Коралловый браслет (fb2)

- Коралловый браслет 1251K скачать: (fb2) - (epub) - (mobi) - Анна Витальевна Малышева

Анна Малышева
Коралловый браслет

Глава 1

«Все наследники похожи на стервятников, – подумала она, следя за тем, как брат, стоявший у входа в банк, горбится и отворачивается от ветра, пытаясь раскурить сигарету. – Даже самые бескорыстные. Даже те, кто ни на что не рассчитывает. Даже Андрей в эту минуту похож!»

– Да иди ты в машину! – Не выдержав, она открыла дверцу и высунулась, жестами подзывая брата. – Обед кончится через полчаса, что ты мучаешься! Холодно!

– Ой, ради бога! – немедленно отозвалась Зоя, перегнувшись с переднего сиденья. – Не зови его, он опять начнет мотать нервы! Ты не представляешь, Маш, чего мне стоили эти последние недели! Я совсем измучилась!

«Ты-то? – Маша еле сдержалась, чтобы не произнести это вслух. Ее отношения с невестой брата и так постоянно колебались на грани конфликта. Она приказала себе молчать и только в очередной раз подивилась про себя, до какой степени могут доходить слепота и эгоизм. – Это НАША МАМА болела, умирала, это МЫ ее хоронили, а измучилась, оказывается, она! Даже на кладбище не ездила!»

Ей было невмоготу сидеть в машине с Зоей, она молча вышла и направилась ко входу в банк. Андрей, щуря воспаленные от бессонницы глаза, дымил сигаретой. Заметив подошедшую сестру, он устало пробормотал:

– Что, сейчас откроют? Я забыл часы…

– Часы у тебя над головой. – Маша указала на огромный циферблат, который при желании можно было рассмотреть с другой стороны проспекта. – Еще ждать и ждать. Я вот что думаю, хорошо ли мы делаем, что идем сюда на другой день после похорон? Будто только этого и…

– А кто нас осудит? – огрызнулся тот. – Не выдумывай! Тем более денег нет, сама знаешь. Из нас на кладбище высосали все, что не успели в больнице.

Маша лишь кивнула. В сущности, она понимала, что ничего кощунственного в их спешке с получением наследства нет, тем более что мама сама велела не тянуть со вскрытием ячейки. Это были едва ли не последние ее слова, которые брат и сестра услышали в больничной палате накануне решающей операции:

– Договор, доверенность, ключ… – Она сделала паузу, говорить ей было трудно. – Если что, сразу идите туда и заберите все.

Тогда они в один голос убеждали маму, что ни в какой банк идти не потребуется, операция должна дать самый радикальный результат, профессор уверен в успехе. На самом деле никакой уверенности тот не высказывал.

– Чудеса бывают, но я не чудотворец, – честно ответил он на их взволнованные расспросы. – Операцию сделаем, потому что надо сделать. Что я могу вам обещать? Идите домой, ребята.

И они пошли, отчего-то взявшись за руки, как в детстве, чувствуя себя маленькими и растерянными перед лицом того, что должно было произойти. «А через день мы уже готовились к похоронам».

– Пойдем, выпьем кофе. – Она потянула Андрея за рукав пальто. – Смотри, бистро на углу.

– Ладно, – сдался тот. – Надо Зою позвать.

– Не надо!

Маша произнесла это слишком резко, и брат впервые открыл глаза во всю ширь. В этот миг он походил на внезапно проснувшегося лунатика, обнаружившего, что находится на краю крыши.

– Опять? – укоризненно произнес он. – Поцапались? Из-за чего на этот раз?

– Я просто устала от нее. – Девушка двинулась в сторону кафе, уверенная, что брат последует за нею. Тот и впрямь двинулся следом. «Он всегда ко мне прислушивался, мало того, просто слушался… Пока не появилась эта Зоя!»

– В такое время, как сейчас, лишние люди рядом раздражают, – призналась она уже за столиком, дуя на дымящийся кофе в хрупкой пластиковой чашке. – Каждый лезет с соболезнованиями, а получается только хуже. А уж Зоя твоя, извини, жалеет только себя саму.

– Неправда. – Андрей сидел напротив, опершись локтями о шаткий стол, стиснув виски кулаками, так что Маша видела только нижнюю часть его лица. – Она умеет сочувствовать. Ты к ней несправедлива.

– Ну да, – девушка не удержалась от злой усмешки, впрочем, пропавшей даром. Брат на нее не смотрел. – Она убита горем, только не из-за мамы и нас. Она злится потому, что свадьбу придется отложить. Скажешь, я не права?

Андрей полез в карман пальто за сигаретами и долго возился, пытаясь открыть смятую пачку. Наблюдая за его неловкими движениями, Маша ждала ответа, надеясь на то, что брат не опрокинет на себя чашку с горячим кофе. Пауза затягивалась, теперь что-то застряло в колесике зажигалки, и Андрей никак не мог высечь огонь. Внезапно где-то на краю ее сознания мелькнула мысль настолько абсурдная и крамольная, что Маша не решилась ее озвучить. «Что это я? Не может быть!»

Но брат молчал, скрываясь за клубами сигаретного дыма, и она, запинаясь, изменившимся голосом спросила:

– Вы ведь перенесете свадьбу, правда?

– Маш, понимаешь… – Он поднял наконец глаза, и она прочитала в них ответ прежде, чем Андрей договорил: – У нас нет такой возможности. – И так как сестра молчала, продолжил, уже чуть осмелев: – Ты же знаешь, за все заплачено, и денег нам не вернут. Аренда зала, музыка, обед на пятьдесят персон… Цветы, машины и что-то там еще… В общем, Зоя знает. Она уже выяснила, с кем можно договориться на другой срок, с кем нет, все подсчитала, и получилось – мы потеряем кучу денег. А ты сама знаешь, я на мели.

– Цветы, машины, обед на пятьдесят персон… – словно во сне, повторила она. – Андрюша, что ты говоришь? Ты хочешь сыграть свадьбу через неделю после похорон?!

– Пойми, у нас нет выбора, – неуверенно проговорил брат. – Или мы поженимся пятнадцатого числа, или через год как минимум. Зоя и так уже многое отменила ради траура. Живых бабочек, например. Там пошли навстречу и вернули деньги. И конечно, мы постараемся, чтобы все соответствовало…

– Не желаю больше слушать! – Маша резко встала, толкнув шаткий пластиковый стол так, что обе чашки опрокинулись. Кофе полился на пол, Андрей еле успел отодвинуться вместе со стулом. На них начали оглядываться, но девушке в этот миг было все равно. – Можете хоть на головах там ходить, можете… Только на меня не рассчитывай! Я на эту свадьбу не приду!

Он что-то говорил ей вслед, но Маша уже не вслушивалась. Кипя от гнева, она не сразу отыскала выход, а выскочив на улицу, проглотила вместе с сырым холодным воздухом готовые прорваться рыдания. «Не смей, не плачь! – уговаривала она себя, торопливо идя к банку, уже открывшемуся после перерыва. – Вот оно что! Вот почему он мне в глаза не глядел, будто что-то украл! Нет, не реви, не здесь! Не при них! Дома поплачешь!» Чтобы удержаться от слез, она прибегла к испытанному способу – с силой, с вывертом ущипнула себя за руку выше локтя. Куртка у нее была без подкладки, щипок вышел очень болезненный, и глаза разом высохли.

Зоя уже стояла у входа в банк, пристально рассматривая свое отражение в золотистом тонированном стекле, которым был отделан весь фасад здания. Вероятно, она нравилась себе в этом огромном зеркале, потому что девушка несколько раз сменила позу, перегибаясь назад, чтобы модное пальто более выгодно обрисовало ее талию. Маша вошла в банк, не сказав ей ни слова, и уже спиной услышала удивленный оклик:

– Куда ты одна? А где Андрей?

Брат с невестой нагнали Машу у окошка, обслуживавшего ячейки. Она стояла с документами наготове, стараясь ничего вокруг не замечать, чтобы не сорваться. Впрочем, они к ней и не приставали. Вероятно, Андрей успел сообщить Зое, что случилось в кафе, и та благоразумно решила не обсуждать дальше опасную тему.

Наконец, очередь подошла. Маша сунула в выдвижной лоток паспорт, банковский договор и доверенность. Служащая просмотрела их и подняла глаза:

– Вы уже приходили в хранилище?

– Я тут впервые.

– Тогда я провожу. – Забрав бумаги, та поставила табличку с надписью «перерыв» и поднялась с места. – Ячейки в другом корпусе, вы быстро не найдете. В следующий раз сразу идите туда.

«Следующего раза не будет, – думала Маша, идя следом за ней и затылком чувствуя молчаливое присутствие Андрея с невестой. – Я и этот-то раз не знаю, как объяснить!»

О том, что их мать весь последний год оплачивала содержание банковской ячейки, они узнали только несколько дней назад, в больнице, во время свидания перед операцией. Мать велела Маше достать из тумбочки файл с бумагами и болтавшимся на дне латунным ключом и забрать его себе.

– А если что-то со мной случится, не тяните, идите туда сразу и все заберите, – внушала она сбитым с толку, расстроенным детям. – Ячейка оплачена до конца месяца, если опоздаете, начнут начислять пени. Да и вообще… Пора.

Она махнула рукой, словно отстраняя что-то, и Маша, поймавшая взглядом этот жест, содрогнулась от дурного предчувствия. Мать как будто отвергала саму жизнь, устав от болезни, безрезультатных операций, рецидивов и терапии. Так раздраженно отгоняют назойливую муху, которая упорно подлетает и садится вновь все на то же место.

– Сюда. – Выведя троицу во двор, служащая остановилась у турникета, рядом с будкой охранника. – Я уже позвонила, сейчас встретят и проводят. Только… Вас будет трое?

– Это мой брат. – Маша по-прежнему старалась не встречаться с Андреем взглядом. – Мы пойдем вместе.

– Но там хранилище, понимаете? – с некоторым пафосом произнесла та. – А доверенность на одно лицо.

– В ячейке хранится наследство. – Маша с трудом подбирала слова, все они казались ей какими-то неподходящими. Она еще не привыкла говорить о матери в прошедшем времени. – И нам велели прийти за ним вдвоем.

– Ну что ж, – служащая смерила Андрея взглядом, словно прикидывая, может ли он представлять какую-то угрозу для безопасности банка, – тогда давайте и ваш паспорт. Но третье лицо пусть останется здесь.

Зоя, обозначенная таким термином, заметно заволновалась и прижалась к жениху, взяв его под руку:

– Андрюш, а почему мне нельзя? Ты как, справишься один? Ты такой бледный… Знаете, – обратилась она к служащей через его голову, – он только вчера похоронил маму, и просто сам не свой! Я бы хотела его сопровождать! Я его жена!

Служащая, видимо, заколебалась, пытаясь найти компромисс между долгом и сочувствием к ближнему, но тут Андрей, доселе угрюмо молчавший, очнулся и рывком высвободился от объятий невесты:

– Не надо меня сопровождать, я в порядке! И вообще раз доверенность на Машу, пусть идет она одна!

– Ты с ума сошел! – Потрясенная Зоя перешла на зловещий шепот: – Ведь у тебя даже описи наследства нет! Если так, стой здесь, я с ней пойду!

– Извините. – Маша едва владела собой, и хотя пыталась говорить спокойно, ее голос заметно садился и дрожал. – Похоже, мы должны пойти туда все вместе. Видите, дело идет о разделе наследства, и мне, кажется, не доверяют. А если со мной пойдет только брат, потом можно будет сказать, что я его обвела вокруг пальца, что-то сунула себе в карман.

– Маша, прекрати!

– Я вас очень прошу, – она даже не обернулась на окрик брата, – пустите нас всех.

И женщина, слушавшая их препирания с неприязненно сдвинутыми бровями, уступила. Все трое сдали паспорта охраннику и вошли в хранилище в сопровождении уже другой служащей, вооруженной внушительной связкой ключей. Та была слегка удивлена таким наплывом народа, но вопросов не задавала. Они прошли длинным душным коридором, ведущим в подвальное помещение, девушка остановилась перед низкой бронированной дверью, отперла замок и повернула запирающий вентиль. В ту же секунду под потолком заработал кондиционер, в застоявшийся воздух хлынула холодная свежая струя. За дверью обнаружилась маленькое помещение, все стены которого были заполнены рядами металлических ячеек. Взяв у Маши ключ, девушка взглянула на номер, выбитый на латунном брелоке, и нашла в своей связке его двойника.

– У вас маленькая ячейка, – прокомментировала она.

Маше показалось, что Зоя испустила еле слышный вздох. «Ну, конечно, она бы предпочла большую! Интересно, можно кого-то ненавидеть сильнее, чем я ее сейчас?»

Вставив оба ключа в замочные скважины соответствующей ячейки, девушка повернула их в разные стороны, открыла дверцу и отстранившись, показала присутствующим маленький металлический ящичек:

– Пожалуйста. Осмотреть содержимое можно вот тут, на столике. Я буду ждать снаружи, когда закончите, позовете. – И вышла в коридор.

Маша смотрела на ящичек, не торопясь его открывать и даже слегка перед ним робея. Она впервые задала себе вопрос, что может в нем находиться? Все эти дни она если и думала о некоем наследстве, хранящемся в банковской ячейке, то отстраненно, как о чем-то абстрактном. Сейчас, когда эта абстракция воплотилась в виде железного ящичка, похожего на крохотный гроб, ей стало не по себе. Видимо, Андрей испытывал те же чувства. Он окончательно стушевался и даже отступил к самому выходу, словно готовясь сбежать.

Тяжелое молчание нарушила Зоя. С притворной непринужденностью она обратилась к жениху:

– Ну, что же так стоять? Посмотрим?

«Наверное, я способна ее ударить, – сказала себе Маша, протягивая руки и осторожно доставая ящичек из ячейки. Он оказался неожиданно легким, и это придало ей смелости. – Одно хорошо, мы с ней часто общаться не будем. Но плохо то, что Андрей…»

Она поставила ящичек на стол, под яркий мертвенный свет белой люминесцентной трубки. Подняла глаза на брата. При этом освещении он показался ей очень бледным. Таким она видела его лишь однажды, в детстве, когда он отравился несвежими пирожками и целую неделю не мог проглотить ложки воды, чтобы его тут же не вывернуло наизнанку.

– Тебе плохо? – борясь со своей обидой и возмущением, спросила Маша. – На тебе лица нет!

– Открывай скорее, и пойдем отсюда, – хрипло выдавил Андрей. – Не знаю, что со мной такое. Может, клаустрофобия начинается.

– Да открывай же, – Зоя протянула нетерпеливые руки к ящичку, но жених неожиданно ударил ее по пальцам:

– Не лезь! Маша, не тяни, хочется скорее с этим покончить.

– Ты?.. – В Зоином голосе задрожали слезы, на которые она вообще была щедра. – Ты меня ударил?! Ударил меня?!

«А может, и не будет у них свадьбы через неделю, – пронеслось у Маши в голове, в то время как она непослушными пальцами пыталась сдвинуть железную крышку. – Может, Андрей ее остановит. Кажется, он просто не понимал, на чем она настаивает. Ну, вот…»

Коробка открылась, и три головы разом склонились над ней. На дне лежал длинный узкий предмет, завернутый в смятый лист белой бумаги. Маша достала сверток, осторожно раскрыла его и извлекла на свет тяжелый массивный браслет из сероватого металла, украшенный крупными красными пластинами. Больше в свертке ничего не было, за исключением лаконичной надписи, украшавшей самый центр листа.

– «Маше», – вслух прочитал Андрей и выпрямился. – Я же говорил, ты могла пойти сюда одна.

– Мама оставила это мне? – Держа браслет двумя пальцами, девушка рассматривала его на расстоянии вытянутой руки, словно маленькую змейку, которая вполне может оказаться ядовитой. – Не помню у нее такого.

– Он тебе что, не нравится? – Брат тоже не сводил глаз с браслета. – Примеришь?

– Не знаю. – Маша приложила браслет к запястью, разглядывая блестящие красные камни. – Это серебро, кажется. И кораллы. Какие большие! И такой яркий красный цвет! Прямо карминовый. Я всегда думала, что они какие-то розовые. Нет, мне точно нравится!

– Тогда надевай!

– Погодите, – слабым сорванным голосом вмешалась Зоя, со времени вскрытия ящика не издавшая ни звука. – Это что, все?! Какое же это наследство?!

– А ты чего ожидала? – Андрей продолжал говорить с невестой непривычно резко, и та вздрагивала от звуков его голоса, жалобно округляя глаза. Она настолько растерялась, что даже не могла по-настоящему возмутиться. Маша была уверена, что это их первая серьезная размолвка. – Что тут два кейса с долларами или корзинка с алмазами? Я от тебя своего материального статуса не скрывал, все мое имущество тебе известно. Не устраивает – еще не поздно передумать со свадьбой. Я ни на чем не настаиваю.

– О господи… Что ты вдруг взбесился?.. – Зоин подбородок запрыгал, голубые глаза разом покраснели и наполнились слезами.

Она выглядела такой несчастной, что даже Маша на миг почувствовала к ней жалость. «Она ведь еще не знает, что на Андрея нельзя давить слишком долго! Он молчит, терпит, а дойдя до предела, начинает огрызаться, и тогда держись! Держу пари, Зоя весь этот год считала, что ей досталась послушная тряпка!»

– Никаких долларов и алмазов я не ждала, – продолжала та детским прерывающимся голоском, испуганно глядя на своего жениха. – Сам выдумал, сам злишься! Я просто удивилась. Зачем оплачивать ячейку ради серебряного браслета с кораллами? Это же невыгодно!

Не слушая ее, Андрей взял Машу за руку и потянул за собой к выходу. Выйдя в коридор, девушка с трудом перевела дух:

– У меня тоже клаустрофобия начинается. Пойдем отсюда быстрее.

– Вы закончили? – нетерпеливо обратилась к ним служащая. – Можно запереть ячейку?

– Мы ее сдаем, – опередил сестру Андрей. – Она нам больше не нужна.

– Как знаете, – пожала та плечами и, заглянув в кладовую, поторопила Зою: – Если вы закончили, покиньте, пожалуйста, помещение. Меня ведь и другие клиенты ждут.

Зоя вышла с преувеличенно прямой спиной и оскорбленным видом и, потупив взгляд, протиснулась между Машей и Андреем, чтобы первой оказаться на улице. «Сейчас умотает от нас на своем ‘‘Пежо’’, – с надеждой думала Маша, глядя в спину удаляющейся по коридору Зое. – И будет ждать, что Андрей приползет к ней на коленях с извинениями. И каждый час, который она прождет зря, поставит мне в счет, потому что, по ее мнению, я все время пытаюсь расстроить их свадьбу. Может, в самом деле, попытаться их поссорить? По крайней мере она не будет меня зря ненавидеть!»

Однако синий «Пежо» оказался на месте и даже посигналил брату и сестре, когда те задержались на крыльце. Андрей поморщился, словно этот звук вызвал у него приступ головной боли. Маша с пониманием кивнула и предложила:

– Хочешь, обойдемся без лишних объяснений? Возьмем такси и поедем ко мне. Ночевать тоже можешь у меня, если хочешь. Купим пирожков… А можешь и вообще переехать. Теперь…

Она запнулась, не договорив, но они поняли друг друга без слов. Теперь освободилась мамина спальня, и в маленькой двухкомнатной квартирке вполне могли разместиться и брат, и сестра. «Там никогда еще не было так просторно! – поежилась девушка, впервые как следует осознав, что ей придется жить одной. – Сперва от нас ушел папа, потом Андрей съехал, а теперь не стало мамы. Места все больше…»

– Машка, прости меня. – Брат притянул ее к себе и, обняв за плечи, слегка похлопал по спине. – Я позвоню вечером.

– Значит, поедешь к ней? – сдавленно выговорила она, снова глотая подступающие слезы. – А там, глядишь, через неделю сыграете свадьбу?!

– Я сделаю все, чтобы этого не было, – пообещал он, озираясь на синий «Пежо», который снова подал голос. – Просто сегодня не мог с ней это обсуждать. Зря вообще с тобой об этом заговорил…

– Андрюш, я боюсь, что ты так и не сможешь с ней ничего обсудить. – Отступив на шаг, Маша глубоко вдохнула воздух и повыше подняла подбородок – еще один верный способ удержаться от слез. – Ни сегодня, ни завтра. А через неделю будет поздно, и ты себе скажешь, что ничью память это не оскорбляет, мама сама бы этого хотела. Так вот, на будущее, хочу тебя предупредить: ЭТОГО мама не хотела бы ни за что!

– Вы что, обсуждали с ней такую возможность? – Глаза брата сделались вдруг большими и испуганными, как у сбитого с толку ребенка, но Маша не дала себя разжалобить и продолжала еще более жестким тоном:

– Мы с ней обсуждали не свадьбу и похороны, конечно, а саму Зою. И мама сказала одну вещь, которую я не должна бы тебе передавать… Но все-таки скажу! – И обвинительно ткнув пальцем брату в грудь, девушка процедила: – Вот ее слова: «Сперва растишь сына, а потом смотришь, как кто-то делает из него коврик перед входной дверью. А он еще и радуется…»

– Я не знаю, как выглядят наши отношения с Зоей со стороны, – после минутного молчания произнес Андрей, упорно разглядывая носки своих ботинок. Создавалось впечатление, будто он с ними и говорит. – Но я не чувствую, будто меня кто-то использует. Она меня уважает и любит. Только мама этого не увидела.

– Мама увидела бы все, было бы что видеть! – запальчиво возразила Маша. – Господи, да что я с тобой спорю! Любовь зла, известно! Ты просто не понимаешь, что связался с бездушной, безмозглой куклой!

– Ну да, ты же у нас эксперт по куклам, – бросил тот уже через плечо, поворачиваясь к вновь посигналившему «Пежо». – Знаешь, мой тебе совет – занимайся ими и дальше! В людях ты ни черта не понимаешь! – И быстрым шагом подойдя к машине, хлопнул дверцей и скрылся.

«Пежо» рванулся с места почти сразу, будто асфальт жег ему покрышки. Раздраженно просигналив напоследок, машина лихо вписалась в поток транспорта и спустя минуту пропала из поля зрения. Маша проводила ее взглядом, бессознательно шевеля губами, словно все еще подбирая аргументы в неоконченном споре. Осознав, наконец, что она потерпела полное поражение, девушка горько улыбнулась. «Я сваляла дурака… Ни в коем случае нельзя было оскорблять Зою. Надо было упирать на то, что мне одиноко, страшно одной, надо было заплакать… Но как это трудно – управлять людьми, которых любишь! Все время кажется, что с ними эти военные хитрости не нужны!»

Порывшись в сумке, Маша пересчитала оставшиеся деньги и задумалась. Мысли привычно пустились по проторенной дорожке – «купить лекарства, конфеты медсестрам, коньяк маминому врачу, у него скоро юбилей…» Девушка поймала себя на том, что все еще мыслит так, будто мама жива. «А ведь ей уже ничего, совсем ничего от меня не нужно! Будь у меня даже миллион в кармане, я ничего не смогу для нее сделать!» У нее мурашки побежали по коже, она содрогнулась, плотнее запахивая полы холодной куртки. Мать болела последние полтора года, и Маша настолько привыкла не располагать собой, что теперь ей стало попросту жутко от внезапно наступившей свободы. Уже не надо спешить в больницу, доставать очередную порцию денег на лекарства, платную операцию, консультацию у медицинского светила, на мелкие подарки медперсоналу… Не надо ничего бояться, ни на что надеяться, рассчитывать шансы и верить в чудеса хирургии. То, что длилось полтора года, поглощая все ее время, силы и мысли, закончилось внезапно и ошеломляюще – будто с грохотом захлопнулась дверь, отрезав целый кусок жизни. Надо было начинать жить заново, в буквальном смысле придумывая себе дела и заботы. Попытка залучить к себе брата кончилась ничем, и теперь Маша ощущала возникший вакуум, как нечто почти материальное. Ей становилось трудно дышать, будто в груди засел посторонний предмет. Нарастала глухая паника, выражавшаяся прежде всего в нежелании ехать домой. «Что я там буду делать?!»

Она достала мобильный телефон и пролистала записную книжку. За время маминой болезни Маша совсем забросила прежних друзей, ей было некогда им звонить, и потом, она прекрасно сознавала, что стала неинтересной собеседницей. Человек, у которого в семье кто-то болен, отчасти превращается в маньяка. Он способен говорить только о врачах, больницах, диагнозах и лекарствах, и если сперва ему сочувствуют, то потом начинают его избегать. «Да и что толку жаловаться людям, которые не в состоянии тебе помочь? – говорила себе Маша, в очередной раз не позвонив очередной подруге. – Только ставишь их в неловкое положение. Лучше как-нибудь потом позвоню, когда мама поправится!» Другой вариант, а именно возможную смерть, Маша даже наедине с собой никогда не обсуждала.

Прочитав список имен в телефонной книжке, девушка с ужасом поняла, что ей по-прежнему не хочется звонить никому. Совершенно никому! «Как же я одичала! Не с кем поговорить! Одни врачи, да кое-кто по работе, и все! О маминой смерти я больше не могу говорить, хватило вчерашнего дня, кладбища, поминок… А не говорить об этом как-то дико. И потом, сразу же спросят, как у нее дела!»

Она уже собиралась сунуть телефон обратно в сумку и ловить такси, когда аппарат внезапно завибрировал. В последнее время Маша отключала мелодии звонков, так как они беспокоили мать. Взглянув на номер, высветившийся на табло, девушка иронически улыбнулась: «Ну конечно, а кто же еще? Все-таки как хорошо я ее знаю!»

– Уже здоровались, – ответила она на бодрое приветствие Зои. – Что случилось? Десяти минут не прошло!

– Андрей сказал, ты обиделась из-за того, что я говорила в банке! – одним духом выпалила та. – А ты меня просто не поняла! Я хотела сказать…

– Да я не слушала, что ты там говорила, – оборвала ее Маша. Она решила отбросить деликатность, как излишнюю роскошь. – Не извиняйся.

– А я не извиняюсь, – удивленно возразила Зоя. – Просто не успела сказать, что с точки зрения здравого смысла эта ячейка – полный абсурд! Я понимаю кое-что в украшениях, навскидку могу сказать, что такой браслет никак больше пятисот баксов не стоит! Это при условии, что там чистое серебро и натуральные кораллы! А ячейку оплачивали целый год! Аренда стоила в месяц около сорока долларов с хвостиком… За год набежало как раз пятьсот! И вот ты скажи, стоило оно того?! За эти деньги можно было купить еще один такой браслет!

– Тебе-то что? – по-прежнему резко ответила Маша, неприятно озадаченная таким вниманием к своему маленькому наследству, о котором почти успела забыть. Она невольно забеспокоилась и, запустив руку в карман куртки, нащупала браслет. Свернувшись змейкой, он пристроился на самом дне, среди оберток от леденцов – приятно тяжелый, уже нагревшийся от тепла ее бедра. – Не ты деньги платила!

– Если б я, тогда хоть что-то было бы понятно, – с некоторым вызовом заявила Зоя. – Для меня заплатить пятьсот баксов за фу-фу – не проблема. Но за что платила ваша мама? Насколько я знаю, у вас лишних денег не водилось. Мне Андрей так и сказал: «Не понимаю, что значит вся эта история!»

– Она значит то, что у нас в стране даже человек с небольшим достатком имеет право арендовать банковскую ячейку, – процедила Маша, борясь с желанием немедленно оборвать разговор. – И держать там то, что считает нужным.

– Так-то оно так! – нехотя согласилась та. – А все же странно. Я вот думаю, не могли ее обокрасть, а? Оставили для вида браслет, и привет! Описи-то не было!

– И кто же это сделал, по-твоему? – поморщилась девушка. Она уже не первый раз слышала от Зои заявления, что ее обсчитали или обокрали, все равно где – на рынке, в турагентстве, в ресторане… По мнению Маши, это был верный признак, что ее брат связался с яркой представительницей того типа людей, которые могут существовать, лишь отравляя жизнь всем окружающим. – Служащая, у которой вторые ключи от ячеек? То-то я заметила, ты ее прямо прожигала взглядом!

– Ничего не докажешь, – вздохнула Зоя. – Вот если бы была опись… Или хотя бы намек, что там не одна вещь… Я абсолютно убеждена, Андрею тоже что-то оставили, иначе зачем посылать вас туда вдвоем?! И зачем оплачивать ячейку, если вещь стоит не больше…

– Я плохо слышу, – солгала Маша и дала отбой. От разговора с будущей невесткой у нее окончательно испортилось настроение. За всеми этими туманными рассуждениями девушка безошибочно угадала главный смысл звонка – Зоя подозревала в хищении из ячейки именно ее!

«Может, она и бездушная кукла, но далеко не безмозглая, – думала Маша, забыв о такси и медленно двигаясь в сторону метро. – Голова у нее работает, только вот результаты выдает какие-то уродливые. Конечно, я могла успеть слетать в банк и одна. Документы и ключ получила еще до операции, хранились они у меня, так что все было под моим контролем. То, что в эти дни умерла мама, мы готовились к похоронам и нам даже поплакать было некогда, Зоя, конечно, в расчет не берет. Она бы на моем месте все успела! Судит по себе, вот и подозревает всех и каждого!»

Самым досадным было то, что ей никак не удавалось выяснить отношения с невестой брата начистоту. Зоя ловко уходила от прямых обвинений и упреков, ограничиваясь обидными намеками и абстрактными рассуждениями. Суть оставалась той же, но поссориться с ней окончательно у Маши не получалось. Будь Зоя чуть грубее и глупее, они бы давно враждовали в открытую. Но у той был дьявольский нюх на скандал, и она вовремя увертывалась от расплаты. Более того, она умудрялась обставлять дело так, что виноватой оказывалась противная сторона. Ее яркие голубые глаза так правдоподобно наполнялись слезами, что ей волей-неволей верили люди и более опытные, чем Андрей. «Выглядеть жертвой – это какой-то особый дар, – рассуждала сама с собой девушка, покупая карточку в кассе метро. – Это притом, что она одета, как героини глянцевых журналов, ходит по салонам, водит новенький ‘‘Пежо’’ и работает только ради удовольствия покрасоваться на подиуме. Стоит ей пустить слезу и протянуть свое знаменитое ‘‘вы меня не так поняли’’, как она тут же превращается для окружающих в Крошечку-хаврошечку, а для меня уж не знаю, в кого… В Лихо Одноглазое, наверное! Андрей всерьез считает, что я из ревности и эгоизма травлю его невесту!»

Ступив на эскалатор, Маша сунула карточку в карман и снова нащупала браслет. Достав его, девушка рассмотрела украшение с лицевой и изнаночной стороны и пришла к выводу, что серебро неподдельное и кораллы настоящие. С обратной стороны они не были отшлифованы, и на пластинах отчетливо различались полосы и бороздки, присущие натуральным кораллам. Всего вставок было десять. Больше всего Машу удивило, что браслет выглядел модной, даже претенциозной, недавно сделанной вещью. Казалось, он был куплен совсем недавно в каком-нибудь художественном салоне. Получить подобную вещь в наследство от матери Маша никак не ожидала.

Надев браслет на левое запястье, она слегка отставила руку в сторону, любуясь тем, как оживились вдруг кораллы. У нее от природы была смугловатая кожа, чуть оливкового оттенка, и украшение словно придумали специально для нее – едва надев браслет, девушка поняла, что ей будет очень нелегко с ним расстаться. «Хотя зачем расставаться? – оборвала она себя, едва не споткнувшись, сходя с эскалатора на платформу. – Он мой, так и написано было на свертке. Мое наследство!» Однако ее не покидало чувство, что произошло недоразумение – настолько неожиданным был подарок.

«А все же лучше бы его не было! – думала Маша, втиснувшись в вагон и запоздало сожалея, что поскупилась на такси. – Теперь Зоя будет звонить каждый день и обсуждать, что могли украсть из ячейки. В переводе – что Я могла оттуда украсть. Вымотает мне нервы до того, что я наору на нее, и тогда пустит слезу, бросится на грудь к Андрюше, и тот решит, что виновная сторона – именно я, а невинная – та, что рыдает ему в рубашку. И будет у них свадьба через неделю, готова спорить на что угодно, будет!» Мысль о свадьбе была ужаснее всего, и Маша, подумав об этом, так прикусила нижнюю губу, что та немедленно вспухла. Но как ни странно, теперь она не ощущала такого гнетущего вакуума, как полчаса назад, расставшись с братом. На ее левом запястье красовался массивный браслет, и порою девушке казалось, что некий невидимый друг держит ее за руку, уговаривая не терзаться понапрасну.

Когда она входила во двор своего дома, уже темнело, начинали зажигаться фонари. Прежде Маша очень любила начало октября, особенно потому, что ее день рождения приходился на второе число месяца. Эти дни, как правило, дождливые и прохладные, с детства запомнились ей как что-то яркое и праздничное. Но в прошлом году свой день рождения она провела в больнице, помогая готовить мать к первой операции, а в этом ей и подавно было не до веселья. Она даже забыла про свой день рождения, тем более что ее никто не поздравил. Даже Андрей, встретив ее утром второго октября в больнице, ни о чем не вспомнил, хотя всегда в этот день дарил сестре цветы и какие-нибудь приятные сюрпризы, придумывать которые был большой мастер. «Но не в этот раз. – Маша остановилась у подъезда, ища на дне сумки ключи. – На другое утро у мамы была назначена операция, мы думали только об этом, а уж после разговора с профессором у нас и вовсе все вылетело из головы. Ведь он никакой надежды нам не дал… Даже эти банковские бумаги я сунула в сумку и забыла, только одно и твердила про себя: ‘‘Завтра, завтра!’’ Уже ночью, когда осталась одна, вспомнила, что мне исполнилось двадцать семь!»

Девушка достала ключи и, выбрав магнитный от двери подъезда, поднялась на крыльцо. Свет фонаря упал на браслет, украшавший ее запястье, и она внезапно нахмурилась, опустив протянутую было руку. Ее поразила догадка, неожиданно пришедшая ей на ум. Появление браслета объяснялось так просто, что теперь Маша удивлялась тому, что никто этого не понял.

«Мама передала банковские документы второго, в мой день рождения! И доверенность была только на меня, и на свертке с браслетом было написано мое имя! Это не наследство, это просто подарок! Самый чудесный, самый роскошный подарок на день рождения, какой я только получала!»

Маша влетела в подъезд, отперла дверь квартиры – они с матерью жили на первом этаже – и, включив свет в прихожей, подставила под лампу левое запястье, любуясь карминово-красными кораллами, которые, нагревшись на ее теле, приобрели еще более теплый, живой оттенок. «Ну до чего красиво!» Теперь браслет казался ей еще прекрасней. Приобретя значение подарка, да еще последнего подарка, сделанного матерью, он разом превратился для девушки в реликвию.

Она хотела было немедленно позвонить брату, чтобы поделиться своим открытием, но, не дойдя до телефона, остановилась. «Подумает, чего доброго, будто я его упрекаю, что он не вспомнил о моем дне рождения!» Кроме того, она предположила, что сейчас Андрей и Зоя уже добрались до дома и, скорее всего, садятся ужинать, а значит, звонок будет некстати. К несомненным достоинствам невесты брата нужно было отнести и ее хозяйственные наклонности. Зоя вкусно и разнообразно готовила, опровергая стереотип, что модели питаются одной минеральной водой и сигаретным дымом. «Еще один плюс в ее пользу. Может, я в самом деле ревную и завидую?»

Выдвинув ящик старого комода, в котором хранились елочные игрушки, разрозненные инструменты и всякий хлам вроде поздравительных открыток и бесполезных сувениров, Маша отыскала массивную рамку с Зоиной фотографией – ее подарок на прошлый Новый год. Ничего красноречивее этого дара она и представить себе не могла. Зоя искренне полагала, что осчастливит будущую родню, преподнеся ей самое себя, в роскошной рамке, украшенной голубоватыми стразами. На снимке, выбранном из Зоиного портфолио, та красовалась вполоборота к зрителю, загадочно сощурив томные голубые глаза, словно намекая на то, что ей известна некая тайна. Отставив фотографию в вытянутой руке, Маша критически рассматривала ее, пытаясь увидеть будущую родственницу непредвзятым взглядом, но разглядела лишь то, что всегда: хорошенькую длинноволосую блондинку, с острым носиком и чуть раскосыми глазами. Она была слегка похожа на лисичку, и это позволяло предположить, что натуральный цвет Зоиных волос – рыжий. «Тогда это объясняет, откуда у нее взялись мозги!» – сердито подумала Маша, швыряя портрет обратно в ящик комода. В принципе она никогда не связывала умственные способности людей с цветом их волос, но, контактируя с Зоей, невольно переходила на личности. «Если я буду часто ее видеть, совсем опущусь! А что будет с Андреем?!»

Пройдя на кухню и включив чайник, Маша остановилась у окна и задумалась, глядя, как в доме напротив загораются огни. С утра она забыла прикрыть форточку, за день кухня выстыла, в ней было так же сыро и холодно, как на улице. От этого девушка особенно остро ощущала наступившее сиротство. Маша подумала, что сейчас, когда она, наконец, осталась в одиночестве, можно всласть поплакать, но слезы отчего-то не шли. «Всегда так, – сказала она себе, запирая форточку и задергивая штору. – Все возможности приходят ко мне слишком поздно. Когда я хотела пойти учиться на декоратора, надо было зарабатывать деньги, помогать маме растить Андрея…. Как будто меня уже не надо было “растить”, хотя я всего на три года старше! Он пошел учиться вместо меня в художественное училище, а я делала на продажу кукол, бесконечных кукол, которыми он меня сегодня попрекнул… Потом он начал работать в театре, и я могла бы поступить учиться… Но в этом не было смысла. В руках уже ремесло, которым можно кормиться всю жизнь, круг клиентов, определенная репутация… Даже, можно сказать, имя! Мария Баскакова, призер каких-то там конкурсов и выставок… Четыре года назад, когда я хотела выйти замуж, мама сказала, что я слишком молода. На самом деле все упиралось опять же в деньги и в то, кто ей будет помогать с Андреем. Он ведь еще ничего не зарабатывал! Было ясно, что, если я уйду из семьи, моих заработков тут уже не увидят. Я все понимала, но не стала спорить, предложила Паше просто встречаться. И мы встречались, пока он не женился на другой девушке, которая не была “слишком молода” и умела думать о себе. Теперь меня некому остановить, но мне уже не за кого выходить замуж. Может быть, я и влюбиться уже никогда не смогу!»

Маша налила чаю и снова остановилась у окна. Она немного согрелась и, несмотря на грустные мысли, успокоилась. Сумерки всегда настраивали ее на философский лад, и она начинала легче относиться к дневным обидам и огорчениям – в отличие от брата, который, напротив, терпеть не мог темное время суток. Ее не пугала даже тишина в опустевшей квартире, которую не могли замаскировать ни шум машин во дворе, ни звуки лифта за стеной, ни музыка у соседей сверху. «Я думала, будет тяжело остаться одной, но нет… Наверное, я на самом деле давно живу одна. Просто теперь это стало более явно, что ли!»

Все еще глядя в окно, она протянула руку, чтобы поставить на стол опустевшую чашку, но внезапно застыла. Девушка услышала звук, от которого у нее заледенел затылок, и коротко остриженные волосы на нем встопорщились, как щетина на щетке. Подобной физической реакции от страха она никогда прежде не испытывала, и немудрено.

За спиной у Маши, не далее как на расстоянии шага от нее, кто-то негромко, но явственно откашлялся.

Глава 2

«Не заперла дверь! – пронеслось у нее в голове. Она затылком ощущала постороннее присутствие и даже мысли не допускала, что кашель ей послышался. – У нас первый этаж, конечно, он уже стоял в подъезде, когда я вошла и стала возиться с ключами. Какая дура, господи, какая дура! Думала только о браслете! Вот так и убивают!»

Больше всего ее ужасало молчание стоявшего за спиной человека. Если бы он заговорил и потребовал деньги, она бы даже обрадовалась. Но тот молчал, и это заставляло предполагать нечто худшее, чем простой грабеж.

Стараясь не выдать паники слишком порывистым движением, Маша поставила чашку на стол, плеснула туда заварки, снова долила чашку до краев кипятком из чайника-термоса… И внезапно развернувшись, выплеснула дымящийся чай туда, где, по ее расчетам, должно было оказаться лицо незнакомца. Еще прежде, чем Маша увидела что-нибудь, она услышала страшный крик и поняла, что не ошиблась. Швырнув в том же направлении чашку, она схватила чайник, другой рукой стараясь найти на столе хлебный нож, но тут ее остановил жалобный возглас, донесшийся из коридора, куда успел отступить грабитель:

– С ума сошла, что ж ты делаешь!

Голос был женский и очень знакомый. Девушка остановилась, все еще держа чайник наготове, а в следующее мгновение сделала то, на что уж никак не считала себя способной в этот долгий тяжелый день. Маша расхохоталась и едва не обварила сама себя, чуть не уронив на пол тяжелый горячий чайник.

– Она еще смеется! – с негодованием воскликнули в коридоре, и на свет показалось сердитое, мокрое лицо Анжелы, соседки по лестничной клетке, живущей в квартире напротив. – Чуть не убила меня и ржет!

– Прости, ради бога, я думала, ко мне маньяк забрался! – призналась Маша, отставляя чайник в сторону и с тревогой осматривая приятельницу. – Обожгла?

– Сама не понимаю, – раздраженно ответила та, отряхивая одежду. – Я увернулась, хоть в лицо не попало! Плечо вот жжет…

Маша торопливо достала из холодильника спрей от ожогов и, заставив Анжелу расстегнуть халат, обработала покрасневшее плечо. Теперь ей было не до смеха – стоило представить, что кипяток, в самом деле, мог попасть девушке в глаза… Анжела хмурилась, но терпеливо сносила обработку. Пришлось покрыть пеной еще и локоть, которым она инстинктивно заслонилась во время нападения. Маша уже чуть не плакала:

– Какая же я идиотка! Очень больно?! Может, «скорую» вызвать?

– Ага, еще и милицию, – саркастически кивнула соседка, осматривая свой локоть, покрытый белой пеной. – Дай лучше чего-нибудь выпить, хоть в себя приду.

«Чего-нибудь» после поминок осталось немало, и Маша торопливо налила гостье водки – от вина та отказалась. Разом хватив полстакана, Анжела зажмурилась, перевела дух и уже куда веселее заметила:

– Вообще-то ты выступила по делу, я сама напросилась. Нечего было тихушничать, надо по-человечески в дверь звонить. Но я заметила, что у тебя открыто и заглянула…

– Значит, все-таки не заперла! – вздохнула девушка, слегка успокаиваясь. Она видела, что приятельница уже не сердится. Сбегав в прихожую, Маша набросила на дверь цепочку, еще раз выругав себя за рассеянность. «Сегодня Анжела, кто завтра? Тогда чашкой с кипятком не отобьешься! Привыкай жить одна!»

Девушка вернулась на кухню, подала гостье бумажные салфетки и та смахнула пену с обожженных участков. Осторожно натянув халат, она поморщилась и призналась:

– Чувствую себя полной дурой! Так глупо нарваться! Я ведь даже ругать тебя не имею права, ты молодец, сразу в драку! А с другой стороны, страшно… Если бы к тебе старушка заглянула, с замедленной реакцией, ее бы уже в больницу везли.

– В другой раз позвони, – виновато попросила Маша.

– Да я сто раз подумаю, прежде чем еще к тебе сунуться! – полушутливо-полусерьезно парировала Анжела. – Ты меня так ошарашила, все из головы вылетело. А я ведь к тебе с чем-то шла!

– Посиди еще, может, вспомнишь? – Маша вопросительно указала на бутылку, но гостья выставила вперед обе ладони, словно отгораживаясь от соб– лазна:

– И не думай, меня Васька убьет, если унюхает! И так уже придется объяснительную писать. Есть у тебя кофе в зернах? Хоть пожевать…

И перемалывая крепкими зубами зерна, Анжела принялась эмоционально рассказывать об очередном конфликте с придирчивым ревнивым мужем, вечно пытавшемся уличить ее то в измене, то в распущенности, то в лени. Строго говоря, Маша понимала его претензии, так как ее старая школьная подруга была далеко не ангелом, но как раз Анжелу она никогда не судила строго. Может, та и была ленивой, избалованной и бесшабашной особой, у которой никак не получалось вписаться в образ семейной женщины, матери двоих детей… Анжела, с ее постоянно растрепанными обесцвеченными волосами, густо подведенными светло-голубыми глазами навыкате, громким хрипловатым голосом и неизменным облаком сигаретного дыма перед носом казалась, скорее, подростком-переростком, любительницей экстрима, драк и дискотек. Ее доброту можно было считать бесхарактерностью, отзывчивость – излишней доверчивостью, вечную готовность помочь и самоотверженность – неумением планировать свое время и выбирать друзей. Но Маша так не считала и охотно прощала подруге все недостатки, за которые ее критиковал супруг.

– Если он думает, что я ему изменяю, почему не подает на развод? – допытывалась тем временем Анжела, яростно давя окурок в чайном блюдце. – Я его не держу, выть не стану, отлично проживу сама, и детям будет лучше без этих вечных скандалов. Так нет, разводиться он не хочет! Сам не пускает меня работать, говорит, и так дома свинарник, тогда я совсем все заброшу… И сам же спрашивает, почему у нас такой скудный бюджет, где деньги?! Будто я их ем… Нет, ну ты скажи, логика есть, нет?!

– А ты разведись сама, – предложила Маша, слышавшая все эти жалобы уже не впервые. Она знала и ответ.

– Да что-то как-то… – протянула Анжела, закатывая глаза к потолку и принимаясь раскачиваться на жалобно скрипящей табуретке.

– Лень в ЗАГС сходить, – прокомментировала ее слова подруга. – Ладно, тогда жди, когда он к тебе привыкнет. Что ты изменишься, надежды мало!

– Не говори! – хохотнув, кивнула та. – Я же позор своей семьи, ты знаешь моих родителей. Папа – доктор наук, мама – доцент, культурные, воспитанные люди, ни выпить, ни закурить, ни нахамить другу другу… Да что там, у меня даже бабушка – с ученой степенью! Думаешь, они не пытались меня переделать? Бились, бились, да и сбыли на руки Ваське… – И секунду подумав, Анжела присовокупила: – Как подклеенную купюру. Авось, обратно не всучит!

– Однако он живет с тобой уже восемь лет, – напомнила Маша. – Значит, в сущности, его все устраивает. Плюнь ты на его выпады, есть люди, у которых без скандалов пищеварение не действует. Твой Василий как раз из такой породы. Вспомни свадьбу!

И молодые женщины согласно кивнули, поняв друг друга без дальнейших аргументов. В самом деле, бракосочетание Анжелы некогда произвело фурор во дворе и даже в окрестностях. Дело было не в том, что свадьбу играли с каким-то особым шиком и шумом, а в скандале, который показательно устроил жених. Ему показалось, что в приветственной речи, которой его встретил тесть-профессор, содержатся обидные намеки на его происхождение и образование. Василий в ту пору работал электриком в ЖЭКе и с будущей женой познакомился, когда пришел чинить замыкавшую вилку холодильника. Жених встал на дыбы, отказался ехать в ЗАГС, и плачущей беременной Анжеле стоило огромных трудов его успокоить. С тех пор Маша привыкла к тому, что на лестничной клетке зачастую слышались отзвуки истерик и даже оплеух. Она считала, что приятельница, несмотря на вечные жалобы, выбрала мужа себе по вкусу и не слишком страдает от подобного стиля отношений. Ей было жаль только детей, которые росли, как в бетономешалке, без надежды хотя бы на относительный мир и покой в семье.

Внезапно гостья хлопнула себя ладонью по лбу, словно убивая комара, и воскликнула:

– Вспомнила, зачем пришла! Может, и некстати… Сама не знаю, можно в таких ситуациях поздравлять с днем рождения? Короче, Маш, я тебя задним числом все-таки поздравляю!

И достав из кармана халата маленький сверток, протянула его хозяйке. Развернув блестящую розовую бумагу, Маша увидела свечку в виде ангелочка, прижимающего к груди красное сердце с надписью «I love you!». Она обняла подругу:

– Спасибо… Знаешь, ведь в этом году ты всего вторая, кто меня поздравил!

– А первая кто? – поинтересовалась Анжела.

– Мама, в больнице, перед операцией. – Промокнув глаза тыльной стороной ладони, Маша показала гостье браслет: – Вот, подарила.

– Какая прелесть! – простонала соседка, так и сяк поворачивая ее левое запястье. – Да это последний писк! Сейчас чем массивнее, тем лучше! Слушай, а ведь он серебряный?

– И ужасно тяжелый, – призналась девушка. – Его все время чувствуешь. Но мне это даже нравится.

– Еще бы… – с прежней, восторженной интонацией протянула Анжела. – А какие шикарные ка– мушки!

– Это кораллы, – терпеливо пояснила Маша, видя, что браслет произвел на подругу неизгладимое впечатление. Удивляться было нечему – та всегда обожала украшения, питая слабость к яркой дешевой бижутерии, так как покупать настоящие драгоценности у нее не было возможности. Браслет из настоящего серебра с настоящими кораллами подействовал на Анжелу, как удав на кролика. Молодая женщина казалась загипнотизированной и не сводила с него остановившегося взгляда.

– Потрясающая вещь! – выдохнула наконец она. – Сколько он может стоить?

– Андрюшина невеста думает, пятьсот долларов, не меньше.

– Эта крашеная выдра? – разом оживилась Анжела, на секунду отвлекшись от браслета. Она не раз встречала Зою, когда забегала навестить приятельницу, и полностью разделяла Машино мнение о ней. Обычно резкая в суждениях, Анжела заходила еще дальше в своей неприязни и полагала, что хитрая и лицемерная невеста Андрея вообще не имеет никаких положительных качеств. Даже Маша иногда возражала, указывая на несомненные козыри, которыми располагала Зоя: хозяйственные таланты, безупречную фигуру, умение нравиться мужчинам… «И раздражать женщин!» – обычно присовокупляла она про себя.

– У них все-таки будет свадьба? Андрюшка не передумал? – Анжела по привычке говорила о младшем брате подруги, как о несовершеннолетнем и несамостоятельном мальчишке, каким он остался в ее глазах. – Боже мой, сам лезет в петлю! Ну, чего ради он женится?! И так вместе живут, без всякого ЗАГСа! Или она беременна?

– Как? – вздрогнула Маша. – Не знаю… Они говорят об этой свадьбе с начала лета, так что вряд ли. Тогда она бы уже ходила с заметным животом.

– Ну и нечего ему себе жизнь уродовать! – горячо воскликнула Анжела. – Тем более эта стерва уже была замужем, он у нее не первый! Обязательств перед ней никаких! Я тебя уверяю, она даже не дернется, когда он ее бросит! Вообще не понимаю, зачем эта богатая кукла замуж за него лезет! Если б у него хоть деньги были… А так – вроде никакого расчета…

– Вот поэтому мне никак не удается его отговорить, – пожаловалась Маша, хотя, если начистоту, никогда всерьез и не пыталась воздействовать на брата. – Что бы я ни делала, она всегда остается права, а я выгляжу стервой. Пусть женятся, мне теперь дела нет.

– А когда? – полюбопытствовала соседка. – Придется перенести, они же собирались в середине ме– сяца?

– Думаю, так и сыграют, – с деланным хладнокровием ответила Маша.

– А как же траур?! – Анжела вытаращила и без того выпученные глаза, и они на миг показались вдвое больше. – Девять, сорок дней?! Она что, совсем рехнулась, эта вешалка?!

– Вопрос уперся в деньги. – Девушка сама поразилась тому, как спокойно и даже иронично прозвучал ее голос. – А денег у Андрея больше нет, и второй раз ему такую свадьбу не подготовить. А жениться хочется.

– И ты допустишь?!

– Боюсь, не в моих силах что-то изменить. – Маша по-прежнему говорила подчеркнуто отстраненно, давая понять, что тема ей неприятна.

Но подруга намеков не понимала и кипела от возмущения, стуча кулаком по кухонному столу:

– А я бы знаешь, что?! Я бы их свадебный кортеж тухлыми яйцами закидала! Просто-таки все стекла, чтобы и снаружи было красиво, и внутри приятно! Пусть наслаждаются!

– Ну, это хулиганство. – Девушка не удержалась от слабой улыбки, идея показалась ей хотя и грубой, но довольно впечатляющей. – И потом, тебя схватили бы после первой же подбитой машины!

– Что я, ненормальная, сама яйца кидать? – фыркнула Анжела, выразительно крутанув пальцем у виска. – Я бы раздала их детям во дворе, каждому сунула по двадцать рублей… И приветик – все разом швырнули и разбежались, лови их!

Маша уже открыто смеялась, воображая последствия подобной мести. Ей особенно отчетливо представилась Зоя, в перепачканном желтками свадебном наряде, растерянная, униженная, сбитая с толку. Но она тут же увидела рядом искаженное лицо Андрея, и ее улыбка погасла. «Как бы там ни было, он любит эту пиранью, и я не вправе портить ему такой день».

– Я над этим подумаю, – тем не менее пообещала она и встала, видя, что гостья поднимается из-за стола. – Спасибо, подняла настроение! А то уже начались мысли на тему, что жизнь прошла и никому я не нужна…

– Хочешь, познакомлю с одним парнем? – азартно предложила Анжела, уже направляясь к входной двери. – Высший сорт, как раз тебе подойдет! Симпатичный блондин, высокий, знает кучу анекдотов, а как на бильярде играет! Только что развелся! Честное слово, сама бы с ним любовь закрутила, да ты же знаешь…

– Спасибо! – засмеялась Маша, отпирая дверь. – Мне бы что-то поскромнее, а то разом столько достоинств! Лучше сама кандидата подыщу. Беги к своим, дети, наверное, уже что-нибудь расколотили.

– А, гори оно все… – протянула Анжела, останавливаясь на пороге и тоскливо поглядывая на дверь своей квартиры. – Они мне так голову к вечеру задуривают, я не то что книгу, телепрограмму перед сном почитать не могу. Буквы не узнаю! А если еще мой начнет трындеть… По поводу денег, уборки и готовки – это еще ничего, но если приревнует… Знаешь, что в последний раз было? – Обхватив ладонью горло, молодая женщина сделала страшные глаза: – Обещал задушить!

– Ну, и какие тебе еще нужны разведенные блондины? – упрекнула подругу Маша. Она невольно поежилась, хотя знала цену обещаниям ревнивого соседа. – Смотри, ты его дразнишь, и однажды у него крышу сорвет! Скажи хоть спасибо, что не пьет, а то бы давно…

– Разве он может пить? – возразила та. – Он же электрик, техническая аристократия! Ладно, пока!

И уже перебежав половину площадки, внезапно вернулась и успела придержать закрываемую Машей дверь. Ее резкий хриплый голос зазвучал просительно, почти умоляюще:

– Маш, будь другом, дай до завтрашнего вечера этот браслет! Я утром еду к своим, понимаешь, хочу произвести хорошее впечатление! Я им скажу, что мне его Васька купил! – Анжела тараторила, пытаясь воздействовать на собеседницу силой словесного напора. – Они о нем в последнее время плохо отзываются, пусть хоть что-то позитивное прозвучит!

Маша замялась. Она не слишком удивилась просьбе, ей были понятны восхищенные взгляды, которые бросала подруга на браслет, и если бы речь шла об обычном украшении, она согласилась бы немедля.

– Но это же мамин подарок, – выговорила девушка после неловкой паузы. – Последний…

– Да ведь я прошу на несколько часов! – Анжела молитвенно сложила руки на груди и невольно поморщилась, когда халат натянулся на обожженном плече: – И даже не для свидания! Покажусь родителям и сразу верну!

– А что потом им скажешь, когда спросят, куда делся Васин подарок? – Маша неохотно расстегнула замок и протянула подруге тяжелый браслет, нагретый теплом запястья. Ей было жалко и тревожно выпускать его из виду, но отказывать дальше она не могла. «В конце концов, я ее обварила кипятком!»

Анжела просияла и, схватив подношение, спрятала его в карман халата, словно боясь, что его немедленно отнимут:

– Да неважно, скажу, дети куда-то засунули! Знаешь моих бандитов!

Она торопливо распрощалась и скрылась за своей дверью. Вернувшись в квартиру, Маша заперла оба замка и, устало ссутулив плечи, побрела умываться. Она легла спать, ругая себя за излишнюю мягкость и неумение отказывать. Девушка думала, что долго еще будет ворочаться в постели, перебирая в памяти впечатления бесконечного дня, но заснула почти мгновенно, стоило примять кулаком подушку, набитую гречневой шелухой, и пристроить в образовавшейся ямке гудящую голову. Мир исчез, перестал существовать, и она провалилась в темную яму, где не было даже сновидений.

* * *

Ее разбудил резкий звук, похожий на звон бьющейся посуды. Создавалось впечатление, что где-то рядом, за стеной, с размаху швырнули об пол поднос, заставленный чашками и бокалами. Маша недовольно застонала, не открывая глаз, пытаясь снова провалиться в сладкий черный сон, но вместо этого проснулась окончательно. В комнате было темно, проникавший сквозь задернутую занавеску свет уличных фонарей лишь намечал предметы, не освещая их целиком. Была ночь, или, может быть, еще вечер – девушка не могла понять, как долго спала. Щелкнув выключателем настольной лампы, она взглянула на будильник и ужаснулась. Шел третий час ночи. «Ну вот, проснулась в такое время, теперь вообще не усну! Что это, стекло где-то разбили?»

Маша полежала, прислушиваясь, но со двора (а теперь ей казалось, что разбудивший ее звук пришел именно оттуда) не было слышно ничего – в такой час по нему даже машины не проезжали. Зато до нее внезапно дошла волна ночной свежести, как будто где-то в квартире открылось окно. В следующий миг она, панически раскрыв глаза, уселась в постели. «Это же у нас окно разбили! У меня!» – поправилась она, и ей стало еще жутче.

Маша с детства жила на первом этаже и привыкла ко всем прелестям подобного существования. Каждое слово, произнесенное возле подъезда, ей будто вкладывали в ухо, от шума отъезжающих и приезжающих машин не было покоя ни утром, ни вечером. Днем на детской площадке звенели голоса и оглушительно стучал футбольный мяч, ночью зачастую раздавалась громкая музыка, которой украшали свои посиделки местные подростки. Ко всему она привыкла и ничто ее в целом не раздражало. Маша, подражая матери, старалась жить со всеми соседями в дружбе, и за всеми этими звуками для нее стояли конкретные люди, с которыми у нее были хорошие отношения.

Но не сейчас. Никто из соседей не мог бы разбить окно у нее в квартире. Да еще ночью. Да еще на другой день после похорон…

На всех окнах были решетки, довольно-таки заржавленные, но еще вполне надежные, хотя это не придало девушке храбрости. Она знала, что достаточно одного хорошего рывка, чтобы вырвать решетку из старой кирпичной кладки. Но уж это действие точно разбудило бы многих соседей, люди выглянули бы на шум из окон, чтобы как минимум взглянуть на свои машины, припаркованные во дворе. «Не может быть, чтобы воры на это решились! – сказала себе Маша, настороженно вслушиваясь в ночную тишину. – Такой риск, ради чего?! Что у нас красть?!»

Слух у нее был отличный, и все же она не могла различить ни одного подозрительного звука. Маша понемногу успокаивалась. Могло оказаться, что в окно швырнул камнем случайный пьяный прохожий, или оно само, неплотно прикрытое, распахнулось от порыва ветра и разбилось. Девушка решилась встать и на цыпочках прокралась в коридор, а затем, на всякий случай не включая света, на кухню.

Вздрогнув от холода, она первым делом взглянула на окно. Занавеска слегка надувалась от ветра, и особенно отчетливо слышался дробный стук дождевых капель, разбивающихся о жестяной слив. Только это и говорило о том, что стекла в раме больше нет. Решетка осталась на месте, Маша отчетливо видела очертания прутьев на просвет.

Девушка шагнула, и под ногами тут же захрустело стекло. Инстинктивно поморщившись, хотя сквозь подошвы тапочек осколки не прошли, Маша пробралась к окну и, не отдергивая занавески, попыталась рассмотреть, нет ли кого во дворе. В свете фонаря танцевала водяная пыль, дождь шел лениво и неохотно, то выбрасывая горсти капель, то повисая в воздухе душной моросью. Чуть поодаль, у бровки тротуара, выстроились темные машины. Ни у одной не сработала сигнализация, из чего Маша заключила, что удар был не таким уж оглушительным. «Мне сквозь сон показалось, что звук очень громкий!»

Было очевидно, что совершивший нападение успел скрыться и повторять попытку проникнуть в квартиру не собирается. Маша сделала такой вывод еще и потому, что увидела дворового пса Бобку, мирно трусящего через тротуар в направлении помойки. Этот буро-рыжий кобель, несомненно, имевший в своем активе некоего предка-сенбернара, интересовался двумя вещами на свете – едой и незнакомыми людьми. Первую он слепо и неразборчиво обожал, вторых терпеть не мог. Пес так неприветливо задирал верхнюю губу и щетинил грязную шерсть на мощном загривке, что чужакам становилось не по себе. Впрочем, не было случая, чтобы Бобка кого-то укусил. Догадливый и осмотрительный, как все дворняги, он старался ни с кем не конфликтовать, отлично понимая, что положение его, в общем, весьма непрочно.

«Если бы во дворе все еще был кто-то чужой, Бобка торчал бы напротив моего окна и скалился, и капал бы слюной в лужу, и ворчал. – Девушка проводила взглядом удалявшуюся в темноту собаку и перевела дух. – А страшно жить одной! Даже когда мама была в больнице, я все-таки не чувствовала себя так одиноко. А теперь я… Как наш Бобка!»

Проведя это неутешительное сравнение, Маша решилась наконец зажечь свет, чтобы оценить ущерб. Пол, покрытый истертым линолеумом, усыпали осколки стекла, они блестели на плите, на столе, всюду, куда падал взгляд. Девушка сразу увидела то, что произвело эти разрушения. Неподалеку от окна лежала половинка кирпича. Версия насчет порыва ветра мгновенно опрокинулась.

«Да и ветра никакого нет. – Она присела на корточки, с опаской рассматривая кирпич, словно он мог внезапно подняться с места и полететь в ее сторону. – Ну вот, начало новой жизни! Сколько мы тут живем, никогда ничего подобного, а стоило остаться одной…» Маша снова взглянула на часы, и ей стало вдвойне грустно. Прежде она могла обратиться к брату в любое время, ей бы в голову не пришло чего-то стесняться или бояться. Сейчас, когда с ним рядом была Зоя, даже простой звонок стал проблемой, не говоря уж о таком позднем… «Когда он при ней говорит по телефону, у него голос какой-то чужой, будто кто-то прикидывается Андреем, подражает ему! И все время такое чувство, что ему хочется положить трубку. В такие минуты кажется, что он меня больше не любит…»

Вытащив из-под раковины совок и веник, она смела стекло отовсюду, где успела его заметить. Завершить уборку Маша решила утром, на свежую голову. Оставалась проблема, как спать при открытом окне, пусть даже в другой комнате. Ночь была сырой и холодной, и девушка ежилась под наспех накинутой курткой. Выйдя в прихожую, она открыла дверцу стенного шкафа, чтобы подобрать какую-нибудь старую рухлядь и заткнуть окно. На самом виду, на вбитом в стену гвозде висела теплая куртка Андрея. В ней он ходил последние два-три года, до тех пор пока не встретил Зою. Вместе с новой девушкой у него появились новые вещи, более высокие запросы, и удобная, но совершенно немодная куртка больше его не прельщала. Маша сняла ее с гвоздя и с мстительным чувством заткнула оконный проем, закрепив плотную ткань по краям решетки.

– Спокойной ночи! – громко сказала она, стоя на пороге, словно куртка была частью Андрея и могла отвечать за своего бывшего хозяина. – Хоть на что-то пригодишься!

И закрыла за собой дверь.

* * *

Вероятно, виной тому, что Маша спала до утра как убитая, ни разу не перевернувшись на другой бок, был свежий воздух, которого в квартире оказалось в переизбытке. Куртка прикрывала окно только от дождя, а сквозняки разгуливали свободно. Однако проснулась девушка не от холода, а от назойливых звонков в дверь. Не дождавшись ответа, звонивший принялся стучать, так же настойчиво и энергично. Маша натянула на плечи теплое одеяло, под которым грелась всю ночь, и побрела в прихожую.

Разглядев в «глазке» брата, она отперла и едва успела посторониться – тот влетел в квартиру, чуть не сбив Машу с ног. Оглядев сестру диким взглядом, Андрей воскликнул:

– Что, что с тобой?! Почему окно разбито?!

– Видел? – Она протерла глаза, стараясь проснуться окончательно. – А куртку не украли?

– Курт-ку? – Повторил он по слогам, будто слово это было ему незнакомо. – Машка, с тобой все в порядке? Ты не пострадала?

– Я нет, а вот окно высадили. Начисто, как после бомбежки! Кто-то кирпич кинул. – Зевнув, девушка приоткрыла дверь на кухню и с первого взгляда убедилась, что куртка, украшавшая оконную решетку, на месте. – Придется в ЖЭК идти, чтобы стекло вставили. Я даже понятия не имею, делают они это или нет?

– Да я сам все сделаю. – Убедившись, что сестра вполне спокойна, Андрей и сам слегка успокоился. – Сейчас сниму мерку, заскочу на рынок, в стекольную мастерскую, и вечером, после работы, опять к тебе. Только замазку сама припаси, могу не успеть… А в обеденный перерыв, сама понимаешь, такого мне не купить…

Театр, в котором работал Андрей, располагался в самом центре, неподалеку от Тверской, и приобрести в окрестных магазинах такой предмет, как оконная замазка, представлялось изуверски сложной задачей – все равно, что герою сказки достать молодильные яблоки или аленький цветочек.

– Найду что-нибудь, – кивнула Маша. Она удивилась и обрадовалась, и даже не потому, что решилась проблема с разбитым стеклом. Андрей предлагал свою помощь совсем как прежде, не отговариваясь срочными делами. Его время, свободное от работы, теперь было целиком посвящено Зое, сестра и мать его почти не видели.

– А что это ты с утра пораньше прилетел? – Взглянув наконец на часы, девушка удивилась еще больше. Брат явился в совершенно нехарактерное для него время. В половине девятого утра он, как правило, еще спал, благо его театр начинал жить часов с одиннадцати.

– Я о тебе беспокоился, – неожиданно смутившись, признался тот. – Вчера скверно расстались… И еще Зоя тебе звонила, наговорила, наверное, чего-нибудь… Я не слышал, заскочил в магазин, а когда вернулся, она уже дала отбой, сидела в машине, надутая. Я потом даже не решился тебе позвонить.

– Ну и зря, я не очень-то на тебя обиделась, – удивляясь собственному самообладанию, заявила девушка. Хотя у них с братом возрастная разница всего в три года, она ощущала себя гораздо стар– ше. – В куклах я, в самом деле, понимаю больше, чем в людях. А Зоя тоже ничем меня не обидела. Просто слишком горячо интересовалась, не было ли описи наследства. Боялась, что ячейку ограбили.

– Опять за свое! – в сердцах воскликнул парень, ударяя ладонью о ладонь. – Весь вечер рассчитывала, сколько мама платила банку, да зачем это было нужно, если вклад пустяковый… Знаешь, у нее такой практический ум, ей это покоя не дает! Если в чем-то нет логики, это ее пугает!

– Меня тоже пугает, – заметила Маша, имея в виду, впрочем, нечто иное. – Ты-то сам не думаешь, что нас обокрали?

– А кто его знает, – замороченно протянул Андрей, осматривая разбитое окно. – Тащи рулетку и заодно оденься. Стоишь голая на холоде, пневмонию зарабатываешь!

У себя в комнате девушка торопливо натянула свитер и джинсы, отыскала в рабочем ящике маленькую рулетку. Ее взгляд снова упал на будильник, и Маша покачала головой, глядя на стрелки, слившиеся в одну черту и показывавшие без четверти девять. «Да он никогда в такое время не встает! Его за ноги надо тащить, чтобы вытряхнуть из постели! Прямо завидно, взрослый парень, курит, пьет кофе с утра до ночи, нервы не в порядке, а спит как убитый! Что-то там случилось… Может, с Зойкой поругался?»

Она воодушевилась этой догадкой, но решила ни о чем не расспрашивать брата, тем более тот намеревался заглянуть к ней и после работы. Это уже было огромной победой. «А там, кто знает? Может, останется с ночевкой?»

Они смерили опустевшую раму, Андрей записал размеры требуемого стекла и заторопился:

– Как раз успею на рынок… В обед позвоню!

– Даже кофе не выпьешь? – изумилась Маша, глядя, как тот шнурует ботинки. – Я бы мигом!

– Меньше крутись на кухне, а то мигом будет простуда, – буркнул тот, возясь с запутавшимся шнурком. – А лучше, иди на весь день к своей этой, Анжеле. Она пригреет!

– Анжела едет к родителям. – Маша не удержалась от улыбки, вспомнив вчерашний инцидент с кипятком, казавшийся теперь скорее смешным, чем опасным. – Представляешь, выпросила у меня мамин браслет, покрасоваться перед ними. Я не смогла отказать.

Андрей внезапно выругался и дернул шнурок так резко, что порвал его. Выпрямившись, он уставился на сестру с гневным недоумением во взгляде. Маша уязвлено пожала плечами:

– Не смотри так, это же на пару часов!

– Ты отдала браслет этой халде? – отчего-то шепотом спросил Андрей. – Мамин браслет?

Теперь девушка обиделась всерьез.

– Анжела не халда, она добрый и порядочный человек! – твердо заявила она, бестрепетно встречая обличающий взгляд брата. – И не надо меня учить, как обращаться с маминым подарком! Если я так поступила, значит, знала, как бы на это посмотрела мама!

– Мама ее не выносила! – Обретя утраченный от волнения голос, парень заговорил на нотах, близких к визгу. – Она терпеть не могла, когда эта крашеная лахудра тут отиралась! Ясно, теперь путь свободен, она и вылезла на разведку! Погоди, еще выпивать вместе начнете!

– Кого не выносила мама, я тебе вчера сказала. – Маша из последних сил пыталась не сорваться на крик. Больше всего ей хотелось устроить скандал, что-нибудь разбить – другое окно, к примеру. Ее бесило сознание собственного бессилия, она понимала, что прежних отношений с братом уже не вернуть. – А после того, как ты решил не отменять свадьбу, у тебя нет права читать мне нотации.

– Что ты прицепилась к нашей свадьбе! – Андрей с искаженным лицом нажимал дверную ручку, не замечая того, что защелка замка задвинута. – Никого это не оскорбляет, кроме тебя! Ты врешь, мама желала мне счастья! Она бы не обиделась! А ты, ты просто…

– Скажи, что я завидую. – Маша отстранила брата и отперла замок. Приоткрыв дверь, она взглянула на Андрея с напряженной, вымученной улыбкой. – Ты ведь так думаешь? Потому что моя свадьба не состоялась, да? Думаешь, хочу отомстить, испортить тебе праздник? Ведь тогда я не вышла замуж из-за тебя!

– Так и знал, что ты меня когда-нибудь этим попрекнешь! – бросил тот, вылетая на лестничную площадку. – Нечего прикрываться благородными мотивами, вы все равно никогда бы не поженились!

– Почему это?! – высунулась вслед за ним Маша. Обычно она осуждала тех, кто предпочитает решать свои проблемы на людях, но сейчас ей было все равно, хоть сбегись на их крики весь дом. – Что ты можешь об этом знать?!

– Ты зануда, ханжа и эгоистка! – обернулся Андрей, уже на ступеньках. – И ты не умеешь делать добро просто так и любить просто так не умеешь! Про себя считаешь, что все тебе должны-обязаны, как в ресторане, каждому счет выписан!

– Значит, зануда, ханжа и эгоистка? – срывающимся голосом повторила Маша. – Уж что-нибудь одно, для начала… Чтобы я хоть привыкла! Видимо, ты по-другому со мной уже разговаривать не будешь.

Не ответив, Андрей хлопнул дверью подъезда и скрылся. Только сейчас девушка заметила, что у их перепалки в самом деле были свидетели. «Странно, что всего двое!» – подумала Маша, кивая соседкам, замершим на площадке между первым и вторым этажами. Те ответили вежливыми кивками и пристальными взглядами. Девушка сочла нужным пояснить:

– У нас с Андреем нервы сдают… вы понимаете…

– Да, конечно, – согласилась с нею женщина, жившая в квартире прямо над ней. – А уж вам так вообще досталось! Ведь одни эти больницы чего стоят, только свяжись… Бездонная дыра!

– Если бы еще лечили, – подхватила соседка с третьего этажа, державшая за руку маленькую внучку. – Тогда бы и денег не жалко, честное слово! А то одни расходы. Ты, Маша, держись! А с Андрея, как со всех мужиков, спрос небольшой, – добавила она, доверительно понижая голос. – Они все сейчас психопаты!

– Свадьбу теперь, конечно, отложат? – полюбопытствовала первая женщина.

– Конечно… Наверное… – забормотала Маша, прикрывая дверь и проклиная себя за то, что пошла на поводу у брата и ввязалась в ссору. – Нам не до этого…

«Идиотка, устроила сцену в подъезде, радуйся теперь! – Захлопнув дверь, девушка еще раз выругала себя за несдержанность. – Тетя Таня с третьего всем раззвонит, что мы с Андреем поцапались на третий день после похорон. А что будет, когда все узнают, что свадьба состоится в назначенный срок!» Теперь она не сомневалась, что так и будет. Вспышка гнева у Андрея могла означать только это, да и поток обвинений лишь прикрывал его неуверенность в собственной правоте. «О чем бы мы с ним ни говорили, разговор все равно свернет на эту проклятую свадьбу. Каждый из нас помнит про пятнадцатое октября, как преступник про день казни… Я знаю, ему все это не в радость, но знаю и то, что Зою он будет защищать до последнего… Самое лучшее для нас сейчас – совсем не общаться, но как раз это-то и невозможно!»

Она принесла из маминой спальни электрическую батарею и установила ее на кухне, под самым окном. После этого стало возможным сварить кофе, не кутаясь в верхнюю одежду. Через десять минут кухня нагрелась так, что Маше стало почти жарко. Она присела с чашкой кофе к столу, придвинув к себе кипу иллюстрированных журналов, одну из десятков, валяющихся тут и там, по всем углам маленькой квартиры. Сколько девушка себя помнила, она не выбросила ни одного журнала, о чем бы он ни был – о моде, о спорте или об интерьерах. Маша не любила избавляться даже от старых телепрограмм и, защищая от матери и брата пыльные неподъемные пачки, настаивала, что там попадаются очень интересные фотографии. Это было странное и не всегда удобное хобби, которое, впрочем, часто помогало Маше в ее работе. Создавая кукол, она нередко черпала вдохновение именно в старых журналах, воплощая встреченные там лица в глине, фарфоре или ткани. Маша считала, что именно этот подход и принес успех ее произведениям, выделив их среди моря других авторских кукол. Она никогда не вдохновлялась абстрактной фантазией или сказочным персонажем, у ее кукол были реальные прототипы среди живых или недавно живших людей, и даже если зрители не догадывались об этом, то бессознательно ощущали, что перед ними некие портреты.

Рассматривая картинки, девушка невольно отвлеклась от мрачных мыслей, ей стало легче, она даже заулыбалась, снова встретив фотографию, которая не давала ей покоя уже вторую неделю. Теннисистка стояла на корте, готовясь к подаче, сжимая в одной руке ракетку, в другой мячик. Загорелое лицо насуплено, ярко-голубые глаза смотрят недоверчиво и напряженно. Спортсменка стояла в абсолютно статичной позе, обдумывая удар, но ее тело было похоже на скрученную пружину, готовую разжаться в любой момент, чтобы обрушиться на противника.

«А что, сделаю-ка я теннисистку. – Косясь на снимок, Маша допивала вторую чашку кофе. – Пусть обвиняют в конъюнктуре, переживу! Балерин делают тысячами, это высокий жанр, это можно. А теннисистку почему-то нельзя, позор! Будто я звезду нашей эстрады собираюсь “изваять”!»

Отложив спортивный журнал в сторону, девушка принялась исследовать бумажные залежи, скопившиеся в углу за холодильником. Ей помнилось, что там могло найтись кое-что по нужной тематике. Чихая от поднявшейся пыли, Маша вытащила на середину кухни увесистые кипы, к которым никто не прикасался последние года два. Ревизия могла занять весь день, и девушка решила приступить к делу немедленно. Собственно, у нее была другая работа, более срочная, хотя менее интересная. За этот заказ к тому же обязательно заплатили бы, а вот теннисистку предстояло не только сделать, но и продать… И все же Маша выбрала ее. Мастеря очередную старорежимную барышню в кудряшках, она заняла бы только руки, не голову, а значит, снова впала бы в депрессию. Делать подобных кукол она могла бы и во сне, столько их уже прошло через ее рабочий стол! «А тут, по крайней мере, будет о чем подумать!» – Маша склонилась над журналами и смахнула пушистую буроватую пыль. На полу что-то зазвенело – девушка не заметила нескольких мелких осколков стекла, валявшихся на пачке. «Еще год буду выгребать! И кому понадобилось разбивать окно?!»

Она хотела уже принести совок и веник, чтобы убрать осколки, но ее взгляд остановился на маленьком предмете, притулившемся под самой кипой пыльной бумаги. Маша смахнула его на пол вместе со стеклом и заметила только сейчас. Удивленно нахмурившись, девушка двумя пальцами подобрала с пола серебристый ключик на ярком брелоке, показавшемся ей сперва сделанным из пластика. Однако, поднеся его к глазам, Маша безошибочно узнала кораллы из своего браслета – точную их копию. Ключик крепился на подвеске из двух серебряных звеньев, в каждое из которых был вставлен карминово-красный, оформленный в виде квадратной пластины коралл. Рисунок оправы был точно такой, как на браслете, камни того же размера, и с обратной стороны они тоже были оставлены необработанными.

В первую минуту она поддалась панике – ей почудилось, что это часть браслета, непонятно каким образом порвавшегося и разлетевшегося на части. Однако, припомнив подробности вчерашнего вечера, Маша взяла себя в руки. «Не может быть, чтобы браслет порвался! Я передала его Анжеле вовсе не здесь, а на пороге, и он был совершенно цел!»

Однако подвеска с ключиком, несомненно, имела прямое отношение к браслету – будучи художницей, девушка даже не сомневалась в этом. Браслет и подвеска были выполнены в едином стиле, явно по эскизам одного мастера, а может, и одной рукой. Она представила их вместе и даже в воображении убедилась, что вызывающая массивность браслета только выиграла бы рядом с подвеской. Тогда украшение окончательно приобрело бы средневековый колорит.

Проблема была только в том, что, когда они с братом вскрыли банковскую ячейку, подвеска к браслету не прилагалась, и ее появление в кухне, в пыльном углу за холодильником, среди старых журналов и свежих осколков, объяснению не поддавалось. «Может быть, мама спрятала… – терялась в догадках девушка, теребя в пальцах серебряные звенья подвески. – Браслет в банк, а это – где пришлось… Да нет, чего ради тогда оплачивать ячейку?! А если не мама, то как это вообще сюда попало?!»

Неожиданно резкий лай собаки заставил ее вздрогнуть и повернуться к окну. Так как стекла не было, звуки со двора доносились с неприятной отчетливостью, куртка, игравшая роль барьера, лишь скрывала Машу от посторонних взглядов, да и то относительно. «А вообще, странно, уже десять часов, а все еще будто спят. Только-только собачники выходят. Воскресенье, что ли?» Взглянув на календарь, девушка убедилась в своей догадке и одновременно поняла две вещи.

Первое – поскольку в воскресенье Андрею незачем было являться на работу раньше часа дня, его ранний визит становился совсем уж удивительным.

Второе пришло ей в голову, когда ее взгляд остановился на половинке кирпича, все еще лежавшей под окном, рядом с плитой. Вчера она не решилась его тронуть, думая показать кому-нибудь, куда упал камень. Но теперь, заметив его, девушка вдруг поняла, что может попытаться обосновать сразу два необъяснимых факта. «Непонятно, зачем разбили мне окно, откуда-то взялась подвеска… А если окно разбили, чтобы ее подкинуть?!»

Она снова обшарила угол за холодильником, надеясь найти какое-нибудь подтверждение своей версии, но выгребла оттуда только ком бурой пыли, несколько обгоревших спичек и леденец без обертки. Отбросив веник, Маша сжала подвеску в кулаке, словно пытаясь убедиться в ее реальности и не дать ей исчезнуть самой по себе – так же, как появилась.

«Браслет мне подарила мама, – прислушиваясь к звукам просыпающегося двора, думала девушка. – А это – кто?! Тот, кто не хотел попадаться мне на глаза и предпочел разбить окно?!» И она порадовалась, что наступил день, потому что ночью этот вопрос мог показаться не только загадочным, но и зловещим.

Глава 3

После полудня неожиданно потеплело, тучи, вот уже несколько дней висевшие над городом, ушли на север. Освобожденное солнце оказалось таким жарким, что казалось, снова наступило лето. Маша давно выключила батарею и даже вынула из оконного проема куртку, решив, что на такую погоду достаточно простой занавески. Стоило ей показаться в окне, она столкнулась чуть не лицом к лицу с той самой соседкой, с которой объяснялась утром. Та с сочувственным видом кивнула:

– Что натворили, а? Неужели ночью?

– Ночью, тетя Таня, – обреченно ответила девушка, облокачиваясь на подоконник. Меньше всего ей хотелось откровенничать с этой записной сплетницей, но оставить ее вопросы без внимания было бы хуже во сто крат.

В этом она убедилась четыре года назад, когда встречалась с парнем, за которого всерьез собиралась замуж. Они с Пашей обычно прощались во дворе, идти в квартиру не имело смысла, так как уединиться там не удавалось. Комнаты у Маши не было, она спала в маминой спальне, держала вещи в комнате брата, работала там, где находился свободный угол… В общем, так было всегда, с тех самых пор, как они с братом выросли настолько, что уже не могли раздеваться друг при друге и детская комната сама собой превратилась в комнату Андрея. Маша привыкла к такому положению дел и ничего унизительного или неудобного в этом не видела. Но, когда у нее появился жених, поняла, как мала их квартирка, и ее собственные права в ней. Тогда-то они с Пашей и стали везде натыкаться на соседку с третьего этажа. Та слащаво улыбалась Маше и задавала ненужные, продиктованные ложной любезностью вопросы, вроде: «Как дела у мамы?» или: «Как Андрюша учится?» Маша отвечала отрывисто и сердито, давая понять, что общение с соседкой ее вовсе не привлекает. В самом деле, прежде та никогда не проявляла интереса ни к делам их матери, ни к учебе Андрея. Смысл ее приставаний сводился к тому, чтобы иметь возможность остановиться рядом с парочкой, застывшей в подъезде, и получше рассмотреть парня. Кончилось тем, что Татьяна Егоровна сочла себя обиженной неприветливыми ответами соседки и перестала ее подстерегать. Зато по двору поползли слухи, от которых у Маши волосы встали дыбом, когда они дошли до нее в передаче Анжелы. Выходило, что Маша встречается не то с сутенером, не то с мелким воришкой, недавно освободившимся из тюрьмы, и даже ждет от него ребенка. Мать-де не пускает парочку на порог, вот они и греются в подъездах, пугают припозднившихся жильцов и заодно присматриваются к чужим дверям, известно, для чего.

Разумеется, они с Пашей расстались вовсе не потому, что испугались чьей-то буйной фантазии, но определенную роль в разрыве эти сплетни сыграли. Машина мать, услышав кошмарные россказни о влюбленной парочке, не выдержала и попросила у дочери объяснений. Потрясенная недоверием, та обиделась, а мать, в свою очередь, обиделась на Пашу, так как именно он, по ее мнению, превратил Машу из «ее девочки» в нервную, раздражительную особу. Его редкие визиты сопровождались демонстративным молчанием и тревожными взглядами, которые мать посылала Маше тайком, но тайной они, конечно, не являлись. Паша сначала пытался шутить, потом начал высказывать претензии и, в свою очередь, обиделся, потому что ничем не заслужил такого отношения. Обида усугублялась тем, что Маша попросила его повременить со свадьбой. Она объясняла, что сперва ей нужно помочь выучиться брату, что основную статью семейного бюджета составляют, как ни смешно, ее куклы, а какой-то год-два ничего в их отношениях не изменят… «Если у нас все по-настоящему, конечно!» – добавляла девушка, чувствуя в этот миг, что произносит не свои слова. Получалось, она желает какой-то проверки отношений на прочность. На самом же деле Маша ничего проверять не хотела. Она чувствовала, что именно с этим парнем ей будет спокойно и хорошо, как ни с каким другим. Но ей оставалось только прикрываться пустыми словами, тянуть время и видеть, как Паша все больше тяготится их встречами. Роман, на который она возлагала большие надежды, постепенно сошел на нет, и она почти не удивилась, услышав, что у Паши появилась другая девушка, и свадьба уже не за горами.

«И вот сейчас тетя Таня думает, как объяснить мое разбитое окно, и чем дольше я буду молчать, тем хуже получится ее собственная история! Начнет звонить на всех углах, что мне его брат из-за наследства расколотил, или я опять с каким-то уголовником связалась. Почуяла свободу!»

– Часа в два ночи швырнули кирпич, – и, пошарив по полу, Маша предъявила материальное доказательство своих слов. – Хорошо, меня тут не было, а то, если бы в голову…

– Вот-вот! – азартно проговорила соседка, вцепившись взглядом в половинку кирпича. – То-то мне послышалось ночью, где-то стекла бьют… Да я уже ногу от артрита намазала, не встала. Залезть пытались?

– Вроде нет.

– А милицию вызвала?

– Из-за этого? – Взвесив на ладони кирпич, Маша с усмешкой положила его на подоконник. – Да не стоит. Просто хулиганство.

Разумеется, она не собиралась показывать серебряную подвеску и делиться с соседкой догадками о том, как она попала на кухню. Версия о хулиганской выходке вполне устроила Татьяну Егоровну. Та удовлетворенно кивнула и подтвердила:

– Район стал просто ниже всякой критики, там стройка, тут помойка или вообще притон. В соседнем дворе сразу несколько парней одновременно с зоны пришли, начали свои порядки устанавливать. Одна женщина возмутилась, что они на лавочке водку пьют, в карты режутся, всю детскую площадку заплевали, так они к ней на квартиру пришли и нож показали. Что творится, Машенька! Как же ты тут будешь одна?

«Одна я осталась вашими стараниями», – подумала Маша, но вслух ничего не сказала. Любезно улыбнувшись, она опустила наконец занавеску, дав себе слово больше не подходить к окну. От воспоминаний о прошлом романе на нее навалилась тоска, а когда Маша припомнила утреннюю отповедь Андрея, и вовсе пала духом. «Кстати, придет он вечером со стеклом или не стоит ждать? – Ее снова начал волновать насущный вопрос, тем более что она не очень доверяла вдруг установившемуся теплу. – Может, самой побеспокоиться? Или в ЖЭК сбегать? Нет, сегодня воскресенье…»

Хотя Василий, муж Анжелы, давно уже не работал в ЖЭКе, вспомнив об этом учреждении, девушка сразу подумала и о нем. В выходной день он должен быть дома, и теоретически к нему можно обратиться за помощью. Но только теоретически. Маша терпеть не могла мужа подруги, считая его мелким деспотом и самодуром, и ее не трогало даже то, что сам Василий очень ее уважал. «Ему нравится, что ты прилично зарабатываешь, не пьешь, не куришь и почти не красишься, – рассказывала ей Анжела. – В его глазах ты прямо идеал женщины! Если бы я его еще любила, я бы, наверное, ревновала!» Маша содрогалась, слыша о комплиментах, которые отвешивал ей сосед, и всячески избегала принимать его помощь, которую тот при встречах неизменно предлагал. «Я ведь не только электрику могу починить, – хвастался он. – Сантехника, мелкий ремонт, туда-сюда… Как пишут в газетах, “муж на час”! Только намекни!»

Никакой охоты отправляться к нему и намекать у Маши не было, тем более, по ее расчетам, Анжела с детьми все еще находилась в гостях у родителей. Василий вряд ли поехал с ними, его отношения с ученой родней жены всегда колебались на грани холодной вражды. Оставалось надеяться, что брат переборет свою гордыню и все-таки привезет к вечеру стекло. «В любом случае нужно купить замазку!»

Если Маша озадачивалась тем, где достать какую-нибудь вещь, она всегда поступала одинаково – а именно шла в народ и спрашивала, порою просто у прохожих. Результаты были неизменно положительные. Она даже перестала удивляться тому, как охотно дают ценные советы незнакомые люди. Так ей удавалось найти большую часть материала для изготовления своих кукол, причем по бросовой цене или вообще даром. «Но вот замазку искать еще не приходилось! Интересно, можно обойтись пластилином?»

Маша сменила свитер на футболку, набросила короткую замшевую куртку, зайдя в ванную комнату, наспех пригладила щеткой взъерошенные волосы. Взяв с зеркальной полочки тюбик с помадой, девушка открыла его и внезапно задумалась, глядя на свое отражение. Она привыкла относиться к своей внешности философски, без особых эмоций, считая, что природа наградила ее вполне достаточно, чтобы прожить без комплексов. Именно поэтому Маша почти не красилась, а если использовала помаду бледных тонов, то исключительно для того, чтобы побороть вредную привычку облизывать губы. Но сейчас она взглянула в зеркало по-другому, впервые увидев себя со стороны.

«Зануда, ханжа и эгоистка?» Девушка вглядывалась в отражение, словно пытаясь его допросить. «Такой меня видит Андрей… А может, он прав, и я давно превратилась в этакое чудище? Для старой девы еще слишком молода, но ведь все старые девы с чего-то начинали!»

Из зеркала на нее серьезно смотрела смуглая кареглазая девушка, остриженная под мальчика, неулыбчивая, одетая без тени кокетства. Маша спросила себя, так ли она выглядела четыре года назад, когда собиралась замуж, и еще больше погрустнела. «Тогда у меня была другая прическа и доверху полная косметичка, и я пыталась носить блузки, юбки и туфли на каблуках, потому что Пашка считал, что мне все это идет и девочка не должна выглядеть, как мальчик. Господи, туфли на каблуках! Кажется, я и правда его любила». Маша попыталась улыбнуться, но на глазах неожиданно выступили слезы. Она отвернулась от зеркала, так и не накрасив губы, вышла в коридор, взяла вместительную спортивную сумку, куда бросила телефон, кошелек и зонтик. Туда же Маша осторожно уложила коробку с куклой, приготовленной к сдаче в магазин. Кукла ждала этого часа уже давно – девушка намеревалась отвезти ее заказчику на другой день после решающей маминой операции. Сейчас она вспомнила о ней случайно, бросив взгляд на коробку, сиротливо притулившуюся на обувнице, рядом с шарфами и перчатками. «Заодно получу деньги, наверняка что-то продалось! Это будет очень кстати, или сяду на мель…»

Маша еще никогда не жила только для себя и потому не могла даже предположить, на какой срок хватит оставшихся денег. Ей впервые пришло в голову, что теперь не придется столько работать, но она тут же выругала себя за эту мысль. «Что хорошего-то? Обрадовалась… Просто ты уже никому не нужна, вот что это значит! Эгоистка? Нет, Андрюша, что другое, а это – нет! Мне еще придется научиться жить для себя!»

Так, мысленно споря с братом, она заперла квартиру и вышла во двор. На прощание Маша бросила взгляд в сторону разбитого окна и содрогнулась, представив, что может наплести об этом случае Татьяна Егоровна. Скажет: «Ну вот вам, новый притон образовался, уже окна бьют!» Она торопливо свернула за угол дома, опасаясь снова столкнуться с любопытными соседками. Ей повезло – в этот час даже те женщины, которые дни напролет гуляли во дворе с детьми, ушли домой обедать. Девушка быстрым шагом направилась к остановке троллейбуса, надеясь, что по случаю воскресенья он окажется полупустым. Ездить в переполненном транспорте с куклами она не решалась, после того как однажды в давке «погиб» труд целого месяца. Маша до сих пор помнила свое отчаяние при виде раздавленной куклы, печальное выражение ее треснувшего гипсового личика, в котором неожиданно появилось нечто очень человеческое и оттого жуткое. Она сама не могла понять, каким образом сломанная кукла вдруг стала казаться такой одушевленной, но плакала из-за этого происшествия куда дольше, чем если бы просто расстроилась из-за потерянных денег. Как ни удивительно, брат сразу понял ее состояние. «Еще бы не жаль, они же тебе, как дети. Ты в них душу вкладываешь, ночами над ними сидишь, глаза и пальцы портишь… А потом какая-то скотина нажимает локтем, и вот, пожалуйста… – И призадумавшись, добавил: – Ты будешь просто замечательной мамашей!»

Последнее заявление девушка пропустила мимо ушей и задумалась над ним только сейчас, переминаясь с ноги на ногу на троллейбусной остановке. Порвав с бывшим женихом, она перестала строить какие-либо планы на будущее, кроме карьерных. О детях Маша думала в самом деле как о куклах, которые нужно будет создать… Не сейчас, потом. Лет в тридцать, когда будет свободное время. Она поежилась, оценив степень своей нынешней свободы. Если не считаться с мнением соседок, можно было делать все, что угодно. Завести любовника, родить ребенка, не выходя замуж, никому ни в чем не давать отчета. Даже если бы о ней пошли чудовищные сплетни, близких людей, которых они могли ранить, рядом уже нет. «А сплетни все равно пойдут, неважно, как я буду себя вести. Хоть сиди тише воды, ниже травы, не спасет! Вон, Анжеле засунули в постель уже всю округу, а я-то знаю, что она своему благоверному всего раз изменила, и то, когда это было…»

Подошел троллейбус, к счастью, совершенно пустой. Несколько пассажиров совсем потерялись в длинном двойном салоне. Усевшись, Маша поставила на колени сумку и, с облегчением вздохнув, взглянула в окно. И тут же привстала, заметив подбегающую к остановке Анжелу. Подруга тоже явно видела ее и призывно махала рукой, на которой сверкал браслет. Сыновья Анжелы, блондинистые мальчишки семи и пяти лет, опередили мать и теперь осаждали киоск, тыча пальцами в витрину и рассматривая бутылки с газировкой. Маша махнула в ответ и снова уселась. «Не выпрыгивать же мне на ходу, какая она странная! Пусть до вечера покрасуется с браслетом, ничего страшного. А со стороны он выглядит довольно-таки аляповато… Если бы я не знала, что это за камни, я бы решила, что там кусочки красного пластика…»

Она отвернулась, поправила сползшую с колен сумку и снова задумалась о перспективах, которые открывала ей нынешняя, одинокая жизнь. Мысли были тревожные и одновременно приятные, хотя девушка и боялась себе в этом сознаться. «А ведь мне повезло, что этот момент наступил в двадцать семь, а не в сорок семь лет! Тогда было бы слишком поздно на что-то надеяться. А так, кто знает… Может, на моих коленях будут ездить не только куклы!» Она представила себе картину, как таким же ясным воскресным днем катит вместе с маленьким ребенком куда-то в центр, в цирк или в зоопарк, и на сердце у нее потеплело. Правда, мужчину, отца этого будущего ребенка, Маша никак рядом с собой вообразить не могла.

* * *

Магазин, в который она вот уже пять лет сдавала работу, находился в центре, неподалеку от Белорусского вокзала, и рядом с театром, в котором работал Андрей. У нее даже возникла идея заглянуть к брату, чтобы прояснить его планы на вечер, но подумав, Маша решила не форсировать события. «Лучше посмотрю, как он поведет себя без давления. Хотя, что уж там, пока рядом Зоя, это невозможно. Так и будет разрываться между двух огней, пока не возненавидит одну из нас. И я даже догадываюсь, кого!»

Маша вошла в магазин сувениров, кивнула знакомому пожилому охраннику. Тот приветственно поднял руку:

– А вас тут обыскались! Я слышал, звонили вам, а телефон ни один не отвечает!

– Дела замучили, – коротко ответила девушка.

Она не хотела вдаваться в объяснения, какого рода обстоятельства мешали ей отвечать на звонки. Этот охранник был крайне болтлив и задержал бы ее надолго. Сразу пройдя в служебное помещение, начинавшееся за неприметной дверью без надписи, Маша постучала в кабинет товароведа.

– Вот это кто! – с некоторой претензией протянула полная женщина, снимая очки и закусывая кончик дужки.

Этот жест являлся у нее признаком раздражения, Маша знала его давно и так же давно не боялась. Ее куклы здесь нравились, пользовались успехом у покупателей, а значит, она могла себе позволить небольшую оплошность. Поздоровавшись, Маша расстегнула сумку и поставила на стол коробку. Товаровед едва взглянула под приоткрытую крышку, продолжая с нарастающим раздражением:

– Так, знаешь, не делают, не пропадают! В чем проблема-то, Маш? Я тебе звоню-звоню, мобильный не берешь, домашний не отвечает… Я, как дура, людям наобещала с три короба, держала заказ до последнего, только сегодня утром отзвонила им и отказалась. Они теперь на меня в претензии, получается, я им головы морочила!

– Анна Петровна, я…

– У моих знакомых свадьба, хотели заказать двух эксклюзивных кукол, жениха и невесту, с портретным сходством. – Порывшись в ящиках стола, женщина бросила перед девушкой две фотографии, сколотые скрепкой. – Сама понимаешь, сколько денег оно стоит, хорошо бы заработала, а то ковыряешься все… Этих вот мадмуазелей, – она постучала согнутым пальцем по коробке с куклой, – у меня тут целые полки, смотреть противно. А те, что ты к выставкам сооружаешь, так то ли тебе за них заплатят, то ли ты заплатишь, чтобы их в каталог поместили… Не так?

Маша не отвечала. Сперва она собиралась перебить Анну Петровну и объяснить ей причину своего временного исчезновения. Та была доброй, хотя и несколько сварливой особой, и девушка не сомневалась – стоит произнести простые и вместе с тем жуткие слова: «У меня умерла мама!» – как Анна Петровна мгновенно сменит тон, примется ее утешать, а то и всплакнет за компанию. Но, чем дольше она слушала гневную отповедь, тем меньше ей хотелось оправдываться, да еще таким способом.

Вместо этого девушка поступила совершенно неожиданным для себя образом. Взяв со стола коробку, она плотно закрыла крышку и снова погрузила ее в сумку. Анна Петровна наблюдала за ее действиями с изумлением, которое тут же выразилось в возмущенном возгласе:

– Это как же понимать?! Обиделась?! Это я должна, кажется…

– Нет-нет, – перебила ее Маша, повесив сумку на плечо и стараясь говорить спокойно и рассудительно, хотя содрогалась от обиды. – Просто у вас сейчас действительно много таких кукол. Я обратила внимание, когда зашла. Эту я лучше отвезу в другое место.

Товаровед не сразу нашлась с ответом, настолько ее потрясла реакция девушки. Когда женщина заговорила, ее голос заметно сел, и виной тому была не сигарета, которую она только что прикурила:

– Как хочешь, как знаешь… Да, тебе следует кое-что получить, как раз и деньги найдутся. Что же ты, куда ее повезешь?

– Да хоть на ВВЦ, в павильон подарков, – уклончиво ответила Маша. На самом деле «другое место», которое она так решительно упомянула, никакого конкретного адреса не имело. Она просто вдруг поняла, что предпочла бы, чтобы с нею разговаривали иначе. Анна Петровна всегда держалась с Машей как с несмышленой девочкой, какой та действительно могла показаться, когда явилась в этот магазин впервые, несколько лет назад, робко предлагая своих кукол.

– Смотри, чтобы не обманули, – наставительно заметила товаровед, вынимая из ящика стола пухлый бумажник чудовищных размеров.

Маше он был очень хорошо знаком, именно оттуда по большей части появлялись деньги, которыми она поддерживала семейный бюджет. Отсчитав несколько купюр, женщина протянула их Маше:

– За остальным приходи в конце месяца, надеюсь, дела наладятся. Сейчас что-то совсем как на кладбище. Праздники далеко, туристы как передохли все. Если что-то интересное придумаешь, приноси, покажи… А что у тебя все-таки случилось?

– По мне видно? – Остановившись в дверях, девушка безуспешно дергала заевшую «молнию» на кармане куртки, куда спрятала деньги.

Анна Петровна, нахмурившись, вышла из-за стола и приблизилась к гостье. Пытливо заглянув ей в лицо, она покачала головой:

– Слепой не заметит…

– У меня новая жизнь начинается, – неожиданно призналась Маша. – Так что я сегодня не в себе, и вы тоже на меня не обижайтесь.

Женщина проводила ее до выхода из магазина, из чего можно было сделать вывод, что она вовсе не сердится, а сгорает от любопытства. Маша, однако, ничего ей не рассказала и похвалила себя за выдержку, закрыв тяжелую стеклянную дверь. Анна Петровна не знала о болезни Машиной матери, и девушка решила, что рассказывать о смерти и похоронах подавно не стоит.

«Получится, будто снисхождения какого-то прошу… Если б я еще кукол ей не продавала… Ладно, характер проявила, огрызнулась, и куда теперь деваться с этой барышней?!»

По опыту она знала, что найти новый источник сбыта не так-то легко, даже в огромном городе, где можно продать что угодно кому угодно, тем более такой товар, как авторская кукла. О ВВЦ она упомянула потому, что несколько раз ей удалось отдать туда товар на реализацию, но воспоминания были малоприятные. Из трех кукол продалась только одна, а остальные две потерялись при переезде магазина в другой павильон. Ущерба Маше так никто и не возместил, взамен этого она получила заявление, что пропало еще немало дорогого товара, и приглашение сотрудничать дальше. Разумеется, она предпочла держаться тихой, надежной гавани, то есть магазина Анны Петровны, от которого нельзя было ждать больших оборотов, но который давал стабильный ежемесячный доход.

«Что правда, то правда, сейчас, в начале октября, для кукол не сезон. Это к Новому году, к Дню святого Валентина, спасибо ему, к Восьмому марта начнется ажиотаж. А до тех пор хоть не работай!» Трудность сбыта заключалась еще в том, что авторские куклы были сравнительно дороги, в отличие от миллионов китайских красавиц, заполнивших крупные магазины. Их могли покупать разве что коллекционеры, а их круг весьма ограничен, и надеяться на слепую удачу тут не стоило. «Девчонки на выставках рассказывали, как приобретали клиентуру, послушать, прямо голливудская сказка! Одна зашла в цветочный магазин и предложила выставить кукол рядом с букетами, другая отправилась прямо в ЗАГС, договорилась с заведующей о проценте с продаж и принялась ваять женихов и невест. То, что мне предлагала Анна Петровна! Что и говорить, я хороший заработок упустила… Только как-то не верится, что это можно поставить на поток. Не все оценят, чтобы такие деньги платить! Одно дело белый лимузин заказать, живую музыку или такой громадный торт, чтоб гостей потом еще год тошнило… А куклы, что куклы? Кто их там будет разглядывать на свадьбе, когда все напьются? Нет, наверное, все они наврали про свои замечательные методы сбыта, бегают так же, как я, с коробками по магазинам, пресмыкаются перед товароведами… И боятся осени, когда ничего не покупается».

Задумавшись, она брела, куда глаза глядят, незаметно двигаясь в сторону Тверской. Прохожих по случаю воскресного дня было немного. Маше невольно вспоминались давние воскресные прогулки с отцом. Освобождая жене квартиру для уборки, тот брал детей и увозил их в центр. Это была настолько устоявшаяся традиция, что Маше никогда не приходил в голову вопрос – почему мама не едет с ними развлекаться? Как-то само собой подразумевалось, что та останется одна, и к их возвращению маленькая квартирка на первом этаже будет сиять чистотой, а из кухни потянутся запахи настоящего воскресного обеда – супа, жаркого и сладкого пирога. Тогда Маша воспринимала мать, как добрую домашнюю волшебницу, и брать ее с собой на прогулку было бы попросту нелепо – кто же в таком случае будет творить чудеса в их отсутствие? Они с отцом гуляли по бульварам, ели мороженое, заходили во все музеи подряд, причем впечатления могли остаться совершенно неожиданные – от очень тоскливых до феерических. Андрей всем музеям на свете предпочитал поход в кино, Маша обожала парки аттракционов или, на худой конец, цирк, но эти развлечения перепадали детям редко. Отец был одержим прямо-таки маниакальным стремлением привить отпрыскам любовь к изящному, и те, хоть со скрежетом зубовным, начали разбираться в стилях и направлениях искусства.

«Если бы не отец, кто знает, что бы из нас с Андреем получилось?» – раздумывала Маша, плетясь по пустынной улице. Сумка начала ей мешать, и девушка с досадой перебрасывала ее с одного плеча на другое, забыв об осторожности, с которой везла куклу в троллейбусе. «Может, жили бы совсем иначе, веселее, счастливее! Андрей в театре работает не по призванию, а потому, что его образование к тому обязывает, а образование декоратора опять же следствие посещения всех этих музеев… Как и мои куклы! Всегда, вернувшись домой, я уединялась и фантазировала на тему прекрасных дам, которых видела в галереях. Сперва просто воображала себя героиней каких-то сказок, потом принялась делать кукол, чтобы было наглядней. Папа заметил, что у меня неплохо получается, стал приносить мне книжки про декоративно-прикладное искусство, поставлять материал… А когда он от нас ушел, мне было четырнадцать, я уже участвовала в выставках, получала призы. А когда заработала первые деньги за проданную куклу, это перестало быть игрой. Господи Боже, почему он нас в цирк не водил, как мне хотелось?! Была бы сейчас нормальным менеджером среднего звена, служила бы в обычной крупной компании, интриговала против коллег, крутила роман с парнем из соседнего отдела, и жизнь была бы заполнена до отказа! Так и не заметишь, как проживешь ее всю, только “оп!” успеешь сказать напоследок… А сейчас я кто? Никому не нужная, необразованная, безработная девица, с никому не нужной куклой подмышкой. Отец давно ушел к другой женщине, Андрей собирается жениться, мама больше во мне не нуждается… Сегодня у меня хоть какие-то дела нашлись, чтобы не сойти с ума от одиночества! Куклу пристроить, окно починить, с Анжелой увидеться… А завтра? А через неделю? Почему, ну почему я не умею жить ради себя одной?! Чем мне этот день заполнить?!»

– Не в музей же идти, в самом деле, – мрачно заметила Маша вслух, подцепив носком кеды пустую пивную банку и пиная ее к переполненной урне. – И в цирк уже не тянет. Девочка выросла!

– Это да, есть вещи, которые надо делать только в детском возрасте. Например, читать Дюма, – согласился с ней голос, раздавшийся прямо за ее спиной.

То, что он сказал, полностью отвечало ее мыслям. Маша не сразу сообразила, что прозвучал этот мужской голос не в ее воображении. А когда поняла, оглянулась – скорее, удивленно, чем испуганно.

– Или ходить в цирк. – Остановившись, мужчина спокойно раскурил сигарету и помахал ею в воздухе, рисуя дымом сложную фигуру. – Хотя идея отличная!

– Вы со мной разговариваете? – уточнила Маша, вглядываясь в лицо незнакомца. Нет, она никогда прежде его не встречала, в этом она была уверена.

– В общем, да, – словно сомневаясь в собственных словах, ответил тот. – Просто шел за вами, пытался обогнать. А вы вдруг заговорили… Ну, я и ответил. Тоже проблема досуга. Неожиданно куча времени образовалась, а пойти некуда!

– Понятно, – неопределенно ответила девушка и двинулась дальше, держась ближе к стене дома, чтобы освободить место рядом с собой, и медленным шагом, чтобы у незнакомца не создалось впечатления, что Маша сбегает. Он ей неожиданно понравился, и, внутренне сжавшись, девушка торопливо решала вопрос – насколько? «Если пригласит куда-нибудь в кафе, пойду, если телефон попросит, дам, но ни ко мне, ни к нему домой не поеду, нет, нет, с какого горя!»

– В кабак тащиться неохота. – Мужчина пошел рядом с ней, держась так близко, что иногда касался Машиной руки локтем. – Без компании тоскливо, в кино ерунда идет, других идей нет… Вы вот подсказали – музей, цирк… А что, давайте сойдемся на театре? Не понравится пьеса, отсидимся в буфете!

Маша помедлила с ответом, бросив на своего спутника оценивающий взгляд. Тот встретил его с улыбкой, которая пряталась в его прищуренных глазах и вздрагивающих уголках рта. На вид ему было лет тридцать пять. Среднего роста, плотного сложения, темноволосый – сходить в парикмахерскую, заметила девушка, ему стоило пару месяцев назад. Сильно отросшие волосы спускались на воротник потертой кожаной куртки и придавали его облику нечто небрежное, артистическое. В небольших, близко посаженных к переносице серых глазах плясали искорки смеха, и Маша невольно заулыбалась в ответ, неопределенно и слегка смущенно.

– А вон как раз театральный киоск, что у нас там?

Не дав ей опомниться, мужчина легонько подхватил ее под локоть и повел в нужном направлении. Они уже вышли из переулка и оказались на Тверской. Прохожих заметно прибавилось, отоспавшийся город встряхивался, готовясь к вечерним развлечениям. Остановившись у киоска с театральными афишками, незнакомец задал кассирше несколько беглых вопросов и выпрямился, уже держа в руке билеты. За все это время Маша не произнесла ни слова и, только когда ее спутник назвал театр и пьесу, иронически поинтересовалась:

– А почему вы решили, что я с вами пойду в театр?

– Потому, что я вас не на подпольные собачьи бои зову и не в стрип-клуб! – немедленно ответил тот. – В чем крамола-то? Кстати, я не представился, меня Илья зовут.

– Меня Маша, – созналась девушка. – Хорошо, пусть будет театр.

– Что вас переубедило? – поинтересовался кавалер, пряча билеты в карман куртки. – Мои хорошие манеры?

– Нет, – твердо ответила она. – То, что вы знаете слово «крамола». И в конце концов, вы правы, в театр можно пойти даже с незнакомым человеком.

– Ой, как с вами все будет непросто… – протянул Илья, глядя куда-то поверх Машиной головы. – А знаете, мне это нравится. Не люблю слишком простых девушек.

«И чем же это ты занимаешься, Машенька? – раздался у нее в голове знакомый голос, очень похожий на мамин. – Воскресным вечером, на Тверской, с незнакомым мужчиной? А только вчера тебя бесило, что Андрей не надышится на Зою… А ведь она его невеста, они вместе уже год, а этого мужика ты видишь впервые!»

– Может, будем на «ты»? – предложил Илья, напрасно прождав Машиного ответа. – Или рановато?

– Лучше на «ты», – согласилась она, очнувшись от своих тревожных мыслей. – Когда начало?

– В семь. Успеем где-нибудь поужинать! Правда, полагается идти в ресторан после спектакля, но я просто не доживу… Есть хочется зверски!

Все это было сказано самым естественным тоном и сопровождалось такой доверительной улыбкой, что девушка не стала возражать своему новому приятелю. Илья снова подхватил ее под локоть и повлек в переулок, туда, где виднелись вывески нескольких ресторанов.

– Куда-нибудь да пристроимся! – оптимистично заявил он. – Представляешь, как-то я пытался попасть в ресторан три часа подряд, и ничего не вышло! Воскресный вечер, все заказано и расписано… Кончилось дело «Макдоналдсом».

Однако на этот раз им повезло больше. С первой же попытки они попали в итальянский ресторан, более того, официант, с которым пошептался Илья, проводил их во внутренний дворик, увитый плющом и виноградом. Там, среди белых тентов и шелковых полосатых занавесей, помещалось всего несколько столиков, и с одного из них официант снял табличку «заказано». Маша уселась в удобное полукресло и с удовольствием огляделась. Илья тем временем впился взглядом в меню. Опомнившись и охнув, он протянул папку своей спутнице:

– Выбирай, я подтянусь. Мне, в общем, все равно, что есть, лишь бы есть.

– А я, когда попадаю к итальянцам, хочу все подряд, – призналась девушка, пробегая взглядом строчки меню. Цены были выше тех, к которым она привыкла, но не настолько, чтобы начать чувствовать себя чем-то обязанной. Сделав выбор, она передала меню Илье.

Тот покачал головой:

– Мне все то же самое. Полагаюсь на твой вкус.

И Маша сама не поняла, отчего ей было так приятно это услышать. Сделав заказ, Илья потребовал принести бутылку вина и немедленно поднял бокал:

– Давай за знакомство! Слушай, я страшно рад, что тебя встретил! Нет-нет, правда!

– А что, я верю, – улыбнулась она, отпивая глоток терпкого вина. – Сразу в театр, в ресторан… Знаешь, хочу тебя предупредить…

И запнулась, не зная, в какие слова облечь свое нежелание заканчивать вечер в постели. Илья поднял обе руки и повернул их ладонями вперед, будто сдаваясь:

– Бога ради, замолчи или потом пожалеешь!

– Пожалею?!

– Не надо ничего планировать и обсуждать не надо! – Он поморщился, словно попробовал чего-то еще более кислого, чем итальянское вино. – Это все такая чепуха! Вот мы сидим в приятном месте, вечер прямо майский, музыка играет, сейчас нам еду принесут… Чего ты все усложняешь?!

– В самом деле, – сдалась Маша, покачав головой. – Глупо. Просто я не хотела обманывать твоих ожиданий… Ведь ты еще успеешь познакомиться с другой девушкой…

– С девушкой, которая на все согласна, я успею познакомиться быстрее, чем ты думаешь. – Илья закурил, расслабленно откидываясь на спинку кресла. – Ох, устал… Весь день над бумажками просидел, аж глаза заболели. Я, Маш, легкой добычи не искал, так что предупреждать меня ни о чем не надо. Если бы мне нужна была женщина для секса, я бы уже был в постели.

– А… я тебе нужна для компании? – слегка уязвленно осведомилась она. – Поужинать и сходить в театр, на Ибсена?

– Маш, повторяю, у меня была проблема досуга, а не проблема секса! – Теперь он открыто смеялся, разглядывая ее смущенное лицо. – И между прочим, познакомиться с девушкой, которую можно сводить на Ибсена, не так легко. Представь, недавно я пригласил в театр одну барышню, она мне нравилась, и, в общем, я планировал более тесные отношения. А она принялась отпускать там такие идиотские замечания, что я ее отвез домой, чмокнул в щечку, и все. Желание пропало.

– Это хорошо, – задумчиво проговорила Маша, слегка отстраняясь, чтобы дать официанту расставить на столе принесенные тарелки. И опомнившись, пояснила: – Хорошо, что ты разделяешь эти две проблемы, досуга и секса. Я не люблю, когда их путают.

– Давай есть! – заговорщицким шепотом предложил Илья, хватая вилку и сразу принимаясь за спагетти.

Салат, тщательно выбранный девушкой, Илья проигнорировал. Вилку он держал по-крестьянски, зажав черенок в кулаке, ел жадно, не стесняясь своего аппетита. В первую минуту все это слегка шокировало Машу, во вторую – внезапно начало нравиться. Теперь ей казалось, что настоящий мужчина только так и должен есть – торопливо и алчно.

Ее и саму одолевал голод. Напряжение последних дней спадало, Маша начинала вспоминать, что такое простые удовольствия, которых она давно была лишена. Например, вкусный ужин в компании нового интересного знакомого, поход в модный театр на хорошую пьесу, а также перспектива, о которой она старалась не думать, но все-таки думала, украдкой рассматривая Илью. «У него нос был сломан, и одна бровь чуть выше другой. Тоже после травмы, наверное. Бывший боксер? Ничуть не похож. Просто драчун? С виду такой спокойный, веселый. Ну, мало ли, может, это случилось давно, лет-то ему… Тридцать пять? Немного больше? Как он держит вилку, боже мой! Как сапер лопатку! Спасибо хоть не чавкает и еду обратно в тарелку не роняет. Этого бы я не вынесла!»

Внезапно Илья, не отрывая глаз от тарелки, проговорил:

– Если не перестанешь меня так разглядывать, я подавлюсь.

– Извини. Я задумалась. – Маша принялась за салат.

– Мне нравится, что ты все время задумываешься. – Илья подлил вина и подмигнул девушке, приглашая ее поднять бокал. – Давай выпьем за тебя.

– Спасибо. – Этот бокал она выпила до дна – больше из суеверия, чем из желания быстрее опьянеть. Маше начинало казаться, что удача поворачивается к ней лицом. Это было лицо первого встречного, незнакомца, не слишком правильное, на чей-то взгляд попросту некрасивое, но в его улыбке столько лукавства и обаяния, что девушка чувствовала себя так, будто на нее упал луч солнца. «Ты влюбляешься, – сказала она себе, – страшными темпами влюбляешься непонятно в кого. Может, он даже имени настоящего не назвал. Тебе сейчас плохо, ты осталась совсем одна, и конечно, он кажется настоящим подарком судьбы. Будь осторожна, очень осторожна!»

– Я знаю, что ем ужасно. – Осушив бокал и отодвинув опустевшую тарелку, Илья вытащил из пачки очередную сигарету. – Ничего не поделаешь, в детстве не научился, теперь переучиваться поздно. Да я в дипломаты не собираюсь.

– А я ничего и не говорю, – осторожно заметила Маша.

– Да видел я, какие ты взгляды кидала. – Илья выпустил струю дыма и насмешливо улыбнулся, кивая на вилку, с помощью которой девушка ела салат. – Хотя тебе ли придираться? Ты, я вижу, вообще левша.

Смутившись, Маша невольно положила вилку и тут же схватила ее снова:

– Вообще-то это нож держат в правой руке. Как ты догадался, что я левша?

– Ты все берешь левой рукой – бокал, салфетку, хлеб. Меню листала левой и в сумке рылась тоже ею. Видишь, я наблюдательный.

Девушка только пожала плечами. Она не знала, льстит ей такое пристальное внимание или нет. Илья смотрел на нее, сощурившись, и улыбался, пуская клубы дыма. Закурив новую сигарету от окурка, он добавил:

– Вообще я многое уже мог бы о тебе рассказать, только, наверное, ты обидишься.

– Почему? Это интересно! – Спагетти, за которые принялась было Маша, внезапно потеряло вкус. Она почувствовала себя неуютно, но все-таки принужденно улыбнулась в ответ: – Ты очень в себе уверен, да? А я думаю, во многом ошибешься!

– Ты не замужем. – Илья откинулся на спинку кресла и почти закрыл глаза, будто впадая в некий транс. – Ребенка у тебя нет. Ты, в общем, сама еще не очень-то выросла. Тебе лет двадцать шесть – двадцать восемь, очень одинока. Хотя считаешь себя умной и самостоятельной, на самом деле многого не понимаешь и всего боишься. Себя мало ценишь, думаю, часто позволяешь себя использовать людям, которые твоего мизинца не стоят. Ты…

– Хватит!..

Маша осеклась, услышав, как резко, даже истерично прозвучал ее голос. Однако Илья продолжал улыбаться и лишь слегка приподнял веки, наблюдая за ней. «Я веду себя, как полная дура! – пронеслось у нее в голове. – Решила обидеться?! Радуйся, что с тобой вообще еще мужчины разговаривают, если у тебя на лице такое написано!»

– Я не рассчитывала на такой подробный анализ, – проговорила она, торопливо беря вновь наполненный бокал с вином. – Не буду ничего комментировать.

– И не надо. – Илья сел прямее и протянул ей свой бокал: – Давай выпьем за наши желания. Каждый за свое.

Маша выпила молча и никакого желания загадывать не стала. Она боролась с глухим раздражением, которое осталось у нее после импровизированного сеанса физиогномики, и злилась на себя за то, что не может посмотреть на нового знакомого прежним взглядом. Он уже не казался ей обаятельным, она насторожилась и внутренне собралась, готовясь к новой провокации. Илья, почувствовав перемену в ее настроении, тоже посерьезнел. Подошедшему официанту он велел принести десерт и кофе, а когда тот удалился, вопросительно взглянул на девушку:

– Сильно настроение испортил?

– Скорее, озадачил. – Она все еще держалась натянуто, не в силах скрыть обиды. – Ты кто такой, интересно? На психолога не похож, на экстрасенса тоже. В паспорт мой не заглядывал, по ладони не читал. А в принципе многое угадал!

– Ну, так у меня какой огромный опыт! – загадочно проговорил тот.

И когда девушка удивленно подняла брови, невозмутимо пояснил:

– Понимаешь, я каждое воскресенье приезжаю в центр, выслеживаю одинокую симпатичную девушку, веду ее в ресторан, потом в театр, потом… Сюжет в криминальных новостях. А биографии и характеры, в общем, у всех моих жертв одинаковые.

– Что? – еле слышно переспросила Маша. Внутри у нее что-то оборвалось.

В следующий миг Илья расхохотался, толкнув стол так, что зазвенела посуда, и, тыча в девушку пальцем, с трудом проговорил:

– Поверила! Боже, тебе можно втереть, что угодно!

– Не шути так, – попросила она, хотя ее и саму начинал разбирать нервный смех. – А то испугаюсь и убегу!

– Ты не убежишь. – Все еще смеясь, Илья вытирал выступившие слезы краем салфетки. – В том-то и дело, что не убежишь. Тебе нравится бояться. Я это сразу понял.

Глава 4

Только в театре, когда погасили свет в зале, Маша вспомнила о разбитом стекле, замазке и брате, который собирался приехать к ней после работы. Теперь все это оказалось так далеко и неважно, что она не испытала ни малейших угрызений совести. «Если Андрей обидится… Что ж, я тоже имела право обидеться! Нечего устраивать разборки в подъезде, при свидетелях!»

Шла «Нора» Ибсена, пьеса, которую Маша и читала когда-то, и уже видела в другой, классической постановке. К ее огорчению, сейчас они попали на модернистский спектакль, больше похожий на утренник в доме умалишенных. Девушка бывала в театрах довольно часто, в основном стараниями брата, который вообще не мыслил своего существования в мире без кулис и декораций. Подобные постановки она перевидала уже в таком количестве, что совсем перестала их воспринимать. Вот и теперь она быстро отвлеклась от происходящего на сцене, поднимая взгляд лишь иногда, если шум и беготня актеров усиливались. «Андрея надо сюда послать, пусть посмотрит костюмы. Вон у Норы какая конструкция на заднице, прямо страшно. Человек-стул. Наверное, такой турнюр килограммов десять весит. Илья, кажется, смотрит… В антракте позвоню Андрею, скажу, чтобы приехал завтра. Или уж совсем не унижаться?» Мобильный телефон у нее был отключен уже с середины дня, Маша сделала это автоматически, потому что в это время обыкновенно занималась матерью в палате, а там звонки могли кого-то побеспокоить. Она бросила косой взгляд на своего спутника. Тот, казалось, был поглощен сценическим действием, однако мгновенно повернул голову и заговорщицки улыбнулся девушке. Та ответила загадочным взглядом и сделала вид, что тоже смотрит на сцену. «Погоди, я тебе еще отомщу за глупую критику в кафе! Вот приберу поближе к рукам и отомщу, когда ожидать не будешь! Тоже мне, прорицатель, я так тоже могу! Пожалуйста – он из самой простой семьи, хорошим манерам за столом его не учили. Однако довольно образован, судя по речи. Наверняка это его собственная заслуга. Холост или разведен… Или женат?!» С последним пунктом Маша сильно затруднилась. Кольца у Ильи она не заметила, но это совершенно ни о чем не говорило. Зато ей бросилось в глаза то, чего она не разглядела даже в ресторане, где руки мужчины все время были на виду. На правой руке, у основания большого пальца, виднелась маленькая татуировка, размером с рублевую монету. Схематичный рисунок, похожий на египетский иероглиф, изображал птичку с червячком в длинном клюве. Потом ее взгляд скользнул вверх, по рукаву голубой рубашки, по широкому плечу, по воротнику, на который спускались отросшие темные волосы… И она снова встретилась взглядом с Ильей. На этот раз он наклонился и еле слышно шепнул, точнее, вдунул девушке в ухо:

– Выйдем?

– Давай! – Она первая встала и принялась пробираться к проходу. Илья теснился следом, страшным шепотом извиняясь перед потревоженными соседями.

Откинув грузные бархатные портьеры, они вышли в пустое прохладное фойе. Мужчина с заметным облегчением перевел дух:

– Прости меня, Господи, но в театр стоит ходить ради таких вот моментов… Знаешь, я страшно люблю удрать из зала и засесть в буфете, слушать, как там, далеко, шумят, хлопают… Конечно, театрал я тот еще!

– Ну, иногда я все же досиживаю до конца… – призналась Маша. – Но это не тот случай.

– Не нравится постановка?

– Я на таких спектаклях начинаю думать о чем-то своем, а зачем тогда вообще ходить в театр? Подумать о своих проблемах я и дома могу.

Они прошли мимо стайки капельдинерш, неодобрительно проводивших их цепкими взглядами, и спустились в буфет, где Илья немедленно заказал шампанского и жадно закурил. Маша с сомнением посмотрела на запотевший бокал:

– Я не буду и так перебрала в кафе. Не понимаю, зачем столько там выпила!

– Тебе надо было расслабиться, – проницательно заметил Илья, поднимая бокал. – Ладно. Пью за искусство. Пусть процветает. А ты ведь сама человек искусства. Я верно угадал? На этот раз не обидишься?

Маша только хохотнула, не отрывая глаз от шоколадки, которую ломала на части. Однако, когда она заговорила, ее голос зазвучал неожиданно печально. Она не ожидала, что ее посетит охота откровенничать, но слова вырывались будто сами собой.

– Да нет, какое там искусство… – отрывисто произносила она, отламывая очередной кусок шоколада. – Так, ремесло. Около того. Хотела стать декоратором, не вышло, вот, делаю кукол… Какие-то даже призы, дипломы получаю. Чепуха, если честно. Я к этому серьезно не отношусь.

– Куклы – это же здорово! – очень серьезно возразил Илья. – Постой, сейчас угадаю, что у тебя в сумке… Коробка с куклой? Покажешь?

– Могу вообще подарить, – великодушно заявила девушка, сразу приободрившись. Ее порадовала сама мысль, что она может каким-то образом поблагодарить этого незнакомого человека за ужин и поход в театр. И Маша не без лукавства добавила: – Принесешь дочке, она обрадуется!

– К сожалению, дочки нету, – ничуть не смутившись, ответил тот. – Сын есть. Да он уже взрослый, пятнадцать лет парню. Его уже живые куклы интересуют.

– Одну такую я знаю, – машинально проговорила девушка и тут же опомнилась, рассматривая измазанные растаявшим шоколадом пальцы: – Вот свинья-то!

Поставив на стол сумку, она расстегнула ее и принялась рыться в поисках носового платка. Как ни странно, он отыскался. Доставая его, Маша нечаянно вытряхнула на столешницу коралловый брелок – уходя из дому, она взяла его с собой, скорее, по инерции, не желая расставаться с этой загадкой, чем из страха, что квартиру ограбят.

– Ишь, какой нарядный! – Илья мгновенно протянул руку и подцепил брелок прежде, чем девушка успела что-то возразить.

Маша только пожала плечами, оттирая от шоколада пальцы:

– Вещь на любителя.

– Серебро, кораллы… Настоящие причем. – Перевернув брелок, Илья бегло осмотрел изнаночную сторону коралловых пластин. – На Востоке сделано. Они этот материал любят. Смотри, как с камушком уважительно обошлись… Но и кораллы очень крупные. Отличная штучка!

– А ты ювелир?! – обрадовалась Маша.

У нее мелькнула мысль, что ничего удачнее представить себе было бы нельзя. Маша всегда мечтала завести роман с человеком в такой же степени творческим, как она сама. «Только не с актером и не с поэтом!» Ювелир в самый раз – хоть и прикладное, но все-таки искусство. Однако Илья с лукавой улыбкой вернул ей подвеску:

– Увы, увы… Немножко разбираюсь, и все.

– А в чем ты еще разбираешься? – Подавив разочарованный вздох, Маша спрятала подвеску и платок в сумку. – Кроме как в одиноких девушках? Кстати, почему ты в воскресный день шатаешься в поисках приключений? У тебя ведь семья? Может, лучше повел бы в театр сына?

– Я бы повел, да он с матерью живет в Израиле, – все еще улыбаясь, ответил Илья. – Мы уже десять лет не виделись.

– Десять? – вырвалось у девушки.

– Это не очень хорошо меня характеризует, правда? – кивнул он. – Я тебе больше скажу, мы с ним и по телефону не общаемся. Сперва жена была против, потом он подрос… Имеет, наверное, свое мнение обо мне. Короче, если что-то изменится, то не сейчас. Может, когда у него у самого будут дети.

– Вы так ужасно поссорились с женой? – Маша даже не испытала радости от того, что узнала наконец семейное положение своего кавалера. Она ему искренне сочувствовала, видя, как меркнет забытая на его губах улыбка. – Она-то что думает? Зачем ребенка настраивать против отца? Что бы у вас там ни было…

– А она, в общем, права, – неожиданно перебил Илья, залпом допив шампанское. – Я бы на ее месте тоже не простил. Понимаешь, она накрыла меня в постели с любовницей… Да еще у нас дома. Ну, Лилька подала на развод, забрала ребенка и уехала в Израиль к родителям. Те еще и счастливы были.

– Что, из-за… Так сразу и уехала? – Маша была ошеломлена таким потоком откровений.

Мужчина иронично сощурился:

– Крутовато, да? Вот и мне тогда показалось, что она просто искала повод развестись. В том же году вышла замуж – за того, кого ей папа-мама подыскали. Живет отлично, у мужа сеть ресторанов. Это я уже стороной узнал, от третьих лиц. Я там, у них, персона вне закона. Подлец последней марки.

– Значит, она точно ждала повода! – решительно заявила Маша. – Если бы не это, простила бы.

– А ты бы простила?

– Я в таких ситуациях не бывала, – уклончиво ответила девушка. – Разве можно знать заранее…

– Что я тебе наговорил! – Илья отодвинул пустой бокал, взглянул на часы и закурил. – Теперь будешь считать меня бабником. Сейчас начнется антракт, предлагаю уйти. Что-то нет настроения тереться в толпе.

Оказавшись на улице, Маша в очередной раз вспомнила о том, что не позвонила брату… И тут же снова забыла. Она испытывала огромное облегчение оттого, что ей не приходилось больше бесконечно терзаться мыслями об Андрее: «Кажется, я начинаю понимать, что значит – жить для себя». Девушка вдыхала прохладный вечерний воздух, слабо пахнущий гарью и духами. Так же пахла Москва в те далекие воскресные вечера, когда отец уводил детей на прогулки в центр. Машин за эти годы стало намного больше, но сквозь выхлопные газы все равно пробивался этот запах, тревожащий и интимный, очень человеческий. «Когда я чувствую его, кажется, вот-вот случится что-то прекрасное. Никогда не случалось, и ждать вроде нечего, а мне все равно становится страшно и хорошо. Какая же я романтичная дура!»

– Сейчас поймаем машину и поедем к тебе, – сообщил ей вернувшийся Илья.

Он отходил в сторону переговорить по телефону. Маша пыталась прислушаться, но уловила лишь самые дежурные, ни о чем не говорящие фразы. Она даже не поняла, говорил Илья с мужчиной или с женщиной.

– А дальше? – спросила она, невольно переходя на вызывающий тон. – Почему ты все уже решил за меня?

– Я пока решил тебя проводить, потому что поздно и далеко, – отрезал тот. – А твое многозначительное «дальше» просто смешно. Не захочешь – ничего не будет.

– Ничего и не будет! – в свою очередь резко ответила Маша. – Невероятно, какое самомнение!

Илья не ответил и, отойдя к бровке тротуара, в минуту поймал машину. Усевшись на заднее сиденье, Маша по привычке поставила сумку на колени. Илья сел рядом. Девушка назвала адрес и, отвернувшись к окну, сделала вид, что поглощена созерцанием улицы. Ее спутник сидел молча и так неподвижно, что в какой-то момент ей почудилось, будто рядом никого нет. Покосившись на Илью, Маша обнаружила, что он тоже смотрит в окно. Руки он скрестил на груди, и татуированная птичка оказалась совсем близко от Машиных глаз. Она хотела было спросить, что означает эта татуировка, но не решилась нарушить молчание. Ей показалось, что Илья обиделся. «Я веду себя, как настоящая старая дева! Он симпатичный мужик, веселый, нежадный… Женщины на таких вешаются, он сам сказал, проблем с этим нет. Если он сидит сейчас рядом со мной, это что-то вроде приза, подарка судьбы! Последний раз со мной флиртовал практикант из маминой больницы. Звал выпить пива в баре за углом… Даже обручального кольца не снял, бледная немочь… Мне казалось, такие как Илья только с красавицами встречаются, а оказалось, у меня тоже есть шанс… Так что я делаю, спрашивается?! Зачем ему хамлю?!»

Наконец Илья нарушил молчание, но только затем, чтобы красочно поведать таксисту, как этим утром его машину увез эвакуатор и что он по этому поводу думает. Маша прислушивалась, но в разговоре не участвовала, неожиданно ощутив себя третьей лишней на этом пиру мужской солидарности.

* * *

Когда машина въехала во двор, давно уже стемнело, и оттого Маша сразу заметила, что в ее квартире освещены все окна. Она невольно подалась ближе к Илье, пытаясь рассмотреть, вставлено ли стекло в окне на кухне. Тот, поймав ее встревоженный взгляд, немедленно спросил:

– Что не так?

– У меня в квартире кто-то есть… – пробормотала Маша и тут же пояснила: – Брат приехал стекло вставлять. Ночью кто-то кирпичом разбил.

– Кто-то? – переспросил он. – То есть ты никого конкретного не подозреваешь?

– Подозревала бы, не ходила бы по театрам и ресторанам, – усмехнулась девушка. – Разбиралась бы с этим кем-то. Да это просто пьяный прохожий.

Ей вспомнилась коралловая подвеска с ключиком, но Маша предпочла умолчать о своей версии случившегося прошлой ночью. Ее больше занимало то, как она будет объясняться с братом. «Опять получается, что он отзывчивый, порядочный человек, хозяин своего слова. А я где-то шляюсь в поисках приключений!» Девушка с надеждой взглянула на Илью, расплачивавшегося с таксистом:

– Проводишь меня?

Она надеялась, что при нем Андрей не станет начинать новый скандал. Маша решила, что совсем необязательно сообщать брату, что с этим мужчиной она познакомилась только что. «Обойдем этот вопрос молчанием. После выдам за старого приятеля!»

– Еще бы. – Илья распахнул дверцу и, уже выходя из машины, добавил: – Если уж тебе неведомо кто окна бьет.

Они вошли в темный подъезд, и Маша мгновенно забыла все, что успела придумать для брата в свое оправдание. Во-первых, она тут же увидела Андрея – тот стоял на пороге квартиры, его силуэт четко вырисовывался на фоне освещенной прихожей. Соседская дверь тоже была распахнута, и там ее ожидала картина куда более динамичная. Василий, не то пьяный, не то страшно возбужденный, порывался пересечь площадку и тянул руки к Андрею с явным намерением начать драку. Мужа еле сдерживала плачущая Анжела в разорванном халате, падающем с одного плеча, так что все желающие могли убедиться, что нижнего белья под ним нет. На заднем плане, в глубине коридора, визжали дети и оглушительно гремело телевизионное ток-шоу.

– Вась, не надо! Умоляю, не надо! – Она ловила мужа за руки, которые тот немедленно вырывал, грозясь Андрею, стоявшему совершенно неподвижно. – Это не он, говорю тебе! Не он!

– Кто моя жена, ты сказал? – ревел мужчина, легко стряхивая с себя Анжелу, несмотря на то, что она была на голову его выше. – Повтори, ты!

Маша в ужасе разглядывала всех троих, не в силах осознать происходящее. Ей казалось, что она видит дурной сон. Василий и Андрей не только никогда не ссорились прежде, они едва замечали друг друга и очень редко встречались, особенно в последнее время. Андрей молча презирал Анжелу и как будто брезговал ею, но своей неприязни открыто ей не выражал. У Маши мелькнула мысль, что кто-то из соседей слышал отголоски ее утренней ссоры с братом, в частности, оскорбления, которыми тот поливал Анжелу. Она поспешила вмешаться и одним махом взлетела по ступенькам на площадку:

– В чем дело? Андрей, иди в квартиру, закрой дверь. Что случилось, Анжел?

Девушка обращалась к подруге, справедливо полагая, что та одна способна держать себя в руках. Андрей даже не пошевелился, и эта его неподвижность испугала Машу еще больше. Она хорошо знала своего брата и отлично помнила, что если он замирал подобным образом, то это всегда значило – Андрей в ярости.

В очередной раз порывисто всхлипнув, подруга обернулась на голос, ослабив хватку. Этого оказалось достаточно – муж оттолкнул ее, одним прыжком пересек площадку и схватил Андрея за грудки. Их разнял вмешавшийся Илья:

– Так, ребята, спокойней! Не пугайте дам!

Он говорил почти шутливым тоном, но голос звучал твердо. Вглядевшись в его лицо, Василий возмущенно выкрикнул, сорвавшись на визг:

– А ты кто такой?! Ну-к, лапы убери!

– Маш, уточни, который твой брат? – через голову соседа обратился к девушке Илья.

Та молча указала на Андрея.

– Значит, не обижайся! – по-прежнему шутливо заметил Илья и резко заломил Василию руки за спину, скрутив его почти пополам.

Взвыв от боли, тот закачался и едва не упал на колени. Обомлевшая Анжела следила за ними, не вмешиваясь, прикрыв сомкнутыми ладонями нижнюю часть лица. Видны были только ее огромные от ужаса глаза. Маша внимательней взглянула на подругу и вскрикнула – руки Анжелы были вымазаны свежей кровью и покрыты ссадинами.

– Вот негодяй! – срывающимся голосом крикнула она. – Илья, врежь этому гаду хорошенько! Смотри, что он с ней сделал, урод! Анжелка, ты же ранена!

– Это не он! – Очнувшись от оцепенения, вызванного неожиданностью, Анжела бросилась к Илье, еще круче заломившему в этот момент руки своей жертвы. – Пустите, кто вас просит вмешиваться!.. Видишь?! – Это она кричала уже отвоеванному супругу, растиравшему локти и с ненавистью косившемуся на Илью. – Видишь теперь, на кого хочешь можно подумать! Ты – на Андрюху, а Машка вон – на тебя! А я вам говорю – я его не знаю!

– А тут весело, – проговорил Илья, доставая сигареты. – Вы бы хоть руки обработали, схлопочете заражение крови!

– В самом деле, идем ко мне! – Ухватив упирающуюся подругу за локоть, Маша почти силой затащила ее в свою квартиру.

Андрей, стоявший на пороге, едва посторонился, чтобы их пропустить. Все это время он вел себя так, словно не имел никакого отношения к разыгравшемуся скандалу.

Девушки заперлись в ванной, и только там, включив свет над умывальником, Маша увидела, как жестоко изуродованы руки ее старой приятельницы. На них вплоть до самых локтей проступали багровые пятна, будто следы чьих-то пальцев, тут и там виднелись ссадины. Больше всего пострадало запястье правой руки. Царапины оказались такими глубокими, что Маша никак не могла остановить кровь. Она извела уже целую пачку ваты и весь запас перекиси и зеленки. Анжела морщилась, судорожно глотала слезы и только изредка страдальчески шипела, когда боль становилась слишком сильной. Наконец Маша забинтовала ей руки всеми стерильными бинтами, которые отыскались в аптечке, и перевела дух:

– Так, первая помощь… Но, я думаю, тебе стоит поехать в больницу.

– Заживет само, – буркнула та, отчего-то отворачиваясь.

Вообще Маша заметила, что обычно разговорчивая подруга на этот раз не спешила поделиться подробностями своей семейной ссоры. Она как будто чего-то стеснялась или боялась. Девушка нахмурилась:

– Ты мне-то можешь сказать, кто это? Васька? Ведь он?

– Да нет, нет… – неохотно протянула та. – Не поверишь, не знаю кто.

– И не поверю! – отрезала Маша. – Скажи еще, что не сразу заметила, как тебя на лоскуты порвали!

Анжела помедлила и, внезапно повернувшись к подруге, выпалила:

– Ты меня убьешь!

– Да уж кто-то попытался…

Открыв дверь ванной комнаты, Маша вышла и направилась в кухню. Она сразу увидела, что окно не заделано. Приготовленное стекло, завернутое в коричневую бумагу, стояло прислоненным к стене. Девушка включила чайник и, порывшись в холодильнике, достала начатую бутылку водки, из которой уже угощала гостью. Налив полстакана, она повернулась и вручила угощение подоспевшей Анжеле:

– Нехорошо пить каждый день, но уж ладно… Что-то тебе не везет. Вчера обварили, сегодня… Анжел, что это было?

– Просто не знаю, как тебе сказать… – протянула та, пряча взгляд куда-то в угол. На водку гостья даже не взглянула. – Сама бы себя убила… Но кто мог знать… Браслет, Маша.

– Что?!

– С меня кто-то сорвал браслет, – плачущим голосом призналась Анжела. – Я пошла к тебе – отдать, тут оказался Андрей, мы с ним поругались из-за свадьбы. Я решила не отдавать ему браслет, вернуться к детям, дождаться тебя… Ты же знаешь, по площадке три шага сделать, живем дверь в дверь… И никогда ничего подобного не было!

Когда Анжела шла к соседу, свет на площадке исправно горел, но вот когда собралась вернуться, там было уже темно. То ли лампочка перегорела, то ли ее выкрутили – так или иначе, молодая женщина едва успела закрыть за собой дверь квартиры, где ее так неприветливо встретили, как тут же ощутила резкий и болезненный толчок в плечо. Ее схватили за обе руки, и с ее правого запястья принялись рывками стягивать неплотно сидевший браслет. Страшно испугавшись, Анжела все-таки попыталась сопротивляться – этим и объяснялись ее многочисленные ссадины и синяки. Борьба окончилась ее поражением – нападавший стащил-таки браслет, даже не расстегнув его, изрядно ободрав ей кожу. В запале она не ощутила боли, а шок был так силен, что Анжела не сообразила позвать на помощь. Сорвав браслет, мужчина тут же выбежал из подъезда. Только тогда она добралась до своей квартиры, позвонила мужу и узнала, что он будет через несколько минут. Несмотря на воскресный день, Василий работал, как всегда, не брезгуя никакой халтуркой. Женщина не решилась ему ничего рассказать по телефону, боясь, что он ее попросту не поймет, а не поняв, как обычно, разозлится. Она сама с трудом верила случившемуся.

– Я снова побежала к твоему брату, позвонила в дверь, попыталась все объяснить, послать его вдогонку за тем типом… Еще можно было успеть, прошла какая-то минута! А он, он…

– Успокойся! – Осознав наконец смысл происходящего, Маша, как ни удивительно, не слишком взволновалась. – Перестань реветь!

– Тебя бы так! – выпалила Анжела и тут же прижала к губам перебинтованный кулак, глядя на Машу полными слез и отчаяния глазами: – Прости, сама не знаю, что плету! Андрей был в ярости, сразу стал орать, что ничего другого и не ждал, что я просто пропила браслет с дружками, а теперь разыгрываю дешевую инсценировку!

– Зойкино воспитание! – в сердцах выговорила Маша. – Раньше он таким не был! Да разве ты пришла бы тогда возвращать браслет?! Неужели он не видел его?!

– Говорит, не обратил внимания!

– И не слышал, как вы под дверью дрались?!

– Да я не кричала! Вот дура, ну, не дура?! – Анжела выхватила у хозяйки стакан с нагревшейся водкой и в два приема, судорожно морщась, опустошила его. – Как теперь докажешь, что не сама себя ободрала?!

– Сама себя, вот так, из-за какой-то побрякушки? – усмехнулась Маша, снимая с подставки вскипевший чайник и насыпая в две кружки растворимый кофе. Секунду подумав, она поставила еще одну кружку. «Илья застрял там с мужиками, но сейчас придет… Там тихо, будто никого нет. Как он скрутил Ваську! А тот сильный, жилистый, не какой-нибудь трясущийся алкаш, бывший десантник!» Протянув кружку подруге, она примирительно заметила: – Кто этому поверит? Твой муж, если бы захотел, дарил бы тебе такие штучки каждый месяц. Незачем себя уродовать! Ты на такие руки ничего, кроме бинтов, еще долго не примеришь!

– Ты сама ему все это скажи, – жалобно попросила Анжела. – Со мной он говорить больше не будет, и у меня нет желания… Господи, он Ваське про меня такое сказал! Тот как раз в подъезд вошел, когда мы ругались, и твой братец ему прямо с порога бахнул, что я сплю со всей окрестной шпаной! Нарочно не придумаешь. Васька же сам меня в этом подозревает! А еще…

– Пойду взгляну на них, – перебила Маша, которую начинало тревожить затишье на площадке.

По ее мнению, после таких любезностей мужчины не должны были так быстро успокоиться. Но, когда она отворила входную дверь и выглянула, ее изумление только возросло. На площадке уже горел свет – заново вкрученная лампочка светила так ярко, что были видны даже капли крови на затоптанном плиточном полу. Дверь в квартиру Анжелы была закрыта. Ни Василия, ни Андрея не было, а Илья стоял возле счетчика, разглядывал медленно крутящиеся диски и курил с таким безмятежным видом, будто это зрелище производило на него медитативный эффект.

– А где…

– Вася дома, ужинает с детьми, приглашал меня, но я не пошел, – не отрывая взгляда от счетчика, ответил Илья. – А твой брат поехал к невесте. Поздно уже.

– А почему же… – только и выдавила из себя потрясенная девушка.

– Я подумал, у вас будет много взаимных претензий, и уговорил его уйти.

– Ну, тогда… Пойдем выпьем кофе, – растерянно пригласила Маша. – Ты меня поражаешь!

– А уж как ты меня поражаешь! – признался Илья, аккуратно пристраивая окурок в старую жестянку, прикрученную к перилам специально для этих целей. – Я рассчитывал совсем на другой вечер, а тут разбитые окна, грабежи, семейные сцены….

– Обычно у нас тихо, – неловко ответила девушка, впуская Илью в квартиру и запирая дверь.

– Так я тебе и поверил! – с дружелюбной насмешкой бросил он.

Войдя в кухню, он немедленно посочувствовал Анжеле, курившей с самым трагическим видом, неловко сжимая сигарету в трясущихся перебинтованных пальцах:

– Болит? По-настоящему больно первые пару часов, потом станет легче. Давай в больницу съездим, тебя хоть обколют, ночью выспишься!

– Спасибо, – мрачно ответила та. Анжелу настолько терзали собственные страхи и проблемы, что она впервые на Машиной памяти не проявила никакого интереса к новому мужчине, к тому же симпатичному. – Сама решу.

– Он тебе что-нибудь сказал, тот товарищ? – Илья, по всей видимости, не обратил внимания на неприветливый тон молодой женщины, упорно продолжая говорить ей «ты». Взяв кружку, он пристроился на краешке кухонного стола, игнорируя свободную табуретку. – Вроде «отдай, снимай!» Голос его слышала?

– Черта с два! – бросила Анжела. – Мы оба молчали. Он – ладно, но я-то чего ждала, дура?! Растерялась… Маш, ты меня простишь когда-нибудь?

– Да ты, по-моему, и не виновата, – вздохнула Маша, бросая удрученный взгляд в сторону окна. Сгоряча ей показалось, что в кухне сносная температура, но теперь стало зябко.

Анжела куталась в разорванный халат и всхлипывала, уже больше по инерции. Она обратила наконец внимание на незнакомца, который в упор ее рассматривал.

– А вы Машин знакомый? – осведомилась она, подавшись вперед и придерживая ворот халата, так и норовивший соскользнуть на плечо. – Как хорошо, что вы пришли! Они бы подрались, эти несчастные петухи! Васька никогда бы ему не простил… Как вы его успокоили?

– Чепуха, – уклончиво улыбнулся мужчина. – Ребята сами поняли, что не правы. Извинились друг перед другом и пошли по домам.

– Извини… – Анжела едва не поперхнулась горячим кофе и торопливо поставила кружку в сторону: – Мой извинился?!

– А что тут такого?

– Нет, уж это вы меня извините, не верю! – Молодая женщина тоже заулыбалась, кокетливо и недоверчиво. – Он таких слов не знает. Сразу в драку, как дурак, оттого и место работы каждые полгода меняет…

– А он ведь электрик? – уточнил Илья, допив кофе и принимаясь рыться в карманах кожаной куртки. Достав небольшой сверток, он кивнул Маше на приготовленное стекло: – Кстати, мне Вася замазки подкинул, давай я тебе быстренько застеклю. Не спать же так, будто на улице!

Маша принялась помогать, решив про себя ничему больше не удивляться. Илья справился быстро, произнеся при этом несколько добрых слов в адрес Андрея, точно снявшего мерку для стекла. Окончательно заинтригованная Анжела не сводила с него глаз, а когда Илья спрыгнул с подоконника, взмахнула забинтованными руками:

– Наконец в этом доме появился мужчина!

– Какие пустяки! – скромно ответил тот, но в его глазах загорелись уже знакомые Маше лукавые искорки. – А кстати, о мужчинах… он был один, тот, кто на тебя напал?

– Один, – тут же помрачнев, ответила Анжела. – Слава Богу!

– Нож приставлял? Другое оружие?

– Да не было ничего! Он мне руки ломал и об стену бил, когда браслет сдирал!

– А лампочки у вас в подъезде часто воруют?

– Часто! – вмешалась Маша, отмывавшая руки от замазки над раковиной, полной посуды. Она досадовала на себя за то, что с утра не привела кухню в порядок, и теперь Илья увидел ее в самом невыгодном свете. «Что он обо мне думает? Что я какая-то бродяжка? Битые стекла, грязные тарелки…» – Причем, так деликатно воруют. Новую выкручивают, перегоревшую вкручивают. Я даже знаю, кто это. Бабушка с пятого этажа.

– На этот раз там вообще лампочки не было, – сообщил Илья. – Так что это явно не бабушка постаралась. Меня вот что интересует, Анжела! – Внезапно он заговорил очень ласковым тоном, звучащим несколько ненатурально. – Тот мужчина сразу кинулся сдирать браслет?

– Сразу! – подтвердила та. – И так нагло, будто свое отнимал, говорю вам! Чуть руку не оторвал!

– Ты его взяла поносить вчера вечером, мне Андрей сказал? Сегодня днем многие браслет видели… ты не заметила у кого-то особой реакции? Может, кто-то слишком внимательно посмотрел?

– Мой папа, – неожиданно заулыбавшись, ответила Анжела. – Он сказал, чтобы я не врала, будто это Васин подарок. Серебро, кораллы… У моего мужа не хватило бы вкуса такое купить, и у меня тоже! Так что интрига не удалась, получается, я его вообще брала зря, – с покаянным видом обратилась она к подруге. – Ты не сомневайся, мы возместим стоимость! Я понимаю, память о маме не возместишь, но что же делать, если так получилось…

– А вот этого я не знаю, – снова вмешался внимательно слушавший Илья. – Это была какая-то реликвия?

– Мамино наследство, – сухо ответила Маша, не желая вдаваться в подробности.

Но Анжеле ее ответ показался слишком кратким. Расширив светло-голубые глаза, так что они стали совсем круглыми, молодая женщина импульсивно добавила:

– А Машину маму похоронили только позавчера, понимаете? Царствие ей!.. – Она широко перекрестилась и снова запахнула на груди расползавшийся халат. – А браслет она Маше подарила на день рождения, вот только неделю назад…

– В квартиру он тебя не пытался втолкнуть? – неожиданно перебил Илья. Щелкнув зажигалкой, он затянулся и разогнал повисший перед лицом дым. Его взгляд стал настороженным и жестким. – Обратно в дверь, из которой ты вышла?

– Н-нет… – не сразу сориентировалась Анжела. – А почему… То есть, думаешь, он хотел и квартиру ограбить?

– В том-то и дело, что, кажется, нет. – Илья курил, глядя в стену совсем рядом с Машиным лицом. Он как будто ее не видел. – На площадке две квартиры, из одной выходит девушка в халате. Ценностей при ней явно – ноль. Разве часы недорогие, может, мобильник. Серьги там, крестик… – Он указал дымящейся сигаретой на ухо Анжелы, где покачивалась золотая сережка в виде сердечка: – Уши он тебе не рвал, в карманы не лазил, в квартиру втолкнуть не пытался. Спрашивается, чего он полез на этот браслет? Серебро и кораллы, как я понял? Маша, штучка в кафе не из этой серии?

– Из этой, – кивнула девушка, безуспешно пытаясь поймать его взгляд. – Это подвеска или брелок.

– Можно принять за сталь и пластик… Восемь человек из десяти так решат. А он на него кинулся. На серьги – никакого внимания. Подготовился еще, лампочку снял. Получается, ему только браслет был нужен. – И внезапно повеселевшим голосом Илья добавил: – А раз так, его будет легче искать! Брал кто-то свой, из окружения!

– Ты, часом, не мент? – Склонив голову на бок, Анжела критически оглядывала приятеля подруги. Маша промолчала, хотя тот же вопрос вертелся и у нее на языке.

– Бывший, – легко ответил тот, закуривая одну сигарету от другой.

– На пенсии, что ли? Такой молодой? За какие такие заслуги? – Анжела окончательно приняла развязный тон, узнав, что ее новый знакомый – слуга закона. Милиционеров и прочих представителей власти Анжела презирала с чисто подростковым озлоблением. Такая позиция сохранилась у нее еще со школьных времен, когда она водилась исключительно с «плохими парнями», некоторые из которых могли похвастаться даже отсидкой.

– За особые. – Уловив ее недобрую иронию, Илья тоже заговорил с вызовом: – Боевые.

– Значит, ты герой? – холодно заметила молодая женщина, поднимаясь со стула и кивая подруге: – Увидимся еще. – И вышла.

Маша ее не останавливала и вздрогнула, когда Анжела хлопнула дверью. Илья рассмеялся:

– Что это? Аллергия на ментов?

– Не обращай внимания. – Девушка собрала со стола пустые кружки и пристроила их в переполненную раковину.

Илья поднялся и, подойдя к Маше сзади, откашлялся:

– Мне уйти или остаться?

– Уходи, конечно. – Повернувшись, она решительно взглянула мужчине в глаза. Он смотрел на нее серьезно, без своей обычной смешливости, но Маша выдержала этот взгляд.

– Потому что я бывший мент? – осведомился он.

– Мне все равно, кем ты там был… Просто хочу остаться одна. И спасибо за окно! – поспешила добавить девушка.

Отводя глаза, Илья пожал плечами и сунул в карман пачку сигарет:

– Что ж, я не навязываюсь… Только, если этот тип охотился конкретно за браслетом, учти, ему достался неполный комплект, и он может это знать. Подвеска-то у тебя! Может, еще что-то есть? Серьги, кулон? Смотри, во второй раз тебя подруга не прикроет! Она вон какая девушка здоровая, хоть уголь в шахте рубить, и то не отбилась, а ты…

– Что – я? – лукаво поинтересовалась Маша. Она сама не знала, чего ей хочется по-настоящему – чтобы он ушел или остался? В отличие от подруги, Маша не испытывала никакого предубеждения против представителей закона и даже уважала их. – А кстати, почему ты все-таки ушел из органов?

– Закрыл одно дело, – после краткой заминки ответил Илья. – Принял взятку у подследственного. А у него оказалась камера в сумке и деньги меченые. В общем, меня свои же коллеги хотели выжить, пошли на скандал. – И так как потрясенная Маша молчала, добавил: – Я мог бы тебе наврать с три короба про геройский подвиг и бандитскую пулю… Но уж очень ты девушка хорошая. – И помедлив секунду, вышел из кухни.

Маша с замиранием сердца услышала, как за ним закрывается входная дверь. «А у меня нет даже его телефона!» – с запоздалым отчаянием подумала она.

Глава 5

Вечер, который обещал быть волнующим и даже романтичным, оканчивался безобразно и нелепо. Маша раздраженно затушила тлеющий окурок в переполненной пепельнице, потом в сердцах вытряхнула ее в помойное ведро. Принялась мыть посуду, но тут же завернула кран и отряхнула мокрые руки. Она была бесконечно зла на себя за нерешительность и за то, что позволила Илье исчезнуть. «А если не вернется? Опять ждать, надеяться, зависеть… Надоело! Это в пятнадцать лет интересно гадать, позвонит мальчик после дискотеки или нет… А я устала, я так не хочу больше!»

Она прошла в ванную, собираясь принять душ, но, наткнувшись на разбросанные повсюду обрывки бинтов и окровавленную вату, испачканную зеленкой, внезапно сорвала с вешалки полотенце Андрея, швырнула его на пол и расплакалась.

– Что я вам, нанялась убирать за всеми? – сквозь слезы выдавила она, неизвестно, к кому обращаясь.

Ей было невыносимо горько и обидно, но кто ее обидел, Маша толком не понимала. Захлебываясь рыданиями, она опустилась на колени, сгребла с плиток пола мусор и выбросила его в ведро под раковиной. Подняла полотенце и прижала его к лицу, пытаясь остановить слезы. Махровая ткань пахла дорогим одеколоном. Андрей начал им душиться с подачи Зои, она выбрала ему запах по своему вкусу, и Маша напрасно пыталась намекать брату, что такой запах больше подходит банковскому служащему. Одеколон даже как будто немного пах деньгами. Девушка с отвращением скомкала полотенце и запихала его в стиральную машину.

– Ничего тут больше твоего не будет! – зло сказала она, защелкивая дверцу. – Ни белья, ни полотенец, ни одежды, ни любимой чашки! Буду жить тут одна и делать, что хочу!

«И давно пора! – мысленно поддакнула она себе, умываясь и чистя зубы. – Я Илью выставила из страха, что люди скажут… А ведь чувствую, что он хороший мужик, несмотря на все его взятки и разводы, нравится он мне, и я ему, а вот… Разыграла неприступность! Вот и жди теперь, придет он, нет?»

Она выключила воду, поставила зубную щетку в стакан и уже взяла с полочки баночку ночного крема, как вдруг едва не уронила ее в раковину. В прихожей раздался звонок в дверь – одиночный, отрывистый, будто звонивший был неуверен, правильно ли поступает.

«Вернулся!»

У нее внезапно и разом заболели все зубы и тут же прошли – настолько сильным и волнующим эхом отдался внутри этот короткий звонок. Маша панически взглянула в зеркало над раковиной и не увидела собственного лица. От сумбура нахлынувших мыслей она едва соображала, что делала. «Открыть немедленно… Уйдет! Не открывать… Так все сразу, я боюсь, я его не знаю… Открыть! Тут думать нечего, открыть!»

Опомнившись, она бросилась в прихожую и, мельком глянув в «глазок», – увиденное снова не отразилось в ее сознании – распахнула дверь.

Мужчина, который стоял на пороге, не был Ильей, и все же она его почему-то знала. Это все, что девушка успела сообразить в первую секунду, пока ее рука сама, инстинктивно прикрывала распахнутую дверь. В следующий момент ее уже душили в объятьях сильные руки, и она вдыхала знакомый древесный запах одеколона, который не изменился за столько лет разлуки.

– Папа… Папа… – беззвучно твердила она, зажмурившись и боясь поверить в случившееся. Так, с закрытыми глазами, Маша лучше узнавала отца, которого не видела тринадцать лет.

– Ты одна? – Не разжимая объятий, тот буквально внес девушку в прихожую и плечом прикрыл дверь. – Где Андрей? Почему он не с тобой?

– Ты знаешь… Она умерла… – Маша собиралась сказать «мама», но отчего-то ограничилась местоимением. Это было похоже на отстраняющий жест, и они отпустили наконец друг друга. Теперь она смогла как следует рассмотреть отца.

«Как изменился! Поправился, стал будто ростом ниже… Волосы поседели, и даже брови. И глаза усталые, веки нависли. Он был совсем не такой, когда уходил от нас!» Теперь ей казалось странным и неловким то, что она бросилась на шею этому человеку, ставшему таким другим и чужим. Справившись с волнением, девушка заговорила почти деловито:

– Андрей обещал послать тебе телеграмму или дозвониться. Я даже не спросила его, сделал он это или нет?

– Он позвонил. Мне передали… – пряча взгляд, ответил отец. – Но я находился в командировке, а когда вернулся в Питер, было поздно. Я собирался на похороны, я бы обязательно приехал, к вам, к тебе… Почему ты одна?

Этот вопрос он задал более уверенным тоном. Маша лишь пожала плечами. «Не тебе бы спрашивать, папа! Будто не знаешь, что можно бросить человека в трудную минуту!» Разумеется, вслух она ничего не сказала. Несмотря на смутные чувства, обуревавшие ее, отчетливей всего Маша ощущала радость от встречи с человеком, которого всегда помнила и не переставала втайне любить.

– Он с невестой, мы с ним поссорились, – призналась она, все еще не понимая, как ей теперь вести себя с отцом. Он тоже, казалось, смущался и старался не смотреть ей в глаза. – У него свадьба скоро… Я хотела отложить, а он… Пап, я еле тебя узнала!

Последнее восклицание вырвалось спонтанно, и оно растопило лед. Мужчина заулыбался:

– А уж тебя-то и подавно не узнать! Совсем невеста, красавица…

– Думаешь? – оживилась девушка, с бессознательным кокетством трогая прядь волос на виске. – Ну, ты не можешь быть объективен…

– Я уверен, у тебя отбою нет от поклонников! – продолжал отец заговорщицки улыбаясь. Теперь они говорили так же доверительно, как некогда, в былые времена. – Признавайся, много сердец разбила?

– Ой, папа, ни одного! – отмахнулась Маша. – Пойдем, я тебя чем-нибудь угощу… Где ты остановился?

– У друга, – ответил тот, проходя вслед за нею в кухню.

В комнаты Маша вести его не решилась. В свою потому, что там царил вечный беспорядок, в мамину – потому, что это было бы в некотором роде предательство. Окончательно воспринимать отца как своего ей мешала постоянная мысль о его новой жене. «Хотя какая уж она теперь новая! Прожил с ней почти столько же, сколько с нашей мамой!»

– Выпьешь чего-нибудь? – Девушка распахнула холодильник и гостеприимным жестом указала на полупустые бутылки и тарелки с закусками, стоявшие чуть не стопками, одна на другой.

– Я теперь не очень-то, сердце шалит… – замялся отец. – Если найдется красное вино…

Маша налила бокал и для себя и пристроилась за столом напротив нежданного гостя, продолжая пытливо его разглядывать. Теперь, в свете низко висящей над скатертью лампы, девушка видела, что он выглядит еще старше, чем ей показалось вначале. Горло предательски сжалось, она боролась с чувством, которому, как ей думалось, больше никогда не будет места в ее душе. Маше было отчаянно жалко отца. В этот миг она простила ему все, за что прежде пыталась ненавидеть.

– У тебя все в порядке? – нерешительно поинтересовалась она.

Мужчина пожал плечами:

– Относительно. Насколько это возможно вообще. Лучше о себе расскажи, как живешь, чем занимаешься?

– Все куклами, пап. Помнишь, я как раз начала получать первые призы, когда ты…

– Как же, как же, – пробормотал он. – Значит, еще не надоело?

– Похоже, я не могу себе этого позволить, – храбро улыбаясь, ответила девушка. – Я ведь этим на жизнь зарабатываю.

– Так-таки этим? – усомнился отец. – Что же, хватает?

– Раньше с трудом хватало, теперь, когда я одна… думаю, спокойно проживу.

– Я забыл, что ты у нас заканчивала?

– Ничего, пап. – Маша все еще пыталась сохранять беззаботный, почти легкомысленный тон. – Так получилось, что учиться смог один Андрей.

– Что значит – так получилось? – искренне удивился мужчина. – Кто это решил, что учиться будет только он? Неужели…

Он осекся, и Маша поняла, что отец хотел высказаться в адрес покойной первой жены. Она была ему благодарна за то, что он остановился. Ее лицо запылало – от волнения и выпитого вина. Обида, похороненная очень глубоко, всколыхнулась и настойчиво требовала выхода, благо, нашелся наконец человек, готовый ее разделить.

– Никто так не решал, конечно, – горько усмехнулась Маша. – Ты уж представил какое-то судилище… Просто жизнь так повернулась. Мама, сам знаешь, всегда зарабатывала мало, Андрей был еще школьником, а если бы я поступила в художественное училище, у меня не было бы столько времени для кукол. А они давали твердый доход.

– Кому? – резко спросил он.

– Всем нам, – слегка дрогнувшим голосом ответила девушка. – Ведь нельзя же думать только о себе… Семья – это когда все переносят вместе.

– Так я и думал, – тихо, будто про себя проговорил тот. – Андрей выучился на твои деньги. И все, что я присылал, конечно, шло туда же… Наташа осталась верна себе. Все сыну. Просто удивительно! Средневековье какое-то…

– Пожалуйста, не надо…

– Да, правда, что уж теперь, – спохватился мужчина, растирая ладонью внезапно покрасневшее лицо. – После драки кулаками не машут. Да и какое я имею право ее критиковать? Я же устранился. Ни во что не вмешивался… Скажи, ты не стала меня ненавидеть?

– Что ты, папа! – быстро ответила Маша. Она очень боялась этого вопроса, который читала в глазах отца с той самой минуты, как он появился на пороге. Больше всего она опасалась сорваться и скатиться до упреков, бесконечных и бессмысленных. – Напротив, я с годами стала тебя лучше понимать. Мне тоже иногда хотелось все бросить и уйти. Куда глаза глядят. Если бы еще было с кем…

– А я так часто думал, что ты не захочешь меня видеть, и сам поверил в это, – будто не слыша ее, говорил отец. – Ты всегда была такая страстная, порывистая, бескомпромиссная… За тебя было страшно, и уж поверь, я только за тебя и переживал, когда уехал. Андрей куда проще, апатичней… Я знал, что он рано женится. Его невеста, она хоть какая?

«Не надо на него обижаться, ему тоже хочется выговориться», – убеждала она себя, выйдя в коридор и роясь в ящиках комода. Отыскав Зоин портрет, девушка с усмешкой вспомнила, с какой горечью рассматривала его вчера вечером. Теперь ей было совершенно безразлично, хороша ли собой невеста брата, любит ли она искренне Андрея и стоит ли вмешиваться в их идиллические отношения. Принеся портрет на кухню, она предъявила его отцу. Тот рассмотрел его с видом знатока, высоко подняв брови, и с неопределенной улыбкой вернул:

– Значит, ему нравятся блондинки.

– Надеюсь, он подумал еще о чем-нибудь, кроме цвета ее волос, – подхватила Маша, кладя портрет лицом на стол. – Иногда мне кажется, будто она его околдовала… Хотя не мое это дело!

– Боже мой, – протянул мужчина, глядя на то, как дочь хлопочет, заваривая чай. – Если бы твоя мама умела хоть иногда произносить эту фразу, мы бы никогда не расстались.

– Хочешь сказать, она тебя подавляла? – не оборачиваясь, спросила Маша. Она не хотела, чтобы изменившееся выражение ее лица выдало, насколько важен для нее этот вопрос.

– Нет. Не то… – задумчиво проговорил отец. – Просто мы с ней никогда не были на равных. Она вечно хотела контролировать меня во всем, в каждой мелочи. Ей обо мне все было интересно. Если нечего было рассказать, я выдумывал… Она слушала, кивала, а потом говорила, что я наврал, и начинала подозревать в чем-то… И эта ее постоянная присказка: «О чем ты сейчас думаешь?!» Не поверишь, я от этого вопроса уже чесаться начинал. Как от аллергии!

– Может, мама была не уверена в твоей любви? – Маша, изумленная такой откровенностью, забыла о чайнике и повернулась к отцу. – Или в себе самой?

– Ты права! – торопливо согласился тот. – Уверенный в себе человек не станет беспокоиться о том, что он значит для другого… Но я бы это все стерпел. Беда-то была в том, что сама она о себе ничего никогда не говорила. У нее – все эмоции, как Кощеева смерть – за семью морями, на дубу, в сундуке, в яйце… Получалась игра в одни ворота, я начинал ее ненавидеть, хотя вроде не за что… Мы разводились, и все друзья крутили пальцем у виска – что, рехнулся? А я сбежал. Я просто больше не мог. Много всякого разного еще было… Но когда я себя после стольких лет спрашиваю, из-за чего ушел, вспоминаю это ее вечное: «О чем ты думаешь?»

«Боже мой, ведь и меня вечно пытали этим вопросом и из меня вытягивали какую-то последнюю правду, которой я никогда не могла сказать!» Отвернувшись, Маша налила чай в две кружки, открыла навесной шкафчик, чтобы взять печенье, но ничего на полках не увидела. Вместо банок и пакетов перед ее внутренним взором пронеслись сцены из прошлого – и давнего, и только что минувшего. Вот она – худой до ужаса, угловатый подросток красит глаза, собираясь на дискотеку, и, прищурившись перед зеркалом, пытается сообразить, есть ли у нее шансы когда-нибудь стать похожей на Деми Мур, ее тогдашнего кумира. За спиной появляется мать и нехорошо изменившимся голосом спрашивает, не пора ли им поговорить откровенно. О чем поговорить? В первый миг Маша решает, что речь идет о прогулах в школе или скрытой двойке по алгебре. Но мать уточняет: «О мальчиках… У тебя уже кто-то есть?» «Кто-то» у Маши как раз недавно появился. И тут мама была права – участившиеся дискотеки и постоянно обновлявшаяся косметичка именно об этом и свидетельствовали. Но для самой девочки эта тема была настолько острой, почти болезненной, что она не могла ее обсуждать даже с ближайшей подругой, не то что с родительницей, принявшей такой тон, словно речь зашла о венерических болезнях. Маша отнекивается – звучит упрек во лжи. Маша огрызается – мать смотрит на нее с таким ужасом, будто дочь призналась в том, что сделала аборт. «Ты хочешь меня убить!» – трагически произносит мать и начинает плакать. Против ее слез девочка безоружна. Злоба мгновенно угасает, желание идти на дискотеку – тоже. Она чувствует себя обысканной, обвиненной в преступлении, которого не совершала. У Маши вырываются сдавленные рыдания, она еле слышно бормочет, что понимает, почему ушел отец. К счастью, ее никто уже не слушает. Она бредет через лестничную площадку, в квартиру напротив, и говорит подружке, что никуда не пойдет. «Тогда дай надеть твой золотой пояс!» – следует мгновенная реакция Анжелы, у которой под окнами уже свистит очередной местный хулиган, приехавший за нею на мотоцикле. И в этот миг Маша безумно завидует подруге, которая живет так просто, в свое удовольствие, не испытывая угрызений совести и умудряясь не чувствовать себя виноватой перед родителями.

– Ты обиделась?

Голос отца вернул ее в реальность. Опомнившись, девушка провела ладонью по коротко остриженному затылку – это был ее подростковый навязчивый жест, исчезнувший вместе с прыщиками, сутуловатостью и излишней вспыльчивостью. Маша повторила его подсознательно.

– Нет, что ты. – Она торопливо поставила перед отцом кружку с остывающим чаем. – У меня тоже были проблемы… Все время казалось, что она хочет видеть меня насквозь, а это так тяжело… Будто участвуешь в каком-то реалити-шоу, только зритель всего один, зато какой! Но опять же, думаю, это происходило потому, что ей чего-то не хватало. Любви. Понимания…

– А откуда у тебя-то взялось столько понимания? – неожиданно язвительно поинтересовался отец. – Неужели жизнь так обломала? Ты была совсем не такой.

– Я кажусь тебе погасшей, да?

– Не совсем так, скорее…

– Ты меня не щади, пап, – горько усмехнулась девушка. – Я сама все знаю. Ничего у меня в жизни не получилось, не сложилось, все хорошее прошло где-то на горизонте… И пропало. Будто корабль, может, даже с алыми парусами. А я осталась сидеть на острове, одна… Ну и со своими куклами, конечно.

«Есть еще Илья, – поправилась она про себя. – Моя последняя ошибка. Это с ним я сейчас должна была сидеть и говорить по душам. С ним весело, он заставил меня улыбаться, волноваться, старался порадовать… Если он не вернется, моя жизнь окончательно превратится в кошмар!»

– Рановато ты себя хоронишь, – поежился отец. Едва притронувшись к чаю, он отодвинул кружку. – У тебя такой прекрасный возраст, двадцать семь! Старуху из себя сделала… Стыдно!

– Дело не в том, сколько мне исполнилось лет, – возразила Маша, – а в том, что я чувствую… Они мне очень нелегко дались, эти последние годы. Ну и плечи как-то сами опустились.

– Они тебя съели. – Мужчина поморщился, будто от боли, и прикрыл глаза. – Так я и думал! Самую красивую, яркую, талантливую, взяли и сожрали! Использовали и ничего взамен не дали!

– Папа!

– Вот ты сейчас сидишь и говоришь мне о том, чего им не хватало… – не слушая ее, продолжал отец. – А почему я не слышу, чего не хватало тебе? Они тебя понимали, любили? Чем-то пожертвовали для того, чтобы ты была счастлива? Нет! Они только брали, брали, а когда им казалось, что ты можешь от них сбежать, делали все, чтобы ты подумала, будто у тебя есть любящая семья, и ты оставалась… Ты ведь так похожа на меня, и они тебе этого не простили!

– Да перестань, наконец! – Ее голос предательски сорвался, и осекшись, девушка полушепотом закончила: – Обвинять легко, а где ты сам был?!

Внезапно замолчав, мужчина некоторое время сидел, ломая стиснутые пальцы. В конце концов, встряхнулся и встал:

– И опять ты совершенно права. Но только получается, я вообще не могу ничего с тобой обсуждать. Ты в любой момент можешь заткнуть мне рот этим «где ты был?».

– Я постараюсь не затыкать. – Девушка со страхом наблюдала за его движениями, опасаясь, что он обидится и уйдет.

Однако отец всего-навсего подошел к окну, распахнул форточку, достал сигареты и закурил. Маша подняла брови – это было что-то новое. Прежде отец не выносил табачного дыма.

– Говоришь, у тебя сердце, а куришь, – несмело упрекнула она.

– Полгода назад начал, – не оборачиваясь, ответил тот. – Когда Лидочка умерла.

– Господи, кто? – растерялась Маша. – Жена твоя?!

– Дочка.

– У тебя… А я не… Как же… – Девушка заговорила бессвязно, не в силах окончить ни одного предложения. Она привыкла к мысли, что в новом браке отец детей не завел, и даже испытывала по этому поводу некую глубоко спрятанную гордость. Как бы она ни обижалась на отца, все равно оставалась его единственной дочкой.

– Я сказал Андрею, когда он последний раз мне звонил… – Отец все еще смотрел в окно, на слабо освещенный фонарями двор. – Он даже не отреагировал.

– Я ничего не знала! – выдавила наконец Маша. – Сколько же ей было лет?

– Меньше года, – ровным, как будто равнодушным голосом ответил мужчина. – Ее положили на операцию, и операция-то несложная… Таких тысячи делают. Небольшой порок сердца, иногда он даже сам компенсируется, но нам посоветовали не ждать. И вот что-то… Теперь можно долго перебирать – не та больница, не тот врач, не тот момент… Или вообще не надо было ее трогать, пустили бы все на самотек…

Дочь молчала, и после паузы тот добавил:

– Ирина считает, я виноват. Плохие гены, слишком пожилой отец. Я ей не возражаю, кто знает… И потом, надо же ей кого-то обвинять! Так как-то легче… В общем, мы еще не развелись, но уже вместе не живем.

– Это страшно, – проговорила Маша, подходя к отцу сзади и осторожно кладя ему руку на плечо: – Я тебя очень-очень люблю, слышишь?

– Она была вылитая ты! – неожиданно громко произнес мужчина и, обернувшись, обнял дочь. Та всхлипнула без слез и прижалась головой к его груди. – Просто удивительно, как она мне тебя напоминала!

Он заговорил быстро, словно обрадовавшись, что можно излить душу, рассказывая о девочке, которую Маша никогда не видела, а она, слушая его, не переставала изумляться, как быстро они поменялись ролями. Теперь она соболезновала, забыв о собственном горе, а отец, задыхаясь от душивших его эмоций, настойчиво говорил о своей беде, требуя сочувствия. «Неужели я кажусь ему такой сильной и взрослой? – спросила себя Маша и тут же с горечью заметила: – Да я и есть сильная и взрослая! Он-то это сразу понял, только я сама никак не могу смириться, что детство кончилось…»

– Оставайся ночевать у меня, – сказала она, справившись с волнением. – Какой там еще друг… Я сейчас постелю.

– Боже мой, Машка, как я перед тобой виноват, – пробормотал отец, отстраняясь от нее. Он снова прятал глаза, будто ему было стыдно за свою слабость. – Пропадал столько лет, не писал, не звонил, а теперь свалился на голову со своим горем… А у тебя свое. Прости. Если можешь…

Ей было неприятно, что он говорит о смерти бывшей жены так, будто это его не касается. Однако Маша воздержалась от замечаний. Она видела, насколько он поглощен своей неизжитой болью, и понимала, что в таком состоянии отец просто не в силах изображать чувства, которых давно нет.

– Не извиняйся, – попросила она и даже сделала попытку улыбнуться. – На кого я зла, так это на Андрея! Какого черта он молчал?! Все знал, и… Хотя мы мало общались последний год. С тех пор, как у него это увлечение…

«Он мог просто забыть – сперва о самой девочке, потом о ее смерти. Он до такой степени влюблен в свою куклу, что потерял чувство реальности. Нечему удивляться! Уж если готов сыграть свадьбу…»

– Скажи, пап, как ты относишься к тому, что у него в следующую субботу будет свадьба? – с вызовом спросила она.

Мужчина удивленно поднял брови:

– Когда ты сказала «скоро», я подумал, через пару месяцев…

– Нет-нет, все оплачено, и деньги им не вернут. Они играют самую настоящую свадьбу, с лимузинами, тортом, обедом, салютом и еще не знаю чем… То ли планировались голуби, то ли бабочки, то ли воздушные шары… Зоя у нас модель и чуть не актриса, она очень внимательна к деталям. – Девушка содрогнулась, произнеся ненавистное имя. – Словом, потратились они основательно, и этот день должен им запомниться на всю жизнь. Будет все, как полагается в глянцевых журналах.

– Но ты, конечно, не пойдешь?

– Ты, надеюсь, тоже? – Маша с нажимом произнесла слово «надеюсь».

Отец покачал головой:

– Нет, да меня и не приглашали. Все-таки это как-то дико. Он что, конфликтовал с матерью?

– Нет, что ты! Он всегда был шелковый.

– Как же его невеста сумела настоять…

– У него неотразимый аргумент, – вздохнула Маша. – Маму он уже потерял, а если отменить свадьбу, потеряет и любимую девушку. Зачем такие жертвы?

– Я думаю, в последний момент он схитрит и заставит ее все отменить! – неожиданно предположил отец. – Он всегда был таким, ползучим дипломатом. Соглашается, мямлит, бормочет какие-то отговорки. А потом берет и все делает по-своему. Помнишь, как его пытались запихнуть на олимпиаду по матема– тике?

– Это когда ему было десять лет? – невольно прыснула Маша. – Ну да, он вроде бы даже обрадовался. А в последний момент, уже утром, симулировал приступ аппендицита… Причем прочитал в энциклопедии все симптомы и так изображал перитонит, что даже врачи перепугались! Ах, папа, если бы и теперь все так обернулось! Честное слово, я бы ему все простила!

Она приготовила постель отцу в своей комнате, решив переночевать в маминой спальне. Охапками сгребя разбросанные вещи с диванчика и старого продавленного кресла, Маша рассовала их по стенным шкафам и решила, что в таком виде комнату показать не стыдно. И все же отец, появившийся на пороге, с улыбкой заметил:

– А у тебя, как всегда, бардак. И везде старые журналы… Знаешь, когда я прочитывал журнал и хотел его выбросить, сразу вспоминал о тебе.

– Приятно слышать.

Девушка запихивала в шкаф ворох свитеров, которые давно следовало выбросить. Прибираясь, она будто впервые увидела свои вещи и вновь убедилась, что давно уже одевается не ради красоты, а «по погоде» – от холода, от ветра и дождя.

– А мне приятно снова здесь оказаться! – Отец присел на диван и неуверенно огляделся. – Такое впечатление, что не уезжал.

– А ты совсем оставайся!

Маша сама не знала, как у нее вырвалось это предложение. Едва произнеся его, она уже поняла – это и есть ее самое горячее желание. Может, она хотела этого даже больше, чем продолжения знакомства с Ильей. Ей нужен был свой, родной человек, с которым она могла бы говорить откровенно, не стесняясь, в первую очередь самой себя. Перед Ильей она невольно подбиралась и пыталась произвести наиболее выгодное впечатление.

– Нет, Машутка, совсем – не получится. – Отец поманил ее рукой, и Маша послушно присела рядом с ним на скрипнувший диван, застланный чистым бельем. – Как я все там брошу, на кого? Сама знаешь, у меня небольшой бизнес, точнее, у жены…

– Я ничего не знаю, – снова с горечью призналась девушка.

– Ну как… Я Андрею говорил не раз. У нас маленький мебельный салон. Специальность – кухни. Сотрудничаем с несколькими фабриками. Конкуренция сейчас на этом рынке ого-го какая. И хотя спрос есть, но… Короче, приходится вертеться. Я и был-то в Карелии в командировке, искал фанеру подешевле, когда все это случилось с твоей матерью…

– И как у тебя дела идут? – поинтересовалась Маша, на которую рассказ о мебельном салоне произвел впечатление. Отчего-то она всегда думала, что отец не изменил своей прежней профессии и остался инженером-технологом в некоем НИИ.

– Идут кое-как, – фыркнул отец. – Но теперь придется или дело делить, или мне выметаться из этого бизнеса. Ирина со мной одним воздухом дышать не может.

– В Москве возможностей больше, – осторожно намекнула девушка.

– Родная моя, да ведь у меня-то у самого их меньше с каждым годом. – Махнув рукой, мужчина повалился навзничь и прикрыл глаза ладонью. – Нет, поздно играть в большие надежды. Дай Бог, эту жизнь прожить. Знаешь, я в последнее время вообще еле с постели поднимался, настолько жить не хотелось, на свет смотреть, с людьми общаться. Ты – первая, с кем я так говорю… Почему я раньше о тебе не подумал?

– Боялся, – напомнила Маша, поднимаясь. – Ну все, спи. Я тоже с ног валюсь.

Отец пробормотал что-то в ответ, она переспросила, остановившись в дверях, но тот не повторил, и девушка вышла. Запершись в ванной, она придирчиво осмотрела свое отражение в зеркале, покрытом мыльными брызгами. «Папа сказал, красавица… Нет, нет, конечно, но значит, все же есть во мне что-то! Илья вернется, обязательно, мы же не ссорились, я просто была не в духе… Из-за этого браслета, вот же черт! Даже порадоваться не успела!»

Она задержалась, накладывая на лицо ночной крем, а когда вышла из ванной, в ее комнате уже не было света. Маша некоторое время стояла рядом с неплотно прикрытой дверью, прислушиваясь к громкому и размеренному дыханию отца, такому знакомому и так основательно забытому. Слушать его было тревожно и радостно одновременно, и девушка едва заставила себя пойти спать.

* * *

На следующее утро, едва поднявшись, отец изъявил желание встретиться с Андреем.

– Надавал бы я ему за эти тайны, да жалко, он уже вырос, – в сердцах говорил мужчина, глядя, как Маша накрывает стол к завтраку. – Родной сестре ни слова, скажите, какой конспиратор! Главное – почему?!

– Может, думал, что меня это больно заденет, – предположила Маша, инстинктивно выгораживая брата. Она считала, что ругать его – ее личная прерогатива, так как привыкла смотреть на Андрея почти как на собственного сына. «Разве не я его поддерживала и подталкивала все эти годы?!»

– Нет, просто поленился и не захотел лишних проблем! – отрезал отец. – Что я, его не знаю? Сожрать все конфеты и скрутить фантики, будто так и было – фокус в его духе! Я его спрашивал – на что же ты рассчитывал? Что их никто никогда не тронет? Знаешь, что он отвечал?

– Знаю, а как же! – Улыбаясь, Маша придвинула гостю тарелку с бутербродами. – Он говорил: «Я думал, они понемногу обратно превратятся…»

– И вот до сих пор у него так, – ничуть не расчувствовавшись, в отличие от дочери, заметил отец, принимаясь за еду. – Нагадит, и в сторону – авось, само рассосется! Вы его избаловали окончательно, я уже понял. Опять же, может, я не имею права критиковать, но мне кажется…

Зазвонил мобильный телефон, забытый на столе, и Маша, увидев на дисплее имя брата, немедленно взяла трубку:

– Как кстати! О тебе говорили…

– С этим твоим Ильей? – резко спросил Андрей. – Что за тип, где ты его нашла?

– С… На улице я его нашла, если тебе действительно интересно. – Маша ядовито выделила го– лосом слово «действительно». – Нет, он вскоре после тебя ушел. Не переживай за мою нравственность.

– Я за твою жизнь переживаю, – буркнул брат, явно успокоившись. – Приводишь в дом черт знает кого… На улице знакомишься… Уголовник какой-то! А с кем ты там?

– Дай трубку, – потребовал отец, торопливо запивая прожеванный кусок горячим чаем. – Я ему скажу пару ласковых…

– Да кто это? – недоуменно вопрошал Андрей.

Отодвинувшись от отца, протягивавшего руку к телефону, Маша уничтожающе бросила:

– Папа приехал! И я узнала много нового! Оказывается, у меня была маленькая сестренка…

– А ну! – Поднявшись из-за стола, отец вырвал-таки у нее трубку и раздраженно рявкнул: – Что за фокусы, Андрюша?! Какого черта ты играл в партизанов?! Марья-то должна была это знать!

Прежде он употреблял имя дочери в такой форме, если требовал серьезного отношения к ней. Или от нее. Маша невольно подобралась и затаила дыхание, прислушиваясь к невнятному бормотанию в трубке. Отец нетерпеливо перебил сына:

– Чего еще? Не выдумывай! Никогда не поверю, чтобы ты так о ней думал! Ревновала ко мне, надо же вообразить! Ты и передо мной, и перед Марьей виноват, и знаешь, такое поведение вообще граничит с сумасшествием! Тебе не жениться, тебе обследоваться надо, родный мой!

Андрей снова что-то пробормотал, но отец не слушал:

– Чтобы через час был у сестры! Желаю на тебя посмотреть. Пробки? Ну, через полтора… Нечего там… Приезжай, разговор есть.

– Папа, он в это время доберется часа через два, не раньше, – встряла Маша. – Ты что!

Отец сунул ей замолчавший телефон:

– Главное, чтобы вообще не сбежал… Обещал приехать. Он что, опять не работает?

– У них в театре понедельник – выходной, – поспешила пояснить девушка. – Работает, куда он денется! Зарабатывать мог бы больше, но ты понимаешь, это вопрос везения… И личной инициативы.

– Гм… – недоверчиво протянул мужчина. – Ну а будь ты на его месте в этом театре… Он ведь в театре? Сколько бы ты имела в месяц?

– Папа…

– Ну в сезон?

Маша уклончиво покачала головой. Она ни за что не стала бы разоблачать брата, критикуя его за лень, отсутствие веры в свои силы и элементарного азарта, который необходим в любой творческой работе. Она отделалась фразой, которую часто произносил сам Андрей, объясняя свои низкие заработки и вечное балансирование на грани увольнения:

– Там вечные интриги, чтобы выбиться, нужно льстить. Подсиживать кого-то… Он этого не может.

– Служить бы рад, прислуживаться тошно? – иронически уточнил отец. – Тоже мне, Чацкий… Он Молчалин типичнейший. Просидел на шее у двух женщин, сколько сумел, теперь на невесту переползает, паразит… Живет у нее, верно? Она сколько в месяц получает?

– Ой, папа, у нее материальных проблем нет. – Маша постепенно приходила в отчаяние оттого, что отец так явно настроен против Андрея. «Издалека все видится в другом свете… Его можно принять за приживала, даже за альфонса… Но он ведь не такой!»

– Богатые родители? – по-прежнему отрывисто и неприязненно интересовался отец. – Неужели сама зарабатывает? Я всегда думал, что эти модели живут впроголодь… За исключением звезд, но что-то я ее хитрой рожицы нигде в рекламе не видел…

– Наверное, там тоже интриги, – не без злорадства хмыкнула Маша.

Она хотела добавить, что люди, которые вечно отговариваются интригами на работе, чаще всего слишком себя берегут, но тут в дверь позвонили.

– Это Анжела, помнишь Анжелу?

Маша направилась в прихожую, бросив беглый взгляд на часы. Было как раз то время, когда муж подруги уходил на работу, и логично, что та дождалась этого, чтобы снова поделиться переживаниями со старой приятельницей. Девушка не глядя распахнула дверь, и сердце у нее радостно замерло, а потом сделало несколько лишних ударов.

– Привет! – Илья смотрел куда-то поверх ее головы: – Ты не одна?

С кухни раздавался звон посуды, отец продолжил прерванный завтрак. Маша ясно и широко улыбнулась, жестом приглашая гостя войти:

– Папа приехал… Неожиданно. Я так рада, что ты вернулся!

Последнюю фразу она произнесла слишком горячо и сама смутилась. Но Илья, казалось, ничего не заметил и без улыбки, с очень серьезным лицом, продолжал:

– Есть разговор небольшой.

– Так заходи, я тебя с папой познакомлю! – Маша начинала недоумевать: вчера ей казалось, что ее новый знакомый невозможно улыбчивый человек. «Сегодня прямо на себя непохож!» – мелькнуло у нее в голове.

Илья переступил порог и прикрыл за собой дверь.

– Знакомиться некогда, давай зайдем к тебе в комнату на пару минут.

Пожав плечами, Маша провела его в мамину спальню и присела на край не застеленной кровати, с удивлением ожидая продолжения. Она представляла их новую встречу совсем иначе. Порывшись в карманах куртки, Илья извлек пачку сигарет, заглянул в нее и тут же смял в кулаке:

– Забыл купить. Ты не куришь?

– Нет. Но папа…

– Оставь папу в покое, – приказным тоном велел Илья и усадил обратно девушку, попытавшуюся было встать.

Присев перед кроватью на корточки, он пытливо заглянул Маше в глаза – снизу вверх, с очень близкого расстояния, отчего у нее появилось ощущение, что он каким-то образом увидел ее тайные мысли. Невольно отодвинувшись, Маша проговорила:

– Ты странный… Случилось что-то?

– Вчера, – кивнул он, не спуская с нее взгляда. – Я ведь от тебя поехал сразу в местное следственное управление, а там нарвался на старого знакомого. Даже не знал, что он теперь у вас работает, раньше вместе в центре служили… Правда, я предпочел бы иметь дело с кем-нибудь другим, но тут выбирать не приходится. Я попросил держать меня в курсе насчет твоего браслета. Дело, как я понял, вы решили не заводить, я уж не стал предлагать вызвать милицию… Еще не отвык, что сам милиция. В общем, попросил отслеживать такую штучку, вдруг мелькнет при обыске, вещь заметная.

– Уже мелькнула?! – воскликнула девушка, снова проникаясь восхищением к Илье. «Я думала, он на меня рукой махнул, а он моими делами полночи занимался!»

– Час назад мне позвонили, я только до дома добрался, спать ложился. – Илья поморщился, а затем широко распахнул глаза. – Черт, не грипп ли подцепил… В общем, нашли твой браслет в кармане у одного мужика, и судя по тому, что руки у него все в свежих царапинах, как от длинных ногтей, это он самый. С ним твоя подруга билась.

– Ну слава Богу! – ахнула Маша, складывая ладони на груди. – А я думала, пропал, никогда уж его не увижу!

– Увидишь. – Илья резко встал и отряхнул джинсы на коленях. – Хоть сейчас. Ты будешь браслет опознавать, а твоя подружка – этого типа. Тебе тоже не помешает на него полюбоваться.

– А если он потом отомстит? – испугалась Маша. – Возьмет и опять подкараулит в подъезде… Посадят-то ненадолго?

– Вообще не посадят, – бросил мужчина, снова останавливая на ней загадочный, непроницаемый взгляд, в котором читался смутный вопрос. – Его убили.

Глава 6

Убитого обнаружили в половине восьмого утра, неподалеку от Машиного двора, на пустыре за строящимся домом. Вся территория пустыря была изрыта тяжелыми машинами и завалена грудами стройматериалов и мусора. Стройку огораживал дощатый забор, давно покосившийся и кое-где разломанный. Дом относился к категории долгостроев, и его пустые корпуса уныло смотрели на окрестные здания не застекленными окнами. Теоретически стройка охранялась. Но на самом деле там давно нашли приют местные бродяги и «неблагополучные» подростки. То и дело можно было видеть, как в проломы забора просачиваются некие подозрительные фигуры, безмолвные и безликие.

Именно к такому пролому подтащила на поводке свою упирающуюся хозяйку выведенная на утреннюю прогулку собака – огромный черный русский терьер. Хозяйка, хрупкая пожилая женщина, была озадачена, поскольку пес никогда не вел себя так нагло и упрямо. Он прямо-таки рвался на территорию стройки, и женщина с трудом его удерживала. Команды не помогали, удары концом поводка проходили незамеченными. Тряся свисающими на морду черными буклями, собака рвалась к намеченной цели, которая была абсолютно непонятна владелице. Наконец, та вплотную приблизилась к забору и даже заглянула вовнутрь.

– Труп она увидела сразу, его никто и не прятал, – рассказывал притихшей слушательнице Илья. – Лежал прямо в двух шагах от забора, на виду. Она тут же позвонила в милицию.

– Сразу поняла, что это труп? – с замиранием сердца спросила Маша.

– У него была дыра от пули вот тут, – Илья постучал себе пальцем по лбу. – Зрелище не для нервных. Ну, его забрали, досмотрели, и тут же нашли браслетик, о котором я им все уши прожужжал. Очень интересно получилось. Теперь у них ограбление раскрыто, зато убийство повисло. Короче, вы с подружкой должны написать заявление вчерашним числом, что вас так и так, обокрали. А они уж отчитаются, что так и так, вора нашли.

– А кто же его…

– А вот это уже не ваше дело, – дружелюбно заметил он и неожиданно прижал пальцем кончик Машиного носа: – Любопытной Варваре на базаре что сделали?

– Прекрати! – Не принимая игры, девушка с раздражением отвела его руку. – Мой браслет нашли на трупе, как не мое дело?! А помнишь, ты утверждал, что напали по наводке, брал кто-то из своих? Как он выглядит?

– Вот я и говорю – одевайся, берем подружку и быстренько поехали!

Оставив Илью в комнате (Маша решила, что момент для знакомства неподходящий), девушка бросилась на кухню.

– Папа, извини. Мне нужно уехать… Срочное дело, ненадолго!

– Так ты не дождешься этого негодника? – разочарованно поинтересовался отец. – Я хотел устроить вам очную ставку. Как он тебе-то в глаза посмотрит?

– Ой, папа, как бы не смотрел, все равно…

– А пришла к тебе, как я понимаю, не Анжела? – с некоторым подозрением осведомился мужчина. – Голос…

– Это милиционер, па! – выпалила девушка. Почему она так представила Илью, к тому же исказив факты, Маша сообразить не успела, но ее заявление произвело должный эффект.

Отец немедленно поднялся со стула, встревоженно сдвинув брови:

– Что случилось?

– Анжелу вчера в подъезде ограбили. – Девушка решила не извещать отца, чье именно имущество было похищено. Ее взгляд упал на пачку сигарет, забытую на столе. Она достала оттуда две сигареты: – Я стрельну, для Ильи? Он купить забыл. Я быстро, быстро вернусь, па!

И вылетела, оставив ошеломленного отца, у которого на губах явно читался вопрос. Наскоро одевшись у себя в комнате, девушка открыла дверь спальни и жестом поманила Илью, сидевшего так тихо, что могло показаться, будто в комнате никого нет. Они молча покинули квартиру. Маше отчего-то показалось, что Илья всеми силами пытался избежать встречи с ее отцом, а когда ему это удалось, перевел дух. Во дворе, у самого подъезда, перегораживая вход, стоял черный «Мерседес», не новый, но очень ухоженный. Чистая, блиставшая свежим лаком машина выглядела даже несколько чопорно, как старый опытный слуга, знающий себе цену. Распахнув дверцу, Илья кивнул на кресло рядом с водительским:

– Садись, журнальчик посмотри, сейчас твою подружку приведу. Я к ней заглянул еще до тебя, велел одеваться и выходить. Чего она копается!

– Так, наверное, ей детей не с кем оставить? – предположила Маша, доставая из кармана куртки слегка погнувшиеся сигареты: – На, я для тебя стрельнула.

– Преогромное мерси… А пацанов можно к твоему папе отвести! – закуривая на ходу, решил Илья и исчез в подъезде.

Маша принялась осматриваться в машине, это представлялось ей весьма заманчивым. Даже по содержимому бардачка она могла бы многое узнать о своем новом приятеле. Она заметила, что под лобовым стеклом прикреплен талисман – медный диск, размером с кофейное блюдце, испещренный буквами, похожими на червячков. Рассмотрев его, Маша решила, что надпись сделана на иврите, и ей сразу вспомнилась история про жену и сына в Израиле. «Значит, никаких контактов?» Среди дисков, небрежно набитых в картонную коробку и задвинутых под пассажирское сиденье, преобладала, к ее удивлению, классическая музыка. «Хотя да, Ибсен, театр вместо боулинга… Мне что, повезло встретить интеллектуала? А еще говорят, не стоит на улице знакомиться!» Чувствуя себя преступницей, Маша кончиком пальца подцепила крышку бардачка и потянула ее на себя. И тут же закрыла, проклиная свое любопытство. «Пистолет, конечно, что еще там могло быть у бывшего мента? И кем он вообще теперь работает? Охранник? Частный сыщик?»

Илья вернулся с Анжелой через десять минут, причем за ними бежали чрезвычайно довольные дети. Попытка спихнуть их Машиному отцу если и была предпринята, то окончилась провалом. «Скорее всего, сами за матерью увязались!» Втиснувшись на заднее сиденье, все трое затараторили разом, так что Маша усвоила одно: старший сын Анжелы воспользовался особыми обстоятельствами, чтобы не пойти в школу.

– Засранец! – негодовала мать, пытаясь влепить отпрыску подзатыльник забинтованной рукой. Мальчишка ловко увертывался, без всякого почтения показывая родительнице длинный язык, химически-лиловый от жвачки. – Что из тебя выйдет, Витька? В твоем возрасте все любят ходить в школу, лично я любила!

– Иди ты со своей школой! – капризно тянул мальчишка. – Сама и ходи, если любишь!

– Ага, и я не пойду! – заверещал его пятилетний братишка, чья белокурая макушка то и дело высовывалась из-за спинки водительского сиденья. – Я убегу!

– Куда это? – деловито осведомился Илья, усевшись за руль и роясь в карманах в поисках ключей.

– Так я тебе и сказал! – ядовито заметил мальчишка. – Ты вообще – мент!

– А пистолет у тебя есть? – встрял старший.

– Откуда у меня пистолет, я на пенсии, – окончательно разочаровал детей Илья.

Маша смотрела в окно, стараясь не выдать своих чувств. Машина тронулась, и галдеж на заднем сиденье усилился. Анжела, пытаясь перекричать детей, жаловалась подруге, что не может ничего делать по хозяйству такими руками, отчего муж с утра еще больше на нее ополчился.

– Послушаешь его, получается, я чуть не нарочно все это подстроила, чтобы развести дома грязь! – возмущалась она. – Постыдился бы глупости говорить!

– Ты нарочно! – не разобрав толком, о чем речь, подхватил старший мальчик. – Сама придираешься, а сама…

– Грязь разводишь! – авторитетно добавил младший сын.

– Вот, слышишь это?! – трагически заметила Анжела. – От Васьки я бы еще стерпела, но ведь он детей учит, они все за ним повторяют! Ну как же, папа святой, а я, значит…

– Ради Бога, перестань их мучить! – вырвалось у Маши.

– Я?! Я мучаю?! – Ошеломленная Анжела даже начала задыхаться. – Они меня травят, обзывают, а я их мучаю! Спасибо, подруга!

– Слушай, ты как минимум в несколько раз старше этих детей, – примирительным тоном заговорила Маша. – Как можно на них обижаться?!

«И ты в несколько раз умнее своего мужа… А что толку?» – добавила она про себя. Она понимала, что своим замечанием обидела подругу, но у нее не было больше сил наблюдать, как та теряет позиции в глазах детей, пытаясь бороться с авторитетом их отца.

– Это верно, – неожиданно встал на ее сторону Илья, с интересом прислушивавшийся к дебатам. – Что ты ссоришься с малолетками? Они от этого заводятся еще больше.

– Все меня учат! – окончательно рассердилась Анжела. – Что, у меня на лице написано – я слабоумная, помогите советом?!

– Помогите, слабоумная! – немедленно залился смехом Витька, ловивший каждое слово.

В этот миг младший, Митька, обнаружил, что забыл дома роботов-трансформеров, без которых никуда не выходил, и потребовал вернуться. Ему было отказано, вследствие чего мальчишка немедленно закатил истерику. Анжела увещевала его, мешая угрозы, претензии и льстивые обещания – купить мороженое, разрешить лишний час играть на компьютере…

Маша с Ильей обменялись взглядами. Оба одновременно покачали головами, и это насмешило девушку. «Кошмар!» – одними губами произнес Илья, и она согласно опустила ресницы.

Их встретили не совсем так, как представляла себе девушка. Ей казалось, что местные оперативники должны радоваться тому, что едва украденная вещь найдена. На них же, напротив, смотрели с затаенной неприязнью, как на нежданную помеху. Маше показали браслет, запечатанный в пакетик, тут же спрятали его обратно в сейф и усадили писать заявление. За соседним столом расположилась Анжела, от которой тоже потребовали письменных показаний. Детей Илья усадил в углу, на потертый кожаный диван, и вручил им в качестве утешительных призов две милицейские фуражки. Мальчишки немедленно их примерили и принялись друг другом командовать.

– Все. – Маша быстро справилась с заданием и подала Илье лист. – А где же…

– Труп уже в морге, конечно, в холодильнике, – с ходу понял тот, пробегая глазами написанное. – Так, ставь вчерашнее число и подпись. Вам покажут только фотографию.

– А я и на фотографию смотреть не желаю. – Анжела ткнула Илью в спину авторучкой, призывая повернуться. – Я тоже все.

– Ты тут пишешь, что после этого нападения временно стала нетрудоспособной. – Илья бегло просмотрел ее заявление. – Где работаешь?

– Дома, – буркнула та. – Что, по-твоему, это не работа?

– Учитывая, какие у тебя пацаны, это прямо каторга, – дружелюбно ответил мужчина. – Но вообще сейчас это неважно. Ты что, собралась с трупа взыскивать понесенный ущерб?

– С него уже взыскали, кажется, – цинично заметила Анжела. – Покажи фотографию, ладно уж…

Рассматривать снимок отправились в другой кабинет, и сидевший там мужчина с длинным, усталым, пепельно-серым лицом занес в протокол, что обе женщины никогда прежде этого человека не видели и узнать его не могут. Он еле шевелил губами, будто засыпал, сидя за столом, и даже не взглянул на вошедших. Насколько поняла Маша, это и был тот самый старый знакомый Ильи, но держался он чрезвычайно сухо. Когда девушки поставили свои подписи, Илья неожиданно щелкнул пальцами:

– А что, красавицы, проедем-ка до ближайшего кафе, позавтракаем? Лично я зверски есть хочу!

– А я хочу кофе, – хмуро заметила Анжела, на которую фотография преступника произвела гнетущее впечатление.

Спустя минуту они уже стояли на крыльце, и Маша глубоко вдыхала воздух, показавшийся ей необыкновенно свежим. Хотя в здании было достаточно чисто и к тому же недавно сделан ремонт, сейчас она поняла, что, находясь там, дышала как-то вполсилы. Рядом ныли дети, которые были страшно недовольны и обескуражены тем, что у них отняли милицейские фуражки.

– Сказали, подари-и-ли… – тянул Витька. – А сами…

– Отняли… – хныкал Митька. – Нечестно!

– Надоели! – Анжела нервно закурила и, поймав взгляд Ильи, протянула ему пачку сигарет: – На, угощайся. Слышать вас больше не могу, ироды, мучение мое… Как я теперь буду с вами справляться, если даже со здоровыми руками не успевала?! Вы же квартиру подожжете!

– Ты мороженое обещала! – угрожающе напомнил старший мальчишка, явно вдохновившийся фразой о возможном поджоге. – Смотри, а то…

– По голове сейчас получишь! – сорвалась было мать, но ее остановил Илья.

Властно отстранив занесенную для оплеухи руку Анжелы, он протянул мальчишкам две сторублевые купюры:

– Вот, сами купите!

– А на сдачу?! – немедленно выхватил деньги Митька, более шустрый и меркантильный. В его прищуренных глазах мелькали такие чертенята, что взрослые разом заулыбались, переглядываясь.

– На сдачу купите мороженое маме, – внес предложение Илья, подталкивая мальчишек к ближайшему киоску.

Те переглянулись и согласно бросились штурмовать продавщицу.

– Сейчас угомонятся, сядем в кафе, и можно будет кое-что обсудить. – Илья щелчком выбросил окурок в близлежащую урну. – Относительно нашего дела.

– Что там обсуждать? – удивилась Анжела. – Разве от нас еще что-то требуется? Маш, почему ты молчишь?

В самом деле, с тех пор, как они вышли из следственного управления, Маша не произнесла ни слова. Она снова и снова вспоминала снимок неизвестного мужчины, его страшный, залитый кровью лоб, круглое невыразительное лицо со стертыми жестокими чертами, толстую шею… Именно так, по ее мнению, должен был выглядеть настоящий бандит, таких мужчин она всегда избегала и боялась, и одна мысль о том, что подобный персонаж каким-то боком втерся в ее жизнь, доводила девушку до дрожи. Очнувшись от задумчивости и подняв голову, она взглянула сперва на подругу, потом на Илью. Тот понимающе кивнул:

– Переживаешь?

– А уж я-то как переживаю! – Анжела потрясла забинтованными руками: – Почему ты меня не спрашиваешь?

– Зачем тебя спрашивать, ты все сама говоришь, – язвительно отрезал Илья, которого явно начинало тяготить присутствие третьего лица.

Маша поняла и слегка улыбнулась. Это рассердило ее подругу:

– Ну, вижу, вы тут перемигиваетесь… Обсуждайте сами свои дела, мне только такси поймать и домой… Где эти паршивцы?

Мальчишки уже бежали к ней, на ходу протягивая купленные пачки мороженого:

– Мы и тебе взяли! – издали кричал старший. – Самое дорогое!

– И папе! – верещал Митька. – Когда он вечером придет!

– Разговор на пять минут, потом я вас отвезу домой, – примирительным тоном предложил Илья, но Анжела непреклонно настояла на том, чтобы уехать немедленно.

Им поймали такси, Анжела запихнула своих отпрысков на заднее сиденье, сама села рядом и поманила подругу. Маша склонилась над открытой дверцей.

– Ты все-таки с этим? – осуждающе прошептала Анжела, косясь в сторону Ильи, занятого своим мобильным телефоном. – Смотри… Он себе на уме!

– Перестань…

– Вот сейчас он, думаешь, sms-ку отправляет? Он подслушивает, – страшным шепотом проговорила та. – Не связывалась бы ты… Это он с виду такой, душа-парень… Я людей чувствую!

Маша хлопнула дверцей, едва не прищемив пальцы подруге, демонстративно помахала ей и, отвернувшись, подошла к Илье.

– Деньги на телефоне кончились, – сообщил тот, не глядя, беря ее под руку. – Идем… В общем, даже лучше, что она свалила. Не хотелось при детях это обсуждать.

– Это – что? – Маша пошла рядом с ним, подстраиваясь под его широкий шаг. – Относительно того, убитого? Мне обязательно это знать?

– Следователь тебе этого, конечно, не сказал бы. – Остановившись у киоска, Илья заплатил за сигареты и карту для телефона. – И я не должен, наверное. А может, тебе лучше быть в курсе дела. Сам не знаю.

Толкнув дверь кафе, Илья усадил притихшую спутницу за угловой столик, подойдя к стойке бара, быстро сделал заказ и вернулся, распечатывая сигареты. Закурив, он уселся напротив Маши и взглянул на нее так пристально, что она окончательно потеряла самообладание.

– Ты смотришь на меня так, будто я что-то натворила! В чем дело?

– Не злись, я пытаюсь понять, как ты воспримешь такую новость. – Он разогнал повисший дым и подождал, пока отойдет официантка, поставившая на столик две чашки кофе и вазочку с пирожными. – В общем, об этом типе кое-что известно. Упертый вор, входит в преступную группировку, с четырнадцати лет по колониям, год назад освободился, пока ни в чем не замечен… Это-то все ладно, кому же и красть, как не ему. Плохо другое. – И перегнувшись через столик, округлив глаза, Илья прошептал так тихо, что в первый миг девушка подумала, что ей почудились эти невозможные слова: – При нем, кроме браслета, была еще твоя фотография.

Он принялся за кофе, косясь поверх чашки на оцепеневшую Машу, а та сидела неподвижно, повторяя про себя услышанное и внутренне содрогаясь. У нее появилось ужасное чувство, будто мертвец сидел с ними третьим за столом, отвратительный, безмолвный и все же имеющий к ней самое прямое отношение.

– Очень сильно пугаться не надо, – тихо добавил Илья, видя ее реакцию. – Все выяснится, и потом, я буду с тобой.

– Сильно пугаться не надо, – с дрожащей улыбкой повторила за ним девушка. – А немножко можно?

– Немножко – даже полезно, – невозмутимо кивнул тот. – От страха стресс проходит, уж ты мне поверь. А совсем не пугаются только полные идиоты.

И в самом деле, ей удалось улыбнуться уже по-настоящему.

* * *

На обратном пути Илья поставил диск с фортепьянными этюдами Шопена, и девушка не удержалась от вопроса, хотя речь шла об очевидном факте:

– Ты любишь классику?

– Не знаю, – ошарашил ее спутник, уменьшая громкость. – Во всяком случае, она меня успокаивает.

– У тебя куча успокоительного! – заметила Маша, кивая на коробку с дисками. – Значит, все же любишь.

– А что мне полагается слушать? «Владимирский централ»? – Илья отрывисто хохотнул, притормаживая перед светофором. – Твоей подруге я не понравился, верно?

– Н-нет. – Сбитая с толку неожиданностью вопроса, Маша ответила правдиво и тут же поправилась: – Просто она после этого происшествия немного не в себе. Ее все злит, а так она очень добрая.

– А в принципе почему я должен ей нравить– ся? – философски заметил мужчина. – Никакого интереса к ее персоне не проявил, сочувствую в меру, ухаживать даже не пытался… Все правильно, я ее должен раздражать. – И после краткой паузы добавил: – Вообще я никогда не нравлюсь ни мамам, ни подругам.

– Скажи еще, что ты вообще женщинам не нравишься, – лукаво заметила Маша. Она удивлялась своей способности кокетничать после того, что узнала в кафе. Присутствие Ильи придавало ей отваги, она ощущала его, как легкий допинг, непривычный и приятный.

– Нет, я нравлюсь, – возразил Илья, бросив в ее сторону беглый взгляд, выражение которого она не успела уловить. – У тебя такой вид, будто хочешь задать вопрос.

– И не один, – подтвердила девушка.

– Пользуйся моментом – до вечера не увидимся. Заброшу тебя домой, сдам на руки папе и умотаю на другой конец города. Работа.

– Хорошо, – решилась она, обнадеженная этим косвенным обещанием встретиться. – Кем ты работаешь, если из милиции ушел?

– Как ты деликатно это обозначила! – нервно хохотнул Илья, не отрывая взгляда от дороги. – Я теперь работаю в частной фирме, занимающейся… Как бы тебе сказать… Разводами, короче.

– Компромат собираешь? – догадалась Маша и отчего-то огорчилась, будто такое занятие лишило Илью части его обаяния.

– Именно, – бесстрастно подтвердил мужчина. – Вообще у нас весь комплекс услуг. Сбор материалов, ведение дела в суде, раздел имущества… Мировые соглашения между бывшими супругами. Это, к слову, наша главная специальность.

– То есть помогаете людям? – Маша не удержалась от ядовитой улыбки.

– По мере сил, – легко согласился Илья. – Следующий вопрос? Семейное положение?

– Ты же сказал, что разведен!

– Я с тех пор мог сто раз жениться, – фыркнул мужчина. – Но не буду тебя мистифицировать. Все очень обычно для лица моего пола, возраста и профессии. Не женат и жениться не собираюсь, во всяком случае на той девушке, с которой сейчас живу. Она секретарша в нашей фирме. Не знаю, что я для нее значу, но она для меня – очень немного.

Отвернувшись к окну, Маша пожала плечами, давая понять, что эта информация ей неинтересна. На самом деле она была уязвлена. «Надо что-то сказать, я веду себя, как дура».

– Больше ничем не интересуешься? – после паузы спросил Илья. До Машиного дома оставалось несколько минут езды.

Она сделала над собой усилие и повернулась к нему:

– Еще как! Что это за талисман у тебя, вот этот? – Она указала на медный диск, покрытый загадочной восточной вязью.

Илья удивленно поднял брови:

– Талисман? Ты так думаешь?

– А что это?

– Понятия не имею… Мне когда-то сестра подарила. Вообще-то эта штука намагничена, я к ней иногда ключи приклеиваю. Даже не знаю, что надпись означает.

– Вот как, – разочарованно протянула девушка. Дальнейшие расспросы о происхождении загадочной вещицы отпали сами собой. Она поняла, что никаких дорогих воспоминаний (в частности, об оставленной в Израиле бывшей жене) не последует. – А татуировка у тебя на руке? Тоже ничего не означает?

– Все-то ты замечаешь, – с неопределенной интонацией проговорил мужчина. – Нет, эта птичка – на память.

– А если я спрошу о чем?

– О моем первом успешном деле, – неохотно ответил тот. – Это было сто лет назад… Удивляюсь теперь, как меня самого не хлопнули, таким я был безбашенным… мы получили премию, весь отдел, и я спьяну пошел в тату-салон, тогда они только начали везде появляться, попросил «изваять» вот этого птица с червяком в клюве. В знак того, что от меня никто не уйдет. Какой же я был дурак!

Последнюю фразу он проговорил порывисто, с сердцем, и Маша поняла, что невольно вызвала у него целую бурю негативных эмоций. И все же девушка была рада тому, что он ей ответил, а не отмахнулся и не соврал что-нибудь походя. Машина тем временем свернула в ее двор и спустя минуту остановилась у подъезда. Илья заглушил мотор и вытащил ключи из замка зажигания:

– Дежа вю, я опять тебя провожаю и опять ни на что не рассчитываю. Только окно на этот раз цело.

– Будем надеяться, что Анжела тоже.

Маша пыталась шутить, чтобы замаскировать нараставшее волнение. Боялась она вовсе не того, что Андрей мог приехать в ее отсутствие и получить от отца нагоняй. Ее тревожил вопрос – поцелует ли ее Илья на прощание, и если да, то в машине или в подъезде? Тот словно услышал ее мысли и замер, зажав в руке ключи, глядя девушке прямо в глаза. Это длилось долю секунды, но промедление решило все. «Если бы он этого хотел, он бы не колебался!» У Маши что-то больно содрогнулось в груди, и она поспешно открыла дверцу:

– Вообще зачем провожать. Утро, ничего не случится.

– Как раз по утрам все и случается, – возразил Илья, хлопая дверцей со своей стороны.

Теперь Маша уже не могла с точностью сказать, понял ли он хоть что-то в тот короткий миг. Илья смотрел на нее дружелюбно, но, к ее крайнему огорчению, совершенно бестрепетно.

В тот миг, когда они собрались войти в подъезд, открываемая изнутри дверь запищала, и навстречу им появилась пожилая женщина с маленькой девочкой. Увидев Татьяну Егоровну, Маша забыла выдавить приветливую улыбку. Та же мгновенно ощупала Илью проницательным взглядом. Тот посторонился, и опытная сплетница имела возможность оглядеть его всего – с головы до ног и обратно. Маша была уверена, что от ее внимания не ускользнула ни татуировка на руке Ильи, ни его небрежная прическа, придающая ему подозрительно-богемный вид, ни покрасневшие от недосыпа глаза. Правда, внимание соседки тут же отвлеклось на блестящий черный «Мерседес», стоявший у входа в подъезд. Втянув в себя воздух, она сдавленно, на вдохе, выговорила:

– Ах, а я смотрю, к кому это такая красота приехала… Это к тебе, Машенька?

Что-то пробормотав в ответ, Маша поспешила скрыться в подъезде. Илья последовал за ней и, оглянувшись на закрывшуюся железную дверь, спросил:

– Дама, смотрю, тебя на прицеле держит. Не родственница?

– Бог миловал. – Остановившись рядом со своей квартирой, девушка перевела дух, хотя подниматься пришлось всего по нескольким ступенькам. – Просто сплетница, с третьего этажа. Знаешь, что она теперь про меня наговорит? Что я связалась с бандитом, криминальным авторитетом. Я видела, как у нее глаза загорелись…

– Ну, так ты ей передай, что этот убивец не любит, когда его всуе упоминают, – посоветовал Илья и, неожиданно притянув к себе девушку, поцеловал ее в губы коротким отрывистым поцелуем, после которого у нее осталось ощущение укуса. Махнув рукой, мужчина торопливо вышел из подъезда, а она еще некоторое время стояла, переводя дух и облизывая припухшие губы. Вместо радости она ощущала тревогу и недоумение.

«Может, Анжела права, опасно с ним связываться…» Эта трусливая мысль мучила ее, пока она рылась по карманам, отыскивая ключи. Наконец Маша сообразила, что забыла их, второпях убегая из дома. Толкнув дверь, девушка обнаружила, что она не заперта, и вошла, настороженно прислушиваясь.

Из ее комнаты доносился голос, от одного звука которого ее передернуло, как от скрежета стекла. «Зоя! А разве могло быть иначе?!» Эту певучую, манерную речь с плаксиво-кокетливыми интонациями она возненавидела сразу, как услышала, еще до того, как ее будущая невестка успела себя проявить.

Маша остановилась на пороге своей комнаты, оглядывая собравшуюся компанию. Отец и Андрей не отрывали взглядов от Зои, а та, жестикулируя сигаретой, оживленно щебетала:

– И конечно, Андрюша ужасно удивился, когда я впервые приготовила ему буйабес… Понимаю, я блондинка, – она провела кончиками накладных ногтей по длинным светлым прядям, падавшим ей на грудь, – но для того, чтобы разбираться в кулинарии, ума не нужно! Нужен талант!

– Не могу согласиться. – Отец опередил сына, собиравшегося что-то возразить. – Зоечка, чтобы хорошо готовить, ума нужно не меньше, чем для докторской диссертации. Отличные повара все, как правило, интеллектуалы. Я уже прямо жду не дождусь, когда вы меня угостите своими произведениями!

– Что буйабес! – вмешался наконец Андрей, слушавший эти похвалы с таким счастливым лицом, будто они посвящались лично ему. – Зоя практически все умеет! И русскую кухню, и итальянскую, а ее конек – французская!

– Да, но это занимает больше всего времени, – с сожалением потупила глаза девушка. – Иногда возникает мысль немножко схитрить, упростить процесс… Кажется, никто не заметит, если не делать три разных пюре по отдельности, всбить их сразу блендером в одной чашке… Но это мгновенно чувствуется, просто мгновенно, поэтому…

Она случайно подняла глаза и увидела Машу, застывшую в дверях и с холодной улыбкой следящую за происходящим. В первый момент Зоя испугалась. Видеть это было так странно, что Маша вздрогнула. Лицо ее будущей родственницы исказилось, будто от сильной боли, в глазах мелькнула паника. В следующий миг та овладела собой и, живо смастерив ответную улыбку, вскочила с кресла:

– А мы тебя ждем-ждем! Григорий Сергеевич сказал, ты уехала в милицию! Неужели это правда, с браслетом?!

– Его нашли? – Вслед за невестой поднялся и Андрей.

Отец, в свою очередь, поинтересовался:

– Что это за история, Марья? Меня вот Андрюша сейчас пытал, а я никогда не слышал про такой браслет. Его точно, купили после…

– Вот что бывает, когда даешь поносить вещи кому попало, – негромко, будто про себя, добавил брат.

Поджав губы, Маша протиснулась к своему столу (комната вдруг стала казаться ей очень маленькой) и принялась разбирать сумку. Она делала это с очень сосредоточенным видом, будто речь шла о чем-то важном, хотя просто хотела показать, что желала бы остаться одна. Все молча следили за ее действиями. Внезапно Зоя встала. У нее на лице было написано настороженное внимание, у Андрея – раздражение, у отца – только вопрос, который он немедленно и задал:

– Браслет вернули?

– Вернут, когда следствие закончат, – негромко, обращаясь только к нему, ответила девушка, убирая упавшую на глаза прядь волос. Закрыв сумку, она демонстративно поправила стопку журналов на своем рабочем столе. Один из них она заметила в руках у Зои. Маша молчаливым жестом потребовала его обратно, Зоя так же молча и почти виновато его вернула. Сегодня она была особенно тиха и как будто даже робка. «Старается для свекра! А папа, конечно, уже купился на эти голубые глазки и решил, что я к ней придираюсь!»

– Значит, все обошлось, – нерешительно выговорил отец, явно ощущая повисшее в воздухе напряжение. – Ну, мы все тут уже выяснили, можно этот вопрос больше не поднимать. Андрей не хотел тебя травмировать.

– Я тронута, – не оборачиваясь, ответила девушка. Она сказала это сквозь зубы, получилось грубо, совсем не так, как ей хотелось бы говорить с отцом. Но в присутствии Зои она стервенела помимо своего желания. Остановиться не удавалось, хотя она понимала, что играет против себя самой.

– Ребята сегодня свободны, позвали меня в гости, – все тем же извиняющимся тоном продолжал отец. – Поедешь с нами?

– Я работаю.

– Ну, тогда до вечера. – Мужчина взял со спинки кресла куртку. – Вижу, ты не в духе.

– А чему удивляться, такое потрясение! – быстро заговорила Зоя, ловко выпроваживая в прихожую сперва жениха, потом будущего свекра. – Я бы никогда больше не решилась надеть этот браслет, никогда! Конечно, нехорошо так говорить, но я сто раз порадовалась, что вчера вместо тебя его носила Анжела! Ведь это могло хуже кончиться! Как она, кстати?

Маша не отвечала, словно не слышала этой тирады, и Зоя умело замаскировала неловкую паузу, принявшись обсуждать с мужчинами меню предстоящего обеда. Маша вздохнула полной грудью только тогда, когда за ними захлопнулась входная дверь. Она поспешила запереть ее на все замки и накинула цепочку.

Еще вчера подобная тактика Зои довела бы ее до белого каления. Сегодня она смогла удержаться в рамках приличия только потому, что вспоминала прощальный поцелуй Ильи и его обещание приехать вечером. «Только теперь начинаю понимать, какая я была одинокая, если меня так страшно задевала жизнь брата… Ведь это его жизнь, в самом деле, не моя, так зачем ненавидеть эту девицу? Она завоевала территорию, стремится ее контролировать, другие авторитеты ей не нужны – ну и с Богом, семья крепче будет. Наверное, стоит переломить себя, в следующий раз убить ее дружелюбием. Может, даже подарить что-то. Она просто перепугается!»

Маша вспомнила испуганный взгляд Зои, и ей сразу стало веселее. Сварив кофе, она уселась за работу над куклой-теннисисткой. Что бы ни происходило за последние сутки, она не оставляла этой идеи и постоянно обдумывала ее, где-то на втором плане, позади главных мыслей – об Илье, браслете, своей семье и самой себе. Именно эта черта и позволяла ей уже столько лет подряд создавать кукол, каждый раз доводя свое изделие до возможного совершенства. Иначе она попросту не сумела бы уснуть. «Ты слишком серьезно к этому относишься!» – сказал ей как-то брат, не задумавшись о том, что эта фраза звучит почти жестоко, ведь у Маши не было выбора – делать кукол или не делать. «А знаешь, не только я! – парировала она тогда. – К моему творчеству вообще некоторые люди относятся серьезно!» Про себя же она добавила: «Если бы я не относилась так к работе, давно впала бы в депрессию или сошла с ума. Надо верить в то, что делаешь».

Вот и сейчас она работала с удовольствием, целиком сосредоточившись на личике куклы. Против обыкновения, она решила сразу сделать его начисто, чтобы весь образ определился отчетливее. Взяв заготовленную болванку из мягкого дерева, девушка ловко и четко орудовала коротким острым ножиком, прорабатывая черты своей модели. Она взяла именно дерево, а не фарфоровую заготовку, каких у нее был не один десяток, и не глину. Ей хотелось передать в лице модели жесткость, энергию и несгибаемое упрямство, а для этих качеств, рассудила Маша, нужен материал проще и грубее. Дереву легко можно было придать оттенок загара с помощью цветной пропитки. На глаза Маша решила не скупиться и уже мысленно пожертвовала на них две бусины из аризонской бирюзы. Длинный «конский хвост» она задумала сделать из белого акрила, костюм теннисистки – из лоскутков черного льна, сережки – из тонкой золотой проволоки. Главной проблемой ей представлялись кроссовки и ракетка. Маша не терпела имитаций, а значит, должна была смастерить что-то, максимально приближенное к настоящей экипировке звезды большого тенниса. «Ну ладно, дойду до ног, до рук, тогда попутно начну прорабатывать, – успокаивала она себя, трудясь над деревянной болванкой с высунутым от усердия языком. – Нечего заранее пугаться. Ну и кукла же получится… Кажется, несложно, не какая-нибудь там королева, а просижу больше месяца. Вы шутите? Лучше сто раз сшить полный королевский наряд со шлейфом, чем один раз склеить из натуральной кожи кроссовки… Размером тридцать шесть миллиметров. О ракетке вообще молчу. Была бы возможность, купила бы готовую. А… Что? Это идея!»

В самом деле, ракетку нужного размера можно было отыскать в антикварных магазинах или на блошином рынке, у коллекционеров, продающих спортивные кубки и награды. Конечно, такая покупка удорожит стоимость куклы в разы, но об этом аспекте Маша задумалась впервые. «Потрачусь, время ухлопаю… А за сколько же ее выставить? А главное где?» Возвращаться в магазин к Анне Петровне после хвастливого заявления о том, что у нее есть другой рынок сбыта, неловко. Был и другой вариант, о котором Маша старалась даже не вспоминать. Посредники, которые готовы купить у нее и у прочих мастеров что угодно, в любых количествах, но… «За свою цену, само собой. И многие с ними дело имеют, чтобы не таскаться по салонам и ярмаркам, потому что себе дороже обходится. В результате в кармане остаются гроши, основное достается этим паразитам. Нет! Будь я старая, больная, вся в ревматизме – куда ни шло, но сейчас, пока силы есть и голова работает, буду всюду ходить и пробиваться сама!»

В прихожей глухими трелями зазвонил стационарный телефон. Положив почти законченную голову куклы на салфетку, Маша вышла из комнаты и взяла трубку. Ее оторвали от работы, и потому она ответила раздраженно:

– Слушаю!

– Привет, узнала? – после краткой заминки отозвался мужской голос.

– А представиться можно? – по-прежнему неприветливо спросила девушка. У нее было не то настроение, чтобы разгадывать загадки.

Звонивший вздохнул, и в этот миг Маша поняла, кто находится на другом конце провода. Так вздыхать – прерывисто, по-детски, мог только один человек на свете.

– Паша?! О… Боже ты мой…

– Я стою тут у подъезда, между прочим, вижу неподалеку эту тетушку, как ее… Татьяну…

– Егоровну? – Хотя бояться соседки-сплетницы было уже нечего, Маша все же вздрогнула и торопливо воскликнула: – Не стой там, заходи, я одна! Вот это новость, не ожидала!

Он еще что-то говорил, но она уже бросила трубку и кинулась отпирать входную дверь.

Глава 7

– И вот она ты! – с порога объявил гость, заключая девушку в объятья.

Она, ошеломленная такой бурной встречей, даже не сопротивлялась. Четыре года назад они расстались с Пашей весьма холодно, так что его теперешние восторги показались ей преувеличенными. Сама она ограничилась сдержанным восклицанием:

– Какой же ты стал… солидный!

– Ты хотела сказать – толстый? – нервно хохотнул мужчина, размыкая наконец объятья. – А что делать, сидячая работа, за компьютером. Зато ты все такая же изящная.

– Дай я тебя хорошенько разгляжу. – Маша отошла на пару шагов и включила свет в прихожей. Она никак не могла поверить, что снова видит человека, который когда-то так много для нее значил.

Прежний худощавый улыбчивый парень с блондинистыми локонами до плеч исчез. Вместо него появился высокий плотный мужчина с заметным пивным брюшком, правда, все еще держащимся в пределах нормы. Локоны исчезли, их сменил короткий ежик, сквозь который просвечивала розовая кожа головы. Маше показалось, что волосы у него сильно поредели. Слегка оплывшее лицо украшала модная теперь скандинавская бородка, как раз того фасона, который девушка терпеть не могла. И окончательно ее добили очки – дорогие, в позолоченной оправе, с прямоугольными стеклами. Она рассмотрела солидный костюм, белую рубашку и платиновую булавку на пурпурном галстуке и потрясенно развела руками:

– Прямо Садко, богатый гость! Встретила бы тебя на Тверской, решила бы, что директор банка прогуливается… Ты на шведа почему-то стал похож.

– Можно считать это комплиментом? – Павел огляделся и со снисходительной улыбкой заметил: – Здесь ничего не изменилось! Будто вчера тут был в последний раз…

– Но и не сорок лет назад, – слегка уязвленно возразила Маша. – Чему ты удивляешься?

– Мне просто чертовски приятно снова тебя видеть, – сменил тон Павел. Он заговорил примирительным, несколько инфантильным голосом, словно пытаясь изобразить послушного ребенка. Когда-то эта манера забавляла Машу, зато доводила до бешенства Андрея. Теперь она сама почувствовала глухое раздражение. – Чего ты злишься?

Девушка пожала плечами:

– Действительно, чего? Никак не могу прийти в себя. Это ты или… Знаешь, ты за эти четыре года, наверное, очень многого достиг! Во всяком случае, вид у тебя такой.

Польщенный, Павел приосанился:

– Есть кое-какие достижения. Хотел вот с тобой увидеться, рассказать. Да что мы тут стоим? Поехали пообедаем вместе?

Предложение пришлось кстати. Заработавшись, Маша забыла о том, что наступил и прошел обеденный час. Хотя холодильник был набит продуктами, она уже сомневалась в их свежести. Не колеблясь, девушка кивнула:

– Сейчас переоденусь.

– Не надо надевать ничего особенного! – крикнул Павел вслед. – Это обычный ресторан, я там часто бываю!

«Господи, почему же меня раздражает КАЖДОЕ его слово?! – недоумевала Маша, торопливо меняя одежду на более цивильную. Это снова были джинсы и рубашка, только более дорогие. – Не мог же он измениться до мозга костей?! Я узнаю его, но при этом кажется, будто это другой человек. Неужели с ним я когда-то целовалась в подъезде, ругалась из-за него с братом и мамой, а потом рыдала в подушку, воображая, как он женится на другой?»

Девушка взглянула на себя в зеркало и осталась недовольна. Еще несколько дней назад она сочла бы, что оделась достаточно нарядно для похода куда угодно, но теперь, заново оценивая последние годы и себя саму, Маша видела, что выглядит безлико. Черные потертые джинсы, черная льняная рубашка без рисунка – привычный траур, который она носила вот уже несколько лет. «Хотя бы яркий аксессуар добавить… Браслет отлично бы сюда подошел!» Вспомнив о коралловой подвеске, девушка торопливо достала ее из сумки, порылась в шкатулках, где хранились разные мелочи для отделки кукольных нарядов, и нашла черный шелковый шнурок. Укрепив на нем подвеску, Маша повесила на шею импровизированное колье и подмигнула своему отражению. «Шикарная деталь!»

Через несколько минут она вышла, бодро задрав подбородок и стараясь зафиксировать на лице приветливую улыбку. Ее старания были приняты за чистую монету. Павел, разглядывавший себя в зеркале трюмо, обернулся и просиял:

– Честное слово, я не помню, чтобы мне на кого-то еще было так приятно смотреть! Ты такая свеженькая!

– Сегодня день чудес, – покачала головой девушка. – Постой, дай угадаю, какая у тебя машина. «Лексус»?

– «Тойота», – надулся тот. – Между прочим, ходовые характеристики не хуже…

– Ради Бога, не надо! Я все равно ничего в этом не понимаю, я просто пошутила!

Садясь на глазах у Татьяны Егоровны в новенький серебристый внедорожник, девушка чувствовала, что окончательно хоронит свою репутацию. «Утром на «мерсе» с одним мужиком, в обед на «Тойоте» с другим… Пошла, что называется, в отрыв. Окно мне, конечно, тоже побил какой-нибудь хахаль. Самое ужасное, Татьяна Егоровна так талантливо врет, что ей верят даже неглупые люди».

– А эта дама как будто еще помолодела, – заметил Павел, проезжая мимо соседки, поедавшей машину глазами. – Помнишь, как ты ее боялась? Она распускала про нас такие смешные слухи!

– Тогда нам было не смешно, – тихо ответила девушка, отворачиваясь от окна. – Но теперь, конечно, уже можно поулыбаться. Скажи лучше, что с тобой случилось? Новая машина, дорогой костюм, весь ты сам… Какой-то новый и дорогой, честное слово! Занялся бизнесом?

– Давно, – радостно признался мужчина. – Сразу после свадьбы.

– А… – неопределенно протянула Маша, слегка шокированная такой непосредственностью. «Сплетницу с третьего этажа он помнит, а какие мне слова говорил в подъезде на прощание, кажется, нет!» – И успешно, я вижу?

– Сперва пришлось трудно, появилось ощущение, что зря я за это взялся… – оживленно рассказывал Павел. Было видно, что затронута его любимая тема. – А потом вдруг поперло, и так здорово, что я уже вторую фирму открыл. Ну, это что, вот я собираюсь осваивать иностранный рынок…

– Торгуешь компьютерными программами? – наугад осведомилась Маша.

– Скорее, своими мозгами, – рассмеялся Павел. – Создаю веб-сайты для разных фирм, занимаюсь рекламой в Сети, курирую пару проектов… Почти ни от чего не отказываюсь, ты же знаешь, я не гордый!

– Замечательная черта, – искренне ответила девушка. – Мне лично всегда мешала гордыня.

– Ты все еще…

– Когда ты позвонил, я как раз «все еще» делала куклу, – перебила Маша. – Мне это доставляет удовольствие, приносит деньги, так зачем что-то менять?

Павел бросил на нее косой испытующий взгляд:

– Будто я с тобой спорю! Просто спросил. Кстати, я могу тебе посодействовать в сбыте. Помню, ты жаловалась, что без посредников не найдешь ни одного магазина, а с ними теряешь все деньги. Так ты продавай их через Интернет!

– Идея отличная, но я с компьютером не дружу.

– А я на что?

– Откуда ты взялся? – У Маши едва не сорвалось с языка «так кстати». – Почему вдруг про меня вспомнил?

С минуту он молчал. А потом изменившимся голосом признался:

– Я никогда о тебе не забывал, просто не мог решиться приехать. Знаешь, я, наверное, сто раз пожалел, что сорвался тогда и…

– Но ты ведь женат, счастлив? – снова перебила Маша, чувствуя, как у нее предательски садится голос. Это было странно, потому что никаких чувств к этому человеку она больше не испытывала. – Или нет?

– Я тогда же и развелся, почти сразу. Через пару месяцев.

– А в чем дело? – после короткой паузы поинтересовалась она. – Понимаю, меня это не касается, но как-то странно… Непохоже на тебя.

– Я понял, что сделал глупость, когда с ней всерьез связался, – спокойно ответил Павел. Было ясно, что тема неудачного брака не является для него болезненной. – Ничего не надо делать назло. Мы объяснились и быстренько развелись. Слава Богу, детей родить не успели.

– Постой, ты хочешь сказать, что женился мне назло?! – У девушки начинали гореть щеки. – А я думала, что уже ничего для тебя не значу… ты так легко меня бросил…

– Я сам думал, что ты мне не нужна, и ждать больше не хотел, обиделся на тебя жутко, и Наташка кстати подвернулась… – в такт своим словам кивал Павел. – А после свадьбы, когда мы с ней сидели в новенькой квартире после ремонта, и кучи подарков везде лежали, мне казалось, что я на вокзале оказался и теперь вечно буду там жить. И она была такая посторонняя, будто контролер в зале ожидания.

– Ну и молодец, что решился на развод! – сгоряча выпалила Маша и тут же прикусила язык. «Еще подумает, будто я имею на него виды, раз так радуюсь!» И уже сдержаннее добавила: – В самом деле, зачем жить с чужим человеком? Нужно искать своего.

– Я очень боялся, что ты себе такого нашла, – признался Паша, поворачивая руль. Машина свернула на проспект Мира и вскоре остановилась, с трудом отыскав место у бровки тротуара. Заглушив мотор, мужчина повернулся к спутнице и, понизив голос, осведомился: – Но ты не стала торопиться, я прав?

Уклончиво покачав головой, Маша поспешно открыла дверцу и с наслаждением выбралась на воздух. Теперь она почти не сомневалась – ее прежний возлюбленный явился не только затем, чтобы оживить воспоминания. «Будет мой, если захочу, только слово скажи! – думала она, следя за тем, как Павел запирает машину. – Вот уж с кем все ясно, как день. И прошлое, и будущее… Будет с каждым годом богатеть и менять машины на все более дорогие. Он осторожный. Не разорится. Я буду растить его детей, сидеть дома, ходить по салонам, а кукол делать только изредка, ради забавы. Года через три он заведет любовницу – не от особой распущенности, а потому что у всех его друзей есть. И мне будет наплевать!» Она приветливо улыбнулась приближавшемуся Павлу, и тот подхватил ее под руку:

– В самом деле, такие вопросы не надо обсуждать на ходу. Ты какую кухню предпочитаешь? Прости, не спросил, сразу потащил тебя в итальянский ресторан…

– В итальянский? – воскликнула девушка. – Нет, не надо.

Хотя она тут же сказала себе, что это глупо, ей все же не хотелось, чтобы эта встреча была хоть чем-то похожа на знакомство с Ильей. Забраковав совместными усилиями японский и китайский варианты, они остановились на нейтральном европейском заведении.

Низкий полуподвальный зал, подсвеченный лиловым неоном, оказался почти пуст, и это показалось девушке очень кстати. Она была слишком озадачена тем, что предстоит решать какие-то «вопросы», и предпочла бы сделать это в спокойной обстановке. От аперитива она наотрез отказалась, обед предоставила заказывать своему кавалеру, и тот углубился в чтению меню с таким суровым и пристальным вниманием, словно ему предстояло вложить весь свой капитал в некие подозрительные акции.

«Какой же он стал серьезный! – все больше изумлялась Маша, глядя, каким величественным жестом тот отпустил наконец официантку. – А раньше казался милым оболтусом! Кажется, он за эти четыре года повзрослел лет на пятнадцать. Неужели деньги так меняют?»

А Павел, вряд ли подозревавший, какие мысли терзают его бывшую подругу, удовлетворенно закурил и забарабанил пальцами по столу, испытующе глядя на Машу.

– Такие дела, – глубокомысленно заявил он, встретив ее взгляд. – Я хотел сказать, мне страшно повезло, что ты все еще свободна.

– Сво… – Маша едва не поперхнулась минеральной водой, которую потягивала из стакана. – Ну да, я не замужем. Честно говоря, твое везение тут ни при чем. Женихов я не отвергала, а уж тебя и подавно обратно не ждала. Просто была уйма работы.

– Конечно, работа – половина жизни, – согласно кивнул тот, явно обрадованный таким положительным образом мыслей своей собеседницы. – Это прекрасно, что ты любишь свое дело. Но все-таки работа – это еще не вся жизнь… Я недавно это понял.

– А что случилось-то? – с фальшивым сочувствием спросила Маша. Она не могла удержаться от иронии, слушая эти философствования. Девушка с трудом прятала улыбку, которая то и дело просилась наружу и могла все испортить. Поэтому она сдвинула брови: – Надеюсь, ничего страшного?

– Ничего, но я понял, что нельзя больше размениваться на временные связи, – доверительно сообщил Павел. – Пора создать… очаг, что ли? В общем, семью.

– Тебе же всего тридцать. – Маша не выдержала и все-таки улыбнулась. – Зачем так спешить? Биологические часы затикали? Детей захотелось?

– Захотелось придать смысл всему этому, – мужчина сделал широкий жест, обводя помещение ресторана. – Работаю от рассвета до заката, иногда и круглосуточно, везу на себе весь бизнес, здоровье порчу, нервы… Видишь, очки надел, живот отрастил… Это все из-за того, что вечером, после работы, привык пить пиво с друзьями. Получается бессмыслица – пашу так, будто от этого вся жизнь зависит, а на самом деле мне столько денег не надо, и никому все это, получается, не нужно…

– А ты занимайся благотворительностью! – посоветовала девушка.

– Мне это не близко.

– Ну, спортом займись, коллекцию какую-нибудь начни собирать… Глядишь, и смысл жизни появится.

– Давай я буду коллекционировать твоих кукол? – Павел накрыл ее руку своей горячей влажной ладонью, и девушка с трудом удержалась от брезгливого жеста.

Она отдернула руку только через несколько секунд, постаравшись сделать это как можно мягче:

– Это, конечно, очень заманчиво… Но, боюсь, меня не устроит.

– Почему? – Он снял очки и размял переносицу, на которой отпечатался багровый след от золотой оправы. Без очков его глаза казались усталыми и какими-то беспомощными. – Что, я тебя тогда бесповоротно обидел? Все кончено? Навсегда?

– Нет, просто мне хочется, чтобы моих кукол покупали люди, которым они нравятся. А не те, которым нравлюсь я.

– Значит, я тебе безразличен, – после неловкой паузы выговорил Павел. Он хотел сказать что-то еще, но в это время появилась официантка и принялась расставлять закуски.

Когда девушка удалилась, молодые люди заговорили одновременно:

– Так я и знал…

– Я только хотела сказать… – Осекшись, Маша рассмеялась, глядя на обескураженное лицо старого приятеля: – Да что мы с тобой ходим вокруг да около! Будто чужие! Это меня сбивает с толку твой шикарный вид. Кажется, что сижу с кем-то незнакомым. Паш, я просто не хочу никакой семейной жизни, не умею я этого и не готова. Ничего личного.

– И плохо, что ничего, – проворчал тот, однако слегка повеселел и взялся за вилку. – Лучше бы ты меня упрекала за тогдашнее. И правда, я поступил, как последний …

– Я тоже вела себя глупо. – Маша придвинула к себе салат. – Сейчас ни за что не стала бы никого слушать. Сделала бы по-своему, и все.

– Ты… жалела о том, что отказала мне тогда?

– Миллион раз, – искренне и вместе с тем совершенно бесстрастно ответила девушка. – Что скрывать, я тебя очень любила. Видишь, все приходит с опытом, сейчас я знаю, что нельзя топтать свою жизнь в угоду даже самым родным людям. Может, то, что я принимала за их сопротивление, было просто инстинктом… Их способом сказать мне, что они меня любят, переживают. А я испугалась и все поняла буквально. Понимать-то я все теперь понимаю, да применить это понимание негде.

– Ты говоришь так, будто нам по семьдесят лет, и все навеки кончено! – возмутился Павел.

– Нет, не в возрасте дело. – Машу терзала смутная мысль, не дающая ей покоя с того самого момента, как она вновь увидела своего прежнего парня. Она положила вилку и смотрела в пространство остановившимся взглядом, словно пыталась отыскать в темном углу зала подсказку на свой вопрос. – Я поняла кое-что не очень приятное. В сущности, юности у меня не было, в том смысле, в каком это полагается понимать. Вечеринки, веселые компании, жизнь для себя, для удовольствия, и никаких угрызений совести, никаких обязательств. Ко мне сразу относились, как к взрослой, потому что я с четырнадцати лет зарабатывала деньги. Тебя я потеряла, а ты был единственным, что доставляло мне тогда радость. Теперь, когда мы вроде бы можем быть вместе, ты стал другим. Очень взрослым. Солидным… То, прежнее, ушло навсегда. И если я буду с тобой, я одним прыжком перемахну в мир взрослых, зрелых людей, а я… не спешу туда. У меня остался незакрытый счет… – И зажмурившись, Маша отчаянно помотала головой: – Не знаю, удалось мне что-то объяснить…

– Я все понял. – Павел снова надел очки и разом подтянулся, сделавшись строже и уверенней. – Но мне кажется, ты усложняешь. Просто ты творческая личность и всегда была слишком впечатлительная. За это я тебя и любил!

– Вот видишь! – Девушка обличительно ткнула в него пальцем: – Любил! Сам сказал!

– Не цепляйся к словам!

Маша замахала на него руками:

– Все, тема закрыта! Сейчас поссоримся! Расскажи лучше о своей работе.

– Тебе будет скучно, – мужчина взглянул на часы, – да и некогда уже, не успеем пообедать. Что они копаются? Лучше ты что-нибудь о себе быстренько расскажи. Про кукол я все понял.

Девушка уклончиво улыбнулась. Подошедшая с подносом официантка оказалась очень кстати. Пока она собирала опустевшие тарелки, подавала жаркое – очень жирные свиные рулеты, которые Маша сразу решила не есть, – просьба Павла сама собой забылась. Он взялся за еду, девушка пошевелила вилкой разварную фасоль и отодвинула тарелку:

– Кажется, я наелась. Если ты не очень считаешься с церемониями, можешь съесть мою порцию.

– Сразу понятно, что я тебе безразличен, – не то в шутку, не то всерьез проговорил Павел, отправляя в рот большой кусок хлеба. И с трудом добавил: – Хочешь окончательно испортить мне фигуру!

– А ты мечтаешь о жене, которая будет выписывать для тебя диеты из журналов? – сощурилась Маша. – Нет, это точно не я. У меня все было бы проще. Я не стала бы ничего готовить.

– А чем бы мы питались? – подхватил шутку мужчина.

– Неподалеку от моего дома есть ларек с очень вкусными курами-гриль. Я там постоянный клиент. Ну, может, бутерброды бы еще иногда делала.

– В принципе что ж… – протянул Павел, словно в самом деле обдумывая ее слова. – Совсем неплохо. Я бы смог так жить.

– А у меня вечный беспорядок, – предупредила Маша. – И куча пыли, и везде старые журналы, из-за которых уже повернуться негде.

– Это, конечно, нехорошо, – упрекнул он ее. – Но знаешь, я так редко бываю дома, что мне неважно, порядок там или бардак. И потом, журналы ты бы, наверное, оставила после свадьбы у мамы?

– Мама умерла, – отрывисто, сразу помрачнев, ответила девушка.

Павел мгновенно перестал есть и уставился на нее оторопевшим, стеклянным взглядом. В его маленьких глазах навыкате появилось что-то рыбье.

– Как это? – глупо спросил он и тут же поправился: – Когда?

– Неделю назад.

– Господи помилуй! – Он перекрестился, и это тоже было новостью. Прежний Паша не был религиозен, и если у него на шее появлялся крест, то это было модное украшение, купленное отнюдь не в церковной лавке. – Она же была еще не… Сколько ей было лет?

– Всего пятьдесят два, – все так же отрывисто, делая над собой усилие при каждой фразе, ответила девушка. Ей казалось, что в зале резко потемнело, и теперь она не верила, что минуту назад могла флиртовать и улыбаться. – Рак поджелудочной железы. Пожалуйста, не спрашивай меня больше ни о чем.

Мужчина поднялся со своего места и пересел на диванчик, рядом с Машей. Он обнял ее за плечи и притянул к себе. Она порывисто высвободилась:

– Не надо, не трогай.

– Извини, я… – Он поднял руки, будто задержанный преступник, который демонстрирует отсутствие оружия. – Это было от всего сердца. Я соболезную и хотел… Но у меня даже мысли такой не возникло, ты так улыбалась…

– Я пытаюсь научиться этому снова, – оборвала его девушка. – По-твоему, рановато?

– Я лучше ничего не буду говорить, – подавленно проронил Павел. – Что бы я ни сказал, тебе не нравится, находишь какой-то второй смысл…

– Доедай свои рулеты, и пойдем отсюда.

Маша упорно избегала встречаться с ним взглядом. Ее задело замечание насчет улыбки. «Вот-вот, началось то самое – ‘‘что люди скажут?’’ Завела роман, влюбилась, потихоньку радуюсь жизни, а после похорон всего неделя прошла. И что мне делать? Порушить все, отменить кому-то в угоду? Чтобы никто не удивлялся?»

– Прости, я зря на тебя сорвалась. – Она следила за тем, как Павел вернулся на свое место и принужденно взял вилку. – Наверное, на себя злюсь, потому что неправильно себя веду. Конечно, улыбаться я не должна. Но и самосожжения устраивать тоже не собираюсь. Никому это не нужно.

Последовала тяжелая пауза, в которой было отчетливо слышно, как мужчина работал челюстями. Этого звука не могла заглушить монотонная блюзовая мелодия, тянущаяся фоном во время всего обеда из динамиков, развешанных под потолком большого зала. Наконец Павел покончил со своей порцией и вытер салфеткой масляные губы:

– Честно говоря, еда не в радость, когда на тебя смотрят таким вот взглядом. Я чуть не подавился.

– Прости, я сейчас плохо справляюсь со своим настроением, – отозвалась Маша, отнюдь не испытывая угрызений совести. Жующий Павел раздражал ее настолько, что девушка окончательно поняла – ни о каких нежных чувствах говорить больше не стоит. «Любимому прощаешь все – глупые фразы, грязные ботинки, отсутствие денег или здравого смысла. Он – просто часть тебя, а ведь себе все прощаешь. Другое дело, если перед тобой чужой человек, тогда… Мне все время хотелось вырвать у него вилку и сказать, что он ест, как животное. Не ест, а жрет!» Ей вспомнился вчерашний поход в ресторан, поведение Ильи за столом, его нелепая манера держать вилку – в кулаке, будто палку или совок. «Меня это забавляло, и, Господи помилуй, мне бы и в голову не пришло его за это упрекать!»

– А у меня предложение. – Павел привстал на стуле, выглядывая в глубине зала, у барной стойки, официантку. – Давай выпьем за встречу? Я оставлю тут машину до вечера, возьму такси и тебя домой отвезу.

– Мне не хочется, – попробовала отказать– ся Маша, но он уже делал заказ подоспевшей девушке.

Когда официантка удалилась, Павел взглянул на бывшую возлюбленную таким умоляющим взглядом, что ей неожиданно сделалось его жалко. «В самом деле, в этом я могу уступить. И так уже отказала ему по всем статьям». Она принужденно улыбнулась:

– Хорошо, но если ты думаешь, что после шампанского я стану сговорчивей…

– У меня все время такое ощущение, что ты держишь оборону, – перебил ее Павел. – Не надо, расслабься. Я просто хочу, чтобы мы посидели и посмеялись, как раньше бывало. Я уже понял, что больше ждать нечего. У тебя кто-то есть.

Маша выслушала его с непроницаемым лицом, и Павел с непонятным удовлетворением кивнул:

– Ну и хорошо, и пусть. Надеюсь, позовешь на свадьбу?

– Он противник брака, да и я никуда не тороплюсь.

– Старше тебя?

– Немного. – Маша видела, с каким пристрастием задаются эти вопросы, и старалась отвечать как можно суше, чтобы не дразнить собеседника. Ее поражало, что спустя годы он может испытывать ревность. Ей самой давно было безразлично, кому отдано его сердце.

– Красивый? – с напряженной улыбкой поинтересовался Павел.

В это время принесли шампанское. Официантка откупорила его и собралась было наполнить бокалы, но Павел выхватил у нее бутылку:

– Я сам. – Он отослал девушку нетерпеливым жестом, и та удалилась, бросив ему в спину красноречивый взгляд. Как большинство московских официанток, она не скрывала эмоций от клиентов. – Ну, так как, симпатичный?

– Смотря, на чей взгляд. – Маша следила за тем, как поднялась и опала в узком бокале пена, оставив на дне прозрачную искрящуюся влагу соломенного цвета. – «Вдова Клико», надо же. Не спрашивай, я сама о нем немного знаю.

– Только один вопрос. – Павел первый поднял бокал и кивнул девушке, приглашая ее сделать то же самое. – Он богат?

– О… – рассмеялась она, чокаясь с ним. – Ты наверняка богаче. Эта машина, костюм… Давай выпьем за то, чтобы тебе и дальше везло!

– И дальше, и больше, – иронически кивнул он. – Что ж, спасибо.

Второй тост они подняли за встречу, от третьего бокала Маша отказалась, и Павел пил один. Ей не стало веселее от шампанского, напротив, пришла смутная тоска, словно приоткрылась некая дверь, в которую Маша очень не хотела заглядывать, боясь увидеть там что-то пугающее. «Я стараюсь не думать об этом, и все равно постоянно помню… Моя фотография в кармане у того типа. Почему я не спросила, какая, не попросила вернуться к следователю и показать мне ее? Откуда он ее взял?! Вот что ужасно, вот что, а совсем не то, что Пашка смотрит на меня такими злыми глазами!»

Мужчина, в самом деле, не сводил с нее остановившегося, осоловелого и уже совсем неласкового взгляда. Было ясно, что встреча с бывшей возлюбленной прошла совсем не так, как он ожидал, а последние расспросы о ее новом приятеле окончательно испортили Павлу настроение. Он даже не пытался выглядеть равнодушным, когда изменившимся голосом поинтересовался:

– Ну, так как же, больше мы не встретимся?

– Не знаю. – В отличие от него, Маша говорила абсолютно хладнокровно. Она решила не имитировать чувства, которых больше не испытывала. – Не будем загадывать. Я ведь думала, что никогда тебя больше не увижу, а вот сижу с тобой, пью шампанское.

– Лучше бы я нашел тебя замужем, с тремя детьми и беременной на девятом месяце, – буркнул Павел, отводя взгляд. – А то сидишь такая худенькая, свободная, смеешься надо мной…

– За четыре года трое детей и четвертый на подходе? – Маша рассмеялась. – Да, это бы меня здорово изменило.

– Все-таки давай встретимся еще раз! – словно нехотя предложил Павел, но девушка поняла, что эта фраза стоила ему больших усилий.

Прежде она бы малодушно согласилась, а после бесконечно оттягивала разрыв, мучительно выдумывая отговорки и предлоги. «Еще пару дней назад, если бы он вдруг появился… Но теперь – нет!»

– Не стоит, – резко ответила она и тут же смягчила тон: – У меня куча работы, нерешенные вопросы…

– Так давай я какие-нибудь из них решу? – Теперь Павел настойчиво заглядывал ей в глаза, пытаясь отыскать в них тень прежней, более сговорчивой возлюбленной. – Ты не представляешь… Только скажи, я для тебя все сделаю!

– Так-таки все? – недоверчиво протянула Маша. У девушки мелькнула счастливая мысль, каким образом можно отделаться от назойливого поклонника, не оскорбив его при этом. «Надо поступить, как все эти царевны в сказках, – дать невыполнимое задание, услать за тридевять земель!» Сощурившись, она пристально смотрела на своего кавалера, оценивая его возможности. К этому моменту ее план был готов.

– Давай так, – загорелся Павел, становясь при этом немного похожим на того бесшабашного парня, которого Маша некогда любила. – Я выполняю любое твое желание, а ты мне за это даришь свидание. Настоящее свидание – у тебя или у меня, как хочешь. Или можем на выходные на Кипр съездить.

– Ишь ты, – пробормотала Маша. – Сразу к делу?

– Ну не начинать же все снова. Это пройденный этап! – Павел протянул ей обе ладони, будто готовясь принять задание в них. – Давай!

– Хорошо, – ядовито согласилась девушка. – Мне нужна ракетка для большого тенниса, чтобы совсем как настоящая, но вот такого размера! – Она показала расстояние между двух указательных пальцев. – Где-то от десяти до двенадцати сантиметров длиной.

После секундной заминки Павел заулыбался, почесывая скандинавскую бородку:

– Опять для куклы? Машка, ты большой ребенок, никак не наиграешься. За это я тебя и люблю.

На этот раз он употребил глагол в настоящем времени, возможно, сознательно, но на девушку это не произвело никакого впечатления. Она лишь повторила:

– Как настоящая, понимаешь? Она должна быть очень выразительной, на нее в первую очередь будут смотреть, я уж знаю. А без нее никак.

– Ты ее получишь, – торжественно пообещал мужчина, и Маше вдруг стало не по себе.

«А если он достанет, закажет, получится то, что надо? Что мне с ним, на Кипр ехать или в Москве его ублажать?» Она уже хотела отказаться от этого рискованного предприятия, но ее останавливала смутная надежда, что в конце концов все обернется не так радикально. «Я его знаю насквозь, он ни на чем настаивать не станет. Скажу, что пошутила, в крайнем случае поцелую. Подарю что-нибудь в ответ. Булавку для галстука, например. Пашка и галстуки… С ума сойти!»

Она в три глотка выпила кофе, всем своим видом показывая, что торопится, но Павел, разнежившись от шампанского и воодушевившись предстоящим пари, никуда не спешил. Он попытался было припомнить ключевые моменты их романа, но девушка пресекла эту инициативу на корню, первой поднявшись из-за стола:

– Пожалуйста, мне надо работать!

…Маша надеялась, что сумеет улизнуть на такси одна, но Павел настоял на том, что будет ее сопровождать. «Повторяется вчерашний вечер, только чувства я испытываю другие». Устроившись на заднем сиденье, Маша подобрала колени, чтобы оставить спутнику побольше места. И все равно он сел так близко, что девушка испытывала неловкость от прикосновения его жаркого располневшего тела. К тому же он как бы ненароком положил руку ей на плечи. Убрать ее девушка не решилась. «Если бы нас раньше ничто не связывало, я бы сказала ему пару слов… А так получится глупо. У нас был такой бурный роман, сейчас он на все готов, чтобы я к нему переехала, а я буду строить недотрогу? Лежит рука, и пусть лежит. А вот что я буду делать, если он найдет ракетку?!»

– Романтические воспоминания? – Склонившись над Машиным декольте, мужчина поддел пальцем коралловую подвеску. От него сильно пахло вином. – Куда ездила? Заметь, я не спрашиваю с кем!

– С чего ты взял, что я куда-то ездила? – Девушка уже всерьез сожалела о том, что согласилась на эту совместную поездку. Отодвигаться было некуда, Павел смотрел на нее ласкающим взглядом и снова тянулся к ее груди. Маша остановила его руку: – Сядь прямо, дышать нечем!

– Опять обиделась, – констатировал тот, поджимая губы и выпрямляясь. – Я всего-то спросил, где ты отдыхала. На каком курорте. Между прочим, с прицелом! Помнишь пари? Должен же я знать, куда тебя везти.

– Я миллион лет не была ни на каких курортах, – отрезала Маша. – Последний раз с тобой, в Сочи. Лет пять назад.

– Правда?! – обрадовался Павел, снова притискивая ее к дверце. – А я думал, с кем ты ездила… Наверное, с любимым, раз ключ от чемодана на шею повесила. Эмблема чувств, так сказать!

– Где ключ от чемодана?! – Маша схватилась за брелок, висевший на шее, и в панике нащупала серебряный ключик. – Что ты говоришь?! С чего ты взял?

– Да вот, вот, – ткнул в него пальцем ее спутник. – Что я, эту фирму не знаю? У меня у самого набор таких чемоданов. Между прочим, они мне в кругленькую сумму обошлись! Это притом, что покупал не в Москве, а прямо в Милане, если бы тут, вообще бы без штанов остался!

– Как ты можешь узнать ключ от какого-то там чемодана? – Маша сняла самодельное колье и придирчиво рассмотрела его.

Павел нагнулся и указал на крохотные буковки, полукругом бегущие по головке ключа. Девушка впервые обратила на них внимание.

– «Феличита», – прочитал Павел, щурясь сквозь съехавшие очки. – Да у них все ключи такие. Один дизайн.

– И все на коралловых брелоках? – Маша вертела в пальцах ключик, пытаясь поймать ускользающую мысль. Смысл странного подарка, подкинутого через разбитое окно, начинал наконец проясняться. До этого она считала ключ лишь декоративным элементом, благо такие как раз были в моде.

– Мои – нет, насчет других не знаю, – признался Павел. – Может, какой-то супердорогой вариант… Откуда у тебя эта штучка?

– Нашла.

Девушка почти не вслушивалась в его слова. Она проклинала себя за то, что отпустила утром Илью, так и не взяв у него номер телефона. «Ключ от чемодана! Вот смысл маминого подарка, вот что я на самом деле должна была получить! – От этой догадки ее обдало жаром. – Только в банке почему-то оказалось не все. Браслет без брелока и ключа, и никакого указания, где искать тот чемодан! А что там может быть?» Она крепко сжала кулак, спрятав подвеску.

– Мне надо не домой, мне надо в милицию! – Маша с тревогой посмотрела в окно. Такси ехало уже по ее улице, остался один поворот. – Теперь прямо, потом покажу…

– Как скажете, – впервые за всю поездку подал голос таксист.

Павел, разом протрезвев и утратив игривое настроение, забеспокоился:

– В милицию? Шутишь? Зачем это?

– Дело есть, нужно один телефон узнать, – честно ответила девушка. Она справедливо предположила, что в отделении, где работал старый знакомый Ильи, могут дать его координаты.

Павла эта идея не воодушевила, он заметно скис:

– Если хочешь от меня отделаться, можно сказать прямо…

– Да я совсем о тебе не думаю! – опять же прямолинейно возразила Маша, и это было последней каплей.

Павел перегнулся через спинку переднего сиденья и раздраженно крикнул водителю:

– Останови, я здесь выйду. Девушку отвезешь, куда скажет.

Он сунул шоферу купюру, сухо попрощался с Машей (к ее радости, обошлось без прощального поцелуя) и вышел из остановившейся машины. Через секунду он снова открыл дверцу и просунулся в салон:

– Держи, вот моя визитка, договор остается в силе.

Когда машина тронулась, девушка села на середину сиденья, будто вытесняя призрак своего навязчивого спутника. Рассмотрев визитку (генеральный директор), она сунула ее в сумку в твердой уверенности, что никогда по доброй воле не позвонит по напечатанным на кусочке тисненого картона телефонам. После минутного молчания шофер, чуть обернувшись, спросил:

– Куда вам, показывайте, я в здешнюю милицию не ездил. – А когда Маша указала дорогу, добавил, явно имея в виду Павла: – Чего ради некоторые сразу «тыкают»? Я с ним на брудершафт не пил.

– Я тоже, – неизвестно почему ответила девушка.

Она не помнила ни лиц, ни имен людей, которых видела утром, и потому долго не могла добиться толку. Только сейчас девушка поняла, до чего трудно объяснить, кем ты интересуешься, если знаешь о человеке только его имя – Илья. Наконец она узнала в мужчине с длинным, усталым лицом человека, который принимал у нее показания. Следователь наливал себе кофе из автомата, и Маша успела его догнать прежде, чем тот скрылся в коридоре.

– Илья? – тут же понял он. – Эристави?

– Что? – запнулась девушка. Ей показалось, следователь задал какой-то мудреный вопрос.

– Его фамилия Эристави, – с чуть заметной улыбкой пояснил мужчина. – Он что, не представился? Вам что нужно? Его телефон?

– Да, я потеряла, – солгала Маша. Она смущалась, понимая, что интерес к телефону Ильи может быть истолкован превратно.

Мужчина принялся рыться в карманах:

– Он мне сунул сегодня визитку, где же… А вы его знакомая или клиентка? – Маша не успела ответить, как он протянул ей кусочек картона: – Будете ему звонить, передайте, чтобы самодеятельностью не занимался. Это уже не в его компетенции.

– Вы имеете в виду мое дело? – Девушка с сильно бьющимся сердцем вытащила у него из пальцев визитку, которую тот как будто не собирался выпускать. – Насчет браслета? Нет, он не…

– Вот-вот, ваше дело, – перебил ее следователь. – И вообще, раз уж вы с ним знакомы, постарайтесь ему внушить, что он в милиции больше не работает. По-моему, до него никак не дойдет, хотя шесть лет уже прошло.

– А мне кажется, он очень хорошо это понимает, – с внезапным вызовом заявила Маша, задрав подбородок. Она перестала робеть перед этим человеком в тот самый миг, когда обиделась за Илью. – Но я передам ваши слова, конечно. Хотя лучше бы вы сами ему сказали.

– Небольшое удовольствие – лишний раз с ним общаться. – Мужчина взглянул на нее внимательнее и впервые – с интересом. – Уж извините за прямоту.

– Вы с ним раньше работали? – Девушка окончательно осмелела и забыла о своих страхах. Теперь ей было совершенно не важно, что думает о ней этот усталый человек, вертевший в одной руке дымящуюся сигарету, а в другой – стаканчик с остывающим кофе. Время от времени он судорожно начинал зевать и тут же захлопывал рот, словно перекусывая зевок пополам. Вот и сейчас вопрос оторвал его от очередного приступа сладкой зевоты. Он передернул плечами и вытаращил глаза:

– Чуть стоя не уснул, как лошадь. Работал ли я с ним? Еще бы, вместе начинали. На одном курсе учились в юридическом. Вы, я вижу, им интересуетесь, так примите совет – не слишком расслабляйтесь. Тот еще тип.

– То есть? – оторопела от такой прямоты Маша. – Что вы имеете в виду? Он рассказал мне, почему ему пришлось уйти, но это же была подстава!

– Понятия не имею, что он там рассказывает. – Мужчина отхлебнул кофе и поморщился: – Гадость какая… Ушел якобы по собственному желанию, в связи с состоянием здоровья, даже справку какую-то притащил. На самом деле история была очень некрасивая, из-за его художеств важное дело осталось нераскрытым, и пострадал весь отдел. Мне вот сюда из центра пришлось перевестись. Чтобы не морочить вам голову, объясню – он выгородил убийцу, а своего товарища подставил.

У Маши зашумело в ушах, она упорно продолжала смотреть на следователя, ожидая, что он не выдержит ее пристального взгляда и расскажет какую-то другую правду. Но тот лишь пожал плечами и, одним глотком допив кофе, швырнул пустой стаканчик в стоявшую рядом урну.

– Он с виду отличный парень, всегда готов помочь, поддержать, и обаяния у него не отнимешь, – примирительным тоном добавил мужчина. – Женщины всегда к нему тянулись, и ухаживать он умел красиво, а как же, наполовину грузин! Но вы понимаете, в нем будто порча какая-то, гниль. На взятках мы его не раз ловили, но закрывали глаза, ну а когда совсем обнаглел, пришлось его убрать. А сегодня явился ко мне, как дорогой гость, как ни в чем не бывало. Такому в глаза плюнь – утрется, скажет: «Божья роса!» Вот почему я вам говорю – не очень ему доверяйте.

– Петрович, ну ты что там барышню обольщаешь? – окликнул его кто-то от входных дверей. – Ехать пора!

– Вас подвезти? Живете, как я помню, рядом?

Следователь двинулся на голос, Маша невольно пошла за ним. В голове у нее был страшный сумбур. На вопрос она только покачала головой, даже не поняв его смысла.

– Вот мой телефон, – остановив ее, мужчина торопливо нацарапал ряд цифр на листке из блокнота, – Амелькин Николай Петрович, если что, звоните. Да не расстраивайтесь так, лучше сразу узнать, чем потом мучиться! Спасибо мне еще скажете!

Он уже собрался взяться за ручку входной двери, как вдруг остановился и обернулся. Прищуренные глаза смотрели на девушку с пытливой усмешкой, голос звучал по-отечески участливо:

– А ведь он вам телефона не давал, верно?

– Почему вы…

– Старый его трюк, игра в одни ворота, – не дал ей договорить Амелькин. – Он любит управлять ситуацией сам, в случае чего исчезнет, вы его не найдете. Самое интересное, всегда находились желающие играть по его правилам. – И нагнувшись к самому лицу девушки, шепотом выдохнул: – К сожалению!

За ним уже захлопнулась тяжелая дверь, а Маша все еще стояла на самой дороге, мешая входящим и выходящим людям. Она пришла в себя, только когда кто-то сильно толкнул ее в плечо, и девушка едва не потеряла равновесия.

– Вы туда или сюда? – окликнул ее женский раздраженный голос.

– Туда. – Маша услышала себя будто со стороны. – Я ухожу.

Глава 8

Она вернулась домой только в шестом часу вечера, потому что шла пешком от самого следственного управления. Заметно похолодало, ветер нагнал тяжелые мохнатые тучи, то и дело начинал моросить дождь, а зонт Маша забыла. Но сейчас она даже радовалась тому, что ей в лицо то и дело летят мелкие холодные брызги, сеющиеся, будто через сито. Благодаря этому, у нее не так сильно горели щеки.

«Старый трюк, игра в одни ворота, – повторяла Маша про себя слова следователя. – Порча какая-то, гниль… Старый товарищ, вместе учились… Женщины всегда к нему тянулись, ухаживать умел красиво…» Вспоминая эти фразы, она закрывала глаза от мучительного стыда, будто они относились лично к ней. «Но у нас же ничего не было, я и без всяких советов осторожна, никогда не кидалась в авантюры с мужчинами! Неужели я выгляжу как влюбленная девчонка, просто как дура?! Клянчила его телефон, сама даже фамилии не знала… Вот и нарвалась, сама виновата, дождалась бы спокойно вечера, он бы приехал, все снова было бы хорошо, и никто не наговорил бы мне гадостей!»

В квартире никого не оказалось, девушка решила, что отец задержался в гостях, и не сразу обратила внимание на послание, прикрепленное магнитом к холодильнику. Она заметила большой белый конверт, только когда собралась достать пакет молока. Нахмурившись, Маша отцепила магнитик в виде розового зайчика – еще один подарок Зои. Таким способом передавать друг другу записки никто в семье пользоваться не привык, и в обычное время зайчик служил сомнительным украшением передней панели холодильника. Маша считала, что девушка, которая одевается с таким вкусом и шиком, как Зоя, могла бы выбрать нечто более эстетичное, и полагала, что грошовый пластиковый зайчик был подарен исключительно из скупости. Она давно уже поняла, что деньги будущая родственница привыкла тратить только на себя.

«Значит, возвращался и опять ушел!»

Конверт не был запечатан, и едва взяв его в руки, Маша уже поняла, что находится внутри. Сквозь тонкую бумагу она нащупала тисненый плотный картон открытки, а ее большой формат позволял предположить, что это…

– Приглашение на свадьбу! – Прикусив верхнюю губу, девушка развернула открытку и бегло просмотрела строчки, напечатанные золотыми буквами, с кудрявыми росчерками. Открытка была адресована лично ей, имя вписано от руки почерком Зои.

Девушка решительно разорвала открытку пополам, а потом, внезапно выйдя из себя, еще раз и еще, пока послание не превратилось в груду мелких клочьев.

– Какая наглость! Как они посмели!

Она торопливо набрала номер мобильного телефона Андрея, и услышав ответ, резко оборвала брата:

– Нет, с тобой я говорить не буду! Отец рядом? Дай мне его!

– Начинается, – услышала она приглушенный голос Андрея, а затем, спустя секунд десять, виноватый отклик отца:

– Да, Машутка? Мы возвращались, но тебя не было, так что меня опять уговорили уехать… тут столько хлопот перед свадьбой, оказывается, любая помощь пригодится… Если бы меня раньше подключили, я бы им кучу денег сэкономил на одном убранстве зала! Уж в мебели-то я разбираюсь!

– Папа, какая мебель… – упавшим голосом протянула девушка. – О чем ты… ты же сам возмущался, что свадьба в субботу, что случилось?

– Машенька, на все надо смотреть своими глазами. – Теперь он говорил несколько уязвлено, ему явно не понравились прозвучавшие упреки. – Когда ты об этом говорила, получалось одно, когда я сам посмотрел – совсем другое. Ребята в самом деле очень сильно потратились, свадьба будет шикарная, такой ни у меня, ни у кого из нашей родни не было, это точно… Такое бывает раз в жизни, и что им теперь, все отменить?

– Значит, ты пойдешь? – уточнила Маша, чувствуя, как сильный спазм перехватывает ей горло.

– Дочка, не надо становиться в такую позу… Это не по-взрослому, а ты мне показалась такой умной, зрелой… Ведь в жизни все всегда рядом – свадьбы, похороны…

Не дослушав, Маша дала отбой и спрятала телефон обратно в сумку. Во рту появилась желчная горечь, дыхание по-прежнему перехватывало, но глаза оставались сухими. К своему удивлению, Маша поняла, что ей совсем не хочется плакать. То, что отец внезапно принял сторону сына и будущей невестки, почти ее не задело. Чего-то в этом роде она и ждала, сознавая, что победа всегда на стороне более хитрого, изворотливого и внешне приветливого соперника. Жгучим оскорблением оставалось то, что ей посмели оставить приглашение на свадьбу, но девушка тут же решила, что разделалась с этим вопросом раз и навсегда. «Больше они не посмеют сунуться, и я все сказала. Значит, они все еще надеялись меня уломать. Ничего, обойдутся без моего присутствия. Зато у Андрея будет отец, как полагается всякому приличному жениху!»

Маша горько усмехнулась и, пройдя в свою комнату, принялась за уборку. Отец приехал без вещей, и тем не менее всюду замечались следы чужого присутствия. В глиняном блюдце, куда девушка обычно складывала всякие нужные мелочи (таких блюдец, коробочек и вазочек в комнате были десятки), теперь красовались два отвратительных пахнущих окурка, которые некурящая Маша брезгливо высыпала в целлофановый пакет, завязав его узлом. На столе лежал использованный железнодорожный билет из Петербурга в Москву, рядом – очки в черном кожаном футляре. Девушка вытащила их, примерила и, зажмурившись, сразу сняла. У отца испортилось зрение, это тоже было новостью. Она перебирала вещи со смешанным чувством печали и обиды, все больше и больше убеждаясь в том, что человек, оставивший их здесь, стал ей чужим. «Вчера вечером он так меня защищал, обвинял маму и Андрея, а теперь разговаривает со мной, как с истеричкой… Что же это такое, почему мне не прощают того, что я остаюсь при своем мнении? Неужели надо себя ломать, чтобы рядом с тобой остался хоть кто-то? Даже такие люди, как брат, отец? А если я не хочу иметь родственников такой ценой?»

Это была пугающая и вместе с тем очень искренняя мысль. Маша остановилась, держа в руках тяжелую керамическую вазочку, доверху наполненную никелевыми монетками достоинством в одну копейку. Из таких монет она мастерила роскошные мониста кукольным цыганкам, которых покупали довольно охотно, особенно на волне популярного мюзикла «Нотр-Дам де Пари».

«Такой ценой… Никакой ценой! Не хочу больше платить за то, чтобы меня любили! Ни деньгами, ни «правильным» поведением, ни пониманием, ничем вообще! Я плачу, плачу, а взамен только теряю и проигрываю! Все, не будет этого! Теперь я одна, и пусть останусь одна! Если они меня любят, будут любить без условий».

В этот миг она вдруг подумала о ребенке, но уже не как о большой плачущей кукле, с которой не совсем ясно, что делать, а как о маленьком человеке, который и будет любить ее так, как она хочет – безусловно и верно. «Да, и я буду любить его так, больше всего на свете, но… Из воздуха ведь он не появится!»

В дверь позвонили – коротко и отрывисто. От неожиданности задумавшаяся Маша выпустила из рук вазочку, и та с удовлетворенным звоном раскололась на полу. Серебристые монетки вылились из обломков медленным шелестящим потоком и замерли, напоминая груду свежей рыбьей чешуи.

Выругавшись, Маша переступила через осколки и отправилась открывать. Она не ждала отца – слишком рано, но это вполне мог быть Илья. И все же она взглянула в «глазок», и рука, потянувшаяся было к задвижке, остановилась.

В подъезде оказалось темно. Еще меньше часа назад, когда девушка вернулась домой, там горела лампочка, но сейчас в «глазок» не видно ничего. Вздрогнув, она отстранилась от двери, а потом нерешительно спросила:

– Кто там?

– Я, открой, – тут же глухо ответил чей-то голос. Говоривший произнес эти слова на выдохе, так что невозможно было даже понять, принадлежит голос женщине или мужчине.

– Кто? – переспросила Маша, попутно нашаривая в кармане висевшей рядом куртки ключи.

Она решила запереть замки и ругала себя за то, что не сделала этого сразу же, вернувшись домой. Однако девушка остановилась, сжимая ключ влажными от волнения пальцами. За дверью послышался шорох, а потом звук, от которого у нее по спине прошла ледяная дрожь. Тот, кто стоял за дверью, начал царапать накладку верхнего замка чем-то тонким и острым, как показалось девушке.

– Вы обнаглели? – воскликнула она. И добавила, явно противореча истине: – Среди бела дня!

– Чего? – откликнулась темнота за дверью, и тут Маша с облегчением узнала голос.

Она никогда бы не подумала, что способна так обрадоваться соседу, живущему напротив. Хотя Маша и недолюбливала мужа Анжелы, бояться его у нее причин не было, и поэтому она сразу отперла дверь. На пороге в самом деле стоял Василий.

– Опять какая-то гнида лампочку выкрутила, – гневно сообщил он с места в карьер.

– Ну, так это не я! – тут же ощетинилась Маша, которую раздражало его вечное, агрессивное нытье.

– Я, что ли? – Мужчина собрал в складки низкий красный лоб. – Вчера, сегодня… Дети сейчас из секций вернутся, что им, на ощупь пробираться? – И без перехода сменив сердитый тон на дружелюбный, попросил: – Посвети мне чем-нибудь, я посмотрю, что там. Никак патрон не нащупаю.

Первое, что попалось Маше под руку, был подарок его жены – свечка в виде ангелочка, преподносящего сердце. Она зажгла ее и вышла на площадку вслед за соседом. Тот вскочил на припасенную табуретку и, вглядевшись в стену, выругался:

– Мать вашу, это уж совсем! Патрон срезали, под корень! Это мне полвечера возиться – провода из гнезда вытащили! Ну, поймаю – убью!

– Анжела дома? – По Машиным пальцам потек горячий воск – ангелочек горел стремительно, и головы у него уже не было.

– Бегает где-то, – зло бросил Василий, спрыгивая с табуретки. – Добегается опять! А, чтоб это все сгорело, приходишь домой после работы усталый, весь день на стройке, на холоде, а дома грязь, бардак, ужина нет, детей нет, жена куда-то умотала! Хоть с завязанными руками, а все равно! Что это за жизнь, я спрашиваю?

– Меня спрашивать не надо. – Маша опустила шумно затрещавшую вдруг свечку. – Если нужно и дальше светить, пойду фонарик поищу.

– Твой приятель велел сразу ему звонить, если что-то произойдет, – со злобной иронией заявил Василий. – Звонить, что ли? Он сказал, даже мелочь важна. Где это ты мента нашла?

– У тебя есть его телефон? – Маша игнорировала вопрос, как игнорировала почти все, что говорил этот малоприятный тип.

Тот похлопал себя по карманам джинсов:

– Где… да вот, визитка. Вчера дал. Так звонить или сама? Патрон кто-то срезал с умыслом, вчера вот тоже сперва свет убрали, потом на Анжелку напали. Да где она шляется! – мгновенно придя в ярость, воскликнул он.

– Сама позвоню. – Бросив взгляд на визитку, Маша убедилась, что это точная копия той, которую она получила от Амелькина. Вернувшись в квартиру, она задула догоравшую свечку, уже всерьез обжигавшую ей пальцы, и заперла дверь, на этот раз – на все замки.

«Значит, телефон можно дать кому угодно, только не мне? – От этой мысли Маше сделалось так обидно, словно ее внезапно ткнули носом во все ее недостатки, как собаку – в погрызенные тапки. – Ваське, этому дядьке в милиции… А мне даже на самый крайний случай – не стоит! Как это понимать?!» Она не принимала даже такого объяснения, что Илья мог попросту забыть об этом, тем более что вскоре собирался снова приехать. «Так со мной никто не обращался! Нравлюсь я ему или нет? Если нет – зачем ресторан, зачем «Нора», и эти пристальные взгляды, и поцелуй на прощание… Кстати, поцелуй мне не понравился!»

Она достала мобильный телефон, набрала номер, указанный на визитке, и со злорадным нетерпением принялась ждать ответа. Однако ее постигло разочарование. Илья трубку не взял. Второй номер, указанный ниже, был помечен как рабочий. Маша осторожно набрала его, но вместо живого голоса услышала автоответчик. На фоне медитативной приятной музыки женский голос сообщил, что она позвонила в частную семейную консультацию, извинился, что прием на сегодня и запись на завтра уже закончены, и предложил оставить свои координаты после длинного гудка.

– Наш консультант обязательно свяжется с вами завтра в течение рабочего дня… Благодарим за звонок!

– Да-да, – мрачно ответила Маша, дождавшись сигнала. – Учитывая, какая нынче ситуация с разводами, могли бы работать и круглосуточно.

Она убрала телефон и задумалась. Больше всего ей хотелось каким-то образом отомстить Илье и одновременно дать ему понять, что с ней его «старый трюк» не пройдет. «Может, этот Амелькин и хороший психолог, но со мной ошибся! Не буду я играть ни по чьим правилам!»

В дверь снова позвонили. На этот раз девушка сразу узнала голос соседа и отперла. На площадке стало светлее, теперь на полу стоял большой фонарь с аккумулятором, какими обычно пользуются автолюбители, возясь в своих гаражах. Василий, вооруженный кусачками и дрелью, недовольно мотнул головой:

– Скоро, что ли? Я уже сам все нашел.

– А я тогда зачем? – Маша бросила взгляд на мощный фонарь. – Светить вроде не надо.

– Будешь инструменты подавать, а то я до ночи провожусь.

Поняв, что отвертеться не удастся, девушка прикрыла дверь и заняла позицию рядом с табуреткой. Спустя мгновение у нее над головой завизжала дрель, сверху посыпались мелкие куски штукатурки. Василий пытался отыскать концы вырванных проводов и сопровождал свои поиски колоритными замечаниями, пожеланиями встретить того, кто все это сделал, и даже вступить с ним в интимную связь. Порой он переставал сверлить, протягивал руку, и Маша молча вкладывала в нее молоток или пассатижи. За этим занятием их и застала Анжела, шумно ворвавшаяся в подъезд вслед за своими отпрысками. Мальчишки немедленно бросились к отцу, едва не свалив его с табуретки:

– А что ты делаешь?!

– А можно мы тоже?!

Маша, не раздумывая, вручила молоток Витьке, пассатижи – Митьке, а их мать поманила жестом в свою квартиру. Анжела последовала за ней очень охотно, явно радуясь тому, что избавилась от очередной нотации мужа. Василий открыл было рот, но не успел ничего сказать.

– Что он такой злой? – прошептала, запыхавшись, подруга, рывками разматывая шелковый платок, повязанный вокруг шеи. Заклеенные тут и там пластырем руки очень ей мешали, и она морщилась при каждом движении.

Маша помогла ей снять куртку и сама пристроила ее на вешалку.

– Опять кто-то нас света лишил, – пояснила она, проходя на кухню. – Прямо один в один, как вчера. Только не просто лампочку вывернули, а вообще провода из стены вытащили. Он их никак найти не может.

– Это что же, опять налет готовили?! – Анжелу передернуло. Она сама включила чайник и повернулась к подруге: – На кого теперь? И зачем? Погоди, ведь тот тип уже мертв, тогда кто…

– Наверное, дружки остались. – Маша думала об этом, не переставая, с самого утра. – Вероятно, браслет интересовал не только его. А может…

Она не договорила и запнулась, глядя остановившимся взглядом на закипающий чайник. Перед ее глазами снова возникла фотография убитого мужчины, и хотя она не была на том пустыре возле стройки, где его нашли, девушка очень ярко увидела пугающую сцену. Плотный мужчина со звероватым лицом, сорвавший браслет с Анжелы, является в условленное место, чтобы… «Передать браслет, конечно. Но браслет у него даже не взяли, хотя он имеет некоторую ценность. Более того – самого мужчину за что-то убили. Браслет не взяли… Это ведь главное… Значит, он украл не то… Не все!»

– Им был нужен не сам браслет, – пробормотала она, зябко поводя плечами. – Потому его и убили, кажется. Он оплошал…

– Что ты говоришь?! – испуганно переспросила подруга, наливая себе чаю. – Ой, у меня нервы ни к черту, надо срочно детей домой загонять, нечего им по подъездам отираться… Не нужен браслет?! А что тогда?

– Иди в самом деле к детям, уведи их домой. – Маша мотнула головой, прогоняя жуткое видение – труп на пустыре, заваленном строительным мусором. – Хотя они с отцом, а все же…

– Знаешь, что я тебе скажу? – Анжела поставила чашку, не сделав ни глотка, и пытливо заглянула в глаза приятельнице. – Тебе лучше на время отсюда уехать. Вот так вот взять и уехать, и даже мне не говори куда.

– Идея отличная, только некуда мне ехать, – усмехнулась Маша. – Так-то я бы с радостью.

– Да неужели некуда?! Ну, к друзьям каким-нибудь…

– Анжел, я всех растеряла, осталась ты, но не к тебе же, сама подумай…

– А если к бывшему парню? – не сдалась та. – Помнишь того блондинчика, веселого, худенького? Как его звали?

– Паша.

Девушка произнесла это имя нараспев, внезапно задумавшись о том, что ее нынешняя встреча с бывшим парнем может принести ей ощутимую выгоду. Спрятаться у Паши – это очень просто, легко осуществимо, он был бы рад принять ее немедленно, сию минуту… «Но мне бы это совсем радости не доставило! Что-то я сомневаюсь, чтобы он вел себя по-братски. Скорее, воспользуется положением, начнет ныть, напоминать наши счастливые минуты, шантажировать прошлым, а то просто приставать… И тогда одно из двух – или мы разругаемся и я уйду ночью на улицу, или сдамся и все начнется по новой. Разумнее остаться дома».

– Нет, исключено, – твердо заявила Маша. – Лучше уж куплю путевку в подмосковный санаторий, отдохну недельку… Деньги как раз кое-какие получила.

Девушка, почти не думая, озвучила мысль, которая не раз приходила ей на ум в последнее время, когда она чувствовала себя особенно вымотанной из-за бесконечных больничных дежурств. Тогда она думала об отдыхе среди просторных полей и высоких сосен, как о чем-то несбыточном. Теперь эта возможность неожиданно показалась ей очень заманчивой и, главное, осуществимой. Анжела округлила глаза:

– Очуметь… Здорово. Как я тебе завидую! Я бы сама с удовольствием поехала, ты не представляешь, как они все меня достали!

И внезапно разрыдалась, прижимая к лицу залепленные пластырем руки. Маша бросилась к подруге и, обняв ее, гладила по спине, слушая, как та выдавливает бессвязные, отрывистые жалобы:

– Даже дети ни во что не ставят… Говоришь, я их мучаю, кто их мучает! Господи, с ними так трудно, но я бы терпела, я была бы хорошей хозяйкой, матерью, женой, но если слышишь только претензии и насмешки – руки опускаются… И самое страшное, Маш, я не чувствую больше, что хоть кто-то меня любит! Они сплотились вокруг отца, он мне этим постоянно тычет, будто это что-то доказывает… А они просто тянутся к сильному… А я там никто!

Последние фразы Анжела шептала еле слышно, глотая слезы и шумно шмыгая носом. Подобные излияния Маша слышала довольно часто и привыкла к тому, что после них подруга обретала прежнюю жизнерадостность и щебетала, как птица, будто ничто на свете ее не тревожило. Однако сейчас Анжела выглядела очень подавленной. Возможно, виной тому была физическая боль, которую она испытывала из-за раненых рук, или перенесенный вчера стресс, но ее лицо сильно осунулось, и на нем было написано настоящее страдание. Она даже выглядела старше, и больше не напоминала беззаботного подростка, ищущего в жизни только острых ощущений. Когда в дверь позвонили, Анжела втянула голову в плечи:

– Мой… ладно, пойду, а ты правильно решила, поезжай. Пришлешь мне sms-ку, как устроилась. Прямо сейчас езжай, не раздумывай! Да иду уже! – рявкнула она, оборачиваясь к двери, над которой снова прозвучал звонок. – Соскучились, что ли?! Ужина все равно нет! Я им не йог, такими руками готовить!

Маша отстранила подругу, протиснулась к двери и, приоткрыв ее, убедилась, что Василий в самом деле закончил починку и на площадке сияет новая лампочка. Ни самого соседа, ни детей, однако, там не оказалось. Вместо них она увидела Илью, изучающего дисплей своего мобильного телефона. Даже не взглянув на девушку, появившуюся на пороге, он протянул в ее сторону свободную руку и произнес:

– Поехали, потом объясню. Быстро, ну!

– В чем дело? – Маша была так шокирована его небрежным обращением, что была готова снова захлопнуть дверь. «Ведет себя так, будто я уже у него в кармане!» – Почему такая спешка?

– Потому что времени нет, – сквозь зубы бросил тот, пряча телефон в карман куртки и поднимая наконец глаза.

Однако встретить его взгляд Маше не удалось – он смотрел куда-то ей в лоб. Создавалось впечатление, будто он боится, что девушка прочтет в его взгляде больше, чем ему хочется. Машу передернуло, и она твердо заявила:

– Нет, я никуда не поеду.

– Что? – Он наконец встретился с ней взглядом, тревожным и недоумевающим. – Нет, ты не понимаешь, я не прошу, а…

– Приказываешь, что ли? – с вызовом уточнила она.

Ей в спину дышала заинтригованная Анжела, которая даже не подумала скрыться в кухне или сделать вид, что разговор ее не касается. Улучив паузу, она вмешалась:

– Почему Маша вообще должна с тобой куда-то ехать? Чего ради? И что за тон?! Так на свидание не приглашают!

– Свидание?! – Илья ошеломленно переводил взгляд с одной девушки на другую. – Какого черта ты вмешиваешься? Мы о деле говорим! Маш, я тебя очень прошу, не надо сейчас никаких вопросов, просто поехали!

Он говорил с горячей убежденностью, его серые глаза потемнели от волнения, и девушка все больше убеждалась, что он не преувеличивает важность и срочность дела. Она повернулась к подруге:

– Завтра позвоню.

Та, поняв намек, пожала плечами и протиснулась в дверь, намеренно толкнув Илью. Тот даже не взглянул в ее сторону, только дернул углом рта, будто отгоняя севшую на лицо муху. На пороге своей квартиры Анжела обернулась:

– А все-таки лучше бы ты сделала, как мы решили! А то Бог знает с кем, куда… Ладно, думай сама, не маленькая! – И, с досадой махнув рукой, скрылась за дверью.

Илья выхватил из кармана телефон и, нажав кнопку, всмотрелся в засветившийся дисплей.

– Машенька, прошу тебя, быстренько… – Внезапно он заговорил ласково, совсем другим голосом, словно перед ним был маленький ребенок, и этот новый тон произвел на девушку магическое впечатление. Она послушно кивнула:

– Я, в общем, готова… Мы недалеко? Ненадолго?

– Возьми ключи и документы, ничего больше не надо. – Заглянув в квартиру, Илья сам снял с вешалки сумку и протянул ее девушке: – Проверь, все с собой?

– О Боже, все… – Она уже надела куртку, кроссовки, наспех порылась в сумке и повесила ее на плечо. – Ты меня как будто похищаешь или арестовываешь… Можно хоть отцу записку оставить?

– Потом, все потом, – не слушая ее, повторял Илья, чуть не насильно вытаскивая девушку на площадку.

Маша едва успела запереть дверь, он тут же схватил ее за руку и повел за собой на улицу, словно боясь, что та вырвется и убежит.

Машина выехала со двора на скорости, подпрыгивая на вмятинах асфальта и разбрызгивая лужи. Маша невольно вцепилась в ручку двери и с опаской покосилась на своего спутника. Его профиль был мрачно сосредоточен, время от времени мужчина морщился, будто ему на язык попало что-то горькое. Музыки Илья не поставил, разговор начинать не собирался, и через несколько минут такой езды она не выдержала и обратилась к нему первая, хотя сначала решила выдержать характер:

– Теперь-то можно сказать? Куда мы так сорвались?

– Ко мне домой. – Он бегло взглянул в зеркало заднего обзора. – Вообще надо было еще утром тебя туда отвезти, но я понадеялся на авось… Идиотам везет!

– Ты сейчас о ком? – вздрогнула девушка.

– О себе, конечно, – покосился на нее мужчина. – Ясное же дело, тот тип отправился тебя грабить не по своей нужде, а по наводке. Да и не знал он тебя, напал в темноте не на ту, упырь… Сам же свет убрал, сам и прокололся, когда Анжела из твоей квартиры вышла. Его убили, но заказчик-то остался! И есть основания предполагать, что недовольный…

– Сегодня патрон на площадке с корнем вырвали, только что Васька починил, – торопливо сообщила Маша. – Думаешь, хотели повторить попытку?

– Все может быть.

– А… Убил его заказчик, думаешь? Я тоже так решила…

– Все может быть, – повторил Илья, внезапно сворачивая с проспекта в переулок. – Проедем вот тут, я пару двориков знаю… Убить его могли и по другим причинам, у него биография богатая.

– Ты что, проверяешь, не едут ли за нами? – догадалась Маша, оборачиваясь и обозревая переулок через заднее стекло. – Никого не вижу.

– Да и нет никого. – Илья снова повернул и теперь медленно вел машину по двору, тесно заставленному автомобилями. – Но лучше было проверить. Знаешь, Маш, я предпочел бы, чтобы этот тип с браслетом пропал себе и никогда уже не появлялся. Радости-то теперь, что твои кораллы нашлись, немного.

– Я должна тебе кое-что рассказать. – Порывшись в сумке, девушка достала шелковый шнурок с укрепленной на нем подвеской. – Вот ты сразу понял, что это комплект, я тоже не сомневаюсь, но попали эти две вещи ко мне разными путями.

– Ну-ка. – Илья нашел свободное место и остановил машину.

Придвинувшись к своей спутнице, сверля ее пронзительным и вместе с тем непроницаемым взглядом, он выслушал историю с наследством, разбитым окном и таинственно подкинутым брелоком. Завершая рассказ, Маша подняла брелок на уровне глаз и показала серебристый ключик:

– А это, видишь, вовсе не украшение. Это ключ от чемодана, очень дорогой фирмы. «Феличита».

– А где чемодан? – отрывисто спросил Илья.

– Вот бы знать! – Девушка спрятала брелок. – Так что, думаю, этот горе-грабитель охотился на самом деле за ключом. Не принес его заказчику, его и…

– Фантазировать не стоит, – остановил ее мужчина. Он казался одновременно взволнованным и озадаченным. – Говоришь, подбросили в разбитое окно? Радикальный метод… Кому-то очень не хотелось с тобой объясняться. Записки не было?

Маша помотала головой. Илья закурил и опустил стекло со своей стороны. В нагретый салон хлынул резкий сырой воздух, и девушка поежилась, втягивая голову в плечи. К ночи сильно похолодало, в воздухе запахло близким снегом, а в такие вечера она всегда испытывала тревогу и грусть, как будто наставала пора подводить какие-то итоги. «Я всегда думала, это оттого, что у меня день рождения в октябре… Но сегодня есть о чем беспокоиться помимо своего возраста!»

– А в банковской ячейке было какое-нибудь письмо? – после недолгого молчания спросил Илья. Он почему-то заговорил шепотом, словно его голос сел от сырого воздуха.

– Нет… То есть да, но это даже не записка. Просто надпись на обертке, в которой был браслет. Мое имя, больше ничего.

– Суховато как-то, – осторожно предположил он. – Упаси Бог, я не критикую твою маму, но…

– Меня эта надпись тоже удивила, а браслет еще больше, – перебила его девушка. – Все было не в ее духе, все вообще. Начиная от этой банковской ячейки, заканчивая самим браслетом.

– И доверенность она оформила только на тебя?

– Только на меня. К счастью, Андрей ничего не имел против.

– Это так странно, непохоже на простое наследство, – будто думая вслух, проговорил Илья. – А уж если вещь поделена на две части, получается совсем интересная история. Два наследодателя, один предпочел остаться неизвестным, но все же миссию свою выполнил. Скажи, у твоей мамы есть какие-то близкие родственники, которым она могла оставить вторую часть браслета?

– Мама когда-то приехала в Москву из Салехарда, – покачала головой Маша. – Все, кто у нее остался, там и живут. Здесь никого.

– Но на похороны-то они приезжали?

– Ты удивишься, но нет, – возразила она. – Дело в том, что ее старшая сестра тоже тяжело болеет, кто-то там учится, кто-то работает, и вообще у всех туго с деньгами. Они прислали телеграмму.

– Так… Что же… – пробормотал мужчина, поднимая стекло. Он повернул ключ в замке зажигания и стал греть мотор. – А твой отец? Он не мог подкинуть подвеску?

– Нет, исключено. Они давно не общались с мамой, и потом, он сказал, что про этот браслет ничего не знает. Я ему верю. Папа никогда не врет.

– Познакомь меня с ним, – попросил Илья не то в шутку, не то всерьез. – Я бы пожал руку человеку, который никогда не врет. Даже страшно стало! Ты не в него?

– Издеваешься? – В Маше снова проснулась обида, усыпленная было их разговором. У нее на языке вертелись едкие замечания, которых она могла бы немало отпустить после разговора с Амелькиным… Но девушка сдержалась и отвернулась к окну, наблюдая, как исчезает полуосвещенный двор, из которого выезжала машина. Они снова попали в переулок, оттуда на оживленную длинную улицу, миновали несколько перекрестков, а Илья все молчал, словно не заметил обиды своей спутницы, и не смотрел в ее сторону. Когда он снова заговорил, Маша услышала нечто, отчего ее улегшаяся тревога всколыхнулась с новой силой.

– Есть кто-то второй, кто подкинул подвеску, – негромко проговорил Илья. Было похоже, что он разговаривает сам с собой. – Но был еще и третий, он про этот браслет с подвеской знал и хотел их получить. Он нанял четвертого, и тот уже мертв. У нас задача с двумя неизвестными. И оба мне не нравятся. Одно могу предположить – тот, кто на тебя охотится, к тебе домой свободного доступа не имеет.

– Это почему? – Маша от волнения почти потеряла голос. – Что тебе еще известно?

– Знаешь, какую фотографию таскал в кармане этот гопник, который напал на Анжелу? Вырванный лист из каталога кукольной выставки. Ты там – призер, первое, что ли, место. И фото не очень четкое, ты там мало на себя похожа. Бывал бы он у тебя дома, украл бы хорошее фото из твоего личного архива.

– Боже мой! – Девушка откинулась на спинку сиденья и сцепила внезапно задрожавшие руки в замок. – А я все собиралась тебя спросить, что это был за снимок… Каталог выставки? Наверное, прошлогодней, только я заняла второе место.

– Во всяком случае, это единственное, чем они располагали.

– Илья, я боюсь до смерти! – кусая губы, проговорила Маша, с надеждой глядя на резкий профиль своего спутника. – Им так нужен этот брелок, что они, может, убили того типа…

– А может, и нет, – напомнил ей мужчина. Взглянув на девушку и заметив, что она взволнованно ломает руки, он внезапно улыбнулся той лукавой и задорной улыбкой, которая так подействовала на Машу при первой встрече. – Не умирай раньше смерти, никогда! Вспомни, Анжелу ведь не пытались убить, только грабили. Даже по голове ей как следует не дали. – Эту фразу он произнес как будто с сожалением. – Значит, не было указания причинить тебе вред.

– Если им так нужен этот брелок, может, каким-то образом отдать? – малодушно предложила девушка. Вероятно, Илья почувствовал ее настрой, потому что ничего не ответил, только взглянул на нее более пристально.

Некоторое время они молчали. Машина продвигалась все ближе к центру, по правую руку мелькнула площадь Белорусского вокзала. Девушка видела, что они все больше приближаются к тому переулку, где случайно встретились.

– Ты где-то здесь живешь? – удивленно спросила она. Люди, живущие в центре, всегда казались ей немного инопланетянами.

– Уже приехали. – Машина в самом деле свернула в сталинский двор-колодец, проехав через арочную подворотню, и остановилась возле одного из подъездов. Заглушив мотор, Илья с улыбкой повернулся к девушке: – Тогда я просто вышел купить сигарет и перекусить где-нибудь, а нашел вот тебя.

– Ты снимаешь квартиру? – Маша не торопилась выходить, нерешительно оглядывая высокие корпуса мрачного сизого цвета, похожие на форпосты средневекового рыцарского замка. Только сейчас она осознала, что действительно угодила в гости к едва знакомому человеку, да еще на ночь глядя. Она сама уже не понимала, доверяет ему или нет.

– Я тут родился, – последовал неожиданный ответ.

– Ох ты, – с невольным почтением проговорила девушка. – Я думала, в таких домах рождаются только генеральские дети.

– К счастью, нет, – фыркнул Илья, вытаскивая ключи из замка зажигания и открывая дверцу со своей стороны. – Папа у меня был медик, профессор, мама музыку преподавала… Да не бойся, вылезай! Если хочешь, покажу семейный альбом.

Переведя дух, девушка последовала приглашению. Уже у входа в подъезд, когда Илья набирал код, она не без ехидства поинтересовалась:

– А что скажет твоя подруга?

– Какая еще подруга? – Отворив дверь, Илья галантным жестом пропустил гостью вперед. – Нет у меня никакой подруги.

– Секретарша? – напомнила Маша.

– Всему ты веришь, – проворчал он, нажимая кнопку лифта. – С ней давно все кончено.

– Ты меня сюда привез, чтобы спрятать? – прямо задала Маша вопрос, не дающий ей покоя. – Если да, то спасибо, а если…

Внезапно мужчина зажмурился и помотал головой:

– Если, если! Как с тобой все непросто!

Они вошли в подъехавший лифт, Илья нажал кнопку последнего, седьмого этажа, и пока тесная кабинка поднималась по шахте, затянутой проволочной сеткой, оба не произнесли ни слова. Маша в сотый раз решала про себя вопрос, нравится ли ей этот человек настолько, чтобы позволить ему большее, чем тот странный поцелуй в подъезде. О чем думал ее спутник, угадать было невозможно. Он стоял, опустив глаза в пол, и позвякивал ключами, перебирая их в кармане куртки. У него было усталое и сосредоточенное лицо, будто он решал сложную задачу. «С двумя неизвестными», – вспомнила Маша и содрогнулась вместе с остановившимся лифтом.

– Когда еду в лифте, всегда молюсь, – ошарашил ее Илья, выходя на площадку. – В детстве бабушка приучила. Она была из деревни, совсем простая женщина, приехала меня нянчить, и ее тут все пугало. Так мы вместе и молились по-грузински, вслух. Теперь я, конечно, молюсь про себя. Бабушка говорила, человек всегда должен быть готов к смерти, только тогда он понимает вкус жизни.

– Жаль, что меня ничему подобному не научили. – Девушка следила за тем, как он отпирает высокую дубовую дверь. – Может, я бы сейчас так не боялась.

Справившись с замками, Илья распахнул дверь и с улыбкой оглянулся на Машу:

– Помнишь, что я тебе говорил? Не боятся только идиоты. Заходи, не сомневайся.

И первым перешагнул порог.

Глава 9

Она проснулась в третьем часу ночи. Время высвечивалось на дисплее музыкального центра, стоявшего в изголовье кровати. Вся остальная комната тонула в сумраке. Даже сквозь стеклопакеты был слышен шум проезжающих неподалеку, на Тверской, машин. Где-то во дворе сработала сигнализация, и лежавший рядом мужчина нервно заворочался во сне, силясь открыть глаза. Приподнявшись на локте, Маша взглянула на него. Ее глаза привыкли к темноте, и она различила на смутно белевшей подушке смуглое лицо, которое недавно покрывала поцелуями, забыв о своих вечных «но» и «если», стремясь обладать самым простым и неразумным счастьем.

– Спишь? – выдохнула она так тихо, что не услышала своего голоса.

Илья снова дышал ровно, он слегка отвернулся, и его лицо ушло в тень. Осторожно выбравшись из постели, Маша пошарила на полу, пытаясь разобраться в ворохе наспех сброшенной одежды, ничего не различила и завернулась в простыню. Ее мучила жажда. Она на цыпочках, босиком отправилась на поиски кухни.

Огромная темная квартира, казалось, притаилась, наблюдая за незнакомкой, придерживающей на груди края измятой простыни. Количество комнат так и осталось для Маши загадкой – в длинный широкий коридор выходило множество дверей, но за ними могли скрываться и стенные шкафы, и кладовки, которыми так богаты сталинские квартиры. Девушка сунулась в самую дальнюю дверь, в конце коридора, и попала в ванную, с пола до потолка облицованную пожелтевшим белым кафелем и оттого имевшую в своем облике нечто больничное. Умывшись холодной водой, она выпрямилась и взглянула в глаза своему отражению. Маша неожиданно показалась себе моложе и красивее, как будто это самое обычное зеркало, к тому же изрядно забрызганное, имело какую-то волшебную силу.

– Просто влюбилась! – громко прошептала она девушке с искрящимися темными глазами и загадочной улыбкой, бродившей по припухшим губам. – А это ты удачно зашла, в профессорскую квартиру! Кто бы мог подумать! Он же ест чуть не руками, как дикарь!

Маша окинула взглядом полочки, привинченные тут и там по стенам большой неуютной ванной комнаты, и в самом деле не обнаружила никаких следов женского присутствия. Косметические средства попадались сплошь мужские, встречались и такие предметы, которым вообще было не место в ванной. Тут же валялся сломанный штопор с половинкой раскрошившейся винной пробки, стояли грязные стаканы, пахнущие пивом или вином. На полках можно было увидеть коробку из – под обуви, набитую старыми аудиокассетами, батарейки, раздавленный коробок спичек, чашку, наполненную до краев холодным черным кофе. Судя по всему, Илья прихватил ее в ванную утром, но так и не успел выпить. Маша осторожно попробовала кофе, обнаружила, что сахара в нем как раз столько, сколько кладет она сама, и выпила его. Сон прошел моментально – напиток оказался очень крепким.

Кухню она нашла в другом конце коридора, и уж тут последние сомнения развеялись окончательно. Хозяйки в этом доме не было, даже самая ленивая женщина никогда не довела бы плиту, раковину и предметы мебели до такого плачевного состояния. На всем лежал слой бурой пыли, въевшейся сальной грязи, которой не касались щетки и порошки, и было ясно, что если Илья сюда и заглядывает, то старается долго не задерживаться. Впрочем, грязной посуды не оказалось совсем, если не считать нескольких чашек, опять же из-под кофе, и доверху полной пепельницы. «Понятно, питается в кафе и ресторанах, – оглядывалась девушка. – Абсолютно холостяцкая квартирка! Да он и не похож на человека, который умеет готовить!» Она даже усомнилась в том, что здесь когда-либо проживала пресловутая секретарша. «Во всяком случае, это было давно!»

Запущенная кухня неожиданно показалась ей милой и уютной, и выходя, Маша оглянулась на нее с симпатией, будто та ответила ей на волнующий и щекотливый вопрос.

Следующей комнатой, куда она заглянула, оказалась библиотека. Девушка увидела книжные шкафы из красного дерева, упирающиеся в потолок, освещенный пятирожковой бронзовой люстрой. Огромный письменный стол, покрытый серым сукном, кожаный диван – все выдержано в едином стиле, солидном и тяжеловесном, который культивировался в пятидесятых годах. Пол был сплошь затянут зеленым паласом, поверх которого лежал еще большой шерстяной ковер темно-красных оттенков. Высокое окно наглухо закрывали шторы из грубого белого полотна, под ними виднелись другие, бархатные, с бахромой. Ей пришло в голову, что Илья, вероятно, никогда здесь не бывает, отсюда идеальный порядок и ощущение музея. «Наверное, кабинет его отца, – догадалась девушка, оглядывая корешки книг за стеклами шкафов. – О, сколько иностранных… Обстановка вся сталинская, когда же оформляли этот кабинет? Сколько лет Илье?»

Она выключила свет, осторожно прикрыла за собой дверь и, повернувшись, вскрикнула. Стоявший у нее за спиной мужчина рассмеялся:

– Интересно, кого ты ожидала увидеть?

– Никого… Напугал! – смутившись, пробормотала Маша. Она испытывала неловкость оттого, что ее застали за самовольным осмотром чужой квартиры.

Илья по-хозяйски обнял ее за плечи и снова толкнул дверь в кабинет:

– Впечатляет? Здесь отец творил. Я сюда совсем не захожу, только иногда, прибраться.

– Эта комната похожа на машину времени, – задумчиво произнесла девушка, обводя взглядом вновь осветившийся кабинет. – Попадаешь прямо в тридцать восьмой год.

– В пятьдесят второй, – поправил Илья. – Папе дали эту квартиру в пятьдесят втором.

– А… Ты когда здесь появился? – осторожно спросила Маша.

– Двадцать лет спустя, как у Дюма, – сощурился тот, лукаво наблюдая за ее удивлением. – Я поздний ребенок, но у грузинских мужчин это часто бывает. Папе тогда было немножко за шестьдесят.

– А сейчас он?..

– Десять лет, как умер, – быстро проговорил Илья, словно подготовившись к этому вопросу. – Ему было восемьдесят пять лет, для его семьи не так уж много. Мама ушла через полтора года после него, вдруг случились два инсульта подряд, а ей-то не было и пятидесяти… Тогда же примерно я и развелся, и сына с тех пор не видел… В общем, получилось, всю семью сразу потерял. Я уж, честно говоря, думал, и со мной что-нибудь случится, потому что одно к одному… Но ничего, как видишь. Выкарабкался. Работа спасла.

Он говорил отрывисто, хрипловатым со сна голосом, бросая фразы как будто небрежно, но девушка чувствовала, что эти замаскированные жалобы даются ему нелегко. Повинуясь порыву, она прижалась к Илье и спрятала лицо у него на плече.

– Почему мне так с тобой хорошо? – глухо спросила она в воротник его купального халата.

– Ужасно приятно слышать, – откликнулся мужчина. Его горячие руки жгли ее сквозь сползающую простыню. – Может, вернемся в постель? Обычно я в три утра не встаю.

В самом деле они проснулись поздно утром, когда сам собой включился музыкальный центр. Маша испуганно вскинулась, услышав прямо над головой переливающиеся женские голоса. Спросонья ей показалось, что где-то рядом запели птицы. Приподнявшись на локте, Илья потянулся через ее голову и убавил звук.

– Что это было? – пробормотала Маша.

– Дуэт из «Лакме» Делиба. – Выбравшись из постели, он набросил халат и раздернул плотные шторы, впуская в спальню тусклый свет облачного дня. – Ничего не имеешь против?

– Все забываю, что ты любишь классику. – Девушка села, приглаживая растрепавшиеся волосы. – Так это с тобой не вяжется.

– Мама была учительницей музыки, – напомнил тот. – И между прочим, я ходил в музыкальную школу. Потом начал драться, пальцы разбил, переломал, и само собой все кончилось. Идем завтракать!

Приготовление завтрака свелось к тому, что Илья позвонил и заказал пиццу, а сам тем временем принялся варить кофе – единственное, что, судя по всему, готовилось на этой кухне. Маша попросила чистое полотенце и успела принять душ до того, как явился разносчик. Через полчаса они уселись за стол и, взглянув друг на друга, одновременно рассмеялись.

– Ты чему это? – осведомился Илья, беря нож для пиццы.

– Не знаю, как-то все неожиданно! – мотнула головой девушка, придвигая чашку с дымящимся черным кофе. – Эта ночь, эта квартира, этот смешной завтрак, и ты сидишь напротив… Мне до сих пор кажется, будто все не по-настоящему. А ты почему смеялся?

– У тебя было такое довольное лицо, как у девочки, которой купили мороженое, – пояснил Илья. – Это здорово, что ты такая.

– Инфантильная? – обиделась Маша.

– Непосредственная, – уточнил тот. – И я беру назад слова, что с тобой все непросто. На самом деле я тебя боялся.

– А теперь? – лукаво покосилась на него девушка, вгрызаясь в кусок пиццы.

– А теперь боюсь еще больше, – внезапно погасив улыбку, признался Илья. – Боюсь, все это очень серьезно.

Маша едва не обожглась кофе и торопливо поставила чашку на стол:

– Но я ни к чему тебя не принуждаю!

– Не об этом речь. – Он достал сигареты и, приоткрыв створку окна, закурил. – У меня уже когда-то было такое, эйфория просто безумная, и в душе птицы пели, а потом обнаружилось, что я жил с совершенно другим человеком, чем думал… Прости, что вспоминаю.

Слегка уязвленная, девушка только пожала плечами. Илья тряхнул головой и в упор посмотрел на нее увлажнившимися серыми глазами:

– Мне тебе хочется всю душу вывернуть. А так нельзя. Не всякое слово в строку. Забудь, давай обсудим кое-что поважнее.

По мнению Маши, не было ничего важнее их отношений, но она беспрекословно согласилась сменить опасную тему. Меньше всего ей хотелось, чтобы ее сравнивали с бывшей женой Ильи.

– У тебя какие планы были на сегодня? – осведомился Илья.

– В общем, никаких. Работа…

– Значит, остаешься здесь и весь день смотришь телик, – решил он. – Сейчас мне пора в офис, нет времени ехать к тебе за вещами. Вечером напишешь список, перевезу, что успею. Остальное потом.

– Погоди, ты что, решил, что я у тебя совсем поселюсь? – Маша одновременно встревожилась и обрадовалась. – Хоть бы меня спросил…

– А что тебя не устраивает? Места полно, надоем – уединишься, можешь думать, что живешь одна… Уж извини, но там я тебя оставить не могу, опасно.

– Да, здесь меня точно никто не найдет, – поежилась девушка, разом вспомнив о своих злоключениях. – А можно хоть отцу сказать, где я? Даже записки не оставила и не позвонила вчера…

– Никому нельзя, – отрезал Илья, допивая свой кофе и поднимаясь из-за стола. – Ни отцу, ни брату, ни подружке. Мне спокойнее будет, если ты весь день проспишь с отключенным телефоном.

– Так нельзя, они меня потеряли!

– Тогда хоть адреса не говори. – Илья исчез в коридоре и тут же просунулся обратно в кухню: – А тебе я сейчас визитку дам, будешь звонить, если что.

Маша смолчала. Она решила не поднимать вопроса о странной скрытности Ильи, тем более что он наконец сам изъявил желание оставить ей телефон. «Хоть поздно, а все же… Этот Амелькин, может, ему просто завидует, сам-то явно успехом у женщин не пользуется! Может, Илья даже у него кого-то увел…»

Мужчина снова влетел в кухню, уже совсем одетый, и положил на стол визитку – копию той, которую Маша получила у следователя.

– Здесь и мобильный, и рабочий, звони и спрашивай меня. Если вдруг в дверь позвонят – игнорируй, не подходи.

– А должны позвонить? – Девушка поднялась из-за стола, прихватив с собой чашку. – Ведь ты меня запрешь, так? А ключ оставишь?

– Мы еще не в тех отношениях, чтобы я тебе ключи оставил, – пошутил мужчина, осторожно обнимая ее на прощанье. – Мне так мешает твоя чашка…

– А если бы не она, что бы ты сделал? – шепнула Маша, касаясь губами его небритой щеки.

– Пойду я, наверное. – Илья внезапно отпустил ее и погрозил пальцем: – Смотри, адреса – никому!

– Да я сама его не знаю.

Девушка вышла вслед за ним в коридор и, прислонившись к старому платяному шкафу, следила, как Илья шнурует ботинки и натягивает куртку. Она вдруг представила, что давно живет в этой квартире, в самом центре города, просыпается под звуки «Лакме», пьет утренний кофе на просторной неуютной кухне с четырехметровыми потолками, смотрит, как Илья курит, пуская дым в приоткрытое окно, через которое доносится шум машин с Тверской. А потом провожает его на работу, стоя в передней, рядом с пахнущим нафталином шкафом, и слушает шум захлопывающейся двери и лязганье лифта, вдруг ожившего в своей проволочной западне…

Илья давно уехал, а Маша все стояла, опершись плечом о шкаф, и перед ее расширенными глазами проходили видения несуществующей и все же возможной новой жизни. При мысли о том, что сделаться теперь женой Ильи – вопрос времени и дипломатии, ей стало одновременно хорошо и страшно.

– Не могу поверить, что ты об этом всерьез думаешь! – упрекнула она себя вслух и, вернувшись на кухню, закрыла окно. Маша вымыла чашки, блюдо из-под пиццы, спрятала оставшиеся куски в холодильник и поняла, что, в общем, делать ей больше нечего. Впереди простирался длинный, не заполненный привычной работой день, а она даже не могла покинуть квартиру. К счастью, звонить ей никто не запрещал. Выудив из сумки мобильный, Маша набрала свой домашний номер. Телефон отца она взять так и не удосужилась.

Она ожидала услышать голос отца или, на худой конец, вообще не застать его в квартире, но ей почти немедленно ответил певучий голосок:

– Слушаю? Кто говорит?

«Боже мой! – Маша помедлила с ответом, пытаясь осмыслить тот факт, что Зоя снова находилась в ее квартире. – Похоже, бывать у нас в гостях чаще ей мешала только я! Без меня – как медом намазано!»

– Позови… Григория Сергеевича. – Она с запинкой назвала отца по имени-отчеству. И оттого еще больше возненавидела Зою. – Или Андрея.

– А их нет, они ушли в магазин, – пропела Зоя, сменив тон на более жалостный. – Где же ты, папа так волновался, когда мы вечером вернулись, а тебя нет! Мы до часу ночи с ним просидели, Андрей хотел остаться ночевать, но я не дала, ему же на работу… Ты даже записки не оставила! Где ты была?

– И ты вот так, попросту, задаешь такой вопрос? – не поверила своим ушам Маша. – Тебя не касается, где я была!

– Вечно ты ссоришься, – заныла та. – У меня теперь такой жуткий вид, синяки под глазами, а на шесть намечена съемка…

Маша хотела было прервать разговор, чтобы перезвонить брату, но тут Зоя воскликнула:

– Вернулись, сейчас… Это она звонит, все в порядке! – послышался ее удаляющийся голос.

Трубку тут же взял отец, и услышав неизбежное «где ты была?», девушка решила не раздражаться, тем более что с его стороны такой вопрос был продиктован только тревогой и заботой.

– Я ночевала у друга, пап, и поживу у него немножко, – честно ответила она. – Так будет лучше. Есть кое-какие обстоятельства…

– Ну, так бы и написала или хоть позвонила… – с облегчением выдохнул отец. – Я думал, обиделась насмерть на это приглашение, ушла из дома, на ночь глядя…

– Нет, папа, я не очень обиделась. Но на свадьбу не приду, конечно.

– Мы видели клочки. – Маше показалось, что отец слегка усмехнулся. – Что ж, я всегда в тебе ценил принципиальность. Чего всегда не хватало твоему брату, который сейчас рвет у меня трубку… На, на!

– Ты у кого? – раздался голос Андрея, неожиданно близкий и громкий.

Девушка невольно поморщилась.

– Какая забота… Тебе не все равно?

– Что за тайны, сестрица? – Он заговорил прежним, дурашливым тоном, который вдруг показался ей неуместным. – Чего я о тебе могу не знать? Не у Анжелы, тогда где?

– У мужика, который вас с Васькой в подъезде разнимал, – ядовито сообщила девушка. – Устраивает тебя?

– Кто он такой? Я его даже не разглядел…

– У тебя нет впечатления, что сейчас ты лезешь не в свое дело?

– Но я за тебя беспокоюсь!

В прежнее время такое восклицание заставляло Машу смиряться с вторжением в ее частную жизнь. Теперь оно не вызвало ничего, кроме раздражения, однако девушка взяла себя в руки. Она решила сохранять спокойствие любой ценой. Минувшая ночь придала ей уверенности в себе, и все приоритеты в ее сознании сдвинулись настолько, что теперь она совсем не боялась огорчить родню и не оправдать чьих-то ожиданий. Главным было мнение Ильи, а на этот счет Маша почему-то совсем не переживала. «Может, потому, что он не скупится на похвалы и нежные слова, как все, с кем я раньше общалась! Правду же говорят – доброе слово и кошке приятно!»

– Я тоже за тебя беспокоюсь, Андрюша. – Маша попыталась придать голосу мягкие, смиренные нотки. – У меня сложилось впечатление, что ты женишься на девушке, которая решила сыграть свадьбу через неделю после похорон нашей мамы.

– Ты опять! – взвился тот. – Даже папа не против…

– Послушай, разница в том, что папа потерял женщину, с которой развелся тринадцать лет назад, а ты – маму. Он может пойти на свадьбу, а ты – нет.

– Даже слушать дико… – пробормотал Андрей, сбитый с толку ее спокойным уверенным тоном. – Все придумываешь…

– А ты спроси папу, пошел бы он на твою свадьбу через неделю после того, как похоронил дочь?

В трубке повисло молчание, потом послышался стук, будто ее положили на твердую поверхность. Спустя мгновение Маша снова услышала голос отца, удивительно похожий на голос Андрея – такой же растерянный и подавленный. Только сейчас она обратила внимание, как похоже они звучат.

– Я слышал, Марья… Да, ты умеешь сказать.

– Извини, – коротко ответила она.

– Ты задала вопрос… Нет, я не пошел бы. Но мы с тобой сейчас испытываем разные чувства. И ты сама это сказала. Так что не надо меня обвинять. И… брата тоже.

Маша промолчала, внезапно ощутив, как глаза наполняются слезами. Было горько вновь ощутить себя одиночкой, противостоящей сплоченной семье. После тягостной паузы отец вздохнул и добавил:

– Никто не обидится, если не придешь…

– И отлично. – Девушка взглянула на часы. Время перевалило за полдень. – Вечером к тебе заедет мой приятель, заберет кое-какие вещи. У меня же совсем ничего тут нет.

– А что это ты так неожиданно к нему переехала? – поинтересовался отец. – И куда, если не секрет? Если рядом, так я сам могу тебе все собрать и подвезти… Продиктуешь, я запишу…

– Нет, пап, Илья уже все спланировал. Так нам удобнее.

– Как скажешь, – сдался тот. – Приятно слышать, что ты хоть с кем-то ладишь… Этот Илья, он кто? У него серьезные намерения? Может, мне вскоре предстоит еще одна свадьба?

– Нет, не думаю, – невольно улыбнулась Маша. – Во всяком случае, я не тороплюсь. Хочу получше его узнать.

Попрощавшись, она взглянула на дисплей телефона и обнаружила, что аппарат полностью разряжен. Зарядного устройства Маша в спешке не захватила, а значит, в скором времени рисковала остаться без мобильника. Правда, она в любом случае могла звонить со стационарного телефона, аппарат стоял тут же, на кухонном столе, но записная книжка со всеми номерами оказалась бы недоступна. «Вот смешно. – Девушка положила мобильник рядом с визитной карточкой Ильи. – Только ему и смогу позвонить… Как мир сузился – все теперь связано с ним. А еще позавчера утром я его не знала!»

Ей захотелось позвонить ему сейчас же, немедленно, просто, чтобы услышать его голос, но она одернула себя: «Начинать с этого? Подумает, что навязываюсь. Чтобы нравиться мужчине, нужно казаться самодостаточной!» Эта истина, которой она прежде никогда не следовала на практике, была единственным, что остановило ее руку, потянувшуюся к трубке. Прежде Маша не утруждалась какими-либо расчетами в отношениях с мужчинами, но теперь ощущала себя канатоходцем на проволоке. «Наверное, ни один человек мне так еще не нравился, как он… Я боюсь его разочаровать, потерять… Но это, когда его рядом нет. А когда Илья рядом, все кажется простым и легким, и я уверена, что он тоже в меня влюблен!»

Словно услышав ее мысли, на столе зазвонил стационарный телефон. От неожиданности девушка отступила на шаг – звонок оказался очень резким, громким, явно рассчитанным на то, чтобы его можно было слышать в любом углу огромной квартиры. Отрывистые трели разбудили гулкое эхо под потолком, и Маша поморщилась, поднеся ладони к ушам. Она не помнила, запрещал ли ей Илья брать трубку или запреты касались только входной двери. В любом случае, поняла вдруг девушка, Илья мог связаться с нею только таким способом, так как до сих пор не знал ее мобильного телефона. «Обижалась на него, а сама тоже хороша! Девушка без адреса…»

Маша решилась и взяла трубку. В ней раздался встревоженный голос Ильи:

– Ты в порядке? Почему так долго?

– Задумалась.

– Ф-фу, – шумно выдохнул тот. – А я испугался, что сбежала. Звоню уже с работы, день будет тот еще, я тут все дела запустил. На обед не приеду и буду поздно. С голоду не умрешь?

– Там полпиццы осталось. И кофе, как я вижу, полно, – успокоила его девушка. Она была обрадована тем, что он позвонил сам, и вместе с тем расстроена. Перспектива просидеть в одиночестве до позднего вечера ей совсем не улыбалась. Хуже всего безделье. Она настолько привыкла работать каждую свободную минуту, что этот неожиданный отпуск причинял ей дискомфорт. Однако Маша промолчала. Она очень не хотела, чтобы в ее словах прозвучал хотя бы намек на жалобу или упрек.

– А я по тебе скучаю, – вдруг интимно понизив голос, признался Илья.

– Уже? Хотя я тоже…

– Знаешь, это угрожающий признак. Я ведь решил доживать век холостяком, а тут ты… Сейчас, отвяжись! – крикнул он кому-то в сторону и, вновь понизив голос, добавил: – Тут дело одно на выезде, в области, даже думать не хочу, в какие мы сядем пробки… Еще буду звонить, целую!

Маша не успела даже попрощаться. Услышав гудки, она осторожно положила трубку, стараясь не расплескать радостного чувства, которым была полна до краев. «Он скучает, любит, почти сказал, что хочет на мне жениться!»

Присев к столу, она принялась переписывать самые важные номера из телефонной книжки своего мобильника. У нее было предчувствие, что очень скоро эти записи ей понадобятся, и точно – минут через пять телефон заиграл меланхолическую мелодию и выключился. Девушка смахнула его в сумку.

«Ну, все-таки Анжела, Андрей и пара рабочих контактов у меня теперь есть. В общем, больше я никому и не звоню. Да, еще Пашка!»

Внезапно ей захотелось позвонить бывшему возлюбленному – из чистого озорства. «И потом, – посмеиваясь, Маша рассматривала помятую визитку, выуженную со дна сумки, – должна же я отменить наше пари. Уж теперь ни о каком свидании речи быть не может. Андрей все-таки был в чем-то прав – я слишком многое мерила куклами, срослась с ними, всю жизнь выстроила вокруг них. Продать себя за какой-то аксессуар для куклы-теннисистки? Я, наверное, здорово напилась, раз согласилась на такое!»

Она набрала номер, в котором заподозрила прямой мобильный, и спустя мгновение услышала солидный и почти незнакомый голос:

– Да, слушаю.

Павел говорил так, будто его ответ был величайшим одолжением, а сам звонок – невероятной бестактностью. Маша от удивления даже взглянула на часы, решив, что разбудила его.

– Я некстати? Это Маша… Я только хотела сказать…

– А где ты? – требовательно осведомился Павел. – Только что звонил к тебе домой, никого! Мобильный забыл взять… А это что у меня высветилось? Твой рабочий номер?

– Нет-нет, – заторопилась девушка. – Я у подруги, случайно… И я тут не бываю совсем. Мобильный можешь записать, только сейчас он разряжен. Я вообще не о том… Знаешь, наше пари было такой глупостью…. Давай его отменим?

– Дома тебя нет, подруге звонить нельзя, мобильный разряжен, пари – глупость, – взвешивая каждое слово, повторил мужчина. – Все-таки ты совсем не рада моему возвращению. А я ведь нашел ракетку.

У Маши гулко ухнуло сердце, она крепче вцепилась в трубку:

– Как?

– Это было не так уж сложно. – В голосе Павла зазвучали насмешливые нотки. – С помощью Интернета, с которым ты не дружишь… Не представляю, как это можно вести какой-то бизнес, не имея даже своего веб-сайта! Я бы сделал бесплатно такой магазин для твоих куколок! Ты бы через месяц на «Феррари» ездила!

– А ракетка из чего? – напряженно спросила девушка, пропустившая мимо ушей все заманчивые предложения.

– А из чего у Маши Шараповой? Говорю тебе – настоящая, только размер микро. Для лилипута. Один полупсих изготавливает такие спорттовары и толкает их через сеть коллекционерам. Я говорю – полупсих, потому что он на этом делает неплохие деньги. Машутка, ты дико отстала от жизни! Я бы тебя живо подтянул!

– Послушай, – Маша облизнула пересохшие вдруг губы, – я ее у тебя выкуплю. Она мне очень нужна, понимаешь? Только без пари.

– Не продается, – коротко ответил Павел.

– Но тебе ведь она ни к чему! Скажи хотя бы телефон человека, который ее сделал!

– Да ты что, подруга? – Мужчина говорил все еще насмешливо, но было заметно, что этот тон дается ему нелегко. Маша как воочию видела его лицо, искаженное застывшей, ненатуральной улыбкой. – Так дела не ведут. Тут у нас с тобой конфликт интересов.

– Ну, тогда…

Маша перевела дух и, закрыв глаза, приказала себе успокоиться. Все происходящее внезапно показалось ей нелепой комедией, которую ни с того, ни с сего взялись разыгрывать два взрослых человека. «Значит, не будет теннисистки. Только и всего. Тоже мне, катастрофа! Сделаю гимнастку с лентой – материала на пять рублей!»

– Знаешь, я передумала, – спокойно закончила она. – Не нужна мне эта ракетка.

Ошеломленное молчание в трубке длилось недолго. Потом Павел взорвался:

– Ты что, дурачила меня?! Я все бросил, отменил важные встречи, всю ночь копался в Сети, переписывался с какими-то маньяками, а теперь ты мне предлагаешь засунуть эту ракетку себе в…

– Ты требуешь невозможного. – Маше с трудом удалось вставить слово. – Свидание, романтическая поездка… Паша, неужели ты не понимаешь, если бы я хотела этого, то поехала бы с тобой без всякого пари! Это было сказано просто так, потому что я все время думала об этой проклятой ракетке.

– Все из-за твоего парня, да? – догадался слегка отдышавшийся Павел. – Узнал, запретил? Неужели ты ему рассказала?

– Нет, но у нас с ним все серьезно. Именно поэтому мне наше пари кажется… Не смейся, просто аморальным.

– А кто тебя вчера за язык тянул?

– Прости, если можешь, – смиренно произнесла девушка.

Некоторое время они молчали, потом заговорили почти одновременно:

– А может, все-таки…

– Теперь ты видишь сам, я не…

– Послушай! – повысил голос Павел, окончательно пришедший в себя. – Я все равно хочу отдать тебе эту чертову ракетку, не считай меня таким уж негодяем. Давай встретимся!

– Боюсь, сегодня не получится, – с искренним сожалением ответила девушка, все же не похоронившая окончательно мечту о теннисистке. – Я тебе вечером позвоню.

– Где живет твоя подруга? Давай подъеду, – настаивал тот.

– Исключено! – В ее ответе невольно прозвучал испуг.

Павел сразу насторожился:

– А, ты у своего… Не бойся, я ему морду бить не буду. В конце концов, кто я тебе такой?

Маша представила, как Павел пытается спровоцировать на драку Илью, и передернула плечами. Отяжелевший от пива, рыхлый бизнесмен в золотых очках и невысокий, но коренастый сыщик, в каждом движении которого ощущалась сдержанная сила, – шансы были неравны. Но она пощадила самолюбие бывшего любовника, по которому и так было нанесено немало ударов, и ничего не сказала.

– Давай приеду, что тут такого? – В его голосе появились просительные нотки. – Клянусь, даже полнамека себе не позволю…

– Тебе так интересно на него посмотреть? – догадалась Маша.

– Еще бы… Кто это тебя так приворожил, что ты от меня, как от чумы, отмахиваешься? Между прочим, я имею некоторый успех у женщин!

Маша открыла было рот, собираясь ответить, что ничуть в этом не сомневается, но так и застыла, глядя на дверь, ведущую в коридор. На пороге стояла высокая рыжеволосая женщина и смотрела на нее со странным выражением – недоверия и антипатии. Испуга на ее лице не было, как, впрочем, и агрессии. Девушка положила трубку и вскочила:

– Я не слышала, как вы вошли! У вас ключи?!

– Как видите, – сухо вымолвила та, оглядывая девушку с головы до ног, словно пытаясь на глаз вычислить ее рост и вес. – А вы, как я понимаю, новая девушка Илюши?

«Неужели это старая девушка? – содрогнулась Маша, избегая встречаться глазами с незнакомкой. Та рассматривала ее уже совершенно бесцеремонно. – Не может быть, ей за сорок!» Сомнения Маши развеялись очень просто. Закончив осмотр и тяжело вздохнув, будто придя к какому-то выводу, женщина неожиданно протянула ей руку:

– Я сестра этого оболтуса. Меня зовут Рита.

Маша боязливо представилась, чувствуя себя крайне неловко. В этот момент зазвонил телефон. Рита подошла к столу, сняла трубку и, бросив «алло?», с поднятыми бровями выслушала ответ. Потом она протянула трубку Маше со слабой язвительной улыбкой:

– Вас.

Девушка с содроганием услышала недовольный голос Павла. «Я в квартире ее брата, и мне сюда звонит какой-то мужик!»

– Насчет ракетки все обсудим завтра, – подчеркнуто сухо заявила она в трубку. – Конечно, на таких условиях я ее заберу. Спасибо. Я перезвоню. – И дав отбой, торопливо пояснила: – Это один поставщик, нашел нужную деталь для моей куклы. Я делаю коллекционных кукол.

Это признание не раз спасало ее в сложных ситуациях, когда казалось, что наладить отношения не удастся. Неизвестно, что слышали в этих словах самые суровые и неприятные люди, но, узнав, что Маша делает кукол, они почему-то смягчались. Сработала уловка и на этот раз – Рита изумленно улыбнулась:

– Как интересно! А у меня дома огромная коллекция кукол, штук сто! Когда-то я начала, теперь дочка собирает… А фотографий у вас с собой нет? Я бы ей купила на день рождения!

– Ну как же! – обрадовалась девушка, выуживая из сумки маленький фотоальбом, который всегда носила с собой. Там были собраны ее лучшие работы. Зачем она таскала в вечно перегруженной сумке лишнюю вещь – Маша сама не понимала. Рекламировать кукол ей не было нужды, так как до сих пор она сбывала их в один и тот же магазин. Возможно, ею двигала та же надежда, которая заставляет моделей везде носить свой портфолио, – расчет на случайную встречу, которая перевернет судьбу, на удачу, которая застигает тебя врасплох… Маша, едва признаваясь себе в этом, втайне мечтала найти когда-нибудь коллекционера, который оценит ее работы так же высоко, как ценила их она сама, и навсегда снимет с ее плеч вечный груз проблем. А может быть, – об этом она подумала впервые – Маша носила с собой фотографии кукол так же инстинктивно, как матери носят в сумке снимки своих детей, стремясь никогда с ними не расставаться.

Женщина присела к столу и принялась рассматривать снимки, попутно роясь в карманах дорогой лайковой куртки изумрудного цвета. Найдя сигареты и зажигалку, она закурила и, выпустив дым, восхищенно призналась:

– Да это настоящее искусство! Вы меня просто ошеломили… Где вы с Ильей познакомились?

– На улице, – с улыбкой сообщила девушка. Теперь она окончательно освоилась в присутствии этой яркой дамы и исподволь ее разглядывала. Никакого сходства с братом в чертах Риты она не увидела. Очень худая, белокожая, нервного сложения, та вовсе не была красивой, зато несомненно могла считаться очень интересной. По всей вероятности, Рита это знала, и оттого выбирала яркие краски – для цвета волос, макияжа и одежды. Вокруг ее ярко-голубых маленьких глаз виднелись мимические морщинки, сам взгляд был твердым и пронзительным, даже сейчас, когда женщина пришла в хорошее расположение духа. Маша обратила особое внимание на ее руки – неожиданно массивные кисти, короткие узловатые пальцы, коротко обрезанные ногти без признаков маникюра не гармонировали с артистически изящной внешностью Риты. Сигарету та тоже держала по-мужски, зажав между большим и указательным пальцами, как обычно держат люди, делающие последние затяжки перед тем, как сесть в автобус.

– Ты мне кофе не сваришь? – внезапно совсем по-свойски обратилась к девушке Рита. Она даже не подняла головы, увлекшись альбомом. – А то сейчас свалюсь, двое суток не спала, дежурила…

– Дежурили? – Маша безропотно подошла к плите. Просьба новой знакомой совсем не показалась ей унизительной, таким естественным тоном она была произнесена. – Вы… врач?

Эта догадка осенила ее, когда она вспомнила виденный ночью профессорский кабинет. Теперь она поняла, что напомнили ей грубоватые, сильные руки этой изящной женщины. Яркий свет операционной, белые халаты и скальпели – вот чем объяснялась покрасневшая от частого мытья кожа и отсутствие маникюра.

– Ну да, как папа. – Рита перевернула последнюю страницу и закрыла альбом. – Тоже кардиолог. Только он был светило, а я – обычный хирург. Открытий не совершаю, тяну свою лямку. А ты, значит, свободная художница?

Маша, стоя у плиты, слегка повернула голову, следя за уровнем кофе в пузатой медной джезве.

– Точно, – призналась она. – Иногда даже слишком свободная.

– Ты что имеешь в виду? – насторожилась женщина, снова чиркая зажигалкой и не спуская с гостьи пристального взгляда. Она приоткрыла окно – точно так же, как это делал ее брат. Видимо, в этом доме не боялись холода.

– Хочется какой-то определенности, – пояснила Маша. – Постоянного места работы, что ли. Надоело жить одним днем. Сегодня куклы нужны всем, завтра никому, послезавтра с темой промахнешься, и конкуренция огромная. Всегда найдется кто-то, кто сделает твою работу за меньшие деньги.

– Миллиарды китайцев, например, – кивнула Рита. – Но ты не жалуйся, с твоими куклами не пропадешь. Илюшке повезло, нашел артистическую натуру. Если бы ты видела, кого он сюда раньше водил!

Маша едва не проглядела вздыбившуюся в джезве черную гущу, на раскаленной конфорке зашипела вода, запахло жженым кофе. Процедив напиток в две чашки, она поставила их на стол. Рита, будто не замечая ее нервозного смущения, продолжала, пуская дым в приоткрытое окно:

– Секретарши, продавщицы, официантки – все, кто по пути попадался… Я, честно говоря, боялась, что они или заразят его чем-нибудь основательным, типа СПИДа, или дадут во сне по башке и квартиру обчистят. Не понимаю некоторых мужиков – неужели им все равно?..

Опустив глаза в чашку, девушка с горящими щеками размешивала ложечкой кофе, насмешливый голос звонким эхом отдавался у нее в висках. Хуже всего было то, что Маша не понимала, летят ли эти камни в ее огород или Рита доверительно жалуется ей на жизнь.

– Теперь я за него спокойна буду. – Рита постучала согнутым пальцем по фотоальбому: – Ты для него даже слишком хороша. Хотя если тебе нравятся вольные стрелки… У него ведь и профессии толком теперь нет. Ты в курсе, чем он занимается?

– Он говорил… – тихо ответила девушка.

– Да, если бы он тебе показал СВОИ альбомчики! – Рита отрывисто хохотнула. – В общем, грязноватый бизнес, это незаконное вмешательство в частную жизнь, я считаю. Правда, у них в фирме все так схвачено – не придерешься. И вообще, если богатые люди разводятся, это совсем другая история, и тут все средства хороши… Такие материалы даже в суде никогда не предъявляют, их собирают для шантажа. Это у них называется мировым соглашением. Чем снимки грязнее, тем соглашение мировее!

– Но ведь надо же ему чем-то заниматься, раз пришлось уйти из милиции, – не выдержала Маша.

– Да уж, пришлось! – ядовито подхватила та. – Его просто вышибли, еще спасибо, в тюрягу не загремел! А позору сколько – если бы папа был жив, он бы не перенес!

– Вы можете мне сказать точно, что там случилось? – Девушка собрала волю в кулак, приказав себе говорить спокойно. – Понимаете, для меня это важно.

– Еще бы. – Рита схватила чашку, отхлебнула кофе и, сморщившись, подняла на Машу ошеломленный взгляд: – Гадость какая… Наверное, он в самом деле влюблен, если такое терпит! Я тебе скажу, как было дело, но чур – ему не передавай, что я его сдала. Он любит представлять это в другом свете… Получил будто самую банальную взятку, как все берут и брали, и дело пустяковое – обмен валюты с рук, мошенничество… Глупо не взять. Знаешь такую оперу Моцарта – «Так поступают все»? Он и поступил, как все, а это была подстава, деньги оказались меченые и велась видеозапись. Короче, пал жертвой интриг. Вот как он это подает.

– А на самом деле? – с замиранием сердца спросила девушка.

– На самом деле, это вранье, от и до. Расследовалось дело об убийстве, вел его другой следователь, но они с Ильей были в дружеских отношениях, даже сейф делили один на двоих. И у того следователя пропали важные документы по делу, из сейфа. Взять мог только Илья, но он, конечно, отрицал. Ничего не доказали, не пойман – не вор, но всем было ясно, что он их продал. Дело так и законсервировали. Ни премий, ни повышения, один позор, не говоря уже о том, что убийца гуляет на свободе. – И, снова отпив из чашки, не заметив на этот раз горелого привкуса кофе, Рита добавила: – Не знаю, сколько ему заплатили, только после этого он сменил «девятку» на «Мерседес».

– А фамилия того следователя не Амелькин, часом? – осененная догадкой, осведомилась Маша.

Женщина распахнула глаза, уставившись на собеседницу с недоверием:

– Однако ты глубоко в теме. А я тут распинаюсь…

– Я с ним случайно познакомилась, – поторопилась объяснить Маша. – Илья нас свел, этот Амелькин, оказалось, сейчас работает в моем районе, ему направили мое дело… Меня обокрали.

– Илья вас свел?! – раздельно повторила Рита, будто не поверив своим ушам. – То есть они виделись?! При тебе?

– Да…

– И что? – с жадным любопытством перегнулась через стол женщина. – Нормально общались, не сцепились?!

Маша отрицательно покачала головой, и та, откинувшись на спинку стула, развела руками:

– Вот, время лечит! А я помню, как он сюда приезжал, при мне дело было, друг друга за горло хватали… Представь, Илья утверждал, что Амелькин его подставил, сам выкрал документы! Сам у себя!

– А вы кому больше верите, брату или…

– Если ничего нельзя проверить, я не верю никому, – отрезала Рита. – И знаешь, давай вообще забудем эту тему. Тем более, если не хочешь поругаться с Ильей. А вот что действительно важно, – она указала на полупустую чашку, – научись варить кофе, мой тебе совет. А мне пора, я заехала-то на минуту, забрать кое-какие книги у отца в библиотеке. Не провожай, дорогу найду. – И уже на пороге кухни, обернувшись, Рита внушительно погрозила пальцем: – Не говори с ним об увольнении, слышишь? Я когда-то наступила на эти грабли, мы до сих пор как следует не помирились. Я сюда заезжаю, когда точно знаю, что его нет дома.

Она скрылась в коридоре, и до тех пор пока в комнатах слышался стук ее каблуков и пока не захлопнулась тяжелая входная дверь, Маша сидела за столом неподвижно, уставившись на черную гладь остывшего в чашке кофе, будто пытаясь прочитать среди маслянистых радужных разводов свое будущее.

Глава 10

После полудня наступило затишье. Илья не звонил, а сама Маша не испытывала желания с ним пообщаться. Ей хотелось бы обсудить один вопрос, но как раз его Рита вовсе не советовала затрагивать. «Ненавижу сказку про Синюю Бороду! Ведь это всегда самое важное – что от тебя прячут… То, что лежит на поверхности, не имеет значения! Значит, будь амебой, не задавай вопросов или умри?»

Она в какой-то степени и ощущала себя персонажем страшной французской сказки, когда бродила по огромной заброшенной квартире. Всего комнат оказалось шесть, не считая двух кладовок, ванной и кухни. Все двери отперты, не похоже, что Илья собирался что-то от нее прятать. Но Маша равнодушно посмотрела даже на кипу фотоальбомов, хотя там наверняка были снимки бывшей жены Ильи и его сына. Еще вчера она захотела бы на них взглянуть. Но не сейчас – теперь ее мучил только один вопрос, на который невозможно ответить.

«Есть телефон Амелькина, а толку? Он повторит, что Илья испорченный тип, от которого лучше держаться подальше. Спросить Илью? Он рассказывает совсем другую историю, видно, сильно это его достало… Замкнутый круг. Принять все, как есть? Кто я такая, чтобы мучиться этим вопросом – порядочно он тогда поступил или нет? Будь я хотя бы его невестой…» Однако Маша сама понимала, что лукавит, пытаясь смахнуть с себя груз ответственности. Именно невестой Ильи она себя и ощущала – начиная с того момента, как проснулась в одной с ним постели. К тому же он ясно дал понять, что также относится к ней серьезно.

Эти мысли крутились у нее в голове, пока она стояла в кабинете покойного профессора, не в силах двинуться с места, зачарованная здешней атмосферой, в которой было законсервировано давно ушедшее время. Это ее успокаивало, хотя прежде она не любила интерьеров в стиле сталинского ампира. Девушка ощущала себя, как в барокамере, наедине с собой, отрезанной от мира. В данный момент это ее очень устраивало – столько загадок преподнесла ей действительность за последние несколько дней. Вздохнув, Маша присела на кожаный диван, откинула голову на высокую спинку и закрыла глаза.

Ей показалось, что она просидела так минут десять, не больше, но, когда девушка очнулась, в большой комнате было почти совсем темно. В первый миг она не поняла, где оказалась, тем более что теперь не сидела, а лежала на диване, подогнув ноги, и ее вплоть до самого подбородка укрывал шерстяной плед. Девушка резко села и схватилась ладонями за виски, пытаясь прийти в себя.

– Илья?

Ей послышался мужской голос в глубине квартиры. Она встала и, выйдя в коридор, прислушалась. Голос доносился из кухни, оттуда же, сквозь матовое стекло в двери, пробивался свет – единственный во всей квартире. Маша подошла к двери, толкнула ее и, зажмурившись, отпрянула.

Ее не ослепила белая фарфоровая лампа, низко висящая над столом, зато резко потрясло увиденное. За столом сидел Павел – раскрасневшийся, в измятой рубашке, со съехавшим набок галстуком и со стаканом в руке. Как Маша сразу поняла, на дне стакана плескалась не вода.

Илья стоял у мойки, держа в одной руке огромный ананас, в другой – внушительных размеров разделочный нож. В тот миг, когда девушка заглянула в кухню, он как раз взмахнул ножом и отсек верхушку ананаса вместе с хвостиком.

– Милости просим, – сощурился он, пытаясь разглядеть в темном коридоре отпрянувшую Машу. – Не бойся, заходи. Мы тут пытаемся решить, чем закусывать.

– Если бы я знал, что ты свой парень, я бы все с собой принес. – Язык у Павла пока еще не заплетался, но говорил он, заметно запинаясь.

Маша обратила внимание на то, что большая бутылка водки, стоявшая рядом с ним, была пуста уже на треть. Илья выглядел совершенно трезвым, и только подойдя к нему вплотную, девушка уловила слабый запах алкоголя.

– Что это такое? – шепнула она, покосившись на Павла, смотревшего на нее с широкой дружелюбной улыбкой. Он даже помахал Маше, будто приветствуя ее из окна отходящего поезда.

– Дорогая, что за вопрос? У нас гость. – Илья говорил с еле заметной усмешкой, явно приглашая разделить его иронию. – Вот, почисть-ка этот фрукт и порежь его нам покрасивей. Дожили – простых соленых огурцов дома нет, а вот ананас – пожалуйста!

Маша взяла у него нож и встала к разделочной доске. Илья вернулся за стол и поднял свой стакан:

– А мы пока еще раз, за знакомство. Ты мне нравишься, честное слово!

– Ты мне тоже, – разнеженно признался Павел, ловя сползающие с переносицы очки. – Вот не думал, что буду с тобой сегодня пить…

– Маш, представь, – весело окликнул девушку Илья, – ведь он меня подкараулил у подъезда! Пытался внутрь прорваться, но наши бдительные жильцы его не пускали. Тут центр, боятся террористов.

– Откуда ты адрес узнал? – обращаясь к бывшему возлюбленному, Маша едва повернула голову. Она чувствовала себя крайне неловко, несмотря на то, что дружба между мужчинами крепла на глазах. – Я тебе не говорила!

– Ну, телефон-то у меня высветился, – с пьяным хвастовством заявил тот. – А узнать по номеру адрес могут не только сыщики… Илюха?

– Да, ты молодец, – с загадочной улыбкой подтвердил Илья. – Даже я бы лучше не сработал. Маш, садись к нам, составь компанию.

Девушка поставила перед ними тарелку с нарезанным кружками ананасом и, поколебавшись, все же села. Она уже убедилась, что Павел сильно пьян, зато Илья держится отлично, и решила, что до серьезного скандала дело не дойдет. Взяв кусочек ананаса, она покосилась на бывшего любовника. Тот тупо созерцал стоявшую перед ним запотевшую бутылку и время от времени прикрывал ладонью рот, сдерживая икоту.

– Кажется, ты за рулем? – отрывисто спросила она.

– Со вчерашнего дня на такси катаюсь, – пробормотал тот, пытаясь сфокусировать взгляд осоловелых глаз на бутылке. – С тех пор, как с тобой попрощался… Да, сейчас я лишнего хватил… Это все он!

– Брось! – весело ответил Илья, доставая сигареты. – Что ты, девица, чтобы тебя спаивать? Сам наливаешь, слава Богу! Еще по одной?

– С ума сошел? – возмутилась Маша, останавливая его руку, потянувшуюся к бутылке. – И куда он потом в таком виде?!

– Пусть у нас ночует, – беззаботно ответил мужчина. – Места полно.

– Я вас стесню… – предположил Павел, покаянно роняя подбородок на грудь. Глаза у него закрывались сами собой. – Все-таки… Молодо… Жены…

Маша вскочила из-за стола:

– Бред какой! Илья, ему надо немедленно вызвать такси и отправить домой!

– Маш, ну это же почти безжизненное тело, – тихо возразил ей тот, ловя ее руку. – Его обчистят и выбросят где-нибудь за МКАДом. Сам я его не повезу, уже выпил. Пусть ночует, я его запру, если хочешь.

– Куда?! – вдруг испугался Павел, уловивший окончание фразы. – Нет, я не согласен! У меня кла… каластро…

– Клаустрофобия? – помог ему новоявленный друг. – Нет, не бойся, в чулан не посажу. Выспишься, как дома. Пошли, заглянем сперва в ванную.

– Мне бы… – Павел выкарабкивался из-за стола, цепляясь за протянутую руку Ильи.

Его вдруг совсем развезло, Маша с ужасом следила за раскачивающейся во все стороны массивной фигурой. Она никогда не видела Павла таким пьяным и испытывала угрызения совести, полагая, что напился он так безобразно именно из-за нее. Ее догадка подтвердилась, когда тот уже с порога, обернувшись, бросил в ее сторону:

– А ракетку я принес! Принес! Не считай меня таким уж подлецом… Чтобы я тебя покупал…

– Идем, ну! – с внезапной злобой проговорил Илья, рывком вытаскивая его в коридор.

Мужчины скрылись, и девушка проводила их ошеломленным взглядом. Она все еще не могла поверить, что Павлу удалось так внезапно вторгнуться в ее новую жизнь, в то убежище, которое сам Илья требовал никому не выдавать. «А сам притащил сюда первого встречного!»

Она слышала, как вдали, в ванной, шумела вода, как стонал и ругался Павел, по коридору то приближались, то удалялись торопливые шаги Ильи. Наконец где-то хлопнула дверь, и все стихло. Спустя минуту на кухне появился хозяин. Он сменил рубашку, мокрые темные волосы растрепались и падали ему на лоб, придавая лицу Ильи что-то мальчишеское и одновременно мрачное. Он был похож на ворона, потрепанного в драке с котом. Маша критически его оглядела:

– Кто из вас там мылся?

– Сперва он, потом пришлось и мне. – Илья одернул рубашку. – Такое впечатление, что пятиклассник напился. Он меня всего уделал, твой компьютерный гений.

– Знаешь, а ведь Паша никогда и не пил, – заметила девушка. – Я его просто не узнала. Кстати, где ракетка?

Илья выдвинул ящик кухонного буфета и, порывшись среди столовых приборов, достал маленький сверток в серебристой бумаге. Сверток украшал измятый розовый бантик – деталь, одновременно растрогавшая и расстроившая Машу.

– Держи, я от него спрятал, когда удалось ему второй раз налить. У меня было впечатление, что он ее готов растоптать, твою ракетку. Покажи хоть мне, из-за чего такие страсти?

Содержимое развернутого свертка не произвело на него никакого впечатления, он только пожал плечами. Зато девушка легонько пискнула от восторга, доставая двумя пальцами миниатюрную теннисную ракетку – точную копию настоящей. Она была выточена из дерева, похожего на бук. Туго натянутые струны, кожаная отделка рукоятки, общий вид и даже вес – все это было, по мнению Маши, идеальным воплощением того, как должна выглядеть ракетка ее куклы-теннисистки. Она осторожно провела кончиком ногтя по струнам:

– Это мечта…

– Интересно выглядит твоя мечта. – Илья склонился над ее плечом и тоже коснулся ракетки. Потом его ладонь накрыла Машину руку, девушка подняла голову и сама подставила губы для поцелуя. После паузы мужчина заметил: – А он в тебя влюблен по уши. Хочет жениться.

– Ради Бога, не говори… Я ему повода не давала! – опомнилась девушка. – Ты ведь не будешь ревновать, нет?

– Он сказал, что вы встречались четыре года назад… К таким срокам я ревновать не способен.

– А вообще ты ревнивый? – полушутливо-полусерьезно спросила она, заглядывая ему в глаза.

– Не советую проверять, – в том же тоне ответил Илья. – Ну что, добра молодца уложили, можно и о нас поговорить. Выспалась? Способна соображать?

– Вроде. – Маша растерянно пригладила растрепанные волосы, только сейчас сообразив, что от долгого сна они слежались. «Наверное, я похожа на чучело!»

– Я весь день, пока мотался по области, думал о твоем деле.

– А я старалась о нем забыть! – призналась девушка. – Может, пустить все на волю судьбы? Браслет меня нашел, подвеска тоже сама появилась… Может, чемодан или что там еще тоже подкинут?

– Я бы согласился подождать, только из-за этой подвески с ключиком убили человека. Не Бог весть, какое сокровище, а все же… Не комар.

– Ты же говорил, что не уверен, почему он погиб?

– Но я не имею права отбросить такую вероятность, – отрезал тот. – Это Коля Амелькин, твой следователь, мог бы двигать такую версию, ему все равно. Мне – нет. Я лицо заинтересованное, так что буду думать самое худшее.

– Но ведь у тебя я в безопасности? – жалобно предположила Маша. Однако она и сама не верила в надежность своего убежища. О ее присутствии здесь уже узнали двое людей, назавтра их число могло вырасти… «И потом, я ведь не могу прятаться вечно!»

– Машенька, я очень боюсь, что ты везде в опасности. – Илья придвинул стул и уселся вплотную к девушке, так что их колени соприкоснулись. Заглянув ей в глаза пронзительным взглядом, в котором ей чудилось что-то гипнотическое, он с мягкой убежденностью продолжал: – У твоих кораллов есть ценность, о которой ты понятия не имеешь. К сожалению… Перепрятывать тебя каждые сутки я просто возможности не имею, и потом, это не метод. Вплотную заняться следствием не могу – ты же понимаешь, кто меня подпустит. Я и так вторгся на чужую территорию. Там никто не обрадовался.

Маша внимательно вглядывалась в его лицо, но не заметила и тени смущения.

– Нам с тобой надо срочно раскопать историю кораллов, – азартно продолжал мужчина, кладя горячую ладонь ей на колено и настойчиво сжимая его. – Узнать все возможное, не бродить больше с завязанными глазами. Зацепок почти нет, но могло быть и хуже. Одно мы знаем точно – у твоей мамы браслет появился… когда?

– Она сняла ячейку год назад.

– Если бы такая вещь мелькала у вас в доме раньше, ты бы ее заметила?

– Ну конечно!

– Год назад… Что необычного происходило в жизни твоей мамы год назад? Какие-то новые люди в окружении? Встречи? События?

Девушка, мгновенно помрачнев, покачала головой:

– Новые соседи по палате, врачи, процедуры, анализы… Какие там события, Илья? Она заболела полтора года назад, и, в общем, нормальная жизнь тогда же кончилась.

– А в твоей жизни что творилось?

– То же самое. Ну, еще работа.

– Машенька, ты мне не помогаешь! – Пожатие его руки сделалось еще более ощутимым. – Сконцентрируйся. Наверняка было много значительных событий, просто ты не придавала им значения. Чем твой брат, например, занимался?

– Своей девушкой, – фыркнула Маша. – Он как раз тогда с ней познакомился, уж не знаю где. А главное, не понимаю почему – обычно такие барышни ищут кавалеров побогаче.

– Такие – какие?

– Убери, пожалуйста, руку, – взмолилась Маша, нервно посмеиваясь. – Ты, может, не заметил, но она уже вон где…

– Прости, увлекся. – Илья откинулся на спинку стула и закурил, щуря смеющиеся глаза. – Обычная тактика во время допроса.

– Ты что – всех девушек так лапаешь? – возмутилась она, пытаясь понять, в какой степени тот шутит.

– Да, но не все сопротивляются.

– К вопросу о Зое… Так зовут это сокровище. – Маша поняла, что ее разыгрывают и перевела дух. – Она из состоятельной семьи, у нее серьезные виды на будущее, считает себя моделью и чуть ли не актрисой. На мой взгляд, она тянет максимум на Снегурочку и то для очень пьяных… Я не считаю ее красивой, но она, конечно, отлично выглядит, потому что если заниматься своей внешностью сутками напролет…

– Твой брат в нее влюблен по уши, и тебе это не нравится? – подытожил Илья.

Девушка пожала плечами:

– Мне не нравится, что, несмотря на мамину смерть, они не отменили свадьбу. Решение, конечно, приняла Зоя.

– А когда свадьба? – нахмурился Илья.

– Даже говорить тебе не хочу. В эту субботу.

Последовала пауза. Сообщение произвело должное впечатление – мужчина, сощурившись, смотрел куда-то в пространство, в его глазах мелькали холодные злые искры.

– Она рожает на днях, ваша Зоя? – проговорил он наконец, основательно что-то обдумав.

– Нет, просто ей денег жалко. Они закатывают грандиозное торжество. Потратили чуть не пятнадцать тысяч баксов… Мне страшно об этом думать. Если бы это была простая, скромная регистрация, венчание… Я бы поняла еще, но такой грандиозный спектакль!

– А откуда у них такие деньги на свадьбу? – поинтересовался Илья, окончательно стряхнув с себя задумчивость. – Квартирка у вас скромная, брат твой на богача не похож. Невеста платит или кто-то из родни помог?

– Я не вникала, но, похоже, они оба целый год собирали деньги. Во всяком случае, пока мама болела, все расходы оплачивала я одна, – с горечью прибавила девушка.

Илья молчал. В его пальцах дотлевала забытая сигарета, дым тонкой синеватой лентой поднимался к высокому, давно небеленому потолку. Мужчина встал, приоткрыл окно, и в кухню влилась холодная волна ночного воздуха, неожиданно свежего для центра Москвы. Маша взглянула на часы – давно перевалило за полночь. Шум машин на Тверской стал заметно тише. Во дворе-колодце слышался смех запозднившейся компании, время от времени кто-то начинал подбирать на гитаре одну и ту же мелодию– начало «Дыма над водой» и тут же останавливался, то ли сомневаясь в своих силах, то ли отвлекаясь на что-то другое. Эти повторяющиеся звуки понемногу стали напоминать Маше некий зашифрованный призыв, понять и услышать который должен был кто-то, тоже затерянный в этой ночи.

– Мы с Андреем поссорились насмерть. – Она зябко обхватила себя за локти. – В общем, я ему все равно больше не нужна. Наверное, это правильно – если женишься, надо прощаться с прошлым… Но вот так буквально идти по трупам…

– Я бы с удовольствием набил ему морду, но что это изменит? – будто в пустоту спросил Илья.

– Нет, никого бить не надо! – взмолилась девушка, почувствовав в его излишне спокойном голосе сдержанную угрозу. – Пусть себе женится!

– Брат об этом браслете ничего не знал? – внезапно переменил тему Илья.

– Не знал и даже не особо разглядывал, когда увидел. Да он к таким вещам равнодушен, даром что художник. Вот Зоя завелась с пол-оборота, она думала, что ячейку обокрали.

– Почему?

– Не имело смысла платить такие деньги за аренду, браслет того не стоил.

– Значит, она также решила, что этот подарок никакой ценности не имеет?

Маша кивнула. Илья помолчал, что-то обдумывая, потом раздраженно тряхнул головой, отбрасывая падающие ему на глаза подсыхающие волосы.

– Ничего вообще, все так обычно! Вот с подвеской – сразу начинается другая история. Окно разбили, подкинули анонимно, ни записки, ничего. Когда разбили-то? Ты была дома?

– Ночью, я спала, проснулась от звона стекла.

– В окно не выглянула? Человека, машины какой-нибудь не заметила? – допытывался Илья, безуспешно вытряхивая из пачки погнувшуюся сигарету. – Может, у кого-то из соседей окно зажглось? Может, они видели?

– Нет, нет, а вот что я тогда подумала… – Девушка говорила медленно, припоминая события ночи, которая казалась ей сейчас такой далекой. – Я увидела собаку, живет у нас во дворе такой пес, Бобка… Матерый, здоровенный, к чужим относится очень неприветливо. Меня успокоило, что он спокойно бежал к помойке. Если бы кто-то все еще был у меня под окнами, он бы уже весь двор перебудил. И если бы кто-то убегал – тоже! А он даже не лаял.

– А когда разбивали окно, собачий лай слышала? – тут же заинтересовался Илья, вытащив наконец сигарету. – Должен же он был лаять!

– Да… Но кажется, не лаял. – Маша впервые задумалась об этом странном обстоятельстве и тут же попыталась найти объяснение: – Может, он отбегал куда-то? Потому и был такой спокойный. Просто ничего не понял, не заметил.

– Знаешь, собаки, как правило, очень многое понимают и замечают, – задумчиво проговорил Илья, чиркая зажигалкой. – И Бобку этого вашего я видел, он скалился на меня. Издали, правда. Выглядит впечатляюще. А если окно бил кто-то свой? Кого он знает?

– Кто – свой? – нахмурилась девушка. – У меня таких своих нет.

– А я тебе навскидку человек десять назову, – возразил мужчина. – Андрей, его невеста, твоя подруга Анжела, ее супруг, ее дети, твой папа…

– Папа-то при чем? – всплеснула руками Маша. – Мы с ним тринадцать лет не виделись, собака его не знает!

– А сколько псу лет, кстати?

– Ой, четыре-пять… Он откуда-то приблудился, не знаю.

– Хорошо, твоего отца исключим по этому признаку, – согласился Илья. – Но остальные все подходят. Плюс все твои соседи, к сожалению. Получается, у нас опять ничего. Остается одна ниточка – паршивец, который сорвал с Анжелы браслет. Он бы нас вывел на заказчика, но тот подстраховался. И я за эту ниточку тянуть не могу, там уже не моя область. Попытаюсь держаться в курсе, конечно, но…

«Амелькин будет в восторге!» – подумала Маша, сдержанно кивая. Она боялась выдать свою осведомленность, помня совет Риты – ни в коем случае не ворошить прошлое.

– Одно меня смущает в этом деле, и очень сильно, – пробормотал Илья, будто разговаривая сам с собой. – Убийца не забрал браслет. Оставил его в кармане у парня, будто что-то малоценное. Пусть даже не за ним охотились, но это же след? Кто бы на тебя вышел в связи с этим трупом, если бы не браслет?

– Скажи, какова вероятность, что следователь найдет заказчика? – прямо спросила девушка, внутренне содрогаясь, так как перед ней вдруг снова возникло залитое кровью мертвое лицо. Тот человек произвел на нее впечатление большой физической силы и большой жестокости, и сама мысль, что кто-то хладнокровно и нагло его застрелил, в нескольких шагах от оживленной улицы, пугала ее до оцепенения.

– Никакой, – тут же ответил Илья, отчего-то начиная улыбаться. – Но знаешь, с тех пор, как ты связалась со мной, шансы этого заказчика добраться до тебя тоже близки к нулю.

– И чудесно! – перевела дух она.

– Да, с одной стороны, но с другой… Дело встало. Бесконечные рокировки снижают темп игры, если ты понимаешь, о чем я говорю.

– Нельзя бесконечно прятаться за чужой спиной, – прошептала Маша. – А что ты предлагаешь?

– Идем спать. – Он погасил окурок в переполненной пепельнице и еще шире открыл створку окна.

Голоса, звучавшие далеко внизу, во дворе, давно стихли, и слышалась только одна гитара. Запозднившийся одинокий музыкант продолжал с маниакальным упорством повторять одно и то же – начало знаменитой мелодии «Deep Purple», снова и снова, будто лунатик, пробующий открыть запертую дверь. В этих звуках было что-то невыносимо грустное и отчаянное, и Маше стало так холодно и жутко, словно это она сама стояла среди ночи в темном дворе, водя окоченевшими пальцами по струнам.

Маша первая скользнула в холодную постель и съежилась под одеялом, давя зубами нахлынувшую дрожь. Илья зажег ночник, погасил верхний свет и, присев на край постели, принялся перебирать компакт-диски, кучей лежавшие на столике в изголовье.

– У меня есть одна идея… – будто нехотя признался он, покосившись на девушку, молча следившую за ним. – Не знаю, правда, как ты отнесешься. Мог бы и не предупреждать, но, боюсь, ты мне этого не простишь.

– Да что такое? – встревожилась она, приподнимаясь на локте.

– Один старый прием… Довольно рискованный. – Илья нашел наконец какой-то диск и вставил его в музыкальный центр, мгновенно оживший и приветственно замигавший огнями дисплея. – Не могу засыпать без музыки.

Услышав начало той самой песни, которой мучил ее неизвестный музыкант, девушка невольно улыбнулась, хотя на душе у нее становилось все тревожней. Илья убавил звук, так что гитара сделалась чуть слышна, и подмигнул:

– Клин клином, а то у меня в голове все равно крутится эта песня. В общем, Маш, чтобы развязать ситуацию, я решил ловить на живца.

– Боже мой! – Девушка тут же перестала улыбаться. – Живец – это я?!

– Ты и твой брелок, конечно – Илья забрался в постель и, закинув руки за голову, уставился в потолок. Вид у него стал неожиданно мечтательный, будто он думал о чем-то очень заманчивом. – Браслет-то у Амелькина.

– Значит, хочешь меня подставить? – Девушка села, ошеломленно разглядывая в полумраке лицо Ильи. Он улыбался, и это потрясло ее больше всего. – Чтобы убийца на меня вышел сам? Но меня ведь тоже могут убить!

– А я на что? Я не дам! Ложись! – Он положил было ладонь ей на голое плечо, но Маша резко стряхнула его руку:

– Не дашь?! Много на себя берешь! У него пистолет, подкараулит на улице, выстрелит в спину, и пока ты будешь крутить головой, я умру, а он сбежит!

– Ой, какая богатая фантазия! – фыркнул уязвленный мужчина. – Запомни, он не хотел тебя убивать! Ему нужно было только твое имущество!

– Ну, предположим, – все еще сердито согласилась девушка. – И все равно, ты не можешь влезть ему в голову и узнать его мысли. Не хотел убивать, а теперь вдруг передумал. И ты так просто мной пожертвуешь?

– Я не собираюсь жертвовать девушкой, на которой хочу жениться.

Он сказал это так раздраженно, что Маша в первый миг не уяснила смысла его слов. Когда же она поняла, что именно прозвучало, у нее даже не хватило сил обрадоваться. Она чувствовала себя совершенно сбитой с толку. Роль слепого послушания, которую явно отводил ей в этом деле Илья, никак ее не устраивала.

– Я все обдумал, – так же отрывисто, почти зло продолжал мужчина. В его голосе не было и тени нежности, так что девушке начало казаться, что слова о женитьбе ей попросту послышались. – Ты не будешь подвергаться опасности. Прежде всего, мы все разыграем на своей территории, здесь, у меня.

– А как ты пригласишь сюда…

– Сам придет! – перебил ее Илья. Он не смотрел на девушку и выглядел обиженным. – Завтра будешь звонить всем знакомым и родственникам, говорить как бы между прочим, где теперь живешь. Тем, кто заинтересуется точным адресом, объясняй, но в гости не зови. Один из них должен приехать сюда сам. Тот, кому это всего нужнее.

– А тут я! – пожала плечами Маша, которую этот план больше расстроил, чем впечатлил. – В чем заключается моя безопасность? Или не впускать его в квартиру?

– Ну зачем же? Впустишь, предложишь чай, кофе. Брелок будет лежать на видном месте, в прихожей, возле зеркала. Я туда поставлю лампу, чтобы все было освещено. Ты на этом брелоке внимание не акцентируй, просто положи что-то рядом, когда будешь гостя встречать. Ну, хоть пустой стакан поставь, со стуком, чтобы тот посмотрел.

– Зачем все это? – Маша, помимо воли, начала увлекаться этим планом, тем более что Илья говорил с большой уверенностью. – Он должен увидеть брелок, а дальше?

– Он попытается его украсть, пока ты будешь варить кофе, – убежденно проговорил мужчина. – И уйдет внезапно, сошлется на важное дело. Все, твоя миссия выполнена.

– А твоя?! Где ты будешь?

– Тут же, в квартире, в одной из комнат. На тот случай, если он все же проявит агрессию, во что я не верю. Но это смотря, кто тут появится.

– Предположим, он украл брелок, я дала ему уйти… Ты за ним побежишь? Арестовывать будешь? За воровство?

– Арестовывать я уже шесть лет не имею права. – Маше показалось, что в его голосе прозвучала настоящая горечь, будто он говорил о невосполнимой утрате. – Да мне и не нужно хватать его с брелоком, он же отбрешется, мол, случайно прихватил… Я хочу, чтобы он вывел меня на чемодан. Дальше не твоя забота – во дворе меня один человечек прикроет, из нашей же фирмы, мы не одно дело вместе провернули. Он ему сядет на хвост, дальше я перехвачу… Деньги ваши – будут наши.

Сраженная его авторитетным тоном, девушка сдалась. «В конце концов, ничего не может быть хуже, чем просто сидеть и дрожать от страха. Все правильно, надо действовать самим. Еще повезло, что кто-то обо мне заботится! И… все-таки, мне не послышалось, он говорил о женитьбе!»

– Я согласна! – Она склонилась над Ильей, пытаясь поймать его ускользающий взгляд. Тот почти закрыл глаза, но Маша видела, как из-под неплотно сомкнутых ресниц он наблюдает за ней. – Слышишь? Я верю тебе.

– Ты должна мне верить, – сдержанно заметил он. – У тебя нет выбора.

– Это верно. А не мог бы ты повторить, что ты говорил о девушке, на которой собираешься жениться?

– По-моему, эта тема тебя не заинтересовала.

– Обиделся?! – Ласкаясь, Маша опустила голову ему на плечо и шепнула прямо в ухо: – А мне стало так хорошо, когда ты это сказал. Даже если пошутил.

– Не дуй в ухо, – с деланной суровостью приказал тот. – Терпеть не могу, щекотно! Так ты согласна?

– А ты как думаешь? – еле слышно рассмеялась Маша, обнимая его и вытягиваясь рядом под одеялом. – Только ты меня так этой ловлей на живца запугал, что я совсем соображать перестала. Я согласна, на все согласна, что ты предлагаешь. Наверное, с ума сошла! – добавила она, адресуясь больше к себе самой.

После минутного молчания Илья нашарил в изголовье пульт и остановил диск. В наступившей тишине было слышно, как в глубине квартиры отбивают время большие старинные часы с маятником. Маша видела их в кабинете профессора, где сладко проспала весь день.

– Три часа, – вздохнул Илья, когда эхо последнего удара истончилось и исчезло. – А у меня в пять встреча. Дай, пожалуйста, будильник, вон там, на полке…

Девушка, обескураженная такой будничной просьбой, тем не менее покорно выполнила ее. Пока Илья ставил стрелки, она украдкой наблюдала за ним, но не смогла прочесть на его лице ничего, кроме выражения крайней усталости. Он как-то сразу осунулся и теперь выглядел старше своих лет. Ей вдруг сделалось его очень жалко, она сама не знала почему. Едва Илья поставил будильник на пол возле кровати, Маша снова крепко обняла его:

– Бедный, не выспишься! Работа в пять утра?!

– Она у меня вся, как правило, в ненормальное время. – Мужчина все еще говорил сдержанно, но его дыхание становилось все более тяжелым и горячим. – Тут тебе не повезло.

– Зато повезло во всем остальном, – шепнула она, прижимаясь к нему еще теснее и закрывая глаза. – Ты как с неба упал, когда я осталась совсем одна и началась вся эта история! Если бы не ты, не знаю, что бы со мной было…

Он зажал ей рот поцелуем, и Маша увидела совсем близко его глаза. Даже сощуренные ресницы не могли пригасить их влажный лихорадочный блеск. Этот взгляд был одновременно затуманенным и пристальным, будто даже в те минуты, когда Илья забывался, он не переставал что-то обдумывать.

Будильник не понадобился, они так и не уснули. Ближе к назначенному времени Илья поднялся и отправился в душ. Маша набросила его халат и пошла варить кофе. Кухня окончательно выстыла, первым делом девушка закрыла окно и включила все газовые горелки. Валяться в постели, пока любимый мужчина собирался на работу, казалось ей эгоистичным, к тому же за прошедший день она отлично выспалась. Маше вспомнилась критика Риты в адрес приготовленного ею напитка, и поэтому девушка особенно старалась, не сводя глаз с плиты и добавляя в воду то бутончик гвоздики, то семечки кориандра – пряностей на полках было предостаточно, правда, она не поручилась бы за их свежесть. Перебирая запыленные банки, она не услышала, как Илья вошел, и вздрогнула, когда вокруг ее шеи обвились сильные руки.

– Испугалась? – шепнул он.

– Не дуй мне в ухо! – тут же отомстила Маша. А когда он, обескураженный, отстранился, с улыбкой обернулась: – На самом деле можешь дуть. Это ты у нас такой капризный. Скажи, если я сварю плохой кофе, твое предложение насчет брака останется в силе?

– Что за бред? – искренне изумился Илья, попутно застегивая рубашку. Хотя он совсем не спал, вид у него был заметно посвежевший. – Почему ты решила, что я так завишу от кофе?

– Твоя сестра сказала.

– Рита приходила? Когда? Днем? – засыпал он ее встревоженными вопросами. Взгляд Илья заметался, будто он просчитывал одновременно несколько сложных комбинаций. – Что она про меня нагово– рила?

– А должна была наговорить? – Маша вовремя обернулась к плите и успела снять с огня джезву.

Налив кофе через ситечко в две чашки, она осторожно отнесла их к столу. Илья бросился следом:

– Надеюсь, она тебя не оскорбила? У Ритки тот еще язычок!

– Да нет, нет! Мы даже подружились!

– Вы с ней? – Не веря своим ушам, Илья опустился на стул и вслепую нащупал дымящуюся чашку. – Чудеса… У нее ничего не случилось? Все живы-здоровы?

– Она в полном порядке, – заверила Маша. – Просто я ей понравилась.

– Фантастика! – Мужчина сделал глоток и одобрительно кивнул: – Отличный кофе, сама она варит куда хуже. Молчала бы, язва… Ладно, что бы она там ни болтала, человек она неплохой, просто мы с ней постоянно друг друга цепляем. Это с детства так, и неудивительно – мы же сводные. Ее матери не за что меня особо любить.

– А, вот как… – протянула девушка. Этот вопрос так и вертелся у нее на языке. – Сколько ей лет?

– Сорок пять. На десять лет меня старше. И есть еще одна сестра, Анна, ей уже почти пятьдесят, но она давно живет в Америке, забыл, когда ее видел. Она тоже врач, невропатолог. У них до сих пор тут по комнате, я туда даже не захожу.

– А там был развод или… Прости, что спрашиваю, но у меня у самой родители разводились, мне интересно.

– Развод и скандал. – Илья задумчиво, мелкими глотками пил кофе, будто забыв о времени. Стрелки на часах приближались к пяти. – Когда родители поженились, отцу было пятьдесят восемь, а маме только-только исполнилось двадцать. Ему пришлось объясняться на кафедре в институте и в парткоме… Чуть билет на стол не положил, потому что полез там в драку…

– Ты на него похож?

– Наверное. Только он дрался один раз в жизни.

– А ты часто?

– Вот как раз еду, не знаю, может, придется одному типу морду набить… А может, нет! – Илья взглянул на часы и тихо присвистнул: – Все, полетел. Когда проснется твой Ромео, сразу выставляй его, он с похмелья будет пришибленный. А то потом не отвяжешься.

Маша совсем забыла о спящем где-то в недрах квартиры бывшем ухажере и только руками всплеснула:

– А ты не мог бы его забрать сейчас?!

– Милая… Дорогая! – уже с порога обернулся Илья. – Вот ей-богу, не могу! Опаздываю страшно, я этого клиента неделю водил, пока…

И хлопнув дверью, побежал вниз по лестнице – лифт еще не работал. Он даже замки не запер. Поколебавшись, Маша задвинула засов, на цыпочках прошлась по квартире, прислушиваясь под каждой дверью, и наконец вычислила комнату, где спал Павел. Оттуда доносился тонкий, носовой храп, похожий на жалобу. Павел спал беспокойно, ворочаясь в темноте, и порою начинал стонать. Его явно мучила жажда.

– Возись с тобой… – прошептала девушка, плотнее закрывая дверь в чью-то спальню. В темноте угадывалась большая кровать. Возможно, руководимый вечной враждой, Илья уложил гостя в комнате Риты. – Очень надо…

И она поразилась тому, каким чужим, нелепым и ненужным казался ей сейчас человек, чья любовь когда-то была ее самой большой и драгоценной радостью.

Глава 11

Чтобы убить время до возвращения Ильи, девушка принялась убираться на кухне. По ее мнению, сделать это следовало уже давно. Раз никто из случайных подруг Ильи так и не удосужился навести порядок, значит, полагала она, никто и не рассчитывал задержаться тут всерьез. «Беспорядочные связи… Да, но Рита не так с ним близка и не может знать всего, – рассуждала она про себя, протирая намыленной мочалкой пыльные полки и шкафчики. – У нее нет права его судить. Что ж ему, в монахи записаться, с таким темпераментом?» Сама она охотно прощала жениху старые грехи. «Надо быть терпимой, не превращать совместную жизнь в допрос. Ревновать к прошлому – верх глупости!»

Прибираясь, она нашла кучу просроченных продуктов – в основном круп и макарон, которые имели самый угрожающий вид. В банках, где они хранились, гнездилась моль, ворочались какие-то отвратительные личинки. Девушка с содроганием свалила все банки в большой пластиковый мешок для мусора и крепко завязала его. «Сколько это добро тут пролежало? Неужели со времен развода?! Явно, не его запасы…» Она все больше убеждалась, что, обладая таким роскошным, с точки зрения любого москвича, домом, Илья, в сущности, был глубоко бездомным человеком. Все в этой квартире хранило отпечаток прошлой, давно исчезнувшей отсюда жизни, а ее нынешний обитатель умудрился оставить не больше следов, чем музейный сторож на общем облике музея. Давно умершие родители Ильи, съехавшие отсюда сестры, бывшая жена и забывший о нем сын – все эти люди как будто не исчезли вовсе, а остались какой-то своей частью здесь, отчего единственному живому человеку совсем не осталось места для жизни. Илья обосновался в самой маленькой и темной комнате, как уже успела заметить Маша. «Но теперь все должно измениться! Вон это жуткое гнилье, все в помойку! Неудивительно, что здесь нечем дышать!»

Ближе к восьми она закончила уборку, по банальной причине – кончились все моющие средства, которые удалось отыскать. Впрочем, Маша осталась довольна результатом. Ей даже удалось вернуть захватанному и засаленному кухонному гарнитуру первоначальный цвет, который оказался очень приятным – лососевым, с серебристой отделкой. Некогда гарнитур заказывала женщина, в этом не могло быть сомнений. Маша запретила себе гадать, кто это – мать Ильи или его бывшая супруга. Заглянув в комнату, где спал Павел, девушка убедилась, что тот свернулся калачиком, утих и больше не мечется на постели. Тогда она решила принять душ.

Позже, снова устроившись на кухне и удовлетворенно оглядевшись, Маша поправила намотанное вокруг головы полотенце, отыскала листок с записанными вчера телефонами и первым делом позвонила Анжеле. Она знала, что та всегда встает рано – из-за детей. Анжела ответила сразу.

– Слава Богу, нашлась! – воскликнула она. – Я уже вчера к твоим заходила, с дядей Гришей поздоровалась… Еле узнала, честное слово!

– Да, папа постарел, – машинально подтвердила девушка.

– А я, он сказал, совсем не изменилась! – радостно сообщила подруга.

– Брось, тебе четырнадцать лет никак не дашь!

– А разве он уехал, когда нам с тобой было… Точно, как время летит! – ужаснулась та. – Слушай, твои позавчера не знали, где ты находишься, меня допрашивали… Ты что, даже им не доверяешь?

– Нет, просто так получилось.

– Видела я, как ты на него смотришь, – после краткой паузы заметила Анжела. – Так нельзя.

– О чем ты? – Маша почувствовала, как у нее загорелись щеки. – Как – нельзя?

– Ну, он же видит, что ты у него в руках. Влюбилась по уши, вот что.

– Между прочим, – у девушки слегка сел голос, – это взаимно.

– Рада за тебя, только я бы не очень верила этому типу. Глаза хитрющие, и не знаю, каким он там был ментом… Больше на жулика похож.

– Мы поженимся, – оборвала ее Маша, и на этот раз пауза продлилась дольше.

Наконец Анжела откашлялась и деревянным голосом поздравила:

– Если так, то чего же лучше… Совет да любовь. А когда свадьба?

– Мы еще не думали об этом.

– А где будете жить? Тут, у вас? У него вообще есть какое-нибудь жилье? Смотри, может, он ради квартиры…

– Ему наша Азовская улица нужна, как олигарху – проездной на метро! – отрезала Маша. – У него квартира в «сталинке», пять минут от Тверской, шесть комнат, заблудиться можно. Сюда по билетам пускать надо, как в музей.

– Он что, бандит?! – затрепетала Анжела.

– Он их ловит, сколько можно! – не выдержав, повысила голос девушка. – А квартира от родителей осталась! Он из профессорской семьи, между прочим. Как и ты!

– А не скажешь…

– Да ведь и по тебе не видно, – съязвила Маша.

Это замечание неожиданно рассмешило подругу, которая вообще ни на кого не умела сердиться слишком долго. Отсмеявшись, та пришла в хорошее настроение и немедленно попросилась в гости:

– Шестикомнатная квартира на Тверской! Посмотреть бы хоть! А где на Тверской, ближе к Кремлю, или…

– К Белорусскому вокзалу. – Маша продиктовала адрес, оставленный Ильей, и, верная инструкции, замялась: – Только мне не очень удобно приглашать гостей. Ты понимаешь, я сама почти в гостях. Правда, весь день просижу одна…

– Короче, буду проходить мимо, заскочу! – пообещала Анжела, и было неясно, говорит она в шутку или всерьез.

Оставшиеся несколько минут они обсуждали преимущества жизни в центре, и Анжела снизошла даже до того, что передала Илье привет. Кладя трубку, Маша все еще улыбалась, но на душе у нее было отчего-то очень тяжело. «Анжела ни при чем, она сама пострадала. Приедет, я буду играть эту комедию с подвеской… Противно все, и ни к чему не приведет. Обзванивать всех знакомых?!»

Только сейчас она поняла, какой трудоемкой оказалась эта затея. Дело осложнялось тем, что номера находились в записной книжке ее мобильного телефона, а он со вчерашнего дня был отключен. К тому же она забыла попросить Илью купить ей зарядник.

«Значит, остаются те, кого я переписала. Андрей… Анна Петровна… А какое дело, скажем, Анне Петровне до того, где я теперь живу?! Она точно не спросит адреса и в гости не придет, хотя магазин рядом». Маша решила ограничиться только одним звонком, а именно – известить брата о своем новом адресе, тем более он-то живо интересовался ее делами.

Обычно в такое раннее время Андрей спал, но сейчас ответил сразу, стоило набрать номер.

– У тебя все в порядке? – В его голосе звучала тревога, и Маша снова поразилась тому, насколько близко он принимает к сердцу ее переезд. – Почему за вещами не приехала?

– Времени не было. А вы что там с Зоей, совсем окопались?

– Я имею такое же право находиться в нашей квартире, как и ты! – тут же ощетинился брат.

– Не лезь в бутылку, – посоветовала Маша. – Я ведь тебя не упрекаю, делайте что хотите, только кукол моих не трогайте. Мне и тут хорошо.

– Ты что, возвращаться не собираешься?

– Пока нет. Вот поживу в центре, привыкну к хорошему, так и вообще глаз не покажу на нашу Каховку.

– У него квартира в центре? Своя или съемная?

– Фамильная. Такие хоромы, Зоя умерла бы от зависти. Она же мечтает о красивой жизни!

– Оставь ее в покое, – проворчал Андрей. – Скажи лучше адрес и телефон. Я должен знать, как тебя найти.

Когда он все записал, не удержался от восклицания, в котором слышалась не то зависть, не то восхищение:

– Это же совсем рядом с моим театром! Здорово устроилась!

– Я еще нигде не устроилась, – возразила Маша.

Сообщать брату о своих планах насчет брака она сочла излишним. К тому же это могло вызвать язвительные замечания с его стороны, ведь она сама только что осуждала его за поспешную свадьбу. В гости Андрей напрашиваться не стал и лишь задумчиво повторил, что, судя по всему, она теперь живет в двадцати минутах ходьбы от его театра. Попрощались они скомкано. Где-то на заднем плане послышался голос Зои, и Андрей торопливо закруглил разговор.

Положив трубку, Маша еще раз сходила посмотреть, как спит Павел. Тот лежал, вольготно раскинувшись посреди широкой постели, разбросав вокруг себя подушки и криво укрывшись атласным стеганым одеялом. Его громкое дыхание было размеренным и глубоким, от сна лицо Павла порозовело и приобрело самый благостный, умиротворенный вид. Очевидно, пары алкоголя успели выветриться, и наконец наступила глубокая, безмятежная стадия сна. При свете начинающегося дня девушка осмотрела комнату и решила, что ее догадка верна. Это была женская спальня, а так как некоторые мелочи указывали на то, что хозяйка иногда тут бывает, принадлежать она могла только Рите. Брошенный на спинку кресла красный свитер, стопка книг, забытая на краю письменного стола, раскрытый глянцевый журнал, валяющийся на ковре в ногах кровати, – все это попало сюда совсем недавно. Журналу Маша обрадовалась. Сидеть на кухне без дела скучно, а читать что-то серьезное она сейчас была не склонна. Подкравшись к постели, она осторожно подняла журнал, прислушалась еще раз к дыханию спящего, с невольной жалостью разглядывая его одутловатое румяное лицо. Сейчас он был похож на большого упитанного мальчишку, и оттопыренные толстые губы придавали ему еще больше детскости. Внезапно он что-то пробормотал и пошевелился, будто почувствовав ее присутствие. Маша поторопилась выйти.

Она забралась с журналом обратно в постель, поставила рядом чашку со свежезаваренным чаем и дала себе слово обязательно дождаться Илью. Можно было позвонить ему, но это казалось неудобным – как-никак он на работе, и момент мог выдаться неподходящий. Перелистывая журнал, Маша почти не вглядывалась в иллюстрации. Ее мысли были далеко и все вертелись вокруг свадьбы. На этот раз не свадьбы брата, а своей собственной. Она впервые задумалась о том, как удивителен и важен такой день, и робко принялась обдумывать детали своего туалета – еще не зная, пригодятся ли эти идеи. Как нарочно, в журнале ей попалась статья о свадебных платьях, и она углубилась в чтение, безмолвно восхищаясь невестами в роскошных нарядах. «Такое мне не подойдет… Такое тоже – слишком вызывающе. Да состоится ли вообще какая-то свадьба?» Однако она кривила душой – Маша отчего-то совершенно не сомневалась в том, что Илья будет настаивать на самой пышной церемонии. «Это обойдется в кучу денег… Собственно говоря, за все придется платить Илье, у меня ничего нет!» Ей пришло в голову, что она до сих пор не имеет понятия, сколько зарабатывает ее жених, и эта мысль тут же насмешила ее, как нечто совершенно неважное. Когда она думала об Илье, неважным казалось все, кроме одного – уверенности, что он тоже ее любит.

Так, мечтая с журналом в руках, откинувшись на подушки и натянув до плеч одеяло, Маша согрелась и незаметно задремала. Звонок в дверь, прорезавший ее легкий сон, подействовал, как разряд электрического тока. Девушка подскочила и уронила журнал на пол. Вскочив, она спросонья поскользнулась на глянцевой обложке и едва не упала, наткнувшись на подвернувшийся стул с грудой одежды. Стул с мягким стуком повалился, увлекая за собой брюки и свитера Ильи. Чертыхаясь, все еще не придя в себя окончательно, Маша вылетела в коридор. Она вспомнила, что закрыла дверь изнутри на засов, а значит, Илья никак не сможет попасть в квартиру.

Девушка не меньше минуты мучилась, возясь с заевшим засовом, привинченным на дубовую дверь, по всей вероятности, не один десяток лет назад. Она задвинула его сгоряча, а теперь испугалась, что не сможет открыть вовсе. Наконец ей удалось расшатать в пазах заклинившую железную полосу, и, едва не ободрав себе пальцы, Маша открыла дверь.

То, что она увидела, было настолько неожиданно, что в первый момент девушка оцепенела. На площадке, залитой солнечным светом, щедро лившимся из высоко прорезанного окна, стояла Зоя – нарядная, улыбающаяся, теребящая в руках маленькую сумочку из красной лаковой кожи. Короткое серое платье, курточка из блестящего черного винила, огромные серьги-кольца и массивный золотой медальон – ее наряд был продуман так тщательно, будто она собиралась на важное свидание или собеседование. Маша невольно провела ладонью по растрепавшимся волосам: «А я, как всегда, черт-те в чем… В чужом халате».

– Который час? – хрипло спросила она, оглядев гостью с ног до головы.

Та, сознавая свою неотразимость, охотно позировала, изящно переступая красными сапожками на шпильках.

– Скоро одиннадцать. – Зоя слегка оттянула вверх рукав, бросив беглый взгляд на часы. – Ты спала? Извини…

– Ты что, на показ едешь? – спросила Маша, все еще не в состоянии опомниться от потрясения. Услышав, сколько она продремала, девушка окончательно растерялась. Ей самой казалось, что это состояние длилось не больше минуты. «Где Илья?! И что мне делать с его планом?! Подвеска в сумке… Придется ее позвать!»

– Нет, на кастинг, для одного фильма. – Зоя теребила сумочку, сжимая ее так сильно, что лакированная кожа поскрипывала. Только это и выдавало ее волнение. – Представляешь, историческая драма! Не какой-то там сериал! Мне подружка позвонила, сказала срочно приезжать, нужен как раз мой типаж… И они ищут неизвестное лицо, так и сказали – можно даже модель!

– Давай расскажешь все за чашкой кофе? – предложила Маша, окончательно собравшись с мыслями. Ее слегка лихорадило от Зоиного присутствия, и смысла этого явления она уж совсем не понимала, но было ясно одно – прогонять гостью нельзя.

Услышав приглашение, та на миг онемела и запнулась, но тут же снова заулыбалась. Ее глаза увлажнились:

– Боже мой, как я рада! Если бы ты знала, как мне надоело все время с тобой ссориться!

– А мне уж как надоело, – проворчала Маша, впуская ее в квартиру.

Зоя начала восторгаться еще в передней, явно стараясь закрепить зародившиеся приятельские отношения:

– Как тут стильно, как мило! Обожаю эти старые квартиры! А какой простор! Можно прямо кино снимать!

– Адрес тебе Андрей дал? – через плечо поинтересовалась Маша, направляясь в сторону кухни.

– Нет, не совсем… – призналась та. – Он его записал в блокнот и оставил у телефона, а я прочитала и сразу решила к тебе заехать. Мне по пути, и потом… Я хотела встретиться с тобой на нейтральной территории. Мне надо было извиниться…

– За что? – остановилась Маша, удивленная этим виноватым лепетом, так несвойственным ее будущей родственнице.

– За нашу свадьбу! – Зоя расширила глаза, в которых на этот раз стояли самые настоящие слезы. Ее голос заметно вздрогнул: – Если бы ты знала, сколько мы это обсуждали, как хотели перенести… Но перенести в нашем случае, значит, отменить, а деньги…

– Может, хватит? – Маша была не столько тронута, сколько удивлена. Встав к плите, она еще раз обернулась и увидела, что Зоя роется в сумочке, отыскивая носовой платок. – Все уже решено. Вас даже отец одобрил.

– Ничего не решено, если хочешь знать, – вытащив пачку бумажных салфеток, Зоя осторожно промокнула нижние ресницы. – Мы с Андрюшей все еще мучаемся… ищем выход…

– Что за новости? Впервые слышу!

– Думаешь, мне легко, что такой день будет омрачен… – плаксиво возразила та, скатывая в шарик мокрую салфетку. – Можно курить?

Маша кивнула на пепельницу, и Зоя, щелкнув зажигалкой, устроилась за столом.

– Андрей не знает, что я к тебе поехала, он бы меня отговорил, наверное. Знаешь, мне кажется, это он во многом виноват, что мы до сих пор не подружились. Он так старался держать между нами дистанцию… А я всегда хотела стать твоей подругой!

«Она не заболела?!» Маша изумленно выслушивала откровения гостьи, доставая чистые чашки и ставя на стол сахарницу. Одновременно она мучилась мыслью, как осуществить план Ильи – ведь брелок по-прежнему оставался у нее в сумке, а сумка валялась в спальне, где-то в углу…. Налив кофе, она приветливо улыбнулась Зое, чем окончательно повергла ее в умиление:

– Сейчас приду. Я на минутку.

– Да-да, – та привстала, провожая Машу взглядом. – Может, чем-то помочь? Всегда говори мне, если что-то нужно…

«Сама доброта, даже противно!» Девушка торопливо прошла в спальню и, отыскав брелок, зажала его в кулаке. Ее мысли лихорадочно метались, она понимала, что все идет несколько не по сценарию, придуманному Ильей. Главным препятствием было то, что сам он находился вне дома и, следовательно, не мог бы проследить за Зоей, если… «Да не посмеет она украсть брелок!»

И все же Маша решилась позвонить. Второй телефонный аппарат стоял в спальне Ильи. Порывшись в блокноте, она нашла его визитку и набрала номер мобильного. Мужчина ответил сразу, будто держал телефон в руке:

– Ты, Маш? Что случилось? Я скоро приеду.

– А у меня уже сидит один гость, – громким шепотом сообщила девушка. – Твой план сработал. Прямо сразу приехала.

– Кто?! – Илья тоже заговорил драматическим шепотом.

– Зоя!

– Невеста твоего… Одна пришла? Никто там на лестнице не ждет?

– Я не заметила. Разве что этажом ниже.

– Дверь за ней заперла? Где она сидит вообще?

– На кухне. Кофе пьет. Илья, что делать?

После секундного раздумья тот приказал:

– Все делай по плану, только оставь брелок в ванной, на раковине. В шкафчике в углу – аптечка, достань там спрей от ожогов, поставь рядом с брелоком. Иди на кухню, сделай вид, что палец обожгла, попроси ее сбегать в ванную, принести с раковины спрей. Брызни потом себе на палец. Белыми нитками шито, но должно сработать. Все, давай!

– А ты?! – У Маши тревожно заколотилось сердце, потому что она почувствовала – собеседник тоже взволнован.

– Буду через десять минут. Встречу ее у подъезда. Какая из себя?

– Блондинка, серое платье, черная лаковая куртка, красные сапоги и сумочка, – быстро отчиталась Маша и испуганно добавила: – Ты думаешь, она решится?

Но Илья уже отключил телефон и ее не слышал.

В ванной Маша пробыла не больше минуты – спрей сразу нашелся, она пристроила его на бортике раковины, рядом с брелоком, и торопливо вернулась в кухню. Зоя встретила ее мечтательной улыбкой:

– Как прекрасно, когда все только начинается, правда?

– Что начинается? – насторожилась Маша, подходя к плите. Ей следовало каким-то образом имитировать ожог, поэтому она снова включила газ и принялась варить следующую порцию кофе.

– Ну, роман, – пояснила та, прикрывая влажные голубые глаза. Они были так безмятежны, что казались нарисованными на ее фарфорово-белом лице. – Ни часа нельзя друг без друга прожить, постоянно перезваниваться хочется… У тебя сейчас как раз такая стадия, да?

– Давай лучше поговорим о вашей свадьбе, – в сердцах предложила Маша, сдвигая джезву с огня. Дальнейшее произошло будто помимо ее воли, хотя позже она была убеждена в том, что ее руки просто осуществили заданную им установку на ожог. Джезва, полная кипятка, опрокинулась набок, заливая плиту, зашипела горячая конфорка, полетели брызги, и Маша едва успела отпрыгнуть.

Зоя с криком вскочила из-за стола, бросилась на помощь и сама могла убедиться, что на правой руке выше запястья у Маши стремительно проступает красное пятно.

– Беги в ванную, неси спрей от ожогов! – Вместо боли и страха девушка ощущала какой-то странный кураж. Ей было почти весело оттого, что она в самом деле обожглась. – Там на раковине, сразу увидишь!

Сочувственно повизгивая, Зоя исчезла, а девушка успела перевести дух и порадоваться тому, что удалось легко отделаться. Ожог был не серьезный, обычно она посыпала такие пищевой содой и вскоре забывала о них. Главное – сцена получилась очень натуральной, и Зоя просто не могла ничего заподозрить. Через полминуты та вернулась со спреем и настояла на том, чтобы обработать ожог самостоятельно. После чего, усадив Машу на свое место, встала к плите и, вооружившись мочалкой, досуха вытерла плиту, даже не попросив резиновых перчаток.

Маша была окончательно сражена. Все действия Зои оставляли у нее впечатление какой-то навязчивой демонстрации, а уж то, что она не пощадила маникюра и осквернила свои холеные пальцы мытьем плиты, явно выходило за рамки женской друж– бы. «Анжела не сделала бы этого для меня, а я для нее, – думала Маша, наблюдая за тем, как суетится гостья. – Чего ради? Плита может и так постоять. Зое что-то нужно от меня, а что – загадка!» Идти в ванную и проверять, не исчез ли брелок, Маша сочла преждевременным. По ее расчетам, Илья уже приехал и караулил у подъезда. «Успею ему позвонить, пока она будет спускаться!»

Закончив уборку, Зоя взглянула на часики и ахнула:

– Боже, почти опоздала! И как назло, сегодня я не на машине, она в автосервисе застряла… Прямо хоть не иди… – Она обняла Машу и расцеловала воздух по обе стороны ее лица: – Все-все, бегу! Ведь мы же теперь друзья, правда? Ты увидишь, у нас столько общего! Приезжай ко мне в гости, можешь взять своего парня, я буду рада!

Маша не затруднила себя ответом, чувствуя, что Зое вполне достаточно собственной болтовни. Она уже надеялась, что благополучно выставит ее из квартиры, но ее ждало еще одно непредвиденное испытание. В прихожей, рядом с входной дверью, они наткнулись на Павла, совершенно одетого и страшно смущенного.

– Ты что, удрать хотел? – бесцеремонно спросила Маша. – А где «доброе утро»? Я тебе вчера ананас на закуску резала, Илья с тобой, как мать родная, возился… Продрых до полудня на чужой постели, а теперь сбегаешь?!

– Слушай, мне так неловко, – пробормотал тот, пряча взгляд опухших глаз.

Павел явно не привык к ощущениям похмелья и оттого казался особенно несчастным. К тому же его ужасало присутствие еще одной, незнакомой девушки, да еще такой нарядной и привлекательной. Зоя смотрела на него с сочувственной тонкой улыбкой, показывавшей, что она готова все понять и простить.

– И у меня встреча назначена, – откашлялся Павел, продвигаясь все ближе к двери. Он говорил странным, не своим голосом, будто у него что-то застряло в горле. – Маша, прости, сам не понимаю, как так получилось… Извинись перед Ильей.

– Иди уж. – Сжалившись, девушка сама открыла перед ним дверь. – Кстати, огромное спасибо за ракетку!

Тот боком выскользнул на площадку и, махнув рукой, принялся остервенело жать кнопку вызова лифта. Зоя вышла за ним и, обернувшись, послала Маше воздушный поцелуй:

– Созвонимся!

Захлопнув дверь, Маша понеслась в ванную комнату. Бросив беглый взгляд на раковину, она вернулась в спальню Ильи и торопливо набрала его номер.

– Брелок на месте! – выдохнула она в трубку. – А ты где?

– Во дворе, в машине сижу, – откликнулся тот. – Мне кажется или ты расстроилась?

– Да… То есть, конечно, нет!

Маша сама не могла понять, какие чувства испытала, убедившись, что Зоя не проявила никакого интереса к коралловой подвеске. Этот непонятный всплеск услужливости и дружелюбия также был совершенно необъясним. Только с большой натяжкой девушка могла допустить, что будущая невестка явилась из простого любопытства. Скорее, та решила убедиться, что ее вечный недруг покинул поле боя – ведь человек, поглощенный личными делами, перестает интересоваться окружающими.

– Вот они выходят, сразу оба, – понизил голос Илья. – Значит, Пашка проспался? Да, эффектная девушка.

– Все мужчины так думают, – сухо согласилась с ним Маша.

Почувствовав натянутость ее тона, Илья коротко рассмеялся:

– Знаешь, я бы лучше сунул голову в микроволновку, чем пригласил ее на свидание. Этот тип женщин мне знаком. В основном с ним и работаю – эти крашеные лисички мне уже снятся… Знаешь, они умеют отсуживать у бывших мужей колоссальные деньги!

– Что ты там сидишь? – борясь с наползающей на губы улыбкой, спросила девушка. – Поднимайся, у меня кофе на плите.

* * *

За поздним завтраком они обсудили визит Зои и пришли к одному выводу – явилась та неспроста, имея какую-то цель, кроме примирения.

– Но не твой брелок, – подвел итоги Илья. – А здорово было бы сразу кого-то сцапать! Я уж приготовился к преследованию, слишком быстро она явилась!

– Так быстро, будто по важному делу, а оказались такие пустяки, – недоумевала Маша. – И кому мне еще позвонить? Анжелу исключаем сразу. Она не может быть причастной.

– Это только твое личное мнение! А между прочим, ваш дворовый пес ее знает, и он на нее не лаял бы, если бы она разбила окно!

– Илья, она ничего мне не подкидывала и тем более ничего у меня красть не будет! – убежденно произнесла девушка. – Кто угодно, но не она!

– Хорошо, тогда твоя цель – вызвонить этого «кого угодно». Начинай прямо сейчас. – Он был заметно раздражен – либо ее глухим сопротивлением, либо чем-то еще. Услышав, что Машин телефон давно разряжен, Илья развел руками: – Куда это годится! Одевайся, купим зарядник и еще что-нибудь заодно. Раз уж ты у меня живешь, пора набить холодильник.

В ответ на ее предложение съездить к ней домой и забрать кое-какие вещи последовал немедленный отказ. Илья мотивировал его тем, что путь неблизкий, а время для поездки неудачное.

– По пробкам проездим весь день. Лучше ближе к полуночи сгоняю.

«Еще недавно он таким расстоянием не стеснялся, приезжал и утром, и вечером», – подумала девушка, но возражать не стала. Возбуждение, охватившее ее после визита Зои, схлынуло, оставив после себя смутное разочарование. Теперь Маша понимала, что предпочла бы, чтобы именно Зоя украла брелок. На миг она испытала нечто вроде раскаяния – впервые по отношению к будущей родственнице. Ее уколола случайная мысль: «А что, если та все время была искренна и в самом деле хотела со мной дружить?!»

Она быстро собралась, и когда снова появилась перед Ильей, он окинул ее скромный наряд критическим взглядом:

– Все в черных тонах, хорошо… будет заметен брелок. Повесь на шею, он же у тебя на шнурке?

– Как, надеть на выход? – Девушка невольно прикрыла рукой горло. – По-прежнему собираешься ловить на живца?

– Пытаюсь, – буркнул тот. – Вот будет комедия, если твои браслет и брелок окажутся никому не нужны… Есть и такой вариант, тем более браслет оставили в кармане у трупа.

– Но ты же предполагаешь, что есть какой-то чемодан? – Маша уже вернулась из ванной комнаты, прилаживая подвеску на груди. На фоне черного свитера кораллы особенно бросались в глаза.

Она набросила куртку, зашнуровала ботинки и вдруг поняла, что боится покидать эту квартиру, с которой уже успела сжиться. Ей было тем более тревожно, что Илья, казалось, думал о чем-то своем и совсем перестал встречаться с нею взглядом. Этого взгляда ей не хватало физически – как свежего воздуха или глотка воды. Маше стало страшно, когда она осознала, какую власть возымел над нею этот человек, еще недавно посторонний. Она нерешительно улыбнулась:

– Или ты уже и в чемодан не веришь? Илья, слышишь меня?

Очнувшись, тот вздрогнул и посмотрел на девушку в упор. У него был вид внезапно разбуженного человека.

– Что, прости? Знаешь, у меня выдалось очень неудачное утро. Упустил след, подвел клиента… Тут еще твоя Зоя дурацкая… Ладно, идем. И постарайся не вертеть головой. По сторонам буду я смотреть.

– Думаешь, за мной могут следить?

Мужчина пожал плечами, и она, уловив его нежелание говорить, тоже замолчала. В лифте Илья закрыл глаза, и Маша не сводила взгляда с его лица все время, пока кабина ехала вниз. Ее не покидало ощущение, что он отдалился от нее, и девушка боролась с нараставшей паникой. «А может, я ему уже надоела?! Так скоро?! – Эта мысль, раз появившись, уже не оставляла ее. – Вдруг он не способен на долгие отношения… Все, как говорила его сестра… Говорят, мужчины привыкают жить одни и не хотят потом жертвовать свободой!» Лифт остановился. Маша перевела дух, найдя в себе силы улыбнуться открывшему глаза спутнику. Она твердо решила не тормошить его расспросами, чтобы не создалось впечатления, будто она посягает на ту самую свободу. Илья, казалось, пришел в себя. Во всяком случае, он улыбнулся в ответ и не отвел глаз.

– Как дела? – шепнул он.

– Отлично, – в тон ему ответила Маша.

Дурные мысли мгновенно ее оставили, теперь она поражалась, что могла сомневаться в этом человеке. В таком радужном настроении она и направилась вместе с ним за покупками. Машину Илья решил не брать, так как все нужные магазины располагались неподалеку, и к тому же, пояснил он, так легче было отследить, не идет ли кто следом. Уже через пять минут, в парфюмерном отделе супермаркета, мужчина заявил:

– Никого. Все-таки у меня начинается паранойя. Я думал, тебя будут пасти.

– Я тоже начинаю думать, что мы переоценили этот браслет с подвеской, – призналась девушка, не отрывая взгляда от прилавков со средствами для ванны и душа. – Мне столько всего надо, у тебя же ничего нет! Возьму хотя бы это… И вот этот шампунь…

Илья подставил корзину, и пока она укладывала покупки, вполголоса продолжал:

– Напасть на твою подружку тот тип мог с целью простого грабежа, а не по заказу… И убить его могли из-за другой истории. Тогда никому от тебя ничего не нужно, и все бы хорошо… Но остается вопрос – что оно значит, твое наследство. И кто подкинул вторую часть?

– Знаешь, а я бы тогда не стала ничего выяснять, – призналась Маша. – Я и так счастлива.

– Правда?

– Ты еще сомневаешься…

– А я-то как счастлив, – задумчиво проговорил он. – Если бы ты знала, как мне осточертела эта волчья жизнь! Ни семьи, ни дома настоящего, куда хочется возвращаться… Я вообще забыл, что это такое – когда тебя кто-то ждет.

– Я тебя всегда буду ждать! – Маша почувствовала, как на глаза у нее наворачиваются слезы. – Я тоже знаю, что такое одиночество…

Она замолчала, увидев приближающуюся покупательницу с тележкой, и вовремя – Маше вовсе не хотелось впадать в патетику. Она молча пожала руку Илье, и тот, внезапно притянув к себе девушку, крепко поцеловал ее в губы. После, как ни в чем не бывало, он повернулся к прилавку:

– Здесь все? Пошли в продукты.

Они возвращались с полными пакетами, и по дороге домой Илья еще несколько раз проверял, не следит ли кто за ними. Машу это только забавляло – сама она окончательно утвердилась в мысли, что ее страхи были преувеличены. Ее радовало все – солнечный день, оживленные улицы, заставленные машинами тротуары, по которым приходилось пробираться чуть не боком… Главное – Илья окончательно стряхнул с себя хандру и вновь пришел в хорошее расположение духа. Он даже извинился:

– Ты уж не обращай внимания, если я буду дергаться из-за работы. Сколько лет в этом компоте варюсь, а никак не могу смириться, что не все удается. Мне надо было этим утром подкараулить, как одна дамочка выйдет из квартиры любовника, и заснять ее, а она, оказывается, уехала в час ночи… Они поссорились.

Маша очень высоко оценила то, что Илья вдруг разговорился о своей работе. Хотя подробности чужих бракоразводных процессов не слишком ее интересовали, она понимала, что они также должны стать частью ее жизни, если она собирается строить семью с Ильей. А он, внезапно воодушевившись, продолжал:

– Эта дамочка не первый раз меня обманывает, и у меня уже такое чувство, будто она знает о слежке. Знаешь, иногда они сами идут на контакт и пытаются перекупить сыщика.

– И ты перекупаешься? – Маша задала этот вопрос без задней мысли и тут же вспыхнула, поняв, что Илья может услышать в нем намек на давнюю историю.

Однако тот лишь качнул головой:

– Ни-ни! Я собака одного хозяина. Можно есть из двух мисок сразу… Но недолго. Потом получишь пинка под зад. Однажды я уже потерял работу, когда пытался всем угодить.

– Это… то дело, которое ты закрыл? – осторожно уточнила девушка.

– Я – его, а оно – меня, – отшутился Илья, однако его глаза вдруг сделались очень невеселыми. Они померкли и будто глубже ушли в глазницы. – Знаешь, не стоит об этом говорить. Чувствую себя так, словно снова вывалялся в дерьме. – И, уже сворачивая в свой двор, пообещал: – Когда-нибудь я тебе все расскажу.

Маша молча шла за ним, сжимая в объятьях порвавшийся пакет и ругая себя за то, что направила разговор в опасное русло. «Никаких тем о продажности и неподкупности! Рита была права – об этом говорить нельзя! Еще счастье, что он не огрызнулся, да еще решил во все меня посвятить… Значит, правда любит! Родную сестру не простил, а мне все можно!» Последняя мысль уколола девушку, вдруг напомнив ситуацию, в которой оказалась она сама, после того как в жизни брата появилась Зоя. Если бы Машу спросили, кому из них двоих Андрей готов простить все, она бы тотчас назвала Зою. На ее собственную долю оставались лишь упреки и претензии.

Они уже подходили к подъезду, когда в глубине двора хлопнула дверца машины и их окликнул резкий, слегка гортанный женский голос:

– Погодите, стойте!

Маша увидела Риту – та стояла возле чистенькой черной «Тойоты» и призывно махала рукой. Илья остановился и взглянул на сестру с таким изумлением, будто впервые за долгое время вспомнил о ее существовании. Та тем временем подошла к застывшей паре и прежде всего обняла Машу за плечи и расцеловала ее в обе щеки.

– Я уж уезжать собралась… Привет, дорогая, рада тебя видеть! – горячо произнесла она и тут же повернулась к брату: – А к тебе у меня вопрос. Сейчас была у нас, и объясни мне, пожалуйста, кто это ночевал в моей комнате?!

– Кто спал на моей постели и всю ее измял? – иронически подхватил Илья. Он сразу подобрался, в его голосе зазвучал вызов: – Переночевал один приятель, тебе жалко?

– Мне не жалко, но я против. – Дав этот странный ответ, Рита снова обернулась к Маше: – А я к тебе приезжала, хотела еще раз твой альбомчик посмотреть. У нашего главврача скоро юбилей, а так как она полу женского, то и в пятьдесят лет кукле обрадуется. Мы бы скинулись, купили. Сколько это будет стоить?

– Смотря по кукле, – растерялась Маша, пытаясь поудобней подхватить расползающийся по швам пакет. – И сейчас у меня готовых на продажу нет, то есть всего одна…

Она вспомнила о кукле, которая так и не была сдана в магазин и побывала вместе с ней в театре, на «Норе» Ибсена. Внезапно Маша нашла сходство между куклой и героиней драмы – легкий пышный наряд, легкомысленное и вместе с тем загадочное личико, окруженное щедрой волной вьющихся локонов… С виду пустая, но скрывающая некую тайну.

– Она в костюме конца девятнадцатого века, – уже бодрее сообщила девушка. – Очень нарядная. Ее зовут Нора.

Самых удачных кукол она, как правило, называла, правда, только про себя. Рита пожала плечами:

– Нора так Нора. Сколько стоит?

– Знаете, дамы, – вмешался примолкший было Илья, – мне надоело тут стоять с пакетами. Рита, поднимайся с нами, пообедаем. Мы кучу всего купили.

– Не знаю… – замялась та, бросая на брата быстрый оценивающий взгляд. – Разве что бутерброд перехвачу, мне к трем в больницу.

В ее голосе не звучало воодушевления, и все-таки она не отказалась. Они поднялись в лифте (женщина, как отметила Маша, глаз не закрыла и молиться не стала), вошли в квартиру, и девушка избавилась наконец от пакета, который стал казаться в два раза тяжелее, чем в магазине. Она выпрямилась, отряхивая руки и переводя дух, и поймала на себе странный, остекленевший взгляд Ильи. Тот смотрел ей на грудь, туда, где висел коралловый брелок. Маша тут же коснулась его, убедившись, что подвеска на месте.

– Уф, думала, потеряла! – выдохнула она. – Илья, что такое?

– Ключа нет, – одними губами выговорил мужчина.

Сорвав с шеи шнурок, Маша сама убедилась, что ключа на подвеске действительно не было. У нее потемнело в глазах, и она будто очень издалека услышала голос Риты, восторгавшейся на кухне небывалой чистотой мебели.

– Маша, это ты все отмыла?! – кричала она. – Боже, я ведь забыла, какого все это цвета! А помнишь, Илюха, как все к вам на экскурсию ходили, тогда ведь таких кухонь в Москве не было!

– Она нас все-таки провела, эта лиса! – Илья оттянул пальцем ворот свитера, будто ему вдруг стало трудно дышать. – Машка, назови меня идиотом!

Но та молчала. Перед ее глазами вдруг появилось сконфуженное лицо Павла, прячущего взгляд, боком пробирающегося на лестницу. «Романтические воспоминания? – прозвучал его ироничный голос. – У меня у самого набор таких чемоданов. “Феличита”».

– Когда пропал ключ? – бормотал Илья, стискивая руки и с надеждой заглядывая девушке в глаза. – Был он на месте, когда мы выходили? Может, на улице отцепился?

– Может… Да… – словно просыпаясь, невпопад ответила она. – Нет, я брелок не разглядывала, даже не думала… Может, и был ключ. А может, нет.

– Ты могла потерять и на улице, – простонал Илья. – Это я виноват, заставил тебя надеть, сейчас бы знали точно, что это Зоя взяла! Ты пакет на обратном пути тащила, к груди прижимала – мог ключ отцепиться?!

– А если в пакете? – предположила Маша.

Они вдвоем перерыли все покупки, но ничего не нашли. За этим занятием их застала Рита, выглянувшая наконец из кухни.

– Что это вы? – удивилась она, окидывая взглядом парочку, сидящую на корточках среди разорванных пакетов и груды покупок. – Забыли что-то?

– Потеряли! – Илья отбросил в сторону последний пакет и закрыл лицо руками.

Так он просидел, совершенно неподвижно, с минуту. Сестра смотрела на него со все возраставшим изумлением. Маша, встретив ее взгляд, покачала головой, предупреждая возможные расспросы.

– Лучше я поеду, – сказала Рита, поняв эту безмолвную демонстрацию. Ее никто не останавливал. Перешагнув через разбросанные покупки, Рита пробралась к двери и напоследок оглянулась, взглянув на брата уже с настоящей тревогой. Маше она сказала только два слова: – Помнишь, кукла?

Девушка кивнула, и дверь за Ритой закрылась. Илья тут же отнял ладони от лица. Растрепанные волосы и дикий взгляд придавали ему отчаянный вид.

– Я виноват, – хрипло повторил он. – Сейчас побегу по нашему маршруту, в супермаркете буду спрашивать, но сам знаю, зря. И все даже хуже, чем я сперва подумал. Мы не можем подозревать только ее. Тут был еще один человек.

– У него есть чемоданы той же фирмы, – торопливо поддакнула Маша, радуясь уже тому, что Илья вообще заговорил. – И брелоком он сразу заинтересовался. И знаешь, что странно? Пашка появился из ниоткуда, спустя столько лет, я ведь его четыре года не видела!

– Кто бы это ни был, мы его упустили. – Илья остановил на ней измученный, разом погасший взгляд. – Сейчас он или она уже добрались до твоего наследства. Или доберутся. Кто-то да знает, что отпирает этот ключ. – И горько усмехнувшись, добавил: – Твои куклы, этот ключик… Знаешь, какую сказку все это напоминает?

– «Буратино»? – Девушка придвинулась к Илье и осторожно склонила голову ему на плечо. – Не расстраивайся так ужасно. Мне вот ничего не жаль. Совсем. Ты же знаешь.

– Я не рассчитал… Ошибся. – Он обнял ее и притянул к себе. – Сам себя перехитрил. Но кое-что, по крайней мере, становится ясно. Одна подвеска ничего для них не значит, так же как браслет. И если их целью был ключ, то теперь тебе ничего не должно угрожать. Хоть какое-то утешение!

И Маша, спрятав лицо у него на груди, прошептала, что этого ей вполне достаточно.

Глава 12

Это был странный день, весь прошедший под знаком утреннего происшествия, состоящий из недомолвок и оборванных фраз. Пока Илья прочесывал их маршрут в надежде найти отцепившийся ключик, Маша хозяйничала – размещала в холодильнике продукты, а в ванной – только что купленные мелочи, наводила порядок всюду, куда успевала повернуться, готовила обед. Когда Илья, спустя два часа, вернулся ни с чем, они вместе пообедали, после он тут же ушел к себе в комнату, а она в одиночестве мыла посуду… И, чтобы она ни делала, Машу преследовало ощущение, что Илья едва замечает ее присутствие. Он механически ел, не обращая внимания на вкус пищи, встал из-за стола, забыв сказать «спасибо», после лежал на разобранной постели в спальне, глядя в телевизор, работавший без звука и настроенный, как с удивлением убедилась Маша, на канал, передающий одни мультфильмы. За все время он обронил несколько слов, которые свидетельствовали об одном – его мысли по-прежнему вертелись вокруг неудачи с брелоком. В конце концов девушке надоели эти сетования, и она, присев на край постели, с укором произнесла:

– Сколько можно себя грызть из-за мелочи! Ты даже не заметил, что было на тарелке! А я ведь не так часто готовлю, мне нужно одобрение!

– Что было? – Тот с трудом отвел взгляд от экрана. – Нет, почему… Креветки с рисом.

– Размороженные креветки и рис в пакетиках… – вздохнула Маша. – В следующий раз постараюсь приготовить что-то настоящее.

– Мне все понравилось, – неубедительным тоном заявил Илья. – Скажи лучше, как найти твоего Пашу?

– Опять! И какой он мой?!

– Хорошо, моего. – Мужчина сел и, взяв пульт, выключил наконец телевизор. – И не раздражайся, пойми, для меня это уже дело чести. Так проколоться на чепухе! Ведь любую вещь можно украсть по частям! У тебя есть его телефон? Про Зою не спрашиваю, ей от тебя некуда деться.

– Есть его визитка, несколько телефонов… Что ты собираешься делать?

– Опять приглашу его в гости. И Зою тоже, пусть приезжает с твоим братом.

– О, Боже мой… – Маша устало откинулась на подушки. – Значит, не будет спокойной жизни! Ты иначе не можешь?

– Знаешь, я – псих! – с неожиданной прямотой признался Илья. – Пока не доведу дело до конца, не могу выбросить из головы. Даже не в наследстве дело, хотя, получается, ты его из-за меня потеряла! Меня провели – ты понимаешь?!

Внезапно девушка села и прислушалась. Далеко, на кухне, ожил забытый ею на столе мобильный телефон, поставленный на зарядку. Она даже обрадовалась предлогу прервать тягостный спор и выпрыгнула из постели.

Номер, отобразившийся на дисплее, был ей незнаком, и она ответила не без колебаний. В трубке раздался спокойный мужской голос:

– Можно Марию Баскакову?

– Это я, – еще больше насторожилась Маша.

– Мы с вами виделись позавчера, в понедельник. Я веду ваше дело. Амелькин, Николай Петрович.

– Мое дело… – растерянно повторила девушка, только сейчас заметив бесшумно возникшего в дверях Илью. Тот вопросительно поднял брови, Маша прижала палец к губам, призывая к полной тишине. – Конечно, я помню. Браслет уже можно забрать?

– А вас только это волнует? – иронично поинтересовался мужчина.

– Что-то новое появилось? – Маша снова взглянула на Илью, который подошел совсем близко, прислушиваясь к голосу, звучащему в трубке. На его лице появилось выражение брезгливой неприязни, он то ли услышал, то ли догадался, кто звонит.

– Нужно, чтобы вы приехали. – Амелькин говорил сдержанно и веско, как человек, знающий себе цену. – Потому что, Мария… э… Григорьевна, появился вопрос лично к вам.

– Относительно браслета? Дело в том, что…

– Относительно трупа, – отрезал следователь, внезапно рассердившись. – Мне что, повестку присылать? Рассчитываю, что так придете.

– Конечно, если надо… – Девушка окончательно стушевалась. Договорившись о времени визита и нажав кнопку отбоя, она развела руками: – Вот, придется прямо сейчас ехать. Лучше уж не откладывать, а то ночью спать не смогу. Ты со мной?

– А меня разве приглашали? – неожиданно желчно осведомился Илья.

– Нет, но…

– Даже не думай ему ляпнуть, что со мной живешь! – Взяв со стола сигареты, мужчина закурил и принялся расхаживать взад-вперед по кухне, отшвыривая ногой попадающиеся ему на пути табуреты. – Не знаешь меня, не общаешься со мной, поняла? Я привел тебя к нему один раз, помог, и все!

– Зачем такая конспирация? – Маша была обескуражена тем, что Илья так решительно отстранился от этого малоприятного визита. Сама она не испытывала никакого желания вновь встречаться со следователем и узнавать некие новые факты относительно убитого. – Что изменится, если он узнает?..

– Нечего ему узнавать! – отрезал Илья, остановившись в шаге от нее. Его глаза потемнели и сузились, взгляд лихорадочно метался, будто в ожидании удара. – Поедем вместе, но я тебя высажу в квартале от управления. Подожду… Да хоть в том кафе, где мы сидели.

– А что мне ему говорить, если он прямо спросит, встречаемся мы с тобой или нет?

– С какой радости он это спросит? – насторожился мужчина.

Маша запнулась. Она тщательно скрывала свою осведомленность обо всем, что касалось Амелькина, и, в частности, свой визит к нему. Девушка вовсе не была уверена, что Илья придет в восторг, узнав, как она по собственной инициативе разыскала его телефон и узнала подробности его увольнения. «Даже хорошо, что он со мной не пойдет!» – мелькнуло у нее в голове, и она нерешительно улыбнулась:

– Не знаю, он так странно на нас с тобой посматривал… будто пытался понять, в каких мы отноше– ниях?

– Разве он вообще на нас смотрел? – озадачился Илья. – Я не заметил.

– Мужчины таких вещей не замечают, – авторитетно возразила она, почувствовав твердую почву под ногами. – Он нами явно интересовался. Мной и тобой.

– Сплетник чертов… – Процедив это нелестное замечание сквозь зубы, мужчина тут же замолчал, будто опасаясь сказать лишнее.

У Маши рвалось с языка множество вопросов, но она тоже предпочла сдержаться. Время для откровений было явно не подходящее.

Она мгновенно собралась, ей даже переодеваться не пришлось, девушка вторые сутки ходила в одной и той же одежде. Когда они покидали квартиру, Маша напомнила:

– Нужно будет еще заехать за вещами, у меня ведь ничего тут нет… И кукла осталась недоделанная.

– Потом, все потом, – рассеянно ответил тот, так что девушка даже не сразу поняла, что ей отказывают.

Она хотела было возмутиться, но тут же поняла, что Илья попросту ее не услышит. Он выглядел полностью погруженным в свои мысли, и за все время, пока они ехали через пол-Москвы, едва обронил несколько слов, и все они касались уличного движения.

На встречу Маша прибыла на час позже условленного – как ни старался Илья избегать пробок, двигаясь окружными путями. Амелькин с неудовольствием посмотрел на запыхавшуюся визитершу, влетевшую в его кабинет.

– А если бы я уехал? – наставительно произнес он. – А если у меня другая встреча назначена? Никогда больше так не делайте.

Эта фраза покоробила девушку, в ней как будто слышалось обещание встретиться еще не раз. На– хмурившись, Маша извинилась и присела к столу, заваленному папками и бумагами.

– Вот у нас тут обнаружились кое-какие подробности… – тягуче начал следователь, близоруко всматриваясь в содержимое лежавшей перед ним папки. – Касательно вашего трупа.

– Моего?! – возмущенно привстала девушка.

– Да вы не волнуйтесь… Садитесь… – Амелькин говорил отрывисто и нехотя, будто выдавливая слова из одолжения. – В общих чертах вам ведь все известно… Утром, десятого числа, в половине восьмого, было найдено тело мужчины… застреленного… – Тут он неожиданно, громко и со вкусом зевнул. – …на пустыре, рядом со строящимся домом… Ну, вы знаете где.

– Я знаю, конечно, где эта стройка, – не выдержала девушка. – Рядом живу. Что тут нового?

– Нашелся свидетель! – Амелькин поднял на нее сонные, печальные глаза. – Жительница соседнего дома, в котором, собственно, вы тоже проживаете… даже в одном подъезде, кажется… Может быть, знакомы?

– Татьяна Егоровна?!

Имя соседки-сплетницы с третьего этажа выскочило у Маши само, она и себе не смогла бы объяснить почему. В следующий миг она пожалела о своей несдержанности. Из глаз Амелькина мигом исчезла сонливость, взгляд стал острым и неприятно-пристальным.

– Точно, она. – Он даже заговорил быстрее, будто проснувшись. – Татьяна Егоровна Мерзлякова. Оказалось, она рано утром, в районе половины седьмого, ходила в дежурную аптеку за лекарством для внучки. Возвращаясь, шла как раз мимо той стройки, там всего одна дорога – асфальтированная полоса вдоль забора. Два человека не разойдутся.

– Она видела кого-то? – Маша заерзала на стуле, внезапно показавшемся ей очень жестким и неудобным. – Я потому ее назвала, что она всегда в курсе всех дел… Все видит, все замечает.

– Местная сплетница, что ли? – сострадательно заметил Амелькин.

– Нет, но… Короче, да! – призналась девушка. – Я бы не стала верить каждому ее слову… Но внучка у нее действительно постоянно чем-то болеет.

– Кто сейчас сплетничает? – с тонкой улыбкой осведомился мужчина, окончательно смутив собеседницу. – В общем, надо сказать, нам с гражданкой Мерзляковой очень повезло, потому что сперва я считал, что дело это безнадежное. Вы не представляете, как мало свидетелей обычно находится! Люди знают и молчат. Боятся мести. А особенно если такого вот убили. Убили и убили – кому его жалко? А эта женщина не поленилась, нашла время, сама к нам пришла.

– Татьяна Егоровна видела убийцу? – Девушка окончательно потеряла терпение. Тратить время и нервы на философские рассуждения следователя она считала не очень заманчивой перспективой.

Тот, продолжая улыбаться, кивнул:

– Убийцу не убийцу, но она видела, как из пролома в заборе, того самого, за которым обнаружили труп, выбежал человек. Сперва он бросился в ее сторону, но заметил женщину, развернулся и побежал в другую. Однако она успела рассмотреть его.

– В полседьмого утра? – усомнилась Маша. – Темно же еще…

– Верно мыслите, я то же самое ей сказал, когда она сидела вот на этом стуле! – Амелькин удовлетворенно кивнул головой, будто замечание визитерши пришлось очень кстати. – Я спросил, не носит ли она очков, какое у нее зрение, и представьте, у этой пожилой женщины оно куда лучше, чем у меня! Оба глаза – единица! Так что, если учесть, что та девушка выскочила прямо у нее под носом, то…

– Девушка? – уточнила Маша, устав следить за пустыми рассуждениями следователя. У него была настолько изматывающая манера речи, потопляющая собеседника в мелочах, что факты совершенно в ней терялись. Оттуда выбежала девушка?

– А я разве сразу не сказал? – огорчился тот. – Да, молодая девушка, в джинсах, в куртке, очень стройная, среднего роста. Татьяна Егоровна даже уверяет, что лицо разглядела. Зрение, достойное восхищения…

Наступило молчание. Маша смотрела на Амелькина, ожидая продолжения, и с каждым мгновением ей делалось все больше не по себе. Его минутное оживление прошло, теперь он снова опустил взгляд в бумаги и весь как-то осел в кресле, будто лишившись позвоночника. Внезапно он напомнил девушке какую-то рептилию – гигантскую серую ящерицу, к примеру. Маша невольно отодвинулась вместе со стулом, и скрип ножек снова заставил хозяина кабинета поднять взгляд. Он посмотрел девушке в лоб и сообщил:

– Интриговать вас не буду, по времени получается, что девица эта была за забором примерно в момент убийства. Труп точно видела, раз выбежала и вдруг переменила направление, испугалась прохожего… В общем, причастность очевидна.

– А выстрела Татьяна Егоровна…

– Нет, не слышала, – отрезал тот. – Но существуют глушители.

И снова повисла пауза – раздражающе томительная. Маша взглянула на часы:

– Понятно… Если можно, отпустите меня поскорее, еще столько дел! Составили фоторобот? Мне надо взглянуть?

– Нет, зачем же, – задумчиво произнес Амелькин, покусывая неровными желтоватыми зубами кончик карандаша. – Фоторобот нам не понадобился. Дело в том, Мария… э… Григорьевна, что женщина эта утверждает, будто видела вас. – И вдоволь насладившись наступившим мертвым молчанием, добавил: – Вы сможете сказать, где были десятого числа, утром, в шесть тридцать и около того?

* * *

Возвращаясь к машине Ильи, припаркованной на условленном месте, возле кафе, Маша была в таком состоянии, что пробежала мимо, не узнав ни «Мерседеса», ни знакомой уже вывески. Она очнулась только, когда Илья схватил ее сзади за плечо:

– Далеко собралась?!

– Подальше бы отсюда! – выпалила она ему в лицо.

В глазах у девушки стояли злые слезы – она расплакалась сразу, выйдя из кабинета Амелькина. Илья поймал ее руки, тряхнул и сильно сжал в своих ладонях:

– А ну, прекрати! Что он тебе сказал? Зайдем в кафе!

– Не пойду, не хочу!

– А чего ты хочешь?

– Отстаньте вы все от меня! – Маша глотала слезы, упорно отводя взгляд. – Возьму и уеду, пошли все к черту! В Питер уеду, отец поможет…

– Я тебя сам отвезу в Питер, только скажи, что случилось? – Илья заговорил с ней ласково, как с упрямым ребенком, и этот тон решил дело.

Разрыдавшись уже во весь голос, Маша прижалась к нему и крепко обняла за шею:

– Представляешь, эта сумасшедшая стерва, моя соседка, говорит, будто видела меня тем утром рядом со стройплощадкой!

Объяснять ничего не пришлось. Илья все понял мгновенно:

– Кто-то тебя якобы опознал? А время?

– В половине седьмого… Как раз подходит под убийство.

– Но тебя ведь там не было, нет?

Девушка подняла мокрое от слез лицо и изумленно встретила его серьезный взгляд.

– Как ты можешь… Конечно нет! Я спала, и у меня папа тогда ночевал! Он может подтвердить, что я никуда не уходила!

– Вот видишь! – Илья незаметно увлекал ее в сторону кафе. – Значит, у тебя алиби, и не беспокойся из-за пустяков. Соседка могла обознаться.

– Он почему-то ей верит… – пробормотала девушка. – А с нее станется такого про меня наговорить… Уже был опыт.

– Если она когда-то тебя оклеветала, можешь потребовать, чтобы этот факт учитывали, беря у нее показания. – Илья толкнул стеклянную дверь ка– фе. – Сейчас выпьешь, расслабишься. Главное – не позволяй взять себя на испуг, настаивай на своем – была дома, есть свидетель. Может, соседка вообще неадекватна.

Усевшись за столик, Маша молча позволила заказать себе вина и, понукаемая Ильей, так же молча и безропотно осушила бокал до дна. У нее разболелась голова, как всегда, после слез, она снова и снова прокручивала про себя разговор с Амелькиным, особенно его последнюю, самую странную часть.

Девушку поразило, что ее оправданиям следователь не придал никакого значения.

Выслушав Машу, Амелькин невозмутимо заявил, что свидетельство отца – это замечательно, но было бы лучше, если бы Маша нашла еще кого-нибудь.

– Кого-нибудь?! – воскликнула она, окончательно потеряв самообладание. – Между прочим, мне очень повезло, что в то утро вообще в квартире кто-то был, кроме меня! Последнее время я жила одна! Папа случайно накануне приехал!

– И очень кстати, – заметил следователь. – Но в вашей ситуации лучше иметь как можно больше свидетелей. Я ведь не могу так просто порвать показания Мерзляковой. Может, подружка у вас ночевала или приятель… Кстати, нашли вы тогда птичку?

Маше показалось, что Амелькин сходит с ума, однако тот, увидев ее недоумевающие глаза, тут же пояснил:

– Это мы Илью Эристави так называли, Птичкой. У него есть такая татуировка на руке… Встретились вы?

– Н-нет, – солгала девушка, припомнив наставления Ильи. – Я ему только позвонила, поблагодарила за помощь.

– А чем это он вам помог?

– Ну, вот хотя бы привез к вам… – Маша начала путаться и задвигалась на стуле. – Браслет ведь нашелся…

– Не знаю, в вашем случае лучше было бы пожертвовать этим браслетом и сидеть тихо, чем фигурировать в деле об убийстве, – резонно возразил Амелькин. – Помощь довольно сомнительная. Значит, Птичка на этот раз остался без червячка… Весьма благоразумно с вашей стороны! Знаете, если у человека один жизненный принцип – переспать со всеми женщинами подряд, ждать от него нечего…

…Припомнив последнюю фразу, Маша зажмурилась, будто от боли. Даже то, что сказал Амелькин на прощание, не произвело на нее такого неприятного впечатления. Провожая визитершу до двери, он снова любезно посоветовал поискать других свидетелей того, где она находилась утром десятого октября, на тот случай…

– Вдруг придется дать ход показаниям Мерзляковой, сами понимаете, единственный свидетель по делу об убийстве – он многого стоит! Надумаете что-нибудь, сразу звоните, телефон я вам написал, кажется? – И, растянув серые потрескавшиеся губы в ухмылке, добавил, грозя пальцем: – А то я сам вам позвоню!

На Машу это неуклюжее заигрывание произвело такое жуткое впечатление, что она даже не попрощалась, поспешив захлопнуть за собой дверь кабинета.

И сейчас, сжав ноющие виски ладонями, бессмысленно созерцая опустевший бокал, Маша спрашивала себя, как могло случиться, что она оказалась в столь нелепой и угрожающей ситуации. Она не сразу услышала вопрос, заданный Ильей, и повернула голову, только когда он повторил, повысив голос:

– Я поговорю с твоей соседкой, не переживай! Она сходит к Амелькину и извинится, скажет, что ошиблась. Такое бывает.

– Мне кажется, она извиняться не будет. – Маша обреченно качнула головой. – Не тот человек. Если она думает, что видела меня, ты ее не переубедишь.

– Ну, объясню кое-какие статьи уголовного кодекса. О даче ложных показаний, к примеру. Вставай, поедем!

Маша послушалась и даже позволила застегнуть на себе куртку, настолько вдруг обессилела. Разговор со следователем будто впустил в ее кровь некий яд, и тот, медленно действуя, постепенно разливался по всему телу. Она чувствовала себя больной и вцепилась в рукав Ильи, чтобы удержаться на ногах. Он пристально взглянул ей в лицо:

– Да я смотрю, тебе совсем пить нельзя. Ничего, в машине отдохнешь.

– Погоди. – Оказавшись на улице, девушка жадно вдохнула холодный воздух, ее мысли немного прояснились. – Если ты пойдешь к Татьяне Егоровне сам, она обязательно пожалуется Амелькину, и тот поймет, что я ему наврала. Я ведь сказала, что не общаюсь с тобой.

– А он спрашивал?

– Как бы мимоходом. Я все сказала, как ты велел. Не встречаюсь, не интересуюсь, видела один раз.

– Молодец.

Илья думал о чем-то своем и даже усевшись за руль, не сразу завел машину. Некоторое время он сидел молча, глядя прямо перед собой, но явно ничего не различая. Маша тоже притихла, отвернувшись к окну, нахохлившись и подняв воротник куртки. Она чувствовала страшную усталость и тревогу, граничившую с паникой. Хуже всего было то, что девушка начинала понимать – дистанция между нею и Ильей, которую она считала преодоленной, на самом деле еще существует, и груз несказанных слов становится все тяжелее. «Я не могу спросить его о самом глав– ном – о чем он сейчас молчит? Что у них там на самом деле вышло с этим следователем, почему он ушел из милиции и зачем маскировать нашу связь? Я его не спрашиваю, а сам он не говорит… И получается, я все еще ничего о нем не знаю!»

Они добрались до Машиного дома, когда совсем стемнело, и первым, на что обратила внимание девушка, выйдя из машины, были светящиеся окна собственной квартиры. Она криво улыбнулась: «Наверное, я должна быть благодарна, что кто-то присматривает. А вообще интересно! Когда я там – никого не заманишь, даже отец пропадал у Андрея. Нет меня – и всем сюда нужно!»

В былое время Маша впала бы в депрессию и занялась бы самоистязанием, но роман с Ильей изменил очень многое, и прежде всего – в ее отношении к самой себе. Она должна была признать, что, несмотря ни на какие сложности, эта связь подарила ей главное – ощущение собственной ценности и самодостаточности. Поэтому она лишь иронично заметила:

– Гляди, нас ждут. А что ты будешь делать, если встретишь Зою? Обыщешь ее?

– А потом она меня! – мотнул головой Илья, останавливаясь рядом и тоже вглядываясь в освещенные окна, задернутые занавесками. – Везде свет, там не один человек, наверное. Идем сперва к твоей глазастой соседке. Прямо интересно, как она решилась… Заметь, я даже не рассматриваю гипотезу, что она была права, а ты мне соврала!

– Что?!

– Да то, что мы должны сразу договориться, если хотим быть вместе. – Взяв Машу за плечо, мужчина развернул ее лицом к себе и серьезно взглянул ей в глаза. Он казался очень сосредоточенным и говорил почти сердито: – Я мало о тебе знаю, но я тебе доверяю. И принимаю твои слова как данное. Ты должна относиться ко мне также, если… думаешь, я не видел, с каким лицом ты прибежала от Амелькина? Что он тебе про меня наговорил?

– Он не…

– Я готов поклясться, он рассказал историю про то, как я украл у него документы из сейфа и продал их преступнику! – сквозь зубы процедил Илья, сжимая ее плечо так, что Маша даже сквозь куртку чувствовала каждый его палец. – Пришла от него и в глаза не смотришь, будто боишься!

– А что, эта история – неправда? – Девушка встретила его взгляд и содрогнулась, увидев бушующую в нем ледяную бурю. Казалось, она заглянула в окно, за которым мечется февральская непогода.

– Вранье, от начала до конца! Он сам спрятал папку!

– Как же ему удалось оклеветать тебя?! Почему ему поверили?

– Да потому, что за мной водились кое-какие грехи, а он был чист, как стекло, – как же, сама добродетель! И все факты так подвел, что виноватым оказался я!

– Но ты рассказывал, что взял взятку с подследственного… Про меченые деньги и камеру в сумке?

Мужчина мотнул головой, отбрасывая упавшие на глаза волосы:

– Не хотел ту грязь ворошить.

– Значит, тебя подставили?

Девушка поежилась – внезапно начавшийся дождь в несколько секунд усилился, за ворот куртки побежала холодная струйка. Илья схватил ее за руку, затащил под козырек подъезда и, остановившись, шепнул:

– Веришь?

Вместо ответа она обняла его и прижалась щекой к его колючей щеке. Несколько минут они стояли молча, Маша слышала только громкое и частое биение сердца – но чье оно было, девушка определить не могла. Наконец Илья прерывисто вздохнул и отстранился:

– Что-то мы расслабились, к этой даме не в таком настроении надо идти. Ты точно решила одна?

– Подожди площадкой ниже, – попросила Маша. Она в самом деле не чувствовала никакого боевого настроя.

Они вошли в подъезд, Маша на секунду прислушалась у своей двери и, ничего не уловив, стала подниматься. Илья молча следовал по пятам. Как они и уговорились, мужчина остался ждать на площадке между вторым и третьим этажами. Преодолев еще несколько ступенек, девушка остановилась у двери, за которой обитала ее недоброжелательница. Поколебавшись, она все же нажала кнопку звонка.

Сквозь раздавшееся за дверью механическое чириканье Маша различила приближающиеся шаги. «Глазок» потемнел, и после небольшой заминки дверь открылась. Правда, наполовину – Татьяна Егоровна придерживала створку рукой, меряя визитершу недобрым взглядом.

– Я сейчас была у следователя. – Маша даже не поздоровалась, от волнения забыв о вежливости. К лицу прилила кровь, слова находились с трудом. – Вы дали показания, что видели меня утром десятого возле стройки. Зачем?!

– Как это – зачем? – свысока осведомилась та, загораживая собой дверной проем, будто опасаясь, что девушка попытается прорваться в квартиру. – Это мой долг.

– Долг?! – Маша не верила своим ушам. – Какой долг, перед кем, Татьяна Егоровна?! Ведь вы ошиблись, меня там не было! Вы видели кого-то еще, а меня теперь заставляют оправдываться!

– Слава Богу, я еще из ума не выжила, – сердито заметила женщина. – Видела я тебя.

– Так-таки меня?! В лицо?!

– Что ты меня допрашиваешь, я уже все рассказала следователю. – Татьяна Егоровна попыталась закрыть дверь, но Маша вцепилась в ручку:

– Нет, нет, вы ошиблись! Раннее утро, темно, вы видели кого-то похожего… Не меня, другую девушку! Ну, пожалуйста, поймите, это была не я!

– Знаешь, милая, – окончательно рассердилась та, дергая дверь в свою сторону, – ты на меня не дави, я знаю то, что знаю! Если можешь доказать, что тебя там не было – докажи! А я тоже молчать не могу, человека убили, не собаку!

– Да как она хоть выглядела, та девушка? – крикнула Маша уже через закрывшуюся у нее перед носом дверь.

– Иди отсюда, иди… – глухо раздалось в ответ. – Как ты выглядишь. Как еще…

Безнадежно махнув рукой, Маша побежала вниз по ступенькам. Илья, куривший на площадке, кивнул в знак того, что все слышал.

– Что делать? – шепотом спросила Маша. – Она убеждена, что это я!

– Идем к тебе, заберем вещи. – Бросив окурок в банку, привинченную к перилам, Илья первым стал спускаться.

На звонок им открыли немедленно, и открыл человек, которого Маша никак не ожидала здесь увидеть. Она даже оглянулась на соседнюю дверь, убеждаясь, что ничего не перепутала.

– О, вот кто приехал! – радостно возвестила Анжела. На этот раз она даже соизволила улыбнуться Илье. – А я зашла к твоим, Машка, посплетничать. Дядя Гриша! – закричала она в сторону кухни.

Маша увидела выходящего оттуда отца, за ним, что окончательно ее добило, шел Андрей. Андрей и Анжела в одной квартире, после того как сцепились в последний раз и наговорили друг другу гадостей! Она ожидала увидеть из-за спины брата еще и лисье личико Зои, но та не появилась.

Илья, не смутившись, шагнул вперед и поочередно пожал руки Машиному отцу и брату:

– Очень рад…

– Взаимно! – Улыбка отца вышла довольно натянутой. Он ощупывал гостя настороженным взглядом, будто пытался по его виду определить, насколько ему можно доверять.

Маша должна была признать, что этот осмотр был не в пользу Ильи. Небритый, осунувшийся после бессонной ночи, в растянутом поношенном свитере, он не производил выгодного впечатления.

Андрей, к ее удивлению, выглядел немногим лучше. После знакомства с Зоей он стал следить за своим внешним видом, однако сейчас напоминал ей прежнего, неряшливого и рассеянного парня. На его впалых щеках тоже виднелась щетина, он смотрел устало и затравлено. Маша предположила, что его окончательно вымотала подготовка к свадьбе. Андрей выглядел, как только что очнувшийся лунатик, не понимающий, как это он очутился ночью на краю крыши.

Брат и сестра расцеловались – больше от растерянности, чем от наплыва чувств. Оба не ожидали друг друга увидеть. Анжела, присутствовавшая при этой сцене, захлопала в ладоши:

– В самом деле, помиритесь уже! Знаешь, Машка, я многое обдумала за последние дни. Свадьба так свадьба, жизнь ведь продолжается. Ты вот тоже решилась замуж… – И встретив гневный взгляд подруги, призналась: – Прости, я тебя сдала. Григорий Сергеевич очень беспокоился, с кем ты живешь, кто это…

– И правильно сделала! – Не дав Маше опомниться, Илья обнял ее за плечи: – К сожалению, мы с пустыми руками, но обещаю, на днях закатим ужин в честь помолвки. Пока что некогда!

– Значит, правда… – Отец выглядел совершенно сбитым с толку, на его лице бродила неуверенная, жалкая улыбка.

Маша с трудом удержалась, чтобы не броситься ему на шею и не расплакаться. У нее у самой настроение было вовсе не праздничное. А Илья, ничуть не смущаясь, продолжал:

– Мы, собственно, за вещами, Маша ведь спонтанно ко мне переехала. Вот Анжела помнит, как я ее похитил!

– Честно говоря, я была в шоке, ты нам опомниться не дал! – заявила та, бросая на Илью почти кокетливые взгляды.

Маша с изумлением отметила, что подруга кардинальным образом изменила свое отношение ко всему, что прежде вызывало у нее негодование. «Она была возмущена свадьбой, ей страшно не понравился Илья… А сейчас всем довольна, просто, как подменили! Откуда такая позитивность?!»

Будто угадав ее сомнения, Анжела заговорщицким тоном пояснила, обращаясь к подруге:

– Мы с Васькой на Кипр едем, родители путевки подарили! И от детей, слава Богу, отдохну! Знаешь, ведь это из-за твоего браслета, если разобраться! Отец с матерью так за меня переволновались, что решили отправить в отпуск!

– Из-за этого браслета еще кое-что вышло, – проворчала девушка, которой удалось наконец вставить слово. – Я только что от следователя.

– А, ты была у этого… который на лошадь похож? – припомнила Анжела.

Маша взглянула на Илью, и ей показалось, что у него в глазах мелькнула злорадная искорка. Отец еще больше встревожился:

– У следователя, снова? Анжела все нам рассказала, но почему я должен узнавать такие вещи от твоей подруги?! Оказывается, из-за этого браслета убили человека!

– Я не хотела тебя беспокоить, – проворчала Маша, бросая уничтожающие взгляды на Анжелу. – И я сама почти ничего об этом не знаю.

– И все-таки, – не сдавался отец, то и дело переводивший взгляд на Илью, будто ожидая от него разъяснений. – Слишком ты скрытная! Мы ведь не чужие!

– Это я посоветовал Маше до поры ничего не разглашать, – неожиданно вмешался Илья, покровительственно обнимая девушку. – Подробности не очень аппетитные.

– А зачем тебя вызвали? – Анжела, утопавшая в оптимизме, впервые проявила какие-то признаки беспокойства.

Маша взглянула на нее с завистью: «Ее-то никто не видел рядом со стройкой, такую вторую иди поищи! А я… Обычная».

– Соседка с третьего этажа, Татьяна Егоровна, перепутала меня с кем-то, – нехотя призналась она. – Теперь получается, что я была рядом с местом преступления тем утром. Это так глупо!

– Татьяна Егоровна… – пробормотал отец, припоминая. – Это Мерзлякова, что ли? Все та же, язык как помело… Кто ей поверит?

– Следователь, – мрачно бросила Маша. – И он требует, чтобы я получше обосновала свое алиби. Ты, папа, как свидетель, его мало устраиваешь. Нужно, оказывается, чтобы меня еще кто-то видел утром десятого… Примерно в шесть тридцать утра.

– Давай скажу, что у тебя ночевала, – немедленно откликнулась Анжела, – надо только Ваську предупредить, чтобы случайно не проговорился.

– А я, к сожалению, ничем не смогу помочь, – заговорил наконец Андрей, до сих пор державшийся в стороне. – У нас с Зоей ночевала портниха, шьет свадебное платье… Они возились до рассвета, я спал на кухне. Зоя бы согласилась тебя прикрыть, но ведь тут еще третье лицо…

– Я от тебя ничего и не требую! – отмахнулась Маша, открывая дверь в свою комнату.

Поманив Илью, она принялась с его помощью собирать вещи, начав с самого наболевшего – неоконченной куклы. Хотя девушка и была крайне расстроена, ее насмешило, с какой осторожностью мужчина принял из ее рук упакованную коробку.

– Там ничего живого нет! – невольно улыбнулась она.

– А вдруг? – заметил тот. – Смотрит, как живая. Это для нее ракетка?

В комнату заглянула Анжела и заговорщицки подмигнула:

– Чемоданы собираете? Я побегу домой, мне тоже пора укладываться! Подумать только, неделя без детей, как до свадьбы! Они мне уже весь мозг съели… Маш, что в глаза не смотришь? Обиделась, что я проболталась про свадьбу?

– Не трогай ее, – по-свойски посоветовал ей Илья. – Она сегодня не в духе. Скажи лучше, есть шансы переубедить эту Татьяну Егоровну, не к ночи будь помянута?

– Никаких, – тут же ответила Анжела. – Баба – кремень, всех в чем-то подозревает. Самое жуткое, что сперва она врет, а потом сама начинает себе верить. Если решила, что видела там Машку… Да выкинь ты это из головы, я дам какие хочешь показания! – обратилась она к подруге, молча рывшейся в платяном шкафу. – Скажи лучше, теперь, когда вы с Андреем помирились, ты пойдешь на свадьбу? Уже в субботу, через два дня… Лично я там буду. Мы в воскресенье уезжаем.

Маша с изумлением услышала за спиной веселый голос Ильи:

– Придем, а как же? Можете на нас рассчитывать.

Она выпрямилась и захлопнула дверцу шкафа, собравшись гневно возразить, но подруга, только что стоявшая в дверях, уже исчезла.

– Что ты себе позволяешь? – воскликнула она, обращаясь к Илье. – Я не пойду, и как ты можешь от моего имени…

– Т-с-с! – Он приложил палец к губам и, быстро подойдя к девушке, зажал ей рот горячей ладонью. – Сейчас нам ни с кем нельзя ссориться!

И она была вынуждена признать про себя, что Илья прав.

Глава 13

Зоя появилась, когда Илья с помощью Андрея вытаскивал из квартиры большую картонную коробку, доверху набитую мелочами, которые Маша собирала для своих кукол. «Как ворона, приволакиваешь в дом всякую дрянь!» – говаривал брат, в очередной раз натыкаясь на ненавистную коробку. Из личных вещей девушка взяла только самое необходимое, да и выбор был невелик – ее гардероб отличался исключительным однообразием. Она положила в дорожную сумку немного белья, новые джинсы и шерстяной свитер, остальное место заняли две коробки с куклами. Одну из них, нарядную барышню, Маша решила подарить Рите, с тем чтобы окончательно завоевать сердце будущей родственницы. Она видела, что, несмотря на свои резкие замашки и прямолинейные замечания, та куда больше женщина, чем пытается казаться, и конечно, обрадуется такому подарку. Вторую, незаконченную куклу, Маша упаковала с особым чувством – теннисистка, чей бирюзовый взгляд показался Илье таким одушевленным, была сейчас для нее чем-то, что означало переход к новой жизни. «Может быть, она принесет мне счастье?» Кукла, задуманная и начатая в самый трудный момент жизни, переезжала теперь вместе с хозяйкой на новую квартиру и разделяла ее надежды на лучшее будущее.

– Оп! – Зоя кокетливо застыла в дверях, балансируя на одной ноге. Другую ногу, обутую в красный сапожок, она как будто предъявляла всем присутствующим, предлагая полюбоваться стройными линиями колена, икры и лодыжки. – Мусор выбрасываем?

– Маша переезжает. – Запыхавшийся Андрей выпрямился и вытер лоб согнутым локтем.

Илья представился, перегнувшись через плечо парня. Подошедшая сзади Маша смотрела на гостью, стараясь не выдать бушевавшего в ней возмущения. Она была более чем уверена, что брелок украла именно будущая невестка, и версию насчет Павла рассматривала только из чувства справедливости. Однако Зоя бестрепетно встретила ее пронизывающий взгляд и воскликнула:

– Как, ты совсем уезжаешь? Но это же странно, этого не поймут! Скажут, что мы тебя выжили еще до свадьбы!

– Зачем меня выживать? – пожала плечами Маша. – У тебя своя квартира, куда лучше этой.

– Нет-нет, – торопливо возразила та. – Квартира съемная, и как раз скоро придется возобновлять аренду… Я не против, но если тут никто не будет жить… Может, логичнее нам переехать сюда?

Маша, впервые слышавшая о съемной квартире, не нашлась с ответом. Пользуясь паузой, ничуть не смутившаяся Зоя снова повернулась к Илье, меряя его дразнящим невинным взглядом:

– А я как раз хотела с вами познакомиться! Я ведь утром была у Маши в гостях, но вас не застала!

«А вдруг не она украла?» – холодея, подумала Маша. Какой бы наглостью ни обладала Зоя, но так разговаривать с обокраденными ею людьми могла только прожженная воровка, давно привыкшая блефовать. Илья обнял Машу, чем доставил девушке огромное удовольствие. Она заметила, как исказилось лицо Зои, не терпевшей, когда в ее присутствии ухаживали за другими женщинами.

– А вы приезжайте еще, вместе с Андреем и Григорием Сергеевичем! – радушно пригласил мужчина, не переставая улыбаться. Маша уже знала эту его улыбку – широкую, обворожительную, прикрывавшую совершенно иные чувства. Илья пользовался ею, как ширмой, за которой хотел что-то спрятать. – У нас наметился ужин в честь помолвки, так что откладывать не стоит! Свадьба в субботу? Тогда мы соберемся в пятницу! Идет?

– Накануне свадьбы? – промямлила Зоя, теребя в руках лаковую красную сумочку.

Она беспрестанно щелкала замком, явно не замечая этого нервного жеста. Предложение Ильи почему-то смутило ее, и Маша взглянула на нее еще более пристально.

– Нет, я вряд ли смогу, – выдохнула наконец Зоя. С трудом переступив загромоздившую проход коробку, девушка оказалась в прихожей. Послав бледную улыбку Илье, она повернулась к жениху: – Будет столько хлопот, я даже думать об этом боюсь! Меня очень беспокоит торт, ты ведь не знаешь, возникли кое-какие проблемы… Но ты, конечно, можешь поехать в гости вместе с папой!

«Он уже ей и папа!» Маша взглянула на отца и снова поразилась тому, каким растерянным и зажатым тот выглядит. С того момента, как он познакомился с Ильей, отец чувствовал себя явно не в своей тарелке. Девушке казалось, что странно реагировать столь различным образом на два одинаковых события – сын женится, дочь собралась замуж… У нее мелькнула мысль, что, возможно, подсознательно отец отождествил себя с Андреем, оправдывая тем самым собственную женитьбу на другой женщине. «А я должна была, подражая маме, стариться в гордом одиночестве! Хотя папа и требовал справедливости от мамы и Андрея, сам отвел мне очень скромную роль. А может, он просто ревнует?»

Стремясь загладить вину, которую она все же ощущала, девушка крепко обняла на прощание отца:

– Правда, пап, приезжай к нам в пятницу с Андреем! Ты прости, что я тебя как-то сразу бросила, но…

– Понимаю, дела… Конечно, мы приедем!

Отец поцеловал ее в ухо, как делал, когда Маша была маленькой. Она терпеть не могла этой привычки, но, как всегда, стерпела и даже улыбнулась:

– Вот и славно! И вообще, пап, я думаю, мы с тобой будем видеться чаще, чем раз в тринадцать лет!

Фраза получилась неловкой, в ней как будто звучал упрек, но девушка предпочла не исправлять свою ошибку. Торопливо попрощавшись, она побежала за Ильей, который с помощью Андрея выволок-таки застрявшую коробку на лестничную площадку.

* * *

Уже в машине, разместив на заднем сиденье вещи и переведя дух, Маша осторожно осведомилась:

– Ты не слишком торопишься с помолвкой? Или это только повод всех собрать у нас?

– И повод, и откладывать нечего, – хладнокровно ответил мужчина, поворачивая ключ в замке зажигания. – Ну и денек, поменьше бы таких! Сейчас приедем домой, упаду и умру. А ведь у меня в полночь работа на выезде.

– Опять ту хитрую дамочку ловишь? – разочарованно протянула она. Ей совсем не улыбалась перспектива ночевать одной в огромной квартире, наполненной шорохами и тенями. Ее пугал скрип рассыхающегося паркета – казалось, в соседних комнатах кто-то ходит.

– Опять, – подтвердил Илья и, взглянув на Машино расстроенное лицо, рассмеялся: – Да, быть женой сыщика – не сахар!

Она только кивнула и прикрыла глаза, внезапно почувствовав огромную усталость. Ей захотелось плакать, и хотя Маша понимала, что всему виной нелепая выходка соседки-сплетницы и завуалированные угрозы следователя, ей казалось, что дело в предстоящей отлучке Ильи. Девушка с трудом сдерживалась, чтобы не скатиться в упреки, понимая, как это глупо и неуместно.

Илья вел машину, негромко напевая себе под нос. Маша с удивлением отметила, что он пришел в прекрасное расположение духа. Может быть, его, как опытного охотника, радовала предстоящая работа, ночная слежка за вечно ускользающей добычей – коварной и ничего не ведающей одновременно. «А я? – с горечью спросила себя Маша и тут же ответила: – А мне остается только ждать его. Вечно ждать… Я же сама на это согласилась».

Однако, по всей видимости, она занимала в мыслях Ильи более значимое место, потому что через некоторое время, уже подъезжая к центру, он неожиданно спросил:

– А есть у тебя колечко, которое тебе как раз?

Девушка растерянно осмотрела свои руки, хо-тя знала, что никаких колец там обнаружиться не может. Она вообще очень редко носила украшения.

– Зачем тебе? – спросила она.

– Ну как, нужен размер твоего пальца! – пояснил тот. – Или на память скажешь?

– Не знаю… Крутится в голове цифра семнадцать…

– Значит, придется брать тебя в ювелирный, а я хотел сделать сюрприз! – с досадой признался мужчина.

Поняв наконец, о каком кольце идет речь, Маша потянулась его поцеловать, но, вздрогнув, замерла. У нее в сумке зазвонил телефон. Вытащив его, она увидела на дисплее имя Павла – номер девушка внесла в книжку только этим утром.

– Не помню, чтобы я давала ему свой телефон… – пробормотала девушка, не решаясь ответить. – Знаешь, кто звонит? Твой новый приятель.

– Пашка? – усмехнулся мужчина. – Так ответь, в чем дело? Кстати, твой номер я ему дал, во время пьянки. Он так трогательно рассказывал о вашем романе! Жаловался на жизнь…

– Кто тебя просил… – Вздохнув, Маша с неохотой нажала кнопку вызова: – Паша? Привет…

– Слушай, мне так неудобно, что я напился… – хрипло откашлявшись, начал тот. – Ты же знаешь меня, я ничего крепче пива не пью. Я э… ничего не натворил?

«Хорошая отмазка, если украл ключ, – невольно подумала девушка. – Напился, мол, ничего не помню!» Встретив взгляд внимательно прислушивавшегося Ильи, она спокойно произнесла:

– Ничего совершенно. Незачем извиняться. Главное – не превращай это в привычку.

– Что ты… – Его голос по-прежнему звучал виновато. – Тогда придется бросить работу. Я не помню, тебе понравилась ракетка?

– Это просто чудо! – Маша не выдержала принятого холодного тона и заговорила быстро и горячо: – Мне бы никогда такой не достать! Спасибо, нет слов!

Машина тем временем остановилась. Очнувшись, Маша обнаружила, что они прибыли на место назначения. Илья сидел рядом, заглушив мотор, и с благожелательной улыбкой прислушивался к разговору. Она вопросительно подняла брови, ожидая совета – как продолжать этот странный разговор, не нужный, кажется, никому из обоих собеседников. Илья открыл было рот, но тут Павел, в очередной раз прочистив горло, произнес:

– Знаешь, а я к тебе с просьбой… Можно узнать телефон девушки, с которой я утром от тебя уходил?

– Зои?!

– Ее зовут Зоя? – обрадовался тот. – А мне показалось, я ослышался, когда спросил, сажая ее в такси…. Такое необычное имя! Это твоя подруга?

– Вот еще! – вырвалось у Маши. Наткнувшись на неодобрительный взгляд Ильи, который явно призывал ее сохранять спокойствие, она тут же поправилась: – Близкая знакомая. Почти родственница.

– Так можешь ты мне дать ее телефон?

– Зачем?

На этот прямой вопрос Павел ответил немедленно, явно подготовившись заранее. Его голос звучал наигранно бодро:

– У меня секретарша уволилась, замуж вышла, ищу новую. Она бы мне отлично подошла, эта Зоя.

– О? – иронично протянула Маша. – А если она не согласится? Почему ты решил, что ей можно сделать такое предложение?

– А чем она занимается?

– Зоя у нас модель и почти актриса. Во всяком случае, у нее море амбиций. – Теперь Маша не скрывала своей неприязни. – И кроме всего прочего, она тебе не подойдет по той же причине, по какой ушла секретарша. Зоя в субботу выходит замуж.

– Как?! – воскликнул Павел и тут же умолк, будто испугавшись.

Маша несколько раз окликнула его, прежде чем он снова заговорил:

– Теперь понятно, почему она мне так и не позвонила! Я попросил ее телефон, она отшутилась, но визитку взяла… Я обещал придумать на вечер развлекательную программу, просил ее составить компанию. Она вроде не отказалась….

– Все-таки запиши номер, – ехидно предложила девушка. – У меня было впечатление, что ты ей понравился!

– Да? – радостно и вместе с тем неуверенно переспросил тот. – А ее жениха ты знаешь?

– Да и ты его знаешь! Андрея, моего брата, помнишь?

Павел испустил странный каркающий звук, будто подавившись чем-то. После краткой паузы он обреченно произнес:

– Ладно, диктуй. Позвонить – это еще не преступление, правда?

– Ну, о чем ты… – Радостно оживившись, Маша отыскала в сумке блокнот и нашла номер Зоиного мобильного. – Записывай… Я не вижу ничего страшного в том, что ты ей позвонишь. Она же пока свободна! – Попрощавшись и спрятав телефон, девушка вопросительно взглянула на Илью: – Я все правильно сделала? О ключике – ни слова.

– Молодец! – кивнул мужчина. – Сама посуди, какой смысл в чем-то их обвинять. Тот, кто взял, не признается, а тут еще такая ситуация, что один всегда может свалить на другого. Нам не повезло.

Весь вечер они с Ильей разбирали вещи, а ближе к полуночи он наскоро выпил чашку кофе и уехал, посоветовав скоро его не ждать. На прощание он вручил девушке связку ключей от входной двери. Подкинув их на ладони, она с усмешкой спросила:

– Значит, теперь у нас все всерьез? Ты мне доверяешь?

– Просто я думаю, слишком опасно держать тебя взаперти, – загадочно ответил тот.

Проводив Илью, Маша обошла всю квартиру, желая убедиться, что действительно осталась одна – девушка не привыкла к такому количеству комнат, ей все время казалось, что в доме есть кто-то еще. Никого не обнаружив, она назвала себя дурой и улеглась в постель. Этот тяжелый день давно закончился, а ее не покидало ощущение, что от нее еще требуются какие-то действия. Маша заставила себя думать о чем-то приятном и принялась воображать подробности будущей помолвки. Ее радость усугублялась тем, что Зоя заранее отказалась участвовать в этом скромном торжестве. «А ведь я здорово утерла ей нос, перебила весь эффект от свадьбы! Раз – и взяла на себя внимание! – злорадно подумала девушка. – Илья молодец, здорово придумал!» Ей представилось кольцо, парадный ужин, нарядное платье, которое еще предстояло придумать, и, счастливо вздохнув, Маша закрыла глаза и позволила сладким мыслям убаюкать себя. «Сколько можно ждать только плохого, дергаться, бояться… – думала она сквозь волны набегающего сна. – Ну, соседка дура, следователь неприятный… Анжела выручит… Ключик украли, и пусть, мне ничего не надо, главное – я счастлива…»

* * *

Она спала беспокойно и несколько раз просыпалась. Первый раз – когда вернулся Илья и, что-то уронив в прихожей, долго шепотом чертыхался. Маша выглянула из спальни, но он велел ей отправляться в постель, сказав, что ему предстоит сделать еще несколько звонков. Сквозь зыбкую дремоту девушка слышала, как он разговаривает на кухне, его недовольный голос хотя и звучал негромко, все же мешал ей уснуть по-настоящему. Потом она снова провалилась, но ее разбудил скрип кровати – Илья укладывался рядом. Забравшись под одеяло, он неразборчиво что-то пробормотал, Маша переспросила, но услышала в ответ только ровное сонное дыхание. Ей самой удалось уснуть только час спустя, когда за окном стало медленно светать.

Когда она открыла глаза в очередной раз, в комнате было светло, вторая половина кровати опустела, а из кухни доносилось звяканье посуды. Набросив халат, Маша пригладила растрепанные волосы и пошла на звуки.

Стоя у плиты, Илья разбивал в сковородку очередное яйцо. Увидев девушку, он приветственно кивнул и широко улыбнулся:

– На тебя сделать?

– Смотря что, – сонно пробормотала она, зябко поеживаясь, – кухня, как всегда, оказалась выстывшей из-за приоткрытой створки окна. – Скажи, обязательно все время проветривать? Понимаю, раньше, когда тут был склад всякой дряни, но я же убралась!

– Холодно? – Илья подошел к окну и прикрыл его. – А нас отец приучил жить на сквозняке, он говорил, что, если бы все закалялись, ему бы работы не было. Садись, сегодня я готовлю завтрак.

Маша устроилась за столом, и вскоре перед ней появилась тарелка с дымящейся глазуньей, посыпанной зеленым луком и сыром. Вооружившись вилкой, девушка первым делом стряхнула лук, а потом в два счета расправилась с яичницей. Ее неожиданно одолел голод. Илья, сидевший напротив, ел не торопясь, о чем-то задумавшись, взгляд его серых глаз приобрел загадочное выражение. Маша посматривала на него, не решаясь говорить с полным ртом, а разделавшись со своей порцией, не выдержала:

– У тебя такой вид, будто стихи сочиняешь! Но ведь нет?

– Куда мне! – Мужчина положил вилку. – Продумываю одну комбинацию.

– Опять работа? – поскучнела Маша. – Кстати, как твоя вчерашняя дамочка? Поймал?

– Она уехала в Италию на неделю.

– А… где же ты был полночи? – Вопрос прозвучал как будто помимо ее воли.

Впрочем, Илья не обиделся, а спокойно пояснил:

– Да я как раз полночи и выяснял, что она с любовником умотала в Италию. Думаешь, легко было догадаться? Или они мне записку в двери оставили?

– Ты за ними не поедешь?

– На этот раз нет, а вообще случаются и командировки. – Илья неожиданно ей подмигнул. – Один раз я даже до Бразилии добрался, клиенту это стало в копеечку. Зато фотографии получились – хоть в журнал «Вокруг света» посылай!

– Скажи, тебе нравится этим заниматься? – Маша задала вопрос, который давно ее мучил, особенно с тех пор, как Рита пренебрежительно отозвалась о работе сводного брата. – Выслеживать людей?

– А разве у меня есть выбор? – Илья нашарил на столе сигареты. – Все лучше, чем охранять какой-нибудь офис. Может, там и спокойнее, нервов меньше, а денег больше… Но это не для меня. Отрастить брюхо, целыми днями лопать пиццу и пялиться в телевизор – это не есть цель моей жизни.

– А у тебя есть цель? – Девушка не удержалась от иронии. – Я, например, стараюсь вообще об этом не думать. Сразу начинаю себя грызть – ничего не сделала, ничего не успела…

– Ты – художник, тебе положено себя грызть, – заметил мужчина. – А я… Наверное, прирожденный сыщик. Так что совесть меня не мучает, если ты это имела в виду. Выслеживать людей – дело не хуже других остальных. Ну что ж, десять часов! – неожиданно сменил он тему. – Пора звонить Николаю Петровичу.

– Кому? – растерялась Маша.

– Да Амелькину, следователю твоему! Анжеле я уже звонил час назад, мы все обсудили. Легенда такая, все просто. Говори, что ты встаешь очень рано, в шесть. Анжела тоже встает в это время, выгуливает пуделя, собирает мужа на работу. Скажи, что она пришла к тебе с просьбой – одолжить молока, чтобы сделать гренки, и это было ровно в шесть тридцать. Золотая девчонка, эта Анжела, очень хотела тебе помочь! За Василия не беспокойся, он в это время только просыпался и не мог видеть, ходила она куда-то или нет. А дети вообще спали без задних ног.

– Постой, постой… – Девушка заморочено повертела головой: – Ты, в самом деле, считаешь, что нужно идти на поводу у Амелькина? Почему я должна оправдываться? Можно кого угодно оговорить!

– Звони! – Илья подтолкнул к девушке лежавший между ними мобильный телефон. – И радуйся, что так быстро нашли лжесвидетеля.

Маша пожала плечами и, набрав номер Амелькина, принялась дожидаться ответа. Она очень надеялась, что в этот час следователь будет занят другими делами. Лжесвидетельство, на которое легко пошла ее подруга, казалось Маше достаточно серьезным преступлением. Раздавшийся в трубке голос Амелькина заставил ее содрогнуться.

– Это Баскакова… – напомнила она, борясь с непослушным голосом, который упорно норовил сойти на шепот. – Я вчера была у вас.

– Да-да, – быстро ответил тот. – Что-то хотите сообщить?

– Я вспомнила, ко мне тем утром заходила подруга. – Щеки у нее предательски заполыхали, и если бы следователь мог ее видеть, она провалилась бы сквозь землю от стыда.

Илья задорно подмигнул и жестом предложил развить тему. Маша открыла было рот, но услышала в трубке запоздавший ответ. Амелькин говорил с запинками, будто сомневаясь в каждом своем слове:

– Вспомнили, это хорошо… Вот что, Мария, э…

– Григорьевна.

– Да, так вот что, нам с вами нужно, конечно, встретиться и обсудить это.

– Я могу приехать прямо сейчас! – вызвалась девушка, взглядом спрашивая у Ильи согласия.

Тот кивнул, но Амелькин, по-прежнему запинаясь, продолжал:

– Сейчас? Я занят, до обеда никого не могу принять. Разве что вечером… Или как-нибудь завтра.

– Я думала, вы торопитесь, – разочарованно протянула девушка. Теперь ей уже не терпелось поскорее избавиться от этого щекотливого дела. – Послушайте, моя подруга в воскресенье уезжает за границу, на отдых. Может, найдете для нас время? Всего несколько минут!

– Это вы сами подсчитали, сколько минут мне потребуется, чтобы взять у нее показания? – ядовито осведомился Амелькин. – Позвольте, я буду решать. К слову, мне намного удобнее встретиться с вами где-нибудь в городе. Сегодня я много езжу. Где вы сейчас находитесь?

– В центре, – ошеломленно ответила Маша, не ожидавшая подобного предложения. – Но Анжела не сможет…

– Оставьте в покое свою подружку! – раздраженно бросил следователь. – Мне нет дела до того, что вы там навыдумывали!

Этот грубый ответ лишил девушку дара речи. Она в панике подняла глаза на Илью и увидела на его губах злую улыбку – так улыбаются перед тем, как ввязаться в драку.

– В центре, это хорошо… – как ни в чем не бывало продолжал Амелькин, вернувшись к своему утомительно-тягучему тону. – Давайте встретимся в шесть вечера возле Дома художника на Крымском валу.

Маша, часто бывавшая в Доме художника на различных выставках, едва не согласилась сразу, но тут же поняла, что место выбрано не слишком удачно.

– Возле – это где? – осторожно спросила она. – Вы знаете, там очень большой двор!

– Вы, главное, в ворота пройдите, а там я вас найду! – загадочно ответил Амелькин и, не дожидаясь ее согласия, повесил трубку.

Маша положила телефон в сторону, ее губы слегка дрожали, она еще не оправилась от перенесенного шока:

– Он мне заранее не верит! Какой-то ненормальной сплетнице верит, а мне – нет!

– Ну а ты что, не знаешь, правда выглядит как ложь, а ложь – как правда! – У Ильи загорелись глаза, он перегнулся через стол и звонко расцеловал девушку в обе щеки: – Молодец, отлично держалась!

– Да я блеяла, как овца! – Маша с трудом перевела дыхание. – Он меня напугал!

– И хорошо, это ощущалось! Главное – кажись очень испуганной или он не решится потребовать взятку!

– Взятку?! – воскликнула девушка и тут же перешла на громкий шепот: – Ты думаешь?! Ты что-то о нем узнал?

– Я о нем «что-то узнал» шесть лет назад, когда из органов ушел. – Илья смял едва закуренную сигаре– ту. – Документы из сейфа я не брал, значит, это он. Взять деньги он способен, но только в том случае, если никто его за руку не поймает. Смотри, где он тебе назначает встречу – у Дома художника, там же двор – как стадион! Значит, проследит, одна ли ты придешь. Потом, будет очень просто проверить, нет ли рядом кого-то с камерой в сумке. Но сейчас ему даже бояться нечего, вот в момент передачи денег…

– У меня ничего нет! – испуганно выпалила Маша.

– Меченые деньги я тебе обеспечу. – Илья обогнул стол и обнял приунывшую девушку. – Да не трясись, все пройдет по высшему классу! Я ведь профессионал!

– Деньги, взятка… Я что, в самом деле, должна ему заплатить? За то, чтобы он уничтожил эти дурацкие показания? Ты хочешь, чтобы я это сделала? – Маша прижалась лицом к плечу Ильи, чувствуя, как у нее начинает болеть голова – предательски тихо, в области затылка. К вечеру эта боль могла перерасти в настоящую пытку, с которой плохо справлялись лекарства. Такие приступы случались у Маши в периоды сильного переутомления – перед ответственной выставкой, например, или перед сдачей крупного за– каза.

– Я хочу, чтобы ты помогла мне растоптать эту гниду! – Голос мужчины прозвучал с такой холодной ненавистью, что Маша невольно отстранилась. – Раз уж сама судьба захотела, чтобы мы с ним опять встретились!

* * *

Ближе к четырем часам пополудни они отправились осматривать «место преступления» – так в шутку выразился Илья. У Маши от этого юмора похолодело между лопатками, и она уселась в машину без энтузиазма, сознавая, что сложившаяся ситуация попросту не оставляет ей выбора. «Самой мне с ним не разделаться и не расплатиться… Остается шанс, что он все-таки не потребует денег!»

Илья, который явно рассчитывал на обратное, сиял, всю дорогу подпевал оперным ариям и выглядел как человек, который неожиданно выиграл в лотерею.

Когда они съехали с Крымского моста и остановились в длинном ряду других машин, припаркованных на подъезде к Дому художника, у Маши екнуло сердце. Только сейчас, при взгляде на знакомый огромный двор, украшенный модернистскими скульптурами, она всерьез поверила в предположения Ильи. Встречаться здесь, да еще не назначив точного места, было очень неудобно… И вместе с тем весьма выгодно для человека, который хотел бы убедиться в отсутствии слежки! Любая фигура просматривалась тут со всех сторон, и каким образом Илья собирался ей помогать, оставаясь незамеченным, было непонятно. С этим вопросом она к нему и обратилась.

Ответ прозвучал немедленно и так ее ошеломил, что девушка осталась стоять в луже, в которую нечаянно ступила, выходя из машины.

– А я с тобой не пойду, что ты выдумала? Не в этот раз, во всяком случае. Да тут спрятаться негде! – И мужчина добавил, оглядевшись и хохотнув: – Если бы еще скульптуры реалистические были! Может, пристроился бы к какой-нибудь барышне…

– Ты еще смеешься? – Вздрогнув, Маша оперлась на его протянутую руку и выбралась наконец из лужи. Левый ботинок, пропускающий воду, немедленно промок, и от этого у нее еще больше упало настроение. – А что я с ним буду делать одна?

– Машунь, да что мы с ним сегодня вообще будем делать, хотя бы и вдвоем? – Илья нежно обнял ее за плечи и медленно повел к центральному входу. – Он ведь просто сделает предложение и назовет сумму, назначит новую встречу. Диктофончик я тебе дам, запишешь разговор, и все. Кстати, даже эта запись – не криминал. Он от всего сможет отпереться. Вот когда он у тебя возьмет деньги – дело другое!

– За что мне это? – простонала она, невольно прижимаясь теснее к своему спутнику, будто ища у него защиты. – Почему на меня все это свалилось? Этот несчастный браслет, убитый бандит, соседка-дура и следователь-взяточник?! У меня даже ключик украли, и ты сам говоришь, что наследство я теперь вряд ли получу! Столько мучений, нервов – и зачем? Знаешь, в тот день, когда мы с Андреем приехали в банк, я думала, что черная полоса в моей жизни заканчивается. Все, что могло случиться, случилось… А у жизни оказалось столько сюрпризов!

– И все неприятные? – с нажимом поинтересовался мужчина.

Маша собралась было ответить утвердительно, но, вовремя сообразив, что Илья имеет в виду себя, рассмеялась:

– Что? Нет-нет, ты отлично знаешь, я не о тебе говорила! Просто устала, так хотелось бы перестать вычислять, кто тебе друг, кто враг, кто нанимал того бандита… Ведь так и заболеть можно!

– Если повезет, ты никогда больше не услышишь ни об Амелькине, ни о бандите! – пообещал Илья. – А пока – утешительный приз!

Остановившись, он вынул из кармана куртки синюю бархатную коробочку и протянул ее оторопевшей девушке. Мужчина улыбался, но выглядел взволнованным и смущенным, поэтому Маша сразу догадалась, что находится внутри. Она осторожно взяла коробочку, открыла ее и не удержалась от тихого вздоха, разглядывая кольцо:

– Это правда!

– А ты не верила? – заглядывал ей в глаза Илья. – Нравится? Я ни черта в бриллиантах не понимаю, звонил даже Ритке, советовался, она у нас любитель– ница…

– Мне очень-очень… – пробормотала девушка, пытаясь извлечь кольцо из футляра внезапно задрожавшими пальцами. – Когда ты успел? Неужели ночью?

– Есть круглосуточные магазины. Ты не поверишь, продавщица мне сказала, что ночью бриллиантов покупают больше, чем днем. Что в принципе логично – время любви… Оно подходит? Можно поменять.

– Ничего менять не надо, оно как раз! – Маша, опомнившись, бурно расцеловала занервничавшего Илью, которого явно смущала ее замедленная реакция. – Я буду его носить все время, я так тебя люблю!

– Наконец-то, – довольно проворчал он, швыряя в подвернувшуюся урну опустевший футляр. – Я уж испугался, что купил какую-то дрянь. Ну, пойдем, осмотрим местные экспозиции?

Девушка решила, что он говорит не всерьез, однако, когда они зашли в Дом художника, он внимательно изучил висевшее на входе расписание выставок. Маша даже не прочитала список – она была увлечена кольцом. Эта тоненькая золотая полоска, украшенная тремя крохотными бриллиантами, казалась ей чем-то нереальным, и девушка то и дело принималась заново рассматривать свою левую руку, чтобы убедиться, там ли еще колечко. Слова Ильи о грядущей помолвке она воспринимала как некий комплимент, хотя и приятный, но все же абстрактный, говорящий только о глубине его чувств и серьезности намерений. Теперь ей пришло в голову, что из них двоих менее серьезно относится к происходящему именно она. «Так и не заметишь, как выйдешь замуж, тебе все будет казаться шуткой! Судьба решается, а ты только глазами хлопаешь, идешь у Ильи на поводу!» Однако, упрекая себя, Маша не могла не признать, что идти на поводу у кого-то более уверенного и сильного очень приятно и легко.

Изучив расписание, Илья потянул ее на второй этаж:

– Пойдем, осмотримся!

– Ты хочешь увидеть что-то конкретное или просто Амелькина высматриваешь? – осведомилась Маша, поднимаясь вслед за ним по лестнице. – Мне кажется, ему еще рано… До встречи полтора часа.

– А мне кажется, – обернувшись, бросил через плечо Илья, – он в здание вообще не сунется. Тут слишком много точек, с которых вас можно отснять за разговором. Заметь, на улице в шесть часов будет уже темно, он и это предусмотрел.

– Тогда зачем мы так рано приехали? – Девушка остановилась на площадке возле входа в кафе. – И что тут делать?

– Тебе не вредно прогуляться. – Илья спустился на ступеньку и, понизив голос, добавил: – И потом, мне не дает покоя тот каталог с выставки кукол. Она ведь проходила здесь, насколько я помню?

Девушка невольно вздрогнула. Упоминание о каталоге разом вызвало в ее памяти залитое кровью лицо убитого вора. Она сама не ожидала, что запомнит эти непримечательные черты, напрочь лишенные индивидуальности.

– Думаешь, есть какая-то связь с этим местом? – Маша настороженно огляделась. – Но это же было год назад.

– И год назад твоя мама арендовала ячейку в банке, – напомнил он.

– Но, Илья… Мама не была на этой выставке. Она как раз лежала в больнице. Я это очень хорошо помню, потому что сама не смогла сюда приехать.

– Но кто-то все-таки на этой выставке был, раз появился каталог! – резко возразил Илья, отводя ее за локоть в сторону, чтобы освободить лестницу – они перекрывали дорогу посетителям, направляющимся в выставочные залы. – Кто его здесь взял? Только не тот тип.

– На выставку ездил Андрей, – нахмурилась девушка. – Я его послала, вроде как своего заместителя, а потом он должен был забрать кукол и привезти их домой. Но вышло все не так удачно – мало, что я всего второе место заняла, так еще и кукол пришлось отдать на благотворительный аукцион. Нет, я за благотворительность, это было в пользу детей, просто разом пропала вся работа за полтора года… Нас об этом даже не предупреждали…. Хотя я бы все равно согласилась участвовать.

– Все-таки, наверное, я сильно устаю, – внезапно пробормотал Илья, слушавший ее очень внимательно, с прикрытыми глазами. – Надо больше спать, а то память начинает сдавать. Идем, выпьем кофе?

Маша не успела ответить – кто-то, подойдя сзади, положил ей руки на плечи. От неожиданности она вскрикнула, а обернувшись, шумно выдохнула:

– Анастасия Юрьевна!

– Машенька, милая, извини! – Сухонькая пожилая женщина поправила огромные очки, из-за стекол которых на девушку смотрели выцветшие водянисто-голубые глаза. – Напугалась? Кого ожидала увидеть?

«Амелькина!» – подумала девушка и с улыбкой повернулась к Илье:

– Познакомься, это мой добрый ангел, Анастасия Юрьевна, здешний художник-оформитель. Сколь– ко она выставок сделала – я тебе даже сказать не смогу.

– Я сама не смогу! – Женщина протянула Илье руку, которую тот, подавшись вперед, учтиво пожал. – А вы к нам в гости? Очень вовремя, есть интереснейшие экспонаты, например, коллекция тульских самоваров…

– Самовары обязательно осмотрим. – Илья взглянул на часы. – Время, к счастью, есть. А пока, Анастасия Юрьевна, не откажитесь выпить с нами чашечку кофе?

Маша отметила, что он вдруг заговорил как-то мягче, явно приноравливаясь к манерам новой знакомой. Он даже чуть-чуть ссутулился, чтобы казаться ниже ростом, и девушка с изумлением увидела, что Илья начал близоруко щурить глаза, чего за ним раньше не наблюдалось. Это мгновенное перевоплощение поразило ее так, что она даже не сразу услышала обращенный к ней вопрос.

– Что? Что? – переспросила она, когда до нее дошел смысл. К тому моменту все трое уже усаживались за столик в кафе. – Не уезжала ли я куда-нибудь? Нет, к сожалению, Анастасия Юрьевна. Хорошо бы было… Но нет.

– Совсем у нас не появлялась. – Старая знакомая, всегда относившаяся к девушке с симпатией, ласково потрепала ее по плечу. – Я даже хотела тебе позвонить, но твоего телефона найти не смогла. Прошло несколько интересных выставок… И куклы у нас тоже выставлялись, но тебя не было, вот и я подумала, что ты уехала за границу.

– Я была в Москве, ухаживала за мамой, – отрывисто ответила Маша. – Она умерла недавно.

– Бедная девочка! – Анастасия Юрьевна сжала ее руки своими хрупкими, но сильными пальцами, украшенными массивными кольцами с самоцветами, до которых она была большая любительница. – Да, ведь она болела, знаю… Ты изменилась, будто выросла. Горе меняет. Но ты работаешь по-прежнему?

– Конечно. – Маша взглянула на Илью, отошедшего к стойке бара, и в порыве откровенности добавила: – И скоро выхожу замуж.

– Я так рада, безумно рада за тебя! – воскликнула женщина, всплеснув руками. – Это он? Очень эффектный, очень интересный мужчина! Что-то даже демоническое… Он не актер?

– В каком-то роде. – Маша невольно улыбнулась. – Частный сыщик.

– Боже мой, но это лучше, в сто раз лучше! – восхитилась та. – Актеры, между нами, вообще не совсем мужчины. Ты мне поверь, я сама два раза была замужем за актерами. Ну, за тебя я теперь буду спокойна! А что твой брат? Я его тоже целый год не видела, раньше бывал часто… Чем занят?

– Женится вот-вот, – фыркнула Маша уже без прежней горечи.

– Ой, только не говори мне, что на той девочке-модели! – замахала руками женщина. – Я, когда их вместе увидела, сразу подумала, что она-то его на себе женит! Что? Так?!

– Вы о Зое?! – Маша даже привстала из-за стола. – Вы ее знаете?!

– Милая, как же мне не знать, если у них роман прямо тут, у меня на глазах начинался! Они же у нас на выставке познакомились, год назад, она призы вручала от фирмы-спонсора!

– Боже ты мой! – протянула ошеломленная девушка. – Вот, значит, где он ее подцепил! А я все гадала… Получается, что из-за меня, я ведь его сюда послала!

– Маша, милая, не все так страшно, – с сомнением в голосе произнесла Анастасия Юрьевна. – Со стороны трудно судить, я тоже была от нее не в восторге… Зубастая девица, так и вцепилась в парня, сразу видно, хищница. Но, кто знает, возможно, ему будет с нею хорошо.

– Пусть ему лучше будет хорошо, – проворчала Маша, все еще не в силах опомниться. – Потому что хватит с меня чужих проблем! Но я никогда не слышала от него, что они здесь познакомились!

Про себя Маша подумала, что Андрей в принципе редко стал что-то ей рассказывать, с тех пор как в его жизни появилась Зоя, но она не стала озвучивать эту мысль. Получилось бы, что она жалуется на брата, а Маша не любила выглядеть жертвой. К столику вернулся Илья:

– Сейчас нас обслужат. Предлагаю выпить за встречу, что скажете?

– Не знаю, смотри, – настороженно взглянула на него Маша, намекая на предстоящий разговор с Амелькиным.

Илья только улыбнулся в ответ, Анастасия Юрьевна кокетливо сощурилась:

– Машенька только что призналась, что есть повод… Я так рада за вас!

– Я сам за себя очень рад. – Усевшись за стол, Илья как бы между прочим поинтересовался у пожилой дамы: – Скажите, Анастасия Юрьевна, у вас случайно не сохранилось каталога прошлогодней кукольной выставки? У меня он был, да я потерял.

– Ну как же, найду несколько штук, – кивнула та. – Это, знаете, была очень красивая выставка, очень запоминающаяся. Машины куклы имели такой успех!

– Вы слишком добры! – вздохнула девушка, следя за тем, как старая приятельница вкручивает сигарету в янтарный мундштук. – Я все про себя знаю…

– Пригнись! – Рука Ильи неожиданно легла ей на затылок и с силой наклонила Машину голову к столешнице.

Девушка так оторопела, что даже не сопротивлялась, тем более что в следующий миг уже поняла причину такого невежливого обращения. В стеклянные двери кафе вошел человек, встретиться с которым девушка должна была минут через сорок. Остановившись на пороге, Амелькин осматривал сидящих за столиками. Илью, поднявшегося из-за стола, он видел только со спины, Маша успела пригнуться еще ниже и теперь делала вид, что возится с развязавшимся шнурком на ботинке. Анастасия Юрьевна застыла с неприкуренной сигаретой и вопросом в добрых голубых глазах.

– Все в порядке, – негромко сообщил ей Илья. – Один неприятный тип, Маша не хочет с ним видеться. Скажите, он все еще там? В сером плащике…

– Он вышел, – испуганно ответила та. – Кажется, пошел наверх, в залы.

– Отлично, Маша, вылезай! – скомандовал Илья. – Пока он все там обойдет, минут пять-десять у нас точно есть. Как раз успеем выпить кофе.

Глава 14

Кофе Илье пришлось пить в обществе одной Анастасии Юрьевны. Маша была не настолько хладнокровна, чтобы выставлять себя напоказ за стеклянной стеной кафе, в то время как Амелькин находится где-то рядом. Хотя Илья уверял, что тот не вернется, пока не прочешет весь второй этаж, девушка малодушно сбежала и теперь бродила по двору, то и дело оглядываясь на освещенный вход. Начинало темнеть, с Москвы-реки порывами дул сырой, холодный ветер. В зеленоватом сумеречном небе резко рисовались высокие опоры Крымского моста, печально известного любимого места самоубийц. Остановившись посреди двора, неподалеку от абстрактной скульптурной группы, Маша засмотрелась на этот угрюмый пейзаж, вызывающий у нее смешанные чувства тревоги и тоски. Она не услышала, как Амелькин подошел, и обернулась, только когда за спиной раздался скрипучий голос:

– А вы рано!

– Что?! Да! – невпопад ответила девушка, плотнее запахивая куртку. Теперь она была даже рада, что встреча назначена на улице, вдали от фонарей. Амелькин не мог видеть выражения ее глаз, а Маша очень боялась, что не сумеет достоверно солгать. – Вы хотели поговорить?

– Это вы хотели, Марья… Григорьевна. – На этот раз он вспомнил отчество самостоятельно. – Значит, подружка тем утром к вам заходила и готова это подтвердить?

– Так, – кивнула девушка. Внезапно ей стало жарко, и она разом перестала ежиться от ветра.

– А ей известно, что бывает за дачу ложных показаний? – проскрипел Амелькин. Его нескладная фигура была похожа в сумерках на вырезанный из жести флюгер. Он даже слегка раскачивался из стороны в сторону, словно пытаясь уловить направление ветра. – Вы как дети, честное слово!

– Почему вы нам не верите? – храбро начала Маша. – Соседке верите, а нам – нет?

– Иными словами, если соседка наврала, вам тоже можно? Детский сад!

– Вы и сами понимаете, что меня рядом с той стройкой не было и не трогала я того типа! – Раздраженная его пренебрежительным тоном, девушка заговорила громче, кстати, вспомнив о включенном диктофоне, спрятанном в нагрудном кармане куртки. – Почему я вообще должна оправдываться?

– Потому что… – Неожиданно приблизившись вплотную, следователь взял девушку под руку. У нее было ощущение, что ей под локоть подсунули деревянную оглоблю. – Люди и за меньшее попадали в тюрьму. Ну, не будьте ребенком, поймите – у меня труп, у меня свидетель, который не то что говорит, будто видел кого-то, на вас похожего… а прямо называет вас. В этой ситуации вы просто вынуждены оправдываться!

– Почему мой свидетель не принимается во внимание? – Маша сделала робкую попытку высвободить руку, но Амелькин держал ее крепко. – Николай Петрович, объясните! В каком виде я должна дать эти показания? Давайте поедем в управление, я все напишу!

– Не усугубляйте своего положения, – отечески мягко посоветовал тот и, почувствовав ее глухое сопротивление, выпустил наконец руку. – Лжесвидетельство – неважный соус, вы можете им все испортить. Не было ведь на самом деле никакой подруги? Вы мне сейчас не как следователю, как человеку скажите – не было? Не для протокола… В протоколе напишем, как захотите.

Маша исподлобья взглянула ему в лицо. Он говорил так просто и доверительно, и в какой-то миг у нее появилось искушение признаться во всем, попросить совета. Но девушка тут же справилась с этим приступом слабости. Она вспомнила злую улыбку Ильи, жесткое выражение его серых глаз в тот миг, когда он говорил: «Я хочу, чтобы ты помогла мне растоптать эту гниду!» Девушка отступила на шаг и с замиранием сердца выговорила:

– Очень жаль, но у меня действительно есть алиби.

Последовала пауза, во время которой Амелькин рассматривал, казалось, собственную тень, протянувшуюся поперек большой лужи. Наконец он произнес:

– Что же делать… Вы меня не хотите понять.

– Я пытаюсь! – честно ответила девушка.

– Ну тогда поймите, нет никакого смысла раздувать это дело, переполнять его фальшивыми свидетелями, недействительными показаниями. Соседка, может, и врет, но так уж вам не повезло, я обязан ей верить. Я даже не могу вычислить ее мотива, так что должен допустить – она говорит правду. Или вы можете доказать, что Мерзлякова хочет извлечь выгоду из своих ложных показаний?

Маша молча покачала головой.

– Вот если бы у меня была волшебная палочка – раз, взмахнул, и нет ее показаний! – мечтательно произнес Амелькин. – Как хорошо! И вы бы с чистой душой обо всем забыли! И я бы забыл – ну еще одно нераскрытое дело, что за беда?

– Я думаю, она не возьмет обратно показания, – осторожно заметила Маша.

– А вы уже пробовали ее уговорить?

Вопрос, заданный будто вскользь, окончательно насторожил девушку, и она снова отделалась неопределенным покачиванием головы. Амелькин махнул рукой:

– Не та женщина, бесполезно. Даже я не смог бы ее теперь переубедить. Но есть другой вариант… Дело в том, что о ее показаниях пока никто, кроме меня, не знает. Если бы они вдруг перестали существовать, это прошло бы незамеченным. Самой Мерзляковой я мог бы объяснить, что вы предоставили железное алиби. Вроде просто… И очень сложно! – Последнюю фразу он произнес с легким нажимом, так выразительно глядя на Машу, что та не выдержала и отвела взгляд.

– Если вы можете так сделать… – пробормотала она.

– Теоретически я многое могу, – подтвердил Амелькин. – Но это инициатива, чреватая очень серьезными последствиями. Вплоть до увольнения, а то и хуже. Если помните, это дело об убийстве!

– Вы сами об этом заговорили! – запротестовала девушка. – Я не просила!

– Ну да, вы просто смотрели на меня такими несчастными глазами! – усмехнулся тот. – Чтобы не размазывать то, что нам обоим ясно – еще не поздно договориться. До понедельника я могу придержать показания Мерзляковой, но на следующей неделе начну вовсю их работать, если вы не пойдете мне навстречу.

– То есть… – онемевшими губами произнесла девушка, только сейчас начиная всерьез верить в реальность сделанного ей предложения. – Вы говорите о деньгах?

– Мне просто совесть не позволяет пользоваться вашим стесненным положением, – галантно улыбнулся Амелькин, ничуть не смутившийся вопросом. – Поэтому с вас сто пятьдесят тысяч. Это смехотворная сумма по сравнению с тем, чем я рискую!

– Сто пятьдесят тысяч рублей? – с запинкой выговорила Маша. – Но это очень много… Это шесть тысяч долларов! Вы не представляете, наверное… Я мало зарабатывала в последнее время, и было столько расходов!

– Марья Григорьевна, да ведь существует система кредитования, слава Богу! – Амелькин говорил раскованно и жизнерадостно, будто речь шла о самых обыденных вещах. – Вы москвичка, квартира есть, обратитесь в два-три банка и решите проблему за пару дней. Я ведь вас не тороплю, не требую денег немедленно. И есть, в конце концов, родственники, друзья… Ведь это совсем небольшая цена за то, чтобы я рискнул своей карьерой! Честное слово, только из симпатии к вам! У вас целых три дня, чтобы найти деньги!

– О Господи! – Маша взялась за виски и тут же отдернула руки, повернув к следователю искаженное лицо: – А если я не найду денег?

– А я вам все уже рассказал! – почти весело ответил тот и, взглянув на часы, легонько свистнул: – Мне давно уж надо ехать, сейчас по пробкам… Опоздаю! Марья Григорьевна, когда вы сумеете взглянуть на ситуацию без ложного драматизма, то поймете, что я предложил единственно верное решение. И совсем не страшное, уверяю вас! Звоните!

Сделав прощальный жест, Амелькин направился было к воротам, но вдруг остановился и обернулся:

– Может, вас куда-то отвезти? Если по дороге, я могу!

– Не надо, – сдавленно ответила она. – Мне нужно подумать.

– Подумайте, подумайте хорошенько! – посоветовал следователь, ничуть не смутившись ее похоронным тоном. – А если вы сейчас про себя возмущаетесь моим предложением, подумайте еще лучше! В сущности, я ведь вам одолжение делаю! Я вам мог бы рассказать о людях, которые мне пачки денег в руки совали, на коленях просили взять, помочь, но я им отказал! А вас пожалел, потому и готов рискнуть! И кстати, Марья Григорьевна… – В его голосе зазвучали дребезжащие, смешливые нотки: – У меня кристальная репутация, ко мне никакая грязь не пристанет! Это я вам говорю на тот случай, если вы вдруг вздумаете выводить меня на чистую воду. Не советую, Марья Григорьевна, очень не советую. Подумайте о показаниях Мерзляковой, их ведь не я придумал! Отвечать тогда будете по полной, а отвечать вам нечего!

И развернувшись, Амелькин торопливо пошел к воротам, на ходу застегивая пальто. Даже когда его фигура растворилась в сумерках, выползающих из-под огромного моста, возле которого теснились ряды машин, Маша не двинулась с места, будто он все еще мог за ней наблюдать.

Илья ожидал ее в условленном месте – на втором этаже, у лестницы. Поднимаясь по ступенькам, Маша сразу заметила рядом с ним щуплую фигурку своей приятельницы и удивилась, что они до сих пор не расстались. Анастасия Юрьевна куталась в длинную вязаную шаль и, нервно щурясь, слушала, что говорил ей Илья. Завидев Машу, она внезапно смутилась и принялась теребить кисти, свисающие с краев шали:

– Ну, мне пора, я с вами обо всем забыла… Посмотрите, какие у нас сейчас выставки, погуляйте!

Она упорно не смотрела в глаза Маше и, скомкано попрощавшись, ушла, будто опасаясь, что ей вдогонку зададут какой-нибудь неприятный вопрос. Девушка недоуменно взглянула на Илью:

– Что с ней?

– А в чем дело? – с невинным видом поинтересовался тот. – Мы очень приятно пообщались. Скажи лучше, как у тебя дела?

– Ты был прав, – мрачно ответила Маша, доставая из кармана куртки миниатюрный диктофон. – А я сперва ушам своим не поверила. Так запросто, нагло… Он еще хочет это представить как великое одолжение!

– Сколько? – коротко спросил Илья, пряча диктофон. – Стой, угадаю. Что-то в районе десяти тысяч баксов?

– Шести.

– Что ты? – Илья высоко поднял брови. – Как гуманно! Он, в самом деле, высоконравственная личность!

– Мне скидка, как человеку в стесненном положении, – сквозь зубы проговорила Маша. – Что делать?

– Обещать ему деньги! – Теперь Илья сиял, в его глазах бродили лукавые искры, завидев которые, девушка поняла, что он никак не разделяет ее справедливого ожесточения. – Он их получит!

– А что будет после того, как мы его посадим? – с тревогой спросила она. – Что будет со мной? Ведь показания останутся в деле…

– Насчет «посадим» я бы не строил иллюзий, максимум – его снимут с работы, – заявил мужчина, все еще торжествующе улыбаясь. – Сама видишь, я ведь тоже не сидел. Но пусть хлебнет того, чего я нахлебался!

– Илья, что будет со мной? – настойчиво повторила она. – Или тебе все равно? Главное – отомстить?

Он порывисто ее обнял и расцеловал, ничуть не смущаясь присутствием нескольких десятков свидетелей:

– Машенька, какая же ты трусишка! Неужели ты думаешь, что я дам в обиду свою невесту? Это тебя не убеждает? – Он взял ее руку и дотронулся до кольца: – Какие еще нужны аргументы?

– Такие, какие я могла бы предъявить следователю, – упрямо отстранившись, заметила Маша. – Не буду же я ему показывать кольцо…

– Анжела сделает тебе алиби или соседка возьмет свои слова обратно! Или и то и другое вместе!

Он говорил уверенно, и в то же время Маше чудилось в его словах нечто неприятно-легкомысленное. Она резко высвободила руку, которую Илья продолжал сжимать:

– Знаешь, в чем для меня состоит кошмар ситуации? Я не могу выбирать и не могу ни от чего отказаться. Мне осталось только слушаться тебя…

– А ты мне не доверяешь! – подхватил тот, с виду ничуть не обидевшись. – Все-таки женщины – загадочные существа! Замуж за меня выйти согласна, а довериться – нет. Это для тебя разные вещи…

Маша только пожала плечами. Она видела, что Илья все еще шутит, и не была расположена поддерживать его веселье. У нее на сердце лежала огромная тяжесть, сбросить которую она уже не надеялась. Поэтому его заявление о том, что ужин в честь помолвки состоится завтра в восемь вечера, Маша почти пропустила мимо ушей. Прежде она никогда бы не поверила, что такое важное событие будет значить для нее так мало.

На обратном пути Илья затащил ее в ресторан, мотивируя это тем, что готовить ужин дома слишком поздно, а он не может всю ночь проездить по городу голодным.

– Значит, тебя опять не будет? – Усевшись за стол, Маша апатично вертела вилку. После всех перенесенных потрясений ею внезапно овладело странное равнодушие к собственной судьбе. Она слишком устала, чтобы волноваться.

– Зато я тебе не скоро надоем! – подмигнул Илья, раскрывая принесенное меню. – Ты еще оценишь меня по достоинству! Что будешь есть?

– Ничего не хочу. – Маша закрыла глаза, прогоняя подступившие слезы. – Или нет, хочу, чтобы все быстрее кончилось. Когда мне встречаться с Амелькиным?

– Можно хоть завтра… Но я бы потянул до последнего, чтобы он ничего не заподозрил. Все-таки тебе нужно время, чтобы найти деньги. Значит, скорее всего, это будет воскресенье.

– Так долго! – простонала девушка. – Я не до– живу!

– Месть – это блюдо, которое подают холодным, – назидательно заметил Илья. – А то можно натворить глупостей. Главное – не суетись, все будет, как мы захотим. Я слишком долго ждал, чтобы проколоться на какой-нибудь мелочи. Я подготовлю меченые деньги, дам тебе в сопровождение человека с камерой. Он профессионал высшего класса, такие видео снимает, клиенты прямо плачут, когда смотрят! Феллини!

– Знаешь, я никогда не мечтала стать кинозвездой! – ядовито парировала девушка. – Я попросту боюсь во все это ввязываться, неужели непонятно?!

– Но ты уже ввязалась! По-твоему, лучше, в самом деле, сделать все, как он хочет, дать взятку и не поднимать шума?

– Ничего не лучше, но пойми, я за себя боюсь…

– Нет, ты правда предпочла бы откупиться?!

Илья выглядел по-настоящему взволнованным, и девушка, поймав его сверлящий взгляд, невольно отвела глаза. Он сделал наконец заказ подошедшему официанту, называя блюда таким раздраженным тоном, что Маша каждый раз вздрагивала. Когда невозмутимый, вышколенный официант удалился, она просительно произнесла:

– Успокойся, не злись… Знал бы ты, как мне страшно! Еще где-то пропадаешь по ночам… Хоть бы я верила, что весь этот бред когда-нибудь закончится…

– Он закончится в воскресенье, слышишь? – Перегнувшись через столик, мужчина крепко сжал ее руку, безвольно лежавшую на скатерти. Его пальцы были лихорадочно-горячими, и девушке, как всегда, неожиданно передалась его уверенность и частично – азарт. – Я обещаю, что угодно готов поставить!

– Что, например? – Она уже нашла в себе силы кокетливо улыбнуться.

– А, в самом деле, что? – Поймав ее улыбку, Илья откинулся на спинку стула и лукаво сощурился. – Замуж я тебя уже позвал, кольцо на палец надел, помолвка завтра… Квартиру, увы, поставить не могу – она в равных долях моя и Риткина. Сама понимаешь, как такого мамонта разделить – продавать жалко, вместе жить не сможем. К счастью, у нее своя квартира имеется, не хуже.

– Ладно, я согласна на полквартиры, – меркантильно заметила Маша, стараясь сдержать ползущую на губы усмешку. – Так что смотри, если Амелькин от меня не отвяжется…

– Интересно, можно тебя напоить так, чтобы ты о нем пару дней не вспоминала? – задумался вслух Илья.

Он, в самом деле, постоянно подливал Маше вино, вскоре появившееся на столе, и как та ни отказывалась, ей все же пришлось выпить два бокала. Но даже и тогда, согревшись и слегка опьянев, она все еще ежилась, вспоминая огромный темный двор, насквозь продуваемый ветром с близкой реки, очертания ферм моста на фоне зеленого закатного неба и ссутуленную фигуру человека рядом, бесплотную, будто вырезанную из жести. Сейчас он казался ей страшной тенью, имеющей к реальности так же мало отношения, как любой из ночных кошмаров.

«Дай Бог, чтобы это и закончилось, как все кошмары, ничем, – думала она, наблюдая за тем, как жадно ест Илья. – И чтобы я удивлялась, как можно было бояться такой чепухи!»

* * *

Илья доставил ее домой около десяти часов вечера и тут же уехал, даже не переступив порога квартиры. Маша сама заперла дверь на все замки, задвинула засов и, уже привычно ругая себя трусихой, обошла все комнаты, всюду включая свет. Немного успокоившись, она вернулась в спальню Ильи, включила телевизор и принялась раздеваться. Маша как раз отыскала среди привезенных из дома вещей любимую пижаму и собралась принять душ, когда услышала слабый звук звонка – в ее сумке ожил мобильный телефон. Взглянув на часы, она от души понадеялась, что звонит соскучившийся Илья. Однако, увидев, чье имя высвечивается на дисплее, девушка нахмурилась.

– Ты? – Она все-таки решилась ответить, подозревая, что в противном случае звонки будут повторяться каждые пять минут. – Что на этот раз?

– Прости, разбудил? – смущенно заговорил Павел. – До меня только сейчас дошло, который час…

– Я не сплю. Так в чем дело?

– Можно тебя увидеть? Я тут рядом, на соседней улице сижу в машине.

– Что за срочность? – поморщилась Маша, неприятно удивленная его настойчивостью. – Кстати, ты созвонился с Зоей? Встретились?

– Да, то есть… Маш, мне очень надо с тобой кое-что обсудить! Это важно и срочно… И я не могу по телефону!

Его голос звучал так просительно, почти приниженно, что девушка сдалась:

– Заходи, ведь не отвяжешься… Квартиру помнишь?

Павел явился через десять минут, она едва успела сменить халат на джинсы с майкой и причесаться. Едва он появился на пороге, Маша поняла, что срочность и деликатность дела не были выдумкой. Мужчина переминался с ноги на ногу и мучительно краснел, не решаясь начать разговор. Она даже испугалась, пытливо заглядывая ему в лицо:

– Ты человека с похмелья не сбил, нет?! У тебя такой вид!

– Нет, но все равно какая-то ерунда в жизни происходит, – признался тот, поднимая наконец глаза. – Машка, ты меня теперь, наверное, окончательно будешь считать уродом!

– А я разве считала… – растерялась она, а опомнившись, воскликнула: – Что случилось?!

– Я с ней переспал!

– Вот те на! – Девушка прижала руку к сердцу, мгновенно поняв, о ком идет речь. Лисье личико Зои возникло перед ней с неприятной отчетливостью, словно та умудрилась частично материализоваться в сумраке просторной захламленной прихожей.

– И теперь никакой свадьбы не будет, – заметно приободрившись, будто миновав самый опасный рубеж, продолжал Павел. – Во всяком случае, я ее к этому склоняю. Я твоего брата отлично помню, ты вот скажи, разве они подходят друг другу? Это с ее стороны просто блажь! От нечего делать! Какой он и какая она!

– Сам, что ли, собрался жениться? – Маша обрела наконец дар речи, и ей стало душно от прихлынувшей к щекам крови. – В добрый путь!

– Серьезно?! – воскликнул тот. – Одобряешь?! Зоя говорила, что ты была против свадьбы, но я не поверил!

– Еще бы, как такое сокровище не оценить! – язвительно заметила Маша. – Нет, ты меня не слушай, у нее масса достоинств, просто мы с ней не срослись! Скажи, она точно передумала со свадьбой? Было столько возни, расходов…

– Не будет никакой свадьбы! – нервно повторил мужчина. Его золотые очки вызывающе блеснули. – Что за бред, какое мне дело до расходов!

– Андрей знает?

Этот короткий вопрос поставил его в тупик. Он заметно поежился и, сбавив тон, просительно произнес:

– В том-то и дело, что нет… Зоя боится с ним говорить, а мне как-то странно лезть. Ты не могла бы…

– Вот зачем ты явился! – ахнула девушка. – Нечего сказать, приятная миссия! Нет, уж этого вы от меня требовать не можете! Так я могу навсегда с братом поссориться!

– Да почему? – умоляюще протянул Павел. – Ты здесь при чем?

– Дорогой, да он сразу решит, что я вас нарочно свела! Нет, даже не думай!

– Тогда… Я сам с ним поговорю! – Воинственный тон заявления не очень вязался с угнетенным видом визитера.

Маша с некоторым злорадством отметила, что у него, несмотря на начало нового романа, не такой уж счастливый взгляд. Скорее, Павел глядел как человек, попавший в затруднительную ситуацию. Припомнив свои былые страдания из-за этого мужчины, Маша почувствовала себя отомщенной и саркастически заметила:

– Чего уж лучше – честный мужской разговор, начистоту! Ты же знаешь, что встретиться вам придется. Я только не представляю, чем все обернется с этой несчастной свадьбой. Они истратили на нее пятнадцать тысяч долларов, больше, чем могли себе позволить! Ну, Андрей точно не мог… – обращаясь уже к себе, добавила она.

– Если вопрос в деньгах, я согласен вернуть ему то, что не удастся стребовать с фирмы… – неохотно предложил Павел. – Нелепая ситуация, я не обязан этого делать… Но раз уж это твой брат, то, чтобы было меньше расстройства и ты не пострадала…

– При чем тут я? – возразила Маша, опомнившись. – Это не мои деньги, я даже не знаю, где он их достал. Не интересовалась, не до того было. А если ты ему предложишь компенсацию, он тебе точно разобьет очки!

Она заявила это без тени сомнения, но вдруг поймала себя на мысли, что говорит о прежнем Андрее, о том, каким он был до знакомства с Зоей. За последний год она так редко находила общий язык с братом, что вряд ли могла ручаться за его поведение. «Он решил устроить свадьбу сразу после похорон, так может, и деньги за невесту возьмет?!» Вздрогнув, Маша добавила:

– Даже не суйся, пусть все пропадает. Это будет ему уроком.

– Шикарный жест! – одобрил заметно повеселевший Павел. – Ну, спасибо за моральную поддержку, хотя ты и не хочешь мне помочь… Во всяком случае, ты не против?

– Во всяком случае, на вашу свадьбу я приду! – рассмеялась девушка, оценившая наконец комизм ситуации. – Только поторопись, видишь, как все зыбко в этом мире!

Продолжая шутить, она выпроводила Павла, но, едва закрыв за ним дверь, снова услышала звонок.

– Ну, что еще? – Маша высунулась на площадку. – Дай в себя прийти!

– Забыл… – смущенно проговорил тот, нажимая кнопку вызова лифта. – Зоя просила передать, что надеется и дальше с тобой дружить.

– Так и сказала? – не поверила своим ушам девушка. – Этими самыми словами? «И дальше»?

– И еще, она просила передать Андрею, пусть сто раз подумает, прежде чем начинать скандал!

– Вот пусть сама ему это и скажет! – сердито бросила Маша. – Что за угрозы?!

– Она очень настаивала… – Павел старался не смотреть ей в глаза. – Зоя сказала бы и сама, но боится неадекватной реакции.

У Маши с губ рвались резкие выражения, но она сдержалась. Лифт взобрался на седьмой этаж очень вовремя, пауза становилась все более натянутой. Был момент, когда девушка едва не высказала бывшему возлюбленному все, что на самом деле думает о его новой пассии. «Молчание – золото! – Маша перевела дух, следя за тем, как кабинка исчезает в старомодной проволочной шахте. – Зоя – настоящая Цирцея, превращает мужчин в свиней не хуже древнегреческой колдуньи! До него бы все равно ничего не дошло, а друга я бы навсегда потеряла… Во всяком случае, он все еще пытается быть мне другом, раз уж не вышло ничего больше. И я должна быть ему благодарна! Он очень лихо избавил меня от Зои, правда, подкинул новую проблему!»

Маша с содроганием думала о том, как воспримет неожиданную новость Андрей. У нее рождались все более мрачные прогнозы, она не могла избавиться от дурных предчувствий все время, пока запирала дверь, раздевалась, стояла под душем, заваривала свежий чай. Близилась полночь, а девушка все перебирала в уме разные варианты того, чем может обернуться создавшаяся ситуация, и все они казались неутешительными. Хуже всего было то, что она понимала – ситуация необратима, а значит, все еще влюбленному Андрею предстоит выпить всю горечь до дна. «Странно не то, что Зоя ушла к состоятельному бизнесмену накануне свадьбы, странно, что она вообще планировала брак с полунищим театральным художником, без имени, без перспектив, даже без особых способностей! Андрей – простая рабочая лошадка, каких сотни, материальные перспективы – половина хрущовской квартирки, в спальном районе, да еще на первом этаже… И чем он мог ее привлечь? Зоя явно не из тех, кто согласен делить с мужем трудности, это существо иной породы! Что это было с ее стороны? Внезапная влюбленность богатой девочки, не понимающей даже, какой уровень жизни ее ждет в браке с таким парнем? Или родители обещали ей поддержку? Или ей вообще было на все наплевать? А может… – Маша внутренне похолодела, неожиданно задав себе этот вопрос: – Она просто хотела кому-то отомстить этой свадьбой? Расквитаться, а потом перешагнуть через Андрея и уйти, как ушла сейчас?»

Впервые за все время знакомства с Зоей ей захотелось набрать ее номер и поговорить начистоту. Маша не сделала этого лишь потому, что понимала – никаких результатов звонок не даст. Услышав ее гневные расспросы, та лишь широко распахнет чистые, ангельски ясные глаза и голубиным голосом проворкует: «Мне так жаль, так жаль…»

О том, что вернее бы позвонить брату, Маша даже думать боялась. Вместе с тем она уже жалела о том, что отвергла предложенную миссию и доверила ее самому Павлу. Чем мог обернуться разговор двух мужчин, претендующих на одну женщину, невозможно предугадать. Измучив себя этими мыслями, девушка уснула, едва ее голова коснулась подушки. Об Амелькине она даже не вспомнила, так велико было последнее потрясение.

* * *

На рассвете ее разбудил Илья. Он присел на край постели, и пружины матраса громко взвизгнули под тяжестью его тела. Маша приподнялась на локте и натянула на грудь сползавшее одеяло:

– Ты? Который час?

– Скоро шесть, – не повернув головы, ответил тот. – Можешь спать.

– Нет, я не… – Девушка помотала головой, прогоняя остатки сна. – Ты ложишься?

– Я в церкви был. – Илья продолжал сидеть боком к ней, перекинув ногу на ногу, подпирая щеку кулаком. Он говорил куда-то в пространство. – Сто лет туда не ходил, в последние годы даже на Пасху не бывал…

– В церкви? – Маша окончательно проснулась и села, обеспокоенно глядя на него. – Что случилось?

– Я советовался со священником, представляешь? – Илья покачал головой, будто удивляясь своим словам. – Впервые лет за десять с кем-то советовался! Меня вдруг стало тревожить то, что я делаю. Я уже не уверен, что поступаю правильно.

– Что следишь за людьми? – осторожно уточнила Маша. – Это грех, да?

– Если бы только это! – фыркнул Илья. – Я о другом с ним пытался говорить. Он меня не понял… Сказал, что я Божьи заповеди нарушаю ради выгоды… ради мести. Что не мое дело – справедливость восстанавливать, а Божье. В общем, я его тоже не понял.

– И я тебя не понимаю! – откровенно призналась Маша. – Только вижу, что-то тебя мучает! Если бы я могла помочь!

– Помочь? Нет! – Он впервые взглянул на нее, и в смутном утреннем свете его глаза показались совсем темными и очень усталыми. – А вот если бы ты могла мне обещать…

– Что хочешь!

– Обещай, что прощаешь мне заранее, прощаешь то, о чем еще не знаешь!

Девушка запнулась на миг, но он смотрел так выжидающе и печально, что она не выдержала:

– Хорошо, обещаю, только мне как-то не по себе. Похоже на страшную сказку, где чудище просило короля подарить ему то, о чем он еще не знает. Там дело обернулось плохо!

– Только такие подарки и имеют цену! – возразил Илья, протягивая руку и легко касаясь ее щеки. – Во всяком случае, для чудища!

Маша попыталась улыбнуться ему в ответ, но ей мгновенно вспомнились все тревоги минувшего дня. Сейчас к ним прибавилась еще одна загадка, но девушка приказала себе не трепать нервы из-за того, что еще не произошло, а может, не случится вовсе. Она уже слишком хорошо знала Илью, чтобы требовать от него разъяснений. Вместо этого Маша рассказала ему о вчерашнем визите Павла. К ее удивлению, он воспринял это известие очень серьезно и заставил повторить все в деталях. После, задумавшись на минуту, Илья неожиданно сообщил:

– Их ни в коем случае нельзя упускать из виду! Слушай, а раньше они не могли быть знакомы?

– Нет, я уверена! – воскликнула девушка. – Пашка точно увидел ее у нас впервые! А в чем дело?

– Твой ключик! Понимаешь, объединились два человека, каждый из которых потенциально мог украсть ключ!

– Да я уже забыла об этом! – всплеснула она руками. – И ты забудь! Во всяком случае, если у них появится куча денег, ты этого не поймешь! Они оба люди не бедные! Скажи лучше, что делать с Андреем?

– Ничего абсолютно, – немедленно ответил Илья. – Держи нейтралитет, сами разберутся.

– Думаешь… – с сомнением протянула девушка. – Знаешь, наверное, надо отменить сегодняшний ужин. Какая там помолвка, если у брата жизнь рушится? Папа мог бы прийти, но ему будет неловко одному. Он тебя почему-то стесняется, заметил?

– Ничего отменять не будем! – решительно заявил мужчина. – Я уже пригласил Ритку, она обязательно приедет. Твой папа, брат, подружка… Вот уже четыре гостя. Можно еще кое-кого позвать, не беспокойся, это все моя забота. Так что, готовься!

– С ума сошел?! – Поняв, что он не шутит, Маша испугалась и выскочила из постели. – Я не умею готовить! Да я в жизни гостей не принимала!

– Еду привезут из ресторана, стол я тебе помогу накрыть, посуды – море. – Илья встал и на миг закрыл лицо ладонями. – Господи, как же я устал! Не спорь со мной, нет сил что-то доказывать. Ужин будет, и все. Как я сказал, в восемь.

Она не стала возражать, видя, что момент неподходящий. Илья, в самом деле, выглядел совершенно вымотанным. Маша сварила ему кофе, но он с отвращением сделал один глоток, отставил чашку и заявил, что ему необходимо выспаться.

– Иначе сорвусь, нервы сдадут, – пояснил он, направляясь обратно в спальню и раздеваясь на ходу. – Я могу не спать несколько суток подряд, вести клиента, но потом мне нужно упасть и отключиться. Могу проспать до вечера, разбудишь около шести? Не давай валяться дольше!

– Хорошо, а как же ужин? – Маша взбила подушки и матерински нежно укрыла Илью одеялом.

У нее мелькнула тайная надежда, что помолвка все же будет перенесена на другой день, но Илья не оправдал ее ожиданий, заявив сквозь отчаянную зевоту:

– Ужин я уже… заказал! Маш, умираю, уходи… Или ложись рядом и молчи!

Она предпочла оставить его одного и вышла из комнаты, прихватив коробку с незаконченной куклой. Девушка устроилась на кухне, и когда минут через пятнадцать снова заглянула в спальню, чтобы взять забытые ножницы, Илья уже крепко спал, зарывшись лицом в подушку. Она на цыпочках подкралась к постели и наклонилась к дорожной сумке, стоявшей рядом с изголовьем, как вдруг мужчина, будто почувствовав чужое присутствие, нервно повернулся, схватил глоток воздуха приоткрытым ртом и быстро, зло проговорил:

– Постой у меня, постой!

– Что? – прошептала девушка, от неожиданности не сразу сообразив, что он обращается вовсе не к ней. Ответа не последовало. Илья опять дышал ровно, и только его губы изредка кривила быстрая судорога, похожая на молнию, отчего казалось, что он неслышно продолжает спорить с кем-то по ту сторону сна.

«И я даже догадываюсь, кто ему снится, – с содроганием подумала Маша, выуживая ножницы со дна сумки. – Боже, почему мое дело попало именно к его врагу?!» Она уже сама не понимала, чего боится больше – нынешней помолвки, завтрашней отмененной свадьбы или встречи с Амелькиным, которую Илья назначил на воскресенье. «Одно утешение, – сказала она себе, крадучись возвращаясь на кухню. – Как бы там ни было, все равно наступит понедельник, а уж тогда-то все будет кончено!» Маша от души надеялась, что Илья сдержит слово.

Глава 15

Илья проснулся куда раньше, чем обещал, – Маша услышала его шаги в коридоре около четырех часов пополудни. Он отворил кухонную дверь и сонно подмигнул девушке:

– Не сбежала? А мне приснилось, что ты удрала прямо со свадьбы.

– Это тебе Зоя навеяла.

Маша принялась наводить порядок на столе. Она просидела за работой несколько часов подряд, отрываясь только для того, чтобы выпить чаю, и кукла в общих чертах была готова. Дело оставалось за костюмом, но тут Маша трудностей не ждала, благо, ракетка у нее уже была.

– Покажи, – попросил Илья, приближаясь и заглядывая в коробку с куклой. – Да это Курникова, прямо живая! Неужели будешь продавать?

– Я тоже думаю, что похожа. – Польщенная, девушка осторожно закрыла коробку. – Конечно, продам, зачем же еще я их делаю!

– И за сколько, если не секрет?

– Будь я мастером с большим именем, я бы назначила не меньше пяти тысяч долларов! – уверенно заявила она. – Но… на такие сделки я только со стороны могу любоваться. В магазине ее выставят где-то за тысячу долларов, я получу на руки триста.

– Немного, – пробормотал Илья, следя за тем, как Маша прибирается. – И больше тебе никогда не приходилось получать?

– Приходилось меньше! – с горькой иронией улыбнулась девушка. – А бывало, вообще ничего… Как на той выставке, год назад. Знаешь, мне показалось, что Анастасии Юрьевне передо мной неловко, ведь она организовывала экспозицию и ни о чем меня не предупредила. Конечно, на такие мероприятия лучше являться самой, чтобы потом никого не обвинять! Десять кукол пропало, как не было!

– Да еще второе место… – кивнул Илья.

Маша изумленно подняла взгляд. Она не могла поверить, что он с такой легкостью коснулся больной для нее темы, да еще с явной насмешкой. Однако Илья не улыбался, а созерцал некую точку в пространстве, будто, находясь в кухне наедине с Машей, видел при этом кого-то третьего. Девушка даже оглянулась и тут же разозлилась на себя за это трусливое движение.

– Да, второе! – Она постаралась произнести это как можно хладнокровнее. – Не всем же быть первыми! Некоторые всю жизнь остаются вторыми, и ничего, обходятся.

– Ты хотела сказать, их обходят?

– Знаешь, мы с тобой поссоримся, и твой сон окажется в руку! – Теперь Маша не могла скрыть возмущения. Ее голос слегка дрожал: – По-твоему, это хороший повод для шуток? Ну да, я хотела быть первой и считала, что мои куклы достойны высшей оценки! Я надеялась, что эта выставка станет для меня прорывом на тот самый уровень, где за куклу платят настоящие деньги! Не вышло, и я тебе даже признаюсь… Я была так зла, что решила больше никогда не выставляться. И еще скажу, если ты сейчас думал своей иронией подстегнуть меня к новым свершениям, то здорово ошибся! Такие методы на меня не действуют, слышишь?!

Последние слова она почти прокричала, сметая со стола в пакет свои рабочие инструменты. Старая обида, которую Маша считала надежно пережитой и похороненной, внезапно воскресла, и девушка с ужасом убедилась, что за год ее чувства ничуть не изменились. Ей по-прежнему было нестерпимо больно из-за того, что ее мечты и расчеты рухнули. К тому же Маша испытывала страх. Ведь если коллекция, которая ей самой казалась безусловно достойной первого места, заняла всего лишь второе, возможно, она перестала адекватно оценивать свое творчество и попросту деградировала, вместо того чтобы выйти на новый уровень. Она боялась даже сравнивать своих кукол с творениями коллег, чтобы ужасная истина не стала совсем уж явной. Маша даже не пожелала услышать от брата, кто победил на злополучной выставке, а когда тот все же произнес фамилию, только закрыла глаза, уязвленная в самое сердце. Этого человека она никогда не считала своим конкурентом, и все же…

– Первое место досталось не мне, но, как видишь, я это пережила! – Она с вызовом взглянула на Илью и снова поразилась его отсутствующему виду. – И если ты не станешь больше поднимать эту тему, я буду очень благодарна.

И тут мужчина окончательно ее потряс. Не говоря ни слова, будто пропустив мимо ушей ее гневную тираду, он внезапно обнял Машу и, притянув к себе, крепко поцеловал – как-то странно, в лоб, в линию роста волос.

– Знаешь, я сейчас вдруг понял, что из-за тебя могу искалечить кого-нибудь, – шепнул он ей на ухо. – А может, даже убить.

Это прозвучало так неожиданно, что девушка разом забыла о своей обиде. Она с тревогой взглянула ему в лицо, ожидая объяснений, но Илья отпустил ее так же резко, как обнял:

– Пойдем, достанем из буфета какой-нибудь сервиз. Поможешь выбрать – знаешь, сколько их тут?!

Встретив его непроницаемый взгляд, Маша удержалась от вопросов. Пройдя вслед за Ильей в столовую, она молча принимала у него из рук тарелки и салатницы, которые тот доставал из массивного дубового буфета, доверху набитого посудой.

– Пойдет для ужина в честь помолвки? – спросил Илья, сидя на корточках перед распахнутыми дверцами. – Я ничего в этом не понимаю.

– Кузнецовский фарфор… – Маша подняла к свету тарелку, расписанную мелкими букетами полевых цветов. – Хоть на день рождения президенту. Сколько нас будет?

– Этот сервиз на сто персон, точно помню, но все ставить пока не стоит. – Илья выпрямился и отряхнул брюки на коленях. – Сейчас соображу, где могут быть мамины скатерти. Если честно, ни разу их не доставал.

– Илья, кто придет? – Девушка поставила тарелку на стол. – Ты мне не ответил! Кого ты позвал? Рита, еще кто?

– Не беспокойся, все уже приглашены. – Отвернувшись, Илья перебирал хрустальные бокалы, заполнявшие полки высокого застекленного шкафа. – Смотри, сколько пыли, помоешь? Будут Ритка, твой отец, Андрей и Анжела. Остальные придут не наверное, так что не пугайся заранее.

– Остальные – это кто?

В дверь позвонили, и мужчина, проигнорировав вопрос, отправился открывать. Последовав за ним, Маша окончательно убедилась в том, что ужина избежать не удастся. Привезли еду из ресторана. Двое посыльных в форменных куртках втащили в переднюю коробки и руководимые Ильей отправились в столовую.

– Маша, бокалы! – напомнил ей Илья, обернувшись на пороге. – Ну что ты стоишь? Между прочим, тебя все это тоже касается!

– К сожалению, – буркнула девушка и тем не менее отправилась отыскивать нужные бокалы. Ей ничего не оставалось, как включиться в подготовку, ведь гости должны были прийти в любом случае.

«И опять я иду на поводу, – с досадой думала она, перемывая запылившиеся за долгие годы стояния в шкафу бокалы и стопки. – Неужели повторится старая история? А ведь я мечтала пожить для себя! Разве у меня на лице написано, что мной можно помыкать? Вот, например, сегодня мне совсем не хочется изображать счастье и принимать гостей…»

Стол был полностью накрыт к шести часам, и Маша немного успокоилась, увидев, что Илья заказал в ресторане даже тонко нарезанный хлеб. Ей самой ничего не пришлось делать, разве что протереть полотенцем бокалы и разместить в пустом холодильнике салатницы. Илья поступил очень предусмотрительно, ограничившись холодными закусками, так что разогревать ничего не требовалось. У Маши поднялось настроение, когда она оглядела стол, получившийся, благодаря дорогой посуде и вышитой скатерти, очень нарядным.

– Ай да мы! – Проводив посыльных, Илья вернулся в столовую и, удовлетворенно оглядев результат, достал сигарету. – Конечно, не тот масштаб, который я помню с детства, но все же неплохо.

– Знаешь, мне почему-то думалось, что ты устроишь помолвку в ресторане, – заметила Маша, обходя стол и поправляя приборы. Всего их поставили девять, а когда она спросила, откуда набралось столько приглашенных, Илья сообщил, что это дань семейным традициям.

– У нас никогда не собиралось за столом меньше девяти человек, мама говорила, это число муз! Свадьбу я точно на тебя не повешу, не пугайся! – Усмехнулся тот. – А помолвка – дело чисто семейное. Признайся, тебе ведь нравится вся эта красота?

– Мне не нравится, что я ничего не решаю, – прямо ответила Маша. – И еще… Получилось какое-то нехорошее соревнование между мной и Андреем. Я устроила помолвку накануне его свадьбы… будто отомстить решила! А сама же была против всяких торжеств!

– Помолвка ничьей памяти не оскорбляет! – назидательно возразил Илья. – И ты же видишь, как все тихо, по-семейному! Не в ресторане, не напоказ, без музыки и танцев. Свадьба-то без этого не обошлась бы! – Он хотел добавить еще что-то, но его речь снова прервал звонок. Илья взглянул на часы: – Цветы, наверное, привезли. Даже не успел спросить, ты розы любишь?

На этот раз Маша не пошла за ним, а присев к столу, задумалась. Илья не убедил ее окончательно, но ей стало чуть легче, когда она соотнесла масштабы готовившегося назавтра торжества и этого семейного ужина. «И все же… Со стороны выглядит так, будто Зоя обиделась на меня за то, что я перешла ей дорогу, и отменила свадьбу из-за этого! Не будь у нее мозгов, я бы так и решила, но она слишком расчетлива, чтобы пойти на такую глупость! Все дело в Пашкиных деньгах!»

Илья все не возвращался, из передней слышались приглушенные голоса. Маша, слегка недоумевая, поднялась с места и выглянула в коридор. Увидев, кто стоит у входной двери, она онемела, заготовленный вопрос замер у нее на губах.

Зоя бросилась к ней с распростертыми объятьями, ее глаза влажно сияли, она едва не плакала:

– Прости, прости, видишь, как мы приехали, тайком, заранее! Понимаешь, я не могу его видеть сейчас! А тебя поздравляю, какая ты молодец, нельзя махать на себя рукой! Давно хотела тебе сказать…

Растерявшись, Маша все же протянула руки, чтобы отстранить не в меру импульсивную гостью, но та поняла это движение по-своему и, схватив их, крепко сжала:

– Мы ведь будем дружить, когда все уладится? Он первое время будет говорить про меня всякие гадости, но ты не слушай! Я тебе всегда симпатизировала! Паша, где же цветы? – Совсем другим, капризным тоном вопросила она, обернувшись к своему спутнику. – Только не говори, что забыл внизу!

– Нет, вот. – Смущаясь, Павел протянул Маше корзинку с белыми лентами и красными розами: – Поздравляем, рад за тебя… Илья – отличный парень!

Тот шутливо раскланялся, что произвело на Машу самое неприятное впечатление. Она метнула в его сторону гневный взгляд, но Илья в ответ улыбнулся, будто ничего не понял. Павел продолжал бормотать:

– Так уж получилось, мы не можем… Вместе со всеми… Спасибо, что позвали, но понимаешь, сейчас не тот момент…

– Главное – ты знаешь, что мы тебе желаем счастья! – перебила его Зоя.

Ее лицо удовлетворенно светилось, Маша с удивлением отмечала, что та преобразилась, будто под влиянием какого-то сильного чувства. Допустить, что Зоя внезапно влюбилась, она не решалась, но не могла не признать, что бывшая невеста брата выглядит необыкновенно одухотворенно, что обычно свойственно влюбленным. К тому же та с неожиданной откровенностью призналась:

– Мне и страшно, и хорошо, знаешь, как перед прыжком… Я понимаю, что натворила, но отказываться от счастья нельзя, глупо и никому не нужно! Надо радоваться, что я вовремя встретила Пашу, сейчас, а не месяц спустя! И не через пару лет, когда уже мог быть ребенок…

– Я радуюсь, – вполне чистосердечно заявила Маша, вертя в руках корзинку с цветами. – Кстати, стол накрыт, может, присядете на несколько минут? Другие гости придут в восемь, так что время есть!

– Нет-нет! – в один голос заявили те и, переглянувшись, заговорщицки заулыбались.

Маша отметила, что за такой короткий срок у них даже мимика стала похожей.

– Нам пора, мы не можем, нас ждут в одном месте! – затараторила Зоя, пятясь к двери. – Спасибо, в другой раз, обязательно!

– А я всегда… Я всегда… – неизвестно, что хотел сказать Павел, потому что эту бессвязную фразу он повторил, замешкавшись на пороге, и тут же вышел вслед за своей новоиспеченной подругой.

Илья, продолжая несколько театрально улыбаться, закрыл за гостями дверь. Только тогда Маша поставила на пол порядочно мешавшую ей корзину:

– Так, двоих гостей я уже видела. Слава Богу, у них хватило такта не соваться за общий стол. Кто еще будет? Амелькин? Приятели того убитого бугая?

– Пойдем, уберем два прибора, – без тени смущения предложил Илья. – Остальные придут точно.

И она снова послушалась, больше потому, что понимала – заводить ссору бессмысленно. Ей вспоминалось лицо Павла – глупо-счастливое, мальчишеское, помолодевшее до того, что теперь на нем нелепо смотрелись золотые очки и модная скандинавская бородка. Корзину с розами она, поколебавшись, все же внесла в столовую и поставила в угол. Стоило ей взглянуть на цветы, как их немедленно заслонял образ чирикающей, нарядной Зои, в модном сером пальто балахоном и с алым кашемировым шарфом на голове. Теперь она чувствовала даже некую обиду за брата, видя, что его отстранили так бесцеремонно и жестоко, и от души желала Павлу скорее убедиться в том, какое сокровище он нашел.

Илья не заговаривал с нею, будто чувствуя ее состояние, и Маша была ему за это безмолвно благодарна. Он отправился в душ. После, незадолго до восьми, принесли наконец заказанные им цветы – кремовые розы, с тонкой алой каймой по краям махровых лепестков. Маша пересчитала цветы в огромном букете и убедилась, что их двадцать семь, в честь ее возраста.

– Получается, это больше мой праздник, – заметила она Илье, поправляя цветы в вазе. В буфете, таящем несметные залежи купленной когда-то посуды, едва нашелся подходящий по размеру хрустальный сосуд. – Спасибо… Мне никогда не дарили таких роскошных цветов.

– Ты у меня вообще неизбалованная. – Илья бросил на спинку стула полотенце, которым вытирал волосы, и, подойдя сзади, прижался лицом к Машиной щеке. – Тебя легко порадовать.

– Да… Радовать ты умеешь, – с запинкой ответила она.

Фраза прозвучала двусмысленно, но Илья и на этот раз ничего не сказал, а молча отошел в сторону. У Маши постепенно появлялось ощущение, что он волнуется все сильнее, тогда как она сама неожиданно успокоилась. Приход гостей больше ее не смущал, она только причесалась в ванной и слегка припудрилась, решив, что наряжаться ни к чему. «У нас траур, и потом, придут все свои!»

В начале девятого действительно явились «свои» – отец, Андрей и Анжела. Подруга, едва переступив порог и бросив первый взгляд на коридор, куда выходило множество дверей, тихонько присвистнула и протянула Маше картонную коробку с французским коньяком:

– Да, это хоромы не для простых смертных… Все-таки ты подцепила принца!

– Неужели похож? – Илья совершенно по-свойски расцеловался с гостьей и снял с нее куртку. Вел он себя так, будто знал ее по меньшей мере со школы. – А ты еще была против!

– Долго будешь мне это припоминать? – кокетливо сощурилась она.

Впрочем, Маша не воспринимала ее выразительные взгляды всерьез. Она слишком хорошо изучила подругу, чтобы считать ее способной на подлость. Анжела кокетничала только потому, что перед ней находился мужчина, все равно кто. Это и давало ее не в меру серьезному супругу тысячу поводов для ревности.

Андрей молча протянул сестре букет белых лилий, отец передал Илье бутылку дорогого вина. Держались оба натянуто, будто участвуя в каком-то нелепом и утомительном ритуале, ненужном и неинтересном. Маша сперва смутилась, а потом обиделась. Она с вызовом взглянула на Илью, уже нагруженного подарками:

– Давай скорее сядем за стол, может, кто-то торопится.

– Лично я отпросилась на весь вечер! – сияя, заявила Анжела, не заметив неловкой паузы, которую выдержали ее спутники.

За столом, в самом деле, атмосфера несколько разрядилась. Маша принялась угощать гостей, Илья наполнял бокалы, Анжела одна заменяла собой целую шумную компанию. Она первая схватила стопку с коньяком, презрев шампанское, и, встав, заявила:

– Так как я знаю Машку лучше всех… Нет, мужчины, не спорьте, вам женщину никогда не понять! Я скажу тост!

– Никто и не спорит. – Андрей впервые подал голос и поднял на Машу глаза.

Та попыталась прочесть в них главное – знает ли он про отмену готовящейся назавтра свадьбы, но его взгляд был непроницаем. Маша увидела в нем только безграничную усталость, граничащую с апатией. Это выражение ей не понравилось. Отец сидел с бокалом наготове, разглядывая оказавшийся прямо напротив него букет роз, подаренных Ильей. На людей, собравшихся за столом, он как будто не обращал внимания.

– Я знаю Машку давно и могу сказать: она – девчонка, каких на свете очень мало! – взволнованно возвысила голос Анжела. В ее выпуклых глазах блеснули слезы, и она быстро моргнула, чтобы уберечь подводку, которой, как всегда, воспользовалась слишком щедро. – Я не буду вам ничего расписывать, тебе тем более, Илья, ты, наверное, сам все понял, если за нее ухватился… Скажу главное – Маша исключительно честный человек, я даже не понимаю, как можно быть такой честной! И если ей когда-то где-то не везло, то из-за этой честности и еще из-за того, что она окружающих такими же считает. Илья, теперь ты должен ее прикрывать! Ей как раз был нужен человек более… гибкий, что ли!

– Это я и есть, – коротко отозвался тот и поднял бокал. – Предлагаю выпить.

Маша, ожидавшая более развернутого ответа, удивленно взглянула на него, но все уже последовали примеру Ильи. Сама она едва прикоснулась к шампанскому. Ей делалось все больше не по себе при виде оцепенелых лиц отца и Андрея. «Знают!» Девушка поежилась, хотя в столовой было почти жарко. Больше всего она боялась, что Анжела коснется в разговоре завтрашней свадьбы, на которую тоже была приглашена. Судя по счастливому виду подруги, та еще пребывала в полном неведении. И Маша как в воду глядела: выпив, Анжела окончательно развеселилась и повернулась к Андрею:

– А я все в такси вспоминала, что хотела спросить, еле вспомнила! Во сколько завтра к ресторану подъезжать?

– Ни… во сколько, – поперхнулся тот и торопливо поставил в сторону почти нетронутый бокал. Он был очень бледен, на висках виднелась испарина, темные волосы прилипли ко лбу. Андрей говорил медленно и с трудом, будто ему было нехорошо: – Свадьба переносится.

– О-о-о?! – только и протянула Анжела. Она бросила тревожный взгляд на подругу, Маша в ответ пожала плечами и отвернулась.

Внезапно откашлялся отец. По-прежнему разглядывая розы, он негромко добавил:

– Все решили, что так будет лучше. Достойнее… Вот Марья сразу была против.

Маша хотела было запротестовать, но сдержалась. «Опять на меня свалили! – Она в панике переводила взгляд с отца на брата. – Чья это идея?! Пытаются сохранить лицо?» Илья, сидевший рядом, крепко сжал ее руку под столом.

– Что? – еле слышно спросила она.

– Принеси еще шампанского, возьми в холодильнике.

– Я помогу! – вскочила Анжела, суетливо оправляя слишком короткое платье, задравшееся намного выше колен. – Кстати, где у вас курят?

Маша была рада любому предлогу, чтобы исчезнуть из столовой, и, на кухне достав бутылку, не слишком торопилась вернуться. Закурив, Анжела сделала большие глаза и повернулась к подруге:

– Случилось что? Андрюха на себя не похож! Поругались они, что ли?

– Я скажу, но пока между нами… – Маша приложила палец к губам и прошептала: – Не будет никакой свадьбы.

– Совсем?! – ахнула та.

– Зоя нашла другого кандидата, более богатого. Нечего сказать, долго не думала!

– Вот змея! – в сердцах выговорила Анжела, яростно дымя сигаретой. – Слушай, а что с деньгами будет? Деньги за свадьбу им не вернут? Они же так потратились!

– Ей на это плевать, а Андрей… Кажется, ему сейчас не до этого.

– И хватило же у нее наглости! – Анжела никак не могла опомниться. – Как она ему после этого в глаза посмотрит?!

– Ему не знаю, а мне смотрела пару часов назад и была собой довольна, – насмешливо ответила Маша. – Да-да, сюда явилась, меня поздравляла. Знаешь, у нее можно даже кое-чему научиться, как беречь нервы, например. Они пытались на меня спихнуть объяснение с Андреем, но я отказалась. Похоже, он уже все узнал.

– Никогда этого не пойму, – после паузы вздохнула Анжела. – Играла в такую любовь, только об этой свадьбе и говорила, и вдруг…

В прихожей раздался звонок, и девушки одновременно вздрогнули. Маша тут же перевела дух:

– Что испугалась? Это еще гости подошли. Понятия не имею кто, Илья сам приглашал.

На этот раз явилась Рита. Освободившись с помощью брата от куртки, она еще издали увидела в дверях кухни Машу и закричала:

– Извини, я одна, муж на работе, дочка в музыкальной школе! На полчаса заскочила, отпросилась с дежурства! Вы молодцы, что не тормозите, нечего там думать, подавайте заявление в ЗАГС!

– Не ори мне в ухо, – проворчал Илья, принимая от сестры огромную коробку конфет, перевязанную розовым бантом. – Девушки, это вам. Рита, идем, выпьем.

– Охотно! – Та нервно потерла руки и, подойдя к Маше, обняла ее: – Обломай его как следует, холостяк – не человек!

Она уселась за стол рядом с оживившейся Анжелой, мгновенно перезнакомилась со всеми, рассказала анекдот к случаю, подняла тост, осыпала насмешками брата, который привычно огрызался, впрочем, без всякой злобы. С ее появлением натянутость, витавшая в воздухе, исчезла, даже Андрей смотрел на эту яркую женщину с интересом, как на экзотическую шумную птицу, внезапно залетевшую в окно. К сожалению, Рита просидела за столом недолго и вскоре, взглянув на часы, поднялась:

– Никак не могу, бросила отделение на стажера. Хорошо еще, сейчас пробок нет!

Маша вышла ее провожать и, пока Рита одевалась, принесла из спальни коробку. Та непонимающе взглянула, потом ахнула:

– Голова совсем ни к черту, это же кукла?! Забыла напрочь с вашими помолвками! Покажи! – А когда крышка была снята, женщина расплылась в умиленной, нежной улыбке:

– Красотка невероятная! Сколько, давай сразу расплачусь?

– Это подарок. – Маша почти насильно вручила ей коробку. – Нет и нет, я денег не возьму. Не хватало мне в вашей семье с этого начинать!

– Все-таки я еще раз скажу, Илье страшно повезло, – заметила Рита, закрывая коробку и целуя Машу в щеку. От нее пахло коньяком и дорогими духами. – Я машину тут у вас под окнами оставлю, доеду на такси. Илья! – крикнула она брату, появившемуся в дверях столовой. – Смотри, предупреди меня, когда свадьба, я Аньке в Америку позвоню, может, приедет! В кои-то веки…

– Пусть визу делает. – Подойдя, Илья хозяйским жестом обнял Машу за плечи. – Как раз успеет.

– Значит, в ноябре? – уточнила сестра. – Все, я полетела, еще раз спасибо за куклу! Как ее зовут, забыла?

– Нора.

Закрыв за сестрой дверь, Илья испытующе взглянул на девушку:

– Очень устала?

– Еле хожу… Не могу понять почему, я же ничего не готовила.

– Это нервы. Ничего, скоро все кончится. Еще один гость должен прийти. Очень надеюсь, что придет.

– Мой гость или твой?

– По идее, у нас все уже должно быть общее, – уклонился от прямого ответа мужчина.

– Приятно слышать, но… пока это не так.

– Ты все еще на меня обижена из-за того разговора о куклах?

Маша досадливо махнула рукой:

– Нет, уже нет! Я бы обижалась, если бы остались еще амбиции. А мне все равно. Смотри, Зоя сумочку забыла! – Она заметила на подзеркальнике ярко-красную лаковую сумочку-клатч, больше похожую на кошелек. – Не дай Бог, вернется!

– Я с ней разберусь, – пообещал Илья. – Иди к гостям, мне нужно кое-кому позвонить. Главное – никого не отпускай, пусть посидят еще!

Маша беспрекословно вернулась к гостям и сразу заметила, что, хотя Рита ушла, внесенное ею оживление не исчезло. По домам никто не собирался, языки после нескольких тостов развязались, по столовой плавали клубы дыма. Быстро опьяневшая Анжела возбужденно рассказывала:

– А ведь это неправду говорят, что перед смертью у человека вся жизнь перед глазами проходит! Глупости! Когда тот тип на меня в подъезде набросился, я думала, конец, и знаете, что все это время вертелось в голове?! Кастрюля с кипятком на огне, я воду для макарон поставила и забыла, а тут вдруг вспомнила. Пока с ним дралась, только ее и видела! Красная кастрюлька в клеточку, не что-то там глобальное, даже обидно!

– Это просто доказывает, что тебе ничего серьезно не угрожало, – шутливо возразила Маша, присаживаясь за стол. – У тебя и руки вон почти зажили, а послезавтра на Кипр едешь. Можно радоваться жизни вовсю! Если разобраться, настоящая пострадавшая – я! Разбираюсь теперь со следователем, браслет так и не вернули…

– Зато какой у тебя жених! – не скрывая зависти, протянула Анжела. – Какая ты счастливая! Стоило ждать, чтобы его дождаться! А я видишь, выскочила замуж в девятнадцать, когда совсем ничего не понимала… И пожалуйста – двое детей на шее, муж вечно недоволен, ни образования, ни работы… Все-таки со свадьбой лучше не торопиться!

Она запнулась, сообразив, что Андрей может принять ее слова на свой счет, но тот даже не повернул головы в их сторону. Замерши с вилкой в руке, он напряженно вслушивался в то, что происходило в прихожей. Маша и сама различила доносящиеся оттуда негромкие голоса. Спустя минуту на пороге столовой появился Илья, ведя под руку новую гостью. Увидев, кто это, Маша привстала и изумленно воскликнула:

– А я сама хотела вас позвать! Как хорошо, что ты догадался!

– Я опоздала… Поздравляю, – неловко выговорила Анастасия Юрьевна, затравленно оглядывая столовую.

Она смотрела пугливо и недоверчиво, будто ее заманили в некую ловушку, а не пригласили на семейное торжество. Маша с удивлением отметила, что та ни разу не взглянула никому из присутствующих в лицо, а сразу уселась на предложенный Ильей стул и спрятала руки под скатертью, на коленях, словно боясь прикоснуться к столовым приборам.

– Андрей, вы знакомы? – Обходя стол, Илья принялся наполнять бокалы. – Григорий Сергеевич? Анжела? Лично меня представили только вчера, но я все же взял на себя смелость позвать Анастасию Юрьевну на наш скромный праздник.

– Правильно сделал! – Маша нетерпеливо выхватила у него бокал с шампанским. – И я очень рада, что вы пришли, я так давно хотела позвать вас в гости, но все как-то не решалась. Я в последнее время вообще мало с кем общалась…

– А вот это зря, – вмешался Илья. – Изоляция может привести к самым плачевным последствиям. Предлагаю выпить за новую жизнь, мою и Машину. Теперь я вижу, что старые наши жизни никуда не годились.

– Я тоже вижу! – неожиданно повеселев, призналась девушка. – И это здорово, что с прошлым покончено! Если бы я прожила так еще год, не знаю, что бы со мной стало…

– За нас! – Илья протянул бокал в сторону Анастасии Юрьевны, хотя к нему уже тянулись руки Анжелы и Григория Сергеевича.

Андрей замешкался, поднимаясь с дивана, Маша сердито взглянула в его сторону, потом перевела взгляд на поднявшуюся Анастасию Юрьевну… Полный бокал дрогнул в руке, и если бы не Илья, успевший его подхватить, она окатила бы скатерть.

– Что это у вас? – Девушке казалось, что она задала вопрос очень громко, на самом деле ее голос был едва слышен. – Откуда?!

На запястье правой руки гостьи красовался коралловый браслет – точная копия того, который в данный момент хранился среди вещественных доказательств в сейфе Амелькина. Когда женщина подняла руку с бокалом, широкий рукав блузки соскользнул к локтю, открыв серебряную полоску, украшенную крупными кораллами. Анастасия Юрьевна немедленно поставила бокал на место, ее обычно бледное лицо внезапно запылало. Она бросила быстрый взгляд на Илью, будто ожидая поддержки. Тот поднял руку, прося тишины, хотя присутствующие и так молчали.

– В самом деле, Анастасия Юрьевна, откуда мог взяться этот браслет? – Илья заговорил так вкрадчиво, что Маша сразу поняла – ответ ему уже известен. – Дело в том, что у Маши был такой же, но он временно утрачен. Она думала, что такой браслет всего один.

– Нет, их было несколько, – сбивчиво проговорила женщина, уставившись в свою тарелку с нетронутыми закусками. – Для всех призеров прошлогодней выставки и еще для организаторов… И мне достался. Это подарки нашего спонсора, итальянской фирмы, они только что открыли бутик в ЦДХ.

– «Феличита»? – торжествующе уточнил Илья.

Маша прижала ладони к щекам, тоже внезапно загоревшимся. Ей отчего-то сделалось страшно, хотя ничего пугающего она не услышала.

– Да, это фирма, которая производит дорожные сумки, чемоданы, дамские сумочки…

– Вот такие? – Илья развернул полотняную салфетку, лежавшую рядом с ним на столе, и показал всем алую лаковую сумочку. Андрей, увидев ее, содрогнулся:

– Это…

– Ваша невеста забыла. – Илья произнес это совсем другим тоном, холодно и жестко. – По-видимому, совесть у нее чиста, если она спокойно ходит по гостям с краденой вещицей. Что скажете?

– Андрей, – надтреснутым голосом перебила его Анастасия Юрьевна, на что-то решившись, – как это получилось, что Маша до сих пор думает, будто заняла второе место?

Еще до того, как она закончила фразу, Маша опустилась на стул, ощутив, что ей отказывают ноги. «Я знала, знала, знала! – на все лады зазвучало у нее в голове. – Я знала, что была первая!»

– Краденая вещь? Как это, краденая? – беспокойно повернулся на диване отец, переводя взгляд с дочери на сына. – Вы понимаете, о чем они говорят?

– Я начинаю… – онемевшими губами проговорила Маша. – Анастасия Юрьевна, я была первой, да? Значит, браслет и сумочка – это призы?

– Браслет, сумочка и двадцать пять тысяч евро за твоих кукол. – Женщина порывисто сняла очки и принялась протирать стекла. Подняв кроткие безоружные глаза, она с тихим ужасом в голосе добавила: – Я думала, ты все получила…

– Двадцать пять! – Маша прижала руки к груди, пытаясь утихомирить бешено скачущее сердце. – За десять кукол?! Значит, их не забрали на благотворительную выставку?! Заплатили по две с половиной тысячи за куклу, я мечтать о таком не могла, весь последний год работала за гроши… Андрей!

Она выкрикнула имя брата неожиданно визгливо, и тот, будто по команде, встал. Все взгляды были устремлены на него.

– Я… не хотел, я не брал… – с запинкой выговорил он, вцепившись в край стола, оглядывая собравшихся с выражением паническим и упрямым одновременно. – Это мама решила!

Маша даже не успела увидеть, как вскочил с места отец, как поднялась и опустилась его рука. Прозвенела оглушительная пощечина. Андрей пошатнулся и закрыл побелевшую щеку обеими руками.

– Ты, вор, скотина, прикрываешься покойной матерью?! – почти без голоса закричал мужчина. – Она в жизни чужой копейки не тронула! Разбаловала паразита, сама ради тебя жила, сестру на тебя заставила пахать, учиться не пустила, засадила за этих кукол проклятых! Ты взял деньги?! Ты у кого украл, у…

Повернувшись в сторону Маши, отец бессильно махнул рукой и стремительно вышел из комнаты. Хлопнула входная дверь, девушка бросилась было вдогонку, но Илья ее остановил:

– Не надо, пусть уходит. Драка сейчас не нужна, Андрею еще есть, что рассказать. Так? – повысив голос, обратился он к парню.

– Вам я ничего рассказывать не буду, – с вызовом ответил тот, нахохлившись и втянув голову в плечи. Его левая щека заметно распухла и горела, глаза зло сверкали.

– Все-таки придется. – Илья говорил сухо, но спокойно, игнорируя задиристый тон собеседника. – Чтобы вам было легче, я сам начну. Год назад ваша сестра заняла на выставке авторских кукол первое место. Кукол всех купили с аукциона, деньги в рублевом эквиваленте перечислили на счет, который был у вашей сестры в одном из коммерческих банков Москвы. Вы представляли сестру на выставке как доверенное лицо, поэтому поощрительный приз от спонсора – браслет и сумочку – вручили вам. Однако вы отчего-то решили скрыть от сестры истину, передали ей, что она заняла всего лишь второе место, скрыли также факт продажи кукол. Сумочка досталась вашей подружке, браслет оказался в банковской ячейке, которую оплачивала ваша мать, подвеска с ключом вообще представляет для меня вопрос… А что же деньги? – Илья сощурился, разглядывая свою съежившуюся жертву. – Они в банке еще или нет?

– Там нет ничего, – отрывисто заметила Маша. – Я звонила туда перед похоронами, надеялась, что забыла на счету какие-нибудь небольшие деньги. Остаток – сорок рублей.

– Как ты это можешь объяснить?

– Когда-то я оформила на Андрея доверенность. – Она старалась не смотреть на брата, боясь сорваться, так же как отец, и надавать ему пощечин. – Получается, он все снял. Я не проверяла этот счет, потому что на нем давно ничего не водилось. Открыла пару лет назад, со мной один магазин расплачивался безналичкой.

– А зачем ты оформила доверенность?

– Я много работала, не всегда было время заехать в банк.

– У Андрея, значит, время находилось. – Илья достал сигареты и протянул Анастасии Юрьевне. – Да, если бы не эта доверенность… Знаете, – он снова обратился к парню, кусавшему губы и явно порывавшемуся что-то сказать, – я даже не буду вас спрашивать, почему вы взяли чужие деньги и куда потратили. Это самые бессмысленные вопросы, как показывает мой опыт. Расскажите мне эту странную историю с браслетом, если возможно.

– Так захотела мама, – произнеся эти слова, парень высоко задрал подбородок и с вызовом оглядел присутствующих. – Что, больше нет желающих дать мне по морде?

– Лучше не спрашивай, – с нехорошей усмешкой посоветовал Илья.

– Доказательство – эта ее ячейка в банке, она сама ее открыла, когда еще была в состоянии. Туда она поместила браслет, подвеску сняла и отдала на хранение мне. Сумочка тоже осталась у меня. Мама сказала, что это наш общий грех, и мы должны разделить ответственность. Все это я должен был отдать Маше, когда… После маминой смерти. Она знала, что умрет.

– А деньгами тоже ваша мать распорядилась? – цепко спросил Илья.

– Деньги лежали на Машином счету. Про доверенность мама не знала, она просто просила ничего не говорить Маше, пока…

– То есть вы скрыли от сестры ее победу по настоянию матери? Почему?

– Мама боялась, что, когда Маша получит деньги, она уедет учиться за границу. Она сама часто говорила, что хотела бы поехать куда-то, даже школу искусств нашла какую-то в Италии, в Вероне.

– Что за бред, разве я бросила бы вас?! – срывающимся голосом проговорила Маша. – Как вы могли так думать?!

– Ты помнишь маму в ее последний год?! – возразил заметно приободрившийся брат. Ему как будто стало легче после сделанных признаний. – Она была на себя непохожа, такая мнительная, суеверная, и эти истерики постоянные, капризы… Я даже думал сказать тебе все тайком от нее, только побоялся. Вдруг пришла в голову мысль, что ты, в самом деле, измучилась с нами и можешь уехать. Я честно хотел тебе все передать, как велела мама…

– А зачем деньги взял? Сумочку отдал Зое? Подвеску в окно подкинул? – Засыпав брата вопросами, девушка внезапно махнула рукой. Она чувствовала жгучую смесь злости, недоумения и досады. На глаза наворачивались бессильные слезы. – И как ты мог столько времени молчать?! Ты знал, что для меня значила та выставка!

– Я потому и молчал, что знал… Боялся объясняться, поэтому разбил окно, подкинул подвеску… Это было все, что я мог сделать. Сумочку я давно отдал Зое, ты сто раз ее видела, только внимания не обращала. Я подумал, ты такие вещи все равно не любишь, а ей она страшно понравилась.

– Деньги ей тоже понравились? – язвительно спросила сестра.

– Деньги… Я сначала взял немного, хотел вернуть, но потом Зое пришлось переехать со съемной квартиры, надо было срочно оплатить другую… И еще она взяла машину в кредит… Потом эта свадьба…

– Ты что, оплачивал ее машину и жилье?! – ахнула Маша. Истина, которая однажды уже мелькнула перед ней самым краем, внезапно стала очевидной. – Так ее богатые родители, вся эта шикарная жизнь, к которой она привыкла, – неправда?! У нее вообще что-то свое есть?

– Не больше, чем у меня, – выдохнул парень. – Квартира на окраине, там живут ее родители и еще двое сестер. Зоя была замужем, но потом муж попал в тюрьму, она с ним развелась. Там, на выставке, когда я с ней познакомился, мне тоже сперва показалось, что она из какого-то высшего круга… Ей и хотелось, чтобы все так о ней думали. Но мне она во всем призналась.

– А сейчас? – с нажимом спросила сестра. – Сейчас она тоже все тебе рассказала? Ты знаешь, с кем она теперь встречается?

– Знаю, и что? – огрызнулся Андрей. – Можешь считать, что за тебя отомстили.

– Ну, Машу прежде всего ограбили, – почти весело заявил Илья, внимательно слушавший диалог сестры и брата. – Крупная сумма, моральный ущерб… С грехом пополам вернули только браслет и сумочку, да и то, я не уверен, что теперь они имеют для нее какую-нибудь ценность. Анастасия Юрьевна, как, по-вашему, материальное положение Маши изменилось бы, если бы она знала о своей победе в конкурсе?

– Безусловно, – поперхнувшись дымом, ответила женщина. – Ведь посылалось очень много предложений, в том числе из-за рубежа. Машенька не отвечала, но мы думали, это из-за того, что она занята с больной матерью. И просто перестали ей надоедать, решили, что она сама на нас выйдет.

– Я никаких предложений не получала. – Маша снова взглянула на Андрея.

Тот кивнул:

– Они приходили на мой электронный адрес. Маша с компьютером не дружит, я ей всегда помогал. Так что… Понимаете, я же не мог ей это все передавать, она бы сразу узнала правду про конкурс. Я решил подождать… Все эти письма у меня сохранены, могу хоть сегодня…

– Можно, я поеду? – Обратилась к Илье поднявшаяся из-за стола Анастасия Юрьевна. – Знаете, после разговора с вами, пока мы ждали Машеньку в ЦДХ, я многое стала подозревать… Но представить не могла, что все так скверно! Маша, позвони мне, когда придешь в себя, попробуем наладить кое-какие контакты… К счастью, я в курсе дела!

И не успела девушка ответить, как та торопливо вышла из комнаты. Илья отправился ее провожать, и те несколько минут, которые брат и сестра провели в столовой наедине, прошли в полном молчании. Андрей, закончив свой рассказ, чувствовал себя не в своей тарелке. Он то привставал, то садился, будто не решаясь уйти, а сестра провожала его движения косыми взглядами. Вернувшись в комнату, Илья сразу подошел к Андрею и, несмотря на его видимое неудовольствие, положил ему руку на плечо:

– Ну и что ж с тобой теперь делать, друг любезный? Морду набить – банально, дело завести – сестра будет против. Маша, ты ведь не этого хочешь?

– Ты знаешь, чего я хочу. – Маша поднялась из-за стола. – Чтобы все это кончилось. Этот браслет принес мне только неприятности.

– Мне понятно твое настроение, – кивнул Илья, – но что делать с этим товарищем? Мстить ты ему явно не хочешь, денег он не вернет… Заметь, даже не извинился! Выложил все и сидит, будто хорошее дело сделал! Он не виноват, его мама заставила!

– Если ты позволяешь этому типу всуе поминать нашу мать, – поднялся наконец Андрей, судорожно сжимая кулаки, – значит, ты здорово пересмотрела свои взгляды за последнее время!

– Да, здорово, – тихо откликнулась Маша. – А теперь уходи и постарайся сделать так, чтобы я с тобой реже сталкивалась.

– Что ж мне, из собственной квартиры съезжать? – огрызнулся тот уже на пороге. Андрей двигался мелкими шажками, косясь на Илью, чья воинственная поза явно внушала ему опасение. – Где мне жить?

– Где жил!

– Квартира оплачена только до конца октября. Денег у меня больше нет.

Маша молча отвернулась, а когда снова повернула голову, Андрея в комнате уже не было. Он вышел так бесшумно, что рассохшийся дубовый паркет даже не скрипнул. Илья стоял у разоренного стола, заложив руки в карманы.

– Значит, ты узнал обо всем еще вчера? – обратилась к нему девушка. – И промолчал? Решил устроить очную ставку?

– Узнал, да не обо всем, – пожал плечами Илья. – Например, я не мог проверить состояние твоего счета в банке, хотя реквизиты Анастасия Юрьевна мне нашла. Золотая женщина, сообщила массу подробностей, хотя я ее здорово напугал. Я все-таки рассчитывал, что какие-то деньги там есть. Кто же знал про эту проклятую доверенность! Это было неосторожно с твоей стороны!

– Я ему доверяла, как себе… Наверное, я и считала его частью себя. – Маша провела рукой по лбу, отбрасывая упавшие на глаза волосы. – Боже мой, как все это гадко! Маму я отлично понимаю, она видела, что я держусь на пределе, мне тяжело тащить на себе всю семью, и уже не первый год! Но Андрей… Обокрасть меня из-за какой-то дряни!

– Кстати, насчет дряни и по поводу обокрасть. – Илья взял девушку за плечи и развернул к себе, пытливо заглядывая в глаза. – Достаточно с тебя на сегодня сюрпризов или выдержишь еще один? Я сам узнал только что.

– Пожалуйста, больше никаких тайн! – взмолилась она.

– Хорошо. Помнишь, я говорил, что браслет пытался украсть или кто-то из твоего окружения, или по наводке? Из-за таких вещиц обычно на женщин не нападают!

– Но на этот раз Андрей точно ни при чем! – воскликнула Маша. – И я вообще не понимаю, кому это понадобилось!

– А я, кажется, знаю кому. И даже могу предполагать зачем… Хотя об этом лучше спросить ее саму.

– Ее?!

– Вот эту сумочку, – Илья указал на красный лаковый клатч, стоявший среди тарелок с закусками, – Зоя Михайловна забыла, конечно, зря. Дело в том, что мне удалось немного ознакомиться с биографией нашего убитого и среди прочих фактов запомнилось несколько. А именно – освободился он год назад, и пока пребывал на зоне, супруга оформила с ним развод. Запомнилось даже имя женщины – уж очень интересное. Понимаешь, в последние годы мне очень редко встречались Зои. Зоя Михайловна Кулакова – фамилию, кстати, она оставила мужнину. Вполне подходящая для него фамилия, как считаешь?

Маша не успела ответить. В дверь позвонили, она инстинктивно подалась к Илье, но тот остался спокоен. На его губах показалась улыбка – еле заметная, торжествующая:

– Спорю, на что хочешь, она вернулась за сумочкой. Я в таких вещах никогда не ошибаюсь!

Глава 16

Справедливость его слов Маша смогла оценить спустя несколько минут. Илья пошел открывать, она с тревогой прислушивалась, но голос, донесшийся из прихожей, оказался мужским. Не выдержав, она выглянула из комнаты и остолбенела. Рядом с Ильей, растянув губы в фальшивой улыбке, стоял Амелькин.

– Добрый вечер! – Он поклонился, завидев Машу на пороге столовой. – А все-таки я угадал, вы здесь! Где же вы еще могли быть? Меня не проведете, это Илья у нас сердцеед, а я – сердцевед! У вас все на лице было написано, когда вы о нем спрашивали!

– Остроумно, – побелевшими губами выговорил Илья. – Как расценивать твой визит?

– Как дружеский, – не смутился гость. – Продиктованный лучшими побуждениями. К тому же я могу быть полезен Марье Григорьевне.

– Проходи, – коротко сказал Илья и запер наконец за ним дверь.

Потирая руки, Амелькин пересек прихожую, заглянул в столовую и крякнул, увидев накрытый стол:

– Эх, у вас гости? Я некстати?

– Все уже ушли, иди садись. – Отыскав среди приборов чистую стопку, Илья до краев наполнил ее коньяком: – Выпей за нас, раз уж ты здесь.

– За вас? – Тот осторожно принял стопку и бросил на Машу изучающий взгляд. – Можно поинтересоваться поводом?

– Мы решили пожениться. Пей давай!

– Вообще я за рулем, – проговорил Амелькин и неожиданно опустошил стопку, в полном противоречии с собственными словами. На его лице появилось довольное выражение удачно пошутившего человека. Он продолжал: – Рад, очень рад за тебя и за вас, Марья Григорьевна. Даже не буду спрашивать, хорошо ли вы подумали, потому что такие дела делают не подумавши, это уж закон!

– Все философствуешь, – неприязненно произнес Илья, так и не присев к столу. Маша продолжала стоять на пороге, опершись плечом о притолоку. Ей казалось, что она видит какой-то дурной сон. – Зачем явился? Только не говори, что поздравить!

– Нет, врать не стану, мысли на расстоянии я еще не угадываю, – признался Амелькин, расплываясь в блаженной улыбке и ностальгически оглядываясь. – Давно я здесь не бывал, да… та же все обстановка… А приехал я, собственно, сообщить вам, Мария Григорьевна, что обвинения с вас полностью сняты, алиби больше доказывать не нужно. И слава Богу, потому что врать грешно.

– Что? – Это было первое слово, которое выдохнула Маша в присутствии следователя, и на миг у нее закружилась голова. Девушка устояла на ногах, крепче вцепившись в косяк. – То есть как?! Татьяна Егоровна отказалась от показаний?!

– Полностью отказалась и еще просила не привлекать ее к уголовной ответственности, потому что показания дала заведомо ложные. Буквально час назад рыдала у меня в кабинете, я же ее утешал! Конечно, постараюсь, чтобы она отделалась испугом, потому что эти показания у нее вытянули обманом! Ввели в заблуждение пожилую женщину, незнакомую с нюансами следственной работы. Она даже не представляла, чем это может вам грозить, Марья Григорьевна!

Подойдя к столу, Маша отодвинула стул и присела – ноги отказывались ее держать, в который раз за этот вечер. Она боялась смотреть на Илью, но его молчание было так выразительно, что девушка без слов понимала, какие эмоции сейчас его терзают. Маша сама не могла поверить, что перед нею сидит тот самый человек, который вчера в прямых выражениях требовал у нее взятку.

– Я вам передать не могу, как я рад, что она призналась! – с воодушевлением рассказывал Амелькин. – Мне самому было крайне неприятно привлекать вас к такому нехорошему делу! Я видел, конечно, что вы говорите мне правду и близко не подходили к тому типу, к той стройке, но факты, факты… Вещь упрямая, простите за банальность. А рассказать, как обнаружилась истина? Ведь это настоящий роман, честное слово!

Слегка опомнившись, Маша отметила, что, несмотря на свои доброжелательные улыбки и взгляды, Амелькин все же держится очень напряженно и подчеркнуто обращается только к ней, игнорируя Илью. Илья, со своей стороны, тоже хранил молчание, которое казалось девушке все более необъяснимым. У нее самой на языке вертелись десятки вопросов, но Амелькин предупредил их, принявшись рассказывать:

– Вчера, после нашего разговора, я снова задумался, почему эта женщина, Мерзлякова, решила с вами так жестко разделаться? Материального стимула у нее быть не должно, серьезной вражды тоже, судя по всему. В вашу виновность я не верил априори – ну такой уж я человек, прислушиваюсь к своей интуиции! Милая, воспитанная девушка, кукол мастерит – такие или вообще не убивают, или сразу сознаются. И пришла мне в голову идея – поговорить со свидетельницей еще разок. Бывает, знаете, во второй раз узнается много нового. Я ее вызвал, сегодня она пришла… И после того, как я ей хорошенько объяснил всю меру ответственности за дачу ложных показаний, она сообщила потрясающую новость! Оказывается, три дня назад к ней домой явился мужчина, который представился сотрудником милиции, и попросил в интересах следствия дать против вас показания. И показания эти он ей продиктовал – от и до. Конечно, как любой законопослушный гражданин, Татьяна Егоровна решила помочь милиции и слишком поздно поняла, что это афера. Мы такими методами не пользуемся…. А хотите знать, кто это был? Может, версии есть?

– Кто? – Маша привстала, опершись на стол. Тонко зазвенела задетая рюмка. – Нет, не знаю!

– Да вот он, жених ваш. – Амелькин произнес эти слова с такой лучезарной улыбкой, что Маша не сразу поняла их смысл.

Когда же девушка осознала услышанное, а также то, что Илья, стоя у нее за спиной, по-прежнему молчит, она лишилась дара речи. Глядя на ее искаженное лицо, Амелькин довольно кивнул:

– Вот и я так же сидел, выпучив глаза! Поступок дикий, правда? Понять его невозможно! И все же, если учесть, что все эти годы он ждал случая, чтобы со мной посчитаться… А как это легко сделать, когда у меня на руках этакое дело и такой вот свидетель! Девушке, вам то бишь, деваться некуда, такие показания дают мне повод закрыть ее в камеру, а она невиновна, с ума сходит от ужаса… Или сама предложит взятку, или я ей намекну! Дело-то простое. Тут и погубить человека легко, и спасти. Было бы желание! – И добавил, интимно подмигнув Маше, будто напоминая о чем-то, известном лишь им двоим: – Хорошо, я вовремя сообразил!

– Очень дальновидно, ничего не скажешь! – подал наконец голос Илья.

Приблизившись к столу, он взял полную, до краев пепельницу и вытряхнул ее содержимое в пустую тарелку. Амелькин настороженно сопровождал взглядом каждое его движение. Встретившись с ним глазами, Илья усмехнулся:

– Не бойся, в голову тебе не запущу, а хотелось бы! Значит, догадался, старый черт!

Он поставил пепельницу на край стола и закурил. На Машу Илья по-прежнему не смотрел, будто ее не было в комнате. Когда он снова заговорил, его голос звучал насмешливо и жестко:

– Тебе, наверное, какое-то звериное чутье помогает, раз до сих пор работаешь, и на свободе! Звезд с неба не хватаешь, зато на хорошем счету! Честная рабочая лошадка! Так ты любишь о себе говорить?

– А мне звезд и не надо, шут с ними, – уклончиво улыбнулся Амелькин. – Они, понимаешь ты, жгутся! А на хорошем счету я, дружище, потому, что ни в чем никогда не был замечен, и ни единая скотина – ни единая, заметь! – ни в чем упрекнуть меня не может!

– Разве не ты с нее вчера сто пятьдесят тысяч потребовал? – Илья кивнул на окаменевшую Машу, сидевшую преувеличенно прямо, как на экзамене или допросе. – Обещал показания Мерзляковой не оформлять, героя из себя разыгрывал? Я запись слушал, даже противно.

– Ну что ты мне какую-то запись в нос тычешь, сам знаешь, куда ее можно засунуть! – раздраженно возразил Амелькин, разом утратив напускное добродушие. – Что ты со мной-то в детские игры играешь?! Кто там с кем у тебя говорил, когда и почему – никто вникать не будет! Никаких денег я в руках не держал, мой милый, и дело веду абсолютно легально. Кстати, к твоему сведению, за то, что ты эту Мерзлякову обошел, выдавая себя за сотрудника милиции, тебе знаешь, что полагается?! Обнаглел вконец на вольных хлебах, завидуешь непонятно чему, работать не даешь! Да кого угодно можно под монастырь подвести, потому что святых между нами нет!

– Жаль, я тебя тогда не пристрелил, прямо у сейфа, – сквозь зубы выговорил Илья. – Сейчас уже не могу, пришьют предумышленное. Ты мне еще Мерзляковой угрожаешь? Не в твоих интересах эту историю ворошить, запись у меня, объясняться тебе все равно придется! У меня тоже кое-какие связи остались, не все, к твоему сведению, думали, что я взял документы!

– Все! – Заметно побледнев, Амелькин поднялся. – Ты их и взял!

– Ты что, правда пулю у меня выпрашиваешь? – Бросив сигарету прямо на скатерть, Илья двинулся к нему вдоль стола, угрожающе неторопливо, мерно ударяя кулаком по столешнице в такт своим шагам. От ударов подпрыгивали и опрокидывались бокалы, звенели тарелки, содрогались розы в вазе, из которой выплескивалась вода. – Что, мне убить тебя сейчас и сесть, этого ты хочешь?! Это легче, чем признаться, что документы взял из сейфа ты?

– Марья Григорьевна, – Амелькин попятился к двери, не сводя взгляда с приближающегося бывшего коллеги, – скажите ему что-нибудь, пусть придет в себя! Скажите, что думаете о его выходке с Мерзляковой! Он же совсем чувство реальности потерял! Видите, на все готов, чтобы мне отомстить!

Маша промолчала, но Илья все равно остановился, не дойдя до оцепеневшего гостя двух-трех шагов. Он повернулся к девушке, его остекленевший взгляд на миг стал более осмысленным.

– И кому, зачем мне признаваться? – неожиданно добавил Амелькин, осторожно продвигаясь к выходу. – Ты в органы хочешь вернуться? Ты уже не сможешь там работать, дважды в одну реку не войдешь! С чего думаешь начинать? Ты все забыл, все растерял! Хочешь, чтобы меня посадили, опозорили, чтобы дети меня стыдились? Зачем это, Илья? Ты уже на другой день поймешь, что наломал дров! Смотри, ты же прекрасно устроен, с моим житьем не сравнить! Ну что тебе от меня нужно, что?!

– Признайся здесь, перед нею. – Подойдя к Маше, Илья сжал ее плечо, и она содрогнулась, испытав ощущение, близкое к боли, хотя само прикосновение болезненным не было. – Признайся, что это сделал ты. Я так решил – сделаешь это, оставлю тебя в покое.

– А если не сделаю? – сощурился тот.

– Пристрелю. – Процедив это слово, Илья машинально сжал пальцы сильнее, и Маша вновь дернулась. Однако освободиться от его руки она не посмела.

– Значит, выбора у меня нет, – почти весело резюмировал Амелькин. – Что ж, если это для домашнего, так сказать, употребления… Под пистолетом в чем не признаешься? Да, я это сделал шесть лет назад. Взял деньги, забрал документы, а когда стали расследовать, вспомнили твои грехи и мои достижения… Легче стало?

– Пошел вон! – Отпустив Машино плечо, Илья двинулся к дверям и широко распахнул их, указывая в коридор: – Даже повиниться по-человечески не сумел, урод! Поломал мне жизнь, а теперь: «Легче стало?» Одолжение сделал! Катись, пока я тебе пулю не влепил!

– Всего хорошего, – насмешливо бросил Амелькин, уже в дверях, мгновенно обретя прежнее самообладание. – Жаль, не знал о вашем празднике, без подарка явился… Хотя почему? С Марьи Григорьевны теперь снято подозрение, а тебе, Илья, так и быть, дарю фокус с Мерзляковой. Только больше со мной так не играй, держи свое слово!

Едва он вышел, Илья захлопнул за ним обе створки двери с такой силой, что в них задребезжали стекла. Маша подняла глаза. Встретив ее взгляд, мужчина на секунду замешкался, потом, снова приоткрыв дверь, выглянул в коридор:

– Ушел. Слушай, я все объясню!

– Он уже объяснил. – Услышав свой голос, Маша удивилась его спокойному звучанию. Это неестественное спокойствие находилось в полном противоречии с обуревавшими ее чувствами. – Я все поняла. Ты решил сыграть… Поймать его на живца. Я очень кстати подвернулась.

Опустив глаза, она наткнулась взглядом на кольцо, блестевшее у нее на пальце. Девушка принялась его снимать, но купленное без примерки кольцо село слишком плотно, пришлось выкручивать его рывками. Илья подскочил и накрыл ее руки обеими ладонями:

– С ума сошла?! Хочешь все испортить?!

– Что еще можно испортить, по-твоему? – Маша чувствовала такую дурноту, что боялась потерять сознание, однако твердо встретила его гневный взгляд. – Ты меня даже не предупредил, во что втягиваешь! Если тебе была нужна помощь, почему не сказать об этом?! Это подло, понимаешь?! Получается, ты не веришь в меня, не уважаешь, если так относишься!

– Первая семейная сцена! – Он раздраженно отдернул руки и заходил из угла в угол, пинками отбрасывая попадавшиеся на пути сдвинутые стулья. – Если бы я тебя посвятил в свой план, ты бы отказалась! Ты слишком боялась этого гада! Не будь меня, он бы сделал с тобой все, что захотел!

– Не будь тебя, он бы даже имени моего никогда не услышал! – запальчиво возразила девушка. – Это ты заявил в милицию о браслете, ты подослал к нему Татьяну Егоровну! И как ты ее нашел, как уговорил?!

– Да ты сама мне ее показала, сказала, что это первая сплетница, – бросил Илья через плечо, остановившись у окна. – Сказала даже, на каком этаже живет. Я к ней зашел, показал старое удостоверение, попросил помочь в следственном эксперименте. Она еще и обрадовалась! Кто же знал, что Колька догадается! Нет, он не умом берет, он позвоночником опасность чувствует, потому и уходит из-под всяких проверок! Ведь я все просчитал, у тебя была безвыходная ситуация, оставалось только дать взятку! Если с тебя не взять, тогда с кого?! – И после паузы, тряхнув головой, Илья с досадой добавил: – Не надо было идти к нему вместе с тобой. Все просек с первого взгляда, гад! Всегда мне завидовал!

– Я ухожу. – Стянув наконец кольцо, Маша положила его на край стола. – Ты говоришь, говоришь… А я не слышу, у меня какой-то нехороший шум в голове. Ничего не понимаю. Мне нужно домой.

– Зачем? – Опомнившись, Илья подбежал к ней, сделал попытку обнять, но девушка устранилась:

– Нет, вот этого не надо!

– А помнишь, о чем я тебя просил утром? – Заглядывая ей в глаза, спросил мужчина.

– Заранее простить… – горько усмехнувшись, кивнула Маша. – Нет, у меня не получится.

– Что, это такое страшное преступление, по-твоему?

– Ты презираешь людей. – Она опустила ресницы, чтобы не видеть совсем рядом его глаз – сверкающих, пронзительно-настойчивых, слишком уже знакомых. – И меня тоже, хотя любишь, наверное, по-своему. Но ты на всех смотришь сквозь какое-то стекло, как на червей в микроскоп! Эксперименты ставишь… Даже не понимаешь, как ты меня оскорбил! По-твоему, все нормально!

– Что нормально, если я сегодня из-за тебя в церкви каялся?! – Илья схватил ее за плечи и сильно тряхнул, так что у Маши клацнули зубы. – Ну тебя к черту, никуда не пущу, закрою сейчас дверь и ключи у тебя отберу! Хочешь, прыгай в окно!

– Забирай свои ключи, вот! – Бросившись в прихожую, Маша успела схватить свою сумку с подзеркальника до того, как ее саму схватил сзади Илья. Нашарив на дне связку ключей, Маша швырнула их на паркет: – Забирай, отдай еще кому-нибудь! Пусти, я уйду!

Но Илья уже отпустил ее, даже не дослушав. Внезапно встав на колени, он искал что-то на сером, давно не натиравшемся паркете. Проследив взглядом за его рукой, Маша тихо ахнула. Рядом с упавшей связкой ключей от квартиры она увидела крохотный серебристый ключик, который безуспешно пытался отделить от щелистой шашки паркета Илья. Присев рядом, девушка опередила его и двумя пальцами подняла с пола крошечную вещицу:

– Это он! Значит, отцепился и упал в сумку, я даже знаю где – в супермаркете! Из-за этих пакетов, которые я тащила, прижав к груди! Но как же я не нашла, я так искала…

– Завалился в шов, он маленький… Ну вот, почти все собрали, – проворчал Илья, вставая и отряхивая брюки на коленях. Он протянул руку, помогая подняться Маше, и, мгновение поколебавшись, та все же приняла помощь. – Сумка, подвеска, ключ… Браслет тоже вернут. Только вот деньги пропали.

– Если мне начнут хорошо платить за кукол, я их скоро опять заработаю. – Маша ответила против своей воли и тут же рассердилась на себя за малодушие.

Илья все еще держал ее за руку. Девушка шагнула было к двери, но он тут же притянул ее к себе:

– Постой, послушай… Можешь мне не верить, но я тогда пошел к Мерзляковой совсем не для того, чтобы заставить дать эти показания. Она меня интересовала в связи с твоим разбитым окном, хотелось с ней поговорить. Сплетницы на удивление многое замечают, в отличие от обычных людей. Я представился помощником следователя, это верно, но историю с девушкой, которая мелькнула на месте преступления, Мерзлякова сама рассказала. Она в самом деле шла в аптеку тем утром, в половине седьмого, и увидела молодую стройную женщину, выбежавшую с территории стройки. Очень издалека, описать ее не смогла. И тут мне пришла в голову идея…

– На этот раз я тут при чем? – Маша изо всех сил старалась сохранять сухой тон.

– Ни при чем, – покладисто согласился Илья. – Но если бы завтрашняя свадьба состоялась, эта девушка могла бы стать твоей родственницей.

– Вот как? Опять чутье? – сощурилась Маша.

– На этот раз логика. Кулаков притек к тебе явно через бывшую жену, потом – суток не прошло! – погиб с твоим браслетиком в кармане… И рядом с местом убийства видели молодую женщину.

– Разве это можно предъявить в качестве обвинения? – невольно заинтересовалась Маша, на минуту забыв о своем намерении уйти. – Второй раз тебе Мерзлякову не уговорить!

– Зато с твоим братом можно договориться запросто! – сразил ее Илья. – Помнишь, он тут же выложил нам алиби на себя и невесту, стоило тебе заговорить про то утро? Будто бы у них всю ночь провозилась портниха, поправляла свадебное платье! Поговорил бы я с той портнихой!

– Думаешь, Андрей соврал?!

– Я думаю, он крепко спал на кухне и не слышал, как ушла портниха, а под утро и его несравненная Зоя! – заявил Илья. – Надеюсь, хоть в этом деле он замешан самым краем! Кстати, заметила, как он стойко переносит разрыв с невестой? Ему в последнее время явно было с ней страшновато! Так что, если я на него нажму, он с легкостью может заявить, что рано утром, десятого числа, его суженая куда-то уходила.

– Не надо! – содрогнулась Маша. – Не вороши это дело!

Мужчина картинно поднял руки, будто сдаваясь:

– Как скажешь, мне без разницы! Из-за такой жертвы, как гражданин Кулаков, я точно не буду на рожон лезть. Опять же девушка с ним наверняка натерпелась в свое время. Заслуживает она хотя бы теперь личного счастья? Причалила, кажется, удачно! Будем надеяться, с Пашкой ей больше повезет!

– Будем надеяться, что и Пашке с ней тоже! – с сомнением заметила Маша.

Повисла пауза, во время которой слышался только грохот ползущего по шахте лифта – звук слабо просачивался сквозь входную дверь. Они посмотрели друг на друга, тут же отвели взгляды, снова их скрестили… И почти одновременно улыбнулись.

– С ног валюсь, – совершенно будничным голосом заявил Илья. – Слава Богу, этой ночью я останусь дома!

– Очень кстати, – смутившись, ответила девушка. – Боюсь, сюда, в самом деле, заявится Зоя!

Она больше не говорила о том, что хочет уехать, не упоминала о своей обиде, но в каждом жесте Ильи, в каждом его слове и предупредительном взгляде читалось сознание вины. В конце концов, Маша начала испытывать нечто, очень похожее на счастье. Правда, в полной мере насладиться этим ощущением мешали пережитые потрясения, которые не то чтобы ранили ее, а оглушили, полностью выбив из колеи. Она безуспешно спрашивала себя, на что теперь станут похожи ее отношения с братом, и каждый раз спешила на что-нибудь отвлечься – такими неутешительными были эти мысли.

Маша принялась прибираться в столовой и, составляя стопками грязные тарелки, заметила на краю стола кольцо. Поколебавшись, она надела его и, подхватив поднос с посудой, пошла на кухню, где Илья уже перемывал бокалы. Заметил ли он кольцо, когда Маша ставила поднос рядом с раковиной, она не поняла, но, когда девушка снова удалилась в столовую, из кухни послышалось пение. Это Илья негромким, но приятным голосом исполнял некую оперную арию без слов.

В своих предположениях они оба ошиблись – Зоя ни вечером, ни тем паче ночью, за сумочкой не явилась.

* * *

Они увиделись только в конце ноября, когда Маша с головой ушла в подготовку собственной свадьбы. Время было сумасшедшее. Она разом выполняла несколько выгодных заказов, полученных через Анастасию Юрьевну, искала вариант размена квартиры – они с Андреем по обоюдному согласию решили разъехаться… К тому же Илья совсем не помогал ей, так как был завален работой и проводил дома пару часов в сутки.

– И ты не ревнуешь? – спрашивала по телефону Анжела.

– Мне некогда! – замороченно отвечала Маша.

На самом деле она стала относиться к жениху так, будто они были женаты уже давно – с неким философским спокойствием, заранее предполагавшим прощение грехов. После того потрясения, которое она выдержала в день помолвки, девушка перенесла эмоциональный кризис, после которого ее чувства словно притупились. Она совершенно спокойно все рассказала отцу и сама же заверила его, что ничего особенно страшного не случилось. На вокзале, посадив его в питерский экспресс, Маша с тем же олимпийским равнодушием побеседовала с братом и в пять минут в общих чертах решила вопрос с разменом квартиры. Даже Илья был поражен ее внезапно проснувшейся деловой жилкой и не стал ее отговаривать от этого радикального шага.

– Что мое – то твое, – заявил он, – а иметь свою квартирку, пусть абы какую, все равно приятно. Давай я доложу денег, чтобы вариант получился приличный!

Маша согласилась, уточнив, что деньги эти считает взятыми в долг и обязательно вернет. Илья развел руками:

– Прямо американская жена! Как скажешь…

Они никогда не говорили о том, что едва не стало причиной их ссоры, и Маша старалась даже наедине с собой не обдумывать тот случай. Все вопросы, связанные со свадьбой, тоже решала она, Илья с самого начала предупредил, что понятия не имеет, как все следует организовывать.

– Вот если бы дело касалось развода!

Он предложил самый простой вариант – найти хорошую фирму, занимающуюся подобными праздниками, и предоставить все им, но Маша отвергла это предложение:

– Это должна быть именно НАША свадьба, понимаешь? А там подсунут то, что и всем остальным. Тогда лучше просто сходить в ЗАГС, расписаться и забыть эту дату.

– У меня всего одно условие, – вздохнул Илья, явно не очень вникая в смысл ее слов. Последнее время он так уставал, что Маша была не уверена, всегда ли он ее слышит. – Должны быть все мои родственники, коллеги и друзья. Пытался посчитать, получилось человек пятьдесят. Может, все же найдем фирму?

Тем и кончилось. Маша принялась сотрудничать с агентством, организующим свадьбы. Ей приходилось контролировать каждое движение своего консультанта, потому что тот из лучших побуждений пытался навязать самые немыслимые вещи. К счастью, в расходах Илья ее не ограничил, так что вопросы мало-помалу решались. Маша решила устроить торжество в стиле Великого Гэтсби и тут же поняла, каких усилий стоит выдержать американский стиль двадцатых годов прошлого века. Ей же постоянно подсовывали то белый лимузин с диско-баром, то русскую поп-звезду. Даже Анжела сомневалась, стоило ли выбирать для эскорта черные машины ретро-марок, в плане музыки ограничиться джазом и отказаться от фаты в пользу шапочки со стразами.

– Конечно, такая свадьба запомнится навсегда, – неуверенно тянула она. – Но многие тебя не поймут!

– Когда я стала встречаться с Ильей, я сама себя не понимала, – возражала Маша. – Как видишь, все уладилось!

– Знаешь, кто мог бы подкинуть тебе пару дельных советов? – немного подумав, неожиданно заявила подруга. – Зойка! Где она, кстати? Так и не появлялась?

Маша покачала головой и постаралась уйти от темы. Она избегала говорить о Зое и о ее роли во всем случившемся, даже у Андрея не решилась спросить, знал ли тот о смерти ее бывшего мужа. Сам он никогда не упоминал имени бывшей невесты, и при встречах брат с сестрой вели себя, как люди, у которых слишком много тем для разговора, и все – неприятные, то есть говорили осторожно, мало и неохотно.

Красную лаковую сумочку Илья окончательно передал Маше на другой день после помолвки – уже пустую.

– Я вытряхнул все барахло в пакет и отвез Пашке в офис, – сообщил он. – Без объяснений. Тот взял, тоже ничего не спросил.

– Мне эта сумочка не нужна, – пожала плечами Маша.

– Если хочешь, думай, что это проверка. Если Зоя ни при чем, она позвонит и спросит, как понимать такой номер.

Однако та не позвонила. Павел не звонил тоже, ни разу за этот месяц, и когда Маша снова услышала в трубке его голос, она не сразу поняла, с кем говорит.

– Как дела? – смущенно спросил он. – Я тут стороной, через третьих лиц, узнал, что скоро свадьба.

– Скоро, через четыре дня! – Маша подняла глаза и снова оглядела себя в зеркале – с ног до головы. Она в который раз примеряла свадебное платье, серебряное, украшенное стразами и бахромой. Оно было единственным, за что она больше не переживала. – Никогда не думала, что ввяжусь в такую аферу! Машины, оркестр, ресторан, торт… Мне всегда казалось, что это не для меня, а видишь, затянуло! Нельзя – гости именно этого ждут! А ты когда женишься?

В ответ он надолго раскашлялся, будто ему что-то попало в дыхательное горло, а отдышавшись, сдавленно проговорил:

– Ну что ты, мы еще мало друг друга знаем!

– Примерно столько же, сколько мы с Ильей! – возразила девушка.

– Ну, то вы, у вас любовь… – Он снова прочистил горло и замолчал.

Маша наконец решилась произнести то, что вертелось у нее на языке, но никак не могло сорваться. Она чувствовала, что именно этих слов ждет Павел.

– Приходи на свадьбу! – предложила девушка. – А то, когда еще увидимся!

– Нет, ты что, неудобно! – протянул тот с явным облегчением.

– Почему? Илья давно все знает про нас с тобой, сам понимаешь, глупо ревновать к прошлому.

– Я даже не потому, – запнулся Павел. – Понимаешь… Андрей ведь, конечно, будет?

– Как раз его-то и не будет, – сдержанно возразила девушка. – Мы сейчас не в тех отношениях. Приедет папа из Питера, но уж он против тебя ничего не имеет!

– Если так, я приеду, конечно! – радостно пообещал Павел.

Маша не стала уточнять, приедет ли он один или в компании Зои, от души надеясь, что тот сообразит оставить подружку дома.

Однако на свадьбу Павел явился вместе с ней.

…Маша была так оглушена этим долгим днем, суетой, поднявшейся вокруг нее с самого раннего утра, что не сразу обратила внимание на знакомое лисье личико, мелькавшее в толпе гостей, наводнивших празднично убранный ресторан. Она уже успела познакомиться со столькими людьми, которых представлял ей муж, что все эти лица смешались для нее в одно смутное, подвижное пятно, смеющееся, пьющее, произносящее поздравления и комплименты. Ей запомнилось сухонькое личико Анастасии Юрьевны под голубым кружевным тюрбаном, распаренное, растроганное лицо отца, приехавшего на свадьбу с женой. Они возобновили отношения после его возвращения в Питер, Маша про себя считала, что больше в интересах бизнеса. Жена отца ей неожиданно понравилась. Это была простая, скромная женщина, смотревшая будто вглубь себя печальными серыми глазами. Маша, помня о ее недавней потере, сердечно, без слов, обняла мачеху, и та судорожно вздохнула, отчего у девушки на глаза навернулись слезы. Отца с женой в череде поздравителей сменили сестры Ильи. Из Сан-Франциско накануне прилетела Анна, смуглая, серьезная, немногословная женщина, с непрокрашенной сединой в коротко остриженных волосах, совсем непохожая на свою нарядную сестру. Она снимала все происходящее на камеру, чтобы показать запись в Америке, и первая высоко оценила стиль, выбранный для торжества. Вслед за этим, будто по сигналу, на Машу посыпались комплименты. Даже скептически настроенная Анжела была вынуждена признать, что праздник удался. Илья самодовольно улыбался и сообщал всем любопытствующим, что его жена – известная художница…

– Так что было бы странно, если бы что-то не получилось! – Он обнял Машу, притянул ее к себе и быстро шепнул на ухо, совсем другим тоном: – Посмотри, кто пришел! Интересная особа, честное слово! Дьявольская настойчивость!

Маша взглянула туда, куда он указывал, и нахмурилась, увидев Зою. Та будто ждала этого взгляда. Ловко лавируя между гостями с бокалом шампанского, она протискалась к новобрачным и тоном непомерного восхищения протянула:

– Какой вечер, Маша, как роскошно! Джаз, я никогда бы не додумалась! А твое платье, это прелесть…

– Еще раз о платье, я не выдержу! – Илья кивнул и растворился среди танцующих гостей.

Маша поняла, что он оставил их наедине намеренно, и вовсе не была ему за это благодарна. Ей хотелось спросить слишком о многом, но слова замирали у нее на языке, стоило встретить бестрепетный, ясный взгляд Зои. Та смотрела так невинно, будто самое тяжкое преступление ее жизни заключалось в кормлении животных в зоопарке. Так как новобрачная молчала, Зоя заговорила первая, по-прежнему лучезарно улыбаясь:

– Да, надо быть художницей, чтобы все так придумать! А я соглашалась на то, что мне предлагали, и денег вышло много, а как посмотришь – за что?! Обидно, ведь у меня есть вкус! Но они так навязывают свое мнение, в этих агентствах!

– Зато в следующий раз будешь опытнее, – сухо заметила Маша.

– Если он будет, этот раз! – Зоя заговорила тоном закадычной подруги, будто они всю жизнь поверяли друг другу сердечные тайны. – Паша, конечно, отличный парень, но очень уж бесхарактерный! Друзья вертят им, как хотят, у него своего мнения нет! Могут затащить его после работы на пиво и на бильярд, до ночи, и он врет мне по телефону, что сидит над срочным заказом… Как будто меня можно провести!

– Так вы не поженитесь? – довольно ядовито осведомилась Маша.

– Не знаю! Мне с мужчинами не везет! – неожиданно искренно призналась Зоя. – Каждый раз кажется, что нашла идеал, а это оказывается или дурак, или тряпка, или уголовник…

– Это ты про своего мужа?

– Мужа? – непонимающе взглянула та.

– Ну да, про своего бывшего мужа, которого ты застрелила!

Маша сама не знала, как у нее вырвались эти слова. Реакция Зои превзошла все ее ожидания. Миловидное лицо гостьи разом съежилось, будто под воздействием какого-то химического реактива, взгляд заметался, а губы сложились в жалкую, кривую улыбку:

– Которого я… Я не делала этого!

– Как же, на стройке! – Окончательно уверившись в своей правоте, Маша была безжалостна: – Тебя видели!

– Кто?! Там никого не было!

Зоя тут же замолчала, но поздно. Поняв, что она себя выдала, девушка внезапно заговорила со спокойной наглостью, которая была ей присуща в самые пиковые моменты:

– Говори, что хочешь, я этого не делала. Если бы меня видели, я бы по гостям не ходила, а сидела в камере.

– И сидела бы, только я сказала, чтобы этого дела больше не трогали! – отрезала Маша.

– То есть я тебя должна благодарить? Спасибо! – издевательски протянула та.

– Благодарить не стоит, скажи только, зачем ты велела ему украсть браслет? Понравилась безделушка?

– Нет, средняя вещь, – окончательно осмелев, фыркнула та. – А не понравилось мне, когда Андрей после банка рассказал, что это такое. Тем же вечером рыдал у меня на шее, сознался, откуда целый год брал деньги, чтобы платить за квартиру, за кредит по машине. Я же понятия не имела, что он тебя обокрал!

– Ты не знала, что он присвоил мой гонорар, что носишь сумочку, которая принадлежит мне, не узнала в банке браслета… Но ты же сама вручала призы от спонсора на выставке!

– Я вручала столько призов, – ничуть не смутившись, отмахнулась Зоя. – Хочешь, чтобы я помнила каждую безделушку? А уж деньги, прости, целиком на совести Андрея. Видишь, я все честно тебе рассказываю! Я тогда поняла, что, получив браслет, ты начнешь задавать себе вопросы, а там до ответов недалеко. Этот безвольный придурок еще и съездил к тебе ночью, подкинул подвеску в окно! Видишь ли, выполнял волю матери, не хотел окончательно становиться вором! Как будто им можно быть наполовину! Клянусь, если бы я раньше знала, что он тратит на нас твои деньги, я бы ни копейки у него не взяла! Но дело было сделано. Я хотела ему помочь, он отчаялся, боялся, что ты догадаешься… Одной рукой подталкивал тебя к этому, другой был готов оттащить за шиворот… Я без его ведома позвонила Борису, попросила помочь. Соврала, что подружка взяла поносить браслетку и не собирается отдавать. Сунула ему буклет с выставки, он валялся у Андрея среди бумаг, вот, кстати, еще одна глупость. Там написано, кто победил, так почему он не уничтожил эту бумажку? Она же могла попасть тебе на глаза!

– Не могла, – откашлявшись, возразила Маша. – Я у вас в гостях не бывала.

– Все равно! – дернула плечом Зоя. – В общем, Борис свое дело сделал, только кое-что перепутал. Я назначила ему встречу наутро, место само в голову пришло – на той стройке никого никогда не бывает. Но утром, когда мы встретились, он заявил, что браслета не принес, пригласил к себе, чтобы его забрать, потом полез меня лапать… Я его оттолкнула, сказала, что не хочу прежней поганой жизни, тогда он начал угрожать – и мне, и Андрею. Совал в лицо пушку… Но он выпил, реакция не та, я вырвала у него пистолет, хотела просто обезоружить… А пистолет выстрелил. Если хочешь, считай это убийством, – Зоя с завидным хладнокровием пожала плечами, – но для меня это чистой воды несчастный случай! И кто докажет обратное?

Маша не успела ответить – рядом, так же внезапно как исчез, появился Илья.

– Твой отец уезжает, у них поезд через сорок минут. – Он взял ее под руку и мягко, но настойчиво повлек прочь. – Надо попрощаться.

Проводив отца и его жену до машины, которая должна была отвезти их на Ленинградский вокзал, Маша вернулась в зал, но ни Зои, ни Павла там уже не увидела. Они уехали по-английски, чему девушка, в сущности, обрадовалась, полагая, что поставила точку во всей этой истории. Прежде чем присоединиться к гостям, она остановилась перед зеркалом, поправила шапочку, украшенную стразами, одернула помявшееся во время танцев платье и проверила, плотно ли защелкнут замочек кораллового браслета на ее левом запястье. Ей вернули украшение только накануне свадьбы, и Маше очень не хотелось снова его потерять.

Оглавление

Глава 1

Глава 2

Глава 3

Глава 4

Глава 5

Глава 6

Глава 7

Глава 8

Глава 9

Глава 10

Глава 11

Глава 12

Глава 13

Глава 14

Глава 15

Глава 16