Взрыв на макаронной фабрике (fb2)

- Взрыв на макаронной фабрике (Иронический детектив. Фаина Раевская) 803K скачать: (fb2) - (epub) - (mobi) - Фаина Раевская

Фаина Раевская
Взрыв на макаронной фабрике

Звонок в дверь оторвал меня от увлекательного занятия: я сидела перед зеркалом и вдохновенно наносила маску на свое прекрасное лицо. Мой любимчик, такса Рудольф, дремавший на диване, зашелся лаем.

– Нету меня дома! – стараясь не шевелить губами, проворчала я.

Звонок повторился снова, но уже более настойчиво.

– Тьфу, чтоб вас! – Мелькнув в зеркале зеленым лицом, я – куда денешься – пошла открывать.

Рудольф, продолжая возмущаться, посеменил следом за мной.

Щелкнув замком, я рывком распахнула дверь и грозно прорычала:

– Ну?!

На пороге, смущенно улыбаясь, стоял Вовка Ульянов с каким-то типом, и этот тип хищно скалился.

Тут необходимо пояснить, что Вовка работает старшим следователем прокуратуры и состоит в чине подполковника. К этим двум несчастьям добавляется еще одно: с некоторых пор он является еще и моим родственником. В обозначении родственных связей я не сильна, поэтому скажу: Вовка – муж моей двоюродной сестры Дуськи. Я умолчу о том, что Вовка – полный тезка вождя мирового пролетариата. А это, согласитесь, лишь добавляет в его характер красок вредности и злопамятства.

Не могу сказать, что мы со следователем испытываем друг к другу теплые чувства, как положено близким родственникам. Дело в том, что мое любимое занятие в свободное время – раскрытие всяких преступлений. Поскольку мой муж, Ромка Алексеев, – бизнесмен, то, сами понимаете, свободного времени у меня навалом. После нескольких удачных дел я всерьез стала помышлять о собственном частном детективном бюро. Однако вредный Ульянов считает, что сыском должны заниматься исключительно профессионалы и уж точно не женщины. По его мнению, женщина может только рожать детей и скандалить с мужем. Ну, в крайнем случае управлять государством (см. сборник статей В. И. Ульянова (Ленина). Понятно, что пойти на поводу у мужского шовинизма я не могу. Поэтому приходится раз за разом доказывать дорогому родственнику свои права, равно как и права других женщин.

В связи с этим смущенная улыбка на лице старшего следователя, стоявшего сейчас на пороге, вызвала у меня легкую оторопь. Впрочем, улыбка Вовкина быстро сошла с лица, уступив место удивлению и небольшому испугу.

– А… Ну… – неуверенно произнес Ульянов и отступил на шаг.

Тип, сопровождавший Вовку, продолжал улыбаться, но уже несколько кривовато.

– Так и будем на пороге стоять? – поинтересовалась я.

– Жень, это ты? – на всякий случай уточнил Вовка.

– Нет, индийский раджа, – огрызнулась я.

– А что у тебя с лицом? – Ульянов испуганно сглотнул.

– Это я позеленела от радости, увидев тебя! Проходите в комнату, я сейчас…

С этими словами я скрылась в ванной и принялась соскабливать уже застывшую до состояния цемента маску. Надо сказать, что и прическа моя была в этот момент не из лучших. В народе это называется точно и емко: «Взрыв на макаронной фабрике». Так что ради гостей пришлось заняться и прической.

Когда с наведением красоты было покончено, я вернулась к Ульянову и незнакомцу.

Вовка по-хозяйски развалился на диване и заигрывал с Рудольфом. Незнакомец сидел в кресле и улыбался. С момента появления в моей квартире он не произнес ни слова, а только и делал, что щерился.

«Больной, наверное», – решила я и уселась напротив Вовки.

– Ну-с, дорогой родственник, – вопросительно уставилась я на него, – что привело вас ко мне? Вроде бы я еще не успела ничего натворить…

– Да ладно тебе, Жень, – вновь смущенно потупился Вовка, – чего ты сразу начинаешь? Я по делу!

Это заявление еще больше меня изумило. Последний раз «по делу» Владимир Ильич заходил, когда хотел очередной раз арестовать меня, чтоб не путалась под ногами и не мешала работать.

– По де-лу! – протянула я. – Так-так! И что же это за дело такое? Доблестному и мудрому следователю прокуратуры понадобилась помощь дилетанта? Видать, не все в порядке в вашем королевстве!

Ульянов сморщился, словно у него вдруг заболели все зубы.

– При чем здесь наше королевство? Тьфу, я хотел сказать, прокуратура. Тут другое… Понимаешь, Жень… – Вовка замялся. – Кстати, познакомься: Рассел Доуэрти. Он полицейский из США…

Услыхав свое имя, американец улыбнулся еще шире.

«Теперь понятно, почему он все время улыбается! – догадалась я. – Эти янки даже в гробу смеются!»

Я кивнула Расселу и представилась:

– Женька. В смысле Евгения Зайцева.

И тут же обратилась к Вовке:

– Он по-русски не говорит? Для чего ты его притащил?

Вовка заволновался:

– Жень… хм… Можно, Рассел у вас поживет? Недолго, всего-то пару недель. Понимаешь, у нас с Дусико ведь однокомнатная, да еще ремонт… Мы сами живем, как в пещере, и спим в обнимку с рулонами обоев и ведрами с краской…

– А зачем он вообще здесь? – удивилась я. – Я имею в виду в России?

– Группа американских товарищей приехала перенимать опыт, – пояснил Вовка. – Разместить велено по семьям. На гостиницу, сама понимаешь, у нашего ведомства денег нет. А у нас с Дусико ремонт, краска…

– Да помню: обои, пещера… Только вот скажи мне, родственник, это какой же такой у вас в конторе необыкновенный опыт, что его приехали перенимать аж из неблизкой Америки? Ладно, – махнула я рукой, – пусть живет! Я его научу родину любить!

– Зайцева, – забеспокоился Ульянов, – вот только этого не надо! Прошу тебя как человека: без выкрутасов…

– Ну, это уж как получится, гражданин следователь! Сам знаешь, я за себя не отвечаю! Не волнуйся, Вова, – успокоила я Ульянова, заметив в его глазах мольбу, – все будет о'кей! Я устрою господину Доуэрти культурный отдых по полной программе!

Последнее заявление еще больше обеспокоило старшего следователя. Но выхода у него не было, и он лишь горестно вздохнул. Я растянула губы в улыбке: – Ну что, Рассел? Welcomе in Russia!

Доуэрти энергично затряс головой и неожиданно заявил:

– Горбачьефф… Пьерьестройка… Водка… Икра…

– Во дает янки! – восхитилась я. – Даже про икру вспомнил! Споемся, амиго!

Я вскинула руки, сцепленные в замок, вверх, потрясла ими в воздухе и, обратившись к Вовке, спросила:

– Чего это он такой политически неграмотный? Перестройка, Горбачев… А у тебя никого получше нету?

Ульянов развел руки в стороны, мол, выбирать не приходится.

– All right, – кивнула я, – мы его слепим из того, что дали! Рассел, нихт Горбачев, перестройка – капут, икра – дорого! Вова, а он по-русски совсем не андестенд?

Рассел поморгал и ответил по-русски, но с сильным американским акцентом:

– Я немножко говорю на русский. Перед отправкой Россия мы учили язык два месяц. Трудно! Я еще очень много не понимать…

– Ну вот, слава тебе господи! – с облегчением выдохнула я. – Значит, сумеем договориться. Я, конечно, английский знаю. Только англичане меня почему-то не понимают. Вернее, понимают, но не очень… как-то через раз… За два месяца русский, естественно, не выучить. В нем одних падежей шесть штук! Но ты не расстраивайся, Рас, жизнь научит!

Вовка внимательно слушал мой монолог и кисло улыбался.

– Что ж, Рассел, – Ульянов поднялся, – устраивайся здесь, а завтра я за тобой с утреца заеду.

Доуэрти согласно кивнул, и мужчины скрепили договор крепким рукопожатием.

– Жень, – уже на пороге обратился ко мне следователь, – ты это… не очень-то… ну, в смысле…

– Все-все, гражданин начальник, я все поняла. Американец будет в порядке, ты ж меня знаешь, Вовасик!

– Да уж, – печально вздохнул Вовка, – именно это меня и беспокоит! Я тебя очень прошу: не роняй честь государства перед иностранцем…

– За все государство я отвечать не берусь, а честь родной прокуратуры соблюду, – твердо пообещала я. – Все, Вовасик, пока! Пойду американца воспитывать. Привет семье!

Вовка еще раз вздохнул и ушел, а я вернулась в комнату.

Рассел по-прежнему сидел в кресле, но уже не улыбался, а, прикрыв глаза, о чем-то размышлял. Вполне вероятно, вспоминал свою далекую родину. При моем появлении он открыл глаза и поинтересовался:

– Женька, где я можно принять душ и переодеваться?

Я отвела гостя на половину Вениамина.

Венька – наш с Ромкой давний друг, а с Алексеевым у них еще и совместный бизнес. До свадьбы мы с Ромашкой соседствовали. После вступления в законный брак объединили жилплощади и до поры до времени жили в трехкомнатном дворце. Однако всему на свете приходит конец. Пришел он и нашему с мужем блаженству в «царских» апартаментах – Веник прочно занял мою однокомнатную конуру. А что поделаешь? Друг все-таки! Жизнь Веньку, конечно, потрепала. Он прошел путь от химика до бомжа. С моей и божьей помощью ему удалось вновь обрести статус социально полноценного человека. А природный ум и оборотистость сделали из него бизнесмена.

В последнее время Веник стал часто где-то пропадать по ночам. На все мои расспросы он только ухмыляется и молчит, как ветеран партизанского движения. Алексеев, конечно, знает причину отлучек друга, но из-за мужской солидарности не желает удовлетворять моего любопытства и тем самым страшно меня нервирует.

Показав американцу удобства, я сказала:

– Действуй, Рассел. Потом слегка перекусим и в музей отправимся – будем расширять твой кругозор.

– Музей? Какой музей?

– А он у нас только один, да и тот краеведческий, – ответила я и пошла сооружать нехитрый обед.

Рассел вскоре вышел из душа и, сверкая голливудской улыбкой, уселся за стол. Пока он с аппетитом уминал домашние пельмени, я незаметно его разглядывала.

«Какой-то он неправильный американец, – рассуждала я про себя. – Нет, улыбка у него вполне американская, а вот все остальное… Где, спрашивается, мужественный подбородок? Где стальные мышцы и большой пистолет? А пронзительный взгляд голубых глаз? Да и глаза у него не голубые, а вовсе карие. Рост, конечно, тоже подкачал. В кино показывают копов под два метра ростом. А этот так, копчик, а не коп… Хотя лопает, как кашалот. Вон, полкило пельменей умял в три минуты!»

Доуэрти отправил в рот последний пельмень и сыто улыбнулся:

– Вкусно! Я слушал, что русский хозяйка – самый лучший. Это правда. Спасибо, Женька!

Тьфу, иноземец, несмышленый! И для него, выходит, я Женька…

– Ладно, американец, потопали в музей!

Краеведческий музей нашего городка располагался в парке. Последний раз музей я посещала, будучи еще школьницей. Впечатление осталось так себе. Больше всего мне понравился древний человек с каменным топором в руках. Его гипсовая скульптура занимала центральное место экспозиции. После визита в этот центр культуры я пообещала себе, что никогда больше ноги моей здесь не будет. И вот теперь приходилось нарушать слово, а это вовсе не входит в мои привычки. Однако я помнила и об обещании, данном Вовке, и, посетовав про себя на судьбу-злодейку, решительно шагнула на ступеньки невысокого крыльца.

– Женька, там кровь! – остановил меня возглас Доуэрти. – Смотри!

Я посмотрела туда, куда указывал Рассел. В самом деле, на зелененькой, недавно появившейся траве отчетливо виднелись следы крови. Создавалось впечатление, что кто-то смертельно раненный старался заползти в кусты.

– Наверное, собаки кошку задрали, – попыталась успокоить я американца, а больше себя. – Надо посмотреть…

Я подошла к кустам, заранее предчувствуя нехорошее. Так оно и вышло. В кустах, подтянув ноги к животу, лежала молодая женщина в светлом, очень дорогом брючном костюме. Глаза ее были закрыты, и тело казалось абсолютно неподвижным. Возле тела расплылась небольшая лужица уже темной крови.

– О господи! – простонала я. – И почему все это случается именно со мной? Даже в музей спокойно не сходишь – кругом трупы валяются! Ну что я теперь Ульянову скажу?!

– Женька, – позвал Рассел, – она еще жива.

Американец сидел на корточках и, как показывают в фильмах, щупал пульс на сонной артерии.

– Красивая… – Я присела рядом.

Внезапно женщина открыла глаза и зашевелила побелевшими губами:

– Родион… не должен… алмазы… найди…

Тут она судорожно дернулась и снова потеряла сознание.

– Надо звонить полиция, – нахмурился Рассел. – Это насильная смерть…

– Надо звонить Вовке. – Впав в уныние, я достала мобильник.

– Что у тебя? – мгновенно отозвался Ульянов. – Покойник?

– Еще нет… – Я виновато потупилась, словно следователь мог меня видеть.

– Слава богу! Ты где? Рассел с тобой?

– Ага! Мы в музее! А насчет покойника… Это не я, честное слово! Это все американец твой…

– Что-о?! – заорал Вовка.

– Это он ее нашел! – пролепетала я. – Я хотела в музей, а он… Только она еще не совсем покойник. Но может им стать в любую минуту… Ты бы приехал, Вов?

Ульянов издал протяжный рев и отключился.

– И чего орать? – пожала я плечами, уловив неприятные ощущения в области желудка. – Можно подумать, я их сама штампую!

– Надо найти свидетель, – вновь заговорил Доуэрти.

– Не надо, – отмахнулась я и уселась на ступеньки крыльца. – Сейчас опергруппа прибудет, пускай сами разбираются. А впрочем… Знаешь что? Ты иди в музей, может, и найдешь там каких свидетелей. А я пока тут посижу. Покараулю, Вовку подожду… О'кей?

– О'кей, – серьезно кивнул Доуэрти и вошел в здание.

Едва тяжелая деревянная дверь закрылась за его спиной, я вновь бросилась к женщине. Она по-прежнему была без сознания. Оглядевшись, я не обнаружила вокруг ни сумочки, ни окурка, словом – ничего, что могло бы дать мне хоть какую-нибудь зацепку. Тогда недолго думая я пошарила по карманам светлого костюма. В брюках ничего не нашлось, зато в кармане пиджака я нащупала что-то твердое и не очень большое.

– Ой, – громко икнула я, вытащив на свет божий находку, – бриллиантик…

Камушек размером с сигаретный фильтр весело заискрился на солнце. В этот момент у входа в парк послышались звуки сирены. Я поспешно сунула находку в карман джинсов и вновь уселась на ступеньки.

Спустя полминуты у музея остановился «газик» опергруппы, машина «Скорой помощи» и автомобиль с надписью «Прокуратура». Этой машине я была рада меньше всего. Тем более что из нее выскочил, подобно джинну из бутылки, Владимир Ильич Ульянов. Широкими шагами он направился в мою сторону. Я быстренько прочитала про себя «Отче наш», мысленно же выпросила у всевышнего теплое местечко в раю и смело поднялась навстречу следователю.

– Где Рассел? – буравя меня взглядом, процедил Ульянов.

– В музее. Свидетелей ищет…

– Ясно. Значит, так: сейчас ребята зафиксируют твои показания – и домой!

– Но… – попыталась возразить я.

– Я сказал – домой! – рявкнул Вовка. – И ни шагу… Никуда… До моего приезда! Ты меня поняла?!

Негромко пискнув в знак согласия, я почему-то засуетилась: сначала я ткнулась в музей, откуда как раз выходил Рассел. Потом ринулась к выходу из парка, минуя оперативников. Грозный рык Ульянова заставил меня вернуться и начать все сначала под недоумевающим взглядом американца. Наконец стало стыдно за свою бестолковую суету, и я решила покурить и успокоиться. С независимым видом подойдя к Ульянову, я стрельнула у него сигарету и полезла в джинсы за зажигалкой. Из кармана что-то выпало.

– Diamond… – растерянно констатировал Доуэрти, возвращая мне камушек.

Старший следователь изумленно уставился на меня, ожидая объяснений.

Я втянула голову в плечи, но смело соврала:

– Ну да, бриллиантик. Подумаешь! У меня таких дома еще полно. Штук десять или двенадцать… Этот, между прочим, не самый красивый. Мне их Ромка подарил на годовщину семейной жизни… Вот, взяла с собой… Хотела в ювелирку заскочить, чтоб, значит, колечко заказать…

Рассел не смог справиться с удивлением и уронил свою немужественную челюсть. Однако поразило меня поведение Вовки. Он спокойно кивнул, словно бы даже поверил в то, что мой Алексеев – почти Дюпон и такие подарки у нас в порядке вещей, и негромко заявил:

– Прекрасно. Ты, Евгения, иди давай показания, а вечером я к вам зайду, поздравлю с годовщиной…

Ошарашенная переменой в настроении старшего следователя, я потопала к операм.

– А-а, Женька, привет! – поприветствовал меня лейтенант Егоров, а попросту Саня. – Вот мы и встретились! Рад тебя видеть!

– А я тебя не очень! – мрачно ответила я вместо приветствия.

– Это почему же? – искренне удивился Егоров.

– Потому! Вечно мне от тебя одни неприятности! Работать мешаешь…

– Да ладно тебе, Жень, – миролюбиво отозвался Саня. – Я тебя уважаю и почти люблю. Ведь рассудить по правде, если б не ты – мы бы все без работы остались! Только карманников на рынке да зайцев в автобусах и ловили бы! А ты нет-нет да и подкинешь нам пару-тройку трупиков. Лепота! Так что позволь выразить тебе наше ментовское спасибо за твою о нас заботу!

– Нужно мне твое спасибо, как Шумахеру велосипед! Ты давай делом занимайся, а не рассуждай! А то ведь мне домой пора, мужу обед готовить…

Врачи «Скорой» пронесли мимо нас тело женщины. Я обратила внимание, что она не была накрыта с головой. Значит, еще жива. Следом за носилками шагал эксперт-криминалист Тенгиз Гогочия. Заметив меня, он заулыбался и подошел к нам:

– Снова в деле? – Тенгиз на правах старого знакомого чмокнул меня в щеку. – И американца припахала? Молодец! Нечего ему просто так по музеям шастать, пускай окунется в прелести криминальной России!

– Да это не я его, а он меня подставил! – зло огрызнулась я. – Ты мне вот что скажи, дорогой: дамочка выживет?

– Посмотрим, – пожал плечами Тенгиз. – Пока могу сказать только одно: раны серьезные. А знаешь, чем их нанесли? Стилетом! Представляешь? Это второй раз в моей богатой практике. Оружие совсем не профессиональное. Хотя в наше время можно ожидать чего угодно… О, Ильич идет! Я исчезаю!

Гогочия догнал группу с носилками и о чем-то заспорил с доктором «Скорой помощи». Вовка с Расселом подошли к нам. Мне не терпелось расспросить американца об экскурсии в музей, но близость Вовки сдерживала благородный порыв.

– Ну, – угрюмо поинтересовался старший следователь, – уже закончили?

Саня Егоров моментально сменил благодушный тон на деловой и приступил к исполнению своих обязанностей. После соблюдения всех формальностей меня отпустили на все четыре стороны. Однако Ульянов не преминул напомнить о моем дальнейшем маршруте и о том, что вечером его следует ждать в гости. Доуэрти заявил, что остается с Вовкой, и мне пришлось в гордом одиночестве отправляться домой.

На выходе из парка я решила немного успокоить свою нервную систему и купила себе любимого мороженого с орехами. Усевшись на скамейку, я задумалась.

Дамочку, конечно, жалко. Такая молодая, симпатичная… Да и при деньгах, очевидно – один костюмчик долларов на пятьсот потянет. Бриллиантик опять же… Я в драгоценностях не очень-то разбираюсь, но судя по растерянной физиономии Рассела, камушек неплохой. Тут на ум пришли слова женщины: «Родион… не должен… алмазы… найди…» Абракадабра какая-то! Чего искать-то? Алмазы или Родиона? Мне, к примеру, известны только два Родиона: Щедрин и Раскольников. Щедрин – композитор и, кажется, уже умер. Раскольников, конечно, преступник, но вымышленный. Есть еще один Родион – это дед Алексеева. Но ему уже где-то около ста лет, живет он в деревне под Курском и дальше околицы не выходит. А алмазы для меня и вовсе – темный лес. Я слышала, что они как-то различаются по цветности, прозрачности, даже есть коэффициенты чего-то, но для меня все это – китайская грамота. Единственное, в чем я могу быть уверена, что их вес измеряется в каратах и они очень дорого стоят. И потом, что значит «найди»? Я же не геолог! Где их искать-то? В Якутии? Но там холодно. В ЮАР? Там чересчур жарко. Да не отпустит меня Ромка так далеко.

А вдруг и алмазы и Родион находятся в одном месте? Может, этот самый Родион и проткнул дамочку стилетом? Эта мысль мне настолько понравилась, что я даже забыла откусить мороженого и вхолостую задвигала челюстями. Что ж, придется заняться поисками таинственного Родиона и алмазов. Вот только Вовка снова будет топать ногами и грозиться упечь меня за решетку. И чего ему спокойно не работается? Сидел бы у себя в кабинете и опытом с американцем делился! А я бы тем временем и дело сделала…

Вспомнив про Вовку, я засобиралась домой. Следовало все-таки хотя бы ради приличия сделать вид, что я его слушаюсь.

Когда я говорила Ульянову о годовщине свадьбы, я не лукавила. Сегодня мы с Ромкой хотели отметить это событие в узком семейном кругу. Поэтому я зашла в супермаркет, расположенный неподалеку от дома, и от души затарилась кое-какими продуктами. С сумками, оттягивающими мне руки ниже колен и делавшими меня похожей на обезьяну, я, пыхтя, как революционный паровоз, тащилась к дому. Возле подъезда я столкнулась с соседом, Мишкой Николаевым. Сколько себя помню, он все время где-то учился и чаще я его видела с книгами и тетрадками, чем с девушками. Однако на этот раз Мишка нес в руках пустой пластиковый пакет. Увидев меня, Михаил хитро прищурился и, коротко бросив: «Женька, привет!», – прошмыгнул мимо.

– Нет джентльменов в родном отечестве, – проворчала я, поднимаясь по ступенькам. – Мог бы и помочь девушке сумки донести! Эх, одни сплошные разочарования…

Наконец я поднялась к себе на этаж и с облегчением поставила сумки на пол. С недавнего времени все ключи я ношу на веревочке на шее. Ромка уже устал менять замки на входной двери. Моя дурацкая привычка терять ключи доводила Алексеева до бешенства, против которого ни один вкусный обед не помогает. В конечном итоге муж решил, что гораздо дешевле повесить мне на шею канат со связкой ключей, чем менять замки пять раз в неделю.

Не успела я снять веревочку с шеи и поднести ключ к замку, как дверь распахнулась и на пороге возник Веник, сияющий что тульский самовар. Такой прием дорогого друга несколько озадачил. Подозревая Веньку во всех грехах, я переступила порог родного жилища.

– Явилась? – широко улыбнулся Вениамин. – Ну, проходи…

Из кухни доносился запах свежеприготовленного мяса, причем именно так, как я люблю: в муке и с яйцом.

– Э-э, – преградил мне дорогу Веник, – ты бы не хотела переодеться, Жень? Ты ведь все в штанах и в штанах, понимаешь! Мы с Ромкой уж и забыли, как ты в платье выглядишь… Душ прими, маску какую-нибудь наложи… Побудь ты женщиной в конце концов, а?

Некстати вспомнилось, что еще сегодня утром я сидела в зеленой маске и воображала себя преемницей Нефертити. О том, что из этого вышло, думать не хотелось.

Вениамин подхватил сумки и прошествовал на кухню. Я уныло поплелась вслед за ним…

Возле плиты суетился Алексеев. На голове у него красовалась красная бандана, а могучий торс был обвязан фартучком легкомысленной расцветки. На столе, в высокой хрустальной вазе, источал неземной аромат букет темно-алых роз. Очень органично вписывалась в данный натюрморт и бутылка мартини. На столике возле плиты лежала старая, потрепанная жизнью кулинарная книга. Помнится, мама подарила мне ее на восемнадцатилетие. Родители лелеяли надежду, что в один прекрасный день я стану образцовой женой и не менее образцовой домохозяйкой. Кто же мог предвидеть, что все так получится и я стану далеко не лучшей женой и домохозяйкой, зато буду неплохо справляться с различного рода криминалом?

Завидев меня на кухне, Ромка сперва засмущался, но потом собрал все присущее ему мужество в кулак и заявил:

– Здравствуй, любимая!

Начало обнадеживало. Правда, супруг был еще не в курсе небольшого происшествия, приключившегося со мной. Ну да ничего! Придет Ульянов и все поправит.

– Привет, милый! – Я постаралась вложить в эти слова как можно больше теплоты и нежности. Нечего дорогому мужчине раньше времени нервы портить! – А ты все у плиты! Какой же ты у меня хороший!

Послышался звук падения чего-то тяжелого. Краем глаза я заметила, что Веник поспешно собирает с пола рассыпавшиеся продукты. Выражение лица у него при этом было, мягко говоря, удивленное. Алексеев озадаченно почесал бандану и заявил:

– Ты тоже ничего! Я даже рад…

Тут он заметил нехороший огонек в моих глазах и поспешно добавил:

– Я тебя люблю, Жень! Правда! Может, ты на полчасика в ванную сходишь? А то я тут… Вернее, мы с Венькой…

Я поняла, что мое присутствие в данный момент нежелательно, судя по растерянным лицам Веньки и Ромки, готовился какой-то сюрприз.

– Конечно, дорогой, как скажешь!

Чмокнув на ходу мужа и потрепав по загривку друга, я гордо удалилась. По-честному простояв под душем полчаса, я постаралась придать мыслям нужное направление и думать о предстоящем празднике. В голове то и дело мелькали ласковые слова, которые я намеревалась сказать мужу в этот радостный для нас обоих день. Раздался робкий стук в дверь.

– Жень, – позвал Ромка. – Можешь выходить.

– Да, милый, я сейчас!

Когда я вошла в спальню, чтобы одеться и предстать перед мужчинами в подобающем виде, слезы счастья горохом покатились по щекам. Вся кровать была буквально завалена, нет, устлана алыми розами. Поверх них аккуратно лежало мое свадебное платье. Как была, в махровом банном халате, я вылетела на кухню и повисла на шее у Алексеева.

– Женька, – смущенно бормотал муж в свободное от поцелуев время, – ну ты чего? Ты переодевайся – народ же ждет! А ревешь почему?

– Так ведь люблю я тебя, Ромочка! Так люблю, что слов не хватает! А реву от радости, что у меня есть ты, такой хороший! И Венька!

Алексеев с трудом оторвал меня от шеи, и только тут я заметила, что он тоже облачился в свой жениховский костюм. За прошедший год супружества Ромашка слегка раздался вширь, и костюмчик был ему заметно тесноват.

– А где Веник? – спросила я, последний раз хлюпнув носом.

– В комнате, – мотнул головой муж. – Говорю же, все только тебя ждут.

Я умчалась переодеваться и через несколько минут явилась гостям в белом подвенечном наряде. Гостей-то, собственно, было не очень много: Венька с какой-то девицей, сосед Мишка Николаев и моя двоюродная сестра Дуська. Что радовало особенно – была она без своего Вовасика.

Отзвучали поздравления и тосты, бутылки наполовину опустели, и речи за столом стали непринужденнее и веселее. Неожиданно слово взял Веник. Он откашлялся, со значением глянул на Ромку и заговорил хорошо поставленным голосом:

– Евгения! Все присутствующие здесь знают тебя как неплохого, в общем-то, человека. Есть, конечно, отдельные недостатки, но о них мы не будем говорить в этот торжественный день. По традиции в такой день принято дарить подарки. Мы немного посовещались и решили… Вениамин запустил руку в карман пиджака и извлек оттуда… ключи от машины. Тут необходимо пояснить, что чуть меньше года назад Ромка покупал мне старенькую подержанную «девятку». Машина какое-то время служила мне верой и правдой, но потом ввиду почтенного возраста загнулась и выполнять свои прямые обязанности не хотела. И вот уже примерно три месяца я была безлошадной пассажиркой городского транспорта. В принципе я человек неприхотливый, но с автомобилем чувствую себя как-то увереннее.

– Выгляни в окно, – посоветовал сосед Мишка, хитро сощурившись.

Я взвизгнула и приклеилась к оконному стеклу. Во дворе, прямо напротив наших окон, стоял темно-синий «Форд-Мондео». Да не просто стоял: капот, крышу, багажник украшали свадебные ленточки и цветы, а на лобовом стекле красовался огромный бант, символизирующий подарок.

– Вот это да, – прошептала я и, выхватив у Веника ключи, ринулась на улицу.

В дверях подъезда я столкнулась с Вовкой Ульяновым и Расселом Доуэрти. Они посторонились, пропуская меня. При этом Вовка громко проворчал:

– Ненормальная…

Однако это замечание не смогло испортить впечатления от подарка, собственно, как и само появление следователя. Я прекрасно осознавала, что с приходом Вовки праздник закончится и начнутся суровые будни. Но все это будет после, а сейчас я гордо восседала за рулем нового автомобиля и, закрыв глаза, мечтала, как буду лихо на нем носиться по городу, и за городом, впрочем, тоже. Еще подумалось, что цвет машины очень подходит к моей новой юбке и что Рудольф будет замечательно себя чувствовать на новом кожаном сиденье.

Стук в стекло заставил меня опуститься с небес на землю. Со вздохом открыв глаза, я увидела гнусно ухмыляющуюся физиономию старшего следователя.

– Да-а, – протянул он, усаживаясь на пассажирское сиденье, – вижу, Ромка тебя балует: алмазы, машины… И за что тебе такое счастье привалило?

– А ты что, завидуешь? – огрызнулась я беззлобно.

– Ни-ни, боже упаси! Ромке твоему завидовать – врагу не пожелаешь! Да я, собственно, и не за этим пришел. У меня для тебя тоже есть подарочек… – миролюбиво ответил Вовка.

– Ордер на арест, что ли? – мрачно пошутила я.

– Да нет, совсем наоборот. По факту сегодняшнего происшествия дело против тебя возбуждено не будет.

– Вот спасибо, гражданин начальник! А то ведь я уже и вещички собрала, и сухариков насушила…

– А ты, Евгения, не ерничай, – одернул меня Ульянов. – Я ж все понимаю…

– Понимающий следователь! – Я хлопнула себя ладонью по коленке и засмеялась. – Это что-то из области фантастики!

Вовка обиженно засопел. Переживал, видимо, за честь мундира.

– Вот что ты за человек, Зайцева? – горестно вздохнул он. – К тебе по-хорошему, можно сказать, со всей душой, а ты…

– Ладно, Вова! – Я решительно пресекла бесполезный разговор. – Хорош бакланить. Все ваши приемчики уже давно известны: и ваши трезвые головы, и горячие сердца, и холодные руки… И на нервную систему нечего мне давить – это тоже уже проходили! Говори, чего надо, да пошли свадьбу догуливать.

– Свадьба – это хорошо, – согласился Ульянов. – А ты вот послушай историю одну. Очень, скажу тебе, интересную!

Поведение следователя меня настораживало. Его подозрительная миролюбивость вкупе с благодушным настроением действовали на меня, как красная тряпка на быка-производителя. Я начала нервничать и беспокойно ерзать на сиденье.

– Что еще за история такая? – проворчала я, недовольно хмурясь. – Мне к жениху торопиться надо. Ладно уж, давай бухти, но только побыстрее – супруг гневаться будет.

– Супруг твой, Евгения, уже ко всему привычный и гневается только тогда, когда ты весь ужин скармливаешь своей жирной таксе. А история такая… только ответь сначала на вопрос: почему это женщины так любят бриллианты?

– Хм… Они красивые, дорогие, и вообще…

– Вот именно, что вообще, – буркнул Ульянов. – Так подумать, ведь не хлеб, не масло, даже не колбаса, а сколько всего из-за них происходит!

Разговор начал меня напрягать – а ну как Вовасик вздумает отобрать у меня камушек? Решит, что это важная улика, и тю-тю?!

– Н-да, так вот, – продолжал развивать скользкую тему следователь, – в Якутии есть такая компания – «Алроса». Вот она-то и занимается разведкой, разработкой, добычей и переработкой алмазов. В своем роде компания является монополистом в этой области. Да, забыл: они еще и продают алмазы. Как промышленные, так и потребительские. Деньги, конечно, вкладываются в это дело сумасшедшие. Сама посуди: чтобы получить один бриллиант весом в один карат, нужно переработать около двухсот пятидесяти тонн кимберлита! Но зато и прибыль баснословная. А ты, к примеру, много знаешь людей, которые способны противостоять силе денег? О-очень больших денег!

Я на секунду задумалась и отрицательно покачала головой. В самом деле, покажите мне человека, который не мечтал бы иметь много денег! Настолько много, чтобы жить и не думать о завтрашнем дне своем, своих детей и внуков. Только одни стараются заработать деньги, а другие – получить их на халяву, причем зачастую криминальным путем.

Ульянов тем временем продолжал:

– Вот и в этом случае отыскались охотники до алмазов и денег, вырученных от их продажи. Только, разумеется, не совсем легальным путем, а точнее, совсем нелегальным. Причем, сама понимаешь, продажа алмазов – дело хлопотное. Нужны документы на камни, каналы сбыта, продавцы, покупатели… А если монополист пронюхает? Думаешь, что сделает? Возьмет хулиганов за ручку и в милицию отведет? А вот и не угадала! Скорее всего устранит конкурентов физически. Однако совсем недавно в Россию, Европу и Америку хлынул поток контрабандных бриллиантов по явно заниженным ценам. Эксперты совершенно четко определили, что это якутские алмазы. Так же четко они определили, что документы на камушки – чистой воды липа. Более того, из хранилища компании в Мирном был похищен алмаз «5 лет «Алроса», добытый в двухтысячном году. Один раз он всплыл в Европе, а совсем недавно – в Америке, причем уже раздробленный на мелкие бриллиантики в один-три карата. Так и кочуют якутские контрабандные камушки по всему миру. Ведущие ювелирные производители в панике – бриллианты чистейшей воды, а стоимость их намного ниже рыночной. Ах, ох, это же крах, разорение, подрыв имиджа и авторитета!

– Так ты думаешь… – начала я, но Вовка меня перебил:

– Я ничего не думаю. А рассказываю тебе эту историю просто в порядке общего развития. Еще об одном забыл упомянуть: все, кто так или иначе сталкивались с контрабандными камнями, – уже давно перешли в мир иной: продавцы, покупатели, курьеры, да и просто – любопытные граждане…

– И это все ты узнал, глядя на умирающую женщину? – не удержалась я от ехидной ухмылки.

– На мертвую женщину, – поправил меня Вовка. – Она умерла. Нет, это все рассказал мне наш друг Рассел, который…

– Который и прибыл сюда на поиски источника контрабанды товара, – закончила я за следователя. – Так чего же он здесь пузо греет? Ему в Якутию надо.

– Он уже там был. Следы ведут сюда, в наш город… Где-то здесь находится основной канал сбыта…

Ульянов замолчал, а я впала в задумчивость. Значит, женщину убили из-за этих алмазов. Интересно, кем она была? Курьером? Звеном длинной цепи, тянущейся аж из Якутии? Или она узнала что-то такое, что несовместимо с жизнью? И кто, черт возьми, этот Родион?

– Ладно, Вова, – наконец произнесла я, – пошли к народу, а то неудобно как-то. Чего доброго, Дусико тебя приревнует и оставит без чего-нибудь важного!

– Подожди, – остановил меня следователь. – Я не сказал тебе главного…

– Да? – подняла я бровь. – Ну говори, коли так.

– Есть сведения, что с контрабандой товара связана группировка Кузи…

Я заморгала. Всем у нас в городе известно, что Кузя – Серега Кузин – тот еще отморозок и беспредельщик. Никаких авторитетов не признает, подмял под себя весь город и единолично в нем правит. Кузя считает себя эталоном справедливости и любит повторять: «Что не может сделать государство, могу сделать я!» Когда-то он устранил небольшую группировку Аслана, давно и прочно обосновавшуюся у нас. Как водится, бандюги забили стрелку, чтобы «перетереть по понятиям». Да только для Кузи понятий не существует. За пятнадцать минут его боевики устранили всю немногочисленную бригаду Аслана, а его самого расчленили и отправили посылки с фрагментами тела его помощникам. Помощники притихли, кое-кто уехал из города, а кто-то примкнул к Кузе.

– Так что, Евгения Андреевна, если не хочешь, чтобы тебя порубали на мелкие кусочки, словно капусту, дело это оставь… Не бабья это работа! Можешь считать это бесплатным советом.

С этими словами Вовка вылез из машины и потопал к подъезду. Следом за ним потрусила и я.

Гости продолжали веселиться, будто бы и не заметили отсутствия одного из главных действующих лиц. Про себя я отметила, что к моменту нашего с Ульяновым возвращения Рассел Доуэрти был несколько пьян. Видимо, не привык еще американец к суровым условиям российской жизни. Не обращая внимания на восклицания гостей, я прошмыгнула в спальню и извлекла припрятанный камушек. Бриллиант тотчас заискрился в свете настенного светильника.

– Эх, красота-то какая! – вздохнула я и пошла сдавать вещественное доказательство Владимиру Ильичу.

Заметив меня, окосевший от усталости Рассел восторженно взвизгнул и, подскочив вплотную с бокалом в руке, радостно заорал:

– Женька! От имени весь американский народ я поздравляй тебя! Желать happy и ни пуха ни пера!

Доуэрти хотел, видимо, чмокнуть меня, но не удержал равновесия и шмякнулся на пол. Сию же секунду оттуда понеслась известная песенка:

Продолжения здравицы по-американски я не услышала: снизу раздался мощный храп.

– Все смешалось в голове бедного янки, – посочувствовала я, вынимая из ослабевших рук американца пустой бокал. – Эх, не научили его, наверное, в Америке простой истине: не умеешь пить – не пей!

Венька и Мишка Николаев потащили Доуэрти на Венькину половину, а я набросилась на мужа:

– Пошто американца напоили? А ну как помрет? Не хватало мне еще международного скандала!

– Да он выпил-то всего пару стаканчиков, – пожала плечами Дуська. – Кто ж виноват, что у них такие организмы слабые?!

– А откуда он взялся, Жень? – задал закономерный вопрос Ромка. – И почему это он тебя зовет «Женька» и лезет целоваться? А где, кстати, ты сегодня была?

Под ложечкой у меня тоскливо засосало: это ж надо, вспомнил! Я же говорила, что Алексеев только от одного вида Вовки Ульянова начинает меня подозревать в причастности ко всем преступлениям последнего столетия. Впрочем, на этот раз Ульянов повел себя как настоящий джентльмен.

– Э-э, понимаешь, Роман Александрович, это я сегодня утром привел Рассела к вам…

И Вовка еще раз повторил легенду о ремонте, красках и обоях, а также о своем необыкновенном опыте, который американцу позарез нужно было перенять. Я стояла и нагло ухмылялась. Мне очень нравилось, как Вовка сочиняет сказку для моего мужа! Это значит, что ни при каких обстоятельствах жаловаться Алексееву на безобразное поведение его супруги следователь не станет. Выходит, руки у меня развязаны и я могу с чистой совестью заняться поисками алмазов и таинственного Родиона. Видимо, на лице у меня появилось такое довольное выражение, что Ромка, уже поверивший в сказку о ремонте, снова насторожился.

– А где ты сегодня была? – еще раз спросил муж.

– В музее, – чистосердечно призналась я.

– В каком? – удивился Алексеев.

– В краеведческом. Рассказывала американцу об истории нашего края. Повышала культурный уровень заморского гостя. А то он, понимаешь, все еще про перестройку вспоминает. Темнота!

Роман перевел вопросительный взгляд на следователя. Вовка утвердительно кивнул.

Уж и не знаю, поверил мне муж или нет, но, во всяком случае, вопросов больше не задавал и снова уселся за стол. Пользуясь моментом, я передала бриллиант Вовке.

– На, гражданин начальник. Это я вытащила из кармана потерпевшей.

Ульянов сурово кивнул и неожиданно заявил:

– Спасибо, Жень! В глубине души – где-то очень глубоко – я чувствовал, что ты достойный гражданин нашей родины!

Эк как разбирает следователя! Видно, и вправду дело серьезное. Тем более! Разве я могу упустить случай утереть нос всей нашей прокуратуре, а заодно и американцам! Ну уж нет, я помню об обещании не посрамить честь прокурорского мундира! Только сегодня утром Ульянов вырвал у меня эту торжественную клятву, а я не могу дважды в день нарушать свои обещания!

– Вов, – я решила не упускать благоприятный момент и немножко потрепать расчувствовавшегося следователя на предмет информации, – а как звали убитую, ты уже выяснил?

Ульянов посмотрел на меня с высоты своего следовательского положения и проронил:

– Это конфиденциальная информация…

Я заметно скисла.

– Но, учитывая твою добровольную помощь следствию, сообщаю: убитая – Романова Анастасия Николаевна. Возраст – двадцать семь лет, место прописки… Впрочем, тебе это знать необязательно.

На этой торжественной ноте Вовка прекратил откровенничать по интересующему меня делу.

Конечно, место прописки Анастасии Николаевны Романовой – это ж надо? Совсем как дочь нашего последнего царя-императора! – я смогу выяснить без особых проблем.

С такими мыслями я вернулась к гостям, и мы продолжили празднование годовщины нашей с Ромкой свадьбы.

Поздно вечером, когда все разошлись и я уютно устроилась на плече у мужа, мне вдруг пришло в голову в очередной раз поинтересоваться:

– Ром, а Веник с этой мымрой давно знаком?

– Почему это она мымра? – обиделся за друга Алексеев.

Я зажмурилась, вызывая в памяти образ барышни Вениамина. Красавицей ее, конечно, не назовешь. Девушка ростом не вышла – Веньке она чуть выше плеча. А всех девушек, превосходящих меня по высоте, я считала ущербными и неуклюжими. Причем Катерина, так звали гостью, явно косила под Джулию Робертс: такой же большой рот и густые вьющиеся волосы каштанового цвета.

– Она, между прочим, дочь известного московского ювелира Виталия Шульца. – Ромка продолжал активно защищать честь Веника. – Очень даже ничего, образованная – МГУ закончила, юридический факультет. Сейчас работает в одной известной адвокатской конторе. Между прочим, у нее за плечами уже несколько громких дел! Ну и у нас подвизается по совместительству…

Последняя фраза Алексеева в любое другое время вызвала бы у меня бурю эмоций. Но только не теперь! Это ж надо, а? Дочь ювелира! Нет, Веник все-таки правильный мужик. Раньше у него все продавщицы были. А теперь вот, пожалуйста, какой экземпляр, а главное, как вовремя.

– А она ничего, – после некоторой паузы заметила я. – Великовата, правда, немного. А так вполне…

– Правда? – почему-то обрадовался Ромка. – Значит, ты не сердишься, что мы взяли ее к себе на фирму консультантом?

Я внимательно посмотрела на супруга: кроме робкой радости, в его глазах светился некоторый испуг. Вспомнил, наверное, какой грандиозный скандал я закатила, когда почти случайно заглянула к ним в офис! В общем-то, если быть до конца откровенной, это было не совсем случайно.

Дело в том, что у мой однокурсницы, Таньки Бычковой, муж тоже в некотором роде бизнесмен. В один прекрасный день ему срочно понадобились компьютеры. Танька, зная о работе моего Алексеева, связалась со мной, я в свою очередь – с Ромкой и Веником, и вскоре счастливый Колька стал обладателем партии оргтехники по весьма демократичной цене. На беду, Танька как бы является компаньоном и бухгалтером на фирме мужа. Они вместе ездили заключать договор в офис к Ромке и Веньке. После визита в этот вертеп Татьяна, как верная подруга, позвонила мне и сообщила, что в качестве секретарши у ребят трудится победительница конкурса красоты «Мисс Московская область». Танька очень красочно описала все параметры девушки, и я, кипя прямо-таки шекспировской ревностью, помчалась в офис к мужу. То, что я увидела в приемной, превзошло все мои самые смелые предположения. За столом сидело существо, при взгляде на которое хотелось брякнуться на колени и прочитать молитву «Пресвятая Дева Богородица, возрадуйся!» – так свято и непорочно выглядела секретарша. Огромные голубые глаза смотрели на меня так, словно видели насквозь все мои грешные мысли и поступки. Ноги девушки брали начало в районе висков, а рост лишь немного уступал высоте горы Килиманджаро. В довершение всего от нее пахло моим любимым парфюмом, а юбочка была так коротка, что сразу возникали мысли о Черноморском побережье и бикини.

Я уперлась взглядом в пупок секретарши и грозно прорычала:

– Где Алексеев?

– У них совещание, – пропела девушка голосом раннего Робертино Лоретти.

– Совещание! – взревела я басом и рванула на себя дверь, ведущую в кабинет к начальству.

На низком диванчике вальяжно расположились Ромка и Венька и неторопливо потягивали кофе из маленьких чашечек. Они чувствовали себя превосходно, и не было господам бизнесменам никакого дела до моих душевных терзаний.

При виде разъяренной фурии, ворвавшейся к ним в кабинет, оба дрогнули и вылили добрую половину содержимого чашек себе на костюмы.

– Совещание?! – еще раз рыкнула я и принялась крушить все, что попадалось под руку: хрустальную вазу, кофейный сервиз, пепельницы, цветочные горшки с редкими растениями…

Добравшись до компьютера, стоявшего на Венькином столе, я притормозила. Как истинный чайник, я испытываю некоторое благоговение перед умной машиной.

– Привет, Жень, – робко поздоровался Ромка. – В гости зашла? Кофе будешь?

Неожиданно даже для самой себя я опустилась на пол и громко зарыдала.

Короче говоря, через полчаса юный ангел из приемной был уволен. А на ее место я устроила свою тетушку, Дуськину маму: женщину в возрасте, но еще очень привлекательную и деловую. Справиться с обязанностями секретарши ей не составляло труда. К тому же я в ультимативной форме потребовала устроить ее на компьютерные курсы, а заодно и на курсы делопроизводства.

Зато теперь я абсолютно спокойна за моральный облик Вениамина и Ромки, а заодно и за свою тетушку. Раз в неделю я звоню ей в офис и тепло справляюсь о самочувствии, о личной жизни, о новых покупках и прочих милых для женщин пустяках…

– Не сержусь, – нехотя ответила я, хотя девицы ростом с жирафа вызывали у меня стойкую неприязнь. – Я могу даже с ней сходить в кафе… Веник, наверное, как честный человек, уже обязан на ней жениться?

– Ну уж, так сразу и жениться! Что ты, нашего Веньку не знаешь?

Веньку я знала. При всей его трепетной любви к прекрасному полу связывать себя семейными узами он не торопился.

– Так ты мне оставь телефончик этой вашей… консультантки. Как ее зовут, кстати? Веник вчера говорил, да я забыла…

– Катя. Екатерина Витальевна Шульц…

Мы с Ромкой еще немного поболтали о всяких пустяках, потом еще поболтали… А потом надобность в разговорах отпала – нашлись дела и поинтереснее.

Проснулась я утром с полным ощущением счастья и гармонии. Ромка с Веником уже уехали на работу, прихватив, видимо, с собой и американца. На столике возле кровати стоял высокий стакан с ананасовым соком, белела визитная карточка с телефоном Катерины Шульц и приписка, сделанная рукой Алексеева: «Жена моя, я тебя люблю!»

Сладко потянувшись, я мурлыкнула: «Я тебя тоже!» – и принялась извлекать сонного Рудольфа из-под одеяла. Такса недовольно заворчала.

– Не ругайся. – Я чмокнула Рудольфа в нос. – Сейчас пойдем погуляем, а потом будем завтракать…

Услыхав любимое слово, умный песик оживился и высунул хитрую мордочку наружу. Гулять Рудольф не очень любил. Он предпочитал прогулкам просмотр телепередач на коленях у хозяйки. Особенно уважал «Дог-шоу». Поэтому сейчас, глядя на меня глазами-маслинами, он предлагал пропустить прогулку, а сразу приступить ко второй части утренней программы.

– И не мечтай! – отрезала я. – Свежий воздух очень полезен для маленьких собачек. Эх, хорошо бы еще и спортом заняться! Бегом, например. Представляешь: я в красивом спортивном костюме бегу по залитому утренним солнцем парку, а рядом со мной семенишь ты…

Я мечтательно закрыла глаза, представляя себе эту картинку. Однако Рудольфу такая перспектива не нравилась. Он быстренько залез обратно под одеяло и свернулся там клубочком.

– Лентяй! – пристыдила я песика. – Жениться тебе надо, вот что. Жена быстренько тебя к порядку приучит…

Этого собачье сердце выдержать уже не могло. С жалобным поскуливанием Рудольф выполз из-под одеяла и опрометью помчался к входной двери. Весь его вид говорил о том, что он согласен идти гулять, заниматься спортом, бегать, прыгать, танцевать, даже подружиться с ненавистным соседским котом Тимофеем, но только не жениться.

– Да, – вздохнула я, влезая в джинсы и футболку. – С Веником поведешься – не того наберешься. Пошли уже, холостяк!

Во дворе я уселась на скамейку, отпустив Рудольфа по его собачьим делам. Он неторопливо потрусил к ближайшим кустам, но не прошло и минуты, как собака с визгом примчалась обратно, запрыгнула ко мне на колени и, мелко дрожа, уткнулась носом в живот.

– Что с тобой, милый? – опешила я от такого поведения любимца. – Кто тебя так напугал? Ну-ка давай посмотрим…

Однако Рудольф категорически отказывался сползать с колен.

– Хорошо, – разозлилась я. – Я пойду одна. Но если там ничего не окажется, то завтрака ты лишишься до самого обеда!

Угроза не подействовала, и Рудольф остался сидеть на скамейке, а я шагнула в кусты.

– Та-ак, – протянула я, увидев, чего испугался Рудольф. – Трупы размножаются, как тараканы…

На земле, широко раскинув руки в стороны, лежал мужчина явно не русской национальности. Слегка раскосые глаза были открыты и смотрели на небо, словно мужчина пытался разглядеть там вход в царствие небесное. Желтоватая при жизни кожа на круглом лице теперь приобрела какой-то серый оттенок. «Казах? Узбек? Таджик?» – подумала я. Одного взгляда было достаточно, чтобы понять: прилег он сюда не по своей воле. С левой стороны груди виднелось отверстие, из которого вытекла небольшая струйка крови.

Я присела на корточки и со знанием дела осмотрела смертельную рану.

– Это явно не пуля, – сказала я вслух. – И не нож. Очень похоже на заточку или на шило. Кто-то мастерски нанес удар в самое сердце, поэтому и крови немного… Дела-а!

По уже укоренившейся привычке влезать не в свое дело, я пошарила по карманам дешевого костюмчика. Во внутреннем кармане пиджака удалось обнаружить какой-то бумажный комочек и сорок пять рублей.

– Негусто! – покачала я головой. – Вряд ли его хотели ограбить. По одному виду можно определить, что подпольным миллионером товарищ не был. Может, разборки какие?

Так и не придумав ответ на свой же вопрос, я окликнула Рудольфа, поднялась в квартиру и с тоской уставилась на телефон. Хочешь не хочешь, а сообщить о находке следовало.

– Дежурный по городу лейтенант Егоров! – бодро откликнулся Саня.

– Привет, Егоров, – вяло поздоровалась я. Маленькая надежда остаться неузнанной, легонько звякнув, рассыпалась. – Ты еще и дежурный! Надо же, какая неудача…

– О, Женька! – удивился Саня. – Привет! Чего это ты звонишь? Уже соскучилась?

– Не-е, не дождешься. У меня тут… хм… дело к тебе.

– Да? – еще больше удивился лейтенант. – Интересно! И что за дело?

– Понимаешь, Саш, – замямлила я, – мы тут с собачкой погулять вышли. Ну и, как бы это сказать? В общем, он там лежит…

– Кто? Твоя собачка? Это тебе к ветеринару надо, а не к нам…

– Да нет, ветеринар тут не поможет. Там труп лежит. Нерусский.

На том конце провода повисло молчание.

– Это шутка такая? – наконец заговорил Егоров.

– Какие уж тут шутки? – проворчала я. – Там самый настоящий труп. В кустах. Нерусский.

– А какой? – Саня с успехом продолжал разыгрывать из себя идиота.

– Откуда мне знать?! – Я уже начала злиться. – Он не представился! Азиат скорее всего. Может, узбек или таджик…

– Так это правда, Жень?

– Нет, это тысяча вторая сказка Шахерезады! Так ты его заберешь или товарищ так и будет у нас под окнами разлагаться? – Не дождавшись ответа, я отсоединилась.

Только тут я обратила внимание, что по-прежнему сжимаю в руках бумажный комочек, обнаруженный мною в кармане убитого. Комочек был довольно тяжелый для простой бумажки. Я аккуратно развернула его… Бриллиантик…

Камушек был похож на тот, что я вчера нашла у убитой женщины, как брат-близнец.

– Вот это да, – выдохнула я. – Наверное, синоптики обещали бриллиантовый дождь, просто я не слышала… Иначе чем еще можно объяснить, что я уже второй раз за небольшой промежуток времени нахожу такие вот камушки? А может, это знак судьбы?

Было над чем подумать, скоротать время до приезда оперативной группы.

К моему величайшему облегчению и немалому изумлению, Вовки среди прибывшей группы не было. Зато был Тенгиз. Всегда улыбчивый и веселый, сейчас он то и дело хмурился и качал головой. Как и положено законопослушной гражданке, я чистосердечно призналась оперативникам, как нашла труп, что ничего с места происшествия не брала, что полностью осознаю меру ответственности за дачу ложных показаний и что обязуюсь явиться к следователю по первому же требованию. При этом глаза у меня были такие чистые и правдивые, а голос настолько твердый и уверенный, что в какой-то момент я и сама себе поверила.

Когда следственная бригада, изрядно натоптав у меня в квартире, направилась к выходу, я двинулась следом за ними.

– А вы куда, гражданочка? – поинтересовался незнакомый мне майор.

– Туда. – Я неопределенно потрясла рукой в воздухе. – Мне надо…

– Эх, обыватели! – вздохнул майор. – Нет бы дома сидеть, так ведь нет, надо на покойников полюбоваться! И что в них интересного?

Я могла бы ему рассказать, что интересного в некоторых покойниках найдется немало и что хороший труп может о многом рассказать знающему человеку. Однако обнаруживать свою заинтересованность трупами я не решилась и потому благоразумно промолчала. Не дождавшись ответа на свой вопрос, дядька махнул рукой и больше не доставал меня глупыми рассуждениями. Обрадовавшись, я поторопилась к тому самому знающему человеку, который по роду свой службы с покойниками сталкивается каждый день.

При виде меня Гогочия сдвинул брови и сердито надулся. Он старался не смотреть в мою сторону и делал вид, что сильно увлечен работой. Я встала в сторонке с уже успевшей собраться небольшой кучкой любопытных, усердно поковыряла носком туфли землю, исподлобья наблюдая за экспертом, а потом сделала решительный шаг ему навстречу.

– Гамарджоба, генацвале! – Я широко улыбнулась.

Тенгиз ничего не ответил, а лишь мрачно глянул в мою сторону.

– Вот тебе раз! – притворно удивилась я. – А где же хваленая грузинская вежливость и гостеприимство?! Где же, в конце концов, традиционное преклонение перед женщиной? Я тебя не узнаю, дорогой!

– Ты не женщина, – сквозь зубы процедил эксперт.

– Да? А вот мой муж думает иначе!

– Он слеп и глух. Он до сих пор не знает, что живет с атомной бомбой с уже включенным часовым механизмом!

Тенгиз поцокал языком и добавил:

– Отважный человек!

Я сделала вид, что обиделась. Гогочия бросал в мою сторону недовольные взгляды и все время что-то бормотал на грузинском языке.

– А где ты Ульянова потерял? – наконец не выдержала я. – Что-то не видно нашего начальника!

– Он на совещании. Вместе с американцем.

– Так это же здорово! – Я искренне обрадовалась. – Никто не будет мешать. Тенгиз, можно я с трех раз угадаю, чем убили этого человека?

Гогочия скептически ухмыльнулся.

– Стилет, да?

– Тут не надо быть Нострадамусом! И так видно.

– Слушай, дорогой, – оживилась я, – помнишь, ты говорил, ну, когда женщину осматривал, что за твою практику это всего лишь второй случай употребления стилета в качестве орудия убийства? А когда был первый? Тенгизик, миленький, ты не хотел бы кофейку попить, бутербродиков поесть? А то я могу предложить…

Тенгиз, секунду посомневавшись, согласно кивнул и, крикнув сослуживцам, что задержится, поднялся ко мне в квартиру.

Рудольф встретил эксперта как родного. Я засуетилась, накрывая на стол. Гогочия с важным видом наблюдал за моими действиями.

– Ты сулугуни кипятком ошпарь, – посоветовал он. – Лишняя соль выйдет, а сам сыр будет мягче. Конечно, неплохо было бы его с зеленью смешать…

Стиснув зубы, я все же выполнила пожелание Тенгиза. Вскоре мы, довольные друг другом, пили кофе и заедали его нежнейшим сулугуни.

– Ну? – напомнила я.

– Чего? – удивился Гогочия.

– Стилет… Когда первый раз ты с ним столкнулся?

– А-а… Стилет… Было это лет шесть назад… Вовка тогда еще только майора получил. Вызывают нас однажды на труп. Мы приехали по адресу и обалдели: не квартира, а настоящий музей ценностей! Антикварная лавка, да и только! И посреди всего этого великолепия лежит хозяин квартиры с дырой в груди. Рядом сидит молодая безутешная вдова и проливает крокодиловы слезы над телом супруга. По ее версии, она вернулась из загородного дома, где отмечала день рождения подруги, и нашла мужа в уже остывающем виде.

– Что-нибудь пропало?

– А как же? Конечно, пропало! Антиквар все-таки, это тебе не инженер. Там было чем поживиться. А у этого антиквара, между прочим, была еще одна страсть: холодное оружие. Ножи, ножички, кинжалы, стилеты… И вот эта самая страсть его и подвела: убит он был одним из стилетов из его же коллекции.

– Стилет дорогой? – уточнила я. – Тоже антикварный?

– Да нет. Самое интересное, что дорогое оружие осталось, хотя там была работа самого Бенвенуто Челлини! А пропал один стилет, совсем уж современный – что-то около конца девятнадцатого – начала двадцатого века.

– Ну и что дальше? – поторопила я Тенгиза.

– Ничего, – пожал он плечами. – Убийцу не нашли. Стилет тоже. До сих пор он где-то бродит… Вернее, бродил. А теперь видишь – снова всплыл.

– Ты думаешь, что это тот же самый стилет? – быстро спросила я.

– Я уверен в этом. Знаешь, когда я проводил вскрытие женщины, я обратил внимание, что один из краев раны немного более рваный. Словно на оружии была зазубрина. Точно такой же след оставил убийца и на Круглове.

– На ком?

– На Круглове. Это Антиквар. Феликс Петрович Круглов…

– Понятно… – Я задумчиво почесала за ухом. В голове замелькали обрывки каких-то мыслей, но я никак не могла поймать ни одну из них.

– Ну, пошел я, – поднялся Тенгиз. Он явно ожидал, что я его задержу, попрошу остаться, угощу обедом. Однако у меня были другие планы.

– Уже? – рассеянно поинтересовалась я. – Ну что ж, работа есть работа! Тебе теперь еще одного покойничка вскрывать предстоит. Иди. А то, не приведи господь, Вовка с совещания вернется, а тебя нет на рабочем месте…То-то скандал будет!

Едва Тенгиз, обидевшись на мое негостеприимство, ушел, я бросилась к телефону. Звонила я своей подруге, работавшей в городском загсе заведующей. По счастью, она была на месте и очень обрадовалась, услышав мой голос.

– Здорово, Женька! – воскликнула Ленка Пономаренко. – Сто лет тебя не видела. Может, встретимся как-нибудь? Посидим, поболтаем, чайку попьем? А может, и чего покрепче?

– Ага, обязательно, Лен, только не сейчас, – торопливо согласилась я. – Я по делу тебе звоню.

– Хм, конечно, по делу, – усмехнулась Пономаренко. – Просто так мне уже давно никто не звонит! Что на этот раз? Фамилию, имя менять? Или ребеночка зарегистрировать? Развестись, замуж выйти? Говори быстрее, время – деньги!

– Лен, ну не сердись, – я примирительно заканючила. – Мне действительно очень надо! Ты ж меня знаешь…

– Вот именно! – поддакнула Ленка, но тон ее значительно смягчился. – Ладно, выкладывай, чего хотела?

– Мне нужен адрес одного человека…

– Ну ты даешь, подруга! Я же не в справочном бюро работаю! Это все-таки загс!

– Лен, он умер лет шесть назад. Вы же выдаете свидетельства о смерти? Там наверняка должен быть и его адрес.

– А зачем тебе понадобился адрес человека, который умер шесть лет назад? – удивилась заведующая.

– Хочу соболезнование вдове выразить! – брякнула я. – Понимаешь, только сейчас узнала, что он умер. Ну, вот и решила… Лучше поздно, чем никогда! Так ты посмотри, а?

– Ну, не знаю! – протянула Ленка. – Это надо архив поднимать… А кто этим будет заниматься? У меня сейчас народу полно!

– Леночка, а давай послезавтра с тобой встретимся? – подхалимски предложила я. – В кафе сходим? И вообще, тебе не кажется, что мы с тобой очень редко видимся?

Пономаренко немного помолчала, а потом, глубоко вздохнув, согласилась:

– Ладно, разберемся. Давай данные твоего покойника…

– Круглов. Феликс Петрович Круглов…

– Год рождения?

– Не знаю… – растерялась я. – Зато знаю, когда он умер! Вернее, догадываюсь.

– Это я помню…

– Лен, но ведь у нас в городе не так много Феликсов, правда? Ты ведь посмотришь, да?

– Посмотрю, – отозвалась Ленка. – Позвоню, как что узнаю.

С этими словами Ленка отключилась.

Последующие полчаса прошли в томительном ожидании. Трудно объяснить, почему этот Феликс меня так заинтересовал. Впрочем, скорее всего мне очень хотелось утереть нос нашим дорогим следственным органам.

Я убралась на кухне, закурила сигарету и села у окна. Теперь мысли потекли совсем в ином направлении.

Может ли быть случайностью то, что за два дня я нашла два трупа и два бриллианта? Причем оба человека были убиты одним и тем же способом? Впрочем, по словам Ульянова, появление бриллиантов в нашем городе, в общем-то, закономерно. Это ж надо: якутские алмазы – и вдруг у нас!

Мысль о якутских алмазах заставила меня снова схватиться за телефон. На этот раз я решила связаться с консультанткой Катериной, последней пассией Веника и дочерью ювелира Шульца.

Сперва я позвонила по домашнему телефону. Там очень долго никто не отзывался. Вздохнув, я набрала сотовый номер девицы Шульц.

– Катя? – поинтересовалась я на ее нетерпеливое «алло». – Это Женя Зайцева. Вы с Вениамином на днях были у нас…

– Здравствуй, Женя, я тебя помню. Что-нибудь случилось?

– С чего ты решила? – удивилась я.

Катерина рассмеялась:

– Ну, мне чаще всего звонят в том случае, когда требуется профессиональная помощь. Тем более что, насколько помню, я не оставляла тебе своих телефонов. Значит, ты сама их узнала. Вероятно, у своего мужа. Отсюда вывод – что-то произошло, и тебе нужна моя помощь. Я права?

«Умна», – подумала я, а вслух ответила:

– В общем-то, нет. Конечно, кое-что случилось, но с этим я справлюсь сама. Я просто хотела поближе с тобой познакомиться. Ты мне понравилась… Да и Веника просто так в чужие руки не отдашь!

Я была противна сама себе. Буквально все в этой Катьке вызывало у меня взрыв отрицательных эмоций: и высокий рост, и длинные ноги, и шикарные каштановые волосы, крупными локонами ниспадающие на плечи, и невероятная схожесть с Джулией Робертс… А теперь вот выясняется, что она еще и чертовски умна. Нет, по части ума я, конечно, дам ей сто очков вперед, а вот в остальном… Рядом с этой консультанткой я выгляжу как взъерошенный воробей. Катерина, кажется, думала о том же, потому что недоверчиво хмыкнула и задумалась. За этот сравнительно небольшой промежуток времени я успела придумать несколько нелестных прозвищ для дамочки, самым безобидным из которых было «кобыла длинноногая».

– Хорошо, – наконец молвила Катя. – Я освобожусь в семнадцать тридцать. Только знаешь что? Давай в кафе не пойдем. Приходи ко мне домой.

Катерина назвала адрес. Жила она на улице Советской. За последние десять лет эта улица с пролетарским названием приобрела совсем уж капиталистический вид. В основном там строили элитарное жилье для очень богатых людей: трехэтажные коттеджи, двухуровневые квартиры с подземными гаражами и прочими буржуазными гримасами.

– За тобой заехать? – поинтересовалась консультантка.

Я сначала хотела было согласиться, но вспомнила, что теперь у меня тоже есть средство передвижения, и гордо отказалась.

– Отлично, – подвела итог Катя. – Значит, в восемнадцать я тебя жду.

Я кисло попрощалась и потащилась в ванную. Не знаю, кому как, но мне именно в ванной приходят в голову гениальные мысли. Однако сейчас что-то произошло с моей головой: она никак не хотела выдавать даже самых завалящих идей. Все мысли вертелись вокруг этой Катьки. Девушка была мне откровенно неприятна. Наверное, она это чувствовала, поэтому на праздновании годовщины даже не пыталась со мной сблизиться. Представляю себе ее удивление, когда я сама ей позвонила и предложила встретиться. Справедливости ради стоит заметить, что если она и удивилась, то ничем себя не выдала. В общем-то, признаюсь, я хотела ее использовать в своих интересах. Мне нужна была консультация ее папеньки – старого ювелира. Хотелось бы побольше узнать об алмазах вообще и о якутских, в частности, и показать ему свою находку. Тут мысли полностью переключились на камешки, и я с удовольствием погрузилась в мечты.

Телефонный звонок разорвал бриллиантовые грезы. Трубка радиотелефона лежала на стиральной машине. Я вытащила руку из ароматной пены и недовольно проворчала:

– Кто это?

– Женька, снова привет! – раздался голос Ленки Пономаренко. – Записывай адрес своего покойника. Ты была права: Феликсов у нас не много: вместе с твоим – всего трое. Правда, один сидит, а другой родился месяц назад… Тебе который нужен?

Ленка откровенно надо мной издевалась.

– Леночка, – терпеливо отозвалась я, – мне нужен тот, который умер. Покойники, знаешь ли, мне больше нравятся, чем младенцы и уголовники.

– Да? А живыми людьми интересоваться не пробовала?

– Пробовала – не впечатляет. Знаешь, перефразируя одного умного человека, «чем лучше я узнаю живых, тем больше я люблю покойников»!

– Шизофрения и некрофилия, – поставила диагноз Ленка. – Ладно, тебя, видать, даже могила не исправит. Записывай адрес. Только учти, жил он там пять с половиной лет назад. Так что кто там теперь – неизвестно!

Пономаренко продиктовала мне адрес. Самое удивительное, что покойный Феликс Петрович Круглов жил все на той же улице Советской. Впрочем, я не удивляюсь: богатому человеку только туда и дорога. Если бы меня кто-нибудь спросил, зачем я интересуюсь этим самым Феликсом, да еще убитым почти шесть лет назад, я бы точно не ответила. Вероятно, потому, что и Круглова, и женщину – тезку великой княжны, и странного азиата с бриллиантом и сорока рублями в кармане убили стилетом. Может, ключ к сегодняшним покойникам удастся отыскать в убийстве шестилетней давности?

До встречи с Катериной Шульц оставалась еще много времени. Чтобы как-то скоротать его, я решила прокатиться на улицу Советскую, по тому адресу, который дала мне Ленка Пономаренко. А заодно и новую машину опробовать.

– Рудик, – обратилась я к собаке, – ты не желаешь составить мне компанию? Будешь умницей – в кафе заедем!

Рудольф радостно тявкнул и впереди меня помчался к выходу. В этот момент раздался резкий звонок в дверь. От неожиданности я вздрогнула и, громко выругавшись, пошла открывать.

На пороге, привычно улыбаясь, стоял Рассел.

– Явился? – не слишком любезно поинтересовалась я. – Ну, проходи. Там в холодильнике покопайся. Должно вроде кое-что остаться от вчерашнего праздника, а мне некогда!

Американец сменил радостную улыбку на разочарованную:

– Я не хотеть есть остатки. Я приглашать тебя, Женька, в ресторан обедай…

Вот это подход! Чисто американский: не хочешь есть остатки – топай в ресторан.

– Рас, ресторан в России – это тебе не в Америке. Тут такие цены, что мало не покажется! На стоимость одного оленьего языка под грибным соусом у вас в Штатах можно неделю прожить, ни в чем себе не отказывая. Я уж не говорю о десерте!

– Не волноваться, Женька! Как это говорят у вас? «Офис платит!» – Доуэрти похлопал себя по нагрудному карману легкой курточки-ветровки.

– У нас говорят: «Фирма платит», – поправила я Рассела. – Никак командировочные получил? Что ж, это меняет дело! Пошли, меценат.

Подхватив собачку на руки, я первой двинулась к выходу.

– Женька, а с dog в ресторан можно? У нас собак не пускают в ресторан для человек…

– У вас и негров не во все рестораны пускают, – заметила я. – А у нас, между прочим, уже давно демократия – за деньги можно хоть корову привести! Дашь кому нужно двадцать баксов, и сиди наслаждайся…

– Двадцать доллар? – изумился американец.

– В общем-то, можно и рубли по курсу ЦБ или евро, опять-таки по курсу! А за полтинник метрдотель тебе персонально стриптиз спляшет… Ну что? Идем обедать или все-таки остатками не побрезгуешь?

Рассел упрямо наклонил голову, словно хотел забодать еще неизвестного, но уже ненавистного метрдотеля, и решительно прошагал к двери.

– Характер! – вздохнула я уважительно.

На улице я несколько раз обошла вокруг новенькой машины, прежде чем сесть за руль. Рудольф запрыгнул в салон и основательно устроился на переднем сиденье. Как-то сразу угадывалось, что никого на это место он не пустит. Доуэрти растерянно переводил взгляд с меня на собаку.

– Рудик, – обратилась я к таксе, – уступи место гостю! Рассел угостит тебя мороженым.

Рудольф что-то проворчал и неохотно переполз на заднее сиденье.

Наконец мы расселись, и я с замиранием сердца завела двигатель.

– Хорошая машина, – одобрительно кивнул Рассел, прислушиваясь к работе мотора. – Американская!

Я в некотором роде патриот своей страны, поэтому, немного обидевшись за отечественное машиностроение, заявила:

– Ничего, нормальная. Наши тоже научились делать. «Жигули», например. Или «Москвич»…

Сказав это, я густо покраснела и вспомнила, что в моей предыдущей машине, «девятке», все время что-то отваливалось, стучало и бренчало. Однако Расселу об этом знать было не– обязательно.

Всю дорогу я думала только о том, как бы расспросить Доуэрти о том, что он узнал в музее и о чем они беседовали с Вовкой. Ничего не придумав, я мысленно махнула рукой и решила, что в ресторане незаметно переведу беседу на убийство женщины и попытаюсь что-нибудь выяснить.

Ресторан, в который мы приехали, считался в городе чем-то вроде клуба бандитов. Однако основная масса братков приезжала сюда лишь под вечер, поэтому сейчас в полупустом зале сидели лишь несколько человек, полностью занятых поглощением бизнес-ланча. Моего песика метрдотель встретил как родного, чем вызвал немалое удивление как у меня, так и у американца. Кажется, только теперь он поверил, что в нашей стране на самом деле демократия. Нас усадили за столик возле фонтана, в котором плавали несколько рыбешек. Рыбки Рудольфу понравились. Он уселся на ограждение и принялся внимательно наблюдать за траекторией их движения.

Неподалеку от нас сидели два «бизнесмена» – читай: бандита – и о чем-то оживленно переговаривались. К сожалению, шум льющейся воды не давал расслышать их слова. Но судя по жестам, мирное застолье грозило в скором времени перейти в рукопашную: воздух в радиусе восьми метров был буквально пропитан ненавистью и злобой. Это обстоятельство, видимо, беспокоило Рассела. Он то и дело бросал в сторону спорящих настороженные взгляды.

Улыбающийся официант принял у нас заказ и удалился. Американец напряженно улыбался, а я решила, что настал подходящий момент, чтобы провести дознание.

– Да-а, – вздохнула я с притворным сожалением, – демократия демократией, а люди гибнут. И преступность растет… Вот взять, к примеру, вчерашнее убийство… Ты ведь знаешь, что женщина умерла?

Доуэрти кивнул.

– Можно подумать, – продолжала я развивать мысль, – что кусок хлеба не поделили! А то ведь какие-то бриллианты! Разве стоят они того, чтобы брать грех на душу? А ты, кстати, в музее чего-нибудь разузнал? Ты не подумай ничего такого… Просто чисто женское любопытство!

Рассел снова кивнул и, тщательно подбирая слова, ответил:

– Служащие музея приходить на работа со служебный вход. Поэтому они ничего не видеть. А проситель в это время еще нет. Мы с тобой быть первый проситель.

Я недоуменно уставилась на янки:

– Кто-кто? Проситель? А чего там, в музее, выпросить-то можно? Разве только каменный топор, да и тот не настоящий. Ты, вероятно, имеешь в виду посетителей?

– Да, да, посетитель! – обрадовался Рассел. – Я еще очень плохо знать русский слова.

– Ты не отвлекайся, – посоветовала я. – Давай дальше рассказывай.

– А больше все!

– Что «все»? Слова русские забыл? Так ты на английском можешь лопотать. Я пойму, не волнуйся! – успокоила я американца.

– Нет. Слова я помнить. Только дальше – служебный информация! Я не иметь право ее раз-гла-голь-ство-вать.

Доуэрти по слогам выговорил трудное слово и теперь был очень доволен собой. Я так подозреваю, что этому слову его научил Вовка Ульянов. И вообще дорогой родственник, видимо, проинструктировал Рассела насчет меня. Мне это активно не нравилось.

– Э-э, понимаете ли, дорогой товарищ из Америки, я не знаю, как там у вас за океаном, а у нас в стране официальные лица, ну, типа Вовки, так и норовят влезть в частное расследование. Они всячески пытаются утаить информацию, вставить палки в колеса и вообще осложнить нам, частным сыщикам, и без того нелегкую жизнь. В то время как мы обязаны делиться с органами полученной информацией… – Я перевела дух и посмотрела на Доу-эрти.

Он несколько секунд поморгал, а потом задал идиотский вопрос:

– Женька, а зачем нужны палка в колесах?

– Какая палка? – не поняла я.

– Ты говорить, что Вовка вставил тебе в колеса палка. Это опасно? Может, обратно на такси едем?

– А-а! Да нет, это такое выражение. Фразеологизм. Это значит, что кто-то пытается помешать работе, лезет не в свое дело.

Рассел задумался. Кажется, в его американской голове не укладывалось, как это старший следователь прокуратуры может лезть не в свое дело, особенно если оно касается убийства. Он уже хотел прояснить и этот вопрос, но я его перебила:

– Ты даже не представляешь, Рас, как тяжко живется нам, частным детективам, в соседстве с такими экземплярами, как Ульянов!

Доуэрти сочувственно засопел, но все же осторожно поинтересовался:

– А ты, Женька, частный детектив?

Я гордо кивнула.

– У нас в Америка частный детектив тоже ссорятся с полиция, – вздохнул Рассел. – А у тебя есть лицензия на сыскную деятельность?

– Конечно, – храбро соврала я. – Только дома. Я тебе ее потом покажу. Так что, дорогой коллега, можешь делиться со мной всей полученной информацией. Тем более что Вовка мне рассказал о настоящей цели твоего визита к нам в город. Тебя ведь интересуют контрабандные алмазы? В частности, один большой, распиленный на маленькие. «5 лет «Алроса» называется. Я права?

Доуэрти несколько мгновений молчал, уставившись на меня внимательным, изучающим взглядом, а потом, видимо, что-то решив для себя, заговорил…

В Нью-Йорке стояла невероятная для мая месяца жара. Шеф детективного отдела 52-го полицейского участка бессильно ругался на ремонтную службу, которую он вызвал еще утром, – ни один кондиционер во всем здании участка не функционировал. Сорвав зло на службе обеспечения, он вызвал к себе в кабинет Рассела Доуэрти. Спустя несколько минут тот явился в рубахе с короткими рукавами, насквозь пропитавшейся потом.

– Ну, что скажешь? – Шеф уставился на Доуэрти немигающим взглядом. – Как там наш бриллиантовый мальчик? Уже дает показания?

Рассел замялся, а потом негромко ответил:

– Он умер.

Какое-то время шеф молчал, а потом разразился грязной бранью, из которой можно было понять только предлоги. Наконец он успокоился и коротко приказал:

– Докладывай…

– Так ведь и докладывать-то нечего. – Рассел пожал плечами. – Убили его, и все…

– И все, – эхом откликнулся начальник. – Так просто – взяли и убили у нас! В участке! В камере! Может, ты все-таки объяснишь мне, что происходит? Почему все свидетели, все задержанные умирают, только начав давать показания?

– Русская мафия, – пожал плечами Рассел. – У нее руки длинные, вас предупреждали…

– Предупреждали, – согласно кивнул шеф. – Сколько у нас уже покойников по делу о русских алмазах? Пять? Или шесть?

– Этот седьмой.

– Отлично! Президент компании «Де Бирс» каждый день мне звонит, а что я ему должен говорить?! Вот что, Доуэрти, – шеф хлопнул ладонью по столу, – поедешь в Россию. В Сибирь, в Якутию. Оттуда алмазы текут. Вот на месте и разберешься.

– Это что, ссылка? – мрачно поинтересовался Рассел.

– Считай это отпуском, – ухмыльнулся шеф. – У тебя, вероятно, от жары мозги расплавились. Вот и охладишься в Сибири. А заодно и поработаешь – вдруг получится. Все. Иди собирайся.

– Я не понял. – Рассел внимательно посмотрел на начальника. – Вы не пошутили?

Тот промокнул лоб огромным клетчатым платком и так глянул на Рассела, что тот сразу понял: шутки кончились и в Россию ехать придется.

В общем-то, шеф был прав: президент «Де Бирс» Николас Оппенгеймер звонил в участок по пятнадцать раз за день. Уговаривал, требовал, ругался… А якутские контрабандные алмазы как шли в Штаты, так и продолжали наполнять рынок. Все, кого удавалось задержать по этому поводу, погибали, едва начав давать показания. Не срабатывала ни одна программа защиты свидетелей. Единственное, что удалось выяснить, это то, что существует некая компания «Алрос» – монополист по добыче и переработке алмазов в России – и что возле нее, а может, и под ее прикрытием, действует группа контрабандистов.

Как только первые алмазы начали появляться на американском внутреннем рынке и эксперты «Де Бирс» со стопроцентной уверенностью заявили, что это якутские камни, начальник детективного отдела 52-го участка нью-йоркской полиции отобрал группу из четырех человек, отправил их учить русский язык и велел заниматься только алмазами. Два детектива-полицейских уже погибли в перестрелке на шоссе, ведущем из аэропорта Кеннеди, при попытке задержания двух бриллиантовых курьеров. Одному удалось уйти. Другой умер в камере на второй день после ареста. Та же участь ждала и всех последующих задержанных по делу о якутских алмазах. Теперь Расселу предстояло отправиться в Россию и начинать разматывать клубок оттуда. Впрочем, в этой командировке был один существенный и очень приятный плюс: по крайней мере шеф не будет маячить перед глазами и требовать ежедневных отчетов.

В день отлета шеф, провожавший Доуэрти в аэропорту, давал ему последние указания:

– Мы связались с русскими. Во Владивостоке тебя встретит капитан Скворцов. Он поделится кое-какими наработками и потом отправит тебя в город Мирный. Там офис «Алроса». Начнешь работу оттуда. А дальше – смотри сам. Действуй по обстановке, а я за тебя помолюсь…

Доуэрти чувствовал себя не в своей тарелке. «Наверное, – думал он, – так ощущает себя инопланетянин, впервые прибывший на Землю».

В аэропорту Владивостока Рассела встречал толстый, страдающий одышкой капитан Скворцов.

– How do you do! – растянул рот в улыбке русский капитан, обнажив желтые прокуренные зубы. – Welcome!

Это были единственные английские слова, которые знал Скворцов, да и произнесены они были с таким ужасающим акцентом, что Доуэрти ни черта не понял, а скорее угадал их смысл.

Полицейский участок Владивостока сильно отличался от родного 52-го участка Рассела. Дом был настолько ветхим и обшарпанным, что, казалось, он вот-вот развалится или его снесут. А вот обитателей этого дома забыли предупредить о ждущих их переменах, и они преспокойно продолжали нести свою нелегкую службу. В кабинете капитана Скворцова висел портрет какого-то мужчины с острой бородкой клинышком и суровым взглядом.

«Вероятно, это отец Скворцова», – решил Рассел, рассматривая портрет Железного Феликса и оглядываясь в поисках портретов остальных членов семьи капитана. Однако, кроме плаката с изображением мужчины с кузнечным молотом и женщины с кривой саблей в руке, на стенах больше ничего не было. В углу рядом с деревянным столом стоял огромный железный ящик. На нем красовалась табличка с черепом и перекрещенными под ним костями. «Не влезай, убьет!» – по слогам прочитал Рассел и решил, что внутри ящика находится какой-нибудь рубильник. В этот момент в кабинет вошел еще один мужчина в форме с тремя большими звездами на погонах. По тому, как засуетился Скворцов, Рассел понял, что это его непосредственный начальник.

– С прибытием, – поздоровался начальник и протянул руку для рукопожатия.

Доуэрти понравилось, как мужчина пожал ему руку: крепко и энергично.

– Полковник Килерр, – представился вошедший. – Анатолий Борисович.

«Интересная фамилия для милицейского начальника!» – мысленно ухмыльнулся американец и в свою очередь назвал себя.

Килерр тем временем продолжал:

– Что ж, номер в гостинице «Морская» для вас забронирован. Капитан Скворцов введет вас в курс дела. Бумаги, к сожалению, мы не можем выносить из отделения, поэтому вам придется изучить их здесь. Условия, конечно, не вполне соответствуют… Но ничего лучшего пока предложить не можем – мы только через месяц собираемся переезжать в новый офис. Ну а через два дня спецрейсом отправим вас в Мирный.

С этими словами полковник еще раз пожал руку американцу и вышел. Скворцов, не теряя времени, подошел к ящику с предупреждающей табличкой и протянул руку, чтобы его открыть.

– Стой! – крикнул Рассел и схватил капитана за руку. – Электричество!

Капитан растерянно заморгал, соображая, видимо, откуда же там может взяться электричество. Потом до него дошло, что имел в виду этот чудаковатый американец.

– А-а! Да нет! – рассмеялся Скворцов. – Это всего лишь сейф. Я туда дела складываю, вещдоки всякие, бумажки, документы кое-какие.

Он повернул большую металлическую ручку, больше похожую на рычаг, и распахнул дверь сейфа.

– Так, это не то… Это тоже не то… Где же оно? – бормотал Скворцов, копаясь в кипе бумаг. – А вот, нашел.

Он извлек на свет тонкую папку с завязочками и надписью большими черными буквами на титульном листе «Дело».

– Вот, смотри – здесь все, что нам удалось нарыть: протоколы с мест происшествия, фамилии задержанных, ну и все такое… А это, – Скворцов протянул цветную фотографию, – алмаз «5 лет «Алроса».

На снимке красовался достаточно большой самородок прямоугольной формы. Даже в неограненном виде алмаз был чрезвычайно красив.

– Его украли из офиса компании в Мирном, – продолжал капитан. – Что примечательно: следов взлома и других улик нет. Два охранника убиты…

– Может, кто-то из охранников был замешан? – предположил Рассел.

– Возможно, – согласился Скворцов. – Об этом тебе в Мирном расскажут подробнее. Я же вот что хочу тебе сказать. Через наш порт уже давно таскают всевозможную контрабанду: иконы, антиквариат, золото, платину… Теперь вот прибавились и якутские алмазы. Мы, конечно, стараемся это дело пресекать, но, сам понимаешь, наши возможности ограниченны. Однако кое-что все же удалось. Верхушка преступной команды не у нас, не в Якутии и даже не в Мирном. Она в одном тихом подмосковном городке. Там разрабатываются маршруты, и оттуда же идут указания, куда, что, каким образом отправлять. Именно туда стекаются и деньги от сделок…

– А вы кого-нибудь смогли задержать и допросить? – Доуэрти вопросительно посмотрел на капитана.

– Задержать-то удалось, а вот допросить… – Скворцов безнадежно махнул рукой. – Все задержанные – мелочь, курьеры, шестерки. За ними стоят очень серьезные люди и большие авторитеты. Едва кто-нибудь из мальков попадает к нам, сразу же идут «малявы» по зонам, по СИЗО: кого, как и когда убрать. В общем, гнилое дело. И опасное.

Рассел вспомнил о «бриллиантовом мальчике», убитом у них в участке. Наверное, действительно у русской мафии очень длинные руки, раз смогли дотянуться через океан.

– Что такое «малявы»? – попытался уточнить американец у поникшего Скворцова.

– Это приказы от воров в законе «сидельцам», – пояснил тот.

– Воры в законе? Кто это? Чем они отличаются от простых воров? И вообще, разве вор может быть в законе?

– У нас все может быть, – с горечью вздохнул капитан. – Дерьмократия, мать ее!

Последней фразы Рассел тоже не понял, но решил не переспрашивать, подумав, что со временем сам разберется в ее значении.

Через два дня старенький «Ан-24», уныло дребезжа, уносил Доуэрти в город Мирный. Там его встретил молодой улыбчивый паренек, при ближайшем знакомстве оказавшийся старшим оперуполномоченным Василием Васильевым.

– Ну как там, в Америке? – хлопнув Рассела по плечу, поинтересовался Василий.

– Жарко, – коротко ответил американец.

– А у нас, как видишь, еще практически зима.

Действительно, в Мирном, хоть снег уже и сошел, было холодно и дул пронизывающий северный ветер.

– Ну ладно, поехали в офис.

Офис компании «Алрос», куда Василий привез Доуэрти, поразил даже видавшего виды Рассела. Шикарное высотное здание из стекла и бетона со скоростными бесшумными лифтами и улыбчивыми сотрудниками напомнило ему далекую родину. Василий прямым ходом направился к президенту компании. В приемной сидела уже немолодая секретарша.

– Здравствуйте, – приветливо поздоровалась она. – Проходите, пожалуйста. Юрий Петрович ждет вас.

Они втроем вошли в просторный кабинет, обставленный добротной мебелью. За массивным дубовым столом сидел плотный мужчина. Увидев вошедших, он поднялся и сделал шаг навстречу гостям.

– Приветствую вас, – красивым баритоном поздоровался хозяин кабинета. – Заждались, заждались. Вера Григорьевна, сообразите нам кофейку. Или, – Юрий Петрович перевел вопросительный взгляд на Рассела, – чего покрепче?

– Нет, спасибо, – отказался тот. – Кофе достаточно.

Секретарша вышла.

– Что ж, присаживайтесь, – пригласил Юрий Петрович.

Несмотря на небольшую тучность, президент компании был в прекрасной спортивной форме. Доуэрти обратил внимание, как под безукоризненно сшитым пиджаком бугрились литые мышцы.

Гости и хозяин кабинета уселись в мягкие кожаные кресла за низким журнальным столиком. Вера Григорьевна принесла поднос с кофе и бесшумно удалилась.

– Итак, – Юрий Петрович жестом указал гостям на поднос, закурил сигарету и расстегнул верхнюю пуговицу рубашки, – итак, наши алмазы появились в Америке. Да не просто алмазы. Юбилейный самородок «5 лет «Алроса» тоже перекочевал к вам в раздробленном виде. Я не хочу, чтобы вы искали эти осколки и склеивали их. Мне нужно, чтобы вы помогли найти тех, кто занимается контрабандой моих алмазов. Предполагаю, что эти люди действуют где-то здесь. Я имею в виду не верхушку организации, а именно исполнителей. Тех, кто либо ворует алмазы с фабрик, либо занимается незаконными разработками кимберлитовых трубок. И то и другое, сами понимаете, меня сильно огорчает. Я знаю – товарищи из органов докладывали, – что удалось задержать несколько человек, причастных к этому, так сказать, бизнесу. Но увы! Ничего конкретного они сказать не успели. Ваша задача, господин Доуэрти, узнать, кто за всем этим стоит, и попытаться найти верхушку организации. Заметьте, я не прошу вас их арестовывать или применять какие-нибудь иные меры воздействия. Нет! Только найти и указать мне на них. Ну, а там уж мои люди смогут с ними разобраться… м-м… в соответствии с нашими законами. Насколько я понимаю, обезглавить преступную корпорацию и в ваших интересах, поэтому вы и здесь. Надеюсь, Николас в вас не ошибся, рекомендовав именно вашу кандидатуру для решения этой сложной задачи.

Рассел сообразил, что Николас – это президент «Де Бирс» Николас Оппенгеймер. Впрочем, ничего не было удивительного в том, что Юрий Петрович знаком с Оппенгеймером: значительная доля алмазов в «Де Бирс» поступала именно из Якутии. Однако нужно заметить, что хозяин «Алроса» не слишком понравился Доуэрти. «Самодовольный самоуверенный петух!» – с неприязнью подумал американец.

Тем временем Юрий Петрович поднялся, давая понять, что беседа подошла к концу.

– Номер в лучшей гостинице города для вас забронирован. Если нужна будет моя помощь – обращайтесь. – Он протянул Расселу визитную карточку, отпечатанную на дорогой бумаге, как бы подчеркивая значимость ее хозяина. – Здесь все мои телефоны, включая домашние и мобильные. Хоть по одному, да найдете меня! Ну а об остальном вам расскажет Василий.

– Извините, – сказал Доуэрти, тщательно подбирая русские слова. – Но, вероятно, мне придется лететь в Подмосковье. По некоторым данным, именно там находится штаб-квартира преступников…

– Да, да, я тоже об этом слышал. Что ж, как соберетесь лететь – сигнализируйте. Я выделю свой самолет, и вы без проблем доберетесь туда, куда планируете. Всего доброго!

Юрий Петрович пожал гостям руки и проводил до двери кабинета.

– Фу, до чего ж мерзкий тип! – выдохнул Василий, когда они покидали офис компании. – Не удивлюсь, если он лично и возглавляет преступный синдикат.

– Да, – согласился американец, – неприятный тип.

Мы с Расселом уже расправились с обедом и теперь вплотную занялись десертом. Рудольф, откушав, задремал в соседнем кресле.

– Ну, что-нибудь удалось нарыть? – поинтересовалась я, набив до отказа рот ореховым мороженым.

– Нарыть? – не понял Доуэрти. – Я там ничего не копать, я с бумагами работать. С работниками фабрик беседовать, система безопасности изучать…

– И как система? – Я отодвинула от Рудольфа вазочку с мороженым. Ему она все равно ни к чему, раз он спит.

– Серьезная весьма. Они в цехах даже пыль алмазную собирают. Однажды один камень пропал. Пока его не нашли – никто не мог уйти в дом.

– Понятно. Ну а по делу-то?

Рассел немного помолчал.

– Знаешь, Женька, – вновь заговорил он. – Я думаю, Василий есть правый: президент «Алроса» в этот дело замешан по самый нос. И он совсем не хотеть, чтобы я нашел здесь его сообщник. Боюсь, меня может ждать судьба тех двух труп…

– Каких труб? – не поняла я.

– Один возле музей, а другой у твой дом.

– А-а, ты имеешь в виду покойников! – догадалась я. – Не переживай, Рассел, прорвемся. И не такие дела раскрывали!

Американец печально покачал головой:

– Ты не понимать. Все умирать, кто связан с алмаз и бриллиант. Тебе не стоит этим делом работать.

Ну конечно! Сразу чувствуется рука Ульянова. Уже успел подучить америкашку, мол, Женьке даже дело о дохлом таракане нельзя доверить, не то что об алмазах!

– Знаешь, Рас, – я решительно поднялась и подхватила Рудольфа на руки, – спасибо, конечно, за обед. А насчет этого дела я тебе так скажу: как ни крути, а оба трупа нашла я. Женщина, умирая, просила меня найти алмазы и Родиона. Для меня лично просьба умираю-щего – закон. Не могу же я отказать человеку, стоящему на пороге смерти, в таком пустяке! Так что хотите вы с Вовкой этого или не хотите – а поисками я все же займусь. И не советую совать мне палки в колеса. В гневе я страшна!

Для подтверждения своих слов я топнула ногой и сердито завращала глазами. Думаю, Рассел проникся.

– Женька, я не вставлять никаких палка. Если хочешь, мы будем партнер!

– Напарниками, – поправила я Доуэрти. – Хочу. Только Вовке об этом знать необязательно! О'кей?

– Yes, – широко улыбнулся американец. – Я соглашаться.

«А куда бы ты делся, интересно!» – подумала я, гордо шагая к машине.

Еще раз полюбовавшись на новенькую машину, я уселась за руль, и мы неторопливо двинулись в сторону Советской улицы.

– Женька, куда мы ехать? – озабоченно поинтересовался Рассел, вращая головой.

– На Советскую, – пояснила я. – Это улица такая. У меня там сегодня важная встреча назначена. Я хочу заранее посмотреть, как там и что, куда в случае чего можно отходить, где снайпера пристроить…

– Такой опасный встреча? – удивился Доуэрти.

– Сама по себе встреча не опасная – я встречаюсь с подружкой Веника. Просто у меня к ней личная неприязнь, понимаешь?

Американец кивнул, хотя по его лицу было заметно, что до полного понимания ситуации ему еще очень далеко.

Дом на капиталистической улице Советской, в котором жила Катерина, расположился в глубине двора, на значительном удалении от дороги. Снаружи он выглядел как обыкновенная трехэтажка. Правда, смотрел он на мир пластиковыми звуко– и пыленепроницаемыми глазами-окнами, и во дворе было непривычно чисто. Да, и еще одно отличие от некапиталистических домов: ни одной старушки возле подъезда не наблюдалось. Это было немного огорчительно, потому что милые пенсионерки служили самым надежным и точным источником информации. Зато по газону носилась очень симпатичная рыжая такса. Увидев представительницу прекрасного пола в такой непосредственной близости, Рудольф сделал стойку, радостно взвизгнул и отважно сиганул в открытое окно. Кто бы мог подумать! Я была уверена, что моя собака больше интересуется едой и полноценным отдыхом, чем девочками. Выходит, ошибалась.

Собачки, как и положено, познакомились и принялись носиться по травке, получая от этого явное удовольствие. Пришлось мне тоже выйти из машины.

Возле газона на красивой резной скамейке сидела симпатичная девушка и улыбалась, наблюдая за игрой собачек.

– Здравствуйте, – поздоровалась я, подходя к девушке. – Ваша красавица?

– Моя, – согласилась девушка. – А это – ваш принц.

Я гордо кивнула, и некоторое время мы говорили о наших любимых животных. К слову сказать, владельцы такс находят друг с другом общий язык уже на второй минуте разговора. Начинается обсуждение достоинств собачек, их характера и привычек. Все это может быть очень разным, поэтому тем для разговора множество. Но единственное, в чем единодушны все хозяева этих прекрасных животных, – таксик вовсе не злобная и злопамятная собака, это самое замечательное существо из всех четвероногих.

Вскоре мы с хозяйкой Рудькиной подружки уже болтали, забыв обо всем на свете.

Девушку звали Полина, а ее любимицу – Шура.

– Ты давно здесь живешь? – спросила я у Полины.

– С детства. Тогда здесь еще коммуналки были. Отец начал свой бизнес, он у него успешно пошел. Ну а потом он выкупил целый этаж, сделал ремонт…

– Н-да, наверное, интересные здесь люди живут…

– Да нет, – пожала плечами Полина. – В основном бизнесмены, банкиры. А они все ужасные зануды, как и мой отец. Знаешь, мне даже кажется, что все они немного больны.

– Чем? – удивилась я.

– С головой у них не все в порядке. Мой отец может среди ночи вскочить и помчаться в офис. О телефонных звонках я уже и не говорю!

Я на секунду задумалась. Мой Ромка вроде тоже как бы бизнесмен, но по ночам предпочитает мое общество. Хотя кто знает, может, все еще впереди?

– Вот раньше под нами действительно интересный человек жил. Антиквар. Дядя Феликс.

– Да? – с деланым равнодушием переспросила я, но внутренне напряглась. – Чего собирал?

– Все. Но больше всего холодное оружие любил.

– И где он сейчас? Посадили?

– Почему посадили? – Полина удивленно заморгала. – Он умер. Его убили. Представляешь! Стилетом из его же коллекции!

– Да, – посочувствовала я, – в наше время опасно быть антикваром. А что его родственники? Наверное, распродали всю коллекцию с молотка?

– А что родственники? У дяди Феликса только жена была. Намного моложе его, между прочим! Любил он ее, просто страсть! Катюша то, Катюша се… Баловал, конечно. Да она, в общем-то, неглупая. Универ закончила, на работу устроилась юрисконсультом, кажется. А насчет коллекции… Зачем же ее продавать? Денег там и так полно: от мужа остались, сама неплохо зарабатывает, да и папенька время от времени подкидывает.

– А кто у нас папенька? – спросила я, уже предполагая ответ.

– Ювелир. Он в Москве живет. Очень известный человек. Катька говорила, что он в Алмазном фонде консультантом работал. Сейчас-то, конечно, на пенсии уже. Но все равно к нему иногда обращаются за советом и для оценки бриллиантов, золота…

Полина продолжала что-то говорить, но я ее уже не слышала.

«Вот это я удачно пришла! – думала я. – Ай да Катюша! Папенька – ювелир, муженек – антиквар. Интересно, а Веник знает, что за птичка ему попалась? Надо будет его потрясти как следует!»

Из размышлений меня вывел оглушительный вопль Полины:

– Прекратите немедленно! Слезай с нее сейчас же!

Девушка вскочила со скамейки и, сжав кулачки, затопала ногами. Я перевела взгляд на газон, где резвились наши собачки. Н-да, резвиться-то они резвились, но уже в несколько ином направлении.

– Женька, их надо растащить! Я Шурку вообще стерилизовать хотела! Мне щенки не нужны!

– Не надо их растаскивать, – отрезала я. – Это психологическая травма для собачек.

– Да-а, травма! А у меня из-за этой травмы щенки будут! – взвизгнула Шуркина хозяйка.

– У тебя точно не будет, – успокоила я ее. – Если повезет, то и у Шурки тоже. Ну а коли все-таки появятся, я их себе заберу.

– Всех?

– Всех до единого!

Полина несколько успокоилась. Она вновь опустилась на скамейку и усмехнулась:

– Нет, ну Шурка-то какова? Ни одного кобеля из клуба к себе не подпускает, а тут…

– Любовь, – глубокомысленно изрекла я.

Закурив сигарету, я заметила, что в нашу сторону направляется Рассел. На его лице привычно сверкала американская улыбка.

– Чего это он лыбится? – удивилась моя собеседница. – Больной, что ли?

– Да нет, – я махнула рукой, – он американец.

– Бывает, – сочувственно вздохнула Полина и растянула губы в улыбке.

– How do you do, mister…

– Доуэрти. Рассел Доуэрти. Я говорить по-русски, – торопливо пояснил американец.

По правде говоря, он правильно сделал, ибо акцент у Полины был ужасающий: что-то среднее между горловым пением народов севера и любителем-самоучкой французского языка из глухой глубинки.

– Женька, – обратился ко мне Рассел, – это есть твой важный встреча?

Я взглянула на часы: половина шестого. В шесть подъедет Катерина. Стоит ли ехать домой или лучше дождаться ее здесь? Немного подумав, я решила все-таки съездить домой. Во-первых, нужно отвезти американца – нечего ему под ногами путаться. Неизвестно, может, Катерина в присутствии мужчины не пожелает со мной откровенничать. А во-вторых, Рудольфу тоже пора домой. Вон как утомился, бедняга. В самом деле, песик, ошалев от страсти, уселся на травке и уставшими глазами следил за своей подругой, которая радостно носилась вокруг избранника.

– Нет, – ответила я Расселу, приняв решение, – это не та встреча. Поехали, Рас, я тебя отвезу домой, а потом вернусь.

Мы попрощались с Полиной, не забыв обменяться телефонами на тот случай, если на ее Шурке все же скажутся последствия знакомства с моим любвеобильным Рудольфом, загрузились в машину и покатили в сторону дома. Когда мы уже вырулили на шоссе, навстречу нам на огромной скорости промчался черный джип «Мерседес», именуемый в народе «чемоданом». Не сбрасывая скорости, он влетел в тот же двор, откуда только что выехали мы.

– Придурок! – выругалась я, стараясь унять сердцебиение. – Кто так ездит?!

Если не считать этого небольшого происшествия, то добрались мы благополучно: гаишники остановили меня всего-то три раза, что, при моем стиле вождения, равносильно гражданскому подвигу, у новенькой машины ничего не отвалилось и бензин не закончился посреди дороги. Я высадила Доуэрти возле дома, всучила ему сонного Рудольфа и, снабдив американца ценными указаниями, поехала обратно.

Полина по-прежнему сидела на скамейке. Увидев меня снова, она удивленно округлила глаза.

– Женька! Ты чего? Забыла что-нибудь?

– Не-е, я к Катерине Шульц.

Полина нахмурилась и поджала губы:

– Не думала, что ты водишь дружбу с этой… Я с тобой как с человеком, а ты… Топай-топай, она уже дома!

Я глубоко вздохнула и двинулась к подъезду. Возле него стоял тот самый джип, с которым я так удачно разминулась несколько минут назад.

– У-у, гад! – прошипела я и, проходя мимо, изо всех сил пнула ногой по колесу.

Автомобиль в знак протеста взревел сигнализацией. Я быстренько юркнула в подъезд, дабы не возбуждать нездоровое любопытство местных граждан к своей персоне.

Благополучно миновав дюжего и чересчур бдительного секьюрити на входе, я поднялась на третий этаж и решительно позвонила в массивную, обшитую деревянными панелями дверь. Звукоизоляция была что надо, поэтому я, как ни прикладывала ухо к двери, не услышала ни трели звонка, ни шагов хозяйки. Лишь выстрелы отпираемых замков заставили меня отпрянуть.

– А-а, это ты, – слегка разочарованно протянула Катерина. – Ну, проходи…

Она отступила на шаг назад, пропуская меня в квартиру. Немного ошарашенная таким приемом, я все же отсоветовала себе обижаться и учинять скандал, вовремя вспомнив, что пришла сюда по делу.

Квартира вдовы антиквара и дочери ювелира поражала богатством и изысканностью. В холле пол был застелен персидским ковром ручной работы. Ходить по нему в уличной обуви было бы просто кощунством, и я непроизвольно потянулась к туфлям.

– Не разувайся, – проронила хозяйка, дырявя шедевр ковроткачества здоровенными шпильками. – Проходи в гостиную, вторая дверь направо, а я соображу чего-нибудь выпить!

С этими словами Катенька растаяла в воздухе, а я на цыпочках прокралась в гостиную.

«Интересно, а Веник здесь часто бывает? Шлепает, наверное, по персидским коврам как по асфальту!» – подумала я, оглядываясь.

Стены гостиной были обтянуты натуральным темно-бордовым шелком с золотым тиснением. Старинные канделябры бросали мягкие блики на стены и очень органично дополняли такую же старинную люстру. Мебель вся без исключения была антикварной, начиная от венских стульев с гнутыми ножками и обивкой в тон стенам и кончая великолепной горкой, отделанной позолотой. На одной из стен висела целая галерея фотографий в выполненных под старину багетах. Я подошла поближе, намереваясь выяснить, кто есть ху на них. За этим занятием меня и застала Катерина, вошедшая в комнату с серебряным подносом в руках.

– Веселые картинки рассматриваешь? – усмехнулась она, опуская поднос на низкий, массивный даже с виду журнальный столик. – Ничего там интересного, одно старье!

– Ну почему же? Вот мужчина – очень даже ничего. – Я ткнула пальцем в высокого худощавого и очень импозантного мужчину. – Кто это?

Не поворачивая головы, Катя ответила:

– Это мой муж. Филя.

– Муж? – Я с деланым удивлением вскинула брови. – Ты разве замужем? А Веник…

– Я вдова. Пять лет назад Феликс умер, – пояснила Катерина и налила себе в стакан добрую порцию виски. – Будешь?

– Не-е, я за рулем, – поспешно отказалась я. – Надо же, такой молодой мужчина…

– Какой там, хрен, молодой… Слушай, ты ко мне зачем пришла? О покойном Филе разговаривать?

Пришлось мне переместиться за журнальный столик. Я налила себе минералки и загрустила.

«Ну вот! И чего приперлась? – бичевала я себя. – Эта мымра вовсе не торопится делиться со мной тайнами своей личной жизни. Наверняка и адрес папашкин заныкает… А все же занятно получается: папенька – ювелир, муж, ныне покойный, антиквар. Интересно, а она знает, чем ее муженька убили?»

Бутылка перед Катериной стремительно пустела, а сама она заметно захмелела. Ее глаза как-то лихорадочно блестели, а на лбу проступили мелкие капельки пота.

«Все Веньке расскажу!» – злорадно решила я, допивая минералку.

Катерина тем временем заглотнула еще огненной воды и немигающим взглядом уставилась в окно, занавешенное тяжелыми шторами.

– Ненавижу! – неожиданно заявила она, а я удивленно заморгала: кого это она имеет в виду?

– Жизнь – дерьмо! – выдвинула очередной лозунг Венькина подружка. – Вот ты про мужа моего спрашивала…

Катька прицелилась в меня пальчиком с кроваво-красным маникюром:

– Убили его, ясно?! Я тогда еще в универе училась. Ты заметила, наверное, весь этот шик? – Мадам взмахнула рукой в неизвестном направлении. – Антиквариат, б…! Феликс обожал всю эту рухлядь. За какую-нибудь фиговину размером с букашку мог выложить сумасшедшие бабки. А оружие? На антикварные цацки он еще нормально реагировал, мог себя контролировать. Но стоило ему только увидеть какой-нибудь кинжал, тут же стойку делал, и все, прощай, крыша! Пошли! – Катерина неожиданно вскочила, но не удержала равновесия на высоких шпильках и сильно накренилась.

Я бросилась ей на помощь. Вдова антиквара вцепилась мне в руку бульдожьей хваткой и еще раз повторила:

– Пошли, сейчас увидишь!

По винтовой лестнице, которая притулилась в углу гостиной, мы поднялись на второй этаж. Катька, подобно революционному паровозу, тащила меня за собой по длинному коридору, слабо освещенному антикварными светильниками. Наконец, когда я уже потеряла надежду когда-нибудь избавиться от ее хватки, мы остановились перед дубовой дверью. Катя решительно распахнула ее и втолкнула меня внутрь.

– Смотри! – крикнула она.

Судя по всему, мы были в кабинете покойного Феликса Круглова, антиквара и страстного любителя холодного оружия. О последнем пристрастии хозяина кабинета говорила одна из стен. На ней висел огромный гобелен, на котором расположился целый арсенал железа. И чего здесь только не было: и ножи, и кинжалы, и кривые турецкие сабли, шпаги, стилеты. На специальной подставке тускло поблескивал настоящий самурайский меч.

– Мама! – прошептала я пересохшими губами.

Как-то сразу стало понятно, что у покойного Феликса было мало шансов стать долгожителем.

Тут мое внимание привлек прозрачный ящичек, стоявший на специальной, обитой темно-алым бархатом подставке. Под стеклом красовался… стилет. Но что это был за стилет! Широкая рукоятка, инкрустированная драгоценными камнями – изумрудами, рубинами, сапфирами, бриллиантами, – венчала пирамидальное лезвие стилета, таинственно мерцавшее в лучах искусственного освещения. Катерина, тонко улыбаясь, сидела за массивным рабочим столом своего покойного мужа.

– Это Челлини… – небрежно бросила она. – Хрен знает какой век. Все камни настоящие. Отец проверял.

– А сколько он стоит? – по-прежнему шепотом поинтересовалась я.

– А нисколько! – обрадовала меня хозяйка.

– Как так?

– А так! Это единственный экземпляр в мире. Его можно продать только на аукционе. Воровать бессмысленно – все равно не продашь.

– А если камушки поковырять? – не унималась я.

– А смысл? Каждый камень занесен в каталог. Цены такие, что годового бюджета России не хватит, чтобы купить хотя бы один из них…

Когда-то в розовом детстве я читала про Бенвенуто Челлини. Его заказчиками были принцы, короли, королевы, величайшие дома и императорские династии Европы. Жизнь, конечно, мастер прожил бестолковую, но шедевров после себя оставил множество. И вот теперь один из них я видела в непосредственной близости от себя. Передать словами душевное волнение, которое я испытывала в эту минуту, не берусь. Но тут в самый неподходящий момент раздался звонок в дверь.

Розовая дымка, витавшая передо мной, легонько звякнув, разбилась. Катерина, видимо, слышала этот звон, потому что досадливо сморщилась и, вполголоса матюгнувшись, пошла открывать. Я же продолжала любоваться шедевром средневекового мастера, но впечатление было уже не то. Впрочем, меня можно понять: из прихожей доносились возбужденные голоса. Со вздохом оторвавшись от произведения Челлини, я переместилась поближе к двери, чтобы расслышать, о чем спорят хозяйка и неизвестный гость. Голос принадлежал мужчине, причем, судя по всему, молодому. Красивый баритон с чувством выговаривал Венькиной подружке:

– Ты мне что говорила? Где экспертиза?! Мне бумаги нужны! По-твоему, я век должен здесь сидеть?! Ты же знаешь, каждый мент в вашем паршивом городишке меня рад зарыть. Надоело ждать. Да и дело стоит! Короче, три дня тебе, поняла? Не управишься в срок – пеняй на себя. Все брошу и слиняю отсюда к такой-то матери! Добра у меня достаточно – проживу!

Из коридора донесся звук пощечины и неразборчивое бормотание Катерины. Вслед за этим раздались звуки непонятной возни и Катькин голос, ставший вдруг визгливым и противным:

– Гад! Да все, что ты имеешь, ты получил благодаря мне! Вспомни, где я тебя подобрала! Если б не я, ты бы сдох в своем госпитале! А теперь перья распустил – добра у него, видите ли, достаточно… Козел!

– Лучше б я сдох! – проворчал незнакомец, заметно успокаиваясь. – До сих пор кошмары по ночам снятся…

Дальше мне стало неинтересно, ибо с первого этажа понеслись звуки поцелуев и малоразборчивое бормотание хозяйки. Да, темпераментный народ, ничего не скажешь! Сначала по ведру помоев друг на друга вылили, а теперь милуются. Впрочем, у каждого свои причуды.

Я отскочила от двери, ведущей вниз, и попыталась привести мысли в порядок.

«Что это? Кто это? Катька встречается и с Веником, и с этим типом? Господи, о чем это я?! При чем здесь Веник?! – Голова разламывалась от впечатлений. – Я здесь с единственной целью – узнать координаты папашки. Но судя по всему, Катька далека от откровений. И что за жизнь такая?! Все приходится делать самой! А Веника я все-таки хлорочкой спрысну – мало ли что».

Успокоив себя таким образом, я энергично стала осматривать кабинет покойного Феликса. Ящики рабочего стола оказались девственно– чисты. Кроме стопок писчей бумаги стандартного формата и великолепного качества и нескольких каталогов известных аукционов, там ничего не было.

«Черт! – разозлилась я. – Что такое не везет, и как с этим бороться!» Это про меня.

Тут я заметила на столешнице мобильный телефон Катерины. Схватив его, я влезла в справочник, мысленно поблагодарив всевышнего за то, что никакой блокировки на аппарате не было. Мне без труда удалось отыскать телефончик папаши Шульца.

– Ну хоть что-то, – проворчала я, переписывая номер на клочок бумаги.

Неожиданно трубка в моих руках ожила и завибрировала. На экранчике высветилась информация о поступившем сообщении. Я с детства знаю, что читать чужие письма, записки и прочие личные заметки нехорошо. Но тут… бес попутал, ей-богу! Объяснив себе, что мое любопытство – и не любопытство вовсе, а следственные действия, я нажала на кнопочку.

«Катерина, срочно. Плохо. Папа».

Интересная информация, а главное, бесполезная. Любящий папа сообщает любимой дочери о плохом самочувствии, только и всего. Стоило из-за этого нарушать собственные жизненные принципы? Я глубоко вздохнула: за последние несколько дней я слишком часто стала их нарушать, так что одним больше, одним меньше – какая разница?!

Вернулась Катерина. На ее левой щеке ярким пятном выделялся отпечаток пятерни.

– Извини, – улыбнулась она. – Сантехник заходил. У нас с водопроводом что-то не в порядке…

«Ну да, – мысленно усмехнулась я, – и он тебя случайно огрел смесителем по щеке. Однако я что-то не слышала, чтоб этот «сантехник» ушел. Значит, сейчас последует недвусмысленный намек на прощание… Что ж, я и сама уйду. Мавр сделал свое дело, мавр может уходить!»

Однако Катька не стала меня выставлять за дверь. Вместо этого она уселась за журнальный столик, налила себе в стакан виски и залпом его осушила.

– Ну, как тебе собрание железа? – поинтересовалась она, жуя тоненький кругляшок лимона.

– Впечатляет, – кивнула я. – А твой муж, случайно, не собирал драгоценные камни? Ну, изумруды всякие, бриллианты…

– Нет, – резко ответила вдова. – У меня с детства на камни аллергия. Видеть их не могу! У меня отец ими сильно увлекался, а мне они до смерти надоели. Я даже украшений с камнями не ношу…

В самом деле, холеные пальчики Катерины украшало единственное колечко из платины с золотом без единого драгоценного камня. На изящном запястье болтался браслет из тех же благородных металлов.

– А вот я люблю бриллианты, – протянула я. – Мне Ромка на годовщину подарил один камушек…

– Да? – Катька удивленно подняла бровь. – А мне казалось, что он подарил тебе машину!

– И машину тоже, – кивнула я, раздосадованная своим промахом. – Только машина как бы от имени всех, а бриллиантик Ромка от себя лично преподнес, уже ночью… Только я в них ничего не понимаю. Может, проконсультируешь меня, Кать?

– Нет, – отрезала она.

– А твой отец не мог бы…

– Папа сильно болен. Ему сейчас не до консультаций.

Настроение хозяйки изменилось. Теперь она явно тяготилась моим присутствием: нервно поглядывала на часы, висевшие в кабинете, бросала нетерпеливые взгляды на дверь – словом, давала понять, что аудиенция окончена.

– Ой, – воскликнула я и вскочила, – совсем забыла! Мне же к маникюрше надо! Ты уж извини, Кать, что так недолго пробыла у тебя в гостях…

– Да ладно, – махнула рукой хозяйка, – что я, не понимаю: маникюрша – дело святое! Я провожу тебя.

Она поднялась и провела меня до выхода. Из-за одной из многочисленных дверей до меня донесся шум льющейся воды и мужской голос, фальшиво распевавший:

«О, сантехник, видать, репетирует!» – подумала я и хихикнула. Хозяйка смущенно улыбнулась и загремела замками. Наскоро простившись и пообещав передать огромный привет Венику, я отправилась восвояси.

У подъезда все еще красовался «Мерседес»-чемодан.

– Проклятый буржуин! – прошипела я и снова пнула машину ногой.

На скамейке в глубине двора до сих пор сидела Полина. У нее на коленях, свернувшись клубком, дремала Шурка.

– Привет. – Я плюхнулась рядом и закурила. – Ты ночевать здесь собралась?

– А чего дома делать? – пожала плечами Полина. – Телевизор надоел до смерти. Одни трупы и маньяки. А у нас этого добра и без того хоть отбавляй. Кстати говоря, у нас во дворе упорно ходили слухи, что твоя подружка, Катька, сама мужа убила…

– Как это? – Я округлила глаза. – Она убила Феликса?!

– Ну, не сама, конечно. Наняла кого-нибудь. Хотя бы любовника своего…

– С этого места подробнее, пожалуйста, – попросила я и затаила дыхание в ожидании интересного рассказа.

Смерти богатого антиквара и страстного любителя холодного оружия Феликса Круглова предшествовал ряд значительных и не слишком значительных событий. Первое, женитьба на дочери известного ювелира Шульца. Не стоит думать, будто Феликс соблазнился деньгами папеньки. Вовсе нет. Ювелир был беден как церковная мышь, ибо имел ряд моральных принципов, которые впитал с молоком матери. Во-первых, не воруй. Учитывая приобретенную профессию и социалистический режим, во время которого трудился Шульц, воровать и в самом деле было грешно. Во-вторых, живи так, чтобы потом не было мучительно больно за бесцельно прожитые годы, чтобы не жег позор… Ну и так далее. Поэтому господин Шульц, проработав всю жизнь консультантом при Алмазном фонде и пропустив через свои руки по меньшей мере тонну драгоценных каратов, не имел в арсенале ни дачи, ни машины, ни даже мало-мальски приличной квартиры. Семья ювелира, состоящая их пяти человек (он сам, жена, дочь, теща и тесть), жила в обычной двухкомнатной «хрущобе». Феликс на самом деле полюбил Катеньку. Он воспылал настолько неземной страстью, что приобрел для семейства любимой шикарные четырехкомнатные апартаменты в центре столицы. Однако с условием: Катька должна стать его официальной женой. Дальше все как в сказке: сказано – сделано. Родители отпраздновали новоселье, а Катерина и Феликс свадьбу. «Молодой» муж баловал любимую как мог. У Катерины были все атрибуты шикарной жизни. Однажды Филя решил, что жене необходимо продолжить учебу – ведь девушка была чрезвычайно умна. Он предложил ей самой выбрать любое учебное заведение. Катя остановила свой выбор на юриспруденции. Первое время все шло просто замечательно: Катерина училась с упоением, муж был доволен, родитель и подавно. Однако вскоре наметились проблемы. Где-то на третьем курсе девушка познакомилась с таким же студентом, только на курс старше. Происходил он из ничем не примечательной семьи инженера и врача-гинеколога. Роман Катерины и ее избранника был очень бурным и весьма продолжительным. И третий, и четвертый курсы следили за развитием событий, затаив дыхание. Особенно предприимчивые студенты устроили своеобразный тотализатор. Катерина была готова на все, вплоть до развода со своим богатеньким мужем-антикваром. Совсем не таков был паренек. Он прекрасно понимал, что запросы Катьки велики. Да и его собственные были не меньше. Им нужны были деньги, и очень много…

Полина замолчала, переводя дыхание.

– А дальше? – поторопила я ее.

– А чего дальше? Дальше только предположения. Старухи во дворе говорили, что это Катькин любовник убил Феликса, пока она развлекалась на даче у подруги. Но сама знаешь, это информация из непроверенных источников. Впрочем, Катька вполне натурально изображала горе по поводу кончины своего супруга. Кто знает, может, она действительно любила своего старичка! К слову сказать, вопреки предположениям местных бабулек, она не вышла замуж сразу после гибели Фили. У нее даже и мужиков-то толком не было. Правда, в последнее время стали появляться. Но, я думаю, это так, для развлечения, а не для серьезного чувства.

– А как звали того студента? Ну, который с Катькой встречался?

– А я откуда знаю? – удивилась Полина. – Мне Катерина не докладывала. Да и какая теперь разница?

Домой я возвращалась со смешанным чувством. С одной стороны, все, что узнала, не давало мне абсолютно ничего в плане расследования убийств и поисках таинственного Родиона. Но с другой стороны… Вдруг убийца Феликса, Анастасии Романовой и неизвестного азиата – одно и то же лицо? Тем более что все три преступления были совершены одним и тем же оружием – стилетом, похищенным из коллекции господина Круглова. Да, было над чем подумать, ей-богу!

Собственное жилище встретило меня неожиданной пустотой и просто сказочным беспорядком. Такой бардак в последний раз я устраивала, когда по окончании курсов дизайнеров затеяла дома ремонт. Однако сейчас никакого ремонта не предвиделось, по крайней мере, с утра. Я точно помнила, что довезла Рассела и Рудольфа до подъезда, и по всем прикидкам они оба должны были быть дома. Однако ни того ни другого не наблюдалось. Я прошла по комнатам, заглянула на Венькину половину, в туалет, в ванную – никого.

– Интересно! – пробормотала я, опускаясь на диван. – Куда все подевались? Ну, Рассел-то понятно – мог к Вовке податься. А вот собачка моя где?

Я набрала номер рабочего телефона Ульянова.

– Слушаю, – отозвался следователь.

– Привет, Вовасик, – вежливо поздоровалась я. – Рассел у тебя?

– Нет. Он дома должен быть. А что?

– Значит, нету его у тебя, – проигнорировала я вопрос Вовки. – И Рудольфа тоже нет?

– Да что случилось-то, можешь толком объяснить?

– Не знаю. Я пришла домой, а их нет, хотя я точно помню, что привозила обоих. Вов, а может, их похитили?

– Кто? – подозрительно спокойно поинтересовался Ульянов.

– Ну, бандиты какие-нибудь. – Я пожала плечами. – А теперь выкуп начнут требовать. Чего делать-то, Вов?

Старший следователь издал какой-то нечленораздельный звук.

– Чего-чего? – не поняла я.

– Сиди дома и не двигайся, – прорычал родственник. – Скоро буду!

В трубке раздались короткие гудки.

– Хам! – подвела я итог и задумалась.

Надо что-то делать. Пока я ни на шаг не приблизилась к раскрытию двойного убийства. Да и таинственный Родион не найден. Единственное, что я знаю на данный момент, так это то, что кто-то в нашем городе занимается контрабандой якутских алмазов. Дело поставлено на широкую ногу. Плюс ко всему здесь каким-то образом замешана и компания «Алрос». Странное дело, но Вовка, кажется, на этот раз говорил правду: все, кто так или иначе причастен к этим алмазам, умирают. Вот и Рассел пропал вместе с моим Рудькой! Я горестно вздохнула. В этот момент раздался настойчивый звонок в дверь.

– Так, рассказывай! – велел Вовка Ульянов, протопав в ботинках по моим любимым коврам и оглядев невообразимый беспорядок. – Где были, что делали, ну и так далее.

– В ресторане были. Там мы обедали, – послушно начала я. – Потом Рудольфа женили, а потом я их обоих отвезла домой, а сама поехала…

– Куда?

– В гости к подруге. А теперь вот… Прихожу, а никого нет.

Мы немного помолчали.

– Вов, – робко начала я, – а про того дядьку что-нибудь удалось выяснить?

– Про какого дядьку? – не понял Ульянов.

– Про того… Убитого… Ну, казаха с бриллиантом… – ляпнула я и прикусила язык.

Господи, правильно говорят, язык мой – враг мой! Вовка же не знает, что в кармане у убитого был камушек.

В глазах у старшего следователя зажегся недобрый огонь, а лицо мгновенно окаменело, словно посмертная маска. Очень хорошо угадывалось, что дружеской беседы не получится.

– Та-ак… – туманно начал Вовка, но я его не слушала, ибо меня посетило озарение.

Да, вот так просто взяло и свалилось на мою голову. Весь этот ералаш в квартире объяснить более чем легко: искали бриллиант, который я изъяла у трупа! Но тут на пути бандитов внезапно возникли Рассел и отважный Рудольф. Бандиты недолго думая, их убили, а тела решили увезти, чтобы скрыть следы преступления. Представив себе американца и Рудольфа в виде «тел», я сдавленно всхлипнула и, закрыв глаза, застонала.

– Нечего слезы лить! – донесся до меня откуда-то издалека голос дорогого родственника. – Я тебе уже тысячу раз говорил, что…

Не обращая внимания на монолог Ульянова, я вскочила и ринулась в спальню, где был спрятан бриллиант. Вовка, не привыкший к такому невниманию со стороны обвиняемых, забыл, что хотел сказать, и остался сидеть с открытым ртом.

Как ни странно, в спальне был порядок. Ну, относительный, конечно. Дело в том, что я терпеть не могу застилать постель. Да и зачем, если вечером ее все равно разбирать? К тому же в течение дня я могу пару раз вздремнуть. А Рудольф вообще предпочитает проводить большую часть суток в кровати под одеялом. Поэтому однажды я решила, что неразумно тратить силы на процесс уборки кровати, и перестала это делать. Лишь иногда накидывала покрывало, чтобы соблюсти приличия. Вот и сейчас постель поражала своим беспорядком: одеяло комком, на подушке валяется моя пижама, Ромкин халат и кусочек морковки. Морковь – это, очевидно, из запасов Рудольфа. Поверх этого великолепия накинуто покрывало, сшитое моей маменькой. К слову сказать, так сразу и не определить, побывали здесь злодеи или нет. Я опустилась на четвереньки и заглянула под кровать. Там у меня находился очень даже неплохой тайничок, исполненный в виде тапки мужа, прибитой к полу. Первоначально это было шуткой. Я умирала от смеха, когда наблюдала за тщетными попытками Алексеева отодрать тапку от пола. А потом мне пришла в голову мысль, что из данного предмета обуви можно извлечь пользу. Частенько я прятала там денежные заначки, сигареты, если вдруг Ромка серчал на мою дурацкую привычку и выбрасывал пачки в окно. Мой песик тоже иногда употреблял тайник по назначению, откладывая в него стратегические запасы пищи на случай очередной диеты. В общем, тайник мне нравился, и я категорически запретила Ромке отдирать тапку от пола. В скором времени заботливая теща подарила любимому зятю новую домашнюю обувь, и он забыл о прибитой тапке. Я же убедила себя, что ни одному вору, если таковой вдруг окажется в нашей спальне, не придет в голову заглядывать в тапочку, завалившуюся под кровать. Так что за свой тайник я была спокойна.

Я стояла на четвереньках возле кровати и увлеченно ковырялась в тапке, пытаясь извлечь из него бумажку с бриллиантом. Дверь в спальню с шумом распахнулась, и на пороге возник Вовка с перекошенным от гнева лицом.

– Зайцева! – прорычал он и осекся, увидев, в какой позе я пребываю. – Ты чего там делаешь?

– Порядок навожу, – недовольно проворчала я, поднимаясь с колен. Камушек я нащупала и немного успокоилась. – Убийства убийствами, а жить в таком бардаке негоже. А ты чего хотел, Вов?

Я подняла на следователя чистый, наивный взгляд и захлопала ресницами. Вовка схватил себя обеими руками за голову, словно собирался ее свернуть, и со стоном опустился на кровать. В ту же секунду раздался громкий вопль на английском языке:

– Fuck you!

Вслед за тем последовало длинное и замысловатое ругательство на русском, но с сильным американским акцентом. Покрывало зашевелилось, и оттуда вынырнула голова похищенного и убитого Рассела. Тут же появилась и заспанная мордочка Рудольфа. Песик, потревоженный криком, недовольно сморщился и, что-то проворчав, залез обратно. Из-под покрывала отчетливо были слышны звуки собачьих ругательств. Оторопевший Ульянов стоял посреди комнаты, вытаращив глаза и сжимая в руке пистолет Макарова.

– О, Женька! – воскликнул Доуэрти и нацепил на сонную физиономию дежурную улыбку. – Пришла? А мы тут уснуть маленько…

Я хмыкнула и покосилась на Ульянова:

– Ты, Вова, пистолетик бы прибрал от греха подальше! А то, не приведи господь, пальнешь в заморского гостя. Зачем нам международный скандал? А ты, дорогой товарищ из Америки, расскажи мне: как ты оказался в моей спальне?

Вовка убрал пистолет, а Рассел очень доходчиво объяснил, что они с таксой играли в прятки. Рудольф, счастливый недавно свершившимся таинством бракосочетания с Шуркой, носился по квартире, снося по пути все предметы. То, что уронить не удавалось, он хватал зубами и тоже бросал. Чтобы отвлечь собачку от процесса разрушения, Рас решил с ней поиграть. Таким образом они и добрались до нашей спальни. При виде кровати Рудольф, забыв о том, что он молодожен, завалился спать. А сон, как известно, вещь заразная. Вот Рассела и подкосило.

– Ясно, – протянула я. – Еще вопрос: кто тебя так материться научил? Не каждый русский сможет столько этажей построить!

– О! Это Иваныч! – Американец гордо расправил плечи. – Я конспектировать незнакомый слова и учить!

– Какой Иваныч? – не поняла я.

– Кхм, – смущенно кашлянул Вовка Ульянов. – Это заместитель моего начальника, Михаил Иванович.

Я восхищенно присвистнула:

– Ничего себе! Это зампрокурора так разговаривает? Виртуоз!

– Да нет, Жень, – сморщился Ильич. – Он нормально разговаривает, а так он на нас ругается!

– Да, видать, сильно надо провиниться, чтобы вызвать такие эмоции. Однако мне сложно представить, как Иваныч кроет вас по матери, а Рассел все незнакомые слова прилежно конспектирует. Или он на бис повторял? Ты, Рас, перепиши мне конспектик, ладно? Я тоже подучу немного и при случае употреблю.

С этими словами я отправилась на кухню, чтобы попить кофе со сливками и составить план дальнейших мероприятий. Перспективы, честно говоря, были довольно туманны. Я по-прежнему топталась на месте. Единственное, что мне удалось, так это раздобыть телефончик господина Шульца. Хотя чем он может мне помочь? Ну, проконсультирует меня насчет алмаза. Но ведь он не скажет, кто его хозяин и где его искать? А может, обратиться к Кузе? Ну и что, что бандит. Бандиты – они ведь тоже люди. Вон по телевизору сколько благородных Робин Гудов показывают из самых разных криминальных группировок. Как посмотришь: менты у нас хуже керосину, ей-богу. И взяточники, и коррупционеры, и насильники! Зато братки всегда за справедливость! Если надо, то они могут и с ментами по понятиям разобраться. Хотя Кузя – человек без башни. Вовка, помнится, говорил, что именно группировка Кузи прикрывает контрабанду алмазов. Впрочем, эти сведения непроверенны и вполне могут оказаться липой. Ладно, решила я, Кузя так Кузя. С чего-то ведь надо начинать?

Чувствуя, что криминальное болото затягивает меня все глубже и глубже, я несколько раз тяжело вздохнула и принялась наводить порядок в квартире. За этим занятием меня и застали вернувшиеся с работы Ромка и Венька. Окинув взглядом мои хозяйственные потуги, Ромка умилился, а Веник изумленно вытаращил на меня глаза.

– А что, сегодня у нас какой-то праздник? – глумливо поинтересовался он. – Ром, никак твоя супружница опять что-то натворила! Гляди, как старается! Может, ты и ужином нас накормишь?

Я скорчила рожицу обоим, чмокнула их по очереди в нос и, ни слова не говоря, умчалась на кухню, оставив парней удивленно хлопать глазами и гадать о причинах столь необычного для меня поведения. В чем-то Веник был прав, конечно: я хоть пока ничего особенного и не натворила, но уже готовилась к этому. Поэтому следовало заранее замолить пару-тройку грешков. В самый разгар творчества, когда я готовила кулинарный шедевр под названием «ассорти салатное» (рецепт прост: все недоеденные после праздника салаты сваливаются в одну посудину и щедро заливаются майонезом), в пищеблоке материализовался Ромка. По его лицу блуждала кривоватая ухмылка, а взгляд упорно не желал останавливаться на мне. Я подозрительно уставилась на мужа, сурово насупив брови. Следом за Ромкой на кухню просочились и остальные члены общества.

– Вот и лето наступило… – неопределенно протянул Венька. – Погоды-то нынче какие стоят!

Я молчала, понимая, что это только начало и оно не предвещает ничего хорошего, по крайней мере, для меня. Тем более что и погода не слишком радовала – далеко не летнюю прохладу дополняло постоянно серое небо в сочетании с нудными дождями.

– Ты не устала, Жень? – озаботился Алексеев. – Вся в трудах, в заботах. Похудела…

Уперев руки в бока, я по-прежнему молчала и исподлобья разглядывала присутствующих.

– Не хватает тебе свежего воздуха, Евгения Андреевна, – продолжал развивать свою мысль Веник. – Бледненькая стала, ну чисто смерть!

Кажется, я начала догадываться, к чему они клонят.

– Короче, Склифосовский! – рявкнула я. – Не иначе в ссылку задумали меня отправить? Предупреждаю сразу: ничего у вас не выйдет!

Парни заметно опечалились, но сдаваться без боя не торопились.

– Какая ж это ссылка? – удивился Ромка. – Отдохнешь пару недель на побережье какого-нибудь моря, загоришь, поправишься… И никаких тебе забот, одни развлечения! Хочешь в Испанию? Или в Турцию? Куда ты хочешь, Жень?

– В Якутию! – буркнула я, и это было чистой правдой. – Я хочу в Якутию.

– Зачем? – оторопел Веник.

– На якутов любоваться. В жизни не видела живых якутов!

Ульянов заиграл желваками на скулах, но промолчал. Рассел понимающе кивнул и тоже не проронил ни слова.

– Ну что? Купите мне тур в Якутию? Нет? Ну, на «нет», как говорится, и суда нет. Значит, я никуда не еду, а продолжаю мозолить вам глаза своим присутствием. Вопросы есть?

Я обвела взглядом притихших мужчин. Они молчали, не сильно обрадованные крушением собственных планов.

– Вопросов нет, – подвела я итог. – На этом данную тему считаю закрытой. А теперь всем мыть руки и за стол!

Ребята друг за другом потрусили выполнять приказание. Американец шел последним. Он заговорщицки мне подмигнул и пробормотал про себя:

– Русский женщина – самый загадочный в мире! И отчаянный!

После ужина Ульянов, сославшись на кучу неотложных дел в прокуратуре, удалился. Признаюсь, я была чрезвычайно рада его уходу. Весь вечер я просидела как на иголках, ожидая, что с минуты на минуту он начнет выяснять про убиенного казаха с бриллиантом. Пришлось бы ему рассказать о находке. Тогда даже ленивый смог бы связать убийство женщины и убийство азиата воедино и сляпать целое дело.

– Ромка, – обратилась я к мужу, увлеченно пялившемуся в телевизор, – а как дела у вас на работе?

– Нормально, – отмахнулся Алексеев. На экране мелькали лица знакомых и не очень актеров в захватывающей сцене погони со взрывами и разборками.

– Ром, – продолжала я отвлекать мужа от бандитских игрищ, – а кто у вас «крыша»?

Супруг оторвал взгляд от экрана и заморгал на меня глазами.

– В каком смысле?

– В прямом. У любой фирмы есть «крыша». Так?

– Ну…

– А вас кто «крышует»?

– А тебе зачем? – подозрительно поинтересовался супруг.

– Сравнить хочу, как в кино, а как в жизни, – правдоподобно соврала я, кивнув на телевизор. – У вас все так же происходит?

– Да нет, – пожал плечами Ромка. – У нас бухгалтер с пацанами рассчитывается. Раз в месяц приходит мальчик от Кузи. Интеллигентный такой, в пиджачке, в очках. «Здравствуйте, как поживаете, как бизнес идет? Какие проблемы? Нужна ли помощь?» А потом шасть в кабинет Елены Михайловны. Через пятнадцать минут выходит: «Всего доброго, до свидания! Привет семье. Если какие проблемы возникнут – обращайтесь. С радостью вам поможем». Это ж только в кино погони, перестрелки, а в жизни уже все давно не так. Спокойнее как-то, что ли. Нет, если какие заморочки, тогда и разборки могут затеять. Но нас, слава богу, это пока не касается.

– И как часто этот вежливый юноша вас навещает?

– Раз в месяц. Все время в один и тот же день.

– Да-а, интересно дело поставлено. А в этом месяце он уже забирал дань? – как можно невиннее поинтересовалась я.

– Елена Михайловна сказала, что завтра. Они всегда звонят, перед тем как прибыть.

– Зачем?

– Ну… – растерялся Ромка. – Не знаю. Наверное, правила хорошего тона соблюдают.

Что ж, полученная информация меня полностью удовлетворила. Я благодарно чмокнула Ромку в подбородок и удалилась в ванную. Следовало хорошенько подготовиться к встрече с представителем Кузи. А еще нужно было позвонить папаше Шульцу и напроситься к нему на консультацию. Однако старый ювелир отозваться не пожелал, несмотря на мою настойчивость. Я несколько раз подряд набирала его номер, долго трезвонила, но ответа так и не дождалась. Ладно, решила я, завтра дозвонюсь.

Утром, еле дождавшись отбытия Веньки, Ромки и Рассела по рабочим местам, я схватила трубку и принялась названивать. Первый мой звонок был адресован тетушке. Она, как я уже говорила, работала у Ромки и Веника в фирме в качестве секретаря.

– Теть Свет, приветик! – радостно поприветствовала я родственницу. – Как жизнь трудовая? Мои тебя не обижают?

– Женечка! – воскликнула тетушка. – Здравствуй, моя радость. Что-то давно ты мне не звонила.

– Да все времени нет. Все заботы семейные… – вяло оправдывалась я, горя желанием поскорее перейти к интересующему меня вопросу.

– Ну, понятно. Дело молодое, времени на старую тетку и не хватает. Как мать с отцом поживают?

Быстренько ответив на все ритуальные вопросы о самочувствии родителей, мужа и Рудольфа, я приступила к изложению своей просьбы:

– Теть Свет, дело у меня к тебе. К вам в офис, насколько я знаю, должен сегодня товарищ один подъехать…

– Какой? К нам столько этих товарищей каждый день приезжает. Разве всех упомнишь?

– Этого ты точно вспомнишь, – успокоила я тетушку. – Он все время к Елене Михайловне приходит. Вежливый такой. В очках, при пиджаке. От Кузи…

Повисло молчание. Я очень хорошо представляла себе, как тетя Света, округлив глаза, хватает ртом воздух и держится за сердце.

– Женя, – наконец строгим голосом произнесла она. – Какой у тебя может быть интерес к этому уголовнику? Я очень хорошо знаю твоих родителей – глубоко порядочные и честные люди. Откуда же у тебя такое стремление ко всей этой криминальщине? Тысячу раз говорила…

Я затосковала. Нет, ну скажите, почему это все, кому не лень, так любят учить меня уму-разуму? Разве я похожа на глупого лягушонка, который сует свой нос всюду, рискуя его потерять? Или я произвожу на окружающих впечатление тихой идиотки без царя в голове, не отдающей себе отчета в собственных действиях?!

Минут пять из трубки, которую я предусмотрительно отстранила от уха, лились наставления воспитательного характера. Потом тетя выдохлась, с шумом набрала в грудь воздуха и уже спокойно сказала:

– Я тебе сообщу, когда он явится.

Вот за что я люблю свою тетю, так это за то, что она такая последовательная. Сначала лекция по проблемам воспитания, а потом и все остальное. Горячо поблагодарив родственницу, я быстренько попрощалась, не забыв пообещать навестить ее в ближайшее время и отведать ее фирменных пирожков с курагой и плюшек с сахаром.

Не тратя времени даром, я тут же набрала номер Виталия Шульца. После нескольких длинных гудков трубка заговорила густым красивым голосом:

– Алло? Слушаю вас внимательно.

– Доброе утро. Можно услышать господина Шульца? – вежливо поинтересовалась я.

– Я вас слушаю, – повторил ювелир. – Здравствуйте еще раз. Очень хотелось бы получить у вас консультацию…

– Откуда вам известен мой телефон? – перебил меня Шульц.

– Э-э… понимаете, мой сосед встречается с вашей дочерью, Катериной. Я его попросила, ну и…

– Понятно. А по какому вопросу вы бы хотели проконсультироваться, милая барышня?

– По вопросу бриллианта. Мне муж подарил алмаз, вот я и хочу узнать, что из него можно сделать, сколько он стоит и вообще…

– Насколько я понял, самое важное – это ваше «вообще», – хохотнул ювелир. – Что ж, это вам обойдется в тридцать долларов. Я готов с вами встретиться… ну, скажем, завтра в полдень. Вас устроит?

– Вполне.

– Тогда записывайте адрес.

Я старательно записала адрес папаши Шульца и вежливо попрощалась.

Неожиданно меня посетило ощущение, что жизнь удалась. Настроение поднялось, и даже захотелось немедленно сделать какую-нибудь глупость. Я заметалась по квартире в поисках подходящего материала, но моим желаниям не было суждено сбыться. Пронзительно заверещал телефон. В сердцах чертыхнувшись, я раздраженно рявкнула:

– Алло?!

– Женечка? – раздался голос тети Светы. – Интересующий тебя объект только что прибыл. Подъезжай. У тебя есть двадцать минут. Если что – я его задержу.

Тетушка положила трубку. Наверное, я забыла пояснить, что моя тетя является страстным поклонником детективных телесериалов. Она обожает и Эркюля Пуаро с его хитрым прищуром, и старушку Марпл с ее привычкой мешать ложечкой сахар в чашечке в минуты напряженных размышлений, и Каменскую с ее поразительной неприспособленностью к жизни и быту. Поэтому ей пришлось по душе мое поручение. Она с удовольствием включилась в игру с увлекательным названием «Сыщик, ищи вора».

Быстренько облачившись в джинсы и футболку, я подхватила протестующего Рудольфа на руки и ринулась из квартиры. На лестничной площадке я едва не сбила взгромоздившуюся на табурет соседку Марью Михайловну, а попросту – Михалну.

– Ой, простите! – пробормотала я.

– У-у, нечистая сила! – злобно воскликнула Михална. – Ну чисто ведьма на помеле!

Я дипломатично промолчала, хотя мне было что ей ответить. Дело в том, что Михална имела отвратительную привычку выкручивать лампочки на нашей лестничной площадке. Вообще-то баба Маша – местная достопримечательность. Во дворе упорно ходили слухи, что сам Ленин повязал ей на шею красный галстук, положив тем самым начало пионерскому движению. Хитрая бабка слухи не опровергала, но и не подтверждала. Впрочем, как и все пенсионеры, она не упускала случая пожаловаться на жизнь, поругать правительство и ехидно заметить, что, мол, некоторые молодые «деньжишши гребуть» лопатой, а перегоревшие лампочки в подъезде заменить не могут. При этом бабка многозначительно косилась в мою сторону. Я намек поняла и в тот же день ввернула лампочку. Вечером, поджидая мужа с работы, я уловила подозрительные звуки с лестничной площадки. Человек я по натуре любопытный, поэтому мгновенно приникла к дверному «глазку». Картинка впечатляла! Михална, тяжело вздыхая и потряхивая старыми мощами, взгромоздилась на табуретку и старательно выворачивала лампочку. Но она не оставила патрон сиротливо сиять дырой. Хитрая бабка вытащила из кармана фартучка старую, уже перегоревшую лампу и вкрутила ее на место. Удовлетворенно крякнув, баба Маша осторожно слезла, секунды три любовалась на дело рук своих и, хихикнув, скрылась у себя в квартире. Дня через три, углядев меня с Рудольфом во дворе, она скрипучим голосом пожаловалась, что лампочка снова перегорела. Лично я подозреваю, что зловредная старуха решила заменить все перегоревшие лампочки у себя в квартире. Разумеется, я посочувствовала, вместе с бабкой поругала местную шпану и правительство и туманно намекнула, что у Ромки на производстве уже которую неделю задерживают зарплату, а лампочки нынче недешевы. Михална окатила меня презрительным взглядом прозрачно-голубых глаз и умчалась сообщать своим товаркам о жадности молодых соседей. К слову сказать, за неделю до этих событий Мария Михайловна подарила своему внуку, здоровенному детине с совершенно дебильной физиономией, подержанную «девятку»! И по сей день лампочки на лестничной площадке продолжают исчезать с завидным постоянством. Сейчас, видимо, Михална скручивала очередную «добычу». Впрочем, в данную минуту мне было не до пререканий со старухой.

До офиса, где трудились мой Ромка и Веник, езды было где-то около получаса. Хотя тетя Света и обещала задержать посланца Кузи, «если что», все же следовало поторопиться. Я несколько раз проскочила на красный сигнал светофора, дважды «подрезала» законопослушных автолюбителей, за что была освистана гаишником, но к конечному пункту назначения прибыла ровно через двадцать минут после сигнала тетушки. На стоянке возле трехэтажного здания стоял огромный джип «Чероки» черного цвета, больше похожий на погребальную колесницу. Поставив свою машину так, что джипу невозможно было выехать, не проявив чудеса высшего пилотажа, я закурила и принялась поджидать «казначея». Минут через пять показался и он сам. Доверяя описаниям Ромки, я ожидала увидеть этакого «ботаника» в очках и кургузом пиджачке. Однако появившийся тип мало соответствовал моим представлениям. Нет, очки на нем были, и пиджачок тоже. Но весь этот прикид странно контрастировал со зверским выражением физиономии боксера со стажем. Руки и ноги у парня были настолько перекачаны, что, казалось, одно неосторожное движение – и костюмчик лопнет по швам, явив миру мощные мышцы. Да и очки юноша надел явно не по причине близорукости, а чтобы завершить образ мирного студента. Когда парень сообразил, что выехать со стоянки просто так ему не удастся, его и без того кривое лицо исказила гримаса гнева. На всякий случай я решила из машины не вылезать.

– Эй ты! – голосом, напоминавшим рычание голодного льва, обратился ко мне «боксер». – Убирай отсюда свою стиральную машину!

Рудольф жалобно заскулил и стек на пол. Я же, внутренне сжавшись, обворожительно улыбнулась бандиту и пропела:

– Ах, извините, пожалуйста. А я вас и не заметила! Вернее, заметила, но не думала, что это вы…

Парень заморгал глазами, пытаясь понять смысл сказанного. Умственные потуги заметно отразилась на его лице.

– Э-э, простите, пожалуйста, у меня маленькая просьба имеется! Не откажите в любезности… – Я продолжала источать мед, хотя на душе лежала большая холодная жаба. – Как, кстати, вас зовут?

– Отстой… – оторопело представился юноша.

– Замечательное имя! – просияла я. – А главное, вам очень подходит. Так вот, господин Отстой, вы ведь от Кузи? В смысле, от Сергея Кузина, да?

Отстой кивнул.

– Замечательно. Так вот, дружочек, передайте господину Кузину, что некая дама желает с ним встретиться. Вот тут, – я протянула бандиту листок бумаги, – номер моего сотового телефона. Пусть он со мной свяжется. Да, чуть не забыла! Речь пойдет об алмазах. Вы все запомнили, дорогуша? Ничего не перепутаете?

Отстой отрицательно покачал головой. Я для верности заставила его повторить задание, послала воздушный поцелуй и отбыла восвояси. Однако, едва я покинула стоянку, пришлось остановиться. Руки у меня противно подрагивали, а по спине стекали струйки холодного пота.

– Господи, что ж это Кузя себе таких уродов-то набрал? Прямо-таки кунсткамера. Ладно бы еще мозги были, а то ведь живет человек и мучается! Будем надеяться, что сам Кузин не такой… – Я махнула рукой и снова закурила, пытаясь успокоиться.

Обретя наконец душевное равновесие, я неторопливо покатила домой. Ехала аккуратно, пытаясь мысленно выстроить линию предстоящего разговора с Кузей. Тут два варианта: либо Кузя на самом деле курирует контрабанду алмазов, тогда мой визит может закончиться весьма печально; либо он и знать не знает, что у него под носом крутятся такие дела. В этом случае мне, может, и повезет… Плавное течение моей мысли было бесцеремонно прервано мелодичной трелью свистка инспектора ГИБДД и его же неистовыми отмашками полосатой палкой. Вздохнув, я остановилась, прикидывая, какое правило могла нарушить и с какой суммой придется расстаться. По привычке я наклеила на лицо любезную улыбку. Однако инспектор то ли ослеп, то ли улыбка у меня вышла кривоватая, но он рывком распахнул водительскую дверцу и рявкнул:

– Из машины! Руки на капот!

Рудольф, глубоко вздохнув, уже второй раз за короткий промежуток времени сполз на пол и там затих. Я представила себе, как буду выглядеть, если выполню приказание гибэдэдэшника, и возмутилась:

– Да вы что?! Вы в своем уме?! Я не привыкла к таким позам! И вообще, кто позволил вам беспредел на дорогах! Я ехала с положенной скоростью, ничего не нарушала… Или вы думаете, раз человек на иномарке, то он обязан вам заработную плату пополнять?

Немолодой усатый сержант побагровел и повторил приказание:

– Руки на капот! Выйти из машины!

По-моему, совершенно идиотское требование. Ну как я могу выйти из машины, устроив передние конечности на капоте? Я уже собралась прояснить этот вопрос у инспектора, но, заметив, как его рука потянулась к кобуре, быстренько выскочила на улицу и заняла требуемую позицию.

– А что, собственно, произошло, гражданин старший лейтенант? Я сбила вашу любимую тещу?

– Вы превысили скорость и не остановились по требованию сотрудника ГИБДД. Это дает мне основания задержать вас и выяснить… Выяснить… – Гаишник никак не мог вспомнить, что именно ему надо выяснить. – Словом, выяснить обстоятельства. Документы на машину и ваши водительские права!

Дядька еще немного подумал и добавил тоном обиженного ребенка:

– А еще оскорбляли при исполнении. Ваши документы!

– Я не могу предъявить вам документы, товарищ капитан… – начала я, а инспектор обрадовался и с такой силой потер руки, словно пытался добыть огонь, – …потому что они у меня в сумочке, а сумочка – в машине. Мне нужно ее достать, открыть, вытащить документы и предъявить вам. Но я не могу этого сделать, – еще раз повторила я, – потому что мои руки лежат на капоте, а сама я занимаю очень неудобную позицию. Так что извините, товарищ майор, но придется вам как-нибудь самому… Теперь по вопросу моего неподчинения требованиям инспектора, то есть вашим, товарищ подполковник. Видите ли…

Я покосилась на инспектора. Левый ус его как-то интересно подрагивал: вверх-вниз, вверх-вниз. Рука, я обратила внимание, к кобуре не тянулась, а свисала безжизненной плетью вдоль туловища. Мысленно поаплодировав самой себе, я продолжила давать показания:

– Н-да, так вот, товарищ полковник. Я очень торопилась. Дело в том, что жена моего песика… Можете проверить – он на полу в салоне автомобиля. Она сегодня рожает. Папаша очень нервничает. Ему захотелось присутствовать при сем торжественном моменте. Да, я нарушила правила, превысила скорость. Осознаю свою вину и постараюсь больше так не делать. Но, товарищ генерал-майор, разве может быть что-нибудь значимее появления на свет потомства?! Вот у вас, к примеру, сколько детей?

– Трое… – отчего-то шепотом ответил инспектор.

– Неплохо, но, учитывая демографическую ситуацию в стране, маловато. Вот мы, например, сегодня произвели на свет семерых. Ну да ладно, у вас еще все впереди, господин генерал-лейтенант. Так я могу ехать?

Усатый инспектор, произведенный мною в генералы, оторопело кивнул. Я обрадованно отлепилась от капота, села за руль и, протянув гаишнику сторублевую купюру, строго добавила:

– Купите детям шоколадки и фрукты.

Я постепенно отдалялась от инспектора, но в зеркале заднего вида еще долго отражалась его фигура с зажатой в кулаке купюрой.

– Вот видишь, Рудольф, – со вздохом обратилась я к собаке, – кругом одни взяточники и коррупционеры. За державу обидно!

Рудольф несмело тявкнул и свернулся на сиденье калачиком.

Вздохнув еще раз, я надавила на педаль газа, и тут… Ехала я по второй полосе. Неожиданно справа выскочил старенький «Ниссан» и лихо пристроился прямо у меня перед носом. Нога автоматически нажала на тормоз, и сзади я почувствовала ощутимый удар. Тут же сработала система безопасности заграничной машины: прямо из руля выскочила белая тряпочка и стала раздуваться. Я остановилась, боясь оглянуться, зажмурила глаза и уронила голову на подушку безопасности.

– Ну ты, коза! – донесся до моего сознания голос. – Живая? Заснула, что ли? Выходи, говорить будем!

Очень медленно я приоткрыла один глаз и скосила его в сторону. Возле водительской дверцы стоял блондинистый и очень даже симпатичный молодой человек и… улыбался! Первый раз вижу человека, который, протаранив машину, улыбается. Осмелев, я раскрыла оба глаза до пределов, отпущенных природой, и неуверенно ответила на его улыбку.

– Вы мне машину разбили, – сообщила я парню. – ГИБДД будем вызывать или сами заплатите?

– Ну ты даешь, подруга! – захохотал молодой человек. – Сама виновата, а с меня бабки требует!

– Как это «виновата»?! Вы же видели, что меня подрезали! Я едва успела затормозить! Если не хотите платить, давайте ДПС вызывать, оформим протокол…

Я осеклась, вспомнив, что не более чем пять минут назад счастливо избежала долгой и нудной разборки с инспектором ГИБДД, заплатив за это всего лишь сто рублей.

– Да видел я, видел. Ты в самом деле не виновата… Слушай, тут дел-то на пару часов: немного бампер помят, и фара одна выскочила. Я в автосервисе неподалеку работаю – сам все починю. Меня, кстати, Тимуром зовут…

– А меня Женька. Я замужем, муж у меня бизнесмен, и нрав у него крутой. Так что клеиться не советую – покалечит. Поехали в твой сервис! Только как вот эту штуку убрать? Не упаковывать же ее обратно? – Я ткнула пальцем в подушку безопасности.

– А хрен ее знает! – весело ответил Тимур.

– Как же ты в автосервисе работаешь и не знаешь, что с подушкой безопасности делать? – подозрительно прищурилась я.

– А я начальник. А начальники у нас не работают. Давай вот что сделаем: до сервиса доедем на моей машине, а за твоей эвакуатор пришлем…

Немного подумав, я согласилась. А что оставалось делать? Не ехать же за рулем, не имея обзора?

– Только я не одна, – предупредила я парня.

– Да? А с кем? У тебя телохранитель в багажнике или любовник? – продолжал он веселиться.

– Дурак! – в сердцах топнула я ногой. – У меня собака в салоне. Злая, между прочим!

Словно подтверждая мои слова, Рудольф угрожающе зарычал с заднего сиденья. Тимур наклонился и заглянул в салон.

– О, такса! Это моя слабость! У меня у самого две дома живут: Ромик и Жулька. В смысле Ромео и Джульетта. Ладно, с собакой так с собакой. Поехали!

Я взяла Рудольфа на руки, закрыла свою машину и гордо уселась в салон «Фольксвагена». По дороге Тимур то и дело бросал веселые взгляды в мою сторону. Нет, положительно этот парень мне нравился все больше и больше! Кажется, у него такой же, как и у меня, веселый беззаботный характер.

– Значит, муж, говоришь, бизнесмен? – спустя какое-то время поинтересовался Тимур. – А ты у нас, выходит, домохозяйка.

– И ничего не домохозяйка, – почему-то обиделась я.

– А кто же? Бизнес-леди?

– Я частный детектив!

Тимур присвистнул:

– Первый раз вижу живого детектива! И что, много работы?

– Полно! – Я притворно-равнодушно пожала плечами. – От клиентов отбоя нет. И это несмотря на то, что я дорого оцениваю свои услуги.

– А чем ты занимаешься? – не унимался любопытный юноша. – Неверных жен-мужей выслеживаешь или возвращаешь хозяевам потерявшихся собачек?

– Да нет, этим как раз я не занимаюсь! В основном убийства. Заказные, разумеется… Ну и прочая чернуха. Именно то, с чем наша милиция справиться не может.

– Слушай, а пропавших людей ты не ищешь?

– Пока еще не пробовала. А что?

С лица Тимура исчезла улыбка, а в глазах появилась грусть. Он немного помолчал, а потом, словно решившись на что-то, заявил:

– Жень, а если я предложу тебе работу, возьмешься?

– Ну-у, не знаю… – Я растерялась. – Вообще-то я сейчас занимаюсь одним очень сложным делом… А что случилось?

– Брат у меня пропал, – печально ответил Тимур.

– Как это пропал? Когда?

– Известно, как – ушел из дому и не вернулся. Месяц уже от него ни слуху ни духу…

– А твой братец не того… ну, не наркоман? – предположила я. – А то, знаешь ли…

– Не-е, Родя правильный пацан. Спортсмен. Вообще-то мы с ним близнецы.

– Как ты сказал? Родя?

– Ну да, Родион.

– Надо же, какое совпадение, – пробормотала я себе под нос.

– Чего? Какое совпадение? Ты о чем, Жень? – Тимур бросил удивленный взгляд в мою сторону.

– Да нет, ничего. Это я о своем, о девичьем. Так что твой Родя?

– Пропал, я ж говорю. Месяц назад.

– В милицию обращался?

– А то! Да что толку? Ты ж знаешь нашу милицию. Они матери все нервы измотали, прежде чем заявление приняли. Искать, разумеется, не стали. Зато теперь только и успевай в морг ездить…

– Зачем? – удивилась я.

– Трупы опознавать. Но только зряшное это дело, ей-богу! – Тимур махнул рукой. – Я чувствую, что Родя жив! Близнецы – они знаешь как друг друга чувствуют!

Знать я, конечно, не знаю, но много об этом слышала и читала. Вспомните, к примеру, забавные приключения братьев-близнецов Арнольда Шварценеггера и Денни Де Вито. Да и в жизни я несколько раз сталкивалась с близнецами. У нас в школе учились Мишка и Сашка Астафуровы. Похожие как две капли воды. Однажды Мишку увезли прямо с уроков в больницу с приступом аппендицита. Сашка ходил бледный и жаловался на острую боль в правом боку. Школьная медсестра решила, что и у него приступ, и вновь вызвала «Скорую помощь». Сашку забрали и обследовали. Никакого воспаления слепой кишки не нашли и отпустили домой. Однако все время, что Михаил провел в больнице, Сашка испытывал те же ощущения, что и его брат. Поэтому то, о чем говорил сейчас Тимур, вполне реально, хоть и необъяснимо.

– Вот что, – решительно заявила я, – делаем так. Ты с работы можешь на пару-тройку часов уйти?

– Ну, в принципе… А что?

– А то. Едем ко мне, и ты все расскажешь. Тогда и решим, чем можно тебе помочь.

– А твоя машина?

Черт, совсем из головы вылетело! Забыла, что я теперь снова автовладелец.

– Тогда так: ты меня отвозишь домой, потом забираешь мою машину и отгоняешь ее в свой автосервис. Там оставляешь и дуешь ко мне. Ну как, согласен?

Тимур кивнул и, как мне показалось, облегченно вздохнул. Некоторое время мы ехали молча. О чем думал Тимур, не знаю. А я решала задачку со многими неизвестными. К примеру, этот Родион. Тот ли это Родион, о котором говорила мне убитая Анастасия Романова? Почему-то я решила, что именно он убийца. А вдруг он тоже пострадавший? Вон брат его говорит, что уже месяц никаких известий от близнеца нет. Связан ли он с делом о якутских алмазах? Если связан, то каким образом?

– Черт, – неожиданно нарушил молчание Тимур. – Не нравится мне это…

– Чего? – не поняла я.

– Да вон «вольвешник» за нами увязался. Я давно его заметил. Чего ему, спрашивается, надо?

Я вывернула голову и увидела, что на незначительном расстоянии от нас едет серый «Вольво». За лобовым стеклом кивала головой игрушечная собачка. Лицо водителя рассмотреть не представлялось возможным: во-первых, далековато, а во-вторых, насколько я могла разглядеть, он был в темных солнцезащитных очках.

– С чего ты решил, что он за нами? Может, он просто по своим делам катит, – предположила я.

– Ага, по своим, – ухмыльнулся Тимур. – Я его еще там, на шоссе, заметил, когда мы с тобой… Ну, в общем, на месте аварии.

– Оторваться сможешь?

– А то! Я же бывший каскадер, – похвастался парень и нажал на педаль газа.

Многосильный мотор взревел, будто просыпаясь от спячки, и машина полетела вперед, едва касаясь колесами асфальта. Не спорю, я тоже далеко не ангел, когда еду за рулем, и правила дорожного движения если и писаны для меня, то о-очень мелким шрифтом. И вообще, какой же русский не любит быстрой езды?! Но то, что выделывал на дороге Тимур, заставило меня глубоко вжаться в кресло и задуматься о бренности всего земного. Чтобы избежать головокружения и приступа морской болезни, я закрыла глаза и доверилась мастерству бывшего каскадера. «Раз он до сих пор жив, – решила я, – то, может, и сейчас обойдется». Спустя какое-то время, в течение которого ничего не произошло, я осмелела и приоткрыла один глаз. Скосив его в сторону водителя, я заметила, что Тимур всецело сосредоточен на дороге и то и дело бросает взгляды в зеркало заднего вида.

– Ну что? Ушли? – слабым голосом поинтересовалась я.

– Нет пока, – ответил бывший каскадер. – Да ты не переживай. Сейчас дворами оторвемся!

Не сбрасывая скорости, Тимур резко повернул направо в какой-то неширокий переулок. Я не удержала равновесия и тюкнулась лбом об стекло. Рудольф прижался ко мне всем телом, отчаянно дрожа и негромко поскуливая. Еще какое-то время мы крутились по дворам, улицам и переулкам, пока наконец не стало ясно, что от преследователей мы оторвались. Вскоре Тимур плавно затормозил возле моего подъезда. Я с облегчением вывалилась из салона машины и, продиктовав новоявленному Шумахеру свой адрес и на всякий случай телефон, нетвердой походкой поднялась к себе домой.

Сварив кофе и разбавив его сливками, я уселась у окна и принялась поджидать моего нового «клиента». Окна у нас выходят во двор, открывая широкую панораму всех происходящих там событий. Сейчас я с интересом наблюдала, как мальчишки играют в «банки». Когда я росла, мы тоже с удовольствием швыряли палками по пустым консервным банкам. Теперь уже и не вспомнить все тонкости этой игры, но было ужасно интересно и весело. Я мысленно поблагодарила подрастающее поколение за то, что они сумели сохранить игры своих старших товарищей, а не ушли поголовно в виртуальный мир и Интернет. Тут взгляд мой переместился на стоянку.

– Мама, – прошептала я и помотала головой из стороны в сторону, пытаясь отогнать наваждение.

Возле старенького «Москвича» пенсионера Иваныча из соседнего подъезда остановился черный «Сааб». Дверцы машины открылись, и оттуда вышли три человека. В одном я опознала Тимура. Он почему-то прихрамывал на левую ногу и рукой держался за ребра. Двое других, не слишком церемонясь, толкнули парня в спину, и вся эта живописная группа направилась к нашему подъезду. У меня не возникло ни тени сомнения в том, что сейчас придется принимать гостей. Вздохнув, я поплелась открывать дверь.

– Ну, здравствуй, Женя Зайцева, – криво ухмыльнулся высокий мужчина в элегантном костюме. – Ты хотела со мной поговорить о чем-то важном? Я решил не откладывать встречу надолго. Тем более что тема разговора меня заинтересовала. Товарищ твой почему-то не хотел нам говорить, где ты живешь…

Дядька кивнул в сторону Тимура. Тот стоял, опустив голову, и усиленно изучал рисунок ковра. Я заметила, что один глаз у него заплыл и уже начал наливаться синевой.

– Так мы пройдем в комнату? Или ты будешь держать дорогих гостей на пороге? Кстати, я не представился – Кузин Сергей Николаевич.

Не дожидаясь приглашения, Кузя со своим коллегой протопали в комнату. Тимур виновато поднял на меня здоровый глаз, вздохнул и отправился вслед за ними. Мне стало немного жаль парня: вот так ни за что ни про что получил в глаз. Да, роковая встреча для юноши, ничего не скажешь. Он, наверное, и сам не рад, что вызвался помочь мне с ремонтом машины. Покачав головой, я поспешила присоединиться к компании, уже расположившейся в гостиной на диване.

– Итак? – Кузя поднял на меня темные, почти черные глаза. – Что ты хотела мне поведать о якутских алмазах?

Я сосредоточенно почесала за ухом, пытаясь сообразить, с чего начать. Авторитет пристально смотрел на меня, ожидая разъяснений, а я никак не могла решиться. Очень, согласитесь, волнительно играть вслепую с криминальным авторитетом.

– Вы что-нибудь слышали о компании «Алрос»? – наконец заговорила я.

– Так, кое-что… – пожал плечами Кузин.

– Они монополизировали добычу, переработку и продажу якутских алмазов…

– И что? Мне предлагается купить эту компанию? – хохотнул Кузин. – Я согласен, если не очень дорого.

– Нет. Тут дело в другом. Понимаете, кто-то продает якутские алмазы по демпинговым ценам и с липовыми документами. Причем продажа идет не только у нас, но и на Западе. Возникает законный вопрос: кто? Есть два варианта ответа. Это либо кто-то из самой компании, либо какие-то левые старатели. Последнее предположение из области околонаучной фантастики, потому что «Алрос» контролирует все кимберлитовые трубки в Якутии. Кроме того, организовать добычу, переработку алмазов, наладить каналы сбыта по России и за рубеж – дело, согласитесь, дорогостоящее. Провернуть его под носом «Алроса» практически невозможно. Следовательно, кто-то из самой компании играет налево. Впрочем, предположение о посторонних старателях тоже не стоит отметать окончательно. Сами знаете, у русского человека соображалка работает здорово, особенно если речь идет о том, как заработать побольше денег и не отдать их в казну государства…

Кузя внимательно слушал мой монолог, а потом поинтересовался:

– А при чем здесь я?

– При том. Вы, можно сказать, хозяин города. А менты считают, что мозговой центр преступного сообщества по контрабанде якутских алмазов находится здесь. А это значит, что через наш город идут о-очень большие деньги. И идут они мимо вас, уважаемый Сергей Николаевич.

Настал решающий момент. Сейчас выяснится, в деле Кузя или нет. Если он знает об алмазах, то даже страшно представить, что будет. Потому как лишние свидетели ему совершенно без надобности. Я незаметно скрестила пальцы на обеих руках и уставилась на авторитета. Кузя сидел прикрыв глаза и, казалось, о чем-то размышлял. «Ну вот, – затосковала я. – Решает, наверное, как лучше меня убрать. Интересно, я долго буду мучиться или сразу умру? Лучше, конечно, сразу, потому как боли я боюсь с детства. А ну как пытать начнет? Ненавижу горячие утюги на животе. После них такие ужасные шрамы остаются, ни в одно бикини не влезешь. Хотя чего уж там, какое бикини! Хорошо, если похоронят по-человечески…»

Наконец Кузя открыл глаза и очень медленно, проговаривая каждое слово, спросил:

– А с чего ты решила, что алмазные деньги проплывают мимо меня?

– Я подумала, раз вы решили со мной встретиться, а не убрали сразу как лишнего свидетеля, значит, не догадываетесь, какие дела творятся без вашего ведома.

– Да? А если мне было просто интересно, как много ты знаешь?

– И что? Сколько бы я ни знала, конец-то один – лезвием по горлу и в колодец. И уж во всяком случае не стали бы проявлять такое нетерпение и лично являться ко мне в гости. Я так думаю, что вы тоже уже слышали об алмазном синдикате, поэтому так и заинтересовались…

– Умная, значит, – подвел итог Кузин. – Это и к лучшему. В общем-то, ты права. Я кое-что слышал об этом деле. И мне не нравится, что все это происходит под моим носом и без моего согласия. Только вот беда: никак не удается выйти на след этих… м-м… дельцов.

– Я знаю, – кивнула я. – Все, кто так или иначе связан с якутскими алмазами, рано или поздно умирают. Вам скорее всего не удалось ни с кем даже побеседовать.

– Ну а от меня-то ты что хочешь?

– Э-э… понимаете, я тоже ищу этих, как вы выразились, дельцов. Однако я женщина слабая, меня очень легко обидеть. Может так случиться, что мне понадобится помощь. Вот я и хотела бы заключить с вами небольшую сделку.

– Да? И какую же?

– Вы мне оказываете посильную помощь в работе. Ну, людьми, если понадобится, техникой и прочими прелестями. А я, как только найду эту шайку-лейку, сразу же сообщаю вам, минуя милицию и прочие следственные конторы. А там уж как хотите: хотите, сдавайте их органам правосудия, хотите, разбирайтесь сами… Ну что, идет?

– Договорились, – улыбнулся Сергей Николаевич. – Мне это нравится.

– А можно один вопрос? – осмелела я.

– Валяй.

– Это ваши ребята на «Вольво» нас пасли?

– Мои. И аварию тебе подстроили – очень уж мне не терпелось с тобой пообщаться. Только вот этот перец, – Кузя указал на Тимура, – все карты смешал. Пришлось его немного поспрашивать, куда он дел свою пассажирку. Ты уж не сердись, парень!

– Да уж, не сердись, – обиженно буркнул Тимур. – Отделали как бог черепаху…

– А нечего было из себя пионера-героя строить, – парировал Кузин. – Тебя ведь сперва по-хорошему спрашивали.

Бывший каскадер еще что-то проворчал себе под нос и затих.

Когда высокие гости отбыли, я с облегчением прислонилась к стене и медленно сползла по ней на пол. «Господи, с меня свечка! Нет, пять, – подумала я. – Первый гейм я выиграла. Интересно, что будет дальше?»

– Жень, Женька! – Кто-то сильно потряс меня за плечо.

Я открыла глаза и увидела перед собой Тимура.

– А-а, это ты, – устало прошептала я. – Чего с дружками не ушел?

– Какие дружки, Жень? Разве друзья могут так отделать? Я тебя отвез и вернулся в автосервис, хотел эвакуатор за твоей машиной отправить. А тут эти…

Я еще раз оглядела бывшего каскадера: разбитая бровь, заплывший глаз, дырка на джинсах, сквозь которую было видно кровоточащее колено. Мне стало жалко парня.

– Ладно, – кряхтя, поднялась я с пола, – считай, что отделался легким испугом. Могло быть и хуже. Пошли на кухню, кофе тебя напою. Там и послушаем твою историю о двойнике.

– О близнеце, – поправил Тимур.

– А, какая разница! – махнула я рукой и включила кофеварку.

…Мы сидели за столом. Кофе, не тронутый ни мной, ни Тимуром, уже остыл. Я, открыв рот и периодически всхлипывая, слушала его рассказ.

Близнецы, Тимур и Родион, появились на свет восьмого марта. Их отец, летчик гражданской авиации, был чрезвычайно горд этим обстоятельством. «Это мой подарок жене!» – гордо заявлял он.

Молодая мама тоже не скрывала радости от появления сразу двух мальчишек. Оба новорожденных были на удивление спокойными младенцами: по ночам спали, ели великолепно, болели редко и развивались по всем правилам педиатрической науки.

Беда грянула, как это обыкновенно бывает, неожиданно. Вы, наверное, слышали, что где-то лет двадцать назад наши самолеты стали часто разбиваться. Причины называют самые разные: ошибки диспетчеров, экипажа, износ парка машин… Вот как раз в одной из таких авиакатастроф и погиб отец ребятишек. Карапузам тогда только исполнилось по два года. Мать Тимура и Родиона словно окаменела от горя. Она не ела, не пила, на сыновей внимания не обращала – целыми днями сидела и смотрела в одну точку сухими воспаленными глазами. Соседка, пенсионерка Нина Васильевна, видя такое состояние молодой матери, взяла близнецов на некоторое время к себе.

Говорят, время лечит. Это неправда. Со временем боль только притупляется, но никогда не проходит совсем. Спустя пару месяцев мать Тимура и Родиона вернулась к обычной жизни. К обычной? Нет… она действовала, как автомат: говорила, готовила, убирала, стирала… Но жизни в ней уже не было. Ко всему прочему женщина стала выпивать. В такие дни детей забирала Нина Васильевна. Сначала раз в месяц, потом все чаще и чаще. В конце концов, промаявшись таким образом полтора года, Нина Васильевна заявила:

– Оксана, или ты прекращаешь пить, или я сдам детей в интернат, так и знай!

Оксана подняла на соседку мутные глаза и заплетающимся языком пробормотала:

– Сдавай, мне-то что? Они мне не нужны. Чего там надо подписать?

В неполные четыре года Тимур и Родион оказались в детском доме. Там на них обратила внимание молодая воспитательница, Тамара Ивановна Лесновская. Жизнь ее не то чтобы не сложилась, но была какая-то неполная. С мужем у нее сложились замечательные отношения, только вот детей у них не было. На свой день рождения близнецы получили прекрасный подарок: маму Тому и папу Витю. Однако через два года папа Витя покинул семью, а мама Тома вышла замуж за Юрия, который был младше ее на семь лет. Юра стал мальчикам больше, чем отцом. Он занимался с ними спортом, ходил в походы. А когда мальчикам исполнилось по десять лет, отвел их в школу каскадеров, где был руководителем. Мальчишки росли спортивными, благородными и добрыми.

Призвали их на срочную службу вместе, в одну воинскую часть. Уже там им пришло первое письмо от родной матери. Каким образом она узнала их адрес, осталось загадкой. В письме она подробно описывала свою непутевую жизнь и слезно просила у сыновей прощения. После двух бессонных ночей Тимур и Родион решили: пусть мать приедет, а там будет видно. Через месяц ребят вызвали на КПП. Там их ждала довольно молодая, симпатичная и… беременная женщина.

– Мама? – в один голос прошептали близнецы.

– Тима! Родя! – Женщина протянула вперед дрожащие руки и разрыдалась.

Вскоре судорожные всхлипы и эмоциональные восклицания стихли. И после сумбурного разговора стало понятно, что мама Тимура и Родиона долго лечилась от своего недуга. Теперь она нормальный человек, который имеет право на счастье. Два года назад она вышла замуж и теперь ждет появления на свет дочери. Но память о двух потерянных сыновьях и непроходящее чувство вины мешали ей быть полностью счастливой. Вот женщина и решила найти близнецов.

Братья выслушали свою мать, прониклись и… простили ее. Однако они категорически отказались расставаться с мачехой – кроме добра, ласки и заботы, они от нее ничего не видели. Вот так и получилось, что у ребят оказалось две матери и два отчима.

После армии Тимур и Родион всерьез увлеклись профессией каскадера. Они участвовали в соревнованиях, фестивалях, съемках кинофильмов. Удача им улыбалась, и казалось, что это никогда не кончится. Впрочем, всем известно, что жизнь течет по одной ей известным законам. На очередных соревнованиях Тимур получил серьезную травму спины, и о любимой профессии ему пришлось забыть навсегда. Родион тоже оставил ее. Братья открыли небольшую автомастерскую и зажили, в общем-то, неплохо.

Спустя какое-то время Родион объявил, что женится. Собственно, свадьбы как таковой и не было. Просто однажды в доме появилась Настя, прелестное жизнерадостное существо с огромными доверчивыми глазами. Родька был на седьмом небе от счастья. Он работал как вол, только чтобы его Стасенька ни в чем не чувствовала нужды. Молодая жена тоже работала, в ювелирном магазине продавцом-консультантом. Так прошло два года. Родион к этому времени сумел купить квартиру, машину, у ребят появились деньги, которые позволяли не думать о завтрашнем дне…

– Ну вот, а теперь Родька куда-то пропал, – со вздохом закончил свой рассказ Тимур.

– А жена? Может, она знает, где он? – предположила я.

Парень замялся.

– Понимаешь, Жень, они последнее время не очень-то ладили. Родя даже квартиру снял, чтобы отдельно жить. Но не в этом дело. Насти тоже нет…

– Как это нет? – опешила я. – А где же она?

Тимур пожал плечами и сник.

«Ну и дела! – подумала я. – Народ пропадает пачками! Нет, со всем этим нужно что-то делать!»

– Послушай, – мне пришла в голову идея, – а Родион не мог поехать к своей матери? Ну, я имею в виду вашу настоящую мать?

– Я был там, – ответил Тимур. – Он не приезжал, не писал, не звонил…

Повисло молчание, во время которого я пыталась ухватить мысль, которая смутно мелькала у меня в мозгу. Дело это зряшное, потому как мой мыслительный аппарат в связи со всеми событиями, имевшими место быть, слегка перегрелся.

– Ладно, Тим, – я решительно рубанула рукой воздух, – не печалься, попробуем найти твоего братца. Ты напиши мне адреса вашей матери, Насти и… и… Блин!!!

Я издала радостный вопль и завертелась на одной ноге вокруг своей оси, потому что в эту секунду мысль, мелькавшая вдалеке, прорезалась четко и ясно.

– Тим, – озвучила я ее, останавливаясь, – а у Насти, случайно, фамилия не Романова?

– Романова… – растерянно пробормотал Тимур, вжимаясь в спинку дивана. – А откуда ты…

Не обращая внимания на гостя, я закрыла глаза и, заломив руки, простонала:

– О-о, я гений! Теперь уже это не подлежит сомнению! Ну, Вовка, держись, гад!

Тимур испуганно таращился на меня, решив, вероятно, что моя крыша уехала далеко и надолго. Он искренне сочувствовал мне лично и незнакомому ему Вовке-гаду. Наконец приступ величия у меня прошел, и я почти спокойно приказала:

– Пиши.

– Чего? – пролепетал Тимур, доставая из кармана авторучку.

– Как чего? Чистосердечное признание, разумеется!

– К-какое? – побледнел парень.

– Ну-ну, – я снисходительно похлопала его по плечу, – не волнуйся, это шутка. Шутю я так, понял? Адреса пиши. Насти, Родиона, где он квартиру снимал, адрес вашей матери… Пожалуй, хватит. Да, и свой не забудь. Ты мне еще понадобишься!

Тимур послушно записал на клочке бумаги все, о чем я его просила, и, торопливо попрощавшись, ушел.

Я сварила себе еще кофе со сливками, уселась у окна и впала в глубокую задумчивость. До чего же все-таки тесен мир! Казалось бы, ну каким боком может относиться к делу о якутских алмазах Тимур, случайный фактически человек? А вот ведь как вышло: и брат у него Родион, и жена брата Анастасия Романова. У меня лично совершенно не возникало сомнений, что именно этого Родиона имела в виду Настя, когда просила его найти. Значит, она знала, что муж пропал. Может, сама затеяла поиски и вот… поплатилась за это собственной жизнью. Стоп! А откуда же у нее алмаз? И вообще, так ли случайна авария на дороге, благодаря которой я познакомилась с Тимуром? Конечно, Кузя сказал, что это он все подстроил. Но Тимур-то как там оказался? В нужное время, в нужном месте? Задав себе все эти вопросы, я с грустью и глубоким прискорбием констатировала, что дело еще больше запуталось, вопросов прибавилось, а ответов, увы, пока нет.

От размышлений меня отвлек звонок в дверь. На пороге стоял Рассел со своей вечной улыбкой.

– А-а, это ты, привет! – уныло поздоровалась я с американцем. – Проходи. Какие новости?

– Я не иметь новость, – вздохнул Доуэрти. – Я собирать материалы, но… А ты имеешь новость?

– Пока что новости имеют меня, – проворчала я. – Впрочем, кое-что есть. Я, кажется, знаю, кто такой Родион. Только пользы от этого никакой. Он все равно пропал. А убитая женщина у музея – его жена… Это нам тоже ничего не дает. Но для очистки совести можно съездить на квартиру, которую снимал Родион. Хотя… Он там недолго жил. Вряд ли соседи успели его хорошо изучить. Ну что? Поедем?

Рассел утвердительно кивнул, и мы направились к выходу. Уже на улице, посмотрев вокруг, американец спросил:

– Женька, а где твой машина?

– М-м… – промычала я. – Она того… немножко в ремонте…

Американец удивился еще больше:

– В ремонт? Но я хорошо знать американский машина. Они очень надежный! Твой машина был совсем новый!

– В России нет ничего надежного, даже американских машин, – наставительно произнесла я. – И потом, там дел-то на пару часов. Тимур быстренько сделает и пригонит ее обратно. Дело житейское. Правда, сейчас придется нам с тобой прогуляться пешком…

Рассел еще немного оторопело поморгал и двинулся следом за мной.

Погода стояла великолепная, почти летняя. По этому случаю я обула свои новенькие итальянские туфельки. Грех было упускать такой случай продемонстрировать народонаселению нашего городка красоту и изящество моих нижних конечностей. Однако вскоре стало ясно, что я совершила роковую ошибку. Новые туфли немилосердно начали жать уже на десятой минуте. «Черт! И как я их выбирала? – ругала я себя. – Это ж не туфли, а инквизиторский сапог в двух экземплярах!»

Заметив, что я охромела на обе ноги, Доуэрти галантно предложил мне проделать оставшуюся часть пути на такси. Я отказалась, кивнув на автобус, подходивший к остановке. Мы загрузились в транспорт, и я с облегчением опустилась на сиденье рядом с молоденькой девушкой, увлеченно читавшей книжку в яркой обложке. Чтобы совсем уж почувствовать себя в раю, я скинула итальянские туфельки, вытянула ноги и блаженно прикрыла глаза…

– Вы будете выходить на следующей остановке? – пропел над ухом ангельский голосок.

Я очнулась от сладкой неги, открыла глаза и посмотрела в окно. Надо же, я и не заметила, что мы уже приехали.

– Будем, – вздохнула я, представив, что сейчас снова придется испытать пытку «испанским сапогом».

Нашарив туфли, я втиснула в них ноги, мельком отметив про себя, что за такой короткий промежуток времени отечность с них успела сойти и теперь итальянское чудо сидит на ногах намного удобнее. Особенно на левой. Кивнув Расселу в сторону выхода, я поднялась. Следом за мной прошагала и девушка, странно прихрамывая. Как настоящий джентльмен, Доуэрти первым вышел из автобуса и подал даме, то есть мне, руку. При этом он внимательно следил, чтобы я, не дай бог, не споткнулась и не рухнула со ступенек вниз. Весь выход занял не более трех-четырех секунд. Но за это время на лице Рассела промелькнула целая гамма чувств: от изумления до еле сдерживаемого смеха. Когда я благополучно ступила на землю, галантный американец подал руку и моей соседке. При этом смех его уже прорывался наружу. Я подивилась такому поведению приятеля, но приписала его новым впечатлениям, полученным от поездки в городском транспорте. Едва автобус тронулся и отъехал от остановки, Доуэрти согнулся пополам и, схватив себя обеими руками за живот, разразился громоподобным хохотом. Эк разбирает иностранца! В следующий раз нужно будет в такси ехать. А то, не дай бог, повторится подобная истерика! А ведь я за него отвечаю перед родной прокуратурой.

– Эй, с вами все в порядке? – участливо обратилась девушка-соседка к Расселу.

– Он американец, – пояснила я ей. – Новая страна, новые впечатления… Сами понимаете!

Девушка с пониманием кивнула, сочувственно похлопала корчившегося в судорогах смеха американца и развернулась, чтобы отправиться по своим делам.

– Foot! – простонал Доуэрти.

– Что, простите? – притормозила девушка.

– Насколько я разобрала, он сказал foot. Что в переводе означает ступня, – пояснила я.

– Может, ему ногу свело? – предположила собеседница.

– Ага, и он от этого веселится. Рас! – Я потрясла Доуэрти за плечо. – Ты идти можешь?

Американец на вопрос не среагировал. Вместо этого он протянул руку в сторону моих ног и повторил:

– Foot! Shoes!

– Нога… Туфли… – перевела девушка и пожала плечами. – Ничего не понимаю!

Зато я, кажется, начала понимать, что так развеселило заморского гостя. Чтобы подтвердить свои предположения, я опустила глаза и с интересом уставилась на собственные ноги. Затем перевела взгляд на ноги девушки. Картинка была, в общем-то, одинаковая: на моей правой ноге красовалось итальянское произведение обувной промышленности, а на левой – туфля неизвестного мне мастера. На конечностях девушки была та же картинка, только в точности наоборот. Видимо, в автобусе моя соседка тоже избавилась от обуви, чтобы дать возможность ногам отдохнуть. А потом мы второпях перепутали туфельки. Теперь понятно, почему левая туфля устроилась на моей ножке комфортнее правой: у девушки размер был немного больше, да и туфли не новые, а уже разношенные. Сперва я рассердилась из-за идиотского положения, в которое попала. Потом не выдержала и захохотала вместе с Расселом. Девушка посмеялась тоже, мы переобулись и разошлись в разные стороны. С трудом успокоившись, мы с Доуэрти взяли курс к дому, где снимал квартиру Родион.

Брат Тимура жил на восьмом этаже типовой девятиэтажки. Лифт, как и следовало ожидать, не работал, и нам пришлось подниматься почти под крышу высотки собственными ножками. Этот факт настроения мне не прибавил – туфли жали немилосердно. Шепотом выражая свое отношение к реформе жилищно-коммунального хозяйства, я покосилась на своего спутника. Американец мужественно преодолевал ступеньку за ступенькой, внимательно прислушиваясь к моим словам. «Язык изучает!» – с уважением подумала я. Наконец последний пролет был преодолен, и мы остановились перед металлической дверью.

– Н-да, – задумчиво почесала я за ухом. – Ну и что? Вот здесь и жил тот самый Родион… Может, к соседям попробовать позвонить?

По соседству располагались две точно такие же металлические двери. Я позвонила сначала в одну из них, а затем и в другую. За первой откликнуться не пожелали. За второй же раздался мужской голос:

– Кто там еще?

Сделав знак Расселу, чтобы тот молчал и ничем не выдавал своего иностранного происхождения, я как можно вежливее ответила:

– Здравствуйте, мы из местной газеты. К нам в редакцию поступил сигнал о недостаточно хорошей работе вашей жилконторы. Вот мы и проверяем…

После непродолжительного молчания мужчина потребовал:

– Назовите вашу фамилию и телефон редакции!

До свадьбы с Ромкой я трудилась в редакции местной газеты корректором, поэтому кое-какие сведения остались в памяти. Продиктовав телефон отдела писем и назвав фамилию моей приятельницы, которая в настоящий момент совершенно точно находилась в командировке, я замерла. Пять минут прошли в томительном ожидании. Наконец послышалось щелканье замков, и дверь распахнулась. Перед нами возник молодой парень в инвалидной коляске. Обе ноги у него отсутствовали – брючины были завернуты под культи. Отсутствие ног компенсировал мощный торс, обтянутый тельняшкой, и сильные руки, сжимавшие трубку радиотелефона.

– Проходите, – пригласил парень и широко улыбнулся.

При этом лицо его неузнаваемо изменилось и стало похожим на лицо нашкодившего школьника.

– Вы уж извините, что продержал вас на лестнице. – Хозяин вкатил коляску в единственную комнату и жестом указал нам на кушетку, аккуратно заправленную стареньким покрывалом. – Время сейчас сами знаете какое! А я хоть и без ног, но жить хочется.

Я осмотрелась. В комнате было чистенько и свежо. На письменном столе стоял компьютер, модем, принтер и еще какая-то штучка, названия которой я не помню. Компьютер интимно гудел, указывая на то, что парень за ним только что работал. В углу расположились недорогой телевизор и видеомагнитофон. Простенькие, выгоревшие на солнце занавески слегка колыхались от легкого сквозняка.

Мы с Расселом последовали приглашению хозяина и устроились на твердой и неудобной кушетке.

– Меня зовут Матвей. Матвей Сметатнин. Инвалид. Ветеран второй чеченской кампании. Помощи от государства не жду – пытаюсь выжить самостоятельно. А в общем-то, я парень веселый!

– Матвей, – мне почему-то совсем не хотелось обманывать его, – вообще-то мы не из редакции…

– А откуда? Если вы из комитета, то лучше проваливайте! – На скулах Матвея задвигались желваки. – Я уже сказал – никуда не поеду! Ничего мне от вас не надо!

Кулаки парня сжимались и разжимались, демонстрируя великолепную игру бицепсов и трицепсов.

– Нет, нет, мы не из комитета! – поспешно отказалась я. – Мы вам ничего не предлагаем!

– А чего ж вы тогда хотите? Кто вы?

– Э-э, понимаешь, Матвей… Кстати, меня зовут Женька. Так вот, мы бы хотели с тобой поговорить о твоем соседе, Родионе…

– Тю-ю! О Родьке! Да он уж сколько времени и носа сюда не кажет, – воскликнул Мотя.

– Я знаю, – кивнула я. – Понимаешь, к нам обратился его брат с просьбой разыскать Родиона. Дело в том, что Родя пропал.

Взгляд Моти неуловимо изменился, лицо посуровело, а на скулах снова заиграли желваки.

– Говорил я ему, не фига с этой стервой связываться! – Он сильно шарахнул кулаком по ручке коляски. – А он заладил как попка: люблю, люблю! Ей помощь нужна! Вот и помог, прости господи!

– Ты о ком? – осведомилась я.

– О Насте его, о ком же еще!

– А-а, понятно. А какого рода помощь ей была нужна, Родя не говорил?

– Нет! Он вообще последнее время какой-то смурной ходил. После того, как к нему явилась его бывшая…

– Слушай, откуда ты так много о нем знаешь? Ведь, насколько мне известно, он совсем недавно здесь квартиру снял?

Матвей усмехнулся:

– Я инвалид. Мне не хватает общения. А тут молодой парень поселился по соседству. Я в первый же день к нему и закатился. Хороший парень. Добрый. Так и повелось: то он ко мне, то я к нему. А о чем еще двум молодым мужикам говорить?

– О бабах? – предположила я.

Матвей цокнул языком и укоризненно посмотрел на меня. Я устыдилась. В самом деле, разве могут два молодых мужика говорить о бабах? Скорее всего они ночами напролет спорили о сложной международной обстановке в мире и о проблемах российской экономики!

– Ну, о них, конечно, тоже, – все-таки признался Мотька. – А в основном за жизнь базарили. У него она тоже не сахар… Да и потом, стены здесь – как фанера. Все слышно. А Родька еще и балкон не закрывал…

– Так что про его бывшую? – напомнила я.

– Ну, я и говорю. Явилась она к нему – я как раз у Родьки в гостях был: футбол мы смотрели – бледная, губы трясутся, руки дрожат. Я моментом просек, что у нее что-то случилось, и испарился. Надо же дать возможность им поговорить!

– А о чем они говорили?

– Я не подслушивал, – смутился парень.

– Да ладно, – я махнула рукой, – сам сказал, что стены здесь фанерные! Так о чем?

– Ну… Она говорила, что вляпалась в какую-то историю. Что за история, не знаю. Еще говорила, что никто ей не поможет, что теперь ее точно убьют…

– Как в воду глядела, – сокрушенно вздохнула я.

– Как это? – побледнел Матвей.

– Убили Настю. Зарезали.

Мотя опустил голову и надолго замолчал.

– Жалко, – наконец заговорил он. – Красивая была…

Я мысленно с ним согласилась, вспомнив об Анастасии.

– А об алмазах они не говорили? – снова вернулась я к интересующей меня теме. – О бриллиантах, о деньгах, может?

– Нет, – покачал головой Матвей. – Ничего такого не было. Хотя они ведь могли и на кухню уйти, а отсюда не слышно…

– А потом? Что было потом?

– А что потом? Настя ушла, Родька пришел ко мне сам не свой. Выпил водки, уставился в одну точку и все твердил: «Ей надо как-то помочь!» Как я ни пытался с ним поговорить на эту тему, ничего не получалось. Он все говорил: «Меньше знаешь – крепче спишь!» А потом и вовсе исчез…

Так, стало быть, Настя приходила к Родиону и просила о помощи. Она поняла, что куда-то вляпалась, и чувствовала, что ее должны убить. Связано ли это с алмазами? Ясно, что Родя помочь жене не смог. Или не успел. Да и сам пропал…

– Слушай, – нарушила я воцарившееся молчание. – А у тебя ключей от Родькиной квартиры нет?

– Нет, – пожал плечами Мотя. – А зачем они тебе?

– Хотелось бы заглянуть к нему. Может, и найдется чего-нибудь интересное…

– Так можно через балкон, – предложил молодой человек. – У нас лоджии рядом. Вернее, она одна, разделена перегородкой. Родька несколько раз забывал ключи дома. Так все время через балкон домой попадал.

– Ага, ему проще, он же бывший каскадер. А я? Да меня ветром сдует! – Я затосковала, представив себе открывшуюся перспективу. – Да и потом, я высоты боюсь! А тут аж восьмой этаж.

– Я буду лезть! – неожиданно заговорил Рассел. – Меня не сдуть. И высота я не бояться!

– Ты? – Я уставилась на американца. – А если сорвешься? Да меня Вовка на Соловки упечет на сто пожизненных сроков!

– Не волноваться, Женька! – Доуэрти поднялся и широко улыбнулся. – Situation on сontrol!

Я загрустила. Совсем некстати вспомнились американские боевики, в которых герои частенько говорят такую вот фразочку. Однако потом почему-то все взрывается, взлетает на воздух и вообще начинаются разнообразные неприятности. Неприятностей мне не хотелось, но и выхода другого не было.

– У меня есть веревка, – сообщил Матвей. – Мы его обвяжем и, если чего, втянем обратно…

С этими словами он покатил куда-то из комнаты. Вскоре послышался его голос:

– Женька, иди сюда! Помоги мне…

Я ринулась на зов. Мотя сидел в коридоре возле распахнутой двери встроенного стенного шкафа, заваленного грудой разного барахла.

– Вон там, на верхней полке, за ящиком с инструментами. – Парень протянул руку, указывая в недра шкафа.

Я принялась шарить на полке.

– А кто такой Вовка? – полюбопытствовал Мотька, наблюдая за моими поисками.

– Старший следователь прокуратуры, – нехотя пояснила я. – А ко всему прочему еще и мой родственник…

– Так вы из милиции, что ли?

– Сам ты из милиции! – огрызнулась я. – Я что, похожа на мента?

– Да не очень… – Матвей неуверенно пожал плечами. – Хотя знаешь какие сейчас менты бывают? А этот твой приятель… он кто?

– Вот он мент. Только американский. Коп, короче говоря.

– Ну да? Что, прям из самой Америки?

– Ага, из самого ее сердца, из Нью-Йорка. О, нашла! – Я наконец извлекла из шкафа моток веревки.

Не могу сказать, что это был канат. Глядя на веревку, я засомневалась: а выдержит ли она вес американского полицейского, учитывая, что на русских харчах он немного прибавил в массе? Впрочем, выбирать не приходилось.

Я тщательно обмотала веревкой Рассела и завязала узел. Увидев этот узел, Матвей рассмеялся:

– Ты еще на бантик завяжи! Дай-ка я сам!

Какое-то время он возился с веревкой, а потом на талии американца появился узел, сильно напоминавший морской.

– Ну прямо-таки пояс верности! – хохотнула я. – Давай, Рас, вперед!

Американец вышел на балкон и глянул вниз. Я тоже с опаской посмотрела туда же. Во дворе играли детишки, прямо под балконом очень живописно чернел асфальт. Если Доуэрти сорвется, то жить он будет секунды три, пока находится в полете. При соприкосновении с землей его американская жизнь оборвется. Да и моя, собственно, тоже… Думать о плохом не хотелось. Чтобы успокоиться, я закрыла глаза и мысленно посчитала баранов. Получилось штук десять-двенадцать. Дальнейшему счету помешал голос Рассела.

– Женька, иди к дверь. Я тебе открывать, – сказал он.

Я распахнула глаза, убедилась, что Доуэрти не на асфальте под окнами, а на балконе Родиона, и быстро потрусила к выходу. Матвей двинулся было за мной, но я его осадила:

– Подожди здесь. Понадобишься – позовем!

Квартира Родиона состояла из двух комнат, в которых царило запустение и витал нежилой дух. Вся мебель была покрыта плотным слоем пыли, что свидетельствовало о длительном отсутствии хозяина. Интересно, что я надеялась отыскать в этих скромных, почти казарменных условиях?

– Рас, – обратилась я к американцу, – ты иди посмотри в комнатах шкафы там, ящички, а я на кухню загляну…

Доуэрти согласно кивнул и отправился выполнять задание. Я же поплелась на кухню. По привычке первым делом заглянула в холодильник. Из еды там была только сковородка с зелеными макаронами, залитыми какой-то странной приправой. При ближайшем рассмотрении приправа оказалась обыкновенной плесенью.

– Фу, гадость какая! – сморщилась я и захлопнула дверцу холодильника.

Чтобы неприятный запах улетучился быстрее, я потянулась к форточке. На подоконнике стоял цветочный горшок, из которого, причудливо изгибаясь, торчал кактус. Моего роста явно не хватало, чтобы распахнуть фрамугу. Чертыхнувшись, я ногой пододвинула табуретку и, кряхтя, взгромоздилась на нее. В помещение ворвался поток свежего воздуха.

– Ну вот, так-то будет лучше! – удовлетворенно заявила я и отряхнула руки. В этот момент табуретка пошатнулась, я не удержалась и с ужасающим грохотом рухнула на пол. В довершение ко всему горшок с кактусом угрожающе накренился и полетел вслед за мной.

– Уау!!! – взвыла я, когда колючки мексиканского растения впились мне в руку, а осколки горшка веером разлетелись по кухне.

На шум в помещение ворвался Рассел. Он замер на пороге, внимательно выслушал мой колоритный монолог о кактусах и людях, которые их разводят, а потом, протянув руку в направлении разбившегося горшка, прошептал:

– Что это?

Я захлопнула рот, прервав гневную тираду на самом интересном месте… На полу, среди рассыпавшегося чернозема и осколков цветочного горшка, лежал прозрачный пластиковый пакетик. Его содержимое заставило меня забыть о кактусах. Внутри были… бриллианты! Вернее, выражаясь официальным языком милицейских протоколов, камни, по виду напоминающие бриллианты.

– Мать твою… – зачарованно простонал американец.

– O my god! – вырвалось у меня.

Не вставая, я руками очистила пакетик от чернозема и принялась его изучать. Камешки были красивенькие и какие-то подозрительно одинаковые. Лучик солнца, заглянувший на кухню, отразился в многочисленных гранях.

– Это бриллианты? – на всякий случай уточнила я.

Американец сурово кивнул.

– Якутские алмазы?

Доуэрти еще раз кивнул и нахмурился.

– Женька… – начал он.

– Да знаю, знаю, – махнула я рукой. – Только не сегодня, ладно, Рас? Я тебе их отдам завтра вечером, хорошо? Ты Вовке пока ничего не говори. А то ведь у нас знаешь как бывает? Несанкционированное проникновение в чужое жилище, сокрытие улик и так далее. Не думаю, что Ульянову все это понравится! А я завтра быстренько проведу экспертизу и… Договорились?

Американец нахмурился. Видно, в его иностранной голове не укладывалось, как это можно важную улику целые сутки скрывать от следствия. Но в конце концов приобретаемый российский менталитет одержал верх, и Доуэрти согласился.

– Вот и славно! – обрадовалась я. – А для тебя есть небольшое задание! В деле о гибели Анастасии Романовой есть ее отпечатки пальцев? – Есть…

– Отлично! К завтрашнему дню постарайся мне их добыть. А вечером совершим с тобой небольшой чейндж…

– Change? – Рассел свел брови у переносицы.

– Ну да! – радостно подтвердила я. – Взаимовыгодный обмен. Ты мне отпечатки, я тебе алмазы… Есть отпечатки – есть алмазы, нет отпечатков – нет алмазов. Я доступно объясняю?

Доуэрти задумался. По его лицу то и дело пробегала тень сомнения. Пока он соображал, я быстренько поднялась, засунула пакетик в карман джинсов и широко улыбнулась своему напарнику.

– Понятые должен быть… – кисло произнес напарник.

– Кто? – притворно удивилась я. – Я не понимаю ваших иностранных слов! Нихт ферштейн! Ясно? Какие понятые? Чтобы зафиксировать мое дивное падение с табуретки? Кстати, ты нашел что-нибудь интересное в комнатах?

Доуэрти ответить не успел – раздался резкий звонок в дверь.

– Тшш! – Я приложила палец к губам. – Никого нет дома!

Звонок повторился. Стараясь ступать как можно тише, я на цыпочках прокралась к входной двери и посмотрела в «глазок». На площадке я увидела только коротко стриженный затылок и спинку инвалидной коляски.

– Господи, напугал-то как! – проворчала я, открывая Матвею дверь.

Мотя вкатился в квартиру, захлопнул дверь и с порога заявил:

– Мне звонили… – Из комитета?

– При чем здесь комитет! – сморщился сосед. – Они позвонили и молчали. Два раза.

– Молчали два раза? – не поняла я.

– Звонили два раза! – с досадой воскликнул он.

– Ну и что?

– Как это что? – заволновался Матвей. – До сих пор таких подозрительных звонков не было! Стоило вам появиться – сразу началось! Нет, здесь что-то нечисто… Я думаю, за вами следят!

– Подумаешь, – фыркнула я. – Первый раз, что ли? А ты никак боишься?

– Вот еще! – смутился парень. – Просто не люблю неизвестности. Ну как, нашли что-нибудь?

Мотька обогнул меня и покатил в кухню.

– Оп-паньки! Любимый Родькин кактус!

– Это его растение? – быстро спросила я.

– Ну да! Родя ухаживал за ним, как за младенцем. Разве что спать рядом не ложился!

Мы с Расселом переглянулись. Интересное дело прорисовывается! Кактус – любимец Родиона. В нем алмазы. Логично предположить, что именно Родя их туда и посеял. Решил, видимо, что к Новому году на колючках кактуса вырастут своеобразные украшения. Все бы ничего, да вот только Настин визит все путает. Может, она их туда спрятала, а Родька ни сном ни духом об этом не знал? Потом Настю убили, алмазов при ней не нашли и приперлись к любителю экзотических растений. А он и сам не в курсе. Его похищают, долго с ним беседуют. Родя, разумеется, упирается, ну и… Стоп! Последними словами Насти были, кажется, «Родион не должен…» Чего он не должен? Может, женщина не хотела, чтобы ее муж о чем-то знал? Или он уже знал, но она не хотела, чтобы он тоже пострадал? Бр-р! Кошмар. Одни загадки!

– Жень, – отвлек меня от размышлений голос Матвея. – А если они опять позвонят, что говорить?

– Господи, ну что ты заладил: они, они! – Я досадливо сморщилась. – Мало ли, ошибся кто-нибудь, а тебе сразу враги и погони мерещатся! Никто за нами не может следить, ясно?

Матвей обиделся и замолчал. Мы покинули квартиру Родиона, попрощались с Мотей и отправились домой. Я, признаюсь, настолько устала за сегодняшний день, что с благодарностью откликнулась на предложение Рассела доехать до дома на такси.

Родные стены встретили нас наличием Ромки, Веника и Вовки. Рома сидел на кухне и нервно курил одну сигарету за другой. Это меня насторожило. Насколько я помню, Алексеев бросил курить несколько месяцев назад, когда нас с Дуськой выпустили из тюрьмы, где мы провели целые сутки. Помню, Ромка тогда дал торжественное обещание завязать с пагубной привычкой, а с меня взял клятву никогда не влезать ни в какие авантюры. Лица присутствующих не предвещали ничего хорошего. За исключением, пожалуй, лица Вениамина. Он, памятуя о благом деле, которое я когда-то совершила, теперь считал себя моим пожизненным должником. Приготовившись к неприятностям, я глубоко вздохнула и принялась усердно ковырять ногой пол.

– Никак Евгения Андревна опять в музее были, – выдвинул версию следователь.

Ромка хмуро глянул в мою сторону, но промолчал.

– А может, и экскурсию по городу совершили. Пешеходную! – продолжал издеваться Ульянов.

Я девушка скромная и воспитанная, поэтому и слова, уже готовые сорваться с губ, удержала, хотя и с большим трудом. Единственное, о чем я жалела, так это о том, что позволила своей любимой Дусе выйти замуж за представителя наших очень внутренних органов! Уж лучше б она вышла замуж за пожарного, ей-богу! Те хоть спать любят…

– Нет, мы не ходить в экскурсию, – неожиданно заговорил американец. – Мы заниматься благотворительность!

Ульянов перевел на Доуэрти удивленный взгляд, Алексеев поперхнулся дымом и мучительно закашлялся. Мы с Венькой открыли рты и, не дыша, смотрели на немую сцену.

– Благотворительность? – зачем-то переспросил Вовка.

– Ну да, а что тут такого? – пожал плечами Рассел. – Мы с Женькой заниматься благотворительность! Правда, Женька?

Я захлопнула рот и кивком головы подтвердила сказанное. Однако следователь на то и следователь, чтобы задавать дурацкие вопросы. Вероятно, с первым удивлением он справился, потому что к нему вернулась его обычная подозрительность и ехидный тон.

– Хорошее дело! – похвалил Вовка. – И что же, позвольте узнать, вы делали в целях этой самой благотворительности?

Самостоятельно ответить на этот вопрос я не могла, потому как и сама не знала, как частное расследование связано с благотворительностью. Пока я мучительно соображала, Рассел вновь пришел мне на помощь.

– Мы помогать психологически ветерану война! – гордо заявил он и выпятил вперед грудь.

– Отечественной? – прошептал совсем обалдевший Веник.

– No, чьечьенская!

Веник громко сглотнул и часто-часто заморгал. Мое же сердце наполнилось законной гордостью за себя и за Рассела. Нет, ну каков американец! Вроде бы и не соврал, а так ловко выкрутился. Вон Ульянов стоит и таращится на него, словно рак на кильку! Наверное, и про вопросы свои думать забыл. Все испортил Алексеев.

– Ну, хватит! – рявкнул он и так хватил кулаком по столу, что тот жалобно скрипнул. – Или ты говоришь правду, или я отправлю тебя к деду в деревню. Пожизненно!

Ехать в деревню к Ромкиному деду совсем не хотелось. Я просто не представляла себя среди кур, коров и свиней. Ко всему прочему в той деревне не было ни света, ни горячей воды, ни молодежи. Деревенька умирала, и остались в ней только местные аксакалы. Единственным развлечением старичков был старый сломанный трактор, угнездившийся на краю поселения. Вечерами бабки и Ромкин дед собирались возле него, чтобы поделиться своими впечатлениями от прожитого дня. Но и рассказывать мужу о расследовании тоже не хотелось. Поэтому я молчала как партизанка. Однако Алексеев понял мое молчание по-своему:

– Ладно. Не хочешь говорить – не надо. Венька, веди!

Веня растворился в пространстве, но буквально через минуту материализовался вновь, и не один. Вместе с ним предстал пред мои светлые очи… Тимур. Второй глаз несчастного украшал свеженький фонарь. Судя по качеству и размеру приобретения, это постарался Ро-машка.

– Привет! – буркнул Тимур и отвернулся.

Мне оставалось только посочувствовать несчастному. Сначала Кузя со товарищи устроили бедняге допрос с пристрастием, теперь то же повторили мои родные и близкие. У Тимура появился прекрасный повод задуматься о значении слова «судьба».

– Ну? Что теперь скажешь? – прищурился Ромка.

А что я могла сказать? Не правду же, в самом-то деле! К тому же я не знала, о чем успел поведать Тимур, как долго и как настойчиво с ним беседовали.

– А что бы ты хотел услышать, Ромочка? – ласково спросила я. – Ты только скажи, родной! А уж я постараюсь! Как на духу, ей-богу. Ты мне веришь?

Алексеев скептически ухмыльнулся:

– Ты сама-то себе веришь?

Я озадаченно поскребла затылок. Вопрос мне явно не нравился. Тут ведь вот какая петрушка получается: если я наедине с собой, тогда, конечно, верю. А если кто-то из посторонних рядом… Но с другой стороны, Ромка, Венька и даже Вовка мне совсем не посторонние. Зачем же тогда я их обманываю? Не-ет, ответила я сама себе, я никого не обманываю. Просто говорю не всю правду. Вернее, не совсем правду! А если быть более точной, то совсем не правду! Выходит, никому верить нельзя, даже самой себе! Вывод меня не утешил, и я глубоко вздохнула. Заметив это, Ромка еще раз ухмыльнулся и спросил, ткнув пальцем в Тимура:

– Это кто?

– Тимур, – честно ответила я.

– Я уже знаю, что не королева Англии. Почему этот тип приходит к нам домой и нагло спрашивает тебя?

– Почему это нагло? – проворчал Тимур. – Очень даже вежливо.

– Ага. Точно, – подтвердил Ромка. – Вежливо так спрашивает: «Где Женька?» Я его: «А ты кто?» А он мне: «Перец в пальто!» Ну, слово за слово… Так, может, хоть ты объяснишь, что происходит?

– А разве Тимур тебе еще не все объяснил? – со слабенькой надеждой подняла я глаза на мужа.

– Ну да, как же! Держи карман шире! Объяснит он. Заладил, как долдон, мол, только с Женькой буду разговаривать…

Огромная гора свалилась у меня с плеч, и я почувствовала несказанное облегчение. Значит, пока еще можно работать спокойно. Только впредь следует быть осторожнее.

– Э-э, понимаешь, милый, Тимур – автослесарь. Точнее, жестянщик. У него автомастерская. Так вот он как раз и ремонтирует мою машину… – радостно закончила я объяснения и открыто посмотрела в глаза мужу.

Веник присвистнул, а Вовка так просто захохотал безумным смехом.

– Машину? – не понял Алексеев. – Твою машину?

– Ну да… А чью же еще?

– Да, действительно, чью же еще. Так ты хочешь сказать, что разбила машину, которую я только-только тебе подарил?

– Я ее не разбила, – включила я задний ход. – Точнее, разбила, но не я. И, в общем-то, даже и не разбила, а так… слегка повредила. У нее подушка безопасности выскочила. Ну, и бампер сзади погнулся немножко. Да, и задняя фара тоже!

– Погнулась? – деревянным голосом уточнил Ромка.

– Не-е, разбилась! – радостно закончила я и широко улыбнулась, обводя взглядом всех присутствующих. – А Тимур как раз мимо проезжал. А потом оказалось, что он автослесарь, вернее, жестянщик. Он привез меня домой, а сам поехал за моей машиной на эвакуаторе. Между прочим, Тима – мастер высочайшего класса! Он бывший каскадер! Наверное, он уже починил мою машинку и теперь пригнал ее мамочке. Ведь правда, Тимур?

В подтверждение моих слов Тимка вытащил из кармана джинсов ключи и демонстративно положил их на журнальный столик:

– Машина на стоянке.

Я облегченно перевела дух: как все-таки приятно говорить правду! Теперь главное, чтобы Ульянов не вмешался и не начал задавать глупые вопросы. Впрочем, у меня же есть Рассел, пусть он и отвечает следователю. А я, пожалуй, пойду спать.

Тимур, получив порцию извинений от Алексеева, ушел. Спустя какое-то время распрощался с нами и Вовка. Уже возле самой двери он как-то странно посмотрел на меня, вздохнул и махнул рукой. Что бы это значило, интересно знать?

В кровати, когда сон постепенно заполнял мое сознание, Ромка неожиданно спросил:

– Интересно, а почему это каскадеры у нас машины ремонтируют?

– Ой, Рома, ну не все же! – сонно пролепетала я. – Некоторые в бандиты подаются…

Это были мои последние слова. В следующий миг окружающая действительность перестала для меня существовать.

Проснулась я очень рано. Настолько рано, что с удивлением обнаружила сопящего рядом Ромку. Часы показывали половину пятого утра. Стараясь не производить лишнего шума, я сползла с кровати и босиком прошлепала на кухню. Во всей квартире стояла сонная тишина. Нарушать ее не хотелось, поэтому я аккуратно закрыла все двери, которые попались на моем пути. На кухне обнаружился апельсиновый сок в холодильнике и несколько баранок с маком в хлебнице. Немного подкрепившись, я сняла трубку телефона и набрала номер эксперта-криминалиста Тенгиза. После восьмого гудка трубку подняли и что-то пробормотали на грузинском языке.

– Тенгизик, это ты? – вполголоса уточнила я.

– Зайцева, я тебя убью! – вполне серьезно сообщил Гогочия. – Знаешь, сколько сейчас времени?

– Ага. Что-то около пяти…

– Ну чего ты от меня хочешь, нечистая сила, в пять утра?

– Ты на меня не ругайся, – строго ответила я. – Ты мне не муж…

– Упаси господи… – испугался Тенгиз и окончательно проснулся. – Так чего ты хочешь?

– Мне нужно, чтобы ты снял отпечатки пальцев с кое-чего!

– С чего? – не понял Гогочия.

– С кое-чего, – туманно пояснила я. – Это не телефонный разговор. Давай мы с тобой встретимся. Я могу подъехать к твоему дому и отвезти на работу… По дороге и поговорим. Ну, соглашайся быстрее! Когда еще такой шанс выпадет.

Судя по молчанию, повисшему на том конце провода, эксперт задумался.

– Ладно. Приезжай к половине девятого. Только не проспи! – ехидно закончил Тенгиз и отключился.

Я отложила трубку и довольно потерла руки. Что ж, пока все складывается удачно! Тенгизик снимет отпечатки пальцев с пакета, наполненного бриллиантами, Рассел к вечеру принесет отпечатки Анастасии, останется их только сравнить. Меня же в полдень ожидает господин Шульц для консультации.

В спальне мирно сопел Алексеев. На его плече, уткнувшись мордочкой в ухо, спал Рудольф. Я несколько секунд умилялась такой картинкой, а потом полезла под кровать за бриллиантом. Одинокий тапок, прибитый к полу и служивший мне тайником, терпеливо дожидался своего часа. Рукой я влезла в его внутренности и принялась шарить в поисках бриллианта. Однако внутри было пусто! Не совсем, конечно. Удалось обнаружить кусок уже засохшего сыра из Рудькиных запасов. А вот алмаза не было. Посоветовав себе не волноваться, я еще раз проверила тайник. Ничего!

– Не может быть! – прошептала я и по-пыталась распрямиться, больно шмякнувшись при этом головой о кровать. – Я же сама его туда положила!

Тут в голове мелькнула совершенно идиотская мысль, что Рудольф перепутал алмаз, завернутый в бумажку, и кусок сыра и благополучно его проглотил. Версия не такая уж бредовая, как может показаться на первый взгляд. По твердости и сроку хранения сыр не уступал природному минералу. Я потерла рукой ушибленное место и еще раз поковырялась в тапке.

– Ты чего там делаешь? – раздался сверху голос Ромки.

– Э-э… да вот, не спится что-то. Решила уборкой заняться, – слегка осипшим голосом отозвалась я из-под кровати.

– Да? А мне показалось, ты что-то ищешь.

– Господь с тобой, любимый! – сказала я и вылезла наружу. – Чего там можно найти? Разве только слой пыли.

В подтверждение сказанного я громко чихнула.

– Ага, ну ладно, – подозрительно миролюбиво согласился Ромка. – Я уж думал, это ты бриллиант потеряла…

– К-какой б-бриллиант? – прошептала я, отчего-то заикаясь.

– Обычный, – зевнул Алексеев. – Рудольф его вчера из-под кровати извлек, бумажку съел, а камешек мне под подушку закопал.

– И где он сейчас? Я имею в виду камешек, – по-прежнему шепотом спросила я.

– У тебя в тумбочке, вместе с остальными бронзулетками. – Алексеев еще раз зевнул и перевернулся на другой бок.

Все еще не веря в удачу, я выдвинула ящик тумбочки и достала свою шкатулку. В ней я хранила немногочисленные украшения. Должна признаться, что не люблю драгоценности, впрочем, как и любые другие побрякушки. Когда приходится их надевать по какому-нибудь торжественному случаю, я чувствую себя рождественской елкой. Пока Ромка этого не понял, он считал своим долгом дарить мне на праздники и дни рождения различные ювелирные изделия. Я их с благодарностью принимала и складывала в шкатулку. Был, правда, в моей коллекции один антикварный перстень – очень дорогой для меня. Сам по себе он тоже, конечно, представлял большую ценность. Это кольцо подарил мне в знак благодарности один питерский антиквар. Я помогла ему в решении кое-каких проблем, а он торжественно вручил мне это колечко, равноценное стоимости хорошей квартиры. (См. книгу Ф. Раевской «Отпуск бойцовской курицы».)

После недолгих поисков алмаз обнаружился по соседству с золотым браслетом, подаренным все тем же Алексеевым на мой последний день рождения. Окончательно успокоившись, я отправилась в ванную размышлять о предстоящем визите к ювелиру Шульцу.

В семь утра квартира ожила. Все ее обитатели сконцентрировались на кухне в ожидании завтрака.

– Жень, – обратился ко мне Ромка, тщательно пережевывая пиццу, собственноручно разогретую им в микроволновке. – Забыл спросить, а откуда у тебя этот бриллиант?

Услыхав этот вопрос, Рассел поперхнулся кофе и мучительно закашлялся, а Веник уронил на колени кусок пиццы.

– С трупа сняла, – беспечно пожала я плечами. – Ему камень без надобности, а мне может пригодиться…

По опыту знаю: хочешь, чтобы тебе не поверили, скажи правду. Люди почему-то легко верят в любую, даже самую невероятную ложь, а вот правда часто вызывает сомнение. Парадокс, что тут поделаешь!

Ромка перестал жевать и уставился на меня.

– С какого трупа? – растерялся муж.

– С обыкновенного.

– Рома, ты не волновайся, – встрял в нашу беседу Рассел. – Это мой камень. Я просить Женьку его спрятать, чтобы не терять.

Алексеев удивленно захлопал глазами. Я довольно сощурилась. Как же хорошо, а? Мне ведь и врать не приходится – все за меня делают мои, так сказать, напарники, Вовка и этот американец.

– А-а, ну да… – Ромка обрел дар речи и поспешно засобирался на службу.

Из коридора еще раздавалось его ворчание:

– И чего врать? Трупы, бриллианты… Сказки Венского леса, е-мое!

Вскоре все мужчины отбыли, оставив меня в гордом одиночестве. На часах было около восьми. Что ж, пора и мне в путь-дорогу.

Я тщательно рассовала бриллианты по карманам. «Сегодня же куплю какой-нибудь ридикюльчик! – пообещала я сама себе. – В самом деле, все женщины как женщины, а я чем хуже?»

Мой острый ум уже давно сделал вывод, что дамские сумочки – вещь крайне бесполезная, по крайней мере, для меня. Ну что, спрашивается, там носить? Ключи от квартиры, где деньги лежат? Так заботливый супруг давно уже повесил мне связку ключей на шею, и теперь я хожу, издавая легкое позвякивание. Косметичку? Но я не пользуюсь косметикой. Мне вовсе не нужно пудрить носик в ответственные минуты. И потом, в сумках всегда такой бардак! Прежде чем найдешь нужную вещицу, пройдут тысячелетия! По сравнительно небольшому опыту знаю: наводить порядок в дамских сумках бесполезно. Буквально через несколько часов сумочка все равно превращается в образец вселенского хаоса. А вот ридикюльчик на данный момент очень даже может пригодиться: кто знает, сколько еще бриллиантов я найду в процессе расследования?

…К дому Тенгиза я подкатила ровно в половине девятого. Эксперт нервно прохаживался возле подъезда, явно не веря в мою пунктуальность. Увидев мою новенькую машину, он замер на месте и оторопело уставился на чудо американского машиностроения.

– Чего таращишься? – Я весело оскалилась, наслаждаясь произведенным эффектом. – Садись. Домчу тебя до места службы, так и быть!

Гогочия уселся рядом со мной и восхищенно выдохнул:

– Класс! Откуда?

– Мужики подарили, – небрежно пояснила я. – Ромка и Венька. На годовщину свадьбы.

Некоторое время мы ехали молча. Я соображала, как лучше изложить свою просьбу Тенгизу, а сам Тенгиз наслаждался комфортом моей новой машины.

– Что за дело? – Эксперт перевел на меня затуманенный взгляд. – Ты, кажется, утром говорила о каком-то деле? С чего отпечатки снимать?

Я заерзала на сиденье, отвлеклась и неожиданно для самой себя проскочила на красный сигнал светофора. Тут же раздался мелодичный свисток инспектора ГИБДД.

– Твою мать! – вполголоса выругалась я и опустила стекло.

– Сержант Медведев! – В окно всунулась уже знакомая усатая физиономия. – А-а-а… э-э… Это вы. Здрасте!

– Привет! Как жизнь? Семья в порядке? Жена? Дети? – строго поинтересовалась я.

– Ага, – оторопело ответил сержант.

– Отлично! Что я нарушила на этот раз?

– Н-ничего, – шевельнул усами сержант. – Почти ничего. Так, мелочь – на красный свет проехали… Но это не считается!

– А чего ж тогда свистим? Соловей-разбойник вы наш!

– Положено, – скромно потупился сержант Медведев.

– Так что будем делать? – полюбопытствовала я. – Штраф возьмете?

– Возьму!

Я протянула гибэдэдэшнику две сотенные купюры и проворчала:

– Мздоимец!

Сержант Медведев предпочел не услышать столь лестного эпитета в свой адрес. Он аккуратно положил деньги в карман и приготовил планшет.

– Вы что это, никак собрались протокол составлять? – Я недоуменно вскинула брови.

– Положено, – угрюмо повторил Медведев и убрал планшет.

– Не надо протокола, дорогой. – Я улыбнулась сержанту королевской улыбкой. – Между прочим, мы при исполнении. Тенгиз, покажи товарищу ксиву!

Эксперт, уже давно вертевший в руках удостоверение, протянул его сержанту. Усатый Медведев, увидев золотое тиснение на красной корочке, охнул, взял под козырек и выдохнул:

– Проезжайте, граждане…

Я плавно тронулась с места. Несколько минут Гогочия молчал, а потом задал больной для меня вопрос:

– Так с чего снимать отпечатки, Жень?

В его голосе сквозили нотки уважения, которые мое чуткое ухо уловило мгновенно. Порывшись в карманах джинсов, я извлекла на свет пластиковый пакет с алмазами, найденный вчера в кактусе Родиона. Увидев драгоценности, Тенгиз изумленно присвистнул:

– Ну, Зайцева, ты даешь! Бабушкино наследство?

– Дедушкино, – поправила я эксперта. – К вечеру сделаешь, родной?

Тенгиз нахмурился и на какое-то время замолчал, вертя в руках пакет с алмазами.

– Жень, – наконец молвил он, – это, конечно, не мое дело… Но если эти камни имеют какое-то отношение к якутским алмазам…

– Ты правильно заметил, – перебила я его. – Это не твое дело. Страшилки об этих самых якутских алмазах Ульянов мне уже рассказал, да и американец добавил. Так что не напрягайся. Будем считать, ты выполнил свой гражданский долг, меня предупредил, и я сильно испугалась. Сделаешь, а?

Тенгиз посмотрел на меня долгим печальным взглядом, потом вздохнул и обреченно кивнул:

– Сделаю! Куда ж от тебя денешься?

Я обрадованно заулыбалась:

– Спасибо, Тенгиз! Что бы я без тебя делала? Ты только постарайся, чтоб Воваська не прознал про эти камни. Отберет как пить дать. А они мне дороги как бабушкина память.

– Дедушкина, – поправил Гогочия и убрал пакет в чемоданчик, с которым не расставался никогда.

Удивительный этот чемоданчик! Тенгиз, кажется, и спит с ним. В недрах чемодана скрываются такие сокровища, что Али-Баба и его сорок разбойников застонали бы от зависти. В нужный момент оттуда появлялись самые необычайные предметы, начиная от бутылки «Хванчкары» и кончая разводным гаечным ключом. Я уж не говорю о специфических прибамбасах, необходимых Тенгизу в его нелегкой и увлекательной профессии. У меня сложилось такое впечатление, что при необходимости Тенгиз может извлечь из своего волшебного сундучка даже уменьшенную копию Вовки Ульянова, которая будет так же размахивать руками и материться в мой адрес.

Я остановила машину за квартал до прокуратуры.

– Дальше дойдешь пешком. Не хочу светиться. Значит, договорились? Как только все будет готово – ты мне сразу позвонишь.

– Заметано, – сверкнул белозубой улыбкой Тенгиз. – И все-таки мой тебе совет: держись от этого дела подальше…

– Поздно, родной! Я уже влезла в него по самые помидоры! Теперь либо я их, либо они меня. Да, кстати, помоги американцу достать отпечатки пальцев Анастасии Романовой! А при случае можешь сравнить их с отпечатками с тех алмазов, что я тебе дала.

– Может, тебе еще и акт криминалистической экспертизы предоставить? По всем правилам, с печатями и подписями? – ехидно ухмыльнулся Тенгиз.

– Мне-то не надо, а вот Вовке в скором времени он может понадобиться! – Я задумчиво почесала за ухом. – Ладно, иди, а то на службу опоздаешь!

Гогочия поцокал языком, что-то пробормотал себе под нос на грузинском языке и двинулся в сторону прокуратуры. Я посмотрела на часы. Половина девятого. В полдень меня ждет господин Шульц. Добираться до него, учитывая пробки и время в пути, часа полтора максимум. Значит, у меня еще есть время и надо провести его с пользой. Съезжу-ка я в музей! Идея вроде бы ничего. Ну и что, что Рассел и Вовка уже говорили с работниками музея. Во-первых, Ульянов ни за что не расскажет, что ему удалось узнать, во-вторых, американцу служащие могли и не сказать всего, а он сам мог не обратить внимания на детали, а в-третьих, надо же мне чем-нибудь себя занять!

В музее было прохладно и сумрачно. На входе сидела пожилая женщина и читала какой-то толстый журнал. Посетителей в этот ранний час еще не было, поэтому мое появление стало для дамы большой неожиданностью.

– Девушка, мы еще закрыты, – строго сказала хранительница старины.

– Я знаю. Я, собственно, не на экспонаты пришла любоваться…

– Да? А зачем же вы пришли?

– Ищу свидетелей преступления, – нагло заявила я. – Недавно возле вашего музея нашли тяжело раненную женщину. Она умерла. Вот я и пришла спросить, может, кто-то из работников музея заметил что-то подозрительное в тот день или накануне?

Тетка подозрительно уставилась на меня поверх очков:

– Вы из милиции?

– Нет, – я напустила на себя побольше грусти, – я сестра убитой. На милицию надежды мало, вот я и решила сама попробовать найти убийцу Настеньки…

Женщина отложила журнал, вылезла из-за стола и засуетилась:

– Господи, горе-то какое! Да вы проходите, проходите! Вы правы, деточка! На правоохранительные органы рассчитывать не приходится! По опыту знаю! – кудахтала тетка. – В прошлом году, к примеру, у меня в автобусе кошелек вытащили. Сумку разрезали и умыкнули. Я месяц пороги милиции обивала, во все кабинеты стучалась, а толку никакого. «Где, – говорят, – гражданочка, мы вам будем вора искать? Он уже давно уехал!» А в кошельке была почти вся пенсия! Только и успела за квартиру заплатить да кое-каких продуктов купить…

Пожилая мадам тарахтела с такой скоростью, что у меня сложилось впечатление, будто она говорит на каком-то иностранном языке. Я перестала вникать в смысл слов и ждала, когда она сделает паузу. Однако служительница музея не собиралась останавливаться. Прислушавшись, я поняла, что она уже вовсю ругает правительство и агитирует голосовать на выборах за коммунистов, мол, при них жилось намного лучше, а сейчас один сплошной разврат и безобразие. Надо было каким-то образом прекратить словесный поток пожилой леди. Я оглядела стол и заметила толстенную книгу, на обложке которой корявыми буквами было написано: «Список экспонатов городского краеведческого музея». Немного подивившись количеству экспонатов, список которых тянул на все четыре тома «Войны и мира», я «случайно» задела гроссбух локтем. Книга шмякнулась на пол с глухим стуком. Тетка замерла с открытым ртом.

– Ой, – я прижала руки к груди, – простите, пожалуйста! Случайно получилось, честное слово! Вас как зовут?

– Анна Тарасовна, – пролепетала дама.

– Очень хорошо. А теперь скажите мне, Анна Тарасовна, вы ничего подозрительного не заметили ни в день убийства, ни накануне?

Женщина, сбитая с мысли, заморгала, а потом отрицательно замотала головой:

– Да вроде нет… Что тут у нас может быть подозрительного? Служащие музея приходят на работу к девяти утра. Да и не могли мы ничего заметить – через служебный вход в музей попадаем. Может, Витька-сторож видел чего?

– У вас и сторож есть? – удивилась я.

По моему мнению, в нашем музее можно украсть только пыльное чучело древнего человека да деревянную прялку-чесалку, подозрительно похожую на молоточек для отбивания мяса. Не думаю, что хоть какой-нибудь музейный экспонат представляет собой вожделенную добычу для любителя древностей. На антресолях любого жителя нашего города подобных экспонатов можно найти великое множество. Однако музейная тетенька обиженно воскликнула:

– А как же! Сторож нам положен по штату.

– И где я могу его найти?

– Так дома же! Он мне сдал объект и ушел домой…

– Ну, это понятно, что не в консерваторию. – Мое терпение было уже на пределе. – А где у сторожа дом? Где живет этот Витька?

– Там же, где и я. Он мой муж, – гордо заявила Анна Тарасовна.

– Я искренне за вас рада, – процедила я сквозь зубы, приходя к выводу, что Раскольников совершил не такое уж страшное преступление. – А где вы живете?

– Так вон, через дорогу! – Кажется, старушка искренне не понимала, как это я могу не знать ее место проживания.

– И Виктор…

– Петрович.

– Да, Виктор Петрович тоже там живет? – на всякий случай уточнила я.

– Конечно, а где же еще? Он же мой муж!

– Это я помню, – успокоила я Анну Тарасовну. – И вы говорите, что ваш муж как раз и дежурил в тот день, вернее, ночь, когда произошло убийство?

Женщина почему-то замялась:

– Ну… Как вам сказать…

– Говорите как есть, вам же лучше! – посоветовала я.

– Да, да, вы правы! Вы же все-таки не из милиции. Простите, а вы местная?

Я утвердительно кивнула и мысленно попросила у всевышнего терпения. Если эта леди будет так медленно рожать свои мысли, то я, боюсь, повторю подвиг героя Достоевского.

– Тогда вы знаете, что в нашем музее экспонаты недорогие. Тут и красть-то нечего. Другое дело, когда приезжает какая-нибудь передвижная экспозиция. Вот, например, месяц назад мы выставляли экспонаты питерской Кунсткамеры…

Помню я эти экспонаты! Они больше напоминали наглядное пособие для борьбы с курением и алкоголизмом: сплошные опухоли, мозги, испорченные алкоголем, и печень, побитая циррозом. Анна Тарасовна продолжала:

– Так вот. Мой Витенька сторожем числится. Но… За ночь раза три ходит проверять музей. В дни передвижных выставок, конечно, дежурит ночами, а в остальное время зачем? А зарплата сторожа пусть и небольшая, но все же хоть какая-то прибавка к пенсии! А у нас ведь трое внуков.

Меня всегда умиляла и удивляла одновременно страсть наших пенсионеров помогать своим отпрыскам до самой смерти. Дети уже давно выросли, обзавелись собственными семьями, но их родители почему-то считают себя обязанными контролировать их жизнь и помогать материально. Вместо того чтобы, выйдя на заслуженный отдых, отправиться путешествовать по миру, как это происходит во всех цивилизованных странах, старички приступают к процессу накопления средств. Копят на все: на черный день, на похороны, на внуков, на детей… Покупают продукты впрок, со дня на день ожидая наступления голодных времен и конца света. Взрослые чада, по крайней мере, большинство, бессовестно пользуются добротой и любовью родителей, стреляя деньги из «запасников» то на жизнь, то на машину, то на шубку. Впрочем, детей тоже ругать нельзя: кто ж виноват, что нас воспитали в любви к социализму и коммунизму, а подсунули капитализм, к тому же какой-то бракованный, переделанный под российский менталитет?

Анна Тарасовна ступила на любимую стезю и снова заговорила о коммунистах, правительстве и очень эмоционально выражала свое отношение к современной действительности.

Я глянула на часы. Времени оставалось совсем немного, в аккурат чтобы навестить Витьку-сторожа, а по совместительству мужа моей собеседницы, и отправиться на встречу с господином Шульцем. Список экспонатов музея снова полетел на пол. Анна Тарасовна замол-чала.

– Я с вами полностью согласна! – воскликнула я, желая заполучить расположение старушки. – Коммунизм – это наше все. На выборах обязательно буду голосовать за КПСС. Или как там она сейчас называется? Так могу я поговорить с вашим мужем, Анна Тарасовна?

Старушка согласно затрясла головой:

– Конечно, деточка, конечно! Он сейчас дома. Выйдешь из музея, дорогу перейдешь, а возле водонапорной башни как раз и наш дом. Зелененький такой, деревянный. Он там один такой старый! Достался Виктору от матери. Квартиру предлагали, да на что нам квартира? Здесь и грядочки, и садик какой-никакой…

Анна Тарасовна затарахтела с прежней скоростью, только на этот раз уже о садово-огородных проблемах. Перебивать ее сейчас уже не было смысла, поэтому я поднялась, помахала тете ручкой и заторопилась к выходу.

Дом Анны Тарасовны и Виктора Петровича действительно нельзя было спутать с остальными. Одноэтажный, с покосившимся крылечком и облупившейся белой краской на оконных рамах. Его соседи выглядели куда более привлекательно: сайдинги, молдинги, два или все три этажа, массивные кирпичные стены заборов и металлические гаражные ворота. Из открытого окошка деревянного домика доносились звуки песни Леонида Утесова:

Я легко открыла кривоватую калитку и решительно шагнула на тропинку, ведущую к дому.

Внутри двора возле грядок с неопознанной растительностью копошился пожилой мужчина в старой армейской майке, линялых брюках, модных на заре шестидесятых, и женской панаме с причудливым цветастым рисунком.

– Кхм, кхм, – откашлялась я, давая знать о своем присутствии.

Мужчина распрямился и повернулся ко мне. И ростом, и сморщенным лицом муж Анны Тарасовны напоминал гнома из сказки о Белоснежке. Смешная панамка, вероятно, принадлежавшая когда-то супруге, довершала это сходство.

– Вы ко мне? – поинтересовался гномик неожиданным басом, которому позавидовал бы сам Шаляпин.

Этот бас так не вязался с внешностью Виктора Петровича, что я даже немного растерялась.

– Да… Я от Анны Тарасовны. Из музея.

– Опять, что ли, спозиция какая едет? – ворчливо пробасил дедок. – Ни дня покою! Мотаются, мотаются эти спозиции, а толку-то? Ить почти никто и не ходит на энти выставки. Только человека от дела отрывают! А лучок, моркошку, картошку хто сажать будеть? И чего там сторожить, скажи-ка на милость?

Гномик неторопливо двинулся к дому. Я уныло поплелась за ним. Вопрос, по-моему, риторический. В глубине души я была согласна со сторожем, но дед ответа и не ожидал.

– Тута стой! – строго приказал он, когда мы очутились на просторной террасе. – Переодеваться буду!

Я негромко фыркнула: можно подумать, меня можно соблазнить святыми мощами! Однако времени у меня оставалось немного, поэтому я поспешила остановить порыв гнома:

– Виктор Петрович, никакая экспозиция к вам не едет. Я скоро уйду, и вы сможете вновь вернуться к сельскохозяйственным работам.

– Да? – подозрительно сощурился дедок. – А чего ж тогда Нюрка тебя прислала?

– Поговорить.

– Точно? – Петрович недоверчиво стрельнул в меня глазами. – И в музей иттить не надо?

– Не надо, – подтвердила я.

Сторож почесал указательным перстом панамку и впал в задумчивость.

– Ну, тогда топай в сад! – наконец решился он. – А я сейчас компотику тебе принесу. Там и поговорим…

В саду, как высокопарно обозвал дед участок, под молодой яблонькой обнаружилась небольшая скамеечка, врытая в землю, и такой же кукольный столик. Я уселась на скамейку и блаженно прикрыла глаза. Господи, хорошо-то как! Совсем не хотелось верить, что где-то рядом произошло два убийства и мне нужно их раскрыть. Легкий ветерок ласково касался лица и играл с волосами, какие-то пичуги беспокойно щебетали в ветвях деревьев. Состояние неги и неземного блаженства незаметно накрыло меня с головой, хотелось жить, любить и творить романтические глупости.

– Задремала? – раздался над ухом бас Петровича. – На-ка вот компотику попей! Самолично закрывал в прошлом годе. В этот-то раз такого урожая вишни уж не будет! А тогда укатал пятьдесят банок!

Я лениво приоткрыла глаза и увидела перед собой большую кружку вишневого компота. Внутри плавали ягодки.

– Спасибо большое! – с чувством поблагодарила я старичка и приложилась к емкости.

Компот оказался холодным и удивительно вкусным. Я залпом осушила половину кружки и пришла к выводу, что сегодня самый счастливый день в моей жизни.

– Ну, чего хотела-то? – довольным голосом поинтересовался Петрович, заметив, какое впечатление произвел на меня его чудо-напиток.

Нега, в которой я пребывала до этой минуты, рассыпалась с легким хрустальным звоном, возвращая меня в суровую действительность.

– Виктор Петрович, – вздохнув, начала я. – Несколько дней назад во дворе музея был обнаружен труп молодой женщины. Вернее, тяжелораненой. Умерла она позже. Мне бы хотелось знать…

– Так ты из милиции, что ли? – Благодушие старичка как ветром сдуло. – Ничего я не видел, ничего не знаю! И чего повадились к старому человеку? Никакого спокою нету!

– Вы меня не так поняли! – с жаром воскликнула я. – Я не из милиции. Я сестра Анастасии, то есть той женщины. На милицию я не рассчитываю, они совсем мышей не ловят. Хочу сама попробовать найти убийц сестры…

Петрович внимательно посмотрел на меня, словно пытался понять, правду ли я говорю. Судя по поспешности, с которой гном заявил о своем неведении, он явно что-то видел или слышал. То, что ничего не сказал ментам, тоже понятно: дедок либо не верил в силы органов правопорядка, как и большинство наших граждан, либо чего-то очень боялся.

– Ты? – недоверчиво произнес хозяин. – Хлипкая ты уж больно!

– Да вы тоже не великан! Зато, наверное, были передовиком производства в свое время! – польстила я ему, сделав вид, что обиделась.

Глаза Петровича затуманились воспоминаниями.

– Это да. Что было, то было! Я, между прочим, Днепрогэс строил! Грамоты имею. А однажды директор строительства лично наградил меня за ударный труд будильником. Вот это был подарок!

С историей я не в ладах и когда именно происходила великая стройка, как ни пыталась, вспомнить не могла. Но судя по внешнему виду, он еще в Куликовской битве участвовал.

– Вот видите! – воскликнула я. – Я хоть и хлипкая, но умная. А в этом деле природный ум и сообразительность гораздо важнее силы!

– Смекалка, она везде нужна! – наставительно произнес дед. – Ладно. Скажу тебе, чего никому не говорил, даже Нюрке своей. Ни к чему бабе знать лишнее. А тебе, может, и пригодится!

В тот вечер, когда произошло убийство, Виктор Петрович явился в музей, как обычно, за полчаса до закрытия. Попил чайку с работниками музея, поговорил, как водится, «за жизнь», а затем проводил их до дверей. Оставшись в одиночестве, сторож обошел дозором свои владения, тщательно запер все замки и удалился в подсобку. Там у него стоял маленький телевизор – подарок сына. До полуночи Петрович просидел перед голубым экраном. Прослушав сводку происшествий, как Петрович называл новости, он еще раз обошел музей, проверил замки и отправился домой. Следующий набег в хранилище древностей сторож планировал совершить часа в три ночи, а потом в шесть утра. Ночная проверка прошла спокойно: чучело древнего человека было на месте, каменный топор никто не стащил, а прялка-чесалка, похожая на молоток для отбивания мяса, по-прежнему пылилась в углу.

Утром Виктор Петрович почувствовал приближение приступа мигрени, которой он страдал вот уже несколько лет. «К дождю, должно быть», – решил он и нехотя засобирался в музей. Там ему предстояло пробыть до половины девятого утра. Именно тогда приходили работники музея. Поеживаясь от утренней прохлады и подступающей головной боли, сторож приступил к исполнению своих обязанностей. Когда Петрович заканчивал обход, его внимание привлекли голоса со стороны главного входа. Дедок, любопытный, как и все старики, приник ухом к замочной скважине парадных дверей.

Спорили мужчина и женщина. Слов было не разобрать, и как ни напрягал свой старческий слух Петрович, он ничего не услышал. Изредка до него доносились отдельные фразы и восклицания. А потом все стихло. «Ушли, наверное», – пожал плечами дед и удалился к себе в подсобку.

– И вы не вышли, не посмотрели, не поинтересовались, может, человеку помощь нужна была? – спросила я, когда гном закончил рассказ.

– Так ушли же они! Чего выходить? И потом, какая от меня, старика, помощь? Разве совет какой дать…

– Да уж, чего-чего, а советы вы давать любите, – согласилась я. – Ну а о чем они спорили? Может, слова, фразы какие вспомните…

Виктор Петрович задумчиво поскреб подбородок, заросший редкой седой щетиной.

– Хм… Мужчина, помнится, все о камнях говорил. Я сперва даже перепугался: а ну как они задумали нашу спозицию ограбить? У нас ведь тоже камни в музее есть.

Я напрягла память и вспомнила, что камни в музее действительно имелись. Только вот ценности никакой они не представляли: это были какие-то минералы, совсем непохожие на алмазы.

– А женщина?

– Женщина ругалась сильно. Все повторяла: «Не лезь!»

– Ну? И что? – поторопила я старичка.

– Ну… и все! Ушли они, вот что! – сердито воскликнул Петрович.

Я разочарованно засопела, а дед, помолчав немного, добавил:

– Я его видел!

– Кого? – не поняла я.

– Мужчину этого! – злясь на мою бестолковость, воскликнул Виктор Петрович.

– Как это?

– А так! В замочную скважину. Женщину-то было не видать – она в сторонке стояла, а мужик как раз супротив двери был. Руками размахивал чисто мельница!

– И как он выглядел, мужчина этот?

– Обыкновенно. Высокий такой, плечи – во! – Сторож развел руки в стороны, демонстрируя размах плеч незнакомца. – Волосы длинные, в хвостик сзади собраны, как у бабы! Тьфу! И что за мода? Мужики патлы отращивают, а бабы стригутся под Котовского!

Далее дед перешел к вопросу о современных нравах, распущенности молодежи и нестабильности в государстве. Стало ясно, что больше ничего нового он уже не скажет. Я допила компот, выразила благодарность хозяйственному сторожу и, попрощавшись, заторопилась к выходу.

«Итак, что мы имеем на сегодняшний день? – вопрошала я себя, выруливая на Новорязанское шоссе. – На сегодняшний день мы имеем два трупа. Номер первый: Анастасия Романова. В день гибели она спорила с каким-то мужчиной. Речь, насколько я поняла, шла об алмазах – «о камнях». Вполне вероятно, что именно этот хвостатый дядька ее и убил. Труп номер два: неопознанный казах. Или узбек. Короче, нерусский. Его пока оставим в покое. Может, потом что-нибудь и прояснится. Дальше. Муж Анастасии, Родион, пропал. Когда она умирала, просила его найти. Значит, он тоже как-то связан с алмазами и пропал еще при жизни Насти. В горшке с кактусом я нашла целый пакет бриллиантов. Вопрос: кто его туда положил? Сам Родька, его жена или был еще кто-то третий? Но самое интересное, что и Настя, и казах убиты одним и тем же оружием. Этим же оружием почти шесть лет назад был убит и господин Круглов, собиратель древностей и богатенький Буратино. Помимо всего прочего он был еще и мужем Катеньки Шульц, дочери известного московского ювелира. Готова спорить, что все три убийства как-то связаны между собой. Может, беседа с папашей Шульцем наведет меня на какие-нибудь мысли?»

Дом, в котором жил старый ювелир, стоял рядом с одним из многочисленных гиперсупермаркетов. В последнее время их развелось несметное количество. Когда я попадаю внутрь любого из них, у меня складывается впечатление, что человек появился на этот свет лишь для того, чтобы хорошенько поесть и умереть от переедания. Во всех этих «маркетах» я чувствовала себя не очень уютно при виде такого изобилия неизвестных мне продуктов. Нет, некоторые из них я, конечно, знаю. Но вот скажите, почему рядом с моим любимым ананасом или арбузом соседствует какой-то колючий волосатый огурец непонятного цвета по имени рамбутан? Это что? Фрукт, овощ, ягода? Да и что это за имя – рамбутан? Кто придумал? У меня сразу возникает ассоциация с орангутаном, а при взгляде на волосатый огурец становится ясно, откуда этот рамбутан вылез. А все эти устрицы, улитки и лягушки? Может, они и вызывают слюноотделение у французов и некоторых новорусских гурманов, но меня и под страхом смерти не заставишь съесть то, что еще недавно ползало, прыгало и квакало. Особенно квакало, потому что лягушек я боюсь до обморока.

Немного поразмышляв, я все-таки решила зайти в это чудо капиталистической торговли. С независимым видом я миновала прилавки с обилием заморских деликатесов и очутилась в винном отделе. Тут возникла дилемма. Что купить в подарок папаше Шульцу: водку, вино или коньяк? Конечно, это и не обязательно вовсе, ведь за консультацию я ему и так заплачу. Но мне бы хотелось еще и поговорить с ювелиром. А что еще так развязывает язык, как добрый стаканчик качественного спиртного? Минут пять я разглядывала этикетки бутылок. В конце концов остановила свой выбор на бутылке хорошего армянского коньяка. Дед, решила я, старой закваски, и все эти мартини, виски, ликеры и джины ему неинтересны. А коньяк – средство универсальное: и благородно, и со вкусом.

В скором времени я уже стояла возле добротной металлической двери, обшитой деревянными панелями, и усердно давила на пумпочку звонка. Послышалось щелканье отпираемых замков, и на пороге возник невероятно толстый и абсолютно лысый дядька с физиономией доброго клоуна.

– Здравствуйте, – растерянно поздоровалась я. – А… Я… Мне бы господина Шульца увидеть. Это возможно?

– Отчего же нет? Это я, – весело отозвался толстяк.

– Вы? – пролепетала я.

– Да. А что вас смущает? Мои габариты? Или лысина отсвечивает? – рассмеялся папаша Шульц.

Признаюсь, меня в нем смущало все. Во-первых, я совсем не так представляла себе ювелиров. Мне казалось, что это высокие, стройные, импозантные люди с тонкими изящными руками. У этого же типа кулак был размером с мою голову. Только не надо думать, будто у меня маленькая голова. Просто кулаки у толстяка очень уж большие. Интересно, как он такими пальцами удерживает драгоценные камни? А во-вторых, этот стожок совсем не был похож на Катерину.

– Насколько я понял, это вы вчера напросились ко мне на консультацию? – Шульц явно наслаждался произведенным эффектом.

– Ага.

– Ну, проходите, дорогуша, проходите. – Хозяин отступил в глубь квартиры.

– А вы точно Шульц? – бестолково уточнила я. – У вас еще дочка есть, Катя. Я не ошибаюсь?

– Не ошибаетесь, дорогуша. И Катька есть, и Шульц – это я. Паспорт показать? – веселился толстяк.

Я отрицательно покачала головой и вошла в квартиру. Жилище ювелира отнюдь не впечатляло богатством. Ни тебе евроремонта, ни модной мебели. Все простенько, без изысков. Вспомнился рассказ Полины. Она, кажется, говорила, что господин Шульц с молоком матери впитал социалистические принципы и богатства как такового не нажил. Судя по обстановке, так оно и было.

– Так о чем мы с вами будем беседовать? – поинтересовался ювелир, указав мне рукой на кресло.

– М-м… понимаете, мне муж на годовщину свадьбы подарил алмаз, – осторожно подбирая слова, начала я. – В принципе я не люблю драгоценности и хотела бы его продать. Вот и понадобилась консультация независимого, так сказать, эксперта. Потому как, сами знаете, в магазинах всегда назначают непомерно заниженную цену.

– Вы имеете в виду, супруг подарил вам изделие с бриллиантом? Колечко, кулон, серьги? – уточнил Шульц.

– Нет, нет! Именно алмаз! Не изделие, а просто камень.

– Странный подарок, – пожал плечами стожок. – Ну что ж, давайте посмотрим, что там у вас!

Я засуетилась, доставая камень из кармана джинсов и мысленно проклиная себя за то, что не приобрела какой-нибудь ридикюльчик. Неудобно как-то перед солидным человеком вытаскивать алмаз из штанов. Шульц изумленно наблюдал за моими манипуляциями.

– Ага, вот он! – торжествующе воскликнула я, протягивая камень ювелиру.

Он жестом фокусника извлек откуда-то специальную лупу и вставил ее в глаз. Я хихикнула. Черная штучка в глазу делала его похожим на пирата. Пока господин Шульц изучал алмаз, я внимательно наблюдала за ним. Едва только камень оказался у толстяка в руках, брови его моментально сползли к переносице, а на лбу образовалась глубокая складка.

– Простите за нескромный вопрос, дорогуша, а где ваш супруг приобрел это? – поинтересовался Шульц.

– Не знаю, – пожала я плечами. – Я и не спрашивала. А что? Плохой камень?

– Что вы! Камень великолепный! Вес его около 1,25 карата, высочайший коэффициент чистоты, безупречная огранка… Из таких камней производят очень дорогие ювелирные украшения. Это же якутский алмаз, а они, как известно, самые качественные в мире. Поистине супруг преподнес вам королевский подарок!

Пока ювелир говорил все это, глазки его цепко и пристально изучали меня.

– Так за сколько его можно продать? – невинно спросила я.

Папаша Шульц усмехнулся и покачал головой:

– Деточка, чтобы продать камень, нужны документы. У вас они есть? Нет, нету у вас документов.

– Почему это вы так решили? – обиделась я. – Может, у мужа и есть.

– Нет, моя милая. У вашего мужа нет никаких документов на алмаз. Я утверждаю это по той простой причине, что якутские алмазы не продают частным лицам. Следовательно, камень ворованный. Я имею полное право позвонить в милицию, и вашему супругу придется долго объяснять дядям в погонах, где, у кого и при каких обстоятельствах он приобрел этот камень.

Сейчас лицо ювелира меньше всего напоминало лицо доброго клоуна. Оно было неприятным, жестким и походило на лицо хищника, готовящегося к прыжку.

– Ну, мужу моему это ничем не грозит, – как можно спокойней ответила я. – Зато вам и вашей дочери… Катерина присутствовала на годовщине нашей свадьбы, значит, видела, как супруг преподнес мне этот подарок. Именно она посоветовала мне обратиться к вам, а не к кому-либо другому. Налицо преступный сговор между вами и вашей дочерью с целью скупки краденого. И я вас уверяю, вам придется гораздо дольше объясняться с дяденьками в погонах!

Шульц еще какое-то время буравил меня взглядом, а потом громко расхохотался.

– Нет, до чего ж я люблю нынешнюю молодежь! – сквозь смех заявил он. – Вам, молодым, палец в рот не клади.

Ювелир еще немного посмеялся и, успокоившись, грустно заметил:

– Да-а, времена! Раньше я бы и говорить не стал с человеком, который принес мне камень без бумаг. А сейчас… надо же как-то на жизнь зарабатывать!

«Например, шантажом», – чуть было не сорвалось у меня с губ. Однако вслух я произнесла:

– Выходит, я не могу никому продать этот камень?

– Государству – нет, разве только барыге какому. Но дело это опасное. Мой вам совет, дорогуша: спрячьте камушек куда подальше и забудьте про него.

Тут я вспомнила, что припасла небольшой подарочек папаше Шульцу.

– Виталий… э-э…

– Яковлевич, – подсказал ювелир.

– Виталий Яковлевич, я вам очень благодарна за консультацию. Позвольте, помимо оплаты, преподнести вам небольшой презент!

Я залезла в пластиковый пакет, который все это время теребила в руках, и извлекла оттуда коробку с коньяком. Сверху на коробку я положила пятьдесят долларов.

– Мы договаривались на тридцать, – напомнил ювелир.

– Я помню. Двадцать долларов за совет, потому что я не люблю бесплатных советов.

Шульц понимающе кивнул, убрал деньги, и, распечатав бутылку, предложил:

– Ну что? По маленькой?

Честно говоря, крепкие напитки я не употребляю. Рюмка коньяка может свалить меня с ног, как капля никотина лошадь. Однако уходить мне не хотелось. Вдруг под влиянием спиртного старик сболтнет чего-нибудь интересное? Поэтому, немного помявшись, я согласилась – в крайнем случае можно вызвать такси или попросить кого-нибудь за мной приехать.

Виталий Яковлевич достал из серванта рюмки, принес лимончик, конфеты и разлил коньяк.

– Ну-с, милая Женечка, – произнес он, поднимая свою рюмку, – за знакомство!

Ювелир залпом опрокинул в себя благородный напиток и закусил лимоном. Я сделала вид, что пью, на самом деле только притронулась губами к краю рюмки. В этот момент зазвонил мой сотовый. Извинившись, я взяла трубку.

– Ну, красавица, ты влипла! – без предисловий заявил Тенгиз Гогочия. – Теперь тебя точно посадят!

– Спасибо на добром слове, дорогой! – кисло отозвалась я. – Почему такие выводы?

– Снял я отпечаточки с твоего пакетика и с его содержимого. Результаты, прямо скажем, впечатляют!

– Что-нибудь интересное?

– У-у-у! – прогудел Гогочия. – Вовка полцарства бы мне отдал за них, мамой клянусь!

Я забеспокоилась:

– Надеюсь, ты не собираешься ему докладывать о результатах, не посоветовавшись со мной?

– Жень, понимаешь, есть такое понятие: служебный долг. Так вот, по этому самому понятию я обязан поделиться с Ульяновым результатами экспертизы…

– Ты прямо как браток заговорил: по понятию, по понятию! А как же долг перед женщиной, доверившей тебе самое дорогое? – закипела я праведным гневом.

– Да ладно, не кипятись! – миролюбиво произнес Тенгиз. – Можешь часам к двум подъехать? Так и быть, исполню долг перед женщиной.

– Хорошо. Значит, в два часа на том месте, где я тебя сегодня высадила, – с облегчением выдохнула я и отключилась.

Виталий Яковлевич за время моего разговора уже несколько раз приложился к бутылке с коньяком. Глазки его теперь весело блестели, а лысина покрылась испариной. Я глянула на часы. Батюшки, времени-то у меня, оказывается, совсем нет на разговоры! Только-только доехать до прокуратуры, чтобы успеть на встречу с Тенгизом. Зря, выходит, я ювелира коньяком баловала!

– Виталий Яковлевич, – досадливо морщась, обратилась я к ювелиру. – Мне пора! Сожалею, что не могу составить вам компанию… Но, увы, дела зовут!

– Да, да. Я все понимаю, дорогая Евгения! – Ювелир с готовностью поднялся. – Дело молодое, знаете ли!

Толстяк хитро подмигнул и проводил меня к выходу. Уже сидя в машине, я снова прокрутила в уме наш разговор с Шульцем. Собственно, ничего нового он мне и не сказал, но что-то не давало мне покоя. Какая-то назойливая мысль сверлила мозг и мешала сосредоточиться на дороге. Я и так, и этак перекидывала слова, сказанные во время встречи, вспоминала выражение лица и глаз ювелира – выходило все не то. Ну что, что я упустила? «Так, Евгения, спокойно! – обратилась я к себе, умной и догадливой. – Давай все сначала. Что могло тебя насторожить? Внешность? Первоначально, в общем-то, да. Но ведь и ювелиры могут быть толстыми и лысыми. Тем более что я убедилась в его, так сказать, профессиональных качествах: вон, с первого взгляда определил, что алмаз родом из Якутии, и вес на глаз, и коэффициент… Нет, старик профи, это ясно. Вел он себя, конечно, не совсем тактично: угрозы какие-то, запугивания. Но меня на эту удочку не поймаешь, тоже не лыком шиты! Стоп! А ведь толстяк назвал меня по имени. Насколько я помню, я ему не представлялась. Откуда же он его знает? Значит, папаша Шульц после моего вчерашнего звонка связался с дочуркой? Интересно, что она ему наговорила?»

На встречу с Тенгизом я, конечно, опоздала. Еще издалека увидела, как он нервно прохаживается по тротуару, то и дело озираясь по сторонам. Стоило мне затормозить, он бабочкой впорхнул в салон и прошипел:

– Полчаса торчу здесь, как три тополя на Плющихе! Даже пообедать не успел! Где тебя черти носят, Зайцева?

– Так и быть, обедом я тебя накормлю, – ответила я, трогаясь с места. – А ты поменьше задавай вопросов. Докладывай о деле!

Гогочия что-то недовольно проворчал на грузинском языке, а на русском ехидно добавил:

– Вляпалась ты, Евгения Андревна!

– Это я уже слышала! – поморщилась я. – Ближе к делу.

– Отпечатки на пакете и камнях принадлежат двум лицам, ну, не считая тебя, разумеется. Во-первых, Анастасии Романовой…

Такой поворот событий не был для меня неожиданным, поэтому я удовлетворенно кивнула.

– А во-вторых, – продолжал Тенгиз, – неустановленному лицу. Мужчине. По нашей картотеке он не проходит – я проверял. У него, надо заметить, характерный шрам на указательном пальце левой руки. След от глубокого пореза острым предметом.

– Ножом, что ли? – попробовала уточнить я.

– Деревня ты, Зайцева, – вздохнул эксперт. – Говорю тебе русским языком: острым предметом. Это может быть что угодно: кончик ножа, шило, заточка, вязальная спица наконец…

– И… стилет? Стилет может быть?

Гогочия уставился на меня так, словно на голове у меня выросли ослиные уши.

– Может… – растерянно пробормотал он.

Мы вошли в небольшое, очень уютное кафе и заказали себе по порции блинчиков с мясом и кофе. В ожидании заказа я закурила и уставилась в окно. Забавная штука получается! Пакетик с камнями я нашла в съемной квартире Родиона. Ежу понятно, что отпечатки на пакете его и Анастасии. Мотя говорил, что она приходила к бывшему мужу. С большой натяжкой можно предположить, что пакет запрятал в кактус кто-то третий, и Родя не имеет к алмазам никакого отношения. Но если бы кто-то пришел к Родиону, Матвей наверняка бы услышал. Однако нам он ничего не говорил о посторонних. А может, просто забыл? Пожалуй, заскочу к нему на обратном пути.

– Слушай, Тенгиз, – обратилась я к эксперту, жуя изумительно вкусный блинчик, – а у близнецов отпечатки пальцев одинаковые?

– Говорю же, деревня! Запомни, темнота, у каждого человека свой папиллярный рисунок на пальцах. Даже у близнецов, – ответил Тенгиз с набитым ртом.

– А если я тебе привезу кое-какие предметы, ты сможешь снять с них отпечатки и идентифицировать их с отпечатками на пакете?

– В принципе – конечно. А что мне за это будет? – хитро прищурился эксперт.

– А я тебя за это обедом кормлю! – возмутилась я меркантильностью друга.

– Не-ет, красавица! Обедом ты меня кормишь за предыдущую экспертизу и за то, что разбудила меня ни свет ни заря! Я потом уснуть не мог!

– Господи, и почему все мужчины такие материалисты? – обратилась я к всевышнему. – А еще на женщин грешат! Тогда как мы – просто ангелы во плоти!

– Точно, – поддакнул Гогочия. – Особенно ты! Гляди-ка, у тебя уже и крылья прорезаются. Под лопатками не чешется, Жень?

Я бросила уничтожающий взгляд на Тенгиза, сожалея, что не могу метнуть в него тарелку с блинами. Однако ссориться с экспертом в мои планы не входило, поэтому я сделала вид, что смирилась с обидой, пообещав себе при случае непременно отомстить нахалу.

– Чего ж ты хочешь, дружок? – процедила я сквозь зубы.

– Да, понимаешь, у меня дома компьютер завис. В общем-то, я не удивляюсь: он уже старенький, его давно менять пора. Вот ты и поговори с Ромкой. Пусть он мне новенький аппарат подгонит. Само собой, по разумной цене. А то ведь сама знаешь, какая зарплата у нас…

– Не вопрос, – легко согласилась я. – Значит, договорились? К вечеру сделаешь?

– Ну, ты и шустра, Зайцева! – возмутился Тенгиз. – У меня, между прочим, сегодня четыре трупа на вскрытие!

– Вот и вскрывай себе на здоровье, пока я за отпечатками сгоняю. Поехали, дорогой! Время, как известно, деньги!

Всю дорогу Тенгиз недовольно брюзжал, мол, я не даю ему спокойно работать, обед оказался абсолютно несъедобным (что, признаться, меня возмутило: слопал свою порцию блинов и мою доел!), и еще – что мне нужно было родиться джигитом. Я, стиснув челюсти, как большая белая акула, молчала, терпела и вынашивала планы самой страшной мести. В конце концов эта пытка закончилась. Гогочия вылез из автомобиля, сильно хлопнув дверцей. Подозреваю, это от удивления: первый раз за все время нашего знакомства я молча сносила упреки и укоры в собственный адрес.

Вскоре я уже плавно тормозила возле дома, где снимал квартиру Родион. По двору разносилась музыка одной известной группы:

Безнадега точка ру…

«Это точно, – вздохнула я про себя, – сплошная безнадега!»

Лифт так же, как и в первое мое посещение, не работал, и я снова топала пешком. На восьмом этаже музыка стала еще слышнее, а возле двери Матвея она просто оглушала.

– Ну, дает Мотя! – присвистнула я и, дождавшись, когда песня закончится, нажала на кнопку звонка.

Музыка заиграла снова, на этот рад уже другая, не менее известная композиция, заставляя мои барабанные перепонки работать в авральном режиме. Надежда дозвониться до Матвея пропала. Я забарабанила в дверь кулаком:

– Мотя! Мотя, это я, Женька! Открывай!

Однако Матвей открывать не торопился.

– Еще пять минут, и я стану глухой, как Бетховен! – проворчала я и схватилась за ручку.

Дверь вдруг открылась. По опыту знаю, если дверь вот так сама открывается, значит, жди неприятностей. Осторожно, стараясь ни к чему не прикасаться, я прошла в глубь квартиры. Первым делом выключила музыкальный центр. Комнату заполнила тишина. В помещении царил сущий бардак: стул опрокинут, компьютер разбит, занавески оторваны вместе с карнизом. Ситуация нравилась мне все меньше и меньше.

– Мотя… – шепотом позвала я хозяина. – Чего это у тебя дверь открыта?

Мотя отозваться не пожелал. В комнате и на кухне никого не было. Интересно, куда мог деться инвалид, прикованный к креслу? Может, в магазин решил съездить? Но как? Лифт не работает, пандуса, насколько я могла заметить, в подъезде нет. Трудно представить, что на инвалидной коляске можно скакать по лестнице. Приготовившись к самому худшему, я распахнула дверь ванной комнаты…

Матвей был там. Он лежал в ванной, руки подняты над головой и пристегнуты наручниками к смесителю. На шее был затянут его же собственный ремень, а на лице четко просматривались многочисленные ссадины, синяки и кровоподтеки. Я уже имела некоторый опыт общения с трупами, поэтому могла с уверенностью сказать, что Матвей мертв довольно давно – тело остыло, а кровь успела потемнеть.

– Мотя… – всхлипнула я. – Как же это? Кто ж тебя так? За что?

Присев на корточки, я закрыла глаза и беззвучно заплакала. В принципе знакомство с Матвеем было недолгим, но мне показалось, что он был хорошим, порядочным парнем. Кому же понадобилось сводить счеты с несчастным инвалидом? Совсем не хотелось думать, что причиной его смерти мог стать наш с Расселом визит. Наконец я справилась с эмоциями. Предстояло еще сделать то, ради чего, собственно, я сюда и пришла. Жалобно повздыхав, я направилась к балкону. В прошлый раз трюк с перемещением тела с одного балкона на другой выполнял Рассел. Мы с Мотей его страховали. Теперь же мне предстояло проделать то же самое самостоятельно. Обвязавшись веревкой, я отважно двинулась вперед.

Должна заметить, что ужасно боюсь высоты. Когда мы с моей сестрицей Дуськой отдыхали на Черноморском побережье, она полчаса уговаривала меня нырнуть с волнореза. И высота-то там небольшая – каких-то семьдесят сантиметров. Однако я разревелась и заявила, что категорически отказываюсь прыгать, что жизнь у меня только началась и глупо рисковать ею по пустякам. Дуська сделала вид, что отстала. А когда я успокоилась и повернулась к ней спиной, она отвесила хорошего пинка мне под мягкое место, и я полетела в воду. Это был, пожалуй, единственный мой героический прыжок вниз. Позже мне, правда, приходилось штурмовать двухметровые бетонные заборы. Но это все не по собственному желанию, а по воле обстоятельств. А теперь я добровольно совершала почти каскадерский трюк на высоте восьмого этажа. Что будет, если трюк не удастся, я старалась не думать. Наконец моя нога коснулась пола соседнего балкона. Следом за ногой сползла и я.

– Господи, хорошо-то как! – пролепетала я пересохшими губами. – Никогда не пойду работать каскадером!

Несколько секунд ушло на то, чтобы снять стресс с моего бедного организма и восстановить нормальное сердцебиение. После небольшой дыхательной гимнастики я поднялась и толкнула дверь балкона. Она была заперта.

– Не может быть!

От одной мысли, что мои страдания на высоте восьмого этажа оказались напрасными и обратно придется идти тем же путем, внутри все похолодело. Однако дверь не поддалась ни со второй, ни с третьей попытки.

«Что ж это такое делается, граждане? – Я начала злиться, а это плохой признак. – Сначала пешком на восьмой этаж, потом на веревочке через балкон, а теперь еще и в дом не пускают?! Не-ет, с этим надо что-то делать!»

А что же делать? Оглядев балкон, я обратила внимание, что форточка слегка приоткрыта. Моя комплекция позволяла проникнуть внутрь помещения и через нее. Но тут в голову пришла мысль: а вдруг там кто-то есть? Ведь дверь балкона сама собой не могла закрыться! Представляю, как удивится этот кто-то, увидев, как я влезаю в форточку! А если это Родион? Он же вероятный убийца! Мозаика сложилась: Мотя мертв, дверь на балкон заперта. Значит, приходил Родя и… и…

– Да ладно! – махнула я рукой. – Какая разница, как умереть: с восьмого этажа сорваться или по-другому?

Придя к такому, прямо скажем, оптимистическому выводу, я полезла в форточку.

На мое счастье, в квартире никого не было. Впрочем, следы человеческого присутствия все же обнаружились. Во-первых, разбитый горшок из-под кактуса переселился в мусорное ведро, а сам кактус – в стеклянную литровую банку. Во-вторых, там же, в мусорном ведре, лежала пустая бутылка из-под пива. Решив, что отпечатков убийцы на ней предостаточно, если только он не был в перчатках, я вытащила бутылку из ведра и аккуратно положила в пакет, заботливо припасенный заранее. Так, ну а теперь мне нужна какая-нибудь личная вещь Родиона. Поиски личных вещей квартиранта закончилась в ванной комнате. Там я взяла зубную щетку, тюбик с пастой и бритвенный станок.

– Что ж, – подвела я итог, оглядевшись, – мавр сделал свое дело, мавр может уходить!

Уже сидя в машине, я решила позвонить в милицию и сообщить о смерти Матвея. Высмотрев телефон-автомат, я набрала две заветные цифры.

– Дежурный по городу лейтенант Филипчук! – отозвался с другого конца провода недовольный голос.

Я вспомнила этого Филипчука. Типчик лет пятидесяти, вечно что-то жующий и распространяющий вокруг себя луково-чесночное амбре. Три подбородка Филипчука уютно расположились на воротнике форменного кителя, а щеки, казалось, вот-вот закроют звездочки на погонах. Ко всему прочему лейтенант был обладателем такого мощного голоса, что легко мог перекричать вой трех милицейских сирен (проверено опытным путем!).

– Але! Милиция? – Я зажала пальцами нос и постаралась изменить голос. – Тута у нас упокойник. Будете брать?

– Ты, бабка, не шути! – рявкнул Филипчук. – За такие шуточки знаешь что положено?

– Ты не пужай, сынок! Меня еще Чапаев в молодости напужал! Хошь – бери, не хошь – пущай гниет!

Я быстренько продиктовала адрес Матвея и повесила трубку. Как бы Филипчук ни кипятился, все равно пошлет наряд по адресу. Значит, Матвея сегодня найдут и заберут и сегодня же заведут уголовное дело. Раскрыть его, конечно, не раскроют без моей помощи, а я им помогать не собираюсь – у самой дел по горло!

Когда я позвонила Тенгизу, он долго не отзывался. «Заработался совсем», – решила я и повторила попытку.

– Говорите, только быстро! – недовольно крикнул Гогочия после восьмого или девятого гудка.

– У меня все готово, – заговорщицким голосом сообщила я. – Вещи у меня. Через полчаса жду тебя на том же месте.

Чтобы не слышать возражений Тенгиза, я моментально отключилась. Гогочия, конечно, хороший парень и классный специалист. Он увлеченно копается в криминальных трупах, выискивая причину смерти, собирает отпечатки пальцев везде, где только можно, – словом, безумно любит свою работу. Меня с ним связывает не одно раскрытое дело. Однако поворчать эксперт любит и ни за что не упустит момент позубоскалить и отпустить пару-тройку ехидных замечаний в мой адрес.

Уже третий раз за сегодняшний день я ехала в сторону прокуратуры. Такие совпадения мне не нравятся, поэтому я всю дорогу плевала через левое плечо и время от времени сооружала известную конфигурацию из трех пальцев. Тенгиза еще не было, поэтому я закурила сигарету, выпустила дым в окно и задумалась.

Похоже, самые мрачные предположения Вовки-следователя сбываются! Все, кто так или иначе причастен к алмазам, умирают. Только вот какое отношение к ним имел Матвей – инвалид, не выходивший из дома? Не могли же его убить только из-за того, что он был соседом Родиона! А может, Мотя знал намного больше, чем рассказал нам с Расселом… Теперь уже и не спросишь. Кстати, еще одно меня беспокоило: почему я до сих пор жива?

– Просто тебе везет! – раздался голос откуда-то сверху. – Но не думай, что так будет всегда.

«Я сошла с ума!» – озарила меня догадка. Я сидела с закрытыми глазами и боялась пошевелиться – вдруг увижу перед собой светлый лик всевышнего? Уж столько раз я к нему обращалась с просьбами и просьбочками, вот, видать, пора пришла ответ держать!

– А можно мне еще немножко повезет, повезет, а потом все? – шепотом спросила я, слабо надеясь на положительное решение.

– Нет! – последовал категорический отказ.

Что-то в интонациях собеседника показалось мне знакомым. Осторожно, стараясь не нарушить торжественности момента, я приоткрыла один глаз. Второй уже открылся сам.

Вместо приятного и доброго лица с окладистой белой бородой передо мной маячила перекошенная физиономия… Ульянова.

– Тьфу, шайтан! – От досады я неожиданно обратилась к мусульманским персонажам. – Вечно ты мне мешаешь! Говори, что надо, и проваливай… Клиента спугнешь.

Лицо следователя вытянулось, и шрам, пересекавший левую щеку, странно задергался. Зря, наверное, про клиента сказала. Но… Слово-то не воробей, вылетит – не поймаешь.

– К-какого клиента? – клацнул зубами Вовка.

– Не важно. Это мое частное дело, – отрезала я и нервно забарабанила пальцами по рулю.

С минуты на минуту должен был появиться Тенгиз. Совсем не хотелось, чтобы они столкнулись возле моей машины, – разговоров потом не оберешься! Однако дорогой родственник уходить не торопился. Он справился с эмоциями и почти нормальным голосом поинтересовался:

– Ты здесь зачем, вражина? Опять что-то затеяла?

– Довольно странны мне ваши намеки, гражданин начальник. Я договорилась с одним человеком о встрече. Хочу продать свой антикварный перстень, – не моргнув глазом, соврала я.

– Да? – притворно удивился Вовка. – Это ему ты задала такой сакраментальный вопрос, мол, почему это я еще жива? Или ты роль такую репетируешь для домашнего театра? «Жить или не жить? Вот в чем вопрос!» Гамлет, е-мое, принц Датский!

– Я не обязана перед тобой отчитываться! – зло прошипела я.

– Конечно. Только я тебя знаю как облупленную. Ты же просто так шагу не ступишь. Отсюда вывод: раз ты здесь, значит, что-то серьезное замышляешь…

Ульянов еще что-то говорил, но я уже не слушала. Совсем недавно моя приятельница, преуспевающая в сфере психоанализа, растолковала мне понятия, «энергетический донор» и «энергетический вампир» и научила от этих самых вампиров защищаться. Стеклянный купол, зеркальная стена, огненный круг – все это пережитки глубокой старины. Существует лишь один действенный способ защиты, между прочим, очень простой. Нужно всего лишь вспомнить приятный (веселый, смешной, романтический) эпизод из своей жизни. Если получится – никакие вампиры не страшны. Постольку поскольку Вовка Ульянов – известный Дракула, я моментально отключилась и принялась вспоминать эпизоды розового детства.

– Ты меня слышишь? – грозно воскликнул «вампир».

– Слышу, слышу, – рассеянно махнула я рукой, все еще пребывая в беспечной поре детства. – Ты говори, Вова, говори…

– Вот я и говорю: перстень не продавать!

– Почему это?

– Потому! – рыкнул следователь. – Ты обязательно вляпаешься в какую-нибудь историю. Тебя либо обманут, либо убьют! Тогда и получишь ответ на свой вопрос. Доступно излагаю?

Я обреченно кивнула. Спорить с Ульяновым бесполезно и абсолютно безнадежно, так как никакие логические выкладки его не берут. Во-первых, потому что у женщин, по его мнению, «с логикой полный абзац», а во-вторых, следователь живет не разумом и даже не сердцем. Владимир Ильич во всех своих поступках руководствуется шестым ментовским чувством. Родственник с облегчением перевел дух и неожиданно улыбнулся:

– Когда к нам собираетесь? Дусико говорит, соскучилась.

– Так у вас же ремонт! – напомнила я.

– Ну и что? – Ульянов пожал плечами. – К выходным, бог даст, закончим. Так что приходите, Жень! А сейчас давай-ка домой, пирожки для мужа пеки.

– Ладно, Вовка, придем, – согласилась я. – Ну, ты иди, работай, а я поеду пироги лепить.

Мысленно я сказала родственнику еще много «теплых» слов, из которых приличными были только предлоги. Затем мило оскалилась и мягко тронулась с места. В зеркале заднего вида я заметила, как Вовка постоял немного, наблюдая за моим отбытием, а потом торопливо двинулся в сторону прокуратуры. Едва он скрылся из виду, я резко развернулась и покатила в обратную сторону.

Тенгиз уже был на месте и нетерпеливо приплясывал, судя по всему, национальный танец: так смешно у него дергались все конечности.

– Опять опаздываешь, – попенял он мне, когда я, лихо взвизгнув тормозами, остановилась.

– Да Ульянов лекцию читал! Откуда его черти принесли? А Вовку, сам знаешь, даже танком не остановишь, коли уж он завелся! Бедная моя сестренка! Как только она терпит этого болтуна?!

Гогочия нырнул в салон и закурил.

– Видел я его, – сообщил эксперт. – Потому и не подходил. За деревом стоял. Бабка какая-то кругами вокруг ходила – бдительность проявляла. Видать, за террориста приняла, дружинница, блин! Ну, привезла?

Я достала с заднего сиденья пакет.

– Слушай, там бутылка из-под пива… Это отдельно. Я ее прихватила в квартире убитого… м-м… знакомого.

– Опять труп?! – совсем по-женски всплеснул руками Тенгиз. – Где ты их берешь, а?

– Сама делаю! – огрызнулась я. – Ты отпечаточки-то сними на всякий случай.

Гогочия страдальчески закатил глаза и выругался по-грузински. Я терпеливо ждала.

– Где? – успокоившись, полюбопытствовал эксперт.

– Что? – не поняла я.

– Не что, а кто! Труп где?

– А-а… Так ведь я уже сообщила. Правда, не знаю, как Филипчук среагировал.

Тенгиз достал из кармана сотовый и быстро набрал номер.

– Филипчук? Гогочия беспокоит. Тебе сигнал о трупе поступал?.. Группу выслал?.. Ага, ясно. А кто сегодня у вас на экспертизе?.. Все, понял, дорогой. Отбой.

– Ну что?! – не утерпела я.

Гогочия махнул рукой и снова запикал кнопками.

– Семеныч, ты? Здравствуй, дорогой!.. Да, я. Узнал, генацвале, молодец! Слушай, вопрос к тебе: ты сегодня на труп выезжал?.. А, сейчас там. Ну, ты мне отпечаточки подгони, лады? Спасибо, дорогой!

Гогочия отключился и победоносно посмотрел на меня.

– Бригада там работает, – обрадовал трупный доктор. – Отпечатки скоро будут. Сравним.

– Отлично! – просияла я. – Ты помнишь, что к вечеру у меня должны быть результаты?

– Так точно, начальник! С тебя компьютер, – напомнил Тенгиз и покинул салон.

Внезапно я почувствовала, что безумно устала. Очень хотелось очутиться в ванной, закрыть глаза и ни о чем не думать.

– Все, дорогая, домой! – громко скомандовала я себе и завела двигатель.

…Мужское народонаселение родного дома встретило меня в полном составе: мрачный и голодный Алексеев, голодный и мрачный Веник, голодный, но еще сохранивший способность вяло улыбаться Рассел и Рудольф. Песик был единственным существом, которое обрадовалось моему появлению. Остальные молчали, как египетские мумии, и буравили меня тяжелыми взглядами.

Почему молчал Ромка, понятно! Бедный супруг явился домой с работы, а ужина, приготовленного заботливой женой, нет. Впрочем, самой жены – тоже. Веник молчал за компанию, это ясно. А вот почему безмолвствовал янки? Может, решил проявить солидарность с русскими мужиками? У них там, в Америке, сплошная эмансипация. Заокеанские мужчины боятся лишний раз глаза поднять на женщин – по судам затаскают за сексуальные домогательства! А у нас слабый пол до сих пор угнетен. Ладно, тогда уж и я поддержу американских женщин в борьбе за свои права и побуду немного феминисткой.

– Мальчики, привет! – преувеличенно радостно поздоровалась я. – Как дела? Ой, а я так устала, так устала! Пойду приму душ, а вы пока над ужином поколдуйте, ладненько? Да, кстати, ничего жирного и тяжелого мне не готовьте – на ночь переедать нельзя. Лучше уж салатик какой-нибудь и кефирчик. Ну, пока, мои сладкие!

Я вытянула губы трубочкой, послала оторопевшим ребятам воздушный поцелуй и скрылась в ванной.

В пенной водичке я наконец обрела счастливую возможность расслабиться и даже, кажется, задремала. В голове то и дело мелькали какие-то мысли, точнее, их огрызки. Собрать их не было никакой возможности, да и желания, признаться, тоже. Из состояния блаженства меня вывел телефонный звонок. Я нащупала рукой трубку радиотелефона, предусмотрительно захваченную с собой, и томно промурлы-кала:

– Слушаю…

– Привет, красавица! – поздоровался Гогочия. Радости в его голосе не чувствовалось.

Я с сожалением вернулась в действительность.

– Привет, Тенгиз. Что новенького?

– Что у тебя с мобильником? – Эксперт проигнорировал мой вопрос. – Звоню, звоню, а телефонная барышня говорит, что ты недоступна.

– Батарея, наверное, разрядилась. Так какие новости?

Гогочия немного помолчал.

– Жень, ты с Ромкой уже говорила насчет компьютера? – вернулся он к волнующей его теме.

– А ты мне о результатах экспертизы доложил? – не осталась я в долгу.

Тенгиз что-то проворчал по-грузински и снова замолчал. Вообще-то Гогочия редко говорит на родном языке. В основном это происходит в минуты сильного душевного волнения или недовольства. Однако в последнее время это стало случаться все чаще и чаще. Придется, видимо, мне выучить грузинский: терпеть не могу, когда не понимаю собеседника.

– Между прочим, это неприлично! – возмутилась я.

– Что неприлично? – опешил приятель.

– Во-первых, ругаться, а во-вторых, ругаться на иностранном языке, которого я не знаю. Но я человек добрый. У меня в груди, как говорил Остап Бендер, бьется большое сердце. Как у теленка. Докладывай, дорогой!

Опять последовала витиеватая грузинская тирада.

– Ой, прости, Жень! – поспешно извинился Тенгиз. – Это я от переживаний.

– Да? – искренне удивилась я. – Надо же, какой ты у нас чувствительный! Я и не знала…

– И ничего не чувствительный! – обиделся Гогочия. – Просто работа эта чертова достала! В отпуск хочу! К морю! У меня мама старенькая…

Тут уж я перепугалась по-настоящему. Дело в том, что Тенгиз безумно любит свою работу. У него, можно так сказать, с ней бурный и продолжительный роман. И ни разу за время нашего знакомства я не слышала от него таких заявлений. Ковыряться в трупах, сличать отпечатки пальцев, проводить самые невероятные экспертизы – все это было для Тенгиза не просто работой. Это было его жизнью. И вот теперь виртуоз своего дела хочет домой к маме. Детский сад, честное слово!

– Да ладно, Жень! – Тенгиз почувствовал мою растерянность. – Не обращай внимания. Устал я что-то, вот и все.

– Жениться тебе надо, – посоветовала я приятелю.

– Нет уж, спасибо! Вдруг попадется такая же любительница криминальных приключений и трупов, как ты! Уж лучше я так как-нибудь перекантуюсь!

– Ну-ну, – хмыкнула я. – Кантуйся. Давай-ка, Тенгизик, ближе к делу.

– К делу так к делу. Хочу тебя обрадовать. Или огорчить. Это уж как получится. Короче говоря, отпечатков в квартире инвалида…

– Моти. Матвея.

– Тебе лучше знать. Так вот, отпечатков не найдено. Работал, видимо, профессионал. А вот на пивной бутылке кое-что обнаружилось…

– Что? – внезапно севшим голосом просипела я.

– А то! И на бутылке, и на тех банно-бритвенных причиндалах, что ты мне передала…

Эксперт взял паузу по системе Станиславского, явно испытывая мое терпение. Его у меня совсем мало, нервная система истощена, поэтому я быстро сдалась.

– Я убью тебя, мамой клянусь! – рявкнула я. – Говори же, ну!

– Они полностью идентичны, – спокойно закончил Гогочия.

Вот это да! Что же выходит? Банно-бритвенные причиндалы, как выразился Тенгиз, я взяла в съемной квартире Родиона, а бутылку из-под пива – у Моти. Откуда ей там взяться? Когда мы с Расселом были у Матвея, парень обмолвился, что спиртное не употребляет ни в каком виде: ни в крепком, ни в слабом.

– Эй, ты меня слушаешь, Мегрэ? – Тенгиз прервал мои размышления.

– Что? А? Да, да… – рассеянно отозвалась я. – Что ты говорил?

– Я говорил, что аналогичные отпечатки были и на тех алмазах из пакета, и на самом пакете, и в квартире Феликса Круглова!

– К-какого?

– Такого! Того самого! Чуешь, чем дело пахнет?

Я хлопала глазами и не могла произнести ни слова. Тенгиз истолковал мое молчание по-своему.

– Ну что, Пинкертон ты наш? Красиво получается? Ладно, если что – звони. Пока!

Вода в ванной уже остыла. Я сидела в клочьях пены, словно Афродита, и прижимала к уху телефонную трубку. Она издавала короткие гудки, пытаясь вернуть меня к нормальному состоянию.

Очень интересно получается! Судя по заключению эксперта (а в профессионализме Тенгиза я не сомневалась!), и Круглова, и Мотю убил один и тот же человек. И получается, это был… Родион! Но ведь он пропал! Тимур вон с ног сбился, разыскивая брата. Нет, можно, конечно, предположить, что Родька вовсе не пропал, а просто прячется. Иногда он появляется «в миру», совершает какое-нибудь злодеяние и снова исчезает. А вдруг и Настю, жену свою, тоже он… И казаха заодно. В принципе какая-никакая, а связь здесь прослеживается: Феликс, Настя, казах – все убиты одним стилетом. Отпечатки опять же… Думаю, если человек один раз совершил преступление и оно не было раскрыто, то он начинает свято верить в свою неуязвимость. Значит, все-таки Родион? Наверное, мне следует завтра навестить Тимура и поподробнее расспросить о брате.

Договорившись сама с собой о планах на ближайшее будущее, я влезла в махровый халат Алексеева и поплелась на кухню. Желудок, не получавший никакой поддержки вот уже несколько часов, подавал недвусмысленные сигналы своей непутевой хозяйке.

К моему глубочайшему изумлению, на кухне никого не было. Кроме того, никаких соблазнительных запахов, никакой бестолковой суеты не наблюдалось. Кроме Рудольфа, сиротливо притулившегося у холодильника и изредка издававшего жалобное поскуливание, я никого не обнаружила. На столе стояла тарелка, в которой лежало что-то неопределенно-болотного цвета. Рядом стоял литровый пакет кефира.

– Подумаешь! – фыркнула я. – В Америке женщинам еще труднее! Они день и ночь борются за свою независимость и равноправие. Ну, ничего, голубчики, явитесь еще домой…

Было обидно. Вот так приходится расплачиваться за свой марш протеста против сильной половины человечества.

Нечто болотного цвета, заботливо приготовленное Ромкой, при ближайшем рассмотрении оказалось обыкновенной морской капустой. Я возмущенно всплеснула руками:

– Вот новости! Разве я похожа на морскую корову?! Или на русалку? Зачем же меня травой кормить и водорослями? Рудольф, угощайся.

Рудольф с укором посмотрел на хозяйку и от угощения отказался. Видимо, он себя тоже не считал морской свинкой. Я с удовольствием попила кефирчику и мысленно попросила прощения у родного желудка. Мужу я звонить не стала: протестовать – так уж до конца, до победной точки. Акцию протеста я увенчала тарелкой с морской капустой, торжественно выставив ее в центр стола и сопроводив запиской: «Спасибо, милый! Корм оказался не слишком вкусным, перестоял, наверное, в тепле! Так что, выходит, ужин я жабрами прохлопала. Ложусь спать голодной, но все равно очень тронута твоей заботой. Целую. Твоя корова».

С чувством выполненного долга и гордо поднятой головой я удалилась в спальню. Рудольф, обиженный невниманием хозяйки и отсутствием ужина, уныло поплелся следом, залез ко мне под одеяло, свернулся калачиком и мгновенно уснул.

– Хорошо тебе, Рудольф, – вздохнула я. – Попил, поел, поспал… И никаких тебе ни запутанных преступлений, ни маршей протеста…

Минут пять я тоскливо вздыхала и жаловалась таксе на свою нелегкую судьбу. А потом неожиданно пришел сон и прервал поток моих сетований.

Этой ночью я видела во сне бриллианты чистейшей воды и самых невероятных размеров: от спичечной головки до величины арбуза. Они были повсюду, даже в банках из-под кофе и других сыпучих продуктов. Кроме того, мои руки уподобились рукам легендарного царя Мидаса. Все, к чему я прикасалась, превращалось в бриллианты. Это доставляло массу неудобств. Однако и приятные моменты тоже были: я с плотоядной улыбкой приближалась к мощной фигуре Вовки Ульянова, вальяжно развалившегося у меня в гостиной на диване. Вид старшего следователя прокуратуры, изваянного из целого куска бриллианта, это круче, чем Петр Первый работы Церетели. Пережить подобное зрелище человеку со слабой нервной системой затруднительно, поэтому я быстренько проснулась.

– Приснится же такое! – обратилась я к Рудольфу, высунувшему мордочку наружу. – Бриллиантовый Вовка! Это неподражаемо!

Разумеется, дома уже никого не было. На кухне я обнаружила трогательное послание от Ромки.

«Милая женушка! – изливал душу супруг. – Мы вовсе не такие негодяи, как ты, наверное, подумала. Ты уже спала, когда мы вернулись. Зная твою страсть к быстрому питанию, мы приготовили тебе небольшой подарочек. Он успел остыть, но не беда! Воспользуйся микроволновкой. (Кстати, Рассел очень ругался. Ты же знаешь о его «любви» к фаст-фуду.) Целую тебя, моя морская коровка. Твой навеки муж Рома».

– Сам ты корова безрогая, – хмыкнула я и распахнула дверцу холодильника.

Там возле стеночки притулился бумажный пакет из «Макдоналдса». Внутри я обнаружила «биг-мак», большую порцию картошки фри, фирменный пирожок с вишней и ванильный коктейль.

«Блеск! – решила я. – Надо регулярно устраивать оживляж любимому. Пусть почаще балует свою половину».

Кстати говоря, я глубоко убеждена, что семейную жизнь просто необходимо время от времени освежать. В противном случае она станет пресной и скучной. Можно, к примеру, купить настоящую пальму и торжественно водрузить ее посреди комнаты. Затем нацепить на себя костюм русалки, нанести на лицо боевую раскраску и угнездиться на ветвях вечнозеленого дерева, попыхивая «беломориной». Когда обалдевший от такой красоты супруг вновь обретет дар речи и проблеет: «Ты чего это? А где ужин?» – нужно бросить на него затуманенный взор и хорошо поставленным голосом оперной примы пропеть: «Отойдите, гражданин. Вы мне мешаете. Я с минуты на минуту ожидаю прибытия прекрасного принца на белом коне. Он увезет меня в сказочные дали… Где нет ужинов и прозы жизни».

Уверяю, примерно месяца три муж будет уделять вам максимум внимания и предъявлять минимум претензий. Если при этом он станет по ночам плакать и звать маму, а днем странно подмигивать обоими глазами, не волнуйтесь! Это всего лишь издержки воспитательного процесса.

Расправившись с завтраком, я закурила и потянулась к телефону. Но кто-то меня опередил – трубка запищала, едва я до нее дотронулась.

– Алло? – благодушно отозвалась я.

– Женя? Привет. Это Катя. Катя Шульц…

– Здравствуй, Катя. – Я слегка растерялась. – Что-нибудь случилось?

– Да нет, ничего. Просто встретиться хочу, поболтать о нашем, о девичьем… ты как на это смотришь?

Я задумалась. С чего бы это Катьке набиваться мне в подруги? Может, они с Веником поругались и мне предстоит выступить в роли парламентера? Или она хочет что-нибудь рассказать? Как бы там ни было, а упускать такой шанс нельзя.

– Положительно, – ответила я. – Когда? Где?

Катерина ненадолго задумалась.

– Завтра сможешь? – наконец спросила она. – Скажем, в пять часов. Нормально?

– Нормально. А где?

– В парке. Там есть открытый ресторанчик, где готовят замечательный шашлык…

– Знаю, – кивнула я.

– Прекрасно. Вот там и встретимся. Значит, договорились? Завтра в семнадцать я тебя жду, да?

– Жди, – милостиво разрешила я и положила трубку.

Загадки загадками, но есть и положительный момент в завтрашней встрече. Попробую расспросить Катерину об убийстве ее мужа. Телефон ожил снова.

– Женька, ты? Привет! Как дела?

– Привет, Тим! – Я обрадовалась Тимуру. – Дела в принципе все как-то не очень… Мотю убили…

– Кого?

– Матвея. Соседа твоего брата. Слушай, Тим, поговорить бы нам с тобой, а? Можно я к тебе через часок подъеду?

– Давай приезжай. Если вдруг меня не будет – нужно по делу в одно место подскочить, – подождешь, лады?

Я согласилась и, попрощавшись с Тимуром, отправилась собираться.

«Как-то все неправильно получается! – рассуждала я, роясь в недрах шкафа в поисках какой-нибудь легкой кофточки. На улице конец мая, а погода – как на Средиземноморском курорте в разгар сезона. – Где логика во всех преступлениях? Какое, к примеру, отношение к якутским алмазам имеет, вернее, имел, безногий инвалид? Теперь Феликс. Его убили почти шесть лет назад. Почему? За что? Ясно, что не с целью спереть пару экспонатов его коллекции. Они-то как раз целы. А стилет прихватили, видимо, на память. Ну понравился он убийце, и все тут! А потом, спустя какое-то время, этот стилет снова был пущен в ход. Спрашивается: где он пропадал эти шесть лет? Еще отпечатки, будь они неладны! Бред какой-то. Круглова, Настю, казаха убили этим самым стилетом. Мотю, правда, задушили, но на бутылке из-под пива опять те же отпечатки. И на алмазах из кактуса… Возможно, Тимур сможет мне хоть что-нибудь объяснить. Во всяком случае, я уверена, что его брат причастен к этому странному и весьма запутанному делу!»

Перевернув содержимое шкафа, я наконец нашла хэбэшную распашонку с короткими рукавами и невероятным количеством карманов и карманчиков. Торопливо рассовав по карманам сигареты, деньги, зажигалку, я совершила несколько кругов по комнатам в поисках ключей от машины. Они вскоре нашлись, и я покинула квартиру.

До автосервиса Тимура я ехала около часа. Это вполне понятно, потому что по пути я случайно заглянула в кафе-мороженое, где провела минут сорок, поглощая любимое лакомство.

Рабочее место Тимура выглядело весьма достойно. Просторное помещение, оборудованное по последнему слову техники, пара компьютеров. На «яме» стояли две иномарки, еще одна почему-то висела под потолком на огромных крюках. Везде чистота и порядок: ни замасленной ветоши, ни окурков, ни лишних запчастей, ни дырявых покрышек. Откуда-то доносились звуки ударов железа о железо и незамысловатый мотивчик: «Не верь мне, милая, не верь, не верь, не верь…»

– Эй, есть кто живой? – громко спросила я.

Пение оборвалось, и из «ямы» высунулась голова в синей бейсболке с перемазанными, как у Золушки, щеками.

– Привет! – улыбнулся Золушка. – Есть проблемы? Я могу помочь?

«Сервис на уровне, – мелькнула мысль. – Только почему по-русски? В кино такие вопросы задают по-английски…»

– Проблем полно, – вздохнула я. – А помочь в их решении мне может только Тимур.

– Вы Женька?

Я досадливо скривилась:

– Евгения Андреевна. Мы с Тимуром договаривались о встрече.

– Точно! – еще шире улыбнулся парень. – Тим меня предупреждал, что ты… вы приедете. Он скоро вернется. Пройдите в его офис.

Золушка кивнул куда-то в сторону. Я проследила взглядом за его движением и заметила хорошо замаскированную дверь, едва различимую на фоне стены.

«Офис» Тимура по размерам походил на каморку Герасима, правда, заметно модернизированную. Не представляю, каким образом здесь уместился письменный стол и массивный стеллаж. На нем в художественном беспорядке валялись какие-то железки. Вероятно, это были особо дефицитные запчасти для автомобилей, что называется, «только для своих».

Я уселась в крутящееся кресло босса и приготовилась к ожиданию. Около пяти минут я внимательно изучала интерьер помещения. На шестой минуте любопытство перевалило максимальную отметку, и руки сами собой потянулись к ящикам письменного стола.

В верхнем ящике все в том же беспорядке лежали канцелярские принадлежности – от скрепок и кнопок до штемпелей и печатей. Ради интереса я шмякнула печать себе на ладонь. «Общество с ограниченной ответственностью «РОТИ», гласила надпись на моей руке. В середине небольшого кружка красовалась машинка.

– РОТИ – это Родион и Тимур, – догадалась я. – Надо же, все как у взрослых: и ООО, и печати…

Средний ящик был завален какими-то бумагами. Немного поворошив их, ничего интересного я не нашла. А вот третий, нижний ящик… Его содержимое заставило меня вздрогнуть. На дне, тускло отсвечивая вороненой сталью, лежал пистолет. Я благодаря Вовке Ульянову и своему нетрадиционному хобби немного разбираюсь в оружии. Уж во всяком случае могу отличить родной «калаш» от израильского «узи», а пистолет Макарова от того же «стечкина» или «ТТ». В ящике стола лежал особенно любимый родными ментами и уголовниками всех мастей «макаров».

– О, пистолетик! – обрадовалась я. – Хорошенький какой…

Щелкнув затвором, я проверила обойму. Пусто. Зачем, интересно, Тимуру незаряженный пистолет? Хотя напугать им нежеланного клиента можно здорово. Я внимательно посмотрела в холодный зрачок дула. Жутковато, конечно, ничего не скажешь. Вздохнув, я положила оружие на место.

«А разрешение у Тима есть? – мелькнула мыслишка, но я ее тут же отогнала. – Рассуждаю, словно Вовка-следователь! Можно подумать, что я самая законопослушная гражданка! Хм… А это что?»

В дальнем углу под замусоленным журналом «Playboy» обнаружился небольшой ежедневник с золотым тиснением по натуральной коже «Davidoff».

– Никогда не считала любопытство пороком! – проворчала я себе под нос, извлекая из ящика красивую книжечку. – Наоборот! Любопытство – это движущая сила прогресса! Оно очень способствует развитию человеческой личности в целом и интеллекта в частности. Мой интеллект возбудился с первой же страницы и начал стремительно развиваться в нужном направлении. Титульный лист сообщал, что книженция принадлежала Родиону. Я быстренько полистала странички. Даже на первый взгляд было ясно, что ежедневник – предмет для личного пользования, а не для служебного. Все записи были сделаны одним и тем же почерком. Неожиданно меня кольнуло какое-то предчувствие. Даже не предчувствие, а странное ощущение, будто я пропустила что-то очень важное. Еще раз, но уже медленнее я принялась листать страницы.

– Вот! – торжествующе воскликнула я, ткнув пальцем в запись.

Это был телефонный номер. Рядом красовались две буковки «шв».

– Что такое «шв»? – пожала я плечами. – Швед, швабра, швах? Может, Швондер? Нет, Швондер – это фамилия. Ее бы Родя с большой буквы нарисовал. А телефончик-то мне, кажется, знаком! Вспомнить бы еще!

Я хлопнула себя ладошкой по лбу, чтобы мыслительный процесс ускорился. Однако мыслительный процесс был прерван громкими голосами из-за двери. Тимур! Я задвинула на место ящик и (бес попутал, не иначе!) сунула ежедневник под просторную «распашонку». До появления Тима я еще успела выползти из-за стола и подскочить к стеллажу.

– Привет! – поздоровался хозяин сервиса. – Давно ждешь?

– Да нет, не очень. Изучаю вот экспо-наты…

– А-а, это! – Тимур заразительно рассмеялся. – Это запчасти к машине моей мечты.

– Что за машина? – поинтересовалась я. – У тебя же есть тачка.

Тимур заговорщицки подмигнул:

– Я хочу собрать универсальную машину!

Почему-то сейчас я ощутила себя полной идиоткой. Он что, Джеймс Бонд? Какую такую универсальную машину? Что-то среднее между танком, подводной лодкой и стратегическим бомбардировщиком?

– А-а, ну да, понятно, – с умным видом протянула я, хотя понятного было мало.

Тимур удовлетворенно кивнул и предложил мне присесть в кресло, которое я покинула минуту назад, а сам устроился на корзине для мусора, извлеченной из-под стола.

– Так о чем ты хотела со мной поговорить?

– О брате твоем.

– О Родионе? Я ж тебе рассказывал…

– Рассказывал, – не стала спорить я. – Но это все общие, так сказать, сведения. А мне хотелось бы узнать подробнее: что он за человек. Знаешь, ты представь себе, что хочешь выдать меня за него замуж. Теперь ты должен рассказать о его положительных качествах. Ну и отрицательные не забудь упомянуть.

Тимур задумался. Я терпеливо ждала.

– Родька… Хм… Вообще-то он слабохарактерный был. Чересчур мягкий, что ли. Я-то с детства отличался беспокойным характером, похулиганить любил. Мне частенько попадало и от матери с отчимом, и от учителей. Родя мне всегда сочувствовал. Иногда заступался, а порой и на себя вину брал… В школе я у него все время алгебру с геометрией списывал. Он в точных науках разбирался, Лобачевским его дразнили! Кстати, с Настькой, женой его, я первый познакомился.

– Как это? – удивилась я.

– А вот так! – хитро подмигнул Тимур. – У матери, я имею в виду родную мать, юбилей намечался. Ну, мы с братаном решили ей серьги подарить. Денег поднакопили… Накануне я загрипповал немного и попросил Родьку в ювелирку пойти без меня. Когда он вернулся, я сразу понял – что-то произошло. Глаза у него безумные, бормочет фигню какую-то… Я ему стаканчик накатил и через полчаса приступил к расспросам. Что? Как? А Родька знай мямлит: «Она такая… такая… Фея!» Ну, думаю, влип ты, паря! А самому до жути интересно, что это за фея такая объявилась. Из допроса полупьяного и полусумасшедшего братика стало ясно, что подарок матери он так и не купил, а простоял полчаса соляным столбом в ювелирной лавке, созерцая прелести своей феи. Тогда я сам пошел. Настька и правда была хороша: фигура там, ноги, грудь… Решил я тогда Родьке сюрприз сделать. Он, думаю, еще полгода страдать будет, а подойти не решится. Пока серьги для матери выбирал, познакомился. Родионом назвался.

– Зачем?

– Темнота ты, Женька! Я с девушкой познакомился, влюбил ее в себя, а потом Родьке передал…

– Понятно, – протянула я. Тимур в эту минуту был мне почему-то неприятен. – И как брат отнесся к этому?

– Ну как… Сначала ругался, потом даже обрадовался. Еще бы! Я за него всю черновую работу сделал. Правда, позже он все же Настьке рассказал правду.

– И что Настя?

– Козлом меня обозвала, побушевала немного… В общем, нормально. Зато брата счастливым сделал.

– Да уж, счастья привалило! Слушай, а чем Настя занималась?

– Я ж говорил, в ювелирном работала! – воскликнул Тимур, явно досадуя на мою бестолковость. – Она в камнях здорово разбиралась. Ее в магазине очень ценили.

– Она где-нибудь училась этому?

– А я знаю? Хотя Родька говорил, что она в Москву на частные занятия ездила к какому-то крутому спецу. Известный дядька. В определенных кругах, разумеется. Кажется, он в Алмазном фонде работал…

Еще один спец из Алмазного фонда! Стоп! А может, это один и тот же?

– Как звали этого господина, ты, конечно, не знаешь, – предположила я.

– Вот и знаю! Настька все уши о нем прожужжала. Виталий… Виталий… нет, отчества не вспомню. У него еще фамилия нерусская какая-то… Штольц, что ли?

– Шульц…

– Точно, Шульц! – обрадовался Тимур и довольно рассмеялся.

«Конечно, Шульц, – мысленно подтвердила я. – Кто ж еще? И это его телефон записан у Родиона в ежедневнике. Вот почему номер показался мне знакомым!»

– А брат твой в драгоценных камнях разбирался?

– Более или менее. Какое-то время он с Настькой к ювелиру этому ездил. Потом надоело. Слушай, Жень, – после недолгого молчания спросил Тимур, – а кого, ты говорила, убили?

– Ты у Родьки на квартире часто бывал? – в свою очередь полюбопытствовала я.

– Так, время от времени…

– У Родиона сосед был – инвалид чеченской войны. Матвей. Вот его и убили.

– А за что, не знаешь? Убийцу уже нашли?

– Ищут, – туманно ответила я. – А за что… догадываюсь, конечно, но тебе это неинтересно. Кстати, Анастасия была причастна к контрабанде якутских алмазов…

– Настька?! Да ладно тебе! Чушь собачья!

Мне, признаться, и самой с трудом в это верилось. Но факты – вещь упрямая, а женщины – существа коварные. Особенно те, которые производят впечатление тихонь и скромниц. Как справедливо гласит народная мудрость, в тихом омуте черт ногу сломит.

– Мне кажется, что и Родион твой имел какое-то отношение к алмазам. Может, в связи с этим он и пропал, – высказала я предположение.

– Думаешь, его тоже… как Настю… В смысле, убили?

– Не исключаю такой возможности. – Я важно надула щеки.

Конечно, я знала, что Родька жив. Кроме того, предполагала и то, что он, вероятно, преступник. Но Тимуру об этом знать пока не следовало.

– Жень, – Тим виновато отвел глаза, – ты извини, но мне снова надо уехать…

Намек я поняла и поднялась из-за стола.

– Последний вопрос. Кто у Насти родители?

– А у нее нет родителей. Она с теткой жила.

– Знаешь адрес?

Тимур взял со стола листок бумаги, что-то быстро на нем написал и протянул мне с легкой улыбкой. Попрощавшись с хозяином сервиса, я покинула помещение.

Выходит, Шульц, Настя и Родион были знакомы. В принципе это ни о чем не говорит. Мало ли, кто с кем знаком! Однако мне-то хорошо известно, что таких совпадений просто так не бывает. Я остановила машину и достала мобильник.

– Алло? Сергей Николаевич? Здрасте, это Женя.

– Привет, Женя, рад тебя слышать! – В голосе Кузи на самом деле слышались радостные нотки. – Что новенького?

– Пока ничего, работаю, – вздохнула я. – Вы о нашем уговоре помните?

– Помощь понадобилась?

– Угу.

– Какого рода?

– Проследить нужно за одним человеком. Причем срочно, прямо сейчас.

Кузя присвистнул:

– Ничего себе! А заранее нельзя было предупредить?

– Нельзя, я только сейчас решила. Мы время теряем, Сергей Николаевич! Он сейчас уедет!

– Не тараторь! Что за человек? Где он сейчас? – Наконец-то Кузя начал задавать деловые вопросы.

– Это Тимур, помните его? Из автосервиса. Он сейчас пока на работе – я тут неподалеку, и мне его ангар хорошо виден. Но с минуты на минуту сорвется и укатит. Мне бы хотелось знать, куда и с кем встретится. Было бы неплохо послушать его разговоры…

– Ну ты даешь! – возмутился Кузя. – Я разве похож на Гвидона?

– При чем здесь Гвидон? – растерялась я.

– Это он то комаром, то мухой прикидывался. А я так не умею. Ладно, – после непродолжительного молчания сдался авторитет. – Сделаем что-нибудь. Когда нужен результат?

– Позавчера, – мрачно ответила я и отключилась.

Идея проследить за Тимуром пришла мне в голову совершенно неожиданно. Просто, как я уже говорила, не люблю совпадений. Сама проследить не могла – мою машину Тим хорошо знает. Да и другие дела у меня есть.

Дожидаться помощников Кузи я не стала, так как была уверена, что большая часть моих просьб будет выполнена.

Маргарита Петровна Романова, тетка Анастасии, жила на окраине города, в новостройках. Раньше, в эпоху, когда еще дули ветры перемен, здесь стояли одноэтажные деревянные домишки. Жили в них старички и старушки, когда-то работавшие на прядильно-ткацком комбинате с пролетарским названием «Красное знамя». До этого комбинат принадлежал какому-то купцу. Он же и построил для своих рабочих эти бараки. Они же служили жилищем и для гегемона после 17-го года. Центр города жил и развивался, а рабочая окраина словно застряла в прошлом. И вот совсем недавно и до нашего города докатился капитализм. «Новые русские» и нерусские понастроили на рабочей окраине модерновые дома, переселили в них в первую очередь и бесплатно бывшего гегемона. А дальше все по законам бизнеса. Дома растут как грибы, стоимость квартир в них приблизительно равна годовому бюджету какой-нибудь развивающейся африканской страны.

Думаю, Маргарита Петровна как раз и относилась к тем аборигенам, которые получили новое жилье в числе первых. Им постарались выделить квартиры на втором этаже. Это и понятно, с точки зрения капиталистической экономики: на первом этаже расположились салоны, магазины, аптека. А дальше все как на Западе: чем выше, тем дороже. Под самой крышей находились самые дорогие квартиры с индивидуальной планировкой. Об их стоимости даже думать не хотелось. Жители рабочего поселка, переехавшие в эти дома, жили аккурат над сильно разветвленной инфраструктурой.

Я долго звонила в квартиру Маргариты Петровны. Никто не хотел открывать.

– Вы к кому, девушка? – раздался за спиной женский голос.

Оглянувшись, я увидела голову в белом платочке с подозрительно прищуренным глазом. Голова вещала из квартиры напротив.

– Здравствуйте! – Я приветливо улыбнулась. – Мне нужна Маргарита Петровна…

Голова удивленно заморгала:

– Так ведь… это… Ну… Нету ее!

– А когда вернется, не подскажете?

– Оттуда, – голова пришла в движение и кивнула на потолок, – еще никто не возвращался.

Я тоже посмотрела на потолок и на всякий случай уточнила:

– То есть вы хотите сказать, Маргарита Петровна умерла?

Туловище наконец присоединилось к голове. Передо мной стояла симпатичная старушка и энергично кивала:

– А ты, девушка, собственно, кто будешь? Что-то не припоминаю я тебя. Ты не из поликлиники случайно? Там сейчас все время новенькие, и не упомнишь всех.

– Нет, гражданка бабуля, – я сурово насупила брови, – мы из другого ведомства…

Подозрительность старушки улетучилась, уступив место удивлению и испугу.

– Свят, свят, свят! – истово перекрестилась бабуля и сделала попытку слинять в квартиру. Пришлось этому воспрепятствовать, просунув ногу между дверью и косяком.

– Ну так что, гражданочка? – еще строже спросила я. – Говорить будем?

– Будем, будем, – поспешно согласилась старушка. – А то как же? Да ты проходи, дочка, проходи! Чего на пороге-то стоять!

Бабуля шустро посеменила в единственную не слишком просторную комнату. Большую часть пространства занимал круглый стол, покрытый белой вышитой скатертью. Вообще-то вышивки здесь было предостаточно. Сама комната напоминала деревенскую светлицу: икона в «красном» углу с маленькой лампадкой, узкая кровать, на которой аккуратно сложенной горкой возвышались подушки, трехстворчатый шкаф светлого дерева, такая же тумба для белья, накрытая вышитой салфеткой. Возле тумбы красовался самый настоящий сундук. В такие обычно складывают вещи, самые дорогие сердцу хозяев, или приданое невесты. Крышки сундуков изнутри оклеивали вырезками из газет и журналов и пожелтевшими фотографиями.

– Ты садись, дочка! – суетилась хозяйка. – Надо же, каких молоденьких теперь в милицию берут! Может, чайку?

– Нет, спасибо. – Я сдержанно отказалась. – Разрешите узнать ваше имя.

– Аграфена Фроловна, двадцать третьего года рождения… Паспорт показать?

Какие же все-таки есть сознательные граждане! Однако бабулька, оказывается, долгожительница. Хорошо бы еще и голова у нее работала нормально.

– Паспорт не нужен. И вообще, Аграфена Флоро… Флоро…

– Можно просто баба Граня, – заметив у меня трудности с произношением имени-отчества, разрешила старушка.

– Спасибо. Баба Граня, хотелось бы поговорить с вами без лишних формальностей. Так вы говорите, что Маргарита Петровна умерла?

Наверное, ни для кого не является секретом, что пожилые одинокие люди, как правило, очень любят поговорить «по душам». Поэтому сейчас я приготовилась к длинному повествованию. Однако баба Граня оказалась исключением из правил. Она четко и без лишних деталей сообщила:

– Да, Маргоша померла, царствие ей небесное! Как узнала, что Настену-то убили, так и слегла… В три дня сгорела!

– Скажите, а Настя часто навещала тетю?

– Ну как сказать? Как переехала к своим близнецам, так первое время частенько захаживала. А как квартиру свою купили, так и дорогу почти забыла. Маргоша сначала убивалась очень. Оно и понятно! Настена-то ей как дочка была…

Родители Анастасии погибли, когда девочке было девять лет. Они оба увлекались альпинизмом, и однажды в горах их накрыло лавиной. Тел так и не нашли. Настю сначала хотели в интернат отдать, но Маргарита Петровна настояла на опекунстве и решила воспитывать девочку сама. Впрочем, особых забот с племянницей не было: Настя росла тихой, скромной, ласковой девочкой. Окончив школу, она не пошла дальше учиться – одной тетке было тяжело тянуть свое, пусть немногочисленное, семейство еще пять лет. Вместо учебы в вузе девушка устроилась в ювелирный магазин помощником продавца. Неожиданно в ней проснулся интерес к драгоценным камням и даже определенный талант. Очень скоро она стала продавцом, а затем и старшей по залу. Одно только смущало Маргариту Петровну: ее девочка начала встречаться с парнем, который самой тетушке не нравился. Во-первых, он был младше Анастасии. Не намного, конечно, всего-то на три года. Но разве это хорошо? По мнению Маргариты Петровны, муж должен быть старше жены минимум на пять лет! Иначе как чувствовать себя за ним как за каменной стеной? А во-вторых, этот Родион, так звали юношу, чем-то был ей неприятен. Нет, он и воспитан хорошо, и вежлив, и общителен; приходил всегда с подарками… Но после третьего его визита Маргарита Петровна заявила:

– Знаешь, Настена, не нравится мне твой кавалер. Скользкий он какой-то, как лягушка. И глаза у него холодные…

Племянница звонко рассмеялась, чмокнула тетку в нос и умчалась на свидание.

Вскоре Настя переехала к своему Родиону, чем очень расстроила Маргариту Петровну. Она поплакала, как водится, некоторое время, но потом успокоилась и, в конце концов, смирилась. Настя же все реже и реже навещала тетушку. Маргарита Петровна, разумеется, огорчалась, но утешала себя простой житейской мудростью: «Значит, у них все хорошо».

…Аграфена Фроловна хлюпнула носом и утерла глаза уголком беленького платочка. Глаза у нее были удивительные. Обычно к старости они мутнеют, тускнеют и слезятся. У бабы Грани глаза были ясные, чистые, ярко-синие и поразительно живые.

– Примерно месяц назад, – еще раз шмыгнув носом, продолжала баба Граня, – Настена появилась у Маргоши. Я у нее была как раз – сериал мы вместе смотрели. Ты, кстати, деточка, не смотришь? По первому каналу идет. Ой, такие страсти, такие страсти!

Я точно знаю, что в жизни страсти бывают покруче, чем в сериалах. Впрочем, сказать по совести, я тоже иногда смотрю «бразильское мыло» и порой даже проливаю над ним слезы. Но сейчас была совсем не та ситуация, когда можно обсуждать хитросплетения сюжета. Поэтому я поспешила вернуть старушку к действительности:

– Ближе к делу, пожалуйста! Что же произошло в тот вечер?

– Когда? – искренне удивилась бабуля.

– Месяц назад, – терпеливо пояснила я. – Когда вы с Маргаритой Петровной смотрели сериал…

– А что-то должно было произойти? Ты, дочка, скажи. Я все подтвержу, что надо!

Все-таки правильно говорят: старость – не радость. Баба Граня готова согласиться со всем, что я ей скажу.

– Аграфена Фроловна, – удивительно, но я с первого раза выговорила ее имя-отчество. – Я ж не из НКВД. Я хочу услышать от вас только правду.

– Правда, милая, тоже разная бывает, – философским тоном заметила старушка.

«Правда – она всегда одна», – пришла на ум фраза из одного культового фильма. Нет, все-таки Раскольников, что ни говорите, не сильно провинился перед обществом! Мне казалось, что еще чуть-чуть, и я сверну на его дорожку. Мысленно сосчитав пару десятков баранов, я как можно спокойнее произнесла:

– Итак, вы с Маргаритой Петровной смотрели телевизор, неожиданно пришла Анаста-сия и…

Я уставилась на беззубый рот бабки, готовясь ловить каждое ее слово.

– Так ведь я и говорю! Настена неожиданно пришла. Глаза испуганные, губы дрожат, сама белее мела… Ну, мы с Маргошей сериал-то не стали досматривать. Какой уж тут сериал! Чаем девочку хотели напоить, да она не стала. Водки себе налила полстакана и спать легла. Водку Маргоша для компрессов в хозяйстве держит. Уж мы с ней судили-рядили, что могло у племянницы случиться… А утречком Настена ушла. Рано ушла. Ну и больше мы ее не видели живой. А когда Маргоше позвонили, мол, опознать надо, так ей плохо и стало. Еле добрались до морга. Я боялась ее одну отпускать…

Аграфена Фроловна замолчала, и глаза ее наполнились слезами. Она судорожно вздохнула и заговорила снова:

– Настена наша как живая лежала. Только белая вся. Уж и не помню, как мы с Маргошей до дома добрались. Она легла на диванчик, глаза закрыла, только одна слезинка и скатилась… Три дня так пролежала: не ела, не пила, не плакала… Так и умерла, подружка моя. Горе-то ее изнутри сожрало, я так думаю. Вот коли поплакала бы да попричитала, глядишь, горе наружу и вышло бы…

– Скажите, а Маргарита Петровна знала, что у Насти с Родионом… м-м… отношения испортились?

Старушка удивленно уставилась на меня.

– Да ты что, деточка?! – Она энергично взмахнула руками и хлопнула ладошками по коленям. – Они любили друг друга, как Ромарио с Жилетой…

– Кто-кто? – не поняла я.

Насколько я помню, Ромарио – это бразильский футболист. Очень, между прочим, симпатичный и сексуальный! А вот кто такая Жилета? Наверное, бабулька все перепутала в силу своего почтенного возраста.

– Эх, молодежь! А еще милиция, называется! – Баба Граня презрительно скривила губы. – Телевизор надо смотреть! Кино недавно показывали. Там еще этот… который из «Титаника»… Леонид Карпов, только нерусский.

– Ди Каприо, что ли?

– Во, он самый. Девчонку он одну любил страсть как! А ее Жилетой звали. Она энтого юношу тоже любила. Только вот родители ихние были против. В общем, у них ничего не вышло, и все умерли!

Аграфена Фроловна закончила вольный пересказ трагедии Шекспира и победоносно посмотрела на меня. Я смутилась. Действительно, глохнешь тут за этой работой. Даже шедевры мирового кинематографа некогда смотреть.

– А вот у нас иные сведения. – Я поспешила перевести разговор на другую тему. – Нам стало известно, что Настя и Родион часто ссорились последнее время! Роде пришлось даже квартиру снять!

– Не, не было такого! – убежденно заявила бабуля.

Я задумалась. Тут два варианта: либо Тимур меня обманул, либо баба Граня не в курсе семейных дел Анастасии. Лично я предпочла бы второй вариант. Потому как мысль о том, что Тим водит меня за нос, активно не нравилась.

– Вы же говорили, что Настя редко заходила к Маргарите Петровне! – Я подозрительно прищурилась. – Откуда же вам знать, что у них такая любовь?

– Ой, деточка, слухами земля полнится, – рассмеялась старушка. – У нас раньше по соседству подружка жила, Фаина. Потом ее дочка к себе забрала. А Фанька-то к нам частенько захаживала. Так вот, Настена с Родионом купили квартиру аккурат рядом с ней!

Странно, а как же тогда та квартира, куда я влезала через балкон, рискуя жизнью? Мотя утверждал, что Родя там часто бывал и что Настя туда приходила… Моте вешать лапшу мне на уши смысла нет. Выходит, Тимур меня обманывает? Ну хорошо, хорошо, пусть так. Но ведь отпечатки пальцев не могут врать?

Вынырнув из своих раздумий, я заметила, что Аграфена Фроловна о чем-то с большой горячностью лопочет. Оказалось, что бабуля вдохновенно пересказывает содержание последних ста двадцати серий бразильского телесериала, «который по первому показывают». Я поняла, что больше ничего интересного от нее не услышу, быстренько попрощалась и покинула словоохотливую киноманку.

В голове у меня наблюдались разброд и шатание. Я совсем запуталась, кто врет, а кто говорит правду. Но если включить логику, с которой, по словам Ульянова, у меня «полный абзац», то получается очень веселая картинка. Матвею, равно как и Аграфене Фроловне, обманывать меня совершенно незачем. Остается Тимур. Но, как мне кажется, и ему нет смысла: я ведь ищу его брата. А в этом деле любая информация может оказаться важной, если не решающей.

А может, я вообще не ту нитку тяну и эта дорожка ведет в тупик?

Не найдя ответов на свои же вопросы, я надавила на педаль газа и прибыла домой в чрезвычайно дурном расположении духа.

К моему неудовольствию, в большой комнате на диване сопел Рассел. В районе его пупка свернулся клубком Рудольф и тоже издавал носом свистящие звуки. Заслышав мои шаги, песик приоткрыл один глаз и слабо шевельнул хвостом. Мол, я тебе рад, хозяйка, но здесь так тепло и уютно! Оставь меня в покое, ладно? Я потом с тобой пообщаюсь.

Круто развернувшись, я двинулась на кухню. Там быстренько создала кулинарный шедевр по имени «дусьбургер». Рецепт прост: взять большой ломоть хлеба (я люблю черный, но это дело вкуса), на него аккуратно укладывается кусок мяса (колбасы, ветчины, паштета – словом, чего-нибудь мясного). Внимание! Мясо должно полностью покрывать хлеб. Затем ровным слоем укладываются кусочки огурца, помидора, сыра, зелени… Важно не забыть между слоями проложить майонез или кетчуп. Кстати, можно употребить и майонез и кетчуп одновременно… Все это сооружение накрывается сверху еще одним слоем мяса и сверху прижимается еще одним куском хлеба. Если не захлебнетесь слюной во время процесса приготовления и сможете распахнуть рот до нужного размера, то получите ни с чем не сравнимое удовольствие. Это произведение кулинарии изобрела моя сестрица Дуська, отсюда и название «дусьбургер». Может, конечно, что-нибудь подобное уже существует. Но лично я попробовала данный бутербродик в исполнении Евдокии.

Пока я готовила и глотала слюни в предвкушении блаженства, на запах подтянулся и Доуэрти, нежно прижимая к себе полусонного Рудольфа.

– О, еда! – оживился Рассел. – Привет, Женька! Я тебя редко видеть в последний раз.

– Надеюсь, в последний раз ты меня еще не скоро увидишь, – проворчала я, нарезая ингредиенты еще для одного дусьбургера. – Какие новости?

Американец уселся за стол, схватил мой бутерброд и принялся его энергично пережевывать.

– Вовка злобится, – с набитым ртом сообщил Рассел.

– Чего это?

– Он биться, биться с якутский алмаз, а все пусто. Вовка ходить злой как… как… – Доуэрти пощелкал пальцами, подбирая русские слова. – Как кобель!

Я захохотала. Страстное желание американца употреблять в своей речи русские идиоматические выражения приводило порой к очень курьезным ситуациям. Вот теперь и старший следователь прокуратуры попал в отряд кобелей.

Отсмеявшись, я попыталась объяснить Расселу значения этого слова:

– Рас, когда слово «кобель» употребляется по отношению к человеку, оно имеет несколько иное значение…

– Какой? – удивился янки.

– Оно обозначает мужчину, очень неравнодушного к женщинам. Бабник, одним словом. Правильно говорить «злой как собака».

Рассел внимательно выслушал объяснение, недолго помолчал, видимо, переваривая информацию, а потом махнул рукой:

– Какой разниц, на фигу! Он все равно злой… У тебя какой новость?

Я пожала плечами:

– Ерунда какая-то… Вот что, Рас, давай возьмем Рудольфа и пойдем прогуляемся. Я тебе кое-что расскажу. Может, хоть ты разберешься.

На улице наконец-то установилась настоящая летняя погода. Тучи сгинули, и солнышко радостно освещало наш городок. Граждане, уставшие от дождей, вылезли из душных квартир и наслаждались теплом. Мы с Расселом купили по бутылочке пива и, спустив Рудольфа с поводка, неторопливо зашагали по чистенькой, залитой солнцем улице. Я рассказала Доуэрти о встрече с бабой Граней и о своих сомнениях.

Американец надолго задумался. За это время я допила пиво и оставила пустую бутылку возле скамейки, осознавая, что это пусть и маленький, но вклад в мизерную пенсию какой-нибудь Марьванны.

– Я думать, – нарушил молчание Доуэрти, – никто не врать. Просто каждый свидетель говорить то, что считать правда, что знать…

Пока я переводила с русского американского на чисто русский, Рас, обнаружив непривычно аккуратненький, выкрашенный в веселенький голубой цвет мусорный бак, зашвырнул туда пустую бутылку из-под пива.

– Ты что кидаешь? – машинально сделала я замечание. – А вдруг там кто-нибудь сидит?

Рассел, наверное, хотел что-то возразить, потому что глубоко вздохнул и уже открыл было рот. Однако ничего сказать не успел – из бака раздался недовольный мужской голос:

– Мужик, ты хоть иногда бабу-то слушай…

Доуэрти забыл закрыть рот, а я подскочила к голубому баку и заглянула внутрь. На пакетах с мусором и смятых коробках возлежал бородатый мужик явно бомжеватого вида и потирал грязной пятерней лохматый затылок. В другой руке он держал злосчастную бутылку.

– Привет! Больно? – посочувствовала я. – Нужно что-нибудь холодное приложить, чтобы шишки не было.

– Ладно, советчица нашлась! Сначала бутылками швыряются, а потом жалеют! – проворчал бомж. – Значит, так. С тебя стольник.

– За что? – опешила я.

– Как это за что?! За моральный ущерб! – Мужик нахально уставился на меня.

Вот и делай после этого людям добро.

– Слушай сюда, дружочек! Вот тебе десятка, и скажи спасибо доброй тете. Если чем-то недоволен, подай на обидчика, – я ткнула пальцем в сторону Рассела, – в суд. Но предупреждаю, он американец и очень большая шишка. Так что международный скандал обеспечен. Послы, атташе, ЦРУ, ФСБ… Оно тебе надо?

Дядя заморгал, а я поторопилась покинуть мусорный бак. Я всерьез опасалась, что бомж, узнав о национальности Рассела, потребует компенсации морального ущерба в очень твердой валюте.

Доуэрти терпеливо дожидался меня в сторонке.

– Кто есть там? – шепотом поинтересовался он, когда я подошла ближе.

– Там есть обыкновенный русский бомж, бич по-вашему, – отрапортовала я, – только очень вредный.

Американец покачал головой:

– И у вас есть бичи…

– Хм, а где их нет?

– Он есть живой? – заволновался Рассел.

– Живее всех живых, – кивнула я. – Этих гадов ни одна зараза не берет! Живут черт знает где; пьют все, что горит, кроме, наверное, ядерного топлива, и смотри-ка – живы!

Закончив свой обличительный монолог, я подозвала Рудольфа и зашагала к дому. Рассел плелся позади, по-прежнему вздыхая и время от времени цокая языком. Неожиданно где-то в глубине души заворочалась совесть. Странно! Мне казалось, что я уже давно и прочно с ней договорилась о невмешательстве в личную жизнь друг друга. Что бы это значило, а? Я даже замедлила шаг, настолько была удивлена. Напряженная умственная работа в итоге дала результат, и краска стыда обожгла мне лицо. Веник! Мой славный добрый товарищ Вениамин. Ведь раньше он тоже был бомжем, и если бы не случайная встреча со мной, может, он сидел бы сейчас в этом ящике.

Сунув Рудольфа обалдевшему Расселу, я побежала обратно к мусорному баку.

– Эй, приятель! – позвала я мужика, достигнув мусоросборника. – Ты еще здесь?

Из бака высунулась уже знакомая лохматая голова.

– Че надо?

Я достала из кармана джинсов пятьсот рублей и протянула мужику.

– Это мне? – округлил он глаза. – За что? А-а, понятно! Ты меня вербуешь! Так вот. Никогда Степан Калашников Родину не продаст и не предаст!

– Дурак ты, Степан Калашников, – глубоко вздохнула я. – О чем ты можешь поведать? О внутреннем устройстве мусорного бака? Это тебе просто так. Хоть поешь по-человечески, вспомнишь, как это бывает…

Я бросила купюру в бак и пошла обратно.

– Стой, эй! – настиг меня хриплый вопль бомжа Калашникова. – Звать-то тебя как? В церкви свечку за здравие поставлю.

– Женька! – крикнула я не оборачиваясь.

Все разногласия с совестью были устранены, и на этот раз я взяла твердый курс домой. Сейчас мне было жизненно необходимо принять душ. Казалось, запах голубого мусорного бачка намертво впитался в каждую клеточку любимого организма.

Под теплыми упругими струями воды вдруг возмечталось о чашечке кофе со сливками и хорошей порции мороженого с орехами. И то и другое имелось в наличии, и я радостно поспешила на кухню.

Однако то, что там обнаружилось, заставило меня резко затормозить. За кухонным столом сидел Рассел в компании Вовки Ульянова. Сказать, что следователь был мрачен, значит не сказать ничего. При виде его выражения лица у меня свело челюсти и сразу захотелось превратиться в человека-невидимку. Женская интуиция просто вопила о том, что с этой минуты у меня появились ну о-очень большие проблемы.

– Здравствуй, Вова… – нерешительно пискнула я и тяжело вздохнула. – Чай? Кофе?

– Лучше сразу потанцуем, – с трудом сдерживаясь, чтобы не разораться, молвил следователь. – Собирайся, гражданка Зайцева.

– Куда? – слабеньким голоском пролепетала я.

– В тюрьму, дорогая, в тюрьму!

Мне показалось, что в глазах следователя вспыхнул злорадный огонек.

– Опять в тюрьму?! Я не хочу!

Напомню о том, что один раз меня и Дуську целые сутки продержали в подвалах Лубянки. И обвинение, в общем-то, предъявили бредовое: похищение племянника одного высокопоставленного лица. (См. книгу Ф. Раевской «Череп ищет хозяина».) Лицо это было настолько высоко поставлено, что одного его взгляда хватило бы, чтобы оставить нас в страшных подвалах навсегда. Однако все обошлось. Но этих суток хватило мне с лихвой. Попадать опять в сырую душную камеру желания не было. Поэтому я скрестила на груди руки и, насупившись, упрямо повторила:

– Никуда я не пойду. Уголовный кодекс я чту, законы стараюсь уважать, хоть это невероятно трудно…

Под тяжелым Вовкиным взглядом я замолчала и как-то увяла. Следователь устало провел ладонью по лицу, словно снимал липкую паутину, и тихо сказал:

– Жень, ты можешь мне не верить, но я тебя люблю. Как родственник, разумеется, – поспешил добавить он, уловив мой изумленный взгляд. – Ты славная, добрая, веселая девчонка. Знаешь, ты напоминаешь мне Тоську Кислицыну из «Девчат». Помнишь?

Еще бы не помнить! Это наша с Дуськой любимая комедия. Догадываюсь, что сестренка и муженька своего приобщила к высокому искусству!

– Но у тебя, – продолжал Вовка, – есть один маленький, но очень большой недостаток…

Я протестующее вскинула глаза на Ульянова, но он прервал мою еще не начатую песню:

– Помолчи, а? Так вот, о недостатке. Ты почему-то любишь совать свой симпатичный носик в очень неприятные дела в основном криминального характера…

– Короче, Ломоносов, – перебила я родственника. – Нечего мне тут лекции читать! В чем меня обвиняют на этот раз?

Я внимательно смотрела в лицо Ульянову. Такой гаммы чувств мне не доводилось видеть нигде и никогда: от тревоги до полного отчаяния. Такого Вовку я не помнила и поэтому здорово испугалась.

– Вова… – несмело вякнула я. – Во-вочка…

Слов больше не было, и я заткнулась. Рассел переводил удивленный взгляд с меня на следователя, пытаясь понять, в чем, собственно, дело.

– Сегодня, – тихо начал Вовка, – убили Екатерину Витальевну Шульц. Тебе знакомо это имя?

Я оторопело кивнула:

– Конечно. Это же Венькина подружка. Тебе она тоже знакома, между прочим…

– Так вот. На месте преступления в офисе убийца оставил пистолет Макарова…

Следователь помолчал и совсем тихо добавил:

– На нем твои отпечатки пальцев, Женя.

Вот они, неприятности! Но что за глупости говорит Ульянов?! Пистолет… Отпечатки… Убийство… Неужели это все я натворила?!

Вовка сочувственно смотрел в мою сторону.

– Это не все, – добавил он. – Тебя видели, когда ты накануне приезжала к Екатерине Шульц. Причем дважды.

– Ну да, приезжала! А что тут такого? – воскликнула я. – Мы с ней договорились о том, что я приеду. А в первый раз, между прочим, мы вместе с Расселом приезжали, чтобы Рудольфа женить. Правда, Рас?

Американец утвердительно кивнул.

– После женитьбы песика я отвезла американца домой и вернулась к Катьке.

– Зачем? – вполне серьезно спросил следователь.

Я смутилась. Насколько помню, я поехала к Катерине, не имея определенной цели. Просто решила действовать по принципу «А вдруг повезет». Кое-что мне удалось узнать. Не слишком много, к сожалению. Если бы не этот мнимый сантехник… Сантехник? А может, это именно он убил Катьку? Ведь они не очень любезно разговаривали. Он ее даже ударил.

Вовка, вероятно, заметил смятение на моем лице.

– Ты чего-то знаешь? – быстро спросил он.

– Чего я знаю? Ничего я не знаю! Почему это я должна что-то знать? – забубнила я. – И между прочим, у меня есть алиби. Не могла я убить Катьку, ну вот никак не могла!

– Алиби? – Брови Ульянова взметнулись вверх. – И кто же подтвердит твое алиби? Может, Рудольф?

– Не трожь песика! Он здесь совершенно ни при чем! А вот одна вполне живая старушка очень даже подтвердит! Аграфена Флоро… Флоро… Тьфу, зараза! Баба Граня, одним словом.

– Алиби, говоришь? Алиби – это хорошо, а главное, вовремя. Ты адресок-то старушки оставь. Я ребяток пошлю – пусть проверят. А вот что с тобой делать?

Вовка задумался. На кухне повисла напряженная тишина, а я с немалым душевным трепетом ожидала приговора.

– Ну ладно! – спустя пару минут сообщил следователь. – Арест отменяется. Но…

Я облегченно выдохнула и оживилась.

– Но подписку о невыезде я с тебя все-таки возьму.

– Конечно, конечно, гражданин начальник! – обрадованно закивала я. – Это всегда пожалуйста! С нашим превеликим удовольствием!

Вовка долго и внимательно смотрел мне в глаза, затем тяжело вздохнул несколько раз, стиснул зубы и приступил к выполнению служебных обязанностей. Когда все формальности были улажены, следователь попрощался и направился к выходу. Уже стоя в дверях, он погрозил мне пальцем:

– Смотри у меня!

Я быстренько соорудила испуганную мину и воскликнула:

– Ни-ни! Мамой клянусь!

При этом за спиной я сплела пальцы рук крестом.

Ульянов ушел. Настроение сразу поднялось. Весело напевая под нос незамысловатый мотивчик, я вернулась на кухню. Желание выпить кофе со сливками и откушать мороженого с орехами не пропало, а только еще больше усилилось. Нужно было его немедленно реализовать, иначе ощущение полного счастья никак не приходило. Пока я суетилась, готовя любимое лакомство, Рассел внимательно следил за мной. Как-то угадывалось, что ему есть что сказать, но в силу природной скромности он не решается.

– Ну? Чего ты мучаешься? – не выдержала я. – Говори, что за сомнения тебя терзают. А то даже смотреть тошно…

Доуэрти немного помялся, но потом все же заговорил:

– Женька, я говорить, но ты не обидеться? Нет? О'кей! Я американец. Поэтому очень мало знать Россия. Когда шеф отправлял меня сюда, я бояться. Русский – такая загадочный душа! Я совсем не представлять себе, какие вы, как с вами общаться… В реальность все оказаться не так страшно. Но я никак не умею понять: как вы с таким низкий уровень жизнь достигать такой потрясающий успех?! Я не говорить о космос, искусство. Но я видеть работа ваша полиция! Это… Это… – Рассел наморщил лоб. – Офигеть могу! Нет техника, нет народ, машин тоже нет. Только один инициатива. Но факт – преступления раскрывать!

Мне кажется, пришла пора просветить американца насчет особенностей славянского менталитета. А то живут они, эти несчастные янки, в своей сытой Америке и ничегошеньки о нас не знают, бедолаги! Но боятся, видимо, до дрожи в коленях.

– Да, Рас, ты прав. С техникой у нас действительно напряженка. Да и с людьми тоже. А душа у русских загадочна до чрезвычайности. Голодные, холодные, злые, мы за идею готовы на подвиги, которые вам даже и не снились! Хочешь, расскажу тебе, как вы, американцы, нас себе представляете?

Начинается все с непременной ушанки. Скорее всего она нахлобучена на красную повязку или портянку с изображением одного из вождей мирового пролетариата. Эта портянка обмотана вокруг головы, чтобы вожди были ближе к мыслительным местам. Еще глубже скрываются джунгли склеенных килограммами грязи волос, в которых завелись и уже эволюционировали племена разумных насекомых. Эти насекомые ведут кочевой образ жизни, промышляют скотоводством, собирательством, а иногда ирригацией. Не перебивай меня, – заметив протестующий жест Рассела, попросила я. – Дальше глаза. Своим безумным блеском они способны напугать даже быка на корриде. Глаза высматривают водку и полны ненависти ко всему человечеству лишь за то, что оно, чисто теоретически, способно найти и выпить эту водку раньше. Из одежды, помимо ушанки, имеется драный тулуп, из которого торчат куски ваты и еще непонятно чего. На ногах непременно валенки. Тело сплошь покрыто татуировками, красноречиво говорящими о тяжкой жизни в тюремных застенках. Пять железных зубов, сплошь кариозных, способны ввергнуть в шок любого стоматолога. Ну а во лбу традиционная красная звезда…

Я перевела дух, слегка утомленная описанием соотечественника. Рассел открыл рот и смотрел на меня, округлив глаза и не решаясь перебивать.

– Ах да, совсем забыла сказать, что всех зовут Иванами и Наташами. А еще в России всегда зима, чудовищный снегопад и медведи. Медведи одичали, оголодали и прыгают на одиноких путников целыми стадами, как блохи на дворнягу. Короче говоря, все русские – шпионы и негодяи и представляют собой смертельную опасность для любого цивилизован-ного человека. Оказаться в России намного страшнее, чем подвергнуться многократной лоботомии с последующим расстрелом! Словом, дорогой американец, русские – страшная нация.

– Почему ты решать, что мы так представлять русских? – оторопело поинтересовался Доуэрти.

– А ты видел ваши фильмы про русских? Судя по ним, мы грязные, тупые, вечно пьяные, с интеллектом дождевого червя. И никто, ну почти никто, не вспоминает ни о Толстом, ни о Плисецкой, ни о Репине. Да тот же Малевич, столь любимый на Западе, из России. Дальше перечислять?

– Но я так не думать! – протестующе воскликнул Рассел. – Последнее время много меняться!

– Конечно, – кивнула я. – Теперь вы думаете, что у нас одна сплошная мафия и полно миллионеров. Хотя это, пожалуй, недалеко от истины…

Махнув рукой, я покинула кухню. Кофе был выпит, мороженое съедено, речь произнесена. Уединившись в спальне, я рухнула в кресло и закрыла глаза.

«Вот и Катьку убили, – вяло потекли мысли. – Ее-то за что? Впрочем, на мой взгляд, повода для убийства Матвея тоже не было. Однако кто-то решил по-другому. Кто же следующий? Уж не я ли? Хотя если бы меня хотели устранить, то уже давно сделали бы это. Да и что я знаю? Ничего! Интересно, а откуда на пистолете мои пальчики? Ведь оружие в руках я держала давно, когда удалось уговорить Вовку разрешить мне пострелять у них в тире…»

– Ой, мама! – вслух простонала я. – У Тима… В сервисе… У него же был «макаров»! И я его трогала. Но тогда получается, что это Тимур убил Катерину, а меня захотел подставить? Значит, Тим знаком с Катькой?

Осторожный стук в дверь прервал мои рассуждения на самом интересном месте.

– Женька, – негромко позвал Рассел, – твой сотовый…

С этими словами американец протянул вопящий мобильник.

– Евгения? – возник в трубке голос Кузи. – Мои бойцы выполнили твою просьбу. Наш друг из сервиса помчался в одну известную юридическую контору. Там он пробыл около часа, а затем ломанулся в Москву. Сейчас он в гостях у одного старикашки. Адрес нужен?

– Да, – хрипло ответила я, уже догадываясь, кого навестил Тимур.

– Записывай… Там сейчас дежурят мои мальчики. Их отпускать или следить дальше?

– Пусть дождутся меня. Я скоро буду.

– Лады. У Клопа кое-что есть для тебя.

Я нажала кнопку отбоя и вылетела в коридор, едва не сбив с ног Рассела.

– Ты куда? – спросил он, прижимаясь к стене.

– В Москву. Черт, где ключи от машины?! Понимаешь, Рас, у меня все срослось! Пистолет, Тим, Катька! Его надо остановить, иначе в ближайшее время появится еще один труп. Если уже не появился. В общем, с этим пора кончать!

Ключи наконец нашлись, и я пулей выскочила из квартиры. Мне показалось, что Доуэрти хотел что-то сказать. Однако я слишком торопилась, и останавливаться, чтобы выслушать очередную порцию вопросов, не стала.

Уже из машины я предприняла несколько попыток дозвониться до Шульца. Но телефон ювелира не отвечал.

– Господи, только бы успеть! – шептала я, лавируя между машинами.

Как назло, на дороге было полно автомобилистов, и никто не хотел уступать дорогу даме. Несколько раз мне даже показалось, что я слышу поток отборного мата в собственный адрес. Но скрип тормозов и рев двигателя мешали понять, что именно говорят невоспитанные водители.

Честно говоря, я не очень люблю ездить в Москву на машине. Особенно по нашему, Новорязанскому, шоссе. Создается впечатление, что, стоит только решиться выехать за пределы родного города, сразу все автолюбители и автопрофессионалы собираются именно там, где нужно проехать мне. Причем каждый из них стремится доказать, что я – самый ржавый чайник и руль попал ко мне по недоразумению. К сожалению, характер не позволяет мне с этим согласиться, и приходится на практике доказывать, что я умею водить не хуже, но объективно и не лучше какого-нибудь Шумахера. Но больше всего не люблю на дороге чудовищ с ужасным именем «КамАЗ». Не понимаю тех конструкторов, которые его изобрели. Ну скажите на милость, зачем нужны такие большие колеса?! А кузов? В жизни не видела ничего уродливее! К тому же этот агрегат занимает на дороге слишком много места, и объехать его стоит мне нескольких миллионов нервных клеток.

Вот и теперь прямо передо мной маячил этакий уродец. Причем этот гад был сейчас без какого-либо прицепа, то есть в облегченной форме. Знаете, такая кургузая кабинка и маленький хвостик сзади. Видимо, почувствовав облегчение, водила гнал по левому ряду, словно заправский гонщик, тем самым загораживая обзор и мешая проехать. Пару минут я ругалась нехорошими словами (Рассел, слава богу, дал мне списать конспект русских народных выражений). Затем несколько раз посигналила звуковым сигналом, а потом и фарами. «КамАЗ» остался глух к моим требованиям уступить дорогу.

– Идиот! Это тебе не «Париж – Дакар»! – И, стиснув зубы, я крутанула руль вправо.

Мне казалось, что там достаточно места, чтобы обогнать упрямого водилу, а потом показать ему в окно средний палец. По странному стечению обстоятельств шустрый «Фольксваген-Гольф» тоже, видимо, решил, что проскочит, и поднажал. В этот момент я как раз перестраивалась вправо… Последнее, что я помню, это искаженное ужасом лицо водителя «Фольксвагена».

Очнулась я на обочине дороги. Странно, но я по-прежнему сидела в своей машине и судорожно сжимала руль. Голова уютно устроилась на какой-то белой тряпочке. Черт, опять Тимуру придется менять подушку безопасности! Если дело и дальше так пойдет, то без этой детальки мне не поздоровится!

– Эй, – раздался стук в окно, – ты жива?

Я сантиметр за сантиметром ощупала свое бедное тело: вроде руки, ноги, голова на месте. Легкое головокружение в мыслительном аппарате не считается.

– Ага, жива! – обрадованно воскликнула я.

– Ну, тогда тебе лучше умереть, – посоветовал голос снаружи.

– Почему это? – удивилась я.

Умирать после того, как я только что избежала неприятной встречи с «КамАЗом», не хотелось. Тем более я уже почти раскрыла дело о якутских алмазах и практически утерла нос дорогим следственным органам России и Аме-рики.

– Потому! Глянь, что наделала! – Голос принадлежал какому-то мужичонке в кепке а ля Лужков и в стареньких протертых джинсах «Верея».

В целях сохранения здоровья выйти из салона я не рискнула: а вдруг меня будут бить? Поэтому я аккуратно отлепила голову от подушки безопасности и несмело повела глазами влево. Ничего себе! В пяти метрах от меня на боку лежал тот самый «Фольксваген». Возле него сидел шофер и мотал головой из стороны в сторону. Никаких заметных повреждений я на нем не увидела. Зато дальше… Мне захотелось оказаться от места аварии где-нибудь на Северном полюсе в компании с моржами. Красавец «Мерседес», именуемый в народе «глазастым», грустно смотрел на мир окривевшими фарами. Точнее, у него уцелели только поворотники. Рядом с ослепшим автомобилем прогуливался квадратный дядька и произносил какие-то слова. Смысла их я понять не могла, потому как, во-первых, здорово тюкнулась головой, а во-вторых, вообще было плохо слышно. Я торопливо повернула ключ в замке зажигания. Рассел был прав, когда хвалил американские машины. «Форд» завелся с полоборота, и я, стараясь не привлекать ничьего внимания, потихоньку тронулась с места.

«Вот и славно! – рассуждала я. – Главное, все живы! А фары что? Фары – это мелочь!»

– Стой, падла! Убью! – послышался где-то поблизости громкий вопль.

«Интересно, кому это он?» – подумала я и нажала педаль газа.

Прямо перед носом моей машины возник тот самый квадратный дядька, который произносил нехорошие слова. Он уперся своими штангами, которые по иронии судьбы оказались там, где у нормальных людей руки, в капот. Наверное, товарищ не понимал, что время пионеров-героев прошло и не следует вот так с голыми руками бросаться под колеса автомобиля.

– Уйди с дороги, придурок! – рявкнула я, приоткрыв окно. – Замочу, как полотенце в тазике!

Хозяин покалеченного «мерса» ошалел от такой наглости, опустил руки и отпрыгнул в сторону. Я лихо рванула с места. Последние слова, которые я смогла разобрать, касались номеров моей машины и почему-то моей же мамы.

Мне удалось справиться с волнением лишь тогда, когда я вновь выскочила на шоссе и отъехала от места происшествия на пару километров.

– Некогда мне с ними разбираться, – успокаивала я себя. – Папаша Шульц не желает отвечать. Может, меня еще один труп ждет? А здесь все живы, чего ж еще?

Виталий Шульц действительно не желал брать трубку, и это настораживало. Если не сказать больше. Слабым утешением служило лишь то, что в этом случае у него был ма-аленький шанс остаться в живых. Думаю, если бы Тимур попытался скрыться, люди Кузина уже сообщили бы об этом.

Возле подъезда, где жил Шульц, стоял уже знакомый джип. Дверцы были открыты, из салона валили клубы сигаретного дыма и торчала нога, больше напоминавшая ствол баобаба.

«Кузины бойцы на привале», – усмехнулась я, подходя к дверце водителя.

– Эй, молодежь! Хорош спать, работать пора! – Я легонько пнула «баобаб» ногой.

Тут же раздалось ворчание, перемежаемое непарламентскими выражениями. Стайка воробьев испуганно слетела с березы. В салоне произошло движение, и передо мной, подобно сказочной Сивке-Бурке, возник… Отстой. С другой стороны выскочил еще один боец. Лицо у парня выглядело так, словно его вдавили большим пальцем внутрь черепа. Ну точно Клоп!

– Привет, мальчики! – поприветствовала я братков. – Отдыхаем?

– Не-е, – помотал головой Отстой. – Мы на задании.

– Оно и видно. Где клиент?

Клоп протянул руку в направлении подъезда и уверенно пробасил:

– Там. Машина на стоянке. Он уже три часа у старика какого-то торчит. Микрофон не берет – у них музыка так орет, что микрофон заглушает.

Я с любопытством заглянула в салон джипа. На заднем сиденье лежал приборчик, очень напоминавший мне спутниковую антенну. По фильмам я знала, что это – дистанционный микрофон. Направляешь его на нужные окна, и сидишь, слушаешь чужие разговоры.

– А еще вот…

Клоп порылся в наружном кармане просторной рубашки и протянул миниатюрную аудиокассету.

– Это из офиса юридической конторы, – пояснил он.

– Клиент там бабу завалил, – добавил Отстой. – Дела-а…

Я повертела в руках малютку кассету. Ну и как, спрашивается, мне ее прослушать? Может, поднести ее к уху и потрясти головой? Ладно, решила я, пряча кассету в карман джинсов, разберемся. Сейчас нужно ювелира спасать.

– Значит, так, мальчики, – решительно скомандовала я. – Один здесь остается, второй – со мной к этому старикану. Что-то не по душе мне эта музыка…

Отстой кивнул напарнику, и Клоп залез обратно в салон.

По мере приближения к квартире Шульца громкость музыки возрастала. Я уже легко различала голос Фоменко и слова его плоских шуток. Удивляюсь, неужели у руководства популярной радиостанции так туго с чувством юмора? Возле двери ювелира мы остановились. Здесь грохот стоял такой, что запросто мог бы перекрыть децибелы какого-нибудь сверхзвукового самолета. Даже не пытаясь перекричать запевших Киркорова с Распутиной, я знаками указала Отстою на электрощиток. Парень кивнул, открыл железную дверцу и щелкнул черненькими тумблерами. На подъезд пала ти-шина.

– Ну, господи, благослови! – вполголоса попросила я, готовясь к самому худшему.

Звонок, разумеется, не работал, поэтому пришлось стучать. Металлическая дверь отозвалась гулким эхом, но открыться не поже-лала.

– Так я и знала, – тоскливо произнесла я. – Опоздали мы. Открыть можешь?

В общем-то, спросила я без особой надежды. Дверь была прочная, а замок добротный. Но Отстой кивнул и извлек откуда-то пистолет, деловито навинтил на него глушитель и недолго думая пальнул по замку. Я даже испугаться не успела.

– Готово, – удовлетворенно изрек От-стой. – Самая надежная отмычка! Пошли. Я впереди.

Спорить я не стала и покорно перешагнула порог квартиры ювелира, стараясь держаться за спиной парня.

– Слушай, – спустя какое-то время, оторопело заговорил бандит, – а тут никого нет…

– Чего ты болтаешь? – заволновалась я. – Такого не может быть!

– Сама смотри.

Осмелев, я рысцой обежала квартиру папаши Шульца. Заглянула во все шкафы, под кровати, даже в холодильник не поленилась заглянуть. Действительно пусто! Но самое интересное, что следов борьбы или обыска тоже не было. Я устало опустилась на пол и неожиданно всхлипнула.

– Ты че? – изумился Отстой.

Я подняла глаза, примерно с полминуты изучала рельеф его лица, а потом заговорила. Мой монолог длился недолго, но за это время молодой человек услышал очень много интересного в свой адрес лично и в адрес всех криминальных элементов. Досталось даже японской якудзе и сицилийской коза ностра. Перебивать меня Отстой не решился и терпеливо дослушал речь до конца. При этом лицо его сделалось пунцовым, а на лбу выступила испарина.

– Но ведь он не выходил! – пробубнил Отстой, когда я закончила сольную партию. – Мы никуда… и машина на стоянке. Клоп проверял!

– Не стоит считать других глупее себя! – назидательно произнесла я. – Теперь даже школьникам известен отходной путь через чердак или крышу. И потом, я же видела, как вы… хм… дежурите! Мимо вас запросто мог бы пройти небольшой танковый корпус в сопровождении парочки бэтээров. Ладно, черт с вами. Пошли отсюда, работники хреновы!

Отстой обиженно засопел, но промолчал. Внизу у машины отирался Клоп. Не знаю, что в его понимании значит наблюдение, но я представляла себе это несколько иначе. Клоп же стоял, подперев джип плечом, и увлеченно рассматривал картинки в каком-то журнале.

– О, еще один бездельник! – ехидно прошипела я. – Господи, с кем работать приходится! Вот нажалуюсь на вас шефу, уволит он вас без выходного пособия, зато с входным отверстием во лбу… Проваливайте с глаз моих. Загородили проезд, понимаешь, нормальным людям и не выехать! Тьфу, придурки!

Отстой и Клоп суетливо покинули свой пост. Я пронаблюдала за их отбытием и, все еще ворча, подошла к своей машине.

Когда я уже поставила ногу на подножку, мне на плечо легла чья-то тяжелая рука. Слова застряли в районе гортани, я вздрогнула и медленно-медленно повернула голову.

– Фу-у, напугал! – сорвался с губ вздох облегчения. – А я думала: кто это? А это всего лишь ты…

– Ага, это всего лишь я! – радостно отозвался Тимур. – Поехали!

– Может, не надо, а? Тим, я ведь и брата твоего почти нашла…

– Да чего уж там, Жень, – с притворным сожалением опустил глаза Тимур. – Ты ж сама все понимаешь. Кстати, брата я сам нашел. Так что не тяни время.

Я глубоко вздохнула. Похоже, выхода у меня нет. А может, дать ему как следует между ног и слинять? Я внимательно оглядела противника. Шансов, конечно, маловато, но вдруг сегодня удача на моей стороне?

– Даже и не думай бегать, – угадав мои мысли, посоветовал Тим. – Далеко все равно не убежишь, а неприятностей на свою головушку наживешь. У тебя веревка есть?

– А фиг его знает, может, и есть. А что?

Тимур еще крепче сжал мне плечо и подтолкнул в направлении багажника.

Нет, я все-таки не люблю американские машины! Дотошные америкашки комплектуют свои автомобили так, словно собираются прожить в них до глубокой старости. То ли дело наши! Одна аптечка с клизмой внутри, йодом и упаковкой анальгина. Ну, еще огнетушитель бог знает какого года выпуска и неизвестно чем заполненный. По рассказам моего знакомого эксперта-криминалиста, один умелец умудрился накачать туда обыкновенную водяру. Так и ездил с ней, пока в аварию не попал…

В багажнике моего «Форда» обнаружилось много интересного. Признаюсь, я сама первый раз в него заглянула, поэтому испытывала вполне понятное любопытство. Помимо запасного колеса там лежал стальной тросик небольшого диаметра, пара запасных резиновых ковриков, набор инструментов (очень красивеньких, но совершенно незнакомых), маленькая лопатка и, разумеется, моток веревки.

– Доставай! – велел Тимур, кивнув на веревку.

Я повиновалась. Потом мы залезли на заднее сиденье, и Тим со знанием дела скрутил мне руки за спиной, а заодно и ноги.

– Ну вот, – весело изрек он, закончив свое грязное дело. – Теперь ложись. А чтоб тебе было удобнее…

Тимур заботливо подложил мне под голову маленькую подушечку, на которой в мирное время любит отдыхать Рудольф.

– Куда едем? – полюбопытствовала я, когда мы тронулись.

– Увидишь…

– Зря ты это затеял, честное слово. Меня ведь искать будут…

– Муж, что ли? – усмехнулся Тим.

– Муж, конечно, тоже, – я согласно кивнула. – Но кроме него еще и прокуратура с ментами, американская полиция и люди Кузи.

Тимур присвистнул:

– Надо же, как много! Ну ничего, я тебя надежно спрячу.

Что-то в его словах мне не понравилось, и я беспокойно завозилась на сиденье. Лежать со связанными за спиной руками было очень неудобно. Но, боюсь, это не самое страшное, что мне предстояло пережить.

– Слушай, а если за тебя выкуп потребовать? – продолжал издеваться Тимур. – Как думаешь, реально, сколько за тебя дадут?

– Лет десять, – мрачно предположила я. – Зачем тебе это надо, а? Тебя же все равно найдут…

– А мне терять нечего. За мной уже столько всего числится, что на три пожизненных срока потянет.

Я немного помолчала. Странно, но страха не было. Зато в глубине души заворочалась злость. А это верный признак того, что и на этот раз меня не убьют.

– Ты зачем Катьку убил? – строго спросила я. – Еще и меня хотел подставить!

– А она мне надоела! Слишком много требовать стала. Да еще и шантажировать вздумала, дура! Ох, до чего ж вы, бабы, бестолковые, просто диву даюсь! Ну знаете что, так и помалкивайте! Нет, обязательно надо выпендриться. Вот, мол, какая я умная. А мужики-то умных не любят… Вот и ты тоже. Спрашивается, какого хрена полезла? Между прочим, это из-за тебя пришлось Матвея убрать. Да, кстати, а где бриллианты?

– К-какие бриллианты?

– Из кактуса моего. Эх, цветок жалко! Такой красавец был! – Тимур с сожалением покачал головой. – Так где же камни, детка? Тебя не учили, что чужое брать нехорошо?

– А тебя? – огрызнулась я.

– Не груби дяде! – ласково попросил Тим и бросил взгляд на заднее сиденье.

В его глазах я совершенно четко прочитала свой смертный приговор.

«Ой, нехорошо-то как! – заволновалась я. – Надо срочно что-нибудь придумать! Иначе этот маньяк меня и вправду прикончит!»

– Погоди, погоди! А почему ты говоришь, что это твой кактус и твои бриллианты? Ведь это же квартира Родиона! Он ее снимал.

Тимур рассмеялся:

– Вот ты умная, умная, а дура, ей-богу! Ну раскинь своими куриными мозгами…

А чего, спрашивается, мне ими раскидывать? И так все ясно.

– Да знаю, – заявила я. – Догадалась уже. Ты там жил под именем Родиона. Поэтому и отпечатки совпали.

– Отпечатки?

– Ну да! На твоих банно-бритвенных причиндалах и на бутылке из-под пива, которую ты выпил у Матвея перед тем, как его убить.

– Да-а… А ты, оказывается, шустрее, чем я думал.

Тим замолчал. Молчала и я. А чего тут скажешь? Все ясно и без слов.

Между тем мы ехали уже довольно долго. По моим расчетам, в данный момент мы находились уже за чертой города.

«Что за судьба? – уныло думала я, закрыв глаза. – Меня похищают и на собственной же машине везут в неизвестном направлении. И это тогда, когда я так близка к разгадке!»

Стало обидно, и я тихонько всхлипнула.

– Чего ревешь? – через плечо спросил мой похититель.

– Мотю жалко, Настю, да и Катьку тоже… – соврала я. – Мы с ней должны были встретиться.

– Ха, а вот это как раз не проблема, еще встретитесь!

Нет уж, не больно хотелось, учитывая, где сейчас находится Катерина. Я пошевелила затекшими руками, надеясь хоть чуть-чуть ослабить веревки. Не тут-то было. Тимур не напрасно учился каскадерскому ремеслу – узел был завязан очень профессионально.

Машину стало покачивать чуть сильнее. Следовательно, я не ошиблась в своих предположениях: мы за городом и теперь едем по проселочной дороге. Еще минут через двадцать Тимур остановил «Форд» и заглушил мотор.

– Приехали, – сообщил он, распахивая дверцу салона. – Вылезай.

– Не могу.

– Почему это?

– Члены затекли потому что!

Это была почти правда, но в основном я надеялась, что меня развяжут. Это могло дать определенную свободу действий.

– Члены, говоришь? – усмехнулся Тимур. – Ну ладно, члены – это серьезно.

Бывший каскадер вытащил меня из машины и, словно мешок с картошкой, перекинул через плечо. Я для порядка застонала и с интересом осмотрелась.

Прибыли мы в какую-то деревеньку. В поле моего зрения попали несколько деревянных домов. Где-то лениво переругивались собаки да изредка хлопотливо кукарекал петух, призывая свой гарем к порядку. В общем, хорошо в деревне летом…

Однако дом, возле которого мы остановились, выглядел вовсе не по-деревенски. Скорее он походил на виллу какого-нибудь нового русского мультимиллионера с больным воображением. Из-за глухого кирпичного забора высотой около двух метров виднелись готические башенки. Поведя глазами, я увидела еще целый ряд таких же причудливых и навороченных домов.

Тимур остановился возле металлической, крашенной в черный цвет калитки и, придерживая меня одной рукой, другой полез в карман светлых брюк.

«Улица Новая Тверская, дом 1», – сообщала белая табличка на стене между калиткой и воротами.

Я захихикала:

– Ой, юмористы! Ну прямо «Аншлаг», честное слово! Новая Тверская… А девочки тут по вечерам имеются?

– Тут все имеется: и девочки, и мальчики… – хмуро ответил Тимур.

Его настроение с прибытием на место назначения заметно испортилось. Мне даже показалось, что он нервничает. Интересно, это хорошо для меня или не очень? Тим наконец справился с замком и, ничуть не заботясь о моем комфорте, шагнул на территорию виллы. Да-а, такому размаху может позавидовать и английская королева со всем ее семейством. Во дворе настоящий бассейн, уже наполненный чистейшей водой, ухоженный садик с красивыми клумбочками, фонтан, ну и все прочие прелести богатой жизни.

– Твоя избушка? – спросила я Тимура, трясясь на его плече и испытывая при этом определенные неудобства.

– Помолчи, – велел Тим.

– Сам дурак! – обиделась я и замолчала. Но ненадолго.

– Хочу в туалет! – заявила я через секунду.

– Потерпишь, не маленькая!

– Вот еще! – Я возмущенно дрыгнула связанными ногами. – У меня, между прочим, мочевой пузырь не казенный. Не хочешь меня в туалет нести – не надо! Я могу и на тебя нужду справить. Только не уверена, что тебе это доставит удовольствие…

– Ладно, ладно, потерпи немного, скоро облегчишься.

Мы вошли в дом. В огромной гостиной было пусто. Я предположила, что мне выделят отдельные апартаменты, где смогу спокойно обдумать сложившуюся ситуацию и составить план, как из нее выйти. Однако тем горше было разочарование. Вместо приличной гостевой комнаты меня доставили… в подвал. Тим распахнул железную дверь, и я очутилась в просторном полутемном помещении. Углы подвала совсем терялись в полумраке.

– Что это? – шепотом поинтересовалась я, озираясь по сторонам.

– Это твое новое место жительства! – усмехнулся Тимур. – Правда, ненадолго, не успеешь привыкнуть.

Он довольно бесцеремонно скинул меня на пол и принялся развязывать веревки. Я внутренне напряглась, готовясь хоть к каким-нибудь решительным действиям. Но и тут этот псих меня перехитрил. Он лишь ослабил веревки, но не развязал их совсем.

– Все, радость моя, – выпрямился Тимур. – Дальше сама. Ведро для нужд в каком-то углу. В общем, устраивайся и чувствуй себя как дома!

Наверное, ему показалось, что шутка очень удачная, – издевательское ржание разнеслось по каземату.

Когда железная дверь закрылась, я принялась освобождаться от веревок.

– Псих, придурок, сволочь, маньяк ненормальный! – хлюпала я носом, пытаясь развязаться. – Вот погоди, дай только выбраться отсюда.

А вот это было как раз очень проблематично. Крики о помощи просто никто не услышит. Мои не знают, где я и что со мной. Если и начнут искать, то только утром. А до утра меня пять раз убьют, реанимируют и снова убьют. И похоронят. Может быть. Печальная перспектива, ничего не скажешь! Ну уж нет, господа хорошие, тут у вас ничего не выйдет. Вы еще не знаете, на что способна Женька Зайцева!

Мне наконец удалось освободиться от веревок. Я с удовольствием потянулась и осмотрела свою «камеру». Нельзя сказать, что это было сырое и мрачное помещение. Здесь сухо и даже относительно тепло. Из небольшого оконца на высоте двух с половиной – трех метров слабо пробивался дневной свет.

– Так, – вслух сказала я. – Сначала узнаем размеры темницы…

С этими словами я приблизилась к окну и уже от него пошла влево, громко считая шаги.

По счету «двадцать один» я уткнулась в стену.

– Очко. Следовательно, протяженность одной стены сорок два шага.

Другая стена, по моим ощущениям, должна быть немного длиннее. Так и вышло. В конце пути я поддала ногой обещанное Тимуром ведро. Оно загремело и откатилось куда-то в сторону. Я чертыхнулась и подвела итог:

– Сорок два на пятьдесят. Площадь и периметр высчитывать не буду – математик из меня еще тот! Да и не даст это ничего… Ситуация!

Оглядевшись, я отыскала ведро, перевернула его вверх дном и уселась сверху, подперев рукой щеку. Со стороны я, наверное, здорово походила на скульптуру Родена «Мыслитель». А подумать было над чем.

Ну, во-первых, почему Тимур меня не убил сразу, как Катьку? Скорее всего он простой исполнитель и действовал по чьему-то приказу. Замок этот скорее всего как раз и принадлежит этому таинственному незнакомцу. Во-вторых, что ему от меня нужно? Раз меня здесь держат, значит, хотят как минимум поговорить. О чем? И, наконец, кто этот человек? В общем, решила я, кое-какие шансы выбраться отсюда у меня все-таки есть. Главное – правильно разыграть свою партию, а там видно будет. Признаюсь, что чувствовала себя, как Гарри Каспаров накануне игры с компьютером. Адреналин буквально кипел в крови и требовал выхода. Вскочив, я забегала по подвалу, словно взбесившаяся тигрица. Почему-то вспомнился Владимир Ильич. Нет, не милый моему сердцу Ульянов-следователь, а настоящий, тот, который Ленин. Он, когда страдал в тюрьмах за дело революции, ежедневно делал променад по камере. Тысяча шагов, ни больше ни меньше. Я решила последовать примеру вождя мирового пролетариата и вновь принялась вслух считать шаги. И тут…

– Блин! – взревела я, споткнувшись и растягиваясь на полу. – Что это?

Возле стены, которая тонула в темноте, что-то было. Очень осторожно, на четвереньках я приблизилась к неопознанному объекту и ткнула в него рукой. В ответ послышался слабый стон.

– Вот так клюква! Я точно не стонала. Значит, здесь есть кто-то еще. Это интересно!

Стон повторился. Он был таким жалобным, что сразу стало понятно – человек явно страдает и нуждается в помощи. Ориентируясь на звук, я подползла поближе и пошарила руками по полу. Руки наткнулись на какое-то подобие тюфяка, на котором лежал страдалец. Ломая ногти и пыхтя от натуги, я все-таки выволокла этот тюфяк на середину камеры, туда, где было светлее.

– Занятно… – протянула я, разглядев предмет на тюфяке. – Вот я тебя и нашла, дружочек!

Передо мной лежал… Тимур. Вернее, это был его брат-близнец Родион.

– Значит, ты живой. И это уже хорошо.

Родион не отвечал. Он лежал с закрытыми глазами, и даже при таком слабом свете было видно, как парень бледен и как тяжело дышит.

– Родя, – я провела пальцами по заросшей густой щетиной щеке, – тебе плохо? Говорить можешь? Я Женька. Я так долго тебя искала. Меня Настя просила. Я думала, и в живых-то тебя уже нет. А ты вот, оказывается, где прячешься…

Я гладила его по щеке и говорила, говорила, говорила уже и не помню что. А по лицу текли горячие слезы. Было обидно и страшно. Боялась я не за себя, а за Родиона, боялась, что он вдруг возьмет сейчас и умрет. Этого совсем не хотелось, ведь я его только сейчас нашла. И потом, он наверняка может много интересного рассказать.

– Ты плачешь? – неожиданно твердым голосом спросил Родион. – Зачем?

– Это от радости, Родька! – Я торопливо размазала влагу по щекам. – Ты даже не представляешь, как я рада, что ты нашелся! И главное, живой!

– Ну, это еще не факт, – слабо улыбнулся Родион.

– Что? Что с тобой?

– Да так, мелочи жизни: пара-тройка ребер сломаны, почки отбиты плюс общее истощение организма. – Родя обессиленно закрыл глаза.

– Истощение? – удивилась я.

– Ага. А ты думаешь, здесь хорошо кормят, как в ресторане? Ювелир и мой братец не слишком щедры, чтобы заботиться о своих пленниках…

– Ювелир? Ты сказал – ювелир?! А фамилия у него Шульц?

– И ты его знаешь? Ну, значит, вместе помирать будем…

Родион замолчал. Казалось, он снова впал в забытье. Я бы сейчас тоже с удовольствием отключила свои мозги. Потому что ближайшее будущее мое и Родиона теперь стало просматриваться предельно четко и ясно. Шульц… Виталий Шульц… Это он владелец этой виллы, это он велел Тимуру привезти меня. Помнится, кто-то говорил мне о кристальной честности Шульца. Вот, мол, мужик всю свою жизнь проработал с драгоценностями, а украсть ничего не сумел. Н-да, ошибочка вышла! Шульц наворовал столько, что хватит на несколько жизней. Но я-то для чего ему нужна? Уж не «скромный» ли ювелир заправляет всеми делами с якутскими алмазами?

Родион пришел в себя и снова заговорил:

– А ты как здесь оказалась?

– Да по глупости! Я тебе потом расскажу. Если, конечно, выберемся отсюда. Но я знаю и про тебя, и про Настю, и про алмазы… Это, кстати, Тимур, меня просил тебя разыскать.

Со скрежетом распахнулась железная дверь.

– Вы, я гляжу, уже познакомились! – На пороге возник Тимур. В руках он держал полбуханки черного хлеба и пластиковую бутылку с водой. – Вот и славно. А я вам тут закусочку принес!

Он поставил бутыль на пол, а рядом положил хлеб.

– Это и все? – удивленно спросила я. – В подвалах Лубянки и то лучше кормят.

– Ну, извиняйте, мадам! Лобстеры для вас еще не готовы! – Тимур отвесил шутовской поклон.

– Сволочь ты, – подвела я итог. – Сволочь, гад и душегуб!

– Это почему же?

– Потому! В шестерках у Шульца ходишь… Легких денег захотел. Настьку убил, Катьку, казаха, Матвея… Дерьмо! Слушай, а Катькиного мужа, случаем, не ты замочил?

Глаза Тимура сузились. Он медленно подошел к тюфяку, на котором, поджав под себя ноги и сжав руку Родиона, сидела я. Примерно с минуту он внимательно смотрел на меня, а потом размахнулся и влепил мне звонкую оплеуху. Голова моя мотнулась, словно воздушный шарик под порывом ветра, в ушах зазвенело, а на губах я ощутила солоноватый привкус крови.

– Вот я и говорю, сволочь! – размазывая кровь по щеке, резюмировала я.

– Слушай, Тимка, – подал голос Родион. – А ведь она права! Сволочь ты редкостная!

– О, братец очухался! – обрадовался Тимур и присел на корточки. – Рад видеть тебя вновь среди живых. Ты не волнуйся, это ненадолго! Жень, а чего ж тебя никто не ищет? Помнится, ты говорила, искать тебя будут. И прокуроры, и менты, и американцы, и даже, страшно сказать, люди самого Кузи! Я прям даже испугался! Так испугался, что хотел уже тебя отпустить. Ну и где твои спасители и благодетели? Где?

– Да здесь мы, здесь, чего орешь? – послышался от двери недовольный голос.

«Оп-паньки! Уже бред начался, – подумала я. – Что-то рановато, по-моему, я даже проголодаться не успела. Ох и достали меня эти голоса!»

Однако, судя по реакции Тимура, голос слышала не только я. Тим смотрел на дверь широко раскрытыми глазами. Даже Родя, преодолев слабость, приподнялся на своей подстилке и пытался разглядеть прибывших гостей. А посмотреть было на что.

Сначала в каземате появился Отстой, а затем Клоп. Честное слово, сейчас я была рада появлению этих двух типов почти как приезду любимых родственников. Следом за Отстоем и Клопом в камеру вошел Кузя.

– Здравствуйте, господа! – поздоровался он. – Евгения Андреевна, с вами все в порядке?

– Угу. Моральный ущерб, конечно, не считается. А еще я потеряла веру в человечество! – заявила я и грозно посмотрела на Кузю.

Авторитет шарахнулся. И было от чего: в неволе мои волосы порядком растрепались, а потому на голове у меня вновь был «Взрыв на макаронной фабрике».

– Ясно, – кивнул Кузя, придя в себя. – С верой в человечество потом разберемся. А сейчас я попрошу вас всех пройти в гостиную. Согласитесь, здесь не слишком удобно беседовать. Да и не все персонажи на месте…

– Он не может, – указала я на Родиона. – Его братик родной так отделал…

Кузя кивнул Отстою, и тот неожиданно бережно поставил Родьку на ноги и, поддерживая, повел его прочь из подвала. Тимура конвоировал Клоп, предварительно нацепив на него наручники. Я подбежала к поверженному обидчику и с чувством глубокого удовлетворения отвесила иуде классный пендель. Удар сопроводила парой фраз из конспекта Рассела. Сергей Николаевич, с интересом наблюдавший за этой сценой, покачал головой и галантно предложил мне руку.

– Как вы здесь оказались? – поинтересовалась я у авторитета по дороге на волю.

– Элементарно, Женечка, – со снисходительностью Шерлока Холмса ответил он. – Пока вы с Отстоем были в гостях у ювелира, Клоп прилепил на твою машину маячок. Вот и все. Хорошо, что тебя умыкнули на собственной тачке, а то бы…

Кузя сделал рукой в воздухе неопределенный жест, но я прекрасно поняла его значение и глубоко вздохнула.

– А ювелира нашли? – обеспокоилась я. – Где Шульц? Это же он…

– Не торопись, Евгения, – перебил меня Кузя, – всему свое время. Скоро все увидишь и услышишь!

Когда мы достигли гостиной, я уже была готова ко всему. Поэтому совсем не удивилась, когда увидела Шульца, привязанного к креслу. Так же, как и у меня, у ювелира была разбита губа. Только ребятки Кузи, видимо, приласкали его несколько крепче. Рука автоматически потянулась к лицу. Я ее резко отдернула – производственные травмы неизбежны в любой профессии!

Клоп сноровисто прикрутил Тимура к креслу. А чтобы Шульцу не было обидно, залепил ему красивый хук в челюсть. Ну вот, теперь паритет восстановлен, можно и побеседовать. Кузя, кажется, думал так же. Он неторопливо подошел к бару, звякнул бутылками и налил себе в бокал добрую порцию коньяку.

– Клоп, Отстой, – обратился Кузя к помощникам, – пошуршите на кухне, поесть чего-нибудь страдальцам нашим сообразите. А мы тут пока побеседуем с господами. Или с товарищами? Слышь, папаша, ты как, настроен на серьезную беседу или тебе помочь?

– И о чем же ты хочешь со мной поговорить, сынок? – смешно шевеля разбитой губой, спросил Шульц.

– О якутских алмазах, – тут же влезла я.

Подозреваю, что со стороны смотреть, как я шлепаю распухшей губой, было не менее забавно.

– А еще об этом. – Я мотнула головой в сторону Тимура. – Зачем он убил Настю, Матвея, Катьку, вашу дочь, между прочим! Впрочем, я допускаю, что и зятя вашего, мужа Катьки, тоже…

Неожиданно Кузя заявил:

– Насчет Катерины – это еще вопрос…

– В каком смысле? – не поняла я.

– В прямом. Неизвестно, убита она или нет. Тело-то не нашли…

Ювелир расхохотался, а я задрожала от гнева. Стало быть, Вовка издевался надо мной, когда обвинял в убийстве Катерины! Он, выходит, знал, что трупа нет, но с блеском разыгрывал спектакль?! Не может быть! Про отпечатки пальцев, которые я оставила на пистолете Тимура, Ульянов знать не мог… Я перевела взгляд на Тима. Тот сидел бледный и удивленно моргал. Видно, известие об исчезновении трупа Катерины стало и для него неожиданностью.

– Ну? А ты что скажешь? – мрачно спросила я. – Убил ты Катьку или нет?

Тимур неуверенно пожал плечами:

– Вообще-то я стрелял. Два раза. То, что попал, – это факт. Она в белом свитере была, пятно сразу расплылось… Потом упала… Я решил, что все кончено, бросил пистолет и свалил.

– Эх ты, киллер-самоучка! – взорвалась я. – Кто ж так работает! А где контрольный выстрел? Как ты мог уйти, не убедившись, что клиент мертв?!

– Торопился я, ясно? – огрызнулся Тимур. – Я ж не на лоне дикой природы ее убивал. В любой момент мог кто-нибудь зайти в кабинет.

Тим обиженно нахохлился и отвернулся к окну. По выражению лица папаши Шульца невозможно было определить, рад он известию о чудесном спасении дочери или нет. «Ладно, – пообещала я себе, – разберемся. Ну, Вовка, ну, попадись ты мне! Уж и не знаю, что с тобой сделаю!»

– А ты шустрая девочка, – вновь заговорил ювелир. – Это я понял сразу, как только Катька о тебе рассказала. Тим предлагал сразу тебя убрать, как Настю. Но уж очень мне хотелось за тобой понаблюдать…

– Что я, кролик, что ли, наблюдать за мной…

– Только вот не знал я, что у тебя такие… м-м… друзья.

– Давай-ка, папаша, ближе к делу. Что там с алмазами?

А с алмазами было так…

Когда на горизонте Виталия Шульца замаячил заслуженный отдых, иными словами, пенсия, он окинул мысленным взором свое жизненное пространство и призадумался. Столько лет он верой и правдой служил государству, и не где-нибудь, а в Алмазном фонде! Шульц знал там каждый камушек, каждый грамм драгметалла; любил, как родную, царапину на каркасе короны Российской империи. Служение всем этим сокровищам и было единственным, а главное, его любимым занятием. Страсть к золоту была у ювелира почти маниакальной. В этом он чем-то напоминал героя известного произведения Пушкина. Только в отличие от Скупого рыцаря у Шульца богатство было казенное. Однажды на глаза ювелиру попалась заметка о разработке новых кимберлитовых трубок в Якутии. И засвербило у Шульца, и взбрыкнуло ретивое. А тут еще и обстоятельства сложились таким образом, что не поднять руку на якутские алмазы было бы непростительным грехом. Дело в том, что двоюродный брат жены Виталия Яковлевича был приглашен во вновь образовавшуюся компанию «Алрос» на должность начальника службы безопасности. В голове бывшего ювелира зреет гениальный план. Он едет в Якутию к брату жены и, проведя почти неделю в уговорах, добивается согласия родственника на соучастие. К тому времени в Якутии полным ходом идет освоение новой кимберлитовой трубки по имени «Юбилейная».

Виталий Шульц и его родственник и соучастник в одном лице набирают группу активистов. Именно эта группа и поставила на поток «левую» добычу и переработку алмазов с «Юбилейной». Дело приобрело почти производственный размах. Что примечательно, все это происходило под носом «Алроса». Когда руководство компании заподозрило неладное, именно Борису Прохоровичу, начальнику службы безопасности, поручили с этим разобраться. Борис с готовностью согласился и разве что не рыл носом землю в поисках виновных. По приказу Шульца ему пришлось даже принести в жертву несколько человек из собственной бригады. Чего не сделаешь ради пользы дела?! В общем, в скором времени волна недовольства пошла на спад, и родственники продолжали раскручивать дело, которое приобретало теперь уже международный размах. Тут Виталий Яковлевич задумался. Потребовался человек со связями. При этом у него самого должно быть рыльце в пушку. Выбор папаши Шульца в конечном итоге пал на Феликса Круглова, фарцовщика, отмотавшего срок на зоне в прошлом и известного антиквара – в настоящем. А чтобы Филя окончательно заглотил крючок и не сорвался, Виталий Яковлевич выдает за него замуж свою дочь Екатерину. Катька, конечно, сперва взбрыкнула – жених-то уже больно старый! Ему самое время к земле привыкать, а не на молоденьких девочках жениться. Однако папенька быстренько объяснил дочери, что дважды два не всегда четыре, и Катерина дала согласие. Тут дело пошло! И потекли якутские алмазы сначала по странам СНГ, а потом и за рубежи родины.

Шульц был счастлив. Наконец-то сбылась его мечта. Теперь у старого ювелира столько алмазов, что ими можно было выложить ванную комнату. Иногда, конечно, случались сбои. Тогда в дело вступала служба безопасности, и провинившегося устраняли.

Однако крупную свинью подложила родная доченька. Катька завела любовника. Паренек был не глуп и очень скоро догадался, чем занимаются муж возлюбленной и она сама. Тимур, так звали юношу, явился с визитом к Феликсу и потребовал взять его в дело. Можно было, конечно, его убрать. Но Шульц рассудил иначе: они с Феликсом уже пожилые, одной ногой, можно сказать, в могиле. Не хотелось бы, чтобы со смертью одного из них или обоих сразу «бриллиантовая» империя, созданная с таким трудом, распалась. Катерина одна не сможет ею управлять, поэтому ей нужен помощник. Так решилась судьба Тимура. В дело его взяли, но в планы на будущее решили пока не посвящать. А Катерина влюбилась по-настоящему. И в один прекрасный день вдруг решила, что место рядом с ней должно освободиться, и тогда Тимур сможет его занять по праву. Однако Феликс умирать не торопился. Несмотря на возраст, здоровье у антиквара было, что называется, могучим. Катька поняла, что следует помочь мужу распрощаться с жизнью земной и отправиться на ПМЖ ко всевышнему. Осуществить задуманное молодой женщине помог Тимур, спешивший занять теплое местечко. Инсценировав ограбление, Тим убивает Феликса Круглова стилетом из его же коллекции. Этот стилет так понравился Тимуру, что он оставляет игрушку себе. Остальные вещи, похищенные у антиквара, он попросту выбрасывает в озеро. Катерина категорически запретила брать что-либо по-настоящему ценное. Сама она накануне убийства отправилась к подружке на дачу. Вернувшись на следующий день домой и обнаружив бездыханное тело мужа, а также следы ограбления, Катька умело изображает безутешную вдову и с глубоким прискорбием извещает о трагической кончине супруга милицию и родного папеньку.

Папаша Шульц пришел в бешенство. Феликс являлся важнейшим звеном в работе империи! И вот теперь по прихоти родной доченьки все может рухнуть! Катерина спокойно взирала на ярость отца и, когда тот выдохся, заявила, что уже давно сама владеет всеми каналами сбыта и что пора, в конце концов, выводить ее на международный уровень. Виталий Яковлевич, подумав, согласился. К его немалому удивлению и огромному удовольствию, сбоя в работе империи не произошло. Наоборот, дела пошли еще успешнее, чем при Феликсе, и теперь алмазы потекли не только в Европу, но и в Америку.

Тимур занял-таки место возле Катерины, но только в постели – к алмазным делам его по-прежнему близко не подпускали. Впрочем, он и не торопился. Рано или поздно, справедливо рассудил Тим, империя Шульцев все равно станет его собственностью. А пока можно и в тени побыть. Но отсидеться в тени Тимуру не удалось. Жена брата, Анастасия, по роду свой деятельности получала у Шульца консультации. Однажды она стала невольным свидетелем ссоры Шульца и Тимура. Настена была умной девушкой и поняла, что дело с якутскими алмазами не совсем чистое. Примерно месяц она, никому не говоря ни слова, следила за Тимуром. И в один прекрасный вечер заявилась к нему на квартиру, которую Тим снимал под именем своего брата Родиона. Именно об этой встрече и рассказывал мне Матвей. Зачем Настя призналась Тиму в свой осведомленности, теперь уже узнать не сможет никто. Тимур утверждает, что она угрожала разоблачением и ему, и Шульцу, и Катерине. Пришлось ее убрать. Давно ведь известно: многие знания – многие печали. Бриллиант Тимур подбросил ей в качестве компенсации за отнятую жизнь.

Папаша Шульц приказал закрыть Родиона в подвале своего загородного дома. Это было своеобразной страховкой – неизвестно, что рассказывала ему Анастасия и на что способен убитый горем супруг, ставший в одночасье вдовцом.

Когда этим делом заинтересовалась я, Тимур с Шульцем долго смеялись. Осторожный Тим предложил меня ликвидировать. Ювелир же настоял на том, чтобы досмотреть комедию до конца. Следует только находиться ко мне поближе…

– Но ведь ты же знал о нашем договоре с Сергеем Николаевичем, – напомнила я Ти-муру.

– Мало ли, кто с кем и о чем договаривается! – пожал он плечами. – Да и потом, я же видел, с какой иронией он тебя слушал. Едва ли твой бред такой солидный человек мог воспринять всерьез…

– Ну, тут ты ошибся, братишка! – подал голос Кузя. – Мне очень хорошо известно, что порой самый невероятный бред может оказаться голой правдой и принести весьма неплохие дивиденды! А Женечка у нас – девочка умная и ерундой заниматься не станет.

Я зарделась от похвалы авторитета и скромно потупила взор.

– Гад, – прошипел Шульц, бросая испепеляющие взгляды на Тимура. – Почему мне ничего не сказал?

Отстой ударом кулака успокоил ювелира.

– Значит, так, господа, – после непродолжительного молчания вновь заговорил Кузя. – Сейчас все, что мы услышали, вы повторите еще раз, но только очень подробно. Как говорится, имена, явки, пароли… Мои мальчики запишут ваши… м-м… побасенки на видео, а кассету отдадут Евгении. Завтра утром она поедет домой. Ну а что делать с вами, господин ювелир, и с тобой, иуда, я решу сам…

– Можно вопрос? – не утерпела я.

Сергей Николаевич кивнул.

– Тимур, что за казаха ты убил возле моего дома?

– Это не казах, а якут, – мрачно ответил Тим. – Один из курьеров. А убил я его потому, что подворовывать начал. Видать, его, как и тебя, мама не учила, что чужое брать нехорошо!

Это были последние слова Тимура. Отстой и Клоп увели двух барыг, и больше я их не видела.

Апартаменты в доме Шульца я все же оккупировала. Поужинав, приняв душ и завалившись на огромную кровать, принялась сочинять, что сказать Алексееву, когда вернусь утром домой. Так и заснула, не изобретя ничего, что могло бы спасти меня от разгневанного супруга. А в том, что супруг изволит гневаться, сомневаться не приходилось.

Утро началось с сюрприза. Проснувшись, я быстро оделась-умылась и спустилась в гостиную. На столе лежал листок бумаги, прижатый видеокассетой.

«Дорогая Евгения! – гласила записка. – Извини, нам пришлось срочно уехать. Дела, понимаешь… Договор наш считаю выполненным до последнего пункта. Кассетой распоряжайся по своему усмотрению. Хочешь – ментам отдай, хочешь – оставь себе на память. Будешь уходить, просто захлопни дверь. Да, и не забудь своего приятеля. Надеюсь, еще увидимся. Партнер Кузя».

Родя обнаружился мирно спящим в комнате для обслуги на втором этаже. Вчера первый раз за последний месяц он поел как нормальный человек; его разморило, и он уснул в разгар чистосердечных признаний братца и господина Шульца. Отстой и Клоп перенесли его в этот закуток и очень аккуратно уложили в кроватку. Подозреваю, что и сказку рассказали, и колыбельную спели – так сладко спал Родька.

Я потратила немало времени на пинки и уговоры. Родион проснулся лишь после моего обещания вылить на него графин холодной воды из-под крана с кубиками льда из холодильника.

– Доброе утро! – улыбнулся Родион. – А у нас есть что-нибудь из еды?

Вздохнув, я поплелась на кухню, по дороге ругая потихоньку всю мужскую половину человечества. Мой замечательный супруг с удовольствием носил любимой жене кофе в постель лишь первые два месяца после свадьбы. Еще примерно месяц делал это без удовольствия. А потом мне и вовсе пришлось просыпаться на полчаса раньше, будить ненаглядного и томным голосом капризной девочки напоминать Роме о его обязанностях. В конце концов мужу это надоело, и он предусмотрительно стал оставлять кофе на прикроватной тумбочке еще с вечера. Пить холодный кофе с утра – дело, согласитесь, малоприятное. Я попросила Алексеева заменить чашку бодрящего напитка на стакан сока и на этом успокоилась.

Воспоминания о супруге разбередили мою нежную душу, и я громко всхлипнула.

– Опять ревешь? – весело спросил Родион, появляясь на кухне. – Что на этот раз?

– Мужа вспомнила, – буркнула я, выкладывая омлет на тарелку.

– Он умер?

– Кто?

– Муж твой?

– Когда? – побледнела я и тихо сползла на пол.

– Не знаю, – пожал плечами Родион, тщательно пережевывая пищу.

Около минуты я хлопала глазами, а потом встрепенулась и заорала что было сил:

– В машину! Живо!!!

Родя поперхнулся омлетом, но спорить не стал и, насколько позволяло физическое состояние, резво двинулся к выходу.

В машине, по-прежнему стоявшей там, где накануне ее оставил Тимур, на заднем сиденье обнаружился мой сотовый телефон. Вероятно, вчера во время моего вынужденного путешествия он каким-то образом отстегнулся от пояса. Позвонить Ромке и сообщить о моем скором возвращении возможности не было. Батарея разрядилась, и мобильник грустно смотрел на меня погасшим экраном.

Всю дорогу я гнала как сумасшедшая. Родион, заметив мое душевное состояние, молчал и лишь изредка посматривал в окно. Интересно, чего он там пытался разглядеть? Лишь однажды Родя сочувственно произнес:

– Ты не волнуйся, Жень, все будет хорошо! Чего уж он хорошего разглядел в ближайшем будущем, я не знаю. Да и прозвучало это как-то неуверенно, так, словно он пытался сам успокоить себя. Меня это здорово разозлило, но я решила поберечь нервы – впереди маячило объяснение с родными и близкими.

При въезде в город я сбавила скорость и по мере приближения к дому ехала все медленнее и медленнее. Затормозив возле подъезда, я заглушила двигатель.

– Ну, пошли, что ли? – Я тяжело вздохнула и первой покинула салон.

Родька так же обреченно вздохнул и последовал за мной.

Перед дверью квартиры я замялась. Воображение рисовало мне картины одна страшнее другой, так что даже жить расхотелось. Чтобы прервать мучения, я надавила на кнопочку звонка.

Дверь открыл мрачный и бледный Веник. Он сочувственно посмотрел на меня и, не говоря ни слова, прошел в большую комнату. Мы с Родькой гуськом потянулись за ним.

Собственная гостиная показалась мне удивительно тесной. Приглядевшись, я поняла причину этого преображения. В довольно просторную комнату набилась куча народу: Ромка, Венька, Рассел, Вовка Ульянов с Дуськой, Тенгиз Гогочия и несколько ребят из следственного отдела прокуратуры. Увидев расширенный состав прокурорских, я приободрилась в предвкушении триумфа.

– Ты опять с этим? – Алексеев поднял на меня воспаленные глаза и набычился.

Видно, нелегко далась ему минувшая ночь. Да и все остальные выглядели так, словно совсем не спали.

– Ромочка, – на всякий случай я загородила Родиона собой, – это не он. Это другой. Это брат-близнец того, ну, которого вы с Веником…

– Я понял, – сдержанно кивнул муж. – Значит, ты с ним… хм… ночь провела?

– Ну да! – Я широко улыбнулась. – Сначала в подвале, а потом нас Кузя освободил.

Алексеев нахмурился.

– А что у тебя с губой? – сквозь зубы спросил он.

– Это его братец постарался, – с готовностью отозвалась я. – Ну, тот, другой…

– Что-то я не понял, сколько всего братьев? – подал голос Ульянов.

Я снисходительно ухмыльнулась:

– Я не удивляюсь! Два, Вовочка, всего два брата! Этот – Родион, а тот – Тимур. Да что я говорю, сейчас сами все увидите…

С этими словами я вставила кассету, отснятую Кузей, в видеомагнитофон и скромно отошла в сторону…

Эпилог

Спустя неделю мы дружной толпой провожали Рассела на его далекую заокеанскую родину. В Шереметьеве было немноголюдно, мы заняли два столика в ресторане и теперь сидели, попивая кофе и заедая его не самыми плохими пирожными. Настроение у меня было приподнятое. Я много шутила, балагурила и бросала торжествующие взгляды на Вовку и Рассела.

После просмотра видеокассеты минут пять все молчали. Первым опомнился американец. Он подскочил ко мне, хлопнул по плечу и назвал настоящим профессионалом. Ульянов скрепя сердце последовал его примеру и изъял кассету. А я и не возражала. Надо же хоть как-то прекратить разграбление моей страны! Однако к Вовке у меня было еще одно дельце.

– Скажи-ка, Вова, – прищурясь, обратилась я к следователю, – ты пошто меня арестовать хотел? А?

Ульянов потупился и пробубнил:

– За убийство Катерины Шульц…

– Да ты что?! – изумилась я и хлопнула себя руками по коленям. – А тело-то где, Вовочка? Как же так получается, родимый, убийство было, а трупа нет? Может, я его и закопать успела?

Вовка скромно молчал, но я, признаюсь, зла на него уже не держала. Что же касается Катерины… Думаю, Тимур ее только ранил. После его бегства с места преступления Катька скорее всего смогла потихоньку собраться и уйти. Скорее всего, дочка ювелира поняла, что запахло жареным, раз уж любовник покусился на ее драгоценную жизнь. Собрала все самое, как говорится, ценное и уехала подальше. Допускаю даже, что за границу. Вполне вероятно, что через пару лет, когда улягутся слухи об этом громком деле, она снова объявится в нашем городке. Хочется верить, что теперь уже она оставит Веника в покое.

Алексеев, успокоившись, вспомнил о своих обязанностях и охотно, без напоминаний, приносит мне по утрам кофе в постель.

Господина Шульца и Тимура так и не нашли. Я полагала, что они тоже смылись за границу, но, кажется, ни Вовка, ни Рассел мне не поверили.

Уже прощаясь, Доуэрти протянул мне бумажный пакет, перехваченный голубой лентой.

– Женька, это подарок для тебя! – торжественно произнес он. – Ты это заслужить. Я гордиться знакомый тобой.

С этими словами Рас махнул рукой и отправился на встречу со своей Америкой. В машине я вскрыла пакет. Внутри лежал уже знакомый конспект Рассела и… жетон американского полицейского города-героя Нью-Йорк.

– Бабья работа, – проворчала я, убирая жетон в карман, и углубилась в изучение записей Доуэрти.

Оглавление

Эпилог