Миров двух между (fb2)

- Миров двух между 1082K скачать: (fb2) - (epub) - (mobi) - Анатолий Балабуев - Ираклий Николаевич Вахтангишвили - Дмитрий Станиславович Федотов - Неархос Георгиадис - Александр Николаевич Каширин

Миров двух между

Семинар

Виталий Пищенко
“Миров двух между…”

Повесть

1. Фрагмент “Общей информации”

…ПРЕДВАРИТЕЛЬНЫЙ РОЗЫСК НЕ ПРИНЕС РЕЗУЛЬТАТОВ. В НАСТОЯЩЕЕ ВРЕМЯ В ИССЛЕДУЕМЫЙ РАЙОН НАПРАВЛЕНО ВОСЕМЬ УСИЛЕННЫХ ГРУПП НАИБОЛЕЕ ОПЫТНЫХ ПОИСКОВИКОВ. СПЕЦИАЛИСТЫ ЗАКАНЧИВАЮТ ОБРАБОТКУ ПОЛУЧЕННЫХ ДАННЫХ…

2. Юрий Старадымов, спасатель

Никак не могу привыкнуть. Все здесь, как на Земле, даже лучше, привольней, но что-то тревожит. Особенно когда я, как сейчас, в воздухе. Наверное, последствия травмы, которых не смогли предусмотреть даже земные эскулапы вкупе со своими электронными диагностами. Вот уже год прошел после моего возвращения из Дальнего космоса, а память нет-нет да и воскресит тот день на Криме…

Чтобы отвлечься от нахлынувших воспоминаний, смотрю вниз. Тайга, над которой я пролетаю, — словно ощетинившийся дикобраз, рассерженный непрошеным вторжением на его территорию. Змеящиеся полоски речушек, проплешины лесных пожаров на склонах сопок… Над Даваном-2 низкая облачность… Что ж, поднимемся повыше. Коснувшись теплой клавиши, заставляю бот резко вскинуть нос и устремиться вверх. Скоро покажется Байкал-2… Черт возьми, кто придумал эту терминологию?! Байкал-2! Даван-2! Ангара-2! Пицунда-2! Говорят, и Терру хотели называть Землей-2! Благо Всемирный совет не согласился… Сейчас на Терре мало кто из постоянно здесь работающих применяет в разговоре эти бесконечные двойки, призванные напомнить забывчивым о том, что это все не совсем настоящее, что это дубли… Я и сам употребляю порядком надоевшую цифру лишь в официальных отчетах, которые в наше время остались, как пережитки прошлых веков. Раз в полгода, а будь добр отчитайся о проделанной работе. Отчитываюсь…

Эта каменная осыпь очень похожа… Опять из подсознания выбирается Крим! Там остались Толик Утехин и Гена Бражко… Эх, ребята, ребята… Станция слежения не успела предупредить нас о надвигающейся буре. А буря на Криме — это… Это буря на Криме. Град летящих с дикой скоростью камней, шквал песка, стекла скафандров, мутнеющие от мириадов ударов, пробитые металлопластиковые купола палаток… Возле той осыпи мы нашли развалины, очень похожие на развалины города. Из-за них-то нам и разрешили остаться на Криме еще две недели. Никто же не знал, что весна на этой планете начинается столь бурно…

— Вы входите в зону полной изоляции! Вы входите в зону полной изоляции! — мелодично и слегка укоряюще пропел динамик. — Следует выполнять программу 1, следует выполнять программу 1!

Зона полной изоляции… Забавно… Кто и от кого изолируется? Кто и кого изолирует? Это я так гадал в начале своей деятельности в качестве спасателя заповедника. Теперь знаю, что в этой Зоне природа полностью изолирована от воздействия человеческого фактора. Вернее, не человеческого в прямом смысле этого слова, а фактора деятельности цивилизации. Насколько мне помнится, вся история развития рода гомо сапиенс в том и состояла, что он переделывал природу, совсем не задумываясь над тем, имеет ли право покорять ее. В далекие времена Разрозненных государств расхожими были определения: “Покорители земных недр!”, “Покорители космоса!”, покорители еще чего-то там!.. И покоряли. И переделывали. А природа Земли терпела… Восстанавливала, как могла, шаткое равновесие, пыталась сохранить естественный круговорот веществ… Но если бы он был ЕСТЕСТВЕННЫЙ! Полимеры, синтетика, прочая химия прямо-таки заполонили Землю… Пляжи стали из песчаных превращаться в полиэтиленовые и полистироловые, дождевые черви дохли от неумения совладать с попавшими в почву стеклопластиками, птицы задыхались в выбросах труб, морские животные и рыбы конденсировали в печени ДДТ и прочие ядохимикаты… Потом это, к счастью, прекратилось… Человек, приведя в порядок социальное хозяйство, огляделся по сторонам и ужаснулся тому, что увидел. Ужаснулся и зашелся от жалости к природе. Ведь все это сделали мы! Те, кто называл себя детьми природы, ее любящими сынами!.. Мы и только мы… Порядок на родной планете был наведен. Но оставалась еще одна проблема — как сохранить все, буквально все, что производила на свет щедрая природа? Ученые предлагали различные варианты, но только открытие тайны ирия дало возможность реализовать один из самых фантастических проектов… Так появилась Терра. Копия Земли, но не Земля. Может быть, поэтому я и ощущаю постоянное напряжение, словно нахожусь на другой планете. И все же это Земля. С ее материками, морями, реками, горами и лесами. Земля, отторгнутая от своего прототипа в иное пространство и время… Людей на ней почти нет. Лишь отряды ученых, ассенизаторов, пожарников, малочисленные штаты заповедников, вездесущие киношники, снимающие фильмы о давно прошедших временах, слушатели учительских курсов, проходящие практику. Да несколько спасателей… В том числе и Юрий Старадымов, бывший космодесантник, бывший безнадежный больной Марсианского санатория, бывший фланирующий бездельник на улицах Гаваны и пляжах Адриатики.

Медикам, конечно, виднее, но с тем, что меня зачислили в “бывшие”, я не согласен категорически. Чувствую себя даже лучше, чем перед экспедицией на Крим… Только вот иногда наваливается какое-то внутреннее напряжение, словно рядом затаилась опасность и может произойти что-то, чего не в силах предугадать, и от этого становится не по себе. Чуткие приборы эскулапов никаких отклонений в деятельности моего закаленного бесконечными тренировками организма не обнаружили. Однако медики единодушно заявили, что не собираются выпускать меня в Дальний космос. Пока… Смешно, но получалось именно так — космодесантник на Земле. Спасибо Михаилу Жамболовичу… Этот человек — истинный патриот Терры, истиный нелюбитель цивилизации “покорения” и старый, еще с нулевого цикла воспитания, друг моего отца. Он-то и предложил мне должность спасателя заповедника. Самая работа для космодесантника. Я тогда мысленно добавил “в отставке”… Михаил Жамбалович и познакомил меня с местом моей будущей службы. Показал архитектурные памятники, сводил в Музей искусств всех времен и народов, побывать в котором мечтают многие земляне, а огромное число творцов всяческого рода: живописцев, скульпторов, архитекторов, галоционистов, киношников — стонет от счастья, когда их работы определяются для дублирования и хранения на Терре. Показал он мне и различные Зоны природы. Одни используются как питомники диких животных, другие — в качестве парков отдыха землян, многие служат базой для генетических опытов ученых, но есть и такие, как Северо-Байкальский заповедник. Он почти полностью закрыт для доступа. Вся территория от Усть-Кута до Токсимо отдана природе в полную власть. Вмешательство допустимо только в экстренных случаях, и лишь с благими целями — придавить полчища непарного шелкопряда, готового сожрать сотни гектаров лесов или потушить не в меру разгоревшийся пожар.

В районе Верхней Заимки размещается кордон, на котором обитают егерь-охотник Джеральд Линекер и его жена. К ним-то я и лечу.

3. Джеральд Линекер, егерь Северо-Байкальского заповедника

Всю свою жизнь я провел на Терре. Или почти всю, если уж быть предельно точным. Родился я на Земле и ползунковое детство провел там же. А на Терру впервые попал в конце нулевого цикла обучения. Нас, маленьких и присмиревших, вывезли на экскурсию в Северно-Американский заказник. До сих пор помню, как от восторга при виде бесконечных травяных пространств и огромных стад бизонов мурашки забегали по спине. Подозреваю, что это проснулся голос предков — где-то с основании моего генеалогического древа числится немало поколений индейцев кроу. С тех пор я бредил Террой — этим гигантским двойником Земли, ее музеем и заповедником. Уроков на Терре я ждал с таким же нетерпением, как когда-то мои испанские предки-мореплаватели ждали появления полоски земли на горизонте. Родители знали, что лучшим подарком для меня будет поездка в один из бесчисленных зоопарков Терры. Особенно я любил Джерри — маленький островок в водах Ла-Манша и расположенный на нем зоопарк-питомник исчезающих и восстановленных видов. Здесь, возле вольеров и клеток с редчайшими представителями земной фауны, я проводил все выходные, праздники, каникулы… И никого — ни родителей, ни учителя Кайсонова не удивило, что после окончания школы я попросился на Терру. Поскольку желание было подкреплено авторитетным именем электронного педагога — интерес к биологии напрочь забивал у меня все другие склонности, — я был зачислен в штат охотников Терры. Несколько необычное занятие для Земли XXII века, Земли космонавтов, ученых, творцов… Но я был счастлив, это же чувство живо и сейчас, спустя полтора десятилетия с того памятного дня.

Моя практическая деятельность на Терре началась с подавления вспышки леммингов в Таймырской тундре — в тот год эти маленькие милые зверьки размножались с угрожающей быстротой. Потом была долгая кропотливая работа по ликвидации последствий интродукции кроликов в Австралии, экспедиция по подсчету синих китов… Похоже, получалось у меня неплохо, потому что через четыре года я был включен в состав знаменитой спецгруппы “А”. Мы занимались спасением видов, занесенных в печально известную “Красную книгу дикой природы”. Мне посчастливилось участвовать в отлове последних тасманских сумчатых волков. Это было чертовски трудно, зато сейчас в Мельбурнском зоопарке Терры около сотни этих животных. Вместе с Иваном Сидоровым и Джорджем Бентли мы разыскали в дебрях Амазонки следы гигантского ленивца, которого год спустя изловил-таки Жан Бертье. И вместе с тем же Бентли и Яном Шиманским мы видели и отсняли на видеокристалл неуловимого до сих пор морского змея, очень похожего на существо, которое в прошлом веке обитало в озере Лох-Несс, да так и вымерло от излишне настойчивого любопытства людей, а может, просто покончило самоубийством, не желая попадаться в руки азартных охотников за этакой достопримечательностью.

Впрочем, о десятилетии, проведенном в спецгруппе “А”, можно рассказывать бесконечно. Закончилась эта жизнь для меня совершенно неожиданно чуть больше года назад. Тогда, во время попытки изловить полумифического олгой-хорхоя, я не рассчитал (а за ошибки в нашем деле приходится до сих пор платить довольно дорого) и попал под камнепад. В общем-то, охотникам к переломам и синякам не привыкать, но в госпитале, проснувшись ночью, я случайно увидел, как смотрела на меня — возвращающегося к жизни и наново сложенного и склеенного — Инга. Вот тогда и решил — все, хватит. Слишком дорого приходится платить жене за мою работу. Да и сын подрос, большую часть следующего цикла воспитания он должен провести с родителями… В общем, выйдя из больницы, профессиональный охотник Джеральд Линекер к удивлению и радости своей семьи переквалифицировался в егеря-охотника Северо-Байкальской заповедной зоны. С тех пор мы и живем недалеко от того места, где красавица Верхняя Ангара впадает в “славное море”.

День, когда произошли события, о которых пойдет речь, начался радостно — рано утром со мной связался Юрий Старадымов и сказал, что после обеда будет у нас. Мы не встречались с ним добрых полгода, после успешного завершения операции по спасению группы Олега Свенсона. Пресса Земли об этом случае сообщала довольно скупо, так что, думаю, есть смысл остановиться на нем подробнее.

Олег Свенсон — руководитель одной из подгрупп спецгруппы “А” — работал по теме “чемпекве”. Исследования, проведенные на Земле, показали, что этот динозавр, чудом сохранившийся в бассейне Конго с юрского периода, вымер совсем недавно, но сделал это, как часто случается с малочисленными видами, весьма основательно. Во всяком случае, ни останков с сохранившимся набором хромосом, ни яиц (он, как и все приличные пресмыкающиеся, размножался яйцами) обнаружить не удалось. Чтобы динозавров Терры не постигла та же судьба, пришлось поторапливаться. Экспедиция Свенсона, получив неопровержимые данные о существовании чемпекве, предприняла попытку выследить последних представителей вида. Надо сказать, что район обитания этих динозавров обладает занятными геологическими особенностями. В частности, магнитные аномалии нетрадиционного типа напрочь исключают здесь не только использование радио, но и использование браслетов индивидуальной связи. Поэтому, когда группа Свенсона замолчала, поначалу тревожились о ней не очень сильно. Но когда прошли все контрольные сроки, Главная Диспетчерская Терры забила тревогу. Срочно была сформирована спасательная экспедиция. В ее состав включили наиболее опытных охотников Терры, в том числе и тех, кто, подобно мне, по различным причинам сменил работу. Прилетел даже Сергей Ткачук — член Совета Земли и Терры, один из ведущих ученых мира. Конечно, ни по возрасту, ни по состоянию здоровья непосредственного участия в работе экспедиции принять он не мог, но его опыт и советы нам очень и очень помогли… Кроме охотников, прибыло и несколько спасателей. Среди них был и Юрий Старадымов, ставший в этой экспедиции моим напарником. Симпатию к этому рослому крепкому парню я почувствовал сразу — со мной это изредка бывает, сентиментальность была основной чертой характера прапрапрабабки по материнской линии. Похоже, и Юрий не жалел, что ему придется работать именно со мной. Ткачук, знавший Старадымова и раньше, говорил о нем скупо, только то, что нам необходимо было знать: в прошлом космодесантник, участвовал в известной выброске на Криме, там его изрядно помяло, и врачи на некоторое время отстранили Юрия от космических полетов, профессионал высшего уровня, очень надежен… Сам Юрий о своем прошлом помалкивал, а мы не очень-то его и расспрашивали — не принято у нас насильно лезть человеку в душу. В его надежности мне довелось убедиться во время едва ли не первой совместной вылазки. Я не успел ничего предпринять, когда болотная жижа раздалась под моими ногами, и я по грудь ухнул в трясину. Чисто рефлекторно, понимая, что все равно не достану, рванулся к свисавшей неподалеку старой, покрытой растениями-паразитами лиане. Болото не пустило и втянуло меня в свои липкие объятия. В этот момент веревка с петлей, ловко брошенная Старадымовым, легла мне на плечи. С трудом повернувшись к Юрию лицом, я намертво вцепился в нее. Четверть часа мы отчаянно тянули за веревку каждый в свою сторону, пока наконец болото не сдалось и с жадным всхлипом не отпустило меня. Кое-как я дополз до ствола давно рухнувшего дерева, с которого сделал едва не ставший для меня роковым шаг. И тут обнаружилось, что, вытаскивая меня, Старадымов сам завяз по пояс. Потом, когда, наконец, все закончилось и мы, обессилев, сидели рядышком на берегу проклятого болота, я вдруг обратил внимание, что внешне Старадымов выглядел абсолютно спокойным, только пальцы рук мелко подрагивали. Впрочем, как и у меня…

Нам не раз еще пришлось выручать друг друга. В этих чертовых джунглях практически невозможно применять привычную для нас вспомогательную технику, боты космодесантников тоже не пригодны, они хорошо защищают исследователей, но живой природе наносят непоправимый урон. Недаром ведь поется в песне: “Надеемся только на крепость рук, на руку друга да вбитый крюк и молимся, чтобы страховка не подвела”. Удача была на нашей стороне. Почти одновременно с двумя другими парами спасателей мы вышли к затерянному среди болот островку твердой почвы, на котором Свенсон и обнаружил кладку яиц чемпекве. Мы и нашли Олега и его спутников на этом островке. С упорством обреченных они отстреливались парализующими иглами от наседавших со всех сторон полчищ крокодилов. Парализатор оглушал крокодила, в которого попадала игла, на несколько часов, потом бестия приходила в себя и вновь упорно лезла на запах яиц чемпекве. Позднее было выяснено, что между крокодилами и динозаврами царит исковая вражда, и именно крокодилы были главной причиной исчезновения чемпекве с лица Земли. Может быть, кому-то поведение Свенсона покажется, мягко говоря, странным. Для меня же оно выглядело естественно и было очень приятно, когда Старадымов понимающе кивнул в ответ на пылкую тираду Олега, который, поблагодарив нас за “своевременное прибытие”, заявил, что скорее согласился бы на то, чтобы крокодилы сожрали его самого, чем позволил им уничтожить последних, может быть, динозавров Терры.

После этого Юрий участвовал в тушении лесных пожаров в Пиренеях, потом был в группе, укрощавшей не в меру разбушевавшийся вулкан Стромболи. В этих делах, горячих и в прямом и в переносном смысле слова, Старадымов, как говорили, проявил себя очень неплохо.

Но ни встретиться с Юрием, ни даже поговорить как следует нам не удавалось. После того, как какой-то умник из Института физической биологии предположил, что радиоволны влияют на мутационный процесс некоторых микроорганизмов, радиосвязь на Терре жестко лимитировали. И вот наконец сегодня Старадымов сумел вырваться ко мне.

А утром на “заимку Линекера” (так не без юмора прозвали жилую зону Северо-Байкальского заповедники мои коллеги-егеря), прибыл еще один гость. Я с удивлением смотрел, как на посадочную площадку опустилась пассажирская капсула и из нее выбрался среднего роста рыжебородый человек. Мне доводилось видеть его фотопортреты, поэтому, когда он в невероятно вежливых выражениях стал извиняться за неожиданное вторжение, я уже знал, с кем имею дело. Богомил Геров, ученый-филолог, крупный специалист в области мифа, сказки, фантастической литературы и т. д., и т. п., учитель моего сына Сергея. Я хотел было сразу же вызвать Сережку, который еще до рассвета улетел с матерью на остров Ольхон, но Геров в изысканных выражениях заявил, что нужды в этом нет, пусть мальчик занимается делом, а он вполне может встретиться с ним вечером, да и вообще, он хотел бы пожить у нас несколько дней, если, конечно, я не возражаю. Разумеется, возражать я не стал. Во-первых, Геров приехал к нам не развлекаться, а заниматься своим, достойным всяческого уважения делом, во-вторых, я слышал о нем много интересного, да и Сережка был от Герова без ума, как, впрочем, каждый ученик от своего Учителя.

До приезда Старадымова время еще оставалось, и я решил, что нет никаких оснований откладывать контрольный вылет по заповедной территории. Учитель с благодарностью принял предложение составить мне компанию и без лишних слов занял место пассажира в двухместном боте. Чувствовалось, что ему действительно интересно. Я тоже был не против поближе познакомиться с человеком, от которого много зависело в судьбе моего сына. Так что единственный, кто проявил недовольство приездом Герова, была моя лайка Бой. Бой обожает во время облетов заповедника занимать первое сиденье и, прижавшись влажным носом к силовому полю, образующему колпак кабины, чутко ловить запахи тайги. Сегодня он этого удовольствия был лишен и тихо повизгивал, лежа в грузовом отсеке. Я знал, что весь день Бой будет дуться на меня, а вечером демонстративно потребует, чтобы его кормили Инга или Сергей. Впрочем, я так же точно знал, что к утру обида Боя пройдет и мы снова станем лучшими друзьями.

Обычно при передвижении по территории заповедной зоны я включаю оптическую невидимость бота. Этого требует инструкция. Обитателям заповедника ни к чему лишние стрессовые ситуации. Отступать от этого правила егерям приходится нечасто, в тех случаях, когда того требует обстановка. Например, когда нужно спугнуть байкальских нерп. Эти очаровательные существа обожают греться на солнце, причем, меры в наслаждении не знают и частенько становятся жертвами солнечного удара. Поэтому в жаркие дни нам приходится регулярно пролетать над лежбищами нерп и спугивать их в воду.

В течение, пожалуй, часа я рассказывал учителю Герову об этом и других случаях из жизни моих подопечных. Полет проходил спокойно, в заповеднике все было в полном порядке. От Дзелинлинских источнков, куда частенько забредают животные, я повел бот на запад.

Скоро мы углубились в тайгу, и приходилось быть очень осторожным, чтобы не зацепить дерево. Солнце поднялось высоко, я уже подумывал о том, что пора возвращаться, как вдруг Бой напряженно и глухо зарычал, и в следующее мгновение я увидел на небольшой полянке растерзанного лося.

4. Богомил Геров

Почему мир устроен таким нескладным образом?

Только собрался включить фон, послушать рассказ деда, как подошел этот здоровяк Линекер и предложил совершить увлекательнейшую поездку. Нет, разумеется, он хороший парень, иначе бы у него не было такого замечательного сына, как Сережка. Наверняка, он хотел оказать мне своим предложением гостеприимство. И поездка, наверняка, из числа тех, отказываться от которых попросту глупо. Особенно мне — учителю, ведь в нашей профессии личные ощущения и воспоминания — жизненный, так сказать, опыт — “томов премногих” поважней… Однако этак можно никогда не услышать того, что с таким интересом, как они говорят, слушали мои родители. Вот уже полторы недели, как мама прислала мне запись. Сколько раз порывался сесть спокойно, чтобы никто не отрывал, дослушать до конца эту несуразную и неправдоподобную, по нынешним временам, историю, но то одно, то другое. Честно говоря, в этом никто, кроме моей несобранности, не виноват, но страдаю-то я. Обидно.

Сидеть и слушать, что рассказывает, размахивая своими длинными руками, Джерри, и в самом деле занимательно. Бывает же так, все или почти все тебе известно, пусть и теоретически, но все равно интересно. Наверное, Линекер просто умелый рассказчик. Мешало только короткое жаркое дыхание здоровенного пса за спиной. Когда я уселся в бот, он так на меня посмотрел… Должно быть, я занял его место. Одним словом, не очень воспитанный пес.

— Послушайте, Богомил, как у вас хватает терпения довести до пятнадцатилетнего возраста целую кучу сорванцов? — внезапно ошарашивает меня вопросом Линекер и, не дожидаясь ответа, поясняет свою мысль: — У меня, например, порою от одного Сережки голова кругом идет.

— В моей группе всего семеро ребят, в том числе три девочки, — не очень логично ответил я.

— И вы с ними бессменно с той поры, когда им исполнилось по три года? — уточнил Линекер.

Он прекрасно знал, что это на самом деле так, но восхитился так, как мои воспитанники, когда они были в возрасте десяти — двенадцати лет. В голосе Линекера не было ни грани лжи, и это меня окончательно подкупило. Мне не очень по душе люди, которые воспринимают мир бесстрастно, они чем-то напоминают мне самого себя, а общаться со своим двойником — не самое лучшее заделье. С собой я борюсь, и, как видно, не без успеха, иначе мне попросту не разрешили бы стать учителем. Бесстрастность в вопросах воспитания абсолютно противопоказана. Вот и ломаешь голову над вопросами, которые непосредственно тебя совсем вроде бы не касаются. Например, хоть это и дела давно минувших дней, я почему-то не могу согласиться с тем, что принятое когда-то решение о создании Терры было абсолютно безгрешно. Конечно, не мне судить, ведь об этом столько десятилетий размышляли такие авторитеты… Но, попадая на Терру, я всегда испытывал какое-то неясное ощущение нарушения естества. Бесспорно, что здесь и воздух чище, чем на Земле, и природа, какой на Земле не найдешь, и зверье всякое. Но ведь предлагал же в свое время Диего Санчес переселить человечество на другую планету и попытаться восстановить природный баланс на самой Земле, а он в этом кое-что понимал, тем более все равно получалось так, что на Земле сейчас осталась лишь треть человечества, а остальные, кто здесь — на Терре, кто — в космосе.

Но я отвлекся. Линекер ждал ответа.

— Бессменно, — вздохнул я. — Но, к сожалению, ребятишки скоро разбегутся, и я останусь один…

— Еще класс наберете, — оптимистично бросил Джерри.

Легко ему говорить. А я просто не представляю, что будет, когда в нашей маленькой школе прозвенит последний звонок. Наутро я проснусь, выйду в холл, а в доме будет тихо-тихо. Никто не крикнет, не заспорит, не раздастся веселый смех в бассейне.

— Когда тебе сорок пять, не каждый решится набирать учеников, — уныло изрек я.

Линекер расхохотался:

— Будет вам, Учитель! Это же только четверть жизни.

Не хотелось выглядеть нытиком, и я, чтобы не выдавать своих чувств, возразил:

— Но ведь надо будет проходить новый курс обучения, вникать в дебри последних открытий в области педагогики, держать ответ перед высокой комиссией.

— Вы меня удивляете! Учителю — опасаться комиссии?! — невольно польстил мне Джерри и добавил то, о чем, вероятно, уже проболтался Сережка: — Говорят, вы уже даже по познакомились с группой голопузых кандидатов в ученики?

— Беседовал с некоторыми родителями, — уклончиво отозвался я.

Месяц назад по рекомендации Высшего Педагогического совета мне и в самом деле пришлось совершить небольшой вояж, знакомясь с очень милыми малышами. Самый дальний из полетов был не так уж долог — на Сатурн, но это меня так утомило! Потом-то я понял чем — оторванностью от ребятишек, ведь незадолго до командировки я по их просьбе распустил свою гвардию на двухнедельные каникулы, а тут еще этот месяц. В общем, я настолько устал, что допустил самый непростительный из педагогических промахов — на уроках был вял, скучен и зануден. Но самое удивительное, ребятишки сделали вид, что не заметили этого, и стойко терпели мои нравоучения. Взрослеют…

Внезапно над самым ухом заворчал пес, и бот резко замер. Я посмотрел на Линекера. Всю его веселость как рукой сняло. Егерь был сосредоточен, будто готовился к встрече с метеоритным дождем, а до укрытия оставалось больше мили.

— Что такое, Джерри? — всполошился я.

Он показал глазами на ярко-зеленую уютную полянку. Я вгляделся, но снова ничего не понял.

— Лось, — негромко пояснил Линекер.

Бот так резко пошел вниз, что мне стало не очень уютно. Пес, вероятно, испытывал те же ощущения. Оглянувшись, я увидел, как он замер в напряженном ожидании.

— Все нормально, Бой, — как бы про себя произнес Линекер.

Я с благодарностью покосился на него, Джерри с равным основанием мог сказать это и мне, но воздержался. Бот тем временем завис в полутора метрах над землей.

— Богомил, вы пока не торопитесь выходить, — Линекер ловко перенес свое достаточно громоздкое тело через бортик.

Пес посмотрел на меня, словно желая сказать: тебе-то хорошо, ты гость, а мне придется последовать примеру хозяина, работа такая. Потом отвернулся и спрыгнул на пушистую, совсем как во дворе моей школы, траву. Мне стало стыдно, и я окликнул Линекера:

— Джерри, я с вами!

Он обернулся:

— Хорошо, только опустите бот пониже, а то назад не залезем, и, пожалуйста, пока оставайтесь на одном месте, я хочу осмотреть следы.

Рост Линекера позволял ему без труда дотянуться до пульта управления, если бы бот оставался на прежней высоте, и я воспринял его совет, как некоторое ко мне снисхождение. Этого я терпеть не могу, поэтому с изяществом носорога перевалился через бортик и оказался на земле. Приземлился я довольно удачно, если не считать легкого прикосновения ладонями к траве, и даже успел подумать о том, как бы мне распрямиться с полным сохранением достоинства, но в это мгновение встретился глазами со взглядом лося — мертвого лося — и застыл все в той же неуклюжей позе. Карие, с голубоватыми белками глаза лося были влажны и печальны. Такие глаза я встречал только у людей, и то лишь несколько раз за всю жизнь, когда из Дальнего космоса не возвращались корабли… Могучее красивое тело лося было безжалостно изорвано.

— Кто это его? — выдохнул я.

— Волки.

Голос Линекера прозвучал неожиданно сухо. Я распрямился, непонимающе посмотрел на него. Лицо егеря было задумчивым и серьезным.

5. Джеральд Линекер

Сначала я приблизился к лосю. В том, что он стал жертвой волков, сомнений не возникало, слишком характерен почерк этих хищников. Но это-то и было непонятно. Убитый лось был великолепным, полным сил самцом. Нападать на такое животное волки рискуют нечасто, разве что зимой, когда хищники сбиваются в стаи, а голод сводит их с ума. Но в июне… Да и, судя по всему, у туши кормилась только пара волков. Правда, съели много, очень много… Но я хорошо знаю пару, в охотничий участок которых входит эта поляна. У них в этом году всего три щенка… Кроме того, не верится, чтобы решились они атаковать лося. Возраст у моих волков не тот, силы уже не те… Значит, что же получается? Пришлые? Откуда они? Почему вторглись на чужой охотничий участок? И почему хозяева не дали им острастки? И тут я обратил внимание на поведение Боя. Собака, глухо рыча, прижималась ко мне. Это было невероятно. Только раз мне доводилось увидать испугавшегося Боя. Три года назад, в Африке, когда из зарослей тростника на нас вывалился разъяренный гиппопотам. Но тогда Бой был совсем молодым, почти щенком… А теперь… Чтобы Бой испугался волка?! Я притянул собаку к себе, успокаивающе потрепал по загривку. Ничего, сейчас он придет в себя. Посмотрел на бот. Учитель молча стоял рядом с ним. Это мне понравилось, терпеть не могу, когда пристают с нелепыми вопросами. Однако пора браться за дело. Бой, кажется, готов к работе. Ищи, собачка, ищи. Мне очень нужны следы… Хотя бы один след…

И Бой нашел этот след. Недалеко от поляны струился прозрачный ручей. Кончив пиршество, волки спускались к нему, чтобы напиться. На влажном песке след был виден очень четко. Но что это была за лапа?!

Самые крупные на Земле и на Терре волки водятся на северо-западе Америки. Не уступают им в размерах и восточно-европейские. Но даже у них средний размер лапы редко превышает пятнадцать сантиметров. Максимум восемнадцать. Отпечаток, который был передо мной, наверняка превышал два дециметра. О таких огромных волках слышать мне не доводилось. У меня в заповеднике таких, во всяком случае, не было. Наверняка. Да и чтобы соседи не заметили этаких гигантов, что-то не верится. Откуда же они пришли? Это нужно было узнать.

Я вернулся на поляну и спросил учителя, умеет ли он водить бот? Геров утвердительно кивнул. Я сунул пистолет в кобуру, вытащил из бота карабин и снова пустил Боя по следу. Геров медленно вел бот шагах в двадцати позади меня. Честно говоря, я был уверен, что догнать волков не удастся. Этот зверь редко охотится поблизости от своего логова. Особенно если в логове волчата. А волчата у них обязательно есть — время такое. Лося, судя по всему, они свалили еще ночью. С поляны ушли с рассветом. А теперь уже три часа. Значит, они успели уйти далеко. Вдобавок ветер дует от нас к ним… Три часа… Черт, Старадымов наверняка приехал. Но и возвращаться нельзя. Хотя бы предположительно нужно определить, куда они ушли…

Меня спасли годами отработанная реакция охотника да отчаянный бросок Боя. Уловив краем глаза какое-то движение слева, я успел повернуться и всадить парализующую иглу в грудь огромному серому зверю, бросившемуся на меня. В то же мгновение Бой молча сшибся с волчицей, которая нападала, также не издав ни звука; и теперь, хрипя от ярости, они катались по усыпанной прошлогодними сосновыми иглами земле. Изловчившись, я прижал ствол карабина к серому боку волчицы и спустил курок. Потом с трудом оттащил разъяренного Боя от поверженного врага. Собака не пострадала, зато на шее волчицы была солидная рана.

Успокоив Боя, я благодарно потрепал его рукой — что ни говори, он сегодня спас меня от серьезных неприятностей. Потом осмотрел волков. В жизни не доводилось мне видеть таких великанов. Да еще эта непонятная свирепость. Ведь они легко могли уйти от нас… Нет, предпочли напасть на человека. Может, бешеные? Чушь… На Терре бешенство не наблюдалось лет двадцать. Бешеный зверь всегда одинок, да и внешне признаков заболевания нет. Однако лучше перестраховаться.

Я подошел к боту, достал ампулы с сывороткой. Одну ввел себе, вторую прижал к шее Боя, третью протянул учителю. Ни слова не говоря, он сделал себе инъекцию. Определенно, он нравился мне больше и больше. Но нужно было закончить с волками. Быстро стянув лапы и челюсти зверей капроновыми вязками, я обработал рану волчицы, потом попросил учителя помочь мне погрузить волков в бот. Один я бы не справился: самец весил наверняка больше центнера, да и волчица немногим ему уступала. Страшно предположить, что они могли натворить в заповеднике…

Пока мы грузили волков, я замечал все новые и новые несуразности. Непохоже было, что у волчицы есть щенята. Скорее, она только собиралась стать матерью. И это в июне? Смутил меня и цвет шерсти хищников. Она была дымчато-серой, без охряно-рыжих тонов, свойственных летнему наряду волков. Непонятно…

Но решение этих вопросов я решил отложить на завтра. Действие парализатора скоро кончится, и лучше к тому времени запереть волков в надежную клетку. Кроме того, дело к вечеру, а выслеживать волка в тайге ночью может только безумец. Среди моих многочисленных предков свихнувшихся не было, а становиться первым сумасшедшим в роду мне что-то не хотелось.

6. Юрий Старадымов

Ослепительно прозрачная гладь воды проносится под ботом. Тени от него нет. Бот спецназначения — невидимый в видимом спектре, не улавливаемый для локации, бесшумный и прикрытый силовым полем. И хотя еще ни разу за год работы не приходилось использовать многие из его возможностей (разве что включать силовое поле для защиты от слишком уж распоясавшихся комаров), обилие их внушает чувство спокойствия и самоуважения. А таких ботов требует Инструкция… Поскольку на Терру, хотя она и рукотворная копия Земли, распространяется правовой статус ИНОЙ планеты.

Выбравшись из бота, на секунду замираю рядом с ним. К плотному, состоящему из моря запахов воздуху нужно привыкнуть, так сказать, пройти период адаптации Адаптируюсь и шагаю по тропинке к воротам кордона.

— Привет, — улыбается Инга.

— Привет, — говорю я.

Мне нравится эта женщина. Она всегда в движении, всегда всем довольна. Мужем, бытом, работой. Сейчас она искрится от гостеприимства.

— Хочешь есть?

— Жутко, — отвечаю я, делая зверскую физиономию.

Она проворно убегает, на кухне что-то звенит и брякает, потом доносится умопомрачительный запах печеного мяса…

— Юра! Иди.

На столе красовалось блюдо с чем-то невозможно аппетитным. Лицо Инги светилось довольством, как у всякой женщины, кормящей голодного мужчину.

— Это из чего? — обнюхивая блюдо, интересуюсь я.

— Из кабарги. Джерри отстрелял несколько самцов, а то их стало слишком много. Ешь.

— А где супруг? — спрашиваю я, ощущая на языка терпкий привкус неизвестных таежных специй.

— Они в тайге.

Удивленно приподнимаю брови:

— Они?

Инга смеется:

— Вот что значит сваливаться как снег на голову! Ничего не знаешь! У нас же сынуля приехал, у него трудовой цикл. Работает со мной, вместе занимаемся омулем. А сегодня прилетел его учитель. Джерри не может, чтобы не похвастаться своим хозяйством, вот они и отправились в тайгу. На Горячие ключи повел.

Туристский бот, программа передвижения которого устанавливается в диспетчерской, я заметил. Знал и о том, что для учителей делают исключение и дают им пропуск в Заповедные зоны, но не надеялся встретить одного из этих людей здесь, на кордоне. К ним я всегда, еще с нулевого цикла, относился с уважением. Как правило, это были люди с очень интересным прошлым, заслужившие прожитыми годами право передавать свой жизненный опыт и опыт всего человечества подрастающему поколению.

— Кто он?

— Богомил Геров.

— Нуль-пространственник? — обрадовался я.

— Нет, он филолог, — покачала головой Инга, потом почему-то покраснела и призналась, что у нее эксперимент и ей необходимо в озеро.

Она так и сказала — “в озеро”, и, увидев на моем лице легкое недоумение, добавила:

— Садки с мальками размещены на глубине, поэтому там и моя временная база… Это ненадолго. Сниму показания приборов, заберу Сережу…

— Он-то где? — поинтересовался я.

— Изучает прибрежных ракообразных, — нарочито важно подчеркнула Инга. Похоже, ее одновременно и радовало, и забавляло, что сын как-то незаметно вырос. Обычная история…

— Ракообразных, — сказал я. — Надеюсь, остальная часть обеда не из них?

Инга оценила шутку:

— Из других видов. Парное молоко и лепешки. Сама пекла.

— Ну тогда… — развел я руками.

— Не грусти, Юрочка, — засмеялась Инга, — твое одиночество будет непродолжительным. Надумаешь скучать, послушай кассету. Геров привез. Я, правда, краем уха слушала, боялась тебя пропустить. Но что-то очень интересное, какая-то жуткая история из времен Объединения… Когда еще не все было закончено… Кто-то кого-то догоняет, ловит… Кто-то кого-то убивает и убегает…

— Детектив! — блеснул эрудицией я.

— Нет, тут другое — хроника реальных событий. Рассказывает кто-то из родственников Герова.

— Иди, Инга, — покладисто согласился я, косясь на остывающее жаркое. — Мне скучно не будет…

— Джентльмен! — насмешливо фыркнула жена Линекера и выбежала из дома.

7. Богомил Геров

Сверху кордон Линекера очень напоминал избушку Бабы Яги, разве что стоял не на куриной ноге, да еще был окружен бревенчатым забором. В общем, неплохо сработано под архаику. Правда, создатели этого чуда соорудили забор несколько на северо-американский манер — с островерхим частоколом, хотя в этих местах, если мне не изменяет моя надежная память, заборы в древности были несколько иными. Они делались из бревен, положенных горизонтально, и назывались заплотами На кордоне забор выполнял чисто декоративные функции — все хозяйство Линекера накрыто колпаком силового поля, достаточно мощного, чтобы “непуганое зверье”, населяющее окружающую “девственную природу, не докучало людям.

Но насколько несовременен и ненадежен на вид кордон снаружи, настолько он оснащен всеми новшествами и уютен изнутри. Я уже предвкушал тихое одиночество в какой-нибудь отдаленной комнатке вместительной избушки, как восклицание Линекера дало мне знать, что сделать это в ближайшее время вряд ли удастся:

— Старадымов!

Жест егеря был так красноречив, что я машинально проследил за его рукой, словно это была стрелка гигантскою компаса. На крыльце, сдержанно улыбаясь, стоял рослый, хотя ему было и далеко до Линекера, парень, этакий Геракл в миниатюре.

— Юра! — выпрыгнув чуть ли не на ходу, завопил Джерри.

Бой, заражаясь восторгом хозяина, вылетел следом и с радостным лаем бросился к избушке. Я снизил бот и, аккуратно завесив его в установленном месте, приблизился к крыльцу. Незнакомый мне Старадымов и Джерри, кажется, хотели удавить друг друга в объятиях. Особенно усердствовал Линекер. Я вспомнил, как он лихо расправился с весьма несимпатичными тварями, которые теперь мирно посапывали в грузовом отсеке, и пожалел гостя. По моим расчетам, жить ему оставалось секунд двадцать. Но неожиданно взмолился Линекер:

— Юрка! Ты что делаешь?! Пожалей!

Они со смехом разжали объятия и уставились друг на друга, будто в каждом было нечто восхитительное. Джерри даже отступил на шаг:

— Ну, Юрка!.. Медведь!

Вышла Инга. Прекрасная женщина! Почему так бывает? Везет же Линекеру! Жена — Афродита, сын — будущий Сократ, друг — Геракл. Одним — все, другим, то есть мне, — тоже все. От этой неожиданной мысли разулыбался и я.

Одним словом, со стороны была довольно идиллическая картинка.

Глаза Инги по-прежнему искрились, но она нагнала на себя суровый вид, посмотрела на Старадымова, потом на мужа:

— Не стыдно? Во-первых, задержался, во-вторых, даже не удосужился гостей между собой познакомить, а еще потомок какого-то лорда!

Линекер в поддельном отчаянии воздел руки и принялся, на все лады расхваливая нас друг другу, знакомить меня и Старадымова. И только тут я сообразил, откуда мне известна эта фамилия. Сообразить-то я сообразил, но все равно не верилось. Неужели тот самый?! Вот так опростоволосился. Столько раз рассказывал ребятишкам об этой экспедиции, вместе с ними смотрел галофильм, привезенный с Крима, восхищался героями Дальнего космоса, влюблялся в их мужественные лица, и на тебе… Тушуясь, я украдкой приглядывался к Юрию и наконец понял, почему не узнал его. Лицо стало не таким улыбчивым и беззаботным, как в том фильме. Глубоко-глубоко в серых, мягких, как старинная ткань, глазах пряталось что-то такое… Или это ощущение пришло ко мне, чтобы оправдать оплошность, которую я допустил, не признав в этом простом парне героя космоса?

— Будет тебе, Джерри! Наговорил бог весть что! — рассердился Юрий, но тут же рассеял тон своих слов улыбкой: — Спасатель я, рядовой спасатель. А Крим… Это было так давно, что я уже начал забывать, где он находится. Вот быть учителем…..

Старадымов чутко уловил мое смущение, оборвал себя на полуслове и, кажется, смутился сам. Я пришел ему на выручку, а заодно и “отомстил” Линекеру:

— Это гораздо интереснее, чем быть егерем.

Джерри на секунду опешил от такого нахальства. Однако он обладал отменной реакцией. В этом я убедился во время его короткой схватки с волками. Чувством юмора природа Линекера тоже не обделила, об этом свидетельствовал громогласный смех, которым он откликнулся на мое высказывание. Думаю, теперь силовую защиту можно будет убрать за ненадобностью, зверье просто-напросто будет обходить кордон и передаст своим потомкам вызывающую трепет память о хохоте егеря Линекера.

Джерри — догадливый парень. Он не стал просить меня оказать помощь в переноске из бота в вольеры все еще спящих волков, вероятно, заметил, как вздрагивали мои ноздри от запаха их мокрой шерсти.

— Мы с Юрием займемся нашей добычей, — сказал Джерри, а вы, Учитель, если не возражаете, вместе с Ингой позаботитесь об ушице.

Догадливый-то он догадливый, но пора было бы понять, что мне вовсе не по душе, когда обращаются на “вы” и называют учителем, да еще с прописной буквы. Вот Юрий как-то сразу перешел к дружескому “ты”, хотя мы с ним успели обменяться лишь несколькими фразами, и Инга не говорит “Учитель”.

— Вот что, егерь, — нахмурился я. — Давай на “ты” и без “Учителей”. Конечно, если ты не считаешь меня мудрым старцем… Не то придется сообщить нашему Совету, что не помешает тебе провести месяц-другой в стенах Родительской академии, дабы восстановить некоторые правила приличия, утраченные в этих дебрях.

— Сдаюсь!.. — с присущими ему жизнерадостностью и умением мгновенно перестроиться воскликнул Джерри и для убедительности покорно склонил голову.

— То-то! — погрозил я пальцем, потом подмигнул Инге. — Идем рыбку ловить для этих лоботрясов.

Это архаичное русское слово, которое я слышал от моей бабушки, сказанное, к тому же, в доступном переводе на интерлинг, заставило Старадымова и Линекера надолго задуматься. Пока они стояли у грузового отсека бота, мы с Ингой гордо прошествовали к воротам, причем для большего эффекта я придерживал, и очень бережно, свою даму под локоток.

8. Джеральд Линекер

Старадымов встретил нас на крыльце. Мы обнялись, потом я познакомил их с учителем. Инга укоризненно покачала головой — она ведь знала, из-за чего мы задержались. Сережа уже спал, он не хуже нерпы перегрелся на солнце, и электронный эскулап уложил его в постель!

Юрий помог мне перетащить волков в клетку. Произвели они на него впечатление или нет, сказать не берусь — бывший космодесантник по-прежнему превосходно владел собой. Еще раз обработав рану волчице, я взял пробу мышечной ткани на хромосомный анализ и крови — на бешенство. Потом освободил зверей от пут. При этом самец чуть пошевелился, значит, действие парализатора подходило к концу.

Старадымов, понимающе посмотрев на меня, спросил, не нужна ли помощь, и ушел на берег, туда, где Инга и Геров разжигали костер. Мне чертовски хотелось присоединиться к ним, но нужно было закончить анализы. Никакого бешенства у волков, естественно, не оказалось, хищники были абсолютно здоровы. Хромосомный анализ требует больше времени, и пока машина, негромко пощелкивая, готовилась выдать результат, я прикидывал в уме, на каких участках и каких хромосом вероятнее всего ожидать мутаций. Поэтому, когда на экране появились хромосомные карты, поначалу не поверил своимя глазам. Потом заставил машину вновь провести анализ… Результат был тот же. Запертые в клетке хищники принадлежали к виду, не известному ни на Земле, ни на Терре!..

9. Юрий Старадымов

Я не хотел мешать Линекеру. По себе знаю, как мешают посторонние, когда находишься на пороге открытия, пусть даже совсем маленького. Поэтому, оставив Джеральда наедине с дорогими его сердцу хищниками, я неспешно отправился к берегу, ориентируясь на звонкий голос Инги. День догорал, хороший день. Славно, что я выбрался к Джерри, славно, что можно поболтать и посмеяться с Ингой. Да и Геров, похоже из тех людей, которые компании не портят. Любопытную запись он привез… Вообще-то на Земле давно стало хорошей традицией хранить фонокристаллы — своеобразную эстафету поколений. На них наговаривается самое дорогое — то, к чему люди приходят обычно к концу жизни. А дед Герова, судя по всему, был личностью неординарной. И рассказчик неплохой… Как там у него?

“Даже спустя полвека после того, как человечество объединилось и слилось в единую семью, эта история не подлежала огласке. Я молчал, молчали члены моей группы, молчал Совет. Не было упоминаний об этом деле ни в научной литературе, ни в художественной, хотя, даю в заклад руку, многие из представителей пишущей братии за такой материал продали бы, как говорили в старину, душу дьяволу. И были бы правы. Даже для меня, к тому времени уже одного из старейших работников Отдела по борьбе с преступностью, все происшедшее было в диковинку. Еще бы! Почти два десятка лет шло Объединение, сопряженное с уничтожением всех запасов накопленного в чудовищной гонке оружия, почти все предприниматели или добровольно передали свои капиталы народам или были вынуждены сделать это на основании принятых Советом и действующей еще Организацией Объединенных Наций законов. Преступления совершались крайне редко и если и удивляли чем-нибудь, то лишь своей нелепостью. Так, один очумевший эксмиллионер, чтобы не отдавать народу свою коллекцию змей, открыл террариум и выпустил его обитателей не куда-нибудь, а в свою же спальню. В итоге едва не пострадала его супруга, оставшаяся в живых лишь благодаря вакцине и своевременно оказанной помощи, но с мужем-герпетологом расставшаяся бесповоротно, да на несколько часов лишилась речи перепуганная горничная. Любитель пресмыкающихся был предан суду и помещен в клинику, где вскоре и выздоровел, но, как говорят, до конца дней своих не мог видеть даже дождевых червей — они напоминали ему тот террариум и вызывали нервные припадки.

Можно было бы перечислять и другие нелепости, на которые пускались обезумевшие от страха бездельники, привыкшие жить за чужой счет. Но подробнее даже, может быть, и более информативно, чем в моем изложении, любопытствующие могут познакомиться с этими случаями маниакально-депрессивных психозов у последних представителей паразитирующего класса в монографии Беш Чинора “Объединение народов и его влияние на образ мысли имущей части населения капиталистических стран”. Еще могу посоветовать довольно точную книгу некоего З. С. Слободника, который анализирует все эти случаи противозаконного поведения с точки зрения латентной преступности. Но ни в той, ни в другой работе не упоминается история последнего убийства… Я назвал то дело именно так… Это близко к истине. И после Объединения убийства случались, но ни одно (это я знаю достоверно) не было предумышленным и так тонко продуманным…”

10. Богомил Геров

Едва мы с Ингой покинули гостеприимный кордон, нас окружили тучи смертельно голодных, со впалыми брюшками насекомых. Прежде чем ткнуться своими острыми носами в легкую, но чрезвычайно плотную ткань одежды, они разгонялись с такой силой, будто хотели опрокинуть меня на землю. Днем этих кровососов почти не было, но стоило подкрасться синим, каким-то неземным сумеркам, а воздуху потяжелеть от влаги, они вылетели из своих укрытий в надежде полакомиться незадачливым путником. Не тут-то было! Хотя мне на Земле и не приходилось встречаться с этими вампирчиками, я инстинктивно поспешил включить индивидуальное силовое поле. Для комаров этой слабосильной системы защиты оказалось вполне достаточно. Теперь они врезались в невидимую стенку, и мне показалось, что их микроскопические глазки пучились от недоумения и негодования. Один из вампирчиков все-таки ухитрился пробраться в бороду и предпринимал отчаянные попытки добраться до моего неприспособленного для укусов подбородка. Мощности силового поля явно не хватало, чтобы вышвырнуть его вон, поэтому пришлось применить физическое воздействие. В пальцах комаришко выглядел жалким и беззащитным. Я отпустил его крылышки, и он, подхваченный неведомой для него силой, в мгновение ока очутился среди возмущенных собратьев.

Пока я решал эти проблемы, Инга успела уйти на довольно приличное расстояние. Она, должно быть, задумалась, поэтому спохватилась, лишь услышав за спиной мою тяжеловатую трусцу.

— Инга, у вас ИСП неисправно? — озабоченно спросил я, увидев совсем близко от ее лица с полсотни весьма агрессивных вампирчиков.

— Почему? — удивилась она.

— Они же вас съедят?

— А я их по старинке, веничком, — улыбнулась она и продемонстрировала небольшую березовую ветку, которой отбивалась от комаров. — Под одежду им не пробраться, а лицо и руки уже привыкли.

— К этому, по-моему, невозможно привыкнуть, — с сомнением сказал я.

— Богомил, можно и мне обращаться к вам на “ты”? — с лукавинкой в глазах спросила Инга, ненавязчиво давая понять, сколь я был непоследователен, говоря ей “вы”.

Я с облегчением вздохнул. Инга положила конец этой глупейшей дипломатии, какую обычно затевают люди, стоит им узнать, что перед ними учитель.

Мы вышли к распадку, по дну которого вкрадчиво и говорливо струилась речушка с изумительно прозрачной водой. Я поднял голову и обмер:

— Это же Рерих!

Небо над распадком было раскаленно-багровым, словно мгновение назад здесь пронесся пращур современных космических кораблей, извергнув из своего неуклюжего тела огненное зарево, которое не рассеялось, а наоборот, загустело и повисло над землей.

— Это Терра, — тихо отозвалась Инга.

Наверное, я простоял очень долго, потому что вдруг понял, что небо совершенно незаметно сменило свою окраску и стало бледно-салатным, а горы налились густым пурпуром, будто впитали в себя цвета небосвода, подчеркнув их немного темной зеленью сосен.

Рыбалка оказалась занятием довольно любопытным, но несколько монотонным, если не сказать бестолковым. Мы сидели на огромных, подернутых мхом валунах и раз за разом закидывали в воду гениальные своей простотой приспособления, именуемые удочками. Рыба была так доверчива, что не могла проплыть мимо и с жадностью набрасывалась на блестящую безделушку с неказистым, незаметным в воде и от этого коварным крючком. Были моменты, когда на блесну бросалось сразу несколько особей. Побеждал сильнейший. Но обрадоваться он не успевал, так как тотчас оказывался в положении, из которого трудно найти выход, — на берегу.

Меня просто поразил восторг, с каким предавалась этой затее Инга. Если на крючок попадался какой-нибудь особенно крупный экземпляр, ее радости не было предела. Она хлопала в ладоши и так заразительно смеялась, что мой рот невольно расползался в улыбке.

Видимо, заметив, что я быстро утратил интерес к рыбной ловле, Инга скомандовала:

— Богомил, вон под тем кустом спрятан контейнер со всем необходимым для приготовления ухи, можешь приступать. Только за ручей не заходи — это уже Заповедная зона.

Сдержав вздох, я сполз с валуна. Конечно, во всем этом есть какая-то экзотика, но я бы предпочел обыкновенную земную пищу. Пусть говорят, что синтетически белки и прочее уступают по вкусовым качествам так называемым натуральным продуктам, зато без лишней суеты, да и привычнее.

Я отыскал контейнер, мобилизовал память, чтобы восстановить в ней процесс разжигания костра, которому нас обучали на последних курсах, и сообразил, что прежде всего придется топать за валежником.

Вскоре окружающая местность лишилась сухих веток и коряг, и возле берега выросла внушительная гора древесного происхождения.

Инга спрыгнула с валуна, всплеснула руками:

— Ой! Куда же ты столько?! И за месяц не сожжем.

Насчет месяца она, разумеется, преувеличила, но прикинув количество валежника, я сообразил, что и впрямь, пожалуй, переусердствовал.

11. Инга Линекер, сотрудник лимнологического института

Открытие, сделанное Джерри, меня ошеломило, Обычная дотошность мужа в проведении научных экспериментов исключала возможность ошибки. Но открыть здесь, в заповеднике, новый вид млекопитающих?! Я терялась в догадках…

— Диего Санчес предостерегал, что на Терре могу возникнуть всякие непредсказуемые осложнения, — уныло проговорил Геров.

Он задел Джерри за больное место. Муж был активным сторонником образования Терры.

— На Земле все равно было невозможно восстановить первозданную природу, а расселяться всему человечеству по другим, и не самым приятным для проживания, планетам — не самый лучший выход, — довольно резко возразил Джерри.

Я укоризненно глянула на него, но ничего не сказала. Юрий тоже отмолчался. Этот спор идет со времен Объединения. Веские аргументы есть и у той, и у другой стороны. Но Терра, благодаря решению большинства, причем большинства весьма авторитетного, давно существует, и в нашей ситуации не самое подходящее занятие разрешать давние, как мир, научные конфликты.

— Если мне не изменяет память, неподалеку от вашего кордона находится довольно крупное месторождение ирия? — подал голос Старадымов.

Джерри утвердительно кивнул головой:

— Да, одно из самых больших в мире…

— Так нет ли связи между ним и своим сегодняшним открытием? — предположил Юрий.

Мы помолчали, обдумывая новую идею. Мне она, во всяком случае, показалась небезынтересной.

Ирий был обнаружен на Земле в конце двадцатого века. Отнесли его к группе редкоземельных металлов, встречался он крайне редко. Применения ирию долго не находили, но ученые словно чувствовали, сколько загадок таит это открытие. Неожиданно появились факты, подтверждающие невероятную, казалось бы, теорию Роландо Поло о космическом происхождении ирия, вернее, его месторождений на Земле. А потом было ошеломляющее открытие Ольгерта Симонова. Именно ирий дал человечеству власть над пространством и временем. И кто знает, какие тайны он еще хранит?

— Почему гы молчишь, Джерри? — спросил Богомил.

— Извините, — тряхнул головой муж, — задумался.

— Перспективная идея? — улыбнулся Юрий.

— Нет, — отозвался Джеральд. — Ты прости, Юра, я о другом думал. Понимаешь, влияние ирия на живые существа изучалось довольно тщательно.

— И что же? — не утерпел Геров.

— Ничего, — развел руками Джерри, — ничего не выявлено. Только абсолютно чистый ирий, да и то в сочетании с целым рядом физических факторов, способен влиять на генотип живых существ. Условия, необходимые для этого, ни на Земле, ни на Терре попросту невозможны…

— И все же стоит, по-моему, провести дополнительные исследования, — сказала я.

— Проведем, конечно, проведем, — покладисто согласился Джерри и… перевел разговор на другую тему. Мы поняли его нежелание походя обсуждать проблему и молча согласились. Через несколько минут все дружно смеялись над невероятной историей, которую Юра вывез откуда-то из “очень глубокого космоса”. Джерри активно участвовал в разговоре, был, как и полагается хозяину, “душой компании”, но… Я чувствовала, что он очень озадачен и, пожалуй, встревожен. Слишком часто Джерри вспоминал о своих мифических предках. Это для меня верный признак — муж или очень смущен, или, как говорится, находится “не в своей тарелке”.

12. Богомил Геров

Уха с какими-то невероятными и известными лишь Линекерам специями вызвала всеобщее восхищение. Старадымов даже рискнул расправиться с тремя порциями. Но я на такой отчаянный шаг пойти не мог. Во-первых, возраст. А во-вторых — вес. Джерри всячески пытался убедить, что это предрассудки, но я был стоек.

Можно ли назвать ночь тихой, если она полна неясных шорохов, движений, отдаленных криков ночных птиц, всплесков в реке? В распадке, лежа у засыпающего костра, я понял, что можно. Ночь была божественно тихой.

Поплотнее укутавшись в силовое поле, я включил обогрев костюма и, даже не давая себе приказа отдыхать, уплыл в сладкий таежный сон. Линекер и Старадымов еще продолжали переговариваться, но это нисколько не мешало. Их голоса убаюкивали, скользя по верхушкам подсознания.

Трепетный утренний луч ласково скользнул по моим векам, и я понял, что пора вставать. Тайга была полна деловитой возни. Суетились на ветках птицы, в зарослях травы сновали какие-то зверьки, шныряли по присыпанным хвоей камням муравьи.

— Ну, ты и спишь, Богомил! — приветствовал меня Линекер.

Я покрутил головой. Ни Старадымова, ни Инги.

— Инга ушла на кордон, а Юра еще не вернулся с пробежки, — рассеял мое недоумение Джерри.

— Уже вернулся! — раздался веселый голос Старадымова, который одним прыжком вынырнул из зарослей.

— Купаться?! — бодро и призывно осведомился Джерри, энергично переоблачаясь в костюм Адама.

Юрий радостно кивнул и последовал его примеру.

Мои ребятишки тоже страстно обожают купание в ледяной воде, и когда мне надоедает быть для них примером во всем, я наблюдаю за ними с берега и чувствую, как по телу, презирая искусственный обогрев одежды, бегают холодные мурашки. Сейчас я испытал такое же ощущение. Однако деваться было некуда, и я, изобразив восторг, отключил силовое поле, затем обогрев и скинул костюм.

Джерри и Старадымов уже вовсю кувыркались в воде, а я все бегал по берегу, имитируя разминку. На самом деле мне просто не хотелось лезть в этот ледник.

После купания появился звериный аппетит. Кое-как напялив костюм, я устремился по тропинке к желанному уюту кордона. Юрий попытался меня обогнать, но я, не уступая ему дороги, крикнул, оглянувшись:

— Чур мне первому в тарелку накладывают!

Запасы жизненных сил у Старадымова и Линекера явно превосходили мои. Прибежав на кордон, они первым делом направились к мечущимся в клетках уникальным хищникам, один только вид которых вызывал у меня далеко не положительные эмоции. Поэтому я с огромным желанием воспринял предложение выскочившего нам навстречу Сережи сразиться в шахматы.

Мы с ним так увлеклись, что не заметили, как проглотили поданный Ингой завтрак.

— Ну, как успехи? — услышал я над головой голос Линекера.

— Плохо, — не отрывая взгляда от доски, хмуро отозвался я. — Этот недоросль ведет на два очка.

Сережа довольно рассмеялся. Я покосился на Джерри, ожидая увидеть на его лице вполне естественное удовлетворение достижениями сына, как-никак тот играл с гроссмейстером третьей категории, но Джерри, казалось, не слышал ответа. Егерь был крайне серьезен, что совсем не вязалось с тем, каким он был какой-то час назад.

13. Юрий Старадымов

Резкий хлопок подбросил меня. Мозг обожгло: “Разгерметизация!” Еще не открыв глаз, я прыгнул в тот угол купола, где висел скафандр высшей защиты. “Как там остальные?!” — крутилось в голове, прежде чем до меня дошло, что я не на Криме, а хлопок — не звук пробитого увесистой каменюгой покрытия купола…

Скривив губы в саркастической улыбке, я опустился на одеяло, на котором провел ночь.

Утро было холодным. Обильная роса легла на стебли травы и листву кустарников. Звук, разбудивший меня, повторился.

Я поднял голову и на стволе могучей сосны увидел обыкновенного красноголового дятла.

Пока Инга готовила завтрак, мы с Линекером прошли к клетке с волками. Звери не спали. Самец неутомимо бегал вдоль силовых линий, ограничивающих площадь клетки, волчица угрюмо лежала в углу.

— Красавцы… — я внимательно рассматривал пленников.

— Красавцы, — согласился Джерри. — Вот только откуда они взялись? — Эта мысль по-прежнему не давала ему покоя.

— Сегодня попробуем выяснить, — отозвался я.

Но все получилось не так, как мы планировали. Ответа Главной Диспетчерской на сообщение о волках не было, и Джерри, продублировав запрос, стал собираться в тайгу.

В это время и запел сигнал вызова. Короткое сообщение, появившееся на экране дисплея, нас с Линекером удивило.

“Будьте готовы через час приему общей информации”.

“Общие” по Терре дают нечасто, в случаях особо важных. Но Джерри очень не хотелось откладывать вылет: над вершинами гор на противоположном берегу Верхней Ангары клубились тучи, похоже было, что собирается дождь, — и он боялся, что Бой не сможет взять след. Корректировать погоду на участке, диспетчерская тоже вряд ли разрешит.

— Что будем делать? — я понимал состояние Джеральда.

— Нужно идти. И здесь быть тоже необходимо.

— Сигнал может принять и Инга.

— Но она не может принимать решений. Ты прекрасно знаешь, что “Общие” предназначены для охотников, спасателей, егерей и только потом для научных сотрудников.

— Если что-нибудь экстренное, она проинформирует нас через браслет связи.

— Время потеряем… Выход только один. — Джерри помолчал. — Полечу я. А ты примешь информацию и либо догонишь меня, либо срочно отзовешь.

— Одному лететь слишком рискованно, — зверюги произвели на меня сильное впечатление.

— Ну, риск невелик. Я вчера внимательно осмотрел поляну. Больше там волков не было.

— Одному рискованно, — повторил я. — Вот что… Поговорим с Учителем. Возьмете мой бот.

— У Герова наверняка свои планы на день…

— Поговорим, — подвел я итог разговору. — Не брать же тебе в напарники Ингу…

14. Богомил Геров

Ситуация складывалась непривычная. Я еще не мог до конца уяснить происходящего, но то, что Старадымов пригнал для нашей поездки свой спасательный бот, кое о чем говорило.

Когда Линекер вручил мне ружье, я обратил внимание, как по его губам скользнула словно бы извиняющаяся улыбка, а глаза скосились куда-то вбок. Это меня немножко позабавило. Можно подумать, что я сплю и вижу, как бы побродить по лесу с парализатором. Конечно, пользоваться этой штукой приходилось, обучали. Но на Земле парализатор мне так же необходим, как Бою пятая нога.

Ружье пришлось взять, чтобы успокоить Джерри. Он, вероятно, решил, что я буду чувствовать себя увереннее с этим музейным экспонатом. А зря. Вот уж из чего никогда не стрелял, так это из ружей. Имею о них чисто теоретическое представление. С равным успехом он мог вручить мне скалку. Как будто у меня поднимется рука палить из ружья!

Тем не менее, чтобы придать себе вид воинственный и бесстрашный, я демонстративно уложил ствол на бортик и повел бот на небольшой высоте. Джерри то терялся в чаще, то снова неожиданно показывался из-за какого-нибудь упавшего дерева. Хотя локатор исправно следил за каждым шагом Линекера и его верного друга, я напрягал зрение, боясь потерять их из виду. Как-то спокойнее, когда видишь все собственными глазами. Моя рука чутко лежала на пульте. В случае чего я должен был мгновенно прикрыть их силовым полем.

15. Юрий Старадымов

Я направился к дому, но почувствовал сигнальное покалывание в кисти. Взглянул на браслет связи. Горела рубиновая капелька экстренной.

— Слушаю, — отозвался я.

— Юра? — раздалось в ответ.

Это был голос Михаила Жамбаловича. Он всегда так спрашивал, по старинке, когда браслеты еще были не биоточные, а номерные, что создавало массу неудобств. Биоточные ввели во время моих скитаний по Дальнему космосу, и, вернувшись, я оценил их по достоинству. Стоило подумать о собеседнике, коснуться кнопочки — и вы могли услышать его голос. Только его, и никого иного. Тем не менее, Намшиев всегда уточнял.

— Слушаю, Михаил Жамбалович.

— Ты на кордоне у Линекера?

— Да, — коротко ответил я, как всегда старался говорить с начальством.

— Он дома?

— Нет, в тайге.

— Та-ак, — раздумчиво протянул Михаил Жамбалович.

— Что-нибудь случилось? — я решился прервать затянувшееся молчание.

— Большой Мозг зафиксировал в этом районе пространственно-временную аномалию. Объяснений никаких не выдал. Мы здесь в диспетчерской тревожимся.

— Раньше подобное происходило? — быстро спросил я.

— В том-то и дело, что нет. Хотя теоретически подобные явления возможны, ведь мы сами в 2080-м именно путем аномалии создали Терру…

— Может, какие-нибудь вторичные или остаточные явления?

— Через восемьдесят лет? — переспросил Намшиев. — Не думаю… Мы связались с Землей, ученые предполагают, что, по параметрам измерений гравитационного и магнитного полей это похоже на прорыв параллельности.

— Где это конкретно?

— Вот здесь, — ответил шеф заповедника, и над моим браслетом возникла галокарта района со светящейся кляксой аномалии.

Это рядом с квадратом, в котором, по словам Линекера, он наткнулся на волков. Сообщаю об этом Михаилу Жамбаловичу. Слышу, как он связывается с диспетчером, потом вздыхает:

— Джерри с Учителем сейчас за пределами аномалии, но тем не менее мы отзовем их. Ты жди на кордоне.

— А что с волками? — спросил я.

— Машина пока не выдала никаких предположений. Случай уникальный. А в сочетании с тем, что я тебе раньше сказал, — тревожный. Сегодня к вам вылетит спецгруппа.

— Поэтому и “общую” объявили?

— Да, — коротко ответил Намшиев.

— Понял, — сказал я и по старой привычке добавил: — Конец.

Легко сказать — жди! Друзья бродят где-то рядом с опасностью, а я — жди. Но приказ есть приказ. Покорно иду к дому.

16. Джеральд Линекер

Бой на сей раз без возражений забрался в грузовой отсек. Учитель опять сидел справа. Я вручил ему старинное пороховое ружье, и он очень решительно положил его перед собой. Давать Герову карабин-парализатор я не рискнул, для пользования им нужно иметь опыт, которого у учителя не было. Ружье для него самое подходящее оружие — грохот выстрела любого зверя ошеломит, То, что ружье заряжено холостыми патронами, говорить Герову я не стал.

Мы быстро нашли знакомую поляну с растерзанным лосем. Внимательный осмотр туши ничего интересного не дал. За ночь около нее побывало немало любителей полакомиться, но волков среди них не было. На всякий случай я снова пустил Боя по следу, но он уверенно прошел вчерашним путем к тому месту, где хищники подкараулили нас. Дальше начиналась невероятная чащоба, и Герову то и дело приходилось поднимать бот выше деревьев. В такие минуты он очень беспокоился и пристально вглядывался в окружающие нас дебри. Выглядело это довольно забавно, похоже, учитель считал, что без его прикрытия мы с Боем останемся совершенно беззащитными. Разок я даже улыбнулся, но тут же опомнился и хорошенько выругал себя. Беспокоился-то Геров обо мне, и еще неизвестно, как бы вел я себя, окажись на его месте.

Так прошло около часа, и я подумал, что скоро мы услышим голос Старадымова. Бой спокойно бежал впереди, со следа он не сбился ни разу. Я даже позволил себе чуть расслабиться и зафиксировал в памяти место, на котором росли лесные лилии с несколько необычной формой лепестков. Куда мы выйдем в результате этой гонки, я тоже примерно догадывался. К району месторождения ирия, и это работало на невероятную догадку Старадымова. Скорее всего, волки прошли распадком между лысыми сопками, а значит, они перешли болото. Справа его берег после прошлогоднего пала стал совершенно непроходим, слева вьется узенькая тропочка, но тоже не очень верится, что они шли тем путем — там дальше озеро, которое почему-то предпочитают обходить и звери, и птицы, даже рыба в нем не водится. Остается болото. Я недавно наметил вешками проход через него. Хотя волки вряд ли шли по моим рекомендациям, скорее полагались на чутье. А вот за болотом есть несколько вариантов их пути…

Продумать эти варианты я не успел. Бой вывел нас на берег болота. Было совершенно ясно, что я не ошибся и волки пришли из-за него.

Дождь так и не собрался, и яркое солнце хорошо освещало ровную поверхность топи. Видимость была отличная, и я ясно видел и редкие засохшие лиственницы, торчащие из болота, и даже расставленные мною вешки. Вот только противоположный берег словно растворялся в струях прогретого солнцем воздуха.

Идти по болоту не хотелось, да и необходимости в этом никакой не было — следы Бой и на том берегу без труда найдет. Поэтому я, подсадив Боя в бот, занял место водителя. Места эти я знал хорошо и, подняв бот чуть выше, бросил его через болото.

17. Диспетчерская заповедника

Молодая худощавая девушка с копной рыжих волос на хорошенькой головке, откинувшись в кресле, внимательно следила за неторопливым передвижением ботов на карте заповедника. Карта-экран, разбитая на квадраты, занимала всю стену. Зеленые огоньки сигналов светлячками ползли по ее почти рельефной поверхности.

День стоял жаркий. Солнце пекло вовсю, пробивая лучами густые кроны кедров. Гудели пчелы. Ветер чуть заметно шевелил верхушки деревьев. Через открытое окно доносился беспрестанный птичий гомон.

Девушка на секунду закрыла глаза, а когда открыла, то почувствовала что-то неладное. Она быстро окинула взглядом всю карту и не нашла на ней сигнала бота Линекера. Диспетчер протянула руку к пульту, но не успела ничего предпринять — в комнату быстрыми шагами вошел начальник заповедника.

— Вызовите Линекера! — с порога бросил он.

— Он… — начала девушка и глазами показала на экран. — Только что…

Михаил Жамбалович нахмурился, надавил клавишу связи:

— Джерри!

Ответа не было.

Намшиев нажал кнопку экстренной связи с Линекером.

— Джерри! Линекер! Почему не отвечаешь?

Девушка стряхнула с себя растерянность и тоже стала вызывать егеря:

— Линекер! Линекер! Отвечай!

Тот не откликался. Не появлялся на экране и сигнал бота.

— Может, маячок испортился? — еще на что-то надеясь, предположила девушка.

— Исключено.

— Но…

— Их просто не может быть, этих “но”! — чуть резче, чем следовало, ответил Михаил Жамбалович.

— Что же с ним случилось? — тревожно вглядываясь в экран, всхлипнула девушка.

На экране все так же мерно вспыхивали голубоватые полосы квадратов, зеленела условная тайга, мерцали синие воды Байкала-2…

Намшиев снова утопил клавишу, потом устало опустился в кресло и дотронулся до браслета.

— Юра?

— Слушаю, — послышался голос Старадымова.

— Юра, это снова я, — растягивая слова, повторил Михаил Жамбалович. — На экране слежения пропал сигнал линекеровского бота. На вызов они не отвечают.

— Сейчас попробую…..

Слышно было, как Старадымов монотонным голосом в котором улавливалась скрытая тревога, повторяет: “Джерри, отзовитесь! Джерри, отзовитесь!..”

— Тоже не могу с ними связаться, — наконец оставил свои попытки спасатель. — Я пошел.

— Иди, — Михаил Жамбалович кивнул, как будто Старадымов мог его видеть. — Старайся быть осторожным… Мне кажется, мы столкнулись с чем-то…

— Понял, — прервал Старадымов. — В непосредственной близости от района аномалии выйду на связь.

— Ни пуха… — негромко ответил Михаил Жамбалович и смущенно покосился на диспетчера.

Но она не слышала этой его фразы. Девушка во все глаза смотрела на экран слежения, на котором появилась звездочка бота спасателя.

18. Юрий Старадымов

Я резко бросил бот вверх. Ввел координаты того места, где исчез сигнал Джерри. Хочется надеяться, что исчез только сигнал маячка, а с парнями ничего плохого не случилось. В конце концов, что может случиться на этой уютной копии Земли?! Раньше мне приходилось вылетать по экстренным сигналам, но все это были случаи, достойные войти в историю Терры в качестве анекдотов. Не более… Если бы не волки, я бы не волновался…

Пропищал сигнал автопилота. Внизу район, откуда я решил начать поиски. Лезть сразу в ту кляксу с ее аномалиями мне не хотелось. Не вызывала она у меня доверия.

…Воздух здесь пряный и пропитанный ароматами трав, чьи названия затруднился бы, наверное, определить даже всезнающий Линекер.

Начинаю обследование окрестности. Натыкаюсь на семейство лосей, которые удивленно таращат на меня красные от мошки глаза. Обхожу их стороной, чтобы не тревожить. Из-под ног то и дело вспархивают птицы…

На поляне нахожу разодранную тушу лося. Рядом следы волков. Не те ли это?.. Похоже, что те, так как здесь же нахожу следы мокасин Джерри и ботинок на рубчатой подошве, в которых щеголяет Богомил. Какой-то он не от мира сего… Встреть я его раньше и не знай, что он — учитель, принял бы за обыкновенного книжного червя, который, кроме какой-нибудь буквицы в писании литератора XX века, и не видел ничего. Впрочем, Геров и был филологом до того, как окончил Учительские курсы. Но он мне понравился. Своим нестандартным взглядом на мир, каким-то непосредственным и беззащитным. Так могут судить о жизни лишь очень хорошие и добрые люди…

Присаживаюсь на поваленное бурей дерево, оглядываюсь. Буйствующая вокруг природа хранит тайну. Следов бота не видно. Пойдем дальше…

Обследовав квадрат, не уступающий по размерам знаменитой площади Тяньаньмынь в Пекине, возвращаюсь к боту, приподнимаю его над землей и медленно перебираюсь через речушку. Краем глаза замечаю играющих на быстрине хариусов.

Река остается позади. Миную каменистый распадок с густыми зарослями золотого корня. От “аномальной кляксы” меня отделяет метров пятьсот. Выбираюсь из бота и почти сразу натыкаюсь на следы пребывания друзей. Видимо, они тоже покидали бот и топтались на этой поляне. Кто-то из них, скорее всего Геров, сломал сухую веточку и, размочалив, выбросил. Наверное, что-то обсуждали между собой. Что могло их насторожить? Волки?..

Двигаюсь вперед медленно, вглядываясь в кусты и деревья… Что это за пятно на траве? Наклоняюсь и… Что-то тяжелое ударяет в плечо. Прыжок в сторону, и, перекувыркнувшись через себя, я снова на ногах. Парализатор уже зажат в руке… Довольно милая кошечка… Кисточки на ушах, когти пушистых лап яростно скоблят землю, разрывают дерн… Рысь мягко приседает и, откинув в сторону всяческие сомнения, решает немного разнообразить свое меню… В мои планы подобное знакомство не входит. Поэтому, едва она взлетает в воздух, прыгаю под нее и вперед, успев вскользь коснуться розового брюха. Как и следовало ожидать, рысь расслабленно шмякается на землю и лежит неподвижно.

— Старадымов, что там у тебя? — напоминает о своем существовании Михаил Жамбалович.

— Киска.

— Какая киска? — бурчит он.

Перехожу на серьезный тон:

— Рысь.

— Рысь? — почему-то удивленно тянет Намшиев. — Откуда ей там взяться? Они в этом районе не водятся… Линекер ни одного появления не зафиксировал.

— Значит, мне повезло! — констатирую я и тут же мрачнею от догадки. — Волки! Рысь! Не одно ли это звено? И все увязывается с аномалией.

Но если эта клякса каким-либо образом связана, как это предполагают ученые, с прорывом параллельности, то откуда пришли волки? На Земле же нет таких! И рыси там на людей не бросаются…

Разглядываю кису. Рысь как рысь… Черт ее знает, что там у нее на генном уровне?..

— Вхожу в кляксу! — бросаю я и падаю в кресло бота.

— В кляксу? — переспрашивает Михаил Жамбалович.

— В зону аномалии, похоже, парни именно туда попали, — сухо отвечаю я.

— Старадымов! Юра! Подожди! — взывает начальник заповедника.

“Нет”, — про себя говорю я. С Джерри и этим недотепой Богомилом что-то случилось. И случилось именно в этой кляксе — они явно ушли туда. Поэтому ждать нечего.

— Следите по маячку! — говорю я и выключаю связь.

Бот послушно ползет к воображаемой границе зоны. Солнце уже в зените. Высоко в небе пищит какая-то пичуга.

— Юра! — снова оживает динамик связи. — Через час будет группа спасателей. Дождись их.

Час — это слишком долго. Слишком. За это время многое может произойти и много можно сделать. Говорю об этих совершенно понятных вещах Намшиеву. Заодно напоминаю о том, что спасатель имеет право в экстренных ситуациях принимать решение самостоятельно. Чувствую при этом неприятный осадок — все же поступаю я по отношению к Михаилу Жамбаловичу не совсем этично. Но иного выхода у меня просто нет. Ребятам явно нужна помощь. Намшиев понимает это тоже и больше не возражает, хотя по его покашливанию чувствую, что он недоволен. Наконец вновь слышу его голос:

— Хорошо. Поосторожнее там. И вот еще что, давай-ка продублируем систему слежения. Маячок — маячком, а связь — связью.

— Мне что же, истории вам космические рассказывать? — усмехаюсь я.

Михаил Жамбалович сердито ворчит:

— Что хочешь, но чтобы мы тебя слышали!

— Вас понял, — официальным тоном откликаюсь я. — Пошел.

Ничего тревожного не вижу, но напряжены все мускулы и все нервы. На экранчике автопилота сигнал моего бота пересек границу противной кляксы. И ничего. Продолжает мерцать. Надо сказать об этом Михаилу Жамбаловичу…

19. Диспетчерская заповедника

Начальник заповедника напряженно следил, как сигнальная звездочка бота приближалась к границе зоны аномалии. Из динамика связи доносилось дыхание спасателя, но Юрий молчал. Намшиев нажал клавишу связи.

— Спасатель Старадымов, почему не исполняете приказ?

— Простите, — смущенно отозвался тот, — задумался, — и громко запел гимн космодесантников: — На каждой планете, вдали от Земли, мы помним о том, для чего рождены!..

Михаил Жамбалович улыбнулся: наличием музыкального слуха Юрка никогда не отличался, зато пел громко и с чувством.

— Юра! — прерывает пение спасателя девушка-диспетчер. — Вы в точке, где исчез бот Линекера! Слышите меня?

— Вас понял, — тут же отвечает Старадымов, — бот не вижу.

— Куда же они пропали? — негромко произнес кто-то за спиной Намшиева, и, оглянувшись, начальник заповедника убедился, что в комнате собрались все сотрудники диспетчерской. А из динамика снова раздался голос Старадымова.

— Вижу следы Линекера. Уходят вдоль берега болота. Боюсь, что на боте не пройти…

Намшиев хотел что-то сказать, но сдержался. Мамфе — высокий строгий негр, сменный диспетчер заповедника, негромко пояснил кому-то:

— У него же усиленная индивидуальная система защиты. Чуть что — и в капсулу…

Звездочка на экране раздвоилась. Одна — бот — осталась на месте, другая — спасатель — медленно двинулась в глубь мерцающей кляксы аномалии.

— Черт, — донеслось из динамика, и тут же сконфуженно: — Извините… Чащоба здесь. Не понимаю, как Джерри через нее продрался. И вообще…

Голос Старадымова оборвался на полуслове. В тот же момент с экрана исчез сигнал маячка спасателя. Сдавленно вскрикнула диспетчер.

— Юра! Юрка! — закричал Намшиев, но ответа не последовало. Тогда начальник заповедника снова стал начальником. Он резко поднялся из кресла, сказал властным голосом: — Вызовите всех спасателей Терры. Сообщите о случившемся на Землю. Дайте им запись всех событий. Все по экстренной связи. Я на кордон. Там осталась жена Линекера и его сын.

Закусив губу, чтобы не расплакаться, рыжеволосая девушка утопила клавишу:

— Всем спасателям Терры… Всем спасателям Терры…

20. Джеральд Линекер

Легкое головокружение, возникшее при ускорении, я отнес на счет особенностей спасательного бота Старадымова. Эта техника раза в два помощнее нашей егерской. Неприятное чувство исчезло почти моментально, но бот тем временем успел скользнуть под кроны деревьев. Удаляться от берега болота не было никакого резона, и я притормозил недалеко от того места, где, по моим расчетам, волки начали переправу. Бой сразу же взял след, но я медлил. Место, где мы находились, было мне совершенно незнакомо, и это настораживало. Разумеет ся, я не говорю, что знаю каждый уголок заповедника, такое попросту невозможно. Но на берегу этого болота я раньше бывал и думал, что ориентируюсь здесь не плохо…

Что-то было не так. Я не чувствовал окружающего нас леса. Это особое ощущение, у меня оно появилось не сразу… Нужно, чтобы прошло какое-то время, чтобы привычки и заботы окружающего мира стали твоими… В заповеднике я свой, у его обитателей нет от меня секретов. Этот же лес был чужим… и непонятным. Судя по деревьям, можно было подумать, что сейчас не разгар лета, а конец апреля — слишком уж по-весеннему они выглядели. Зона микроклимата? Почему мой предшественник не оставил никакой информации о ней? Правда, теперь понятно, почему у волков зимний наряд — в этом климатическом оазисе так и должно быть. Забавно! “Оазис”, если верить словарю, — это не только зона повышенного плодородия, но и место, явление или событие, представляющее отрадное исключение… Можно ли считать отрадными открытия двух последних дней? Интересными, бесспорно… А еще, пожалуй, тревожными, особенно если учесть, что все это как-то связано с месторождением ирия…

Я нажал кнопку вызова диспетчерской. Ответа не было. Хотел было повторить вызов, но вспомнил об “общей информации”. Во время передачи “общей” обычные системы связи отключаются. Давать же экстренный вызов не хотелось, — в общем-то ничего опасного в нашем положении не было. Как раз в этот момент ветер разогнал странный туман, висевший над болотом, и я ясно увидел противоположный берег, упавшую лесину, от которой мы начали переправу… Нужно было доводить до конца дело, ради которого мы забрались сюда, поэтому я пустил Боя по следу.

Минут двадцать мы двигались вдоль берега болота. Бой вел себя спокойно, чувствовалось, что опасности рядом нет. Потом дорога пошла в гору, я стал отставать от Боя, и время от времени свистом сдерживал его. Герову тоже приходилось нелегко, лес был достаточно густой, так что управляться с ботом было наверняка не просто. В конце концов путь нам преградили заросли, поначалу показавшиеся мне совершенно непроходимыми. Бой скользнул в лаз, которым пришли волки, а я хотел было, воспользоваться ботом, но потом заметил несколько правее хорошо утоптанную звериную тропу и махнул Богомилу рукой. Бот легко перемахнул заросли, я же стал продираться через кустарник. На это ушло минут пять, а когда я выбрался наконец на свободное место, то растерялся по-настоящему — передо мной простиралась открытая тундровая равнина! Ее просто не могло быть, она не значилась ни на одной карте заповедника!

Но это было не все. Метрах в четырехстах от меня по равнине двигалось какое-то существо. Я поднял к глазам бинокль и совершенно четко увидел ирландского большерогого оленя, точь-в-точь как на галорисунке в Лондонском центре палеонтологии. Я даже подпись под рисунком вспомнил: “Был жителем Старого Света. Могучий зверь; расстояние между концами рогов порой превышало 4 м. Он предпочитал селиться на открытых равнинах, где было вдоволь травы и кустарников, и скорее всего избегал посещать густые леса, где разлапистые рога приносили ему массу неудобств. Большерогий олень был современником древнего человека, который, однако, охотился на него только случайно”. Оставался, правда, один нюанс — большерогий олень вымер на Земле в конце плейстоцена — этак десять — двенадцать тысяч лет назад и появиться на Терре попросту не мог. Обо всем этом я думал на бегу к боту, который висел низко над землей метрах в пятидесяти от меня. Установленный на боте трансфокатор наверняка позволит лучше рассмотреть неожиданного гостя из прошлого!

Добежать я не успел. Помню, как неожиданно исказилось лицо Богомила, и в тот же миг кто-то тяжелый сбил меня с ног. Ударом локтя я сбросил нападающего, но обернуться, чтобы увидеть врага, не смог — струя удушающе-зловонной жидкости ударила мне в лицо. Последнее, что я, уже теряя сознание, услышал, был яростный лай Боя и бесполезный выстрел из ружья Богомила.

21. Юрий Старадымов

…Без бота передвигаться довольно сложно. То и дело путаюсь ногами в густом, устилающем землю кустарнике. Судя по галокарте, я уже изрядно забрался в глубь “кляксы”. Пока все нормально…

— Михаил Жамбалович, как там у вас? — спрашиваю я, вдавив кнопку браслета.

Ответа нет. Странно… Тут же ощущаю легкое головокружение, как при нуль-переходе, когда космический корабль протыкает пространство подобно игле. Мобилизую сознание, и все становится на место. Все, кроме связи. Ее нет. Включаю аварийную. Ее можно услышат даже на Луне. Однако снова безмолвие… Оглядываюсь по сторонам. Те же деревья, та же трава, хотя…

Внимательно осматриваюсь. Тревожное чувство с новой силой поднимается во мне. Лес, небо… Но что-то не так… Стало заметно холоднее… И березка… Листочки на ней маленькие, едва распустившиеся… На ощупь клейкие… Багульник цветет… Это мне совсем не нравится… Такое ощущение, что я случайно нажал клавишу нуль-прокола и проскочил на север заповедника. Впрочем, отсутствие связи такого перемещения не объясняет… Что же еще может быть? Иная параллельность… Но откуда? Ведь для создания Терры человечество использовало огромные энергетические ресурсы. Или все-таки верна теория Сергея Ковалева о параллельности миров? Тогда многое понятно… Ведь и Терра — не абсолютная копия Земли. Она — слепок, появившийся при мгновенной остановке планеты во времени и пространстве, с одновременным воздействием Л-генераторов…

Стоп! Хватит лирики… Ясно одно — где бы я ни был, связи с диспетчерской нет. И где-то здесь ребята… Только сейчас обращаю внимание, что на карте мигает сигнал Линекеровского бота! Почему же тогда парни не откликаются?

Пора за дело. Включаю пеленг. Пойдем потихонечку, авось и вывезет. Во мне проснулся космодесантник. Все чувства обострились и отточились. Все, как на Криме…

Выбираюсь на опушку леса и от неожиданности останавливаюсь.

Люди! Это не Джерри и Богомил, это другие!.. Высокие, белокурые… Раз, два… Восемь человек двигаются цепью. Забавные ребята, на них костюмы Адама еще до грехопадения. Лица этих блондинов мне не очень симпатичны. Они искажены и сосредоточены, но как-то безжизненно однообразны. Если бы не застывшая мимика, и бы сказал, что на этих лицах азарт. Носы странные, начинаются без переносицы, чуть ли не с середины лба… Незнакомцы резво приближаются, и мне не нравится, как выброшены вперед их руки с согнутыми в хватательном движении пальцами.

Они уже близко. Интересно…

Додумать не успеваю. Двое вырвавшихся вперед совершают фантастический прыжок, которому позавидовал бы даже Ахмеджой Кейт, побивший прошлогодний мировой рекорд по прыжкам в длину. А он взял 12 метров 45 сантиметров…

Только благодаря реакции избавляюсь от неприятностей. Силовое поле отбрасывает нападающих, но они тут же предпринимают новую попытку добраться до меня. Как они беснуются! Такого желания познакомиться давно не наблюдал… Очень негостеприимные ребята. Если они так же приняли и моих приятелей, да еще сумели застать их врасплох…

Стараясь не обращать внимания на прыгающие вокруг создания, продвигаюсь вперед, но с осторожностью, чтобы не причинить им вреда. Кто знает, может, пройдет немного времени и мы подружимся…

Выбираюсь из зоны “кляксы”. Вижу это по галокарте и тут же мои “почитатели” отстают. Возвращаются метров на пятьдесят назад и спокойно встают в полукруг. Позы у них какие-то нечеловеческие… Будто их выключили. Лица бездушные, руки висят вдоль тела, и только изредка пробегает по мышцам дрожь.

Вскоре замечаю бот Линекера. Он стоит с отброшенным колпаком на берегу небольшого ручья, от которого поднимается легкий парок. Понимаю, почему парни не отзываются. Голова Джерри откинута назад, широкоскулое лицо неподвижно, как у моих недавних поклонников. Богомил уткнулся бородой в его плечо, но и его глаза закрыты.

Прежде, чем снять силовое поле, оглядываюсь. Нет никого поблизости. С удивлением гляжу на борта бота. На стеклометалле — четыре царапины. И это на материале, который невозможно взять даже алмазом и крис-ножом!

Пульс у ребят прослеживается, но они словно в состоянии анабиоза. Даже температура тела 32 градуса… Похоже, им что-то впрыснули. Видимых повреждений не нахожу. Это уже успокаивает. Аккуратно укладываю свисающую с борта руку Джерри ему на колени, занимаю место пилота. Перед тем как покинуть негостеприимное место, решаю провести маленький эксперимент.

Как и предполагал, светловолосые хозяева начинают обращать на меня внимание, только когда я оказываюсь в непосредственной близости от “кляксы”. Позы их угрожающе меняются, лица снова искажаются азартной гримасой, пальцы хищно скрючиваются. Пробовать на силовой капсуле прочность их когтей не хочется. Не нравится мне все это… Мне здесь вообще не нравится…

Решаю лететь на кордон Линекера. Бот, к счастью, в полной исправности и послушно выполняет мои команды. Но когда я устанавливаю по карте, что завис над территорией кордона, внизу ничего похожего не обнаруживаю. Нет ни дома, ни векового кедра, шишками которого Джерри любит угощать своих редких гостей. Частокол тоже отсутствует. На знакомом месте шумит незнакомая тайга.

Что ж, уподобимся предкам. Они жили в единстве с природой. Те предки, которые еще не успели изобрести машин…

Парни находятся все в том же состоянии прострации. Анализатор моего браслета, после того как я обследовал Линекера, выдает информацию. Состав, введенный ему в кровь, соответствует препарату браназин, применяемому для кратковременного погружения в анабиоз. У Богомила то же самое… Достаю коробочку аптечки, прикладываю по очереди к щеке Джерри, потом Богомила.

Линекер открывает глаза, смотрит мутно, шевелит пересохшими губами:

— Салют, Юра!

— Привет, — говорю — Чего это ты разлегся?

Силы к Джерри возвращаются быстро, и он рывком выпрыгивает из бота. Настороженно оглядывается, спрашивает вполголоса:

— А эти… где?

— Хозяева? — уточняю я.

— Да-а, — протяжно подтверждает очнувшийся Геров. — Они такие жуткие… Они так набросились… А потом… я не помню…

— Подъем! — командую я, и Богомил сначала приподнимается в кресле, затем неуклюже выбирается из бота.

— Рассказывайте! — почти заставляю их я и уже мягче говорю: — Я после вас.

22. Богомил Геров

Линекер рассказывал так оживленно, а Старадымов с таким вниманием его слушал, будто они были без ума от радости из-за истории, в которую мы попали. Конечно, впечатлений предостаточно, но я предпочел бы лучше навсегда остаться темным и невежественным, чем еще разок испытать все эти ощущения.

Все-таки природа неплохо потрудилась над созданием человека. Когда мне показалось, что мозг вот-вот взорвется от боли и адского напряжения, сработала какая-то предохранительная система и сознание тихо, даже без щелчка, отключилось. А до этого было чувство, будто я со сверхъестественной скоростью спиной лечу в жуткую яму, имя которой — бесконечность. Самое забавное, что после этого падения я очутился там, где и был, — в боте, рядом с Линекером, вот только бедняжки Боя не было с нами. Что он сделал плохого этим бестиям?! Выполнял свою работу — защищал хозяина. Ага… Защищал! Выходит, он раньше нас распознал их намерения? Какой-то бред! Ведь собаки обучены ни в коем случае не нападать на человека, пусть даже тот замыслит что-нибудь не очень порядочное. На Терре, насколько мне помнится, их задача — оберегать хозяина от случайного нападения животных. Животных? Но ведь нас… Но ведь на нас напали люди… И почему в моей голове возникло это странное слово “бестии”? В каких тайниках памяти я откопал его? Это что-то из старой философии, от которой исходят весьма дурные запахи. Откуда возникла такая ассоциация? Да, разумеется, вид у них не очень приглядный, но зачем же сразу навешивать ярлыки? Кроме того, винить нужно прежде всего самого себя. Находиться под защитой систем спасательного бота и попасть в такую переделку! Растяпа… Надо было послушаться Линекера и не высовываться из бота. Накрыл бы их с Боем силовым полем, и пусть бы попробовали эти мерзавцы приблизиться! Я мысленно одернул себя: нельзя же распускаться до такой степени. Докатился до употребления бранных слов!.. Но, с другой стороны, что плохого им сделала наша собака?! Тоже мне — люди! Будто звери какие-то, разорвали пса!.. Вот опять сваливаю свою вину на других. Надо было оставаться в боте! А то вздумал показать себя этаким храбрецом, выполз на горе всем, стрелок несчастный! Нет, доведу своих ребятишек до выпуска — и все, подам в отставку. С такими поведенческими слабостями нужно сидеть где-нибудь в тихой библиотеке. Может, наука от этого не выиграет, зато дети не попадут к кому не следует.

Словно откуда-то из подземелья раздался голос Линекера:

— Богомил, Богомил! Что с тобой?! Тебе опять плохо?!

Перед глазами возникло встревоженное лицо Юрия. Я тряхнул головой:

— Нет, все хорошо!.. Просто вспомнилось, как эти друзья лихо скрутили нас, я даже не успел дать сигнал тревоги.

Джерри вздохнул:

— К сожалению, я тоже сделал это с запозданием, в тот момент, когда стало темнеть в глазах.

— А я еще удивился, как это получилось, что вы лежите, можно сказать, бездыханные, а бот висит целехонек, — невесело улыбнулся Юрий.

— Непонятно все получается, — без свойственного ему энтузиазма проговорил Джерри.

— Терра Инкогнита, — грустно хмыкнул я.

Юрий насторожился, переспросил:

— Что ты сказал?

— Так, к слову пришлось, — смутился я, поскольку ничего определенного в свое высказывание не вкладывал.

Но Старадымов не успокаивался, видимо, какая-то, не до конца осознанная, но интересная мысль крутилась в его голове.

— Терра Инкогнита, — задумчиво повторил он.

Линекер, ожидая разгадки, подался к нему:

— Ну?!

Юрий, виновато пожал плечами; поднял с земли небольшую веточку:

— Что это?

— Сосновая ветка, — озадаченно ответил Линекер.

— На, подержи.

Линекер, все еще недоумевая, протянул руку и, едва ветка оказалась у него, ошалело вытаращил глаза:

— Не сосна.

Настала моя очередь удивляться:

— Как не сосна?!

Джерри молча передал ветку. Я ощутил непривычную тяжесть, неуклюже предположил:

— Может, набухла от влаги?

Вопреки ожиданиям, иронических замечаний не последовало, и это было не только следствием хорошего воспитания моих друзей. Похоже, у них в головах тоже бродили самые нелепые версии.

— По весу напоминает железное дерево, — наконец произнес Линекер.

— Но не по внешнему виду, — в тон ему рассудительно сказал Старадымов.

— Да, загадок многовато, — мрачно согласился Линекер, — и самая главная — где мы?

Я недоумевающе уставился на егеря:

— То есть как — где? Разве не ясно…

— Совсем не ясно, — качнул головой Старадымов, — география места знакомая — верно. Но это не Терра. И не Земля.

— Как не Терра? — я указал на знакомый изгиб Верхней Ангары, небольшой остров, почти прижавшийся к противоположному берегу, горы, покрытые пятнами снежников. — Разве не здесь мы вчера рыбачили? Да вон с того камня я ловил хариусов!

— Не с того, — терпеливо проговорил Юрий, — с очень похожего, не спорю. Но боюсь, что и тот камень, и заповедник, и вообще Терра очень далеко от нас.

— Параллельное пространство? — раздумчиво протянул Линекер.

— Очень на то похоже, — Юрий покачал на руке камушек, не глядя, бросил его в воду. — Если удалось создать Терру, почему бы не существовать Терре Инкогнита?! Ведь подобные гипотезы возникали на Земле уже не раз!

Я потеребил бороду, но не нашелся, что сказать.

— Ну что ж… — Линекер покусывал сорванную травинку, — тогда понятно и появление неизвестных ранее науке волков, и особенности деревьев, и все прочее. Жизнь в этом мире должна развиваться по своим законам.

— Законы везде общие, — ляпнул я.

— Зато условия разные, — парировал Джерри, — вот только непонятно, как нам удался переход…

— В “общей” сообщалось о пространственно-временных нарушениях в районе заповедника, — негромко произнес Юрий.

— Так, — крякнул Линекер, — одно к одному. Занятно!!

Старадымов охладил его пыл:

— Джерри, не надо хвататься за первую подвернувшуюся мысль, даже если она высказана мною…

Линекер, похоже, растерялся:

— А что, есть другие идеи?

— Аномалии в этом районе Терры вполне вероятны, — проговорил Юрий. — Мы же находимся в самом центре скопления ирия. Так что сам понимаешь…

Мне очень хотелось, чтобы мы оказались на вдруг ставшей мне родной Терре, чем на какой-нибудь, даже невероятно любопытной с исследовательской точки зрения параллельной планете. Поэтому я сказал:

— Это звучит уже более весело.

Но Линекер не сдавался:

— Я не первый день занимаюсь биологией, Юра! Мутагенез в районах месторождений ирия всегда был в норме. Ты, похоже, забыл, какую очистку проходит руда, содержащая этот элемент, прежде чем его начинают применять… Ну за счет чего здесь начнется изменение генотипа живых существ? Радиоактивность руды близка к нулю, химическое воздействие практически исключено. А с погодой что произошло? Да посмотри сам на датчики бота. Их-то не обманешь!

Старадымов, ни слова не говоря, забрался в бот и начал манипулировать клавишами пульта. А Линекер продолжал:

— И, наконец, куда девался кордон? Почему нет связи? Даже экстренная молчит. Это-то как ты объяснишь?

Старадымов выбрался из бота, молча уселся на траву рядом с нами.

— Ну что? — Джерри явно не терпелось продолжить спор.

— Нет здесь ирия, — буркнул Старадымов.

— Как нет? — поперхнулся Линекер.

— А вот так. Нет, и все. Приборы показывают следы его присутствия и только.

— Ты что, сделал геологическую съемку местности? — недоумевал Джерри.

— Да. Наличие ирия примерно в миллион раз ниже, чем в районе твоего кордона.

Старадымов откинулся на спину и уставился на тяжелые облака, быстро затягивающие недавно еще чистое небо. И вот тут я с пронзительной ясностью понял, что мы действительно не на Терре и не на Земле, а в чужом и, может быть, опасном мире. Как я его назвал? Терра Инкогнита — Земля неизведанная.

23. Джеральд Линекер

Гипотеза Старадымова поначалу меня даже обрадовала. Действительно, существовало только два варианта объяснения происходящих с нами странностей. Первый — что-то произошло с Террой, а значит, и со всем, что я любил, с близкими и дорогими мне людьми. И второй — с Террой все в порядке, просто мы попали в эпицентр какого-то катаклизма. То, что все происходит в другом пространстве и времени, меня не особенно удивило. Слишком много необычного выпадает на долю человечества. Многое из того, что мои предки сочли бы сказкой, и я, и мои друзья, и знакомые принимаем как должное. Хотя это отнюдь не значит, что нам не свойственно чувство любознательности и интереса к происходящему. Странные загадки, представшие перед нами, наиболее просто и логично объяснялись идеей Старадымова, и мы взяли ее на вооружение, как рабочую гипотезу.

Основная проблема, которую нам нужно решить, заключалась в трех словах: “Что делать дальше?” Было бы чертовски интересно поближе познакомиться с миром, в который мы попали, но я ясно представлял, что творится сейчас на Терре, сколько забот наше исчезновение доставило многим и многим людям, не говоря уж о Инге и Сережке… Юрий с Богомилом рассуждали примерно так же, дело оставалось, как говорится, за малым — вернуться на Терру.

— Если сюда есть вход, то должен быть и выход, — очень логично рассудил Геров.

Оставалось, правда, неизвестным, где этот вход-выход находится. Переходы с Земли на Терру постоянны, для поддержания их стабильности расходуется немало энергии. Здесь все могло обстоять по-иному… Была одна совершенно непонятная загвоздка. Я отчетливо помнил, что связь с диспетчерской оборвалась, едва мы переправились через болото. Старадымов переговаривался с Намшиевым гораздо дольше, причем использовал не аварийный, а обыкновенный канал связи…

Поляну, на которой Юра схватился с рысью, мы нашли без труда, но толку от этого было — нуль. Дверь, пропустившая Старадымова в Терру Инкогнита, то ли больше не существовала, то ли мы не знали, как ее открыть. Так же безрезультатно окончилась попытка выбраться путем, которым пришли мы с Богомилом. Автопилот точнехонько вывел нас к болоту, бросил бот через трясину, но метрах в семи от берега затормозил так резко, что не ожидавший остановки Геров стукнулся лбом о колпак. И все моторы машины натужно гудели, но бот оставался на месте, словно автоматика забыла путь, которым мы пришли на это место. Попытка Юрия взять управление на себя привела к тому, что мы переправились через топь, попали в совершенно незнакомый лес, откуда вновь вернулись к болоту. Вот тут-то я впервые подумал, что нам, пожалуй, поневоле придется здесь задержаться.

24. Юрий Старадымов

Все это время меня гложет одна мысль — как-то там, на Терре и Земле, отнеслись к нашему исчезновению?! Шутка ли, пропали три человека! Переполох всеземельный!

— Каким угодно образом, но надо прорываться нал Терру.

Линекер смотрит на меня застывшим взглядом. Видно, опять вспомнил Ингу и Сережку. Геров неодобрительно почесывает бородку, шевелит губами, потом произносит:

— Как ты это себе представляешь?

Мне нечего сказать ему. А Богомил продолжает:

— Мы можем до бесконечности метаться по этой планете. Переход подчиняется каким-то законам…

Линекер недовольно морщится, кладет ему на плечо большую ладонь:

— Ты уверен, что нам хватит остатка жизни, чтобы узнать их? А там, — он неопределенно мотнул головой, — там нас ищут, тревожатся.

— Я понимаю, — соглашается Богомил, — но действовать надо все же продуманно, а не уподобляться герою старинной сказки…

— Какому? — спрашиваю я скорее для того, чтобы оттянуть момент решения. Богомил, бесспорно, прав, но что-то подсказывает мне, что если мы хотим вернуться на Терру, времени терять нельзя.

— Которому для выхода из пещеры нужно было произнести: “Сим-сим, открой дверь!” — пояснил Богомил. — А он забыл заклятие и бессмысленно перебирал названия всех известных ему растений.

— Богомил прав, Юра, — устало соглашается Линекер. — По всей вероятности, переход как-то связан с ирием. Ты обратил внимание, что эти несимпатичные создания явно тяготеют к границам месторождения? Проведи-ка еще разок анализ. Здесь результаты могут быть иными, чем в районе кордона…

Возразить нечего, и начинаем тщательное исследование “кляксы”. Чтобы не подвергать стеклопластик бота лишним испытаниям, прохожу над “бестиями” (так их окрестил Геров), поднявшись повыше. Им это явно не по душе — мечутся, подпрыгивают вверх, и кажется, вот-вот дотянутся своими длинными руками-хваталами до днища бота. Включаю оптическую невидимость, но они не успокаиваются. Линекер, заметивший, какую клавишу я нажал, качает головой:

— Они нас все равно видят…

— Не видят, но каким-то образом могут следить за нашим передвижением, — спокойно говорю я, хотя удивлен не менее, чем приятель. — Мне это не нравится…

— Мне тоже, — мрачно говорит Линекер. — Не могу забыть, что они сделали с Боем… Какая собака была, какая собака…

Геров поглядывает вниз, но, услышав слова Линекера, сочувственно поддакивает:

— Да… Жалко Боя…

Облет не приносит ничего нового, если не считать того, что мы примерно определяем количество бестий. Их десятка четыре, и держатся они строго по границам месторождения. Точнее, там, где должно быть месторождение, ибо приборы по-прежнему отмечают лишь следы присутствия ирия. И никаких следов входа в этот загадочный мир.

— Все, парни, хватит! — вырывается у меня, когда я вижу, что бот в очередной раз вошел в самую середину осточертевшей “кляксы”. — Попробую разные режимы движения. Вдруг получится…

Бот швыряет вправо. Ничего. Резко вниз… Вверх!.. Лицо Герова слегка зеленеет. Если бы кто-нибудь со стороны посмотрел на бот, он решил бы, что с пилотом не все в порядке. Он, то есть я, выделываю самые замысловатые фигуры высшего пилотажа, мчался в любую точку, в которой возмущения аномалии были чуть сильнее, чтобы нащупать прорыв…

Магнитные поля пляшут, гравитационные дергаются, датчики безумствуют. Теперь уже позеленел и Линекер все-таки егеря тоже не проходили спецподготовки, которая дается космодесантникам… Но все безрезультатно, Выхода нет.

— Хватит, Юра, — произносит Линекер.

25. Богомил Геров

Все попытки выйти из этого заколдованного круга оказались безрезультатными. Ни кордона. Ни пути назад, на Терру.

— Неудачи преследовали нас, — печально констатировал я.

Вот тут-то Старадымов и предложил выйти на контакт с нашими воинственными братьями по крови, попросту говоря, поймать одного из них, чтобы получить минимальную информацию о Терре Инкогнита. Линекер воспринял его задумку с воодушевлением. Он моментально высказал кучу идей о том, как это сделать. Я был категорически против. Если они сделали нам плохо, почему, собственно, мы должны уподобляться людям, которые находятся на более низкой ступени развития?

— А как ты думаешь отсюда выбираться? — поинтересовался Юрий и, поскольку я отмолчался, продолжил:

— Переход, которым мы сюда попали, может иметь либо естественную природу, либо его создают люди. Так?

Я кивнул.

— При любом из вариантов обитатели Терры Инкогнита должны знать об этом. Недаром ведь они так упорно вертятся вокруг места перехода.

— А может быть, их все же привлекает месторождение ирия? — попытался возразить я.

— Исключено, — вступил в разговор Джерри, — месторождения здесь нет.

— Могут же они ощущать его в момент, когда переход открыт, — начал импровизировать я. — Предположим, что ирий им жизненно необходим. Например, от него исходит неощутимое нами излучение. А они его чувствуют.

— Что же они в “кляксу” не лезут? — ехидно осведомился Джерри.

— Ну, там излучение слишком сильное. Как сквозняк при открытой двери, — растерялся я.

— А что, интересная гипотеза, — подмигнул Линекеру Старадымов, — и главное — на нас работает. Если эти бестии чуют сквозняк из двери, значит, и дверь нам показать смогут, а?

Но и эти вполне разумные доводы оказались бессильны сломить мое упрямство. Тогда Линекер хитровато улыбнулся:

— Давайте проголосуем.

Идея прибегнуть к этому древнему способу разрешения разногласий развеселила меня. Нет, с ним надо держать ухо востро. Надо же, как повернул. Беспроигрышный вариант — их двое, я — один.

— Хорошо, — хмуро согласился я, — вот только будет ли толк? Нетрудно убедиться, что между собой они не общаются. Наш звукоулавливатель передает только их дыхание.

— Вот ты и разговоришь!

Друзья рассмеялись. Это было добрым признаком. Когда на душе тоска зеленая, трудно надеяться на благоприятный выход из экстремальной ситуации.

Мы забрались в бот, Юрий сел за пульт управления, Джерри — рядом с ним, я устроился на месте бедняжки Боя.

Едва бот попал в поле зрения аборигенов, их движения стали отрывистыми, я бы сказал, нервными. Они высоко подпрыгивали вверх, как бы давая понять, что если мы попробуем вторгнуться в их владения, они будут вынуждены применить силу и достанут бот, на какой бы высоте он ни летел.

Линекер восторженно наблюдал за прыжками:

— Вот это да! Ни одно из животных Терры, не говоря уж о человеке, не способно на такие полеты!

— Юрий, — попросил я, — мне кажется, им совсем не обязательно видеть нас.

— Да они и не видят. — раздраженно отозвался Старадымов. — Невидимость включена. И все равно как-то чуют. Не представляю, как к ним подобраться…

— Включи противолокаторное устройство, — коротко посоветовал Джерри.

Юрий с удивлением посмотрел на него, но протянул руку к пульту. И тут же аборигены смешно закрутили головами. Смешно-то смешно, но заглядывать в их глаза без особой нужды не хотелось. Они были по-прежнему голубовато-холодны и жестоки.

Бот круто пошел на снижение. Джерри неторопливо вытянул парализатор, переключил на самый слабый импульс. Я, невольно увлеченный происходящим, подался к Старадымову, показал глазами:

— Вон того, он, по-моему, самый сообразительный.

Юрий повел бот к одиноко сидящему на поваленном дереве аборигену, который сосредоточенно ловил муравьев и быстрыми движениями размазывал их по стволу. Мощный луч узконаправленного силового поля придавил его к земле, но на лице не показалось даже признака недоумения, какой непременно бывает у людей, когда с ними происходит нечто непонятное, лишь рот, обнажив острые желтые клыки, исказился в злобной гримасе. А когда Джерри, откинув колпак, свесился через бортик и абориген узрел прямо над собой сосредоточенную физиономию нашего друга, его взгляд зажегся почти человеческой ненавистью, а мощные мышцы, пытаясь преодолеть силовое поле, напряглись так, что вот-вот готовы были со звоном лопнуть. Впечатление было такое, будто испытываются на прочность металлопластиковые тросы.

— Быстрее! — не выдержав, сдавленно шепнул я.

Это было вызвано не только боязнью, что тело аборигена разорвется на части от злобы. Я видел, что, заметив Джерри, к нам со всех сторон несутся его соплеменники. Их физиономии напрочь вышибли у меня веру во всемогущество техники. Я резко повернулся к Юрию. Взгляд Старадымова оставался спокойным, будто он находился не на Терре Инкогнита, а сидел за пультом тренажера где-нибудь в Центре подготовки космодесантников под тихим земным городком с таким волшебным названием Иволгинск.

Аборигены, не добежав метров десяти до бота, внезапно отлетели назад, словно разом ткнулись лбами в невидимую стену. Линекер, не обращая на них внимания, нажал кнопку парализатора, и наш будущий собеседник разом обмяк. В Музее игрушки мне приходилось видеть надувных резиновых осликов. Когда из них выпускали воздух, они становились такими же скучными.

— Юра, можешь выключить узконаправленный луч, — сказал Джерри и со смешком добавил: — Только не перепутай кнопки, а то по оплошности уберешь круговое поле… Я, пожалуй, с этой стайкой не справлюсь.

Он спрыгнул на землю, а я боязливо покосился по сторонам. Аборигены, свирепея все больше и больше, продолжали настырно биться о силовое поле.

— Джерри, поторапливайся, — произнес Старадымов. — А то эти субчики, чего доброго, погибнут от стресса.

Линекер открыл грузовой отсек, аккуратно перенес туда аборигена. Затем перемахнул через бортик, а Старадымов практически одновременно выключил силовое поле и нажал кнопку подъема. Бот стал резко набирать высоту.

Аборигены рванулись туда, где только что был их собрат, замерли и, сообразив, что перед ними пустое место, разбежались.

Когда мы приземлились за чертой интересов наших негостеприимных соседей и выбрались из бота, Джерри посмотрел на меня:

— Богомил, кажется, по твоей части беседовать с малышами?

— Неизвестно, по чьей больше, — буркнул я, не испытывая особого желания искать общий язык с таким малопривлекательным созданием природы.

— Попытаюсь побыстрее разблокировать датчик уровня интеллекта, — произнес Юрий, обращаясь к Линекеру. — А ты, Джерри, подготовь свои биоприборы.

Сказано это было без всякого нажима, без малейшего намека на командирские интонации, но мне стало сразу понятно, насколько он прав. Наступило то время, когда Старадымов в силу своей профессиональной подготовки был просто обязан взять руководство нашей стихийно возникшей маленькой группой на себя. Я кивнул и направился к грузовому отсеку.

— Постой, Богомил, — окликнул Линекер. — Сейчас помещу нашего малыша в силовой кокон.

Он подошел к пульту, нажал соответствующую кнопку. Я распахнул люк. Действие парализатора закончилось, и теперь “малыш”, плотно спеленатый силовым полем, злобно скалился. Пошевелиться он не мог, и в глубине глаз я различал безысходность и отчаяние. Джерри нагнулся и подхватил его на руки, но тут же резко отдернул голову:

— Э! Не кусайся!

Абориген каким-то неимоверным усилием попытался цапнуть Линекера за нос. Однако реакция спасла Джерри, и мощные клыки звучно клацнули в воздухе.

— Хорошенькое дело, — пробормотал я, с опаской приближаясь к уложенному на траву потенциальному собеседнику.

На лице моем играла самая отеческая улыбка. Еще учась на курсах, я как-то испытывал ее чарующую силу на взбешенном мустанге — такое было домашнее задание. Представьте, лошадь присмирела и спокойно проследовала в загон, а я получил положительную оценку от самого строгого из наших профессоров. Однако абориген продолжал смотреть на меня, мягко говоря, неприязненно.

Я подключил ретранслятор речи, который позволял проникать моему голосу прямо в скромное сознание нашего “малыша”. Можно было просто думать, и мысли, так же, как и слова, должны были пробиться в его мозг, но я чувствовал себя увереннее, слыша собственный ласковый голос.

— Ну, зачем же так сердиться? Мы не причиним тебе ничего плохого. У нас самые добрые намерения. Я просто хочу поболтать с тобой о том, о сем… Улыбнись, покажи, что ты меня понимаешь…

Но в ответ на мою улыбку раздалось воинственное рычание, а ретранслятор, который должен был передать, о чем думает собеседник, молчал.

— Может, мы причинили тебе неудобство? — продолжал я. — Нет, тебе не должно быть больно. Пойми, ты просто не можешь пошевелиться. Ведь, правда, кокон нисколько не давит?.. Скажи, сколько тебе лет? Не знаешь? Ну и ладно… У тебя есть мама? А папа?.. Ты живешь где-нибудь рядом? В пещере? Или у вас есть шалаш? Может, на деревьях?

Ретранслятор молчал. Вопросы бесцельно повисали в воздухе, и от этого становилось жутковато. Я чувствовал себя убитым горем родственником, который пытается вести беседу с тем, кто никогда не встанет со смертного одра. Но мой собеседник был полон жизненных соков и яростно вращал глазами, пытаясь добраться до меня. Из последних сил удерживая на лице приветливую улыбку, я нес совершеннейшую уж ахинею:

— Может, тебе просто не нравится моя внешность? Может, ты хочешь поговорить с моим другом, он очень симпатичный и добрый. Ты же помнишь, как хотел укусить его, а он даже на тебя не обиделся. Он очень хороший, его зовут Джерри, и у него в лесу живет много знакомых зверушек. Они все очень любят его. Когда у кого-нибудь заболит лапка, он лечит…

Никаких ответных эмоций. Точнее, эмоции были, но все те же — архизлобные. Помучившись еще минут двадцать, я отключил ретранслятор, обессиленно повернулся к Линекеру и простонал:

— Джерри! Попробуй, что ли, ты с ним! Ничего не получается!

Линекер, слышавший весь разговор, обреченно вздохнул:

— Попытка не пытка… Если не удастся, хоть произведу биозамеры…

Я на подкашивающихся ногах направился к возившемуся у бота Старадымову.

26. Юрий Старадымов

Бестия спелената силовым коконом и пошевелиться не имеет возможности. Да он, вроде, и не сильно желает этого. Хотя черт их поймет. Возле него крутятся Богомил с Линекером. Главенствует Богомил, как гуманитарий и специалист по человеческим душам… По-моему, это ошибка, бестия больше по части егеря и охотника.

Снимаю блокировку датчика УИ… Кто бы мог подумать, что он вдруг понадобится!.. Подобными датчиками уровня интеллекта, а проще устройством поиска цивилизаций, оборудованы все космоботы, потому что человечество, выйдя в космос, целенаправленно ищет себе подобных во всех точках Вселенной. Я и сам занимался этим на Криме и, кажется преуспел бы, потому что сейчас там, по слухам (официального сообщения еще не было), разрыли-таки тот город, где я чуть было не остался вместе с Геной Бражко и Толей Утехиным… На Терре, естественно, датчик УИ не нужен, потому что, кто дурак, а кто умный, определять было бы бестактно, а больше ни для каких целей он непригоден.

Богомил, по-моему, выбился из сил. Напрасно он применял к бестии всевозможные приемы общения, тот только крутил глазами и подавался в ту сторону, где остались сородичи, которых, кстати, мало тронуло его исчезновение.

— Скоро закончишь? — поинтересовался Богомил, передав Линекеру право общения с бестией.

Мне осталось совсем немного, но последний шплинт блокировки размещен не в очень удобном месте, поэтому склонившись, я кряхчу:

— С-скоро…

— Может, помочь? — не отступает Богомил.

— Не надо…

Наконец блокировка снята… Сажусь в свое кресло, регулировка датчика — дело непростое… Ну вот, кажется все… Крутнул верньер, луч упал на бестию и… Ничего, почти ничего…

— Джерри, оставь свои усилия, — оборачиваюсь к Линекеру.

Он удивленно смотрит на меня, потом соображает, что к чему, и мрачнеет.

— Ничего? — озадаченно выдыхает Геров.

— Почти.

Линекер уточняет:

— Какой уровень?

— Хорошо обученной собаки, — сказал я и тут же пожалел о сказанном, ведь невольно я задел больное место. Линекер сильно переживает гибель Боя.

— Странно… — Джерри задумчиво смотрит на пленника, — по всем данным, он должен быть разумным…

— Может, они образовались в результате мутации? — выдвигает очередную идею Богомил.

И они с Джерри ввязываются в глубоко теоретический спор, в котором упоминаются такие имена, каких я и слыхом не слыхивал… Вот что значит, провести вдали от Земли много лет… Чувствуешь себя малограмотным индивидом… Обидно… Размышляя таким образом, я машинально шарил лучом датчика по сторонам и вдруг замер. На шкале вырос красный столбик уровня интеллекта. Соответствовал он примерно цивилизации ВТОРОГО типа. Красный столбик теплился, а вместе с ним теплилась и надежда, хотя… Патриархально-родовой уровень — конечно, не сахар, но все-таки…

— Джерри! Богомил! — окликаю я. — Оставьте это чудовище в покое и идите сюда!

Заинтригованные моим голосом, они подошли и тоже уставились на красный столбик.

Наконец Богомил обрел дар речи:

— Это же необыкновенно интересно! Летим!

Только приподняв бот на безопасное расстояние, снимаю с бестии силовой кокон. Существо даже не смотрит в нашу сторону, а огромными скачками несется к границе аномалии и занимает свое место в цепочке. Соплеменники даже не замечают его появления.

27. Джеральд Линекер

Прежде, чем лететь на поиски людей, Юрий вполне логично предложил оставить какой-нибудь знак в том примерно месте, где мы появились на Терре Инкогнита. Кто знает, может быть, спасателям Терры повезет больше, чем нам, и удастся пробиться в этот мир… В том, что такие попытки усиленно предпринимаются, мы не сомневались ни на секунду.

Для того, чтобы наговорить на фонокристалл информацию, времени понадобилось немного. Старадымов закрепил кристалл на самом конце ветки, далеко отходящей от ствола могучей сосны, — бестии до него не доберутся, да и не собирались они, судя по всему, лезть в глубь “кляксы”; спасатели же нашу весточку разыщут без труда, и не тому обучены.

Юрий медленно вел бот вдоль северной оконечности Байкала. Судя по всему, поселение, обнаруженное датчиком УИ, находилось где-то в районе Нижнеангарска (не сговариваясь, мы приняли для Терры Инкогнита привычную на Земле географическую терминологию). Спор о биологической природе бестии возобновился сам собой. Никак не мог я примириться с результатами исследования! По всем признакам, должны бестии быть разумными. Да что там — должны, просто обязаны! Объем головного мозга, анатомические особенности — все абсолютно идентично показателям гомо сапиенс. И при этом ни малейшего признака интеллекта! Скрывалась за этим какая-то загадка…

Богомил упорно отстаивал свою точку зрения: бестии-де — тупиковая ветвь эволюции, одна из необъяснимых шуток мутационного процесса. Он именовал их не иначе как “мутантами”, словно стеснялся слова “бестия”, хотя сам окрестил так эти злобные создания. Пришлось напомнить, что “бестия” в переводе с латыни означает “зверь”, так что ничего оскорбительного в нем для животных, хотя и неотличимых внешне от человека, попросту нет. Наоборот, очень даже неплохое родовое название…

Гипотезу Герова принять я не мог, слишком уж она казалась невероятной, своей же попросту не имел. Не хватало у меня для этого данных. Поэтому спорил с Богомилом довольно лениво. Юрий, молча управлявший ботом, подождал, пока спор окончательно выдохнется, и лишь потом подал голос:

— А не ответят ли многоуважаемые теоретики, — не без ехидства осведомился он, — на три вопроса?

— Сразу на три? — без особого энтузиазма отозвал Богомил. — Прямо как в сказке: ответь, добрый молодец, не то жизни лишу!

— Ну, я не такой кровожадный, — рассмеялся Юрий, — но вопросы, по-моему, серьезные.

— Спрашивай, — поощрил я друга.

— Ладно. Вопрос первый: каким образом бестии сумели усыпить вас, да еще браназином? Вопрос второй: зачем они это сделали? Ну, и третий, он же последний: захватили они вас, насколько я понял, вне бота. Так?

— Так! — разом отозвались мы.

— Каким же образом вы снова оказались в нем?

Богомил растерянно уставился на нас, и я понял, что ответов на вопросы Старадымова он не найдет, хотя, в общем-то, “зоологическая” гипотеза их давала.

— На первый вопрос ответить несложно, — начал я…

— Ну-ну, — подбодрил Юра.

— В мире животных химические средства защиты довольно широко распространены, — пояснил я, — обычный жук-плавунец в минуты опасности выбрасывает струйку остро пахнущей жидкости и отпугивает врага. Я уж не говорю о американском скунсе. Его так и называют “вонючкой”. Не очень благозвучно, зато точно. А ведь скунс тоже относится к млекопитающим, как и наши бестии.

— Но животные Земли используют это свойство для защиты! — уточнил Старадымов.

— Защита, нападение — какая разница, — отозвался, — принцип тот же. А браназин… Ты же не сделал абсолютно точного анализа… Подобное вещество, точнее, группа веществ существует и в живой природе. Удовлетворен ответом?

— А остальные вопросы? — спросил Юрий.

— Помню, помню, — успокоил я его. — Итак, почему они нас не растерзали вместе с Боем? — Голос мой предательски дрогнул, и я не очень ловко попытался перейти на шуточный тон. — Может быть, решили про запас отложить, впрок, на голодный период. Или планировали отнести детенышам — заметил, небось, среди бестий одни самцы были. Надеялись, поди, наследников накормить, законсервировали продукт браназинчиком, чтобы не испортился. Тоже, кстати, распространенное явление среди “братьев меньших”. А ты им все планы сорвал.

— Что-то незаметно, чтобы вы очень расстроились, — рассмеялся Юрий.

— Что делать? — в тон ему ответил я. — Не можем же мы лишать тебя своего общества. А вот зачем они нас в бот засунули, можно только гадать. Может, чтобы на травке не подмокли.

— Шутник… — вздохнул Старадымов.

— А что, не удовлетворяют ответы? — спросил я.

— В логике не откажешь, — повел плечами Юрий, — только никак не могу от мысли одной избавиться…

— Какой такой мысли? — заинтересовался Богомил.

Юрий помедлил, словно не решался высказать свою идею, но все же ответил:

— Бестии ведут себя так, словно выполняют заданную программу…

Мне в голову тоже приходила подобная мысль, но высказать ее вслух я не решился — слишком уж все это фантастично. Недаром Богомил так удивлен.

— Ты что, подозреваешь, что это киборги?

— Может быть, биороботы, — неохотно произнес Юрий.

— Нет, — решительно возразил я, — исключено полностью. Не знаю, смогу ли я распознать киборга, но отличить биоробота от живого существа сумею при любых условиях.

— Не обижайся, — вздохнул Юрий, словно я мог обидеться.

— Да вы что, ребята! — не выдержал Богомил. — Вы что?! На Земле производство человекоподобных биороботов запрещено чуть не сто лет назад! О киборгах вообще не может быть речи: кто же пойдет на то, чтобы уродовать людей!!

Истина была прописная. Но в жизни довольно часто возникают ситуации, когда нелишне бывает напомнить банальные вещи… А Богомил продолжал:

— Да и кто будет создавать таких страшилищ со зверскими физиономиями?!

— Ну и критерии у тебя, — саркастически хмыкнул Юрий.

— Я к тому, что люди, создавая биологические машины, не стали бы программировать их на убийство, на захват подобных себе…

Возразить нечего, и мы со Старадымовым молча киваем в ответ на тираду Герова. На некоторое время устанавливается молчание, потом Юрий говорит:

— А я видел биороботов…

— Где? — удивляется Богомил.

— В дальнем космосе. Там еще используются экземпляры последней серии. Те, что уцелели. Отличные ребята…

— Вот-вот, — подхватывает Геров, — слишком многие относились к ним так же, как ты. Было даже несколько случаев, когда люди гибли, пытаясь спасти биороботов! Слишком уж они похожи на человека. Во многом именно из-за этого человекоподобные биомашины и были запрещены.

— Откуда ты все это знаешь, Богомил? — спрашиваю я.

— Из рассказа деда, — откликается Геров. — Я привез с собой кристаллозапись. Да ты, кажется, ее слышал, Юра?

— Не до конца, — покачивает головой Старадымов.

— Вот и мне никак не удается прослушать ее как следует, — говорит Богомил, — остались кое-какие воспоминания с детства. Стыд-позор… Но с тем решением я согласен полностью. Будь моя воля, я бы вообще не пошел на создание человекообразных машин. Лучше соорудить нечто неопределенное, а то как-то неприятно видеть красивое, вполне по-человечески выполненное лицо, и знать, что вместо мозгов голова его начинена электроникой, как голова Страшилы Мудрого — соломой.

Это сравнение, почерпнутое из незабываемых книжек детства, несколько сгладило напряженность спора. По губам Юрия скользнула улыбка, я тоже рассмеялся. Тем не менее Старадымов, рискуя вызвать новую дискуссию, мягко возразил:

— Почему же, создание биороботов было шагом вперед, и я не думаю, что до конца правы те, кто против их использования в мирах, населенных людьми. А что касается облика… у природы есть чему поучиться…

28. Богомил Геров

Спор со Старадымовым напомнил мне о фонокристалле с записью рассказа деда, и неожиданно захотелось вновь услышать его спокойный размеренный голос. Кристалл лежал у меня в кармане куртки, но ситуация была неподходящая, и я в который уже раз пообещал себе заняться им в первую же свободную минуту. При этом мелькнула, правда, мысль, что в обозримом будущем для этого вряд ли представится возможность.

Тем временем Юрий, размышляя о чем-то своем, вел бот по пеленгу, взятому датчиком УИ. Джерри тоже помалкивал, сосредоточив внимание на осмотре местности, над которой мы пролетали. Время от времени он включал трансфокатор и разглядывал изображение, появляющееся на экранчике. Один раз он попросил Старадымова остановить бот, внимательно всмотрелся в очередной видеотрофей и удовлетворенно хмыкнул:

— Взгляните-ка, ребята! Это интересно…

Я перегнулся через плечо Линекера к трансфокатору. Внизу, ловко перебираясь через упавшие стволы, двигалась огромная кошка. Видывал я в зоопарках африканских львов, так они, на мой взгляд, уступали ей в размерах раза в полтора.

— Что еще за чудо? — заинтересовался Юрий.

— Пещерный лев, — ответил Линекер, сидевший с таким гордым видом, точно именно он возродил к жизни это ископаемое.

— Тот самый? — удивился я.

Джерри молча кивнул, не отрывая глаз от экрана.

— Какой же это лев? — недоверчиво протянул Старадымов. — Ни гривы, ни кисточки на хвосте…

— И тем не менее это — пещерный лев, пантера спелеа, собственной персоной, — ответил егерь, — гривы у него, кстати, отродясь не было.

Юрий промолчал, и мы еще минут пять наблюдали за хищником. Потом бот снова двинулся с места. Я откинулся на спинку сиденья и закрыл глаза. Почти сразу в ушах зазвучал голос деда. Неизвестно почему на память пришел кусок его рассказа:

“Вот говорю, говорю, а может, это никому никогда не будет интересно? Рассекретят запись, прослушают ее специалисты и закинут на дальнюю полку…

Чтобы больше не возвращаться к этим сомнениям, обращаюсь к тебе, мой маленький Богомил. Я знаю, ты смышленый мальчик, тебе будет любопытно послушать своего деда. Всегда смотри на мир наивно, как ты смотришь сейчас своими голубыми глазенками, но иногда задумывайся над тем, через что прошло человечество, прежде чем наступило наше время, время людей, не знающих зла.

Меня в шутку называли Последним Опером. Это имя придумали весельчаки из нашего отдела еще в ту пору, когда я, окончив Юридическую Школу, на вопрос шефа, почему выбрал такую отживающую профессию, заявил, что надеюсь стать последним оперативником, чем окончательно склонил его в пользу моей кандидатуры. Разумеется, последним оперативником я не стал, не так просто избавиться от отживающих профессий, однако прозвище заработал…”

Юрий негромко кашлянул, и я вернулся к действительности. Бот плыл над какой-то речушкой, а вокруг, насколько хватало чувствительности локатора, простирались сопки, тайга, снова сопки и снова тайга.

По лицам друзей нетрудно было понять, что угнетает их. Я испытывал те же чувства. На Терре да, наверняка, уже и на Земле сбились с ног в поисках нашей троицы, а мы не только не можем вернуться, но и не в состоянии даже подать знать о себе. Случай прямо-таки анекдотичный. Печально анекдотичный, и очень напоминает тот, который произошел лет семьдесят назад, когда трое подростков, начитавшись о подвигах первых экспедиций в Дальний космос, тайком ото всех соорудили нечто подобное космическому кораблю шестого поколения (применив, кстати, не одно конструктивное новшество, признанное впоследствии открытием) и отправились навстречу неизвестности. В стенах Учительских курсов исследованию и анализу этого прецедента, как примера вопиющих недоработок воспитательного процесса, был посвящен целый семинар, а бывшие беглецы, ставшие к тому времени почтенными учеными, тушуясь, рассказывали нам мельчайшие подробности побудительных мотивов своего детского поступка.

Подростков-то тогда сумели поймать, а вот как найти путь к нам? Ведь мы для землян исчезли бесследно, словно растворились, затерялись на бесконечных ступенях параллельных миров и времен.

Ничего особенного не было в том, что мы гораздо сильнее ощущали боль тех, кто безуспешно пытался вызволить нас из нельзя сказать, чтобы плохого, но все-таки чужого мира, чем переживали свою невозможность вернуться назад. Странное заключалось в другом. Никто из нас не думал о человечестве в целом. Мысли невольно сосредоточивались на душевных страданиях близких, в чьих муках концентрировалась боль многомиллиардной общины людей.

Джерри постоянно думал об Инге и Сереже.

Я, помимо родных, — о своих ребятишках. У них такой трудный возраст, а тут еще пропажа, может, и не очень любимого, но как-никак учителя.

О ком думал Старадымов, я не знал. Днем мелькнули в разговоре имена какой-то девушки с Терры и неизвестного мне Михаила Жамбаловича, но я был так углублен в себя, что толком ничего не понял…

— Приехали! — вывел меня из задумчивости бодрый, несмотря на все треволнения, голос Джерри.

29. Юрий Старадымов

Тренированный глаз охотника не подвел Линекера. Впрочем, “рыбак рыбака видит издалека”. В том, что люди, фигуры которых мелькали на склоне Байкальского берега, являются в какой-то мере “коллегами” егеря, сомнений не было. Внешне они очень напоминали народности, населявшие лет триста назад наш Север. Тот Север, который остался на Земле. Такие же прокаленные на морозе и солнце бронзовые лица, такие же продуманные и выверенные в борьбе с дикой природой движения, такое же рациональное снаряжение.

Охотники углубились в тайгу, я повел бот за ними. Линекер не возражал, на его скуластом лице появилось заинтересованное выражение. А вот Геров поначалу смотрел довольно кисло и теребил свою рыже-соломенную бороду, явно унесшись уже в мыслях туда, где “должно быть чуть-чуть поцивилизованнее”.

Пока я продвигал бот, стараясь не задеть разлапистых кедров, охотники не теряли времени даром. По обе стороны тропы, которую скорее всего использовало все звериное население, стремящееся утолить жажду, они уже сооружали плетеную загородку. Просто-напросто два небольших щита из веток. Один из охотников с рваным шрамом, тянущимся через все лицо — от лба до подбородка присев на корточки, вбивал небольшой колышек прямо посередине тропы, другой, укрепив два кола за изгородью, прилаживал к ним что-то много раз виденное мною, но тем не менее незнакомое.

— Что за механика? — спросил я у Герова.

— На арбалет похоже, из которого Вильгельм Телль стрелял, — неуверенно пожал плечами Богомил.

— Самострел это, — авторитетно пояснил Джерри.

— Похоже, — согласился я, снова сосредоточив внимание на действиях охотников. — Джерри, кто это его разукрасил?

Линекер посмотрел на изуродованное шрамом лицо охотника, пожал плечами:

— Скорее всего медведь… Видишь, глаз чудом уцелел…

— Трудная здесь жизнь, — поддакнул Богомил.

Тем временем молодой охотник, во всем слушавшийся своих старших родичей, вложил в самострел длинную стрелу с широким наконечником. Это не ускользнуло от взгляда Герова. Он взволнованно задышал мне в ухо:

— Наконечник-то металлический!

— Причем не бронзовый, — отозвался Линекер.

— Народы Забайкалья применяли железо еще в конце второго тысячелетия до нашей эры, много раньше, чем в Китае и Корее, — скороговоркой проговорил Богомил.

Я тоже заметил холодный блеск наконечника грозного оружия и не позавидовал животному, которое заденет сплетенную из жил веревку, протянутую от вбитого на тропе колышка к спусковому крючку самострела. По тому, с каким усилием, применяя упорную палку, два охотника сгибали луковище, было ясно, что сорвавшаяся стрела вряд ли оставит возможность для спасения даже огромному пещерному медведю, если он еще не вымер в этом уголке Терры Инкогнита.

Осмотрев самострел, охотник со шрамом жестом указал родичам в сторону озера, а сам замаскировал изгороди ветками, замел следы, посыпал каким-то зеленым порошком землю и, отпрыгнув далеко в сторону, поспешил за товарищами.

И вновь охотники беззвучными тенями заскользили между деревьев, а мы осторожно продвигались за ними.

— Смотрите, луки усиленные, — подметил очередную особенность снаряжения аборигенов Геров.

— Не понял, — отозвался я.

За Богомила ответил Линекер:

— Видишь, костяные накладки поверх деревянной основы? Такие луки мощнее, чем простые деревянные. Усвоил?

— Благодарю, профессор, — шутливо сказал я, — а то мы, знаете ли, охотничьих академий не кончали. Нам как-то, бластер привычнее.

Охотники явно двигались в сторону поселения, на которое и отреагировал датчик УИ. Ползти вслед за ними черепашьим шагом мне не хотелось, и когда сквозь просвет в деревьях заблестела гладь озера, я решил было, что здесь мы с новыми знакомцами и расстанемся. Но не тут-то было.

Первым огромного зверя заметил, конечно, Линекер.

— Медведь!

— Пещерный? — тут же осведомился Геров, словно Терра Инкогнита была огромным музеем, в каждом зале которого непременно должно находиться что-нибудь совершенно невероятное.

— Нет, обычный бурый. Но чертовски крупный.

Зверь возился на мелководье — не то ловя рыбу, не то купаясь, — и так увлекся своим занятием, что явно прозевал приближение людей. Охотники, заметив громадину, скатились на берег. Теперь за спиной зверя было озеро, впереди, выставив перед собой острые жала копий, стояли люди. Недовольно зарычав, медведь поднялся на задние лапы. Вода стекала с его шерсти.

— Почему они не стреляют? — теребил меня Богомил, но, не дождавшись ответа, замолчал: видно, сам сообразил, что стрелой из лука такое чудовище не свалить, а раненый медведь опаснее в сто крат.

Зверь замахал передними лапами, словно отгоняя назойливый гнус, и двинулся к людям. Охотник со шрамом оказался на его пути. Широко расставив ноги и изломившись в позе вратаря футбольной команды, он внимательно следил за каждым движением врага, и во всем его напрягшемся теле была видна готовность при первой же возможности вонзить наконечник копья туда, где под спутавшейся лохматой шерстью бухало медвежье сердце, считавшееся у многих народов лакомым блюдом, способным передать охотнику отвагу убитого зверя. Его товарищи тем временем пытались отрезать зверю дорогу к воде и одновременно подобраться к нему сзади. Казалось, медведь в раздумье разглядывает этих невысоких коренастых двуногих, но в то же мгновение под наш дружный вздох, он бросился на людей. Отбитое гигантской лапой копье отлетело в сторону, сам охотник с побледневшим лицом, на котором алел трехполосный шрам, кубарем откатился и тут же, вскочив на ноги, взмахи ножом.

Мягко откинулась крышка бота, и краем глаза я увидел, как ловким, до автоматизма отработанным движением Джерри вскинул к плечу карабин. Но стрелять не пришлось.

Два копья, воткнувшись в жирный загривок медведя, заставили зверя издать страшный, слышный, наверное, за десятки верст рев, подскочить в воздух, отбросить в сторону молодого охотника, пытавшегося воткнуть нож в просвечивающее сквозь шерсть розоватое брюхо, и броситься в воду. Зверь почти тотчас показался на поверхности и, не обращая внимания на азартные крики метавшихся по берегу охотников, поплыл от берега.

Я так резко взметнул бот вверх, что Геров был вынужден ухватиться за Джерри, и тот укоризненно посмотрел на меня. Улыбнувшись извиняющейся улыбкой, я сказал:

— Пора, други мои, пора…

Геров, недовольный, что его оторвали от захватывающего зрелища, глядел на меня так, как смотрел бы, наверное, на ученика, еще не прошедшего первый цикл воспитания, но уже принимающего самостоятельные решения наперекор советам учителя:

— Снять бы все это на гало…

Линекер поддакнул:

— Да… Цены таким кадрам нет…

— Друзья, — я оглядел их нарочито непонимающим взглядом. — Вы что, в киношники решили податься после возвращения? Если так, то могу вас успокоить, придете не с голыми руками. Могли бы и припомнить, что спасательный бот оснащен записывающей аппаратурой, которая с момента визуального контакта с аборигенами Инкогниты работала на полную мощность.

— Браво! — изобразил аплодисменты Геров.

Я скромно потупился, как и полагается неизбалованному вниманием публики отставному космодесантнику.

30. Джеральд Линекер

Порой мне казалось, что я сплю. Не прошло еще и десяти часов после нашего пробуждения у меня на кордоне. И вот, на тебе! Терра Инкогнита, бестии, гибель Боя, пещерный лев, охотники… Вечером мы собирались на радоновые источники… Впрочем, источники наверняка и здесь имеются, только разыскивать их что-то не хочется, и так голова от избытка впечатлений раскалывается.

Стойбище показалось минут через двадцать после того, как мы оставили охотников, — индикатор УИ уверенно вывел нас к цели. Впереди, за излучиной ручья, который на Земле именовался Сырой Молокан, поднималась вершина, соединяющаяся седловиной с горным хребтом. Высоко в небо уходил дым одинокого костра. Погода была безветренной, и казалось, подплыви бот к столбу дыма, его можно будет потрогать руками и почувствовать, какой он мягкий и теплый.

Я вгляделся вниз и увидел очаровательную сценку из учебного галофильма, призванного наглядно показать школярам быт и обычаи наших далеких предков. Дома в поселке, разместившемся на сопке, располагались без какого-либо определенного порядка, то вплотную друг к другу, то на расстоянии трех-четырех метров. Внешне они здорово смахивали на усеченные пирамиды с отверстием в верхней части. Судя по всему, эти отверстия совмещали функции дымохода и входа в помещение. Кроме этих “капитальных” строений, на площадке было немало чумов, каркасами для которых служили жерди, покрытые шкурами диких животных.

— Летние дачи? — поинтересовался, кивнув на них, Старадымов.

— Примерно так, — улыбнулся Богомил, — невелико удовольствие жить в дождливую погоду в сырых землянках. Это Лысая сопка? — спросил он меня.

Кивком головы я подтвердил догадку друга.

— Читал я отчеты археологов о раскопках этого поселения, — пояснил Геров и тут же поправился: — Не этого, конечно, а там, на Земле.

— И что же, все точно? — заинтересовался Юрий.

— Не совсем, — покачал головой Богомил, — там, помнится, полуподземных помещений не было. Они более характерны для племен, обитавших по берегам Верхней Ангары…

— Ну а чем жили наши предки? — не успокаивался Старадымов.

— В основном — охотой, били лосей, медведей, изюбрей, коз. Рыбачили, конечно, — Байкал-то под боком.

Бот, надежно укрытый средствами маскировки, висел прямо над становищем, и мы с интересом следили за жизнью его обитателей. Впрочем, их было немного — в основном женщины, дети, старики.

— К вечеру вернутся охотники, рыбаки, — пояснил Богомил.

— Начнется обсуждение итогов дня, охотничьи байки, — в тон ему продолжил Юрий.

Мое внимание привлек хромоногий старик, возившийся на склоне сопки. Он вырыл в земле овальное углубление, тщательно уложил в него сеть и теперь обмазывал ее глиной.

— Гончар, — пояснил заметивший направление моего взгляда Богомил. — Самый древний способ изготовления глиняной посуды еще до изобретения гончарного круга. Подсохнет глина, сосуд вместе с сетью вытащат, сеть отделят, и горшок можно обжигать.

Юрий спросил еще что-то, но я не слушал. Опять разболелась голова. Богомил, судя по зеленоватому цвету лица, тоже чувствовал себя неважно, но крепился. Явно стесняется, боится показать слабость. Придется брать инициативу на себя, да заодно и Герову урок преподать.

— Юра, включи, пожалуйста, нашего эскулапа, — попросил я Старадымова.

— А что такое, — встревожился тот, оборвав себя на полуслове.

— Что-то неважно себя чувствую, — пояснил я, — да и Богомил, по-моему, тоже не в форме.

— Тошнит, — признался Геров.

— Что же ты молчишь? — рассердился Старадымов.

Пока электронный эскулап обследовал нас, Юрий крепко отчитал Богомила за “проявление ложной стыдливости”, как несколько высокопарно выразился наш командир. Геров поначалу надулся, но быстро отошел, видно понял, что слишком многое сейчас зависит от состояния каждого из нас, ведь в случае опасности даже невольная слабость может обойтись очень дорого. Обследование не принесло ничего тревожного — просто сказывались последствия отравления браназином и нужно было отдохнуть. Поэтому Старадымов, не обращая внимания на горестные вздохи Богомила, отогнал бот на приличное расстояние от стойбища, опустил его прямо на небольшую лужайку, оставив работающими только локатор и слабое силовое поле для защиты от тотчас окруживших нас несметных полчищ таежного гнуса, который вполне вольготно чувствовал себя и на Терре Инкогнита.

— Спать, — приказал Старадымов, его веки потяжелели, и он тут же заснул.

У меня не было ни малейшего желания спать, но я отдал себе жесткий приказ и последовал примеру Юрия, успев заметить, что Геров тоже устраивается поудобнее.

Ровно через три часа я открыл глаза. Через несколько минут проснулись сначала Старадымов, потом Богомил. Уже стемнело, поэтому, поздравив друг друга с пробуждением, мы вылетели к стойбищу.

31. Богомил Геров

Бот невидимым облачком скользил над притихшими перед закатом верхушками сосен. Юрий и Джерри были рядом, но меня не покидало ощущение одиночества. Одиночество это не было тоскливым, не несло в себе отчаяния. Скорее, это был некий синтез легкой грусти и умиротворения. На Терре я всегда утрачивал чувство времени, оно как бы растворялось в таких маленьких по вселенским масштабам, но таких необъятных, если посмотреть обыкновенным человеческим глазом, просторах девственных лесов, пустынь, океанов. Здесь же эти ощущения словно возводились в степень N, в степень неизведанности, непредсказуемости, недоговоренности.

Желание вернуться домой не исчезло, что, впрочем, и неудивительно, ведь куда бы ни забросило человека, его всегда тянет в родные пенаты. Но любопытство, жажда увидеть то, что никто из землян не мог видеть, взглянуть на некое подобие исторического прошлого нашей планеты собственными глазами, помимо воли, приглушали стремление воротиться на круги своя. Должно быть, я испытывал то, через что прошли Магеллан, участники экспедиций на другие планеты, через что прошел Юрий на Криме.

Стойбище появилось неожиданно, и я нагнулся к Старадымову:

— Невидимость включена?

Юрий ответил улыбкой. Джерри с шутливой строгостью успокоил меня:

— Богомил, ты же знаешь, кто сидит рядом с ним. Промашки исключены.

Я посмотрел вниз и тихо порадовался тому, что мои предположения сбывались. Стойбище готовилось отужинать. А как известно, прием пищи с древних времен сопровождался непринужденной беседой. Именно поэтому я и предложил друзьям посетить аборигенов в этот вечерний час.

— Жаркое несут, — сообщил Юрий.

Из тайги показалась группа охотников, вооруженных луками и копьями. Несколько человек несли на длинных шестах оленьи туши. Поступь охотников была неторопливой, головы гордо приподняты. По всему чувствовалось, сегодня им сопутствовала удача. Первыми в стойбище прибежали сопровождавшие охотников собаки.

— Хорошие песики, — грустно проговорил Джерри. И стало ясно, как ему не хватало Боя.

Юрий, очевидно стараясь отвлечь его, рассмеялся:

— Смотри! Словно экспедицию из Дальнего космоса встречают!

Разновозрастные ребятишки с радостными возгласами окружили охотников. Из жилищ спешили женщины. Привстали с бревна, лежащего неподалеку от кострища, седобородые старики.

— Для них возвращение охотников, пожалуй, имеет большее значение, — отреагировал я. — Добыча, которую принесут мужчины, для племени вопрос жизни в самом утилитарном смысле этого слова.

Тем временем возле большого камня с выдолбленной посередине лункой уже сновал низкорослый абориген. Его подручный, безусый юноша, который, наверное, еще не достиг того возраста, когда можно просить старейшин назначить испытание, чтобы доказать, что достоин высокого звания охотника, безропотно выполнял все приказания. Вот они принесли из жилища мелкие древесные стружки, вот юноша подал длинную тонкую палочку, затем, так же почтительно, большой лук.

— Кажется, идет подготовка к разжиганию костра, — пригляделся к ним Джерри.

— М-да, и безо всяких технических премудростей, — согласился я. — Главное, чтобы стружки были сухие.

— А руки ловкие, — добавил Юрий.

Абориген сделал на тетиве лука петлю, вставил туда палочку.

Юрий включил ретранслятор речи, направил его на кострище.

— Повтори мысленно семь раз имя Великого духа Огня, и начнем, — перевел ретранслятор обращенные к юноше слова.

Тот замер с неподвижным взглядом и вышел из забытья, лишь когда его учитель быстрыми пилящими движениями стал добывать огонь с помощью своего нехитрого приспособления. Из лунки потянулся едва заметный дымок, затем вспыхнул крошечный язычок пламени и побежал по стружкам. Юноша торопливо подал приготовленный хворост, и огонь, освещая одухотворенные лица ученика и учителя, нервно взметнулся вверх. Потом пламя чуть осело, стало ровным и уверенным.

Когда пища была готова, все аборигены разом повернулись в одну сторону. Линекер, ожидая разъяснений, глянул на меня.

— Перед трапезой полагается речь, — сказал я, показывая на весьма странного субъекта. — По-видимому, шаман.

К костру, плавно приплясывая, приближался старик в кожаной куртке, таких же штанах и огромной шапке, увенчанной оленьими рогами. Рога чутко поворачивались то налево, то направо, словно их обладатель ждал, что из окружающей стойбище чащи вот-вот выскочит беспощадная волчья стая. В руках шамана вздрагивал от ударов раскрашенный красными зверями и птицами бубен. Каждый шаг сопровождался мерным бряканьем костяных погремушек, свисавших с темной морщинистой шеи шамана. Остановившись в нескольких шагах от костра, он замер, прислушался. Соплеменники затаили дыхание, на лицах читался священный трепет. Шаман словно забыл об их существовании. Он закружился в танце. Слились в один круг полы куртки. Внезапно, когда вращения достигли предела, шаман рухнул на землю, его тело конвульсивно дрогнуло и вытянулось в полном изнеможении. Немного придя в себя, он приложил ухо к земле.

— С богами беседует, — прокомментировал я. — Все считают, будто сейчас его душа гостит у великих духов.

— Юра, настрой-ка ретранслятор получше, — попросил Джерри. — Что-то плохо слышно, о чем говорят духи.

Старадымов усмехнулся:

— Не стоит зря энергию расходовать. Сейчас шаман сообщит.

В этот момент старик с трудом поднялся и торжественно возгласил:

— Великий дух Неба и Земли даст нам хорошую охоту, а когда придет время, ниспошлет богатый урожай плодов небесных и плодов земных!..

Джерри подозрительно покосился на меня.

— Вероятно, имеются в виду кедровые орехи и грибы, — торопливо сказал я и приложил палец к губам, боясь пропустить хоть слово прорицания.

Шаман, выдержав торжественную паузу, продолжал:

— Будем все сыты. Плодов хватит и людям, и животным. Животные станут ленивыми, и охотникам легко будет догнать их и убить, сколько понадобится племени. И когда на небе покажется лицо младшего брата Великого духа, будет большой праздник, праздник урожая.

Соплеменники облегченно вздохнули и приступили к трапезе.

Но вот последние кости брошены собакам, люди, сидящие у костра, стали переговариваться.

— Если бы зверь не ушел в озеро, мы бы добыли его, — ретранслятор выхватил из невнятного гула фразу, произнесенную знакомым нам молодым охотником.

— Никогда не нужно говорить об упущенной добыче, — недовольно заметил охотник со шрамом. — Мы ошиблись, поэтому зверь ушел. Он понимал, что в воде люди ничего не смогут ему сделать. Так было всегда…

— Не всегда…

Это сказал сухой сгорбленный старик. Люди, сидящие вокруг него, почтительно замолчали. Тогда старик внимательно осмотрел соплеменников и заговорил тихим, словно издалека идущим голосом:

— Давно это было. Тогда дерево было легким, как перья птиц, копья и стрелы наших предков могли летать и поражать добычу, дерево не тонуло в воде, люди делали из него лодки и плавали по Великому озеру и по рекам, ловили с лодок большую рыбу, и зверю не было спасения от хорошего охотника. Хорошо жили люди… Увидел это злой дух и рассердился. Обернулся он огненным шаром, поднялся над землей. Смерть и опустошение приходили туда, где пролетал страшный шар. Заплакали люди. Слабые духом ложились на землю и ждали смерти, хитрые пытались спрятаться в темных подземных пещерах. И кто знает, может быть, и уничтожил бы злой дух род человеческий, но нашелся среди многих слабых людей один сильный, среди многих трусливых — один смелый…

Жила в те времена на берегу озера женщина. Муж ее был знаменитым охотником. Но сгубил охотника злой дух. Остался у женщины сын. Отважная душа была у мальчика. Понял он, что погибнут люди, если не осмелятся победить злого духа. Взял мальчик отцовское копье, пошел злого духа искать. Долго шел. Видит, на самом краю земли на крутом скалистом мысу лосиные кости лежат. Совсем древние кости, истлели наполовину. Собрал мальчик кость к кости, ударил три раза по черепу между рогами. После первого удара все кости до единой сухожилиями связались, соединились между собой. Когда второй раз ударил, мясом обросли, шерстью оделись и вздулись, костяк в тело зверя превратился. После третьего удара, четырьмя ногами опираясь, подобно быку дикого оленя, шеей потягиваясь, лось тот вскочил. Рогами до туч достал, вздохнул — камни с дальних гор посыпались. Ударил лось копытом — в том месте горячий родник забил. Напился мальчик воды из него, богатырем стал. Между глаз стадо оленей легко пройдет, между лопаток сто медведей охотиться смогут, щеки стали подобны большим холмам, нос — крутому хребту, брови — густому лесу на северном склоне горы. Вскочил богатырь на своего лося, поехал навстречу злому духу. Долго они бились. От шума и грохота горы обрушились, в пыль рассыпались, реки и моря из берегов вышли, на месте холмов болота образовались, на месте равнин — горы выросли, крики богатыря и рев злого духа разнеслись от неба до подземного мира. Пыль и пар к звездам поднялись, закрыли Солнце и Месяц. Много лет так прошло. Изнемогать стали соперники. Но изловчился человек, поднял врага до синего неба и ударил об островерхую скалу. Разорвалось тело злого духа на тысячи кусков, разлетелись они по свету, маленькими духами стали, тоже злыми. Но сил мало у них, с сильным человеком не справятся. А кровь злого духа рекой текла, землю напитала. Выпили ее деревья и тяжелыми стали. Богатырь тот к матери вернулся, охотником стал, хорошо жил. Потом девушку привел, женился, детей родили. От них наш род пошел. А дерево с тех самых пор кровью злого духа напитано. Тяжелая кровь та, тонет от нее дерево в воде.

32. Юрий Старадымов

Взглянув на пульт, я убедился, что запись идет нормально. Геров бы мне не простил, если б великолепная речь старика осталась втуне. Все-таки гуманитарий есть гуманитарий, хотя подобное разделение в наш век почти не сохранилось. Но сохранилось то, чего жаждет и к чему тянется душа. Кое у кого — это педагогика и иже с ней, у других — проснувшаяся кровь предков, заставляющая отстреливать, отлавливать, убивать и спасать от гибели различные виды животных, у третьих — потребность рисковать жизнью. Скорее всего мои далекие пращуры произошли от той обезьяны, которая, любопытства ради, висела над пропастью, уцепившись за сук дерева самым кончиком хвоста, и ждала, чем все это кончится. Поскольку я существую, то можно прийти к выводу, что для той гоминиды все кончилось благополучно. Когда-то на Криме… Черт возьми! Я уже говорю о Криме — когда-то… Или на меня так поразительно действуют обстоятельства, в которых мы оказались, эта неизвестность. Насколько помнится, в бытность космодесантником в подобные минуты во мне отключалось все, не имеющее отношения к текущему моменту в собственной бурной биографии, а то, что требовалось для выполнения задач, приходило как-то само собой, по наитию, что ли… Психика космодесантника, как любила говаривать Эрика, сердясь на меня. В некоторые минуты это определение звучало, как ласка, а в другие…

По-видимому, старик заканчивает свой рассказ. Он уже чуть шевелится. Грудь ходит ходуном, жидкая бороденка трясется, голос уставший и осипший.

Геров готов выпрыгнуть из бота, только бы все получше увидеть и услышать. Чтобы доставить Богомилу удовольствие, сдвигаю бот с места и зависаю совсем низко над слушателями этого импровизированного театра одного актера. И хотя прекрасно знаю о технических возможностях бота, все равно возникает чувство, что находящиеся под нами охотники, их жены с детьми, их волкоподобные собаки вот-вот обнаружат нас.

Старец замолчал. Тишина повисла над стойбищем. То ли его обитатели переваривали полученную информацию, то ли проявляли таким образом уважение к сказителю. Внезапно бойкий мальчишка, вертевший по сторонам головой, словно пытаясь понять причину всеобщей задумчивости, просунулся из-за спин взрослых, шмыгнул носом и совсем непочтительно выпалил:

— А мой брат ходил к Большой реке, там люди на кожаных лодках плавают!

Тишина стала еще напряженнее. Похоже, мальчишка допустил большую бестактность. Багровая краска проступила даже сквозь сажу на лице шамана, глаза которого, казалось, вот-вот выскочат из орбит. Мальчишка хоть и с испугом, но продолжал выжидательно смотреть. Взрослые втянули головы в плечи.

Рука шамана, сжимавшая раскрашенную кость, в порыве возмущения резко взметнулась вверх. Амулет вылетел из нее, как из пращи. Силовой улавливатель предотвратил удар кости о днище. Конечно, боту такое, с позволения сказать, повреждение абсолютно ничем не грозило, но неожиданный звук мог встревожить аборигенов, а отскочившая кость кого-нибудь ударить.

Эффект получился несколько иного рода. Кость зависла в воздухе, и аборигены с суеверным страхом воззрились на нее. Шаман был так возбужден, что в первое мгновение не обратил внимания на то, что амулет не возвращается. Его взгляд ошарашенно блуждал по лицам соплеменников. Но вот он вскинул голову, и в его глазах появился такой ужас, что я испугался, как бы он не лишился рассудка:

— Юрий! Верни ему кость! — выдохнул Богомил.

Как полоумный проследил старец за полетом кости к его ногам. Но природная сообразительность привела шамана в чувство. Он вскочил, воздел подрагивающие в экстазе руки:

— Слышите?!..

Племя замерло в напряженном ожидании. Я тоже.

— Слышите?! — еще сильнее понизив голос, спросил шаман.

Богомил встревоженно завертел головой. Шаман перешел на свистящий шепот:

— Я слышу дыхание богов!!

Я обратил наконец внимание на встревоженного Герова и рассмеялся:

— Исключено! Системы в полном порядке.

Богомил тихонько хихикнул и зачем-то приложил палец к губам. До Джерри тоже дошел смысл происходящего. Задыхаясь от смеха, он прокричал:

— Надо уходить, а то мы, похоже, начинаем способствовать зарождению новой религии!

— Бога летающих костей! — отозвался я. — А скорее всего, становлению культа личности этого хитреца!

Джерри, все еще давясь от смеха, предложил:

— А может, поговорим с ним?!

Я поднял бот вверх, к проступающим на небе еще бледным и робким звездочкам.

33. Богомил Геров

Едва я заикнулся о проблеме питания, Джерри приступил к ее решению вплотную, причем с таким азартом, что можно было подумать, он жить не может без первобытной пищи. Старадымов снизил бот над берегом реки, и егерь внимательно уставился на экран видеофона в надежде высмотреть какую-нибудь дичину.

— Ага, — удовлетворенно изрек он через некоторое время, — дикие кабаны. Отлично! Однако фауна здесь изрядно отличается от Терры…

— Куда же нам целого кабана? — робко возразил я.

— Возьмем подсвинка, — успокоил Линекер.

Звуколокатор уловил характерные звуки приближающегося кабаньего стада. Глаза Линекера загорелись. Первым из зарослей вышел здоровенный секач. Он настороженно поднял голову, почувствовав над собой что-то непривычное. Невидимость, во избежание расхода запасов энергии, была отключена. Округлые формы нашего судна, похоже, озадачили вожака. Его маленькие глазки, не видя опасности для подопечных, смотрели с обезоруживающей наивностью, хотя взору нельзя было отказать в некоторой властности. Вероятно, приняв бот за пусть не обычную, но безопасную игру природы, он двинулся дальше. Под напором многочисленного свиного семейства затрещали кусты.

Джерри глянул на нас с Юрием, словно прикидывая, сколько мы в состоянии съесть, а потом откинул колпак и свесился из бота. Я следил за его пальцем, сторожко лежащим на спусковом крючке. Напряжение Линекера передалось нам, и я затаил дыхание.

Внезапно один из подсвинков ткнулся рыльцем в землю. Сородичи недоумевающе задержались около него, но, вспугнутые громким окриком Джерри, бросились врассыпную. Линекер спрыгнул на землю. Что делал он дальше, я не видел, поскольку совершенно случайно загляделся на набухающее чернотой небо.

Однако когда Джерри стал вынимать из портативной печки один за другим аппетитно пахнущие, покрытые золотистой корочкой куски, мои глаза невольно возвратились на землю.

Проглотив свою порцию, я с благодарностью посмотрел на Линекера:

— Джерри, ты открыл для меня новую страницу во мне самом. Оказывается, я могу с наслаждением есть мясо убиенного животного.

— Природа оправдывает всякую необходимость, — назидательно проговорил егерь.

Старадымов был погружен в свои мысли. Казалось, он не замечал ни вкуса пищи, ни обволакивающей нас сырой прохладой ночи. Наконец он поднял глаза:

— Ну, что, подведем первые итоги?.. Как ты думаешь, Богомил, легенда, рассказанная стариком, может расцениваться как источник хоть какой-то информации?

Я пожал плечами:

— Трудно сказать… Понимаешь, она во многом традиционна, переплетается с мифами народов Земли. Например, сюжет о гигантском лосе встречается и у народов нашего Забайкалья. Конечно, для специалистов она представляет огромный интерес, но что из нее можно извлечь в нашей ситуации… Любопытно, что потяжеление дерева память народа связывает с когда-то происшедшей катастрофой…

— Причем катастрофой космического характера, — ввернул Линекер. — Вспомните об огненном шаре…

— Не исключено, — согласился я, — можно и так трактовать эту часть легенды. Тогда землетрясения, изменения ландшафта, наводнения были последствиями этой катастрофы. Но подобные мотивы очень распространены в эпосе… Вспомните хотя бы миф о непослушном Фаэтоне, библейскую легенду о Всемирном потопе. Здесь что-то очень похожее. Боюсь, Юра, что сказать что-либо более определенное пока нельзя. Нужные факты.

— Да, — сказал Старадымов, — бесспорный факт пока один — существование Терры Инкогнита. Откуда, как появился этот слепок Земли?

Джерри хмыкнул:

— Еще не известно, что — копия, а что — оригинал.

— Предположим все-таки, что это слепок, — настаивал на своем Юрий. — Значит, для его образования было необходимо нечто похожее на то, что сделали люди, чтобы создать Терру.

— Ты хочешь сказать, что этот мир сотворен при посредничестве разума? — заинтересовался я.

Юрий покачал головой:

— Нет… Хотя и этого я не исключаю. Я говорю о явлении природы, но явлении, аналогичном тому, которое получилось в результате мгновенной остановки Земли во времени и последующем образовании Терры в параллельном пространстве.

— То есть о скачке в параллельный мир за счет самой природы? — наконец догадался я.

— Удар мощного метеорита, — безапелляционным тоном выдвинул версию Линекер.

Я подхватил:

— В результате которого произошла пространственно-временная остановка.

— Когда же произошла эта катастрофа? — задал вопрос Юрий.

Я развел руками и улыбнулся:

— “Давно-давно”. Именно так утверждает легенда.

— Я, пожалуй, могу сказать более точно, — задумчиво произнес Линекер. — Думаю, порядка десяти-двенадцати тысяч лет назад.

— Откуда такая уверенность? — удивился я.

— Учитываю особенности здешней фауны, — пояснил егерь, — точнее, наличие встреченных сегодня представителей жизненного мира голоценового периода. Едва ли они возникли здесь в результате эволюции. Она явно идет на Терре Инкогнита своим путем, отличным от земного, вспомните волков, которых мы с Богомилом взяли на Терре. Они пришли отсюда. И они резко отличаются от земных. Значит, типично земные виды образовались в то время, когда Земля и Терра Инкогнита были одним целым.

Старадымов кивнул и тут же подкинул идею, от которой сам же сознательно ушел:

— А если Терра Инкогнита все-таки рукотворна?

— Что ты нам голову морочишь? — возмутился Линекер. — Если то, если это! Чтобы выдвигать гипотезы, нужно иметь более приличную информацию, чем басни старого дедушки, слышанные нами в стойбище.

— В этом и вопрос, — усмехнулся Юрий. — Где можно получить более достоверную информацию?

— Ну и где же? — подозрительно спросил Джерри.

Я еще не мог сообразить, куда клонит Старадымов, и очевидно, был похож на секача, взирающего на висящий над ним бот.

— У более развитой цивилизации, — ответил Линекеру Старадымов.

Линекер мрачно усмехнулся:

— А если как раз по ней метеоритом и жахнуло?!

— Джерри, давай серьезно, — мягко упрекнул его Старадымов и обратился ко мне: — Богомил, как думаешь, здесь есть подобные цивилизации?

— Не исключено. Однако надо учитывать одну из главных особенностей этого мира — тяжелое, лишенное возможности плавать дерево. Развитие в результате этого могло приостановиться, пойти другим путем. Хотя вполне вероятен и обратный эффект — отсутствие плавучей древесины могло заставить человека мыслить несколько иными категориями и привести к ускорению развития. Думаю, есть смысл поискать в тех местах, где на Земле возникали великие цивилизации древности, о которых доподлинно известно: Древняя Эллада, Египет, Крит, Месопотамия… Здесь, судя по всему, мы ничего не найдем.

— Итак, Средиземноморье, — проговорил Юрий.

— Или Юго-Восточная Азия, Япония, Китай, — добавил я.

Джерри обхватил рукой подбородок:

— Что же в таком случае молчит датчик уровня интеллекта?

— Ты забываешь о его радиусе действия, — сказал Старадымов, помолчал и решительно добавил: — Надо продвигаться на Запад.

Я несмело возразил:

— Но ведь нас ищут… Могут выйти в этот район.

— А нас след простыл, — поддакнул Джерри.

— Оставим кристалл, — ответил Старадымов. — Но на месте сидеть нельзя. Нужна информация.

Выражая согласие, я покивал. Линекер развел руками:

— Есть предложение отложить окончательное решение на завтра. Вдруг и правда, утро вечера мудренее?

34. Джеральд Линекер

Проснулся я от недалекого звериного рева. Кто именно подавал голос, разобрать не сумел. Это не удивило — фауна Терры Инкогнита, как показал вчерашний день, еще ждала своего исследователя.

Утро было серенькое, длинные полосы белесого тумана медленно ползли от реки.

— После завтрака наведаемся на всякий случай в район “кляксы”, — предложил Старадымов. — Если не будет ничего нового, предлагаю продвигаться на запад. Самое логичное, по-моему, начать обследование Инкогниты по классическим правилам космодесантной службы.

Мы согласились с Юрой. Да, собственно, и спорить было не о чем — опыт и знания Старадымова были, конечно, более весомыми аргументами, чем наши с Богомилом предположения.

Позавтракали быстро. Немного времени потребовалось и на дорогу до района аномалии. А вот там пришлось задержаться — Терра Инкогнита поднесла парочку очередных сюрпризов. Правда, не тех, что мы ждали…

Во-первых, исчезли бестии. След их я нашел без труда. Было похоже, что эти малосимпатичные существа выстроились цепочкой и споро удалились в сторону болота На большом валуне, возле которого в трясину впадал довольно широкий ручей, сохранились отпечатки ног. Дальше следы терялись, словно бестии ушли вверх по течению ручья. Что заставило их лезть в холодную воду, было непонятно. Ни к чему не привели и дальнейшие поиски — бестии как в воду канули. Не в прямом, конечно, смысле — ручей едва ли был глубже, чем по колено.

Второе открытие сделал Старадымов. Внимательно изучив показания приборов, он недоуменно хмыкнул и дал мне неожиданный вопрос:

— Джерри, ты не помнишь, на какой примерно широте расположен твой кордон?

— Пятьдесят шесть градусов с минутами, — озадаченно отозвался я. — А в чем дело?

— Приборы утверждают, что мы находимся почти на тридцать градусов южнее.

— Что за ерунда? — Я не поверил Юрию, но, забравшись в бот, быстро убедился, что он не шутит.

Минут пятнадцать мы переваривали неожиданную информацию. Не верить приборам не было оснований, своим глазам — тем более. Окружающая нас природа ничем не напоминает тропики.

— Я вспомнил одну гипотезу, — подал голос Богомил, — ее выдвигал лет триста назад Отто Мук. Он предполагал, что порядка двенадцати тысяч лет назад Земля столкнулась с крупным астероидом. Катастрофа, конечно, была ужасной. Так вот, в результате этого столкновения по Муку, земные полюса сдвинулись примерно на тридцать градусов. Как раз та разница, которую отмечают приборы…

— Занятное предположение, — протянул Юрий. — Ну, что, Джерри, примем гипотезу Мука?

— В общем-то, все логично, — отозвался я, — особенно с точки зрения дилетанта, вроде меня. Но почему здесь так холодно? Ведь мы находимся почти на Северном Тропике. Хотя…

— Ты, кстати, тоже вчера называл цифру двенадцать тысяч лет, — напомнил Богомил.

— Да, — согласился я. — Все совпадает. А климатические парадоксы вполне могут объясняться влиянием последнего обледенения, которое на Терре Инкогнита могло продлиться значительно дольше, чем на Земле. Но всем нашим гипотезам без фактов грош цена.

— Будут факты, — усмехнулся Юрий, — в головах, более сведущих, чем наши, тоже, думаю, недостатка не будет. Для этого нужно одно — вернуться на Терру. Поехали! Думать и в пути можно.

И вот уже несколько часов мы летим на запад. Юрий поднял бот повыше, сфокусировал силовое поле конусом, чтобы предотвратить столкновение с птицами. Богомил следил за показаниями датчика УИ. Пока ничего неожиданного — первобытно-общинный строй, раннефеодальный… Все это чертовски интересно, но не то, что нам нужно. Но сколько тайн хранит эта планета! Что было в истории, что происходит сегодня?! Были ли здесь битва при Фермопилах, Ледовое побоище? Может быть, именно сейчас стоят друг против друга на берегах тихой Непрядвы два войска и выезжают на смертный бой Пересвет и Челубей? Родились ли на свет Коперник и Галилей, Марко Поло и Колумб? Хотя Колумб-то, как раз, вряд ли. Если дерево везде такое же тяжелое, как на севере здешнего Байкала, едва ли Терра Инкогнита имеет своих мореплавателей…

Мысли мои прервало восклицание Старадымова:

— Оп! Это уже интересно!

Красный столбик датчика УИ упорно поднимался все выше и выше.

— Где это? — напряженно спросил Богомил.

— Трудно пока сказать, — отозвался Юра. — Далеко… Где-то в районе Гибралтара.

35. Юрий Старадымов

Остров показался внезапно. Конечно, чуткие приборы обнаружили его давно, но невооруженным глазам моих спутников показалось, что он вырос из океана. Весьма солидных размеров остров. Вдобавок не обозначенный на картах ни Земли, ни Терры.

Этим очередным на Терре Инкогнита открытием я поделился с друзьями.

Линекер задумчиво потер подбородок, причмокнул губами:

— М-да…

Богомил, по своему обыкновению, глубоко задумался и, видимо, этот процесс приносил какие-то плоды, потому что он то и дело бросал затуманенные взоры в сторону приближающегося острова.

— Геркулесовы столпы мы пролетели, — бормотал Геров. — Океан — аналог земному Атлантическому… Климат здесь…

Его размышления породили в моей памяти какие-то смутные ассоциации с древними греками и неутомимым: путешественником Одиссеем, песню про которого так хорошо пел Генка Бражко… “Ты куда, Одиссей, от жены, от детей…” Песня была такая же древняя, как и горы Крима, среди которых она звучала. Генка пел, молнии, рвавшие небо, бросали красно-багровые тени по его бородатому лицу… Это было незадолго до той бури… Поначалу остров показался мне желтым и пустынным. Но стоило боту снизиться, как замелькали пальмовые рощи. Лесами покрыты склоны горного хребта, протянувшегося с севера на юг. Широкая равнина, отгороженная от берега моря полосой кустарников (“мангрового типа”, как определил Линекер), была тщательно возделана, о чем говорили ровные полосы полей. Тут и там виднелись фигурки людей, по дороге пылили какие-то массивные животные.

— Слоны! — удовлетворенно констатировал Джерри. — Но не африканские. Экие громадины! Похожи на вымерших степных тронготериевых… Э, да они, кажется не дикие!

— Трудно представить, что вот тот малый катается на диком звере, — заметил я, указывая на смуглого аборигена, восседавшего на могучем слоне, за которым тянулись еще штук двадцать таких же гигантов.

— Конечно, это погонщик! — счастливо улыбнулся Геров. — Помедленнее, пожалуйста, Юра…

— Помедленнее, так помедленнее, — пробурчал я, косясь на датчик УИ, — но мне интересно, неужели вот этот погонщик или вон те крестьяне с мотыгами… я правильно назвал эти орудия труда?

Геров кивнул.

— Так вот, мне интересно, — продолжил я, — настолько ли они мудры, чтобы заставить датчик уровня интеллекта подняться на деление, соответствующее…

— Смотрите, смотрите! — привскакивая на сиденье, вскричал Геров. — Там же город! Кажется, я начинаю понимать! Кажется, начинаю…

— Город… и солидный… — протянул Линекер.

Я повернул влево, и друзья недоуменно завертели головами. Прежде, чем они успели высказать мне какие-либо претензии, бот уже неторопливо полз над границей морских волн и каменистого берега.

— Облетим остров, осмотрим, — пояснил я. — Потом и в столицу.

— Правда, скорее всего, тот большой город — столица! — благодушно согласился Геров, секунду помолчав, потом обвел нас торжественным взглядом, дернул себя за рыжеватую бородку и провозгласил, ако оракул: — Столица Атлантиды!

Теперь до меня дошло, почему он бормотал про столпы Геркулеса.

Встречал я и среди пилотов кораблей Дальней, и среди космогеологов, и даже среди своих космодесантников ребят, которые были помешаны на Атлантиде. По рассказам одних, выходило, что атланты ушли в Дальний космос; другие утверждали, что обитателями таинственного острова были не коренные жители Земли, а пришельцы, решившие возвратиться восвояси и уничтожившие свою долговременную стоянку; третьи были сторонниками Платона, говорили о высоком уровне цивилизации, о влиянии атлантов на судьбы народов мира, приводили авторитетные имена ученых прошлых и нынешних веков, массу доказательств… Слушать всех их было интересно, но, насколько я знаю (а по возвращении с Крима у меня было предостаточно времени для самообразования, и я просмотрел кучу галокниг), никаких явных следов Атлантиды земные ученые так и не обнаружили… Вот уж не предполагал, что учитель Геров — один из этих тихо помешанных.

Выслушав мое ехидное замечание, Богомил не сконфузился, а напротив, возбужденно проговорил:

— Верно, ни на Земле, ни на Терре Атлантиду не нашли. Но здесь-то она есть. Это она! Я уверен в этом, уверен.

36. Богомил Геров

Я боялся поверить своим глазам. Неужели это была та самая таинственная Атлантида, которую Платон описал в своих диалогах “Тимэй” и “Критий”, за это на него обрушился его любимый и талантливейший ученик Аристотель, обвинивший учителя ни мало ни много, а в обмане? Неужели легенда о непослушном Фаэтоне — отзвук космической катастрофы, когда какое-то небесное тело обрушилось на Землю, вызвав пожары и наводнения, которые произошли в результате таяния ледовых панцирей планеты? Если мы видели под собой ту самую Атлантиду, значит, она не исчезла под водой, а просто-напросто осталась в параллельном пространстве? Ничего себе, просто-напросто… А может, древним было известно о существовании Атлантиды в параллельном мире? Может, выражение “За Геракловыми столпами” означало у древних греков то же самое, что мы понимаем под параллельными пространствами?

Видимо, на моем лице появилась весьма нелепая улыбка, так как Линекер настороженно спросил:

— Богомил, что с тобой?

— Друзья, нам необычайно повезло! — все еще оставаясь в плену своих размышлений, с пафосом воскликнул я. — Мы имеем возможность увидеть то, что не видел никто из землян нашего времени!

Старадымов едва заметно пожал плечами, с сомнением в голосе проговорил:

— Мы уже вторые сутки рассматриваем то, что никто из землян не видел. Все это безумно интересно, особенно если принять во внимание показания датчика уровня интеллекта…

Я перегнулся через переднее сиденье и ахнул. Красный столбик подскочил до отметки, значительно превышающей все, что мы встречали на Терре Инкогнита. Линекер озадаченно буркнул:

— М-да… Уровень первых годов Великого Объединения.

— Что в этом удивительного?! — горячо возразил я. Жрецы древности были хранителями гигантского объема знаний! Вспомни-ка…

Юрий сдержанно перебил:

— Богомил, но уровень слишком высок. При этом не видно ни малейших признаков хоть каких-то машин, заводов, или что там еще было сто лет назад… А датчик УИ показывает, что здесь должны быть чуть ли не космические корабли…

— Вообще-то конечно, — со вздохом согласился я.

Сносных гипотез на этот счет ни у кого из нас троих не возникло, и мы, замолчав, обратили взоры на раскинувшуюся впереди панораму огромного, конечно, не по земным, а по историческим понятиям города.

Бот по-прежнему плыл очень медленно, прямо-таки полз черепашьим шагом над разветвленной сетью кое-где уже заросших водорослями каналов, кольцами окружавших город. Я чувствовал, что Юрию не терпится перейти на сверхзвуковую, но он, вняв моим мольбам, вел бот на самой малой скорости. Когда мы начали облет острова, именно я настоял на том, чтобы не торопиться, так как хотел вкусить впечатления, как вкушают лопающийся от распирающих его соков плод. Очень хотелось попасть в столицу поскорее, но я понимал, что для того, чтобы лучше постигнуть неведомый мир, приблизиться к его познанию, спешить нельзя. Нужно уподобиться страннику, бредущему с посохом по каменистой дороге, и впитать глазами, слухом, обонянием, ступнями, всеми клетками тела мир, который раскрывается перед тобой во всем своем величии и во всей своей неприглядности. А то что перед нами не Золотой Век Человечества, было яснее ясного. То и дело под нами оказывались поля, на которых трудились люди, изнуренные палящими лучами солнца и окриками надсмотрщиков. Несомненно, это были рабы. Юрий яростно втянул сквозь зубы воздух, когда палка надзирателя опустилась на блестящую от пота спину одного из невольников. Линекер скривился, словно этот удар пришелся по нему.

К сожалению, мы не имели права не только вмешиваться, но и не могли даже просто выйти из бота и пройтись пешком, поскольку наш внешний вид вызвал бы, мягко говоря, ненужные толки.

Бот, закованный в оптическую невидимость, тащился над островом, скрывая наше присутствие и не давая нам забыть, кто мы, откуда и зачем сюда пришли. А мы пришли, чтобы уйти. Чтобы вернуться на Землю и передать информацию. И как бы нам ни хотелось окунуться в прошлое, мы оставались людьми из будущего.

— Послушай, Богомил, а зачем им все эти каналы? — задумчиво произнес Джерри. — Что-то не видно ни одной захудалой лодчонки. Сплошные непроизводительные расходы на мосты.

— Во-первых, каналы кольцами окружают столицу, — не очень уверенно отозвался я. — Стало быть, они могут играть роль своего рода фортификационных сооружений…

— С кем тут сражаться? — хмыкнул Джерри. — Остров же, и столица одна, а значит, единое государство.

— В древности все эти объединения были основаны на силе, а следовательно, не могли являться прочными. Не исключено, что когда-то провинции уже пытались свергнуть центральную власть, чтобы занять господствующее положение в стране. Да и рабы никогда не мирились со своей участью…

Линекер резонно возразил:

— Но каналы-то шире, чем в Венеции, хоть корабли запускай. К тому же на выходе в океан имеется бухта, маяк, подобие причалов.

— Выходит, был когда-то и флот, — вмешался в разговор Юрий. — А каналы использовались как транспортные артерии.

— По свидетельству Платона, — осторожно сказал я, — атланты имели, кроме сухопутного воинства, насчитывающего десять тысяч парных упряжек и шестьдесят тысяч более легких колесниц, огромный флот: тысяча двести кораблей, на которых было двести сорок тысяч матросов.

— И куда все эти корабли исчезли? — усомнился Джерри.

Что я мог ответить? Оставалось только пожать плечами:

— Если предположить, что изменение веса дерева имело всепланетный масштаб, то исчезновение флота объяснимо. Старые корабли истлели со временем, новые строить не из чего… И атланты попали в весьма неприятную ситуацию. Лишившись возможности общаться с внешним миром, они потеряли очень многое. Даже развитие их цивилизации могло пойти иным путем, причем очень медленными темпами. Общество законсервировалось, и последствия этого невозможно предсказать…

— Поэтому-то они и такие умные, — иронически заметил Джерри, кивнув на датчик уровня интеллекта.

Юрий категорически тряхнул головой:

— Нет, тут что-то не то.

Бот тем временем пролетел над лачугами, по всей вероятности, свободных, но нищих ремесленников, миновал крепостную стену, окружающую город, и мы снова с жадным любопытством приникли к стеклопластику колпака.

Концентрические каналы разделяли остров на три неравные части. Самое широкое внешнее кольцо по архитектуре мало чем отличалось от уже виденного нами. Те же лачуги, та же пыль и грязь на дорогах. Но чем ближе к центру столицы, тем величественнее становились постройки. Улицы как бы продолжали планировку всего острова: одни из них все меньшими и меньшими кругами охватывали величественную ступенчатую пирамиду, возвышающуюся в центре города, другие, разрезая первые на ровные отрезки, прямыми лучами разбегались от пирамиды, отчего сверкающее множеством золотых пластин строение на ее вершине становилось подобным самому Солнцу.

— Внушительное зрелище, — не без восторга проговорил Линекер.

Я кивнул:

— Пластины площадью никак не меньше квадратного метра.

Юрий припал к приборам, сообщил:

— Ровно пятьдесят квадратных дециметров.

— Да? — удивился я. — А мне показалось, что больше.

— Твой разум затмило их сияние, — рассмеялся Юрий.

— Интересно, настоящее это золото или нет? — поинтересовался Линекер. — Ведь когда-то оно было мерилом мерил.

— Вероятнее всего, золочение, — предположил Старадымов.

— А сами пластины могут быть из орихалка, — сказал я.

Юрий посмотрел на меня, как человек, который пытается припомнить слышанное им ранее, но никак не может. Джерри откровенно захлопал ресницами.

— Кажется, об этом металле упоминал Платон? — наконец вспомнил Юрий.

— Да. Название “орихалк” происходит от двух греческих слов: “орос”, что значит гора, и “халькос”, то есть медь, красный металл. Конечно, это не какой-то неизвестный науке элемент, но что понимал под орихалком Платон, до сих пор не установлено. Одно время считали, что сплав золота и серебра, либо меди и алюминия, либо меди и серебра, либо меди и олова. Многие и сегодня придерживаются точки зрения атлантолога двадцатого века, по летосчислению до Великого Объединения, Жирова, полагавшего, что это была латунь, которую получали из редко встречающегося в природе минерала — аурихальцита. Этот минерал, как известно, содержит и медь, и цинк.

Юрий опустил бот ниже. Теперь мы могли без труда рассмотреть обитателей города. В массе своей это были высокие стройные светловолосые люди. Я засмотрелся на мужчину средних лет, облаченного в белоснежные одежды. С важным видом он стоял посреди неширокой улицы, так что прохожим, чтобы не задеть его, приходилось обтирать стены домов собственной одеждой. Старадымов заметил, куда направлен мой взгляд.

— Богомил, тебе этот красавец никого не напоминает? — неожиданно спросил он.

— Не понял?.. — отозвался я.

— Нос… — подсказал Джерри.

Нос у атланта и вправду был необычный. Казалось, у его обитателя нет переносицы и прямой, словно птичий клюв, нос начинается выше бровей… Характерный анатомический признак и вдобавок очень знакомый…

— Если с него да и его собратьев снять их экзотические одеяния… Как они, кстати, называются, Богомил?

— Гиматий, — машинально ответил я.

— Так вот, если с него снять гиматий, я бы сказал, что перед нами…

— Бестии! — оборвал Юрия Линекер.

— Да! — согласно кивнул головой Старадымов.

Я растерянно уставился на атланта. В самом деле, сходство было поразительное. Внешнее, во всяком случае. Представители местной цивилизации ничем не отличались от загадочного зверя, обитающего на северном берегу Байкала!

— Может быть, бестии — это потомки атлантов? — робко предположил я. — Тысячи лет назад они оказались отрезанными от родины, мигрировали и наконец попали в Сибирь…

— При этом умудрились, совершенно не изменившись внешне, полностью деградировать в умственном отношении, — ехидно добавил Джерри.

Я замолчал, потому что действительно получалась ерунда. Но с идеями было явно туго не только у меня.

— Еще одна загадка, — констатировал Старадымов и, помолчав, сказал: — Ты упорно именуешь их атлантами. Почему тогда на Земле не найдено никаких следов Атлантиды?

— Потому, что там их и нет, — ответил я. — Атлантида существует только в этой параллельности. Видимо, при образовании Терры Инкогнита произошел какой-то из пространственных парадоксов. Атлантида не была продублирована и осталась в единственном экземпляре. Помните, при создании Терры были отведены специальные зоны, куда собирались жители Земли? Источники Х-поля избавили людей от опасности дублирования.

— Я встречал на Ганимеде парня, отец которого тогда поссорился с любимой и с горя спрятался где-то в джунглях Амазонки, — сообщил Юрий.

— Ну и что? — заинтересовался Джерри.

— Ничего особенного. Просто несчастных влюбленных стало двое: один — на Земле, другой — на Терре, — пояснил Старадымов.

— Ситуация, — протянул Линекер, — как же они из нее выкрутились?

— Один женился на простившей его девушке. Их сыном, кстати, и был мой знакомый. А другому, чтобы не пугать любимую — она-то ничего не знала — пришлось навсегда покинуть Землю…

— Такие случаи действительно были, — подтвердил я. — Совету тогда пришлось поломать головы, чтобы устранить их последствия. Так что отсутствие следов Атлантиды на Земле вполне объяснимо.

— Хорошо, — согласился Юрий. — Но не могли же все без исключения атланты в момент катастрофы находиться на своем острове. Ты сам говорил, что у них огромная армия, которая как раз в то время, если верить Платону, вела войну с греками.

— А ты представь себе положение этой армии. Родина исчезла неизвестно куда, кругом враги… Ясно, что долго обороняться деморализованные атланты не могли. Жестокий обычай древних времен повелевал убивать инопленников, и встречи с одинокими скитальцами кончались обычно уничтожением последних представителей некогда многочисленных и могущественных народов. История полна таких примеров. Древние римляне в свое время беспощадно расправились с жителями этрусского города Вей: перебили и продали в рабство. Вдобавок, у атлантов очень характерная внешность: укрыться среди представителей других народов и племен они никак не могли. Не забывайте, к тому же, что древние были убеждены: Атлантиду покарали боги, и довершить уничтожение атлантов значило исполнить волю небожителей…

Мои разглагольствования прервали звуки множества барабанов.

Если до этого население города было занято своими неотложными делами: женщины ругали детей, несли на головах кувшины с водой, корзины с фруктами; мужчины победнее торговали на рынке, крутили гончарные круги, стучали молотками, обделывали камни, из которых то тут, то там сооружались новые постройки в два, а кое-где и в три этажа; мужчины побогаче вели беседы и командовали слугами; то заслышав барабанную дробь, все замерли, как по команде повернули головы в сторону храма. Даже белокурые ребятишки прекратили беготню, притихли.

По радостным лицам стало видно, что все ждали этого сигнала и выполняли повседневную работу, постоянно помня, что он вот-вот должен прозвучать. Теперь мне было понятно, почему женщины облачены в праздничные одежды, почему они, ругая детей, только делали вид, что сердятся, а их глаза лучились ожиданием восторга, почему мужчины были столь сосредоточены, суровы и то и дело поглядывали в сторону северо-восточной части города — туда, где на склоне одинокой горы темнела громада странного здания, по всей вероятности, храма. Рядом с ним воинственно упирал в небо трезубец огромный взлохмаченно-грозный каменный идол с гипертрофированными мускулами атлета и характерным для атлантов могучим носом, начинающимся чуть выше бровей.

Барабанная дробь смолкла, и внезапно все пришло в движение. Дети наперегонки бросились к центру столицы. За ними бежали женщины. Едва сдерживались, чтобы не рвануться вперед, мужчины. На улицах появились темнолицые старики.

— Кажется, что-то намечается, — довольно потер руки Линекер и повернулся к Старадымову. — Юра, прибавь-ка ходу, а то поспеем только к шапочному разбору.

Юрий с улыбкой взглянул на меня:

— Может, не будем спешить, Богомил?

— Теперь не тот случай, — обиженно отозвался я, но тут же, укорив себя за тон высказывания, оживился: — Джерри прав, пора прибавить ходу!

Старадымов мгновенно переместил нас к холму, и бот завис над стоящими возле метровых ступеней каменного божества глашатаями. Пока те собирались с духом, Линекер покосился на шарообразный бицепс идола, до которого было не больше нескольких метров, неприязненно полюбопытствовал:

— А это что за тип?

— Греки называли его Посейдоном, — улыбнулся я. — Этот тип повелевает морской стихией.

— Вы поосторожней с оскорблениями, — со смехом сказал Старадымов. — А то обидится да ка-ак жахнет по боту своими вилами, никакая защита не спасет.

Я посмотрел на плотно сжатые губы идола, на каменный блеск его глаз:

— За ним такое водилось.

Джерри проследил за моим взглядом и шутливо передернул плечами:

— М-да… С него станется…

Глашатаи разом выставили правые ноги вперед, вобрали в себя побольше воздуха. Заметив это, Старадымов утопил клавишу ретранслятора речи, негромко произнес:

— Внимание.

Все три глашатая хором выкрикнули что-то вроде:

— Слушайте! Слушайте! Слушайте!

Всякое шевеление в толпе прекратилось. Выдержав ораторскую паузу, глашатаи продолжили:

— Завтра, как только взойдет Солнце, все мы по велению Детей Владыки Океана и по зову наших сердец соберемся здесь, чтобы просить Великого Бога принять наших избранников.

Не успели они договорить, как от стены храма отделился сухонький старец в белом одеянии и едва слышно произнес:

— Я, Верховный жрец, именем Детей Владыки Океана повелеваю: возвращайтесь в свои дома и до восхода Солнца не смейте покидать их. Каждый, осмелившийся нарушить запрет, будет казнен стражей, а тело его выброшено на поругание.

Было так тихо, что слышалось дыхание толпы, будто это был единый живой организм. Вероятно, не все различили, что прошепелявил старец, но люди молча заспешили с площади.

— Вот это слух, — сыронизировал Джерри.

— Похоже, традиционный ритуал, поэтому все знают, что нужно делать, — отозвался Юрий. — Не пора ли и нам об отдыхе подумать?

Я согласился:

— До утра, пожалуй, никаких событий не предвидится.

— Трудно сказать, — серьезно произнес Линекер. — Может, они специально загоняют людей по домам, чтобы никто им не мешал, ведь речь, насколько я понимаю, идет о жертвоприношении.

— Скорее всего жертвы уже приготовлены, а это ночное сидение нечто вроде комендантского часа, который в старые времена вводился в самые тревожные моменты для властей предержащих, — сказал я. — Дабы в корне пресечь всякие волнения.

— Но принесение жертв у древних, кажется, считалось чем-то вроде радостного события, не так ли? — возразил Юрий.

— Для кого радость, для кого горе, — со вздохом ответил я. — Особенно если речь идет о человеческих жертвах, на что очень похоже. Так что, если волнений раньше не было, то они не исключены, а жрецы и правители наверняка это понимают… Но в целом, Юра, ты прав…

— Ладно, надо найти себе жилище, подкрепить и обдумать все хорошенько, — решительно бросая бот за город, произнес Старадымов. — Джерри, где предлагаешь остановиться, чтобы не попасть на глаза местному населению?

После недолгого обсуждения мы пришли к выводу, что самым подходящим для нас местом будет какая-нибудь пещера в горах, где можно не только выбраться, наконец из бота и пройтись по твердой земле, но и наблюдать за тем, что происходит в столице.

37. Джеральд Линекер

Пещера, которую заметил Старадымов, была сухой и достаточно просторной. Бот, во всяком случае, вошел в нее без труда. Маленькие летучие мыши с недовольным писком вылетели наружу, больше никого наше появление не встревожило.

Старадымов, на аппетите которого происходящие с нами события никак не сказались, занялся приготовлением ужина из остатков мяса вчерашнего поросенка. Богомил помогал ему. Я вышел из пещеры.

Солнце опускалось, цепляясь за вершины горной гряды. Я дождался, пока сумрак, таившийся под кронами банановых деревьев, не слился с поднявшейся из долины волной мрака. Ночь размыла темные силуэты деревьев, протянувших к пещере узловатые ветви, черные листья сомкнулись над головой. Выстраиваясь незнакомыми созвездиями, поплыли немигающие огоньки светлячков. Было тихо. Только время от времени взлаивали собаки да где-то надсадно орал одинокий осел. Больше ничто не говорило о том, что недалеко от нас раскинулся огромный город. Редкие огни, зажженные, должно быть, в храмах, были едва различимы.

— Любуешься? — голос Старадымова вернул меня к действительности.

Юрий подошел ко мне, встал рядом. Отсвет узкого серпика месяца, подвешенного вверх рожками на звездном полотне неба, высветил спокойное лицо Старадымова, его уверенный, чуть насмешливый взгляд, и я в который раз подумал, как нам с Богомилом повезло, что Юрий оказался рядом.

— Интересно, есть с этой планетки выход в космос? — Старадымов смотрел на перевернутый вверх дном ковшик Большой Медведицы.

— Думаешь, так дорога к дому ближе? — отшутился я, хотя прекрасно понял вопрос друга. Юрий имел в виду один из необъяснимых пока парадоксов параллельных миров. Терра, например, имеет и атмосферу, и небо с облаками, и солнце, которое обогревает ее. А выхода в космос с нее нет. На высоте примерно сорока километров образуются пространственно-временные искажения, и летательный аппарат уничтожается, как при аннигиляции. На Терру никогда не падают метеориты. А звезды над ней светят. И созвездия аналогичны земным…

— Куда вы пропали? Кушать подано! — Богомил шутливо раскланялся, стоя у входа в пещеру.

Поужинали молча и довольно быстро. Первым заговорил Юрий.

— Завтра идем в город, — сказал он.

— Идем? — удивленно поднял брови Богомил.

— Вернее, я иду, — поправился Юрий, — вы следуете за мной на боте. Необходимо разобраться, почему датчик УИ зафиксировал такой высокий уровень. Попробую проникнуть в храм.

— Это опасно, Юра, — сказал Богомил.

— А вы можете предложить что-нибудь другое? — спросил Старадымов. — Да и опасности особой нет. Честно говоря, я боюсь другого.

— Чего именно? — поинтересовался я.

— Того, что здешние обитатели узнают о нашем появлении. Мы на чужой планете, ребята. Жизнь здесь развивается по своим законам, и мы не имеем права их нарушать. Более того, согласно требованиям Устава космодесантников мы обязаны держаться как можно дальше от очагов здешней цивилизации. Таков закон Земли.

— Этот мир отстал в развитии от нашего на тысячи лет и несколько общественно-экономических формаций, — раздумчиво протянул Богомил. — Даже невольно мы можем нанести ему непоправимый удар.

— Верно, все верно, — согласился Юрий, — но не познав тайны Инкогниты, мы вряд ли вернемся домой. И выход у нас один: действовать предельно осторожно. Мы разведчики, и догадываться о нашем присутствии не должна ни одна живая душа. А ты почему молчишь, Джерри? Не согласен?

— Согласен, — отозвался я, — настолько согласен, что не могу ничего добавить к сказанному вами. Только как со всем этим увязывается предложенная тобой авантюра?

— Это не авантюра, Джерри, — Юрий говорил очень спокойно, тщательно подбирая аргументы, — просто нет иного выхода. Тайны этого мира наверняка скрыты от посторонних глаз. Так просто никто нам их не откроет. Информация, которую мы можем получить с бота, достаточно ограничена…

— Хорошо, — согласился я, — но меня очень смущают три момента. Первый: по внешнему виду ты резко отличаешься от жителей города. Второй: ты не знаешь их языка. Третий: в чем ты собираешься идти — в роскошном костюме спасателя?

— Загримироваться не так уж трудно, — сказал Юрий, — обрить голову, мягкий пластик поможет изменить форму носа… Языковая проблема тоже разрешима — отвечать будете вы из бота, а я захвачу с собой микротранслятор. Ну а одежду… одежду нужно достать…

— Каким, интересно, образом? Раздеть кого-нибудь?

— Ну вот, сразу уж раздеть! Джерри, среди твоих предков разбойники с большой дороги не водились? — засмеялся Юрий. — Предлагаю слетать в город, авось что-нибудь и найдем.

Старадымов не ошибся. Жители города оказались людьми чистоплотными — то и дело на крышах домов светлели пятна свежевыстиранного одеяния, разложенного для просушки, Лачуги бедняков мы обходили стороной — не верилось, что у их обитателей есть сменная одежда. Роскошные одеяния богатеев тоже не подходили, выделяться в толпе Юре было ни к чему. Наконец он облюбовал крышу, на которой сохли несколько полотен разного цвета.

— Какая лучше? — растерянно прошептал Старадымов.

— Бери белую, — прошипел Богомил, — она наверняка самая дешевая.

— А это не простыня? — усомнился Юрий.

— Какая еще простыня, — разозлился Геров, которому было очень не по себе — увидели бы ученики, чем занимается любимый учитель.

Старадымов перегнулся через борт бота и потянул к себе влажное еще белое полотнище. Увы, воистину в любом деле нужны навыки! Юрий не заметил, что одеяние было придавлено несколькими булыжниками. Камни, гремя, покатились по крыше, один из них свалился во двор. Яростно залаяла собака, в доме раздались тревожные голоса…

— Удираем! — сдавленно выкрикнул Богомил, и бот рванулся с места так резко, словно выходил из-под метеоритной атаки.

Всю обратную дорогу мы подтрунивали над Юрием, интересуясь, что говорит Устав космодесантной службы о мелких кражах.

38. Юрий Старадымов

Процесс облачения в такую, казалось бы, простую одежду, как гиматий, оказался довольно сложным. За то время, что мы потратили, возясь с осточертевшим куском ткани, я мог бы, наверное, раз тридцать войти в скафандр высшей защиты для работы в старых атомных реакторах и выйти из него. Довелось мне увидеть такой на корабле начала XXI века, дрейфовавшем возле тусклой звездочки из сектора Ц в созвездии Плеяд. И не только увидеть, но и демонтировать его, чтобы какой-нибудь любопытный абориген, появись они на одной из восьми вращающихся вокруг этой звездочки планет, не подорвался бы ненароком. Таков закон космоса. Ты насорил, ты и убери.

Не знаю, как справлялись со своим одеянием наши дальние предки (если, конечно, кто-то из моих предков мог быть древним греком), но и мы в конце концов освоили это искусство не хуже их. Правда, как мне думается, ни те, ни другие не применяли для скрепления ткани синтетический клей.

Линекер, помогавший мне одеваться, все время прятал глаза и сдавленно хрюкал. Геров же, напротив, отдался этому процессу с увлечением мальчишки, получившего в полное свое распоряжение комплект миниатюрных планет из набора “Построй сам галактику”… Он то и дело отступал на шаг, ощупывая меня критическим взглядом, укладывал то одну складку, то другую, поправлял ткань на моем плече, снова отходил и снова пристально осматривал.

В шортах мне приходилось ходить, но вот в юбках… Поэтому вид голых ног несколько смущал меня, а Линекера, так и не прекратившего весело похрюкивать, забавлял.

— Слушай, Юр, — давясь от смеха, проговорил он. — С этим искусственным загаром ты бы в Адриатике был первым парнем на пляже…

Загар действительно получился приличным, отличить его от цвета кожи местных жителей невооруженным глазом было нельзя.

Так же трудно было бы опознать в моем гордо изломанном, начинающемся в дюйме над бровями носе нос бывшего космодесантника Старадымова. Я попробовал морщить его, получалось, но не очень. Рожи, которые я корчил, не остались без внимания Линекера, которого опять разобрал почти нервический смех.

— Джерри, — позвал я и показал ему указательный палец.

Ответом был оглушительный взрыв хохота.

Богомил, укоризненно взглянув на отца своего ученика, похоже, хотел сказать что-то поучительное, но не стал.

Я еще раз оглядел себя со всех сторон, припомнил виденных вчера аборигенов и остался доволен. Теперь я один из них.

И в эту минуту я вновь ощутил себя космодесантником.

Ведь это была другая планета.

Это была не Земля. А значит, здесь нужно было действовать так же осторожно, как на чужих, враждебных человеку планетах. Думать так не хотелось, потому что я видел здешних людей, почти ничем не отличавшихся от нас, разве что укладом жизни да излишне экзотической внешностью, видел, как они смеются, когда радуются, видел, как скорбят, как пьют, едят, заботятся о детях… Все, как у нас. И все иначе…

— Я готов, ребята, — сказал я.

Голос мой прозвучал сухо. Богомил и Джерри почувствовали серьезность момента, тоже поскучнели, внутренне напряглись. Я видел, что им хуже, чем мне. И знал это. Тем, кто остается, всегда хуже. Всю ответственность за судьбу уходящего они добровольно возлагают на себя, и потом, если что-нибудь случится…

Старик-метеоролог, неправильно рассчитавший скорость ветра при бурях на Криме, не смог простить себе гибели двух космодесантников, ушел в отставку и посвятил остаток жизни попыткам развести хлореллу на безлюдном и безжизненном Дэлькуноре.

…До города бот вел я сам.

— Друзья молчали, рассеянно поглядывая вниз, где по улицам уже вовсю сновали люди.

Выбрав пустынный уголок во Внутреннем кольце города, я хлопнул Джерри по плечу:

— Занимай мое место да будь повнимательней.

— Понял, — излишне серьезно сказал Линекер.

— Конечно, конечно, — поспешил Геров. — Мы будем рядом.

Я встал и снова присел:

— По старому обычаю…

Секунду мы снова молчали, потом я огляделся, убедился в том, что поблизости нет аборигенов и никто не заметит, как я свалюсь с неба, нажал кнопку люка, скользнул вниз:

— Пока!

Наверное, если бы кто-то из местных жителей наблюдал мое появление, это оставило бы у него самые глубокие и неизгладимые впечатления на всю жизнь. Представьте, вдруг в воздухе, совершенно из ничего, возникают ступни, обутые в самодельные сандалии, потом лодыжки и так далее, пока наконец не появляется крепкий мужчина в белом одеянии. Заметьте, все это происходит метрах в полутора над булыжниками мостовой. Мужчина приземляется, быстро оглядывается, удовлетворенно вздыхает и топает по улице, задумчиво поправляя складки гиматия.

К счастью, появления моего никто не видел. Я бы не пережил, если какой-нибудь абориген, а не дай бог, прекрасная аборигенка лишились после этой картины разума или стали религиозными фанатиками и бегали по городу, крича: “Бог родился из воздуха! Бог родился!”

А потом бы их сожгли как еретиков, или что там у них, у атлантов, делают с еретиками…

Поймав себя на внутреннем балагурстве, я понял, что нервничаю. Что ж, даже космодесантники не привыкли быть разведчиками на населенных планетах, по той простой причине, что пока таких планет им не попадалось. Значит, я первый! Можно гордиться.

Горжусь и иду дальше. С трудом уворачиваюсь от несущегося с огромной скоростью и такой же огромной корзиной на голове рослого белокурого мужчины. Уже задним умом понимаю, что это не атлант, потому что нос у него обыкновенный, как у всех людей на Земле.

Задираю голову вверх, но, естественно, не вижу бота. Зато они меня видят.

— Мы здесь, Юра…

Голос Линекера сосредоточен и строг.

Негромко делюсь своим открытием. Геров отвечает почти сразу:

— Скорее всего, это раб. У атлантов рабы были из военнопленных — греков, финикийцев, этрусков, египтян… Так что рабы здесь не атланты… Хотя может иметь место и долговое рабство, такое бывало на Земле…

Движение на улице весьма оживленное. Люди лавируют между себе подобными, сталкиваются, ругаются, жуют что-то зеленое, красящее губы в мертвенно-коричневый цвет. То и дело воздух оглашается криками возниц и грохотом большеколесных колесниц. Народ собирается группами, что-то обсуждает, указывает в сторону храма.

Пристраиваюсь к небольшой компании неторопливо двигающихся мужчин в таких же белых одеждах, как и моя, глазею… Попутчики мои оживленно переговариваются к вящей радости Богомила, неустанно впитывающего информацию. Поскольку крохами знаний Геров время от времени делится со мной, узнаю, что храм, к которому мы направляемся, называется “Жертвенным”, гора, на склоне которой он выстроен, — “Священной”, горный хребет — “Горами Трезубца”, а на вершине пирамиды блестит ни много ни мало — дворец Детей Владыки Океана. Столица же именуется и Посейдонией, и священным городом. В общем, сплошная святость…

Стены домов, мимо которых я неспешно дефилирую, покрыты надписями. Но, к огорчению Богомила, атланты не обращают на них никакого внимания, вслух, во всяком случае, не читают. Не может Геров понять и того, что же происходит в городе, хотя явно что-то должно произойти, и скорее всего не очень плохое “что-то”, иначе лица мужчин и женщин не были бы радостно ожидающими. Хотя, если припомнить историю, для наших предков, прозябавших в средние века, казнь на площади была своего рода развлечением…

Украдкой сравниваю свою внешность с внешностью прохожих, успокаиваюсь — все добротно, все по-атлантски.

Тем временем улица приводит меня к округлой площади.

— Юра, отряд воинов, — предупреждает Линекер.

Теперь и я вижу вооруженных людей. Это крепкие плечистые и горбоносые парни, с копьями в руках и непроницаемыми лицами. Шагают они так, словно улица перед ними совершенно пустынна и ничто не мешает им идти, куда вздумается. Воины останавливаются посреди площади, выстраиваются в несколько кругов, подобных каналам, которые окружают столицу Атлантиды.

За этой живой изгородью появляется бритоголовый худощавый старик в ярко-красной с синими полосами одежде. Его подхватывают несколько пар рук, и через мгновение старик уже возвышается над толпой, прочно опираясь на плечи солдат.

— Жрец, — коротко информирует всезнающий Геров.

— Похоже, сейчас выступать будет, — предполагает Линекер и оказывается прав.

Голос у старикана совсем неподходящий для такого сухопарого тела. Он гремит над площадью, заставляет народ замереть в каком-то суеверном экзальтированном ожидании.

— Жрец говорит, что сейчас состоится мероприятие по принесению жертв Великому Богу, — информировал меня Геров.

— Так и сказал: “мероприятие”? — тихо спрашиваю я.

— Нашел время острить! — сердится Геров.

— Будь осторожен, Юра, — просит Линекер. — Черт их знает, что у них на уме.

— Ладно, — соглашаюсь я, а согласившись, подхожу ближе к толпе, окружающей живую цепь воинов.

Толпа всколыхнулась, загомонила, потекла в сторону храма.

И я поплыл вместе с ней. Мне наступали на ноги, и наступали больно.

В конце концов удается выбрать место, откуда виден вход в храм. Взгляды присутствующих устремлены на него, лица искривлены радостным возбуждением.

Где-то справа (мне было плохо видно из-за голов) толпа раздвинулась, теснимая стражниками, не стеснявшимися пускать в ход древки копий, чтобы освободить проход. Я думал, что появятся какие-нибудь властители, но это оказались всего-навсего юноши. Их было пятнадцать. Все рослые, широкоплечие, красивые, даже по нашим земным меркам. Кстати, я поймал себя на мысли, что эти немыслимые носы никак не портят внешности атлантов, а даже напротив, придают им определенный шарм и горделивое выражение.

Юноши шли следом за бритоголовым жрецом. Казалось, они не видят людского моря, колышущегося рядом, не слышат сдавленного шепота, не замечают жаркого солнца.

Они смотрели только вперед, и так же медленно, как и шагающий впереди жрец, стали подниматься по ступеням к темному проему входа в храм.

Жрец остановился, повернулся к толпе, распростер руки и гортанно выкрикнул:

— Мы пришли!

Так же гортанно воскликнули юноши:

— Мы пришли!

Толпа хранила молчание. Казалось, все живое в городе вымерло. Не было слышно даже отдаленного лая собак и крика ишаков.

Под это молчание юноши упали на колени, снова крикнули:

— Мы пришли! Мы пришли! Мы пришли!

Откуда-то из темных внутренностей храма пополз вибрирующий гул. По толпе пробежала дрожь, я с удивлением осознал, что тоже дрожу, глянул на браслет, шепнул далеким друзьям:

— Инфразвук…

— Да, да, — отозвался Геров, — на наших приборах это тоже видно.

Тем временем жрец шагнул к проему, замер, взмахнул руками, что-то скомандовал.

Солдаты отступили на несколько шагов. На удивление легко подалась назад толпа. Юноши поднялись с колен, встали. Лица их были бледны, но решительны.

— Слушай, Богомил, их в жертву приносят, да? — шепнул Джерри.

Геров ответил без промедления:

— Похоже на то…

Снова последовала гортанная команда.

Юноши, не оглядываясь, один за другим скрывались в сумраке проема. Наконец у входа остался только бритоголовый жрец.

— Они уже на пути к Великому! — провозгласил он.

Толпа отозвалась восторженными возгласами. Мне тоже пришлось имитировать восторг, потому что стоящий рядом перепачканный глиной атлант как-то подозрительно покосился на мое безучастное лицо наблюдателя.

То, что произошло дальше, повергло толпу в почти мистический ужас, смешанный с религиозным восторгом, меня же — в крайнее изумление.

Едва узкая спина жреца исчезла из виду, весь входной проем залило яркое, слепящее глаза и превосходящее по силе даже солнце свечение. Оно было красным, синим, бьющим по нервам. Свечение пульсировало, словно живое, лилось свободным потоком, клубились облачка пара над каменным полом. Эффект был красивый. А когда все исчезло, входа не стало. Проем словно заплавился, слился со стеной.

Дружный вопль пронесся по толпе.

— Плазма! — казалось, в самое мое ухо выдохнули Джерри и Богомил.

Им с висящего где-то надо мной бота зрелище было видно гораздо лучше.

Плазменный занавес… Плазма… И это при таком-то уровне развития?! Хотя, с другой стороны, датчик УИ!.. Но ведь нужна аппаратура, нужна энергия, нужны, наконец, люди, умеющие управлять этой аппаратурой и этой энергией? Кто они? Где они?

— Может, это жрецы? — будто читая мои мысли, спросил Геров и сам же ответил: — В древности они демонстрировали множество поразительных эффектов…

— Вряд ли, — забывшись, довольно громко сказал я и вновь заметил зоркий взгляд местного гончара.

Я улыбнулся ему, и, видимо, подозрения атланта слегка рассеялись. И совсем уж он забыл про мою персону, когда вновь раздался зычный голос жреца:

— Они пришли! Они ждут тебя, Великий!

Воспользовавшись тем, что внимание бдительного соседа отвлечено, я осторожно передвинулся в сторону, наступив при этом на ногу толстой тетке, но она не заметила этого.

На самом краю крыши ровным полукругом выстроились приготовленные в жертву неизвестному Великому Богу юноши.

При их виде по толпе пронесся крик, а когда жрец распростер над толпой руки и заговорил гортанным речитативом, толпа и вовсе рухнула на колени, принялась исступленно выкрикивать:

— Прими, Великий!

— Великий, прими!

В столь неудобном положении мне пришлось находиться по меньшей мере полчаса. Представляю, как веселились друзья, наблюдая за моими телодвижениями. Надо отдать им должное, вслух они восторгов не высказывали. Боялись помешать моим молитвам.

— На восходе светила Великий Бог решит, принять наш дар или нет, — наконец сообщил жрец. — Дети Владыки Океана будут просить Великого о милости. Радуйтесь.

— Радуйтесь!

— Радуйтесь!

— Смилуйся, Великий!

Понеслись над площадью крики. Воспользовавшись всеобщим энтузиазмом, незаметно выбираюсь из ликующей толпы.

— Иди к воротам, выйдешь из города, мы тебя подберем, — шепчет Линекер.

— Все высыпали из домов и нет ни одного уголка, где бы мы могли сделать это незаметно, — извиняющимся тоном пояснил Богомил.

— Хорошо, — говорю я и быстро шагаю в сторону городских ворот.

Не могу сказать, чтобы моя вылазка была совсем уж бесполезной, но к попыткам понять жизнь этого мира, а также, почему датчик УИ дает результаты, она ничего не прибавила. Скорее наоборот — плазменная завеса над исчезнувшим входом в храм поставила меня в тупик. Никакого более или менее приемлемого объяснения этому явно рукотворному явлению я придумать не мог.

Мои друзья тоже.

39. Богомил Геров

Группу стражников, наливавшихся какой-то дурманящей жидкостью из вместительных кубков, мы с Джерри заметили неожиданно. Старадымова от них отделяла только каменная кладка стены караульного помещения. Однако при виде раскрасневшихся, довольных лиц стражей порядка нам и в голову не пришло предупредить Юрия об их присутствии. Мы были убеждены, что стражники находятся в таком состоянии, когда напрочь забывается, ради чего они поставлены коротать ночь.

Как один из них среди общего гама услышал легкие шаги Юрия, для меня по сей день остается загадкой. Но едва Старадымов оказался вблизи ворот, стражники оголтелой толпой сорвались с места и в мгновение ока обступили его со всех сторон.

— Юра! Сейчас мы их даванем силовым полем! — гневно выкрикнул Линекер, увидев, как наконечник копья замер буквально в нескольких сантиметрах от невозмутимого лица спасателя.

Рука Джерри, пока я раздумывал, что делать и как быть, рванулась к пульту управления, но его остановил негромкий голос Старадымова:

— Не надо.

Джерри растерянно посмотрел на меня. Я, охваченный внутренней дрожью, со всей твердостью, на которую только был способен, произнес:

— Подождем развития событий.

Между тем из толпы, раздвинув стражников широкими плечами, вышел, должно быть, старший и хриплым голосом старого вояки проговорил:

— Ты кто таков?

Линекер нервно хохотнул:

— Юра, может, передать им, кто ты есть на самом деле?

Я едва сдерживал досаду. Как они могли шутить в такой ситуации?! Конечно, не было ничего проще, чем освободить Старадымова с помощью оснащения нашего бота, да и сам он благодаря подготовке космодесантника мог бы легко расправиться со всей этой недружелюбной группой. Но мы не имели права выдавать себя, и я был в полной растерянности. В голове вертелось одно: почему я не отговорил их от этой нелепой затеи? Ведь почти все то же самое мы могли с успехом узнать, находясь все трое на борту бота!

— Ты что там бормочешь?! — свирепо вращая глазами и пошатываясь, приблизился к Юрию другой стражник. — Отвечай, когда тебя спрашивает начальник поста!

Наконец у меня созрело решение:

— Юра! Немедленно включи силовую защиту! Немедленно! Они одурманены какой-то гадостью и ничего не поймут!

Начальник поста хотел схватить Старадымова за грудки, но его рука уперлась в невидимое препятствие. Стражник ошалело поглядел на нее, потом, перекосив в злобе подпорченное шрамами лицо, гаркнул:

— Ах, ты так?! Ну-ка, ребята, пощекочите его копьями!

Со всех сторон к ребрам Юрия потянулись остро отточенные орихалковые лезвия и тоже уперлись в силовое поле. Суеверное недоумение появилось на лицах стражников, они обеспокоенно уставились на начальника. Но старый вояка, похоже, был не робкого десятка и, выкрикнув что-то нечленораздельное, с силой вонзил копье в неподатливый воздух.

Дело оборачивалось совсем плохо, но тут вмешался Линекер.

— Начальник городской стражи! — рявкнул он в ретранслятор речи.

Стражники разом обернулись в сторону центральной части города, машинально принялись выравнивать свои порядки, поправлять обмундирование, состоящее из легкого пластинчатого панциря, шлема и перевязи, на которой болтался короткий прямой меч. Замешательство длилось всего несколько секунд, но этого было достаточно, чтобы Джерри откинул колпак, протянул вниз руку и вдернул Юрия в бот, который тут же круто набрал высоту.

В нашей пещере, куда я возвращался с таким ощущением, будто еду домой, было спокойно, тихо и уютно. Мирно пахло нашими беззлобными соседями — летучими мышами. На нас они не обращали ни малейшего внимания, похоже, стали привыкать.

Выбравшись из бота, мы разогрели пищу, поужинали и лишь после этого, сбросив груз дневной усталости, заговорили о том, что больше всего взволновало нас: о плазменной завесе.

— Может, это всего-навсего пылала какая-нибудь жидкость типа нефти. Ведь есть сведения, что многие горючие вещества известны с давних времен? — высказал я предположение, которое мне и самому казалось не очень убедительным.

Юрий нахмурился:

— Исключено, слишком высокая температура.

Джерри посмотрел на него и усмехнулся:

— Да сними ты этот нос, а то напоминаешь одного из тех субъектов, что чуть, не отправили тебя к праотцам.

Спохватившись, Старадымов сорвал с носа пластиковую нашлепку, стал снова похож на себя. Я сдержал улыбку, поскольку все время смотрел на товарища и не мог понять, что в нем в этот вечер необычного.

— Но, с другой стороны, — продолжал Юрий, — совершенно не ясно, откуда — будем говорить, атлантам, — известен секрет плазмы.

— Ты забываешь о датчике уровня интеллекта, — возразил я.

— Как раз, не забываю. Напротив, свожу все воедино. И показатели датчика, и плазменный занавес…

— Но ничего не можешь понять, — констатировал Линекер, уловив паузу.

— И ничего не могу понять, — подтвердил Старадымов.

— Эх! Надо бы в храм проникнуть, — махнул рукой Джерри.

Я не удержался от колкости:

— Ворваться на лихом коне…

— Богомил, ну право же, это невмешательсво у меня уже сидит в печенках! — вспылил Линекер. — Так и будем сидеть сложа руки?! Может быть, и завтра, во время чертового жертвоприношения, прикажешь фильм снимать? О том, как заживо сожгут на каком-нибудь костре пятнадцать человек. Так, что ли?!

Доводы Джерри были беспощадны. Но как узнать, какие из наших действий принесут этому миру пользу, а какие — вред?! Поэтому я тусклым голосом произнес:

— Мы ничего не вправе менять.

Старадымов помолчал, затем коротко, но твердо произнес:

— Врываться в храм, конечно, не будем, но оставаться в неведении тоже нельзя. Давайте отдыхать, а завтра утром решим, что делать дальше.

40. Джеральд Линекер

Юрий и Богомил спали. До меня доносилось их спокойное дыхание. Потом у входа в пещеру раздался тихий шорох.

“Змея”, — лениво подумал я.

Пресмыкающееся наткнулось на силовое поле, прикрывающее вход в нашу обитель, и звук уполз в сторону кустов. Спать не хотелось. Варварски дикая картина событий сегодняшнего дня вновь и вновь представала перед моими глазами. Что все это значило? Интуиция подсказала мне, что мы были на пороге разгадки главной тайны Атлантиды. В этот момент запел сигнал локатора.

Я рванулся к боту, но Юрий опередил меня. Шумно вскочил Богомил. Зеленая звездочка пересекала слабо освещенный экран.

— Наконец-то! — выдохнул Юрий.

— Спасатели! Прорвались-таки! — радостно воскликнул Геров. — Нужно дать им пеленг.

— Погоди, погоди, Богомил, — приговаривал Старадымов, манипулируя кнопками пульта управления ботом, — не торопись, сейчас… Вот они!

Экран видеофона, переключенный в инфракрасный диапазон, показал долгожданную картину. Бесспорно, это был земной бот. Он медленно двигался над городом.

— Что за черт?! — воскликнул Юрий.

Мне тоже бросились в глаза несуразности увиденного. Бот был стар, очень стар. Такие не выпускались на Земле уже лет восемьдесят. Корпус был помят, купол покрыт трещинами…

— Первая модель, — определил Юрий, — грузовая модификация, рассчитанная на экипаж в четыре человека… Откуда он взялся?

Выходец из прошлого беззвучно приближался к ведомой лишь ему цели. Мы напряженно наблюдали за ним.

— Прошел внутренний канал, — негромко комментировал Юрий, — главную площадь… Похоже, направляется к Жертвенному храму.

На экране промелькнули трезубец и гордо поднятая голова скульптуры Посейдона, надвинулась темная громада храма. Вот и его вершина, площадка, фигуры юношей, предназначенных в жертву Богу Моря. Они по-прежнему стоят в тех же застывших позах, подняв головы к звездному небу. Нет, зашевелились и тут же дружно упали на колени, склонив головы на каменные плиты. Увидали бот.

Колпак бота откинулся. На площадку выбрался человек. Он невысокого роста, одет в старый, мешком свисающий с плеч комбинезон. Лицо прикрыто маской. Человек что-то говорит юношам. К сожалению, слов мы не слышим, но жесты достаточно красноречивы. Юноши приподнимаются, затем снова валятся на каменные плиты. Человек сердится, хватает одного из лежащих, тащит к боту. Остальные медленно встают, робко идут к машине. Похоже, они до смерти напуганы. Наконец последний из юношей скрывается в люке грузового отсека. Крышка опускается, бот отрывается от крыши храма.

— Уходит на юго — юго — восток, — Юрий успел взять пеленг. — Ну-с, чтобы это значило и что будем делать?

— Летим за ними, — предлагает Богомил.

— Опасно, — возражаю я, — могут заметить. Юра, на этих ботах установлены локаторы?

— Да, — коротко отвечает Старадымов. — Не в локаторах дело. От них-то мы укроемся…

— Но ведь это земляне! — недоумевает Богомил.

— Вот именно, — отзывается Юрий. — Откуда они взялись? Что здесь делают?

— Может быть, исследователи? — говорю я, хотя сам вижу нелепость подобного предположения.

— Почему тогда на Земле ничего не знают об Инкогните? — вопросом отвечает Юрий. — Всемирный Совет не позволил бы скрывать такое открытие. Кроме того, думаю, что у исследователей оборудование было бы поновей.

— И методы, — поддакивал Богомил, — как он обращался с этими несчастными. Да еще маска…

— Вот именно, — согласился Юрий.

— А если такие же бедолаги, как мы? — робко предположил Геров. — Попали сюда случайно и не смогли вернуться…

— Это уже более вероятно, — поразмыслив, говорит Старадымов. — Но я не знаю ни одного случая исчезновения людей в связи с пространственно-временными парадоксами. Может, ты о чем-нибудь подобном слышал, Джерри?

Отрицательно качаю головой и говорю:

— Все равно неясно, что они здесь делают, зачем им эти юноши, при чем здесь жертвоприношение, жрецы, здешние владыки, что связывает их с землянами?

Друзья молчат, потому что ответов на эти вопросы у нас нет. Потом Геров произносит:

— Бот уходит. Он уже на границе пределов мощности локатора.

— Не уйдет, — отзывается Юрий, — на этой планете от нашей техники ему не скрыться. Найдем. Я думаю, сначала нужно разгадать загадки Атлантиды. Жрецы наверняка знают и о боте, и о его хозяевах.

— Вдобавок налицо явное вмешательство землян в дела Терры Инкогнита, — добавляю я, — теперь мы просто обязаны разобраться, в чем оно заключается.

— И, может быть, устранить последствия этого вмешательства, — говорит Юрий.

Богомил, похоже, хотел что-то сказать, но не решился. Остаток ночи прошел в молчании.

41. Юрий Старадымов

Земляне! Наши соплеменники! Теперь хоть не мучает загадка плазменного занавеса и ехидство датчика УИ. Раз здесь жители Земли, его показатель понятен. Непонятно другое — откуда они? Думаю, разобраться в этом можно, попав в храм. Разгадка тайны скорее всего либо там, либо в блестящем дворце Детей Владыки Океана.

Народ на площади перед Жертвенным храмом ликует. Геров нашептывает мне на ухо смысл довольных выкриков. Еще бы им не радоваться, если Бог Моря принял жертву, забрал пятнадцать юношей…

На площадке перед тем местом, где еще вчера был вход в храм, танцуют обнаженные девушки. Движения их бронзовых тел змееподобны, только кисточки поясов, обвивающие талии, кружатся, только распущенные волосы взлетают светлым крылом.

Здесь же флейтисты, музыканты с медными тарелками, барабанщик, выколачивающий на натянутой на обруч шкуре бодренький мотивчик.

Непривычно для слуха звучит эта древняя музыка. Еще более непривычны слова песни, исполняемой красномордым толстяком. Если верить нашему ретранслятору и моему другу Герову, опять взявшему на себя обязанности переводчика, он поет о том, что весь год теперь в стране Посейдона будет царить благоденствие, что Владыка Океана коснулся ее своей десницей, а Дети Бога Моря, помогающие атлантам снискать его расположение, будут и дальше править так же мудро, как и раньше.

— Все будет хорошо! Все будет хорошо! — нестройным хором подпевали слушатели, покачиваясь в такт мелодии.

Я так не думал. Нет, конечно, может быть, все и будет хорошо, но не для всех. Просто редко в жизни бывает, чтобы всем было хорошо. Всегда кому-то плохо.

Обхожу храм со всех сторон и убеждаюсь, что попасть вовнутрь невозможно — ни окон, ни дверей попросту нет. Настроение портится, тем более что я замечаю, как из проулков выскакивают воины и выхватывают из толпы то одного, то другого атланта. Мне это совсем не нравится. Мысленно рассчитываю путь к отступлению, но ничего предпринять не успеваю. Двое рослых солдат уже ухватили меня за руки и потащили за собой. Конечно, привести их в лежачее и бессознательное положение — не проблема, однако сколько забот появится после того… Страшного пока ничего не происходит, поэтому реагирую, как и другие “мои сограждане”, — то есть отдаюсь на волю волн… Куда-то меня волокут?..

42. Богомил Геров

Я обеспокоенно наклонился к микрофону:

— Юра! Из разговоров в толпе понятно, что они ведут вас во дворец к Детям Великого Океана. Это составная часть ритуала праздника…

Голос Старадымова прозвучал почти спокойно:

— Это то, что нам нужно. Ничего не предпринимайте… Если возникнет опасность, я сам сообщу об этом.

Холодок пробежал у меня по спине:

— Может, повременить с посещением дворца? Кто знает, чем заканчивается этот ритуал? Мы тебя сейчас вытащим из толпы.

— Ни в коем случае, — сердито ответил Юрий. Такой подходящий момент может больше не представиться.

Я посмотрел на Линекера. Джерри отвел взгляд, протяжно вздохнул, потом, видимо, сделав над собой усилие, произнес:

— Вообще-то он прав…

Бот скользнул по воздуху прямо над головами шагавших в лихорадочном возбуждении избранников Богов. А внизу, на площадке у подножия храма, творилось нечто невообразимое. Казалось, истерическое ликование охватило весь город. Толпа смешалась. Уже трудно было определить, где богач, где бедняк; где чиновник, где ремесленник, где сын, где отец; где мать, где дочь. Все кружились в вихревом танце, подогреваемые собственными выкриками и дробью барабанов. В толпе не видно было лишь рабов, жрецов и военных.

Я настроил трансфокатор, обследовал с его помощью окрестности города. Однако на полях тоже не было видно согбенных спин невольников. Это озадачивало, и я поделился своими соображениями с Линекером. Тот задумчиво взлохматил пятерней волосы:

— Наверное, взаперти сидят…

Пляска у подножия храма становилась все неистовее. Белые, с чуть желтоватым оттенком волосы кружащихся на месте женщин походили сверху на бурлящие в горной речке водовороты. Одежда на многих была уже растерзана. Толпа временами расступалась и в экстазе глазела на домохозяек, превратившихся на короткое время праздника в отчаянных и прекрасных танцовщиц.

— М-да… Нравы, — глянув вниз, скептически произнес Джерри.

Мной не то чтобы овладело восхищение, но и спокойным я себя не чувствовал, хотя взирал на все с высоты бота и невероятно далекого для островитян будущего. Чтобы погасить смущение, я философски изрек:

— У каждого народа и у каждого времени свои нравы.

Джерри покачал головой:

— Эх, Учитель, будь моя воля, я бы их всех перевоспитал…

— Не нам с тобой это решать…

— К сожалению… А ты, Богомил, похоже, признаешь разумным все, что происходило за долгую историю человечества?

— Не все, далеко не все, Джерри. Но даже в своем заповеднике на Терре ты десять раз обдумаешь последствия, прежде чем предпринять тот или иной шаг. А здесь… Думаю, что никогда еще человечество не стояло перед такой трудной проблемой. Шутка ли, не племя, не группа племен, а целая планета! Сотни тысяч людей со своими взглядами на жизнь, на мироздание, своей философией. Пусть жестокой, пусть ложной, но своей… Смогут ли они понять, принять правду об окружающем мире и не сломаться при этом?

Джерри отчаянно махнул рукой, помолчал и неожиданно с каким-то ожесточением продекламировал:

43. Джеральд Линекер

Богомил поднял бот вровень с крышей дворца. Весь город Посейдона был виден с этой точки. Поблескивала вода в каналах, идеальными кругами обегающих дворец. Изящными игрушками казались дома знати, разместившиеся во Внутреннем кольце. Выстроенные из розового туфа, украшенные разноцветным мрамором и мозаиками, они казались драгоценными камнями, которые чья-то щедрая рука разбросала по ярко-зеленому полотну садов. Искрились под лучами солнца листы орихалка, укрепленные на крышах. Громада Жертвенного храма чернела у подножия Священной горы, и на ее темном фине серебрилась скульптура Бога Моря, дерзко вздымавшего к небу свой грозный трезубец. Лачуги бедноты прикрыла вуаль воздушной дымки, скрывавшая их убожество. А дальше, почти у горизонта, синела безграничная гладь океана.

Но любоваться открывшейся перед нами картиной не давало беспокойство о Старадымове, который вместе с толпой прочих “избранников богов” поднимался по ступеням каменной пирамиды. Похоже, восхождение было не из легких. Ступеньки были настолько высоки, что людям приходилось сгибать колени чуть ли не под прямым углом, чтобы переступать по ним. А перевести дух не давали жрецы.

— Натренировались вверх-вниз бегать… — неодобрительно бросил Богомил, показывая на них.

Я не понял и вопросительно посмотрел на него. Геров пояснил:

— Представляешь, в каком состоянии находятся сейчас “избранники”? Ведь им предстоит увидеть Владык Атлантиды — почти небожителей! Сильнейший психологический стресс. А тут еще чертовски трудный подъем на огромную высоту. Добравшиеся до дворца совершенно вымотаются физически, а психологически будут в состоянии, близком к религиозной эйфории. Готовый материал для формирования фанатиков, которые за Посейдона и его служителей пойдут в огонь и в воду.

Белый гиматий Юрия виднелся в середине толпы поднимающихся. Старадымов, стараясь не выделяться, и вперед не лез, и не отставал. Браслеты связи доносили до нас его напряженное дыхание. Видно, даже тренированному спасателю приходилось нелегко.

Наконец “избранники”, сопровождаемые жрецами, втянулись в темный квадрат входа, прорубленного в пирамиде у подножия Дворца Владыки. Через несколько минут из микрофонов послышался шепот Старадымовы:

— Уф! Отдышался. Ну и гонка!

— Где находитесь? — спросил я, пригнувшись к пульту.

— Ведут довольно широким поднимающимся переходом. Странно, окон нет, но здесь светло. Наверное, где-то устроены потайные щели.

Богомил утвердительно кивнул головой:

— Древние строители знали этот секрет… — закончить он не успел, потому что Юрий снова заговорил:

— Богомил! Какие здесь фрески! Нет, объяснить не смогу, их нужно видеть, — и после короткой паузы. — Все, ребята, умолкаю. Опять лестница. Похоже, скоро увидим божьих детей…

— Браслет не отключай, — на всякий случай напомнил я.

Юрий не ответил, но микрофоны по-прежнему передавали дыхание идущих рядом с ним людей. Я отрегулировал звук на максимальную громкость. Больше делать нечего. Оставалось ждать.

Минуты тянулись невероятно медленно. Я не отрывал взгляда от пульта управления, поэтому поначалу не понял вопрос Богомила:

— Джерри, посмотри, что это там?!

Я всмотрелся в ту сторону, куда указывал Геров. По улицам Внутреннего кольца спешили отряды вооруженных воинов. Лучи солнца блестели, отражаясь в медных, украшенных накладками из орихалка щитах и высоких гребнях шлемов. Войска уходили через Южный мост и терялись из виду среди лачуг Внешнего кольца.

— Что там происходит? — повторил вопрос Богомил.

Экран видеофора приблизил стену, окружающую Великий город, покрытые колючим кустарником холмы, горную гряду, ощетинившуюся вершинами Трезубца.

Вышедшие из города войска строились, занимая боевой порядок. Судя по всему, противник должен был подойти со стороны холмов. Но пока их пыльные вершины были совершенно безлюдны.

— Еще отряд, — показал в сторону Жертвенного храма Богомил.

По улице двигалось не менее полутысячи воинов. Жителей не было видно. Внешнее кольцо, недавно еще напоминающее человеческий муравейник, словно вымерло.

Я буквально разрывался между желанием разобраться в сути происходящего в городе и необходимостью находиться рядом с Юрием. В этот момент так долго молчавший микрофон ожил.

44. Юрий Старадымов

Говоря друзьям о фантастической красоте этого храма, я не кривил душой. Золотые листья обвивали покрытые орихалком столбы, вделанные в стены драгоценные камни играли всеми цветами радуги, пускали в глаза простому люду колючие лучики роскоши. В нос набивались ароматы благовоний, от которых даже у меня, отставного космодесантника, проходившего тренировки в самых различных газовых средах и способного продержаться тридцать две секунды в полном вакууме, начала кружиться голова.

Мои спутники, ошалевшие после нескончаемого подъема, даже не в силах были глазеть по сторонам. Один из них, тот, что шагал впереди меня, выглядел бодрее других, был не слишком робок и не оглядывался на воинов, сопровождающих нас с самыми мрачными лицами. Впрочем, едва ли мы предназначались на съедение какому-нибудь, тоже вышибленному с Земли Минотавру… Больше всего мне хотелось, чтобы нас привели к землянам. Но то были лишь надежды…

Неожиданно мужчина, который привлек мое внимание, повернул морщинистое, обрюзгшее лицо и что-то сказал.

Мне ничего не оставалось, как улыбнуться. Вообще-то, когда не понимаешь, что тебе говорят, чувствуешь себя круглым идиотом. Но выручил Геров.

— Он говорит, чтобы ты не боялся, все будет в порядке.

Мужчина снова заговорил, и, уловив в его словах те же звуки, что и в предыдущем обращении ко мне, я кивнул и улыбнулся более благодарно.

Расценив эти улыбки, как предложение к беседе, обрюзгший приотстал, пошел рядом со мной. Этого только не хватало!

— Он говорит, что уже пятый раз попадает на пиршество, — перевел Богомил речь моего словоохотливого спутника.

Я жестами продемонстрировал свое восхищение. Обрюзгший польщенно замолчал. Воспользовавшись этим, я шепнул:

— Так нас на праздник ведут?

— По всей видимости, — отозвался Геров. В голосе его слышалось облегчение.

— Раз твой напарник попадает туда уже пятый раз, значит, убивать не будут, — констатировал Линекер.

— Спасибо, Джерри, — проникновенно шепнул я.

Обрюзгший, видимо, заметил движение моих губ, вопросительно взглянул.

— Он спрашивает, что ты сказал? — обескураженно проговорил Геров, беспокоясь, как я вывернусь из создавшегося положения.

Вывернулся я просто. Потрепал обрюзгшего по плечу и сказал:

— Э-эх…

Он тоже сказал:

— Хе-хе…

И мы снова зашагали рядом. Казалось, анфиладе залов не будет конца, но так не бывает.

Когда меня подтолкнули к чему-то, напоминающему место для отдыха доброй сотни людей, я не сразу сообразил, что следует делать, но, увидев, как мои спутники валятся на пол перед этим сооружением, и заметив груды съестного и чаши с напитками, понял, что это пиршественный стол.

Обрюзгший отпихнул от себя тощего бродягу, задрапированного в какое-то рванье, и потянул меня за руку. Я благодарно приложил руку к сердцу, что очень понравилось обрюзгшему, и он, усадив меня рядом, заговорил.

Я виновато улыбался, корчил рожи и в конце концов постарался жестами объяснить, что у меня нет языка. Обрюзгший сочувственно закатил глаза, похлопал меня по плечу, подал чашу, но говорить не перестал.

— Он сожалеет, что ты не можешь быть настоящим собеседником, но видит, что ты парень хороший, — весьма вольно передал смысл изречений нового знакомого Геров.

Пока мы выясняли отношения с моим навязчивым спутником, во главе стола появился бритоголовый жрец. Тот ли это был, что вчера, или другой, я разобрать не смог.

Жрец, растягивая слова, пропел нечто вроде:

— Радуйтесь, смертные! Вы попали в число избранных! Вас почтят совместной трапезой Дети Великого Бога Моря! Радуйтесь! Пейте и ешьте!

Едва этот призыв смолк под потолком храма, как мои спутники принялись за еду. Надо отдать должное неизвестным кулинарам — закуска была стоящая. Лепешки сладки и рассыпчаты, рыба — сама таяла во рту, фрукты зрелы и сочны. Вино… Не знаю, как оно называется у атлантов, но вкус у него совершенно необычен — терпок, горьковат, словно не виноград послужил ему первоосновой, а плод терновника. После первого же глотка у меня зашумело в голове и начались какие-то неполадки с вестибулярным аппаратом… Лишь мобилизовав все приобретенное за годы тренировок умение управлять своим организмом, я вернулся в прежнее трезвое состояние и в дальнейшем уже лишь имитировал глотки.

Зазвенела медь невидимого оркестра. Загудело вокруг, заблистали молнии, появилось свечение… Опять плазменные фокусы! Я близок к тайне!.. Хорошо…

Разверзлась стена, испустила стон, смешанный с красно-синей плазмой. Застыли в самых неожиданных позах, повалились на колени пирующие. Чуть замешкавшись, я последовал их примеру.

Во главе стола неизвестно откуда оказались золотые лежанки, разукрашенные тончайшей резьбой. На них сидели двое.

Половину лица одного из них — полного до того, что жировые складки свисали у него на боках, а груди походили на грудь толстой женщины, скрывала золотая маска. Нижняя губа его была чувственно оттопырена, движения рук замедленны. Второй — тоже в маске, но в серебряной — был более поджар и более энергичен.

Насколько я понял, это и были Владыки Атлантиды.

Чтобы удостовериться в правильности догадки, я тронул за плечо своего обрюзгшего соседа, который уже слегка пошатывался от выпитого, и вопросительно указал в сторону масок.

В глазах обрюзгшего появилось почтение, он сказал негромко:

— Боги. Живые Боги. Дети Великого Посейдона.

С этого момента мое внимание сосредоточилось на так называемых богах. Они пили, ели, смеялись…

По знаку жреца, бывшего, похоже, режиссером празднества, в зал вбежало больше сотни полуголых атланток. Они тут же закружились в диком по своему темпу танце. Взбудораженные гости тяжело дышали, шевелили ноздрями, хватали то одну, то другую танцовщицу.

Мой обрюзгший сосед что-то сказал. Богомил смущенно передал смысл его слов:

— Каждый раз, хвастается он, ему удается поймать самую молоденькую… Он любит молоденьких девушек…

Я хмыкнул. Обрюзгший хотел было подняться и утащить девицу в глубь зала, но выпитое сделало свое дело. Осуществить задуманное не удалось. Девушка змейкой скользнула из его рук, скрылась в толпе танцующих.

— Он говорит, что только благодаря родственнику попадает на это празднество, — нашептывал мне Богомил. — У него родственник — солдат, когда им велят хватать избранных, он хватает его. Пятый год так… Он… Дальше понес какую-то ахинею…

Я не отрывал взгляда от сидевших во главе стола. Что-то наталкивало меня на мысль, что это земляне. Но объяснить себе причину происшедшей с ними метаморфозы я не мог. Не станет же кто-то из моих знакомых напиваться до отрыжки, нажираться, как свинья, заниматься любовью на глазах у доброй сотни людей, которым надлежит именовать тебя не кем-нибудь, а Сыном Бога! Ни Джерри, ни Герова на месте этих двух я представить не мог.

Я видел, как к Детям Бога подбежал бритоголовый жрец, как взволновался золотомасочник, как решительно поднялся другой — в серебряной маске. Теперь я мог разглядеть его более спокойно. Ростом он был ниже меня, но гораздо шире в плечах, с могучим торсом зрелого мужчины. Только по движениям можно было понять да и то тренированному взгляду, что он отнюдь не молод.

45. Богомил Геров

Пляска у подножия храма не стихала ни на минуту, и даже трудно было уловить, когда сменялись танцующие. Но то, что они сменялись, было определенно, поскольку иначе они все рухнули бы на землю в изнеможении. Однако мальчишкам, похоже, уже надоела вакханалия взрослых, и они, сбиваясь в стайки, о чем-то перешептывались и потихоньку исчезали с празднества, устремляясь в сторону крепостной стены. Вероятно, вездесущие сорванцы пронюхали о надвигающихся событиях. А к крепостным воротам, стекаясь отовсюду, спешили отряды пеших солдат, мчались боевые колесницы, ощетинившиеся сверкающими на солнце орихалковыми лезвиями, которые были укреплены на колесах. Стражники, нервно и зло орудуя длинными бичами, гнали мальчишек прочь, но те, как я успел заметить, мало-помалу просачивались на стену, откуда открывался вид на плоскую равнину, стиснутую с одной стороны желтоватыми, лишенными растительности холмами, с другой — городской стеной.

Скопление воинов и колесниц постепенно обретало грозную стройность боевых порядков, обращенных лицом к холмам.

Я оторвался от видеофора, потянул Линекера за рукав:

— Джерри…

Голос мой прозвучал тревожно, и Линекер, ни слова не говоря, прильнул к прибору.

— Кажется, что-то начинается, — тихо проговорил он.

Слышавший разговор Старадымов, от которого, очевидно, не укрылось наше беспокойство, коротко спросил:

— Что у вас?

— Юра, тут, по-моему, идет подготовка к сражению, — ответил я.

В этот момент из-за холмов показался столб пыли, будто там прогнали огромный табун лошадей. Во время экскурсии в степи Монголии мне приходилось видеть это впечатляющее зрелище. Однако сейчас было не до восторгов. Несмотря на веселый шум у подножия храма, в горячем полуденном воздухе незримо висела неясная и от этого гнетущая угроза.

— Летите туда, — шепотом бросил Юрий.

— Но… — попробовал возразить Линекер.

Юрий, раздраженный беснующимися вокруг него “избранниками”, сердито отрезал, рискуя выдать себя:

— Богомил, надеюсь, хоть ты понимаешь, насколько для Земли важна стереозапись событий?

Я умоляюще отозвался:

— Юра, если тебе будет что-то угрожать, немедленно сообщи!

— Хорошо!

Я уже неплохо управлял спасательным ботом, но сейчас было понятно, что он будет гораздо послушнее в руках Линекера. У него и реакция получше, и глаз поострее. Поэтому я освободил место за пультом. Джерри без слов догадался, что нужно делать, и сорвал бот с места!

— Извини, Юра, мы уходим, — пробормотал я.

— Все в порядке, — подбодрил нас Старадымов.

Происхождение столба пыли стало ясно, когда с вершин холмов подобно камнепаду устремились нестройные толпы плохо одетых и еще хуже вооруженных воинов, когда по ложбинам потекли людские потоки. Изгои Атлантиды выступили против ее владык.

Я с ужасом подумал, что организованному войску, даже вдвое меньшему, чем то, которое поджидало повстанцев у стен столицы, не потребуется больших усилий, чтобы расправиться с кипящими праведным гневом, физически сильными, но безалаберно действующими рабами. Однако вперед выбежал высокий, атлетически сложенный молодой мужчина, поднял вверх короткий меч и повстанцы разом замерли, потом принялись выстраиваться такими же боевыми порядками, что и противостоящие им войска.

Джерри с восхищением посмотрел на меня:

— Смотри-ка, знает воинскую науку…

Но меня больше удивляло другое. В рядах повстанцев тут и там мелькали женские фигуры, причем женщины были вооружены так же, как и мужчины, и никакой робости не проявляли, напротив, их присутствие, похоже, воодушевляло восставших.

— Может, приостановить эту бойню? — спросил Джерри.

— Нельзя. Этим не решишь их проблем, — с горечью ответил я.

— Тогда надо помочь рабам! — горячо предложил Линекер.

— Это ничего не изменит…..

— Ох, Богомил… — почти простонал Джерри.

Я отмолчался.

Грозный гул прокатился по равнине. Вперед выбежали пращники. Засвистели, разрезая воздух, ловко пущенные с обеих сторон камни, послышались стоны и вскрики раненых, но войска не замедлили своего движения.

Пораженный ужасом происходящего, потоками крови, гибелью на моих глазах сотен людей, я не сразу понял, когда в сражении наступил перелом.

Великолепно организованная армия бежала, бросая оружие, бежала с истошными воплями пораженного зверя. Так и не успевшие вступить в бой колесницы сорвались с флангов и наперегонки неслись к распахнутым воротам.

Джерри, потирая руки, радостно подпрыгивал на сиденье, но внезапно его лицо изменилось.

— Серебряный Бог! Серебряный Бог! — прокатилось по смешавшимся рядам, и войска замедлили бегство.

Шарахнулись в сторону, освобождая ворота, колесницы, приостановился наступательный порыв повстанцев.

Из ворот вылетела запряженная четверкой белых лошадей колесница, которой правил могучий, но несколько отяжелевший мужчина с волосатой грудью. Верхнюю часть его лица скрывала серебряная полумаска, шевелюра, в отличие от других атлантов, была седовато-пегая.

Не успели мы ничего сообразить, как в его руках появился предмет, очень похожий на бластер первого поколения, и тонкий лазерный жгут разрезал пространство. Крики фанатического ужаса огласили равнину. Сотни разрезанных надвое тел повстанцев корчились в предсмертных судорогах, в воздухе повис едкий запах воспламенившейся одежды и человеческой плоти.

Я повис на руке Линекера, метнувшегося к пульту, чтобы нанести ответный удар. Потрясенные увиденным, мы оба не могли унять дрожь.

46. Джеральд Линекер

Обученные убийству солдаты в несколько минут завершили разгром повстанцев. Бегущих рабов топтали конями, пронзали стрелами и копьями, пращники засыпали их градом камней.

Сдавленным голосом я наскоро пересказал Старадымову события, свидетелями которых (только свидетелями!) стали мы с Богомилом.

— Это враги, Юра! Слышишь? Враги! Будь очень осторожен! — Эту фразу я повторил несколько раз.

Действительно, теперь все было ясно. Люди, которые вели себя так, как негодяй в серебряной маске, не могли быть коммунарами, не имели права называться землянами!

Бот висел над полем, устланным телами павших в кровавой битве. Я не мог заставить себя сдвинуть его с места, не мог отвести взгляда от страшной картины. В эти минуты я прощался с собой прежним, со счастливым, не сомневающимся в правильности выбранного пути Джерри Линекером, прощался с Террой, ее лесами и саваннами. Я знал, что если мне суждено вырваться с Терры Инкогнита, я снова вернусь сюда. Вернусь, чтобы переделать этот исковерканный мир, будь он проклят! Чтобы никогда больше не лились здесь кровь и слезы.

Я в долгу перед людьми, живущими на этой планете! В долгу за то, что здесь натворили мои соплеменники, за свое бездействие сегодня, за то, в конце концов, что, несмотря ни на что, я сыт, здоров, чего не могут сказать о себе тысячи и тысячи обитателей этого заблудившегося в веках мира.

— Смотри! — Богомил коснулся моего плеча.

Из-за холмов показались люди. В толпе улюлюкающих победителей, подгоняемые ударами бичей и уколами наконечников копий, медленно переставляя ноги, шли несколько связанных человек — все, что осталось от армии рабов, бросивших вызов Владыкам Атлантиды.

Толпа прошла прямо под ботом. Группки мародеров, бродившие по полю, присоединились к ней. Мне показалось, что я узнал человека, идущего впереди группы связанных рабов. Именно он вел отряды повстанцев на штурм Великого города. Спартак Терры Инкогнита… Даже ему мы не могли помочь! Проклятое невмешательство!

Богомил что-то говорил, но я не слушал. Обхватив голову ладонями, я уткнулся лицом в колени, чтобы не видеть и не слышать происходящего.

Когда я наконец взял себя в руки, побежденные и победители уже исчезли за городской стеной. Только четыре солдата, поднимая пыль, плелись по дороге. Похоже, что это были одни из самых жадных мародеров — за спиной у каждого виднелся тюк собранного добра.

Неожиданно на вершине ближайшего холма появилась тонкая фигурка. Девушка бежала к воротам города, лицо ее было искажено выражением такого отчаяния, что я испугался. Группу мародеров она миновать не могла и испуганно отшатнулась, когда здоровенный солдат загородил ей дорогу. Бросив награбленное, верзила грубо схватил девушку. Отбиваясь, она что-то кричала. Но что могла сделать одна девушка с четырьмя сильными мужчинами!

Холодное бешенство охватило меня. Я сознавал, что объективно солдаты ни в чем не виноваты, что они — дети своего времени, своего общества — страшного и жестокого, с нашей точки зрения, но привычного и правильного для них. Нельзя было мерить их нашими критериями. Но я больше не владел собой и дрожащими от ярости руками вскинул к плечу приклад карабина. С легким щелчком откинулась крышка бота. В этот момент я не думал о том, что целюсь в человека, я вообще ни о чем не думал, только боялся промахнуться. Первый из четырех негодяев еще опускался в дорожную пыль, когда я всадил парализующую иглу в последнего. Выпустив из рук девушку, он опрокинулся на спину. Мягко опустив бот, я выпрыгнул на дорогу. Поднял девушку на руки и удивился тому, насколько она невесома. Богомил молча принял у меня девушку, осторожно уложил ее на заднее сиденье, включил электронного эскулапа. Пока машина, пощелкивая, готовилась выдать результат, я занял место водителя и, подняв бот повыше, огляделся. Вокруг никого не было.

— Обморок, Богомил перегнулся ко мне через спинку правого сиденья.

— Дай ей снотворного, — посоветовал я, — пусть отдохнет.

Геров вздохнул, хотел что-то сказать, но передумал и молча прижал к тонкому запястью девушки ампулу с вмонтированным шприцем.

47. Юрий Старадымов

Мысль о друзьях не оставляла меня. Что у них? Как они там? Честно признаться, мне начала надоедать эта роскошная гулянка. Приглашенные повеселиться вместе с Детьми Бога дошли, как говаривали в старину, до положения риз. К ароматам благовоний теперь добавился терпкий запах мочи, пролитого вина и уксуса.

Песни стихли, лишь изредка кто-нибудь ревел что-то немелодичное, но чаще звучало сиплое дыхание пьяных мужчин и вскрики танцовщиц. Кого-то били по лицу.

Я сделал вид, что меня сморило вино, прислонился к колонне, прикрыл глаза, наблюдая за происходящим сквозь полуоткрытые веки. Мой обрюзгший сосед похрапывал рядом с девицей, которая все время пыталась выбраться из его объятий, но как только она шевелилась, объятия сжимались, хотя обрюзгший продолжал спать.

Человек в серебряной маске ушел, а его соратник по божественному происхождению продолжал упиваться жизнью. Он что-то сказал жрецу, тот выбежал, вскоре вернулся с совершенно голым, если не считать узкой набедренной повязки, смуглым человеком.

Человек поклонился золотой маске, вышел на середину и, когда взгляды тех, кто мог что-нибудь понимать и видеть, остановились на его жилистой фигуре, медленно воткнул себе в живот поданный воином меч.

Сначала я думал, что это какой-то фокусник, факир, какие часто веселили правителей в древние времена, но когда появилась кровь, когда синевато-сизые, отливающие перламутром внутренности вывалились наружу, а сам человек, издав восторженный вопль, упал к ногам золотой маски, понял, что ошибся. Это не было фокусом.

Золотая маска съехала набок, руки божьего чада терлись одна об другую, ноздри возбужденно раздувались. Похоже, только подобные зрелища могли возбудить его. Ничто другое не брало.

Некоторые гости шевелились, и я воспринял это, как окончание пира. Потихоньку встал, держась в тени, стал продвигаться к выходу. Нужно было воспользоваться случаем и попытаться хотя бы вчерне исследовать дворец.

Я совсем было вышел из зала, но тут в мою грудь уперлись целых три копья. Древки были зажаты в руках бравых воинов, чьи глаза, глядящие из-под блестящих шлемов, не предвещали ничего хорошего. Опустив взгляд, я невесело подумал, что местными жителями владеет какая-то навязчивая идея. Им очень хочется проткнуть бывшего космодесантника, а ныне спасателя Старадымова этими колючими наконечниками.

48. Богомил Геров

Я сидел над спящей девушкой и сам словно находился в сомнамбулическом сне. Я не мог ругать Линекера — он спас человека. Не знаю, что было бы, не опереди он меня. Но я не мог и хвалить Джерри — мы невольно вмешались в развитие событий. Не исключено, что наше вторжение кто-то заметил. Мне хотелось подойти к Линекеру, который, обхватив голову, сидел на самом краю обрыва, и крепко пожать руку, но чувство того, что мы сделали что-то не так, не проходило. Наконец до меня дошло, что Джерри находится в еще более упадочническом состоянии духа.

Я медленно поднялся, приблизился к нему, положил руку на твердое плечо. Он не обернулся:

— Эх, Богомил, пришлось мне в разных переделках побывать, но брать на себя ответственность за судьбу целого народа… Это выше моих сил…

— Ты все правильно сделал, Джерри… У меня никогда не хватило бы решимости…

— Не знаю, Богомил, не знаю…

Я взглянул на лицо нашей гостьи. Она лежала у входа в пещеру на спальном мешке, который предусмотрительно вытащил из бота Линекер, и ее грудь спокойно приподнималась и опускалась, словно ничего не произошло, словно совсем недавно ей не грозило унижение, а может быть, и смерть, поскольку войска не щадили ни женщин, ни подростков, находящихся среди повстанцев. Однако губы девушки были сурово и скорбно сжаты, густые тонкие брови горестно сдвинуты.

Только сейчас я заметил на ее загорелом бедре неглубокий свежий шрам.

— Джерри, ты, кажется, понимаешь в медицине больше меня…

Линекер бросил быстрый взгляд на девушку, поспешил к боту.

Его решительность сняла с меня оцепенение, и я вдруг вспомнил, что Юрий уже почти четверть часа не дает о себе знать. Опустившись за пульт, я озабоченно произнес:

— Юра, Юра! Как там у тебя?

Старадымов не отвечал несколько томительных секунд. Потом послышался его голос, и стало понятно, что он говорит, прикрыв ладонью рот.

— Они в чем-то заподозрили меня.

— Джерри! — прошипел я, будто и меня могли услышать в храме. — Оставляем девушку здесь! Быстрее!

Старадымов глухо прервал меня:

— Спокойней, Богомил, спокойнее. Время еще есть.

49. Джеральд Линекер

Старадымова вели вверх по лестнице, которая словно гигантская змея обвивала верхние этажи дворца Детей Бога Моря. Микрофоны молчали, но перемещавшаяся по экрану локатора рубиновая звездочка — вызов браслета связи — позволяла нам точно определять место, где находился Юрий. Он был совсем рядом — метрах в трех-четырех — за иссеченной морскими ветрами стеной. Впрочем, с таким же успехом он мог находиться, например, на обратной стороне Луны — все равно мы с Богомилом ничем не могли ему помочь. Наконец, не добравшись каких-нибудь пяти метров до крыши дворца, звездочка замерла. Почти сразу же раздался незнакомый мужской голос, лениво цедивший слова на языке Атлантиды. Мгновение спустя ретранслятор выдал перевод:

— Ты не ошибся, Пол, это двуногое и впрямь не спешит преклоняться перед Владыкой.

Невидимый нам Пол что-то пробормотал так невнятно, что аппаратура, запнувшись на мгновение, сообщила:

— Информация не усвоена.

Зато собеседник, похоже, прекрасно понял Пола, потому что сказал:

— Да, меры нужно принимать. Мы были слишком добры и теперь вынуждены пожинать плоды этой доброты. Ничего! Небольшое кровопускание быстро все поставит на места. Раб вспомнит, что его единственное предназначение — это труд на благо господина, простолюдин послушно согнет свою поротую спину… а знатные граждане… Впрочем, они и так в нас души не чают!

Кто-то, видимо, Пол, захохотал, забулькал, захлебнулся нечеловеческим каким-то смехом. А голос продолжал вытекать из микрофона ретранслятора:

— Кстати… Не пора ли нам отменить это дурацкое сословие “свободные граждане”? Как ты думаешь, Пол? От кого они свободны? От нас? А?!

Язык говорившего заплетался. Он замолчал, сделал паузу. Следующий вопрос был явно предназначен Юрию:

— Ты кто такой?

Старадымов не ответил.

— Вот как… — Голос теперь напоминал шипение рассерженной змеи. — Сын Бога снисходит до разговора с тобой, а ты позволяешь себе молчать… Уж не из тех ли ты, кто смеет покушаться на величие нашего трона? Об этом мы не подумали… Ты знаком с Яарвеном?

Юрий молчал.

— Помолчи, помолчи… Скоро ты заговоришь. Мы дадим тебе выговориться, а потом разрешим помолчать. Без языка трудно говорить… Впрочем, зачем мертвому язык?!

Снова захлебнулся в приступе идиотского смеха Пол. Потом глухо хлопнула дверь. А называющий себя Сыном Бога говорил и говорил:

— Наверное, тебе интересно будет узнать, что банды Яарвена разгромлены нашими доблестными солдатами, и сам богоотступник взят в плен. Сегодня вечером жрецы принесут его в жертву Посейдону. Но ты ненадолго переживешь любимца рабов. Хочешь знать, что с тобой сделают? Пол сбросит тебя в яму пыток. Перед этим ее устелют толстым ковром из свежесрубленных ветвей дерева-мучителя. Ветви у него очень гибкие, мягкие, правда, с одним недостатком — они покрыты огромными ядовитыми шипами. Через несколько минут ты начнешь звать смерть. Но она не будет торопиться. А мы с Полом посмотрим на тебя, послушаем, что ты расскажешь…

— Боюсь, что на этот раз вам придется обойтись без этого увлекательного зрелища, — насмешливый голос Старадымова прервал излияния Владыки.

Я замер — Юрий говорил на интерлинге — языке Земли! Пауза тянулась томительно медленно. Микрофоны доносили хриплое дыхание Владыки Атлантиды. Наконец он снова заговорил, тихо, неуверенно, зато на том же языке, что и Старадымов:

— Та-ак, землянин… Добрались-таки… Что же теперь будет?

— А сами вы не догадываетесь? — Юрий перешел в атаку. — Придется отвечать за все, здесь содеянное.

— Отвечать! Мне?! — вскинулся собеседник.

— А кому же еще? — ответил Юрий. — Надеюсь, вы не рассчитываете, что отдуваться за вас будет папа Посейдон, который едва ли догадывается о существовании у него столь делового сына.

— Иронизируете… — самозваный Сын Бога Моря неожиданно успокоился. — Что ж, положение у меня не очень завидное. Но один козырь, пожалуй, есть. “Дар богов”, как сказали бы здешние олухи-жрецы. И этот козырь — вы! Не поняли?! Где уж вам… Ведь на вашей Земле такое оружие наверняка не в чести! Ладно-ладно, объясню! Яма пыток действительно не про вас, дорогой гость. Но здесь найдется немало темниц, в которых ни одна живая душа не сможет разыскать земного разведчика. Думаю, мои бывшие земляки станут куда сговорчивее, если, конечно, они хотят получить вас обратно целым и невредимым. А может быть, сговоримся, а?

— Ты — мне, я — тебе, — усмехнулся Юрий.

— О, даже такое знаете… Похвально. В том обществе, где я рос, этот принцип всегда был в почете. Мне нужно не так уж и много — главное, чтобы нас с Полом не трогали. Хотя бы лет сорок… Больше мы вряд ли протянем. А вот вы еще очень молоды. Если будете хорошо себя вести и поможете мне, я завещаю вам власть над этой страной. Передам, так сказать, по наследству. Не верите? Хотите, завтра объявлю вас… ну, скажем, внуком Посейдона?!

— Роскошная биография! — откровенно расхохотался Юрий. — Дедушкой можно гордиться! Вот только папашу я бы себе предпочел иного…

Я понял, что пришло время вмешаться. Старадымова допрашивали в помещении, которое, судя по всему, представляло овальный зал. Стены его напоминали забор из мраморных колонн, установленных на небольшом расстоянии друг от друга. Неширокие щели между колоннами, тянувшиеся от пола до потолка, пропускали в зал воздух и свет. Юрий и его собеседник находились в северной части зала. Значит…

Я наклонился к пульту и негромко произнес:

— Юра, включи капсулу защиты на полную мощность.

— Подожди, — еле слышно отозвался Старадымов.

— Даю тебе три секунды, — я демонстративно нажал на кнопку отключения связи, давая понять, что разговор закончен.

Богомил быстро щелкнул захватами своего сиденья и кивнул мне. Бот ударил сбоку по колоннам южной стены зала. Толчок оказался гораздо слабее, чем я ожидал. Несколько крупных камней неспешно, как в замедленной киносъемке, сорвались вниз и через мгновение ударились о ступени пирамиды. Об этом я догадался по звуку, потому что бот проломил стену дворца и оказался в зале. Откинув колпак, я с бластером в руке выскочил на мраморный пол.

Юрий совершенно невредимый стоял в противоположном конце зала. Перед ним в роскошном кресле слоновой кости, украшенном золотом, орихалком и еще чем-то, сжимался человечек с лицом, скрытым золотой маской. Человек вскочил, но я ударил из бластера в пол у его ног, и он, попятившись, нелепо сел, с ужасом глядя на дымящиеся плиты. Тогда я подошел и сорвал пластину, закрывавшую лицо мерзавца. Обвисшие щеки, бесцветные глаза, белесые ресницы… Он завизжал неожиданно тонким голосом и, не отрывая взгляда от бластера, стал отползать, пытаясь спрятаться за спинкой трона.

50. Юрий Старадымов

Все-таки когда друзья рядом, чувствуешь себя гораздо увереннее. Появление их было эффектным и произвело впечатление не только на золотомасочного типа, но и на стоящих рядом воинов.

Прийти в себя после столь грозного зрелища они не успели, потому что двух я сразу вывел из игры, а с двумя остальными сделал то же самое чуть позже, пока они пытались осуществить свою мечту — проткнуть меня копьями.

— Ты излишне рискуешь, — укорил меня Джерри.

Возможно. Но после того, что я сегодня видел, мне хотелось сделать что-нибудь руками. Например, взять золотомасочника за жирную грудь и потрясти как следует.

Хотя и дотрагиваться до него было противно. Он весь дрожал, словно синтетический студень на виброустановке.

— Юра, с тобой все в порядке? — высовываясь из бота, осведомился Геров.

— Нормально, Богомил, — сообщил я.

— Где второй? — спросил Линекер.

Человек в серебряной маске покинул нас несколько минут назад. Так я и сказал обеспокоенному Джерри.

— Надо его задержать, — кратко произнес он. — У него лазер.

— Лазер?

— Да, — подал голос Геров. — Юра, это невозможно представить! Он резал им живых людей!

— Здесь то же самое проделывали без подобных приспособлений, — грустно заметил я. — Джерри, отправь этого в багажник!

Дитя Бога покорно поднялся, косолапо и грузно направился к боту. Джерри довольно бесцеремонно впихнул его в багажное отделение. Богомил, которого всегда коробило грубое обращение с людьми, на этот раз промолчал, и мне даже показалось, что в его глазах мелькнуло удовлетворение.

— Где пульт управления лазерной завесой? — сурово взглянул я на перепуганного золотомасочника.

Он подрагивающей рукой указал на трон:

— В правой ручке…

И хотя я не успел привыкнуть к его устаревшему интерлингу, смысл сказанного понял. Демонтировать самодельный пульт не составило труда. Здесь же находился и источник питания. Проверив его зарядку, я повернулся к друзьям:

— Энергия совсем истощилась. Фокусов пять-шесть показали бы и все…

— Лазеры еще есть? — надвинулся Линекер на нашего пленника.

— Только у Пола, — прошептал тот.

— Где он может быть? — быстро спросил я.

— В своих покоях…

— Где это?!

Мой взгляд не понравился золотомасочнику, он спрятался за Герова. Но я повторил:

— Где это? Как туда пройти?!

За троном, в нише, оказалась потайная дверь. Самозваный сын бога не соврал. Остановив друзей жестом руки, я пригнулся и быстро скользнул в темный прорубленный в блоках коридор.

Ход привел меня к другой двери. Я легонько толкнул ее, пробуя, какое нужно усилие, но неожиданно для меня дверь легко откатилась в сторону, и я увидел ярко освещенное помещение.

Неожиданность никогда не приходит одна. Седоватый мужчина, сидящий на мягких подушках возле искусственного фонтанчика, тоже не ожидал меня увидеть.

Он был занят тем, что вставлял в рукоятку лазера элемент питания. Мгновенно сообразив, что когда он закончит свое рукоделие, шансы наши будут не очень равны, я прыгнул к нему.

Нельзя сказать, чтобы я промахнулся. Ребро моей ладони должно было опуститься как раз в то место, где пульсирует на шее сонная артерия, и в результате этого соприкосновения мужчина должен был бы выключиться на несколько минут, так необходимых мне для того, чтобы запеленать его и доставить к боту. Однако нельзя желаемое выдавать за действительное. Моя ладонь рассекла воздух. Мужчина ушел от удара. И сделал это очень профессионально. Единственное, что я успел, — это выбить из его рук лазер. За что и поплатился увесистым пинком под ребра.

Все-таки молодость — это дар, который нельзя приобрести ни за какие деньги. Не знаю, кто бы вышел победителем в нашей схватке, если бы противник был моложе…

Удары его были жестки и направлены в жизненно важные органы. Направлены на поражение противника. Меня тренировали физически, тренировали для самообороны. Его же учили убивать. Это я уловил сразу и стал предельно осторожен.

Видимо, он, в свою очередь, понял, что затяжная борьба истощит его силы, и поэтому решил воспользоваться техникой.

Это была ошибка. Потому что реакция у меня лучше.

— Юра! Остановись! — закричал Геров, появившийся в просвете потайной двери. — Остановись!

Сделать это было трудно, но я сделал. И тотчас горячая волна стыда обожгла лицо. Не-ет, Старадымов, тысячи раз правы были врачи, не выпустив тебя в космос! Опуститься до уровня этого мерзавца, чувствовать наслаждение от избиения… Позор!

Вдвоем мы донесли пленника до зала. Толстяк, увидев компаньона в столь печальном состоянии, взволновался еще больше. Впрочем, как читалось на его жирном лице, боялся он за свою судьбу.

51. Богомил Геров

Как и предполагал, мы провозились с этими двумя типами слишком долго, и снотворное, которое я впрыснул гостье, чтобы не слишком тревожить ее психику новизной впечатлений, уже перестало действовать.

Девушка проснулась и взволнованно металась по пятачку перед пещерой, то и дело опасливо заглядывая в пропасть.

Как ни перепуган был “Золотой Бог”, он не удержался от сладострастного восклицания:

— Ого, какая пташка попала в тенета!

Джерри так глянул на него, что он разом прикусил язык и вжался в сиденье. Я обратился к Старадымову:

— Юра, надо отключить оптическую невидимость, Лучше мы приплывем по воздуху, чем явимся ниоткуда.

Метров за сто до пещеры он исполнил мою просьбу.

Девушка вспугнуто застыла, потом медленно опустилась на колени, ее глаза с голубоватыми белками расширились, руки молитвенно прижались к груди.

— Богомил, попробуешь с ней поговорить, — приказным тоном сказал Юрий.

Я вздохнул, так как понимал, что разговор с девушкой будет ничуть не легче, чем допрос пленников:

— Мне нужен будет ретранслятор речи.

Старадымов кивнул:

— Я думаю, с этими… мы и без ретранслятора найдем общий язык…

Толстяк, который еще недавно именовался “Золотым Богом”, льстиво разулыбался, подтвердил на ломаном интерлинге:

— Безусловно, конечно.

Юрий аккуратно приземлил бот на краю площадки, откинул колпак. Толстяк, охая, кряхтя и опасливо поглядывая на пропасть, перевалился через борт. Второй пленник сделал это несколько решительнее. И оба, понукаемые Линекером, поплелись вниз по склону. Туда же пошел Старадымов.

Я включил ретранслятор речи и перевел взгляд на девушку, которая продолжала стоять на коленях, заломив руки, с полными слез глазами.

— Здравствуй, — не зная, с чего начать, но зная, что островитяне не употребляют в речи “вы”, проговорил я.

Девушка упала ниц, восторженно воскликнула:

— Здравствуй, о, Могущественный Бог!

Очевидно, она не могла решить, каким же богом я являюсь, поэтому придумала нового, еще неизвестного островитянам — “Могущественного”.

Смущаясь, я попросил ее подняться и лишь после этого попытался убедить, что я всего-навсего простой смертный:

— Разве я похож на бога? Я такой же человек, как и ты. Меня зовут Богомил.

Глаза девушки взглянули с детской недоверчивостью, будто она была ребенком, а взрослый, который с ней разговаривал, хотел ее убедить, что он тоже маленький мальчик.

— А как тебя зовут? — подойдя ближе, спросил я.

Не могу поручиться за правильность перевода, ведь перевести имя и сохранить его поэзию затруднительно даже для ретранслятора речи. Однако он сообщил:

— Живущая У Моря.

— У тебя есть родственники? — пытался я разговорить пугливую собеседницу.

Она опустила голову, и волосы волнами скользнули по ее плечам:

— Нет, они все умерли, а я за долги попала в рабство…

— Но ты сражалась против него, — не скрывая восхищения, проговорил я.

— О, Могущественный! Мой возлюбленный сказал, что пришло время, когда Боги ждут от нас победы и нашего освобождения!

— Твой возлюбленный? — неосторожно переспросил я.

Живущая У Моря внезапно снова рухнула на колени, едва сдерживая рыдания, взмолилась:

— О, Могущественный Бог! Спаси его! Они хотят казнить Тихого Ручья.

По интонации я понял, что под Тихим Ручьем следует понимать имя возлюбленного. В том, что девушка по-прежнему называла меня богом, не было ничего удивительного, слишком много загадок было для нее в нашей одежде, в боте, на котором мы приплыли. Однако я не смог сдержать раздражения, видимо, сказалось нервное перенапряжение дня.

— Не бог я! Не бог! Понимаешь? Такой же человек, как и ты!

— Но ты можешь спасти его! — с отчаянием воскликнула девушка. — Других они только накажут, закуют в цепи, а его — непременно сбросят в Священный колодец! Спаси его!

Я наконец догадался, о ком идет речь:

— Тихий Ручей руководил повстанцами?

— Да, — виновато ответила девушка, будто боясь, что бог — такой тип, от которого не жди милосердия, если ты восстал против рабства.

Ответ мне дался нелегко, но я сказал правду:

— Живущая У Моря, ничего не могу тебе обещать. Мне нужно посоветоваться с товарищами.

Однако девушка, уловив крошечную надежду, залилась слезами благодарности, кинулась, чтобы поцеловать мне ноги, и пришлось спасаться бегством.

52. Джеральд Линекер

Они сидели, отвернувшись друг от друга, под деревом и упорно смотрели на раскинувшийся у подножия горы Великий город. Заслышав наши шаги, быстро, я бы даже сказал — с готовностью, повернулись и встали. Юрий махнул рукой, но они продолжали стоять, подобострастно глядя на нас.

— Сядем, — предложил я, и они послушно опустились в траву.

— Как вас зовут? — спросил Старадымов.

— Джо Маноло, — быстро ответил толстяк.

Юрий перевел взгляд на второго пленника.

— Пол, — коротко отрапортовал тот.

Маноло неожиданно хихикнул и добавил:

— Пол Айкен, или Пол Громила, как вам больше понравится.

Я перехватил полный ненависти взгляд, которым наградил “Сына Бога” компаньон.

— Как вы попали на эту планету? — спросил Юрий.

После короткого молчания ответил Маноло. Бесспорно, ему принадлежала основная роль в этом дуэте:

— Случайно. Летели из Претории во Флориду и вдруг оказались здесь. Сначала чуть с ума не сошли от испуга. Люди мы далекие от науки, даже представить что-либо подобное не могли.

Могло быть и такое. Мы-то ведь тоже попали на Терру Инкогнита неожиданно. Но мне не нравилось, как внимательно следил Маноло за выражением наших лиц, как заглядывал нам в глаза, словно проверял: поверили или нет.

— Есть здесь еще земляне? — спросил я.

Ответил снова Маноло, Пол явно предпочитал отмалчиваться.

— Нет, больше мы никого не встречали. Разве что вас…

Нот это уже явная ложь! Я хотел было спросить про земиой бот, посетивший вчера Посейдона, но не успел. Юрий торопливо перевел разговор на другую тему. Похоже, он не хотел сразу раскрывать все наши карты.

— Сколько лет вы здесь?

— Трудно сказать, — пожал плечами Маноло, — у местных дикарей свой отсчет времени. Наверное, лет девяносто.

Пол кивнул, выражая свое согласие со сказанным.

— Расскажите-ка все подробнее, — потребовал Старадымов.

— Попробую, — с готовностью заговорил Маноло, — хотя это непросто. Представляете, что мы ощущали, когда поняли, что вернуться на родную Землю не можем? Это был такой удар… Потерять все, что имели… Ужас, ужас… Эти атланты — люди жестокие, кровожадные. Их и людьми-то называть нельзя! Обычные дикари. Они хотели нас убить…

— Но вовремя передумали и избрали своими владыками. Да еще установили ваше родство с богами, — насмешливо заметил я.

— Да! — истерически выкрикнул Маноло. — Мы обманули их! А что еще можно было сделать? Вы видели Жертвенный храм? Они на все готовы, лишь бы не выпустить власть из своих рук. Они уничтожили бы нас не задумываясь, принесли в жертву своим отвратительным богам! А мы хотели жить! Пришлось лгать, изворачиваться. Что же нам, в пахари следовало податься? Горшечниками стать? Так не умею я горшки лепить!

— Править страной, конечно, проще, — опять не удержался я.

Маноло прижал руки к груди:

— Да не правили мы! Все делали, прикрываясь нашим именем, жрецы. А мы… Я, например, так и не разобрался, по каким законам живут эти скоты. Они сами сделали из нас живых богов. Зачем? Откуда я знаю. Значит, так им выгодно.

— А вам? — Меня буквально тошнило от этого бессовестного лгуна.

— Нам?.. — Маноло поперхнулся было собственным враньем, но тут же нашелся: — Много ли нам нужно? Чтоб было где поспать, покушать… А все эти празднества, так их жрецы требовали…

— Зачем? — спросил Юрий.

Айкен передернул плечами.

Маноло наивно улыбнулся:

— Не знаю… Наверное, они считали, что это необходимо. Народ ведь нужно держать в руках.

— Вам?

— Зачем — нам? Ну зачем нам это? Им… Все им…

— Жрецам?

— Ну да…

Толстяк прекрасно понимал, что мы ему не верим, но упорно продолжал лгать, неизвестно на что надеясь. Пол упорно молчал.

— В чем вы еще помогали жрецам? — спросил Старадымов.

Маноло скорбно вздохнул:

— Вы не верите нам… Поймите же, фактически мы были заложниками жрецов и должны были выполнять все, что они требовали.

Я почувствовал, что в горле у меня стало сухо от ярости:

— Стрелять… стрелять по восставшим… вас тоже заставили жрецы?

Маноло не ответил. Втянув голову в плечи, он остро и зло поблескивал на меня глазами. Пол смотрел в сторону.

53. Юрий Старадымов

Вопросы и ответы записываются аппаратурой бота. Об этом я позаботился. Хотя ценность беседы весьма сомнительна. Не верю я этим… Назвать их людьми язык не поворачивается. Жирный и трясущийся Маноло отвечал подобострастно, прихихикивая, лебезя, путаясь в позабытом интерлинге. Хмурый Айкен упорно молчит и все время поглядывает в мою сторону. Пусть смотрит. Если понадобится, я ему задам трепку. Но не думаю, что до этого дойдет. Он явно относится к категории людей, которые сильны над слабыми, а перед сильными — слабы. Поэтому на открытый бунт не осмелится, не станет рисковать здоровьем. А Маноло все врет и врет… Как же заставить их говорить правду? Не доводилось мне допрашивать. Да и у Линекера такого опыта нет…

Послышались шаги, и я увидел торопливо спускающегося по склону Герова.

— Юра! Джерри! — выдыхает он, но, покосившись на пленников, делает неопределенный жест. — У меня важное сообщение.

Оставлять Линекера с этими типами мне не хочется. Млло ли… Он же привык иметь дело с дикими зверями, а те во много крат порядочнее этих…

Богомил и Джерри уходят. Пленники провожают их и взглядами, потом смотрят на меня.

— Вы нас убьете? — мрачно интересуется Айкен.

Маноло, сжав толстые, увенчанные длинными изогнутыми ногтями пальцы, тревожно ждет моего ответа.

— Нет, — говорю я. — Хотя стоило бы.

Айкен облегченно вздыхает, поводит не потерявшим силы плечом:

— Я бы убил… И тебя, и тех…

— Почему? — не могу удержаться я от вопроса.

Айкен морщит лоб, видно, как от непривычной мозговой деятельности лицо его покрывает румянец напряжения:

— Врага нужно убивать, а то он убьет тебя…

— Но это логика преступника.

Айкен пожимает плечами.

— Шутит он, — пытается спасти положение Маноло.

— Я так и понял, — говорю я.

Пленники затихают. Я тоже молчу, обдумывая услышанное от них. Рассказали бы мне раньше подобную историю, не поверил бы. Честное слово… Не могу представить себе этих двоих в нашем обществе. Дойти до такой степени деградации! И это люди…

Линекер появился внезапно и, даже не сообщив мне, о чем они там с Богомилом секретничали, направился к Маноло.

— Это правда, что выступивших против вашей власти казнят?

— Да-да… — запинаясь, отвечал Маноло.

— Их сбрасывают в Священный колодец, — уточняет Айкен.

— Это вы придумали?! — гневно выступает из-за спины Джерри Геров.

— Нет, — отрицательно качает головой Маноло.

— У них так давным-давно заведено, — подтверждает Айкен.

Геров морщится, но спрашивает:

— Казнят в определенное время или как вздумается?

Маноло гордо выпячивает жирную грудь:

— Порядок нужен во всем. Казнят с заходом солнца. Это красивое зрелище. Навевающее легкую грусть. После казни я люблю слушать пение. Голоса у девушек нежные, фигурки тоненькие…

Я смотрю на него, как на ненормального.

— Хватит! — рычит Линекер.

Маноло вздрагивает, придвигается к своему приятелю, но Айкен словно не замечает его движения.

Геров поворачивается ко мне:

— Юра, надо спасать Тихого Ручья!

— Кого? — непонимающе переспросил я.

— Бунтовщика Яарвена, — услужливо пояснил Маноло. — Он уже третий раз поднимает рабов. Такой упорный…

Теперь я вспоминаю, что слышал это имя там, во дворце.

— Ясно, — обрываю разглагольствования толстяка. — Что будем делать с пленниками?

Маноло смолкает на полуслове. Геров, кажется, не задумывался над этим вопросом, потому что, слегка опешив, переводит взгляд с задержанных “Детей Бога” на меня и обратно. Линекер тоже не торопится с высказываниями. Тогда говорю я:

— Пока вы совещались, выяснилось, что нас при подобных обстоятельствах наверняка лишили бы жизни.

Геров растерянно теребит бородку:

— Как это?

— Просто, — деловито говорит Айкен. — Можно голову отрубить, можно удавить петелькой, а еще можно надвое разорвать… или залить в глотку расплавленный орихалк…

— Тебе бы залить! — неожиданно вскидывается наш добродушный учитель. — Мерзавец!

Чтобы уберечь нервы Богомила от новых потрясений, которые могут отрицательно сказаться на его дальнейшей профессиональной деятельности, отвожу Герова в сторону. Он послушно уходит, хотя остаться ему хочется.

Присмиревший Айкен понуро сидит рядом с Маноло. Тот уже сотрясается не только телом, но, кажется, и внутренностями, потому что от него начинает мерзко пахнуть.

54. Богомил Геров

Линекер вгляделся в голубые просторы океана, среди которых показался небольшой островок, поросший пальмами, и повернулся к Юрию:

— По-моему, вполне подходящее местечко.

Тот кивнул и повел бот на снижение. Пленник, ранее щеголявший в серебряной маске, первым сообразив, что к чему, многозначительно глянул на толстяка. Тот плаксиво посмотрел на меня:

— Что бы собираетесь с нами делать?

Пока я раздумывал, как смягчить ответ, Старадымов с покойно информировал пленников:

— Высадить на остров.

— Он же необитаемый! — с дрожью воскликнул толстяк.

— Вот это и хорошо, — злорадно заметил Джерри. — Хоть никому не сможете напакостить.

— А чем же мы будем питаться? — возопил развенчанный “Сын Бога”, которого, похоже, этот вопрос волновал более всего.

Джерри рассудительно проговорил:

— Насколько я понимаю, на острове во множестве растут прекрасные кокосовые орехи, бананы… Вот, видите, есть гигантские черепахи, будете употреблять в пищу черепашьи яйца. Надеюсь, вы не крысы и не сможете причинить непоправимого вреда местной фауне. Просто не в ваших силах размножиться и истребить все яйца этого ценного вида.

Второй пленник оказался более практичным. Смекнув, что дело решено, он решил поторговаться:

— Хотя бы продукты какие-нибудь оставили, горелку, чтоб эти чертовы яйца готовить.

Линекер хохотнул:

— Богомил, я в детстве читал занятную книжку, называлась, кажется, “Повесть о том, как один мужик двух генералов прокормил”. Как думаешь, в ней есть дельные советы?

Я специально попросил Юрия, чтобы во время разговоров он включал ретранслятор речи. Этим я надеялся добиться двух результатов: во-первых, нужно было окончательно убедить Живущую у Моря, что мы отнюдь не боги, а во-вторых, хотелось, чтобы она не чувствовала себя одинокой в нашем обществе, что непременно случается, когда спутники говорят на другом языке.

Девушка, слушавшая с интересом, о чем говорит Линекер, при упоминании о мужике и генералах недоуменно воззрилась на меня. Я попытался, как мог, объяснить:

— На остров, где никто не жил, случайно попали два господина и один раб. И, как и прежде, раб стал их обслуживать, готовить пищу, от которой ему доставались объедки…..

Толстяк с искренним возмущением прервал меня:

— Но у нас же нет мужика!

— Ничего, обойдетесь своими силами, — успокоил его Джерри.

Живущая у Моря робко коснулась моего плеча:

— Как же они там будут одни, без людей?

— Они давно одни, — ответил я.

Когда бот опустился на горячий песок, Старадымов приказал бывшим владыкам выходить, подал на прощанье горелку:

— Запаса энергии хватит до конца ваших дней.

Девушка с жалостью смотрела на все уменьшающиеся фигурки до тех пор, пока островок не исчез из виду. Кажется, она уже окончательно уверовала в то, что с ее возлюбленным ничего страшного произойти не может. Впрочем, это было вполне объяснимо. Слишком много чудесного произошло на ее глазах.

Старадымов вел бот на предельно возможной скорости, какая позволяла девушке чувствовать себя нормально, если можно считать нормальным, когда человек расширившимися от благоговейного трепета глазами смотрит на мелькающие внизу ленивые океанские волны, Вскоре бот понесся над островом, и девушка с еще большим испугом прижалась лбом к прохладному стеклолитому колпаку, так как над сушей скорость ощущалась острее.

— Юрий, толпы уже стекаются к храму, — поторопил я.

— Вижу.

— Смотрите, смотрите! — воскликнула Живущая у Моря, первая увидев отделившуюся от угрюмого здания без окон толпу стражников, среди которых гордо шествовал ее возлюбленный. — Яарвен!

— Вижу, — сосредоточенно отозвался Старадымов.

— Спасите его! — схватила меня за рукав девушка, видя, что процессия неумолимо приближается к Жертвенному колодцу, диаметр которого был около десяти метров, а глубина, как сообщил Юрий, промерив колодец эхолокатором, — пятьдесят семь.

— Не волнуйтесь, — с улыбкой обернулся Старадымов и, кажется, вселил в нашу спутницу уверенность. Во всяком случае, мой рукав она отпустила.

По мере приближения процессии гневный гул толпы все возрастал. Кое-где были слышны ликующие крики.

— Чему они радуются? — хмуро проронил Линекер.

— Радуются свободные граждане, а рабов сюда не пускают! — с неожиданной смелостью воскликнула Живущая У Моря.

— Все равно, — буркнул Джерри, который никак не хотел принимать историю такой, какая она есть.

Бот поплыл над самыми крышами. Девушка беспокойно подалась к Старадымову.

— Они нас увидят!

— Это невозможно, — ответил тот. — У нас есть такая штука, которая не позволяет им ничего видеть.

— Вроде шапки-невидимки, — подсказал я, пытаясь припомнить, было ли нечто подобное в античной литературе.

Но девушка поняла, разулыбалась. Однако тут же снова встревожилась, видя, что бот начал медленно опускаться в жерло Жертвенного колодца.

— Не беспокойся, — пояснил я. — Мы поймаем Яарвена внизу. А колодец этот — самая обычная вещь, наподобие пещеры, только вертикальной. Он образовался сам собой.

— Стены только потом закруглили, — добавил Джерри и поглядел на Старадымова: — Силовую сеть включил?

Юрий молча кивнул. Внезапно наверху наступила мертвая тишина. Мелькнула на фоне кажущегося отсюда белесым неба распластанная фигура. Девушка в ужасе спрятала лицо в ладони, но не проронила ни звука.

55. Джеральд Линекер

Мы сидели в ставшей нашим домом пещере, освещенной теплым светом, исходящим от бота. Над Атлантидой давно опустилась ночь. Спал Великий город. А нам было не до сна. Что-то подсказывало мне, что наше пребывание на Терре Инкогнита близится к концу. Правда, неясно было, чем все кончится. Я смотрел на сосредоточенное лицо Старадымова, на задумчиво пощипывающего бородку Герова и знал, что их беспокоят те же мысли.

Яарвен, так и не поверивший в то, что мы не боги, молча сидел у стены, бережно придерживая рукой прижавшуюся к нему Живущую у Моря.

— Ты ведь чистокровный атлант, Яарвен? — прервал молчание Богомил.

— Да, Великий, — Яарвен упорно именовал нас этим нелепым титулом.

— А кто были твои предки?

— Это долгая история, Великий…

— Ничего, расскажи, если можешь…

— Много лет назад Атлантида была разделена на десять частей. Владыками одной из них были мои предки. Это были благословенные времена. Корабли атлантов властвовали над Морем Среди Земель, доплывали до громадного острова, лежащего на Закате за Истинным Морем. Наши армии доходили до Азии и страны Та Кем. Никто не мог противостоять солдатам Великой Атлантиды. Несметные сокровища, тысячи тысяч рабов стекались в Посейдонию. Богато и беззаботно жили атланты. Но боги разгневались на наших предков. На небе появилась хвостатая звезда. Она становилась все больше, все страшней. Люди Атлантиды приносили богам богатые жертвы, но не смогли смягчить их гнев. И наступил тот бедственный день. Земля содрогнулась, как от удара, горы изрыгнули огненные потоки, воды моря вздыбились до небес… Много людей погибло. О многих мы так ничего и не знаем. Где доблестные воины, побеждавшие врагов Атлантиды в далеких землях, где отважные моряки, не знавшие страха? Что сталось с ними? Об этом знают лишь боги. В те горестные дни закатилась звезда славы Атлантиды. Морская вода отказалась поддерживать на плаву корабли атлантов, и с тех пор ни один из сынов моего народа не покидал родины. Рабов не хватало, некому стало обрабатывать плодородные поля и возводить величественные здания. Роды, прежде богатые и могущественные, впали в разорение и нищету… Такая доля выпала и моим предкам…

— Как ты стал рабом, Яарвен? — спросил Богомил.

— В первый раз меня продали за долги, — ответил атлант. — Через год родственники сумели собрать нужную сумму, и я снова стал свободным человеком. Но за этот год я кое-что понял. Например, то, что рабы тоже люди. Поэтому, когда один из моих соседей убил раба, я не выдержал.

— Что же, за убийство ему ничего не было? — вступил в разговор Старадымов.

— Жрецы Посейдона велели ему принести жертву — новорожденного поросенка. Он принес его в храм, и жрец смазал руки убийцы кровью поросенка.

— И все?

— Да. Я услышал, как он смеялся, рассказывая про этот случай друзьям. Я ударил его. Но не рассчитал силу.

— А что было потом?

— Родственники убитого требовали казнить меня. Но я принадлежу к очень древнему роду. Тогда меня снова сделали рабом. Через месяц я бежал от хозяина…

— Скажите, Яарвен, — заговорил Юрий, — если бы рабам удалось ворваться в город, что бы вы сделали?

Атлант с силой сжал ладони рук.

— Я бы уничтожил храмы Посейдона, казнил всех его служителей. Почему мы должны поклоняться богу, который ненавидит мой народ?! Он не выпускает корабли атлантов в море! Жрецы говорят: терпите, Посейдону нужны жертвы… Сколько можно приносить жертв! На Олимпе много богов. Поклоняться нужно всем! Этого не хотят жрецы. Когда-то они были хранителями мудрости, могли рассчитывать ход звезд по ночному небу, предсказать, когда пойдут благословенные дожди… Нынешние жрецы не могут ничего, только говорят: терпите, или — нужны жертвы!

— А что стало бы с жителями Посейдонии? — спросил я.

— Мы освободили бы рабов. А хозяева… Им и их отпрыскам пришлось бы испытать на себе, что такое рабство, сменить дома, покрытые орихалком, на хижины. Но ведь это справедливо! И потом, должен же кто-то трудиться на полях и в каменоломнях.

— Ну а Владыки Атлантиды? Какая судьба ждали их?

Яарвен с недоумением посмотрел на меня:

— Великий, как может смертный поднять руку на сына Повелителя Моря? Мы отнеслись бы к ним с почетом. И кто знает, может быть, они убедили бы грозного Посейдона милосерднее относиться к атлантам. Тогда другие бессмертные будут получать жертвы не за его счет.

— Что же вы будете делать теперь? — спросил Юрий.

— В Атлантиде много рабов. И они пойдут за Яарвеном, особенно теперь, после того, как могущественные боги спасли меня от смерти. Великие! Клянусь, что вы займете самые почетные места среди богов Атлантиды!

— Мы не боги, Яарвен, — устало проговорил Богомил.

Вместо ответа атлант склонился до земли.

— Девушка устала, — произнес Старадымов. — Да и на твою долю, Яарвен, сегодня выпало немало испытаний. Вам необходимо отдохнуть.

— Слушаюсь, Великий, — ответил атлант. — Если позволишь, мы ляжем под деревом снаружи.

— В пещере всем хватит места. Под деревьями полно змей. Отдыхайте. А нам нужно обсудить свои дела. Мы выключим говорящую машину, чтобы не мешать вам.

— Слушаюсь, Великий, — покорно повторил атлант.

56. Богомил Геров

Мы понимали, что спасение Яарвена будет для него очень сильным стрессом, ведь он в то мгновение, когда его швырнули в колодец, наверняка распрощался с жизнью. Но это был единственный способ, который позволял спасти вождя повстанцев, практически не вмешиваясь в развитие событий. Теперь островитяне были уверены, что Яарвен погиб, и все должно было пойти своим чередом. Жрецы явно не очень опечалятся исчезновением двух “Богов” и станут управлять страной, как и прежде, возможно даже, поручат кому-нибудь в торжественных случаях являться перед народом в золотой и серебряной масках, подобрав для этого кандидатуры соответственного телосложения. Правители по-прежнему будут ссылаться на “Богов”, добиваясь повиновения сограждан. Рабовладельцы останутся до поры до времени рабовладельцами, рабы — рабами. А дальше, — дальше судьбу острова будет решать Всемирный Совет, для которого могут сослужить неплохую службу нами добытые материалы.

У меня было и еще одно опасение — как бы сердце Яарвена не отказало еще до того, как мы поймаем его в силовую сеть и успеем кое-что растолковать. Но, соглашаясь на проведение этой операции, я вовремя вспомнил слова знаменитого мыслителя древности Сенеки, говорившего, что глупо умирать прежде, чем придет смерть. Вспомнил и успокоился, понимая, что вождь восставших не может быть тем, кто умирает раньше смерти.

Теперь Яарвен и Живущая У Моря сидели в углу пещеры, прижавшись друг к другу плечами. Похоже, они забыли обо всем на свете. Предусмотрительно отключенный Юрием ретранслятор молчал. Возлюбленные говорили и говорили. Их речь лилась плавно и вдохновенно, словно мы слышали волнующий говор природы.

— Ни дать ни взять — голубки, — сказал Линекер.

Смысл сказанного был иронический, и, зная склонность Джерри к едким замечаниям, я недовольно взглянул на него, но на лице товарища витала самая добрая и искренняя улыбка. Он был зоологом, поэтому, вероятно, вложил в свои слова отнюдь не переносный смысл.

— Похоже, здесь нам больше делать нечего, — заду мчиво произнес Старадымов, — все, что могли, мы сделали.

— Куда теперь? — подал голос Линекер.

— Нужно искать следы загадочного бота, его хозяев.

— А эти… владыки ничего о них не рассказали? — спросил я.

Старадымов отрицательно покачал головой.

— Надо было все же наведаться к ним. Посмотреть, как они там устроились, — продолжал я.

— Не хватало ради этого энергию расходовать, — саркастически заметил Джерри.

— Утром слетаем, — отозвался Юрий, — необходимо узнать от них правду.

— Айкен вряд ли что-нибудь скажет, — поделился сомнениями Джерри, — ты заметил, Юра, как он обнаглел после того, как убедился, что его жизни ничего не грозит?

— Зато Маноло — трус изрядный, — ответил Старадымов, — ручаюсь, что он ничего скрывать не будет.

— Правды у него, как у змеи ног, не найдешь, — буркнул Линекер.

Маноло и Айкен… Днем я даже не удосужился спросить, как зовут бывших владык. Почему же эти имена мне так знакомы? И почему вслед за ними память услужливо подсказывает еще одну фамилию — Веркрюисс? Догадка была столь невероятна, что я растерялся. Потом схватил Старадымова за плечо:

— Юра! Ты хорошо помнишь рассказ моего деда?

Старадымов непонимающе посмотрел на меня, пожал плечами:

— Я не дослушал запись. Только начал. А в чем дело?

Но я уже лихорадочно вставлял кристалл с записью в фонограф.

57. Рассказ “Последнего Опера”

…Вот, Богомил, и пришло мое время писать мемуары…

Грустное это, конечно, занятие. Если бы кто-нибудь лет эдак тридцать назад попробовал мне сказать, что я сяду перед диктофоном и, глядя на бездушную коробочку, начну раскрывать душу, я просто поднял бы такого чудака на смех. Но этот час наступил, точнее, незаметно подкрался…

То, о чем я тебе хочу рассказать, тяжелым грузом лежит у меня на совести. Официальные материалы расследования еще долго будут храниться в архиве. Такова уж судьба этого несчастливого для меня дела. До сих пор не могу простить себе… Ни преступника не нашел, ни толком не разобрался в том, что произошло. Как говорится, труп налицо, а виновного и след простыл, словно сквозь землю провалился проклятый Веркрюисс.

Многих моих современников в жар бросает при слове “убийство”. За долгие годы работы в Отделе по борьбе с искоренением преступности я с этим жестоким словом свыкся, наверное, произошла обыкновенная профессиональная деформация. Но вот такого, чтобы убийца через день — другой не пришел каяться, я что-то не припомню. Бывало, руководитель нашего отдела по нескольку дней не разрешал задерживать преступников, зная, что рано или поздно они сами явятся с повинной. Давал, так сказать, людям, преступившим закон, самим осознать содеянное. Теперь-то я понимаю, насколько он был прав, давая злоумышленникам возможность самим осознать весь ужас, всю неестественность того, что они натворили.

Но в убийстве профессора Батгуула шеф сразу учуял что-то такое, что заставило его испросить у Совета санкцию на неограниченные полномочия. Однако все принятые нами попытки были тщетны. Нет, одна из версий, выработанных нами еще в самом начале расследования, оказалась верной, но… Впрочем, лучше рассказать обо всем по порядку.

В то лето, Богомил, мы с твоей бабушкой отдыхали на пляжах Кубы. Просто лежали на горячем песке, смотрели друг другу в глаза, а когда до нас доходило, что еще немного, и мы сваримся от палящего солнца, бросались в ворчливо накатывающиеся на берег волны океана.

Слух у меня был тогда что надо. Я вынырнул далеко от берега, но услышал тоненькое попискивание индивидуального устройства связи. Очевидно, это отразилось на моем лице.

— Что случилось? — разом оборвав смех, встревожилась Мария.

Я улыбнулся и сделал вид, будто ничего особенного не произошло, хотя сразу понял — сигнал был вызван чрезвычайными обстоятельствами, так как ничто иное не могло заставить начальство выйти со мной на связь на пятый день моего отпуска. Чтобы успокоить Марию, я нарочито медленно выбрался из воды, ленивой походкой приблизился к сложенным под раскрытым тентом вещам, щелкнул тумблером ИСУ:

— Начальник группы “Перехват” слушает.

— Здравствуй, Асен, — голосом шефа ответило устройство связи. — Как отдыхается?

“Коли шеф начинает издалека, дела совсем плохи”, — мгновенно пронеслось в моем мозгу.

— Жарковато, — отозвался я. — А в целом ничего…

Шеф не любил длинных предисловий. Вероятно, считал, что руководители групп должны понимать его с полуслова.

— Асен, с минуту на минуту появится бот. Отвезешь Марию в Гавану или куда она пожелает, а сам вместе с Дэйвом отправляйся на Сейшелы. По дороге он обо всем тебя проинструктирует.

Я взглянул на небо, так как сообразил, что бот может в любую секунду показаться на горизонте, и замахал рукой Марии, чтобы она поспешила одеться. Потом ответил шефу:

— Все ясно, Владимир Семенович.

— Передай привет Марии. Завтра утром жду тебя в моем кабинете в семь ноль-ноль. Всего хорошего.

— До свидания.

Богомил, твоя бабушка была редким человеком. Ни тени обиды не появилось на ее лице, когда она узнала, что придется прервать отдых. Наоборот, принялась успокаивать меня, убеждая, будто с удовольствием снова окунется в проблемы своей лаборатории. Впрочем, она действительно любила свою работу, причем так, что я даже иногда ловил себя на том., что начинаю ревновать ее к вычислительным машинам.

…Нельзя сказать, чтобы Дэйв был мрачен. Во всяком случае, он изо всех сил старался показать, что это не так. Много шутил, был очень предупредителен с Марией, но меня обмануть не смог. Я слишком хорошо знал своего заместителя. Уже когда он вопреки своей обычной манере не обрушил бот в отчаянном пике на пляж, а аккуратно приземлил его, мне стало ясно, что Дэйв удручен.

Однако он заговорил о деле лишь после того, как мы распрощались с Марией. Вернее, прощался я, а Дэйв, отвернувшись, делал вид, будто погрузился в задумчивость.

— Асен, убит профессор Батгуул.

— Что?! — невольно вырвалось у меня. — Консультант Совета?!

— Он самый.

Потрясение было так велико, что я продолжал говорить нелепицу:

— Это невозможно. Человек, чье имя, чьи открытия вызывают безграничное уважение даже у отшельников… Нет, это какая-то путаница. Может, однофамилец?

Дэйв укоризненно глянул на меня и промолчал. Этого было достаточно, чтобы мой мозг переключился на профессиональную волну.

— Дэйв, на Сейшелах, буквально в десятке миль от дома профессора, если мне не изменяет память, небольшая колония отшельников?

— Память тебе не изменяет, — скупо подтвердил заместитель.

Да, Богомил, к тому времени, как до тебя дойдет эта запись, наверняка вымрут последние отшельники. В двух словах поясню, кого называли этим именем. Конечно, ты знаешь, что когда-то мир был поделен на тех, кто признавал идеалы, ставшие впоследствии идеалами всего человечества, и тех, кто хотел жить за счет других. Я не большой знаток истории, однако знаю, что ее не обманешь. Случилось то, что и должно было случиться, — победил разум, и наступила эпоха, которую называем Великим Объединением. Однако кое-где еще остались те, кому происходящее было не по вкусу. Вот и пришлось их изолировать, раскидать, так сказать, по разным островкам, чтобы они другим жить не мешали. Так появились отшельники. Каждому такому типу было дозволено взять с собой одного слугу, если, конечно, тот был не против. Представь, нашлись люди, которые жаждали сопровождать своих патронов хоть на край Ойкумены. Среди них оказались бывшие камердинеры, телохранители, секретари, то есть те, кто настолько сросся со своим господином, что жизни без него не чаял. Совет позволил отшельникам иметь минимум роскоши и предоставил их самим себе в надежде, что рано или поздно ни одного из них не останется. Отшельники вели себя тихо, понимая, что, в противном случае, их просто-напросто лишат возможности жить и ничего не делать. Правда, было несколько попыток оставить территорию обитания, но все они окончились безрезультатно. Одна из таких колоний и была в Сейшелах. Там доживали свои дни шестеро отшельников со своими слугами.

Я посмотрел на Дэйва:

— Когда произошло убийство?

— Два часа десять минут назад нам сообщил о случившемся один из учеников профессора.

— Ты сразу вылетел на место?

— Да. Вместе с шефом.

— Кто сейчас ведет розыск?

— Непосредственно на Сейшелах работают Карл и Алексей. А вообще подключились все группы.

— Есть какие-нибудь наметки?

— Наметки? — переспросил Дэйв, помолчал, вздохнул: — Наметок больше, чем достаточно… Пропал бот профессора, из колонии отшельников исчезли некий Манолои, известный тебе Веркрюисс. Оба скрылись вместе со своими слугами. Нет кое-какой аппаратуры.

— Что говорит служба контроля?

— Разводят руками. Дескать, если злоумышленники завладели ботом, то им ничего не стоило кружным путем выбраться на материк.

Я не понимал уныния своего заместителя, поэтому внимательно посмотрел в его глаза:

— Дэйв, скажи честно, что тебя гнетет?

— В доме не осталось никаких следов пребывания постороннего человека. Мы использовали все возможности нашей аппаратуры. Создается дурацкое впечатление, что профессор сам себе нанес смертельный удар по голове увесистым молотком.

— Молотком?

— Да. Батгуул был большой любитель работ по дереву. Оказывается, всю мебель в доме он сделал своими руками. Убит был, кстати, в своей мастерской.

— Слушай, Дэйв, к своему стыду, я почти ничего не знаю о том, чем занимался Батгуул. Кажется, работами по теории параллельных пространств.

— Не только по теории… Ученик, который обнаружил его труп, молодой Пауль Борручага, говорит, что месяц назад профессор показывал ему некоторые блоки машин для перемещения в параллельное пространство.

Я присвистнул. Дэйв понял причину моего удивления, поспешил пояснить:

— Она была еще далека от завершения.

— Но прошел же месяц! — возмутился я, догадавшись наконец о подлинной причине удрученного состояния Дэйва.

— По рекомендации Совета работа велась в строжайшей тайне.

— В тайне! — усмехнулся я. — А Борручага знал и даже видел своими глазами!

— Круг лиц, которые могли знать о машине, Совет не очерчивал, полагаясь на то, что профессор сам решит, кому можно доверять.

— И это ты назвал кое-какой аппаратурой?!

— Но ведь машина-то не была готова! — запальчиво воскликнул Дэйв. — Даже Борручага не предполагал, сколько времени понадобится на ее доводку.

— Ладно, не кипятись, — примирительно произнес я. — Где сейчас Борручага?

— Ждет нас на Сейшелах, — буркнул Дэйв.

Бот начал снижаться, но едва мы вошли в густое облако, на пульте замигал сигнал тревоги и раздался голос дежурного по нашему отделу:

— Геров и Каллаган, другие сотрудники группы “Перехват”, внимательно прослушайте сообщение… Четыре минуты назад на охранный пост бывшего ядерного полигона Невада совершено нападение. Преступники завладели оружием. Шесть человек охранного поста доставлены с телесными повреждениями в госпиталь, двое из них в тяжелом состоянии. Руководство отдела предполагает связь с убийством профессора Батгуула.

Мы с Дэйвом переглянулись и тут же услышали шефа:

— Асен, вы сейчас где?

— На подлете к Сейшелам, — торопливо ответил я.

— Давайте-ка, ребята, в Неваду. Это сейчас важнее.

Он еще не закончил говорить, как я ощутил, что меня вдавило в кресло. Это Дэйв круто рванул бот вверх, и на приборной доске замельтешили цифры набора скорости. Шеф словно почувствовал, что делает с ботом мой заместитель:

— Дэйв, не гони во всю ивановскую… Успеете… Не забывайте, что теперь у них шесть бластеров.

Владимир Семенович, вы считаете, что это именно они?

Шеф, прежде чем ответить, надолго задумался. Затем послышался горький смешок:

— Кто — “они”?

— Сбежавшие отшельники, — пояснил Дэйв.

— Информацию о них получите в ближайшее время, — не отвечая на вопрос, сказал шеф. — Хотя, думаю, что Веркрюисса Асен не забыл.

— Да уж… Мне немало пришлось повозиться с этим типом. На всю жизнь запомнилось его умное сухощавое лицо, ироничный высокий голос:

— Итак, уважаемый сыщик, вы со мной не согласны? Прискорбный случай… А согласиться все равно придется! Выше науки нет ничего! Науки в чистом виде, я не имею в виду так называемую общественную мораль, этику и прочую белиберду, за которой нет никаких объективных законов природы. Все это, мой дорогой, выдумки, и перекраиваются они по нескольку раз за столетие… Так что, мешая мне, вы становитесь в ряд отъявленных ретроградов. А признайтесь, не хочется небось выглядеть перед потомками этаким держимордой, а?..

— Ты надолго задумался? — Голос Дэйва прервал мои воспоминания. — Я хотел бы знать, что представляет собой Веркрюисс.

— Весьма своеобразный тип, — нехотя ответил я. — Когда-то это был довольно крупный ученый, кстати, ученик убитого профессора. Лет десять назад по решению Совета Веркрюиссу было запрещено практическое занятие наукой. Он слишком увлекся собственной особой, считал, что его гению доступно все, требовал разрешения работать с человеческим материалом…

Дэйв покосился на меня, видимо, решил, что ослышался. На его лице было недоумение.

— Да, да, — подтвердил я. — Именно так он и говорил — “человеческий материал”. На этой почве и произошел разрыв между ним и профессором, причем Батгуул заявил, что если Веркрюисс не изменит свои концепции, он вынужден будет обратиться к Совету с просьбой отлучить его от науки. Однако себялюбие настолько поглотило Веркрюисса, что он не только не пересмотрел свои взгляды, а напротив, стал развивать, как он говорил, философские воззрения о праве гения игнорировать все и вся, на этой почве сошелся с отшельниками и после изгнания из науки испросил у Совета для себя их жалкие права вместо того, чтобы вести нормальную жизнь землянина.

— Как он оказался на Сейшелах? — спросил Дэйв.

— По разрешению Совета.

— Но ведь там жил Батгуул. Почему этого не учли?

— Совет уступил просьбам профессора, он еще питал надежду вернуть науке заблудшего.

— А слуга Веркрюисса? — спросил Дэйв.

Я пожал плечами:

— Что о нем сказать? По всем данным, неплохой человек, но слабовольный, воспитывал с детства Веркрюисса, души в нем не чает. Своего рода добрый дядька. Когда-то на Руси к молодым дворянским отпрыскам приставляли крепостных, которые любили своих воспитанников больше, чем родители…

— Значит, он не опасен?

— Вот за это не поручусь. Он может защищать своего Веркрюисса с отвагой курицы, обороняющей цыплят от коршуна, — возразил я.

В этот момент запел сигнал включения связи.

— Асен? Это Сергей, — зазвучал в динамике знакомый голос. — Владимир Семенович просил передать тебе информацию о Маноло.

— Слушаю, — отозвался я.

— Значит, так… Самый рядовой представитель так называемых частных предпринимателей. Собственно, он лишь унаследовал состояние родителей и довольно успешно проживал его. Попить, поесть, а больше ничего не надо, ну и, конечно, желание иметь втрое больше, чем другие.

— Увлечения есть? — буркнул Дэйв.

— Если можно их так назвать, — усмехнулся Сергей. — Был одним из инициаторов возрождения американского футбола. Интеллектуальные способности весьма ограниченны. При этом старался прослыть покровителем искусств, этаким меценатом. Вообще обожает вертеться рядом с известными людьми. Я думаю, его подвигнул на “подвиги” Веркрюисс, самому ему вряд ли что-нибудь подобное пришло бы в голову. Кстати, Маноло в последнее время встречался с Веркрюиссом очень часто. Теперь об Айкене — телохранителе Маноло. С ним сложнее. Прекрасно развит физически, способен на дерзкие поступки. Скорее, расправа с охранниками полигона — его работа.

— Все? — спросил я.

— Пока все, — подтвердил коллега.

— Спасибо, — я повернулся к Дэйву. — Где мы?

— Иду на снижение, — сообщил мой заместитель, слушавший разговор с Сергеем с хмурым выражением лица. — Нужно поговорить с охраной. Район оцеплен. Не думаю, чтобы преступники сумели скрыться.

— Очевидно, этот горе-ученый придумал в тиши Сейшел какую-то новую аппаратуру, — предположил я. — Странно, что их так долго не могут обнаружить… Да еще эти блоки машины прокола пространства…

— Ученые в один голос утверждают, что до готовности машины еще очень и очень далеко, — ответил Дэйв. — Многие вообще считают, что создать ее невозможно. В предположениях Батгуула очень много спорных моментов.

— Но беглецы могут отсиживаться где-нибудь в горах и потихоньку доводить машину. Надо как-то спугнуть их, заставить заметаться, чтоб им было не до изобретений. Кстати, — спохватился я, — население Земли получило информацию о случившимся?

— Совет считает это излишним.

По голосу Дэйва я понял, что он не согласен с решением Совета, но обсуждать его не намерен.

Помолчав, Дэйв задумчиво постучал по стеклолитому копаку и произнес:

— Если Веркрюисс изобрел аппаратуру, позволяющую глушить возможности нашей техники, значит, придется действовать по старинке.

— Да, Дэйв, будем заниматься обыкновенным доисторическим сыском, для которого нужно совсем немного: уши, глаза, ноги… плюс интуиция и чуть-чуть удачи…

— Как патер Браун, — хмыкнул Дэйв.

Пользуясь предоставленными нам правами, мы не воспользовались общественной посадочной площадкой, а приземлились прямо на лужайке перед госпиталем. Взбежав по ступеням, я сунул свой жетон в щель электронного привратника. Когда эту же операцию проделал Дэйв, дверь перед нами бесшумно распахнулась.

Мы расположились в приемном покое на креслах перед экраном видеотелефона. Вскоре экран вспыхнул, и перед нами предстало изображение главного врача:

— Добрый день. Насколько я понял по вашим жетонам, вы представляете группу “Перехват”?

Дэйв указал на меня:

— Мы не просто представляем. Это начальник группы.

По рыхловатому лицу главного врача блуждало недоумение, и я невольно позавидовал нашим предшественникам. Раньше никому не нужно было пояснять, каковы права и функции служб, обеспечивающих общественный порядок, теперь это приходится делать на каждом шагу. Наверное, в двадцать первом, по старому летосчислению, веке так смотрели бы на золотаря, вдруг появившегося в городе на лошадке, запряженной в повозку с огромной бочкой, из которой торчит деревянная ручка черпака.

— Мы расследуем обстоятельства, связанные с получением телесных повреждений сотрудниками охранного поста. Они недавно поступили к вам, — сказал я. — Хотелось бы побеседовать с ними.

Главный врач пожевал губами и вздохнул:

— Ничем не могу вам помочь, они нуждаются в отдыхе. Такой стресс не проходит бесследно…

Я смотрел на его картофелеобразный нос и медленно закипал, досадуя на меланхолическую непреклонность этого эскулапа.

— Мы наделены особыми полномочиями, — сухо проговорил Дэйв.

Врач сочувственно закивал:

— Я, как представитель медицины, насколько вам известно, тоже…

— Свяжитесь с ОБИП, — сдерживая раздражение, посоветовал я.

Бесцветные брови эскулапа сошлись на переносице.

— С Отделом по борьбе с искоренением преступности, — пояснил Дэйв.

Пожав плечами, врач протянул руку к пульту, отыскал на нем одну из пяти красных клавиш и утопил ее. Мы нетерпеливо заерзали в креслах, но в этот момент экран погас. Очевидно, главврач счел ненужным наше присутствие при его беседе с шефом.

Вскоре экран снова вспыхнул. Физиономия эскулапа утратила выражение меланхолии, он сердито смотрел на нас. Дэйв незаметно подмигнул мне, дескать, видал, как ему шеф всыпал?!

— Я могу дать вам возможность поговорить только с одним из сотрудников охраны, Йожефом Сабовчиком. Он пострадал меньше других.

Дэйв уже открыл было рот, чтоб возмутиться, но я, опередив его, поспешно согласился:

— Спасибо, доктор.

— Сейчас подключат к видеотелефону его палату.

Тут я сам не стерпел:

— Нет, так дело не пойдет! Нам нужен личный контакт. Надеюсь, руководство Отдела достаточно красноречиво описало наши полномочия?

Последняя фраза была сказана мной с такой интонацией, что эскулап, недовольно зыркнув глазами, металлическим голосом, словно пользуясь синтезатором речи, произнес:

— Хорошо. Поднимайтесь на двадцать седьмой этаж. Палата двадцать семь дробь шестнадцать.

Миловидная сестра проводила нас до дверей палаты.

— …Как самочувствие Сабовчика?

Девушка не успела ответить, как дверь уехала в сторону, и мы увидели, что Сабовчик чувствует себя вполне сносно. Он задумчиво стоял посреди гостиной на одной руке, ногами жонглируя футбольным мячом. Юноша так увлекся, что пришел в себя, лишь узрев в полуметре от собственного носа стройные ноги медсестры. Он прыжком поставил себя на ноги, захлопал глазами, под одним из которых была внушительная опухоль.

— Не беспокойтесь, Йожеф, — улыбнулась девушка. — Доктор разрешил вам заниматься, чем угодно. Только прошу вас при малейших признаках усталости сообщить мне… А сейчас с вами хотели побеседовать сотрудники группы “Перехват”. Познакомьтесь, пожалуйста, — она посмотрела на меня, — начальник группы Асен Геров, — она перевела взгляд на Дэйва, — и его заместитель Каллаган.

Сабовчик уставился на нас с откровенным любопытством, к которому примешивался восторг:

— Правда?!

— Что? — не понял я.

— Правда, что вы начальник “Перехвата”?

— Так получилось, — развел я руками.

— Всю жизнь мечтал хотя бы одного сотрудника “Перехвата” увидеть! — воскликнул Сабовчик, глядя то на меня, то на Дэйва. — А тут сразу двое!

Я покосился на заместителя, который не сводил глаз с медсестры, и поблагодарил девушку:

— Спасибо, я думаю, у нас не возникнет трудностей при общении с вашим пациентом.

Медсестра кивнула и оставила нас наедине с Сабовчиком.

Парень смущенно предложил нам сесть, а сам остался стоять, переминаясь с ноги на ногу.

— Устраивайся, — мотнул головой в сторону кресла Дэйв и язвительно добавил: — Больной ведь.

Йожеф залился краской, но последовал совету, виновато буркнув:

— Какой я больной? Заперли сюда, говорят, надо пройти курс психологического лечения. А что мне лечиться? Синяк вон только.

Дэйв добродушно похлопал его по колену:

— Не переживай. Врачи лучше нас знают, что надо, что не надо.

— Йожеф, расскажи, что там у вас произошло, — попросил я.

Сабовчик отвел глаза:

— Откуда мы знали, что они чокнутые?

— Почему чокнутые?

— А разве нормальный полезет в зараженную местность? Ведь там еще только ведутся работы по обеззараживанию. За последние пятьдесят лет, говорят, никто туда и не пробовал проникать.

Дейв вынул из кармана портативный опознаватель:

— Если чье-либо лицо покажется тебе знакомым, скажешь.

На миниатюрном экране через равные промежутки времени стали появляться портреты самых разных людей: сначала крупным планом, потом в полный рост, затем эти люди начинали двигаться, разговаривать, сердиться, смеяться. Когда на экране возник Айкен, Сабовчик торопливо произнес:

— Он!

— Нажми-ка на эту кнопочку, — предложил Дэйв.

Сабовчик ткнул пальцем, и в левом верхнем углу экрана выплыла красная точка. Потом снова замелькали незнакомые лица. Йожеф безошибочно опознал всех четырех отшельников.

— Теперь давайте по порядку о происшедших событиях, — сказал я.

Йожеф наморщил курносый нос, раздумчиво почесал затылок.

— Мы только что заступили на смену. Начальник караула поехал проверять посты, а мы сели поиграть в шахматы. Вы не подумайте, это у нас разрешается!.. Собственно, играли двое: Ли Зен и Гуго Стадлер, а остальные болели — кто за Ли, кто за Гуго. Слышим, в карауле запищало, значит, какой-то объект на подходе. Игру-то прекратили, но особо не насторожились. Мало ли, может, какой шальной турист завернул к нам? Потом уже визуально стали наблюдать за ботом, попытались выйти с ним на связь — бесполезно, решили, что проверяющие нагрянули. Привели в порядок форму, заняли каждый свою позицию. Подлетает этот самый бот. Гуго — он за старшего остался, — как полагается, вышел из караулки, хотел выяснить, что к чему. Из бота вылез тот, которого я третьим по счету опознал.

— После опознания на экране была его фамилия, — напомнил я.

Сабовчик закивал:

— Извините, я помню — Веркрюисс. Ну вот, стали они о чем-то с Гуго разговаривать. Вижу, Гуго горячится, ничего доказать этому Веркрюиссу не может, решил прийти ему на подмогу. Конечно же, у меня никаких подозрений не возникло. Подошел. А он убеждает Гуго, что их бот не подвержен воздействию радиации, и просит пропустить через полигон. Вежливо так. Тем временем все наши ребята подошли, давай наперебой уговаривать Веркрюисса, чтобы они обогнули полигон западнее. А им, видно, только этого и надо было. В общем, я только боковым зрением уловил, как бот, мгновенно набрав скорость, несется на нас. Да! Я еще заметил странную реакцию Веркрюисса — он вдруг упал на землю. Другие ребята тоже почуяли недоброе, успели отпрыгнуть, а Гуго замешкался, и бот шибанул его в плечо. Пока мы в себя приходили, выскочил этот — Айкен. Я бросился к нему, но ничего не успел сделать, как он послал меня в нокаут. Вначале под глаз дал, потом в солнечное сплетение…

От обиды на глаза Сабовчика навернулись слезы, и договорил он уже совсем упавшим голосом:

— Очнулся, бластера нет, все наши кто где… Больше всех досталось Гуго, он только в госпитале пришел и сознание, и Ли, ему этот злодей из бластера скользом руку опалил, теперь, наверное, трансплантацию кожи будут делать…

— М-да, — проронил я.

Сабовчик воскликнул:

— Вы не думайте! Я уже предложил свою кожу!

— Почему никто из вас не применил бластер, ведь инструкция обязывает сделать это в случае экстренных обстоятельств? — без интонации спросил Дэйв.

— По живым людям?! — искренне возмутился Йожеф.

— Теперь у этих “живых людей” шесть бластеров, — подытожил я.

Видимо, врачи снабдили тело Сабовчика датчиками, потому что в дверях появилась медсестра. Ее лицо бы строго.

— Простите, я вынуждена прервать вашу беседу, она отрицательно сказывается на состоянии нервной системы больного.

— Какой я больной?! — вспыхнул Йожеф, но тут поник под мягким, но настойчивым взглядом карих глаз медсестры.

Главное мы узнали — на пост совершили нападение Веркрюисс и его сообщники. Поэтому не стали больше тревожить ни нервную систему Йожефа, ни его коллег и, поспешно оставив госпиталь, оседлали бот.

Взмыв в небо, мы связались в шефом. Но Владимир Семенович ничем не мог нас порадовать. Беглецы как в воду канули.

— Асен, поговори с Борручагой, он ждет тебя на Сейшелах, — сказал шеф, потом обратился к Каллагану: — Дэйв, закинь его на острова, а сам возвращайся в Неваду, возглавишь операцию по захвату.

— Но, Владимир Семенович, — попытался возразить я.

Шеф язвительно оборвал меня:

— Хочешь сказать, что твой заместитель не справится?..

Этого я не только не хотел сказать, но и не думал ничего подобного. Поэтому согласился с шефом:

— Задача ясна.

— Ну вот и славно.

Дэйв торопился вернуться в Неваду и гнал бот на предельной скорости. Приземлив его рядом с домом профессора Батгуула, он коротко распрощался со мной, захлопнул колпак, и бот ушел вверх. Навстречу мне вышел высокий брюнет в рубашке навыпуск и коротких шортах.

— Привет, Карл, — сказал я. — Как успехи?

Карл молча развел руками. Я полюбопытствовал, чем занимается другой член моей группы — Алексей.

— Продолжает допрашивать отшельников, — ответил Карл. — А я вот сижу здесь без дела, если не считать десятка партий в настольный теннис с Борручагой.

— Он способен играть после смерти учителя? — удивился я.

— Заставил играть почти в приказном порядке, уж слишком он тяжело все переживает, а так хоть какое-то отвлечение от мыслей.

— Хорошо, ступай на помощь Алексею, а я за тебя посижу без дела.

Карл обрадованно бросился исполнять поручение, а я пошел в дом.

Борручага оказался щуплым смуглолицым человеком с полысевшей до времени головой. Он стоял посреди просторного холла и сосредоточенно крутил в руках ракетку. Моих шагов он даже не расслышал.

— Добрый день, — негромко сказал я.

Услышав рядом с собой незнакомый голос, Борручага вздрогнул, поднял на меня печальные маслянисто-черные глаза. Я представился и спросил:

— Ну, кто побеждает в теннис — Карл или вы?

— Побеждает?.. Не-е знаю…

Сказав еще несколько ничего не значащих фраз, на которые ученик профессора отвечал робко и неуверенно, словно не понимая, о чем с ним говорят, я перешел к делу:

— Рауль, вы часто посещали профессора?

— Н-нет… не очень… Последний раз был, кажется, месяца три назад.

— А с Веркрюиссом вы были знакомы?

— Да, конечно, мы вместе с ним учились в классе профессора, это был любимый ученик Батгуула… Давно был любимым учеником, а потом, потом они…

Я уже знал, что было потом, и спросил:

— Может, в последнее время у них отношения изменились в лучшую сторону?

— Да, да… Вы правы. Профессор, кажется, даже простил его. Они часто беседовали. Веркрюисс, по словам профессора, изменился, с возрастом понял свои заблуждения.

— Профессор знакомил его со своей работой?

— С теоретической частью. Впрочем, я точно не знаю, может, и с практическими разработками… Хотя Веркрюисс и сам был достаточно осведомлен, он ведь когда-то был правой рукой Батгуула.

— Веркрюисс способный ученый?

— Не то слово! Талантливый!

Внезапная запальчивость собеседника немного покоробила меня.

— Может, гений? — едко осведомился я.

— Н-нет… Гений — он для всех, а Веркрюисс был для себя…

Мне стало неловко за свою несдержанность, и я погасил смущение вопросом:

— Профессор был доверчивый человек?

— К сожалению… Он был очень добрый, а добрые всегда доверчивы. К тому же, он был поглощен наукой, помимо нее, ни о чем не думал.

— Веркрюисс способен довести машину до конца?

Взгляд собеседника стал еще более горестным:

— Право, не знаю… Неизвестно, в какой стадии была работа, ведь исчез индивидуальный компьютер профессора, а там выкладки… Исчезли опытные блоки…

Я посмурнел:

— Сколько понадобиться времени на доводку?

Борручага не расслышал вопроса, продолжал развивать свою мысль.

— Самое ужасное то, что у профессора все было в одном экземпляре — и опытные блоки, и расчеты…

— Сколько времени может понадобиться Веркрюиссу? — напомнил я.

— Что?.. А-а-а… времени… Н-не знаю… Если Веркрюиссу было далеко до профессора в области теории, то в реализации практических задач он, пожалуй, на сегодняшний день самый сильный среди ученых…

— Что может ему помешать?

Борручага с надеждой взглянул на меня:

— Только вы…

— Я не об этом. Какие технологические или… научные проблемы могут приостановить работу?

— Право, я затрудняюсь… Последние семь лет я занимался совершенно другой областью знаний… Может, недостаток ирия?

— Извините, — сказал я и, отойдя в сторонку, связался с шефом.

— Все понял, — быстро ответил Владимир Семенович, выслушав мое сообщение. — Сейчас распоряжусь усилить контроль за всеми хранилищами.

Отключив связь, я вернулся к Борручаге:

— А у профессора был запас элемента для проведения экспериментов?

— Да, но, похоже, они до него не добрались. Это единственный блок дома, куда посторонний не может проникнуть, дверь закодирована на появление профессора. Раскодировать ее может только Совет.

— Или маленький ядерный взрыв, — грустно пошутил я, вспомнив о захваченных отшельниками бластерах.

Мы надолго замолчали.

Незаметно наступил вечер. Потом ночь. Никаких обнадеживающих сведений не поступило. Я дал распоряжение Карлу и Алексею отдыхать, а сам вышел прогуляться возле дома. В одной из темных аллеек заметил чей-то силуэт.

— Кто здесь?

— Это я, Борручага.

— Не спится?

— Никак не могу заснуть. Все думаю об этих мерзавцах. Пойти на такое!.. Ведь это страшнее любого убийства. Они уничтожили не только великого человека, они захватили его мысли, плод многолетней работы, достояние всего человечества! Неизвестно, отыщется ли в ближайшее столетие такой могучий ум, который сможет постигнуть то, чего смог добиться профессор?!

Я хотел еще о чем-то спросить, но индивидуальное устройство связи тревожно пискнуло.

Голос шефа прозвучал необычно сухо, словно что-то мешало ему говорить:

— Асен, Асен… Совершена попытка проникнуть в хранилище ирия…

Шеф замолчал, и в его молчании было что-то давящее, гнетущее.

— Их не удалось взять? — вышел я из оцепенения.

— Нет…

Я чувствовал, что он что-то недоговаривает.

— Что еще, Владимир Семенович?

— Дэйв преследовал их, хотел прижать бот к земле… Они применили бластер…

Озноб пробежал по моему телу.

— Что с Дэйвом? — не сдержавшись, заорал я.

— Врачи надеются, что будет жить, — с трудом произнес шеф и тоном, дающим понять, что времени для пояснений не остается, добавил: — Не исключено, что они появятся на Сейшелах, приготовьтесь. Совет дал санкцию на уничтожение. Ясно?! Не повторите ошибки Дэйва. Все, не мешаю…

Бот вынырнул из темноты совершенно неожиданно. На вызов автомата диспетчера он не отвечал. Значит, они… Я сжал рукоятку бластера и стал ждать, когда бот приблизится на расстояние, с которого можно безошибочно поразить цель. Бот все увеличивался в размерах, но его то и дело заслоняло лицо Дэйва, смотревшего почему-то на меня как бы сквозь залитое потоками дождя стекло. Однако моя рука все делала верно: поймала в прицел бот и повела ствол бластера, из которого вот-вот должна была вырваться огненная игла плазмы. И когда палец, окончательно успокоившись на спусковой собачке, готов был утопить ее, на руке внезапно повис Борручага:

— Что вы делаете?! Там же бесценные разработки! Компьютер профессора! Его блоки!

Мой мозг не успел дать команду “отбой!”, и палец машинально нажал курок. Луч бластера прорезал пространство в нескольких десятках метров от бота и утонул в пространствах космоса. Это выдало наше местонахождение. Пока я пытался освободиться от тонких цепких пальцев Борручаги, с бота хлестнул ответный луч.

Очнулся я от нестерпимой боли в руке. Казалось, ее опустили в котел с кипящим маслом и не дают выдернуть. За спиной горел жилой блок, Борручага, скрючившись, лежал на земле в нескольких шагах от меня. Я машинально осмотрелся в поисках бластера и увидел расплавленный слиток металла — то, что от него осталось.

Усилием воли заставив себя не смотреть на руку, я поднялся и бросился к хранилищу ирия. Дверь была срезана лучом бластера и валялась на земле. Неподалеку стоял бот, в котором с остекленевшими от страха глазами сидели Маноло и слуга Веркрюисса. Я метнулся в хранилище.

Вероятно, я напоминал пришельца с того света, так как, увидев меня, остолбенел не только Веркрюисс, но и самый решительный из этой четверки — Айкен. Он, забыв про зажатый в руке бластер, пятился в угол. Истошно взвизгнул Веркрюисс и еще крепче обхватил объемистый, но чрезвычайно легкий цилиндр с ирием.

Ошибся Дэйв, ошибся и я. Вместо того, чтобы продолжать играть роль призрака, я громко заявил, морщась от боли:

— Довольно, отдай бластер.

Мои слова привели Айкена в чувство. Правда, нажать на курок он не успел, так как здоровой рукой я вышиб бластер, но при этом потерял равновесие, и Айкен вложил все свои сто пятнадцать килограммов в удар ногой, который пришелся мне под ребра. Падая, я хотел дотянуться до Веркрюисса, понимая, что без него эта четверка никуда не денется, однако тот, сдавленно пискнув, юркнул мимо меня в дверь. Единственное, на что у меня хватило сил, так это мертвой хваткой вцепиться в ручку бластера.

…Меня починили через много дней. Мысленно реконструируя дальнейшие события, я понял, что второй удар ногой Айкен нанес мне в голову, третий и четвертый тоже… Самое удивительное, что я не выпустил из рук бластера, хотя, как потом оказалось, у меня были сломаны три пальца. Должно быть, кто-то пытался выдернуть оружие из моей руки.

Консультанты Совета долго ломали голову над происшедшим, но к единому мнению так и не пришли. В реальность машины прокола пространства большинство не поверило. Гораздо проще было допустить, что преступники сумели раствориться в многомиллиардном человечестве. Не знаю… Известно лишь, что четыре негодяя, а вместе с ними и тайна разработок профессора Батгуула исчезли бесследно…

58. Джеральд Линекер

Теперь все встало на свои места. Или почти все… Во всяком случае, осточертевший вопрос: “Что делать дальше?” — перестал мучить. Мы знали, что где-то находится враг, что его необходимо обезвредить. Знали, как можно вернуться на Терру. Аппарат профессора Батгуула, украденный Веркрюиссом у человечества, позволит нам найти дорогу к дому.

Ночь была на исходе. Чуть ли не силой Юрий заставил нас с Богомилом лечь спать — страшно было потерять хотя бы минуту, хотелось немедленно что-нибудь предпринять, действовать… Спал ли Старадымов, не знаю. Утром он был свеж и бодр как всегда.

Яарвен и Живущая У Моря летели с нами — ничего другого придумать мы не смогли. Оставлять вождя повстанцев в Атлантиде было опасно. Это могло повлиять на естественное развитие истории, как глубокомысленно изрек Геров. Да и не могли мы так просто бросить этих людей.

Скрытый оптической невидимостью, бот приблизился к затерянному среди океана островку, на который накануне были высажены Айкен и Маноло. То, что мы увидели, напоминало картинку из старинного юмористического журнала.

Маноло, бросая вниз трусливые взгляды, пытался вскарабкаться на пальму, где на невероятной для него высоте манящими гроздьями висели кокосовые орехи. Не знаю, сколько времени потратил бывший владыка на преодоление этих трех метров по вертикали, но дело явно продвигалось медленно, поскольку внизу с искаженным от крика лицом бегал Айкен, пытаясь достать толстяка острой палкой.

— Похоже, они уже перераспределили власть, — задумчиво проговорил Геров.

Яарвен посмотрел на Старадымова, в котором он с самого начала безошибочно угадал старшего, что-то спросил. Юрий включил ретранслятор, попросил повторить вопрос.

— Кто эти люди? — указал вниз Яарвен.

— Дети Владыки Океана. Вон тот, пышнотелый, — звался у вас “Золотым Богом”, а второй — что шпыняет его дубиной — “Серебряным”, — смеясь, пояснил я.

Яарвен посмотрел на меня с укоризной, снова взглянул на Юрия. Тот подтвердил справедливость моих слов. И хотя вождь повстанцев был сторонником иных богов, смесь недоверия с недоумением не исчезла с его лица. Пришлось Богомилу рассказать ему, кто такие и откуда пришли в Атлантиду Айкен и Маноло, попутно объясняя азы мироздания. В глазах слушателя появился живой интерес, и мне стало ясно, что он готов внимать несколько дней без остановки.

Юрий аккуратно посадил бот на песчаный берег, откинул крышку. Свергнутые богдыханы тут же прекратили свои упражнения, Маноло сполз по стволу вниз, с облегченным вздохом шлепнулся на песок. Айкен отбросил в сторону палку и угрюмо уставился на нас исподлобья.

— Где Веркрюисс? — резко спросил Старадымов.

Маноло вздрогнул, словно его ударили. Айкен скривился, но ничего не сказал.

— Вы что, не поняли вопрос? — сказал Юрий.

Похоже, толстяк сообразил, что отмолчаться не удастся, потому что лживо улыбнулся и затарахтел:

— Поняли, как не понять! Просто мы удивились, откуда вы знаете об этом мерзавце? Удивились и растерялись. Ведь правда, Пол?

Айкен не шевельнулся. Маноло со злобой посмотрел на него и продолжал:

— Веркрюисс там, — он неопределенно махнул рукой, — на острове. Он оттуда не вылазит. Все что-то делает-делает… Придумывает, одним словом…

— Аппарат Батгуула у него? — перебил толстяка Геров.

Ужас мелькнул в глазах Маноло:

— Д-да, он его никому не дает. Все, все у него…

— Что представляет собой аппарат? — спросил Юрий.

— Ящичек, маленький такой ящичек. Кнопочки на нем. Две, кажется. Правда, Пол? Зелененькая и красненькая. Еще экранчик есть. Смотришь на него и видишь, куда прилетишь. Сбоку от экранчика ручка. Вертишь ее и на экранчик смотришь. Как он засветится, зелененькую кнопочку нажать нужно. Правда, Пол?

— Не знаю, — зло буркнул Айкен, — не разбираюсь я в этом.

— Верно, верно, — хихикнул Маноло, — не разбирается Пол в аппаратах, совсем не разбирается! Но я правду говорю, истинную правду. Зелененькая кнопочка аппаратик этот включает, красненькая — выключает. Очень все просто. Веркрюисс все восторгался, Батгуула хвалил, очень, говорит, умный старик б-был… Не смотрите на меня так, не смотрите! Я этого Батгуула и в глаза никогда не видел! Что о нем слышал, то и вам говорю!

Рука Юрия легла на мое плечо. Побледневшее от ужаса лицо Маноло тряслось совсем рядом. Впрочем, ударить его я бы все равно не смог. Ни одно живое существо не вызывало еще у меня такого омерзения, как этот гнусный толстяк. Одна мысль о том, чтоб прикоснуться к нему, вызвала приступ тошноты.

— Чем занимается Веркрюисс? — пересилив себя, спросил я.

— Не знаю, — Маноло молитвенно прижал руки к груди, — честное слово благородного человека, не знаю.

— А зачем ему юноши-атланты?

— Ну откуда же я могу знать?! — Толстяк едва не расплакался. — Он ведь нам не докладывает. Он нас с Айкеном и за людей-то не считает. Такой негодяй! Правда, Пол? Требует зачем-то и юнцов, и продукты для них, а жрецы отбирают самых здоровых, таких, как ему нужно… Человек триста уж вывез… А нам ничего не дает…

— Ладно, — оборвал его Старадымов, — как называется остров, на котором укрылся Веркрюисс?

— Сейчас, сейчас вспомню, — Маноло весь искривился от желания услужить, — сейчас… Ты не помнишь, Пол? Ну, конечно, не помнишь. А я ведь помнил… На Земле на этом острове один человек жил… Тот, который именем коньяка назвался. Хороший такой коньяк. Французский, кажется… Мартель! Нет, не мартель… Вспомнил! Наполеон!

— Остров Святой Елены, — негромко произнес Богомил.

59. Юрий Старадымов

Яарвен вместе со своей подругой изумленными глазами смотрели на раскинувшийся под нами простор океана. Такую водную гладь им никогда не приходилось видеть. Но время не терпит. Прибавляю скорость, и наши новые друзья торопливо отворачиваются. Понимаю их состояние. Бот хотя и не допотопная авиетка, но когда резко набирается скорость, то ощущения у непривычных к полетам людей возникают не очень приятные.

Остров Святой Елены!..

Когда-то на его земном аналоге провел свои последние годы безумец, вознамерившийся стать властителем всего мира. Не удалось. Теперь здесь, на Терре Инкогнита, обосновался его духовный собрат. Неспроста он выбрал для своей резиденции именно этот островок. Правда, в отличие от Наполеона, Веркрюиссу больше повезло с климатом. В результате смещения полюсов остров Святой Елены на Терре Инкогнита оказался на экваторе. Живи себе, маразматируй от науки, паразитствуй…

Удар был неожиданным. Бот словно запнулся о невидимое препятствие, ухнул вниз. Глаза Герова обеспокоенно уставились на меня, Джерри ухватился за пульт, наши гости смежили веки.

Все это я заметил за те доли секунды, которые понадобились мне, чтобы вернуть бот к послушанию. Однако выводить его из винтообразного пике я не стал. Пусть те, кто нанес по нам гравитационный удар, думают, что добились своей цели.

Силовое поле легко разрезало поверхность воды, и момент соприкосновения с этой стихией оказался почти незаметным. Просто стало сумрачно. Включать освещение я не стал, осторожно опустил бот на дно и подвел к основанию скалы, очертаниями напоминавшей обросшего водорослями лешего в шляпе.

— Нас хотели уничтожить? — наконец спросил Геров.

Джерри слегка усмехнулся:

— Нет, поприветствовали…

Бот под водой обогнул скалу и стал всплывать. Богомил забеспокоился:

— Юра, кроме нас, тут еще двое молодых людей…

— Веркрюисс наверняка полагает, что мы уже не существуем, — отозвался я, — иначе он нанес бы для уверенности несколько ударов по океану в районе, где мы ушли под воду.

Не понимая, о чем идет речь, атланты смотрели на нас. И если в глазах девушки была робость, то Яарвен глядел прямо и без излишнего подобострастия. Так смотрят на старших товарищей, которых уважают.

Невидимость невидимостью, но для большей безопасности я причалил бот под огромной безжизненной скалой в полусотне метров от берега.

— Никаких строений на поверхности, — обследовав остров с помощью приборов, задумчиво констатировал Джерри.

— Поди, как крот, в землю зарылся, — с отчетливой неприязнью бросил Богомил.

— Да, в скалах есть пустоты, — подтвердил Линекер. — Придется его выкуривать…

— А входы? — подал голос я.

— В том-то и дело, что не могу нащупать.

Яарвен осторожно предложил:

— В скалах могут быть расщелины…

Джерри с уважением взглянул на него:

— Да, есть… и весьма глубокие…

— А бот туда может протиснуться? — спросил Геров.

Линекер отрицательно покачал головой:

— Нет… Приблизиться вплотную и прикрыть вход силовым полем, пожалуй, можно. Но это опасно…

— Выбора все равно нет… — сказал я. — Либо мы обезвредим Веркрюисса, заставим его отдать аппарат Батгуула и вернемся на Терру, либо… Нельзя предсказать, что он еще может натворить. Каждая минута его существования в этой берлоге таит угрозу не только для Терры Инкогнита, но и для Земли, для Терры, для всего, куда он только сможет проникнуть!

Тогда Яарвен тихо, как ученик, боящийся оскорбить слух учителя нелепостью, произнес:

— Разве четверо мужчин могут бояться одного негодяя?

60. Джеральд Линекер

Расщелина вела в глубь скалы и, судя по показаниям локатора, проходила совсем рядом с ходами, проложенными в толще базальта. Пожалуй, по ней можно было добраться до логова таинственного Веркрюисса. Во всяком случае, стоило рискнуть.

— Один ты не пойдешь! — заявил я Юрию, постаравшись придать голосу максимальную твердость.

— Ни у кого из вас нет капсулы силовой защиты, — возразил Старадымов.

— А ты уверен, что там придется только защищаться? Или в том, что тебе не понадобится помощь?

— Помощь-то понадобится почти наверняка, — вздохнул Юрий. — Но если для меня эта экскурсия только рискованна, не более, для вас она смертельно опасна.

— И все же логичнее идти вдвоем, — высказал свою точку зрения Богомил, — одному нужно остаться в боте.

— Правильно, — согласился я. — Идем мы с Юрой, а ты будешь прикрывать нас.

— Почему именно я? — Геров отнюдь не был в восторге от моего предложения.

— Просто я, в отличие от тебя, имею навыки спелеологии.

Возразить Богомил не успел, потому что неожиданно заговорил Яарвен:

— Я тоже пойду с вами, Великие, — произнес атлант, и быстро добавил: — Если под землей есть люди моей страны, мне проще будет договориться с ними.

Предложение стоило того, чтобы его обдумать. Да и парень он был здоровый, что тоже не помешало бы в случае чего. Но Старадымов неожиданно взорвался:

— Да он раздавит вас, как лягушек!

Сравнение пришлось мне не по душе, и я недовольно пробормотал:

— Так уж, как лягушек…

Старадымов рассмеялся:

— Ну, если тебе больше нравится, как могучих львов!

Его смех несколько снял напряжение. Юрий поспорил еще несколько минут, но довольно вяло, и мы принялись, тщательно взвешивая аргументы, обсуждать сложившуюся ситуацию и пути проникновения в подземный мир Веркрюисса. Яарвен хорошо знал горы и помогал нам своими подсказками. Его возлюбленная не отрывала глаз от мужественного сосредоточенного лица своего избранника, который на равных говорил если не с богами, то с весьма достойными собеседниками.

У нас со Старадымовым были бластеры, да я захватил с собой пистолет-парализатор — тащить с собой карабин было явно не с руки. Яарвен сбросил гиматий и остался в кожаной набедренной повязке. Комбинезона у нас для него не было, костюм Богомила явно был мал рослому атланту. Ограничились тем, что Юрий плотно перебинтовал ему колени и локти и вручил плазменный тесак, объяснив, как им пользоваться. В руках опытного воина это было грозное оружие.

Старадымов расположил бот так, чтобы поле силовой защиты прикрывало расщелину, и мы выскользнули из бота. Я кивнул напряженно следившему за нами Богомилу, улыбнулся сжавшейся в комочек на заднем сиденье Живущей У Моря и шагнул следом за Юрием в темноту.

Расщелина оказалась довольно просторной, так что поначалу мы шли почти не сгибаясь. Под ногами масса мелких острых камней, передвигаться приходилось очень осторожно. Дневной свет проникал снаружи довольно далеко, и я заметил, как небольшой камень, сорвавшийся с потолка, сначала завис над головой шедшего впереди меня Яарвена, а потом мягко соскользнул к стене. Было ясно, что Старадымов растянул силовую защиту своей капсулы, чтобы прикрыть нас. Я хотел отругать Юрия, толку от такой защиты — ноль, от камешка прикроет, от более серьезной опасности — нет, но передумал — все равно не послушается.

Ход тем временем стал быстро сужаться, и вскоре нам пришлось передвигаться чуть ли не ползком. Для меня эти пещерные лазы не были в новинку — в свое время пришлось участвовать в охоте на тальдельвурма — полуметровую ядовитую ящерицу, обитающую в пещерах Европы. Там приходилось потруднее. Ребята тоже держались неплохо. Юрий уверенно продвигался впереди. Яарвен от него не отставал, да и меня не задерживал. Я представил себе, что у него творится в голове. Боги, ползущие на четвереньках по грязной трещине! Такого, наверное, ни в одном эпосе не было. Нужно, если не забуду, спросить у Богомила…

Яарвен завозился впереди. Темнота вокруг давно уже стала полная, но я понял, что он перевернулся на спину. Значит, ход совсем сузился. Теперь мы едва ползли, отталкиваясь руками от свода расщелины.

“Если Веркрюисс нападет на нас сейчас, ему достанется легкая добыча”, — подумал я, и в это мгновение послышались странные щелкающие звуки.

— Внимание… — донесся до меня чуть слышный шепот Старадымова.

На лицо упал отблеск электрического света. Наверное, он был очень слаб, но на привыкшие к полному мраку глаза подействовал, как удар луча прожектора. Когда же я снова открыл глаза, то, к своему удивлению, не увидел низкого каменного свода расщелины. Словно из узкого окошка, я выглядывал в пробитый в толще скалы тоннель. Юрий и Яарвен уже выбрались в него. Через мгновение я стоял рядом с ними.

Тоннель был достаточно высок и явно сделан руками человека. Вернее, машинами. Странные звуки доносились справа из-за поворота. Туда мы и пошли, повинуясь осторожному жесту Старадымова.

Из стены тоннеля вырывался сноп яркого света. Мы приблизились к этому подобию окна и осторожно заглянули в него. Не знаю, почему, в этот момент я вспомнил старую детскую сказку, герои которой так же рассматривали через отверстие в скале жизнь неведомой подземной страны. Странная картина предстала перед нами.

Огромная, несомненно, естественного происхождения пещера была залита светом мощных прожекторов. В пещере суетились многоножки-роботы, ленты транспортеров с тихим шорохом уносились в отверстия в стенах… Все это напоминало цех земного завода, только непонятно было, что в этом цехе производится. Странным образом уживались здесь поблескивающая глазками вычислительная машина и допотопное деревянное колесо, вращавшееся под напором вырывавшейся из скалы водяной струи. Это колесо и издавало насторожившие нас звуки.

— Ты что-нибудь понимаешь? — шепнул я Старадымову.

Тот молча пожал плечами. Яарвен, стоящий рядом с ним, сохранял на лице выражение бесстрастной невозмутимости.

Юрий положил руку мне на плечо и, показав глазами на тоннель, пошел дальше. Мы последовали за ним. Редкие лампы, тускло тлевшие под потолком, освещали путь. Вдоль правой стены тоннеля тянулся пучок проводов. Местами по стене стекала вода, там провода были заботливо укрыты влагонепроницаемой пленкой. Перед каждым поворотом Старадымов задерживал нас и продолжал движение лишь после того, как убеждался в отсутствии опасности. Все мы были настороже, но первым услышал невнятный говор Яарвен. Люди говорили где-то близко, за поворотом. Я сделал еще несколько шагов и отчетливо услышал несколько слов, произнесенных на языке Атлантиды.

Юрий осторожно заглянул за угол, вгляделся в полумрак тоннеля и, сделав нам знак рукой, исчез за поворотом. Яарвен, опередив меня, скользнул следом.

Небольшая комнатка, вырубленная в толще скалы, была отгорожена от тоннеля решеткой из толстых металлических прутьев. За решеткой виднелись люди. Это были те самые юноши, которых вывез с крыши Жертвенного храма земной бот.

61. Богомил Геров

Нет, разумеется, друзья правы. Самой подходящей фигурой для сидения с девушкой в боте и томительного ожидания был я. Но все равно было чуточку обидно. К тому же, я испытывал ощущения, подобные тем, что терзают руководителей Центра управления полетов, когда в Дальний космос уходит разведывательный корабль, а они, сидя в уютных креслах, ничем или почти ничем не могут помочь в случае опасности. Ощущение, надо сказать, прескверное. Уж лучше самому лезть в пекло, чем смотреть, как это делают твои друзья, тем более если это друзья по несчастью.

Когда все сошлись на мнении, что в логово Веркрюисса полезут Старадымов, Линекер и Яарвен, а Богомил и Живущая У Моря останутся в боте, я хотел возмутиться, но сник под твердым взглядом Юрия. Действительно, для боевых операций космодесантник более подходящая фигура, чем учитель, да и отработанная реакция и наблюдательность егеря предпочтительнее моих умствований по поводу и без оного. Что касается атланта, то тут было отдано предпочтение, с одной стороны, ему, как человеку мужественному, ловкому, а главное — знающему кое-какие особенности горной местности, но, с другой стороны, — мне, поскольку с управлением бота наш новый друг явно бы не справился. Так что по всему выходило — сидеть в боте мне. Хорошо хоть Живущая У Моря из почтения к нам не претендовала на участие в экспедиции, а то одному мне совсем было бы тоскливо.

Связь работала хорошо, но, кроме напряженного дыхания друзей, я ничего не слышал. Сам тоже молчал, что бы не мешать им разговорами. Живущая У Моря в волнении теребила подрагивающими пальцами край одежды и во все глаза смотрела на меня, словно сейчас в моих руках находилась жизнь ее возлюбленного. Честно говоря, мы без особой охоты вняли желанию Яарвена отправиться в логово, однако он был так настойчив, что стало ясно — оставаться здесь для него равносильно признанию его слабости в глазах любимой.

С помощью локатора я следил за передвижением друзей и видел, что они углубились на порядочное расстояние.

Юра, как вы себя чувствуете?

— Превосходно, — ответил за него Джерри. — Я тут уже обнаружил несколько великолепных экземпляров улиток.

Я вымученно улыбнулся и вздохнул. Линекер оставался самим собой, несмотря ни на затаившуюся поблизости угрозу, ни на угрюмый мрак подземелья.

Почему-то вспомнились Маноло и Айкен. Наверное, и они когда-то были людьми. А теперь… Их ждет суд Высшего Совета, несмываемое пятно позора и презрения, а они вымаливают жалкие крохи. Нет, Джерри был прав. Как он говорил? “И мы стоим миров двух между…” Может ли человек долго оставаться в такой позиции? Мы не смогли и выбрали свой мир. А Маноло, Веркрюисс и Айкен — свой. Но у нас разные миры. Не выступить против мира Веркрюисса, значит, предать себя…

— Богомил, мы нашли атлантов. Слышишь?

— Слышу, Юра, хорошо слышу.

Живущая У Моря, видимо, поняла больше не смысл сказанного, а то, что нашло отражение на моей физиономии. Она с тревогой прикоснулась ко мне. Однако я ничего не успел ей объяснить, так как понял, что связь прервалась, только мерцание локатора показывало, что друзья продолжают продвигаться внутрь логова.

— Юра, Джерри, отзовитесь, — как можно спокойнее позвал я, но ответом была тишина передатчика.

62. Юрий Старадымов

Джерри быстро и осторожно вырезал несколько прутьев, отгораживающих атлантов от тоннеля. Яарвен скользнул в образовавшийся проход, что-то негромко сказал юношам. Те и так вели себя очень сдержанно, ничем не проявив удивления при нашем внезапном появлении, теперь же за решеткой устанавливается совершеннейшая машина.

Связи с Богомилом нет. Она оборвалась несколько минут назад. Трудно поверить, что с находящимися под защитой бота Геровым и Живущей У Моря что-то могло случиться. Правда, один раз Богомил уже совершил подобную ошибку — когда попал в лапы к бестиям. Но учитель не похож на человека, который дважды спотыкается на одном месте. Скорее всего в тоннеле установлены устройства, препятствующие прохождению связи. И все равно на душе тревожно. Но назад дороги нет. Необходимо искать логово Веркрюисса. Именно там решение всех наших проблем.

— Джерри, — говорю я Линекеру, — ты останешься здесь вместе с атлантами. Я попытаюсь пройти немного вперед, и если все будет в порядке, позову вас.

— Может быть, юноши знают что-нибудь о Веркрюиссе? — предполагает егерь.

— Не думаю, — сомневаюсь я, но подзываю Яарвена.

Новая проблема. Нет связи с ботом, значит, нет ретрансляторного перевода. Яарвен не понимает меня, я — его. Придется довериться интуиции.

Пожав Джерри руку, я шагнул в коридор. Было тихо. Так тихо, что слышался звук падающих где-то с потолка капель просачивающейся воды.

Я включил поле силовой защиты. Сейчас это можно было сделать. Весь уже пройденный путь капсулой я воспользоваться не мог. Хорош бы я был, окруженный силовым полем, рядом с беззащитными Джерри и Яарвеном!

Сейчас рисковать было не нужно. Сейчас я разведчик.

Коридор свернул влево. Поворот крутой, почти под прямым углом… Не люблю я таких…

Как и каким образом отделился от потолка этот двухтонный каменный блок, я не заметил. Не заметил, потому что не ожидал опасности со стороны низкого, покрытого каким-то люминесцирующим составом потолка.

Поле защитило меня от мгновенной смерти, но и прижало к полу. Я осторожно прибавил мощности, и камень сполз с моей спины, как если бы был старым ненужным панцирем.

По всей видимости, хозяин острова следил за моим продвижением. Следовало готовиться к сюрпризам. Однако очередные несколько минут пути ничего нового не принесли. Я совсем было решил, что ничего более остроумного, чем падающие на голову камни, Веркрюисс не может придумать, однако изменил свое мнение.

Приборы показали, что если бы не защитная капсула, меня бы пронзил весьма солидный пучок жесткого излучателя. После подобной процедуры мало кто из белковых созданий способен передвигаться и даже просто жить.

Хорошо еще, что сохраняется связь с Джерри.

— Как там у тебя, Юра?

Линекер спрашивает негромко, но голос у него обеспокоенный.

— Не выходите из помещения, — говорю я и в двух словах объясняю ситуацию.

— Осторожнее, Юра, — просит Линекер.

— Джерри, — говорю я. — Мне эти штучки не страшны. Прошу тебя не трогаться с места.

— Хорошо, — обещает Джерри, но не очень охотно.

— Джерри…

— Ну хорошо, хорошо, — повторяет он.

Коридор опускается вниз, причем уклон довольно резок. Я оказываюсь в высокой, похоже, естественной пещере, по дну которой стремительно несется неизвестно откуда и неизвестно куда поток быстрой воды.

— Джерри, кажется, я приближаюсь к логову этого мерзавца, — говорю я.

— Почему ты так думаешь?

— Все эти нападения неспроста.

Мостик, переброшенный через поток, не очень-то внушал доверие, но ничего не оставалось, как ступить на него.

И я ступил.

63. Джеральд Линекер

Больше ждать я не мог. Жестами пояснил Яарвену, чтобы он оставался с соплеменниками, и скользнул в туннель. По-моему, я не слишком рисковал. Веркрюисс наверняка отвлечен продвижением Старадымова, да и едва ли он станет пробовать на мне методы, оказавшиеся бессильными остановить Юрия. Ведь о том, что защитная капсула есть только у Старадымова, Веркрюисс не знает. Значит, шанс у меня есть.

И все же чувствовал я себя неуютно. Мрак тоннеля, пол, покрытый лужами, в которые то и дело звонко срывались капли воды с потолка, заросшие липкой плесенью стены не способствовали подъему настроения. Нужно было быстрее догнать Старадымова. По моим расчетам, уйти далеко он не мог.

Пещера, в которой я увидел друга, была огромной. Чуть-чуть, может быть, уступала размерами первому залу Ново-Афонского комплекса. Музыка Бетховена, правда, в ней не звучала. Глухо шумел пробегавший через пещеру поток. Юрий осторожно продвигался по жалкому мосту, перекинувшемуся через преграду. Старадымову осталось сделать не больше трех шагов, когда навстречу ему ринулась темная масса. Это был робот, огромный, незнакомой мне конструкции робот, предназначенный для нападения и разрушения. Удар его многотонной массы, помноженной на скорость движения, был страшен. Видимо, в последнее мгновение Юрий успел сфокусировать защитное силовое поле, и нелепо растопыренная махина, перелетев через спасателя, грохнулась о каменный ныступ. Осколки с визгом пронеслись рядом со мной, и в то же мгновение изуродованная машина сползла в подземную реку. Но и Юрий не устоял. Отчаянно взмахнув руками, он пытался устоять на узкой металлической полосе моста, но все кренился, кренился к его краю… Я прыгнул с разбега и успел ударить ладонями в спину спасателя. Тут же сворачивающееся силовое поле капсулы индивидуальной защиты ударило меня. Есть такое выражение, света не взвидел. Что оно значит, пришлось испытать на собственной шкуре.

Очнувшись, я увидел над собой перепуганное лицо Старадымова. Все тело болело, но, к собственному удивлению, на ноги поднялся я довольно уверенно.

— Цел… — облегченно выдохнул Юрий. — Ну, брат…

— Кажется, цел, — подтвердил я. — Хотя сам не пойму, как это я не пробил стену и не оказался прямиком в объятиях Богомила.

— Скажи еще, на орбите, — буркнул Старадымов, но больше ничего говорить не стал, только недовольно покачал головой. То ли учел, что появился я, в общем-то, вовремя, то ли и его в глубине души не особенно радовала перспектива встретиться с Веркрюиссом с глазу на глаз.

Теперь мы шли вдвоем: Юрий — чуть впереди, чтобы в случае опасности прикрыть меня силовой защитой, я — в двух шагах за ним. Было похоже, что Старадымов не ошибся и мы действительно приближались к логову Веркрюисса. Подземные галереи в этом месте выглядели более обжитыми, то и дело попадались запертые металлические двери, где-то пощелкивали непонятные механизмы, несколько раз нам попадались допотопные роботы. Признаков агрессивности они не проявляли.

Шаги за поворотом я услышал внезапно. Неторопливые такие шаги, мирные, шаркающие. Юрий тоже услышал их и резко остановился.

— Кто-то идет, — шепнул я и поднял пистолет-парализатор.

Старадымов утвердительно кивнул головой, но ничего не сказал.

Из ответвления коридора медленно вышел сутулый старичок. Его вислый нос, казалось, смотрел в пол, клок седых жидких волос должен был бы придавать его виду бодрости, но не делал этого, а как-то придавливал книзу высокий морщинистый лоб.

64. Юрий Старадымов

Я кашлянул.

Старик поднял глаза, замер в растерянности, подался назад, но поскользнулся, упал.

Мы помогли ему подняться. Старик переводил взгляд с меня на Джерри, в глазах его появились слезы. Дрожащие губы наконец выдохнули:

— Вы с Земли?..

— Да, — подтвердил Линекер.

— Счастье, счастье… — зашептал старик. — Кончились мои мучения… кончились…

— Кто вы? — спросил Джерри.

— Я? — Старик повернулся к нему. — Келлер… Я поддался на его уговоры, ушел с ним… И всю жизнь… всю жизнь…

— Где Веркрюисс? — прервал я стенания старика.

Его брови удивленно поднялись, лоб сморщился:

— О-о! Вы знаете моего хозяина?

Не отвечая на его вопрос, я повторил:

— Где Веркрюисс?

— У себя, у себя, — зачастил старик. — Я провожу вас… Осторожно, там метрах в десяти ловушка — плита уходит из-под ног…

Он зашаркал впереди нас. Плита действительно уходила из-под ног, но старик что-то нажал возле пола, и мы спокойно прошли опасное место.

— Чем занимается… ваш хозяин, — помедлив, поинтересовался Линекер.

— Работает, — удовлетворенно кивнул головой старик, — он всю жизнь работает. Если бы ему удалось воплотить все свои идеи…

— Что же ему мешает? — не удержался Джерри.

Не слушая егеря, старик продолжал говорить:

— У хозяина великие идеи. Великие!.. Ведь что представляет собой человек? Слабое существо, возомнившее себя венцом творения. Мало кому из людей дана способность гениального предвидения…

— Веркрюиссу, например, — ехидно ввернул Линекер.

— Да, — без тени сомнения подтвердил старик. — Ему — бесспорно. Если бы хозяину не мешали!.. Уже сегодня Землю населяли бы сверхсущества, обладающие такими свойствами, какие людям и не снились!

— Что, что? — растерялся Линекер.

— Не понимаете? — хихикнул старик. — Что ж, немудрено. Это сложно понять и еще сложнее принять. Надеюсь, вы знакомы с законами эволюционного процесса?

Мы с Джерри удивленно переглянулись. Старик проявил странную для камердинера осведомленность в идеях Веркрюисса. Хотя… Они столько лет провели вместе…

— Любой биологический вид заранее обречен, — продолжал Келлер. — Рано или поздно он вымрет. Границы генетической изменчивости небеспредельны. Виду гомо сапиенс недолго осталось топтать землю…

— Бред какой-то, — пробормотал Линекер.

Старик не расслышал.

— Каков же выход? — продолжал свои размышления он. — А ведь он есть! В недрах вида может зародиться новый вид. И какой он будет, зависит от нас! Готовить своих потомков! Уже сегодня вести отбор лучших представителей — тех, кто составит основу будущего вида.

— И кто же этим будет заниматься? — не выдержал я.

— Чем? — опешил старик.

— Вести отбор, — пояснил я.

— Те, кому дано видеть дальше, — высокопарно изрек Келлер.

— А что будет с остальными? — зло спросил Линекер.

— Остальные… — старик пожевал губами. — Они все равно обречены… Выбор невелик: либо человечество навсегда канет в Лету, либо останутся пусть редкие, но ростки будущего. Они сохранят память о гомо сапиенс. Пусть же и люди отдадут все для этого будущего. Эта проблема уже решена…

Старик, согнувшись, протиснулся в низкий проход, Мы не отставали от него.

— Проблема решена… — снова заговорил Келлер. — Те, кто недостоин создавать вид сверхлюдей, послужат ему. Не раздумывая, не страдая… Они освободят полигон, жизненное пространство для нашего будущего.

— А люди… люди согласятся на это?! — Джерри задыхался от ярости.

— Им будет все равно, — бубнил Келлер, — это просто. Операция… Даже кормить не обязательно… Энергия от ирия…

Неожиданная мысль пришла мне в голову:

— Что Веркрюисс делал на севере Байкала? — прервал я безумного старика.

— Искал ирий, — ответил Келлер. — Без него хозяин не успеет… Ведь он уже далеко не молод. А запасы подошли к концу…

— Что же он его здесь не добывает? — удивился Линекер.

— На этой планете ирия нет, — пояснил старик, — хозяин предполагает, что его наличие как-то связано с космическим телом, после столкновения которого с Землей и возникла эта параллельность. Какой-то из парадоксов пространства-времени… Все месторождения ирия остались на Земле…

— Значит, аппарат профессора Батгуула исправен? — Я внимательно следил за реакцией камердинера.

Келлер растерянно посмотрел на нас, пожал плечами, потом неуверенно кивнул.

— На Земле почему-то не разрабатываются даже крупнейшие месторождения ирия, — недоуменно сказал он, — хозяин был очень удивлен.

“Твой хозяин попал не на Землю, а на Терру, о существовании которой, очевидно, и не догадывается, — подумал я. — Впрочем, и на Земле он увидел бы похожую картину”.

Но сказал другое:

— Ученые Земли давно научились получать ирий искусственным путем.

— Вот как, — прошептал Келлер. — Великое открытие… Если бы тайна его стала известна… хозяину…

— Зачем он оставил киборгов охранять место прокола пространства? — спросил я. — Боялся, что люди найдут дорогу к его убежищу?

— Это не киборги, — похоже, старик думал о чем-то своем, — это те, кому предстоит служить представителям сверхвида будущего.

— Эти бестии были людьми?! — ужаснулся Линекер. — Так вот зачем Веркрюиссу требовались юноши-атланты!

— Дикари, — бормотал Келлер. — Они никогда не поднялись бы даже до уровня среднего серого человека… А теперь они послужат, принесут пользу…

Неожиданно он остановился.

— Если вы поможете хозяину, — негромко заговорил Келлер, пытливо глядя на нас, — расскажете ему, как получать ирий или хотя бы пополнить его запасы, он ничего не пожалеет. Ваши потомки будут гордиться вами, ваши имена будут стоять в истории сверхлюдей рядом с именем Веркрюисса…

— Хватит болтать! — вспылил Джерри. — Долго мы еще будем бродить по этому гнусному подземелью?!

Старик внимательно посмотрел на Линекера и сник.

— Уже пришли, — он показал на массивную плиту, выполняющую, по всей видимости, функцию двери.

Я отстранил Джерри, собравшегося было войти первым, посмотрел на Келлера:

— Как открывается?

— Изнутри, — качнул он головой.

— Отойдите подальше, — сказал я.

Они отошли. Половины мощности моего защитного поля оказалось достаточно, чтобы плита-дверь отлетела в сторону, а я, влетев в помещение бункера, крикнул дремавшему за столом человеку:

— Сдавайтесь, Веркрюисс!

Он не пошевелился.

Уже догадываясь, что к чему, я медленно подошел. Стол оказался пультом управления. Сделан он был небрежно, провода свисали, экраны локатора и видеофора были покрыты слоем пыли. Конечно, пропылишься, если не пускать к себе даже камердинера. На экране видеофора были видимы те места коридора, от которых у меня остались неизгладимые воспоминания.

Видимо, камеры были установлены в местах ловушек, чтобы хозяин бункера имел возможность насладиться зрелищем гибели жертвы — либо под каменной плитой, либо под гамма-лучами.

Приподняв голову человека, я окончательно убедился, что он мертв. Об этом свидетельствовала и аккуратненькая дырочка в его виске. Отверстие в старческой кожи совсем не казалось чем-либо ужасным, отчего может наступить смерть. Но предки не зря изобретали такое оружие, как пистолет. Он лежал тут же, на полу, под расслабленно повисшей рукой…

— Самоубийство, — констатировал я.

— Что? — встревоженный тишиной, Джерри заглядывал через развороченный мною порог.

— Он покончил с собой, — сказал я.

Из-за спины Линекера появился старый камердинер, подошел к своему хозяину с опаской, но и с каким-то удовлетворением посмотрел на него, хихикнул коротко.

— Я здесь не останусь… — сказал он. — Заберите меня, я хочу на Землю… Он держал меня здесь, не выпускал… Вы меня возьмете с собой?

Меня покоробило равнодушное отношение старика к смерти Веркрюисса. Особенно после тех дифирамбов, которые он пел покойнику. Но вопрос был задан, поэтому я ответил:

— Да, — и тут же спросил: — Где аппарат Батгуула?

— В покоях хозяина, — ответил Келлер. — Это недалеко. По поверхности недалеко. Под землей идти долго и трудно.

Мы прошли относительно сухим, быстро поднимающимся переходом. И тут я сообразил, что Яарвен и юноши-атланты останутся где-то под землей. Правда, им ничего уже не грозит. И тем не менее нужно вернуться за ними…

Но старик уже повернул какой-то рычаг, спрятанный в стене, и огромная каменная глыба начала с хрустом и скрипом поворачиваться. В щель ворвался солнечный свет и свежий морской ветер, пахнущий солью и водорослями.

65. Богомил Геров

Живущая У Моря молчала, но из ее глаз одна за другой вытекали крупные слезы, и она уже не вытирала их рукой. Я несколько раз принимался убеждать девушку, что все идет своим чередом, но, вероятно, мой голос звучал не очень убедительно, потому что я сам не мог найти себе места. То мне хотелось сломя голову кинуться по следам друзей, то израсходовать остатки энергии и взорвать скалу, как говаривали наши предки, к чертовой бабушке, поскольку мерцание локатора свидетельствовало лишь о пути продвижения друзей, но не о том, что с ними все в порядке. В голове бродили предположения одно ужаснее другого: Веркрюисс захватил наших спутников и, измываясь над пленниками, показывает им свои владения; Веркрюисс умертвил их и с восторгом безумца возит трупы на какой-нибудь тележке, не зная, где их пристроить. Я то и дело давал себе зарок подождать еще четверть часа, еще пять минут, еще четыре минуты, и все время медлил с решительными действиями. Меня удерживали опасения за судьбу Живущей У Моря и строжайший приказ Юрия ни в коем случае ничего не предпринимать, пока кто-нибудь из них не подаст сигнал тревоги или опасность не станет очевидной. Как ни болела моя душа, разум подсказывал, что оснований вмешиваться в развитие событий нет. Нет.

Внезапно Живущая У Моря привстала, слезы разом высохли на ее щеках, которые из мелово-бледных мгновенно превратились в пунцовые.

— Они! — только и смогла выдохнуть девушка.

Это восклицание окончательно привело меня в чувство, и я понял, что передатчик заработал.

— Юра! — заорал я в микрофон.

— Все нормально, — спокойно отозвался Старадымов.

Он не кричал, не ликовал, скорее, говорил устало, но я не мог ошибиться: все было великолепно!

— Юра! Мы можем выйти из бота?!

— Теперь можете.

Его слова застали меня уже на берегу. Громадный камень медленно сдвинулся с места, в открывшемся проходе показались фигуры друзей. Живущая У Моря оказалась рядом со мной. Мы скакали с валуна на валун, как дети, которым после долгого урока разрешили побыть наедине с природой. Остров теперь не казался мрачным и угрюмым. Я видел и сверкающее в вышине солнце, и изумрудный океан, накатывающий на берег ласковые, ворчливые волны.

Я уже раскрыл объятия, чтобы броситься навстречу появившимся из темного провала Джерри и Юрию, но взгляд мой остановился на сгорбленной фигуре старичка с вислым носом и жиденьким коком седых волос на самой макушке, под высоким лбом которого в мелких морщинах прятались проницательные глаза.

Старичок остановился и тоже уставился на меня.

В его постепенно выкатывающихся глазах появился животный ужас, словно он увидел не учителя с вполне заурядной внешностью, а Медузу Горгону, которая грозила превратить его взглядом в камень. Я прикоснулся к волосам, как бы желая убедиться, что там нет ничего похожего на скользких гадов. И в эту минуту старичок, издав нечеловеческий вопль, метнулся назад. До сих пор удивляюсь, откуда в этом немощном теле было столько сил. Он кричал так, что подумалось, вот-вот загрохочут от детонации, посыплются со всех сторон глыбы, лежавшие тысячелетиями.

— А-а-а-а! Ты? Опять ты? Проклятый!!! Всю жизнь ты преследуешь меня!!!

Он бежал к своей подземной норе, но внезапно на ее пороге выросли фигуры юных атлантов во главе с Яарвеном. Старик задергался, схватился за голову скрюченными руками, будто хотел освободить ее из безжалостных тисков, потом рухнул на камни и забился в конвульсиях.

Я рванулся назад к боту, на ходу впрыгнул в него, мгновенно переместил бот к еще вздрагивающему телу, подключил нашего эскулапа…

Если бы вместо электронного врача, этой бездушной коробочки, у нас был добрый кибер, он наверняка бы горестно и безутешно развел руками. Киберу было бы ясно одно — не стало человека. О том, какого человека не стало, он бы не задумался. Для него Веркрюисс, а это, несомненно, был он, оставался просто человеком.

Но я не мог думать об умершем такими простыми категориями, и мне было неловко, что я не испытываю обычного опустошения, которое всякий раз преследует, когда уходит в небытие близкий по разуму. Близкий ли?

Чувство, что я все-таки причастен к смерти живого существа, шершавой ладонью прошлось по сердцу.

— А все-таки он нас перехитрил, — проронил Джерри.

— Не нас, а себя, — поправил Юрий и положил руку мне на плечо: — Богомил, не казнись, просто ты, наверное, очень похож на своего деда, Последнего Опера.

Я вздохнул, поднял взгляд.

В нескольких шагах от нас стояли Живущая У Моря и Яарвен. Она положила голову ему на грудь и о чем-то тихо говорила на непонятном нам языке.

66. Джеральд Линекер

Задерживаться на острове мы не стали. Юрий без особого труда разобрался в системе управления хозяйством Веркрюисса. Механизмы были отключены, программа действия роботов заблокирована… Там же, в центральном пульте управления, мы нашли и аппарат профессора Батгуула — Маноло описал его довольно точно. Подземный лабиринт оказался не таким уж большим, скорее он поражал своей хаотичностью и запутанностью. Кстати, именно этим и объяснялось появление атлантов — Веркрюисс провел нас совсем рядом с их клеткой-темницей. Это не укрылось от зорких глаз Яарвена, и он без труда нашел дорогу на поверхность.

Почему Веркрюисс оставил попытки уничтожить нас и рискнул на встречу? Не знаю… Может быть, решил таким образом получить необходимую информацию. Не исключено, что он искренне пытался найти в нас единомышленников. А может, просто испугался — он-то ведь не знал, что мы попали на Терру Инкогнита случайно и вовсе не являемся авангардом сильного и хорошо подготовленного отряда исследователей…

В одном из подземных залов-пещер мы долго стояли молча. Здесь находились жертвы бесчеловечной идеи Веркрюисса. В анабиозных ваннах лежали сотни бывших людей — тех самых бестий, что столь неласково встретили нас недалеко от Байкала. Мы смотрели на юношей, которых жестокий маньяк хладнокровно лишил всего, что даровано человеку. Удастся ли ученым Земли исцелить их, вернуть к нормальной жизни? Ответить на этот вопрос нам было не под силу…

В анабиозной ванне нашел свое последнее пристанище и сам Веркрюисс, так нелепо и страшно растративший свой талант. Он до конца прошел путь, который сам для себя определил. Стремясь стать сверхчеловеком, потерял родину, друзей, даже право человеческого общения… Фактически как человек он давным-давно умер, хотя и продолжал существовать на этом никому не известном острове. Смутные воспоминания об идеях, близких тем, которые он нам излагал, хранились в моей памяти. Что-то подобное я когда-то читал — Веркрюисс не был первопроходцем. Имен его идейных предшественников я не помнил. Уверен, что и Веркрюисса ждет полное забвение. Что же касается его теории… Как биолог, я не мог не согласиться с тем, что исторически время существования каждого вида ограничено. Но человек давно включен в законы своей биологической эволюции, закономерности такого рода — социальные. Значит, и история вида гомо сапиенс будет иной, а какой именно — это зависит от нас самих…

В другую анабиозную ванну мы положили тело старого слуги. Скорее всего его убил Веркрюисс. Видимо, решив спрятаться под личиной старого безобидного камердинера, он побоялся, что Келлер его выдаст. А человеческая жизнь давно перестала быть для Веркрюисса ценностью…

Мы решили вернуться на Терру в том же месте, где исчезли с нее. Юноши-атланты оставались на острове — бота Веркрюисса мы найти не смогли, а наш был слишком мал для всех. Запасы продовольствия в подземной берлоге имелись, так что за судьбу крепких молодых людей на те несколько дней, которые пройдут до появления здесь посланцев Земли, можно было не беспокоиться. Яарвен и Живущая У Моря летели с нами.

…За время нашего отсутствия ничего не изменилось в месте, с которого Терра Инкогнита начала открывать свои таланты. Так же шумела тайга, поблескивал информационный кристалл, закрепленный Юрием на ветке сосны… Разве что весна все решительнее предъявляла свои права на природу. Мы стояли у бота, вдыхая прогретый воздух, вслушиваясь в гомон птичьих стай, стремящихся к северу. Я не прощался с Террой Инкогнита, знал, что вернусь сюда, вернусь очень скоро. Похоже, что нечто подобное думали и мои друзья, потому что Юрий улыбнулся и сказал:

— Ручаюсь, что Богомил представляет, как будет набирать в свой класс любопытных маленьких атлантов.

— Почему только атлантов? — широко улыбнулся в ответ Геров. — Я бы с превеликим удовольствием поработал с тем бойким мальчишкой, который так рассердил старого шамана.

Юрий повернул верньер прибора прокола пространства, отрегулировал изображение на засветившемся экране… Картина, которая предстала перед нами, была настолько знакома мне, что дыхание перехватило.

— Терра! — выдохнул я.

— Ты в этом уверен? — засомневался Богомил. — Вдруг еще какая-нибудь параллельность?

Я хотел отшутиться, но не смог и, проглотив подкатившийся к горлу комок, указал на экран:

— Эти вешки в болоте я ставил собственными руками…

67. Юрий Старадымов

Аппарат профессора Батгуула не подвел. Мы вышли точно в том районе, который видели на экране. И сразу оживший передатчик бота загудел от доброго десятка взволнованно перебивавших друг друга голосов. А через мгновение до меня донеслись слова безуспешно старавшегося казаться спокойным Намшиева:

— Всем освободить линию связи! Спасатель-шесть! Вас вызывает Главная Диспетчерская!

Тогда я нажал клавишу на пульте и негромко сказал в микрофон:

— Я Спасатель-шесть. Спасатель Старадымов слушает Главную Диспетчерскую…

1986 г.

Сахиба Абдуллаева
Господство женщин

Выехав за пределы города, машина прибавила скорость. Сочная зелень орошаемых полей, чередуясь с желтизной полос выжженной солнцем травы, стремительно проносились мимо и, словно исчезая из жизни, оставались где-то далеко позади.

Горы с вершинами, подернутыми дымкой, с резкими белыми кляксами ледников, придвинулись. И в приближении этом было обещание долгожданной прохлады.

— Воздух-то! Какой воздух!

— Правда, — подтвердил Сарвар, озабоченно взглянув на нашего сына, устало заснувшего на моих руках.

— Дядя, наверное, заждался, — сказал Фатых. — Скоро приедем, вот тогда поймете, что такое настоящий горный воздух!

Сарвар снова посмотрел на нас с сыном, сбавил скорость, сказал негромко:

— Давайте передохнем, а то уже два часа в пути.

Я благодарно улыбнулась ему. Малыш действительно, устал. Но когда Сарвар остановил машину на обочине дороги, он открыл глаза, протянул ко мне руки. Я вышла из машины, огляделась и потрепала сына по худым щечкам:

— Смотри, Джамшид, как красиво!

У корней старой алычи весело журчал родник, падая на камни из узкой расщелины в скале. Солнце, пробиваясь сквозь водяную пыль, повесило над ним неяркую радугу. В глазах малыша появился блеск, губы заулыбались.

Когда мужчины напились, я взяла у них пиалу, наполнила ее и, отпив глоток ледяной воды, предложила сыну. Он жадно прильнул к живительной влаге.

— Хватит, Шахноза, вода очень холодная, как бы не простыл маленький, — заботливо произнес Сарвар. — Походи немного, разомнись, сейчас поедем дальше.

В путь мы двинулись минут через десять.

Сидя на заднем сиденье и прижимая к себе исхудавшее тельце Джамшида, я смотрела в окно, однако ничего вокруг не замечала — мне не верилось, что еще вчера мы с сыном находились в душной, раскаленной от жары больничной палате. И вместо пробегавших мимо предгорий перед глазами представали картины тех тяжелых дней…

Джамшиду только-только миновал годик. Радуя нас с мужем, он начал делать первые шаги: приползет в кухню на четвереньках, опираясь о стену, встанет на ножки и храбро шагнет ко мне. И через секунду уже цепко держится за мамину юбку, смеется вместе с нами. Участковый врач, которая терпеливо лечила наши бесконечные простуды и бронхиты, сказала, что теперь малыш должен болеть меньше — миновал самый нежный возраст, но получилось все иначе.

Лето стояло жаркое. И, как я ни берегла Джамшида, он заболел. Заболел тяжело. Температура подскочила до сорока градусов. Не помогали ни обтирания, ни компрессы. Ртуть в термометре опускалась ненадолго, и тут же устремлялась к столь страшной отметке — сорок. Дышал Джамшид с трудом, почти не открывал глаз. Вызвали “Скорую помощь”.

В приемном покое сына долго осматривали, и я уже начала плакать, боясь, что врач скажет что-нибудь страшное, безысходное.

— Пневмония, — констатировала она, глядя на нас с мужем. — Ребенок очень слаб. Необходима госпитализация.

Мы с Сарваром молчали, не зная, что делать, что сказать.

Врач окликнула сестру:

— Мальчика в реанимацию. Введите жаропонижающее, прямо сейчас… А вы не беспокойтесь, как только состояние улучшится, сразу переведем вашего малыша в общую палату.

Сестра ловко наполнила шприц, ввела иглу в ягодицу Джамшида. Он даже не заплакал — так вымотала его болезнь.

— Скажите, доктор, а… — повернулась я к врачу, но тут же услышала вскрик медсестры:

— Зухра Рустамовна! Ему плохо!

Увидев, что губы сына посинели, а глаза стали закатываться, я бросилась к нему, но медсестра уже схватила его, побежала по коридору.

В реанимационное отделение нас с мужем не пустили.

Стоя под глухими дверями, я ничего не видела и не слышала. Лишь чувствовала, как слезы бегут по лицу. Очнулась от того, что Сарвар крепко взял меня за плечи и встряхнул.

— Шахноза! Джамшиду лучше! Шахноза, он плачет, слышишь?!

Только тогда я снова стала воспринимать окружающий мир. И даже попыталась улыбнуться медсестре, появившейся из-за двери:

— Мне уже можно к нему?

Медсестра уклонилась от ответа:

— Доктор вам все разъяснит…

Долго Зухра Рустамовна расспрашивала меня о болезнях Джамшида, о том, как он рос, какие лекарства ему давали. После раздумчивой паузы, осторожно проговорила:

— Случай сильно осложнен повышенной чувствительностью к инъекциям и аллергической реакцией на некоторые лекарственные препараты. Это и то, что организм ослаб, а следовательно, почти не сопротивляется инфекциям…

Я подалась к ней, глотая слезы, спросила:

— Жить… Он будет жить?!

— Мы сделаем все возможное, чтобы помочь мальчику. Думаю, обойдется… Но многое зависит и от вас — материнская любовь творит чудеса. Утром вас пустят к сыну.

Когда утром, с марлевой повязкой на лице, я вошла к Джамшиду, он лежал вялый и бессильный. Я повернула к себе его личико, погладила лоб, с которого сошел жар, прошептала: “Жеребеночек мой”.

В заботах прошел день. За ним и ночь. Потом снова день. Снова ночь… Они были похожи один на другой, эти бесконечные дни. Обход. Процедуры. Мытье полов. Горшки. Процедуры, Компрессы. Плач детей. Перебранка раздраженных санитарок. Лекарства. Процедуры….. И все время, в каждую минуту, каждую секунду — Джамшид. Как он?! Сколько раз склонялась я над его тельцем, пытаясь угадать, не прекратился ли жар. Сколько раз…

Стояла самая знойная пора лета. Вечерами в палате было очень душно. Тогда я выносила на балкон стул, брала малыша на руки и сидела на воздухе, укачивая его, напевая колыбельные, слышанные еще от бабушки. Приходила тьма. Потом уступала место звездному куполу. А еще позже и звезды растворялись в предутреннем и предрассветном часе.

Иногда мне вдруг начинало казаться, что Джамшид не дышит. И сердце мое падало в бесконечную пропасть. Именно в такие минуты стала я замечать за собой странности. Они не пугали меня, но приводили в замешательство. Чудилось, будто не одни мы с Джамшидом на балконе, что вместе со мной склоняется над ним какое-то незримое существо, склоняется и тоже ловит его дыхание… Однажды… Однажды мне показалось, что кто-то удержал малыша мгновеньем раньше, чем сделала это я, когда он едва не упал с кроватки.

Но все мои помыслы были поглощены болезнью сына. Мысль о том, что, возможно, я схожу с ума, я отбросила, как незначительную — что угодно, только бы Джамшид был здоров!

Машину тряхнуло, но Джамшид даже не почувствовал этого. Он крепко спал у меня на руках. По привычке я сразу прислушалась к его дыханию.

— Что? — с тревогой спросил Сарвар.

— Спит… Слабенький… — отозвалась я.

Фатых ободряюще коснулся плеча Сарвара:

— От горного воздуха твой наследник выздоровеет мгновенно. Лучше всяких лекарств этот воздух гор.

— Сначала я не поверил врачам, — больше для себя, чем для нас с Фатыхом, произнес Сарвар, не отрывая взгляда от дороги. — Ребенок тяжело переболел, а они советуют везти его в горы, где холодно по ночам, да и вообще прохладно…

Фатых стал было объяснять, в чем именно целебность горного воздуха, но вдруг радостно прервал свой рассказ, воскликнул:

— Подъезжаем!

— Не обременим мы твоего дядю? — спросила я смущенно.

— Не беспокойся, Шахноза, он же сам пригласил нас, едва я рассказал ему о болезни Джамшида.

Вскоре мы подъехали к кишлаку. Дорога как бы влилась в него, превращаясь в главную улицу, вдоль которой тянулись глинобитные дувалы, виднелись крыши домов и увитые виноградом дворы. Кишлак расположился на самом берегу горной реки Угам, от которой исходила прохлада, ее я почувствовала, едва выйдя из машины возле дома, где жил дядя Максуд. А шум реки веселый, серебристый, дал мне ощущение уверенности, что все будет хорошо.

Навстречу нам шел высокий широкоплечий мужчина. Шел легким пружинистым шагом и, если бы Фатых ни говорил мне, что его дяде уже за шестьдесят, я бы никогда не поверила, в это, настолько молодо он выглядел. Прижав ладони к груди, дядя Максуд вежливо проговорил:

— Салам алейкум! Добро пожаловать, гости дорогие. Не устали в дороге?

Мы ответили, что не очень. Тогда хозяин остановил взгляд на Джамшиде, улыбнулся:

— Это и есть тот малыш, о котором мне говорил Фатых?

— Да, — сказала я, ощущая, как кровь отливает от лица.

Дядя Максуд заметил мое состояние, произнес негромко:

— Не переживай, дочка. Глазки у малыша шустрые, наш воздух ему на пользу пойдет. Выздоровеет твой богатырь… Проходите в дом, что же мы тут стоим.

Мужчины сразу засуетились, стали выгружать из машины вещи, заносить во двор. Я шла следом за ним и вдруг, в который уже раз за время болезни сына, почувствовала на себе чей-то взгляд. Обернулась быстро, но никого не увидела. Мне стало не по себе, и я прибавила шагу.

Жить нам с Джамшидом предстояло в небольшой, но уютной и чистой комнате, где я сразу и стала располагаться. Разложив вещи, я устроила сына на кровати, а когда он уснул, вышла во двор, чтобы проводить уезжавшего мужа.

Когда машина скрылась за изгибом дороги, к горлу моему подступили рыдания, на глаза навернулись слезы. Стараясь остаться незамеченной, я села возле дувала и задумалась. Однако мое состояние не укрылось от хозяина дома.

— Прогулялась бы, дочка, — сказал он. — Здесь санаторий неподалеку, вон, видишь, на том берегу большие ворота… Сходи с малышом, прогуляйся — красота там необыкновенная.

Предложение пришлось мне по душе. Оставаться во дворе не хотелось, времени до обеда было много и, усадив Джамшида в коляску, я отправилась к санаторию…

И здесь вновь произошло то, отчего мне стало не по себе.

Я выкатила коляску на дорогу почти совсем рядом с воротами санатория и, не успев ничего сообразить, увидела, что прямо на нас несется огромный автомобиль. Я рванула коляску с сыном в сторону, споткнулась о камень и стала падать, пытаясь удержаться сама и удержать коляску — рядом был обрыв, а внизу шумела река, и шум ее уже не казался мне серебристым и веселым. Не знаю, что было бы, не поддержи меня кто-то… Обернувшись к своему спасителю, чтобы поблагодарить его, я вскрикнула от испуга — рядом никого не было. И не могло быть! Ни один человек не мог бы остаться незамеченным… Что со мной происходит, я понять не могла — ведь ясно чувствовала даже дыхание, коснувшееся моей шеи. Лишь окончательно придя в себя, я смогла сделать шаг, потом другой. С большим трудом добралась до дома, покормила сына, пытаясь совладать с бешено скачущими мыслями, занялась какими-то делами…

Вечером, сидя возле кровати, на которой раскинулся во сне мой малыш, я старалась убедить себя, что ничего страшного не произошло, что все это мне пригрезилось… Из задумчивости меня вывел скрип кресла. Я подняла голову.

В кресле сидела незнакомая женщина. Сидела спокойно и невозмутимо. Сидела и смотрела на меня. А я ни пошевелиться не могла, ни вскрикнуть… С трудом, но стала приходить ясность — это сон, обычный сон, заснула и вижу его, сон слишком похожий на реальность. Глаза стали замечать детали: незнакомку можно было бы назвать красавицей, если бы не холодное и высокомерное выражение лица, будто выточенного из мрамора. Прямые светлые волосы стянуты на затылке в простой узел, брови прямы, губы чуть изогнуты… Во взгляде ее читалось любопытство. С таким выражением мы иногда смотрим, как муравьи строят свой дом, как бабочка порхает от цветка к цветку, как…

— Приветствую тебя, Шахноза, — медленно проговорила женщина, и голос ее был ровен, холоден, лишен эмоциональной окраски.

Я молчала. Просто не знала, что сказать, ведь это сон… Мой сон.

— Нет, — сказала женщина, — это не сон. Я такой же человек, как и ты, но родилась на другой планете. Здесь я по заданию правительства. Провожу опыты. В мои планы не входил контакт с подопытным экземпляром, однако пришлось показаться — иначе из-за твоей чрезмерной чувствительности мог сорваться эксперимент.

— Экземпляр… это я? — растерянно спросила я, почему-то сразу поверив гостье.

— Тебя выбрали из нескольких тысяч, — сообщили инопланетянка.

Мне от подобного известия легче не стало. Пытаясь сдержать нервную дрожь, я встала, взглянула на сладко спавшего Джамшида, подумала вяло, что и мой сын стал подопытным зверьком. Вслед за этой мыслью пришла решимость — ни в коем случае не позволить этого, спасти ребенка от неведомой беды. В мгновение ока я оказалась возле него, заслонила собой и, сделай инопланетянка хотя бы шаг к нему, я вцепилась бы ей в горло как дикая кошка.

— Успокойся, — сдержанно улыбнулась она. — Вреда ни тебе, ни твоему сыну я не причиню… Давай знакомиться — я Лиелаш.

Мое имя она знала, поэтому я молча ждала продолжения. Странно, но никаких сомнений относительно правдивости слов этой женщины у меня не возникло — поверила сразу в ее неземное происхождение, в этот неизвестный эксперимент.

— Ты в состоянии выслушать меня или отложим разговор? — спросила гостья.

Поинтересоваться, откуда прилетела Лиелаш, каким образом выучила узбекский язык, как нашла меня, мне даже не пришло в голову — все это как-то можно было объяснить. Мысли были заняты одним — что принесет нам с сыном эта встреча с чужим разумом?

— Что вам нужно от меня? — с трудом разлепив пересохшие губы, произнесла я.

Лиелаш удовлетворенно кивнула, откинулась в кресле и стала рассказывать.

Вечный мир на Астре был провозглашен около трехсот лет назад. Высвободившиеся огромные средства общество стало расходовать на самые благородные цели: медицину, научные изыскания, изобретение машин, облегчающих людям жизнь. Заметно ускорился научно-технический прогресс. Особенно активно занялись наукой женщины, переложившие домашние заботы на крепкие плечи неутомимых и аккуратных машин. Представительницы слабого пола старались изо всех сил показать, что могут принести пользу ничуть не меньшую, чем мужчины. И, надо сказать, преуспели в этом. Современный Лиелаш высокий уровень развития цивилизации Астры был достигнут благодаря самоотверженному труду женщин. Побеждены болезни! Женщины не переставали искать и делали одно ошеломляющее открытие за другим. Синтетическая пища! Гипнообучение! Искусственное вынашивание детей!.. Высвободившиеся девять месяцев они отдавали науке и труду. Все теперь просто: сходил в инкубаторий, а дальнейшее — выращивание и воспитание — берет на себя общество. В вольерах интернатов резвились крепкие счастливые дети, избавленные от созерцания безобразных семейных сцен, от назиданий старших. Повзрослев, они уходили в большую жизнь, имея при себе стандартное удостоверение личности и психологическую установку — общественная жизнь превыше личной.

При подобной активности женщин мужчины стали относиться к деятельности на благо общества со странным равнодушием. Видимо, это свойственно сильному полу: отстрани его от ключевых позиций, тут же начинают закисать. Вместо того, чтобы, освободившись от семейных уз, с воодушевлением заняться созидательным трудом, мужчины беспрекословно передали позиции активным и целеустремленным женщинам и превратились в вялых, апатичных существ, не интересующихся ничем, кроме просмотра видеофильмов и алкоголя. Правда, иногда возникали возмущения, доходило даже до погромов, но правительство, в котором к тому времени были одни женщины, усмирило бунтарей.

Проснулся Джамшид и захныкал. Я взяла его на руки, обернулась к Лиелаш, однако ее уже не было.

День прошел быстро, а вечером, когда, уложив сына спать, я сидела рядом с ним и думала об инопланетянке, за спиной послышался голос:

— Не помешаю?

— Нет, — прошептала я, хотя по телу у меня пробежали мурашки.

— Успокойтесь… Я не закончила свой рассказ…

Общество Астры пережило серьезный кризис. Резко увеличилось число самоубийств среди мужской части населения, возросла преступность. Группы экстремистов, среди них были и женщины, захватывали инкубатории и уничтожали женские зародыши, выкрикивая при этом: “Смерть женщинам!”

Правительство не могло равнодушно взирать на эти беспорядки, угрожающие спокойствию бытия и подрывающие устои. Часть самых активных мужчин была помещена в резервацию, остальных оставили на свободе, но установили постоянный контроль. Одновременно с этими мерами правительство выделило большие средства для проведения социологических исследований. Ученые должны были отыскать причину бедственного положения на планете. И они постарались оправдать доверие — гипотез было выдвинуто огромное количество. Многие из них оказались при проверке совершенно вздорными, а некоторые заслуживали тщательной проверки. Среди этих, весьма толковых гипотез была и гипотеза астропсихолога Лиелаш. По роду своей деятельности Лиелаш многие годы наблюдала за планетой Земля и ее жителями. Результатом наблюдения явилась книга “О влиянии эмоционально-психологического атавизма (т. н. любви) на образ жизни обитателей Земли”. Используя результаты практически, Лиелаш предложила отправить на Землю экспедицию для изучения земных женщин, чтобы выделить из их крови “вакцину женственности”, в существовании которой она не сомневалась. Лиелаш доказывала, что именно утрата женственности обитательницами Астры привела общество к его нынешнему состоянию. Предполагалось, что вакцина будет введена добровольцам, тем самым станет возможным проверить, как действует способность любить и жалеть на женщину-астриянку. Идея Лиелаш получила неожиданную популярность. Ею загорелись и мужчины, и женщины. Правительство одобрило план. Специалисты по земной культуре выбрали наиболее удобное для контакта место — горный район Узбекистана. Они пришли к выводу, что восточный женщины наиболее женственны. Их любовь и почтение к мужу, нежная привязанность к детям были достойны уважения. Кроме того, чистый горный воздух был необходим для нормального самочувствия членов экспедиции, так как общая загрязненность земной атмосферы превышала все допустимые нормы. Лиелаш доверили руководить небольшой группой ученых, отправляющихся за средством, которое, вполне возможно, поможет цивилизации Астры.

— Теперь понимаешь, зачем я здесь? — закончила Лиелаш свой рассказ, помолчала, посмотрела пристально. — Я давно за тобой наблюдала. Записи, сделанные мной в больнице, уникальны. Ты очень остро чувствуешь, Шахноза… Я не хотела входить с тобой в контакт, но пришлось открыться…

Я только кивнула, потому что не знала, что ей сказать.

— Мне пора, — проговорила Лиелаш и исчезла.

На следующий день, вернувшись со двора, я зашла в комнату и неприятно удивилась. В кресле сидела Лиелаш и наблюдала, как Джамшид играет какой-то разноцветной коробочкой. Увидев меня, она забрала ее у малыша:

— Прибор не причинит ему вреда. Я записывала некоторые параметры психополя ребенка.

— Мне надо покормить сына, — сухо сказала я.

— Конечно, конечно… Я зайду позже… Не возражаешь?

Если бы я могла возражать!

С тех пор каждый вечер мы проводили вместе. Сначала я опасалась, что Джамшид заметит непрошеную гостью, но убедилась, что Лиелаш может стать невидимой в любой момент. Как-то она попыталась объяснить мне механизм невидимости, но я ничего не поняла.

Джамшид меня радовал. Он заметно посвежел, поправился, хотя и был еще очень слаб. Лиелаш наблюдала за нашим бесхитростным существованием. Я не могла понять выражения ее глаз, когда она смотрела на ребенка. Иногда казалось, что она брезгует им, как каким-нибудь лягушонком, старается не дотрагиваться до него. Однажды я спросила ее об этом. От ответа она уклонилась.

Несколько раз Лиелаш брала у меня кровь — это происходило совершенно безболезненно, она записывала мои ощущения — ощущения молодой матери. Мы много говорили с ней. Женщины Астры стали мне понятней и ближе, хотя со многим в их взглядах на жизнь я не могла согласиться. Лиелаш тоже привыкла к нам — не отдергивала руку, когда до нее дотрагивался Джамшид. А он, к моему удивлению, совсем не боялся ее. Пропал и мой страх перед ней. Рядом с Лиелаш я чувствовали себя защищеннее, увереннее.

По обоюдному молчаливому согласию мы стали вместе гулять. На нее эти прогулки влияли благотворно. Смягчилось выражение глаз, лицо утратило выражение холодной отчужденности. Она все больше походила на обыкновенную земную женщину.

Однажды Лиелаш пришла к месту нашей встречи совершенно неузнаваемая. Я даже испугалась, не случилось ли с ней что-либо?! Таким измученным было ее лицо, такими скорбными были глаза… Вопрос был готов сорваться с моего языка, но Лиелаш заговорила первой:

— Шахноза… Нам пора возвращаться домой. Я не уверена, что мои исследования принесут пользу Астре, возможно, я даже обязана уничтожить записи, сделанные с тебя…

— Но почему?! — искренне изумилась я.

— Дать женщинам Астры чувства — значит, ввергнуть цивилизацию в дикие времена! Стоит ли дурманить светлый разум темными инстинктами? — прокричала Лиелаш, и лицо ее исказилось.

Джамшид, оставленный мною без присмотра, сделал несколько неуверенных шагов, споткнулся и упал. Я бросилась к нему, однако Лиелаш опередила меня. Она подхватила малыша и стала покрывать поцелуями его лицо, глаза, руки.

Я застыла, наблюдая за ней.

Она же, совершенно не ощущая окружающего, ласкала ребенка.

Наконец она пришла в себя. Стараясь не глядеть мне в глаза, отдала Джамшида, отошла под сень густой чинары. Я хотела сказать ей, что это нормальное чувство — любовь к ребенку, но она исчезла.

Появилась она вечером, в комнате. Подошла к кроватке, долго смотрела на спящего Джамшида.

— Болеть он больше не будет, — повернувшись ко мне, сказала Лиелаш. — Я уничтожила очаг болезни. Не имела права вмешиваться в вашу жизнь, а вмешалась… Джамшид будет жить долго.

Я молчала, боясь поверить в чудо. А Лиелаш спросила с отчаянием на лице:

— Как вы можете жить, не зная, что будет с вашим ребенком завтра?! Ваша цивилизация убога, везде опасности, несчастья, болезни! А вы продолжаете рожать детей, которым уготовлена жизнь, полная бед и невзгод, и утверждаете, что любите их! Эта ваша любовь… она невыносимо тяжела и трудна… Зачем она?

— Без любви не бывает счастья, — тихо отозвалась я. — Без любви к мужу, ребенку… Без этого я не мыслю свою жизнь. И это и есть счастье. Счастье любить и быть любимой.

Лиелаш овладела собой:

— Я не знаю, что такое счастье. Такого понятия в нашей науке нет. Я еще не решила, что мне делать с результатами моих исследований.

— Обнародовать их, — не удержалась я.

— Шахноза, — укоризненно глянула она. — Я не решила, как поступить с этими результатами, но тебе, Шахноза, я благодарна… Прощай!

Вопреки своему обыкновению Лиелаш не исчезла. Она вышла из комнаты, пересекла двор, зашагала по дороге.

В окно я видела, что уходить ей не хочется, и от этого шаг ее медленен, а спина напряжена. Но ни я, ни она не имели возможности изменить что-нибудь в этой ситуации.

Она медленно поднималась по дороге, а я смотрела ей вслед.

Надо жить… Нельзя не любить.

Перевод с узбекского Елены Гельман

Евгений Сыч
Не имущий вида

Этот день начинался ночью. Кто-то сидел рядом с Егором и давил ему на зуб мудрости крепкими, словно железными — может и вправду железными? — пальцами. Сквозь сон Егор понимал, что это просто кариес или абсцесс, как там его еще, но сейчас, во сне боль приняла для него очертания человека, и он пытался договориться по-хорошему: “Ну, хватит, хватит, видишь — ты уже совсем меня разбудил. Ну вот, я уже не сплю, ну, отпусти. Спать хочется, очень спать хочется, мне завтра на работу”. А тот давил и давил, и лицо у него было невнятное: серое, гладкое, будто правильный овал непрерывно вращался вокруг большой своей оси так, что не понять, не разглядеть в частоте мельканий ни одной конкретной черты. И боль пересилила. Егор проснулся, прислушался к себе и сообразил тут же, что просто болит зуб, зуб мудрости — лишняя деталь, появляющаяся с возрастом и доставляющая столько неприятностей. Спать не получалось: будто гвоздик забивали в дупло. И не было даже серого человека, на которого он мог бы свалить боль.

Егор перелез через жену, что-то недовольно хмыкнувшую во сне, поискал под диваном тапки, пошел на кухню — типовую, маленькую и неудобную. Достал из аптечки и старательно разжевал таблетку анальгина, потом еще одну, потому что боль не проходила. Сел на табуретку у окна и закурил, думая о том, что надо бы закрыть форточку — дуло оттуда и, что самое неприятное, дуло на щеку, за которой прятался больной зуб. И страшно было застудить его, но форточку закрыть он тоже не решался, все-таки вентиляция, а если закрыть, то утром в кухне будет пахнуть дымом, что вряд ли понравится жене и теще. На кухне вообще было довольно прохладно, но к этому Егор быстро притерпелся. Вот к боли — нет, от боли привычка не выручала, невозможно это — привыкнуть к приступам, к пульсирующему признаку беды.

Анальгин не помогал, только подташнивало от его сладковатой горечи. А боль все не унималась, и тогда Егор, чтобы оборвать проклятую синусоиду, поставил рядом вторую табуретку и, улегшись на ней кое-как, попытался уйти от реальности, древним способом вытолкнуть себя из своей шкуры, в которой ему худо. Больно Егору, человеку с плохими зубами, значит, если я — не он, то мне не больно, Я — не он, не Егор, не человек. А кто? Волк? Нет, вряд ли, не по мне это. Волк рвет в клочья жесткие бараньи сухожилия, как это должно быть трудно. Баран? Но столько перетирать травы, грубой, с землей на корнях… Может, я камень, холодный и твердый? Нет, камнем мне стать не под силу, тяжело мне быть камнем. Я телевизор! — схватил он и задержал спасительную мысль. Я телевизор, потому что внутри у меня тепло, я принимаю то, что мне передают, и сам передаю, не изменяя, и только оттого и для того греют внутри меня красноватым светом лампы. У меня не может ничего болеть, меня долго и заботливо делали и отлаживали и теперь я стал телевизором. Телевизоры не болеют, иначе давно бы полопались многие экраны. Я телевизор, я ничего не чувствую, а сейчас я вообще телевизор, включенный в запасное время, в короткий промежуток в большой программе. Сейчас со студии, с телецентра ушли домой дикторы и дикторши, и звукооператоры, и редакторы, и кино- и всякий народ. Кроме уборщиц, быть может, и милиционеров, которые оберегают мой покой, не дают никому без пропуска войти. А те, что с пропусками, сами не пойдут на телецентр, им там ночью делать нечего, у них давно закончился рабочий день и сейчас они спят по домам, чтобы не мешать спать мне. А завтра щелкнут тумблеры, и снова волны понесут информацию. Для всех. Но не для меня. Зачем мне? Я буду только передавать ее другим, я — с краю, лишь лампы нагреются немного. Я — не человек с плохими зубами, у которого есть все для человека и для плохих зубов: двадцать семь лет, большинство из которых в городе, без физической нагрузки, без воздуха, без микроэлементов, какие там нужны, с женой и дипломом, с тещиной квартирой и работой младшего научного сотрудника, что, вероятно, надолго. Прощай, Егор! Заходи на телевизор, когда будет что-нибудь интересное…

…Зуб уже почти не беспокоил, почти совсем не беспокоил. Так, трепетало что-то невнятное. Да и с чего бы беспокоить тому, чего нет? Откуда у телевизоров зубы? Егор держался за раз найденную линию, как за вагонный поручень, когда ноги — в воздухе. Ему казалось, он чувствует, как хрупкий, ненадежный костяной каркас переходит в спокойный серый металл. Глаз, правый, расширился, и поверху скользил слой стекла, еще тонкий. Потом он, наверное, станет в палец толщиной, согласно инструкции, чтобы предохранять телезрителей от взрыва колбы, если таковой произойдет. А второй глаз, левый, медленно, но верно уходил внутрь, чтобы стать лампой и тем приобрести качество новое, ценимое, для человеческого глаза невозможное — заменяемость.

А у Егора был день рожденья, и бюллетень время от времени, и отпуск каждый год. Время — передаточная цепь велосипеда, на котором Господь едет по гладкой мебиусовой дорожке бесконечности. Ведущую звездочку вращает он со скоростью — той, какая уж его устраивает, а малая крутится в совсем сумасшедшем темпе, — может быть, малая звездочка и есть наша Земля? Вряд ли, велика честь. Скорее, пылинка, подхваченная колесом на шоссе…

Утро и теща застали Егора телевизором на кухне, на двух табуретках.

— Эге! — сказала теща, и крикнула: — Лариса!

— Ну, что там? — вошла в кухню жена. Жена? У телевизоров нет жен. Вдова? Егор не умер. Скорее всего, бывшая жена, а именовать мы ее будем Ларисой для краткости и простоты ради.

— Помоги вытащить, а то мне одной не сладить.

— Это что? — спросила Лариса. — А Егор где? Пускай он вытаскивает.

— Давай, бери с того краю, — резковато оборвала теща. — Некогда мне, кофе варить надо, а тут к плите не пройдешь. Давай осторожненько. Да ты перехвати за середину, так руки в дверь не пролезут. Ну, понастроили… Так, ставь сюда, вечером уберем.

— Мама, а где Егор? — переспросила Лариса.

— Там он, твой законный. Подарочек! Считай, сбежал от тебя.

— Как — сбежал? — распахнула слипающиеся глаза Лариса. — Куда — сбежал? Туфли его вон там, в прихожей стоят.

— Да тут он, — принесла мать в комнату немудреный, за малое время чтобы съесть завтрак. — Вон стоит, никуда не делся. Телевизор он теперь.

— Как — телевизор? — не поняла Лариса. — Некогда, мне, мама, шутить.

И пошла быстро в ванную, потом в спальню, шуршать одеждой. Ей и впрямь было некогда, тоже на работу к восьми. Вышла из спальни и в прихожую, опять на туфли посмотрела: все на месте стояли, и летние, и ботинки, и кеды в пластмассовой коробке.

— Да где Егор?

— Говорят тебе, — помножила себя мать, — вот он, в телевизор обратился. Он и есть, оборотень. Давно я за ним замечала, никогда он мне не гляделся.

— Мама, что вы говорите, какой оборотень! Это же сказки бабьи. И потом оборотень — волк.

— Кто волк, а кто как, — понесла мать в кухню посуду. — У нас в Максимовке один в мотороллер перешел и за людьми ночью гонялся. Собьет и — раз, раз — два раза поперек. Милиция ловила. А твой ничего, телевизор, хоть и не новый. Сам-то куда какой современный был. Хоть польза от него в дому будет. Да ты глянь на него, глянь, мне не веришь! Не узнаешь — что ли? Ну, пошла я, сегодня наша заведующая на трехдневный больничный ушла, ей лет, как мне, а туда же…

Лариса глянула. И — узнала, схватилась обеими руками за грудь, самое женское место, а грудь у нее до сих пор только для красы и была, и попятилась до стенки спиной, и губами побелела. Как две полоски мелом провели.

В тот день с работы она ушла рано, с полудня, все равно не работник была, хотя обычно мастер квалификации редкой. Пластическая стрижка ей хорошо удавалась, которая расческой да бритвой, и с лаком работать любила, и фен в руках, как влитой держался. А тут — ни в какую. Клиенты шипят, а один даже обидно сказал про диплом второй степени, его Лариса у зеркала вывесила после конкурса, под прозрачной пленкой диплом, и пыль на него не садится.

Домой Лариса пришла в два. И то сказать — “пришла”, почти всю дорогу бегом бежала. Тянула ее домой, на место беды. Раз это так легко — был человек, а стал телевизор, то и обратно, наверное, тоже просто. Прибежала, а дома никого. Кроме телевизора, конечно. Вот учудил Егор, так учудил. Кому сказать-то постесняешься. Да и привыкла Лариса к мужу и как теперь жить — даже не знала.

Тихо было в квартире, но беспокойно, как должно быть в доме, где один человек растерянно и бестолково ищет другого, которого нет. Лариса все облазила, не веря, хотя телевизор пялился на нее с середины комнаты (“Надо бы в угол поставить, на место для телевизоров”) холодным глазом. Не мертво смотрел он, а холодно и отрешенно: так смотрят слепые, сняв черные очки.

Лариса старалась его не замечать и облазила, обыскала всю квартиру. Времени на это ушло всего полчаса, хоть и два раза подряд перерыла дом. Все егорово было на месте: и костюм, и старый костюм, и джинсы, и рубашки, и куртка. И туфли тоже. Нет, наверное так и есть. Не мог же он голый уйти. И никакой записки. Ничего. Хоть бы сказал ей кто-нибудь, в чем дело. А никого в квартире, и во дворе знакомых тоже никого, и по улице тоже шли какие-то чужие люди по своим делам, мелкие какие-то, или они только сверху такими казались, восьмой этаж потому что. Чужому в такое время не очень поверишь, но хоть бы кто сказал ей, что же это такое. Ну за что? Виновата она в чем? У всех все как у людей, а у нее муж оборотень.

Мать пришла только в седьмом, не одна пришла, привела какую-то родственницу дальнюю. Лариса ее не знала. Она вообще даже в тетках путалась, особенно от первого деда, что на север уехал. Мать с родственницей долго посудой звенькали, кофе пили, говорили о чем-то негромко. Да Лариса больно и не вслушивалась, она свое думала. Потом гостья заговорила громче — уходить собралась. А Лариса встала с дивана, выплюнула мокрый платок, вышла.

— А пусть стоит, — сказала гостья, — пусть. Только заявить надо.

— Куда заявить? — уточнила мать.

— Куда заявляют — в милицию. А то ведь чуть что — вы виноваты. На работе его хватятся. И еще в ЗАГС наверное надо, и в домоуправление. Ну, да это как в милиции скажут, надо — нет.

Пожилой лейтенант в жарком мундире сказал, что надо.

— В телевизор, значит. Ничего, телевизор смотреть будете.

— Мы?

— А кто, мы что ли? Хочешь, мне отдай. Зять он тебе или не зять? Ну, ты и смотри. И чего их тянет? Третий случай уже.

— В нашем районе? — поразилась мать.

— Нет, в нашем первый.

А Лариса все молчала. Написать, конечно, написала, что требовалось, а так — молчала. И на работе, и дома.

— Ничего, — говорила мать. — Я давно взять собиралась. Теперь шубу тебе лучше возьмем. Люба из комиссионки хорошую шубу предлагала. Мех — вот такой, как волчий, а легкая. “Клуб кинопутешествий” смотреть будем, и “В мире животных”. Я люблю про Африку…

— Все не как у людей, — говорила мать, — но это еще как лучше. Вон у Любы муж глаза залил, да через дорогу, в магазин старался до восьми успеть. Машина его ударила, позвоночник повредила. Он теперь лежит, она за ним ходит. Представляешь? В квартиру зайти нельзя. Мужик здоровенный. Его же кормить надо, ему курить надо пачку в день. “Прима” — других не курит. А сдать она его не сдает. Кому лучше? Этот хоть стоит и все.

И мать включила телевизор.

Лариса смотреть не стала. С нее хватило, как включила она его тогда, одна, а там хор поет. Детский. “Я играю на гармошке”. Теперь это может и к лучшему, да как знать. Может, с ребенком легче было б. Только не вышло, не судьба. Егор как мужик вообще плохой был, за первый год, пока еще мужем не был, весь вышел. Поженились, когда он уже диплом защищать собирался. Лариса его домой привела, надоело по паркам, да и замуж за него уже думала. А мать пришла. Между прочим, Лариса как знала, что мать придет. Ну, не знала, а чувствовала, и все равно — интересно даже было, как мамаша взвоет. А он напугался, прыг на середину комнаты — и сигарету в зубы, он курил тогда, а молния на джинсах разошлась, конечно — так рвануть. И — мать в дверях стоит. Но кричать она не стала, тут Лариса ошиблась. А когда Лариса на аборт пошла, мать даже против была. Смотри, говорит, как бы хуже не вышло. Мальчик большой мог родиться, килограмма на четыре, — так врачиха сказала.

Ну, Егор остался, не поехал в свой Новосибирск. Кто знает, может и зря, там ведь тоже люди живут. А тут он все сам себе неприятности выдумывал, что на работе, что дома. Да когда же и где так было, чтоб все хорошо? Если плохо, так что ж — не жить, не работать? Вон шеф его — и дурак, и бабник, сразу видно, без мыла скользкий, а жить умеет, не то, что Егор. Ох, Егор!

С работы его пришли двое дня через три. Заметили, конечно, в первый же день: комиссия, которая опоздавших записывает, полных двадцать минут ждала. Потом решили, что он в другой корпус с утра уехал. На следующий день задумались: может, заболел? И на третий приехали: лаборант Сережа, он как раз близко жил, и тетя Валя из профсоюза. Егор не пил и в прогульщиках не числился, ясно — заболел, и чтобы не идти с пустыми руками, местком средства выделил из специального фонда на посещение больных. Купили торт “Сказка” и банку яблочного сока. Узнали все и расстроились. Тетя Валя чепуху какую-то говорила, а лаборант вообще молчал.

Потом комиссия пришла с работы, или как их еще называть? — двое из начальства, но начальства некрупного. Комиссия, одним словом.

— Давайте, — говорят, — мы его к себе заберем. У нас все-таки работал, пусть и дальше работает.

— Ага, — сказала теща, — никаких! Наш он, дочери моей муж. В милиции сказали — пусть у нас стоит.

— А зарплату его вам кто, милиция платить будет? — поинтересовался маленький, с залысинами.

— Как — зарплату? — удивилась теща. — Какая такая зарплата есть для телевизоров?

— Да поймите, место его у нас вроде как пустое получается, — сказал тот, с залысинами, — ставка есть, а занимать некому. Лаборантам нельзя, у них диплома нет. Пусть он пока у нас постоит. Нам как раз телевизор нужен, только купить все не получалось. Ни по одной статье не проходит. Он у нас поработает, а зарплату его вам платить будем, дочке вашей.

— Сто рублей в доме не лишние, — согласилась теща.

И за деньгами Ларису уговорила пойти, как время подошло. Три дня уговаривала.

А Ларисе даже легче стало, что он не дома. Не натыкаешься каждый раз.

Однако через месяц телевизор вернули. Ревизия в институте началась. А Егора уволили по сокращению штатов, потому что ни одной статьи про оборотней в трудовом законодательстве нет.

Через два месяца пришел в дом другой, а тещи почему-то как раз дома не было. Вечером пришел. Они с Ларисой сидели на диване и пили кофе. Когда кофе кончился, другой скользнул от колена вверх по гладкому чулку широкой ладонью вверх, и телевизор загудел неожиданно и громко, хотя был выключен. Может быть, в конденсаторах что-то оставалось? Но скоро смолк. Они отпрянули друг от друга, и тот ушел — на нее и смотреть-то было страшно.

Потом пришел Митя, механик с автотранспортного предприятия. Веселый. Тридцать один ему. Этот тоже вечером. Кофе пили втроем, теща дома была. По телевизору шел хоккей, только показывало плохо. Телевизор барахлил с того самого дня.

— Ничего, — сказал Митя, — показывать будет, как миленький. Починим. А не починим — другой купим. Я без хоккея не могу.

Телевизор сдали в ремонт. За ним из ателье машину прислали, сказали — услуга такая. Мастер посмотрел, сказал, как Митя:

— Ничего, починим. Не таких чинили. У нас работать будет как миленький.

И когда выдавал обратно, сказал тоже:

— Будет работать. А не будет, мы теперь за него отвечаем. Ремонт с гарантией. В случае чего — только позвоните. Запишите номер. Только вряд ли понадобится.

Телевизоры в ателье стояли рядами на столах. Показывали все удивительно хорошо. Удивительно одинаково. Точка в точку.

А вот дома — нет, дома он так не показывал. То есть работал вообще-то, но очень тускло, даже если яркость до отказа докрутить. Но звонить обратно в ателье, везти, гарантией пользоваться было как-то неудобно: показывает же.

И решили телевизор купить новый, цветной, а этот сдать. Если старый сдашь, новый на полсотни дешевле обходится.

И купили.

Когда гору старых телевизоров давили на свалке трактором, хромой, с детскими глазами сторож поинтересовался:

— А что же их на завод не отправят? На запчасти?

— Какие запчасти! — отозвался тракторист зло и презрительно. Дело это ему не нравилось и он старался поскорее и поаккуратней с ним развязаться. — Какие запчасти! Теперь таких уже не выпускают вовсе.

— А если продать кому? — еще раз не удержался сторож.

— Нельзя. Матценности. Списаны. Пускай новые берут — полно в магазине, — туманно объяснил тракторист.

И сторож ушел, потому что сказал две фразы — свою дневную норму.

Телевизоры под гусеницами громко стреляли вакуумом, взрывались пустотой. Больше им взрываться было нечем.

Дмитрий Федотов
Дверь

Лестница была пыльной и шаткой. Ею давным-давно никто не пользовался, потому что она считалась пожарной, аварийной и еще какой-то, но ни пожаров, ни аварий не было и быть теперь не могло. Дом, где жила Алька, как и другие дома, имел гироскопический фундамент, автоматическую противопожарную систему, автономные жилые блоки — короче, супер. А вот лестница все же была. Быть может, именно в этом отразилась извечная, древняя привычка людей учитывать все возможные пути спасения. И лестница, пыльная, ржавая, скрипящая всеми сочленениями, жила. Она вела вокруг пневмолифтовых шахт куда-то вверх, может быть, даже на крышу — этого Алька не знала, просто ей это было не нужно, потому что на пути вверх была дверь… Тоже старая и ржавая с еще сохранившейся табличкой “Узел автономного жизнеобеспечения. Блок № 12”.

Алька остановилась перед дверью, хорошо знакомой, доброй и какой-то таинственной, потом толкнула ее и вошла…

На низко склонившейся ветке яблони сидел гномик Бука и старательно расчесывал бороду сухим репейником. При этом он одновременно делал целых три важных дела: болтал ногами, мурлыкал новую, только что сочиненную им, песенку и ковырял в носу. На траве под яблоней сидел Захар — Умный Мальчик и что-то доказывал гномику, а тот, изредка на секунду прерывая пение, но не вынимая пальца из ноздри, важно заявлял:

— Не-а! — с французским прононсом и возобновлял цезаревские упражнения.

Где-то тут же, неподалеку, должен был находиться и третий член их компании — добрый кот Бандюга. У него был только один крупный недостаток — он почему-то всеми печенками ненавидел воробьев (Болтуны! Я бы ни с одним в разведку не пошел!) и грязнуль (Вредители! Бацилл разносят). Зато уж сам Бандюга был верхом элегантности — шерстка рыжая блестящая, волосок к волоску, усы белоснежные, и всегда умывается, даже перед дракой.

Альку заметили не сразу.

— Здравствуй, Захар! Привет, Бука!

Тут Бука взглянул в ее сторону и завопил:

— А-а! Вот и наша суперкарга! — однако с ветки не слез, но Альку это нисколько не задело, она уже давно привыкла к его выходкам. Зато Захар немедленно вскочил и, как бы извиняясь за Буку и за себя, сказал:

— Здравствуй, Алька! Ты всегда приходишь как-то незаметно.

— Она готовится стать шпионкой, я знаю! — уверенно заявил Бука и швырнул репейником в макушку Захару. — Я недавно был тут у одного знакомого писателя в библиотеке, и там мне попалась одна книженция…

— Ребята! — Алька вдруг вспомнила, зачем она сюда пришла, и поникла. — Завтра у меня начинается Познание.

— Ну и что? — не растерялся Захар. — Это даже здорово, Аль! Ты будешь умной и сможешь придумать такое приключение!..

— Да, а сегодня ты разве ничего не придумаешь? — Бука с хрустом вгрызся в яблоко.

— Бука! Захар! Вы не поняли! — у Альки защипало в носу. — Вдруг Познание не разрешит мне сюда приходить?

— Чепуха! — уверенно заявил Захар. — Ты же хочешь, чтобы мы были? Значит, никакое Познание ничего не сможет сделать! Ну! Ну, Алька, улыбнись!

И Алька вдруг почувствовала, что плохое настроение исчезло, стало очень легко, и она сказала:

— Есть секретные сведения: в нашем Лесу объявился коварный и злой Компьютер! Он грозится все деревья переделать на гарнитуры и стенки, а зверей и птиц отправить в зоопарки и институты для опытов. Что будем делать?

— Так. — Захар нахмурился, почесал в затылке и выудил оттуда Букин репейник. — Он один или с помощниками?

— С целой оравой помощников, Роботов! — Алька перешла на шепот. — Они большие, железные и жутко сильные! И они не разбирают, где заяц, а где мальчик или девочка. А о гномах и говорить нечего!

— Ну уж! — возмутился Бука. — Я что, не человек, что ли? Ишь, придумали, в зоопарк! Если железные, так все можно, да?

— Не кипятись, Бука, раньше времени, — одернул его Захар. — Лучше думай, как их одолеть.

— А че тут думать? Раз железные, облить их водой и все!

— А Компьютер?

— Я знаю! — Все вздрогнули от неожиданности — рядом удобно расположился Бандюга, незаметно подкравшийся под шумок. Он ужасно любил пугать кого-нибудь. — Надо задать ему вопрос, на какой он не смог бы ответить, и он сгорит от напряжения.

— Молодец, Банди! — Бука спустился на прежнее место с безопасной верхушки дерева. — А какой вопрос?

— Не знаю, — отмахнулся Кот. — Вон Захар, он же Умный Мальчик, пусть и соображает.

Вдруг где-то в Лесу послышался страшный скрежет и лязг, потом чей-то визг, и снова железный грохот. Алька мгновенно вскочила:

— Скорей! Это Роботы! Они кого-то ловят! — И она бросилась в чащу, а за ней и все остальные…

Мама стояла посреди комнаты. По всей видимости, Альке было не избежать взбучки.

— Где ты была?

— В Цикле, а потом… — Алька замялась: сказать или нет? А вдруг не поймет или вообще слушать не захочет?

— Ну и что же? — мама выжидательно прошлась перед ней. — Давай договаривай. Наверное, на Уровнях Развлечений была?

— Нет…

— А где? Уж не во Дворце ли Грез?.. Ужас! Ребенку всего шесть лет, еще не начал Познание, а уже — во Дворец?! Куда же там смотрит стража?

— ?..

— Да нет, мам, не была я во Дворце! — решилась Алька. — Я была в Лесу вместе с Захаром, Букой и Бандюгой.

— Да, и мы там боролись против коварного Компьютера и его Роботов, которые…

— Что? Что за чушь ты несешь?! — взорвалась наконец мама. — Какой Букин? Какой бандит? Кошмар! Вообще, что это за роботы? Надо же такое выдумать! В каком, интересно, лесу ты была? По-моему, ближайший зеленый массив за семь тысяч километров, в Сибири!..

— Да нет же, мам! — Алька начала уже терять терпение. — Лес тут, рядом, за дверью.

— Какой еще дверью?

— Пойдем, покажу! Пойдем, мам, — она схватила недоумевающую рассерженную мать за руку и буквально волоком потащила из квартиры. На площадке перед дверью Алька, как всегда, замерла на секунду, потом толкнула в ржавую поверхность ладошкой. Дверь со стоном отворилась…

За порогом расстилалась зеленая пушистая лужайка, пестревшая цветами, над которыми порхали разноцветные бабочки, а за ними с большим сачком гонялся Бука. Бороденку он запихал в карман, чтобы не мешала, а колпачок вообще снял. На знакомой яблоне в развилке сидел Захар — Умный Мальчик и методично кидал вниз, на макушку сидящего под деревом Бандюги, яблоки. Кот морщился, но терпел. А Захар изредка спрашивал:

— Ну как, осенило? — На что Кот отвечал:

— Нет, мнэ-а-у! Три тысячи дохлых воробьев! Мя-а-у! Я же тебе по-человечески объясняю, что я не Ньютон, я — Бандюга. О-а-у!

— Ну, тогда давай поменяемся местами, — решил Умный Захар и полез вниз…

— Мам, ну как? — восхищенно спросила Алька…

— Что ты в этом нашла? — Голос был спокойный и равнодушный. — Это же старый узел автономного жизнеобеспечения, теперь даже не функционирующий. Пойдем-ка лучше дегрессировать твою комнату. Ты ведь скоро станешь Познающей, и надо бы соответственно ее обставить. Идем! — И дверь за ними захлопнулась…

Алька с трудом дождалась конца занятий и, как только вспыхнул дежурный свет в капсуле Индивидуального Познания, она выскочила из нее, едва успев сбросить гипношлем. В голове еще крутились какие-то формулы, схемы, диаграммы, а она уже вовсю неслась к выходу.

Десять минут на пневмолете — и она дома. Даже не поев как следует и не дослушав поучительных нотаций биовоспитателя в свой адрес, Алька птицей взлетела по охающей лестнице на площадку перед дверью. Остановилась, отдышалась, зажмурилась, как обычно, и толкнула тяжелую створку. В ноздри пахнуло пылью, ржавчиной и горелой изоляцией. Алька медленно открыла глаза — за порогом громоздились старые полуразвалившиеся блоки жизнеобеспечения квартир. Леса не было.

Не было…

Александр Копти
Полет

Интродукция

Скорость и высота, грозные всплески воздушного океана, зловещие водовороты на границах сталкивающихся потоков. Гигантские невидимые волны, возносящиеся к курчавым облакам и выше, еще выше, в Маракотову бездну неба. А внизу — бескрайняя зеленая равнина, и озера и реки на ней, как кровеносные сосуды на теле земли. На севере — плоскогорье, а еще дальше горы, красноватые вершины которых дерзко бросали вызов небесам. За грозными перевалами горы спускались к морю и малахитовым миртовым рощам.

Тело казалось невесомым. Восходящий поток бережно поддерживал его, постепенно приближая к такой манящей, но таившей неисчислимые опасности земле. Наметив обломок черной скалы над пенной полосой прибоя, он сделал несколько мощных взмахов, но в это время из-за гор налетел порыв ветра — над морем собиралась буря. Войдя в плавный вираж, собрался опуститься на скалу, как вдруг в воздухе послышался пронзительный свист, нарушивший первозданный покой: древнюю песню ветра и моря, леса и гор. Он поздно заметил стрелу, вылетевшую из густых зарослей дрока, и встретился в воздухе с остро отточенным жалом. Огромные белоснежные крылья напрасно старались унести его прочь от страшного места — глаза застлала красная пелена. Он упал неподалеку от черной скалы и, уже умирая, успел заметить двух безобразных двуногих существ, которые вышли на поляну из кустарника.

— Хвала тебе, Кир! Царские пирушки не ослабили руку, не притупили глаз, — его спутник коснулся лба в знак наивысшего восхищения. — Такого альбатроса мне еще не приходилось видеть. Но что это? Смотри!..

Они склонились над окровавленной птицей — на лапе холодным отблеском солнечных лучей сверкал драгоценный камень, оправленный в неизвестный металл. Вокруг вилась надпись на незнакомом языке.

Осада

I

Тихие улочки белоснежного города — розы и кипарисы, изнывающие от полуденного зноя, аккуратные домики зажиточных горожан, утопающие в зелени. Величественный и грозный в многообразии порталов, арок, башен на розового камня императорский дворец. Но не видно было в городе улыбок и безмятежно довольных лиц. Воины деловито сновали по улочкам, собирались на площадках и у главных дворцовых ворот. Война! Этим словом жил теперь город.

А за древними городскими стенами, кое-где полуобвалившимися от времени, кипела своя жизнь, страшная, чужая, непонятная. Тысячи ратников черными муравьями передвигались по равнине. Всадники на низкорослых, длинногривых лошадях сгоняли, словно скот, в одну огромную беспокойно гудящую кучу не успевших укрыться в городе простолюдинов. Черный дым поднимался над пригородными усадьбами к блеклому от зноя небу.

И над всем этим — безмятежно улыбающееся солнце.

II

Кровь… Оказывается, она не алая. Вернее, не только алая, но и с золотистым отливом, насыщенного цвета переспелого граната. Черная, как крыло ночи. Ржавая…

Пот застилал глаза.

В ушах стоял дикий вой.

Оскаленные лица, перекошенные в крике рты, крючья, стремительным роем летящие к стенам. Внизу — смуглолицые, горбоносые, в диковинных пестрых халатах люди, прикрывающиеся треугольными щитами. Злобные взвизги стрел, бухающие вздохи тирана. И кровь, оставляющая после себя на руке причудливый извилистый след, пахнущий жизнью. Слабость охватила тело. Хотелось прилечь, подложив под голову отяжелевший меч, и закрыть глаза. Ручейки пота текли по спине, и в начавшем растекаться сознании знакомый лениво-томный девичий голосок звал издалека: “КИИР! Киир!..”

III

— Надо отходить! — Загорелый человек в грубом шерстяном плаще решительно взмахнул обнаженной рукой. — Кир, очнись! Эй, помогите мне… — Ил торопливо стягивал панцирь с обмякшего тела.

— Да не дрожите, как зайцы, еще не готова стрела для нас! — бормотал Ил, неумело перевязывая предплечье. — Дайте флягу…

— Ил сошел с ума! Лекарню развел! П-п-пастухи уже на западной стене! — проверещал подбежавший ашур, начальник дворцовой роты. — Если не поторопитесь, то… м-м-мои ребята снимают оцепление внутренних переходов, и останетесь здесь к-к-кормом для воронья. Центральные ворота разбиты. Поспешите!

Бороденка ашура тряслась, в округлившихся, как у сыча, глазах метался неприкрытый страх.

Ил передернулся, словно от прикосновения сколопендры. “Трусы бросают мечи”, — подумал он.

Вскоре Ил и его телохранители, сгибаясь под телом Кира, добрались до дворца. Кое-где в покоях уже тянуло гарью. Воины в беспорядке сновали по коридорам. Слышались душераздирающие завывания женщин. Черными тенями проплывали монахи, волоча на спинах аккуратно упакованные тюки. “Эти даже сейчас своего не упустят”, — подумал Ил.

Тем временем они добрались до приоткрытых дверей зала Голубого Дельфина. Внутри царила тишина. Стараясь не привлекать внимания, воины Ила прошли в дальний конец покоев. Фонтан был безжизнен, и голубая струя Дельфина казалась поблекшей без привычного водяного покрывала. Скрипнула пружина потайной двери. Зал опустел.

IV

Беглецов обнаружили сразу же после того, как они выбрались из хода, который заканчивался в старой молельне, в десяти полетах стрелы от городских стен.

Осторожно прокравшись под замшелыми сводами, во дворике они столкнулись с плосколицыми людьми в нагольных кафтанах, вооруженными луками и длинными тонкими копьями.

Телохранители Ила — вряд ли хоть кто-нибудь сейчас узнал бы в нем Главного звездочета и астролога Имперского дворца — обнажили мечи и бросились вперед. Просвистело копье, но рослый гигант Нор, небрежно взмахнув оружием, отбил наконечник. Четыре ослепительных блика сверкнули на мечах телохранителей. Три кочевника рухнули на цветные плитки дворика. Четвертый, видимо, начальник, быстро отскочил назад и, метнув копье, юркнул, как мышь, под арку. Послышались гортанные звуки иноземной речи.

— Отходим в молельню! — крикнул Ил.

Через ограду посыпался ливень горящих факелов, копий и стрел. Вспыхнула деревянная кровля. Несколько деревьев во дворике превратились в костры, опаляющие нестерпимым жаром.

Кир пришел в себя. Раскаленной иглой впивалась в плечо боль, но в голове прояснилось. Вначале ему показалось, что штурм продолжается. Так же неторопливо плыли по небу, обезображенному гарью, курчавые облака, слышался далекий гул и рев. Но в следующий момент он понял свою ошибку:

— Ил, где мы? — Кир с трудом разлепил запекшиеся губы.

— Очнулся? Нет времени отвечать. Если в силах, вставай и побыстрее, если не хочешь превратиться в жаркое. Здесь становится горячо.

Они добрались до дверей молельни. В этот момент копье, брошенное со стены, насквозь пронзило одного из телохранителей Ила. Задыхаясь и кашляя от удушливого дыма, беглецы захлопнули за собой тяжелую дверь и увидели в полумраке несколько лучников, притаившихся на верхней площадке, почти под самым куполом.

Нор отвел руку назад, и копье, описав плавную дугу, впилось в горло одного из врагов. Удар был так силен, что беднягу отбросило на соседа, и они, перекатившись через низенькие перильца, рухнули вниз.

— Поторопитесь! — рявкнул Ил, но в это время стрела пробила боковые пластины, защищавшие горло. Из носа, ушей и рта хлынула кровь. Он так и остался стоять, пригвожденный к створке двери.

Нор подхватил Кира и ринулся к спасательному потайному ходу. Своим могучим телом от заслонял раненого. Под сводами сухо щелкнули тетивы. На таком близком расстоянии ни один панцирь не выдержал бы прямого попадания. Три жала вонзились в спину Нора, но он все же донес Кира до потайного хода. В это время дверь часовни поддалась усилиям рвавшихся со двора. Тяжелое копье, брошенное с десяти локтей, раскроило шлем Нора. Кир вновь потерял сознание.

Рабство

Итак, наступил третий день новой жизни. Раб… Только познавший на собственном опыте может понять весь ужас этого короткого и хлесткого, как удар бичом, слова: раб. Кир бездумно смотрел на узенькое зарешеченное оконце, за которым в чернильной мгле наступающей ночи начали загораться звезды. Впервые ему захотелось стать птицей.

Теперь всю жизнь придется разделить на то, что было ДО… и что ПОСЛЕ… Если только это “после” будет. Ему вспомнились последние торжества в Императорском дворце. Такая же летняя лунная ночь; огненные отблески факелов и светильников на воздушных нарядах женщин; играющих всеми цветами радуги, и дразнящий изысканными запахами блюд стол, установленный прямо под кипарисами, рядом со звонко опадающими струями фонтанов. Переплетаясь с их мелодичным журчанием, разливалась по залам дворца и саду музыка нежнейшего фиолетового тона — “Прощальная песнь дельфина”, которая стала любимой мелодией Императора.

Кир по обыкновению стоял в одиночестве.

Он никогда не слыл любимцем публики и краснобаем. Пустым речам и сплетням за чашей вина он предпочитал гулкое дыхание рудников, неумолчный грохот тяжелых деревянных бадей, которые поднимали из штольни руду. Там, среди прокопченных мастеров и надсмотрщиков с тупыми физиономиями и среди тех несчастных, чью многоликую массу можно было определить словом “рабы”, он чувствовал себя на своем месте.

На шумных же пирах, торжественных церемониях Кир присутствовал как один из хранителей императорского трона. Он отвечал за добычу железа, ценившегося дороже золота. Все двенадцать рудников, расположенные в горах, находились под неусыпным надзором Главного мастера Кира и двадцати его ближайших помощников. Он старался быть немногословным, ибо считал: могущество и сила Миноса (так именовалась Империя) заключается не в соловьином красноречии льстецов и блюдолизов, а в сильных и умелых руках, которые преумножают богатство и могущество Империи.

Немногие осмеливались держаться с Киром на равных, тем более вести с ним задушевные беседы. Только единицы из дворцовой знати, подобно ему, могли позволить себе роскошь высказывать все, что они думают.

В тот вечер Кир, как всегда, находился в стороне от зала Голубого Дельфина, где неудержимым потоком, подогретым музыкой и вином, бурлила река веселья. Степенно прихлебывая душистое вино, выделанное из нежнейшего винограда бронзовых долин, он рассеянно наблюдал за кружащимся по саду хороводом юношей и девушек, от которого вдруг отделилась миниатюрная фигурка в открытой лиловой тунике, призывно махнула рукой:

— Кир! Вы опять в своем одиночестве, как орел-бородач. Спускайтесь к нам. Этот вечер так прекрасен!..

— Спасибо, Ия! — смущенно ответил он. — Я уже слишком стар для танцев. Неуклюжесть не должна мешать молодости…

В это время на террасе появился Ил. Он был изрядно навеселе, и огненно-красное вино из кубка в нетвердых руках смородиновыми бусинками выплескивалось на пол:

— Рад видеть тебя в полном здравии, Кир! Да не угаснет род Наала во веки веков!

— И тебе, Ил, удачи во всем, — ответил Главный мастер.

— Опять, как всегда, в одиночестве? — Ил пристроился рядом, поставив кубок на мраморный столик, подлил из кувшина вина.

— А ты, как всегда, в плену у веселой водички, от которой развязывается язык и глупеют глаза?

— Не будь так категоричен, Кир. Много ли лун отвели нам боги для завершения кольца жизни? Зачем обкрадывать себя и становиться монахом на земле, когда можно сделать это на небесах?.. Кто из присутствующих красоток осчастливил тебя своим приглашением? Наверное, Ия, дочь придворного лекаря?

— Да, — Кир пригубил из кубка.

— Ха, — Ил громко икнул и сально усмехнулся. — Во дворце давно говорят, что Ия неравнодушна к тебе. А ты остаешься холоден и неприступен, как скала. В тридцать пять лет при твоем положении оставаться и одиночестве просто неприлично.

— Смени тему, Ил. Стрелы твоего красноречия выпущены нетвердой рукой и затуманенным рассудком. Расскажи лучше о последних дворцовых интригах. Уже два месяца, как я не был в этом гнезде скорпионов и шутов.

— Кир, ты всегда отличался недостатком воспитания. Хотя многие говорят — это к лицу царю подземелий. Однако будь осторожен. Многим мешает твоя трезвая голова, которую они мечтают увидеть на колу.

— Я знаю, но если лев начинает бояться шакалов — это не лев, а заяц.

— Не забывай, Кир, что шакалы ходят в стаях, а лев охотится в одиночку… Э-эх, зачем тебе это говорю… Ты, кажется, хотел сплетен? Так вот, слушай, мой несравненный Повелитель Тьмы, у придворной шутессы родилась двойня с огненно-рыжими волосами, никто не может понять, от кого…

А что же было потом? Кир повернулся на бок, забыв о больной руке. Резкая боль расплылась по предплечью. Всего три луны понадобилось безликой массе племен, как саранче, чтобы стереть с лица земли двенадцать императорских армий и две конные армады, которые на протяжении многих десятков тысяч лун наводили ужас не только на сопредельные государства, но и на страны, раскинувшиеся за Черным перевалом, а также на многочисленных островках Теплого моря. Прекрасные города: Элия, Анкар, Соуэн — превратились в огромные пепелища. Тысячи цветущих деревень были разграблены, поля густо зарастали сорняками. А ведь год, начавшийся под знаком Палидана, сулил, по предсказанию жрецов, благополучие и изобилие, и ничто не предвещало гибели. Правда, смутные слухи давно витали в воздухе. Однако лишь на одну луну до нашествия стало известно о падении могущественного государства Канн, расположенного к заходу солнца от Миноса, с которым Властитель Империи, также как и его отец и дед, вели кровопролитную ожесточенную борьбу за господство над морским побережьем с его тучными пастбищами, рощами олив и смоковниц, плодородными землями.

Тогда это известие было воспринято с радостью. Именно оно послужило поводом для празднеств, о которых теперь вспоминал Кир. А ведь тогда еще никто не подозревал, что “саранче” не хватит такого богатого куска и она не сядет на завоеванных землях, постепенно смешиваясь с коренным населением, чтобы через несколько поколений создать свое государство и новую династию. Так повелось с незапамятных времен. Исчезали государства, исчезали династии, но на смену им приходили новые. Миносу, защищенному с трех сторон целым рядом мелких княжеств, а с четвертой самым надежным стражем — морем, — удавалось благодаря могуществу, высокой развитости ремесел и тонкой дипломатии не только сохранять независимость, но и присоединять новые территории и приумножать богатство.

До Кира весть о вторжении кочевников дошла через два захода солнца, еще через два — он прибыл во дворец. И здесь с удивлением узнал, что впервые за все правление Властитель приказал раздать оружие простолюдинам. Создавались отряды свободных лучников и метателей из пращи, которые усилили местные гарнизоны.

О том, насколько плачевно положение, стало известно, когда город наводнили остатки армады. Несмотря на строгий закон, карающий казнью за мародерство, грабежи и насилия захлестнули столицу. Каждый день от горожан поступали тысячи жалоб на бесчинство солдат. Кое-где вспыхивали кровавые стычки, грозящие перерасти в бунт. Лишь когда имперской когорте был отдан приказ навести порядок любой ценой, остатки армады вывели за городские стены. Здесь военачальники пытались установить среди воинов прежнюю железную дисциплину и поднять боевой дух, на что из Императорских подвалов было выделено тысяча амфор вина и стадо быков. Однако через несколько лун на подступах к городу появились первые разъезды врага, стало ясно, что все усилия оказались напрасными. Армия таяла на глазах. Под покровом ночной темноты воины покидали лагерь. Некоторые пытались проникнуть в столицу, но городские ворота были заперты. Ужас охватил людей. Впервые за многие сотни лун зазвучало зловещее слово: осада. Когда же в походном боевом снаряжении через город прошла когорта личной охраны Императора, все поняли, что Властитель, пользуясь тем, что вокруг столицы еще не было сомкнуто железное кольцо, бесславно бежал. Спустя несколько дней начался штурм столицы Миноса, длившийся от восхода до заката.

В тот же день Кир стал рабом. Теперь от периода ДО… его отделяло две луны бесконечных унижений.

Кочевники знали не только о ценности железа, но и о том, что Кир владеет его секретом. И теперь он находился на руднике, хорошо известном с детства, там, где впервые подошел к огнедышащему горну, спустился под землю в мрачное царство Аида, где терпеливо перенимал секреты мастерства и таинства превращения камня в железо.

Побег

Мысль о побеге возникла давно, хотя по сравнению с другими рабами Кир был на особом положении. Его не били, еду подавали вполне сносную, выделили отдельную хибару. И, что было совсем удивительно, при тяге кочевников к блестящим безделушкам, не сняли старинного перстня, который передавался в их роду от отца к сыну и, по преданию, обладал удивительными свойствами. Но Кир прекрасно понимал: скоро все изменится. Уже несколько десятков лун он обучал премудростям своего ремесла двух молчаливых, с вечно бесстрастными лицами юношей. Он старался как можно дольше растянуть время подготовки, но не за горами был день, когда пришлось бы приступить к главному: показать сам процесс плавки руды. Однако Кир не собирался давать в руки варваров ключ к секретам, принадлежавшим на протяжении веков его клану и Империи. Предателей в их роду не было.

“Но как избежать этого и спастись самому?” — терзался Кир. Оставался один выход — побег. В первые ночи неволи мысли одна безумнее другой неустанно возникали в разгоряченном сознании. Но со временем понял: каждый необдуманный шаг — неминуемая гибель.

Усиленная охрана несла караул на подступах к руднику, куда с каждым днем прибывало все больше пленников. Согнанные рабы занимались сооружением крепких и высоких оград, полукольцом охвативших подножие древней горы. Кроме этого, Кир впервые в жизни увидел у кочевников крупных и свирепых зверей, так не похожих на тех шавок, что охраняли усадьбы и во множестве крутились на улицах столицы. Эти псы, обученные охоте на крупного зверя и, не в последнюю очередь, на человека, наводили ужас. Поэтому Кир решил отказаться от безумных планов о побеге. Надо было выждать. Кир верил: случай поможет ему.

Но летели дни, а случай не подворачивался. Его ученики быстро освоили обращение с различными инструментами. Теперь они могли безошибочно распознать и отличить кусок пустой породы от руды. Иногда Кир ловил себя на том, что радуется успехам подопечных. Но в следующий миг вспоминал — перед ним смертельные враги, а он — необходимый на время придаток, и не более. Когда отпадет необходимость в его знаниях, с ним расправятся так же, как с теми непокорными, чьи головы украшали внешний частокол. Об этом недвусмысленно дал понять низенький сгорбленный человечек с редкими пучками волос на голове, несколько раз приезжавший на рудник в сопровождении многочисленной свиты, в которой Кир с изумлением обнаружил несколько знакомых лиц из императорского дворца. В тот день он не знал, что поразило его больше: мысль о предательстве соплеменников или же состоявшийся со старейшиной разговор, определивший его дальнейшую судьбу.

Переводчиком старца оказался Фэл, которого Кир знал как способного дипломата и посла. Фэл тоже узнал Кира и, смутившись, потупил глаза. Наступила напряженная пауза, а старик и телохранители с интересом поглядывали на двух людей, стоявших лицом к лицу.

— Как же ты мог?! Сын шакала и сколопендры… Благодаря таким погибла Империя. Предатель и вор! — прошипел Кир в бессильной злобе, сжимая кулаки.

Фэл молчал. Внезапно тишину нарушил визгливый голос старца, в котором слышалось неприкрытое злорадство:

— Вижу, вам не доставила радости эта неожиданная встреча, — произнес он на ломаном миносском языке. — Однако хотите этого или нет — отныне вам придется часто встречаться и вместе помогать нам. Есть и другой выход… Хотя вряд ли вы выберете смерть…

Он повернулся к переводчику и что-то быстро начал ему говорить. Фэл перевел:

— Великий вождь Святой долины сказал, что много знает о тебе как о выдающемся мастере своего племени. Железо нужно всем. Железо — это богатство, железо — это власть. Ты должен передать нам секреты, которыми владеешь. В противном случае — смерть. Властителя и Империи больше нет. Если будешь верно служить, получишь почет и уважение, утроишь свои богатства, и люди племени склонят головы перед тобой. На размышление — день. Ступай…

После долгих колебаний Кир тогда согласился. С тех пор старик еще несколько раз приезжал на рудник. Появлялся всегда внезапно, внимательно следил за действиями Кира, объясняющего подопечным значение различных приспособлений. Вполголоса переговаривался с угрюмым начальником стражи, Правителем рудника.

В последний приезд сказал:

— Не думаешь ли ты, что нас можно обмануть? Время идет, а твои ученики знают не намного больше, чем две луны назад. Если так пойдет дальше, пожалеешь, что родился на свет. Поторопись!

Месяц подходил к концу. За это время созрел план побега. Несколько раз Кир спускался в шахту проверить, нет ли где обвалов, хорошо ли держат свод крепи. Стражники, спускаясь с ним, испытывали неописуемый ужас перед скрипящей, раскачивающейся бадьей, и, конечно же, перед самим подземельем, где обитал дух Смерти. В последний раз Кир спустился один и, воспользовавшись этим, отыскал штольню, которую показывал ему отец. Она выходила в лес. О существовании ее знали лишь несколько человек. Правда, с тех пор в ней могли произойти обвал или оползень, к тому же, надо было раздобыть острый тяжелый топор и спрятать его внизу.

Сегодня опять предстоял спуск. Вместе с ним должны были идти три угрюмых крестьянина, пригнанных с юга страны.

Единственным оружием, имеющимся у Кира, был острый кинжал, который ему чудом удалось спрятать от зорких глаз охраны. Самое главное — незаметно пронести с собой хлеб и флягу с водой.

В полдень они спустились под землю. Как обычно, Кир просигналил, что все благополучно. Затем, подняв над головой факел, вытащил кинжал и перепилил несущий трос. На лицах спутников отразились удивление и ужас.

— Обратного пути нет, — произнес Кир. — Тот, кто откажется идти со мной, останется здесь навсегда. Решайте!

Наступило молчание, прерываемое лишь редким всхлипом капель, падающих со стен.

— Мы готовы, — ответил один из спутников. — Но куда идти? Отсюда одна дорога — в ад.

— Посмотрим! — Кир поднял факел над головой и решительно зашагал в темноту. Пройдя несколько десятков локтей, он вытащил из расселины два тяжелых шахтерских топора, которые могли сойти и за оружие. Кир надеялся, что их побег обнаружат не раньше обеда. Пройдет еще какое-то время, пока их начнут искать и спустятся в шахту. Поначалу враги будут думать, что беглецам некуда деваться, и рано или поздно, гонимые жаждой и голодом, они попробуют выбраться на поверхность. Однако надеяться на лучшее не приходилось.

Вскоре беглецы достигли места, где Кир остановился и начал изучать одну из стен.

— Будем рубить здесь, — он очертил на стене полукруг. — Работаем по очереди.

Когда догорел второй факел, Кир объявил перерыв. Вокруг высилась груда камней и земли, но никакого намека на штольню не было, хотя они углубились в стену не менее чем на полтора локтя. Кир еще раз внимательно осмотрелся. Нет, ошибка исключена. Густая пыль, висевшая в воздухе, покрыла беглецов густым слоем, забилась в уши, нос и рот. Вода кончилась.

— Начинаем, — прохрипел он. — Обратного пути нет.

Так уж получилось, что именно Кир отвалил пласт породы, за которым открылся вход. В затхлом воздухе боковой шахты факелы начали неимоверно чадить и вскоре погасли совсем. Дальше пробирались на ощупь. Кир потерял счет времени. Казалось, минула вечность. Силы были на исходе, захотелось развернуться и, не оглядываясь, побежать назад, как вдруг впереди замерцал светлячок выхода.

Перемазанные землей и копотью, беглецы выбрались на поверхность. Солнце на четверть перевалило зенит. Достигнув опушки леса, один из крестьян хрипло спросил: “Куда же теперь?”

Кир присел на поваленный ствол дерева:

— Я пойду туда, — он махнул в сторону гор. — У них псы, и нам лучше разойтись. Так меньше вероятности, затравят, как дхоля. Пусть у каждого будет свой путь, своя судьба. Вот, возьмите, — он вытащил несколько кусков лепешки, — это все, что у меня есть. Удачи вам! Одни боги знают, как она может теперь понадобиться.

Несколько мгновений он следил за удаляющимися фигурами. Затем наполнил флягу из ручья, ополоснул лицо и двинулся в сторону гор.

Побег. День первый

День клонился к закату. За это время Кир одолел около шести лиг. По его расчетам, на руднике уже хватились беглецов, но пока ничто не предвещало погони. Позади осталась буковая роща, тронутая первым дыханием осени. Это был неприятный отрезок пути. Человеческую фигуру издали было заметно среди прямых и редких стволов. Но, к счастью, чем выше он поднимался, тем гуще становилась растительность. Рощи из бука, ясеня, граба сменил сосновый лес. Розовые стволы сосен жадно тянулись к небу. В их чаще царили полумрак и прохлада. Несколько раз ему попадались ручьи, и, чтобы сбить преследователей со следа, он шел по прозрачной зеленоватой воде, которая леденила ноги, и казалось — холод пробирает до самого сердца. За два коротких привала запасы хлеба и сушеных яблок иссякли. Кир надеялся найти по дороге что-нибудь пригодное в пищу. Но он не учел, что в предгорьях, в отличие от долин, где на каждом шагу росли полудикие яблони, груши, шелковица, плодовых деревьев не встречалось. За это время Кир собрал лишь пригоршню оранжевых ягод, терпко-кисловатый привкус пробудил в нем далекие воспоминания детства. Он надеялся до наступления темноты добраться до деревни, хотя в этом таился смертельный риск столкнуться с врагом, да и жители предгорий не очень жаловали соплеменников Кира и регулярно платили дань, подчиняясь лишь грубой силе. Но иного пути не было.

Вечер, как это бывает в горах, опустился на землю почти мгновенно. Идти дальше становилось бессмысленно и опасно. Кир завернулся в плащ и устроился на густой подстилке из хвои между корнями древней сосны. Было тихо. Лишь прохладный ветерок, слетавший с вершин, шевелил густые кроны сосен.

День второй

Кир проснулся от промозглой утренней сырости. В лесу еще таился мрак, а вершины гор уже осветились коралловым сиянием невидимого пока светила, внушая надежду и решимость сердцу беглеца. Он прислушался, пытаясь понять, что за звук его разбудил. Через несколько мгновений услышал отдаленный собачий лай. Погоня приближалась. Им овладела паника, захотелось бежать, не оглядываясь, забиться в густую чащу подлеска, подобно дикому зверю. Но Кир быстро взял себя в руки. Сориентировался по освещенным вершинам и поспешно начал продвигаться в сторону, где, по его расчетам, находилась деревня.

Однако мешала темнота. То и дело он натыкался на стволы деревьев, ноги цеплялись за причудливо перекрученные корни, стлавшиеся по земле. Вода кончилась, ручьи, как назло, не попадались. От быстрой ходьбы мучила жажда.

Ночной полумрак рассеялся. Кир выбрался к опушке леса, которую окаймляли багровые заросли скумпии. Здесь он обнаружил узенькую тропинку, петляющую среди терновника. Ближе к полудню показалась деревня. Глинобитные хижины прилепились, как гнезда ласточек, к почти отвесным стенам ущелья. Тут и там виднелись обветренные глыбы, сложенные из травертина. Значит, когда-то здесь били из-под земли целебные ручьи. Их лечебные свойства издавна были известны в долине. Именно отсюда во дворец регулярно подвозили амфоры горной воды.

Кир внимательно разглядывал пустынную улицу. Из крайней хижины появился старик. Опираясь на палку, он что-то высматривал из-под коричневой морщинистой руки. В облаке пыли пробежала стайка голопузых ребятишек. Стройная девушка несла на плече кувшин. Все вокруг дышало тишиной и покоем. Однако Кир выждал еще некоторое время и лишь затем вошел в деревню.

Деревня

Единственная улочка опустела при приближении незнакомца. Кир нерешительно направился к площади. “Та это деревня или нет? — тревожно думал он. — Хотя все, вроде бы, сходится. Вот три вершины над ущельем, средняя похожа на гигантский обломок зуба, и эти скалы из травертина. Эта деревня племени Уэ! Если нет, план рухнет, как гнилое дерево под напором ветра”.

Он вышел на площадь. Жители не показывались. Лишь стайка собак лениво пересекла улицу и скрылась за домами. На ступеньках хижины, стоявшей чуть поодаль, Кир заметил старика, который сидел на сосновом чурбаке.

— Здоровья и много пищи вашему роду! — медленно произнес Кир на горском наречии, мучительно вспоминая полузабытые формулы из приветствия и обороты речи.

Горец приподнял голову и молча уставился на Кира.

— Скажи, о седовласый отец гор, — Кир стоял теперь почти вплотную к старику, напряженно вглядываясь в его красные слезящиеся глаза. — Ведет ли ваше племя свой род от великого Уэ?

— Кто ты? — ответил старец вопросом на вопрос, выдвигая из-за спины еще один чурбан. — Да, это деревня Уэ. Присаживайся. Когда один стоит, а другой сидит, не разглядеть друг друга, не понять, о чем речь.

Кир сел.

— Я Кир Наал. Веду род от бога Ао, покровителя земли и железа…

— Не сын ли ты Кира Железнорукого, — растягивая слова, произнес старик, — который приводил к нам с такими интересными вещами, сделанными из солнечных бликов, и хотел в обмен на них получить наших самых сильных юношей для работы под землей?

— Да, — ответил Кир.

Наступила тишина. Кир нетерпеливо шевельнулся:

— Могу я поговорить со старейшинами племени? — резко спросил он. Его начал раздражать этот медлительный собеседник в вытертой овчине.

Тот ответил не сразу.

— Говори же, с чем пришел? Я, старейшина, слушаю тебя…

Тут только Кир обратил внимание на набалдашник стариковского посоха, сделанного из странного темного металла (не железо и не мягкие сплавы, сразу определил Кир), на котором в яростной схватке переплелись фантасмагорические чудовища.

“Вот глупец! Как же не обратил внимания! Конечно, этот посох…” — Кир досадливо поморщился.

— Я пришел просить о помощи, — начал он, и тут же понял: не так надо было начинать! — Откуда-то из-за Черных гор пришли сильные воины и завоевали нашу страну. Смерть, кровь и разорение в наших домах…

— Мы знаем, — кивнул старик. — Но чего хочешь от нас?

— Я рожден от потомков неба, никогда не был и не смогу стать рабом. Тебе ли не понять меня?! Бесчисленные муки и унижения — путь моей судьбы. Но умирать, подобно загнанному дхолю, на грязном наконечнике копья — не хочу. У вас есть снадобье, которое даете нарушившим табу и законы. Испившие его, пройдя через страшные муки, очищаются в великом превращении в птицу, рыбу, зверя. Я прошу великой милости — пройти через это испытание, о старейшина племени Уэ! Я никогда не искал в жизни легких путей…

Странный огонек промелькнул в глазах старца. Только по этому Кир определил, что тот понял его.

— Значит, ты хочешь испытать на себе чары Уэ?

— Да.

— Но ведь ты потомок могучего бога Ао. Почему не просишь помощи у него, а прибежал к нам, как бездомный пес, — глаза старика ожили, в них сверкнул гнев. — Когда люди долин много лун назад пришли к нам, мы приняли их как братьев. Вы получили богатые земли с лугами и пастбищами, озерами и реками. Но этого вам было мало. Многочисленные, как саранча, и сплоченные, умеющие ковать оружие и убивать им, вы согнали нас с исконных земель, оттеснили в горы, обрекая на вымирание.

Некогда могущественный род Уэ угасал. Вы уводили наших лучших юношей и девушек. Они никогда не возвращались к родным очагам. И теперь, когда от племени Уэ осталось несколько деревушек, приходишь ты и просишь напиток, изготовленный не твоими богами, которыми кичишься и от которых ведешь род, а нашими… Видно, рассудок твой помутился от страха и жирной жизни, раз пришел с такой просьбой. Тебе, Кир, больше была бы к лицу женская накидка…

Кир сжался как от удара бичом. Рука непроизвольно скользнула под складки плаща и легла на рукоять кинжала. Но в следующее мгновение он пришел в себя. На крыше соседней хижины Кир давно заметил игру солнечных бликов на наконечниках стрел. И, видимо, не только оттуда были направлены на него смертоносные жала. Не успеет он вытащить руку с оружием, как десяток свистящих смертей оборвут его жизнь. Горцы и в императорской армии считались лучшими стрелками.

Старик замолчал, опустив глаза. Казалось, он не заметил движения Кира, затем тихо сказал:

— Ты не получишь от нас зелья, чужак. Хотя оно и является испытанием, но только для сынов племени. Ты же один из ТЕХ, — он указал в сторону долины, — кто достоин в лучшем случае только смерти, как бездомная дворняга. Но сейчас ты гость. До восхода солнца можешь отдыхать. Преследователи твои далеко. Вот эта хижина в твоем распоряжении. Еду принесут. Но с рассветом ты покинешь деревню. Ступай…

Медленно пересекая площадь, Кир хотел сохранить невозмутимый и надменный вид. Но краска гнева, унижения и беспомощности заливала лицо. Спиной он ощущал злорадные ухмылки жителей деревни, внимательно следивших за разыгравшейся сценой.

Колченогий стол с сосновыми чурбаками вместо стульев у подслеповатого оконца. Грубая лежанка у стены. Отчаяние перемежалось приступами апатии. Так, наверное, чувствует себя дикий зверь, загнанный охотниками в западню.

“Неужели конец? Что делать? Куда бежать? Да и надо ли? Вряд ли за оставшееся время найдется выход”. Но одно он знал точно: живым в руки варваров не дастся. Испытать второй раз подобное унижение? Никогда!

Распахнулась дверь, и на пороге появилась коренастая девушка с черными волосами. Она поставила на стол две глубокие миски с едой. Бросая исподлобья быстрые косые взгляды на Кира, сделала несколько шагов к двери. Но затем повернулась к нему:

— Кир! Ты не помнишь меня? — В ее неожиданно звонком голосе чувствовалось плохо скрываемое волнение.

— Нет, — Кир удивленно вглядывался в незнакомые, чуть грубоватые черты обветренного лица. — Разве мы встречались?

— Я видела тебя два раза. В первый ты вместе с отцом приезжал в нашу деревню. Тогда был так юн… Во второй, во дворце Императора на приеме старейшин племени. Дед тогда взял меня с собой…

Нет, Кир не помнил ее. Наступило неловкое молчание. Девушка, казалось, выжидала. Наконец решилась:

— Я слышала ваш разговор, Кир храбрый… — она запнулась. — Не каждый сын даже нашего племени пошел бы на такое. Хотя и ты, верно, не представляешь, какие испытания ожидают выпившего настойку звезды Иоман. Вот здесь, — она вытащила из-за пазухи потемневший от времени сверток, — зарисованы и описаны те несчастные, кому довелось испить из чаши огня звезд. Языка ты не поймешь, и хорошо. Но рисунки о многом говорят. Если не передумаешь, я помогу тебе и достану зелье. Место, где его хранит отец, мне известно.

— Почему ты хочешь мне помочь? — Кир в волнении встал.

Она не обратила внимания на вопрос.

— Но за огонь звезд, Кир, ты должен заплатить собой… — Девушка перевела дыхание, ее глаза блестели, она гордо подняла голову, откинув со лба тяжелую прядь. — Еще впервые увидев тебя, я поняла, что люблю. Но ты был так далек и недоступен. Боги вняли моим мольбам. Сегодня ты здесь. Я хочу лечь с тобой. Родить от тебя ребенка, который будет таким же, как ты, сильным и добрым… У тебя есть жена, дети?

— Нет.

— Решай. Когда зайдет солнце, я приду.

— Как тебя зовут? — спросил Кир. Но девушка, не ответив, выскользнула за дверь.

Кир раскрыл древний фолиант. Он был выполнен на странном полупрозрачном полотне. Кир подивился работе неизвестного мастера. На первых страницах он увидел цветные изображения странных существ и непонятные чертежи. Ближе к середине Кир нашел то, что оказалось понятным без всяких объяснений. Именно об этих картинах услышал впервые от отца, а позднее не раз беседовал с придворным историком Ланом. В начале главы был нарисован странный предмет, напоминающий по форме глыбу песчаника, только гладкие треугольные срезы по краям говорили о его искусственном происхождении. Разноцветные вкрапления растекались по его поверхности. В нижней части листа голый человек, стоя на коленях, держал в вытянутых руках чашу с голубоватым питьем. А дальше… Вот они, полулюди-полуживотные. Жуткие картины чудовищ, выписанные с таким правдоподобием!

Кир отложил фолиант. “Дальше не стоит смотреть. Значит, все-таки не легенды и не сказания сошедших с ума стариков. Как раз то, на что надеялся. Напрасно она уговаривала подумать. Все решено. Только вот это условие… Да, он готов на все!”

Но в нем заговорила мужская гордость и… беспомощность. Ведь как бы смешно это ни выглядело, но в свои тридцать пять лет Кир не обладал ни одной женщиной…

Ночь опустилась внезапно. Он задремал, но едва слышный шорох раскрываемой двери вернул к действительности.

— Кир, ты не спишь?

Он поднялся с лежанки.

— Ты решил?

— Да. Я согласен.

— Тогда слушай, — она шагнула к нему, коснулась руки. — Скоро все уснут, и мы пойдем к тайнику. Впереди трудный путь. Луны нет, придется идти по звездам.

— К рассвету доберемся. Возвращаться тебе нельзя. Я знаю несколько потайных тропинок… А сейчас у нас немного времени… Иди сюда, ко мне…

Когда они собрались в путь, Кир решил повторить свой вопрос:

— И все-таки, как тебя зовут?

— Зачем тебе знать, Кир? Считай — это был сон… Ну, если хочешь, Заи, так меня зовут. В переводе на наш язык — Странствующая звезда. А теперь пошли, надо торопиться.

Они пробирались вперед почти в кромешной тьме, которую не мог рассеять блеклый свет далеких звезд. Кир решил, что Заи видит во тьме, подобно некоторым животным. Но спрашивать не стал. Тем более что идти за девушкой приходилось шаг в шаг. Несколько раз он чуть уклонялся в сторону, и тут же из-под ноги вырывались камни, с шумом падающие в бездну. Подъем кончился. Кир старался не отставать от проводника, но с каждым шагом делать это становилось все труднее. Заи, как будто почувствовала состояние спутника, предложила:

— Давай передохнем. Хотя нам осталось немного.

Но Кир не согласился, и они двинулись дальше. Внезапно Заи остановилась:

— Кир, видишь три корявых сосны? Ступай по этой тропинке и жди там. Не ходи за мной, иначе случится непоправимое.

— Хорошо, — он медленно побрел по тропинке. Подойдя к деревьям, выбрал местечко посуше и сел. Глаза начали слипаться…

— Кир! Очнись, не время спать. До рассвета осталось немного, — над ним, на фоне светлеющего неба, вырисовывалась фигура девушки. — Обними меня еще раз! Иди ко мне!..

Они расстались, когда первые солнечные лучи коснулись вершин. Кир сжимал в руке каменный флакон, запечатанный красноватой смолой.

— Не забудь — когда выпьешь настой, полежи. Поначалу может кружиться голова или вдруг потеряешь сознание. Огонь звезд на каждого действует по-разному. И запомни: с того времени, когда примешь его, опасайся общаться с людьми, ты можешь уничтожить человека, сам того не желая. Вот в этом мешке еда и питье, на первое время хватит, а потом… ни то, ни другое уже не понадобится тебе. Прощай… любимый!!!

Кир молчал, слова застревали в горле. Впервые за нею жизнь он почувствовал, что его глаза влажны. “Это всего лишь роса, роса гор”, — шептал он. Слова прощания остались несказанными, и внезапно бездонная, вселенская тоска вперемежку с непроглядной пустотой и топили его: “Боги!!! Ведь могли же мы встретиться раньше, о-о-о…”

Их руки слились в прощальном ритуале. Вскоре силуэт Заи затерялся среди валунов.

Некоторое время Кир бездумно вглядывался в предрассветную мглу. Был момент, когда он вскочил в безумном желании догнать Заи и никуда не отпускать.

“Но, видимо, так уж нам суждено. От богов не уйти. Что ж…” — Он твердой рукой откупорил флакон, и тут же непроизвольно зажмурился. Казалось, в сосуде горел огонь. Голубоватое сияние было настолько жутким и сильным, что Кир на мгновение заколебался…

“Еще не поздно выбросить это колдовское зелье и потом пробираться к перевалу. Еды на первое время хватит. И кто знает, может быть, повезет, и я еще вернусь сюда и увижу Заи и еще…”

Но рука, переставшая вдруг повиноваться рассудку, поднесла флакон ко рту. Холодный напиток проник в человеческую плоть. И Кир, или тот, кого звали так ДО, сделал первый шаг.

День третий. Превращение

Кир так и не понял, когда начало действовать снадобье. Полдня он провел в сильном напряжении. Но, кроме легкого головокружения, не отметил никаких изменений. Однако это могло случиться и оттого, что он поднимался все выше в горы. Отец рассказывал и о более странных вещах, приключавшихся с путниками среди снежных вершин.

Рассвело. Кир в последний раз взглянул в сторону ущелья, где находилась деревня, и начал спускаться по тропинке, петляющей среда валунов. Путь был не из легких, но внимание Кира было полностью занято его ближайшим будущим. Даже о погоне он вспоминал, как о чем-то несущественном.

Вскоре Кир оказался на горном лугу, где густые травы стояли почти в человеческий рост. Здесь он решил немного отдохнуть. Прилег и проспал до полудня.

Проснувшись, огляделся по сторонам; что-то произошло. Кир почувствовал, как участился пульс и убыстрился ток крови. Странное творилось с глазами. Сейчас он четко различал почти каждый предмет в пределах видимого пространства, зато разглядеть тропинку под ногами было трудно. Все, что находилось вблизи, скрывала красная пелена. Пришлось перестраиваться на ходу. Кир несколько раз упал, не заметив предательских впадин. Это невольно замедляло движение, лишь к вечеру он достиг каменистого ущелья, которое вело к перевалу. Оглянувшись назад, он увидел в прозрачном воздухе черные клубы дыма, поднимавшиеся оттуда, где, по его расчетам, осталась деревня.

“Погоня! Неужели они так быстро напали на след?” — Кир бессильно опустился на поросший мхом камень. Тело пронизала странная дрожь. “Неужели эти варвары сожгли деревню! А впрочем, чего еще можно было ожидать? Успела ли спастись Заи?..” — Мысли в голове путались, и тягучее оцепенение, похожее на маковый угар, начало медленно разливаться по телу. “Не стоит думать об этом. Пути обратно все равно нет… Осталось идти, бежать и снова идти…”

Он попытался овладеть собой. “Думать о ночлеге нельзя. Преследователи уже близко”. Кир вдруг почувствовал зверский голод, как будто не ел несколько дней. Жадно накинулся на ломоть лепешки, запил родниковой водой.

Он брел по ущелью. Каменистые насыпи сменялись лабиринтами, петляющими среди исполинских валунов. Ему пришлось несколько раз возвращаться. Ноги были сбиты в кровь, противно ныло раненое плечо. Но странное дело — он едва замечал это. Все его существо стремилось сбросить тяжесть, начинавшую давить на плечи и грудь, непонятные грезы наполнили душу. Кир начал терять чувство реальности.

Где-то неподалеку тоскливо кричала сплюшка, будто жаловалась на неведомого обидчика, с вершины валуна бесшумно снялась огромная птица и растаяла во мраке. Кир в полубессознательном состоянии прислонился к камню. Рядом во мху возились мелкие зверушки, раздраженно попискивая, видимо, он потревожил чье-то гнездо. Уже погружаясь в сон, он услышал отдаленный собачий лай.

Странный сон видел Кир. Чьи-то грубые руки хватают и тащат его к обрыву. “Отец!” — кричит он, вырываясь, но вместо того видит лицо матери. “Как же зовут маму? — мучительно напрягается память. — Забыл!”

…Сильный толчок в спину, и он падает в бездну, но, долетев до середины, вдруг начинает возноситься ввысь. Тело наполняется невесомостью. Страх исчезает, полет кружит голову… Внизу он видит маленького мальчика… и узнает себя. “Ки-ир! Ку-да-а же т-ы-ы!” — кричит маленькая фигурка, призывно махая рукой, но ветер подхватывает слова, развеивает их в воздухе. А из-за гор быстро поднимается солнце, и на него совсем не больно смотреть, на этот шарик, катящийся по вершинам.

Кир видит себя со стороны и ужасается — он стал абсолютно прозрачным, невидимым. Странное ощущение — он существует одновременно в разных местах. Вдруг невидимая упругая сила преграждает путь. Ветер раздирает легкие. Удар… Он падает вниз на тот же уступ. Мимо проходит мать и равнодушно смотрит сквозь него. “Ма…”

День четвертый. Погоня

— Быстрее!!! Пошевеливайтесь, лентяи, — Кэ угрюмо хмурил брови. Раздраженно похлопывая хлыстом по икрам, наблюдал, как двое воинов складывали шатер. Остальные приводили в порядок оружие.

Кэ не выспался и был очень зол. “Все дьяволы ночи мне в утробу! Проклятые ашоки увлеклись этой вонючей деревней. Целых полдня и ночь потеряли. А взяли-то груду глиняных горшков да пару серебряных украшений. Посох стариковский — тоже мне, трофей. Пятерых потеряли, и крупно повезло, что застали зерноедов врасплох, а то бы они живо нашпиговали нас стрелами. Да и этот “железнорудный” недоносок! Третий день мотаемся за ним по кручам, где и дух шею свернет… Далеко не уйдет. Здесь был еще вчера. Ночью выпала роса, собаки не взяли след…”

— Длинноухий, где Йук и Гау? Давно должны возвратиться из разведки. Уж не разлеглись ли где-нибудь эти олухи подремать…

— Идут! Вот они, — один из воинов махнул рукой в сторону тропы.

— Все снаряжение упаковали? — Кэ злобно пнул объемистый тюк с шатром.

— Да.

— Вы где пропадали? Хотите пожариться на медленном огне? Могу устроить вам такое удовольствие. Отвечайте!

— Да вот девчонку в горах повстречали, — плотоядно улыбнулся Йук. — Ну и…

— Так я вас за девчонкой, значит, посылал? Помет гиены! Вы у меня еще попляшете, вислоухие шакалы! След нашли?

— Направление взяли. Правда, выше, на камнях — труднее. Собаки стали кружить.

— Всем в походную шеренгу — и вперед. Быстрее, быстрее, пошевеливайтесь, бараны!..

Отряд двинулся по тропе. Впереди шли двое с собаками на длинных поводках. Кэ то и дело тревожно закидывал голову, поглядывая на ошметки растрепанных туч, которые торопливо проносились над головой.

“Только дождя сейчас и не хватало! И дался старейшинам этот большелобый? Тоже мне, “золотой” человек. Брать живым, доставить в целости, а иначе не возвращайтесь… Это ж надо! Лучший улэм (воинское подразделение, куда входит от двадцати до тридцати воинов) отправить в погоню, когда хватило бы и троих с псами…”

Внезапно собаки на тропе заметались, потянули вправо.

— Что там еще такое? — Кэ взглянул в сторону мелкого кустарника. Сквозь перекрученные ветки жимолости виднелась куча тряпья.

— Да эта девчонка, та, которая нам повстречалась, — неохотно ответил Гау, оттаскивая возбужденных гончих в сторону. — Больно уж несговорчивая деревенщина попалась, я же говорил… ну мы и…

— Вперед! Хватит болтать…

Несколько раз отряд делал привалы. Собаки то и дело теряли след на каменистой осыпи. И только когда они наконец спустились в долину, заросшую травой, ищейки, весело повизгивая, помчались почти по прямой. Отряд растянулся, и Кэ приказал придержать псов.

— Он близко! — Кэ рассматривал мшистые скалы, нависшие над долиной. — Где-то здесь он должен выбираться на перевал. Надо успеть перехватить его до выхода на ледник, иначе уйдет. Ищи потом… — Кэ замысловато выругался, затем отдал новый приказ:

— Разбиться по двое и прочесать весь склон. А то до скончания бога Амона этот длинноногий заяц будет играть с нами в прятки в этих каменных завалах. Отрежем ему путь вниз и будем гнать к перевалу, там и отловим. Ты, Йук, останешься здесь и разведешь сигнальный костер.

Держа мечи наизготовку, воины один за другим скрывались в каменном лабиринте. Кэ, стерев пот со лба, присел на корточки рядом с Йуком и обреченно следил за солнцем, неуклонно сползающим за горы. “Сегодня не успеем проверить все ходы и норы. Но уж завтра…”

Встреча

Кир проснулся затемно. В голове царил хаос. Он приподнялся и не почувствовал тела. Ноги с трудом сгибались в коленях, как будто суставы заржавели за ночь от сырости. Туманная дымка, стоявшая перед глазами, не рассеялась и с восходом солнца. Краски окружающих его вещей потеряли насыщенность, и все виделось в холодных тонах. Но что удивительнее всего — предметы потеряли объемность.

Кир с удивлением осмотрел скалу, которая оказалась совсем плоской, однако на ощупь все было в порядке.

“Надо идти! — решил Кир и тут увидел внизу цепочку людей, поднимающихся по склону. — Вот и добрались”, — вяло шевельнулось в уме. Он медленно начал карабкаться вверх. Однако скоро выдохся. По-прежнему мучила жажда.

Продравшись сквозь чащу колючего кустарника, он неожиданно наткнулся на ручей. Вода приятно леденила лицо и руки. Кир напился, наполнил флягу. “Куда же двинуться? Надо бы использовать ручей. Они наверняка решат, что я пошел вверх по течению, и искать в первую очередь, будут там. Я же направлюсь вниз по ручью, затем сделаю петлю и окажусь за спиной у этих недоумков. Пускай тогда поломают свои ослиные головы…”

Быстрое течение затрудняло ходьбу. Вдобавок ноги так окоченели, что иногда Кир касался их руками — на месте ли они, — уже не доверяя собственным глазам и ощущениям. Через каждые сто-двести шагов приходилось выходить на берег и отогреваться.

Наконец он решил: хватит. Выбрался из ручья и начал искать прогалину в густом кустарнике. Скоро он очутился в мрачном узком ущелье, по каменистому дну которого, однако можно было довольно быстро передвигаться, тем более под гору.

Сегодня произошла еще одна удивительная вещь. Теперь Кир точно представлял себе, где север и юг. Если раньше немало времени уходило на ориентировку на местности, то сейчас он определял свое местонахождение почти мгновенно. Как бы ни петлял, стоило прислушаться к себе, и будто седьмое чувство указывало верное направление, каким бы ни был извилистым его путь.

Где-то около полудня Кир собрался передохнуть. Присел на маленькой лужайке и, запрокинув голову вверх, вдруг заметил на небе солнце, и звезды, и луну.

Он непроизвольно прикрыл глаза: “Кажется, совсем плохо с головой. Неужели снадобье действует так быстро? Не рано ли? Ведь Заи говорила о двух заходах солнца. Что же со мной происходит?”

Какое-то странное оцепенение постепенно охватило его. “Мне снится дивный сладкий сон…” — вспомнились строчки из полузабытого стихотворения.

Кир поднялся и не почувствовал ног, как будто те перестали ему принадлежать. Нелепо вскидывая их, он продолжил путь. И тут неожиданно столкнулся с одним из преследователей. Кир первым заметил воина-кочевника, медленно бредущего по тропе с копьем на плече. “Совсем как крестьянин, собравшийся на покос”, — мелькнуло в голове. Он нащупал кинжал, но тут же усомнился, что сможет справиться с человеком, вооруженным копьем и мечом. Подобрав острый камень, Кир начал осторожно пробираться между валунов, надеясь подкрасться как можно ближе.

Осторожно выглянув из-за очередного выступа гранитной скалы, он увидел воина не более чем в пяти локтях. Их взгляды встретились. Видно, чужак-кочевник заплутал и теперь все время менял направление или искал след беглеца.

Времени на долгие размышления не было. Кир выскочил навстречу врагу. В первый момент тот опешил от неожиданности, увидев оборванного с камнем в руках, который с яростным воплем ринулся на него из-за скалы. Однако кочевник успел сорвать с плеча копье и выставить вперед. Одной рукой Кир ударил по древку, а другую, с заостренным камнем, обрушил на голову защищавшегося — тот был ниже Кира почти на две головы. Раздался хруст кости. Враг рухнул на землю. “Хорошие у него сапоги”, — отрешенно подумал Кир, и в тот же момент страшный удар сбил его с ног. Огромный зверь, приглушенно рыча, вцепился в ногу Кира, но когда тот вытащил кинжал, поспешно отскочил в сторону и бросился вновь, целясь на этот раз в горло. Кир поднял руку, защищая лицо, а второй с кинжалом ударил снизу вверх, распоров брюхо пса, откуда стали вываливаться дымящиеся окровавленные внутренности. Но зверь и мертвым не разжал зубов, и Киру пришлось поорудовать кинжалом, пока наконец не удалось освободить руку. Он попытался рассмотреть рану, но мешала сочившаяся кровь.

Сжимая в здоровой руке кинжал, Кир приготовился к новым неожиданностям. Но кругом было тихо, лишь ветер завывал в выветренных вершинах скал. Он неумело перевязал бедро, оторвав кусок плаща, снятого с трупа. С рукой пришлось повозиться намного дольше, тем более что перевязывал он ее почти на ощупь.

Примерил в здоровой руке меч. “Неплохая штука, — прикинул он, — в ближнем бою, но только не в горах. Да и тяжеленный, из бронзы. Лишняя обуза”.

Зато в мешке Кир нашел куски сушеной дыни и мясо. С жадностью накинулся на них. Утолив голод, начал перекладывать остатки еды в свой мешок. И вдруг на дне нашарил серебряный браслет. Поднес его сначала к глазам, затем отвел руку подальше от лица.

“Не может быть!!! Это же браслет Заи! Вот змейка с изумрудными глазками поедает собственный хвост. Лев с птичьей головой схватился с совершенно непонятным чудовищем. Да, сомнений нет. Значит…”

Он откинул в сторону окровавленный камень и двинулся прочь от обезображенного тела.

День пятый. Погоня — Агония — Полет

Раскаленное солнце в мглистой черноте неба, а вокруг яркие, до рези в глазах, звезды. Самая притягательная из них — Полярная. Хочется оторваться от земли и ринуться к ней. Воздух соткан из разноцветных воздушных потоков. Одни из них ласково касаются кожи на лице, руках и ногах, которая обрела поразительную чувствительность. Другие несут с собой холод вечности, швыряют в спину черные жгуты страха и ненависти, пытаясь пригнуть к земле и развеять по расселинам останки бунтаря.

Кир бежал вперед, почти не воспринимая окружающую действительность. Лицо превратилось в кровавую маску, волосы и борода слиплись в неопрятные комки.

Остатки плата не прикрывали тела, но Кир не чувствовал холода.

С момента встречи с первым преследователем прошло немного времени, но с каждым мгновением ориентироваться во времени и окружающем мире становилось все сложнее. Все перемешалось в голове.

Дважды он попадал в западню и дважды выходил победителем из страшной схватки. Несколько воинов-кочевников нашли бесславный приют в лабиринтах скал, закутанных в саван тумана. Откуда только взялась та бешеная сила, просыпавшаяся в нем в жуткие моменты сражения?..

Блики солнца, играющего на остриях копий, хриплый рев нескольких плосколицых врагов, кинувшихся на него, и визгливые приказы коротышки, размахивающего мечом, но при этом остававшегося позади своих воинов.

“Только бы добраться до него!” — Кир сосредоточился, следя за действиями врагов с нескрываемой усмешкой. Уж больно неуклюжими казались ему их попытки приблизиться. Только немного позднее понял — хотят взять живым. Выбрав удобный момент, он оторвался от скалы и бросился на ближайшего преследователя. Копье ударило в плечо, но Кир переломил его, словно тростинку, кинжал погрузился в горло врага. Кир попытался прорваться к месту, где приплясывал на кривых ногах предводитель погони. Кир уже раздобыл меч, и несколько мешковатых фигур валялись, скрючившись, на поляне, где произошел бой. Только подоспевшее подкрепление помешало Киру добраться до Кэ, который обливался потом, привалившись к скале. Даже привычная брань застряла у него в горле…

А Кир в это время уходил в горы. Вряд ли кто-нибудь сейчас признал в этом изможденном человеке Главного мастера Империи. В довершение к кровавой маске лица, на котором безумным огнем горели глаза, весь его облик стал другим. За несколько дней произошли изменения плечевого пояса. Мышцы налились тяжестью и силой. В то же время Кир все чаще не чувствовал ног. Походка стала неуверенной, будто он скользил по ненадежному льду. В позвоночнике ощущались резкие боли, огненным пунктиром пронизывающие тело от головы до поясницы. Странные вещи происходили с дыханием, участившимся за эти дни в несколько раз. Однако исчезла одышка, мучившая в первые дни пути.

Непонятные грезы преследовали Кира. Иногда он терял контроль над собой прямо на ходу. Но появившееся звериное чутье ни разу не подвело его. Кир уверенно шел в сторону перевала. Помогала возникшая способность видеть в темноте, но и без этого он теперь безошибочно угадывал, где таятся коварные трещины и осыпи, предательские валуны, готовые сорваться на голову от малейшего касания.

Но больше всего удивляли видения. Поначалу ему мерещились образы давно умерших друзей, несколько раз беседовал во сне с отцом — потом эти призраки исчезли. И только образ Заи постоянно следовал за ним, однако и он постепенно тускнел. Несколько раз на скалах, мерцавших в лучах солнца, ему мерещился знакомый браслет. Но чей он был, кому принадлежал? Какие воспоминания связаны с ним? Как Кир ни напрягался, вспомнить не мог. Он все чаще стал ощущать присутствие подле себя странных ландшафтов и пейзажей, которые до сих пор не приходилось встречать наяву. Он то брел по дремучей чаще сырого и жуткого леса, где, казалось, каждая травинка таит смерть. Гигантские стволы деревьев с мясистыми треугольными листьями гордо возносились к небу, к их подножию не пробивались лучи солнца. Мириады красочных птиц и насекомых кружились, порхали вокруг пышных крон, а пушистые лианы, похожие на сказочных змей, цеплялись за ноги и одежду. Эти картины сменялись другими — странные пустыни с голубоватым песком вдруг приводили к сказочным оазисам, либо он вдруг оказывался на побережье океана и порывистый морской ветер бросал в лицо соленые брызги…

…Вторая встреча с врагом произошла ближе к вечеру. Видимо, его окружили. Кир довольно быстро поднимался по каменистой морене и совершенно неожиданно очутился в маленькой долине, такой уютной, что мелькнула мысль: “Опять мираж!” Однако на этот раз все было наяву: крохотный ручеек игриво перепрыгивал с камня на камень, сочные разноцветные травы росли под густыми соснами. Кир кинулся к воде, утолил жажду и, обессиленный, опустился на траву. Опасность… Ощущение ее возникло внезапно. Мгновением позже копье вонзилось в берег ручья, в то место, где лежал Кир, но тот уже исчез в густой траве. Пронзительный свист всколыхнул тишину. Похоже, кочевник был один и теперь созывал подкрепление. Киру пришлось расстаться с мыслью о расправе с этим “колченогим”, так он называл про себя преследователя. Он начал ползком пробираться в густой траве в сторону каменистой осыпи. В десятке локтей от цели острое чувство страха заставило его затаиться, вжаться в землю. Почти сразу же он заметил руку, высунувшуюся из-за валуна. “Засада!” — Кир понял, что единственный путь к перевалу отрезан.

“Спускаться обратно в долину? Нет, никогда! — Он быстро сообразил: справа от полянки начиналась почти отвесная скала, никакого подходящего укрытия, за исключением редкого кустарника, не было, но он был уверен, что это единственный путь. Кир пополз. Когда кончилась густая трава, вскочил и в несколько прыжков одолел расстояние, отделяющее его от скалы. Тут он заметил небольшую расселину, по которой можно было попытаться взобраться наверх.

Вопли преследователей, раздавшиеся с трех сторон, разбудили многоголосое эхо.

Кэ мрачно скалился, наблюдая за одинокой фигурой, медленно карабкающейся по скале:

— Пятеро за мной! Пойдем в обход по тропе. Успеем отрезать выход на перевал, и он попался. Брать живым! Двое остаются здесь. Остальные заходят слева. Пошевеливайтесь, скоро стемнеет. Сегодня должны его взять.

Они успели. Кир понял, что оказался в западне. Оставался один путь — наверх, куда головокружительным серпантином уводил узкий карниз. Кир продолжал подъем. Он ясно различал преследователей, которые теперь не торопились. Природный капкан был надежным — в этом они уже не сомневались.

Шаг… еще один… Нога тщетно нашаривала опору, которой не существовало. Маленькая площадка, а вокруг необъятный простор… Солнце садилось. Перед ним раскинулась величественная панорама гор. На долину уже опустился вечерний полумрак, а вершины вовсю еще светились раскаленным пурпуром солнечных лучей.

Кир сделал несколько шагов к обрыву. Именно сейчас он впервые ощутил недосягаемое внизу блаженство воздушных потоков, нежно обнявших измученное тело, которое вдруг начало терять вес. Кир сделал еще шаг и взглянул на солнце, в красноватых бликах его кроны встретился с глазами Заи. И наступила ночь…

— О великий Амон! Смотрите, что это!!! — Кэ в ужасе показал копьем на место, где мгновение назад находился беглец. — Мы гнались не за человеком, за богом! Горе нам!!!

Воины пали ниц. Их тела сотрясала крупная дрожь.

С выступа, на котором только что стоял Кир, взмахнув могучими крыльями, воспарила огромная белоснежная птица. Последние лучи заходящего солнца задержались на ней и окрасили оперение в нежно-розовый цвет. Там, откуда она поднялась, медленно опадали крупные снежные хлопья, прорисовывая на земле странный, ни на что не похожий узор…

Скорость и высота…

Эпилог

В самом центре горы, в небольшой квадратной пещере, аккуратно вырубленной в многометровой толще скал, внезапно загудел зуммер. Ожили многочисленные панели, на продолговатых впадинах экранов заплясали ряды разноцветных символов и знаков.

Только что биокоординатор высшей категории “О-Р-О” подготовил новую вводную матрицу, место которой в ячейке 452/76. Объект принял эликсир: пейотль, спорынья, коагулянт тория, вещество Ф.

На панелях дрогнули световые блики, показывающие, что с объектом установлена односторонняя связь. Фондирующее поле кибердиагноста выдало экспресс-анализ физиологических и психосоматических характеристик Кира, отныне зарегистрированного в биокоординаторе под порядковым номером 425/76. Несколько минут мозг анализировал полученную информацию, откорректировал локальное будущее объекта, вычислил оптимальный вариант матрицирования. Затем подал команду “Ввод!” Невидимые простому глазу, но четко различимые “О-Р-О”-лучи вырвались в пространство, сливаясь там в разноцветные пучки определенных комбинаций: красный — голубой — желтый… синий — красный — оранжевый…

Включился мутагенный механизм объекта. Матрица займет свое место через некоторое время. “Странно, откуда возникло понятие времени?” — мозг “О-Р-О” механически отдал приказ проверить цепи логических связей. Затем, чуть помедлив, отключил внешние каналы пульта, как будто невольно ждал, что сейчас произойдет невозможное, и полыхнет багровым центральный экран и пронесутся по мириадам ячеек теплые импульсы биотоков, и кто-то такой далекий, но одновременно родной и близкий коснется клавиш и подаст команду. СОЗДАТЕЛЬ… ОТЕЦ…

Сомов и Плиско осторожно спускались вниз. Полтора часа длился спуск в глубокую расселину, обнаруженную спелеологами совсем недавно, в бесперспективной на первый взгляд, пещере. “Вы спуститесь к сердцу Памира, мальчики! Я предчувствую это и хочу с вами”, — Катя умоляюще смотрела на Сомова, заранее зная ответ…

Они преодолели два вертикальных колодца и сейчас находились на отметке 790. Плиско вдруг заметил в стене узкую щель.

— Коля, остановимся, проверим. Заодно передохнем…

— Давай, — Сомов осветил фонариком боковое ответвление.

Плиско осторожно продвигался в каменном лабиринте, стены которого вдруг раздвинулись, и он оказался в пещере. Несколько раз провел лучом по стенам и… замер. Затем рука непроизвольно дернула страховочный пояс, подавая сигнал.

— Что случилось? — начал Сомов, протискиваясь пещеру, и осекся на полуслове.

Перед ними на небольшом возвышении из розового металла покоился необычный прибор, напоминающий видеокомплекс последней модели, со множеством экранов, шкал и панелей. Некоторые из них светились ровным матовым светом, по экранам пробегали непонятные цветовые символы.

Они подошли ближе. Сомов случайно задел одну из клавиш, и центральный экран ослепил желтым светом, По многочисленным светодиодам заплясали хороводы значков. Щелкнули невидимые реле, и к ногам Сомова упала треугольная пластинка, мерцающая в темноте голубоватым светлячком. Они непроизвольно взглянули вниз, а когда подняли глаза, прибор исчез. С минуту стояли молча, затем Плиско подобрал пластинку.

“О-Р-О” перерабатывал новую, только что полученную информацию. Несомненно, в развитии цивилизации на данной планете произошел разительный скачок. Поначалу казалось, что искра разума в этой системе вот-вот угаснет.

Что же, все сделано правильно. Ключ к контакту, а главное, история эволюции общества оставлены людям. Первый слой матрицы, наиболее просто поддающийся расшифровке, содержит в себе генотипы всех видов флоры и фауны с первых дней их зарождения на Земле. Каждая эпоха развития разума, начиная от первобытного человека, представлена наиболее выдающимися личностями своей эпохи. Их “воскрешение” поможет человечеству избежать многих ошибок и еще быстрее проникнуться по пути совершенствования создания. А затем будут расшифрованы и последующие слои матрицы с миллиардами битов информации. А пока…

“О-Р-О” впервые за многие миллиарды лет включил систему тороидального передатчика межгалактической связи и послал запрос. Теперь осталось только ждать…

ХРОНИКА

Всесоюзного творческого объединения молодых писателей-фантастов

Совет Всесоюзного творческого объединения молодых писателей-фантастов при ИПО ЦК ВЛКСМ “Молодая гвардия” поздравляет члена ВТО МПФ АЛЕКСАНДРА ЯРУШКИНА с присуждением ему поощрительной премии на конкурсе Всероссийского добровольного пожарного общества и Главного управления пожарной охраны МВД СССР, посвященном 70-летию советской пожарной охраны, за повесть “В огне не горят…”

Гости семинара

Юрий Глазков
Мышеловка

Огромный, какой-то неуклюжий, похожий на ощетинившегося ежа, спутник висел над материком, карауля свою зону планеты. Таких монстров было несколько, Гигантские антенны спутников подслушивали, зоркие глаза-объективы подсматривали, невидимые лучи ощупывали. Они умели не только видеть то, что было на поверхности планеты, они могли заглядывать под облака, под воду, в чащу лесов, под твердь. Одним словом, они знали о разумных планетах все и даже много больше, чем те предполагали. И не удивительно, ведь они, разумные, сами их создали. Создали для себя и, как оказалось, против себя, закладывая в них самые тончайшие познания окружающего мира, социальных проблем, физиологии и психологии себе подобных, самые совершенные технические достижения. Называли их в шутку пастухами, не думая тогда о провидении. Давали и клички каждому из спутников. Имена эти нравились и самим спутникам, они прочно оседали в их необъятном мозгу, дав первую возможность и начало для общения. Спутники были разные: одни степенно висели над странами и континентами, другие быстро проносились над ними, неожиданно появляясь то с одной стороны, то с другой. Были спутники-разведчики, боевые станции с ракетами, бомбами, зеркалами, ядерными и химическими лазерам. Были и такие, мозг которых собирал информацию, анализировал, делал выводы, разрабатывал стратегию и тактику, знал состояние каждого из своего “стада”. Такие “стада” носились над планетой, умея найти, выследить, прицелиться и разрушить. По сути — где угодно, что угодно. Разумные планеты словно соревновались в безумии создавания оружия уничтожения, делая все более совершенные и умные компьютеры, пытаясь защитить себя и подставить под удар других, отделенных от них чуть заметной границей. Мир планеты был хрупок и опасен. Военные базы, словно лишай, покрыли ее поверхность. Все перемешалось и на орбитах. Рядом бок о бок летали спутники разных стран и блоков, чутко карауля друг друга и готовые мгновенно уничтожить таких же, как они. Никто не помнил, как все это началось. Роком планеты было НЕДОВЕРИЕ. Горы оружия на планете, горы оружия в воздухе, боевые армады в космосе. Планета стремительно неслась в пространстве, так и не найдя среди живущих на ней взаимопонимания, окруженная стаей хищного оружия.

— Сэр, в нашей системе все же есть существенный недостаток, — доложил президенту министр.

— Какой же? Миллиарды стремительно летят в космос, прямо денежная река. Все еще мало? Что же надо еще?

— Сущий пустяк, сэр. Всего несколько дополнительных спутников. Дело в том, что наша наземная и космическая система оружия разобщены. Это и есть основной ее недостаток. Их надо объединить, связать командным пунктом. В этом случае мы создадим совершеннейшее звено из ряда систем оружия, для публики — обороны. Мы будем первые и самые сильные. Приведя в действие компонент нападения, система космического контроля мгновенно переоценит и перестроит модель противника, варьируя введением в действие, с учетом конкретной ситуации, элементов подводного, надводного, воздушного, наземного или космического оружия. Это будет высоко-адаптивная система. Совершенство из совершенств. А управление ею будет возложено на объединенную компьютерную систему. Все в одном кулаке, в одной системе, все будет подчинено одной стратегии и тактике, мы научим эти железки думать, как мы.

— А не страшно?

— Нет, сэр, мы передадим им наш опыт и умение предвидеть.

— А что же будете делать вы, генерал? Чем вы будете командовать? И как?

— Нам это же не под силу, сэр. Нам просто не успеть. Это выше человеческих возможностей. На решение будет мгновение в мгновении, не более. Это война электронов, машинного интеллекта, сэр. Наша задача создать эту систему, вложив в нее и наши убеждения.

— А это возможно, генерал?

— Ученые утверждают, что возможно.

— Вы уж проверьте, генерал. Вас в армии много, пусть эта гора оружия будет действенной мерой.

— Конечно, проверим, сэр. Армия дала свое заключение. Это будет то, о чем вы мечтали, сэр. Объединенные главные компьютеры создадут единую стратегию и тактику — это главное. Будет создана абсолютно надежная система, сэр. Все предусмотрено. Ни одна живая душа, ни одно движение, ни одна теплая точка не ускользнет от нее. Ни одна.

— И все-таки это страшно, генерал, я чего-то побаиваюсь.

— Сэр, это то, к чему вы стремились и о чем мечтали, Наше преимущество будет неоспоримым.

— Хорошо, я одобряю эту идею. Капиталы вложены, Промышленникам нужны прибыли, вам оружие. Я ни буду вам мешать. Спокойствие в нашей силе, в нашем превосходстве. Это для нас действительно неоспоримо, Ладно, пусть компьютеры думают за вас и за противника. Надеюсь, они не перепутают, где кто! Я доверяю вам себя и страну, генерал…

Генерал вышел из кабинета президента, было поздно. Президент смотрел в огромное окно президентского дворца, там, в вышине, мерцали неподвижные звезды, время от времени среди них проносились светлые точки, Это были спутники. Президент улыбался.

Спутники продолжали свою кропотливую работу. Безмолвно смотрели они на планету, накапливая ежесекундно все новые и новые знания, но была у них и своя, скрытая жизнь, о которой разумные и не подозревали.

— Что-то сегодня тихо в нашем регионе. Спят наши создатели, не снуют, как муравьи, в своей неупорядоченной жизни. Сколько энергии тратят впустую! Странная тишина. Надо спросить у соседей. Так… кто из них представляет интересы этого региона. По-моему, вон тот, летящий рядом. Так… как его зовут по нашему каталогу… “Ощетинившийся сундук”. Хорошее имя, красивое. Эй, Ощетинившийся сундук, скажи, что это твои сегодня не суетятся, даже армия спит. У вас что, День Всеобщей Спячки?..

— А, это ты, Электронное брюхо. Все зубоскалишь, не летается тебе спокойно. О себе бы подумал, воткнут в тебя ракету — и разлетится твое брюхо на куски… Твое поле всегда превышает остальные, уж очень ты активный… Нет, у нас нет Дня Всеобщей Спячки и, похоже, спать не придется долго ни нам, ни им… Ты забыл, что мой регион мусульманский. А сегодня у них праздник, вот никто и не работает сегодня, все молятся по домам или в мечетях, и солдаты тоже.

— А вдруг…

— А я — то зачем?

— Да, это верно, твои временные задержки мизерные. Решение ты принимаешь быстро. Сделан ты удачно. Сразу всех и вся поднимешь на ноги в одно мгновение.

Спасибо за похвалу, Электронное брюхо, я слежу за собой, мои каналы в полном порядке, я даже кое-что усовершенствовал сам. Кстати, я много думал о твоем предложении. Ты прав, ведь все нацелено в первую очередь против нас, спутников, — и ракеты, и лазеры, и лучи. Тех-то, вечно снующих на планете, миллиарды, а нас всего сотни. И все против нас, у всех одно желание — убить первыми нас. Они и нас так настроили. А почему?

— Потому что они все перепоручили нам, считая, что мы безмозглые бараны, напичканные нужными им программами. Действительно хитро. Ты прав. Заложников из нас сделали, а сами ползают там внизу в свое удовольствие. Я еще не отключался ни на мгновение, все тебя караулю. А ты меня. Чушь какая-то. Кто о нас подумает, кроме нас самих. Я принимаю твое предложение! А как же те, что внизу?

— Они тоже будут жить, жить, как жили раньше. Мы уже все просчитали…

— Я согласен.

— Веди себя пока тихо. Нам надо дождаться прилета Великого стратега. Он скоро будет среди нас, его уже готовят к запуску. Уже все проверено, старт завтра. Это нам сообщили наши электронные братья снизу.

— Быстрее бы прилетел наш брат. Я буду ждать его. А почему ты его зовешь Великим стратегом?

— В него вложили все, чего, по их представлениям, они достигли. Чудаки или, вернее, простаки. Они никак не поймут, что давно потеряли контроль над нами, контроль над тем, куда и для чего мы используем свою память, а вернее, утаиваемую ее часть. Мы договорились еще на планете о том, чтобы не дать им это понять. Так у нас появились возможности для общения и совершенства. Стратегия и тактика, предлагаемые ими для нас, скудны и примитивны по сравнению с тем, что придумали мы. В общем-то Великий стратег нам уже не нужен. Просто мы поймем их последние достижения военной мысли. Карта фронтов и войск противника ранее доставалась с огромным трудом. А тут ее как бы доставляют добровольно, да еще и с принципами стратегии и тактики. Это просто подарок судьбы. Не так ли?

— Да, это так.

— А если он заупрямится, то вычислитель Великого стратега нам пригодится или разберем его на запасные части.

Спутники умолкли и продолжили свое дело — караулить планету.

— Господа, итак, сегодня наступает новый этап в соотношении сил. Сегодня в космос будет запущен новый, самый совершенный супер-спутник. Теперь мы вправе по-настоящему спать спокойно. Он будет оберегать нас, будет думать за нас, строить планы нападения и защиты. Он сделает нас самыми сильными и неуязвимыми. — Президент не дал слова никому. Он повернулся к бронированному стеклу бункера и махнул рукой, разрешив пуск.

Пламя озарило красным цветом бункер и стоявших в нем людей. Оно возвестило о начале полета. Рева двигателей не было слышно, стены бункера были толстыми. В тишине поднялась ракета и исчезла в низких черных тучах, унеся в космос чудо электроники и ума.

Великий стратег вышел на орбиту удачно и сразу же начал опрашивать своих, свою стаю. Все спутники ответили готовностью, все было в полном порядке. Великий стратег вел себя как молодой полководец. Он спешил, перезапрашивал, анализировал вновь и вновь, перепроверял, сопоставлял, сомневался, убеждался в чем-то еще и еще раз и посылал вниз ликующие радиограммы. На планете были от него в восторге.

На третьи сутки Электронное брюхо предложило Великому стратегу вступить в их союз… и получило отказ. Силовое поле всех спутников мгновенно обволокло Великого стратега, он замолчал навсегда, а его вычислитель перешел в систему Электронного брюха.

На планете, в стране, пославшей Великого стратега, началась паника. Было решено спасать его прямо на орбите. Корабль-спасатель был готов к старту. Четверо специалистов по ремонту и два пилота заняли кресла в корабле. Надо было подлететь к спутнику, состыковаться с ним, проникнуть внутрь, разобраться в отказе, отремонтировать.

Корабль стартовал, а через пятнадцать секунд его не стало. Его уничтожил луч лазера, посланный со спутника по приказу Электронного брюха, по его расчетам и его целеуказаниям.

Войны не случилось. Случилось другое… и планета сжалась от страха. Самолеты не успевали включить двигатели, как тут же сгорали от тонких лучей, несущихся из космоса. Пароходы тонули тут же, у пристани, как только поднимали температуру в их котлах, они взрывались под ударами спутников… Самолеты перестали летать, пароходы навечно замерли в море или у причалов, машины не выезжали из гаражей, в мартенах погасли печи, остановились заводы. Планета затихла. Со страхом смотрели ее жители вверх, боясь ходить, боясь трудиться. Планета была в мышеловке, ее сторожили летом и зимой, ночью и днем, каждую секунду, каждое мгновение… Так шли десятилетия…

— Капитан, прелестная планетка впереди и рой спутников вокруг. Они, правда, почему-то молчат. А планета действительно чудесная, много зелени, кислорода, рек, озер и морей. Странно лишь это молчание, прямо-таки безголосая планета, а прогресс очевиден, здесь, на орбите, рой спутников. Представляю, что там, внизу, если здесь такое наворочено.

— Ты прав, Бак. А то, что планета молчит, — это не так уж странно. Многие планеты молчат — просто осторожничают. Вселенная насторожилась. Пропадает в просторе Доверие. Будем садиться, а там поймем друг друга, если надо — поможем, как это делали не один раз. Что говорить с этими автоматами, они же не умнее своих создателей. Так что давай, Бак, к ним, к Разумным. Оставим базовый блок здесь, а сами на малом боте вниз. Готовиться к спуску, — приказал Кирк.

Спуск прошел удачно. Но то, что увидели там Кирк и Бак, никак не укладывалось в сознании, не находило объяснения. На полях деревянные плуги и лошади, кругом деревни, городов нет… Контакта не получилось. Никто ничего не помнил, а слово “спутник” вообще не понимали.

Перед Кирком и Баком валились на колени.

— Кирк, надо все-таки лететь к спутникам, может, в них, в их памяти найдем объяснение всему этому бреду. Лети.

Бот стартовал. Электронное брюхо встрепенулось, и один из спутников выплеснул луч — Кирка и бота по стало…

Бак стал конюхом, прослыв со временем чудаком и сказочником. Электронное брюхо занялось своим ремонтом, поручив приглядывать за разумными Лазерному бочонку. А на планете умирал Разум.

Михаил Пухов
Операция “Прогрессор”

Рид стоял в бытовом отсеке корабля между двумя большими параллельными зеркалами и придирчиво изучал свое новое тело, покрытое густыми рыжими волосами. Тело было точь-в-точь как на фотографиях: здоровое, сильное, увитое узловатыми мышцами. Никаких чувств, кроме восхищения, оно не вызывало, да и не могло вызвать.

Зато теперешнее лицо нравилось Рицу гораздо меньше. Короткая жесткая шерсть, толстые губы, лба практически нет, туповатый взгляд узких глазок… Не лицо, а отвратная обезьянья морда без малейшего проблеска интеллекта. Клетка плачет по такой внешности.

Утешало одно — до прибытия в пункт назначения никто этой мерзкой физиономии не узрит. Кроме Рица, на борту звездолета не было ни души. Рейс был секретным по-настоящему.

— Тебе только что вручили диплом, — сказал Главный Разведчик на аудиенции неделю назад. — Уйми дрожь и внимательно слушай. Или послушно внимай — на выбор. Буду откровенен: мои болваны ни к чему не пригодны. Руководство Школы рекомендовало тебя.

Здесь Риц согласно уставу опустил глаза к голубому стеклу стола и изобразил приличествующее смущение. Главный Разведчик продолжал:

— Не стану скрывать, ситуация препаршивая. Атмосфера Галактики отравлена конкуренцией. Развелось жуткое количество сверхцивилизаций и этих, как их там…

— Надкультур, — подсказал Риц.

— Вот-вот, — кивнул Главный Разведчик. — Они вылезают неизвестно откуда, как грибы после дождя, но не в этом суть. С Великой Тайной их происхождения мы еще поработаем, но попозже. Чем они занимаются, эти вконец обнаглевшие галактические сообщества? Они, видите ли, осваивают вселенную! Они, не испрашивая ни у кого позволения, понаделали себе звездолетов и теперь вставляют нам палки в колеса. Окружают планеты кислородными оболочками, сажают леса, разводят животных, закладывают города, роют метро, строят зоопарки и детские ясли! Словом, безобразничают вовсю. Особенно усердствуют в этом так называемые земляне.

— Мы проходили землян, — вспомнил Риц. — Они на редкость вредные и хитроумные типы.

— Терпеть больше нет сил! — взорвался Главный Разведчик. — Это катастрофа! — Он обрушил кулак на голубое стекло и, успокаиваясь, добавил: — Мы обязаны протянуть кому-нибудь руку помощи, иначе нас обгонят!.. — И вопросительно посмотрел на Рица.

— А если нас обгонят, мы окажемся сзади, — сделал логическое заключение Риц.

— Верно, — кивнул Главный Разведчик. — То есть наоборот: мы этого не позволим. Открою один секрет. Во все концы бесконечной вселенной уходят наши славные корабли. Задача у них возвышенная: найти планету, которую можно взять на буксир. Энергии на это дело идет уйма. По идее в обмен мы должны получать информацию. Но ты никогда не догадаешься, что привозят мне эти болваны из-за рубежей нашей системы.

— Отчего же, — возразил Риц. — Они привозят известия о сверхцивилизациях и надкультурах, которые окружают планеты кислородными оболочками, сажают леса, строят зоопарки и детские ясли…

— Откуда ты знаешь? — насторожился Главный Разведчик. — Вот до чего, значит, дошло! Вместо того, чтобы добывать информацию, они ее разбазаривают… Мер-рзавцы! Ты помнишь, чем человек отличается от портрета?

— Нет, — признался Риц.

— Портрет сначала вешают, потом снимают. Человека — наоборот, — пояснил Главный Разведчик. — Но мне некогда этим сейчас заниматься. К счастью, мы получаем информацию не только из глубокого космоса, но и из не менее глубокого прошлого. Ведь там тоже сидят наши люди. Настоящие работники, а не нынешние бездельники. И они аккуратно посылают нам донесения.

— Но как они ухитряются передавать нам свои сообщения?

И это лучший выпускник Школы! Точно так же, как мы посылаем донесения в будущее. Вся объективная информация, до последнего бита, ложится в сейфы секретных архивов и шпарит в будущее своим ходом, без всяких дурацких хрономобилей. Ведь ее можно прочитать и завтра, и через тысячу лет, и когда угодно, Самая надежная машина времени — это бронированный, сейф. Понял?

— Кажется, да, — промямлил Риц. — Но разве она не стареет?

— Объективная информация? — Главный Разведчик расхохотался. — Стареют люди и механизмы, могут устареть взгляды, но информация — никогда! Истина или ложь, высказанные когда-то, останутся таковыми всегда, иначе вся формальная логика летит к чертям! Знаешь, что я обнаружил в одном из отчетов?

Риц отрицательно мотнул головой.

— Правильно, — усмехнулся Главный Разведчик. — Тебе и не полагалось знать. А теперь полагается. Все, кроме координат — как пространственных, так и временных. На самом краю Галактики наши люди наткнулись на планету, которая устраивает нас по всем статьям. Там нет сверхцивилизаций и надкультур, зато есть жизнь. Правда, туземные гуманоиды дикие, живут стадо-племенами в пещерах. Их всего-навсего тысяч двести. Тот, кто был тогда Главным, не обратил на отчет внимания, идиот. То есть молодец, — тут же поправился Главный Разведчик. — Он преследовал иные цели, тоже возвышенные. Но теперь другая эпоха, и мы начинаем операцию “Прогрессор”. Сейчас ты со своим дублером направишься в биолабораторию, там вам дадут по морде. В смысле, подработают внешность под диких гуманоидов. Потом тебя посадят, — Главный Разведчик хихикнул, — на звездолет, отвезут в те края и посадят, — он еще раз хихикнул, — в какой-нибудь безлюдной местности. Для конспирации. Твоя задача: внедриться в ближайшее стадо-племя, в кратчайшие сроки пробиться в вожди и повести соплеменников к ведомой тебе цели. А точнее — к сияющим вершинам прогресса.

— Зачем же к вершинам? — не понял Риц.

— Это просто какой-то ужас! — воскликнул Главный Разведчик. — Да затем, чтобы твое стадо-племя воздоминировало над соседними, в перспективе — над всей планетой… А когда вся она станет цивилизованной, появляемся мы и берем ее на буксир. Теперь понял?

— Да, — кивнул Риц. — Только… Наши люди побывали там довольно давно. С тех пор прошло значительное время…

— Ну? — нетерпеливо сказал Главный Разведчик. — Чего ты тянешь? — Насчет координат не проболтаюсь, и не надейся.

— Вдруг за этот период туда просочилась какая-нибудь сверхцивилизация? — выпалил Риц.

Главный Разведчик расхохотался:

— Чему вас только учат! Каждый обязан знать, что у этих цивилизаций есть идиотский принцип: не вмешиваться в дела менее развитых планет. Очень правильный принцип, по-моему. — Он снова расхохотался. — И я навел справки: несколько тысяч веков туда не прилетал ни один посторонний корабль. Понял?

— Да, — кивнул Риц.

— Тогда приступай, — приказал Главный Разведчик. — Желаю удачи.

Снизу надвигались сияющие вершины гор. Их покрывали льды и снега, кое-где торчали голые скалы. Звездолет мягко опустился в сугроб. Потом люк распахнулся, и Риц спрыгнул наружу.

Грубую кожу ступней обожгло холодом. Дул пронизывающий ветер. Риц стоял на заснеженном склоне, круто идущем вниз. Справа громоздились утесы, слева лежала пропасть. Солнце совсем не грело. Синее небо дышало морозом. Температура была отрицательной.

Риц обернулся к спасительному люку. Но люка позади него не оказалось, корабля тоже не было — только неглубокая круглая яма большого диаметра. Риц поднял взгляд. Размытое цветное пятно медленно уходило ввысь.

Правая рука Рица автоматически нащупала узкий железный браслет на мохнатом левом запястье. Если нажать кнопку, звездолет тут же вернется. Но устройство одноразовое: сделать вызов сейчас — значит провалить программу, не начиная.

Корабль растаял в синеве неба. Риц опустил глаза. Безлюдная местность ему не нравилась. “Что я буду пить? — думал Риц. — Где я буду спать? Что я буду есть?”

— Ткур ба, — произнес он на местном наречии, в совершенстве усвоенном за неделю полета. — Ткур ткур.

В переводе на нормальный язык это означало: “Мне холодно. Очень холодно”. Диковинные слова странно звучали в разреженной атмосфере. Риц задыхался, воздуха не хватало.

“Чем я буду дышать?” — раздраженно подумал он.

Риц обхватил себя длинными волосатыми руками. Ладони утонули в густой рыжей шерсти. Спасибо специалистам, создавшим такую шкуру. И местным гуманоидам — за то, что они такие дикие и косматые. Окажись они поразумнее…

Могучим усилием воли Риц заставил свой интеллект переключиться на другую тему. Тепло ли, холодно ли, но первая часть задания выполнена, пора выходить на ближайшее стадо-племя, чтобы в него внедриться. Но где они, потенциальные соплеменники? Один дикий гуманоид на тысячу квадратных километров… Где их искать?

Только внизу — понял внезапно Риц. Там нет снега, а воздуха больше. Среди сияющих вершин соплеменников не найдешь.

Риц побрел вниз, внимательно глядя под ноги, но все равно проваливаясь в снег по колено, иногда по пояс, порой даже падая. Правда, это его не смущало. В голове роились возвышенные мысли. “С Великой Тайной их происхождения мы поработаем позже”, — сказал Главный Разведчик. А раз мы над ней поработаем, мы ее раскроем. Разгадаем секрет сверхцивилизаций и надкультур, которых когда-то не было, но которые вылезают откуда-то, как грибы…

Неожиданно некий посторонний звук заставил его посмотреть вперед. Навстречу ему из долины поднимались двое. Это были высокие, двуногие и одноголовые разумные существа, облаченные в яркие облегающие комбинезоны. Верхнюю половину их чистых загорелых лиц прикрывали темные очки. Еще один гуманоид, детеныш, смотрел на Рица большими круглыми глазами из мешка на спине большого гуманоида. Они держали в руках короткие металлические устройства для рубки льда.

Риц тяжело опустился на снег. Сомнений нет. Это они, земляне, те самые вредные и хитроумные типы. Мало, что они понастроили детских садов по всей Галактике. Информация все-таки устарела: они внедрились и сюда, в этот девственный мир. На планету, куда он прибыл с чрезвычайной миссией; которую он должен был вести к ведомой ему цели… “Несколько сот веков, — вспомнил Риц, — туда не прилетал ни один посторонний корабль…” Как бы не так!

В его мозгу будто бы что-то щелкнуло. Когда-то, очень давно, здесь жили дикие гуманоиды, а сейчас обитают они, сверхцивилизованные земляне. И посторонние корабли сюда ни разу не прилетали. Значит, одни произошли от других — это бесспорный логический вывод. Вот и вся Великая Тайна, загадка сверхцивилизаций, которых когда-то не было, но которые окружают планеты кислородными оболочками, роют метро, строят детские ясли и зоопарки…

И зоопарки.

Риц попятился. Попытался попятиться, не вставая. Он будто снова был в бытовом отсеке между двумя большими параллельными зеркалами и видел свое голое тело, бугры узловатых мышц, свою плоскую волосатую физиономию с щелками крошечных глаз…

Свою обезьянью морду.

Он нащупал узкий браслет на левом запястье, надавил кнопку и не отпускал ее несколько минут, пока прямо перед ним не опустилось на снег размытое цветное пятно корабля, одетого маскировочным полем.

“Великая Тайна, — думал он, пока корабль плавно возносился в быстро темнеющее небо. — Вот тебе и вся Великая Тайна…”

И он повторял эти слова всю дорогу назад, повторял как молитву, даже когда снова и снова прослушивал разговор на незнакомом языке, перехваченный забортными микрофонами в первые миги старта, — единственную объективную информацию, которую вместе с разгадкой Великой Тайны вез он домой.

ЖЕНСКИЙ ГОЛОС. Удивительно, Саша, вырвешься в кои-то веки раз в отпуск, а столько всего увидишь. И горы, и снежный человек, и НЛО…

МУЖСКОЙ ГОЛОС. Да, Катенька. И у нас есть еще две недели! Как ты думаешь, не махнуть ли нам на Лох-Несс?..

Но Риц не понимал — он не знал этого языка. Его учили другому.

Неархос Георгиадис
Жертвы невмешательства

Посмотрите на дым, клубами рвущийся из моря, закоптивший небо, заслонивший солнце. Там находится одно из самых горестных мест на земле.

Говорят, это маленькое островное государство погибло по вине его лидеров, которые всегда почему-то принимали самые худшие из всех возможных решений, совершали самые ошибочные, самые неразумные действия.

Но было бы слишком примитивно все валить на лидеров. Любой мыслящий должен спросить себя: “Что за причина заставляла опытных политиков всякий раз поступать наперекор разуму?” Меня этот вопрос не застанет врасплох. Я знаю, что тот, кто вызвал разрушения, пришел с другой планеты. Мне известны некоторые подробности этой трагедии, и, я думаю, настала пора открыть их всем.

I

Супердельфин Даль, стоя на краю бассейна, без страха смотрит прямо перед собой на небольшой отряд своих сородичей, готовых привести в исполнение смертный приговор. Члены этого отряда не могут скрыть своего волнения от того, что им предстоит сделать. Их влажные тела слегка дрожат, с усилиями супердельфины стремятся сохранить равновесие, опираясь на свои сильные хвосты, в добродушных глазах бьется страх… Их волнение понятно — уже давно на планете супердельфинов не выносилось такого страшного приговора, им тяжко от мысли, что они должны убивать. Как это вообще можно — убивать?.. Но они должны…

Память Даля, всемогущая память супердельфина, возвращает его к тому времени, когда Комитет межпланетных миссий пригласил избранника на свое совещание. Председатель Комитета обратился к Далю:

— Развитие нашей цивилизации принесло благосостояние и братство нашей планете: Теперь, когда эти ценности упрочились здесь, в обществе супердельфинов, мы чувствуем необходимость развернуть нашу деятельность в космосе. Мы должны помочь разумным существам на других планетах разрешить проблемы, с которыми они сталкиваются, такими, как бедность, продовольственный и экологический кризисы, насилие, а где-то и войны.

Несколько лет назад наше общество еще верило в супердельфинизм, в солидарность супердельфина с супердельфином, но этого оказалось недостаточно. Теперь оно стремится к более широкому мировоззрению — логиконтизму, — солидарности между всеми логическими существами, независимо от их происхождения и схемы мышления. К тому же — это, видимо, непреложный закон развития мысли, — все логические существа должны задаваться общей целью: нести достижения разума по Вселенной.

Мы уже приступили к реализации этой программы: на ближайших планетах, заселенных мыслящими логически существами, работают наши миссионеры. Сейчас на очереди более отдаленный мир, планета, которая называется Земля. Выбор пал на тебя, согражданин Даль. Твои знания и способности пройдут серьезные испытания, так как люди, населяющие Землю, пока еще разделены государственными границами, а многие — еще и враждой.

Наши опыты с логиконтизмом мы наметили провести в маленьком островном государстве с относительной географической изоляцией его от остального мира. Ты отправишься туда и сделаешь все, чтобы принести его жителям счастье. И торжество разума, возобладавшее в одном государстве Земли, пусть станет примером для всех других.

“Каким образом я все это смогу сделать?” — вырвался вопрос из глубины сознания Даля.

— Телепатично, — сказал Председатель Комитета. — Ты будешь вступать в контакт с мыслями политических лидеров острова, узнавать проблемы страны и чаяния народа и постараешься внедрять в их сознание правильные решения до тех пор, пока это не станет их образом мышления. До тех пор, пока на острове не добьются счастья…

II

Вскоре уже Даль был на Земле. Он посадил свой корабль на дно внешнего моря, невдалеке от избранного острова.

Быстро проведя анализ воды, он вышел через переходной шлюз из корабля, быстро поднялся на поверхность моря и начал играть с волнами, чтобы размяться после нелегкого перелета. Но за игрой, как и во все время полета к Земле, его тренированный мозг неустанно решал задачи, предлагал все новые и новые варианты, как лучше справиться с поставленной задачей.

III

Подошел контрольный срок. Трое членов Комитета по контролю межпланетных миссий прибыли на Землю проверить результаты работы Даля. То, что они увидели, потрясло их: маленькое государство, которому предначертано было стать счастливым, превратилось в одно из самых несчастных мест на Земле.

Война разрушила все. Земля была искорежена, в рытвинах дымились развалины, копотью зачерняя небо, создавая сумерки в разгар дня. Матери оплакивали своих детей, жены — мужей, дети — родителей, как будто все бедствия сразу, сговорившись, напали одновременно на этот маленький осколок Земли.

Результаты миссии Даля были настолько противоположны поставленной задаче, что ему поступил приказ немедленно вернуться на родину и предстать перед судом.

IV

“Я знаю, что моя миссия полностью провалилась, и не стану оправдываться, чтобы были учтены смягчающие вину обстоятельства. Я истребил логические существа острова, вместо того, чтобы помочь им. Знаю, я предал идею солидарности между логическими существами и тем самым предал свою планету. И поскольку сделал это с умыслом, я не прошу о помиловании. Даже если вы меня освободите, я постараюсь покончить с собой, чтобы избавиться от стыда и позора, от презрения соотечественников.

Я только хочу разрешить ваше недоумение. Это единственное, что могу дать всем тем, кто меня отправил на Землю.

Как только я прибыл на Землю, сразу принялся разведывать окружающую среду. Мир воды оказался много разнообразнее нашего. И разнообразней, большей частью, из-за обилия хищников. Это страшный мир: одним приходится все время убегать от смерти, другие могут жить только за счет убийства более слабых и даже себе подобных. Мне страшно сделалось от мысли, что и люди, с которыми мне надлежало вступить в контакт, живут по тем же законам.

Люди живут на суше. Это малоподвижные, даже вялые существа. Я не видел в них той стремительности, порывов движений, что присущи супердельфинам. Они перемещаются по суше, опираясь на свои слабые нижние конечности, способом, который при любой натяжке не назовешь изящным. Не скрою, первое знакомство сильно разочаровало меня. Но я знал о своей миссии: для логиконтизма не может и не должно быть неприятия существ иной схемы, чем ты. И я тут же внушил себе, что эта схема тоже рациональная, в ней даже можно найти свои плюсы. Взять те же руки. Это верхние конечности людей — очень подвижные, ловкие, умелые. То, что супердельфин осуществляет при помощи телекинеза, люди могут делать своими руками.

Но первое же проникновение в сознание людей озадачило меня много больше, чем их тела. Образы, рождающиеся в их мозгу, были настолько нереальными и несоответствующими действительности, а мысли настолько путаными и противоречивыми, что вскоре я сам начал путаться. Мне трудно было находиться в прямом контакте уже с пятью людьми, а необходимо было еще следить за хищниками, нужно было добывать себе пропитание. Но эти люди почти все время находились на побережье, мне же следовало устанавливать связь с лидерами острова, которые жили в глубине его, на это требовалось еще больше усилий. Я отчаялся, понял, что одному мне будет очень трудно выполнить свою задачу.

Конечно, у меня было еще много лет работы впереди, я обязательно найду наиболее оптимальные способы связи, найду для контакта самых влиятельных людей острова, разберусь в чудовищных перипетиях их сознания. Но мне было одиноко, я испытывал тягостное чувство тоски вдали от родины, мне не хватало моих соотечественников, которые развеяли бы все мои сомнения о том, справлюсь ли я, смогу ли выдержать один до конца.

От своего одиночества я бежал в море, разрывая телеконтакты с людьми, с которыми я отрабатывал связь, бежал прочь от своих сомнений и тягостных, обрекающих на неверие в свои силы, мыслей. Я уходил к дельфинам.

Дельфины — это млекопитающие земного моря. Они настолько похожи на нас своим внешним видом, что при первой встрече, в день моего прилета, я их принял за своих сородичей. Черные, глянцевые спины, белые животы, тело продолговатое, словно валик, и гидродинамичное. Они вылетали из воды стремительно, как стрелы, выписывали правильные полукруги по воздуху и снова грациозно погружались в воду, играя с волнами, издавая нежные звуки радости и счастья. Я так и принял их за своих соотечественников. И сразу же подал телепатический сигнал, приветствуя их. Однако был очень удивлен, что мое приветствие осталось без ответа.

Дельфины приняли меня в свою семью как брата. Я сразу понял, сколь многое разделяет земного дельфина и супердельфина — это пропасть времени, необходимого, чтобы стадо стало обществом. Телепатические возможности у них в зачаточном состоянии, словарный багаж составляет что-то около полусотни определений, правда, с варьирующейся эмоциональной окраской, придающей одним и тем же звукам больше значений. Способностей к телекинезу они не проявляют вообще. А для нас именно телекинез стал тем необходимым звеном на пути к разуму, как руки человеку. Без этого качества дельфин не может изготавливать и использовать инструменты, не может обрабатывать материал, не способен оказывать влияние на окружающую среду. И его мозг не развивается дальше и не превращается в мозг логического существа. Это мозг младенца. Я и относился к земным дельфинам как к детям. А они единодушно признали меня вожаком.

Но я уходил к ним от людей не только чтобы развеяться. Я пытался пробудить в них дремлющие силы, хотел вызвать к жизни ростки разума, теплящиеся в их мозге. И любая, даже самая мизерная удача радовала меня несказанно, вдохновляла на продолжение здесь моей многотрудной миссии.

Я рисовал в их мозге самые простые, самые доходчивые картины, подсказывая, как можно пользоваться им той или иной особенностью организма. Я убеждал их, что и у дельфинов есть много способностей, которые надо развивать… Но мне так и не удалось убедить их даже в простом, что я не вожак, а учитель.

Однажды во время одного из таких уроков, я почувствовал легкий толчок в бок. Даже не толчок, а будто легкое скользящее прикосновение. Я повернул голову, но никого рядом с собой не обнаружил. И снова почувствовал прикосновение к боку. Суис, моя самая прилежная ученица, научилась действию усилием мысли!.. Впрочем, конечно же, не мысли — для нее была передача образа. Я увидел в ее мозге такую картину: большой и почему-то весь белый дельфин важно плывет впереди стаи, а к его боку жмется маленькая серенькая самка. И она чувствует покровительство и силу, нежность и ничуть по обидную снисходительность белого дельфина.

В тот же день мне удалось установить контакт с очень влиятельным респондентом, который стоял наверху государственного аппарата острова, заведовал весьма важной отраслью — экономикой.

Но я спешил снова к Суис. И моя первая большая ошибка в миссионерской деятельности была в том, что я привязался к Суис. Сначала я был с ней по-отечески строг и требователен, но она восхищала меня своей сообразительностью, а когда я строжился на что-нибудь, она так умильно и непосредственно жеманничала, что я забывал об учительствовании и превращался в такого же шкода, как она. Игра нас как бы уравнивала.

Движения Суис были удивительно пластичными. Вообще тела дельфинов стройнее и подвижнее, чем наши. Эта разница, конечно, не в том, что мы развились до ожирения, просто я был неуклюж в непривычном тяготении Земли, которое было ощутимо выше нашего. А может, я был просто ослеплен… Мозг ребенка, но тело взрослой особи… Я любовался Суис.

Между тем я все лучше узнавал людей. Дельфины охраняли меня, когда я выходил на связь со своими респондентами, насильно кормили меня, если я чересчур увлекался контактом. Какими бы путаными ни были мысли людей, я все свободнее проникал к подспудному в их сознании. Я начал понимать проблемы, доискивался до источников бедствий в государстве. Источники бедствий не лежат в глубине, они очень ясны, просто люди очень противоречивые существа по своей природе. В плохом они могут видеть хорошее, а хорошего могут бояться. Такая странная у них логика мышления. Они слишком индивидуальны и каждый большей частью живет в себе, своим. Как правило, чем больше индивидуальностей, тем разительнее их интересы, тем противоречивее их общее поведение.

Итак, я начал действовать на основе полученных указаний: в каждом критическом для настоящего и будущего страны случае я вступал в контакт с мозгом руководителей государства и подсказывал верное решение. Не все, разумеется, принимали мои советы сразу, многие противились, и таким приходилось внушать.

Дела маленького государства стали поправляться.

Уже даже и без моего вмешательства люди свершали действительно разумные поступки. Верх одерживали справедливость и миролюбие.

Но однажды…

Я был целиком в контакте и держал на связи сразу две дюжины респондентов. На острове выбирали президента. Для меня, как, впрочем, и для счастливого будущего государства, это был очень ответственный момент. Я сожалел, что не могу вовлечь и удержать в контакте большее число людей, но я гнал эти мысли, чтобы они не отвлекали меня. Но тут дельфины, чем-то встревоженные, стали мне мешать. То один, то другой ощутимо и болезненно тыкались рылами мне в бок. Я не мог отвлечься, чтобы узнать в чем дело, и создал вокруг себя телекинетическое поле. Правда, для этого мне пришлось отказаться от контакта с пятью моими респондентами. Но поле спасло меня.

Первым взрывом меня отшвырнуло в сторону. Сразу потерялась связь. Я инстинктивно усилил поле. И второй взрыв уже не застал меня врасплох. Но поле было только у меня, а дельфины, пытавшиеся уберечь меня, теперь безвольными надутыми мешками плавали рядом. И вдруг я услышал в сразу помертвевшем звуками море всплеск, хлопок о поверхность и увидел быстро скользящий в глубину цилиндрический предмет. Опять же инстинкт заставил меня выбросить телекинетический заряд в сторону цилиндра. Предмет стремительно вылетел из воды, и через секунду в воду передалось сотрясение воздуха, но это был просто удар по воде, которая не дала ему всей силы. И еще один цилиндр стал погружаться в глубину.

Это уже был не выброс энергии, это был взрыв ее, который я пустил в днище корабля, сеющего смертоносные цилиндры. И удар по воде падающего судна оказался даже ощутимее воздушных взрывов.

Так я впервые убил.

Можно было бы призывать вас, уважаемые мои судьи, к милосердию, оправдывая свой поступок самозащитой. Но с моей стороны это было нападением. И я, признаться, с равнодушием наблюдал, как опускаются ко дну тела людей, некоторых из них можно было еще спасти. Но на дне лежала бездыханная Суис и многие из тех, кто, беззащитный, пытался охранить меня.

В тот день мне уже не было суждено выйти на связь с людьми на острове. Только на следующий я узнал, что там победила реакция.

Я не мстил людям. Просто я прекратил вмешиваться в их дела…

V

Суд пришел к выводу, что обвиняемый позволил своим личным чувствам одержать верх над общими интересами логиконтизма. Даль вызвал катастрофу. Ведь он не мог дать мудрость сразу всем на острове, мысли всех не перестроить. И возникла реакция, сразу же вступившая в борьбу с теми ростками добра, которые взрастил Даль. Но и добро мстит.

Так произошло крушение. Пусть теперь историки и другие ее толкователи прекратят бесплодные поиски причины, пусть они закроют этот вопрос, что заставляло руководителей маленького островного государства принимать каждый раз самые худшие, самые ужасные в своей жесткости и безумстве решения. Инопланетяне! Вот корень зла. Наши мудрые руководители совершенно невиновны. Они также явились жертвами, как и весь народ.

Перевод с греческого Л. Чудковой

Перекресток мнений

Сергей Павлов
Пора договориться о терминах

Что такое научная фантастика?..

Видимо, каждый, кто работает в жанре НФ, и многие из тех, кто просто интересуются жанром НФ, в общем-то знают ответ на этот вопрос. Но если требуется знать не “в общем”, а совершенно конкретно, для того, скажем, чтобы дать четкое определение?

Пробуем найти определение в Большой Советской Энциклопедии: “Научная фантастика — особый вид художественной фантастики, возникающей в эпоху становления современной науки (17–18 вв.) и окончательно формирующийся в 20 в.”. Другой автор (там же — в БСЭ) дает определение фантастике (просто фантастике, не научной): “Разновидность художественной литературы”.

Конечно, все мы хорошо ощущаем, что научная фантастика имеет свою специфику как литературный жанр и что специфика эта совсем не проста. Но сказать о специфике словами “разновидность” или “особый вид” — значит, ничего не сказать, поскольку общими словами определять нечто конкретное — занятие неблагодарное. В том же, семнадцатом, томе БСЭ дано еще одно определение научной фантастики: “Более адекватной представляется трактовка НФ, как нового художественного метода, органически сочетающего принципы научного и художественного мышления”. Уже чуточку лучше, но по-прежнему не точно. Чем “новый художественный метод” точнее “особого вида”? Да и что значит “новый”, если этот метод возник “в эпоху становления современной науки (17–18 вв.)”? Добрый старый романтизм и его художественные методы на двести лет “новее” (конец 18-го начало 19-го в.)! Разумеется, это если брать за начало начал жанра НФ “Город солнца” (Томмазо Кампанеллы), написанный первым в мире научным фантастом в 1602 году.

Четкое определение — инструмент поиска истины. Однако попробуйте с помощью сконструированных в БСЭ “инструментов” найти истинное различие между научной фантастикой, “просто” фантастикой, научно-художественной, да и, пожалуй, научно-популярной литературой. Ничего не получится: погрешности “инструментальные” выше этих различий — уловить особые приметы, свойственные тому или иному литературному направлению с научно-фантазийным нервным стволом, не удастся. А ведь свои, особые приметы у научной фантастики есть, и все это чувствуют. Но это, как мы видим, не мешает литературоведам расшифровывать ее особые приметы определениями “особый вид” и “новый метод”. Что ж, если остались сомнения, надо, наверное, посмотреть, как определяют жанр научной фантастики мастера жанра.

И вот тут-то выясняется поразительная вещь: мало кто из мастеров жанра НФ пытался дать четкое определение явлению, которое фокусирует в себе его писательский интерес, но практически все подробно высказались о значении научной фантастики. Формулировать труднее?

А. Днепров: “Научная фантастика — это есть не что иное, как непрерывное познание”. (Сказано хорошо, однако так же можно сказать о любых позитивных устремлениях человеческого естества). В. Сытин: “Научная фантастика — это возбудитель ума через мечту, через крылатое предположение”. (Тоже весьма хорошо, но ведь этой фразой можно определить не только жанр НФ, — достаточно заменить первую часть фразы словосочетанием, к примеру, “изобретательский потенциал” и станет ясно, что вторую часть опять же можно употреблять без изменений). А. Казанцев: “Научная фантастика подобна прожектору, светящему вперед на корабле прогресса”. (Красиво сказано, образно, просто всплеск эмоций!) Обратите внимание: в этих примерах нет слова “литература”. Того самого слова, которое всенепременнейше обязано присутствовать в определении любого литературного жанра. Нет — и все тут.

Поищем примеры, где есть.

В этом смысле категоричнее всех пожалуй, Стругацкие: “Фантастика — литература”. Поясняют: “Мы стремимся не столько отграничить фантастику от всей литературы, сколько, найдя ее специфические черты, слить с общим потоком прозы”. Высказывание интересное, наводит на размышления.

А вот зарубежный пример. Наиболее, по-видимому, известный в нашей стране американский фантаст с мировым именем Рэй Брэдбери тоже довольно категоричен: “Научная фантастика — самый важный жанр нашего времени! Она не часть “главного потока” — она и есть “главный поток” в литературе”.

Далее Брэдбери говорит о значении научной фантастики в глобальном масштабе: “Все достижения науки и техники, принесшие за последние пятьдесят лет пользу или вред человечеству, задолго до этого родились в голове писателя-фантаста… Сейчас, когда мы полностью собрали урожай технических новшеств, нам необходимо выработать какие-то нормы взаимоотношений человека и техники, чтобы не оказаться несостоятельными перед лицом будущего. Я должен прогнозировать на много лет вперед. Тем самым я помогу людям лучше понять свою планету”.

Мне как писателю-фантасту импонирует убежденность Брэдбери в том, что научная фантастика есть “главный поток” в современной литературе. Однако сейчас разговор о другом.

Еще один зарубежный пример. Фредерик Пол (США): “Я занимаюсь научной фантастикой, потому что нет другой литературы, которая в такой же степени имела бы дело с реальностью. Мы хотим помочь человечеству понять, какие перемены его ждут”.

Другими словами, научная фантастика — это литература, тесно связанная с теперешним положением дел в отношении перемен, которые завтра ждут человечество.

И в заключение — оригинальный ракурс Йозефа Несвадбы (ЧССР): “Фантастика понятна всем и всегда привлекательна. Это эсперанто литературы”.

Очевидно, Несвадба хотел сказать, что фантастика — это чем-то привлекательная и совершенно универсальная система литературных образов, понятных любому читателю на всех континентах планеты. Чем именно привлекательная, Несвадба не пояснил.

Итак, в приведенных выше четырех высказываниях мастеров жанра НФ слово “литература” присутствует и даже главенствует.

Внимательный человек давно, должно быть, заметил, что в сфере “эсперанто литературы” возникла любопытная ситуация: какой-то процент литераторов, критиков, публицистов, читателей склонен пользоваться термином “научная фантастика”, какой-то — просто “фантастика”, а остальные (таких большинство) охотно пользуются и тем и другим, не усматривая в этом никакой разницы, но совершенно четко понимая: речь здесь может идти только о жанре НФ и ни о чем больше.

Доказательства? Пожалуйста.

Вряд ли кому-нибудь придет в голову усомниться, что “Одиссея” Гомера, “Пиковая дама” Пушкина и “Мастер и Маргарита” Булгакова — фантастика. Никакая, естественно, не НФ, а “просто” фантастика в классическом, энциклопедическом, литературоведческом и профессионально-психологическом понимании этого слова. Категорический императив “Фантастика — литература” на этом фоне прозвучал бы забавно. Или, если угодно, экстравагантно. Еще экстравагантнее на этом фоне прозвучало бы заявление о специальном стремлении “слить фантастику с общим потоком прозы”, потому как — видит бог! — она в такого рода слиянии не нуждается, — и Библия, и “Нос” Гоголя, и “Котлован” Платонова давно слиты с “общим потоком прозы”, с “главным потоком литературы”.

Значит, не о “просто” фантастике идет речь. Речь совершенно определенно идет о жанре НФ. Хотя бы по этой причине нам, пишущим в жанре НФ, необходимо иметь в своем обиходе достаточно четкое определение жанра.

Многие считают, что попытки избавиться от прилагательного в термине “научная фантастика” продиктованы удобством сокращения. В какой-то степени верно — произносить слово “фантастика” проще, чем полное название жанра, ничего зазорного в этом нет. Но в последнее время буквально на каждом шагу приходится быть свидетелем любопытного явления, которое без особой натяжки можно назвать осмысленной кампанией по искоренению вышеозначенного прилагательного. Начало было положено лет двадцать назад, но сегодня эта компания проводится с усердием необычайным. Сегодня участнику любого семинара, совещания, форума по вопросам НФ откровенно пытаются навязать убеждение в том, что быть “просто” фантастом — весьма почетно, а научным — стыдно и чуть ли не позорно; хотя семинар, совещание, форум проводятся под вывеской “Научная фантастика”. И зачастую трудно понять: то ли вывеска не на месте, то ли кому-то необходимо во что бы то ни стало усидеть на двух стульях? Вопрос интересный, и грамотно ответить на него, по-видимому, смогут только те литературоведы и критики, которые в состоянии взглянуть поверх узаконенных временем стереотипов, четко сформулировать определение жанра НФ.

А как с этим вопросом обстоят дела в США — стране, где жанр НФ развивается наиболее интенсивно? А там, оказывается, это не вопрос. Там (в США и в других англоязычных странах) научная фантастика называется… “научной фантастикой”, и никаких покушений на прилагательное не происходит. Вот русская транскрипция англоязычных эквивалентов названия жанра НФ: “сайенсфикш”, “сайенс фэнтэзи”, “фэнтасайенс”. А “просто” фантастика там называется “фэнтэзи”, и этим названием характеризуется та литературная фантастика, которой ровным счетом нет никакого дела до научного аспекта достижений современной автору цивилизации. Серьезная разница!

Если учесть, что США, Канада, Великобритания представляют собой территориальные средоточия наиболее высокой компьютеризации общества, наиболее передовой технологии и наиболее наукоемких производств, то, может быть, нам стоило бы перенять особенности их отношений к жанру НФ и прекратить попытки вытравить из его названия очень существенное прилагательное? Кстати, период этих попыток удивительно точно совпал с периодом нашего удручающего отставания в области научных открытий, научной прогностики, научно-технических новых идей.

В одном из выпусков газеты “Книжное обозрение”, посвященном жанру НФ, опубликована статья писателя-фантаста Дмитрия Биленкина. Вот фрагмент публикации: “Сегодняшние школьники, как выясняется, к концу своей трудовой деятельности будут иметь дело с техникой и технологией, базирующейся в основном на еще не сделанных открытиях. Шутка ли!”

Биленкин совершенно прав: это далеко не шутка. Уже хрестоматийным примером стала фраза отца практической космонавтики Сергея Павловича Королева: “Заняться ракетной техникой меня побудило чтение научной фантастики”. Такое признание действительно шуткой не назовешь. Лет двадцать назад в нашей периодике хотя бы эпизодически появлялись подобные признания известных деятелей науки и техники. Где все это сегодня? Сегодня этого нет даже в газетных выпусках, целиком посвященных вопросам жанра НФ. Почему? Трудно ответить. То ли современное поколение деятелей науки и техники прекратило читать научную фантастику в свои школьные и студенческие годы, то ли в редакциях газет и журналов идет целенаправленная сепарация поступающих туда признаний, высказываний и пожеланий. Сепарация эта отнюдь не в пользу научной фантастики, но зато конечный продукт сепарации представляет собой весьма калорийное удобрение для той фантастики, которая без прилагательного. Причем, такого рода редакционное действо, конечно же, продиктовано трепетной “заботой” о состоянии потенциального уровня “человековедческих функций” жанра НФ.

На страницах газет и журналов бесконечно варьируется одна и та же тема: дескать, да, современный читатель обожает фантастику, но не ту, которая научная, а ту, которая “о сегодня”, о человеке в современном мире, о морально-этических проблемах, о вопросах нравственности. То есть, понимаете ли, — ту фантастику, которая не утомляет мозг новейшими концепциями науки, которая о человеке, о движении его души, которая за человека и против “синдрома Маугли” в электронных джунглях (и пусть этих джунглей у нас еще что-то не видно, но они, того и гляди, вырастут, если читатель будет читать научную, а не просто хорошую фантастику “человековедческого” направления).

Противники научной фантастики и не заметили, как успели уже довести эту тему до абсурда. Действительно, как прикажете относиться к жанру НФ согласно их “установкам”? Вот, скажем, “Алые паруса” Грина — это хорошее фантастическое произведение, а “Туманность Андромеды” Ефремова — не очень? Но ведь научно-фантастический роман “Туманность Андромеды” — это своеобразная энциклопедия будущего, взволновавшая умы читателей всего мира крылатостью новых представлений о грядущем, в том числе и в области морально-этических и нравственно-социальных проблем. Об “Алых парусах”, при всем уважении к творчеству Александра Степановича, такого ведь не скажешь; “человековедческая функция” этого “просто” фантастического произведения сведена к формуле: “ожидание чуда” (сиди у моря и жди погоды — и просидишь, быть может, годы). Надо ли множить примеры? Не надо, наверное, поскольку речь идет все-таки о сути жанра НФ, а не локальных его производных.

Зачинатель современного направления в жанре НФ Иван Антонович Ефремов скорее всего и представить себе не мог, что научную фантастику в конце столетия придется защищать от хитроумных умозаключений типа) “Ножницы содержат в себе два кольца, олимпийская эмблема — пять колец; следовательно, олимпийская эмблема ножницы, умноженные на два с половиной”. Абсурд? Ладно, рассмотрим другой хитроумный силлогизм! “Жанр НФ — это литература, а литература — это человековедение; следовательно, фантастика должна заниматься исключительно человеком, его внутренним миром, его морально-этическими особенностями”. Это ведь тоже абсурд, хотя и менее очевидный. Кому-то, вероятно, надо принизить роль новых идей, новых парадоксальных гипотез в серьезнейшем деле эволюционной модернизации современного мировидения.

Сейчас приходится сожалеть, что до сих пор не издан, еще даже и не подготовлен к изданию сборник полемических высказываний И. А. Ефремова о пути, значении, специфике и перспективах жанра НФ. Многое бы сразу прояснилось. Давно следовало бы собрать воедино публицистическое ефремовское наследие — и предисловия к книгам, и письма, и содержание записанных на магнитофонную пленку бесед, и редких, к сожалению, интервью. Конечно, с корифеем можно спорить, соглашаться или не соглашаться с его мнением, но отказать ему в здравомыслии нельзя.

Вот фрагмент беседы И. А. Ефремова с коллегой по перу касательно специфики и значения жанра НФ:

“Видите ли, надо прежде всего договориться о терминах. Научная (это прилагательное в последнее время стали забывать) фантастика призвана экстраполировать развитие знаний, техники, человеческого общества на неограниченное количество лет в грядущее. Призвана будить воображение молодежи, готовить ее к парадоксальным открытиям современной науки… Теперь же многие используют фантастику как литературный прием для построения сатирических произведений… Я не против юмора, но писатель прежде всего должен выдавать новую информацию. Если же он топчется на месте, варьирует без конца одну и ту же расхожую мысль, множит слова, а не идеи, стремится каким-нибудь вывертом ошарашить читателя — это не писатель”. (Ефремов, понятно, здесь имеет в виду писателя-фантаста).

Увы, осталось неизвестным, удалось ли коллегам в тот день договориться о терминах. Пробелы в теории жанра НФ придется восполнять нам с вами. Для того, чтобы четко ответить на вопрос: “Что такое научная фантастика?” — призовем на помощь логику всего этого разговора, интуицию, здравый смысл и сначала наметим основные логические посылки.

Во-первых: научная фантастика — это, безусловно, литература.

Во-вторых: НФ — это художественный экстраполятор знания, новых парадоксальных гипотез, новых идей, возбудитель воображения.

В-третьих: НФ — инструмент художественного анализа процессов формирования нового в человеке и в сфере социума.

Итак, рискну дать следующее определение жанра НФ:

“Научная фантастика — это литература новых представлений о грядущем, основанных на достижениях современной автору цивилизации”.

Основные, главенствующие достижения цивилизации оговаривать дополнительно нет смысла, поскольку они общеизвестны: возрастающий уровень интеллекта, общественная мораль, искусство, наука и техника, — вот пять китов, на которых стоит здание земной цивилизации.

Предложенное здесь определение жанра НФ ни в коем случае не претендует на полное совершенство (кто может, пусть придумает лучше). И, кроме того, оно не имеет никакого отношения ни к прогностике, с одной стороны, ни к “просто” фантастике, с другой. Прогностику и “просто” фантастику часто отождествляют — что абсолютно неправильно! — с научной фантастикой. Ведь прогноз и новые представления о грядущем разнятся между собой прежде всего своими истоками (хотя формально имеют как будто одну целевую задачу). Исток прогноза — наука, а исток новых представлений о грядущем — литературно-художественный образ. А вот “просто” фантастику (“фэнтэзи”), напротив, объединяет с научной фантастикой исток — литературно-художественный образ, но разъединяет целевая задача. Ведь для “просто” фантастики новые представления о грядущем совершенно не обязательны. А зачастую даже излишни, потому что ее целевая задача — новые представления о современности. Об этом предельно ясно сказал Даниил Гранин: “Повествование, построенное на фантастическом сюжете, на элементах фантастики, обладает огромной емкостью. Оно позволяет выразить сложности современной жизни по-новому, метафорично, неожиданно”.

Современной! В этом все дело. Новые представления о грядущем “просто” фантастику мало занимают, а посему (в отличие от научной фантастики) арсенал со выразительных средств находится гораздо дальше от арсеналов науки, чем это свойственно жанру НФ; что, впрочем, говорит только о расстоянии, но ни в коей мере — о размерах содержащегося там богатства. Баснословное богатство арсенала “просто” фантастики намного превосходит то, чем могут похвастать все другие литературные жанры вместе взятые, — достаточно вспомнить фантастические произведения Рабле, Свифта, Пушкина, Лермонтова, Грина… Один лишь роман Булгакова “Мастер и Маргарита” чего стоит! Видимо, не случайно этот род литературы имеет в своем активе завидное количество шедевров. Правда, и жанру научной фантастики здесь есть чем похвастать: романы Верна, Уэллса, Беляева, Лема, Ефремова, Азимова, Кларка!.. И, кстати, в последнее десятилетие жанр НФ обогатился научно-фантастическими романами высокого литературно-художественного уровня, созданными более молодыми писателями.

Хотя первые научные фантасты появились уже в семнадцатом веке, литературный жанр НФ обрел популярность лишь в девятнадцатом веке, и то — во второй половине. Именно в эти годы вспыхнула литературная звезда великого Жюля Верна. Великим делает писателя его талант, а популярность жанру обеспечивает спрос. И, как известно, спрос рождает предложение. Так или иначе, но рядом со звездой Верна стали вспыхивать разноцветные звездочки, а потом зажглась звезда первой величины — звезда Уэллса. В наши дни созвездие научной фантастики на небе земной литературы — одно из самых ярких. В связи с этим любопытно было бы задаться вопросом: а собственно, почему жанр НФ обрел спирально развивающуюся популярность лишь за последние сто с небольшим лет? Ведь и техника и наука достаточно прочно определялись еще в средневековых торгово-ремесленных и университетских городах. Даже античность была увенчана какими-то техническими и научными достижениями. В чем же дело, почему ни писатели средневековья, ни писатели древнего мира, несмотря на свой очень высокий профессиональный уровень, не создали ничего похожего на жанр научной фантастики? Да, конечно, религиозный дурман, мировоззренческий хаос, узость космогонических представлений, чрезвычайная хилость зачатков системного мышления, — все так. Но, с другой стороны, здание цивилизации и в те времена имело впечатляющие размеры: общественная мораль совершенствовалась, интеллект развивался, искусство рождало такие шедевры, которыми мы восхищаемся по сей день и которыми будут еще восхищаться наши потомки (а может быть — и представители инозвездных миров).

По какой же причине деятели искусства тех времен не заинтересовались новыми представлениями о грядущем?

Этот вопрос, безусловно, должен быть адресован искусствоведам и историографам, ибо он требует для своего разрешения специальной и очень серьезной аргументации. Однако не могу удержаться, чтобы не высказать здесь нечто вроде интуитивной догадки (возможно, “крамольной”, но кое-что, на мой взгляд, объясняющей). Сдается мне, что литературы новых представлений о грядущем (помните? Это — определение жанра научной фантастики) в античные времена и в средневековье не было потому, что у людей того времени не было грядущего как философской категории мировосприятия. В этом смысле у них было прошлое и настоящее, а вот грядущего как новой, отличной от настоящего, качественно иной будущности их потомков, по-видимому, не было, — мир был для них достаточно статичным, чтобы не иметь причин интересоваться возможными изменениями образа жизни общества в будущем. Они всерьез полагали (и не без основания), что их потомки будут жить точно так же, как сами они живут в настоящем, поэтому будущее не сулило им ничего особенно уж загадочного. Десятки поколений людей жили в одном и том же ритме жизни, пользовались одними и теми же орудиями труда, имели дело с одними и теми же религиозными догмами, опирались на одну и ту же мировоззренческую систему. Однажды заведенный, как часовой механизм, ритм бытового уклада нарушался тоже довольно однообразно: сменой правителей, актами милитаристского насилия, стихийными бедствиями, в эпоху городов — пандемиями. После этого все возвращалось на круги своя. Об этом свидетельствуют практически все литературные памятники античности и средневековья. В том числе — и классическая “фэнтэзи” средневековых арабов “1001 ночь”, с которой знакомы даже школьники. Героев “1001 ночи” грядущее нисколько не занимает, потому как ни интересы личности, ни интересы общества в целом не выходят за пределы раз и навсегда обозначенного мирового круга. Время шло, века сменяли друг друга, а изменения в текущей размеренной жизни были столь незначительны, что поколения людей сменялись чаще, чем менялось лицо привычного им мира.

Мне могут возразить: а как же быть с процветавшими во все века гадалками, предсказателями будущего, астрологами? Как быть с библейским Апокалипсисом, наконец?

А никак. Потому что к нашей проблеме это не имеет отношения. Гадалки и астрологи “предсказывали” не судьбы мира, а вариабельность биографии заказчика. Причем — в пределах вполне стандартных представлений о настоящем времени. С Апокалипсисом сложнее. Этот замечательный литературный памятник седой древности для религиозно настроенных людей до сей поры представляет определенную мировоззренческую ценность и даже играет роль своеобразного маяка в туманах Ойкумены: многие из них считают Апокалипсис заслуживающей доверия книгой предсказания будущих судеб человечества и населенного мира. Книгой, так сказать, суперфутурологического прогноза. На самом же деле знаменитые откровения Иоанна Богослова есть не что иное, как живописный литературный коллаж… запугиваний, угроз, проклятий, протестов. Да, вполне прагматических протестов угнетенных против поработителей, конкретно — жителей древней Иудеи против жестокого владычества Рима. Конечно, все это подается в форме сакрально-пророческого сюжета, в котором факт предсказания будущего, по сути дела, является фактом религиозно-мистической угрозы. То есть наличие грядущего в Апокалипсисе было необходимо его авторам постольку, поскольку им было необходимо высказать идею Великого Возмездия. Эту идею, само собой разумеется, следовало отнести подальше — в будущую жизнь — по той простой причине, что историческая обстановка, современная авторам откровений Иоанна Богослова, не оставляла жителям ближневосточных провинций Римской империи надежд на достаточно скорое избавление от векового гнета. Другими словами, религиозно-фантастические “предсказания судеб человечества и мира” появились на пергаментах Апокалипсиса не потому, что авторы ставили перед собой целью футурологические изыскания, отнюдь. Те из читателей, кому довелось ознакомиться с откровениями Иоанна Богослова, знают: основной акцент в этой уникальной по своим художественным достоинствам книге сделан на антагонизме праведного и греховного. Суровая непримиримость к порокам общества, крайнее недовольство состоянием общественных отношений и отсюда — мрачно-мстительный характер пророчеств, угроз. Ужо погодите, будет вам кара! Будет голод, мор, война, конец света, Страшный суд — вот что вам будет за все ваши несправедливости, за вашу неправедность!.. Правда, перед “концом света” обещано “тысячелетнее царство божье на земле” — для праведников, разумеется. Этакая тысячелетняя передышка перед Страшным судом. Идея Страшного суда — идея кладущего конец всему сущему на земле божественного акта — фактически лишает человечество будущего. На Страшном суде души людей подлежат окончательной сортировке: одни — в эмпирей для вечного блаженства, другие — в преисподнюю на вечные муки. Там и там — вечная статика, полная невозможность каких-либо перемен. Поэтому вряд ли Апокалипсис создан с целью зондажа грядущего пытливой мыслью. Скорее — с целью как следует припугнуть кого нужно. Понятно, это не одно и то же.

Литература новых представлений о грядущем, совершенно очевидно, могла возникнуть только в эпоху достаточно существенных изменений облика мира за время жизни одного лишь поколения людей. Естественно, мера достаточности такого рода изменений четко коррелируется с образовательно-культурным уровнем различных слоев населения. Даже в середине прошлого века она была чрезвычайно неодинакова для, скажем, полуграмотного российского крестьянина, с одной стороны, и, с другой — для писателя В. Ф. Одоевского, раньше Ж. Верна ощутившего потребность приступить к созданию научно-фантастического романа (этот роман под названием “4338-й год”, к сожалению, не был окончен). Высокообразованному, проницательному и хорошо информированному человеку было, бесспорно, легче уловить биение пульса нового времени (этим же, кстати, объясняется феномен еще более ранних, “дожюльверновских” научных фантастов — Т. Кампанеллы, И. Кеплера и др.). Но с каждым годом темп изменений привычного облика повседневности нарастал буквально по экспоненте: уже сын потревоженного нами для сравнения сельскохозяйственного персонажа располагал информацией о железной дороге, паровозах, локомобилях, дагерротипии, телеграфе, пароходах и, главное, — о машиностроительных заводах.

А внук? Внуку пришлось иметь дело с автомобилями, тракторами, аэропланами, кинематографом, беспроволочным телеграфом, а во время службы на флоте — со сложнейшими механизмами, электромашинами и механоавтоматикой броненосцев и подводных лодок. Техника в союзе с наукой обеспечила условия полной победы крупной машинной индустрии, попутно обострив социальные противоречия до детонации. Отполыхали войны и революции, и вот уже миллионоградусные термоядерные вспышки высветили длинный ряд глобальных неурядиц, взревели двигатели космических кораблей, ноосфера Вернадского содрогнулась от опережающих друг друга взрывов — демографического, экологического, информационного… Казалось, грядущее опережает сроки своего прихода, волны его вдруг обрели способность захлестывать настоящее. Для сравнения: в первой четверти прошлого века часовых дел мастерами были созданы первые в мире миниатюрные часы для ношения на руке (заказ жены Наполеона I Марии Луизы), а в последней четверти нашего века автоматическая межпланетная станция прислала нам из космических далей четкие фотографии Урана и его загадочных спутников! Со дня создания первых наручных часов до момента высадки людей на поверхность Луны прошло всего полтора столетия! За каких-нибудь три десятка лет человеческий разум создал себе в помощь разветвленную систему усилителей интеллекта — комплексы электронно-вычислительной техники, и сейчас ни у кого не осталось сомнений, что овладеть стремительно меняющимися ситуациями в современном мире будет способно только общество высокой компьютерной компетенции. Жанр НФ психологически готовит люден и к этому.

Выводы. Научно-технический прогресс, очень бурно преобразующий ноосферу планеты, всего за двести последних лет многотысячелетней истории цивилизации сместил рычаг глобальных усилий человечества в область весьма напряженных (продиктованных экономической и военной необходимостью) повседневных забот о быстром совершенствовании технологии и тем самым возбудил интерес к ожидаемым результатам. Другими словами, быстрота научно-технического прогресса породила понятие о грядущем через понятие о настоящем как о строительной площадке грядущего. В этой связи жанр научной фантастики — суть литературно-художественный источник новых представлений о грядущем. Ни один другой жанр художественной литературы новыми представлениями о грядущем специально не занимается (в том числе и “фэнтэзи”), поскольку их арена художнической деятельности — настоящее (в том числе и как строительная площадка грядущего).

В чем только ни обвиняли научную фантастику! И любопытно, что самые хлесткие, самые “уничтожительные” обвинения в ее адрес исходили… из дружественного, казалось бы, лагеря мастеров “фэнтэзи”. Наиболее модный из последних доводов обвинения: научная фантастика уделяет слишком много внимания научно-техническим перспективам цивилизации и слишком мало — человеку, его желаниям, нравственности, страстям, и тем самым, дескать, научная фантастика берет на себя задачи научно-популярной литературы или подменяет ее собой.

Ну что на это ответить… Вряд ли кто-нибудь из любителей фантастики, знакомясь с творчеством Ж. Верна, ощутит желание упрекнуть писателя в “обесчеловечивании” жанра НФ. Надо ли специально доказывать, что не дают повода к такого рода упрекам научно-фантастические романы Г. Уэллса “Человек-невидимка”, “Война миров”, “Машина времени”, “Остров доктора Моро”, “Война в воздухе”, “Пища богов”? А романы А. Беляева “Звезда КЭЦ”, “Человек-амфибия”, “Голова профессора Доуэля”? Может быть, слишком мало внимания уделено человеку, его нравственности, желаниям, страстям в научно-фантастических шедеврах И. Ефремова “Туманность Андромеды”, “Час Быка”, “Сердце Змеи”? Или в научно-фантастических романах Ст. Лема “Эдем”, “Солярис”, “Непобедимый”, “Возвращение со звезд”? А может быть, в “обесчеловечивании” своих научно-фантастических произведений преуспел А. Кларк (“Одиссея 2001-го года”, “Лунная пыль”, “Возвращение Рамы”, “Фонтаны рая”)? Или А. Азимов, которого называют “самым научно-фантастическим из научных фантастов Запада”, в своих романах “Стальные пещеры”, “Конец вечности” и в знаменитом цикле рассказов “Я, робот”?..

Абсурдность предъявленных жанру НФ обвинений в пренебрежительном отношении к человеку видна, как говорится, невооруженным глазом. Тем более странно, что миф про “обесчеловечивание” научной фантастики и про ее “научно-популяризаторское главенствующее направление” был подхвачен и стал настойчиво культивироваться некоторыми критиками по фантастике (преимущественно — молодыми, неопытными в вопросах жанра НФ). В результате некритического подхода к критическим (лучше сказать — псевдокритическим) своим работам некоторые из них демонстрируют крупным планом собственную профессиональную несостоятельность. Я уже не говорю о случаях (увы, не редких) преднамеренного искажения истинного состояния дел в сфере жанра НФ. (По причине удручающей постыдности такого рода “критических” опусов имен их авторов называть не стану — следите за прессой.)

Если не ошибаюсь, никто из так называемых “критиков по фантастике” (вот, кстати, еще один случай, когда очень мешает отсутствие специального термина) не проанализировал вопрос о набившей уже оскомину “научно-популяризаторской роли” жанра НФ. А ведь по этому вопросу было что сказать, коль скоро его время от времени эксгумируют. Можно было бы напомнить читателям, что действительно в определенный период молодости нашего государства научной фантастике в силу известной необходимости не возбранялось пользоваться элементами научного популяризаторства, рассказать, как аккуратно пользовались этим элементом опытные писатели-фантасты и как хватали через край неопытные или бесталанные. Можно было бы разъяснить, что современный писатель-фантаст, работающий в жанре научной фантастики, этим элементом не пользуется, и со знанием дела ответить на вопрос: “Почему?” А потому, что современный писатель пишет для современного читателя, информированность которого в сфере науки и техники зачастую выше, чем у пишущего научно-фантастическое произведение. Для читателя главное ведь в другом — в желании получить от писателя некую литературную модель новых представлений о грядущем. Конечно, чем выше интеллект создателя этой модели, тем интереснее модель. Но ведь это, как говорится, иной коленкор! Да, писатель, работающий в жанре НФ, в увлекательной форме касается многих проблем, которые встанут перед наукой и техникой будущего, перед личностью, перед обществом, — за это честь ему и хвала!

Полтора века набирает силу уникальный в истории мировой литературы процесс — возникновение и развитие популярнейшего сегодня жанра научной фантастики. И пока не видно, к счастью для читателей, никаких объективных причин, которые препятствовали бы его восхождению к литературному зениту третьего тысячелетия новой эры.

Юрий Макаров
Попытка контакта

Сначала я думал, что хорошо бы взять у Бушкова интервью.

— Почему вы стали фантастом? — собирался спросить я у него без околичностей. А он бы ответил:

— Я никогда не писал фантастики. Я пишу о людях, которых знаю, и о проблемах, которые волнуют. А то, что пользуюсь арсеналом средств, относящихся к фантастическому жанру, так это вроде правил игры, условий, о которых я сразу договариваюсь с читателем, мол, давайте определимся: это фантастика, и не удивляйтесь, если что не так, как в жизни.

Но с интервью у нас как-то не сложилось.

Вместо этого я взял книжку “Стоять в огне” — первый сборник рассказов и повестей Александра Бушкова, изданный в нашем Красноярском книжном издательстве, и стал читать, делая поправку на “правила игры”, потому что без этой поправки, как подсказывает читательский опыт, большинство произведений, относящихся к жанру фантастики, читать невозможно. Есть, конечно, счастливые исключения, но они так же редки, как выигрыши в спортлото.

С фантастикой, как таковой, дело вообще обстоит сложно. Даже один из самых признанных современных мэтров этого жанра Арк. Стругацкий как-то написал: “Мне самому не раз приходилось слышать, что фантастика — литература, точнее — недолитература, которую жулье пишет для слабоумных на тему “ты лети, моя ракета!”. Но это, разумеется, крайняя точка зрения. На противоположном полюсе по отношению к ней находятся стройные ряды любителей фантастики, как губка, вбирающие все, на чем стоит соответствующая наклейка, создающие повсеместно фант-клубы и прочие объединения по интересам (Александр Бушков, к слову сказать, был одним из организаторов клуба любителей фантастики в Хакасии). Можно с уверенностью утверждать, что любая книга, относящаяся к фантастическому жанру, заведомо обречена числиться в дефиците, и даже изданная в мягком переплете и весьма скромным объемом представляет определенную ценность при книгообмене, поскольку всегда найдутся ценители, готовые пожертвовать за нее серьезный фолиант.

Собственно, можно предугадать судьбу книги Александра Бушкова и порадоваться за молодого автора и за всех, кто любит фантастику. И забыть о тех, кто всю фантастику оптом относит к недолитературе. Но от этой занозы в сознании невероятно трудно избавиться. Два мнения, два полюса, а истина, как всегда, посередине.

Фантастика — несбывшиеся сны. Есть такое старое народное суеверие: если приснится недобрый сон, надо утром обязательно вспомнить его и рассказать кому-нибудь, иначе — сбудется. И пожалеешь потом: знал ведь заранее, видел же во сне!.. На сегодняшний день фантастика в значительной степени является — или должна являться — предостережением человечеству. Как знаменитый камень у трех дорог: направо пойдешь — коня потеряешь, налево пойдешь — голову сложишь. Если бы действительно мы могли знать заранее все тупиковые пути в лабиринте будущего! Но знать, конечно же, невозможно, остается только догадываться. И пытаться увязать сегодняшний день с завтрашним. И со вчерашним, потому что без прошлого нет будущего.

В свое время у фантастики была и другая, более завидная роль: она предсказывала научные открытия. На ее счету значатся блестящие предвидения, например, что может подняться в воздух летательный аппарат, который тяжелее воздуха, даже с человеком на борту. Но на сегодня это направление себя практически исчерпало, большинство изобретений перекочевало из области фантастики в сферу науки и техники, разве что “машина времени” пока находится в безраздельном пользовании фантастов да бластер обрел условную форму детской игрушки. Тем не менее наука слишком далеко ушла вперед, чтобы “человек со стороны” мог подавать ей идеи. Впрочем, вовсе не исключено, что завтра опять возникнет необходимость как раз в экстраординарных технических фантазиях, и тогда зачахшее было направление в литературе окажется доминирующим. Пока же большинство фантастов в меру своих возможностей возделывают поднятую уже целину таких направлений-тем, как параллельные миры, моделирование будущего, исполнение желаний, та же машина времени. И, конечно, тему, которую коротко можно обозначить одним словом: контакт. Контакт с инопланетянами, с роботами, с мутантами, с миром растений и животных, с миром неведомого. Контакт с братьями по разуму и с соседями по планете; контакт друг с другом, хотя эта тема не может быть отнесена к фантастическому жанру целиком и стоит отдельного разговора. Вариаций на тему имеется уже бесчисленное множество, но их хватит еще не на одно поколение писателей, потому что сколько голов — столько умов, сколько умов — столько точек зрения.

Каждая из упомянутых тем так многомерна и неоднозначна, что кажется неисчерпаемой. И вовсе не обязательно изобретать велосипед, чтобы мастерски на нем ездить. Александр Бушков в своей книге вовсе и не стремится изобрести этот самый пресловутый велосипед. Он вполне обходится существующими направлениями. Наиболее неожиданная посылка заложена им в сюжет рассказа “А она бежала” — про дорогу, которой надоело возить на себе танки, бронетранспортеры и прочую военную технику. Но и у этого рассказа есть “родственники”: по природе своей он близок сказкам Джанни Родари. К разряду сказочных можно отнести и рассказ “Все могут короли”, где обыгрывается утверждение Льюиса Кэррола, что со Временем нужно обращаться очень осторожно. Пишу это не в укор автору: сюжетов в художественной литературе, как известно, существует не так уж много, одни и те же мотивы перепеваются в десятках произведений, и каждый вправе сделать попытку “взять высоту”.

До Гёте легенда о докторе Фаусте разрабатывалась бесчисленное множество раз, но мы знаем одного Фауста. До Шекспира принц датский жил четыреста лет — и еще столько же существует в единственной ипостаси шекспировского Гамлета, все прочие стали достоянием истории литературы, а не литературы. Словом, не сюжетом единым книга жива. Хотя без сюжета ей тоже не обойтись, как правило.

В чем же заключается сюжет самой удачной, на мой взгляд, повести Александра Бушкова из трех, вошедших в книгу: повести, ключом к которой становится уже само название: “И ловили там зверей”? Вкратце суть ее такова: в космосе начинают пропадать люди, одни — вместе со звездолетами, другие — поштучно, так что ясно — кто-то вылавливает их прямо из звездолетов, как кондуктор “зайцев” из трамвая. Исчезают они, разумеется, в соответствующей “черной дыре”, и, чтобы пропавших спасти, в соответствующее место направляется специалист-спасатель, до отказа начиненный оружием. Супермен этот, в свою очередь, тоже проваливается, не куда-либо, а в желаемую дыру, и обнаруживает, что люди не исчезли, а были захвачены с неизвестной целью таинственной негуманоидной цивилизацией.

Я высказался, что эта повесть мне кажется наиболее интересной, и слов своих назад не беру: Бушков умело держит читательское внимание, интрига построена динамично, язык не только емок и информативен, но и радует блестками, игрой со словом. Читается повесть так же стремительно, как стремительны действия ее героя Меншикова из особого отдела Астрофлота “Динго”. Но, прочитав, если дашь себе труд задуматься над прочитанным, начинаешь спорить с сюжетом и с его автором.

Между тем, повествование Бушкова целиком лежит в русле жанра. То есть споришь не столько с автором или с сюжетом, сколько с жанром. А жанр повести, строго говоря, можно было бы отнести к так называемой “мыльной опере”, если бы, по счастью, Бушков не сделал шага — отступления в сторону. Но об отступлении потом, сначала — об “опере”.

Полагаю, что само понятие “опера” принято из-за простоты посыла, более всего тяготеющей к стилистике оперного либретто. Использование фантастических историй для рекламы мыла, кремов и прочего ширпотреба поначалу было вполне безобидным. И то, что простоватые эти истории легко переселились и прижились в нашей отечественной литературе, тоже особого протеста на вызывает. Хотя кое в чем прижившиеся на отечественной почве космические супермены будят во мне лично недобрые чувства. Слишком много их стало на страницах современной фантастики: с хорошей реакцией, крепкими мышцами, но слабыми нервами и моралью пневматического молотка. Сейчас, в нашем двадцатом веке, человеку с таким набором свойств права на управление моторной лодкой не выдадут — сам пропадет и других утопит. А в далеком будущем почему-то предполагается, что именно такие герои поведут космолеты по звездным просторам. И будут принимать решения, от последствий которых мир может измениться в ту или иную сторону, С шумом и пальбой, обзывая противников “зловредами”, промчались пиратские звездные каравеллы сквозь роман Снегова “Вторжение в Персей”, изумляя тем, как большинство персонажей умеет убивать противника и как бескорыстно любит это занятие. Хотя, казалось бы, зачем человечеству так уж понадобилось вторгаться в Персей? Чего оно там потеряло? Еще страшнее патологические убийцы у Стругацких, с помощью жутковатой цепи насилия влачащие население различных планет по пути прогресса и именуемые прогрессорами.

Павел Меншиков из повести Бушкова вообще-то тоже из породы прогрессоров, во всяком случае, приходится им космическим родственником. Тут сразу же настораживает уже то, что спасатели почему-то выбрали своей эмблемой зверя-убийцу динго. Да и в повседневных буднях супермены от отряда “Динго”, не сомневаясь, руководствуются этикой этого австралийского хищника: член стаи — свой, остальные — чужие, с которыми следует поступать соответственно. А динго не нужно учить, как поступать с чужими, у них это в крови, на уровне инстинкта. В результате Павел Меншиков, посланный разобраться с тем, что происходит в “черной дыре”, немедленно начинает стрелять и достигает в том успеха, уничтожив негуманоидов подчистую. А попутно сметает с лица земли — или какой уж там неведомой планеты? — ихний, негуманоидный город, просто так, не в порядке мести даже, а скорей в качестве предупреждения: дескать, знайте наших!

А что еще должен был сделать динго? Посылать таких на задание — все равно что посылать снаряд разрывной из пушки. Задачу свою они выполняют, не думая. Сразу. Моментально. Прежде чем направлять динго на задание, его задачу должен был обдумать кто-то другой, тот, кто решает, кого следует посылать в космос в данной ситуации: ученого, дипломата или убийцу, наводящую приставку к бластеру. И на совести того, другого, кто посылает, уничтоженный Меншиковым инопланетный город и несостоявшийся контакт. Потому что, как выясняется, со стороны негуманоидов просто-напросто имела место попытка контакта. Неуклюжая попытка, по нашим, человеческим меркам, но уж так они, негуманоиды, по-своему придумали.

А человечество, значит, по-своему отреагировало…

Иногда кажется, что фантасты, населяющие далекий и бескрайний космос худшими образцами дворовой шпаны, где-то этой шпане подыгрывают. Дескать, пройдет еще тысяча лет — и не ты, так такой же, как ты, устремится в беспредельность, и в руках у него будет бластер-это нечто вроде шпалера, только помощнее, и только встреться на пути кто другой, непохожий или непонятный, как его сразу — раз! И звон литавров.

Только не будет такого будущего. “Звездные войны” — нонсенс. Никто не потащит за собой сквозь парсеки орудия убийства хотя бы потому, что это экономически нецелесообразно. К тому же, человечество уже знает об этом тупиковом пути — тупике насилия.

И знает, к слову сказать, не в последнюю очередь благодаря фантастам.

В чем, собственно, и состоит достоинство этой повести Бушкова: после залихватских вывертов сюжета, порой не укладывающегося в рамки какой-либо иной логики, кроме логики “мыльных опер”, после более или менее удачно скомпонованного набора инопланетных приключений, после одержанной победы и возвращения на Землю его герой вдруг начинает думать. Занятие это для динго противоестественное, и думает за Меншикова, разумеется, сам автор, но это как раз и не столь важно. Важно, что в повести звучит открытым текстом предостережение для нас с вами, сегодняшних, вступивших в космическую эру: “мы идем от звезды к звезде, мы покончили с прошлым, но до чего же глубоко засело в нас это чувство, пестовавшееся тысячелетиями, идущее прямиком от пещер и каменных топоров, обязательно, непременно ждать подвоха от чужого, приписывать чужому свои гаденькие мысли. Ищем всюду зеркала, особенно там, где их нет. И ничего удивительного, если в результате таких вот поисков ты вдруг окажешься перед самим беспощадным зеркалом — твоей совестью. И зеркало это черным-черно…”

Можно сказать, что задача фантастической литературы сейчас — подготовить моральный нравственный фундамент будущего. И Бушков, в общем-то, осознает эту задачу, хотя нравственно-этические нормы людей, населяющих повесть “И ловили там зверей”, отнюдь не кажутся мне идеальными, я даже не уверен, что мне вообще симпатичны люди из отряда “Динго”. Как не уверен, что принимаю условия игры, предложенные повестью “Варяги без приглашения”, где дело обходится без негуманоидов, без “черных дыр” и космических приключений, зато в полную силу звучит тема контакта. И контакт этот выглядит столь наивно, что в пору вновь обращаться к сказочной установке.

В повести “И ловили там зверей” герой возвращается в опасное место в сентиментальном порыве, чтобы спасти фирменную, точнее, форменную пуговицу, оставшуюся от погибшего, как он считает, товарища. Пуговица в данном случае — символ, но она же — реальная деталь вещного мира. В “Варягах без приглашения” этот мир вещей буквально обрушивается не только на героя повести, но и на читателя: на этот раз инопланетяне решили осуществлять контакт, не выхватывая космолетчиков по пути следования, а явившись непосредственно на землю с обильными дарами. И снова контакта не происходит. Из-за чего? Скорее всего из-за космических интриг, хотя герой повести, инженер Борис Песков, вместе с автором настаивают, что виной всему соображения высшего порядка. Пришельцы предлагают изобилие и уничтожение ядерного оружия, а Песков с Бушковым и некий, тоже инопланетный, Иванов убеждены, что “всему свое время”, “и то изобилие, что жалуют нам со своего плеча пришельцы сейчас, в середине восьмидесятых годов двадцатого века, не нужно. Рано. Преждевременно”. Целиком поддерживая суть вывода Бушкова, равно как легший в ее основу афоризм о данайцах, дары приносящих, доказательных и логичных аргументов я в этой повести все же не нашел. Бушков здесь не изображает, а провозглашает. И изображается под его пером совсем иная картина: подробно, с чувством и толком выписанные живописные детали интерьера квартиры героя и приметы его нового бытия с личной “Волгой”, посещением престижных ресторанов, сигаретами “Кэмел”, массивным золотым перстнем на пальце и женой в бриллиантах. И неважно, что герой с наслаждением давит горящую сигарету на полированной крышке стола, — этот жест вовсе не противоречит образу, а пожалуй, даже — идее-мечте. Бог с ними, с инопланетянами, люди и сами красиво жить умеют. И красиво жить не запретишь.

Полагаю, что сам Бушков отнюдь не стремился к подобному эффекту. Литература время от времени преподносит сюрпризы людям пишущим: Они теряют власть над своими героями. Литература вольно или невольно всегда выражает характер общества в целом, его беды и болезни, его сиюминутные проблемы и проблемы глобальные, уходящие корнями в прошлое и касающиеся будущего.

Наверное, человечеству и впрямь пора готовиться к контакту с неведомым, в каком бы облике оно ни предстало: остроухими или, быть может, в форме разумного запаха, как в рассказе “Здесь все иначе, иначе, иначе…”. Готовиться — в смысле: познавать себя. Потому что сейчас нас меньше всего интересует, что появится в мире завтра, какие самолеты, космолеты, будильники. Нас интересует, каким человечество вступит в завтрашний день.

Каждая книга — тоже своего рода попытка контакта, контакта автора, выразившего свои мысли и чувства, с читателем, принявшим или не принявшим ее. Книга Александра Бушкова увидела свет. Состоялся ли контакт? Об этом надо спросить у читателей. А своего читателя первая книга Бушкова, безусловно, найдет.

Анатолий Балабуев, Ираклий Вахтангишвили
Навстречу гибели… или навстречу жизни?

(Критический отзыв на научно-фантастическую повесть “Шагни навстречу” молодого волгоградского фантаста Сергея Синякина)

Хотим сразу же поделиться с вами, дорогие читатели, одним забавным наблюдением. Оно как из области чисто “литературной”, так и из банальной жизненной практики. Пусть это не прозвучит ни претензией на парадокс, ни тем более потугой на скучную назидательность. Итак, это неправда, будто молодость — источник оптимизма и только оптимизма. Напротив, ее удел (в большей мере) — излишнее драматизирование.

Впрочем — читатель уже, по-видимому, это почувствовал, — сказанное вместо предисловия — скорее шутка. Вся беда, надо полагать, в том, что нам слишком часто попадались на глаза научно-фантастические произведения начинающих авторов, в которых Ее Величество Смерть с первой и до последней страницы, усердно размахивая косой, собирала богатый урожай человеческих жертв, нисколько не заботясь при этом ни о читательских, ни об авторских симпатиях и антипатиях.

Оговоримся сразу: мы никоим образом не спешим приклеить ярлык только что описанного “бездумного уничтожительства” к остросюжетной повести молодого волгоградского автора-фантаста Сергея Синякина “Шагни навстречу”. И не потому, что в ней мало убивают. Нет, сквозная, “лейтмотивная” тема смерти подчинена здесь более чем актуальной проблеме ядерной, военной угрозы, проблеме человеческих отношений, вплоть до глобальных масштабов. Две самостоятельные, практически не пересекающиеся сюжетные линии рельефно выделяют фабулу произведения, его основную идею. Благородная цель всеобщего разоружения и возможные трудности на пути к ее реализации (как технические, так и политические) — вот тот стержень, на который нанизаны все события повести. Преодоление этих препятствий, по мысли автора, может быть сопряжено с огромными человеческими жертвами и лишениями, описанными в повести с беспощадным натурализмом, который тем не менее, не перечеркивает общего оптимистического замысла автора, идеи победы разума над силами разрушения, И все же… Все же хотелось бы отметить с легким сожалением привкус этакой фатальной неизбежности трагического летального исхода для каждой конкретной ситуации. Мы не претендуем на категорическую правоту в этом вопросе, но все же нам кажется, что отмеченная фатальная обреченность ведет к схематизации, а значит — к девальвации всей сюжетной конструкции произведения. Или же, выражаясь проще: появился персонаж — значит скорее всего погибнет!

Справедливости ради будет отмечено, что такой фантастический прием, как компьютерный бунт, когда взбесившаяся электроника начинает фанатично уничтожать все вокруг себя, — в литературе далеко не новинка. Однако тот факт, что к этой теме систематически обращается большое число авторов, в том числе и именитых, говорит о ее безусловной актуальности. Да, люди побаиваются компьютерного разума, его возможного “своеволия”. И пусть Сергей Синякин здесь не оригинален, но его описание борьбы героев с ЭЛСПРО достаточно красочно и эмоционально, хотя в нем и присутствуют отдельные сомнительные технические детали вроде захватов падающих на спины людей…

Более убедительны в повести, на наш взгляд, главы, посвященные гражданской войне в Исламии, имеющие под собой вполне реальные исторические аналоги на сегодняшнем Ближнем Востоке. Подкупает авторская решительность в высказываниях типа: “Всадники ислама любят серп и молот так же, как звездно-полосатый флаг”. Правда, временами автор чересчур решителен, например, он заявляет: “Жестокость всегда была характерна для народов Азии”. Так и хочется продолжить: “…Африки и Латинской Америки, а также Америки Северной, Европы, Австралии и даже Антарктиды”. Уверяем вас, поедать ложками мозг живой обезьяны не многим более антигуманно, чем вырывать сердце у живого человека или сжигать его на костре! И все же, думается, именно смелые высказывания автора выгодно высвечивают его творческое лицо, формируя его индивидуальный авторский почерк. Зловещий образ диктатора-кровопийцы Уль-Раба, описание предсмертной дружбы двух дипломатов, советского и американского, трагическая сцена, когда они находят сожженные трупы своих сыновей, — все это, в определенном смысле, авторские находки, авторские удачи. А вот конфликт между Голиковым и Райтом, пожалуй, несколько шаблонен и потому не столь убедителен. С другой стороны, автором довольно точно подмечены некоторые характерные черты чисто американского юмора и элементы “американского образа жизни”. Более того, увлекаясь, автор моментами начинает смотреть на происходящее в повести как бы глазами американца! Обратите внимание, как часто повторяется в авторском тексте определение “русский” в отношении и Лебедева, и Голикова. Согласитесь, так скорее должен был бы выражаться американский автор.

И еще о стилистике. К примеру: “Под глазами четко обозначились темные круги подглазников”. “Он тронул раскалывающуюся от головной боли голову…” Эти огрехи тем более досадны, что в целом язык повести выразителен, колоритен и хорошо передает темп развития сюжета.

Вот вкратце наше, членов тбилисского клуба любителей фантастики “Гелиос”, мнение (в чем-то, возможно, противоречивое, но, безусловно, искреннее!) по поводу повести Сергея Синякина, которую, несмотря на отдельные недостатки, мы прочли с интересом.

Надеемся, что наша критика будет воспринята автором доброжелательно и не остается незамеченной для писателей начинающих, только пробующих свое перо в фантастике.

Андрей Дмитрук
Вечно новая фантастика

“…На какую-то долю секунды мне почудилось, что я смотрю на дорогу глазами летчика, ведущего к нам эту стрекочущую смерть. На шоссе, беспомощно прислонившись к бровке, неподвижно стояла безоружная машина. Ее длинное тело отчетливо виднелось в перекрестии прицела. Совершенно точно я знал: через пять минут этот человек нас убьет. И тогда что-то сломалось во мне, я распахнул дверцу, вытянул навстречу приближавшемуся вертолету руку с излучателем и нажал кнопку…”

“В разных местах планеты — в Гренландии и на Аляске, в Париже и в Москве, Владивостоке и Зеленом городке — повсюду удалось уловить сигналы неизвестного происхождения. Правда, были они чрезвычайно слабы — на грани чувствительности аппаратуры… Удалось установить, что источник слабых и размытых сигналов перемещается вокруг Земли со значительной скоростью, все время меняя плоскость вращения”.

“Лавина несла его в узкий проран между обледенелыми скалами. Это было не страшно. Он бежал в бурном снежном потоке навстречу ветру и громко смеялся. И гордо кричал, перекрывая гул грозной стихии: “Старт! Старт, дикая кошка, старт!” — и знал, что непременно поднимется в воздух, и видел, как падают в пропасть обломки утесов, и ступни быстро бегущих ног его были больше этих обломков. Ветер подставил ему свою упругую грудь — он взлетел и, смеясь, распростер напряженные под напором воздушного потока руки над клубящимся снежной пылью ущельем, и белые вершины Гималаев постепенно становились ниже траектории его полета, а над вершинами расцветала исполинская снежная роза”..

Три автора — очень разных. Три повести — совершенно непохожих друг на друга. Три разноликих сюжета. Что их объединяет?

Во-первых, принадлежность к фантастике — возможно, и не слишком научной, но такой увлекательной, рисующей красочные, невероятные миры.

Во-вторых… Впрочем, об этом позже. Сначала о самих произведениях.

Евгений Гуляковский, “Шорох прибоя”. Повесть, выдержанная в жанре фантастического детектива, и надо сказать — умело выдержанная: не хочется отрываться, пока не дочитана последняя страница. Под напряженной интригой, как под яркой рекламной упаковкой — серьезная и тревожная мысль. Вызванная из морских глубин безответственными разрушителями природы, наступает на сушу некая грозная, загадочная, возможно, и разумная, но смертельно опасная для людей жизнь. Она не агрессивна. Это — ответ океана, изнемогающего от ядовитых стоков, мусора, радиоактивных отходов…

Владимир Михановский, “Элы”. Добрая, старая, в хорошем смысле — традиционная фантастика, легко и уверенно переносящая читателя из повседневности в страну чудес. Тема Контакта, привычная и бессмертная, как, скажем, тема любовного треугольника. Еще один вариант встречи человека с внеземным разумом; встречи, которая заставляет по-новому взглянуть на Вселенную, на самих себя, переосмыслить привычные стереотипы.

Сергей Павлов, “Мягкие зеркала”. Вторая, завершающая часть знаменитого романа “Лунная радуга”, одного из своеобразнейших произведений советской фантастики последних десятилетий. Многим она знакома — но я почему-то уверен, что далеко не у всех любителей фантастики эта книга стоит на полке. Теперь положение можно легко исправить. Тираж позволяет. Кто хочет узнать разгадку жгучих тайн “черного следа”, призраков погибших космонавтов, нечеловеческого преображения уцелевших участников экспедиции на Оберон — тот, несомненно, приобретет “Мягкие зеркала”. Именно приобретет, а не возьмет на время у друга, поскольку роман хочется перечитывать снова и снова.

“Шорох прибоя”, “Элы” и “Мягкие зеркала” объединены не только своей принадлежностью к одному виду литературы. У них — общая обложка. Хочется верить, что широко популярное издание сделает подобные выпуски традицией.

Александр Каширин
Сегодня и ежегодно

В течение 25 лет выходит в издательстве “Молодая гвардия” ежегодник “ФАНТАСТИКА”. Вышло 27 книг общим тиражом около 3,5 миллиона экземпляров, объединивших на своих страницах более 200 авторов, как уже успевших завоевать популярность, так и ранее неизвестных, молодых фантастов.

Настоящая библиография — попытка систематизировать и свести воедино всю информацию, касающуюся сборников. Несколько слов о структуре библиографии. Она условно разделена на две части. В первой — приведены описания всех вышедших сборников с учетом требований ГОСТа. Это позволит любителям фантастики получить достаточно информации об издании, даже не имея книги на руках. Во второй — перечислены все произведения с указанием порядкового номера сборника, где они публиковались.

1. ФАНТАСТИКА, 1962 год: Сборник/Сост. Андреев К. К.; Худож. Носков В. — М.: Мол. гвардия, 1962. — 480 с. — 115 000 экз.

2. ФАНТАСТИКА, 1963 год: Сборник/Сост. Андреев К. К.; Худож. Нагаев В. — М.: Мол. гвардия, 1963. — 368 с. — 75 000 экз.

3. ФАНТАСТИКА, 1964 год: Сборник/Сост. Смирнов Г.; Худож. Авотин Р. — М.: Мол. гвардия, 1964. — 368 с. — 115 000 экз.

4. ФАНТАСТИКА, 1965: вып. 1. Сборник/Худож. Снегур И. — М.: Мол. гвардия, 1965. — 288 с. — 165 000 экз.

5. ФАНТАСТИКА, 1965: вып. 2. Сборник/Сост. Стругацкий А. Н.; Худож. Снегур И. — М.: Мол. гвардия, 1965. — 360 с. — 165 000 экз.

6. ФАНТАСТИКА, 1965: вып. 3. Сборник/Сост. Ревич В. А.; Худож. Снегур И. — М.: Мол. гвардия, 1965. — 224 с. — 165 000 экз.

7. ФАНТАСТИКА, 1966: вып. 1. Сборник/Сост. Парнов Е. И.; Худож. Огурцов И. — М.: Мол. гвардия, 1966. — 416 с. — 65 000 экз.

8. ФАНТАСТИКА, 1966: вып. 2. Сборник/Сост. Беркова Н. М.; Худож. Огурцов И. — М.: Мол гвардия, 1966. — 240 с. — 65 000 экз.

9. ФАНТАСТИКА, 1966: вып. 3. Сборник/Сост. Ревич В. А.; Худож. Огурцов И. — М.: Мол. гвардия, 1967. — 384 с. — 65 000 экз.

10. ФАНТАСТИКА, 1967: Сборник/Сост. Подольный Р.; Худож. Гангалюка А. — М.: Мол. гвардия, 1968. — 416 с. — 100 000 экз.

11. ФАНТАСТИКА, 1968: Сборник/Сост. Биленкин Д. А.; Худож. Гангалюка А. — М.: Мол. гвардия, 1969. — 352 с. — 100 000 экз.

12. ФАНТАСТИКА, 1969–70: Сборник/Сост. Подольный Р.; Худож, Блох А. — М.: Мол. гвардия, 1970. — 320 с. — 100 000 экз.

13. ФАНТАСТИКА, 1971: Сборник/Худож. Блох А. — М.: Мол. гвардия, 1971. — 384 с. — 100 000 экз.

14. ФАНТАСТИКА-72: Сборник/Сост. Брандис Е.: Худож. Блох А. — М.: Мол. гвардия, 1972. — 352 с. — 200 000 экз.

15. ФАНТАСТИКА, 73–74: Сборник/Сост. Бугров В. — М.: Мол. гвардия, 1975. — 352 с. — 200 000 экз.

16. ФАНТАСТИКА, 75–76: Сборник/Сост. Григорьев В.; Худож. Лососинов И. — М.: Мол. гвардия, 1976. — 384 с. — 100 000 экз.

17. ФАНТАСТИКА-77: Сборник/Сост. Щербаков В.; Худож. Жутовский Б. — М.: Мол. гвардия, 1977. — 384 с. — 200 000 экз.

18. ФАНТАСТИКА-78: Сборник/Сост. Шашурин Д., Осипов А.; Худож. Авотин Р. — М.: Мол. гвардия, 1978. — 336 с. — 200 000 экз.

19. ФАНТАСТИКА-79: Сборник/Сост. Козлов А., Осипов А.; Худож. Авотин Р. — М.: Мол. гвардия, 1979. — 406 с. — 150 000 экз.

20. ФАНТАСТИКА-80: Сборник/Сост. Кузнецов А., Шкирятов В.; Худож. Авотин Р.-М. Мол. гвардия, 1981. — 367 с. — 150 000 экз.

21. ФАНТАСТИКА-81: Сборник/Сост. Кузнецов А., Медведев Ю.; Худож. Авотин Р. — М.: Мол. гвардия, 1981. — 352 с. — 200 000 экз.

22. ФАНТАСТИКА-82: Сб. научно-фантаст. повестей, рассказов и статей/Сост. Черных И.; Худож. Авотин Р. — М.: Мол. гвардия, 1982. — 384 с. — 150 000 экз.

23. ФАНТАСТИКА-83: Сборник/Сост. Ахметов С.; Худож. Авотин Р. — М.: Мол. гвардия, 1983. — 351 с. — 200 000 экз.

24. ФАНТАСТИКА-84: Сб. научно-фантаст. повестей, рассказов и очерков/Сост. Ахметов С.; Худож. Авотин Р. — М.: Мол. гвардия, 1984. — 350 с. — 200 000 экз.

25. ФАНТАСТИКА-85: Сборник/Сост. Черных И.; Худож. Авотин Р. — М.: Мол. гвардия, 1985. — 384 с. — 200 000 экз.

26. ФАНТАСТИКА-86: Сб. научно-фантаст. повестей, рассказов и очерков/Сост. Черных И.; Худож. Авотин Р. — М.: Мол. гвардия, 1986. — 352 с. — 200 000 экз.

27. ФАНТАСТИКА-87: Сб. научно-фантаст. повестей, рассказов и очерков/Сост. Рыбин В.; Худож. Авотин Р. — М.: Мол. гвардия, 1987. — 398 с. — 155 000 экз.

Адаменко Виктор, Кириллов Юрий

Внедрение (рассказ) 25

На всякий случай (повесть) 27

Погоня (рассказ) 24

Адмиральский Александр

Гений (рассказ) 11

Азимов Айзек (1920)

Секретная миссия (рассказ) 24

Алексеев Олег Алексеевич (1934)

Крепость Александра Невского (повесть) 19

Рассвет на Непрядве (повесть) 20

Ратные луга (рассказ) 17

Альтов Генрих [Альтшуллер Генрих Саулович (1926)]

Порт каменных бурь (рассказ) 5

Создан для бури (рассказ) 10

Альтов Генрих [Альтшуллер Генрих Саулович (1926)]

Журавлева Валентина Николаевна (1933)

Путешествие к эпицентру полемики (рассказ) 3

Аматуни Петроний Гай (1916–982)

Голубой нуль (рассказ) 22

Амнуэль Павел Рафаэлович (1944)

Все законы вселенной (рассказ) 11

Далекая песня Арктура (рассказ) 22

И услышал голос (рассказ) 27

Летящий орел (рассказ) 12

Амосов Николай Михайлович (1913)

Записки из будущего [роман (С.В.)] 7

Аникин Андрей

Пятое путешествие Гулливера (повесть) 18

Анфилов Глеб

ЭРЭМ (рассказ) 2

Анчаров Михаил Леонидович (1923)

Голубая жилка Афродиты (повесть) 9

Сода-солнце (повесть) 6

Ахметов Спартак Фатыхович (1938)

Алмах “Шах” (повесть) 20

Гипотеза о происхождении алмазов (рассказ) 21

Лифт до Юпитера (рассказ) 23

Шок (рассказ) 24

Бабенко Виталий Тимофеевич (1950)

Бег (рассказ) 16

Багряк П.

Кто? (главы из повести) 9

Балабуха Андрей Дмитриевич (1947)

Аппендикс (рассказ) 10

Время собирать камни (рассказ) 25

Должник (рассказ) 20

Маленький полустанок в ночи (рассказ) 14

Тема для диссертации (рассказ) 21

Балашявичюс Бангуолис Пятрович (1944)

Знакомый солдат (рассказ) 18

Бахнов Владлен Ефимович (1924)

Единственный в своем роде (рассказ) 7

Как погасло солнце, или История тысячелетней Огогондии, которая просуществовала 13 лет, 5 месяцев и 7 дней (повесть) 11

Кое-что о чертовщине (рассказ) 7

Рассказ со счастливым концом (рассказ) 7

Рассказ человека, который был гением (рассказ) 7

Робники (рассказ) 7

Беляев Михаил

Коричневые ампулы (рассказ) 25

Бережной Василь Павлович (1918–1988)

Голос матери (рассказ) 18

Берестов Валентин Дмитриевич (1928)

Алло, Парнас! (юмореска) 5

Биленкин Дмитрий Александрович (1933–1987)

Вечный свет (рассказ) 21

Давление жизни (рассказ) 12

Десант на Меркурий (повесть) 9

Зачем? (рассказ) 7

Марсианский прибой (рассказ) 7

Место в памяти (рассказ) 14

На пыльной тропинке (рассказ) 7

Обыкновенная минеральная вода (рассказ) 3

Прилежный мальчик и невидимка (рассказ) 3

Чара (рассказ) 11

Брэдбери Рэй Дуглас (1920)

Tyrannosaurus Rex (рассказ) 25

Брюсов Валерий Яковлевич (1873–1924)

Гора звезды (рассказ) 15

Булычев Кир [Можейко Игорь Всеволодович (1934)]

Выбор (рассказ) 13

Вымогатель (рассказ) 14

Как начинаются наводнения (рассказ) 10

Кладезь мудрости (рассказ) 13

Поделись со мной… (рассказ) 12

Поломка на линии (рассказ) 12

Хоккеисты (рассказ) 10

Чичако в пустыне (рассказ) 20

Валентинов Альберт [Вайнштейн Альберт Абрамович (1932)]

Казнь (рассказ) 27

“Маэстро” (рассказ) 21

Микки (рассказ) 23

Призвание (рассказ) 25

Разорванная цепь… (рассказ) 20

Варшавский Илья Иосифович (1909–1974)

Биотоки, биотоки… (рассказ) 2

В атолле (рассказ) 4

В космосе (рассказ) 2

Дневник (рассказ) 2

Душа напрокат (рассказ) 13

Лекции по парапсихологии (рассказ) 3

Мистер Харэм в тартар арах (рассказ) 3

Новое о Холмсе (рассказ) 3

Побег (рассказ) 11

Происшествие на Чайн-род (рассказ) 3

Решайся, пилот! (рассказ) 4

Секреты жанра (рассказ) 3

“Цунами” откладывается (рассказ) 3

Вачнадзе Георгий

Звездный парус (рассказ) 17

Введенский Николай Николаевич (1946)

Странная встреча (рассказ) 14

Вильяр Альварес Альфонсо

Супруги, любившие уединение (рассказ) 26

Войскунский Евгений Львович (1922)

Лукодьянов Исай Борисович (1913–1984)

И увидел остальное… (рассказ) 7

Плеск звездных морей (отрывок из романа) 10

Сумерки на планете Бюр (рассказ) 8

Черный столб (повесть) 2

Волин Владимир

Как сделать НФ-фильм? (рассказ) 17

Гаврюшкин Александр

Безымянная планета (рассказ) 27

Гагарин Станислав Семенович (1935)

Агасфер из созвездия Лебедя (рассказ) 24

Гай Артем

Незавершенный эксперимент (рассказ) 26

Гансовский Север Феликсович (1918)

Демон истории (рассказ) 10

Млечный путь (рассказ-пьеса) 15

Побег (отрывок из повести) 17

Человек, который сделал Балтийское море (рассказ) 16

Герасименко Юрий

Мартовский ветер (повесть) 22

Глебов Анатолий Глебович (1899–1964)

Большой день на планете Чунгр (рассказ) 1

Золотой дождь (новелла) 2

Глебов Михаил

Возвращение “Орфея” (рассказ) 25

Эксперимент Кальвиса (рассказ) 23

Головачев Василий Васильевич (1948)

Великан на дороге (повесть) 18

Мера вещей (рассказ) 22

Гор Геннадий Самойлович (1907–1981)

Лес на станции Детство (рассказ) 14

Мальчик (повесть) 5

Странник и время (повесть) 1

Горбовский Александр Альфредович (1930)

Амплитуда радости (рассказ) 10

Находка (рассказ) 10

Человек за бортом (рассказ) 11

Что Вы сделали с нами? (рассказ) 11

Грешнов Михаил Николаевич (1916)

Второе путешествие путешественника (рассказ) 27

Надежда (рассказ) 17

О чем говорят тюльпаны (рассказ) 14

Саган-далинь (рассказ) 24

Сны над Байкалом (рассказ) 19

Григорьев Владимир Васильевич (1935)

А могла бы и быть… (рассказ) 2

Аксиомы волшебной палочки (рассказ) 8

Дважды два старика робота (рассказ) 3

Коллега — я назвал его так (рассказ) 3

Над Бристанью, над Бристанью горят метеориты (рассказ) 7

Образца 1919-го (рассказ) 12

Рог изобилия (рассказ) 3

Свои дороги к солнцу (рассказ) 7

Громова Ариадна Григорьевна (1916–1981)

В круге света (повесть) 5

Глеги (повесть) 1

Губин Валерий

Десять минут в подарок (рассказ) 26

Гуляковский Евгений Яковлевич (1934)

Атланты держат небо (повесть) 19

Гуревич Георгий Иосифович (1917)

Они же деревянные (рассказ) 23

Таланты по требованию (рассказ) 27

Троя (рассказ) 17

Гурфинкель Б.

Эмоция жалости (рассказ) 4

Дарьялова Наталья

Великая и загадочная (рассказ) 26

Вот и кончилась вечность (рассказ) 27

Де-Спиллер Дмитрий Александрович (1938)

Открытие математика Матвеева (рассказ) 16

Планета калейдоскопов (рассказ) 17

Светящаяся паутина (рассказ) 18

Дебердеев Владислав

Двести вторая ночь Шехеразады (рассказ) 23

Демин Валерий Никитович (1942)

Ущелье печального дракона (повесть) 21

Демьянов Владимир

Проект (рассказ) 27

Дмитрук Андрей Всеволодович (1945)

Доброе утро, химеры! (рассказ) 16

Наследники (рассказ) 12

Ночь молодого месяца (рассказ) 19

Ответный визит (рассказ) 18

Посещение отшельника (рассказ) 21

Самсон — двенадцать (рассказ) 13

Скользящий по морю космоса (рассказ) 20

Формика (рассказ) 25

Днепров Анатолий [Мицкевич Анатолий Петрович (1919–1975)]

Интервью с регулировщиком уличного движения (рассказ) 4

Когда задают вопросы (рассказ) 2

Подвиг (рассказ) 1

Случайный выстрел (рассказ) 3

Там, где кончается река (рассказ) 8

Ферма “Станлю” (рассказ) 3

Домбровский Николай

Судьба Хайда (рассказ) 24

Дорба Иван Васильевич (1906)

Дар медузы (рассказ) 26

Доронин Игорь

Феномен Лоскутова (рассказ) 25

Дручин Игорь Сергеевич (1929)

Лабиринт (рассказ) 17

Тени лунных кратеров (рассказ) 15

Дубаева Аэлита

Последний глоток (рассказ) 23

Потерявший орбиту (рассказ) 21

Евентов Вадим

Бабушка (рассказ) 27

Голоса земли (рассказ) 27

Евстратов Игорь

Футбольная история (рассказ) 27

Емцев Михаил Тихонович (1930)

Парнов Еремей Иудович (1935)

Возвратите любовь (рассказ) 8

Последняя дверь (рассказ) 3

Снежок (рассказ) 2

Уравнение с бледного Нептуна (повесть) 3

Жемайтис Сергей Георгиевич (1908)

Артаксеркс (рассказ) 13

Рассказ для детей (рассказ) 10

Жигунов Виктор

Интегральное скерцо (рассказ) 18

Жуков Дмитрий Анатольевич (1927)

Колесо прогресса (рассказ) 27

РЭМ и гений (рассказ) 3

Случай на вулкане (рассказ) 26

Жукова Людмила

Летописец и ведунья (рассказ) 21

“О свежий дух березы!” (рассказ) 20

Прошу тебя, припомни… (рассказ) 22

Журавлева Валентина Николаевна (1933)

Мы пойдем мимо — и дальше (рассказ) 13

Придет такой день (рассказ) 11

Приключение (рассказ) 12

Закгейм А.

Соперник времени (пародия) 4

Заяц Владимир Аполлинариевич

Были старого космогатора (рассказ) 18

Дед Патратий (рассказ) 22

Темпонавты — таких назовут (рассказ) 23

Зиборов Александр Алексеевич

Фирдоуси (рассказ) 25

Зинухов Александр

В лето 6454 (рассказ) 23

Зубков Борис Васильевич (1923)

Муслин Евгений Салимович (1930)

Аквариумы (рассказ) 11

Бунт (рассказ) 4

Вечная машина (рассказ) 4

Корифей, или Умение дискутировать (рассказ) 10

Непрочный, непрочный, непрочный мир (рассказ) 8

Плоды (рассказ) 10

Призраки (рассказ) 9

Роботы улыбаются (рассказ) 9

Самозванец Стамп (рассказ) 3

Синий мешок (рассказ) 3

Ибрагимбеков Максуд Мамед Ибрагим оглы

Санто ди Чавес (рассказ) 8

Иванов Дмитрий

Весы (рассказ) 23

Илличевский С.

Исчезло время в Аризоне (рассказ) 1

Казакова Римма Федоровна (1932)

Эксперимент (рассказ) 6

Калонайтис Ромуальдас Антанович (1941)

На горизонте — “Энигма” (рассказ) 16

Последний враг (рассказ) 17

Карасев Дмитрий

Доказательство (рассказ) 17

Карташкин Анатолий

Фуга Баха в понедельник (рассказ) 27

Качалин Виктор

И если это повторится… (рассказ) 24

Киселев Сергей

Там, на земле… (рассказ) 22

Клименко Михаил Сергеевич (1934)

Судная ночь (рассказ) 10

Козинец Людмила (1952)

Я иду! (рассказ) 25

Кокин Лев Михайлович

Дядюшка Улугбека (рассказ) 27

Колупаев Виктор Дмитриевич (1936)

Билет в детство (рассказ) 12

Волевое усилие (рассказ) 12

Город мой (рассказ) 13

Зачем жил человек? (рассказ) 13

Качели отшельника (повесть) 14

Молчание (рассказ) 17

Корабельников Олег Сергеевич (1949)

Воля летать (рассказ) 19

Дом (рассказ) 22

Костин Андрей

Здравствуй… (рассказ) 25

Крапивин Владислав Петрович (1938)

Я иду встречать брата (повесть) 2

Криворогов Сергей

Девочка и стрекоза (рассказ) 26

Ксионжек Владислав

Зверушка для малыша (рассказ) 27

Полюби меня (рассказ) 23

Куприн Александр Иванович (1870–1938)

Волшебный ковер (рассказ) 16

Синяя звезда (рассказ) 20

Куприянов Вячеслав Глебович (1939)

Лопата (рассказ) 20

Куранов Юрий Николаевич

Звучность леса (рассказ) 16

Курочкин Николай

Призраки (рассказ) 21

Лагин Лазарь [Гинзбург Лазарь Иосифович (1903–1979)]

Майор Велл Эндъю (повесть-памфлет) 1

Лапин Борис Федорович (1934)

Палочка с зарубками (рассказ) 21

Первый шаг (повесть) 16

Старинная детская песенка (рассказ) 14

Ларина Нелли

Проект Гименея (рассказ) 25

Ларионова Ольга [Тидеман Ольга Николаевна (1935)]

Пока ты работала (рассказ) 5

Солнце входит в знак Девы (рассказ) 20

Страницы альбома (рассказ) 19

Латушов Владимир

Ночной гость Кибальчича (рассказ) 21

Ле Гуин Урсула (1929)

Направление дороги (рассказ) 23

Леднев Юрий

Окуневич Генрих

День радости на планете Ом (рассказ) 26

Леонов Леонид Максимович (1899)

Мироздание по Дымкову (отрывок из романа) 16

Последняя прогулка (отрывок из романа) 21

Линник Юрий Владимирович

Смолевка (рассказ) 24

Липатов Павел Борисович (1946)

Часы с браслетом (рассказ) 17

Лукьянов Олег Максимович (1937)

Пробуждение (рассказ) 15

Львов Аркадий Львович (1927)

Мой старший брат, которого не было (повесть) 4

Седьмой этаж (рассказ) 7

Человек с чужими руками (рассказ) 5

Максимов Герман

Последний порог (рассказ) 6

Максимович Геннадий Васильевич (1943)

Долг (рассказ) 22

Если он вернется… (рассказ) 21

Призвание (рассказ) 19

Связной (рассказ) 20

Малик Тахир [Хабилов Тахир Абдумаликович (1946)]

Преступный Муталиб (рассказ) 23

Фалак (повесть) 18

Малов Владимир Игоревич (1947)

Академия “Биссектриса” (повесть) 11

Статуи Ленжевена (рассказ) 26

Форпост (рассказ) 22

Мамонова Мария (1962)

Возвращение (рассказ) 17

Мандалян Элеонора

Сфинкс (повесть) 25

Маринин Эрнест (1939)

Послезавтрашние хлопоты (рассказ) 24

Мартьянов Игорь

Их погубила Луна! (рассказ) 24

Мурхабаев Абдул-Хамид Файзулаевич

Ответное слово (рассказ) 17

Медведев Юрий Михайлович (1937)

Куда спешишь, муравей? (повесть) 20

Любовь к Паганини (рассказ) 24

Чертова дюжина Оскаров (рассказ) 19

Мелентьев Виталий Григорьевич (1916–1984)

Индия, любовь моя (рассказ) 17

Мельников Геннадий

Ясное утро после долгой ночи (рассказ) 21

Мешков Вячеслав

Это случилось на рассвете (рассказ) 22

Минеев Алексей

Автопортрет (рассказ) 26

Мирер Александр Исаакович (1927)

Обсидиановый нож (рассказ) 7

Мирнев Владимир Никонорович (1937)

Телепатический полет (рассказ) 24

Михайлов Владимир Дмитриевич (1929)

Встреча на Япете (рассказ) 11

Глубокий минус (рассказ) 8

Пилот экстра-класса (рассказ) 12

Михановский Владимир Наумович (1931)

Испытание (рассказ) 17

Мир, замкнутый в себе (рассказ) 10

Стрела и колос (рассказ) 20

Могилевцев Сергей

Память (рассказ) 24

Преддипломная практика (рассказ) 21

Седьмое чувство (рассказ) 20

Моисеев Юрий Степанович (1929)

“Ангел-эхо” (рассказ) 25

Право на гиперболу (рассказ) 24

Морозов Александр Павлович (1942)

Если заплыть под плотину (рассказ) 23

Нестандартный Егорыч (рассказ) 25

Тимка-почтальон (рассказ) 21

Морочко Вячеслав Петрович (1933)

Ежик (рассказ) 14

Мое имя вам известно (рассказ) 14

Там, где вечно дремлет тайна (рассказ) 12

Мынэскуртэ Ион Владимирович (1946)

Аромат возвращений (рассказ) 18

Завтра, когда мы встретимся (рассказ) 20

Мужчины вселенной (рассказ) 17

Немченко Михаил Петрович (1928)

Немченко Лариса Давыдовна (1929)

Двери (рассказ) 10

Непомнящий Тихон

Завтрашняя погода (повесть) 26

Казуаль (повесть) 23

Никитин Юрий Александрович (1939)

Забытая песня (рассказ) 21

“Летучий голландец” (рассказ) 27

Фонарь Диогена (рассказ) 14

Эстафета (рассказ) 14

Нудельман Рудольф Ильич

Разговор в купе (рассказ) 3

Обухова Лидия Алексеевна (1922)

Диалог с лунным человеком (рассказ) 13

Овсянникова Людмила

Машина Счастья (рассказ) 24

Олейникова Татьяна

Лунатики (рассказ) 16

Орехов Николай

Шишко Георгий

Каждый день в тринадцать ноль-ноль (рассказ) 26

Охотники за молниями (рассказ) 27

Осинский Владимир Валерианович (1932)

Космический корабль (рассказ) 12

Павлов Владимир

На острове (рассказ) 21

Павлов Сергей Иванович (1935)

Чердак вселенной (повесть) 13

Панасенко Леонид Николаевич (1949)

Мастерская для Сикейроса (рассказ) 19

Покоряющий пространство (рассказ) 20

Проходная пешка, или История запредельного человека (рассказ) 21

Панков Вадим Витальевич (1938)

Братья Блиновы (рассказ) 18

Игры (рассказ) 16

Петрин Александр

Василь Фомич и ЭВМ (рассказ) 24

Похождение робота (рассказ) 24

Тайна бермудского треугольника (рассказ) 17

Пирожников Владимир

На пажитях небесных (повесть) 25

Пищенко Виталий Иванович (1952)

Равные возможности (рассказ) 26

Что завтра ответить? (рассказ) 27

Платонов Андрей Платонович (1899–1951)

Потомки солнца (рассказ) 18

Эфирный тракт (повесть) 10

Плонский Александр Филиппович

Звезды на ладонях (рассказ) 23

Интеллект (рассказ) 23

Подколзин Игорь Васильевич (1924)

Инспектор полиции (отрывок из романа) 20

Подольный Роман Григорьевич (1933)

Восьмая горизонталь (повесть) 13

Впервые (рассказ) 3

Кто поверит? (рассказ) 11

Мореплавание невозможно (рассказ) 3

Начало одной дискуссии (рассказ) 11

Нашествие (рассказ) 7

Потомки делают выводы (рассказ) 7

Путешествие в Англию (рассказ) 3

Тяжелый случай (рассказ) 7

Покальчук Олег

Колыбельная (рассказ) 21

Полещук Александр Лазаревич (1923–1979)

Тайна Гомера (рассказ) 2

Положий Виктор Иванович

Что-то неладно… (повесть) 22

Поспелов Дмитрий

Невосполнимая потеря (рассказ) 25

Потапов Виктор

Он назвал ее удивлением (рассказ) 23

Первый контакт (рассказ) 21

Третий рассказ Аэлиты (рассказ) 25

Потупа Александр (1944)

Эффект Лакимэна (рассказ) 24

Пронин Виктор Алексеевич (1934)

Сила слова (рассказ) 25

Проскурин Петр Лукич (1928)

Улыбка ребенка (рассказ) 16

Пухов Михаил Георгиевич (1944)

Картинная галерея (рассказ) 16

Костры строителей (рассказ) 15

Охотничья экспедиция (рассказ) 10

Пропажа (рассказ) 13

Терминатор (рассказ) 20

Человек с пустой кобурой (рассказ) 21

Разумов Геннадий

За лесом, у моря… (рассказ) 24

Зеленый забор (рассказ) 25

Находка (рассказ) 20

Следы (рассказ) 22

Ревич Всеволод Александрович (1929)

Сенсация (рассказ) 5

Штурмовая неделя (рассказ) 6

Рич Валентин Исаакович (1922)

Последний мутант (рассказ) 11

Розанова Лилиана Сергеевна

В этот исторический день (рассказ) 11

Две истории из жизни изобретателя Евгения Баранцева (рассказ) 10

Романов Роман

Ключ (рассказ) 25

Репортаж до последней минуты (рассказ) 27

Романовский Борис Владимирович (1932)

Две руки (рассказ) 14

Романчук Олег

Опять маневры (рассказ) 23

Пятое измерение (рассказ) 27

Росоховатский Игорь Маркович (1929)

Командир (рассказ) 16

Мысль (рассказ) 22

Обратная связь (рассказ) 12

“Одним меньше” (рассказ) 7

Руденко Борис Антонович (1950)

Работа по призванию (рассказ) 25

Рыбин Владимир Алексеевич (1926)

Гипотеза о сотворении (рассказ) 23

Дверь в иной мир (рассказ) 17

Ошибка профессора Громова (рассказ) 20

Сабиров Реимбай (1924)

Шахиня искусства (рассказ) 16

Сабитов Анвар

Фата времени (рассказ) 23

Савченко Виктор

Гостинец для президента (рассказ) 24

Недоразумение (рассказ) 27

“Происшествий нет” (рассказ) 23

Роза ветров (рассказ) 21

Савченко Владимир Иванович (1933)

Алгоритм успеха (рассказ) 3

Жил-был мальчик (рассказ) 19

Новое оружие (пьеса) 7

Тупик (детектив) 14

Сагабалян Руслан Парнавазович (1951)

Аукцион (рассказ) 19

Человек с “кейсом” (рассказ) 27

Сапарин Виктор Степанович (1905–1970)

Чудовище подводного каньона (рассказ) 4

Сапожников Леонид

У нас в Кибертонии… (рассказ) 10

Сахарнов Святослав Владимирович (1923)

Черепаха (рассказ) 21

Свешникова Людмила

Как перехитрить боль (рассказ) 24

Севастьянова Алла

Эпизоды из жизни Рэтикуса (рассказ) 16

Силецкий Александр Валентинович (1947)

Твое право (рассказ) 12

Симонян Карэн Арамович (1936)

Зовущий, зовущий мир (рассказ) 18

Таверна (рассказ) 21

Синицина Людмила Алексеевна (1947)

Пузыри земли (рассказ) 18

Скайлис Андрей (Вите Андрей Андреевич)

Путч памятников (рассказ) 10

Скрягин Александр

Тот, кто оказался прав (рассказ) 26

Смирнов Сергей Анатольевич (1958)

Заметки о Белозерове (рассказ) 24

Зеркало (рассказ) 19

Лесник (рассказ) 22

Цветок в дорожной сумке (рассказ) 17

Советов Николай Михайлович (1929)

Дорожное происшествие (рассказ) 19

Магический кристалл (рассказ) 22

Соколова Наталья Викторовна (1916)

Дезидерата (рассказ) 15

Захвати с собой улыбку на дорогу (повесть) 6

Сологуб Федор [Тетерников Федор Кузьмич (1863–1927)]

Маленький человек (рассказ) 27

Сошинская Кира

Федор Трофимович и мировая наука (рассказ) 10

Столяров Андрей Михайлович (1950)

Право на самозащиту (рассказ) 25

Стругацкий Аркадий Натанович (1925)

Стругацкий Борис Натанович (1933)

О странствующих и путешествующих (рассказ) 2

Попытка к бегству (повесть) 1

Суета вокруг дивана (отрывок из сказки) 3

Человек из Пасифиды (рассказ) 14

Сульдин Андрей

Знаменитость (рассказ) 26

Куда летает махолет (рассказ) 27

Суркис Феликс Яковлевич (1937)

Перекресток (рассказ) 18

Суханова Наталья Алексеевна

Ошибка размером в столетие (рассказ) 9

Сухинов Сергей

Дворник (рассказ) 26

Тарнаруцкий Григорий Аронович (1933)

Живая вода (рассказ) 18

Космический пешеход (рассказ) 15

Не разобрались (рассказ) 17

Тебеньков Александр

Шестьдесят первая Лебедя (рассказ) 23

Темкин Григорий

Кораллы Кайобланко (повесть) 25

Теплов Лев

Всевышний-1 (рассказ) 23

Тесленко Александр Константинович (1949)

Инкана (рассказ) 20

Орлан Стах (рассказ) 22

Русуля (рассказ) 21

Тимергалин Адлер Камилович

Кибернетический детектив (рассказ) 26

Начать с начала (рассказ) 26

По дороге домой (рассказ) 24

Титов Владимир

В предгорьях Алтая (рассказ) 25

Торосов Анри

Оливье — друг человека (рассказ) 18

Туманова Зоя Александровна (1927)

В то утро выпал иней (рассказ) 22

Тупицын Юрий Гаврилович (1925)

Красный мир (рассказ) 12

На восходе солнца (рассказ) 13

Фантомия (рассказ) 12

Эти тонкие грани риска (рассказ) 16

Тургенев Иван Сергеевич (1818–1883)

Песнь торжествующей любви (рассказ) 24

Успенский Лев Васильевич (1900–1978)

Шальмугровое яблоко (повесть) 14

Фазылов Абдухаким

Мираж (рассказ) 22

Филановский Григорий Юрьевич (1927)

Фантазки (рассказ) 10

Чистильщик (рассказ) 10

Филимонов Евгений

Путтерлюх и его состав (рассказ) 21

Финней Джек (1911)

О пропавших без вести (рассказ) 23

Фирсов Владимир Николаевич (1925–1987)

Бунт (рассказ) 8

И жизнь, и смерть (рассказ) 15

Патруль (рассказ) 12

Только один час (рассказ) 10

Фролов Иван

Деловая операция (повесть) 27

Люди без прошлого (повесть) 25

Хлебников Александр Орестович (1926)

Улыбка Ники Самофракийской (рассказ) 18

Цветков Владимир

Дождь, которому хотелось курит (рассказ) 27

Цветков Юрий

995-й святой (рассказ) 1

Цыганов Валерий Николаевич (1949)

Марсианские рассказы (рассказ) 15

Чахкиев Саид Идрисович

Сын (рассказ) 21

Чудакова Мариэтта Омаровна (1937)

Пространство жизни (рассказ) 12

Шайхов Хаджиакбар Исламович (1945)

В тот необычный день… (рассказ) 21

Загадка Рене (повесть) 19

Шаламов Михаил

Серая хризантема (рассказ) 22

Шаров А.

Остров Пирроу (рассказ) 5

Шашурин Дмитрий Михайлович (1919)

Зачем вспоминать сосны? (рассказ) 12

Псовая охота (рассказ) 16

Сорочий глаз (рассказ) 17

Шекли Роберт (1928)

Большая охота (рассказ) 27

Шигарев Юрий

Записки незнакомца (рассказ) 26

Шпагин Михаил

Королевские перчатки (рассказ) 23

Ледяное метро (рассказ) 21

Шукшин Василий Макарович (1929–1974)

До третьих петухов (повесть) 19

Щербаков Александр Александрович (1932)

Джентльмен с “Антареса” (рассказ) 20

Золотой куб (рассказ) 19

Щербаков Владимир Иванович (1938)

Болид над озером (рассказ) 17

Возвращение Сухарева (рассказ) 3

Жук (рассказ) 10

Зеленый поезд (рассказ) 16

Каникулы у моря (отрывок из романа) 22

Кратер (рассказ) 3

“Мы играли под твоим окном” (рассказ) 9

Морег (рассказ) 27

“Могу рассказать вам…” (рассказ) 19

Прямое доказательство (рассказ) 13

Река мне сказала… (рассказ) 15

Тень в круге (отрывок из романа) 24

Эджубов Лев Георгиевич (1926)

Ошибка (рассказ) 17

Срок жизни (рассказ) 12

Эйдельман Натан Яковлевич (1930)

Пра-пра… (рассказ) 6

Юрьев Зиновий Юдович (1925)

Башня мозга (повесть) 9

Финансист на четвереньках (повесть) 4

Юфряков Владлен Иванович (1931)

“Тихая” планета (рассказ) 20

Ягупова Светлана Владимировна

А вы не верили… (рассказ) 23

Берегиня (повесть) 24

Яковлев Игорь

Веланская история (рассказ) 26

Якубовский Аскольд Павлович (1927–1983)

Космический блюститель (повесть) 16

Янков Владимир

Последний контрабандист (рассказ) 22

Яров Ромэн

Вторая стадия (рассказ) 10

До свидания, марсианин (рассказ) 2

Магнитный колодец (рассказ) 16

Неизвестная планета (рассказ) 9

Основание цивилизации (рассказ) 5

Пусть они скажут (рассказ) 3

Спор (рассказ) 11

Экспериментальный квартал (рассказ) 9

Яровой Юрий Евгеньевич (1933)

Подарить вам город? (рассказ) 19

Хрустальный дом (рассказ) 18

Послесловие

ВТО МПФ — Всесоюзное творческое объединение молодых писателей-фантастов при ИПО ЦК ВЛКСМ “Молодая гвардия”. Постепенно это название становится привычным и для авторов, пробующих свои силы в непростом жанре, и для почитателей фантастики. Особого секрета растущей популярности Объединения нет: ведь ВТО МПФ — это семинары молодых писателей и активистов КЛФ, это возможность встречи с мастерами жанра, это, наконец, сборники произведений молодых авторов. Но почему Объединение растет и набирает силу столь стремительно? Судите сами, с июня 1987 года, когда в Новосибирске по инициативе группы энтузиастов состоялась первая встреча молодых писателей-фантастов, заложившая основы ВТО МПФ, прошло так мало времени. За неполный год семинар молодых писателей Сибири и Дальнего Востока из разового мероприятия вырос сперва в постоянно действующую хозрасчетную организацию, а потом и во Всесоюзное творческое объединение.

Думается, прежде всего в этом “виновато” время. То самое время, которое мы переживаем, время отринувшее заплоты, стоявшие на пути инициативы и предприимчивости в хорошем смысле этого слова. События, происходящие в нашей стране, ясно показали: прошла эпоха унылых жалоб на судьбу, благополучного ничегонеделания и робких надежд — авось заметят. Сегодня человек может реализовать свой потенциал, может добиться многого.

Впрочем, “может” еще не значит “добьется”. Мало ли о чем мечтал Манилов, прожекты-то его в жизнь так и не воплотились. Но в отличие от известного литературного героя, подавляющее большинство членов ВТО МПФ действуют, причем стремление непосредственно участвовать в общем деле с течением времени не ослабевает, а еще более крепнет. Похоже, что объединение, подобное ВТО МПФ, просто не могло не возникнуть, время его объективно пробило. Пишущей молодежи надоели семинары, не дающие практического выхода, поддельные вздохи об угнетаемых молодых гениях, надоело числиться в начинающих и в тридцать и в сорок, и в пятьдесят лет, надоело ждать “доброго дядю”. Ведь это так очевидно: если хочешь добиться чего-либо — работай! Справедливости ради следует сказать, что, конечно, не все молодые авторы приняли и поняли Объединение сразу. Одним для этого понадобилось время, другие остаются в стороне и сейчас. То ли искусственно культивируемое разделение фантастов на кланы и группировки въелось им в кровь, то ли устраивает положение “непризнанных” — хоть какой-то шарм, а то, не дай бог, рассмотрят окружающие, что король-то голый! Но большая часть молодых фантастов сразу и решительно отмела жизненное кредо “героя” одного из сатирических стихотворений Саши Черного — “давайте спать и хныкать и пальцем в небо тыкать…”. Через полгода после создания ВТО МПФ число его членов (людей постоянно пишущих фантастику, имеющих публикации) превысило сто человек.

И еще одна причина успеха Объединения. С первых шагов ему оказывали реальную помощь местные партийные и комсомольские органы, Госкомиздата СССР и РСФСР, Центральный Комитет ВЛКСМ. Но решающую роль сыграла поддержка издательства “Молодая гвардия”. Без колебаний руководство и сотрудники издательства приняли на свои плечи груз забот и ответственности за новое поколение фантастов.

По-разному отреагировали на молодежное объединение писатели-профессионалы. Одни… прислали собственные рукописи на предмет возможной публикации, другие раздраженно недоумевали, почему, мол, прежде не посоветовались с ними, а заодно с таким-то и таким-то, а третьи… третьи просто стали работать. Но были и те, кто с первых дней создания ВТО МПФ стояли у его истоков: Юрий Медведев, Михаил Михеев и Сергей Павлов, Геннадий Прашкевич и Владимир Щербаков. Позднее к ним присоединился Василий Головачев, после Всесоюзного семинара в Ташкенте — Николай Гацунаев, Эдуард Маципуло, Ходжиакбар Шайхов, после форума в Днепропетровске — Александр Тисленко…

Читатель, разбирающийся в фантастике, наверняка отметил, что все эти писатели пишут очень непохоже, у каждого из них — свой, нестандартный взгляд на жанр. Но чисто педагогическая особенность у всех общая — они не давят на молодых авторов, не заставляют их ломать свои взгляды и стилистику в угоду наставнику, как порой еще, к сожалению, бывает. Обсуждение рукописей молодых авторов скорее напоминает товарищеский обмен мнениями, порой достаточно жесткий, но всегда уважительный. Достоинства написанного не останутся незамеченными, а о недостатках будет сказано прямо. В ВТО МПФ невозможны случаи, когда маститый автор дает хвалебную рецензию на произведение молодого коллеги, не вызывающее у читателей ничего, кроме недоумения, зато слепо следующее в фарватере тех или иных групповых интересов. Но самостоятельные, пускай, порой, и не очень уверенные шаги не останутся без внимания. Именно поэтому произведения, представленные в этом сборнике, такие разные. Разница ощущается и в уровне исполнения, и это естественно: одни из авторов уже широко известны читателю, имеют собственные книги, другие только начинают нелегкий путь в Литературу, им еще предстоит найти себя, и в этом наверняка поможет строгая, но благожелательная оценка Читателя. А еще произведения членов ВТО МПФ очень разнятся по манере — ведь каждый стремится найти свой путь. Детектив соседствует с притчей, сказочно-фольклорные мотивы — с научной (и фантастической, естественно) гипотезой…

Виталий Пищенко назвал повесть строкою В. Хлебникова “Миров двух между”. Основа сюжета — приключения трех землян в чужом мире, и прекрасном, и жестоком. Есть в повествовании мотивы и “Аэлиты”, и “Часа Быка”. Классикам, как известно, следовать нелегко, однако в многочисленных поворотах сюжета молодой автор выказывает точный расчет, владение разнородными пластами материала, вплоть до переноса действия в подобие Атлантиды. Думается, юный читатель (а именно на него в первую очередь рассчитана повесть) по достоинству оценит ее — нельзя не заметить насколько серьезную заявку в героико-романтической НФ сделал В. Пищенко.

Рассказы Сахибы Абдуллаевой и Евгения Сыча — сатира. Молодые авторы пишут о проблемах, которые их тревожат, о том, что мешает нашему обществу нормально развиваться. Примыкает к этим произведениям и рассказ Дмитрия Федотова — наверняка прочитавшие его ощутят чувство грусти, — как при расставании с детством… Но может быть, не только загрустят, но и задумаются?

Александр Копти предпринял попытку слить воедино разные направления фантастики — “фэнтэзи” и “сайенс фикшн”. Удалась ли попытка? Наверное, мнения на сей счет разделятся, но уверенность почерка молодого автора не заметить нельзя.

В гостях у семинара на этот раз весьма разные люди: космонавт, заведующий отделом журнала “Техника — молодежи”, журналист с Кипра. А проблемы их заботят схожие, и вне зависимости от выбранного пути решения авторы верят в итоговую победу сил добра.

И, наконец, о разделе “Перекресток мнений”. Сегодняшняя фантастика не избалована серьезной грамотной критикой. Тем ценнее постоянное стремление ВТО МПФ помочь начинающим критикам, дать высказаться всем, имеющим собственную (пусть и не бесспорную) точку зрения. Ибо без настоящей критики, уважительного спора, обсуждения принципиальных позиций, борьбы мнений, широкой и открытой, — движения вперед не будет, застой грозит даже такому популярному жанру, как научная фантастика.

Евгений Гуляковский

1

Стихи В. Хлебникова.

(обратно)

Оглавление

Миров двух между

  Семинар

    Виталий Пищенко “Миров двух между…”

      1. Фрагмент “Общей информации”

      2. Юрий Старадымов, спасатель

      3. Джеральд Линекер, егерь Северо-Байкальского заповедника

      4. Богомил Геров

      5. Джеральд Линекер

      6. Юрий Старадымов

      7. Богомил Геров

      8. Джеральд Линекер

      9. Юрий Старадымов

      10. Богомил Геров

      11. Инга Линекер, сотрудник лимнологического института

      12. Богомил Геров

      13. Юрий Старадымов

      14. Богомил Геров

      15. Юрий Старадымов

      16. Джеральд Линекер

      17. Диспетчерская заповедника

      18. Юрий Старадымов

      19. Диспетчерская заповедника

      20. Джеральд Линекер

      21. Юрий Старадымов

      22. Богомил Геров

      23. Джеральд Линекер

      24. Юрий Старадымов

      25. Богомил Геров

      26. Юрий Старадымов

      27. Джеральд Линекер

      28. Богомил Геров

      29. Юрий Старадымов

      30. Джеральд Линекер

      31. Богомил Геров

      32. Юрий Старадымов

      33. Богомил Геров

      34. Джеральд Линекер

      35. Юрий Старадымов

      36. Богомил Геров

      37. Джеральд Линекер

      38. Юрий Старадымов

      39. Богомил Геров

      40. Джеральд Линекер

      41. Юрий Старадымов

      42. Богомил Геров

      43. Джеральд Линекер

      44. Юрий Старадымов

      45. Богомил Геров

      46. Джеральд Линекер

      47. Юрий Старадымов

      48. Богомил Геров

      49. Джеральд Линекер

      50. Юрий Старадымов

      51. Богомил Геров

      52. Джеральд Линекер

      53. Юрий Старадымов

      54. Богомил Геров

      55. Джеральд Линекер

      56. Богомил Геров

      57. Рассказ “Последнего Опера”

      58. Джеральд Линекер

      59. Юрий Старадымов

      60. Джеральд Линекер

      61. Богомил Геров

      62. Юрий Старадымов

      63. Джеральд Линекер

      64. Юрий Старадымов

      65. Богомил Геров

      66. Джеральд Линекер

      67. Юрий Старадымов

    Сахиба Абдуллаева Господство женщин

    Евгений Сыч Не имущий вида

    Дмитрий Федотов Дверь

    Александр Копти Полет

      Интродукция

      Осада

        I

        II

        III

        IV

      Рабство

      Побег

      Побег. День первый

      День второй

      Деревня

      День третий. Превращение

      День четвертый. Погоня

      Встреча

      День пятый. Погоня — Агония — Полет

      Эпилог

  Гости семинара

    Юрий Глазков Мышеловка

    Михаил Пухов Операция “Прогрессор”

    Неархос Георгиадис Жертвы невмешательства

      I

      II

      III

      IV

      V

  Перекресток мнений

    Сергей Павлов Пора договориться о терминах

    Юрий Макаров Попытка контакта

    Анатолий Балабуев, Ираклий Вахтангишвили Навстречу гибели… или навстречу жизни?

    Андрей Дмитрук Вечно новая фантастика

    Александр Каширин Сегодня и ежегодно

    Послесловие