Миллионеров украшает скромность (fb2)

- Миллионеров украшает скромность 984K скачать: (fb2) - (epub) - (mobi) - Инна Владимировна Павлова

Инна Павлова
Миллионеров украшает скромность

Побывав несколько раз в Болгарии, автор полюбила эту прекрасную солнечную страну и искренне надеется, что история, выдуманная от первого слова и до последнего события, не уменьшит приток российских туристов на болгарские курорты и не оскорбит жителей РБ, случись кому-то из них ознакомиться с данным опусом.

Все герои этого произведения являются вымышленными, любое сходство с реальными лицами и событиями может оказаться лишь случайным.

Глава 1

Полицейский, который вцепился в меня мертвой хваткой и безжалостно вытащил с пляжа, был омерзителен. Его не трогало, что термометр после трех дней пятнадцатиградусного ветродуя наконец-то зашкалило на тридцати двух, и как раз сегодня я рассчитывала приобщиться ко всем радостям, доступным честным отпускникам.

Холодный, безжалостный, не склонный к рефлексии, он твердо знал, чего хочет, и никакие сомнения относительно чужих планов, которые с его собственными могут абсолютно не совпадать, не омрачали его загорелого чела. Даже несмотря на то, что дело касалось вполне законопослушной гражданки (то есть меня), к тому же подданной иностранного государства. Ни атлетическая фигура болгарского блюстителя порядка, ни его роскошная шевелюра не могли заставить меня быть снисходительнее к монстру, второй час державшему меня в полицейском участке. И кондиционер, между прочим, в данном заведении не был предусмотрен!

Уже с самого начала так называемого «разговора» (только что в таком случае именовать допросом? Это когда рвут зубы и ногти?) стало ясно, что мой мучитель по каким-то ему одному видимым признакам определил во мне закоренелую преступницу и теперь собирался призвать меня к ответу. Речь его была невыразительной и безэмоциональной, а лицо каменно-непроницаемым, что меня бесило до невозможности. И боюсь, мою ершистость полицейский расценил как главное доказательство вины.

Не утаив времени и места рождения, — первое, разумеется, не без внутреннего протеста, потому как выгляжу моложе, — я поведала о причине, побудившей меня совершить ужасную глупость и на четыре недели променять родную загазованную Москву на процветающий болгарский курорт.

— Ну отдохнуть я хотела, понимаете? Отдохнуть! — жарко втолковывала я непробиваемому стражу порядка. — На пляже полежать, на солнышке погреться, в море поплавать.

— Это в семнадцать-то градусов? — усомнился полицейский.

— А я знала, что у вас в конце августа такая холодрыга?! — возмутилась я и вдруг почувствовала, что краснею. Вообще-то, хотя недоумку об этом знать необязательно, нечто подобное я подозревала. А если бы болгарские таможенники умели читать мысли, меня бы завернули еще на границе. И встретили бы полное понимание у обоих моих экс-мужей.

Ну что я могу поделать, если, вымыв голову и промаявшись ночь на бигудях, на следующий день я обязательно попадаю под дождь? Даже если до этого стояло такое пекло, что окрест высохли посевы? Первый муж далеко не сразу обнаружил зависимость между моей чистой головой и осадками, зато, когда просек это дело, начал внимательнейшим образом следить, чтобы голову я мыла в будни, дабы не портить ему удовольствие от футбольных матчей в выходные. Второй же, от природы гораздо сообразительнее и меркантильнее, был большим энтузиастом приусадебного хозяйства. Он, наоборот, в особо засушливое лето заставлял меня мыть голову чуть ли не ежедневно.

Ну а похолодание застает меня обычно на отдыхе. В Евпатории, Анапе, Сочи. Правда, не всегда и лишь на пару дней. Но могла ли я предполагать, что моя полоса невезения простирается и на заграничной территории? Смешно сказать, но в свои тридцать два я оказалась за рубежом впервые!

В общем, на купание и загар я решила не напирать, а вот относительно надежд на полноценный отдых моя совесть была абсолютна чиста. Поэтому я уверенно повторила: «Я приехала отдыхать. Просто отдыхать, и все! Неужели непонятно?!»

Стояну Красилову, которого через десять минут знакомства я переименовала в Крысилова, было непонятно. Не то он вообще не имел представления о том, как люди отдыхают, не то имел, но не представлял за столь мирным занятием конкретно меня. И предполагал, что цель моего визита на его прекрасную родину — это подрыв ее благосостояния или, как минимум, парочка террористических актов с захватом заложников.

Мы беседовали уже минут сорок, когда цель моего нахождения в душном помещении, наконец, начала проясняться.

Оказывается, тут давеча кто-то окочурился, какой-то мужик, и вот по этому случаю и отменилось мое купание. Не подумайте, что я уж такая закоренелая эгоистка, из тех, которые не считают смерть человека уважительной причиной для изменения своего распорядка дня, но, простите, почему именно я?! Из всех туристов?! Возражаю! Тогда уж отменяйте отдых всем и в массовом порядке!

Самонадеянный олух приставал ко мне с дурацкими вопросами, а я про себя тихо ужасалась, представив картину закрытия знаменитого курорта Солнечный Берег по инициативе энергичного, но бестолкового слуги закона.

— Да, конечно, я видела этого человека. И даже несколько раз. — Я вернула предъявленное фото невзрачного плюгавого мужичонки в шортах и полосатой футболке и откинулась на неудобном жестком стуле. — Ну и что с того? Вы полагаете, я сразу догадалась, что он миллионер?

Судя по ледяному взгляду моего мучителя, он нисколько в том не сомневался.

Я постаралась принять еще более независимый вид, чтобы он не думал, что я кого-то здесь боюсь, и положила ногу на ногу. Мои полтора лишних килограмма как раз на конечностях никак не отразились. В чем болван мог бы убедиться, не будь он таким твердокаменным. Пляжный халатик, деликатно драпирующий купальник, отнюдь не был рассчитан на прикрывание самой выигрышной части моей фигуры.

— И что вы предприняли, когда узнали, что господин Берг миллионер? — Полицейский воспринял мою скептическую фразу буквально и усилил прессинг.

Нет, он точно ненормальный! Ну конечно, только увидев занюханного дядечку в стоптанных кроссовках, я сразу поняла, что он совладелец автомобильного концерна! Да и кто еще станет раскрашивать гипсовых зверюшек, всяких там лягушек, кошек и собак? Хотя, возможно, там еще были и рыбки, и птички, и грибки. Полный ассортимент предлагаемых туристам образцов можно встретить на каждом углу. А уж то, что мы пару раз столкнулись в «Макдональдсе», непременно должно было рассеять все мои сомнения в финансовом благополучии мужика, если бы таковые еще случайно оставались. Правда?

— Слушайте, на этом курорте тысячи людей. Почему вы вцепились именно в меня? Вы уверены, что от остальных он тщательно скрывался?

Твердолобый болгарский мент смерил меня отнюдь не потеплевшим взглядом и сообщил, что в кармане покойного была найдена моя фотография. Вот тут-то я чуть не лишилась сознания. И как вы понимаете, совсем не потому, что погибший был моим родственником.

— У него в кармане было что?..

— Ваша фотография, — бесстрастно повторил полицейский.

Я была потрясена. Откуда у чужого дядьки, тем более иностранца, пусть он хоть трижды миллионер, мой снимок?!

— Возможно, вас с ним связывали деловые отношения? — продолжал допытываться этот чурбан, сверля меня обвиняющим взглядом.

Вот ведь негодяй! Что он имеет в виду? Что ни одному мужчине не придет в голову завести со мной роман? Со мной возможен только бизнес?

Я вспомнила, как выглядела утром на пляже, когда сдуру глянула в карманное зеркальце, и злиться перестала. Надо быть справедливой. С того времени я вряд ли сильно похорошела, а кроме как в моем теперешнем виде негодяю созерцать меня не удалось. Увы, всклокоченные волосенки, самоуложившиеся после купания в художественные сосульки, не украсят даже бегемота.

— Так что вас все-таки с ним связывало? — снова занудел полицейский, оторвав меня от критического анализа собственных внешних данных.

Он сверлил меня взглядом и, похоже, не сомневался, что рано или поздно «расколет».

Да что он себе вообразил? Что все перед ним трепещут? Стоит ему насупить бровь, и подозреваемые выложат ему все свои секреты? Лично у меня он не разживется даже рецептом салата оливье! И если я боюсь мышей, собак и тараканов, это совсем не означает, что я готова трепетать перед этим двухметровым недоумком!

Я глубоко и безнадежно вздохнула.

— Вы говорите, он владел концерном? Ну, тогда, разумеется, у нас было много общего. В смысле бизнеса. Я — парикмахер. Женский, — поспешила я уточнить, опасаясь, что чужеземец обвинит меня в несанкционированной и нелицензированной трудовой деятельности на зарубежном курорте.

Не помогло, и вопрос о том, не оказывала ли я покойнику парикмахерских услуг, был поставлен ребром.

— Нет, — заявила я твердо. — Никаких услуг, ни парикмахерских, ни каких других, я ему не оказывала, — и во избежание недоговоренности закончила еще более убедительно: — Ни на стадии трупа, ни при жизни!

— Хорошо, — зашел с другого бока зануда. — Почему состоятельный человек приехал в Болгарию, и к тому же остановился в двухзвездочном отеле?

— Вы это спрашиваете у меня? — искренне удивилась я.

Инспектор кивнул, и я не удержалась, чтобы не облагодетельствовать его ответом, не менее бестолковым, нежели вопрос:

— Разумеется, для того, чтобы меня сфотографировать! — Я тряхнула подсохшими сосульками и ослепительно улыбнулась.

А ведь как все хорошо начиналось!

— Добро пожаловать в солнечную Болгарию! — жизнерадостно улыбнулся гид в аэропорту, принимая у меня путевку.

И я немедленно поверила, что уж этот-то отпуск станет незабываемым. Я проведу его не просто по-человечески, я загорю, расцвету, сотру совковую усталость с озабоченного чела, словом, уподоблюсь белозубым аборигенам, пышущим здоровьем и миролюбием.

Правда, за окном роскошного автобуса, предназначенного для перевозки туристов, мягко говоря, накрапывало, а порывы ветра пригибали деревья до самой земли, но нас оптимистично заверили, что в самое ближайшее время все наладится, поскольку для Болгарии в конце августа подобные погодные условия более чем нехарактерны.

Первые три дня, как раз пока устанавливалась погода, я большей частью благополучно проспала в номере, но угрызений совести по этому поводу не испытывала. Я так редко могу себе позволить спать сколько захочется, что не воспользоваться похолоданием было просто грех. А времени впереди еще вагон. И накупаюсь, и назагораюсь, и осмотрю все здешние достопримечательности.

Ну а если на моем до сих пор тернистом пути встретится достойный представитель противоположного пола, — что же, я буду только рада отточить свои невостребованные женские чары. Я — женщина свободная, имею полное право!

Наверное, пришло время поведать и о моей личной жизни, каковая, в отличие от общественно-трудовой, увы, не задалась с самого начала. О первом муже я распространяться не намерена, потому как наш с ним «священный союз» распался на третьем году, когда мне случилось застать своего благоверного в постели своей же ближайшей подруги. Или дело было не так, и в его постели я поймала Иришку, но, в конце концов, это не существенно. Отношения я порвала с обоими, и незамедлительно.

Мой второй и, боюсь, последний муж (как вы думаете, после двух более чем неудачных попыток мне очень хочется впрягаться в семейную жизнь еще разок?) работал в НИИ вакцин и сывороток. К тридцати трем он защитил докторскую и пользуется колоссальным спросом и уважением не только за рубежом, но даже на родине. Да и собой, чего греха таить, мой бывшенький совсем не безобразен. Вьющиеся темно-русые волосы, бездонные голубые глаза с прищуром, феноменально пропорциональная и стройная фигура. Петь дифирамбы его росту я не собираюсь, достаточно сказать, что у него метр восемьдесят четыре, и читательницы сами сообразят все, что я не договорила. И вот такая оболочка прячет за своим великолепием угрюмого, раздражительного брюзгу, к тому же совершенно зацикленного на науке.

Вы спросите, где были мои глаза до того, как я взвалила на свои хрупкие плечи этого трудоголика? Да там же, где и у всех, только, как и у любой влюбленной дурочки, полностью закрытые. О состоянии моих мозгов на период ухаживания ясно говорит тот плачевный факт, что брачное предложение я приняла на четвертый день знакомства, после чего молодой ученый отбыл в командировку, по истечении которой как раз и было отпраздновано наше с ним сочетание священными узами. Короче, попала сдуру как кур в ощип.

Если приболела мышь в лаборатории, мужик срывался в свой законный выходной, позабыв сменить пижамную куртку на рубашку. Я же могла температурить неделю и не дождаться даже вопроса о самочувствии. Внимания я удостаивалась в основном по ночам, и совсем не того рода, что вам подумалось. Из блаженного сна меня частенько вырывали возбужденные возгласы: «Ты только посмотри, какое красивое решение! Надо продолжать в этом же направлении!»

И как я должна была реагировать? Заходиться в восторженных воплях? Разражаться бурными овациями? Да у меня вообще образование гуманитарное, точнее, филологическое, — я осилила три курса педагогического вуза и, не носи моя любовь к детям опосредованный характер (так я называю любовь на расстоянии, исключающую какие-либо тесные контакты), до сих пор преподавала бы в начальных классах.

Кроме того, я отнюдь не одобряла мужнину привычку работать по ночам и, понятное дело, не приветствовала озарения, посещавшие его традиционно ближе к утру, задолго до того времени, когда уважающие себя гражданки продирают глаза, чтобы включиться в трудовые будни.

Впрочем, у Семена кроме работы была еще одна подлинная страсть — сельское хозяйство. В огороде он проводил то время, что оставалось от науки. Мне в его жизни отводилось место где-то между утренним кофе и вечерним выпуском новостей. Короче, со вторым благоверным я продержалась даже меньше, чем с первым.

Ну и еще, наверное, следует упомянуть мой последний роман, случившийся как раз после развода с номером вторым, с Семеном. Но, честно говоря, это скорее нечто вроде рака на безрыбье. От Антона, тридцатисемилетнего бизнесмена, у меня не замирает сердце и не поет душа. Я исправно таскаюсь с ним по ресторанам, поглощаю всевозможные деликатесы и честно выслушиваю жалобы на жлобство клиентов, подлость конкурентов и равнодушие длинноногих манекенщиц к его чувствительному сердцу и ранимой душе.

— Ты, Викуля, одна нормальная. Ничего не требуешь и смотришь на меня не как на придаток к портмоне и «мерседесу». Остальным от меня нужны бабки!

Я согласно кивала и задавала себе вопрос: а что мне лично нужно от Антона? Выходило, что абсолютно ничего. Я предпочла бы провести свободный вечер с книжкой или с вязаньем, но Антоша выдирал меня из дому, обещая развлекательную программу и кулинарные изыски. Все, однако, сводилось ко второму, вследствие чего на мне уже начали трещать юбки. Культурная же программа ограничивалась стенаниями богатого Буратины, чья душа и пылкое сердце не находили покоя и отдохновения.

Теперь вы понимаете, что оттянуться на отдыхе я имела полное право?

Четвертый день пребывания на курорте облагодетельствовал меня и остальных туристов чудесными погодными условиями. Тридцать пять в тени — это, знаете ли, что-то. Особенно когда ты уже подхватила насморк. Впрочем, я не только успела простыть, я еще и порезала палец, хотя последнее, разумеется, к похолоданию никаким боком не относится. Просто неудачно отковыривала ножом крышку от пузырька с каплями для носа и отмахнула чуть не половину указательного пальца.

Ну да я девушка запасливая, и аптечка у меня с собой увесистая, практически на все случаи жизни. Нашелся и йод, и даже мазь Вишневского. Плохо только, что опрокинула пахучую мазюкалку на свою пляжную подстилку, хотя и это не трагедия. Во-первых, там еще осталось, а во-вторых, я к ней притерпелась, еще когда мой первый муж себе ногу наколол. Он ежедневно требовал, чтобы я умащала его царапину этим бальзамом, а окна открывать запрещал строго-настрого — опасался сквозняков. Так что запахом меня не напугаешь. Ну а то, что остальные отдыхающие будут держать дистанцию, я переживу. Пляжную скученность я никогда не причисляла к положительным моментам летнего отдыха.

В общем, свой четвертый день в Болгарии я намеревалась провести с максимальной пользой для здоровья и внешнего вида. И столь приятные ожидания не оправдались исключительно по вине вышеупомянутого придурка, по какому-то недоразумению оказавшегося в болгарской полиции. Я имею в виду в качестве должностного лица. Меня вытащили из номера, куда я по дурости забежала переодеться к обеду, и теперь мурыжили в душном помещении полицейского участка.

— Ну не в курсе я, что мужику от меня понадобилось! Я его не знаю и знать не хочу и никаких ему не давала фотографий. Ни своих, ни чужих.

— А что давали? — В голосе мучителя не чувствовалось усталости, несмотря на то что он, как и я, не обедал и не имел возможности освежиться послеполуденной сиестой.

— Ни-че-го! — четко и раздельно проорала я. — И отвяжитесь вы от меня, наконец! Я устала, у меня болит голова, и я хочу есть! Я имею право на элементарные человеческие удобства?!

— Имеете, — по-своему понял меня придурок. — По коридору налево и до конца. И не советую пытаться скрыться. Мы вас все равно найдем и арестуем!

Вот спасибо, теперь меня еще и арестуют! А казнить пока не собираются? Надо бы на всякий случай уточнить. И как, интересно, я могу сбежать, если этот ненормальный караулит меня за дверью сортира? Через стену?!

В номер я попала после девяти вечера. Сил хватило только на то, чтобы скинуть шлепки и бухнуться в кровать. Благодаря господину Крысилову, я с отвращением отвергла даже мысль об ужине, хотя Крысилов же лишил меня обеда.

«Ладно, — уже более мирно подумала я, засыпая, — нет худа без добра. За сегодняшний день я скинула еще пару килограммов. И если этот идиот меня оставит в покое (а ему все равно некуда деваться, так как я ни в чем не замешана), то случившееся не более чем досадный эпизод в моей разнообразной жизни. С завтрашнего дня расслабляюсь на полную катушку!

Глава 2

Я радовалась жизни только двое суток, но могла с уверенностью сказать, что даже после выпавших на мою долю испытаний этого хватило, чтобы полностью восстановиться. Сказочная красота природы, море, обилие экзотической зелени и улыбки аборигенов обоего пола, просто так, от полноты жизни и внутренней раскованности, сотворили чудо. На встречных я стала реагировать такой же сияющей улыбкой. От депрессии, как и от насморка, не осталось и следа.

Бодрил и факт моей востребованности у представителей противоположного пола. Я, правда, пока не определилась с приоритетами, но впереди у меня было достаточно времени, чтобы сделать выбор. Меня домогались трое: местный житель, сорокалетний владелец туристического агентства; немецкий бизнесмен, находящийся в несколько более продвинутом возрасте, уступающий аборигену комплекцией, но не накалом страстей; и приблудный соотечественник, несомненно Имеющий фору по части прожитых лет даже по сравнению со мной, не только с конкурентами, зато совершенно неясного рода занятий. Хотя объяснялись мы с ним на родном языке и парень многословно и с удовольствием повествовал о своем времяпрепровождении на родине, я так и не поняла, в какой сфере он активно трудится. Уж очень у него лексикон скудный, да и мыслями он весь в своей профессиональной деятельности.

Как бы ему, интересно, понравилось, начни я его грузить структурными особенностями волосяного покрова и способами стрижки, химической завивки и окраски волос разного типа? А я почему должна слушать, что он там планирует расписать под хохлому? Да хоть городецкой росписью!

Все-таки правы англичане, которые ни за что не станут вне офиса распространяться о профессиональных проблемах. О чем человек должен думать на отдыхе? Правильно! А говорить? Тем более в присутствии женщины? Естественно, о ней самой. Вот когда комплименты говорить научится, милости прошу!

Болгарин начал бить под меня клинья сегодня утром во время раннего заплыва. Я решила, что грех не поплескаться до завтрака. А Илья, как оказалось, печется о поддержании спортивной формы постоянно. После двадцати минут бодрого кроля в одном направлении он взял с меня обещание, что заплывы мы теперь станем совершать в тандеме. А вот на его приглашение завалиться вечерком в один из ресторанов я пока твердого ответа не дала.

Господин Свинюгер (не уверена в правильности транскрипции: он и представился неразборчиво, да и мой школьный немецкий не слишком уверенно лег на институтский английский, так что я могла ненароком исказить его достойную фамилию) пал моей жертвой в гостиничном ресторане за завтраком. Не скажу, что он полностью в моем вкусе — Свинюгер, я имею в виду, — округлое гладенькое брюшко, на мой взгляд, вызывает умиление только в том случае, если принадлежит даме в интересном положении. Но в остальном вроде ничего. Мы с ним, правда, пообщаться как следует не успели, поскольку оба пребывали в состоянии максимальной сосредоточенности и не столько перекидывались дежурными фразами, сколько бдили, глядя по сторонам.

Особо расслабляться было некогда. Симпатичные девочки и мальчики в белоснежных сорочках без устали сновали по залу и считали своим долгом выхватить у зазевавшегося туриста едва начатое блюдо. Я так и не заметила, чтобы кто-то уписывал в углу недоеденную пищу, и оставалось предположить, что или ее смакуют в служебных помещениях, или ребятишки просто разнообразят ежедневную рутину элементами игры и соревнования. Не поверю только, что ими руководила забота об отдыхающих. Пропускная способность этого предприятия общественного питания была бы куда выше, если бы народу не приходилось бегать по пятому разу за провизией — взамен унесенной шустрым молодняком.

Но все равно первые ростки взаимной симпатии уже пустили корни, и, если я все-таки дозрею до ухаживаний немца, у меня есть шанс столкнуться с ним за следующим завтраком.

— Morgen urn diese Zeit, — сообщил он напоследок.

Завтра в то же время. Я правильно поняла?

После утренней трапезы я лежала на пляже, поочередно подставляла бока пока еще ласковому солнышку (до полудня, то есть времени, когда здравомыслящие граждане перебираются в тенек, у меня еще оставалось полчаса) и перебирала кандидатуры.

Увидев гнусного полицейского, я чуть было не кинулась в пучину морскую, хотя только что накупалась до одури. Что же это такое?! Долго еще он собирается трепать мне нервы?!

Положим, кто-то, настроенный более оптимистично, и поверил бы, что инспектору не чуждо простое человеческое желание искупнуться, но лично я подобную идиотскую мысль отмела сразу. Белая рубашка, заправленная в светлые полотняные брюки, кожаный потертый «дипломат» и, самое главное, официально-непримиримое выражение лица свидетельствовали о другом. Сумасшедший опять пришел по мою душу.

Разумеется, сдаваться просто так я не собиралась. За путевку плачены бешеные деньги, и сомнительно, что это неулыбчивое чучело намеревается компенсировать моральный или, на худой конец, материальный ущерб из собственного кармана.

Сделав максимально радушное лицо, я подвинулась на вонючем коврике (мазь Вишневского благоухала, конечно, не так интенсивно, как в первый день, но все-таки на расстоянии пары метров ее трудно было спутать с ароматом хорошего парфюма) и радостно приветствовала визитера:

— Ну вот, вы хоть на пляж выбрались. А то все в трудах да в заботах. Так и сгореть недолго. На службе.

— А вот вы, — не остался он в долгу, — уже почти сгорели. Только на солнце. Это гораздо опасней. Вам явно пора уходить с пляжа.

Проигнорировав намек, я сунула ему чуть ли не в самую рожу масло от ожогов.

— Я в безопасности. И не сойду с места до вечера.

— Но у меня к вам дело! — возмутилось чудовище. — Официальное!

— Собираетесь сделать предложение? — сладко поинтересовалась я. — Так я готова вас выслушать. А где же розы?

Чудовище рассвирепело и принялось поносить меня визгливым шепотом, призывая на мою голову все возможные и невозможные кары и обещая попеременно то лишение свободы, то принудительную высылку.

— Вы уж определитесь сначала, — посоветовала я. — А то как-то нелогично. И потом, за что это вы собрались меня наказывать? За то, что на вас лично реагирую повышением кровяного давления и нервным тиком? Так это ерунда, я вас даже не ударила.

Оказалось, пинкертон ко мне испытывает не менее трепетные чувства. И помимо перечисленных симптомов, при виде моей особы страдает аритмией, заиканием и чуть ли не поносом. Свиданию со мной он предпочел бы задушевную беседу с непривязанным питбулем, акулой или проголодавшейся взрослой самкой аллигатора.

Только выбора у него, к большому сожалению, нет. И потому, наступив себе, любимому, на горло, он вынужден общаться именно со мной, а не с безобидными, — все познается в сравнении — зверюшками.

— Ладно, — сдалась я. — Беседуйте. Но только тут. В полицию я не пойду ни за какие коврижки. Или ждите до захода солнца. После восьми вечера я не купаюсь.

Вы не поверите, но он смирился! И с видом христианского великомученика принялся стягивать рубашку.

Я настолько обалдела, что даже не сообразила раскинуться по всей подстилке. Раздевшись до трусов, чучело плюхнулось рядом и поморщилось.

— А чем это несет?

— Вашими носками, — огрызнулась я и покосилась на его босые ноги.

Черт возьми, а ведь он потрясающе сложен! Мускулистый, поджарый, загорелый. И почему такое тело досталось бестолковому зануде?!

Я хлопнула глазами и даже, боюсь, собиралась дать слабину и прекратить хамить, но это недоразумение природы наглядно продемонстрировало, что и с обнаженным торсом оно не менее противное, чем полностью экипированное.

— Вы меня смущаете своим голодным взглядом! — нахально заявило оно и бессовестно хмыкнуло.

Вот ведь дрянь! Да я теперь на него вообще смотреть не стану!

Не в силах сдержать негодования, я вытолкнула гостя со своего лежбища и уточнила:

— Опять будем выяснять про фотографию?

— Опять, — кивнул он и угнездился на моем полотенце. — Только уже не ту, а другую. Тоже найденную у покойника.

Я даже забыла отнять полотенце. Это что же, у Берга было еще одно мое фото? А всего их сколько? И как долго их еще будут обнаруживать?

— Вы уж облазьте его карманы как следует, — разволновалась я. — И предъявите мне все претензии зараз. Или так и будете ко мне все три недели бегать, как чего новое найдете?

— Это не у Берга. У второго покойника, — успокоил Стоян. — Найден еще один труп, и тоже с вашей фотографией.

Я застонала. Почему-то сразу поверив, что шутить он не собирается.

— Еще один труп? — повторила я севшим голосом. — Но почему?

— Вот это-то меня и интересует, — доверительно шепнуло чучело. И немедленно вытащило из «дипломата» пачку снимков.

— Надеюсь, я только на одной? — Я забыла, что лежу, и хотела испуганно попятиться. — По количеству покойников?

Лучше бы на них на всех была я. Только, конечно, не в том состоянии, в котором имел несчастье находиться неизвестный господин. Труп с выпученными глазами и вывалившимся языком не выглядел привлекательнее от того, что был запечатлен в разных ракурсах.

— Он вам знаком?

— Понятия не имею, — буркнула я. — В таком виде я не опознала бы даже вас, хотя вижу куда чаще, чем хотелось бы.

Вместо того чтобы, как обычно, перейти к угрозам, Крысилов достал еще один снимок. Судя по размерам, его пересняли из паспорта усопшего.

— Теперь узнаете?

Я кивнула, и Стоян напрягся. Уж не знаю, чего он ждал, может, надеялся, что я признаюсь, как душила мужика или еще при его жизни грабила с ним Софийский банк, но я поведала только о совместно проведенном досуге. В течение получаса, а может, даже меньше, мы предавались творчеству. Я разрисовывала гигантскую гипсовую лягушку, а покойный охорашивал морскую черепаху из того же материала.

— Издеваетесь, да?! — Шея у собеседника напряглась и покраснела, на лбу вздулась неэстетичная вена.

Опасаясь, что мужик не совладает со своими нервами, я поклялась, что говорю правду. Минут пятнадцать я, запинаясь и краснея, объясняла, с чего мне вдруг вздумалось приобщиться к излюбленному развлечению малолетних туристов.

Здесь буквально на каждом шагу понатыканы столики со всем необходимым для росписи игрушек из гипса. Признаюсь честно, если бы своими глазами не видела, как в упомянутом развлечении принимают участие половозрелые особи противоположного пола, мне бы, скорее всего, и не пришла в голову фантазия присоединиться к процессу. Но если быть предельно откровенной, что-то в этом есть. Хотя, конечно, попробовать силы я намеревалась всего один разок. Коротать вечера за подобным занятием я не стала бы даже в силу материальных соображений. Удовольствие, скажем прямо, не из дешевых!

— Да вам Ванина подтвердит, он же у нее рисовал, как и тот, первый покойник!

Я отсылала придурка к очаровательной художнице, тоненькой блондинке с огромными влажными глазами, которая так мило щебетала, обучая меня премудростям ремесла, а сама испытывала угрызения совести. Получается, я натравила на доброжелательную девушку тупого и ограниченного солдафона с бульдожьей хваткой. Он и ее теперь замучит. Но другого выхода я все равно не видела. Он так и так узнает и мне же потом припомнит, что я смолчала.

Солдафон, кажется, поверил, что я не собираюсь чинить препятствий следствию, и принялся делать пометки в блокноте.

— Ну хоть фотографию-то покажите, — взмолилась я. — Это точно мой снимок?

Господин Крысилов брезгливо сунул мне цветное фото, на котором я в купальнике с задумчивым видом жевала кукурузу. И чего он кривится, совершенно непонятно. Выгляжу я очень даже неплохо! Интересно, а о чем я тогда думала?

На мои мысли придурку было наплевать. Вместо сочувствия, которого в подобной ситуации женщина вправе ожидать от любого нормального мужчины, он смотрел на меня как на серийную убийцу и, не давая опомниться, снова насел со своими глупостями.

— Надеюсь, вы не будете утверждать, что это не вы?

А какая разница, что я буду или не буду утверждать? Он мне все равно не верит, что бы я ни сказала. Поэтому, в виде исключения, сейчас спорить я не стала.

Приняв мое согласие чуть ли не за признание вины, полицейский насел пуще прежнего и начал требовать, чтобы я рассказала, что еще знаю об усопшем. Я пожала плечами и послала его подальше. Разумеется, не покойника. Он-то мне как раз ничего плохого не делал. Разве что сфотографировал на пляже. Ну так это еще вопрос, чем он при этом руководствовался. Может, у него вкус хороший? Хотя и нетипичный. Мне все-таки не восемнадцать, а работать фотомоделью мне не предлагали даже десять лет назад.

— Слушайте, а он тоже миллионер? — опомнилась я.

— Нет, а в чем дело?

— Да так. — Я задумчиво пожевала соломинку от вчерашнего коктейля. — Знаете, инспектор, у меня такое чувство, что, если обыскать здешних туристов, как минимум, у половины найдутся мои карточки. Вам так не кажется? Или вы полагаете, что и местные грешат тем же самым?

Судя по перекошенной физиономии полицейского, хоть он и относился к коренному населению, мою фотографию не положил бы в карман и под дулом автомата. И никакой силой его не убедить, что кто-то другой это может сделать добровольно, по крайней мере в личных целях.

— А что? — не сдавалась я. — Может, обыщете пару-тройку граждан? Таким образом вы, вероятно, предотвратите очередное убийство.

Вдохновленная посеревшим цветом его лица, я внесла новое предложение:

— Можно сделать лучше: напечатайте в прессе мою фотографию и предупредите население, что всех, обладающих снимками данной особы, ждет скорая гибель. Ну, как вам идея?

Ответа я не получила, потому что полицейский как раз закончил натягивать костюм и чуть ли не бегом припустил к выходу.

Я поставила себе мысленно «отлично». Сомневаюсь, что чудовищу хватит решимости лично навестить меня даже в случае обнаружения очередного моего снимка при аналогичных обстоятельствах. На его месте я бы не полезла, даже если убивать начнут через день и каждого второго.

Все-таки если женщина умеет дать отпор, даже такие тупые и самонадеянные уроды рано или поздно осознают свое место. Разумеется, в соответствии с собственными умственными способностями (крайне ограниченными) и возможностями (еще более скудными). В общем, ничего Крысилову больше не остается, как отстать от меня и направить неуемную энергию на поиски настоящего преступника. Я, конечно, сильно сомневаюсь, что у него это получится, но чего на свете не бывает. Попутного ему ветра.

Я блаженно потянулась и легла на живот. Все-таки море — это море. А уж пляж с мягким песком и легким, освежающим ветерком — это вообще чудо, не поддающееся никакому описанию. Настроение опять поднялось до заоблачных высот, и я задремала, счастливая и умиротворенная.

Пробуждение приготовило мне пару сюрпризов. Разумеется, не таких неприятных, как тупоголовый полицейский, но и их я не отнесла бы к своим жизненным удачам. У меня совершенно раскалывалась голова и немилосердно жгло спину. Проклятый Крысилов оказался прав, с солнцем нужно быть аккуратней.

Постонав и покряхтев, я приняла вертикальное положение и заковыляла к отелю. Если утром я стояла перед выбором, в какой податься ресторан и нужно ли обзаводиться спутником заранее (не оказаться бы в Туле с персональным самоваром), то теперь я сомнениями не мучилась. Скорей бы добраться до номера. Анальгин, противоожоговая примочка и бутылка минералки. Который вечер подряд мои мечты не идут дальше фантазии соотечественниц пенсионного возраста. Хотя у них наверняка бывают и другие планы: танцульки, посиделки, в общем, то, к чему меня в теперешнем состоянии можно принудить только пытками.

Всплакнув над своей невезучестью, я приняла душ и задумалась. Если мне уже сейчас так лихо, то что меня ждет к концу отпуска? И доживу ли я до него вообще? Раз от меня отвернулись звезды, так не разумнее ли будет внять их предупреждению и сбежать на родину? Прояви я столь похвальное желание, господин Крысилов в лепешку расшибется, чтобы облегчить мне формальности.

В дверь деликатно постучались, и я вздрогнула. Легок на помине? Да нет, вряд ли. Деликатности от этого урода не дождешься. У горничной, наверное, вопросы.

В проеме показалась физиономия моего молодого земляка Павла. Обшарив номер глазами и убедившись, что компании у меня нет, вьюнош развязно кивнул и без приглашения устроился в кресле.

— Как дела? — поинтересовался он, не обращая внимания на мою кислую мину.

От звука его голоса я пришла в себя и поплотнее запахнула купальный халат. Ну и молодежь пошла. Нахальная донельзя. Да и вкусы у них какие-то сомнительные. Мальчик что, не мог себе найти кого-то помоложе? Или сейчас такая мода? На последователей Пугачевой и Киркорова? Впрочем, какая разница? И вообще, какое мне дело до его желаний? Куда важней, чего хочу я. Так чего я хочу?

Раздумья заняли у меня всего пару минут, во время которых кавалер молча угощался пепси-колой и изучал мое умытое лицо. Если он намеревался меня таким образом смутить, то здорово просчитался. Краснеть смазливые юнцы не могли заставить меня даже в отрочестве.

— Руки мой, — велела я, и парень чуть не захлебнулся. — Да я тебя не тороплю, можешь допивать, — остановила я его движением руки. — Еще налить?

Паша ошалело помотал головой.

— Тогда иди. — Я кивнула в строну санузла.

Неуверенной походкой парень двинул в ванную, а я, выложив на тумбочку все необходимое, скинула халат.

Плескался он минут десять, а когда, наконец, покончил с водными процедурами, из одежды на нем не осталось ничего, кроме плавок. Я пожала плечами и перевернулась на живот.

— Масла много не лей. Оно должно впитаться. И сильно не три, видишь, какие ожоги?

Не уверена, что он смотрел именно на мою спину, но значения это не имело. Купальник на мне более чем скромный, — я его вообще почти не ношу, так, прихватила на всякий пожарный, — а если парнишка что-то там себе понапридумал, так чьи это проблемы?

— Может, еще намазать? — робко поинтересовался он.

— Пожалуй, хватит, — постановила я, с сожалением разглядывая плоды его усилий. Спину я, понятное дело, видеть не могла, зато изгаженное постельное белье и жалкие остатки дорогущего масла впечатляли.

Я снова облачилась в халат и строго сказала:

— Умница. А сейчас тебе, я думаю, пора. Только не забудь одеться. Уже прохладно.

У парня вытянулось лицо, и я поспешила обнадежить беднягу:

— Если тебе потребуются аналогичные услуги, можешь не стесняться. Имей в виду, что у меня есть полностью укомплектованная аптечка. Средства от кашля, болей в ушах, запора и прочие. Всегда рада поделиться.

Гостя выдуло из номера. Он даже не стал тратить время на одевание, просто хапнул шмотье и испарился. Интересно, чем я ему не угодила? Может, не те таблетки предлагала? И ему нужны были от поноса или нервного расстройства? Так мог бы и попросить. Я бы и эти нашла.

Глава 3

Утро я начала с проклятий. Разумеется, в адрес полицейского. Не измотай он меня вчера до последней степени, я не заснула бы на солнцепеке и теперь не ощущала бы себя престарелой инвалидкой, у которой попытка встать с кровати занимает сил и времени не меньше, чем у особо энергичных граждан утренняя зарядка, пробежка и завтрак, вместе взятые.

Негодяй своего добился. Отдых отравил мне капитально. Какое море?! Какое солнце?! И какие к черту ухажеры?! Все, что мне сейчас действительно необходимо, это еще одна пригоршня таблеток, тишина, покой и полное отсутствие травмирующих факторов. Вообще-то не помешали бы и положительные эмоции, но где их набраться? В моем теперешнем состоянии?

Я сползала на завтрак, но могла бы и не напрягаться. Чашку чаю без сахара я осилила только для того, чтобы не считать свою жертву совсем уж напрасной, ни на что остальное я даже не посмотрела. Да и на что особенно смотреть? На хлопья из овсянки? Так я не лошадь. И лучше поголодаю, а в конце дня побалуюсь акульими плавниками в кляре или свининкой на решетке с овощами, нежели непонятно с какой целью стану набивать желудок сеном. Тосты? Вот еще! В хлебе я себя принципиально ограничиваю, а когда нарушаю собственные принципы, так уж не ради сухарей, а если только свежей выпечки. Булочки, правда, тоже имелись, но меня не тянуло и на них. И уж тем более я не польстилась ни на колбасу (они ее специально несъедобной делают или у нас просто вкусы не совпадают?), ни на зеленые оливки. Они же горькие! И кислые! Я люблю темные маслины, но их мне никто не предлагает. Из всего, на что я могла рассчитывать, я соблазнилась бы сыром, — он довольно необычный по вкусу, но мне понравился, — и все равно не сегодня. Еще, пожалуй, на омлет. Вот он выше всяких похвал. Если доживу до завтра, непременно воздам ему должное.

О море, разумеется, не могло быть и речи, я собиралась ограничиться бассейном. Да и то не купаться — боже сохрани! — а просто полежать в тенечке. Солнечный Берег ведь чем хорош: возле каждого отеля не только бассейн, но еще и маленький сосновый бор. Чем в номере плавиться, я уж лучше в тенечке и у воды. Все не так обидно, хоть воздухом подышу.

Под раскидистой елью я расположилась с максимально возможными удобствами, благоустроив оазис не только лежаком, каких всюду валялось видимо-невидимо, но и крайне дефицитным пластмассовым столиком. Соорудив уютное лежбище, я даже почувствовала себя менее больной и несчастной и аккуратно разложила на столике вязанье, детектив Элизабет Питерс и корзинку с апельсинами, сливами и персиками. К дереву я прислонила внушительную бутылку с газировкой и баул со всеми необходимыми примочками и притирками. Свое недомогание я намеревалась переносить красиво и со вкусом.

Профессор Чикагского университета, конечно, пишет увлекательно, но здешний воздух, похоже, не располагает к умственным усилиям, даже минимальным. Книгу я отложила минут через пятнадцать и, присмотревшись к остальным отдыхающим, убедилась, что печатная продукция здесь не в чести.

Народ честно отлеживался на дармовых пластмассовых скамейках и целенаправленно поглощал кислород. И руки и головы контингента были абсолютны свободны. Кроме ленивого созерцания окрестностей, никаким другим занятиям никто не предавался. «Во дают!» — поразилась я и решила не сдаваться. Праздность — не в моих привычках. Я настолько дорожу свободным временем, какового практически не имею, что пялиться на елки и купальщиков не имею ни малейшего желания.

Детектив до лучших времен отправился в сумку, а я вцепилась в недовязанный рукав. Как хорошо, что я сообразила взять с собой вискозную пряжу. В такую жару неприятно даже дотронуться до толстых шерстяных ниток. Зато прикосновение прохладной вискозы ничуть не раздражает.

Народ все прибывал, в основном немцы. Все-таки хорошо, что за плечами немецкая спецшкола! Проблем с общением на любимом языке у меня нет. Да и с английским хоть и хуже, но терпимо. В институте у меня по нему были четверки!

Я уже говорила, что к парикмахерскому делу приобщилась не сразу и на этом поприще тружусь не так давно. В юности я собиралась посвятить себя детям и дотянула аж до третьего курса педагогического вуза. А потом, после очередной педпрактики, вдруг поняла, что это не мое. Что детей я готова любить преданно и нежно, но на расстоянии, и в воспитание подрастающего поколения стремлюсь внести свою лепту ничуть не больше, нежели в дрессуру тигров, медведей и других четвероногих артистов цирка. Если быть предельно откровенной, мои шансы преуспеть в той и другой сфере приблизительно одинаковы.

Часа через два я начала потихоньку звереть. Вязанье надоело, фрукты я добросовестно сжевала, чем еще заняться, просто не представляла. Такой же или приблизительно такой вопрос я прочла в глазах маленькой, подтянутой немки, пристроившейся со своим спутником справа от меня. На коленях у нее лежало недовязанное кружево, а на задумчивом челе — тень сходных с моими страданий.

Ясное дело, две родственных души немедленно обменялись понимающими улыбками. Симпатичная фрау подхватилась и вместе со своим недоделанным творением приземлилась на край моего лежака.

Немка была уже не девочка, думаю, что ей перевалило за сорок, а с учетом того, что европейские женщины себя любят и умеют о себе заботиться, ей запросто могло быть и больше. Но плотная, коренастая фигурка была со вкусом упакована в элегантный купальник, а прическа лежала волосок к волоску. Тут я специалист, и могу сказать с полной уверенностью: на парикмахере мадам не экономит. С волосами повозился мастер. И хотя услуги такого уровня обходятся ох как недешево, авторитетно заявляю: оно того стоит. Стрижка на редкость практичная. После мытья волосы даже не надо укладывать. Головой встряхнула, расчесалась, подсушилась безо всякого фена, и вперед!

Инициативу соседки по лежаку я приветствовала от всей души. Сама бы я, наверное, так не рискнула, а мне давно уже хотелось попрактиковаться в немецком. У меня вообще сложилось впечатление, что большинство туристов в Болгарии — немцы. Повсюду их смех, сигаретный дым и коляски с грудничками. Такое ощущение, что на время курортного сезона они переселяются в Болгарию целыми кланами и чуть ли не до холодов.

Я еще раз обласкала симпатичную фрау улыбкой и сделала совершенно искренний комплимент ажурному вязанью. Лично я вяжу с пятнадцати лет, и, смею думать, у меня иногда получается совсем недурно, но с крючком не лажу совершенно и научиться вязать такие кружева — моя давняя недостижимая мечта.

Дама продемонстрировала не менее ослепительную улыбку и принялась в свою очередь нахваливать мой недовязанный рукав. Очень странно, но, хотя смысл ее речи был ясен, ни одного произнесенного ею слова я не поняла.

Следовало попробовать еще разок, но страшные подозрения уже закрались в мою душу. Эта симпатяжка немецким не владеет, а язык, на котором изъясняется, если и вызывает у меня какие-нибудь ассоциации, так только с журчанием весеннего ручейка — все мило и приятно, однако смешно пытаться в этих звуках отыскать еще и смысл.

Дама, видимо, и сама догадалась, что, несмотря на нашу с ней растущую взаимную симпатию, договориться нам будет непросто.

Я набрала побольше воздуху и принялась шпарить на английском. Конечно, жалко, что в любимом языке я так и не попрактикуюсь, и тем более печально, что мой английский маловразумителен и более чем лимитирован, но зато уж его-то знают все. Кроме, наверное, французов, которые английский не учат принципиально. Все не могут забыть, что когда-то роль международного выполнял их родной язык, и отказываются признавать изменившийся статус своего языка и государства.

На мой английский дама отреагировала полнейшей растерянностью, и я сникла. В запасе оставался только русский, но на чудо я не надеялась. Хотя для очистки совести изложила свое резюме. Разумеется, в сжатом виде и более чем доступной форме.

Родственная душа в долгу не осталась и свою лепту в диалог внесла незамедлительно. Если такое возможно, то поняла я еще меньше, догадалась только, что собеседница, как и я, ищет обходные пути.

Через четверть часа обе чуть не плакали и, могу поклясться, половина отдыхающих оторвались от бесцельного созерцания лягушатника с фонтаном и обратили свои взоры в нашу сторону.

Но общий язык мы все-таки нашли. Я отмахала себе все руки, объясняясь с шведской подданной югославского происхождения, и внесла свежую струю в унылое лежание пляжующихся. Удовольствие от нашей, с позволения сказать, беседы не получили только спящие и младенцы. Зато результат впечатлял. Невербальные средства оказались куда более эффективными.

Я выяснила, что Нада — дизайнер офисных интерьеров, а ее муж Райко — вроде как пожарный. Правда, насчет профессиональной занятости супруга я бы не поручилась. С таким же успехом он мог оказаться программистом, шофером или моряком торгового флота. Хотя нет, моряком вряд ли. Скорее уж тогда капитаном дальнего плавания, ну или в крайнем случае его помощником. То, что, наглядно демонстрируя свои служебные обязанности, мужик на радость отдыхающим рысью обежал вокруг бассейна, то и дело подпрыгивая и делая махи попеременно ногами и руками, мне, несомненно, очень помогло, но до конца определиться с родом его занятий я так и не сумела.

Ну и ладно, в конце концов это не главное. Как говорится, был бы человек хороший. А оба югослава просто душки. Чем они там занимаются на своей второй родине — дело десятое.

Мы с Надой были неутомимы. И прообщались аж до вечера. У нее, как и у меня, сгорела на солнце спина, и она тоже не стремилась побаловать себя ни едучей морской солью, ни хлоркой из бассейна. Супруг же, быстро ошалевший от нашего гримасничанья, в основном бултыхался в бассейне.

Вылезая обсохнуть, он каждый раз посылал мне и жене подбадривающий взгляд. Я его зауважала еще больше. Часто мы находим такое понимание и терпимость к дамским слабостям у мужчин-соотечественников? То-то же! От угрюмого и нелюдимого Гриши в сходной ситуации общительная Маня имела все шансы огрести от краткого прочувствованного нагоняя до полновесной оплеухи. Причем уединения супруг и повелитель совсем не обязательно стал бы дожидаться.

Не знаю, может, я, конечно, обольщаюсь, но похоже, мне все же удалось донести до собеседницы отдельные эпизоды своей биографии, род занятий и основные взгляды на жизнь и на мужчин. Во всяком случае, на исходе третьего часа, когда я приступила к детальному описанию варварских привычек и хронического занудства своего второго мужа, в глазах шведки светилось искреннее сочувствие.

Прощались мы с ней чуть не со слезами на глазах, утешала только договоренность увидеться завтра (обе потыкали пальцем в лежаки, а потом покивали на наручные часы). Приступив после их ухода к сборам, я чувствовала себя бодрой как никогда. Если не считать спины, я совсем здорова. А что, собственно, спина? Оттянуться на дискотеке она еще никому не помешала, правда?

Я сгребла шмотки во вместительную пляжную сумку. Сейчас быстренько приму в номере душ, переоденусь — и вперед. Меня ждут барбекю и волнующие приключения. Да-да, сердце приятно замирало от предвкушения романтического знакомства и захватывающего курортного романа. Я — дама свободная. Если меня и впрямь подкарауливает встреча со сказочным принцем, то кто я такая, чтобы противиться персту судьбы и отвергать ее дары?

Исполнив арию тореодора, я вприпрыжку кинулась к отелю. Получая ключ у администратора, симпатичного кудрявого парнишки, я улыбнулась и пожелала ему приятного дежурства. Нет, честное слово, Болгария — это самое невероятное место на земле. Пусть я даже посетила не так много других. Все равно. Воздух, напоенный истомой и благодушием, впитал и еще какую-то субстанцию. Едва уловимую и не поддающуюся какому-либо определению. Тем не менее, именно благодаря присутствию этого вещества, окружающие мужчины столь небрежно-элегантны и веселы, а женщины игривы и загадочно-очаровательны.

Ура, мои дорогие! Я к вам присоединяюсь. Оставьте и для меня местечко на сегодняшнем празднике жизни!

«Принц» ждал меня в номере. И если им двигали романтические чувства, можете обрить меня наголо. Я скорей поверю в муки прикроватной тумбочки, изнывающей от страсти к платяному шкафу. Интересно, как он сюда проник? Надо бы поинтересоваться при случае у смазливой мордашки — администратора, а заодно устроить ему неприятности, какие до сих пор он мог видеть только в триллерах.

Настроение снова упало, а ярость, охватившая меня до самых кончиков пальцев, так и просилась наружу. Старым испытанным женским способом.

— Я жду вас уже больше часа, — сообщило чудовище с каменным лицом, и я пожалела, что заявилась в номер так рано. Чтобы обеспечить полицейскому томительное многочасовое ожидание, я согласилась бы даже скоротать ночку-другую на пляже.

— Давайте. — Я обреченно протянула руку.

— Что «давать»? — изумился дуболом, и я принялась судорожно припоминать, нет ли у меня с собой собственного фото. Незаметно положу ему в карман, и проблем у меня станет меньше. А уж у полицейского так и вовсе ни одной.

— Как что?! Мою фотографию!

Незваный гость пожал плечами, а я закусила удила.

— Что, и трупа тоже нет?!

Тогда какого черта этот негодяй меня травмирует своей непоколебимой физиономией?! Справедливо опасаясь, как бы я его не стукнула, Стоян поспешил заверить, что с трупом как раз все в порядке. Он имеется. Не случилось на сей раз только фотографии.

Отчитав на всякий случай Крысилова за головотяпство, — а ну как проглядел? — я смирилась с тем, что именно этот труп при жизни в виде исключения не интересовался моей особой. Хотя все равно неясно почему.

— Что «почему»? — переспросил инспектор, ухватившись за вопрос, произнесенный вслух.

— Удивляюсь, почему не оказалось моего фото, — пояснила я задумчиво.

Полицейский признался, что и у него подобный факт вызывает недоумение. Надо же, впервые за время нашего с ним знакомства мы, кажется, пришли к консенсусу.

Я не оставила визави времени умиляться таким единодушием и поинтересовалась, зачем меня в таком случае побеспокоили. Раз уж покойный при жизни был ко мне индифферентен. Или теперь меня станут навещать всякий раз, как в здешнем морге наметится пополнение?

— Слушайте. — Меня вдруг осенило. — А может, вам просто нужен повод, чтобы пообщаться? Так не стесняйтесь, я вам и без трупа обрадуюсь не меньше. На работе неприятности или просто день с утра не задался — милости прошу. Всю жизнь мечтала, чтобы на мне кто-то вымещал дурное настроение! Тем более я к вам почти притерпелась, можно даже сказать, чуть ли не привыкла. Скоро вообще скучать начну без вашей компании.

— Не надейтесь! — В голосе представителя закона зазвучал если не испуг, то, по крайней мере, явная паника и отвращение. — Я скорее откушу себе ухо, чем отправлюсь на встречу с вами по собственной инициативе, — горячо заверил меня инспектор. — У меня и сейчас неотложное дело. Я насчет фиолетовой черепахи.

Я не стала интересоваться самочувствием собеседника и его вменяемостью, поскольку вспомнила приятеля мужика, который вместе со мной и трупом под номером два с упоением мазюкал гипсовых зверюшек. Он что, тоже… того?

— Не имела, не оказывала. Не состою, — вяло отчиталась я и привычно изготовилась отбиваться от инсинуаций.

Господин Крысилов меня не разочаровал. Определенно, каждый новый труп являлся в его глазах несомненным подтверждением моей злонамеренности и опасности для окружающих. Каждую минуту я ожидала официального ареста, однако дальше оскорблений дело пока не шло.

— Хорошо, допустим, вы были у бассейна. — Чудище сделало небольшую паузу, и я не удивлюсь, если он мысленно сосчитал до десяти, чтобы немного успокоиться. — И я допускаю, что там вас кто-то видел. А где вы еще сегодня побывали? В то время, пока вас не было на пляже?

— В номере. А еще в ресторане своего отеля. Или вы считаете, что мне ни есть, ни спать не обязательно?! — не выдержала я. — Я повторяю: ни-ку-да я больше не ходила! Никуда! Вам ясно?

— Не совсем. — Придурок впился в меня полубезумным взглядом и прошипел: — Вас видели неподалеку от места убийства! И как раз тогда, когда, по прикидкам эксперта, господина Пагоша убили!

— Пагош — это номер три? — уточнила я. Во всем должна быть система и логика, а этот ненормальный до сих пор не уяснил, как важно придерживаться не эмоций, а фактов.

Крысилов смерил меня подозрительным взглядом и нехотя кивнул.

— Где и во сколько его убили? — напирала я.

Уж если он меня в чем-то обвиняет, так пусть говорит ясно, четко и конкретно. У меня еще были некоторые планы на сегодня, и я не собираюсь препираться всю ночь с безмозглым полицейским!

— В круглосуточном мини-маркете напротив отеля. В восемь утра.

— Раньше девяти я встаю только по необходимости, — сообщила я укоризненно. — И ни в коем разе не на отдыхе. Конкретно сегодня я проснулась в десятом часу, так что к вашему очередному покойнику отношения не имею. И тому, кто меня сегодня видел где бы то ни было в такую рань, напомните, что за дачу ложных показаний предусмотрена уголовная ответственность. Или в Болгарии введение следствия в заблуждение не преследуется?

В любом случае преследовать полицейский собирался только меня и вопрос проигнорировал.

— Возможно, свидетель действительно перепутал время и видел вас несколько позже, — нехотя признал он, — но все равно. Вы там были!

— Ваш свидетель перепутал не только время, но и место, — разозлилась я. — Этот мини-маркет — последний магазин, где я что-нибудь куплю. Там цены такие, что даже первый покойник, миллионер, скорее всего, отоваривался в другом месте. Никаких сбережений не хватит!

Я готова была поклясться: никакого свидетеля у Крысилова нет. И он мне треплет нервы в надежде, что я дам слабину, начну сама себе противоречить и он меня поймает на какой-нибудь неточности. Только зря он думает, что меня так легко запугать. Хочет знать обо всех моих передвижениях? Да бога ради!

Свой день я расписала по минутам. Благо у меня, как и у любой россиянки, которой не на кого перевесить материальные трудности, имеется привычка регулярно смотреть на часы. Разумеется, здесь я ничего планировать не собиралась, наоборот, наслаждалась отсутствием каких бы то ни было обязательств и возможностью делать что заблагорассудится, причем в любой последовательности, но привычка сверяться с часами все равно никуда не делась.

Так что я не только самым подробным образом поведала полицейскому о своих сегодняшних передвижениях, но еще и досконально ознакомила его с процедурами, которые считаю необходимым проделывать ежедневно, независимо от того, пребываю ли на курорте или самоотверженно вкалываю на нескольких трудовых фронтах одновременно. Надеюсь, он узнал для себя много полезного.

Полицейский слушал с неослабевающим вниманием, я даже пожалела, что мне больше нечем его развлечь. Возникло искушение поведать о посещении обменного пункта, но оно на самом деле состоялось еще вчера. После некоторого раздумья я совсем уже было решилась умолчать, но… Свежая обида так просто не забывается. И почему это я должна терпеть нападки всяких недоумков, которые, вместо того чтобы блюсти законность, измываются над беззащитными туристками?! Не стану! Пусть и не надеется!

— Между прочим, я вчера была в обменном пункте, том, что по дороге к морю, слева от гостиницы…

— Вы были там вчера? — перебил меня невежа. — Тогда это к делу не относится.

— Еще как относится! — вскипела я. — Меня, может, нагло обманули, и, как пострадавшая сторона, я взываю к справедливости!

Судя по равнодушию на лице блюстителя порядка, взывать я могла до посинения. Реагировать он не собирался. Вот если я, наоборот, покаюсь, меры он примет незамедлительно.

Раз так, разговаривать нам больше было не о чем.

— Вы не торопитесь? — проорала я, и гость вздрогнул от неожиданности. — У меня сливной бачок барахлит, не посмотрите?

Через две минуты я запирала дверь за ненавистным преследователем. Только он своего добился: романтически-приподнятое настроение испарилось, а ему на смену пришли уныние и беспросветная тоска.

Я глянула на синее платье, отделанное вышивкой ришелье по подолу, в котором намеревалась повергнуть к своим ногам все мужское поголовье курорта, и раздраженно хмыкнула. В теперешнем настроении я в нем буду выглядеть как тигр в балетной пачке. Мне бы скорее подошли бронежилет, сапоги, подбитые гвоздями, и пара пистолетов за поясом. Рука как будто ощутила приятную тяжесть оружия, и я непроизвольно прицелилась в удаляющуюся фигуру. В свете фонарей полицейский казался еще огромней и еще омерзительней.

Волевым усилием я отогнала упоительные фантазии и бухнулась в кровать. Вот и допрыгалась. Еще немного — и я действительно возжажду крови. И хорошо еще, если «приятель» подсуетится и вовремя засунет меня в тюрьму. А если не успеет?

Самое обидное, что до появления в моей жизни этого придурка я была вполне миролюбивым существом и даже в серьезных ситуациях дальше скандалов никогда не заходила. Все грехи, что я, не дай бог, возьму на душу, будут на совести этого негодяя. Так и скажу ему при случае! В том, что встретимся мы в самом ближайшем будущем, я, увы, не сомневалась. И от этой мысли стало еще горше.

«Ну и черт с ним! Пусть радуется! Пусть наслаждается моим пропавшим отпуском и хвалит себя за профессиональные успехи и рвение, — решила я, заворачиваясь в одеяло. — Жизнь моя не удалась, она давно уже катится под откос, и глупо пытаться закрывать глаза на собственное невезение. Поеду-ка я действительно обратно. А отпуск можно провести и на даче».

Глава 4

Сияющее солнце, разбудившее меня утром, обласкало абсолютно другого человека. Не размазню, не маньячку, а сильную и успешную молодую женщину, уверенную в своей правоте и будущих победах. На всех возможных фронтах. Теперь я твердо знала, чем займусь, и моя решимость была непоколебима.

Это уже свойство характера. Я могу сомневаться, изнывать от всяческих предчувствий и мучиться неуверенностью, но только до определенного момента. А именно до тех пор, пока не приму решение. После чего остановить меня можно только танком.

Итак, с этой минуты я беру расследование в свои руки. Крысилов с профессиональными обязанностями явно не справляется, следовательно, разбираться в том, что происходит, придется мне самой. И мною движут отнюдь не самоуверенность и не желание дорваться до чужих секретов. У меня просто нет другого выхода, полицейский сживет меня со свету. Господь не дал ему мозгов, зато не поскупился на упрямство. Настырный господин не остановится даже пот со лба отереть, пока не запрет меня в камеру.

Можно, конечно, уповать на гуманность здешних законов или надеяться, что условия содержания заключенных окажутся мягче, чем на моей далекой Родине, но я решила рассчитывать только на себя. Пусть у меня опыта проведения расследований негусто, зато я буду действовать в интересах одной гражданки, которую, того и гляди, упекут за тюремную решетку. И я мобилизую все свои способности и внутренние резервы, чтобы уберечь упомянутую гражданку от произвола и несправедливости!

Разумеется, никакого плана у меня еще не было. Им я озабочусь на лежаке под елкой. Напрягаться умственно я предпочитаю в комфортных условиях и… на сытый желудок. Да-да, у меня прорезался волчий аппетит. Наскоро натянув легкомысленный розовый сарафан, я почти бегом припустила к двери. Одноразовое питание входит, между прочим, в стоимость путевки. С какой стати я буду совершенствовать фигуру по утрам?

По широким бетонным ступеням я взбежала легко и непринужденно. И прежде чем приземлиться за каким-нибудь столиком, осмотрелась. Поглощать калории в одиночестве не хотелось. Вот в хорошей компании — другое дело.

Не уверена, что душа требовала именно господина Свинюгера, но прогонять я его не стала. Он расположился напротив и незамедлительно начал сыпать комплиментами. Боюсь, мой немецкий все-таки хуже, чем я предполагала. Иначе мне придется поверить, что мужик не ел и не спал с той самой минуты, как мы с ним расстались.

— И где же вы были? — ворковал поклонник, не забывая бдительно поглядывать по сторонам и пепелить недобрым взглядом официантов, покушающихся на его снедь: гору тостов, намазанных маслом и сдобренных толстым слоем абрикосового джема.

— Даже и не помню, — кокетничала я. — А что? Вы меня искали?

Если верить господину Свинюгеру, искал он меня не менее активно, чем болгарский полицейский.

— Зови меня Куртом, — потребовал немец, в отличие от Крысилова так и не получив вразумительного отчета о моих вчерашних передвижениях. — А в каком ты номере остановилась?

Не одобряю, когда мужики сразу пытаются взять быка за рога, а потому указала кавалеру его место. Сообщив, что звать он меня может Раисой Петровной, хотя на самом деле зовут меня Викой. Вопрос о номере комнаты я вообще проигнорировала.

Немчура обиженно насупился и уткнулся в свои булки. А я поймала поощрительную улыбку потрясающего блондина за соседним столиком. Мужик чуть постарше меня, тщательно выбритый и с ямочкой на подбородке. От него я, боюсь, не утаила бы и более секретную информацию. Только он ведь и не спросит. Такие лощеные красавцы на меня не западают. У них есть свои сногсшибательные подружки, фотографии которых с удовольствием публикуют модные журналы.

Дулся ухажер недолго. Не успела я разделаться с паштетом и яйцами, как к нему вернулись благодушие и оптимизм. Не желая вторично оскорбить мою стыдливость, он предложил встретиться в холле и на пляж пойти вместе.

— На пляж не могу, — поплакалась я. И жестами принялась объяснять про больную спину.

Повторного приглашения не последовало, и виной тому, скорее всего, языковой барьер. На Свинюгера я не обиделась. Не для того человек выбрался на море, чтобы катать инвалидную коляску и развлекать обездвиженную даму созерцанием окрестностей. Но и своей вины в угасании едва начавшегося романа не нахожу: попробуйте сами, владея исключительно школьным немецким, объяснить кавалеру разницу между радикулитом и солнечным ожогом!

К бассейну я отправилась во всеоружии: помимо фруктов и минеральной воды запаслась тонкой тетрадью в клеточку и письменными принадлежностями. Обустроившись, я раскрыла тетрадь и задумалась. Прежде чем наметить план, следовало систематизировать информацию. И вот тут-то возникала первая проблема. Информации у меня не было. Утешало, правда, что и у болгарской полиции дела обстояли не лучше.

Впрочем, кое-что мне все-таки известно: в течение нескольких дней погибло трое мужчин. Их всех я видела, хотя не имею ни малейшего представления, кому и чем они при жизни помешали. Были ли они друг с другом как-то связаны? Интересный вопрос. Скорее всего, да. Но это мое предположение. Ни на чем, в сущности, не основанное.

Я напряглась и постаралась вызвать в памяти свой первый день на курорте. Именно тогда я и увидела покойного номер один впервые. Почему я обратила на него внимание? Точно не скажу. Но вообще-то у меня отменная память на лица, а в «Макдональдсе», кроме поглощения гамбургеров, заняться было нечем. Вот я и глазела по сторонам.

Берг (разумеется, как его зовут, я узнала позднее, от дотошного полицейского) сидел за соседним столиком и тупо пялился перед собой. Уж на что у меня настроение было мерзкое, — сказалась усталость от перелета и многочасового сидения в аэропорту плюс неожиданное похолодание в Болгарии, — у этого мужика оно и вовсе подкачало. Миллионер (тогда я, понятно, и о его финансовом положении не догадывалась) уныло ковырял свои чипсы и, похоже, ничего хорошего от жизни не ждал. Может, его мучили предчувствия? Или он догадывался, кому насолил? Теперь его, к сожалению, не спросишь.

Что было потом? А кто его знает! На передвижения Берга я не обратила внимания, потому как появился объект, отвлекший меня от созерцания даже собственной тарелки. Высокий и невероятно привлекательный парнишка с копной пушистых кудрей и четко очерченным профилем грузил на поднос использованную посуду. Я тогда еще подумала, какой красивый народ болгары, что мужчины, что женщины. И как обидно, что у них такие жуткие проблемы с трудоустройством.

Молодежь жальче всего. Ну не могут они, как отцы и матери семейств, круглосуточно просиживать на рынках и в других общественных местах, предлагая свою продукцию. Это пожилые матроны без ущерба для психики сидят на солнцепеке и вяжут бесконечные скатерти и кружевные салфетки. Все болгарские курорты заполонены такими дамами и их однотипными изделиями. Мне, кстати, не понятно, почему бы им не разнообразить ассортимент и не приняться, например, за шерстяные кофты или шали? Неужели никому до сих пор не пришло в голову, что предложение должно успевать за спросом и товар нужно постоянно совершенствовать?

Ну да с женской частью населения, тем более находящейся в продвинутом возрасте, более или менее ясно. С мужчинами сложней. Все не могут быть шоферами, или гидами, или поварами. И потому наиболее активные, как я слышала, стараются уехать в Америку или Европу. А что делать тем, кто уезжать не хочет? Или нет средств даже на это? Им только и остается, что прислуживать в ресторанах и отелях, а в зимние месяцы маяться от безнадеги и безденежья.

И я еще заметила, что обслуга, кроме, может быть, горничных, — только молодежь. Как же с ними поступают, когда переваливает на четвертый десяток? Неужели увольняют?

Поймав себя на том, что даже у безработных сейчас куда больше шансов радоваться жизни, чем у меня, я бросила сострадать болгарским юношам и девушкам и снова углубилась в воспоминания. На чем я остановилась? Ах да.

Наевшись, я вернулась в отель. Прихватить с собой резиновые сапоги и утепленную куртку я не догадалась, так что прогулки пришлось забыть до лучших времен. Я и так ухитрилась промочить ноги и схватить насморк. Короче, сразу после ужина завалилась спать.

Вчерашние югославы расположились на своем привычном месте, и мы громко и с удовольствием обменялись приветствиями. Оба покидали вещи на лежаки и убежали купаться. У Нады что, ожег уже прошел? Кинув им вслед завистливый взгляд, я успокоила себя тем, что времени у меня еще много, успею накупаться, и вернулась к размышлениям.

Так, на чем я теперь остановилась? Ага, мой следующий день. Вот тогда я и сподобилась лицезреть миллионера разукрашивающим поделки из гипса. Остановиться и разглядеть получше сие феноменальное действо я не смогла, хотя и очень хотелось. Потому как сморкалась ежесекундно и опасалась, что пребывание на стылом ветру вряд ли пойдет моему подорванному организму на пользу. Так что ушла и ужинала в «Русалке», маленьком уютном ресторане с рыбной кухней. Что я там ела? Семгу, плавники акулы и крабовый коктейль. Первое и второе было изумительно, а вот коктейль я заказала просто из любопытства и была наказана. Я еще понимаю, если бы мне заплатили за то, что я давилась мелко порубленными морскими гадами, обмазанными сливовым вареньем, но сдирать такую бешеную сумму за более чем оригинальное блюдо? Могли бы хоть предупредить любознательную туристку, что ей предстоит глотать!

Мои гастрономические вкусы, разумеется, к делу не относились, и я снова заставила себя обратиться мыслями к покойным. Двух других усопших, тогда еще пребывавших в здравии, я увидела на третий вечер. Погода уже наладилась, и, каюсь, я не удержалась. Остановилась и, боюсь, рассматривала мужиков, так необычно проводящих досуг, внимательнее, нежели позволяют приличия. Извиняет меня только то, что я была не одинока. На дядечек пялились все проходящие мимо туристы. И некоторые, кстати, тоже тормозили.

Я попробовала сообразить, знали ли они друг друга или просто случайно встретились. Тогда я ничем подобным голову себе не забивала, а вот теперь склонялась к мнению, что знали. Хотя не исключено, что познакомились как раз за столиком Ванины. Но они разговаривали, это точно. Словами перекидывались, насколько я припоминаю, все трое. Другое дело, я не стану ручаться, что они, к примеру, не просили Ванину передать краски или там кисть.

Малевали, ясное дело, не только мужики. Вокруг круглого пластмассового столика под зонтом восседали еще и дети, трое или четверо. Вот их я не запомнила совершенно.

Я стояла и наблюдала за творцами недолго. Дурной пример оказался заразительным, и я присоединилась к честной компании. Правда, один из рисовальщиков почти сразу удалился, да и второй изображал великого художника не слишком долго. Знать бы, как все получится, вместо того, чтобы языком чесать с Ваниной, я бы попыталась наладить личные контакты с покойным.

С Бергом я еще, кажется, столкнулась и даже раскланялась в лифте, когда поднималась к себе в номер. И в последний раз видела его опять же в «Макдональдсе». Правда, он уходил, как раз когда я вошла. С остальными же усопшими свидеться больше так и не пришлось.

Ну и что я со всего этого имею? Даже при очень большом желании мне пока порадовать себя нечем. Я даже не знаю, где и во сколько были убиты первый и второй. Крысилов выяснил про все мои передвижения, но не соблаговолил уточнить, когда и каким образом первые две жертвы распрощались с жизнью. Сомнительно, что он поделится со мной сведениями, даже если я очень попрошу.

Чтобы совсем уж не расстроиться, я решила не думать о том, каким способом предстоит раздобывать интересующие меня данные, а просто сформулировать то, что собираюсь узнать. Там будет видно. Получился список всего из трех пунктов:

1. Установить личности всех трех покойных. Они были земляками? Приехали в одно или разное время? Где поселились? Берг, я знаю, жил в том же отеле, что и я, а остальные?

2. Были ли мужчины между собой знакомы раньше? Если да, что их связывало? Бизнес или отношения личного характера?

3. С кем еще они общались, какие посещали злачные места? Ездили на экскурсии? То есть вели себя как обычные туристы или нет?

На первое время вопросов достаточно. Теперь я собиралась подумать, как получить на них ответы. Разумеется, далеко не все я надеялась узнать незамедлительно и без проблем, более того, некоторые вопросы вообще сформулировала безо всякой надежды на их прояснение (например, узнать подноготную всех троих не сможет никто, кроме полиции, следовательно, эта информация для меня закрыта), но все равно я очертила круг, внутри которого собиралась искать. Кого я намеревалась расспросить? Для начала Ванину, администраторов в своем отеле. И еще не мешало бы поговорить с обслугой «Макдональдса». Если я там встретила Берга аж два раза, почему бы не предположить, что он туда захаживал регулярно? А раз так, мне о нем могут хоть что-то рассказать.

Вы только не думайте, что я рассчитывала с легкостью заполучить ценные сведения. Нет, я не обольщалась. Тем более, что мне придется идти по следам настырного полицейского. Оснований полагать, что о знакомстве с ним люди вспоминают с нежностью, у меня пока не было, и я сильно опасалась, что свидетели, которых я хочу побеспокоить, после общения с Крысиловым пребывают в лучшем случае в депрессии.

Райко все плавал, а посвежевшая Нада переоделась и теперь сосредоточенно вязала свои кружева. Мне больше в голову ничего не приходило, и я тоже вцепилась в вязанье. Часа через полтора нам обеим наскучило трудиться, и женщина с заговорщическим видом подсела ко мне. Что она лопотала, я не разобрала, но исправно кивала, а когда она вытащила из портмоне фотографию двух прелестных девчушек, лет пяти и десяти, мы обе восхищенно заохали.

Странно, я поняла почти все из того, что Нада рассказала про малышек. И какие они умные, и как она с ними любит бывать. Непонятно было только одно.

— А почему вы дочерей с собой не взяли? — недоумевала я.

Женщина сделала круглые глаза и принялась жестикулировать.

Я чуть с лежака не опрокинулась.

— Баба? Ты? А он — дед? — Я тыкала пальцами в хорошенькую подтянутую Наду и Райко, выбравшегося из бассейна и подставлявшего мускулистую спину солнцу.

— Так есть! — радостно кивала женщина и заливалась низковатым приятным смехом. — Баба, дед!

Разумеется, это следовало отметить. Я имею в виду и наличие у супругов внучек, и тот факт, что оба замечательно сохранились и смотрелись лет на пятнадцать моложе своего возраста, и наше полное взаимопонимание.

Югославы проявили солидарность, и Райко слетал в номер за вином, а у меня как раз осталась куча фруктов. Жаль только, что нам не удалось ничего вместе спеть. То есть пели-то мы, ясное дело, много и со вкусом, но, к сожалению, по очереди. Тем не менее, вышло очень и очень неплохо. Лично я навсегда избавилась от комплексов неполноценности, привитых школьной учительницей музыки, утверждавшей, что, даже если бы она могла простить мне отсутствие голоса, отсутствие слуха извинить не могла ни в коем случае. Прощаясь до завтрашнего утра, мы многократно обнялись, от души расцеловались и отправились на отдых. Каждый со своей недопетой песней.

Глава 5

Ванину, как и предполагалось, я застала на обычном месте, на аллее, ведущей к морю. Клиентов у нее сегодня было негусто, и это понятно. В такой вечер грешно не побродить по пляжу, не прогуляться по ресторанам, не отдать должное многочисленным увеселениям, предназначенным для отдыхающих всех возрастов и склонностей.

Честно говоря, реакция девушки на мою персону меня несколько ошарашила. Конечно, я не ожидала, что она на меня немедленно накинется и начнет выцарапывать глаза, но уж и на доброжелательную улыбку никоим образом не рассчитывала. Я, например, не подала бы руки особе, натравившей на меня Крысилова.

— Вика, здравствуй. Как дела? Будешь рисовать?

Ну надо же, девушка оказалась даже лучше, чем я о ней думала. Просто ангел. Ни слова упрека.

Чувствуя за собой вину и тронутая полным отсутствием у художницы злопамятности и мстительности, я сочла неудобным мелочиться и выбрала одну из самых дорогих скульптурок. Симпатичная носатая ведьмочка с мечтательным выражением лица стояла, облокотившись на луну, а огромный глазастый котяра терся о ее ноги. Разумеется, такую массивную и хрупкую вещь мне ни в жизни не довезти до дому, так что, даже если под моей неумелой рукой родится шедевр, его все равно придется оставить.

Ухватив самую тоненькую кисть (ясное дело, я была заинтересована, чтобы работа не продвигалась слишком быстро и у меня появилось бы время выспросить как можно больше), я подвинула к себе желтую краску и принялась размалевывать ночное светило. А вдруг художница просто не сообразила, кто ее подставил? Мне совесть не позволит надоедать расспросами и при этом утаить свой низкий поступок.

— Ванина, ты на меня действительно не сердишься? — робко поинтересовалась я и покаянно опустила глаза. — Ведь это я натравила на тебя полицейского.

На всякий случай я сгруппировалась и приготовилась молниеносно отскочить, если девушка на меня кинется с кулаками. Однако драться Ванина не стала, хотя призналась, что полицейский ее действительно навестил. Я вздохнула с облегчением.

— Ты знаешь, он меня замучил, — пожаловалась я, — пристал с ножом к горлу. Пока не покаюсь, что развлекаюсь на досуге душегубством, он меня в покое не оставит.

Некоторые особенности характера полицейского, оказывается, не были для художницы тайной.

— Мы выросли в одном дворе, — пояснила девушка. — Хотя он, конечно, старше, и мы никогда не были друзьями.

Надо думать! И не только из-за разницы в возрасте.

Говоря откровенно, я немного позавидовала красавице, которую, учитывая старое знакомство, негодяй не осмелился терзать. Но с другой стороны, меняться с ней я не стала бы ни за какие коврижки. Терпимое отношение мучителя в сложившейся ситуации я бы не назвала достойной компенсацией за искалеченное детство.

Облегчив душу проклятиями в адрес варвара, я успокоилась. Разумеется, посвящать девушку в планы поимки преступника мне и в голову не пришло. Я сделала вид, что случившееся меня интересует исключительно в рамках здорового женского любопытства.

— И часто у вас тут туристов отстреливают? — поинтересовалась я осторожно. — Или только в сезон?

Девушка пожала плечами:

— Да никогда такого вроде не было. Тихо у нас. Бывает, конечно, что-нибудь вроде сердечного приступа, ну или какой турист из ресторана полезет ночью в море, а потом дорогу обратно не находит.

Хорошо, что поблизости не околачивался Крысилов. Уж он-то наверняка объяснил бы, что болгарские курорты считались тихими и безобидными только потому, что до сих пор я выбирала для отдыха другие места.

— А почему именно с этими расправились? — продолжала я гнуть свою линию, не забывая обмазывать гипсовое творение гуашью.

Боюсь, шедевру я уделяла куда меньше внимания, чем импровизированному дознанию. И уж тем более мне было недосуг разбираться, краской какого цвета я малевала разные детали скульптурной композиции. В общем, ужас в глазах собеседницы в первый момент поняла неверно.

— Что? Крысилов? — Я испуганно огляделась, но врага не обнаружила.

Проследив за взглядом Ванины, я с облегчением убедилась, что она уставилась на мое творение. Действительно, странно, почему у меня вся группа, включая кота, луну и метлу, оказалась ярко-зеленого цвета? Как остальное, не знаю, но что светило я мазюкала желтым, помню абсолютно ясно.

Смирившись с тем, что не рождена для искусства, но, с другой стороны, порадовавшись, что теперь будет не жалко «забыть» в номере этот шедевр, я прекратила делать два дела сразу и сосредоточилась на главном.

— Как ты думаешь, они — я имею в виду, покойники — были друг с другом знакомы?

Ванина уверенно кивнула, и меня залихорадило. Почему я с самого начала не догадалась расспросить художницу? Сколько времени потеряно! Я постаралась взять себя в руки и говорить спокойно.

— Расскажи мне о них, — попросила я. — Или полицейский запретил тебе распространяться на эту тему?

— Почему запретил? — удивилась девушка. — И что я могу такого секретного про них рассказать? Каких зверей они предпочитали разрисовывать?

— Ну не знаю, может, содержание их беседы, — предположила я. — О чем они говорили?

— Ни о чем. Первый вообще молчал, да ему и общаться-то не с кем было. Рядом с ним были только две маленькие девочки и мальчик лет двенадцати. Он и у меня-то поинтересовался разве что ценой понравившейся поделки, а больше рта не раскрывал. Ну, попрощался, правда.

— Тебе не показалось, что он был чем-то расстроен? — не сдавалась я.

— Похоже на то, — протянула Ванина. Она явно не была уверена, что мужик решил приобщиться к прекрасному по причине глубокого траура. Однако и обмануть мои надежды ей не хотелось.

— Ну ладно, а те двое, другие покойники, они-то хоть о чем-нибудь беседовали?

Ванина снова кивнула, но, сколько я ни ждала, продолжения не последовало. Девушка выжидательно смотрела мне в глаза и упорно молчала.

«Да в чем дело-то? — недоумевала я. — Может, испугалась? Говорила, говорила, и вдруг как отрезало. Ей кто-то угрожал? Надо бы, пожалуй, поаккуратней, а то слишком уж я прицельно долблю».

Я собралась с духом и зашла с другой стороны:

— Ванина, тебе твоя работа нравится?

Девушка довольно улыбнулась и отрицательно помотала головой.

Бедняжка, и ей себя приходится ломать, чтобы заработать на хлеб. Проклятая жизнь!

— Ну хоть зарабатываешь прилично?

Ванина снова помотала головой, и я уже было собралась ей опять пособолезновать, когда в подтверждение своих слов девушка добавила:

— Вот машину собираюсь купить. Новую.

Я тупо замолчала. А что тут скажешь? Лично я зарабатываю неплохо. По крайней мере, сама считаю именно так. На мои запросы хватает, а этим сейчас может похвастать далеко не каждый гражданин бывшего Союза. Кто-то скажет, что я просто непритязательна и не знаю, как люди живут, но я не соглашусь.

Как кто живет, я приблизительно догадываюсь. И хотя не сомневаюсь, что на «мерседесах» ездят не два и не три десятка соотечественников, а размерами банковских счетов в Швейцарии иные из моих сограждан могут обеспечить бессонницу какому-нибудь завистливому отпрыску Рокфеллера, я знаю точно — это удел немногих. Основная масса россиян считают копейки и рады до невозможности, если очередная подработка позволит дотянуть до конца месяца или без всякого повода порадовать детишек апельсином или бананами, а себя колбасой. Так что у меня, — тьфу, тьфу! — все в порядке. Скопила даже на поездку в Болгарию.

Другое дело, легко мне ничего не дается, ну так это и неудивительно. Хочешь жить — умей вертеться, придумали не мы. И я не первая, кто свято следует этой заповеди.

К чему я все это веду? Да к тому, что на машину мне не наскрести и за десять лет. Мало ведь за нее один раз заплатить, надо еще и регулярно вкладывать в ее ремонт, техосмотр, профилактику и прочее и прочее. Да еще ее надо куда-то ставить, а если нет желания, не успев оформить покупку, уже писать заявление в милицию насчет угона, следует озаботиться гаражом или, на худой конец, охраняемой платной стоянкой. В общем, мне не потянуть.

Только не подумайте, что, осознав, насколько по-разному мы смотрим на финансовую сторону жизни, я стала относиться к девушке хуже. Конечно нет. Просто решила, что, раз уж работа приносит Ванине такой неплохой доход — пусть даже она все равно стремится к большему, — ей должно быть не столь обидно заниматься нелюбимым ремеслом.

Посчитав, что уже достаточно ходила вокруг да около и Ванина расслабилась, я снова вернулась к трупам:

— А сколько раз у тебя рисовали покойные?

— По одному. Они выбирали небольшие фигурки и быстро их заканчивали.

— Ты их еще когда-нибудь видела? — не сдавалась я.

Ванина кивнула, и я обрадовалась:

— Когда? Задолго до того, как их убили? И кого именно?

Ванина на меня опасливо покосилась и осторожно ответила:

— Но я же сказала, что не видела их раньше. Почему ты спрашиваешь? Ты мне не веришь?

Мы еще похлопали друг на друга глазами, а потом до меня дошло: у болгар же по-другому! Они согласие выражают отрицательным покачиванием головы, а если не согласны, кивают.

Так что теперь получается? Ванина свою работу любит и повышенных требований к ее оплате не предъявляет. Очень хорошо, но это не главное. Куда важнее другое. Она молчала не из-за того, что ее запугали, ей просто было нечего мне сказать. Ну не видела она раньше мужиков, а если видела, то внимания не обратила. И я ее не виню. Красавцем ни одного не назовешь даже с большой натяжкой. Вот если бы они Ванину не заметили, другое дело. Хотя это вряд ли. Хороша она необычайно. Тоненькая, с ладной фигуркой и огромными задумчивыми глазами. А за такие, как у нее, волосы, светлые, пушистые и густые, большинство моих клиенток продали бы душу.

Пора было оставить девушку в покое, я и так отняла у нее больше часа. Может, и клиентов у нее сегодня нет из-за меня. Люди видят, что она занята разговором, и не хотят беспокоить. Подобных столиков с гипсовым фигурками кругом полным-полно. Если приспичило, можно порисовать и в другом месте.

Но я все-таки не ушла. Наоборот, у меня появилась мысль, как компенсировать девушке простой и заодно извлечь собственную выгоду.

— Ванина, а ты можешь их нарисовать? Разумеется, не бесплатно?

Девушка удивилась, но с вопросами не полезла. Она просто прелесть. Помимо потрясающей внешности у нее еще и ангельский характер. Вот кому-то повезет!

— Нарисовать я могу, но не уверена, что будет очень похоже, — засомневалась художница. — Я ведь специально не приглядывалась. Да и никогда у меня особо хорошо портреты не выходили. Пейзажи получаются лучше.

От пейзажа я с благодарностью отказалась, а свою просьбу оставила в силе. Девушка согласилась попробовать, но предупредила, что раньше, чем через три дня, ничего не обещает.

— Да ты что! — испугалась я. — Через три дня, если Крысилов, конечно, сам скоропостижно не преставится, мне понадобятся только передачи. Ну или надгробная плита, если уж он меня совсем достанет. Надо завтра! И потом, — поспешила я успокоить художницу, — мне ведь не нужен поясной портрет в натуральную величину. Я удовлетворюсь набросками. Размером с небольшую фотографию.

По-моему, Ванина согласилась только для того, чтобы я, наконец, ее оставила в покое. Любому терпению есть предел. Не могу не признать, что свое на ее месте я бы потеряла гораздо раньше.

На вечер у меня было запланировано посещение ресторана. Какого? Любого. В какой потянет. Я вообще люблю, если есть возможность, гулять по незнакомым улицам и заходить в места, о которых даже не подозревала раньше. Тем более, что никакой проблемы с местами нет, ничего не надо заказывать заранее, и вино, которое я обожаю, полусладкое, здесь везде одинаково хорошее. Мне, во всяком случае, нравится.

Перед выходом я внимательно оглядела себя в зеркало. Волосы у меня красивые — волнистые, светло-каштановые с золотистым отливом. Если я спешу и мне с ними некогда возиться, собираю их в хвост или пучок, но уж когда не ограничена во времени, распускаю по плечам или закалываю на макушке и выпускаю кокетливые прядки. Разумеется, портить впечатление от роскошного шелкового платья каким-нибудь вороньим гнездом было бы кощунством, и я не пожалела времени, чтобы навертеть умопомрачительную прическу.

А вот лицом я довольна не всегда. У меня очень чувствительная кожа. Из-за этого я практически не пользуюсь декоративной косметикой. Только чуть подвожу темным контуром глаза и неброской помадой крашу губы.

Я, конечно, не фотомодель, но и дурнушкой себя не считаю. А уж сегодня без колебаний выставила себе наивысший балл и собиралась посмотреть на того мужчину, который не согласится с моей оценкой. Все-таки загар, в сочетании с хорошим настроением и каплей умело наложенной косметики, творит чудеса.

Результат затраченных усилий впечатлил не только меня. Проходя через холл, где народ блаженно пялился в телеэкраны, я попыталась сосчитать, сколько мужских голов отвернулось от футбола в мою сторону. Выходила внушительная цифра: сто процентов!

Только не думайте, что я и дома могу себе позволить что-нибудь подобное, — я имею в виду посещение ресторана без сопровождения. Да никогда! Это действительно опасно. А вот здесь безбоязненно можно куда угодно отправляться в любое время дня и ночи, и совсем нет необходимости обзаводиться эскортом для выходов в свет. Хотя если говорить начистоту, я не рассчитывала оказаться на курорте в одиночестве.

Первоначально планировалось, что отдыхать я поеду с племянницей. Сестра трясется над «ребенком», как будто Милочка еще не вышла из грудничкового возраста, тогда как деточке стукнуло девятнадцать. Я уж не говорю о том, что у Милочки рост метр восемьдесят два и стойкий, нордический характер. На мой взгляд, она нуждается в опеке значительно меньше, чем ее суетливая мать.

На мои призывы оставить девочку в покое сестра реагирует болезненно и начинает выдумывать разные страшилки про опасности, на каждом шагу подстерегающие наивных маленьких дурочек в условиях нашей суровой действительности.

— Так ведь не ты вроде в отпуск собралась! — не выдержала я, но сестра пропустила колкость мимо ушей.

С виду Милочка и впрямь «белая, пушистая». Она блондинка с голубыми глазами, и, когда надувает пухленькие губки, ее хочется погладить по головке и вплести в кудряшки огромный белый бант. Но это только при первом знакомстве. Очень скоро осознаешь, что прелестное создание обладает железным характером и несгибаемой волей. Не было случая, чтобы, поставив себе цель, она ее не достигла, и не нашелся еще человек, сумевший не дать ей сесть себе на голову.

С Милочкой я и должна была отправиться за витаминами, морским загаром и прочими радостями. Елена, моя сестра, примчалась в аэропорт и только чудом не проскочила с нами паспортный контроль. Иначе инструкцией по уходу за дитятей она грузила бы меня до самого отлета.

Привычная Милочка спокойно таращилась на рекламные постеры, а я переминалась с ноги на ногу и жутко нервничала. Я никак не могла решить: стоит ли сдавать в багаж свою большую сумку или все-таки взять ее в салон; надо или не надо декларировать провозимые доллары; к тому же очень опасалась, не станет ли мне в самолете нехорошо, и что я тогда буду делать. А сестрица все бухтела и бухтела. О том, чтобы пропустить ее тираду мимо ушей, не могло быть и речи. В конце она наверняка заставит меня повторить все слово в слово, и, если я что-то упущу, придется выслушивать рекомендации заново.

— Муся, ты думаешь, она запомнит, при ее-то легкомыслии? Вели ей лучше записать! — потребовала юная нахалка, которой надоело глазеть по сторонам.

— Писать не буду! — рявкнула я. Когда дело касается ребенка, сестра начисто теряет чувство юмора. — Если надо, сама законспектируй и вышли почтой!

Чуть не силой отодрав сестру от племяшки, я потащила Милу на регистрацию. У стойки девица задумчиво огляделась и заявила:

— А вот тут мы с тобой, Викуся, попрощаемся.

— Это как? — удивилась я.

— Очень просто. Ты летишь одна. Мы с Леоном отъезжаем на Мальдивы.

— Да ты сдурела! — Ухватив племянницу за рукав, я прижала ее в углу к стенке и принялась шипеть: — Ты что еще выдумала?! Какие такие Мальдивы?! Какой Леон?!

— Про Мальдивы не придуривайся, ты в школу десять лет ходила, значит, изучала и географию. А о Леоне я тебе рассказывала. Мой непосредственный начальник.

— Ты хочешь загнать свою мать в могилу?! Представляешь, что будет с Еленой?!

— Прекрати нагнетать, — отмахнулась племянница. — Травмировать Мусю я не собираюсь. Она нас проводила, сейчас дождется отлета и тихо-мирно отправится домой. Про Леона знаешь только ты.

— Спасибо за доверие! — огрызнулась я, начиная понемногу успокаиваться.

Из-за чего я, собственно, распсиховалась? Девочка отправится на отдых с боссом? Так это пусть он переживает. Она мужика согнет в бараний рог, он у нее пойдет по половице, строем и четко по команде. И я ему лучше всякой гадалки предскажу изменение семейного положения в самом обозримом будущем. Уж не знаю, со сколькими он уже так прокатился, но с нашей птичкой у него не выгорит.

— Ну хорошо, а как ты собираешься сдавать билет? И каким образом…

— Викуся, не будь занудой! Ничего я сдавать не собираюсь. Леон не обеднеет. А ты наслаждайся отдельным номером и не отказывай себе в маленьких удовольствиях.

— Что я твоей матери скажу?

— Как обычно. Что ела, что пила, как спала. Что отгоняешь от меня поклонников, и на покой мы отправляемся не поздней одиннадцати. Да что я тебя учу, сама все знаешь!

— Но ведь она попросит, чтобы и ты взяла трубку! — всполошилась я.

— Не попросит. Будем чередоваться и звонить через день. Ты по нечетным, я по четным. Запомнила?

Нагнувшись, нахалка чмокнула меня в макушку и подалась в противоположную сторону. Я опять запаниковала. Она права, Елена обязательно дождется вылета, а ну как они сейчас столкнутся?!

— Да постой ты, — кинулась я вдогонку. — Подожди, пока самолет взлетит! С матерью ведь столкнешься.

Милочка покрутила пальцем у виска:

— Ты думаешь, что говоришь? Это сколько я, по-твоему, тут должна торчать? Два с половиной часа? А если рейс задержат?

— Но ведь…

— Не держи меня за идиотку, — рассвирепела племяшка. — Я все продумала, никаких накладок быть не может. Выйду через служебный вход. Меня Леон на стоянке уже минут сорок ждет.

— А тебя пропустят? — усомнилась я.

— Даже не сомневайся, — ответствовала племянница и испарилась.

И теперь я через день звоню сестре и в течение пяти минут несу околесицу про Милкин аппетит и настроение. Елена, святая простота, ничего пока не заподозрила. Но если она возьмет на себя труд подсчитать, хотя бы приблизительно, количество съеденных Милой фруктов, сообразит, что их бы запросто хватило на прокорм межреспубликанскому обезьяньему питомнику. А также его обслуге, охране и их многочисленной родне!

Заведение, которому я собралась оказать честь своим присутствием, располагалось в двух шагах от отеля и соблазнило меня восхитительными запахами жареного мяса, хорошей музыкой и довольно качественным исполнением отечественных шлягеров. Я пристроилась за столиком, почти целиком скрытым развесистой пальмой в кадке, и заказала для начала бокал вина, салат и рыбное ассорти. Заказ принесли моментально.

Народу было много, но столики располагались поодаль друг от друга, так что не возникало ощущения скученности, когда люди вынужденно вторгаются в чужое жизненное пространство, а собеседника невозможно услышать на фоне общего раздражающего гула. Вот только жаль, что словом перекинуться мне как раз и не с кем.

— Вы позволите? — Давешний блондин, на которого я положила глаз за завтраком, словно угадав мои мысли, с выжидательной улыбкой ухватился за спинку стула.

— Да, пожалуйста. — Я благосклонно кивнула и еще раз оглядела зал. Как минимум, с десяток свободных посадочных мест плюс три полностью незанятых столика. Похоже, супермен искал именно моего общества. По крайней мере, на сегодняшний вечер.

Красавец представился, и я решила, что сочетание Иво Шандор звучит поэтично и как нельзя лучше подходит и к ямочке, и к выразительным серым глазам. Я даже не расстроилась, что он венгр, а не немец, и я так и не попрактикуюсь в любимом языке. По-русски Иво говорил с заметным акцентом, но довольно правильно и с хорошим запасом слов.

Он тоже оказался бизнесменом. Как и остальные мои несостоявшиеся поклонники. Сейчас каждый смело может величать себя красиво и значительно — даже если всего-навсего продает по электричкам зубную пасту и порошок от тараканов. Впрочем, не знаю уж, чем торгует Свинюгер, но сидящий напротив красавец явно промышляет не коробейным ремеслом. И копейки — или в какой он там валюте хранит свои сбережения — особо не считает. Моя неуемная фантазия услужливо нарисовала очаровательную виллу и уже перешла к деталям внутреннего убранства, когда новый знакомый предложил очередной тост. На этот раз за умных и красивых женщин.

— Нет-нет. — Я шаловливо погрозила пальчиком. — Такими темпами дело, не пойдет. Лучше расскажите мне, чем вы занимаетесь.

Красавец пожал плечами, и я догадалась, что занимаются в основном другие. Он, скорей всего… И тут меня как током тряхануло. Опять миллионер, и снова в нашем занюханном отеле!

Я чуть со стула не навернулась. Да что же это делается?! Медом им тут всем, что ли, намазано?! Романтические грезы, навеянные соседством великолепного венгра, улетучились. Теперь я смотрела на него с подозрением и опаской. Хмель моментально выветрился, и мозг резво заработал в другом направлении.

Так, может, все дело как раз в гостинице? Здесь что-то происходит — чего я пока не знаю, но узнаю обязательно, — и мне следует заняться именно отелем и его постояльцами? Над этим следовало подумать. В спокойной обстановке и без подозрительной компании. У себя в номере.

Сейчас требовалось срочно взять себя в руки и изобразить живейший интерес. Я сжала зубы и улыбнулась визави. Лицо у того вытянулось, а глаза, наоборот, округлились. Наверное, вышло не очень. Ладно, попробую еще раз, но только позже, а сейчас его надо чем-нибудь отвлечь.

— Здорово, правда?

На импровизированной сцене уже несколько минут разворачивался своеобразный аттракцион для немцев. Может, конечно, если очень попроситься, примут и других, но развлекательная программа велась на моем любимом языке, и все участники, насколько я могла судить, были одной национальности.

— Вам правда понравилось? — Брови на красивом лице поползли вверх, но я упрямо кивнула. — Обожаю, когда мужчины соревнуются. Все равно с кем и по какому поводу.

Иво еще раз с сомнением поглядел на сцену. Признаться, я его хорошо понимала.

Соревновались, кстати, не только мужики, хотя их было большинство. Наличествовало и трое подростков, две фрау сильно запенсионного возраста и одна девица совершенно устрашающего вида. Я, конечно, понимаю, что с лошадиным лицом и пуговицей вместо носа совладать довольно сложно, но зачем же рядиться огородным пугалом, да еще выбегать на сцену на всеобщее обозрение? И не говорите мне, что современная мода демократична. Сочетание прозрачной розовой рубашки безобразного балахонистого покроя и зеленой юбки колоколом не имеет к моде никакого отношения. Если бы душой не болела за старух, непременно пожелала бы победу именно ей. Пусть бедняге повезет хоть в чем-то!

Участники под музыку семенили вокруг стульев, составленных в кружок, которых было на один меньше, чем игроков, и как только музыка смолкала, шлепались на сиденья. Не успевший занять свободное место выбывал, количество стульев соответственно уменьшалось. Если бы не знала наверняка, что битва шла за бутылку сухого вина, решила бы: победителю обещана минимум машина — стулья рвали зубами и когтями.

— Ну, тогда я пошел. — В голосе нового знакомого энтузиазма было столько же, сколько у пациента в очереди к дантисту-практиканту.

— Куда? — изумилась я.

— Туда. Тебе же нравится.

Это когда это мы перешли на «ты»? Я как-то не заметила. Хотя, наверное, собираясь на ратный подвиг во славу дамы сердца, рыцарь имеет право на некоторую вольность?

— Сиди, я пошутила, — разрешила я.

Широкоплечий супермен начнет расталкивать локтями божьих одуванчиков? За какую-то паршивую бутылку? Нет! Такое зрелище разорвет мне сердце. Уж лучше пусть старух пихают их соотечественники!

Болела я за старушек, а выиграл бугай с жидким хвостиком нечесаных волос. Оттеснив соперника-подростка, он с размаху плюхнул седалище на последний стул, и зал немедленно разразился аплодисментами. Обласканный ведущей, победитель удалился за столик, потрясая трофеем. Мог бы и уступить людям пожилого возраста! Что значит воспитывался не в советской стране!

Разумеется, после таких переживаний — а в процессе «боления» я изжевала салфетку, две соломины от коктейлей и чуть не разгрызла общественную вилку — я нуждалась в отдыхе. Кавалер, по-моему, тоже, хотя и по другой причине. Мне показалось, его слегка замутило от этого действа, а кроме того, он не был до конца уверен, что я не передумаю и не отправлю его за славой.

В общем, ресторан мы покинули в полном согласии и к обоюдному удовольствию. Хотя меня немного беспокоила дальнейшая программа. Как уже было сказано, я собиралась уединиться в номере и хорошенько шевельнуть мозгами. Я, конечно, порадуюсь, если кавалера обуревают схожие желания, ну а если нет? Как мне тогда себя вести?

Я вспомнила наказ племяшки оттянуться на всю катушку и поежилась. Милочка права — я недостаточно современна. Чем иначе можно объяснить мое решительное нежелание провести интимный вечер с роскошным молодым мужчиной?

Только не говорите, что я струсила. Жизнь на курорте приучила меня к опасности и постоянной боевой готовности. Можете поверить на слово: перспектива закончить жизнь в исправительно-трудовой колонии меня напрягает значительно больше романтического свидания с убийцей. Если не будет выбора, предпочитаю отмучиться сразу!

В глубокой задумчивости мы добрели до отеля. У дверей моего номера кавалер пожелал мне приятных сновидений.

— Я уезжаю по делам, — поведал он, сделав скорбное лицо. — Дня на три или даже на четыре. Когда вернусь, побываем где-нибудь еще.

Я обалдело кивнула, но так и не врубилась, какие на курорте могут быть дела. И хотя вопросов не задавала, Иво счел своим долгом отчитаться:

— Это связано с бизнесом. Вероятные поставки из Болгарии. Придется кое-что утрясти.

Убедившись, что мне ничто не угрожает и никто не покушается на мои нравственные принципы, я воспрянула духом и даже пожелала венгру счастливого пути. По-моему, такая реакция его несказанно удивила. Он что, предполагал, будто я забьюсь в рыданиях?

Сил хватило только умыться. Напрягать усталые извилины я не стала бы даже за солидное денежное вознаграждение. Организм, успевший привыкнуть к раннему отбою и щадящему режиму санатория для лежачих больных, требовал, чтобы его оставили в покое хотя бы до завтрашнего утра. И что я, интересно, буду делать дома? Там мне никогда не удается улечься раньше двенадцати, а то и часа.

Засыпая, я успела себе пообещать, что со следующего дня опять начну устраивать ранние заплывы. Загорать меня никто не заставляет, да и у моря весь день торчать абсолютно незачем, — под елкой мне куда комфортней, — а вот купаться буду, бегать тоже. Восстановление подорванного здоровья — дело святое и неотложное. Никакие поиски убийц и романтические встречи не будут в радость старой, замученной кляче.

Глава 6

Я подскочила в шесть часов и судорожно принялась соображать, что у меня на сегодня запланировано. Получилось, в сущности, не так много: забрать у Ванины наброски и заглянуть в «Макдональдс» для наведения справок. Что-то маловато. Такое ощущение, что самое важное я как раз и упустила.

Ах да! Я же собиралась позаботиться о здоровье! Уже теплей. Я даже принялась нашаривать футболку, чтобы до заплыва устроить еще небольшой пробег и физзарядку. Уж заниматься собой, так делать это по полной программе! И все равно меня не покидало чувство беспокойства. Было что-то еще! То, о чем я просто не имела права забывать и что мне совершенно необходимо вспомнить и осуществить.

И все-таки я вспомнила! Вчера меня посетила мысль, — не знаю, насколько светлая, — что слишком много обеспеченных людей выбирают для проживания двухзвездочный отель. Может, конечно, они экономные, но все равно довольно странно.

Озадачивает и другое: пусть господин Берг и не являлся эталоном мужской красоты, сам факт его принадлежности к великим мира сего гарантировал ему внимание со стороны женской части населения. Почему же он бродил без какого-либо сопровождения и поглощал свои скромные обеды в одиночестве? Он был геем? Возможно, хотя оснований для таких предположений у меня нет. Но даже если и так, где его сладкий мальчик? То же самое можно сказать и про Иво, к тому же, в отличие от Берга, он еще и сказочно красив. Где его дамы? Или он тут проторчал один, бог знает сколько, исключительно за тем, чтобы броситься к моим ногам?

В своих подозрениях по поводу отеля, неизвестно чем приманивающего нуворишей со всего света, я пошла дальше. И выдвинула новое смелое предположение. Действительно, почему бы не допустить, что и остальные убитые избрали для пребывания эту же гостиницу? Удостовериться в этом проще простого, а уж потом можно подумать, что бы это значило. Решено, после встречи с Ваниной я побеседую с администратором, потом «Макдональдс», а дальше будет видно. В зависимости от того, что удастся выяснить.

Экипировавшись в шорты, футболку и кроссовки, я стартовала по направлению к морю. Разумеется, на мне был и купальник. Пробежку и гимнастику я намеревалась завершить водными процедурами.

Когда, запыхавшись, я добежала до пляжа, знакомая темная шевелюра маячила недалеко от берега. Я воздержалась от приветственного жеста по той причине, что рядом с темной в волнах покачивалась светлая головка. Судя по незначительному расстоянию, их разделявшему, головы, как и их владельцы, с приятностью проводили время и в посторонних не нуждались.

«Ну и ладушки, — подумала я, перенося акробатические номера подальше от уединившихся голубков. — Хоть болгарин оказался нормальный. А то недолго и спятить. Вот начну подозревать всех туристов, перемолвившихся со мной хотя бы словом. Что тогда?»

И все-таки заплыв я осуществляла не одна. Только успела окунуться в еще не прогревшуюся воду, как ко мне присоединился… господин Свинюгер.

Первым делом он осведомился о состоянии моего здоровья и поведал, как удивило его созерцание моей особы, гарцующей по набережной.

— Да, я еще не умерла! — сварливо откликнулась я. Он что, действительно решил, что меня парализовало?

Убедившись, что в ближайшем будущем дама его сердца не собирается передвигаться в инвалидной коляске, Свинюгер опять заговорил о совместном досуге. Фантазия ухажера и в этот раз дальше пляжа не простиралась.

— Обязательно, — закивала я, — часам к двенадцати.

К этому времени я уже успею наплаваться и переместиться к бассейну. Искать меня там ему не придет в голову. Называйте меня перестраховщицей, но от мужиков, умирающих от желания за мной приударить, я отныне собираюсь держаться как можно дальше. Особенно если они живут в этом отеле. А в том, что Свинюгер лезет вон из кожи ради завоевания моего благосклонного внимания, можно не сомневаться. Только ненормальный, глянув на его перекошенную рожу, заподозрит, что купание в стылой воде и на голодный желудок — любимое развлечение обрюзгшего немца. И что утро на родине он начинает не с обильного завтрака, а с оздоровительных процедур и тренажеров!

Я еле дожила до пяти часов и к Ванине летела как на крыльях. О том, что девушка может не оправдать ожиданий, я старалась не думать. Это было бы уж слишком несправедливо со стороны и так неблагосклонной ко мне фортуны.

— Получилось? — спросила я.

— Даже не знаю, — пожала плечами художница и протянула наброски.

Она явно поскромничала. Все трое вышли узнаваемыми, хотя красивей так и не стали. Даже наоборот. Невзрачность покойников при жизни сейчас еще больше бросалась в глаза.

К живому миллионеру я особо не приглядывалась, просто для себя охарактеризовала как плюгавого мужчинку с проплешиной. Зато теперь я ясно видела, что губы у него тонкие, как веревочки, нос же, наоборот, массивный и бесформенный, а глаза круглые, как у птиц, к тому же чересчур близко посаженные.

Номер два все-таки лучше, хотя и ему я бы не посоветовала подавать заявку на участие в конкурсе красоты. У него были более правильные черты: прямой и тонкий нос, нормального размера губы, но тяжелый подбородок и низко нависший лоб лично мне не позволяли назвать их обладателя симпатяжкой.

Пожалуй, самый приятный внешне — третий покойник. Что как раз делает факт его ко мне равнодушия особенно обидным. У Пагоша было простое, открытое лицо, совершенно не запоминающееся и на редкость «типическое», зато и без каких-либо неэстетичных особенностей. Если бы не малый рост — сантиметров сто шестьдесят пять или около того, — он был бы вполне ничего.

Расплатившись, я с трудом удержалась, чтобы не расцеловать труженицу, и двинула в отель. Как я буду предъявлять изображения и чем объясню нездоровый интерес к трупам, я пока не представляла даже приблизительно.

Как получилось, что я чуть не закончила свои дни под колесами автомобиля, не понимаю совершенно. Смотрела ли по сторонам, не припоминаю, но абсолютно уверена, что сделала это автоматически, как и всегда, и никакого транспорта в опасной близости не обнаружила. Так откуда взялся ярко-синий драндулет, едва не лишивший меня жизни?!

Кстати, мерзавец, сидевший за рулем, и не подумал притормозить и хотя бы осведомиться о состоянии моей нервной системы. За него это сделал симпатичный парнишка из местных. Он меня не только буквально вытолкнул из-под колес, но еще и довел до ближайшего кафе и усадил в теньке с мороженым. После чего, извинившись, исчез.

Ну почему мои соотечественники не проявляют такого благородства?! Между прочим, не сомневаюсь, что на меня чуть не наехал какой-нибудь подвыпивший земляк, взявший напрокат автомобиль. Болгары ездят аккуратно, пропускают пешеходов и вообще демонстрируют на дорогах обычную доброжелательность и гостеприимство. Когда же наши автолюбители научатся элементарной вежливости?! И почему хотя бы за рубежом не могут вести себя прилично?!

Освежившись минералкой у себя в номере, я разложила на кровати изображения и принялась размышлять.

Если я начну совать парнишке на ресепшене изображения усопших, он меня, конечно, не пошлет куда подальше, но и сомнительно, что сочтет долгом просветить. И самое неприятное — почти наверняка доложит куда следует о несанкционированном интересе российской туристки к убиенным иностранцам. Вот если бы я вдруг стосковалась по господину Крысилову, а потревожить его напрямую мне не позволила бы, скажем, девичья гордость, тогда вариант был бы беспроигрышный. Повестка или даже личное посещение упомянутого господина состоялось бы незамедлительно.

В общем, заход «в лоб» отпадал категорически. Я буду возлюбленной, а еще лучше невестой одного из покойных. И ему надлежало ждать меня с нетерпением и замиранием сердца. Допустим, мой приезд планировался раньше, но я подзадержалась и благоверному отправила телеграмму, но почему-то он меня не встретил. Где мой любимый? Ему предстоит держать ответ за свою промашку.

Существовало, правда, несколько затруднений, с которыми я столкнусь в процессе реализации этого блестящего плана. Во-первых, сейчас дежурит тот херувимчик, который без зазрения совести пропустил ко мне в номер полицейского. И если вы думаете, что сие безобразие сошло ему с рук, я вас разочарую. Парнишку я отчитала до заикания. Хочу надеяться, что теперь он будет бдить на страже моего имущества и отстаивать неприкосновенность временного пристанища не хуже цепного кобеля.

Другое дело, что меня он будет помнить всю жизнь, и уж наверняка перед ним я не смогу сымитировать безграничное горе по поводу безвременно ушедшего возлюбленного. Даже если нас и связывали глубокие отношения. Ведь полицейский о его гибели поведал мне уже давно. Так с чего я вдруг именно сейчас кинусь оплакивать покойного?

Значит, надо перевоплотиться в другого человека. Загримироваться так, чтобы парню и в голову не пришло, что мы уже встречались. Да и говорить не следует по-русски. Между мной и безутешной невестой не должно быть ничего общего.

Оставалась последняя проблема, и ее решение было самым затруднительным. Интересующих меня объектов три, следовательно, придется выбирать, кому из них я предана телом и душой. Внутренний голос нашептывал, что убиваться следует по второму покойнику. Почему, не знаю, может, из-за того, что у него, как и у Берга, нашли мое фото. Но голосить по человеку, которого даже не знаешь по имени, довольно сложно. Хотя, если уж смотреть в корень, и номер три я знала только по фамилии. Так и так придется попотеть, не могу же я взывать к покинувшему меня возлюбленному «господин Пагош»!

Остановилась я все-таки на номере три и, покончив с сомнениями, занялась изменением облика. К этому я подошла профессионально и со всей серьезностью. Следовало не только сделать собственную внешность неузнаваемой, но и создать яркий и убедительный образ. Только в том случае, если я заставлю администратора поверить в мою трогательную историю на все сто и проникнуться сочувствием к несчастной иностранке, он мне постарается помочь.

Я приготовилась изобразить экстравагантную не очень молодую даму, не слишком умную, доверчивую и эмоционально легковозбудимую. У меня подобных клиенток пруд пруди, поэтому, как такая особа должна выглядеть, я знаю не понаслышке. Другое дело, что я не только отличаюсь от выбранного образа по характеру, у меня и совершенно иной взгляд на свой гардероб. Я вспомнила вчерашнюю немку и пожалела, что мы с ней не подружки. Сумей я одолжить розово-зеленое тряпье, одной заботой стало бы меньше.

Я распахнула дверцу встроенного шкафа и осмотрела все, висящее на плечиках и предназначенное для повседневной носки. Ничего более-менее подходящего не обнаружилось. Пришлось вытаскивать чемодан, где остались нераспакованными вещи, которые я прихватила на всякий случай и пока не доставала.

Ну конечно, как же я забыла! Комбинезон из тонкого трикотажа леопардовой расцветки. Мне его презентовала Милочка на день рождения и очень обижалась, что я не ношу. Я как раз хотела сделать ей приятное и взяла экстравагантный прикид на курорт. Кто же знал, что племянница сбежит из аэропорта?

Я продумала все до мелочей и боевую раскраску нанесла заранее. Штукатурилась от души, и если теперь покроюсь прыщами, будет неудивительно. Я в жизни так не мазюкалась. Не накрасила только губы, это — в последний момент, непосредственно перед «выступлением». Волосы я замотала в тугой кукишок, а челку при помощи геля зачесала наверх и открыла лоб. Поверх леопардового комбинезона напялила джинсовый костюм, а непривычный причесон пристроила под соломенную шляпу с широкими полями. С собой я взяла пластиковый пакет, где в сложенном виде прекрасно поместилась спортивная сумка, в которую я позже уберу «защитный слой» экипировки. Плюс нацепила огромные очки от солнца, почти полностью скрывшие разрисованную физиономию.

Еще раз глянув в зеркало, я послала воздушный поцелуй своему изменившемуся, и скажем прямо, не в лучшую сторону, отражению и вышла из номера.

Отель я покинула незамеченной. В смысле херувим на меня и не взглянул, — он как раз занимался расселением новой порции прибывших, — и направилась на боковую аллею. Я давно заприметила чудесный уголок, в котором нет ни единой лавочки, зато благоухают аж три переполненных мусоросборника. Там я рассчитывала переодеться и «войти в образ».

Как и ожидалось, ни одна влюбленная парочка райское местечко не облюбовала. Последний этап подготовительной операции прошел без сучка без задоринки.

Глава 7

Если вы хотите остаться неузнанной или ввести в заблуждение кого-то, кто вас знает, ни в коем случае не прибегайте ни к темным очкам, ни к низко надвинутым шляпам. Когда лицо стараются скрыть, это подозрительно. Действовать следует наоборот: надо выставить на обозрение все, что раньше прятали, а то, что до этого бросалось в глаза, хорошенько изменить.

Я поступила именно так.

Шляпу я швырнула в спортивную сумку, туда же полетели очки, джинсы и рубаха. Волосы повязала ярким шелковым платком.

Теперь я выглядела именно так, как хотела, и притом лет на десять старше. Знаете, что старит женщину больше всего? Не морщины, а избыток неумело наложенной косметики.

Очередь у администратора рассосалась, и я подплыла к стойке. На своем отнюдь не безупречном немецком я осведомилась, в каком номере остановился господин Пагош.

— Простите, кто? — переспросил портье, и я с сожалением убедилась, что учился он значительно прилежнее, чем я. По крайней мере, по одному предмету.

А вдруг он полиглот? И, видя мои затруднения, предложит изъясняться на родном языке? Мне тогда что, переходить на венгерский?!

— Господин Па-гош, — повторила я по слогам.

— Минуточку, я уточню, — пообещал администратор и полез в свой талмуд.

У меня сложилось впечатление, что он заранее знает ответ, и третий покойник останавливался при жизни в другом месте.

Добросовестно пролистав гроссбух, парень с сожалением известил меня об отсутствии искомого господина. Вот ведь невезуха, я же чувствовала, что с ним не выгорит.

— Не может быть! — пискнула я. — Он мне говорил!

В глазах обласканного женским вниманием собеседника мелькнуло понимание. Вероятно, если бы он взялся вспоминать, что говорил представительницам противоположного пола и сколько раз забывал о своих посулах, я скончалась бы по причине старости.

— Боюсь, здесь какое-то недоразумение, — осторожно начал он, но я не дослушала.

— Он мне солгал! — взвизгнула я. — Теперь я понимаю, в чем дело! Он хотел от меня просто отвязаться и нарочно назвал первый попавшийся отель! Мерзавец!

Даже если собеседник был заинтригован и ему не терпелось узнать подробности нашего знакомства и обстоятельства, предшествовавшие расставанию, волновать несчастную он не осмелился. Поэтому я перевела дух и завыла:

— Негодяй! Так обойтись с влюбленной женщиной! Предатель!

Я награждала неверного любовника все новыми эпитетами (надо же, оказывается, мой немецкий не так уж ограничен), и до херувима начало постепенно доходить, в какое скверную историю вляпался он лично. Только представьте: стоит перед таким красавцем баба и поливает оскорблениями. Негодяй, мерзавец, подонок! Бросил меня, бедную, обманул и обесчестил. Что должны подумать окружающие о его моральном облике?

Сообразив, что под угрозой оказалась репутация, а значит, не исключено, и трудоустройство, парень покрылся холодным потом. Я же продолжала поносить его собрата, стараясь не слишком повторяться. Предателя я заменила на свинью, а негодяя на собаку. При этом жутко сокрушалась, что не могу перейти на родной язык и еще красочнее поведать об оскорблении, нанесенном мне сыном хромого ишака и старой больной каракатицы.

Парня скрутило не на шутку, я даже начала опасаться, не забьется ли он в припадке. Глянув на его трясущиеся руки, я обнаружила причину столь болезненной реакции: обручального кольца не имелось. Будь он женат, к бабским истерикам относился бы куда спокойней. Уже на третьем году совместной жизни даже самые чувствительные особи привыкают к претензиям законной половины и спокойно продолжают просмотр любимой телепередачи, даже если супруга разбудила воплями бомжа, дремавшего в соседнем подъезде.

К стойке потихоньку подтягивался народ, и я решила, что пора закругляться. Не вызвал бы какой благодетель перевозку.

Сунув руку за пазуху, я достала сложенный вчетверо портрет. Надеюсь, я не перепутала, с какой стороны что положила? Нет, все оказалось в порядке. Я пихнула под нос обезумевшему администратору изображение безымянного покойника под номером два и изрекла:

— Все красивые мужчины мерзавцы!

Несчастному было, по-моему, уже все равно, а вот у соотечественника, не устоявшего перед искушением и заглянувшего мне через плечо, вырвался возглас недоверия. Несмотря на то что меня покоробила манера земляка встревать в чужие разборки, в целом с ним нельзя было не согласиться. Сомневаюсь, что кто-нибудь, кроме любящей родительницы, отдавал должное «неотразимости» покойного.

Взгляд портье, пялившегося на набросок, начал приобретать осмысленность, и я с облегчением вздохнула. Ну, точно! Уж этот остановился именно здесь.

— Так он же не Пагош! — выпалил парень и затараторил. — Это господин Джеймс Томас, американец!

Не дожидаясь, пока бедолага очухается и уличит меня в обмане (согласитесь, если покойный был американцем, скрыть этот факт от любящей женщины он не мог. Хотя бы потому, что американцы крайне неохотно учат иностранные языки. Принять янки за своего соотечественника, венгра, было бы затруднительно), я потребовала немедля предъявить лжеца.

— Где он? — возопила я.

— В морге, — ляпнул придурок и от осознания собственной глупости чуть не зарыдал. Ведь сейчас эта безумная устроит такое представление, по сравнению с которым все предыдущее покажется легким отступлением от светского этикета.

Дама, однако, проявила завидное хладнокровие. Известие, что любовник ее не «продинамил» и не променял на другую, а всего лишь помер, придало ей сил.

— Как это случилось? Расскажите мне все! — потребовала она, то есть я. Можете не сомневаться, все, что парень знал, он выложил незамедлительно.

Джеймс Томас поселился в отеле около двух недель назад, конкретно в номере 309 на третьем этаже, и несколько дней назад с ним приключился несчастный случай.

— Сердце? — прошептала я.

Парень замялся, и я схватила его за руку:

— Ничего не скрывайте. Я сильная, я переживу!

Несмотря на то что вдаваться в подробности портье не стремился совсем по другим причинам, — не ошибусь, предположив, что он давал подписку о неразглашении или, по крайней мере, с него взяли устное обещание, — ему пришлось «колоться». Но разговор теперь велся шепотом, так что даже самые заинтересованные мои соотечественники (иностранцы, как вы догадываетесь, лезть в чужие дела себе не позволяют), убедившись в невозможности насладиться продолжением спектакля или разжиться информацией для сплетен, рассосались.

Итак, мой незапятнанный возлюбленный был, как и Пагош, убит ножевым ударом. На задворках «Крита», одного из крошечных ресторанчиков на набережной. Виновного ищут и непременно найдут. «На поиски убийцы брошены лучшие силы болгарской полиции», — заверил администратор.

«Несчастная страна, если Крысилов — это лучшее, что у нее есть», — подумала я, но успокоила себя соображением, что портье явно преувеличивает, а следовательно, государство в состоянии обеспечить безопасность своим гражданам и приезжим.

Убедившись, что больше выжимать из парня нечего, я удалилась. И хотя не стала ему советовать принять рюмку коньяку для восстановления душевного равновесия, не сомневалась, что красавчик и сам догадается. Даже если до сих пор на работе в рот не брал ни капли или давно присоединился к членам общества анонимных алкоголиков, которые к спиртному вообще не прикасаются.

В «Макдональдс» я пошла в своем обычном виде. Боевую раскраску уничтожила косметическими салфетками, волосы распустила, а леопардовое великолепие сменила на привычную джинсу. Разговор с красавцем на ресепшене подтвердил, правда частично, мою догадку о том, что убитые жили там же, где и я. По крайней мере, двое из трех.

И что дальше? А дальше я собиралась побродить по отелю и обнюхать его закоулки. Может, это и глупо, а может, натолкнет меня на какую-нибудь идею. Да и присмотреться к основному контингенту не мешает. Придется теперь проводить больше времени в холле. Только не в смену херувима. Береженого бог бережет.

Разумеется, в шестом часу публика за гамбургерами не ломилась. Это все-таки курортная зона, и час пик в заведении не имеет отношения к окончанию восьмичасового рабочего дня. Теснота здесь бывает в основном в обед. Ужинать туристы предпочитают в ресторанах, а вот перекусить по-быстрому, чтобы без задержек опять рвануть на пляж, — это да. С двух до четырех тут не протолкнуться.

Подойдя к прилавку, я обнаружила, что ужасно голодна. Не скажу, что не едала ничего вкуснее здешней пищи, но от запаха закружилась голова и рот наполнился слюной.

На моем подносе нарисовались чизбургер, кока, шоколадное мороженое и ванильный коктейль. Подумав, я добила за пару пирожков с вишней. Не осилю сейчас — возьму с собой. Пристроившись за угловым столиком, позволяющим держать в поле зрения все помещение, я приступила к трапезе.

Признаюсь честно, вспомнила, зачем я сюда пожаловала, только после того как расправилась с газировкой и чизбургером. Почувствовав, что почти насытилась, я принялась ломать голову, к кому из персонала прицепиться. Выбор был вообще-то невелик. Обращаться с расспросами к кассирам и продавцам бессмысленно. У них настоящий конвейер, и, даже случись здесь откушать американскому президенту, они бы его не опознали.

Оставались уборщики. Те, кто уносят использованные подносы и выгребают мусор из-под столиков, конечно, тоже не вяжут носки в рабочее время, но все равно у них режим поспокойней.

Я стала присматриваться к снующим туда-сюда ребяткам. Все молодые, лет до двадцати пяти. Три девушки и парень, правда, не тот красавчик, на которого я засматривалась в первый визит, но тоже симпатичный. Сегодня молодые люди меня не интересовали. Что поделаешь, мужчины не замечают детали. Ни кто как одет, ни кто чего сказал, а уж запомнить посетителей своего же пола, к тому же без явных отличительных черт, вроде неструганой деревяшки вместо правой нижней конечности или здоровущего нахального попугая на плече, — вообще не в состоянии.

Вскоре я обнаружила, что девушки довольно много времени проводят в зале, наблюдая за посетителями. То есть не столько за клиентами, сколько за освобождающимися подносами. Как бы то ни было, следовало попытаться. И начну я, пожалуй, вон с той расстроенной девчушки небольшого росточка. Такое впечатление, что она с трудом удерживает слезы.

Перебирая предлоги для ненавязчивого знакомства, я прикинула, что могло растравмировать уборщицу. Может, конечно, скончалась ее тетка, а сбережения оставила собачьему приюту. Не исключено также, что ее обошли повышением и кто-то понахальней перехватил завидную должность старшего помощника младшего менеджера. Но лично я поставила бы на другое. Если нежная весенняя травка, закустившаяся на ее голове, — давнее приобретение или если она ее сильно украшает, я готова признать свою полную профессиональную непригодность.

Дождавшись, когда девушка окажется поблизости, я «ненароком» смахнула свой коктейль. Стол украсился роскошной лужей, а на полу образовалась большущая клякса в форме бабочки.

— Ах, простите, — забормотала я покаянно. — Как неловко получилось. Где у вас тряпка для пола?

— Все в порядке, — пролепетала несчастная и всхлипнула.

Чуть не силой выдрав у нее тряпку, я принялась возюкать по столу, девушка убежала за шваброй.

Потрудились мы на славу. Как я и предполагала, у бедняжки не выдержали нервы и она выплакала свое горе.

Основную причину траура я угадала абсолютно верно, хотя мою новую знакомую, Галину, кроме этого преследовала целая цепь злоключений. Сначала ее молодой человек уехал в Германию погостить у родственников и там остался. Это она хоть и с трудом, но пережила и отплакала. Потом ее заклятая «подружка» вышла замуж. И ладно бы за сирого и убогого! Она выскочила за бизнесмена из Швеции. К тому же молодого и красивого. Со вторым испытанием Галя справлялась значительно дольше. И наконец, когда она все-таки сумела взять себя в руки и снова ощутить вкус к жизни, ее изуродовали в парикмахерской.

— Галочка, — проникновенно сказала я. — Не в моих силах вернуть тебе друга. Но раз он отказался от такой девушки, он тебя не стоит. И чем скорей ты про него забудешь, тем быстрее в твоей жизни появится новый ухажер. По поводу «подружки» могу только посочувствовать и посоветовать не терять надежду, — по статистике разваливается каждый третий брак. А вот что касается волос — тут никаких проблем. Все поддается исправлению и кардинальному улучшению. Я — парикмахер высшей категории и, поскольку провинилась, готова сделать из тебя конфетку в любое удобное время.

Поломавшись для приличия, девушка вытерла припухшие глазки и выразила готовность отдать себя в мои руки. Мысль о том, что я могу сделать только хуже, ей в голову не пришла. И правильно. Хуже бы не стало, даже если б я обрила ее наголо.

Уговорившись встретиться завтра в половине четвертого у «Макдональдса» (у Галины как раз был законный выходной), мы расстались. Если не лучшими подружками, то уж, во всяком случае, хорошими приятельницами.

После поглощения высококалорийных «изысков» совесть не позволяла посетить вечером ресторан. Килограммы, от которых я только что счастливо избавилась, вернутся незамедлительно, если начать потакать всем своим слабостям.

Оставалось удовольствоваться прогулкой, и заодно нелишне будет прошвырнуться по парфюмерным магазинам и заглянуть на рынок. В «парфюмерии» я намеревалась обзавестись всем необходимым для превращения зеленой лягушки в знойную красавицу, а на рынке — купить фруктов. Около отеля они уж очень дорогие, а возле моря цены вообще взлетают едва ли не вдвое. С учетом того, что возникли незапланированные расходы, связанные с расследованием, если не экономить, к концу пребывания здесь начну голодать.

Отдохнув от праведных трудов и переодевшись в джинсы и кроссовки, я прицепила на пояс удобную кожаную барсетку и вышла из отеля. В девятом часу тут уже темнеет, зажигаются фонари и рекламные огни. К полуночи атмосфера романтической приподнятости достигает апогея. И только где-то в четыре поутру упоительно праздная ночь уступает права ленивому, сонному утру, когда усталые принцы и подгулявшие золушки погружаются в приятные сновидения. Бродить так долго я не собиралась: приобщение к празднику жизни пока откладывалось на неопределенный срок. И все равно променад в разноцветном сиянии сулил блаженную негу.

Глава 8

Во избежание свинюгеровских домогательств, утром я бегала и плавала совершенно в другом месте, а от завтрака воздержалась вообще. То есть поела на пляже и с гораздо большим аппетитом. Я выпила стакан свежевыжатого апельсинового сока и слопала брикет потрясающе вкусного шоколадного мороженого, а потом отошла как можно дальше от привычного места и накупалась всласть. Спина почти не беспокоила, но о загаре все равно думать было рано. Поэтому, ощутив приятную усталость, я двинула к месту встречи с югославами. Я уже привыкла к прохладной тени, отсутствию скученности, да и компании мне явно не хватало.

Нада оказалась на редкость трудолюбивой и связала уже почти всю скатерть. Между заплывами она с гордостью продемонстрировала шедевр, и я кинулась к своему рукаву. Не хватало привезти его обратно в том же состоянии! Для чего тогда, спрашивается, я таскала лишнюю тяжесть, тем более что при таком раскладе сумею связать и все целиком? В Москве мне уж точно не закончить.

Разумеется, доводить до абсурда я не стала и трудилась аки пчелка только в перерывах между купанием. Правда, теперь резко сократились возможности для общения. О том, чтобы вести беседу с югославами при обеих занятых руках, не могло быть и речи. Поэтому сегодня мы в основном просто друг другу улыбались, а активный треп вели в бассейне.

До свидания с Галиной оставалось полтора часа. Я решила, что надо закругляться, и сделала приглашающий жест в сторону бассейна. Нада кивнула, и мы спустились по скользкой металлической лестнице.

Какое счастье, что для мелюзги предусмотрен отдельный «лягушатник» с крошечным фонтанчиком и горкой в виде слоника! Он оттянул на себя основную массу детворы, хотя, к сожалению, часть осталась. Будь моя воля, я бы туда же окунула компанию англоязычных отроков лет десяти — двенадцати, затеявших игру с мячом. Они регулярно обдавали купающихся каскадом брызг, и, как ни беспокоило меня поначалу состояние моей прически, к тому моменту, как я собралась вылезать, о ней уже можно было не думать или думать в прошедшем времени.

Хотя изгнание мальчишек в заводь для дошкольников проблему бы все равно не решило. Даже при самых благоприятных условиях мне вряд ли удалось бы сплавить туда же здоровенную громкоголосую немку, с благосклонным ржанием принимающую ухаживания своего тщедушного, но настырного соотечественника. Парень регулярно подныривал и хватал благоверную за ноги. Не хочу брать на душу грех и подозревать затейника в измене, допускаю, что он просто обознался, но дважды он ухватил мои конечности, и не захлебнулась я по чистой случайности.

Отплевавшись, мы пристроились в самом мелком месте и занялись любимым делом. Обе успели стосковаться по общению. Чтобы зря не простаивать, Нада внесла рациональное предложение совместить приятное с полезным, и мы стали подпрыгивать. Говорят, способствует похуданию не меньше плавания. Я, правда, уже добилась определенных результатов в борьбе с целлюлитом, и спешное сжигание жира само собой снялось с повестки дня, но решила, что совершенствование спортивной формы еще никому не повредило, и с удвоенной энергией замолотила по воде ногами.

Нада скакала с еще большим энтузиазмом, потому как собой оставалась недовольна. На мой взгляд, у нее все замечательно, но женщины оценивают себя более пристрастно. И если уж ей так хочется, пусть худеет. На всякий случай я рассказала ей про способ своей сменщицы, скинувшей за месяц девять килограммов.

— Ешь одну морковку и яблоки, — втолковывала я, наглядно изображая сами овощи-фрукты и способ их употребления. — Хочешь — три на терке, хочешь — так. Но только яблоки и морковь! В любых количествах. — Я с размаху врезала кому-то локтем и смешалась. — Виновата, простите, I am sorry. — Я хотела извиниться еще и по-немецки, но мой прекрасный венгр, деликатно удерживаясь от того, чтобы потереть ушибленное плечо, остановил словоизвержение.

— Все в порядке, бывает. — Он даже выдавил из себя подобие улыбки и начал карабкаться по лестнице.

Я забыла, о чем мы с Надой беседовали.

Откуда тут взялся Иво? Он что, уже вернулся? Вроде планировал только завтра. А почему он меня игнорирует? Обиделся, что ли? Но ведь я его стукнула не нарочно.

Голос разума требовал прекратить размышлять о поведении коварного блондина, тем более что он чуть ли не самый подозрительный из всех моих здешних кавалеров, но почему-то к горлу подступил комок.

Обогатившаяся морковно-яблочной диетой Нада не пожелала оставаться в долгу и принялась «переводить» рецепт своей сестры. Ничего, в сущности, нового: после шести ни крошки, а до этого времени можно все, кроме… Дальше, как я поняла, следовал полный перечень всех существующих продуктов. Похоже, в список не попали только кокосовые орехи, земляные черви и отдельные виды пресмыкающихся.

Настроение непоправимо упало, а тема беседы была полностью исчерпана. Я прикинула, как мы выглядим со стороны, и поежилась. Две невменяемые бабы безостановочно прыгают, орут и машут руками. Ужас! Кошмар! Завсегдатаи-то к нам привыкли, их не покоробит, даже если мы вооружимся сигнальными флажками или азбуку Морзе начнем выстукивать, а вот Иво… Что он обо мне подумал!

— Ладно, — вздохнула я. — Пойдем, что ли? Мне пора.

Я собрала тряпки и поплелась к себе.

От расстройства чуть было не запамятовала, что сегодня моя очередь «окучивать» сестрицу. Хорошо хоть спохватилась вовремя, еще полчаса, и Елена капала бы валокордин.

— Да, я. Все в порядке, — бодро отчиталась я, — погода сказочная, море райское.

Интересно, сколько раз я уже повторила эту фразу? Я — не Ахматова, у меня словарный запас скудней. Елена, однако, обрадовалась так, будто я осчастливила ее поэмой.

— Что ты говоришь? А как Милуша?

А черт ее, твою Милушу, знает! Она мне не докладывает. Из-за нее, из-за паршивки, я должна грохать уйму валюты на пересказ мифических подробностей работы ее органов пищеварения, кровоснабжения и еще невесть какой ерунды.

— Милочка в порядке, — щебетала я. — Кушает хорошо, спит еще лучше, по утрам мы вместе делаем зарядку.

Что меня дернуло за язык, не представляю совершенно. С какой стати мне вдруг вздумалось похвастаться несуществующими Милушиными спортивными успехами, диву даюсь до сих пор. Племяшка и спорт вещи разнополярные, а также несовместимые и взаимоопасные. Сестрица немедленно переполошилась и заголосила:

— Вика! Что случилось?! Ты что-то от меня скрываешь?! Ты меня хочешь успокоить?! С Милочкой беда?!

— Да нет никакой беды! Пошутила я, просто пошутила! Понимаешь?

— Не понимаю! — Сестрица истерично разрыдалась в трубку, и я прокляла все на свете.

Надо же так расслабиться и потерять бдительность! На ерунде проколоться! И кто меня за язык тянул?!

— И почему вы никогда не звоните вдвоем? — наседала Елена. — Почему всегда по очереди? Вы что, вместе позвонить не можете?! Чтобы я поговорила с обеими?!

Так я и знала! Говорила же этой поганке! Ну и что мне теперь делать?!

Поганка была далеко, и призвать ее к ответу не было никакой возможности. Посему выкручиваться пришлось все-таки мне. Да и по совести говоря, я ощущала собственную вину — глупость сорвалась с моих уст, и покатившиеся лавиной подозрения спровоцировала именно я.

— Как ты не понимаешь? — заюлила я. — Это же двухзвездочный отель!

— Ну и что? — От удивления сестра сбавила обороты. — При чем тут звезды?

— Телефон у нас тут один, ясно? — Долгожданное вдохновение снизошло на мою измученную душу, и я затараторила: — Телефон один, желающих уйма, приходится в очереди стоять минут по сорок. Так чего ради мы вместе страдать-то будем? Мы и чередуемся.

— Господи, Милуша еще и в очереди стоит?! — взвилась сумасшедшая мать. — Одна, в духоте, в свой собственный отпуск! Как ты могла?! — заорала она, и я чуть не выронила трубку.

— Что ты предлагаешь?! — рассвирепела я. — Неожиданный крен в разговоре перечеркнул мои представления об экономии. С кредитки слетело уже втрое больше того, что я обычно отводила на один звонок.

— Как что?! Занимай очередь сама, а Милуся пусть подходит позже.

— Как это подходит?! — теперь сорвалась и я. Мои вопли разогнали начавшую было ветвиться очередь. Народ, оказавшийся поблизости, норовил прибавить шагу и побыстрей проскочить телефонную будку. — Она не может подойти, — бушевала я, — кто тогда останется в номере?!

— А зачем оставаться в номере?! — не сдавалась сестра. — Какая такая у вас необходимость? Вы что, вкалываете?! Вахтовым методом?!

Если сестра докатилась до сарказма, значит, она уже совершенно невменяема. В нормальном состоянии она пуглива, скромна и деликатна. И только я виновата, что разбудила в ней волчицу, почуявшую опасность, угрожавшую детенышу. На меня навалились апатия и тоска. Что я наделала! С нее теперь станется приехать!

Я мобилизовала жалкие остатки того, что когда-то именовалось нервной системой, и заговорила, как мне показалось, спокойно и размеренно:

— Мы выходим по очереди, потому что не можем оставить номер без присмотра. Деньги, документы, носильные вещи. — Я несла несусветную, сумасшедшую чушь и уже не могла остановиться. — Мы же не можем сдать все в камеру хранения! Или в сейфовую ячейку!

— Боже мой, у вас так воруют?! — прошептала сестра и отключилась. Я не удивлюсь, если она потеряла сознание.

«У нас еще и убивают!» — всхлипнула я и бегом кинулась в оклеветанный отель. Слышали бы меня его служащие. Они прокляли бы мой лживый язык. Тут, конечно, убивают, но я не слышала ни об одной краже. К угрызениям совести добавились новые. Можете себе представить, что творилось у меня на душе?

Наревевшись, я умылась холодной водой и засобиралась. И чего я впала в истерику? На меня совсем не похоже. Вот до чего дошла. Отдых называется. Если так пойдет и дальше, то из отеля я съеду не в тюрьму, а в приют для умалишенных.

Сказав себе еще пару «ласковых» слов для тонуса, я порылась в барсетке и достала клочок бумажки, где Милка нацарапала на всякий случай номер Леонова мобильника. Звонить, правда, разрешила только при чрезвычайных обстоятельствах, но сейчас как раз такие и есть. В общем, пусть звонит матери и объясняется с ней как хочет, я все равно ни на что больше не способна.

Отзвонившись Миле, я чуть повеселела. Уж не знаю, на сколько я наказала ее спонсора, но изложила разговор подробно и с комментариями.

— Ерунда! — утешила племяшка. — Звякни через полчаса, отчитаюсь.

Полчаса я не высидела и соединилась через двадцать минут.

— А я как раз только-только с Муськой попрощалась, — доложила Милочка. — Как я и говорила, все в порядке. Все остается по-прежнему. И не забудь, твоя очередь послезавтра! — напутствовала родственница.

— Да что ты ей хоть сказала?! — не выдержала я.

— У женщин свои секреты! — фыркнула мерзавка и отключилась.

Галина оказалась пунктуальной.

— Как хорошо, что ты все-таки пришла, — пискнула она и покраснела.

— Ну конечно, я всегда стараюсь держать слово, — успокоила я девушку, и она облегченно вздохнула. Не удивлюсь, если она всю ночь крутилась с боку на бок, размышляя, не передумала ли я. Знай она, как я в ней нуждаюсь, спала бы спокойно.

— Мы пойдем ко мне? — поинтересовалась девушка. — Я живу неподалеку, в общежитии. Только у меня еще четыре соседки.

— Зачем? У меня нет соседей. Да и ни к чему таскаться с пузырьками и бутылками.

Обнаружив, что живу я в двухзвездочной гостинице, девушка приуныла. Видимо, в ее понимании мастеру по прическам ниже апартаментов класса люкс опускаться не следует. Ну да ничего, посмотрим, что она скажет, когда я над ней поработаю.

Я усадила девушку и начала пристально рассматривать. Итак, что мы имеем? Глазки — так себе, маленькие и невыразительные. Губки получше — пухленькие. Но не чересчур. Хорошая кожа, довольно густые волосы. Если бы она не жгла их химией и не травила безобразными красителями или хотя бы делала это не одновременно, с прической не было бы проблем. Лицо овальное, правильной формы, значит, ей пойдет почти любая модель. Девушка заерзала, но я проигнорировала ее страдания. Надо определиться, какой образ я буду ваять.

Вы думаете, что в парикмахерском деле главное? Сделать ровную челку или добиться двусторонней симметрии? Ничего подобного! Важнее всего угадать суть клиентки, выбрать для нее гармоничный облик. Кстати, большинство женщин, даже если точно знают, чего хотят от мастера, далеко не всегда правы. И я, например, если дама тычет пальцем в фотографию Мэрилин Монро и требует сделать ей «то же самое», прежде всего прикидываю, что, кроме цвета волос, отличает клиентку от вожделенного образа. Если только годы, это полбеды, есть смысл попытаться, если же к пенсионному возрасту добавляется еще и два-три десятка лишних килограммов живого веса, я делаюсь непреклонна. Я не иллюзионистка. Правда, говорят, помимо прочих достоинств, я обладаю даром убеждения, — обычно только одна из десяти клиенток не соглашается с моими доводами и отвергает то, что я предлагаю. А я знаю точно — если дама за собой ухаживает, одевается со вкусом и стильно, из нее всегда можно вылепить конфетку и никакие жировые отложения не помеха.

— Галочка, выбор цвета у нас, прямо скажем, небольшой. Платиновая блондинка из тебя теперь долго не получится. Так что выбирай: черный или красное дерево.

Воспользовавшись тем, что девушка впала в прострацию и не способна дать отпор, я ее не только перекрасила, но и заново подстригла.

— Феном тебе лучше пока не пользоваться, — заявила я, заканчивая. — Волосы и так пересушены.

— А как же?

— Накручивай на бигуди или просто укладывай на мусс сухие. Я тебе серьезно говорю. Волосы ты уже измучила донельзя.

Галочка приготовилась всплакнуть.

— Глаза-то открой, — потребовала я, когда спрыснула свое творение лаком и тронула челку гребнем. — Или так теперь и будешь ходить с закрытыми глазами?

Взяв клиентку за руку, я отвела ее к зеркалу в душевой и встала рядом.

Уж не знаю, что несчастная надеялась увидеть, но, увидев отражение эффектной незнакомки, опять всхлипнула. Теперь, я полагаю, от счастья.

— Вика, ты из меня сделала настоящую красавицу, спасла, я ведь на себя чуть руки не наложила!

Вот спасибо, а я-то мучилась, как мне ненавязчиво перейти к нужной теме. Ухватившись за фразу о едва не случившемся самоубийстве, я поведала о схожих переживаниях.

— Да ты что! Не может быть! — не поверила Галочка. — У тебя такой вид, — она замялась, подыскивая слово, — уверенный. Я и не подозревала, что у тебя могут быть проблемы.

— Еще какие, — вздохнула я и пожаловалась на преследования со стороны полицейского.

— Что ты говоришь! — разволновалась похорошевшая девушка. — А ведь и к нам приходили из полиции. Про посетителей расспрашивали!

Наводящие вопросы подтолкнули Галину к изложению волнующей эпопеи, и я не могла не позавидовать тому, что ей перепали куда более положительные эмоции. И все потому, что с персоналом «Макдональдса» беседовал нормальный человек. Оказывается, среди болгарских полицейских встречаются и такие!

— Ну и что ты ему сказала? — перебила я нескончаемый поток дифирамбов в адрес симпатичного блюстителя порядка.

— Ничего. Я и не видела этих, ну, пока их еще не пристукнули.

Я чуть не зарыдала. Стоило грохать уйму денег на краску и бальзам, убивать чуть ли не полдня на благотворительность, чтобы выяснить, как мужественно выглядят и с каким достоинством держатся отдельные представители болгарской полиции!

— Зато Боженку, кассиршу, потом еще два раза вызывали.

— Она их видела? — встрепенулась я.

— Одного вроде видела, такого мелкого, с носом вроде сливы. Говорит, он у нас пару раз обедал, а вот насчет других не знаю. Нам их фотографии тоже показывали, но никто не опознал.

Ну и что мне теперь оставалось? Галочка опять затарахтела про запавшего в душу красавца, а я раздумывала, что делать. Ничего сколько-нибудь умного на ум не приходило.

— Ты будешь смеяться, но я все думаю, какой изобрести предлог, чтобы опять увидеть Стояна.

— Кого-кого?!

— Стояна, полицейского, который приходил. У него и фамилия такая же красивая. Кра-си-лов, — пропела Галочка и закатила глаза, а я чуть со стула не рухнула.

Этот людоед — предмет девичьих грез?! Как ни сложно было поверить, но пришлось. Иначе получалось, что в здешнем околотке два однофамильца, которые к тому же тезки, да еще и занимаются одним расследованием.

На прощание Галочка еще разок сбегала к зеркалу и предложила:

— Ты к нам заходи, я буду рада. А когда клиентов мало, можно и поболтать.

Нет, спасибо. Галочкину биографию я и так уже знаю наизусть, а оды господину Крысилову вызывают у меня нервное расстройство. Хотя я больше ни ногой в холестериновый рай, гостью заверила, что как-нибудь заскочу. Заперев за ней дверь, я опять задумалась.

Голова шла кругом, и вовсе не от обилия информации. Я не представляла, в каком направлении двигаться дальше. Даже не знаю, что я надеялась услышать от Галочки и на что рассчитывала, наседая на портье, но они не дали мне ни одной зацепки. Какая разница, что теперь мне известно, в каком номере останавливался покойный американец? Расспрашивать соседей? Так здесь почти никто ни с кем не знаком. Мне даже фамилия «любовника» мало что дала. Не представляю, у кого о нем наводить справки.

А уборщица? Она меня порадовала только смелым предположением, что иногда Крысилов бывает похож на человека. Очень, кстати, спорное заявление. Пока сама не увижу, не поверю.

Можно, конечно, попытаться выйти на эту самую Божену, но, будь уже хоть какие-то серьезные сведения, коллектив, и Галочка в том числе, был бы в курсе. Так стоит ли искать к ней подходы, чтобы выяснить, узнавал ли он у подавальщицы способ приготовления чипсов или местонахождение ближайшего туалета?

Ужинать я договорилась пойти с югославами. Они облюбовали какое-то уютное местечко, где дегустируют блюда национальной кухни. И без сомнения, я провела бы вечер наилучшим образом, не случись в этом же ресторане прекрасного Иво. На сей раз он был не один, и страстная рыжая красотка, возле которой он бил копытом, оказалась как раз такой, как я себе и представляла подругу этого мачо. Мне бы, ясное дело, радоваться, что он не собирается строить мне никаких козней, а я чуть не разревелась. В кои веки на меня глаз положил такой красавец, а я его невесть в чем заподозрила и повела себя как последняя идиотка. Он и понесся искать нормальную женщину. Которая не пошлет его расталкивать старушек и не станет коситься как на прокаженного.

В полном соответствии с народной мудростью, гласящей, что ценим мы только утраченные сокровища, я впала в затяжную депрессию и только колоссальным усилием воли делала вид, что развлекаюсь от души, дабы не травмировать ни в чем не повинных приятелей и не портить им вечер. Зато в номере, добравшись до казенной подушки, я успела оросить ее слезами, прежде чем погрузиться в кошмарные, до отказа набитые трупами сновидения.

Измученное непрерывными переживаниями и встрясками воображение, вероятно для того, чтобы помочь мне избавиться от проблем, извело под корень чуть не всех моих здешних знакомых. В мир иной переселились херувим-администратор, двуличный полицейский, все три несостоявшихся воздыхателя и Божена, которую я ни разу не видела. Даже странно, почему в живых остался Иво? Или он и есть настоящий преступник?

Глава 9

Можете не сомневаться, дурное настроение, охватившее меня при встрече с венгром, за ночь никуда не делось. Наоборот, оно пустило корни и выбросило пышный, ядовитый цветок. Захотелось запереться в номере и весь день проплакать, но проклятая гордость заставила тащиться на завтрак. Вот из принципа не покажу вида, как мне горько и обидно! И выглядеть назло ему буду лучше всех! Пусть не мечтает, что без его внимания женщина зачахнет и станет думать только о наименее мучительном способе ухода из жизни.

И все же в глубине души я понимала: дело не только в Иво, но и во мне самой. Я устала, очень устала, причем уже давно. И вот, вместо положительных эмоций, на которые, казалось бы, вправе рассчитывать всякая законопослушная туристка, я получила гору трупов и подозрение, что они на моей совести. А все попытки забыть о проблемах, которые на самом деле проблемы здешней полиции, а вовсе не мои, заканчиваются плачевно.

В холле я столкнулась с Бонкой, гидом, встречавшей российских туристов в день моего прилета. Мы потом перебросились парой фраз на ходу, но она так и не сумела затащить меня на какую-нибудь экскурсию.

Ужаснувшись моему хмурому виду, Бонка отказывалась верить, что «такая красивая девушка до сих пор не нашла себе пару».

— Какая пара! Общаюсь в основном с покойниками и полицией. Что хуже, уже и не знаю, — проворчала я и собралась ее обойти, но Бонка не дала.

— У тебя плохое настроение! — укоризненно заметила она.

Ага, а у нее на моем месте, можно подумать, было бы игривое. Я, может, последние дни на воле догуливаю, а она пристает с ерундой.

Сомневаюсь, что экскурсоводов учат читать мысли. Скорее всего, я от расстройства не сдержалась и высказалась вслух.

Девушка с готовностью кивнула и заявила, что тем более, раз уж у меня осталось так мало времени, его нужно использовать на полную катушку.

— Не ищи уединения. Даже если у тебя серьезные проблемы. Наоборот, тебе как можно больше следует бывать в общественных местах.

Я хотела отмахнуться, но доброжелательница не унималась:

— Вика, я тебе точно говорю. Тебе нужно общение!

Вот ведь пристала, специалистка по психологическим проблемам. Заняться ей, что ли, нечем? Нагрубить я не успела; Бонка принялась соблазнять меня невиданной экскурсией.

— Как раз сегодня вечером отходит автобус от отеля. Осталось два свободных места. Ты не думай, — зачастила она, правильно интерпретировав мой саркастический взгляд. — Это очень хорошая экскурсия. Посещение ресторана с национальной болгарской кухней, культурной программой и дискотекой. Всем нравится. Люди даже по второму разу ездят!

А чего ж не ездить, если и по первому некуда податься? На безрыбье еще и не туда рванешь, — я таки не собиралась поддаваться на хитрые посулы. Небось в автобусе как раз и занято одно-два места, посещаемость мероприятий — ноль. Вот она и разливается соловьем. Дурочек вроде меня подлавливает.

— Вика, да что с тобой? Кто тебя так обидел? — не выдержала девушка, и мне показалось, что она по-настоящему расстроена. — Ну, не хочешь, не надо, только не сиди ты постоянно в номере. Съезди в Софию, Бургас, покатайся на пароходике. Ты же отдыхать, а не умирать приехала!

— А вот это еще никому не известно, — буркнула я, но сопротивление было сломлено. Да чего я, правда, взъелась на девочку? Ей нужна массовость? Ради бога, если, конечно, мое участие решит все проблемы. Я так и так собиралась вечером поужинать, какая разница где?

Увидев, что я начинаю сдаваться, Бонка просветлела и защебетала про бесплатное вино в неограниченном количестве, предлагаемое экскурсантам.

— Если я напьюсь, до автобуса дотащишь? — засмеялась я. — Или утерянных туристов просто списывают?

— Да ты что! — не поняла юмора Бонка. По-видимому, я ухитрилась задеть ее профессиональную гордость. — Мы всех аккуратно пересчитываем. И по приезде и перед отправкой.

— Ну, если пересчитываете, ладно, — махнула я рукой и достала деньги. — Во сколько мне нужно спуститься?

— В семь, в восемь мы будем на месте. И не забудь путевку, — напутствовала Бонка.

До отъезда я прошлась по отелю. Честно промаршировала по всем десяти этажам, но, кроме нагулянного аппетита, похвастаться было нечем. Трупов не попалось ни одного, и, несмотря на отсутствие результатов, я была вполне удовлетворена. Скажу больше, я нисколько не обижусь, если покойники вообще перестанут плодиться как грибы после дождя в непосредственной от меня близости.

Возле номера меня, как обычно, уже ждали. Скоро я к этому так привыкну, что начну удивляться, не обнаружив хотя бы пару визитеров. Только сейчас это был не Крысилов, факт, надо сказать, приятный и обнадеживающий.

— Вы ко мне? — на всякий случай поинтересовалась я у симпатичного темноволосого паренька, переминавшегося с ноги на ногу у двери.

Парнишка оказался из турфирмы и осчастливил меня сообщением о том, что я у них пятитысячная гостья.

— Здорово, — вежливо порадовалась я, не понимая, что от меня все-таки ждут.

— Для вас есть бонус, — продемонстрировал тридцать три здоровых зуба собеседник, — бесплатная поездка!

А вот этого не надо! При слове «бесплатный» я очень напрягаюсь. Что дармовым бывает только сыр в мышеловке, я уяснила еще в самом начале перестройки, меня голыми руками не возьмешь. Выиграли машину в лотерею? Сочувствую. Придется уплатить налог, таможенную пошлину, еще какую-нибудь мелочовку, и авто обойдется примерно в ту же сумму, что вы бы заплатили, просто купив его. С той разницей, что получили бы ту марку, которую сами выбрали. Да и претензий к качеству авто у вас потом могло возникнуть гораздо меньше.

Обнаружили под крышкой кока-колы половину нарисованного велосипеда? Грустно. Вторая половина или не существует в природе, или искать ее надо на другом континенте. В вашем регионе ее точно нет. Лучше уж ищите под крышкой картинку с банкой того же напитка. Отстоите в очереди пару часов, и нальют стакан газировки. Только учтите, эту услугу вам окажут не везде, — есть надежда сначала как следует побегать.

А уж если вам на улице предлагают ценный подарок в рамках рекламной акции, смотрите в оба. Получив бесплатно набор зубочисток, вы имеете шанс две недели «отдыха» в курятнике оплатить по цене кругосветного путешествия. Продолжать, полагаю, не имеет смысла. Про подобные «сделки» знают почти все. Если не на своем печальном опыте, так из самых достоверных источников.

— Спасибо, не надо. — Надеюсь, мне удалось смягчить непреклонность улыбкой. — У меня другие планы, и вообще я предпочитаю отдыхать пассивно. Загорать, купаться и так далее. Короче, вручайте бонус кому-нибудь другому. Если, конечно, не хотите мне отдать его деньгами.

Раскошеливаться парень не желал. Зато предложил выбирать любую экскурсию. Даже пытался отвести меня к стенду в холле, знакомящему туристов с предлагаемыми развлечениями.

— Юноша, — не выдержала я, — я же, кажется, понятно сказала? Спасибо, нет. Я не нуждаюсь в ваших услугах.

Он еще что-то бормотал про комфортабельный микроавтобус, в котором мне было выделено место, но я захлопнула дверь и потянулась за водой. Да уж, не хотела бы я, чтобы жизнь меня заставила заниматься чем-нибудь подобным. Навязывать товары и услуги — не в моем характере. Я считаю, что человек — это не раб рекламы и не дойная корова для промышленников, а свободный индивидуум, который сам решает, как ему строить свою жизнь, и делает покупки в силу необходимости, а не для поддержания имиджа.

Я вышла на балкон, чтобы снять с веревки высохший купальник, и увидела, как мой неудачливый визитер что-то горячо обсуждает с кривоногим мужиком. Оба покосились на мои окна, и я сумела разглядеть второго собеседника. Скажем прямо, не красавчик. Вспомнив, что у меня еще есть дела, я заперла балконную дверь и приступила к сборам.

Номер я покинула минут на двадцать раньше, чем было нужно, на ходу перекусила печеной картошкой с ветчиной и сыром и отправилась за естественными туристскими радостями. Хорошо хоть меня не укачивает в автобусе. Похоже, ехать придется за тридевять земель.

Загрузившись часом позже в комфортабельный автобус, я не поверила глазам: свободных мест не оказалось! Ни единого!

Бонка мне заговорщически подмигнула, и я поежилась. Да ежели такая орава перепьется, как их всех затаскивать в автобус?! Или все предусмотрено, и специально нанятые мужики помогают Бонке грузить и складировать живой товар?

Скажу честно: от аншлага поднялось настроение, и мне передалось радостное возбуждение пассажиров. Экскурсовод действительно права. Хватит киснуть, пора, наконец, вспомнить, что я на отдыхе. На сегодняшний вечер выкидываю из головы все негативные мысли!

Как только я перестала убиваться, выяснилось, что пейзаж за окном, пусть и не слишком разнообразный, смотрится замечательно. Поля с кукурузой и рожью, маленькие чистенькие деревушки, утопающие в зелени, располагали к приятной задумчивости и умиротворению. Несмотря на то что жара и не думала спадать, кондиционеры дарили прохладу и возможность в полной мере наслаждаться поездкой. Я даже пожалела, когда мы доехали до места. Уж слишком быстро. Но, бросив взгляд на часы, обнаружила, что ехали мы больше часа. Надо же, я и не заметила!

Ресторанный зал был не то чтобы просторный, но очень вместительный. Вокруг пятачка сцены теснились деревянные столы и лавки. Льняные скатерти с орнаментом, глиняная посуда, весь интерьер обещали гостям уют, простую и сытную еду и незатейливые развлечения. Я помянула добрым словом своего гида и пообещала себе извиниться перед ней при первом же удобном случае. Теперь я не сомневалась, что на душеспасительную беседу ее подвигло человеколюбие, а не корысть.

Еда была, честно говоря, так себе. Что-то вроде фасолевого супа, салат с помидорами и брынзой и какие-то жутко соленые и жирные колбаски. Их я не осилила. Вино, которое, как предполагалось, я на халяву начну хлестать из бочки, меня не впечатлило. Кислое я вообще не переношу. Зато ракия! Не подозревала, что стану восторгаться крепкими напитками. Никогда не любила водку, но, оказывается, виноградная, к тому же хорошего качества, — это что-то! Теперь я знаю, что привезу знакомым.

За нашим столом, как и за остальными, сидели туристы из разных отелей, мои соотечественники, которых раньше я, по-моему, не встречала. Что не помешало нам с соседкой провести сравнительный анализ кухни, сервиса и комфортабельности наших гостиниц. Как и следовало ожидать, хрен оказался ничуть не слаще редьки. Две звезды — это, знаете ли, не апартаменты класса люкс. И уж если собираешься экономить, потом нет смысла выискивать недостатки.

Меня, к слову сказать, устраивало все, кроме утренней кормежки. Где спать, мне без разницы: во сне я все равно не в состоянии оценить степень изношенности напольных покрытий или обшарпанности стен и платяных шкафов. А в дневное время в номере делать нечего. Соседка же, поддержав меня в претензиях к выбору блюд, хаяла заодно интерьер своего временного пристанища, жесткость кроватей и отсутствие кондиционера.

— А кондиционер-то на что? — изумилась я. — Балкон ночью открыть, так и прохладно.

— Как это открыть?! — возмутилась дама. — А залезут?

— Да кто залезет?!

— Кто угодно! — изрекла соседка.

Я прикинула, станет ли воришка рисковать здоровьем, карабкаясь на седьмой этаж ради пожитков постоялицы двухзвездочных апартаментов. Хотя не исключено, что дама опасалась настойчивых поклонников. Правда, и в этом случае ее страхи были сильно преувеличены. Ради прелестей фемины на пятом десятке, обремененной к тому же, помимо лишнего веса и законного мужа, тремя увесистыми бородавками на лице, на месте мужиков я бы и на второй этаж не потащилась. Даже на лифте!

Стенания соседки мне наскучили, и я начала глазеть по сторонам. Интересно, здесь только российские туристы? Немцев и прочих европейцев что, возят в другие дни? Приглядевшись повнимательнее, я заметила арийцев в дальнем углу. Веселились они не меньше остальных, к бочонку, надо думать, приложились не единожды.

Внезапно мой блуждающий взгляд выхватил знакомую фигуру. Иво, поманивший меня миражом большого личного счастья, пусть и не слишком долговечного, и променявший на более достойный экземпляр. Прекрасный блондин сновал по залу и явно кого-то искал.

Мое непредсказуемое сердце не успело даже екнуть, как красавец скрылся из виду. Можете не верить, но я и не подумала лететь к нему сломя голову, а продефилировала между столиками единственно с целью посещения дамской комнаты. Должна же я была проверить, не попортилась ли у меня прическа? Я все-таки в ресторане находилась, а не на беговой дорожке и не на пляже!

Вернувшись, я обнаружила еще одно знакомое лицо, и настроение моментально испортилось. За соседний столик усаживалась кассирша из обменника, мерзавка, наказавшая меня на сорок левов. То есть на двадцать долларов. И чем, интересно, эта дрянь тут занимается? Достопримечательности осматривает? С изысками болгарской национальной кухни знакомится?

Баба, однако, ни осматривать, ни дегустировать ничего не собиралась, она тоже кого-то искала. И даже, похоже, нервничала.

— Что вам здесь понадобилось, голубушка? — ласково поинтересовалась я, пристраиваясь рядом. — Если намереваетесь стянуть чью-то сумочку, не надейтесь, не выгорит. Я с вас глаз не спущу. А заодно поинтересуюсь у администрации, с какой стати они сюда всякую шелупонь пускают.

Даже если мерзавка не все поняла из моей проникновенной тирады, ей явно стало не по себе. Не только голос, но и выражение моего лица ей не обещали ничего хорошего. Допускаю, что она меня не узнала, — где ей запомнить всех обобранных дурочек, — но инстинкт самосохранения у нее определенно имелся. И мои к ней чувства интерпретировала абсолютно верно.

— А? Чего? Я не понимаю, — жалко проблеяла она, но я нисколько не смягчилась. Слишком свежи были воспоминания о том, как стерва упивалась моей растерянностью и унижением, с каким удовольствием давила на свою поганую кнопку вызова охранника. И как щурился этот жирный боров, ее напарник, когда я жаловалась ему на грабеж.

— Иди, иди. — Он поиграл дубинкой, висящей на жирном торсе.

Невооруженным глазом было видно, как отлично у этой парочки налажено надувание туристов. Она дает сумму, вдвое меньше положенной, и жмет на кнопку вызова. Моментально появляется притаившийся поблизости подельник и оказывает моральное давление. Сомневаюсь, что каким-нибудь старушкам из Европы или даже моим бывалым соотечественницам-челночницам вздумалось испробовать на себе дубинку мародера. А с мужиками — тем более не производящими впечатления беззащитных — они, скорее всего, просто не связываются.

Я ничего не могла поделать, а ощущение было такое, словно мне плюнули в лицо. Ну почему такое возможно?! Я могла бы ожидать подобного у себя на родине, да и там ситуация меняется к лучшему. У нас появились не осточертевшие покупатели, а уважаемые клиенты и потребители, у которых — как ни фантастично это звучит — есть свои права, иногда даже признаваемые торговыми работниками. Хотя, конечно, в Москве еще можно запросто столкнуться с хамством, например в государственном учреждении, случается, в конце концов, что люди попадают в сферу интересов каких-нибудь братков или крупных мафиози, — всякое бывает, — но в этой прекрасной солнечной стране, где люди излучают дружелюбие и готовность помочь, я оказалась не готова к издевательствам и безнаказанной наглости.

— Не понимаешь? Пойдем к распорядителю! — Я ухватила бабу за локоть и выдернула из-за столика. — Здесь сидят русские туристы, и они временно отошли. Что тебе понадобилось на чужом месте?

Перепуганная тетка начала жестикулировать, затараторила что-то на болгарском, но я была неумолима. На нас уже начали обращать внимание, и к столику протискивался громила в униформе.

— Эта женщина не имеет права тут находиться! — решительно заявила я. — Она не туристка, и зачем подсела за столик в отсутствие хозяев, неизвестно. Люди оставили свои вещи, и им, я думаю, не понравится, если что-то пропадет.

Мужчина заверил меня, что непременно выяснит все обстоятельства, и бабу забрал. На прощание она кинула взгляд, полный такой ненависти и злобы, что я даже испугалась, не переплюнула ли она мои собственные эмоции. Зато теперь исчез отвратительный осадок на душе, от которого я не могла избавиться. Больше того, можете считать меня мелочной, коварной и мстительной, но, увидев, что кассирша что-то уронила под стул, я и не подумала догонять ее. Я спокойно подняла ключ и сунула в сумочку. Если гадюка еще и не попадет сегодня в квартиру, я буду последней, кто станет из-за этого рвать на себе волосы.

Началась обещанная «культурная программа», и обманщица вылетела у меня из головы. А ликование сменилось состраданием к ближнему, то есть к людям, чья обязанность развлекать и привечать дорогих гостей, — к артистам. Мне ли не знать, что такое детишки и как они могут разнообразить и расцветить жизнь старшего поколения!

Заслышав музыку, молодая поросль в возрасте от трех до пяти решила, что обещанная дискотека началась, и немедленно оккупировала пятачок, предназначенный для артистов. Мольбы конферансье освободить площадку для тружеников сцены не возымели ни малейшего эффекта. Дети были на отдыхе и, соответственно, успели забыть правила поведения, привитые в дошкольных воспитательных учреждениях, а их ближайшие родственники, в отличие от меня, отвращения к молодому вину не испытывали и уже сами нуждались в опеке.

Первой на эстраде появилась певица, дама средних лет в национальном костюме. Допускаю, что в другой ситуации она перепела бы Монсеррат Кабалье. То есть если бы ей не пришлось стоять под натиском распоясавшихся детишек, дрыгавших конечностями и выпихивавших ее со сцены. В экстремальных же условиях певица выглядела не лучшим образом, пела и того хуже.

Я с трудом удержалась, чтобы не ободрить подругу по несчастью советом и добрым словом, но она молниеносно раскланялась и ускакала за кулисы. Я не брошу в нее камень, если после выступления она надерется до потери человеческого облика.

Сменивший даму усатый мужичок, гарцующий наподобие наших родных джигитов, по-видимому, лимит чадолюбия тоже исчерпал. Причем давно и полностью. Дудочку из-за спины он выхватил с таким зловещим видом, что я содрогнулась. Я ожидала появления кинжала или, как минимум, топора. Проняло даже деток — они немного расступились. Однако стоило следующей участнице занять свое место, опять начали хоровод.

Последней танцевала молоденькая девушка, и она, на мой взгляд, держалась достойней всех. Как я ни вглядывалась, признаков страха или отчаяния на симпатичном личике не обнаружила. Хотя, конечно, все равно не поручусь, что ее хрустальная мечта — полный дом розовощеких ребятишек. Во всяком случае, в тот момент, когда двое малолетних танцоров, восторженно повизгивая, уцепились за ее подол, мало вероятно, что плясунья не зареклась хотя бы ограничить число планируемых наследников.

Это душераздирающее зрелище разбудило воспоминания тринадцатилетней давности и подкосило меня до такой степени, что я велела пробегавшей официантке принести еще ракии.

Третья рюмка виноградной водки весьма поспособствовала изменению не только моего настроения, но и, не побоюсь сказать, мировоззрения. Сидящие в зале стали моей семьей или, по крайней мере, лучшими друзьями, к которым можно обратиться с любой просьбой и которые разделят самый непосильный груз. Я даже прикинула, не пожаловаться ли коллективу на все свои трудности, а заодно и на проклятого полицейского. Но почему-то воздержалась.

Дальнейшее я помню смутно, хотя в том, что штурмовала автобус собственными силами, уверена на сто процентов. Другое дело, что в первую попытку я перепутала транспорт и в нужном автобусе оказалась только со второй или третьей. А вот как очутилась в номере, не помню совершенно. Утро, помимо дикой головной боли, меня «порадовало» отсутствием любимой сумочки. Между прочим, кожаной и жутко дорогой!

Вернувшись к жизни при помощи двух таблеток анальгина, я поплелась к бассейну, — во втором часу пополудни на море делать нечего. Я обошлась без завтрака, и что-то мне подсказывало, что от обеда и ужина я тоже откажусь. Причем неизвестно в течение скольких последующих дней.

Глава 10

По-настоящему очухалась я ближе к вечеру. Перестала наконец тупо пялиться в пространство и даже нашла силы пообщаться с югославами. Они дружно порадовались улучшению моего самочувствия и выразили надежду, что впредь в выборе напитков я буду осмотрительней. На предложение вместе поужинать я вынужденно ответила отказом, и супруги настаивать не стали, ограничились рекомендацией хорошенько выспаться. Скатав подстилку, я сунула ее в бездонную пляжную торбу и двинула к отелю.

Откуда-то сбоку неожиданно вывернулся незнакомец и молниеносным рывком выхватил у меня сумку. Исчез он даже быстрей, чем появился. А когда я сообразила закричать, было поздно. Такими темпами парень мог уже добежать до канадской границы.

Я вернулась к лежакам и поведала друзьям о происшествии. Оба страшно перепугались. Европейцы, что с них взять! Привыкли жить в правовом государстве, так их от любой мелочи в дрожь кидает. Что бы они запели, узнай, что тут не только воруют!

То ли дело я. Трупы только что лично не обнаруживаю и все равно как огурчик. И не потому, что такая героическая личность. Просто мы, россияне, в постперестроечные годы к чему только не притерпелись! Что нам жмурики — подумаешь! Раскрой любую газету, а еще лучше выйди в «спальном» районе на улицу после наступления темноты — обогатишься впечатлениями, какие чикагским жителям и населению Гарлема даже в страшном сне не привидятся!

Нада предложила мне идти к ним в номер, она, вероятно, опасалась, что, лишившись сумки (кстати, второй за два дня), я пережила сильнейший стресс и мне нужна экстренная помощь. Глупости. Я просто поначалу опешила, но теперь, представив, какой сюрприз ждет этого придурка, повеселела.

Кроме «ароматизированной» подстилки, он сможет приобщить к трофеям влажное полотенце, далеко не новое, и не самый чистый носовой платок. По причине пошатнувшегося здоровья сегодня я не взяла даже книжку и кошелек за ненадобностью оставила в номере. Хотя чуть не забыла, в сумке было кое-что еще. Только вот не знаю, его действительно утешит маленький пакетик чипсов и пустая пластиковая бутылка из-под минеральной воды?

Заверив друзей, что со мной полный порядок, я предприняла повторную попытку попасть в отель и на сей раз преуспела. А когда попросила ключ от номера, девушка-администратор меня порадовала, сообщив:

— А вас искала Бонка. Вы вчера сумку оставили в автобусе. — Она протянула мне «дорогую пропажу» и с беспокойством спросила: — Все на месте?

Даже поверхностный осмотр подтвердил кристальную честность водителя и моей благодетельницы. Все-таки чем больше я узнаю болгар, тем больше они мне нравятся. Нет, конечно, я не обольщаюсь, в любом народе встречаются отщепенцы. Однако ни знакомство с кассиршей обменного пункта и ее подельником, ни преследования дуболома-полицейского, мечтающего пристроить меня за решетку, ни тот факт, что только за время моего тут пребывания с жизнью не по своей воле простилось трое туристов (еще, кстати, неизвестно: может, их извел и не представитель коренного населения), ни сегодняшняя кража не заставят меня изменить этого мнения.

В большинстве своем болгары — доброжелательные и очень светлые люди. Россиянам, особенно столичным жителям, разучившимся улыбаться и воспринимающим жизнь как цепь материальных затруднений, помноженных на тотальный беспредел и беззаконие, иногда полезно посмотреть вокруг себя другими глазами.

Жизнь здешнего народа тоже не безоблачна. В туристический сезон они работают буквально на износ, и сомневаюсь, что отлеживают бока в остальное время. И все равно они улыбаются. Причем совершенно искренне. И не испытывают неприязни к благополучным туристам, ведущим праздный образ жизни. Может, именно поэтому, в обстановке общего жизнелюбия и терпимости, у них и нет массового террора и запуганности, а преступления и преступники — явление редкое и нетипичное.

Войдя с такими мыслями в номер, я застыла. Содержимое шкафов и чемодана покрывало пол, кровати и остальные имеющиеся плоские поверхности. На тумбочке валялись книги, мой недовязанный рукав и кошелек. Приходилось признать, что увиденное — отнюдь не результат уборки, произведенной персоналом в мое отсутствие.

Неужто давешняя дама из ресторана оказалась права? Только что у меня можно похитить? Деньги и документы я держу в сейфе на ресепшене, ключ от ячейки пристегнут к массивному браслету на запястье, я его не снимаю, даже когда купаюсь. Никаких ювелирных украшений, кроме тех, что на мне, — браслет, о котором я уже сказала, цепочка с медальоном и крупные серьги с аметистом, — я не брала. Тряпки? Но кому нужны мои вещи, если я не наследница «Торгового дома Романовых» и зарплата, даже вкупе с «левыми» заработками, ограничивает мои потребности самым скромным и необходимым? Тем более, что визуальная проверка подтвердила: ни на поношенные джинсы, ни на стоптанные кроссовки вор не польстился.

Мелькнула приятная мысль, что могли похитить леопардовое недоразумение — единственная новая вещь, к тому же дорогая и необычная, но под кроватью отыскался и «леопард». Очень жаль. Если бы его украли, я могла бы с чистой совестью объяснить Милочке, отчего не ношу ее подарок. Даже в кошельке никаких пропаж! Пять долларов и десять левов лежали нетронутыми и подтверждали мои сомнения в целесообразности посещения домушниками отелей данной категории.

Не знаю, наверное, в таких случаях следует ставить в известность администрацию? Лично мне перспектива провести ночь в объяснениях не улыбалась. Компенсировать все равно никто ничего не станет, да и нечего, в сущности, компенсировать. А привлекать излишнее внимание к своей особе я тем паче не рвалась. Опять же, не исключено, что побеспокоят Крысилова, а уж на это я даже с приплатой не согласна.

Решив, что лучшее, что я могу предпринять, — это плюнуть на беспорядок и, освободив одну кровать, отправиться на боковую, я сгребла шмотье в охапку и занялась устройством лежбища.

Как ни странно, кошмары в эту ночь меня не беспокоили. Наоборот, мне снилось поле, широкое и удивительно красивое. Спелая крупная рожь колыхалась в легком мареве, и бесчисленные вкрапления васильков придавали ей еще большую красочность и очарование летней сказки из далекого детства. Я босиком ступала по краю поля и пела от счастья. На душе было легко и свободно, хотелось воспарить как птица и лететь, лететь до тех пор, пока не устану и не опущусь снова в восхитительно-золотую рожь.

Я и утром, когда проснулась, испытывала невероятный душевный подъем и спокойствие. День начинался замечательно, даст бог, он и закончится благополучно.

Приняв душ и приведя себя в порядок, я «задвинула» пробежку и устремилась на пляж. За мороженым, соком и купанием. Потом по расписанию, как обычно, бассейн, а насчет вечера будет видно. В перерыве между морем и пляжем я заскочила в номер и привела его в более или менее пристойный вид. Кстати, не забыть погладить любимое платье — вечером мы с Надой и Райко снова собрались поужинать в ресторане!

Ждать лифт я не рискнула — уж больно в это время народу много. Простоишь до посинения. Я рывком преодолела четыре этажа и остолбенела. Под дверью, прямо на полу, сидел мой несостоявшийся ухажер. И вид у него был, прямо скажем, не очень. У меня даже мелькнула мысль, что не одна я «с кайфом» провожу отпуск. Поверить крайне сложно, но, похоже, у Паши даже меньше, чем у меня, поводов быть благодарным судьбе. Бледный, с трясущимися губами, он производил впечатление побитой дворняги, которой уже нечего ждать от жизни и которая, наконец, нашла хозяина, но боится поверить, что ее примут обратно, обласкают и обогреют.

— Ты меня ждешь? — спросила я, и сама поразилась, какие спрашиваю глупости. А кого еще он может ждать? Разве что Крысилова. Так никто не знает, что чудовище задалось целью сжить меня со свету.

— Да, — простонал несчастный. — Я, кажется, умираю.

Тогда понятно. Это как раз по моей части. Он что, обнаружил в кармане мое фото?

Разумеется, этот вопрос я задала незамедлительно. Еще до того, как отпереть дверь.

— Какая фотография? — проскулил он. — Не видишь, мне не до шуток!

Парень дернулся, а я подумала, что работники здешнего морга меня, наверное, возненавидят. Даже если их пока еще не просветили, кому они обязаны интенсивной загрузкой, думаю, Крысилов найдет себе среди них единомышленников, как только трупы придется вывозить непосредственно из моего номера.

Полагаю, мои сомнения извинительны и причины, по которым я не спешила распахивать дверь, вполне понятны. Хотя разве от меня что-нибудь зависит?

— Ты меня впустишь, наконец?! Или мне так и подыхать на коврике?! Как собаке?!

Действительно, зачем на коврике, когда можно со всеми удобствами? Хотелось бы только знать заранее, туристы, которые отныне косяком потянутся в мой номер, чтобы в относительно комфортных условиях проститься с земными заботами, тоже станут дожидаться меня под дверью? Боюсь, это непоправимо скажется на моей репутации. Может, разумнее попросить администратора выдавать ключ от номера всем желающим? Только пусть потенциальные покойники установят строгую очередность. У меня и так не повернуться. Не больше двух человек зараз, и все тут!

Умозаключения я подытожила уже сидя в единственном кресле своего временного пристанища. Павел капитально распластался на моей кровати и теперь с жалким видом требовал внимания.

Я скорбела над своей незадавшейся жизнью и проклинала собственное легкомыслие и нерешительность. Ну почему я не уехала на родину, когда поняла, что от меня отвернулись звезды? Хотела проявить геройство? Стойкость и мужество? Теперь у меня будет великолепная возможность продемонстрировать эти несравненные качества в местах лишения свободы. Но я не поручусь, что смогу достойно продержаться четверть века. Или в Болгарии еще не отменили смертную казнь?

В конце концов, я все-таки взяла себя в руки. Да и то только потому, что, несмотря на уверения гостя, будто жить ему осталось всего ничего, у меня возникли некоторые сомнения по этому поводу.

— Что стряслось-то?

Визитер в очередной раз заверил меня, что помирает, и поведал о причине неблагоприятного прогноза.

— То ли съел чего, — простонал он, — то ли выпил…

— Скорее последнее, — прикинула я. — Вчера, что ли, хорошо повеселился?

При воспоминании о давешнем веселье парень с завидной прытью рванул к санузлу, а я совсем успокоилась. Он еще поскачет. Лет шестьдесят или даже больше. Если, конечно, одумается и станет держаться от меня подальше. Придется парнишке объяснить, что ему это совершенно необходимо, если он и впрямь заинтересован в собственном долголетии.

Минут через пятнадцать Паша помимо ценных указаний получил четыре таблетки из моей знаменитой аптечки, две из которых я велела ему принять немедленно, а остальные — с двухчасовым интервалом. К его мольбам полежать в моем номере я, разумеется, осталась равнодушна.

— Нет уж, милый. Первую помощь я тебе оказала, и хватит. Тут не походный госпиталь. И если тебе действительно худо, логичнее прибегнуть к помощи специалиста. Если не ошибаюсь, в соседнем отеле есть медпункт.

На лице страдальца отразилась мука, и я вспомнила первого мужа. Врачей он боялся даже больше, чем налоговой инспекции. А уж случись ему прихворнуть, с него смело можно было писать сына Ивана Грозного. Как раз в тот момент, когда, получив отцовское «благословение», молодой мужчина готовился навсегда покинуть родных и близких.

Выпихнув мученика, я заперла дверь и отправилась искать утюг. Получив его за небольшую плату, я повеселела, но, увидев индивидуума, рванувшего ко мне со стороны холла, попятилась. Визитер едва успел отдернуть ногу, и утюг грохнулся на ковровое покрытие.

Подхватив казенный инвентарь, я сделала вид, что незнакома с Крысиловым, и повернулась к нему задом. Затем не торопясь направилась к лифту. К моему величайшему огорчению, полицейский двинул за мной. Ни я, ни он пожимать друг другу руки или другим способом выражать радость от встречи не спешили. Как и в его последний визит, я пожалела, что не додумалась переночевать на пляже.

А может, плюнуть на экономию и снять квартиру? Тогда наконец у меня будет возможность спокойно отдохнуть. Беда только в том, что в курортной зоне нет частного сектора. Чтобы снять квартиру, придется ехать чуть ли не в Софию!

— Я вас не приглашаю! — решительно заявила я. — Какое вы имеете право меня преследовать?! Пришли арестовывать? Нет? Тогда в чем дело? Хотите поделиться результатами расследования? Опять не угадала? В таком случае не о чем и говорить. У меня, знаете, и кроме вас есть чем заняться!

Полицейский на мою прочувствованную речь не отреагировал, а стоило мне отпереть дверь номера, отпихнул меня в сторону и втиснулся на мою территорию.

— Да что вы себе позволяете, в конце концов?! — заорала я.

Обличительная речь осталась незаконченной. Увидев, куда именно пялится чудовище, я предположила, что оставлять меня на свободе он, по всей вероятности, уже не будет.

У меня был гость. Тот же самый. Только теперь он почему-то ждать на коврике не стал, а, свернувшись клубочком, мирно возлежал на моей кровати.

Я встретила взгляд полицейского и углядела в нем решимость уж в этот-то раз обязательно привлечь меня к ответственности. Скорее всего, за проституцию. Больше при всем желании придраться не к чему.

— Так я и думал, — изрек мерзавец. — Вот почему вы не хотели меня впускать.

— Опасаетесь за Пашину нравственность? — хмыкнула я.

— Я опасаюсь за его жизнь! — прорычал полицейский. — Вернее, уже не опасаюсь.

— Вы что себе позволяете?! — вызверилась я. — Все! У меня лопнуло терпение! Убирайтесь немедленно!

— Труповозку вы встретите сами? — ехидно поинтересовалось чудовище и сменило тон на официальный: — До приезда следственной бригады я не покину место преступления.

— Да что вы такое плетете?! — От возмущения у меня сел голос, и я простуженно сипела. — С чего вы взяли, что он мертвый?! Или вы преследуете не только меня и думаете, что парень наложил на себя руки?

— А с чего бы ему быть живым? — не остался в долгу полицейский. — Если он попал в сферу ваших интересов? Или вы станете утверждать, что мужчина вам незнаком? Несмотря на то что назвали его по имени?

Дать достойный отпор я просто не успела. Иначе, можете не сомневаться, мало бы ему не показалось. Мой незваный гость под номером один (если помните, и Крысилова я не приглашала) пробудился и забубнил про отсутствие покоя, в котором так остро нуждается и которого, вероятно, кроме как в могиле ему не получить.

— Петька достал, — жаловался он, — нажрется и песни горланит, баб таскает непрерывно. А у меня башка чугунная, брюхо только-только утихло, мне бы покемарить чуток, куда там!

В отличие от Крысилова, который и в нормальном-то состоянии сообразительностью не блещет, а теперь и вовсе вошел в ступор, я догадалась, что Петька — это Пашин сосед, у которого отменное здоровье. Скорее всего, вчера они гудели вместе, а сегодня только один нашел в себе силы продолжать веселье.

В общем и целом, все было ясно, осталось только выяснить, каким образом страдалец проник в мою обитель. Впредь, как вы понимаете, я собиралась себя обезопасить от непрошеных гостей. И не только для того, чтобы не травмировать впечатлительного мента. Но это уже детали, и их я могу уточнить в отсутствие второго и куда более противного визитера.

— Вы все-таки хотите дождаться труповозку? — осведомилась я. — Честно говоря, я бы предпочла, чтобы до прибытия своего персонального авто вы посидели в холле. Вас не затруднит?

Издав протяжный стон, полицейский покинул поле боя. Думаю, вы догадались, за кем осталась полная и безоговорочная победа?

Разумеется, проникновение в мое жилище Паше с рук не сошло.

— А ну, вставай! — потребовала я. — Ты это что себе такое позволяешь?! И как ты сюда попал? Я же заперла дверь, я точно помню!

— Да разве это замки? — заканючил парень. — Вик, ну будь ты человеком, не гони! Дай хоть разок по-человечески выспаться. Ты не думай, — засуетился он, по-своему истолковав мое возмущенное молчание, — я только поспать. У тебя же все равно кроватей две. Я у стенки, тихонечко, ты меня и не заметишь!

— Ладно, спи пока, а там посмотрим, — сжалилась я над бедолагой. И на всякий случай уточнила, хотя и так была уверена, что к давешнему вторжению болезный никаким боком: — Это не ты вчера ко мне вломился и вещи раскидал?

— Да ты что? Зачем мне? — искренне изумился парень. — А у тебя что, что-то украли?

— Нет, это я так спросила, к слову, — отмахнулась я. — Спи. Но учти, только сегодня и пока не начал руки распускать! Ясно?

— Понял, — обрадовался Паша. — Благодетельница! Бог тебя наградит!

Вот уж не знала, что он такой религиозный, думала я, запирая визитера в номере. Хотя, скорее всего, для него это тоже откровение. Не считайте меня легкомысленной. Может, Паша и не ангел, и я догадываюсь, что на родине он занимается не самым безобидным бизнесом, но для меня парень опасности не представляет, это точно. Даже наоборот. Присутствие мужчины в номере, будем надеяться, оградит меня от новых вторжений.

Я спустилась в холл, но до выхода так и не дошла.

— Разобрались со своей личной жизнью? — поинтересовался Крысилов, вылезая из кресла. — Тогда, может, уделите мне пару минут?

— Ладно, — обреченно кивнула я. — Только вам придется обождать, я предупрежу друзей, что не смогу сегодня к ним присоединиться.

— Да вы не волнуйтесь, — тронутый моей неожиданной безропотностью, полицейский смягчился, — я действительно не задержу вас.

— Тогда пойдемте на веранду. Там есть свободные столики, — вздохнула я. Что-то он уж очень подобрел. Лично мне это кажется подозрительным.

Как только мы заняли столик, подлетела официантка.

— Мне, пожалуйста, кофе, — попросила я.

Крысилов не пожмотничал и заказал стакан воды.

— Так что вам от меня понадобилось? — устало спросила я. — Или мы давно не виделись?

От грубости полицейский вторично воздержался, в его голосе я не уловила ни угрозы, ни отвращения.

— Когда мы виделись в последний раз, вы что-то говорили про обменный пункт, припоминаете? Вас там, кажется, обсчитали.

— Меня ограбили, — железным тоном поправила я. — А еще оскорбили и унизили. Только вас, если мне не изменяет память, данный факт не слишком огорчил. У меня не сложилось впечатления, что вы хотите разобраться и наказать негодяев. Или я ошиблась? Они уже отбывают срок?

Крысилов с готовностью кивнул, но меня теперь на такой ерунде не поймаешь. Я накрепко уяснила, что кивают болгары в случае отрицательного ответа. Вступаться за мою поруганную честь он не собирался.

Потихоньку я начала закипать. Почему, скажите на милость, вместо того чтобы наслаждаться обществом приятных людей, я вынуждена пялиться на ненавистного мента? У него проблемы с раскрываемостью? Или тюрьмы простаивают? Охотно верю и даже соболезную. Но не намереваюсь на выражение сочувствия тратить больше трех минут. Если у него избыток свободного времени, пусть прогуляется по пляжу. И в голове прояснится, и компанией, глядишь, обзаведется.

— Ну ладно, — прервала я затянувшееся молчание, — если у вас все, то давайте прощаться. И не беспокойтесь, я оплачу ваш заказ.

Я жестом подозвала официантку, но Крысилов отодвинул мою руку и положил на стол купюру. Девушка расцвела, и они вполне дружески обменялись парой фраз. Не удивлюсь, если теперь еще одна дурочка станет искать повод пообщаться с бравым полицейским.

Мне же, как обычно, кроме грубостей, ничего не перепало. Едва официантка отошла, Крысилов смерил меня тяжелым взглядом и поинтересовался:

— Вы что-нибудь слышали о хороших манерах?

— Разумеется, — с готовностью откликнулась я. — Только ни разу не встречала полицейских, которые могли бы ими похвастаться! Так я могу идти?

— Нет, не можете! — Болгарин хлопнул ладонью по столу, и массивная стеклянная пепельница прыгнула на скатерти. — Я вас никуда не отпускал! У меня есть вопросы, и до тех пор, пока я не получу необходимые разъяснения, вы будете тут сидеть и терять свое драгоценное время! Ясно?

А вот это он уж точно зря! Так со мной не разговаривают. Даже самые наглые менты. Чувствуя, что просто свирепею, я постаралась не сорваться на крик.

— А с чего это вы вообще озаботились моими проблемами? Или я неверно интерпретировала ваше любопытство? Может, вы на всякий случай провели ревизию служащих обменников и кого-то не досчитались?

— Именно так, — подал голос мучитель.

— Вот оно что, — издевательски протянула я. — Очередных собак на меня станете навешивать!

— При чем тут собаки? — изумился придурок.

Господи, я совсем забыла про его скудоумие! Пришлось объяснять в доступной форме:

— Вы намерены мне приписать что-нибудь еще? Кроме уже имеющихся трупов?

Крысилов привычно позеленел и снова утратил самообладание.

— Послушайте! — заорал он, и немцы за соседним столиком испуганно смолкли. — Произошло еще одно убийство! Погибла женщина, кассир обменного пункта! Я должен задать вам несколько вопросов и заниматься другими неотложными делами. А вместо этого я полдня гоняюсь за капризной бабой, выслушиваю от нее оскорбления, а если она и удостаивает меня вниманием — только для того, чтобы указать мне мое место! Может, хватит?!

У меня заныли зубы. А еще отнялся язык и похолодели ноги. Не было никакой надобности выяснять, о какой даме речь. Моя хроническая невезучесть не позволяла усомниться, что коньки кинула именно моя «приятельница». Какой кошмар! Хотя допускаю, что, случись скончаться любому другому служащему банковской системы, Крысилов все равно не преминул бы нанести мне визит.

— Как это случилось? — прошептала я. — И когда?

— Женщину задушили в ее собственном доме. По предварительному заключению экспертов, между полуночью и девятью часами утрами. Ее нашла дочь, вернувшаяся с ночной смены.

— Но я даже не знаю, где она жила! И я не убивала!

— Расскажите мне все, — предложил полицейский. — По порядку и максимально подробно.

— Что вас интересует? То, что произошло в обменном пункте или где я находилась с полуночи до утра?

— Все, в том числе и вчерашняя встреча с Теодорой Ильясовой, кассиршей.

— Вы и это знаете?! — поразилась я.

— Я знаю многое, но этого недостаточно. Мне нужны ваши показания.

Я рассказала все. В подробностях поведала о дружной и слаженной деятельности покойницы и его, Красилова, коллеги. Упомянула об охвативших меня подозрениях, когда я углядела обидчицу за соседним столиком. Не утаила и мстительного восторга во время ее передачи с рук на руки распорядителю.

— Но я действительно не убивала! — снова повторила я. — Разве за это убивают?

— Кто как, — философски ответствовал Стоян.

— У меня есть свидетели, что ночью я была не в себе и без посторонней помощи передвигаться не могла. — У меня пылали щеки, я сгорала от стыда и на полицейского старалась не смотреть. — Я даже не помню, кто меня вынес из автобуса, — прошептала я и чуть не расплакалась от унижения.

Крысилов помолчал, потом засобирался.

— Вы уходите? — робко поинтересовалась я. — И не арестуете меня?

— Я же сказал, что нет. — Голос полицейского был сух, но не враждебен. — Если вспомните что-нибудь еще или произойдут события, о которых посчитаете нужным известить органы правопорядка, — вот телефон. — Он протянул мне бумажку и добавил: — На вашем месте я вернулся бы на родину.

— Это требование?

— Это совет. Как должностному лицу, мне следует, наоборот, задержать вас до выяснения всех обстоятельств.

Крысилов ушел не попрощавшись.

Глава 11

До югославов я добралась в таком виде, что, когда плюхнулась за столик, Нада начала совать мне какие-то таблетки. Не разбираясь, чем и от какой хвори она хотела меня пользовать, я хватанула пилюлю и расплакалась. Прямо в ресторане, на глазах у почтенной публики я разрыдалась, уронив голову на руки.

Супруги не растерялись. Вместо того чтобы причитать и хлопать крыльями, как поступила бы, например, моя сестрица, или сделать вид, что ничего не происходит и дать мне возможность самой вспомнить о правилах поведения в общественных местах — как, по моим прикидкам, положено иностранцам, — они распорядились быстро и решительно.

Райко переговорил с официанткой, и нам незамедлительно упаковали нетронутый ужин. Нада мягко, но настойчиво взяла меня под руку и повела на выход.

До отеля мы дошли в молчании, то есть молчали супруги, а я сморкалась и всхлипывала, укоряя себя за то, что исхитрилась отравить людям вечер.

Попрощаться мне не дали. Югославы затолкали меня в свой номер. Усадив в кресло, Райко сунул мне стакан с вином и жестом велел пить. Мы еще немного посидели, пока Нада распаковывала снедь и раскладывала по тарелкам. Честное слово, я не собиралась взваливать свои проблемы на их плечи, но так уж получилось. Я рассказала все.

По мере того как я изливала скопившуюся горечь, повествовала о мучительных страхах, недоумении, обидах, лица югославов темнели. Понимание давалось им с трудом, они то и дело просили пояснений, и я переходила на жесты. Не поручусь, что они усвоили все, но, по-моему, общую канву повествования я донесла вполне успешно.

Вытащив из сумочки все три картинки, я разложила их на столе и принялась объяснять, кто есть кто.

— Свен Берг! — Нада ткнула пальцем в изображение миллионера, Райко согласно кивнул.

Действительно Берг, только я не знала, что он Свен.

— Вы с ним знакомы? — удивилась я.

Они незнакомы, пояснила Нада, но в Швеции всем известна фамилия богатого и очень уважаемого человека. Да и газеты часто печатают его фотографии и держат читателей в курсе событий и основных вех биографии знаменитого соотечественника.

— Америка, — добавил Райко и изобразил порхающую бабочку.

— Уехал в Америку! — догадалась я. — У него и бизнес там?

Супруги кивнули.

Как ни удивительно, но с миллионером они здесь, в Болгарии, ни разу не столкнулись, а может, просто не обратили внимания. Как и меня, их удивило, что свой выбор состоятельный человек остановил на таком непритязательном жилье.

В разгар дискуссии ко мне вернулся аппетит, и мы поужинали. А когда я собралась прощаться, супруги недолго о чем-то посовещались, и Нада от имени обоих предложила мне помощь.

— Помощь? Вы хотите участвовать в расследовании? — не поверила я.

Югославы заверили, что я поняла правильно.

— Но ведь это может быть опасно! И это незаконно! Неприятности могут быть и со здешней полицией!

Не похоже, что при упоминании полиции обоих скрутило от ужаса. Свое предложение супруги оставили в силе.

Сказать, что я была удивлена, значит не сказать ничего. Я была ошарашена. Где хваленое европейское послушание? Следование букве закона и доверие к представителям власти? Ненормальные европейцы.

А потом Нада на пальцах пересказала мне их историю. Трагедию людей, переживших многочисленные артобстрелы, гибель близких друзей, состояние ужаса и отчаяния, теперь, увы, знакомое не одному югославу. Со слезами на глазах поведала, что перенесла, когда впервые оказалась под бомбежкой. И как у нее разрывалось сердце от тревоги за мужа, за детей, за внуков. Она и к курению тогда пристрастилась, от отчаяния.

Конечно, как же я сразу не сообразила! Не такая у них благополучная жизнь. И не эмигранты они, а беженцы. Потому-то и откликнулись на чужую боль.

Я приняла их искреннюю помощь. И подумала, что у меня еще никогда не было таких друзей да и, скорее всего, не будет. Взвалив на меня вместо беззаботного отдыха тяготы и беды, судьба неожиданно расщедрилась и сделала бесценный подарок.

Осуществлять руководство я предложила Райко, но он покачал головой и отказался. Не рвалась давать указания и Нада.

Следовательно, бразды правления и ответственность за принимаемые решения ложилась на мои плечи. Выразив соратникам благодарность за доверие, я оповестила об окончании импровизированного собрания и назначила очередное совещание для выработки тактики и стратегии на завтра. Место и время встречи не обсуждалось. Чтобы эффективно вести расследование, участникам требовалось выспаться и набраться сил.

— Доброй ночи, — пожелали соратники.

— Доброй ночи, — откликнулась я.

Оказавшись у себя, я сразу догадалась, что покоя, на который рассчитывал, Паша так и не получил. Больше того, он выглядел сейчас значительно хуже, нежели когда приполз ко мне умирать. Во всяком случае, огроменный синяк под правым глазом я тогда у него не заметила.

— Ты, брат, смотрю, невезучий. Совсем как я, — посочувствовала я, помогая бедолаге выпутаться из веревок и выдергивая у него изо рта свою футболку.

Первые десять минут Пашиного монолога я опускаю, потому что он в основном выражался непечатно, а острота мышления, и раньше оставлявшая желать гораздо большего, притупилась совершенно.

Мешать изливать поруганную душу я, естественно, не стала, не меня же он, в конце концов, обкладывает трехэтажным матом, а испытания, выпавшие на долю несчастного, кого угодно заставят забыть о хороших манерах. Зато когда парень выпустил пар, я узнала, что с ним все-таки стряслось.

— Понимаешь, я спал, а эти козлы навалились и спеленали, как порося для ярмарки! Если б я не дрых, да я бы их, уродов…

— Конечно, конечно, когда не спишь и когда не с перепоя, ты, болезный, таких мочил десятками. Это я в принципе уже поняла. А поконкретней? Чего они хотели?

Хотели они, оказывается, совершенно непонятно чего. Короче, «форменные придурки и маньяки»! Что-то вроде «пойди туда, не знаю куда, и принеси то, неизвестно что».

— Погоди, давай по порядку! — не выдержала я. — Оставь в покое фольклор, цитируй «козлов» дословно.

— Ну, сказали, передай своей… — Паша замялся.

— Ясно, — перебила я, — передай своей подруге…

— Во-во, — обрадовался парень, — передай подруге, чтобы завтра оставила, сама знает что, администратору в отеле «Романия». Заклеит в конверт и скажет, что для Ильи.

— С этим разобрались, дальше, — потребовала я.

— А дальше, — Паша опять запнулся, — они сказали, что, если не принесешь или побежишь в местную ментуру, они меня достанут!

— Тебя? С какой стати? — удивилась я. — Ничего не путаешь?

— Я же не пьяный, — обиделся парень. — Меня и обещали замочить, если ты чего сделаешь не так. И еще велели тебе не совать свой нос куда не просят, не то…

— Опять тебя пристукнут? — догадалась я.

Парень потерянно кивнул.

Вот так штука! Они что, решили, будто Паша — это все, что у меня есть? А почему не угрожали лично мне? Действительно, козлы. Я бы не постеснялась даже назвать их придурками!

— А сколько их было-то?

— Двое. Я же говорю, если бы не спал…

— Знаю! Ты бы изувечил. А откуда они взялись? В смысле через окно или через дверь?

Парень честно напряг извилины.

— Как вошли, не знаю, а вышли через дверь, точно. В замке поковырялись и отчалили. Я ж тебе говорил, тут замки такие, что…

— Пальцем откроешь. Не повторяйся. А как они выглядели? Они местные? По-русски говорили чисто?

— Да хрен их знает, как выглядели, свет они не зажигали, а от фонаря, сама видишь, толку чуть. Говорили с акцентом, а вот болгары они или, скажем, турки, я не отличу. Но не свои, не русские, точно. Ты во что, подруга, вляпалась?

— Самой интересно, — отмахнулась я. — Павел, с ног валюсь, засыпаю на лету. Давай разговоры на потом, ладно?

— А завтра расскажешь?

— Вот настырный, до завтра надо еще дожить.

— Это точно, — расстроился гость. — С тобой и до отъезда не дотянешь.

— Слушай, — разозлилась я, — тебя сюда кто-то силой приволок?! Ты чего ко мне цепляешься? Сам свалился на мою голову, а теперь упрекает!

— Да ладно, ладно, я чего, — залебезил парнишка. — Ты извини, я не хотел.

— Проехали, — согласилась я. — Ты сегодня где ночуешь? Тут или как?

Разумеется, ночевал он «или как». По сравнению с предложенными мною удобствами компания непрерывно голосящего Петьки была на редкость безопасной и надежной. К тому же и шансов если не выспаться, так хоть проснуться с таким соседом имелось куда больше.

— Ну, тогда давай. Спокойной тебе ночи, — попрощалась я с товарищем по несчастью.

— Тебе того же, — отозвался он.

Глава 12

Спать мне на самом деле не хотелось абсолютно. Просто не хотелось ни во что посвящать недалекого Павлушу, да и не терпелось обдумать случившееся. Что от меня хотят, я, разумеется, поняла. Сложив два и два и сопоставив сегодняшнее вторжение с перетряхиванием моего имущества и похищением подстилки, я сделала вывод, что ситуация куда как серьезная и ключ, потерянный Теодорой, ищут люди настойчивые, изобретательные и беспринципные.

Раз ко мне в руки попала такая ценность, ее следует хотя бы рассмотреть. Я отстегнула вещицу от браслета и принялась разглядывать. Ничего особенного. Похож на ключ от гостиничного сейфа, в котором я держу документы и доллары. Я даже не поленилась сравнить оба ключа. Они действительно похожи, но на них выбиты разные названия фирм. Сомневаюсь, что находка подойдет к одной из здешних сейфовых ячеек.

Тогда от чего он может быть? Да от чего угодно. Начиная от сейфа в любом другом отеле, как в курортной зоне, так и за ее пределами, и заканчивая камерой хранения в аэропорту, на железнодорожном или автовокзале. Хорошо хоть исключался замок на входной двери или что-то подобное. На ключе значилась цифра четырнадцать, следовательно, он все-таки должен был отпирать какую-то ячейку.

О сне речи уже и быть не могло. Я достала банку с растворимым кофе и кипятильник, всунутый почти насильно любимой сестрой. Чай я не пью принципиально, кофе крайне редко. И сама бы не потащила эдакую огнеопасную дрянь ни за что на свете. Агрегат сестрица мне впихнула для того, чтоб я поила Милочку горячим чаем. «А ну как девочка простудится!»

Вообще-то я знаю точно, что любую хворь племянница лечит иначе: она сама мне как-то предлагала «испытанное средство» — водку с перцем. Но не станешь же объяснять и без того переполошенной матери несходство ее и дочкиных взглядов на «традиционную медицину»! Вот и пришлось тащить бандуру. Их, по-моему, в народе зовут «ведерными». И на кого они рассчитаны? На лошадей, что ли?

Однако уже после третьей чашки я поняла, что идея была не так уж плоха, а кипятильник действительно незаменимая вещь при проведении расследования. И мозговую деятельность стимулирует, и сна ни в одном глазу.

В отличие от меня полицейский оказался далеко не так бодр — все-таки третий час ночи, — и, похоже, пробудился не в лучшем расположении духа. Не желая травмировать раздраженного мужчину еще больше, я заговорила предельно вежливо и деликатно. Даже, в соответствии с требованиями этикета, осведомилась о его делах и самочувствии.

— Вы за этим позвонили? — почти любезно отозвался Крысилов.

— Не совсем, — уклончиво ответила я, но перейти к тому, ради чего и была затеяна побудка представителя власти, не успела. Польщенный моим вниманием, слуга закона принялся повествовать о недомоганиях, доставивших ему немало хлопот прошлой осенью.

— Да погодите вы со своим поносом, — я ужаснулась быстроте, с которой с карточки слетали деньги, — и про кашель расскажете потом. Мне надо с вами увидеться!

— Прямо сейчас? — уточнил дотошный полицейский.

— Да, как можно скорее, — подтвердила я. — Жду вас у себя в номере.

— Буду через полчаса, — лаконично заверил Крысилов и отключился.

Надеюсь, он все-таки воздержится от описания симптомов желудочного расстройства, осложненного бронхитом и хроническим недосыпанием. Кстати, а с чего это он меня принялся грузить своими болячками прошлогодней давности?

Неудивительно, что, отперев пунктуально точному Крысилову, я задала вопрос «в лоб».

— А о чем еще я должен был поведать? — пожал плечами визитер. — Раз уж вы среди ночи озадачились моим здоровьем, не мог же я отделаться дежурной фразой, что у меня все в порядке. На заботу и деликатность отзываются даже лягушки! Если что не так, извините. Болею я редко, более свежей информации у меня для вас не имелось!

Опасаясь, как бы благодарность не излилась очередным красочным описанием, я сунула полицейскому ключ и принялась каяться в содеянном. Каялась я долго, убедительно и, кажется, мужика разволновала.

— Вы ничего не преувеличиваете? — осторожно поинтересовался он, но я видела, что полицейский всерьез обеспокоен.

— Нет, конечно. Могу продемонстрировать пострадавшего. Вы его видели до нападения и вполне в состоянии заметить определенные изменения внешнего облика. Если полагаете, что это я его отделала, спросите у него самого. Не уверена, правда, что он горит желанием демонстрировать травмы именно теперь, но к побудкам ему не привыкать. И если до сих пор не придушил соседа, может, и к вам отнесется доброжелательно.

Полицейский сверился с часами и в предполагаемом добросердечии пострадавшего усомнился. Воцарилось молчание, во время которого я пыталась сообразить, требуют ли правила гостеприимства, чтобы я поила визитера кофе, или можно ограничиться пожеланием удачи и, наконец, улечься спать.

Проблему решил Крысилов, потребовавший, чтобы завтра я «забежала» в отделение. Причем с самого утра, то есть никак не позднее половины девятого. Это же надо! За мою доброту, гражданское мужество и сознательность платить такой черной неблагодарностью! Да теперь я если и сварю чудовищу кофе, то только затем, чтобы вылить ему на голову!

— Даже не думайте! — взвилась я. — У меня и так одни сплошные неприятности, а вы хотите лишить меня еще и пляжа!

— Если я правильно понял, — кашлянул мерзавец, — неприятности в основном не у вас, а у тех, кому «посчастливилось» с вами пообщаться. Я уж и сам начинаю опасаться…

А вот это правильно! Месть моя будет страшна. Я подарила грубияну взгляд Медузы Горгоны и самым недвусмысленным способом указала на дверь. Надо же! А ведь я чуть не поверила, что он не так плох, как мне сначала показалось. Ничего подобного! Он просто отвратителен! Самонадеянное, тупое чудовище! И чувство юмора у него такое же заурядное, как он сам.

Все, конечно, замечательно, но недальновидный болгарский мент, унеся с собой ключ, лишил полицию возможности поймать преступников. Или он собирается вместо меня податься в «Романию» и облагодетельствовать бандитов утерянным сокровищем? Не сомневаюсь, ему будут рады. Особенно если он представится.

В общем, мне просто ничего не оставалось, кроме как взять и это на себя. У меня нет улики? Ничего, зато у меня есть голова. В отличие от одного широкоплечего кретина, только с виду напоминающего гомо сапиенс.

Взбодрив себя очередной бадейкой кофе, я оделась как можно неприметней и выскользнула из отеля. Если у дамы на ресепшене, сменившей херувима, зародились сомнения в незапятнанности моего морального облика, она благоразумно их оставила при себе. Туристов здесь не только любят и уважают, но еще и ухитряются при каждом удобном случае подчеркнуть свое расположение.

Никаких ограничений для дорогих гостей. Покидать отели и возвращаться можно в любое время суток, а рестораны, даже если и написано, что закрываются, например, в два часа ночи, работают до тех пор, пока последний гость не соблаговолит по собственной воле покинуть заведение. Как бы персонал ни валился с ног от усталости, никому и в голову не придет поторопить припозднившегося клиента.

А теперь догадайтесь, возникли ли у меня проблемы с поисками тачки? И вызвал ли маршрут хоть одно возражение таксиста? Правильно, и в том и в другом случае ответ отрицательный. Другое дело, что и деньги шофер запросил немалые. Хотя это тоже как посмотреть. Ездить нам с ним предстояло часа три-четыре, и я не думаю, что в Москве такое удовольствие обошлось бы мне в двадцать долларов. Даже если бы дело происходило светлым днем, а не глубокой ночью!

К отелю я подъезжала где-то около восьми. Разумеется, утра. И эффект от выпитого кофе, ясное дело, остался в далеком прошлом.

Расслабляться я не собиралась и поминала самым добрым словом заботливую сестру. Вот вскипячу себе еще пару литров кофе и буду как новенькая.

Расплатившись с шофером, я направилась к лифту. Слава богу, в такую рань есть шанс его дождаться и не придется ковылять пешком на пятый этаж.

Благодушествовала я очень недолго. До тех пор, пока не вышла из автоматических дверей и не увидела под своей дверью посетителя. В отличие от Паши полицейский пачкать брюки не рискнул и сидел не на полу, а на стуле. Где он его раздобыл — неведомо, и я, конечно, огорчилась, что маялся он в относительном комфорте. Но все равно порадовал тот факт, что я отучила мужика вламываться без приглашения в номер.

— Давно сидите? — с надеждой осведомилась я.

Крысилов глянул на часы:

— Восемь с половиной минут.

Я обиженно поджала губы, но затевать перебранку в коридоре не рискнула.

— Ладно, заходите. — Я отперла дверь и впустила визитера.

— Где вы были? — Нахальный полицейский даже не потрудился придать тону официальность.

— На свидании, — холодно ответствовала я. — Надеюсь, ничего не имеете против?

— На свидании, говорите? — Мерзавец нарочито задержался взглядом на моей измученной физиономии без малейших признаков косметики, затем перешел к созерцанию поочередно поношенных джинсов, темной бесформенной водолазки и куртки от спортивного костюма.

— Ну-ну, то-то же вы смотритесь так… сексуально.

— Вы, между прочим, выглядите не лучше, — разозлилась я.

В действительности, к моему большому сожалению, несмотря на явные следы усталости — тени под глазами и заострившиеся скулы, — выглядел грубиян не так уж плохо. А если бы я, подобно глупышке Галочке, польстилась на его мифическую любезность и обходительность, возможно, мне пришло бы в голову, что в безукоризненно отглаженном светлом костюме мерзавец напоминает героя-одиночку из какого-нибудь голливудского боевика. Разумеется, до того, как он сведет счеты с «плохими ребятами» из мафии и его лицо и тело покроются синяками и кровоподтеками, еще больше подчеркивающими мужественность супермена.

— Не будем ссориться, — пошел на попятный Крысилов. — В конце концов, чем вы занимаетесь по ночам — не мое дело. Хочу только еще раз обратить ваше внимание на то, что кассирша мертва, а одного из ваших воздыхателей побили. Если не будете вести себя разумно, не исключено, что неприятности перекинутся и на вас.

Я похолодела. Неужели он догадался? Или за мной установлена слежка? До чего же я самонадеянна! Ну почему я не проверила, не преследуют ли нашу машину? Впрочем, с чего я взяла, что за мной следят? Много чести. Да и не уверена я, что у болгарской полиции такой раздутый штат. Нет, все глупости. Просто болван перестраховывается на всякий случай. Он ничего не знает, и уж тем более ему ни о чем не догадаться.

— Вы, кажется, хотели мира? — поинтересовалась я. — Я не ослышалась? Тогда прекратите меня запугивать и говорите, зачем я опять понадобилась.

Полицейский вздернул бровь.

— Вы это о чем? Если мне не изменяет память, позвонили мне вы. Выдернули меня из постели, наговорили разных нежностей. Я уж невесть что подумал…

Честное слово, я не стукнула нахала только потому, что у меня не осталось сил.

— Что вы себе позволяете?! Я сообщила вам важную информацию, как законопослушная гражданка предложила помощь и сотрудничество полиции, а вы!..

— Я что-то не заметил стремления к сотрудничеству с органами правопорядка, — пожал плечами Крысилов. — Но если я ошибся и вы горите желанием оказать посильную помощь, приношу извинения и готов воспользоваться любезным предложением.

«Любезное предложение» чуть не последовало, но я вовремя вспомнила, что до сих пор попытки указать негодяю на дверь особого успеха не имели. Он каждый раз возвращался и продолжал действовать мне на нервы. Так стоит ли тратить энергию и обострять отношения, если эффект все равно нулевой?

— Хорошо, — вздохнула я. — Что я могу сделать для болгарской полиции?

— Отнести в «Романию» ключ, — сухо ответил полицейский. — Это вас не слишком затруднит?

— Для вашего ведомства я готова и не на такие жертвы, — заверила я служителя правопорядка. — Особенно если его представители оставят меня в покое хотя бы на пару часов.

Мужик молча выложил ключ и вышел. Ни инструкций, ни напутственного слова у него для меня не оказалось. Боюсь, самолюбие супермена было бы сильно уязвлено, узнай он, что предаваться отчаянию я и не подумала. Единственная моя проблема на данный момент — непреодолимое желание завалиться в кровать.

Если бы не холодный душ и крепчайший кофе, от которого у меня скоро начнется аллергия и зашкалит давление, я проспала бы весь день. Невзирая на оказанное болгарской полицией доверие. Однако, приняв все меры, о которых не только писать, даже вспоминать неохота, я привела себя в относительно вменяемое состояние и взялась за дело.

Теперь я решила косить под мужика. Просторные хлопчатобумажные штаны как раз и предназначены скрывать достоинства женской фигуры и ее отличия от мужской. Кто придумал такую ерунду и с какой целью, думаю, не секрет. Большая мода ориентируется на пожелания ведущих кутюрье, большинство которых, несмотря на наличие первичных половых признаков, присущих сильному полу, сочли бы за оскорбление интерес даже самых привлекательных дам. Я прихватила это убожество исключительно на случай непогоды, а навороченный балахон и кое-что еще по мелочи оставил у меня Паша. Раз уж он ко мне почти переехал, почему бы мне не позаимствовать его одежку? Рукава подверну, и дело с концом!

Волосы, хоть и с трудом, я запихала под его же бейсболку, а барсетка и собственная подходила замечательно. Макияж наносить не стала, поскольку собиралась демонстрировать самую обыкновенную ориентацию и пристрастия. Пусть представители сексуальных меньшинств хоть в американские президенты баллотируются, у меня к ним отношение настороженное. А вот руки я спрятала в карманы. Не забыть бы, что там мне и придется их держать все время, пока буду в камуфляже.

Глава 13

Помощников я выдернула из постели и с ходу принялась объяснять, что от них потребуется. Райко я сунула ключ и показала два пальца. Хотелось верить, что понял он правильно, потому как, распили он вещицу пополам или, к примеру, укрась брелоком или даже бантиком, я осталась бы недовольна.

Нада с горечью смотрела вслед испарившемуся мужу, у которого, по ее мнению, может, и оставался шанс позавтракать в отеле, но на горячую пищу рассчитывать не стоило. Прикинув, что она расстроится еще больше, когда сообразит, что и поужинать ему, скорее всего, доведется не скоро, я принялась грузить ее заданием. Нада должна была с половины десятого занять наблюдательный пост в холле «Романии» и сидеть до того момента, как к администратору явится субъект для изъятия конверта. После чего подать сигнал, чтобы я, сидя в заранее нанятом такси, уяснила, за кем конкретно вести наблюдение. Особое внимание, разумеется, я уделила вопросам безопасности.

— Тебе надо имидж поменять, понимаешь?

Нада не понимала. Она растерянно моргала и не могла взять в толк, чего я добиваюсь. Взаимопонимание наступило только после того, как я замотала себе лицо косынкой, оставив щель для глаз. Нада радостно закивала, и у меня с души свалилась тяжесть.

Теперь оставалось придумать грим. Задача была не только сделать Наду неузнаваемой, но и не нажить себе врага в лице любящего супруга да и с ней самой не испортить напрочь отношения. Нада — просто душка, у нее легкий и на редкость доброжелательный характер, но даже у самой сговорчивой дамы есть свой предел. Не хотелось бы ненароком за эту черту переступить.

— Ладно, — вздохнула я, — пошли ко мне. Оставь Райко записку, что мы его будем ждать у меня в номере, и вперед.

Сунув озадаченной соратнице ручку и обрывок бумаги, я нетерпеливо переминалась с ноги на ногу. Уже половина девятого, а у нас ничего толком не готово!

Усадив подругу в кресло, я начала демонстрировать походный набор лаков, красок и гелей. Учитывая, что и без того увесистая косметичка пополнилась еще остатками средств, осчастлививших обладательницу некогда зеленой шевелюры, Нада, как и следовало ожидать, впечатлилась.

— Профессия, профессионал, — объяснила я, потрясая арсеналом. — Damenmaster!

У нее загорелись глаза.

Чувствуя себя предательницей, я отрицательно замотала головой, давая понять, что радоваться ей осталось недолго. Знакомство с моими профессиональными навыками обещает Наде не самые приятные ощущения.

— Ненадолго! — пообещала я и на пальцах показала два, потом на всякий случай три часа.

Нада кивнула. Золото, а не женщина!

Запыхавшийся голодный Райко жену у меня не застал. На свое счастье. Лицезреть супругу, благодаря моим усилиям разом состарившуюся лет на двадцать, ему не довелось. Я решила, что Наде следует прибыть на место заранее, чтобы без спешки осмотреться и изучить обстановку. В данный момент она уже заняла стратегический пост в отеле и перебирала спицами в кресле напротив стойки администратора. Как бы с ее прилежанием и скоростью вязания мой незаконченный рукав не превратился в прикроватный коврик. Согласитесь, свитер не слишком украшает владелицу, даже если только один рукав доходит ей до колена!

— Сделал? Молодец! — похвалила я Райко.

У меня отлегло от души.

До последней минуты, пока воочию не удостоверилась, что ключей теперь два, я не была уверена, что инструкции он понял правильно.

— А теперь иди, я тебя буду гримировать.

Разумеется, побрив мужчину наголо, я бы сразу избавилась от множества проблем. Внешность в таком случае меняется просто кардинально. Причем не только у мужчин, но и у женщин, — можете проверить. Но конечно, Райко ничем не заслужил такой черной неблагодарности с моей стороны.

Пришлось ограничиться банданой и темными очками, которые уже однажды здорово меня выручили. Вместо его аккуратной неброской футболки я выдала ему свою весьма открытую маечку на тонких лямках, а хлопчатобумажные брюки Райко не поленилась закатать до колен.

Думаю, не стоит пояснять, что превращала я симпатягу Райко в неухоженного хиппи отнюдь не ради удовольствия и уж тем более не по его просьбе. Совсем наоборот. Когда я подвела несчастного к зеркалу и продемонстрировала плоды усилий, мужик чуть не зарыдал.

Я такую реакцию предвидела, даже была мысль вытолкать его на боевой пост без ознакомления с собственной внешностью. Остановило только то, что его реакция, случись Райко увидеть себя в витрине или еще где, без моральной подготовки запросто приведет к трагическим последствиям. Так что пришлось ему пройти испытание моим творческим гением. Держу пари, если супругов сейчас свести вместе, они признают друг друга далеко не сразу и, скорее всего, только по голосу!

От созерцания отражения пожарный впал в такую депрессию (это он еще жену не видел!), что у него даже пропал аппетит. Хотя, возможно, он отказался от предложенного чая без сахара и позавчерашнего пирожка по другой причине. Настаивать я не рискнула и отправила его ловить машину.

Куда расстроенному Райко следовало устремиться вместо завтрака, я написала на бумажке и велела показать шоферу. А вот пока объяснила, чем ему заниматься на автовокзале в Бургасе, чуть не поседела.

Тем не менее, как выяснилось впоследствии, указания он понял досконально и выполнил безукоризненно. Другое дело, что никакой пользы его героический поступок не принес, но об этом позже.

Я вообще-то опасалась, как бы человек, забравший ключ, не ушел от преследования. Где тогда его искать? Именно поэтому не поленилась ночью найти ячейку, к которой подходил ключ. Как раз там, возле камеры хранения автовокзала, Райко и должен был караулить. Кроме того, я допускала, что ключ могут поручить добыть кому угодно, даже человеку, не имеющему отношения к криминалу. Тогда тем более, нужно подстраховаться и подежурить у ячейки камеры хранения.

— Нада? — Райко вопросительно заглядывал мне в глаза, но объяснить, где она сейчас и что собирается делать, мне было недосуг.

Я вытолкала безропотного мужика из номера и приступила к очередному пункту плана. До назначенного времени оставалось минут двадцать. Я в них не уложусь, но это не важно. Я не подряжалась выслуживаться перед всякими криминальными элементами и, если бандитам придется подождать, не зарыдаю.

Открыв чемодан, я пошуровала и выловила приспособление, без которого не мыслю своего существования не только дома, но и вдали от родины. Швейцарский джентльменский набор: стамеска, напильник, отвертка, нож и пассатижи. Вещи, на мой взгляд, совершенно незаменимые в хозяйстве, обладание которыми я не афиширую. Как и имеющиеся навыки, привычно именуемые «мужскими».

Мне было чуть больше двадцати, а любимой племяннице, насильно скинутой под мою опеку на выходные, соответственно, что-то около десяти лет. Намечалось жизненно важное, можно сказать, судьбоносное, свидание, и присутствие «довеска» грозило сорвать все планы.

— Милуша, солнышко, ты посиди, я быстро, — умоляла я несговорчивую родственницу.

— Не напрягайся, — осадило «солнышко», — если он тебя любит, так и меня потерпит. А если ты ему на фиг сдалась, то для чего он нам, спрашивается, нужен?

Я попыталась возразить, но Милуша железным тоном велела «не нудеть».

— Все равно за тобой придется приглядывать, — сообщила она безапелляционно. — Так что или пошли вместе, или отменяй свою свиданку.

Представив, как разнообразит нашу встречу «милая крошка», я пришла в ужас и, сославшись на внезапно подкравшееся недомогание, осталась дома. Что не помешало нам с кавалером, впоследствии ставшим моим супругом номер один, два часа провисеть на телефоне.

— Да, конечно, — ворковала я, демонстрируя свои самые привлекательные стороны ухажеру, также распушившему перышки и развесившему уши, — я девушка нестандартная и не без достоинств. Как это, что умею? Да все. Копать, сверлить, забивать гвозди. При необходимости могу и бытовую технику наладить.

Появление разъяренной племянницы положило конец нашему трепу. Издав серию пронзительных визгов, чадо вырвало телефонную трубку и шваркнуло на рычаг.

— Сдурела? — завопила она, и я попятилась. — Что городишь-то, болезная?! С головой поссорилась?! Хочешь мужика себе на шею пристроить?!

Милка чуть меня не растерзала, снять трубку и объясниться с ошалевшим парнем она не позволила до окончания импровизированной лекции.

— Сегодня перезванивать не вздумай! У тебя телефон испортился, так что пусть потерпит, ценить больше станет. А завтра позвонишь и скажешь, что пошутила.

— Насчет чего пошутила?

Такой разъяренной я видела девицу только однажды, когда мать отказалась купить ей питона. Если не ошибаюсь, это был первый и последний случай, когда Елена проявила несвойственную ей строптивость.

— Насчет своих умений! — зарычала племяшка. — Или я тебя самолично пришибу! Таких махровых дур в нашем роду еще не было и, надеюсь, не будет!

— Да ты что, — заканючила я, — как я скажу! Неудобно!

— Неудобно заниматься сексом в стиральной машине, — парировала Милочка. — Позвонишь как миленькая! Пусть считает, что у тебя такое извращенное чувство юмора. Скажешь, что копаешь виртуозно, но исключительно детским совочком, подпилить возьмешься только собственные ногти, а сверлишь… — Фантазия родственницы иссякла, и она отрезала: — Про сверление ты сказала просто так, для красного словца! И запомни, горе ты мое луковое: можешь носить любые тяжести. Если душа просит, хоть штангу тягай, только по-тихому, так, чтоб мужик не догадался. При нем чтоб тяжелее чайника ничего не поднимала!

Я поджала хвост. И от души «поблагодарила» создателей мексиканских сериалов за достойное воспитание подрастающего поколения. Больше, по-моему, спрашивать было не с кого. Школа от участия в становлении Милочкиного характера однозначно открестилась еще в середине второго класса, а Елена, даже если поначалу и пыталась воздействовать на дочь, отнюдь не обольщалась в том, что ей это хоть в малейшей степени удалось.

Будьте уверены, урок я усвоила на всю оставшуюся жизнь. Если выходит из строя пылесос, я сначала припадаю к мужчине (при условии, что на данном этапе моей жизни таковой поблизости имеется) и только потом, когда глубокомысленно выносится диагноз: «Он свое отработал, выбрось ты этот хлам!» — приступаю к ремонту. Разумеется, тайно и со всеми мерами предосторожности. Не хочу себя хвалить, но еще не было случая, чтобы я оплошала.

Операция, для которой мне понадобился инструмент, заняла почти полчаса, но сделано все было идеально, — ключ теперь если к какому замку случайно и подойдет, то уж никак не к тому, для которого предназначался. «Подправленный» образец должен был стать очередной страховкой. На тот печальный случай, если и слежка за камерой хранения по какой-то причине окажется безрезультатной. Тогда я собиралась «облагодетельствовать» кассиршиным наследством одного подозрительного субъекта и посмотреть, что он предпримет. Дабы новый владелец ключа не испытал разочарования, вскрыв пустую ячейку, — если не преступники, то тугодум Крысилов наверняка догадается изъять содержимое, — я максимально усложнила доступ к ней, подпилив у ключа бороздки. Оставалось только переодеться.

Оглядев себя в зеркале, я порадовалась, что дело происходит не в Москве. Что могло бы остаться от репутации молодой и интересной дамы, от которой мужчины выходят один за другим в любое время дня и ночи? А если не выходят, то ждут под дверью. Кто сидя, кто стоя, а кто и прямо сразу в горизонтальном положении. Думаю, мои соседи, особенно любознательная старуха из квартиры напротив, диагноз поставили бы незамедлительно. Не прошло бы и недели, как кто-нибудь «случайно» столкнулся с Еленой и просветил относительно моего грехопадения.

Хорошо, что тут никому нет дела до морального облика окружающих и моей репутации ничто не грозит. Правда, есть опасность для жизни и свободы, но это уже дело десятое. К этому я, кажется, привыкла.

Приложив ухо к двери Пашиного номера, я поначалу дико испугалась. Оттуда не доносилось ни звука. Стараясь отогнать дурные предчувствия, я принялась деликатно стучаться, потом дубасить хлипкую дверь. Если через пять минут не откроют, побегу к администратору. И меня никто не убедит, что в одиннадцатом часу Павел и его жизнерадостный приятель уже доковыляли до пляжа или хотя бы до отельного ресторана.

— А? Кто? Чего надо? — осведомился мой недавний постоялец, зевая до хруста в челюсти.

Из одежды, кроме тапочки, на нем имелись коротенькая безрукавка, перстень и цепочка. Подтвердить отсутствие каких бы то ни было еще предметов туалета я могла бы даже под присягой.

— Не чего, а кого, — поправила я хозяина, стараясь смотреть ему только в глаза. — Я к тебе по делу.

Пашин взгляд мне не понравился. Опасаясь, как бы не пришлось ответить за его головную боль и несварение, я затараторила:

— Да это же я, Вика, и перестань на меня пялиться как Дракула. Говорю же, я по делу.

— А, это ты. — Паша посторонился. — Я тебя поначалу не признал.

Свое первое и, дает бог, последнее посещение этого «оазиса» я забуду не скоро. А уж здешним уборщицам он наверняка станет сниться всю жизнь.

Пол был усеян бутылками. Разумеется, пустыми. Если кому интересно, может поинтересоваться этикетками, а кто коллекционирует стеклотару, пусть смело подходит с мешком. Конечно, на окурки и объедки, занимающие ничуть не меньше места, охотников будет найти куда труднее.

— Паш, у вас что, не убираются? — испуганно поинтересовалась я. — Вы не впускаете обслугу?

— Это еще почему? — удивился вьюнош. — Убираются. Через день, что ли. Хотя могли бы и почаще. К нам бабы ходят, а тут такой бардак!

И ведь мальчики не прожили тут еще и двух недель! На что жилье станет похоже к концу их пребывания?!

Деликатно покашляв, я осведомилась, не побеспокоим ли мы его приятеля.

— Этого? — Он покосился на собрата, без задних ног почивающего на устрашающе измятом и заляпанном белье.

— А у тебя что, есть и другие? Ты им на балконе постелил?

— Вик, — взмолился Павел, — говори, чего пришла. Башка трещит, сил нет! И горючее закончилось.

Войдя в положение страдальца, я изложила свою настоятельную просьбу, и Паша позеленел еще сильнее.

— Да ты что?! Смерти моей хочешь?! Чтоб я копыта откинул?! Не пойду!

— Паш, ты, по-моему, чего-то недопонимаешь, — рассудительно заговорила я. — У тебя значительно больше шансов откинуть эти самые части организма, как раз если господа не получат вовремя требуемое. Ты ведь, кажется, с ними лично беседовал?

— Все равно не пойду! — Несостоявшийся кавалер был на грани истерики, но жалеть его я не торопилась. — Они же ждут тебя, я тут при чем?!

— Ни при чем, — кивнула я. — Вот только пристукнуть собирались кое-кого другого. Даже если я и соглашусь, что это в чем-то несправедливо.

— Да почему ты не можешь пойти?! — взвился парень. — Они тебе велели!

— Мало ли кто мне какую ерунду начнет приказывать. — Я пожала плечами. — Что же мне, всех слушать, что ли? — Видя, что Паша, того гляди, зарыдает, я сжалилась и шепотом пояснила: — Нежелательно, чтобы меня видели в моем теперешнем обличье. Я же не просто так замаскировалась! Хочу проследить за посылкой.

Мы еще попререкались минут десять, после чего я холодно заметила, что в принципе спешить ему уже некуда.

— Это почему? — насторожился упрямец.

— Так ведь времени-то сколько! Ты можешь гарантировать, что ребята нам попались терпеливые и согласятся ждать, пока ты удостоишь их своим вниманием?

Паша задергался:

— Но ведь они меня могут…

— Не мандражируй, — отмахнулась я. — Кто тебе что сделает средь бела дня и в людном месте? Не пристрелят же тебя, в конце концов?

По исказившемуся от ужаса лицу Паши я поняла, что он или регулярно читает российскую периодику, или — что вероятней его приверженности печатному слову — имеет личный опыт, вполне допускающий упомянутое действо.

— Ну ладно, дорогой. — Я поднялась и двинула на выход. — Храни тебя господь.

— Ты что?! — взвыл несчастный. — Уходишь?! А как же я?!

— А что ты? Человек сам творец своей судьбы. И кузнец своих несчастий, — добавила я, подумав.

Что уж стало последней каплей, не знаю, но Паша вдруг затрясся и повалился на кровать, где отходил от физических перегрузок и прочих издевательств над организмом его приятель. Раздался жуткий вопль, но побеспокоил отдыхающую общественность отнюдь не этот притомившийся «труженик».

— Ну, чего ты голосишь? — ласково спросила я. — Совсем ума лишился?

Оказалось, орал он от радости. Потому как задом наткнулся на бутылку. Не то припрятанную соратником на черный день, не то оставленную в качестве стратегического запаса на случай солнечных ожогов.

Заглотив стакан сорокоградусной ракии, Паша незамедлительно повеселел и выразил готовность немедленно отправиться в «Романию». Я его еле перехватила у двери.

— Так и пойдешь? — поинтересовалась я и скосила глаза на несомненные Пашины мужские достоинства, прикрыть которые безрукавка могла бы только в случае, если бы заканчивалась не у пупка, а сантиметров на двадцать — тридцать ниже. Правда, тогда это была бы уже не безрукавка, а мини-платье.

Остановила я расхрабрившегося героя и после того, как он опустошил бутылку и экипировался в заляпанные шорты.

— Теперь-то что не ладно? — недовольно осведомился Паша, изготовившийся к подвигам.

— Может, возьмешь? — Я протянула заклеенный конверт, в котором, кроме ключа, лежала записка с извинениями за опоздание.

Надеюсь, спящий побеспокоился о хотя бы двойной дозе «лекарства», прежде чем отрубиться. И по пробуждении не запамятует, где припрятал бутылку номер два. Иначе, боюсь, безопасность Паше сможет гарантировать разве что взвод хорошо обученных бойцов спецназа.

К тому моменту, как мой молодой соратник скрылся в дверях отеля, я уже несколько минут сидела в такси, нанятом на весь сегодняшний день. Велев шоферу припарковаться недалеко от входа, так чтобы обзор был максимально полным, я вглядывалась в людей, покидающих отель и, наоборот, входящих в вестибюль. Ничего и никого подозрительного я не заметила. Знакомых тоже.

Таксист, широкоплечий игривый мужичок лет сорока, сообщив, что его зовут Василием, счел начало беседы удовлетворительным и принялся развивать ее по всем направлениям. Ясное дело, моя маскировка была рассчитана только на тех, за кем я буду следовать на расстоянии и с кем мне не придется общаться. Я не обольщалась относительно своих талантов изъясняться басом или хотя бы баритоном и не пыталась ввести в заблуждение опытного ловеласа. А что такого? Если я не считаю такой прикид особо женственным и вырядиться в стиле унисекс меня заставили обстоятельства, это еще не означает, что того же мнения придерживаются и остальные представительницы моего пола. Мужик за рулем не первый год, на свете живет и того дольше, следовательно, можно предположить, что нечто подобное он уже видел. Хотя, понятное дело, совсем не обязательно одобряет. Так что все его авансы я объяснила не собственной неотразимостью даже в столь неприглядном одеянии, а исключительно вопиющей неразборчивостью и всеядностью водилы.

На вопрос, касающийся совместного проведения досуга, я ответила отрицательно. Причем отвергла посягательства на свое личное время не только на ближайшие дни, но даже и на месяцы, хотя, по правде говоря, собиралась их провести вне зоны досягаемости дамского угодника. Разумеется, дабы не задеть мужского достоинства самца, упирала не на его непривлекательность в моих глазах, а на собственную занятость.

— Чего мы ждем? — наконец сменил пластинку сердцеед, и я пожалела, что не присмотрела кого-нибудь менее болтливого. Надо было оговорить молчание непременным условием получения гонорара.

— Любовника, — нехотя бросила я, но затыкаться мужик и не подумал.

— А зачем? — не похоже, что перспектива оказаться в эпицентре банальной разборки его сколько-нибудь смутила. Скорее наоборот, знай он заранее, что приобщится к захватывающим событиям, скинул бы цену на услуги.

Ответить я, к счастью, не успела. Не уверена, что моя реплика считалась бы допустимой с точки зрения правил разговорного этикета. Из стеклянных дверей вывалился Павел и, радостно жестикулируя, кинулся к машине.

— Иди к черту, дурак, — зашипела я в приоткрытое окно. — Хочешь все испортить?!

— Да я… — залепетал придурок.

— Дуй в отель и жди меня там! — рявкнула я. Ну надо же, на радостях, что его пока не пристрелили, кретин забыл все мои наставления!

Паша все-таки убрался, и я откинулась на спинку, по-прежнему держа входную дверь под контролем.

— Это твой любовник? — Настырный шофер и не думал проявлять деликатность.

Хотя сейчас я была склонна простить его настойчивость. При первом знакомстве, тем более если контакт оставался чисто визуальным, Павел действительно мог произвести благоприятное впечатление. Высокий, худощавый, с буйной шевелюрой соломенного цвета. Я и сама, до того как он раскрыл рот, прикидывала, не остановить ли на нем тоскующий взор.

— Нет, это брат. Он тут случайно, — снизошла я до пояснений, и водила ненадолго заткнулся.

Увидев очередного мужчину, покидающего «Романию», я вздрогнула еще до того, как следом в дверях показалась Нада и принялась сморкаться, подавая условленный сигнал. Такой страхолюдный экземпляр, по счастью, большая редкость, особенно в Болгарии. Маленький, кривоногий, с совершенно асимметричным лицом и длиннющим носом, мужик производил удручающее впечатление. Но гораздо больше меня смутило, что я его уже где-то видела. Вот только где? И когда?

Но дело наполовину сделано — теперь я, по крайней мере, знаю в лицо одного из преступников. И тут я сообразила, какую оплошность чуть не допустила. Я же не знала наверняка, что за ключом придет мужчина. Надо было сразу предупредить шофера, что караулим любовника или его новую пассию. Хотя что бы я сказала, если б за конвертом отправили ребенка?! Ведь и это было возможно. Странно, что преступники не сообразили. Еще Шерлок Холмс нанимал подростков для несложных поручений!

Информацией к размышлению обзавелся и Василий. Он настолько обалдел, что даже тирадой разразился не сразу.

— И вот за этим ты бегаешь?! — Мужик пристально уставился на меня, словно выискивая подтверждение моей неадекватности.

— Вам-то что? — огрызнулась я, но сомнения в собственной нормальности все-таки постаралась развеять. А то как высадит меня прямо здесь и сейчас, и останусь я при своем бубновом интересе. — Он, между прочим, миллионер! У него дома в Париже, вилла на Багамах и банковский счет в Швейцарии с семью нулями! — выпалила я и поторопила: — Да заводите вы машину, наконец! Мы же его упустим!

У Василия, в отличие от нас с Крысиловым, до сих пор, скорее всего, не было опыта общения с миллионерами. Где ж ему было догадаться, что одеваются они в основном в обноски, останавливаются в двухзвездочных отелях, а их кулинарные запросы не простираются дальше фишбургера и чипсов? Его недоверие еще усилилось при виде рассыпающейся от старости колымаги, в которую юркнул кривоногий.

— Неужели непонятно? — рассвирепела я. — Это камуфляж, чтобы сбить меня со следа!

Не думаю, что это объяснение звучало достоверней, но таксист, кажется, угомонился. А неодобрительные взгляды, которые он время от времени бросал на мое бесполое одеяние и ненакрашенную физиономию, трудно было интерпретировать двояко: на месте любого представителя сильного пола, пусть даже довольствующегося мусорным бачком и придорожной канавой, он бы приложил не меньше усилий, чтобы избежать моих объятий. Ну и гусь! Пока я не отвергла его ухаживания, мужика вроде не напрягали ни мои тряпки, ни все остальное.

Рухлядь, которой мы «сели на хвост», продемонстрировала невиданную прыть и, как только мы оказались за пределами курортной зоны, развила скорость баллистического снаряда. Таксисту пришлось активизировать резервы своего гораздо более нового авто, чтобы не потерять объект.

— Слушай, а он и правда крут. — В голосе Василия слышалось уважение. — И машинка, похоже, далеко не так плоха, как выглядит.

— Ага, — саркастически поддакнула я. — Это перекрашенный «роллс-ройс». А «начинка» — от «мерседеса».

Василий шутку проигнорировал и снова принялся меня допрашивать. Скрупулезность, с которой он собирал информацию о моем мнимом возлюбленном, наводила на мысль, что теперь он поверил безоговорочно и, несмотря на явную традиционность половой ориентации, намеревается в ближайшем будущем приложить титанические усилия, чтобы занять освободившееся место. Недобрый оскал и ледяное выражение лица позволяли предположить, что теперь мы с ним соперники и за просто так от намечающегося счастья мужик не отступится.

Вот, скорее всего, именно из-за неспособности сконцентрироваться на двух вещах шофер и оскандалился. Наше кривоногое яблоко раздора подрезало автобус, перестроилось в левый ряд и испарилось. Как Василия не хватил удар, не знаю. Хотя не исключено, что последствия жесточайшего стресса, вызванного утратой всех самых радужных надежд, еще скажутся позднее, и хорошо, если дело закончится только параличом.

Теперь я наконец вспомнила, где видела «автогонщика». Это он беседовал с парнишкой, пытавшимся насильно послать меня на экскурсию. Наверное, он сидел за рулем автомобиля, в котором они тогда приехали к отелю. Господи, какое счастье, что я не клюнула на дармовое развлечение. Где бы теперь покоились мои косточки? И как бы болгарская сторона объясняла моей безутешной сестре невозможность выдачи ей близкой родственницы?

У меня защипало в носу, когда я нарисовала картину оплакивания этой безвременной кончины, но трезвая мысль, появившаяся как нельзя кстати, заставила посмотреть на ситуацию иначе. А с чего я взяла, что меня собирались убивать? Только потому, что до этого чуть не сбил автомобиль? Так то простая случайность. А кривоногому не было смысла лишать меня жизни. У него тогда вообще не могло возникнуть ко мне никаких претензий. Я еще даже не побывала в болгарском селе и не стянула «золотой ключик».

В общем, все непонятно и не поддается логическому объяснению. Точно известно одно — вислоносый как-то во всем замешан, и он не один. Я нечаянно угодила в гущу событий — не то мафиозные разборки, не то что-то столь же «безобидное». Не хотелось бы, конечно, воевать с какой-нибудь преступной организацией, но, в конце концов, меня втянули не спрашивая, так что просто ничего не остается, как продолжить опасное расследование. От судьбы, как говорится, не уйдешь!

Опасаясь, как бы ополоумевший мужик не кинулся меня пытать, чтобы вытрясти хоть какие-то координаты своего несостоявшегося благодетеля, я выдала ему обещанную сумму и на первом же светофоре выпрыгнула из авто. Согласитесь, инстинкт самосохранения — великая вещь, особенно для женщины, балансирующей на краю пропасти!

До Бургаса я добралась без приключений. Зачем меня туда понесло? Объясняю: ночью я методом тыка вычислила, где искать ячейку для ключа усопшей кассирши. Память у меня хорошая, так что сравнить его с ключами в камере хранения аэропорта и сделать вывод, что они далеко не братья, было нетрудно. Даже при том, что образец временно находился у Крысилова.

Я еще хотела наведаться в железнодорожную камеру хранения, но это не потребовалось. Ключ от камеры хранения на автовокзале Бургаса, за исключением выбитого номера и каких-то отличий на бородке, был идентичен тому, что я не так давно держала в руках. Именно сюда я утром отправила оголодавшего Райко. У меня ведь не было уверенности — и не зря, как показала практика, — что я сумею выследить преступника до камеры хранения. Да и потом, я не стала бы ручаться, что человек, забравший ключ из «Романии», не избавился бы от него, незаметно передав другому курьеру. Ну и подпилила ключ я не от скуки. Нужна была гарантия, что около ячейки преступник покопается и мы уж точно его не выпустим из виду. Я уже говорила, что на полицию уповать не собиралась. Во всяком случае, до тех пор, пока от ее имени выступает Крысилов. Так что подстраховалась со всех сторон.

Разумеется, разыскивать Райко я кинулась не с пустыми руками, а нагруженная всяческой снедью, купленной в очередном «Макдональдсе». Не поручусь, что югослав полностью разделяет кулинарные пристрастия покойного миллионера, но выбора у меня не было. Разыскивая заведение поприличней, я могла бы пропустить самое интересное. Если и так уже не опоздала. Учитывая невероятную прыть кривоногого, это было вполне возможно.

«Шпион» грустил на жесткой скамейке и поминутно отирал струящийся по лицу пот измятой банданой. Несомненно, ничего плохого в том, что не по назначению использует вещицу, он не видел, тем более что моих инструкций вроде и не нарушал. Утеревшись, Райко водружал тряпицу на прежнее место и снова устало пялился по сторонам.

По его жестикуляции я поняла, что ничего не происходило, и содержимое ячейки номер четырнадцать так и лежит нетронутым.

Райко только успел укусить своего «биг-мака», когда галопирующий мимо носильщик со всей дури прокатил ему по ноге свою тележку. Хорошо хоть не груженую. Пока несчастный выл, а я поносила всех неуклюжих уродов, носильщик сдвинул фуражку и оказался моим заклятым врагом.

— Идиотка, — зашипел он мне прямо в лицо, и я еле удержалась, чтобы не расцарапать наглую физиономию, — ты что еще, ненормальная, придумала?! Мало тебе неприятностей? Ищешь приключения на свою голову?! Убирайся немедленно и прихвати этого самоубийцу!

— Каким образом?! — вызверилась я. — На себе понесу? Ты же, дурак несчастный, мужика искалечил! Ищи теперь носилки или инвалидное кресло! Иначе мы с места не сдвинемся!

Терпение у болгарского мента, видимо, закончилось, он как клещами сжал мое предплечье. Я испугалась, что он с собой не совладает и нам понадобятся не одни носилки, а двое.

— Или ты немедленно отсюда убираешься, или уже сегодня будешь гнить в тюремной камере!

Кто бы сомневался: в случае неповиновения Крысилов обеспечит мне место за решеткой, даже если ордер ему придется выбивать из прокурора силой. Ничего не оставалось, как смириться.

Я подхватилась, и мы с несчастным Райко поплелись на выход. Три верзилы в штатском, явно науськанные Крысиловым, пообещали неприятности, если еще раз обнаружат нас в радиусе пятидесяти километров. После чего, не удовлетворившись посулами, запихнули нас в первое попавшееся такси и строго-настрого велели водителю не выпускать пассажиров до самой курортной зоны. Не думаю, что дяденька сильно обрадовался. Всю дорогу он на нас испуганно косился в зеркало дальнего вида, и с его лица не сходило выражение панического ужаса. Почему-то особенно его беспокоили стоны, издаваемые моим спутником всякий раз, как он вспоминал о брошенном впопыхах в зале ожидания пакете с припасами. Уж не знаю, чего он от нас ожидал, — выстрел в сердце или нож в спину, но удовольствия от поездки получил не больше нашего.

Раненого соратника я проводила до самого номера и стала свидетельницей бурной встречи супругов. Хорошо хоть Нада смыла старушечий макияж, так что шок заполучила только она, когда распознала в хромом бродяге собственного мужа. Райко точно нового потрясения не пережил бы.

Настрадавшийся муж был обласкан и почти насильно уложен в постель. Мне, правда, показалось, что в своем стремлении обиходить мученика Нада несколько перестаралась. Прежде чем укладывать, несчастного не мешало бы покормить. Но доводить до сведения расстроенной женщины, сколько, по моим самым скромным расчетам, часов ее законная половина не имела во рту и маковой росинки, я поостереглась.

Пожелав болящему скорейшего выздоровления, я покинула верных соратников и помчалась к себе. У меня оставалась нереализованная идея, припасенная как раз на случай сегодняшней неудачи. И ее следовало хорошенько обдумать.

Глава 14

Не скажу, что я действительно подозревала ослепительного Иво во всех смертных грехах. Скорее всего, он оказался тем раком, который заменяет рыбу на безрыбье. Больше все равно уцепиться было не за что. За мной ухлестывал? Ухлестывал. И не важно, что совсем недолго. В нашем некомфортабельном отеле проживает? Проживает. Хотя, в отличие от безвременно ушедшего шведа, отнюдь не питает слабости к стоптанной обуви и поношенной одежде. Да и в «Макдональдсе» я его ни разу не застукала, так что во всем, что не касается жилья, требования у него самые что ни на есть нормальные, миллионерские. Ну и подозрительно, что он крутился в ресторане, когда я расправилась с кассиршей.

В глубине души меня, конечно, точило сомнение, уж очень недолго я лицезрела несостоявшегося поклонника, и если быть предельно откровенной, то и находился он от меня довольно далеко. Под присягой я бы побоялась утверждать, что не обозналась, но… Другого подозреваемого пока не имелось. Так что дубликат ключа от ячейки номер четырнадцать предназначался для него. В качестве ловушки.

Прежде всего следовало выяснить, в каком он остановился номере. И тут, с удовольствием или без оного, мне поспособствует херувим-администратор. Разумеется, больше трепать его честное имя и подвергать нежную психику перегрузкам я не собиралась. Все, что нужно, он выложит мне и так, на законных основаниях. Ну а потом я подумаю, как организовать наблюдение и что предпринять впоследствии.

Херувим меня не порадовал. Что до его затравленного вида, так это можно было списать на последствия нашего с ним общения. Тут, откровенно говоря, ничего удивительного не было, на женщин он еще долго будет реагировать болезненно. А вот объяснения его нездоровой бледности и синюшным подглазьям я решительно не находила. Тем более, что столь разительные изменения произошли за крайне незначительный период времени.

Я, наверное, эгоистка, и не зря меня Елена упрекала в черствости, когда я вынула из своего чемодана упаковку медицинских банок, приготовленных на случай Милочкиной хвори, но я с трудом удержалась от просьбы к некогда цветущему молодому мужчине испустить последний вздох не в моем номере. В конце концов, с чего это я взяла, что парень так уж плох?

— У меня проблема, — сообщила я и, пока красавчик не успел окончательно позеленеть, пояснила: — Не знаю, в каком номере остановился Иво Шандор.

Администратор, похоже, с удовольствием бы поменялся со мной трудностями, но вместо того, чтобы препираться, послушно ухватил талмуд. Интересующее меня лицо проживало на пятом этаже в пятьсот двадцать четвертом номере.

— А сейчас он где? — поинтересовалась я, и администратор с похвальной готовностью уставился на доску для ключей.

Предположительно, клиент находился у себя, во всяком случае, ключа от его номера на месте не оказалось. Ну что же, самое время нанести визит. Если венгр в данный момент принимает даму, с личной жизнью ему придется повременить. У меня к нему срочное дело.

Царственным кивком поблагодарив служащего за старания, я направилась в пятьсот двадцать четвертый номер. Тратить время на переодевание и марафет не было необходимости — прежде чем спуститься на ресепшен, я тщательно позаботилась о своей внешней привлекательности. Другое дело, что не помешало бы подумать о прикрытии, точнее, о маскировке. А ну как придется прятаться или даже преследовать объект? Надо быть готовой ко всему!

Газетный киоск располагался дальше по коридору, в противоположном конце от стойки администратора. Печатную продукцию я хватанула первую попавшуюся, и только в лифте обнаружила, что она на немецком. Ну и ладно, хоть картинки посмотрю.

И тут меня осенило. Дура я дура. Ведь хотела же узнать как можно больше про погибших, почему раньше не подумала про печатное слово?! Пусть касательно Пагоша и американца я так и останусь в неведении, но уж кончину своего отнюдь не рядового соотечественника шведы вряд ли оставили без внимания. Зарубежная пресса сюда, конечно, попадает не в первый же день, может, даже не во второй и не в третий, но с убийства прошло уже больше недели, так что можно не сомневаться: при желании в здешних киосках найдутся газеты, проливающие свет на обстоятельства гибели Берга. Сегодня же нацелю Наду и Райко на поиски. Другое дело, как они доведут до меня содержание материала, изложенного на шведском?

Да что же это такое! Ни один доморощенный детектив еще не сталкивался с таким количеством сложностей, как я!

Коридор пятого этажа был пуст и подозрительно тих. В остальном он ничем не отличался от других. Здесь также не предусматривались кресла и журнальные столики для отдыха, не было и телевизора. Желающим повысить культурный уровень приходилось спускаться на первый этаж.

Пользуясь безлюдностью холла, я приложила ухо к двери, но не услышала ни звука. Постояв для верности еще минут пять, постучала.

Дверь открылась далеко не сразу. Помятая щека супермена свидетельствовала, что образ жизни он ведет кошачий: днем спит, а охотится ночью. Уж не знаю, мог ли чей-нибудь визит еще меньше обрадовать джентльмена, но мне он явно не обрадовался.

— Вика? — удивился он. — Входи.

Вообще-то таким тоном обычно просят выйти вон, но я привередничать не стала.

Оказавшись в номере, я чинно расположилась на стуле и начала светскую беседу, которая, по мнению специалистов-психологов, должна предварять серьезный разговор. Во всяком случае, именно так написано в книжках по этикету.

Я добросовестно расспросила венгра о здоровье, настроении и впечатлениях от пребывания на курорте, не забыла поинтересоваться, как идет бизнес. О самочувствии родителей не спросила только потому, что не была уверена в их наличии. Богатеи, если верить сериалам, мрут как мухи, не все дотягивают даже до совершеннолетия, чего уж говорить про средний возраст? Все остальное я, по-моему, выяснила детально.

— Вика, я не хотел бы показаться невежливым, — не выдержал Иво, — но у меня мало времени.

— Значит, ты не умеешь его планировать, — доброжелательно отозвалась я. — Тебе следует завести органайзер.

Разумный совет почему-то вызвал у собеседника раздражение, и он снова принялся бубнить про занятость.

— Я решила больше не испытывать терпения хозяина и перешла к делу. То есть рухнула ему на грудь и начала орошать ее слезами.

Трюку с выжиманием слезы племянница выучилась еще в третьем классе, а в восьмом принялась натаскивать меня. «Мало ли когда понадобится, учись, пока я добрая, — напутствовала Мила, — а то ты у нас дурочка бесхитростная, как будешь дальше жить, даже и не знаю!» Я по дурости сначала сопротивлялась, но у Милочки не забалуешь. Так что мастерство пришло довольно быстро, племянница меня даже похвалила «за сообразительность». Похвала, которой я от нее, дай бог памяти, в лучшем случае удостаивалась дважды за всю жизнь. Так что можете не сомневаться, белоснежную тенниску Шандора я намочила капитально.

— Ты зачем? — перепугался мужик. Вот теперь он бы много чего дал, лишь бы я опять переключилась на погоду.

— Кроме тебя, у меня никого здесь нет, — проблеяла я, и у несчастного округлились глаза. Он, несомненно, задался вопросом, когда это сподобился стать ненормальной бабе ближайшим родственником.

Для острастки я похлюпала еще немного и, удостоверившись, что противник полностью деморализован, начала приводить в исполнение свой план.

Поведав о несчастьях, преследующих меня на болгарской земле (разумеется, выборочно, зато с множеством лирических отступлений), я сообщила ошалевшему мужику, что пришла за советом.

Вздох глубокого облегчения красавец замаскировал хриплым стоном, но явно приободрился, обнаружив, что от него не требуется ни менять семейное положение, ни совершать ратные подвиги во славу опостылевшей дамы. На радостях даже предложил закатиться в ресторан, но я не согласилась. Я еще не все сказала.

Когда я перешла к повествованию о событиях, имевших место при посещении питейного заведения в болгарском селе, Иво, похоже, заинтересовался. Правда, начисто отрицал собственное пребывание в ресторане. Я ему, ясное дело, не поверила и принялась описывать свое мнимое нервное потрясение после ограбления возле бассейна. Похищение подстилки и пустой пластмассовой бутыли я описала столь вдохновенно, что даже Агата Кристи, несомненно, сочла бы за большую удачу разрешение использовать цитаты из моей речи в своих произведениях.

— А вот и ключ, — продемонстрировала я дубликат. — Можешь мне не верить, но я абсолютно убеждена: здесь кроется тайна! Я пришла к выводу, что у меня в номере и в пляжной сумке искали именно его!

Вожделение, с которым красавец венгр пялился на искомую вещь, заставило меня обеспокоиться собственной безопасностью. Если парень и впрямь тот, кем я его считаю, то есть преступник, лучше не рисковать и под благовидным предлогом избавиться от ключа. Что толку, что полиция давно изъяла содержимое ячейки? Иво-то не в курсе. Я ни словом не упомянула про свое кратковременное сотрудничество с болгарской полицией. Пристукнет меня, чтобы завладеть сокровищем, и дело с концом!

— Я хотела бы оставить тебе эту вещь на хранение, — выпалила я. — И вообще, мне пора.

— А почему бы тебе его не выбросить или даже не сдать в полицию? — высказал запоздалые подозрения Иво.

— Про полицию и слышать не хочу, — отмахнулась я, — а вот насчет того, чтобы выкинуть, я как-то не задумывалась, может, и впрямь так будет лучше?

Иво готов был откусить себе язык, когда я протянула руку, чтобы забрать ключ.

— Ты, наверное, права, — пошел он на попятный, игнорируя мой жест и пряча ключ в карман. — Пусть полежит, мало ли зачем понадобится.

Вот-вот, и я о том же. Банку консервную открыть или в сливном бачке поковыряться. Иво прокололся и выдал себя с головой. Незаинтересованный человек, — если он, конечно, не старьевщик и не бомж, промышляющий сдачей утиля, — в жизни бы не покусился на ненужную железку.

Я засобиралась, но хозяин стал прикладывать сверхъестественные усилия, чтобы удержать дорогую гостью. Мы чуть не подрались. Во всяком случае, должно быть, именно так со стороны выглядели его попытки напоить меня коньяком и мои — отбиться от угощения. К себе я попала через четверть часа, только что не наэлектризованная. Ощущение было такое, что я сунула голову в пасть огромному аллигатору, и слова, которыми я наградила себя за эту глупость, приводить в приличном обществе не рискну. Мало мне было неприятностей? Теперь на их отсутствие жаловаться не придется!

Я ужасалась содеянному, а руки сами собой смывали с лица косметику. В считанные минуты я вернула себе облик бесполого невзрачного создания и, прихватив немецкую газету, рванула в холл. Преступник получил информацию к размышлению и стимул к активной деятельности. За ним нужно проследить, и я сделаю это непременно. Иначе зачем я мучилась? Тем более, что моя безопасность не в последней степени зависит от того, как скоро я обеспечу полицию неопровержимыми уликами преступной деятельности красавца.

Иво не обманул ожиданий. У выхода он оказался буквально пятью минутами позже и двинул прямиком к телефонной будке.

Разумеется, ахинея, которую я несла в приснопамятном разговоре с сестрицей, с действительностью не имела ничего общего. Хозяева заботятся об удобстве гостей, и даже те, кто проживает в двухзвездочных отелях и телефона в номере не имеет, могут без проблем воспользоваться достижениями цивилизации. Телефонных автоматов кругом полно. И в холлах гостиниц, — причем зайти можно в любую, даже не свою, — и на улице на каждом шагу. Ни о каких многочасовых очередях речи нет. Вечером, правда, случается переждать одного-двух человек, но это пара минут. А моему подозреваемому и ждать не пришлось.

Номер он набирал по памяти, и причем, как я отметила, телефон был местной связи, а не междугородный. Разговор шел на английском.

Я пристроилась в соседней будке и принялась сосредоточенно жать на кнопки. Иво говорил негромко, но кое-что я разобрала. Он настаивал на немедленном свидании с собеседником, а о причинах своего нетерпения распространяться до личного контакта отказывался. В конце концов, ему удалось сломить упрямство абонента и назначить встречу на одиннадцать часов вечера. У себя в номере.

Замирая от волнения, я покинула наблюдательный пункт и вернулась в отель. Любой ценой я должна не только увидеть визитера, но и услышать, о чем они станут говорить!

Супруги, к которым я кинулась за поддержкой, как раз собирались сходить поужинать. Подозреваю, что у Райко как раз должен был состояться первый прием пищи за сегодня, когда я ворвалась и принялась грузить пару новостями. Не уверена, что югославы поняли все, но энтузиазмом заразились и принялись ломать голову, что предпринять.

Услышать красавчика и его гостя надо непременно. Вот только как? Стояние под дверью отметалось с ходу, — именно с одиннадцати и часов до трех постояльцы возвращаются на ночлег. Не уверена, что наше бдение под чужими дверями расценят адекватно, то есть как проявление гражданского мужества и личной доблести.

— Спрятать у него в номере микрофон! — Решимости мне было не занимать. — Сунем куда-нибудь под кровать, потом заберем!

Бесценная идея требовала капиталовложений, но с ними я смирилась. Дубленку, на которую были прихвачены деньги, я все равно покупать передумала, — изделия местной промышленности по цене не слишком отличались от турецких, в большом ассортименте представленных на отечественных вещевых рынках, а вот по качеству, на мой непрофессиональный взгляд, проигрывали. Так что похожу еще в полушубке из нутрии, там будет видно.

Я вспотела, пока объясняла Райко; что именно ему придется срочно купить. Опасаясь, как бы он не приволок стиральную машину, радиоприемник или соковыжималку, я ухватила карандаш.

Микрофон мне не удался, пришлось схематично набросать певицу с этим чудом техники в руках.

— Банана? Обезьяна? — поинтересовалась Нада, благожелательно глядя на мое творение.

— Ты будешь петь? — жестами осведомился Райко.

Ну что ты станешь делать! Я же не художница, в конце концов! Я вздохнула и опять принялась махать руками. Так все-таки привычнее да и надежней. И быстрее, что тоже немаловажно.

Минут через пятнадцать Райко обрадованно закивал и пулей вылетел из номера. Еще неизвестно, кто провожал его более озадаченным взглядом: я или жена. Зато его появление с небольшим, размером с плеер, диктофоном было воспринято на ура. Надеюсь, он его не украл. Моя совесть не выдержит превращения законопослушного югослава в правонарушителя. А ведь бывает и такое. Говорят, внешняя атрибутика здорово влияет на подсознание. Изменения, не всегда обратимые, сказываются на психике. Вдруг Райко настолько сжился с обликом бездомного бродяги, что никак не может выйти из образа?

Мои муки прекратила Нада, пояснив, что вещицу они прикупили для внучек. Как знали, что понадобится!

Дело теперь было за малым: проникнуть к венгру в номер и подсунуть включенную аппаратуру. Сделать это следовало непосредственно перед приходом неизвестного визитера, так как кассета рассчитана на полтора часа, а значит, одной стороны хватит максимум минут на сорок. К сожалению, поручить хозяину поставить кассету на другую сторону, когда закончится первая, не получится. В общем, все легко и просто, не так ли?

Я опять позавидовала героиням когда-то читанных детективов, чьи трудности не шли ни в какое сравнение с моими. Засылать придется Наду, разумеется загримированную. А уж предлог для посещения номера одинокого мужчины любая нормальная женщина при необходимости изобретет элементарно.

Я быстренько слетала за косметичкой, и Наду перекосило. Манипуляции с ее внешностью она, похоже, забудет не скоро.

— Ладно тебе, — принялась я успокаивать безутешную женщину, — потом смоем. Это минут на двадцать.

Нада стояла насмерть. Супруг, так и не поняв, что я собираюсь сделать с его любимой женщиной, тоже разнервничался, и я отступила. В конце концов, она же не грабить полезет. Пусть идет в своем естественном виде. Главное, чтобы убедительно сыграла и сумела запрятать диктофон.

Сценарий разрабатывали общими усилиями. В итоге остановились на имидже слабой беспомощной женщины, попавшей в беду. Нада — привлекательная дама, и мало вероятно, что венгр ее вытолкает взашей.

Экстремальные варианты вроде огнестрельной раны были дружно отвергнуты, потому как сильный пол при виде крови теряется, а вот проблема с консервной банкой и открывашкой встретила понимание и единогласное одобрение. Райко я покупку продукта не доверила. Еще притащит жестянку с отвинчивающейся крышкой или кольцом, за которое и младенец может дернуть.

Время поджимало, и пришлось наведаться в приснопамятный супермаркет. Две банки тушеного мяса и жестянка с зеленым горошком обошлись дороже ужина в ресторане на три персоны, с вином, шоколадом и мороженым. Вдобавок мне еще пришлось отстоять в очереди. Уж это вообще необъяснимо. Если только предположить, что народ повалил из чистого любопытства. Убийство, вероятно, — хорошая реклама. Только при таких ценах совершать их придется регулярно, — о господине Пагоше скоро позабудут, и какой тогда народу смысл отовариваться за бешеные деньги?

Выкладывая добычу на стол, я поймала изголодавшийся взгляд соратника и ужаснулась собственной нечуткости. Как я могла забыть, что моими стараниями у мужика сегодня весь день разгрузочный? Что мне стоило ему купить хотя бы шоколадку? И главное, неизвестно, когда мы освободимся. А ну как ему до завтра мучиться?

Я посмотрела на часы и угрызения совести решила оставить на потом. До часа икс оставалось шестнадцать минут, а я еще не закончила инструктаж. В конце концов, голодание полезно для здоровья, и, если у Райко есть какие проблемы с самочувствием, сегодняшнее воздержание ему только пойдет на пользу. Вид у него, правда, вполне здоровенький… Хотя нет! Вон за печень держится. Ну точно, у него больная печень, голодание для печени — первое дело. Или последнее?

Нада нетерпеливо переминалась у двери. Скептически оглядев миниатюрную дамскую сумочку, я отрицательно помотала головой и сунула ей свою дежурную авоську. У женщины округлились глаза. Вот что значит издержки цивилизации! К вместительным кошелкам иностранки не приучены. То ли дело бывшая советская гражданка! Да она из дому не выйдет, если в косметичке не лежит таких, как минимум, четыре, даже если собирается на похороны, в ресторан или на серьезную полостную операцию в больницу. На обратном пути можно заскочить на ближайший продуктовый рынок, так чего порожняком туда-сюда мотаться?

Затолкав в авоську горошек с тушенкой, я перекрестила соратницу и пихнула к выходу. Райко протестующе забубнил.

— То есть как зачем три банки сразу? — изумилась я. — Что она успеет, пока венгр будет одну расковыривать? По сторонам оглядеться? А потом попросит подождать, пока она у него в номере похозяйничает? Нет уж, пусть все банки открывает! По-хорошему, надо было еще горошка прихватить, но что сделано, то сделано.

Второпях чуть не забыли диктофон. А когда Нада ушла, я уже не помнила, включила или выключила кассетник.

Наконец она вернулась — без диктофона и с открытой тушенкой.

Райко коршуном кинулся на банки, а я поинтересовалась судьбой горошка. За труды, что ли, венгр себе оставил? Хотя нет, от третьей банки, скорее всего, отказалась сама Нада. Я бы тоже не рискнула тащить сразу три вскрытые жестянки.

— Куда сунула? — насела я на раскрасневшуюся женщину.

— Оставила на столе, — с помощью жестов отчиталась соратница.

Я чуть умом не тронулась, потом дошло, что это она про горошек.

— Плевать мне на горошек, — чертыхнулась я. — Диктофон ты где оставила?

Кассетник она, слава богу, пихнула за кровать. Я облегченно вздохнула.

Нада свою работу выполнила блестяще, теперь подключались мы с Райко.

Мы отправлялись караулить визитера, чтобы знать очередного врага в лицо. Предлог для топтания в коридоре я выбрала безукоризненный: перекусила нитку на любимых бусах и щедро рассыпала горошины по ковровому покрытию. Предполагалось, что трудовую деятельность мы растянем минут на десять, а если гость припоздает, собранное можно заново рассыпать.

Меня нисколько не смущало, что перед заветной дверью я буду околачиваться закамуфлированной под представителя противоположного пола. Покажите мне закон, по которому мужчины не должны носить первоклассную чешскую бижутерию! Такого закона нет и быть не может! Каждый имеет право на индивидуальность, нетрадиционный подход к выбору одежды и украшений! Вон Райко не забивает голову ерундой, ползает себе спокойно по периметру и вылавливает кругляшки. Уж если он не нервничает, я-то с какого перепугу стану дергаться?

Увидев, что к объекту вошла дама, точнее рыжеволосая красавица, в обществе которой я его уже наблюдала, я чуть не заплакала от обиды, а Райко и вовсе запаниковал. Подглядывать за милующейся парочкой благородный мужчина отказался наотрез.

За поддержкой он кинулся к супруге, и жена безоговорочно приняла мужнину точку зрения. Записывать на пленку чужое любовное свидание им претило, прослушивать тем более. Я и сама здорово расстроилась.

— С диктофоном-то что будем делать? — поинтересовалась я, когда страсти улеглись. — Утром его обнаружит уборщица, и мы никогда не выцарапаем вещь обратно.

Решили дождаться ухода гостьи и попытаться опять прорваться в номер. А кассету стереть не прослушивая.

Чтобы не проворонить уход рыжей, я приставила Наду из окна наблюдать за парадными дверями, а сама на всякий случай уселась караулить в холле перед телевизором. Глаза закрывались, но я упорно боролась с требованиями организма и пыталась прикинуть дальнейшие действия. Как я ни мусолила имеющуюся информацию, никаких перспектив не видела. С Иво я, скорее всего, оплошала. Приняла желаемое за действительное. Правда, ключ он все-таки взял. Но может, я неверно оценила мотивы? Вдруг он коллекционер? Собирают же бутылки, пивные пробки, ночные горшки и обертки от конфет и туалетной бумаги? Почему бы кому-то не коллекционировать ключи?

Когда мы с Надой совсем отчаялись, а Райко избавился от чувства голода, задремав с зажженной сигаретой (дорогущая тушенка оказалась совсем не сытной), из дверей отеля выпорхнула визитерша, и я кинулась наверх расталкивать нашего единственного мужчину.

Вызволять плеер он вызвался без колебаний. Правда, совершенно не представлял, как станет это делать.

Райко похлопал глазами и глянул на жену. Супруга развела руками.

— Ну, постучи, попроси у него заварочки, — посоветовала я.

Как ни странно, югослав меня понял. На лице отразился ужас, он принялся тыкать пальцем в циферблат.

— Третий час? Ну и что! У нас дело спешное. Утром придет уборщица и найдет диктофон. Мы не можем рисковать!

Райко все равно сомневался. Он попеременно хватал себя за уши и жмурил глаза.

— Ну и что, что заснул? Почему это не услышит? Колоти, пока не откроет! — Я забарабанила в стену ногой, демонстрируя, как следует поступить.

Пусть изменник не надеется, что я буду караулить его ночной покой!

— Можно, конечно, стребовать с него горошек, — задумчиво протянула я. — Но во-первых, он его, скорее всего, уже съел, — после определенных упражнений аппетит зверский, а во-вторых, если он даже удержался от искушения и отбил посягательства возлюбленной на чужую собственность, вариант не подходит по времени. Сунуть банку — минутное дело. До диктофона ты не доберешься. Так что требуй у него заварку!

Немного подумав, я внесла в план коррективы.

— Ты вот что. — Я сунула Райко кипятильник. — Насчет заварки ты ему в жизни не объяснишь, а так — понятней некуда. Ты якобы пришел вернуть вещь, которую одолжила Нада. Он, понятно, станет отпираться, но ты его не слушай, иди в номер, там сориентируешься.

Округлившиеся глаза супругов наводили на мысль, что в цивилизованных странах люди не только не пользуются подобными штуками, но не понимают, для чего они предназначены. Так это еще лучше. Иво тоже провел юность не на строительстве Байкало-Амурской магистрали, кипятильник и для него окажется в новинку. Вот и пусть хорошенько его рассмотрит, а пока будет изучать устройство, глядишь, мужик и вытащит наше «секретное оружие».

— Ты только оставлять его не вздумай! — напутствовала я. — Мне Елена голову оторвет. Он у нее какой-то особенный, таких уже не делают.

И, уже закрыв за Райко дверь, я сообразила: оставлять кипятильник миллионеру нельзя в любом случае. Решит опробовать — неизвестно, успеют ли туристы покинуть горящий отель.

Райко вернулся с победой и пылающим лицом. Он сберег и кипятильник, но счастливым не выглядел. На мой невооруженный взгляд, причин покрыться пятнами у бедняги было не так много. Скорей всего, посягательства крепенького хлопца, к тому же в неурочное время, Иво расценил однозначно. А поскольку ориентацию имел вполне традиционную, каким-то образом довел до сведения Райко, что, невзирая на несомненные физические достоинства посетителя, его трепетные чувства остались без взаимности. Определенную лепту внес и кипятильник. Догадаться, какая роль в означенном контексте отводилась железяке на веревочке, Иво, похоже, так и не сумел, а все неизвестное народ, как водится, принимает в штыки. Предполагая самое худшее.

Конечно, хорошая сочная отбивная, а еще лучше парочка, утешили бы оскорбленного мужчину, но… Непременно попеняю сестрице, что не побеспокоилась о возможном гастрите у собственного ребенка. Легкомысленная женщина! Что бы ей всучить мне походную одноконфорочную плитку? Я бы все равно не отбрыкалась, и сейчас измученный помощник вонзил свои крепкие зубы во что-нибудь посущественнее, чем пляжные тапочки супруги.

Умница Нада с полувзгляда поняла терзания мужа и захлопотала над жертвой нечуткого венгра. Все-таки он — настоящее чудовище. К тому же жутко испорченное. Надо же, принять симпатичного и мужественного Райко за извращенца!

Глава 15

Мое следующее утро началось ближе к обеду и, несмотря на то что я временно прекратила насилие над организмом, то есть будильника не заводила и проснулась исключительно по собственной воле, самочувствие, а главное, внешний вид оставляли желать лучшего.

Так поплохело, что я даже на палатку с мороженым покосилась неодобрительно. В ближайшее время, боюсь, ничего, кроме соков и минералки, мне не захочется.

Я доковыляла до бассейна и, обессилев, плюхнулась на лежак. Не удосужилась даже подстелить полотенце, и жесткие пластмассовые палки впились в отощавший живот. Если дело так пойдет и дальше, с горечью подумала я, за пребывание на курорте я заплачу инвалидностью и полной потерей трудоспособности. А уж о своей женской привлекательности — предмете куда более хрупком, нежели все вышеупомянутое, — я боялась даже и помыслить. Шло к тому, что скоро ни один мужчина на меня не посмотрит — разве с сочувствием. Можете поверить, ехала я вовсе не за этим!

Может, кого-то и утешит тот факт, что он мучается не один, я же, наоборот, расстроилась еще больше. Метаморфоза с моими еще недавно ухоженными и привлекательными друзьями тяжким грехом легла мне на душу.

Глаза у обоих были красные и слезились, лица осунулись и побледнели. В довершение ко всему, Райко непрерывно что-то жевал, и я испугалась, что полученный им шок, едва не закончившийся голодным обмороком, не пройдет бесследно. Не знай я, что супруги на отдыхе, причем уже не первый день, ни за что бы не поверила. Их плачевное состояние никак не сочеталось с солнцем, морем и витаминами. И скорей наводило на мысль о последствиях затяжной хронической хвори или серьезного душевного заболевания.

Тем не менее, напарники и не думали зализывать раны. Подруга отлепилась от лежанки и поплелась ко мне за дальнейшими указаниями. Я чуть не расплакалась от умиления, но эксплуатировать преданность и чувство ответственности своей немногочисленной гвардии не посмела.

Такие личности — гордость не только своей нации или страны, они — золотой фонд, сокровищница всего человечества. Если планета до сих пор не погибла, то только потому, что на Земле еще остались отдельные представители человеческой расы, отстаивающие идеалы добра, гуманизма, свободолюбия. Они никогда по-настоящему не впишутся ни в одну государственную систему, которая по определению не может быть совершенной, ни на что не променяют домашний очаг и верность традициям предков. Их не заставишь идти друг на друга братоубийственной войной, даже если у соседа больше нефтяных скважин или выше доход на душу населения. Они знают и помнят свои корни, до конца стоят друг за друга и никогда не забудут передать детям подлинные ценности: любовь, порядочность и бесконечную бескорыстную преданность.

Я не удержалась и от полноты чувств расцеловала верную боевую подругу, и мы обе вытерли глаза. Испуганный Райко присоединился к нашему дуэту.

Уяснив, что на сей раз в мои планы не входит лишить их еды или ночного отдыха, оба повеселели, и на поиски прессы Райко отправился насвистывая. Ворох газет, которые он притащил, радовал глаз, но и означал новые проблемы. Даже если мы отмахаем себе руки, мало вероятно, что я получу бесценные сведения о погибшем миллионере.

Выход нашла подруга. Она внезапно скрылась из виду, а вернулась с симпатичным молодым мужчиной.

Где она откопала соотечественника, Зорана, и как определила, что он знает русский, осталось секретом: нам следовало обсудить кое-что более существенное. Супруги углубились в прессу, а мы с Зораном — в светскую беседу. Я опять восхитилась ангельским характером Райко. Вместо нагоняя супружнице и колючего взгляда исподлобья ее новому знакомому, одарил обоих доброжелательной улыбкой, с незнакомцем обменялся рукопожатиями.

Уже через пару минут я сделала печальный вывод. Дареному коню, конечно, в зубы не смотрят, но суть от этого не меняется. Предполагалось, что русским молодой мужчина овладел в спецшколе, а потом шлифовал его в высшем учебном заведении. Итог оказался неубедительным. Или Зоран был нерадивым студентом и школьником, или его преподавателям русского языка следовало ноги повыдергать за безобразное качество обучения. Я снова приуныла.

К счастью, его английский — не в пример лучше. Тут, правда, я себя не ощущала рыбой в любимом аквариуме, но все равно общаться было можно. Мы как раз закончили обмениваться впечатлениями о болгарской кухне и погоде, когда соратники объявили о готовности выдать предварительную информацию.

Согласно печатному слову, Берг погиб от сердечного приступа. Помимо деловых партнеров, его оплакали граждане Швеции и безутешная молодая супруга. Многочисленные фото убедили меня в точности характеристики, данной журналистами внешним параметрам вдовы, но заставили сильно усомниться в искренности ее терзаний по усопшему. Элегантность и разнообразие нарядов, тщательная прическа и искусно наложенная косметика перечеркивали все попытки дамочки изобразить глубокую скорбь.

— Кем она была, пока не вышла за Берга? Сколько ей лет? И какое у нее теперь финансовое положение? — Я выстрелила вопросами на своем неуверенном английском и стала ждать многоступенчатого перевода.

— Манекенщица, не слишком удачливая, родом из Америки, — последовал ответ.

Это Нада знала и раньше: превращение американской Золушки в супругу миллионера подробно освещалось в прессе перед бракосочетанием. Они поженились чуть больше пяти лет назад, к этому времени Нада и Райко уже достаточно долго прожили на новой родине и шведским владели прилично.

— Тогда ей было двадцать два, Бергу сорок восемь. Теперешний возраст вдовы при желании подсчитать нетрудно.

Не возникло проблем и с подсчетом капиталов красавицы. Журналисты не скрыли от широкой общественности столь животрепещущие сведения. Думается, с половиной миллиарда долларов женщина сумеет найти в себе силы, чтобы жить дальше.

— Что-нибудь еще? — нетерпеливо дернулась я.

Райко пожал плечами. Если меня не интересует детальное описание туалета вдовы и содержание всех прочувствованных речей, сказанных на могиле, порадовать меня больше было нечем.

Ни на то ни на другое я не польстилась, и Нада принялась излагать, что ей было известно. Райко оказал супруге информационную поддержку. Но все равно я не узнала ничего, что продвинуло бы нас в расследовании.

Около года назад ушел из дому единственный сын миллионера, Кристофер. Оборвал все связи с отцом и почти наверняка уехал из страны. Как иначе объясняется факт, что самые серьезные меры, принятые родителем для возвращения дитяти в гнездо, окончились ничем? Разумеется, случись подобное в Швеции, парень бы никуда не делся, но в Америке раздобыть поддельные документы — не проблема. Конечно, если знаешь, к кому обратиться. Так полагали супруги, и я была с ними полностью согласна. Парень был явно не первым и не последним, кто испарился из Соединенных Штатов.

— А почему? — встряла я. — Если юноша хотел жить отдельно, что ему мешало снять квартиру? Неужели Берг был сумасшедшим отцом, который держал сына при себе, под неусыпным контролем, и не давал глотка свободы?

— Он бы нормальным родителем. — Зоран переводил быстро и с удовольствием. (Хотя до сих пор он, по-видимому, никогда не слышал об удачливом американском бизнесмене шведского происхождения, предмет разговора ему был далеко не безразличен. Может, у него тоже подрастает сын? И он боится совершить педагогическую ошибку?). — Правда, слишком занятым. Но этим грешит большинство успешных деловых людей. Кроме того, семейная жизнь с молодой красоткой не заладилась с самого начала. Бесконечные скандалы, закатываемые женушкой, отнимали у мужчины почти все силы. На бизнес его еще хватало, сыну же перепадали крохи.

В этом ли было дело, или у молодого человека случились проблемы на личном фронте, — у подростков, как правило, куча всевозможных сложностей, — но мальчишка связался с наркотиками. Года за три до побега. Правда всплыла довольно быстро.

Берг не стал рвать на себе волосы, а отправил сына в закрытую клинику. Тут-то он, похоже, и промахнулся. Парню не понравилось, как с ним обошлись. Даже самая распрекрасная лечебница — не сахар. Вероятно, от отца он ожидал иного.

В итоге, после лечения, от наркотиков он отказался, но с отцом прекратил всякое общение.

— И что Берг? — разволновалась я. — Все равно не сообразил, что мальчику нужна поддержка? Что ему не хватает понимания и любви?

Собеседники были не в курсе. Как ни старались Нада и Райко припомнить что-то еще, ничего не вышло. Продолжать мучить несчастных, и без того засыпающих на лету, было негуманно.

— Бай-бай, — скомандовала я, положив щеку на сложенные ладони. — Идите оба спать. На вас нет лица, а что делать дальше, я все равно пока не знаю.

Нада покивала. Они, оказывается, торчали тут с девяти, ожидая ценных указаний. Ну что за люди!

Выпроводив бравую гвардию, я задумалась. И совсем не о застопорившемся расследовании. Мне пришло в голову, что я нашла отличный способ не только повысить боеготовность родной российской армии, но и сделать пребывание в ней не столь болезненным для солдатиков и офицерского состава.

Что я предлагаю? Резко сократить численность рядов! Не в два и даже не в четыре раза, а на несколько порядков. То, что потребуется куда меньше денег на ее содержание, вооружение, экипировку, появятся даже средства для достойной оплаты ратного подвига солдат и офицеров — и так понятно.

Другое дело — если в распоряжении командного состава будет не рать немереная, а очень и очень ограниченный контингент, то и обращаться с ним придется соответственно. Людей станут беречь. Каждым дорожить как зеницей ока, как собственным единственным отпрыском, замены которому нет и быть не может. Вот тогда-то каждого солдатика будут учить не копать картошку, не драить туалет на генеральской даче и не пристраивать вторую баню возле четвертого бассейна на вилле у большого начальника, а воинскому делу, тому, что ему и впрямь понадобится, случись супостату напасть на нашу землю!

С такими мыслями я и заснула. И во сне благополучно довела свою инициативу до власть имущих. Только вот не помню, к кому я записалась на прием: к президенту или к верховному главнокомандующему. Но это и не важно. Главное, что до кого-то все же достучалась и, по-моему, получила твердое обещание, что в наиближайшее время предложение будет рассмотрено в самых высоких инстанциях. Так что пробудилась я в благостном расположении духа и ощутила зверский аппетит. Кажется, дело пошло на поправку!

Забросив пляжное шмотье в номер, я натянула любимое платье и занялась макияжем. Даже амазонки, я уверена, иногда вспоминали, что они женщины. И заботились о своей привлекательности. В перерывах между битвами или на привалах в многодневных походах они наверняка доставали какие-нибудь мешочки с арсеналом чудодейственных средств и наводили марафет. А я чем хуже? У меня сейчас тоже затишье.

Полчаса, проведенные перед зеркалом, меня успокоили. Ущерб, нанесенный женской красоте, оказался легко восполнимым. Отражение обещало заинтересованное внимание даже самых пугливых представителей мужского пола, тогда как еще утром я могла рассчитывать разве что на предложение услуг по транспортировке в госпиталь.

Экипировка и приятные размышления заняли еще некоторое время, так что номер я покидала, когда уже начало темнеть, в восьмом часу. И все равно спешить было некуда, я решила провести неторопливый вечер, напоенный ароматами экзотической зелени и сиянием ярких ресторанных огней. Сегодня я себе позволю расслабиться на полную катушку. Я даже забуду про диету и закажу все, чего пожелает душа!

Прежде чем завалиться в питейное заведение, стоило прогуляться. И найти такое место, которое будет полностью соответствовать моим настроениям. Не желаю никаких соревнований, ни со стульями, ни без. Не хочу, чтобы мои нежные уши забивали подбадривающие крики болельщиков и пыхтение азартных участников. Тихая, ненавязчивая музыка, хорошая кухня с преобладанием или, по крайней мере, широким выбором рыбных блюд, обилие зелени, приглушенные огни и приятный дизайн. Да, вот еще что: меня бы не устроило большое скопление народа. Многоголосье не впишется в мое романтически-мечтательное состояние.

Именно последний пункт требований к месту отдыха и вечерней трапезы — единственной за сегодня — помешал обосноваться за каким-нибудь столиком поблизости. Везде мне были рады, но тишину и тем более покой не гарантировало ни одно заведение. Пришлось прогуляться в сторону центра.

Ресторанов тут оказалось меньше, зато количество уличных торговцев на каждом квадратном метре возросло в геометрической прогрессии. Предлагали тряпки, косметику, детские игрушки и бесчисленные пляжные принадлежности: зонты, полотенца, подстилки, яркие аляпистые сумки. И опять полотенца, подстилки и кремы для загара, от загара, дезодоранты, лосьоны, солнцезащитные очки.

У меня зарябило в глазах, и я свернула на малолюдную боковую аллею. По обеим сторонам возвышались многолетние деревья, вдалеке светились огни очередного ресторана. Это наверняка именно то, что я искала, подумалось мне, а в следующий миг под ногой мявкнуло, взвизгнуло, распрямившейся пружиной взвилось в душистый прохладный воздух, и я, вырванная из неторопливых дум, с таким же неэстетичным звуковым сопровождением рухнула на газон. В парадном облачении, безупречном макияже и облаке французских духов английского разлива.

Впрочем, помимо слаженного вопля, моего и кошачьего, имелись и еще некоторые звуки. Каковые ни по отдельности, ни вместе, вероятно, не привлекли бы моего внимания, не накопись у меня за время пребывания на курорте богатого негативного опыта. У меня до предела обострились органы чувств и активизировался инстинкт самосохранения. Обычное дело на отдыхе, не находите?

Удар металлического предмета о дерево и последовавшие сразу за ним рев мотора и визг шин сорвавшегося с места авто мне категорически не понравились. Я поудобней устроилась на траве (терять ни мне, ни наряду было уже нечего) и принялась озираться.

Перво-наперво я разглядела кошку, вернее, котенка, о которого так бессовестно споткнулась, но, похоже, кроме обиды, существенного ущерба не нанесла. Животное выгибало спину и сверлило меня неприязненным взглядом с расстояния полутора метров. Если я правильно поняла, оно намеревалось потребовать компенсацию за причиненные неудобства. И не сомневалось, что, как честная женщина и человек, считающий себя порядочным, я расплачусь чем-нибудь съедобным.

— В общем и целом, не возражаю, — обнадежила я, — хотя и тебе следовало быть осторожней. Я же тебе не родственница, в потемках не вижу.

Тот факт, что мы не состоим в родстве, нахохлившуюся животину оставил равнодушной. Она, по-видимому, и так не сомневалась, что подслеповатое, не слишком умное громоздкое двуногое не может иметь ничего общего с грациозными и загадочными созданиями. А вот к обещанию отнеслась одобрительно. Подошла поближе и даже снисходительно разрешила себя погладить.

Скажу честно, против кошек я не возражаю. Но и аргументов «за» никогда не находила. Родители не держали в доме животных, когда же мы с Еленой стали взрослыми, обе обнаружили, что заняты не меньше предков. Ни у той ни у другой не возникло желания получить дополнительные хлопоты. Так что я без отвращения поглажу собаку или кошку (крысу не предлагать!) в гостях у друзей, налью блюдце молока или вынесу остатки супа бездомному животному, случайно забредшему на мою лестничную клетку, но это все. На большее я не способна.

Впрочем, разумное создание от меня подвигов и не ожидало. Мягкая, нежная шерстка оказалась хоть и короткой, но удивительно приятной на ощупь. Жировыми отложениями кошечка явно не страдала. Под шубкой выпирал скелет, острый и беззащитный.

— Да, подруга, садиться на морковь и яблоки тебе без надобности, — вздохнула я, взяла «подругу» на руки и приняла, наконец, вертикальное положение.

Маленькое сердечко билось рядом с моим собственным, сама себе удивляясь, я не торопилась опускать котенка на землю. И вот тут мой затуманившийся взор упал на ближнее дерево.

Из могучего ствола акации торчал явно чужеродный предмет. При детальном рассмотрении оказавшийся рукояткой ножа. Потребовалось минимальное умственное усилие, чтобы сделать вывод: предмет находится приблизительно на том уровне, где была бы моя грудная клетка, не споткнись я о маленькое тщедушное тельце. Я охнула и опять села.

Сколько я так сидела, не имею понятия. Если бы дело было дома зимой, наверняка успела бы окоченеть. В Болгарии же, тем более летом, на тротуаре можно сидеть в свое удовольствие хоть сутки напролет. И совершенно без последствий.

— Проблемы? — по-английски вопросил мужской приятный голос, заставивший меня выйти из оцепенения.

— No problem, — бодро отчиталась я.

Мужчина протянул мне руку.

В свете фонаря прохожий выглядел неплохо: высокий, представительный, даже, по-моему, не плешивый. Разумеется, утверждать это на сто процентов было рановато, окажись мы в более освещенном месте, я вполне могла получить сюрприз вроде отсутствия половины зубов или, например, бородавки на носу. Однако пока все выглядело достаточно привлекательно. Именно поэтому я не спешила отделаться от незнакомца и внесла посильную лепту в поддержание беседы.

— Отдыхаю, — пояснила я, вставая с его помощью, и растянула губы в улыбке. — Мы с моей любимицей притомились и позволили себе немного расслабиться.

— Неужели? — вежливо поддакнул иностранец.

Что-то в тоне прохожего меня смутило, и я проследила за его взглядом. Мужчина как зачарованный пялился на холодное оружие, застрявшее в акации. Выражение лица незнакомца свидетельствовало о распиравших его чувствах. В качестве основного я бы, пожалуй, назвала сожаление о попытке предложить свои услуги.

— Да-да, — принялась я вдохновенно импровизировать, — вы угадали, это мое хобби. Обожаю, знаете ли, размяться перед сном. После хорошей пробежки, — зачем-то добавила я, и тот обалдело покосился на мои «шпильки».

— Кстати, вы мне не поможете? — наседала я. — Не могу вытащить свой нож. А он мне очень дорог. Без него я прямо как без рук. Из дому не выхожу, — тарахтела я и чувствовала, что несет меня куда-то не туда. — Он у меня вроде носового платка или косметички. Привыкла, знаете ли!

«Носовой платок» мужчина освободил не без труда и протянул мне только после того, как самым внимательным образом оглядел «любимую» вещь. Я и сама не могла оторвать от нее взгляда. Совершенно необычный нож. Я раньше таких не видела: длинное лезвие и укороченная рукоятка, тяжелый и качественно сработанный. Не раритет, конечно, но думаю, специалисты, чтобы его заполучить, жаться бы не стали. Только надеюсь, что профессионалы обойдут меня своим вниманием. Торговаться с ними себе дороже, легче так отдать!

Упрятав «незаменимую» вещь в сумочку, я принялась прощаться. Как бы мне ни приглянулся мужчина в потемках, рассчитывать на его дальнейшие ухаживания было по меньшей мере глупо. Я имею в виду в данных конкретных условиях.

Скорей всего джентльмен и сам не собирался заходить далеко, но, выйдя на хорошо освещенное место, передумал. У меня сложилось впечатление, что чашу весов склонило в мою сторону присутствие у меня на руках домашней любимицы. Для англичан, да и других иностранцев из развитых государств любовь к животным — едва ли не основной показатель человеческой порядочности.

— Вам надо выпить, — мягко заметил он, и я похвалила себя за недавние усилия, потраченные на совершенствование отпущенного природой.

— Я тоже так думаю.

Мы дошли до ресторана и, расположившись за столиком в углу, сделали заказ. Иштван (мой новый знакомый оказался не англичанином, а чехом) попросил бутылку белого вина, я же велела принести себе салат, рыбное ассорти, отбивную с зеленым горошком, акульи плавники и нежную малосоленую семужку.

— Кошка проголодалась, — объяснила я, заметив, что брови иностранца поползли вверх. — Ей надо усиленно питаться.

Будто сообразив, что речь зашла о ней, моя спасительница высунула мордочку из-под стола и принюхалась.

— Потерпи, сейчас наешься, — пообещала я, прикидывая, много ли перепадет не менее оголодавшей «подружке» и не лучше ли было сразу заказать всего по два.

Поговорить мы так и не успели: официантка принесла заказ, и мы с кошкой налегли на съестное. Понадеявшись на ее скромность, я сильно просчиталась. Вместо того чтобы смирно сидеть под стулом и принимать угощение, она грациозно вспрыгнула на стол и приступила к дегустации всех блюд поочередно.

Только сейчас я смогла рассмотреть как следует свою спасительницу. Животное оказалось удивительно красивым и совершенно необычным. Во всяком случае, в Москве на улице такие экземпляры мне не попадались, а кошачьи выставки я не посещала.

Туловище выглядело довольно длинным, короткая шерстка была рыжеватого цвета с темными продольными полосками. Голова мне показалась маленькой и очень изящной. Огромные ярко-зеленые глазищи, не круглые, а вытянутой формы, умные и философски-спокойные, покорили меня раз и навсегда. А заодно и указали мне мое место. Обожательницы, почитательницы или хранительницы на выбор. Хозяев у такого великолепного создания природы быть не могло! Темные уши, хвост и кончики лап резко выделялись, придавая красавице особенную пикантность. Ее не портила ни явная неухоженность, ни едкий характерный запах. Ни то ни другое не мешало рассмотреть в ней подлинную леди. Надменную, холодную и абсолютно независимую. Даже будучи голодна, она деликатно разжевывала угощение, а не заглатывала куски с сумасшедшей скоростью. Впрочем, пару тарелок она успела незаметно вылизать еще до того, как я закончила осмотр.

— Гм, симпатичное животное, — подал голос Иштван, — правда… пахнет.

С этим я была полностью согласна, и все посетители, находящиеся в радиусе пяти — десяти метров — тоже. Как и мой знакомый, они совершенно справедливо полагали, что хозяев, доводящих питомцев до такого состояния, следует подвергать солидному денежному штрафу, а еще лучше долговременному тюремному заключению.

Официантка, даже если ее симпатии были на стороне защитников прав животных, указать мне на нарушения этих прав не посмела, только робко намекнула, что присутствие «крошки» на обеденном столе нежелательно.

— Да ради бога, — добродушно отозвалась я, поскольку уже уничтожила то, до чего кошка не дотянулась. — Мы все равно уже поели. Несите счет.

Чек был принесен в мгновение ока, и, тем не менее, на выходе нас опередили почти все посетители. Интересно почему? Хотелось бы надеяться, что не для того, чтобы провести со мной разъяснительную беседу.

Как человек вежливый, чех проводил меня до дверей отеля, но я могла поклясться, что ни на каком свидании он настаивать не будет. Запаршивевшее животное слишком уж нелицеприятно свидетельствовало о моральных качествах, образе жизни и круге интересов хозяйки. Как ни обидно, но на его месте я бы тоже не прониклась желанием продолжить знакомство. Поэтому меня крайне удивил вопрос, не соглашусь ли я с ним поужинать еще раз. От неожиданности я кивнула. Иштван сообщил, что будет меня ждать на этом месте завтра.

— Вас устроит в девять часов?

Я снова кивнула.

На ресепшене трудился херувим, следовательно, трудностей у меня и моей питомицы возникнуть просто не могло. Запуганный мужик не сказал бы мне и слова, даже если бы я приволокла громадного питона, двухметровую гориллу или средних размеров аллигатора. Вот не знаю, правда, как бы он отреагировал на попытку пронести гранатомет… Это все-таки уже из другой области. Но насчет животных он выступать не будет точно. Хотя на отеле не было значка, разрешающего проживание с домашними животными, за судьбу подружки я была спокойна.

Первым делом девочку следовало искупать, и я заранее смирилась с воплями и борьбой не на жизнь, а на смерть. Животное, однако, приготовило мне сюрприз. Оно не только не издало ни звука во время помывки, но и охотно подставляло поочередно лапки, хвост и спинку под струю воды. Не уверена, что оно получало удовольствие, но, по крайней мере, не возражало. И вело себя на редкость разумно. Это, конечно, глупость, но мне на секунду подумалось, что кошка намеренно кинулась мне под ноги, спасая от неминуемой гибели. Только с чего бы это ей озаботиться моим благополучием?

Закончив с водными процедурами подружки, я поставила ей в туалете большое керамическое блюдо, предназначенное в подарок сестрице, помешанной на такого рода посуде, и влезла под душ. Когда я вернулась в комнату, гостья уже спала, уютно свернувшись клубком на моей постели. Я вздохнула и легла на соседнюю. Теперь часто придется поступаться своими интересами. Хорошо, что мне не привыкать. В прошлом у меня печальный опыт двух неудачных супружеств, и если сравнить манеры и запросы кошки и моих обоих благоверных, то, честное слово, она гораздо больше заслуживает, чтобы я с ней считалась. Не говоря уже о том, что ей я обязана жизнью!

Я проснулась полностью восстановившейся, в безоблачном настроении и в совершенно неурочное время. Никогда бы не подумала, что в пять часов утра, пусть и по местному времени, можно себя чувствовать человеком. Да еще и испытывать желание дать организму хорошую физическую нагрузку.

Откинув простыню, я обнаружила, что почивала не одна. Новая постоялица, благоухающая моим самым дорогим шампунем и выглядящая ослепительной красавицей (хорошо, если я смотрюсь хотя бы вполовину столь же привлекательно), потягиваясь, спрыгнула с кровати. Разумеется, мне приходилось слышать про всякие чудеса, якобы свойственные кошкам, — исцеление смертельных недугов и прочие глупости, — но я и не предполагала, что они соответствуют истине. Кошка меня не только спасла, но и буквально обновила, возродила к новой жизни!

— Радость моя! Рыбонька! Солнышко! — проворковала я. — Да я без тебя больше шагу не сделаю! А если мне не позволят везти тебя на родину, так лучше поселюсь в Болгарии! Тем более, что в целом мне здесь нравится. Работу я найду запросто. Мастеров моего уровня не так-то много. Так что вместе — отныне и навсегда!

Собираясь на пробежку, я сообразила, что до сих пор так и не дала своей «рыбоньке» имени, и усовестилась. Я притормозила с физкультурой и принялась шевелить мозгами.

Разумеется, о Мурках, Дуськах и Марусях не могло быть и речи. Аристократки таких имен не носили. Отпадали Пуся, Фифи и Долли. На вульгарно-претенциозную кличку леди не откликнется.

На пробежку я вырулила только в седьмом часу. Зато проблема была решена. Красавицу я окрестила Бастиндой, для краткости Басей. Только она у меня не злая колдунья, а просто волшебница. Которая не может быть доброй или злой. Она справедливая и неподкупная. Короче, Бастинда для посторонних и для близких — Бася.

— Бася, побежишь со мной или останешься? — поинтересовалась я, и кошка неторопливо двинула к дверям.

Больше ничему не стану удивляться, пообещала я себе, завязывая шнурки. Если я чего-то не знаю, это еще не означает, что такого не существует в природе!

Пока я нарезала круги, кошка спокойно восседала на камне и равнодушно созерцала мои попытки обзавестись железным здоровьем. На появление Свинюгера, моего давнего и безуспешного поклонника, она отреагировала приблизительно так же, как на соседнюю каменюку: без напряга, но и без заметной радости. Я последовала ее примеру.

— Где ты пропадала, Вика? — Толстокожий Свинюгер не врубился, что две красивые дамы в его обществе не нуждаются, и принялся скакать козлом возле одной из них.

Он терзал меня упреками, обвинял в бесчувствии и эгоизме, намекал на то, что отдых, на который он возлагал большие надежды, по моей милости отправился псу под хвост.

Я не спорила, знай себе приседала и задирала конечности. Человек, между прочим, хозяин своей судьбы. Пусть и не всегда. Меня вон тоже отпуск чуть не довел до инвалидности, ну так и что теперь? Я же не вешаюсь! Совсем даже наоборот. Закаляюсь и оздоравливаюсь.

— Бегать надо, — не удержалась я от совершенно уместного, на мой взгляд, совета, но кавалер почему-то подпрыгнул.

— Издеваешься?! — разозлился он.

— С какой стати? — изумилась я. — Просто делюсь собственным опытом. Ничто так не восстанавливает пошатнувшееся здоровье, как физические упражнения.

Свинюгер ничуть не подобрел. Или он свято верил в целебную силу иных упражнений, которые я упорно отказывалась проделывать с ним вместе? Если он не представляет себе отдых без хорошего, здорового секса, почему бы ему не поискать кого-нибудь еще? Что он все меня-то домогается?!

Надутый Свинюгер, по-моему, собирался продолжить список претензий, но тут вторая дама, незаслуженно оставшаяся без мужского внимания, сочла себя обиженной и предъявила счет. Немец тоненько взвизгнул, и его мясистая мохнатая голень, которую коротенькие шорты демонстрировали со всеми малоаппетитными подробностями, расцвела пятью замечательными царапинами.

— Больница! — заорал Свинюгер. — Дикое животное, мне надо уколы!

— Надо, — согласилась я. — И уже давно. Но по другой причине. А животное вполне здорово. Если вы, конечно, его ничем не заразили.

Я хотела приступить к водным процедурам, но у Свинюгера был такой несчастный вид, что я сдалась.

— Ладно, — смилостивилась я. — Пойдемте, я замажу вам царапины. Только не заикайтесь больше про уколы и не говорите, что моя кошка бешеная. Иначе я вас тоже оцарапаю.

Немец безропотно кивнул и поплелся за мной. Все равно, держу пари, после того, как я обработаю его мохнатую конечность, он побежит в медпункт и будет требовать полного освидетельствования и лечения!

Доставая медикаменты, я была готова к предсмертным стонам немца и его наказам относительно ритуальных услуг и места захоронения. Первый муж приучил меня к тому, что даже самая незначительная хворь у сильного пола вызывает тягу к покаянию и состояние полной внутренней готовности к перемещению в лучший мир.

Например, однажды он позвонил мне на работу и потребовал немедленно бежать домой. Кинув под «сушкой» даму в бигудях, я понеслась ловить такси.

Уже на лестнице шибануло запахом французских духов. Господи, это сколько же надо на себя вылить изысканного парфюма, чтобы по основным показателям он переплюнул слезоточивую гранату? От дальнейших нехороших мыслей в адрес недотепы меня удержала мысль о том, что проживающие на этаже семидесятилетняя малоимущая старушка, слесарь-алкоголик и школьная учительница — ярко выраженный синий чулок, из всей косметики благоволившая разве что к хозяйственному мылу, — никак не могут быть повинны в преступлении против здравого смысла и чувства меры. Оставался собственный супруг.

Он что, разбил драгоценную склянку? В таком случае, ему следовало не зазывать меня спешно домой, а, наоборот, под любым предлогом держать от себя как можно дальше. Хотя бы в течение пары месяцев. Вы помните, какого труда при Совдепии стоило достать французские духи? И во сколько это обходилось в пересчете на помесячную заработную плату?

— Я поранился! — трагическим тоном сообщил супруг и всхлипнул. Его меловая бледность в сочетании с горой одеял, наваленных на пострадавший организм, наводила на самые кошмарные предположения.

Мысленно перебрав арсенал смертельно опасного инвентаря, я с облегчением припомнила, что газонокосилка, вызывавшая наибольшее беспокойство, в ремонтной мастерской и, пока я самолично не побеспокоюсь забрать ее оттуда, вряд ли окажется в пределах досягаемости благоверного. Все остальное напрягало меньше: ножи у нас тупые, к мясорубке любимый не прикасался за свою жизнь ни разу, ухватить топор или, спаси господи, отвертку ему не придет и в голову, поскольку все равно не знает, как и зачем хватать и где я их храню.

— Я порезался, когда открывал консервную банку, — пожаловался супруг, — где ты держишь йод? Мне пришлось мазать рану какой-то дрянью!

Я с опаской покосилась на протянутую руку и деликатно кивнула. Духов было жалко до ужаса, а конечность производила впечатление целехонькой.

— Да вот же! — рассердился страдалец. — На другой руке, возле запястья! Видишь?

Я увидела. Когда пригляделась. И даже не стала добивать раненого, хотя, на мой взгляд, только проникающее ножевое или сквозное пулевое ранение могло считаться убедительным извинением для использования десятой доли жидкости, выплеснутой на царапину супругом.

Если бы не отсутствие всякого внешнего сходства, моего теперешнего пациента и супруга под номером один вполне можно было бы посчитать родными братьями. Причитал немчура ничуть не тише и не менее жалостливо. А уж ногой дергал — позавидует любая балерина. Я ее и намазала-то с большим трудом. И то дался он после того, как я хорошенько отругала его за трусость.

Закрывая за страдальцем дверь, я прикинула, сколько дней мужик станет баюкать свою ногу и ограничится ли повязкой или вытребует себе инвалидное кресло. Во всяком случае, у представителя его медицинской страховой компании намечаются серьезные хлопоты. Интересно, он не надумает вчинить мне иск за нанесенные увечья? Если ему удастся доказать хотя бы частичную потерю трудоспособности, мне придется даже хуже, чем эскулапу, который станет его освидетельствовать!

Спортивное настроение, конечно, улетучилось. Вместо заплыва, пришлось ограничиться душем. Хотя, может, мне не стоит сердиться на Свинюгера? Подумаешь, один раз сорвал мои планы! Зато теперь наверняка воздержится от посягательств. Он же не захочет опять нервировать Бастинду?

Брать красавицу на завтрак я не рискнула. Обслуга в ресторане непуганая, могут и выставить обеих.

Честно поведав кошке о трудностях, я закрыла ее в номере и удалилась. С собой я прихватила четырехсотграммовую банку из-под йогурта. Надеюсь, Бастинда не так привередлива, как я, и здешнее питание ей понравится.

Никого из знакомых в такую рань, разумеется, не было. Я навалила на две тарелки колбасы и омлета и быстренько расправилась со своей порцией. С «сухим пайком» для Баси вышло новое затруднение.

— Выносить еду нельзя! — сурово просветил меня официант. Он потянулся, чтобы выхватить банку, до половины наполненную снедью, но я оттолкнула его руку.

— Дома надо завтракать! — не менее решительно отчитала я халдея. — Это не вам, а кошке!

Парень покрылся пятнами.

— Запрещено! — верещал он тоненьким фальцетом. — Ешьте тут!

— Даже не подумаю, — огрызнулась я. — Колбаса несъедобна. А омлет — единственное пристойное блюдо в вашей богадельне — у меня уже стоит поперек горла! Я вообще не знаю, станет ли моя кошка есть вашу еду!

Отчаявшись со мной сладить, парень поскакал за менеджером, а я из чистого принципа прогулялась к столу с провизией и добавила к уже сделанным запасам пару кусочков сыра и ветчины. Раз я тут ем, они просто не имеют права меня ни в чем ограничивать! Даже если я приду сюда с корытом для слона или прихворнувшего Свинюгера. Надо бы, кстати, выяснить, как он там, болезный. По моей все-таки вине занемог.

Менеджер, парнишка такого же возраста, однако куда более сговорчивый и воспитанный, никаких претензий предъявлять не стал. Наоборот, умница, успокоил меня, сказал, что лично распорядится, чтобы мне впредь не чинили препятствий при выносе пищи, и даже расспросил, какая именно у меня кошка, что она любит (не удивлюсь, если в следующий раз он велит разнообразить меню с учетом моих пожеланий), и поблагодарил за то, что я сочла возможным не брать питомицу с собой в ресторан.

Сомневаюсь, что я еще когда-нибудь приеду в Болгарию, и уж тем более мало вероятно, что остановлюсь в здешнем отеле. И тем не менее, если подобное все-таки произойдет, парнишку я непременно обнаружу если не совладельцем заведения, то все равно большим человеком. Тот, кто умеет виртуозно ладить с людьми и обращать любой конфликт в более чем приятную беседу, никогда не станет неудачником!

Улыбнувшись чудо-мальчику, я неторопливо двинула на выход. Надеюсь, я не слишком задержалась. Как Бастинда выражает неудовольствие, я уже знала. Не хотелось бы, чтобы она на меня осерчала!

Кошка благополучно проспала все время, что меня не было, и претензий не предъявляла. Радости, впрочем, тоже не демонстрировала. Как я и опасалась, к принесенным «деликатесам» она не прикоснулась. Я все-таки разозлилась. Это что же мне за королева досталась?! Еще вчера небось трескала за милую душу из мусорного бачка, а сегодня нос воротит от омлета?! Его, между прочим, даже я ем! Уже три недели! А эта, видите ли, разборчивая!

Впрочем, я была не совсем справедлива к животному. Насчет бачка у меня полной уверенности не было, а то, что у нее в меню имелись акульи плавники, знала наверняка. Сама вчера их только понюхала.

Вот теперь я здорово разнервничалась. Если эта дрянь будет есть только в хороших ресторанах, то на бачки придется переключаться как раз мне. Или до конца отпуска перебиваться мороженым.

— Бася, так нельзя, — принялась я увещевать капризное создание. — Платный ресторан, да еще три раза в день, мы не потянем.

Бастинда, видимо, придерживалась иного мнения. Во всяком случае, никакой тревоги относительно нашего с ней будущего явно не испытывала.

— Ты просто невозможна! — кипятилась я. — Насчет колбасы, допустим, я согласна. Ее можно сразу выкидывать. Но ведь омлет и сыр вполне съедобны! Если бы мне не приходилось питаться ими каждое утро, я бы их сама доела!

Бастинда, которой мой бубнеж успел надоесть, зевнула и принялась вылизывать хвост. Ничего не оставалось, как смириться. Если дело так пойдет и дальше, как бы мне не пожалеть, что эта королева меня спасла. Провести остаток жизни в нищете — это все-таки не совсем то, к чему я стремилась.

На самом деле все оказалось не так плохо. Йогурт, купленный в ближайшей палатке, полностью устроил привереду, и я снова начала беспокоиться. Может, и правда, пища была несъедобной? У животных, говорят, на такие вещи чутье. Не хватало, чтобы я все это время травила собственный измученный организм ядами-канцерогенами!

Успокоилась я только после того, как приняла решение: в гостиничный ресторан больше ни ногой. Завтракать буду мороженым или, как Бастинда, йогуртом, а один раз в день я так и так посещаю заведения с пристойной кухней и соответствующими ценами. Так что, выходит, зря я на кошку окрысилась! Она мне, может, снова кое-что сберегла. Не жизнь, так хотя бы здоровье.

У бассейна на Басю обрушилась слава. Независимо от возраста, национальности и вероисповедания, народ кинулся к ней с дарами и комплиментами. Надо же, а я себе голову ломала! Да тут на нас двоих хватит! Еще не я ее, а она кормить меня станет!

Сладкое, вроде кексов и соленое, наподобие чипсов, мы с ней дружно отвергли, а вот ветчину в вакуумной упаковке, за которой слетал в супермаркет пожилой австриец, приняли благосклонно. Разумеется, кошка все не съела — она не лошадь, а принимать дары обратно мужик отказался наотрез. Мне осталось больше половины. И такую благодетельницу я, бессовестная, поносила?! Ее посчитала своим самым большим наказанием?! Я чуть не кинулась кошке ноги целовать, а уж судьбу за такой подарок поблагодарила многократно.

Не иначе как Бастинда поняла и приняла мое искреннее раскаяние. С этого момента, мне показалось, ко мне она стала относиться доброжелательней.

Нада и Райко опоздали, но выглядели не в пример лучше вчерашнего. С Бастиндой они подружились даже быстрее, чем не так давно со мной. И, подозреваю, столь же крепко. Однако ни тот ни другая, будучи людьми на редкость деликатными, навязываться с нежностями не стали. Погладили по очереди, почесали за ушком и принялись выяснять, какие будут указания.

— Понятия не имею, — честно призналась я. — У меня ни одной идеи!

У супругов их тем более не было.

Мы честно поплавали и попрыгали, Райко даже пробежался вокруг бассейна, но никому не полегчало. Он опять ушел купаться, а мы с Надой, не сговариваясь, потянулись за вязаньем.

— Ой, — спохватилась я. — Мой рукав у тебя! Ты с ним ходила в «Романию».

Нада понимающе кивнула и вытащила из пляжной торбы мое рукоделье, я развернула его и чуть не рухнула в бассейн. Рукав получился такой длины, что если не колени, то уж середину бедра прикрывал элементарно.

— Ты что, по ночам вязала? — ошарашенно спросила я.

Нада покраснела и залепетала, что так волновалась на ответственном посту, что переусердствовала.

— Это что, чехол для телескопа? — съехидничала я, благо Нада все равно не поняла и не обиделась.

Распуская излишек полотна, я «по-белому» позавидовала подруге. Скорость у нее просто пулеметная. Мне бы такое и за неделю не осилить. А что чуток переборщила, так это извинительно. Все-таки человек находился на опасном задании, к тому же донельзя расстроенный собственным внешним видом. Да другая бы на ее месте…

Размышления прервал Райко, плюхнувшийся на край моего лежака. С него стекала вода, заливая подстилку и капая в траву. Требование было предельно ясным и не нуждалось в переводе: мужчина жаждал подвигов. Осточертевшее купание не могло притушить разбуженную жажду приключений и перемен.

Господи, что они оба станут делать, когда вернутся на свою новую благополучную родину?! Займутся экстремальными видами спорта? Будут прыгать с парашютом или укрощать диких зверей? А я сама? Я могу, положа руку на сердце, поклясться, что, войдя в привычную московскую колею, не назову свою жизнь пресной и тоскливой?

— Ждите, — велела я, закидывая в сумку шмотье. — Может, к вечеру что-то накопаю.

У соратников загорелись глаза, и я почувствовала, что не имею права обмануть их доверие.

Усиленное умственное напряжение успехами не увенчалось. Фонтанировать идеями я так и не начала. Все, что пришло в голову, — это наведаться в «Макдональдс» и осведомиться, как поживает Галина. Фантазия, прямо скажем, не бог весть какая.

Переодевшись из сарафана в шорты и топ, я заколола влажные волосы, и мы с Бастиндой двинули на запах. Все-таки пахнет «биг-мачня» восхитительно.

Галочка была на месте и трудилась не разгибая спины. Уделить мне внимание она сумела только мельком.

— У нас беда, — сообщила она на дежурный вопрос о делах.

На всякий случай я окинула пристальным взглядом ее фигуру и внешность, но никаких следов неудачного посещения местного комбината бытовых услуг не обнаружила.

— А в чем дело?

— Боженка утонула, — грустно сообщила девушка, и я сразу поняла, что покойница не отличалась внешней привлекательностью и уж тем более не занимала умы мужчин. В противном случае скорбь уборщицы не была бы столь искренней и неподдельной.

— Утонула? Она что, купалась в шторм?

— Нет, конечно, — она же не сумасшедшая, — обиделась Галина. — Просто ночью решила поплавать — днем мы все время заняты, — вот и…

— Она, наверное, плохо плавала, — сочувственно предположила я и снова не угадала.

— Это с чего бы ей плохо плавать? Если всю жизнь жила у моря? Да еще имела по плаванию спортивный разряд? Она, между прочим, была чемпионкой международных соревнований, правда не по плаванию, а по стрельбе из лука, но все равно! А потом сломала ключицу, что-то там плохо зажило, и в большой спорт она не вернулась.

— Значит, ты считаешь, что она погибла неспроста? — с опозданием сообразила я, на что девушка осторожно пыталась намекнуть.

Галина кивнула:

— Никто ничего не знает, полицейские думают, что это несчастный случай, но мне так не кажется. Да и наши ребята сомневаются.

— И ни у кого нет никаких соображений?

— Нет, — твердо ответила девушка. — Я бы знала. Мы много об этом говорили.

Насчет «много» я не поверила. Здешним труженикам некогда в туалет лишний раз сбегать, а уж обсудить детально происшедшее они сумеют разве что на пенсии. Посему я не отстала:

— С кем Божена особенно дружила?

— Со всеми, — пожала плечами Галя. — У нее был дружелюбный характер, к ней все хорошо относились.

— Я имею в виду, если у нее были какие-то тайны, кому она о них могла рассказать?

— Да какие у нее тайны, — отмахнулась уборщица. — Откуда?

Точно не знаю, но догадываюсь. И откуда и даже от кого. Только как узнать наверняка?

— А с кем она жила? — осторожно спросила я, заметив, что девушка тяготится моим обществом и торопится вернуться к служебным обязанностям. — Я имею в виду, у нее была семья?

— Она жила с матерью и младшей сестрой. А что?

— Я хотела бы с ними поговорить, — неожиданно ляпнула я.

К счастью, интересоваться причиной моего любопытства Галине было недосуг. Она быстро продиктовала адрес и с облегчением попрощалась.

— Сегодня полно работы, — извинилась девушка. — Если я не справлюсь, меня могут уволить. У нас строго.

— Я понимаю, — заверила я, — не переживай. Еще как-нибудь зайду.

Заплатив за пару гамбургеров на вынос, я двинула к двери. Бастинда, до сих пор исключительно скромно восседавшая под моим стулом, следом за мной с достоинством покинула общепит. Интересно, относительно здешних «бутербродиков» у нее имеется собственное мнение или она поверит моему испорченному вкусу и по дороге присоединится к трапезе?

Мне не довелось узнать кошкино мнение, потому как на остановке автобуса свой пакет я благополучно забыла на скамейке. Зато до Несебра, небольшого живописного городка, расположенного неподалеку от курортной зоны, мы доехали быстро, с максимальным комфортом и за копейки.

Городок мне понравился безумно. Чистенький и аккуратный, в основном двух-, от силы трехэтажные домики из дерева и известняка. Со всех сторон эта маленькая крепость была окружена известняковой же стеной. Я расстроилась, что нельзя побродить по тихим улочкам, сплошь заросшим зеленью и невероятно красивыми яркими цветами. Время здесь будто остановилось. Люди так и не научились суетиться и бороться за место под солнцем. Они сохранили не только архитектуру, но и уклад и традиции предков. Трудно поверить, что это не музей и здесь живут. Может, все-таки удастся выкроить полдня и наведаться в Несебр вторично?

Нужное строение оказалось почти в центре. Благодаря любезным разъяснениям местных жителей, я добралась до него довольно быстро.

Дом не отличался от уже увиденных, если так можно сказать о постройках, каждая из которых, хотя и построенная из одного природного материала, тем не менее, была неповторима: одна с необычной формы балкончиком, другая — со стилизованным под грот или пещеру фасадом или буйной порослью экзотических растений. Он был такой же беленький, ухоженный, с увитыми чем-то наподобие актинидии стенами.

Божениной матери не оказалось, как сообщила соседка, развешивавшая во дворе белье. Она занималась похоронами, а вот младшая сестра, Марина, была дома.

— Такое горе, — качала головой женщина. — Потерять ребенка, что может быть ужасней? А что вы хотели?

Для меня важнее было то, чего я не хотела. Я абсолютно не нуждалась в расспросах, на которые все равно не дала бы вразумительного ответа. Пришла пора использовать «секретное оружие», до сих пор дремавшее в спортивной сумке.

— Ты не сварилась там, Басенька? — заботливо поинтересовалась я, расстегивая «молнию». — Она, наверное, хочет пить.

Отделавшись от доброжелательной, но, как и большинство пожилых женщин, любопытной дамы, я поднялась на второй этаж и позвонила.

Девчушка лет четырнадцати — пятнадцати, безбоязненно распахнувшая дверь, шарахнулась от меня, как от прокаженной. Выражение ее лица, моментально ставшее из равнодушно-скучающего отчужденным и недоброжелательным, удивило меня до крайности. Она что, подозревает меня в попытке ограбления? Или, того хуже, полагает, что я хочу ей впарить кофеварку?

— Мне надо с тобой поговорить, — решительно сказала я, протискиваясь в крошечную прихожую. — Если боишься, что причиню тебе зло, оставь открытой входную дверь.

— Я вас не боюсь, — огрызнулась девочка. — Но и разговаривать не стану. Уходите!

— Да что я тебе такого сделала? — удивилась я. — Ты же меня впервые видишь, чем я тебе не угодила?

Девчушка оказалась физически неслабой. Похоже, увлечение спортом у них в семье фамильное. Она вытолкала меня и уже собиралась захлопнуть дверь, когда я пустила в ход последний козырь:

— Марина, нам действительно надо поговорить, и я хочу компенсировать тебе потраченное время.

Я достала из кошелька бумажку в двадцать левов и показала грубиянке. И все равно сдалась она не сразу. Я еще минут десять ее уговаривала и упрашивала. До тех пор, пока Бастинда не подала раздраженный голос из сумки. Ах да, я же собиралась ее напоить!

— У вас там кошка? — живо заинтересовалась девочка, и лед был сломлен.

Меня не только пустили в прохладную квартиру — обеим гостьям поднесли холодной минералки. И опять мне досталось меньше. Бастинда явно умеет заводить почитателей.

Причиной моего интереса к гибели Божены Марина озаботилась не сразу. То, на что взрослые обращают внимание первым делом, дети или совсем не замечают, или проявляют гораздо меньше любопытства. К тому моменту я уже успела выяснить кое-что важное.

Ее сестра незадолго до смерти познакомилась с иностранцем, на которого возлагала определенные надежды. Божена всегда стремилась уехать куда-нибудь на Запад, лучше всего в Америку. Пределом мечтаний не очень симпатичной, но честолюбивой и упорной девушки был брак с состоятельным иностранцем. Ни внешние данные, ни возраст суженого при наличии у него финансовой стабильности роли не играли. Описание, сделанное девочкой, наводило на мысль, что Божена встречалась с Пагошем.

— Они часто виделись?

— Не знаю, Боженка много работала. Но когда у нее были выходные, они иногда ходили в ресторан.

— В «Макдональдс»?

— Нет, конечно. Это не ресторан, а так, забегаловка.

— А к вам домой он приходил один раз или несколько?

— Я его видела два раза. Но он мог бывать и чаще, — признала девочка, — я редко бываю дома днем.

— Ты не слышала, о чем они говорили? — на всякий случай поинтересовалась я, догадываясь, что вряд ли узнаю что-либо существенное.

— Я же не подслушивала, мне было ни к чему, — пожала плечами Марина.

Бастинда, пристроившаяся у нее на руках, потянулась и мурлыкнула, девочка погладила шелковистую спинку и, как будто на что-то решившись, сказала:

— А можно я тоже кое-что у вас спрошу?

— Конечно.

— Вы любите Петра?

— А кто это? — изумилась я.

— Не притворяйтесь, я все знаю, — насупилась Марина.

Мои заверения, что я никогда не только не питала каких-либо чувств к упомянутому джентльмену, но и вообще не имею удовольствия быть с ним знакомой, вызвали у подростка неконтролируемую ярость. Я испугалась не на шутку, но девочка выбежала из комнаты и вернулась с фотографией.

Боже, опять! Что на этот раз? И в чьем кармане она лежала? Неужто у погибшей Божены?

Меня на снимке не оказалось, и я с облегчением вздохнула. Надо же, хоть один-единственный раз меня не в чем обвинить!

Оказалось, радовалась я напрасно. Мало того что Марина приписывала мне похотливое желание завладеть красавцем на фото, она еще и утверждала, что на второй половинке изображения, которую она отрезала, была именно я!

— Давай разберемся по порядку, — предложила я. — Этот человек и есть Петр?

— А то вы не знаете!

Догадаться, почему малышка взбесилась, труда не составило. Этот самый Петр — предмет ее девичьих грез. А уж где она могла его видеть, сообразить несложно.

— Марина, — миролюбиво заговорила я. — Давай не будем ссориться. Я даю тебе честное слово, что не обманываю. С этим человеком у меня нет ничего общего. Не отрицаю, я его несколько раз видела, — он ведь работает в «Макдональдсе», там, где и твоя сестра? — но я никогда с ним даже словом не перемолвилась, уж не говоря о любовном романе.

По-моему, я была достаточно убедительна. Марина почти поверила, что с красавцем официантом у меня ничего не было.

— Но тогда как вы оказались на фотографии?

А вот это действительно хороший вопрос. Я пригляделась повнимательней. И кое-что мне ужасно не понравилось. А именно кусок рукава, который девочка не отмахнула только потому, что иначе ей пришлось бы оттяпать своей пассии часть плеча. Рукав очень напоминал расцветкой Милочкин подарок, комбинезон, который я так не люблю и который надевала в своей жизни не больше трех раз. Один из них — здесь, в Болгарии. Если допустить, что девочка ничего не перепутала и с красавцем на фото соседствовала именно я, то как это вышло? Я ведь точно знаю, что с Петром не только не фотографировалась, но и рядом не стояла. Монтаж? Скорее всего. Но с какой целью? Кому это понадобилось?!

— У тебя не сохранилось другой части фотографии?

— Я порвала ее, — нехотя призналась ревнивица. — А зачем вам?

— Пока не знаю, — не стала я откровенничать, хотя кое-какие догадки появились. — Тут слишком много непонятного.

У меня имелся последний вопрос, хотя я приблизительно догадывалась, каков на него будет ответ.

— Где ты взяла эту карточку?

Я оказалась права на все сто. Фотографию Марина выкрала у Пагоша. Она заметила, как он демонстрировал ее сестре, еще в самом начале их знакомства, и не удержалась.

О том, чтобы хоть на время изъять карточку, не могло быть и речи, я не стала и просить. Но Крысилов, если у него возникнет желание оторвать седалище от кресла и заняться изучением более чем удивительных совпадений, наверняка сумеет охмурить малолетнюю ревнивицу, падкую на красивых молодых мужчин, и выудить у нее снимок. Хотя что ему это даст без уничтоженной второй части? Ничего. Если только он не поверит мне на слово.

Прощаясь, я вручила девочке обещанную купюру, и вот тут-то, с большим опозданием, она и задала мне логичный вопрос, вернее, целых два.

— Кто вы? И почему интересуетесь сестрой?

— Я из Интерпола, — не краснея соврала я. — И интересуюсь не только обстоятельствами гибели Божены, но и еще многими другими событиями. Думаю, что скоро тебя навестят мои коллеги из болгарской полиции. Надеюсь, ты и с ними будешь откровенной?

Марина занервничала.

— Ты мне не все сказала? — догадалась я. — Было что-то еще?

На сей раз девочка сдалась довольно быстро. И призналась, что было нечто, что, по всей вероятности, заинтересует Интерпол.

— Только вы им сами расскажите, — взмолилась она. — Я ведь ничего от вас больше не скрываю! — В подтверждение своих слов девочка сунула мне в руки конверт.

Оказалось, что, провожая гостя до дверей в последний раз, за день до его гибели, Божена незаметно слазила к нему в карман. Ее добычей и стал этот конверт. Марина как раз «случайно» выглянула из своей комнаты и с содержимым конверта ознакомилась несколько минут спустя.

— А почему ты не вернула конверт сестре? — удивилась я. — Неужели она не поняла, кто его у нее утащил? — Мне и в голову не пришло укорить Марину в неблаговидном поступке, хотя с трудом представляю, что когда-нибудь сама покусилась бы на Еленины карманы. И еще сложнее заподозрить старшую сестру в инспектировании карманов моих кавалеров.

— Она не дала мне денег на ролики, — набычилась Марина. — С какой стати я ей должна была что-то возвращать? Да она и не видела, как я к ней в джинсы лазила! — Даже несмотря на гибель сестры, Марина не была склонна простить ей пренебрежение своими интересами. — Она всегда думала только о себе, — пожаловалась девочка, — все, что зарабатывала, тратила на тряпки, турпоездки, косметику! Мне если и подкидывала какую-нибудь мелочь, так ее надо было часами умолять и унижаться! Сестры так не поступают!

В конверте оказались фотография, на сей раз, к счастью, не моя, и письмо, написанное от руки и по-английски. На снимке были запечатлены Петр и мужчина, лицо которого мне показалось знакомым. Я наверняка вспомню, кто это, только надо сосредоточиться и немного подумать. Фото я отложила и взялась за письмо. Впрочем, наверное, более корректно назвать короткое послание запиской или черновиком. Письма с обращением «сэр» на половинке листка обычно не пишут. Я принялась разбирать не слишком читаемый почерк.

«Дорогой сэр, боюсь, все еще хуже, чем мы предполагали. Организация никогда не отпустит Вашего сына. Особенно если узнает о вашем родстве. Вы уже убедились, что о сознательном разрыве с прошлым Кристофер не помышляет. И в большой мере, я думаю, из-за влияния, которое на него оказывает эта особа. Я знаю, Вы против насилия и стараетесь вести дела, не нарушая закон, но тут случай особый. Надежда вернуть мальчика остается только в том случае, если его любовница погибнет. Без нее он никогда не сможет быть столь же успешным. Одноразовый киллер для выполнения не слишком сложного заказа — это его потолок.

Решать, конечно, Вам, но я бы предложил устранить эту гадину. Интерпол только обрадуется. Три десятка государств имеют к ней самые серьезные претензии».

Далее, как и положено, шли расшаркивания и заверения в уважении-почтении, без которых у англичан не обходится даже ультиматум домовладельца злостному неплательщику или даме разнузданного поведения. Подпись наличествовала, но такая витиеватая, что я не разобрала, подписывался ли господин Пагош собственным именем или каким другим. Впрочем, значения это не имело. В мозгу у меня щелкнуло, и я вспомнила мужчину с фотографии. Я почувствовала, что еще немного, и я докопаюсь до истины. По крайней мере, в конце тоннеля забрезжил свет. Я ушла, оставив девочку в недоумении.

Покинула Марину я в самых расстроенных чувствах. Что же это такое на свете делается, если девочка, только что потерявшая единственную сестру, не уронила ни слезинки, говоря о ней в прошедшем времени? И сказала в ее адрес только упреки? Неужели это нормально, тем более в стране, напоенной солнцем и теплом? Если бы я потеряла свою Елену, даже не знаю, когда бы сумела оправиться, а тут…

Заставив себя переключиться на более актуальную проблему, я зашагала к остановке автобуса. Пассажирка в сумке опять мирно дремала, и я с трепетом подумала: что же она станет делать ночью, выспавшись на полную катушку днем?

Вторично за сегодня я посетила предприятие быстрого питания и на этот раз набрала на поднос приличное количество еды, — все-таки целый день болталась на свежем воздухе. Во избежание эксцессов, Бастинду я из сумки не выпустила, пообещав ей сытный ужин. Или полдник. Не уверена, что мое предложение было принято с радостью, однако котлета из «королевского бутерброда» смягчила разборчивую красавицу. Сумку, заляпанную жиром, теперь, ясное дело, можно использовать только как переноску для Бастинды, но это ерунда. Подозреваю, это не последняя моя трата на кошку.

Увидев меня на своем рабочем месте вторично, Галина восторгов не испытала. Она измоталась, еле держалась на ногах и вряд ли мечтала побаловать себя неторопливой светской беседой. Тем не менее, к столику она все же подошла.

— Тебе у нас понравилось?

— Конечно, — ласково улыбнулась я и поспешила успокоить несчастную, решившую, что ей теперь придется каждый день развлекать меня сплетнями. — Только мне противопоказана здешняя пища: от регулярного поглощения гамбургеров я превращусь в плюшку. — Я не стала тратить время на глупости и спросила, где Петр.

— Понятия не имею, он давно уволился, — устало отозвалась Галина. Если уж она не поинтересовалась, зачем мне парень понадобился, значит, и правда валилась с ног.

Может, мне и следовало попытаться выяснить у девушки адрес красавца, но тогда бы она уж точно не удержалась от расспросов. Даже если бы отстояла бессменно три вахты. Но я и так уже знала достаточно, а кроме того, намеревалась в самое ближайшее время посетить человека, который при желании смог бы просветить меня и по этому вопросу, и по многим другим. С учетом информации, которой я дозированно собиралась его облагодетельствовать, было более чем вероятно, что такое желание у него появится. Помахав на прощание измученной уборщице, я направилась к выходу.

Как только мы оказались на улице, пассажирка начала скрестись в своем будуаре, и мне пришлось выпустить ее на свободу. Только теперь я почувствовала, как одеревенело мое плечо.

— Голубушка, да ты разъелась! — возмутилась я. — Была такая тощенькая, легкая, а теперь? Такими темпами ты скоро в дверь не пролезешь!

Кошка фыркнула и принялась со вкусом потягиваться. Грациозное тело выгнулось и вытянулось чуть ли не вдвое. Глаза блаженно сощурились, Бастинда довольно заурчала.

— Ну ладно, хорошей кошки тоже должно быть много. На диету я тебя сажать не стану, — умилилась я. — Надеюсь, ты не против небольшого привала?

Я пристроилась на травке под деревом. У меня потихоньку начала выстраиваться картина происходящего. Разумеется, еще отсутствовали некоторые фрагменты, и я пока не могла связать все известные факты воедино, но в целом появилась ясность. Я не в суде, и мне нет необходимости держать ответ за каждое сказанное слово, кое-что я, возможно, трактовала слишком вольно и не имела веских улик для подтверждения предположений, но трагедии в этом не видела. Итак, дело выглядело следующим образом.

Миллионер Свен Берг ищет сына. Разумеется, не лично, а привлекая детективные агентства, и подключается только на последнем этапе, когда ему сообщают, где его сын. Ищет он не кого иного, как Петра, хотя у парня на самом деле другое имя, Кристофер. В Болгарии юноша живет по поддельным документам, именно поэтому Берг искал его так долго. Бизнесмен уже не жаждет применить силу. Он хотел бы разобраться с сыном полюбовно. Сведения, собранные детективами, не утешают: парень спутался с неподходящей компанией — пусть название организации в письме не упомянуто, ясно, что это какая-то криминальная структура, — и, кроме всего прочего, подпал под влияние опытной преступницы. Даже если я слишком фантазирую, все равно предположу, что дамочка специализируется на заказных убийствах и к своему нелегкому «бизнесу» подключает влюбленного парнишку. Может такое быть? Да запросто. Ради женщин делалось еще и не то. И что тогда получается? А то, что господин Пагош был прав: Петра-Кристофера никто отпускать не собирался. То ли он уже слишком много знал, то ли у мафии вообще не принято «выходить в отставку», во всяком случае, как только миллионер и его подручные засветились, их немедленно убрали. Пагош со своими рекомендациями опоздал.

Говорят, что мафия бессмертна. Думаю, она еще и интернациональна. Если у нас в России беспредел, почему где-нибудь еще не может твориться что-нибудь подобное? Например, в Болгарии? В организации из тех, кого я знаю, «трудятся» кривоногий, его сообщник, пытавшийся меня уговорить поехать на бесплатную экскурсию, туда же, несомненно, входила погибшая кассирша, возможно, и ее напарник полицейский, Петр, Божена и, наверное, еще куча людей. У каждого был свой фронт работ. Божена, например, «нашла себя» в доходном киллерском деле. Я решила, что именно на ее совести приобщение к криминалу Петра, потому что, во-первых, именно возле нее крутился Пагош, а во-вторых, все, что о сестре рассказала Марина, подтверждало мое предположение. Божена была чемпионкой по стрельбе. Какая разница, из чего стрелять? Да хоть из рогатки. Если человек стреляет метко из одного какого-нибудь вида оружия, он и из любого другого после небольшой тренировки мазать не станет. Ну и так называемые «турпоездки». Под этим предлогом можно ездить куда угодно и выполнять заказы в любой стране мира. Да и кроме того, «Макдональдс» в курортной зоне работает только в сезон, в остальное время Божена, как и весь персонал заведения, была свободна как ветер. Впрочем, и в сезон у нее были выходные, так что при необходимости она вполне могла разъезжать.

Человек с фотографии, — я вспомнила, кто это был, — известный итальянский дипломат, — скончался от сердечной недостаточности приблизительно полгода назад. В прессе его скоропостижная смерть обсуждалась широко и довольно долго. Свидетельство тому хотя бы тот факт, что я об этом знала. Хотя политикой не интересовалась сроду, газеты беру в руки крайне редко, а телевизор включаю, когда идут хорошие старые фильмы. Только я, пожалуй, усомнилась бы в естественных причинах смерти итальянца. Думаю, Петр не зря с ним пообщался. Убивают ведь не только из винтовки. Есть еще и всяческие яды, имитация несчастных случаев и прочее. Похоже, парнишка быстро уяснил свои новые обязанности. Как ни печально, но юноша, так и не узнавший любви и не нашедший понимания в семье, стал убийцей. Женщина воспользовалась слабостью, а может, и психической неустойчивостью парня и втянула его в свою грязь.

Вот только почему он убил Божену? За отца, если ему стало известно, что это ее рук дело? Или это не он? Кто тогда? И зачем? Ясно, что не детективы Берга, — они погибли раньше. И еще я не понимала: зачем кому-то понадобилась моя фотография? Вот тут у меня не было никакого вразумительного объяснения. Пока. Если я сумела частично разобраться в происходящем, докопаюсь и до этого. Всему свое время.

Может, я была и не права, но я собиралась поделиться предположениями с Крысиловым. Разумеется, не просто так, а в обмен на информацию. Мне еще слишком многого не хватало для того, чтобы картина стала законченной.

До полицейского участка мы добрались в седьмом часу, и я прикинула, что особенно рассиживаться нет времени. В девять у меня свидание, а я еще обещала поделиться сведениями с югославами. Так что дежурного — или кто там поставлен «держать и не пущать» — я одарила улыбкой и поведала, что мы к господину Красилову, буквально на пару минут.

— С кошками нельзя! — решительно заявил цербер.

— Почему? — удивилась я. — Опасаются, что ли, нападения?

— Нельзя, и все! — У Крысилова подрастал достойный преемник.

— А с попугаем можно? С анакондой или шимпанзе? — сладко поинтересовалась я. — Запрет исключительно на кошек?

Парень не удостоил меня ответом.

— Хорошо, — сдалась я, — и что вы мне прикажете делать? Посадить животное на цепь? Привязать около лестницы?

Ничего чудовищного в моем предложении полицейский не нашел.

— Привязывайте, — равнодушно бросил он. — Вон там.

— Да ни за что! — разозлилась я. — Может, вы садист? Или маньяк-потрошитель. Я бы вам и крокодила не доверила, не то что беззащитного котенка!

— Все равно не пущу! — вызверился предполагаемый живодер. — И не смейте оскорблять меня при исполнении служебных обязанностей! За это сажают!

Пока мы пререкались, Бастинда испарилась. Вот только что она была, с независимым видом сидела возле моих босоножек, а потом раз — и нету!

— Видите, что вы натворили! — возмущенно выпалила я. — Из-за вас я потеряла свою любимицу! Это вас надо посадить в тюрьму или на цепь возле ступенек! Сейчас же найдите ее!

— Непременно, — издевательски пообещал негодяй. — Вот сутки отдежурю и пойду шарить по помойкам.

Его настроение явно улучшилось, и никаких препятствий моему проникновению в святая святых он больше не чинил. На ум мне пришел стишок неизвестного автора. Вот уж действительно:

Бастинда догнала меня в длинном мрачном коридоре. Она, умничка, незаметно проскользнула в здание и тихонько меня дожидалась.

— Ты моя девочка, ты моя рыбонька! Золотце мое! — От полноты чувств я хотела подхватить ее на руки и облобызать.

Не тут-то было! «Золотце» ловко увернулось и смерило меня высокомерным взглядом.

— Ну и пожалуйста, — обиделась я. — В следующий раз, когда пропадешь, я и глазом не моргну!

В знакомый кабинет я вошла сразу после Бастинды. Эта дрянь меня чуть с ног не сбила, чтобы оказаться на месте первой. Ясное дело, «Ladies first»^[1]. Она же у нас голубых кровей, аристократка! Это я с помойки!

Реакция Крысилова на наше появление неожиданно меня обрадовала. Таких восторгов с его стороны я не удостаивалась еще ни разу.

Улыбнувшись теплее обычного, я заняла стул для посетителей, и только теперь до меня дошло: светлая радость и повышенное внимание предназначались не мне!

— Добрый день, — равнодушно обронил полицейский в мою сторону. — Рад встрече, сударыня, — приветствовал он полосатую нахалку.

Крысилов плюхнулся в кресло, и кошка моментально пристроилась у него на коленях. От обиды у меня потемнело в глазах. Меня она нежностями не балует, можно сказать, помыкает бессовестно, а к какому-то паршивому менту, — нате вам, — кидается чуть ли не на шею, да еще при этом бессовестно мурлычет! Где справедливость?!

Обнаружив, что негодяй напрочь забыл о моем существовании, я еще больше рассвирепела. Ему и в голову не пришло поинтересоваться, что привело меня в эту душегубку. Он упоенно наглаживал полосатую предательницу и бормотал всякие глупости. И умница-то она, и красавица необыкновенная. О моих куда более скромных достоинствах — как вы догадываетесь — я не услышала ни слова!

Я смотрела на сильные, смуглые руки, оказавшиеся поразительно ласковыми, и чувствовала, как земля ускользает из-под ног. Мне мучительно хотелось ощутить осторожные длинные пальцы на своей коже, и я готова была заплатить непомерную цену — свою гордость, — лишь бы этот голос нежно называл мое имя и перечислял мои собственные привлекательные стороны.

Опередив рыдания, готовые сорваться с искусанных губ, я выскочила из кабинета и понеслась к умывальнику. Вода из крана текла теплая, но сомневаюсь, что даже купание под ледяным водопадом погасило бы пожар в моей истерзанной душе. Проклятая бабья натура! Совершенно не разбирающая, когда и в кого можно и нужно влюбляться. Да лучше бы я пала жертвой Свинюгера! Кого угодно, только не этого надменного красавца. Где мои глаза? И мозги? Такого предательства, такой вопиющей подлости от своего сердца я не ожидала!

Не уверена, что я быстро справилась с чувствами, но, когда снова заглянула в кабинет, негодяй по-прежнему расточал комплименты моей бывшей любимице.

Так и не дождавшись внимания к собственной персоне, я рявкнула:

— Может, вы оторветесь на минутку? Если, конечно, закончили с моей кошкой?

— Это не ваша кошка, — равнодушно отозвался тот. — У нее нет и не может быть хозяев. Кошка — абсолютно независимое и самодостаточное животное. С ней можно поладить, не исключено, что она даже окажет свое покровительство, — в том случае, если сочтет вас этого достойной, — но она никогда не будет вам принадлежать душой и телом, как собака. Вам никогда не стать ее владелицей!

— Отвяжитесь со своими глупостями! — заорала я. — Я пришла вовсе не за этим! С кошкой мы как-нибудь сами разберемся!

Крысилов наконец заткнулся, хотя с коленей Бастинду не снял.

— Так зачем вы пожаловали?

Я рассказала. Про отрезанное фото с подозрительным рукавом, про свою догадку относительно того, что юноша из «Макдональдса» — пропавший сын миллионера.

— Его знали как Петра, — жарко убеждала я, — но это ничего не означает. Он мог соврать. Ведь он же скрывался от влиятельного папаши. А иначе зачем было Бергу крутиться рядом с забегаловкой? Он хотел увидеть сына. И уговорить его вернуться!

Вопреки моим худшим ожиданиям, полицейский и не подумал меня разубеждать. Оказывается, этот гад уже знал все, чем я пришла делиться, и однозначно дал понять, что ответной информацией для меня не располагает. Только ему-то явно не составило труда получить по официальным каналам интересующие сведения! И он не рисковал своей жизнью, добывая факты по крупицам!

— А когда это вы, простите, ею рисковали? — ехидно осведомился Крысилов. — Довели кого-то до греха дурацкими расспросами? Или какой-то бедолага не сумел оценить ваше своеобразное чувство юмора?

— Оставьте мое чувство юмора в покое! — не выдержала я. — У вас его вообще не имеется! Что вам стоило сказать мне раньше про Кристофера? Сколько бы я сэкономила сил!

— А это в мои обязанности не входит, — пожал широченными плечами мучитель. — Существует тайна следствия и список лиц, допущенных к расследованию и обладающих полной информацией. Вы, насколько мне известно, в болгарской полиции пока не служите.

— Зато в ней служите вы, — не осталась я в долгу. — И если не принять экстренные меры, скоро ее можно будет закрывать. Криминал уже захлестывает вашу ранее благополучную родину!

Вот теперь полицейский разъярился по-настоящему. Такого выражения я на его лице еще ни разу не видела и, даст бог, не увижу больше никогда. Его буквально перекосило, и я поняла, что перегнула палку. Очевидно, я наступила на мозоль. И все-таки он сдержался, и мне не оставалось ничего, кроме как восхититься его самообладанием. Хотя, может, это кошка на него так умиротворяюще подействовала? Или в ее присутствии он опасался запятнать звание джентльмена? Раньше он, припоминаю, позволял себе говорить на повышенных тонах!

— Ехали бы вы, милочка, домой, — посоветовал он елейным голосом. — Что там у вас осталось? Неделя? Так это ерунда, даже не заметите. И от неприятностей убережетесь. — В его глазах мелькнул и тут же погас нехороший огонек, заставивший меня всерьез озаботиться собственной безопасностью. Я не кошка, запасных жизней у меня нет^[2]. — Готов вам даже компенсировать эту неделю из своего жалованья. Хотите? — искушал мерзавец.

Ну и пожалуйста! Осознание своего бессилия, ненужности и нежеланности для мужчины, который, как я случайно обнаружила, капитально обосновался в моем незакаленном сердце, растравило и без того измученную душу и заставило собрать все мужество для достойного отпора. Способность говорить, вернее, огрызаться я обрела к тому моменту, как Крысилов любезно сообщил, что замену билета берет на себя и приступить к улаживанию формальностей намеревается безотлагательно.

— А почему вы мной распоряжаетесь? — взвилась я. — Я вам не рабыня, и мы не на галерах!

— При чем тут галеры? — удивился тугодум. — На галерах женщин не держали.

— Вот именно! И знаете почему? Боялись! И правильно делали!

— Вовсе не поэтому, — дернулся мужик. — Просто женщинам на корабле не место.

— Ах, не место?! — вызверилась я. — Да вы просто мужской шовинист! И как это я сразу не поняла?!

Крысилова снова задело за живое.

— Я действительно считаю, что женщины приносят несчастье, и это не моя мысль. Наши предки давно разобрались, что к чему, приняли меры, и только поэтому человечество до сих пор не вымерло!

Пусть он не разделяет моих чувств, пусть считает меня помехой на своем жизненном пути и в продвижении по служебной лестнице, но унижать себя я не позволю!

— Да вы…

— Разумеется, не все женщины одинаковы, — продолжал он разоряться. — С некоторыми можно ладить, отдельные экземпляры позволительно считать вполне разумными и адекватными. Но вы, — полицейский ткнул в мою сторону пальцем, едва не оставив без правого глаза, — вы — женщина особая, можно сказать выдающаяся.

Я не торопилась расплываться в улыбке и правильно делала. Чудовище не собиралось засыпать меня комплиментами.

— По части неприятностей вы дадите фору любой представительнице своего пола. Будь моя воля, я не пускал бы вас не только на корабль!

— С меня достаточно! — возвестила я не самым тихим голосом, и в дверь просунулась озабоченная физиономия пожилого мента. — Уйдите! — рявкнула я. — Видите, у нас деловое совещание!

Визитер кинул затравленный взгляд на коллегу, но предложить помощь не осмелился. Я слегка понизила голос и довела до сведения Крысилова, что больше он ничего от меня не дождется, и, если болгарской полиции понадобятся мои услуги, пусть присылают кого-нибудь другого.

— Как вам будет угодно, — холодно ответствовал мерзавец.

Я шваркнула дверью, едва не убив при этом Бастинду (мне и в голову не пришло, что предательница решит присоединиться), и осталась наедине со своим горем.

Собственными руками я сделала чуть ли не кровным врагом единственного человека, в объятия которого мечтаю упасть. И как можно назвать меня после всех последних событий? Дурой? Истеричкой? Так это еще мягко сказано. Жизнь моя закончилась, и остается только жалкое, беспросветное существование. Время, отпущенное мне на Земле, я проведу, проклиная саму себя и собственную глупость.

Я всхлипнула, и даже хвостатая лицемерка не смогла не почувствовать ко мне сострадания. Она присела возле моих ног и ободряюще об них потерлась. Я подхватила противное животное на руки и перестала сдерживать слезы. Так мы и добрались до отеля: обе залитые слезами, усталые, одинокие и неприкаянные. Ни одна из нас не нашла своего женского счастья, и радужных перспектив, похоже, не намечалось!

Глава 16

К моему зареванному виду соратники уже понемногу привыкли. Отработанным жестом Райко сунул мне стакан со спиртным, и я подумала, что непременно сопьюсь, если стану запивать каждую обиду.

От расстройства на меня нашло умственное помрачение. Чем еще объяснить тот факт, что я выложила супругам про попытку покушения? Обоих залихорадило, и до меня дошло, какую новую глупость я сотворила. И ведь, что интересно, не потребовалось никакого переводчика, все схватили моментально!

Супруги посовещались и объявили, что отныне меня никуда одну не пустят.

— Это как? — напряглась я. — Мы теперь толпой ходить станем? Так у меня сегодня свидание!

Мне оно, конечно, не бог весть как необходимо, но не сидеть же и не страдать в одиночку. Хоть немного развеюсь, заем горе севрюжкой.

Расцвету моей личной жизни боевые товарищи порадовались, но остались непреклонны. Держаться мы будем вместе, и точка!

— Да как вы себе это представляете? — возмутилась я. — Придем всем колхозом и скажем, что мы — одна семья? Так, что ли? Как я объясню ваше присутствие?

— Можешь сказать, что Райко — твой муж, — самоотверженно предложила Нада.

— Вот спасибо! — «обрадовалась» я. — Без мужа на свидании делать просто нечего! Уж лучше я скажу, что он мой сын и боится оставаться в номере один!

Юмора, как и следовало ожидать, паникеры не поняли. Железная решимость обоих начала действовать мне на нервы.

— Если я опять поработаю над твоей внешностью, — мстительно предложила я подруге, — ты вполне сможешь претендовать на роль моей бабушки. Уж тогда у тебя точно появится повод сопровождать меня повсюду.

Согласие тут же было дано, и я устыдилась. Друзья готовы на все, лишь бы уберечь меня от несчастья, а я кочевряжусь. Мало мне, идиотке, что любимого мужчину сделала врагом, так еще и друзей хочу лишиться?!

Опять всхлипнув от жалости к себе, убогой, я махнула рукой: «Делайте как считаете нужным, мне уже все равно!»

Я ушла к себе переодеваться, а супруги принялись разрабатывать план моего спасения. Не думаю, что охрана любого из ныне действующих президентов с большей серьезностью относится к выполнению обязанностей по обеспечению безопасности принципала.

На романтическую прогулку (а прежде чем приступить к вечерней трапезе, мы с Иштваном решили прогуляться) мы выступили в следующем порядке: наша с венгром парочка, самодовольная Бастинда, на некотором расстоянии Нада, а еще дальше ее заботливый супруг. Какие бы сомнения относительно моей личной безопасности его ни терзали, оставить без присмотра любимую жену Райко не пришло и в голову. Так что фактически меня охраняла Нада — ее присутствие вызывало меньше подозрений, — а ее саму не выпускал из виду муж, в любую минуту готовый кинуться на выручку.

— Прекрасно выглядите, — любезно заметил Иштван.

Слава Всевышнему! Хоть кто-то делает комплименты мне, а не кошке!

— И ваша любимица удивительно похорошела, — добавил чех, и я скрипнула зубами.

Собеседник оказался на редкость разговорчивым. От погоды и местных достопримечательностей мы перешли к изыскам национальной болгарской кухни, детально рассмотрели перспективы глобального потепления атмосферы и потихоньку настроились на политическую волну: тщательно обсудили направления советско-американского сотрудничества. В политике, я как уже признавалась, не сильна, и если излагала какие-то мысли, то уж не свои, а нашего бабского трудового коллектива. Тамарка, моя коллега, аналитические программы по телику смотрит регулярно. Так что в основном я ее точку зрения и отстаивала, то бишь предсказывала скорое братание народов двух великих держав, за которым последует не только долгожданное (опять же Тамаркой) вступление в НАТО, но и куча других, не менее ярких событий.

Собеседник пучил глаза — видимо, с Тамаркой сильно расходился, но перечить не посмел. Джентльмен!

Про советско-чешские отношения коллега меня, к большому сожалению, не просветила — не то не сочла нужным, не то не владела предметом в должном объеме, — и я приуныла. О чем бы нам еще поговорить?

Пока я искала подходящую тему и на всякий случай припоминала светлые мысли остальных тружениц парикмахерского дела, собеседник напрягся и начал коситься назад. Я инстинктивно оглянулась, но, кроме Нады и ее супруга, никого не обнаружила. Чего мужик дергается?

Неожиданно спутник поинтересовался, есть ли у меня носовой платок.

— Вот, пожалуйста, — удивленно проговорила я, протягивая требуемое. — Проблемы?

— Вероятно, — неуверенно пробормотал он. — А косметичку вы с собой не взяли?

— Так вам платок или помаду? — рассердилась я.

Он что, свихнулся? Или перепил? Но вроде от него не пахнет.

— Вы говорили, что без ножа из дому не выходите, — заблеял джентльмен, — и он у вас вроде как носовой платок. Или косметичка. Вот я и спросил.

— Нож? Так бы и сказали, — с облегчением выдохнула я. — А то я уж невесть что подумала.

Я полезла в сумочку, а кавалер резво, как заяц, отпрыгнул в сторону, перескочил через живую изгородь подстриженного кустарника и исчез. От неожиданности я остолбенела.

Супруги проявили не меньше прыти уже через пару секунд трясли меня за плечо и заглядывали в глаза.

Райко пытался вызнать, какие мне нанесены увечья, чтобы спросить с негодяя по всей строгости. В том, что он в два счета его догонит, Райко не сомневался. Я тем более.

Помотав головой, я сняла с беглеца все обвинения. Знал бы Иштван, какой опасности избег! Его счастье, что я не мстительна. Какая-нибудь испанка, столь оскорбительным образом покинутая, непременно бы возжаждала крови. Я же, сообразив, что все-таки случилось, прислонилась к фонарному столбу и согнулась от хохота.

Представьте: мужчина отправляется на свидание с малознакомой женщиной. У которой имеется «безобидная» прихоть носить с собой холодное оружие и в свободную минутку пускать его в дело, совершенствуя боевые навыки. Что о таком мужчине можно сказать? Смел, отважен, безрассуден. Допустим.

Прогуливаясь с полюбившейся дамой, кавалер замечает преследование. Мужчина и женщина упорно повторяют их маршрут. Как прикажете ему трактовать происходящее? Даже если он и безрассудный? Но ведь не умственно же отсталый? И прессу, скорее всего, в отличие от меня, почитывает, так что про грабителей и наводчиков, вернее, наводчиц, представление имеет. Доведись ему при свете дня столкнуться с югославами, возможно, он бы худого не подумал. А в темноте добродушного улыбчивого лица, между прочим, не видно.

Отсмеявшись, я хотела объяснить причины бегства джентльмена, но поняла, что это совершенно невыполнимая задача. Если последовательность событий я еще как-то сумею изложить, юмор ситуации имеющимися средствами передать просто невозможно. Пришлось представить все несколько иначе: мужчина захотел пообниматься, у меня же ответного желания не возникло. Ну и пришлось на всякий случай показать кавалеру нож. В целях придания отказу убедительности.

— Ты всегда так поступаешь? — поинтересовался Райко.

А Нада, похоже, усомнилась в необходимости принятых ими мер. Дама, столь решительно отвергающая самые невинные мужские ухаживания, прекрасно может за себя постоять. Другое дело, что совсем нелишне будет находиться поблизости, чтобы оказать неотложную медицинскую помощь ухажеру. А ну как ему вздумается, к примеру, приобнять меня за талию? Или, не приведи господи, в щечку чмокнуть?

Под впечатлением от случившегося супруги даже не стали провожать меня до номера, а пожелали спокойной ночи возле лифта. Боюсь, я их здорово напугала. А что еще я могла изобрести? Обвини я Иштвана в чем-нибудь посущественнее, ему не избежать знакомства с мускулистым югославом. Как хотите, но из двух зол я выбрала все-таки меньшее!

Попрощавшись с югославами, я поплелась к себе в номер. Разочарование, помноженное на усталость, подкосило недавно окрепший организм и самым пагубным образом сказалось на боеспособности. Ну что мне стоило на всякий случай оповестить окрестности душераздирающим визгом? Прихватить администратора для осмотра моего временного жилья или хотя бы упасть и сделать несколько пробных кувырков и перекатов? Так всегда поступают опытные шпионы, после недолгого отсутствия возвращаясь в конспиративную квартиру, и я не удивляюсь, что эти необременительные мелочи сохранили жизнь многим из них. Стыдно признаться, но я сдуру еще врубила свет, хотя разумней было позаботиться о спичках, свече или, на худой конец, карманном фонарике.

За легкомыслие и пренебрежение техникой шпионской безопасности я поплатилась незамедлительно. Одновременно с щелчком выключателя раздался выстрел, затем второй, потом чьи-то крики, — кажется, не только мои, — ругань и… я отключилась.

— И, слава богу, хоть какая-то польза!

Я очухалась от заунывно-размеренной бубнежки. Ругань из уст раздраженного мужчины изливалась на болгарском языке, но смысл был предельно ясен. Незваный гость не имел ничего против моего обездвиженного состояния. Ни о моей личной храбрости, ни о других достоинствах речь не шла, а уж его тон не оставлял сомнений в неприязни визитера ко мне, убогой.

— Почему вы не довели дело до конца? — поинтересовалась я.

— Не успел, — буркнул Крысилов и снова занудел.

Теперь он предъявлял претензии несчастливой судьбине и пытался выторговать у нее послабление на будущее. Пределом мечтаний оказалось переселение на необитаемый остров, — в качестве места для прохождения дальнейшей службы, не отметался даже Ледовитый океан. В качестве полноценной замены моему обществу, — если покоя и одиночества он все-таки не заслужил, — полицейский предлагал поочередно каннибалов, людоедов и банду маньяков-расчленителей.

— Так почему вы меня все-таки не добили? — наседала я. Он что, меня просто попугал? Из табельного оружия?

— Я вас что?! — Глаза у мужика выкатились на лоб.

Я наконец углядела кровь на рукаве его белоснежной рубашки.

— Так это не вы в меня стреляли? — с опозданием сообразила я. — Вы ранены?

Каждое слово мне пришлось буквально рвать из него клещами. Получалось, что бедолага на свою голову решил пообщаться со мной на производственные темы (факт отсутствия личной заинтересованности упоминался, как минимум, трижды), но, наученный горьким опытом, не решился ждать меня в номере. Скромность я, конечно, всячески приветствую, но считаю, что перебарщивать со стыдливостью полицейскому ни к чему. Даже если его деликатность была продиктована заботой о моей пошатнувшейся репутации, я все равно придерживаюсь мнения, что ждать лучше на общественном диване, а не на клумбе.

Хотя именно там он помешал преступнику оборвать мою молодую жизнь и пожертвовал правой верхней конечностью.

— Левой, — прервал мои размышления полицейский. — К счастью, он прострелил мне левую руку. Я все равно смогу писать.

Надо же, я думала, он радуется, что сможет стрелять! Оказывается, у меня не совсем верное представление об обязанностях силовиков, заторможенно удивилась я.

Я собиралась сказать заклятому врагу очередную гадость, но вдруг осеклась и окончательно проснулась. Большое темное пятно расплывалось по рукаву шелковой рубашки, а мой загорелый гонитель выглядел непривычно бледным.

— Покажите рану, — прохрипела я и исхитрилась взять себя в руки.

Ни во время довольно болезненного осмотра, ни при обработке раны марганцовкой и йодом мужик не издал ни звука. В отличие от своей сестры милосердия. Как ни прискорбно, но я не удержалась от стона, когда дезинфицировала рану. Может, она, конечно, неглубокая, пуля скользнула по касательной и выдрала не самый большой кусок мякоти, но крови он потерял порядочно, и если ему сейчас не больно, значит, то, что я вижу, — иллюзия и вместо левой руки у него протез.

Закончив терзать себя и раненого, я открыла бутылку ракии, предназначенную в подарок знакомым, и плеснула в стакан. Я не успела поднести его к губам, как Стоян повторил мое движение и одним глотком осушил свою порцию.

Воцарилось напряженно-тягостное молчание. Полицейский не торопился задавать вопросы, я вообще говорить была не в состоянии. Только теперь я по-настоящему осознала, что Крысилов мог погибнуть. Соображение, что то же самое угрожало мне, как ни странно, такого панического ужаса не вызывало.

Встретив укоризненный взгляд Бастинды, восседавшей на нашей с ней кровати, я почувствовала себя неловко и вспомнила про обязанности хозяйки.

— Чай будете? — пискнула я.

— Наливайте, — хрипло отозвался полицейский.

Я полезла за своим знаменитым агрегатом, и у Крысилова округлились глаза. Пусть не прикидывается, в жизни не поверю, что и он вконец испорчен цивилизацией.

Оказалось, он с таким раритетом знаком, в его далеком детстве подобной штуковиной пользовались родственники в деревне. Нахлынувшие воспоминания несколько смягчили собеседника, и атмосфера понемногу разрядилась, правда ненадолго. Теперь все испортил раненый. Он снова прицепился с моим отъездом.

— Вика, я не хочу опять ругаться, но вам действительно следует уехать!

— Это с какой же радости?! — изумилась я, и служитель закона снова взбрыкнул.

— Вы считаете, что поводов для отъезда пока недостаточно? Подождете следующего выстрела?

— Вот именно, — кивнула я. — Должен же вам кто-то оказывать медицинскую помощь?

— Стреляли, между прочим, не в меня. — Полицейский старался быть спокойным, но явно терял терпение.

— Что вы говорите? — нарочито удивилась я. — Мне почему-то показалось, что это у вас «сквозное пулевое ранение»!

Разговор становился напряженным, и я решила сменить тему:

— А кстати, почему вы так и не арестовали кривоногого?

— Кого-кого? — изумился Крысилов.

— Ну, того, вислоносого, — нетерпеливо пояснила я. — Вы же караулили его у камеры хранения?

Если полицейский не врал, ни о каком кривоногом гонщике он не имел понятия, а за содержимым ячейки так никто и не явился.

— А почему вы не проследили в «Романии» за тем, кто пришел за ключом? — возмутилась я.

Они вообще-то следили, но, как и я, «объект» упустили.

— Что хоть было в камере хранения? — не удержалась я от вопроса и за свою любознательность была наказана суровой отповедью.

Оказалось, что я сую нос в крайне опасные дела, находящиеся исключительно в компетенции органов правопорядка, и он просил бы меня, — даже в том случае, если я ощущаю в себе гены великого Пуаро, служебно-разыскной собаки и доктора Ватсона, вместе взятых, — подыскать другое занятие. Более подходящее. Вроде вязания носков или вышивания бисером.

— Я еще не в том возрасте, — оскорбленно фыркнула я. — Уж лучше я на досуге займусь отстрелом тупоголовых недалеких полицейских, только вот времени у меня свободного пока не предвидится. Даже для столь невинного хобби.

— Вы всерьез считаете, что охотились на меня? — не унимался Крысилов.

— Разумеется. — Что бы он там ни говорил, я не уеду.

— Почему тогда преступник ожидал моего появления в вашем номере?

— А где еще? Половину рабочего времени и, как минимум, две трети свободного вы проводите именно здесь.

Полицейский набычился.

— Лично я, приди мне мысль с вами покончить, и не подумала бы носиться по всей курортной зоне. Зачем, когда есть место, где вы появляетесь с завидной регулярностью?

Мужик покрылся испариной, и я испугалась, не перестаралась ли. А ну как он решит, что покушение на моей совести? Я и так с трудом отбрыкалась от трупов, которые он мне так щедро приписывал.

— Но это не я! — на всякий случай заверила я разгневанного полицейского.

По-моему, я его не убедила. Смотрел он на меня куда как неласково.

— Все! — заорал он, и я от неожиданности подпрыгнула. — Мое терпение лопнуло! Мало того что вы все время лезете куда не следует, мешаете мне работать и подвергаете опасности свою жизнь и жизни сумасшедших отдыхающих, у которых, как и у вас, мозгов куда меньше, чем у курицы! Вы еще и издеваетесь надо мной, выставляете меня законченным идиотом и кретином! Вы взбалмошная, невоспитанная и…

Выслушивать инсинуации мне надоело. К тому моменту, как забарабанили в стену, мы как раз заканчивали характеризовать умственные способности, личностные качества и творческий потенциал друг друга.

— С меня хватит! — рычал полицейский, шагая к двери.

— С меня тоже, — ответствовала я. — Полагаю, мы больше не увидимся?

— Думаете, меня все-таки пристрелят? Не надейтесь!

— Что вы, что вы! И в мыслях не было! Но вы же теперь, наверное, возьмете бюллетень, а то и заляжете в госпиталь со своей царапиной, а мне скоро уезжать, — пояснила я.

— Взлет вашего самолета я буду праздновать неделю, — заверил меня блюститель порядка и сжал кулаки.

— А я расставание с вами — до конца своих дней, — не осталась я в долгу, и полицейский чуть не сорвал дверь с петель, покидая мое жилище.

Я рухнула в кровать и залилась слезами.

Глава 17

Нареветься всласть мне не удалось. Сначала кошка хватала за ноги, бессовестно отвлекая от страданий, в которые я намеревалась погрузиться всерьез и надолго, потом в дверь забарабанили.

Да что же это такое?! Оставят меня в покое или нет?! Если это обслуга явилась по жалобам постояльцев, то лучше бы она подыскала другое время для выговора!

Я распахнула дверь, и племянница, опухшая от слез и с потекшим макияжем, кинулась мне на шею.

От неожиданности я заткнулась. Подобного зрелища, то есть Милочки в расстроенных чувствах, мне еще видеть не доводилось. Впрочем, сомневаюсь, что в подобном состоянии ее заставал и кто-нибудь другой.

— Людмила, что стряслось?!

Родственница повалилась на кровать, чудом не придавив Бастинду, и принялась орошать подушку слезами.

Забыв о личном горе, я схватила бутылку и принялась вливать в племяшку испытанное средство. После третьей рюмки девушке заметно полегчало, а после четвертой она начала подробно посвящать меня в историю своего разрушенного счастья.

Леон оказался негодяем, коварно обманувшим ее светлые надежды и девичьи мечты. Предателя, которого по какому-то недоразумению ее угораздило принять за порядочного человека, она отныне ненавидит. День, когда ей пришло в голову с ним связаться, будет ежегодно отмечать как траурную дату и, как только найдет в себе достаточно сил для решительных действий, немедленно уволится из его фирмы и станет искать любое другое рабочее место.

— Хоть официанткой, хоть уборщицей, — всхлипывала она, — а еще лучше пойду стриптизеркой в кабак! Пусть пеняет на себя, мерзавец!

— Эй, эй, — испугалась я, по опыту зная, что, уж коли Милочка что-то вбила себе в белокурую головку, отговорить ее практически невозможно, — стриптизеркой-то зачем?! Лучше уборщицей!

— Ничего не лучше! Буду голой плясать, так ему, козлу, и надо! — мстительно всхлипнула племяшка. — Уборщицу этот гад переживет.

В том, что «козел» переживет и стриптизершу, я почему-то не сомневалась, а вот относительно того, выдюжит ли ее собственная мать, — наоборот. Другое дело, что давить на Милу бесполезно, уговаривать — чаще всего — тоже.

— Может, хоть обождешь немного? — взмолилась я. — Остынь, поразмышляй хорошенько. — Подумаешь, один раз не повезло! Бывает! В следующий раз будешь выбирать внимательней. И почему ты считаешь, что отомстить мужчине можно только таким способом? Есть же, в конце концов, и другие средства в женском арсенале!

— Полагаешь, следует нанять киллера? — протянула Милочка в задумчивости, и я чуть не скончалась от сердечного приступа.

— Людмила, окстись! — заорала я. — Ты что, умом тронулась?! Какой киллер?! Тебе же потом с этим жить!

Милочка, похоже, и впрямь образумилась. Может, конечно, ее остановили другие соображения, а не будущие угрызения совести, но про киллера она больше не заикалась. Да и вообще вести себя стала спокойнее, даже попросила поесть.

— Да где же я тебе возьму в такое время? — удивилась я. — Четвертый час утра. Если только сходить в круглосуточный супермаркет…

— На фига мне твоя забегаловка, — обиделась племянница, — в чемодане достань. Там шоколад, французский сыр и коньяк. По ночам есть вредно.

Пить по ночам Милочкины принципы, по-видимому, не запрещали, так что мы с ней оприходовали полбутылки дорогущего французского напитка. Нет, все-таки, что ни говори, жадность в списке пороков ее ухажера не числилась.

После обильного возлияния обе расслабились, и мир, совсем недавно коварный и жестокий, показался более приемлемым. Мила даже согласилась, что наличие одного придурка среди славного мужского поголовья вовсе не лишает ее приятных перспектив.

— Вот отдохнешь немного, придешь в себя, — ворковала я, вгрызаясь в швейцарский шоколад, — и оглядишься по сторонам. Знаешь, сколько вокруг хороших людей? Даже мужчин?

Милочка не знала. Ее жизненный опыт как раз свидетельствовал об обратном.

— Хватит грустить, пессимистка несчастная! — потребовала я. — Все еще будет хорошо, и мужа тебе найдем замечательного, и детишек нарожаешь…

Мила вздрогнула:

— Вот только про детишек не надо. Я к ним еще не готова. Вы с Леоном прямо как сговорились!

Не так уж и плох этот Леон, если мечтает о детях, подумалось мне.

— А замуж я больше не хочу. Лучше разведусь! — прозвучала очередная Милочкина реплика.

— Это как?! — поразилась я. — Вы что, расписались?!

— Не расписались, а зарегистрировались, — поправила Милочка.

— Да когда вы успели?! И где?!

— Вик, ты бы хоть свою серость не демонстрировала, — поморщилась племянница. — Мало, можно подумать, в мире мест, где это не проблема? Тем более, что все равно это уже не важно. Теперь я буду разводиться.

Сообщив о твердом решении вычеркнуть из жизни негодяя, племянница снова исступленно зарыдала, а я одной рукой схватилась за голову, а другой принялась капать себе валерианку.

В дверь снова заколотили. Соображать я перестала уже несколько часов назад; от попыток понять происходящее отказалась после последнего Милочкиного заявления и последовавшей за ним истерики, так что появление крепенького мужичка с чемоданом и решительным выражением лица восприняла совершенно индифферентно. О том, что это и есть ее «козел», то есть законный супруг, можно было не спрашивать. Именно таким я его себе и представляла по Милочкиному описанию. Сделанному, разумеется, задолго до того момента, когда ее руководитель превратился из «душки» в парнокопытное животное.

Мужчина был весьма невысоким. Метр шестьдесят пять — метр семьдесят от силы, однако коротышкой я бы его назвать не посмела. Во-первых, он был божественно сложен: широкие плечи, мощный торс, красивые мускулистые руки, обтянутые натуральным шелком дорогой рубашки. Во-вторых, у него было поразительно интересное лицо, умное, одухотворенное с изысканно-тонкими чертами. Темные кудри, спадающие почти до плеч, и миндалевидные задумчивые глаза напоминали Иисуса Христа старых мастеров. И это он парнокопытный?! Что-то тут не то, где-то у Милы не стыкуется!

— Вы позволите? — вежливо осведомился гость, и я посторонилась.

Что-то мне говорило, что войдет он независимо от моего ответа. Этот человек привык добиваться своего. Хотя недозволенные методы приберегает на самый крайний случай.

При виде «негодяя» Мила побледнела. Леон же, наоборот, побагровел.

Он поставил чемодан и негромко попросил предоставить им с Людмилой уединение.

— Всего на пару часов, — добавил он, взглянув на свои, если не ошибаюсь, «роллекс».

Я замялась. С одной стороны, я была убеждена, что опасность племяннице не грозит — Леон не способен причинить ей зло, — с другой, как можно за что-то ручаться, совершенно не зная человека и руководствуясь исключительно интуицией?

— Ни разу в своей жизни я не поднял руку на женщину, — ровным голосом сообщил Леон, — и впредь не собираюсь совершать поступков, унижающих мужское достоинство.

— Не вздумай уходить! — Милочка закусила удила, Леон по-прежнему сохранял спокойствие, по крайней мере внешне. — Я с ним одна не останусь!

Воцарилась неловкая пауза. Я переминалась с ноги на ногу и не знала, на что решиться. Гость оставил попытки выпроводить меня из номера и насел на строптивую жену:

— Зачем ты это сделала?

— Затем, что не позволю тебе себя третировать! У тебя нет на это права!

— Такого права нет ни у кого, — невозмутимо поведал визитер. — И мне бы в голову не пришло обращаться с тобой неуважительно. Более того, я потакаю всем твоим капризам, разумеется, если они не выходят за рамки моих принципов.

— Знать не хочу про твои паршивые принципы! — взвилась племяшка. — Живешь в каменном веке, во времена Домостроя, и хочешь, чтобы и я жила так же! Вся Европа загорает топлесс!

Вот теперь я, кажется, поняла, в чем дело. Вся вина «мерзавца» в том, что он не хочет, чтобы на обнаженную грудь его жены пялились посторонние мужчины. Действительно подлец. И самодур.

— Леон, вы никогда не загорали на нудистском пляже? — неожиданно встряла я.

— Конечно нет, — испугался мужчина.

— Напрасно. Вы сложены как античный бог. Уверена, дамы сойдут с ума.

У Милочки вытянулось лицо, и мне показалось, что она сейчас заплачет. Очевидно, предположение о том, что мужчине есть чем гордиться и в обнаженном виде, имело под собой реальные основания. Отпускать супруга к нудисткам племянница явно не рвалась.

Бросив Леону ободряющий взгляд, я двинула на выход. Мужчина, кажется, понял, как себя вести, и в моей поддержке больше не нуждался. Надеюсь, они все-таки поладят, потому что я не переживу потерю такого замечательного родственника.

Можете поверить, выходить на люди с такой физиономией, как у меня сейчас, рискнет не всякая уважающая себя фемина. Но просить пару минут на приведение лица в порядок я не рискнула. Мало того что на ликвидацию последствий безудержного рева может понадобиться значительно больше времени, так я еще и засыпала на ходу.

Господи, когда же я выйду на работу? И смогу, наконец, отоспаться? Странно, раньше мне казалось, что пять, реже шесть часов ночного сна — это недостаточно. Теперь о таком я только мечтала.

Бастинда, как ни странно, ходко последовала за мной. Хотя не исключено, что ее просто мутит от семейных скандалов. Во всяком случае, она не отставала и даже сделала попытку потереться о мои ноги. Вот и хорошо, вдвоем веселей. Да и предлог для пребывания в холле теперь есть — скажу, у кошки бессонница, вот мы и вышли прогуляться.

Херувим, оставленный на хозяйстве, мирно дремал, положив голову на скрещенные руки. Я опять поразилась тому, как он скверно выглядит, и последовала его примеру. Примостившись в глубоком кожаном кресле, я зарылась носом в теплую кошачью шерсть и моментально погрузилась в сон. Что подумают постояльцы, обнаружив сопящую парочку, и когда мне позволят вернуться в собственный номер, меня не волновало совершенно. Здешняя жизнь потихоньку учит меня философски относиться к происходящему. Еще немного, и я смогу делиться наблюдениями с широкими народными массами. Только вот не успела решить, телевидение или прессу осчастливить.

Пробудилась я от того, что кто-то тряс меня за плечи. Свинюгер! Да что же это, в конце концов, такое! Я ему не жена и даже не секретарша! По какому праву он себе позволяет меня контролировать?!

Убедившись, что мы с Бастиндой открыли затуманенные очи, немчура отскочил на безопасное расстояние и устроил форменный допрос.

Настроение у меня и так было не безоблачное, а от побудки во внеурочное время, да еще столь бесцеремонной, во мне и вовсе проснулся зверь. Раньше шансы Свинюгера на мою благосклонность равнялись нулю, сейчас же ему вообще оставалось только посочувствовать. Теперь я знала, кто ответит за мои неудачи на личном фронте, исковерканный отдых и отсутствие элементарных бытовых удобств.

— Вы что это себе такое позволяете?! — очень тихим голосом начала я.

— А? — испуганно пискнул ухажер.

— Заявляетесь ни свет ни заря, руками хватаете, бесцеремонные вопросы задаете!

— Но ведь я… ведь вы… — заблеял несчастный, — я же не в номер к вам…

— Еще не хватало, — сурово проговорила я. — Зарубите на носу, Свинюгер, я свободная личность, и сама решаю, где и когда мне находиться. Мои причуды — это мое личное дело, и я имею полное право поступать по своему усмотрению. В следующий раз, если вы, к примеру, обнаружите меня загорающей на крыше экскурсионного автобуса, я разрешаю вам пожелать мне доброго утра, но только в том случае, если я уже проснулась. Вам ясно?!

Вопросов не имелось. Мою оригинальность и независимость кавалер признал всецело и безоговорочно. Не приходилось сомневаться, что теперь, угляди он меня хоть отдыхающей на взлетно-посадочной полосе, как раз на пути разбегающегося лайнера, мой покой потревожить не посмеет.

Одарив нахала высокомерным взглядом, я встала и направилась к лифту. Бастинда, в грациозной поступи которой совершенно ясно читалось презрение к невеже, незнакомому с правилами этикета, горделиво прошествовала следом. Обалделый Свинюгер и потрепанный жизнью херувим остались обмениваться потерянными взглядами и осторожными высказываниями в адрес противоположного пола.

Стучала я, наверное, четверть часа, прежде чем попала в собственный номер. Открыла зевающая Мила и на мое законное недовольство дернула плечиком:

— Да ладно тебе разоряться. Поздно легли, устали после перелета. У тебя, в конце концов, целый день впереди!

Тут она осеклась, потому как и днем у нее, по-видимому, были собственные планы на наше совместное жилье.

— Ну, подремлешь чуточку на пляже, — смущенно проговорила она, отводя глаза. — Но ты не волнуйся, к вечеру Леон нам подыщет что-нибудь приличное.

Я хотела мысленно заклеймить сестрицу, испортившую девчонку, но вовремя сообразила, что и моя вина в воспитании махровой эгоистки кое-какая имеется. Не припомню, чтобы я ей хоть раз в чем-то отказала.

Ладно, что сделано, то сделано. Дальше, в конце концов, с ней мучиться Леону.

— Ты мне хоть дашь переодеться? Да и не мешало бы себя в порядок привести. Все-таки шляться незнамо где предстоит до вечера!

— Вик, ну хватит тебе дуться, — взмолилась племяшка. — Тебя никто не гонит, переодевайся сколько влезет.

По пути в душевую я не смогла удержаться и не кинуть беглый взгляд на спящего Леона. Судя по Милкиному сытому виду, надрывался он не только во время перелета.

Трудно поверить, но и спящий он был не менее красивым и мужественным. Глубокие тени, залегшие под глазами, ничуть его не портили, иконописный лик завораживал, и я с трудом заставила себя оторваться от созерцания утомленного бойца.

Утренние процедуры пришлось подсократить, и прощаться с новобрачной я была готова уже через полчаса.

— Вик. — Она потянула меня за руку и вытащила за собой в коридор. — Не сердись, пожалуйста. Знаю, что веду себя как свинья, но ничего не могу поделать. Потерпи, ладно? Прошу тебя!

От таких слов, которые, держу пари, и родная мать не слышала от Милы, на глаза навернулись слезы.

— Да ладно, девочка, все я понимаю.

— Нет, не все, — серьезно покачала головой племяшка. — Я его люблю. Если бы он не приехал, я бы немного подождала, а потом пошла и утопилась.

Я схватилась за сердце.

— Не пугайся, — успокоила Людмила. — С ним то же самое. И кроме того, дурить я больше не стану.

— Да? — Боюсь, недоверие я скрыла не слишком умело.

— Да, — твердо ответствовала девушка. — Я теперь знаю, как мне будет без Леона.

Я чуть не прослезилась. При таком раскладе я была готова провести еще одну ночь у телевизора. Хоть кто-то из близких нашел свое счастье!

О том, чтобы напроситься на постой к югославам, не могло быть и речи. Спать под елкой я тоже не рискнула — не ровен час во сне кто-нибудь прирежет.

Оставалось припасть к стопам экскурсовода Бонки, что я и сделала сразу после завтрака.

Обрадованная неожиданной активностью строптивой курортницы, гид, тем не менее, агитировать меня не спешила.

— Да, конечно, есть одна экскурсия. — Она посмотрела на часы. — Автобус отходит через полтора часа, но я не уверена, что тебе понравится.

— Вот как?

Оказалось, прогулка на остров Робинзона довольно утомительна. Проводится в самое жаркое время и ничего особо любопытного не обещает.

— Ты там уснешь, — предположила Бонка.

— Так это замечательно, — обрадовалась я. — Ехать долго?

Девушка кивнула.

Немедленно оплатив столь замечательное мероприятие, я прошвырнулась по магазинам и запаслась минеральной водой и провиантом. Если я намереваюсь спать, это еще не значит, что мне не захочется есть. Так что чипсы, пакет винограда и вафельное печенье с шоколадной прослойкой, скорее всего, лишними не окажутся. И не на себе же я потащу снедь!

Я успела заскочить к бассейну и предупредить друзей, что буду повышать свой культурный уровень. Сообщила и о прибытии родственников, чем супругов чрезвычайно обрадовала. Надобность в присмотре отпадала, и теперь они немного расслабятся.

— А задание? — спохватился неугомонный Райко.

Я вспомнила настырного немца и хищно прищурилась.

— Есть у меня на примете один немчура. Ну очень подозрительный. Последите?

Супруги кивнули. Я объяснила, как найти «преступника», и дала его описание. Даже если товарищи ошибутся и последят за кем-нибудь другим, большой беды не будет. Главное, чтобы чувствовали себя при деле.

Быстренько купнувшись, я переоделась, вручила пакет с мокрым купальником подруге и попрощалась. До автобуса оставалось десять минут.

Ехали мы, кстати сказать, совсем недолго. Я не успела не только соснуть, но даже задремать. Автобус остановился на пристани, и нас пересадили на баржу. Там спать вообще было грех, потому что с внешней палубы оказались прекрасно видны косяки рыбешек, проплывавших мимо, и огромные прозрачно-фиолетовые медузы, мирно качавшиеся на волнах. Да и само море, — оторваться от него было невозможно. Это совсем не то, что смотреть на него с берега, перешагивая через потные тела и стараясь не слишком реагировать на кудахтанье озабоченных мамашек и визгливые крики их отпрысков.

Здесь, в отдалении от береговой черты, море выглядело бескрайним и загадочным. Оно, казалось, затаилось на время и выжидало, раздумывая, разрешить ли беззаботным туристам наслаждаться покойным неведением или пошалить, продемонстрировав свою мощь небольшим штормом.

Именно потому, что слишком увлеклась созерцанием водной стихии, я не сразу заметила, что на барже у меня есть знакомые.

По правую руку восседала бородавчатая дама с супругом, встреченная во время первой экскурсии. Она мне еще рассказывала про свои опасения подвергнуться разбойному нападению в номере отеля. Мадам меня пока не видела, и кидаться ей на шею с приветствиями я не стала. А вот впереди, на самом открытом и продуваемом месте, восседал красавец венгр и устало отбивался от домогательств полной крашеной блондинки неустановленного возраста и национальности. Интересно, откуда они тут взялись? Неужели я их проглядела в автобусе?

Впрочем, не исключено, что знакомые подъехали другим автобусом. Их на пристани было три-четыре, а плавсредство вмещало пассажиров в несколько раз больше, чем экскурсионный транспорт. Открытие ничуть не расстроило. Насильно меня общаться не заставят.

Нас привезли на пустынный берег, который островом, естественно, не был, но все равно смотрелся довольно романтично. Если кто, конечно, любит голые скалы, козьи тропы и с негодованием отвергает любую растительность. Я-то как раз предпочитаю зелень, а дорожки, по которым мне предстоит гулять, — если уж не асфальтированными, то хотя бы ровными. К скалолазанию у меня сроду интереса не было, и я не думала, что он прорежется именно теперь.

Выбора, однако, не было. Экскурсоводы сбили в стадо разморенных жарой путешественников и споро погнали по серпантину.

Как никто не сверзился, до сих пор не понимаю. Не иначе как с перепугу. Единственной участницей «прогулки», действительно получившей удовольствие от променада, была моя Бастинда, стелившаяся по извилистой тропе и то и дело исчезавшая за валунами. Остальные, боюсь, испытали восторг, только благополучно вернувшись. Разумеется, если их увечья не оказались смертельными.

Где-то через полчаса коллективных стенаний и сопения скала была покорена и обойдена чуть не по периметру. С противоположной стороны обнаружилась небольшая утоптанная площадка, на которой и должно было развернуться представление.

— А где артисты? — принялась оглядываться по сторонам юркая бабулька, моя соотечественница.

— Да вот, — обвел рукой нашу невеселую компанию вертлявый паренек в униформе.

От обжигающих взглядов обманутых туристов гиденыш укрылся за спинами старших товарищей, а его плечистый могучий коллега принялся строгим голосом объяснять условия конкурсов. На повестке дня имелись самые разнообразные и высокоинтеллектуальные развлечения.

Танцы босиком на раскаленной площадке, как я поняла, были наиболее щадящим из аттракционов и предназначались, соответственно, для малых, старых и увечных. Остальным предстояло испытать себя в рискованных трюках. Например, мужчинам предоставлялось почетное право проделать ряд непростых физических упражнений, держа на плечах жену или подругу.

Я посмотрела на увесистых спутниц российских туристов и прикинула, скольких мужиков придется транспортировать обратно волоком.

В общем, я засобиралась назад. Ничего не случится, если я тихонько подремлю в автобусе. Можно, конечно, покемарить и в какой-нибудь тенистой расселине, но я боялась, что разосплюсь совершенно и уедут без меня.

Обратная дорога оказалась легче, так что я почти не покалечилась и разорвала одежду только в трех местах. Опять же во всем есть положительные моменты, надо только их вовремя заметить. Я так опасалась упокоить бренные останки в здешней пропасти, что ни разу не вспомнила о своих бесчисленных неприятностях. Но даже такая польза от посещения здешних красот не заставила бы меня записаться в эту благословенную экспедицию, имей я о ней представление заранее.

На баржу я не попала по той причине, что она куда-то делась. Я решила не паниковать и поискать что-нибудь цивильное вроде ресторана или хотя бы затененного закутка.

Направившись в сторону, противоположную той, куда угнали туристов, я очень скоро обнаружила искомое плавсредство. Оно благополучно стояло у другой пристани, и рядом находилось еще одно судно, что-то вроде яхты, с него сгружали какие-то мешки и переправляли на нашу баржу.

Что-то мне подсказало, что свое появление лучше не афишировать. Может, я, конечно, дую на холодную воду, но как-то странно, что баржа, предназначенная для туристов, еще и официально служит для перевозки грузов. Это, по-моему, неправильно. Хорошо, если я ошибаюсь, а если нет?

Пристроившись за валуном, я принялась наблюдать.

Мужики работали слаженно и четко, никаких тебе разговоров или перекуров. Мешков, однако, было многовато. У меня сложилось впечатление, что наша посудина здорово осела. А что же будет, когда загрузятся усталые туристы?

Увлекшись нарисованной богатым воображением картиной, я немного увлеклась и, потеряв бдительность, слишком высунулась из-за каменюки. И встретилась глазами с одним из грузчиков. Его реакция на красивую молодую незнакомку мне очень не понравилась.

Мужик скинул свою ношу на палубу и рванул в мою сторону. Я, понятное дело, моментально покинула опасный наблюдательный пункт.

Теперь мы оба неслись сломя голову по неровной каменистой поверхности, и я молилась, чтобы успеть добежать до своей многострадальной группы. Уверенность, что скалу можно обогнуть с противоположной стороны и попасть в объятия соревнующихся в удали туристов, поддерживала мои тающие силы.

Оглянувшись, я обнаружила, что преследователей уже двое. Причем второй мерзавец оказался проклятущим Иво. Все-таки не зря я негодяя подозревала с самого начала! Что бы сдать его полиции?! Сейчас бы третью неделю объяснялся в участке, доказывал, что не верблюд, а у меня, глядишь, одним гонителем было бы меньше!

Подлый венгр обошел коллегу и скачками сокращал расстояние между нами. Я взвыла от отчаяния, но ужас вовсе не придал мне сил, как обычно пишут в детективах. Наоборот, я чувствовала, что слабею, что ноги почти не держат, а скорость, с которой я их переставляю, сделала бы честь только старой больной черепахе.

И вдруг… Я глазам своим не поверила. Мне навстречу мчался Свинюгер! Милый, родной немчура, в своих коронных тесных шортах, с ногой, обмотанной бинтами.

Увечье, полученное от Бастинды, не помешало ему набрать бешеную скорость.

— Свинюгер, родненький, давай! — завопила я, совершенно упустив из виду, что поклонник один, а негодяев двое, да еще неизвестно, сколько прибежит им на помощь.

— Давай, родимый, жми, благодетель.

Благодетель поднажал, и я вскоре оказалась ровно посередине между участниками сафари. Значит, теперь все зависело от меня. Я представила, что мне навстречу несется не Свинюгер, а один хорошо знакомый полицейский, и живо обрела запасные крылья.

Мой спаситель и преследователи сошлись в поединке. Я лежала обессиленная на горячей земле. И хотя старалась следить за рукопашной, самое важное все же упустила. Как могло случиться, что молодые, сильные мужчины оказались поверженными?! А самодовольный немец отирал пот с загорелого чела, как землепашец после долгого трудового дня?

Верный рыцарь протянул мне руку, и я с трудом поднялась.

— Спаситель, — прохрипела я.

Молниеносный, жутко болезненный удар в челюсть опрокинул меня навзничь. Падая, я, похоже, хорошенько приложилась головой.

Глава 18

Стоило очухаться, как обрывочные воспоминания сложились в нечто целое. Правда, абсолютно не радостное. Мало того что я выходила круглой дурой, так еще и никаких мало-мальски сносных перспектив!

Поначалу, пока в голове не прояснилось, я еще надеялась, что случившаяся гадость просто мне привиделась. Мало ли, задремала после завтрака, вот и…

Но, посмотрев вокруг, мигом избавилась от глупых иллюзий. Разумеется, из моего номера могли вынести всю мебель (скажем, в наказание за ночные побудки соседей), но каким образом кому-то удалось уменьшить его размеры чуть не вдвое и за пару часов сменить кафельную плитку пола на бетонное покрытие, объяснить было невозможно. Не говоря уже о том, что испарились оба окна, а моя ненадежная дверь, отпираемая по желанию любым прохожим, превратилась в массивное стальное сооружение, на которое покусился бы не всякий опытный взломщик.

Приходилось признать, что я попала в переделку. И каменный мешок, приютивший мое измученное тело, — не самое худшее, к чему надлежит приготовиться.

Пока я сожалела об упущенной возможности ознакомиться с интерьером болгарских исправительных заведений (там, я уверена, больше заботились о нуждах контингента, а кроме того, хотя бы просветили относительно сроков пребывания), раздалось громыхание железа, и приоткрывшаяся дверь впустила негодяя Свинюгера, обманувшего меня в самых лучших чувствах. Правда, оставалась еще крошечная надежда, что мужик просто отыгрался за свое «ранение» и, побоявшись связываться с кошкой, расправился с ее хозяйкой. Но в этом случае Свинюгер, несомненно, мог считать себя отмщенным, и удерживать меня ему было ни к чему.

— Теперь мы квиты, я надеюсь? Сотрясение моих мозгов компенсирует вашу травмированную голень?

— Не уверен, — покачал головой Свинюгер. — Но дело не в ноге.

— Вы пришли меня освободить? — сделала я второй пробный заход и сама себе показалась ничтожной. В столь ярко выраженное слабоумие не поверит даже Свинюгер. У него на лице написано, что с IQ у него порядок. Пусть раз в жизни, но минимальное количество баллов он, скорее всего, все-таки набрал.

— Об этом не может быть и речи, — холодно ответствовал визитер. — Выйти отсюда даже не надейтесь. Чем быстрей вы смиритесь с потерей свободы, тем легче будет ее переносить.

Абсолютно бесстрастный взгляд маленьких водянистых глазок привел меня в лютое бешенство. Пусть не надеется, что, навязав мне свое общество, придурок обретет покой и отдохновение! Он очень пожалеет, что со мной связался! Если через пару часов не начнет кидаться на стены, я буду считать, что прожила половину жизни напрасно. И если полагает, что я собралась рвать на себе волосы — снова промахнулся. Пусть у меня тут, в Болгарии, и не сто друзей, а только двое, зато на них можно положиться. Они, наверное, уже штурмуют здание полиции, так что мы еще посмотрим, кто из нас — я или немец — проведет остаток дней изолированным от общества!

— Где я? — призвала я его к ответу.

— На моей вилле, — холодно ответствовал мерзавец.

Я нарочито внимательно огляделась:

— Понимаю. Копейка рубль бережет? Экономите на удобствах? Или просто предпочитаете аскезу? Тогда не разумнее ли было предусмотреть для гостей что-нибудь более традиционное?

— Прекратите паясничать, — рассвирепел Свинюгер. — У меня к вам и так большие претензии.

— Что вы говорите? — обрадовалась я. — Так давайте обменяемся! У меня к вам тоже счет.

Того, что произошло, я, признаться, совершенно не ожидала. Мощная оплеуха отбросила меня к противоположной стене. Теперь, когда немец перестал притворяться, я видела перед собой не туповато-добродушного бюргера, а отъевшегося матерого гестаповца.

— Не-на-ви-жу! — процедила я.

Ненависть к скотине навалилась на меня с такой силой, что я позабыла про инстинкт самосохранения. Распрямившись, как пружина, в невероятном прыжке я попыталась достать мерзкую физиономию когтями, и Свинюгер опять меня ударил, еще сильнее. Я снова упала и опробовала затылком крепость пола. Так что не имею понятия, когда очнулась в следующий раз и каким образом оказалась в другом помещении.

Глава 19

О том, что происходило в мое отсутствие в рядах верных соратников, я узнала значительно позднее. Получив инструкции, югославы отыскали порученный их неусыпным заботам объект и включились в преследование. Продолжалось оно, однако, недолго.

Немец шлепнул седалище в один из паровозиков, циркулирующих по курортной зоне, и отбыл в сторону причала. До этого места у сыщиков проблем не возникло, они пристроились в другом вагончике того же средства передвижения (весьма, кстати, удобного и по достоинству оцениваемого туристами всех возрастов) и добрались до пристани, можно сказать, рука об руку. А вот дальше начались сложности.

Объект рванул прямиком к маленькому судну, типа спортивной быстроходной яхты, и, почти сразу как он ступил на палубу, яхта отчалила. Супруги остались на берегу, раздираемые сомнениями.

Райко от избытка усердия чуть не кинулся догонять «преступника» вплавь, но мудрая Нада удержала его от неразумного шага и отправила наводить справки об отплывшем судне. К сожалению, языковой барьер оказался непреодолимым. На вопросы представители береговой службы разводили руками.

Супругам ничего не оставалось, как вернуться в отель и ждать моего возвращения. Друзья надеялись, что для них найдется какое-нибудь менее сложное задание и они смогут реабилитироваться.

Нада тщательно изучила расписание экскурсий (образцы имелись на всех основных языках, в том числе и на шведском) и выяснила, когда меня следует ожидать с острова Робинзона.

Весь день супруги мучились угрызениями совести, даже не получили удовольствия от бассейна, а не обнаружив меня в автобусе, доставившем туристов с экскурсии, впали в тихую панику.

Нада успела дважды проглотить успокоительное, когда супруг вспомнил про моих нагрянувших родственников.

Леона и Милочку они поймали на выходе — молодожены покидали мой спартанский номер, чтобы переселиться в четырехзвездочный отель почти у самой кромки воды. Только не подумайте, что мой новоиспеченный родственник собирался экономить на молодой жене в медовый месяц. Просто пятизвездочных отелей в Болгарии мало, — попасть в них в сезон, если номер заранее не бронировался, нереально. Обслуживание же и все остальное в четырех звездах — на самом высоком уровне.

Как югославы собирались объясняться с незнакомыми русскими, они, понятно, и сами не знали, но проблемы не возникло. Леон начинал свой бизнес продажей подержанной офисной техники и аппаратуры, которую приобретал в Швеции. Ни секретарш, ни переводчиц он себе в то время не мог позволить, а к языкам имел явную склонность. В итоге три года совместного со шведами бизнеса, помимо ощутимой прибыли, обогатили его приличным знанием языка.

Мои друзья выглядели такими респектабельными и одновременно встревоженными, что молодожены покидали чемоданы и стали слушать.

Когда Нада закончила повествование, Райко от себя добавил пару предложений, и воцарилось долгое молчание.

— Блин! Вот так штука! Тихоня вляпалась по самые веснушки, — подвела итог племянница. — И ведь ничего, партизанка, не сказала!

— А когда бы она успела? — резонно заметил ее супруг.

— Нет, ну прямо детектив какой-то! — не унималась Милочка. — Везет же некоторым!

— Уймись, Людмила, — сурово осадил Леон, и девушка ненадолго примолкла. — Вы полагаете, с Викой что-то могло случиться?

— Да не могло, а уже случилось, — всхлипнула моя верная подруга и уткнулась в мужнее плечо.

— Нада права, — закивал Райко, ласково утешая плачущую жену. — Она не вернулась из поездки. И мне не нравится, что на месте нет этого немца. Вика не успела сказать, в чем она его подозревает. А мы за ним не проследили. Это моя вина.

— Глупости, — отмахнулся Леон. — Вы ничего не могли предпринять в сложившихся обстоятельствах. Другое дело, что необходимо действовать, и только вы способны подсказать верное направление.

У Нады моментально высохли глаза.

— А что мы можем сделать? Обратиться в полицию?

— С этим лучше обождать, — покачал головой бизнесмен. — Дело дурно пахнет. Я не удивлюсь, если и в полиции не все ладно. Не хочу показаться паникером, но вряд ли сращение криминала с государственными, в том числе и силовыми, структурами — трагедия исключительно российского народа.

— Тогда что остается? — нахмурился Райко. — Мы должны что-то сделать.

Делать пока было нечего. Леон полагал, что следует дождаться появления подозреваемого. А вот если он тоже не вернется в течение суток, тогда придется рисковать и обращаться к полицейским.

— А ты уверен, что этот Свинушкин — не жертва? — спросила неугомонная супруга. — Может, у него тоже проблемы.

— Запросто, — откликнулся Леон. — Если на то пошло, Вика была права, не доверяя всем своим здешним ухажерам.

— Ну не знаю, — обиделась за тетку племянница, — может, Вика и не красавица да и не так уж молода, но ведь не крокодил! Что уж, ни один мужик за ней просто так ухлестывать не станет? Только с сомнительными целями?

— Не переворачивай с ног на голову, — задумчиво сказал Леон. — Все не так просто. Твоя тетка — интересная женщина, и, в отличие от тебя, я не считаю ее престарелой, но лично у меня нет ни к кому из ее поклонников доверия. И не будет до тех пор, пока она не появится. Я должен сам посмотреть на них. Не факт, конечно, что сразу распознаю преступника, но у нас пока нет ничего другого. Все равно мы ждем появления Вики или этого Свинягера.

Райко отправили караулить около администратора, Наде поручили пост у окна, а сам руководитель спасательной операции засобирался к ухажерам, координаты которых имелись у югославов.

— А я? — возмутилась Мила. — Мне что делать?

— Ты будешь ждать! — решительно заявил супруг. — Как и положено верной, любящей жене.

— Ага, — заворчала Милочка, — пропала моя родная тетка, можно сказать, единственная и горячо любимая, а меня не подпускают к ее поискам! И это честно?! Дай я хоть за кем-нибудь послежу, что ли?

— Угу, — хмыкнул Леон, — именно с твоим ростом в шпики и подаваться. И с твоей «незапоминающейся» внешностью! Сейчас не время для капризов.

Не обращая больше внимания на причитания, Леон выскользнул из номера. В коридоре он достал из кармана мобильник, потыкал кнопки и, дождавшись ответа, принялся выдавать указания.

— Будет сделано, — отрапортовал абонент, находившийся в России.

Ему и в голову не пришло поинтересоваться, не проще ли начальнику на месте отыскать координаты пункта проката легковых машин в курортной зоне Болгарии, чем приставлять к делу служащего в Москве. Подчиненные Леона Зарубина выполняли его указания беспрекословно. И не только потому, что бизнесмен достойно оплачивал их труд. На него работал его авторитет. Настоящее, а не показное уважение и доверие дисциплинируют лучше всего.

Иво не оказалось не только в номере, но и вообще в отеле. На его месте распаковывала чемоданы пожилая чета из Европы. Администратор сообщил об отбытии постояльца на родину.

— И когда оно состоялось? — поинтересовался дотошный Леон.

Администратор справился со своими записями и сообщил, что выписался венгр еще с утра.

Это было подозрительно. Массовое исчезновение ухажеров пропавшей женщины наводило на многие размышления. Кто-нибудь менее приверженный семейным устоям и традициям запросто решил бы, что пострадали именно мужчины. Мало ли, чем они не угодили Милочкиной тетке? Вон и нож у нее был специальный, для отпугивания кавалеров. Так что если бы не родственные чувства, Леон озаботился бы поисками обоих потерпевших. Тем более, что неукротимый нрав и сумасшедший темперамент его собственной жены вполне могли являться фамильной чертой всего ее клана по женской линии.

На месте оказался один лишь Павел, и мой новоиспеченный племянник удостоверился в моей невиновности. Уж если от кого из ухажеров избавляться, так именно от Павла. А он — жив и невредим.

На вопрос, видел ли он меня сегодня, парень с готовностью кивнул. Видел, и совсем недавно. Однако, когда попытались уточнить хотя бы время (место встречи Павел начисто запамятовал), вышла заминка.

Отнесясь с пониманием к похмельному синдрому, затрудняющему молодому человеку жизнь, Леон слетал за водкой, и дальнейшая беседа потекла значительно живее. Память вернулась, мозги прочистились. Теперь ухажер был готов подтвердить под присягой, что видел меня в лифте, во втором или третьем часу. Правда, вчера, а не сегодня. Зато наверняка.

Получив клятвенное заверение, что к моему исчезновению молодой поклонник не имеет ни малейшего отношения и сегодня по причине пошатнувшегося здоровья вообще никуда не выходил, Леон вернулся в номер. Неутешительные новости вселили в сердца соратников решимость. О переезде забыли, коллективное обсуждение резервных вариантов состоялось в ресторане отеля, из окон которого был виден вход в гостиницу.

Глава 20

Я пришла в себя в значительно более комфортабельных условиях, нежели в прошлый раз.

Меня окружала роскошь, которую скромный российский труженик может увидеть или на экране телевизора, или в престижных мебельных салонах. Хотя в последнем случае впечатление будет неполным. Обвешивать стены подлинниками старых фламандских мастеров и кидать на пол многометровый антикварный шедевр, изготовленный вручную восточными мастерицами позапрошлого века, рискнет не каждый магазин.

Вы, надеюсь, не заподозрили, что подлинность гравюр и качество напольного покрытия я определила самостоятельно? Я все-таки парикмахер, а не искусствовед! Относительно баснословной стоимости и несусветной ценности предметов своего обихода меня просветил подлец Свинюгер.

С чувством юмора у него оказалось даже хуже, чем я предполагала: упрек в скаредности он принял за чистую монету!

— И долго я еще должна выслушивать эту ерунду? — прервала я немца, как раз перешедшего к повествованию о сложностях, которые он героически преодолел, чтобы обзавестись антикварной мебелью семнадцатого века. — Если на то пошло, то пошлое мещанское роскошество меня нервирует даже больше… гм… минимализма предыдущих апартаментов. И уж тем более я не могу извинить отсутствие стиля, вкуса и чувства меры у недоумка, которого вы наняли декорировать это жилище.

Немца перекосило, и я порадовалась, что угадала: обставлялся он своими силами.

— Если вы уже закончили, — продолжала я добивать мучителя, — давайте перейдем к делам насущным. Где моя кошка? Надеюсь, вы не грешите воровством?

Свинюгера скрутило по новой. То ли его травмировало, что я себе позволила усомниться в его глубокой порядочности, то ли воспоминания о животном наносили чувствительный удар его самолюбию. С момента моего появления на вилле, подозреваю, хозяин поимел такое количество негативных эмоций, что, если не одумается и не вышвырнет меня вон, ему не избежать, как минимум, инфаркта.

Бить меня немчура на сей раз не стал. Видно, надоело ждать, когда я очухаюсь. А может, просто руку отшиб. Сделав вид, что это не его проняло до печенок, Свинюгер велел мне заткнуться и слушать.

— Наверное, было бы лучше, чтобы ты попала сюда по своему желанию, — заявил нахал, и я лишилась дара речи.

Зря он рассчитывал на подобный акт доброй воли. Как только ко мне вернулась способность говорить, я поведала придурку, что по собственной воле навестила бы его в одном-единственном случае: чтобы проститься с почившим в бозе хозяином.

Свинюгер забил копытом и вылетел из комнаты. Я с удовольствием поступила бы так же, но любезный хозяин шанса на это не предоставил. Я сидела в жестком кожаном кресле, с металлическим каркасом, руки и ноги были притянуты ремнями к подлокотникам и изножью.

Я еще разок осмотрелась повнимательней, но ничего утешительного так и не заметила. Даже если мне удастся каким-то чудом развязаться, оружия, которое я могла бы использовать, не видно. Нет даже захудалого торшера или настольной лампы — одни плафоны. Ими разве замахнешься?

Резная дверца шкафа, нахваленного Свинюгером, беззвучно приотворилась. Я чуть не лишилась рассудка. Что еще мне уготовил этот ненормальный? Змею? Ручную крысу? Дрессированного крокодила?

Из шкафа показалась знакомая мордочка, и я едва удержалась от крика.

— Бася, солнышко! Звездочка моя, — исступленно шептала я, заливаясь слезами. — Рыбонька моя, ты как тут оказалась?

Кошка молниеносно подскочила к «трону» и запрыгнула мне на колени. Неужели надо было попасть в плен к маньяку, чтобы получить от полосатой аристократки такое доказательство преданности и, может, даже любви?

Я не могла ее даже погладить, а кошка все терлась о связанные руки, и я ощущала, как тепло, незнакомая пугающая сила и уверенность вливаются в меня с каждым прикосновением шелковистой шерстки.

Неожиданно Бастинда спрыгнула и исчезла под диваном. Через пару секунд открылась дверь. Это Свинюгер снова навязал мне свое постылое общество.

Вероятно, мои слезы ему показались хорошим знаком, он повеселел. Я же была настолько счастлива, увидев родное существо, что даже Свинюгера воспринимала уже с меньшим отвращением. Вот не заметил бы он приоткрытой дверцы! Бастинда гостит тут, ясное дело, не спросив позволения.

Я решила сама начать разговор и больше не бесить тюремщика. Следовало все-таки послушать, что он собирался изложить, и, если получится, узнать что-нибудь еще. Ну и не мешало потянуть время. Югославы, которым я по наитию поручила слежку за Свинюгером, уже давно должны были связаться с полицейскими. Сколько мне еще терпеть урода? Час? Два? Больше? Так или иначе, следовало извлечь из ситуации максимум.

— Где моя кошка? — повторила я свой вопрос.

— Сбежала, — пожал плечами негодяй. — Вы полагали, она вас кинется защищать?

Хороший признак, Свинюгер снова перешел на «вы». Вежливость следовало поощрить.

— Курт, — почти ласково начала я. — Ну зачем вам все это понадобилось?

— Вы имеете в виду похищение? — напрягся злодей.

— Ну да. Красивому, здоровому мужчине (верите, я даже не прыснула!) нет нужды прибегать к насилию, чтобы заполучить понравившуюся женщину. В конце концов, если какая-то представительница противоположного пола не отвечает взаимностью, это еще не катастрофа. Всегда можно найти другую, которая охотно поощрит ваши чувства.

Вообще-то я не сомневалась, что на острове Робинзона стала нежеланным свидетелем чего-то противозаконного. И не очень надеялась, что мне удастся убедить Свинюгера, будто я так этого и не поняла. Тем более, что бежала исключительно с оздоровительной целью. И все равно, я должна была попытаться.

Какой же шок я перенесла, когда выяснилось, что именно горячие чувства спровоцировали Свинюгера на киднепинг!

— Рано или поздно тебя все равно бы похитили, — «успокоил» он меня, опять переходя на «ты». — Я никогда еще не хотел так ни одну женщину.

У меня перехватило дыхание. Какой накал страстей! Ну просто Ромео!

Свинюгер, видно, и сам осознал, что выглядит не солидно, и пустился в объяснения. Он меня, оказывается, полюбил не сразу. Поначалу им двигали соображения делового характера. А вот потом, в ходе дальнейших контактов, он, как водится, потерял свое сердце.

Это о каких же деловых контактах речь? Он что, нацелился на мои профессиональные услуги?

— Стрижетесь тоже на дармовщинку? — осторожно поинтересовалась я.

Оказалось, не угадала. Интерес Свинюгера ко мне был иного рода, однако распространяться он не пожелал.

И опять похититель говорил о своих дурацких переживаниях. А побои, нанесенные мне, или вообще не принимал во внимание, или считал средством выражения глубоких чувств и романтических эмоций.

— Ладно, — отмахнулась я от детального пересказа симптомов любовного томления, — что дальше?

— Как что? — удивился немчура.

— А так. Ты же не можешь держать меня в своем подвале вечно? Меня хватятся в самом скором времени.

Интересно, болгары назначают высшую меру похитителям людей? Во всем цивилизованном мире, по-моему, так и поступают.

Негодяй и бровью не повел.

— Вика, тебя никто и никогда не обнаружит. До тех пор, пока я этого не захочу, — ненароком заметил он, — впрочем, если тебя так беспокоит сложившаяся ситуация, я распоряжусь, и твои документы найдут рядом с обгорелым женским трупом.

Лучше бы с мужским, подумала я и прикинула, что с радостью пожертвую даже загранпаспортом, чтобы положить его рядом с усопшим Свинюгером.

От женского трупа я отказалась наотрез.

Немец не настаивал, и остаток вечера мы провели почти по-родственному, в тихой, задушевной беседе. Свинюгер рассказал, как в детстве охотился на бабочек, а я не утаила от него любви к фигурному катанию. Рук он пока не распускал, так что его общество было вполне терпимым. К концу нашего разговора хозяин даже отвязал мне одну кисть и прикатил сервировочный столик со снедью. Подношение я приняла благосклонно, сокрушаясь в душе, что не могу разделить трапезу с Бастиндой. За все продолжительное время нашего с немцем вынужденного общения умница ни чем не выдала своего присутствия. Гений, а не кошка!

Неожиданно Свинюгер засобирался. У него еще, оказывается, были какие-то дела (может, кто еще понравился? — предположила я. — Собирается обеспечить мне компанию?), но пообещал вернуться завтра утром.

— А я тут что, так и просижу? — ужаснулась я.

— Да ни боже мой, — успокоил Свинюгер. — Вот доешь, и охранник проводит на прежнее место.

И кто меня за язык тянул восхищаться тамошним минимализмом?

— Ты же понимаешь, я не могу оставить тебя без присмотра! — добавил немец.

За тобой бы кто так присматривал, поганец, подумала я, лет десять или двадцать. Вслух, однако, выражаться поостереглась.

Свинюгер испарился, а я спешно покидала на пол кусочки курицы. Разумеется, не на самом видном месте, а в угол, поближе к дивану. Бася, тем не менее, с трапезой не спешила.

Дождавшись ухода моего гонителя, она тут же покинула убежище и рванула ко мне. Увидев, что она тащит в зубах, я чуть не потеряла сознание от благоговения перед животным. Несколько минут усилий — и у моих ног лежала моя собственная сумка. Я ее, помнится, потеряла, спасаясь бегством от венгра (он-то тут с какого бока?), и, наверное, трофей прихватил Свинюгер, чтобы не оставлять улик. Но как моя красавица ее стянула? И почему решила притащить в эту комнату? Как могла догадаться, что кормежка и светская беседа состоятся именно здесь?!

Кошка смотрела выжидательно и недовольно. Я спохватилась. Мне заняться больше нечем, кроме как задаваться глупыми вопросами?! Не для того моя кошка жизнью рисковала!

Я изловчилась и запустила отвязанную руку в сумку. А ну как обыскали и от ножа избавились?

Оружие оказалось на месте. Хотя в сумке все-таки покопались. Сунув «носовой платок» под рубашку между лифчиком и брючным ремнем, я закинула сумку за диван. Нечего кошке надрываться, у нее обеденный перерыв.

Бастинда действительно подкрепляла силы. И исчезла ровно за секунду до появления огромного волосатого детины, отвязавшего меня и знаками велевшего идти к выходу.

Выцарапывать нож из-за пазухи было не время. Если бы я и успела кого-то порезать, то только себя. И все равно, с оружием было гораздо спокойнее. Вот только плохо, что меня опять замуруют в подвале. Я там не видела ни одного отверстия, так что на визит Бастинды нечего и рассчитывать. Ну да ладно, если она будет осторожна, — а на нее в этом плане можно положиться, — мы еще увидимся. И, хочется верить, при более благоприятных обстоятельствах!

Оказавшись в «гостевых апартаментах», я на всякий случай еще раз как следует осмотрелась. Как я и предполагала, другого выхода, кроме как через железную дверь, не имелось. Ознакомление с замочной скважиной лишило малейшей надежды на то, что даже с помощью ножа я слажу с замком. На охране гостей Свинюгер не экономил.

Сначала я поломала голову, куда перепрятать нож и стоит ли это делать. Потом переключилась на свое положение.

Тот факт, что меня до сих пор не хватились, свидетельствовал о неудаче со слежкой. Или югославы спутали Свинюгера с кем-то и прогулялись за посторонним человеком, или он сумел уйти от преследования. И в том и в другом случае я могла рассчитывать только на собственные силы. Ну и еще, конечно, на Бастинду. Она-то проявила гораздо большие, чем я, выдержку, терпение и здравый смысл.

А все из-за полицейского! Что бы ему меня просветить? Оказать информационную поддержку? Глядишь, и не попала бы в такой переплет. Впрочем, мало вероятно, что Стоян что-нибудь знает про Свинюгера. Я и сама не подозревала, какая он дрянь!

Все, что мне было известно, касалось в основном Берга и его сына. Да, теперь я знаю, что к организации принадлежит и Свинюгер. И что это дает? Кто убил кассиршу Теодору? Она тоже была связана с Бергом? Или это совпадение? Если опять попытаться свалить душегубство на Свинюгера, пожалуй, некое подобие мотива у него найдется. Вдруг она и его обобрала, вот мужик и расстроился? Или у него такая манера заступаться за понравившихся женщин? Но даже с большой натяжкой эти версии не были убедительными.

А еще меня жутко напрягали собственные фотографии. И конечно, то, что на меня уже несколько раз покушались. После некоторого раздумья я решила и наезд считать покушением. Вот только кто и зачем хотел лишить меня жизни? Ведь не Свинюгер же! Он, если бы хотел, уже убил бы. Вопросы роились, множились, как отъевшиеся тараканы в отсутствие хозяев. Я оказалась в полнейшей растерянности. Приходилось признать, что Крысилов был не так уж и не прав. Я полезла не в свое дело.

Глава 21

Как ни странно, я, кажется, вздремнула. И, проснувшись, почувствовала себя лучше. У меня даже появился план нашего с Басей спасения. Конечно, я сильно рискую, но, с другой стороны, не настолько наивна, чтобы рассчитывать на райскую жизнь и спокойную старость, даже если Свинюгер перекинется светлыми чувствами на другой объект. Разумеется, не хотелось думать о плохом, но мысль, что немец постарается не оставлять в живых опасную свидетельницу, отравляла мне существование. Конечно, можно уповать на его постоянство, но стоит ли? От любви до ненависти, как говорится, один шаг.

Как ни крути, выходило, что со Свинюгером лучше бы расстаться. Причем по своей воле, так как изъявления его желания я могу и не дождаться. И сделать это лучше до его возвращения. Чем меньше мне будет мешаться народу, тем лучше. А проклятый немец, несмотря на внушительные габариты, и бегает как спринтер, и дерется как потомок нибелунгов. Короче, я решила не терять драгоценного времени и принялась лупиться в дверь.

Я себе чуть руки не отбила — хорошо, хоть сообразила, что ногой получается не хуже. Через четверть часа я была удостоена аудиенции с той волосатой обезьяной, которая конвоировала меня к месту заключения.

— Что надо? — проорал ублюдок из-за двери.

— Свинюгера! — прокричала я в ответ. — Срочно!

Этого охранник не ожидал. Скорее всего, привлекательность хозяина для дамского пола вызывала у него, как, впрочем, и у меня, обоснованное сомнение.

— Зачем? — В голосе его звучало неподдельное недоумение.

— Умираю! — проорала я, сожалея, что приходится кричать. Тихий и протяжный стон куда больше отвечал бы ситуации. Но тогда охранник меня не услышал бы.

— С чего бы это? — усомнился тугодум, и я еле удержалась от соблазна поведать дубине о моей к нему безответной любви.

— Икра была несвежая! — с новой силой завопила я и поняла, что надолго меня не хватит. Горло уже саднило.

Немчура затеял препирательства, доказывая, что никакой икры мне вчера не предлагали и, следовательно, вины его хозяина в моем состоянии нет и быть не может.

В душе я, конечно, согласилась, — экономный Свинюгер меня действительно деликатесами не потчевал. Впрочем, его извиняет тот факт, что он и себе не позволяет роскошествовать, — живет вон в двух звездах и не гнушается тамошним питанием, сама видела, жрет за четверых.

Крикнув, что икрой меня кормили в другом месте, но его хозяин вряд ли обрадуется, когда узрит меня мертвой, я прекратила драть себе горло.

Охранник еще поразорялся из-за двери, потом загромыхал железяками.

Меня он нашел на полу и принялся подозрительно пялиться.

— Прощай, я умираю, — прошептала я.

Теперь, когда необходимость орать отпала, я могла показать, на что способна. Медленные слезы скатывались по бледному лицу, а протяжные стоны молодой и привлекательной женщины должны были пробудить в самой закоснелой душе забытые детские впечатления. Надеюсь, он знаком со сказкой о Спящей красавице? Хотя, разумеется, я не возражаю и против иных ассоциаций. Мало ли прекрасных девушек пострадало от людского коварства только потому, что им нечего было противопоставить злу и насилию, кроме неземной красоты и кротости?

— Да не вой ты, как привидение! — прикрикнул негодяй. Он оказался еще черствее, чем его хозяин. — Прямо мурашки по телу. Хуже двери несмазаной!

Я захлебнулась от возмущения. Орангутанг наклонился надо мной.

Тут-то я и всадила в него свое оружие. Куда — понятия не имею, я непроизвольно зажмурилась, но по могучему воплю, потрясшему каменные своды, поняла, что не промахнулась.

Оттолкнув навалившуюся тушу, я бросилась к двери и, прежде чем горилла сумел меня перехватить, — а он таки поднялся и, не переставая выть и материться на родном наречии, рванул по пятам, — выскользнула из своей тюрьмы.

Ключ торчал в замке. Я захлопнула за собой дверь и заперла темницу. А еще прихватила пистолет, благоразумно оставленный придурком на стуле. Понятия не имею, как его заряжать, как снимать с предохранителя, но в любом случае нож и пистолет — это гораздо лучше, чем только нож.

Так, теперь надо найти подружку и сообразить, куда бежать. А может, Бастинда знает? — с надеждой подумала я. Она ведь нечеловечески умна. Вдруг выведет?

Я неслась по бесконечным коридорам, каждую минуту опасаясь встретить очередного волосатого монстра, и заглядывала в двери, ожидая не то пули, не то удара по голове. Но все напрасно. Не выдержав, я стала сначала негромко, потом чуть ли не во всю силу легких звать красавицу:

— Бася, Басенька! Бастинда! — Нет ответа.

Я представила себе, что сделал проклятущий немец или его не менее ненавистная свора с маленьким своенравным существом, и разревелась по-настоящему.

— Бася, девочка, отзовись, — рыдала я в голос, чувствуя, что меня покидают не только силы, но и остатки разума.

— Вика, уймись, ты же сейчас весь дом на ноги поднимешь! — Негодующее шипение показалось мне сладкой музыкой, а сам нахохлившийся малорослый мужичок — ангелом-спасителем, в тысячу раз желанней Шварценеггера, Сталлоне и Брюса Уиллиса, вместе взятых.

— Леон, миленький, ты тут откуда?

Леон отпрыгнул, — ему, наверное, померещилось, что я его хочу облобызать, — впрочем, не знаю, может, я как раз и собиралась это сделать, но помешало оружие в обеих руках, — и велел заткнуться. Потом выхватил у меня пистолет. И по-моему, положил глаз и на нож, но в «носовой платок» я вцепилась намертво.

— Держись за мной, — велел он и по-тигриному бесшумно заскользил в обратном направлении.

— Не могу, — заныла я, — у меня тут кошка!

— Хорошо, не мышка, — отозвался спаситель и замер, прислушиваясь. — Нет, показалось, можно идти дальше.

Бастинда вывернулась из-за угла.

— Солнышко, звездочка моя ненаглядная! Я уж думала, с тобой что-нибудь случилось!

Кошка позволяла обливать себя счастливыми слезами, но явно была настороже. Вероятно, ей удалось составить впечатление о здешнем контингенте.

Наш проводник уверенно перемешался по незнакомому дому, и я не удержалась от вопроса:

— Как тебе удается тут ориентироваться?

— У меня есть план здания, — недовольно отозвался Леон. — Давай вопросы потом, ладно?

Я замолчала и не издала ни звука до тех пор, пока не очутилась перед крошечным отверстием под самым потолком.

— Я тебя подниму, и ты полезешь, — напутствовал спаситель.

Это он кошке? — была моя первая мысль. Вторая оказалась менее оптимистичной.

Он это мне! No problem! Конечно, полезу. Если дать мне хорошего пинка. Хотя нет, чтобы уж наверняка, лучше пугнуть огнестрельным оружием. Правда, даже в этом случае не факт, что я долезу, и уж тем более никакой гарантии, что протиснусь в крошечную дырку.

Родственник, однако, угрожать не стал. Он заговорил, проникновенно и убедительно:

— Ты не представляешь, в какую попала переделку. Люди, с которыми ты связалась, закатали под асфальт не одну сотню жертв и останавливаться пока не собираются. Но самое неприятное, — он понизил голос, и я чуть не скончалась от ужаса еще до того, как услышала продолжение, — ни один человек не умер без мучений.

Совершенно не считаясь с отсутствием времени, Леон собрался подробно поведать, какие именно детали и органы подвергаются отрезанию в первую очередь, но я птичкой взлетела к нему на плечи и кинулась в дыру. Оказавшуюся, кстати, не такой уж и маленькой.

Я с перепугу взяла такой темп, что даже не успела поинтересоваться, на что придется падать, и свалилась на бетон, здорово расшибив коленку. Хорошо, хоть сообразила сразу отскочить, иначе бы мне на загривок приземлился накачанный спаситель.

Мы находились в гараже, и Леон полез ковыряться в моторе «бээмвухи».

— Садись, — отрывисто приказал новоиспеченный племянник. — Пристегнись, а кошку возьми на колени.

— Думаешь, нас будут преследовать? — заволновалась я.

Мужик кивнул.

Я взгромоздилась на сиденье и вцепилась в Бастинду.

— Ты ворота не открыл, — робко напомнила я. Вместо ответа, Леон вытянул руку с пультом в сторону раздвижных дверей.

Створки поехали в стороны.

Только на этом путешествие и закончилось. Прямо перед выездом из гаража стояла живописная группа. Человек из восьми — десяти. Милочку с двух сторон заботливо поддерживали парни зверского вида, вооруженные короткоствольными автоматами, а сзади, прямо за ней, притаился ненавистный Свинюгер. И ладно бы просто прятался. Мерзавец еще и прижимал к виску племянницы пистолет.

— Ты все понял или объяснить? — поинтересовался он.

В пояснениях Леон не нуждался. Он молча вылез из машины, и его немедленно уложили на асфальт. Сколько для этого потребовалось ударов здоровенных ножищ, обутых в ботинки на жесткой подошве, благодарение Всевышнему, я так и не увидела, — от слез у меня все в глазах расплывалось. Однако с ушами, к сожалению, был полный порядок, и звуки ударов, отдаваясь в сердце мучительной болью, разрывали мне душу. Вот и допрыгалась! Вместе с собой забираешь в могилу еще двоих! Я представила, что следом мне продемонстрируют еще и Наду с Райко, и нервы не выдержали. Я рухнула рядом с Леоном.

Очнулась я от звука знакомых голосов и в «гостевых апартаментах». Теперь нас было трое. Гориллу — живого или мертвого — убрали, а до югославов вроде пока не добрались. Леона я вообще не чаяла когда-нибудь увидеть, — думала, его забили насмерть, — но мужик держался молодцом. Даже сидел, а не валялся пластом, как можно было предположить.

— Зачем ты сюда полезла? — вопрошал Леон, и в его голосе я не почувствовала беспокойства. Его снедало раздражение, и только. — Ведь просил же, обожди, тебе соваться ни к чему.

— Я же не знала, как ты там, — расстроенно оправдывалась Милочка.

— И решила помочь? Глупышка. — Нежность, которую Леон пытался спрятать за справедливыми упреками, почувствовала не только я.

Молодая жена прижалась к мощной груди повелителя и смолкла.

— Ладно, забыто. — Леон погладил непослушную супругу по волосам и попросил: — Только постарайся, пожалуйста, в следующий раз прислушиваться к моим просьбам.

У меня чуть челюсть не выпала. О чем они тут щебечут?! У них что, крыша поехала?! Нас, того и гляди, начнут пытать, а эти голубки толкуют о другом разе!

Я издала возмущенное блеяние, и молодожены повернулись в мою сторону.

— Ну, наконец-то очухалась, — удовлетворенно пробурчала племяшка.

Интересно, чему она так радуется? — изумилась я. И сообщила, что так и предпочла бы приходить в себя.

— С чего бы вдруг? — напряглась Людмила.

— Не выношу боли, — нехотя поведала я. — Ты ей рассказал?

— О чем? — Леон соображал не лучше Милы.

— Да про пытки! — Я чуть не плакала. Теперь и Мила напугается до смерти, но ведь будет только хуже, если она совсем не подготовится к неизбежному.

— Господи, и ты поверила? — искренне изумился новый родственник. — Какие пытки?! Просто нужно было, чтобы ты прекратила сомневаться и вылезла в дыру. Ничего лучше мне тогда в голову не пришло.

У меня отлегло от сердца. И действительно, как я могла купиться на такую ерунду? Под асфальт закатывают только у меня на родине. Да и то по непроверенным данным распоясавшейся прессы!

Перестав трястись от ужаса, я живо заинтересовалась самочувствием соседей по камере. Как ни удивительно, особых жалоб не имелось.

— Не может быть, тебя же страшно били! — не поверила я. — Я слышала удары.

— Ну, поволтузили немножко, — согласился Леон, — но это не смертельно.

Он собирался замять тему, но Мила пояснила:

— У него потрясающее тело. Не просто накачанное, но специально тренированное. Когда он группируется, защиту из мышц пробить почти невозможно.

— Ты йог? — выдохнула я.

— Всего понемногу, — спокойно откликнулся родственник.

— Во-первых, он прошел спецназ, — гордо просветила меня Милочка, и у меня округлились глаза.

— А разве ты не бизнесмен?

— Одно другого не исключает, — усмехнулся Леон и сжалился надо мной.

Он, оказывается, в свое время шесть лет отдал спецназу, не мыслил другой жизни, и только серьезное ранение, поставившее крест на военной службе, заставило искать новые горизонты.

— Думал, стану скучать, — разоткровенничался племянник, — но ничего, привык. Да и живут отечественные бизнесмены не менее насыщенно.

С прошлым этого неординарного человека разобрались. Оставалось только выяснить, как они сюда попали, ну и на всякий случай уточнить наши ближайшие перспективы. Последнее я малодушно приберегла на потом, чтобы как можно дольше не расставаться с надеждой на чудо.

— Как вы сюда попали?

— По-разному, — ответствовал Леон. — Я через гараж, самостоятельно, а Милушу привели охранники, ну да ты видела.

— Я не об этом, — отмахнулась я. — Как вы узнали, где меня искать?

Милочка поведала о визите югославов, встревоженных моим исчезновением. Общий язык нашли моментально и совместными усилиями сразу же выработали план моего спасения. Правда, дело многое осложняло: во-первых, не было никакой уверенности, что пропавший за компанию Свинюгер — не жертва, а преступник; во-вторых, его след был также начисто утерян; в-третьих, мои спасатели находились в чужой стране и все, кроме Леона, плохо ориентировались, на какие силовые структуры или хотя бы отдельных представителей этих самых структур можно опереться. Ясное дело, мои характеристики, неоднократно даваемые единственному знакомому в болгарской полиции, начисто отметали всякую идею наладить с ним контакт.

— Но вы же все-таки меня нашли, — не выдержала я длительного предисловия. — И кроме того, у Леона была схема этой виллы. Откуда?

Оказалось, Свинюгер все-таки вернулся. Я, конечно, спутала его планы, и из-за меня он намеревался прервать пребывание в отеле, но, чтобы не привлекать к себе ненужного внимания внезапным исчезновением, ему следовало выписаться из гостиницы по всем правилам, забрать документы и все такое.

— Вы за ним проследили? — догадалась я. И все равно это не объясняло наличия плана здания.

— План я раздобыл по Интернету, — пожал плечами Леон. — Здание представляет собой архитектурный памятник позапрошлого века, неоднократно меняло хозяев, выставлялось на торги. Разумеется, были кое-какие переделки, но в целом план соответствовал.

— Ты возишь с собой компьютер? — не поверила я. — Даже на отдыхе?

— Разумеется. Ноутбук много места не занимает.

— Ладно, — сдалась я. — Вы проследили за немцем, но как вы догадались, что я у него? И что он меня держит именно на вилле?

— А он поинтересовался у охранника, как себя чувствует пленница. Хотя, конечно, я немного рисковал, вторгаясь в чужие владения, — признался Леон. — Речь могла идти о курице, приготовленной для супа, или новом приобретении вроде дорогой скаковой лошадки. Так что я постарался вести себя потише и нарушать не слишком много законов.

Потом я выяснила, что югославы в операции по освобождению заложницы, то есть меня, не участвовали — не позволил Леон, — так что хоть за них можно было не беспокоиться, и теперь ничего не оставалось, кроме как перейти к последнему пункту.

— Что с нами будет? — выдохнула я.

— Надеюсь, ничего плохого, — успокоил Леон. — Я со всех сторон подстраховался.

— Что ты имеешь в виду? — обрадовалась я, боясь поверить в скорое завершение проблем. — Как подстраховался?

— Есть надежные ребята, — не стал откровенничать Леон. — Они получили детальные указания на тот случай, если я не позвоню в определенное время. Ну и конечно, я держал их в курсе. Координаты этого вертепа они знают.

— Постой, постой, а где эти ребята? — У меня зародились нехорошие подозрения. — Здесь? В Болгарии?

— Конечно нет. Пока, во всяком случае. Но через пару часов, — Леон по привычке потянулся к «роллексу», но, кроме незагорелой полоски кожи на руке, ничего не обнаружил: гнусный Свинюгер позарился на приличную вещь, — надеюсь, будут с нами.

Мне полегчало. И в этот момент нас навестили трое с автоматами.

— Виктория, на выход, — объявил один из них, и грозное оружие нацелилось на обитателей темницы.

— Зачем? — сухо осведомился Леон и сделал попытку переместиться ближе к двери.

— Не советую, — остудил его другой «храбрец». Его автомат мне показался весомым аргументом, и я попросила защитника не вступать в дискуссию.

— Не переживай, ничего плохого мне не грозит. Не забывай, я — девушка Свинюгеровой мечты. Может, он как раз собирается сделать мне предложение.

— Тогда при чем тут автоматчики? — усомнился родственник.

— Ну, не знаю, — пожала я плечами. — Может, это такой местный обычай. Или жених, к примеру, не уверен в моей кротости и незлобивости.

Пока мы с Леоном препирались, мужики разнервничались, и я всерьез забеспокоилась, как бы они чего лишнего не понажимали. Пришлось подсуетиться.

— Ты там смотри! — непонятно для чего крикнула Милочка мне вслед.

— А то, — откликнулась я. — До свадьбы ни-ни!

Свинюгер меня ждал в тех же апартаментах, где мы с Басей давеча довольно сносно отобедали. Наготове стояло и кресло с ремешками.

— Это обязательно? — кивнула я на агрегат. — Или в присутствии троих автоматчиков вам будет поспокойней?

Немец пропустил хамство мимо ушей, и мне позволили сидеть непривязанной. Вот еще бы кто-нибудь отвлек «мальчиков», а заодно отозвал бы куда Свинюгера… Прокрутив ситуацию и так и эдак, я решила что, помимо отсутствия, от охранников требовалось оставить под мою ответственность все вооружение плюс провести инструктаж по его использованию. В общем, от своего ангела-хранителя я хотела слишком многого, и было бы разумнее умерить аппетиты.

— У меня к вам предложение, — прервал затянувшееся молчание Свинюгер.

— Ни за что! — быстро отозвалась я. — Никогда не свяжу свою жизнь с человеком по фамилии Свинюгер!

Собеседник побагровел, шестерки сомкнули ряды. Я испугалась и поспешила исправить положение:

— Впрочем, не возражаю, чтобы муж носил мою фамилию.

— Заткнись, наконец! — рявкнул «благодетель», и я сжалась в кресле. И чего он опять такой нервный?

Дальнейшее ошеломило, и, если бы не опасения растравмировать нежную психику Свинюгера, я непременно указала бы ему на фантастичность его замыслов. Похититель требовал, чтобы я немедленно отправилась с ним в Германию, где у бандита, судя по всему, были неотложные дела. Возражения не принимались, в случае отказа он намеревался умертвить моих ближайших родственников.

Немец смотрел выжидательно и с раздражением. Если он и впрямь рассчитывал на мое общество, я хотела уяснить настоящую причину.

— Даже и не знаю, — протянула я, — в мои планы не входило еще одно заграничное турне. И потом, у меня нет визы.

Вероятно, Свинюгер посчитал вопрос с моим согласием улаженным и сунул мне под нос раскрытый загранпаспорт. С фотокарточки щурилась страхолюдная жизнерадостная тетка лет пятидесяти.

— Ваша дочь? Или жена? — доброжелательно осведомилась я.

— Полетите по этим документам, — бесстрастно заявил Свинюгер, и я чуть не лопнула от злости.

— Полагаете, мы похожи?! Или карточку переклеите?

— Не проблема, вас подгримируют, — утешил идиот.

Я пристальней вгляделась в фотографию. Мама дорогая, и как он себе это представляет?! Прибавить пару десятков лет, конечно, раз плюнуть, это я и сама умею. Но как он думает изобразить мне кнопку вместо носа, приделать пару лишних подбородков и сузить глаза до размеров кедрового ореха? Он что, запланировал пластическую операцию?!

Уподобляться образине с фотографии я отказалась наотрез. И ожидала, что Свинюгер меня станет уговаривать. Согласитесь, наличие вооруженных до зубов охранников могло сделать его аргументы неоспоримыми. Однако немец пошел другим путем.

Он сделал знак, один из орангутангов ненадолго покинул нашу компанию и появился с птичьей клеткой. В ней сидела моя Бася, злая и взъерошенная, но в целом, кажется, не сильно пострадавшая. Я могла поклясться, что герои, пленившие маленькое полосатое существо, были не с нами. Если они и не выбыли из строя навсегда, то уж, по крайней мере, смело могли зарабатывать себе на пропитание в особо людных местах. Больным и увечным подают веселее.

— Бася, звездочка! Что они с тобой сделали?! — Я кинулась к клетке и наткнулась на один из автоматов.

— Вы лучше у моих людей поинтересуйтесь, чего им стоило совладать с этой тигрицей, — вырвалось у Свинюгера.

Непременно поинтересуюсь. Как только им снимут швы и выпустят из госпиталя, подумала я, но извиняться за манеры своей любимицы не стала. Любая, даже самая безответная женщина в критической ситуации становится мегерой. Не надо было доводить ее до греха!

— Мы собирались ее утопить, — равнодушно поведал Свинюгер, и я чуть не кинулась на него, чтобы растерзать в клочья, — но решили, что вам будет приятно, если мы этого не сделаем.

Мерзавец замолчал, и я признала, что единственный раз он мне и вправду угодил.

— Так мы договорились, — снова занудел Свинюгер, — или мне отдать животное пострадавшим?

А это смотря в каком виде. Если выпустит из клетки — пожалуйста. С какой стати мне переживать за его наемных душегубов? А вот если этим уродам Басенька достанется в клетке, тогда я, понятно, возражаю.

Пришлось соглашаться. Тем не менее, торги заняли не меньше трех четвертей часа, и я прикинула, что, если так пойдет и дальше, к тому моменту, как меня превратят в чудовище, как раз подоспеет подмога.

— Уговорили, — вздохнула я. — Давайте кошку.

— Животное вы получите в самолете, — заявил Свинюгер. — А сейчас займутся вашим лицом.

Я испуганно покосилась на горилл и попыталась угадать, кому из них доверят ответственное дело. О последствиях для себя этой процедуры я не стала и задумываться. Сначала нужно выжить, сохранить близких, а уж потом можно будет побеспокоиться и о внешности.

Никто из присутствующих, как выяснилось, поработать гримером не рвался. Ну и правильно. Этот гад наверняка экономил на жалованье и увеличивать сатрапам вознаграждение за дополнительные услуги не собирался. Так чего они будут жилы рвать? К нашей дружной компании присоединился невысокий тонкокостный юноша, вблизи оказавшийся значительно старше, чем мне сперва померещилось. Это и был специалист, кому поручили меня изуродовать.

— Откиньтесь, пожалуйста, в кресле — попросил он, и у меня взлетели брови.

Насколько я помню из истории, фашисты крайне неделикатно относились к сексуальным меньшинствам. Не признавали за ними права не только на профсоюзы, собрания и свободное волеизъявление, но и вообще, по-моему, на жизнь. Неужели наследник папаши Мюллера забыл его наказы? Тонкий голосок, жеманные манеры и умело подведенные глаза не оставляли сомнений: товарищ был голубым.

Несмотря на то что широта взглядов Свинюгера меня несколько удивила, в целом открытие только порадовало. Я знавала не одного стилиста данной сексуальной направленности, и все они работали отменно. Были подлинными мастерами и женскую натуру понимали в совершенстве. Так что на милашку можно положиться. А кроме того, у меня появилась великолепная возможность затянуть творческий процесс.

— Как вас зовут? — ласково осведомилась я и погладила специалиста по руке.

Она оказалась по-женски мягкой, ухоженной и невероятно чувствительной. От незамысловатой ласки специалист вздрогнул и уронил чемоданчик с инструментом. Отмассированное личико перекосилось от отвращения, и я удовлетворенно прикрыла глаза.

— Меня зовут Венцель, — проблеяло существо. — Но больше так не делайте!

Я подождала, пока несчастный аккуратно разложил инструментарий, и невзначай потерлась щекой о его ладошку. Венцель взвизгнул и опрокинул плошку с гелем.

— Прекратите хватать его, — разъярился большой босс, — иначе я подпалю вашу кошку!

Я смирилась. Но стилист уже разволновался, у него все валилось из рук. Судя по взглядам, которые метал на бедолагу Свинюгер, парень выбивался из графика. Еще немного, и самолет взлетит без нас.

Когда манипуляции были закончены, я посмотрела на себя в зеркало и содрогнулась. На меня взирала та самая уродка, с которой, как я была уверена, у нас нет ничего общего. Оставалось признать одно из двух: или мы действительно похожи изначально, или Венцель знает свое дело. Чтобы еще больше не расстраиваться, я поставила на гея.

Потом пришлось переодеться в принесенные тряпки совершенно ужасной расцветки и покроя, и Свинюгер удовлетворенно изрек:

— Можно двигаться.

Как бы не так! По моему лицу, неподвижному и абсолютно спокойному, заструились потоки слез.

— Нельзя! — вопил гример. — Все испортит!

— Прекратить! — рявкнул Свинюгер. — Немедленно!

— Не могу, — ответствовала я, — аллергия. Вы заметили, что я практически не крашусь?

Несмотря на сопротивление, мне вкатили укол от аллергии (надеюсь, одноразовым шприцом), и все началось по новой. Участники нашего маленького шоу были на грани коллективного помешательства, и я поостереглась выкидывать что-нибудь еще. В конце концов, уже прошло достаточно времени. Дальше предстоит действовать надежным Леоновым союзникам, Мы с Басей — слабые женщины и не можем подменить спецназ. Главное, что моих родственников вот-вот освободят, а уж о нас с Бастиндой я как-нибудь позабочусь позже. Может, мне удастся привлечь внимание пограничников, не исключено, что сумею сунуть записку кому-нибудь из пассажиров. А что? Набросаю пару слов в сортире, и…

Не уверена, что Свинюгер прочел мои мысли. Скорее всего, развернувшееся действо было частью намеченного плана. Он щелкнул выключателем, и часть стены отъехала в сторону, открыв два ряда экранов наподобие телевизионных. Свинюгер нажал что-то, и на одном из экранов появилось изображение. Я увидела молодоженов, все так же пребывающих в «комнате для гостей».

Высказать протест по поводу бессовестного подглядывания я не успела: с родственниками вдруг начало твориться что-то непонятное.

Лицо Леона исказила гримаса. Мужчина рывком приподнялся, но в следующее мгновение его сильное, тренированное тело отказалось служить, и он тяжело завалился на бок. Того, что случилось с Милой, я уже не видела, потому что зажмурилась и пронзительно закричала.

— С ними не произошло ничего ужасного, — поспешил утешить меня негодяй, — правда, только потому, что они нужны мне как заложники. Пока ты будешь послушной, они будут живы. Только их на всякий случай перевезут в другое место. Сюда, скорее всего, через пару часов нагрянут «гости».

Едва живая от отчаяния, я снова уставилась на экран. Дверь распахнулась, и грубые мужики принялись выволакивать племянников из камеры. Разумеется, я не могла отсюда почувствовать запахи, но была уверена, что охранники отвратительно воняли. Как я ненавидела их!

«Вот мы и дождались подмоги, — подумалось мне, — и не будет у Милы с Леоном следующего раза. А ведь все из-за меня! Что я наделала, господи!»

Глава 22

Дальше все пошло наперекосяк. То есть с моей точки зрения. Свинюгер же, наоборот, перестал психовать, и его план разворачивался великолепно.

Нас с ним и двух охранников отвезли в «БМВ» на аэродром. Никаких контактов с пограничниками или таможней не случилось. Даже непонятно, зачем меня гримировали. Никто и не подумал сличать мое уродство с фотографией в чужом паспорте. Общение с пассажирами, как личное, так и в эпистолярном жанре, также оказалось весьма проблематичным. Летели мы персональным свинюгеровским авиатранспортом, и, кроме его обслуги и его же собственного экипажа, в самолете присутствовали только мы. Самой себе я могла писать записки до посинения.

— Верните кошку! — потребовала я, ступив на борт небольшого и отвратительно комфортабельного самолета.

Я была разочарована и взвинчена. Еще немного, и Свинюгеру понадобится вторая клетка, гораздо больших размеров. Для второй пассажирки.

Животное отдали, но выпускать не позволили.

— Она же бешеная, — пояснил Свинюгер, — ее все равно придется скоро усыпить.

— Лично у меня сомнения как раз в вашей психической нормальности, — буркнула я, прижимая клетку к груди, — но я же вас не посылаю на живодерню! А кошка совершенно здорова. Во всяком случае, была. До контакта с вами.

Игнорируя Свинюгера, я занялась утешением кошки, которая, надо думать, никогда еще не летала и, вполне вероятно, чувствовала себя не слишком хорошо.

— Потерпи, моя ласточка, это недолго. И прости, родная, что держу тебя в ужасной тесноте. Ты же понимаешь, компания для тебя неподходящая. Того и гляди, кто-нибудь с ума окончательно съедет. Потерпи, моя прелесть. Раз уж их пока изолировать не получается.

С Бастиндой я общалась по-русски, а потому не слишком сдерживалась. Я поведала подружке, какие чувства испытываю к небезызвестному господину, и не утаила недобрых пожеланий в его адрес, самое мягкое из которых грозило похитителю, помимо чисто внешних дефектов, затяжными неудачами на личном фронте и полной неспособностью к обзаведению потомством.

Бастинда, надо сказать, проявила полное понимание, не пыталась заступиться за супостата и наказание для него строгим не считала. Она совершенно успокоилась, перестала шипеть и плеваться, а через некоторое время даже свернулась клубком и замурлыкала. Я отложила изобретение кары для фашиста и принялась щебетать с любимицей.

Свинюгеру осточертела наша идиллия, — подозреваю, в его адрес столько ласковых слов никто и никогда не говорил, и ему стало завидно, — и велел подавать еду. Смазливая девица в униформе прикатила столик со снедью, и Свинюгер налег на свинину с овощами. Позаботиться о наших с Басей измученных организмах ему и в голову не пришло.

Учуяв волнующий запах, кошка подняла голову.

— Не волнуйся, дорогая, — успокоила я голодную подругу, — я накормлю тебя, даже если мне придется выдрать кусок у Свинюгера из глотки. Я надеюсь, ты не слишком брезглива?

Выхватив у зазевавшегося немца тарелку (быстро же он расслабился и утерял необходимые навыки, без которых прокормиться в гостиничном ресторане было невозможно), я молниеносно переправила сочные ароматные куски через прутья клетки. Свинюгер обиделся, но драться не полез. Похоже, мне удалось привить ему кое-какие манеры!

Он потребовал принести еще мяса, и на сей раз побеспокоился о порции для меня. Не думаю, что ему стало стыдно или он вдруг заделался гостеприимным хозяином. Наверное, просто сообразил, что после забот о питомице у меня на очереди — собственное меню. И где гарантия, что в следующий раз его реакция окажется лучше?

Я не заметила, как самолет пошел на посадку. Все вроде было нормально, да и приземлились мы на удивление мягко, но кошку все равно вытошнило. А поскольку сидели мы со Свинюгером рядышком, ему тоже досталось.

— Безобразие! — накинулась я на озверевшего немца. — Совершенно не следите за качеством продуктов! А если бы кошка умерла?! Чем питаетесь вы, это ваше личное дело, хоть падаль жуйте, а для нас с Бастиндой будьте любезны доставать все самое свежее!

Мне повезло, что у Свинюгера нашлось во что переодеться. Иначе, боюсь, его не остановили бы даже соображения высшего порядка. Смотрел он на меня так, что я дала себе зарок его в ближайшее время не травмировать. У него, похоже, началось умственное расстройство, и никому не известно, как долго он еще сможет себя контролировать. Тем не менее, он пока сдерживался, хотя от любви в противоположную сторону сделал уже немереное количество шагов. Меня жутко интриговала истинная причина его возни со мной. Я не представляю, что бы подвигло меня терпеть бесконечные издевательства от ненавистного мне человека. Никакая материальная выгода не заставила бы меня нянчиться со Свинюгером!

Немец, как оказалось, успел не только переодеться, но и изменить свою непрезентабельную внешность. Красивее он, понятно, не стал, — это вообще мало вероятно, — но узнать его теперь можно было с трудом. Темно-каштановые кудри взамен короткого ежика седеющих волос и тонкая полоска усов сделали Свинюгера другим человеком. Наверное, он еще и подложил себе что-то за щеки — нижняя часть сильно округлилась. В общем, видок на редкость придурковатый и отталкивающий. Каюсь, я моментально позабыла свои клятвы.

— Ну вот, — насупилась я, — вы такой красавчик, а я должна смотреться крокодилом! Так не пойдет!

— Что-что? — не врубился Свинюгер. Он явно видел себя в зеркале и иллюзий относительно своей новой внешности не питал.

— Вы, говорю, похорошели, а я осталась в страхолюдном гриме! Я его смою!

«Красавчик» скрипнул зубами и потащил меня на выход. Клетку, естественно, я из рук не выпустила. Мыть животное было некогда, а у меня не имелось запасной одежды, так что несло от обеих за версту. Я даже опасалась, как бы не вывернуло и Свинюгера, и ловила момент, когда его скрутит, чтобы отскочить.

Немецкие пограничники проявили к нам не больше интереса, чем болгарские, так что аэропорт мы покинули без проблем. Зато на парковке, как раз возле «мерседеса», караулившего нашу компанию, был приготовлен сюрприз. Из трех машин выскочили полицейские. Свинюгер даже выругаться не успел, нас загрузили в автотранспорт, и машины лихо стартовали с места. Мне показалось или я действительно видела Леона в стоявшем поблизости «фольксвагене»?

Дальше события развивались с калейдоскопической быстротой. В полицейском участке мне позволили умыться, привести себя и кошку в относительный порядок и записали мои показания. Едва я заикнулась об опасности, которой сейчас подвергаются мои родственники в Болгарии, как меня успокоили: все на свободе, и мы скоро увидимся.

От радости я попыталась прослезиться, но меня попросили повременить с эмоциями и продолжить. Высказывая многочисленные претензии в адрес негодяя, лишившего столько народу свободы, я особенно упирала на его жестокое обращение с животными. Это, конечно, не Англия, где на братьях меньших народ буквально помешался, но все равно. В лице защитника немецкого правопорядка я встретила полное понимание. Так что даже если за похищение людей тут карают не слишком сурово, за мою измученную кошку Свинюгер ответит по всей строгости!

— Мы вас по кошке и узнали, — доверительно поведал полицейский. — Ваш родственник ни вас, ни преступника не опознал. Хорошо, что животное сразу привлекло наше внимание!

Выслушав про мои мытарства, меня отпустили, и я сразу же попала в объятия Леона.

— Значит, я не ошиблась! — обрадовалась я. — Это ты был в машине на парковке. Но как ты очутился в Германии? Где Милочка? И кто вас освободил?

— Вик, может, помоешься сначала, поешь, а потом поговорим? — взмолился племянник. — У меня с детства обоняние обостренное, да и люди на тебя косятся.

Разумеется, ванна в отеле мне не повредила. Пока мы с Бастиндой, чистенькие и благоухающие, обсыхали, — я в махровом халате, а она в огромном банном полотенце, — Леон пробежался по магазинам и купил нам обновки. Мне достался шикарный белоснежный пуловер, джинсовый костюм и кожаные мокасины. Все подошло идеально, и гордый родственник продемонстрировал приобретения для Баси: и специальную кошачью переноску — держу пари, самую дорогую, — и увесистую кожаную сумку со всевозможными причиндалами. Одних шампуней я там насчитала восемь штук!

Вы не поверите, но уже на следующее утро мы летели в Болгарию. Как Леон сумел это устроить, ума не приложу. Мои подлинные документы остались в сейфе отеля, а липовые, надо думать, у Свинюгера изъяла полиция. Так что я летела по каким-то бумажкам, на которые мне даже не дали взглянуть!

Любопытство меня чуть не угробило. Все, что рассказал мне Леон, касалось исключительно их с Милой освобождения. Больше он ничего или не знал, или по каким-то причинам не считал нужным афишировать.

— Вас же чем-то там парализовали? — удивлялась я. — Как же вы спаслись?

— Не парализовали, а усыпили, — поправил Леон. — И я сумел задержать дыхание. Все равно, конечно, глотнул, но немного. Очухался быстро.

— Ну и?..

— Ну и разобрался с «плохими ребятами», — пожал плечами Леон. — Что они мне, родные? Отделал по высшему разряду.

— А потом? — наседала я. — Как вы узнали, куда полетел Свинюгер?

— Тоже мне проблема, — хмыкнул племянник. — Я и двух пальцев его помощнику не выдернул, он выложил что знал.

Я даже не поморщилась. Кстати, не уверена, что на месте Леона проявила бы столь завидную выдержку и ограничилась выдернутыми пальцами!

В болгарском аэропорту нас, разумеется, встречали. И только поэтому, подозреваю, меня не выслали обратно. У пограничников поотпадали челюсти, когда Леон им сунул мои «бумаги».

Знакомый полицейский появился как нельзя вовремя и после недолгих переговоров с коллегами взял меня под локоток.

— Что вы им сказали? — поинтересовалась я.

— Что по вас давно тюрьма плачет, — невозмутимо ответствовал блюститель закона. — И что, так или иначе, вас через пару часов возьмут под стражу.

— За что?!

Крик истерзанной души полицейского не смутил.

— Давайте посчитаем. — Он затормозил и принялся загибать пальцы. — Работе полиции мешали — это раз; многократно наносили оскорбления представителю власти — это два; развернули собственную незаконную и несанкционированную деятельность, затруднившую правоохранительным органам проведение расследования, — три. А еще втянули в эту самую деятельность других иностранных туристов, подвергнув опасности их жизнь и здоровье. Продолжать?

— Не надо, — буркнула я. — Хорошо, хоть больше не обвиняете в убийстве!

— Пока, — спокойно пояснил полицейский. — Расследование не закончено, и выводы делать рано. Тут, между прочим, еще один труп обнаружили.

— А я при чем?! — закипела я. — Меня похитили бандиты!

— Знаю, — кивнул мерзавец, — видел я этих бедолаг. Тюремный лазарет забит до отказа.

— Да что же это такое! — Я рассвирепела. — Меня чуть не убили, морили голодом, угрожали убить моих родственников и утопить любимую кошку! А теперь еще вы со всякими глупостями! — Убедившись, что полицейский по-прежнему невозмутим, я скрипнула зубами. — Черствый, тупоголовый эгоист! — выпалила я, усугубив претензии к себе болгарской полиции.

— Истеричная феминистка! — не остался в долгу Крысилов.

И этому человеку некогда принадлежало мое сердце?! Да у меня была нервная горячка! Никогда в жизни даже не взгляну на морального урода, бесчувственного монстра, дурацкого биоробота! Как я могла так обмануться?!

Ушей достигли возмущенные вопли, и я узрела рассерженную Милу.

— Сил моих больше нет! — Милочка вырвалась из крепких мужниных рук и подлетела к нам. — Стою-стою, жду-жду! У меня уже ноги отваливаются! Сколько можно?!

— Прошу извинить, — галантно расшаркался бесстыжий полицейский. — Увлекся беседой с вашей родственницей. Давно, знаете ли, не виделись, обменялись приветствиями и комплиментами.

Томной улыбкой он от Милы не отделался. Все еще раздраженно сверкая глазами, она потребовала, чтобы представитель правоохранительных структур ввел жертв произвола и насилия в курс происходящего. Тем более, что он вроде имел неосторожность ей что-то там пообещать.

— Мы девушки беззащитные, — рявкнула Милуша, — а ну как Леон обеих не устережет? Накинутся какие-нибудь оставшиеся на свободе бандиты, что тогда?

В этом случае Крысилов заранее приносил им свои соболезнования. Мерзавец не рискнул вступать с племяшкой в открытую перепалку, но его скептическую ухмылку вряд ли можно было толковать двояко.

В ответ на очередной разъяренный рык он тяжело вздохнул и в общих чертах поведал следующее: на острове Робинзона я случайно оказалась свидетелем контрабандных махинаций Свинюгера, припрятав ключ от камеры хранения, спутала все его планы и, наконец, просто настроила против себя означенного господина — одного из руководителей международной преступной организации, раскинувшей сети в Болгарии.

— Мы всегда были относительно некриминальной страной, — пояснил полицейский, — именно поэтому кое-кому пришло в голову обратить свои взоры на Болгарию. Хроническая безработица, огромное количество незанятых лиц, в том числе честолюбивой и активной молодежи, открыли широкие перспективы перед преступниками. Здесь находили, вербовали и обучали киллеров, грабителей и прочих «специалистов» для операций по всему миру, транспортировали оружие, наркотики, контрабанду. Суматоха и многолюдье прославленного курорта делали совершенно незаметными любые контакты и перемещения. Никто и не подозревал, что тихое и благополучное место превратили базу, вернее, одну из международных баз преступного мира.

— Ух ты! — обрадовалась Мила, перестав беситься и позабыв, что совсем недавно настойчиво декларировала врожденную пугливость. — Покруче, чем в Чикаго! Лео, ты купишь мне пистолет?

— Непременно, — кивнул Леон. — Только дома. Хочешь водяной, хочешь с шариками.

Его высокий, гладкий лоб перерезала вертикальная морщина, и мужчина обратился к полицейскому:

— Надеюсь, мы можем уехать? Девочкам и так здорово досталось.

— Как хотите, — пожал плечами Крысилов. — Всех, кто, так или иначе, знал Викторию или просто сталкивался с ней и исхитрился выжить, мы взяли. Тем, кто еще остался на свободе, совершенно незачем ей мстить или предъявлять претензии. И не только потому, что она всех запугала до невозможности. Как ни крути, руку к разгрому организации приложила вовсе не она. И мелкие сошки мечтают убраться подобру-поздорову или, по крайней мере, затаиться и переждать.

— Вы арестовали Иво Шандора? — поставила я вопрос ребром. Раз негодяй посвящал нас в происходящее, он не считал меня преступницей. Просто издевался надо мной по старой памяти и вредности натуры. Пусть у него нет сердца, но с мозгами, в конце концов, немного лучше. И он должен знать, что относительно незлобивости венгра у меня есть некоторые сомнения. Я ему успела здорово насолить, и ради мести он пренебрег даже собственной безопасностью.

— Этот человек не преступник, — сдержанно ответил полицейский.

— Конечно, конечно, — хмыкнула я, — разве можно сравнить его мелкие прегрешения вроде каких-нибудь грабежей, убийств или террористических актов с моими преступлениями? Оскорбления представителя власти, ясное дело, что угодно перевесят! И тем не менее, он был с теми, которые грузили контрабанду, и он бежал за мной, хотел убить… — Тут я замялась. Чего он там хотел, я могу только догадываться. Вон Свинюгер, я думала, мечтал мне помочь, и что?!

— Он хотел вас зачем-то спасти, — недовольно буркнуло чудовище. Вероятно, венгру теперь ни при каком раскладе не добиться крысиловского расположения. — И он не преступник. Именно он вскрыл всю сеть.

— Его подослали? — догадалась я. — Он из полиции?

— Из Интерпола, — нехотя пояснил Крысилов.

Теперь я не понимала только одного — при чем тут я. То есть зачем от меня пытались избавиться — ясно, я им мешала, лезла куда не надо, собирала информацию. Но при чем мои фотографии?! Неужели мне предстоит вернуться домой, так и не узнав, в чем дело?! Я не переживу!

— Понятия не имею, — пожал плечами полицейский. — Я думал, вы мне скажете.

Я одарила его уничтожающим взглядом и отвернулась.

Полицейский нетерпеливо бил копытом, и Милочка его отпустила. Перед тем как лишить нас своего общества, Крысилов поведал, что ему придется снять со всех показания, и любезно пригласил вечером, часов в одиннадцать (на курорте это ни в коем случае не ночь), в «Родопи». И с чего бы это он такой душевный? До сих пор, помнится, он норовил затащить меня в участок. Околоток что, затопило?

Молодожены отвезли меня в отель и поинтересовались, не нужно ли чего.

— Автомат Калашникова, — буркнула я, — для более эффективного общения с полицией. Ждите меня к одиннадцати. Если, конечно, найду силы опять встречаться с этим крокодилом!

— Ладно тебе, — отмахнулась племянница, — ты его все равно видишь в последний раз. Стоит ли убиваться? — Не заметив, чтобы я сильно повеселела, она добавила: — Завтра улетаем в Париж!

— Счастливо, — вяло отозвалась я. — Только учти, я больше не намерена врать твоей матери. Разбирайся с ней сама как знаешь.

— Мы летим втроем! — удивляясь моей тупости, пояснила племянница. — Лео взял билеты.

Я не успела отреагировать на более чем неожиданное заявление: Милочка спохватилась и полезла в сумку.

— Кстати, тебе еще интересно, что я сказала Мусе, когда ты ее чуть не пристроила в кардиологию?

— Сама чуть не пристроила! — машинально огрызнулась я. — Уже не интересно.

— Напрасно, — насупилась нахалка, — я сказала, что ты взялась переводить детектив с английского и с непривычки слегка перетрудилась.

У меня отвисла челюсть, а Милочка, проигнорировав мое замешательство, продолжила:

— Другими словами, у тебя действительность перемешалась с фантазиями автора.

— Ты сдурела! — взвыла я, прекрасно понимая, что Мила и не думала шутить. — Какие переводы?! Английским я владею на уровне пятого класса!

— Не прибедняйся! Возьмешь словарь, и все дела. Время у тебя есть, две-три главы осилишь элементарно! Заодно и язык подучишь. В наше время стыдно кичиться собственным невежеством. Твори, дерзай, совершенствуйся!

— Вот сама и займись, — разозлилась я, — а меня оставь в покое! Без твоих прожектов тошно!

— Хочешь расстроить Мулю?! — взбеленилась племяшка.

— Пусть привыкает! — Я закусила удила. — Ты ей заготовила еще кучу сюрпризов. Вот и пусть тренируется. И в Париж я не поеду! Мне там делать нечего. Я возвращаюсь домой! Тоже завтра. Так что свои проблемы решайте без меня!

— И как ты собираешься улететь? — поинтересовалась Мила. — Думаешь, так просто поменять билет? У тебя ведь, кажется, еще неделя законного отдыха?

— Это мои проблемы, — отозвалась я угрюмо.

Неожиданный натиск и несговорчивость смутили племянницу. Она предприняла последнюю попытку воззвать к родственным чувствам:

— Вик, ну я не буду тебя больше ни о чем просить, только не надо сейчас обострять. Не ломай ты мне медовый месяц, а? Не хочешь в Париж, не надо. Домой тебе приспичило — лети. Только ведь все равно заняться будет нечем. Книжку-то возьми!

Она вытащила из сумки книженцию в бумажной обложке и сунула мне. От неожиданности я взяла се и рассмотрела обложку.

На вызывающе темном фоне лицом вниз покоилась женская кудрявая головка. Поодаль, совершенно, так сказать, независимо, раскинулись остальные части организма. Правда, не знаю, в полном объеме или чего-то не хватало: излишне натуралистично выписанные детали лишали возможности задержать взгляд на красочной картине.

— Боже милостивый! — прохрипела я, оттолкнула Милу и кинулась наверх. Творение неизвестного автора я швырнула в первую попавшуюся мусорную корзину.

Оказавшись в номере, я и не подумала удариться в слезы. Все было кончено. Ярость не оставила места другим эмоциям. Уверена, через пару недель я вообще все это забуду. Я — сильная женщина, и уж со своими личными проблемами как-нибудь совладаю!

Мне не следовало смотреться в зеркало. Бледная, измученная тетка просто не могла быть моим отражением! Она не смела им быть после моря, солнца и болгарской национальной кухни! А я еще хотела, чтобы на меня обратил внимание Крысилов? Как же! Мужики убиваются по красоткам. И убивают тоже из-за них.

Мысль далеко не новая, но меня так и подкинуло. Красавицы, а не серые незаметные мышки заставляют влюбленных в себя жертв совершать безумства! А ведь Божена была чуть ли не дурнушкой! Я видела ее фотографию у нее дома!

Я забегала по тесному номеру. В голове стало проясняться. С какого момента начались мои неприятности? Если, конечно, не считать вынужденного визита в полицию? Да как раз тогда, когда я устроила прелестной художнице допрос и попросила ее нарисовать покойных! На следующий же день, как только я получила портреты, я чудом не погибла под машиной, потом меня попытались заманить на бесплатную экскурсию, потом хотели зарезать, пристрелить и так далее. Все и не упомнишь. Значит, Ванина? А почему бы нет? Уж она-то действительно красива. И абсолютно не связана рабочим графиком. Она сама себе хозяйка и в любое время может отправиться на отстрел очередной заказанной жертвы. Только почему она меня не прикончила в тот же день, как я к ней пристала с расспросами? Но и это объяснимо. Ей что, пристукнуть меня на глазах у изумленной публики? Да и потом, никто не пачкает в своем гнезде. Для чего ей было нарываться на неприятности у себя на родине? В общем, к такому простенькому дельцу девушка пристроила шестерок. Она же не могла догадаться, что избавиться от меня окажется сложней, чем от итальянского дипломата?

Приняв душ, я нацепила шорты с топом и кинулась к Крысилову. Бог с ним, расскажу ему про художницу, пусть моими стараниями получит очередную нашивку на погоны. Мне все равно уезжать, так что человек порадуется дважды. Держу пари, с отъездом он поспособствует мне с удовольствием. Даже если место в самолете ему придется отвоевывать с оружием в руках.

Бастинду я оставила в номере. В ее присутствии полицейский дуреет, и разговаривать с ним совершенно невозможно. Подружка, по-моему, здорово обиделась, но я была непреклонна. Вечером пообщаются.

В кабинет я ворвалась без стука. Своим отъездом я собиралась сделать Крысилову королевский подарок, не грех по такому случаю и побеспокоить.

— Забежали осведомиться о моем самочувствии? — Крысилов оторвался от бумажек и доброжелательно уставился на мое раскрасневшееся лицо. Несмотря на удушающую полуденную жару, сам он даже не вспотел.

— Буду очень обязана, если не станете развивать эту тему, — зашипела я. — Тем более, что о вашем прошлогоднем поносе я знаю практически все.

— Ну, тогда я затрудняюсь назвать причину вашего визита, — развел руками нахал.

Он издевался и не считал нужным это скрывать. Поддаваться на провокации я не собиралась.

— Я пришла, чтобы воспользоваться вашим любезным предложением. — Холодом этих слов, предназначенных собеседнику, обдало даже меня. — Вам не терпелось отметить мои проводы? Завтра я готова улететь. Сумеете устроить?

Мне показалось или тень омрачила красивое лицо? С чего бы это?

— Заскучали на отдыхе? — Притворщик изобразил понимающую мину. — Я и сам на пляже долго не выдерживаю.

— Так вы возьмете мне билет?! — Самообладание начало изменять мне, и я спешила покончить с больным вопросом.

— Приложу все усилия, — бодро отрапортовал бесчувственный чурбан. — Полагаю, вечером смогу вас порадовать.

Теперь, когда я исполнила самое горячее желание полицейского, я имела право на вознаграждение. Ждать до вечера было просто глупо.

— У меня к вам пара вопросов, — заявила я безапелляционно.

— Полутора часов вам хватит? — осведомился Крысилов. — Потом мне на ковер к начальству.

Я неуверенно кивнула. То есть я не то чтобы набралась нахальства столько времени терзать мужика вопросами, я просто не ожидала, что он проявит уступчивость. Может, опять издевается?

— Будете задавать вопросы или мне рассказывать по порядку? — прервал мое оцепенение Крысилов.

— По порядку, конечно, лучше, — признала я. — Только тогда уж с самого начала.

— Как скажете, — кивнул правозащитник и, поудобнее усевшись, приступил к неторопливому повествованию.

— Я родился в семье потомственных врачей. Мои мать, отец, четыре дяди и прапрадедушка были хирургами. Хорошо это или плохо? Не знаю. Все зависит от того, как посмотреть.

Я подумала, что, наверное, тоже схожу с ума, и застонала.

— Ваше сочувствие неуместно, — заверил сумасшедший, — в этой ситуации имелись и положительные моменты. Ознакомившись в раннем детстве с анатомическим строением человека, я впоследствии не испытал и десятой доли неудобств, выпавших коллегам, впервые оказавшимся в городском морге.

— Замолчите! — взвыла я. — Мне нет никакого дела до вашей биографии!

— Вот как? — насупился придурок. — Очень жаль. В таком случае не представляю, чем могу помочь!

— Перестаньте прикидываться! — взорвалась я. — Я хочу знать детали расследования! И у меня есть на это право! Я пострадавшая!

— Как сказать, — задумчиво проронил полицейский. — У меня половина тюремной больницы забита теми, от кого вы, по вашим словам, пострадали. Ваше счастье, если никто не догадается подать на вас жалобу. За бесчеловечное обращение.

Я вскочила и бросилась к дверям. Он просто дрянь! Чудовище! Садист! На глаза навернулись злые слезы, и я чуть с разгону не протаранила косяк.

Полицейский поймал меня за руку и усадил.

— Вы же, кажется, любите юмор? — поинтересовался он, не давая мне вырваться. — Или привыкли шутить в одностороннем порядке?

Я сделала очередную попытку покинуть ненавистный кабинет, и полицейский смягчился:

— Предлагаю перемирие. Тем более, что вы действительно заслужили ответы на некоторые вопросы. Только учтите, раскрывать конфиденциальную информацию я не имею права.

Я высвободила руку и осторожно промокнула глаза.

Основное, что касается Кристофера, я угадала верно. Когда сын исчез, отец всполошился и кинулся на поиски отпрыска. Немалую роль в пробуждении отцовских чувств сыграло ухудшение отношений с молодой женой. Обстановка накалилась настолько, что не за горами был развод. Перспектива остаться в полнейшем одиночестве проняла мужика.

— Так он собирался развестись? — напряглась я. — А его жене это было надо? Наверняка она в этом случае многое теряла!

— Стоп, стоп, — поднял ладонь полицейский. — Я понял мысль, но ничего подобного на самом деле не произошло. Супруга миллионера к его гибели не причастна. Даже если ее не радовал развод, — в чем я вовсе не уверен, так как она получала приличное пожизненное содержание и полную свободу, — она не нанимала киллеров для мужа.

— А кто нанимал? Ведь не сын же?

— Нет, сын отца не убивал. Но давайте по порядку. Итак, Кристофера искали по всему миру и нашли в…

— Болгарии, — подсказала я.

— Именно. Получив сообщение, Берг немедленно выехал сюда. Он действительно хотел поговорить с парнем, убедить его, что осознал свои ошибки и теперь все будет по-другому. Бизнесмен больше не хотел насилия. Теперь он тоже жаждал любви и понимания. Вот почему он бросил дела и прикатил за Кристофером сам.

— А нашли молодого человека Пагош и его американский коллега? — высказала я предположение. — Они были людьми Берга?

Я опять угадала. Это были частные детективы, нанятые миллионером. Одни из многих, задействованных в поисках.

— Теперь понятно, почему швед остановился в захудалом отеле, — задумчиво протянула я, — хотел сохранить инкогнито. В подобном месте не было шансов встретить знакомых.

— Кроме того, отель соседствует с «Макдональдсом», в котором трудился сын. Берг хотел быть к нему ближе, — подсказал Крысилов.

— Ясно, — подытожила я, — и наверняка его предпочтения в еде были обычными для людей его круга. Предприятие быстрого питания он посещал отнюдь не для дегустации «кулинарных изысков». Так они с Кристофером договорились? Парень согласился вернуться?

— А вот это мы теперь вряд ли узнаем, — пожал плечами полицейский. — Остается только строить предположения.

— Кристофер тоже мертв? — испугалась я.

И снова не ошиблась. Мальчик с искореженной судьбой погиб. Его тело нашли за пределами курортной зоны на какой-то свалке. Блондин с голубыми глазами, похожий на сказочного принца из детских кинофильмов. Знаю, что его сделали убийцей, и все равно, как же жалко!

Я расстроилась чуть ли не до слез, и голос полицейского зазвучал суше:

— Хотите, чтобы я остановился и дал вам возможность оплакать наркомана и преступника? Пожалуйста! Только не ждите, что и мне понадобится носовой платок!

— Да как вы можете?! — рассердилась я и кинулась на защиту юноши, прекрасного, как мечта. — Если он страдал от одиночества, непонимания, отсутствия родственной души, то что же, его сразу зачислять в преступники?! У него, между прочим, даже матери нет, то есть не было, — окончательно распалилась я, — он — сирота! А вы его…

— Я тоже сирота, — спокойно заметил Крысилов, — только потерял обоих родителей значительно раньше, нежели молодой человек, к которому вы так неравнодушны.

У меня перехватило дыхание. Он только притворялся, что непрошибаем и нечувствителен, а на самом деле его корежит от моих упреков! И мне безумно захотелось выразить сочувствие этому человеку, рано потерявшему семью. Нормальное стремление, но я сдержалась. Если я позволю себе расслабиться, последствия могут быть непредсказуемыми. Раз уж приняла решение, надо быть последовательной.

— Почему вы назвали Берга-младшего преступником? — осторожно осведомилась я.

— Мы пока не знаем, как давно Кристофер связался с криминалом и случилось это в Америке или позже, за ее пределами. Известно только, что последние девять месяцев он работал платным ликвидатором и специализировался, причем довольно успешно, на несчастных случаях.

Я горестно вздохнула.

— Ну да, этот «принц», — не удержался от шпильки полицейский, — ловко втирался в доверие к тем, кого ему поручали «убрать», и действовал изобретательно и быстро. Правда, у него была партнерша, так сказать, старший товарищ и наставница, которая имела больший опыт и активно делилась им с молодым «коллегой».

— Художница, — вырвалось у меня, — у которой мы с покойными разрисовывали гипсовых зверей.

Брови полицейского удивленно поползли вверх.

— С чего вы взяли? Ванина не имеет никакого отношения к преступникам. Она вообще ни в чем предосудительном не замешана.

Пришлось излагать события последних недель, но Крысилова я не убедила. Спорить он, однако, не стал, а порылся в нагрудном кармане и выложил на стол фотографию.

Это было уже слишком! Опять мое фото, когда же это закончится?!

— Вы нашли ее у очередного покойника? Здешний морг снова работает в две смены?

— Это фото предоставили коллеги из Интерпола, оно совсем недавно попало в картотеку. Не хотите приглядеться повнимательней?

Он был прав. С фотографии улыбалась не я. И не меня обнимала пухлая рука маленького толстяка с одутловатым лицом. Кроме того, прическа у дамы отличалась от моей, а изысканное меховое манто не напоминало ничего из предметов моего гардероба.

— Зачем? — только и смогла я спросить. — Для чего кому-то меня копировать? Ведь на женщине с фотографии, которая была у Божениной сестры, красовалась точная копия моего леопардового комбинезона. Я не верю в совпадения.

— Я тоже, — признался Стоян. — А когда вы поняли, что и на первых фотографиях не ваше изображение?

— Когда увидела часть рукава на фотографии с Кристофером. Я почти не надевала комбинезон, меня просто не могли в нем сфотографировать. Значит, на фото была не я. Мне еще в самом начале, когда я в вашем кабинете смотрела на первую карточку, что-то показалось подозрительным. Я только потом сообразила, что там не песок, а галька. Получается, это не здешний курорт. На том снимке тоже была другая женщина. Вы обратили внимание на гальку?

— Не сразу, — ответил полицейский. — Только когда были найдены материалы, которые достали для нанимателя погибшие детективы.

— Значит, они отдали патрону фотографии дамы, с которой спутался Кристофер?

— Да, и кое-что про нее раскопали.

— Это она их всех убила?

Стоян кивнул.

История звучала жутко. Франсуаза, — по крайней мере, таково было имя, под которым эта француженка жила в последнее время, — уже давно подвизалась в качестве наемной убийцы, хорошо оплачиваемой, удачливой и, можно сказать, уважаемой в своем более чем узком кругу. Она всегда предпочитала работать в одиночку, и было непонятно, по чьей инициативе обзавелась помощником и партнером. В итоге с Кристофером случился служебный роман, а когда мадам к тому же прознала, что бездомный красавчик еще и наследник миллионов, всерьез задумалась об их совместном будущем.

— Как ни крути, а киллерский век недолог, куда короче бабьего. Рано или поздно до сладкой парочки добрался бы Интерпол или свои же мафиози. А зачем теперь было рисковать? Судьба Берга, увы, была предрешена. Его смерть гарантировала «голубкам» огромные дивиденды и обеспеченную старость. Не могу утверждать наверняка, но похоже, что Кристофер специально «засветился» и приезд отца на знаменитый болгарский курорт стал первой ступенью реализации задуманного. Другое дело, влюбленные не ожидали, что Берг располагал крайне нежелательной информацией касательно подруги сына. Вероятно, он попытался раскрыть сыну глаза, и даме пришлось действовать без промедления. На повестке дня оставалась ответственная процедура получения наследства, — ведь кто-то мог проведать, что наследник был в Болгарии как раз тогда, когда там погиб его отец. И вот тут-то подключался объект, на которого можно было списать все убийства.

— На меня?! — ужаснулась я.

— Боюсь, что да. — В голосе полицейского неожиданно послышалось сочувствие. — Именно вы должны были ответить за потерю американского и шведского народов. Зато теперь вам ничего не грозит. Раз уж не получилось вас подставить, интереса вы не представляете.

Сердце бешено колотилось, а необузданная фантазия, подстегнутая последними событиями, рисовала мои возможные перспективы, о которых трогательно позаботились совершенно незнакомые люди. Вот спасибо, дорогие! И вам того же!

Разумеется, подозрение в убийстве для меня далеко не новый опыт. Крысилов уже примеривался повесить на меня — не помню уже, два или все-таки три трупа. Но это другое дело. Он пытался доказать вину, искренне заблуждаясь на мой счет. Теперь же все выглядело куда ужасней. Меня специально подставляли!

Я помолчала, собираясь с силами. Затем поинтересовалась кассиршей обменного пункта.

— Она была одним из «колесиков» отлаженного свинюгеровского механизма. Ее убрали свои, заподозрив в предательстве. Из-за ее оплошности сорвалась грандиозная афера.

Я не была уверена, что мне можно узнать подробности, но полицейский в общих чертах удовлетворил мое любопытство.

— В Болгарии обосновались многие люди. Бизнесмены, ушедшие на покой политики, знаменитые артисты и писатели. Не так много, как можно предположить, но число вполне впечатляет. Привлекло их как раз то, что Болгария далека от криминала. В сравнении со многими другими государствами. И вот одну такую виллу, принадлежащую отставному политику, собрались ограбить. Взять предполагалось не только и не столько материальные ценности — хотя поживиться было чем, — а документы, которым нет эквивалента в долларах. Дело в том, что не все документы устаревают.

Я кивнула.

— Некоторые и по прошествии времени представляют собой угрозу. Иногда не только для отдельных людей, но и для государственных или других структур. Так вот, в сейфовой ячейке, ключ от которой Теодора принесла, чтобы передать нужному человеку (вы его не знаете, и это был, разумеется, не Иво Шандор), лежал «дипломат» со всем необходимым для проникновения на профессионально охраняемую виллу: дубликаты ключей, схемы и коды сигнализации, подробнейший план расположения и прочее. Позаботился о ценных сведениях кто-то из окружения политика. Деньги и усилия, затраченные мафией на подготовку операции, трудно представить. И вдруг все сорвалось! Немец не сдержался и отыгрался на Теодоре.

— Ну не знаю, — засомневалась я, — зачем было все так усложнять? Если бы кассирша не поехала на экскурсию, а передала ключ в менее людном месте, ничего бы не случилось!

— Первоначально «посылки» так и передавались. В обменном пункте как раз и был «почтовый ящик». Но когда пошли непонятные убийства, преступники запаниковали и приняли дополнительные меры предосторожности. Так распорядился Свинюгер. Он и приехал для того, чтобы на месте разобраться в происходящем. И в двухзвездочной гостинице оказался именно потому, что в ней остановились двое погибших.

— А почему в обменнике обманывали? Ведь если бы я не разозлилась на Теодору, я бы не запомнила ее, и мне бы в голову не пришло к ней придираться.

— Кому были нужны толпы народу? У этого обменника дурная слава, так что им почти никто не пользуется. Изредка забредают неосторожные туристы, но вообще-то гиды стараются предупреждать, где можно, а где не надо менять деньги.

Оставалось уточнить, с чего моя особа заинтересовала Свинюгера.

— Он говорил, что руководствовался исключительно нежными чувствами, — пожаловалась я на лживость тюремщика. — Если то, что он испытывал ко мне, называть любовью, тогда мое к нему отношение можно запросто квалифицировать как безудержную страсть. Что ему было надо?

— Вы успели убедиться, что господин был предельно экономным, — улыбнулся Стоян. — Как вы полагаете, если уж ему попал в руки настоящий специалист своего дела, киллер с прекрасным потенциалом и замечательным послужным списком, он его отпустит? Или постарается приспособить в собственном хозяйстве?

Если вопрос ставился так, двух мнений быть не могло.

— Разумеется, пристроит. Значит, Франсуаза работала не на него?

— Нет, она была сама по себе. Профессионалы высокого класса могут себе это позволить.

— А почему он решил, что я — киллерша?

— Понятия не имею, откуда он знал, как мадам выглядела. Вероятно, где-то их пути пересеклись. Все-таки в смежных областях работали, почти коллеги. А вот в том, что он жестоко ошибся и чуть было не повесил себе на шею профессионала совершенно другого профиля, — исключительно ваша вина!

— При чем тут я? Куда он смотрел?! Не мог отличить законопослушную российскую гражданку от французской наемницы?

— Вы к нему несправедливы, — неожиданно вступился за Свинюгера служитель закона. — По его мнению, вы только изображали российскую гражданку, причем не слишком убедительно. Он посчитал ваше поведение игрой.

— Почему?! Он что, за мной следил?

— Разумеется, хотя и не лично. Много вы видели беззаботных туристок, продиравших глаза ни свет ни заря ради поддержания спортивной формы? То-то же. Ну а уж когда вам удалось избегнуть ножевой раны (про кошку ему никто не объяснял, да он бы и не поверил), отпали последние сомнения. Ему посчастливилось напасть на суперпрофессионала. Упускать такой шанс было грешно.

— А где сейчас эта Франсуаза, мой двойник? — поинтересовалась я. Даже если у дамы и не имеется больше никаких планов на мой счет, я бы предпочла держаться от нее подальше. А ну как у киллерши откажут тормоза и она решит рассчитаться со мной за свои неудачи?

— Где-то на родине, — пожал плечами Крысилов, — как вы понимаете, мы ее ищем. У барышни мало возможностей уйти от ответственности. Вы же понимаете, что на пластическую операцию у нее нет времени, — шрамы заживают неделями. Так что как-нибудь найдем. У вас больше нет вопросов? — поинтересовался Стоян, и я покачала головой. — А у меня есть. Как получилось, что вы приехали в Болгарию? Ведь это ваш первый отдых за рубежом. Почему теперь и именно сюда? Подозреваю, вы оказались тут потому, что Франсуаза так решила.

У меня запершило в горле.

— Но ведь этого не может быть! Просто не может!

— Может, и еще как. Кто устроил ваш приезд? У кого дама разживалась информацией о содержимом вашего гардероба? Не забывайте, она не была российской гражданкой. И не могла вас самолично контролировать!

Я закусила губу.

— Валерий, мой знакомый. Он помог купить путевку со скидкой. И он бывал у меня дома, настаивал, чтобы я покупала одежду в его магазине, устраивал мне грандиозные скидки. Именно там я, кстати, приобрела перед отпуском купальник!

Воцарилось молчание. Я с ужасом вспоминала человека, которого пусть не любила, но считала своим хорошим знакомым. И который обрек меня на страдания.

— Негодяй! — прошептала я. — Ничтожество! Он получил за это деньги?

— Вероятно, — пожал плечами Крысилов. — Или выгодный заказ, или голову конкурента. У мафии свои способы расплачиваться за услуги. Вы сообщите его координаты или будете его защищать?

— Защищать?! — поразилась я. — С какой стати?!

Я написала не только координаты мерзавца, но и адреса его складов и магазинов, которые знала.

— Ему повезет, если его арестуют до того, как я приеду, — прошипела я, и Крысилов понимающе кивнул.

— Уверен, если познакомить его с вашими «друзьями», находящимися в данный момент под стражей, он сам предпочтет тюремную камеру.

На этом мы и расстались. Я измученная, с ожесточившимся сердцем, а Крысилов собранный и деловитый. Вечером мы встретимся в последний раз.

Я и не подумала бежать к племянникам и «радовать» их новостями. Во-первых, я буквально на ходу засыпала, а во-вторых, еще надо было заскочить к югославам и пригласить в «Родопи». Они тоже заслужили право на информацию, и я собиралась проследить, чтобы это право было полностью реализовано.

Забежав на пляж к бассейну, я расцеловалась с друзьями и договорилась о свидании. Леон наверняка не откажется взять на себя роль переводчика, так что одной проблемой меньше. Еще раз продемонстрировав отсутствие каких бы то ни было серьезных повреждений, я крепко обняла супругов и убежала спать. В номере, под дверью которого меня никто больше не будет ждать, я плюхнулась рядом с сопящей кошкой и моментально отключилась.

Глава 23

Будильник я завела на девять, но проснулась в половине восьмого. Времени навести красоту было навалом. К делу следовало подходить со всеми серьезностью и тщанием. До сих пор двухметровая деревяшка видел меня в не самых выигрышных нарядах, уж про прическу и макияж — вернее, их отсутствие — я и вовсе молчу. В нашу последнюю встречу ему предстоит лицезреть самую потрясающую женщину. Она будет взирать на него равнодушно и чуточку устало, и, даже если ледяное сердце полицейского не дрогнет, наверняка будет задето хотя бы пресловутое мужское самолюбие. Оказаться пустым местом в глазах потрясающей красавицы — это, знаете ли, для нормального мужчины — настоящая трагедия. Именно такие воспоминания о себе я и хочу оставить. Он заслужил страдания!

Помудрив над волосами, я при помощи электрических щипцов, геля для укладки и остатков лака сильной фиксации навертела умопомрачительную прическу в стиле голливудских звезд семидесятых годов. Распушив собранные локоны, я выпустила по бокам две прядки и залюбовалась результатом. Хороша, просто чертовски хороша! А ведь я еще даже не накрасилась!

С косметикой я перебарщивать не стала. Подвела глаза и тронула губы помадой поярче. Получилось просто волшебно. Я всматривалась в отражение ослепительной женщины и пыталась угадать в ней черты облезлой старой выдры, которую увез в «турне» Свинюгер. Ну ничего же общего! Посчитав, что полностью освободилась от комплексов, я переключилась на выбор достойного туалета.

Больше всего хотелось влезть в любимое платье, но после того, как я в нем поползала по траве, оно годилось разве что для сбора подаяния. Сарафан, даже парадный, был недостаточно шикарным, о верных джинсах не могло идти и речи.

Я совсем уже было загрустила, когда вспомнила про экстравагантный и эффектный Милочкин подарок. Это раньше мне казалось, что он для меня слишком броский. Теперь же я полагала, что мое великолепие не затмить никакими роскошествами.

«И почему я его, дура, не носила раньше?!» — вопрошало мое отражение, и я даже пожалела мужчин, которые мне встретятся по дороге в «Родопи». Ну да это не моя проблема, надо было раньше думать. Когда я была нежна, романтична и беззащитна. Теперь под личиной роскошной молодой красавицы, созданной для любви и удовольствий, скрывается гордая мстительница, готовая разбивать мужские сердца десятками, не испытывая при этом ничего, кроме злобной радости! Опоздали, дорогие. Я вышла на тропу войны и даже не стану брать пленных!

Вот незадача! Еще только пять минут десятого! И чем я буду заниматься?!

Я достала Элизабет Питерс, свою любимую детективщицу, и попыталась приобщиться к высокому, но через пару минут обнаружила, что из прочитанного не поняла ни строчки. Потянулась было к вязанью, но отложила, не сделав и петли. Стук в дверь меня обрадовал несказанно. Неужели Милочка соскучилась и прискакала посплетничать? Пускай оценит результат моих усилий. Уж племяшка знает толк в коллекционировании мужских сердец!

Я рывком распахнула дверь, едва не убив свою гостью. На пороге стояла рыжая фотомодель, охмурившая мужественного интерполовца.

— Вы ко мне? — удивилась я.

— Could you speak English^[3], — взмолилась визитерша.

Честно говоря, не ожидала, что мы станем подружками. Или она пришла с другой целью? Воинственный настрой моментально улетучился. От осознания своей всесильности и могущества также не осталось и следа.

Я вспомнила, как обливала слезами рубашку ее возлюбленного и попятилась. А ну как предстоит держать ответ за посягательства на чужого хахаля? И пойди теперь докажи, что мой к нему интерес был отнюдь не личного характера. Кто поверит?

— Can I help you?^[4] — осторожно спросила я и на всякий случай оставила дверь незапертой. Если дамочке взбредет в голову устроить потасовку, успею выбежать из номера. С чего это мне страдать из-за постороннего мужика?

Незнакомка пристально вглядывалась в мое лицо, и мне это не понравилось. Прикидывает, куда вцепиться?

Я еще раз поинтересовалась, чего ей надо, на сей раз менее деликатно, и прелестница сообщила, что у нее ко мне дело.

— Тогда заходите, — вздохнула я. И что бы мне прогуляться перед ужином? Дефилировала бы себе сейчас по набережной и не беспокоилась за расфуфыренную внешность.

Рыжая вроде вела себя спокойно и агрессии пока не проявляла. Создавалось впечатление, что она о чем-то хочет поговорить, но не знает, как начать. Меня одолело любопытство: зачем я ей все-таки понадобилась?

— Tea? Coffee? — бодро осведомилась я.

Дама пила кофе. Причем со сливками и без сахара.

Я, конечно, покивала, но, боюсь, напиток, который собиралась предложить, несколько отличался от того, что она подразумевала под кофе. Знаю, что уважающие себя леди, впрочем, и джентльмены тоже, в рот не возьмут растворимую смесь из банки. И что существует куча способов готовить благородный напиток из зерен: по-арабски, по-турецки, по-гречески, эспрессо, капуччино и так далее. Только для меня все это недосягаемые высоты. Нет ни времени, ни желания да зачастую и денег, чтобы баловаться изысками. Но раз моего английского словарного запаса все равно не хватит, чтобы втолковать гостье, что именно ей сейчас доведется пробовать, так уж лучше промолчать. Сама узнает.

Я достала свой могучий кипятильник, и красотка резво отскочила в сторону. Пришлось ее успокаивать и объяснять принцип действия прибора. Увидев, как закипает вода, дама несказанно обрадовалась, и я сыпанула ей в чашку гранулы.

— Сливок нет, — пояснила я, — молока и сахара тоже. Да и вообще ничего больше нет, кроме ракии. — А ну как потребует чего-нибудь к кофе? Где я ей возьму? — Ой, да я же совсем забыла! — всплеснула я руками. — Есть остатки шоколада и французский сыр. Вы не знаете, он долго лежит без холодильника?

Ответа я так и не услышала, потому что лежала наполовину под кроватью, ковыряясь в чемодане. Я помнила, куда Мила запихнула остатки снеди, так что еду нашла быстро. Впрочем, даже если бы запамятовала, все равно добралась. По запаху. И как я сразу не заметила? Амбре под кроватью стояло специфическое. Теперь я знала, хранится ли сыр без холодильника.

Но вылезти обратно я не успела. Бастинда, расслабленно дремавшая на нашей общей постели, с раздирающим душу воплем кинулась мне на спину.

Отозвавшись не менее протяжно, я выскочила из-под кровати и в ярости уставилась на кошку. Все равно не поверю, что она бешеная, но с чего ей вздумалось полосовать мне спину?! Свинюгеровская нога не пострадала и вполовину так серьезно, как мой беззащитный хребет. И, надо полагать, Милочкин подарок.

Возмущенные ругательства застряли в горле. Басенька лежала на спине, задрав все четыре лапы кверху, и не дышала.

Из столбняка меня вывело странное движение гостьи. Она покрутила что-то вроде толстого металлического фломастера и вытянула руку в мою сторону. Прояснилось в мозгах моментально. Бастинда умерла не своей смертью, она приняла удар, предназначавшийся мне!

Страха я сначала не ощутила. Только ярость, дикая, первобытная и неуправляемая. Я кинулась на убийцу и одним махом вышибла оружие. Временного перевеса я добилась только потому, что подобной прыти преступница не ожидала. Как и вмешательства кошки. На сопротивление она не рассчитывала.

Мы сцепились и повалились на пол. Ненавижу, когда женщины дерутся, и никогда не смотрела соревнования по женскому кикбоксингу. Но сейчас — откуда что взялось — я дралась похлеще раненой львицы. Я выла, кусалась и вонзала когти. Я была не просто раненым зверем, я была животным, потерявшим детеныша.

И все-таки я оказалась слабей. Когда-то мы обе выбрали занятие по душе и безошибочно угадали свое призвание. Каждая, бесспорно, имела основания гордиться наработанным профессионализмом. К сожалению, в данном контексте умения и навыки противницы оказались более уместными.

Моей последней маленькой победой стало то, что я сумела первой дотянуться до страшного оружия и вышвырнуть его в открытое окно. Будьте уверены, если бы я знала, на что нажимать, и не опасалась, что соперница окажется проворней, я бы им воспользовалась. В том, что я избавилась от смертоносной вещицы, повинно не человеколюбие, а инстинкт самосохранения.

И тут началось настоящее избиение. Попрощавшись с «игрушкой», дама тоже озверела. Можно подумать, что в окно я выкинула ее первенца. Она взвыла и принялась молотить меня по голове. Потом пустила в ход ноги. Острой болью пронзило живот, и я почувствовала, что теряю сознание.

Я пришла в себя на кровати. Увидев, что жертва очнулась, убийца растянула разбитые губы в ухмылке и тут же поморщилась. Несомненно, мне тоже удалось внести лепту в ее внешний облик. Только жаль, что больше я, скорее всего, ничего не успею. От боли лопалось все: голова, живот, грудная клетка. И стерва, похоже, получала удовольствие, созерцая плоды своих трудов.

— Я не стала бы тебя мучить, — поведала дрянь на безукоризненном английском, и мне пришлось признать, что далеко не все французы отказываются его изучать, — но ты сама виновата. Разрушила мои планы, тщательно продуманный сценарий пошел насмарку. И ради чего? Ты все равно умрешь, только теперь не будет быстрой и легкой смерти.

Надо же! У бездны народу на меня есть какие-то виды. Только посвятить меня в них никто не удосужился. Тот факт, что я собиралась распорядиться жизнью по своему усмотрению, во внимание не принимался.

Мучительнице было мало моего унижения. Ее не удовлетворила моя неподвижность и неспособность издать даже стон. Она собиралась меня убить и не видела никаких преград для этого злодеяния. Но ей и этого было недостаточно. Она еще хотела разбить мне сердце.

— Думаешь, твоя чертова кошка мертва? Вовсе нет. На нее действует снотворное. Видишь ли, мне не нужно тебя убивать просто так. Я собиралась инсценировать свое самоубийство. А для этого тебя нужно было усыпить. Специальным препаратом, который за несколько часов полностью разлагается в организме, так что никто не обнаружит в крови его следов. Я только хотела тебя усыпить. Для начала.

Ну да, делов-то. А потом вложила бы мне в руку пистолет или что там еще припасла эта творческая натура и нажала на спуск. Действительно, совершенно невинная затея!

Полицейский ошибся. Правда, жаль, что о своем просчете он, скорее всего, узнает не от меня. Я могла поклясться, что под волосами «гостья» скрывает шрамы от пластической операции. И что не так давно она была моей копией. Только, во-первых, преступница не вернулась во Францию, как был уверен Крысилов; а во-вторых, наше сходство намеревалась использовать несколько иначе, чем виделось полицейскому. Я должна была умереть вместо нее, чтобы в покойной опознали именно убийцу. Франсуаза позаботилась о том, чтобы стать абсолютно непохожей на меня. Пластическую операцию она сделала заранее. И собиралась начать новую жизнь.

— Постойте, — спохватилась я, — но какой вам теперь смысл в моей смерти? Сын Берга мертв, и вам не светит попользоваться наследством его отца!

— Ты уже в курсе? — изумилась преступница. — Мы действительно немного поссорились. Но как раз наследство никуда не делось. Я — законная жена Кристофера. И все, чем он располагал на момент своей смерти, — мое!

Именно так: отец погиб раньше отпрыска, Кристофер умер миллионером!

Признания своих талантов, равно как пожелания удачи и дальнейших успехов в работе, красотка дожидаться не стала. До меня не успело дойти, что Басенька жива, как негодяйка нагнулась и схватила беспомощное тельце.

— Чтобы кошка без тебя не скучала, — ухмыльнулась убийца. Она бросила взгляд на окно, и я похолодела.

Будь кошка в нормальном состоянии, она смогла бы сгруппироваться и приземлиться на лапы. Ну а в таком плачевном состоянии Бастинда была обречена.

Что дало мне силы, не знаю. Нечто, выходящее за рамки человеческого понимания и пределы возможного. Я молниеносно согнула ноги и ударила убийцу в живот. Она скрючилась и выронила кошку, которую я подхватила на лету. В следующий миг я подлетела к двери и дернула. Заперто. Пока я валялась без сознания, о замке позаботилась визитерша.

Завопив, я кинулась в ванную, едва успела рвануть за собой дверь и запереться на хлипкую задвижку — и тут почувствовала, что не стою на ногах. Я опустилась на пол, прижала к груди теплое тельце и содрогнулась от стыда. Бася защищала меня до последнего. Уж как она поняла, что со мной хочет сделать «гостья», не знаю, но она сопротивлялась. И дала мне шанс. Маленький шанс спасти нас обеих. Какое же право я имею поддаваться слабости, кто мне позволил умирать, как корове на бойне?!

Гадина принялась выламывать дверь. Я навалилась на нее всем телом, но не сомневалась, что через пару секунд в крошечном помещении нас будет уже трое. Рывком скинув в ванну полотенце, я положила на него Бастинду и быстро осмотрела полочку над раковиной. Ничего подходящего. Я только сегодня прикончила лак для волос, которым можно было бы брызнуть в глаза маньячке. И ничего острого, колющего, режущего. Косметичка с маникюрными ножницами осталась в комнате.

Защелка отлетела, и я уперлась ногами, чтобы еще хоть ненадолго задержать убийцу. Взгляд упал на подарок Леона — сумку с кошачьими примочками.

Я хватанула первое, что попалось. Мне просто повезло. Это оказался спрей. Кажется, от блох и прочих паразитов. Другой рукой нащупала что-то металлическое. Ворвавшуюся мгновением позже убийцу я встретила струей из распылителя и ударом когтерезки.

Мы дрались и в два голоса выли. И скорее всего, сумели переорать музыку, доносившуюся из близлежащих ресторанов и баров. В стену заколотили.

— Спасите! — кричала я на всех языках, какие знала. — Полиция, позовите полицию!

Она почти добралась до моего горла, когда маленькая полосатая тень, неуверенно пошатываясь, перевалилась через низенький бортик ванны и вцепилась в привлекательное в прошлом лицо. Слава богу, не мое. Бастинде чудом удалось не перепутать в мешанине тел, рук, ног, волос.

Видимо, впиявилась кошка от души. Рев, гораздо ужаснее, чем все вопли, вместе взятые, изданные нами обеими до сих пор, потряс окрестности. За ним последовал грохот выбиваемой двери, на этот раз входной. В помещение ворвался Крысилов. Я закрыла воспаленные глаза и отдалась во власть пульсирующей боли.

Как ни удивительно, наручники он защелкнул на ее запястьях. И то слава богу. Потом, разумеется, кинулся к Бастинде, но я даже не обиделась.

— Ты в порядке, моя девочка? — Голос здоровенного детины прерывался от волнения.

Я сжалилась и поспешила его успокоить:

— Она немного заторможенная, потому что мерзавка вкатила ей снотворное, а так с ней ничего серьезного.

Достав мобильник, Крысилов вызвал «скорую» и подкрепление, а потом подхватил на руки… меня.

Вместо отвращения или, по крайней мере, негодования, сдобренного хорошей порцией ненависти, я почувствовала, что тело рвется в полет.

— Положите меня на место! — велела я дрогнувшим голосом и устыдилась. Уж очень неубедительно прозвучало мое требование.

— Обязательно, — тихо отозвался полицейский и прижал меня к груди.

Да что же он со мной делает?! Я только начала избавляться от наваждения, даже, по-моему, сумела добиться определенных сдвигов в своем отношении к бесчувственному красавцу, а он?! Ему что, доставляет удовольствие меня мучить?! Мои страдания тешат его самолюбие?

Я обессиленно закрыла глаза и честно сделала последнюю попытку.

— Я вас ненавижу! Не смейте ко мне прикасаться! — прошептала я.

— Я тебя тоже люблю, — сообщил он шепотом и осторожно прижался губами к моему израненному рту.

— Это что, шутка? — всхлипнула я.

— Какие уж тут шутки, — вздохнул Красилов. — Я за эти несколько суток чуть не дозрел до психушки. А сейчас и вообще… Так что шутки, наверное, закончились.

Я смотрела в бездонные серые глаза и не верила случившемуся. Передо мной был самый умный и самый красивый мужчина, которого я когда-либо встречала, и этот потрясающий мужчина мне только что объяснился в любви.

— Значит, ты передумал сажать меня в тюрьму? — все-таки уточнила я.

— Если только сама попросишься, — пожал плечами полицейский. — Но тогда мне придется брать отпуск.

— Зачем? — ляпнула я и сама поразилась своей глупости.

— Сяду в соседнюю камеру.

И опять он застал меня далеко не в самом соблазнительном виде. Больше того, такого беспорядка во внешности я себе еще ни разу не позволяла. Да что же мне так не везет?!

— Не смотри на меня, пожалуйста, — прошептала я обессиленно.

— Не буду, — пообещал Красилов. — Только гляну, как твои дела.

Расстегнув «молнию» на остатках былой роскоши леопардовой расцветки, он принялся осторожно ощупывать мои ребра и живот. На его прикосновения, деликатные и в то же время обжигающие, истерзанное тело отреагировало моментально. Сердце бешено заколотилось, и я заполыхала.

— Потерпи, моя девочка, — умолял Стоян, и я почувствовала, как дрожат его сильные, чуткие руки, — я постараюсь не причинять тебе лишней боли.

— Сломано несколько ребер и сотрясение мозга, — отчитался прибывшим медработникам Красилов. — Нужен рентген и полноценное обследование.

— В больницу не поеду! — заявила я решительно и вцепилась в его большую и теплую руку.

В перевозку загрузили мою визитершу, и Красилов принялся настойчиво меня уговаривать.

— Да скажите вы ей, — взмолился он, обращаясь к санитарам, — у нее могут быть внутренние повреждения! Ей обязательно нужно показаться специалистам!

Мужики испуганно косились на мою разукрашенную гостью и набиваться ко мне в советчики не торопились. Благодаря Бастиндиным стараниям, дама и впрямь смотрелась жутковато.

— Ладно, — смирился полицейский, снова вытаскивая мобильник, — врач приедет к тебе, хотя это не лучший вариант. Я бы предпочел консультацию в больнице и рентген. А вы езжайте.

Парни живо попрыгали в машину. За ними двинуло авто с коллегами Стояна.

Я постаралась абстрагироваться от мучительной боли и собрать остатки сил. Было кое-что, абсолютно не вписывавшееся в картину.

— Но я никогда никуда не выезжала. Как меня можно было выдать за международную преступницу? Она ведь убивала, как я понимаю, не на территории России?

Вместо ответа, Стоян протянул мне заграничный паспорт. Я подумала было, что мой, но, полистав книжицу, не поверила глазам. Совпадало все: фотография, паспортные данные и другие мелочи, только оказалось, что я исколесила чуть ли не весь мир. Если, конечно, верить бесчисленным штампам и пометкам.

— Где ты это взял?!

— В сумочке у твоей «гостьи». Она собиралась подложить этот паспорт в сейф вместо твоего документа. Только не спрашивай как. Для специалиста ее уровня это детская задачка.

Теперь я понимала. Наверняка и визы, и сроки «моего пребывания» в разных странах совпадают со временем и местами ее преступлений. Она продумала все.

Я поежилась. Шансов на выживание не было не только у миллионера!

— Но почему она вздумала обставлять мою смерть именно тут? Неужели не нашла места поспокойней?

— А она как раз и нашла такое место, — пожал плечами Стоян. — Уж куда спокойней! Откуда ей было знать, что мафия свила здесь свое гнездышко?

— Но ведь свинюгеровское «хозяйство» все равно бы вычислили? Иво же приехал до того, как все случилось?

Стоян посмотрел на меня с уважением:

— Похоже, сотрясение тебе не повредило! Их действительно раскрыли бы в ближайшее время. Но когда начались убийства, преступники стали волноваться и допускать ошибки, так что все получилось быстрей. У тебя еще есть вопросы? — поинтересовался Стоян, и я покачала головой. — А у меня есть. — Полицейский достал из нагрудного кармана два билета на московский рейс.

У меня округлились глаза. На одном была проставлена моя фамилия, на другом значилось «Красилов».

— Ты… Ты… Так ты и раньше…

— Раньше? — хмыкнул любимый. — Солнышко, да я схожу по тебе с ума с первого дня нашего знакомства!

На меня напал столбняк, а Красилов добавил:

— Я не успел уточнить. Ты улетаешь или остаешься?

— Остаюсь, — выдохнула я. — Сдавай билеты!

ИННА ВЛАДИМИРОВНА ПАВЛОВА

Преподаватель вуза должен быть серьезным? Совсем не обязательно! Инна Павлова, у которой после защиты диссертации наблюдается избыток чувства юмора и свободного времени, с блеском доказывает, что российские авторы могут успешно соперничать с зарубежными мэтрами иронического детектива.

Внимание!

Текст предназначен только для предварительного ознакомительного чтения.

После ознакомления с содержанием данной книги Вам следует незамедлительно ее удалить. Сохраняя данный текст Вы несете ответственность в соответствии с законодательством. Любое коммерческое и иное использование кроме предварительного ознакомления запрещено. Публикация данных материалов не преследует за собой никакой коммерческой выгоды. Эта книга способствует профессиональному росту читателей и является рекламой бумажных изданий.

Все права на исходные материалы принадлежат соответствующим организациям и частным лицам.

Примечания

1

Дамы проходят первыми (англ.).

(обратно)

2

Согласно английской поговорке, у кошки семь жизней.

(обратно)

3

Говорите по-английски (англ.).

(обратно)

4

Я могу вам помочь? (англ.).

(обратно)

Оглавление

Глава 1

Глава 2

Глава 3

Глава 4

Глава 5

Глава 6

Глава 7

Глава 8

Глава 9

Глава 10

Глава 11

Глава 12

Глава 13

Глава 14

Глава 15

Глава 16

Глава 17

Глава 18

Глава 19

Глава 20

Глава 21

Глава 22

Глава 23