сделку. Я уважаю их мощь и уверенность. Я вижу как их клинки разрубают сверхлюдей, находящихся под моим командованием и задаюсь вопросом, что мог бы сделать я с этой яростью. Могу ли я, Кнут, изменить ход битвы? Мой гнев и желание отомстить за братьев превращается в оружие. Мое тело — сгусток металла, и оно способно выдержать все, что обрушит на меня враг. Мой разум — инструмент возмездия. Моя рука — палач божественной воли…

Цепная секира прожужжала над моей головой. Кровь. Возможно, я потерял ухо. Пожиратель Миров с механической клешней наносит удар по моей голове. Я отвожу удар, но хват берсеркера останавливает зубцы моего меча. Клешня врезается в оружие, превращая его в месиво. Я бросаю оружие и выхватываю гладиус. Я вращаю клинок в левой перчатку и обрушиваю его на клешню. Лезвие отбивает ее в сторону. Секира Пожирателя снова несется ко мне. Клешня. Секира. Клешня. Секира. Каждый раз гладиус отбивает их в сторону. Я знаю, что могу убить этого монстра. Я вижу его смерть. Я знаю, что ярость поможет мне быстро справиться с этой машиной. Со всеми ними. Я в шаге от проклятия, и я осознаю это. Крик заставляет меня вернуться в реальность.

Краем глаза я вижу Вефесду. Орен лежит на полу, две демонические гончие пируют его плотью. Третий тащит Вефесду, схватив ее зубами за лодыжку. Мое темное желание убить Пожирателя Миров становится еще сильнее. Каким-то образом я противостою ему. Вместо того, чтобы пронзить дегенерата, я врезаюсь плечом в грудь предателя. Мой локоть сталкивается с его шлемом, я делаю захват его металлической клешни и делаю бросок через плечо. Он падает на булыжники.

Я вижу кричащую Вефезду, ее тело тащат по луже крови, а глаза умоляюще смотрят на меня. Без боеприпасов и меча, есть только одна вещь, которую я могу сделать. Я нащупываю плеть на своем поясе. Как и моя броня, она пропиталась кровью. Я щелкаю хлыстом, но кончик не достает до руки Вефезды. Это не должно удивлять меня. «Очиститель» не является оружием Адептус Астартес. Серв делает рывок и хватается за кончик плети своими бледными пальцами. Она визжит, дергаясь в агонии, пока я пытаюсь притянуть ее к себе. Гончая глубже вгрызается в ногу серва и упирается когтями в каменный пол.

Я чувствую давление на мою ногу. Опустив взгляд вниз, я вижу клешню Пожерятеля Миров у моей лодыжки. Бионические лезвия клешни сомкнулись на моей броне, и я чувствую, как они пытаются добраться до моей плоти. Крутанув гладиус в левой руке, у обрушиваю его на плечо десантника Хаоса. Вонзив кончик лезвия между клешней и пропитанной варпом плотью ангела, я расшатываю меч взад-вперед, разрывая кабеля и гидравлику. Когда клешня отпускает меня, я ставлю ногу на шлем предателя. Шлем деформируется, и что-то хрустит. Я надеюсь, что это — шея предателя. Я стягиваю плеть, но демоны все сильнее вгрызаются в тоненькие ножки Вефезды. Они тянут ее, и мои ботинки начинают скользить по каменному полу. Вефезда снова вскрикивает. Покрытая кровью плеть начинает выскальзывать из моих пальцев.

— Мелмох! — кричу я.

Тело палатины Сапфиры разрывает ураган когтей вестников крови. Эпистолярий не видит этого, так как окружен культистами и солдатами-рабами, которых он разрубает своей силовой косой, словно потрошитель. Псайкер замечает меня и мою борьбу с адскими гончими. Он направляет наконечник косы на тварь и выпускает силовой шторм прямо на гончих. Его некогда доброе лицо теперь представляет из себя маску истощенности, отчаяния и ярости.

Невозможно, но уничтожающая волна не оказывает никакого эффекта на монстров. Взбешенный, библиарий посылает очередной разряд энергии, в виде молнии, но он также не наносит им вреда. Шипастые ошейники гончих мерцают неестественной энергией, скорее всего защищая их от психического воздействия Мелмоха. Плеть выскальзывает у меня из рук, и демоны утаскивают извивающегося серва на узкую аллею.

Ужасная какофония битвы нарастает. Скейс, капеллан Шадрат и я делаем все возможное, чтобы предотвратить шторм из силовых секир и болтерного огня предателей, превращая нас в истинных братьев. Мелмох делает несколько взмахов своим лезвием, разрубая торсы культистов и их демоническу плоть. Нова отбрасывает опустевший болтер, и его гладиус присоединяется к нашим, ротный стяг гордо развивается над нами. Только плеть отделения Йоахим в одиночестве сражается в центре битвы, противостоя трем Пожирателям Миров с единственным оставшимся у него мечом.

Волна отвращения к исчадиям из потустороннего проходит сквозь мое тело. У входа в амбулаторию возникает еще одна морда. Огромная рука хватается за кирпичный угол помещения. Мускулистые пальцы демона превращаются в металлические когти, а тыльная часть ладони преображается богохульными рунами и символами. Кисть обмотана тяжелой цепью, конец которой волочится по земле. Морда принадлежит высшему демону, чей возраст старше чем понятие «убийство», а сама сущность — уродливее, чем вечность греха. Плоть твари пропитана яростью, ноздри раздуты, из пасти торчат клыки. Я чувствую его разрушительную мощь, его глаза горят огнем ненависти. В горниле битвы я даже не замечаю далекие раскаты грома, рокочущие каждый раз, когда исполин делает шаг. Огромная ладонь тянется к Йоахиму, пальцы обхватывают тело, руки и оружие Сдирателя. Демон с легкостью сжимает кулак. Йоахим хрипит. Его ранец и броня начинают деформироваться, плоть и кровь ангела превращается в смесь неописуемого ужаса. Естество внутри меня начинает умирать. Похоже, все закончится здесь. Мы противостоим океану культистов, нас режут на части предатели из Пожирателей Миров, демоны впиваются нам в кости, а ужасное подобие Кровавого Бога смотрит на нас с животным удовлетворением.

Но, неожиданно, стена сзади меня взрывается. Острые осколки древнего кирпича, камня и извести, разлетаются по всей зале монастыря. Оставшаяся часть стены обваливается, являя звездам интерьер хранилища. Давя мусор и обломки на отполированном полу, к нам выкатывается «Каратель». Счетверенные стволы пушки типа «Громобой» выпустили разрушительный снаряд. Во время начального этапа штурма «Каратель» стойко оборонял свою часть периметра. Данкред установил пушку на гусенечную платформу и добавил самозарядную систему, после чего «Каратель» смог самостоятельно оборонять свой пост. Не обращающий внимание на убегающих жителей мира-кладбища, умирающих гвардейцев и ужас, творящийся вокруг, машина выбирала цели, согласно простой схеме — размер и близость к зоне поражения. «Громобой» преодолел ужас штурма линии обороны демонами варпа и смог сдерживать атаки противника на восточный участок укрепления.

Не получив никаких новых команд в связи со смертью технодесантника Данкреда, «Каратель» неподвижно и бесшумно стоял на страже восточного участка укрепления. Данкред оснастил дух машины пушки модус-контигненцией, включая протокол «охотиться и уничтожать», который активировался в случае прорыва обороны. Пока периметр держался, «Каратель» просто ждал, тихий и незаметный для защитников, переоборудовавших укрепление в преддверие высадки Злобокоста. Похоронная Гвардия, сестры битвы и Сдиратели думали, что пушка перестала функционировать, словно верный пес, убитый горем из-за смерти хозяина.

С появлением вражеских целей на восточном крае периметра, «Каратель» вернулся к жизни. Пока Злобокост уничтожал баррикады, в том числе и те, где затаился «Каратель», пушка запустилась согласно протоколу «охотиться и убивать» и стала уничтожать противника на небольших улицах и узких аллеях мира-кладбища.

Когда пыль рассеялась, перед дулом оружия возникли новые цели. Еретики. Демонические сущности. Вражеские Адептус Астартес. Огромная сущность варпа, попытавшаяся прорваться в монастырь привлекла внимание «Карателя». Взрывной снаряд попал прямо в морду твари, как и следующие несколько выстрелов, прежде чем машина откатилась назад, на безопасное расстояние. Меньшие твари попытались добраться до пушки, но «Каратель» остановил их лавиной снарядов, превратив демонов в обугленные куски плоти. Пушка целилась в основания близлежащих зданий, чтобы экономично замедлять продвижение еретиков. Старая стена монастыря рухнула, погребя под собой еретиков и блокировав вход, который машина сразу же идентифицировала как тактически значимую цель. Вражеские Адептус Астартес бросились на «Карателя», но пушка различила только небольшое огнгестрельное оружие и холодное оружие ближнего боя. «Громобой» послал очередь в сторону наступавшего контингента, разорвав броню врага и разбросав тела за пределы монастыря.

Штурм вносил корректировки в расчеты духа-машины, и стволы «Карателя» снова и снова находили цели в виде вражеских Адептус Астартес, которые, несмотря на потерю конечностей, все равно пытались добраться до пушки.

«Громобой» расстреливал монастырь, превращая камень в крошку. Несколько Адептус Астартес в цветах Ордена сражались на лестничной площадке в здании, в которое только что въехала боевая машина. Подтвердив маркировку на наплечных пластинах и принадлежность воинов к командной роте Сдирателей, пушка решила занять оборонительную позицию и провести ритуалы, необходимые для активации протокола «охотиться и уничтожать».

— Что-нибудь от падре Гнарлса? — спросила командор «Апотеона» Хисс.

Она сидела на краю своего трона, ее тонкие руки сформировали пирамиду, упершись в нос и рот. Мичман Рандт поднес к уху вокс-передатчик и отрицательно покачал головой. На мостике воцарилась тишина. Энсины угрюмо уставились на поручни кафедры, вслушиваясь в звуки убийства и хаоса в дальнем конце корабля. Даже сервиторы прекратили печатать свои лингва-технисы. Лампы то потухали, то снова загорались, на пикт-экранах царила статика. На иллюминаторе виднелись паутинообразные трещины — недавняя попытка тарана.

— Последние доклады сообщали о прибытии абордажных команд на всех палубах, — произнес Рандт. — После это — тишина.

— Орудийные батареи?

— Все орудийные команды отправлены на отражение абордажа.

— Инженариум?

— Инженер и его помощники забаррикадировали вход. Они подтверждают критические повреждения основных двигателей вследствие саботажа.

— Что у нас осталось?

— Системы жизнеобеспечения, пока, — проинформировал командора мичман. — Вокс-передатчики, ауспики и целеуказатели — все еще работают. Ограниченная маневренность в районе стыковочных двигателей, ну и конечно лэнс-пушка…Но все зависит от команды инженариума.

Хисс медленно кивнула.

Одинокое оборонительное судно хорош справилось со своей задачей, приняв бой с превосходящими силами Злобокоста. Лэнс-пушка «Апотеона» повредила немало транспортников Злобокоста, фрегатов Адептус Астартес и демонических судов, а также рейдеров класса «Безбожник». Им также удалось нанести некоторый урон другим типам судов усиленным носом корабля. Крупные суда и баржи предательский Астартес не отвечали «Апотеону». Ни один истинный слуга Злобокоста не опозорит Кровавого Бога предательским огнем пушек с дальнего расстояния. Практически весь флот Хаоса теперь находился на низкой экваториальной орбите, рядом с Цертус-Минор, извергая содержимое переполненных трюмов и палуб. Нескольким небольшим кораблям, пиратским марадерам и штурмовым шлюпкам удалось приблизиться к защитному монитору. Крюки и гарпуны разорвали корпус судна, впустив внутрь убийц-каннибалов. Хисс подпрыгнула, когда шпангоут командной палубы содрогнулся от удара. Они ожидали его, и все же удар заставил ее сердце подпрыгнуть. Ранее командор приказала запечатать шпангоут и выставить двух членов команды безопасности флота у дверей. Сейчас это казалось бесполезным. Оба бойца, облаченные в защитные костюмы отшатнулись от удара. Абордажные команды достигли мостика, и это могло означать одно — они закончили резню и прорвались сквозь заслон заградительных команд.

Шпангоут был спроектирован так, чтобы препятствовать образованию вакуума в случае прорыва корпуса, поэтому мог выдержать удары кулаков, прикладов ружей и импровизированной арматуры мародеров- каннибалов. Глаза членов команды были прикованы к металлической двери. Всех, кроме мичмана Рандта. Он смотрел в ауспик «Апотеона» в сторону поврежденного носа. Несколько мгновений он не мог произнести ни слова.

— Командор…

Хисс повернулась к мичману, а затем уставилась в туже сторону, куда смотрел Рандт. Она вскочила с трона.

— Ч-что это? — пробормотала она.

Остальные развернулись и устремили взгляд в космос.

Нос судна медленно разворачивался от кремового изгиба мира-кладбища к темноте пустоты космоса, где комета следовала своим неестественным курсом. По кровавому пятну хвоста кометы можно было говорить о значительном изменении ее направления и параболическом развороте вблизи планеты. Как и колоссальный флот, следовавший за кометой, это выглядело ужасающе. Но за плавившейся поверхностью кровавого ледяного айсберга, хребтами и металлом, угадывалось кое-что, еще более ужасное. Огромное судно. Крупнее чем те, которые Хисс приходилось видеть во времена Ультрагеддона, Кипра Мунди и Порт Моу. Глаза всех членов экипажа с ужасом наблюдали за парящим левиафаном, позабыв о критической ситуации, в которой они находились.

— Размеры…

Мичман сверился с данными.

— Приблизительно шестьсот семьдесят квадратных километров.

Хисс покачала головой. Оно было больше, чем комета, больше, чем карликовые луны Цертус-Минор.

— Что это? — изумленно пробормотал Рандт. — Скиталец?

— Громадина! — воскликнула командор.

Рандт воспользовался ланцетом на левом борту, чтобы лучше рассмотреть судно в деталях.

Помимо огромного размера, архитектура судна поражала до глубины души. Огромные ланцеты, арки и порты наблюдения, выполненные из витражного стекла. Чистые линии готического дизайна и детали: муллионы, веерные своды, своды, квадрифолии и ленточные окна. Пустотные и эфирные шпили, выпирающие из огромных залов, кафедрексов и монастырских строений, усеявших пространство между сенсорией, вытянутыми стволами пушек дальнего радиуса действия, нова-пушками и проседающими плазменными канонадами. Могучие орудия, как и гигантские спирали двигателя типа «Скатрикс», усеянные строениями и установками, давно позабытыми Империумом. Исполина словно разделяли четыре солнечных панели из блестящего адаманта, представляя собой необычный дизайн двух имперских аквил — одна в другой. Четыре бронированных крыла. Четыре спирали двигателя. Всеобъемлющее великолепие готического монастыря. Четыре слепленные орлиные головы, между которыми располагалось еще более угрожающее орудие, рычащая пасть огромной канала запуска торпед.

— Ближе… — приказала Хисс, и экран увеличил изображение до максимума.

При приближении готиечское очарование сменилось пробивающими до дрожи руинами.

Казалось, судно полностью обесточено: черные стекла, высокие темные арки и пустые ланцетные порты. Судно не было освещено лампами или строб-импульсами, не были видны и капсулы, шатлы и баржи. Холодный камень и металл массивной конструкции казался необыкновенным на расстоянии, но при приближении выглядел обточенным и пугающим. Во многих местах виднелись трещины, как результат эфирной эрозии. Поверхность солнечных батарей была обшарпанной, а сам адамант и детали крыльев казались еще более древними. Местами казалось, что целостность структуры поддерживается наростами варпсидия и скоплениями имматериума, распространившимися по корпусу монастыря, словно рак. Судно могло бы совсем слиться с пустотой космоса, если бы не призрачное, золотистое сияние, окутавшее поверхность древнего исполина.

— Подкрепления Хаоса? — наконец произнес Рандт.

Хисс усмехнулась над самой мыслью, что Злобокосту требуется подкрепление.

— Похоже на судно Адептус Астартес. Монастырь или звездная крепость, — ответила она. — Какие-либо сигнатуры, коды идентификации, название, черт побери?

Мичман взглянул в монокуляр. Он сверил показатели с ближайшим когитатором.

— Ничего, — ответил Рандт. — Оно не подходит не под одно описание. По всем имеющимся данным оно — не существует.

Интенсивность ударов по переборочным дверям нарастала по мере заполнения коридора рейдерами-кхорнитами. Челюсть одного из сервиторов неожиданно пришла в движение, издав поток кодов. Рандт подошел к рунному монитору.

— Есть силовая сигнатура, — крикнул мичман. — Оно заряжает торпеды.

Командор откинулась на спинку своего командного трона.

— Подготовить реактивные двигатели к маневру уклонения.

— Есть, командор.

— Зарядить ланс-пушку и открыть ответный огонь.

— Есть.

Мостик наблюдал за звездной крепостью, когда глазницы огромных голов аквилы озарились светом. Темные орбиты огромных строений были винтами могучего торпедного аппарата, они ярко замерцали, когда призрачное сияние боеголовки вырвалось из основного орудия звездной крепости. Хисс наблюдала, как призрачная торпеда несется прямо к Цертус-Минор. Когда она отделилась от монастыря, командор заметила, как призрачное сияние торпеды превратилось в ореол плазменной мощи.

— Вы это видели? — произнес Рандт.

Хисс молча кивнула, ее сердце замерло, когда призрачное сияние превратилось в нечто материально, и это нечто представляло собой ракету, несущуюся к комете.

— Бог-Император… — пробормотала она.

Комета Килер, пересекавшая галактику многие века и замеченная в просторах Империума десять тысяч лет назад, взорвалась. Вспышка от удара торпеды затмила неестественную форму объекта губительных сил, а затем разрушительная сила взрыва расщепила его на миллиард астральных осколков. Через несколько мгновений комета исчезла, сменившись градом кроваво-черных ледяных осколков, огромных валунов и кусков редких металлов, несущихся к поверхности Цертус-Минор на скорости болта, выпущенного из болтера. Силой измененная форма кометы еще раз изменила направление, столкнувшись с силой притяжения планеты.

Хисс и Рандт с ужасом взирали друг на друга. Все забыли о жаждущих плоти марадерах. Никто из них не переживет надвигающийся армагеддон.

— Врубай двигатели! — крикнула Хисс.

«Апотеон» не обладал сильными маневренными качествами, но командор собиралась по полной использовать все возможности корабля, чтобы предотвратить попадание осколков в его корпус.

— Вражеские суда отступают, — отрапортовал Рандт.

Хисс удовлетворенно вздохнула. Капитаны пиратов, чьи рейдеры и бронированные фригаты сражались с «Апотеоном», не собирались погибать от надвигавшегося шторма и теперь делали все возможное, чтобы убраться с его пути. Флоту Злобокоста, расположенного на низкой орбите, повезет меньше. В отличие от мародеров они не увидят приближающуюся угрозу. Убийцы, заполонившие залитые кровью палубы «Апотеона» были брошены своими капитанами, но продолжали упорно пытаться вломиться на мостик. Отморозки не откажут себе в последнем ужине и воссоединении с их темным повелителем. И когда они прорвутся на мостик, начнется резня.

— Рандт, — позвала Хисс.

— Командор? — отозвался мичман, его голос дрожал.

— Свяжись с Адептус Астартес.

— Сдиратели не отвечают на наши запросы, — ответил Рандт.

Хисс могла представить причину.

— Свяжись с кем-нибудь. Сдиратели должны знать, что здесь происходит.

Умбрагг Бронзовая Плоть охотился, словно животное в одиноком лабиринте амбулаторий и узких аллей, окутавших город-кладбище. Словно хищник из джунглей, когтистый дьявол в ночи или мифический волк Фенриса, он выслеживал обреченные жертвы по крови. Он чувствовал, как его кожа на покрытых кровью мускулах натягивается. Как его огромные бицепсы, широченные плечи и твердая, как рокрит, грудь упираются в броню Пожирателей Миров. Он ощущал благословение Кровавого Бога — куски бронзы, вшитые в его сверхчеловеческое тело словно полоски сала. Наполовину плоть, наполовину — кусок бронзы, Умбрагг хорошо служил своему господину.

С его бандой, Клизмой, чемпион Пожирателей Миров сражался на тысячи миров, убивал как людей, так и пришельцев во имя резни, принося славу Кхорну в крестовых походах, убийстве последователей Темного Принца удовольствий и собиранием бессчетного количества черепов. Он убивал на стороне Рокового Отродья, кромсал с Скарбрандом и уничтожал своих же вместе с Кхарном Предателем, а также сражался во всех черных крестовых походах, вселяя страх в слабые сердца жителей Империума. Он служил своему демоническому отцу, Ангрону, во время Верховенства Огня, на разорванном войной Армагеддоне и перед вратами Императорского Дворца на обреченной Терре. Теперь он служил Пилигриму — демону-принцу и правой клешне Кхорна, лидеру Злобокоста, который снова приведет последователей Кровавого Бога на древнюю Терру, и они закончат то, что начали. Жаждущий крови Умбрагг остановился, его цепные мечи, похожие на жала скорпиона, застыли в положении параллельно бокам. Его тело трясло, но не от страха, его примитивное сознание не включало в себя подобную эмоцию, страх испытывали его враги. Десантник Хаоса трясся от ярости. Его тело дрожало, как и пластины его брони. Повсюду, в городе, братья Умбрагга находили свою добычу. Он слышал болтерный огонь и рев секир. Он чувствовал смерти невинных славу, которую у него отнимали низшие по положению Пожиратели Миров. Братья из банды Помазанных, Багрового Завета и Сынов Скалатракса убивали и находили свою смерть в городе, утопающим в реках крови. Как и предыдущие миры на пути Злобокоста, мир-кладбище пал быстро и с минимальными потерями. Вся ноша по захвату этих миров ложилась на плечи избранных богами Пожирателей Миров. Они были жертвами своего собственного ошеломительного успеха. Именно поэтому Пилигрим вел их за собой. Лишь хорошо укрепленные миры сегментума Соляр и сама Терра смогли достойно принять вызов слуг Кхорна. Однако, ангелы Императора были все еще живы, и этот факт наполнял плоть Умбрагга неконтролируемой яростью и желанием. Шавки ложного Императорадолжны быть уничтожены, но они должны умереть от руки Умбрагга. Только он достоин такой жертвы.

Его инстинкты убийцы увели его подальше от хаоса и разрушений, в лабиринт улиц на холмистом квартале, уже охваченном пламенем. Кровь, пролитая недавно, стекала с деревьев. Гвардейцы с устаревшим вооружением, облаченные в жалкие остатки церемониальной формы, были разбросаны по сточным канавам. Легкая добыча. Умбрагг почувствовал слабое сердцебиение умирающего неподалеку цертусийца.

Безумный раб-воин, обнаженный и покрытый кровью с ног до головы, вырвался из аллеи и бросился мостовой, размахивая утыканной гвоздями дубиной и вышиб мозги из тела гвардейца. Десантник Хаоса насладился моментом, но тут же почувствовал пустоту в своей груди, которую должна была заполнить радость от убийства героев. Не утруждая себя активированием секиры, Пожиратель Миров просто расплющил культиста весом оружия.

Выходец с дикого мира умер мгновенно. Его сердце тут же остановилось. В отличие от Адептус Астартес, свисавшего с металлической рамы обгоревшего здания. Его лицо было черным от крови и воздействия жара пламени. Броня десантника была покорежена и помята. Одна рука отсутствовала. Дырки от болтов испещряли практически всю поверхность пластин брони. На наплечнике оторванной секирой руки красовалась эмблема Ордена. Сдиратели. Умбрагг фыркнул. Выродки Дорна. Его извращенный разум стал придумывать способы глумления, но мгновения спустя эти мысли исчезли из его головы. Он был здесь не для того, чтобы наблюдать за последствиями резни. Он чувствовал взор Кровавого Бога, недовольного тем, что Умбрагг напрасно тратит свое время. Здесь, вдали от разрушений, принесенных Злобокостом.

Внутри Умбрагга росло негодование. Он почувствовал бешенный бой чьих-то сердец. За древней стеной горели здания, и толпы одержимых смертных, вместе с его бронированными собратьями и демонами, чинили хаос и разрушения. Среди смрада могил Умбрагг уловил запах пота, исходящий от смертных. Тысячи жителей были скрыты от посторонних глаз. Словно хищник, почуявший аромат свежих жертв, Умбрагг изо всех сил сжал рукояти своих секир, он жаждал добраться до жертв, скрытых от него, его кровь вскипала от ярости, от того, что его попытались надуть.

Пожиратель не заметил призрака, стоявшего позади него. Из уличного смога возник силуэт, который превратился в бронированную фигуру. Фантом обрел форму. Умбрагг так и не увидел ужас пластин, усеянных костями, и призрачное пламя, танцевавшее по краям керамита. Он никогда не увидит лицевую пластину проклятого легионера, возникшую прямо над его плечом, и неестественное пламя в глазницах фантома. Все, что услышал берсеркер, было жужжанием зубцов, прежде чем проклятое лезвие короткого меча легионера вонзилось в бронированную шею Пожирателя Миров. Пройдя сквозь пластину, лезвие разрезало бронзовую плоть Умбрагаа и добралось до кости. Секиры выпали из рук десантника Хаоса. Пожиратель Миров рухнул на землю всей тяжестью доспехов и ненависти. Его убийца растворился в дымке смога и эфира. Умбрагг Бронзовая Плоть, Пожиратель Миров, предатель, серийный убийца и чемпион Кхорна испустил последний вздох. Печально известный монстр и воин-тиран умер в одиночестве, бесславной смертью, его отравленные варпом сердца перестали биться на улицах, настолько незначительных для Империума, что никто даже не дал им названия.

Захария Керш не имел ни малейшего представления, что творилось на улицах внизу. Труп-капитан стоял на краю крыши, его ботинки крошили плитку под ногами. Сдиратели благополучно отступили из монастыря, попав из усыпальниц на крышу, разрушив стены кулаками и мечами. С балконов, на расстоянии выстрела из пистолета, они наблюдали как смолк «Каратель».

Доблестная боевая машина сделала всю грязную работу за десять сверхлюдей, разрывая на части исполинов, орды культистов и демонов. Но Пожиратели Миров в конце концов добрались до «Громобоя». Но это стоило им жизней немалого количества собратьев, изрешеченных математически просчитанными очередями. Монастырь превратился в одно большое месиво из керамита и плоти, отказывающейся умирать. Пожиратели Миров прорвались к позиции, занимаемой «Карателем», ведомые яростью и разочарованием. Десантники предательского легиона, привлеченные ревом битвы и смрадом смерти, повисшем в воздухе, пробирались по телам своих раненных собратьев, чтобы поскорее добраться до резни. Остельные банды вымещали свою злость на стенах строения, кроша старые кирпичные блоки своими молотами, секирами и плечами. Именно тогда ангелы из Багрового Завета проникли в усыпальницу и оказались в слепой зоне орудия. Предатели расправились с «Карателем», изрубив его бронированный корпус и механизм подачи боеприпасов своими цепными секирами.

Керш спрыгнул с края домицилии на мезонин башни-обсециума, за ним последовал Мелмох, его лицо было бледным как ад, когда он пробил окно своей силовой косой и забрался внутрь. Нова, все еще сжимая стяг роты, помог спуститься тяжело раненному капеллану. Керш перехватил Шадрата в том месте, где Пожиратель Миров оставил глубокую рану своей цепной секирой, и помог ему перебраться через окно. Эпистолярий продолжил пробивать себе путь наверх. Стоя рядом с Новой и Скейсом, Керш рискнул бросить взгляд на улицу. Снизу раздался рев. Он увидел огромной количество безумных маньяков.

Главные улицы и боковые дороги были наводнены культистами, Пожирателями Миров и десантниками-предателями из отступнических Орденов. Демонические сущности следовали за ними, карабкаясь по стенам.

Обсека превратилась в карнавал безумия. Церкви, часовни и трапезные были объяты пламенем, освещая некроплекс, наводненный океаном еретиков и культистов Хаоса. В ночном небе неожиданно промелькнула вспышка выстрела из лэнс-орудия, хотя Кершу было известно только о оборонительном корабле Адептус Министорум «Апотеоне».

— Труп-капитан! — позвал Нова, приглашая Кнута следовать за ним к башне. Каждая крыша шпиля была очередной возможностью забраться выше. Каждая веранда и портик требовали сверхчеловеческих прыжков. Горгульи на стенах, дренажные трубопроводы и каменные помосты помогали Сдирателям забираться выше по направлению к крыше мавзолея Умберто Второго.

Пока Адептус Астартес огибали купола, бежали вдоль апексов, карабкались по стенам и подпоркам мостов, адепты Злобокоста, визжа, следовали за ними по мощеным улочкам и лестничным пролетам. Карабкавшихся солдат — рабов встречали ботинки и лезвия Скейса и Керша. С демонами ситуация обстояла сложнее, эпистолярий Мелмох уничтожал шпили и галереи, не давая рогатым вестникам Кровавого Бога добраться до Сдирателей.

Огромная стая крылатых фурий нарезала круги над Мавзолеем, вынуждая космических десантников искать укрытие в нишах или пригибаться, чтобы не оказаться в зоне поражения крыльев и когтей. Мириады монстров врезались в башни и пробивали себе путь сквозь колокольни и люнеты. Керш увидел, как несколько тварей рухнули вниз, сбитые огнем лаз-ружей. Кнут с ужасом осознал, что один из скаутов Кетураха, пользуясь укрытием, продолжал держать оборону против бесчисленных орд врага. Вглядевшись в черепичную кровлю медного цвета, труп-капитан увидел, как группа демонов, приземлившись на крышу монастыря, аккуратно влезает в амбразуру. Сдиратель понял, как Злобокост боролся с угрозой снайперского огня десятой роты. Поднимаясь вверх по лестнице, Керш заметил вспышку в районе колокола. Взрыв гранаты, предположил Кнут, забрал в ад снайпера и несколько демонов, их горящие остатки попадали на землю внизу. Остановившись, Керш уперся лбом в холодный метал и прошептал молитву благодарности за жертву брата. Почувствовав боль внизу живота, труп-капитан осознал сколько раз он произносил эту молитву в течение Длинной Ночи после начала Злобокоста.

Достигнув верхнего края лестницы, Керш спрыгнул на каменное покрытие ближайшей часовни и взобрался на ее мокрую крышу. Здесь он стал ждать своих братьев и стаю демонов, носящихся по крышам.

— Капеллан! — взревел плеть Скейс, когда израненное тело Шадрата было сорвано с лестницы.

Это было неожиданно и шокирующее, даже для воинов Адептус Астартес. Кнут наблюдал, как тело капеллана Сдирателей уносят в ночное небо, и демоны перебрасывают его из пасти в пасть. Шадрат все еще сопротивлялся, но его крозиус арканум упал на одну из улиц внизу, отскочив от металлической лестницы.

— Продолжать движение! — приказал Кнут остальным Сдирателям, наблюдавшим за исчезновением Шадрата.

Стараясь не упасть и сражаясь с атакующими их демонами одними короткими мечами, десантники не имели ни малейшего представления, что происходило на улицах города. Среди пустых стен часовен, храмов и в крытых переходах мясников разрубали на куски, но не их собратья.

Пожирателей Миров из Нарушивших Клятвы заманили к окруженным колоннами склепам за Подземельем Превосходства Святости, где призрачные фантомы охотились на бронированных исполинов, забирая их жизни одну за другой, значительно сокращая количество десантников Хаоса.

Слорак Неумирающий не оправдал своего прозвища, когда, всадив целый магазин в объятого пламенем призрака, он не смог избежать удара по черепу, расколовшего его на две половинки.

Братья-берсеркеры из Кровавого Шторма испустили животный рев и бросились на две бронированные тени на углу Площади Безмятежности. Пожиратели Миров были полностью уверены, что это — группа Сдирателей. Их безумная ярость привела к тому, что оба нанесли себе ранения своими же секирами, не причинив никакого вреда воинам-теням. Адамантовые зубцы просто прошли сквозь них, словно сквозь туман. Позже, солдаты-рабы обнаружили изрубленные тела адептов Кровавого Шторма, разбросанные в центре площади.

Технодесантник Тезгавайн, скорее напоминавший кусок плоти нанизанный на механические конечности, чем сверхчеловека, пришел в неописуемую ярость обнаружив призрачные сигнатуры среди статуй Имперских святых на Аллее Девяти Печалей. Превратив статуи в обломки, Тезгавайн уперся в священные скульптуры Корвуса Сабина, где его поджидала связка призрачных гранат. Хотя гранаты и были окружены призрачной аурой, последствия взрыва были полнее реальны, оставив от технодесантника-предателя лишь ошметки плоти и металла.

Увешанные черепами Кроносийские Повелители Войны просто исчезли, оказавшись на пути демонического машины Падающая Клешня, охотившейся за Алептус Астартес, замеченных в квартале Виатиций. Лорд Драккар, кровавый чемпион ангел-предатель из банды садистов Рассвет Беспредела, был поджарен с сотней своих последователей, известных как Успокаивающие. Выжившие культисты сообщали о молчаливых воинах в черной броне, которые окружили лорда Хаоса и его садистов и испепелили их из огнеметов. Пока призрачные крестоносцы вырезали Пожирателей Миров и демонов, Керш и его Сдиратели достигли Мемориального Мавзолея.

Проскользнув под крышу кельи, кроша черепицу бронированными ботинками, Адептус Астартес достигли приюта Святого Алозиона. Балконы личных апартаментов смотрели прямо на величественную архитектуру Мавзолея, между женскими и мужскими покоями виднелся узкий проход. Спустившись на самый верхний балкон, Керш повел свой отряд, перепрыгивая с одного портика на другой. В некоторые из них десантники просто врезались, другие — перескакивали. Спуск был далеко не идеален, но десантники не могли терять ни секунды, пока город наводняли культисты Злобокоста.

Керш приодолел последние несколько этажей и, соскользнув на булыжную мостовую, помчался к дверям Мемориального Мавзолея Умберто Второго. Брат Нова следовал прямо за ним, крепко сжимая стяг Ордена, изможденный Мелмох следовал за ним, Скейс замыкал процессию. Аллеи-артерии и главные улицы выплеснули толпу культистов прямо перед Мавзолеем. Сдиратели вновь услышали рев, тысячи глаз были прикованы к ним. Керш почувствовал холод в районе позвоночника. Ему не нравилось убегать от такого жалкого противника, но количество хаосистов было столь огромным, что даже четверым десантникам не удастся закрыть ворота мавзолея, если они не окажутся там первыми.

Труп-капитан перепрыгнул через несколько мотоциклов, выставленных в идеальный ряд вокруг Мавзолея, пока их владельцы выполняли задачи снайперов. Мелмох снова воспользовался своими уничтожающими силами, чтобы отбросить противника. Несколько убийственных дуг отделилось от его силовой косы. Энергия превратила авангард в кровавую кашу. Смерть чувствовалась по всюду, словно что-то, до чего можно было коснуться. Эпистолярий Сдирателей издал яростный рев и послал вторую волну разрывающей тела энергии.

Керш оказался внутри. Нова последовал за ним, оба десантника уперлись ранцами в адамантовую поверхность массивной двери. Скейс пронесся мимо Мелмоха и проскользнул в сужающееся пространство входа. Упершись в дверь, как Керш и Нова, Скейс заорал на библиария.

— Мелмох, внутрь, сейчас!

Сдиратель, словно молния, влетел внутрь. Но это был не Мелмох, а плеть отделения Ишмаил.

— Ишмаил… — начал Скейс, но слова застряли в горле десантника.

Опершись на кончики своей силовой клешни, Ишмаил взглянул на Скейса.

Его лицо полностью утратило благородные черты выходца с Эскары, а красные глаза горели ненавистью. Его голова представляла собой разветвленную сеть набухших вен и артерий, наполненных кровью и тьмой. Ишмаил превратился в животное. Животное, которое хотело убивать.

Оба сдирателя приняли боевую стойку на холодном мраморном полу Мавзолея. Ишмаил бросился на своего бывшего брата, размахивая силовыми когтями. Скейс аккуратно отражал лезвия клешни, стараясь не давать Ишмаилу полностью воспользоваться преимуществом его оружия. Схватив запястье одержимого Сдирателя, главная плеть развернул его и всадил гладиус прямо в ладонь Ишмаила. Бывший Сдиратель, не обращая внимания на боль, оттолкнул Скейса и сделал замах правой перчаткой в сторону силового ранца главной плети.

Безоружный берсерк ожидал, что его бывший командир отступит и продолжил наносить удары своей второй клешней. К моменту, когда он сфокусировал свои красные глаза на Скейсе, тот ринулся в контратаку. Главная плеть впечатал подошву ботинка в грудь Ишмаила, выведя того из равновесия и отшвырнув к двери.

С другой стороны, давя всей своей массой, напирал Злобокост, море культистов-берсеркеров жаждало принести Адептус Астартес в жертву своему Кровавому Богу. Кнут и брат Нова продолжали давить на дверь, кроша ботинками мрамор. Ишмаил бросил взгляд на своих братьев. Нова стоял ближе всех. Он и стал первой жертвой. Ишмаил крутанулся и вонзил когти в знаменосца. Стяг упал на землю, а следом за ним — брат Нова. Керш тут же почувствовал эффект от убийства — толпа за дверьми усилила давление. Татуированному пчеловоду удалось просунуть свое тощее, вымазанное кровью, тело в отверстие, из которого тут же повылезало множество рук. Пчеловод заорал во всю глотку, оповещая о своем триумфе, но Ишмаил заткнул его ударом в голову, размозжив мозг культиста. Избавившись от препятствия, одержимый Сдиратель вновь набросился на своих бывших братьев. Скейс встретил одержимого кровью Ишмаила, а Керш попытался достать гладиус. Ишмаил зашипел на обоих Сдирателей, его инстинкт убийцы разрывался между двумя целями.

Поток энергии ударил в берсеркера, отбросив его через весь вестибюль к стене Мавзолея. Ишмаил был опутан энергетическими нитями и пытался вырваться, словно загнанный зверь. Мелмох ввалился внутрь. Библиарий стоял на коленях, орошенный кровью культистов. Проскользнув под потоком энергии варпа, Скейс присоединился к своему труп-капитану. Удвоив усилия, Сдиратели, наконец-то, смогли закрыть дверь. Пока Скейс держал дверь, Керш привел в действие механизм запечатывания двери с помощью тяжелой адамантовой балки. Энергия варпа танцевала на пластинах Ишмаила, заставляя засохшую кровь дымится. Объединив свою ненависть к псайкеру с неестественными способностями, одержимый десантник стал сопротивляться обжигающему потоку. Лицо Мелмоха исказилось от усилий, прилагаемых им для контроля энергии потустороннего мира, вырывавшейся из его силовой косы. Из глаз Ишмаила пошла кровь, а ноздри раздувались от напряжения. Чистая ненависть выдавливала острые зубы плети отделения из десен, словно вырастающие клыки. Вены и артерии покрыли всю поверхность его кожи, и Сдиратель издал устрашающий рев. Ишмаил взорвался. Осколки керамита разлетелись во все стороны, врезаясь в поверхность двери и застревая в камне стены и пола. Кровь Ишмаила покрыла весь вестибюль и Сдирателей, находящихся внутри.

Когда все закончилось, Керш заметил, что Мелмох все еще стоит на коленях. Голова библиария была опущена, а сам он опирался на свое разрушительное оружие. Труп-капитан и его главная плеть сели на влажный пол, прислонившись к металлической поверхности двери, позади брата Новы. Керш попытался обнаружить признаки жизни у павшего Сдирателя, но знаменосец был мертв. Ишмаил прикончил его.

Молотьба продолжалась. Злобокост продолжал прокладывать себе дорогу из трупов. И на его пути оставалась лишь горстка Сдирателей. Поэтому все слуги Кровавого Бога стремились добраться до них, чтобы принести оставшиеся черепа в жертву своему темному повелителю. Керш мог представить цунами кулаков, ботинок, оружия и голов, бьющееся о поверхность огромной двери. Кошмарное видение посетило его разум: убийственное желание солдат-рабов, культистов, Астартес-отступников, демонов и Пожирателей Миров найти путь внутрь.

Палатина Сапфира и понтифик сообщили Кершу, что эта огромная дверь — единственный вход в мемориальную гробницу, и труп-капитан верил им. Его не беспокоил подвал. Снаружи Мавзолей был окружен огневыми точками с амбразурами и отверстиями для стрельбы из болтеров, которыми пользовались сестры из Августейшей Стражи, чтобы охранять останки Умберто Второго от разбойных рейдов и народных волнений. Но ни палатина Сапфира, ни архитектор здания не могли предположить масштабы противника, с которым придется столкнуться защитникам Цертус-минор. Стены были крепкими, и Керш был почти уверен в прочности двери, но Сдиратель понимал, что последователи Кровавого Бога, рано или поздно, смогут пробраться внутрь через амбразуры на верхних этажах.

Взгляд Керша упал на знамя пятой роты, все еще зажатое в перчатке Новы. Скейс также смотрел на покрытый кровью стяг. Оба Сдирателя переглянулись, бросив друг на друга тяжелый взгляд. Подхватив знамя, Керш высвободил гладиус из хватки Новы и протянул его безоружному Скейсу.

— Мелмох, следи за дверью, — приказал Кнут, стараясь перекричать гул тысячи ударов и бессчетного количества воплей.

Все еще стоя на коленях и не поднимая головы, библиарий слабо поднял руку.

Керш побежал по мраморному полу вестибюля, огибая Священную Усыпальницу. Скейс с трудом поспевал за труп-капитаном. Когти Ишмаила пронзили ранец главной плети, повредив системы, отвечающие за подвижность доспеха. Энергия, подпитывавшая бронекостюм была на исходе, и керамит мертвым грузом повис на Сдирателе, значительно замедляя его передвижение.

Когда космические десантники пересекли открытое пространство Мавзолея, загробная красота здания осталась позади: затейливые свитки на стенах, надписи на плитах пола, отлитые серебром и увековечившие имена понтификов и кардиналов, поддерживающие балки крытых балконов и огромные колонны, упирающиеся в потолок Мавзолея, каждая из них расписана вручную, передавая свершения Умберто Второго за всю его долгую и продуктивную жизнь. Свечи с ладаном горели на тысячи висячих подсвечниках, а строгие статуи экклезиархов, причисленных к лику святых, окружали обсидиановый склеп. Лифт, выполненный из серебра, использовался для доставки клериков и Адептус Сороритас в глубины склепа, к небольшому комплексу палат, запечатанных за толстой дверью.

Внутри, для показа и в целях частного паломничества, находились останки Умберто Второго, верховного экклезиарха Адептус Министорум и Верховного Лорда Терры. Внешнюю сторону усыпальницы обвивала лестница с мраморными ступенями и лестничными площадками с доступом к подземелью, стенным проходам и верхним этажам Мавзолея. Именно по этой лестнице и мчались Сдиратели. Скейс и Керш все еще отчетливо слышали гул снаружи, отражавшийся от потолка здания, и могли видеть стоящего на коленях Мелмоха.

— Что теперь? — рявкнул Скейс.

Керш не ответил, лишь периодически останавливался на пролетах, чтобы взглянуть на амбразуры и дождаться Керша. Керш остановился прямо перед дверью, отделявшую их от миссии систер, и бросил взгляд на творящийся снаружи хаос. С Мемориального Мавзолея открывалась лучшая панорама Обсеки. Столица мира-кладбища превратилась в руины, наполовину сгоревшие, наполовину — разрушенные, обагренные кровью невинных, заполненные маньяками, предателями и тварями варпа.

— Керш! — позвал Скейс, с трудом переводя дух. — Что нам делать?

Кнут бросил на Сдирателя отстраненный взгляд. Он слышал, как Мелмох зовет его. Игнорируя обоих братьев, Керш вышеб дверь ударом ботинка. Пробежав мимо келий, Керш двинулся сквозь ризницу и придел Богоматери. Рядом с солиторией палатины Керш обнаружил то, что искал: оружейную миссии и вокс-передатчик.

— Возьмем все, чт осталось в оружейной. Собери оружие и гранаты, — приказал Керш Скейсу, направившись настраивать вокс-канал.

Керш снова услышал зов Мелмоха.

— Зачем? — огрызнулся Скейс. — Все кончено.

Керш бросил наушник и навис над главной плетью.

— Я скажу тебе, когда все будет кончено!

Скейс смерил Кнута взглядом, в котором читалось: без страха, без сожаления, без печали.

— Город потерян, — крикнул Скейс, — пятая — уничтожена. Слышишь это?

Главная плеть указал в сторону хаоса, творящегося снаружи.

— Они ворвутся, и когда это случится — как бы мы не сражались, какую бы честь не заслужили во славу примарха и лорда Катафалка — наша кровь будет принадлежать им. Они прикончат нас, а люди, которых ты поместил под землю — сгниют там…

Керш издал яростный рев, Скейс ответил.

— Труп-капитан! — позвал Мелмох.

Оба Сдирателя испепеляли друг друга взглядами. Керш бросил взгляд на Святую Усыпальницу и снова перевел его на Скейса.

— В сомнении нет бесчестья, — произнес Кнут. — Думаешь, у Катафалка не было сомнений, когда он сражался на стенах Имперского Дворца? Думаешь, Дорн не тяготился мыслями о туманном будущем, стоя над поверженным телом Императора?

— В сомнении нет бесчестия, — повторил Керш. — Все, о чем задумывался примарх, задумывается магистр Ордена, боевой брат — это то, что мы оставим после себя. Мы — Сдиратели. Это — наше бремя. Это — наши ритуалы. Ритуалы для разума, духа и плоти. Война на износ. Победа — в превозмогании, и мы — превозмогаем.

Взгляд Скейса уперся в пол. Он медленно кивнул.

— Да, — произнес главная плеть, срывая заклепки перчаток и сбрасывая их на пол.

Вокс наполнился помехами, и через мгновение раздался тголос.

— …прошу отзовитесь. Планетарный защитный монитор его Святейшества «Апотеон» вызывает Обсеку. Пятая рота Адептус Астартес Ордена Сдирателей…отзовитесь.

— «Апотеон», говорит труп-капитан пятой роты Захария Керш. Слушаю вас.

— Господин, мы пытаемся связаться с вами. Вмешательство…

— Слушай меня внимательно, смертный. У меня нет времени спрашивать дважды, — пророкотал Керш. — Я вижу, что вы все еще целы. Доложите ваш статус.

— Господин, есть кое-что, о чем я обязан вам…

— Смертный, поверь мне, что множество жизней, включая мою, зависят от твоих следующих слов. Ваш статус — вас взяли на абордаж?

— Говорит командор Хисс, — раздался женский голос. — Нас взяли на абордаж.

— У вас есть доступ к рулевому управлению и орудийным системам?

— Не надолго, господин. Внизу творится что-то необъяснимое, — ответила командор.

— Приготовьтесь еще к одной необъяснимой вещи, — произнес Керш, анализируя схемы и карты, висящие над вокс-передатчиком.

Он нажал несколько клавиш на панели вокс-передатчика.

— Я высылаю вам координаты. После их получения вы поймете, что цель находится в пределах Обсеки, снаружи Мемориального Мавзолея Умберто Второго, если быть точным.

— Господин…

— Вы нанесеты орбитальный удар ровно через пятнадцать минут.

— Я не могу…

— Вы сможете, командор, и вы выполните приказ. Вы найдете в себе силы выполнить его. Проще говоря, я прошу вас уничтожить Мемориальный Мавзолей.

— И добрую часть города, — огрызнулась Хисс.

— Не берите в голову, — произнес Кнут. — В городе никого не осталось.

Керш взглянул на Скейса, стоящего в проеме входа. В одной руке ветеран держал мильтимелту, в другой — тяжелый болтер. Лишь сняв перчатки, он мог держать оружие сестер своими огромными пальцами. Главная плеть согнулся под тяжестью топливного бака, связки гранат и боеприпасов калибром 1.00, свисавших с его поцарапанных плечевых пластин. Оба Сдирателя угрюмо взирали друг на друга.

— В сомнении нет бесчестия, командор. Нас оценивают по нашим поступкам. Пятнадцать минут, командор. Удачи. Конец связи.

Хисс попыталась возразить, но Керш обрубил связь.

— И это — твой план? — произнес Скейс, когда они возвращались обратно ко входу.

— Я не планирую оставаться здесь через пятнадцать минут, — ответил Керш, крепко сжимая знамя.

— Добраться до сюда стоило нам множество жизней, — произнес Скейс.

— И теперь враг там — где нам нужно.

— А что с людьми в подземелье.

— Подземелье глубоко, а двери — прочны. Оно выдержит. Если оно смогло пережить удар метеорита, оно переживет и бомбардировку.

— Ты не сможешь остановить Злобокост одним ударом.

— Нет, но это заставить этих ублюдков задуматься, пока мы благополучно отступим. Мне плевать, что они говорят о Злобокосте. Мы должны выжить. Эти люди внизу, они надеются на нас, надеются пережить все это.

— Почему? Ни одна планета не пережила Злобокост.

— Но все изменится, когда остальные узнают о выживших. Мы не остановим Злобокост, но кто-то — точно остановит, кто-то с надеждой в сердце, решимостью и верой — то, что есть у нас и дает нам надежду на выживание.

Когда Керш и главная плеть вернулись на лестницу, труп-капитан активировал вокс-передатчик шлема.

— Мелмох, мы уходим.

Керш ожидал протест, или, по крайней мере вопрос, но ничего не услышал в ответ. Взглянув за перила, Сдиратели обнаружили, что библиарий все еще стоит на коленях. От него, в разные стороны, текли кровяные потоки, создавая вокруг псайкера подобие бассейна.

— Мелмох! — крикнул Керш.

Какофония снаружи неожиданно стихла.

— Вместилище, именуемое Мелмохом — уже не твой человек, — раздался единый хор снаружи.

Мавзолей сотрясся от хора голосов.

— Его колдовская душонка будет гореть вечность в пламени ярости моего господина и плавиться в глубинах его желчи. Я — Пилигрим, Принц Боли и Правая Клешня Кхорна. Моя геномодифицированная плоть помнит уничтожение твоего вида на стенах Императорского Дворца, на далекой Терре, много жизней назад. Я хочу, чтобы оно вновь ощутило это.

Тело Мелмоха начало подниматься над кровавым бассейном. Ноги библиария превратились в копыта, из локтей повылезали адские клешни, отростки с красными сухожилиями и медными когтями. Броня Мелмоха превратилась в осколки, налипшие на разрастающееся тело демона. Стигмученик на наплечнике исчез в пламени и на его месте возник богохульный символ Пожирателей Миров. Череп эпистолярия поглотила пасть Пилигрима, возникшая из плеч и спины библиария, словно чудище океана. Из висков новой головы появились рога. Тварь молчала, распространяя флюиды ярости. С легкостью поддев огромными когтями ближайшую статую святого, Пилигрим швырнул ее в дверь Мавзолея. Камень, со сверхъестественной силой, врезался в металлическую поверхность. Дверь слетели со своих огромных петель, придавив группу солдат-рабов, чьи тела были тут же расплющены потоком культистов, ринувшихся внутрь.

Керш схватил связку гранат с плеча Скейса, пока Сдиратель заряжал тяжелый болтер. Отстегнув несколько, он бросил их на ступени лестницы, ведущие в подвал. Гранаты сдетонировали, разрушив первый пролет вместе с культистами, первыми добравшимися до ступеней.

Передернув затвор и уперев тяжелый болтер в перила, Скейс выпустил всю мощь оружия по бессчетным ордам. Пилигрим оторвал еще одну статую от земли и швырнул ее в Сдирателей. Скейс уклонился в сторону, а Керш пригнулся, когда статуя Святого Ваталиса врезалась в амбразуру за ними. Глядя вниз на тварь, использовавшей плоть Мелмоха, Керш понял каких опасностей, физических и духовных, старался избегать псайкер, находясь подальше от воздействия кометы. Опустив взгляд, Кнут задумался об урне, которую использовал Мелмох. Заряженные негативной энергией крупицы земли использовались сестрами для освещения храма Умберто Второго. Эпистолярий украл ценную реликвию из Мавзолея, и Керш намеривался вернуть ее обратно.

Схватив урну, Керш швырнул ее прямо в демонического Пожирателя Миров. Чаша врезалась в рога Пилигрима, и содержимое высыпалось наружу, соприкоснувшись с плотью демона. Зверь взревел, негативно заряженная энергия не только разрушала его плоть, но и разрывала связь демона с реальностью.

— Умри, тварь, — рявкнул Керш, пока Скейс продолжал поливать культистов убийственным градом болтов.

Монстр Хаоса стал раздирать свою кожу и мускулы когтями, пытаясь избавиться от содержимого артефакта. Культисты издали вопль и набросились на монстра, протыкая его плоть лезвиями и зубами и царапая ногтями. Окружавшие их солдаты рабы, бросились на культистов, разрывая тех на части, и картина внизу превратилась в настоящую резню. Скейс сконцентрировал огневую мощь на входе, пока Кнут забрасывал последователей Кхорна гранатами.

Из усыпальницы раздался новый звук, громкость которого нарастала с каждой секундой. Словно группа деревьев одновременно гнулась и падала на землю. Труп-капитан различал звуки, похожие на щелканье, треск и расщепление. Внизу, в самом эпицентре резни, растерзанные тела умирающих и тех, кто их убил, сливались в один кровавый водоворот. Кости ломались и выходили из тел культистов, переплетаясь с костями и плотью других, перетекали в плоть демона. Пилигрим обретал новую форму. Питаясь душами своих подданных, монстр сопротивлялся агонии, вызванной артефактом Керша, и отказывался разрывать связь с реальностью. Чем больше последователей Кровавого Бога наводняло внутренности храма, тем больше становилась тварь. Обтянутый кожей череп Пилигрима снова обретал форму, как и его когти. Пока тварь становилась все больше и больше, возвышаясь над импровизированный алтарем из разрубленных тел, глаза Пилигрима мерцали белым светом ярости.

— Пошли! — крикнул Керш, схватив Скейса за плечо, но главная плеть скинул его руку, выпустив очередную волну болтов в гротескное тело Пилигрима.

— Этого не случится, — крикнул Скейс в промежутке между выстрелами.

Он указал пальцем за спину.

— Блок питания поврежден. Моя броня будет лишь тормозить нас.

— Мы прорвемся! — возразил труп-капитан.

— Ты прорвешься, — произнес Скейс, расстреливая избранного Кхорном. — Ты должен прорваться. Как ты и говорил: кто-то должен выжить.

Пока Пилигрим вырастал в размерах, Кнут последний раз взглянул на своего подчиненного. Скейс кивнул на знамя, зажатое в руке Керша.

— Береги его, — произнес он. — Я задержу их до начала светового шоу.

Кивнув, Керш наклонился стал заряжать мультимелту, активировав процесс смешивания горючих жидкостей в субмолекулярной реактивной камере оружия. Отсоединив пустую канистру, Кнут упер тяжелое оружие в перила. Не произнося ни слова, Скейс прекратил огонь и бросился к мильтимелте. Шар энергии прошел сквозь тело ревущего Пилигрима, превратив часть его живой брони в расплавленный шлак. Держа патронташ в одной руке и стяг пятой — в другой, Керш покинул Скейса и прошел в проем в стене, образованный врезавшейся в нее статуей.

Двигаясь вдоль выступа, Кнут бросил взгляд вниз. Тьма внизу наполнилась движением, убийцы, привлеченные кровопролитием внутри Мавзолея, стремились поскорее стать частью этого действа. Небо над головой было на удивление спокойным. На низкой орбите Керш мог рассмотреть признаки уничтожения, корабли, которые он не мог разглядеть, неожиданно превращались в огненные шары. Пока Аптеон был занят наведением пушек на координаты, указанные Кершем, а флот был в нескольких световых летах от места бойни, тру-капитан мог только предположить вариант, когда капитаны кораблей Хаоса обратились друг против друга. Что не было редкостью среди диких последователей Кровавого Бога.

Фурия с одним крылом устремилась вниз, пытаясь впиться в Сдирателя своими акульими зубами. Когда она подлетела к Кершу, труп-капитан выбросил вперед руку со связкой гранат и ударил тварь по крылу, заставив ее отскочить с другой стороне здания. Сдиратель чувствовал, что теряет драгоценные секунды. Прицелившись он бросил связку на ничего не подозревавшую толпу внизу. Сжима стяг в руке, Керш спрыгнул с выступа. На мягкое приземление в огромной гробнице надеяться не приходилось. Столкнувшись с каменными балками, броня Кнута погнулась, в некоторых местах возникли царапины. Труп-капитан цеплялся за выступы и украшения, но опора была лишь временной, так как не могла выдержать вес брони Сдирателя несущейся вниз на большой скорости. Краска лоскутами слезала с брони, пока он скользил по стене строения.

На мгновение все вокруг стало белым, когда гранаты сдетонировали. Керш почувствовал замедление, когда куски плоти и интерьера взлетели вверх. Кнут обнаружил, что его слегка подбросило вверх, и он приземлился животом на вершину колонны. Труп-капитан, почувствовал, как внутри что-то сломалось. Удар, по крайней мере, значительно замедлил скорость его падения, скатившись, он преодолел еще несколько пролетов. Сделав вдох, Керш обнаружил, что обронил знамя. Когда он врезался в булыжники, в эпицентре взрыва, что-то вцепилось в его ногу. Жар агонии прошел по всей конечности. Поднявшись, Керш взглянул на рану. Керамит треснул в районе колена, как и кость, вылезшая наружу.

На лице десантника появилась гримаса боли. Кнут использовал древко знамени как опору, перенеся вес с раненной ноги. Вытащив меч, Сдиратель крепко сжал рукоять в ладони. Взрыв не остался незамеченным, и сквозь пелену тумана, он увидел несколько теней, бегущих к нему. У Керша не было времени на стратегию. Прихрамывая, Сдиратель крамсал культистов, прорываясь сквозь пелену пожара. Десантник Хаоса из Разжигателей Войны лишился половины головы, и перед тем как Пожиратель Миров успел нанести удар своим цепным мечом, Керш перехватил гладиус и всадил его в шлем предателя.

Стараясь двигаться со максимальной скоростью вдоль внешней стороны Мавзолея, Кнут обнаружил то, что искал: мотоциклы скаутов Кетураха. Они валялись на земле, поваленные ордой и взрывной волной. Убедившись, что два из них не годны для дальнейшей эксплуатации, Кнут поковылял к третьему. Подняв его, он перекинул свою раненную ногу через седло и включил двигатель. Он не ездил на мотоцикле со времен, когда он был неофитом, но память мгновенно вернулась к нему. Прочность и вес машины, толстые шины, мощь и удовлетворение от прикосновения к рулю почти заставили его забыть о раненной ноге.

Вставив древко знамени в пустой чехол для дробовика, Керш зажег фару мотоцикла. Но вместо одержимых солдат-рабов и отступников он обнаружил одинокую бронированную фигуру, стоящую среди тел. Его призрачный гость, дневной и ночной кошмар. Керш сфокусировал взгляд на безмолвном ангеле. Теперь Кнут понял природу фантома. Временами он думал, что это прогрессирующее воздействие Тьмы, или побочные эффекты операции Эзраки. Труп-капитан спрашивал себя, не сошел ли он с ума. Он слышал о подобных проявлениях сумасшествия. Среди псайкеров, провидцев и даже простых смертных, которые хоть раз переживали состояние обреченности. У верных слуг Адептус Астра Телепатика с их картами таро или членами библиариума. Фантом являлся дурным предзнаменованием смерти, которую Керш видел на Цертус-Минор, конца Имперского мира, и предупреждением гибели братьев и смертей, которые последуют после.

Керш вытащил гладиус и положил лезвием на руль, прижав пальцами поверхность клинка. Фантом стоял и наблюдал за ним, его глаза мерцали призрачным светом.

— Убирайся с моего пути, — произнес Керш. — Я не буду тормозить.

Когда ублюдки Кхорна ринулись к Сдирателю, Кнут нажал на газ. Рванувшись вперед, Керш вылетел на открытое пространство. Набирая обороты, мотоцикл понесся прямо на призрачного космического десантника. Керш приготовился к столкновению. Раздался скрежет зубов фантома. Это было последнее, что услышал Сдиратель, прежде пройти сквозь призрак. Повернув голову, Кнут увидел, что фантом исчез, оставив после себя лишь струйку дыма.

Разгоняя двигатель, Керш вел мотоцикл отъезжая от слепой зоны, где плаза Мавзолея соединялась со спуском в амбулаторию. Ему повезло. Сдиратель узнал главную транспортную артерию «Виа Оссиум», Дорогу Костей. Хотя крытый переход окружали высокие стены зданий и аллеи, дорога была прямой и уходила вниз, и являлась церемониальным маршрутом от Мавзолея к Восточным Вратам Святого Бартоломея, выходящим к некроплексу.

На пути вниз, мотоцикл сбил несколько культистов. Еще несколько — лишились головы, попав под раму колес и огонь сдвоенных болтеров, установленных на руле. Мощенный проход проходил по склону, и несмотря на то, что был одной из самых широких улиц в городе, на деле представлял собой ограниченную, узкую дорогу. Кнут продолжал увеличивать скорость машины, в том числе и за счет силы тяжести. Керш удерживал ручки руля в прямом положении, даже когда колеса задевали конечности поверженных солдат-рабов и расколотые черепа.

Неожиданный взрыв заставил сердца Сдирателя похолодеть. Он выругался. На мгновение Керш подумал, что «Апотеон» нанес удар слишком рано. Взрыв разнес часть монастыря вдоль Дороги Костей, подбросив тела культистов в воздух и вызвав град осколков кирпича. Борясь с желанием затормозить, Керш наехал на обломки, и мотоцикл подбросило в воздух. Объехав попавшиеся на пути камни, Кнут направил машину на группу дезориентированных демонопоклонников. Как и Сдиратель, воины-аколиты пытались понять, что вызвало взрыв. Раздавив группу культистов, Керш выехал на улицы, примыкавшие к Виа Оссиум, прояснившие ситуацию.

Взглянув на ночное небо, Кнут обнаружил кровавый след от кометы и группу огненных шаров. Что-то разрушительное произошло в небесах над городом, и труп-капитан мог лишь догадываться, было ли это результатом небольшой стычки или борьбой за добычу между кораблями Злобокоста. Тем не менее, шары, которые Керш принял за обломки, неслись к поверхности планеты. Огненный шторм добрался до некроплекса, и теперь осколки сыпались на израненный город.

Многие культисты были ослеплены мощным светом фар и не смогли увернуться от мотоцикла Адептус Астартес, летящего на летальной для них скорости. Остальные были умнее и попытались применить оружие или собственное тело, чтобы остановит Сдирателя. Пули и лучи градом посыпались на броню Кнута, пока мотоцикл пробивался сквозь лес клинков и другого оружия. Молоты и шипастые булавы врезались в его помятые наплечники, заставляя Сдирателя регулировать рукоять руля одной рукой и прижимать гладиу к рулю другой. Короткий меч не был идеальным оружием в таком положении, но некоторые атаки осуществлялись настолько близко, что это не имело значения. Продираясь через банды маньяков, колеса проскальзывали по крови и обломкам, а гладиус отделял конечности от тел. Периодически Керш испоьзовал кулаки, кроша челюсти культистов.

Десантник Хаоса из Кровавого Шторма заметил Керша и встал у него на пути, прямо в центре прохода, держа обеими руками двуручный демонический клинок, мерцающий дьявольской энергией. Отступник принял атакующую позицию и воздел меч над своим уродливым шлемом. Кнут прищурил глаза и рискнул выбрать самое незначительное изменение курса. Сместившись влево, Керш перевел вес тела вправо так, что гладиус оказался на уровне колена хаосиста. Жаждущее крови лезвие понеслось навстречу Сдирателю, но мотоцикл ушел в сторону, и еретик, лишившись пол ноги, рухнул на землю.

Удаляясь все дальше от Мавзолея, Керш наблюдал удивительные вещи. Ангелов, охотящихся в тени улиц, переулков и аллей мира-кладбища. Не Сдиратели. Не предательские Пожиратели Миров. Не братья из Орденов-отступников и банд, занятых резней во имя Кровавого Бога. Сначала Керш решил, что снова видит своего призрака, но наблюдая за мясорубкой и призрачной пальбой, он понял, что фантом — не единственный представитель своего вида на этой планете. Его братья, похожие на ярость во плоти, выходили из теней и, с устрашающей эффективностью, уничтожали демонов и чемпионов Губительных сил.

Проклятые легионеры пылали эфирным огнем, их «костяная» броня являла собой кошмарную смесь тьмы и золотого пламени. Каждый их шаг демонстрировал бесстрашную целеустремленность. Там, где Пожиратели Миров с безумной яростью набрасывались на фантомов, проклятые легионеры крестоносцы встречали их со спокойным бесстрашием. Они двигались и убивали с непреклонной волей существ, знавших, что такое потерять жизнь. Их неестественное присутствие порождало страх в сердцах их врагов, чувство, которое они не испытывали ранее, тьму, которая пугала больше, чем агония смерти. Безнадежность и печальный финал заставляли их жертвы бояться не конца своего существования, а того факта, что они все еще существуют.

Демонические вестники Кхорна охотились на фантомов в лабиринтах города, но эфирные воины сливались с тьмой и возникали за спинами кровопускателей, выступая в роли карательных отрядов. Пребывающие в панике демоны уничтожали город, бросаясь на испарявшиеся тени, их медные, покрытые коркой тела разрывались эфирными болтами, выпущенными из призрачных орудий и вылетавшими в реальность, чтобы поразить тварей варпа. Призрачные Астартес нависли над гвардейцами-предателями и рабами, пытавшимися убить их перекрестным огнем, и раскалывали их черепа стволами и обоймами своего оружия, словно дубинами. Банды Пожирателей Миров и их кровавые чемпионы уничтожались огнем орудий. Их разрубающие броню секиры и смертоносные пистолеты были бесполезны протии Легиона Проклятых, казавшемуся неубиваемым.

Демоны прыгали на Керша с крыш и стен строений, несколько сущностей попытались скинуть Адептус Астартес с седла, используя свои загнутые когти. Кнут стрелял из сдвоенных болтеров, прикрученных к рулю, очищая путь от культистской мрази. Женщина-воин попыталась убраться с его пути, но в итоге оказалась лицом к лицу со Сдирателем. Нажав на спусковой крючок Кнут разорвал солдата на части.

Пробираясь сквозь весь этот хаос, Кнут пропустил удар цепной секиры. Оружие врезалось в руку, прямо под наплечником, и кровь заструилась по его броне и мотоциклу. Оторвавшись от угрозы, Сдиратель почувствовал, как ослабла его хватка, и услышал глубокий рев болтеров, стрелявших в унисон. Болты, выпущенные из призрачного оружия, разорвали на части ренегата, орудовавшего секирой, и воинов культа асасинов, окружавших его.

Когда мотоцикл Керша вырвался из леса часовен и монастырей, попав в самый эпицентр разрушений в восточном квартале, на улице Святого Бартоломея-Восточного, небеса действительно пали. Оставляя след из сажи позади, в сожженном квартале, ранее разбомбленном «Импунитусом», Керш истекал кровью и наблюдал за объектом в небесах, явно неявляющимся обломками корабля. Неестественные блоки кроваво-черного льда падали на город и некроплекс, словно снаряды артиллерийского орудия. Объезжая кратеры, образованные упавшими каменными обломками и экзотическими металлическими фрагментами, Керш заметил огромную гончую, неожиданно возникшую прямо за мотоциклом, намереваясь прокусить колесо своими клыками. Безуспешно отмахиваясь гладиусом, Керш попытался отбросить тварь к стенам брошенных строений.

Зверь также преодолевал препятствия, либо разрушал их своей костяной головой. Когда монстр чуть не откусил десантнику руку, Керш увел мотоцикл в сторону. На дороге, прямо перед мотоциклом Кнута возникла троица проклятых легионеров, направив болтеры прямо на Сдирателя. Керш инстинктивно прикрылся рукой. Не почувствовав попадание пуль в броню, он опустил руку, только чтобы снова вскинуть ее, когда его мотоцикл врезался в строй фантомов. Держа руку на рукояти руля, Керш рискнул бросить взгляд назад и обнаружил, что призраки исчезают, оставляя послед себя поверженное тело демона.

Расстреляв группу культистов, Кнуть чуть было не вылетел из седла, наехав на обломки горящего приюта, разрушенного ударом метиорита. Внимание труп-капитана переместилось на тварь, которой повезло меньше. Огромный великий демон-кровопускатель, ранее терроризировавший Сдирателей, был прижат к земле осколком льда, прошившим его насквозь. Керш поморщился, вспоминая смерть плети отделения Йоахима, и поблагодарил Императора за такую судьбу для демона.

Разогнав двигатель до максимальной скорости, Керш, наконец, заметил крытый проход на кладбище, означавший города. Из разрушенной часовни выскочил Пожиратель Миров, отстреливаясь из своих болт-пистолетов, пока проклятый легионер не выступил из темноты алтаря, позади десантника Хаоса, и расстрелял его в упор, пробив ранец и грудную клетку.

Пожиратель Миров рухнул на дорогу, все еще пытаясь целиться в фантома. Когда Керш проехал мимо, раздались еще пару выстрелов. Мотоцикл Кнута вилял из стороны в сторону, а сам труп-капитан изрядно ослаб.

Огромный поток энергии врезался в город. На мгновение казалось, что время остановилось. Земля задрожала под колесами мотоцикла Керша. Когда на небе снова воцарилась тьма, показались обломки строений, разрушенных кольцом концентрированного уничтожения, распространявшегося по всему городу. Кнут пронесся сквозь открытый проход, уничтожение следовало прямо за ним, швыряя в воздух обломки, горящие тела, кровь и землю. Керш попытался избежать града осколков, вызванных разрушениями восточного квартала улицы Святого Бартоломея. Облако пыли не было помехой для мотоцикла, но помешало тяжело раненному Сдирателю заметить опасность впереди. Колеса мотоцикла, без предупреждения, оторвались от поверхности. Машина так и не соприкоснулась с поверхностью, из чего Керш сделал вывод, что ее просто нет. Несколько минут назад проход вибрировал от удара куска кометы, прежде чем превратиться в кратер.

Мотоцикл стал падать, переднее колесо так и не достигло противоположной стороны кратера. Машина врезалась в стену кратера, и Керш вылетел из седла, словно мусор. Врезаясь и отскакивая от поверхности дороги, на огромной скорости, Сдиратель был остановлен изыскано украшенной могильной плитой.

Полумертвый Кнут стер кровь с единственного глаза. Глубокая рана на лице продолжала кровоточить. Возможно, он потерял сознание, но даже если и так, то не помнил этого. Повернув шею, он почувствовал боль на затылке. Каждое движение приносило боль, но у Керша не было выбора. Он находился в некроплексе, и опасность была повсюду. Обсека лежала в руинах. Огромный купол крыши Мемориального Мавзолея Умберто Второго превратился в гору обломков. Множество центральных храмов и соборов было стерто с лица мира-кладбища, но большая часть города не сильно пострадала, хотя и подверглась шторму горящих осколков. Обугленные последователи Кровавого Бога, отказывавшиеся умирать, все еще пытались следовать своим инстинктам убийц, несмотря на то, что их тела превратились в поджаренную смесь костей и мяса. Проклятые легионеры, бесстрастные и нематериальные, охотились за ублюдками, безжалостно уничтожая тех, кто выжил после взрыва. Взрыв никак не повлиял на фантомов, даже те призрачные Ангелы, кто оказался прямо в эпицентре взрыва, продолжали нести возмездие на головы еретиков.

Керш, хромая, с трудом передвигался вдоль прохода на кладбище, рядом с землями, оккупированными демонами. Он потерял знамя и свой меч во время падения. Достав свой запасной гладиус, он продолжил ковылять вперед. Истекая кровью и с трудом держа меч раненой рукой, Керш приготовился к скорой смерти.

Уничтожающий поток с небес не прекращался. Куски льда, проложившие себе путь сквозь флотилию Злобокоста, разрывали суда надвое и уничтожали группы рейдерских и пиратских кораблей. Валуны и огромные, кровавые варп-осколки падали на могильники, убивая одержимых, возвращая сущностей варпа обратно в глубины имматериума, разрывая на куски самых яростных воинов Кхорна, чемпионов и мясников. Пожиратели Миров грозили небесам своими секирами и мечами и тут же падали, сраженные раскаленными добела металлическими штырями, обрушившимися на них, словно кара свыше.

Керш шагал дальше, с каждым шагом теряя все больше и больше крови. Демонический вестник, сидевший на одном из надгробий, пригнулся и спрыгнул на Кнута. Керш помнил лишь, как выставил гладиус перед собой. Находясь на грани обморока, Сдиратель обнаружил, что тело демона лежит прямо у него под ногами. Легионер-предатель ринулся на труп-капитана, размахивая оружием и издавая боевой рык, но болт свалил его наповал. Хищник варпа спикировал на десантника, но также нашел быструю смерть, не долетев до цели. Замутненные глаза Керша могли различать лишь какие-то движения во мраке. Он слышал, как орды одержимых дерутся друг с другом. Демоны — с демонами, сводя давние счеты. Единственные, кого он видел четко и ясно — были воины Легиона Проклятых, окруженные аурой пламени. Проклятые легионеры двигались среди могил словно армия призраков, сражаясь с Губительными Силами, казня одержимых и принося конец врагам Императора.

Несколько раз Кнут падал и поднимался, но, упав четвертый раз, он так и остался лежать в грязи. Пока холод пробирался к телу Сдирателя сквозь щели его доспехов, Керш обнаружил, что лежит рядом с могилой, голова упиралась в надгробие. Он сжимал отполированный гладиус к груди и ждал смерти. В небесах, усеянных звездами, все еще виднелись горящие обломки судов Злобокоста. Они сыпались на землю, словно дождь, стирая с лица земли слуг Хаоса, чьи глаза были прикованы к ночному небу. На мгновение Кершу показалось, что он видит судно. Сначала он подумал, что это очередные обломки, несущиеся на город, становясь все больше и больше по мере приближения к поверхности. Но по движениям и артиллерийскому огню пушек корабля, труп-капитан понял, что корабль находится на высокой орбите и сбивает суда армады Хаоса. Несколько мгновений Кнут наблюдал за зрелищем, с земли корабль был похож на сияющую Имперскую аквилу, парящую в небесах. Он моргнул, убеждая себя, что это всего лишь галлюцинации, возникшие в результате повреждения его черепа. Должно быть, корабль был колоссальным по своим размерам.

На мгновение Керш закрыл залитые кровью глаза. Открыв их снова, он обнаружил закованного в броню фантома, стоявшего над ним. Проклятый легионер светился эфирным сиянием. Он смотрел на Кнута сквозь трещина на его шлеме, в глазницах его черепа виднелись языки варп-пламени. Он не произнес ни слова. В своей перчатке цвета полночи он держал боевое знамя пятой роты Ордена Сдирателей. Воткнув стяг в землю, позади могилы, фантом позволил орошенному кровью полотнищу развиваться на ветру. В другой руке, между двумя костяными пальцами, он держал что-то еще. Проклятый легионер кинул предмет на грудную пластину брони Кнута и побрел обратно в сумрак, оставляя Кершу на поле боя. Одного.

Мистериум Фидэи.

Эпилог
Бог-Император

Апробатор Васкеллен Каст сокращал дистанцию между рампой Валькирии и могильниками со следами резни. Держа вокс-передатчик в руке, он пробегал между пробитыми болтами телами, окруженными реками крови. Штурмовики инквизиции из пятьдесят второго полка Пелуциадских Рейнджеров двигались следом, держась от аколита Ордо Обсолетус на почтительном расстоянии.

«Громовые Ястребы» Сдирателей добрались первыми до единственного выжившего, и когда Каст добрался до него, сантиарх Бальшазар и его почетная стража окружила воина, оттеснив команду спасателей и сестер-госпитальеров, только начавших обрабатывать раны десантника. Пока корабли Адептус Астартес кружили в небе, апробатор пробирался сквозь лес бронированных гигантов. Пару раз натолкнувшись на древнюю, усеянную царапинами броню, Каст оказался перед единственным живым свидетельством мистического уничтожения Крестового Похода Злобокоста. Апробатор собирался обрушиться с градом вопросов, но взглянув на грозные лица Сдирателей, он решил промолчать.

Уперевшись в могильную плиту, израненный ангел с трудом поддерживал тело в видячем положении. Капитан пятой роты Сдирателей. Его броня, когда-то бывшая такого же цвета, как и броня его братьев, была пропитана кровью. Все надписи исчезли. Силовая броня представляла собой нагромождение помятого, испещренного дырами от болтов, керамита, а земля вокруг воина пропиталась жизненными соками Сдирателя. Лицо капитана было окрашено кровью, его и его врагов, местами проглядывалась сажа. Коротко стриженные волосы — спутаны и опалены, отсутствовало ухо, в одной из глазниц тускло блестел глазной протез. Вытерев кровь с другого глаза, Сдиратель уставился на вновь прибывших. Его взгляд был пустым и не выражающим эмоций, глаз слегка сощурился от света утреннего солнца. Слабый бриз развивал полотнище боевого знамени, воткнутого в землю, рядом с капитаном. При виде огромных силуэтов, заслонивших утреннее небо, выживший прижал сверкающий, короткий меч к погнутой грудной пластине. В отличие от помятого Сдирателя и разрушений на мире-кладбище гладиус казался новым и не разу не использованным в бою. Каст не был воином, как окружавшие его космические десантники, но оружие привлекло даже его внимание. Спартанская скромность, незатейливое, тяжелое лезвие. Причудливая угловатость рукояти. На крестовине была выбита цифра: VII.

Апробатор оглянулся, поймав взгляд сантиарха. Глаза Сдирателей были прикованы к мечу, нежели к их раненому брату.

— Капитан, я…

— Апробатор! — прогремел Бальшазар, в предупреждении капеллана угадывались угрожающие нотки.

Сантиарх сделал шаг вперед, доставая собственный гладиус.

Приклонив колено, он протянул меч капитану.

— Я полагаю, это принадлежит вам, труп-капитан Керш.

Керш забрал меч у капеллана и отдал свой взамен. Меч капеллана был также наточен и готов к бою, но в нем не было той идеальной простоты, притягивающей взоры присутствовавших. Сантиарх потянулся за гладиусом, но молчаливый воин крепко сжал рукоять, держа оружие перед собой. Каст переводил взгляд с Бальшазара на того, кого он называл Керш.

— Вы пришли за мечом? — пораженно произнес апробатор.

Сантиарх проигнорировал его и обратился к одному из братьев.

— Брат Яфет, свяжись с «Цербером». Передай магистру Ишабоду, что мы обнаружили «Меч Дорна». Скажи ему, что он — в руках труп-капитана и будет доставлен на боевую баржу вместе с Кнутом Ордена.

— Никаких астротелепатических сообщений. Никаких призывов о помощи. Но вы все равно летели на Цертус-Минор, — начал Каст. — Чтобы вернуть меч?

Сантиарх вытянулся и навис над апробатором.

— Это не просто меч, апробатор. Это — «Меч Себаста». «Меч Дорна». Священная реликвия для наследников Рогала Дорна. Сам примарх держал в руках это оружие во время атаки на Вечную Крепость и убивал им предателей в Битве в Железной Клетке. Это — символ нашего нерушимого единства и жертвы, на которую пошли сыны Дорна, разделившись на Ордена согласно Кодексу Астартес. Это — часть истории Империума, прошедшего жесточайшие испытания.

— И капитан украл его?

— Труп-капитан заслужил его, — поправил Бальшазар, его взгляд пересекся с взглядом Кнута. — Он заслужил честь владеть клинком целый год, победив своих противников в Пире Мечей. Он по праву принадлежит труп-капитану.

— Тогда зачем забирать его?

— Керш должен был послать Меч Дорна на фригате «Шрам» на наш родной мир, Эскара, где он бы надежно охранялся. Вместо этого он оставил меч у себя и послал обычный клинок, который обычно вручают неофитам при их вступлении в братство.

— Зачем он это сделал? — спросил Каст, присев прямо перед Кнутом. — Капитан, зачем вам это?

Керш не ответил. Он не отрывал свой взгляд от сантиарха.

— Возможно, чтобы встретиться с магистром Ордена, — произнес Бальшазар, в его глубоком басе чувствовались нотки осуждения. — Однажды, ему уже отказали. Его действия могут расцениваться как политический акт. Причины, побудившие его сделать это, известны лишь самому труп-капитану. Я знаю одно — даже сегодня Меч Себастуса продолжает объединять сынов Дорна, когда на нашу долю выпадают тяжелейшие испытания.

Каст придвинулся ближе. Смрад крови, заляпавшей доспехи Кнута, заставил апробатора слегка отшатнуться.

— Труп-капитан, я представляю интересы Святых Ордо. Я должен знать, что здесь произошло. Все это требует детального объяснения.

Неожиданно, Керш пришел в движение, заставив апробатора отшатнуться еще больше. Вызвав очередное кровотечение своим резким движением, труп-капитан выронил клинок неофитов и потянулся к могильному надгробию. Лицо капитана исказилось от боли. И Бальшазар, и апробатор — оба пытались помочь ему, хотя не имели ни малейшего представления о природе его действий. Наконец, керамитовые пальцы Кнута коснулись сигнальной бирки на надгробии. На камне было выгравировано: Эрсэбет Дорота Каталл. Внутри, как и в тысячах других надгробиях находился колокольчик. Каст застыл, полагая, что этот инструмент был частью ритуала Экклезиархии или местной традицией. Трясущимися пальцами он активировал устройство, и звонок издал слабый звон. Сдиратель повторил действие еще пару раз и, неожиданно, звонок стал самостоятельно издавать последовательность звуков.

Каст и сантиарх переглянулись. Вокруг них раздавался звон колокольчиков, настойчивые трели призывали к быстрым и решительным действиям. Апробатор придвинулся ближе, чтобы изучить устройство. Он увидел щели для подачи воздуха и провода, уходящие вниз под землю. Он повернулся к Бальшазару.

— Мертвые восстают из могил, сантиарх. Это — чудо.

— Апробатор! — позвал сержант рейнджеров, стоя рядом со связистом. — Команды спасателей докладывают о стуке, доносящимся из руин Мемориального Мавзолея.

Новый понтифик запрашивает помощь от Ордо и Адептус Астартес для извлечения выживших и остатков Умберто Второго.

— Передайте понтифику, что нам понадобятся лопаты, — ответил Каст. — Много лопат.

Пока хор колокольчиков продолжал звучать среди поля битвы, глаза апробатора остановились на объекте, вкопанном в пропитанную кровью землю. Достав его и обтерев, Каст обнаружил, что это — кристаллическая пластина с названием и изображением. Он уже не раз видел, как подобные пластины, называемые картами таро, используют астропаты для предсказания возможного будущего. В нижней части пластины было написано «Бог-Император» и изображен иссохший труп, сидящий на Золотом Троне среди древних машин из золота, стали и меди.

— Бог-Император… — с благоговением пробормотал Каст.

Бросив взгляд под ноги, апробатор обнаружил еще две пластины таро, обе — среди следов резни, рядом со свежими могилами. Участки на кладбище были помечены картами с изображением Бога-Императора. Каст тряхнул головой. Он видел, как гвардейцы бросают игральные карты на трупы солдат противника, как показатель своего успеха. Данная практика была присуща некоторым полкам, но никогда пластины не служили отметкой для живых, выживших в битве. Вернувшись к раненому Сдирателю, апробатор показал ему карты.

— Что здесь случилось? — спросил Каст.

Он протянул Кнуту пластинки.

— Я должен знать все. Расскажите мне.

— …или учения нашего основателя Деметра Катафалка. Я знаю, что видел на Цертус-Минор. Я плохой рассказчик. Я прожил жизнь воина. Простую, но полную смерти и тьмы, и необходимую для выживания Империума. То, что пришлось испытать мне — хорошо понимают другие воины. Братья, являющиеся доказательством существования Легиона Проклятых. Интервенция извне. Помощь, необъяснимая, но молчаливо предложенная. Вечное возмездие, исчезающие также незаметно, как и появилось. Я оставляю Имперским ученым и служителям Святых Ордо объяснения этому странному, но желанному феномену, будь то братья, потерянные в Море Душ, разложение, находящееся за пределами нашего понимания, или — проявление божественной воли. У одного Ордена, название которого я запамятовал, есть прекрасное выражение. Их лозунг звучит как «Ин дедикато деус императум ультра артикуло мортис», что значит: За Императора даже за гранью смерти. Возможно, проклятые легионеры следуют этому пути. Возможно, однажды я узнаю правду. Боевого брата, решившего служить вечно Богу-Императору, может поджидать и более худшая судьба.

Из «Воззвания к проклятию»

Речь магистра Ордена Сдирателей, Захарии Керша.

К.З. Данн
Корабль проклятых

Аджента осмотрела часовню, встречаясь взглядом с десятками пристально смотревших на нее пар глаз. Немытая толпа, облаченная в грязные лохмотья, хранила молчание. Никто не двигался, самозабвенно внимая женщине в ржаво-красной рясе, обращавшейся к ним с кафедры проповедника. Сняв очки, Аджента аккуратно протерла стёклышки, стараясь не повредить и так треснувшую левую линзу. Затем сестра вновь водрузила пенсне на привычное место у самой переносицы и откашлялась.

— Кто-нибудь? — она продолжала оглядывать помещение. — Ну, кто угодно?

Но большинство детей, на которых падал взгляд Адженты, тут же отводили глаза, предпочитая уставиться в пол или на проржавевший потолок импровизированной схолы. Другие прикладывали пальцы к поджатым губам, изображая глубокую задумчивость, а некоторые даже и не пытались притворяться, дерзко грызя ногти или зевая от скуки.

— Никто из вас не может назвать мне дату праздника Вознесения Императора? — Аджена нарочито гневно всплеснула руками, подняв раскрытые ладони. Тяжелая ткань рукавов тихо шуршала, дрожа от вибраций, создаваемых субварповыми двигателями корабля. Так и не добившись ответа, сестра-диалогус сменила тактику.

— Силия, твой родной мир так далек от света Императора, что вы пренебрегали долгом ежегодного почитания жертвы, принесенной Им во благо всего человечества?

На лице девочки, к которой обратилась Аджента, появилось выражение маленькой мышки, угодившей в луч прожектора. Нездорово бледные щеки Силии, долгие годы не видевшей солнечного света, начали краснеть, становясь светло-багровыми.

— Не удивительно, что твоя семья стремилась попасть на паломнический корабль. Возможно, увидев несколько святых чудес Империума, монументов и целых планет, возведенных и заселенных в Его честь, ты сумеешь, по возвращении домой, просветить своих сородичей-язычников.

Аджента понимала, насколько лживы её слова. Паломнические корабли, медленно идущие по субварповым маршрутам Галактики, очень редко совершали обратные рейсы. Даже суда, успешно избежавшие нападений пиратов, ксеносов и иных хищников бездны, сумевшие уцелеть и замкнуть круг путешествия, оказывались в месте отправления через века, а то и тысячелетия после старта. Оставив в покое разревевшуюся Силию, сестра уставилась на другую ученицу, стройную девочку с волосами цвета воронового крыла. Та нервно сглотнула, поняв, что настала её очередь встретить вопросы Адженты лицом к лицу.

— Эфраэль, ты отмечала на борту «Вестника благочестия», по меньшей мере, тринадцать Вознесений Императора. Уж ты-то должна вспомнить дату празднования?

Девочка смотрела на Адженту огромными тёмными глазами. Пустотница, одна из многих детей, вступивших в жизнь на борту корабля, Эфраэль никогда не ступала на поверхность ни одной планеты или спутника. Её глаза, не знавшие естественного освещения, привычные к искусственным сумеркам жилых палуб, увеличились, чтобы впитывать мельчайшие частицы доступного света. Радужные оболочки Эфраэль превратились в тонкие колечки синевы, но в остальном девочка выглядела, как совершенно обычный человек, в отличие от пустотников третьего или четвертого поколения, у которых даже белки глаз исчезали, наливаясь чернильной тьмой. Те из них, кого при рождении не убили испуганные родители, и кому удавалось пережить детские годы, часто впоследствии скрывались в недрах корабля, выбирая жизнь в обществе таких же изгоев.

— Я не знаю, моя госпожа, — ответила Эфраэль, кусая и так изжеванные губы.

Сестра тепло улыбнулась девочке.

— Спасибо за твою честность, дитя.

Впрочем, улыбка Адженты тут же пропала и она, прищурившись, осмотрела класс поверх треснувших очков.

— Но сколько раз я уже вам всем говорила — обращайтесь ко мне «сестра», а не «моя госпожа»?

Прошло уже больше года с тех пор, как Аджента поднялась на борт «Вестника благочестия», но благоговейный страх спутников перед одной из Адепта Сороритас, пусть даже принадлежащей к скромному ордену-диалогус, ещё не прошел. С того момента, как капитан Кейфманн с радостью согласился доставить сестру до ближайшего мира с достаточно крупным космопортом, все окружающие относились к ней по-особому, весьма почтительно. Капитан предлагал Адженте выбрать любую из офицерских кают, даже готов был, если она пожелает, отдать свою собственную. Однако же, сестра с негодованием отвергла подобные идеи и решила провести путешествие в скромной каморке священника, пристроенной к главной часовне «Вестника».

Несмотря на то, что проповедник Экклезиархии несколько десятилетий назад скончался от какой-то непонятной заразы, пронесшейся по палубам, молельня поддерживалась в лучшем состоянии, чем прочие помещения стареющего корабля. Миряне из числа пассажиров направляли прихожан в ежедневных богослужениях, а немногие обитатели судна, обладавшие начатками образования, использовали часовню для обучения детей паломников тем малостям, что знали сами. Хотя Аджента до возвращения в обитель ордена Расколотого Шифра и не могла приносить пользу Императору в том, к чему её готовили, это не значило, что сестра вообще должна оставить служение Ему. Так и получилось, что она взяла на себя обязанности проповедника и учителя уже через несколько часов после того, как поднялась на борт.

Возникли, правда, некоторые затруднения.

Для корабля, который мог с комфортом перевозить пять тысяч паломников — а перевозил, без всякого комфорта, втрое больше — часовня оказалось крохотной, способной вместить всего лишь несколько сотен прихожан. Когда Аджента впервые взошла на кафедру, то оказалось, что на молебне хотят присутствовать все обитатели корабля, включая экипаж. Последовали беспорядки, которые корабельному ополчению удалось утихомирить только через два дня, но к тому времени погибли около ста паломников. По сути, насилие прекратилось лишь после того, как сестра-диалогус выступила по корабельной вокс-сети с объявлением, что будет проводить каждый день несколько молебнов в разных частях «Вестника».

Даже уроки не обходились без инцидентов. Звучали обвинения, что некоторые родители силой вышвыривали семьи других паломников с жилых палуб, расположенных ближе всего к часовне, надеясь таким образом обеспечить своим детям попадание в класс Адженты. Несколько совершеннолетних мужчин и женщин пытались, скрывая свой возраст, оказаться в числе обучающихся чтению и письму. И вновь сестра сумела успокоить волнения, отыскав приемлемое решение — утром она несколько часов обучала самых маленьких, дети постарше являлись на уроки после полудня, а взрослые могли приходить на занятия в начале вечера, перед тем, как Аджента отправлялась в обход по кораблю, направляя паству в молитвах Императору.

Хотя сестра-диалогус находила обращенное на неё внимание и обожание несколько нервирующими, но она понимала причины такого отношения. Как все паломнические корабли, «Вестник благочестия» не мог совершать варп-переходы и медленно полз к Терре, делая нечастые остановки у миров-святынь и прочих мест поклонения. Путешествие от одной планеты до другой могло длиться десятилетиями, поэтому многие пассажиры никогда не испытывали пылкого восторга шагов по земле, на которую некогда ступал Император или лицезрения священной реликвии, которую Он когда-то держал в руках. Сестра, принадлежащая к ордену Сороритас — «Невеста Императора», как некоторые называли её — воспринималась паломниками как прямая тропинка к Золотому Трону и почиталась соответствующе.

Прекрасно понимавшая это Аджента, которой удавалось лечь в постель лишь ранним утром, всё равно каждый раз молила Императора о даровании лишней минутки сна.

Сойдя с кафедры и ступив на пол часовни, сестра пошла между рядами скамей, минуя безыскусную статую Императора. При взгляде на резную скульптуру создавалось впечатление, что её создал кто-то, узнавший о внешнем облике Повелителя Человечества от кого-то, которому также рассказал, как выглядел Император, какой-то несчастный, страдавший запущенной катарактой на обоих глазах. Ученики отворачивали головы и опускали очи долу, слыша, как стучат сапоги Адженты по металлическому полу. Наконец, сестра остановилась посередине класса, возле одного из рядов простых, ничем не украшенных скамей, склонившись над светловолосым пареньком. Тот старался не сопеть, утешаясь бесплодной надеждой, что, если он не обратит внимания на учительницу, та пройдет дальше.

— Константин Урфмайер, ты уж точно знаешь дату празднования Вознесения Императора?

Из того, что удалось разузнать Адженте, следовало, что этот мальчик — уже почти юноша — получил некоторое образование до того, как оказался на борту «Вестника», и, приходя на все послеобеденные занятия, умудрялся присутствовать на нескольких молебнах каждую ночь. Стремление паренька к знаниям и благочестию могло сравниться по силе лишь с его стеснительностью, мешавшей давать ответы на глазах одноклассников.

Адженте так и не удалось выяснить, знал ли Константин Урфмайер, когда отмечается Вознесение Императора, или — как она предполагала — мальчику было известно, что о точной дате празднества ходят споры между фракциями внутри самой Экклезиархии и других ветвей власти Империума. В тот момент, когда паренёк нашел в себе силы для ответа и даже приоткрыл рот, суматоха на передних скамьях часовни привлекла всеобщее внимание и заставила Константина умолкнуть.

— Это моё! Отдай назад! — кричал какой-то малыш. Над ним нависал куда более крупный парень, держащий в руке нечто напоминающее чёрный мячик, слишком высоко, чтобы младший мог дотянуться.

— А не то что, Долган? Настучишь на меня своей вонючей мамке-беженке? — с презрением фыркнул старший мальчик.

— Сядьте оба на свои места, немедленно! — Аджента целеустремленно зашагала обратно по проходу, направляясь к ссорящимся ученикам. Понятное дело, когда столь много людей с совершенно разным прошлым оказываются стиснутыми в ограниченном пространстве, они начинают разбиваться на группы. Паломники, как взрослые, так и дети, не были исключением из правил. Чаще всего деление шло по родным мирам, но даже обитатели одной планеты могли расколоться на более тесные компании по принципу общего региона, расы или ответвления Имперского Кредо. Младший мальчик, Долган, принадлежал к одной из самых маленьких групп, позже всех появившейся на борту «Вестника». Несмотря на то, что малыш посещал класс уже несколько месяцев, он редко говорил с кем-то не из своих сородичей.

Оба драчуна проигнорировали окрик Адженты.

— Немедленно верни, Стеван. Оно моё. Космодесантник уронил его, а я подобрал, — выпалил разом Долган и уже занес руку для удара, но тут третий мальчик, на несколько лет старше и на голову выше, соскочил со скамьи и удержал его.

— Тише, — прошипел парень с такой же копной русых волос, как у малыша. Как и Долган, цветом кожи он напоминал альбиноса, — Мы не должны ничего рассказывать.

Аджента застыла, как вкопанная. Долган и другой мальчик, Юркан, оказались в числе пассажиров «Вестника благочестия» совсем иным способом, чем почти все остальные паломники. Они не сели на корабль во время остановки возле одного из миров-святынь или очередного пополнения запасов на маршруте, тянущемся в бесконечность. Эти двое ребят, вместе с примерно пятью десятками других беженцев, дрейфовали в глубоком космосе на борту транспортного челнока, передававшего слабый сигнал бедствия. Им повезло — на зов о помощи откликнулся капитан Кейфманн.

Поскольку никто из спасенных не говорил на низком готике, сестру-диалогус попросили выступить в качестве переводчика, но и Адженте мало что удалось узнать. Беженцы утверждали, что Сертис, их родной мир, был разорён врагом — не столь редкое явление для сектора Драконис — и выжить удалось только им. На последовавшие настойчивые вопросы о том, как именно они спаслись, ответов не последовало.

За месяцы, прошедшие с тех пор, немногочисленные дети, оказавшиеся в числе беженцев с Сертиса, посещали уроки каждый день и делали явные успехи в изучении низкого готика, но взрослые явно не собирались смешиваться с другими пассажирами или находить с ними общий язык. О том, как им удалось спастись, никто так и не сказал ни слова, но сейчас Долган упомянул космических десантников. Неужели им пришел на помощь кастелян Калеб и его Чёрные Храмовники? Прошло чуть больше года с тех пор, как они высадили Адженту на мире-святыне Поминовение Штерн, и, скорее всего, воины до сих пор оставались в пределах сектора. Но, если сертисцев спасли Чёрные Храмовники, почему выжившие это скрывают?

— И всё ты врешь, вонючий лжец-беженец, — издевался Стеван. — Никогда ты не видел космодесантника, и эта штука у тебя не от него. Это талисман, который нужен тебе и твоей мамке-еретичке для колдовства!

— А ну, хватит! — рявкнула Аджента с такой силой, что заставила замолчать не только насмешника, но и почти две сотни других ребят в часовне, зашептавшихся об истинном назначении чёрного шарика. Прошагав к скамье, возле которой двое ребят-сертисцев стояли лицом к лицу с куда более крепким Стеваном, сестра встала между враждующими сторонами.

— Не следует разбрасываться пустыми обвинениями в ереси, особенно в доме Императора. Я понятно выражаюсь, молодой человек?

Опустив подбородок на грудь, Стеван уставился в пол.

— Да, моя госпожа… то есть, сестра. Да, сестра.

— Дай-ка сюда, — Аджента без лишней вежливости отняла у него шарик. Увидев это, Долган вновь хотел запротестовать, но Юркан опять удержал своего друга.

Сестра-диалогус покрутила вещицу в руках, любуясь гладкой поверхностью, покрытой изящными замысловатыми узорами, которые казались нарисованными или напечатанными, а не вырезанными на ней. Судя по холоду на коже, шарик состоял из какого-то металла, но при этом казался лёгким. Однако же, когда Аджента постучала по нему отросшим ногтём, донесся звук, издаваемый цельным, а не полым предметом.

— Откуда он у тебя на самом деле, Долган? — мягко спросила сестра. Мальчик уже через слишком многое прошёл в своей недолгой жизни — как удалось понять Адженте, его отец погиб во время бегства с Сертиса — и запугивание вряд ли дало бы положительный результат.

Долган, из которого водопадом лились слёзы, поднял глаза на сестру в оранжевой рясе.

— Я правду говорю. Космодесантник в чёрной броне его уронил.

Когда сестра собиралась разузнать побольше об этом воине Астартес, распахнулись огромные деревянные двери часовни. Грохот, с которым створки ударились о металлическую переборку, заставил всех в классе обернуться к вошедшим — трём одетым в форму мужчинам, на бедре каждого из которых висела кобура с автопистолетом. Аджента знала их по ночным молебнам, проводимым ею для экипажа — Асвальд, Ворчек и Буквальд, все из корабельного ополчения. Последний из них, старший по званию, подошел к сестре, двое других остались у дверей.

— Прошу прощения за вторжение, моя госпожа, — начал Буквальд, снимая кепи и слегка кланяясь Адженте, опустившей металлическую сферу в один из карманов рясы. — Капитан просит вас немедленно прибыть на мостик.

— Он сказал, для чего именно, ополченец Буквальд?

Нервно оглядев детей, сидящих в комнате, боец вновь посмотрел на сестру-диалогус, и его глаза сказали больше, чем последовавшие слова.

— Я бы предпочел не говорить здесь, моя госпожа.

— Что ж, Буквальд, следую за вами.

На прощание Аджента обернулась к трем мальчикам, помешавшим проведению урока.

— С вами я завтра разберусь. Класс свободен, — объявила она, и, поправив съехавшие в очередной раз очки, вышла из часовни вслед за тремя ополченцами.

— И с того момента, как вы первый раз приняли сигнал, все время повторяется одно и то же сообщение? — спросила Аджента, склонившаяся над кое-как скомпонованной вокс-системой. Наружу торчали печатные платы, оголенные провода потрескивали искрами разрядов, а древнее устройство продолжало раз за разом воспроизводить неотчётливые слова, изредка прерываемые звоном корабельного колокола.

— Совершенно никаких изменений, моя госпожа, — раздался грубый, сухой голос капитана Кейфманна. — Какой-то мужчина непрерывно произносит одни и те же слова, а потом звучит этот адский колокол.

Капитан приближался к столетнему рубежу, и каждый прожитый год оставлял морщины и складки на лице старика. Большую часть жизни он командовал «Вестником благочестия» — двенадцатый представитель династии Кейфманнов, управлявшей паломническим кораблем.

— Я не могу разобрать, что именно он говорит, можно как-нибудь усилить сигнал? — попросила Аджента, почти прижимаясь к потускневшей латунной решетке динамика. Сестра внезапно испытала дежавю, нахлынули воспоминания о том, как она стояла на мостике корабля Чёрных Храмовников и слушала похожее, истерзанное помехами вокс-послание.

Ей ответил намного более молодой обитатель мостика — Бринла, один из очень, очень многих внуков Кейфманна.

— Мне очень жаль, моя госпожа, но вокс дальнего действия на последнем издыхании. Вообще удивительно, что мы хоть что-то принимаем, — оба представителя династии явно ломали головы над сигналом, при этом Бринла держал капитана за локоть, помогая слабому дедушке держаться на ногах.

В ответ Аджента лишь слабо улыбнулась. «Вестник благочестия» ходил по субварповым паломническим маршрутам Империума уже тысячи лет, и, хотя его конструкция оставалась столь же крепкой, как и в день спуска со стапелей давно забытой орбитальной верфи, корабельные системы — те из них, что ещё работали — держались на клейкой ленте и вере в лучшее.

— Сигнал передается на аварийной частоте?

Бринла взглянул на дедушку. Тот посмотрел на внука с таким же потрясенным выражением лица.

— Я… я не знаю, моя госпожа.

За прошедшие столетия пришли в упадок не только электронные устройства и сенсоры «Вестника», но и знания членов экипажа о системах собственного корабля. Жизненно важные системы, такие, как двигатели или воздушные и водяные фильтры, поддерживались в рабочем состоянии тем же способом, как передавалось управление на капитанском мостике. Знания хранились внутри династии, переходя от отца к сыну, от матери к дочери, поэтому космолёт, если понадобится, мог целую вечность странствовать среди звёзд. Менее критические системы, вроде вокса или отопления, не получали необходимого обслуживания в течение многих лет, лишь любители-энтузиасты пытались как-то ремонтировать их в отсутствие квалифицированных специалистов.

— Как вы думаете, что это? — спросил капитан, освобождаясь от поддержки Бринлы и придвигаясь к Адженте.

— Не знаю точно, — ответила сестра, по-прежнему прижимая ухо к динамику. — Не могу разобрать слова, но явно слышу крайнее напряжение в голосе. Передается это сообщение на аварийной частоте или нет, но звучит так, словно кто-то был в беде.

— Был? — воскликнул Кейфманн.

— Именно. Сообщение может передаваться уже целые десятилетия, даже столетия. Вы же не собираетесь…

Одной рукой старик держался за панель вокс-системы, сохраняя равновесие, но другой задумчиво поглаживал подбородок.

— О, — только и сказала Аджента, — вы собираетесь.

Кейфманн, добрая душа, относился к редкой породе оптимистов в жестокой, неумолимой вселенной. Старый капитан добровольно посвятил себя службе Императору, перевозке праведников меж звезд во имя Его, зная, что не получит никакой награды в течение своей жизни. Величайшая надежда Кейфманна состояла в том, что однажды, очень много лет спустя, «Вестник», наконец, достигнет Терры и его потомки увидят Императорский Дворец, Город Просителей и прочие места из церковных текстов и священных писаний. Разумеется, если до этого человеколюбие капитана не выльется в то, что ему и всем остальным на борту перережут глотки.

Тут Аджента вновь испытала пугающее дежавю, припомнив на этот раз события шестимесячной давности, когда «Вестник благочестия» перехватил похожее послание.

— Вспоминаю вот ваши предостережения перед тем, как мы подобрали беженцев с Сертиса. Собираетесь вновь предупреждать меня, юная госпожа? — спросил Кейфманн, и искорки в глазах капитана совсем не соответствовали его преклонным годам.

Аджента вздохнула. Она действительно в прошлый раз предостерегала Кейфманна от смены курса и ответа на зов о помощи, указывая на вероятность того, что сигнал слишком древний или, хуже того, является приманкой пиратов-ксеносов. К счастью всех пассажиров «Вестника» и выживших сертисцев, её страхи оказались беспочвенными.

— В прошлый раз нам повезло, но закон средних чисел…

— Единственный закон, который важен для меня — это закон Бога-Императора Человечества, — прервал её Кейфманн, хотя и без грубости. — Если его верноподданные затерялись меж звёзд, то я обязан прийти им на помощь.

Сестра-диалогус провела всю жизнь за изучением не только устной речи и письменности множества языков, человеческих и чуждых. В её образование входили основные положения Имперского Кредо и Священного Писания Императора, но Аджента не могла вспомнить ни единой строчки, согласно которой вера, делимая сестрой с капитаном, проповедовала бы сострадание. Однако же, посмотрев в лицо Кейфманна, она просто не смогла сказать ему об этом.

— Когда мы окажемся к тому кораблю достаточно близко, чтобы начать высадку?

Отправившись на противоположную сторону мостика, Бринла проконсультировался с экраном ауспика.

— Через пять часов, — он несколько раз стукнул по прибору кулаком. — Может, шесть.

— Тогда у меня хотя бы есть немного времени, чтобы расшифровать послание и определить, насколько безрассудно наше поведение, — засунув руку в один из многочисленных карманов рясы, Аджента извлекла тонкую палочку угольного карандаша. — Найдется что-нибудь, на чём можно писать?

Раздался отталкивающий звук рвущегося пергамента.

— Вот, пожалуйста, — произнес услужливый женский голос за спиной сестры.

Когда «Вестник» странствовал среди звёзд, на мостике присутствовал лишь минимально необходимый экипаж, на маловероятный случай приёма вокс-передачи или появления отражённого сигнала на ауспике. На несколько часов, в течение которых корабль будет предпринимать сложные маневры, стыкуясь с судном, транслирующим загадочное сообщение, свои посты займет всё семейство Кейфманнов. Сейчас же на мостике находились только патриарх, Бринла и его двоюродная сестра Катилина, стоявшая перед развернувшейся к ней сестрой-диалогус. В одной руке женщина держала потрёпанный том в переплёте, а другой протягивала Адженте вырванную оттуда страницу.

— Прошу, дитя, прояви немного уважения, — несмотря на то, что Катилина была старшей из двоих, сестра всё равно обращалась к той, как к ребёнку. Не только потому, что Аджента постоянно называла так своих учеников, но и по старой привычке, тянущейся ещё со времен жизни в обители ордена. — Так не обращаются с книгами.

Смутившись, Катилина осторожно вернула том — судя по обложке, какое-то руководство — обратно в маленькую пыльную нишу, где тот стоял, кажется, с первых дней существования корабля. Затем женщина, прихватив протёртый рукав, почти с благоговением смахнула с пострадавшей книги и её соседок частички отмершей кожи переплётов и прах веков, целыми слоями скопившийся в углублении.

Морщинки недовольства на лице Адженты разгладились. Вновь склонившись над динамиком вокса, так низко, как только могла, сестра аккуратно записала транскрипцию сообщения, тщательно воспроизводя каждый произносимый слог на безупречном высоком готике.

Оставив Кейфманна и его потомство, занявшихся сбором остальных членов клана и подготовкой к процедуре стыковки, она покинула мостик и вернулась в часовню.

Аджента с досадой захлопнула очередную книгу, и отзвуки удара разнеслись по непривычно пустому помещению. В этот час корабельного суточного цикла часовня обычно заполнялась прихожанами, ведомыми Невестой Императора в молитвах и религиозных обрядах. Однако же, сегодня сестра в одиночестве стояла за кафедрой, погружённая в книги из небольшой коллекции, которую начала собирать с тех пор, как, во исполнение давнего договора между её орденом-диалогус и Чёрными Храмовниками, оказалась приписанной к «Неотвратимому возмездию».

Кастелян Калеб подарил ей том из обширной библиотеки ударного крейсера, но, хотя это и было в равной степени редкое и трогательное произведение — «Туманное отражение» Гидеона Рейвенора — оно никак не могло помочь сестре в расшифровке странных слов, записанных ею на полях вырванной страницы.

За время, проведённое на Поминовении Штерн, коллекция Адженты выросла, но, приобретая даже самые интересные и желанные книги, она каждый раз чувствовала угрызения совести. Подрабатывая в качестве писца, сестра поклялась сохранять все вырученные деньги на оплату обратного путешествия в орден, тратясь только на пищу и воду. Но как-то так получалось, что каждый раз, когда Аджента бродила по одному из многочисленных рынков, усыпавших лабиринты улочек планетарной столицы, ей попадался какой-нибудь торговец, предлагавший только что оказавшееся у него произведение. Скорее всего, книги они покупали у паломников, пытавшихся наскрести на продолжение святого странствия. Так или иначе, пусть даже каждая приобретенная книга отдаляла час воссоединения с сестрами, Аджента считала, что сокровищница знаний, которую она привезет с собой, более чем стоит того.

Подобрав с пола великолепный фолиант в кожаном переплёте, сестра-диалогус водрузила его на кафедру. За последние несколько часов Аджена постоянно возвращалась к этой книге, но, если в ней и хранился ключ к пониманию перехваченного сообщения, отыскать его пока не удавалось. Хотя автор «Наречий сектора Драконис», первой книги, приобретенной сестрой во время вынужденного пребывания на мире-святыне, предпочел сохранить анонимность, он (или она) провел замечательную работу по изучению зачастую в корне отличных друг от друга диалектов с почти тысячи населенных миров.

За полгода сидения на мели в столице Поминовения Штерн Аджента выучила четырнадцать языков, три из которых не имели совершенно никакой связи с теми, что она знала раньше. К сожалению, все они, как и двести девять наречий, изученных сестрой в Схоле Прогениум и, после того, в ордене Расколотого Шифра, оказались сейчас совершенно бесполезными. Казалось, что язык, на котором велась трансляция, совершенно новый — или, как с самого начала подозревала Аджента, невероятно древний, мёртвый и позабытый уже в ту эпоху, когда «Вестник благочестия» впервые отправился в межзвёздное плавание.

Облизывая подушечки пальцев, сестра быстро листала пожелтевшие страницы, пробегая глазами названия глав и разделов на тот маловероятный случай, если что-то пропустила до этого. Остановилась Аджента только на одном из приложений, рассматривающем возможные связи между наречиями пограничных миров сектора Драконис и определенными языками ксеносов. Сам факт обладания подобной книгой мог навлечь на неё тяжелую кару со стороны более воинственных сестёр ордена, возможно даже, отлучение или смерть. Тем не менее, прошептав подходящую литанию для защиты бессмертной души, Аджента быстро пробежала опасные страницы. Одно отдельное слово привлекло внимание сестры. Оно не точно совпадало с теми, что встречались в сообщении, но конкретный слог в нём как будто имел общие корни с другим словом, встреченным в совершенно иной книге. Подняв вырванную страницу с транскрипцией передачи, Аджента положила её, как закладку, в «Наречия сектора Драконис».

Уже собравшись нагнуться за другой книгой, сестра вдруг вновь обратила внимание на кусок пергамента, но в этот раз её привлекли не собственноручно написанные слова, а те, что были напечатаны там изначально.

Вот в чём дело. Она искала не там, где нужно. Все они пытались разобрать не ту часть сообщения.

Засунув страницу в один из многочисленных карманов рясы, Аджента бросилась обратно.

Глухой стук двух аккуратно соприкоснувшихся космолётов разнесся по корпусу «Вестника благочестия». В этот же миг пара десятков членов экипажа, все с похожими чертами лица и цветом волос, повернулись к ворвавшейся на мостик сестре-диалогус, облаченной в оранжевую рясу. В течение нескольких секунд та пыталась отдышаться, наклонившись вперед и опираясь руками на бедра. Наконец, Аджента откинула с лица пряди взмокших от пота тёмно-рыжих волос и поправила очки.

— Катилина, книгу, — произнесла сестра, по-прежнему тяжело дыша. Хотя подготовка Адепта Сороритас выводила женщин на пик физической формы, пробежка по почти тридцати палубам «Вестника» не прошла даром. Достав из кармана страницу, Аджента держала её в протянутой руке. — Мне нужна книга, из которой ты это вырвала.

Растолкав нескольких братьев, сестер и более дальних родственников, Катилина добралась до ниши. Достав том, она вновь натянула рукав на ладонь и обтерла пыль с обложки, прежде чем передать книгу Адженте.

— Стыковка завершена, капитан, — доложил один из членов экипажа, почти близнец Бринлы, за исключением более светлых волос и тёмных глаз. — Ополченцы уже прорезают корпус.

— Остановите их! — крикнула Аджента, отчаянно листавшая заплесневелый том. Страницы сминались под её пальцами, но сестра, казалось, не замечала этого и уже не переживала за книгу.

— Что такое? Что вы обнаружили? — спросил явно обеспокоенный Кейфманн.

Найдя нужную страницу, Аджента так сильно распахнула книгу, что корешок переплёта треснул с сухим хрустом.

— Мы обращали внимание не на ту часть передачи. Слова не важны — вернее, были бы важны, если бы мы понимали их значение — дело в колоколе. Его звон сообщал всё, что нам следовало знать.

Сестра передала том престарелому капитану, который с трудом удержал его в хрупких руках. Бринла, немедленно пришедший на помощь дедушке, приподнял книгу так, что Аджента увидела на корешке золотое тиснение «Позывные коды линейного флота Дракониса», а под ним точно так же напечатанные символы «М33». Глаза старика расширились от осознания случившегося, в горле у него пересохло, а кожа, и так почти обесцвеченная временем, быстро бледнела.

— Установить вокс-связь с Буквальдом, — произнес Кейфманн трескучим голосом. Загудев, пробудились вокс-рупоры, тихий шорох статических помех примешивался к писку приборов и жужжанию когитаторов. Через несколько секунд донесся искажённый ответ на вызовы с мостика.

— Мы почти пробились, капитан, — сообщил Буквальд явно радостным тоном. — И вы были правы, сэр, внутри живые люди. Слышно, как они подходят к воздушным шлюзам.

И тут Кейфманн посмотрел на Адженту с таким ужасным выражением лица, что сестра не смогла бы забыть его до конца своих дней. В одно мгновение все надежды на лучшее, весь оптимизм, вся вера капитана вытекли из него, словно душа старика превратилась в открытую рану.

— Они не живые, Буквальд. Они мертвые. Все они мертвые, — слова Кейфманна утонули в скрежете вскрываемого металла, донесшегося по вокс-каналу.

— Прошу повторить, капитан. Пропустил последнее сообщение.

— Это чума, Буквальд. Чума неверия.

Выпустив дедушку, Бринла в ужасе закрыл лицо руками, и лишенный поддержки Кейфман упал на колени. Следующие слова капитана прозвучали уже в ответ на искажённые вопли, доносящиеся из вокс-рупоров.

— Там чумные зомби, Буквальд. Забытые Троном чумные зомби.

Аварийное освещение относилось к числу все ещё действующих бортовых систем древнего корабля, но, лишенный сопровождения давным-давно неисправных сирен, багровый свет ламп придавал проржавевшим коридорам «Вестника» странный сюрреалистичный оттенок. Вой сигналов тревоги заменяли крики паломников, гигантским приливом тел устремлявшихся к безопасной гавани верхних палуб. Озаренная мигавшим багрянцем, Аджента разрезала собой человеческую волну, направляясь к совершенно иному убежищу.

Заметив в толпе Силию и её младшую сестру Дотту, сестра-диалогус неожиданно твердой рукой, крепкие мускулы которой скрывала ряса, схватила старшую девочку за плечо. Та испуганно обернулась, привлекая малышку к себе.

— Часовня. Мы пробираемся к часовне, там будем в безопасности, — произнесла Аджента, в голосе которой звучало воплощённое спокойствие, резко контрастирующее с бушующей вокруг паникой.

Старшая девочка с тревогой посмотрела на неё, а в это время их отец, не заметивший, что дети остались позади, исчез в людской толчее за поворотом коридора, даже не обернувшись.

— Это единственное подходящее место для малышей, Силия, — Аджента посмотрела на Дотту, личико которой перепачкали высохшие слёзы. Силия ничего не ответила, за неё всё сказали умоляющие глаза младшей сестры.

Заняв позицию в хвосте группы из двадцати или около того уже собранных ею ребят, Невеста Императора повела Его детей к святому убежищу.

К тому моменту, как они добрались до нижних палуб, Адженте удалось отыскать в толпе почти полсотни мальчиков и девочек. Большую часть из них сестра-диалогус выдернула из людского потока, но некоторых передали на её попечение отчаявшиеся родители, сообразившие, что замыслила учительница. Самые маленькие держались за руки более взрослых братьев и сестёр или цеплялись за рясу Адженты. Некоторые из старших учеников, лучше понимавшие всю серьёзность ситуации — в том числе Стеван, Константин и Эфраэль — образовали защитное кольцо вокруг малышей, крепко держа, словно дубинки, сломанные ножки столов и ржавые куски переборок.

Ни одного паломника на этой палубе уже не осталось, все бежали наверх, только услышав о вторжении чумных зомби. Слухи о нём мгновенно распространились по жилым уровням, сами напоминая эпидемию. К счастью, до сих пор Адженте и детям не встречались признаки присутствия разлагающихся захватчиков, и, если бы не свежие воспоминания о воплях умирающих на другом конце вокс-канала, сестра могла бы посчитать всю историю каким-то розыгрышем.

Вскоре положение изменилось.

Первой войдя в коридор, ведущий прямо в часовню, Аджента застыла и развела руки в стороны, останавливая поспевавших за нею ребят.

— Стойте смирно, — тихо произнесла она.

Дети замерли у начала коридора, а сестра-диалогус осторожно направилась в сторону тела, неподвижно лежащего на полу в пятнадцати метрах от них и освещенного мерцающим светом красных ламп. Как только Аджента подошла ближе, звук её шагов по палубе сменился хлюпаньем, и, посмотрев вниз, она поняла, что вступила в лужу крови. Приблизившись к лежащему лицом вниз трупу — логически рассуждая, никто не мог выжить после такой кровопотери — сестра перевернула его резким пинком перепачканного сапога.

Аджента могла по праву гордиться тем, что за время, проведенное на борту «Вестника благочестия», запомнила, если не имена, то, по крайней мере, лица всех шестнадцати тысяч паломников, теснившихся на жилых палубах. Но, если сестра и знала несчастного при жизни, то сейчас никак не могла определить, кто же он такой. Обрывки мундира прилипли к ободранным мышцам ополченца, из рваных ран в теле вываливались объеденные внутренние органы, одна рука отсутствовала полностью, а лицо, по его виду, драли или грызли до тех пор, пока не остались только мышцы, обнажившиеся скуловые кости и челюсти.

Тем временем любопытство взяло верх над детьми, и Аджента услышала, как они крадутся по коридору, стремясь увидеть, что же нашла учительница.

— Я же вам говорила стоять смирно, — строго прошипела она через плечо.

Ребятишки, за время учёбы приучившиеся к простому правилу — повинуйся сестре-диалогус или будешь наказан — немедленно отступили.

Вновь занявшись изучением тела ополченца, Аджента обнаружила, что мертвец до сих пор сжимает в оставшейся руке автопистолет. Разжав окостеневшие пальцы, сестра извлекла оружие и оценивающе покачала на ладонях.

В Империуме существовало расхожее заблуждение относительно сестёр Адепта Сороритас, не относящихся к орденам-милитант, заключавшееся в том, что они, якобы, не проходят боевой подготовки, а всего лишь лечат недужных или переводят заумные книги и рукописи. В этом имелась доля правды, и только та часть сестринства, что носила силовую броню, целенаправленно упражнялась для грядущих сражений, посвящая жизнь изучению воинского искусства. Однако же, многих врагов Императора сгубила уверенность в том, что сестры-диалогус или госпитальеры не имеют склонности или права противиться злу насилием.

Прошло много лет с тех пор, как Адженте в последний раз приходилось стрелять по врагу, но навыки, приобретенные за первые годы пребывания в обители, немедленно взяли своё, и к ним присоединилась сенсорная память, взбудораженная оружием в руке. По длине ствола сестра определила, что дальность действительного огня автопистолета составляет не более двухсот метров, чего вполне достаточно для боя в коридорах «Вестника». Размер магазина сообщил ей, что в нём может содержаться двенадцать зарядов, а вес — что осталось только три. Температура оружия, с поправкой на холодный воздух корабля, заставляла предположить, что из него стреляли менее часа назад. Обхватив рукоятку автопистолета, Аджента поднялась на ноги, держа палец возле спускового крючка на тот случай, если убийцы ополченца по-прежнему бродят неподалеку.

Пронесшийся по коридору шум сообщил сестре-диалогус о присутствии чумных зомби за мгновения до того, как их гнилые тела стали различимы в алом сиянии аварийного освещения. Оторвавшись от пожирания другой несчастной жертвы, семь нечестивых тварей вперились в Адженту мертвецкими взглядами и заковыляли к ней. Из-за спины сестры донесся сдавленный шум паники, поднимавшейся среди детей.

— Смелее, дети, — произнесла Аджента, недрогнувшей рукой поднимая пистолет и прицеливаясь вдоль ствола через целое стеклышко очков. — Император защищает.

Звук её первого выстрела болезненно громко прозвучал в тесном пространстве корабельного коридора, заставив нескольких детей вскрикнуть и разреветься. Заряд попал в цель, и передовой чумной зомби — истощённое существо, почти скелет — рухнул на палубу с аккуратной дырой в иссохшем лбу.

Ещё не смолкли отзвуки первого выстрела и детских воплей, а сестра, услышав, как скользнула в ствол вторая пуля, вновь нажала на спусковой крючок. На этот раз Аджента одним попаданием свалила двух чудовищ — заряд, пройдя через гнилой череп одного, остановился лишь в столь же изъеденной голове другого.

В ушах у сестры-диалогус звенело, но она спокойно дождалась, пока последняя пуля не окажется в стволе, и поправила прицел. Оторопь узнавания на краткий миг удержала руку Адженты, увидевшей на мушке Иллию Ворчека, лицо которого, обычно весёлое и жизнерадостное, теперь превратилось в злобную маску. Сестра выстрелила вновь, и черты мертвого ополченца словно обвисли, когда пуля превратила его висок в кровавую кашу.

Вновь перенеся руку, Аджента направила пистолет на одного из трёх остававшихся чумных зомби и нажала на спусковой крючок, ведомая надеждой, а не здравым смыслом. Но вместо звука выстрела раздался лишь металлический щелчок, магазин безнадежно опустел. Цепляясь за ничтожную возможность осечки, сестра попыталась выстрелить вновь, но результат оказался тем же.

Из-за грохота и собственной сосредоточенности Аджента не заметила, как несколько старших ребят приблизились к ней, и резко вздрогнула, увидев рядом Константина, Эфраэль и Стевана, по бокам которых стояли другие юноши и девушки.

— Император защищает, сестра, — произнесла Эфраэль, поднимая кусок металла, некогда бывший частью дверного проёма.

— Воистину так, — ответила Аджента, переворачивая пистолет в ладони, охватывая ствол и поднимая оружие над головой, словно дубинку. — Но иногда Он даёт нам то, чем мы сами можем себя защитить.

Чумной зомби, оказавшийся теперь во главе стаи, внезапно бросился вперед, встреченный криками младших ребят и шквалом ударов от вооруженных подростков. В свою очередь, Аджента с такой силой треснула чудовище рукояткой автопистолета, что оно рухнуло на одно колено с проломленным виском. Только сестра-диалогус примерилась для нового удара, как звуки лазерного огня заглушили крики детей и стоны зомби.

В одно мгновение головы всех трех чумных мертвецов взорвались, окатывая Адженту и её импровизированное ополчение фонтанами крови. Чудовища рухнули на палубу, дымок струился из ран на их телах, там, где лазерные лучи попали в цель. Новое движение в коридоре привлекло внимание сестры, и несколько тёмных силуэтов, появившись из бокового прохода, тут же скрылись в противоположном ответвлении туннеля. В руках каждый из незнакомцев держал оружие, судя по очертаниям — лазпистолеты.

Последний спаситель задержался посередине коридора, моргая огромными чёрными глазами, словно тусклое аварийное освещение казалось ему слишком ярким. Его обнаженный гибкий торс покрывали татуировки, упрощённо изображавшие имперского орла и прочие святые символы, и даже с такого расстояния Аджента смогла определить, что кожа незнакомца почти совершенно белая, как у альбиноса. Засунув оружие за кушак изодранных штанов, он сложил руки на груди в идеальном знамении аквилы. Убрав свой пистолет в карман рясы, сестра-диалогус повторила жест, и мужчина — хотя, чем дольше Аджента смотрела на него, тем больше убеждалась, что незнакомец не старше некоторых её учеников, — со спокойной улыбкой последовал за собратьями-пустотниками в боковой коридор.

— Быстро, — скомандовала сестра, — путь к часовне свободен.

Дети паломников последовали за ней, некоторые даже перешли на бег, стараясь поскорее оказаться в убежище за прочными деревянными дверями. Твердо убедившись, что все вверенные её попечению ребята зашли внутрь, сестра бросилась в часовню вслед за ними.

— Стеван, Констанин, идите сюда и помогите мне передвинуть статую, — приказала Аджента, обнимая образ Повелителя Человечества. На лицах ребят появилось выражение глубокого ужаса, словно сестра-диалогус вдруг попросила их перекрасить Золотой Трон в кислотно-зелёный цвет. — Мальчики, это просто скульптура. Император не сокрушит вас за то, что мы её немножко сместим.

С неохотой Стеван и Константин все же присоединились к Адженте, и вместе они подвинули статую по проржавевшей палубе, счищая тяжелым памятником многовековые слои коррозии с металла. К удивлению сестры, Долган подскочил к ним и помог толкать последние несколько метров, пока скульптура не оказалась у забаррикадированных теперь двойных дверей часовни. Ещё сильнее Адженту поразило то, что Стеван ласково взъерошил копну волос малыша в знак благодарности.

Защитив ребят от прямой угрозы, сестра позволила себе опуститься на одну из скамей и длинно, шумно выдохнуть, обдумывая происходящее. Опомнившись, Кейфманн немедленно приказал запечатать мостик и начать передачу сигнала бедствия. Не собираясь сидеть, сложа руки, пока снаружи погибают праведные, сестра выбежала наружу, планируя собрать так много паломников, сколько сможет, и отвести их в безопасную гавань часовни.

По счастью, к Адженте быстро вернулась способность мыслить разумно. Могут пройти месяцы, даже годы, прежде чем кто-то уловит сигнал бедствия, и это если системы аварийного оповещения «Вестника» вообще работают. Запереть в часовне сотни паломников на Император знает, сколько дней — столь же опасное для них решение, как и оставаться снаружи, пытаясь ускользнуть от чумных зомби. Если даже все сохранят хладнокровие и не начнут набрасываться друг на друга, те немногие припасы, что удастся пронести в святилище, быстро закончатся, и это при условии того, что корабельные системы очистки воды и воздуха не выйдут из строя. Ну, уж нет. Защитить всех на борту «Вестника благочестия» ей не по силам, да и вообще бессмысленно пытаться, но дети? Их Аджента спасет так много, сколько сможет.

Некоторые из младших ребят все ещё хныкали, и друзья или родные пытались, как могли, успокоить их, обнимая малышей или укутывая их покровами, лежащими на скамьях. Остальные старались найти себе какое-нибудь полезное занятие, чтобы отвлечься от ужасов, ждущих снаружи, и общей беспросветности положения. Аджента как раз собиралась присоединиться к их заботам, когда к ней подошли Констанин и Силия.

— Сестра, — начала девочка нетвёрдым голосом, — что это были за существа? Одно из них выглядело как ополченец, который приходил за вами.

Вздохнув, Аджента вновь опустилась на скамью. С того момента, как дети Империума входили в разум, им рассказывали истории об ужасах вселенной. О мутантах и еретиках, о чужаках и, уклончиво, о губительных силах, пытающихся завладеть их бессмертными душами. Ребят учили ненавидеть и презирать любое отклонение, полностью отвергать всё, что не сияло под благосклонными лучами света Императора. Собственные проповеди и нравоучения Адженты полнились предостережениями против врагов внутри и врагов снаружи, но даже в эти тёмные времена вероятность встретиться с одной из таких угроз оставалась отдалённой. К некоторым вещам, впрочем, сестра никак не могла подготовить своих учеников.

— Я могу рассказать то, что знаю, — начала Аджента. — Но моё знание основано на слухах и догадках, а также на том немногом, что удалось прочесть по этой теме во время обучения.

Другие дети начали собираться вокруг сестры, явно заинтригованные тем, что она собирается рассказать.

— О, это не для ваших ушей, малыши, — объявила Аджента, заметив, что Дотта и несколько других ребятишек уселись на стоявшую рядом скамью, словно птички на жёрдочку. Эфраэль тут же отвела детей в дальний угол часовни и уложила там, укутав потеплее, в надежде, что они уснут.

— Эти… создания, которых вы видели снаружи, страдают от заразной болезни, которую создала и распространяет одна тёмная и коварная сила.

Среди слушателей пронеслась волна поражённых вздохов. Некоторые закатали или принялись рассматривать ладони, отыскивая следы укусов, и тут Силия внезапно завизжала.

— У него кровь течёт! — крикнула девочка. — Одно из них укусило Стевана!

Ребята, оказавшиеся рядом с юношей, немедленно отступили, и Аджента отчётливо рассмотрела багряный след на его рукаве. Константин и Эфраэль потянулись к лежавшим у ног импровизированным дубинкам.

— Оно меня не кусало! — завопил перепуганный Стеван, закатывая рукав простого одеяния паломника. Под ним оказалась тонкая рана, скорее всего, след от когтей одного из мертвецов, с которыми ученики дрались до появления пустотников.

— Какая разница, — ответил Константин, занося ножку кресла и подбираясь к Стевану, царапина которого по-прежнему кровоточила. — Давайте убьем его, пока он не обратился, как тот ополченец!

Но, прежде чем Урфмайер сделал хоть пару шагов к цели, сильная рука Адженты схватила запястье паренька, впившись кончиками пальцев в сухожилия и заставив Константина с криком боли выронить оружие.

— Так ты, оказывается, всё это время молчал о том, что на самом деле не паломник, а магос-биологис, тайно посланный с Марса жить среди нас? — осведомилась сестра, не ослабляя хватку на руке мальчика.

Несмотря на боль, Константин выглядел озадаченным.

— Нет, сестра, — прошипел он через стиснутые зубы.

— Тогда почему ты рассуждаешь о том, как передается эта зараза? — спросила Аджента, только теперь разжимая пальцы и строго оглядывая остальных детей паломников, взявшихся за дубинки. Каждый из них немедленно сложил оружие, опасаясь силового вмешательства сестры.

— В моей комнате есть несколько старых бинтов, Стеван. Пожалуй, тебе стоит сходить туда и перевязать рану, пока я объясню твоим одноклассникам, почему ты не превратишься в чудовище и не начнешь пожирать их мозги.

На лице мальчика проступило явное облегчение, но некоторые ребята, не успокоенные услышанным, отодвигались от Стевана подальше, когда тот проходил мимо, направляясь в комнату Адженты. Сестра-диалогус жестом пригласила всех снова сесть.

— Зараза распространяется не как обычный вирус, она поражает своих жертв не физически, а духовно. Её называют «чума неверия», и только те, кому недостает истинной веры, могут поддаться болезни.

Ещё больше потрясённых вздохов.

— Не бойтесь, дети. Хотя зараза, скорее всего, уже в окружающем воздухе, мы не подвластны ей.

На этот раз прозвучали вздохи облегчения.

— Эт’ из-за уколов, к’торые нам делали перед п’садкой? — спросил щуплый паренёк, обхвативший колени руками, чтобы согреться в стылой часовне.

— Все не так просто, Иона, — ответила Аджента, тепло улыбаясь мальчику. — Нет, не прививки защищают нас от чумы, а несокрушимая вера в Императора. Лишь она оберегает тебя и всех остальных от превращения в одну из этих безумных тварей. Ополченец, пытавшийся причинить нам вред, верил недостаточно сильно и потому оказался во власти Тёмных Сил. Но наша с вами вера в бессмертного Бога-Императора предохраняет от подобной судьбы, и, до тех пор, пока она остается непоколебимой, ваши души сопротивляются разлагающему воздействию врага.

Оглядев восхищённые лица учеников, сестра все же заметила, что несколько ребят смотрят на неё с оттенком недоверия или тревоги.

— И, кроме того, — добавила Аджента, поворачиваясь к дверям часовни, — сам Император присматривает за нами.

Все сомнения мгновенно исчезли с лиц ребятишек, стоило им поднять глаза на статую, в общих чертах передающую облик номинального главы Империума.

— А теперь, дети, постарайтесь немного отдохнуть, — объявила сестра, поправляя сползшие очки.

Толпа вокруг Адженты рассосалась, ученики отправились на поиски одеял и свободных скамей. Поднявшись на ноги, сестра уже собиралась проследовать в свою комнатку за кафедрой, как вдруг резко остановилась, почувствовав на ноге нечто горячее. Решив, что она, как и Стеван, могла быть ранена во время схватки с чумными зомби, Аджента провела рукой по рясе, но не нашла ни следа крови. Вместо этого сестра-диалогус нащупала нечто твёрдое и теплое, и, зарывшись в складки одеяния, достала из кармана вещицу, изъятую у Долгана во время урока. Сейчас шарик слабо сиял оранжевым светом, испускаемым пульсирующими узорами на поверхности.

Несколько секунд Аджента, словно парализованная, смотрела на вещицу, пока, наконец, не стряхнула наваждение, помотав головой. Осмотрев часовню в поисках хозяина шарика, сестра так и не смогла отыскать Долгана, зато обнаружила его друга, Юркана. Мальчик стоял за кафедрой, собирая книги, разбросанные сестрой-диалогус во время поисков ключа к сообщению.

— Юркан, ты не видел сейчас Долгана? Он точно здесь, потому что помогал нам передвинуть статую к дверям, — Аджента направилась к кафедре по проходу между скамьями. Взъерошенный паренёк нервно посмотрел на неё и тут же продолжил наводить порядок, словно не слыша вопроса сестры.

— Юркан, я с тобой разговариваю. Где Долган?

— Пожалуйста, моя госпожа — то есть, сестра, я обещал ничего не выдавать, — ответил Юркан, щёки которого ярко запунцовели.

— Где он? — Аджента всегда старалась терпеливо разговаривать с детьми, вверенными её попечительству, но события последних часов, наложенные на хроническое недосыпание, почти вывели сестру из себя.

— Это всё его мама, — начал Юркан, глаза которого заблестели от наворачивавшихся слёз, отражая огоньки свечей. — Она не верит так сильно, как мы. В ней нет любви к Императору, оставившего её саму и весь народ на произвол судьбы, когда явились ксеносы-налетчики.

— Где. Сейчас. Долган? — спросила Аджента, яростным движением поправляя очки, сползшие на кончик носа.

— Ушёл искать маму, — ответил Юркан, начиная реветь.

В трубах, несущих по палубам «Вестника благочестия» очищенный воздух, восьмилетнему мальчику наверняка было более чем просторно. А вот сестра-диалогус двухметрового роста двигалась по ним медленно и с трудом.

Ползя на животе, Аджента пробралась мимо вентиляционных клапанов, выпускающих на палубы корабля отфильтрованный воздух. После вторжения чумных зомби атмосфера «Вестника» приобрела отвратительный тухлый запах, разносящийся по коридорам вместе с гортанными стонами ковыляющих орд. Оказавшись у конца вентиляционной трубы, снабжавшей воздухом всю палубу, сестра обнаружила, что та немного расширяется. Это позволило Адженте подняться на четвереньки, и, цепляясь руками и упираясь ногами, подняться на уровень выше.

Хотя Юркан и знал, что Долган сбежал из убежища в поисках матери, но не имел понятия, как именно малыш покинул часовню. Быстрый обыск помещения позволил найти открытую решётку вентиляционной шахты, через которую Аджента и последовала за сертисским ребенком-беженцем в тёмную трубу.

Сестра-диалогус понимала, что, если на сигнал бедствия «Вестника» не откликнутся достаточно быстро, то ей и детям придется рыскать по кораблю в поисках припасов, используя воздуховоды. Однако же, при этом Аджента не подозревала, что ей так быстро доведется залезть в тесный вентиляционный канал.

Забравшись наверх и вновь ложась на живот, сестра наконец поползла по воздуховоду палубы, на которой Долган жил со своей мамой. Шум, производимый чумными зомби, здесь звучал намного громче, а запах оказался настолько насыщенным, что Адженте пришлось натянуть на нос ткань рясы для защиты от вони. Хотя сестра-диалогус и знала, на какой палубе разместили сертисских беженцев, она понятия не имела, в каком именно общежитии их поселили, и потратила неприятно много времени на поиски выбитой вентиляционной решётки, через которую выбрался Долган.

Высунув голову из воздуховода, Аджента осмотрелась, отыскивая неживых захватчиков в рубиновом свете мигающих ламп. Глазам сестры предстал тянувшийся по коридору шлейф растерзанных, изуродованных тел. Чумные зомби, привлечённые живой, теплой плотью множества паломников, скученных в тесном пространстве, наводнили палубу, убивая и пожирая в своем неутолимом голоде всех, от детей до стариков, а потом отправились дальше. За несколько секунд Аджента опознала с десяток мертвых лиц, знакомых ей по молебнам и занятиям в классе.

Спрыгнув на палубу, сестра-диалогус оправила рясу, сбившуюся за время странствия по воздуховодам. Затем, поправив очки, Аджента похлопала по карману возле талии, и её рука вновь ощутила тепло шарика, сияние которого подсвечивало изнутри ткань над бедром.

Хотя ни один зомби не задержался в коридоре, где их орда перебила так много людей, сестра слышала, что твари по-прежнему где-то поблизости. Она осторожно пробиралась среди трупов, подобрав рясу так, чтобы подол не волочился по лужам крови, пока вдруг не остановилась возле тела одной из паломниц. Опустившись на колени возле убитой, Аджента осмотрела автопистолет, сжатый в окоченевшей руке, более грубую модель, чем оружие ополченца, по-прежнему лежавшее в кармане сестры-диалогус. Ствол пистолета оказался погнутым, несомненно, в тщетном бою с ожившей ордой. Мертвая женщина была одета в обычное платье паломницы, а не в мундир или полевую форму ополчения, поэтому Аджента предположила, что несчастная нашла оружие или контрабандой пронесла с собой при посадке на корабль. Сестра извлекла магазин, и, выщелкнув пару патронов, возблагодарила Императора за то, что они подошли по калибру к автопистолету. Перезарядившись, Аджента двинулась дальше, держа оружие в руке.

Добравшись до конца коридора, Т-образного пересечения с другим проходом, сестра внимательно посмотрела по сторонам, раздумывая, какое направление выбрать. Но, стоило Адженте повернуться влево, как из правого ответвления послышался шум, немедленно привлекший её внимание. Немного подождав, чтобы исключить ошибку, сестра оказалась вознаграждена за внимательность отчетливыми звуками детского голоса.

Быстрее, чем прежде, но продолжая сохранять осторожность, чтобы не споткнуться о раскинутые или полностью оторванные конечности, Аджента пошла на шум. Добравшись до очередного пересечения коридоров, сестра остановилась на мгновение, вновь прислушалась и, определив направление, перелезла через груду осквернённых тел на входе в одно из многочисленных общежитий «Вестника».

Тускло-красное сияние аварийных ламп сменилось мерцающим белым светом одинокой люменосферы, вделанной в высокий потолок помещения, и Аджента моргнула, приспосабливаясь. Из-за перебоев с энергоснабжением комната ярко озарялась на долю секунды, затем в общежитии быстро темнело, на несколько мгновений опускалась непроглядная тьма, а потом цикл повторялся.

Люменосфера сверкнула, и Аджента увидела Долгана, неподвижно стоявшего спиной к ней. Мальчик не отводил глаз от чего-то, шевелящегося у дальней стены тесной коммуналки. За мгновение до того, как свет погас, и комната погрузилась в непроницаемый мрак, малыш, сдерживая слёзы, произнес срывающимся голосом одно-единственное слово.

— Мама?

Вновь вспыхнул свет, и сестра поняла, что в комнате есть кто-то ещё, тот, к кому приковано внимание Долгана. Сгорбившись над трупом у дальней стены общежития, это существо — судя по длинным тёмным волосам и пышной груди, женского пола — поедало внутренности мертвеца. Освещение постепенно угасло, и во тьме раздался тот же вопрос малыша.

— Мама?

Когда комната опять озарилась светом, женщина больше не пожирала труп, а стояла, повернувшись лицом к Долгану и Адженте. В отличие от зомби, виденных сестрой прежде, на теле этого создания не оказалось следов разложения. Единственными признаками того, что женщина пала жертвой чумы неверия, оказались кровавое пятно вокруг рта и мёртвые жёлтые глаза, без всякого выражения смотревшие на людей.

— Мама? — в последний раз спросил Долган, и в общежитии вновь воцарился мрак.

Как только вернулось освещение, существо, некогда бывшее матерью малыша, издало нечеловеческий вой и направилось к нему и Адженте. Подойдя к Долгану, сестра мягко положила руку ему на плечо.

— Думаю, это не твоя мама, дитя. Уже нет.

Аджента встала между ребёнком и чумным мертвецом.

— Отвернись, Долган. Ты не должен этого видеть.

Послушавшись её, мальчик зарылся лицом в складки просторной оранжевой рясы. Подняв автопистолет, сестра-диалогус прицелилась прямо в лоб женщины, и, произнеся тихую молитву, нажала на спусковой крючок как раз в тот момент, когда комната опять погрузилась во тьму.

Люменосфера зажглась вновь. Мать Долгана обрела покой, а содержимое её черепа разбрызгалось по задней стене общежития.

Внезапный шум со стороны дверей заставил сестру развернуться, не опуская оружие. Привлеченные стонами существа, бывшего матерью мальчика, или учуяв живую плоть, не меньше двадцати чумных зомби собрались у входа в общежитие. Сейчас они раскидывали и разрывали на куски трупы, пробиваясь через баррикаду тел.

Аджента привлекла к себе Долгана, крепко вцепившегося в её покрытую засохшей кровью рясу. Взгляд сестры-диалогус метался по комнате в поисках решётки воздуховода или других путей к бегству, но безрезультатно. Свет и тьма ещё раз сменили друг друга, и орда внезапно оказалась внутри общежития, издавая нестройные голодные стоны.

Продолжая прикрывать собой Долгана на случай, если один из мертвецов бросится на них из толпы, Аджента попятилась к задней стене. Чумных зомби оставались метрах в десяти, но, даже ковыляя, они должны были добраться до сестры и малыша-беженца через несколько секунд.

Подняв пистолет, Аджента уже наводила прицел, но, осознав, что не сможет уложить больше четырех-пяти мертвецов одним выстрелом, быстро обдумала другое, мрачное решение. Последней оставшейся пулей она могла спасти ребёнка от мучительной смерти, а сама обратиться к Императору с мольбой о скорейшем избавлении от жутких страданий. Повернувшись к Долгану, сестра приставила ко лбу мальчика дуло автопистолета, и его глаза, смотревшие на Адженту, расширились, как у пустотника.

Сестра уже начала давить на спусковой крючок, когда ощущение тепла на бедре сменилось невыносимым жжением. Хотя Аджента пыталась не обращать внимания на боль, некая непреодолимая сила заставила её опустить пистолет и вытащить шар из кармана. Поразительно, но в руке он казался холодным, словно камень, при этом узоры на сфере сияли болезненно ярким светом. Новые символы и руны, невиданные сестрой-диалогус прежде, но происходящие из знакомого ей древнего языка, проявились на поверхности, и Аджента мгновенно осознала, что нужно делать. Комната вновь озарилась, и, увидев орду мертвецов на расстоянии вытянутой руки, сестра сжала шар в ладонях и резко повернула по невидимой прежде линии стыка. Сияние сферы приобрело потусторонний голубоватый оттенок.

Свет в комнате погас.

Он не зажегся, как обычно.

Аджента ощутила резкий запах озона, и каждый волосок на её теле встал дыбом, заряженный статикой. Долган опять уткнулся в рясу сестры, и это спасло его от временного ослепления телепортационной вспышкой, вслед за которой в комнате возникли многочисленные огромные создания.

Общежитие внезапно озарилось характерными дульными вспышками болтеров, грохот оружия в столь узком пространстве казался невыносимым. Аджента ощущала волны тепла от выстрелов и шлепки гнилой плоти мертвецов, разрываемых на куски неистовыми очередями.

Через две секунды стрельба стихла.

Хотя Аджента не впервые в жизни слышала болтерные залпы с близкого расстояния, она всё равно ничего не могла поделать с неизбежным звоном в ушах. Даже когда зрение сестры начало восстанавливаться от воздействия телепортационной вспышки, слух к ней ещё не вернулся. Долган по-прежнему крепко держался за Адженту, и она посмотрела на малыша, видя картину, размытую даже сильнее, чем при взгляде без очков. Впрочем, сестре удалось понять, что мальчик на что-то показывает.

Определив, куда направлен его трясущийся пальчик, Аджента обернулась и вздрогнула, увидев, что один из таинственных спасителей остался в комнате. Она вытянула перед собой медленно угасающую сферу, и голубоватое сияние озарило очертания того, в чём сестра-диалогус немедленно опознала силовую броню. Силовую броню космодесантника.

Та же непреодолимая сила, что остановила руку Адженты и заставила её активировать шар, вновь овладела сестрой. Она двинулась вперед, с каждым шагом замечая всё больше деталей доспеха могучего воина, хранившего полную неподвижность. На одном из широких наплечников Аджента увидела простое изображение черепа, другой же был украшен орнаментом из языков пламени, повторявшимся на обоих наголенниках. Чёрный цвет брони, самый глубокий из всех, когда-либо виденных сестрой-диалогус, словно поглощал слабеющий свет шарика. Остановившись менее чем в метре перед воином, она вытянула руку, уверенная, что возвращает сферу законному владельцу.

Опустив взгляд, космодесантник внимательно рассмотрел Адженту. Сестре-диалогус показалось, что он смотрит ей в самую душу, проливая свет во все уголки и выискивая любые пороки и недостатки. Аджента невольно содрогнулась, не от сильного холода, а от страха, что провалит испытание воина, не понимая его смысла. Сияние шарика угасло, и гигант протянул к сестре руку в латной перчатке. Аджента закрыла глаза.

Когда она открыла их, в общежитии снова горел свет, но космодесантник пропал, и вместе с ним исчезла сфера.

Сестра тихо ступала по проходу между скамьями в часовне, стараясь не разбудить детей. Аджента только что вернулась с мостика «Вестника благочестия», на котором новый капитан корабля рассказал ей о своем плане взять курс на ближайший населённый мир и встать на орбитальный якорь для ремонта и пополнения запасов. Что ж, сестра считала Бринлу хорошим человеком и не сомневалась, что он окажется достойным наследником деда, как в деле командования «Вестником», так и в вопросах набожности. Она сожалела лишь о том, что старику суждено было умереть при столь ужасных обстоятельствах.

Судя по тому, что Адженте удалось узнать из немногих разговоров с членами экипажа и уцелевшими паломниками, операция по зачистке корабля от вторгшихся чумных зомби заняла менее пяти минут. Телепортируясь от одного места боя к другому, космические десантники быстро и беспощадно уничтожили все очаги заразы. Насчет того, кем именно оказались их спасители, никто не мог ничего сказать с уверенностью. Рассмотреть воинов удавалось лишь в кратком блеске дульных вспышек, и, хотя все свидетели узнали в них космодесантников, то, к какому ордену они принадлежали или как оказались на борту, осталось загадкой. У Адженты возникли некоторые предположения, но она предпочла о них умолчать.

Добравшись до своей комнатки, сестра со вздохом обернулась и оглядела часовню в свете свечей. Статую Императора отодвинули от дверей, скамьи переставили, и помещение снова выглядело так, как подобает храму, а не убежищу от кровожадных чумных зомби. Скоро сюда вернутся прихожане и опять начнутся уроки, хотя и на молитвах, и на занятиях будет не так многолюдно, как прежде. Чума неверия и безумная жестокость тех, кто поддался заразе, унесли две трети паломников и членов экипажа, и до остановки у следующего мира-святыни «Вестник» не сможет пополнить их число.

К тому времени, как на палубах корабля вновь станет тесно от праведников, кто-то другой возложит на себя обязанность проповедовать с кафедры Божественное Слово Императора. Аджента уже сообщила капитану Бринле Кейфманну о том, что сойдет с «Вестника благочестия» во время запланированной стоянки и попытается отыскать судно, направляющееся в сторону сегментума Соляр. Её ждало возвращение в обитель ордена Расколотого Шифра.

С грустной улыбкой посмотрев на дюжину малышей, свернувшихся под грудами одеял, Аджента прошептала молитву за каждого из них. После того, как «Вестник» войдет в орбитальный док, осиротевших ребят передадут планетарным властям, той их ветви, что отвечает за судьбу детей, потерявших родителей. Маленьких паломников ждет рабский труд по контракту, военная служба или иная профессия, более всего отвечающая интересам Империума. Зная о своей возможной судьбе, старшие ребята из числа сирот уже скрылись на нижних палубах корабля, присоединившись к племенам пустотников или криминальным группировкам. И те, и другие укроют их от патрулей ополчения, прочёсывающих корабль. Что касается Долгана, то ни его, ни других детей с Сертиса Аджента не видела с тех пор, как на корабле восстановился порядок, и догадывалась, что они тоже сбежали «ниже ватерлинии».

Отвернувшись, сестра зажгла свечу в своей аскетической комнатке и расправила скатку с постельными принадлежностями. Она не спала больше суток — а не высыпалась больше года — и, ощутив приближение дрёмы, широко зевнула, легла и аккуратно положила очки на столик. Скомкав одеяло, Аджента закрыла глаза и опустила голову на получившуюся подушку.

Коснувшись виском чего-то твёрдого, скрытого в складках ткани, сестра-диалогус немедленно села, одной рукой хватая очки и надевая их обратно, а другой доставая на свет чужеродный объект. В её ладони оказался холодный и лёгкий шарик, который она отдала космодесантнику, но на поверхности сферы уже не было видно рун и символов, а замысловатые узоры не испускали сияния.

Устало улыбнувшись, Аджента положила вещицу на столик вместе с очками. Таинственные загадки артефакта могли подождать завтрашнего дня. Сейчас, если Император позволит, она собиралась наконец-то хорошенько выспаться.

Джош Рейнольдс
Нераскаявшийся

Оборонительная сеть Корамонда отключилась, небо над крупнейшим и старейшим ульем Путника осветилось огнем, и уличные сирены громогласно взвыли, охваченные механической паникой. Артиллерийские батареи Железных Воинов выполнили свою задачу. Имперские силы занимали позиции, готовясь дать отпор захватчикам, а тем временем взлетали челноки, унося орды перепуганных беженцев к сомнительной безопасности транспортных кораблей, ждущих на орбите некогда цветущего храмового мира. Им не суждено было спастись — железные кольца опоясывали планету, точно так же, как они охватывали улей, и всему предстояло сгинуть в жерновах демонических машин Медренгарда.

Заворочавшись на разостланной скатке, Скаранкс стряхнул дремоту, понукаемый к пробуждению вживленным под кожу имплантатом в основании шеи. Увидев, что в задыхающееся от пепла небо поднимаются клубы дыма, он вздохнул — наконец-то пришло время доказать собственную полезность.

— Принесите мой шлем, — пробормотал Скаранкс, указывая на требуемый предмет мощной рукой, покрытой шрамами. Черный шлем-череп ухмылялся из тигля, наполненного красными угольками, которые время от времени помешивал один из мутантов-рабов, скрывающих лица под капюшонами. Эти создания обихаживали людей в извилистых осадных траншеях, раскинувшихся по болотистым пустошам у стен улья. Тихий приказ хозяина заставил мутантов, выведенных для служения, вскинуться, словно охотничьих псов. Второй раб быстро подковылял к тиглю, тряся головой и шаркая ногами; затем он — или она, Скаранкс не был уверен — поднял тяжелые кузнечные щипцы и вытащил шлем из разогретого гнезда. В холодном воздухе от черепа пошел пар. Волочась к хозяину, он — оно — держало щипцы как можно дальше от своего тела.

Шлем-череп был сделан из гнутых листов металла, усыпанных острыми шипами, словно заклепками. На горгульей челюсти висел латный воротник с грубо вырезанной восьмиконечной звездой Хаоса; болтаясь в воздухе, он как будто корчился и извивался в щипцах, пытаясь вырваться на свободу.

Скаранкс сел — его тяжелое тело двигалось плавно, несмотря на иногда возникающую ломоту в суставах. Согнув-разогнув поочередно руки и обутые в сапоги ноги, воин поднялся. На могучем бойце была перепачканная униформа, заляпанная грязью тысячи миров, и поврежденный, видавший лучшие годы армапластовый нагрудник, снятый с убитого врага. Обнаженные мускулистые руки покрывали шрамы и выжженные клейма его Повелителя. Следуя привычке, настолько укоренившейся, что она превратилась в инстинкт, Скаранкс провел пальцами по оскверненному имперскому орлу на бляхе разгрузочного пояса, еще одного военного трофея.

— Посмотрите-ка, ищейка желез очухалась — должно быть, войне скоро конец, — произнес один из людей в траншее. Как и его товарищи, солдат носил пеструю форму 23-го полка Бриганнийских Железнобоких: темный мундир и скверно сидящий нательный бронежилет, а также противогаз с выпуклыми, как глаза насекомого, линзами, свисавший с покрытой нарывами шеи. В ответ на остроту бойца, лениво поигрывавшего штыком в воспаленных пальцах, раздался сиплый гогот. Скаранкс не оскорбился — он услышал тревогу, скрытую за насмешкой. Война действительно почти закончилась, и это значило, что им предстоит сражение. Все, кто находился в траншее, знали, против кого и чего им предстоит драться, и один лишь Скаранкс ждал этого с нетерпением.

Не обращая внимания на оклики и поддевки, воин голыми руками осторожно высвободил шлем из щипцов. Кожа на пальцах зашипела и почернела, но Скаранкс ничего не почувствовал — боль содрали с него, как и прочие слабости. Тем временем солдаты притихли, хохот быстро сменился нервным молчанием. Подняв шлем, воин покрыл голову, ощутив, как раскаленный докрасна металл впивается в рубцовую ткань, служившую ему лицом, и учуял смрад поджаривающейся плоти. По мере того, как запах выползал из-под маски, люди вокруг тихонько отодвигались в сторону.

— Мои зелья и клинок, да побыстрее, — он нетерпеливо щелкнул обожженными пальцами. Скаранкс не рычал и не орал, так как это говорило бы о слабости — а он не был слаб. Воин не знал страха, ярости или досады; или, по крайней мере, ему нравилось так думать. Сам Благодетель обещал, что Скаранкс будет свободен от ниточек, за которые боги тянут людей, и это сделало его полезным как для владык черных заводов Медренгарда, так и для нынешнего Повелителя. Воина нельзя было разозлить, напугать или соблазнить — он мог только повиноваться, как и рабы, торопливо исполнявшие новый приказ.

Один из них развернул кожаный сверток, в котором оказалось несколько ржавых шприцев отталкивающего вида, а другой, обхватив цепной меч Скаранкса ладонями, напоминающими ласты, протянул оружие хозяину рукоятью вперед. Взяв широкий, тяжелый клинок — мускулы предплечья вздулись от напряжения, — воин взмахнул им для пробы. Когда-то меч принадлежал ангелу, но потом Скаранкс забрал оружие себе и лично вырезал на нем символы и позорящие слова, освятив для новой жизни. Клинок, как и сам воин, был переделан в нечто лучшее.

— На колени.

Раб нехотя повиновался, скуля и потирая обезображенные ладони. Щелкнув переключателем, Скаранкс пробудил цепной меч, издавший резкий вой. Рука воина дрожала от вибрации зубьев; он помедлил, наслаждаясь инертным и смертоносным весом оружия, а затем ленивым взмахом разрубил стоявшего на коленях мутанта от темени до паха. Вырвав вкусивший крови клинок из оседающих алых останков, Скаранкс довольно хмыкнул, а нестройный вой сменился рокочущим ворчанием. Меч всегда просыпался не в настроении, и его следовало кормить.

— Зелья, — потребовал он, протягивая свободную руку. Другой раб обвил поданное запястье чешуйчатым щупальцем, Скаранкс сжал кулак, и мутант поочередно всадил шприцы в набухшие вены. Содрогнувшись, воин ощутил, как боевые наркотики вливаются в кровоток, смешиваясь с уже насыщавшими его зельями и химикатами. Зрение Скаранкса обострилось; стал отчетливо слышен глухой, по-птичьи нервный перестук сердец людей, деливших с ним передовую траншею. Он ощутил прилив сил, боли и недуги исчезли, сметенные холодным огнем, ревущим в жилах.

Когда-то гудящие живодерские инструменты Благодетеля взрезали Скаранкса по живому мясу и глубже, до самого костного мозга, очищая от слабости и наполняя силой, превращая в гончую, достойную псарен Медренгарда. Он стал охотником на героев, убийцей ангелов, добытчиком — и был хорош в своем деле, Благодетель позаботился об этом.

— Мой пистолет, мои сосуды, — произнес воин.

Оставшиеся рабы бросились исполнять приказ. Один из них застегнул вокруг талии хозяина оружейный ремень, на котором висела кобура, сделанная из человеческого скальпа; накладки на рукоять лазпистолета были выполнены из челюсти и зубов того же мертвеца. Другой мутант поднес перевязь с медно-армапластовыми цилиндрами — сосудами для прогеноидов, — и Скаранкс надел её поперек груди. Между фиалами висели гранаты, позаимствованные из множества арсеналов — осколочные, противотанковые и дымовые заряды, орудия его ремесла.

В глубине осадных укреплений застучали барабаны.

— Пора вылезать, — пробормотал один из солдат, крепко сжимая лазган. Из расколотого улья струились клубы дыма, затмевая солнце и накрывая мрачным саваном развалины, отделявшие траншеи от внешней стены Корамонда. Где-то там, в дыму и грохоте, бродили ангелы, созревшие для жатвы. Схватившись за край бруствера, Скаранкс подтянулся и выбрался из окопа, слыша, как ротные командиры выкрикивают приказы у него за спиной. Свистели кнуты, стонали люди, бряцало снаряжение — 23-й полк Бриганнийских Железнобоких поднимался из траншей, торопливо следуя за воином. Примкнув штыки, солдаты в жалком подобии дисциплинированного строя рысцой выдвинулись к пылающим руинам приулья. Возобновился артобстрел, снаряды падали перед Скаранксом, сокрушая любое сопротивление на данном участке, чтобы Железнобокие и их господа могли воспользоваться брешью во вражеской обороне.

Воин мельком заметил нескольких повелителей, целеустремленно пересекавших дальние траншеи. Свет, рожденный разрушением улья, блистал на силовой броне, откованной в кузнях тысячи миров. Владыки не спешили, и Скаранкс знал по опыту предыдущих кампаний, что они завалят защитников трупами Железнобоких и смертных солдат из других полков, прежде чем нанесут последний, хирургически точный удар. Так воевали Повелитель и его братья — холодно, расчетливо, с железной коллективной волей.

Скаранкс ощутил проблеск гордости. Когда-то Благодетель возвысил воина, исполняя желание Повелителя и его собратьев; из сотни кандидатов, выбранных путем испытаний и состязаний, лишь немногие оказались достойными превращения в нечто лучшее, нечто, наделенное целью, лишенное жалости или страха. По воле богов, их подняли над смертными людьми.

Старинный комм-модуль в шлеме охладился достаточно, чтобы начать прием сигналов, и Скаранкс услышал потрескивание, вслед за которым перед глазами ожило голографическое изображение.

— Мой гончий пес, — пророкотал Повелитель голосом глубоким и необъятным, словно пропасть, отделяющая его от слуги. — Ты готов?

Темные глаза господина, напоминавшие два пепельных мазка на бледном, покрытом шрамами лице, сверлили Скаранкса взглядом из ввалившихся глазниц — даже с голограммы.

В жизни Повелитель был почти вдвое больше слуги и всегда носил серый доспех оттенка орудийного металла, от которого вблизи разило запахами кузней, смазочных масел и порченой крови. Наплечники и наголенники пересекались идущими под углами полосами — символами опасности, — а вокруг талии на железных крюках висели проломленные, пожелтевшие от времени черепа. Господин облачался в простроченный армапластовыми бляшками плащ, сшитый из плотно сплетенных скальпов, а ворот, поднимавшийся над простым нагрудником, украшали клыки какой-то огромной твари, вытянутой из варпа и сокрушенной огромным силовым кулаком. Древнее оружие и сейчас оставалось на руке Повелителя, постоянно сжимаясь и расслабляясь, с явным нетерпением шевеля когтистыми пальцами. Другая ладонь грузно опиралась на навершие гладия с широким клинком, убранного в ножны на бедре. Через отверстия в броне, скрежетавшей при каждом движении, змеились тяжелые трубки высокого давления и пучки кабелей в дополнительной оплетке. Скаранкс видел всё это и по каналу связи.

— Да, Повелитель, — ответил он.

— Хорошо. Тогда поохоться для меня, гончий пес, загони добычу и собери мои трофеи.

Подняв силовую клешню, господин вытянул коготь, будто собираясь аккуратно кольнуть слугу между глаз.

— Мои братья-капитаны, Гриво и Мальвун, утверждают, что их ищейки желез все еще превосходят тебя в отлове врагов. Я докажу, что они ошибаются. Заставь меня гордиться тобою, питомец, и получишь награду — наверное, мне стоит позволить Байлу еще немного поиграть с твоей плотью, а? Выиграй для меня это состязание, и я превращу тебя в поистине великолепную гончую.

Рокочущий, пробирающий до костей голос Повелителя отозвался в теле Скаранкса, и древние узлы наведения в шлеме пробудились к жизни. Сначала размытые и мелкозернистые, прицельные метки сомкнулись на далеких мишенях, которых даже усиленное зрение воина не могло различить среди клубов дыма и потрескивающих языков пламени.

Шлем, созданный варп-кузнецами на службе у его господина, передавал Скаранксу электронный «запах» добычи. Итак, Повелитель сказал свое слово, и гончий пес почувствовал новый прилив сил — эндорфинные запасники извергли содержимое в кровоток. Он рассек дымовую завесу взмахом меча, и тот взревел с торжеством, которого его хозяин не мог ощутить.

— Я достану вам желанный трофей, Повелитель, — ответил Скаранкс, и голограмма погасла.

— Вали их, ребята! И не отставать от ищейки, а не то хозяева пустят наши шкуры на подушки! — раздалось позади. Щелкнул кнут, и воин услышал, как соседи по траншее спешат за ним. Скаранкс не удосужился сбавить шаг — ангелы приближались, и он должен был подготовиться к встрече.

Орудия по-прежнему изливали гибельный дождь, сотрясавший землю. Повелителя и его братьев мало волновало, что их собственные солдаты могут попасть под обстрел, куда важнее было вытеснить врага с укрепленных позиций. Перед Скаранксом, уступами поднимаясь ввысь и целиком заполняя поле зрения, вырастала некогда изящная дуга внешнего купола Корамонда, составленного из миллионов солнечных батарей. Полусферу окружали развалины фабрик, влагосборников, резервуаров и опорных пунктов. Последние были возведены на более ранних стадиях осады, но, видя, как траншеи захватчиков день за днем подползают всё ближе, а артиллерийских батарей становится всё больше, защитники улья вынужденно отступили. Скаранкс не принимал участия в том, первом наступлении — он был слишком ценным, — но сейчас он стал острием атаки по одному из направлений, как много раз делал в прошлом. Ангелы попытаются заблокировать прорыв, гончий пес отыщет одного из них и заберет геносемя, столь желанное для Повелителя. Инструменты, специально для этого созданные Благодетелем, висели сейчас на разгрузке воина.

Но даже для существа вроде Скаранкса, сотворенного специально ради этой цели, задача была непростой. Она требовала времени, и подготовки, а также жизней, которыми можно жертвовать. Когда-то существовало много таких гончих, и они охотились в стаях, загоняя добычу, но война превратила «многих» в «немногих», а «немногих» — в «нескольких». Теперь же оставалась лишь горстка ищеек, слишком мало, чтобы рисковать ими, но столь сложное дело, как убийство ангелов, требовало жертв. Уцелевшие вынужденно пользовались намного менее надежными помощниками, чем прежние собратья по стае. Как и остальные, Скаранкс присоединился к никчемному отребью, теснящемуся в траншеях, и тратил столько их жизней, сколько требовалось для достижения цели.

Командиры направляли громко топающих сапогами Железнобоких на прокорм ненасытной пасти Корамонда. Смешиваясь с пылью, дым заволакивал небо удушливым облаком. Скаранкса окатывали волны тепла от разрастающихся пожаров; время от времени он слышал завывания солдат, которые получили ожоги, подойдя слишком близко к раскаленному металлу или оплавленному камню. Остовы разрушенных построек, продолжавшие стоять, несмотря на постоянные артобстрелы, поглощали жар и изрыгали пламя. Загонщик проходил под расколотыми арками, переступал через поваленные колонны — правители Корамонда, как и подобало господам храмового мира, не слишком заботились о функциональности зданий. Каждое из них было небольшой церковью, с широкими боковыми приделами и сводчатыми потолками; некоторые уцелели до сих пор. Каменные стены покрылись сажей и вспучились от жара, но устояли. Их покрывала резьба на священные темы, и Скаранксу захотелось изуродовать образы, но, поразмыслив, он подавил это желание. Цель ищейки заключалась в ином.

Под сапогами у него хрустело стекло, всюду валялись обломки и обгорелые трупы годичной давности. Руины уже довольно долго оставались ничейной землей, и враг постарался сделать их как можно более негостеприимными. Подтверждая это, вблизи громыхнуло несколько взрывов — как понял Скаранкс, сработали мины-растяжки. Чем ближе они подойдут к внешней оболочке улья, тем больше станет ловушек.

Воин взобрался по скату давно обвалившейся крыши, которая превратилась в своеобразный бугорок посреди четырех осыпающихся стен, и остановился в высшей точке. Перед ним раскинулся стремящийся ввысь улей, простирающийся от горизонта до горизонта, видимый через оконные проемы разрушенных домов и над неровными краями рухнувших стен. Рассматривая брешь, возникшую в том месте, где артиллерийский залп расколол купол, словно яйцо, Скаранкс слышал глухой перестук со стороны противопехотных огневых точек противника, пытавшихся отбросить первую волну наступающих.

«35-й Бриганнийский, — подумал загонщик, — или 12-й, а скорее всего — один из множества кровавых культов, буйствующих сейчас на Путнике. Из тех, что согнали сюда по приказу Повелителя и спускают на врага в подходящий момент».

Из брызжущих пеной безумцев выходили превосходные штурмовики, способные, в крайнем случае, похоронить врага под собственными трупами. Война за храмовый мир окончилась, всё, что оставалось — забрать заслуженный приз.

Где-то здесь бродили двое из его оставшихся братьев, отправленные соперниками Повелителя. На Медренгарде высоко ценилось жизнеспособное геносемя, и командир, доставивший подходящую прогеноидную железу, получал щедрую награду. Апотекарии легиона с радостью встречали даже один-единственный образец. Ради горстки чистого геносемени, не затронутого искажающим влиянием Ока Ужаса, испепелялись целые планеты. На темных проспектах и в замкнутых пространствах индустриальных зон Медренгарда велись войны за малейшую возможность обрести источник создания новых космодесантников. Не существовало более ценного трофея, и стоил он больше, чем жизни тысячи людей.

Сейчас эти люди нервно перешептывались где-то позади Скаранкса. Железнобокие прошли через горнило множества битв — как против Империума, так и против соперников своих господ, — в которых одинаково стойко противостояли громогласным, облаченным в броню имперским фанатикам и выносливым, обладающим раздутыми животами почитателям мух. Но защитники Корамонда почти сломили солдат, ищейка это носом чувствовал. Даже сейчас, когда победа была так близка, от них несло кислым запахом страха.

«С этим ульем что-то не так. Творится что-то, чего не было ни в одном из городов, которые мы захватили и разорили», — так говорили бойцы, когда думали, что их никто не подслушивает. Они видели, как пылающие ангелы бродят среди траншей, пропадая, словно призраки, в клубах дыма и пыли. Некоторые солдаты клялись, что это знак недовольства богов, другие утверждали, что противник выскользнул за кольцо осады и готовит контрнаступление, пока внимание господ обращено на Корамонд. Последние, самые тихие, шептали, что за повелителями явились призраки их старых грехов. Бормоча это, скорчившиеся в сыром окопе люди каждый раз поглядывали на Скаранкса. Воин понимал, о чем идет речь, но не обращал внимания на шептунов. В конце концов, пока солдаты выполняют то, что им велено, какое ему дело, боятся они или нет?

Подняв глаза, Скаранкс увидел каменных херувимов, сгорбившихся в углах, где колонны соединялись с арками. Фигуры смотрели на него с холодным осуждением, но гончий пес не стыдился своих деяний и не раскаивался в них. Что бы там ни утверждали защитники мира, Путник был не священнее любого иного — сам мир и Империум, которому он принадлежал, давно пережили отведенный им срок. Оставалось только выпустить обоим кишки и закопать поглубже; их боги, в отличие от владык Скаранкса, не имели силы. Людской натуре больше соответствовали божества вроде Повелителя и Благодетеля, ибо соразмерно этой натуре они вознаграждали и карали.

Трещащие очереди лазганов прорезали сумрак. Бойцы позади Скаранкса остановились и пригнулись, перестроившись в стрелковую цепь; помедлив, он оглянулся на смертных через мускулистое плечо, а затем спрыгнул с обвалившегося фрагмента крыши и поспешно отскочил в сторонку. «Незачем подставляться зазря». Вновь раздались пульсирующие звуки лазвыстрелов, и кто-то закричал.

Что-то желтое мелькнуло в клубах дыма и пыли. Внезапно насторожившись, Скаранкс опустился на землю и замер. Узел наведения страдальчески пищал, по внутренним экранам шлема мелькали знакомые символы — добыча проглотила наживку.

Послышались быстрые, тяжелые шаги, под которыми с хрустом крошился камень мостовой. Бойцы в стрелковой цепи напряглись, слушая, как орет командир отделения, перемежая приказы проклятиями. Мгновением позже наступила тишина. Загонщик, словно ящерица, припал животом к земле; в его руке, глухо рыча, вибрировал цепной меч. Скаранкс разглядел силуэт стоящего ангела, скрытого в клубах дыма, которые по-прежнему вырывались из расколотого купола.

А затем вестник смерти заговорил, и люди начали умирать. В руках облаченного в силовую броню великана взревел болтер, приветствуя захватчиков. Космический десантник неторопливо шагал к Железнобоким, стреляя на ходу, и масс-реактивные заряды дробили черепа, начисто отрывали конечности и превращали туловища в алую дымку. В лабиринте развалин каждый выстрел казался раскатом грома. Наблюдая за резней, Скаранкс оценивал новоприбывшего — тот носил желтый доспех, на одном из наплечников которого был изображен черный кулак в белом круге. Увидев это, загонщик довольно присвистнул: перед ним был Имперский Кулак, а именно их геносемя предпочитали Железные Воины. Почему так сложилось, Скаранкс не знал.

Доспех гиганта кое-где почернел и покрылся пятнами сажи. Поперек груди тянулась перевязь с гранатами и запасными магазинами, на бедре ждал своего часа болт-пистолет в кобуре. С другого бока свисал резной квадратный ящичек из железного дерева, напоминающий ковчег для мощей. Сбоку на шлеме воина было установлено прицельное устройство, а к плоским частям брони прикреплены печати чистоты и полосы пергамента. Этот Имперский Кулак, снаряженный для войны, вполне мог какое-то время вести её в одиночку.

Скаранкс отполз дальше в развалины, огибая зону перестрелки с легкостью, дарованной опытом. Химический коктейль в крови повысил его способность к ориентированию на местности, хоть и приглушил сверхвозбудимость, вызванную боевыми наркотиками. Передвигаясь, загонщик мельком углядел силуэты новых целей, пробиравшихся среди руин. Выходило так, что только одно отделение — самое большее, десять космодесантников, да и то вряд ли — выдвинулось, чтобы замедлить наступление. Имперские Кулаки будут сдерживать смертных до тех пор, пока не прибудут Мастер и его братья, или какой-нибудь смышленый молодой офицер Железнобоких не вызовет бронетехнику или артобстрел. Но так не пойдет, это навредит планам ищейки — нельзя, чтобы ангела искромсало, пока не собраны трофеи.

Между смертями, готовыми настигнуть добычу, всегда шла настоящая гонка: либо жертву сразят Скаранкс и другие ищейки, либо армейские пушки. Если первый раунд такого «состязания» был проигран, слуга Повелителя не брезговал собирать урожай и с мертвых, но в случае с живой добычей всегда имелась уверенность в том, что железа окажется плодотворной. Но существовала и проблема — живые сражались. Даже будучи в идеальной форме и накачавшись боевыми наркотиками, загонщик не мог противостоять космодесантнику. У нескольких ищеек, действующих вместе, мог быть шанс, но теперь, после гибели товарищей, Скаранксу приходилось проявлять находчивость.

Не обращая внимания на лаз-разряды, отражающиеся от силового доспеха, Имперский Кулак продолжал идти, пока не добрался до подходящей оборонительной позиции. Проскользнув через дебри сломанных стальных балок и поваленных каменных колонн, Скаранкс услышал, как пригнувшийся в укрытии космодесантник передает собратьям свои координаты. Закончив, он выглянул из-за угла и выпустил короткую очередь. Болты оторвали ногу какому-то невезучему бойцу, и смертный отлетел прочь, перевернувшись в воздухе.

Отделение бриганнийцев отступало в поисках укрытия. Половина солдат уже лежали на земле — убитые или раненые, но одинаково бесполезные для загонщика. Связист отряда пронзительно кричал в вокс-канал, запрашивая помощь, а Имперский Кулак продолжал стрелять. Скаранкс, взгромоздившийся прямо над ним на скате просевшей крыши, видел, что собирается сделать космодесантник, державший в руке осколочную гранату. Готовясь к броску, он выстрелами загонял Железнобоких к воронке от снаряда. Хотя бойцы видели в ней укрытие, на самом деле там их проще всего было убить одним ударом. Загонщик хмыкнул; если такой трюк удастся провернуть несколько раз, то наступление почти наверняка замедлится. Оно не остановится, но воины в желтых доспехах этого и не ждали, а просто пытались задержать осаждающих, пока защитники улья не отступят на устойчивые оборонительные позиции или не покинут Корамонд.

Скаранкс повидал множество подобных хитростей в сотне сражений. Каждый раз всё проходило по одинаковому сценарию, и загонщик со временем привык к этому. Раньше, будучи простым смертным, он мог испугаться самой мысли о схватке с таким воином. В два раза крупнее обычного человека, облаченный в доспех, толщиной не уступающий танковой броне и стреляющий с недостижимой точностью, великан поистине был вестником смерти. Его боялись, и от него бежали — но Благодетель очистил Скаранкса от страха и превратил смертного в пожинателя ангелов. Выполняя приказы Повелителя, загонщик охотился за ними по всему сегментуму, убивал ангелов, носивших красное, и ангелов, облаченных в синее.

Он прикончит и этого.

Ну, с некоторой помощью от немногих уцелевших соседей по траншее, разумеется. В конце концов, ради этого солдаты здесь и оказались. Подняв руку к разгрузке, Скаранкс сдернул с нее гранату; скорее всего, взрыв только вспугнет его добычу, но именно это и требовалось. Выдернув чеку, загонщик приготовился к броску, но тут в его поле зрения мелькнуло нечто вроде язычка пламени, пляшущего в клубах дыма неподалеку. Пес Повелителя смотрел на него, не в силах отвести взгляд, и чувствовал, как что-то шевелится внутри. В воздухе ощущался жар и нечто неопределенное, не поддающееся описанию.

Линзы шлема, жужжа и меняя фокусировку, пытались выделить и увеличить объект, а прицельные метки как будто забились в судорогах. Очередная добыча или что-то иное? Затем Скаранкс разглядел силуэт грузного создания, облаченного в броню… и оно тут же исчезло. Загонщик моргнул, но ничего не изменилось. Возможно, это был еще один космодесантник, идущий на помощь товарищу?

Скаранкс моргнул вновь, и внезапно существо вернулось, возникло невообразимо близко — кости, пламя, черный доспех и глаза, горящие, словно двойная звезда и впивающиеся в ищейку Повелителя. Отшатнувшись, он ударил призрака цепным мечом, но рычащий клинок рассек лишь дым и воздух; нога загонщика поехала на щебне, и граната выскользнула из руки.

Заряд поскакал вниз, к Имперскому Кулаку. Улучшенные чувства космодесантника превосходили аналогичные способности Скаранкса, поэтому великан резко развернулся на первый же звук и открыл огонь по врагу. Загонщик, начисто забыв о фантоме, отпрыгнул назад; граната сработала, но ангел уже сорвался с места. Пока слуга Повелителя съезжал по скату, Имперский Кулак успел выскочить из укрытия, швырнуть собственную гранату в отделение бриганнийцев и размеренной рысью направиться к другой стороне церкви. Другой отряд Железнобоких, появившийся среди развалин, начал перестраиваться в стрелковую цепь и открыл огонь. Не обращая внимания на слабый дождик лазвыстрелов, задевающих желтую броню, космодесантник бросился к смертным. Остатки первой группы бриганнийцев пытались восстановить боевой порядок, но, судя по тому, что видел Скаранкс, помочь товарищам они ничем не могли.

Имперский Кулак врезался в стрелковую цепь, словно неуправляемый грав-погрузчик, разбрасывая солдат во все стороны. Тыльной стороной латной перчатки он ударил одного из бриганнийцев с такой силой, что голова бойца оторвалась и заскакала по полу, оставляя за собой багровые лужицы. С ближней дистанции болтерный огонь нес еще более жестокую смерть, Железнобокие умирали по двое-трое зараз. Силовая булава командира отделения отскочила от желтого наплечника, и космодесантник, выхватив боевой нож, рассек череп её хозяина. Следя за схваткой на расстоянии, Скаранкс выждал подходящий момент, а затем сделал ход.

Изначально он надеялся выкурить Имперского Кулака из укрытия, чтобы добыча увязла в бою с бриганнийцами. Эта тактика уже несколько раз срабатывала, но сегодня всё получилось немного не по плану. Впрочем, результат оказался тем же, а загонщик никогда не жаловался на дары, полученные свыше. Низко пригнувшись, Скаранкс приблизился к космодесантнику, с головой ушедшему в избиение Железнобоких. Глубоко вздохнув, пес Повелителя ощутил, как струятся по жилам наркотики, а затем совершенно беззвучно — не считая визга цепного меча — бросился на жертву.

Несмотря на умения, дарованные Благодетелем, загонщик не мог сравниться с Имперским Кулаком и знал это. Скаранкс проигрывал и в силе, и в быстроте; его рефлексы, даже форсированные боевыми наркотиками, в лучшем случае приближались к уровню врага. Тем не менее, он уже убивал космодесантников, пусть и с большим трудом, жертвуя подручными средствами. В данном случае «средствами» оказались бриганнийцы, хотя загонщик с радостью воспользовался бы любым имеющимся орудием. Ангелы были смертными, а то, что можно убить, не должно вызывать страха. Изучая добычу на протяжении долгих кампаний, Скаранкс заработал немало шрамов, доказывающих, что знаний он набрался старым добрым способом.

Главная проблема заключалась в скорлупе — её почти невозможно было вскрыть, если только не подобраться вплотную, разжившись нужными инструментами. Мелта или плазмаган могли справиться с задачей, но, применяя их, ты рисковал погубить желаемый трофей. Оставалась только проверенная грубая сила: при правильном использовании она становилась столь же эффективной, как и любое оружие.

Скаранкс нанес удар в тот момент, когда Имперский Кулак вытянул руку. Цепной меч, обрушившись на сгиб локтя космодесантника, прогрыз трубки высокого давления и черный панцирь. Великан тут же развернулся, паля из громыхающего болтера, но загонщик ушел в сторону, укрывшись за каким-то невезучим солдатом. Бриганниец принял выстрел на себя, а пес Повелителя, обогнув врага, пропахал клинком борозду в наспинном ранце доспеха. Из блока повалил пар — это был источник питания силовой брони, и, как знал Скаранкс, повредить его значило причинить вред самому ангелу.

Из отверстия на локте доспеха Имперского Кулака толчками вытекала кровь, пачкая желтую латную перчатку. Рана не причиняла космодесантнику особых неудобств, да загонщик этого и не ждал. Он пробирался через толпу отчаянно сражавшихся солдат, не попадаясь противнику на глаза. Старый, но полезный трюк: заполнить поле боя целями и атаковать, когда враг отвлечется. Повелитель весьма успешно применял эту тактику во время осад, а Скаранкс с удовольствием использовал её же, но в меньшем масштабе.

Очередной момент для удара возник, когда ангел резким движением поднял вопящего солдата над землей и раздавил ему горло. Загонщик метнулся к Имперскому Кулаку, за счет химически усиленных мускулов двигаясь так быстро, что смертные не могли уследить за ним. Цепной меч вгрызся в плотный пучок бронированных силовых кабелей, которые проходили над животом космодесантника и скрывались под нагрудником. Посыпались искры, засвистели струи пара, и удивленный великан пошатнулся. Затем он открыл огонь, ведя болтером вслед за убегающим Скаранксом; тот лавировал между паникующими солдатами, укрываясь за живыми щитами и заставляя добычу тратить боекомплект.

Как говорил Повелитель, «капля по капле и камень точит». Каждым выпадом нужно сбивать один из слоев обороны, чтобы в итоге обнажить приз внутри. Космический десантник был армией в консервной банке, так что каждый удар ослаблял и армию, и банку, хранящую её. Требовалось только бить их достаточно сильно и часто.

Восприятие загонщика сконцентрировалось на цели. Скаранкс с головой ушел в схватку, и всё вокруг двигалось, словно в замедленной съемке. Уголком глаза он заметил очертания объятого пламенем доспеха, моргнул, и видение приблизилось. С каждым движением век, с каждым ударом аугментированного сердца силуэт придвигался к пожинателю ангелов, при этом словно бы не шевелясь. Это был завиток дыма, язык пламени, блеск кости, и он подступал всё ближе к загонщику — но вдруг исчез после того, как тот в очередной раз моргнул.

Пытаясь избавиться от помех, возникших в поле зрения, Скаранкс потряс головой, заставив прицельные метки заискрить и пойти мелким зерном. Тем временем Имперский Кулак разбрасывал атакующих солдат, тела шлепались на землю, словно капли дождя. Пробираясь среди падающих Железнобоких, загонщик перехватил цепной меч двумя руками, выставив вопящий клинок перед собой. Космодесантник повернулся к нему, поднимая оружие.

Скаранкс рассек болтер пополам, крутанулся на пятках и с размаху рубанул цепным клинком по виску шлема, вкладывая в удар все силы до последней капли. Космодесантник покачнулся, но быстро пришел в себя — кулак в латной перчатке, словно поршень, устремился к загонщику, едва не снеся ему голову. Пес Повелителя отступил, держа меч на отлете, а великан бросился к нему, отшвырнув какого-то бедолагу с дороги ударом остатков болтера. Выхватив пистолет, ангел выстрелил: заряд расколол скалобетон у ног Скаранкса, заставив того резко отскочить назад.

В Имперского Кулака врезалось несколько лазерных лучей, отвлекших его внимание. Развернувшись, ангел открыл огонь по Железнобоким, укрывшимся в воронке. Смертные бойцы кидались на него, били штыками и прикладами, но не причиняли никакого вреда. Взведя противотанковую гранату, загонщик катнул её в толпу сражающихся; прогремел взрыв, поглотивший всю группу. Тела рухнули наземь, плоть задымилась и голоса умолкли.

Скаранкс пробрался к цели сквозь облако пыли, поднятой взрывом. Казалось, что в дымке к нему скользили огромные создания, но, когда собиратель желез повернулся, призраки исчезли. Кожа горела, но не от жара, а от чего-то иного. Моргнув, загонщик попытался сосредоточиться — казалось, нечто старается отвлечь его. Тут же к Скаранксу из пыли протянулась черная ладонь, и на мгновение его сердце замерло, пропустив удар. Рука вытягивалась всё дальше, влача за собой языки пламени и клубы жирного дыма, отчетливо виднелись белые кости, украшавшие суставы пальцев латной перчатки. Пожинатель ангелов слышал голос, почти такой же, как у Повелителя, просачивающийся к нему через рык помех в ушах… Нет, это был не один, а множество голосов, низких и скорбных, как песнопения темного апостола, молящегося ненавистному богу. Их слова проникали в тело, и за ними следовала боль. Голоса о чем-то просили его — нет, чего-то требовали, — но Скаранкс не мог разобрать, в чем дело, да и не хотел. У него была цель, не оставлявшая времени для неясных речей.

Споткнувшись о кусок скалобетона, загонщик будто очнулся, вспоминая о неотложном деле; голоса исчезли, словно никогда не существовали, оставив после себя лишь помехи. Осмотревшись, Скаранкс увидел, что пол покрыт трещинами и расколот, а ошеломленный космодесантник стоит в центре воронки, оставленной взрывом. Тела противников немного защитили ангела, но граната не пропала даром — хотя желтый доспех все еще функционировал, его испещрили мелкие и крупные пробоины. Имперский Кулак обронил болт-пистолет и остался почти беззащитным, не считая боевого ножа, вонзенного в подергивающегося бриганнийца. Собиратель желез по опыту знал, что подобный взрыв на небольшом расстоянии заглушит сенсорные потоки брони, пусть всего на несколько секунд. У оглохшего, ослепшего и онемевшего космодесантника имелось два варианта: либо терпеть до перезагрузки, либо снять шлем. Скаранкс помедлил, выжидая, что выберет жертва; увидев, как великан вырывает нож из трупа Железнобокого и неуклюже нащупывает края шлема, он рванулся вперед. Следующие мгновения решат всё.

Раздалось шипение разъединяемых трубок и размыкающихся гермоуплотнителей. Космический десантник отбросил шлем, но опоздал — рычащий клинок загонщика опустился на его беззащитное лицо, врубаясь до кости. Хлынула кровь, полетели клочья обветренной кожи, и захваченный врасплох Имперский Кулак взревел от боли. Первый звук, изданный им за время боя; Скаранкс собирался сделать его и последним. Зажимая рану на лице, ангел покачивался, теряя равновесие и размахивая ножом в попытке отогнать противника.

Скользнув обратно в клубы дыма, загонщик обошел добычу кругом, не обращая внимания на чириканье прицельных меток. То, о чем пытался предупредить узел наведения, могло подождать — Скаранкс был слишком близок к победе. Его удар почти прорубил череп Имперского Кулака и рассек яремную вену. Из-под пальцев, сжимающих чудовищную рану, хлестала кровь, но даже в таком состоянии космический десантник представлял опасность. Возбужденные синапсы собирателя желез, подстегиваемые наркотиками, указывали ему углы атаки, варианты нападения. Выбрав быстрейший, загонщик резко опустил цепной меч и, выхватив лазпистолет, невероятно метко выстрелил от бедра в ковылявшего к нему великана. Луч, вонзившийся точно в глаз Имперского Кулака, превратил его мозг в кашу, но воин всё так же ступал вперед, неуверенно делая один шаг за другим. Видя, как из глазницы и рта космодесантника струится дымок, Скаранкс помедлил, думая, не ошибся ли с выбором. Иногда гиганты не умирали на месте, иногда не умирали вообще, и продолжали идти, несмотря на горелую размазню в черепе.

И тут, издав нечто, очень похожее на вздох, ангел с грохотом повалился навзничь. Скалобетон вздрогнул, как будто сочувствуя упавшему. Быстро убрав пистолет и остановив клинок, загонщик направился к трупу, лежавшему с раскинутыми руками. Посмотрев сверху вниз на мертвого воина, Скаранкс без церемоний присел на корточки. Вглядевшись в уцелевший глаз добычи, из которого уходила жизнь, пожинатель ангелов провел над ним рукой. Интересно, что жертвы видели перед смертью?

«Ты боишься? — подумал загонщик. — Боишься меня?»

Он надеялся, что так и есть.

Скаранкс ненавидел их за то, чем они были, за то, чем он никогда не мог стать. Загонщик был почти так же хорош, как и они, бесстрашен и могуч — но не был ангелом. Он был псом, и ненавидел их так же искренне, как любил Повелителя за то, что тот сделал его сильным.

Вокс-канал внезапно и мучительно завизжал на высокой ноте, словно просверливая череп. Вокруг мучительной боли, гвоздем всаженной в мозг, обвивалось сумбурное бормотание неясных голосов приглушенных расстоянием. Отдельные слова терялись в месиве непрерывного шума. Скаранкс похлопал ладонью по виску, пытаясь переключить частоты. Комм-модуль жужжал и пощелкивал, на каждом вокс-канале звучало одно и то же — голоса, грохочущие наподобие далекого грома, не произносящие ничего разборчивого, но в их тоне слышалось… Что? Обещание, или, быть может, предупреждение? Тряхнув головой, загонщик прогнал посторонние мысли. Ничто не имело значения, кроме приказов Повелителя.

Больше не тратя времени зря, он отрубил голову космодесантника — просто для верности — и отшвырнул её ударом ноги. Затем, с глубоким вздохом, Скаранкс принялся за работу. Цепной меч выл в его руке, вскрывая нагрудную броню. Добравшись до тела, загонщик отбросил зазубренные куски керамита и положил меч. Орудуя разделочными инструментами, он начал вынимать из черного панциря узлы подключений и удалять верхний слой кожи. Вслед за этим пришел черед моноволоконного скальпеля, который рассек твердую оболочку и обнажил мышцы.

Скаранкс слышал, как перегруппировываются бриганнийцы. От обоих отделений осталось лишь по нескольку потрепанных солдат, слишком трусливых, слишком тяжело раненых или слишком испуганных, чтобы сражаться с врагом. Командиры отрядов погибли первыми, хотя загонщик не знал, кто прикончил их — Имперский Кулак или амбициозные подчиненные. Повелитель поощрял среди смертных желание продвигаться вверх по служебной лестнице, хотя бы для увеселения самого себя и своих братьев.

В итоге вся стычка заняла, самое большее, несколько минут. Поблизости раздавалось ритмичное рявканье болтеров и жалкое повизгивание лазганов. Оторвавшись от работы, Скаранкс окинул взглядом руины, и что-то подспудно кольнуло его. Чувствуя, что за ним наблюдают, загонщик обернулся; через трещины в стене он увидел черные пятна, которые двигались и корчились, вздувались и превращались в тонкие полоски, словно размытые образы миражей. Пахло горелым мясом — сильнее, чем должно было, как будто собиратель желез только что надел шлем, вынутый из огненного гнезда. Всё новые и новые силуэты скользили в дыму вокруг него, исчезая на полушаге.

Внезапно перед Скаранксом возник череполикий шлем, с которого смотрели пронзительные глаза, напоминающие алые угли. Загонщик схватился за лазпистолет; пока он поднимал оружие, красные огни исчезли в завитке дыма. Чувствуя, как пересыхает горло, а по венам струится холод, он повел пистолетом по дуге, пытаясь отследить призрака. Былой прилив сил, вызванный боевым коктейлем, постепенно спадал. Моргая, пес Повелителя пытался прояснить зрение. Такое случалось прежде — узел наведения захватывал фантомов, и Скаранкс гонялся за уже умершими созданиями. Убрав оружие, он заметил опасливо-изучающие взгляды солдат и оставил их без внимания. Железнобокие выполнили свою задачу, а выжившие снова послужат ему, пока не будет выиграна битва и закончена жатва.

Отложив скальпель, собиратель желез выбрал клиновидный нож, подходящий для вскрытия усиленной грудной клетки и доступа к внутренним органам. Взревели осадные орудия; поблизости что-то взорвалось. Возможно, танк… но разве враг применял танки? Вновь сделав паузу, загонщик прислушался. Осторожность всегда оказывалась полезной, даже на этой стадии осады.

— Там еще больше… этих, — произнес один из солдат. Пригнувшись возле разбитого окна, он держал лазган наизготовку. По голосу Скаранкс узнал в нем того самого шутника из траншеи. Кажется, бойца звали Отто, но загонщик не был уверен. Все они выглядели одинаково: пара ярких от страха глаз на бледно-розовом, словно дождевой червь, лице. — Видно, как они бродят в тумане.

— Да, несколько, — отозвался Скаранкс и довольно присвистнул, добравшись наконец до цели охоты. Открыв один из сосудов, собиратель желез вытащил прогеноид мертвого космодесантника и опустил в цилиндр. Бриганнийцы, видевшие это, отошли подальше; даже сейчас, после всего, что они увидели и совершили под началом владык Медренгарда, подобные вещи вызывали у солдат суеверный страх. Выпотрошить ангела смерти значило согрешить в глазах Ложного Императора, а для Железнобоких его гнев оставался не менее реальным — пусть и не столь могущественным, — чем ярость богов, которым бойцы служили теперь.

Плотно закрыв сосуд, загонщик вытер окровавленные руки об одежду.

— Больше, чем несколько, — возразил Отто. — Они собираются выступать из города.

— Хорошо. Значит, я смогу расколоть больше желтых скорлупок, — произнес Скаранкс, глядя на завоеванный приз. Этот кусок хрящеватого мяса, обладавший своеобразной кровавой красотой, хранил в себе тайну ангелов, и мог превратить человека в одного из них. Загонщик задумался, каково это — носить вычурные доспехи и пробираться через океаны крови на протяжении целой вечности резни…

— Так у них броня не желтая, — сообщил Отто.

Нечто в его голосе привлекло внимание Скаранкса. Некая выразительная нотка, тут же отозвавшаяся во всех остальных, прыгала от солдата к солдату, словно цепная молния. Некоторые бриганнийцы тихо переговаривались, другие неверной походкой направились к окнам. Быстро пересчитав их — оказалось, из двух отделений уцелело пятнадцать человек — загонщик понял, что выжившие едва смогут связать боем одного Имперского Кулака, не говоря уже о большем количестве. Склонив голову и прислушавшись, он разобрал потрескивание пламени и шорох пыли, падающей с купола, по которому продолжали бить осадные орудия. До Скаранкса доносился звон разбивающихся солнечных батарей и рокот оседающего скалобетона, рев артобстрела и крики умирающих. Но характерного стука сабатонов силовой брони и рявканья болтеров не было слышно. Собиратель желез подумал о призрачных образах, возникших в узле наведения, и череполиком существе, явившемся ему.

Не понимая, что происходит, Скаранкс с цепным мечом в руке взобрался по скату обвалившейся крыши. Рассекая дым клинком, он услышал, как оружие бормочет неясное предупреждение. Туман войны так и не развеялся, прицельные метки нигде не задерживались, а замеченные прежде космодесантники пропали.

Загонщик попытался сфокусировать сенсоры шлема, чтобы пробиться через атмосферные эффекты, возникшие на поле боя. Он чувствовал что-то постороннее — так открытый нерв реагирует даже на легкое касание. При этом Скаранкс не видел ничего, кроме дыма и огня. Даже звуки стрельбы умолкли, слышалось только потрескивание пламени и скрежет оседающих строений. Вокс-канал тихо пульсировал странными шепотами, словно сотня голосов вела тихую беседу на грани слышимости.

На мгновение пепельно-пылевое облако развеялось, позволив загонщику рассмотреть идущие в атаку колонны бриганнийской пехоты. Впереди солдат двигались осадные танки и демонические машины на паучьих ногах. Наступление продолжалось без задержек, купол Корамонда сотрясался под артиллерийским обстрелом, и Скаранкс не видел признаков сопротивления, никаких намеков на контратаку через пробоину в оболочке улья — только огонь и дым. Но он ничего не слышал, как будто над развалинами возник некий пузырь, блокирующий все внешние шумы.

Снизу донесся какой-то стук. Обернувшись, загонщик увидел одного из Железнобоких, возившегося с реликварием, который прежде висел у бедра убитого космодесантника. Пока товарищи были заняты, бриганниец ковырял древнее лакированное дерево штыком и, в конце концов, сумел отодрать лицевую панель. Тут же все разговоры в воксе смолкли, воцарилась полная тишина, и даже херувимы, согнувшиеся в темных углах полуразрушенных арок, словно бы затаили дыхание.

Восприятие Скаранкса сдвинулось, исказилось. Он увидел, что дым, саваном лежавший на развалинах, уплотняется и твердеет вокруг солдата, успевшего залезть в ковчег и выдернуть наружу хранившуюся там вещь. Оказалось, что это рука скелета, сжатая в кулак; пожелтевшие кости были покрыты искусной вязью резко очерченных символов, значение которых загонщик не мог разобрать. Боец несколько секунд рассматривал объект, а затем, убедившись, что он не имеет видимой ценности, отшвырнул прочь.

Но рука не коснулась земли.

Ладонь, скрытая в черной как ночь латной перчатке, опустилась на голову мародера. Пальцы, раскрашенные в виде лишенных плоти костей, почти нежно сомкнулись на темени несчастного бриганнийца. Треснули сдавленные кости, и солдат заорал от невыносимой боли. Его товарищи развернулись или вскочили на ноги, двигаясь до смешного медленно для улучшенных чувств Скаранкса. Новые создания, облаченные в черную броню и окруженные мерцающими ореолами призрачного света, беззвучно выскальзывали из дыма — а может, они и были дымом, обретшим форму и плоть. Цепной клинок без единого звука опустился на еще одного бойца, успевшего закричать перед тем, как его рассекло надвое. Кровь и ошметки плоти заляпали остальных бриганнийцев.

Отто, все еще стоявший у окна, уже собирался стрелять, когда его схватили сзади руки, выросшие прямо из стены. Окутанные дымом и пламенем ладони сломали Железнобокого, словно детскую игрушку. Черные фигуры просачивались сквозь кирпичную кладку, держа украшенные костями болтеры; оружие испускало драконий рев, изрыгая огонь и смерть.

Создания, шагавшие сквозь туман, были космическими десантниками, но Скаранкс прежде не видел воинов, подобных им. Эти существа мерцали и угасали, появлялись и исчезали из виду, словно обманы зрения. Язычки пламени лизали маслянистый воздух, окружающий фантомов, а на угольно-черных доспехах болезненно ярко блестели отбеленные кости. Пришельцы казались то бестелесными, как тени, то, мгновение спустя, более материальными, чем что-либо вокруг. Загонщик не мог даже сосчитать, сколько их всего. Тем временем болтеры продолжали раздавать смертные приговоры, выплевывая в бриганнийцев пылающие заряды, которые с адской легкостью разрывали злополучных солдат на куски.

Скаранкс стоял неподвижно, будто прирос к руинам. Нечто шевелилось у него в кишках, странная дрожь, которую загонщик не ощущал с тех пор, как впервые лег под нож Благодетеля. Ему оставалось только смотреть, как умирают Железнобокие — быстро, не считая того, кто открыл ковчег. Мародер по-прежнему висел в руке призрака, хватаясь за проломленную голову и подвывая, словно кошка с перебитым хребтом. С пальцев, пронзивших череп, заструилось пламя; смешиваясь с кровью солдата, оно потекло по грязной коже и, жадно вздохнув, объяло его целиком. Несколько долгих секунд бриганниец верещал и сучил ногами, содрогаясь в явной агонии, и вопли, отражаясь от разрушенной арки, попадали в ухмыляющихся херувимов, а затем уносились в небо. Потом он умолк, безвольно повиснув в черной руке, и убийца выпустил тело.

Всё было кончено в мгновение ока. Пятнадцать человек погибли за пятнадцать секунд, их изуродованные, обгорелые трупы валялись на земле, окружая павшего Имперского Кулака. Рука скелета вновь оказалась в ковчеге, поставленном рядом с телом его обладателя. Осознав, что по-прежнему сжимает цилиндр с прогеноидной железой, Скаранкс огляделся по сторонам. В клубящемся сумраке жарко горели глаза фантомов, окружавших загонщика и ждавших… неизвестно чего. Создания заполнили руины церкви — от одного конца нефа до другого, словно прихожане из огня и костей — и все взгляды были обращены к нему.

Что-то простучало по полу. Под ноги Скаранксу прикатились два шлема, внешне похожие на его собственный, но проломленные и окровавленные; он отбросил их пинком. Затем раздался характерный перестук сосудов с геносеменем. Поднялась рука, держащая две перевязи, идентичные той, что носил загонщик. В цилиндрах, покачивающихся на ветру, отражалось пламя пожаров. Некоторые из них содержали по две-три влажно блестевших железы, и пес Повелителя ощутил мимолетную досаду, увидев, что собратья настолько обогнали его. Призрак бросил перевязи, и они полетели наземь с тем же звуком, с которым упал умирающий Имперский Кулак. Сквозь дым простерлась рука с вытянутым пальцем. Загонщик коснулся своего трофея, желая убедиться, что сосуд на месте — кем бы ни были пришельцы, он знал, что им нужно.

— Нет, — произнес Скаранкс.

Мгновение спустя из всколыхнувшегося дыма вырвалось громадное черное создание. В одной руке фантома, несущегося вверх по скату, тихо урчал цепной меч; другую он вытянул вперед, словно желая схватить загонщика. На броне великана мерцали всполохи и стучали кости — услышав этот звук, собиратель желез стряхнул оцепенение. Подняв собственный клинок, он блокировал выпад врага. Прежде Скаранксу уже доводилось обмениваться ударами со своими жертвами, но этот оказался сильнее прочих. После первого же соприкосновения клинков рука загонщика заныла до самого плеча.

Противники кружили вокруг друг друга, сталкивающиеся мечи высекали искры. Жилы Скаранкса вздулись, отзываясь на всё новые и новые выбросы адреналина из запасников. Мускулы загонщика набухали, прилив сил заставлял забыть о боли. Нанося мощные удары, собиратель желез заставил врага отступить; прежде он уже не раз сходился один на один с космодесантником, если возникала необходимость. Неприятный опыт, но, когда не было иного выхода, удавалось побеждать и так. Скаранкс не забывал и об остальных призраках, которых так и не смог сосчитать, — они наблюдали за поединком снизу. Что ж, пусть смотрят, сколько душе угодно. Пусть смотрят, как загонщик убьет их товарища и заберет в награду геносемя, лежащее внизу.

Подстегиваемый этой мыслью, Скаранкс отступил на шаг, уклоняясь от направленного в лицо цепного меча. Совершив стремительный выпад из-под руки космодесантника, он пробороздил доспех противника ниже нагрудника перемалывающими зубьями собственного клинка. Великан отшатнулся, загонщик сорвал с груди перевязь, выдернул из нее сосуд с геносеменем и набросил ремень на голову врага. Отпрыгнув назад, собиратель желез бросил меч, выхватил лазпистолет и выстрелил, попав в одну из осколочных гранат; та детонировала, и за ней последовали остальные, скрывая космического десантника в облаке взрывов. Прижимая трофей к груди, Скаранкс подхватил цепной клинок и соскользнул по скату, чтобы подобрать две другие перевязи.

Рядом с его рукой опустился сабатон, едва не оторвав пальцы. Пытаясь уйти от врага, загонщик неловко отскочил в сторону, в спешке спотыкаясь о трупы бриганнийцев. Видя, как смотрят на него красные глаза, Скаранкс почувствовал, что прямо сейчас безмолвно принимается какое-то решение. Затем странные космодесантники все, как один, повернулись к скату, где их чемпион попался на уловку собирателя желез.

Сердце загонщика бешено заколотилось — он увидел, что великан в черной броне не погиб, даже не пострадал. Космодесантник спускался вниз, срывая с себя обгоревшие клочья перевязи. Казалось, что его доспех остался нетронутым, пламя, обвивавшее нагрудник, не потускнело, а глаза пылали ярче прежнего.

Невероятно, ведь подобный взрыв должен был расколоть траурную броню, словно яичную скорлупу. Однако же, Скаранксу пришлось поверить собственным глазам, видевшим, что чемпион цел и невредим. Даже в месте, куда пришелся удар цепного меча, не осталось и следа, хотя загонщик помнил, как зубья впивались в металл.

Чем дальше спускался великан, тем ярче пылали его глаза, и в конце концов псу Повелителя пришлось отвести взгляд. В комм-модуле раздались шипение и треск, затем зазвучала речь, и, пусть загонщик не разбирал отдельных слов, смысл послания был ясен. Остальные космодесантники повернулись к нему, и в уши Скаранкса вцепилась свирепая какофония, буйство голосов, пронизанных неизбывной мучительной болью.

— Ты боишься? — шипели они. — Боишься меня?

И загонщик понял, что так и есть. В желудке ворочался тяжелый ком ледяного страха, приковывая его к земле, остатки гордости и рвения лежали горьким пеплом на языке. Скаранкс был убийцей ангелов — и ангелы, наконец, явились покарать его за преступления. Крепче сжав сосуд с геносеменем, он подумал, что Отто и другие солдаты были правы в своих суевериях, а затем рубанул по протянувшимся к нему клубам дыма. В них беззвучно приближались к загонщику создания в доспехах, и он чувствовал тепло призрачного пламени.

Скаранкс думал только о бегстве, о том, что должен же быть выход. Подняв голову, он остановил взгляд на колоннах: если удастся подняться и выбраться наружу, то, возможно, появится шанс на спасение. Нужно только пространство для рывка. Загонщик описал дугу мечом, пытаясь отогнать подступающих призраков; если получится добраться до Повелителя, там он окажется под защитой, господин не даст своему псу издохнуть так, как остальным. Изрыгая проклятия, Скаранкс снова взмахнул клинком.

А потом он заметил просвет и воспользовался им — рванулся к окну и с разбегу выпрыгнул наружу. По пути загонщик выронил цепной меч, но не стал возвращаться. Было слышно, как оружие воет, подзывая его, словно ребенок, брошенный родителем.

За осыпавшейся стеной на собирателя желез навалился грохот, непривычно громкий после пребывания внутри руин. У армии, осаждавшей Корамонд, начались проблемы. Земля содрогалась, раздавался жалобный визг ракет и нестройный рев демонических машин. Люди и боги вопили и рычали в агонии. Скаранкс ошеломленно смотрел на открывшуюся ему картину, не в силах двинуться с места.

На мертвецов, лежащих на поле боя, накатывалась пылающая армия, перемалывая их тела до неузнаваемости. На глазах загонщика погибла сотня солдат, затем двести, триста, четыреста — целые полки сметались пылающей косой фантомов в черных доспехах, медленно и целеустремленно выступавших из разрушенного улья. Хельбрут, размахивая тяжелыми клешнями, атаковал призрачных созданий, но враги в траурной броне погребли гиганта под собой. Стальной изверг мучительно завопил, растерзанный горящими зарядами, которые прошли через его адскую броню, как сквозь пустое место.

Взглянув на единственную железу в треснувшем цилиндре, Скаранкс крепче прижал добычу к груди и бросился бежать, уклоняясь от взрывов, распахивающих поле боя. Остался лишь один шанс на спасение — найти Повелителя. Возникая позади и со всех сторон, загонщика безмолвно преследовали создания в облике космодесантников, носящих украшенную костями черную броню.

Они не бежали, но при этом не отставали от Скаранкса, проникая сквозь плотные объекты, будто завитки дыма. Как стая воронов, как волки, без устали преследующие добычу, как быки, упорные в своей атаке, как ангелы, нисходящие с небес, они все время оставались на краю поля зрения, или над загонщиком, или позади, держа тот же темп, словно его собственная тень, обретшая плоть. Они тянулись к Скаранксу, оставаясь в нескольких метрах, и, как бы резво ни бежал пес Повелителя, обжигающие пальцы всё равно касались его. И всё это время фантомы продолжали шептать в вокс-канале, и голоса их напоминали шелест песка, скользящего по металлу, или шипение остывающих углей.

Если они и были частью армии, которая сейчас прокатывалась по осаждающим, то, похоже, преследовали иную цель. Черные великаны оставались рядом с загонщиком, не обращая внимания на бегущих бриганнийцев или умирающие демонические машины, что безвольно оседали на землю неподалеку, изрыгая дым. Скаранкс понимал: призраки хотели получить то, чем владел он. Для них этот приз был столь же ценен, как и для него. Тихий голос внутри загонщика шептал, что погоня прекратится, если он отдаст сосуд. Его оставят в покое, позволят затеряться в отступающей толпе. Но Скаранкс не мог и не хотел поступить так.

Осада Корамонда была прорвана, и Повелитель наверняка отступал к бастионам, возведенным в первую неделю боев. Там ждали транспортники легиона, готовые доставить воинов к кораблям на орбите. Не щадя себя и напрягая все силы, Скаранкс чувствовал, как перестают действовать боевые наркотики. Загонщик бежал быстрее, чем когда-либо, огибая танковые ловушки и участки колючей проволоки, а в его теле надрывались мышцы и трещали кости. Несмотря ни на что, он сжимал добытый трофей. Когда слабеющий эффект зелий окончательно исчез, Скаранкс начал черпать силы в страхе и ненависти, чувствах, испытываемых им в равной мере.

Собиратель желез заметил далеко впереди очертания массивного бастиона.

Мгновение спустя укрепление взорвалось. К небу взметнулись языки огня, загонщика осыпали крупные куски тлеющего скалобетона. Спрыгнув в траншею, Скаранкс накрыл добычу своим телом; из пламени поднялся транспортник, но вскоре потерял высоту и рухнул где-то поблизости.

Фантомы окружили загонщика, выросли впереди и позади него. Выхватив лазпистолет, Скаранкс начал выпускать во врагов один заряд за другим. При этом пожинатель ангелов праздно думал, не испытывает ли сейчас те же самые чувства, что и бриганнийцы, которых он по отделению за раз скармливал своим жертвам. Лазпистолет пискнул, потом загудел: батарея питания была на исходе, и загонщик бросил оружие.

Вот и всё — бежать было некуда, но он не хотел гореть, не заслуживал этого. Скаранкс был хорошим псом, делал только то, что приказывал хозяин, но призраки загнали его, так, как он сам загонял своих жертв. Собиратель желез дрожал от страха, понимая, что Благодетель и Повелитель лгали ему. Он видел их ложь в безжизненных, обжигающих взглядах преследователей. Эти двое не были богами, и сам Скаранкс был ничем не лучше, ничем не выше других. Он был всего лишь человеком, и он боялся.

— Вам нужно это? — закричал Скаранкс, поднимая сосуд. Если отдать цилиндр, ему позволят уйти, как и пытались объяснить шепчущие голоса. Всё, что нужно — продемонстрировать раскаяние. — Забирайте, просто забирайте!

Фантомы остановились. Облаченные в броню великаны смотрели на загонщика, а их безмолвие обволакивало траншею. Сглотнув желчь, Скаранкс бросил взгляд на сосуд.

Разбитый сосуд.

В цилиндре лежала обуглившаяся железа, пронзенная куском металла. Геносемя погибло. По рядам преследователей пронеслось нечто вроде вздоха, в котором звучала боль от старой, вновь открывшейся раны. Одно из созданий в траурном доспехе осторожно прижимало к себе ковчег Имперского Кулака, словно этот ящичек что-то значил для призраков.

Затрещал вокс; Скаранкс мог разобрать, что Повелитель изрыгает какие-то приказы, но отдельные фразы терялись в мучительных помехах, поглощавших каналы связи так же быстро, как пламя пришельцев пожирало врагов. В ушах загонщика бессловесно ревели иные голоса, похожие на жестокий, неудержимый рык огня, растущую пульсацию двигателей фрегата, близких к перегрузке, и грохот удара кометы о силовой щит. Это были голоса рока и проклятия, рев варп-левиафана, готового проглотить тебя целиком. Это был крик десяти тысяч выпотрошенных космодесантников и их императора-трупа. Это был плач тех, кто еще не родился, и тех, кто никогда не умрет, вой сломанных судеб и неисполненных предназначений.

Скаранкс упал на колени и обхватил голову, пытаясь сорвать шлем, а звуки продолжали врезаться в него, терзая мозг добела раскаленной болью.

Чувствуя, как вой отдается в теле и прокатывается над ним, видя, как черные силуэты преследователей в покрытой пламенем броне заполняют траншею, Скаранкс осознал, что ему давали возможность заслужить легкую смерть, но он отверг полученный шанс. Ему давали возможность раскаяться в своих преступлениях, но он отверг и это.

Теперь уже слишком поздно.

Теперь он будет гореть.

Ник Кайм
Votum Infernus

Они бежали, преследуемые воем.

Герст бежал первым. Он был в хорошей форме, самым молодым из них, и, скорее всего, самым напуганным. Лишь сержант Злодни собственным авторитетом и угрозами расправой заставлял их держаться вместе. И как только ему вырвали большую часть глотки и выпустили иссиня-красные кишки, солдаты 64-го отделения осознали, что есть вещи и пострашнее сержанта Злодни.

Ведь востроянцев преследовали не только крики, но и пронзительный вой. Мелькавшие в тумане, перемешанном с облаком пыли и дыма от недавней битвы, преследователи казались гвардейцам нереальными существами, не более чем тёмными пятнами.

На рассвете, как раз, когда пехотные дивизии величавой 85-й армии Востроянских Первенцев готовили наступление, густой туман поглотил руины Каэроса. Интенсивная артподготовка сровняла с землёй город и его окрестности. А теперь гвардейцы спасались бегством, и из-за обломков у них не было надёжной опоры под ногами. Туман обволакивал разорванные снарядами остовы зданий и скапливался в кратерах, создавалось впечатление, будто он нерассеивающийся выдох некоего существа. Густые облака были повсюду, становясь всё более и более плотными; у них был металлический запах крови, и несли они смрад нефтепродуктов вместе со странно усыпляющей вражеской вонью.

В тумане было сложно ориентироваться, он вызывал леденящий ужас, но именно дурманящий аромат сводил с ума. Он спутывал сознание, пробуждая мертвецов и заставляя живых молить о забвении. В тумане, в развалинах поля уже проигранного боя, опасностей было не счесть.

Однако некоторые из них были до смешного обыденны…

Солдат пронзительно закричал от боли, подвернув лодыжку. Земля, разбитая множеством сапог, схватила его ногу.

Герску, третьему спереди, показалось, что, наверное, это Андрев. Потом Андрев резко вскрикнул. А затем — тишина. Герск быстро оглянулся, но не увидел ничего, кроме тени. Он моргнул, и тень исчезла, поглощённая туманом; звук смерти Андрева — вот единственное доказательство того, что Герску всё это не почудилось.

Из шестерых осталось пятеро.

И вот их уже четверо.

Герст споткнулся — слишком ретив и неосторожен он был в своём желании убежать от воображаемого или реального врага, следующего за ним по пятам. Секунды не прошло, как остальные услышали хрип. И через несколько мгновений они увидели, как бедняга Герст упал, пронзённый острым шипом — осколком, торчащим из земли, как искривлённый палец. Тёплая кровь потоком лилась из его тела, сползавшего вниз по ржавому металлу.

Никто не остановился проверить, жив ли Герст. На это не было времени. Если он ещё не умер, то, что бы его ни преследовало — оно его добьёт. И вряд ли сделает это быстро. Герск потратил несколько драгоценных секунд, чтобы оглядеться, но не увидел ничего, кроме тумана и чьих-то расплывчатых силуэтов. На мгновение, переступая через своего, по-видимому, мёртвого товарища, Герск позавидовал Герсту. Он возненавидел себя за подобные мысли и побежал чуть быстрее и увереннее.

— Помедленнее, — крикнул он в спину Рзаневу, ставшему лидером в отсутствии Герста.

— Ты свихнулся нахек, товарищ?

— Нет, задник, ты сдохнешь, если сейчас же не остановишься. Да куда ты вообще бежишь Рзанев?

Герск задыхался; они уже пробежали практически три километра сломя голову в полной боевой выкладке. Отполированные доспехи хороши на плацу и полезны в бою, но лишь ослабляют решимость и тело во время панического бегства. Олек отстал. Как самый старый в группе он, возможно, и обладал ветеранским опытом, но вдобавок потерял часть былой юношеской энергии.

— Подальше отсюда, товарищ.

Сквозь туман, тяжело клубящийся над изрезанным полем боя, Герск видел, как Рзанев по-птичьи бросает взгляды туда-сюда в поисках нападающих. Он никого не находил — враги, с которыми они столкнулись, не позволяли заметить себя, пока не было уже слишком поздно. Если вы их увидели, то это будет последнее зрелище в вашей жизни перед путешествием к Трону или низвержением в душераздирающую преисподнюю варпа. По крайне мере такие басни травили у походного костра. Тогда казалось забавным довести страшными историями Герста до шазнека и немного над ним посмеяться.

Теперь Герст мёртв. И никто не смеётся.

Рейдеры появились на Каэросе. Они грабили и убивали, а защитники планеты были не способны сбросить их ярмо со своего мира. Посему востроянцы ответили на этот вызов. Они прибыли со множеством людей в сверкающих нагрудниках и подбитых мехом шлемах, со знамёнами, развевающимися на ветру. Первенцы стремились показать Каэросу, каким образом они заслужили своё славное имя, и преподать чуждым агрессорам подобающий урок имперской военной доблести. Но их напыщенные строевые представления, торжественность и величие ни к чему не привели.

Кроме смерти. Если внутреннее чутьё Герска его не обманывало, то из практически трёхсот человек авангарда в живых остались только он с товарищами. Или, по крайней мере, живыми и свободными. Ходили слухи, что чужаки забирали людей в рабство. Герск уже решил для себя, что лучше уж умереть, поэтому он сохранял достаточно заряда в лазпистолете для последнего, самоубийственного выстрела в висок.

— Куда, Рзанев? Куда? — прошипел Блезни настолько громко, насколько посмел. Герск слышал позади себя тяжёлое дыхание вокс-оператора. Он не решился сказать ему, что даже если он будет орать во все горло, это ничего не изменит — мучители просто играли с ними, точно зная, где находятся гвардейцы. Единственный шанс на спасение — засесть в безопасном месте и держать оборону до прибытия подкрепления.

В последней передаче, полученной Блезни до того, как всё покатилось к шазнеку, говорилось, что близится подкрепление из основной группы войск полковника Кецби. А это означало бронетехнику, много бронетехники. Им осталось просто оставаться в живых до её прибытия.

— Рзанев! — крикнул Герск, когда солдат продолжил бег, всё также крутя головой по сторонам, а между тем повсюду вокруг них не стихал вой. Он напоминал Герску свирепый хохот, только более резкий и сверхъестественно резонирующий. Абсолютно чуждый.

— Вверх, — сказал Рзанев, скорее с надеждой, чем с убеждённостью. — Там холм. Вроде бы я помню его.

— Зачем? — спросил Герск, он был всё ещё настроен скептически, хотя и заметил, что Блезни и Олек ускорились. Надежда так действовала на отчаявшихся людей, пусть даже и ложная.

— Дорога. Дорога в Каэрос. Там будут танки.

— Бронетехника полковника Кецби, — простодушно прошептал Блезни.

Холм едва виднелся, скрытый плотными облаками дыма, но ветер развеял их и выпотрошил надежды Рзанева, как ксеносы выпотрошили Злодни.

Это вообще не было холмом. Это был курган. Рзанев принял плоть за землю. Там были восторянцы, погибшие в засаде, их трупы были расположены в ужасную скульптуру какого-то безумного художника. На вершине четырёхметровой насыпи располагались убитые чужаками офицеры, их конечности переплетались, связанные колючей проволокой. Сначала курган было сложно заметить — чёрный смог будто бы каким-то образом его скрывал. И только когда Рзанев подобрался ближе и потревожил освежёванные трупы — им открылась полная картина. Комиссар Рудинов был венцом кровавой конструкции — пика пронзала его, выходя из макушки. Из его широко раскрытого рта свисал язык, заставляя его выглядеть удивлённым. Герск был готов поспорить, что комиссар не ожидал этого.

После смерти Рудинова не было больше призывов к оружию, тогда и началось бегство — никаких болтов в висок и катехизисов ненависти к пришельцам. Вместо этого были кровь и бритвено-острые клинки, обещания мучений и смерти, срывающиеся с губ чужаков.

Ужасно болезненное чувство скрутило желудок Герска, когда он понял, в какой ситуации они оказались.

Олека стошнило.

Рзанев пристально смотрел и не верил, что это тот же самый скелет города, который они бомбили не более трёх часов назад.

Блезни, невзирая на опасность на свой страх, зарыдал и закричал от ужаса.

Они вернулись в центр Каэроса. Они бежали кругами.

Где-то в тумане жестокий смех усилился.

Слизиаль упивался их страхом. Пока мон-кеи истощались, он впитывал силу, и он был ещё далёк от насыщения. Их боль была слаще и питательней, ведь как подношение истязаемая душа ценнее для Той, Что Жаждет, нежели покойная.

Для Слизиаля страх жертвы был как мокрая тряпка, и он жаждал выжать из неё всё до последней капли ужаса. Но, по-видимому, он был не один на этом празднике смерти.

— Я устала от этой игры, брат, — прошипела Иезанда, обвиваясь своим волнующим телом вокруг него.

Слизиаль схватил её запястье и выкручивал руку, пока клинок не оказался направлен на его сестру.

— Как я уже тебе говорил, сестра, ты не захватишь мой титул суккуба этого культа с помощью столь детских уловок.

Иезанда корчилась, пока Слизиаль выворачивал её руку, заставляя выпустить клинок до того, как он вернётся на место.

— Сын шлюхи! — фыркнула она, освобождаясь из захвата брата и быстро отступая с болезненным выражением на фарфорово-белом лице.

Слизиаль пожал плечами.

— Она была и твоей матерью, дорогая сестра, — он остановился, чтобы полюбоваться ею.

Иезанда была красива, даже по высоким стандартам Комморры, но обладала змеиным шармом и чем-то вроде жала гадюки, — Одна царапина этого яда…

— …и я без сомнения буду корчиться в муках у твоих ног, — закончил Слизиаль за неё.

Иезанда подарила ему кокетливую улыбку, что только заставило её казаться более опасной и непредсказуемой.

Её тело было гибким, а доспех из красного панциря и кровавой кожи мало что скрывал и мало от чего защищал. Брызги крови на её теле покрывали больше, чем корсаж и поножи. Она носила полумаску и корону, её лоснящиеся, чёрные как вороново крыло волосы каскадом ниспадали по спине.

Иезанда была лацерой. Кроме маленького, изогнутого клинка драукая, которым она пыталась отравить своего брата, у неё также была пара бритвоцепов. Сейчас они неактивны и обёрнуты вокруг талии, их сегментированные зубы пока сложены в форме хлыста. Одно мановение руки, и она держит зазубренный меч — таковы гибридные свойства этого оружия.

Будучи прагматичнее своей сестры, Слизиаль носил более тяжёлую броню. Даже его лицо было защищено маской — белым и невыразительным опалом, над которым Иезанда постоянно насмехалась и который скрывал его искажённое обличие. Его нетускнеющая поверхность отполирована до зеркального блеска и отражала лица жертв, которых пытал и убивал Слизиаль. Эта капля садизма была для суккуба ещё одной притягательной причиной носить эту маску.

Как и сестра он носил те же цвета, соответствующие их культу Кровавых Змей — красный и кармазинный. Но он был гидрой и в совершенстве владел кристаллическими перчатками с шипами, в честь которых он назвал свою боевую дисциплину. В отличие от клинков Иезанды оружие Слизеэля уже было наготове с прошлой охоты.

— Это просто маленький ножик, дорогой братец, — с притворной застенчивостью промурлыкала она, похотливо сгибаясь, чтобы убрать лезвие драукая обратно в ножны на лодыжке.

Приглушённые возгласы скота, которого они преследовали, послышались из тумана и прервали их родственное заигрывание, заставляя вернуться к своей задаче.

— За этих четырёх рабов дадут хорошую цену, — заметил Слизиаль. — Адракис может щедро заплатить за несколько дополнительных живых субъекта…

При упоминании имени гемункула Иезанда высунула язык, изображая рвотный позыв.

— Он — больной червь. Я не буду вести с ним никаких дел, — сказала она, акробатично спружинив в сторону, после чего они вновь начали охоту за беглецами. — Я хочу ещё четыре головы на полку для трофеев, — заявила она; туман быстро окутывал её тело, пока не осталось ничего, кроме её голоса. — Если ты будешь для меня хорошим мальчиком, то я дам тебе одну, брат.

— Сука… — улыбнулся Слизиаль, решив не убивать свою сестру до окончания охоты, после чего побежал в туман за Иезандой.

— Мы — покойники, — шептал Блезни с опасным, почти оцепенелым взглядом, пока Герск не встряхнул его, вернув к реальности.

— Если останемся здесь — да, — он повернулся к остальным. — Если мы продолжим слепо нестись, сломя голову.

Инстинктивно они встали в круг, лицами к пустоте призрачного тумана. Каждый человек бережно держал лазган, и только у Герска был лишь пистолет, который он сжимал как последнюю связь с этим миром.

— Ну и что же ты предлагаешь? — выкрикнул Рзанев. — Мы не можем здесь оставаться.

Ужасающий тотем из плоти бывших офицеров мрачно наблюдал за ними тусклыми, остекленевшими глазами. Никто, ни один из них не хотел задержаться здесь ни на секунду.

Блезни раскачивался на пятках вперёд и назад. Его глаза смотрели в никуда, а губы тихо произносили молитву.

— О Святая Надалия, Серая Леди, Трон на Земле, избавь наши души от зла сейчас, дабы мы смогли вновь стать твоим щитом.

Блезни шептал снова и снова.

— Он уже не с нами, товарищ, — заметил Олек Герску. — И что прикажешь делать дальше?

Герск думал, отчётливо понимая, что они ждали его руководства. Не зная, как это произошло, он просто стал ответственен за этих людей. Его страх усилился, но он поборол его и стал рассматривать ужасный, всепоглощающий туман в поисках ответа.

И тут он увидел зубцы башни, поднимающиеся над бесконечной белизной.

— Там редут, — сказал он, пытаясь не слишком цепляться за надежду. Они обернулись и увидели её будто бы впервые, верхушку старой башни, эстетически не гармонирующую с остальной частью города, вздымающуюся у основания крутого холма. Насколько хватало взгляда, подножие холма состояло из выпирающих скал и булыжников, но оно было чудесным образом не тронуто.

— Я думал, мы всё разбомбили в этом городе к шазнеку, — сказал Олек, пытаясь потереть свою дёргающуюся бровь рукавом куртки, как вдруг понял, что у него нет части руки и кровь гейзером хлещет из чисто срезанного обрубка.

— Святая Надалия! Трон и Земля! — Рзанев отшатнулся от истекающего кровью Олека, который попытался остановить кровотечение другой рукой, но понял, что и она была отсечена. Герску послышался игривый смешок в желтоватом ветре — странно жеманный и совершенно ошеломляющий звук в данной при таких обстоятельствах.

Молитва Блезни стала слышнее. Рзанев присоединился к нему, и теперь их хор звучал всё громче.

Герск разрывался между желанием помочь Олеку и необходимостью заставить остальных двигаться.

Затем его глаз уловил серебряную вспышку: она выглядела как будто бы блёклый луч пробежал по доспеху Олека, после чего его тело распалось напополам. Решение Герска было неосознанным.

Он закричал.

— Бежим!

Плачущий и обмочившийся Блезни помчался в сторону холма. Рзанев последовал за ним.

Они молились, все трое, выкрикивая слова ввысь, в тёмные небеса и не видя землю внизу, они отчаянно кричали кому или чему угодно, готовому их услышать.

— О Святая Надалия, Серая Леди, Трон на Земле избавь наши души от зла сейчас, дабы мы смогли вновь стать твоим щитом.

И как будто в ответ на их молитвы из тумана вокруг башни появилась фигура, облачённая в тяжёлую броню чёрного цвета.

Тело Иезанды пульсировало от разделяемых боли и страха рабов, она так сильно хохотала, что чуть было не пропустила призрака в тумане. Она моргнула, дабы увериться, что это не было какой-то галлюцинацией после обильного приёма перед битвой множества наркотиков, после чего облизала губы в предвкушении.

— А ты здоровый… — промурлыкала она, бросаясь в туман, когда почувствовала приближение Слизиаля сзади. — Он мой, дорогой братец. Целиком и полностью.

— Кто это? Похож на… — сказал Рзанев.

— Да какая разница, товарищ? Он — друг, а мы окружены врагами.

Они достигли подножия холма. Впереди ещё был долгий путь к вершине, и поверхность была далеко не надёжной. Никто не хотел закончить как Герст, по крайней мере, не так близко от спасения, так что они с трудом двигались, несмотря на свой страх перед тварями, следующими за ними по пятам.

Башня маячила вдали — высокая и неприступная. Хотя сейчас она и была ближе, но казалось такой же размытой, какой Герск увидел её впервые, и бронированная фигура также не стала чётче.

Нахмурившись и пытаясь лучше понять природу их возможного спасителя, Герск поздно заметил, насколько он отстал от остальных. Пытаясь ускориться, невзирая на риск, он почувствовал, как ласковый, шепчущий ветерок коснулся его левого бока, и через мгновение его охватила парализующая боль.

Герск скатился вниз по грязи, разрывая перчатки и раздирая руки в попытке замедлить падение. Он ударился головой об острую кромку камня, сминая и смещая шлем. Гвардеец отключился на несколько секунд. Он не был уверен на сколько. Очнувшись — попытался закричать, видя сквозь кровавую пелену медленно исчезающих в тумане Рзанева и Блезни, пока кровь из чудовищной раны на лбу обильно заливала ему глаза. Внезапно он почувствовал бронированную пяту у себя на шее, заставляющую его молчать.

— Шшш, ещё рано, маленький раб… — голос был женским и извращённо успокаивающим, а его обладательница вдавливала каблук с режущими кромками в беззащитное горло Герска. Сумев частично повернуть голову, Герск увидел нависающую над ним чужачку. Она была болезненно прекрасна, под стать своему ужасающему облачению, и величественна, бледная и твёрдая как камень.

Она присела на корточки и убрала ботинок, ослабив давление на шею Герска. Прильнув к нему настолько, что востроянец мог почувствовать её запах, с притворной застенчивостью прошептала:

— А теперь можно кричать…

Герск посмотрел туда, куда она указывала вытянутым пальцем. Палец заканчивался причудливо выглядевшим когтем, сделанным из странного, тёмного металла.

Блезни и Рзанев умерли, сделав несколько шагов по холму. Их последнее объятье было тем более отвратительным потому, что их руки пронзали грудные клетки друг друга и выходили из спины. Это было ужасно, и тут Герск понял — он встретил скульптора тотема из плоти.

Несмотря на парализующий яд в своём теле, Герск попытался закричать.

Иезанда содрогалась от очевидного наслаждения страданием раба. Она громко хохотала, пока он тщетно пытался зарыдать, плюнуть в неё и обматерить, даже несмотря на то, что часть тела обмякла от яда на её клинке.

— Не волнуйся, птенчик, — ворковала она как мать с ребёнком, — я скоро вернусь, а к тому времени лекарство, которое я дала, уже выветрится. Ты почувствуешь всё, что я для тебя приготовила, — пообещала она и томно встала в полный рост.

— А сейчас, — пробурчала Иезанда про себя, — где же твой большой бронированный друг?

Слизиаль понял, что не один. Сначала он подумал, что один из рабов мон-кеев каким-то образом ускользнул от них с сестрой, забился в щель и только сейчас посмел вылезти. Но тут ксенос ошибался, в чём он убедился, как только силуэт начал проступать сквозь туман.

Он преследовал сестру, когда осознал несоответствие. Иезанда была быстра, и Слизиаль знал, что она могла убить всех четырёх рабов, если бы только его не было рядом, чтобы сдерживать её. Пусть и малая, милость гемункула была полезна. Слизиаль нуждался в покровительстве Адракиса. Он потерял глаз в гладиаторской дуэли с другой ведьмой, предыдущим суккубом Кровавых Змей. Его можно восстановить с помощью эзотерического искусства Адракиса. Это была ещё одна причина того, почему Слизиаль носил маску — скрыть изъян в своём прекрасном облике, как от себя, так и от своих союзников тёмных эльдар. Он хотел свой глаз назад. Его требовало тщеславие Слизиаля.

Он был сразу за Иезандой, когда его посетило неясное ощущение того, что за ним кто-то наблюдает. У Слизиаля были хорошие инстинкты. Они сохраняли ему жизнь, наверное, даже дольше, чем он того заслуживал, и они вновь предостерегли его насчёт преследования фигуры в тумане.

Она был выше других и закована в более толстую броню, но, как бы Слизиаль не пытался выйти во фланг странно возникшему явлению, оно всегда было перед ним, и ксенсос никак не мог приблизиться к своей добыче.

Он опять потерял Иезанду из вида — её поглотил туман, ставший за последние несколько минут ещё гуще и вездесущее; или это лишь разыгралось воображение Слизиаля? Как потаённая опухоль сомнения закрались в мозг Слизиаля, и он подавил их, подчинив чувство опасности надменной самоуверенностью.

— Твоя кровь на моём клинке, мон-кей, — прошипел он тёмной фигуре в тумане, только для того, чтобы понять, что за миг отвлечения она пропала.

Слизиаль нахмурился, одновременно недоверчиво, раздражённо и испуганно.

— Что происходит?

Герск карабкался в гору. Всё ещё оцепеневший от действия парализующего токсина в своём теле он полз, подтягивая себя только одной рукой. И не имело значения, что острые скалы изорвали его мундир и исцарапали броню, или что кровь из раны на лбу окрасила его лицо в кроваво-красный цвет — лишь башня и связанное с ней спасение действительно важны. Но пока Герск пытался туда добраться, отчаянно, как утопающий, тянущийся к верёвке, он понял, что его предполагаемого спасителя там уже нет. Не имея времени на роскошь задуматься почему, Герск продолжал подъём, поглядывая на отдалённую вершину.

Иезанда ненадолго удивилась тому, что случилось с её братом, но решила, что ей наплевать. Этот раб будет её, это убийство. Она убивала и более крупных, торжествуя перед искажёнными ужасом лицами своих жертв, когда они понимали, что их убила гибкая, маленькая женщина. Многие за пределами её собственного культа ведьм совершили ошибку, недооценив её.

Холм был крут и полон беспорядочно выступающих скал, напоминающих Иезанде вытянутые зубы. Фактически, сейчас, когда она обдумала это, целый косогор казался практически раскрытой в агонии пастью. Символизм доставлял ей наслаждение, и она улыбалась, стремительно возносясь по пересечённой земле склона холма и нащупывая рукоятки бритвоцепов.

Она привыкла к определённой реакции своих противников, коим она позволяла увидеть своё стремительное приближение. Кто-то бежал — искренняя реакция на такую ведьму с дико развевающимися волосами, как она. Другие стояли насмерть, с оружием наготове, или даже атаковали. Иезанда достаточно легко могла уклониться от пуль, снарядов или потоков энергии — она занималась этим всю свою жизнь. Но этот ни сделал, ни единого движения — стоял неподвижный, словно статуя из оникса.

Иезанада решила закричать, — от её пронзительного, визжащего боевого клича кровь стыла в людских венах. Изогнувшись, она выпустила бритвоцепы, и они, будто живые, по-змеиному заскользили по её телу. Ведьма длинными, мощными шагами преодолела последние несколько метров до своей жертвы. Гудящий ветер гулял в гриве её волос, развевающихся словно чёрное пламя за спиной. И теперь, когда её добыча была столь искушающее близка — на расстоянии удара её любимых клинков, Иезанда увидела и отметила, множество дополнительных особенностей своего врага.

Броня не была только чёрной, но и эбеновой. Похожая на скелет и вправду отделанная костью. Как и шлем, что был похож на суровый череп, в глубине его холодных и безжизненных глазниц был… огонь. Иезанда, убивая своих жертв, часто смотрела им в глаза и наслаждалась, видя там ужас и острое осознание того, что это последние мгновения их бытия. Она купалась в ощущении могущества, получаемого от этого.

Но в воине из тьмы и кости не было ничего подобного. В его глазах был лишь огонь, и, что было совсем невероятным для Иезанды — оказалось, что в эти последние несколько секунд перед битвой только она испытывала страх. Нет, не просто страх… всепоглощающий, беспричинный ужас.

Иезанда узрела нечто, возникшее прямо перед ней, как тень, отброшенная Элиндрахом, царством мрака. Грани его брони мерцали и дымились, будто плавясь и стекая в туман, становясь его частью. Она знала, как бороться с врагами из плоти и крови, но с бестелесным призраком… Иезанда всегда боялась и презирала мандрагор Комморры именно по этой причине, и сейчас она столкнулась лицом к лицу с чем-то, имеющим больше общего с призрачными тварями Элиндраха, нежели с рабами, которых она уже покромсала. Потом, в процессе ошеломляющего каскада осознания и эмоций, случилось нечто, никогда не случавшееся с Иезандой. Она споткнулась.

Бритвоцепы ударили, влекомые инерцией — два хлестнувших языка адской стали, выкованные в тайных мастерских Свалки Костей — но не попали.

Иезанда, наполовину ошеломлённая собственными неудачными движениями, изумлённо смотрела, не веря, что бритвоцепы просто прошли сквозь него. Её глаза расширились, ведь казалось, что чёрно-костяной воин появлялся и исчезал — у него словно было мерцающее поле архонтов. И внезапно он оказался рядом. Хоть глаза и говорили ей обратное, Иезанда отказывалась верить, что её перехитрили. Это чувство длилось недолго. Оно сменилось другим. Болью. Всё началось с тёплого ощущения в туловище, которое за несколько секунд переросло в бритвенно острое мучение, и ведьма поняла, что это её последняя дуэль. И хоть она и возненавидела себя за это, бессловно проклиная, пока её драгоценная душа низвергалась в варп к Той, Что Жаждет, она вскрикнула, такая же слабая, как когда-то радостно пожинаемые ею ничтожества.

Слизиаль остолбенел, услышав как сестра прокричала его имя. Иезанда делала подобное и раньше, но в весьма отличных от текущих обстоятельствах. Обычно подобное предвещало боль, но опять же не так. Она схватилась с призрачной фигурой в тумане, и болезненное осознание судьбы своей сестры было выражено в этом крике — Слизиаль внезапно почувствовал себя в одиночестве.

Несколько секунд он находился в замешательстве. Он всё равно потерял того, кого преследовал, и он любил свою сестру, пусть и своеобразно.

Хоть он и знал, что это глупо, он всё же крикнул ей в ответ.

— Иезанда!

И вот он бежит туда, где всё ещё слышались отголоски его собственного имени. Сквозь туман он различал холм. Склоны его были усеяны шишками скал, выглядевшими как зубы. Здесь была пасть боли, что поглотила его сестру. Эта поэтичность невероятно беспокоила Слизиаля.

Он замедлился, его инстинкт выживания вновь закричал, когда он увидел убийцу Иезанды. Один из мон-кей пытался на брюхе доползти до него, но Слизиаля этот раб сейчас не интересовал. Ему был нужен только тот, что в чёрном и костяном; ксенос жаждал отомстить за Иезанду. Его сестра была сразу на обеих сторонах холма, от её разодранного на части трупа в холодный воздух исходил пар. Слизиаль заставлял себя не отводить взгляд, иначе это означало бы потерять из вида своего врага — ошибка, которую он больше не повторит. Он сжал челюсти, подкрадываясь к врагу, и испытал редкую эмоцию, эмоцию, которою не испытывал много лет. Скорбь.

Внезапно жажда мести стала осязаемой — болью в кишках, которую можно было исцелить только кровавой жертвой.

Слизиаль побежал обратно, пересекая горный хребет, как танцор теней скользя и перепрыгивая через камни и овраги. Он не отрывал глаз от чёрно-костяной фигуры, и хотя пытался не дрожать, заставил себя двигаться вверх и вокруг хребта, чтобы выйти в слепое пятно своего врага. Клинки перчаток гидры вытянулись…

Герск молился, проползая дюйм за дюймом, каждый последующий был мучительнее предыдущего. Он шептал благословление Серой Леди, Святой Надалии и Императору, надеясь, что они всё ещё внемлют его мольбам. Они даровали ему милость в виде башни и её стража, но ему нужно было ещё немного, чтобы безопасно до них добраться. Слова продолжали звучать, спёкшаяся кровь на его губах трескалась с каждым произнесённым слогом, солёный привкус слёз во рту вернулся вместе с мучительной болью его ран. Боль росла по мере ослабления паралича, как и обещала чужачка, а значит, он мог двигаться легче… и быстрее.

Герск закрыл глаза, когда полз мимо Блезни и Рзанева, всё ещё держащих друг друга в кровавых объятиях — товарищи даже в смерти, но сейчас открыл их. До вершины холма осталось несколько метров и гвардеец, шатаясь, поднялся на ноги — отчаяние придало сил его конечностям. Сперва он шёл медленно и нетвёрдо, но затем начал набирать ход. Силуэт в чёрных доспехах, один из ангелов Императора, маячил вдали. И тут Герск увидел чужака за его спиной и попытался выкрикнуть предупреждение.

Слизиаль не колебался. Как только суккуб добрался до чёрно-костяной фигуры, он накинулся на неё, хлестнул перчаткой и глубоко ранил воина в бок, разрезав доспех, как бритва разрезает плоть. Особое удовлетворение ксеносу доставило то, что воин упал на одно колено, хотя это был лишь укол — ослабляющее движение, чтобы замедлить противника и Слизиаль смог бы смотреть в маску ангела своим единственным глазом, нанося смертельный удар. Даже не остановившись насладиться собственным мастерством, Слизиаль обошёл воина-призрака и вонзил обе перчатки гидры ему в грудь. Восемь смертоносных клинков вышли из спины воина, каждый из них проколол жизненно важный орган.

— От моей сестры с лучшими пожеланиями, — прошипел сквозь зубы ксенос, да только выражение его лица разительно изменилось через пару секунд.

Как ни странно, вместо того, чтобы упасть в агонии, воин поднялся с колен. Впервые Слизиаль посмотрел в его глаза и увидел, заворожённый и испуганный, что они горят подобно погребальным кострам.

Всё должно было быть не так. Его враг должен был смотреть снизу-вверх на собственную гримасу агонии и отчаяния, но, тем не менее, вместо этого призрак дотянулся до маски суккуба и сорвал её.

Слизиаль почувствовал собственное бессилие, как будто бы его дух покинул бренное тело, и, безвольный и беспомощный, наблюдал со стороны, не в силах вмешаться. Он высвободил клинки перчаток, отметив отсутствие крови на лезвиях, и поднял руки. Пальцы Слизиаля сжались в когти, и он схватил личину чёрно-костяного воина за край, в то же время чувствуя, как его собственную шею сжимает вражеская бронированная рукавица. Невзирая на это, он стянул личину и то, что он увидел под ней, обратило кровь в лёд. Оставшийся цвет покинул лицо суккуба. И забрал с собой душу Слизиаля, который испугался буквально до смерти и наконец познал, что такое истинный страх.

Герск наблюдал, как бронированный воин бросает труп чужака на землю. Гвардеец уже почти был там и, несмотря на туман, наконец-то смог ясно рассмотреть своего спасителя. Это был не космический десантник, не один из тех, которых Герск когда-либо видел. Его фигура не была полностью реальной, сквозь него виднелась башня, как будто бы он был сделан из тёмной паутины, а не был закован в керамит и адамантий. Он спокойно стоял, надевая личину, и гвардеец был внезапно рад этому, не желая видеть лицо, скрывающееся за бронёй. Огонь в его глазах был безжалостен. Герск понял, что, каким бы милосердием не руководствовался воин, спасая гвардейца, выразить его он не мог. Возможно, и не было никакого милосердия. Возможно, привидением движут другие мотивы?

Обнаружив, что ему трудно говорить, Герск остановился и прочистил горло. Он выжил и был готов поблагодарить своего ужасающего спасителя, но звук медленного хлопанья в ладоши прервал его.

Когда туман начал рассеиваться, взгляд гвардейца устремился вверх, и он увидел край украшенного балкона со стоящим на нём троном, на котором кто-то сидел. Его чешуйчатая броня была блестяще-зелёного, насыщенного цвета, зубчатая накидка апатично свисала с ручек вычурного трона, на котором он восседал. На челе ксеноса была корона, и хлопал именно он.

Архонт Куэллек.

Некоторые из стёртых воспоминаний Герска начали возвращаться. На балконе были и другие, множество тёмных эльдар, придворные и воины, ремесленники и рабы. Прорва вонючих чужаков, которые поработили Герска и его товарищей-востроянцев.

Он вспомнил ночи пыток и страха, выходы на арену ради удовольствия этих животных. Это была кульминация, гвардеец всё понял, когда окружающий амфитеатр проступал из выцветающего тумана. Он запоздало осознал, что архонт этой территории, субреальности, известной как Пик Тьмы, говорил не с ним. Он обращался к мастеру рабов, тому, кто организовал этот злодейский спектакль.

— Так значит иллюзия… — пробормотал Герск, осматривая проявляющиеся просторы поля боя. Они были обширны. Ксеносы воссоздали всё, каждую деталь, идеальный симулякр, имитирующий то место, откуда забрали Герска и остальных. Это была игра. Он с товарищами был всего лишь частью развлечения.

— И ты тоже иллюзия, — сказал он воину в чёрных доспехах, что до сих пор не двинулся, хотя и не исчез.

Архонт Куэллек обычно не хвалил своих подчинённых, но действие, которое он только что наблюдал, было беспрецедентным для отрога Ночи. Жаль ведьм из Кровавых Змей, но это будет полезным уроком культу, обладающему силой в отроге Ночи. Куэллек даже был готов поспорить, что Верховная Комморра редко могла лицезреть подобное, хотя никогда не произнёс бы столь самоуверенное утверждение вслух из страха, что лорд Вект услышит и приговорит владения Куэллека к изгнанию и вырождению.

— Впечатляюще. А я то думал, что в последнем рейде захватили только слабых рабов, — Куэллек обратился к чёрно-костяному воину, — но этот достоин ещё игр. Откуда он?

— Мой лорд, — подобострастно поклонился мастер рабов Куэллека, — Признаюсь я… — запнулся он, — …я не знаю. До сих пор я не видел этого раба.

Герск увидел, как свирепо развернулся архонт. Ответ его мастера рабов очевидно ему не понравился. Внезапно архонт вскочил со своего трона и выпустил из кольца на своём пальце потрескивающий луч тьмы. Мастер рабов ссохся от его прикосновения, обратившись в прах. Затем архонт крикнул в сторону арены. Плавно открылись скрытые артиллерийские установки, их остроносые орудия выдвинулись вперёд в то время как воины архонта бросились к краю балкона с оружием наготове.

Но для них было уже слишком поздно, понял Герск, ведь рядом с ним уже не было чёрно-костяного воина. Он стоял на балконе. И был он уже не один. По всему амфитеатру появлялись всё больше и больше чёрно-костяных воинов. Сначала отделение, потом два, три, пока арена не оказалась переполнена. После началась стрельба, закончившаяся только когда каждый тёмный эльдар, включая архонта Куэллека, был убит.

Тишина, будто покрывало, накрыла всё, и чёрно-костяные воины исчезли, забрав все звуки с собой.

Герск остался один. Он с трудом поднимался на холм, понимая, что земля под ним была не настоящей, а подделкой тёмных эльдар. Он вошёл в башню, что была развалинами, а не бастионом, в который он поначалу верил. Башня была из настоящего камня, каким-то удивительным образом мастер рабов перенёс её для игр архонта. Роковая ошибка, ибо в основании башни, заключённый в реликварий и окружённый камнем, лежал бронированный труп. Прошло столько лет, что от него остался лишь скелет, но доспех ещё держался. И выглядел знакомым. Герск представил эбеновую отделку, мысленно перекрасил в чёрный цвет и понял, что это тот же воин, который был часовым на холме. А это была гробница, изъятая из места своего последнего упокоения. И как только правда осенила гвардейца, он увидел, как башня вместе с реликварием начинает растворяться.

Он подумал о пистолете и оставшемся в нём последнем заряде. Но чужаки не позволят ему так умереть — сохранив достоинство. Они вернут его и заставят драться на арене. Всё ещё с трудом способный поверить в увиденное, с разумом, всё ещё пытающимся отличить реальность от выдумки, Герск повернулся рассмотреть груды истреблённых ксеносов. Они горели, теперь лишь кучи дымящихся, разрушенных трупов, их злые сердца были преданы огню.

— Я не хочу жить… — бормотал Герск, держа лазпистолет в руках, зная, что это не закончит его страдания, — Я хочу покоя. Только в смерти… — прошептал он и повернулся к гробнице.

Чёрный и костяной нагрудник воина закрыл ему обзор. Когда Герск посмотрел вверх, пылающие глаза уже смотрели на него. Проклятый воин, тот самый или один из его сородичей, положил руку на голову гвардейца.

— Только в смерти… — произнёс он замогильным голосом, причём казалось, что голос звучал в голове Герска, а не из скелетоподобной вокс-решётки воина.

Понимая, Герск закрыл глаза, и последний раз прошептав молитву Святой Надалии, он сдался огню.

Дэвид Эннендейл
Тёмные провалы в памяти

На такой глубине под землей он мог коснуться молчания, царящего в хранилище. Госта наслаждался подобными моментами, зная, что безмолвие вокруг реально, а не рождено ограниченностью его чувств. Когда тишина внутри головы писца сливалась с молчанием внешнего мира, он начинал слышать.

С тех пор, как Госта полностью оглох, прошло уже более полувека. Он помнил о звуках, но то были отдаленные, угасающие образы, не вызывающие сожалений. Кроме того, писец относился к своему состоянию как к дополнительному преимуществу, подспорью в исполнении долга. Глухота, словно броня, отражала внешние раздражители, не позволяя отвлекаться по мелочам. Благословленный столь адамантовой сосредоточенностью, Госта ориентировался в хранилищах библиариума с легкостью, вызывавшей зависть других писцов. Немногие из них заходили на уровень, где он стоял сейчас. Воспоминания, хранившиеся здесь, были столь древними, а их порядок размещения — столь загадочным, что все считали безнадежными поиски документов, след которых приводил сюда.

Все, кроме Госты. Даже в таких глубинах жил порядок. Впрочем, и сам писец улавливал лишь неясные очертания принципов, действовавших здесь, и знал, что умрет задолго до того, как сможет проникнуть в их суть. Но вызов, таившийся в них, и осознание своего долга всё равно увлекали Госту. Поэтому, чтобы познать законы архивов, чтобы понять, куда его направляет библиариум, писец спускался на уровни истинной тишины и слушал.

Память Империума существовала в осязаемых формах, она населяла огромные здания. К самым громадным из них принадлежал Великий библиариум Мнемозины, выступавший над поверхностью планеты колоссальным приземистым куполом, способным сравниться по высоте со шпилями собора Святого Хартериса. Два архитектурных гиганта возвышались над центром Аркио, столицы мира-реликвария, соединенные Дорогой Памятников, кладбищем без могил, где память обретала тела из камня и железа. Но, сколь бы величественным ни казался купол библиариума, та его часть, что скрывалась под землей, стократ превосходила поднимавшуюся к небесам. Хранилища простирались на много километров ниже уровня поверхности, сберегая записи из дюжины секторов, содержащие в себе историю тысячелетий. И эта коллекция всё время росла, так что целая армия писцов требовалась лишь для того, чтобы библиариум не утонул в бурлящем потоке воспоминаний. Ещё одна армия хранителей занималась обработкой входящих запросов и раскопкой старых записей: книг, свитков, регистров, карт, указов и многих тысяч иных осязаемых следов, оставленных мыслями Империума.

За одним из таких как раз спускался Госта, и в итоге отыскал уровнем выше того, на котором стоял сейчас. Странствие заняло три часа, и он решил воспользоваться возможностью спуститься ещё немного и с особенным вниманием послушать тишину. Сегодня она звала Госту. Когда писец проснулся в общей опочивальне на полпути к поверхности, то будто почувствовал, что нечто тянет его вниз. Теперь, стоя у прохода под своды одного из архивов, Госта был совершенно в этом уверен.

Между штабелями царствовала тьма, столь непроглядная, что люменосферы в ней казались свечными огоньками. Там, в полумраке, писца ждала тайна, тянущаяся к нему и наполняющая предчувствиями. Некий секрет лежал здесь тысячелетиями, забытый и закосневший, но сейчас что-то приближалось. Чему-то суждено было вскоре свершиться, и ощущение неотвратимой угрозы поползло вниз по хребту Госты.

Писец не понимал, что с ним творится. Никто не ставил под сомнение его навыки, и Госта всегда гордился своей интуитивной способностью отыскивать воспоминания, погребённые в самых глубоких хранилищах. Но на сей раз всё происходило совсем иначе — писец не искал зовущей его тайны, это она тянула Госту к себе. Прежнее любопытство сменилось иным чувством, странным, могучим и беспокоящим, заставив писца взмолиться, чтобы оно оказалось касанием воли Императора, направляющего на путь предначертанный. Увы, но мольбы словно канули в пустоту.

С пересохшим ртом Госта вступил под своды зала. С каждым его шагом свет люменосфер словно тускнел, двадцатиметровые стеллажи скрывались во мраке, так, что писец не мог разглядеть верхушки приставленных к ним лестниц. Ближайшие сервиторы располагались тремя уровнями выше, поэтому, когда Госта найдет искомый секрет, ему придется лезть за ним самому. Если же всё происходящее — устроенная чем-то ловушка, то никто не услышит криков писца.

Пугающее чувство неотвратимости, несмотря ни на что, завораживало Госту. Тайна, манящая его, должна быть поистине грандиозной, если её отзвуки до сих пор так сильны, не заглушены минувшими эпохами и наросшими сверху архивными отложениями. Вновь поддавшись зову, Госта зашагал дальше во тьму, и люменосферы замерцали. Чем темнее становилось вокруг, тем яснее писец понимал, куда должен идти. Секрет, погребённый во времени и ночи, можно отыскать лишь в тайнике на границе познания.

Свет погас. Госта оказался в окружении истины, рожденной темнотой и тишиной. Сначала писец ощущал лишь плиты под ногами, но потом что-то коснулось его сердца, кончик когтя, выточенный из холодного камня. Правда, таящаяся в ночи воспоминаний, тянулась к Госте. Он сделал ещё один шаг.

Изукрашенный браслет, охватывающий запястье писца, вдруг завибрировал. Тусклый свет вернулся. Зов умолк, и Госта удивленно заморгал. Осталось лишь предчувствие, мучительной тревогой терзающее грудь, но теперь, получив прямой приказ, писец не мог оставаться в хранилище. Госту вызывали на поверхность, настало время принять участие в великом религиозном обряде. На планету пришла зима.

Хатия Керемон, имперский командующий Мнемозины, стояла в небольшой огражденной ложе у задней стены собора. Перед ней простирались ряды скамей, заполненных прихожанами, добропорядочными жителями Аркио. Больше трети собрания составляли писцы библиариума, старшие из которых, те, кто контролировал доступ в нижние хранилища, сидели в передних рядах. На дальнем от Хатии конце нефа, с кафедры проповедника, вознесенной над алтарем на железных стропилах, кардинал Рейнхард направлял прихожан в самой важной церемонии года. В Ритуале Долготерпения собравшиеся взывали к Императору о даровании сил и просили о духовном попечении на предстоящие месяцы. Надвигалось пустое время года, но обитатели северного, населенного архипелага Мнемозины терзались мыслями не о холодах или сырых туманах.

Нет, людей беспокоило то бесконечное непроницаемое забвение, что приходило вместе с зимой и пагубно влияло на их души. Керемон прибыла в собор вечером, когда небо ещё оставалось чистым, но приглушённый звон колоколов, звучащий фоном к проповеди Рейнхарда, подсказывал командующему, что за дверями её ждет совершенно иная ночь.

Кардинал произносил речь уже целый час и явно не собирался умолкать в течение следующего. Впрочем, Хатия не испытывала недовольства по этому поводу, ведь лишь в день проведения Ритуала Рейнхард обретал истинную значимость для жителей планеты, глубоко нуждавшихся в пополнении духовных сил. Весь остальной год Керемон не выпускала узды политической власти над миром-хранилищем, пусть негласно, но безраздельно правя Мнемозиной. Влияние Хатии проистекала из двух занимаемых ею постов — имперского командующего и, благодаря тысячелетней традиции, верховного куратора библиариума. Впрочем, она не считала разумным бессмысленное противостояние с Экклезиархией. Кроме того, кардинал играл жизненно важную роль ортодоксального тирана. Мнемозина всегда нуждалась в поучениях Рейнхарда, а сегодня — особенно.

Ноги Керемон уже начинали неметь, когда кардинал произнес «Свет Императора вечен», что означало скорое окончание проповеди.

— Идите, напитавшись его силой, и да освятит он ваш путь. Сомневающимся суждено сгинуть, и да не протянете вы им руку помощи, — произнес напоследок Рейнхард.

Двери собора распахнулись, и колокольный звон, в котором звучали вызов и предостережение, стал поистине оглушающим. Зная, что это означает, Хатия спустилась из ложи, плавно вступая в церемонию как воплощение мирской власти, набравшейся сил от власти духовной. Верховный куратор повела прихожан на площадь перед храмом.

Оттуда открывался вид вдоль Дороги Памятников на гигантский купол библиариума, освещавший ночь тусклым алым сиянием из узких витражных окон. Подойдя к краю площади, Хатия Керемон подняла взгляд к звёздам, и толпа верующих за спиной верховного куратора последовала её примеру, зная, что в течение нескольких месяцев никому из них не удастся увидеть небо.

Температура быстро снижалась, уровень влажности, напротив, стремился ввысь. Первые завитки тумана ползли по земле, а Керемон ждала, когда небеса дадут знак о наступлении зимы и напомнят людям, что над грядущей пустотой останется сиять неугасимый свет.

Наконец, метеоритный дождь начался. Каждый год, в один и тот же день, Мнемозина входила в пояс осколков, и Хатия, хорошо зная, что это событие никак не связано с мгновенным наступлением планетарной зимы, все равно не могла удержаться от благоговейного трепета при виде такого совпадения. Ритуал Долготерпения служил щитом, не позволявшим трепету превратиться в ужас. Вскоре уже несколько огненных стрел ежеминутно прочерчивали тёмное небо, и Керемон следила за их полётом, сохраняя в памяти краткие вспышки света. Ощутив, что достаточно набралась сил, она опустила глаза.

Туман вступал в свои права. Придя из бухты Аркио, он уже охватывал библиариум, словно бело-серая стена пустоты, не уступавшая высотой городским шпилям. К утру над океаном мглы останутся только верхушки купола и собора, туман овладеет островами Мнемозины, укутывая людей в саваны, застилая глаза и заставляя опустить руки. Он не развеется до самого весеннего равноденствия.

В мире, превратившемся в серый лабиринт нечётких очертаний и бесконечного забвения, люди с легкостью могут поддаться отчаянию. Большая часть населения может искать укрепления лишь в вере, но верховный куратор и её писцы находились в лучшем положении. Вечные труды в библиариуме давали им цель, путеводную нить. Зимой в стенах хранилища, как обычно, продолжались работы по упорядочению и воскрешению воспоминаний Империума.

Когда стена тумана подступила вплотную, Керемон вновь подняла взгляд к небесам, решив напоследок ещё несколько минут полюбоваться метеоритным дождём. Одна из чёрточек привлекла её внимание тем, что падала, в отличие от остальных, почти вертикально. Странный метеор всё никак не сгорал в атмосфере, и к нему присоединился другой такой же. Затем сразу несколько. Над толпой поднялся приглушенный шум удивлённых голосов, но через несколько секунд изумление сменилось страхом.

Падающие звёзды превратились в десантные капсулы.

С этими смертными всё прошло слишком просто. Хотя, разумеется, их поражение и так не вызывало никаких сомнений. Орбитальные защитные системы пали под огнём орудий фрегата типа «Гладий», некогда известного как «Страж могилы», но теперь носившего имя «Вестник терзаний». Вслед за сбросом десантных капсул «Громовой ястреб» «Железное отчаяние» доставил на поверхность планеты «Носорога» и «Хищника». Во время спуска корабль встретил сопротивление в виде звена старинных истребителей «Молния», высланных на перехват Привратниками Мнемозины. После краткого воздушного боя пылающие обломки имперских самолётов врезались в землю, а «Железное отчаяние» успешно выгрузило бронетехнику.

В городе располагалась полнокровная рота Привратников, и солдаты выдвинулись в сгущавшийся туман для противодействия захватчикам в зонах высадки вдоль Дороги Памятников. Имперцы столкнулись с пятью отделениями космодесантников, обладающих тяжелой огневой поддержкой, и полегли за несколько минут. Ближайшие подкрепления могли прибыть в Аркио только много часов спустя.

Просто. Слишком просто. Как смертные могли выучить урок, погибая столь быстро?

Не то, чтобы солдаты что-то значили. В полной мере насладиться мудрыми поучениями Акрора предстояло гражданскому населению и планетарному руководству. Как славно, что они проявили полную готовность к сотрудничеству и бежали, блея от страха, обратно за стены собора. Набившись туда и съежившись в ужасе, смертные превратились в сосредоточенную аудиторию, ждущую назидания.

И Акрор пришел к ним, встав в дверях вместе с двумя отделениями своих братьев и выжидая целую минуту, прежде чем вступить внутрь. Он позволил собравшимся рассмотреть, кто явился в собор. Акрор ждал, пока хнычущие ничтожества поймут послание, воплощенное в его силовой броне, где чёрное встречалось с багровым, и, пересекаясь, объединяло кровь с эбеновым пламенем. Эти глупцы могли воспринять базовый смысл геральдики, как и поверхностное значение высохших черепов, свисающих с пояса доспеха, и фаланг пальцев, развешанных по наплечнику брата Люкта, словно патронташи. Глубинное понимание символов наверняка окажется не под силу смертным, но ничего страшного. Их путь к откровению только начался.

Итак, настало время начать обучение со всей серьезностью. Зашагав вперед, космодесантник заговорил, и динамики шлема разнесли звуки его речи по внутреннему пространству собора.

— Я — Акрор, капитан Роты Страдания, — братья следовали за ним, оставаясь в нескольких шагах позади. — Мы пришли освободить вас.

Он остановился у ближайшего к дверям ряда скамей. Люди, скорчившиеся там, ещё сильнее вжались в пол, и Акрор, наклонившись, принялся водить левой рукой над тремя из них, делая вид, что не может выбрать. Их глаза расширились, полные смертного ужаса и отчаянной надежды. Отлично. Аудитория начинает проникаться учением, хотя ещё и не осознает этого. Схватив за рясу какого-то священника, Акрор поднял его над головой.

— Вы не верите мне, — произнес космодесантник, обращаясь к тому, кого держал в руке, и к собранию в целом. — Но я не лгу.

Поднеся священника поближе, Акрор правой рукой оторвал ему нос. Смертный завопил, начиная захлебываться собственной кровью.

Капитан сделал паузу, позволяя толпе хорошенько впитать крики и страдания священника.

— Это освобождение, — объявил Акрор, возвращаясь к процессу. Сокрушая кости и разрывая мышцы, он аккуратно поднял вопли экклезиарха к новым высотам. — Освобождение от лживых надежд.

Наглядная демонстрация продолжалась, пока крики не превратились в стоны, и, наконец, не сменились молчанием. Даже после этого конечности священника дергались ещё несколько секунд.

— Смотрите, как тяжело дается свобода, — указал Акрор. — До смерти несколько мгновений, а инстинкты все ещё заставляют его бороться, словно сейчас, в этот последний момент, он может вырваться из моей хватки. Какой прок от такой надежды? Никакого. Повторюсь — я не лгу. А этот жрец до сих пор обманывает сам себя.

Капитан оторвал голову священника.

— И вот — конец бессмысленной лжи, — отбросив тело в сторону, Акрор раздавил череп ударом ноги и продолжил неспешно шагать по центральному проходу нефа.

— А что насчет друзей этого жреца? — капитан не оборачивался. — Они выучили преподанный урок?

Он слышал, как Люкт и остальные остановились возле скамей.

— Или они по-прежнему верят в существование удачи? Говорят себе, что только что чудом уцелели? Думают, что с ними могло случиться то же самое, что со жрецом, но судьба уберегла? Да. Уверен, именно так они и считают. Вот что некоторые решают извлечь из моих уроков. Это в корне неверно, поэтому неразумные будут наказаны. И освобождены.

Продолжая шагать, Акрор замолчал и прислушался к грохоту болтеров, подкрепляющему его проповедь. Затем донеслись влажные и хрустящие звуки клинков, пронзающих плоть, и, наконец, глухой рёв. Это Склир выпустил струю пламени из огнемёта, целиком сжигая ближний к выходу ряд скамей и заставляя запылать следующий. Как только рёв стих, послышался трёск горящего дерева и быстро умолкающие вопли агонии. Через решётку шлема Акрор вдыхал усладительный запах сожженной плоти.

Остальная аудитория вновь начала издавать громкие крики и стоны, первые признаки того, что разумы людей начали воспринимать глубинную правду. Из собственного опыта капитан знал, что процесс окажется постепенным. Познание истины отняло у него и его братьев немало времени, целые века, в течение которых Безлюдное Братство служило Императору и цеплялось за бессмысленные иллюзии. Столетие за столетием они отправлялись на задания, каждое из которых калечило орден сильнее предыдущего. Их словно без конца карали за верность, пока, наконец, катастрофа в топях Страдания не растворила навеки остатки надежд и не открыла воинам истину погибели и отчаяния, скрытую под слоями лжи.

Да, процесс познания займет немало времени, а его как раз не хватало. Конечно, Акрору хотелось бы навсегда сохранить Мнемозину под властью Роты Страдания, но он вполне удовлетворится тем, какой след оставят их труды на жителях планеты и на душе Империума. Решив ускорить обучение, капитан поднял болтер, и, стреляя короткими очередями в толпу, начал поворачиваться вокруг своей оси, чтобы накрыть масс-реактивной смертью как можно большее пространство.

Подобные заряды предназначались для убийства врагов, облачённых в броню, поэтому воздействие разрывных болтов на смертных оказалось потрясающе разрушительным. Головы и туловища просто исчезали, хлестали фонтаны крови, и, в паузах между очередями, Акрор продолжал говорить.

— Надежда — это ложь, — повторял он. — Когда-то мы тоже верили в лучшее, поэтому знаем, что вы думаете. Цепляетесь за старое «пока живу — надеюсь»? Ну, разумеется. Мы вырвем эту ложь из вашей хватки.

Акрор переключился на непрерывный огонь и теперь убивал прихожан десятками. На полпути к поперечному нефу он закрепил болтер на магнитный замок у бедра и перешел на цепной меч. Клинок взревел, и капитан принялся за кровавую работу, расхаживая между скамей и разрубая людей на куски окровавленной плоти.

— Вот превосходство боли! — кричал он. — Вечность страданий! Будущего нет. Прошлое сгинет. Есть лишь бесконечный миг настоящего! Эту истину мы принесем всему Империуму.

Теперь Акрор и его братья по-настоящему предавались резне. С каждой новой жертвой остающиеся смертные придвигались все ближе к полному познанию правды. Возможно, некоторые уже увидели, что их ждут мучения и ничего более — если так, вскоре они испытают неопровержимые доказательства своей догадки.

Погрузив цепной меч в грудную клетку какого-то служителя Администратума, капитан вызвал по воксу Ксорена.

— Библиариум захвачен?

— Мы… да, брат-капитан.

Акрору не понравился ответ.

— Он уже полыхает?

Пауза.

— Нет, — признался Ксорен после некоторых колебаний.

— Почему?

— Кто-то из писцов успел запереть дверь в подземные хранилища. Чистый адамантий. Мы не можем пробиться на нижние уровни.

Выругавшись, Акрор пробил воющим мечом сердце смертного так, что клинок вышел из спины.

— У них должны быть ключи.

— Тут кодовый замок, — сообщил Ксорен.

— Так выпытай комбинацию у служителей.

Неужели нужно объяснять такие простые вещи? Разумеется, любые амбиции в Роте Страдания карались смертью, но в подобных ситуациях следует проявлять инициативу.

— Когда писцы закрыли дверь… — Ксорен не закончил фразу.

— Ну?

— Мы их убили.

— Что, всех?

— Они выказали неповиновение.

Казнь за такой проступок — это естественно, и писцы заслужили смерть, но Ксорен допустил непростительную ошибку.

Библиариум, вожделенный трофей, привлек Роту Страдания на Мнемозину. Акрор жаждал испепелить этот фрагмент памяти Империума, архивы, в которых межзвёздный колосс плел тенета лжи и рассказывал небылицы сам себе, называя это историей. Капитан намеревался сокрушить фальшь воспоминаний, истребить выдумки, искажающие реальность. Нить повествования Империума оказалась бы перерезанной, и, до прихода подкреплений, Мнемозину ждало бы неизменное и мучительное сейчас. Эхо столь великой потери и последовавших страданий зазвучало бы по всей Галактике.

Но без доступа к подземным хранилищам атака окажется бессмысленной. Хотя под командованием Акрора находились пятьдесят воинов — более чем достаточно, чтобы сокрушить любое сопротивление защитников Мнемозины — дела на планете им стоило закончить до того, как Империум нанесет сокрушительный ответный удар.

— Думаю, в городе ещё есть писцы, — заявил Ксорен, спасая себя от казни.

— Что ты имеешь в виду?

— Здесь их оказалось совсем немного. Слишком мало, чтобы круглые сутки выполнять все нужные работы. Наверняка где-то есть ещё служители.

Щелчком руны остановив цепной меч, Акрор поднял сжатый кулак, привлекая внимание собратьев.

— Отставить, — приказал капитан, и отделение прервало бойню. Осмотрев людей, Акрор убедился, что большинство из них мертвы, но осталось ещё несколько сотен непросвещенных, сбившихся в кучу. По лицам выживших текли слезы безумного страха и отчаяния. Держа перед собой меч и время от времени запуская вращение цепных зубьев, капитан направился через поперечный неф к хорам. Он искал взглядом одеяния писцов.

Госта смотрел на происходящее с галереи. Вместо того чтобы бездумно искать укрытия в хорах, верховный куратор Керемон отвела всех служителей библиариума, кого смогла собрать, вверх по лестнице северной башни собора. Как только космодесантники-предатели вошли в притвор, Хатия приказала нескольким десяткам писцов, включая Госту, соблюдать полную неподвижность.

Он следил за проповедью кардинала Рейнхарда с третьего ряда, читая по губам священнослужителя. Поскольку отступники носили шлемы, Госта не мог понять, о чем говорит их командир, но догадывался, что тот тоже читает некую проповедь. Вождь предателей жестикулировал так же, как кардинал, сопровождая фразы взмахами руки. Затем отступник начал расстреливать и рубить паству, продолжая при этом на что-то указывать. Госта понял, что космодесантник все ещё проповедует. Если бы писец проследил за предателем чуть дольше, то, возможно, смог бы даже ухватить суть его поучений.

Но, даже наблюдая за кошмаром, разворачивающимся внизу, Госта по-прежнему испытывал дурное предчувствие. Нечто угрожающее и неотвратимое ещё не произошло. Чудовища, устроившие резню, не были источником того, что звало писца в ночи библиариума. Приближалось ещё одно событие, и, как бы Госта не ужасался происходящему, его не меньше пугало грядущее.

Отвернувшись, писец увидел, что Керемон жестами приказывает уходить, пока чудовища заняты резней. Верховный куратор повела служителей обратно в башню, вниз по витой лестнице и дальше, ниже уровня земли. Всё время Госта старался держаться как можно ближе к Хатии, сосредоточившись на её решимости и заслоняясь от ужаса, объявшего коллег.

Ступеньки привели их в склеп, простиравшийся под всем собором. В едва освещённую даль уходили раки и могилы святых, а в центре восточной стены начинался туннель, идущий под Дорогой Монументов.

— Куда мы направляемся, верховный куратор? — спросил Госта.

Керемон повернулась, чтобы он мог читать по губам, но смотрела она на остальных писцов. Отвечая Госте, Хатия обращалась ко всем сразу.

— Мы идем в библиариум. Если спрячемся здесь, то нас найдут, и это будет бессмысленная смерть, — Керемон умолкла, выслушивая, как понял Госта, другой вопрос. — Возможно, они напали только на собор. Если так, то нам тем более нужно отправляться в библиариум, может, удастся укрыться в подземных хранилищах. Но, если нет, всё равно мы должны идти туда, где сможем исполнить свой долг. Вы же не думаете, что где-то в городе сейчас безопасно? Если уж нам суждено умереть, так сделаем это с честью.

Её речь мало что изменила — волны страха всё так же исходили от толпы. Впрочем, Госта нашел некое успокоение в обретенной цели. Возможно, не он один, и служители последовали за Хатией Керемон в туннель.

Ну, и где же они? Акрор прорубил кровавую дорогу через смертных в одеяниях писцов до того, как услышал сообщение от Ксорена. Неужели он вместе с братьями перебил всех? Капитан Роты Страдания, окинув взглядом груды трупов, решил, что нет. В библиариуме трудилось великое множество служителей, и, даже учитывая тех, что встретили Ксорена, писцов явно не хватало. Не нашлись они и в остатках паствы, согнанной воинами Акрора к хорам. Где же остальные?

Капитан задержал взгляд на кардинале, не желавшем прятаться в толпе. Потерявший митру экклезиарх стоял перед Акрором в разорванном и запятнанном кровью облачении, седые волосы, свисавшие на глаза, прилипли к глубокой ране на лбу. Всё символы власти пропали, и о кардинальском сане напоминала лишь горделивая поза жреца и то, как он смотрел на Роту Страдания из переднего ряды хоров. На лице экклезиарха читалась ненависть — как и следовало ожидать, — а также презрение.

За это он понесет наказание, но перед этим немного поможет Акрору.

Подойдя к хорам, капитан навис над жрецом. Тот посмотрел на него снизу вверх, и, к удивлению Акрора, нашел в себе отвагу заговорить.

— Я — кардинал Рейнхард из Адептус Министорум. Телом, сердцем и душой я верен Богу-Императору Человечества, и не…

Капитан ударил его тыльной стороной ладони, показывая, что такое презрение. Оно заключалось не в воинственных речах, но в безучастном причинении боли. Вообще говоря, Акрор не отказался бы одну за другой сломать все кости в теле кардинала, выказывая в равной мере несравненное искусство и скуку. Лишь то, что капитан крайне нуждался в информации от Рейнхарда, определяло, как именно он прикончит смертного.

Ошеломленный ударом экклезиарх лежал на полу. Акрор схватил его, примечая сломанную скулу, и поднял над головой, так же, как раньше держал первого убитого жреца. Дав кардиналу несколько секунд на то, чтобы уловить зловещее совпадение, капитан заговорил.

— Где писцы?

Кардинал сплюнул кровь.

— Это всё, на что…

Акрор сломал ему левую руку и подождал, пока крик смертного перейдет в тихий стон.

— Где писцы?

На этот раз неповиновение Рейнхарда оказалось не столь вызывающим, но все ещё заметным. Он покачал головой.

Правая рука.

— Где писцы?

Акрору пришлось спрашивать ещё трижды, и с каждым разом в кардинале оставалось все меньше целых частей. В конце концов, Рейнхард выдал служителей, хоть и бессознательно — за него это сделало отчаяние, порожденное болью. После очередного вопроса глаза жреца дернулись вверх, к галерее собора. Удовлетворенно хмыкнув, Акрор переломил кардинала напополам.

— За мной! — прокричав приказ, капитан устремился по нефу в направлении башен и лестниц.

Туннель оказался неосвещенным, а слабое сияние из склепа угасло уже через десять метров. После этого служителям пришлось идти на ощупь в непроглядной тьме, и Госта несколько минут словно пробирался по каменному дну глубочайшей пучины. Несмотря на давление окружающих тел, он оказался в одиночестве, и дурное предчувствие давило с такой силой, что писец едва не срывался на крик. Тайна, хранящаяся во мраке, вновь притягивала его. Госта знал, что должен вернуться в библиариум не ради того, чтобы прятаться или сражаться, но затем, чтобы ответить на зов.

Начался отлогий подъем, и в туннель вернулся слабый свет. Пройдя ещё сотню метров, писцы оказались на поверхности, выйдя из-под каменного свода на Дорогу Памятников.

Госта никак не мог сориентироваться. Хотя на Дороге, через каждые пятнадцать метров, располагались отливающие янтарём люменосферы, установленные на вершинах железных шестов, густая мгла превращала их свет в смазанное, расплывчатое сияние. В ночи, окутанной туманом, ближайшие монументы выглядели неясными, громадными фигурами. При свете дня они рассказывали о сражениях и прославляли святых, но сейчас, под саваном зимней мглы, эти официальные воспоминания Империума казались размытыми. Всего лишь тени, препятствия в тумане, неспособные что-то поведать о прошлом.

Оглядевшись, Керемон указала путь вперед. Веря, что Хатия лучше понимает, куда идти, Госта последовал за ней, но небольшая группа писцов осталась под каменным сводом. Они отказывались ступать в туман, и верховный куратор, с презрением посмотрев на служителей, оставила их на произвол судьбы.

Углубляясь в туман, двигаясь в ночи от одного неясного образа к другому, Госта чувствовал себя намного беспокойнее, чем в туннеле. В каменном подземелье царствовала простая, незамысловатая тьма, и писец знал, что не может ничего увидеть. Но здесь, в пустой белизне зимы, взгляд Госты постоянно натыкался на странные препятствия. Все попытки прозреть густую мглу, подкрашенную янтарём, окончились неудачей, и писец ощутил в груди хватку клаустрофобии. В туннеле он знал, где находятся границы окружающего мира, но здесь, снаружи, Госта ощущал собственную уязвимость. Чудовища могли напасть откуда угодно. Даже памятники, лишенные знакомых очертаний, выплывали из тумана, словно внезапные угрозы. То и дело писцу приходило в голову, что впереди вот-вот появится библиариум, но всё, что видел Госта — новые клубы тумана, новые тени из камня и металла. Новые призраки ночи.

Вдруг он ощутил дрожь в брусчатке. Тут же Керемон оглянулась, и, ничего не сказав, резко прибавила ходу. Остальные писцы сорвались на бег, снова поддавшись ужасу. Почувствовав, как усиливается вибрация под ногами, Госта повернул голову, как раз вовремя, чтобы увидеть вспышку в тумане, со стороны каменного свода. Несколько мгновений спустя ярко затрепетали отблески пламени.

Госта побежал быстрее, зная, что остальные слышат доносящиеся сзади звуки, важные и пугающие. Он продолжал бросать взгляды на лица других писцов и видел, как ужас растет в их сердцах, происходя из страха за собственные жизни и смешиваясь с творящимся кошмаром. Уже через минуту многие из служителей бежали, зажав уши обеими руками.

— Пожалуйста, — догнав Керемон, взмолился Госта, — скажите, что происходит?

Хатия ответила ему в несколько приёмов, не тратя дыхание и поворачивая голову так, чтобы не потерять из виду дорогу и не споткнуться.

— Те, кто спрятался. Их нашли. Предатели хотели ключи. К подземным хранилищам. Не получили. Теперь пытают оставшихся, как хотят.

Выражения лиц прочих писцов объяснили Госте остальное — мучения несчастных ещё не закончились. Поистине, отступники обладали ужаснейшим талантом делать пытки столь долгими и столь громкими.

Дрожь в камне, не прерываясь ни на секунду, усилилась и стала ещё неприятнее. К беглецам приближалось какое-то транспортное средство.

Керемон свернула с центральной аллеи Дороги Памятников и повела служителей по узким ходам между монументов, словно жавшихся друг к другу. Здесь не оказалось шестов с люменосферами, и поле зрения сузилось. Порой туман становился осязаемой частью ночи, тускло светящейся тьмой, которая оседала на коже и втекала в легкие Госты. Ему приходилось смотреть под ноги, чтобы не запнуться о мраморные плиты. Хотя они напоминали надгробия, вместо имен мертвецов на камне были высечены наставления и памятные надписи об исторических событиях. Впрочем, в эту ночь подобные тексты не вдохновляли Госту — он знал содержание большинства из них, но все равно не мог ничего разобрать во мраке. Ещё одна часть воспоминаний, стертых зимним туманом и превращенных в безликие препятствия, в ловушки, расставленные на писца. Они ждали, что Госта оступится, упадет и сгинет среди безразличных и слепых монументов, укутанных саваном мглы.

Быстрый бег здесь оказался слишком опасным, и уходившие от погони служители замедлились. Боевая машина предателей не могла последовать за ними в узкие проходы, но пеших космодесантников не останавливали теснота и мрак. На мгновение вибрация в камне ещё усилилась, но тут же резко оборвалась — судя по всему, транспорт предателей остановился в центральной аллее, параллельно позиции беглецов. Госта мог с трудом разглядеть очертания огромного, приземистого корпуса слева от себя, ещё одной тени среди теней. Оттуда ударил луч света, шарящий между статуями и обелисками в поисках жертвы. Керемон продолжала оглядываться, и это пугало писца ещё сильнее — другие охотники подбирались всё ближе.

Всматриваясь в туман перед собой, Госта отчаянно искал признаки того, что библиариум уже поблизости. Это ведь рукотворная гора, почему же его не видно? Где свет из окон? Писец понимал, что цепляется за призрак надежды, но эта иллюзия придавала ему силы.

Нечто очень большое выросло впереди. Госта ускорился, прыгая через мраморные плиты, но его сердце тут же упало — он разглядел гигантский кенотаф^[1], отмечающий середину Дороги Памятников. Словно колоссальный дольмен, он стоял, поддерживаемый могучими опорами с обеих сторон центральной аллеи. Десятки тысяч имен, нанесенных на поверхность кенотафа, скрыла ночь, и он умолк, превратившись в очередной безликий образ, в препятствие, способное погубить хранителей памяти Мнемозины. Поколебавшись секунду, Керемон свернула вправо, решив обойти преграду по длинному пути. Госта понимал, что они потеряют время и предатели окажутся ещё ближе, но слева, в аллее, беглецов ждала верная смерть.

Мостовая задрожала вновь, на этот раз под ударами керамитовых подошв. Поняв, что охотники почти настигли их, писец попытался ещё ускориться. Он уже ни на что не надеялся, только хотел как можно дольше выводить предателей из себя.

В тот момент, когда беглецы огибали опору кенотафа, ощущение неотвратимой угрозы вновь охватило Госту. Оно ждало в тумане, рядом с ним. От него невозможно было убежать, оно казалось неотвратимым, словно смерть, только намного величественнее и ужаснее. Но, если натиск предчувствия означал надвигающуюся гибель Госты, то писец уже наверняка ощутил бы исполнение пророчества. Ведь он достаточно насмотрелся на предателей, чтобы осознать неизбежность конца. Беглецам никак не удалось бы добраться до библиариума раньше отступников.

Госта удивился, что сожалеет об этом, ведь и в хранилище писцы не оказались бы в безопасности. Похоже, он спутал собственную целеустремленность с надеждой на избавление.

Впереди возникло какое-то сияние, непохожее на янтарную муть вокруг осветительных шестов, и на мгновение Госта даже позволил себе поверить, что всё-таки добрался до библиариума. Впрочем, писец тут же понял, что свет струится слишком близко к земле и явно не проходит через цветные витражи. Сияние отливало красным. Чуть замедлившись, Хатия вновь оглянулась и вновь устремилась вперед. Никто не стрелял по беглецам со стороны непонятных огоньков.

Чем ближе они подбирались к дрожащему, неверному свету, тем сильнее пересыхало у Госты во рту. Сияние напоминало отблески пламени, но как будто само двигалось навстречу беглецам. К этому моменту предчувствие уже оставило писца, то, чего он ждал и боялся, оказалось прямо перед ним. Оно двигалось наперерез служителям библиариума, и Госта едва удержался от крика, когда секрет хранилища вновь коснулся его. Распускаясь цветком запретного знания, тайна подземелья приветствовала то, что явилось из мрака.

Ярко-красное сияние, мерцая всё настойчивее, озарило массивные тела, высеченные из тени. На Мнемозину пришло нечто более могучее и глубокое, чем зимняя ночь. Они выступили из тумана, пять созданий, печатающих шаг, словно жуткий механизм, ровно отмеряющий удары судьбы. Узнав в них Адептус Астартес, писец не смог припомнить орден по символике этих воинов. Образ аквилы на чёрной броне выглядел так, словно его выложили из костей… Нет, понял свою ошибку Госта. Орнамент из настоящих костей украшал доспехи космодесантников, а яркий свет отбрасывали языки пламени. Огонь обвивал тела и конечности воинов, прокатывался по броне, и порой, порой, вырывался даже из багровых линз шлемов.

Служители библиариума замерли, увидев существ, о которых не имелось упоминаний. Ни единая запись не рассказывала об этих воинах, ни один отчёт не хранил память о них. Космодесантники возникли из зимней пустоты, словно их существование началось здесь и сейчас. Однако же, следы на чёрной броне говорили об ином. Воины, несущие на себе шрамы столетий, казались древними, и, вместе с тем, вырванными из времени. Они, призраки неуловимых мгновений, шаг за шагом сотрясали землю тяжестью вечности.

Сзади писцов настигали чудовища. Навстречу им ступали призраки.

Госта задрожал, зная, что бежать бессмысленно. Космодесантники впереди выглядели непохожими на устроивших резню предателей, но, коль уж в архивах Империума не сохранилось историй об этих созданиях, что они принесли с собой — погибель или избавление? Если воины явились, чтобы присоединиться к бойне, то Госта не станет больше удирать. Он примет свой страх и будет молиться, надеясь достойно встретить конец. Бороться всё равно бессмысленно.

Призраки подступили ещё ближе, держа оружие направленным вперед. Тем не менее, огонь они пока не открывали, и, находясь уже в нескольких метрах от писцов, по-прежнему не обращали на них внимания.

Вдруг Керемон бросилась влево, размахивая руками и сзывая к себе остальных беглецов. Вздрогнув от её резкого движения, Госта наконец очнулся от забытья и рванулся в сторону, но тут же споткнулся, упал и пополз по брусчатке, беззвучно хрипя. Керамитовая подошва опустилась на камень на расстоянии ладони от ноги писца. Откатившись с дороги космодесантника, Госта успел рассмотреть вблизи пламя, окутывавшее воина. Оно тоже оказалось призрачным.

Пламя не испускало тепла, и, хотя его языки мерцали и плясали, как настоящие, что-то неправильное ощущалось в их окраске и в самой сути огня. Краснота пламени слишком отдавала кровью, и в этот оттенок вплетались другие элементы, которые вовсе не были цветами. Писец мог поклясться, что огонь обладает структурой. На глазах Госты сама суть реальности менялась, искажалась и поглощалась, а он лежал на камнях, дрожа и глядя, как мимо ступают космодесантники, идущие навстречу охотникам.

Наконец, Госта поднялся и присоединился к другим беглецам, окружившим Керемон. Хатия смотрела на призраков со страхом божьим во взгляде, а ведь даже в самые жуткие моменты резни в соборе она сохраняла хладнокровие. Верховный куратор Керемон, имперский командующий Керемон — Госта знал о её послужном списке, о сражениях за плечами. Никакие ужасы войны не могли привести Хатию в трепет, но сейчас она стояла с расширенными от потрясения глазами, такая же ошеломлённая, как и писцы.

Увидев, что Керемон шевелит губами, Госта наклонился вперед, пробуя рассмотреть, что она говорит. Хатия не обращалась к остальным беглецам, а шептала что-то самой себе. С её губ слетало одно и то же слово, раз за разом.

«Проклятые», прочел Госта. «Проклятые».

Туман. Вечный туман. Никогда не кончается, никогда не рассеивается. Истинный призрак мира. Отголоски эха обретают форму и тут же растворяются. Всё проходит. Время делает реальность эфемерной. Нет ничего постоянного, кроме войны. Она наделяет врага сутью, создает материю предательства и разложения. Нельзя позволить им существовать. Материю необходимо уничтожить, враг должен исчезнуть, не оставив и эха.

Стереть его.

Вычеркнуть из времени.

Слабые завихрения в тумане. Размытые пятна смертных, тёмно-серые на светло-сером. Игнорировать их. Искать противника. Мгла вздымается волнами, ветер битвы гонит прибой к врагу. Там, впереди, чёткий багровый силуэт. Кровь, которой суждено пролиться. Шрам предателя, рассекающий серый туман.

Координация атаки. В словах нет нужды. Когда-то было иначе? Понимание слов лишено смысла и утрачено. Остается лишь знание войны. Только оно постоянно.

Открыть огонь.

Расколоть силуэт.

Вернуть всё в туман.

Акрор уже видел своих жёртв. Хотя Тирин и Вассан на «Благовещении горя» оказались в тупике, не в силах увести «Носорога» с главной аллеи, они загнали писцов на участок более сложного рельефа. Передвигаясь почти вслепую, смертные то и дело натыкались на монументы и явно замедлялись. Там, где Акрор и его отряд с легкостью покрывали метр за метром, писцам каждый шаг давался с большим трудом.

— Мы могли бы помочь, — заметил Люкт. — Раз уж они так сильно хотят попасть в библиариум, просто попросили бы подвезти.

В ответ капитан только хмыкнул. Смертные бежали весьма целеустремленно, и Акрора не заботило, что их пункт назначения совпадал с его собственным. Писцы окажутся в библиариуме, только когда этого пожелает сам капитан, а большинство из них вообще останутся лежать на Дороге Памятников. Всё, что требовалось Акрору — информация, которой владели служители.

Писцы, которых космодесантники нашли на выходе из туннеля, разочаровали его. Сначала Склир спугнул их из укрытия, разнеся его в щебень выстрелом из гранатомёта. Затем, пока Акрор шёл к смертным, боевые братья отучали их бегать, ломая ноги. Особой нужды по-настоящему пытать писцов перед тем, как они заговорят, не было, но капитан всё равно не стал сдерживаться. И тогда смертные провизжали ему, что комбинацию к двери на подземные уровни знают только старшие служители библиариума. И то, что никто из пытаемых к таковым не относится.

Что ж, те писцы умерли скверно. Им открылись сокровенные глубины страданий.

На последнем этапе охоты отряд перешел на тепловое видение. Несмотря на крайне густой туман, беглецы ясно вырисовывались впереди. Тепловой след сначала сливался в далекое пятно разгорячённых тел, но по мере приближения к писцам постепенно выделились отдельные силуэты. Акрор даже смог насладиться экспрессией жестов, которыми обменивались писцы, наткнувшиеся на кенотаф и пытавшиеся отыскать способ скорее обойти преграду. В тот момент капитан удержал отряд от атаки, забавляясь тем, как смертные хватаются за надежду, которой суждено обернуться досадным миражом. Впрочем, они учились на ходу. Истина наносила беглецам резкие, жестокие удары, выбивая почву веры из-под ног. Ещё пара минут, и они придут к осознанию правды в её упрощенном виде.

Но Акрора не устроит приблизительное понимание истины. Смертным придется окунуться в реальность страданий, поскольку истинное постижение приходит с опытом, а не путём принятия на веру чужих теорий. Он обучит их. Заучит до смерти. Но сначала писцы расскажут, как проникнуть в сердце библиариума.

— Взять их, — скомандовал капитан. — Никого не убивать, пока не определим, кто для нас важен.

Воины Роты Страдания обогнули кенотаф, и тут же Акрор заметил на визоре нечто странное. Писцы разом бросились в сторону, а прямо за ними в тумане виднелось какое-то размытое движение. При этом никакого теплового следа. Капитан моргнул.

— Что… — начал он.

Раздался звук, напоминающий грохот болтерного огня, плотного и мощного. Но заряды, вылетавшие из нескольких стволов, словно рождались из самого тумана, расчерчивали воздух пламенными стрелами, смертельными, но не обжигающими, и оставляли за собой следы, напоминавшие призрачные раны. Болты вонзились в Плиона и Крака, разбивая наплечники и шлемы, окутывая тела едким холодным пламенем. Оба воина даже не успели понять, что произошло, когда их собственная кровь хлынула наружу, унося с собой осколки костей. Десантники рухнули, полностью уничтоженные — нечего было спасать, они сгинули, словно никогда не существовали, их наследие осталось лишь в памяти боевых братьев.

От Акрора не ускользнула ирония момента.

Болтерные залпы не умолкали, и отряд капитана отступил за кенотаф. До этого погибло ещё четверо воинов Роты Страдания, а Люкту несколькими попаданиями отстрелили левый наплечник. Отходя, бойцы Акрора вели ответный огонь, но капитан по-прежнему не замечал противника. Влажный туман вносил слишком много помех, и авточувства не находили целей там, откуда вылетали болты. Отключив тепловое видение, Акрор немедленно увидел отделение Адептус Астартес, окутанных необыкновенным огнём.

Судя по символам аквилы, лоялисты, но странной, смущающей природы. Чудесами и сверхъестественными явлениями занимались боги Хаоса, но здесь они явно были ни при чём.

Ничего, правду можно вырвать из врага позже. Сейчас нужно перехватить инициативу.

Как только потрепанный отряд укрылся за кенотафом, Акрор повел своих бойцов вдоль монумента к главной аллее и вышел на связь с «Благовещением горя».

— Лоялисты, — сообщил он Тирину, стоявшему в «Носороге» за сдвоенными болтерами на поворотной опоре.

— Орден?

— Понятия не имею. Прикончи их, тогда разберемся, — капитан уставился в туман, но и постчеловеческое зрение сдавало позиции в такой мгле. Даже кенотаф в нескольких шагах выглядел как огромное размытое пятно. — Если ты на тепловом видении, отключи. Так их не разглядеть.

— Как такое возможно? — встрял Люкт. — Они ведь живые, верно?

— Живые ли? — Акрор не был уверен.

— И они горят.

— Это варп-огонь, могу поспорить на что угодно.

Затем капитан приказал занять оборонительные позиции вокруг «Носорога». Хоть дальность видимости сократилась до нескольких метров, слышал Акрор так же хорошо, как и обычно, пусть даже звуки, отражаясь от памятников, окружали его отголосками эха. Капитан сосредоточился на скрипе керамита о камень и понял, что лоялисты не разделились. Воины держали плотный строй и приближались к Роте Страдания все тем же неспешным маршевым шагом.

— А вот и они, — Акрор указал в проход под замковым камнем арки кенотафа. Братья, слышавшие то же, что и он, уже занимали позиции.

Звуки шагов стихли. Тишина. Ничего, кроме тумана. Ночь казалась такой же пустой, какой станет память Империума после того, как Акрор исполнит свою миссию. В этот момент капитан вновь ощутил в груди уколы злой иронии — он всегда уделял внимание символизму, что и привело Роту Страдания на Мнемозину. Сейчас Акрор негодовал из-за того, как смещаются глубинные смыслы этой битвы, отклоняясь от задуманного сюжета. Но нужно лишь вновь перехватить нить повествования. Он пришел сюда развеять истории минувших дней, а значит, так и произойдет.

Только сначала надо разобраться с небольшой помехой и убить этих воинов без прошлого.

Тишина затянулась.

«Они должны быть здесь», подумал капитан.

— Огонь вдоль прохода, — приказал он Тирину. — Накрой…

Из тумана с воем вырвалась ракета, врезавшаяся в лобовую броню «Носорога». Пламя взрыва, объявшее Тирина, казалось одновременно реальным и призрачным. В воздухе слышались пронзительные крики хора бестелесных голосов. Дергаясь в предсмертных конвульсиях, космодесантник вслепую открыл огонь. Болты уносились в туман до тех пор, пока вторая ракета не врезалась прямо в турель. Стрельба прекратилась. Языки огня пропали, клубы дыма рассеялись. Бестелесный хор умолк. Труп Тирина лежал ничком на обломках сдвоенных болтеров. Правда, ракетам не удалось пробить лобовую броню «Носорога», и Вассан, водитель «Благовещения горя» ответил на атаку, бросая боевую машину вперед. Он рванулся на врага настолько яростно, что Склиру пришлось отпрыгнуть в сторону из-под гусениц бронетранспортера. Не останавливаясь, Вассан вёл «Носорог» прямо в проход, силовая установка ревела, выхлопные трубы изрыгали чёрный дым, затмевающий тусклое сияние тумана. Пики на лобовой броне жаждали крови врагов.

— Научим их боли! — вскричал Акрор, бросаясь за боевой машиной. Рота Страдания шла в атаку на тех, кто посмел бросить им вызов.

— Эта планета — наша! — провозгласил капитан, обращаясь и к братьям, и к врагам. — Ей суждены мучения. Всем суждены мучения!

«Сокруши надежды», добавил он мысленно.

«Благовещение горя» врезалось в одного из лоялистов. Тот не мог не потерять сознание — возможно, столкновение вышло недостаточно мощным, чтобы расколоть доспех, но для множественных переломов силы удара точно бы хватило. Одна из пик на броне «Носорога» пробила живот воина. Секунду тот стоял неподвижно, а затем, охватив древко, просто снял себя с двухметрового шипа. По-прежнему держась за металлическую пику, воин чуть отступил назад по аллее, а затем, могучим прыжком взмыв над «Благовещением горя», приземлился на скат лобовой брони. В следующее мгновение лоялист ударил кулаком в смотровую щель над местом водителя, и раздался треск стеклостали.

Его собратья тем временем наступали на воинов Роты Страдания. Противники обменивались яростными очередями из болтеров, и Акрор почувствовал, что несколько зарядов попали в туловище и ноги. Один-два зацепили шлем, нанося урон доспеху, но капитан не обращал на это внимания. На службе Империуму он превозмогал и намного худшие раны. Акрор, выживший в топях самого Страдания, осознавал истину боли, поскольку испытал её извечность на себе. Едкое разложение мира, даровавшего Безлюдному Братству откровение мук, до сих пор оставалось с капитаном, наполняя его кровь чёрным огнем. Оно несло Акрора вперед, благословляя пылкостью пророка и гневом судии.

Вместе с Люктом они опустошили магазины в двух лоялистов прямо перед собой, но призраки даже не сбились с шага. Болты должны были ранить их, но пламя, окутывающее воинов, без следа поглощало масс-реактивные заряды. Все инстинкты кричали Акрору, что нужно отходить с боем, разрывать дистанцию и продолжать вести огонь. Ярость запрещала отступать.

Красное уже совсем близко. Истинная материя предательства. Сдавить. Растерзать. Получен урон? Неважно. Ничто не имеет значения, пока существует враг.

Окрасить мглу его кровью.

Повесив болтеры на магнитные замки, противники достали цепные мечи, и рычание скрестившихся клинков сменилось надрывным воем. Акрор блокировал удар врага, направленный сверху вниз, и воины намертво сцепились, стараясь оттеснить один другого. Внезапно опустив оружие, капитан резко отступил в сторону, и, когда призрак сделал шаг вперед, ударил того в открывшийся бок. Клинок вошёл глубоко, но лоялист тут же выпрямился — по-прежнему с цепным мечом в теле, — и, как будто с любопытством повернувшись к Акрору, ударил его сцепленными кулаками. Потеряв равновесие, капитан отступил на несколько шагов.

Другой лоялист прижал Люкта к борту «Носорога», обмениваясь с ним выпадами цепных клинков. Воины фехтовали, словно на рапирах, все удары шли по касательной.

Готово.

Нечто промелькнуло между лоялистами. Акрор не заметил ни единого жеста, но его противник вышел из боя. Тот, что сцепился один на один с Люктом, также просто отвернулся, получив вдогонку серьезный удар выше локтя. В ответ на это лоялист резким толчком отбросил воина Роты Страдания на борт «Носорога», а затем присоединился к быстро отступающим собратьям. Из раны на его руке текло пламя.

Мгновение спустя бронетранспортер содрогнулся от взрывов, в грохоте которых утонул рёв мотора. Обломок корпуса, отброшенный ударной волной, разрезал Люкта надвое. Зарычав, Акрор бегом обогнул уничтоженный «Носорог» и обнаружил, что на другой стороне в живых остался только Склир.

— Кажется, они с нами разобрались, капитан, — отметил тот.

Акрор настолько широко ощерился в гримасе ненависти, что рот наполнился кровью. Оглянувшись, капитан увидел, что вражеский отряд перегруппировался, и теперь стена призраков приближается к двоим выжившим.

— Но ещё не победили, — бросил он Склиру, устремляясь на север, в лабиринт монументов. Боевой брат последовал за Акрором, их тяжелые шаги сокрушали в прах мемориальные плиты. Повернув было на восток, капитан вдруг остановился и затих, прислушиваясь.

— Они приближаются, — произнес Склир.

Барабанный бой вражеских шагов оставался непоколебимым.

— Отлично, — ответил Акрор. Он снова перешел на бег, направляясь к библиариуму, где ждали три полных отделения Роты Страдания. — Мы не отступаем, а ведем их в ловушку.

Ход сражения остался неизвестен Хатии Керемон. Как только началась перестрелка, она снова устремилась вперед, стремясь провести подчиненных по Дороге Памятников целыми и невредимыми. Там, у библиариума, все они исполнят свой долг, действуя по обстоятельствам. Если её и всех остальных ждет гибель — пусть так. Если их непреклонность пред лицом врага окажется бессмысленной — пусть так. Они умрут с честью, а в эту первую ночь зимы даже такое удалось немногим.

Несколько раз Хатия оглядывалась, но в туманной тьме ей мало что удалось рассмотреть. Зато услышала она многое — звучный рёв болтеров, вой цепных мечей, от которого стучали зубы, и грохот взрывов. Однажды мгла на мгновение рассеялась, и Керемон разглядела очертания гигантов, облачённых во мрак и кости. В её сознании возникли образы методичной, беспощадной войны, ведомой созданиями, безжалостными, как сама смерть.

Больше Хатия ничего не хотела видеть, но по-прежнему заставляла себя оборачиваться. Пусть в прошлом Керемон не сталкивалась ни с чем, хоть отдаленно напоминающим ужасы сегодняшней ночи, но знала, что долг приказывает ей противостоять кошмарам. Имперский командующий и верховный куратор — Хатия Керемон поклялась положить жизнь ради защиты Мнемозины и сохранения великих исторических трудов библиариума.

Воистину, не было чести превыше этой.

Но благородные мысли Хатии накрывала тень страха. Предатели принесли с собой ужас смерти и поражения, но те, другие космодесантники, пугали её ещё сильнее. Керемон не знала, кто — или что — они на самом деле.

Или всё же знала? В своем время, на службе в Имперской Гвардии, Хатия слышала кое-какие истории, передаваемые шёпотом. Вознесшись до имперского командующего, она открыла для себя ещё парочку легенд. Молва дала имя этим космодесантникам, имя, основанное на слухах, а не на надежных источниках. Под саваном тьмы, окружавшей Проклятых, скрывались тайны, великие и внушающие страх. Само существование загадочных воинов бросало вызов благородной цели библиариума Мнемозины и подобных ему информационных архивов в других системах.

Насколько знала Керемон, не существовало ни единого достоверного документа с описанием Проклятых. Ни единой подсказки о том, кем они были или могли стать однажды.

Но вдруг где-то остался след? Что, если кто-то раскрыл тайну воинов?

Впрочем, сейчас у Хатии не было времени на обдумывание совпадений. Ей показалось, что это к лучшему.

Не имелось времени и на рассуждения о том, что произойдет, когда беглецы доберутся до библиариума. Они могли только нестись изо всех сил, стараясь не падать и не сбиваться с пути, окруженные туманом, ночью и огромными бесформенными силуэтами, значение которых скрывалось во мгле забытья.

Наконец, сквозь белесую муть проступила гигантская тень, и Керемон прибавила ходу, как и писцы, поспевавшие за ней. Здание обретало все более четкие очертания, полоски света сияли с его высоких стен через равные промежутки. Ещё ближе. Несколько секунд, и она разглядит главный вход библиариума.

Ещё ближе. Ещё отчетливее.

Хатия резко остановилась, ясно рассмотрев то, что ждало беглецов. Воистину, Император защищает, и сейчас он сделал именно это, заставив туман расступиться так, что Керемон смогла увидеть вражеский танк. Верховный куратор тут же дернулась в сторону, припадая к брусчатке за пьедесталом последнего монумента, пятиметровой бронзовой статуи Себастиана Тора, вершащего яростное правосудие.

— Как мы проберемся внутрь? — прошептал Госта за её спиной.

«Никак», одними губами произнесла Хатия.

«Будем ждать и молиться», подумала она.

В танке ей удалось распознать «Хищника», но очертания боевой машины оказались искажены острыми клиньями, напоминающими огромные кривые когти. Корпус покрывали истертые полотнища кожи, содранной предателями со своих жертв. На лобовой броне танка Керемон увидела тело космодесантника, окованное стальными прутьями. Отступники четвертовали погибшего, а в глубокую рану в середине грудной клетки поместили восьмиконечную звезду. Башня «Хищника» поворачивалась из стороны в сторону, словно вынюхивая цель. Танк превратился в нечто большее и одновременно меньшее, чем боевая машина — он стал диким зверем, жаждущим добычи.

По обеим сторонам «Хищника» в плотном строю стояли тридцать предателей, а за ними выхаживал вражеский капитан, успевший к библиариуму раньше беглецов.

Хатия начала молиться.

Орудие танка выстрелило одновременно с тем, как чудовища в красно-чёрной броне открыли огонь из болтеров. Секунду спустя раздались ответные выстрелы, и тут же призраки ураганным вихрем вырвались из мглы. Керемон, оказавшейся в нескольких метрах от них, фантомы представились размытым пятном, за которым струились языки пламени. Отряд Проклятых, расколовший ночную тьму, будто вспышка молнии, рассыпал строй. Казалось, что когтистая рука растопырила пальцы, готовясь схватить предателей.

Первый выстрел «Хищника» прошел мимо цели. Повернувшись вправо, орудие выпалило вновь, и на этот раз снаряд попал прямо в грудь одному из призраков. Яркая вспышка взрыва заставила Хатию зажмуриться, и, когда зрение вернулось, она увидела, что космодесантник все ещё стоит, но его пламя рвется ввысь полыхающим столбом. Фантом сделал ещё шаг, но тут огонь угас, и воин рухнул.

— Так вас можно убить! — насмешливо воскликнул Акрор, но Керемон показалось, что предатель пытается скрыть облегчение.

Тем временем оставшиеся призраки пересекли последние несколько метров, отделявшие их от врага, наступая под опустошительным огнем. Хатия не понимала, почему они не падают, но воины просто продолжали идти, и предатели начинали валиться наземь, сраженные ответными выстрелами.

«Хищник» вновь выстрелил из пушки, и на мостовой распустился огненный цветок взрыва. Правда, призрак, мгновение назад стоявший там, уже прыгнул вперед и опустился прямо на башню танка. Прямо перед ним оказался один из отступников, стоявший, высунувшись из люка, за поворотной турелью с комбиогнемётом. Предатель выстрелил в чёрного воина из обоих стволов установки, но тот, устояв под градом болтов и струей пламени, взмахом цепного меча обезглавил противника. Над броней призрака, испещренной следами от попаданий, поднимался дымок. Прикрепив что-то к стволу орудия, фантом атаковал следующего врага, и в этот миг ночь озарила серебристая вспышка. Болезненно яркий блеск заставил Керемон закрыть глаза, и когда она, все ещё не придя в себя, разжала веки, то увидела груду оплавленного металла на месте орудия. Взрыв мелтабомбы обезоружил «Хищника».

Туман вскипал от жара битвы. Картина, разворачивавшаяся перед Хатией Керемон, напоминала фантасмагорию, поставленную по мотивам худших кошмаров из глубин человеческих мифов. Призраки сражались с чудовищами. Ужасные боги разрывали друг друга на части, окруженные огнем, ночью и всепоглощающей мглой. Грохот войны висел в воздухе, звучали предсмертные крики миров и вопли новорождённых легенд. Ярость сражающихся словно сжималась в кулак, объятый пламенеющей тьмой. Сначала схватка шла вокруг сокрушенного танка, но затем кто-то или что-то сорвало с петель огромные железные двери библиариума, и бой переместился внутрь.

Шум битвы не смолкал, но туман постепенно успокаивался, и Хатия, видя, что ход сражения ускользает от неё, поняла, как исполнить свой долг. Выпрямившись, верховный куратор обратилась к писцам.

— Оставайтесь здесь. Я иду внутрь, — заметив движение Госты, будто собравшегося следовать за ней, Керемон покачала головой. — Ты более важен для нашего дела, для памяти, хранимой в библиариуме. Если я не выживу, собери и упорядочи вместо меня все свидетельства произошедшего в эту ночь.

Хатия не стала добавлять «если Мнемозина уцелеет».

— Но почему вы рискуете собой?

Несколько минут назад Керемон ответила бы, что хочет отыскать выживших и понять, может ли она как-то нарушить планы предателей. Теперь же Хатия понимала, что все писцы внутри погибли, и помешать отступникам ей не под силу. Но увиденная картина войны напомнила Керемон о том, в чем на самом деле заключается её долг.

— Потому что я — верховный куратор, — ответила она. — И должна увидеть всё своими глазами. Сейчас в библиариуме уже не хранится история — она творится в нём.

Пробежав по раскуроченной мостовой мимо брошенного «Хищника», Хатия Керемон поднялась по ступеням, ведущим к входу в здание, и ступила внутрь, в окутанный ночью ад.

Горнило войны. Пылающий туман реальности. Так много предательского красного. Враги Императора сражаются с великой яростью. Отбросить её в них самих, высвободить всю мощь праведного гнева.

Это место… Не просто ещё одна часть мира, что скроется во мгле. Здесь долгое эхо. Тут прошлое не желает отступать. И здесь хранится нечто. Память, запись о шраме. Мечта о том, что однажды обрело облик, все ещё живет. Ему тут не место.

Забыть о нём на время.

Опереться на застывшее прошлое. Сокрушить врагов одного за другим. Втоптать их в грязь небытия.

— Кто они такие? — спросил Ксорен.

— Мне уже надоел этот вопрос, — бросил Акрор. Они неслись вдоль образованного шкафами туннеля, с трудом вмещавшего двоих космодесантников. Мгновение назад на другом конце прохода мелькнул один из лоялистов.

Под огромным куполом библиариума располагалось единственное помещение круглой формы, занимавшее всё внутреннее пространство здания. Из его центра расходились многочисленные ряды картотечных шкафов высотой в десятки метров, с выдвижными ящиками снизу доверху. Вдоль стен стояли полки, уставленные фолиантами и заваленные свитками. Рядом с ними даже гигантские шкафы не казались очень уж высокими, поскольку стеллажи упирались в крышу библиариума.

В этом помещении, словно во дворце, царствовали упорядоченные воспоминания. Именно здесь находились записи о содержании хранилищ, каталогизированные и снабженные перекрестными ссылками. И, несмотря на все величие огромного зала, он представлял собой лишь верхушку айсберга, ту часть памяти библиариума, благодаря которой писцы отыскивали необходимую информацию в великих подземных архивах. В центре помещения, на одном уровне с полом, располагались адамантиевые двери, ведущие в глубины воспоминаний Империума.

И зал горел. Шкафы и стеллажи пылали, пламя пожирало сухой пергамент и веленевую бумагу, словно их пропитали прометием. Клубился дым, густой, как туман снаружи. Хотя Акрор и собирался уничтожить библиариум, пожар начался по вине не его братьев, а двух лоялистов с огнемётами. Фантомы, только оказавшись внутри, начали поливать струями пламени стены и проходы. Тут же они добавили к этому факелы собственного варп-огня, и пожар, порождённый призрачной энергией, быстро охватил гигантскую картотеку. Затем лоялисты двинулись вдоль рядов, то исчезая, то появляясь вновь в самом сердце разрушительных вихрей.

Остатки Роты Страдания по-прежнему превосходили врагов числом — три к одному, даже больше, — но узкие проходы библиариума скрадывали их преимущество. Акрору пришлось разделить отряд на небольшие поисковые группы, и сейчас он слышал отголоски битвы, бушующей среди шкафов. Под куполом звучало эхо строчащих болтеров и ревущего пламени, вокс разрывался от голосов боевых братьев. Крики досады, крики гнева, крики боли. Обрывающиеся крики. Ни одного победного.

Шкафы справа от капитана разлетелись в щепки, снесенные взрывом осколочной гранаты и ударом плеча, несущегося к ним лоялиста. Призрак прорвался сквозь вихрь обломков, стреляя из болтера. Ксорен, принявший на себя ударную волну, разрывные заряды и удар врага, тяжело рухнул на пол, и фантом, встав прямо над павшим, стрелял ему в шлем до тех пор, пока голова отступника не исчезла.

Хотя Акрор успел выпустить в лоялиста целый магазин, пылающий воин не обратил на это никакого внимания. Лишь добив Ксорена, призрак повернулся к капитану. Акрор увидел, что его враг ранен, но из доспеха, расколотого и пробитого в десятке мест, не вытекло ни капли крови. Лишенный даже столь ничтожной победы, капитан заметил, что языки варп-огня, обвивающие призрака, разгораются все ярче и вздымаются ввысь.

Сменив болтер на цепной меч, Акрор атаковал вновь. Опередив врага на неуловимое мгновение, он вонзил клинок в нагрудник лоялиста, ещё поднимавшее свое оружие над головой. Вторым движением капитан отступников толкнул воющий меч вперед и вниз, разрубая костяную аквилу, керамит, «чёрный панцирь», плоть и вонзая зубцы в скелет.

Лоялист пошатнулся.

— Ты — не призрак, — прорычал Акрор. — Теперь ты ощутил истину страдания, верно?

Страдание? О, братья мои, неужели выродок думает, что может поведать нам о боли?

Рассказать о ярости?

Собрать туман, пылающий туман, всепожирающий туман. Поглотить всё. Вобрать всё. Император, Тебе этот последний дар гнева.

Стараясь не высовываться и страдая от дыма, терзающего легкие, Керемон пробиралась по окружности гигантского зала. Хатия с ужасом смотрела, как битва постлюдей уничтожает то, ради чего верховный куратор могла бы отдать жизнь. Итоги многовекового труда по упорядочению истории исчезали в огненной буре, и воспоминания в архивах под ногами Керемон погружались во тьму забвения. Но при этом, с каждой уходящей секундой её пребывание здесь становилось всё более важным. На глазах у Хатии происходило нечто грозное и величественное, способное выжечь след на страницах истории. Ей выпало сохранить память об этом событии для потомков, а раз так, нужно увидеть как можно больше.

Керемон ползла между рядами картотечных шкафов, напоминающих спицы огромного колеса. Некоторые оказались пустыми, охваченными буйствующим огнём, в других продолжали сражаться гиганты. Наконец, в самом конце очередного прохода, почти в центре зала, Хатия увидела двух воинов, замерших, словно на батальном полотне. Над ними вздымалось грандиозное пламя, не имеющее никакого отношения к обычному огню, поглощающему библиариум. Оно исходило от призрака, схватившегося с вожаком предателей. Акрор вонзил цепной меч в грудь космодесантника, и тот должен был упасть. Вместо этого фантом словно бы вырос, напитанный силой своего пламени.

Нечто перешло роковой рубеж. Два ночных кошмара замерли на долю секунды, и в этот миг в самом сердце призрака вспыхнула новая звезда, сияющая светом варпа. Ударная волна чистой ярости оторвала верховного куратора от пола и швырнула в стену. Взрыв звезды поглотил весь мир. Наблюдение Хатии завершилось.

Госта очнулся лишь к утру. После взрыва в библиариуме все писцы потеряли сознание, но не от контузии, а от какой-то иной, необъяснимой силы. Возможно, её могущество заключалось в разрушении способностей к восприятию.

Выплыв из серой пустоты, Госта ощутил вокруг тяжелый, почти кладбищенский покой. Остальные писцы вслед за ним покинули укрытие за статуей и медленно направились к библиариуму. Туман сгустился ещё сильнее, и к нему примешивались клубы дыма. Опустив взгляд, Госта с трудом разглядел собственные ступни. Остановившись, писец заметил очертания огромных чёрных созданий, движущихся во мгле впереди. Камни дрожали под их шагами, а призраки огня, окутывавшие тела существ, предостерегали Госту от попыток подойти ближе. Подождав, пока фантомы скроются в тумане, он поднялся по лестнице к сорванным с петель дверям.

Внутри Госте открылась картина, заставившая его содрогнуться в рыданиях. Писец стоял, окруженный дымящимися развалинами, на трупе здания, определившего его жизненный путь. Вместе с коллегами Госта двинулся дальше, отодвигая с дороги обугленные куски дерева, подставляя голову густому снегопаду пепла. Повсюду лежали обгорелые, размозженные останки предателей.

В центре зала он нашел верховного куратора. Живая, но сильно обгоревшая Хатия Керемон лежала, распростершись на полу. Ее левая рука, безвольная и неестественно гибкая, напоминала плеть. Левый глаз, неподвижный и широко раскрытый, выглядел так, словно некое зрелище, слишком величественное для смертных, очистило его до белизны. Правый глаз Хатии уцелел, и она моргнула, заметив писца.

— Спустись, — взмолилась она, показывая на дверь в подземный архив. — Спустись и посмотри.

Госта так и сделал. Защита выдержала, и огонь не коснулся хранилищ. Хотя картотеки погибли, и труд, занявший несколько поколений, предстояло начать заново, сами записи уцелели. Мнемозина выжила, захватчики сгинули, и ничто не мешало жителям планеты по-прежнему собирать и хранить воспоминания. Уже по первому уровню архива Госта мог сделать вывод, что всё в порядке и вернуться с добрыми вестями для Керемон и других служителей.

Но то, чего искал он сам, лежало намного глубже.

Хотя манящий зов исчез, Госта без труда вспомнил то самое место. Падая от измождения, он продолжал спускаться всё ниже и ниже, пока, наконец, вновь не оказался под сводами мрачного хранилища. Писец явился туда, где его ждала тайна.

Госта протянул руку в нишу на полке.

Секрет исчез. То, что не было истинным огнём, но могло сжигать, если пожелает, коснулось глубин библиариума. Ощутив кончиками пальцев пепел самой истории, писец отшатнулся с бешено бьющимся сердцем. Люменосферы потускнели вновь, и последние следы воспоминаний Госты рассеялись, исчезая во тьме.

Там, где когда-то хранилась тайна, остались лишь пустота, тёмный провал и бесконечный, бдительный мрак.

Грэм Лион
Из пламени

Вокруг меня горит мир.

Весь мой орден обрушился на планету-корабль, на мир-ковчег Идхарэ. Мы несём гнев Императора язычникам-эльдарам.

Но не поэтому горит мир.

— Сеок, отступаем! Мы не мо…

Сержант Эдд умолкает, когда его пронзает копьё длиннее его самого. Энергоблок воет, а затем Эдд, воин, с которым я прослужил четыре десятилетия, исчезает в атомном пламени, извергнутом из пробитого реактора. Геноизменённые глаза защищают меня от вспышки, а когда зрение возвращается, то я вижу шагающего ко мне хозяина копья.

Это демон. Он в три раза выше меня и состоит из опалённого металла и живого пламени. Лицо демона — гримаса ненависти, а вокруг него бушует огонь и поджидает смерть. Брошенное с неизмеримой силой копьё — невредимое, несмотря на взрыв — с грохотом летит ко мне. Оно пролетает совсем рядом, и мне кажется, что я вижу оставшиеся на древке трещины.

С момента пришествия этого бога войны прошли считанные минуты, а уже умерли десятки моих братьев. Неудержимый демон прорывается сквозь наши ряды, но я всё равно атакую. Мой цепной меч ревёт, высекая из металлической кожи чудовища искры. Это всё равно, что рубить звездолёт. Я уклоняюсь, когда над головой пролетает копьё, и перекатываюсь, стреляя из пистолета. Болты взрываются, а на мои доспехи брызжет раскалённый металл. Демон даже не сбивается с шага.

Мимо пробегает один из боевых братьев, отталкивая меня, и начинает рубить демона силовым топором. Течёт расплавленная кровь, а он рычит.

— Сеок, уходи. Предупреди орден.

Небрежным ударом наотмашь демон отбрасывает его, переломав кости. Копьё вновь опускается ко мне. В отчаянии я активирую прыжковый ранец.

Полёт на миг уносит меня от резни к далёкому потолку, и я смотрю вверх. Надо мной тянется огромный стеклянный купол, безмятежное сияние пурпурной туманности освещает принёсшие нас сюда корабли. Я активирую вокс.

— Сеок вызывает Восьмую.

Ответа нет.

— Восьмая, это Сеок. Захватчики, ответьте!

Всё ещё ничего. Неужели я последний из роты? Неужели сто благородных воинов Огриса уже пали? Я переключаюсь на другие каналы.

— Сеок всем Захватчикам. Запрашиваю подкрепления, — треск помех и ничего более.

Я достигаю пика и смотрю вниз. Нужно убираться отсюда. На огромном ковчеге есть и другие роты, и я должен предупредить их о демоне. Я вижу выход — огромную арку из резной кости. Я приземляюсь в сотне метров от неё, и похожий на мраморный пол трещит под ударами сапог. Демон позади, и лишь пламя преграждает мне путь к относительной безопасности.

Я шагаю вперёд и вижу в нём большие и громоздкие силуэты. Космодесантники. Выжившие? Я окликаю их.

— Приветствую, братья…

Я умолкаю, когда они выступают из пламени. Это космодесантники, но не мои братья, а окутанные колдовским огнём громадные чёрные тени, чью зловещую броню покрывают словно вырезанные из кости тайные символы. У неотвратимо наступающих воинов шлемы-черепа, как у капелланов, а их болтеры подняты и неподвижны.

Когда я вижу их, то чувствую себя странно. Я космодесантник и не знаю страха… но вздрагиваю, когда гляжу на этих призраков, чья холодная бледная плоть и голые кости видны сквозь пластины разбитых доспехов. Видя их инфернальный облик, я понимаю, что, хотя демон является угрозой, эти жуткие космодесантники — такие похожие и одновременно непохожие на меня — гораздо, гораздо опасней.

Пальцы сжимаются, и я, злой и сбитый с толку, не понимающий ничего, готовлюсь ощутить удары о нагрудник. Но выстрелы проходят мимо, оставляя огненные следы. Я чувствую прилив адреналина, ведь я всё ещё жив, поворачиваюсь и вижу демона. Он поднимает копьё и бросает в нас. Я отскакиваю в сторону, но эти призрачные космодесантники просто идут дальше. Копьё проходит сквозь них, словно сквозь туман, а затем петляет и возвращается в пылающие когти хозяина.

Совершенно безмолвные мрачные воины продолжают стрелять. Существо ревёт и опускает копьё по широкой дуге, однако не может им навредить. Космодесантники выпускают ещё больше болтов, но пылающая ярость их оружия столь же бессильна против бога огня. Огня.

— Огонь! — восклицаю я. Я открываю связь по всем каналам, надеясь, что безмолвные воины услышат. — Огонь. Это порождение его раскалённой ярости. Ваше пламя не навредит ему.

Они слышат. Словно направляемые единой волей призраки поворачиваются и стреляют вновь, на этот раз в стеклянный купол. Очереди обрушиваются на него, по поверхности идут трещины. Вселенная словно на мгновение задерживает дыхание, а затем задыхается, когда стекло раскалывается. Из комнаты вырывается воздух, унося с собой тела как эльдаров, так и Захватчиков, и простые обломки. В тот же миг угасает пламя, исчезают призрачные воины. Они пришли из пламени и теперь с ним же уходят.

Я хватаюсь за колонну, перчатки глубоко впиваются и держат меня на месте. Я смотрю на бога войны. Он вонзил копьё в пол и вцепился в него обеими руками. Демон, чьё пламя угасло, словно съёжился. Я вижу трещины на древке копья. Я вижу возмездие.

Я подтягиваюсь в сторону врага и, моргнув, активирую прыжковый ранец. Он несёт меня к демону, едва преодолевая тягу воздуха, и тогда я вывожу скорость выше безопасного режима. Этого достаточно. Я врезаюсь в копьё, и оно раскалывается от удара.

На мгновение демон и я зависаем в воздухе. Мы смотрим друг другу в глаза, и мои чувства наполняет вечность ненависти, войны и невыразимого отчаяния. Затем нас обоих тянет к пролому. Мир кружится вокруг, всё плывёт перед глазами. Я пытаюсь вновь включить ранец. Тщетно. Я теряю сознание.

Когда я прихожу в себя, то плыву в пустоте в окружении парящих тел космодесантников. Возможно, некоторые ещё живы, и доспехи будут питать их, как и меня, пока не прибудет помощь. Я включаю спасательный маяк и поворачиваюсь, чтобы посмотреть на Идхарэ.

Я вижу огонь, думаю о пришедших из пламени призраках и снова чувствую незнакомую дрожь. Я успокаиваюсь и жду, наблюдая как внизу горит мир.

Лори Голдинг
Анимус Малорум

Убежище сотрясалось от ярости разгорающегося на поверхности боя. Даже здесь, под более чем пятьюдесятью метрами усиленного рокрита и пластали атаки ксеносов потрясали само основание базилики.

Брат Марко знал, что это не может продолжаться долго. Он должен действовать быстро.

Каждый приглушенный удар вызывал дождь из мусора и каменной крошки, сыплющейся из разваливающейся кладки над его головой. Под взором святых и безжизненным взглядом бессчётных имперских героев он прокладывал себе путь с осторожностью мастера, думая о том, что поступок, который он собирается совершить, после войны назовут не иначе как святотатством.

Фонари на его костюме отбрасывали пару одинаковых пятен света; и хотя аугментические системы его брони проходили диагностику перед боем, нельзя было сказать, что все системы оставались в норме. Низко наклонившись в узком тоннеле, он сгрёб горсть пыльной, измельчённой кости руками в латных рукавицах, и медленно и осторожно проверил контакты сорок шестого подрывного заряда. Сложно было представить, что в этот момент вокруг существовало что-то кроме практически непроглядной темноты вокруг.

Он вздрогнул от неожиданного взрыва статики в вокс-передатчике в ухе.

Спокойно…

Несколько секунд в воксе раздавались звуки далекого боя, затем послышался голос. Идентификационная руна, вспыхнувшая на наруче, показывала, что канал был открыт самим капитаном Эриксом, и было похоже, что он чем-то серьёзно озабочен. Марко услышал стаккато болтерного огня, воинственные крики зеленокожих и рёв цепного меча, рассекающего плоть ксеноса.

— Марко, доклад.

Тон капитана был резок, и голос выдавал в равной мере отчаяние и усталость. Все эти безнадёжные усилия породили лишь слабую надежду.

— Почти всё готово, мой господин. — Ответил Марко, схватившись рукой за голову, когда очередной удар потряс катакомбы. — Я запечатал все туннели в точках девятнадцать, двадцать шесть и двадцать семь. Заряды заложены в основных переходах, а также под основанием главного храмового комплекса. Я жду вашей команды.

Связь вновь прервалась. Особенно громкий взрыв прозвучал в воксе со стороны Эрикса, а Марко и вовсе почувствовал его через грязные плиты под ногами. Рёв зеленокожего был прерван новой болтерной очередью, и капитан прорычал через боль:

— Ты готов оставаться на позиции, когда будет отдан приказ?

— Конечно, мой господин. Если мы не хотим позволить врагу прорваться через эту святую землю, мы не можем допустить технический сбой. Это мое истинное призвание, как технодесантника — и моя жертва будет гарантировать, что…

Новые разряды статики закрались в канал, нарастая слабыми толчками подобно неустойчивому пульсу. Марко увидел, что идентификационная руна погасла, хотя жизненные показатели Эрикса оставались в норме.

— Господин! Мой господин, вы меня слышите?

Ответом ему были отрывистые всплески вокс-помех. Возможно, виной тому была радиация, а возможно грубые телепортационные поля ксеносов.

Или же сотни тонн земли и камня, отделяющие Марко от боевых братьев.

— Господин, пожалуйста, подтвердите приказ.

Связь растворилась в море помех, которые затем прервались зловещей тишиной. Марко выругался и попытался открыть новый канал.

Затем фонари на костюме мигнули; один, а за ним и другой — замерцали и погасли, как слабый огонь, задутый ветром. Его улучшенное зрение еще позволяло ему видеть очертания тоннеля вокруг, но подземная темнота была практически непроницаемой. Он вспомнил, что оставил свой шлем на гололитическом столе в казарме, и недовольно заскрежетал зубами.

Звякнул ауспекс на поясе. Марко взял его, ожидая увидеть рост уровня радиации или нарушения структурной целостности конструкций над головой, смещающихся под воздействием апокалиптической битвы наверху.

Он нахмурился.

Движение?

Внутри периметра было движение.

Невозможно. Все подступы были отрезаны. Ксеносы никоим образом не могли пробраться…

Он застыл, чувствуя как холод расползается в спёртом воздухе катакомб.

Грубые телепортационные поля ксеносов? Они смогли проникнуть сюда? Возможно, где-то в бесконечных подземных реликвариях оказалось достаточно открытого пространства?

Он выхватил плазменный пистолет, нацелив его в тёмную пасть тоннеля. Уходить было некуда, даже вздумай он предать свой священный долг. Так что Марко просто стоял на месте и ждал.

Писк ауспекса участился. Впереди были множественные контакты, приближающиеся со стороны восточных убежищ. Два сердца Марко забились в груди.

Вокс трескнул, и на секунду Марко показалось, что он смог что-то различить.

Чей-то шёпот. Голос.

Он приложил палец к вокс-бусине.

— Братья, это Марко. Ваш сигнал слаб. У меня здесь несколько контактов, предположительно враждебные. Запрашиваю немедленную поддержку, или же подтверждение приказа на подрыв.

Нет ответа.

Он был один. Один в темноте.

Но как долго?

Стены вновь сотряслись, заставив целый поток перемолотых останков стучать по полу. Марко смотрел в прицел своего пистолета, тщетно пытаясь сосредоточить взгляд на смутных тенях, отбрасываемых тусклым свечением энергетических колец оружия.

Он снова взглянул на ауспекс. Враг был почти рядом с ним, хотя он и не слышал их приближения. Технодесантник нахмурился — орки не славились умением маскироваться.

Смирившись со своей участью, он оставил пистолет и взял детонатор. Даже если Эрикс и остальные пали, приказ всё равно необходимо выполнить, и Марко должен без колебаний разнести весь район базилики.

Он почувствовал, что смерть близка.

А затем увидел их.

Чёрные на чёрном, просто более тёмные тени в темноте тоннеля. Они заполонили весь тоннель, и линзы в их шлемах слабо светились.

Это были не орки. Это были космодесантники.

Марко выдохнул, опуская пистолет, который сам не заметил, как поднял.

— Святая Терра, братья, почему вы не использовали опознавающие протоколы? Я мог подстрелить вас.

Воины не ответили, продолжая приближаться. Как только они подошли ближе, их шлемы превратились в мрачные маски смерти, а облачение оказалось мрачным и пугающим.

Это были не орки, но и не братья Марко по Ордену.

С новым всплеском адреналина в крови, Марко вновь поднял пистолет. Его смонтированная на спине серворука поднялась почти рефлекторно, клешня-манипулятор застыла в подобии боевой стойки.

— Стоять! — Выкрикнул он, поднимая детонатор. — Назовите себя!

Молчаливые воины остановились. Они безучастно смотрели на него, не поднимая оружия.

Марко отступил на полшага.

— Назовите себя. Сейчас же. Или я похороню нас всех.

Хотя он и не мог разглядеть в темноте деталей, ему показалось, что стоящие впереди расступились в тесном тоннеле, пропуская одного из своих. Он подошёл к Марко медленными, размеренными шагами, с цепным мечом, закреплённым на бедре.

Марко вздрогнул при виде лица подошедшего. Это точно не могло быть слугой Императора…

На опалённом наплечнике воина висел выцветший свиток, на котором было начертано имя. По какой-то причине Марко не хотелось останавливать на нём взгляд.

ЦЕНТУРИЙ.

Эрикс выстрелил, выпотрошив воющего зеленокожего почти в упор. Не останавливаясь, он сделал выпад из защитной стойки, его меч вспыхнул, проливая внутренности очередного врага на пыльную, потрескавшуюся землю. Затем быстро наступил на глотку зеленокожего, сраженного болтерным зарядом в упор, а потом молниеносным выпадом снёс голову четвёртому.

Не было времени добивать каждого. Казалось, ксеносам нет числа, и выглядело это так, словно весь город оказался погребён под грязно-зелёной волной, и устоять могли только те, кто мог пробиться из-под неё мечом или болтером. Боевые братья Седьмой роты сражались до последнего, но теперь было похоже, что волна поглотит и их.

Посреди безумного грохота битвы Эрикс вновь активировал вокс-передатчик.

— Марко! Это капитан Эрикс — проклятье, подрывай заряды! Мы едва держимся!

Нагрудник капитана растрескался так, что был виден окровавленный поддоспешник, и это была только самая заметная из травм. К счастью, концентрированный коктейль из поддерживающих гормонов и встроенных в броню стимуляторов будет сдерживать боль достаточно долго, чтобы…

Что ж, достаточно долго.

— Марко, отвечай!

Ещё один громоподобный залп сотряс улицу в двухстах метрах впереди, раскидывая тела и конечности ксеносов по зданиям с обеих сторон. Танковые эскадроны прорыва понесли тяжёлые потери, но под командованием Эрикса смогли отступить к базилике, стреляя на ходу. Осталось только два «Поборника» из шести, но они продолжат собирать свою кровавую жатву, пока боеукладка не опустеет или орки не уничтожат их.

Шальной выстрел чиркнул по наплечнику, удар развернул Эрикса, и, не устояв на ногах, он припал на колени. Спустя один удар сердца, трое из его выживших воинов рванулись вперёд, готовые защищать своего капитана даже ценой собственных жизней. Скорее всего, так и произойдёт.

С рёвом капитан поднялся на ноги, пронзая могучего зеленокожего своим клинком. Тварь зарычала и плюнула густой кровью в лицо капитана, а затем подняла правую руку — лязгающую ржавую пневмоклешню, которая схватила руку Эрикса, держащую меч, и начала сжиматься.

Подскочивший брат Джаннер выхватил клинок и начал яростно кромсать грубые поршни, но зверь просто отшвырнул его и вновь зарычал на Эрикса.

Капитан не мог вытащить меч из кишок орка, и так же не мог приложить достаточно сил, чтобы выдернуть руку из хватки клешни. Керамит заскрипел, и на визоре Эрикса замигали предупреждения о нарушении целостности. Он упёр ботинок в грудь умирающей твари, пытаясь освободиться до того, как орк оторвёт ему руку. Он почувствовал, как кости трещат под невообразимым давлением; сначала локтевая, а затем лучевая треснули как сухое дерево. Эрикс сжал зубы, встречая новые волны боли.

Ревя бессловесный боевой клич, Джаннер вновь набросился на зверя. Он подобрал цепной меч одного из павших братьев и теперь вновь и вновь рубил им локтевой сгиб зеленокожего, зубья клинка проливали дождь из крови и поршневой жидкости.

Тварь зарычала от боли, когда последним ударом сверху Джаннер отсёк механическую руку, а затем развернулся и рассек бычью шею орка.

Внезапный мёртвый груз клешни потянул Эрикса вниз, но, к счастью, из мёртвого зеленокожего теперь можно было достать меч. Он опрокинулся набок, пытаясь разжать заклинивший механизм и освободить разбитое запястье. Брат Джаннер и остальные напомнили о себе, отбрасывая орду назад.

Ещё два снаряда «Поборников» пролетели над их головами. Один попал в арочную секцию здания скрипториума, наполнив улицу шрапнелью и облаками пласкритовой крошки, а второй разнёс пьедестал бронзовой статуи святого Теобеллия, которая возвышалась над разрушенной площадью за следующим перекрёстком. На один мучительный момент святой накренился, прежде чем рухнуть со стоном гнущегося металла, погребая под собой тех зеленокожих, которым посчастливилось пережить взрыв снаряда.

Прикованный к месту и не в состоянии выпустить рукоять меча, Эрикс свободной рукой вытер кровь ксеноса с линз шлема. Он вновь попытался открыть канал связи с Марко.

— Марко… это… Эрикс. — Выдохнул он, его грудь словно налилась свинцом. — Нас осталось… всего семнадцать. Исполни… свой долг. Уничтожь…

Голос Джаннера пробился по другому каналу.

— Мой лорд. За площадью. Глядите.

Эрикс изогнулся, пытаясь повернуться и заглянуть за упавшую статую святого.

В тени собора Вечной Славы Императора наступление орков захлебнулось.

Похоже, там что-то происходило — орки стреляли в разные стороны.

Они нападают друг на друга? Что-то произошло между бандами, так что они рассорились в момент своего триумфа?

Нет.

Капитан часто заморгал, пытаясь придать взгляду ясность.

Конечно, это было безумие, иллюзия или галлюцинация, вызванная обилием травм, что пережил его нечеловеческий организм. Только космодесантник может выдержать такое, понял он, и когда телу не позволено умирать, разум может вмешаться и принять на себя часть удара.

Конечно, глаза обманывают его. Да вот только как он ни пытался, десантник не мог соотнести сцену, разворачивающуюся перед ним сейчас, с реальностью, которую видел несколько секунд назад.

Облачённые в тёмную броню космодесантники выходили из-за низких балюстрад собора, их болтеры стреляли магниево-яркими снарядами, которые вспыхивали, врезаясь в ряды ксеносов.

Из завесы дыма и пыли появились более полуроты готовых к бою ангелов смерти, они наступали на растерянных орков, рубя их сверкающими мечами или выпуская сгустки бледно-зелёного огня из своего странного оружия. Их снаряжение не было знакомо Эриксу, эта странная коллекция костей, огня и скалящихся черепов на чёрной, как самая тёмная ночь броне, без всяких знаков отличия или указаний на ранг, которых мог бы различить капитан.

Однако что-то привело его в замешательство; вместо того, чтобы возглавить своих людей и отдать приказ на совместное контрнаступление, Марко оказался прикован к земле видом этого молчаливого, тёмного братства.

Во главе их сражался… кто? Офицер? Чемпион? Воин сражался без шлема, кожа его была желтовато-бледной. Он размахивал цепным мечом, его механический вой пробивался через шум боя подобно вою баньши, от него у Эрикса сводило зубы даже через фильтры авточувств силового доспеха. И на расстоянии в сотню метров было видно, каким убийственным огнём горели глаза воина, а его безмолвные братья следовали за ним, прорубая целые ряды во вражеском строю.

И, вопреки всему, орки дрогнули под этим адским натиском.

Не сомневаясь в провидении, спасшем остатки его роты от верной смерти, Эрикс вновь повернулся к клешне, всё ещё сжимающей его разрушенный наруч. Джаннер и остальные присоединились к атаке, а капитан вдруг почувствовал, что теряет сознание, его руки мелко затряслись, и только тогда он заметил, как много его собственной крови пролилось на щебенку под ним. Эрикс всё еще пытался дрожащими пальцами разжать клешню, но звуки битвы стали тонуть в сером тумане…

Вдруг ясно и чисто звякнул вокс-передатчик.

— Капитан! — Услышал он голос брата Марко. — Воистину, свет Терры озаряет нас.

Эрикс взглянул в направлении собора и увидел силуэт технодесантника, поднимающийся из входа в убежище под храмовым комплексом. Он держал детонатор в руке, предохранительная чека была закрыта.

Эрикс хотел отчитать Марко за невыполнение приказа, но понял, что может выдавить из себя лишь слабый, прерывистый шёпот. Затем ноги подвели его, и он провалился во тьму.

Это была пугающая темнота, наполненная перекошенными лицами и полумифическими тварями.

Свет. Холод и чистота.

Химический привкус антисептиков. Едва уловимый запах жжёного металла.

Эрикс чувствовал давление в груди, а приятная расслабленность от анальгетиков отдавалась бесчувственностью в конечностях. Разъёмы церебрального интерфейса болели — его броню явно стаскивали силой.

Он медленно открыл глаза, пытаясь остановить беспорядочное кружение комнаты. Старший полковой хирург по имени Гидеон склонился над ним, работая, ему помогала молодая медикаэ из гражданских убежищ. Девушка казалась слишком юной для работы со скальпелем.

Накачанный обезболивающими, Эрикс вздрогнул, когда увидел, что его травмированное запястье было вскрыто до кости. Его глаза закатились, и он откинул голову. Эрикс попытался свободной рукой убрать дыхательную маску с лица, но понял, что у него нет на это сил.

Две фигуры стояли у края его койки, в одной он по массивной серворуке узнал Марко. Технодесантник поднял руку.

— Мой господин, успокойтесь. Дайте хирургу сделать свою работу.

Гидеон вздохнул, вид у него был измождённый и уставший. Он зажал инъекционный штифт в зубах, готовясь вставить его.

— Да, капитан. Вы рискуете повредить сухожилие и пережать нерв, если будете двигать руку. Да и желудок этого юного адепта, кажется, не переживёт этой операции, а у меня и так много работы. — Старик отвлечённо вздохнул. — Я видел много странных и страшных вещей в своё время, но это…

Эрикс снова попытался рассмотреть адепта медикаэ. Под хирургической маской были видны полные слёз глаза, а руки в перчатках беспрестанно тряслись. Пока он смотрел на неё, она бросила ещё один взгляд на койку, и чуть не разрыдалась в открытую.

Она была испугана. Даже кто-то, столь же неопытный в человеческих чувствах, как Эрикс, мог видеть это.

— Ак, проклятье, — прорычал Гидеон, вырывая из дрожащих рук всасывающую трубку, — возвращайся в своё убежище. Здесь ты мне не нужна.

Девушка вскочила на ноги, что-то пискнула и рванулась к выходу. Хирург не обратил на неё внимания, бормоча себе под нос.

— Я вижу, капитан, вас всё так же пугает общение с гражданскими, даже после всех ужасов орочьей орды.

Капитан издал страдальческий смешок и вдохнул через респиратор полные лёгкие холодного воздуха импровизированного апотекариона. Его глаза вновь остановились на Марко и его спутнике.

Он смотрел на них, пока Гидеон не привлёк к себе внимание.

Старик поднялся на ноги, вытирая руки об окровавленный фартук.

— Господин, я сделал всё от меня зависящее. Вы будете непригодны для боя, по крайней мере, ещё сорок восемь часов, пока пересаженная кожа на груди не приживётся, и не затвердеет герметизирующий гель. К тому же, ваше запястье будет на некоторое время обездвижено. Ваши дни как фехтовальщика сочтены.

Слабая попытка улыбнуться была встречена гробовым молчанием. Гидеон пожал плечами, стараясь стоять спиной к палате.

— Вы едва избежали аугментации. В течение недели давайте мне знать, как себя чувствуете, и если вы будете недовольны ходом восстановления, то я уверен, что брат Марко будет счастлив оснастить вас бионикой.

Эрикс мог только продолжать смотреть.

Хирург нахмурился.

— Отдыхайте. Ваше тело восстановится со временем, мой господин.

Гидеон ушёл. Марко не двигался, смотря ему вслед. В коридоре за комнатой застыли в мрачном ожидании местные бойцы Милитарум — кто-то склонился в молитве, а кто-то пытался украдкой заглянуть в апотекарион, пока дверь не захлопнулась. Никто из них не выглядел сильно обеспокоенным войной, которая чуть было не стала последней страницей в истории этого мира.

Эрикс продолжал смотреть. Он почувствовал, как сердца начали биться чаще.

Технодесантник улыбнулся.

— Мой господин, меня радует, что вы не покинули нас. Я был уверен, что вы погибли, когда связь прервалась. — Он указал на постамент с оружием. — Как видите, я восстановил ваш пистолет и ваш шлем, они ждут вас. К сожалению, ваша броня и меч потребуют моего дальнейшего внимания, прежде чем они будут готовы быть благословлёнными вновь.

Марко недоверчиво вздохнул. Марко что, ослеп?

Он попробовал поговорить, но язык казался распухшим и тяжёлым. Он сглотнул — в горле стоял ком.

— Капитан, что-то не так? — спросил, наклоняясь над ним Марко. — Дайте мне знать, что хотите от меня, и я выполню это.

Ослабшей рукой Эрикс убрал с лица респираторную маску и вытер кровавую слюну тыльной стороной ладони. Он чувствовал, что лёгкие будто были наполнены бритвенно-острыми лезвиями. Каждый вздох приносил новую боль, но он смог выговорить одно-единственное слово:

— Мертвец…

Марко кивнул и выпрямился.

— Давайте я принесу вам воды, мой лорд. Вы ослабли, а старый Гидеон, при всех своих способностях, не славится нежными руками.

Технодесантник пересёк комнату, подойдя к резервуару с насосом, и налил полную кружку холодной, немного солоноватой воды.

Эрикс беспомощно лежал на кушетке, его грудь часто вздымалась и опускалась; он не мог сказать, вызвано ли его головокружение и дезориентация травмами или сводящим с ума ужасом, который видел перед собой.

Марко поднёс металлическую кружку к дрожащим губам капитана.

— Вот, мой господин. Пейте. Это поможет.

Эрикс подавился, но всё же смог сделать несколько болезненных глотков. Действительно, это успокоило жжение в его горле, и он смог поднять голову и плечи. Моргнув, десантник вгляделся. Вновь он попытался убедить себя не верить своим глазам, но ничего не изменилось.

Всё это время другая фигура оставалась абсолютно безмолвной.

— Марко, — прошептал капитан, — здесь мертвец.

Марко вновь поднялся, держа кружку в обеих руках.

— Он не мёртв, мой лорд, — сказал он, глядя на Эрикса сверху вниз, — по крайней мере, в том смысле, который мы обычно вкладываем в это слово. Мёртвые не могут исполнять волю Императора.

Его слова смутили Эрикса. Это было похоже на правду, логика была неоспорима — и всё же, что-то здесь было неправильным. Созданию, которое сейчас рассматривало его холодными, безжизненными глазами, не было места в материальной вселенной. В этом он был уверен.

— Мерзость, — пробормотал капитан, — вот, что это. Это не слуга Императора.

— О, это именно то, о чём я подумал сначала, мой господин! Когда они пришли ко мне внизу, в катакомбах, я подумал, что мы попали под чары порождений варпа. Моё призвание требует особого, рационального устройства мозга. Я понимаю вещи, которые можно увидеть своими глазами, воздействовать на них, и которые подчиняются физическим законам. — Марко усмехнулся. — Где в таком мировоззрении есть место спектральным воинам, которые горят призрачным огнём?

Медленно обойдя койку, он указал на тёмную фигуру.

— Люди этого мира молили об избавлении, и когда наша благородная рота не смогла им помочь, в дело вмешалась судьба. Он их спаситель, также как и наш. — После недолгого размышления, Марко улыбнулся вновь. — И ваш тоже, мой лорд.

Эриксу не понравились ни тон сделанного заявления, ни выводы, стоящие за ним. Но вместо злости или возмущения, иррациональная, животная паника поселилась в его покалеченных трансчеловеческих сердцах.

— Марко, — выдохнул он. — Марко, почему он ничего не говорит?

Марко выглядел немного сбитым с толку.

— Но он говорит, мой господин. Он разговаривает со мной. Он рассказал, что его зовут брат-сержант Аттика Центурий, и что он и его братья были посланы сюда, чтобы убедиться, что базилика не падёт.

Призрачная фигура не двигалась, но Эрикс вдруг заметил, что в руках у неё лежит чернёная деревянная коробка, примерно тридцати сантиметров в ширину. Он держал коробку так, будто в ней находилось сокровище, или, по крайней мере, что-то, что требовалось тщательно охранять. Марко, казалось, не находил в этом ничего необычного.

— Он говорит, что должна наступить расплата. Расплата за всё, что произошло сегодня здесь. Он говорит мне, что бесплатных чудес не бывает, как не бывает их и без последующего воздаяния.

Лицо Марко потемнело и ожесточилось.

— Ставки повысились, капитан. И цена должна быть заплачена душами.

При этих словах Эрикс сжал здоровый кулак и приподнялся на кушетке. Его речь была невнятна из-за текущей по зубам крови, но ярость придала ему сил.

— Значит, это представляет опасность для этого мира, брат Марко? Это полуреальное создание надеется, что притворившись одним из лучших слуг Императора, и свободно разгуливая здесь как герой, он сможет пользоваться всем, что только попросит у Империума? — Он покачнулся, подняв руку и обвиняюще указав на тёмную фигуру. — Я не допущу этого! Нет, пока я ещё жив! Я пожертвую жизнью, защищая людей и святость городов-реликвариев хоть от орков, хоть от этой мерзости!

Кружка выпала из рук Марко, и грохнулась на пол в облаке водяных брызг. Он взглянул с ужасом.

— Господин! — Воскликнул он, прежде чем восстановить самообладание и понизить голос, — я бы мог ожидать таких слов от простых солдат или от тех несчастных, что укрываются в гражданских убежищах, но никак не от вас.

Он примирительно поднял руки, бросив взгляд на безмолвную фигуру.

— Имели место… Инциденты. Паника. Из-за внезапности вторжения Центурия и его воинов люди были напуганы. Вы сами видели — они боятся их почти так же, как орочьих отродий. Хорошо, что эта война закончилась, однако мы должны быстро найти решение. Как, разумеется, из уважения к героизму брата-сержанта, так и для избавления выживших от дальнейших волнений. Позвольте нам отдать свой долг, мой лорд, и пусть Легион идёт своей дорогой дальше.

Тревога забилась в груди капитана.

— Легион? Я вижу здесь только призрака.

Марко кивнул:

— Они всё ещё с нами, здесь, в соседних залах, и только одно незаконченное дело удерживает их здесь.

Он указал на старый потрёпанный экран высоко в углу комнаты. Эрикс повернулся чтобы взглянуть, боль спазмом сковала грудь.

Шла защищённая закрытая передача. Хотя изображение было мерцающим и нечётким, оно демонстрировало более десятка воинов в чёрной броне, охраняющих казармы и арсеналы. Они были такими же — почти нереальными — и ярко контрастировали с оставшимися боевыми братьями Седьмой роты, которые занимались своими делами, как будто не происходило ничего необычного. Спешенные члены экипажа «Поборника» продолжали буксировать отремонтированный ствол орудия из резерва, даже когда безмолвный слуга смерти прошёл перед ними в противоположном направлении.

Капитан опустил взгляд.

— Наши братья что, не видят их?

— Они видят, мой господин, — ответил Марко, — я уже говорил с Джаннером и остальными — Легион останется на страже, пока мы будем заботиться о павших.

А потом Эрикс увидел тела, лежащие в открытом прямоугольнике снаружи. Там было примерно трижды по двадцать бронированных фигур, накрытых грубым брезентом и отображающимися на экране как грубые силуэты. Он отвернулся на мгновение, схватившись за грудь, хотя боль, которую он почувствовал, была вовсе не от ран.

— Братья… О, мои братья… Простите меня.

Изображение медленно сместилось влево, показав ротного апотекария, выполняющего свой мрачный долг по извлечению генного семени воинов. С ним был Гидеон, старик почтительно склонил голову, занося данные в инфо-планшет.

Марко тоже склонил голову.

— Отдыхайте, братья, — пробормотал он.

Эрикс больше ни секунды не мог выносить эту картину. Он перевернулся на кушетке, стараясь повернуться спиной к экрану.

— Это? — он задыхался, слова почти не давались ему. — Это и есть цена нашей победы?

Технодесантник склонил голову.

— Цена, возможно, но не полная стоимость. Как я уже говорил, капитан, у нас остался невыплаченный долг.

Отчаянье Эрикса усилилось вновь.

— Ты говоришь о долгах и счётах. Излагай яснее. Центурий винит меня за это ужасное поражение? Или наша трагедия плохо отражает его сегодняшние усилия? Мы звали других, Марко — и ты это знаешь. Мы посылали наши мольбы о помощи, и хотя некоторые слышали, не явилась ни одна рота. По какой-то причине наши братья покинули нас. Они отдали этот мир орде. —

Марко застыл, слушая. Его бесстрастное, заискивающее поведение было зеркальным отражением горя и разочарования Эрикса, и капитан почувствовал, что его голос начал срываться.

— Я возьму на себя ответственность за смерть тех, кем я командовал. Я возьму ответственность за свои неправильные решения, за потерю внешних комплексов. Но я никогда не соглашусь с тем, что это не было всё, что можно было сделать. Никто не смеет винить меня в том, что ксеносы прорвались так далеко. — Эрикс сжал зубы. — Нас было недостаточно, Марко. Нас одних не было достаточно для спасения этого мира, и будь я проклят, если когда-нибудь скажу по-другому.

Эрикс наконец нашёл в себе силы чтобы взглянуть с кушетки на внушающую страх фигуру Центурия. Капитан не отводил взгляд ни на секунду.

— Нас одних не было достаточно. — Наконец повторил он. — Если я и должен отплатить вам, то лишь за мои ошибки как командира. Я не буду отвечать за решение, которое привело нас сюда. Мы никогда не выиграли бы эту войну.

Центурий медленно покачал головой, хотя его глаза не выражали никаких эмоций.

Эрикс нахмурился. Марко склонился над ним.

— Вы так и не поняли, мой господин. Долг лежит не на вас.

Путаница окутала мысли Эрикса.

— Но ты же сказал…

Открыв изъеденный ржавчиной затвор, центурий откинул крышу деревянной шкатулки, что держал в руках.

На самую долгую секунду в комнате стало тихо, как в склепе.

Эрикс сглотнул, держа себя в руках. Он почувствовал холод. Отстранился.

— Что?.. Что это?

— Это Анимус Малорум^[2], мой лорд, — ответил Марко, — величайший артефакт Легиона. Брат-сержант Центурий должен был дать вам знать, что ваша храбрость и честь остались непревзойдёнными — вы остались стойким и верным перед лицом превосходящего врага, и, без сомнения, вы привели бы нас к славному концу, даже зная, что мы не победим ксеносов. Но этот мир имеет большое значение, даже если оно было забыто Империумом. Он не мог позволить нам уничтожить реликварии. Он не мог потерять Анимус Малорум.

Время, казалось, растянулось во всех направлениях. Эрикс не мог оторвать взгляд от реликвии — изгиб полированного лба, глубокие провалы пустых глазниц — всё это казалось смутно знакомым.

— Долг…

Голос Марко вновь огрубел.

— Долг лежит на Империуме, мой лорд. С незапамятных времён Легион охранял галактику. Они — последняя надежда, тонкая линия, проведённая против врагов человечества. Они выстоят там, где не сможем мы, — он печально помотал головой. — Но никто, кроме, возможно, всемогущего Императора, не может отогнать смерть навсегда, и многое теперь утрачено. Легион понёс…

Вдруг Центурий поднял голову и впился глазами в технодесантника. Марко опустил голову в извиняющемся жесте.

— Простите меня. Я не имею права говорить о таких вещах.

Эрикс едва услышал его. Он был очарован.

— Что он хочет от меня, Марко?

Неожиданно ответил сам Центурий, и голос его был самым потусторонним и пугающим из всех, что только мог вообразить Эрикс.

— Нам нужны вы, капитан Эрикс. Вы могли бы стать ценным членом Легиона. Вы были готовы отдать жизнь за защиту этого мира, и даже в смерти не отдать его врагу. На костях таких, как вы, был в своё время возведён Империум. Если ведёте вы, за вами идут без колебаний.

Эрикс едва ли мог вымолвить хоть слово. Неверие, ужас. Праведность. Всё это боролось в нём, пока он пытался вникнуть в слова мёртвого воина, и в тоже время он понимал, что не хотел бы вообще слышать их.

— Как мученик, вы бы потратили себя впустую. Как легионер, вы будете вечны.

Неуклюже удерживаясь на кушетке, Эрикс попытался дотянуться до Марко.

— Брат… Брат, я… умер?

Технодесантник улыбнулся в последний раз.

— Нет, мой господин. Мёртвые не могут исполнять волю Императора.

Его глаза подёрнулись дымкой, взгляд помутился. Он был готов поклясться, что слышит голоса из растущих в углах комнаты теней.

— Что я должен сделать? — прошептал он.

Марко положил ладонь на лоб капитана, его пальцы нащупали три титановых штифта, вставленные туда.

— Посвятите себя ему, мой господин. Посвятите себя Легиону и восстановите баланс.

Эрикс смотрел на полированный, гипертрофированный череп в коробке, лежащей перед ним — в бесконечную, безвременную бездну, плескающуюся в пустых глазницах. Это было похоже на мрачное зеркало, отражающее судьбу всех людей, живших и умерших в этой пустой и безжалостной галактике.

И тогда он увидел правду о братстве Центурия.

И также было правдой то, что Эрикс оплакивал бы их всех, если бы имел теперь глаза, сердца и саму душу.

Брат Марко вознёс молитву и поднял тонкое одеяло, накрывая безжизненные черты своего капитана.

— По нему будут скучать, — сказал он чистую правду, — из всех братьев-капитанов он был самым любимым среди простых воинов Ордена. Весть достигнет остальных, и его будут оплакивать. Возможно, они, наконец, увидят глупость…

Его прервал резкий звук в коридоре за апотекарионом. Женщина кричала от ужаса дальше по коридору.

Марко развернулся проверить пикт-экран, но тот был заполнен бесформенной статикой. Все экраны вышли из строя. Выругавшись, он дотянулся до вокс-бусины в ухе.

— Брат Джаннер, пришлите…

Болтерный огонь заглушил канал связи. Марко услышал крики своих боевых братьев и вопли испуганных смертных.

— Джаннер! — крикнул он, направляясь к дверям в коридор. — Джаннер, ответь!

Нет ответа. По крайней мере, ничего вразумительного.

Он ворвался в коридор и был встречен стеной зелёного пламени, которое перегородило ему путь и жадно лизало голые стены. Проход вспыхнул, когда через него вывалилась горящая фигура брата Джаннера, его плоть обуглилась, а глаза в неестественном огне раскалились добела.

Марко выхватил плазменный пистолет, но мог только наблюдать, как его брат упал на колени и повалился на каменные плиты.

Несмотря на бушующий огонь, всего в нескольких метрах от него пара напуганных гражданских в грязных одеждах укрылись за перевёрнутым столом. Оба кричали без остановки, хотя изумрудный огонь не касался их, эти крики сигналами тревоги отзывались во всей боевой системе Марко.

Затем в поле зрения появился ещё один воин Легиона.

Омываемый пламенем, он походил на призрачного мстящего ангела из мрачных легенд, и его холодный взгляд застыл на том месте, где стоял Марко. Напрочь забыв про плазменный пистолет, Марко рванулся обратно в апотекарион — только чтобы столкнуться лицом к лицу с братом-сержантом Центурием.

— Э-это… — он запнулся — это н-не то, что ты…

Протесты Марко застряли в горле. Он понял, что то, что он думал раньше, теперь не имеет значения.

Центурий поднял руку, Анимус Малорум лежал на его протянутой перчатке. Пустые глаза черепа теперь сияли зловещим, потусторонним светом.

— Служи, — произнёс призрачный сержант, — служи или умри.

— Нет! — крикнул Марко, поднимая пистолет. Он открыл огонь, яркий плазменный свет освещал кости на броне Центурия. Но выстрелы проходили сквозь легионера, бессильно разбиваясь о стену за его спиной и разбрызгивая перегретые капли по полу.

— Нет! — снова крикнул он. — Капитан Эрикс не говорил с нами так!

Центурий остановился на мгновение, прежде чем обнажить цепной меч.

— Действительно, ваш капитан отдал бы свою жизнь самоотверженно и безоговорочно, в своём служении Императору. Но ваша жертва была пустой. Ожидаемой. Спланированной. Поэтому вы лишитесь своей души.

Марко остановился, его взгляд плавал. Легионер стоял не более чем в метре от него.

— Долг слишком велик, и счёт растёт. Растёт с каждым десятилетием.

Холод закрался в его пальцы, и пистолет выпал из ослабшей хватки. Он не слышал ничего, кроме агонии своих братьев по воксу, сменившейся затем потрескивающей тишиной.

— Но не для вас, бессмертные рабы легиона. Вы заплатите по счетам.

Бездна поманила. Марко почувствовал, как она раскрывается под ним с воем замученных душ, сочтённых слишком слабо служащими Императору в свои последние секунды.

Анимус Малорум. Вот всё, что он видел перед собой.

Затем Центурий коснулся сверхъестественной реликвией чела Марко, и технодесантник понял, что он пропал.

Бэк-информация о Легионе Проклятых

«История о Легионе Проклятых является одной из самых причудливых легенд Империума. Сведущие в тайных познаниях люди могут найти много противоречивых докладов об этих потусторонних воителях, их внезапных появлениях в безнадёжных битвах и столь же неожиданных, совершенно необъяснимых исчезновениях после победы»

Инквизитор Д. Мелориак, Ордо Хронос

Существует легенда, тайно рассказываемая немногочисленными и подозрительными людьми, история о верных Императору потусторонних силах. Об армии, сотканной из пламени и жажды мести, о братстве воинов, которое, хотя и представляется космическими десантниками, оказывается стократ смертоноснее любых Астартес. Эти воины появляются, когда умирает надежда, будто приходя из загробного мира, чтобы принести возмездие врагам Императора. Исполнив свой кровавый долг, они исчезают, вновь становясь частью легенды. Говорят, что эти воины обитают в пространстве между нашим миром и царством варпа, в надеждах и мечтах отчаявшихся людей, в карманном измерении, освещённой пламенем их вечной ненависти. Немногие стали свидетелями их внезапных и сокрушительных ударов, и ещё меньше тех, кому хватило силы воли остаться после этого в здравом уме.

Эта сила известна лишь как Легион или, если быть точным, Легион Проклятых.

Потусторонние спасители

О Легионе немногое можно сказать наверняка, хотя некоторые факты и удалось извлечь из сопоставленных докладов об их появлении. Они всегда совершают свои нападения, чтобы спасти от катастрофы часть Империума, что подразумевает наличие у них дара предсказания, которым не могут похвастаться даже самые одарённые из провидцев. И всякий раз Легион Проклятых появляется на поле боя без предупреждения. Выступая из сернистых облаков клубящегося пламени, они идут на битву из небытия в доспехах, украшенных символами погибели. С ужасающей эффективностью они истребляют врагов, не тратя зря ни единого слова, ни единого движения.

Легионеры всегда облачены в керамитовые доспехи, чёрные, как сама пустота. Где бы они ни появились — в ярко освещённой резиденции планетарного губернатора или под ослепительным сиянием полуденного солнца — их броня словно поглощает падающий на неё свет. Её не может озарить даже луч мощного фонаря. Лишь холодный огонь освещает высохшие кости и черепа, украшающие доспехи, а сама броня мерцает так, словно легионеров облили каким-то горючим веществом и подожгли. Вероятно, что это явление имеет психическую природу, ведь огонь вспыхивает ярче, когда клинки легионеров погружаются в плоть врагов. В ряде отчётов упоминалось, что в кульминационные моменты боя легионеры словно превращались в огненные столбы, и в таких случаях воины сражались с невообразимой яростью прежде, чем поддаться пламени и исчезнуть из реальности.

В ближнем бою Проклятые Легионеры проявляют истинное воинское мастерство, поскольку помимо генетически усовершенствованных тел обладают мастерством и проницательностью, приходящими с опытом. Ножи рассекают сочленения и пронзают бьющиеся сердца врагов, костлявые пальцы разрывают глотки и выкалывают глаза, а затем, красные от крови, сжимаются на рукоятях болтеров. То тут, то там брошенный нож забирает жизнь убегающего врага. Они никогда не пытаются ранить, только убить. Легионеры всегда нападают с такой выверенной экономией движений, что даже воинам Адептус Астартес остается только широко раскрыть глаза от изумления.

Хотя их изукрашенные керамитовые доспехи на вид не прочнее тех, что носят обычные космодесантники, легионеры не обращают внимания на удары, способные повергнуть даже воинов в тактических дредноутских доспехах. Использовать против них энергетические клинки — так же бессмысленно, как и рубить воздух, а лучи мельт и плазменные разряды проходят насквозь, словно легионеров и не существует вовсе. Лишь иногда подобному оружию удаётся найти цель и причинить жуткие раны, но это даже не замедляет воинов. Увидевшие такое потустороннее зрелище люди часто принимают своих спасителей за призраков, но учинённые ими разрушения быстро опровергают все мысли об их бесплотной природе.

Люди, увидевшие атаку Легиона Проклятых, сильнее всего поражаются огненной ярости этих духов мщения. От выстрелов их болтеров вспыхивает сам воздух, пронзаемый копьями ужасающей энергии, вдобавок легионеры имеют на вооружении огромное количество огнемётов, обычных и тяжелых, а также мультимельт, коими безжалостно испепеляют врагов, пытающихся скрыться от внезапного нападения. Тех же неприятелей, которые просто замирают от ужаса и осознания столь внезапно изменившейся судьбы, воины буквально разрывают на части меткими выстрелами из болтеров.

Следует отметить, что послебоевой анализ снимков указал на загадочную особенность даже такой, казалось бы, обычной для Астартес боевой тактики. Имперские учёные пришли к выводу, что легионеры способны выпускать гораздо больше снарядов, чем можно было бы предположить по вместимости их магазинов, и более того, даже во время самых затяжных сражений ни одна съёмка не зафиксировала ничего, что было бы похоже на перезарядку оружия.

Изменив ход битвы, спася тех, кто нуждался в спасении, легионеры просто исчезают. Одни свидетели рассказывают, что просто отвернулись на мгновение перед исчезновением воинов, а другие рассказывают, что перед исчезновением призрачные спасители мерцали, словно угасающая голограмма. Сопровождающие эти исчезновения странные помехи не позволяют сделать ни одной полноценной записи выхода Легиона из боя. Машинные духи записывающих устройств, сумевших отследить появление Легиона, неизбежно оказываются настолько измученными, что вернуть их к жизни и узнать хотя бы часть тайн может лишь самый одарённый магос или технодесантник.

Есть и ещё одна исключительная особенность любого массового проявления Проклятых — оно быстро стирается из памяти. Если следователь хочет получить хоть какую-то информацию из первых рук, то ему следует провести допрос свидетелей в течении нескольких дней, а лучше — часов после происшествия, поскольку все воспоминания о странных космодесантниках исчезают сами собой, словно сон или кошмар, который забываешь после пробуждения. Однако запах горелой плоти остаётся в носу и на языке свидетелей на протяжении недель, лет, а то и всей оставшейся жизни, вызывая тревожные мысли, причину которых он так никогда и не поймёт.

«Говорю вам, если бы не моя сообразительность, то мы все бы погибли. Если вас это интересует, то я даже спас ребёнка. Эти ужасные эльдары в обтягивающей чёрной коже и с серебристыми клинками были повсюду. Резали, убивали… С тех пор я так и не мог нормально спать, но продолжаю усердно служить ради своего народа, приказываю, не покладая рук. Ксеносы перебили большинство моих слуг, даже тех из них, кого я знал по имени. Думаю, и не стоит говорить, что я с ними не сражался? Только дурак бы высунул голову за ограждения, слыша все эти крики. Просто вспомните, что случилось с моей гвардией, я не думаю, что выжил хотя бы один солдат! Ну, если бы я не молился, то все во дворце бы точно умерли или бы их… забрали. Вы понимаете, о чём я. Но я сделал это, мне хватило ума помолиться даже тогда, когда вокруг все кричали и суетились с оружием в руках и тому подобное.

И знаете, что случилось? Император ответил мне, конечно же! Ну, он, правда, не говорил со мной, но услышал мою молитву, о да. Вот поэтому те … космодесантники, украшенные костями и окутанные пламенем, спасли нас. И, скажу я вам, это было пламенем возмездия! О, как же они были сильны. Каждый болт, каждый выпад меча находил цель, и очередной ухмыляющийся ксенос умирал на мраморных плитах. Выкусите-ка, язычники! Разумеется, после выполненной работы я отпустил боевых братьев, и они исчезли с похвальной скоростью. Практически испарились, спеша исполнить приказ. Вот в чём нуждается Империум, побольше бы подобных воинов, так и передайте своим начальникам!

Что же до ребёнка, ну, народ уже зовет её Святой Мелиссией. Довольно нелепое имя. Я помню, как впервые увидел её, ещё завернутую в пелёнки. Тогда она совсем не была похожа на святую: покрасневшая, зарёванная, выпачканная собственной рвотой и лежащая в заводском ковше вместо кроватки. Ну что ж, скажу я, удачи ей, даже если она отмеченная адом ведьма, заслуживающая очищения костром…»

Маркиз Эмилицис ван Оутрелех, планетарный губернатор Семиадии.

Об эфемерных сущностях

Разумеется, в сложной государственной машине Империума есть и те, кто посвятил изучению Легиона Проклятых свою жизнь. Они надеются не только разгадать его тайны, но и познать все доступные легионерам причудливые способности и использовать их на благо Империума. Однако неоднократные и всесторонние исследования мест появления легионеров с применением ауспиков не обнаруживали ни признаков телепортации, ни неопознанных кораблей, которые могли бы высадить воинов на поле боя. Если верить слухам, то Легион способен перемещаться прямо через варп, используя при этом не навигаторов, не колеблющийся маяк Астрономикона и даже не опасное искусство телепортации, а некую врождённую способность влиять на Море Душ.

Подобному предположению придаёт вес одна из причуд Проклятого Легиона. Существуют добытые путем видеоперехвата с сервочерепов или же мультиспектрального анализа свидетельства их появления на планетах, отрезанных от Империума бурями в варпе, а потому недостижимых обычными способами. Кроме того, сопоставление докладов показывает, что предположительно одни и те же легионеры появлялись в течение краткого промежутка времени на противоположных краях Галактики или, как это случилось во время аномалии Полуслепых, вообще одновременно. Это совершенно необъяснимо, даже принимая во внимание капризные течение Эмпирей. Поэтому часть исследователей считает подобные инциденты доказательством того, что Легион способен управлять варпом в манере, схожей с той, что доступна воплощениям Тёмных Богов. И эта мысль пугает даже людей, лично видевших, как отчаянно сражается Легион, дабы сохранить жизни подданных Императора.

Один из немногих достоверных фактов о Легионе Проклятых — то, что его воины всегда появляются в критический момент, никогда слишком рано, никогда слишком поздно, и возникнув на наиболее выгодных позициях несут смерь врагам Империума. Сама мысль о надёжном и безопасном перемещении через Эмпиреи давно превратилось в навязчивую, завораживающую мечту для правителей Империума, ведь её разумное использование круто изменило бы судьбу человечества и всей Галактики, позволяя армиям с невообразимой скоростью перемещаться на нужные позиции. Поэтому неудивительно, что многие в Ордо Хронос, подразделении Инквизиции, занимающимся временными аномалиями, получили приказ раскрыть тайны Легиона. Многие из этого тайного братства всю свою жизнь пытаются выследить Проклятых и готовы даже пожертвовать ей за короткий разговор с легионером. Однако всякий раз, когда оперативники Ордо Хронос приближаются к добыче, события словно сговариваются их задержать — обвалы, телекинетические всплески, внезапные массовые аневризмы и даже взрывы средств передвижения необъяснимым образом сдерживали любознательные носы до тех пор, пока Легион вновь не исчезал из потока времени. Из всего этого складывается впечатление, что воины Легиона не хотят быть допрошенными и обладают достаточной силой, чтобы обеспечить невозможность такого рода приятного знакомства.

«Безусловно, они заслуживают дальнейшего изучения. Их манера поведения имеет определённое сходство с… крайне важными для нас людьми. Такие… потерянные для истории персоны часто возвращаются в обличье, весьма далёком от первоначального. Судя по проведённым с использованием ауспиков сеансам аутопсии, они обладают развитыми телекинетическими способностями, предположительно духовной природы. После заключения такого создания в стазис-поле я бы рекомендовал провести тщательный допрос в изолированной нуль-зоне под руководством самого одарённого капеллана-дознавателя в полном силовом доспехе»

Брат Амадей из Крыла Смерти

В поисках истины

Среди мудрецов Империума ходят разные слухи об истинной природе легиона. Некоторые из учёных, изучающих историю Адептус Астартес, считают Легион Проклятых воплощением вырвавшихся в реальность из Эмпирей психических сгустков. Такие события, как бойни на Исстваане или гибель примархов, были столь ужасны, что оставили неизгладимые шрамы в душах всех легионов первого основания. Эти рубцы, если верить теориями, столь глубоки, что не только возникли на душах первых Астартес, но и перешли по наследству к сотням основанных после катаклизма Ереси орденов. Космодесантники, сохранившие верность Императору, глубоко убеждены, что предатели должны заплатить за свои прегрешения, и что расплату эту принесут ненависть и пламя. Вполне возможно, что библиарии Адептус Астартес черпают силы в этой убеждённости и случайно или же намеренно воплощают её в реальность, воскрешая призраки своих павших братьев и давая им шанс свершить кровавое возмездие. Эти мудрецы считают, что призракам Легиона придаёт физическое обличье пламенная вера космодесантников в то, что виновные должны быть наказаны.

Схожая теория есть и среди более радикально мыслящих людей, считающих Легион Проклятых своего рода всеобщей галлюцинацией, а иногда и проявлением воли всего человечества. Они верят, что подсознательная сила нерациональной надежды вкупе со скрытыми псайкерскими способностями людей и стимулирующей угрозой неминуемой смерти столь сильна, что может повлиять на реальность. Стержнем данной теории является предположение, что, хотя обычный человек и наделён лишь крупицами духовных и мистических способностей, бесчисленные триллионы населяющих Империум людей представляют собой некие хранилища психической энергии, которые могут быть использованы в критической ситуации, причём даже теми, кто не осознаёт, что творит. И тогда возникают призрачные Адептус Астартес, воплощающие в себе все надежды и ужасы осаждённого Империума, несущие на своих широких плечах бремя избавления и возмездия.

Эту теорию подкрепляют и хорошо заметные на доспехах призванных воинов символы огня и смерти, обычно ассоциируемые с Адептус Астартес. Если данная гипотеза верна, то оружие легионеров является не более реальным, чем они сами, однако вырывающееся из полувоображаемых болтеров пламя достаточно материально, чтобы сжигать врагов человечества или разрывать их тела на куски, как это и делают обычные масс-реактивные болты. Такова дремлющая психическая сила простых людей.

«Они — порождения варпа, и это способен прозреть даже ребенок. То, что они принимают обличье хвалёных защитников человечества, является таким же мороком, как и сами воины. Это демоны, и потому должны быть уничтожены, как и весь их проклятый род».

Автарх Элуинна Творящая Звёзды

Есть и более мрачная гипотеза, которой придерживался инквизитор Квиксос, позднее убитый Грегором Эйзенхорном. Она гласит, что безграничная вера людей в Императора дала Владыке Человечества касту сверхъестественных служителей. Проведя аналогию с тёмными богами Хаоса, создающими и питающими демонов из своей же духовной материи, Квиксос предположил, что Легион Проклятых — осколки воли Императора, принявшие форму космодесантников. В более поздних трудах инквизитора можно найти утверждение, что эти «Энгелис Мортис» могут, подобно демонам Губительных Сил, принимать разные обличья, бывая как низшими, так и высшими, и что сильнейшие из призрачных воителей просто до сих пор не были описаны в архивах. Обычно считается, что Легион приходит из небытия, пылая огнём бессмертной воли Императора, когда Его достойные и преданные слуги оказываются на краю гибели. Однако, как указал Квиксос, легионеры почти всегда появляются в местах, где истончается метафизический барьер между реальностью и варпом, а это предполагает, что в его теории о порождённом Имматериумом легионе есть зерно истины. Труды Квиксоса широко осуждались как ересь ещё при жизни инквизитора, а после смерти и вовсе были вычищены из архивов Ордо Маллеус. Однако от идей избавиться не так-то просто…

При этом среди самих скрытных Адептус Астартес бытует мнение, что Проклятый Легион когда-то был одним из их орденов, воинами, чьи жизни унесло пламя варпа, превратив в нечто зловещее и жуткое. В конце концов, в течение долгой истории Империума многие подразделения космодесантников исчезали в Эмпиреях и возвращались изменёнными, либо не возвращались вовсе. Самым известным примером являются Огненные Ястребы, орден, чью историю оборвала катастрофа. В году 963.М41 Огненным Ястребам повелели отправиться в субсектор Вороньего Мира, чтобы дать бой флотилии эльдарских пиратов и положить конец распространяющимся там беспорядкам. Размах вторжения ксеносов был столь огромен, что на перехват отправился весь флот ордена, включая используемый в качестве крепости-монастыря звёздный форт «Рапторус Рекс». Хотя флот Огненных Ястребов и совершил успешный варп-прыжок из системы Пирей, находившейся примерно в 120 световых годах от цели, и выход в реальное пространство ожидался менее чем через двенадцать часов, они так и не появились. Эльдары продолжали грабить субсектор, и спустя двадцать лет орден официально объявили пропавшим. Великий Колокол Потерянных Душ прозвонил тысячу раз, и чёрная свеча была зажжена в Часовне Павших Героев на самой Терре.

Однако ходят слухи, что после исчезновения в варпе с Ястребами произошли странные метаморфозы, что они были безвозвратно изменены капризами Эмпирей и умерли, оставшись живыми. Зная, что больше не смогут открыто служить Империуму из-за порчи, Ястребы стали Проклятым Легионом, сражаясь во имя Императора и приходя прямо из глубин ада, ставшего их домом.

Самая простая, а, следовательно, и наиболее правдоподобная теория о природе легиона гласит, что его воины — просто призраки, духовное эхо некогда великих Адептус Астартес, чья ненависть к врагам человечества была столь сильна, что вырвалась за пределы смертности и стала чем-то вечным. Если это правда, то легионеры могут происходить из самых разных орденов, чьи знаки и геральдика после сверхъестественного перерождения превращаются в символы смерти в знак того, что воины отныне связаны общим проклятием. В немногих сообщениях тех, кто видел легионеров без шлемов, упоминается призрачно-бледная кожа, впавшие щёки и пустые глазницы. Каждая сверхъестественная аномалия, каждый приписываемый загадочным воителям разрыв в реальности лишь добавляют правдоподобности этой теории. Но возможно ли, что знающие об их существовании просто предпочитают представлять легионеров ожившими мертвецами, ведь как смертный разум может не впасть в безумие, оказавшись прикованным к адскому измерению варпа?

Неумершие мученики

В созданном по запросу самих Верховных лордов Терры всеобъемлющем исследовании Квадриместы «Тезисы о Бесконечном Мученичестве» нарисована весьма жуткая картина того, что может быть Легионом. В её заключении указывается, что легионеры остаются compos mentis, то есть пребывают в здравом уме, но намеренно изолируют себя от остального Империума. Квадриместа утверждал, что Легион является сгинувшей ударной группой космодесантников, каким-то образом слившихся с энергиями варпа, подхватив метафизическую заразу. Зная, что болезнь разрушит их души и тела, легионеры стремятся уничтожать врагов Человечества, пока у них есть возможность. Также они боятся, что если задержатся рядом слишком долго, то заразят порчей невинные души, и поэтому делают всё, чтобы это предотвратить.

Хотя зараза варпа и даёт несущим проклятье всевозможные сверхъестественные способности, со временем она убивает жертву. Что ещё хуже, поскольку болезнь является духовной по своей природе, то может продолжаться и после смерти. Умершая от подобной порчи душа становится воистину проклятой, оказываясь игрушкой капризных приливов варпа, и может возродиться после определённого периода времени так же, как изгнанные демоны вновь начинают служить своему господину, пройдя чистилище.

Возможно, наилучшим подтверждением гипотезы о варповой болезни являются редкие, но незабываемые случаи превращения легионеров в окутанных пламенем берсерков. Квадриместа называл это состояние «пиромортис». Он утверждал, что легионер входит в это состояние на последних этапах порчи, когда вся его сущность сгорает в великом пожаре, а затем проклятые индивиды просто исчезают. Тяжёлые испытания или усилия могут ускорить развитие заразы, приводя к преждевременному пиромортису. Квадриместа так же связал это с выдвинутой теорией мученичества, поскольку лишь люди с воистину железной волей могут добровольно рискнуть столь ужасной судьбой ради спасения правоверных мужчин и женщин Империума. Известно, что архикардиналы Экклезиархии сравнивали пиромортис с самосожжением Святого Делеметриса, убившего Чёрного Дьякона Нумаса в своих огненных объятиях. Однако, как всегда осторожные адепты Министорума не проводят никаких связей между собой и Легионом, дабы их не обвиняли в непредсказуемых и разрушительных действиях Проклятых.

Понятие варп-заразы также объясняет феномен, вследствие которого вмешательство Легиона оказывает огромное влияние на судьбу всего Империума. В своей более поздней работе «Симбиоз Таро» Квадриместа заключил, что порча варпа также даёт страдающему от неё мощные психические способности, наполняя самой сутью Хаоса не только тела, но и души. Вследствие этого Легион способен с невероятной точностью предсказывать события по Таро, черпая силы в великом психическом предвидении самого Владыки Человечества, и читать будущее в бурлящих вихрях варпа. Поэтому легион всегда знает, когда и где его атака принесёт наибольшие плоды. В качестве примера Квадриместа приводит Каламитинское вторжение, где вмешательство Легиона Проклятых позволило техножрецу Видриллиану бежать из зоны высадки Чистильщиков, обрушившихся прямо на головы Тарланских Болотных Тигров. Позднее Видриллиан обнаружил СШК для модификаций дыхательных аппаратов, что спасло бесчисленные жизни от биожелчного вируса, выпущенного в Каламитанский Субсектор предавшим генетиком Фабием Байлом. Невероятную способность Легиона влиять на будущее также можно увидеть в событиях, произошедших в искажённом пространстве Хигорийской Спирали. Во время абордажной атаки орочьих фрибутьеров из банды Кастяных Сабак дюжина легионеров спасла жизнь комиссара Флечлака — человека, позднее предотвратившего страшное демоническое вторжение выстрелом в упор в голову могущественного псайкера Эксегия.

«Лично я считаю, что они заражены варпом, а потому нуждаются в очищающем пламени. Но пока они сражаются как союзники Империума, пока они несут смерть врагам человечества, ну, лично для меня их уничтожение остаётся делом десятым»

Брат Каргос, Рыцарь Пламени

Легион появился даже в высокоорбитальных доках Луны и освободил ликвидационную команду Саламандр от вакуумных ловушек предавшего Клана Дракона. Тем самым они позволили космодесантникам перехватить набитый взрывчаткой транспортный шаттл, который бы после приземления уничтожил Великий Терранский Автоархив. В случае уничтожения Автоархива Адептус Администрус получил бы удар, способный нарушить работу логистических механизмов по всей Галактике и, возможно даже, лишить Империум возможности координировать свои военные операции в течение большей части века. У каждой яростной атаки Легиона есть такие последствия, что является явным признаком того, что все действия Проклятых не случайны, но направлены на изменение судьбы Человечества.

Хотя среди высших чинов Адептус Терра достаточно много и сторонников теории Квадриместры, и тех, кто опровергает её, более интересна деталь, связывающая её со всеми другими гипотезами о происхождении яростных призраков. Это вывод о том, что, несмотря на жуткие страдания разумов и тел, честь легионеров осталась незапятнанной, а цель — благородной. Осуществляя удары в решающие мгновения судьбы, Легион может нанести максимальный урон чужакам и еретикам, угрожающим Империуму. В этом отношении легионеры заточены в цикле вечного мученичества, сражаясь в бесконечной войне против врагов человечества, они не могут ни очистить свои имена от подозрений, ни найти утешения в благодарности спасённых ими людей. Безликие, незваные и непреклонные воины Легиона сражаются во времени, и никто не может сказать наверняка, ангелы они или дьяволы. Возможно, этого не знают и сами легионеры.

В океане догадок, омывающем историю Легиона Проклятых, есть и островки уверенности, такие как их непревзойдённое мастерство на поле битв. Где бы ни появлялись легионеры, они в решающий момент меняют ход битвы, склоняя чаши весов судьбы в пользу Империума. Не исключено, что они страдают от безумия и смертельной заразы, быть может, они затронуты губительными силами Хаоса, возможно даже, что легионеры являются неживыми призраками, но они остаются верными слугами Императора, и этого, вероятно, достаточно.

Потерянный Легион

Несмотря на слишком часто мешающие исследованию странные стечения обстоятельств, в имперских архивах собралось достаточно сведений, подтверждающих, что феномен Легиона Проклятых появляется вновь и вновь. Каждое из этих появлений в мельчайших деталях исследуют представители Ордо Хронос, однако следует отметить, что их исследования приносят больше вопросов, чем ответов.

006. М40

Пирокатаклизм на Вилидаде Прайм

После передачи устрашающего сообщения, в котором порицался недостаток красоты местных жителей, отступники из Безупречного Воинства обрушились на адамантиевые шахты Вилидада Прайм. 122-й полк Имельданских Дестриэ, подразделение ветеранов Имперской Гвардии, получившее приказ надзирать за сбором десятины, предпринял доблестную, но безнадёжную попытку остановить еретиков. Предатели из Безупречного Воинства начали устанавливать в адамантиевых шахтах и расположенных над ними населённых пунктах модифицированные нова-заряды. Выжившие Дестриэ изо всех сил противостояли космодесантникам Хаоса, но большинство из них погибли в битве, оказавшись виновными в, как утверждали убийцы «грехе посредственности перед лицом истинной красоты».

Спустя первые три дня боёв Дестриэ оказались на пороге полного истрeбления полка, однако вновь и вновь появлялись доклады о действиях в шахтёрских округах странных космодесантников, которые отбрасывали назад Безупречное Воинство. Сначала эти удары были чрезвычайно внезапными и безжалостно эффективными, поэтому Дестриэ начали надеяться, что незнакомцы смогут остановить изменников. Однако затем ход битвы изменился вновь, когда в бой вступил называющий себя Мечтателем повелитель Хаоса и сотня его демонических наложниц, а стрижающие когти демониц Слаанеша изгнали многих воинов Легиона. Оставшиеся легионеры превратились в пылающие колонны огня и сражались с яростью столь же ужасающей, как и безумие захватчиков. В битве, названной позднее Пирокатаклизмом, выяснилось, что пламя легионеров может сжигать даже демоническую плоть, и визжащие прислужницы Слаанеша были изгнаны в царство своей госпожи.

Безупречное Воинство совершило многочисленные злодеяния во время отступления, однако было вынуждено бежать с планеты под страхом уродства и смерти. Во время боёв в оставшихся от обстрелов воронках на поверхности Валидида Прайм были обнаружены десятки новых залежей адамантия. Это, в свою очередь, утроило производство военных материалов на находящемся поблизости мире-кузнице Липиту Анвиль, вследствие чего большинство его продукции ушло на благо орденов Адептус Астартес.

343. М41

Перекованные Мечи

Когда флот-улей Молох вторгся на полигонную планету Годба, то обнаружил, что может обломать зубы об этот орешек. На вожаков роёв Молоха обрушился весь арсенал защитников планеты, от безымянных боевых машин и обслуживаемых технопровидцами-надзирателями макропушек Гатлинга, до целых фаланг «Гибельных клинков» и «Теневых мечей». Но, хотя вскоре на поверхности Годбы выросли настоящие горы тел тиранидов, до прибытия подкреплений могли пройти ещё целые месяцы. Постепенно война на истощение склонялась в пользу захватчиков-ксеносов. Последний танковый взвод Стальной Ярости, «Мечи Годбы», был выведен из строя продолжительным огнём биоорудий и захлёстнут приливом бесчисленных гаунтов. Экипажи вверили свои души Императору и взялись за лазерные пистолеты и пулевые автоматы, готовясь к последнему бою. Однако, открыв люки своих разбитых передвижных крепостей, люди с изумлением обнаружили, что вокруг их танков выстроились отделения космодесантников в чёрных доспехах. Непрестанно грохочущие болтеры и клубящееся пламя тяжёлых огнемётов сдерживало кишащих вокруг гормогаунтов.

Команда была спасена и вместе со своими ангелами-хранителями пробилась почти через три километра, заваленного трупами поля боя до взвода «Роковых молотов», чьи экипажи перебили ликторы. После того, как меткие очереди легионеров уничтожили убийц-хамелеонов, экипажи Мечей быстро ознакомились с внутренним устройством «Молотов» и вернулись в бой. Удар трёх новых супертяжёлых танков и почти ста легионеров решил исход битвы в пользу Империума. Вторгшийся рой был сломлен, рассеян и полностью истрeблён, что вынудило флот-улей Молох искать пропитание в другом месте.

852. М41

Погибель Идхарэ

Легион Проклятых пришёл на помощь ордену Захватчиков, начавшему разрушительную атаку на мир-ковчег Идхарэ. Поскольку их горящие снаряды не навредили бесчинствующему в гуще битвы аватару, легионеры просто взорвали огромный купол, под которым сражались. Они исчезли, когда сражавшихся эльдаров и единственного уцелевшего в схватке Захватчиков выбросило в пустоту. От Идхарэ после вторжения Захватчиков остались лишь опустошённые развалины…

922. М41

Великий Бастион Андраксаса

Верховный библиарий Тигурий во главе ударной группы Ультрадесантников вылетел на Андраксас, чтобы спасти делегацию техножрецов от вторжения орков. В исполинской мегакрепости Великий Бастион Адептус Механикус обнаружили силовой посох, несущий электрокоды узнавания самого Малкадора Сигиллита. Удар Ультрадесантников был как обычно меток и яростен, но, как обнаружилось, вторгшиеся на Андраксас орки обладают таким превосходством в воздухе, что могут перебрасывать подкрепления к Великому Бастиону с воистину головокружительной скоростью. Учитывая, что Бастион был единственной до сих пор не покорённой зеленокожими частью планеты, орки как мотыльки на огонь слетались к бою. Тигурий и его люди, превзойдённые числом пятьдесят к одному, вверили свои души Императору, но тут замерцал воздух и Легион Проклятых вырвался в реальность. Последовала воистину вдохновляющая резня, очереди горящих снарядов разорвали орков в кровавые клочья, повисшие на каждой стене и забившие водостоки. Тигурий повёл своих воинов в контратаку и обнаружил, что яростный удар Легиона сломил боевой дух захватчиков. Великий Бастион был зачищен и превращен в базу для дальнейшей эвакуации. Силовой посох тщательно осмотрели и исследовали сначала механикусы, а затем и сам Тигурий, что открыло тайны конструкции Золотого Трона и позволило лучше понять величие жертвы, принесенной Малкадором во имя Империума. Посох остаётся оружием верховного библиария и по сей день.

967. М41

Лишённые добычи

Тёмные эльдары из кабала Чёрного Сердца вышли из путевой паутины в реальность, чтобы начать рабовладельческий налёт на злополучное население Терсуиса. Рейд был сильным и хорошо организованным, среди эльдаров были замечены сливки бойцовой элиты Комморры, включая обворожительную королеву резни, Лилит Гесперакс. У защитников планеты не имелось никаких шансов противостоять им, и спустя считанные часы после начала налёта были захвачены многие тысячи людей. Но эльдары нацелились на более заманчивую добычу…

Вблизи от системы Терсиус проходил перевооружение мощный флот Чёрных Храмовников, быстро и решительно ответивших на призывы о помощи. Возглавляемые самим верховным маршалом Хелбрехтом, Чёрные Храмовники со всей своей праведной яростью обрушились на чужаков, угодив прямо в коварную ловушку.

Желая заполучить достойного соперника для своих чемпионов-гладиаторов и боёв на аренах Комморры, Асдурбаэль Вект тайно спланировал весь рейд так, чтобы заманить Чёрных Храмовников и схватить Хелбрехта. Пока верховный маршал доблестно сражался, к нему приближалась ударная команда во главе с Лилит Гесперакс. И, после кровавой схватки с поработителями-эльдарами, Хелбрехт был повержен, сражён удивительным мастерством королевы гладиаторов. Но когда сверхчеловеческое тело Хелбрехта поддалось дьявольским ядам похитительницы, когда он уже начал терять сознание, то увидел смерть и пламя, услышал рёв огня и вопли чужаков.

Когда же Хелбрехт пришёл в себя, то услышал от пристыжённых Братьев Меча о том, что его спасли странные воины, появившиеся словно из ниоткуда и прогнавшие тёмных эльдаров. Даже клинки Лилит Гесперакс не могли найти слабины в призрачных телах спасителей Хелбрехта, и она была вынуждена отступить, бросив добычу, дабы не разделить судьбу своих сородичей, перебитых Легионом Проклятых.

996. М41

Злобокост

На пути к Древней Терре был обнаружен Злобокост, Кровавый крестовый поход, следующий за переменчивым маршрутом кометы Киилер. Пятая рота ордена Обдирателей встретила Злобокост на погребальном мире Цертус Минор, и тогда явился Легион Проклятых, дабы помочь космодесантникам, пытавшимся спасти местное население. Злобокост был не просто остановлен, но истрeблён, а Легион Проклятых исчез с поля боя так же внезапно, как и появился. Из всех Обдирателей выжил лишь прославленный победитель Пира Клинков, труп-капитан Захария Керш. Ордо Обсолетус продолжает расследование данного инцидента.

999. М41

Битва за «Фалангу»

«Фаланга», грозный сверхкорабль, используемый Имперскими Кулаками как крепость-монастырь, находилась на орбите Терры, когда кузнец войны Шон’тю и его демонические союзники вышли из варп-разлома прямо в сердце корабля. Началась яростная схватка, в которой недавно восстановленная третья рота пыталась остановить абордаж. Коридоры содрогнулись от грохота болтеров, однако ничто не могло остановить ярость князя демонов Бе’лакора. Шон’тю же направился к орудийным отсеком, намереваясь использовать способные стирать континенты орудия для обстрела самого Имперского Дворца на поверхности Терры. В виду отсутствия достаточного количества воинов для отражения абордажа, Имперские Кулаки совершили экстренный переход в варп, и битва продолжилась на борту «Фаланги», несущейся через воющие потоки Эмпирей. Казалось, что заражённое судно вскоре падёт, но тут на нижних палубах вспыхнул призрачный огонь, испепеливший скакавших по коридорам демонов. Когда же пламя опало, то на его месте возникли Проклятые в невиданном доселе количестве и начали очищение железных коридоров звёздной крепости, безжалостно истрeбляя переживших первый удар порождений варпа. Имперские Кулаки, уже приготовившиеся к последнему бою, воспрянули духом и начали яростную контратаку против воинов Шон’тю. Битва продолжается до сих пор…

«In Dedicato Imperatum Ultra Articulo Mortis»

Надпись на знамени легионера, примерный перевод звучит как «Верны Императору и за гранью смерти»

+++Последующий доклад об инциденте+++Отправлен аколитом Далагадом Мекристом, Ордо Хронос+++Рекомендуется Анализ/Повышение/Устранение+++

Ввиду смерти инквизитора Меаргуса я хотел бы предоставить вам свои личные наблюдения о феномене, называемом Легионом Проклятых. Как и многие из наших коллег по Ордо, в ходе своих исследований мой господин встретился с кабалом псайкеров-эльдаров, предположительно обладавших обширными предсказательными способностями. Пусть и являвшиеся рабами собственных эгоистичных желаний, а также нужд своего народа, Ияндена, эти псайкеры противостояли Губительным Силам и в ходе своих крестовых походов неоднократно встречались с посланниками Его Святейшей Инквизиции. Ранее имевшие дела с кликой агентов Ордо Маллеус ксеносы считали, что мы так же заинтересованы в разрушении планов Хаоса либо ослаблении его успехов, и никто из нас не собирался их разочаровывать. Позволив нам войти на овальный мостик корабля, чужаки думали, что мы находимся у них под присмотром. На деле же вышло так, что ксеносы приготовили для нас воистину бесценный дар: информацию.

Пока мы ждали и наблюдали на краю мостика звездолёта, эльдары обсуждали Окулярис Террибус. Хотя они и говорят метафорами и аллегориями, сведущий в мифах человек может собрать вместе достаточно указаний, чтобы понять даже такой замысловатый язык — ну, примерно понять. Эльдары воспринимают Око не просто как прибежище предателей и еретиков, но как родовой шрам, оставленный одной из Губительных Сил — рубец, который однажды разорвётся и изрыгнёт самую суть Хаоса в мир. Именно это они намеревались предотвратить любой ценой.

В какой-то момент один из псайкеров-эльдаров достал рунные талисманы из мешочка на боку, сшитого, похоже из человеческой кожи. Скрывая своё отвращение, я наблюдал, как эльдар перемещали руны, позволяя им кружиться вокруг себя, словно планеты вокруг звезды. Это было искусным и впечатляющим представлением, говорящим о телекинетической ловкости, но, должно быть, власть эльдара над собственным телекинезам была неполной, поскольку одна из рун начала дымиться и почернела. Чародей прекратил гадания и, убрав руны обратно в мерзкий мешок, снял шлем. Бледный и напряжённый эльдар заявил своим друзьям, что мир-кузница Олвастис — это слово ксенос выплюнул, словно яд — должен быть уничтожен взрывами реакторов, дабы позднее им не воспользовались для пополнения запасов армад легионов Хаоса. Тем самым эльдары обрекли бы на смерть целую систему, но это было для них приемлемой и неизбежной ценой.

В этот момент воздух стал жарче и сгустился. Мгновение спустя целое отделение хорошо вооружённых космодесантников возникло на мостике путём телепортации, что было предположительно невозможно, поскольку инквизитор Меаргус обнаружил действие мощного подавляющего перемещения поле. Адептус Астартес были облачены в чёрные силовые доспехи, украшенные образами черепов, рёбер, фаланг пальцев и всяческих других костей. Сразу после своего появления они открыли огонь по эльдарам из своего грозного огнемётного оружия. Я заметил, что характерный запах нефтехимии — как и любого другого горючего топлива — в воздухе не появился.

Однако пламя было весьма эффективным и быстро испепелило многих из предводителей ксеносов. Примерно двадцать эльдаров, примечательно быстро пришедших в себя, бросились в бой, их заметный по высокому гребню предводитель танцевал над огнём, прыгая по наплечникам и шлемам появившихся космодесантников. Открыл огонь, и я из напальцевого оружия, подарка знакомого оружейника-джокаэро, который эльдары в своём высокомерии проглядели. Поскольку после этого моё внимание было направлено на пытавшихся забрать мою жизнь воинов-эльдаров, то я вынужден признаться, что больше не следил за действиями легионеров, хотя запах сожжённой плоти чужаков и лежавшие повсюду трупы выдали огромное количество жертв.

Когда же я разделался с напавшими на меня эльдарами и огляделся, то увидел, что мой господин лежит обезглавленным у подножия командного трона. Рядом валялись тела всех старших офицеров ксеносов, а также разорванные останки немалого числа легионеров. Затем у меня на глазах воины в чёрных доспехах замерцали и исчезли вместе с трупами своих убитых братьев. Мой сервочереп зазвенел, сигнализируя о телепортационной передаче с нашего корабля, поскольку случайно или же намеренно легионеры уничтожили консоль чужаков, генерировавшую поле помех. Остатки нашей команды телепортировались в то же мгновение, когда открылись похожие на зрачок двери, и на мостик ворвались новые воины-эльдары.

Столь быстрым и эффективным нападением Легион Проклятых спас не только наши жизни, но и жизни всех душ в системе Олвастис. В свете этого я уверен, что их появление было вызвано не нашим присутствием, но вглядыванием во временной поток чародея-ксеноса, надеявшегося обеспечить безопасность своему народу. Я считаю, что Легион является эхом альтернативного будущего, предположительно посланным назад, дабы направить ход судьбы в пользу человечества. Я должен в это верить, искать понимания в данной идее, ведь альтернатива слишком ужасна, чтобы над ней размышлять.

+++Конец доклада+++

Анимус Малорум

Феномен Легиона Проклятых можно отнести к таинственным и необъяснимым явлениям. Во времена великих невзгод Легион приходит на помощь космическим десантникам в битве, превращая сокрушительное поражение в славную победу, или даже защищает Империум от неких ужасных катастроф.

Задокументированные появления Легиона Проклятых немногочисленны и редки. Складывается впечатление, что они перемещаются по галактике и приходят на помощь космическим десантникам, оказавшимся в сложной ситуации, совершенно случайным образом. Тем не менее, дальнейшее изучение имперских записей выявляет гораздо более поразительный факт: каждое появление Легиона Проклятых имело чрезвычайную значимость для безопасности Империума! Иногда важность их помощи очевидна — они помогают космическим десантникам выиграть битвы против грешных еретиков или лордов хаоса, когда уже нет шансов на победу. В других случаях проходят века, прежде чем приходит осмысление последствий от их вмешательства.

Многие инквизиторы пытались зафиксировать местонахождение или перехватить Легион Проклятых, но все их попытки потерпели неудачу. Некоторые из них даже находились на том же самом поле боя, но судьба никогда не давала им приблизиться к Легиону, позволяя им быть не более чем свидетелями происходящих событий. После битвы легион исчезает так же таинственно, как и появился, никто и никогда так и не находил признаков прибытия их корабля или следов телепортации — они просто исчезают.

Но на этом странности не заканчиваются. Почти ничего неизвестно о командной структуре легиона. Разумеется, не было визуальных подтверждений наличия капитанов, апотекариев и другого офицерского состава за одним исключением: легионера, известного как Центурий. Хотя, как и у всего Легиона Проклятых, на его доспехах нет никаких знаков различий, и сохраняется обычная символика смерти, считается, что Центурий — это ветеран-сержант. Центурий отличается от других легионеров тем, что носит древний череп, называемый Анимус Малорум (Души Проклятых).

Как и все, что связано с Легионом Проклятых, точное происхождение или природа черепа-реликвии, носимого Центурием, неизвестна. Тем не менее, имперские ученые после изучения свидетельств очевидцев и видеозаписей сражений подтвердили, что три металлических штифта в верхней части черепа указывают на его происхождение. Такие штифты обычно используются для обозначения длительности службы в ордене, и почти наверняка этот череп принадлежал капитану космического десанта. Может быть, даже одному из Проклятых легионеров. Пусть и с таким небольшим количеством знаний, но имперские войска не сомневаются в могуществе черепа. Когда Центурий сражается в ближнем бою, его враги погибают ужасной смертью — артефакт высасывает их души, оставляя иссохшие смертные оболочки лежать на поле битвы. Похоже, что отделение Легиона Проклятых под руководством Центурия имеет сверхъестественное сопротивление к подавляющему огню. Некоторые из его воинов поднимаются невредимыми даже после мощнейших выстрелов из лазпушки, готовые с удвоенной яростью снова убивать врагов.

Центурия неоднократно видели возглавляющим Легион Проклятых в окружении собственных телохранителей. Легион — грозное войско, чьи действия не поддаются рациональному осмыслению даже при возникновении непреодолимых трудностей и столкновении с превосходящими силами врага. Центурий и его телохранители беспощаднее и безумнее любого врага, противостоящего им. Их пристрастие к штурмовому вооружению благоприятствует им, позволяя сблизиться для рукопашной с врагом, где мощь Анимус Малорум превращает их в несокрушимую силу!

Существуют разные описания зловещей реликвии. Одни рассказывают о зловещем черепе, который несут в бой, что соответствует легенде об Аттике Центурии, а другие настаивают, что Анимус Малорум был частью доспехов призрачного воина, единым целым с легионером. Несмотря на различные теории об истинной природе реликвии, во всех докладах упомянуты одинаково ужасающие действия Анимус Малорум — жертва черепа рассыпается на глазах перед его незрячим взглядом, когда нечестивые энергии вытягивают её душу. При каждом таком зловещем событии окутывающий воинов призрачный туман сгущается, делая их практически неуязвимыми к физическому вреду. В этих эфирных миазмах затягиваются пластины брони, срастается бесплотная плоть и павшие легионеры вновь идут в бой.

Примечания

1

Кенотаф — κενοτάφιον, от κενός — пустой и τάφος — могила) — надгробный памятник, мемориал в месте, которое не содержит останков покойного, своего рода символическая могила.

(обратно)

2

Анимус Малорум (лат.) — Души Проклятых.

(обратно)

Оглавление

История изменений

Роб Сандерс Легион Проклятых

  Пролог Знаки и чудеса

  Часть 1 Ужас — их предвестник…

    Глава 1 Тьма

    Глава 2 Стигмученик

    Глава 3 Пир мечей

    Глава 4 Бремя командования

    Глава 5 Суспериана Облигатио

  Часть 2 Дар им — забвение

    Глава 6 Мир-кладбище

    Глава 7 Приманка

    Глава 8 Падшая звезда

    Глава 9 Вестник

    Глава 10 Некроплекс

    Глава 11 Мечом

    Глава 12 Рана внутри раны

  Часть 3 По кому бьёт колокол…

    Глава 13 Падение небес

    Глава 14 Сизигий

    Глава 15 Прекращение

    Глава 16 "Апотеон"

    Глава 17 Под землю

    Глава 18 Рёв

    Глава 19 Пожиратели миров

    Глава 20 Конец игры

  Эпилог Бог-Император

К.З. Данн Корабль проклятых

Джош Рейнольдс Нераскаявшийся

Ник Кайм Votum Infernus

Дэвид Эннендейл Тёмные провалы в памяти

Грэм Лион Из пламени

Лори Голдинг Анимус Малорум

Бэк-информация о Легионе Проклятых

  Потусторонние спасители

  Об эфемерных сущностях

  В поисках истины

  Неумершие мученики

  Потерянный Легион

  Анимус Малорум