Шерлок Холмс против Марса (fb2)

- Шерлок Холмс против Марса (пер. Александр Шерман,Е Лаврецкая) 4914K скачать: (fb2) - (epub) - (mobi) - Мэнли Уэйд Веллман

Мэнли У. Уэллман
Уэйд Уэллман
ШЕРЛОК ХОЛМС ПРОТИВ МАРСА

ВВЕДЕНИЕ

Едва ли уместно вновь напоминать о выдающихся успехах сэра Эдуарда Д. Мелоуна на нивах журналистики и литературы, равно как и о его героических подвигах в годы обеих мировых войн — достижения эти общеизвестны и не нуждаются в пересказе. Данный том содержит ряд прежде не публиковавшихся сочинений сэра Эдуарда, которые не столь давно были представлены нашему вниманию его литературным душеприказчиком. В частности, сообщение сэра Эдуарда, посвященное определенным аспектам так называемой «Войны миров» (анонимно изданное в свое время как брошюра «Шерлок Холмс против Марса»), оказалось крайне искаженной и сокращенной версией сочинения, что было найдено среди его личных бумаг. В частной переписке сэра Эдуарда выказывается известное недовольство в связи с упомянутыми искажениями; как видно, опасаясь такого же вольного обращения с другими своими трудами, он воздержался от публикации двух дополнительных этюдов, связанных с указанными событиями. Учитывая эти обстоятельства, мы приняли решение издать сочинения сэра Эдуарда (как сказано выше, одно из них было до сих пор доступно публике лишь в самой сжатой форме, два других никогда раньше не публиковались) в виде связного повествования.

Мы сочли необходимым добавить два сообщения доктора Джона Г. Уотсона, которые ранее были изданы, в свою очередь, со значительными изъятиями и поправками. Из соображений относительной полноты собрания, нами было включено письмо доктора Уотсона, адресованное мистеру Герберту Дж. Уэллсу и впервые увидевшее свет как постскриптум к анонимной брошюре «Шерлок Холмс против Марса»; теперь этот документ, в интересах исторической справедливости, воспроизводится здесь и составляет заключительную часть нашего издания.

ИЗДАТЕЛИ

I. ДЕЛО О ХРУСТАЛЬНОМ ЯЙЦЕ
Эдуард Данн Мелоун

Заведение мистера Темплтона представляло собой одну из самых неказистых лавок на Грэйт-Портленд-стрит. Чуть повыше железной двери виднелась вывеска «Предметы искусства и старины». На улицу лавка смотрела двумя подслеповатыми окошками в тяжелых свинцовых переплетах; в одном из окошек красовалась небольшая карточка с корявой надписью «Редкости — продаем и покупаем». Изучив этот инскрипт, высокий человек в клетчатом Ольстере отворил дверь, за ним проник внутрь декабрьский холод.

Лавка походила на мрачный грот. Затененная абажуром лампа на заднем прилавке отбрасывала тусклое пятно света. Полки ломились от треснутых ваз, чашек и старых книг. На стенах висели почерневшие картины в изъеденных временем рамах. Высокий незнакомец остановился у стола с табличкой «Из коллекции К. Кэйва»; на столе в беспорядке громоздились слоновьи бивни, шахматные фигуры, ящик со стеклянными глазами, образцы минералов и прочие разрозненные вещицы.

Из темноты показался хозяин лавки, лысеющий джентльмен в глухом поношенном сюртуке.

— Да, сэр? — осведомился он.

— Надеюсь кое с кем здесь встретиться, мистер Темплтон, — ответил незнакомец. Его худое, ястребиное лицо склонилось над столом. — Что это за коллекция?

— Две недели назад умер один антиквар. Я приобрел эти вещи на распродаже его собрания.

Посетитель поднял крупный, превосходно отшлифованный овальный кристалл, напоминавший по форме яйцо. Луч света зажег в хрустале синее пламя.

— Сколько просите за кристалл?

— Мистер Кэйв оценивал этот предмет в пять фунтов.

— Что ж, пожалуй, — сильная худощавая рука распахнула Ольстер. Незнакомец достал бумажник из внутреннего кармана серого пиджака и извлек пятифунтовую банкноту.

— Не трудитесь упаковывать.

Едва покупатель опустил хрустальное яйцо в карман Ольстера, в дверях появился толстый низкорослый человек в затрапезной одежде, с яростно взъерошенными седыми волосами. При виде незнакомца глаза его расширились.

— Темплтон! Вы что, устроили мне свидание с Шерлоком Холмсом? — выпалил он.

— Я обошелся и без приглашения мистера Темплтона, Хадсон, — холодно произнес Холмс. — Как вы успели догадаться, ждал я именно вас. Должно быть, ваши — пусть и ничтожные — дедуктивные способности успели также подсказать, почему я оказался здесь.

— Неужто я вижу самого Шерлока Холмса? — запинаясь, проговорил Темплтон. — Хадсон, уверяю вас, я не имел ни малейшего…

— Как и мистер Хадсон, не сомневаюсь, — прервал его Холмс. — Младший Фэйрдейл Гоббс обратился ко мне с просьбой найти кольцо Челлини^[1], которое не так давно было украдено. По этой причине я и разыскивал мистера Хадсона.

— Сперва докажите, что ваше треклятое кольцо у меня, — вскипел Хадсон.

— Не извольте беспокоиться, я проследил путь кольца к вам, Хадсон. Мне очень помогла одна небольшая, но довольно-таки действенная организация. Скупка краденого может пагубно сказаться на делах мистера Темплтона и я твердо намерен избавить его от подобной неловкости. Кстати говоря, вот и кольцо — на вашем указательном пальце, — и Холмс протянул руку. — Немедленно верните.

Хадсон, раздувшись от ярости, стащил с пальца кольцо и протянул его Холмсу.

— Вы — сущий дьявол, другого слова не подберешь, — пробормотал он.

— Я отнюдь не дьявол, но частный детектив-консультант. Впрочем, для людей вашего сорта это означает одно и то же, — сказал Холмс, пряча кольцо в жилетный карман.

Хадсон, растерянно помаргивая, уставился на Темплтона.

— Где же кристалл? — требовательно осведомился он. — Мистер Уэйс говорил о каком-то хрустальном яйце…

— Полагаю, о том, которое я только что приобрел за пять фунтов, — с улыбкой сообщил Холмс. — Удивляюсь, Хадсон: неужели при всей скудости вашего ума и эстетического чувства вы сумели проникнуться прелестью этого кристалла?

— Не вам судить, — взорвался Хадсон. — Может, теперь уж мне пора рассказать мистеру Темплтону о ваших делишках? Занятная выйдет история!

— Сделайте милость — и я тотчас сообщу полиции крайне занимательные сведения о некоем Морзе Хадсоне. Настоятельно предлагаю вам держать рот на замке. Вам остается лишь надеяться, что и я буду в дальнейшем хранить молчание. Поскольку собственность моего клиента удалось возвратить без особых затруднений, я склонен считать дело закрытым.

С этими словами Холмс вышел из лавки. Хадсон выскочил вслед за ним на промозглую улицу.

— Я требую, чтобы вы продали мне хрусталь за пять фунтов, мистер Холмс.

— Ваше положение не предполагает права требовать, Хадсон, — спокойно произнес Холмс. — Но позвольте дать вам совет. Если когда-либо и почему-либо вы снова появитесь близ Бейкер-стрит, вашу торговлю посетят малоприятные люди из Скотланд-Ярда, а закат вы будете наблюдать сквозь тюремную решетку. Осмелюсь предположить, я достаточно ясно выразился, мистер Хадсон?

Холмс окликнул проезжавший кэб и сел в экипаж, оставив Хадсона выпускать пар на морозе. Вскоре он оказался у дома Фэйрдейла Гоббса на Грэйт-Орм-стрит, неподалеку от Британского музея. Гоббс, пухлый молодой человек, рассыпался в благодарностях при виде кольца. Семейная реликвия, пояснил он, обещанная невесте в знак помолвки.

— Подумать только, не прошло и двенадцати часов, как вы нашли кольцо, — не переставал удивляться Гоббс, рассчитываясь с Холмсом. — Просто изумительно!

— Элементарно, дорогой мистер Гоббс, — улыбнулся Холмс.

Возвратившись к себе на Бейкер-стрит, Холмс звонком колокольчика вызвал юного слугу Билли и протянул ему горсть серебра.

— Раздайте эти шиллинги отряду нерегулярной уголовной полиции Бейкер-стрит, Билли, и передайте всем мою благодарность за помощь в розыске кольца мистера Гоббса.

— Мы тут еще кой-что разузнали, мистер Холмс, — доложил Билли. — Морз Хадсон срочно сменил лавку. Сказал старику Темплтону, что ему в усмерть надоели ваши расследования.

— Разумеется. Недаром я высказал предположение, что ему лучше держаться подальше от Бейкер-стрит, — кивнул Холмс. — Занятно, Билли, даже враги прислушиваются к моим советам.

Билли бросился выполнять приказание. Холмс повесил Ольстер и принялся рассматривать кристалл. Он решил, что хрусталь станет рождественским подарком для Марты; она любила украшать свои полочки всевозможными безделушками. Но почему Хадсон так заинтересовался кристаллом? Усевшись в кресло, Холмс поднял к свету загадочный предмет.

В кристалле засияла туманная голубоватая дымка, пронизанная розово-красными и ярко-золотыми прожилками. Холмс долго любовался игрой голубых и золотистых теней, после задернул шторы и снова устроился в кресле, собираясь изучить свою покупку более внимательно.

Ему пришлось склониться вперед и напрячь глаза, чтобы получше разглядеть хрустальное яйцо. В кристалле что- то происходило, голубоватое сияние усиливалось и, казалось, колыхалось, раскачивалось и вздымалось волнами, словно бушующее море. В голубом блеске сверкали крошечные вспышки и полосы более ярких тонов — красных, золотистых и зеленых — складываясь в узоры, как стеклышки калейдоскопа. Когда туман рассеялся, перед Холмсом на мгновение открылось подобие далекого пейзажа.

Он будто бы смотрел на равнину с большой высоты. Вдалеке вздымались глыбы красных, точно терракота, обрывистых скал; внизу располагалось темное и гладкое прямоугольное пространство, напоминавшее помост или площадку. Он заметил поодаль нечто похожее на лужайку с пушистой зеленой порослью, сквозь которую просвечивала красноватая почва. И снова сгустился синий туман, уничтожая видение.

Тихий стук в дверь, поворот ключа. Холмс поспешно сунул хрусталь под кресло и поднялся на ноги. В комнату изящно скользнула его статная, светловолосая, грациозная домоправительница; голубые глаза миссис Хадсон искрились, свежие губы трепетали в легкой улыбке. Холмс подошел к ней, они обменялись поцелуем.

— Доктор Уотсон уехал в театр, — сказала она. — Мы можем пообедать вдвоем.

— Отличная мысль, дорогая, — ответил Холмс, привлекая ее к себе. — Должен признаться, мои мысли были всецело заняты предстоящим Рождеством. Успел даже придумать, что подарю тебе.

— Первый праздник Рождества в новом веке, — задумчиво сказала она. — Пусть подарок будет сюрпризом, к чему рассказывать заранее?

— Ах, — сказал он и улыбнулся, — признайся, Марта, тебе ведь не терпится узнать… Видишь ли, то кольцо работы Челлини, что я разыскивал по просьбе мистера Фэйрдейла

Гоббса — настоящая жемчужина ювелирного искусства. Я и подумал — не заказать ли для тебя копию?

— Ты меня балуешь, любимый…

— Право, это такая малость. Что ж, будем обедать.

Она вышла. Холмс снял трубку телефонного аппарата и продиктовал барышне номер. Ему ответил чей-то раздраженный голос.

— Я хотел бы попросить к аппарату профессора Челленджера, — сказал Холмс.

— Говорит профессор Челленджер, — свирепо прорычал голос. — Кто вы, дьявол вас возьми, и что, черт побери, вам нужно?

— Это Шерлок Холмс.

— Аа! — еще громче завопил голос. — Холмс, друг мой, я вовсе не хотел вас оскорбить. Вы застали меня посреди важной работы, а некоторые стороны этого исследования порядком действуют мне на нервы. Вдобавок, мне вечно досаждают наглые журналисты. Чем могу служить?

— Я столкнулся с одной любопытной загадкой и хотел бы обсудить ее с вами.

— Конечно же, в любое удобное для вас время, — заорал в ответ Челленджер. — Вы — один из очень немногих жителей Лондона, беседа с которыми может подарить хоть крупицу пищи для разума и чем-то обогатить мои научные воззрения. Скажем, завтрашним утром?

— В таком случае, встретимся в десять утра.

Холмс повесил трубку. В комнату вошла миссис Хадсон, неся поднос с тарелками.

На следующее утро Холмс добрался в кэбе до Вест-Кен- сингтона и ровно в десять поднялся по ступеням Энмор- парка, особняка Челленджера; обитель профессора отличалась внушительными размерами и на удивление массивным портиком. Смуглый, сухонький лакей провел Холмса по залу к внутренней двери. Холмс постучал.

— Войдите, — раздался мощный рев, и Холмс оказался в просторном кабинете. Стены кабинета были сплошь закрыты шкафами, уставленными книгами и научными приборами. За широким письменным столом восседал сам Челленджер — приземистый человек с огромными плечами и грудью и волнистой бородой, которой позавидовал бы иной ассирийский монарх. В гигантской волосатой руке Челленджер сжимал перо. Взгляд глубоко посаженных серо-голубых глаз профессора, казалось, пронзал Холмса насквозь.

— Надеюсь, я не прервал ваши блистательные научные изыскания? — спросил Холмс.

— О, черновик фактически закончен, — Челленджер бросил перо. — Это доклад, что я собираюсь прочесть на Венской конференции. Я сотру в порошок и выставлю на заслуженный позор вздорные доводы сторонников Вейсмана! Пожалуй, теперь я готов посвятить час или около того любой загадке, которую вы затрудняетесь растолковать.

— В деле «Матильды Бригс» и гигантской крысы с Суматры вы оказали мне неоценимую помощь^[2].

— Полноте, дорогой Холмс, я просто-напросто предложил рациональное объяснение фактов. По счастью, мы имели дело с довольно редкой разновидностью. Итак, что привело вас ко мне?

Холмс извлек хрустальное яйцо и рассказал профессору о неведомом пейзаже. Челленджер нахмурил кустистые брови, схватил кристалл своей чудовищной лапой и стал со всех сторон осматривать хрусталь.

— Кажется, ваш кристалл действительно светится изнутри, — озадаченно признал он. — Портьеры, будьте добры. Думаю, темнота нам поможет.

Холмс задернул тяжелые портьеры, погрузив комнату в глубокую тень.

— Вещество в кристалле напоминает полупрозрачный туман, — заметил профессор. — В глубине наблюдается постоянное волнообразное движение. По внешнему виду похоже на неизвестную жидкость.

— «Створки тайного окна над морем сумрачным, в стране забвенной»^[3], — вполголоса продекламировал Холмс, заглядывая через могучее плечо Челленджера.

— Ээ? — Челленджер поднял бородатое лицо. — Что вы бормочете, Холмс? Какое отношение имеет эта галиматья к нашему исследованию?

— Я только процитировал одно старое стихотворение, — сказал Холмс.

— На мой взгляд, данное сочинение лишено малейших литературных достоинств.

Холмс улыбнулся.

— Это Джон Ките.

— В самом деле? — фыркнул Челленджер. — Ну хорошо, признаюсь, я никогда не претендовал на роль арбитра в вопросах пиитических. Здесь у нас, по крайней мере, нет никаких морей, зато имеется некая местность. Глядите, Холмс.

Челленджер вытащил из ящика письменного стола отрез темной ткани и накрыл ею кристалл. Мягкое сияние тумана вновь прояснилось, теперь они видели далекий ландшафт — тот самый, что наблюдал Холмс минувшим вечером.

Перед ними, как при взгляде в перевернутый телескоп, развернулся пейзаж — крошечный, но исключительно яркий. Широкая равнина, отдаленные нагромождения красно-коричневых скал и ближе, на переднем плане, скопление прямоугольников, похожих на громадные крыши. По плоским крышам и среди поросли кустарника на лужайке внизу медленно передвигались неизвестные существа. Впереди возвышался стройный ряд гибких мачт; на верхушке каждой из них что-то блестело, как блестит на солнце ледяная грань.

— Поразительно красиво, — сказал Холмс с невольным восхищением. — Вид словно неземной.

— Неземной — самое подходящее описание, — буркнул Челленджер. — Ни в одной стране мира, о какой мне когда-либо приходилось слышать или читать, нет ничего подобного.

Туманная пелена скрыла пейзаж. Когда туман разошелся вновь, они смогли подробней разглядеть обитателей странного мира. По равнине неторопливо ползали гигантские жуки, покрытые блестящими хитиновыми панциря- и, в то время как непосредственно внизу, на крыше, сбились кучу небольшие, округлые создания. Среди мачт, точно огромная моль или летучая мышь, возник парящий призрак. Крылатое создание подлетело ближе — и внезапно из кристалла выглянуло лицо.

Холмсу показалось, что прямо на него смотрят широко расставленные, круглые глаза таинственного существа. В следующее мгновение глаза исчезли, а с ними и все остальное, только синий туман клубился в кристалле.

— Вы это видели, Холмс? — воскликнул Челленджер, вскакивая с места и отодвигая портьеры.

— Определенно! Я собираюсь изложить все на бумаге. Попрошу вас сделать то же самое.

Холмс пододвинул к себе стопку бумаги и принялся аккуратно и быстро писать. Челленджер, фыркая и отдуваясь, заполнял размашистым почерком листы записной книжки. На протяжении нескольких минут ни один не проронил ни слова. Затем, обменявшись записями, они сравнили подробности своих невероятных видений.

— Следовательно, это не галлюцинация, — заключил Челленджер. — Мы наблюдали, в сущности, одни и те же явления. Конечно, в моих заметках ощущается привычка к наблюдениям и более упорядоченный, научный взгляд, однако же у вас содержится детальное описание крыши неизвестного строения, отдаленной горной системы, а также каких-то перемещающихся с места на место живых существ. Наша задача — понять, что именно показал нам кристалл.

— Склоняюсь к мысли, что мы видели пейзаж иной планеты, — сказал Холмс.

— Мои выводы в целом близки к вашим, — Челленджер вертел хрустальное яйцо в руке. — Если внутри кристалла заключено искусственно созданное изображение, наподобие картинок в пасхальных яйцах, которые так любят рассматривать дети, мы имеем дело со сложной и весьма впечатляющей иллюзией.

— Продолжайте медленно вращать кристалл, Челленджер, — сказал Холмс. — Проверим, не изменится ли таким образом угол обзора.

В течение нескольких часов Холмс и Челленджер с переменным успехом продолжали эксперименты с кристаллом. Вскоре стало понятно, что вращение кристалла позволяло взглянуть на далекий пейзаж — громадное скопление плоских крыш и окрестную местность — под несколько иным углом, но видимость то и дело ухудшалась, временами неведомый пейзаж совсем исчезал в дымке тумана.

— Быть может, в полной темноте видно будет отчетливей? — предположил Холмс.

— Вероятно. Попробую исследовать кристалл в условиях абсолютной темноты. Честно говоря, я все возвращаюсь к вашей мысли о том, что данная местность находится вне Земли. В настоящий момент, Холмс, подобный вывод затруднительно подтвердить или оспорить.

— Это всего лишь предположение, не имеющее отношения к дедукции, — заметил Холмс. — По всей видимости, где бы эта местность ни находилась, мы смотрим на нее с верхушки одной из тех дальних мачт.

— У меня сложилось похожее впечатление, — согласился Челленджер.

— Боюсь, вынужден буду вас покинуть, — произнес Холмс, вставая. — Меня ждут неотложные дела. Позднее мы непременно должны продолжить наши исследования.

— Ха! Убеждать в этом Джорджа Эдуарда Челленджера совершенно излишне.

Не успел Холмс удалиться, как профессор Челленджер вновь склонился над кристаллом, сосредоточенно разглядывая хрустальное яйцо.

Кэб быстро домчал Холмса до Скотланд-Ярда — здесь детектив встретился с полицейскими и поделился с ними своими соображениями относительно двух сложных и запутанных криминальных дел. Вернувшись к себе, он занялся заметками, стараясь не думать о кристалле. Обед прошел в дружеской беседе с доктором Уотсоном; Холмс, однако, не сказал другу ни слова о хрустальном яйце.

На следующее утро Уотсон отбыл с визитами к пациентам. Холмс вновь посетил Скотланд-Ярд, где его совета ждали два инспектора полиции. Днем, возвратившись домой, он застал в гостиной Челленджера — тот, вне себя от волнения, мерял шагами комнату.

— Ваша домоправительница согласилась меня впустить. Я уверил ее в огромной научной важности вопроса, — произнес Челленджер вместо приветствия. — Необычайная женщина, эта домоправительница. Мне кажется, она одарена глубокими чувствами — великими чувствами, насколько могу судить. О да, бывает блеск чувства, подобный блеску ума.

— Безусловно, — тихо ответил Холмс.

— Итак, новости о кристалле, — заторопился Челленджер. — Холмс, вы были правы. Мне удалось подтвердить ваше предположение. Вполне очевидно, что виды, представшие перед нашими глазами, были внеземными. Мало того — я сумел в точности установить, какую именно планету мы наблюдали.

— Удивительно, дорогой Челленджер! — воскликнул Холмс.

— Погодите, это вскоре покажется вам элементарным, друг мой. Идея изучить кристалл в абсолютной темноте оказалась крайне плодотворной. Я взял черную бархатную ткань наподобие тех, что используют фотографы; затем я накрыл ею хрусталь, почти полностью отрезав доступ для света. Видно стало гораздо отчетливее, чем нынче утром. Там, в кристалле, наступила ночь, на небе показались звезды — и мне открылась удивительная, нет, потрясающая истина!

— В чем же она состояла? — спросил Холмс.

Челленджер гордо выпятил грудь и выдержал драматическую паузу.

— Как вы помните, в небе над крышей и мачтами показались звезды. Я различил Ursa Major, Большую Медведицу. О чем это свидетельствует?

— О том, что иной мир, безусловно, располагается в достаточной близости к нашему. Ведь созвездия одни и те же.

— Созвездия одинаковы, но что мы видим, какую планету? Я терялся в догадках — и тут планета раскрыла мне свою тайну. Над горизонтом взошли две луны — не одна, заметьте, но две. Очень маленькие луны, с неправильными, зазубренными очертаниями, причем одна из них двигалась так быстро, что ее движение было заметно глазу. Луны поднялись еще выше и исчезли из поля зрения, — Челленджер взмахнул кулаком, будто показывая траекторию лун. — Вы понимаете, что это означает?

— Полагаю, что да, — задумчиво отвечал Холмс. — Так как видна была Большая Медведица, расположение созвездий соответствовало нашей солнечной системе. Далее, две луны… Единственной близкой к нам планетой, у которой имеется две луны, является Марс.

— Вы снова угадали, Холмс. Мы с вами наблюдали пейзажи Марса! — вскричал профессор.

— «Та истина, что обжигает, точно солнце», — продекламировал Холмс. — Простите, Челленджер, мне вновь вспомнился Ките — на сей раз «Оттон Великий»^[4]

Челленджер грузно опустился на стул и надул бородатые щеки.

— Поверьте, в свое время я не только читал, но и ценил поэзию; но позднее научные труды стали отнимать значительную часть моего времени. Из романтиков я предпочитал Шелли: как-никак, он испытывал известное тяготение к научной тематике. Как видите, даже в литературных пристрастиях я придерживался исключительно исследовательской направленности.

— Я же предпочел в свое время универсальные знания в ущерб чистой науке, — сказал Холмс. — Тем не менее, вы правы, Шелли отличался самым широким научным кругозором среди романтиков.

— Между прочим, он очень интересовался астрономией. Представляю, какой восторг Шелли испытал бы при виде нашего кристалла — который, без сомнения, имеет прямое касательство к звездам.

Раздался стук, в дверь просунулась голова Билли.

— К вам пришли, мистер Холмс.

В гостиную вошел Темплтон, неся в руке потрепанный цилиндр. Антиквар нервничал и казался смущенным.

— Не хотел помешать вам, мистер Холмс…

— Могу уделить вам минутку. В чем дело, мистер Темплтон?

— Я по поводу кристалла, сэр. Он стоит намного дороже тех пяти фунтов, что вы мне заплатили.

— Вы просили пять фунтов, — холодно произнес Холмс. — Несколько поздно поднимать цену, вы не находите?

— Но Морз Хадсон сказал, что другие дадут куда больше. Мистер Джекоби Уэйс, ассистент-демонстратор больницы святой Екатерины, или яванский принц Боссо-Куни. Хадсон клянется, что у обоих есть деньги. Продадим хрустальное яйцо одному из них и разделим прибыль между вами, мною и Хадсоном.

— Темплтон, — сказал Холмс строго, — вы подвергаете себя большой опасности, связываясь с Морзом Хадсоном. Один раз вам посчастливилось, ведь я успел вовремя отнять у него кольцо Челлини. В противном случае вас, вероятно, обвинили бы в скупке краденого. Что же касается кристалла, довольствуйтесь тем, что хрустальное яйцо больше не находится в моем владении.

— Мистер Холмс говорит истинную правду, любезнейший, — загромыхал Челленджер.

Темплтон в недоумении поглядел на Челленджера.

— Откуда мне это знать, сэр? Я не имею чести быть с вами знакомым…

— Этот субъект смеет сомневаться в моих словах! — проревел Челленджер, вскакивая на ноги. — Вы обращаетесь к Джорджу Эдуарду Челленджеру, сэр! Холмс, постойте в сторонке, сейчас я спущу его с лестницы.

Темплтон, точно испуганный кролик, вылетел из гостиной. Челленджер опустился на место, его лицо покраснело.

— Итак, сей несущественный эпизод завершился к всеобщему удовольствию, — заметил он. — Холмс, мы обязаны подумать о последствиях нашего открытия. Прежде всего, нельзя никому рассказывать о кристалле.

— Никому? — переспросил Холмс. — Вы не хотите узнать мнение других ученых?

— Вот еще! — нетерпеливо отмахнулся Челленджер. — Поверьте, революционная идея действует на толпу этих неучей, словно красная тряпка на быка — они наперебой бросаются выступать со смехотворной и оскорбительной критикой. Держите пока дело в тайне, дорогой Холмс.

— Мой друг Уотсон — медик и обладает научным складом ума, — начал Холмс. — Он уважает чужое мнение и открыт к познанию нового. Вам обязательно следует с ним познакомиться. Мы могли бы…

— Не говорите ничего, даже вашему другу Уотсону, — прервал его Челленджер. — Лично я обязуюсь ничего не рассказывать жене. Полагаю, и вы не станете делиться нашим секретом со своей домоправительницей.

— Что заставляет вас делать мне подобные предупреждения?

Серо-голубые глаза Челленджера внимательно смотрели на Холмса.

— Думается, ответить вы лучше всего сможете сами. Тем временем мы должны продолжать наблюдения, тщательно проверяя и записывая увиденное. Когда вы сможете приехать в Энмор-парк?

— Ближе к вечеру, — ответил Холмс.

— Скажем, ровно в четыре? Меня ждет еще одно дело, но после я буду свободен.

Челленджер надел пальто, распрощался и вышел, грузно ступая. Холмс, погруженный в размышления, остался сидеть за столом. Он взял было перо, затем отложил его в сторону. Снова стук в дверь — вошла Марта.

— Ты так и не позавтракал, дорогой, — сказала она.

— Верное умозаключение. Откуда ты догадалась?

— За эти годы я хорошо изучила твои привычки. Стоит тебе столкнуться с очередной загадкой, ты о себе и думать забываешь. Сейчас накрою на стол. Расскажи мне, Шерлок, что за важное открытие вы обсуждали с профессором Челленджером?

— Среди прочего, мы говорили о поэзии, — ответил Холмс.

Она улыбнулась.

— Ты посвятил мне несколько стихотворений. Прекрасных стихотворений.

— Быть может, ведь вдохновил их истинный ангел.

Марта вышла и через несколько минут, вернувшись, начала накрывать на стол. Холмс в это время просматривал свою картотеку и делал какие-то заметки за письменным столом. Он отложил перо, спрятал исписанные листы в ящик стола и присоединился к ней.

Вечером, в Энмор-парке, Холмс и Челленджер сидели в кабинете профессора, разглядывая лежавший перед ними кристалл. Оба накрыли головы плотной черной тканью, практически не пропускавшей свет. Кристалл мгновенно вспыхнул во тьме призрачным голубым сиянием, озарив сосредоточенный профиль Холмса и густую бороду Челленджера. Профессор осторожно поворачивал хрустальное яйцо.

— Глядите, — негромко сказал он. — Видите, туман рассеивается?

Странный ландшафт проступал из тумана. Они уже различали далекие охристо-красные утесы и что-то огромное и плоское внизу. Детали местности приобретали отчетливость, показался ряд высоких и тонких мачт со сверкающими предметами на верхушках. С безоблачного, темносинего неба светило ясное, бледное солнце.

— Солнце приблизительно вполовину меньше привычного для нас на Земле размера, — заметил Челленджер. — При максимальном приближении к земной орбите Марс оказывается в тридцати пяти миллионах миль от Земли. Учитывая видимый диаметр Солнца, мы можем рассчитать примерные масштабы того, что видим здесь.

— Равнина, мне кажется, простирается на много миль. Да и скопление прямоугольных крыш под мачтами имеет довольно значительные размеры, — сказал Холмс.

— Примем это предположение, — бережными и осторожными движениями Челленджер изменил положение кристалла. — Будьте внимательны. Мы смотрим сейчас в другом направлении. Представьте себе, что мы передвинули подзорную трубу.

Профессор не ошибся: теперь они видели прямой край платформы и вертикально уходящую вниз стену. У самого ее основания раскинулось покрытое редкой зеленоватой растительностью пространство, схожее с лужайкой; здесь и там возвышались островки перистых трав или кустарника. Среди кустов, точно живые пятна мрака, сновали темные формы. Они походили на сгустки тьмы с гибкими паучьими лапами.

— Похоже на то, что мы находимся над тесно сбитыми крышами города, — сказал Холмс. — Рискну предположить, что наша точка обзора располагается на вершине крайней мачты. А там, внизу — должно быть, жители города. Жаль, нельзя разглядеть их поближе.

— Возможно, нам это удастся, — Челленджер вновь переместил кристалл. — Смотрите на крышу прямо внизу. Я вижу других.

У подножия одной из ближайших мачт суетились несколько созданий. Вблизи видны были их темные, слегка поблескивающие овальные тела; существа передвигались, выпрямившись во весь рост и опираясь о землю двумя пучками хватательных отростков, напоминавших тонкие и гибкие щупальца.

— Они весьма напоминают октопоидов, — сказал Челленджер. — Но глядите, Холмс, некоторые из них могут летать.

Одно из существ взвилось в небо. Оно парило в вышине, развернув ребристые, лишенные оперения крылья. Существо приближалось, плавно скользя по воздуху.

— Крылья неподвижны, — заметил Холмс.

— Как видно, существа эти имеют достаточно примитивное строение.

Летающее создание изменило направление и метнулось к верхушке ближней мачты. Щупальца обвились вокруг мачты и подтянули тело существа к ярко блестевшему навершию.

— Видите — там, пониже, сияющие глаза, — прошептал Челленджер. В его голосе зазвучал странный, чуть ли не благоговейный трепет. — Смотрите, Холмс, какая невероятная энергия светится в них! Так, теперь наше создание пристально рассматривает сверкающий предмет…

Существо долго висело, цепляясь за мачту. Холмс и Челленджер молча наблюдали за ним. Крылатое создание разжало хватку и полетело прямо к ним, все увеличиваясь в размерах, все более четкое. Совсем близко они видели мерцающие глаза — и вдруг глаза словно вплотную приблизились к внутренней грани кристалла, тело существа заслонило все вокруг. Надвинулся туман, скрывая таинственный мир.

Челленджер отбросил ткань и обернулся к Холмсу.

— Мы сообщаемся с Марсом, — резко произнес он.

— Сообщаемся?

Челленджер, раскрыв блокнот, нетерпеливо тыкал пером в чернильницу.

— Мы обязаны сейчас же записать все, что видели, — заявил он. — Вот бумага.

В тишине оба занялись заметками, стараясь не упустить никаких деталей. Наконец они снова посмотрели друг на друга.

— Мы видели город, марсианский город, — воскликнул Челленджер. — Мы видели живых марсиан! Здесь я написал, — он побарабанил пальцами по листу, — что они сильно отличаются от нас. Вероятно, уместно будет сравнить их с членистоногими-артроподами или с насекомыми.

— Почему с насекомыми? — спросил Холмс.

— Начнем с внешнего вида. Множество тонких придатков, мягкие и в то же время мускулистые тела. Вы наверняка обратили внимание, что некоторые существа имеют крылья, но другие их лишены.

— По крайней мере, способность отдельных марсиан летать вовсе меня не удивляет, даже исходя из результатов кратких наблюдений. Перемещаться по воздуху, скорее всего, могут и остальные.

— Нет! Любому здравомыслящему человеку понятно, что способностью к полету располагают далеко не все обитатели Марса, — отрезал Челленджер. — Наличие или отсутствие крыльев объясняется различием полов: женские особи крылаты, у мужских крылья отсутствуют.

— Мои выводы остаются гипотетическими, но могу предположить, что в своем развитии марсиане достигли стадии бесполости, — сказал Холмс, сверяясь с записями. — Крылья вполне могут быть искусственными.

— Ерунда! — взорвался Челленджер. — Будь они искусственными, разве не были бы они пристегнуты ремнями? Я не заметил ничего подобного, как и вы, полагаю.

— У них могут существовать иные способы крепления летательных аппаратов, — спокойно возразил Холмс. — Подумайте, Челленджер, ведь они живут в ином мире и, очевидно, обладают чрезвычайно развитой и сложной культурой.

Челленджер осел в кресле и глубоко задумался, нахмурив лохматые брови.

— Быть может, вы и правы, Холмс, — сказал он наконец. — Нечасто мне приходится сдавать позиции.

— Так поступает лишь истинный ученый, — с улыбкой ответил Холмс. — Вспомните, как пренебрежительно вы отзывались сегодня о коллегах, которые не в состоянии изменить свои устаревшие взгляды… Рассмотрим, однако, другой вопрос. Наша точка обзора, судя по всему, находилась на уровне верхней части мачты. Дважды мы видели, как эти существа приближались и, казалось, глядели нам прямо в глаза. Мы также отметили вспышки света на верхушках других мачт. Не означает ли это, что на верхушке нашей мачты имелось некое устройство, подобное этому кристаллу? И что в своем кристалле они, при посредстве нашего, могут видеть нас — в точности как мы можем видеть их в собственном кристалле?

— Действительно, какое еще может быть объяснение? — победно воскликнул Челленджер, словно сам только что высказал эту немыслимую гипотезу. — Безупречная логика, Холмс. Сомнений нет, на верхушке мачты находится приспособление, с помощью которого можно каким-то образом преодолеть пространство и увидеть то самое место, где находится кристалл на нашей планете — иными словами, увидеть мой кабинет!

— Именно так сообщаются друг с другом телеграфные аппараты, хотя механизм должен быть намного более тонким, — добавил Холмс. — Боюсь, Челленджер, что жители Марса серьезно опередили человечество, причем не только в механике.

— Еще немного, и вы станете уверять, что марсианские создания далеко ушли вперед в эволюционном развитии и представляют собой биологическое будущее человеческой расы, — скривился Челленджер.

— Наши исследования заставляют предположить, что подобная эволюция и впрямь имела место на Марсе. Эти существа развивались в течение огромного промежутка времени. Вы же сами их видели, Челленджер. В овальных телах обитателей Марса должен заключаться гигантский мозг. А их конечности, два пучка щупалец? Не являются ли они следующим этапом развития наших рук?

— Блестяще, Холмс! — Челленджер стукнул кулаком по столу с такой силой, что кристалл едва не упал на пол. — Вы можете претендовать на лавры!

Профессор схватил перо и стал быстро писать, зачитывая вслух:

— Специализированное развитие головы и рук как природный триумф высшего интеллекта. Соответствующее уменьшение иных органов, которые оказались излишними в связи со специфическим образом жизни и средой обитания марсиан — к примеру, атрофия нижних конечностей, что и произошло с китообразными. — Он поднял голову. — Холмс, я начинаю думать, что вы преуспели бы, посвятив себя чистой науке.

Холмс улыбнулся.

— Вместо того, чтобы посвятить себя жизни во всей ее сложности? Я совершенствовался в дедукции — науке, которая развивает способность к наблюдениям и систематизации их результатов.

Челленджер склонил к плечу громадную голову.

— Должен еще раз напомнить, Холмс, что в настоящее время мы должны держать это открытие в тайне. Если позволите, я мог бы объяснить причины такой настойчивости…

— Не стоит. Разрешите поделиться с вами результатами некоторых наблюдений, — прервал профессора Холмс. — Вы опасаетесь столкновения с другими учеными, Челленджер, так как считаете, что они поднимут вас на смех, обвинят в научной опрометчивости, даже в шарлатанстве.

Глаза Челленджера расширились от удивления.

— Хотя я мог намекать на что-то подобное, ваши любопытные заключения целиком и полностью справедливы.

— Это не составило труда, — сказал Холмс. — В моей домашней картотеке на букву Ч хранится несколько газетных вырезок, где рассказывается о вашей карьере. Одна из самых примечательных статей повествует, как в 1893 году, будучи тогда помощником хранителя Отдела сравнительной антропологии Британского музея, вы с немалым шумом подали в отставку. В статье подробно, с привлечением многочисленных цитат, описываются ваши разногласия с руководством музея.

— Ах, вот оно что, — небрежно отмахнулся Челленджер. — Давно забытая история, к тому же самого мерзкого свойства. С вами, во всяком случае, я в научные споры не вступал. Попросим, пожалуй, мою жену подать чай, а затем возвратимся к нашим наблюдениям.

За чаем они смогли немного отдохнуть в обществе миниатюрной миссис Челленджер, которая показала себя самой очаровательной хозяйкой. После Холмс и профессор вновь расположились в кабинете, следя за сменой видений в кристалле: крыша, мачты, лужайка и странные существа, сновавшие повсюду… Несколько раз они видели, как марсиане поднимались в воздух. Вскоре у них на глазах одно из существ отбросило прочь крылья. Челленджер издал громкое восклицание.

— Вы правы, Холмс! — вскричал он. — Крылья искусственные. Теперь я в этом полностью убежден.

— Таким образом, крылья не могут служить признаками пола.

— Разумеется. Вдобавок, те физические различия, что говорят зоологу о различиях половых, у них не отмечаются.

Челленджер вздохнул.

— Почему этот кристалл очутился здесь, на Земле?

— И как именно они это проделали? — в свою очередь спросил Холмс.

Челленджер сбросил с кристалла ткань.

— Каким-то странным способом, понять который мы не в силах, как африканские дикари не способны понять принцип действия железной дороги.

— Да, но для чего?

— Конечно же, чтобы наблюдать за нами, — ответил Челленджер. — Какая грандиозная победа внеземной науки — отправить кристалл через тридцать или более миллионов миль космического пространства!

— Но если этот кристалл пересек космическое пространство, не последуют ли за ним марсиане?

— Экспедиция? К нам? — изумился Челленджер. — Зачем?

— Не знаю, — медленно произнес Холмс. — Не знаю.

И в тот день, и в последующие дни декабря, и в новом 1902 году Холмс и Челленджер неустанно продолжали свои изыскания, открывая все новые грани таинственного, постоянно меняющегося облика Марса. Холмс был занят несколькими криминальными расследованиями (два из них имели отношение к Скотланд-Ярду), но в свободные от этих обязанностей и личных дел вечера он нередко посещал Эн-мор-Парк, где вглядывался в кристалл и подробно записывал увиденное. Челленджер с головой ушел в наблюдения. Он избегал расспросов жены и забросил исследование, над которым работал; профессор все чаще проводил долгие часы в кабинете, разглядывая под черной тканью сияющий кристалл.

Постепенно у Холмса и Челленджера начало складываться более ясное представление о городе: широкий и длинный, с довольно высокими зданиями, он раскинулся на плоской, покрытой скудной растительностью равнине с красноватой почвой, которая простиралась до самого горного массива на горизонте. Марсианская столица походила на крепость — о сходстве этом напоминали массивные здания, малое число ворот и выбор открытой местности для строительства города, точно обитатели желали исключить всякую возможность быть застигнутыми врасплох. Ни Челленджер, ни Холмс так и не сумели сколько-нибудь достоверно оценить количество жителей в городе, хотя марсиане роились среди зданий десятками, если не сотнями. На поросшей редкими перистыми кустами равнине то и дело мелькали собранные из металла транспортные средства различных размеров и сложности.

— Я совершенно сбит с толку, — признался как-то Челленджер. — Мы словно африканские дикари: в собственной культуре они прекрасно разбираются, но секрет движения поезда или парохода остается им недоступен.

— И все же африканские дикари, должным образом обученные, в состоянии понять, как действуют подобные механизмы, даже управлять ими. Ваше сравнение, может статься, слишком оптимистично, — заметил Холмс.

— В таком случае, какое сравнение предложили бы вы? — спросил Челленджер.

— Предпочитаю подождать с ответом, пока мои выводы не подтвердятся, — сказал Холмс, едва заметно улыбнувшись. Он не видел никакого смысла навлекать на себя гнев профессора, однако полагал, что в сравнении с марсианами даже Челленджер мог оказаться всего-навсего животным, низшим как по физическому, так и по умственному развитию.

Челленджер вновь принялся рассматривать пейзаж в кристалле.

— Самые маленькие и наиболее проворные их машины, кажется, неуправляемы, — сказал он. — Мне думается, что это — разумные механизмы, обладающие собственной волей к действию.

— Некоторые машины вполне могут принадлежать к числу таких механизмов, — согласился Холмс. — С другой стороны, возможно, они управляются на расстоянии с помощью мыслительных процессов своих хозяев.

Пока они беседовали, марсианский ландшафт скрылся в тумане, затем проявился снова. Теперь механизмы исчезли. На крыше и на лужайке видны были округлые, шевелящие щупальцами тела марсиан; обитатели чужой планеты то перемещались, опираясь на пучки щупальцев, то надевали крылья и взмывали над крышами. Порой некоторые крылатые обитатели Марса подлетали к блестящим объектам на верхушках мачт, тогда как другие сразу исчезали из виду, спеша по каким-то непонятным делам.

Холмс молча рассматривал марсиан, но Челленджер разглагольствовал не переставая, как университетский лектор, который готовит студентов к трудному экзамену и без конца растолковывает им тонкости предмета. Все это время Челленджер осторожно поворачивал кристалл, стремясь получить иной угол обзора, и наконец чуть не вскрикнул от волнения.

— Марс — планета с крайне малым количеством воды на поверхности, — провозгласил он, словно Холмс только что доказывал обратное. — Конечно, с 1877 года в печати то и дело встречаются бессмысленные рассуждения о каналах. Эта идея возникла с легкой руки Скиапарелли, который утверждал, что видел на Марсе canali — он использовал свой родной итальянский. Слово canali означает просто «ущелья» или «овраги». Но отдельные бездари, почему-то считающие себя пионерами научной мысли, неправильно перевели этот термин и продолжают лепетать всякую чушь о «каналах», будто на Марсе и впрямь существуют водные пути^[5].

— В неверном переводе может заключаться доля истины, — заметил Холмс. — Канал, скажем так, является искусственным инженерным сооружением. Как же тогда назвать сооружение, которое мы видим сейчас в кристалле?

В отдалении, слева от зданий, равнину пересекал водный поток; над ним был перекинут мост весьма любопытной конструкции.

— Я и сам в недоумении, — нехотя признался Челленджер. — Не исключаю, что это — искусственный канал, как вы, судя по всему, предполагаете. Но этот канал не разглядеть с помощью самого сильного земного телескопа, и вряд ли он связан с предполагаемыми открытиями Скиапарелли.

Холмс нахмурился.

— И все-таки, если я правильно помню, во время противостояния 1894 года на Марсе были отмечены странные возмущения — возможно, признаки гигантского строительства.

— Я тогда едва об этом задумывался, — смущенно сказал Челленджер. — Увы, я был весь поглощен полемикой с нахалами, которые осмелились бросить вызов моей теории относительно… впрочем, не имеет значения.

— Предположим, что в 1894 году на Марсе велась строительная деятельность. Не тогда ли марсиане каким-то образом переправили наш кристалл на Землю? — спросил Холмс.

— Интересная гипотеза, — заметил Челленджер. — И все же не будем ею слишком увлекаться.

— Согласен, — сказал Холмс. — Мой опыт говорит, что чрезмерное теоретизирование ставит под угрозу процесс логической дедукции. Гипотезы следует использовать экономно, как поэзию в научных рассуждениях.

Холмс сбросил с головы ткань и быстро писал что-то в блокноте.

— Продолжим наши рассуждения, Челленджер. К счастью, в научных познаниях с вами мало кто может сравниться, не говоря уж — превзойти.

— Мало кто? — проворчал Челленджер, но было очевидно, что комплимент достиг своей цели.

Он также показался из-под ткани, улыбаясь в бороду.

— Астрономия никогда не входила в сферу моих основных исследований, — начал он давешним лекторским тоном. — Тем не менее, я всегда старался следить за научной работой тех, для кого астрономия является специальностью. Науке известно, что Марс — красная планета с разбросанными кое-где зеленоватыми областями. Полюса упомянутой планеты увенчаны белыми шапками, похожими на ледяной покров либо иней. Зеленые пятна, по мнению некоторых ученых, представляют собой примитивную растительность наподобие мхов или лишайников. Здесь, перед нами, — и он повертел в пальцах кристалл, — имеются определенные доказательства этих гипотез. Однако, даже при помощи самых сильных телескопов воду на Марсе обнаружить не удалось. Атмосфера у планеты разреженная; примерно такая же разреженная атмосфера наблюдается на вершинах наиболее высоких гор Земли. В воде и водных парах кислород непременно должен присутствовать, но в марсианской атмосфере, как показывает спектроскоп, его доля ничтожна.

Профессор произнес эту тираду с характерным выражением непоколебимого превосходства.

— Человек, конечно, не смог бы выжить в таких условиях, — сказал Холмс.

— Никоим образом, — решительно подтвердил Челленджер. — Мало того, поскольку атмосфера планеты бедна кислородом, часто утверждалось, будто жизнь на Марсе невозможна. Но мы с вами, Холмс, знаем, что это не так.

— Утверждая подобное, следовало бы уточнить — «жизнь земного типа». Мы видим, по сути говоря, совершенно иную жизнь. С другой стороны, выводы наших астрономов относительно красной почвы Марса согласуются с пейзажами в кристалле. Как вы думаете, почему марсианская почва имеет этот ржаво-красный оттенок?

— Рассуждая теоретически, могу предположить, что почва Марса напоминает глину.

— Глина, — задумчиво повторил Холмс. — Я посвятил несколько лет изучению различных почв и раскрыл ряд преступлений, обратив внимание на пыль либо особого рода песок на одежде или обуви виновных. Глинозем, как рассказывают нам учебники, состоит из гидратизированных силикатов глиния. Во влажном виде глина становится пластичной, и тогда ее можно превратить в кирпичи, плитки и керамическую посуду. Красноватый оттенок свидетельствует о присутствии окислов.

— Все, что вы говорите, верно, хотя и несколько банально, — снисходительно заявил Челленджер. — К чему вы ведете?

Холмс откинулся на стуле и соединил кончики пальцев, глубоко задумавшись.

— Могло случиться так, что почва Марса с течением тысячелетий поглотила кислород, которым атмосфера в свое время была достаточно богата.

— Гм-м! — проворчал Челленджер. — Подобную возможность до вас рассматривали и другие. Не вижу, какое отношение…

— Если в минеральных отложениях содержится кислород, надлежащие химические процессы могли бы его высвободить.

— Боже правый, Холмс, я начинаю понимать направление вашей мысли, — Челленджер оскалил зубы в широкой ухмылке. — Наши совместные труды благотворно сказались на вашей умственной деятельности, друг мой. Здания, которые мы видим в кристалле, составляют структуру значительных размеров. Внутри их вполне достаточно места для сложнейшего механического и химического оборудования. С его помощью обитатели города могут создавать локальную атмосферу — тот пригодный для дыхания воздух, который будет поддерживать их существование.

— Что-то несомненно поддерживает их существование, даже если я ошибаюсь в своих предположениях.

Челленджер наклонился вперед и потряс руку Холмса.

— Мои поздравления. Вы — соратник, достойный Джорджа Эдуарда Челленджера. Намного более достойный, чем некоторые профессиональные ученые, имена которых я не стану называть.

— Постараюсь и впредь оставаться достойным столь высокой оценки, — сказал Холмс, слегка поклонившись. — И для этого предлагаю возвратиться к нашим исследованиям.

Они снова задрапировали головы тканью и некоторое время в полной тишине внимательно изучали кристалл. Челленджер так и сяк вращал хрустальное яйцо, пока в нем не показался ряд мачт.

— Видите отблески света на верхушках мачт? — спросил он. — Глядите, приближается один из крылатых марсиан — вот он подлетел к другой мачте и изучает блестящий объект, совсем как мы. Я все более убеждаюсь, что каждая из мачт снабжена кристаллом, подобным нашему, и что при посредстве каждого из кристаллов можно видеть какой-либо отдаленный мир.

— Быть может, иные уголки Земли? — отозвался Холмс. — Поскольку наш кристалл сообщается с кристаллом на крайней мачте, кристаллы на остальных мачтах могут в свою очередь сообщаться с другими, также отправленными сквозь космос.

Громадный лоб Челленджера собрался в морщины.

— Вполне возможно. Эта теория порождает новые вопросы. В частности, вопрос о том, каким образом наш кристалл — и подобные ему механизмы — оказались на Земле.

Челленджер снял ткань и принялся вертеть в руках сияющее хрустальное яйцо.

— Конструкция и способ действия этого устройства не имеют никаких аналогов в нашей цивилизации, — медленно проговорил профессор. — Передача образов может осуществляться при помощи электрической энергии, но это просто предположение, обсуждать которое в настоящее время не стоит. Если, как вы полагаете, марсиане прислали кристалл на Землю в 1894 году, они наблюдают за нами уже семь лет. Много ли они смогли узнать о нас за это время?

— Рискну предположить — немало, — ответил Холмс. — Гораздо больше, чем мы сумели бы узнать о них за такой же срок.

— И что же они о нас думают?

— Было бы весьма любопытно выслушать их мнение, — улыбнулся Холмс. — Мы оба согласны с тем, что марсиане, вполне вероятно, готовят экспедицию на Землю. Идея меж- дупланетного путешествия не нова; на протяжении столетий она вдохновляла поэтические фантазии. Теперь мы — и только мы одни — знаем, что такие путешествия осуществимы.

Челленджер погладил хрусталь; его волнистая борода величественно вздымалась над столом.

— Судьба распорядилась удачно, вручив мне эту научную загадку, — сказал он. — Не без вашей помощи, конечно.

— Возможно, дело отнюдь не в судьбе. Кристалл мог попасть к нам непосредственно от марсиан, — заметил Холмс. — Предположим, марсиане желали проверить, как воспримут их устройство рациональные умы человечества. Они догадались, что люди, подобные нам, обладают необычными качествами интеллекта — и вот хрустальное яйцо оказалось у нас, а не в руках какого-нибудь недалекого обывателя.

Челленджер пристально поглядел на Холмса.

— Теперь вы сами начинаете предаваться романтическим фантазиям. Кстати, почему вы купили кристалл?

— Случайно попался на глаза. Я решил, что кристалл станет неплохим рождественским подарком для моей домоправительницы. Она еще не видела хрусталь и ничего о нем не знает.

— Это и к лучшему, — сказал Челленджер. — Вы, разумеется, преподнесли ей другой подходящий к случаю подарок?

— Разумеется, — ответил Холмс.

Вечером последнего январского дня Холмс сидел в гостиной на Бейкер-стрит, тихо наигрывая на скрипке. Послышался робкий стук. Холмс поднялся и отворил дверь. Посетитель, худощавый и черноволосый молодой человек, при виде Холмса тут же снял шляпу и принялся стеснительно теребить ее в руках.

— Доктор Уотсон дома? — спросил он.

— Он встречается с коллегами-медиками, — сказал Холмс. — Если хотите оставить для него сообщение, буду рад ему передать.

— Вы, должно быть, мистер Шерлок Холмс? Я имею честь быть знакомым с доктором Уотсоном и надеялся, что буду вам представлен. Меня зовут Джекоби Уэйс. Я ассистент-демонстратор больницы святой Екатерины, — молодой человек переминался на коврике. — Не знаю, с чего и начать.

— Прошу вас, прежде всего садитесь и изложите все по порядку.

Уэйс неловко уселся и, запинаясь, принялся рассказывать. Он часто бывал в магазине Кэйва, естествоиспытателя и торговца редкостями. В последние месяцы они изучали некий голубоватый, яйцевидной формы кристалл. Хрустальное яйцо открыло Кэйву множество тайн; престарелый антиквар говорил о поразительных сценах, что разворачивались перед ним в глубинах кристалла. Уэйс был буквально раздавлен, когда узнал, что после смерти мистера Кэйва кристалл вместе с прочими диковинками из магазина покойного оказался у Темплтона и затем был продан человеку, чье имя антиквар никак не мог вспомнить.

— Я разместил объявления в нескольких изданиях для коллекционеров, — сказал Уэйс, — но ответа так и не получил. Я убежден, что этот кристалл имеет огромное научное значение, и обращаюсь к вам с просьбой найти его.

Скромные, почтительные манеры Уэйса пришлись бы по душе Челленджеру, отметил про себя Холмс. Профессор, решил он, непременно должен быть извещен о новом повороте событий.

— Полагаю, мистер Уэйс, нам не помешает посоветоваться с выдающимся ученым, чья репутация ничуть не уступает научным достижениям, — сказал Холмс. — Минутку, я свяжусь с ним.

Холмс назвал телефонной барышне номер Энмор-пар- ка. Вскоре послышался гулкий рык Челленджера.

— Говорит Холмс. Челленджер, я беседую сейчас с новым клиентом по имени Джекоби Уэйс. По причинам, которые вскоре станут очевидны, вам необходимо выслушать его рассказ, — осторожно начал Холмс. — Могу я привести его к вам?

— Это расследование как-то связано с кристаллом? — спросил Челленджер, понизив голос до шепота.

— Да, — кратко ответил Холмс.

— Немедленно приезжайте.

Прибыв в Энмор-парк, Холмс и Уэйс застали профессора в кабинете, где тот внушительно восседал за письменным столом. Кристалла нигде не было видно.

— Вы можете сесть, мистер Уэйс, — величественно распорядился Челленджер. — Объясните-ка, в чем состоят ваши затруднения?

Заикаясь от стеснения, Уэйс вновь описал свое знакомство с Кэйвом, те туманные картины, что изредка выплывали из сверкающей дымки в кристалле, а также муки разочарования, которые он испытал, потеряв из виду хрустальное яйцо. Челленджер внимательно выслушал рассказ, время от времени делая пометки в блокноте.

— Кому еще вы говорили о кристалле? — спросил он, когда гость закончил свое повествование.

— Мистеру Темплтону, торговцу древностями, — ответил Уэйс. — Еще я слышал, что открытие мистера Кэйва может получить огласку. Темплтон говорил, что мистер Герберт Уэллс, известный писатель, готовит журнальную статью о хрустальном яйце. Он получил сведения о кристалле и от мистера Темплтона, и от другого торговца, мистера Морза Хадсона.

— Хадсон? — переспросил Холмс. — Я немного знаком с Хадсоном. Что ж, с интересом прочту статью, как только она появится в печати.

— Я также намерен с нею ознакомиться, — сказал Челленджер. — Наряду с самым причудливым воображением, этот Уэллс обладает кое-какими отрывочными научными познаниями. Мистер Уэйс, помимо объявлений в журналах для коллекционеров, вы не пытались выяснить судьбу кристалла?

— Я направил письма в «Таймс» и «Дейли кроникл». Оба письма были мне возвращены — в газетах сочли, что я задумал какую-то мистификацию. Редактор «Кроникл» даже посоветовал мне забыть о кристалле, добавив, что публикация подобной статьи может навредить мне на службе в больнице.

— Типичная журналистская ограниченность, — заявил Челленджер. — Однако, я в известной мере согласен с советом редактора. Благоразумней будет, мистер Уэйс, хранить молчание. Передайте дело на попечение моего друга, мистера Шерлока Холмса, и предоставьте ему возможность проявить все его замечательные способности. Хотелось бы заручиться обещанием, что вы так и поступите.

— Да, сэр, — немедленно согласился Уэйс. — Благодарю вас, профессор Челленджер.

Он распрощался. Челленджер сам проводил его к парадной двери и, вернувшись, яростно блеснул на Холмса своими пронзительными серо-голубыми глазами.

— Итак, теперь мы точно знаем, что случилось бы, попробуй мы сейчас представить прессе или научному сообществу результаты наших исследований, — загромыхал профессор. — Неверие и насмешки!

— И все же популярный журнал заинтересовался этой темой, — сказал Холмс. — Я с нетерпением ожидаю статью Уэллса — поглядим, хотя бы, насколько честны были с нашим автором Хадсон и Темплтон. Заметьте, Уэйс не мог предъявить скептикам кристалл, тогда как у нас имеется это преимущество.

— Наша сдержанность вполне оправдана, — возразил Челленджер. — Как мы с вами считаем, кристалл представляет собой средство сообщения с иной планетой. Только подумайте, на что пойдут другие ученые, если мы разделим с ними наше открытие. Вообразите их жалкие попытки установить связь с марсианами! Нет, Холмс, я никогда не доверю задачу такой колоссальной важности ограниченным умам, покрывшимся пылью за годы работы в лекционных залах и музеях! Разумное сообщение с марсианскими существами должно стать прерогативой единственного человека на Земле, который обладает необходимыми для этого интеллектом и познаниями — и получает, само собой разумеется, кое-какую помощь от вас.

Всю весну изучением кристалла занимался по преимуществу Челленджер; профессор неустанно подавал разнообразные сигналы марсианам и не оставлял надежды на ответ. Холмс в эти месяцы был занят рядом уголовных расследований.

В марте инспектор Мериваль из Скотланд-Ярда обратился к Холмсу за помощью. Полиция обнаружила большое количество ходивших по рукам фальшивых крон и полукрон^[6], но человек, которого подозревали в их чеканке, решительно отрицал свою вину. Подозреваемый заявил, что является респектабельным владельцем магазина в Се- вендайэлсе и что на его репутации нет ни единого пятна. К этому подозреваемый добавил, что хорошо знает свои законные права, собирается доказать всю ложность обвинений и велит своим поверенным взыскать моральный ущерб через суд. Холмсу удалось получить некоторые предметы одежды торговца для исследования; в манжетных швах обнаружились крошечные блестки, оказавшиеся под микроскопом цинковыми и медными опилками. Узнав о находке Холмса, респектабельный владелец магазина пал духом и сознался в своих прегрешениях.

Полицейские чины лестно отозвались о новейших методах, использованными Холмсом для обнаружения улик; тот скромно их поблагодарил и в тот же день связался с Челленджером. Но профессор держался с непонятной загадочностью.

— Прошу вас ждать известий от меня, — сказал он. — В настоящее время мне необходимо продолжать работу в полном одиночестве.

В конце апреля Холмса попросили помочь в другом расследовании; дело это также завело полицию в тупик. Речь шла о недавнем убийстве полисмена в Сент-Панкрас; товарищи погибшего поклялись найти и наказать убийцу. Единственной уликой было матерчатое кепи, найденное возле тела убитого. Как и в случае с фальшивомонетчиком, был задержан подозреваемый — мастер по изготовлению картинных рам. Подозреваемый с искренним возмущением отрицал все обвинения, утверждая, что никогда не носил кепи и ровно ничего не знал об убийстве.

Кепи доставили Холмсу в понедельник, 5 мая; с утра пришло также письмо от некоего Джеймса Мейсона. Этот человек, главный тренер скаковых лошадей в поместье Старый Шоскомб, просил в своем кратком послании встречи с Холмсом, чтобы обсудить весьма важный вопрос. На следующий день Холмс поднялся рано, торопливо позавтракал и присел к микроскопу. Разместив на предметном стекле некоторые частицы, найденные на подкладке кепи, Холмс сфокусировал линзы инструмента и приступил к работе. Он различил крошечные волокна, по всей видимости, ворсинки твида — было известно, что подозреваемый обычно носил твидовое пальто. Видны были также серые комочки пыли и маленькие коричневые шарики. Устав, Холмс оставил микроскоп и откинулся в кресле. Он выбрал в коробке легкую гаванскую сигару и открыл книгу. В гостиной появился Уотсон и с аппетитом приступил к завтраку.

— Удивительно, — через несколько минут бросил Холмс, откладывая книгу. — Мой разговорный французский не более чем приемлем, и все-таки читать на французском языке куда легче, чем говорить или писать.

— Что это за книга? — спросил Уотсон, помешивая ложечкой кофе.

— Сочинения Гюи де Мопассана, — ответил Холмс. — Сейчас как раз пролистывал одну историю, изложенную в

виде дневниковых записей. Порой даже кажется, что она основана на реальных событиях.

Губы Уотсона презрительно поджались под усами.

— Мопассан вел распутную жизнь, — строго сказал доктор. — В своих сочинениях он проповедовал аморализм.

— Боюсь, не смогу с вами согласиться, — возразил Холмс. — Мопассан, мне думается, стремился к объективности. Как бы то ни было, большая часть того, что мы считаем аморальным, является попросту патологией. Оскар Уайльд был заключен в тюрьму за болезненное отклонение от нормы. Так рассудил английский закон. Во Франции к Уайльду проявили бы больше милосердия.

— Что именно вы читаете? — спросил Уотсон.

— Повесть под названием Le Horla. В ней полностью обнажается душа героя, который и ведет дневник. Он рассказывает, как оказался во власти невидимого, мистического существа. Очевидно, неизвестное существо в конце концов оставило его: в последней записи автор дневника в отчаянии грозится совершить самоубийство, но нет никаких свидетельств, что угроза была выполнена.

Уотсон откусил кусок намазанной маслом пышки.

— Мопассан умер как безнадежный душевнобольной. Я читал эту повесть. Она показалась мне отличным доказательством того, что он сходил с ума, пока писал это.

— Нет, Уотсон, слишком уж хорош замысел. Пусть Le Horla — лишь беллетристика, плод фантастического воображения, только ясный и здравый ум мог так живо все задумать и так ярко изложить задуманное. Позвольте прочесть вам запись в этом дневнике, датированную 17 августа… год, полагаю, 1886. Надеюсь, вы извините мой небрежный, любительский перевод.

Устремив глаза на страницу, Холмс громко прочитал вслух:

— Луны не было. В глубине черного неба трепетно мерцали звезды. Кто населяет эти миры? Какие там формы, какие существа, какие животные, какие растения? Мыслящие существа этих далеких вселенных больше ли знают, чем мы?

Могущественнее ли они, чем мы? Способны ли они видеть что-либо из того, что остается непознанным нами? И не явится ли когда-нибудь одно из них, преодолев пространство, на нашу Землю, чтобы покорить ее, как норманны пересекали море, чтобы поработить более слабые народы?^[7]

Он снова поглядел на Уотсона.

— Согласитесь, Уотсон, суждение вполне здравое и рациональное.

— Если это — беллетристика, то самая высокопарная и вычурная, — упрямо возразил Уотсон. — Припоминаю, что в самом конце герой сжигает собственный дом. Ведь дом Мопассана сгорел, не так ли?

— Действительно так, но Мопассан никогда не признавался в поджоге, разве что в этой повести, — сказал Холмс. — Сочтя отрывок о пожаре признанием, мы будем вынуждены рассматривать всю повесть как отчет о фактических событиях.

— Допустим, история эта рациональна и основана на фактах, — сказал Уотсон. — Как вы думаете, Холмс, сумело бы такое создание, как Орля — существуй оно на самом деле — подчинить вас себе, как Мопассана или его вымышленного героя?

— Едва ли, — ответил Холмс. — Человек с достаточным интеллектом и волей сопротивлялся бы подобному порабощению. Такой человек, думаю, нашел бы способ победить.

Холмс заложил страницы машинкой для чистки трубок, вернулся к микроскопу и приник к окуляру.

— Это клей, Уотсон! — торжествующе воскликнул он. — Никаких сомнений, это столярный клей! Взгляните-ка на эти частицы!

Пока Уотсон фокусировал инструмент, Холмс рассказывал о шариках клея и кепи, найденном возле убитого полисмена.

— Подозреваемый отрицает, что кепи принадлежит ему, — сказал он. — Но наш подозреваемый — мастер по изготовлению картинных рам и постоянно пользуется столярным клеем.

Завершив таким образом расследование, Холмс налил себе еще одну чашку кофе и завел разговор о скачках. Уотсон, большой любитель конских ристалищ, сообщил немало интересного о великолепных конюшнях и скаковых лошадях Старого Шоскомба, а также о редких призовых спаниелях, которыми славилось старинное поместье.

Беседу прервал Билли, доложив о приходе Джона Мейсона — высокого и гладко выбритого скакового тренера, чей вид выражал крайнее волнение. Мейсон умолял Холмса приехать в Старый Шоскомб и разрешить загадку таинственных происшествий в поместье, в том числе странного поведения его владельца, сэра Роберта Норбертона. Холмс согласился заняться делом Мейсона; Уотсону не терпелось отправиться с ним. Еще до полудня они очутились в купе поезда, направлявшемся в Шоскомб. Багажная полка над ними была вся забита сачками, спиннингами и корзинами, так как Холмс и Уотсон решили выдать себя за любителей рыбной ловли на отдыхе.

Хватило и полутора дней, чтобы печальная история — включая смерть сестры сэра Роберта и его попытки спрятать тело — выплыла на свет^[8]. Рослый и сварливый спортсмен дрожащим голосом давал объяснения и молил о снисхождении. Холмс холодно рекомендовал ему сообщить о случившемся полиции и надеяться на понимание властей.

Уотсон с беспокойством осведомился, сможет ли превосходный жеребец сэра Роберта, Принц Шоскомба, все же участвовать 21 мая в Дерби, расцвел и по дороге назад в Лондон сообщил Холмсу, что намеревается лично присутствовать на состязании и поставить значительную сумму на победу Принца.

Вечером, когда Холмс был у себя, вошла Марта.

— Ты один, дорогой? — прошептала она.

— Уотсон уехал к своему старинному приятелю Стэмфорду.

Она села напротив. На ее нежном лице было написано беспокойство.

— Дорогой мой, я вижу, что-то тебя тяготит. Это связано с каким-то делом, которое ты расследуешь?

— Случай самый необычный, Марта. Как всегда, ты прекрасно понимаешь меня без всяких слов.

— Никогда еще не видела, чтобы ты так погружался в дело, забывая обо все остальном. Конечно, я не стану просить тебя рассказывать…

— И это, любовь моя, всего только одна из тысяч твоих очаровательных черт. Скажем так, нынешний случай связан с событиями, которые происходят на большом расстоянии от нас.

Холмс старался говорить беззаботно и весело, но ее глаза расширились — явный признак того, что Марта не на шутку разволновалась.

— Я никогда не вмешивалась в твои занятия, — сказала она. — Позволь мне только спросить: уж не собрался ли ты в дальнее путешествие?

Холмс с улыбкой покачал головой.

— Нет, рискну предположить, что все наблюдения я смогу провести здесь, в Лондоне. Когда мне приходится бывать вдали от тебя, я всегда чувствую себя несчастным.

— И я, — она завладела его рукой. — Ты никогда раньше не говорил с таким чувством. Мой дорогой, люди почему- то считают, что с возрастом любовь слабеет, но наша горяча и постоянна, как никогда.

— Такой она останется всегда, — заверил ее Холмс. — Мы вовсе не стары, мы в самом расцвете сил. Мне сорок восемь, я старше тебя и на несколько лет моложе Уотсона — но старина Уотсон говорит, что в и сорок многие из самых сильных и атлетически сложенных мужчин уступают мне в быстроте и выносливости.

— Стало быть, ты согласен с медицинским заключением доктора Уотсона?

— Безусловно.

Он встал, и они обменялись нежным поцелуем.

— А теперь, — сказал Холмс, — разреши сообщить, что на прошлой неделе мне удалось разыскать бутылку отличного бургундского — прямо напротив, у Доламора. Предлагаю распить ее вместе и обещаю забыть на время о том необычном случае.

Несколько дней прошло в нелегких переговорах с чиновниками из Скотланд-Ярда, а также кредиторами и поверенными сэра Роберта Норбертона. Холмс настойчиво советовал кредиторам и полиции проявить сострадание к отчаявшемуся спортсмену. Прекрасный жеребец сэра Роберта, уверял Холмс, наверняка победит на скачках и принесет своему хозяину достаточно денег, чтобы тот смог расплатиться со своими огромными долгами. В конце концов это здравое мнение возобладало, на предложенных Холмсом условиях вопрос был улажен, и вечер ю мая Холмс проводил в приятном безделье. Он расположился в любимом кресле и наблюдал за Уотсоном — тот возился за письменным столом с какой-то рукописью.

— Еще один из ваших лестных отчетов о моих расследованиях? — спросил Холмс.

— Два-три примечания к записям по делу о поместье Старый Шоскомб и некоторые выписки по профессии, — ответил Уотсон. — Меня попросили провести семинар по тропическим болезням в Лондонском университете.

— Уверен, вы сделаете это блестяще.

Холмс потянулся было к томику Мопассана, но вместо этого взял свежий журнал. Он лениво листал страницы, как вдруг взгляд его упал на заголовок «Хрустальное яйцо».

Холмс со жгучим интересом принялся за чтение.

С год тому назад близ Севендайэлса еще можно было видеть маленькую закопченную лавку, на вывеске которой поблекшими желтыми буквами было написано: «К. Кэйв, естествоиспытатель и продавец редкостей»…^[9]

— Менее года тому назад, пожалуй, — подумал Холмс вслух.

— Что вы сказали? — переспросил Уотсон, подняв голову от стола.

— Я читаю рассказ мистера Г. Дж. Уэллса.

— Ах, Уэллс, — повторил Уотсон с ноткой презрения в голосе. — Писака, торгующий сенсациями, с подозрительно революционными взглядами.

Холмс улыбнулся.

— Вы недолюбливаете его точно так же, как Мопассана.

— Ни в коем случае, — решительно покачал головой Уотсон. — Я уже говорил вам, что личная жизнь Мопассана достойна всяческого сожаления. Уэллс позволяет себе открыто осуждать нашу цивилизацию и наше правительство. О его личной жизни я ничего не знаю. Вероятно, лучше будет не расследовать эту область жизнедеятельности мистера Уэллса.

— Не расследовать? — повторил Холмс, улыбаясь еще шире. — Человек моей профессии не может слышать такое спокойно. Что ж, не буду вас больше отвлекать.

Уотсон вновь заскрипел пером. Холмс углубился в чтение «Хрустального яйца». Уэллс, показалось ему, задался целью представить публике художественное произведение; в то же время, в рассказе мелькали упоминания о Кэйве и Уэйсе, говорилось и «высоком смуглом человеке в сером костюме», который исчез с кристаллом. Было понятно, что ни Темплтон, ни Хадсон не осмелились назвать имя Холмса.

Несколько дней Холмс неотрывно размышлял о кристалле. Ему не хотелось тревожить Челленджера дальнейшими расспросами. Вероятно, изучение кристалла за последние месяцы не продвинулось ни на йоту, если только марсиане не ответили на сигналы. Холмс предполагал, что понимание Марса как всего лишь более развитой по сравнению с человечеством культуры — подобной европейскому городу в сравнении с деревней дикарей — может оказаться не в меру оптимистичным; предположение это в свое время привело профессора Челленджера в ярость. Но Холмс все сильнее укреплялся в мысли, что человечество являлось расой существ, которые стояли на низшей ступени эволюции и далеко отстали от марсиан в своем развитии.

Марсианская загадка была сложной и неприятной. Один он никак не мог ее решить. Утром 13 мая, по-прежнему погруженный в тягостные размышления, Холмс сидел за завтраком. Уотсон расположился напротив, развернув газету.

Внезапно Уотсон перегнулся через стол.

— Что вы об этом скажете, Холмс? — спросил он, указывая на газетный лист.

Под заголовком «Необычайное извержение на Марсе» была напечатана короткая заметка:

Обсерватория на Яве сообщает о громадном взрыве раскаленного газа, происшедшем на планете Марс около полуночи. Д-р Лавелль, сравнивая данное явление с вспышкой пламени, каковая вырвалась из марсианских недр точно «снаряд из орудия», сообщил по телеграфу, что спектроскоп обнаружил массу раскаленного водорода, движущуюся к Земле с ужасающей быстротой. Поток огня перестал быть видимым приблизительно через пятнадцать минут.

— Необычайное явление, — с трудом проговорил Холмс, стараясь сохранять спокойствие.

— Мне тоже так показалось. Простите, не хотелось бы опоздать на семинар.

Уотсон поспешил распрощаться. Холмс тут же связался с Челленджером.

— Собирался вам телефонировать прямо сейчас, — раздался в трубке величественный рык Челленджера. — Не могли бы вы приехать ко мне? Я пригласил Стэнта, королевского астронома. Думаю, пришло время ознакомить мир с нашим открытием.

Холмс схватил шляпу и выбежал в прихожую. Здесь он натолкнулся на Марту.

— Тебя что-то тревожит, — сказала она.

— Нет, дорогая, просто я спешу. Увижусь с тобой за обедом.

У дома он остановил хэнсом и вскоре оказался в Энмор- парке. Дверь открыла миссис Челленджер.

— Надеюсь, вы сумеете успокоить Джорджа, — прошептала она дрожащим голосом. — Он разъярен, поссорился с гостем — сама не знаю, почему.

Холмс прошел в кабинет. Посреди комнаты, грозно нахмурившись, стоял Челленджер. Профессор топал ногами и раскачивался из стороны в сторону, точно обезумевший слон.

— Стэнт! — воскликнул он. — Как подобного дегенерата могли назначить королевским астрономом? Даже мне этого не понять! Не удивлюсь, если здесь не обошлось без политических интриг. Подумайте только, он отказался поверить моему…

— Вы виделись со Стэнтом? — прервал его Холмс. — Думаю, что так, судя по вашим словам.

— Телефонировал ему еще утром. Меня подтолкнуло к этому решению извержение на Марсе. Сами понимаете, я

не мог поступить иначе. Я сообщил ему, что располагаю сведениями, которые поразят весь мир — по меньшей мере, ту его часть, что способна осознать последствия великого открытия. Он явился, а затем…

Челленджер расправил плечи и стал похож на кобру с раздутым капюшоном.

— Я показал ему кристалл, наш кристалл, друг мой! И что, как вы думаете, заявил этот несносный осел?

— Не дождусь услышать, — сказал Холмс.

— Он заявил, что это некий механический трюк! Упомянул имена сценических иллюзионистов — Александра Германа, Робер-Гудена^[10] и этого новейшего персонажа, Келлара^[11], — Челленджер судорожно сжимал и разжимал кулаки. — Затем ухмыльнулся и поздравил меня с забавным экспериментом по отводу глаз. Еще он нес какую-то чушь о ярмарочных балаганах и волшебных фонарях. Когда я стал протестовать, мистер Стэнт ушел — нет, практически убежал. Он повел себя низко, но что ожидать от человека со столь ничтожным интеллектом и с таким наглым, злопыхательским, завистливым характером!

— Говорите, вы стали протестовать?

— Естественно. Я даже встал из-за стола.

— Вы угрожали ему? — предположил Холмс.

— Не исключаю, что у него могло возникнуть такое впечатление, — могучие плечи Челленджера поникли. — Все это лишь подтверждает мое мнение. Холмс, мы не можем доверить наш секрет ни единому ученому педанту.

Холмс подошел к письменному столу. Там, испуская мягкое сияние, лежал кристалл.

— Трудно понять, как способен кто-либо остаться равнодушным при виде марсианского пейзажа.

— Пейзаж этот надутый профан, честно говоря, так и не увидел. В кристалле возникло совершенно иное изображение, нечто похожее на внутреннюю комнату или камеру. Глядите сами.

Челленджер и Холмс сели за стол и задрапировали головы тканью. Челленджер начал осторожно поворачивать кристалл.

— Можете убедиться.

Светящаяся дымка рассеялась. Перед Холмсом предстало тускло освещенное помещение. Очертания комнаты едва проступали среди теней, угадывалась ребристая переборка, вдоль которой выстроились сложные механические приспособления. Некоторые механизмы показались Холмсу знакомыми по прежним наблюдениям. На полу помещения, напоминавшем корабельную палубу, растянулись несколько марсиан. Обрадовавшись, что может рассмотреть марсиан вблизи, Холмс внимательно изучал обитателей чужой планеты. Их мягкие, пузырчатые тела были коричневато-серыми и походили на мокрые кожистые мешки.

— Обратите внимание на влажность тел марсиан, — сказал Холмс.

— Полагаю, это пот, — предположил Челленджер.

— Вероятно, но не является ли данная жидкость иной секрецией их кожи? Марсиане невероятно отличаются от нас по своему физическому строению. Мы не знаем, как устроено их пищеварение и выделительные функции.

Марсиане лежали без движения, но глаза их были открыты и ярко блестели. Холмс подумал, что марсиане, должно быть, никогда не спят. Щупальца одного из марсианских существ покоились на замысловатом устройстве с многочисленными рукоятками и клавишами.

— Итак, аппарат для связи, который ранее находился на крайней мачте, был перенесен в другое место, — заключил Холмс.

— Очевидно, — сказал Челленджер.

— Мы наблюдаем купе либо каюту некоего транспортного средства.

— Несомненно, — Челленджер зашевелился под тканью. — Холмс, все понятно. Они находятся на движущемся корабле или снаряде, они направляются к Земле, и они взя-ли с собой кристалл, чтобы тот указывал им путь. Но вы еще не изложили мне собственные выводы.

— У вас имеется своя теория?

— О да, но рассказывать о ней я пока никому не готов. Ясно одно, в настоящий момент они пересекают космическое пространство и направляются к нам.

Голова Челленджера показалась из-под ткани.

— Мне казалось, этот факт абсолютно очевиден, даже для самого убогого ума. Впрочем, я недооценил степень недоразвитости мистера Стэнта.

Холмс также сбросил ткань и поднялся из-за стола.

— Скорее всего, он ожидал увидеть ландшафт Марса, который вы описывали. Эта скучная комната, без движения или признака жизни, куда менее убедительна. Вы все ему объяснили?

Челленджер откинулся на спинку кресла, пружины жалобно застонали.

— Не успел. Мы с ним едва вступили в дискуссию. Не вспомни я вовремя, что пользуюсь репутацией человека уважаемого и сдержанного — пожалуй, самолично вышвырнул бы его на улицу.

— Но в чем может заключаться цель марсианской экспедиции? — спросил Холмс.

— Мне видятся две возможности. Вспомним, что марсиане относятся к нам так же, как цивилизованные европейцы — к наиболее диким племенам мира. Поэтому можно предположить, что они либо собираются даровать нам свет цивилизации, либо намерены нас завоевать и поработить. Насколько могу судить, что тот, что другой план действий поставит человечество в тяжелое положение.

— Позднее я изложу вам собственную теорию. В настоящий момент я склонен согласиться, что намерения у них враждебные. Каким образом мы можем предупредить мир о грядущей опасности?

— Это невозможно, — загрохотал Челленджер. — И случай со Стэнтом — тому подтверждение.

— Я убежден, что другие ученые мыслят более здраво.

Челленджер поднялся на ноги и принялся грузно расхаживать по кабинету.

— Дорогой Холмс, разрешите поведать вам прискорбную правду. Так называемые научные авторитеты веками цеплялись за свои замшелые теории и презирали новые истины. Галилей, под угрозой ужасного наказания, принужден был отречься от своей гелиоцентрической системы. Теория эволюции Дарвина подверглась нападкам как пример отъявленного богохульства. Над Пастером, который показал, что болезни вызываются микробами, издевались в течение долгих лет. И следующий я! — Челленджер развел руками, словно отстраняя трех великих конкурентов. — Мне уготована судьба других первопроходцев науки! Я должен кротко сносить насмешки духовных лилипутов, подобных Стэн- ту, королевскому астроному!

— Мы могли бы посоветоваться с Уотсоном, — предложил Холмс. — У него много знакомств среди ученых. Он мог бы предложить какую-нибудь разумную кандидатуру.

— Еще не время, — резко произнес Челленджер. — Поведение Стэнта — малый образчик того, какой прием нас ожидает.

— Марсиане уже в пути, — сказал Холмс. — Они послужат лучшим доказательством.

— И нам остается лишь надеяться, что они придут с миром. Если так, они будут заинтересованы в общении с нами. Как вы думаете, кто именно обладает достаточным интеллектом и владеет необходимыми научными методами?

— Вы хотите, чтобы я номинировал вас?

— Скромность, увы, запрещает мне называть самого себя, однако я принимаю ваше предложение.

— О предложении говорить пока рано, — заметил Холмс. — Никак не хочу оскорбить вас, дорогой Челленджер, однако сомневаюсь в возможности общения с марсианами.

— Будущее вскоре даст нам ответ. Предоставьте остальное мне. Я непременно уведомлю вас о любом достойном внимания событии. Согласны?

— Согласен, — ответил Холмс.

В ту ночь астрономы опять заметили огненную вспышку на Марсе. На следующие сутки ровно в полночь была отмечена очередная вспышка, за нею еще извержение.

Холмс вновь посетил Энмор-парк. Они с Челленджером разглядывали кристалл под самыми разными углами, но в нем упорно проступало одно только помещение с ребристыми переборками. И вдруг, покуда они всматривались в кристалл, из синеватой дымки возникло лицо марсианина. Круглые блестящие глаза неотрывно следили за ними, встречая их собственные пристальные взгляды.

— Марсианин стремится нам что-то сообщить, — предположил Холмс.

— Сообщить? Что именно? — требовательно осведомился Челленджер. — У вас появилась какая-то теория?

— Скорее, игра воображения, — сказал Холмс. — Допустим, что я купил кристалл и принес его к вам, находясь под неким внешним влиянием… Не это ли пытается сказать марсианин? Возможно, мыслительные волны проникают через кристалл; тогда, вероятно, я ощутил их воздействие в антикварной лавке.

Марсианин исчез.

— Его лицо было лишено выражения, по крайней мере в человеческом смысле слова, — сказал Холмс. — С другой стороны, их наконец-то заинтересовали наши реакции.

— Поддерживая мыслительный контакт с нами, они обязаны заключить, что мой интеллект является уникальным для этой планеты, — произнес Челленджер с серьезной миной. — Ваш разум, конечно, в своем роде также достаточно исключителен и мог удостоиться их признания. Глубоко сожалею, что с нами нет профессора Мориарти — единственного достойного соперника, с которым вы встретились на протяжении вашей дедуктивной карьеры.

Кристалл потускнел. Они остались сидеть, погруженные в размышления.

— Нам остается только ждать их прибытия, — сказал Челленджер.

Каждую полночь, с равномерными промежутками в двадцать четыре часа, обсерватории по всей Европе регистрировали новые вспышки на Марсе. В газетах высказывались гипотезы о марсианских вулканических извержениях, подпочвенных взрывах и падении метеоритов; как-то промелькнуло предположение, что строители каналов при помощи вспышек подавали сигналы на Землю.

Уотсон, который читал эти сообщения с жадным интересом, на время отвлекся от марсианских событий: 21 мая доктор, как и собирался, поставил на эпсомском Дерби значительную сумму на Принца Шоскомба и громко аплодировал, когда жеребец пришел первым. Уотсон ночевал вне дома той ночью и на следующий день.

Утром 22 мая газеты сообщили о десятом взрыве на Марсе. Больше вспышек не отмечалось. Челленджер несколько раз связывался с Холмсом, но не мог сообщить ничего нового. В кристалле по-прежнему виднелась лишь тускло освещенная комната с лежащими на полу марсианами.

— Мы можем только ждать наших гостей, — кратко резюмировал Челленджер.

Первого июня Холмсу пришлось заняться небольшим расследованием, которое он успешно завершил к четвергу, 5 июня.

В пятницу утром Холмс поднялся рано, однако Уотсон опередил его и уже застегивал медицинский саквояж.

— Я должен немедленно ехать, Холмс, — сказал он, надевая шляпу. — Бедняга Мюррэй — преданный ординарец, что спас мне жизнь в Афганистане — лежит в критическом состоянии у себя в Хайгейте. Я обещал приехать и позаботиться о нем.

Во время завтрака Билли принес Холмсу телеграмму. Сэр Перси Фелпс из министерства иностранных дел писал:

ОГРОМНЫЙ ЦИЛИНДРИЧЕСКИЙ СНАРЯД УПАЛ УТРОМ ВОЗЛЕ УОКИНГА

УЧЕНЫЕ СООБЩАЮТ ЖИВЫХ СУЩЕСТВАХ ВНУТРИ ВЫ ДОЛЖНЫ СОПРОВОЖДАТЬ МЕНЯ ВЕЧЕРОМ НЕОБХОДИМА ВАША ПОМОЩЬ

Холмс торопливо собрался и вскоре был в Энмор-парке. В дверях его встретила перепуганная миссис Челленджер.

— Джордж спешно уехал в Уокинг, — сказала она. — Там собирается множество ученых. Не знаете ли, в чем дело, мистер Холмс?

— Я сам отправляюсь в Уокинг, — ответил Холмс. — Вскоре все прояснится.

Дверь его гостиной оказалась открыта настежь. Марта бросилась в его объятия.

— Сэр Перси звонил? — спросил он.

— Я случайно прочла телеграмму… Сэр Перси заезжал сюда и пригласил тебя пообедать с ним у Симпсона. Шерлок, дорогой мой, прошу тебя, это может быть опасно…

— Моя обязанность — находиться там, Марта, — ответил Холмс, потрепав ее по плечу. — Этого просит правительство.

— Там может быть опасно, — повторила она. — Не забывай о себе, любовь моя. Будь осторожен. Случись что с тобой, я стану самым потерянным и одиноким человеком на свете. Помни об этом.

— Я никогда об этом не забываю, — сказал Холмс. — И на сей раз не намереваюсь.

Он провел большую часть дня, разбирая бумаги. Холмс встретился также с несколькими публицистами, чьи перья и дарования были отданы прогрессу науки. Ученые авторы без конца говорили о цилиндре, упавшем в Уокинге, выдвигая одну скороспелую теорию за другой.

В шесть вечера, после раннего обеда у Симпсона, Холмс и Фелпс сели в поезд на вокзале Ватерлоо.

Холмс был тих и задумчив. Сэр Перси, напротив, сиял счастливым возбуждением.

— Люди с Марса! — восклицал он. — Как нам их встретить, Холмс?

— Я предложил бы сперва посмотреть, чем они встретят нас, — мрачно отвечал Холмс.

II. ШЕРЛОК ХОЛМС ПРОТИВ МАРСА
Эдуард Данн Мелоун

Вечер первой пятницы июня выдался теплым и ясным; толпы людей собрались на поросшей вереском Хорзеллской пустоши, что отделяла уютный провинциальный Уокинг от близлежащих городков Хорзелл и Оттершоу. Почти посередине между Уокингом и Хорзеллом, расположившимся на Бэзингстокском канале в трех милях к северо-западу, неподалеку от дороги, которая пролегала через оба городка и вела к Чобхему, лежавшему за Хорзеллом, разверзлась огромная, точно кратер, воронка.

Именно здесь упал с неба громадный цилиндр, чья крышка после падения отвинтилась, явив взглядам зевак невообразимых пассажиров летательного снаряда. На пустоши словно произошел мощный взрыв, на много ярдов в окружности воронку окружали валы выброшенного наверх дерна и гравия.

Первое появление странных существ несколько обескуражило любопытных жителей Уокинга и Хорзелла, и теперь они держались в почтительном отдалении. Отдельные смельчаки, начавшие было подбираться поближе к воронке, вновь отступили назад, когда из ямы поднялась тонкая мачта, державшая похожий на зеркало диск. Зеркальный диск медленно вращался, то и дело подрагивая.

— Наблюдают за нами, что ли? — спросил кто-то в толпе.

Вечерним поездом с лондонского вокзала Ватерлоо в Уокинг прибыли сэр Перси Фелпс и высокий незнакомец, одетый в серое. Вскоре они оказались на пустоши и смешались с толпой зевак. Несколько человек поприветствовали сэра Перси и с любопытством уставились на его спутника.

— Думаю, не стоит сразу же приближаться к яме, — озабоченно бросил Фелпсу незнакомец. — Глядите-ка, вот песчаная насыпь: отсюда мы прекрасно сможем наблюдать за марсианами, а наблюдения — основа дедукции.

Сэр Перси и его спутник заняли наблюдательный пост на дальней стороне поросшего вереском холмика. Здесь к ним присоединился велосипедист, приехавший из Уокинга; человек этот сказал, что ему удалось разглядеть существ из цилиндра.

— Похожи на осьминогов, — описывал он.

— Да нет, скорей уж на огромных пауков, — возразил другой любопытный, стоявший поодаль.

Высокий незнакомец что-то быстро черкнул в своем блокноте. Появился Оджилви, астроном из местной университетской обсерватории. Он заговорил с сэром Перси, который представил своего спутника.

— Не сталкивались ли вы случайно с профессором Джорджем Эдуардом Челленджером? — спросил высокий. — По словам жены, он отправился в Уокинг. Коренастый, очень плотного телосложения человек с черной бородой.

— Да уж, встречались, — сказал Оджилви. — И я отнюдь не стану возражать, если эта первая встреча станет и последней.

— Что случилось? — спросил сэр Перси.

— Для начала профессор Челленджер сообщил, будто наблюдал этих существ на Марсе. Затем заявил, что они, может статься, никакие не марсиане.

— В самом деле? — сэр Перси непонимающе посмотрел на Оджилви. — Не марсиане? Тогда кто?

— Боюсь, до разумной и взвешенной научной дискуссии дело так и не дошло. Стэнт, королевский астроном — вон он там, рядом с Гендерсоном, журналистом — высказал вполне резонное замечание. Не стоит, справедливо отметил мистер Стэнт, предаваться пустым домыслам, основанным на воображаемых доказательствах.

— Что же Челленджер? Что он сказал на это? — поторопил Оджилви незнакомец, еле заметно улыбаясь.

— Увы, не решусь процитировать его пылкую инвективу, — ответил астроном, покачивая головой. — Одним словом, Челленджер отчитал Стэнта, словно нерадивого школьника, в конце концов предложил ему отправиться прямиком к дьяволу и сам куда-то ушел. Рад, что его здесь нет. Ну а вы, господа? Конечно же, вы присоединитесь к нашей делегации для переговоров с марсианскими гостями?

— Делегация, а? — переспросил сэр Перси. — Делегация… Будучи представителем министерства иностранных дел, я обязан, полагаю, принять уча…

— Напротив, в качестве представителя министерства вам разумно будет какое-то время не вмешиваться, — возразил его спутник. — Подумайте, сэр Перси! Пусть ученые попытаются поговорить с этими созданиями, если такое возможно, в чем я отнюдь не уверен. Но вы представляете британское правительство, а я сопровождаю вас как частное лицо. Благодарю за любезное предложение, мистер Оджилви, однако мы останемся здесь.

Оджилви распрощался, отошел в сторону и завел оживленную беседу со Стэнтом, белокурым джентльменом с раскрасневшимся лицом. Они отделились от толпы, несколько человек направились вслед за ними. На противоположной стороне воронки, выходившей на Хорзелл, постепенно собралась довольно многочисленная делегация. Наконец люди направились к воронке. Впереди шагали Стэнт и Оджилви; сразу за ними шел журналист Гендерсон, неся на шесте белый флаг.

— Мудрая мысль, — заметил Фелпс из-за насыпи. — Марсиане поймут, что намерения у нас мирные.

— Позволю себе усомниться, — хмуро отозвался высокий. — Все описания марсиан, пусть и отрывочные, говорят о расе существ, весьма отличающихся от нас. Белый флаг может ничего для них не значить, либо означать полную противоположность тому, что он значит для нас. Создания, умеющие путешествовать в космосе, могут и вовсе отнестись к нам и нашим попыткам вступить в переговоры без особого почтения.

Люди с флагом все ближе и ближе подходили к воронке. Зрители, стоявшие вдалеке, застыли в молчаливом ожидании.

Затем что-то, казалось, зашевелилось в яме, нечто темное и куполообразное. Вверх, на свет, выдвинулась членистая конечность; на этой конечности крепился коричневый, с медным отливом предмет в форме клобука. Клобук повернулся к приближавшейся группе людей. Гендерсон, подняв флаг высоко над головой, принялся размахивать белым полотнищем.

Из воронки поднялась длинная суставчатая рука. На конце ее виднелся какой-то странный кожух, напоминавший металлическую коробку, поменьше размером, чем куполо-образный предмет. Рука также изменила положение, разворачиваясь и будто наблюдая за депутацией Стэнта.

— Возможно… — начал было Фелпс.

Но продолжить свою мысль сэр Перси не успел. Из ямы вырвался зеленоватый дым, блеснул мгновенный, ослепительный взрыв света. Вечерний воздух разорвал протяжный вой, в кучку людей с флагом словно ударил пылающий клинок. Огненная смерть перебегала от одного к другому, превращая каждого в пылающий факел. Люди спотыкались, корчились, потом упали, неподвижные и обугленные.

Клобук отвернулся от них, за ним последовала и металлическая рука с лучевым инструментом. Нечто напоминавшее скорее вспышку, нежели видимый глазу луч, пробежало по толпе зевак в направлении Хорзелла, зажгло рощу и прыгнуло к отдаленным домам на краю большой пустоши. Повсюду при этом прикосновении вспыхивало пламя.

Сэр Перси беззвучно закричал и повернулся, намереваясь бежать. Его спутник протянул худощавую и сильную руку, поймал Фелпса за плечо и с силой повалил на землю за насыпью; сам он растянулся рядом. Волна невидимого жара неслась над насыпью, вслед ей раздавался громкий, длительный вой. Люди поодаль, оказавшиеся не столь удачливыми, вспыхивали белым пламенем, подобно чудовищному фейерверку, и катились вниз по склону. Вспышка внезапно исчезла. Двое, распростертые за насыпью, подняли головы. Сумрак сгущался, на небе дрожали первые звезды.

Повсюду звучали вопли ужаса. Незнакомец в сером осторожно приподнялся и выглянул из-за насыпи. Над ямой все еще нависала горбатая тень, над ней возвышалось зеркало на тонкой мачте. Пустошь была усеяна бегущими людьми; среди дюн здесь и там лежали черные, обезображенные тела тех, кто бежать не успел. Дым поднимался от тлеющего вереска и дрока, деревья были охвачены огнем. В двух милях к северо-западу на фоне темного неба вырисовыва-

лись красные от пламени крыши Хорзелла. Одного быстрого взгляда было достаточно, и незнакомец снова растянулся на земле.

— Отползайте назад, голову держите пониже, — сказал он Фелпсу. — Видите, сразу за нами овраг, он выведет нас к городу. Это наш путь к отступлению. Не показывайтесь! Помните, они не должны нас заметить!

Пригнувшись и передвигаясь чуть ли не на четвереньках, они достигли неглубокого, похожего на огромное блюдце оврага шириной в добрую сотню ярдов. Луч огненного оружия прошел над оврагом, не опалив почву. Сэр Перси, дрожа, следовал за своим спутником; наконец они вышли к крошечному островку сосновых деревьев, которые дымились и частью горели, но могли послужить некоторым укрытием. Стараясь держаться так, чтобы деревья заслоняли их от страшной воронки, сэр Перси и незнакомец добрались до Чобхемской дороги, выпрямились во весь рост и побежали в сторону Уокинга.

Деревья и дома на краю городка также были охвачены пламенем. На соседней улице люди выглядывали из окон или, застыв от страха, стояли у дверей своих домов. Никто, казалось, не двигался — кроме двоих, спешивших теперь в Брайарбрэ, элегантную усадьбу сэра Перси. Войдя в дом, они сразу же направились в кабинет. Фелпса била крупная дрожь; его спутник был бледен, однако спокоен.

Сэр Перси нацарапал телеграмму и велел слуге как можно скорее отправить ее в Лондон, затем составил еще несколько телеграмм и послал с ними на почту другого слугу. Покончив с делами, сэр Перси тяжело вздохнул и протянул гостю дрожащую руку.

— Я так и не успел поблагодарить вас, — еле слышно произнес он. — Все было точно в кошмаре… Вы спасли мне жизнь. Удивляюсь, как вы сумели не растеряться и вывести нас обоих из огня.

— Долгий опыт научил меня, как действовать в самых неожиданных обстоятельствах, — ответил незнакомец. — Впрочем, я крайне признателен, что марсиане не ввели в игру оружие поопасней этого сверкающего луча.

— Оружие поопасней? Какое же? — спросил сэр Перси.

— Не думаю, что у них имеется один только луч. Лучевое оружие, в сущности, может быть приравнено к револьверу, который используется на близком расстоянии и бьет прямой наводкой. Так как мы с вами скрывались за насыпью, луч оказался против нас бессилен. Вероятно, они обладают оружием, способным поразить цель в укрытии.

— Да, но каким?

— Вы заставляете меня гадать, но я предпочел бы опираться на факты — фактов же в нашем распоряжении слишком мало. Должно быть, слуги уже приготовили нам поесть.

Они направились в обеденный зал, где был подан ужин: холодный ростбиф, хлеб и салат. Вскоре прибыл посыльный. Из Лондона сообщали, что в помощь разрозненным военным частям, стянутым к месту событий, направляется подкрепление. Наступила ночь; после полуночи пришло известие, что неподалеку, в Байфлите, упал новый цилиндр.

— Еще один цилиндр с ужасным содержимым! — простонал сэр Перси. — Что будет дальше?

— Третий цилиндр, — тут же отозвался незнакомец, — а за ним и четвертый. Должны прибыть еще восемь цилиндров. Всего, как вы помните, их должно быть десять.

— Ах да, на Марсе наблюдалось десять вспышек, не так ли? Я и запамятовал.

— Мы обязаны этот факт учитывать.

Лишь глубокой ночью сэр Перси и его гость смогли забыться недолгим сном в своих спальнях. Рано утром в субботу они были уже на ногах. Оба быстро оделись, выпили кофе и зашагали к железнодорожной станции, торопясь на первый лондонский поезд. На станции сэр Перси обратился к посеревшему от усталости почтмейстеру.

— Сюда направляются дополнительные армейские силы, в том числе артиллерийские наблюдатели и тяжелые орудия, — сказал он. — Командир бригады Уоринг либо представители его штаба должны телеграфировать мне обо всем, что здесь происходит. Лично приказываю вам пересылать моему другу копию любого адресованного мне сообщения.

— Джентльмен кажется мне знакомым, сэр Перси, — ответил почтмейстер. — Если не ошибаюсь, он навещал вас здесь в восемьдесят восьмом?

— Совершенно верно, он помогал мне тогда в одном конфиденциальном вопросе, касавшемся итальянского морского договора. Это мистер Шерлок Холмс. Мистер Холмс проживает по адресу: Лондон, Бейкер-стрит 221-6.

* * *

Сойдя с поезда на вокзале Ватерлоо, Холмс нанял кэб и к семи был на Бейкер-стрит. Он поднялся наверх, но к себе заходить не стал. Вместо этого Холмс дернул звонок над дверной табличкой с надписью «Миссис Хадсон». Через мгновение домоправительница Холмса отворила дверь. На нежном лице стройной светловолосой женщины расцвела счастливая улыбка.

— Уотсон дома? — быстро спросил он.

— Нет, сообщил по телефону прошлым вечером, что ему придется остаться с беднягой Мюррэем еще на день или больше.

— Итак, мы одни.

Холмс сбросил плащ и прошел в маленькую гостиную миссис Хадсон, прикрывая дверь в прихожую. Они поцеловались, тесно обнявшись; ее роскошные изгибы прижались к его поджарому, худощавому телу.

— Дорогой мой, — шепнула она, — я так люблю тебя. Я любила тебя всегда.

— Неужто всегда? — спросил Холмс, улыбаясь. — Когда- то ты меня совсем не знала. Помнится, я очутился в Дон- ниторпе… Тогда я только начинал практику частного детек- тива-консультанта. Помню и одну бедную деревенскую девушку, попавшую в беду.

— Шерлок, ты отвратителен. Вечно стремишься к точности, даже когда целуешь меня.

— Что ж, и в этом деле предпочитаю точность, — и их губы вновь нежно и привычно слились воедино.

— Ты спас меня тогда от беды, — сказала она после нескольких долгих мгновений. — Я навсегда освободилась от Морза Хадсона.

— Как раз после этого я окончательно решил, чем буду заниматься.

— Потом ты помог мне перебраться в город и найти этот дом. Договорился еще с одним жильцом, нашим милым доктором Уотсоном. Вы очень мне помогаете. Я так счастлива, дорогой, что мне не пришлось сдавать комнаты чужим людям.

Она разжала объятия и отступила, лаская его глазами.

— Ты завтракал?

— Нет. Только кофе на скорую руку с сэром Перси Фелпсом.

— Я подозревала, что ты вернешься голодным.

Она сняла серебряную крышку с аппетитно дымящегося горячего блюда. Холмс снова улыбнулся, усаживаясь за стол.

— Курица карри, — одобрительно произнес он. — Всегда говорил, моя дорогая, что к завтраку подход у тебя шотландский — серьезный и основательный.

Не забывая воздавать должное карри, Холмс рассказал Марте о событиях на Хорзелл-Коммон.

— Сэр Перси должен быть благодарен, что ты оказался там рядом с ним, — сказала она. — Он мог погибнуть, как другие. Минувшим вечером ты сотворил настоящее чудо.

— Уотсону я об этом рассказывать не стану, — заметил Холмс, продолжая расправляться с карри. — Порой от его похвал мне становится неловко. Но ты, дорогая моя, ничем не можешь меня смутить — ведь я люблю тебя.

В голубых глазах Марты читалась тревога.

— Как марсианам удалось добраться сюда, за миллионы и миллионы миль?

— В прессе, если помнишь, не так давно сообщалось об этом. Раз в сутки, ровно в полночь, на Марсе наблюдалась огненная вспышка, подобная взрыву. Всего таких вспышек было десять. Каждая из них выбрасывала в космическое пространство цилиндр, нацеленный на Землю. Второй цилиндр уже прибыл, третий появится сегодня ночью.

Она в восхищении всплеснула руками, словно юная, переполненная счастьем девушка в дни первой любви.

— У тебя такие глубокие познания в самых разных науках… Почему же доктор Уотсон пишет, что в астрономии ты ничего не смыслишь?

— О, в самом начале нашего знакомства я как-то в шутку сказал Уотсону, что нахожу астрономию пустой тратой времени… Видишь ли, я прилагаю все старания узнать хоть немного обо всем. Только недавно перечитывал труд Мо- риарти «Динамика астероидов» и нашел в этой книге свежий источник вдохновения.

— Пусть доктор Уотсон думает, что хочет, — сказала она. — Мне кажется, ты и впрямь изучил все на свете.

— Никоим образом, — возразил Холмс. — Самое важное, чему можно научиться — это тому, что нам всегда есть чему учиться.

Он положил вилку и поднялся.

— Курица была превосходна. Должен признаться, твой несравненный кулинарный дар вдохновляет меня не в пример чаще сочинений Мориарти. Благодарю, дорогая.

В двери Холмс обнаружил конверт. Он вскрыл письмо и прочитал:

Пятница, утро Дорогой Холмс,

Никто, естественно, даже не подозревает, что вторгшиеся к нам в Уокинге захватчики явились отнюдь не с миром. Если Вы раздумываете о том, не присоединиться ли ко мне, заклинаю Вас не делать этого. Я могу погибнуть, и тогда людям, безусловно, понадобится Ваш интеллект, не особенно уступающий моему, дабы помочь человечеству встретить очевидную и страшную опасность.

Искренне Ваш,

Джордж Эдуард Челленджер

Не успел Холмс дочитать письмо и отложить его в сторону, как в дверь постучался посыльный и подал ему телеграмму:

МАРСИАНЕ ПОД НАБЛЮДЕНИЕМ БЕЗОПАСНЫХ ПОЗИЦИЙ ОТКРОЕМ ОГОНЬ ПРИ ПЕРВОМ ВРАЖДЕБНОМ ДЕЙСТВИИ

СЭР ПРЕТЕРИК УОРИНГ КСВ BRIG COMM^[12].

Из открытого окна доносился пронзительный крик мальчишки-газетчика. Холмс спустился вниз и купил газету. Под уклончивым заголовком «Странное сообщение из Уокинга» следовал искаженный до неузнаваемости рассказ о событиях, которые он сам пережил прошлым вечером на пустоши. Холмс сел за письменный стол и, торопясь, принялся писать:

Дорогой Челленджер,

В пятницу я был в Уокинге, но Вас там не нашел. Марсиан мне увидеть не довелось; тем не менее, описания их совпадают с теми картинами, что мы наблюдали в хрустальном яйце, которое я Вам оставил.

Как и Вы, я ожидал от марсиан враждебных действий. Оружие, которое люди начинают называть тепловым лучом — истинное бедствие. К тому же, мы пока не знаем, какое еще ужасное вооружение может скрываться в их арсенале.

Не вдаваясь в сложные гипотезы, замечу только, что мы столкнулись, по всей видимости, с передовым отрядом грандиозной космической миграции, и что во время следующего противостояния Марса и Земли в 1904 г. прибудут и другие. Марсиане, весьма вероятно, считают нас своего рода животными, стоящими на низшей ступени эволюции, которых следует либо истреблять, как истребляют насекомых-вредите- лей, либо тем или иным способом эксплуатировать.

Оставьте кристалл у себя. Очевидно, в число его свойств входит междупланетная связь.

Марсиане могут попытаться вернуть себе это устройство. Не сможем ли мы захватить одного из них при попытке отнять у нас кристалл? Тогда мы сумели бы лучше научиться противостоять ему и его собратьям.

Мне подумалось, что на чужой планете проблема физического здоровья организма может стать для них насущной. Вы могли бы развить это предположение.

С наилучшими пожеланиями, Шерлок Холмс

Он запечатал письмо и звонком колокольчика вызвал Билли.

— Проследи, чтобы письмо было доставлено с нарочным в Энмор-парк, в Кенсингтоне, — сказал он.

— Что там с марсианами, мистер Холмс? — спросил Билли. — Вы же там были, правда? В газете пишут, что они еле ползают в своей яме.

— Никогда не доверяй газетам, Билли. У марсиан имеются весьма сложные механизмы, пригодные для боя и, несомненно, для передвижения. Скажи-ка, где живет твоя мать?

— Зачем это? Да в Йоркшире. Уже с год как уехала, овощи выращивать на продажу.

— Это тебе, мой мальчик, — Холмс протянул Билли фунтовую банкноту. — После того, как отправишь письмо профессору Челленджеру, можешь взять отпуск. Поезжай в Йоркшир.

Билли медленно сложил банкноту и опустил в карман.

— Лучше я останусь в Лондоне, сэр. Похоже, тут будет волнительно, вот оно как.

— Волнительно, в самом деле, Билли. Однако же, в Лондоне непременно воцарится хаос. Мне будет спокойней, если я буду знать, что ты находишься в безопасности.

Билли ушел. Холмс вернулся к письменному столу и принялся просматривать кипу поспешных записей, сделанных на кануне в Уокинге; он аккуратно переписывал свои заметки, сводил их вместе и дополнял различными подробностями. Время от времени появлялись взволнованные посыльные с новостями — в большинстве своем, то были слухи о тяжелых боях в Серрэе. Ближе к вечеру Марта приготовила обед — телятина, пирог и фруктовый компот.

— Тебя что-то беспокоит, — произнесла она, когда Холмс стал открывать бутылку бургундского.

— Весьма точное умозаключение, дорогая Марта, — ответил он. — Несчастные селения Серрэя, похоже, постигла ужасная судьба. Меня связывают с этим краем особые узы: именно там я сумел разрешить загадку рейгетских сквайров и раскрыл тайну Вистерия-Лодж, не говоря уж о том, что помог сэру Перси найти пропавший документ с текстом морского договора^[13]. Однако, какие бы бедствия ни происходили в Серрэе, обстановка в Лондоне может сделаться ничуть не лучше.

Он помедлил, размышляя над сказанным.

— Гораздо хуже, — поправился он.

Она ела с трудом.

— Люди на улицах не кажутся такими уж испуганными, дорогой.

— Это потому, что они не дают себе труда поразмыслить, — с горячностью возразил Холмс. — Они неспособны оценить возможные последствия марсианского вторжения. Право, дорогая, я стал изъясняться в точности как профессор Челленджер… Мой досточтимый друг, надо сказать, ни во что не ставит умственные способности всего рода человеческого, за исключением себя самого. Побеседовать бы сейчас с Челленджером… С ним или с Уотсоном.

Она через силу улыбнулась.

— Ты сам часто посмеиваешься над Уотсоном, когда он не успевает следить за ходом твоих рассуждений.

— Каюсь, дорогая Марта, я и в самом деле не раз подшучивал над ним. Тем не менее, наш доктор обладает хорошо организованным, научным складом ума и неоднократно доказывал свое незаурядное мужество. На него смело можно положиться.

Холмс встал из-за стола.

— Мне необходимо посетить почтовую контору, но отлучусь я ненадолго. Забыл сказать, дорогая, что я отправил Билли в отпуск, навестить мать. Кстати, где твоя горничная?

— Разрешила ей съездить на выходные к родным в Челтенхэм.

— Надеюсь, там она и останется. Главное, подальше от Лондона. Пришло нам время, я считаю, подумать и о себе.

Он вынул из футляра скрипку.

— Немного музыки на сон грядущий?

Марта устроилась в кресле, лицо ее дышало счастьем и покоем. Холмс сыграл каприс Паганини, после зазвучала более дикая, навязчивая мелодия.

— Что это? — спросила Марта.

— Меня научил этой музыке один цыган, — ответил Холмс. — Его несправедливо обвинили в воровстве, и это все, чем он смог со мной расплатиться. Прекрасная мелодия, мне кажется.

Снова тональность и настроение музыки изменились. Марта резко выпрямилась в кресле, пробуждаясь от грез.

— О, эту я помню, дорогой, — сказала она. — Ты играл это так давно, в Донниторпе. Я слышала твою скрипку под окном у Тревора. Чье это сочинение?

— Мое, — с улыбкой ответил он. — Когда-то я мечтал, что буду исполнять чарующую музыку и заслужу ею восхищение и славу. Но, как ты знаешь, я избрал иной путь и довольствуюсь более скромной оценкой своих трудов.

И Холмс бережно вернул скрипку в футляр.

Воскресным утром, под нестройный набат церковных колоколов, Холмс долго расспрашивал на улицах беженцев из Серрэя, которые все прибывали и прибывали. Беженцы в ужасе рассказывали о военных частях, сметенных с лица земли сверкающими рефлекторами захватчиков, которые все называли теперь тепловыми лучами. Повсюду, если верить перепуганным беженцам, сновали гигантские механизмы марсиан, похожие на «паровые котлы на ходулях» или огромные, суставчатые треножники.

К полудню у Холмса сложилась отчетливая картина происшедшего. Марсиане без всякого труда превратили в прах многие деревни и городки Серрэя. Кавалерия, пехота и артиллерия оказались не в силах противостоять молниеносным и безжалостным боевым машинам. Запершись у себя в кабинете, Холмс составил в двух копиях отчет обо всем, что сумел разузнать за утро. Он добавил собственные примечания, расценив положение как отчаянное.

— Никаких известий ни от Уотсона, ни от Челленджера,

— сообщил он Марте. — Едва ли приходится удивляться, телефонная служба не справляется с громадным потоком соединений. Что ж, копию заметок я оставлю здесь.

Складным ножом он пригвоздил бумаги к каминной полке. Марта поморщилась, когда острие ножа вошло в лакированное дерево, однако Холмс, похоже, ничего не заметил.

— Получено сообщение о прибытии третьего цилиндра, — продолжал он. — Упал минувшей ночью, опять в Серрэе. Видимо, марсиане знают, как сосредоточить падение ци-

линдров в радиусе нескольких миль. Затем они занимают позиции, с которых могут атаковать.

— Но ведь до Лондона марсиане не дойдут? — с робкой надеждой спросила Марта.

— Поверь, дорогая, очень скоро эта странная, безнадежно неравная война двух миров вплотную приблизится к нам, — ответил Холмс. — Чтобы это предсказать, не нужно обладать особыми дедуктивными способностями. Марсиане отлично понимают: Лондон — крупнейший город, самый большой населенный центр на Земле; конечно же, они собираются его захватить.

— Лондон, — сказала она. — Великий и могущественный Лондон. Неужели Лондон может сдаться на милость марсиан?

— Свидетелями его падения, моя дорогая Марта, мы не станем. И Билли, и твоя горничная сейчас уже вдалеке и в безопасности; последуем за ними. Складывай вещи, милая. Я тотчас же начну собираться.

— Да, да, — быстро согласилась она, — только куда нам бежать?

— Если не возражаешь, поедем в Донниторп, мы ведь там не были почти двадцать пять лет. Твой дядя, помнится, управляет местной гостиницей. Между прочим, мой старый приятель Тревор нынче мировой судья — пошел по стопам отца.

Решение было принято. Холмс снова отправился на почту, где занялся чтением свежих телеграмм о наступлении марсиан; сообщения становились все более краткими. В каждом из цилиндров, похоже, находилось по пять существ. В общей сложности это означало, что на Землю прибыло пятнадцать захватчиков; остальные цилиндры находились в пути. В столкновении под Уэйбриджем одну из марсианских боевых машин вывел из строя пушечный снаряд, но артиллерийские батареи были незамедлительно уничтожены другими боевыми механизмами — паукообразными конструкциями почти в сто футов вышины. Сведения о боевых машинах казались достаточно бессвязными, так что Холмс решил остановиться на версии «парового котла на ходу-

лях», которую слышал от беженцев. Вскоре какие-либо новости перестали поступать. Телеграфист сказал Холмсу, что телеграфное и железнодорожное сообщение с Серрэем прервалось.

Холмс поспешил домой. Он упаковал два саквояжа и написал записку Уотсону, пригвоздив ее ножом к каминной доске вместе со своим отчетом. В этот момент послышался стук в дверь. Холмс отворил — перед ним предстал сэр Перси Фелпс.

— Входите, входите, дорогой мой, — сказал Холмс. — Я покидаю город и советую вам последовать моему примеру. Все свидетельствует о неминуемой катастрофе.

— Вы не должны уезжать, — потрясенно воскликнул сэр Перси. — У меня для вас секретное поручение чрезвычайной важности!

Он протянул Холмсу сложенный лист бумаги. Холмс развернул документ, быстро пробежал его глазами и замер в задумчивости.

— Не может быть, — сказал он наконец. — Здесь говорится, что мне готовы предоставить неограниченные полномочия…

— Именно так, Холмс. Правительство эвакуируется в Бирмингам, — сказал сэр Перси. — Во имя страны — нет, во имя всего человечества — мы просим вас, Холмс, стать нашими глазами в Лондоне. Вы должны помочь нам разработать план спасения. Вы не можете уехать.

— Я должен, — отрезал Холмс. — У меня имеются некоторые обязательства в Норфолке, и обязательства эти не менее важны, чем предложенное вами поручение. Позволю себе спросить, что поделывает мой братец Майкрофт? Думаю, по своему обыкновению размышляет, не покидая кресла — быть может, самое подходящее место для того, чтобы найти выход из положения.

— Ваш брат сопровождает королевскую семью в замок Бэрморал в Шотландии, — ответил сэр Перси. — Помилуйте, Холмс, вы наилучший и достойнейший кандидат для такой серьезной и опасной миссии. Не сомневаюсь, что вы можете послать в Норфолк кого-нибудь вместо себя.

— Мне необходимо поехать самому, — настойчиво произнес Холмс. — Обещаю вернуться, как только смогу.

— Вернуться в Лондон, Холмс? Несмотря на марсиан?

— Я рассчитываю на удачный исход данного предприятия. До тех пор, связь с вами в Бирмингаме буду держать по телеграфу. Можете сообщить, что я твердо намерен вернуться и выполнить свой долг.

— Правительство благодарно вам, Холмс, — сэр Перси сжал руку друга. — Позвольте добавить — если мы с вами переживем этот кризис, если его переживут Англия и человечество, вы получите подобающую награду. Я уполномочен обещать это от имени самых высокопоставленных лиц. Вы будете возведены в рыцарское достоинство, Холмс.

— Рыцарское достоинство? — повторил Холмс, улыбаясь и качая головой. — Что ж, весьма польщен, но вынужден отказаться, с глубочайшей благодарностью и уважением к тем, кто сделал мне такое предложение.

— Однако, дорогой Холмс! — вскричал сэр Перси. — Вы давно заслужили это право — достаточно только вспомнить услуги, оказанные вами короне. Его Величество самолично возведет вас в рыцари. Перед вами и вашими друзьями откроются все двери. Вы покинете свое уединение, Холмс, войдете в высшее общество, окажетесь наконец в окружении, достойном ваших необычайных дарований.

— Что и заставляет меня отказаться, — улыбка Холмса стала шире. — Если меня возведут в рыцари, людям придется называть меня сэр Шерлок. Хуже скороговорки, пожалуй, не придумаешь. Звучит далеко не так естественно, как, скажем, «сэр Перси». Нет, для меня и моих друзей будет гораздо удобнее, если я останусь просто мистером Шерлоком Холмсом.

* * *

Поезд доставил Холмса и Марту в Донниторп незадолго до полуночи. Деревенская гостиница сияла огнями. В гостиной царило возбуждение, напомнившее Холмсу тот давний день, когда вымогатель-дворецкий Хадсон и его распутный сын Морз бежали из дома сквайра Тревора, оставив хозяина умирать от удара. Тетка и дядя Марты тепло ее встретили, засыпали гостей вопросами о марсианском вторжении и лишь недоуменно моргали, выслушивая осторожные ответы Холмса.

Холмсу приготовили постель в боковой комнате; он смог отлично выспаться и был уже на ногах, когда в девять утра Марта появилась с подносом; завтрак состоял из поджаренного бекона, яичницы, тостов и чая. Пока они завтракали, Марта делилась новостями.

— Сквайр созывает в гостинице собрание, хочет обсудить наши действия, — сказала она.

— А, мой старый университетский приятель, Виктор Тревор, — заметил Холмс. — Мы не виделись с тех пор, как он вернулся из Ост-Индии. Думаю, стоило бы посетить это собрание.

В маленькой гостиной Холмс обнаружил с полдюжины мужчин; лица всех выражали крайнюю степень озабоченности. Тревор долго и радостно тряс руку Холмса, затем представил его приходскому священнику, почтмейстеру, кузнецу и другим выдающимся личностям деревенской общины. По просьбе Тревора, Холмс рассказал все, что ему удалось узнать о марсианских захватчиках; при том, Холмс ни словом не упомянул о своей правительственной миссии.

— Сомнений нет, мы должны организовать отряд самообороны, — заявил Тревор, когда Холмс завершил свой рассказ. — Все способные сражаться должны быть в наших рядах! Пусть каждый придет со своим оружием: охотничьей винтовкой, ружьем, пистолетом. Ответим войной на войну, если тому суждено быть, и умрем, если так суждено. Умрем, сражаясь!

— Верно, верно! — поддержал крепко сбитый, бородатый кузнец. — Мы все с вами, сквайр!

Но Холмс поднял руку.

— Господа, марсианам пыталась противостоять регулярная армия — и потерпела полное поражение. Захватчики быстро разобрались в наших методах и тактике, что сделало упорядоченные военные действия совершенно бессмысленными. Марсианское оружие, тепловой луч, единой вспышкой убивает сотни людей. Такой луч поджигает дома и артиллерийские орудия, точно солому. Ходят также слухи о некоем газе, называемом черным дымом: он заставляет задыхаться любое живое существо, что оказывается на пути — так из улья выкуривают пчел. Выступить против них организованным отрядом будет означать самоубийство.

— Что же вы предлагаете? — загремел Тревор. — Бежать от них, подобно овцам, и погибнуть, как овцы на бойне?

— В настоящий момент я бы посоветовал при виде марсиан держаться врассыпную — заметьте, это вовсе не означает бегство. Марсиане еще не появлялись ни здесь, ни даже поблизости. Я надеюсь получить в скором времени кое-какие важные сведения. Пока что я предложил бы запастись всем необходимым и выставить наблюдателей на южном направлении.

Нескольким из присутствующих доводы Холмса явно показались неубедительными, однако Тревор закивал в знак согласия.

— Благодарю вас, мистер Холмс. Всегда легче планировать, имея разумную основу, — сказал он. — Джентльмены, предлагаю всем обдумать сказанное здесь. Соберемся снова в полдень.

— Телеграммы для мистера Холмса, — прокричал регистратор гостиницы.

Холмс взял телеграфные бланки, но увидел одни ряды непонятных цифр — как оказалось, телеграммы были составлены с помощью шифра, ключ к которому сэр Перси ему не предоставил. Он глубоко задумался и не сразу заметил, что рядом стоит Тревор с каким-то незнакомцем.

— Холмс, это лорд Джон Рокстон, — представил незнакомца Тревор. — Его имя известно всем путешественникам и охотникам на крупную дичь. Лорд Джон побывал в самых диких и опасных уголках земного шара. Удачно, что как раз сейчас, когда требуются решительные действия, лорд Джон гостит у меня в Донниторпе.

Рокстон был высок и худощав, с рыжеватыми волосами и резкими чертами лица; лет тридцати пяти на вид, телосложением он напоминал Холмса. Загорелую физиономию прославленного охотника украшали аккуратно подстриженные усы и остроконечная бородка.

— Припозднился на собрание и слушал вас у дверей, мистер Холмс, — сказал лорд Джон без лишних околичностей. — Слыхал о вас, конечно. Вы великий мыслитель из Скотланд-Ярда.

— Не совсем так, — возразил Холмс. — Я никогда не служил в полиции, хотя время от времени мне приходилось оказывать полиции помощь.

— Понятно. Что ж, сэр, позволю себе заметить — лучший способ тут действие, а не разговоры. Я за отряд самообороны, так и знайте. У меня имеется несколько отличных винтовок дальнего боя. Приехал-то я сюда немного половить форель с Тревором, да только никуда и никогда я не езжу без своих винтовок. Могу вооружить пару-тройку добрых парней, достойных носить оружие.

— Ваши винтовки подойдут для охоты на носорогов, — заметил Холмс, — но ведь носороги не станут отвечать тепловым лучом или черным дымом.

— Ну-ну, мистер Холмс, — сказал лорд Джон с ноткой раздражения в голосе. — Согласен с вами — конечно, глупо будет встретиться с этими марсианскими дьяволами в открытом поле и броситься в рукопашный бой. Но мы можем охотиться на них из засады, устраивать ловушки, совершать обходные маневры и тому подобное. Мне самому такая война не в новинку: Азия, Африка, племена людоедов на островах Тихого Океана, которые слишком донимали меня своим вниманием. Уверенная рука и точный глаз — вот и все, что нам нужно. Так поступают англичане, а?

— Теперь вы также знаете, как поступают марсиане. В отличие от носорогов, их ответом станет удар тепловым лучом, — сказал Холмс. — Вы должны понимать, что я считаю любое военное выступление против них приглашением к гибели.

Глаза лорда Джона блеснули.

— Кажется, вы считаете, что я боюсь смерти, мистер Холмс? — холодно произнес он.

— Ничего подобного, — отвечал Холмс, — только и вы не имеете никакого права обвинять в трусости меня. Гибель в сражении эффектна, но отнюдь не всегда означает победу. Серрэй и города к югу от Лондона полны тех, что бесцельно погибли в бою. Если марсиане заявятся сюда, нам следует отступить — отступить в правильном порядке, отвлечь их от Донниторпа и других городов и селений. Стоит нам ввязаться в стычку у любой деревни, как марсиане немедленно ее уничтожат с помощью теплового луча.

— Отступить… — повторил сэр Джон. — Позвольте спросить, куда?

— В самую труднодоступную местность, под защиту дюн и скал. Какова бы ни была мощь захватчиков, сейчас их немного и они не в силах захватить всю Англию. Это дает нам известные шансы на успех и возможность подготовиться к обороне. Ваш опыт, лорд Джон, может принести немалую пользу: проведите разведку в окрестностях и наметьте позиции для организованного отступления, такого, как я предлагаю. У нас еще имеется время, марсиане пока что не появились. Могут и вовсе не появиться.

Сэр Джон оглядел Холмса своими сверкающими глазами.

— А вы дело говорите, так и знайте, — произнес он. — Правильно говорите. Я, признаюсь, действовал инстинктивно: представил себе эдакую последнюю битву шотландского грейского полка. Но вы заставили меня призадуматься, а это еще ни одному солдату не мешало. Хорошо, мистер Холмс. Сделаем, как вы говорите — соберем отряд и будем искать пути к отступлению.

И он протянул Холмсу свою крепкую, загорелую руку.

Оставшись в одиночестве у себя в комнате, Холмс снова просмотрел телеграммы и, проанализировав в уме комбинации цифр, сумел достаточно быстро разгадать шифр. Сэр Перси сообщал о повсеместной панике: марсианские захватчики продолжали свою смертоносную кампанию, всякое военное сопротивление за Темзой было сломлено. Никто не мог дать достоверную оценку числа погибших. В Серрэе упал четвертый цилиндр марсиан. На совещании генерального штаба в Бирмингаме было выдвинуто предложение уничтожить его с помощью большого количества взрывчатки.

Холмс сидел, сжимая в руках телеграммы и погрузившись в размышления. Сведения военной разведки были противоречивы. Похоже, марсиане могли с легкостью захватить любое графство Англии, стоило им там только появиться. Но к чему они стремились? Истребить всех людей? А если нет, какую судьбу они уготовили человечеству?

Используя только что расшифрованный код, Холмс составил телеграмму:

Известные нам факты говорят о концентрации врага в сравнительно небольшом регионе. Все внимание захватчиков обращено сейчас на Лондон. В пути еще шесть цилиндров; несомненно, места их прибытия заранее определены марсианами с помощью точнейших инструментов. Близость к прежним местам падения цилиндров в Серрэе будет означать оккупацию части страны. Затем должны окончательно проясниться намерения марсиан: эксплуатация либо уничтожение человечества.

Телеграфист на деревенской почте недоуменно посмотрел на бланк с рядами цифр, но телеграмму все же отправил. Холмс вернулся в гостиницу. Он нашел Марту в тенистом розовом саду за домом.

— Тебя так долго не было, — сказала она. — Чем ты был занят?

— Боюсь, ничем существенным, — ответил он. — Хотелось бы думать, что ты еще не полностью потеряла веру в меня.

— Никогда! И мир не должен терять веру в тебя, — пылко заверила его Марта.

Холмс мельком подумал, что Челленджер раздулся бы от гордости, будь эти слова адресованы ему.

Он прошел в гостиную и стал просматривать утренние выпуски. Лондонские газеты, разумеется, так и не поступили; норвичские и кембриджские были напечатаны вкривь и вкось и изобиловали бессвязными сообщениями о разрушениях в пригородах Лондона. Упоминались тепловые лучи и черный дым, но никаких дополнительных подробностей в газетных отчетах Холмс не нашел.

Дядя Марты сказал, что железнодорожное сообщение с Донниторпом прервалось.

— Что с поездами на юг, в сторону Лэнгмира? — осведомился Холмс.

— На юг, мистер Холмс? Боже правый, сэр, никто не осмеливается сунуться на юг. В последние поезда из Лондона люди набились, точно сельди в бочку датского рыбака. Я с ними немного поговорил, но так ничего и не понял. Не стану их винить — они в большом потрясении от событий в Лондоне.

К вечеру гостиница заполнилась бледными, взвинченными беженцами; цены на еду и постель в коттеджах Донниторпа взлетели до небес. Выйдя на улицу, Холмс встретил доктора Фордхэма — тот почти не изменился, хотя со времени их знакомства прошло почти четверть века. Полное, искаженное от страха лицо деревенского доктора украшали растрепанные бакенбарды.

— Решил съездить в Лондон, собирался посмотреть на выходных несколько спектаклей, — прерывистым голосом заговорил доктор. — И тут появились марсиане, они убивали людей черным дымом, улица за улицей. Убивали, иначе не скажешь. Все, включая меня, бросились в бегство, а они гнались за нами. Счастье еще, что мне удалось добраться домой — вечером сумел втиснуться в товарный поезд.

— Все описания черного дыма, что мне доводилось слышать до сих пор, весьма отрывисты, — заметил Холмс. — Поскольку они вас преследовали, можно заключить, что это вещество распространяется на небольшой высоте и не может причинить марсианам в их колоссальных механизмах никакого вреда.

— Вы совершенно правы, мистер Холмс. После того, как проклятый газ делает свое дело, марсиане очищают местность, выпуская огромные клубы пара. Газ превращается в темные хлопья, наподобие копоти.

— Благодарю вас, — сказал Холмс. — Вы сообщили немало полезного. Прежде всего, как свидетельствует ваш рассказ, марсиане в действительности не намерены нас уничтожать: подавив сопротивление, они превращают свое ядовитое вещество в безвредное. Во-вторых, противоядием служит пар. Не исключено, что и люди смогут воспользоваться паром.

Он поспешил на почту и изложил свои наблюдения в телеграммах на имя сэра Перси Фелпса в Бирмингеме и своего брата Майкрофта в Шотландии. В ответной телеграмме Майкрофт поздравил Холмса со своевременным решением уехать из Лондона. Читая телеграмму, Холмс подумал, что черный дым в Лондоне давно должен был рассеяться — раз уж марсиане, как сообщалось, заняли столицу. Он отправил еще одну телеграмму сэру Перси, вновь обещая вернуться в Лондон. Во время прогулки в саду Холмс рассказал о своем обещании Марте.

Она схватила его за руку. Холмс чувствовал, что она дрожит.

— Оставайся здесь, — умоляла она. На ее голубых глазах показались слезы. — Что я буду делать одна, без тебя?

— Ну-с, можно молиться, к примеру, — назидательно произнес Холмс и рассмеялся, стараясь ее ободрить. — Молитва в нашем случае не помешает. Не скажу, что теряю здесь время впустую, моя дорогая, но все же я обязался наблюдать за врагом с более близкого расстояния, нежели из Донниторпа.

Весь вторник Холмс расспрашивал беженцев, изучал полученные от них сведения и передавал свои отчеты в Бирмингем. В среду утром из Кембриджа сообщили, что накануне упали два цилиндра — один из них близ Уимблтона в Серрэе, другой непосредственно в Примроз-хилле в

северо-восточной части Лондона. Таким образом, всего появилось шесть цилиндров. Встретившись в гостиной за завтраком, Холмс и доктор Фордхэм тут же принялись обсуждать эти новости.

— Как получилось, что два цилиндра упали одновременно? — печально и недоуменно вопрошал Фордхэм. — Мы знаем, что с Марса было запущено десять цилиндров, однако марсиане запускали их с интервалами в двадцать четыре часа. Все это совершенно непонятно, мистер Холмс.

— Дорогой Фордхэм, вы говорите прямо как другой медик, мой старый друг доктор Уотсон, — сказал Холмс, намазывая булочку маслом. — Теоретизировать, не имея достаточно данных — всегда серьезная ошибка, но все-таки мне кажется, что ответ совершенно очевиден. Цилиндры были запущены отнюдь не с помощью простого устройства, подобного гигантской пушке. Это не просто пули, выпущенные в цель, которая находится за миллионы миль. Вспомните, ведь места появления первых цилиндров располагались близко друг к другу — что заставляет предположить точный расчет. Вне всякого сомнения, они способны, находясь в космосе, управлять скоростью и направлением полета.

— Раньше цилиндры падали в Серрэе. Почему же теперь в Лондоне?

— Данный факт также поддается объяснению и помогает нам понять, как именно они рассуждают. Первые цилиндры упали в открытой местности, где марсиане могли быстро оценить положение и легко справиться с любой угрозой. Но теперь, захватив Лондон, они могут благополучно высаживаться в пределах города. Примроз-хилл представляет собой естественный командный пункт, так как господствует над всеми окружающими районами города.

Фордхэм, продолжая есть, раздумывал над словами Холмса.

— Должен сказать, мистер Холмс, вы умеете заставить сложное казаться простым и понятным. Понятным, конечно, благодаря вашим объяснениям.

— Вы снова напомнили мне Уотсона. Надеюсь, он в безопасности, — Холмс глотнул кофе. — Итак, увидев в действии один только тепловой луч, путем дедукции я пришел к выводу, что должно существовать и другое оружие. Как оказалось, это черный дым. Теперь я спрашиваю себя, каким будет их третье оружие?

— Третье? — чуть не закричал Фордхэм.

— Механизм, испускающий тепловой луч, прибыл с первым цилиндром. Вы говорили, что уже в воскресенье марсиане вовсю применяли черный дым. Вероятно, черный дым производится небольшой машиной, которую марсиане могли погрузить на любой из цилиндров. В настоящее время, однако, на Земле их находится шесть. Поэтому я задаюсь вопросом, не привезли ли марсиане детали какого- либо более крупного и сложного устройства, которое может быть собрано на месте и использовано против нас?

Фордхэм осел на стуле и опустил голову, жалобно свесив бакенбарды. В гостиную вошел Тревор и присоединился к ним.

— Вы выглядите потрясенным, доктор Фордхэм, — сказал он. — Хотелось бы надеяться, дело не в дурных вестях?

— Дурные вести только что сообщил мне мистер Холмс, — ответил Фордхэм. — Теперь я с ужасом думаю, каким может быть новое оружие марсиан…

— Не хотелось бы выдвигать необоснованные предположения, — сказал Холмс, — но наиболее логичным представляется нечто летающее.

Фордхэм так яростно дернулся на своем стуле, что тарелки на столе зазвенели.

— Воздухоплавательный аппарат? Уважаемый сэр, это невозможно.

— Невозможно для нас, но не для марсиан, — сказал Холмс. — Преодолев миллионы миль, они появились в назначенное время и в точно намеченных местах. Если они способны на такое, отчего бы им не использовать летательную машину, которая будет выслеживать и уничтожать нас с воздуха?

— Вы уже видели подобный механизм? — спросил Тревор.

— Пока еще нет. Не забывайте, я лишь теоретизирую.

Тревор покачал головой.

— Не знаю, не знаю… Между прочим, могу ответить на другой ваш вопрос, Холмс. В Норфолке готовится к отправке спасательный поезд. Состав направится в сторону Лондона, собирая по дороге беженцев. Поезд остановится в Лэнгмире. Вижу, вы полны решимости добраться до Лондона, так что готов отвезти вас к поезду.

Тревор озабоченно поглядел на Холмса.

— Вы действуете с обычным безрассудством, мне кажется. Я могу только уговаривать себя, что должен доверять вашему мнению. Во всяком случае, Холмс, еще в университете я всегда вам доверял.

— Благодарю за доверие, — сказал Холмс, вставая. — Нам нужно поторопиться.

Спасательный состав состоял из множества разномастных вагонов, но Холмс в своем сером дорожном плаще и мягкой шляпе оказался единственным пассажиром; кроме него, в поезде были только добровольцы из железнодорожной команды. Пыхтя и стуча по шпалам, поезд двинулся в сторону Кембриджа. Люди на тамошней станции сообщили Холмсу, что марсиане полностью завладели Лондоном; несколько громадных боевых механизмов марсиан преследовали толпы испуганных беженцев до самого моря. Что же, раздумывал Холмс, нужно было этим чудовищам от человечества?

Его отвлекла от размышлений грозная тень, которая внезапно нависла над поездом. Холмс высунулся из раскрытого окна. В безоблачном июньском небе парил округлый механизм, напоминавший по форме тарелку. Механизм совершил широкий разворот и вновь скользнул над составом. Поезд ускорил ход и летательный аппарат постепенно скрылся за горизонтом.

Холмс поздравил себя с правильной догадкой. Конечно, новое оружие марсиан могло оказаться наиболее ужасным в их арсенале — но благодаря этому предвидению Холмс преисполнился новой веры в свои дедуктивные способности.

В Уэре поезд остановился, люди из поездной команды торопливо спрыгнули на станционную платформу. Холмс также вышел из вагона. Добровольцы возбужденно спорили. Все говорили одновременно. Машинист, с покрытым потом лицом и широко раскрытыми от страха глазами, в конце концов объявил, что дальше к Лондону поезд не пойдет — на первом же запасном пути состав развернется и как можно быстрее направится обратно на север.

— Вы ведь вызвались искать беженцев, не так ли? — спросил его Холмс.

— Здесь, в Уэре, и так достаточно беженцев, — промямлил машинист. — У меня дома жена и пара мальчуганов. Хватит с меня этой летающей штуки, сэр. Не для меня это. Нависла над нами, точно треклятый ястреб, готовый схватить бедного зайца.

— Летательный аппарат при необходимости легко настиг бы поезд, как бы вы ни старались скрыться, — холодно произнес Холмс. — Что ж, раз вы решили бежать, прощайте.

— Куда вы, сэр? Вы остаетесь в Уэре?

— Нет, — бросил Холмс, отворачиваясь. — Я направляюсь в Лондон.

Он быстро зашагал прочь вдоль платформы; дальше шла тропинка, протоптанная в траве вдоль железнодорожных путей. Рядом росли кусты, где можно было спрятаться, появись в небесах вездесущая летательная машина. Холмс не встретил ни единого человека; никто не выглядывал из окон и дверей замерших в молчании домов. По дороге Холмс съел бутерброды — утром их, вся в слезах, приготовила для него Марта.

Поздним вечером он добрался до Чесханта. Станция была пуста, но в буфете нашлась вода и кое-какая еда. Холмс прикорнул на скамье и после короткого отдыха вновь отправился в путь.

В темном небе мигали звезды, новый месяц напоминал кривое лезвие ятагана. Холмс шел все вперед и вперед. В

глубокой темноте он пересек мост над Хэкни-Марш и вступил на мрачные, пустынные улицы Лондона. Он слышал лишь звук собственных шагов, отдававшийся эхом на брусчатке, пока откуда-то издалека не донесся пронзительный, скрежещущий свист, похожий на сигнал паровой сирены. Холмс замер под тентом колониального магазина. Снова, будто в ответ, раздался вой. Видимо, решил Холмс, захватчики подавали друг другу сигналы. Это означало, что они обладали слухом, хотя и не слишком острым, поскольку использовали такие громкие, скрипучие звуки.

На улицах Холмс не заметил никаких следов пресловутых гигантских машин марсиан. Возможно, как и люди, они предпочитали охотиться днем. Но охотиться на кого? Если добычей их был человек, зачем им это? Раздумывая над загадкой марсиан, Холмс продолжал свой путь.

Он чувствовал растущую усталость, проходя квартал за кварталом. У Хокстона он услышал в отдалении громкий лязг металла. Никакой механизм, построенный руками человека, не способен был произвести подобный шум. Будь он поближе к источнику звука — и он смог бы наблюдать за марсианами, оставаясь незамеченным.

С рассветом Холмс замедлил шаги. Сирены захватчиков громко звучали где-то на севере. Должно быть, в дневное время марсиане патрулировали улицы. Теперь Холмс передвигался очень медленно и настороженно оглядывался по сторонам, прежде чем пересечь любое открытое пространство. Один раз скрипучий лязг послышался совсем близко, и он укрылся в табачной лавке. С прилавка Холмс взял два кисета с грубым табаком. Поздним вечером в четверг Холмс снова поднялся по ступеням дома 221-6 по Бейкер-стрит.

Он насчитал семнадцать ступенек, как привык делать за долгие годы. Открыв дверь, Холмс скользнул к себе в квартиру. Не зажигая света, он осмотрелся — листы с заметками и записка для Уотсона оставались нетронутыми, нож по-прежнему торчал в каминной полке. Холмс проверил краны и обнаружил, что в трубах все еще бежал слабый поток воды. Он набрал холодную ванну и быстро вымылся.

Почувствовав себя гораздо лучше, Холмс разжег спиртовку и вскипятил чайник. Чай и сладкие бисквиты показались ему верхом блаженства. После ужина Холмс прилег на кушетке, закутавшись в старый синий халат. Спал он неспокойно и то и дело просыпался от скрежета металла; марсианские машины, по всей видимости, находились где- то совсем близко. Но наконец усталость взяла свое, и Холмс заснул беспробудным сном.

Ранним утром он прошел по коридору к комнатам Марты, отпер дверь своим ключом и добрался до кухни, где нашел консервированную ветчину, мармелад, несколько черствых булочек и блюдце с редисками. Из этих припасов Холмс соорудил себе завтрак, который запил крепким чаем. Спрятавшись за занавесками, он выглянул из окна, но не заметил внизу ничего подозрительного. Вдали — в северной части города, насколько Холмс мог судить — раздался долгий, пронзительный вой марсианской сирены.

Внезапный звонок заставил Холмса вздрогнуть. Он поспешил вниз и отпер парадную дверь. На улице, тяжело дыша, стоял молодой полицейский инспектор Стэнли Хопкинс, ближайший друг и союзник Холмса в Скотланд-Ярде. Обычно опрятная, одежда Хопкинса была помята и вся в пятнах; темная щетина на квадратном подбородке полицейского свидетельствовала, что Хопкинс не брился несколько дней.

— Вы живы, мистер Холмс! — запинаясь, воскликнул Хопкинс. — Слава Богу! Я был в Ярде, там никого. Честно говоря, вообще никого не видно. Одни мерзкие марсиане разгуливают повсюду в своих громадных машинах, точно констебли на обходе.

Впустив полицейского в дом, Холмс окинул Хопкинса внимательным взглядом.

— Вижу, вы ехали верхом, причем скакали довольно быстро, — заметил он.

— Да, — ответил пораженный Хопкинс. — Верно, мистер Холмс. Но как вы догадались? Я оставил коня за много миль отсюда, на восточной окраине.

— О, это было несложно. На ваших брюках и полах пальто заметны следы засохшей пены. Можно добавить, что вы, очевидно, находились где-то далеко на востоке — возможно, у моря.

— Мистер Холмс, вы правы, как всегда. Я был на побережье.

— Садитесь же, Хопкинс, — сказал Холмс. — Прошу вас, вы должны поесть. Еды здесь достаточно.

Хопкинс поблагодарил, присел к столу и жадно принялся за еду. Холмс занялся приготовлением чая.

— Итак, — сказал он через некоторое время, наливая Хопкинсу чай и наполняя новую чашку для себя, — вы были на востоке и, видимо, располагаете крайне ценными для меня сведениями. Расскажите-ка, что вы видели.

— Ушел из города в понедельник, вместе с большинством жителей, — сказал Хопкинс, продолжая есть с голодной жадностью. — Марсиане наступали с запада и юга, мне и показалось, что самым правильным будет двигаться на восток. Чудом достал велосипед, но все-таки пришлось трудновато, люди обезумели, как крысы, которые спасаются из горящего дома.

Он передернулся, подавляя дрожь.

— Никогда не хотел бы снова такое пережить. Во вторник я оказался на побережье. Близ устья Блэкуотера собралась огромная толпа, с каждым часом люди все прибывали и прибывали. На следующий день, в среду, к берегу подошли корабли, чтобы забрать беженцев. И тут… — он помедлил, дрожа. — И тут появились марсиане.

— Понимаю, — задумчиво произнес Холмс. — Вам удалось их рассмотреть?

— Я забрался на церковную колокольню. Почти сразу же показались три марсианина, в громадных машинах. Они пошли в море, хотели остановить корабли с беженцами. В это время, откуда ни возьмись, на марсиан двинулось бронированное судно, один из тех старых миноносцев. Кажется, это был «Гремящий». Славный был бой, мистер Холмс!

— Не сомневаюсь, но насколько успешный?

— Марсианам удалось поджечь миноносец. Бедный корабль взорвался со всем экипажем на борту. Только сначала «Гремящий» уничтожил двух марсиан, и суда с беженцами успели отойти достаточно далеко от берега, так что третий марсианин не решился их преследовать. Этот третий выстрелил в них черным дымом, а после прилетела воздушная машина и разбросала баллоны с черным дымом по берегу, где оставались люди. Должно быть, вы мне не верите, когда я рассказываю о воздушной машине…

— Нет-нет, — поспешил заверить его Холмс. — Я сам видел в небе подобный летающий механизм. Но я бы хотел подробнее узнать о черном дыме — до сих пор до меня доходили только слухи.

— Он тяжелее любого дыма, что я когда-либо видел. Такой тяжелый, что стелится по земле, как жидкость. К счастью, колокольня была достаточно высокой, и дым не смог так высоко подняться, иначе бы меня здесь не было. Дым начал потихоньку оседать на землю. Все было покрыто копотью. Когда я спустился, повсюду были одни только мертвые. Думаю, сотни мертвых.

Хопкинс выглядел изможденным. Холмс налил ему еще одну чашку крепкого чая.

— Потом наступил вечер, — продолжал Хопкинс. — К марсианину присоединились еще двое или трое. Они стали возиться с остатками двух разрушенных машин. Я решил пробираться назад в Лондон — использовал любое укрытие, иногда прятался и отдыхал. Так я шел всю ночь со среды на четверг. Искал еду, кое-что нашел, но не очень много.

— Очень напоминает мои приключения по пути из Норфолка.

— Утром в четверг, на поле между Тиллингхемом и Челмсфордом, я увидел коня, — сказал Хопкинс. — Пятнистый мерин, уже оседланный, в уздечке. Хороший такой конь.

Улыбка на миг оживила лицо Хопкинса.

— Он пасся там совершенно один. Я поскакал на нем в город; загнал его в пену, как вы заметили. К рассвету мы были в Грэйт-Илфорде, на восточной окраине. Там я снял с коня уздечку и седло и оставил его пастись на лужайке. Остальную часть пути я проделал пешком.

Он со вздохом поставил чашку.

— Скажите, мистер Холмс, что нам теперь делать?

— В первую очередь, не падать духом, — ответил Холмс. — Ну а я, как уже упоминал, оставался на севере — в местечке Донниторп в Норфолке.

— Вас привело туда какое-то дело, должно быть?

— Да, своего рода… Возвратился в Лондон вчера, часть пути прошел пешком. Скажу вам откровенно: положение тревожное, о чем свидетельствуют все мои наблюдения и выводы. И все-таки вы сами видели, что марсиане отнюдь не всемогущи — с ними можно сражаться и их можно уничтожить. Я пытался собрать некоторые сведения об их оружии — я имею в виду оружие нападения.

— Где нападение, там и падение, — изрек Хопкинс.

Холмс ободряюще улыбнулся в ответ, хотя острота была не слишком удачна.

— Что касается их защитных возможностей, — продолжал он, — то, не исключаю, у марсиан обнаружатся довольно любопытные прорехи в обороне.

— Вы, конечно, не намерены оставаться в Лондоне, мистер Холмс?

— Именно так я и собираюсь поступить. Собственно, почему бы и нет? Марсиане, судя по всему, прекратили разрушать город. В любом случае, разрушения здесь не так ужасны, как в Серрэе. Мы должны быть осмотрительны, Хопкинс. Будем вести себя тактично и не попадаться им на глаза, а сами тем временем займемся расследованием, постараемся понять их поведение и побудительные мотивы.

— Расследованием? — слово это заставило Хопкинса выпрямиться и расправить плечи. — Вы говорите так, будто расследуете преступление, мистер Холмс.

— Да, Хопкинс, я расследую преступление. Самое позорное и страшное преступление, когда-либо совершенное на Земле и против Земли. Кстати, почему бы вам не освежиться? Ванная вон там. Вы найдете мыло, полотенца и бритву, а в трубах пока еще течет вода. После этого сможете отдохнуть здесь, на кушетке.

Спокойная уверенность Холмса успокаивающе подействовала на инспектора. Хопкинс тщательно помылся, сбрил щетину, затем возвратился в гостиную, сбросил ботинки, лег и мгновенно забылся глубоким сном. Холмс в одиночестве сидел за столом, погрузившись в раздумья и время от времени делая краткие заметки в записной книжке. Так прошло несколько часов; к полудню он оделся и спустился вниз.

На Бейкер-стрит стояла мертвая тишина. Холмс пересек улицу и направился к дому Кэмдена, который соседствовал с винным магазином Доламора и находился прямо напротив номера 221-6. Здесь никто не жил с тех пор, как в 1895 году в доме был арестован полковник Себастьян Моран. Покосившаяся дверь легко поддалась. Холмс одолел четыре пролета пыльных ступенек, вскарабкался по приставной лестнице и через чердачный люк выбрался на крышу. Он осторожно прополз по крыше и выглянул из-за парапета.

Туманная пелена, которая так долго изливалась дымами из бесчисленных каминных труб Лондона, теперь исчезла, и воздух был прозрачен и чист, как в Донниторпе. На севере Холмс видел зеленые деревья Риджент-парка, странный мирный оазис в захваченном городе. Ни звука не доносилось с обычно шумных улиц, где еще недавно кишел людской муравейник. За парком, приблизительно на расстоянии двух миль, Холмс разглядел возвышенность Примроз-хилла. Там, вдалеке, на утреннем солнце вспыхивал металл, что-то перемещалось — видимо, одна из машин захватчиков, которые Хопкинс уподобил констеблям на обходе. Поблизости, однако, ничто не намекало на присутствие врага. Холмс вновь спустился по лестнице и в задумчивости побрел через улицу.

Семь марсианских цилиндров прибыли в первые дни вторжения; восьмой, очевидно, достиг Земли ночью в четверг и упал не слишком далеко от своих собратьев. Это означало, что два цилиндра все еще находились в пути; в общей сложности — десять цилиндров и пятьдесят марсиан вместе с машинами и оружием. Тепловой луч и черный дым были ужасающи, словно бедствия Апокалипсиса; но для их производства, размышлял Холмс, требовались механизмы и материалы, количество которых на Земле, вдалеке от Марса, вполне могло быть ограничено. Не закончится ли у захватчиков амуниция? Впрочем, прежде всего необходимо было понять цели смертоносной атаки из космоса, подвергнуть намерения марсиан рациональному анализу и придумать способ им противостоять.

Вскоре Хопкинс зашевелился, потянулся и вскочил с кушетки. Молодой инспектор чувствовал себя отдохнувшим и был теперь в состоянии более спокойно и детально описать события на побережье.

— Марсиане могли бы покончить со всеми людьми на берегу, если бы захотели, — сказал он. — Но массового убийства людей не было, разве что после боя, когда они выпустили черный дым. Перед этим я видел, как марсиане посадили несколько человек в клетки, которые крепились к задней части их машин.

— Марсиане захватывали людей в плен, живыми? — воскликнул Холмс. — Если так, мы имеем для них какое-то особое значение. Я пришел к подобному выводу уже давно, поскольку марсиане, взяв Лондон, не стали его полностью разрушать.

Холмс помедлил.

— Опуская иные, не столь вероятные объяснения, я предположил бы, что они считают людей съедобными.

— Будто мы — животные! — гневно воскликнул Хопкинс.

— Что ж, в конце концов мы не овощи и никак не минералы. Вспомните, однако, что животные могут перехитрить и даже победить человека. Бабуины не понимают, что такое винтовка, но порой заманивают охотника в засаду и убивают. Я слышал, что так же поступают и африканские буйволы. Американский волк в Соединенных Штатах практически истреблен, зато хитроумные койоты в наше время размножились, как никогда раньше. Их не берет погоня, ловушка или яд. Обычные крысы, несмотря на все наши усилия, все попытки стереть их с лица земли, продолжают роиться в погребах и подвалах. Некоторые из них настолько умны, что их можно назвать гениями среди животных.

— Как и вас, мистер Холмс.

— Пожалуй, раз желаете так сформулировать. Животные наблюдают и делают выводы, постигают своим звериным разумом абстракции и бесконечности, решают сложные задачи и избегают опасностей.

— Поразительно, — сказал Хопкинс, увлеченный словами Холмса. — Только, прошу вас, не говорите «элементарно».

— Элементарное есть то основание, на котором зиждятся любые построения, как абстрактные, так и конкретные, — сказал Холмс с улыбкой. — Да, Хопкинс, задача наша трудна и опасна, но никак не безнадежна. Давайте-ка пообедаем и навестим моего друга, профессора Челленджера. Великолепный, рациональный ум.

Они пообедали бутербродами, запив их вином. Хопкинс вымыл посуду. Осмотрев предварительно Бейкер-стрит из окон, они осторожно спустились вниз и направились по пустым, тихим улицам на запад, через Гайд-парк и Кенсингтонский парк. По дороге Хопкинс забрался на высокое дерево; он спустился и сообщил, что в нескольких милях от них, близ Примроз-хилла, стоят на страже три марсианские машины.

Чуть позже Холмс и Хопкинс заметили небольшой ручей; вода еле пробивалась сквозь громадную массу темнокрасных сорняков.

— Что это, мистер Холмс? — спросил Хопкинс. — Никогда не видал ничего подобного.

— Я тоже, — признался Холмс. — Мне думается, это доказывает, что еще один вид жизни пересек космическое пространство и обосновался у нас на Земле.

Он сорвал мясистый росток и исследовал растение под лупой.

— За несколько дней марсианская трава быстро проросла и распространилась, однако коричневатый цвет, как видите, начинает бледнеть, — сказал Холмс. — Весьма интересно, Хопкинс; рискну даже сказать — ободряющее событие.

— Ободряющее, мистер Холмс?

— Трава, бесспорно, распространяется с изумительной скоростью, но погибает так же стремительно. Сомневаюсь, что на родной планете рост и гибель происходят так быстро. Поэтому я предполагаю… нет, делаю вывод, что наш земной климат странным образом оказался ядовитым для обычно активных, полных жизни организмов-захватчиков, подобных этому красному сорняку.

Они пересекли Кенсингтонгский парк и вышли на Кенсингтон-роуд; Холмс указал на разбитую витрину.

— Марсиане побывали здесь. Ворвались вон в ту бакалейную лавку.

Они остановились. Даже с улицы было видно, что внутри лавки царит полнейший беспорядок. Войдя внутрь, Холмс огляделся по сторонам.

— Полки почти пусты, — заметил он. — Ага, я вижу несколько банок мясных консервов и бисквиты. Возьмите провизию, Хопкинс. И еще эти две бутылки пива. Остальное они унесли.

— Вы имеете в виду марсиан? — спросил Хопкинс, набивая карманы консервами. — Думаю, скорее уж съестное забрали голодные беженцы.

— Нет, поглядите, весь фасад разбит одним ударом — человеку это сделать не под силу.

— Зачем марсианам наша еда?

— Вероятно, они хотят накормить и напоить своих пленников. Я начинаю думать, что сами они едят и пьют нечто совершенно другое.

На сей раз Холмс воздержался от уточнений.

Подойдя к особняку Челленджера, они поднялись по широким ступеням. Переднее окно было разбито, но дверь оставалась заперта, на звонки никто не отвечал.

— Боюсь, Челленджер погиб вместе с остальными несчастными в Уокинге, — печально сказал Холмс. — Кто-то упоминал, что он сомневался в марсианском происхождении захватчиков. Как видно, Челленджер предполагал, что Марс являлся для этих существ лишь форпостом, куда они прибыли из более отдаленных миров. Возможно, этим объясняется тот факт, что для путешествия на Землю они воспользовались такими примитивными средствами.

— Вы считаете цилиндры примитивными, мистер Холмс?

— Определенно. Так люди на переправе переходят реку вброд или используют гребные лодки и кустарные плоты.

Холмс достал из кармана записную книжку и карандаш, присел на ступеньку и принялся торопливо писать. Он заполнил один лист, затем другой и третий. После этого Холмс вырвал листки из книжки, свернул их и вручил Хопкинсу.

— Ступайте, — распорядился он. — Доберетесь до Бирмингама. Там явитесь к сэру Перси Фелпсу из министерства иностранных дел.

— Пешком? Но Бирмингам в сотне миль отсюда! — запротестовал Хопкинс.

— Да, приблизительно так. Однако, стоит вам выбраться из Лондона, вы найдете людей и транспорт. В качестве полицейского, вы можете реквизировать лошадь и повозку. Передвигайтесь со всей осторожностью, избегая нежелательного внимания со стороны марсиан. Я вынужден настаивать, Хопкинс. В этом письме на имя сэра Перси — резюме наших наблюдений и открытий, сведения исключительной важности для разработки плана обороны, который вскоре будет приведен в действие.

— А вы, мистер Холмс? Почему бы вам не отправиться со мной?

— Моя безусловная обязанность состоит в том, чтобы продолжать наблюдения здесь. Прощайте, Хопкинс. Желаю удачи.

Они расстались. Хопкинс направился вдоль улицы на запад и на углу свернул на север. Холмс зашагал назад по уже знакомой дороге, прислушиваясь к малейшим звукам и шорохам.

Он подумал, что никогда еще не занимался расследованием с такой увлеченностью и так успешно. Пожалуй, теперь он знал о захватчиках — кем бы они ни были — больше, чем любой другой человек на Земле. Он прошел через Кенсингтонгский парк и Гайд-парк, где деревья скрывали его от марсиан. Где-то здесь, вспомнил Холмс, прятался Питер Пэн.

Затем Холмс миновал Камберлэнд-Гейт и, то и дело оглядываясь по сторонам, пересек Аксбридж-роуд и Эджуэйр-роуд. Он старался держаться маленьких улиц. Вдали он услышал вой марсианской сирены, но самого механизма не было видно.

Был вечер, когда он снова оказался дома. Первым делом Холмс произвел ревизию съестных припасов. Изголодавшийся Хопкинс оставил после себя одни сладкие бисквиты и джем; Холмс решил, что наступления темноты неплохо будет раздобыть что-нибудь на ужин.

Холмс надел охотничью куртку с просторными карманами и кепку-дирстокер. Он бесшумно прошел по Бейкер-стрит, вышел на Портмен-сквер и свернул на улицу с многочисленными магазинами.

Он сразу же заметил, что дверь ближайшего к площади трактира была приоткрыта. Это сделал человек: Холмс понял, что Лондон не был полностью покинут и в городе еще скрывались люди. Как и в магазине, куда они забрались с Хопкинсом, поживиться в трактире было почти нечем. Холмс присвоил три апельсина и вернулся к двери, где остановился и благоразумно огляделся по сторонам.

В последних лучах вечернего солнца Холмс разглядел фигуру человека, который быстро приближался со стороны Бейкер-стрит; сейчас их разделял почти квартал. Холмс хотел было выскочить из трактира и приветственно замахать руками, но что-то удержало его на месте. Он снова начал рассматривать незнакомца.

Это был довольно тучный, низкорослый, одетый в темное человек. В руке его блестело длинное лезвие.

Холмс отпрянул от двери. Незнакомец, переваливаясь, решительно шагал прямо к трактиру. Отступив еще на несколько шагов, Холмс очутился в центре зала. Незнакомец вошел, и тут-то Холмс наконец его узнал.

— Чтоб мне провалиться, если это не Морз Хадсон, — издевательски произнес он. — Много лет назад я имел счастье посетить вашу лавку на Кеннингтон-роуд, разыскивая черную жемчужину Борджиа^[14]. Если помните, я шепнул вам тогда, что лучше всего вам будет закрыть дело и исчезнуть, как ваш ничтожный отец. В минувшем декабре мы снова встретились — и снова я сделал вам дружеское предупреждение. Где же вы нынче обретаетесь?

— Не ваше дело, — побагровев, отрезал Хадсон.

Седые волосы Хадсона были взъерошены, под ворохом грязной одежды угадывалось короткое, толстое тело. Он яростно размахивал своим оружием — старой саблей с круглой гардой — и чихал не переставая.

— Да, я следил за вами с тех пор, как вы возвратились в Лондон, — прошипел Хадсон простуженным голосом. — Сегодня утром кто-то с вами был, так что я решил не показываться. А сейчас мы одни, лицом к лицу, и вы скажете мне, где Марта. Марта, моя жена.

— «Лупите своего сынка за то, что он чихает»^[15], — невозмутимо продолжал Холмс. — У вас сильный насморк, Хадсон. Будь здесь доктор Уотсон, он бы вам что-нибудь прописал. Что касается Марты, могу сказать вам прямо — она не желает больше вас видеть или слышать ваше имя. Не надейтесь найти ее.

Хадсон затрясся от гнева.

— Я заставлю вас сказать, — он подался вперед и угрожающе взмахнул саблей. — Нет, Холмс, в кармане можете не шарить.

— О, я не вооружен. Советую вам одуматься, Хадсон: если вы меня убьете, вы никогда не найдете Марту.

— Найду, не волнуйтесь, — дыхание Хадсона с хрипом вырывалось из легких. — Она — моя законная жена, и я люблю ее…

Хадсон закашлялся и глубоко вздохнул.

— Если вы любили ее, то нашли довольно странный способ выразить свою любовь.

— Я любил ее и все еще люблю. И она любила меня. Она вышла за меня замуж.

— Марта была лишь доверчивой девочкой из Донни- торпа. Вы бросили ее, не сказав ей ни слова на прощание.

Холмс следил за саблей в руке Хадсона, готовясь отразить атаку.

— Отец умолял меня поехать с ним, помочь ему спастись, — вспыхнул Хадсон. — У меня не было выбора.

— Ну конечно, — Холмс заметил, что сабля дрогнула. — Вы сбежали вместе со своим отцом, когда он был разоблачен как шантажист и бывший грабитель. Закон счел бы это отягчающими обстоятельствами. Вы пожертвовали любовью Марты. Вы отказались от нее, и теперь она испытывает к вам одно только презрение.

— Слова, слова, — рассвирепел Хадсон. — Зачем вы говорите о законе? Нет больше никакого закона. Мы с вами здесь одни и сами уладим это дело!

— Не совсем одни, я подозреваю, — спокойно сообщил Холмс. — Кто-то — или что-то — собирается к нам присоединиться. Прислушайтесь!

Снаружи, на улице, что-то лязгало и звенело. Шум становился все громче.

— Осмелюсь предположить, что это марсианская боевая машина, — сказал Холмс. — Я был очень осторожен, когда шел сюда, но вы ввалились, громко вопя при этом. Видимо, марсианин выследил вас и последовал за вами.

Снова, теперь совсем близко, раздался лязг.

— Ничего там нет! — завопил Хадсон. — Просто ставня скрипит на ветру. Ваши уловки меня не испугают, Холмс. Говорите, где Марта!

Он бросился вперед, подняв над головой саблю. Холмс схватил табурет и выставил его перед собой. Хадсон сделал резкий выпад. Острие сабли глубоко ушло в деревянное сиденье, когда Холмс парировал удар. В это мгновение с улицы послышался гулкий грохот, подобный раскату грома.

Дверь и окна обрушились внутрь кусками дерева, щепками и осколками стекла.

Отбросив табурет, Холмс метнулся к задней двери. Хадсон обернулся; помещение заполнилось жужжащим гулом и громким лязгом металла, в проеме среди зазубренных обломков досок показались очертания громадной куполообразной машины.

Как тень, Холмс скользнул в открытую дверь и сбежал по ступенькам вниз, в темноту. Здесь он остановился и оглянулся на трактирный зал.

Хадсон изрыгал проклятия. К нему из проема, извиваясь, тянулось длинное, мрачно мерцающее щупальце. Хадсон отбежал назад и в отчаянии взмахнул саблей. Лезвие отскочило от щупальца с металлическим лязгом, сабля выпала из руки Хадсона и загрохотала, покатившись по полу.

Хадсон закричал. Щупальце с молниеносной быстротой дважды обвилось вокруг его тела, словно питон, хватающий добычу. Хадсон продолжал отбиваться и кричать. Марсианин, не обращая внимания на попытки несчастного высвободиться, легко приподнял своего пленника и выволок его наружу.

Холмс на цыпочках спустился еще ниже, ощупью ведя рукой по стене. Сквозь маленькие окошки подвала проникал слабый свет. Наверху раздавалось царапанье, стук, время от времени слышался звон разбившейся бутылки или стакана. Щупальца марсианской машины, понял Холмс, вновь протянулись в зал. Марсианин искал еду, человеческую еду. Холмс стоял неподвижно, как статуя. Низкое жужжание и лязг возобновились, отдаваясь гулкими ударами, словно топотом колоссальных ног. Марсианин уходил.

Холмс бесшумно взбежал по ступенькам и осторожно выглянул наружу. Гигантский враг находился на расстоянии примерно квартала от него. Куполообразный кожух поворачивался в разные стороны. Марсианин развернулся и внезапно бросился обратно к трактиру. Холмс мельком разглядел стальную корзину на спине чудовища, в ней металась человеческая фигура — Хадсон.

Он промчался через трактирный зал и скатился по лестнице в подвал. За собой Холмс услышал тяжкий грохот, подобный взрыву, как если бы вся передняя стена здания внезапно осела. Пол над ним задрожал от падающих досок и кирпичей.

И вновь тишина. Сила и ярость собственного нападения, сослужили чудовищу дурную службу — дичь ускользнула. Должно быть, стена обрушилась, надежно похоронив подземное убежище.

Двигаясь как можно тише, Холмс обследовал подвал в неверном свете, падавшем сюда из крошечных окошек. Помещение было облицовано каменными плитами. По углам кладовой стояли бочонки — судя по всему, с соленой рыбой — и корзины с высушенными овощами. На отдельной полочке хранились консервированные деликатесы. Холмс наполнил вместительные карманы куртки банками с омарами, сардинами, языком и паштетом.

Необходимо было выбраться из подвала, но тот путь, каким он пришел, был завален обломками; к тому же, марсианин мог все еще караулить у разрушенного трактира. Стараясь не выдать себя ни малейшим шорохом, Холмс взобрался на массивный ящик для угля в дальнем конце подвала. Над ним в потолке виднелся квадратный люк. Холмс откинул люк и выбрался наружу.

Он очутился в мощеном дворике, защищенном сверху крышей из дранки. В темноту уходил узкий проход, который вел к задней двери галантерейного магазина. Дверь оказалась закрыта, но Холмс, точно опытный взломщик, легко справился с замком при помощи отмычки. Он прошел в темное помещение магазина. Ни на улице, ни по дороге домой он не заметил никаких признаков затаившейся угрозы.

Утром Холмс вновь стал осматривать окрестности, сперва с крыши собственного дома, затем из-за парапета на крыше дома Кэмдена. На протяжении нескольких часов он разглядывал улицу за улицей в мощный полевой бинокль; теперь, когда дым фабрик над Лондоном рассеялся, видно было далеко во всех направлениях. Несколько раз он слышал отдаленный вой сирен, но враг не показывался, за исключением двух-трех машин далеко на северо-востоке. Холмс подумал было о разведывательной экспедиции в Примроз-хилл, но сразу же отбросил эту мысль.

Вечером Холмс, не зажигая лампы, сидел в сумерках и тихо наигрывал на скрипке любимую мелодию Марты, аккомпанируя своим мыслям. После он достал бумагу и работал над отчетом о марсианах, пока не пришла темнота.

Проснувшись в воскресенье утром, Холмс напомнил себе, что десятый и последний цилиндр, вероятно, накануне ночью упал на Землю. По-прежнему нигде не слышалось ни лязганья, ни угрожающего гудения марсианских машин. Холмс взял с каминной полки сафьяновый несессер, где много лет хранился его шприц для подкожных инъекций, осмотрел пузырьки с кокаином и морфием, так долго пылившиеся без дела. Сейчас он не чувствовал необходимости подстегивать свой мозг — сама сложность и необычайность расследования наполняла энергией все его существо и заставляла его ум действовать с поразительной быстротой.

Он думал о мыслительной деятельности марсиан. В своей обычной эксцентричной манере сам Холмс часто говорил, что является по преимуществу разумом, тогда как остальная часть тела — не более чем придаток. Что ж, в сравнении с разумом противников его собственный мыслительный механизм был не столь уж плох.

Несколько часов спустя Холмс спустился вниз, прошел молчаливую Бейкер-стрит и по замершим улицам добрался до тенистого оазиса Риджент-парка. Впереди, на расстоянии около мили, находился Примроз-хилл; там располагался штаб захватчиков. Холмс застыл в дверном проеме. Над зелеными деревьями Риджент-парка вдруг пронесся резкий, продолжительный крик.

Крик не был таким скрежещущим и властным, как раньше. В нем слышалась не прежняя металлическая нота, но настоящий голос — и в голосе этом звучало беспокойство, едва ли не мольба. Холмс пристально оглядел парк. В отдалении, чуть выше деревьев, в воздухе висело бледно-зеленое облачко, тот пар, что выпускали марсианские машины. Облачко оставалось неподвижным; механизм, который породил зеленый пар, также был недвижим, заключил Холмс. Вновь послышался жалобный крик, словно мольба о сострадании.

Холмс нахмурился, раздумывая о новой загадке. Через несколько минут, покинув свое укрытие, он кружным путем направился домой. Позади, в парке, крик смолк и наступила тишина.

В гостиной он поглядел на часы. Почти полдень, пора было что-то поесть. Холмс вскипятил воду для чая, вскрыл коробку с галетами и две банки отборных итальянских сардин. Он разделил припасы на несколько частей, немного поел и устроился в кресле, сомкнув кончики пальцев и размышляя над тем, что уже случилось и что произойдет дальше.

Было ясно, что марсиане передвигались теперь по Лондону с куда меньшей свободой. Они по-прежнему с тяжелым грохотом топтали мостовые, но наглая и самоуверенная хватка марсианских хищников начинала слабеть. Сведения, которые он направил в Бирмингам — Хопкинс, надо полагать, к этому времени добрался туда — должны по-мочь. Результаты новых наблюдений подскажут человечеству следующий шаг в борьбе со смертельной опасностью.

Ключом к разгадке стала красная трава. Именно трава стала уликой, заменившей процесс дедукции. Трава росла с невероятной быстротой, но так же стремительно угасала; поток воды уносил прочь мертвые листья. Трава не сумела выжить в земных условиях. Не случится ли то же с хозяевами машин, властелинами тепловых лучей и черного дыма?

Весьма вероятно.

Холмс вспоминал эпизоды мировой истории — то ту, то другую человеческую расу уничтожали смертоносные эпидемии. Доблестные индейские воины заразились корью от белых пионеров Америки, целые племена их вымерли от болезни, которая считалась в Европе сравнительно легким детским заболеванием. Туземные расы островов южной части Тихого Океана, великолепно развитые физически, погибли от такого пустяка, как обычная простуда. Их организмы не знали, как одолеть простуду — и простуда покончила с ними.

Хадсон был простужен. Щупальце марсианина, схватившее его на глазах Холмса, унесло не только человека, но и его болезнь. Что бы ни сотворили марсиане с Хадсоном, что станут они делать с его болезнью?

Что они могут сделать?

Прилетев с Марса, все захватчики собрались в порабощенном Лондоне. Достаточно заразиться одному, и эпидемия не пощадит никого из них. Все пятьдесят до единого подхватят неизлечимую болезнь и умрут в мучениях. Отныне Шерлок Холмс был в этом совершенно уверен.

Из раскрытого окна донеслось пение птицы. Мрачное, суровое выражение исчезло с лица Холмса. Прислушиваясь к птичьим трелям, он жалел, что остался в одиночестве и не может ни с кем обсудить свои умозаключения. Нет, не с Мартой — напротив, он был счастлив, что она находилась в относительной безопасности, вдалеке от Лондона. Мориарти, как ни жаль, посвятил свой гений преступлению и погиб в давней схватке на Рейхенбахском водопаде. Холмс одолел Мориарти с помощью приемов восточной борьбы, которую его наставник-азиат называл то баритсу, то джиу-джитсу или дзюдо. В восточной борьбе сила противника использовалась против него самого, чересчур уверенное и яростное нападение оборачивалось падением в пропасть. Такая судьба может постигнуть и марсиан, если человечество применит в бою принципы баритсу и не станет поддаваться безрассудной панике.

Будь покойный Мориарти союзником, у него хватило бы силы и храбрости, чтобы оказать помощь. Челленджер, безусловно, направит всю мощь своего разума на борьбу с захватчиками и поможет спланировать кампанию — остается надеяться, что он выжил во время нападения марсиан под Уокингом. И все же больше всего Холмс мечтал снова увидеть верного, надежного Уотсона, где бы тот ни находился.

Худое лицо Холмса осветила улыбка. Как часто он поддразнивал Уотсона, намекая на полное непонимание науки и искусства дедукции. Но это были не более чем шутки, и Уотсон принимал их вполне благосклонно. Уотсон и сам был ученым, он помог бы логически обосновать предположение о земных болезнях, атаковавших марсианских захватчиков. Да, первые сражения были проиграны, но война проиграна не была.

Уотсон бы это понял.

Ведь то была не просто война человечества против существ из далеких космических пространств, то была воистину Война Миров. Сама мать-Земля победит непрошеных, нежеланных гостей.

Что с Уотсоном?

Жив ли он? Вернется ли домой?

Холмс взял свою старую вишневую трубку и наклонился, чтобы набить ее табаком из носка лежавшей на полу персидской туфли.

Дверь отворилась. На пороге, пошатываясь от усталости, стоял доктор Уотсон.

III. ЧЕЛЛЕНДЖЕР ПРОТИВ МАРСА
Эдуард Данн Мелоун

Вечерние сумерки сгущались над Вест-Кенсингтоном. Грузно поднимаясь по ступеням Энмор-парка, Челленджер отдувался, сопел и с каждым мгновением обретал все большее сходство с разъяренным гиппопотамом. Он тяжело прошел в дом и захлопнул за собой дверь с такой силой, что все здание, казалось, затряслось до основания.

Крошечная миссис Челленджер, выбежавшая ему навстречу в холл, отшатнулась в испуге.

— Тупоумие, отъявленная глупость со всех сторон, и результат — трагедия в Уокинге! — взорвался Челленджер, прежде чем она успела произнести хоть слово. — Люди подобрались к марсианам слишком близко, хищники вылезли из цилиндра и расправились с целой толпой.

— Слава Богу, ты цел, Джордж, — дрожащим голосом сказала она.

— Эти болваны не стали меня слушать, — в ярости продолжал Челленджер. — У меня имелось единственное устройство, которое могло бы помочь, вот это хрустальное яйцо.

Из бокового кармана твидового пиджака Челленджер извлек кристалл, светившийся мягким голубым сиянием.

— Я известил Стэнта, королевского астронома, и его тупоголового приятеля Оджилви, что данное устройство может сообщаться с существами в цилиндре, — гулкий голос Челленджера перешел в грозный рык. — Я сказал им, что при посредстве кристалла видел марсиан и те, без сомнения, видели меня.

Профессор остановился и перевел дух. Его волнистая борода распушилась, лицо побагровело.

— Я просил этих двух ослов-астрономов использовать кристалл, я умолял искренне и красноречиво! А они? Они отмахнулись от меня, даже не выслушали! И главное, они не вняли моим советам, хотя я предупреждал их о грозящей опасности — нет, они собрали делегацию под белым флагом!

— Что это за кристалл, Джордж? — спросила миссис Челленджер, робко посматривая на хрустальное яйцо.

— О, не думаю, что я тебе о нем рассказывал, Джесси.

Видишь ли, мы с Холмсом с помощью кристалла наблюдали за марсианами. Но я отвлекся… Итак, эти ослы подняли знамя мира. Вопиющий идиотизм! Почему они решили, что чужеродные существа непременно сочтут белый флаг знаком мирных намерений? Захватчикам — ибо я считаю этих существ захватчиками — флаг мог показаться чем-то совершенно противоположным.

Челленджер прошел в кабинет и положил кристалл на стол. Жена следовала за ним по пятам.

— Ты говорил, что погибли люди, — напомнила она. — Целая толпа.

— Я наблюдал издали, ведь пришлось повернуться спиной к упомянутым субъектам, Стэнту и Оджилви. Там был некий сверкающий луч — насколько могу судить, он сжигал все на своем пути. Выжившие бросились бежать. От них я и услышал о случившемся.

Челленджер нахмурил лоб.

— Но и это еще не все, дорогая. Когда цилиндр стал открываться, толпа глупцов ринулась вперед, чтобы разглядеть марсиан. Одно беднягу толкнули, и он свалился в яму. Мне показалось, что его схватило какое-то механическое приспособление. Не было никакой возможности ему помочь. Потом, издали, я видел, как голова несчастного подскакивала, он отбивался и кричал. Несомненно, его затащили в цилиндр. Марсиане почти сразу же воспользовались оружием. Хотел бы я знать, что они станут теперь делать со своим первым военнопленным.

— Ты называешь это войной? — тихо спросила она.

— Это война. Война между двумя мирами, — Челленджер поглядел на жену, и его нахмуренное лицо дрогнуло.

— Да, дорогая моя Джесси, судьба пощадила Джорджа Эдуарда Челленджера — пощадила ради тебя и ради Англии, что недостойна его, но вскоре будет в нем так нуждаться! К счастью, я наконец-то дома и, между прочим, начинаю вспоминать, что не успел пообедать. Надеюсь, на кухне найдется что-нибудь горячее.

— Попрошу Остина принести тебе поесть.

Миссис Челленджер выскользнула из кабинета. Оставшись один, профессор принялся сосредоточенно разглядывать кристалл. Через минуту он вытащил из ящика стола отрез черной ткани и накрыл ею голову и хрустальное яйцо, преградив доступ свету.

Голубоватая дымка в кристалле рассеялась, и глазам Челленджера предстало пыльное, сумрачное пространство, где лежали, распластавшись, несколько марсиан. Захватчики, похожие на огромных слизней, что-то делали своими щупальцами, собирая и прилаживая друг к другу блестящие металлические детали.

— Подобная конструкция определенно должна двигаться, — пробормотал профессор себе под нос. — Сочленения напоминают суставы ног живого существа. Никаких признаков колеса.

Челленджер повернул свое вертящееся кресло, грузно поднялся и затопал в холл, где висел на стене телефонный аппарат. Он снял трубку и назвал телефонистке номер. Никто не ответил. Челленджер повесил трубку, пыхтя от ярости.

— Холмс! — проворчал профессор. — Где он бродит в такой час?

Он снова возвратился в кабинет. Беззвучно вошел тихий, сухонький лакей Остин, неся поднос с тарелками. Челленджер пристроил под бороду салфетку.

— Запеченная свинина, как я погляжу, — заметил он. — Брюссельская капуста, сдобные булки и пирог с крыжовником. Превосходно, Остин.

Профессор расправился с обедом, после чего Остин унес тарелки. Челленджер вновь попытался связаться с Холмсом — снова никакого ответа. Под окном визгливо завопил газетчик, выкрикивая новости; Челленджер поспешил на улицу и купил экстренный выпуск. Стоя под фонарем, профессор пробежал глазами заголовки и ринулся обратно в дом.

— Умственная деградация! — заревел он, тряся газетным листом перед изумленной миссис Челленджер. — С примитивным разумом представителей английской прессы могут поспорить разве что глупейшие мозги наших ученых мужей.

Челленджер ткнул в газету мясистым пальцем.

— Здесь с полной уверенностью говорится, что марсиане совершенно безопасны вне радиуса действия их оружия. Также утверждается, что они едва могут ползать. Долт, простофиля! Неужто он думает — если только журналисты способны думать — что марсиане не привезли с собой транспортные средства? Их механические приспособления и не снились никому на Земле! Сомневаюсь даже, что земная сила тяжести станет для них преградой. Дело в том, что они, может статься, вовсе не марсиане. Я пытался объяснить это Стэнту, но королевский идиот отказался слушать.

Он еще раз попытался связаться по телефону с Холмсом и, зашипев от злости, повесил трубку.

— Холмс, по крайней мере, осторожен и чувствует приближение опасности, — сказал он. — Так ты говоришь, Холмс поехал в Уокинг? Надеюсь, его нет в числе тех болванов, что были убиты марсианами.

Миссис Челленджер издала протестующее восклицание.

— Ах, Джордж, как ты можешь быть таким черствым? Эти ученые погибли ужасной смертью!

— Их гибель, дорогая, может быть признана трагедией, если рассматривать вопрос с традиционной точки зрения человечества, — признал он, говоря чуть тише. — Я постараюсь стойко перенести эту трагедию. Но Холмса я ставлю гораздо выше Стэнта, Оджилви и всех их коллег, вместе взятых. Я переживаю, главным образом, из-за него. Наши совместные исследования кристалла принесли большую пользу.

Она помедлила, устремив на него свои большие черные глаза.

— Я имею право знать, Джордж. Почему ты не сказал мне ни слова о марсианах? Думал, я до смерти перепугаюсь?

Он отложил газету.

— Именно так я и полагал, моя дорогая, — произнес он, улыбаясь в бороду. — Если бы я поставил тебя в известность, что мы сообщаемся с Марсом, и поведал бы тот факт, что марсиане находятся на пути к Земле, ты не спала бы ночами, а еще беспокоилась бы все дни напролет, что в свою очередь тревожило бы меня. Но теперь нет никакой причины что-либо скрывать.

Он склонил свою громадную голову и наградил жену звучным поцелуем.

Ранним утром в субботу Челленджер вновь телефонировал Холмсу. Ответа не было. Профессор, раздраженно сопя, оделся и отправился за утренними газетами.

Газеты пестрели гигантскими заголовками, под которыми он нашел прискорбно мало новостей. Было очевидно, что появление захватчиков — сообщалось о втором цилиндре, упавшем неподалеку от первого — чрезвычайно взволновало правительство Его Величества; однако, действия правительства никак не свидетельствовали о наличии вразумительного плана.

Марсианские позиции были окружены войсками, подтягивалась тяжелая артиллерия, но атаковать было строго-настрого запрещено. Власти заявляли, что необходимо каким-то образом подать сигнал марсианам, по-прежнему возившимся в своей яме. Похоже было, что угроза применения марсианами опасных механических устройств никем не воспринималась всерьез. В одной из газет цитировался свидетель, который уверял, что марсиане стреляли тепловым лучом из движущейся машины, напоминавшей «ходячую крышку для блюда».

Просмотрев газеты, Челленджер лишь горестно покачал головой.

— Журналисты, по своему обыкновению, претворяют истерику в полнейшую белиберду, — сказал он миссис Челленджер за завтраком. — Умей эти существа в яме смеяться, не удивлюсь, если они сейчас покатываются со смеху. Почему в газетах никогда не пишут о чем-нибудь истинно важном? О судьбе Холмса, к примеру?

Несколько часов спустя нарочный доставил письмо. Челленджер торопливо вскрыл конверт.

— Холмс жив, вернулся в Лондон, — радостно сказал он жене. — Но послушай, что он пишет: «Марсиане, весьма

вероятно, считают нас своего рода животными, стоящими на низшей ступени эволюции».

Огромная ладонь Челленджера смяла письмо.

— Животные, подумать только! Насколько низшей, по мнению Холмса? Этим умозаключением Холмс со мной не поделился. Впрочем, и я не стал обсуждать с ним предположение, что существа, виденные нами в кристалле и прилетевшие сейчас на Землю, не являются аборигенами Марса.

— Отчего же, Джордж?

— Видишь ли, раньше я об этом серьезно не задумывался. Что ж, интересно, насколько прав Холмс в своем рассуждении о животных. Я-то считал, что более подходящим является сравнение человечества с туземными дикарями.

— Как хорошо, что мистеру Холмсу повезло и он сумел спастись, — вставила миссис Челленджер.

— Повезло? Да будь я проклят! Его спасли мудрые и благоразумные действия. Он говорит об этом с похвальной скромностью, ведь скромность — черта, присущая нам обоим.

Шли часы, и Остин приносил Челленджеру все новые экстренные выпуски. Марсиане продолжали деловито копошиться и что-то мастерить в первой воронке. Сообщалось о сильных разрушениях в Уокинге, где многие дома сгорели от удара теплового луча. Войска — пехота, кавалерия, артиллерия и инженерные части — сосредоточились в Серрэе; командование уверенно предсказывало скорое уничтожение захватчиков. Интересно, что сказал бы на это Холмс, подумал Челленджер.

Он опять попробовал связаться с номером 221-6 по Бейкер-стрит, но телефонная линия оказалась повреждена и ответа он не получил. Попытки связаться с Мартой Хадсон также не увенчались успехом. Вздохнув, Челленджер направился в кабинет, разместил на письменном столе кристалл и накрыл голову черной тканью.

В кристалле показался глубокий котлован. В дальней его части перемещался неизвестный механизм, складывая в штабель светлые металлические бруски. Некоторые существа ползали по яме, другие сбились посередине грудой влажных тел. В гуще их что-то трепыхалось, боролось,

Челленджер различил очертания человеческой фигуры — несомненно, то был бедняга, который упал в яму и был захвачен в плен марсианами.

Человек дергался, напрасно пытаясь высвободиться; тело его крест-накрест обвивало множество металлических щупальцев. Он был гол, и его рот был широко раскрыт в безмолвном крике ужаса. Над несчастным навис один из марсиан. Блеснул металл, к пленнику потянулось нечто похожее на длинную гибкую трубку. Стальное щупальце глубоко всадило трубку в тело отбивающейся жертвы. На другом конце трубки, заметил Челленджер, был укреплен кожистый пузырь.

Он заставил себя досмотреть все до конца. Теперь он знал, чем питались чудовища, напавшие на Землю.

— Они высасывают свежую кровь, — пробормотал Челленджер. — Свежую кровь из живых жертв. Холмс был прав. Мы — животные. Для них мы всего лишь еда.

Сгорбившись, он долго просидел неподвижно.

— Джесси! — крикнул он наконец. — Мы должны готовиться к отъезду из Лондона.

Она поспешила к нему из гостиной.

— Зачем нам уезжать из Лондона?

— Марсиане, следует ожидать, направятся сюда, — спокойно произнес он. — Лично я не имею никакого желания присоединяться к комитету по встрече. В кристалле я только что видел, как они с нами обращаются — предпочитаю больше ничего не говорить, даже тебе. Я намерен следить, как развиваются события; мы должны быть готовы уехать, когда эти события станут развиваться в неподобающей близости от нас.

— Холмс тебе написал. Он дома?

— Во всяком случае, был там, когда писал мне.

— Ты поедешь к нему?

— Не сейчас. Лучше оставаться здесь.

Наступила ночь. Небеса разверзлись потоками дождя и раскатами грома. Челленджер размышлял над тем, как станут справляться с ненастьем захватчики с засушливого Марса; но был ли Марс, думал он, родной планетой этих существ? Зазвонил телефон. Кто-то из Лондонского университета спрашивал профессора Челленджера, но в трубке трещало и скрежетало, голос пропадал, и он так и не понял, кем был и что хотел говоривший. Нервный голос вскоре затих, связь прервалась. Челленджер бросил в мертвый аппарат несколько презрительных фраз и повесил трубку.

В воскресенье снова распогодилось, показалось яркое солнце. Улица была заполнена возбужденными людьми. Выйдя из дома, Челленджер направился к кучке мужчин на углу; они громко спорили, перебивая друг друга.

— Есть новости о марсианах? — спросил Челленджер. Гулкий бас профессора заставил всех обернуться.

— Вон старина Джэрвис там был, мистер, прямо на том самом месте, — сказал один из мужчин, указывая на бледного пожилого человека в клетчатом пальто и кепке.

— Правда, сэр, чистейшая правда. Больше я туда ни ногой, вот так, сэр. Господь мне свидетель, эдак они весь мир поджечь могут, — серьезно произнес тот.

— Да-да, я видел, что они уже начали. Скажите-ка, любезный, как именно они оперируют?

— Перируют, сэр? — переспросил Джэрвис. — Благослови вас Господь, только никак я не желаю, чтоб они на мне перировали или еще чего делали. Побежал я на утренний из Уокинга, а назаду весь дом мой горел, как огонь в жаровне, сэр. Ни жены у меня, слава Богу, ни деток, никто тут меня не держит. Поеду в Глазго, раз так вышло.

— Термин «оперируют», — проговорил Челленджер, который явно считал, что ведет беседу с достойным уважения терпением, — подразумевает modus operandi. То, как они передвигаются, маневрируют, сражаются.

— Не пойму что-то, сэр, — беспомощно заморгал старик.

— Как справедливо заметил в подобном разговоре доктор Сэмюэль Джонсон^[16], я не обязан обеспечивать вас пониманием. Расскажите мне в конце концов, как действуют марсиане.

— Чуток их видел и мне хватило, сэр. Ходят в таких больших, высоких штуковинах, выше церковного шпиля, на трех ногах…

— На трех ногах? — повторил Челленджер.

— Ну в точности табуретка для дойки, а поверху колпак, вот так. Крутится туда-сюда и лучом светит, будто сам дьявол. Слышал, целый полк изжарили, вот так, сэр. Одна радость, я того не видел.

Челленджер грузно развернулся и направился к дому. Он вновь попытался связаться с Холмсом, после собрался было предложить свои услуги военному министерству, но издерганные телефонные барышни не смогли соединить его ни с одним из номеров. С гневным рыком Челленджер повесил трубку.

Под звон церковных колоколов, доносившийся из окон, в кабинет Челленджера вошел Остин с газетным выпуском в руках. Кривые строчки плясали на листе под гигантскими, кричащими заголовками. В Серрэе, как сообщалось, упал третий цилиндр. Марсиане теперь быстро перемещались с места на место в боевых машинах; описания этих механизмов были туманны — говорилось только, что они представляли собой громадные, чрезвычайно сложные по своему устройству конструкции, которые передвигались на трех суставчатых ногах со скоростью железнодорожного экспресса. Далее говорилось, что посредством непостижимого теплового луча марсианские машины уничтожили ряд артиллерийских расчетов. Помимо этих обрывочных сведений, газета не содержала ничего членораздельного.

Ближе к вечеру Челленджер вышел на улицу, намереваясь подробнее расспросить беженцев из Серрэя. На ступеньках Энмор-парка устало сидел молодой человек в помятой одежде, весь мокрый от пота. По приказанию Челленджера, Остин вынес хлеб, холодное мясо и стакан эля. Молодой человек пребывал в очевидном потрясении, но сумел достаточно внятно рассказать о своих приключениях.

Он был клерком из адвокатской конторы и на выходных навещал друзей в их загородном домике в Серрэе. Ему довелось увидеть марсиан в деле, так что клерк считал себя счастливчиком, поскольку смог спастись и вернуться в Лондон. Марсиане, рассказал он Челленджеру, с легкостью и без всякой жалости уничтожали дома и целые деревни, но в первую очередь их внимание было обращено на транспорт и связь. Боевые машины планомерно разрушали железнодорожные пути и телеграфные линии.

— Иными словами, — подвел итог Челленджер, — они скорее стараются разрушить наш жизненный уклад, чем сразу нас уничтожить.

— Насколько я видел, так они и поступают, — ответил клерк, доедая бутерброд. — Благодарю вас, сэр, за вашу доброту. Мне нужно спешить, я снимаю комнату рядом с Примроз-хиллом.

Он снова пробормотал слова благодарности и ушел. Челленджер, склонив голову, медленно побрел по улице. Домой он возвратился к ужину и за столом оставался в задумчивости.

— Джордж, — не выдержала миссис Челленджер, — что мы будем делать?

— Я принял решение, Джесси. Наша совместная жизнь давно научила тебя полностью доверять мне в подобных вопросах. Завтра утром мы покидаем Лондон.

— Куда мы поедем, Джордж?

— Затрудняюсь сказать. Будь добра, собери для нас смену одежды и не забудь ценные вещи — украшения и так далее.

Ранний летний рассвет застал Челленджера на ногах. Он надел удобный твидовый костюм и плотно набил бумажник банкнотами; в карманы брюк Челленджер поместил двадцать золотых гиней и множество серебряных и медных монет. В холле мелькнула тень — Остин, как всегда бесшумно, поспешил на крик газетчика. Позавтракав, Челленджер вышел на улицу.

Лакей стоял на тротуаре с газетой в руке и тихо говорил что-то невысокому, плотному человеку с седыми бакенбардами; на круглой голове незнакомца плотно сидела кепка с длинным козырьком. Рядом терпеливо ждал пятнистый жеребец, запряженный в двухколесную повозку.

Остин протянул Челленджеру газету. Профессор стал просматривать первую полосу; спешившие мимо пешеходы то и дело толкали его. «Лондон в опасности» — гласили огромные черные буквы заголовка. Ниже следовал отчет о гибели воинских частей в Кемптоне и Ричмонде и значительных разрушениях в провинциальных городках и селениях. Говорилось также о новом смертоносном оружии марсиан, которое газета именовала «черным дымом» и описывала как «гигантские облака ядовитых черных испарений, выпускаемые при помощи ракет».

Остин, повысив голос, о чем-то спорил с человеком в кепке.

— Я не могу уйти без разрешения профессора Челленджера, — решительно сказал он.

— Уйти? Куда это? — осведомился Челленджер.

— Я старый приятель Остина, сэр, — сказал незнакомец. Он притронулся к козырьку своей кепки, словно отдавал честь. — Когда-то мы вместе работали на железной дороге. Поездные команды, знаете ли, отказываются сейчас работать. Собираем добровольцев, хотим перевезти всю эту кучу испуганного народа на север.

— Моя обязанность — оставаться с вами и миссис Челленджер, профессор, — заявил Остин, но Челленджер лишь отмахнулся.

— Иди с ним, Остин, поскольку уж ты ему нужен. Ты пригодишься в поезде. Но… — обратился он к человеку с железной дороги, — раз вы забираете Остина, придется вам оставить коня и повозку.

Челленджер оглядел жеребца. Это был мерин лет восьми на вид, чуть коротконогий, но казавшийся здоровым и сильным.

— Как его зовут?

— Даппл, сэр. Простите, будет не очень-то нормально, если…

— Ерунда! — возразил Челленджер так громко, что оказавшийся рядом пешеход в испуге обернулся. — Быть может, вы видите хоть малейший признак нормальности в нашем сегодняшнем положении? Времена нынче исключительно ненормальные, друг мой. Такие времена, само собой понятно, требуют не совсем нормальных действий. Вам нужен Остин, мне — конь и повозка. Обмен, я считаю, более чем справедливый!

Властный голос Челленджера перешел в могучее рычание. Человек с железной дороги съежился и робко протянул вперед мозолистую ладонь.

— Хорошо, сэр. Скажем, десять фунтов?

Челленджер вытащил из бумажника банкноту.

— Иди, собери вещи, Остин, — сказал он лакею. — Заберешь кухарку и Джейн, горничную. Удачи вам всем. Надеюсь, вы окажетесь в безопасности.

— Миссис Челленджер не поедет с нами, профессор? — спросил Остин.

— На переполненном, дряхлом поезде, который ведет команда добровольцев? — рявкнул Челленджер. — Я слишком ценю ее для этого. Да, попроси ее выйти ко мне. Поторопись, Остин.

Лакей метнулся в дом. Через мгновение показалась миссис Челленджер. Профессор приветствовал ее торжествующей улыбкой.

— Представляю экипаж, на котором мы совершим небольшую загородную прогулку, — сказал он. — Мне необходимо оставаться здесь с нашим новым другом Дапплом, иначе кому-нибудь может вздуматься его угнать. Дорогая, не принесешь ли наши саквояжи? Захвати заодно мою соломенную шляпу и альпийские ботинки. Если тебя не затруднит, собери корзинку с припасами. На сегодня — холодное мясо. Далее, нам понадобятся консервы — думаю, колбаса, сардины и соленья. Быстрее, быстрее, дорогая, мы должны торопиться.

Миссис Челленджер послушно исчезла в доме. Почти тут же вышел Остин с видавшей виды дорожной сумкой на плече, в сопровождении двух служанок; попрощавшись с профессором, они ушли, а с ними и человек с железной дороги. Челленджер осмотрел двуколку — легкий и простой экипаж, в каких на станциях развозили багаж и срочные бандероли. Повозка была застлана соломой, на сиденье могли поместиться двое. Он потрепал пятнистый нос Даппла, тот ответил тихим ржанием.

— Вот мы с тобой и познакомились, — сказал профессор.

Несколько минут спустя появилась миссис Челленджер, нагруженная плетеной корзинкой для пикника. Челленджер встретил ее на ступеньках, забрал корзину и отнес припасы в повозку.

— Должен попросить прощения за то, что заставляю тебя носить тяжести, — сказал он. — Я никак не могу оставить без присмотра наш транспорт.

Он указал на шумный, все увеличивающийся поток пешеходов.

— Тебе ничего не грозит? Вдруг кто-нибудь захочет отнять повозку?

— Пусть только попробуют! Но мне не нравится, что тебе приходится перетаскивать тяжелые вещи.

— Извинения мне не нужны, — сказала она. — Я всегда стараюсь поступать так, как ты скажешь.

— Тому есть причины, — ответил он, поощряюще улыбаясь. — В этом мире есть мужья, дорогая, чей совет может принести одни беды, но Джордж Эдуард Челленджер к ним не относится. Так, осталась одежда.

— Я все уже собрала. Сейчас принесу.

Она возвратилась в дом. Челленджер наклонился и с благородным достоинством исследовал содержимое корзины. Здесь имелись бутерброды, фрукты, разнообразные банки с консервами и две бутылки вина. Миссис Челленджер вынесла саквояж, вернулась в дом и принесла второй. Крепкие альпийские ботинки полетели в повозку; на голову Челленджер водрузил круглую, жесткую соломенную шляпу с яркой лентой. Его жена была одета в коричневое дорожное платье и крепкую обувь для ходьбы. На плечи она набросила плащ, на шляпку — вуаль, которую завязала под подбородком. По указанию мужа, миссис Челленджер снова направилась в дом, где наполнила водой глиняный кувшин вместимостью в галлон^[17].

— Теперь мы полностью готовы, я полагаю, — сказал профессор, размещая кувшин среди остальных припасов и багажа. — Забирайся, моя дорогая. Кажется, не катал тебя лет пять, если мне не изменяет память.

Он помог ей забраться в повозку и грузно опустился рядом на сиденье. Пружины заскрипели под его весом.

— Но-о, Даппл, — воскликнул Челленджер, щелкая кнутом.

Двуколка тронулась. Они сидели рядом, точно громадный дрессированный медведь и изящная газель. На перекрестке пришлось остановиться: шла плотная толпа, мелькали ноги и искаженные страхом лица. Улучив минутку, Челленджер выехал на Аксбридж-роуд. Они двинулись на запад, но движение на тротуарах и мостовой становилось все оживленнее и ехать приходилось крайне медленно. Челленджер осторожно правил, его большая волосатая рука легко и уверенно сжимала поводья. Солнце взошло уже высоко, и толпы казались все более густыми. Кое-где на перекрестках стояли полисмены, пытаясь направлять людскую реку, но и сами они выглядели растерянными и испуганными.

— Рискну предположить, что наши марсианские гости приближаются к Лондону, — заметил Челленджер. — Что бы они ни делали, это лишь вызывает желание держаться от них подальше.

Он придержал Даппла и наклонился к какому-то человеку из толпы.

— Что слышно? Какие новости? — спросил он.

— С армией покончено, — тяжело дыша, ответил тот. — Марсиане сжигают все вокруг тепловыми лучами и топят все в черном дыме.

Собеседник Челленджера, не дожидаясь других вопросов, опрометью бросился вперед и перебежал через улицу. Челленджер повел мерина быстрой рысью.

— Тепловые лучи, — прорычал он. — Черный дым. Лучи я видел, о черном дыме кое-что слышал. Холмс считает, что в арсенале марсиан может находиться и куда более смертоносное оружие. Похоже, на сей раз пессимизм Холмса вполне оправдан. Что ж, придется, по всей видимости, отказаться от поиска судна на Темзе. Выедем из города. Может быть, нам удастся миновать этот затор.

— Останься мы в Лондоне, Джордж…

— Неужели ты захотела бы оставаться в горящем доме, Джесси, а то и того хуже?

Ее большие черные глаза превратились в два круглых блюдца.

— Ах, Джордж! О чем только думали ученые Англии?

— Не знаю, о чем они думали, дорогая Джесси, но могу в точности сказать тебе, о чем они думают сейчас. Впрочем, это понятие является чрезмерно лестным по отношению к их убогим мыслительным процессам. Они думают, что вновь ошиблись, что Джордж Эдуард Челленджер снова оказался прав — и еще они лелеют надежду, что не начали размышлять слишком поздно.

— Слишком поздно? — повторила она, запинаясь от ужаса. — Человечеству угрожает катастрофа?

Челленджер направил Даппла на середину мостовой, огибая какого-то человека в поношенной одежде, который толкал перед собой ручную тележку.

— На этот вопрос, милая Джесси, никак нельзя отвечать поспешно и необдуманно. Вполне очевидно, что человечество проиграло первое сражение и бросилось в паническое бегство. Однако я вспоминаю, что такое уже случалось в истории войн минувших эпох. Фридрих Великий бежал с поля своей первой битвы. Шерман, американский генерал, вынужден был отступить под Булл-Ран^[18]. Тем не менее, оба они впоследствии оказались победителями.

— Впоследствии, — задумчиво повторила миссис Челленджер. — Впоследствии.

— Что ж, поглядим, что случится впоследствии. Думаю, в настоящий момент пример других блестящих тактиков должен подвигнуть нас к стремительному и упорядоченному отступлению.

Но на запад, к Клеркенуэллу, они продвигались без особой стремительности. Толпы людей заполняли тротуары, мостовые превратились в нескончаемый поток кэбов, карет, повозок, фургонов и велосипедов. Воздух дрожал от грохота колес и шума людских голосов. Выскочив из толпы, какой-то жирный, обвисший складками человек в шляпе-дерби ухватился было за их повозку и попытался вскарабкаться внутрь, но Челленджер перетянул его кнутом по лицу. Миновав Клеркенуэлл, они въехали в Шордич и наконец, когда солнце достигло зенита и на раскаленном голубом небе не осталось ни облачка, оказались на Майл-Энд-роуд, оставив центр Лондона позади.

— Хороший конь, — сказал Челленджер. — Даппл, ты вел себя доблестно. Сколько же тебе лет, а? Джесси, до восточного побережья, где мы будем в безопасности, пятьдесят с лишним миль. Готовься к долгому путешествию.

— С тобой я везде в безопасности, дорогой Джордж.

— И тому есть веские причины. Впрочем, нечто подобное я сегодня уже говорил, если не ошибаюсь.

Хотя они давно выехали из центральной части города, двигаться здесь пришлось еще медленней. Над землей высоко поднималось густое облако белой пыли. Дорога казалась одним слитным, клокочущим потоком лошадей и экипажей и все они, мешая друг другу, пробивались на восток.

Миниатюрная фигурка миссис Челленджер испуганно прижалась к мощному торсу профессора.

— Надеюсь, эта толпа путешественников вскоре рассеется, — сказала она.

— Напрасные надежды, Джесси, — мрачно ответил он. — Погляди-ка вперед.

Впереди вся дорога казалась сплошным потоком грязных, толкающихся людей, сливавшихся в единую массу, полускрытую облаком пыли. Они шли так плотно, что Челленджер пустил мерина шагом. Люди несли мешки и узлы, толкали ручные тележки и катили детские коляски, нагруженные пожитками. Челленджер, стараясь никого не задеть, осторожно направлял Даппла.

Позади внезапно раздался конский топот — их настигала карета, запряженная двумя лоснящимися гнедыми; двуколка чуть было не перевернулась, однако Челленджер с неимоверной быстротой обернулся и хлестнул одну из лошадей кнутом. Животное испустило удивленное, жалобное ржание и отпрянуло, в свою очередь едва не перевернув карету. Челленджер, пробившись сквозь толпу на открытое место, резко свернул направо и погнал повозку по узкой дороге, поросшей по обочинам травой.

— Куда ты нас везешь? — воскликнула миссис Челленджер. — Там опасно!

— Напротив, дорогая моя, мы сможем передвигаться быстрее, — ответил профессор. — На главной дороге повсюду толпы, того и гляди начнется совершенное столпотворение. Лучше нам ехать проселками.

Он проехал около мили, прежде чем снова свернуть и направиться на восток; повозка миновала несколько стоящих отдельно домов, которые свидетельствовали о близости селения. Как и предполагал Челленджер, окольный путь был посвободней, но впереди все же виднелись экипажи. Люди, стоявшие кучкой на обочине, принялись что- то кричать и проситься в повозку, но Челленджер не обратил на них никакого внимания.

Он вынул из кармана часы. Три часа дня; не такие уж плохие успехи. Интересно, где находятся сейчас марсианские захватчики? Преследуют ли беженцев из Лондона? Нужно достать кристалл и…

— Проклятье! — послышался крик — то ли вопль ярости, то ли стон неизбывной вины. — Я оставил его в кабинете, в старой чайной коробке!

— В кабинете, Джордж? — с любопытством переспросила миссис Челленджер. — Оставил что?

— Ах, теперь это не имеет значения, — хрипло ответил он. — Полагаю, даже величайший, превосходно развитый интеллект может порой страдать забывчивостью.

— Джордж, не забывай, ты ведь спасал меня.

В его бороде, словно луч солнца в темном лесу, сверкнула улыбка.

— Твоя безопасность, Джесси, превыше всего. Не думай больше об этой маленькой неприятности.

Впереди показался зеленый луг с огороженным цветником. Челленджер повернул повозку.

— Остановимся здесь, — сказал он. — Бедный Даппл честно трудился, ему необходимо отдохнуть. Как и мне, впрочем. Итак, если нам обоим нужно отдохнуть, логично будет заключить, что отдохнуть не мешает и тебе.

— Может, поедем дальше, Джордж?

— Не стоит, право, иначе наша прекрасная лошадка не довезет нас до моря.

Она замолчала, зная, что спорить в мужем в подобных случаях было бесполезно. Профессор, с трудом переставляя затекшие ноги, выбрался из повозки и потрепал Даппла по холке. Ему ответило тихое ржание.

— Хорошо, что мы с тобой на дружеской ноге, — сказал Челленджер, выпрягая мерина.

Он привязал коня к колесу повозки. Даппл, недолго думая, тут же принялся объедать пышную июньскую траву.

— Мы с раннего утра не ели, Джесси. Приятный обед на открытом воздухе нам никак не повредит. Я поищу воду для Даппла.

Челленджер направился к цветнику. За ним виднелась крыша коричневого домика. Миссис Челленджер тем временем достала из корзинки скатерть в синюю клетку и расположила на ней две тарелки, несколько бутербродов и фрукты. Не успела она открыть бутылку бургундского, как рядом раздались грузные шаги Челленджера — он возвращался. В руках профессор нес два ведра, через мощное плечо была перекинута смятая темная ткань.

— Дом брошен, — сообщил он. — Умные люди — бежали, не дожидаясь приближения опасности. Я обнаружил колодец; вот вода для нас и Даппла.

— А это что?

— Пара одеял. Они сушились на веревке. Придется заночевать здесь, а ночь в это время года может быть прохладна.

Он отнес благодарному Дапплу ведро с водой, уселся на траве, скрестив ноги, и принялся с аппетитом уничтожать припасы. Миссис Челленджер не смогла заставить себя последовать его примеру; она лишь откусила кусочек бутерброда и проглотила несколько виноградин. Челленджер уговорил ее выпить вина.

— Тост, имеющий отношение к нынешнему положению дел, — провозгласил он, поднимая свой бокал. — Да будет наше путешествие счастливым, и пусть разброд и шатание постигнут непрошеных гостей!

Госпожа Челленджер молча потягивала вино, охваченная мрачными предчувствиями.

— Сколько уже произошло несчастий, Джордж, — тихо сказала она наконец. — Я все думаю о тех ученых, про которых ты рассказывал. Мистер Стэнт и мистер Оджилви умерли так ужасно. Я верю, ты также скорбишь, тем более что сейчас люди могли бы воспользоваться их знаниями и советом.

— Поскольку мы заговорили об их знаниях и советах, не считаю, что мир так уж обеднел вследствие этой потери, — задумчиво произнес Челленджер. — К научным достижениям и Стэнта, и Оджилви я всегда относился с безразличием, граничившим с коллегиальным презрением. Но ты была права, дорогая Джесси, напомнив мне, что я должен сожалеть об их смерти. Скверная смерть, уверяю тебя, и совершенно нелепая и ненужная.

Подобная снисходительность со стороны профессора, казалось, успокоила госпожу Челленджер; она доела свой бутерброд, съела второй — с жареной куриной грудкой — и выпила еще один бокал вина. Так они сидели, болтая, Даппл пасся у повозки, солнце клонилось к закату, и безоблачное небо над ними было спокойным и мирным.

В сумерках миссис Челленджер зевнула, прикрывая рот крошечной ручкой.

— Что-то меня в сон клонит, Джордж, — сказала она. — Странно, тебе не кажется? Прошлой ночью я почти не спала.

— Именно поэтому тебе и хочется спать. Дай-ка я устрою тебе постель. Погоди, нужно расстелить одеяла.

Челленджер погрузил могучие руки в землю и принялся рыть, выбрасывая мягкие глыбы торфа; соорудив выемку по размерам ее тела, он стал собирать под деревьями, окружавшими луг, сухие ветки и принес сперва одну, затем другую охапку.

— Этого будет достаточно для небольшого костра, который прогонит ночной холод и при надлежащем наблюдении будет гореть до утра, — произнес профессор лекторским тоном.

— Ты разве не ложишься?

— Попозже, дорогая.

Она заползла под одеяла. Челленджер неподвижно сидел у костра, мурлыкая, словно колыбельную, свою любимую песенку о рождественских колоколах^[19]; наконец он услышал, как она тихо и ровно задышала, засыпая.

Челленджер пододвинулся ближе к костру и глубоко задумался. Он сожалел, что оставил кристалл в Энмор-парке — и надеялся, что с кристаллом, как и с домом, ничего не случится, когда захватчики дойдут до Лондона. Будь Холмс здесь, они могли бы обсудить создавшееся положение; следовало признать, оно было незавидным. Челленджер стиснул зубы, вспомнив то последнее, что показал ему кристалл. Несмотря на все презрение к человечеству, которое он часто высказывал, мысль о страшной гибели этого незнакомого человека заставляла его кровь холодеть в жилах.

Затем он стал размышлять о письме Холмса. Тот предполагал, что безжалостные захватчики видели в человеке всего лишь животное; это предположение не давало Челленджеру покоя. Так что же, Холмс считает, что марсиане — более развитая форма жизни, возникшая благодаря эволюции существ, которые в прошлом походили на людей? Существуют ли гуманоидные формы жизни на других мирах, существовали ли они во вселенной в прошлом?

Челленджер долго сидел, сгорбившись у костра и терзаясь мучительными вопросами. Запела ночная птица. В этом мире, которому угрожала сейчас смертельная опасность, птичьи трели казались удивительно нежными. Как относятся марсиане к птицам? Он вытащил из корзины бутылку и выпил еще один бокал вина, затем ополоснул бокал в ведре и снова отправился за водой к колодцу во дворе домика.

Стрелки его часов подбирались к двенадцати, когда небо осветила зеленая вспышка, подобная следу падающего метеорита. Челленджер видел, как огненный след прочертил небосклон и исчез за горизонтом на западе. Несомненно, еще один цилиндр; вероятно, он упал в Серрэе, рядом с остальными.

Полночь понедельника, раздумывал Челленджер. Следовательно, это пятый цилиндр, остальные пять находятся на пути к Земле. Ко времени их прибытия передовые отряды марсиан будут торжествовать победу над крупнейшим городом Земли.

Наконец Челленджер лег на одеяла и уснул.

Профессор проснулся на рассвете, отряхнул бороду от росы и затопал с ведрами к колодцу. У дома остановился велосипедист. Челленджер разрешил ему напиться из ведра, и тот с жадностью припал к воде.

— Что происходит, друг мой? — спросил Челленджер.

Велосипедист рассказал ему, как бежал из Лондона и всю ночь без остановки крутил педали. Марсиане забросали Темзу и ее берега баллонами с черным дымом и убили толпы беспомощных людей, не успевших спастись бегством. Боевые машины марсиан, однако, оставались в Лондоне и не пытались продвигаться на восток.

— Может, они удовлетворятся Лондоном, — хрипло проговорил велосипедист, отирая с грязного лица пот.

— Лишь на время, пока не закрепятся в городе, — непререкаемым тоном произнес Челленджер. — После они направятся дальше.

— И что же они станут делать?

— Поспешные суждения, друг мой, не помогут нам предугадать их тактику.

Его собеседник вновь взгромоздился на велосипед и поехал прочь. Челленджер отнес ведра к лагерю и поставил одно из них перед Дапплом. Проснулась и миссис Челленджер; она заколола волосы и аккуратно сложила одеяла. При помощи ведра с водой и нескольких салфеток они кое- как умылись и позавтракали: хлеб, фрукты и консервированная сельдь. Миссис Челленджер вскипятила воду для чая в маленьком медном чайнике.

— Что теперь? — сказала она. — Здесь так мирно.

— Еще в четверг в Энмор-парке также было относительно мирно. В путь, дорогая!

Он запряг Даппла и повозка вновь выехала на проселочную дорогу.

— Хорошая лошадка, — сказала миссис Челленджер.

— Даппл… имя вполне обычное, но в необычной ситуации наш друг показал себя самым необычным конем, — ответил Челленджер. — Он силен, старателен и послушен. По правде говоря, здесь и в самом деле много необычного.

— Что может быть необычного в коне, Джордж?

— Хороший вопрос, дорогая, — начал Челленджер очередную лекцию. — Способ мышления марсиан давно меня занимает. Пожалуй, я соглашусь с Холмсом в том, что человечество представляется им всего лишь расой животных. Так вот, лошади могут показаться им равной человечеству расой — конечно же, в пределах широкой категории низших созданий. Кстати, если наш Даппл так же выделяется среди лошадей, как я или, скажем, Холмс среди людей, он сослужит нам хорошую службу. Надеюсь, что до наступления темноты мы окажемся на берегу пролива.

На дороге появились экипажи; многие беженцы торопливо шли пешком, неся свои пожитки. Громадный серый фургон с грохотом пронесся мимо, заставив двуколку резко вильнуть, избегая столкновения. Глаза Челленджера грозно блеснули, но он взял себя в руки. Так они ехали несколько часов. По временам вдалеке открывалась главная дорога, проходившая севернее и заполненная людьми и экипажами.

— Как мудро ты поступил, Джордж, выбрав проселок, — сказала миссис Челленджер.

— Подобная мысль посещала и меня, — ответил он.

Около полудня они остановились во дворе опустевшей придорожной гостиницы и торопливо перекусили. Челленджер обошел гостиницу в поисках еды, но не обнаружил ничего, кроме двух бутылок эля, которые отнес в повозку. Он позволил Дапплу часок отдохнуть и снова взялся за поводья.

В послеобеденные часы движение на дороге поредело; теперь они приближались к скоплению домов, которые, как рассудил Челленджер, представляли собой северную оконечность Челмсфорда. Наперерез им выбежала кучка людей — они размахивали руками, будто пытались остановить двуколку. Челленджер придержал поводья.

— В чем дело? — прорычал он. — Что вам угодно?

Четверо мужчин сгрудились вокруг Даппла. Трое из них, широкоплечие и крепкие, своим видом и грубой одеждой напоминали рабочих. Четвертый, жилистый маленький человечек в сапогах и кепке, походил на жокея или конюха. Его остренькое лицо зубасто усмехалось.

— Комитет общественного питания города Челмсфорда, — объявил человечек. — Мы реквизируем эту лошадь, сэр.

Челленджер склонил к ним свое громадное тело.

— В самом деле? — угрожающе осведомился он. — И по какому праву вы предполагаете это сделать?

— По праву заготовки провизии, — сказал маленький, держа Даппла за уздечку. — Есть-то хочется. Но раз это ваш жеребец, так и быть, можете рассчитывать на кусочек.

— От французов мне доводилось слышать, что конское мясо является сочным и питательным, — сказал Челленджер. — К этому я мало что могу добавить, так как мой рацион до сих пор не включал конину. Тем не менее, милейшие, прекратите тешить себя иллюзиями: мы не откажемся от этого славного жеребца.

— А ну-ка стойте, как вас там, — процедил самый рослый из незнакомцев, подвигаясь поближе. — Мы серьезно говорим.

— Вот именно, — зловеще и весело отозвался Челленджер. — Я предложил бы вам, господа, заняться серьезными разговорами в другом месте.

С неожиданной быстротой профессор соскочил на землю и бросился на них.

— Пошли вон!

Челленджер ткнул маленького человечка в грудь, и тот отлетел на несколько шагов. Другие, нахмурившись, также отступили и сбились в кучу. Челленджер напряг плечи и согнул свои мощные ноги в коленях, словно готовясь к прыжку. Затем профессор медленно расставил руки и выставил вперед пальцы, изогнув их наподобие когтей.

— Чего с ним разговаривать? Бей его! — заорал маленький, который, похоже, был у них главарем. — Он только болтает — он-то один, а нас много.

С этими словами он чуть отступил назад. Трое остальных двинулись на Челленджера.

В бороде Челленджера сверкнули белые клыки. Он снова сделал быстрое, резкое движение. Скользнув между нападавшими, он схватил громадными руками их главаря. Маленький человечек завопил от ужаса. Челленджер, ухватив главаря за пояс и за плечо, поднял его, закружил над головой и отшвырнул. Маленький, молотя руками и ногами в воздухе, врезался в двух своих товарищей и подкосил их на корню.

Челленджер развернулся к последнему из нападавших, еще остававшемуся на ногах. Это был грубый, будто сколоченный из досок детина, чье лицо щетинилось жесткими чалыми бакенбардами.

— Ах, так, — пробормотал щетинистый. Он вытащил из кармана огромный складной нож и со щелчком раскрыл его.

Миссис Челленджер вскрикнула, когда он бросился вперед. Челленджер поймал руку с ножом своей левой рукой, а раскрытой ладонью правой ударил нападавшего в лицо. Удар прозвучал громом револьверного выстрела. Щетинистый упал и покатился на траву у обочины. Челленджер наклонился и поднял нож. Он держал раскрытый нож в руке, обернувшись к остальным, которые как раз вставали на ноги.

Но все трое только таращились на него широко раскрытыми, испуганными глазами. Челленджер стоял неподвижно, точно грозный, приземистый, бородатый и смертельно опасный языческий божок. Как по команде, нападавшие бросились бежать и скрылись среди домов.

Челленджер проводил их взглядом, сложил нож и положил его в карман. Он поднял соломенную шляпу, упавшую в драке, и снова нахлобучил ее на голову, затем вскарабкался на повозку и взялся за поводья. Жена пристально, с неимоверным удивлением глядела на него.

— О, как ужасно, — выдохнула она.

— Ужас — именно то чувство, что я старался им внушить, дорогая, — довольно заявил профессор. — Но-о, Даппл.

Он оглянулся. Человек, которого он ударил, недвижно лежал на обочине.

— Надеюсь, Джесси, этот щетинистый джентльмен станет вести себя более осмотрительно, когда очнется, — сказал Челленджер. — Мне редко доводится пускать в действие те особые способности к физическому бою, которыми одарила меня природа. Но мальчишкой, в Ларгсе, и позднее, в Эдинбургском университете, я недурно показал себя в борьбе. Однажды мне также пришлось боксировать.

— Однажды? — по-прежнему тихо и робко спросила она.

— Да, моя дорогая, однажды. После того единственного случая никто из студентов больше не желал испытывать мое терпение.

Но его самодовольное настроение быстро улетучилось, когда правое колесо двуколки начало вилять и скрипеть. Челленджер спустился с повозки и осмотрел колесо.

— Я должен был это предвидеть, — несчастным голосом сказал он. — Человек, отличающийся внушительной фигурой, подобной моей, создает слишком большую нагрузку для легкого транспортного средства. Поменяйся-ка со мной местами, Джесси.

Какое-то время повозка шла лучше, но вскоре колесо вновь начало шататься и скрипеть. Челленджер повел Даппла шагом, чтобы жеребец не слишком перетруждался. К вечеру они добрались до Тиллингхема. Городок казался полностью вымершим, за исключением двух-трех маячивших вдали фигур — похоже было, они разыскивали еду в пустых домах. Челленджер въехал во двор покинутого коттеджа.

— На ночь останемся здесь, — сказал он. — Я лишь один раз бился из-за Даппла, но он ради нас много часов сражался с усталостью и теперь буквально истощен. Посмотри, здесь есть конюшня и, кажется, в кормушке имеется сено. Даппл сможет провести ночь в роскошной гостинице.

Миссис Челленджер робко поглядела через плечо, но он ласково погладил ее по голове и весело прищелкнул языком.

— Дорогая, пусть марсиане и бродят вокруг, их пока немного. Вероятно, они станут преследовать основную массу беженцев — к северу отсюда, на главных дорогах. Если они и появятся ночью, то пройдут мимо. Нам нужно лишь вести себя благоразумно и не привлекать их внимание.

Профессор распряг Даппла и отвел мерина в конюшню, где снабдил сеном и водой. Дверь коттеджа была заперта, но профессор сломал ее ударом плеча. Они вошли в скромную, опрятную комнату с кожаной кушеткой и стульями. На буфете стоял чайный прибор. Сквозь открытую внутреннюю дверь видна была кухня.

— Чудесно, — объявил Челленджер. — Просто чудесно.

Профессор сунул бородатое лицо в буфет.

— Хозяева предусмотрительно забрали с собой всю еду, но припасов для ужина у нас вполне достаточно. Вот спиртовка, мы можем вскипятить чай. Знаю, ты привыкла к более просторным комнатам, Джесси, но тебе будет удобней под крышей, чем под открытым небом.

Миссис Челленджер расставила на кухонном столе хлеб, консервированное мясо, чашки с чаем и несколько пирожков с фруктовой начинкой. Она все еще нервничала. Челленджер прилагал все усилия, чтобы ее ободрить; он отпускал шутки и сам же громко смеялся над ними.

— Жаль, нельзя развести огонь в камине. Любому проходящему мимо марсианину это может показаться приглашением, — сказал он. — Пойдем, я постелю тебе в этой маленькой комнате. Не правда ли, она напоминает будуар? Я лягу на кушетке в гостиной.

Но прежде он вышел проведать Даппла — нужно было убедиться, что мерина не тревожат голодные мародеры. В свете луны Челленджер также осмотрел поврежденное колесо двуколки; он лишь сокрушенно покачал громадной головой. Внося багаж в дом, профессор вспомнил о кристалле. Продолжая укорять себя за непозволительную забывчивость, Челленджер расстегнул воротничок, сбросил обувь и растянулся на кушетке. Пружины скрипнули под его весом.

Когда он проснулся, миссис Челленджер уже готовила чай на кухне. Челленджер надел крепкие альпийские ботинки и вновь отправился на осмотр повозки. Выводы оказались неутешительными: колесо он никак не мог починить своими силами. Профессор, однако, вскоре приободрился, заметив седло и уздечку, висящие на стене конюшни. Он принялся седлать Даппла, который воспринял это вполне благодушно.

— Ага, ты не только возил повозки, но и привычен к седлу, — сказал ему Челленджер. — Что ж, сейчас повезешь кое-кого, кто мне дороже всех на свете. Смотри, будь достоин этой чести.

Вернувшись в дом, он позавтракал вместе с женой и собрал оставшиеся припасы в салфетку. Затем он помог миссис Челленджер забраться в седло, велел ей держаться за переднюю луку и повел Даппла под уздцы через пустынные улицы Тиллингхема.

Пройдя не более двух миль, они обогнули высокий скалистый холм, на вершине которого стоял среди деревьев и кустов небольшой каменный домик. Сразу за холмом открылось море.

Берег изгибался дугой к северу и югу, синие волны накатывали на песчаный пляж прямо под ними, а справа, далеко на юге, поблескивали илистые отмели. Темная, движущаяся толпа людей заполняла весь пляж; на рейде они увидели огромное скопление всевозможных судов. Вдалеке Челленджер разглядел океанские лайнеры, грузовые суда и пароходы; ближе к берегу, словно стая отдыхающих морских птиц, колыхалось на воде множество мелких суденышек. Рыбачьи шхуны с парусами, свернутыми на мачтах, стояли рядом с паровыми катерами и прогулочными яхтами; у самого берега видны были шлюпки, ялики и легкие плоскодонки — вокруг них толпились люди, пытаясь забраться внутрь.

Челленджер помог жене спуститься на землю и повернул морду Даппла на запад.

— Иди, мой мальчик, — сказал он. — Не советую тебе появляться в Челмсфорде. В тех краях проявляют неблагодарное отношение к лошадям.

Говоря так, профессор хлопнул Даппла по пятнистому боку. Тот резво поскакал по дороге, огибавшей холм. Челленджер наклонился, поднимая саквояж и сверток с едой.

— На берегу довольно значительное количество людей, как я погляжу, и всем им нужны места на судах, Джесси, — сказал он. — Нам лучше поторопиться.

Они спустились к песчаному берегу. Челленджер подвел жену к кучке беженцев, которые, перебивая друг друга, яростно торговались с двумя моряками в спасательной шлюпке. Миссис Челленджер содрогнулась — ей показалось, что сейчас профессор примется расталкивать беженцев локтями и рычать, требуя пропустить его вперед. Но в это мгновение откуда-то издали донесся голос:

— Профессор Челленджер! Профессор Челленджер!

К ним бежал крепкий низкорослый человек с седыми бакенбардами, в капитанской фуражке. Челленджер обернулся.

— Клянусь небесами, — прогудел он, — это же мистер Блейк.

Он протянул свою огромную руку.

— Вы были помощником на борту «Пуансеттии» в 1892-м, во время экспедиции Британского музея. Припоминаю, я измерял тогда черепные показатели туземцев Лабрадора.

— Да, действительно, сэр, — сказал Блейк. — Теперь я капитан. У меня есть собственный корабль, вон там, профессор.

Он указал на серый, внушительных размеров паровой катер, который покачивался на мелких волнах и дымил трубой в некотором отдалении от берега.

— Последние шесть лет я возил товары и пассажиров во Францию. Сейчас ухожу в рейс. На борту есть еще место для одного — нет, для двоих, если это ваша леди.

— Дорогая, это мой друг, капитан Говард Блейк, — представил его Челленджер. — Давайте-ка спустимся к воде. Это ваша лодка? Похоже, никто не спешит в нее садиться.

— Я всем сказал, что места у нас нет, разве что для одного пассажира. Мы и так перегружены, — пояснил Блейк. — Но вы — совсем другое дело, профессор. Везти такой груз моряку редко в жизни выпадает.

— Куда вы направляетесь?

— В Кале, — ответил Блейк. — Мы часто ходили туда из Лондона. Море, слава Богу, сегодня спокойное. Вы совершите прекрасное путешествие, профессор. В других условиях оно было бы даже приятным.

Они остановились у лодки, где сидели, суша весла, два матроса. Челленджер сунул руку в карман.

— И какова же стоимость проезда?

— Просим десять гиней — золотом, учитывая обстоятельства. Но для вас…

— Здесь пятнадцать гиней, — Челленджер вложил в руку капитана монеты.

Он обернулся к жене и встретил взгляд ее больших черных глаз.

— Джесси, — сказал он тоном, не терпящим возражений, — ты отправишься с капитаном Блейком в Кале. Когда вы войдете в порт, он отвезет тебя к профессору Антуану Мариньи — мы вместе учились в университете и состоим во взаимно полезной научной переписке. Мариньи доставит тебя в Париж, к месье Жану де Кобьеру из Зоологического института. Если помнишь, мы как-то его принимали.

— Но Джордж, — вскричала она, — ты ведь не собираешься остаться?

— Не спорь со мной, Джесси, — ответил он. — Мое место здесь. Помимо прочего, я обязан выяснить судьбу ценного научного инструмента, который, в одну из тех редких минут нерадивости, что отнюдь не свойственны мне как ученому, я забыл взять с нами в дорогу. Я знаю, в чем состоит мой долг, и тебе это также следует знать. Ты не должна обо мне беспокоиться. Долг, о котором я говорю, есть долг, к исполнению которого я подготовлен и, бесспорно, чрезвычайно приспособлен.

Он вручил Блейку сверток с припасами и обнял миссис Челленджер.

— Итак, Джесси, — с улыбкой произнес он, — ступай на борт.

Проливая слезы, она покорно села в лодку. Он провожал лодку глазами, пока та не подошла к катеру капитана Блейка. Серый катер начал разводить пары. Челленджер продолжал молча стоять на берегу, пока катер не взял курс в открытое море. Тогда он повернулся и побрел по песку туда, где росла жесткая трава.

Худощавый человек, заложив руки в карманы, уныло глядел в сторону моря.

— Сэр, я видел, что вы вернулись, хотя могли уехать, — сказал он подошедшему Челленджеру. — Можно спросить, почему?

Челленджер посмотрел на говорившего. Тот был мускулист, с усталым, поросшим щетиной лицом; на нем была грязная армейская рубашка, бриджи и потертые сапоги.

— Вы забываетесь, мне кажется, — сказал Челленджер гулким басом, напоминавшим звук органных труб. — Тем не менее, я объясню вам, почему остался. Война будет идти здесь, и я собираюсь в ней участвовать. Думаю, этого достаточно.

Профессор собрался было уходить, но тут его собеседник поспешно затараторил, глотая слова.

— Война, сэр? Участвовать в войне? Мы не можем сражаться с ними, мы разбиты!

Челленджер воинственно вздернул бороду.

— Я был в Серрэе, — запинаясь, произнес незнакомец. — Нас разбили!

— Похоже, вы приняли это как окончательный факт, — холодно произнес Челленджер. — Помнится, один капитан флота, некий Джон Пол Джонс, сказал в подобной критической ситуации, что только начал сражаться^[20]. Ваши речи и поведение, молодой человек, делают весьма мало чести форме, которую вы изволите носить.

Он выпятил грудь с самым решительным видом.

— Позволю себе сообщить вам, что вы беседуете с профессором Джорджем Эдуардом Челленджером.

Но на испуганного солдата это имя, казалось, не произвело никакого впечатления.

— Меня зовут Тоуэй, сэр, Люк Тоуэй, — в свою очередь сказал он. — Я служу — служил — в восьмом гусарском. Видел бой в воскресенье. Наша артиллерия успела подбить одного… только одного из них, снаряд угодил прямо в уродливый колпак, а потом они уничтожили всю батарею тепловым лучом. Я добрался до Лондона, сюда подвезли на телеге. Денег нет никаких, ни шиллинга, на корабль не сесть… Что же со всеми нами будет, — он умоляюще вытянул руки. — Марсиане убьют нас всех, всех мужчин, женщин и детей!

— Не всех, могу вас заверить. Мне удалось кое-что разузнать об их планах в отношении человечества. А теперь, Тоуэй, желаю вам самого удачного дня.

Он зашагал к скалистому холму, который они с миссис Челленджер проезжали утром. Тоуэй поспешил за ним.

— Сэр — говорите, вы профессор — у вас есть план? Вы же думали обо всем этом, верно? Скажите мне, что вы думаете?

— К вящему сожалению, мышление является процессом, совершенно незнакомым большей части человечества, — оборвал его Челленджер. — Мышление требует осознания явлений, понимания путей развития событий и их последствий и трезвого определения способа действий. Я нахожусь в стадии размышлений и был бы благодарен, если бы вы не прерывали мои мыслительные процессы.

Челленджер стал взбираться на холм. С одной стороны холма, прижимаясь к скале, шла крутая, но хорошо утоптанная дорожка. Он уверенно пошел по ней и добрался до вершины. Каменный домик среди деревьев был стар, однако отличался превосходной постройкой и, очевидно, использовался как загородный коттедж. Челленджер толкнул дверь, но так оказалась заперта.

— В таком случае, окно, — пробормотал он себе под нос. Фасадное окно со скользящей рамой также оказалось закрытым.

Челленджер возвратился к порогу, наклонился над железной решеткой для ног и выдернул ее одним мощным движением. Он подсунул конец решетки под раму окна и нажал. Защелки с треском поддались, и рама скользнула вверх.

Позади послышался шорох. Челленджер обернулся, подняв над головой решетку. Это оказался Тоуэй, гусар — он неловко переминался с ноги на ногу, но был настроен решительно.

— Я хочу остаться с вами, профессор, если не возражаете, — сказал он. — Может, вы придумаете какой-нибудь приличный план и мы оба спасемся. Только вот зачем сидеть здесь? Вы не знаете, на что способны марсиане. У них есть черный дым — убивает наповал, точно казнь египетская.

— Случилось так, что я кое-что слыхал о черном дыме, — сказал Челленджер лекторским тоном. — Рассмотрим метод применения и результат воздействия упомянутого оружия. Говорят, высота марсианских машин — примерно сто футов.

— Да, сэр, более или менее.

— Если так, черный дым должен иметь крайне тяжелый состав. Таким образом, черный дым стелится по земле и не распространяется вверх; марсиане, управляющие боевыми машинами, пребывают в безопасности. Данный холм, имея приблизительно семьдесят футов в высоту, станет своеобразным убежищем. Я уверен, что марсиане ринутся в погоню за беженцами. Поэтому холм послужит также наблюдательным постом, откуда можно будет, ненавязчиво и со сравнительно близкого расстояния, изучить методы действий марсиан.

Тоуэй, пораженно слушавший эту лекцию, внезапно усмехнулся.

— Профессор, да это превосходно! — вскричал он. — Вы чемпион.

— Какой такой чемпион? — строго спросил Челленджер. — Как вам уже было сказано, я — Джордж Эдуард Челленджер. Сомневаюсь, что могу быть классифицирован в рамках подобных произвольных категорий.

Он величественно миновал деревья и остановился на склоне, глядя на берег. Там по-прежнему толпились тысячи перепуганных людей; лодки перевозили пассажиров к судам, ждавшим в открытом море. Челленджер вынул из кармана часы.

— Полдень, или около того, — сказал он Тоуэю, который только таращил глаза. — Посмотрим-ка, не оставили ли нам обитатели дома чего-либо съестного.

Они влезли в окно. Кухонные полки были пусты — очевидно, спасаясь бегством, хозяева забрали большую часть припасов. Челленджер нашел в кастрюльке несколько яиц, а Тоуэй, исследуя буфет, обнаружил зачерствевший хлеб и масло. На полу стоял бочонок с пивом, рядом валялся мешок лука. Тоуэй разжег огонь в плите и разбил яйца в сковороду, куда также отправил найденный в буфете кусок масла. Омлет он посыпал нарезанным луком. Утолив голод, оба снова вылезли наружу через окно. Челленджер взял с собой оперный бинокль, который нашелся на каминной доске.

К северу от холма располагалось беспорядочное скопление коттеджей, среди них стояла церковь с белыми стенами и высоким шпилем. Челленджер всмотрелся, затем сфокусировал бинокль. На колокольне он различил человеческую фигуру — кто-то еще наблюдал за побережьем.

Он повернул бинокль в сторону моря и долго рассматривал длинное, темное судно, сидящее низко в воде мили за две от берега.

— Эй, Тоуэй, это что такое? — спросил он, указывая на судно.

Тоуэй взял у Челленджера бинокль.

— Военный корабль, сэр, — сказал он через несколько секунд. — Я видел такие на морских маневрах. Их называют миноносцами. Этот, кажется, стоял на Темзе, когда я шел через Лондон. Кто-то сказал, он называется «Гремящий».

— И теперь он здесь, чтобы оказать помощь, я полагаю, — пробормотал Челленджер, возвращаясь к дому.

Обогнув здание, он увидел наклонную дорожку, которая сбегала к морю и вела к прибрежной дороге внизу. На дороге теснились экипажи и пешеходы, но их было гораздо меньше, чем на берегу. Челленджер вернулся на прежнее место и оглядел в бинокль море. Катера капитана Блейка нигде не было видно. Челленджер позволил себе облегченно вздохнуть.

— Вы спокойны, профессор, — сказал Тоуэй, стоя рядом.

— Первый спокойный человек, которого я вижу с тех пор, как начался весь этот беспорядок. Вроде как вы знаете, что делать.

— Я имел возможность наблюдать за марсианами, — сказал Челленджер.

— Не может быть! Как вам удалось?

— Сомневаюсь, что смогу объяснить это в терминах, достаточно простых для вашего понимания. Скажу лишь, что видел их вблизи и сейчас их действия и намерения становятся для меня все яснее.

— Разведка, самое то! — воскликнул Тоуэй. — Бог мне свидетель, профессор, как раз это-то нам и нужно. Если мы можем за ними наблюдать, то сумеем ними разделаться, правильно?

— Взгляд, конечно, довольно варварский, но верный, — ответил Челленджер.

Присев на толстый корень, выпиравший из земли у спуска к морю, он задумчиво наблюдал, как отплывали большие и маленькие корабли, до отказа заполненные людьми. Владельцы этих судов сейчас зарабатывали состояния, но что будут значить деньги, если падет вся человеческая цивилизация? Солнце склонялось к западу. Часы показали без нескольких минут пять.

И тогда далеко на юге он услышал звуки канонады. Миноносец выбросил ряд ярких флажков. Суда у берега начали торопливо разворачиваться; панически сигналя и идя наперерез друг другу, они пытались выйти из залива в открытое море. Челленджер направил бинокль в ту сторону, откуда доносились звуки пальбы.

Там, среди блестящих отмелей, переступая тремя высокими ногами, двигалась громадная боевая машина.

Даже на таком расстоянии было видно, что марсианин передвигается с ужасающей уверенностью. Чуть ближе, с запада, вдруг появился второй треножник, а за ним и третий — не более чем в четверти мили от холма. Челленджер направил бинокль на ближайшую машину. Механизм плавно и быстро перемещался на трех чудесно сочлененных ногах. Они поддерживали овальное тело, над которым возвышался треугольный колпак, быстро вращавшийся в разные стороны, словно огромная голова в клобуке. Позади туловища крепилось плетение из прутьев светлого металла, похожего на алюминий — оно напоминало открытую клетку или громадную рыбачью корзину. Тут и там свешивались длинные, гибкие щупальца, а ближе к капюшону располагалась суставчатая рука, напоминавшая стрелу крана; на конце ее виднелась какая-то коробка — там, подумал Челленджер, должен был находиться генератор теплового луча.

Три чудовища торопливо двигались к берегу. Марсианин, наступавший с западной стороны, наклонился, щупальца схватили несколько маленьких убегающих фигурок и забросили их в клетку на спине. Затем три машины уверенно вошли в воду, направляясь к судам.

Вода их никак не задержала, размышлял Челленджер. Они не колебались ни секунды. Разумеется, на Марсе не было такого количества воды. Моря и океаны были знакомы захватчикам по опыту жизни в каком-то ином мире. Придя к такому заключению, профессор довольно кивнул сам себе.

Одна из машин, точно паровая сирена, издала пронзительный долгий вопль. Другой механизм ответил. Они походили на огромных, уродливых детей на морском отдыхе, которые перекликались, разыскивая на берегу сокровища. Машины сошлись теснее — как видно, марсиане хотели отрезать суда с беженцами от моря.

— Бедняги, им не спастись, — проговорил Тоуэй из-за спины Челленджера. — Я же сказал вам, сэр, они нас всех собираются поубивать.

— А я вам сказал, что они не намерены всех нас убивать, — заметил Челленджер, продолжая глядеть в бинокль. — Вам стоит запоминать то, что я говорю, Тоуэй.

Марсианские машины неслись вперед и даже в море перемещались быстрее, чем отступающий рой кораблей. Челленджер переместил бинокль и вдруг увидел в воде мощное стальное тело.

«Гремящий» шел полным ходом, из двух труб вырывались искры и клубы дыма. Разрезая воду на две огромные пенистые волны, он летел к марсианам. Захватчики повернули свои колпаки, удивленно рассматривая миноносец. Они стояли так далеко в море, что волны скрывали треножники и бились об их овальные тела.

— Честное слово, они пойманы врасплох, — пробормотал Челленджер.

— Да что может сделать этот корабль? — воскликнул Тоуэй.

Однако «Гремящий» оказался для захватчиков грозным противником. Не снижая хода, миноносец двигался прямо на марсиан. Три машины разделились и отступили к берегу. Теперь они напоминали купальщиков, которых внезапно атаковало неведомое чудовище из глубин. Один из марсиан поднял щупальцами похожий на длинную трубу предмет и прицелился.

Из трубы вырвался маленький блестящий снаряд, который ударил миноносец в стальной борт и отскочил. Ударившись о воду, снаряд взорвался облаком угольно-черного дыма. Чернильное облако мгновенно заклубилось по морю, но «Гремящий» успел проскочить.

— Это и есть черный дым, сэр, — сказал Тоуэй.

Ближайшая к миноносцу машина переместила металлическую руку с генератором теплового луча. Генератор испустил тонкий и бледный луч света. Вода у борта миноносца закипела, над паром показался внезапный и быстрый язык пламени. Раскаленный луч, как сквозь масло, прошел сквозь стальную броню миноносца.

— Все, конец, — простонал Тоуэй.

— Нет еще, Тоуэй, нет еще! — закричал Челленджер.

Вырываясь из облаков пара и дыма, «Гремящий» пустил в ход свои орудия. Машина с тепловым лучом рухнула, в море поднялась огромная волна, высоко взлетела пена. Орудия миноносца стреляли залпами среди пара. «Гремящий» пылал, огонь вырывался из иллюминаторов и труб, но корабль лишь прибавил ход и двинулся на вторую машину, отступавшую в сторону берега.

Миноносец находился в ста ярдах от марсианина, когда тот направил на «Гремящего» тепловой луч. Взрыв сотряс море, среди ослепительного пламени палуба и трубы взлетели вверх иззубренными обломками. Но и сам марсианский механизм пошатнулся от взрыва, а через мгновение пылающие обломки судна, все еще несшиеся вперед по инерции, ударили его. Машина осела в воду. Все скрылось в хаосе кипящей воды и пара, виден был лишь третий марсианин, спешивший к берегу.

— О, чтоб я ослеп, какой бой! — задыхался Тоуэй.

— Блестящий маневр. Какая отвага! — сказал Челленджер. — Храбрый корабль погиб, но забрал с собой двоих. Вы говорили, что артиллерия уничтожила еще одного в Серрэе…

— Да, только одного, сэр, вот и все.

— Вот и все? Уничтожены еще два! — Челленджер сжал руку Тоуэя так сильно, что гусар вздрогнул. — Дорогой мой, разве вы не видите, что они весьма уязвимы? Честное слово, эти хищники теперь знают, что сами могут стать дичью. Глядите, «Гремящий» пожертвовал собой, но спас целую флотилию.

И впрямь, корабли с беженцами отошли уже довольно далеко в море. Толпа на берегу двигалась, свиваясь узлами и водоворотами. Третий захватчик переступил через людей и быстро ретировался вглубь побережья.

— С него, по крайней мере, достаточно, — мрачно сказал Челленджер. — Ему придется сообщить своим товарищам досадные известия.

— Да, командование его вряд ли похвалит, — добавил Тоуэй.

— Интересная и поучительная картина. Как жаль, что мой друг Шерлок Холмс не смог увидеть это событие.

— Неужели, профессор, вы знаете Шерлока Холмса? — спросил Тоуэй с нотками восхищения в голосе.

— Можно подумать, вы слышали о нем, — раздраженно сказал Челленджер.

— Кто ж о нем не слыхал или не читал?

— Читай вы серьезные издания вместо популярных журналов, вы знали бы имена тех, кто гораздо более достоин известности. Но давайте подумаем об ужине — и, может быть, нам удастся что-нибудь найти на завтрак.

За ужином, состоявшим из хлеба и лука, Челленджер обратился к Тоуэю.

— Вам может здесь понравиться, Тоуэй. Как по мне, вы можете остаться и устроиться в этом доме со всеми удобствами. Но я возвращаюсь в Лондон.

— В Лондон, сэр, пешком? До Лондона больше пятидесяти миль.

— Ах да, вы ведь кавалерист. Я же в свободное время люблю совершать долгие пешие прогулки и забираться в горы. Вижу, вы нашли коробку с галетами, — с этими словами Челленджер запустил руку в коробку и ухватил огромную горсть галет. — Весьма кстати, они пригодятся мне в пути.

Челленджер выбрался наружу через открытое окно. На небе мелькнула какая-то тень. Запрокинув голову, он увидел быстро мчащийся диск, отливавший темным металлом на фоне сереющего вечернего неба. Диск развернулся и плавно скользнул над берегом, где все еще толпились люди. Вниз посыпались какие-то предметы. Поднялось чернильное облако дыма, затем еще одно. Облака расползались, скрывая берег.

— Черный дым, — снова произнес Тоуэй.

Челленджер стоял у обрыва. Дым расползался внизу, скрывая крыши домов на севере; над клубящейся черной тучей выступал лишь церковный шпиль. Он поднял к глазам бинокль. На колокольне все еще виднелась человеческая фигура. Хотя бы один человек сможет спастись.

Он зашагал к дому. Тоуэй следовал за ним по пятам.

— Профессор, — сказал Тоуэй, — прошу прощения. Могу я пожать вашу руку?

Челленджер снисходительно подал ему громадную лапу.

— Не унывайте, — велел он Тоуэю. — Размышляйте о том, что я вам говорил. Постарайтесь извлечь пользу из моих слов. Мне пора уходить.

Челленджер обогнул дом и двинулся на запад. Здесь, на возвышенности, он мог не бояться черного дыма. Темнело, на небе показался лунный серп. Челленджер был уверен, что за ночь сможет покрыть значительное расстояние; к тому же, темнота скрывала его от рыскавших повсюду захватчиков.

Он вышел на проселок, изгибавшийся на северо-запад, к главной дороге, по которой еще утром в панике бежали тысячи людей. Сейчас вокруг не было ни души. Корабли ушли, а всех или большую часть оставшихся на берегу беженцев удушил черный дым. Челленджер старался держаться поближе к деревьям, росшим по сторонам дороги. Он снова и снова вглядывался в темное небо, страшась летающего диска, который сеял черную смерть.

Оказавшись на главной дороге, он пошел ровной, уверенной походкой опытного путешественника — долгие прогулки на природе Челленджер полюбил с самого детства, проведенного в Шотландии. Он шел все вперед и вперед. Через двадцать минут он остановился и присел на бревенчатую ограду, отдыхая. Он съел большую твердую галету и прополоскал рот водой из придорожного колодца. Затем снова двинулся в путь.

Повсюду он видел следы бегства. На дороге одиноко стояла собачья тележка, рядом неподвижно лежал гнедой пони — кто-то из беженцев загнал до смерти несчастное животное. Виднелась загруженная доверху тачка, в придорожной канаве валялся велосипед со сломанным колесом. Дорогу устилали разбросанные предметы одежды, шляпы, сумки и пакеты.

Последний луч заката исчез. Высыпали звезды, дуга луны поднялась выше. Профессор все шел, изредка останавливаясь, чтобы передохнуть. Миля за милей оставались позади. Он пересек Челмсфорд, оглядываясь на темные, замершие дома. После полуночи он съел последнюю галету. Он рассудил, что прошел около пятнадцати миль.

Челленджер снова тронулся в путь. Его огромное тело покрылось потом, но ноги, похожие на мускулистые колонны, шагали все так же размеренно. Около трех часов ночи он занялся поисками еды. В нескольких домах не нашлось ровным счетом ничего — все запасы продовольствия забрали хозяева или унесли беженцы из Лондона. Наконец, в одном уютном маленьком доме он обнаружил в ведре дюжину картофелин; раковина на кухне была снабжена водяным насосом. Челленджер развел под решеткой огонь, накачал воду в чайник и поставил картошку вариться в ведре. Через полчаса он извлек три больших картофелины, отнес к окну, размял в лунном свете в пюре, посыпал солью и перцем, полил оливковым маслом из графинчика и съел пюре с голодной жадностью. Затем он рухнул в скрипучее кресло и заснул.

Когда он проснулся, солнце стояло довольно высоко. Челленджер съел холодную картофелину и набил карманы остальными. Он настороженно выглянул из окна и с опаской осмотрел окрестности. Все вокруг оставалось неподвижным, лишь довольно далеко на западе перемещалось какое-то пятно — человек, нет, еще что-то… человек, ведущий в поводу пятнистого жеребца.

Даппл? Челленджер выбежал на дорогу. Незнакомец вскочил на коня, тот пошел быстрой иноходью и оба исчезли из глаз за поворотом дороги. Челленджер нахмурился, но делать было нечего. Профессор снова двинулся в сторону Лондона.

Он проходил городок за городком. Везде его встречала мертвая тишина; казалось, марсиане, словно всадники Апокалипсиса, уничтожили все живое на своем пути. Челленджер миновал еще один затихший городок. С поля, слева от дороги, послышался крик. Толстенький, лысый человек в перепачканной одежде подбежал к Челленджеру и что-то просипел.

— Если вы дожили до этого часа, то должны знать, что на открытые места выходить опасно, — резко бросил ему Челленджер.

— Все думал, остался ли еще кто живой в Англии, — жалобно сказал толстенький.

— Что ж, ваши глаза должны убедить вас, что кое-кто вполне жив, — заявил Челленджер, похлопав себя по могучей груди.

— Куда вы направляетесь?

— В Лондон, — сказал Челленджер.

— Не говорите так, сэр! В Лондоне полно марсиан! Я убежал оттуда, я видел их.

— Едва ли, — заметил Челленджер. — Запущено десять цилиндров, в каждом пять или самое большее шесть особей. Это не так уж и много. Им понадобятся все их силы, чтобы действовать дозорами в Лондоне.

Толстяк шмыгнул носом и пожаловался на голод. Челленджер протянул ему две картофелины и ушел. Толстяк, с набитым ртом, бормотал ему вслед слова благодарности.

К полудню, по расчетам профессора, он прошел половину пути. Он очутился среди пригородных домов, пустых и тихих. Он снова принялся разыскивать еду и в одном из домов обнаружил остаток окорока и несколько ломтей черствого хлеба. На сей раз огонь он решил не разводить, опасаясь, что дым может выдать его. Большим ножом, отнятым у грабителя в Челмсфорде, он отрезал несколько ломтей окорока, положил на хлеб и съел. В другом доме нашлась бутылка кларета — не лучшего качества, решил Челленджер, неторопливо шагая по дороге и попивая из бутылки.

Теперь он давал себе больше времени на отдых. Вечером, присев на скамью у запертого магазина, он снял тяжелые ботинки и вывернул носки наизнанку. Жжение в ногах ослабло, и он зашагал вперед.

Поздней ночью Челленджер добрался до Лондона. Мысль о том, что Вест-Кенсингтон был совсем близко, придала ему новые силы. Нужно дойти до Энмор-парка и узнать, цел ли кристалл. Он вошел в город и побрел по пустынным улицам. Стояла поразительная тишина, но через некоторое время он услышал, как впереди, где-то далеко в темноте, завыла марсианская сирена. Челленджер, внезапно почувствовав себя совершенно измотанным, с трудом протиснулся в приоткрытую дверь какого-то торгового заведения — то был, насколько он мог судить, склад одежды — растянулся на прилавке и заснул беспробудным сном.

Утром, когда он проснулся, солнце вновь стояло высоко. Его ноги гудели и ныли, однако боль была терпимой. В задней комнате он нашел кран, откуда потекла тонкая струйка воды. Челленджер ополоснул руки и лицо, позавтракал последней холодной картофелиной и ступил на улицу, в яркий свет утра.

Вражеских механизмов нигде не было видно. Осмотревшись, Челленджер понял, что находится возле Бетал-Грин-роуд, приблизительно в семи милях от собственного дома в Кенсингтоне. Передвигаться следовало с осторожностью. Он пересек Кембридж-роуд и оказался в Уайтчепеле. Далеко на северо-западе, напоминая на расстоянии уродливую игрушку с декадентскими изломами линий, показался чудовищный механизм; машина возвышалась над крышами, высматривая добычу. Челленджер спрятался за дверью подвала. Через некоторое время марсианин двинулся на восток и скрылся из глаз. Еле передвигая измученные ноги, Челленджер побрел дальше, в направлении Гайд-парка и Кенсингтона.

Улицы, ведущие к Темзе, были сплошь покрыты толстым слоем зернистой, угольно-черной и маслянистой на вид пыли — должно быть, черный дым, разложившийся и ставший теперь безопасным. Где-то на улицах бодро пели птицы. Две собаки затеяли веселую игру, возясь в черной пыли. Челленджер ускорил шаг. То и дело слышались отдаленные вопли сирен. Он миновал Гросвенор-сквер. Севернее находилась Бейкер-стрит, но профессор решил, что отправится туда позднее.

Очутившись среди деревьев Гайд-парка, Челленджер быстро перебежал мост через Серпентайн. Его внимание привлекла странная поросль красного сорняка; гниющие пучки красной травы плыли по воде. Несомненно, еще одно свидетельство вторжения, решил Челленджер. Но была ли трава высажена намеренно либо разрослась случайно?

Гайд-парк остался позади, он вошел в Кенсингтонгский парк. Вдалеке на юго-западе небо застилали дымные тучи: как видно, все еще тлели дома и поля, подожженные тепловыми лучами во время боев в Серрэе. Вскоре Челленджер, улыбаясь ликующе и устало, увидел массивный портик Энмор-парка. Он грузно вскарабкался по ступеням и вставил в замок большой ключ.

На него упала зловещая тень. Громадная боевая машина пробиралась вдоль улицы к дому.

Челленджер мгновенно оказался внутри и запер за собой дверь. С улицы доносился металлический лязг. Сквозь приоткрытую дверь он видел гостиную; оконное стекло с треском разлетелось на множество осколков, в комнату вползло змеевидное щупальце.

Челленджер на цыпочках пробежал через холл, пересек кухню и оказался у черного хода, ведущего в розовый сад. Стараясь не производить ни малейшего шума, профессор обогнул дом и осторожно высунул бороду из-за угла.

Боевая машина, согнув ноги, застыла на улице. Челленджер невольно залюбовался сложными сочленениями ножных суставов — на каждой металлической ноге их было не меньше полдюжины. Машина опустила овальное тело почти до самой земли; колпак, где находился марсианин, вплотную приблизился к окну. Щупальца машины искали что- то в доме. В любую секунду марсианин мог испепелить Эн- мор-Парк тепловым лучом.

Челленджер наклонился и с хриплым возгласом вывернул кирпич из бордюра. Он выпрямился, откинул огромную руку и всей силой мускулов и ненависти послал кирпич в марсианина. Металл громко зазвенел, кирпич отскочил, угодив в металлический щит чуть пониже колпака.

Клобук марсианина тут же обернулся к профессору, словно пытаясь его рассмотреть. Челленджер отпрянул и, несмотря на усталость, стремительно помчался обратно, точно громадный заяц. Он снова обогнул дом, пробежал через сад и недвижно застыл на кухне. Мгновение спустя гигантский механизм пронесся между Энмор-парком и соседним домом, затем, бешено вращая колпаком, показался между двумя другими домами дальше по улице и метнулся в сторону Кенсингтонгского парка.

Челленджер, тяжело дыша, прислонился к дверному косяку.

В первую очередь следовало поздравить себя с успехом, что Челленджер не преминул сделать. Но затем он подумал, что для успеха человеческих дел, пусть ими и управляет в высшей степени блестящий интеллект, все же требуется немного везения.

Он выглянул на улицу. Машина бродила теперь вдалеке, возвышаясь над крышами домов на севере. Челленджер осторожно прикрыл дверь, прошел в кабинет и сел за письменный стол. Погрузившись в темный омут усталости, Челленджер долго сидел неподвижно. Наконец он снова выглянул из кухонного окна. Преследователь исчез. Профессор торжествующе усмехнулся сквозь бороду, отправился на кухню и стал разыскивать еду.

Запасов съестного было много, и он устроил себе обильный обед. Из крана текла тонкая струйка воды — так было и в магазине, где он провел ночь. Челленджер выпил стакан воды, подставил под струйку воды чайник и возвратился в кабинет. Хрустальное яйцо находилось там же, где он его оставил, в старой коробке из-под чая.

Челленджер поспешно набросил на голову черную ткань и увидел знакомое голубое сияние. Он начал медленно поворачивать хрустальное яйцо. Сияние усилилось, туман в кристалле превратился в легкую голубоватую дымку и рассеялся.

Перед Челленджером предстало огромное земляное углубление — эта яма была несравненно больше воронки, оставленной цилиндром в Уокинге. Повсюду сновали механизмы — боевые машины, разгрузочные приспособления и другие сложные устройства, назначение которых осталось для него загадкой. На дне кратера, покрытом гравием, копошились непомерно раздувшиеся туши захватчиков, среди них что-то отчаянно металось и отбивалось.

Челленджер захлопнул коробку и откинулся в кресле. Он увидел себя распростертым на гравии, в грудь ему целилась стальная трубка; не без труда он изгнал из мыслей кошмарную картину.

Он вынул часы. Близился вечер. На кухне он подставил под струйку воды другой чайник, а с помощью первого и влажной губки сумел кое-как помыться; несмотря на холод, он ощутил прилив сил. Он надел чистую одежду, натянул тяжелые ботинки и сел за письменный стол. Его усталое тело благодарно расслабилось, но разум продолжал с неистовой скоростью выбирать, сопоставлять, анализировать и отбрасывать факты и гипотезы.

Спору нет, ему сопутствовал успех. Мало того, что удалось спастись от беспощадных врагов на побережье и здесь, в Лондоне — он также сумел перехитрить одного из них, он заставил марсианина уйти. Захватчики обладали гигантским мозгом, но не были всезнающими. Их поведение в бою с «Гремящим» свидетельствовало о смятении. Человек может беспристрастно оценить всю их силу и слабость, ибо сами они ошиблись, сочтя человека всего только неразумным зверем.

Да, у них имеются поразительные механизмы — но никак нельзя забывать о трезвом умозаключении Робинзона Крузо: «Разум есть основа и источник математики, а потому, определяя, и измеряя разумом вещи и составляя о них наиболее разумное суждение, каждый может через известное время овладеть любым ремеслом»^[21].

Этот вывод равно справедлив для порабощенной Англии и затерянного острова, где выжил и победил Робинзон Крузо.

Человек, ведомый разумом, способен раскрыть тайны марсианских механизмов, способен даже, с Божьей помощью, захватить их и научиться управлять ими. Размышляя об этом, он заснул.

Челленджер проснулся глубокой ночью и решил выйти на разведку. Он снова прошел через Кенсингтонский парк и Риджент-парк; так он добрался до Бейкер-стрит. Его шаги эхом отдавались в тишине. Он поднялся по ступенькам к квартире Холмса, но дверь была заперта и во тьме не слышалось ни звука. По пути назад в Энмор-парк Челленджер стал разыскивать съестные припасы, осматривая магазины и трактиры. Дома он развел огонь и подогрел несколько банок с консервированным горохом и черепаховым супом. В первый раз с тех пор, как они с женой в понедельник уехали из Лондона, он ел горячую пищу. Той ночью он заснул крепким сном в собственной спальне.

Ранним утром Челленджер осмотрел дома и улицы Лондона из чердачного окна. На северо-востоке в воздух поднимался зеленоватый пар. Вероятно, там находился основной опорный пункт марсиан, та громадная яма, которую он видел накануне в кристалле.

Он подумал о завтраке. В кухне имелись яйца, но профессор благоразумно рассудил, что они наверняка испортились, пролежав неделю в корзинке, и вскрыл банку с рыбными консервами. Позавтракав, он прошел в кабинет и вынул из свинцовой коробки кристалл. Накрыв голову черной тканью, Челленджер приступил к наблюдениям.

В кратере в то утро находилось не более дюжины марсиан; все они были заняты различными работами. Вокруг трудились многочисленные механические устройства. Причудливая конструкция, похожая на плавильную печь, испустила облако серо-зеленого дыма, еще одно приспособ

ление стало быстро забрасывать внутрь комья земли, затем вытащило слиток светлого, напоминавшего алюминий металла. Захватчики налаживали промышленность и, очевидно, собирались надолго закрепиться в Лондоне.

Внезапно кратер закрыла тень, в кристалле возникла пара округлых, ярко блестящих глаз, которые все приближались, глядя прямо в лицо Челленджеру. Глаза исчезли, точка обзора резко сменилась: теперь он словно смотрел на кратер с большой высоты. Профессор торопливо швырнул кристалл в коробку и захлопнул крышку. Сомнений быть не могло — марсианский кристалл, сообщавшийся с хрустальным яйцом, очутился под колпаком боевой машины.

Не прошло и нескольких минут, как с улицы донеслось гудение и лязганье грозного марсианского механизма. Схватив коробку, профессор отступил в холл. Со звоном посыпались осколки стекла, послышался грохот опрокидываемой мебели. Щупальца марсианина проникли в гостиную.

Челленджер знал, что нужно делать. Он поспешно выбрался из дома через черный ход и под прикрытием садовых кустов выбежал в проулок. Он повернул на восток, стараясь держаться в тени, чтобы марсианин не заметил его с высоты. В дальнем конце проулка он нырнул во двор и растянулся на земле среди колючих декоративных кустов. Челленджер пролежал так около часа, потом выбрался дворами к Кенсингтонскому парку.

Преследователь оставался на прежнем месте, возвышаясь над домами. Теперь его уже не удастся отвлечь от Энмор- парка, подумал Челленджер. Пробираясь между деревьями и кустами, он добрался до Гайд-парка, пересек парк и вышел на Бейкер-стрит.

Он вновь поднялся по ступеням; дверь Холмса была заперта, в доме царило молчание. Он нахмурился. Сумел ли Холмс бежать из Лондона? Вернется ли он в город? Ответа не было, лишь на севере клубился зеленый туман над вражеским штабом.

Весь день профессор блуждал по городу, разыскивая еду. Многие магазины оказались взломаны и разграблены. В кондитерской Челленджер нашел банку с копчеными ломтиками индейки и несколько черствых пирожков со смородиной. Поужинав, он пробрался в заднее помещение и устроился в кресле за маленьким письменным столом.

Итак, ночь субботы. Марсиане покорили Лондон за двенадцать дней; но как далеко распространяется их власть? Быть может, где-нибудь далеко на севере свободное человечество готовится сейчас к битве с марсианами…. Челленджер долго размышлял над планом нового путешествия, но в конце концов сон одолел его.

Он проснулся от шума взволнованных голосов. Говорили снаружи — судя по всему, людей было около дюжины. Он поспешно вскочил и вышел на улицу. Несколько мужчин, сгрудившись в темноте, громко болтали и смеялись.

— Что случилось? — загрохотал он так властно, что все смолкли и повернулись к нему.

— Гляди туда, приятель, — указал один из них.

Откуда-то с запада лился свет — белый, резко отличавшийся от того зеленого сияния, что окутывало механизмы марсиан.

— Кто-то зажег огни, — пьяным голосом сказал другой, еле держась на ногах. — Пошли, ребята, посмотрим, что там.

Риджент-стрит была вся залита светом. Челленджер посмотрел на часы — четыре утра; скоро должен был начаться рассвет. Справа он видел Оксфорд-серкус с высоким зданием Лэнгхэм-отеля и, в другой стороне, Пикадилли. Люди шли толпой по тротуарам, громко переговариваясь и смеясь. Сквозь шум голосов донесся резкий взрыв музыки, несколько человек неуклюже пустились в пляс. Мужчины и женщины пили прямо из бутылок. Какой-то человек в засаленной куртке и кепке, пошатываясь, наткнулся на Челленджера.

— Все кончилось! Кончилось! — выкрикнул он.

— Что вы пытаетесь сказать? — зарычал Челленджер.

— Они ушли, никто их не видел уже много часов. Пришли из ниоткуда и туда же ушли.

Неряшливая женщина в широкополой шляпе со сломанным пером, кутаясь в шаль, протянула Челленджеру руку с грязными ногтями.

— Как дела, голубчик? — икнула она. — Эй, мне всегда нравились большие мужчины с большими бородами, честное благородное слово.

— К сожалению, мне никогда не нравились пьяные женщины с золотыми зубами, — бросил Челленджер, поворачиваясь к ней спиной.

Он презрительно разглядывал эту толпу дикарей, которая орала и кружилась в пьяном угаре кошмарного кутежа. Их лица внушали ему отвращение. Он поглядел на высокие дома на другой стороне улицы. Занимался рассвет, небо светлело.

Что-то громадное неторопливо поднималось за домами, нависая над крышами, вырисовываясь силуэтом на фоне неба.

Челленджер сразу узнал этот силуэт: три длинных суставчатых ноги, овальное тело наверху. Марсианская машина наклонилась, гигантские щупальца метнулись вниз и ухватили сразу нескольких людей; те отбивались, громко вопя от страха. В толпе раздались крики, люди пытались бежать, наталкиваясь друг на друга во внезапном приступе паники. Щупальца снова протянулись, пошарили в толпе и захватили еще несколько пленников.

Боевая машина бросила своих жертв в клетку на спине и шагнула на Риджент-стрит в обезумевшую толпу. Гуляки завыли от ужаса, пьяные и беспомощные люди валились на тротуар. Машина склонилась над ними, все ее щупальца работали, собирая добычу, как человек собирает сбитые ветром яблоки. Люди в дальнем конце улицы наконец заметили марсианина и оглушительно закричали; они падали и карабкались один на другого, пытаясь скрыться от опасности.

Челленджер стремительно нырнул в спасительные тени переулка. Крики позади него слились в протяжный, ужасающий вой. Он застыл у двери кондитерской. Боевая машина поворачивалась в разные стороны над крышами, занимаясь своим делом. Безусловно, марсианину достался богатый улов.

Он пробрался внутрь, нащупал стул и сел. Жертвы на Риджент-стрит были слишком пьяны либо испуганы и не могли бежать. Кто зажег там огни, заманивая толпу в ловушку? Что за безумная фантазия овладела этой толпой? Почему они решили, что кошмар вторжения закончился?

Челленджер пытался мыслить бесстрастно и рационально, снова и снова убеждая себя, что попавший в плен пьяный сброд — незначительная потеря для человечества, борющегося за выживание. Но он видел, как и чем питались захватчики, и на сердце у него было тяжело.

Солнце поднималось. Он позавтракал тремя черствыми пирожками, которые запил содовой из бутылки, вычистил крошки из бороды и рискнул выйти на улицу.

Угрожающий силуэт марсианской машины исчез. Да и зачем теперь машинам рыскать в этой части города? В десяти цилиндрах находилось не более шестидесяти захватчиков, и провизии, захваченной фуражиром на Риджент-стрит, им хватит на несколько дней. Челленджер снова почувствовал отвращение и тошноту, но отогнал это чувство, потянувшись и глубоко вдохнув свежий утренний воздух. Он вышел на Риджент-стрит. Тишина — иного он и не ждал; те немногие гуляки, которым удалось спастись от марсианина, должны быть сейчас далеко.

Челленджер присел на тумбу под затененной аркой какого-то здания, вспоминая свои приключения. Сперва была поездка в Уокинг. Он вышел из себя, беседуя с надутыми астрономами, Стэнтом и Оджилви, и он бесспорно был тогда прав, к тому же успел покинуть пустошь, где толпу испепелил тепловой луч. Он снова поступил правильно, когда потребовал ту двуколку, буквально отобрал ее, и оказался прав, решив везти жену на побережье. По счастью, там он столкнулся с капитаном Блейком, и тот спас миссис Челленджер от грозившей ей опасности. Удача была с ним снова, когда он взобрался на холм и сам спасся от облака смертоносного черного дыма. Он много раз был на волосок от смерти и уцелел едва ли не чудом, в то время как тысячи людей вокруг погибли.

Скоро погибнут и те, кого схватил марсианин на Риджент-стрит. Захватчик унес их, марсиане высосут их кровь. Кровь лондонского отребья, жалких обитателей городского дна. Холмс предположил, что ужасные существа, против которых самое мощное оружие человека было бессильно, могут погибнуть от простых земных болезней. Несмотря на все ужасы марсианского нашествия, подумал Челленджер, разум Холмса работал как никогда спокойно и уверенно, а его рациональные выводы по временам даже раздражали, потому что профессору Джорджу Эдуарду Челленджеру полагалось бы самостоятельно делать столь элементарные умозаключения.

Он дважды пытался разыскать Холмса. Почему бы не наведаться на Бейкер-стрит еще раз? Профессор вынул часы — близился полдень.

С осторожностью, давно уже ставшей привычной, Челленджер двинулся в путь. На каждом углу он замедлял шаги, внимательно оглядывая перекрестки, где могла таиться опасность. Дойдя до Бейкер-стрит, он остановился передохнуть у витрины магазина Доламора, уставленной бутылками вина и бренди. Затем он поднялся по лестнице.

В квартире Холмса слышались голоса. Голос Холмса, потом еще один, незнакомый. По всему громадному телу Челленджера, смывая усталость и безумие последних дней, прошла теплая волна облегчения и радости.

— Могу я войти? — закричал он во весь голос.

IV. МАРСИАНСКИЙ КЛИЕНТ
Джон Г. Уотсон, М. D

Популярное сочинение мистера Г. Дж. Уэллса «Война миров», вышедшее из-под пера известного радикала и атеиста, ближайшего сподвижника Франка Харриса^[22], Джорджа Бернарда Шоу и куда более одиозных личностей, изобилует фактическими ошибками и неточностями. В этой книге, полной безудержных преувеличений, Уэллс претендует на научные познания, которыми никак не обладает. Тем не менее, мужи науки и простые читатели осыпают Уэллса похвалами, тогда как блестящие дедуктивные труды Шерлока Холмса и профессора Джорджа Эдуарда Челленджера встречают лишь глумлением и насмешками.

Уэллс упоминает о великолепном и почти нетронутом экземпляре хищника, который сохраняется в спирту в Музее естественной истории, но по небрежности либо преднамеренно умалчивает об истории поимки, исследования и консервации этого экземпляра. Мало того, как в научных публикациях, так и в общедоступной прессе игнорируются поразительные выводы профессора Челленджера, который утверждает, что вторгшиеся на Землю захватчики были отнюдь не марсианами. Холмса, похоже, ничуть не беспокоит подобная несправедливость; но, посоветовавшись с ним, я решил изложить истинные факты, оставляя потомкам право судить.

* * *

Когда тем солнечным летом 1902 года началось вторжение, ужас охватил всех и каждого — всех, за исключением двух умнейших и лучших из людей, которых я когда-либо знал. Первый цилиндр, упавший в Уокинге, раскрылся утром в пятницу, 6 июня, изрыгнув свой экипаж безжалостных космических хищников. Помнится, в тот день я встал очень рано и немедленно выехал в Хайгейт, где в критическом состоянии лежал у себя дома бедняга Мюррэй, верный старый ординарец, спасший мне жизнь во время Второй Афганской войны.

Утренние газеты сообщили, что среди провинциальных городков Серрэя высадились невиданные существа с Марса, соседи Мюррэя взахлеб обсуждали последние известия, но я, по правде сказать, уделял всему этому мало внимания, так как нашел Мюррэя крайне ослабевшим и беспомощным. Почти сразу же я с горечью убедился, что спасти его невозможно, оставалось лишь облегчить его предсмертные страдания. Вечером, пытаясь сбить у него жар, я краем уха услышал, что марсиане атаковали в Уокинге беззащитную толпу любопытных.

Может показаться, что я едва отдавал себе отчет, какие драматические события происходили в тот день, а также в субботу и воскресенье; хотел бы еще раз напомнить читателю, что все мое внимание было поглощено несчастным Мюррэем. Жители дома пересказывали друг другу самые дикие истории, казавшиеся мне лишь паническими слухами: космические существа, дескать, полностью разрушили Уокинг и Хорзелл, разбили поспешно выставленные против них войска и двинулись к Лондону. К утру понедельника все соседи Мюррэя и обитатели близлежащих домов бежали; об их дальнейшей судьбе мне ничего не известно. На всей улице не осталось ни единого человека, помимо меня и моего бедного пациента.

Разумеется, я и подумать не мог о том, чтобы уйти и оставить бедного Мюррэя умирать в одиночестве. День за днем я ухаживал за больным и делал для него все, что мог, заботясь о несчастном как врач и как друг. Вокруг царили страх и запустение, на улицах внизу клубились облака ядовитых испарений, которые позднее стали называть черным дымом.

Я слышал пронзительный вой боевых машин, перекликавшихся над крышами Лондона; порой, с опаской выглядывая из окна, я видел, как они с чудовищной скоростью проносились вдалеке, выбрасывая суставчатые ноги высотой не менее ста футов. Кажется, во вторник или в среду они ударили тепловыми лучами в соседние дома, превратив здания в пылающие факелы. К счастью, наше убежище уцелело.

Все эти дни Мюррэй пролежал в бреду. Он невнятно бормотал что-то о винтовках и патронах; думаю, затуманенное сознание рисовало ему картины сражений с афганцами. В поисках еды я обыскал все квартиры в доме. К утру восьмого дня, второй пятницы вторжения, он скончался. Только тогда я осознал, что за окнами давно стоит странная тишина.

Я поправил на постели тело несчастного Мюррэя и сложил его руки на груди. Склонив голову, я прошептал слова молитвы. Затем я вновь подошел окну, выглянул и впервые подумал о возвращении домой.

Вниз по холму сбегала улица, вся покрытая маслянистой черной пылью — остатками распавшегося на составные части черного дыма; я поблагодарил Бога за то, что местоположение Хайгейта помогло мне избежать соприкосновения с этим веществом. Глядя из окна и стараясь понять, что происходит снаружи, я разглядел одинокого пса, который неторопливо бежал по черному тротуару. Маслянистая пыль не оказывала на него никакого воздействия; я заключил, что дым, распадаясь, становился безвредным. Я собрался было выйти на улицу, но тут заметил вдалеке боевую машину — она неслась между домами, испуская из сочленений клубы зеленоватого пара. При свете дня, рассудил я, улицы были слишком опасны.

Я снова обошел квартиры, заглядывая во все кладовые и кухонные шкафы. Мои усилия были вознаграждены сушеным мясом, коркой черствого хлеба и бутылкой теплого пива. Я поужинал рядом с неподвижным мертвым телом бедняги Мюррэя.

Долгие июньские сумерки сменились темнотой. Я взял свой медицинский саквояж и вышел из дома, направляясь на юг.

По прямой до Бейкер-стрит было не более пяти миль.

Однако, пробираясь темными улицами в сторону Примроз-хилла, я внезапно увидел впереди широкие движущиеся полотнища зеленого света. В этот момент я находился у путей Лондонской и Северо-западной железной дороги^[23]; здесь, под насыпью, росли громадные пучки незнакомой мне ржаво-красной травы, которые могли послужить укрытием. Прячась за кустами, я различил в призрачном свете силуэты шести марсианских боевых машин — они стояли в ряд, словно в военном строю. Я понял, что оказался в непосредственной близости от центрального лагеря захватчиков, где собрались значительные силы врага. Дорога на юг была заказана, и я свернул на восток, стараясь держаться поближе к железнодорожной колее.

Крадучись, я обошел Примроз-хилл окольным путем. Впереди была благословенная темнота; я осмелился было выпрямиться во весь рост и зашагал вдоль насыпи, как вдруг совсем рядом раздался пронзительный вой сирены. С противоположной стороны полотна донеслось яростное лязганье металла. Обливаясь холодным потом, я упал ничком в небольшую ложбинку и неподвижно лежал в грязи, пока чудовище со страшным гулом бродило вокруг. Заметь меня хищник, я был бы обречен. Наконец марсианин, производя неимоверный шум и лязг, направился обратно к своему освещенному лагерю. Я вскочил на ноги и бросился на север, в темноту.

Не помню, где я бродил, испытывая невероятный ужас. Он гнал меня вперед; спотыкаясь, я пытался перевести дыхание, но не осмеливался остановиться. Я бежал по темным, узким проулкам, несколько раз пересекал открытые пространства между зданиями. Остановившись в полном изнеможении, я понял, что оказался в Кентиш-тауне. Дома вокруг были пусты; я не видел в окнах ни малейшего проблеска света, не слышал ни единого звука, помимо безумного стука собственной крови в ушах. Я присел на ступеньках ближайшего дома, но долго отдыхать не стал, опасаясь появления гигантского, лязгающего металлом преследователя. Я вновь тронулся в путь, пересек широкую улицу — Кэмден-роуд, решил я — и побрел дальше, теперь уже медленнее. Время от времени я останавливался и прислушивался. Меня никто не преследовал, но справа и чуть позади все еще полыхало зеленое сияние над Примроз-хиллом.

Когда над крышами Лондона начал заниматься ранний рассвет, я увидел, что очутился на незнакомых улицах. Видимо, решил я, это был Сток-Ньюингтон. Пошатываясь от усталости, я тащился вперед мимо захудалых лавок и убогих домишек. Фасад одного из домиков был разбит, дверь висела на одной петле. Я вошел и с радостью обнаружил кувшин с водой, однако еды в доме не было. Я выпил воду большими глотками, лег на потрепанный диван и заснул.

Спал я урывками, то и дело просыпаясь и выглядывая из разбитого окна. Боевых машин нигде не было видно, но раз или два я видел на мостовой и на стенах домов напротив какие-то быстро скользящие тени. Гораздо позднее я понял, что их отбрасывал летающий механизм, построенный захватчиками в целях передвижения в более плотной и непривычной для них атмосфере Земли. В кувшине оставалось несколько глотков воды; я допил воду перед тем, как субботней ночью снова отправился в путь, жалея, что воды было так мало.

Я шел на юг, время от времени останавливаясь, чтобы определить свое местонахождение. Судя по всему, я оказался где-то к востоку от Кингслэнд-роуд. Я с опаской пересекал улицы и содрогнулся, когда внезапно раздался человеческий голос.

Обернувшись, я увидел сгорбленную фигуру в отрепьях. Человек приблизился ко мне, и я смог разглядеть его в темноте: то был старик с грязным лицом, клочковатой седой бородой и горящими глазами.

— Думал, один я спасения сподобился, — просипел он. — Милосердие и благоволение Всевышнего, стало быть, пребывают и с тобою, брат мой.

— Милосердие Всевышнего? — удивленно повторил я вслед за ним: испытания последних дней никак не казались мне знаком небесного благоволения.

— Господни ангелы-разрушители покарали сей нечестивый град и огнем пылающим низвергли блудницу Вавилона, — продолжал старик. — Много лет читаю я Библию, внемлю пророчествам и проповедую недостойным. Судный день близится, брат мой, это точно. Мы с тобою, стало быть, во свидетельство спасены — воочию узрим, как судимы будут живые и мертвые по делам своим грешным.

Я спросил, видел ли он марсиан. Старик ответил, что в начале недели они рыскали по улицам, «души людские ловя на суд», но вот уже два дня он видел их лишь в отдалении. Он снова принялся уговаривать меня остаться с ним, но я решительно направился на юг. Я прошел несколько кварталов по восточной стороне Кингслэнд-роуд, повернул на запад и, обойдя обрушившийся дом, стал медленно и осторожно пробираться к Бейкер-стрит.

В полночь, приближаясь к Риджент-стрит, я увидел огни. Яркий свет был белым и никак не напоминал зеленое свечение марсианских механизмов. Ускоряя шаг, я заметил, что больше всего огней горело на Пикадилли. Не успел я подойти ближе, как в северной стороне что-то блеснуло, я уловил движение металлической башни — одной из боевых машин — и бросился к подвальной лестнице.

Там, страдая от холода и голода, я просидел до воскресного полудня. В покинутом людьми, порабощенном Лондоне стояла мертвая тишина. Я решился выбраться из своего убежища и, словно преследуемое животное — каким я и стал за эти дни — заторопился, поминутно озираясь, по Риджент-стрит и дальше на запад по Пикадилли.

Добравшись до Бейкер-стрит и не увидев никаких следов разрушений, я ощутил мимолетный прилив надежды. Я настороженно шагал по тротуару, готовый в любое мгновение броситься в бегство. Так я дошел до номера 221-6. Вокруг стояла тишина; знакомый дом показался мне затаившимся и чужим, будто я отсутствовал больше года. Я чуть ли не вполз вверх по лестнице и повернул круглую дверную ручку. Дверь была не заперта и тут же отворилась. Неверными шагами вошел я в гостиную — наконец-то я был дома.

Шерлок Холмс сидел в любимом кресле, неторопливо набивая вишневую трубку табаком из персидской туфли. Он поднял худое лицо и улыбнулся.

— Слава Богу, вы живы, — с трудом пробормотал я и упал в кресло напротив.

В мгновение ока мой друг оказался на ногах и налил мне солидную порцию бренди. Я принял стакан с благодарностью и стал медленными глотками пить живительный напиток.

— Вы все это время оставались здесь? — спросил я, когда он снова уселся.

— Отнюдь, дорогой Уотсон, — беззаботно ответил Холмс, словно мы лениво болтали о каких-то мелочах. — В воскресенье вечером, как только стало понятно, что бедствие распространяется из Серрэя в Лондон, я отвез миссис Хадсон на вокзал. Сперва я думал, что отправлю ее в Норфолк одну, но толпы, осаждавшие поезда, оказались весьма буйными. Поэтому я поехал вместе с нею в Донниторп, где она когда-то жила. Родственники, управляющие сейчас местной гостиницей, с радостью ее приняли. Находясь в Доннитор- пе, я расспрашивал свидетелей и следил за развитием событий. В понедельник, как можно было заключить, основной поток жителей Лондона направился на восток, к побережью, в то время как марсиане преследовали беженцев. Затем воцарилось относительное спокойствие, Норфолк марсиане атаковать не пытались. В среду я, передвигаясь с большой осторожностью, вернулся в Лондон, часть пути прошел пешком. Собирался вас искать.

— Я был с беднягой Мюррэем в Хайгейте, — сказал я. — Он умер. Быть может, так лучше: умереть и не видеть весь этот ужас.

— Лично я оцениваю создавшееся положение несколько иначе, — заметил Холмс. — Итак, продолжим. На Бейкер- стрит я оказался вечером в четверг и с тех пор не оставлял надежды на ваше возвращение. Я также надеялся, что получу какие-либо известия от своего друга, профессора Челленджера. Но вы, должно быть, голодны, Уотсон.

Услышав его слова, я вновь ощутил муки голода. На столе я нашел галеты, тарелку с сардинами и бутылку кларета. Я принялся за еду, рассказывая тем временем о своих приключениях.

— Вы упомянули профессора Челленджера, — сказал я, проглотив кусок галеты. — Кто он?

— Один из самых блестящих зоологов Англии, о чем он никогда не забывает. Поэтому он не преминул бы сказать — самый блестящий.

— Похоже, самомнения ему не занимать.

— Не спорю, хотя в его случае это оправдано, — ответил Холмс. — Между прочим, Уотсон, припоминаете ли вы давешнюю журнальную статью, где рассказывалось о яйцевидном кристалле, в котором отражались странные пейзажи и диковинные создания?

— Конечно, ведь я прочел ее тут же после вас. По правде говоря, Холмс, сочинения мистера Уэллса меня ни малейшим образом не интересуют — прочел лишь потому, что в статье упоминался Джекоби Уэйс, ассистент-демонстратор больницы святой Екатерины. Если не ошибаюсь, он говорил, что кристалл куда-то подевался.

— И в самом деле, кристалл он не найти не сумел, — сказал Холмс, чему-то улыбаясь.

— Дайте-ка припомнить. Уэйс говорил этому писаке Уэллсу, что намеревался купить хрустальное яйцо в лавке древностей, однако его опередили — кристалл был приобретен высоким смуглым человеком в сером и бесследно исчез.

— Отлично, Уотсон! Скажите-ка, кого напоминает вам этот высокий человек в сером? — небрежно осведомился Холмс.

— Мне? Собственно, никого.

— Да что с вами, Уотсон? Вам ведь всегда нравился мой серый костюм от Синглтона.

Я едва не поперхнулся и отложил вилку.

— Хотите сказать, Холмс, что кристалл купили вы?

— Именно так. Мы с Челленджером изучали кристалл, и я оставил хрустальное яйцо у него для дальнейших исследований. Мы знали о подготовке марсианской экспедиции на Землю. Когда в позапрошлую пятницу в Уокинге упал первый цилиндр, я сразу поехал к Челленджеру в Вест-Кен- сингтон. Его жена сказала, что он отправился в Уокинг, где собралось множество ученых; я последовал за ним, но Челленджера не нашел. Боюсь, его убил тепловой луч, также как Оджилви из местной обсерватории и Стэнта, королевского астронома.

— Могу я войти? — прозвучал за дверью величественный голос.

* * *

Холмс мгновенно обернулся и распахнул дверь. Перед нами предстал грузный, приземистый человек с громадным торсом гориллы и волнистой черной бородой, вызывавшей в памяти каменные изваяния ассирийских царей. Ему было на вид около сорока; он был одет в помятые черные брюки и короткий, казавшийся мальчишеским твидовый пиджак. Мощная волосатая рука незнакомца крепко сжимала свинцовую коробку, в каких обычно продается отборный восточный чай.

— Дорогой Челленджер, — приветствовал гостя Холмс. — Мы как раз о вас говорили.

— Я был здесь дважды, Холмс, но вас не застал, — ответил тот, с некоторым сожалением поглядывая на остатки еды на столе.

— Должно быть, я наблюдал за марсианами либо занимался поисками провизии, — сказал Холмс. — Кстати, поскольку мы заговорили о провизии, вы можете воспользоваться нашими запасами.

— Искренне вас благодарю.

Челленджер пересек комнату, двигаясь легко и быстро, несмотря на свои размеры и тяжелые ботинки. Он уложил на галету несколько сардинок, раскрыл бороду и отправил свое кулинарное произведение в рот. Сверкающие серого-лубые глаза профессора оглядели меня с ног до головы.

— Средний рост, крепкое телосложение, — послышался гулкий голос. — Долихоцефал, выступающие скулы. Кельт, несомненно. Возможно, шотландец.

Он нанизал на вилку еще две сардинки.

— Как мило, Холмс, что вы по доброте душевной дали приют этому бедному бродяге.

— Нет, Челленджер, — ответил Холмс, возившийся с новой банкой сардин. — Это не бродяга, а мой бесценный друг и помощник, доктор Уотсон, чье имя несколько раз упоминалось в наших разговорах.

— Вот как? — спросил Челленджер.

Мне стало неудобно: в измятой одежде, весь покрытый грязью, я действительно напоминал бродягу.

— Мне следует побриться и надеть чистое белье, — сказал я, вставая. — Простите меня, джентльмены.

Я прошел к себе в комнату, смыл с лица пыль и грязь, соскреб с подбородка щетину и тщательно вымылся. Переодевшись в чистую одежду и чувствуя себя гораздо лучше, я вернулся в гостиную.

Челленджер, со всем удобством расположившись в кресле, жевал галеты и беседовал с Холмсом.

— В понедельник я достал повозку и отвез жену на побережье, — рассказывал он. — Там мне удалось посадить ее на корабль, отплывавший во Францию. Сам я пешком вернулся в Лондон.

— Разве на корабле не было места и для вас? — спросил Холмс.

— Да, я мог бы уехать с ней. Но мое присутствие настоятельно требуется здесь, — прогудел Челленджер. — Не исключаю, что мой интеллект — и в определенной, хотя и меньшей степени ваш — способен взять верх над захватчиками.

— До сих пор, марсианам удавалось подавить любое сопротивление, — заметил Холмс. — Однако же далеко не все шло так, как они предполагали. Один из марсиан был уничтожен снарядом в Серрэе. Такая потеря вносит существенный урон в их ряды, поскольку марсиан не может быть более пятидесяти.

— На побережье они также понесли потери, — сказал Челленджер. — Три боевые машины вошли в море, собираясь то ли преследовать, то ли потопить суда с беженцами. На них бросился военный корабль, закованный в броню, миноносец под названием «Гремящий». Корабль уничтожил две машины, прежде чем взорваться. Жаль, вы не видели это сражение, Холмс. Великолепная битва!

— Мне рассказывали о столкновении в заливе, — отозвался Холмс. — Поразительно другое: если марсиане, нисколько не колеблясь, ринулись в воду, вода должна быть им хорошо знакома. В кристалле, Челленджер, мы с вами видели на Марсе водный поток. Атака броненосного корабля застигла марсиан врасплох, и тем не менее они должны быть знакомы с принципом передвижения по воде. Быть может, на родной планете у них имеется что-то похожее на суда.

— Восхитительно, Холмс! — воскликнул Челленджер и зааплодировал, тогда как Холмс заявил, что вывод был вполне элементарным.

— Как бы то ни было, они выказали излишнюю самоуверенность, — продолжал Челленджер, воинственно выпятив бороду. — Уничтожены трое из пятидесяти. Потери составляют шесть процентов, в то время как возместить их захватчикам не так-то легко. Друзья мои, мы еще можем уцелеть, можем дать им бой.

— Как нам сражаться с ними? — воскликнул я. — Их научные достижения оставляют нашу науку далеко позади. Они сумели преодолеть миллионы миль космоса. Их арсенал бесконечно превосходит любое наше оружие.

— Все это так, — сказал Холмс, снова набивая трубку. — Но подумайте, Уотсон: марсиан, как я уже говорил, немного. С собой в космическое путешествие они могли взять лишь относительно простые приспособления. Их можно сравнить с охотничьей партией, преследующей стадо бабуинов. У охотников имеются только винтовки — ни тяжелой артиллерии, ни взрывчатых веществ. Бабуины, с другой стороны, находятся на знакомой территории. Они могут сбрасывать на врагов со скал громадные камни, устраивать засады и нападать из-за угла. Мне доводилось слышать о подобных случаях. Да, животные не раз сражались и побеждали людей. Крысы избегают ловушек, лисы спасаются бегством и способны перехитрить скачущих на лошадях охотников…

— Чудесно, Холмс! — восхитился я в свою очередь, ибо его невозмутимые рассуждения зажгли во мне теплый огонек надежды.

— Элементарно, — заявил Челленджер, опередив на сей раз Холмса. — Позволю себе напомнить, что недостаточно лишь констатировать очевидные факты. Задолго до этой беседы мне приходило в голову, что захватчики отнюдь не всемогущи. Я раздумывал над этим на побережье. Их механизмы уверенно зашли в воду, но затем оказались в неблагоприятном положении.

Челленджер с силой выдохнул воздух, его борода зашевелилась.

— Наблюдая за битвой, я заключил, что им незнакомы азы боя на море, а это может означать, что они недостаточно подготовлены к иным трудностям, с которыми могут столкнуться на Земле. Марсиане растерялись, когда «Гремящий» полным ходом пошел на них. Они не были готовы к подобной атаке. Они медлили — и двое были уничтожены. Помимо относительно слабого оружия, которым располагает человечество, одолеть их может и нечто другое. Остается лишь путем простейшего научного анализа установить, каким именно должно быть данное воздействие.

Приняв внушительную позу, он налил себе вина и выпил, явно довольный собой.

— Начнем с того, — вновь заговорил Челленджер, — что раз и навсегда запомним — они уязвимы.

— Марсиане ни в коей мере не всемогущи, — добавил Холмс, по привычке соединив кончики пальцев. — Заметьте, джентльмены, что все мы в последние дни бродили по Лондону, однако ни один из нас не угодил в их сети. Но, должен признаться, я едва спасся.

— Мне также с большим трудом удалось спастись, — сказал я, с содроганием вспоминая, как близок был к гибели.

— Между тем, поведение марсиан свидетельствует, что они не намерены уничтожать человечество, — заметил Холмс.

— Зачем им проявлять милосердие, если они хотят завоевать наш мир? — спросил я.

— Честь ответа на этот вопрос по праву принадлежит мне, — вмешался Челленджер. — Марсиане напали на Лондон, крупнейший город человечества, именно потому, что имеют практические виды на людей. Минувшей ночью, когда я находился неподалеку от Риджент-стрит, кто-то зажег там огни. Я видел множество людей: они танцевали и пили из бутылок. То была настоящая сатурналия. Затем, когда уже начал заниматься рассвет, гигантская машина набросилась на безумцев и принялась ловить щупальцами одного за другим. Полагаю, было поймано около сотни; захватчик посадил их в клетку.

Чувствуя тошноту, я вспомнил огни и на улице и поджидавшее в засаде чудовище.

— Для чего же им люди?

— Пища, — кратко отвечал Челленджер.

Я выпрямился и издал протестующее восклицание.

— Других захватили в плен на берегу, — продолжал Челленджер, отпив глоток вина. — Я видел это после того, как посадил жену на корабль. Дважды, при посредстве кристалла, я наблюдал процесс питания марсиан. Один раз это происходило в первой воронке, в Уокинге, а позднее в главном лагере, который находится, видимо, к северу отсюда, на Примроз-хилле. Холмс сказал, что вы были поблизости, доктор Уотсон.

— Верно, я чуть не наткнулся на их лагерь, — сказал я. — Однако, я и предположить не мог…

Я замолчал, охваченный ужасом.

— Они считают нас съедобными, — сказал Челленджер, поглаживая бороду.

— Да, — тихо проговорил Холмс. — Не может быть никаких сомнений. Говорите, вы это видели, Челленджер?

— Во всех подробностях. Должен заметить, весьма любопытный процесс. Жертв удерживают щупальцами небольшие механизмы. Я видел, как открывались рты пленников, словно они кричали от страха. Марсиане собираются вокруг несчастных и погружают в их вены металлические пипетки. Свежая кровь поступает прямо в тела марсиан — они высасывают кровь, как мы пьем через соломинку. Вероятно, в организмах захватчиков кровь становится частью системы циркуляции.

— Ужасно! — невольно воскликнул я. — Ужасно!

Челленджер поглядел на меня без всякого выражения.

— Позвольте сказать вам, что те пьяные глупцы, которых я видел минувшей ночью, не составят большой потери для респектабельной части человеческого общества, — загромыхал профессор. — Что же до ужаса, доктор Уотсон, разрешите спросить, как восприняла бы нас разумная свинья — нас, с неприкрытым аппетитом пожирающих плоть ее соплеменниц? Со страхом и отвращением, можете быть уверены. Тем не менее, способ питания марсиан, равно как и определенные факторы земной жизни, могут подсказать нам действенный метод борьбы.

— А именно? — спросил Холмс.

— Предположим, — медленно произнес Челленджер, — что мы подсунем им больных жертв и заразим их организмы.

По моей спине вновь пробежал холодок страха.

— Вы ведь не предлагаете отдавать им людей на съедение?

— О, я не говорю о здоровых особях, подобных нам троим, — заверил Челленджер. — Я также не имею в виду разумных особей, тогда как каждый из нас троих в той или иной степени обладает интеллектом. Такие действия лишь повредили бы кампании, о которой я говорил, да и в любом случае люди, подобные нам — хотя их, по моему предположению, сравнительно немного — смогут принести больше пользы нашему делу, если сумею т не попасть на обеденный стол к марсианам. Холмс, ваш друг что-то побледнел. Разрешите, я налью ему немного этого превосходного кларета.

— Я выпил уже достаточно, благодарю вас, — запинаясь, проговорил я. Вино в бутылке, показалось мне, приняло цвет крови.

— Тогда стаканчик для вас, Холмс, — сказал Челленджер, наливая Холмсу вино. — Итак, пришло время подробно рассмотреть и затем осуществить план контратаки.

Челленджер говорил так, словно военная кампания против наших врагов давно началась и была теперь в самом разгаре. Я вопросительно взглянул на Холмса.

— Уотсон — единственный ветеран войны среди нас, — сказал Холмс. — Вероятно, он поддержит мое предложение. Нам следует поступить так же, как марсиане: в первую очередь захватить одного из них в плен и изучить этот экземпляр.

— В точности такие действия рекомендовал бы и я, — кивнул Челленджер. — Осмелюсь предположить, что с помощью некоторых средств, к которым мы можем прибегнуть, мы в скором времени сумеем захватить одно из этих существ.

— Осмелюсь предположить, что ничего подобного не произойдет, — резко возразил я. — Когда они гонятся за человеком в своих машинах, лучшее, на что можно надеяться — это бежать как можно скорее. Мне повезло, поскольку я ни разу не попался им на глаза. Встреча с марсианином означает верную гибель.

— Вовсе нет, — ответил Холмс, вытряхивая пепел из трубки. — Два дня назад я в поисках еды забрел в какой-то трактир. Боевая машина разнесла всю стену, ворвалась и чуть на меня на наступила.

— И вы спаслись! — воскликнул я.

Он улыбнулся и покачал головой с дружеским сарказмом.

— Нет, Уотсон, — иронически произнес он. — Я не спасся. Марсианин схватил меня и сожрал до последней крошки.

— Присутствие мистера Холмса среди нас демонстрирует, что он спасся, — укоризненно загрохотал Челленджер. — Ничтожнейшая попытка мыслить логически убедит вас в этом.

— Заднюю дверь я нашел открытой, — принялся рассказывать Холмс. — Марсианин шарил щупальцами по залу, но я нырнул в подвал. В задней части подвала находился ящик для угля. Я вылез через люк в потолке и оказался в темном переулке. Миновав задний двор соседнего дома, я пробрался в галантерейный магазин, вышел на другую улицу и благополучно добрался домой. К счастью, я не растерял собранные припасы. В ближайшие несколько дней они нам весьма пригодятся.

— Дорогой Холмс, вы проявили удивительное самообладание, — сказал я.

— Скорее, удивительную гибкость, — улыбнулся он в ответ на комплимент. — Люк оказался довольно узким, протиснуться в него было нелегко, но остальное не составило труда.

— Вам посчастливилось, — сказал Челленджер, оглядывая худощавую, мускулистую фигуру Холмса. — Однако, ваш подвиг оказался бы не под силу человеку с более солидными, хотя и более внушительными пропорциями. Поразительно, что все мы сумели избежать пленения, как уже заметил Холмс. Каждый из нас прошел много миль по городу, который — как, по всей видимости, считают марсиане — находится в полной их власти.

— По крайней мере, мое приключение показывает, что на знакомой нам территории мы обладаем некоторыми преимуществами, — сказал Холмс. — Вы рассказывали, Челленджер, что и сами сумели скрыться от марсиан.

— О да, я проделал это блестяще, — Челленджер раздулся от самодовольства. — Их механизмы дважды пытались вломиться ко мне в дом. Я бежал — весьма хитроумным способом, замечу — в то время как их щупальца шарили по комнатам. К счастью, никакого серьезного ущерба они не причинили. Тепловой луч также не применяли.

— Возможно, они искали в доме нечто ценное, — предположил Холмс.

— Приму ваши слова как комплимент, — улыбнулся Челленджер, склоняя громадную бородатую голову. — Как вы знаете, самомнение мне чуждо, но же мне кажется вполне очевидным, что высокий интеллект марсиан признает исключительно важное положение, занимаемое мной в иерархии человеческого разума.

— Каким образом, разрешите спросить, марсиане могли сделать подобный вывод? — обратился я к нему.

— Встретившись со мной лицом к лицу, — ответил Челленджер. — Я много раз наблюдал за ними в кристалле — и они наблюдали за мной.

— Говоря о том, что они искали в доме нечто ценное, я подразумевал кристалл, — вмешался Холмс. — Итак, вы наблюдали за марсианами, Челленджер. Мне хотелось бы узнать в деталях, как они выглядят. Удалось ли вам рассмотреть их, когда они вылезали из своих железных машин?

— Конечно. Я смог разглядеть их довольно подробно, — ответил Челленджер. — Сейчас, попробую нарисовать.

Челленджер пошарил в нагрудном кармане, извлек вечное перо и конверт и набросал на бумаге овальное тело, на одном конце которого находились круглые глаза; рот в форме латинской буквы V располагался между двумя пучками похожих на кнуты щупальцев.

— Напоминает осьминога, — заметил я.

— Имеется некоторое внешнее сходство, — согласился Челленджер. — Но это любопытное строение организма, мне думается, указывает на то, что практически все тело является гигантским вместилищем мозга. Наблюдая за марсианами, я заметил ритмические сокращения их тел — вызванные, по всей видимости, пульсацией легких. Здесь, сзади, — он заштриховал часть изображения, — находится нечто, похожее на барабанную перепонку, хотя в плотной атмосфере нашей планеты слух их не должен отличаться остротой.

— Для связи друг с другом они используют чрезвычайно громкие сирены, — заметил Холмс, рассматривая набросок. — Я предполагаю, Челленджер, что анатомическая специализация марсиан — взгляните, здесь ведь в сущности нет ничего, кроме огромного мозга и двух пучков гибких пальцев — подразумевает длительное эволюционное развитие. Марсиане, должно быть, настолько же опередили в своем развитии человека, насколько мы опередили упомянутых ранее бабуинов.

— Похоже, вы утверждаете, что у истоков их эволюции находились примитивные формы, напоминавшие человека, — фыркнул Челленджер; в его голосе мне послышался упрек.

— Да, более или менее. Их механизмы свидетельствуют, что они сумели создать некое искусственное подобие прежних тел: ноги, торс, щупальца, руки и голова.

— Эти машины представляют собой треножники. По- вашему, представители ранней расы передвигались на трех ногах?

— Не исключаю. К примеру, кенгуру поддерживает равновесие с помощью хвоста и пользуется им как своего рода третьей конечностью.

— Так же делали и гигантские ископаемые ящеры мезозоя, — задумчиво сказал Челленджер. — Скажем, травоядный игуанодон или хищник, который был справедливо назван тиранозавром, самое ужасное создание в истории жизни на Земле — до появления космических захватчиков, разумеется.

Профессор поощрительно улыбнулся Холмсу.

— Может быть, вы и правы. Как я уже говорил, приходится сожалеть, что вы не занялись чистой наукой, Холмс. Итак, поскольку марсиане обладают таким развитым и специализированным строением, процесс их эволюции, очевидно, занял тысячелетия.

— Нельзя ли допустить, что марсиане возникли в результате организованного и контролируемого евгенического отбора? — предположил я. — Ведь земное животноводство, если вспомнить, значительно продвинулось в получении желаемых физических форм.

— Гм, вполне приемлемая аналогия, доктор, — сказал Челленджер, захлопав в ладоши. — Подобный вклад с вашей стороны не только полезен, но и, позволю себе заметить, является несколько неожиданным. Признаться, я начинаю понимать радость Холмса по поводу вашего спасения и участия в нашем комитете сопротивления. Холмс, вы говорили, что марсиане искали в моем доме кристалл?

— Кристалл был каким-то образом переправлен на Землю до начала вторжения и использовался для наблюдений за нашей планетой. Кристалл сообщался с похожим приспособлением, которое находилось на Марсе и теперь также оказалось на Земле, — сказал Холмс. — Видите ли, Уотсон, каждый такой кристалл являет сцены, происходящие поблизости от другого. Между парами кристаллов безусловно существует некая связь, используемая для передачи образов.

Должно быть, я выглядел достаточно глупо, пытаясь понять, как работает хитроумное устройство. Холмс улыбнулся.

— Вероятно, похожим способом телеграф передает письменные сообщения, а телефон — голоса, — пояснил он.

— За отсутствием лучшего термина, мы можем назвать данный процесс телевидением, — сказал Челленджер. — Вам не стоит стыдиться, доктор Уотсон: кристалл является крайне сложным приспособлением. Свойства и принцип его действия — такая же загадка для среднего представителя человечества, как потерянный кем-то бинокль для обезьяны, которая никак не в состоянии осознать ни принцип, ни метод использования подобного устройства. Будет понятней, если я предоставлю вам возможность самостоятельно осмотреть кристалл.

Профессор открыл чайную коробку и вытащил завернутый в черную бархатную ткань предмет. Развернув ткань, Челленджер достал безупречно отшлифованный кристалл в форме яйца, почти не уступавший по размерам его мощному кулаку. В кристалле переливался свет, что-то двигалось. Мне вспомнились стеклянные шары с плавающими в жидкости хлопьями, которые изображают снежную бурю.

— Кристалл находился у вас в доме с первого дня вторжения, — напомнил профессору Холмс. — Почему, вы думаете, марсиане не стали искать кристалл, как только оказались в Лондоне?

— И почему станут искать его сейчас? — нервно спросил я. — Разве у марсиан нет других кристаллов, способных показывать им предметы на расстоянии?

— Вероятно, все они отличаются от данного кристалла, который способен передавать образы через космическое пространство на Марс, — ответил Челленджер. — Ведь мы с вами, Холмс, точно знаем, что видели Марс. Вспомните, в ночном небе я наблюдал две луны. Нет другой планеты в солнечной системе, где можно увидать подобное зрелище.

— Вокруг Юпитера обращается несколько лун, — возразил я. — Несколько спутников имеется и у Сатурна.

— Но атмосфера и на Марсе, и на Юпитере облачная, тогда как мы не видели никаких облаков, — сказал Челленджер. — Как бы то ни было, друзья мои, марсианам необходим именно этот кристалл, поскольку он дает им возможность наладить сообщение со своим штабом на Марсе.

— И все же они не стали разыскивать кристалл, захватив на прошлой неделе Лондон, — заметил Холмс. — Полагаю, марсианам понадобился кристалл, потому что они оказались в затруднительном, если не критическом положении.

Я вновь посмотрел на кристалл. В нем пульсировало и таяло голубоватое сияние.

— Где же образы, о которых вы говорили? — спросил я Челленджера.

— Чтобы разглядеть их, требуется темнота, — ответил он. — Нам необходима какая-нибудь темная ткань, Холмс.

Холмс сдернул с дивана темное покрывало. Набросив ткань на головы и плечи, мы втроем склонились над столом. В темноте свечение усилилось, в голубоватом тумане волнами поплыли тени. Затем дымка рассеялась. Я увидел четкий образ — складчатое, кожистое лицо и блестящие глаза; вокруг виднелись какие-то замысловатые механизмы.

— Марсианин? — прошептал я.

— Несомненно. Смотрит в кристаллическое устройство, чьи импульсы соответствуют импульсам нашего кристалла, — сказал Холмс, сосредоточенно разглядывая космическое существо.

— Мне не раз доводилось видеть захватчиков вблизи, — сказал Челленджер, сидевший напротив. — Этот, скорее всего, находится под куполом боевой машины и передвигается, разыскивая кристалл.

— Удивительно, что марсиане не сумели найти кристалл у вас в доме, — заметил я.

— Они обыскали дом — но, похоже, были сбиты с толку, когда я спрятал кристалл в коробку, — ответил Челленджер, приближая бороду вплотную к кристаллу. — Коробка сделана из свинца, а свинец мешает прохождению электрических импульсов.

— Осмелюсь предположить, что мы вскоре узнаем, куда торопится наш марсианский друг, — сказал Холмс. — Думаю, он через некоторое время появится.

Я мгновенно вынырнул из-под покрывала и вскочил на ноги.

— Что? — воскликнул я. — Марсианин направляется сюда?

— Не приходится сомневаться, что вибрации нашего кристалла указывают путь марсианину, которого мы только что видели, — самым спокойным тоном произнес Челленджер. Он сбросил покрывало и откинулся на спинку кресла.

— Конечно, он может сейчас находиться на расстоянии многих миль от нас.

— Но боевые машины покрывают милю за одну минуту! — в отчаянии простонал я.

Холмс подошел к окну.

— Утешаюсь тем, Челленджер, что ваш особняк остался цел, — сказал он. — Я очень надеюсь, что марсиане не разнесут этот дом в щепки, как случилось с бакалейными лавками.

Меня охватил страх. Кажется, я зашатался на ногах, точно куст под ветром.

— Как вы можете так спокойно об этом рассуждать? — воскликнул я. — Вы действительно думаете, что марсианин торопится сейчас сюда, на Бейкер-стрит?

— Совершенно верно, — ответил Челленджер и взъерошил толстыми пальцами свою черную шевелюру. — Словно клиент, который спешит к Холмсу за помощью.

— А вот, Уотсон, и наш клиент, если не ошибаюсь, — сказал Холмс, глядя на улицу.

Шатаясь, я подбежал к окну и выглянул наружу.

На пересечении Бейкер-стрит и Форман-сквер стояла, высоко вздымаясь над домами, марсианская боевая машина. Три громадные суставчатые ноги дрожали, будто в эпилептическом припадке. Из сочленений ног и нескольких отверстий в большом овальном теле, где находился двигатель, валили клубы зеленого пара. Стальные щупальца, извиваясь, рассекали воздух. Треугольный клобук марсианина медленно вращался из стороны в сторону, словно голова близоруко щурящегося человека. Рваные движения механизма напомнили мне корчи больного.

Челленджер присоединился к нам.

— Видимо, марсианин находился поблизости, когда я достал кристалл из коробки, — заметил он.

Чудовище медленно шагнуло вперед, затем сделало еще один шаг. Оно шатко переставляло широкие и плоские пьедесталы ног, ничем не напоминая те быстрые, уверенные в себе механизмы, которые я видел неделю назад. Мне почудилось, что хищник растерянно принюхивается, как старая охотничья собака в поисках добычи.

— Именно на это мы и надеялись, Челленджер, — сказал Холмс.

Я непонимающе поглядел на него.

Челленджер бросился к столу, положил кристалл в свинцовую коробку и осторожно установил коробку на сиденье стула у дальней стены, оставив крышку открытой.

— Отлично, — удовлетворенно произнес он. — Импульс действует, но марсианину будет виден лишь потолок.

Профессор возвратился к окну.

— Вероятней всего, Холмс, ваш клиент покинет свою машину и влезет в окно, не желая разрушать дом и тем самым повредить кристалл. Мы будем его ждать.

Холмс подошел к камину и взял с полки пузырек. Затем он раскрыл сафьяновый несессер и вынул шприц для подкожных инъекций. Охваченный ужасом, я забыл о марсианине.

— Холмс! — вскричал я. — Больше десяти лет вы не прикасались к шприцу, так неужели теперь…

— И теперь бы не стал, но это жизненно необходимо, Уотсон, — ответил он, погружая иглу в пузырек.

На улице, гораздо ближе к нам, послышался чудовищный лязг и скрежет металла. Я снова выглянул из окна. Машина находилась в нескольких десятков ярдов от нас; механизм приближался очень медленно — казалось, любое движение причиняло ему мучения. Зеленый пар застилал воздух. Я отшатнулся от окна.

— Отойдите в угол, Уотсон, — сказал Холмс так тихо, что я едва расслышал его. — Но будьте наготове.

Ничего не понимая, я отошел в угол у окна. Холмс жестом подозвал Челленджера, и они прижались к стене по обе стороны окна.

Снаружи страшно залязгал металл. Темная тень закрыла окно, солнечный июньский день внезапно превратился в сумерки. Послышалось низкое механическое гудение, напоминавшее жужжание гигантской пчелы. Худое тело Холмса напряглось, как струна. Челленджер пригнулся и расправил мощные плечи. Я мог лишь беспомощно наблюдать.

За окном что-то мелькнуло, извивающиеся щупальца, похожие на клубок темных, ползущих вслепую змей, охватили подоконник. То были не металлические орудия, а щупальца живого существа. Я глядел, затаив дыхание. Показалось бледное, складчатое тело. Теперь я мог рассмотреть лицо хищника, которое ранее видел в кристалле; блестящие глаза существа, окруженные трепещущими ресницами, были прикованы к открытой коробке на стуле, треугольный провал рта кривился, источая слюну.

Щупальца уцепились за пол, напряглись и потянули за собой тело. В окно втиснулся огромный кожистый мешок — раздутый и влажный, размерами он не уступал медведю. Блестящие бока существа дрожали и пульсировали, словно дышало оно с трудом. Еще одно усилие, и существо целиком перевалилось через подоконник и с тяжелым глухим стуком упало на пол под окном.

Челленджер, несмотря на свой вес, прыгнул с молниеносной быстротой большой кошки. Два пучка щупальцев взметнулись в воздух и схватили его. Щупальца обвились вокруг его туловища, одно из них охватило шею Челленджера. Он обеими руками отрывал их от себя. Челленджер напрягал все свои могучие силы, но существо крепко держало его и душило.

— Давайте же, Холмс, — прохрипел профессор.

Его лицо налилось темной кровью. Он походил на волосатого Геркулеса, сражающегося с Гидрой.

Холмс наклонился и недрогнувшей рукой вонзил иглу шприца в дрожащий кожистый мешок.

Треугольный рот существа широко раскрылся, послышался дикий, резкий крик. Холмс выпрямился, погрузил иглу в пузырек, снова наполнил шприц и вторично ввел иглу в тело существа.

Дрожь прошла по громадному телу нашего гостя. Существо безвольно расслабилось, щупальца разжали хватку и упали, придавив Челленджера, блестящие глаза остекленели. Лишь по вздымающимся бокам существа можно было судить, что марсианин еще жив.

Челленджер одним мощным рывком сбросил с себя щупальца и поднялся на ноги, глядя на чудовище. Я подошел поближе. В ноздри мне ударил затхлый, тошнотворный запах разложения.

— Этот марсианин умирает, джентльмены, — потрясенно проговорил я. — Он находится на последней стадии какой- то смертельной болезни.

— Умирает, да, — сказал Челленджер, вытирая широкие ладони о твидовый пиджак. — От болезни, да, согласен. Но марсианин…

Он посмотрел на меня и покачал головой.

— Нет, дорогой мой Уотсон, нет.

Я застыл в недоумении. Холмс прищелкнул языком, повернул к Челленджеру ястребиное лицо и кивнул в знак согласия.

— Помнится, в Уокинге Оджилви говорил, что вы упоминали нечто подобное, — сказал он.

— Однако, профессор, — вмешался я. — Мы знаем, что это существо прибыло с Марса. Вы сами говорили, что наблюдали в кристалле пейзажи Марса. Были также огненные вспышки, те десять взрывов, что выбросили марсианские цилиндры в космическое пространство.

— Да-да, я что-то такое рассказывал, — весело согласился Челленджер.

— Вспомним о противостояниях 1894 и 1896 годов, — продолжал я. — В телескопы можно было рассмотреть на Марсе гигантские искусственные сооружения. Понятно, что это существо оттуда.

Челленджер, нахмурив брови, изучал огромное тело существа, которое дышало теперь порывисто и со всхлипами.

— Результаты данных исследований мне известны, — сказал он. — Полностью согласен с утверждением, что этот экземпляр и его сотоварищи прибыли с Марса. Но отсюда не следует, что Марс является их родной планетой.

— Безусловно, Челленджер, не следует, — сказал Холмс. — Ваш вывод можно доказать логическим путем.

— И я предоставлю логические доказательства, — Челленджер расправил плечи и запрокинул голову, как лектор на кафедре. — Прежде всего, необходимо помнить, что никаких свидетельств предполагаемого строительства на

Марсе не наблюдалось до противостояния 1894 года, о котором говорил доктор Уотсон.

Холмс поставил пузырек на каминную полку и положил шприц в несессер.

— Возможно, я облегчил боль бедного создания, — сказал он. — Уотсон, вы ведь наш медицинский консультант. Чем, по вашему мнению, страдает это существо?

— Судя по запаху, ткани тела разлагаются, — ответил я. — Оно гниет, все еще цепляясь за жизнь.

— Именно так, — сказал Челленджер тоном официального одобрения. — Очевидно, что в том мире, откуда прибыли к нам захватчики, бактерии гниения отсутствуют. Они считают себя бесконечно мудрыми, покоряют одну планету за другой, но они не смогли предвидеть, что столкнутся со смертоносными, невидимыми союзниками человека. Мы выживаем, потому что наши организмы веками вырабатывали механизмы защиты от бактерий. Но они попали в нашу среду, дышали нашим воздухом и питались кровью человеческих существ — и все земное, что попало в их организмы, навлекло на них смерть.

Челленджер был прав, и я склонил голову в знак согласия и благодарности небесам.

— Теперь понятно, отчего марсиане стали редко появляться на улицах. Им не так-то легко передвигаться, — добавил Холмс. — Полагаю, все они пребывают в растерянности, собравшись в своем главном лагере. Вот этот, — он указал на бесформенное тело нашего посетителя, — в поисках кристалла, агонизируя, добрался сюда. Несомненно, они хотят предупредить своих друзей, что новые цилиндры будут обречены на гибель.

— А те, что успели прибыть на Землю… — начал я.

— Подводя итог — вторжение обречено, — сказал Холмс, набивая трубку. — Нам не нужно больше строить планы сопротивления.

— Но кое-что остается непонятным для меня, — признался я. — Профессор Челленджер говорит, что это не марсианин, хотя существо прибыло к нам с Марса.

— Мои умозаключения, подобно всем блестящим интеллектуальным построениям, суть сама простота, — заявил Челленджер, поглаживая бороду. — Марс, как планета с меньшей силой тяжести и близкая к Земле, стал для захватчиков естественным перевалочным пунктом, откуда нетрудно было запустить цилиндры к нам. Но легкие этого существа свидетельствуют, что захватчики не являются аборигенами Марса.

Я поглядел на тяжело вздымающиеся бока существа.

— Легкие сокращаются спазматически, — заметил я.

— Для такой громадной массы тела — я оцениваю вес существа в четыреста земных фунтов — легкие не слишком велики. В атмосфере Марса это обстоятельство оказалось бы фатальным. Вы знакомы с работами Стоуни^[24] по спектроскопическим наблюдениям Марса?

Стыдясь признаться, что не знаю ровно ничего о трудах Стоуни, я предпочел хранить молчание.

— Атмосфера Марса чрезвычайно разрежена, с ничтожным содержанием кислорода, необходимого для поддержания жизни, — сказал Челленджер. — Эти захватчики прибыли из другого мира. Марс был для них всего лишь аванпостом, их пребывание там было временным, жизнедеятельность поддерживалась искусственным путем. Пока они готовились к атаке на Землю, им приходилось, должно быть, пользоваться какими-либо респираторами.

— Откуда они, Челленджер? — спросил Холмс. — С отдаленных планет солнечной системы?

— Нет, они пришли из дальних миров, — ответил Челленджер. — Их родина — планета в другой звездной системе нашей галактики. Кто знает, сколько во вселенной обитаемых миров, кто может их сосчитать?

Холмс долго сидел неподвижно, пристально и, как мне показалось, сочувственно глядя на умирающего хищника.

— Вы ведь давно сомневаетесь в их марсианской природе, Челленджер, — сказал он наконец. — Бедняга Оджилви рассказывал мне о вашей теории вечером шестого числа, за несколько минут до того, как был убит тепловым лучом. Я бы рассудил, что эта мысль посетила вас еще до прибытия первого цилиндра, однако вы решили не делиться со мной своими соображениями.

— Да, Холмс. Я воздержался — по причине, которая должна быть вам понятна: я не был уверен в правильности своих выводов. Собственно, и сами вы давно подозревали, что захватчики считали нас всего лишь животными, стоящими на низшей ступени эволюционной лестницы, но не стали ничего мне говорить, не правда ли?

— Наша дискуссия помогла мне разрешить один любопытный вопрос, — сказал Холмс, выпуская клубы дыма из трубки. — Как напомнил Уотсон, в 1894 году с Земли были впервые замечены признаки гигантского строительства на Марсе. Именно тогда, вероятно, захватчики прибыли на Марс и запустили на Землю хрустальное яйцо, чтобы наблюдать за нами.

Космическое существо умирало. Оно конвульсивно задергалось и перестало дышать. Я наклонился поближе.

— Хищник мертв, — сказал я.

— Нужно отнести его в подвал, — сказал Холмс. — Там в полу имеется большой резервуар, куда он как раз поместится. После этого предлагаю выйти и поискать в лавках и трактирах бутылки с ромом, бренди и другими крепкими напитками. Думаю, на улицах сейчас сравнительно безопасно. Заполним резервуар и сохраним этот экземпляр для научных исследований.

И мы, все трое, склонились над тяжелым, тошнотворно пахнущим трупом.

V. ВЕНЕРА, МАРС И БЕЙКЕР-СТРИТ
Джон Г. Уотсон, М. D

Мистер Г. Дж. Уэллс, насколько можно судить, не намеревается удостоить ответом опубликованные мною комментарии к его сочинению под названием «Война миров». С тех пор, как мое сообщение появилось в печати, некоторые ученые подвергли издевательской критике блестящие доводы Шерлока Холмса и профессора Джорджа Э. Челленджера, со всей определенностью доказывающие, что космические хищники, едва не уничтожившие нашу цивилизацию и человечество вместе с нею, не являлись обитателями Марса. Широкой публике этот превосходный пример истинно научного мышления остается неизвестным.

Не так давно я посетил Холмса, который живет теперь в коттедже в пяти милях от Уистбурна, на Суссекс-Даунс, откуда открывается вид на Канал^[25]. Затрудняюсь понять, почему он решил уединиться в Суссексе, находясь на вершине своей карьеры частного детектива-консультанта. Холмс всегда казался мне заправским лондонцем, любящим шумные улицы города, где рукой подать до таких утонченных развлечений, как скрипичные концерты, турецкие бани и изысканные рестораны. Должен упомянуть здесь о преданности и добросердечии миссис Марты Хадсон, которая оставила доходное и респектабельное место домовладелицы на Бейкер-стрит и стала экономкой Холмса в Суссексе. Кстати говоря, я нередко раздумывал, почему Холмс и миссис Хадсон поселились именно в Суссексе — ведь родом они из северной части королевства и там же проживают их родственники.

Холмс радостно приветствовал меня, распахнув дверь живописного маленького коттеджа с крытой соломой крышей; вокруг стоял неумолчный гул пчел, возящихся в своих ульях. За чаем я предложил Холмсу выступить с публичным опровержением хроники мистера Уэллса, изобилующей многочисленными изъянами, однако он, рассмеявшись, отверг мое предложение.

— Дорогой Уотсон, эти недостатки кажутся мне сущими пустяками и вряд ли достойны долгих дебатов, — сказал он, намазывая масло на булочку. — К тому же сейчас я поглощен работой над собственной книгой, которую решил назвать «Практическое руководство по разведению пчел, а также некоторые наблюдения над отделением пчелиной матки».

Миссис Хадсон, стоя в дверях кухни, почему-то засмеялась, хотя сам я не увидел в этом названии ничего смешного.

Совсем недавно я посетил Челленджера — как и Холмс, профессор лишь презрительно фыркает в ответ на критику. Я застал его за изучением каких-то карт и каталогов.

— Умы человеческие, за исключением нескольких равных Холмсу и, разумеется, единственного в мире интеллекта моего масштаба, до абсурдности ограничены, — сказал Челленджер. — Пройдут десятилетия, прежде чем люди примут истины, кажущиеся нам такими очевидными.

— Но утверждения Уэллса необходимо опровергнуть, — сказал я.

— Лучше всего не уделять ему никакого внимания, как мы с Холмсом и собираемся поступить. Публичные дискуссии утомляют меня, ведь приходится снисходить до простейших аргументов, доступных пониманию невежественной толпы. Поэтому мне кажется, что ваша манера изложения куда лучше подойдет для этой задачи. Мне же настоятельно необходимо готовиться к предстоящей экспедиции в джунгли Амазонки, где я намерен критически рассмотреть данные о расовых характеристиках диких племен, полученные Альфредом Расселом Уоллесом и Генри Уолтером Бейтсом^[26]. Думается, мне удастся подтвердить кое-какие их выводы и, весьма вероятно, я смогу разрешить некоторые вопиющие противоречия в их теориях. Первейшая обязанность ученого — искать новые истины и открывать их миру.

Торжественно произнеся все это, он с головой ушел в изучение громадной карты, и мне оставалось только распрощаться. Тем не менее, я представляю теперь читателю дополнительное сообщение — в надежде, что открытия моих выдающихся друзей будут полностью подтверждены содержащимися в нем новыми сведениями.

Я уже рассказывал о десятом дне «Войны миров», когда в окно нашей гостиной на Бейкер-стрит 221-6 вполз космический хищник, почти сразу же испустивший дух. Мы, все трое, склонились над тяжелым, тошнотворно пахнущим трупом. Захватчик недвижно лежал под окном — большое овальное тело с потускневшими мертвыми глазами и вялыми пучками конечностей по восемь щупальцев в каждом.

— Человечество выживет и, возможно, докажет свое право царствовать на Земле, — загромыхал Челленджер, выставив вперед бороду. — Хотя самое мощное наше оружие оказалось бессильным, земные бактерии, согласно точному диагнозу доктора Уотсона, убивают этих существ.

Он присел на корточки и стал похож на гигантскую жабу.

— Тяжелый, — сказал профессор, пытаясь сдвинуть мертвого хищника с места. — Втроем, однако, мы сможем дотащить его до подвала.

Вместе, напрягая все силы, мы поволокли тело захватчика к двери и затем снесли по лестнице. Запах разложения не давал нам дышать. С большим трудом мы проволокли тяжелую тушу по еще одному лестничному пролету и очутились в подвале миссис Хадсон. Холмс зажег свечу. Мы разглядели выложенный плиткой пол с цементным резервуаром посередине — углубление имело девять футов в длину, четыре в ширину и около ярда в глубину.

— Здесь некогда находилась ковровая мастерская. В резервуаре красили нити и ткани, — сказал Холмс. — Что ж, опустим-ка наш образец. Осторожней, нельзя его повредить.

Мы нашли канат и с его помощью опустили вялую тушу хищника на дно резервуара. На улице мы увидели громадную боевую машину захватчика — она подпирала стену дома и перекрывала всю мостовую. Мы бросились к магазину Доламора. Челленджер выбил дверь одним мощным пинком альпийского ботинка. Оказавшись внутри, мы с Холмсом наполнили большие корзины бутылками бренди, виски и джина; Челленджер взвалил на огромное плечо бочонок с ромом вместимостью не менее двадцати галлонов. Мы вновь пересекли улицу и спустились в подвал. Там мы бережно обложили труп марсианина обломками плитки и кусками цемента и залили спиртным. Холмс чуть не застонал, когда я вылил на тушу хищника бутылку отборного шотландского виски. После нескольких походов в магазин Доламора марсианин оказался полностью залит жидкостью, представлявшей собою смесь превосходных напитков.

В сумерках мы наконец поднялись в квартиру и тщательно вымылись. На ужин был подан консервированный язык и отличные сливочные печенья; мне удалось вскипятить на нашей спиртовке кофейник. После еды мы с удовольствием принялись за бренди в сопровождении восхитительных сигар из запасов Холмса.

— Нам следовало бы оценить положение дел, — произнес Холмс. — Итак, мы знаем, что захватчики умирают от неизвестной болезни — и что они, как выясняется, не марсиане.

— Они дышат кислородом, тогда как в разреженной атмосфере Марса содержится лишь ничтожное количество данного элемента, — вновь пустился в рассуждения Челленджер. — Там, откуда они происходят, кислорода достаточно для дыхания. Кислород, как известно любому школьнику, есть необходимое условие для возникновения и поддержания органической жизни. Вспомним также, что из их промежуточного лагеря на Марсе было запущено всего лишь десять цилиндров, причем последний был отправлен еще до прибытия первого. Последний цилиндр, должно быть, упал минувшей ночью.

— В таком случае, у экипажа этого цилиндра, состоящего из пяти особей, не успела развиться болезнь, — предположил Холмс. — В ближайшие дни мы можем ожидать от них некоторых неприятностей.

— Мне кажется, особых неприятностей они не доставят, — сказал я. — Если у них нет естественной сопротивляемости, они очень быстро почувствуют губительное воздействие инфекции. Организм, не способный сопротивляться бактериям, вызывающим болезнь и разложение, будет поражен. Вполне вероятно, что хищник, которого мы поймали, прибыл с последним цилиндром, тогда как прибывшие ранее уже погибли.

— Мои поздравления, Уотсон, — улыбнулся Холмс. — Помните, я нередко замечал, что дедуктивное мышление заразительно. Ваши медицинские умозаключения на редкость убедительны.

— Скорее банальны, — сказал Челленджер, глотнув бренди. — Доктор Уотсон приводит общеизвестные факты, усвоенные им в первые годы учебы на медицинском факультете. Меня радует, однако, что за нашим образчиком не последовали другие. Он решился на отчаянный поход в одиночку, пытаясь вернуть устройство междупланетной связи, что находится вон на том стуле.

Он махнул сигарой в сторону коробки, где покоился кристалл. Холмс поднялся на ноги и подошел к стулу. На его ястребиное лицо лег отблеск голубого сияния.

— Притушите-ка лампу, Уотсон, — сказал он. — Так, я вижу, если не ошибаюсь, рубку машины, которая находится за нашими окнами.

Он слегка наклонил голову, пытаясь разглядеть видение в кристалле.

— Там горит свет. Справа и слева расположены сложные приспособления с клавишами и рукоятками. Хорошо, Уотсон, можете прибавить свет.

Холмс снова уселся в кресло. Наша беседа продолжалась и незаметным образом привела нас к строению организма космического хищника. У меня имелись кое-какие познания в области сравнительной анатомии, профессор же рассуждал так, словно знал все на свете.

— Я вновь хотел бы высказаться в поддержку доктора Уотсона, предположившего, что данный организм — результат особого евгенического отбора, — важно заявил Челленджер, точно вручая мне медаль. — Как мы установили, эти существа представляют собой высоко организованное и в то же время упрощенное сочетание мозга и рук. В определенном смысле, их эволюция настолько же опередила человеческую, насколько человек опередил четвероногих животных, но во многом они рудиментарны. Они сохранили действенные легкие, оптические органы достаточно хорошо развиты, но пищеварительный тракт, по всей видимости, полностью отсутствует. В процессе питания они всасывают свежую кровь жертвы и та поступает в систему циркуляции.

— Что и приводит их к гибели, — вставил Холмс.

— На Земле это действительно их погубило, но только на Земле. Продолжим, однако. Мне не удалось пока определить, спят ли они, хотя глаза нашего экземпляра оснащены веками. Должен признаться, Холмс, вы с самого начала были правы: вероятно, их предки, жившие много тысячелетий назад, не слишком отличались от гуманоидов.

— А их разум? — спросил я.

— Воспользуюсь, Уотсон, еще одной вашей идеей, — сказал Холмс, — а именно: разница в интеллекте, достигнутая в результате специализированной и контролируемой эволюции, не столь велика, как радикальные различия в строении тела. Я несколько раз проводил аналогию со стаей бабуинов, нападающих на охотничью партию — но, возможно, более правильным было бы сравнение с шимпанзе. Эти обезьяны могут научиться ездить на велосипеде и пользоваться ножом и вилкой. Кто знает, — он снова обернулся к кристаллу, — быть может, и мы со временем сумеем овладеть их устройствами с пользой для себя.

— Мы уже овладели одним — кристаллом, — сказал Челленджер и зевнул. — Все мы устали, мне кажется. Сегодняшний день потребовал от нас значительных усилий. Говорят, утро вечера мудренее, не так ли?

Холмс настоял на том, чтобы Челленджер разместился в его спальне, сам же улегся на кушетке, укрывшись старым синим халатом. Я удалился к себе в спальню и с чувством глубокого облегчения лег в собственную постель — впервые за последние десять дней. Так, в утешительных объятиях Морфея, я проспал всю ночь без сновидений.

Когда я проснулся, в окна светило яркое солнце, а в гостиной раздавался взволнованный голос Холмса.

Я мгновенно вскочил с постели. Сердце сильно билось. Я схватил свой халат с крючка, закутался в него и выбежал в гостиную.

Посреди комнаты стояла наша домоправительница, миссис Хадсон. Ее светлые волосы были в беспорядке, белая блузка и темная юбка помяты и в пыли. Обычно полная жизни, миссис Хадсон теперь бессильно поникла. Холмс поддержал нашу домоправительницу и помог ей сесть.

— Марта! — воскликнул он. То был единственный раз, когда на моей памяти он назвал ее по имени. — Я ведь велел вам оставаться в Донниторпе, где вы были бы в безопасности, хотя бы на время.

— Ах, я обязана была узнать, что случилось с вами, — плача, произнесла она. — Я должна была узнать, пусть бы и случилось самое худшее.

Сидя рядом, Холмс обнял плачущую женщину.

— Налейте ей бренди, Уотсон, — сказал он, и я налил миссис Хадсон щедрую порцию. Холмс поднес стакан к ее дрожащим губам. Она благодарно выпила и подняла голову — казалось, напиток успокоил и оживил ее.

— Я должна была знать, — повторила она.

— Вы проделали больше ста миль, — сказал Холмс. — На велосипеде, как я понимаю. Это вполне очевидно: пыль, поднимаемая старыми моделями, оставляет именно такие следы на одежде.

— Сперва я шла пешком. Вышла позавчера, — с трудом сказала она. — Потом нашла у дороги велосипед и добралась до Лондона прошлым вечером. Потихоньку дошла сюда.

— Вы видели по пути марсиан? — раздался голос Челленджера, который также появился в гостиной. Он был в одной рубашке и надевал подтяжки на мощные плечи.

— Видела двух, но издалека, слава Богу.

Слезы вновь выступили у нее на глазах, она скрыла лицо руками. Холмс заботливо помог миссис Хадсон подняться на ноги и повел ее к двери своей спальни, откуда только что появился Челленджер.

Властно, точно констебль, Челленджер похлопал меня по плечу.

— Пойдемте-ка, Уотсон, — сказал он.

— Но миссис Хадсон может понадобиться моя помощь, — возразил я.

— Холмс прекрасно позаботится о ней и без вашей помощи.

— Дайте мне одеться, по крайней мере.

— Ерунда, друг мой, — заявил Челленджер. — На улице нет никого, кто мог бы нас увидеть — даже марсиан. Ступайте за мной.

Он схватил меня за руку и буквально выволок из квартиры. Мы спустились вниз и настороженно выглянули на улицу. Здесь мы не заметили никаких признаков опасности; все замерло в ясном свете летнего утра, лишь в отдалении пролетел скворец.

— Кажется, я заметил вчера в подвале приставную лестницу, — сказал Челленджер. — Помогите мне, Уотсон. Я хотел бы осмотреть эту брошенную машину.

Мы нашли лестницу и вытащили ее на улицу. Боевая машина, скорчившись, стояла там же, где днем ранее оставил ее захватчик. Гигантские ноги механизма втянулись, как сегменты подзорной трубы, суставы были согнуты — таким образом, овальное тело находилось прямо напротив верхнего окна. Я придержал лестницу; Челленджер взобрался по ней с неожиданной для такого грузного человека легкостью. Он оперся ногой о подоконник и скрылся в похожей на колпак рубке механизма; видимо, как раз таким путем хищник ранее переполз к нам в гостиную. Челленджера не было видно больше минуты. Я босиком стоял на тротуаре.

Марсиане не появлялись, однако вдалеке в голубом небе мелькнуло и быстро исчезло какое-то пятнышко — возможно, летательный механизм захватчиков. Челленджер вылез из рубки и стал спускаться по ступенькам; с его плеча что- то свисало. Спустившись, профессор показал мне свою находку. Это было изогнутое в форме латинской буквы S металлическое приспособление. Из устройства торчали длинные провода. В одном из изгибов аппарата был закреплен сияющий кристалл, похожий на хрустальное яйцо, принесенное накануне Челленджером.

— Вот это устройство я и надеялся найти. Данный аппарат мы можем назвать телевизором: он обеспечивает тот самый процесс передачи образов, который я в свое время предложил именовать телевидением, — сказал Челленджер. — Как видите, здесь имеется еще один кристалл; обратите внимание также на клавиши и рычажки — они управляют импульсами кристалла.

Он сжал провода в огромном кулаке и забросил марсианское устройство за плечо.

— А теперь, раз уж мы оказались на улице, предлагаю посетить магазин Доламора, — сказал профессор.

Челленджер зашагал через улицу, и я послушно последовал за ним. В магазине он тут же азартно вскрыл деревянный ящик и, порывшись внутри, достал длинную бутылку, которую рассмотрел с немалым удовольствием.

— Шамбертен, и отличного года, если не ошибаюсь, — объявил он, вытаскивая пробку. — Для глоточка не слишком рано, как вам кажется?

На маленьком столике стояли бокалы; он наполнил два из них. Я отпил и нашел вино превосходным.

— Почему вы забрались в механизм с улицы, профессор? — спросил я. — Ведь из нашего окна сделать это было бы куда легче, вы не находите?

— Решил, что предпочтительней будет не мешать изысканиям мистера Холмса, — сказал он. — Глядите, Уотсон, в нашем новом кристалле появилось изображение.

В магазине Доламора стоял полумрак; образ в кристалле был достаточно четким, я мог разглядеть знакомую обстановку нашей гостиной.

— Я вижу Холмса, он стоит напротив миссис Хадсон, — сказал я, вглядываясь. — Он держит миссис Хадсон за руку и… ох, все вдруг заволокло туманом. Ничего не вижу.

— Случайно нажал на одну из клавиш, — объяснил Челленджер. — Видимо, из-за этого передача образа прервалась. Давайте-ка наберем этих превосходных вин, прежде чем вернемся.

Профессор принялся осматривать ящик за ящиком, выбирая вина с пристрастием знатока. Так прошло не менее получаса; наконец мы, нагруженные охапками бутылок, вновь пересекли улицу. Мне показалось, что Челленджер, шагая по лестнице, топал особенно громко.

Холмс, стоя в дверях, раскуривал утреннюю трубку. Он улыбнулся нам и сообщил, что миссис Хадсон чувствует себя гораздо лучше, повеселела и готовит завтрак. Вскоре вошла и она — с подносом, на котором находилось блюдо с оладьями, масленка и кувшинчик с сиропом. На спиртовке уже кипятился кофе. Челленджер приставил к столу четвертый стул и, не слушая никаких возражений, усадил миссис Хадсон завтракать с нами.

Оладьи были великолепны, уютный завтрак напоминал более мирные времена.

— Врагов снаружи не видно, — заявил Челленджер, расправившись с третьей горкой оладий. — Доктор, предлагаю отправиться на поиски чистой одежды. Холмс, безусловно, хотел бы изучить устройство сообщения между кристаллами, принесенное мною из космической машины.

Я поспешно оделся у себя в комнате и вышел вместе с ним. На улицах царила тишина, нарушаемая лишь редким чириканьем воробьев; мы вспугнули оставленного кем-то пса, который затрусил от нас по мостовой. Челленджер взломал дверь галантерейного магазина и принялся разыскивать рубашки. Это оказалось не самым легким делом — объем торса, как сообщил мне Челленджер, составлял у него сорок четыре дюйма; ему удалось обнаружить только две подходящие рубашки. Затем мы дошли до бакалейной лавки. Здесь уже побывали мародеры, однако Челленджер плотницким молотком взломал дверцы доселе нетронутого шкафа с продуктами. С полок мы взяли несколько завернутых в фольгу копченых колбас, две-три головки ананасного сыра^[27] и довольно много банок с консервированными овощами. К полудню мы вернулись домой со своими трофеями.

Холмс сидел в одиночестве в гостиной. Он сообщил нам, что миссис Хадсон заснула в своей спальне.

— Я проводил наблюдения с помощью обоих кристаллов, — сказал он. — Теперь накрыл их покрывалом — надеюсь, марсиане не сумеют вычислить их местонахождение. В нашем кристалле постоянно виден большой военный лагерь захватчиков.

Челленджер засунул бородатую голову под покрывало.

— Могу подтвердить ваши наблюдения, Холмс, — раздался приглушенный голос профессора. — Я вижу яму значительных размеров, окруженную земляными валами. К одному из этих брустверов прислонилась боевая машина — она неподвижна. Ах да, видны еще два подсобных механизма. Их щупальца едва шевелятся.

Он высунулся из-под покрывала, помаргивая.

— Осмеливаюсь предположить, что это главный лагерь захватчиков в районе Примроз-хилла, о котором рассказывал нам доктор Уотсон.

— Вы видите марсиан? — спросил Холмс, и Челленджер вновь нырнул под покрывало.

— Да, — ответил профессор. — Один из них в эту секунду смотрит прямо на меня. Вижу громадные, внимательные глаза. Теперь он исчез, я снова вижу лагерь. Вот и несколько других — распластались на земле, их тела слегка подергиваются, как будто от боли.

— Они заразились, — предположил я.

— И, должно быть, страдают от голода, — добавил Холмс.

— Думаю, сейчас они уже поняли, что пить человеческую кровь — все равно, что пить саму смерть.

— Следовательно, ни на Марсе, ни на родной их планете бактерий нет, — сказал Челленджер, — иначе они давно уже погибли бы.

— Профессор, когда именно вы пришли к выводу, что они не являются марсианами? — спросил я.

— Практически сразу же, еще в Уокинге, — произнес он, выпрямляясь. — Как только увидел, как они выползают из цилиндра и вдыхают воздух. Их медленные, неуверенные движения побудили мистера Оджилви вспомнить о силе земного тяготения и напомнить мне и остальным, что она почти в три раза превышает силу тяготения на Марсе. Но мне подобная медлительность показалась естественной осторожностью разумных чужаков, которые оказались на незнакомой территории. Я держал свои выводы при себе, пока не получил окончательное доказательство.

— Когда же это случилось? — спросил я.

— Последним доказательством стал вчерашний инцидент, — ответил Челленджер. — Наш экземпляр, даже умирая, сжимал меня словно в тисках. Там, откуда он родом, имелась достаточная сила гравитации, придавшая его организму активность и мускульную силу.

Тем вечером миссис Хадсон приготовила прекрасный обед. Мы задернули шторы и зажгли лампы, будучи уверены, что нападения не последует. Холмс играл на скрипке вальсы Штрауса. Трапеза вышла довольно веселой, и все мы той ночью отлично выспались.

На двенадцатый и тринадцатый день мы втроем продолжали наблюдения, забираясь на крыши самых высоких домов в округе и рассматривая улицы Лондона в мощный бинокль Холмса. На улицах, прилегающих к Примроз-хиллу, мы заметили несколько боевых механизмов, которые медленно брели к главному лагерю захватчиков.

— Несчастье заставляет их держаться вместе, — сказал Холмс. — Мне становится все более очевидно, Челленджер, что на близком расстоянии они общаются друг с другом телепатическим путем. Возможно, они решили собраться и вместе найти выход из своего бедственного положения.

— Однако же, по мере ослабления организма их телепатические способности могут сойти на нет, — заметил Челленджер.

Наши вылазки становились все смелее. Всякий раз, отправляясь на разведку, Челленджер непременно просил меня присоединиться. На пятнадцатый день, в ранние послеобеденные часы, мы решили подобраться как можно ближе к вражескому лагерю. Мы направились на север, прошли Бейкер-стрит и Парк-роуд и через Кларенс-гейт вошли в Риджент-арк.

Очутившись среди зеленых деревьев, мы услышали где- то впереди жуткий, продолжительный вой. Мы бросились на землю за кустами и пролежали так несколько минут. Затем мы все же продолжили путь, двигаясь перебежками от одного дерева к другому. Как оказалось, пронзительный вопль издавала боевая машина, недвижно застывшая на западном краю парка. Скрываясь за деревьями, мы продолжали идти на север.

Солнце уже садилось, когда мы добрались до Примроз-хилла. Я вспомнил зеленое сияние, дрожавшее пять дней назад над лагерем хищников; но теперь лишь сумерки сгущались над их ямой. Над краем громадной воронки возвышались колпаки замерших боевых машин. Все кругом оставалось неподвижным.

— Я иду дальше, — сказал Челленджер и стал взбираться по травянистому склону.

Безрассудная смелость профессора увлекла и меня; я последовал за ним. Помню, как мы достигли вершины этого огромного холма выброшенной земли и я увидел на востоке луну. Я замедлил шаги, но Челленджер доблестно забрался на бруствер и выпрямился.

— Мертвы! — загромыхал он, едва не оглушив меня. — Все они мертвы либо умирают!

Я тотчас оказался рядом с ним.

В гигантской воронке под нами в беспорядке валялись

перевернутые механизмы, бруски металла, виднелись какие-то непонятные строения. В дальнем конце ямы лежала плоская летательная машина, еще недавно наводившая ужас на людей. Она напоминала громадную тарелку, заброшенную сюда рукой титана. В центре ямы распростерлось около дюжины кожистых тел; один или два захватчика шевелились и издавали тихие стоны. Я взглянул наверх, на огромный боевой треножник; из-под колпака недвижного механизма свисало бурое, дряблое тело хищника, голодные птицы клевали и рвали его.

— Захватчикам пришел конец, — сказал Челленджер. — Их авантюра завершилась. Доктор, мы должны сообщить человечеству эту новость.

Со всей быстротой, на которую были способны, мы сбежали с холма и помчались по улицам. На Сэнт-Мартинс Ле-Гран мы нашли телеграфную контору. Челленджер осмотрел аппараты.

— Энергия продолжает поступать, — сказал профессор и начал возиться с телеграфным ключом. Я наблюдал за ним.

Наконец — ибо его изобретательный мозг, похоже, способен был разобраться в любом устройстве — он принялся выстукивать сообщение. Он замер в напряженном ожидании. Послышалось ответное постукивание.

— Мы связались с Парижем, — сообщил Челленджер и снова взялся за ключ. В конце концов он выпрямился и горделиво выпятил грудь.

— Доктор Уотсон, вы удостоились чести быть свидетелем исторической минуты, — заявил профессор. — Об этом вы сможете рассказывать своим детям, если они у вас когда-нибудь появятся. Как не раз бывало в прошлом, именно Джордж Эдуард Челленджер сообщил сейчас человечеству научные сведения неоценимой важности. И это, сэр, только справедливо. Кому, как не мне, подобает объявить миру о конце войны?

— Похоже, вы ставите себя выше Холмса, — упрекнул я его.

— Дорогой Уотсон, поймите меня правильно, — сказал он, ничуть не смущаясь. — Я и сам восхищаюсь талантами Холмса. Но высший уровень человеческого разума — чистая наука, которая превосходит даже прикладной анализ человеческого поведения.

— Никак не могу с вами спорить.

— Естественно, мой дорогой доктор, — сказал он. — Итак, мой долг выполнен. Мы должны сообщить Холмсу радостное известие.

И мы, счастливые, направились назад на Бейкер-стрит.

Едва ли следует вновь излагать знакомую всем историю возрождения Англии, быстро оправившейся от космического вторжения. В пресловутой «Войне миров» Уэллса содержится сравнительно недурной, пусть и краткий, отчет о том, как народы Европы и Америки пришли на помощь королевству, направив корабли с продовольствием, столь необходимым для несчастных жителей Лондона и графств. Торговля и промышленность вскоре восстановились, достигнув прежнего процветания; поврежденные дома, магазины и лавки были отремонтированы либо отстроены заново. Все это время Холмс, Челленджер и я, как могли, помогали возвращавшимся в Лондон беженцам.

Тело хищника, сохраненное нами, было принесено в дар Музею естественной истории, где оно теперь доступно для обозрения. Челленджер счел — и я склонен был с ним согласиться — что куратор музея Джеймс Иллингворт слишком уж прохладно отнесся к подарку. Холмса, однако, этот знак неуважения оставил совершенно равнодушным, так как среди профессий, представители которых практически немедленно возобновили свою деятельность в Лондоне, далеко не последнее место принадлежало организованной преступности. В конце июня Холмс разоблачил одно изощренное мошенничество — подробности этого дела описываются в моем рассказе «Три Гарридеба». Помогая

Холмсу посадить за решетку Джеймса Уинтера, также известного как Убийца Эванс, я получил легкое ранение в ногу. Какая ирония судьбы — подумать только, ведь меня ранил собрат, человек, тогда как вторжение космических хищников я пережил без единой царапины!

Не успел Уинтер оказаться в руках правосудия, как к Холмсу обратился за помощью Скотланд-Ярд и мой друг с головой ушел в расследование дерзкого похищения королевских драгоценностей из Тауэра.

В те дни и месяцы я редко виделся с Холмсом. Лишения и ужасы, выпавшие на долю жителей Лондона, привели к вспышке заболеваний. Врачей постоянно недоставало, и я вернулся к практике, которую было забросил; немало дней и ночей я провел в комнатах страждущих и в больничных палатах. Мне пришлось покинуть старую квартиру на Бейкер-стрит и переехать на Куин-Анн-стрит, где я обустроил амбулаторию и смотровую. Невозможно перечислить всех, кого я лечил, но одно спасенное человеческое существо стало для меня высшей наградой за все мои труды.

Лет двенадцать назад, когда мы с Холмсом расследовали одно странное дело, ее звали Вайолет Хантер. Как и моя незабвенная первая жена, мисс Хантер была гувернанткой, а после завершения расследования, отчет о котором можно найти в моем рассказе под названием «Медные буки», стала директором частной школы для девочек в Уолсоле. Ей было тогда немногим более двадцати; сама почти девочка, она с успехом выполняла свои обязанности в течение пяти лет. Затем она вышла замуж за морского офицера, бравого первого помощника на «Гремящем»; он погиб вместе со всем экипажем миноносца, уничтожив двух марсиан в устье Блэкуотера.

Бедной вдове пришлось бежать из своего дома в Кенсингтоне. Она чудом спаслась от боевых машин и нашла убежище в разрушенном доме на окраине Лондона; там, много дней скрываясь от захватчиков, она подхватила тяжелую лихорадку. Я долго лечил ее, помог ей встать на ноги и с радостью убедился, что она не забыла те небольшие услуги, которые я был счастлив оказать ей много лет назад. Выздоровев, она вновь обрела ту живую привлекательность, что я так хорошо помнил. Она была в самом расцвете лет; каштановые волосы обрамляли нежное, доброе лицо, усыпанное веснушками, как яичко ржанки.

Мое искреннее восхищение, как ни удивительно, нашло отклик в сердце прелестной вдовы. В сентябре — приблизительно в то время, когда сам Холмс был ранен, расследуя дело, описанное мною в рассказе «Знатный клиент» — она согласилась стать моей женой.

Как-то в октябре я был у нее дома в Кенсингтоне; за ранним чаем выяснилось, что на обед к ней приглашены школьные приятельницы, и поэтому в пять часов я распрощался и ушел. Поскольку Энмор-парк находился неподалеку, я решил навестить Челленджера.

Дверь отворил Остин; крошечная миссис Челленджер выбежала мне навстречу и провела к кабинету профессора. Миссис Челленджер постучалась. Ответом был гулкий голос, и я вошел в кабинет. Громадная бородатая голова и мощные плечи Челленджера возвышались над столом, заваленным, как обычно, книгами, бумагами и инструментами для научных исследований.

— Дорогой мой доктор, вы пришли исключительно вовремя, — вскричал он. — Я занят исследованием — замечательным в своем роде исследованием, которое, я уверен, добавит немало славы к моей блестящей репутации.

Я приблизился к столу. Челленджер сунул мне под нос листок бумаги. Я попытался разобрать его размашистые каракули.

— Похоже на сложное математическое уравнение, — сказал я.

— Здесь исправлены некоторые наиболее явные ошибки, допущенные Мориарти в его работе «Динамика астероидов», — пояснил Челленджер. — Сколько раз я сожалел о том, что Холмсу пришлось уничтожить этого человека! Что за выдающийся ум, что за чудесный путешественник по абстракциям космоса! Если бы меня попросили назвать ученого, способного уточнить и развить его исследования, мне на ум пришло бы только одно имя — впрочем, неприлично

упоминать о собственных дарованиях и достижениях. Что же касается этих поправок к уравнениям Мориарти, я должен с благодарностью признать выдающуюся роль наших недавних знакомцев.

— Недавних знакомцев?

— Захватчиков, Уотсон, вернее — их сотоварищей. Тех, что остались на Марсе и, соответственно, не умерли от наших болезней. Я поддерживаю связь с некоторыми из них.

Я давно уже привык к поразительным научным прозрениям Челленджера, но это новое начинание профессора показалось мне совершенно невероятным.

— Как? — ошеломленно проговорил я. — И это их уравнение? Но я вижу здесь арабские цифры, такие же, какими пользуемся и мы.

— О, они быстро научились их использовать. Я начал с кучек монет, показал простые уравнения: два плюс два равняется четырем, четыре минус один — три и так далее. Холмс несколько раз присутствовал при таких опытах; не занимайся он своими уголовными расследованиями, быть может, оказался бы полезен. Пойдемте, доктор, — он грузно выбрался из кресла. — Могу показать вам прямо сейчас, как я обмениваюсь с ними мыслями.

Он отворил дверь в дальнем конце кабинета. Мы оказались в небольшой темной комнате. Окна были завешены плотными шторами. В углу стоял маленький письменный стол, откуда исходило знакомое голубоватое сияние. Когда мы вошли, молодой человек, сидевший за столом, вскочил и вопросительно поглядел на нас.

— Доктор Уотсон, это мой ассистент, мистер Морган, — представил его Челленджер. — Как вижу, наше хрустальное яйцо вы уже узнали.

Кристалл лежал на смятом отрезе черного бархата. Я кивнул.

— Я думал, вы передали кристалл для изучения королевскому астроному, — сказал я, склоняясь над столом.

— О, этот джентльмен мало чем отличается от покойного Стэнта, — сказал Челленджер. — Мы с Холмсом отдали ему кристалл, который я нашел в боевой машине. Наш первый кристалл — другое дело: он может передавать образы через космос, с одной планеты на другую. Лучше ему находиться у меня, нежели в руках тупоголовых академиков. Морган, видели что-нибудь новое или интересное?

— Едва ли, профессор, — ответил тот, не сводя с меня черных глаз. — Они снова показывают нам пейзажи.

— Пейзажи Венеры, — сказал Челленджер.

— Не Марса?

— Устройство, с помощью которого они передают нам образы, вместе с владельцами миновало Землю и очутилось на Венере, расположенной ближе к Солнцу. Разве вы не читали в газетах, что астрономы сообщили о признаках высадки захватчиков на Венере? Очевидно, нет. Садитесь, доктор, и взгляните сами.

Я занял место Моргана. Видение в кристалле было отчетливым, без давешней сияющей дымки. Предо мной предстала безрадостная, серая, лишенная красок равнина; я не заметил на ней ни малейшего следа растительности. Воздух застилали рваные облака пара, сквозь них просвечивало скопление причудливых скал. Поближе находились три высокие остроконечные скалы, которые напоминали оплывшие леденцы. Равнину окружало нагромождение крутых, изъеденных ветрами утесов, уходивших к туманному горизонту.

Видение внезапно исчезло. Теперь я смотрел в круглые, темные глаза; под ними кривился треугольный рот. Подобные лица мне уже доводилось видеть.

— Хищник, — воскликнул я.

— Что ж, можно называть это существо и так, раз мы не нашли ничего лучшего, — сказал Челленджер. — В настоящий момент наш друг пытается колонизировать Венеру. Он дал нам возможность взглянуть на крайне негостеприимную планету, где он и его товарищи отчаянно борются за свою жизнь.

— Откуда вам это известно? — изумился я.

— Они умеют весьма доходчиво передавать свои мысли.

Теперь лицо, в свою очередь, исчезло. Мы увидели нечто похожее на полку или стол, где находился чашеобраз-

ный предмет, укрепленный в металлическом захвате. В чашке дымилась какая-то жидкость. Появилось извивающееся щупальце, указывая на чашку. В следующее мгновение мы снова увидели венерианский ландшафт — скалы и облака пара, затем дымящуюся чашку, и вновь в кристалле появились глаза.

— Теперь вы знаете, что он хотел нам сказать, — произнес профессор.

— Я? Признаюсь, все это кажется поразительным и даже немного пугающим. Но, говоря откровенно, пантомима хищника осталась мне непонятна.

— Право, дорогой доктор, — гулким басом проговорил Челленджер. — Уверен, вам знакомы салонные шарады и картинки-ребусы. Наш друг на Венере показал нам ряд связанных между собою символов.

Я покачал головой.

— Там был лишь пейзаж Венеры и некое помещение, а также лицо, не более, — сказал я.

Челленджер бросил взгляд на Моргана, который тактично хранил молчание.

— Да, пейзаж, — заговорил профессор. — Мы видели бесплодную поверхность Венеры. Это мир голых скал и песчаных бурь, где непрерывный ветер разъедает даже камень. Далее нам была показана чашка с дымящейся жидкостью. Мне кажется, это указывает, что температура снаружи превышает температуру кипящей воды.

— В подобных условиях ничто не может выжить, — заметил я.

— Безусловно. Погибнет любая форма жизни, известная нам либо захватчикам. Каким-то способом им удалось построить герметичное убежище, внутри которого они могут существовать. Но выходить наружу они не осмеливаются и могут наблюдать мир Венеры лишь через иллюминаторы или окна.

Я вновь поглядел на кристалл. Образы исчезли, в кристалле пульсировали туманные голубые облака.

— Профессор Челленджер, они действительно разговаривают с вами, — сказал я, потрясенный до глубины души.

— Вне всякого сомнения, дорогой доктор. Думаю, они давно осознали, что нашли в моем лице самый развитый человеческий интеллект на Земле. Теперь и вы понимаете, отчего я никак не мог предоставить данный кристалл королевскому астроному или подобной ему бездарности. Итак, Морган, все это мы видели и раньше. Были ли другие сообщения?

— Они передали вот это, — ответил Морган, показывая Челленджеру два листка с аккуратно выведенными карандашом цифрами.

— Меня приятно удивила врожденная предрасположенность мистера Моргана к математике, — сказал Челленджер, сосредоточенно изучая таблицы. — Мы получили несколько подобных таблиц; в них содержится множество сведений о Венере и природных условиях, царящих на планете. Мы также обмениваемся геометрическими рисунками; я добился некоторых успехов в обучении их нашему алфавиту, что необходимо для отправки и получения письменных сообщений. В целом, мы быстро движемся к ценнейшему обмену идеями между двумя культурами.

Он произнес это спокойно, с непоколебимой уверенностью, не оставлявшей места для сомнений. И вновь я взглянул на кристалл. Голубой туман рассеивался.

— О, они хотят сообщить что-то новое. Я останусь здесь и буду наблюдать, — решил Челленджер. — Морган, ступайте в кабинет вместе с доктором Уотсоном. Уверен, он захочет услышать об открытиях последних недель. Я буду записывать все, что сообщит наш друг с Венеры.

Мы с Морганом вышли. В кабинете было гораздо светлее; Морган прикрыл дверь и повернулся ко мне. Теперь я смог получше разглядеть ассистента — среднего роста, худой, с живым смышленым лицом, он отличался блестящими черными глазами и вызывающим уважение высоким лбом.

— Вы — тот самый доктор Уотсон, который пишет в журналах?

— Да, иногда пишу.

— Читал некоторые ваши отчеты о расследованиях мистера Шерлока Холмса.

Я ждал, что он продолжит, но Морган уселся в кресло Челленджера и принялся раскладывать перед собой какие- то бумаги.

— Знаете, я служил в артиллерии, — сказал он. — Все мое подразделение уничтожили захватчики, когда мы попытались дать им бой у Хорзелла. Я с трудом спасся, сейчас нахожусь в отпуске — подразделение организуют заново, набирают новобранцев.

Манера речи выдавала в нем человека умного и достаточно образованного; он не походил на обычного солдата.

— А как вы оказались здесь? — спросил я.

— Делать мне было нечего, плата невелика, вот и стал искать работу, — ответил Морган. — Случайно постучался в дверь к профессору Челленджеру, он поговорил со мной и взял к себе ассистентом. Большей частью я гляжу в кристалл и копирую то, что там вижу. Вот несколько моих набросков.

Он передал мне рисунок, изображавший круглую летательную машину, какую я уже видел в марсианском лагере Примроз-хилла. Разбитый аппарат окружали выветренные скалы. Другой рисунок изображал разрез одного из подсобных механизмов захватчиков. Рисунки были выполнены с немалым мастерством и старанием.

— Это ваши рисунки? — спросил я. — Они очень хороши.

— Благодарю вас, сэр. Я неплохо управляюсь с карандашом. Профессор просит меня зарисовывать то, что я вижу в кристалле. Иногда я делаю рисунки для его статей.

— Похоже, вам повезло. Такое чудесное спасение!

— Да, сэр. После были еще бои, если это можно так назвать, а затем все бежали в Лондон с боевыми машинами на хвосте, — ответил он. — Когда я увидел, что машины их преследуют и собираются захватить Лондон, я остался там, где был, так что машины прошли мимо. Много дней провел в Путни. Искал других, думал, может еще кто-нибудь спасся и остался. Думал о том, как выжить — даже о сопротивлении.

— Сопротивлении? — переспросил я. — Захватчикам?

— Что-то в таком духе, сэр. Я хотел собрать отряд сильных, умных людей. Отборных людей. Скрываться в подвалах и канализационных трубах, не попадаться им на глаза. Мы могли бы шпионить за этими созданиями, захватить и использовать их оружие. В тех краях мне попался только один человек — несколько дней мы провели вместе, а потом он ушел. Так что все планы я строил в одиночку.

— Но все же вы их строили, — сказал я. — Вы вели себя разумно и мужественно. Жаль, вас не было в Лондоне вместе с нами.

— Хотел бы я оказаться с вами, сэр, очень хотел бы. В любом случае, вторжение закончилось. Они все умерли.

Он произнес эти слова так, словно сожалел о гибели космических хищников и мечтал снова столкнуться с ними в бою.

— И что было потом? — спросил я.

— Ну, более-менее это все, сэр, — ответил Морган. — Как я уже говорил, подразделение наше организуют заново, оснащают, набирают новобранцев. А тем временем, пока не понадобится возвращаться, я работаю у профессора Челленджера.

— И состоите в дружеских отношениях с этими существами на Венере.

Морган улыбнулся.

— Они стали теперь другими, — сказал он. — Теперь они не считают Землю местом, где смогут жить, и больше не видят в людях еду и питье. Вот они и пробуют завладеть Венерой. Только там им еще хуже приходится.

— Судя по тому, что я видел в кристалле, Венера — раскаленная и безжизненная планета, — сказал я.

— Верно, доктор Уотсон. Поверхность горячее кипящей воды, нет ничего живого, кроме захватчиков в этом их убежище. Профессор сказал, что они не из нашей солнечной системы — прилетели, чтобы создать здесь колонии. И что вся эта их попытка провалилась. И сейчас они стараются обмениваться с нами мыслями, вроде как хотят быть друзьями. Передали даже кое-какие научные сведения.

— Что ж, по крайней мере это сделает знакомство полезным, — заметил я.

Морган открыл ящик бокового стола и стал искать что- то внутри.

— Может, мы сумеем узнать секрет теплового луча, — сказал он. — Глядите, доктор Уотсон.

Он достал из ящика керамический цилиндр, размерами и формой напоминавший банку для варенья, и бережно отвинтил крышку. Поставив цилиндр передо мной, Морган принялся неторопливо набивать старую глиняную трубку.

— Здесь, — сказал он, — находится главный элемент теплового луча. Я сам его вытащил из одной боевой машины, там, в яме на Примроз-хилле.

Я заглянул в цилиндр. На дне лежал круглый предмет размером с горошину, сверкавший, словно бриллиант, множеством крошечных граней. Мне показалось, что предмет, как и кристалл, испускал слабое сияние — только это бледное сияние было красновато-розовым, а не голубым.

— Ничего не понимаю, — сказал я. — Генератор теплового луча был похож на большую коробку. Сам я не видел, как он действовал, однако мне говорили, что устройство стреляло невидимым лучом, который уничтожал дома и заставлял воду в реках кипеть.

Морган поднес к трубке спичку.

— Да, я знаю, — сказал он. — Я не мог унести все, взял только сердцевину. При повороте рукоятки вот этот предмет начинает выделять энергию, которая направляется на что-то вроде изогнутого рефлектора. Возьмите, рассмотрите поближе. Не бойтесь, эта штука безопасна.

Колеблясь, я глядел на блестящую горошину.

— Берите, берите, — настаивал он. — Вы сможете подержать в руках самое сердце их разрушительной науки.

— Не прикасайтесь, Уотсон! — послышался чей-то голос.

Мы оба подняли головы.

Быстрыми шагами в кабинет вошел Шерлок Холмс. В руке он держал револьвер, направленный на Моргана.

— Дорогой мой Холмс, что привело вас сюда? — воскликнул я.

Холмс не обратил на мои слова никакого внимания. Сузив глаза, он глядел на моего собеседника.

— Вы утверждаете, что этот предмет безопасен? Что ж, достаньте-ка его, — приказал он Моргану. — Делайте, как я вам велел — сию же секунду!

Морган вскочил и отшатнулся от стола, по-прежнему держа в руке крышку.

— Вы ведь говорили, что это совершенно безопасно. Я сам слышал ваши слова. Что же вы медлите?

Морган рывком надел на цилиндр крышку и попятился.

— Нет, — запинаясь, произнес он. — Н-нет, я не прикоснусь к этому. Вы меня не заставите.

— Следовательно, вы знали, что прикосновение к этому предмету убьет доктора Уотсона, — произнес Холмс. — Вы были бы не прочь убить и меня, не сомневаюсь.

— Что это значит, Морган? — требовательно спросил я.

— Имя этого господина, Уотсон, звучит несколько иначе, — сказал Холмс, все еще направляя револьвер на Моргана. — Отбросьте букву «Г» и зовите его Мораном. Это сын полковника Себастьяна Морана, самого опасного человека в Лондоне после Мориарти. Не сомневаюсь, вы помните, как некогда мы схватили полковника в доме Кэмдена, что находится напротив нашего дома на Бейкер-стрит.

Морган рухнул в кресло.

— Это какие-то фантазии, — возразил он чуть более уверенным тоном. — Вам не в чем меня обвинить, мистер Холмс.

— Именно так говорят все пойманные преступники; беда в том, что они очень редко приводят доказательства истинности своих слов. Кстати, только недавно я выследил одного из них, по имени Эзра Пратер.

Услышав это имя, Морган непроизвольно дернулся.

— Вижу, вам известно, кто он такой, — победно объявил мой друг. — К счастью, мы успели помешать мистеру Пратеру распилить кое-какие бриллианты, которые он собирался продать. Застигнутый месте преступления, он тут же рассказал, как вы с ним похитили эти драгоценности из королевского хранилища в Тауэре — в тот самый день, когда профессор Челленджер телеграфировал в Париж, что вторжение закончилось.

Морган поднялся с места, дрожа всем телом.

— Я старался, — пробормотал он. — Я был хорошим солдатом. Я сражался с захватчиками, едва не погиб в бою. Помогал профессору Челленджеру. Он вам расскажет. Что бы ни говорил вам Пратер…

— О, Пратер болтал без конца, — прервал его инспектор Стэнли Хопкинс, входя в кабинет. — На допросе в Скотланд-Ярде он во всем признался инспектору Лестрейду и подписал свое признание. Пратер сообщил нам, кто вы такой, как помогали ему и где вас можно найти.

Он вытащил наручники.

— Руки вместе, — распорядился инспектор.

Морган покорно протянул руки. Я услышал щелчок наручников на его запястьях.

Из задней комнаты выскочил Челленджер.

— Как можно работать в таком шуме? — зарычал профессор, угрожающе глядя на Хопкинса. — Кто вы такой, сэр, и почему вы надели на Моргана наручники?

— Его настоящее имя — Моран, — сказал Холмс, пряча револьвер в карман. — К вашему сведению, Челленджер, он грабитель и неудавшийся убийца. Только что он пытался убить доктора Уотсона. Дело в том, что Уотсон когда-то помог мне схватить его отца. Хотели бы вы, чтобы на месте Уотсона оказался я, не так ли, Моран?

— Пошли, пошли, — сказал Хопкинс, крепко держа арестованного за руку. — Обязан сообщить вам, что все, что вы скажете, будет записано и сможет быть использовано против вас.

— Подождите! — внезапно вскричал Моран. — Выслушайте меня! Послушайте, что я могу вам предложить… Я знаю секрет теплового луча. Знаю, как им пользоваться.

Челленджер нахмурил брови.

— Если так, вы утаили от меня важные сообщения с Венеры, — грозно сказал он. — Каковы бы ни были ваши преступления, это худшее из них.

— Я вам все расскажу, — торопливо продолжал Моран.

— Да, я скрыл некоторые сведения. У меня куча таблиц с формулами их энергии. Там показано, как направлять импульсы, чтобы взрывать атомы.

Глаза Холмса вылезли из орбит. Мои, должно быть, также.

— С научной точки зрения это невозможно, — выдохнул я. — Над этим вопросом бились величайшие ученые.

— Не столь уж величайшие, — поправил меня Челленджер. — Ведь я данным вопросом до сих пор не занимался.

Грузно топая, он направился к Морану.

— Полагаю, вы требуете свободу в обмен на формулы? Необходимо убедиться, что формулы верны. Покажите мне их немедленно.

Моран полез скованными руками в карман пиджака.

— Вот, — сказал он, вытаскивая пачку сложенных листов.

— Сами смотрите, профессор. Надеюсь, вы сможете эти формулы понять.

— Ваши сомнения для меня оскорбительны, — рявкнул Челленджер, выхватывая у него бумаги.

Он развернул листы и погрузился в их изучение. Глаза на громадном бородатом лице засверкали. Холмс чиркнул спичкой.

— Боже правый, вы не обманываете, — волнуясь, сказал Челленджер. — Для развитого, восприимчивого интеллекта эта концепция — и, конечно, ее следствия — вполне понятна. Это самое поразительное…

Холмс молниеносно бросился вперед. В руке у него была зажженная спичка. Он поднес спичку к бумагам в руках Челленджера.

Листы вспыхнули, и Челленджер, взвыв, выронил их на пол. Яркое пламя охватило бумаги; Челленджер тряс руками и дул на обожженные пальцы.

— Холмс, вы окончательно спятили? — завопил он.

— Напротив, я нахожусь в совершенно здравом рассудке, — спокойно ответил Холмс. — Достаточно здравом, чтобы испугаться при виде дрессированной обезьяны, которая экспериментирует с заряженным пистолетом дрессировщика.

Челленджер опустился на колени у горки сгоревших бумаг. Они разлетелись серыми хлопьями пепла.

— Потеряны! — с грустью сказал он, поднимаясь на ноги. — Морган, или как вас зовут, Моран, вы помните…

Моран в отчаянии покачал головой.

— Нет, сэр. Я только лишь записывал формулы и цифры, которые видел в кристалле. Восстановить их невозможно.

— Потеряны, — вновь простонал Челленджер, прижимая ладони к вискам.

— Пусть человек сам раскроет этот секрет, — произнес Холмс. — С таким оружием, как взрывающиеся атомы, человек без труда мог бы уничтожить и себя, и весь мир вокруг. Если мудрость человечества позволит нам в будущем раскрыть тайну атома, быть может, людям также достанет мудрости держать подобную силу под контролем.

Челленджер стоял молча, тяжело дыша. Мне показалось, что он вот-вот набросится на моего друга.

— Я обязан согласиться с вами, — сказал он наконец. — Сожалею, что вам пришлось напомнить мне, Холмс, с кем и с чем мы имеем дело. Время от времени я начинаю мыслить слишком абстрактно. Это недостаток, с которым мне следует бороться.

— Итак, Моран, — сказал Холмс, — как видите, мы отклоняем ваше предложение. Уведите его, инспектор Хопкинс.

Хопкинс взял Морана за плечо и повел его к двери. Челленджер тщательно завинтил крышку цилиндра.

— Нужно бы найти место более безопасное, чем ящик моего стола, — сказал он. — Что же касается этих несчастных существ на Венере…

— Вы снова с ними связывались, профессор?

— В последний раз, боюсь. Пойдемте, я вам покажу.

Мы прошли вслед за ним в темную заднюю комнату. На столе мягко сиял кристалл. В нем виднелось нечто похожее на лист бумаги или доску, где была крупно выведена единственная цифра — 0.

— Ноль, — сказал я. — Но это ничего не означает.

— Скорее, это знак прощания, — негромко сказал Холмс. — Последовательность событий достаточно ясна. Земля принесла им гибель. Венера оказалась негостеприимной, и теперь они вынуждены оттуда бежать. Такова история их провала.

Свет в кристалле померк. Голубой туман исчез.

— Бежать, мне думается, придется и оставшимся на Марсе колонистам, — сказал Челленджер. — Бежать или погибнуть.

Мы вернулись в кабинет.

— Они навсегда покинут наши космические широты? — спросил я.

— Не обязательно, — ответил Холмс.

— Нет, — поддержал его Челленджер. — Они могут возвратиться, будучи на сей раз лучше оснащены для выживания. Пить нашу кровь они теперь не осмеливаются, но вполне могут нас изучать. Не исключаю, что они захотят воспитать в нас понимание своих основных научных концепций, ведь они уже поделились ими со мной. Поскольку ваше расследование завершено, Холмс, не откажитесь отобедать у меня и обсудить данную гипотезу более детально.

— Благодарю вас, в другой раз, — ответил Холмс. — В настоящее время, меня ждет дело неотложной важности на Бейкер-стрит. Уотсон, однако, будет рад остаться и выслушать ваши соображения. К сожалению, вынужден вас покинуть.

Он вышел, закрыв за собой дверь.

— Дело неотложной важности, — принялся размышлять я вслух. — Дело о бриллиантах короны закрыто, Моран арестован. Больше никаких расследований Холмс сейчас не ведет. Да и дома, на Бейкер-стрит, его никто не ждет, кроме миссис Хадсон.

Челленджер поглядел на меня с выражением снисходительной жалости на лице.

— Паралич мозга, — произнес он. — Умственный застой. Поразительно!

— Что вы имеете в виду?

— О, ничего особенного, — он повернулся к двери. — Скажу жене, что вы останетесь у нас на обед. Если вы не против, изучите пока что мои заметки и рисунки Морана.

Приложение

ПИСЬМО ДОКТОРА УОТСОНА

Плам-вияяа

Акстелфорд

Бакс

25 апреля 1909 г.

М-ру Г. Дж. Уэллсу Спэйд-хауз Сандигейт Кент

Уважаемый сэр,

Я обращаюсь к Вам лично, чтобы пролить свет на некоторые вопросы, оставшиеся, к сожалению, без рассмотрения. После публикации первого моего сообщения я получил ряд писем от Ваших сторонников, которые утверждали, что приведенные мною свидетельства никоим образом не говорят о внемарсианском происхождении вторгшихся на Землю захватчиков. По этой причине я опубликовал второй материал, убедительно доказывая, что родной планетой космических хищников был отнюдь не Марс, вслед за чем некоторые критики в письмах ко мне отказались от своих слов. Однако, никаких заявлений от Вас мне передано не было и теперь я самым непосредственным образом призываю Вас к ответу.

Ваши сторонники жаловались, что я — называя Вашу книгу «изобилующим фактическими ошибками», неточностями и преувеличениями повествованием — не счел нужным вдаваться в подробности. Я имел в виду следующее: Вы невероятно раздули собственные приключения, прибегая время от времени к чистейшей фальсификации. Содержание 13-й главы первой части и первых четырех глав второй части Вашего сочинения во многом является вымыслом. Вскоре после того, как Ваша книга была опубликована, м-р Холмс провел расследование и выяснил, что описываемый Вами викарий представляет собой плод Вашего воображения, созданный в целях откровенной дискредитации христианской веры. Ваш атеизм давно стал притчей во языцех. В книге Вы изображаете себя христианином — по крайней мере, человеком, верящим в Бога и силу молитвы — но все это не более чем пустое притворство.

Наиболее очевидная фальшивка содержится в главе под названием «Что мы видели из развалин дома». Вы пишете, что захватчики пытались приподниматься, опираясь на руки, но этому якобы препятствовала земная гравитация. Это абсолютнейшая ложь, придуманная лишь в доказательство того, что упомянутые существа были родом с Марса. Захватчики, как свидетельствуют два моих сообщения, передвигались по нашей планете с не меньшей легкостью, нежели люди. В остальном данная глава отличается точностью и содержательностью. Но как прикажете относиться к автору, который смешивает фактические наблюдения с чистейшим вымыслом, призванным доказать спорный тезис? Сомнения в марсианском происхождении захватчиков высказывались еще во время вторжения. Несомненно, Вы слышали об этом задолго до того, как принялись сочинять Вашу книгу; намереваясь опровергнуть подобные предположения, Вы решили прибегнуть к обману. Что же касается остального, нелишне было бы обратить внимание на следующие фактические ошибки:

1. Рассказывая о сражении у Сэнт-Джордж-хилл, которое непосредственно предшествовало атаке с применением черного дыма, Вы утверждаете, что поверженный захватчик выполз из-под колпака и занялся починкой своего механизма. Приведенное утверждение настолько абсурдно и нелепо, что даже не нуждается в опровержении — но, по всей видимости, я должен это сделать. На самом деле, машину починили два других существа, в то время как сам вожатый поврежденного механизма оставался под своим колпаком. Холмс почерпнул эти сведения из беседы с артиллерийскими наблюдателями в Донниторпе 10 июня 1902 г.

2. В той же главе, описывая трагедию, происшедшую в Серрэе ночью 8 июня, Вы говорите, что ни один из артиллеристов у Эшера не выжил в облаке черного дыма. Легко доказать, что выживших было немало; многие солдаты сумели своевременно осознать опасность и спастись. С некоторыми из них Холмс беседовал в Донниторпе, поскольку слухи о его присутствии достаточно широко распространились в округе и люди, пережившие катастрофу в Серрэе, естественно, стремились встретиться с ним, дабы рассказать о выпавших на их долю испытаниях и узнать его мнение о происходящем.

3. В своей книге Вы настаиваете на том, что уничтожение марсианина под Уэйбриджем за несколько часов до трагедии в Серрэе было результатом случайности; в дальнейшем Вы цитируете Морана, который также изображает гибель захватчика как «случайность». Войска под Уэйбриджем были полностью уничтожены тепловым лучом, но некоторые гражданские лица (включая, заметим, и Вас самого) спаслись; то, что кое-кто из них рассказывал, противоречит Вашим словам. Согласно их свидетельствам, опять-таки записанным Холмсом в Донниторпе, вожатый механизма безусловно был убит ловко пущенным снарядом. Люди слышали, как один из офицеров кричал: «Цельтесь в этот вращающийся колпак! Это что-то вроде головы! Снаряд в колпак — что пуля в мозг!». Один из наводчиков услыхал этот приказ и, действуя с поразительной скоростью и привычным мастерством, выпустил смертоносный снаряд. Знай мы имена офицера и наводчика, им следовало бы поставить памятник наподобие того, что по предложению Холмса был воздвигнут в честь команды «Гремящего» — о чьем подвиге Вы весьма красочно рассказываете в лучшей и наиболее волнующей главе Вашей неровно написанной книги.

4. В первой главе Вашей книги содержится грубейшая математическая ошибка. Вы уверяете, что цилиндры, выпущенные с Марса, двигались со скоростью нескольких тысяч миль в минуту. В то же время, первый из них был выпущен в полночь 12 мая 1902 г. и приземлился вскоре после полуночи 5 июня. Если бы цилиндр летел со скоростью (допустим) 10,000 миль в минуту, он преодолел бы расстояние до Земли приблизительно за три дня, тогда как в действительности полет занял более трех недель.

5. Захватчики высадились на Венере вскоре после провала их экспедиции на Землю. Венерианская экспедиция потерпела крах в октябре 1902 года. Эти события описаны в моем втором сообщении. Тем не менее Вы, завершив свою книгу в 1908 г., указали в эпилоге, что признаки высадки захватчиков на Венеру наблюдал «семь месяцев назад» астроном Лиссинг. Следовательно, Вы выказали поразительное незнание астрономических фактов, сообщенных в прессе в 1902 г., и полное непонимание того, что описывал Лиссинг в 1907 г. Лиссинг, в письме к профессору Челленджеру, отказался от своих заявлений и признался, что виной всему было несовершенное оборудование и поспешность, проявленная им в научных суждениях.

Я обязан также исправить собственную ошибку. Дело в том, что второе сообщение я писал без предварительной консультации с Холмсом и привел в нем свое наблюдение, которое было, как я сейчас понимаю, ошибочным. Беседуя с Холмсом и Челленджером, я предположил, что захваченный экземпляр прибыл позже своих сотоварищей, которые к тому времени уже погибли. Прочитав опубликованную статью, Холмс сообщил мне, что это предположение было неверным и что ему следовало своевременно поправить меня. Экземпляр, захваченный нами 15 июня, являлся первой жертвой болезни.

К вечеру 20 июня все захватчики умерли либо умирали.

Если Вы сочтете возможным оставить без внимания данное письмо, я его опубликую.

Искренне Ваш,

Джон Г. Уотсон, М. D.

ПОСЛЕСЛОВИЕ АВТОРОВ

Летом 1968 г. мне посчастливилось увидеть «А Study in Terror»^[28], чудесный фильм, в котором Шерлок Холмс противостоит Джеку-потрошителю; действие происходит в Лондоне около 1890 г. Это единственный фильм из всех, что мне доводилось смотреть, где убедительно отображается великолепная быстрота мышления Холмса.

Холмс был воплощен на экране с такой достоверностью, что я, просматривая фильм впервые, внезапно стал размышлять — и задаваться вопросом, почему я никогда не думал об этом раньше — как повел бы себя Холмс в дни марсианского вторжения, о котором повествует Г. Дж. Уэллс. Я решил написать соответствующий рассказ и, будучи в первую очередь поэтом, обратился за помощью. Мой отец согласился поучаствовать в этом предприятии и предложил включить в рассказ также другого персонажа Конан Дойля, профессора Челленджера. Наше совместное произведение, «Марсианский клиент», было опубликовано в декабрьском номере «The Magazine of Fantasy and Science Fiction» за 1969 г.

Я чувствовал, что идея еще не исчерпана до конца; так появилась мысль о продолжении. Наш второй рассказ, «Венера, Марс и Бейкер-стрит», появился в мартовском номере того же журнала за 1972 г. После этого мне показалось, что наше описание деятельности Холмса на протяжении первых десяти дней вторжения страдает неполнотой и что следовало бы написать третий рассказ, своего рода обращенное вспять продолжение. К тому времени, как этот рассказ был приобретен издателями, мы решили превратить нашу сагу в книгу, которая сейчас, с некоторыми дополнениями и исправлениями, предлагается публике.

Вполне очевидно, что на «Войну миров» Уэллса повлияла повесть Мопассана «Орля», хотя о влиянии этом, насколько мне известно, до сих пор не писал ни один критик. Читателям нашей саги стоит обратить внимание на прекрасный фильм «Дневник безумца»^[29], частично основанный на повести Мопассана. Неудачное название, к сожалению, отрицательно сказалось на репутации фильма, где главный герой в превосходном исполнении Винсента Прайса сумел, всецело в духе Холмса, перехитрить и уничтожить некое высшее создание. Таким образом, источниками вдохновения для наших пяти историй послужили, среди прочего, и два кинофильма.

Я посвящаю свою часть нашей саги моему другу Бобу Майерсу, с горячей благодарностью за мужество, решительность, душевную теплоту и юмор, которые составляют благородную сущность его характера и личности.

Уэйд Уэллман Милуоки, Висконсин

* * *

Мой партнер в данном начинании утверждает, что вдохновение снизошло на него при просмотре двух кинофильмов; я их не видел и судить о них не могу. Живое воображение моего соавтора, однако, мгновенно нарисовало образ Шерлока Холмса в обстановке «Войны миров». Наши рассказы о Холмсе были опубликованы, но мы сочли, что история не была рассказана полностью. Здесь мы попытались ее рассказать.

Роман Уэллса печатался с продолжениями в журнале «Pearson’s Magazine» в апреле-декабре 1897 г. и был опубликован отдельным изданием в Лондоне и Нью-Йорке в следующем январе. Уэллс, надо заметить, отнес действие романа в будущее и описывал события, случившиеся «шесть лет назад». Как указал мой партнер, обладающий куда большими познаниями в астрологии, единственным логическим годом бедствия мог стать 1902 г., так как в июне этого года Марс достаточно сблизился с Землей; так мы получили даты для построения всего хронологического коридора событий, включая момент, в который ведется рассказ у Уэллса (1908) и предполагаемую дату публикации его сочинения — 1908 г. либо начало 1909 г.

Наши труды были бы плагиатом, если бы мы с благодарностью не признали влияние «Войны миров» Уэллса и его же рассказа «Хрустальное яйцо», который является приложением к роману, а также всех канонических рассказов и повестей о Шерлоке Холмсе, «Затерянного мира» Конан Дойля и других его произведений, где действует столь замечательно самоуверенный профессор Джордж Эдуард Челленджер. Мы оба, являясь шерлокианцами, обращались к многочисленным работам в этой области; особенно ценным оказался ученый и исчерпывающий труд Уильяма Ба- ринг-Гульда «The Chronological Holmes».

Если мне будет позволено посвятить кому-либо свою часть данной книги, я хотел бы посвятить ее памяти неизменно вдохновляющих нас Артура Конан Дойля и Герберта Джорджа Уэллса.

Мэнли У. Уэлллман Чэпел-Хилл, Северная Каролина

От переводчиков

Книга Мэнли у. Уэллмана и у. Уэллмана, называющаяся в оригинале «Sherlock Holmes's War of the Worlds», впервые вышла в свет в 1975 г. Многочисленные скрытые в тексте цитаты даны по переводам М. Зенкевича («Война миров»), С. Лосева («Загадка поместья „Старый Шоскомб“»), М. и Н. Чуковских («Шесть Наполеонов»), Н. Волжиной («Затерянный мир»), Н. Емелъяниковой («Медные буки») и специально не оговариваются. В ряде мест эти цитаты расширены в сравнении с оригиналом. При написании некоторых имен и географических названий предпочтение отдавалось более старым и не всегда устоявшимся, но знакомым по давним переводам и соответствующим эпохе написания книги вариантам.

В серии «Новая шерлокиана» вышли книги:

П. Орловец. Приключения Шерлока Холмса против Ната Пинкертона в России.

С. Ромер. Спящий детектив.

A. Конан Дойль, У. Жилетт. Шерлок Холмс на сцене.

П. Орловец. Приключения Карла Фрейберга, короля русских сыщиков.

B. фон Ланге. Преступный мир: Воспоминания сыщика. Кинжал-предатель: Из секретной книги Джона Вильсона. Шерлок Холмс и дело «Огонька».

К. Попов. Виноватые и правые: Рассказы судебного следователя.

М. Ф. Шил. Князь Залесский. Похождения московского Пинкертона.

П. Орловец. Похождения Шерлока Холмса в Сибири.

П. Никитин. Загробный гость: Приключения Шерлока Холмса в России. Т. I.

П. Никитин. Черный ворон: Приключения Шерлока Холмса в России. Т. II.

М. Маевский. Конан-Дойль. «Приключения сыщика Шерлока Холмса».

А. Конан Дойль. Собака Баскервилей (Факсимильное изд.).

М. Ладенбург. Приключения Фрица Стагарта, знаменитого немецкого сыщика.

М. Ладенбург. Тайна кровавой руки: Приключения Фрица Стагарта.

Мэнли У. Уэллман, У. Уэллман. Шерлок Холмс против Марса.

Настоящая публикация преследует исключительно культурнообразовательные цели и не предназначена для какого-либо коммерческого воспроизведения и распространения, извлечения прибыли и т. п.

Примечания

1

Бенвенуто Челлини (1500–1571) — знаменитый итальянский скульптор и золотых дел мастер, прославившийся впервые изданной лишь в 1728 г. автобиографией, в которой описал свою богатую авантюрными приключениями жизнь; считался самым выдающимся ювелиром своего времени (Здесь и далее прим, перев.).

(обратно)

2

Дело о корабле «Матильда Бригс» и гигантской крысе, обитающей на Суматре, упоминается в рассказе доктора Уотсона о «Вампире из Суссекса» — однако, как утверждал Холмс, «еще не пришло время поведать миру те события».

(обратно)

3

Джон Ките, «Ода Соловью» (пер. Е. Витковского).

(обратно)

4

«Оттон Великий» (1819) — трагедия в стихах, написанная Китсом в соавторстве с его другом Чарльзом Брауном.

(обратно)

5

Джованни Скиапарелли (1835–1910) — итальянский астроном, известный своими наблюдениями двойных звезд и планет Солнечной системы. Разработал теорию образования метеорных потоков в результате разрушения ядер комет под воздействием Солнца. Наблюдая Марс во время противостояния 1877 г., сообщил о наличии на планете «каналов», после чего были выдвинуты гипотезы об искусственном происхождении каналов и наличии на Марсе разумной жизни. Сам Скиапарелли не верил в научную обоснованность подобных гипотез; современная наука считает марсианские каналы оптической иллюзией.

(обратно)

6

Серебряные монеты. Одна крона равнялась пяти шиллингам, полкроны — 2 шиллингам 6 пенсам.

(обратно)

7

«Орля» — новелла Ги де Мопассана, написанная в 1887 г., когда писатель уже страдал галлюцинациями и нервным расстройством. Приведенный Холмсом отрывок (пер. К. Локса) заставляет вспомнить, что двумя годами позднее Мопассан написал фантастический рассказ «Марсианин», в котором, опираясь на теорию «марсианских каналов», описал катастрофу марсианского космического корабля с крылатыми существами на борту над побережьем Нормандии.

(обратно)

8

Доктор Уотсон изложил эту историю в рассказе «Загадка поместья „Старый Шоскомб“».

(обратно)

9

Г. Уэллс, «Хрустальное яйцо» (пер. Н. Волжиной).

(обратно)

10

Знаменитые фокусники и иллюзионисты середины XIX — начала XX вв.

(обратно)

11

Псевдоним прославленного Гарри Гудини (Эрика Вайса) составлен из фамилии Робер-Гудена и имени Келлара, Гарри.

(обратно)

12

Кавалер ордена Бани, командир бригады.

(обратно)

13

См. такие отчеты доктора Уотсона, как «Рейгетские сквайры», «Происшествие в Вистерия-Лодж» («В Сиреневой сторожке») и «Морской договор».

(обратно)

14

Доктор Уотсон описал данное расследование в рассказе «Шесть Наполеонов». Согласно версии д-ра Уотсона, Морз Хадсон был всего-навсего безобидным, пусть и вспыльчивым, торговцем картинами и скульптурами и не имел ни малейшего отношения к пропавшей жемчужине, не говоря уж о славной миссис Хадсон. Все эти сведения мы оставляем на совести сэра Эдуарда Д. Мелоуна.

(обратно)

15

Льюис Кэролл, «Алиса в стране чудес» (пер. Н. Демуровой).

(обратно)

16

Сэмюэль Джонсон (1709–1784) — один из наиболее выдающихся и влиятельных английских литераторов, особенно известный как составитель «Словаря английского языка» и свода жизнеописаний английских поэтов XVII–XVIII в.; многочисленные афоризмы и острые словечки Джонсона тщательно записывались его биографом Джеймсом Босуэллом.

(обратно)

17

Британский галлон — 4,54 литра.

(обратно)

18

Фридрих Великий — король Пруссии Фридрих II (1712–1786). Бежал от австрийцев во время битвы при Мольвице (1741), первого большого сражения силезских войн, в котором пруссакам все же удалось одержать победу. Генерал Уильям Шерман (1820–1891) — американский военачальник, герой Гражданской войны, сражался на стороне юнионистов- северян. Челленджер к нему не совсем справедлив, так как во время разгромного сражения под Булл-Ран (1861) Шерман был лишь полковником и проявил себя как храбрый и талантливый офицер.

(обратно)

19

В оригинале Челленджер напевает «Ring out, wild bells, to the wild sky» — знаменитое рождественское стихотворение Альфреда Теннисона (1809–1892) из книги стихов «In Memoriam А.Н.Н.».

(обратно)

20

Джон Пол Джонс (1747–1792) — первый герой американского военно-морского флота, сражался с англичанами в период Войны за Независимость. Цитируемые слова он произнес, находясь в весьма невыгодном положении во время боя с английским фрегатом «Серапис» (1779); 42-пушечный «Бонхом Ришар» Джонса и еще один корабль его эскадры в конце концов вынудили 44-пушечный «Серапис» сдаться.

(обратно)

21

Д. Дефо, «Жизнь и удивительные приключения Робинзона Крузо» (пер. М. Шишмаревой и 3. Журавской)

(обратно)

22

Франк Харрис (1856–1931) — англо-американский литератор, журналист и редактор, автор скандальных мемуаров «Моя жизнь и любовь». В 1894-98 гг. редактировал лондонский еженедельник «Saturday Review», где печатались Дж. Б. Шоу и Г. Уэллс.

(обратно)

23

Железнодорожная компания, существовавшая в Англии в 1846–1922 гг.

(обратно)

24

Джордж Джонстон Стоуни (Stoney) — английский физик и математик. За свою долгую жизнь (1826–1911) написал множество трудов по оптике, спектроскопии, строению атома и т. д., ввел термин «электрон». Доказывал, что на Марсе нет воды.

(обратно)

25

Английский канал — британское название пролива Ла-Манш.

(обратно)

26

А. Уоллес (1823–1913) и Г. Бейтс (1825–1892) — выдающиеся британские натуралисты и путешественники. С 1848 г. занимались исследованиями бассейна Амазонки и джунглей Южной Америки, где Уоллес провел четыре года, а Бейтс — более десяти. Интересно отметить, что Уоллес, независимо от Ч. Дарвина предложивший теорию естественного отбора, в своей книге «Обитаем ли Марс?» (1907) отрицал наличие на Марсе каналов, построенных разумными существами.

(обратно)

27

Ананасный сыр — напоминавший чеддер сыр, который созревал в плетенках; в результате получались округлые, с глубокими пересекающимися прожилками головки, имевшие отдаленное сходство с ананасом. В США ананасный сыр был запатентован около 1810 г.

(обратно)

28

«А Study in Terror» («Этюд в тонах ужаса») — фильм Джеймса Хилла (1965) с Джоном Невиллом в роли Холмса и Дональдом Хьюстоном в роли доктора Уотсона.

(обратно)

29

«Дневник безумца» («Diary of a Madman») — фильм Реджинальда ле Борга (1963) с Винсентом Прайсом и Нэнси Ковак в главных ролях.

(обратно)

Флибуста

Шерлок Холмс против Марса (fb2)

Мэнли У. Уэллман Уэйд Уэллман ШЕРЛОК ХОЛМС ПРОТИВ МАРСА

ВВЕДЕНИЕ

I. ДЕЛО О ХРУСТАЛЬНОМ ЯЙЦЕ Эдуард Данн Мелоун

II. ШЕРЛОК ХОЛМС ПРОТИВ МАРСА Эдуард Данн Мелоун

* * *

* * *

III. ЧЕЛЛЕНДЖЕР ПРОТИВ МАРСА Эдуард Данн Мелоун

IV. МАРСИАНСКИЙ КЛИЕНТ Джон Г. Уотсон, М. D

* * *

* * *

V. ВЕНЕРА, МАРС И БЕЙКЕР-СТРИТ Джон Г. Уотсон, М. D

Приложение

ПОСЛЕСЛОВИЕ АВТОРОВ

* * *

От переводчиков

В серии «Новая шерлокиана» вышли книги:

Примечания

1

2

3

4

5

6

7

8

9

10

11

12

13

14

15

16

17

18

19

20

21

22

23

24

25

26

27

28

29

Оглавление

Мэнли У. Уэллман
Уэйд Уэллман
ШЕРЛОК ХОЛМС ПРОТИВ МАРСА

I. ДЕЛО О ХРУСТАЛЬНОМ ЯЙЦЕ
Эдуард Данн Мелоун

II. ШЕРЛОК ХОЛМС ПРОТИВ МАРСА
Эдуард Данн Мелоун

III. ЧЕЛЛЕНДЖЕР ПРОТИВ МАРСА
Эдуард Данн Мелоун

IV. МАРСИАНСКИЙ КЛИЕНТ
Джон Г. Уотсон, М. D

V. ВЕНЕРА, МАРС И БЕЙКЕР-СТРИТ
Джон Г. Уотсон, М. D