Королевская кровь (fb2)

- Королевская кровь (пер. Анатолий Александрович Михайлов) 1922K скачать: (fb2) - (epub) - (mobi) - Рона Шерон

Рона Шерон
Королевская кровь

Посвящается Дане и Зееву — любовь к вам и благодарность навсегда останутся в моем сердце.

ПРЕДИСЛОВИЕ

Первый роман Роны Шерон «Мой грешный пират», опубликованный в 2006 году, принес писательнице заслуженную славу и определил ее место на литературном небосклоне. Она была признана лучшим современным автором в «историко–романтическом» жанре, классикой которого стала эпопея о прекрасной Анжелике Анн Голон, а также хорошо знакомые отечественному читателю произведения Жюльетты Бенцони. Влюбленная в историю, Рона Шерон в одном из интервью утверждает, однако, что «литература повествует в первую очередь о чувствах». В этом, видимо, и заключается секрет успеха писательницы: ее герои — не просто тени прошлого, а страстные, чувственные, страдающие, ненавидящие, нежные и преданные люди, живые, близкие и понятные нам. Критики отмечают также необычайно яркий, образный, поэтичный язык ее романов. И наконец, изюминка творчества Роны Шерон — тонкое и умелое вплетение мистики в ткань повествования, в чем смогут удостовериться в первую очередь читатели ее последнего и лучшего романа «Королевская кровь».

Англия эпохи Тюдоров… Отгремела война Алой и Белой розы, утихло соперничество двух ветвей династии Плантагенетов — Йорков и Ланкастеров, примирившихся после восшествия на престол Генриха VII Тюдора. Его наследник Генрих VIII, один из самых знаменитых английских королей, своей славой обязанный разрыву с католической церковью и — не в последнюю очередь — шести несчастливым бракам, тем не менее, не доверяет старой аристократии. Монарх окружает себя талантливыми и лично преданными ему выходцами из незнатных семей, такими как кардинал Томас Уолси, которому король фактически препоручил управление государством, посвятив себя празднествам, турнирам и прочим увеселениям, в попытках перещеголять куртуазный французский двор. Оттесненные от кормила власти, благородные лорды плетут новые заговоры, желая вернуть былое могущество…

В этом лабиринте соперничающих фракций немудрено заблудиться новичку, но юная французская принцесса Рене де Валуа, прибывшая в Англию с тайной миссией, чувствует себя здесь более чем уверенно, ведь ее обучал искусству интриги венценосный отец — король Франции Людовик XII. Однако ее цель выходит далеко за рамки традиционной мужской борьбы за власть, ибо на карту поставлено будущее мира. Рене должна разыскать и выкрасть таинственный Талисман — единственную надежду человечества в предстоящей схватке с древним злом. Судьба сталкивает ее с Майклом Деверо, на первый взгляд типичным провинциальным выскочкой, прибывшим ко двору за богатством и славой. Но очень скоро Рене понимает, что Майкл Деверо, приемный сын и наследник лорда–протектора Ирландии, не так прост, как кажется…

Хотя Генрих VIII носил титул «покровитель Ирландии», в начале XVI века его власть над Зеленым островом оставалась номинальной (в 1536 году Генриху придется завоевывать страну заново). Воинственность и непокорность ирландцев, а главное, их приверженность древним языческим верованиям, несмотря на раннюю христианизацию, создавали отдаленному острову своеобразную зловещую репутацию. Английские наместники здесь и в более поздние времена являлись фактически автономными правителями, нередко бунтующими против сюзерена. Именно поэтому Ирландия становится центром и истоком мистической сюжетной линии романа, а образ ее представителя при дворе Майкла Деверо столь загадочен и неоднозначен.

Нет никаких сомнений в том, что читатель получит истинное наслаждение, следя за перипетиями этого захватывающего повествования.

ГЛАВА ПЕРВАЯ

Впереди — пропасть; позади — волки.

Старинная латинская пословица

Ристалище замка Тайрон, Ирландия, 1518 г.

— Еще раз!

За командой последовал раскатистый удар грома.

Майкл опустил забрало и очертя голову ринулся в бой. Струи холодного дождя хлестали по утоптанной, залитой багровым светом факелов арене, уже превратившейся в настоящее болото, и юноша почти ничего не видел за сплошной пеленой ливня. У него отчаянно ныли руки, отказываясь держать тяжелое копье и щит, а мышцы ног горели как в огне после бесконечных попыток послать горячего боевого жеребца в галоп. Земля задрожала под копытами могучих коней, разлетаясь во все стороны грязными брызгами. Страшась неизбежного столкновения и презирая себя за этот страх, Майкл опустил острие копья и вперил взгляд в мчавшегося на него противника в вороненой броне, похожего на демона, вырвавшегося из ада.

«Держи копье на луке седла, а потом, в последний момент, поднимай его и целься в шлем, — эхом прозвучали в голове Майкла слова лорда Тайрона. — Целься в шлем и бей в него изо всех сил…»

Страшный удар, пришедшийся в голову, безжалостно вырвал Майкла из седла. Он с громким всплеском рухнул на раскисшую землю, с которой едва сумел подняться всего несколько мгновений назад, напоминая теперь жалкую кучу заляпанных жидкой грязью и доспехов. Изрыгая проклятия, Майкл приподнялся на локтях и, вскинув голову, с ненавистью уставился на сэра Фердинанда, верного телохранителя и правую руку лорда Тайрона.

— Будь я проклят! — проревел тот. Черный, как вороново крыло, глухой шлем с прорезями для глаз повернулся в сторону закутанной и плащ, фигуры, стоявшей у бойницы, прорубленной в стене навесной пашни. — Ваш бестолковый подсолнушек не готов! Он никогда не будет готов!

Майклу вдруг отчаянно захотелось убить кого–нибудь. Стыд захлестнул его с головой. Да, он вновь проиграл. Но сейчас юноша был готов голыми руками задушить Фердинанда за то, что тот сначала вышиб его из седла, а теперь беззастенчиво поносит перед великим лордом, который усыновил его и сделал своим законным наследником. Вот только убить Фердинанда — не легче, чем высечь море: старый рыцарь казался несокрушимым как скала.

В следующее мгновение из башни прогремел властный голос:

— Поднимите его и доставьте ко мне!

Майкл, лишившийся доспехов и большей части самоуверенности, стоял на пороге верхней комнаты бастиона. С него ручьями стекала грязь. Любимый замок его благодетеля и покровителя представлял собой жемчужину архитектурного творчества, с круглым куполом и центральным световым окном, через которое в дождливую погоду вниз низвергался настоящий водопад. Позолоченная сеть канавок, вырубленных в полу черного мрамора, отводила дождевую воду к опорной колонне, вокруг которой вилась спиральная винтовая лестница, и уже оттуда та попадала в главное водохранилище замка. Именно сюда приходил лорд Тайрон, вице–король и наместник Ирландии, надежда и опора Англии в борьбе с кельтской вольницей, чтобы при помощи телескопа любоваться небесным чертогом.

Нынче вечером из–за дождя, хлеставшего по стенам замка, старый граф, вместо того чтобы стоять под световым окном и разглядывать небесную твердь сквозь горный хрусталь, медленно расхаживал вокруг каскада.

— Сегодня ты был выбит из седла, вчера — не устоял перед топором, и лишь позавчера твои успехи с мечом позволили тебе сохранить лицо. Ты превзошел своих наставников по всем дисциплинам. Почему же ты не можешь одолеть в честном бою сэра Фердинанда? Приближается ежегодное собрание кавалеров благородного ордена Подвязки, Майкл. На карту поставлена моя честь и будущее моего дома!

Майкл беспокойно переступал с ноги на ногу, в глубине души признавая справедливость упреков старого лорда. Ему понадобилось все его мужество, чтобы сделать горькое признание:

— Он намного сильнее меня.

— Побеждает самый умный, а не самый сильный, Майкл! Пора бы тебе запомнить это раз и навсегда!

Стиснув зубы, юноша поднял голову.

— Он предвидит каждый мой шаг!

— Проклятье, тогда перехитри его! Или ты не умеешь держать при себе даже свои мысли? Или я напрасно потратил двадцать лет своей жизни, обучая тебя квадривиуму^[1] и играм королей?

Майкл хранил молчание. Сказать ему было нечего.

— Фердинанду известно, что будущее моего дома зависит от тебя. Вот почему он намерен сделать из тебя непобедимого воина.

Юноша ощетинился.

— Он намерен подтолкнуть меня к самоубийству, милорд.

— Увы, мой единственный сын пал в кровавой битве на чужой земле много лет назад, и боги не дали мне другого наследника — пока не появился ты. Твой благородный отец сражался как лев и умер за своего короля в бою под Блэкхитом, во время подавления мятежа корнуолльцев. Он взял с меня слово, что я приму его сына, рожденного его второй женой, и воспитаю как собственного ребенка, опасаясь, что его наследник отвергнет тебя, своего сводного брата. Твой отец не требовал, чтобы я полюбил тебя и сделал своим законным преемником, но я увидел перед собой смышленого паренька, быстрого, ловкого, уверенного в себе и крепкого, как молодой дуб. И тогда я подумал: «Он станет мне сыном. Вот юноша, которому я завещаю земли, имущество и честь своего имени, свое сердце и душу, все, что делает меня тем, кто я есть! Вот оно, мое будущее!» — Старый граф обошел водопад кругом, заложив руки за спину. — Я не жду от тебя, что ты победишь сэра Фердинанда в открытом бою. Он действительно сильнее тебя. Он — кровожадный буйвол, который скорее сомнет горящую свечу, чем задует ее. Но я ожидал от тебя стойкости и упорства! Я ожидал, что ты выдержишь его удары, и тогда его самоуверенность будет поколеблена! Вот в чем стояла цель твоих воинских упражнений! А ты приходишь ко мне с опущенной головой, жалкий и избитый…

Собрав все силы, Майкл выпрямил спину и развернул ноющие плечи. Ростом он уже не уступал старому лорду, но сейчас, снедаемый угрызениями совести, он казался себе ничтожным карликом. А лорд Тайрон сердито смотрел на него, однако во взгляде графа светились любовь и нежность.

— У Фердинанда есть свои слабости, и они превосходят твои. Я хочу, чтобы ты принял участие в собрании рыцарей Подвязки, которое состоится в этом году. Это очень важно для меня.

Майкл удивленно заморгал.

— Вы все еще намерены отправить меня ко двору?

— Я хотел бы отправить туда победителя! — В темных глазах Тайрона сверкнула молния. — Быстрого, хитроумного и безжалостного в своей преданности мне! Неукротимого и упорного. Непреклонного и неутомимого. И ты, ты… Готов ты стать им или нет?

Майкл шестым чувством ощутил, что его господин и повелитель ожидает от него не просто слов, а чего–то большего, каких–то веских доказательств преданности и уверенности в том, что он выполнит возложенную на него задачу.

— Битвы выигрывают не на поле боя, Майкл. Их успех предопределяется в тиши залов совета и на ложах женщин, на званых банкетах и турнирах, в детских комнатах… и вот здесь! — Старый лорд коснулся пальцем виска. — Блестящий полководец может выиграть битву, но проиграть войну. И наоборот, поверженный в прах воин, испивший горечь поражения, но сумевший воспрянуть духом, может стать триумфатором в самом конце. Вспомни битву при Каннах, Майкл. Когда войско карфагенян, ведомое Ганнибалом, наголову разбило римскую армию на их собственной земле, римляне отступили, перегруппировались и вернулись. Вернулись для того, чтобы навсегда стереть Карфаген с лица земли. Умение выжить — вот что самое главное. Если тебя разбили, отступай, собирайся с силами и дерись вновь — но никогда не сдавайся!

— Отступить, милорд?

— Но не сдавайся, не опускай руки, не позволяй себе пасть духом… Никогда! До последней капли крови! Ты понял меня?

— Понял, — Юноша нервно сглотнул. — Отправьте меня в Лондон, милорд. Вы будете гордиться мной. Я не подведу вас.

— Ты клянешься? Ты сделаешь для меня то, что я сделал для тебя?

— И даже больше. Клянусь.

— Ты клянешься честью служить мне и никому, кроме меня, и не позволишь соблазну увести тебя с этого пути?

— Соблазну, милорд? Какой соблазн может подтолкнуть меня нарушить клятву верности, данную вам?

По губам Тайрона скользнула холодная улыбка.

— Неужели ты полагаешь, что я ничего не знаю о том, как по ночам ты успокаиваешь свой ум и тешишь плоть?

Майкл изо всех постарался, чтобы на лице его не дрогнул ни один мускул, и был уверен, что это ему вполне удалось. Тем не менее, его покровитель не зря славился своим умением читать мысли.

— Клянусь, что скорее умру, чем подведу вас, милорд.

— Слушай меня внимательно, Майкл. Правила поведения при дворе очень просты: очаровывай, но не люби. Позволяй любить себя, но не становись рабом мужчины или женщины. Будь спартанцем в шкуре афинянина. Иначе ты погибнешь.

— Я знаю, в чем состоит мой долг. — Майкл вытащил из ножен кинжал и опустился перед графом на колени. — Кровью своей я клянусь вам в вечной верности, милорд! — Он покрепче перехватил рукоятку и уже собрался вонзить обоюдоострое лезвие себе в ладонь.

— Побереги руку. Она еще пригодится тебе. — Тайрон перечистил кинжал, после чего направился к столу, на котором стоял золотой кубок. — Подойди ко мне. Необходимо в точности соблюсти ритуал посвящения, сын мой!

Боль и жажда стали провозвестниками наступающего рассвета. Майкл проснулся с тяжелой головой, язык не помещался в пересохшем рту, а измученные мышцы стонали от боли. Его бил озноб, кожа горела как в огне, сердце готово было проломить грудную клетку… А еще его охватил необъяснимый ужас. Из горла юноши вырвался громкий крик, и испуганное эхо заметалось по сводчатым переходам, залам и лестницам огромного замка.

Дверь в его комнату распахнулась. Кейт, смазливая служанка, которую юноша время от времени брал к себе на ложе, вбежала внутрь и поспешно зажгла свечи. Пиппин вкатил на тележке железный ларец и остановился подле кровати. Следом в комнату быстрым шагом вошел пожилой мужчина и сразу же принялся осматривать Майкла. На нем был длинный черный плащ с широкими рукавами, окладистая седая борода закрывала половину лица, а длинные кудри с серебристыми белыми прядями ниспадали на спину до самых лопаток. Сверкающие черные глаза внимательно оглядели Майкла.

— Держите его крепче! — распорядился старик, обращаясь к слугам. — Парень, меня зовут Донно О'Хикки. Я тебя вылечу, не беспокойся.

Майкл метался в кровати, размахивая немеющими конечностями и выгибаясь дугой. В полубреду он яростно сражался с невидимыми порождениями ада и громко стонал, когда острые зубы дьявольских церберов рвали изнутри его плоть и душу. Увы, слуги проиграли сражение с молодым господином и не смогли удержать его на месте.

— Господи Иисусе, да он весь горит! — вскричала Кейт.

И тут пожилой лекарь пришел им на помощь. В старческом теле таилась недюжинная сила. Одной рукой упершись Майклу в грудь, другой он приподнял его веко, потом потрогал лоб и даже сумел заглянуть ему в рот.

— Так я и думал. Пищевое отравление, точно такое же, как и у его светлости.

— Пищевое отравление? — не веря своим ушам, пролепетала Кейт. — Я бы сказала, что это потовая лихорадка^[2].

— Я дам этому мальчику лекарство, которое поможет ему очистить внутренности от яда. Оставьте нас. Вернетесь позже, чтобы умыть его и привести в порядок. Еда и питье категорически исключаются. Пусть пьет только мое лекарство, пока не выздоровеет окончательно. Думаю, это случится через неделю.

Майкл взвыл в отчаянии.

— Целых семь дней такого кошмара? — Он в бешенстве уста вился на старого лекаря и прорычал: — Немедленно избавь меня от этой напасти!

Кейт робко погладила хозяина по руке.

— Успокойтесь, мой храбрый лорд…

— Пойдем отсюда, Кейт. Мастер О'Хикки свое дело знает.

И Пиппин потащил девушку за собой. Одного только упоминания о страшной болезни оказалось достаточно, чтобы у него за спиной буквально выросли крылья.

Ирландский же лекарь осторожно вынимал из железного ларца флакончики и склянки итальянского стекла.

— Увы, девчонка права. У тебя наступила вторая стадия болезни. Озноб, боль, жжение, обильное потоотделение, бред, мигрень, учащенное сердцебиение и сильная жажда — вот ее несомненные признаки.

— Потовая лихорадка! — Майкл в ужасе подпрыгнул на кровати. — Ты совсем выжил из ума, старик! К чему скрывать правду от моих слуг? Они же разнесут заразу по всей деревне! Или тебе совсем не жаль несмышленых детей, ты, кельтский знахарь?

— Досужие небылицы! Зараза таится у тебя в крови. Раньше волхвы знали об этом, но их мудрость была предана огню. Дикари! Болезнь эта называется vеnerius virulentus^[3]. Тебя ведь учили латыни? Знаешь, что такое virus, юноша?

— Это яд, — прошептал Майкл, смахивая пот со лба.

— Вот именно. В твое тело попал природный яд, например, кровь больного грызуна. Ты не можешь заразить других своим дыханием. Или прикосновением, что, в сущности, одно и тоже. Болезнь живет внутри тебя. Твоя кровь умирает. Если ее не вылечить, ты погибнешь через три дня. Но выздороветь сможешь через семь ночей. Итак, выбор за тобой!

— Жизнь! — Новый приступ боли подбросил Майкла на постели.

— Как интересно! Почему–то мои пациенты неизменно делают именно этот выбор. — Старый лекарь явно был со странностями. Он приподнял голову Майкла и поднес горлышко флакона к его губам. — Пей.

С трудом переводя дыхание, Майкл повиновался. Первый же глоток снадобья обжег ему горло.

— Будь я проклят! Что это такое? Кровь и uisce^[4].

— Кровь матери Гренделя^[5] Хе–хе–хе… Она ласкает горло, верно? — весело закудахтал старый О'Хикки. — Это «драконья кровь»: крепкий напиток из сладких вин, толченого жемчуга, свинцового порошка, алтея, нашатыря, кораллов, листьев бузины, щавеля, вытяжки из льняного семени, гусениц, бархатцев, луговых цветов, девичьей травы…

— Довольно!

Безумная болтовня старого мошенника лишь усугубляла страдания юноши.

— Разумеется, если мой отвар тебе не по вкусу, молодой человек, я могу поставить тебе пиявок. Именно так поступали в Лондоне в прошлом году, во время эпидемии чумы. Сначала они три дня высасывали кровь из больных, а уже после их сжигали, хе–хе.

Майкл выхватил флакончик из рук лекаря и осушил его одним глотком. Затем он откинулся на подушку, хватая воздух широко раскрытым ртом, а потом медленно смежил веки, чувствуя, как густая жидкость унимает боль в его истерзанном теле, успокаивая и лаская плоть, разум и душу…

— Сейчас тебе захочется спать, маленький лорд, но прежде внимательно выслушай меня. Милорд Тайрон говорит, что ты отправляешься в Лондон, чтобы принять участие в рыцарском турнире в честь святого Георгия.

— Сомневаюсь, что смогу принять участие в чем–либо, помимо собственных похорон, — прошептал Майкл.

— Через неделю ты будешь как новенький, и даже лучше. Я оставляю тебе вот этот ларец с флаконами, и тебе понадобится каждая капля из них, чтобы благополучно пережить свои приключения. Раз в день, а то и два, тебя будет мучить сильная жажда. Пей и веселись, но не позволяй никому разоблачить себя, и никогда не переливай содержимое этих флаконов в другой сосуд. В противном случае составляющие его вещества утратят свои целебные свойства. Можешь есть и пить вволю, но предупреждаю: не утоляй жажду ничем иным, кроме моего снадобья.

Майклу хватило ума сообразить, что полоумный старик прав. Никто не должен знать, что он болен страшной болезнью. Мысли его путались. Словно сквозь туманную пелену до него донесся голос ирландца:

— Ага, страна снов зовет тебя, и то, чего ты должен страшиться более всего, отныне живет там…

Майкл очнулся от тяжкого забытья, почувствовав, что в горло ему уперлось что–то острое. Перед глазами у него стояла темнота, в которой плавали яркие разноцветные круги, но уже через пару мгновений он стряхнул с себя остатки сна, и зрение его обрело прежнюю четкость. Лунный свет дробился на широком лезвии сверкающего меча, одно движение которого могло запросто лишить его жизни. Чья–то гигантская тень склонилась над его постелью.

— Через два часа рассвет, подсолнушек, — сообщил ему Фердинанд, и в хриплом голосе рыцаря прозвучало злорадство. — Пора вставать. Король Генрих уже заждался тебя, слабака.

Рядом сонно завозилась женщина, прижавшись ягодицами к его голому бедру. А, это Кейт… За семь дней и ночей, проведенных в полубреду, снадобье ирландского знахаря вывело из его организма остатки яда, и Майкла охватила жажда жизни. Однако же постельные подвиги оказались преждевременными и изрядно истощили его. Болезнь вернулась. Его вновь мучила жажда. Он умирал от желания выпить хотя бы глоток чудодейственного эликсира О'Хикки.

— Ты выздоровел, подсолнушек? — злобно оскалился его мучитель, приставив лезвие к груди юноши и не позволяя ему добраться до стеклянных флакончиков, спрятанных в шкафу. — Ты развлекаешься с продажными девками, пока твой лорд и господин умирает.

— В жажде жизни нет стыда, ты, кастрированный буйвол! — прорычал в ответ Майкл. Победа, которую он одержал над смертью, оказалась пирровой: его наставник умирал, не в силах одолеть страшную болезнь. Но что ему оставалось делать? Тайрон не допускал к себе юношу. Потихоньку сунув руку под покрывало, он осторожно нащупал рукоять кинжала, припрятанного под тюфяком. Одним прыжком вскочив с постели, он отбил в сторону лезвие меча и прижал острие кинжала к черному сердцу своего заклятого врага. — Посмей еще хоть раз разбудить меня, и я прикончу тебя, с разрешения лорда Тайрона или без оного!

— Ты пустой болтун, у которого есть только слова и ничего более! Мы еще встретимся с тобой на ристалище, после того как король прогонит тебя с глаз своих и ты приползешь обратно! И тогда я уже не буду столь милосерден, как раньше!

Майкл оттолкнул гиганта и неторопливо двинулся к буфету, стоящему в дальнем конце просторной спальни. Распахнув дверцы, он и достал бутылочку, зубами вытащил из нее пробку и влил в себя содержимое. Обнаженную спину юноши обдало струей холодного воздуха.

— Милорд ждет тебя! — рявкнул с порога сэр Фердинанд и с грохотом захлопнул за собой дверь.

«Фортуна покровительствует смелым», — всегда говорил ему лорд Тайрон. Отныне эти слова станут его девизом, источником силы и вдохновения. Всего несколько мгновений назад он впервые заставил отступить своего главного противника. Неужели удача наконец–то повернулась к нему лицом? Он должен верить в свою счастливую звезду.

— Возвращайтесь в постель, милорд, — сонно пробормотала Кейт, — чтобы я могла по–настоящему проститься с вами и пожелать удачи.

Утолив жажду, юноша ощутил, как к нему возвращается знакомое чувство голода. Майкл подошел к постели и сорвал льняную простыню с пухлого тела своей подружки. Опершись на руки и нависая над ней, он коленом раздвинул ее теплые ждущие бедра.

— Нам придется поторопиться, — пробормотал Майкл и с наслаждением вошел в ее влажное лоно.

От некогда грозного и крупного мужчины, каким еще совсем недавно был лорд Тайрон, осталась одна тень. Он исхудал, как скелет, и на лице его лежала печать смерти. Майкл не видел своего приемного отца с того памятного вечера, когда поднимался к нему наверх, в обсерваторию, с того самого вечера, когда оба подхватили лихорадку.

— Майкл! — Тайрон протянул ему дрожащую тонкую руку.

Юноши преклонил колени перед постелью и взял прозрачную, испещренную синими прожилками ладонь старого лорда в свои.

— Не посрами моего имени при дворе короля Генриха. Доставь честь и славу моему дому… И тогда все, что принадлежит мне, станет твоим, все богатства и власть, которая превзойдет твои самые смелые ожидания.

Щемящая грусть овладела Майклом.

— Вы умираете…

Лорда Тайрона его слова изрядно позабавили.

— Я уже стар. Естественно, я умираю. И умираю уже давно. Но клянусь, что не оставлю сей мир, пока вновь не повидаюсь с тобой.

Майкл глубоко вздохнул.

— Милорд, наставьте меня, перед тем как я отправлюсь в путь.

— Я хочу предостеречь тебя: будь осторожен. Веди себя скромно, галантно и сдержанно. Не позволяй любопытствующим совать нос в твои дела. Не раскрывай никому своей истинной цели. Пусть никто не узнает не только о твоей болезни, но и о способе ее лечения. Не откровенничай ни с кем. Не влюбляйся. Доверяй своим чувствам и ничего не бойся. Я отдал тебе все лучшее, что только есть во мне, все мои знания и всю мою силу. Используй же эти дары с умом. Вот, возьми этот перстень. Он станет твоим амулетом. Когда–то он принадлежал моему великому предку–римлянину, пришедшему в Британию с Девятым легионом и отвоевавшему себе будущее под золотым штандартом.

От нахлынувших чувств у Майкла перехватило горло. Еще никогда ранее ему не приходилось видеть, чтобы этот перстень покидал указательный палец милорда. На гербе Тайрона, с которым он будет сражаться на рыцарском турнире, был изображен простерший крылья красный орел с золотыми когтями на черном фоне. А на перстне была вырезана змея с головой и грудью женщины и крыльями дракона. Со священным трепетом юноша принял его из обескровленной руки старого лорда и надел себе на палец.

— Полагаю, будет лучше, если ты не станешь показывать перстень всем и каждому при дворе. Этот языческий символ может оскорбить христианскую добродетель знатных особ и навлечь на тебя подозрения и упреки. Помни, что ты более не мальчик, Майкл Деверо, а будущий граф Тайрон, пусть даже ты и не выглядишь таковым. Внешность обманчива. Лгать могут и слова, и даже поступки. Но тебе будет открыто то, чего не могут увидеть другие. Ты поймешь их ложь. Почувствуешь их тревоги и желания. Воспользуйся ими. Обольщай и очаровывай их, но не позволяй одурачить себя. Я приютил бесстрашного мальчишку и вырастил из него внушающего страх мужчину. То, чего ты желаешь более всего, находится рядом с тобой, и в твоей власти взять это.

— Я — ваш верный вассал, мой благородный лорд. Я обязан вам всем и буду в точности следовать вашим советам. Ваши желания станут моими.

В темных и тусклых глазах старого графа засверкала гордость, когда он ласково потрепал Майкла по склоненной голове.

— Мой славный мальчик… Ты хороший сын, почтительный и смышленый. Ты знаешь, что должен делать. Ступай.

ГЛАВА ВТОРАЯ

…роскошно фальшивые, благородно неверные.

Квинт Гораций Флакк. Римские оды. Книга третья

Королевский замок в Амбуазе, Франция

— Пошевеливайся, маленькая шлюха!

Принцесса Рене де Валуа Французская, которую под руку выводил, точнее, выволакивал из спальни очередной соглядатай, пожелала ему провалиться сквозь землю, но все же, набросив простыню на голое тело, последовала за ним. Унижение заглушило голос бушевавшей в ней ярости, когда она увидела множество выпученных от удивления глаз, наслаждающихся бесплатным представлением: ее, младшую дочь покойного короля Людовика, в дезабилье волокли по галерее, как осужденную преступницу на виселицу.

Позади нее под конвоем королевской стражи понуро шагал ее возлюбленный Рафаэль. И без того неопрятную одежду художника усеивали многочисленные пятна, потому как его грубо прервали во время создания очередного шедевра, для которого как раз и позировала принцесса. Своевольная и упрямая Рене, которую отныне при дворе станут величать не иначе как «распутной принцессой, опозорившей дом Валуа», помогала художнику создать образ Венеры.

Герцог де Субиз, ее жестокосердный мучитель, улыбнулся с мрачным удовлетворением, когда толпа расступилась перед ними, открывая проход к апартаментам короля Франциска. Рене высоко держала голову, демонстрируя фамильное величие, унаследованное ею от королевы Анны, герцогини Бретонской, любимой и безвременно ушедшей матушки. Принцесса изо всех сил старалась загнать поглубже и подавить в себе испуганную маленькую девочку–сироту, которой отчаянно хотелось забиться в укромный уголок и выплакаться вволю. Но винить в случившемся ей было некого, кроме себя.

Субиз всего лишь воспользовался ее безрассудством. Принцессе и в голову не могло прийти, что старый повеса и пьяница, которого она полагала совершенным ничтожеством, посмеет когда–либо ворваться к ней в спальню в сопровождении стражников, выполняя приказ Длинноносого^[6]. И вот, пока Рене со всем пылом юности предавалась своей первой любовной интрижке, представлявшейся ей величайшей любовью всей жизни, Субиз в мельчайших деталях спланировал свой завершающий смертельный удар.

Рене вспомнила себя, послушное дитя с покладистым характером, какой она была еще совсем недавно. Та девочка и помыслить не могла о том, чтобы стать любовницей нищего художника, но после смерти матушки три зимы назад она стала сама не своя. А потом, немного оправившись, она в полной мере продемонстрировала унаследованным от матери гордый нрав и с гневом разорвала путы, наложенные на нее бессердечным отцом, превратившись в настолько своевольное и непокорное создание, что королю Людовику пришлось в срочном порядке заключить новый брачный контракт для пятнадцатилетней сорвиголовы–дочери. Поскольку ее нареченный, принц Андре Наваррский, пал смертью храбрых на поле брани, ее венценосный отец остановил свой выбор на престарелом герцоге Лотарингском. К великому облегчению Рене, герцог преставился еще до того, как на брачном контракте высохли чернила.

Рене помнила, как отец заявил ей, что она сведет его в могилу, если он в самом скором времени не подыщет ей супруга и не сбудет с рук. В результате они объявили друг другу войну. Чтобы сломить ее упрямство и вынудить дочь искать спасения в брачном союзе, король держал Рене при себе, заставляя принцессу заниматься утомительными государственными делами, истощавшими ее силы и терпение.

Двумя годами позже король проиграл эту битву и покинул сей мир, от раздражения и бессилия, как полагала Рене. Хотя придворные шептались по углам, что это случилось «вследствие чрезмерного усердия в постели», когда одряхлевший король предпринял последнюю и отчаянную попытку обзавестись наследником мужского иола от своей третьей и очень молодой супруги Марии Тюдор, сестры короля Англии Генриха VIII, ставшей лучшей подругой Рене.

«Своевольная Рене» — так назвал ее на смертном одре король Людовик, и это прозвище как–то очень быстро подхватили придворные, после чего оно прилипло к принцессе намертво.

— Вы полагаете, что пошли в мать, но на самом деле удались в меня. Если бы не закон, запрещающий женщинам претендовать на трон Франции, то на своем месте я предпочел бы увидеть вас, дочь моя.

— Но моя сестра Клоди старше меня, — напомнила его величеству Рене.

— Господь наделил нашу Клоди разумом коровы, — с отвращением бросил венценосный родитель. — Она сущая корова, наша Клоди, и более мне нечего добавить.

После смерти отца Рене ни разу не затосковала о нем.

Увы, очень скоро ей пришлось пожалеть об этом, потому как Длинноносый, едва заняв опустевший престол, подыскал принцессе нового нареченного. Им оказался германский принц, по словам сплетников, тугодум и урод. Но Рене избавилась от него с необыкновенной легкостью. Вовремя распущенные слухи о возможном отравлении быстро заставили его отказаться от мысли сочетаться с ней браком. Король же Франциск пришел в неописуемую ярость.

— Вы чертовски соблазнительны и очаровательны, Рене, настоящая богиня любви, — нагло заявил престарелый и потасканный Субиз, похотливо причмокивая губами. — Вы больше нравились мне обнаженной, какой вы были всего мгновение назад. Настоящее пиршество для моих глаз…

— Я выцарапаю ваши бесстыжие глаза, старый дурак!

— Вот оно, прискорбное влияние мадам Маргариты. У нее очень странные представления о месте женщины при дворе. Эта свобода мысли, свобода нравов и любви…

Рене метнула на Субиза убийственный взгляд. Маргарита Ангулемская, старшая сестра короля Франциска, считалась покровительницей искусств, гуманистов и реформаторов, поэтессой и драматургом. Ее пользующийся широкой известностью салон «Новый Парнас» стал подлинным прибежищем для Рене после того, как она лишилась обоих родителей, а старшая сестра Клоди вновь вышла замуж. Именно там из одинокой, недовольной и замкнутой девочки она превратилась в настоящую леди, которой всегда хотела быть.

— Я уверена, его величеству будет очень интересно узнать ваше мнение о его сестре, Субиз.

— Вы неправильно меня поняли, ma petite^[7]. Я благодарен сестре короля за то, что вы попали ко мне в руки. Не беспокойтесь, мы с вами продолжим без устали упражняться в любовных утехах, которые она столь яростно проповедует. А при дворе скажут: «Блестящая и полная жизни молодая принцесса с фиалковыми глазами стала любимой супругой…»

— Старый тупица, у вас в мозгах уже черви завелись! — воскликнула Рене, когда его иссохшие пальцы больно стиснули ее запястье.

— Лучше уж я, чем никто, потому что ни один блистательный принц не согласится взять вас в жены, беспутная принцесса.

Девушка сделала ошибку, взглянув на него — на неприкрытую похоть в глазах, на капельки слюны в уголках губ, на отвисший второй подбородок, — и содрогнулась от омерзения. При дворе не было более отвратительного создания.

Обычно даму, уличенную в прелюбодеянии, заточали в монастырь (при этом женщина, делившая ложе с мужем, становилась объектом едких насмешек), а любовник расплачивался дуэлью, на которую его вызывал или обманутый супруг, или разъяренный отец. Но с принцессой крови дело обстояло далеко не так просто. Разумеется, дочери не доставляли столько радости своим венценосным отцам, как сыновья, зато они были ходовым товаром, который при некоторой сноровке можно было обменять на трон или земли, как случилось с матерью Рене. Таким образом, невинность принцессы являлась национальным достоянием.

Рене, незамужняя принцесса, создала прецедент, когда завела любовника, да еще и незнатного вдобавок. Обычай требовал, чтобы ее соблазнителя обвинили в государственной измене и казнили. Бедный Рафаэль! Что он знал о дворцовых интригах, демонстрации сил и обманутом доверии? Он был всего лишь нищим художником из убогой деревушки близ Перуджи, кистью зарабатывавшим на жизнь. Рене поняла, что ей придется защищать его, вот только как? Быть может, король Франциск пощадит Рафаэля, если она согласится пожертвовать теми богатствами, заполучить которые он так стремился, — своим телом и правом на земли герцогства Бретань.

«Глупая овца, — в голове у Рене вдруг зазвучал голос ее отца, — неужели я тебя ничему не научил?»

— А вот и мы! — провозгласил герцог Субиз, когда стражники распахнули перед ним двери королевской опочивальни. Выпрямив спину и гордо вскинув голову, Рене шагнула через порог.

Король Франциск сидел за столом со своей сестрой Маргаритой. В ниши у окна притаился кардинал Медичи. Старшая сестра Рене, королева Клоди, весьма кстати отсутствовала. Субиз вытолкнул Рене па середину роскошно обставленной комнаты, с кряхтением преклонил колени перед своим господином и принялся в подробностях живописать компрометирующую сцену, свидетельством которой стал. Принцесса понимала: бесполезно уверять, что она лишь позировала художнику, ибо ее непременно подвергнут физическому обследованию. Лица короля и его сестры стали жесткими и непреклонными. В голове у Рене зародились пока еще смутные подозрения. В заключительной части своего повествования престарелый герцог, это сущее ничтожество, подхалим и наглец, великодушно предложил себя на роль спасителя поруганной невинности, прозрачно намекнув, что готов взять беспутную принцессу в жены. Король Франциск отпустил герцога Субиза с невнятным обещанием рассмотреть его предложение руки и сердца, попутно приказав взять Рафаэля под стражу. Маргарита велела пажу принести Рене накидку и туфли, за что принцесса была ей искренне признательна.

А вот их праведное возмущение отнюдь не выглядело искренним.

Король Франциск повелел удалиться всем своим помощникам, так что в его кабинете остались лишь он сам, Маргарита, кардинал Медичи и Рене.

— Мы шокированы случившимся! — тоном государственного обвинителя заявил король принцессе. — Твое распутство позорит нас в глазах всего мира! Не девушка и не верная супруга, одно твое имя уже означает скандал, твоя честь поругана — и мы намерены прибегнуть к строжайшим мерам. С этого момента твое более чем завидное приданое и аннуитет^[8] отзываются и аннулируются, твой соблазнитель будет обвинен в государственной измене, а ты сама выйдешь замуж за герцога Субиза!

Рене, демонстрируя полнейшее хладнокровие, унаследованное от венценосного отца, невозмутимо выслушала Длинноносого и про себя подивилась тому, как же он намерен управлять Францией, если ребенку понятно, что все его негодование шито белыми нитками. Сын третьеразрядного французского принца, Франциск Валуа взошел на трон по праву рождения, подкрепленному женитьбой на Клоди. И хотя он сумел прослыть гуманистом и сочинителем, Рене знала его как человека аморального. Ее отец однажды заметил: если что–то выглядит как ловушка и пахнет ею же, значит, это и в самом деле ловушка. Так что Субиз совсем не случайно застал ее en flagrante delicto^[9].

— Ваше величество… — Рене опустилась на колени и покаянно склонила голову. — Недостойная вашей щедрости и милости смиренно молит вас о прощении, покоренная вашей благожелательностью и добродетелью.

Ее раскаяние явно повергло зрителей в замешательство. Кардинал Медичи вышел из своего укрытия подле окна.

— Она говорит по–английски?

— Она свободно изъясняется по–английски, по–латыни, по–гречески, по–испански и по–итальянски, — ответила Маргарита.

Кардинал взял Рене за подбородок и приподнял ей голову.

— Вы водите знакомство с приближенными английского короля?

Рене с опаской разглядывала кардинала. Он не был шутом гороховым вроде Длинноносого, все замыслы которого были видны насквозь. Нет, это была птица совсем иного полета, сродни ее венценосному родителю.

— Я веду переписку с королевой Франции, во втором браке ставшей герцогиней Саффолк. Мы с леди Мэри друзья.

Кардинал помог ей подняться на ноги.

— Покажите мне свои зубы.

Рене опешила от неожиданности.

— Вы что же, принимаете меня за лошадь?

— Делай, как велит тебе его высокопреосвященство, дерзкая девчонка! — приказала Маргарита.

Рене растерялась окончательно. Значит, Субиз был прав, когда говорил, что к происходящему приложила руку и Маргарита. Господи Иисусе, спаси и помилуй! Неужели и Рафаэль замешан в этой истории? Нет, он тоже был поражен случившимся. Он любит ее и никогда бы не предал. Маргарита оказалась презренной обманщицей. Кипя от негодования, Рене улыбнулась кардиналу во все свои тридцать два зуба.

— Отлично, отлично. — Он удовлетворенно покачал головой. — А теперь снимите накидку.

Глаза принцессы превратились в щелочки.

— Мне холодно.

— Это займет всего лишь минуту, не более.

Она неохотно повиновалась, сбросив с плеч накидку.

— И простыню.

От такой наглости Рене едва не потеряла дар речи. Опомнившись, она с вызовом вздернула подбородок.

— Я отказываюсь.

— Тогда мы позовем стражу, чтобы она сделала это вместо тебя. — Мадам Маргарита щелкнула пальцами.

Рене вспыхнула. Но не от смущения — от ярости! Как смеют они оскорблять принцессу королевского дома Франции? С нескрываемым презрением девушка посмотрела на короля Франциска. Похотливый дегенерат вот уже много месяцев не оставлял безуспешных попыток сорвать с нее одежды. Мысль о том, что сейчас его желание исполнится, хотя бы отчасти, и он увидит ее обнаженной, привела принцессу в бешенство.

— Клянусь распятием, что здесь происходит?! — пожелала узнать она.

— В данный момент это вас не касается, — невозмутимо ответствовал кардинал. — Простыню!

— Стража! — крикнула Маргарита, заставив Рене вздрогнуть.

— Отзовите их! — прошипела девушка.

Она не пошевелилась до тех пор, пока не услышала звук захлопнувшейся двери. Что ж, если эти извращенцы желают осмотреть ее, как породистую кобылу, она устроит им настоящее представление. Тем слаще будет ее месть. Похоже, они даже не представляют, с кем имеют дело. Принцесса вперила в кардинала холодный взгляд, загоняя унижение в самые дальние уголки души и, презрительно усмехнувшись, одним движением избавилась от простыни.

— Как вам будет угодно. — Не стесняясь своей наготы, Рене расправила плечи, отчего ее небольшие грудки вызывающе прянули вверх. Ей хотелось умереть. — Я доставила удовольствие вашему величеству и вашему высокопреосвященству?

Кардинал Медичи окинул ее быстрым внимательным взглядом и отвел глаза.

— Каков ее характер?

Король Франциск, испробовавший все, за исключением изнасилования, чтобы завалить ее в постель, и потерпевший неудачу, с вожделением рассматривал принцессу. Рене чувствовала, как его похотливый взгляд скользит по ее груди, животу, mons veneris^[10] бедрам, ногам, и буквально ощущала его жадные и потные руки.

— Она обладает всеми пороками, свойственными дорогой шлюхе…

Рене задохнулась от возмущения. Лживый негодяй!

— …гордым самодурством своей матери, в совершенстве владеет всем арсеналом уловок и трюков своего отца, — с горечью продолжал король Франциск, не сводя глаз с обнаженного тела Рене.

Кардинал пытливо заглянул ей в лицо.

— Сколько любовников у вас было, Рене?

— Я не шлюха! — выкрикнула она и рассерженно топнула ногой, ничуть не испугавшись, а, напротив, преисполнившись отважной дерзости. — Если вы думаете, что сможете заставить меня лечь в постель к какому–нибудь заразному…

— Именно она нам и нужна, — ответила вместо нее мадам Маргарита.

Кардинал Медичи метнул на Франциска недовольный взгляд.

— Опытна в искусстве профессиональной cortigiana^[11]? Впрочем, пожалуй, оно и к лучшему. Мужчины, как правило, умеют определять, какой путь у женщины за плечами. А чистота дорогого стоит.

— Чистота! — возмущенно фыркнула Маргарита. На любовном ристалище она могла дать фору любой скаковой лошади.

— Мне холодно, — вмешалась в непонятную для нее перебранку Рене. — От меня не будет никакой пользы, если я умру от воспаления легких.

— Вы можете прикрыться, — разрешил девушке кардинал. Когда она опять завернулась в простыню и набросила поверх нее накидку, он продолжал: — Флорентийский посланник отзывается о вас как о чрезвычайно искусной, ловкой и образованной девице ангельской красоты. Теперь я и сам в этом убедился. Он утверждает, что вы не склонны к обычному женскому времяпрепровождению и весьма сведущи в искусстве дипломатии. У вас есть иные навыки и таланты?

— Она с легкостью цитирует драматургов, философов, поэтов и теологов, — сухо ответствовала Маргарита. — Прекрасно танцует, поет и аккомпанирует себе на лютне. Разбирается в живописи и хорошо играет в карты. А ее хитроумным проделкам нет числа.

Какой неожиданный удар! Рене готова была задушить эту женщину, которую еще совсем недавно считала своей покровительницей.

— Как насчет академического образования? — полюбопытствовал кардинал.

— Ха! — презрительно фыркнула Маргарита. — Королева Анна наотрез отказывалась расстаться со своим маленьким талисманом. После смерти ее величества король Людовик проявил неожиданный интерес к девчонке. Он называл ее «не по годам развитое дитя, созданное по моему образу и подобию». Она стала хранительницей его секретов и ловкой лицемеркой. Не знаю, чего он надеялся достичь, забивая ей голову бесполезными знаниями и сведениями. Он своими руками создал особу, какую не потерпит ни один принц. К этой женщине следует относиться со всей осторожностью, ваше высокопреосвященство.

Рене кипела от едва сдерживаемой ярости. Она ни в чем не похожа на своего отца! Она была дочерью своей матери!

— Господи Иисусе, сжалься надо мной! Чего вы от меня хотите? Скажите мне, и покончим с этим раз и навсегда!

— Боюсь, что рассчитывать на ее лояльность не приходится, — добавила Маргарита. — Она никому не верит, и к ней тоже нет доверия.

— Я верила вам! — с горечью выкрикнула Рене. — Как глупо с моей стороны!

— Ее лояльность — это меньшая из моих забот, потому что ее легко можно купить. — Кардинал сел за стол и наполнил кубок вином. — Она очень молода. Вот что меня тревожит по–настоящему. Тем не менее… ее чистота и неопытность делают ее прекрасным инструментом, ибо кто заподозрит в свежей молоденькой девушке что–либо иное?

Король Франциск выглядел довольным, словно свинья, вывалявшаяся в грязи.

— Сестра, мы предлагаем тебе возможность обелить свое имя в наших глазах и вернуть наше расположение.

Ага! Вот, наконец, и началась торговля.

— Меня что, сошлют в монастырь? — поинтересовалась Рене.

— Наш всеблагой Господь предлагает грешникам бесчисленные способы искупить свои прегрешения, — изрек кардинал. — Девушка, желающая избавиться от греха распущенности, уходит в монастырь, но ведь вы не раскаиваетесь, не так ли? Вы сожалеете лишь о том, что вас поймали.

Рене слабо улыбнулась.

— Быть может, мне следует раскаяться в грехе беспомощности? — Она уже навлекла на себя такие неприятности, что еще одно дерзкое замечание не могло существенно ухудшить ее положение.

— У вас будет масса возможностей, чтобы раскаяться в этом, дорогая моя.

— Сослать тебя в женский монастырь, ха! — Длинноносый, в очередной раз демонстрируя, что он, как говорится, задним умом крепок, пренебрежительно фыркнул. — Интересно, сколько пройдет времени, прежде чем ты сбежишь к родственникам своей матери в Бретань и поднимешь против меня восстание?

— Я никогда не предам Францию! — пылко вскричала Рене, свято веря в свои слова.

— Тогда давайте поговорим о вашем вознаграждении.

— О моем вознаграждении? — Рене, не веря своим ушам, в растерянности уставилась на кардинала. Неужели она что–то пропустила?

— На тот случай, если вы преуспеете, — уточнил он.

— В чем?

— Я вдвое увеличу твой аннуитет, — напыщенно провозгласил Длинноносый.

— В качестве платы за что? — настаивала Рене. Вряд ли это предприятие окажется полезным для ее здоровья.

— И вашему любовнику будет сохранена жизнь, — вместо ответа посулил ей кардинал. — Опять же, в случае вашего успешного и благополучного возвращения.

— Моего возвращения? Откуда, из Англии? — Сердце девушки тревожно забилось. — Но ваше величество ничего не скажет мне до тех пор, пока мы не договоримся об оплате и я не дам своего согласия на сотрудничество.

— Очень хорошо, — похвалил принцессу кардинал.

— Я же говорила вам, что она очень хитра и проницательна.

— Я не шлюха!

— Речь идет о поручении, выполнение которого невозможно доверить шлюхе, — поспешил успокоить девушку кардинал.

— Тем не менее, я решительно отказываюсь.

— Если ты сейчас откажешься, то наказание последует незамедлительно и будет именно таким, какое я тебе обещал, — ответил Франциск. — Субиз, казнь твоего любовника, потеря приданого и аннуитета. И, возможно, еще и обвинение в государственной измене.

— Соглашайтесь, вы только выиграете от этого. Однако, — увещевающий голос кардинала Медичи вдруг сталь жестким и твердым как сталь, — если вы примете наше предложение, а затем откажетесь, то наказанием для вас станет смерть.

— И вы всерьез полагаете, что я назову свою цену и приму решение до того, как узнаю во всех подробностях, что именно от меня требуется?

— Как только мы начнем переговоры, пути назад уже не будет, — подчеркнул кардинал Медичи. — А если вас постигнет неудача и вы попытаетесь сбежать…

— Я всегда выполняю то, за что берусь, — высокомерно сообщила Рене, ставя точку в бесплодной дискуссии. В то же время она лихорадочно взвешивала все «за» и «против». Насколько далеко она может зайти в попытках обеспечить собственное будущее? — От меня потребуется совершить смертный грех?

— Вас попросят выполнить священный долг, — заверил ее кардинал.

— С каких это пор шпионаж за англичанами превратился в богоугодное деяние? — с вызовом бросила Рене.

— Мы не просим вас шпионить за кем–либо, — пробормотал кардинал. — Да или нет? Решайте немедленно.

— Если меня поймают англичане, они меня казнят. Если я откажусь, вы казните Рафаэля. Если меня постигнет неудача, вы меня убьете. Следовательно, мне остается единственный выход — принять ваше предложение и с блеском выполнить его.

— Да! — жизнерадостно и в один голос вскричали король и кардинал.

— В качестве платы за свои услуги я требую герцогство Бретань и свободу Рафаэлю.

— Бретань ты не получишь! — в гневе взревел Франциск.

Маргарита, пораженная, воскликнула:

— Ну и нервы у этой девчонки!

Рене уставилась на Маргариту.

— Это ведь не вас просят рисковать собственной жизнью. — Девушка окинула вызывающим взглядом короля и кардинала. — Что бы вы ни заставили меня сделать, наградой за это для меня станет Бретань. Как только мой «священный долг» к вашему удовлетворению будет выполнен, мне возвратят титулы и земли моей матери–королевы, причем возвратят с королевскими гарантиями того, что право наследования я смогу передавать сама, и по женской линии тоже. После этого я покину ваш двор и пределы вашего королевства.

На виске у короля Франциска нервно пульсировала жилка.

— Герцогство Бретань находится в моем королевстве, под моей юрисдикцией, как это было и при моем предшественнике, твоем отце!

— В соответствии с полусалическим законом о наследовании герцогство Бретань принадлежало моей матери–королеве.

— Бретань ты не получишь, — решительно заявил король Франциск. — Тебе заплатят золотом.

— В тюрьме золото мне будет ни к чему. Я даю согласие в обмен на свою независимость или решительно отказываюсь от той высокой чести, которой вы меня удостаиваете.

— Напоминаю, твой решительный отказ означает брак с Субизом, — напомнил король. — А заодно и казнь любовника.

— Что ж, да будет так. — Рене устремила на него свой знаменитый упрямый взгляд.

Похоже, кардиналу Медичи не доставила удовольствия неспособность короля Франциска решить вопрос ко всеобщему удовлетворению.

— Вынужден напомнить вашему величеству, что договор с банком Медичи…

— Мой дорогой кардинал–протектор Франции! — возопил Франциск. — Я не стану платить за вашу благословенную тиару гражданской войной. Я не верю всем клятвам верности этой девчонки. Как только эта нахалка заполучит свою Бретань, она немедленно восстановит суверенитет своей матери и отколется от Франции. Я же лишусь значительной части своих доходов, а на руках у меня окажется франко–бретонская война. Вашего флорентийского золота не хватит, чтобы покрыть убытки.

Рене улыбнулась про себя. Золото Медичи в обмен на папский трон! Ей очень хотелось узнать, кто из них первым сыграет отбой. Принцесса готова была держать пари, что им окажется шут гороховый, по недоразумению ставший королем Франции.

— Ты получишь герцогство Шартрское, — как и следовало ожидать, пошел на попятный Длинноносый.

Принцесса ответила:

— Ваше величество уже пожаловали мне Шартр в качестве приданого.

— Оно у тебя отобрано! Но если ты проявишь послушание, мы позволим тебе сохранить его.

— Быть может, вы избавите меня от унизительного торга? Субиз ждет.

Кардинал метнул на Франциска недовольный взгляд, и король неохотно проворчал:

— Шартр и земли близ Нанта.

«Интересно, это его последнее слово?» — подумала Рене. Или же миллионы золотом, которые флорентийский банк Медичи готов заплатить за восстановление на святом троне представителя своего клана, окажутся для короля слишком сильным искушением?

— Ваше величество, боюсь, вы возлагаете чрезмерные надежды на мои скромные способности. В конце концов, я всего лишь женщина — слабая, покорная, смиренная, несведущая в мирских делах…

— Ха! — фыркнула Маргарита. — Упрямая обманщица, вот кто ты такая!

— Что будет, если я исчезну где–нибудь на полпути между Францией и Англией и никогда не вернусь?

— Вы, конечно, можете поступить так, но помните — вы лишитесь не только Бретани, но и своего любовника. Кроме того, всю оставшуюся жизнь вам придется оглядываться через плечо, — мягко возразил кардинал.

Рене с готовностью подхватила:

— Если я откажусь, то погибну. Если моя миссия не удастся, я погибну. Если мне удастся задуманное, я окажусь в смертельной опасности. Вы не оставляете мне выбора — мне почти нечего терять. Поэтому я повторяю — или Бретань, или ничего. В противном случае игра не стоит свеч.

Длинноносый обратился к кардиналу.

— Каким образом вы намерены компенсировать мне потерю Бретани?

— Удвоив цифру, на которой мы сошлись.

— Утройте ее.

— Согласен. — Кардинал просиял. — Моя дорогая девочка, вы отправитесь в Англию, исполните свой священный долг, а по возвращении получите титул герцогини Бретонской.

— И Шартрской, — педантично поправила его принцесса. — Я требую письменного свидетельства об этом, с подписями и печатями вашего величества, а титул владетельной герцогини я получу до своего отъезда. — Она мило улыбнулась присутствующим. — Если это устраивает ваше величество.

Лицо Маргариты налилось кровью.

— Ты… упрямая, наглая, самоуверенная девчонка! Да уж, в первую очередь и всегда упрямая.

Кардинал Медичи предложил ей кубок с вином.

— Выпьем за успех вашей миссии, ваша светлость!

Рене заставила себя сделать крохотный глоток превосходного розового вина, молясь при этом, чтобы ее правление не стало самым коротким в истории Бретани и Шартра.

— Ваша величество, ваше высокопреосвященство, теперь, когда между нами улажены все недоразумения, я желала бы узнать подробности порученного мне дела. Уж наверняка вы не проявили бы подобной щедрости, если бы мне предстояло всего лишь шпионить за англичанами, потому как я уверена, что в вашем распоряжении имеется великое множество послов и посланников.

— Всему свое время, — ответствовал кардинал и послал за неким лейтенантом Армадо Бальони.

А это еще кто такой? Голова у Рене пошла кругом от открывающихся возможностей.

— Я должна украсть бриллианты королевы? Большую королевскую печать Англии, быть может?

— Для выполнения этой задачи я бы послал вора.

— Отравить лорда–канцлера?

Кардинал вздохнул.

— Для выполнения этой задачи я бы послал отравителя. Ага, вот и лейтенант Армадо. Мадам, позвольте представить вам начальника вашей личной стражи.

Итальянский офицер поклонился. На шее у него покачивался медальон — золотой крест на черном фоне. Рене с интересом вгляделась в него.

— Это ваш фамильный герб, лейтенант?

— Нет, мадам. Это знак… — Кардинал Медичи прошипел нечто неразборчивое, и пристыженный лейтенант умолк.

Принцесса презрительно фыркнула.

— Если этот знак следует скрывать, на вашем месте я бы оставила его здесь, лейтенант.

— Разумный совет, — согласился кардинал. — В моем замке для вашей светлости подготовлены особые комнаты. Предлагаю вам немедленно отправиться туда.

— Кто будет официально сопровождать меня в Англию? — поинтересовалась Рене.

Властители ее вселенной обменялись недоумевающими взглядами. Похоже, об этом они не подумали.

— Выбирайте сами, кого вам угодно, — бросил король.

— Тогда я выбираю маркиза де Руже, но с одним условием.

— Каким? — в один голос воскликнули король, кардинал и сестра короля.

— Маленьким.

ГЛАВА ТРЕТЬЯ

…все мы когда–нибудь бывали глупцами…

Вергилий. Идиллии

Дворец в Гринвиче, Лондон, апрель 1518 г.

Йомены^[12] личной гвардии его величества, красавцы гиганты, вооруженные огромными двуручными мечами и позолоченными алебардами, в кованых серебряных латах, вытянулись в струнку, когда в апартаменты короля решительным шагом вступил кардинал Уолси. Двери в караульное помещение, присутственный зал и рабочий кабинет короля распахивались перед ним настежь, одна за другой, словно по мановению волшебной палочки.

Ричард Пейс, прежний секретарь Уолси, который нынче служил у короля, встретил своего бывшего патрона у парадных дверей в опочивальню.

— Кэри вернулся. По приказу. Слишком быстро, по моему мнению.

— Весьма прискорбно, — ответил кардинал шепотом. Подобный способ общения они с Пейсом довели до совершенства за те долгие годы, когда секретарь формально числился его помощником. — Он интригует против меня, я знаю. Сообщайте мне о его высказываниях. К несчастью, нас ждут такие беды, по сравнению с которыми Кэри — не более чем досадное недоразумение. Имейте в виду, Пейс, за нами следят тысячи глаз и ушей. Даже мельчайшая подробность не должна ускользнуть от моего внимания.

Обычно, перед тем как пожаловать во дворец, кардинал Уолси отправлял королю Генриху письмо с просьбой об аудиенции, в котором ссылался на государственные дела, требующие обсуждения, и испрашивал разрешения побеспокоить его величество. Но только не в этот раз.

— Уолси! — Его молодой господин, рослый и дюжий молодец с волосами цвета спелой пшеницы, двадцати семи лет от роду, предстал перед ним в одном лишь халате, наброшенном на голое тело. Очевидно, король только что встал с постели, и на губах у него играла приятная улыбка. — Доброе утро, мой славный кардинал! Как поживаете? Мы ведь, кажется, последний раз встречались с вами еще на Рождество? А вот у нас замечательные новости, милорд! — Внезапно игривое настроение монарха испарилось, словно его и не было. — Что случилось, Уолси? Почему у вас такое скорбное лицо? Ну–ка, немедленно рассказывайте! — Двери распахнулись, и в спальню вошли двое придворных, чтобы помочь королю совершить утреннее омовение. — Пошли вон!

Пятясь, оба с извинениями вернулись в приемную, осторожно прикрыв за собой двери. Кардинал низко поклонился своему сюзерену.

— Ваше величество, я желаю вам доброго дня и покорнейше прошу простить меня за то, что принес вам дурные вести…

— Милорд канцлер, прошу вас, ближе к делу.

— У меня имеются проверенные сведения о том, что нашлись негодяи, злоумышляющие против вас. Епископ Вустер, путешествующий по континенту, сообщает, что во время посещения им некоего астролога, которого жалует своим вниманием король Франции, в кабинет к звездочету вошли трое высоких мужчин, несомненно, англичан, с каким–то тайным поручением. Они оставались там недолго, после чего ушли через черный ход. Вскоре после этого случая до епископа дошли слухи, что сии люди побывали на аудиенции у короля Франциска, где предложили ему убить ваше величество.

— Дьявол! — в ярости вскричал Генрих. — Вы найдете этих негодяев и доставите их ко мне!

— Да, ваше величество. Я уже отправил на поиски своих людей. Что касается второго известия…

— Как, это еще не все?

— Мой лазутчик сообщает в срочном донесении из Лиона, что он видел претендента Ричарда де ла Поля в обществе короля Франциска. Оба ехали рядом, увлеченные серьезной беседой. Он пересказывает упорные слухи, что король Франциск вознамерился подослать наемных убийц ко двору вашего величества. Они должны устроить поджог дома, где вы остановитесь, и, не приведи Господь, убить ваше благородное величество и всех, кто окажется рядом с вами. Де ла Поль пообещал этим злодеям награду в четыре тысячи франков.

Король Генрих выругался сквозь зубы.

— Это все, надеюсь?

— Увы, нет, ваше величество. С сожалением должен констатировать, что предпринятое мною расследование показало, что из некой гавани сюда направляется еще один наемный убийца. Цель его заключается в следующем. Он должен оказаться в числе приглашенных на церемонию празднования годовщины ордена Подвязки и лично причинить вред вашему величеству. Должен признаться, именно эти сведения беспокоят меня более всего, поскольку в них прослеживается тщательное планирование. Пока что мне не удалось со всей определенностью установить, является ли автор сего злокозненного заговора иностранцем или соотечественником. Хотя, безусловно, я подозреваю, что у него имеются вероломные сторонники среди приближенных вашего величества, втайне мечтающих об узурпации трона и готовых помочь этому наемному убийце словом и делом, едва только он ступит на английский берег.

— Чума на их головы! — взревел король Генрих. — Вы должны выявить этих коварных врагов при моем дворе, Уолси, чтобы на их примере я мог бы преподать наглядный урок всем остальным, вынашивающим подобные замыслы!

— Я бы посоветовал вашему величеству ограничить число людей, приглашенных ко двору. Но поскольку меры эти не могут оказаться действенными во время ежегодного собрания ордена, я взял на себя смелость составить список лиц, имеющих основания злоумышлять против вашего величества.

Король молча ждал продолжения.

— Предлагаю установить слежку за герцогом Бэкингемом, милордом Нортумберлендом, милордом Дерби, милордом Уилширом, а также другими, кого сочтете подозрительными.

— Бэкингем! Проклятый подстрекатель, вечно всем недовольный неудачник! Он управляет своими владениями так, словно ему принадлежит королевство внутри моего королевства, содержит армию, численность которой в два раза превышает мою, а его сторонники целуют перстень на его руке, прежде чем заговорить с ним! Я прикажу отлучить его и изгнать!

— Если он, как я подозреваю, является главным заговорщиком, то было бы разумнее держать его при себе и тайно наблюдать за ним.

— Да, разумеется, вы правы. Вашему хладнокровию можно позавидовать, Уолси. Займитесь слежкой за его светлостью и сообщайте мне о том, что обнаружите. Что до Нортумберленда, то почему вы подозреваете именно его?

— Милорд Нортумберленд недавно подвергся штрафу за непомерное увеличение своего войска. Ему это не понравилось, и он осмелился выразить недовольство вслух, причем слова его можно расценивать как подстрекательство к мятежу и измене.

— Проклятые предатели! А ведь я собирался приватным образом уведомить вас, что моя супруга ждет ребенка!

Уолси, вестник несчастья, изобразил на лице живую и неподдельную радость.

— Ave Maria gratia plena! Benedictine^[13] ваше величество! Радость всей Англии будет безмерна! Позвольте мне оказаться в числе первых, кто будет иметь счастье поздравить вас и ее величество. — И он низко склонился перед королем.

— Благодарю вас за добрые пожелания, милорд кардинал. Deo gratias^[14], у меня будет сын. Увы, принесенные вами известия, словно черная туча, омрачают мое счастье. Мы не намерены плясать под дудочку предателей, Уолси. Найдите их. А я распну их на дыбе, повешу или четвертую.

Набережная Темзы заметно оживилась. Леди и джентльмены, приглашенные на ежегодный торжественный праздник ордена Подвязки, выходили на берег из своих разукрашенных лодок, утопая в разноцветных шелках и атласе, отделанном золотом, в бархате и парче, в сверкании экстравагантных драгоценных камней.

Майкл, остро ощущая свою провинциальную неуместность, все же отдавал себе отчет: его кое–что роднит со всей этой пышно разодетой публикой — он тоже прибыл ко двору в поисках личной выгоды и удачи.

Покровитель заверил юношу в том, что его выдающиеся воинские навыки, умение обращаться с оружием и всестороннее образование компенсируют некоторые его недостатки, например, то, что он ни с кем не знаком при дворе. Хотя в этом были и свои положительные стороны — его персона уже одним своим появлением вызовет всеобщий интерес. Майкл привез с собой роскошные одеяния, самое лучшее оружие и доспехи, изысканную утварь и посуду, небольшое состояние в золотых монетах и тайный лечебный напиток в стеклянных флаконах.

— Но самое главное, у тебя есть ты, — напутствовал его старый лорд, и в голосе графа Тайрона прозвучала непоколебимая уверенность. — Можно проиграть все, но потом вернуть утраченное с лихвой, обогатившись стократно. Главное — верить в себя и собственные силы.

Майкл направил своего коня в сторону замкового двора, где стражники в красных с черным камзолах пытались оттеснить толпу просителей, добивающихся аудиенции. Вокруг этих могучих мужей вились любопытные зеваки, лондонские обыватели, стремящиеся хоть одним глазком взглянуть на знатных лордов и леди королевства, и дюжие гвардейцы тупыми концами пик разгоняли толпу, образуя коридор, по которому важно шествовали представители высшего света. Какой–то офицер, бросив оценивающий взгляд на горделивую осанку Майкла, его коня и сопровождающую процессию, крикнул солдатам, чтобы те пропустили важного лорда внутрь. Весьма довольный первым успехом, Майкл тронул каблуками бока своего жеребца и повел небольшую кавалькаду сквозь водоворот скверных запахов в царящее во внутреннем дворе столпотворение. Слуги в ливреях всевозможных расцветок, с яркими эмблемами своих хозяев, носились назади вперед, таская сундуки и баулы, разводя коней по стойлам и стараясь при этом не столкнуться с благородными дворянами.

Майкл спрыгнул со спины Архангела и бросил поводья груму. Сначала ему следовало повидать королевского распорядителя. Дело в том, что Генриха короновали в День святого Георгия, и король повелел считать его своим официальным днем рождения. Лорд Тайрон, которому сей факт был прекрасно известен, прислал его величеству очень ценный, хрупкий и говорливый подарок. Обведя двор орлиным взором, Майкл сразу же увидел то, что искал: человека, принимавшего дарителей. Он кивком подозвал двух нанятых носильщиков, приказывая им следовать за собой с накрытой полотном большой клеткой, и подошел к одному из писцов, сидевших за длинным столом.

— Приветствую вас, любезный. Меня зовут Майкл Деверо. Я привез подарок для его величества от лорда Тайрона, вице–короля Ирландии.

— Прошу вас в точности описать содержимое подарка его милости, сэр.

Легким движением руки Майкл сбросил покрывало с клетки, чем вызвал некоторую суматоху внутри и снаружи.

— Исландские кречеты, ястребы–тетеревятники, сапсаны, соколы, ястребы–перепелятники и пустельги воробьиные. По две штуки каждого вида.

Писец улыбнулся.

— Прямо Ноев ковчег.

Майкл прекрасно понимал, что остальным подношениям далеко до роскошного подарка его господина, поскольку он превосходил их по всем статьям: и необыкновенной красотой, и стоимостью. Как только лорд Тайрон узнал о том, что король Генрих, завзятый охотник, приказал обустроить рядом со своими личными покоями в замке Гринвич помещение для содержания ручных соколов и ястребов, он сразу же понял, какому подарку более всего обрадуется его молодой сюзерен. Король наверняка будет в восторге от этих птичек.

К своему обозу Майкл вернулся в прекрасном расположении духа. Теперь пора приступать к решению второй задачи, а именно: подыскать комнату для проживания. Он остановил пробегавшего мимо помощника конюха и поинтересовался у него:

— Эй, любезный, подскажи, кто распределяет жилые помещения во дворце?

— Вашей милости лучше обратиться с этим вопросом к Риггзу. Это помощник управляющего.

И парнишка указал Майклу на мужчину, стоявшего у входа во дворец, с зеленой бляхой на поясе.

— Конн! — Майкл жестом подозвал грума и сунул ему в ладонь пару мелких монет. — Позаботься об Архангеле.

Если не считать Конна и Пиппина, наблюдавшего за тем, как носильщики выгружают багаж, других слуг у Майкла не было. Но когда он выразил вслух свои опасения на тот счет, что ему придется путешествовать без должного эскорта, лорд Тайрон лишь от всей души рассмеялся и отпустил какое–то загадочное замечание насчет невезучих пиратов и разбойников с большой дороги.

Итак, Майкл направлялся к помощнику управляющего замком, когда донесшийся до его слуха перезвон стеклянных бутылочек заставил его замереть на месте. Однако при всем желании ему не в чем было упрекнуть носильщиков: он сам видел, что они обращаются с хрупким грузом с величайшей осторожностью. Тем не менее, печальный звон болезненно отозвался у него в душе. Откровенно говоря, путешествие с бьющимися предметами превратилось в муку. Итальянское стекло стоило очень дорого и встречалось крайне редко, и все из–за трудностей, связанных с его транспортировкой. Иметь его в своем хозяйстве могли позволить себе только самые состоятельные люди, да и те предпочитали не таскать его с собой во время неизбежных странствий. Разумнее всего было бы перелить содержимое флаконов в деревянный бочонок, но ведь О'Хикки настаивал на том, что жидкость утратит свои целебные свойства, если содержать ее в любых других сосудах, кроме стеклянных. Так что у Майкла не было иного выхода, кроме как подчиниться диктату полоумного старика.

Но еще большее беспокойство юноши вызывала возрастающая зависимость от странного снадобья. Днем, в светлое время суток, он еще как–то держался, но перед самым рассветом на него нападала необъяснимая жажда, и тело его требовало немедленного облегчения, противостоять чему не было ни малейшей возможности. Майкл тревожился о том, что не знает, сколько еще продлятся последствия проклятой лихорадки, и поэтому не сумеет должным образом растянуть прием лекарства на все время торжества. Его ждали великие дела и, не менее, великие подвиги. И пусть хорошее здоровье еще не обещало ему успеха, зато плохое самочувствие гарантировало несомненный провал.

Вот почему неожиданно раздавшийся звон стекла заставил его душу уйти в пятки. Носильщик стоял рядом, виноватый, беспомощный и перепуганный.

— Прощения просим, сэр. Сундучок очень тяжелый, вот он и выскользнул у меня из рук.

Присев на корточки рядом с ларцом, Майкл одним движением сорвал перевязывавший его кожаный шнурок и вставил маленький ключ в замок.

— Эй, вы, быстро встали в круг, спиной ко мне, никого не подпускать!

Слуги взяли его в кольцо, при этом никто не посмел оглянуться, даже носильщик, уронивший драгоценную ношу. С ужасом представляя, что весь его запас «драконьей крови» погиб безвозвратно, Майкл поднял крышку и сунул руку внутрь, осторожно ощупывая каждый флакон, переложенный соломой и завернутый в войлок. Слава богу, пальцы его остались сухими. Значит, ни трещин, ни течи не было. Его охватило облегчение, правда, очень быстро сменившееся отвращением. Что же это за проклятая болезнь, если он вынужден так трястись над злосчастными склянками!

Он вновь запер сундучок, обвязал его кожаным шнурком, затем ухватился за железные ручки, напрягся и осторожно приподнял свою ношу. И испытал невероятное изумление. В полной растерянности он перевел взгляд на неловкого носильщика, выронившего сундучок. Тяжелая ноша, чтоб ему пусто было! Грязный лгун! Или он рассчитывал выцыганить у него лишнюю монетку? Майкл безо всяких усилий приподнял ларец и взял его под мышку. Носильщики испуганно шарахнулись в сторону, глядя на него выпученными от удивления глазами. Дурачье! Им и в голову прийти не могло, что он решится поднять сундучок самостоятельно и поймет, какой он легкий. Выругавшись, юноша зашагал к управляющему.

И вдруг какой–то человек, пробегая мимо, сильно толкнул его.

— Какого черта! — взревел незнакомец, ощупывая дыру на рукаве своего подбитого мехом камзола кричащей расцветки. Подобную мода Майкл презирал от всей души. Его обидчик метнул на него гневный взгляд. — Эй ты, слепой увалень с деревенским сундуком! Смотри, куда прешь!

— Мои извинения. — Майкл коротко поклонился, ни на мгновения не забывая о флакончиках, покоящихся у него под мышкой.

— Проси прощения у создателя, тупица! Я требую золотой за причиненный мне вред!

— Не следует ломиться вперед мимо человека, у которого заняты руки, как бы вы ни спешили засвидетельствовать свое почтение королю. Найдите какую–нибудь девицу, и она с радостью заштопает вам эту дырку.

Человек в ярком камзоле загородил Майклу дорогу, кипя от негодования и злости.

— Полагаю, это достаточный повод для того, чтобы уединиться в каком–нибудь укромном месте, где мы сможем уладить возникшее между нами недоразумение.

Майкл окинул своего оппонента оценивающим взглядом. На несколько дюймов ниже, на несколько лет старше, светлые волосы подстрижены коротко, даже, пожалуй, слишком коротко, но такая стрижка, похоже, была в моде у придворных щеголей, шнырявших вокруг. Глаза у этого франта были светло–карими, и вообще во всем его облике, особенно в чертах лица, проскальзывало нечто очень знакомое.

— Мы случайно не встречались раньше?

На лице мужчины выражение ярости сменилось настороженностью и даже опаской.

— Не думаю.

— Не кипятись, Уолтер. Что здесь происходит? — Женщина, светловолосая и высокая, вклинилась между ними. Она мельком бросила взгляд на прореху в рукаве камзола и небрежно заметила: — О, это же сущие пустяки! Я одолжу иголку с ниткой у кого–нибудь из фрейлин королевы и сама зашью ее.

— Вот и все! — Майкл развязно улыбнулся этому павлину.

Женщина подняла светло–карие глаза на Майкла и растерянно заморгала.

— Здравствуйте.

Несомненное сходство между разряженным типом и женщиной подсказало Майклу, что он столкнулся с братом и сестрой. Он отвесил даме вежливый, но сдержанный поклон.

— Миледи…

Уолтер выглядел так, словно вот–вот потеряет сознание. Он схватил сестру за руку.

— Идем отсюда, Мэг!

Но Мэг не двинулась с места, с любопытством рассматривая Майкла.

— Прошу простить меня, сэр, но будет ли мне позволено узнать ваше имя?

— Майкл Деверо, ваш покорный слуга, леди. — Он слегка склонил голову. Ее непосредственность и живость пришлись юноше по душе.

— Деверо! — в унисон вскричали брат и сестра.

Уолтер осведомился:

— Откуда вы, сэр?

— Из Ирландии, хотя, на мой взгляд, это вас совершенно не касается. Не помню, чтобы вы представились, сэр.

Мэг уже открыла рот, чтобы ответить, но Уолтер шикнул на нее, и девушка не произнесла ни слова. Испепеляя Майкла взглядом, Уолтер заставил Мэг взять себя под руку и ледяным тоном проговорил:

— Пойдем, Маргарет.

Пока брат настойчиво вел ее ко входу во дворец, Маргарет, полуобернувшись, крикнула через плечо:

— Была рада с вами познакомиться, Майкл Деверо. Надеюсь, в самом скором времени нам представится возможность поговорить. Так что я не прощаюсь. До свидания!

— Аdieu^[15] — пробормотал Майкл, озадаченно глядя им вслед.

— К чему такая грубость? — набросилась Мэг на своего брата. — Я бы, например, хотела познакомиться с ним поближе. Быть может, он…

— Ты более не будешь разговаривать с этим человеком, Мэг. Я запрещаю тебе! — Годы унижения, раздражения, отчаяния и бедности ярким пламенем мести вдруг вспыхнули в груди Уолтера. — Пора бы уже тебе усвоить: я всегда знаю, что делаю.

— Нет, не знаешь, но сейчас я не в настроении спорить с тобой.

«А ведь она впервые осмелилась возражать мне», — думал Уолтер, когда они миновали Жадюгу Риггза. Ему даже стало немного жаль этих людей, выстроившихся в очередь к помощнику управляющего, чтобы получить крышу над головой и ночлег; этих провинциалов, сущих ничтожеств, каким, впрочем, и сам он был когда–то, еще до того, как поступил на службу к его светлости герцогу Норфолку. Молодой человек вспомнил грязные постоялые дворы, комнаты, битком набитые такими же бедолагами, как он сам, наемниками, ищущими, кому бы подороже продать свой меч. Но с тех пор уже много воды утекло. Сейчас они с Мэг занимали роскошные апартаменты в особняке Норфолка на Стрэнде. Он надеялся, что его светлость сдержит слово и выхлопочет ему звание кавалера ордена Подвязки, что станет первым шагом на пути к возврату его владений в баронстве Чартли, какового его недалекий отец лишился после того, как был обвинен в государственной измене. Кроме того, Уолтер рассчитывал ввести свою сестру, недавно овдовевшую, в ближний круг придворных дам королевы Екатерины. Мэг была мила, привлекательна и очень умна. Если она станет фрейлиной ее величества, то ее шансы вновь сделать удачную партию возрастут десятикратно. Внезапно он выпустил руку сестры и ступил в тень портала у входа в замок. Спрятавшись за внушительной фигурой Риггза, Уолтер впился взглядом в так называемого Майкла Деверо. Тот чинно стоял в очереди, как воспитанный и вежливый джентльмен, глядя на все вокруг широко раскрытыми глазами и впитывая новые ощущения. Болван.

— Привет, Риггз, — пробормотал Уолтер в спину помощника управляющего.

Риггз даже не соизволил оторваться от гроссбуха, хотя и без него прекрасно знал, куда поселить очередного просителя. Риггзу нравилось заставлять тех, кто превосходил его по праву рождения, ждать, умолять и покрываться потом из–за малейшего его недовольства. Он получал от этого истинное наслаждение и ощущал себя всесильным. А еще это занятие приносило ему недурной побочный доход.

— Приветствую вас, шталмейстер его светлости герцога Норфолка, — захихикал Риггз. — Чем могу служить вам?

— Видишь вон того нескладного нахала, что стоит в самом конце очереди с сундуком в руках? Он — ирландец, впервые прибыл ко двору. Как насчет того, чтобы подшутить над ним? Расходы я беру на себя.

По–прежнему не отрывая взгляда от страниц бухгалтерской книги, Риггз завел руку за спину и раскрыл ладонь.

Уолтер уронил в нее серебряную монетку достоинством в шесть пенсов.

— Ты славный малый, Риггз.

Майкл пришел в ужас. Комнату, которую ему выделили, иначе как жалкой и убогой назвать было нельзя: голые кирпичные стены, почерневшие от сажи и копоти, земляной пол, скудная меблировка, состоявшая из низенькой кровати на колесиках, облезлого тюфяка, из которого торчала солома, и трехногого стула–табуретки. Помещение больше походило на келью отшельника и располагалось в подвале замка, рядом с винным погребом и помещениями для прислуги.

Майкл замер на пороге своего нового жилища. Его сундуки и баулы, сложенные штабелем, громоздились позади него, слуга, как и носильщики, делал вид, что не замечает его растерянности, а юноша все никак не мог поверить в то, что именно здесь ему предстоит проводить свои ночи.

— Но мое имя есть в списках! Кавалеры ордена Подвязки имеют право располагаться в апартаментах во время проведения торжеств и турнира!

— Ой, умоляю вашу милость простить меня! Сэр Майкл, не так ли? Или, быть может, граф Деверо? — Помощник управляющего сделал вид, что внимательно изучает свой гроссбух. — Нет, я вижу здесь лишь мастера Майкла Деверо. — Бухгалтерская книга с глухим стуком захлопнулась. Несмотря на извиняющийся тон, в глазах Риггза сверкнула насмешка.

Этого оказалось достаточно, чтобы в жилах у Майкла закипела кровь.

— Я представляю своего лорда и благодетеля, графа Тайрона, вице–короля Ирландии, рыцаря–сподвижника ордена и вообще первого рыцаря, который получил это почетное звание из рук самого короля Эдварда Третьего! — Когда Риггз в ответ лишь пожал плечами, тупо глядя на Майкла, юноша почувствовал, как его охватывает отчаяние. Он ведь никого не знает при дворе, ни единой живой души, которой он мог бы пожаловаться на вопиющую несправедливость. — Я имею право на определенные привилегии!

— Ваша милость имеет право на бесплатное угощение при дворе, дрова для очага, огниво и трут, чтобы разжечь в нем огонь, и кровать. Это и есть кровать, разве нет? — Помощник управляющего ткнул пальцем в сторону кровати на колесиках. — Прошу вас, сэр, не относиться к своей комнате с таким явным пренебрежением. Я немедленно пришлю сюда мальчишку с дровами для растопки.

«С пренебрежением?!»

— А зачем мне понадобятся дрова для растопки, позвольте узнать? Здесь же нет очага!

Помощник управляющего сунул голову в дверь. Когда он вновь повернулся к Майклу, на губах его играла ласковая улыбка.

— А ведь и острые у вас глаза, сударь! Готов держать пари, что на турнире ваша милость сломает много копий. Ну, хорошо. Значит, дрова вам не понадобятся. Вычеркиваем. — И он нацарапал несколько слов напротив фамилии Майкла: «Мастер Деверо обойдется без очага. На его счет можно более не беспокоиться».

Майкл с тоской сознавал, что не внушает своим видом особого страха, и все тут.

— Это помещение мне решительно не подходит. Я бы и своей собаке не позволил обитать в этой крысиной норе. Так почему я сам должен мириться с ней?

— Если ваша милость недовольны…

— В высшей степени недоволен.

— Тогда я искренне рекомендую гостиницу «Грейхаунд». Однако же, — он поскреб макушку, прикрытую шапочкой, — она наверняка переполнена гостями, да и за постой хозяин дерет втридорога. Там сейчас яблоку негде упасть, одни иноземные лорды и посланники. К сожалению, каждый год в это время наблюдается одно и то же. Любая мало–мальски подходящая комната занята кем–нибудь из блестящих рыцарей его величества. Быть может, после окончания турнира станет посвободнее. Кое для кого мужские игры оказываются чрезмерно жестокими. — Помощник управляющего обратил свой невинный взор на слуг, переминающихся с ноги на ногу рядом со своим хозяином. — Ваши люди могут спать в людской на этом же этаже, но если там для них не найдется места, сэр, рекомендую пристроить их где–нибудь подле пристани.

Майкл уже и сам подумывал о том, чтобы перебраться в общую комнату или на набережную, но ведь там придется забыть об уединении. Как, черт подери, он сможет сберечь свои драгоценные флаконы или объяснить странные припадки на рассвете? По слухам, смерть и болезни приводят короля Генриха в ужас. Если станет известно, что Майкл болен и вынужден принимать какое–то сомнительное снадобье, он может оказаться в комнате намного хуже этой.

— Лица, желающие принять участие в бале–маскараде, могут обратиться к сэру Томасу Карвардену, церемониймейстеру. Празднество по случаю годовщины ордена Подвязки начнется с наступлением темноты, а бал–маскарад — в полночь. Всего доброго, — с этими словами Риггз удалился, оставив Майкла, его слугу, носильщиков и гору дубовых сундуков в воняющем крысиным пометом коридоре сводчатого подвала, под коптящим настенным светильником.

Майкл не испытывал ни малейшего желания обитать под землей, словно какой–нибудь тролль. Более того, здесь, в этих ужасных условиях, можно было забыть о веселом времяпрепровождении и флирте. Пусть он впервые приехал ко двору, но ведь это совсем не значит, что к нему следует относиться как к неотесанному мужлану–деревенщине, не заслуживающему достойного обиталища. Его участие в ежегодных торжествах было согласовано и одобрено несколько месяцев назад. В конце концов, он был законным наследником графства, де–факто будущим правителем страны. Предок его благородного покровителя был самым надежным и доверенным союзником короля Эдварда в деле свержения узурпатора несколько десятков лет назад, и в знак признания его неоценимых заслуг, храбрости и чести король Эдвард наградил своего верного соратника титулом графа и земельными владениями в Ирландии, сделав его первым кавалером ордена Подвязки. А эта темная и зловонная клетка была недостойна даже самого ничтожного слуги, не говоря уже о будущем графе.

Избегая смотреть Пиппину в глаза, Майкл расплатился с носильщиками. Откровенно говоря, его так и подмывало попытать счастья в переполненной гостинице «Грейхаунд». С другой стороны, в его интересах было оставаться при дворе. В голове у него вновь зазвучал голос старого лорда Тайрона: «Чем труднее начало, тем достойнее восхождение к заслуженной славе». «Да будет так», — мрачно подумал Майкл. Итак, отсюда и отныне ему остается лишь один путь — наверх.

Каменные ступеньки, скудно освещенные, ведущие куда–то вниз, в темноту и перепачканные крысиным пометом, спиральной лестницей ложились под ноги Рене, обутой в мягкие кожаные туфли без задников, пока она осторожно спускалась вслед за дрожащей тенью леди Анны Гастингс. А ведь набожной фрейлине королевы, не выпускающей из рук четки, то и дело бормочущей «аминь» и «Отче наш», не пристало, как какой–нибудь воровке, спускаться в мрачные подземелья замка. С другой стороны, если верить слухам, леди Анна не всегда считалась идеалом святости. В молодости она была фигурой настолько популярной, что злые языки судачили о ней до сих пор. Рассказывали, что, прибыв ко двору в качестве новоиспеченной супруги сэра Джорджа Гастингса, она быстро втерлась в доверие к королеве и стала одной из самых приближенных фрейлин ее величества, откуда благополучно пробралась в спальню самого короля. Ее сестра леди Элизабет Стаффорд, фаворитка королевы Екатерины, узнав об этой любовной интрижке, рассказала обо всем их брату, могущественному лорду и председателю суда пэров. Герцог Бэкингем, гордый, раздражительный и драчливый, выплеснул свое высокородное негодование на сэра Уильяма Комптона, бывшего в то время бессменным пажом и камердинером его величества. Именно благодаря Комптону и состоялось это — и не только — тайное любовное свидание, что позволило ему стать одним из любимцев короля. Комптон, как легко можно догадаться, поспешил спрятаться под крылышком своего венценосного покровителя. Его величество, лишившись любовницы и впав в немилость у супруги, дал резкую отповедь вспыльчивому Бэкингему, а леди Элизабет изгнал из своего окружения, обозвав коварной шпионкой. Обзаведшийся рогами сэр Джордж Гастингс определил свою неверную супругу в женский монастырь, после чего и сам покинул двор.

Эта история случилась года три назад. И вот сейчас леди Анна вернулась из своей духовной ссылки, напропалую пользуясь вновь обретенным благочестием, вслух подыгрывая набожной королеве и втихомолку странствуя по темным и сырым подвалам. Совершенно надуманный предлог, под которым леди Анна улизнула из личного сада королевы, заставил Рене последовать за ней, дабы выяснить, что задумала эта хитроумная особа. Никогда нельзя знать заранее, чем все обернется, и что может всплыть на свет Божий. Достойное дитя придворной жизни, Рене прекрасно знала, что чужие тайны — лучшее платежное средство, которым можно воспользоваться к своей вящей выгоде. Итак, одной рукой придерживая тяжелые юбки, чтобы не запачкать их в грязи, она на цыпочках следовала за леди Анной по извилистому, скудно освещенному тоннелю, прислушиваясь к доносящимся впереди звукам.

— Анна, сюда, — послышался из темноты мужской голос, и Анна послушно свернула в альков. Рене сразу же подумала, что красавица вновь взялась за старое. — Ты уверена, что никто не следил за тобой?

— Здравствуй, Нэд. — Голос леди Анны прозвучал мрачно и встревожено. — Что тебе вдруг понадобилось обсудить со мной?

— И это все, что ты можешь сказать мне вместо приветствия? Никакой благодарности за то, что я убедил твоего желчного супруга даровать тебе прощение и выпустить из клетки, в которой ты провела взаперти три последних года?

— Это из–за тебя я угодила туда!

— При чем тут я? Так решил твой достойный супруг. Гастингсу почему–то не понравились рога, которыми ты украсила его голову.

— Если бы ты не стал совать нос куда не следует, я ни за что не угодила бы в этот проклятый монастырь Святой Марии! Какой кошмар! Я никогда не прощу тебе этого! Никогда, слышишь?

Рене, которой очень хотелось увидеть обладателя мужского голоса, украдкой заглянула в альков. Ха! Она без труда узнала его.

— Неужели ты ожидала, что я закрою глаза на то, как ты прелюбодействуешь с узурпатором моего трона в этом притоне разврата, который он называет своим двором? Ему никогда не было до тебя дела, Анна. Сделав мою сестру своей любовницей, он заставил меня до дна испить чашу унижения, подчинил своей воле и продемонстрировал всему миру, что мы, потомки настоящих Плантагенетов, — полные ничтожества! А теперь еще и этот его прихвостень в красной сутане, хитроумный и злобный лис! Этот проклятый сводник! Он украл у меня право быть главным советником, не дает проводить нужную мне политику, высмеивает и противостоит из принципа всему, что я делаю! Я поклялся, что избавлю себя — и Англию! — от них обоих, потому что двум медведям не ужиться в одной берлоге.

— Тише, братец, тише! Ты ведешь изменнические речи, и я заявляю, что с радостью избежала бы участия в твоих интригах и заговорах. — Анна развернулась, чтобы уйти.

Рене отпрянула от угла и замерла, боясь дышать. Но не лесть, которой Нэд старался умаслить свою сестру, заставила принцессу замереть на месте. Нет, она застыла при виде светловолосого гиганта, подпиравшего стену напротив, по другую сторону алькова. Он слегка наклонил голову в знак приветствия и криво ухмыльнулся.

Господи Иисусе, до чего же он красив и ладно сложен, в изысканном камзоле, с льняными волосами до плеч и яркими, сверкающими глазами! А в его улыбке было что–то невыразимо очаровательное.

Святые угодники, о чем она только думает? Ее застали врасплох и выследили! Вот только кто?

А Майкл, в свою очередь, тоже не мог налюбоваться фиалковыми глазами, пристально смотревшими на него из темноты. Лаванда и амбра… Ее соблазнительный запах дурманил ему голову, и очень скоро он перестал вслушиваться в шепот заговорщиков, доносившийся из алькова. По другую сторону коридора глазам его предстало видение, заинтересовавшее его намного сильнее государственной измены: молодая женщина хрупкого сложения в платье с глубоким декольте, на бледном лице которой сверкали фиолетовые глаза, а блестящие темные волосы пышной волной ниспадали до самой талии.

Тело его замерло в сладкой муке. Прекрасная незнакомка разглядывала его откровенно, настороженно и расчетливо, явно пытаясь угадать, кто он такой и что он здесь делает, почему шпионит за этой опасной парочкой, чем, несомненно, занималась и она.

Поверит ли она, если он скажет ей, что оказался здесь случайно, по ошибке? Отправив Пиппина в людскую, Майкл запер свою отшельническую келью — если бы на двери не было замка, он ни на мгновение не задержался бы здесь, — а потом попросту заблудился в этих скудно освещенных, грязных и дурно пахнущих коридорах, так похожих один на другой.

— Если он умрет, не оставив наследника мужского пола, я займу его место на троне, — говорил между тем Нэд.

— Королева Екатерина опять беременна. Простыня дважды оставалась чистой. Мария де Салинас говорит, что на этот раз у нее будет мальчик. Король тайком сходит с ума от радости и страстно тоскует по Бесси Блаунт^[16]. А ее величество каждую свободную минуту проводит на своей prie–dieu^[17], боясь повторения прошлой неудачи.

Нэд грубо выругался.

— Тогда я не стану ждать. Я сделаю то, что задумал, сегодня ночью, во время полуночного бала–маскарада, и ты мне поможешь.

— Я?! — испуганно вскричала Анна.

— Да, ты, сестра будущего короля Англии. Послушай, Анна, один известный предсказатель, монах ордена картезианцев по имени Николас Хопкинс, уверил меня в том, что звезды выстроились так, что их положение мне благоприятствует. Он предрекает, что узурпатор моего трона не будет иметь сына, и что я наследую ему. Поэтому я уже начал осторожно собирать вооруженных людей на границе с Уэльсом. Кроме того, мне удалось подкупить кое–кого из йоменов личной королевской гвардии, и они выполнят мой приказ, когда придет время. И это время пришло. Я пользуюсь большой популярностью у жителей Лондона и в своих владениях. Анна, говорю тебе, та любовь, с которой эта страна приветствовала своего нового короля, угасла под натиском чумы, налогов и неспособности Генриха зачать наследника мужского пола. И знатные дворяне недовольны так же, как и простолюдины, ибо разве можно доверять сюзерену, подпускающему к управлению государством неполноценных ничтожеств? Ты только взгляни на его фаворитов. Чарльз Брэндон, сын простого знаменосца, оказывающий на узурпатора большее влияние, чем кто–либо из нас, благородных представителей древнейших родов! Уильям Комптон, еще один любимчик, приемный сын всего королевского двора… Да кто он такой, чтобы возглавлять канцелярию и зарабатывать себе на том состояние? Мы скорее умрем, чем позволим помыкать собой, как это происходит сейчас.

— Нэд, наш благородный отец был опозорен, лишен всех прав и обезглавлен за то, что восстал против Ричарда Третьего. Умоляю, братец, одумайся!

— Государственная измена, — одними губами прошептал Майкл своей невольной соратнице по ремеслу. Но та лишь выразительно приподняла брови в ответ.

О чем думает эта неизвестная красавица, понять было решительно невозможно. И вообще, кто она такая? И кто этот Нэд, рассуждавший о покушении на короля с такой легкостью, словно это был для него единственный и самый приемлемый выход из затруднительного положения? Майкл знал, что отпрыски дома Плантагенетов были представителями династии Йорков, уцелевшими после жестокой гражданской войны между королевскими домами Ланкастеров и Йорков, длившейся несколько десятилетий и буквально опустошившей страну. Генрих Тюдор, отдаленный претендент на трон со стороны Ланкастеров и отец нынешнего монарха, сверг последнего короля династии Йорков Ричарда III, после чего женился на его племяннице, единственной законной претендентке со стороны Йорков, объединив таким образом два королевских дома и их гербы.

— Сегодня ночью Генрих Тюдор встретится со своим создателем, — решительно заключил Нэд, — и кардинал Уолси падет вместе с ним. Церковный собор презирает его высокопарное тщеславие. В тавернах поговаривают, что он погубит королевство. Как только я отправлю этого лже–короля к праотцам, защитить кардинала будет некому, и тогда выскочка и карьерист не получит ни пощады, ни отпущения грехов.

— И как же ты намерен сделать это? Нет, не отвечай, я ничего не хочу знать.

При виде неподдельного ужаса Анны в Майкле вдруг проснулся инстинкт самосохранения: заговорщики представляли собой отчаянную компанию, игравшую в самую опасную игру на свете. Тем не менее, главная опасность исходила все–таки не от заговорщиков, планы которых он только что подслушал, а от таинственной и загадочной третьей стороны. Следовало признать, очень красивой третьей стороны, но оттого не менее опасной, поскольку она могла запросто выдать его своим хозяевам.

— Сегодня, во время полуночного бала–маскарада, после шуточной схватки начнутся танцы. Флиртуй с ним; заигрывай, но сделай так, чтобы он последовал за тобой на галерею. Гобелен с изображением Венеры прикрывает оконную нишу. Постарайся сделать так, чтобы он стоял спиной к гобелену. И тогда Генрих Тюдор встретит бесславную смерть развратника и повесы.

«Значит, — думал Майкл, вполуха слушая, как леди Анна продолжает отговаривать своего брата от задуманного, — для меня наступил момент истины». И он не позволит благоразумию и инстинкту самосохранения, что сродни трусости и узости кругозора, управлять собой. Связанный по рукам и ногам понятиями долга и чести, сознавая, что из темноты за ним наблюдает прекрасная шпионка, он понял, что не отступит. Обратного пути у него не было.

— Выбирай же, наконец, кому ты служишь, дорогая сестрица, — своему брату… или Святой Деве Марии деи Пратис^[18].

ГЛАВА ЧЕТВЕРТАЯ

Тайный недоброжелатель опаснее явного врага.

Марк Туллий Цицерон. Обвинительная речь против Верреса II

Рене торопливо поднималась вверх по ступенькам. Она услышала достаточно и поспешила скрыться, пока ее не обнаружили. Оказавшись на первом этаже, она потопала ногами, стряхивая с туфель комочки грязи, смахнула с платья паутину и быстро зашагала к королевским покоям, где можно было с легкостью затеряться в толпе. Итак, герцог Бэкингем — потомок короля Эдварда III, предполагаемый преемник короля Генриха, председатель суда пэров, первый и самый состоятельный лорд королевства, богатством превосходивший Генриха VIII, владевший поместьями и замками в двенадцати графствах, связанный кровными и брачными узами с высшими кругами знати, задумал убить короля Англии. Хорошо это или плохо для нее?

Как говаривал ее венценосный отец, в политике не существует понятий «добро» и «зло». Важны лишь последствия. Следует тщательно рассмотреть сложившееся положение вещей с разных точек зрения, принять во внимание всех игроков, учесть цели каждого из них, после чего выработать линию поведения, позволяющую с выгодой для себя воспользоваться ходом событий.

Король остается жить, король погибает, — что для нее предпочтительнее?

Если король Генрих останется жив, не изменится ничего, за исключением разве что будущего дома Стаффордов. Если король Генрих погибнет, кардинал Уолси лишится своего покровителя и защитника; Эдвард Стаффорд, третий герцог Бэкингем, заполучит корону. Бэкингем был лидером недовольных пэров, высшего дворянства, возглавляя фракцию жертв Уолси — представителей самых древних и самых знатных родов, утративших свои освященные временем привилегии и должности, равно как и благосклонность короля, из–за сына мясника из Ипсвича, поднявшегося на самый верх иерархической лестницы. Соответственно, первым делом Бэкингем отдаст приказ избавиться от опостылевшего лорда–канцлера. Два медведя в одной берлоге не уживутся. Но герцог и не подозревает о козырной десятке, которую Уолси держит в рукаве, карте, которой кардинал без раздумий воспользуется в случае гибели своего венценосного господина. А ведь именно за этой картой и охотится она, Рене.

Вот и выходит, что все ее планы пока ни к чему не привели. Кардинал Уолси отказался присутствовать во время ее представления их величествам; банкет, который он собирался дать в честь короля и кавалеров ордена Подвязки, был отложен. Запас уловок и хитростей принцессы иссяк. И если покушение Бэкингема окажется успешным, у кардинала не останется иного выбора, кроме как разыграть свою козырную карту. Следовательно, в обозримом будущем она лишится возможности завладеть ею. Если только…

Если только она не нанесет упреждающий удар — в случае возникновения паники и беспорядка! Разве можно выбрать для этого более удобный момент, чем тот, когда слухи о смерти короля достигнут ушей кардинала? Волнения, переполох, страх, хаос…

Следовательно, король Англии Генрих VIII должен умереть.

Рене, наконец, добралась до галереи, битком забитой благоухающими потом придворными. Последние сомнения относительно ее собственной роли в этой предательской игре покинули принцессу. Ее кукловодам, королю Франциску и кардиналу Медичи, требовались не только услуги шпиона, или вора, или наемного убийцы, или прелюбодейки, они требовались им все и сразу, причем в одном лице!

«Цель оправдывает средства», — напутствовал принцессу кардинал Медичи, когда она поднималась на борт корабля, роскошной каравеллы, ждавшей ее сейчас в доках Грейсенда. И король с кардиналом выбирали ее отнюдь не наобум. Король Франциск, считая принцессу достойной дочерью ее вероломного отца, преуспевшего в искусстве высокой интриги, остановил свой выбор именно на ней, справедливо полагая, что лучше ее никто не сможет удовлетворить кардинала Медичи. Они расставили ей ловушку и прельстили соблазнами, вполне отвечающими ее положению, пополнили ее и без того роскошный гардероб экстравагантными платьями и драгоценностями, передали ей в подчинение отряд специально подготовленных солдат, подписали по ее требованию все необходимые документы и даже дали ей в сопровождающие маркиза по собственному выбору Рене. А ее запятнанная репутация благоприятствовала созданию образа ветреной красотки, которая, вступив в любовную связь с простолюдином, своими руками разрушила собственные шансы стать королевой в какой–нибудь стране. Так что никто не заподозрит Рене в коварстве, необходимом для того, чтобы принять участие в покушении на жизнь самого короля. Правда, в глубине души принцесса и сама сомневалась, что обладает им. Но она должна сделать все, что в ее силах, чтобы покушение удалось. Итак, как можно помочь заговорщикам, не вступая в их ряды? Очень просто — потихоньку убирая препятствия, возникающие у них на пути.

План герцога отличался простотой и эффективностью. Пожалуй, Анну придется слегка подтолкнуть в нужном направлении. Но кто этот светловолосый юноша? Для кого он шпионил за заговорщиками? Он видел ее. Отныне ее жизнь в его руках. Впрочем, верно и обратное.

— Своевольная Рене, королевская шлюха Франции, — произнес у нее за спиной мужской голос. — Держу пари, что через пару недель новая фрейлина королевы станет заезженной кобылкой в королевской спальне.

Слухи достигли побережья Англии раньше ее самой и, в полном соответствии со старой пословицей, набирали силу и ширились, как круги на воде. Ее считали дикой штучкой и своенравной шлюхой, не забывая прикидывать стоимость ее приданого в золоте и земельных владениях. Мужчины тайком пожирали ее глазами. Женщины улыбались ей в лицо и плевали вслед. Королева Екатерина приняла ее со сдержанной опаской. Король Генрих продемонстрировал ей равнодушное гостеприимство: он взвесил ее на весах своего мужского интереса и решил оставить в покое. Что, кстати, вполне устраивало принцессу. У нее не было ни малейшего желания связываться с еще одним королем. Единственный человек, которому она могла хотя бы отчасти довериться, прибывает сегодня — ее ближайшая подруга, леди Мэри, новоиспеченная герцогиня Саффолк.

Рене остановилась у залы дозорной службы, которую местные остряки называли «сторожкой». Сэр Генри Марни, вице–управляющий двором короля и капитан гвардии, как раз беседовал с дежурным офицером.

Принцесса осторожно заглянула в залу. Король Генрих, окруженный толпой подхалимов и льстецов, перебрасывался шуточками с придворными кавалерами, принимая провинциальных рыцарей, прибывших на торжества. Время от времени его величество утолял жажду вином, закусывая экзотическими фруктами со стоящего под рукой блюда. Рене заприметила парочку духовных лиц в ярко–красных одеждах. Сразу два кардинала? Одним из них, несомненно, был верховный лорд–канцлер, его высокопреосвященство кардинал Уолси. А вот кто же второй? Кардинал Кампеджио? Неужели он все еще в Лондоне?

Его превосходительство посол Франции монсеньор Пьер–Франсуа маркиз де Руже о чем–то мирно беседовал с престарелым герцогом Норфолком, которому уже давно перевалило за семьдесят, сыном его светлости графом Сурреем и сэром Уолтером Деверо из свиты герцога. Пока она рассматривала эту компанию, читая по губам маркиза, о чем идет речь, мимо нее к королю устремился герцог Бэкингем в сопровождении нескольких благородных дворян, бряцающих оружием. Явно в пику Уолси герцог предпочел ярко–красный камзол, расшитый золотом, и на груди у него лежали тяжелые золотые цепи, свидетельствующие об его происхождении, родословной и занимаемых должностях. Рене наблюдала, как головы окружающих синхронно поворачиваются вслед Бэкингему, мужчины приветствуют герцога, а король недовольно хмурится. Бэкингем отвесил Генриху преувеличенно вежливый поклон и завел разговор со своей будущей жертвой. Неужели он уже воображает себя сидящим на троне?

Рене, подавив совершенно неуместную сейчас насмешливую улыбку, остановила пробегавшего мимо шустрого пажа, державшего на вытянутых руках очередное блюдо с фруктами.

— Постой, мальчик.

Он покосился на принцессу, и глаза его вспыхнули.

— Миледи…

Этого молодчика, сына одного из офицеров стражи, она готовила к тому, чтобы он стал ее глазами и ушами при дворе. Она жестом предложила ему отойти в сторонку и прошептала:

— Видишь, вон там французский посол стоит рядом с его милостью Норфолком? Скажи ему, что я хочу поговорить с ним наедине.

— Конечно, миледи. Одну минуту. Но… — Он опустил глаза, и его щеки, еще покрытые легким пушком, залила жаркая краска. — Нэн, моя девушка, пообещала дружить со мной, если я подарю ей шелковый шарф.

Улыбаясь, Рене выудила из ниоткуда золотую монету.

— Своди Нэн в какую–нибудь чистую харчевню в городе, угости ее пирожными с медом, купи ей сахарного петушка и букетик цветов. А на обратном пути, я уверена, ты заслужишь настоящий поцелуй. — Поскольку руки юноши были заняты тяжелым серебряным блюдом, украшенным чеканкой, на котором грудой лежали яблоки, груши, чернослив, вишни, сливы, абрикосы, клубника и апельсины, привезенные ею в дар их величествам из Франции, Рене сунула монету в рукав его камзола и подмигнула. — Воnnе сhance!^[19]

Мальчик просиял.

— Благодарю вас, миледи! — Он шагнул было к дверям, но потом остановился, перехватил блюдо поудобнее и бросил ей чудесную спелую сливу под одобрительными смеющимися взглядами часовых.

И тут принцесса увидела его — светловолосого незнакомца из подвала, — пробирающегося через переполненную соискателями галерею в надежде получить доступ в приемную короля. Он возвышался над всеми на целую голову, золотоволосый красавец, настоящий скандинав с бронзовой от загара кожей! На лице с правильными чертами выделялись бирюзовые глаза, которые внимательно смотрели по сторонам, ничего не упуская. Его львиная грива, по–старомодному длинная, ниспадала до плеч, покрытых шитым золотом воротником. Наряд его был строгим, безукоризненным и очень дорогим. Шестое чувство подсказало принцессе, что молодой человек чужой здесь. Но кто же он такой?

И тут он заметил ее, и взгляд его обжег девушку как огнем. Молодой человек тут же сменил курс и направился к ней.

Между ними встал маркиз Руже.

— Вы хотели меня видеть?

— Где мы можем переговорить без помехи? — Принцесса опустила сливу в ридикюль.

— В кабинете у часовни. — Руже взял ее под локоть и повел прочь.

Игриво покачивая бедрами, Рене зашагала рядом с маркизом, а потом оглянулась. Незнакомец остановился у дверей караульного помещения, глядя ей вслед. Улыбнувшись ей, он слегка наклонил голову в знак приветствия.

«Мы непременно побеседуем, причем очень скоро», — решила принцесса, чувствуя, как в животе у нее образовалась щекочущая пустота.

Руже сопроводил ее в кабинет, примыкающий к королевской часовне. По щелчку пальцев маркиза священник, стоявший у придела в ожидании желающих исповедоваться грешников, бесшумно удалился. Маркиз аккуратно притворил за собой дверь и прислонился к ней спиной.

Итак, Рене безраздельно завладела его вниманием. Одна из причин, по которой она выбрала Руже в качестве сопровождающего, заключалась в том, что он свободно изъяснялся на бретонском диалекте французского, который за пределами графства понимали очень немногие. Сейчас для принцессы не было важнее задачи, чем сохранить в тайне все, что она имела ему сказать.

— Кто этот второй кардинал, с седой бородой?

Маркиз с вызовом скрестил руки на груди.

— Кардинал Лоренцо Кампеджио. У вас есть еще вопросы?

Рене взглянула прямо в темные глаза Руже. Маркиз Пьер–Франсуа де Руже был мужчиной сорока с небольшим лет, среднего роста и телосложения, с черными как вороново крыло волосами и сединой на висках. Маркиз считался весьма привлекательным мужчиной. Будучи вдовцом, он пользовался неизменной популярностью у дам при дворе французского короля, особенно у вдовушек, мечтающих обзавестись вторым мужем. Маркиз считался неплохим военачальником и искусным царедворцем, обладал обширными земельными владениями и неизменно руководствовался исключительно личными интересами. Он обожал охоту, содержал нескольких любовниц, жил в роскоши, что полагал вполне естественным. Ирония судьбы заключалась в том, что короли не любили его, и это изрядно раздражало маркиза. Обладая несомненным нюхом на опасность и талантом выживать в самых невероятных эскападах, Руже все–таки оставался предсказуемым и заурядным существом, поскольку чрезмерные амбиции мешали ему воспользоваться острым умом к своей вящей выгоде.

Рене прекрасно знала, что он не доверяет ей, недолюбливает и презирает ее за то, что она играет первую скрипку в их сомнительном предприятии. Говоря военным языком, его призвали на службу, обязали повиноваться без рассуждений и немедленно выполнять все распоряжения принцессы. Но больше всего маркиза раздражал тот факт, что ей была поручена секретная миссия, о которой он не имел ни малейшего представления.

— Расскажите мне о нем.

— Кампеджио? Ему уже почти полстолетия, и, по слухам, он более добродетелен, чем старая уродливая девственница. Что вам от него нужно? Только не говорите мне, что вас послали для того, что бы соблазнить его.

Да, пожалуй, разговор будет долгим. Рене вздохнула.

— Прошу вас, отвечайте на вопрос.

— Собственно, мне больше почти нечего добавить. Он прибыл в Англию, чтобы подвигнуть короля на очередной крестовый поход против мавров, надеясь раздуть прежнее пламя в сердце молодого льва. Нищенствующий попрошайка, как и все их племя.

— Где он остановился?

— В городском дворце кардинала Уолси, на площади Йорк–плейс.

Йорк–плейс! Святая Дева Мария, наконец–то, дело сдвинулось с мертвой точки.

— Eh bien^[20], раз уж мы заговорили об этом, полагаю, что могу поставить вас в известность о том, что я съезжаю из гостиницы «Грейхаунд» и переселяюсь в дом его светлости герцога Норфолка на Стрэнде. Сообщаю это на тот случай, если вам вдруг понадобятся мои услуги… Его светлость предложил мне погостить у него, и я с благодарностью принял его приглашение.

«Изнеженный глупец! Он же использует тебя, а потом выбросит за ненадобностью».

— Вы нужны мне при дворе. Гостиница располагается в непосредственной близости от дворца. А до Стрэнда на лодке добираться никак не менее часа, в зависимости от погоды. Мы прибыли сюда не для того, чтобы играть в мяч. А если вам так уж хочется осмотреть новую игрушку Норфолка, то советую вам бывать там с визитами, а не жить постоянно.

Руже нахохлился.

— Для чего я вам понадобился? Или вы хотите сделать из меня комнатную собачку?

— Будьте же благоразумны, Руже. Норфолк примется угощать вас вином и роскошными яствами, войдет к вам в доверие и выманит у вас какое–нибудь обещание. Неужели вы не понимаете, что именно в этом и состоит его намерение? Он презирает Уолси и стремится установить личные отношения с королем Франциском.

— К чему вы клоните, мадам?

— К тому, что вам совершенно не обязательно настраивать против себя лорда–канцлера Англии. Пока мы действуем в интересах нашего короля, неразумно устанавливать близкие отношения с важными персонами этого двора. И вы поступите мудро, если ваше имя не станут связывать с врагами Уолси.

Маркиз подался вперед, схватил Рене за запястье и рывком притянул к себе вплотную.

— Дерзкая девчонка! Не смейте читать мне нотации о правилах хорошего тона и придворного этикета! — Взгляд его зацепился за край скромного декольте принцессы. — Для чего мы прибыли в Англию? В чью постель вам приказано пробраться?

— Отпустите меня, месье, — твердо сказала принцесса. — Иначе вам придется пожалеть о своем поведении, когда вас отзовут отсюда.

В его черных глазах сверкнула ненависть.

— Неужели я должна напоминать вам о том, что прибыльный рудник в Бретани, приносящий вам львиную долю доходов, находится в моей власти? — негромко промурлыкала она.

— Вы сам дьявол! — взревел Руже, отказываясь верить своим ушам.

— Я приказала закрыть его до тех пор, пока не вернусь во Францию, успешно завершив порученную мне миссию мира.

Его глаза округлились от изумления.

— Вы лжете!

— В моих апартаментах лежит копия королевского указа. Что вы предпочитаете — увидеть его собственными глазами или воспользоваться драгоценным временем, еще оставшимся в нашем распоряжении, чтобы восстановить свою кредитоспособность?

На лице маркиза отразилась бессильная ярость.

— Чего вы от меня хотите?

Рене внешне казалась совершенно невозмутимой. У нее было множество причин для беспокойства, но маркиз не входил в их число.

— Для начала я требую, чтобы вы отпустили меня. — Он мгновенно разжал руку. — Вот так–то лучше. — Принцесса одарила его очаровательной улыбкой. — Кардинал Йорк. Я желаю встретиться с ним. Аудиенция должна быть совершенно неофициальной и…

— Так вот куда ветер дует? — Руже презрительно фыркнул. — Шлюху королевской крови отправляют выведать государственные секреты?

Рене отвесила ему пощечину, и маркиз от неожиданности даже не успел перехватить ее руку.

— Мадам, вы испытываете мое терпение, — прошипел он сквозь стиснутые зубы. Но, взглянув ей в глаза, он вдруг вздохнул и криво улыбнулся, успокаиваясь. — Когда женщина бьет мужчину, обычно она напрашивается на то, чтобы ее уложили в постель. Вы этого от меня хотите? Покувыркаться на молитвенной скамеечке?

— Вы ведете себя грубо и несдержанно, да еще и богохульствуете вдобавок. Нет, благодарю. Кувыркание меня не интересует. Я хочу, чтобы вы устроили мне аудиенцию с лордом–канцлером. Вы еще способны совершить столь выдающееся деяние? — Внимательно вглядываясь в лицо маркиза, Рене вдруг поняла, что, помимо кнута, можно пустить в ход и пряник. — Да, признаю, я предприняла некоторые предосторожности, чтобы гарантировать ваше сотрудничество, поскольку мне прекрасно известно, что вы — не из тех мужчин, которые с легкостью примут главенство женщины над собой. Но я специально просила о том, чтобы именно вас назначили сопровождать меня.

На лице Руже вновь отразилась растерянность.

— Вы специально просили за меня?

— Не стоит так расстраиваться, месье. Мы с вами очень похожи, хотя вам еще предстоит многому научиться.

Маркиз покраснел до корней волос. До сих пор он полагал ее совершенным ничтожеством, не разбирающимся в дипломатии. Но теперь Руже отнесся к ней совсем по–другому. Уважение смешивалось с презрением. Тонкие губы растянулись в хищной улыбке, обнажая безупречно ровные зубы.

— Мои поздравления, мадам. Вам удалось произвести на меня должное впечатление. До сих пор я не считал, что нашему сюзерену очень уж повезло с родственниками, но вы, разумеется, достойная дочь своего отца. — Он поднес ее затянутую в перчатку ладонь к губам и поцеловал. — Можете располагать мною во всем, что касается выполнения нашей миссии. Что же до кардинала Йорка…

— Я бы хотела встретиться с его высокопреосвященством и передать ему личное послание нашего короля.

Черты лица маркиза вновь обрели каменную твердость.

— Что за послание?

Рене улыбнулась, думая о шелковых путах.

— Тайна нашего мирного посольства, истинная причина нашего пребывания здесь.

— Скажите мне, — шепотом взмолился он, всем своим видом выражая неуемное любопытство.

— Король Франциск, — Рене сознательно мучила маркиза, не спеша делиться секретами, — намерен заключить между Англией и Францией мировое соглашение, подыскав для своей свояченицы достойного супруга–англичанина.

— То есть для вас?

— Наверняка у доброго кардинала есть несколько кандидатов на примете, какой–нибудь молодой английский герцог или сын герцога… Я ведь располагаю завидным приданым. — Принцесса выразительно пожала плечами, позволяя ловушке захлопнуться.

— Мы прибыли сюда, чтобы подобрать вам супруга? — Руже выглядел озадаченным и одновременно крайне заинтересованным. — Но для этого вовсе не требуется ваше присутствие. Могут пройти долгие месяцы, прежде чем закончится отсев кандидатов, затем еще несколько месяцев займут переговоры, потом подписание брачных контрактов…

— Тогда давайте скажем так: Уолси может ускорить процедуру поисков. Он наверняка сочтет невероятной удачей то, что именно к нему французы обратились с подобной просьбой. — Рене не собиралась разыгрывать свой фарс до конца, но это не имело решительно никакого значения. Ей просто нужно было попасть в замок Йорка. Чем скорее, тем лучше. Принцесса положила руку на атласный рукав камзола маркиза. — Прошу вас, устройте мне это свидание. Мне очень нужно встретиться с кардиналом во дворце Йорка — сегодня вечером, ночью, как можно скорее!

Руже опустил взгляд на ее руку.

— Посмотрим, что здесь можно сделать.

Сэр Уолтер, проводив французских шпионов до дверей часовни, вернулся на шумную галерею, откуда он мог одновременно наблюдать за кабинетом часовни и за входом в приемную короля. «Самая богатая невеста во всем христианском мире», — сказал Норфолк. Дочь покойного короля Франции, свояченица нынешнего сюзерена, дважды герцогиня, лишенная невинности, но оттого не утратившая привлекательности.

Норфолк, молчаливый и сдержанный, никогда не говорил ничего без вполне определенной цели. Следовательно, расшифровал его слова Уолтер, герцог ожидает от него, что он примет полученные сведения как руководство к действию. Игра, которую Уолтер намеревался затеять с драгоценной принцессой, несомненно, стоила свеч. Завоевав ее расположение — а при удаче и оказавшись в ее постели, — он поправит пошатнувшееся благосостояние собственной семьи. Хищная улыбка скользнула по его губам. Вряд ли ухаживание за принцессой станет для него неприятной и невыполнимой задачей. Невзирая на ее, по слухам, острый язычок, своевольная Рене представляла собой лакомый кусочек.

На глаза ему попался офицер из гвардии Валуа. Мужчина остановился, чтобы окинуть внимательным взглядом переполненную галерею. Грудь его часто вздымалась. Пожалуй, Уолтер рискнул бы предположить, что принцесса с успехом улизнула от своего тело хранителя. Дружески улыбнувшись офицеру, Уолтер произнес по–французски:

— Вы найдете свою венценосную подопечную в часовне. Она совещается там с французским посланником.

— Благодарю вас, сэр. — Телохранитель говорил по–французски с сильным итальянским акцентом. — Мадам совершенно не думает о собственной безопасности и все время избегает меня, к моему величайшему огорчению.

— Быть может, если вы время от времени станете предоставлять ей некоторую свободу действий, она с большим пониманием отнесется к вашей опеке, — учтиво посоветовал мужчине Уолтер. Он протянул офицеру руку. — Сэр Уолтер Деверо.

Офицер крепко пожал ее.

— Лейтенант Армадо Бальони.

— Бальони? Я знавал одного барона по имени Малатеста Бальони, владетеля Спелло.

На лице Армадо расцвела улыбка.

— Малатеста — мой брат! Вы встречались с ним?

— Пять лет назад я сражался в рядах Лиги Камбраи^[21] в Италии. С вашим почтенным братом мы подняли несколько заздравных кубков и повеселились в компании доступных женщин. — Уолтер не стал упоминать о том, что в те времена он был простым ратником, нищим наемником, которому были не по карману даже приличные доспехи. И тут ему в голову пришла блестящая мысль. Он улыбнулся офицеру с заговорщическим видом, как мужчина мужчине. — Как вы отнесетесь к тому, чтобы пропустить пару кружек прокисшего эля и побарахтаться с завшивевшими, зато не прокаженными девицами легкого поведения в публичном доме после полуночи?

Армадо просиял.

— Con piacere!^[22] Сердечно благодарю вас за приглашение!

— Отлично! Буду ждать вас у парадного выхода из дворца. Ага, а вот и ваша принцесса. — Уолтер поднес руку к виску, отдавая шутливый воинский салют, и отошел, чтобы она не увидела его. Всему свое время…

ГЛАВА ПЯТАЯ

Сюда приходят на других посмотреть и себя показать.

Публий Овидий Назон. Наука любви

Открытие ежегодных празднеств, посвященных годовщине ордена Подвязки, прошло с большой помпой и пышным великолепием, пристрастием к которым так славился король Генрих. Приемная его величества, озаряемая пламенем восковых свечей в античного вида канделябрах, укрепленных на стенах и столах, была задрапирована пышными складками тончайшего красного шелка с вышитыми на нем розами Тюдоров, а с высокого потолка в живописном беспорядке свисали побеги гранатового дерева. Стены от пола до потолка были покрыты гобеленами с изображениями рыцарей, драконов и благородных дам, внушающих возвышенную и пылкую страсть.

Длинные разборные столики, расположенные перпендикулярно высокому столу, предназначенному для их величеств со свитой, покрыли французскими скатертями и расставили на них вазы с цветами, роскошные тарелки, подносы, миски, ложки, кубки, отполированные до блеска, и инкрустированные драгоценными камнями подсвечники. Повсюду лежали небольшие белые булки, завернутые в вышитые салфетки. В воздухе витали благородные и изысканные ароматы. Группа музыкантов звуками фанфар пригласила почетных гостей к ужину, пустив в ход флейты, трубы, гобои и тамбурины.

Поскольку королевская чета еще не появилась, сверкающая мишурой толпа устремилась в холл, сияя показным блеском своего великолепия. Никто не обращал ни малейшего внимания на Майкла, когда он фланирующей походкой вошел внутрь, высматривая двоих заговорщиков и таинственную лазутчицу, В своем равнодушии к безвестной и оттого ничтожной форме жизни, какой он являлся в их глазах, придворные полагали, что он глух и нем. Но они ошибались.

Майкл слушал и смотрел по сторонам, словно хищник, вышедший на охоту, улавливая обрывки сплетен и интриг. Например, он узнал, что человек, на которого стоит сделать ставку в нынешнем турнире, превзошел всех в прошлогодних рыцарских схватках, и звали этого героя барон Монтигл по прозвищу «Непобедимый», а еще — что дон Леонардо Спинелли, папский нунций, проиграл партию в мяч своему другу и гостеприимному хозяину, его светлости герцогу Норфолку. Он выяснил, что его светлость герцог Бэкингем имел неосторожность повздорить с кардиналом Уолси на заседании Тайного совета, прибегнув к непечатным выражениям, и с тех самых пор только и делает, что интригует против кардинала, призывая лишить его всех титулов и званий. А королева Екатерина, оказывается, строго отчитала своего венценосного супруга за излишнюю фривольность при организации полуночного бала–маскарада, но король настоял на своем и правильно сделал, потому как ее величеству, если она стремится сохранить собственное достоинство, в будущем следует воздерживаться от выяснения отношений на людях.

Последняя пикантная сплетня, достигшая ушей Майкла, пока он прохаживался по королевской буфетной, напрямую касалась недавно прибывшей ко двору французской принцессы. Молодые энтузиасты, горящие похвальным желанием подняться на самый верх общественной лестницы, обсуждали стоимость ее приданого в драгоценных камнях, утвари, замках и плодородных землях, пылко величая ее наградой, достойной самого принца. Грубияны, настроенные развлечься за ее счет, оживленно превозносили ее красоту и бились об заклад, кому из них удастся уложить принцессу в постель.

Придворные, как отметил про себя Майкл, отличались некоторой вольностью в поведении, чтобы не сказать — распущенностью. Дамы целовали кавалеров в губы при встрече, смеялись непристойным шуткам и не гнушались потреблять горячительные напитки. И в самом деле, очень живой и веселый двор.

Совершенно очевидно, что путь от унылой безвестности к бесчестью или славе пролегал все–таки именно через эту толпу. Майкл нахмурился. В данный момент он оставался безымянным карьеристом, подбирающим крохи со стола более удачливых конкурентов, но уже совсем скоро, как только он легко и изящно предотвратит покушение на жизнь короля, начнет внушать окружающим благоговейный страх и почтение.

Появились привратники с зелеными бляхами и, подобно пастухам, загоняющим стадо коров, принялись разводить придворных по своим местам, выделенным каждому в строгом соответствии с его титулом, фамильными связями и близостью к трону. Майкл обнаружил, что стоит посреди всей этой упорядоченной суеты, будто майское дерево^[23], или, точнее, словно последний болван, глядя, как вокруг быстро рассаживаются остальные, не обращая на него ни малейшего внимания. Взгляд его наткнулся на Уолтера, разряженного типа, с которым у него давеча вышло небольшое недоразумение во дворе замка. Брат с сестрой сидели в верхней части среднего стола. Уолтер издевательски улыбнулся ему и отвесил шутовской поклон.

Все места вокруг них были заняты, отовсюду слышался гул голосов. Майкл, ощущая себя деревенским увальнем, которого никто не торопится приглашать за свой стол, повернулся спиной к злорадно ухмыляющемуся щеголю и нос к носу столкнулся с негодяем Риггзом, который снизошел до того, чтобы поприветствовать юношу едва заметным кивком.

— Как поживаете, мастер Деверо, если не ошибаюсь? Чем могу служить вашей милости?

Майкл проглотил унижение и, постаравшись подавить гнев, отрывисто произнес:

— Прошу вас указать мне мое место, любезный, в противном случае мне останется лишь занять трон, после чего объяснить его величеству, что это вы усадили меня туда.

Бормоча себе поднос: «Тоже мне, остряк нашелся!», помощник управляющего подвел юношу к последним свободным местам в дальнем конце стола, расположенного ближе всех к выходу и дальше всех — от трона.

«Самое подходящее для меня место!» — внутренне вскипел Майкл и скользнул на край скамьи. Негромкий шепот, злорадная ухмылка и ощущение, что на него смотрят, заставили юношу взглянуть на Уолтера как раз в тот самый момент, когда негодяй с заговорщическим видом кивнул помощнику управляющего. Майкл стиснул зубы, делая вид, что ничего не заметил. Значит, продажный Риггз действует заодно с расфранченным попугаем, вознамерившимся выставить его на посмешище.

— Эй, Стэнли, барон Монтигл! Разве не на этом самом месте ты сидел в минувшем году?

Подняв голову, Майкл заметил коренастого увальня, беззлобно переругивающегося с соседями на ближнем конце противоположного стола.

— Приветствую тебя, Лоуэлл! Черт побери, кого я вижу! Сплющенный дохляк, приготовленный для заклания на завтрашнем турнире?

Майкл бросил взгляд в противоположную сторону и заметил бородатого и дюжего малого, остановившегося на пороге залы. Незнакомец напустил на себя свирепый вид, чтобы скрыть неуверенность, сквозившую в его движениях (хотя его находчивый ответ и вызвал одобрительные смешки у тех, кто слышал его), когда он обнаружил, что его прошлогоднее место узурпировал этот самый Лоуэлл. Майкл понял, что последнее свободное место осталась как раз рядом с ним, но Стэнли не видит его, обводя взглядом дальние столы и негромко проклиная собственную неуклюжесть.

Пожалев товарища по несчастью, Майкл вежливо окликнул его:

— Сэр, быть может, вы присядете вот здесь?

Стэнли с пренебрежением окинул взглядом свободное место, разгневанно фыркнул, но потом все же прошествовал к Майклу с важным видом, опустился рядом и мрачно уставился на стоящий перед ним пустой кубок. Словно по мановению волшебной палочки, к столам поспешила армия слуг, и бокалы всех присутствующих оказались наполненными до краев.

— А могут они заодно сделать так, чтобы на тарелках появилась еще и еда? — рассмеялся Майкл, потянувшись к своему бокалу.

Стэнли простер свою лапищу и схватил Майкла за плечо.

— Мы подождем, пока король не обратится к нам с приветственной речью, малыш. Какого черта! Ну–ка, ну–ка, что это у тебя там?

— Вы имеете в виду мою руку? — поинтересовался Майкл, хотя прекрасно понял, что привлекло внимание соседа: из–под рукава его камзола выглядывал геральдический рисунок — три красных кружка и красная же лента, обвивающая его запястье.

— Нет, твой рисунок. Что он означает?

— Это всего лишь родимое пятно, — увильнул от прямого ответа Майкл.

Ему в лицо взглянули проницательные глаза, в которых искрилась насмешка.

— Благослови Господь тех отцов, чьи сыновья рождаются с гербом на коже.

— Под натиском вашей логики я сдаюсь, — улыбнулся Майкл. — Откровенно говоря, этот рисунок мне сделали сразу же после рождения.

— Зачем? — озадаченно нахмурился бородатый здоровяк.

— Наверное, чтобы я не потерялся.

— А у тебя есть привычка теряться?

— Меня нашли в капусте. — Майкл одарил собеседника загадочной улыбкой.

— Тогда зачем пачкать кожу красками?

— Чтобы ее нельзя было смыть.

Кустистые каштановые брови сошлись на переносице.

— А ты ведь моешься раз в год, не правда ли, как поступают все настоящие рыцари, чтобы сделать приятное дамам?

— Я стараюсь, в меру своих скромных сил и возможностей. — Майкл расхохотался, вспомнив, как еще мальчишкой удивлялся нетерпимости, с какой лорд Тайрон относился к вони немытого тела и каждый день отправлял его в купальню перед сном. — Краску ввели мне под кожу иглой, этот метод называется «впрыскивание».

— Благослови Господь мое черное сердце! А я–то до сих пор думал, что «впрыскивание» означает кое–что совсем другое. — Собеседник подмигнул и ткнул Майкла кулаком под ребра.

— Это рисунок древних пиктов^[24], — пояснил Майкл. — У старого короля Гарольда Эссекса на груди было целых два таких, по которым его изуродованное тело и опознали после битвы при Гастингсе^[25].

— Я смотрю, ты хорошо подготовился к участию в турнире. Ты, быть может, еще и останешься жить, мой впрыснутый друг! — Стэнли громко расхохотался над собственной сомнительной остротой. — А теперь скажи мне, это больно?

— Думаю, что не настолько, как если получишь в глаз норманнскую стрелу.

Стэнли коротко ухмыльнулся.

— Полагаю, ты какой–то родственник Деверо, а?

Ошеломленный, Майкл в упор взглянул на Стэнли.

— Откуда вам известно, как меня зовут?

— Просто мне знаком твой герб. — И Стэнли кивнул на рисунок на запястье юноши.

Равнодушно передернув плечами, Майкл ответил:

— Я — Деверо, отколовшийся от клана. Сам по себе, правильнее будет сказать.

— Мы вернем тебя в родное стойло, к остальным Деверо.

— Прошу прощения, я не представился должным образом. Меня зовут Майкл Деверо. Я прибыл на турнир, чтобы представлять здесь графа Тайрона. А вы — тот самый Непобедимый барон Монтигл, на которого здесь ставят все, не так ли?

— Ага, вот оно, преимущество дурной славы! Но ты попал пальцем в небо, мой мальчик. Бароном Монтиглом меня именуют мои арендаторы, матушка кличет меня Эдвардом, будущая супруга, свет очей моих, которую ниспошлет мне Господь, станет величать меня Нэдом, ну а приятели, даже впрыснутые, могут без церемоний называть меня Стэнли. И перестань мне «выкать», будь любезен.

Майкл пожал протянутую лапищу.

— Непобедимый, счастлив познакомиться с таким славным воином.

— Славная у тебя штучка, как я погляжу, мой щеголеватый новый друг. — Стэнли кивнул на раскинувшего крылья геральдического орла, выложенного из кроваво–красных рубинов на рукоятке изогну того кинжала, которым Майкл орудовал за столом. — Его хозяина этот двор часто превозносил, хотя и никогда не развлекал. Ты служишь ему? Почему он сам не прибыл сюда, во плоти и крови, так сказать?

— Заботы о делах короля удерживают моего лорда в Ирландии. Сюда от его имени приехал я, его посланник и представитель.

— Посланник, но не рыцарь?

— Увы, нет. — Майкл застенчиво улыбнулся, но тут же посерьезнел. — Во всяком случае, пока.

— Еще не рыцарь? Такой здоровяк, как ты? Святые угодники, да ты чуть ли не вдвое меня выше, Деверо! Честно говоря, я уже подумывал о том, чтобы укрепить свою репутацию за твой счет.

Майкл окинул своего нового друга оценивающим взглядом. Хотя Стэнли значительно уступал ему в росте, его мускулистая бочкообразная грудь вполне подошла бы буйволу.

— Я и в самом деле намерен принять участие в схватках, под гербом и знаменем моего лорда. Так что у тебя еще будет возможность, — юноша подхалимски улыбнулся при этих словах, — с чистой совестью выбить меня из седла, и пусть грязь твоей славы прилипнет к нагруднику моей кирасы.

Расхохотавшись во все горло, Стэнли с восторгом хлопнул Майкла по плечу.

— Прибереги свой бойкий язычок для дам, малыш. Твои поэтические сравнения не помогут тебе победить меня на ристалище.

— Но попытаться все равно стоило. — Улыбка у Майкла вышла кривой.

Стэнли в упор взглянул на него, и во взгляде гиганта уже не искрилось безудержное веселье.

— На твоем месте я бы спрятал подальше этот решительный блеск, что я вижу в твоих глазах, иначе закаленные псы турнирных схваток могут обломать о тебя свои копья.

— Неужели постное выражение моего лица сделает меня менее желанной жертвой? Думаю, нет. Они сочтут меня неоперившимся птенцом, каким я и являюсь на самом деле, если буду сидеть, съежившись, или стану грозно выпячивать грудь.

— Это — правда, но твое неизбежное поражение станет для тебя менее болезненным, если ты хотя бы немного поумеришь свой пыл.

— Разумный совет, согласен.

— Эй, не стоит обижаться! Ты оказал мне услугу, позвав сюда. И я намерен отплатить тебе добром. Вот уже два года я не знаю поражений. Милорд Лоуэлл, сидящий вон там, весь из себя такой гордый и веселый, — и Стэнли кивнул на рыцаря, который подшучивал над ним в самом начале пира, — каждый год приходит последним на турнире, но при этом поднимается все выше. А причина в том, — он заговорщически понизил голос до едва слышного шепота, — что наш король — отчаянный рубака, и превыше всего он презирает поражение в схватке. Следовательно, на будущий год Непобедимого будут величать Однажды Побежденным, и сидеть я буду за королевским столом. Понятно?

— Расчетливая и мудрая стратегия, я бы сказал, даже политическая. — Майкл с благодарностью принял свой первый урок придворной интриги. — Благодарю. Я не забуду твой совет.

В дверях возник церемониймейстер. Стукнув в усыпанный тростником пол концом раззолоченного жезла, он во всю силу легких провозгласил:

— Его королевское величество Генрих Тюдор, милостью Божией король Англии и Франции, ревнитель веры, защитник отечества и повелитель Ирландии!

Король Генрих VIII, в роскошном пурпурном камзоле верховного сюзерена, с тяжелой золотой цепью на груди, украшенной драгоценными камнями, и в короне, венчающей его рыжеволосую голову, величественной походкой вступил в залу, держа под руку свою внушительную супругу–испанку.

— …и ее королевское величество, королева Англии Екатерина! — закончил свое представление церемониймейстер.

Майкл оцепенел, заметив предателя лорда Нэда, выступающего чуть позади самого короля, рядом с которым важно вышагивал священник в богатом красном одеянии — без сомнения, великолепный кардинал Уолси. На лице Бэкингема застыла гримаса презрительного неудовольствия. Леди Анна, его сестра, находилась в свите королевы, и красное платье с глубоким вырезом выгодно подчеркивало ее пышные формы, а по левую руку от нее скользила таинственная шпионка.

Изящная и невысокая, в свите королевы она выделялась, как лебедь в стае гусей или как сильфида из потустороннего мира в темном лесу. А когда взгляд ее фиалковых глаз из–под пушистых ресниц неожиданно устремился на него, Майкл почувствовал себя так, будто с размаху налетел на каменную стену. Она была утонченной, изысканной и совершенной.

Язвительное замечание соседа вернуло Майкла с небес на землю.

— Неземное видение, на которое ты столь нежно поглядываешь, — принцесса Рене де Валуа Французская, герцогиня Бретани и Шартра. Советую тебе направить свое копье на иную добычу, в жилах которой течет красная, а не голубая кровь. Эта красавица летает уж слишком высоко для тебя.

Быстро оглядевшись по сторонам, Майкл заметил, что не один пожирает принцессу взглядом: Рене де Валуа казалась настолько жемчужно чистой и восхитительно красивой, что все присутствующие мужчины буквально раздевали ее глазами. Значит, вот она какая, печально знаменитая французская принцесса! Нежное создание с острым, как рапира, языком. Она заинтриговывала и возбуждала его. И тут юноша понял, что не давало ему покоя и подспудно грызло изнутри: теперь французы знают о существовании заговора. В какую сторону повернется флюгер, если принцесса даст себе труд вмешаться в ход событий (что, кстати, также вызывает некоторые сомнения)? Майклу требовались новые сведения, а Стэнли в качестве источника был ничем не хуже прочих.

— А кто вон та лакомая штучка?

— Миледи Анна Гастингс, сестра его светлости герцога Бэкингема.

Ну, конечно — лорд Нэд оказался самим герцогом Бэкингемом! Его отец Генри Стаффорд, второй герцог Бэкингем, сначала помог Ричарду Глостеру взойти на трон, а потом восстал против него же, освободив тем самым дорогу к престолу Генриху Тюдору, ныне покойному королю. Гром и молния, как же он сам не сообразил?

— Леди Анна, — меж тем разливался соловьем Стэнли, — совсем недавно благочестиво постилась в женском монастыре Святой Марии, так что теперь, после трех лет воздержания, наверняка изнемогает от похоти. А насчет французской принцессы мне говорили нечто совершенно противоположное: якобы она столь же жестокосердна, как и ее венценосный папаша, король Людовик Двенадцатый, о котором она не слишком скорбит. Кстати, Рене не зря величают бичом и грозой принцев. Все ее женихи благополучно избежали расставленной ловушки супружества — одни посмертно, а другим достало ума вовремя сбежать.

Майкл не поверил ни единому слову Стэнли, но счел за благо оставить свои мысли при себе.

— Дочь короля Людовика?

— Точно. При том беспринципном дворе у дамы есть только два пути: или стать покорной старой каргой, или… — И тут Стэнли, спохватившись, поспешно умолк, оборвав себя на полуслове.

— Или кем? — Но Майкл не собирался отступать, в нем взыграло любопытство. — Шлюхой?

— Да ладно тебе, кому нужны злосчастные, прокаженные и изуродованные оспой француженки, когда здесь полным–полно здоровых англичанок, с которыми так приятно флиртовать?

Но Рене де Валуа отнюдь не выглядела прокаженной. Тем не менее, мысли Майкла были весьма далеки от флирта. Его сумасшедший план, заключавшийся в том, чтобы незаметно подобраться к герцогу Нэду вплотную и обезвредить еще до полуночи, казался совершенно неосуществимым, нелепым, абсурдным и очень опасным, поскольку мог легко превратить самого могущественного герцога королевства в смертельного врага. Нужно было срочно составить новый план, который позволил бы разрушить козни заговорщиков, но Майкл, как назло, не мог придумать ничего путного.

Их королевские величества заняли свои места за стоявшим на возвышении большим столом, после чего расселась и свита. Король Генрих, поднявшись со своего места, так что его было видно из любой точки большой залы, широко улыбнулся и воздел свой кубок, призывая собравшихся к тишине.

— Благородные друзья! Мы рады приветствовать вас на ежегодном собрании нашего славного ордена Подвязки!

Гости дружно взревели в ответ.

— В честь святого Георгия, покровителя Англии и нашего самого благородного ордена; мы будем веселиться, сражаться на турнире, танцевать и развлекаться вволю! Мы будем охотиться и праздновать! И сегодня вечером, — его величество сделал паузу для пущего эффекта, — тоске и печали не место в наших рядах! — Глядя сияющими глазами на полную энтузиазма и радостного предвкушения аудиторию, он воскликнул: — Итак, давайте выпьем за святого Георгия!

Все присутствующие дружно воздели вверх полные до краев кубки, расплескивая вино.

— За святого Георгия! — И мгновением позже, после первого глотка, зал взревел еще раз: — За нашего короля!

ГЛАВА ШЕСТАЯ

Трудно обмануть того, кто предупрежден заранее.

Дж. Ардерн. Лечение свищей заднего прохода, геморроя и использование клистиров

Колокольный звон возвестил наступление нового часа. Королева Екатерина, выполнив обязанности хозяйки торжества, грациозно поднялась со своего места, пожелала аудитории покойной ночи и удалилась в сопровождении своих испанских фрейлин. После ее ухода столы незамедлительно сдвинули в сторону, освобождая место для танцев, а для тех, кто предпочитал азартные игры, слуги внесли подносы с картами, костями и монетами.

«До полуночи остается ровно час», — сказала себе Рене. Девушка нервничала, впрочем, не подавая виду. От Руже до сих пор не было никаких известий. Короля Англии вот–вот должны были убить — а ей предстояло выкрасть могучий Талисман у самого лорда–канцлера Британии. И каким же образом она сделает это?

По мере того как в подсвечниках оплывали свечи, а тени становились все длиннее, беспокойство принцессы нарастало. Ах, если бы здесь оказалась ее дорогая подруга Мэри! Уж она бы смогла развеселить ее, отвлечь от черных мыслей, подержать за руку… К несчастью, его светлость герцог Саффолк прислал посыльного с известием, что его лучшая лошадь потеряла подкову, вследствие чего он со своей новой супругой проведет ночь в городе и появится на балу лишь завтра. Но куда подевался проклятый Руже? Неужели все–таки перебрался в особняк Норфолка на Стрэнде? Безмозглый кретин!

Свечи догорали, и в воздухе повисло напряженное и восторженное ожидание предстоящего веселья. Пышный двор короля Генриха на глазах превращался в распутный бордель, о котором столь пренебрежительно отзывался герцог Бэкингем. Рене про себя подивилась тому, что англичане оказались еще хуже бесстыжих французов, для которых плотская любовь стала чем–то вроде национального вида спорта. Французов привлекала и очаровывала красота в чистом виде, и они находили ее во всем. Любовь в их среде почиталась настолько, что девушки становились эротическими игрушками благородных дам, а юноши — кавалеров. Беспорядочность в связях и распущенность процветали, но французы развратничали частным образом, в уединении своих спален, никогда не опускаясь до грубостей и непристойностей в общественных местах, как это делали англичане. Здесь же правил бал разгул низменных страстей. Подобно избалованным детям, англичане пили слишком много, тискали и открыто домогались друг друга. Дамы целовали мужчин, позволяли издеваться над собой, громко и вульгарно смеялись, отпускали непристойные шуточки, играли в кости и ругались, как извозчики, неистово и бурно резвились, бросая обидные упреки в адрес мужчин.

Рене, у которой столь грубое веселье вызывало неподдельное отвращение, потянулась к бокалу вина с пряностями. Горячая жидкость немного успокоила ее натянутые нервы и ослабила лихорадочное возбуждение.

Рядом с ней на скамью опустилась стайка беззаботных фрейлин королевы, гогочущих, как стадо гусей. Они оживленно обсуждали новую затею, придуманную сэром Уильямом Корнишем, главным советником по придворным развлечениям: до сих пор Англия ничего подобного не знала.

— Переодевание в совершенно итальянском духе! — захлебывалась от восторга леди Дакр.

— Облачение из шелка, с козырьками и шапочками из чистого золота, — вторила ей леди Перси.

— Джентльмены будут держать в руках факелы и издавать воинственные крики…

— Мы будем оказывать им сопротивление, а потом победители потребуют от побежденных станцевать…

— Я знаю, что это такое, — негромко пробормотала какая–то матрона. — Гадкая непристойность!

А взор Рене вновь устремился в дальний угол залы, где встретился со взглядом бирюзовых глаз, пристально наблюдавших за ней весь вечер. Личность светловолосого незнакомца по–прежнему оставалась для нее загадкой, но край стола говорил сам за себя. Он был никем.

Молодой человек улыбнулся ей, словно говоря: «Нравится это вам или нет, но отныне мы — негласные компаньоны, молчаливые соучастники, хранители чужой опасной тайны».

— Что за мужчина уставился на тебя?

Рядом с собой Рене увидела Анну Гастингс, с которой сегодня отчаянно старалась подружиться. От новой подружки пахло вином и потом, глаза у нее блестели неестественно ярко, и ее глубокое декольте уже лишилось прикрывавших его шемизеток. Впрочем, Рене не могла винить леди Анну за чрезмерное усердие, с которым та предавалась натужному веселью. Если бы ей приказали привести короля Генриха на место будущей гибели, она бы тоже напилась до бесчувствия.

Анна навалилась тяжелой грудью на плечо Рене, глядя в дальний конец залы.

— Он не сводит с нас глаз. Давай разыграем для него спектакль! Полагаю, он с легкостью справится с нами обеими, этакий златогривый жеребец. Пройдемся по зале и посмотрим, последует ли он за нами. — Подхватив Рене под руку, Анна увлекла ее за собой. — Ой, смотри! Наш обожатель идет к нам.

Рене совсем не была уверена в том, чей именно он обожатель, если к нему вообще применимо это слово, но, пока еще не разобравшись в нем, сочла жизненно важным держать его от Анны на расстоянии. Она подвела свою докучливую компаньонку к игорному столу, вокруг которого царило шумное веселье. Для того чтобы замысел Бэкингема увенчался успехом, Анне следовало возобновить знакомство с королем Генрихом.

— По–моему, он преследует нас! — восторженно захихикала Анна. — Какой чудный образчик мужской зрелости, настоящий самец.

— Да, пожалуй, ты права, на него приятно посмотреть, — согласилась Рене, не удостоив привлекательного незнакомца даже взглядом.

— И только? Покажи мне хоть одну женщину, которая откажется затеять с ним интрижку, и тогда я скажу тебе, что ей самое место в монастыре. Тебе не кажется, что ростом он ничуть не уступает нашему королю?

Рене бросила на красавчика мимолетный взгляд.

— Зато он не такой крупный и дородный. — Это была правда. Нездоровое пристрастие короля Генриха к развлечениям и пиршествам давало о себе знать, тогда как в высоченном незнакомце не было ни капли жира. — Я нахожу его пресным и скучным, — мстительно пробурчала Рене.

— Пресный! — Анна вновь сдавленно захихикала. — А я бы с удовольствием отведала, каков он на вкус.

Рене решила от греха подальше направить их разговор в иное, более конструктивное русло.

— А что за милая леди запустила коготки в короля?

— Элизабет — Бесси — Блаунт, — язвительно прошипела в ответ Анна. — Уж кто–кто, а эта красотка успела накрепко привязать его к себе.

Они остановились у стола, окруженного придворными, и стали смотреть, как вышеозначенная дама страстно целует на удачу кости, которые собирался метнуть король.

— Сестра, побудь рядом со мной, и мы вместе сразимся с великим Мидасом! — сделанной веселостью вскричал какой–то мужчина, стоя в тесной компании придворных, обступивших игорный стол короля. — Прекрасная сестрица, умоляю вас как можно скорее прийти ко мне на помощь! Мой проигрыш растет, и фортуна, похоже, отвернулась от меня.

«На удивление ловкий ход со стороны Бэкингема», — вынуждена была признать Рене. Фаворитка Блаунт запросто могла лишиться привилегии целовать игральные кости короля. Уловив, что Анна застыла в нерешительности, Рене легонько подтолкнула ее к стаду придворных кавалеров, уже изрядно набравшихся и оттого пребывавших в игривом настроении.

Дорогу им преградил очередной пьяница.

— Эй, послушайте! Заходят однажды в таверну Платон и Сократ…

— Фу, ну сколько можно! Мы уже сто раз слышали эту историю, — недовольно выкрикнул кто–то. — Милейший Комптон, пора бы уже и освежить свой арсенал, потому как шутки ваши повторяются из года в год!

— Тогда я займусь дамами! — Комптон обхватил леди Анну за талию, и приятели приветствовали этот его жест восторженным ревом. — Как поживаете, моя прекрасная леди? Ну–ка, быстренько поцелуйте меня, ведь нам вас очень не хватало.

— Убери от меня свои грязные лапы, пьяная свинья! Ты, конечно, можешь определить в таверну Платона и Сократа, но меня туда засунуть не удастся!

И Анна, воспылав праведным негодованием и вспомнив, очевидно, о своей благоприобретенной набожности, оттолкнула его с такой силой, что сэр Комптон не устоял на ногах и повалился на руки изумленных приятелей, которые с трудом вернули его в вертикальное — хотя и весьма неустойчивое — положение.

— Меня укусила пчелка! — заплетающимся языком пробормотал Комптон.

— А ты похож на соты для меда! — глумливо выкрикнул кто–то, и собравшиеся встретили это замечание фырканьем и смехом.

— Леди Анна, ваш брат умоляет вас принести ему удачу своим прикосновением. Не заставляйте его ждать напрасно! — прозвучал чей–то баритон из самого центра оживленного улья, в который превратился стол.

При первых же звуках этого голоса придворные мгновенно расступились, как Красное море перед Моисеем, образовав живой коридор. Вцепившись побелевшими от волнениями пальцами в руку Рене, Анна подошла ближе и остановилась рядом с Бэкингемом. Король поднял на нее сверкающие голубые глаза и знакомым — только что прозвучавшим — голосом произнес:

— Леди Анна, добро пожаловать к нам! Без вашей красоты мой двор много потерял, очень много! Ага, миледи Рене, и вам bon soir^[26]!

Рене присела в глубоком реверансе рядом с Анной, ощущая на себе десятки жадных и любопытных взглядов. Столь неожиданное внимание отнюдь не привело ее в восторг.

— Ваше величество очень любезны, — пролепетала Анна, и ладонь ее, лежавшая на запястье Рене, внезапно стала влажной.

Из–под опущенных ресниц принцесса наблюдала за тем, как король окинул Анну плотоядным взором.

— Подойдите же сюда, Анна, — принялся он упрашивать ее, — и поцелуйте на удачу мои игральные кости. А его светлость, ваш братец, может воспользоваться услугами мистрис Блаунт.

Его слова были встречены грубым хохотом, за которым последовали непристойные замечания, когда мистрис Блаунт отказалась покинуть свой пост.

— Разве не старалась я угодить вашему величеству? И сегодня вечером вам покровительствует удача.

Все затаили дыхание в ожидании, кто же возьмет верх — старая пассия или новая.

— Но на игральных костях вашего величества уже есть поцелуй, — промурлыкала Анна, переводя взгляд с короля на Бесси, глаза которой метали молнии.

Король улыбнулся. «Как и большинству мужчин, — подумала Рене, — ему нравится, когда женщины соперничают из–за него». Он уже открыл было рот, чтобы заговорить, но Бэкингем опередил его.

— Делай, как тебе приказывает его величество, Анна, — с раздражением бросил он.

Напускная веселость короля Генриха куда–то улетучилась. «Бэкингем — набитый дурак, — решила Рене. — А вот о Генрихе этого не скажешь». Король окинул герцога долгим и внимательным взглядом, а потом посмотрел на Анну.

— Пусть даже на моих игральных костях и впрямь уже запечатлен поцелуй, и даже не один, я, как король, требую почтительного поцелуя из уст представительницы Стаффордов. — Удар был нанесен безжалостно и в самое сердце. Бэкингем покраснел от гнева и унижения.

Зрители затаили дыхание, а Рене с трудом удержалась, чтобы не рассмеяться. Не удивительно, что Бэкингем так неистовствует. Король Генрих не просто требовал повиновения — он хотел еще и унизить гордого герцога. Она ждала, что ответит Анна, прекрасно зная, что сказала бы сама на ее месте. Но та лишь глупо хихикнула.

— Господи, избавь меня от столь трудного выбора! Чтобы сделать приятное своему возлюбленному королю, я должна отвергнуть любимого брата!

Рене внутренне застонала. Глупая гусыня! Ей не хватает мозгов, чтобы по достоинству оценить все тонкости столь опасной игры, и сообразительности, чтобы повернуть ее к своей выгоде. Бедная Анна поняла слова короля буквально, тем самым, выставив себя на посмешище и превратив в удобную мишень. Сейчас кто–нибудь непременно воспользуется ее промахом.

— Да, пожалуй, положение и впрямь затруднительное. Оно требует серьезного размышления, — глубокомысленно заметил какой–то джентльмен у стола. Рене, прищурившись, взглянула на темноволосого лорда. Граф Суррей, сын Норфолка. — Заданный вопрос требует ответа. Кого миледи Гастингс любит сильнее — своего брата… или своего короля?

Послышался негромкий гул голосов, после чего воцарилась мертвая тишина. Придворные, затаив дыхание, ждали, как Анна выпутается из ловушки, в которую сама же себя и загнала. Бэкингем вперил в Суррея ненавидящий взгляд.

«А западня и впрямь получилась коварная», — вынуждена была признать Рене. Разумеется, Бэкингем мог прийти на помощь Анне и спасти ее легко и изящно, но гордость не позволяла ему признать старшинство Генриха Тюдора в чем бы то ни было, пусть даже в мелочах. Что же касается короля, то опасный блеск в его глазах свидетельствовал о том, что и ему не понравились грязные маневры Суррея. Тем не менее, ему явно было интересно услышать ответ Анны и увидеть реакцию Бэкингема на него.

Анна, безнадежно заблудившись в потоке опасных подводных течений, страшилась раскрыть рот и вымолвить хоть слово; испуганный взор ее метался по лицам стоящих у стола мужчин. Рене сжалилась над ней и прошептала на ухо нужную фразу. Она почувствовала, как Анна в знак благодарности стиснула ей руку, прежде чем выдавила улыбку и пролепетала:

— Я люблю своего брата так же, как себя саму, но для своего короля я готова пожертвовать жизнью — вот вам мой ответ, милорд.

Она склонилась над столом, чтобы взять в руки королевские игральные кости, давая Генриху возможность полюбоваться соблазнительной ложбинкой в ее декольте, прижала кубики к своим пухлым губам, а потом, сделав книксен, протянула их королю обратно. Весьма довольный ее ответом, его величество метнул кости на стол и выиграл. Зрители дружно зааплодировали.

Рене осторожно высвободила свою руку из пальцев Анны и позволила придворным, стремящимся попасть на глаза королю, оттеснить себя в сторону. Она не дала чувству вины омрачить осознание того, чему она только что помогла свершиться. Король Генрих отнюдь не был невинным агнцем, предназначенным на заклание. Он приказывал казнить людей; жил в роскоши, когда его обнищавшие подданные умирали от чумы и оспы. Он был испорченным и тщеславным господином и неверным мужем. В конце концов, быть может, он и не заслуживал смерти сегодня ночью, но, увы, такова жизнь. Или он, или она. Третьего не дано.

Рене осмотрела комнату в поисках Руже. Взгляд ее вновь столкнулся со взглядом бирюзовых глаз. Светловолосый незнакомец… Судя по довольному выражению его лица, он следил за ней, ожидая, что она опять его заметит. Прислонившись к стене рядом с каким–то бородатым здоровяком, он рассматривал ее так, что в животе у принцессы возникло сладкое тянущее ощущение. Откладывать знакомство дальше не было смысла. Она должна узнать, кто он такой, чего добивается и кому служит. Рене легкой поступью двинулась к нему, огибая танцующие пары. В его ярких глазах она прочла предвкушение встречи, а губы его раздвинулись в улыбке, обнажая полоску белоснежных зубов. Незнакомец оттолкнулся от стены. И вдруг передней вырос какой–то мужчина, заслоняя собой светловолосого гиганта. Рене замерла на месте и оцепенела. Человек Норфолка!

— Сэр Уолтер Деверо, мадам. К вашим услугам. — Назойливый гость поклонился принцессе. — Я решил набраться смелости и представиться в качестве вашего искреннего обожателя и поклонника, готового повиноваться вам во всем.

Рене одарила его взглядом, полным высокомерного презрения. Интересно, не Норфолк ли отправил этого недоумка ухаживать за ней, или же у него имеются собственные планы?

— Сэр Уолтер. — Принцесса вежливо склонила голову и шагнула в сторону, чтобы обойти его.

Но навязчивый приставала вновь загородил ей дорогу.

— Миледи, окажите мне честь и будьте моей партнершей на полуночном маскараде!

Рене холодно улыбнулась.

— Сэр, я бросаю вам вызов — вы не узнаете меня в маске. Au revoir^[27]!

Он вновь шагнул к ней навстречу.

— Вам еще предстоит узнать, мадам, что я всегда принимаю все брошенные мне вызовы.

В самом деле? Нет, ну каков нахал!

— А вы узнаете, сэр, что я обламываю слишком длинные побеги… вот так!

Рене щелкнула пальцами у него перед носом, отчего мужчина поморщился и отпрянул. Улыбнувшись, принцесса в шорохе юбок скользнула мимо него, не срываясь, однако, на бег, и тут же врезалась в очередное препятствие: твердое, большое и высокое. Отшатнувшись, она бы непременно упала, если бы сильные руки не подхватили ее и не удержали на месте.

Впрочем, эти руки тут же отпустили ее.

— Прошу прощения, миледи.

Рене подняла голову и взглянула в глаза, своим цветом напомнившие ей воды Средиземного моря; они сверкали на загорелом лице с правильными чертами. Девушка потеряла дар речи. Пахло от него поистине замечательно — кастильским мылом, чуть–чуть бергамотом и теплом тела. Зачарованная, она не могла отвести глаз от полоски чистой и здоровой кожи между белым отложным воротником и золотыми нитями его блестящих волос. Рене вдруг представила, как касается этого места губами, пробуя его на вкус… Господи, спаси и помилуй! Да что с ней происходит, в конце–то концов?

— Быть может, вам лучше присесть? У вас такой вид, словно вам вот–вот станет дурно. — Юноша галантно проводил ее к ближайшей скамье и опустился передней на колени, протягивая принцессе кубок с грушевым сидром.

Рене любезно приняла вино, опустив глаза, чтобы он не мог прочесть ее мысли.

— Благодарю вас, сэр.

— Тот человек досаждает вам?

— Не более, чем все остальные. — Девушка подняла на него глаза. — Кто вы такой?

Он выпрямился и отвесил ей изысканный поклон, прижав руку к сердцу.

— Честь имею представиться: Майкл Деверо, ваш покорный слуга.

— Еще один Деверо? — Рене заметила у двух разных мужчин схожие черты, но Майкл был, как бы это сказать… Вместо продолжения она отпила глоток грушевого сидра.

Лицо молодого человека окаменело.

— Не имею чести быть знакомым с теми, кто предъявляет права на мою фамилию.

Рене рискнула бросить на него прямой и открытый взгляд.

— Почему вы все время смотрите на меня? — Это был пробный шар.

По губам Майкла скользнула мягкая улыбка.

— По двум причинам. И, как мне представляется, обе вам известны, мадам.

Осознание того, что он находит ее привлекательной, доставило Рене удовольствие.

— А что выделали в подвале?

Прямота девушки заставила его неуверенно рассмеяться.

— Вы позволите? — После ее утвердительного кивка он осторожно опустился на скамью рядом с ней. Глаза его засверкали, когда он оценил ее искренность и шутливое настроение. — Quid pro quo^[28]?

— Око за око, — с улыбкой согласилась Рене и тут же со стыдом поняла, что беззастенчиво флиртует с ним.

— Меня поселили там, внизу, и я искал лестницу, чтобы подняться наверх. Теперь ваша очередь.

— Вы живете в подвале? Этого не может быть!

На мгновение на лице юноши отразилась уязвленная гордость, но черты его тут же разгладились, однако этого мгновения девушке вполне хватило, чтобы догадаться обо всем.

— Ваш первый визит ко двору? И привратник, наверное, клятвенно уверял вас в том, что все места уже заняты, а гостиница переполнена?

— Вы угадали, мадам.

— Меня зовут Рене. — Она протянула ему свою ладонь. Теплые губы легонько коснулись костяшек ее пальцев, и по коже девушки пробежала дрожь мгновенного удовольствия. Она сразу отняла свою обожженную поцелуем руку. — Так что же, вы и спите там, в окружении винных бочек и крыс?

Он равнодушно пожал плечами.

— Еще не имел такого удовольствия. Я прибыл только сегодня.

Рене прочла в его глазах смущение и замешательство. Совершенно очевидно: кто–то зло над ним подшутил, а юноше не хватило опыта, чтобы с достоинством выйти из положения. В голове у принцессы тут же родилась блестящая идея.

— Искренность в обмен на искренность. Советую вам обратиться к одному из тех мужчин, что держат в руках белые жезлы. Это шесть придворных распорядителей, — пояснила она, показывая на них пальцем. — Лорд управляющий, лорд сенешаль, шталмейстер, помощник сенешаля, гофмейстер и казначей. Они руководят жизнью в замке. Любое решение требует их одобрения. Кто бы ни отправил вас в то ужасное помещение в подвале, он отвечает перед одним из них.

— Кого же из них вы мне порекомендуете?

— Вне всякого сомнения, графа Вустера, лорда управляющего. Старый пьяница крупно проигрался за игорным столом. Полагаю, он благосклонно отнесется к небольшому пожертвованию в его личный фонд. Вполне скромная сумма обеспечит заодно и наказание того камердинера, который столь несправедливо обошелся с вами.

— Граф Вустер, — повторил Майкл, запоминая имя.

— В будущем, не колеблясь, предлагайте деньги. Этот мир стоит на жадности человеческой. При дворе все покупается: более высокое место, более мягкая кровать, корзина с фруктами… — «И сведения тоже».

На его загорелом лице заиграла ослепительная улыбка, и молодой человек из просто привлекательного превратился в очаровательного.

— Я в долгу перед вами, мадам. По правде говоря, я как–то не подумал… Вы, должно быть, считаете меня простофилей.

— Мы с вами квиты?

— Едва ли. Вы — принцесса, а я… ваш благодарный ученик. — Майкл склонил свою златовласую голову.

— А–а, вот вы где! — Перед ними возникла Анна.

Майкл вскочил на ноги и отвесил Анне церемонный поклон.

— Миледи…

— А почему ты ушла от игорного стола? — пожелала узнать Рене.

— Потому что все побежали переодеваться к маскараду. — Пожирая Майкла глазами, Анна протянула ему руку. — Добрый вечер, сэр. По–моему, я не видела вас ранее при дворе.

— Это мое первое паломничество, миледи. — И юноша поцеловал ее пухлые ледяные пальцы.

Анна обворожительно заулыбалась.

— Первый раз… Вы готовы расстаться с невинностью?

Рене почувствовала, что еще немного, и ее стошнит. Майкл коротко рассмеялся.

— С превеликим удовольствием, миледи.

— Анна. — Она прижалась к нему всем телом, не отнимая у юноши своей руки. — Кто же вы такой, викинг?

— Майкл Деверо, к вашим услугам.

— И вы пришли грабить и насиловать, викинг, или сражаться на турнире и веселиться?

— Я пришел за всем сразу, мадам.

Рене со странным неудовольствием следила за разворачивающейся на ее глазах интерлюдией. Мерзкий флирт новоявленной подруги похоронил все ее надежды выудить у молодого человека дополнительные сведения и принять деятельное участие в заговоре высокородного брата Анны. Она встала.

— Быть может, нам тоже пора переодеваться к балу–маскараду?

— Одну минуточку, дорогая. — Анна отмахнулась от нее с таким видом, словно Рене была не более чем назойливой мухой, и провела кончиками пальцев по кожаной шотландской сумке, висящей у Майкла на перевязи. — Похоже, я ошибалась. Вы — древний кельтский воин, а не викинг.

Он рассмеялся.

— Скорее, во мне смешалось всего понемножку.

Пальчики Анны продолжали играть с его меховой сумкой.

— А что вы в ней носите?

— Волшебное снадобье, миледи Анна, чтобы околдовывать очаровательных придворных дам и влюблять их в себя.

«Еще на дюйм левее, и Анна начнет ласкать его магический скипетр», — с негодованием отметила про себя Рене. Развязное поведение подруги выводило ее из себя.

— Прошу извинить нас, — заявила она Майклу. — Мы не хотим, чтобы сражение началось без нас. — Она взяла Анну под руку и едва ли не силой потащила ее прочь.

Вооружившись цветами, фруктами и сладостями, рыцари–тамплиеры и леди–сарацинки наносили друг другу удары, рассыпавшись по всей зале, и их возбужденный смех заглушал звуки музыки. Полумаски и капюшоны вполне успешно скрывали лица, и поэтому некоторые участники импровизированного сражения, дамы наравне с мужчинами, без стеснения забирались на столы и уже оттуда метали свое оружие с убийственной точностью.

Рене уже и не помнила, когда в последний раз смеялась так искренне, от всей души, или пускалась в откровенно фривольные проделки. На несколько бесценных мгновений страхи и тревоги оставили ее, растворившись во всеобщем веселом безумии. К великому сожалению соперничающих сторон, очень скоро их запас сахарных дротиков и стрел иссяк. Королевский шут, главное действующее лицо во всей этой кутерьме, олицетворяющий своей персоной Беспорядок, объявил победу дам над кавалерами. С визгом и смехом леди–сарацинки согнали побежденных рыцарей–тамплиеров, как стадо, в центр залы и приказали им выстроиться в шеренгу для танцев.

Постепенно приходя в себя, Рене принялась высматривать короля и Анну среди персонажей в масках. Пышную и перезрелую фигуру подруги она распознала без труда, а вот рыцарей, схожих с королем, обнаружилось сразу несколько. Когда дамы начали выбирать себе кавалеров, принцесса заметила, как Анна подошла к одному из двойников его величества. Но был ли это действительно сам король? Пожалуй, он слишком строен и высок для Генриха… О нет! Эта глупая гусыня все испортит! Похоже, именно того и добивалась Анна: ввести брата в заблуждение и таким образом спасти себя и его от возможного наказания. «Не кажется ли тебе, что ростом он не уступает нашему королю?» А она, Рене, еще считала Анну дурочкой. Похоже, этот эпитет подходит ей самой. Всего–то и нужно было, что присмотреться повнимательнее — как Анна воспылала неожиданным интересом к этому юноше, как отчаянно и напористо флиртовала с ним, — чтобы понять: она готовит козла отпущения. После того как дело будет сделано и маски сорваны, Бэкингем не сможет обвинить Анну в мошенничестве или предательстве.

В порыве отчаяния Рене решилась на поистине неслыханный поступок. Приблизившись к Майклу вплотную, она первая взяла его за руку.

Рука у юноши оказалась большой, нежной и очень теплой. Он раскрыл ее ладонь, чтобы поцеловать. Внизу живота у девушки стало горячо, и странные желания захлестнули ее разум и тело. А затем, извинившись без слов, он выпустил ее ладонь, чтобы взять руку Анны. Нет! Рене разрывалась на части. Она не могла допустить этого. Привстав на цыпочки, девушка жарко зашептала ему на ухо:

— Не танцуйте с ней, глупец! Вас убьют!

— Я знаю, — шепнул Майкл в ответ, обдав ее запахом своего тела, отчего у нее вновь закружилась голова. Он наклонил голову, так что губы их едва не касались друг друга. Сердце Рене тяжело стучало в груди. А в глазах у Майкла вдруг появился стальной блеск. — Кто предупрежден, тот вооружен.

Рене растерянно отступила на шаг. Значит, он намеревается спасти короля. Он собирается воспользоваться ловушкой Бэкингема, чтобы поймать в расставленные сети самого герцога — а она никак не могла остановить его.

Музыканты заиграли вольту^[29]. Рыцарь–тамплиер подхватил ее и закружил в танце. Она машинально выполняла все движения и повороты — вправо, влево, вправо, влево, — не сводя глаз с Анны и ее спутника. Она упустила такой прекрасный шанс, и теперь ей не остается ничего другого, как начать все сначала.

Чума на них обоих!

На счет «пять» все кавалеры одной рукой обхватили своих дам за талии, а другую положили им на бедра, готовясь выполнить прыжок с поддержкой. Рене, смирившись с поражением, опустила ладонь своему партнеру на плечо и повернулась к нему в профиль, как того требовали правила танца. Шаг перед прыжком был самым чувственным во всей вольте, когда дамы и кавалеры шепотом обменивались словами любви и страсти. Девушка ощущала горячее и влажное дыхание партнера у себя на виске, он едва не касался его губами, а потом вдруг подбросил ее в воздух на высоко поднятых руках, подставив свое бедро. Она догадалась, кто скрывается под маской рыцаря–тамплиера: сэр Уолтер Деверо, человек Норфолка.

Рядом прозвучал громкий взрыв дамского смеха. Это Бесси Блаунт вовсю резвилась со своим кавалером, высоким крепким рыцарем с широкими плечами и властной осанкой — королем Генрихом.

Усталая и отчаявшаяся, с ноющей болью в ногах, Рене не видела никакого смысла задерживаться в зале. Поэтому, едва только танец закончился, она поблагодарила своего партнера и собралась было уйти, но он вновь обхватил ее за талию, на этот раз уже против ее воли, и, резко развернув, прижал к своей груди.

— Вы должны мне поцелуй в знак примирения, — пробормотал он ей на ухо.

— Отпустите меня, сэр.

— Чтобы мы расстались врагами? Ни за что.

Рене заметила, как Анна и Майкл выскользнули из залы, и ощутила знакомый зуд любопытства, но партнер удерживал ее на месте. «Пусть уж лучше так, — подумала девушка, — я не могу позволить себе, чтобы меня вновь застали за подслушиванием». Когда парочка скрылась из глаз, силы оставили Рене. Ах, как все было бы легко и просто, если бы эти идиоты не отважились на совершенно ненужную импровизацию! Она быстро развернулась, шурша юбками, и сердито уставилась на сэра Уолтера.

— Давайте побыстрее покончим с этим! — «Или ты горько пожалеешь о своих словах».

В глазах его сверкнула молния. Ах да, он наверняка строил в ее отношении несколько иные планы.

— Как вам будет угодно, мадам. — Приподняв ей пальцем подбородок, он наклонил голову и коснулся губами ее губ. Поцелуй был достаточно вежливым и корректным. — Помните, что я вам сказал, принцесса. Вы можете располагать мною.

Сердито тряхнув головой, Рене развернулась и вышла из комнаты.

— Пойдемте, ну, пойдемте же!

Анна буквально тащила Майкла за собой по тускло освещенному коридору, держа его за руку. Он покорно следовал за ней, но это не помешало ему заметить, что за ними следят. Оконная ниша за гобеленом с изображением Венеры — так, кажется, говорил герцог Бэкингем. Когда они достигли нужного места, Анна откинула в сторону тяжелую портьеру и повлекла его за собой в темный укромный уголок. Развернувшись к нему лицом, она обхватила его руками за шею, притянула голову юноши к себе и впилась в его губы. Их полумаски с козырьками столкнулись, когда поцелуй стал жарким и страстным, но Майкл не решался открыть лицо, по крайней мере, до тех пор, пока его предполагаемый убийца не нанесет удар. А тот был уже близко. В любую минуту в спину ему из–за гобелена мог вонзиться кинжал; во всяком случае, таков был первоначальный план герцога.

Внезапно Анна оторвалась от него. В ее голосе послышались панические нотки.

— Уходите! — взмолилась она. — Умоляю вас, уходите немедленно!

Майкл замер. Сначала она заманила его в ловушку, а теперь предупреждает об опасности? Подобная внутренняя перемена удивила его — но не привела в такой восторг, как предостережение из уст французской принцессы. Рене, очевидно, тоже разгадала замыслы Анны и попыталась отговорить юношу от героического безрассудства. На какой–то краткий миг его охватило неодолимое искушение забыть о заговоре и очертя голову броситься в объятия Рене. Очевидно, подсознательно он уже принял решение, в полном соответствии с напутственными словами лорда Тайрона: «Будь мудрым, а остальное предоставь богам». Да, он поступил очень мудро. Прямо–таки до отвращения мудро. И заслуживал награды.

— Тише! — Майкл прижал палец к губам Анны, когда она забилась в истерике, умоляя его уйти.

Юноша уловил шорох: это убийца подобрался к гобелену уже почти вплотную. Он был взволнован и напряжен, и от него — убийцы — прямо–таки разило потом. Майкл даже расслышал его тяжелое дыхание. Он ждал, прижав Анну к стене ниши и подставив свою незащищенную спину под удар. Герцог не должен был заподозрить, что сестра предала его. Поэтому Майклу следовало отреагировать на что–либо — шум или движение, — а не предотвращать нападение. Инстинкт подсказал ему, что сейчас герцог стоит у него прямо за спиной. Он замер, насторожившись и едва дыша. До слуха юноши донесся слабый шелест: это кинжал покинул ножны… Он быстро откинул гобелен в сторону и шагнул из ниши в коридор.

Убийца в маске прыгнул к нему и нанес удар. Майкл успел увидеть, как сверкнул в темноте стальной клинок, нацеленный ему в живот. Он поймал своего противника за запястье руки, в которой тот сжимал кинжал, и пнул коленом. Клинок со звоном полетел на пол, а юноша другой рукой схватил герцога за горло и с размаху ударил его головой об стену.

Оглушенный, герцог Бэкингем сполз по стене на пол, постанывая и ругаясь сквозь зубы. Он по–прежнему был в маске. Майкл уже стоял над ним, держа в руке трофейный кинжал. В тусклом свете догорающих свечей его зловещая огромная тень склонилась над поверженным противником.

— Пошел вон! Или, клянусь честью, я разрублю тебя на куски!

Герцог поднял голову и снизу вверх взглянул на него.

— Кто вы такой, чума вас забери?

— Твой оживший ночной кошмар. Пошел вон отсюда! Больше я повторять не намерен.

Он смотрел, как герцог неловко поднялся на ноги и заковылял прочь. А Майкл сунул кинжал Бэкингема за пояс и вернулся в темный альков за гобеленом. Он обнаружил там Анну, которую трясло от ужаса, словно кролика, попавшегося в расставленные охотником силки.

— Ч–что с–случилось? — задыхаясь от страха, пролепетала женщина.

— Какой–то пьяница подкрался сзади и попытался срезать мой кошель. Я прогнал его прочь.

— И эт–то в–все? — Анна запрокинула голову, и белки ее глаз влажно блеснули в темноте.

— Нынче ночью не пролилось ни капли крови. Успокойтесь, моя милая сарацинка.

Внезапно она обняла его за шею и поцеловала по–настоящему.

— Возьми меня, возьми меня сейчас же, — выдохнула Анна, срывая с плеч платье и обнажая роскошные молочно–белые округлости. Взяв его руку, она положила ее себе на грудь и принялась тереться промежностью о его пах. Похоже, леди сгорала от страсти!

Ее грудь оказалась восхитительно тяжелой и упругой на ощупь. Майкл не принадлежал к числу мужчин, способных оставить женщину в беде, особенно после того, как та провела три года в целомудрии. Он принялся ласкать ее сосок большим пальцем. Анна едва не закричала, желая большего. Его член напрягся, требуя удовлетворения. Склонив голову, чтобы приникнуть ртом к ее соскам, превратившимся в спелые сливы, он обеими руками схватил подол ее платья и высоко задрал его, обнажив ее ноги до пояса. Короткие судорожные вздохи Анны подсказали ему, что он может зайти как угодно далеко. Майкл сунул руку ей между бедер и нашел бутон ее розы, скользкий и влажный от похоти. Поглаживая ее одной рукой, он другой развязал шнурок своего гульфика. Его жезл напрягся, готовый к бою.

— Обними меня за шею и держись крепче, — скомандовал он.

Приподняв ее пышные бедра, которые инстинктивно раздвинулись, чтобы принять его, он резким рывком вошел в нее, прижав Анну спиной к стене. От нее пахло вином. Она сцепила ноги у него на талии, и он начал двигаться, сильными и быстрыми толчками загоняя член в самые сокровенные глубины ее естества. Воздух в алькове стал спертым и удушливым, и в темноте было слышно лишь их частое и затрудненное дыхание.

Их совокупление было грубым и страстным. Женщина была горячей и влажной, и он твердо вознамерился взять от нее все, доставив себе удовольствие. Он загонял в нее член все глубже и быстрее, чувствуя: еще немного, и он не выдержит. Она обхватила его руками и ногами, слившись с ним воедино, а затем, пронзительно вскрикнув, содрогнулась раз и другой, когда ее с головой накрыла волна экстатического наслаждения. С глухим рычанием и Майкл, наконец, уступил жгучему напряжению, раскаленной иглой вонзившемуся в позвоночник, и тоже обрел свободу.

Рене спешила в апартаменты. Она потерпела неудачу, но что еще ей оставалось делать? Она не сумела переубедить юношу. И Анна — эта дешевая тошнотворная проститутка — сумела перехитрить ее. Господи помилуй! Спиной чувствуя присутствие двух вооруженных стражников, Рене ускорила шаги. Это были ее телохранители, но девушка еще не привыкла все время находиться под наблюдением. Подобное ощущение было для нее внове, и оно скорее раздражало, нежели успокаивало ее.

У дверей дворцовых апартаментов принцессы стояли еще два французских стражника. Часовые. По приказу короля Франциска телохранители должны были сопровождать ее повсюду, охранять ее резиденцию и оказывать содействие во всех ее делах и начинаниях. Когда Рене приблизилась, они распахнули перед ней двери. Принцесса пожелала все четверым спокойной ночи и вошла в свои апартаменты. В комнате было непривычно темно и тихо, и лишь в камине янтарными огоньками вспыхивали угли.

— Адель? — позвала принцесса, запирая за собой дверь.

Внезапно к ней из темноты потянулись сильные руки и схватили ее сзади. Одна рука скользнула к лицу, зажимая рот, другая прижала ее к чьему–то мускулистому и напряженному телу. Рене не могла пошевелиться. Она не могла даже закричать.

Майкл опустил Анну на ноги и принялся застегивать гульфик. Она втиснула груди в корсаж, подтянула рукава и встряхнула юбки, расправляя их.

— У меня вот уже более трех лет не было мужчины, — прошептала она. — И ты мне очень понравился.

— И ты мне тоже. — Он улыбнулся, наконец–то обратив внимание, что оба в пылу страсти лишились своих масок. — Будь у нас кровать, я был бы не прочь продолжить. — Одна лишь мысль о том, чтобы вернуться в подвал, выбывала у него содрогание.

— У меня есть огромная кровать, а муж отсутствует…

Майкл широко улыбнулся.

— Если это приглашение, то я с радостью принимаю его. — Он положил ей руки на талию и прижал к себе. — Хотя должен предупредить, что выспаться в одной постели со мной тебе не удастся.

Анна лишь рассмеялась в ответ, пусть и несколько устало, но молодой человек предпочел не обращать на это внимания. Она взяла его за руку.

— Пойдем, мой скандинавский кельт. И давай попробуем определить границы твоей силы и напора.

Она вывела его из алькова, боязливо оглядываясь по сторонам. Но вокруг никого не было видно. Из королевских апартаментов доносились взрывы смеха, временами заглушавшие музыку.

По молчаливому согласию они быстрым шагом двинулись по коридорам и переходам дворца, старательно избегая случайных столкновений: ни одному из них не хотелось, чтобы их увидели в обществе друг друга. До тех пор пока герцог Бэкингем будет оставаться в неведении относительно личности мужчины, которого Анна «ошибочно» приняла за короля Генриха, он не сможет отомстить ни ему, ни своей сестрице.

Два ночных сторожа охраняли вход в крыло, в котором король повелел разместить своих благородных гостей. Один из стражей повернул голову, глядя на приближающихся Майкла и Анну. Проклятье! Майкл негромко выругался, осознав, что свои маски они оставили на полу в алькове. Он крепче прижал женщину к себе и увлек к дальней стене, остававшейся в тени, поскольку светильник на ней уже давно погас.

— Подожди здесь, — прошептал молодой человек и бегом бросился обратно.

Подхватив с пола забытые маски, он через несколько мгновений вернулся к своей спутнице. Капюшон упал ему на плечи, открывая лицо. Майкл туго затянул завязки своего атласного забрала, накинул на голову капюшон и поглубже надвинул его на глаза.

— Ты думаешь, он разглядел наши лица? — с беспокойством поинтересовалась Анна.

— Пойдем, не будем стоять на месте. Чем дольше мы проторчим здесь, тем вероятнее, что он нас запомнит. — Обняв женщину одной рукой за талию и старательно сутулясь, чтобы скрыть свой высокий рост, он позволил ей увлечь себя в ее комнату.

Рене быстро справилась с паникой и сунула руку во внутренний рукав, нащупывая рукоятку небольшого кинжала. Быстро выхватив оружие, она с размаху вонзила его в бедро незнакомца, по–прежнему прижимавшего ее к себе. Тот выругался сквозь зубы и отпустил девушку. С бешено бьющимся сердцем Рене подскочила к двери, отперла ее и громкими криками стала сзывать стражу. Они ворвались внутрь, но вместо того чтобы наброситься на незваного гостя, замерли у порога, тупо глядя на него.

— Отличная работа, мадам, — выдохнул нападавший, выходя из темноты в узкий прямоугольник света, падавший из коридора, и зажимая рукой рану на бедре.

Рене от неожиданности попятилась назад.

— Сержант Франческо! Что вы себе позволяете, сэр? Или вы забыли, кто я такая? Господи Иисусе, да у вас кровь течет! Куда запропастилась Адель? Она сейчас же перевяжет вам рану. Адель!

Из спальни вышла ее камеристка, неодобрительно цокая языком.

— Он вполне может сам прибрать за собой, — произнесла она на бретонском диалекте.

Рене перевела взгляд со служанки на сержанта и стражников.

— Что здесь происходит?

— Вот он, — Адель ткнула пальцем в сержанта Франческо, — решил проверить, хорошо ли вы усвоили то, чему они вас учили. Он заставил меня погасить огонь в камине и уйти в спальню, чтобы я не путалась под ногами.

Рене вперила в бедного итальянца гневный взгляд.

— Это правда, сержант? Вы специально устроили мне засаду?

— Приношу свои извинения, мадам. Я выполнял приказ лейтенанта Армадо. Он счел, что вам необходима практика.

Глаза принцессы округлились от изумления.

— Так поздно? — не веря своим ушам, переспросила она.

— Мы отвечаем за вашу подготовку, которая, как я только что имел неосторожность убедиться, находится на достаточно высоком уровне.

— Где лейтенант Армадо? — Когда тот не откликнулся на ее голос, Рене опустила взгляд на окровавленный кинжал, который все еще сжимала в руке. Сердце у девушки по–прежнему трепетало от пережитого волнения, но рука ее не дрожала. — Присядьте у огня, сержант, прошу вас. Я сама займусь вашей раной. Ваши люди могут вернуться на свой пост… или в кровать. Адель, будь любезна, принеси мне чистые тряпки, горячую воду и вино.

Громким ворчанием выражая свое неодобрение, Адель развернулась на каблуках и вновь скрылась в спальне.

— Умоляю вас простить меня за нападение, которому вы подверглись, и позвольте сделать вам комплимент по поводу вашего поистине замечательного ответа на него.

Сержант, прихрамывая, подошел к камину, подбросил в него несколько поленьев, отчего в дымоход рванулся сноп огненно–красных искр, и опустился на длинную, подбитую войлоком скамеечку, стоявшую перед очагом. Несмотря на полученную рану, он производил впечатление ловкого и выносливого мужчины.

Рене присела на низенький табурет, чтобы осмотреть рану на бедре, нанесенную ее кинжалом.

— Рана неглубокая, — заверил ее сержант. — Толстая кожа, из которой сшиты мои панталоны, как раз и предназначена для того, чтобы противостоять колющим ударам, да и кинжальчик у вас маленький.

— Лейтенант Армадо дал мне его, когда обучал меня во Франции.

Вернулась Адель и принесла все, что просила Рене. Предложив сержанту чашу с вином, она разложила на маленьком столике рядом с ним полоски чистой ткани и поставила чайник с водой на треногу надогнем. Очередной порцией фырканья выразив свое неодобрение, служанка стерла кровь с лезвия кинжала Рене и вернула его своей хозяйке.

— Вы испачкаетесь в его крови и только испортите платье. Давайте я сама перевяжу его.

— Спасибо, Адель. — Рене встала с табуретки и пересела на скамеечку рядом с сержантом.

— Нам необходимо поговорить наедине, — заявил тот, с подозрением глядя на Адель.

— Что бы вы ни хотели обсудить со мной, сержант, можете смело говорить об этом в присутствии Адели.

— Как вам будет угодно, мадам. — Он одобрительно кивнул, когда принцесса вновь спрятала в рукаве небольшой серебряный клинок. — Славное оружие, его легко достать и еще легче им воспользоваться, что вы нам и продемонстрировали. Ой! — Сержант поморщился, когда Адель разрезала ему штанину и приложила к ране скомканную ткань, смоченную зеленой мазью.

— Кресс водяной очистит воспалившуюся плоть, — пробормотала по–бретонски Адель.

Рене перевела сержанту ее слова.

— Мадам, — после некоторого колебания заговорил тот, — мы здесь для того, чтобы служить вам, защищать и повиноваться. Мы связаны тайной клятвой, которую принесли ради успеха нашей миссии. Это наш долг и одновременно честь для нас. Полагаю, милорд кардинал объяснил вам, кто мы такие.

— Да. Кардинал Медичи рассказывал мне о вас. Вы — те, кого называют deletoris^[30].

Он кивнул.

— Мы хорошо обучены и получили прекрасное образование, происходим из хороших итальянских семейств и гордимся своей работой. Мы — солдаты на службе Господа. Приказывайте. Мы выполним ваши распоряжения. Именно для этого мы и находимся здесь.

Значит, это не обычные воины. Она ввязалась в смертельно опасную игру с исключительно высокими ставками.

— Кардинал Кампеджио находится в Лондоне. Вы знали об этом? Руже докладывает, что добрый кардинал готовит очередной крестовый поход.

— Нет, мадам. Он охраняет Талисман. Хотя именно он убедил Папу назначить Уолси легатом, Кампеджио не доверяет своему амбициозному английскому коллеге и остается в Лондоне, чтобы наблюдать за ним в Йорк–плейс, дворце кардинала Уолси, расположенном чуть выше по реке. Он редко бывает при дворе и всегда путешествует под охраной собственных deletoris.

Господи Иисусе Христе, какая же она дурочка! Чего она надеялась достичь нынче ночью, толкая Бэкингема на преступление? Предположим, он бы убил короля. А что прикажете делать ей самой? Нанять лодку и плыть ко дворцу Йорк–плейс глубокой ночью? А потом пытаться проникнуть в охраняемый замок кардинала? И перевернуть его вверх дном в поисках Талисмана? Хвала Господу, ее план провалился. Теперь, оглядываясь назад, можно считать, что Анна оказала ей большую услугу. А сейчас Рене терзало любопытство. Ей очень хотелось знать, что же все–таки произошло на самом деле у гобелена с изображением Венеры. Заколол ли герцог ни в чем не повинного человека? Кто предупрежден, тот вооружен. Так, кажется, прошептал ей на ухо Майкл Деверо.

А теперь ей следует молить Господа о том, чтобы его светлость герцог Бэкингем совершил вторую попытку — и вот тогда она будет готова.

— А почему вы служите Медичи, а не Кампеджио?

— Всему виной давняя вражда между лейтенантом Армадо и капитаном Лусио, командующим deletoris Кампеджио. Мы откололись от них. Мы служим следующему Папе, мадам. Мы служим вам.

Рене решила, что может довериться ему.

— Сержант, отправьте кого–нибудь из своих лучших людей под видом слуги в Йорк–плейс. Мы должны совершенно точно знать, где находится Талисман. Он хранится где–нибудь в подвале? Или спрятан в сокровищнице кардинала? Или лежит у него под кроватью? Или Уолси постоянно носит его при себе?

— Слушаюсь, мадам! — Сержант Франческо вскочил с лавки. Несмотря на перевязанную ногу, он был явно в восторге от полученного задания. — Я сам выполню это поручение, но предварительно сообщу обо всем лейтенанту Армадо.

Наступление рассвета он встретил в лихорадке. Кожу жгло как огнем, в горле пересохло, в голове стучали неутомимые молотобойцы. Майкл с трудом выбрался из постели Анны и трясущимися руками схватил свою кожаную сумку. Склянка внутри нее оказалась пуста. Он негромко выругался по–гаэльски. Точно, он же сам выпил ее перед самым маскарадом. И сможет ли он теперь благополучно добраться до своего подвала?

Его состояние быстро ухудшалось. Большую часть времени он чувствовал себя здоровым и полным сил, но на рассвете бывал слаб, как младенец, и полностью зависел от очередного глотка «драконьей крови»…

Майкл с огромным трудом натянул панталоны, сапоги, рубашку и камзол, застегнул перевязь с мечом и, бросив последний взгляд на сладко спящую женщину, нетвердой походкой направился к двери. Снаружи, в коридоре, похрапывали ночные сторожа — кое–кто стоял, остальные прикорнули прямо на ступеньках. На подкашивающихся от слабости ногах, едва не теряя сознание, с полузакрытыми глазами Майкл пробирался по тускло освещенным коридорам дворца. На лбу у него выступили крупные капли пота, а сердце билось в груди как загнанное и подкатывало к горлу.

Внезапно по коже пробежали мурашки. Юноша затылком почувствовал чей–то взгляд. За ним следят! Кто это, неужели герцог? Он чувствовал себя слишком слабым, чтобы защищаться, но все же вытащил из ножен меч и принялся всматриваться в длинные тени, лежавшие вдоль стен.

Что–то зашевелилось у него за спиной. Майкл резко развернулся на каблуках и прищурился под первыми лучами солнца, пробивавшимися сквозь забранные решетками ромбовидные окна. Кто бы ни преследовал его, сейчас он ушел. Поблизости никого не было. Нетвердой рукой он смахнул пот со лба, судорожно хватая воздух ртом. Что это, галлюцинации, или же опасность все–таки была реальной?

Собрав остатки сил, он доковылял до своего подвала, задыхаясь и шатаясь из стороны в сторону, словно пьяный. Дойдя до каменных ступеней, он едва не полетел вниз головой. Почти все факелы уже погасли. Здесь правили бал обманчивые сумерки, но он все равно упрямо продвигался вперед, по памяти находя дорогу, ведомый инстинктом. Юноша хрипло вскрикнул от облегчения, завидев дверь в свою берлогу. Дрожащими руками он отпер замок и ввалился внутрь. Затем упал на колени перед железным ларцом. Ему понадобилась целая вечность, чтобы попасть крошечным ключом в замочную скважину. Наконец, крышка сундучка откинулась. Он схватил флакон, зубами выдернул пробку и жадным глотком осушил его содержимое. Слава Богу!

Майкл запер сундучок, задвинул его подальше и повалился на свою раскладную кровать. Он едва успел сбросить с ноги сапог, когда чудодейственное снадобье потянуло его в сон…

Дверь с грохотом распахнулась, ударившись о стену, и чей–то голос жизнерадостно проревел с порога:

— Пора вставать, солнце уже высоко!

«О нет, только не это», — мысленно простонал Майкл. Проклятье, он забыл запереть дверь!

— Уходи, ступай прочь… — взмолился он.

— Новый день уже наступил! Король собрался поохотиться на оленя, и мы едем вместе с ним!

— Никуда я не поеду… — пробормотал Майкл, от всей души желая, чтобы Стэнли, наконец, заткнулся, а его веселый голос перестал резать ему барабанные перепонки.

— Как легко забыть про долг в объятиях Морфея… — И тут, без всякого предупреждения, на Майкла обрушилось ведро ледяной воды, от чего он немедленно проснулся.

Отплевываясь, он сорвал с ноги второй сапог и запустил им в ухмыляющегося Стэнли.

— Клянусь, у тебя чертовски странные привычки, приятель! Или ты топишь всех своих противников?

В Майкла полетел его собственный сапог.

— Охота ждет, солнце взошло, воздух чист и свеж! — пропел Стэнли глубоким голосом. — Земля благоухает, поля зеленеют, леса зовут! Расчесывай свои светлые кудри и гляди веселей, потому как в охотничьей свите короля не должно быть хмурых и унылых лиц!

— Желаю вашей милости и вашей светлости доброго утра.

— А–а, сэр Уолтер… — Поскольку час был еще ранний, герцог Норфолк приветствовал своего подчиненного в домашнем халате и шлепанцах на босу ногу. А вот его сын Суррей был уже полностью одет и готов к тому, чтобы отправиться на охоту. — Хотите вина с медом?

— Благодарю, ваша светлость. — Уолтер неспешно вошел в кабинет, стараясь ничем не выдать охватившее его внутреннее напряжение — уж слишком необычными и важными казались ему самому известия, которые он намеревался сообщить герцогу. Проведя всю ночь в обществе лейтенанта Армадо Бальони, командира телохранителей принцессы Рене, Уолтер вернулся домой, смыл с себя запах дешевых проституток, прокисшего эля и общения с не самыми чистоплотными людьми на свете, переоделся и поспешил с докладом к своему господину. — Клянусь, у меня для вас новости, ваша светлость, которые наверняка покажутся вам интересными.

— Присаживайтесь и составьте нам компанию. — И герцог указал на складной деревянный стул, стоявший у камина.

— Ваша светлость, хотя мне еще предстоит осмыслить ту, вне всякого сомнения, важную тайну, о наличии которой говорят раздобытые мною сведения, однако я имею все основания полагать, что наткнулся на какую–то из очередных махинаций кардинала Уолси.

Левое веко у старого герцога задергалось.

— Продолжайте.

И Уолтер рассказал, как подружился с офицером, отвечающим за безопасность принцессы, как пригласил его провести ночь в разгульном борделе, как ему удалось накачать Армадо элем, как он уговорил итальянца сыграть в кости, заблаговременно нафаршированные свинцом, вследствие чего тот продул изрядную сумму, и как доставил его в целости и сохранности обратно во дворец.

— У него на шее висит медальон, — продолжал Уолтер, едва сдерживая радостное нетерпение. — Золотой крест на черном фоне и латинский девиз: «Солдаты на службе Господа».

— Точно такой же, как у телохранителя кардинала Кампеджио, — заметил Суррей.

— Вот именно! — воскликнул Уолтер. — На мой взгляд, очень любопытное совпадение. Охрана принцессы носит голубые ливреи французского королевского дома с геральдическими лилиями. Что тоже заслуживает самого пристального внимания, так как они скорее должны носить эмблему с горностаем на белом поле, каковые и составляют герб герцогства Бретань.

— Вот это как раз вполне понятно, учитывая, что принцесса прибыла в Англию с миссией мира. Ее посольство, возглавляемое французским посланником, маркизом Руже, представляет интересы Франции.

— Ну а при чем здесь тогда золотой крест на черном фоне? «Солдаты Господа», тайная папская армия, о которой никто ничего не слышал, сопровождает итальянского кардинала, призывающего к очередному крестовому походу, и одновременно здесь же появляется французская принцесса с сомнительной миссией мира, которую охраняют солдаты той же самой армии, разве что переодетые.

— Интересно, знает ли об этом Руже? — пробормотал герцог.

— В первую очередь следует выяснить, что связывает Уолси с этими шпионами, тайными и явными, — обращаясь к отцу, проронил Суррей.

— Быть может, мне следует продолжить развлекать лейтенанта, которому так не везет в игре? — поинтересовался Уолтер. Жажда деятельности переполняла его. Подумать только, он на равных секретничает с могущественными лордами, обмениваясь с ними конфиденциальными сведениями!

— Доставьте мне его медальон, — распорядился герцог и многозначительно взглянул на сына. Суррей поднялся.

— Нынче утром я отправляюсь на охоту с королем. Присоединяйтесь ко мне, сэр Уолтер.

Просияв, Уолтер вскочил на ноги. Охота с королем!

— Благодарю вас, милорд. Ваша светлость, позвольте откланяться.

ГЛАВА СЕДЬМАЯ

Из собственного тела я перенесся

В одинокого бродячего самца–оленя,

Скачу из леса в лес я быстро,

Спасаясь от своих гончих собак.

Франческо Петрарка. Поэма XXIII

Кавалькада охотников с королем Генрихом во главе мчалась галопом за стаей неистовых и шумных гончих, взлетая по склонам зеленых холмов и минуя буковые рощи. Всадников, коней и псов объединяла бьющая через край жизненная сила, предвкушение хорошей драки и возможности померяться силами. Собственно, охота началась с первыми лучами солнца, еще до того, как король поднялся с постели. Загонщики Гринвич–парка выбрали для забавы особого самца, расположившись со сворами гончих собак в стратегических местах вокруг охотничьих угодий. А когда прибыл король со спутниками, они подняли оленя–самца и началась погоня.

Впереди взревели рога, передавая основной части кавалькады сведения о том, куда направляется дичь. Король, светившийся от счастья, понятного только прирожденным охотникам, остановил свою свиту на вершине холма, с которого открывался потрясающий вид на окрестности и, приложив ладонь козырьком к глазам, чтобы защитить их от лучей утреннего солнца, принялся всматриваться вдаль.

Майкл, заторможенный и осоловевший от недосыпания, поравнялся со Стэнли и натянул поводья своего коня. Гончие, свежие и бодрые после сытной ночи, проведенной на королевской псарне, окружили его со всех сторон, громким лаем выражая свое негодование, совсем как сержанты, подгоняющие нерадивых новобранцев.

Король, лучники, составлявшие его личную стражу, и благородные гости подались назад, чтобы успокоить дрожащих от возбуждения животных. Майкл покраснел до корней волос. Он оказался в сплошном кольце лающих псов и мальчишек–погонщиков, старающихся их утихомирить, ощущая, что на него устремлены сочувствующие и презрительные взоры короля и его свиты. Не в силах терпеть подобное унижение, он простер руку над головами беснующейся своры, словно держа в ней меч, и громко выкрикнул:

— Sede^[31]!

Поразительно, но злобные псы успокоились моментально. Плюхнувшись на задницы, они покаянно понурили морды и заискивающе завиляли хвостами, как нашкодившие щенки. Мысленно утирая пот со лба, Майкл лишь молча кивнул пораженным королю и его гостям, а потом направил Архангела к Стэнли, словно маленький мальчик, ищущий спасения подле юбки матери.

— Отличная работа, малыш! — одобрительно расхохотался его приятель. — В следующий раз ты научишь злобных тварей стоять на задних лапах, танцевать и жонглировать кубками. Ну, ну, спокойно, мой хороший мальчик! — Он потрепал по шее своего коня, испуганно попятившегося от Майкла. — А известно ли тебе, что ты похож на большого и неуклюжего ирландского тролля, а? У них тоже есть скверная привычка обитать в грязных и запущенных подземных норах, под мостами, даже в подземельях дворцов и замков…

— Ха–ха, очень смешно. Как ты узнал, где искать меня? Я и сам еще толком не разобрался в географии тех катакомб, в которых меня поселили.

— Я спросил дорогу, и мне подсказали, — ответил Стэнли, продолжая успокаивать своего нервничающего коня. — Гарри^[32] прекрасный охотник. Так что самый надежный способ сделать приятное королю — это подарить ему отличного скакового жеребца. — «Или ястребов», — добавил про себя Майкл. Стэнли покровительственно улыбнулся ему: — Мой милый, ты что, проиграл пари?

— Отстань, — проворчал Майкл. Он устал, не выспался и пребывал решительно не в настроении отвечать на глупые поддразнивания приятеля.

Но Стэнли не унимался.

— Тогда как получилось, что ты спишь с крысами?

— Я оплошал. Мне следовало дать взятку негодяю–привратнику, чтобы он выделил мне более пристойное помещение. Но откуда, дьявол меня раздери, мне было знать, что он нагло лжет, уверяя меня, что все лучшие комнаты уже распределены заранее.

— Хм… — Стэнли ожесточенно поскреб в затылке. — Опоздавшему достаются одни кости, верно? Пожалуй, его светлости герцогу Саффолку, прибывшему сегодня во дворец вместе со своей супругой леди Мэри, сестрой нашего короля и вдовствующей королевой Франции, придется ночевать на конюшне вместе с лошадьми. — На губах у него заиграла широкая улыбка. — Ой, не смотри на меня так выразительно, а то мне становится страшно! Разговаривать с тобой сегодня утром — все равно, что дразнить разъяренного медведя.

— Ну, так не дразни. — Майкл, голова которого после бессонной ночи отказывалась соображать, вдруг вспомнил блестящий совет, данный ему накануне вечером ее высочеством принцессой Рене де Валуа. — Кстати, сегодня я намерен повидаться с графом Вустером, чтобы обсудить вопрос о моем размещении. Так что можешь быть спокоен, к закату я рассчитываю переселиться в светлую и чистую комнату с мягкой постелью.

— Ну–ну! Молодежь учится на ходу! Но мне почему–то кажется, что какая–то умненькая птичка напела тебе на ушко о том, как следует себя вести при дворе. Не подскажешь, кстати, которая? Малиновка или синяя птица счастья с королевскими лилиями?

— Синяя птица.

Но больше она уже никогда не заговорит с ним. Она хотела танцевать с ним, защитить его, подарить ему поцелуй примирения, а он с презрением оттолкнул ее от себя, вознамерившись сыграть роль героя, спасителя короля и Отечества! Ну вот, он расстроил заговор, отобрал у герцога его кинжал, но так и не снискал лавры победителя. Никто не знал о его триумфе, за исключением принцессы Рене. Синей птички счастья.

— Почему ты качаешь головой?

— Удивляюсь собственной тупости.

— О нет! — Стэнли нахмурился. — На твоем месте я не стал бы распускать перед ней хвост, малыш. Пустая трата времени и сил. Ее король не скажет тебе за это «спасибо». Да и наш тоже. Она как красивая картина, которой лучше любоваться на расстоянии.

Майкл вдруг ощутил, что его охватывает глупое, какое–то щенячье упрямство, но сдаваться не собирался. Юноша хотел заявить Стэнли: ему плевать, кто ее отец. Однако, как ни печально признавать, Стэнли был прав. Майкл вздохнул. Вокруг достаточно английских девиц, способных помочь ему погасить жар в чреслах, который так некстати разожгла синяя птичка счастья. «Очаровывай, но не люби; позволяй любить себя, но не влюбляйся сам». Здравый и разумный совет.

Рядом протяжно простонал Стэнли, и внимание Майкла переключилось на всадника, направлявшегося к ним.

— Гастингс, как поживаете?

Сэру Джорджу Гастингсу не требовалось особого приглашения, и он с жаром принялся перечислять многочисленные подвиги, совершенные им на границе с Уэльсом во славу своего шурина, герцога Бэкингема. «Боже мой, какой унылый и беспардонный хвастун», — с тоской отметил про себя Майкл. Супруг Анны. Неудивительно, что она искала утешения на стороне.

К счастью, король Генрих избавил их от докучливого собеседника.

— Вот он! — Его величество указывал на лесистый холм к северо–востоку от них.

Олень–самец приподнял золотистую шею, увенчанную благородной головой, из зарослей кустарника и посмотрел на опасных соседей. В лучах утреннего солнца Майкл отчетливо разглядел, как округлились от страха его большие влажные глаза, а сердце, наверное, учащенно забилось. Внезапно олень сорвался с места. Король тронул коленями бока своей гнедой кобылы, посылая ее в галоп. Свита устремилась вслед за Генрихом, подбитые мехом плащи трепетали на ветру, подобно крыльям гигантских птиц, громкие крики и залихватский посвист разнеслись окрест, давая понять всем, кто мог наблюдать за ними, какие они опытные и отчаянные охотники.

Король и его приближенные упорно преследовали оленя, держа под рукой луки, вплоть до самого берега неширокого ручья, где гончие потеряли его след. Взбешенные псы яростно прыгали на болотистом берегу, облаивая ни в чем не повинные воды.

Когда Майкл натянул поводья, останавливая Архангела, с верхушек деревьев на другом берегу с шумом взлетела стая птиц. Король Генрих гневно потребовал ответа от своего главного егеря:

— Почему олень сумел ускользнуть от нас?

— Никогда не видел ничего подобного, сир, — извиняющимся тоном промямлил тот. — У него как будто выросли крылья, и он попросту растаял в воздухе. Должно быть, что–то напугало его, ваше величество.

— Видишь? Говорил же я тебе, чтобы ты умылся, — весело ухмыльнулся Стэнли.

Но Майкл не обратил внимания на дружескую насмешку. Напрягая все свои чувства, он всматривался и вслушивался в окружающий мир: вот белки с шумом порскнули с ближних деревьев, кролики испуганно попрятались по норкам, кузнечики со стрекотом разлетались в разные стороны. Создавалось впечатление, что весь животный мир в страхе разбегался кто куда. И вскоре странная, какая–то сверхъестественная тишина обступила короля и его спутников.

— Надо было побеспокоиться заранее и хотя бы оградить оленя флажками, — презрительно бросил всадник справа от Майкла. А потом, развернувшись к нему и понимающе улыбнувшись как мужчина мужчине, добавил, явно имея в виду егеря: — Безмозглый осел.

Стэнли с готовностью ухмыльнулся во весь рот.

— Вижу, с тех пор как вы удалились на жительство в деревню, ваше знаменитое охотничье искусство обрело новые, простоватые и мужицкие грани, ваша светлость. Мы ведь собрались здесь, чтобы подстрелить оленя, а не затравить его собаками.

Всадник весело расхохотался.

— Моя светлость благодарит тебя за то, что ты счел возможным поделиться со мной своей безграничной мудростью и проницательностью, но, как ты только что резонно заметил, Стэнли, мы собрались здесь, чтобы подстрелить оленя, а не гоняться за ним весь день, вынюхивая его следы в траве, как гончие собаки.

— Неудивительно, что бедное животное сочло, что жизнь дороже завтрака. Майкл, позволь представить тебе моего давнего соратника по оружию, развлечениям и походам по тавернам, Чарльза Брэндона, герцога Саффолка. А это Майкл Деверо, вассал и наследник графа Тайрона.

Саффолк развернулся в скрипнувшем кожей седле и протянул Майклу затянутую в перчатку руку.

— Тайрон, значит? Не имел удовольствия быть с ним знакомым. Очевидно, милорд Тайрон готовит вас к управлению островом. Не хотел бы я оказаться на его месте. Скажите–ка, это не фляжка ирландской огненной воды булькает у вас в седельной сумке?

— Виски? — Майкл понимающе ухмыльнулся. — Нет.

— Жаль. Стэнли, ты случайно не знаешь какую–нибудь ирландскую таверну, в которой подают этот золотистый яд?

— Ни одна из них не подойдет вашей светлости. Вас ведь выгнали уже отовсюду.

Саффолк улыбнулся Майклу.

— Как приятно сознавать, что ты преуспел хоть в чем–то, не прав да ли?

Майкл улыбнулся герцогу в ответ. Насколько он помнил, Чарльз Брэндон был сыном знаменосца, которому близкие отношения с королем Генрихом позволили получить титул герцога и руку принцессы.

Король, между тем, начал нервничать и не находил себе места от беспокойства. Он уже отправил пеших егерей прочесать лес вдоль берега речушки, чтобы попытаться найти удравшего оленя или хотя бы его следы.

— Из–за чего задержка? — поинтересовался Майкл у Стэнли. — Осмотреть местность можно ведь и не слезая с лошади.

— Как только дичь выскальзывает за пределы Гринвич–парка, действовать следует с большой осторожностью, чтобы не завалить по ошибке чужую добычу. В противном случае король попадет в затруднительное положение, и ему даже придется выплатить компенсацию владельцу другого оленя, не говоря уже о том, что его репутация умелого охотника будет поставлена под сомнение.

— Одну вещь я уже сейчас могу утверждать со всей определенностью. Наш олень пересек ручей. Ты разве не видишь, как из леса разбегаются все животные? Оглянись по сторонам. Здесь не видно ни единой птицы. Природа замерла, она, словно затаила дыхание, но только по эту сторону ручья. Тебе не кажется это странным?

Ручей был широким, но мелким. Внимательно вглядываясь в густые заросли зелени, начинающиеся почти у самой воды, Майкл вдруг заметил королевского оленя — тот прятался за деревьями, его золотисто–красная шкура блестела от влаги, а большие коричневые глаза настороженно следили за охотниками.

— Вот он, — негромко произнес юноша. — Он прячется на опушке, так, чтобы его не видно было с берега.

Стэнли и Стаффорд с удивлением взглянули на Майкла, а потом стали всматриваться в тот участок леса, на который он показывал рукой. — Ты его видишь?

— Вижу. Он притаился прямо напротив нас. Смотрите, он не сводит с нас глаз!

Стэнли взглянул на короля и заставил Майкла опустить руку, негромко пробормотав:

— Ты совершенно уверен в этом?

— Абсолютно. Олень вон там. Я вижу его. — Неужели Стэнли ослеп окончательно?

— Если он говорит, что видит оленя, значит, мы должны позволить этому молодому человеку привести нас к нему, — заявил Стаффорд и направил своего коня к королю. — Похоже, среди нас следопыт, который ни в чем не уступит любой гончей.

Стэнли метнул на Майкла проницательный взгляд.

— Откуда ты знаешь, что это тот же самый олень?

Вопрос приятеля поверг Майкла в недоуменное молчание. Запах. Гром и молния, но не может же он признаться, что отличает именно этого оленя по запаху! Он и сам с трудом верил в то, что это возможно. Он просто знал, что ошибки нет и быть не может.

— Ирландские трюки, — предпочел отшутиться юноша.

— Ого! Вы заметили оленя, не правда ли? — Король Генрих подъехал вплотную к Саффолку. — Ну и где же он? — Он окинул внимательным взглядом зеленые заросли на другом берегу. — Покажите его мне.

— Лучше бы ты не ошибся, — прошептал Стэнли так, чтобы его слышал один только Майкл. Он больше не улыбался.

— Олень прячется в чаще, в ста ярдах от вашего величества, — сказал Майкл.

— Чего же мы ждем? Ведите нас! — И король Генрих первым направил своего коня на ту сторону ручья.

Майкл толкнул коленями Архангела, но его остановил Стэнли. Его друг явно хотел сказать что–то, но потом передумал и двинулся вслед за королем. Не успели они выбраться на другой берег, как повторилась та же картина: мелкое зверье бросилось врассыпную, а оленя и след простыл. Кое–кто из спутников короля громогласно выразил свои сомнения. Генрих же вперил внимательный взгляд в Майкла.

Чувствуя, как прежняя уверенность оставляет его, Майкл принялся всматриваться в густые заросли зелени. Нет никакого сомнения, он явственно чувствовал запах. Обострившийся слух Майкла уловил еще один звук — ритмичное постукивание. Интересно, что это — стук копыт… или сердцебиение? Если его собственный пульс бился ровно и уверенно, то подозрительный стук ускорялся, становясь похожим на частые удары молота по наковальне.

— За мной, сюда!

Юноша направил Архангела в заросли берез, вслед за убегающим оленем. Топот стал слышнее. Король и остальные охотники следовали за ним по пятам. Впрочем, двигаться им приходилось с предельной осторожностью, чтобы низко нависающие над головой ветки или торчащие из земли корни не выбили всадников из седла, и подобная медлительность выводила Майкла из себя. Тем временем напуганный олень, спасая свою жизнь, удалялся от них все дальше и дальше.

Когда они углубились в лес на целую лигу^[33], Майклом вновь овладели сомнения. Он более не видел оленя; он просто шел по его следам, как гончая: на запах и на звук, ведомый каким–то шестым чувством. «Я схожу сума, — сказал он себе, — если доверяю таким неуловимым ощущениям». Пожалуй, лучше бы он остался лежать в постели или последовал совету Стэнли. Завести короля во время охоты на оленя черт знает куда, в соседнее графство — не лучший способ завоевать его расположение.

И вдруг олень остановился, дрожащий, запыхавшийся, испуганный.

— Он уже недалеко! — не оборачиваясь, крикнул Майкл, чувствуя, как к нему вновь возвращается уверенность в собственных силах.

Не обращая внимания на листья и сучья, грозившие выколоть ему глаза, он пустил коня галопом, справедливо опасаясь, что олень вновь бросится бежать, и тогда они уж точно потеряют его. Но бедное животное оставалось на месте; его запах и стук сердца становились все слышнее. Майкл и возглавляемая им охотничья кавалькада вот–вот должны были увидеть его. Олень закричал, и от его жалобного вопля кровь застыла у юноши в жилах.

— Вот он! — Король Генрих возбужденно указал своим спутникам на благородное животное, запутавшееся в ветвях своими раскидистыми рогами.

Охотники спешились, топча сапогами сухие листья и сучья. Пораженные благоговейным ужасом, они приближались к чудесному созданию с золотистой шкурой, не сводя с него восторженных глаз. Король Генрих, как завороженный, стал извлекать из ножен свой охотничий нож. И тут Майкл совершил непростительную ошибку. Он взглянул оленю в глаза, когда король нанес смертельный удар. В то же самое мгновение юноша почувствовал, что сердце его разрывается на части, а легкие горят как в огне. Теплая кровь ручьем хлынула на землю. Спотыкаясь, Майкл шагнул в сторону и спрятался за дерево. Неведомая боль раздирала его изнутри. Глаза щипало, словно кто–то насыпал в них пригоршню песка. Во рту появилась горечь. Да что с ним такое происходит? Ведь он столько раз охотился в Ирландии! И ни разу не испытывал ничего подобного. Майкл чувствовал, что вот–вот потеряет сознание. Вот только до рассвета было еще далеко.

Он привалился спиной к шершавому стволу дерева, достал из сумки флакон и одним глотком осушил его. «Я должен прекратить это, — в отчаянии подумал юноша. — Победителем считается только тот, кто побеждает сам».

Рев охотничьего рога возвестил о смерти оленя, созывая спутников короля, чтобы разделать добычу и отвезти ее во дворец. Когда Майкл, несколько придя в себя, показался из зарослей, Стэнли схватил его за плечо.

— Ну, ты даешь, мой храбрец! Где тебя носило? Пойдем. Гарри хочет сказать тебе кое–что.

Майкл внутренне подобрался, готовясь к вопросам, на которые у него не было ответов. Разумного объяснения охватившему его безумию не существовало. А Стэнли произнес:

— Ваше величество, позвольте представить вам Майкла Деверо, законного наследника и приемного сына милорда Тайрона. Он только вчера прибыл из Ирландии.

Майкл преклонил колено перед королем и опустил голову, слыша, как сердце гулко, колотится у него в груди.

— Деверо, — растягивая слоги, произнес король, и в голосе его прозвучало веселое изумление. — Это вы — тот самый посланец, который привез ирландских птичек, без умолку щебечущих в моих клетках, словно какой–нибудь кельтский парламент?

Вопрос вызвал сдержанный смех у столпившихся вокруг зрителей, и даже Майкл скупо улыбнулся.

— Истинно так, ваше величество. Мой благородный покровитель молит Господа ниспослать вам свою милость и шлет уверения в своей неизменной любви и верности.

— Если ваши разговорчивые дары еще и разделяют ваше умение выслеживать добычу, то нас ожидает поистине замечательная соколиная охота. Не правда ли, джентльмены? — Слова короля были встречены согласным ропотом свиты. — Не вы ли сын сэра Джона Деверо от второго брака?

Приглушенный ропот стал на октаву выше и сменил тональность.

— Да, ваше величество, — подтвердил Майкл, сбитый с толку.

— Рожденный от предателя, лишенного гражданских и имущественных прав, и воспитанный нашим самым верным сторонником… Какое интересное потомство! Милорд Тайрон написал нам о вашем грядущем приезде и предупредил, что от вас следует ожидать великих подвигов.

Майкл был совершенно ошарашен и сбит с толку. Выходит, его отец — предатель? «Твой благородный отец сражался, как лев и умер за своего короля в бою под Блэкхитом, во время подавления мятежа корнуолльцев». Но почему же лорд Тайрон сказал ему неправду?

Юноша обвел взглядом горящие любопытством лица придворных, одним из которых стремился стать и он сам. Он с облегчением отметил, что все они смотрели на него без злобы и ненависти. Один только Уолтер, прозванный им павлином, казался пораженным до глубины души. Король продолжал:

— Милорды, мы будем судить этого льва по его когтям. Встаньте, Деверо. Мы довольны вами.

Рене пребывала в приподнятом настроении. Сегодня, сразу же после мессы, во дворец прибыла ее лучшая подруга леди Мэри. Их воссоединение, еще более сладкое оттого, что стало полной неожиданностью для Мэри, сопровождалось бурей слез, веселым смехом и бесконечными расспросами. Мэри была счастлива, красива и светилась любовью. Она родила уже двух детей, лорда Генри и леди Фрэнсис, а сейчас ожидала третьего ребенка. Будучи двумя годами старше Рене, Мэри обладала острым умом и упрямством, серыми глазами и копной огненно–рыжих волос, греческим профилем, изысканной бледностью и высоким ростом. С того момента как они упали друг другу в объятия, она без умолку болтала о своем муже и переменах, произошедших в ее жизни. Рене, отягощенная чужими тайнами, оказалась благодарным слушателем.

— Генрих пришел в ярость. Зная, что мы любим друг друга, он все же взял с Чарльза слово, что тот не сделает мне предложение до тех пор, пока не привезет меня из Франции. А когда он узнал о том, что мы тайно обвенчались, в страшной спешке и не испросив его согласия, он впал в бешенство, обозвав Чарльза проклятым предателем и авантюристом, и повелел нам не показываться ему на глаза. Чарльз ведь был его ближайшим другом, а я — родной и обожаемой сестрой, но он все равно долго не решался благословить наш союз, поскольку старичье в королевском совете требовало для моего мужа пожизненного заключения. Но благодаря вмешательству и заступничеству Уолси Чарльзу удалось избежать виселицы, а мне не пришлось оплакивать своего господина и скорбеть о преждевременном вдовстве. Генрих наложил на нас большой штраф и повелел не появляться при дворе, пока буря не уляжется и его гнев не остынет.

— Но ты теперь снова в фаворе. Это же замечательно!

Глаза у Мэри сияли.

— Да, теперь все хорошо. В прошлом месяце король гостил у нас в Абингдоне и остался очень доволен, поскольку ему доложили, что от чумы не умер ни один человек, хотя в других городах люди погибали ежедневно. А как ты поживаешь с тех пор, как мы виделись в последний раз, Рене? Что–то ты непривычно молчалива.

Рене тихонько вздохнула. Все равно Мэри рано или поздно услышит о ее неосмотрительном поступке. И ей не хотелось, чтобы до подруги дошла искаженная злыми языками версия событий. Поэтому она рассказала Мэри о Рафаэле и испытала огромное облегчение, излив душу достойной всяческого доверия и сочувствующей слушательнице. Они подружились в тот момент, когда обе переживали не самые легкие времена. Рене только что лишилась матери, которую унесла тяжелая болезнь. Мэри стала молодой женой престарелого короля в чужой стране. И когда девушки поняли, что у них есть много общего, это стало для них настоящим спасением. Кончина короля Людовика избавила Рене от деспотичного отца, а Мэри — от нелюбимого супруга. Английская Роза смогла выйти замуж за свою настоящую любовь — Чарльза Брэндона, первого герцога Саффолка. О разлуке с лучшей подругой Рене горевала сильнее, чем о смерти своего отца, вследствие чего постепенно прибилась под крыло Маргариты, которая оказалась продажной и подлой ведьмой. Так что теперь появление Мэри стало для Рене глотком свежего, благоухающего волшебными ароматами воздуха. Мэри удалось невозможное: она вышла замуж за человека, только недавно возвысившегося и обретшего известность, в сущности, выскочку и парвеню. Но ее успех и счастье вдохнули в Рене надежды на новую жизнь. Если английская принцесса сумела добиться желаемого, то почему бы и французской не повторить ее успех?

— Художник? — поинтересовалась Мэри, вопросительно изогнув рыжую бровь, когда Рене закончила свой рассказ. — Не лучше ли остановить свой выбор на каком–нибудь джентльмене благородного происхождения, обладающем некоторым состоянием и земельными владениями?

— Родословная для меня ничего не значит, а приданое у меня самой вполне приличное. Мне принадлежат герцогства Бретань и Шартр. Как только мое изгнание закончится, мы с Рафаэлем уедем куда–нибудь в деревню и заживем там мирно и счастливо, как ты с Чарльзом.

— Послушай меня, Рене. Будь же благоразумной! Длинноносый наверняка сделает так, что твой возлюбленный попросту исчезнет, а для тебя заключит брачный контракт. Говорю тебе, выбери себе приятного мужчину из числа друзей моего брата и тайно выйди за него замуж, как в свое время сделала я. По крайней мере, тогда у тебя появится право голоса, ты сможешь повлиять на свое будущее и обретешь счастье.

— Меня удовлетворит только брак с моим возлюбленным Рафаэлем.

— Удовлетворенность, довольство — это все понятия весьма относительные. Как только наше сокровенное желание сбывается, нам хочется большего. Мой дорогой супруг ненавидит деревенскую жизнь. Ему недостает придворной суеты. Он страстно желает занимать какую–нибудь должность, принимать участие в развлечениях или войнах. А я, например, затеваю реконструкцию Уэсторп–Хилла, нашего гнездышка в Саффолке. Он же собирается выстроить каменную резиденцию в Лондоне на берегу Темзы. — Мэри вздохнула с сожалением. — А что будет с тобой, Рене? Ты — придворная леди, рожденная для интриг и власти. Неужели ты удовлетворишься выращиванием винограда и…

— Яблок для сидра и бренди, ячменя для сладкого эля, гречихи для галет… — Закрыв глаза, Рене как будто вновь ощутила на языке вкус бретонских блинчиков с тертыми яблоками, сливками и черной смородиной, которые она запивала ламбигом, восхитительным бретонским яблочным бренди.

Мэри улыбнулась.

— Итак, мы решили, что ты будешь вполне довольна. А вот как насчет твоего художника?

— Он будет счастлив, пока сможет рисовать.

Поскольку мужчины отправились на охоту, Рене оставалось лишь теряться в догадках относительно того, сумел ли Майкл Деверо избежать кинжала Бэкингема. Однако, поскольку никаких разговоров о смерти кого–либо за гобеленом с изображением Венеры во дворце не было, она решила, что златовласый самозванец оказался удачливым, и лишь надеялась, что и герцог не откажется от задуманного.

По мере того как настроение принцессы улучшалось, ей вдруг захотелось понежиться на солнышке, вследствие чего она тут же составила хитроумный план. Свою идею она поведала Мэри, которая объявила ее блестящей. Вдвоем они испросили разрешения повидать королеву Екатерину и предложили ей свою затею: дамы переодеваются и прячутся в засаде в ожидании возвращения с охоты его величества со свитой. Как будет весело и забавно, когда мужчины неожиданно увидят перед собой Диану Охотницу во всей красе вместе с ее амазонками, беззаботно отдыхающими на лесной поляне! Предложение было встречено с восторгом, энтузиазм королевы ничуть не уступал радости самой последней дурочки из числа ее фрейлин, которые, как рассудила про себя Рене, все–таки были на редкость тупы.

Распорядителям и камердинерам немедленно были отданы нужные приказания. Когда на колокольне пробило полдень, королева в сопровождении придворных дам, вырядившихся в яркие весенние тона, выехала в парк на поиски подходящего места для засады. Была выбрана живописная поляна, поросшая густой травой, и всадники спешились, дабы подготовить сюрприз для короля и его спутников. На поляне расстелили пушистые ковры, на трон королевы положили мягкие подушки с кисточками и водрузили его в центре импровизированного лагеря. Для дам повсюду разбросали подушки попроще, расставили столы, накрыв их белоснежными льняными скатертями, а с личной кухни ее величества доставили дорогую посуду и лакомства. Замки на сундуках, битком набитых всевозможными платьями и украшениями, были взломаны, и все участницы импровизированного действа обступили их, спеша принарядиться к появлению короля со свитой. Королева Екатерина решила предстать в образе Дианы Охотницы, вооружившись золотым луком и колчаном со стрелами, придворные дамы и фрейлины превратились в наяд и дриад богини, а джентльмены, даже самые старые и суровые, тоже переодевшись, изображали прочих обитателей дикого леса.

Раскинувшийся в лесу шумный табор очаровал Рене своей прелестью: ласковой прохладой деревьев, в ветвях которых звонкими трелями распевали птицы, разноцветьем первых лесных и полевых цветов, благоуханным свежим воздухом, порхающими повсюду бабочками и деловито жужжащими шмелями и пчелами. И ей вдруг показалось, что в такой красоте просто невозможно сидеть и ничего не делать, пассивно ожидая появления охотничьего отряда короля, для которого они и приготовили свой сюрприз.

— Ваше величество! — Рене присела в реверансе перед королевой. — Умоляю вас разрешить мне отлучиться. Я хочу нарвать цветов, из которых мы сплетем венки для нас и гирлянды — для праздничных столов.

Королева горячо поддержала предложение, и вскоре добрая половина прекрасных амазонок рассыпалась по поляне, собирая охапки жимолости, желтого первоцвета, боярышника, шиповника, анютиных глазок, дрока, бархатцев, лаванды, белых маргариток, лавра, ландышей, цветов плодовых деревьев и пахучих трав, чтобы украсить и придать благоухание предстоящему костюмированному зрелищу.

Рене и Мэри собирали цветы вместе, весело смеясь, болтая и сплетничая. Они не замечали, что кто–то неотступно следует за ними, пока их не застигли врасплох у куста чертополоха. Леди Анна Гастингс, безвкусно и кричаще одетая, с неизменными четками в руках, которые носила исключительно ради того, чтобы завоевать благосклонность королевы Екатерины, неуверенно приблизилась к ним и пробормотала:

— Миледи Рене, я надеялась, что мне будет позволено переговорить с вами. Наедине.

Рене пристально взглянула на коварного хамелеона. Распутная девка по ночам, монахиня днем. Она бы непременно отказала просительнице со всем высокомерием и презрением, если бы не тот факт, что Анна приходилась сестрой и конфиденткой Бэкингему и что притворная дружба с ней могла привести к интересным открытиям. К примеру, она сумела бы узнать, как и когда Бэкингем попытается нанести королю очередной смертельный удар.

— Мэри?

— Ступай. Не обращайте на меня внимания. — Мэри улыбнулась и погладила себя по животу, который еще не выдавал ее беременность. — Я как раз собиралась предложить вернуться в лагерь и немножко передохнуть.

Итак, Рене осталась наедине с Анной, и они двинулись дальше в тягостном молчании.

Наконец Анна заговорила.

— Ты сердишься на меня.

— Я? Сержусь? С чего бы это мне сердиться на тебя?

— Прошлой ночью ты была так добра ко мне. Ты вызволила меня из ловушки, расставленной Сурреем, а я отплатила тебе черной неблагодарностью. Умоляю, прости меня! Мне бы очень хотелось, чтобы мы подружились. Пожалуйста, прости меня!

— О какой неблагодарности ты говоришь? — поинтересовалась Рене, в которой тут же проснулись смутные подозрения.

— Мой супруг сэр Джордж Гастингс прибыл сегодня утром. Ты разве не видела его?

— Пока не имела такого удовольствия. Он что же, отправился на охоту? Ты можешь представить нас друг другу позже, вот и все.

Анна горько рассмеялась.

— Ты не станешь благодарить меня за это сомнительное удовольствие.

— Вот как?

— Правду говорят про художника–итальянца? — Видя, что Рене растерялась и не знает, что сказать, Анна поспешно продолжила: — Прошу прощения. Это было грубо и бестактно с моей стороны. Я спросила лишь потому, что сама испытываю нечто похожее… Мое имя тоже связано со скандалом.

И назойливая дама пустилась в описание интимных подробностей тех событий, которые привели ее три года назад в женский монастырь Святой Марии. Должно быть, она полагала, что до Рене непременно дошли кое–какие слухи, и надеялась вызвать участие, излив принцессе душу. Но та молчала.

— Светловолосый викинг… Ну, тот юноша, он еще понравился тебе…

Рене не привыкла к тому, чтобы дважды в течение одного разговора кто–то умудрялся потрясти ее и поставить в тупик. Курица перехитрила лисицу. В ней взыграло любопытство, и она пожелала узнать, что же все–таки произошло минувшей ночью за гобеленом с изображением Венеры. С видом оскорбленной невинности она заявила:

— Он мне никогда особенно не нравился. А тебе?

Вместо ответа Анна густо покраснела.

Вот, значит, как обстоят дела. Рене почувствовала, как что–то оборвалось у нее внутри. Что ж, теперь нетрудно догадаться о том, что произошло за портьерой. Неужели герцог заметил подмену и отказался от своего замысла? Или же Майкл попросту победил его в рукопашной схватке?

Анна развернулась к ней лицом и схватила принцессу за руки.

— Ох, Рене! Я должна вновь увидеться с ним с глазу на глаз. Непременно! Но теперь, когда ко двору вернулся Джордж, я не могу заговорить с другим мужчиной, даже взглянуть на него. После всего, что случилось…

Святые угодники! Рене была потрясена до глубины души. Анна просила ее выступить в роли сводницы! Гнев захлестнул принцессу, и ее высокомерно–презрительное отношение к похотливой стерве превратилось в откровенно враждебное. Но она тут же взяла себя в руки. Из–за чего она, собственно, гневается? Ей предоставлялась великолепная возможность заранее узнавать о планах герцога Бэкингема.

— Я помогу тебе! — более не раздумывая, горячо воскликнула Рене.

— Ох! Ты моя верная наперсница! Драгоценная подруга! — Анна порывисто обняла ее. Рене почувствовала, что ее сейчас стошнит.

— Король! Король приближается! — прозвучал неподалеку чей–то восторженный крик, вслед за которым нестройно заревели охотничьи рога.

Рене и Анна поспешили обратно к импровизированному лагерю, чтобы занять свои места подле королевы. Когда охотники во главе с королем натянули поводья, останавливая своих скакунов, в тени под полотняным навесом уже вальяжно раскинулась Диана Охотница в окружении своих нимф и прочих лесных созданий, потягивая вино и неспешно пощипывая ягоды, а вдалеке паслись белые кони. Рене смотрела, как спутники короля спрыгивают с седел, бросая поводья грумам. Из общей массы она сразу же выделила Бэкингема, шестерых фаворитов короля — Невилла, Брайана, Кэри, Комптона, Норриса и Невета, графа Суррея, сэра Уолтера и прочих, чьи лица все еще оставались для нее незнакомыми. И тут взор ее остановился на троице, замыкавшей процессию: Майкл Деверо, его бородатый приятель и очаровательный незнакомец. Но загадка личности последнего благополучно разрешилась, когда он широкими шагами приблизился к Мэри и крепко расцеловал ее.

Король пришел в восторг от приятного сюрприза дам. Он вознаградил королеву таким комплиментом, что на щеках у нее расцвел румянец, а Рене заработала лишнее очко в ее глазах. Сама же принцесса тем временем не сводила глаз с Мэри и ее добродушного и галантного герцога. Они буквально лучились счастьем, держась за руки. Интересно, она ведет себя также в обществе Рафаэля? Король Генрих представил героя нынешней охоты, прославляя его ирландское чутье и ловкость. Взгляд бирюзовых глаз встретился со взглядом Рене. Она отвернулась.

Засада, устроенная королевой Екатериной, привела короля в благодушное расположение духа. Охотники и охотницы расселись на коврах, чтобы перекусить. Нимфы и дриады с венками на головах кружились вокруг королевы в развевающихся лентах. Рене, похожая на цветок в своем платье небесно–голубого цвета, оказалась между Анной и еще одной леди. Майклу очень хотелось заговорить с ней, но он не знал, как это сделать. Она казалась ему такой далекой, упорно избегая его взгляда…

Что до кинжала Бэкингема, который он хранил в своем металлическом ларце, то тот оказался практически бесполезен. Не мог же Майкл подойти к королю и во всеуслышание провозгласить: «Ваше величество, герцог Бэкингем плетет заговоры, чтобы сместить вас с трона и занять ваше место. Вот кинжал, который я вырвал у него из рук прошлой ночью, когда он принял меня за вас и попытался убить». У него не было ни влиятельных покровителей, способных подтвердить выдвинутое им обвинение, ни учителя, к которому он бы мог обратиться за советом.

— При французском дворе играют в игры после завтрака на свежем воздухе? — поинтересовался Вайатт, придворный поэт и льстец, у принцессы Рене.

— Разумеется, — ответила Рене, — мы знаем много игр.

Мимо сознания Майкла прошли все названные ею игры; он не запомнил ни одной. Юноша был занят более важным делом — он поглядывал на принцессу влюбленными глазами. Темные вьющиеся волосы, густые и блестящие, оттеняли ее кожу цвета сливок; лебединая шейка казалась хрупким стебельком; полные розовые губки были сложены бантиком, приоткрывая ровные жемчужные зубы. Ее небольшие груди в украшенном бриллиантами декольте манили его. Принцесса казалась ему изящной и утонченной штучкой, которую так и хочется съесть. Но более всего Майкла привлекали ее глаза. Яркие, фиолетовые, бархатные, обрамленные пушистыми длинными ресницами, эти окна в ее душу сверкали пламенем и были такой же неотъемлемой ее частью, как и геральдические лилии королевского рода Валуа и всей Франции.

Рене стала самой яркой жемчужиной в сокровищнице королевы Екатерины.

«Я готов умереть, — вдруг совершенно отчетливо понял Майкл, охваченный дурным предчувствием, ошеломленный и растерянный, слушая бешеный стук собственного сердца. — Я готов умереть ради счастья прикоснуться к этой женщине».

— И какую же игру вы любите более всего, принцесса?

— Прятки. — Рене улыбнулась, и глаза ее озорно сверкнули.

— Прошу вас, научите нас! — требовательно произнес король Генрих.

— Хорошо. — Рене отпила глоток вина, чтобы смочить пересохшие губы. — Дамы убегают и прячутся, а мужчины, надев на глаза повязки, ищут их. Если мужчина поймает даму, он должен угадать, кто она такая. Если он прав, она дарит ему поцелуй; если же он ошибется, то должен искупить свой промах подарком. Таковым может считаться поэма, цветок, безделушка, брелок, если он щедр, — словом, что угодно.

— Ну, что я говорил! — радостно вскричал Вайатт. — Самые обыкновенные жмурки, только с испорченным французским акцентом!

Однако короля прельстила новая игра.

— Но если у мужчины на глазах повязка, как он сможет поймать женщину?

— О, мы щебечем, как птички, чтобы привлечь внимание и указать направление. — И Рене чрезвычайно умело принялась подражать пению соловья.

— И часто вас ловят, леди Рене? — продолжал допытываться Вайатт.

Майклу не понравился похотливый блеск, которым, как ему показалось, сверкнули глаза придворного щеголя.

— Меня всегда ловят! — весело рассмеялась Рене. — Правда, потом мужчинам приходится откупаться подарками.

Король Генрих расхохотался.

— Дамы, вы готовы рискнуть и отправиться в чащу леса вместе с мужчинами? — Когда вокруг раздались восторженные крики согласия, он встал на ноги. — Чем мы будем завязывать глаза? — Не успел он задать свой вопрос, как нимфы и дриады уже принялись срывать с себя шарфики, палантины, меховые накидки и вуали, складывая их грудой к его ногам, как варварское подношение завоевателю. — Дамы, разбегайтесь!

— Все прячутся! Кто не спрятался, я не виноват! — закудахтал, давясь смехом, Вайатт, словно наседка, собирающая цыплят.

Щебеча и повизгивая от восторга, фрейлины постарше и молоденькие придворные дамы королевы бросились врассыпную, прячась за кустами и деревьями.

Майкл не пропустил бы такого удовольствия ни за что на свете. Подхватив с земли прозрачный небесно–голубой шарф, благоухающий амброй и лавандой, он устремился в заросли.

Рене, крепко держа Мэри за руку, увлекла ее за собой под сень деревьев, а затем, вернувшись за Анной, потащила и ее следом. Она не намеревалась ни на минуту выпускать эту женщину из виду. Отовсюду неслись истеричное хихиканье, сдавленный смех и веселое щебетание. Из–под каждого цветочного куста доносилось пение птиц.

Громыхнули раскаты мужского смеха. Анна взвизгнула, надеясь привлечь внимание Майкла. Мэри перебежала к соседнему дереву, поближе к своему супругу, и вновь сладко зачирикала. Саффолк, широко расставив руки в стороны, неуверенно двинулся к ней. Мэри отступила назад и защебетала чуточку тише. Наблюдая за ними, Рене догадалась, что они разыгрывают ритуал знакомства и ухаживания. Она флиртует, он отвечает, она отступает, он преследует ее, вслушиваясь в подаваемые сигналы. Он поймал ее, и Мэри растаяла в его объятиях.

— Моя канарейка, — прошептал Саффолк и поцеловал жену, по–прежнему не снимая с глаз повязку.

Внезапно устыдившись того, что столь бессовестно подглядывает за влюбленными, Рене отвернулась и прижалась спиной к дереву. Открыв глаза, она обнаружила, что совсем рядом с ней ходит кругами Майкл Деверо. Он завязал глаза ее небесно–голубым шарфом, подчеркивающим золотое сияние его волос. Словно почувствовав, что она на него смотрит, он двинулся в ее сторону. Неужели он услышал шорох юбок, а теперь рассчитывает, что она защебечет, чтобы привлечь его? Никогда! Пусть он ловит свою Анну, а потом они вместе найдут укромный уголок, где смогут вволю потешиться.

Рене заметила короля Генриха, который беспомощно кружился на одном месте, в то время как из–за деревьев и кустов его дразнил и манил целый хор женских голосов. Он напоминал великолепного, но слепого льва, которому досаждает стая уток, вырядившихся бабочками. Хохоча во все горло и перекликаясь с ними, король никак не мог решить, кого же из них он должен схватить. Вскоре, как и следовало ожидать, в объятия ему упала мистрис Блаунт.

— О–хо–хо, мой маленький соловушка! — воскликнул лорд Стэнли, когда его мускулистые ручищи обхватили длинноногую молодую женщину со светлыми волосами.

— Вы ни за что не угадаете, как меня зовут, сэр, потому что мы не знакомы. — Женщина улыбнулась ему в прикрытое шарфом лицо с таким видом, что Рене решила, будто у нее зарождается к нему интерес.

— Ну, так в чем же дело? Представьтесь, и мы с вами познакомимся! — жизнерадостно предложил он, и женщина весело засмеялась.

— Вы ласкаете мою сестру, сэр! — вспылил осторожно вышагивающий рядом сэр Уолтер Деверо.

— Я отношусь к вашей сестре со всем почтением, которого она заслуживает, сэр. Можете не сомневаться! — ответствовал Стэнли.

— Отнеситесь к ней хоть чуточку по–другому, и к ужину вы обвенчаетесь с острием моего меча, — заявил Вайатт.

— А вот и мой муж, — скорбно прошептала Анна, указывая на мужчину, который бесцельно бродил по поляне в гордом одиночестве, настойчиво выкликая по имени свою супругу, поскольку ни одна из «птичек» не пожелала флиртовать с ним. Он выглядел высокомерным, неуклюжим и смешным. — Он ждет, что я стану петь для него.

— А мне показалось, будто ты хочешь, чтобы тебя поймал Викинг, — негромко откликнулась Рене.

— Я не могу, во всяком случае, не у всех на виду. Но… я хочу попросить тебя об услуге. Ты передашь ему мое послание?

Рене навострила уши.

— Что за послание?

— Передай ему, что я хочу увидеться с ним снова! — Без всякого предупреждения Анна вдруг вытолкнула Рене на поляну, прямо в руки гиганту, а сама со всех ног бросилась к своему мужу.

Майкл выжидал, пока подруги Рене разбегутся в разные стороны или будут пойманы своими кавалерами, чтобы сделать свой шаг наверняка. За ней охотились Вайатт и этот павлин. Следовательно, он должен оказаться между ними и принцессой, что юноше легко удалось. Он ни на мгновение не терял ее из виду. И пусть благоухающий шарф принцессы закрывал ему глаза, его обострившиеся чувства надежно вели его к ней, подобно тому как моряк ориентируется по Полярной звезде или как он сам преследовал оленя в зарослях. Он вслушивался в ее приглушенный разговор с Анной и, как только она очутилась на поляне, схватил ее за запястье.

— Ну вот, теперь я крепко держу вас, — улыбнулся Майкл, притягивая ее к себе. Держать ее в объятиях было чертовски приятно, она казалась гибкой и восхитительно прелестной. Ему хотелось унести ее на руках в волшебный лес, уложить на покров из мха, бережно снять с нее одежду, пожирать глазами ее красоту, покрывать поцелуями ее дрожащее девственное тело и заставить ее сходить с ума от желания. Но этой чести ему никогда не удостоиться. Однако поцелуй он заслужил. — Разве вы не хотите приветствовать меня, чтобы я мог услышать ваш голос и угадать, кто вы такая?

— Глупец! — Она напряглась в его объятиях, и легкий, естественный запах пота смешался с ароматом духов.

— Спойте для меня, маленькая сильфида, чтобы я мог угадать, как вас зовут. — В ожидании ее ответа Майкл вдруг почувствовал, как она напряглась и откинулась назад, не позволяя ему прижать ее к своей груди. Она не хочет, чтобы он поцеловал ее. Уязвленный, юноша выпустил ее из своих объятий. Он развязал шарф, закрывающий ему глаза, и в очередной раз поразился тому, до чего же она хороша, особенно вблизи, при ярком свете дня. Не дрогнув, он смело встретил ее взгляд. — Вы в который уже раз перехитрили меня, мадам.

— Почему вы не стали пытаться угадать мое имя? — негромко поинтересовалась она.

— Потому что я знал его с самого начала.

— Вы знали, кто я, но не стали требовать награды?

Майкл пришел в замешательство. Выходит, она все–таки хотела, чтобы он поцеловал ее?

— Назовите свое желание.

Рене выхватила свой шарф у него из пальцев и прошипела:

— Ступайте прочь и будьте прокляты!

ГЛАВА ВОСЬМАЯ

Принять одолжение — значит продать свою свободу.

Публий Сир. Сентенции

— Вы все–таки перебрались в особняк Норфолка, но устроить мне встречу с кардиналом Уолси так и не сумели…

Пьер не сводил глаз с чертовой сопливой девки, расхаживавшей перед камином в своих покоях. Она была напряжена, как лук с натянутой тетивой.

— А вам известно, что мы с вами — дальние родственники по вашей матушке?

— Какое отношение это имеет к нашему делу? Нет, я не знала об этом.

— А ведь это истинная правда. Я тоже родом из Бретани, как и вы, дорогая леди. Руже были и остаются прямыми потомками по мужской линии королей Бретани через святого Соломона, графа Ренна и Нанта, герцога Бретани. Меня даже назвали в честь вашего почтенного деда Франциска.

— К чему вы клоните, Руже?

— Большая часть моих владений находится в нижнем течении Луары, в окрестностях Нанта. Там очень много полезных ископаемых, особенно железа. Но это вам и так известно. А вот то, чего вы знать не можете, заключается в следующем. Даже моя фамилия — Руже — и та неразрывно связана с Бретанью. Она происходит от латинского слова «rubiacus», что означает «красные земли» — название, данное тамошним местам из–за высокого содержания железа в почве. И мне всегда казалось, что красные розы Руже будут прекрасно смотреться на белом поле бретонского горностая. Что вы на это скажете, принцесса? Вам известно, что красный — это цвет воинской доблести и превосходства? Он символизирует жестокость, отвагу и благородство. А роза — это признак надежды и радости…

— Ваша геральдическая история меня ничуть не интересует. Я повторяю, чего вы добиваетесь?

— Как! Я хочу того же, что и вы!

— И что бы это могло быть? — Маленькая негодяйка одарила его испепеляющим взглядом.

Графу вдруг стало интересно: а в постели она тоже ведет себя властно или нет? Хрупкая красота Рене — единственное, что досталось ей от матери, — не значила для него ровным счетом ничего. Граф предпочитал фактурных и ярких женщин и, что называется, в упор не замечал Рене, пока она не ужалила его своим острым язычком. Их союз лишь выиграет оттого, что она привнесет в него свой ум и неукротимый дух. Увы, именно эти качества существенно усложняли задачу, которую он перед собой поставил, — завоевать и покорить принцессу. До Руже доходили слухи о ее последней разорванной помолвке, о том, как она сама распустила о себе сплетни, убедив германского принца в том, что он рискует повторить судьбу вождя гуннов Аттилы и не пережить первую брачную ночь. Следовательно, он должен действовать дипломатично и чрезвычайно осторожно. Ему следует убедить упрямую девчонку в том, что, связав свою жизнь с ним, она вновь объединит в один доминион остатки наследства своей матери, которые король Людовик щедрой рукой раздавал своим приближенным. Вознамерившись завоевать ее доверие, граф с напускной печалью продолжал:

— Моя супруга, на которой я женился в возрасте восемнадцати лет, отдала Богу душу десять лет назад. Наш сын, мой наследник, тоже умер. Я похоронил родные тела в благословенной земле Бретани и отправился ко двору, чтобы верой и правдой служить Le Pere du Peuple^[34], вашему отцу. Я выиграл много битв к вящей славе его величества, собрал для него множество бесценных призов и утопил боль своей потери в развлечениях его блестящего двора. Но теперь я вдруг обнаружил, что поздними вечерами тоскую о тепле домашнего очага и уюте. Придворная суета утомляет меня. Я мечтаю о мире и покое, о беспечных и радостных днях, которые буду проводить со своей супругой и детьми под благоуханной сенью цветущих яблонь Бретани. — Руже попытался прочесть что–либо по ее лицу. Бесполезно. На один краткий миг Пьер утратил самообладание. Он обнажил передней свою душу, разворошил болезненные воспоминания, а она осталась такой же холодной и равнодушной, как и раньше. «Боже мой, — в смятении подумал Руже, — да ведь она унаследовала от отца безжалостную целеустремленность».

— У нас с вами должна быть одна и та же цель — объединить Бретань и возродить ее древнюю славу.

— Признаю, ваша мечта прекрасна, но мой король приказал мне найти себе английского супруга. А я не могу пойти против желания своего короля, Пьер. Как и вы, впрочем.

— Мы можем обвенчаться тайно, — негромко предложил он. — А короля Франциска поставим в известность о случившемся… несколько позже. Думаю, он не станет особенно возражать.

Совершенно неожиданно для него Рене вдруг расхохоталась.

— С тех пор как мы покинули берега Франции, вы ведете себя покровительственно, неучтиво и агрессивно. Вы ничем не помогли мне до сих пор. — Принцесса резко оборвала смех, и ее веселость испарилась в мгновение ока. — Я не чувствую, что вы ухаживаете за мной должным образом, Пьер.

От изумления у него отвисла челюсть. Опомнившись, граф стиснул зубы.

— Выходит, вы уже думали об этом?

Рене капризно надула губки.

— Подобная мысль и в самом деле приходила мне в голову, но ваше оскорбительное поведение заставило меня забыть о ней. А теперь я должна написать своему королю и предупредить его о том, что наша миссия может закончиться неудачей.

«Merde!»^[35] — подумал он. Она загнала его в угол. Теперь, чтобы снискать ее расположение, ему придется добиться аудиенции у кардинала Уолси, в результате которой мужем принцессы станет кто–нибудь другой, не он. А похитить ее вообще не представляется возможным из–за ее многочисленной охраны. Пожалуй, ему следует все тщательно обдумать.

— Я устрою вам аудиенцию, о которой вы просите, — сказал граф и улыбнулся своей самой обаятельной улыбкой. — Но должен вас предупредить, мадам: я приложу все силы к тому, чтобы вы выбрали меня.

— Руже! — Голос принцессы заставил его остановиться у самых дверей. — Вы начинаете мне нравиться.

— Ты передала ему мою просьбу? — шепотом поинтересовалась Анна у Рене тем же вечером, когда придворные дамы развлекали королеву в приемном зале. Король прислал своих музыкантов, и фрейлины разучивали танец, который намеревались показать его величеству, когда он соблаговолит навестить супругу.

Танцевать Рене не собиралась; вместо этого она будет петь. Мэри превозносила ее пение и игру на лютне до небес, и королева Екатерина, проникнувшись к Рене симпатией, с нетерпением ожидала возможности послушать ее выступление. Рене даже пожалела о том, что Мэри упомянула о ее талантах. Ей не нужны были ни лишнее внимание, ни похвалы.

— Ну, ты выполнила мою просьбу? — настойчиво переспросила Анна.

Рене покраснела. Она совсем забыла о ней. Что–то пошло не так, когда он поймал ее на лесной поляне. Случилось нечто непонятное и неожиданное. По телу ее пробежала сладкая дрожь, кровь прилила к щекам, и она могла думать лишь о том, поцелует он ее или нет.

В голосе Анны зазвучали обвиняющие нотки.

— Ты не передала ему мое послание?!

— Передала, — солгала Рене, перебирая струны своей лютни.

— В самом деле? Ты — замечательная подруга! И что же он сказал?

— Он… был польщен, естественно… пришел в полный восторг… оробел от счастья.

— Он захотел увидеться со мной… без лишних глаз и ушей?

— Разумеется! — Рене лихорадочно размышляла. — Ему известно, что твой супруг прибыл ко двору, посему он просит дать ему время, чтобы устроить ваше рандеву. Его подвальное обиталище не подходит для того, чтобы принимать там…

— Ты была у него в подвале? — перебила ее Анна, вновь преисполнившись подозрений.

— Маis non!^[36] Я лишь повторяю его собственные слова. Он сообщит мне все подробности вашей встречи завтра. — Morbleu^[37]! Предположим, он более не захочет видеться с Анной. И что она тогда будет делать?

— Хорошо. — Анна нахмурилась и поднесла кончики пальцев к вискам. — Благодарю тебя.

— Что случилось? Тебе нездоровится?

— Нет, ничего, все хорошо. — Опустив голову, Анна сосредоточенно перебирала четки. — Его светлость, мой брат, очень недоволен мной. А от таких скандалов у меня начинается ужасная мигрень.

Решив, что пришло время проявить заботу и внимание, Рене обняла Анну за плечи.

— Моя камеристка Адель творит чудеса своими травяными настоями. Если тебе понадобится сердечное средство или… доброжелательный слушатель…

В глазах Анны вдруг промелькнула настороженность.

— Твоя камеристка… она — целительница?

— Причем одаренная. — Отпустив Анну, Рене принялась извлекать нежные звуки из своей лютни и нараспев заговорила в такт незатейливой мелодии: — «Адель, сними с меня женскую боль», — иногда прошу я ее, и она помогает мне. «Адель, я хочу принести своему супругу наследника», — обратилась к ней моя сестра, и Адель приготовила настой из свежих трав, сорванных в нашем саду, и королева, моя сестра, родила Луизу и Шарлотту, а в этом году благополучно разрешилась от бремени Франциском, дофином Франции. — Ее незамысловатая песенка прогнала печаль из глаз Анны, и на губах женщины заиграла слабая улыбка. — Видишь? Мое лекарство уже действует, потому что ты улыбаешься.

Если Бэкингем задумал заговор, она должна знать все подробности. Пожалуй, стоит поинтересоваться у лейтенанта Армадо, не вернулся ли уже из Йорк–плейс, дворца кардинала, сержант Франческо. Кроме того, надо что–то делать с этой темной лошадкой Майклом Деверо. Ему понадобится приличное жилье. Интересно, он уже разговаривал с графом Вустером? Слишком много неизвестных в этом уравнении… Самое трудное — убедить Майкла вызнать у Анны секреты герцога, а потом передать их ей. И как же она этого добьется, если он даже не пожелал поцеловать ее?

— Он поцеловал тебя?

Рене вздрогнула от неожиданности.

— Нет, он меня не узнал. — Она нахмурилась. Он прекрасно узнал ее, но целовать не стал. Или же попросту передумал. Один Господь знает, что происходит в маленьких и жалких мозгах мужчин.

— Король! Король! Король! — прокатилось по шеренге часовых, выстроившихся вдоль коридора, ведущего в апартаменты королевы, и придворные дамы восторженно подхватили этот крик: — Король!

В приемную залу вошел Генрих в окружении придворных. Дамы одна за другой присели в реверансах.

— Миледи! — Король улыбнулся королеве. — Я пришел пожелать вам доброго утра! — Екатерина протянула ему руку, и он галантно поднес ее к своим губам.

Заиграли музыканты. Рене пристально вглядывалась в шумную свиту короля, высматривая мелкие детали и подробности, которые позже должны вписаться в составленный ею план, став неотъемлемой частью ее замысла. Где же, интересно, Майкл?

— По–моему, у тебя появился пылкий, но застенчивый обожатель, — прошептала ей на ухо Мэри.

Рене резко обернулась и увидела его у себя за спиной. Он стоял, привалившись к стене. Как он сумел пробраться сюда так, что она не заметила? Принцесса уже не в первый раз подмечала, что он старательно оберегает свою спину. Бирюзовые глаза неотрывно смотрели на нее. Его внимание смущало девушку. Она ждала, что он подойдет к ней, но он лишь слегка склонил голову в вежливом приветствии. «Чтоб ты провалился», — подумала она. Пожалуй, ей самой придется приблизиться к нему.

— Кто он? — полюбопытствовала Мэри. — Я видела его на празднике после удачной охоты. Bel homme, hein?^[38]

— Поинтересуйся о нем у своего Саффолка. Уж он–то знает наверняка. — Рене надела маску холодной приветливости, воинственно вздернула подбородок и подошла к нему. — Позвольте пожелать вам доброго вечера, сэр. — Она присела перед ним в неглубоком реверансе.

— Мадам… — Майкл, в свою очередь, отвесил ей церемонный поклон.

— У вас уже была возможность побеседовать с графом Вустером относительно смены места жительства?

— Я… нет. Его величество устроил состязания в стрельбе из лука после того, как королева и ее придворные дамы удалились, так что у меня просто не было времени.

— И чем же закончилось состязание?

Из–за спины он вытащил серебряную розу и протянул цветок ей, держа его за кроваво–красную ленту, обвивавшую усеянный шипами стебель.

— Покорнейше прошу простить меня за недостойное поведение в лесу.

Рене пристально взглянула ему в лицо, а потом приняла розу и шутливо поднесла ее к носу.

— Вы выиграли приз.

— Но не тот, который хотел.

По спине принцессы пробежал чувственный холодок, морозом осыпал плечи и свернулся уютным комком в животе.

— Давайте поговорим с графом Вустером прямо сейчас. — Она взяла его под руку и заставила оторваться от стены.

Сердце Рене затрепетало от волнения, когда она поняла, что ей подчиняется мужчина, который запросто может переломить ее пополам. Он выглядел покорным, но отнюдь не неуклюжим, как сэр Джордж Гастингс, сопровождавший свою несчастную супругу к игорному столу. Король Генрих расположился рядом с королевой. Фрейлины выстроились в круг, собираясь исполнить разученный танец. Леди и джентльмены, игравшие в кости за столом, прервали свое увлекательное занятие, чтобы полюбоваться представлением. И лишь Анна Гастингс не сводила глаз с Рене и Майкла.

Они тоже остановились, чтобы посмотреть спектакль.

— Вы не танцуете? — негромко поинтересовался Майкл.

Рене лишь передернула плечами в ответ.

— И не увлекаюсь вышивкой. У меня не слишком хорошие манеры, да и воспитание оставляет желать лучшего. Это очень печально.

Он весело рассмеялся.

— Вы шутите!

Танец закончился. Зазвучали аплодисменты. Мария де Салинас помогла королеве подняться на ноги.

— Королеве нездоровится.

Екатерине Арагонской исполнилось тридцать три года и, будучи на шесть лет старше короля, она уже четыре раза беременела, но сумела выносить лишь одну дочь, двухлетнюю принцессу Мэри. Вполне вероятно, что королева попросту осторожничает. Значит, сегодня Рене не придется петь. На мгновение она задумалась над тем, а не пора ли ей выступить в роли сводницы, но потом решила, что еще не время и поначалу она должна завоевать доверие Майкла. Ей непременно нужно получить полный отчет о прошлой ночи и добиться от него желания сотрудничать с ней. Она подвела его к одному из карточных столов и кивком головы указала на краснолицего лорда, явного любителя выпить и повеселиться.

— Чарльз Сомерсет, граф Вустер, третий кузен короля со стороны Бофортов. Незаконный, — прошептала девушка.

«Почему ты мне помогаешь?» — явственно читалось в его сине–зеленых глазах.

— Полагаю, будет лучше, если вы присоединитесь к карточной игре, в которой участвует граф Вустер.

— Увы, я не играю в карты. Пробел в моем образовании, и это очень печально.

«Touche»^[39], — подумала она.

— Король Генрих обожает карты. Так что и вам стоит научиться играть в них.

— Мне понадобится учитель.

«Или учительница», — подумала Рене, и в голове у нее забрезжил кое–какой план. Она кивком указала ему на группу молодых людей, обступивших короля.

— Быть может, вам стоит обратиться с этой просьбой к сэру Фрэнсису Брайану.

Майкл проследил за ее взглядом.

— Этот джентльмен вам, похоже, нравится.

Его суровый тон изрядно позабавил Рене. Она презирала Брайана. Он был пресмыкающимся, продажной тварью и подхалимом. Но Майкла ее мнение никоим образом не касалось. Более того, нотки ревности, прозвучавшие в его голосе, и злые огоньки в его глазах вполне могли послужить ее целям.

— Сэр Брайан — непревзойденный мастер в том, что касается умения сохранить расположение короля. Он разбирается в вещах, интересующих Генриха, например, в работах Эразма Роттердамского, небесных телах, природе и знамениях комет…

— Астрология и предсказания, верно? Мадам, пожалуй, вы будете удивлены. По странному стечению обстоятельств я тоже весьма недурно разбираюсь в подобных предметах.

— В самом деле? — Рене по достоинству оценила его дьявольскую усмешку. — Вы что же, предсказываете судьбу?

— Причем наверняка. Например, сейчас я предсказываю, что мы с вами станем добрыми друзьями.

Звонкий смех Рене привлек к ним любопытствующие взоры.

— Быть может, ваши услуги окажутся мне не по карману, доблестный сэр. Уж конечно, столь ценный дар дорогого стоит.

— Поверьте, это не так, — прошептал Майкл. — Однако же, я…

— Майкл! — Джентльмен невысокого роста, с венчиком седых волос на затылке, вперевалку направился к ним.

— Сэр Нэд! — хором приветствовали они шестидесятилетнего сэра Эдварда Пойнингса и в растерянности уставились друг на друга. — Вы знакомы с ним? — и снова в унисон. Майкл заулыбался.

— Я вижу смятение в рядах! — Сэр Нэд поднес костяшки пальцев Рене к своим тонким губам. — Как поживаете, моя милая? А вы уже совсем взрослая, и у вас такие же темные волосы, как у вашей матушки–королевы. А ты? — Он крепко встряхнул руку Майкла и сделал вид, будто привстает на цыпочки. — Да мне уже нужна табуретка, чтобы говорить с тобой на равных, мой мальчик! Как поживает лорд Тайрон? Все так же крепко держит в руках вожжи ирландского парламента, а?

— Ирландцы — мирный народ, сэр. Репутация моего лорда такова, что для ее поддержания особых усилий не требуется.

— Так вы приехали из Ирландии? — Рене была изумлена.

Он настолько правильно говорил по–английски, что сама она никогда не догадалась бы об этом. Ее изумление лишь усилилось после того, как сэр Нэд с добродушной и фамильярной гордостью поведал принцессе о том, как высоко ценит Майкла лорд Тайрон, вице–король Ирландии. Не забыл старый вояка упомянуть и о том, что Майкл наверняка унаследует графство и, вне всякого сомнения, должность лорда Тайрона.

И Рене вдруг обнаружила, что смотрит на Майкла совершенно иначе. Тот, смутившийся от потока похвал, обрушившихся на него, растерянно отвел глаза.

— А как идут ваши дела, сэр Нэд, с тех пор как мы с вами виделись последний раз в Дрогеде?

— Спасибо, я вполне здоров, чего и тебе желаю, — закивал головой старый воин.

— Сэр Нэд — гофмейстер его величества. — Рене толкнула Майкла в бок острым локотком. — Один из шести распорядителей королевского двора.

Она рассказала сэру Нэду о том, как над Майклом подшутил бесчестный слуга.

— Сэр, я уверена, вы согласитесь со мной, что такая крысиная нора недостойна правой руки и наследника вице–короля Ирландии. Полагаю, негодяй должен быть наказан.

Майкл молча стоял рядом, и в глазах его мелькали искорки смеха. Теперь он перед ней в долгу и сознает это. Совсем скоро она будет кормить его с рук.

Сэр Нэд пообещал немедленно уладить недоразумение.

— Слухи о вашей подопечной и итальянском художнике имеют под собой основания?

Пьер, выпивший уже целый бочонок вина, налитыми кровью глазами рассматривал своего хлебосольного хозяина Томаса Говарда, герцога Норфолка. Чтобы смягчить свой ответ, маркизу пришлось принужденно улыбнуться.

— Я не могу сплетничать о дочери Франции, mon ami^[40]. Это было бы предательством.

— Понимаю. Позвольте, я расскажу вам все, что знаю, а потом вы расскажете мне то, что известно вам, и мы обсудим сложившееся положение в стенах этой комнаты. Согласны?

«Я слишком устал и слишком много выпил, чтобы затевать интриги», — подумал Пьер. Ему следовало откланяться, пока он не сказал что–нибудь, о чем впоследствии придется пожалеть. Тем не менее, он не мог отказаться, особенно после того как Норфолк недвусмысленно намекнул, что располагает кое–какими интересными сведениями относительно хитроумной подопечной Пьера.

— Я слушаю.

Темные глаза Норфолка удовлетворенно сверкнули.

— Несколько недель назад кардинал Йорк стал обладателем некоей реликвии, предположительно раки для мощей, содержимое которой неизвестно. Она была доставлена ему из Рима лично кардиналом Кампеджио, который, к вящему неудовольствию Уолси, не проявляет пока ни малейшего желания вернуться домой.

— И какое же отношение это имеет к мадам?

— Быть может, никакого, а возможно, самое прямое. — Норфолк подался вперед. — По словам моего доверенного лица, лейтенант, отвечающий за ее охрану, раньше служил в таинственной папской гвардии.

— Гвардейцев, охраняющих святейший престол, набирают в Швейцарии. — Пьер понимал, что лучше бы ему набрать в рот воды и молча слушать, но тут же с раздражением произнес: — А лейтенант у них — итальянец.

— Я имею в виду не швейцарскую гвардию, а особую армию, тайную и небольшую. Кардинала Кампеджио, кстати, тоже охраняют ее солдаты. Они называют себя deletoris.

— Уничтожители? — Пьер поморщился. — У итальянцев неистребимая тяга к драматизму и громким словам. Уверен, эта армия — всего лишь сборище паркетных вояк, наряженных в маскарадные костюмы, главная задача которых заключается в том, чтобы пробудить в короле Генрихе рыцарский дух благородства и подвигнуть его на еще один крестовый поход, на этот раз — против еретиков в Турции.

— Мой человек сообщает мне о том, что на этот раз они прибыли не для того, чтобы организовать крестовый поход.

— Ваш человек — или я должен прямо назвать его доном Леонардо? — горький пьяница и пустозвон. — Еще один невоздержанный в потреблении горячительных напитков и прочих излишествах гость Норфолка, папский нунций, весьма кстати отсутствовал, на вещая, очевидно, свое любимое увеселительное заведение с продажными девками. — Мой дорогой Норфолк, вы щедры в своем гостеприимстве и в своей дружбе, но мне нечего вам сообщить, кроме того, что вы и так уже знаете. Позвольте пожелать вам спокойной ночи. — Оттолкнувшись от стола, маркиз с трудом поднялся на ноги. Комната качнулась и поплыла у него перед глазами, так что ему пришлось схватиться за спинку стула, чтобы не упасть.

— Сегодня вечером вы изрядно перебрали, мой друг. Мы продолжим нашу беседу завтра. — Норфолк тоже встал. — Да, чуть не забыл. Это доставили для вас сегодня.

Он сунул руку под свой приталенный короткий камзол, извлек оттуда запечатанный конверт и протянул его Руже. На высохшем воске красовались инициалы кардинала Йорка.

Пьер, прищурившись, взглянул на Норфолка.

— И что здесь написано?

Норфолк напустил на себя вид оскорбленной добродетели.

— Откуда мне знать? Печать цела.

Маркиз прекрасно знал о том, что Норфолк вполне мог изучить содержимое конверта, не взламывая печати. Рене была права. Он сглупил, приняв предложение Норфолка. «Она умнее меня», — подумал маркиз. Очень опасный дар для жены. Опершись локтем на спинку раскладного стула, он сломал печать и развернул записку.

— Принцесса будет довольна. — Руже протянул бумагу герцогу.

— Приглашение на ужин, за которым можно обсудить кандидатуры будущих женихов? Почему бы вам не жениться на ней самому?

Пьер криво улыбнулся.

— В самом деле, почему?

— Слухи, которые ходят о ней, правдивы?

— О да. Королевская распутница завела себе любовника. — На языке у него вертелись неприличные бретонские словечки. Не следовало ему говорить этого, ох, не следовало. И какая муха его укусила, что они слетели у него с языка?

— Словом, вы не видите связи между ее лейтенантом и нежеланным гостем Уолси?

— Единственная связь, которую вижу я, заключается в том, что Рене нравятся итальянские любовники.

— Быть может, вы правы. Прошу вас не забывать о том, что я в полном вашем распоряжении, если вы надумаете сами завладеть этим призом.

— Если я помогу вам свалить кардинала Йорка.

— А что здесь такого? Честная сделка. Богатый клерикал за богатое герцогство.

Маркиз улыбнулся Норфолку, когда они вместе выходили из залы.

— Очень богатый клерикал.

— И очень богатое герцогство.

— Нет ли известий от нашего шпиона во дворце Йорк–плейс? — поинтересовалась Рене у лейтенанта Армадо, когда они вошли в ее апартаменты.

— Сержант Франческо еще не докладывал. Отправлять записку, даже шифрованную, слишком опасно.

— Значит, нам остается только ждать?

— Да, ждать и надеяться.

— Наше время истекает. Установите наблюдение за дворцом Йорк–плейс. — Пожалуй, завтра ей придется поговорить с Руже и окончательно расставить все точки над «i». — Лейтенант, отыщите мастера Майкла Деверо и пригласите его зайти ко мне.

— Будет исполнено, мадам. — Армадо поклонился и вышел из комнаты.

Рене сняла тяжелый головной убор.

— Адель, приготовь мой ламбиг и карты.

— Мне это не нравится, — по–бретонски пробормотала Адель. — Слишком много мужчин…

— Они — пешки, Адель. Всего лишь пешки.

В его металлическом ларце не хватало одной бутылочки, но замок был цел. Майкла охватило дурное предчувствие. Он всегда возвращал пустые флаконы на место. Но и в том, что одного недостает, он был уверен совершенно точно. Вздохнув, юноша вновь запер ларец.

— Мое уважение к тебе растет не по дням, а по часам, — прозвучал с порога голос Стэнли.

Майкл удовлетворенно улыбнулся.

— А тролль–то поднимается по общественной лестнице, а? — Носком сапога он задвинул ларец поглубже под кровать, разворошив ветки тутового дерева, разбросанные по полу, чтобы отпугивать блох.

Неторопливой походкой Стэнли вошел внутрь, внимательно оглядывая просторную и уютную комнату.

— Кровать под балдахином, свежий тростник на полу, даже ночной горшок, чтобы избавить постояльца от необходимости посещать общественный туалет. Славное местечко, хотя, узнав, кто твоя покровительница, я побился об заклад с Саффолком на пять фунтов стерлингов, что ты получишь двухкомнатные апартаменты. Но и здесь очень даже неплохо. У меня такая же комната.

— Моя покровительница? — с веселым изумлением переспросил Майкл.

— Помилуй бог, сотри с лица эту широкую идиотскую ухмылку, хвастун несчастный. Да, она навела на тебя блеск и глянец. Это ясно любому, имеющему глаза и уши. А вот почему — не понимаю, разрази меня гром.

Майкл коротко рассмеялся. Он был в равной степени и озадачен, и польщен оказанным ему вниманием, хотя и опасался ожидать слишком многого. Женщины — весьма загадочные существа, со своей неведомой логикой, один поступок которых в корне противоречит другому.

— Ну и что ты обо всем этом думаешь, Стэнли? Достигшая брачного возраста принцесса Франции покровительствует очередному выскочке. Не кажется ли тебе это странным?

— Как сказать… Сегодня ты поймал ее в лесу. Она поцеловала тебя в награду?

— Я… не смог правильно угадать ее имя.

— Крупная ошибка, что тут скажешь, — тихонько засмеялся Стэнли. — А ты предложил ей что–нибудь в дар в виде компенсации?

— Я подарил ей серебряную розу. Ты можешь посоветовать что–нибудь еще?

— Цветок следует дарить вместе с поэмой, иначе леди может счесть тебя безмозглым садовником. Именно это сказал мне сэр Фрэнсис Брайан, когда я пришел посовещаться с ним относительно Мэг.

— Кто такая Мэг?

Стэнли склонил голову к плечу и как–то странно посмотрел на Майкла.

— Самая сладкая штучка, которую я когда–либо видел, светловолосая леди, наделенная очарованием, лебединой грацией и добрым сердцем, причем истинная Деверо.

— Светловолосая истинная Деверо? Что ты несешь?

— Я говорю тебе о симпатичной вдове, за которой ухаживаю с намерением жениться. Его зовут миссис Маргарет Клиффорд, она сестра сэра Уолтера Деверо, с которым, я полагаю, ты имел счастье встретиться на охоте.

Майкл в растерянности уставился на него.

— Сэр Уолтер Деверо? Этот попугай? Человек Норфолка?

— Не будь идиотом. Она — твоя сестра, а ее брат — и твой брат тоже. Здесь все ясно как божий день.

— Стэнли, — негромко произнес Майкл. — У меня нет сестры. И брата тоже нет.

— Разве не твоим отцом был сэр Джон Деверо, сын лорда Уолтера Деверо, барона Феррерса Чартли? Он сражался с королем Ричардом Третьим против Генриха Тюдора, отца нашего короля.

— Продолжай.

— Продолжать?! Тебе что, неизвестна история собственного рода?

— Просвети меня. Пожалуйста.

Стэнли вздохнул и принялся рассеянно поглаживать черенок своего кинжала.

— Прошу прощения. Ты же сам говорил, что ты заблудшая овца, отколовшаяся от общего стада Деверо. Тогда я тебя неправильно понял. Я подумал, что ты ушел от них из–за какой–нибудь древней ссоры.

— Моей матерью была Елизавета Лэнгхам, придворная дама королевы. Она стала второй женой моего отца, сэра Джона Деверо, и умерла вскоре после моего рождения. Мой отец сражался за короля Генриха Седьмого и погиб во время корнуолльского восстания.

— Твой благородный отец сражался на другой стороне, Майкл. — Стэнли с сочувствием взглянул на приятеля.

Майкл умолк. Значит, это правда. Тайрон лгал ему.

— У меня есть брат и сестра…

Его изумление заставило Стэнли улыбнуться.

— Полагаю, что так.

— Ты сможешь устроить мне встречу с Маргарет? Насчет Уолтера я как–то не уверен.

— Между нами говоря, я не доверяю любому, кто дружен с Норфолком. По словам Мэг, его светлость пообещал ее брату титул кавалера ордена Подвязки по окончании празднеств, и мне совсем не хочется знать, что именно сэр Уолтер сделает для герцога взамен. Но я стараюсь без предубеждения относиться к своему будущему шурину. Кстати, раз уж мы заговорили об этом, Гарри дал свое согласие на наш брак, а ее величество предложила Мэг место придворной дамы.

Майкл стиснул лапища Стэнли.

— Поздравляю… Стэнли, а ведь мы будем братьями!

— Эгей, и еще какими! — И Стэнли шутливо раскрыл юноше свои объятия. — Брат мой!

Они похлопали друг друга по спинам и весело расхохотались.

— За это непременно нужно выпить.

Стэнли зевнул.

— Завтра. Сейчас я, иду спать. Нам предстоит нелегкий, но великий день. Спи крепко и не позволяй блохам искусать себя. — У дверей Стэнли приостановился. — Я поговорю с Мэг. Быть может, ей понравится идея обзавестись еще одним братом.

— Спасибо тебе, Стэнли. Клянусь, ты славный малый и достойный будущий брат.

Майкл присел к холодному камину, задумчиво постукивая носком сапога по железной подставке для дров. Выходит, его отец был сторонником династии Йорков. И теперь у него есть брат и сестра. В конце концов, в этом мире он оказался не одинок.

В комнату вошел Пиппин, держа в руках корзинку с провизией, которую он стащил из кухни.

— Развести огонь в камине? — с надеждой поинтересовался он, сваливая свою добычу на маленький столик.

— Нет. — Ночь выдалась прохладной, но Майклу было жарко, очень жарко. Собственно, теперь ему всегда было жарко, за что следовало благодарить лихорадку и неугасимый огонь, опалявший его кожу. Заметив, что его слуга неодобрительно нахмурился, он добавил: — Ты можешь идти, если хочешь. И возьми с собой Конна.

В глазах Пиппина загорелся огонек пока еще слабого интереса.

— На всю ночь?

— Держи! — Юноша опустил пригоршню серебряных монет в жадно подставленную руку; их вполне хватило бы, чтоб весело провести время в обществе сговорчивых женщин. В мгновение ока Пиппин выскользнул за дверь.

За последние два дня Майкл почти не спал и изрядно вымотался, но заснуть не смог. Усталость превратилась в какое–то возбужденное и беспокойное бодрствование. Он не знал, куда себя девать. Во дворце царила относительная тишина. Майкл вынул из–за пазухи кинжал Бэкингема и поднес его к пламени свечи, любуясь искусной работой оружейных дел мастера. На рукоятке багровым огнем горели рубины, выложенные буквой «3» — Стаффорд.

— И что же мне с тобой делать, красавец?

В это мгновение раздался стук в дверь.

Майкл вновь спрятал кинжал под одеждой.

— Войдите!

На пороге вырос офицер в синем с золотом мундире, украшенном геральдическими лилиями.

— Сэр, миледи приглашает вас составить ей компанию, — по–французски произнес он. — Я провожу вас.

Майкл встал.

— Миледи желает меня видеть в такой час?

— Sub rosa^[41], как говорят у вас в Англии. Конфиденциально.

Юноша оправил приталенный камзол, чтобы скрыть следы физического возбуждения.

— Sub rosa, показывайте дорогу.

Его абсурдные надежды застать маленькую лакомую штучку в прозрачных шелковых одеяниях пошли прахом, когда итальянец распахнул перед ним дверь в ярко освещенную комнату. Нос Майкла немедленно уловил смесь запахов лаванды и амбры, отчего перед глазами у него сразу же поплыли сладкие видения. Рене восседала на деревянной скамье с высокой спинкой, усеянной маленькими подушками голубого бархата с золотыми кистями. Она была полностью одета, если не считать головного убора, и водопад иссиня–черных локонов обрамлял ее маленькое личико.

Дородная пожилая дама сидела на подбитом войлоком стульчике рядом с камином, в котором пылал огонь, и игла в ее руках сновала взад и вперед, ежесекундно погружаясь в то, что издалека казалось прозрачной белой блузкой. Майкл немедленно вспотел.

Рене с улыбкой приветствовала юношу, знаком предложив ему войти, как будто полуночные визиты мужчин были для нее самым обычным делом.

Отсутствие кровати означало, что это — приемная двухкомнатных апартаментов. И действительно, юноша заприметил закрытую дверь прямо напротив входа. Повсюду трепетали огоньки зажженных свечей.

Между скамьей и камином, занимая почти все свободное место, стоял большой дубовый стол, покрытый войлоком. На нем ждали своего часа кувшин, два кубка и украшенная эмалью коробочка.

Майкл отвесил хозяйке церемонный поклон, не зная, чего ожидать. Обычно любовные свидания проходили без слуг. Рене похлопала по подушке рядом с собой.

— Проходите и присаживайтесь.

«Она играет со мной», — подумал юноша, осторожно опускаясь подле нее на деревянную скамью. Она поймала его взгляд и, очевидно, угадала, о чем он думает. Воздух между ними словно заискрился, как бывает перед грозой.

— Как вам ваше новое жилище, нравится? — Голос ее был неожиданно хриплым и трепетным.

— Да, мадам. Моя комната… Я считал свою комнату роскошной до тех пор, пока не побывал в вашей. Здесь просто великолепно! — Майкл указал на огромный гобелен, вытканный в античном стиле, некогда забытом, но потом воссозданном флорентийскими мастерами.

— Он называется «Le Triomphe d'Amour»^[42]. Оригинал представляет собой фреску в моей спальне в Амбуазе, созданную маэстро Рафаэлем ди Перуджа, блестящим молодым художником, восходящей звездой при французском дворе.

Принцесса произнесла имя художника с мягким, ласкающим придыханием, и Майкл решил, что этот Рафаэль ему не нравится. Желая произвести на нее впечатление, он прочел надпись по–латыни внизу гобелена: «Итак, кем бы я ни был, меня всегда будут называть Тенью, принадлежащей тебе: сила любви достигает даже берегов Смерти».

Майкл улыбнулся ей и процитировал следующие строки, которые, как это ни удивительно, врезались ему память: «И здесь, даже если приветствовать меня придет целый сонм прекрасных полубогинь, которых падение Трои сделало рабынями героев Греции, ни одна из них, Цинтия, не сможет доставить мне удовольствие так, как это делаешь ты. И да простят меня праведники, хотя преклонные годы изменили тебя, но тело твое навсегда останется дорогим для слез моих».

— Браво! — Принцесса прикоснулась пальцами одной руки к ладони другой, что, видимо, символизировало бурную овацию.

— Меня воспитали на римских авторах, но, — уголки губ юноши приподнялись в улыбке, творчество Проперция^[43] больше подходит мечтательным девицам, как и ваш очаровательный гобелен.

— Вы находите его сентиментальным? — Рене, надув губки, задумчиво созерцала свое сокровище.

— Взгляните, его меч сломан, крылья изорваны в клочья, — Майкл указал на обнаженного, покрытого сажей и копотью светловолосого ангела, стоящего на коленях перед своей смертной возлюбленной, — но вместо того, чтобы сражаться с волками, гложущими его излохмаченные крылья, он плачет, уткнувшись в колени женщины. Романтическая сцена, но вряд ли ее можно назвать героической.

— Это спорный вопрос. Он поплатился своим местом в раю, изгнал своих демонов и обрел утешение в объятиях возлюбленной. Его слезы очищают. А его капитуляция означает торжество любви.

— Прошу прощения за то, что не соглашаюсь с вами. Меня воспитали солдатом. По моему мнению, женоподобный ангел не обладает стойкостью характера, необходимой для того, чтобы сразиться со своими врагами. Это… сентиментальная слабость.

— Слабость! Вы полагаете его уязвимость слабостью, но вы ошибаетесь. Взгляните на поверженных мужчин на заднем плане. Взгляните на кровь на его мече. Он сломал его, потому что устал от войны. Предположим, он отрекся от любви ради славы будущих битв и побед. Неужели он стал бы счастливее? Разве поэты не учат нас тому, что высшая ценность заключается в любви и славе, потому что привкус последней горек без первой?

Майкл изумленно вглядывался в раскрасневшееся лицо Рене и ее сияющие глаза.

— Для чего я здесь? — прошептал он. — Для любви… или славы?

— И для того, и для другого. — Принцесса наполнила кубки и предложила один ему. — Бретонское яблочное бренди?

Он наблюдал за ней, глядя на ее лицо поверх края кубка, потягивая обжигающую жидкость и гадая, какой еще сюрприз преподнесет ему шальная фея. А она отставила в сторону кубок и открыла небольшую коробочку. Карты! Рене быстро перетасовала их и выложила аккуратным столбиком на столе.

— А сейчас я научу вас играть в примеро^[44]. Это любимая игра короля Генриха, хотя игрок из него неважный и он частенько спускает крупные суммы. Я покажу вам все трюки, научу, как запоминать карты, которые находятся на руках у наших противников, и как побить их, но при этом вы должны всегда проигрывать королю. Понятно?

Юноша зачарованно кивнул.

— Да, кстати, у меня для вас есть послание. Миледи Анна поручила мне передать, что она хочет встретиться с вами вновь. Наедине.

Послание оказалось настолько неуместным, что Майкл растерялся. Выходит, ей все известно о прошлой ночи.

— Понимаю.

— И что же?

— Прошу прощения?

Рене нетерпеливо вздохнула.

— Какой ответ вы дадите леди Анне?

Юношу охватил гнев. Существовало только одно слово для описания того, чем она занималась.

— Надеюсь, она будет поминать меня в своих молитвах.

— И это все? Вы не желаете увидеться с ней еще раз? — допытывалась Рене.

— Я буду встречаться с леди Гастингс на публичных мероприятиях и восторгаться ею издали.

Крылья носа Рене гневно затрепетали.

— Прошлой ночью вы не испытывали никаких душевных терзаний, восторгаясь ею вблизи!

«Однако», — подумал Майкл.

— Мадам, раз уж вы откинули все формальности, я выскажу вам все, что думаю, но мои слова предназначены только для ваших ушей. Итак, я приехал ко двору не для того, чтобы совершенствоваться в искусстве внебрачного сожительства, создавая себе репутацию интригана, а для того, чтобы заслужить славу доблестного воина и достойного спутника его величества. И мои вчерашние поступки вполне сообразуются с моими целями. — Он метнул выразительный взгляд в спину камеристки принцессы, а потом поднял глаза на Рене, словно говоря: «Более я не скажу ни слова до тех пор, пока здесь находятся лишние уши».

— Адель не понимает ни слова по–английски, — недовольно поджала губы Рене. — Так что вы можете говорить вполне откровенно.

— Полагаю, что выразил свое мнение совершенно недвусмысленно. Прошлой ночью я спасал жизнь своего короля. И преследовать леди и далее было бы с моей стороны бесчестно.

В глазах у принцессы засветилось понимание.

— А что, если я скажу вам, что король вновь подвергается смертельной опасности и ваша честь и доблесть все еще необходимы для того, чтобы спасти его?

— Это Анна просила передать мне эти слова?

— Не совсем. Но у меня сложилось впечатление, что ее брат–герцог продолжает злоумышлять против короля и намерен использовать ее в качестве приманки. Что произошло после того, как вы с Анной покинули бал–маскарад?

— А что понадобилось вам в подвале?

— Я следила за ней. Она — моя подруга, и у нее талант впутываться во всякие неприятности. Прошу вас, расскажите мне о том, что случилось прошлой ночью.

— Анна увлекла меня за гобелен с изображением Венеры, где мы стали ждать, когда герцог набросится на меня с кинжалом в руке. Но я обернулся вовремя и обезоружил его.

— Он видел ваше лицо?

— Нет. Как, впрочем, и я не видел его лица, но узнал его.

— И как же вам удалось его остановить? Вы его ранили?

— Я лишь вырвал у него кинжал, а потом просто прогнал его.

— Как вы поступили с Анной? Вы говорили о том, что случилось? И что же было далее?

Пока она засыпала его вопросами, Майкл любовался ее запрокинутым личиком и настороженным блеском в глазах. Но не мог же он рассказать Рене о том, как задрал Анне юбки до пояса и овладел ею, прижав к стене, после чего повторил приятную процедуру еще несколько раз в ее постели, пока не наступил рассвет.

— Я сказал Анне, что какой–то мужчина попытался срезать мой кошелек и я спугнул его. Более мы на эту тему не разговаривали.

Рене пристально взглянула ему в глаза.

— Это ведь не все, но большего вы мне не скажете, верно?

«Зато я могу показать тебе», — хмуро подумал Майкл. Он чувствовал, что интересен ей, что девушка опасается его, и в то же время ее тянет к нему. Чтобы узнать интересующие ее подробности, ей совсем не обязательно было приглашать его в столь поздний час к себе и обучать премудростям игры в примеро.

Что–то прошелестело за окном, а секундой позже раздался зловещий визг, перешедший в хохот. Рене испуганно вздрогнула и прильнула к нему, ища защиты и со страхом глядя на темные оконные проемы.

— Что это было?

Майкл обнял ее за плечи и почувствовал, что девушка вся дрожит.

— Не знаю, — пробормотал он, вдыхая душистый запах ее волос. Она казалась ему хрупкой и уязвимой. — Хотите, чтобы я посмотрел?

Рене стиснула его руку и кивнула.

— Пожалуйста.

Он оставил ее на скамье возле камеристки, подошел к многостворчатому окну, распахнул его и выглянул наружу. Вокруг царила кромешная тьма. Холодный ночной воздух показался Майклу благословенным бальзамом, остудив его разгоряченный лоб и приглушив желание. Над рекой висел густой туман. Ниже по течению вспыхивал и тут же гас какой–то огонек. Напрягая зрение, Майкл понял, что это фонарь, укрепленный на мачте лодки. Все было тихо, и в этом молчании не чувствовалось ничего угрожающего. Внезапно из темноты вынырнул филин и пролетел мимо, обдав Майкла нечистым запахом и заставив его отпрянуть в комнату. Рене тихонько вскрикнула.

— Это ворона? Или летучая мышь?

— Ни то, ни другое. — Майкл коротко рассмеялся. — Филин. Ничего страшного.

Он отогнал назойливую птицу и закрыл окно на крючок.

— Филин? — Лицо Рене залила смертельная бледность. Камеристка сунула ей в дрожащую руку кубок с бренди и заставила сделать большой глоток. Рене содрогнулась всем телом. — Ненавижу филинов. И сов тоже.

Майкл вернулся к столу и опустился на скамью рядом с ней, наслаждаясь заслуженной славой.

— С вами все в порядке? Быть может, мне лучше уйти?

Рене взглянула ему в глаза, стараясь прочесть его мысли.

— Вы нам поможете? Анна не скажет мне, что затеял Бэкингем. А как иначе я смогу защитить ее, если она будет хранить молчание? — Девушка крепко вцепилась в рукав его камзола побелевшими пальцами. — Прошу вас, Майкл! Узнайте у нее все подробности, а потом мы с вами вместе подумаем и составим план, как нам спасти его величество и Анну от ужасной беды.

Почти осязаемый страх девушки тронул его сердце. Ему хотелось поверить ей, помочь и спасти, но какое–то непонятное и тревожное ощущение, которое он даже не взялся бы писать словами, не давало ему покоя.

— Почему вы пытались помешать мне спасти короля прошлой ночью?

Она опустила глаза.

— Я боялась за вас.

Юноша улыбнулся.

— Итак, мне нужно все хорошенько обдумать, после чего я извещу вас о своих планах.

— У меня есть идея. Я скажу ей, чтобы она зашла к вам в комнату завтра вечером перед ужином.

От изумления у молодого человека отвисла челюсть. Этак, чего доброго, своевольная нахалка пожелает присутствовать при его встрече с Анной.

— Миледи, я вполне способен сам назначить собственное свидание!

Пожилая камеристка, не оборачиваясь, негодующе фыркнула. Майкл, прищурившись, бросил пронзительный взгляд на Рене. — А я–то думал, старая карга не понимает ни слова по–английски.

— Старая карга прекрасно понимает ваш повышенный тон, сэр, — высокомерно заявила ему принцесса.

— Еще совсем недавно вы называли меня Майклом.

— Это была неподобающая вольность с моей стороны. Прошу извинить меня. Мне не следовало так фамильярно именовать вас.

— А все это, — Майкл широким жестом обвел комнату, — вполне подобающе?

— Я пригласила вас, чтобы обсудить серьезные вопросы, не терпящие отлагательств. Как незнакомые путешественники, едущие в одном направлении, зачастую ночуют в одной и той же кровати, так и мы с вами должны объединить усилия, чтобы разрушить изменнические планы герцога.

У Майкла — в который уже раз! — от изумления отвисла челюсть. Внутренний голос подсказывал ему, что его попросту используют. Ее любезность, которая то появлялась, то исчезала вновь, похожая на журчание весеннего ручейка, была наигранной и, несомненно, служила какой–то вполне определенной цели.

— Итак, — сказал он, — больше никаких карт?

Лукавая улыбка, которую она послала ему, собирая колоду, едва не сразила его наповал.

— Расскажи мне о своей госпоже. Какая она?

Армадо Бальони, едва держась на ногах, уставился покрасневшими от выпитого глазами на грязный стол таверны «Колокол и петух».

— С ней нелегко.

Уолтер презрительно фыркнул в ответ.

— Ты цедишь слова, как мелочный еврей дает в долг под проценты.

— Роrса miseria!^[45] — выругался Армадо, когда неудачно выпавшие кости лишили его последних, да к тому же еще и взятых взаймы денег. — Уолтер, одолжи мне еще один золотой. Удача вот–вот вернется ко мне. Я чувствую ее!

— Какой занятный… у тебя… медальон, — Уолтер задрожал от возбуждения.

— А–а–а! Bene, bene!^[46] — Армадо сорвал цепочку с шеи и швырнул ее на стол. — Это чистое золото! Одолжи мне еще монету!

Уолтер задумчиво покрутил в пальцах медальон с золотым крестом на черном фоне. Крошечными золотыми буквами внизу по–латыни был выгравирован девиз: «Солдаты на службе Господа». Норфолк будет доволен.

— Как получилось, что ты оказался в подчинении у принцессы? Ты давно ей служишь? И королю Франции ты служишь тоже?

Армадо раздраженно передернул плечами.

— Бывший солдат Рима должен как–то зарабатывать себе на жизнь.

— На легкую жизнь, очевидно, если ты уже два дня подряд оставляешь свой пост.

— Ба! — Армадо откинулся на спинку стула. — Сегодня вечером она развлекается.

— Вот как? И кто же этот чертов счастливчик?

— Никто. Высокий светловолосый малый из Ирландии. Уолтер, еще пару золотых?

Уолтер постарался скрыть за неуместной веселостью внезапно охватившую его ярость и сгреб медальон со стола.

— Как ты отнесешься к тому, чтобы одним махом оплатить все свои долги?

ГЛАВА ДЕВЯТАЯ

Живите сегодняшним днем и как можно меньше доверяйте дню завтрашнему.

Квинт Гораций Флакк. Оды

Черные хищные птицы кружили над казематами, издавая леденящие кровь хриплые крики и стуча когтями и клювами в витражные оконные стекла. Она не могла пошевелить ни рукой, ни ногой, во рту у нее был кляп. Она попыталась крикнуть во весь голос, но издала лишь слабое хныканье. Повсюду царила кромешная тьма. Она была одна — как всегда. Никто не придет ей на помощь. В темноте вдруг замерцал тусклый свет и зазвучал хриплый шепот: «Доверься мне, доверься…»

Но она не могла этого сделать и должна была сражаться в одиночку. Солнечный свет. Бретань. Беги! Беги, и спасешься… С громким лязгом разлетелись оконные стекла. В комнату хлынули страшные черные птицы. Они схватили ее за руки, принялись тормошить, выкрикивали ее имя… Рене пронзительно закричала.

— Открой глаза, дитя мое.

Задыхаясь, Рене вдруг обнаружила, что сидит на постели в ворохе смятых простыней, судорожно вращая широко раскрытыми, но ничего не видящими глазами. Ночная рубашка на спине промокла от пота. Перед ней вдруг возникло полное лицо камеристки, искаженное беспокойством. За окном ее комнаты тусклый рассвет полосовали струи дождя. Девушка испуганно вздрогнула и сжалась в комочек. Гроза. Господи Иисусе, она буквально разваливается на куски. Тем не менее, она обязана взять себя в руки и исполнить свой долг.

В углах комнаты замерцали теплые огоньки свечей, и их сияние понемногу вернуло девушке душевное спокойствие.

— Выпейте! — В руках у нее появилась теплая чашка; на лоб легла прохладная влажная ткань. — Гнусная, мерзкая погода. — Адель погрозила в сторону окна кулаком. — Ух!

— Спасибо! — Рене отпила глоток сладкого вина.

Перед ее внутренним взором все еще проплывали обрывки ночного кошмара: черные птицы, обманчивый блеск золота, страшное осознание того, что ей придется пожертвовать частью себя, чтобы выжить. Рене взглянула в окно. Отвратительная погода. Что же ей делать с Майклом и Анной? Пожалуй, не следовало помогать ему получить приличное жилье. Тогда она могла бы организовать «случайную встречу» в своих апартаментах.

А Майкл… Майкл оказался восхитительным, наивным и чрезвычайно опасным. В нем чувствовались сила и упорство. Он быстро учился, схватывал все на лету, моментально взвешивал и прикидывал, подкрадывался исподтишка и очаровывал. У него такие длинные, сильные и быстрые пальцы… По тому, как мужчина учится играть в примере, можно узнать многое. Он же оставался для нее загадкой. Джокером. Неопределенной величиной. Она не доверяла ему ни на грош.

Откинув в сторону простыни и покрывала, Рене босиком подбежала к бюро. Здесь стояли два железных ящичка. В одном лежали ее драгоценности, в другом — письменные принадлежности. У каждого внизу были выгравированы три серебряных кружочка. Принцесса придвинула к себе один ящичек, особым образом коснулась трех серебряных точек, и резная крышка откинулась.

— Запереть бы вас на годик в монастырь, вот тогда был бы толк.

Ворча, Адель раскладывала на кровати предметы одежды: тончайшую батистовую блузку с мелкими сборками, буфами и кружевными манжетами, которые будут выглядывать из рукавов ее платья; ярко–красную атласную верхнюю юбку; нижнюю юбку; платье с низким вырезом из переливающейся бордовой тафты и черного бархата.

— Не помню, чтобы я интересовалась твоим мнением, старая ведьма.

Рене вынула из ларца свиток пергамента, обмакнула перо в чернильницу и принялась мысленно составлять послание для Руже.

Адель презрительно фыркнула в ответ.

— Дочь Франции не должна плести интриги с посторонними мужчинами в собственной спальне среди ночи, — изрекла она, пряча круглый футлярчик с амброй и лавандой в сумочку черного бархата, расшитую золотой нитью и украшенную рубинами. Она прицепила ее к золотому поясу, который принцесса повяжет на талии. — Вы составляете заговор с целью обворовать кардинала, вас, как мужчину, учат сражаться, вы дразните могущественных лордов, играете в карты и флиртуете с ничтожествами… Фу!

— Ты знаешь, что сделал бы со мной Длинноносый, если бы я отказалась? Отдал бы Субизу!

— Ваш слабак–художник немногим лучше. Вам нужен сильный мужчина, который заботился бы о вас, — разглагольствовала старая служанка, любовно выкладывая на покрывало дамские перчатки из лайки с прорезями на пальцах, позволяющими увидеть кольца и перстни, кроваво–красные чулки и шерстяные рейтузы, шелковые подвязки и оловянные крючки, предназначенные для того, чтобы поддерживать вышитый подол платья, не позволяя ему запачкаться.

— Рафаэль — тонкая творческая натура, — возразила Рене, почесывая пером кончик носа.

— Самый обыкновенный попрошайка. Он даже не в состоянии оценить по достоинству тот бриллиант, что свалился ему в перепачканные краской ладони. Он не заслуживает вас, дитя мое. — На воротник платья Адель выложила горжетку из меха куницы и роскошный капор, сшитый по последней французской моде.

— Нет, заслуживает! — пылко вскричала Рене, с недовольством глядя на испорченное письмо, на котором красовалась клякса. Ну вот, теперь придется переписывать.

— Упрямая девчонка! Вылитая королева–мать, которую я любила всем сердцем. Вы ведь знаете, что я говорю правду. Ваш художник слаб и немощен. Он не сможет дать вам детей, о которых вы мечтаете, маленьких мальчиков и девочек, которые бегали бы наперегонки по берегу Луары. Я вижу это по белкам его глаз, по цвету его кожи. Вам нужен сильный и взрослый мужчина с горячей кровью, способный обогатить вашу жизнь счастливым детским смехом.

— Твоя болтовня мешает мне сосредоточиться и составить важное письмо.

Принцесса зачеркнула неудачно подобранные слова. Ей нужна была уместная заключительная фраза, которая вселила бы в Руже страх перед гневом Длинноносого. Но сосредоточиться девушка не могла. Диагноз, поставленный служанкой, перечеркнул беззаботное будущее, за которое она столь отчаянно сражалась.

— А если ты ошибаешься?

— Разве такое бывало?

Рене крепко зажмурилась и стиснула зубы. Все–таки Адель знает ее как никто другой. Принцесса очень любила детей и обожала играть со своими маленькими племянниками.

— Прошу тебя, не будем более обсуждать мое положение. Я здесь, и я намерена исполнить свой долг. — И Рене принялась перечитывать письмо.

— Мне нужны драгоценности.

— Сколько еще наглядных показов понадобится тебе, для того чтобы ты наконец выучила шифр на память?

— А когда вы наконец поймете, что играете с огнем? — Адель пробормотала что–то невнятное на своем древнем диалекте.

Рене вперила в старую камеристку гневный взгляд.

— Мне послышалось, или ты и впрямь обозвала меня маленькой гусыней?

— Вам виднее! — Адель встряхнула пару коротких кожаных сапожек с квадратными носами, красными атласными лентами вместо завязок и золотыми пряжками, а потом уронила их на пол в изголовье кровати.

— Нудная старая карга!

Рене пододвинула к себе второй ларец и вновь в строгой последовательности нажала на серебряные кругляшки на днище.

Не успела крышка распахнуться, как Адель тут же вытряхнула на стол все его содержимое. Здесь были золотые кольца с черными сапфирами и кроваво–красными рубинами; агатовые медальоны, украшенные камеями родителей Рене; брошь с большим черным хрусталем, окруженным рубинами, с эмблемой дикобраза — гербом короля Людовика XII; еще одна брошь с россыпью мелких черных турмалинов, изображающих бретонского горностая на поле из бриллиантов; ожерелья и браслеты в тон с кулонами в виде золотых геральдических лилий и маргариток, украшенные рубинами, перламутровыми белыми и черными жемчугами и сверкающим турмалином; наконец, четки из ограненных огненных опалов, черного янтаря и гранатов в золотой оправе.

Рене выразительно закатила глаза, когда Адель ссыпала все драгоценности себе в подол.

— Разве сегодня утром я выступаю перед английским парламентом или присутствую на собственной коронации? — язвительно поинтересовалась она.

Но старая камеристка лишь презрительно фыркнула в ответ.

— Вы — принцесса Франции, герцогиня, владеющая огромными и богатыми доминионами. Поэтому и выглядеть должны соответственно. Фамильярность порождает презрение, а вы вели себя чересчур уж фамильярно с некоторыми совершенно ничтожными личностями при этом дворе.

— Господи! — рассмеялась Рене. — Неужели ты думаешь, что я влюбилась в Майкла Деверо? Ха! Я всего лишь играю с ним.

Адель скривилась и бросила на свою подопечную хмурый взгляд.

— Не будьте слишком самоуверенной. Он тоже может начать играть с вами. — И старая камеристка очень похоже изобразила игривый смех, которым давеча весь вечер заливалась Рене в присутствии Майкла.

Принцесса вспылила.

— Вот, разогрей лучше воск. Я должна закончить начатое.

— У Элизабет Лэнгхам не было сына. Она умерла от бубонной чумы через три месяца после того, как наш отец женился на ней, — внушал сестре Уолтер, провожая ее в часовню францисканцев в Гринвиче. Какой бы ни была погода, присутствие на мессе с их величествами считалось обязательным.

Мэг нахмурилась.

— А как ты объяснишь наличие у него татуировки на запястье, о которой говорил мне Стэнли? Люди не впрыскивают себе под кожу краску просто ради удовольствия. Более того, родовой герб Деверо вышел из фавора, после того как король Ричард Третий проиграл битву за трон Генриху Тюдору. Зачем же выставлять себя напоказ как сына погибшего предателя, лишенного к тому же всех гражданских и имущественных прав? Думаю, наш отец хотел, чтобы он…

— Сэр Джон умер в том же году, что и его вторая жена. У него просто не было времени зачать и вырастить сына.

— Ты утверждаешь, что Майкл — самозванец, забывая при этом о несомненном физическом сходстве. Он ведь вылитый отец, только глаза у него голубые.

— А я говорю, что он — сын шлюхи, зачатый в грехе и в нем же выросший! — взорвался Уолтер. — Мошенники авантюрист!

Мэг недовольно поджала губы.

— Он мне нравится. И я с ним встречусь.

— Мэг! — вскричал Уолтер, пораженный до глубины души. — Ты осмелишься ослушаться меня в таком деле?

— Ты полон ненависти, Уолтер. А это не то качество, которое король ценит в людях своего круга.

— Да что тебе известно о людях королевского круга? — злобно оскалившись, прошипел ее брат. — Что же касается твоего приятеля Стэнли, то я не одобряю твой выбор. Ты можешь и должна найти себе кого–нибудь познатнее. Например…

— Уолтер, я не желаю тебя больше слушать. Не желаю, и все тут.

Майкл ни разу не пропустил мессу, на которой непременно присутствовали их величества вместе со своими приближенными. Подобно пугливому неофиту, он всегда приходил вовремя, шепча молитвы с торжественностью и серьезностью, которым позавидовал бы и сам епископ. Он не мог позволить себе ошибиться. Язычников в Англии по–прежнему жгли на кострах.

Хотя дремучее невежество юноши относительно основных постулатов христианского вероучения способно было поджечь огромную вязанку дров под его ногами, спасение плоти, если уж не духа, пришло к нему в виде тройственной благодати: безупречного владения латынью, украденной Библии и мелких подробностей церковной службы, которые ему некогда растолковал в Ирландии один священник.

Эти сведения верой и правдой служили Майклу во время покаяния в грехах, после которого начиналось чтение отрывков из Библии. Священник бубнил с кафедры:

— И все это случилось после того, как Господь наш искушал Авраама, и сказал Он ему тогда: «Авраам, узри, вот он я!»

Представление о том, что Господь потребовал от своего верного слуги принести в жертву единственного сына, вызывало у Майкла противоречивые чувства. В результате он утратил интерес к проповеди, и взгляд его остановился на прелестной особе, сидевшей на скамье для дам рядом с королевой.

Эта женщина… она околдовала его! Ему нравились ее острый ум и настойчивый, упрямый характер. Ее хрупкая красота радовала взор юноши, а запах амбры и лаванды, исходивший от шарфика, спрятанного за пазухой его короткого приталенного камзола, дурманил ему голову.

Монотонное бормотание священника навевало на него сон, и чтобы не заснуть, он попытался представить себе ее маленькие груди, освобожденные из оков изысканного платья. Но от подобных фантазий молодой человек начал испытывать физический дискомфорт, посему переключился на другие, более безопасные вещи: например, ее смех. Майклу очень нравился смех девушки, в котором звучали ласковые серебряные колокольчики, отчего по телу его пробегала сладкая дрожь.

Священник благословил короля, королеву, инфанту и будущего отпрыска, самое королевство, а потом предложил особое благословение рыцарям–сподвижникам ордена Подвязки, вновь призывая Святой Дух укрепить их руки, держащие оружие, сделать их боевых скакунов быстрыми, как ветер, и уберечь их от тяжких ран на предстоящем турнире. Далее святой отец призвал всю конгрегацию проклясть сатану и его злые деяния, оставаясь верными Господу нашему Иисусу Христу.

Одним глазком поглядывая на своих соседей и повторяя их движения, Майкл припомнил все, что когда–то рассказывал ему ирландский священник о Боге и сатане, а потому смиренно отверг Зло и восславил Добро.

В заключение службы детский церковный хор запел, словно хор ангельский. Их голоса, божественные, а не человеческие, устремились ввысь, к небесам, вознося всю паству к новым граням духовного очищения и единства. Похоже, семена их призыва упали на благодатную почву. Майкл увидел, как Рене склонила голову и искоса оглянулась. Внезапно его обожгла яркая вспышка фиалковых глаз. Он подмигнул — и девушка улыбнулась.

При дворе короля Генриха против плохой погоды имелись два средства: пьянство и азартные игры. Рене, глядя на карточный стол со своего наблюдательного пункта в нише у эркерного окна, с удовлетворением отметила, что ее ученик с блеском применяет на практике полученные от нее сведения, обирая придворных и позволяя выигрывать королю. Но очарование, ум и природная грация, с которыми он держался, были присущи ему от рождения. Ее заслуги здесь не было.

К ней подошла рыхлая дама, загораживая обзор.

— Мы можем поговорить наедине? — попросила Анна. Глаза у нее опухли и покраснели, под ними залегли темные круги, а в дрожащем голосе звенели сдерживаемые слезы.

Рене ласково обняла Анну за плечи, содрогавшиеся от рыданий, и увлекла ее в свои апартаменты. Усадив расстроенную подругу на подушки, разбросанные по деревянной скамье у камина, она сочувственно поинтересовалась:

— Что случилось?

Анна вздрогнула всем телом.

— Мне… мне нужна твоя помощь.

— Адель, будь любезна, подай подогретое вино для моей гостьи.

— Сегодня утром ты выглядишь просто потрясающе, — шмыгая носом, заметила Анна, пока Адель снимала с треноги в камине горшок и наполняла кубок горячим ароматным вином. Она сидела, понурив голову и судорожно сжимая сложенные на коленях руки.

— Что случилось, Анна? Говори же. Я помогу тебе.

Анна в отчаянии затрясла головой.

— Случилось нечто настолько ужасное, что я не могу даже рассказать об этом.

Рене вложила в руку подруги кубок с вином и заставила ее сделать глоток.

— Здесь ты в безопасности, — проворковала принцесса. — Не все так страшно, как кажется. Какой–нибудь пустяк, если носить его в себе, может превратиться в ужасное горе, но стоит выговориться, и оказывается, что не так страшен черт, как его малюют.

— Спасибо тебе, — с трудом, подавляя икоту, пробормотала Анна. Она осушила кубок до половины и теперь старалась поймать взгляд Рене. А у самой в больших карих глазах дрожали непролитые слезы. — Прошу тебя, не суди меня слишком строго. Последние три года я только и делала, что на коленях благословляла Деву Марию. — Костяшки пальцев, которыми она сжимала кубок, побелели. Анна отпила еще глоток вина и, собравшись с духом, вдруг выпалила: — Я беременна! — Не выдержав напряжения, она расплакалась, и слезы ручьем хлынули у нее из глаз.

Рене была потрясена. Признание Анны застало ее врасплох. Поначалу она решила, будто все дело в том, что Бэкингем, или Анна, или они оба попали под подозрение в государственной измене. А теперь ее вдруг охватила недостойная истинного христианина зависть. Ее же подруга, напротив, отнюдь не склонна была радоваться известию о том, что в ее лоне зарождается новая жизнь.

— Отчего же ты плачешь? — негромко поинтересовалась она, хотя ей самой больше всего на свете хотелось сейчас разрыдаться.

В припухших глазах Анны плескался стыд.

— Ты наверняка думаешь обо мне дурно. Мне не следовало приходить, но — Пресвятая Дева Мария! — я просто не знаю, что мне делать и к кому обратиться за помощью. А ведь ты говорила, что твоя камеристка, — она метнула вопросительный взгляд на Адель, — творит сущие чудеса с травами. — Схватив Рене за руку, она прижала ее к своей груди. — Я понимаю, что прошу от тебя слишком многого, но я в отчаянии, совершеннейшем отчаянии. Если мой муж узнает…

Рене начала понимать, в чем дело, но все–таки спросила:

— Ребенок был зачат, — спохватившись, она едва не сказала «в грехе», но сумела найти правильные слова, — вне законного брака?

Всхлипывая, Анна закивала головой.

— Я должна избавиться от него. У нас с Джорджем одинаковый цвет волос и глаз. И у наших детей Фрэнсиса и Уильяма карие глаза и каштановые с рыжеватым отливом волосы. А если ребенок, которого я ношу, пойдет в отца, — она вновь начала подвывать и всхлипывать, — мой супруг убьет его, а меня навсегда упрячет в монастырь. Я пропала, если только ты мне не поможешь. Прошлой ночью ты сама предложила мне свою помощь. Иначе я бы никогда не пришла к тебе и не стала бы умолять оказать мне содействие в этом постыдном деле. — Анна знала, что из–за того, о чем она просила, Рене, Адель и она сама могли запросто отправиться на костер по обвинению в колдовстве.

— Ты и впрямь оказалась в затруднительном положении, — уклонилась от прямого ответа Рене.

Внезапно Анна уткнулась Рене лицом в колени. Захлебываясь слезами, она молила Господа положить конец ее страданиям.

— К–капеллан в м–монастыре Святой М–Марии. Однажды он застал меня в темном углу и…

Рене пришла в ярость.

— Капеллан силой овладел тобой?!

Анна кивнула.

— Когда?

Подруга подняла к ней заплаканное лицо.

— За две недели до того, как я покинула монастырь.

Выходит, с тех пор прошло меньше месяца.

— Разве не следует подождать два месяца, чтобы быть совершенно уверенной?

— Я уверена! — с вызовом заявила Анна. В глазах ее стоял дикий страх. — Женщина всегда знает, особенно мать, уже родившая двоих детей. Я не могу более ждать! Это нужно сделать как можно скорее! Сегодня вечером!

— Сегодня вечером? — Рене почувствовала, как в душу ей заползает холодная змея подозрений. — Но, быть может, не стоит так торопиться? Подождем немного, хотя бы еще месяц. Сэр Джордж ни за что не…

— Умоляю тебя! Не обрекай меня на долгие страдания! Все должно быть сделано сегодня вечером!

Ударение, сделанное Анной на этих словах, лишь укрепило Рене в ее подозрениях. События развивались чересчур быстро и помчались, как снежный ком с горы. Бэкингем снова готовится нанести королю смертельный удар! Но куда же запропастился сержант Франческо?

— С твоего позволения, мне необходимо проконсультироваться с Адель. — Когда Анна согласно кивнула головой, Рене быстро заговорила по–бретонски: — Она лжет. Я не верю, что она хочет прервать беременность. Очевидно, речь идет о королеве. Это часть заговора, задуманного ее братом. Именно он стоит за той драматической интерлюдией, которую она только что разыграла перед нами.

Адель фыркнула.

— Она умело притворяется.

— Она лжива до мозга костей, но ее отчаяние представляется мне искренним. Скорее всего, ее братец оказывает на нее нешуточное давление. К несчастью, сегодняшний вечер наступит уже совсем скоро.

Принцессе недоставало двух важных вещей: во–первых, она не знала, где именно хранится древний Талисман во дворце Йорк–плейс, а во–вторых, ей было неизвестно, когда состоится ее аудиенция у кардинала Уолси. Где же, черт побери, носит этого проклятого Руже? Он уже должен был получить ее послание.

Адель нервно почесала бородавку на своем двойном подбородке.

— Скажите ей, что у меня нет при себе всех необходимых ингредиентов и мне понадобится несколько дней, чтобы собрать их. Скажите ей…

— Она обратится к кому–нибудь еще. Мы должны взять ситуацию под контроль. А теперь я хочу, чтобы ты напустила на себя расстроенный вид из–за того, что тебе предстоит совершить столь греховный поступок. Но смотри, не переиграй. Кивни головой в знак согласия и доставай пестик и ступку.

— Если вы согласитесь помочь ей, у нас останется слишком мало времени…

Рене и сама чувствовала, как время утекает, словно песок сквозь пальцы, и не нуждалась в лишних напоминаниях. Тем не менее, в ее распоряжении оставался еще целый день, так что она вполне успеет составить свой план.

В комнате воцарилась мертвая тишина, и Анна, не выдержав, вновь разрыдалась.

— Ладно, — сказала Рене. — Я помогу тебе.

Анна молитвенно прижала руки к груди.

— Ты так добра ко мне! Монахини говорят, что Господь посылает нам испытания, чтобы проверить нашу твердость духа. И еще говорят, что друг познается в беде. Твоя дружба стала для меня благословением.

— И для меня тоже. А теперь вытри слезы и допивай вино.

Мгновенно позабыв о своих несчастьях, Анна подняла коровьи глаза на Рене.

— А ты случайно еще не получала известий… от нашего золотоволосого друга?

Рене почувствовала отвращение. Пожалуй, не успеет Анна избавиться от одного нежелательного, пусть и воображаемого, ребенка, как тут же забеременеет по–настоящему. Принцессу так и подмывало язвительно поинтересоваться, благоразумно ли при данных обстоятельствах назначать свидание любовнику, но потом она передумала. Этак, чего доброго, она своими руками похоронит все надежды на удачный исход дела.

Видя, что она молчит, Анна продолжала:

— Неужели он не выразил желания увидеться со мной снова? Я думала, он хочет, чтобы я нанесла визит в его новое жилище.

— Я разговаривала с ним еще до того, как его переселили в новую комнату. Но не волнуйся, я побеседую с ним снова.

— Ой, как хорошо! — Анна восторженно захлопала в ладоши, и глаза ее засверкали.

Перед тем как выйти из апартаментов, Рене приостановилась у порога и заговорила с камеристкой.

— Вот, я придумала. Свари какое–нибудь безвредное зелье из медуницы, легкое слабительное для желудка и ничего более. Королева не должна потерять своего ребенка. И страдать слишком сильно тоже не должна. Пусть оно будет готово у тебя к обеду. Если от Руже поступят какие–либо известия, немедленно отправь за мной пажа. Я буду у королевы.

Итак, сегодня вечером! Рене беспокойно ерзала, сидя на скамеечке у края теннисного корта. Как же она сумеет попасть во дворец Йорк–плейс сегодня вечером? От отчаяния и разочарования она готова была закричать. Ее планы вновь оказались спутаны! От Руже не было никакого толку; Армадо потерял былую хватку; от сержанта Франческо не поступало никаких известий; Анна рассчитывала заполучить отвар болиголова и назначить свидание загадочному юноше, которому Рене так беззаботно доверилась минувшей ночью.

Единственное, в чем Рене была совершенно уверена, так это в том, что очень скоро у нее разыграется чудовищная мигрень.

А вокруг корта было жарко и шумно. В воздухе висела одуряющая смесь запахов пота и парфюмерии. Джентльмены, собравшиеся поглазеть на любопытное зрелище, кричали, свистели и улюлюкали, поддерживая игроков, делая и принимая на них ставки. Король Генрих в паре с герцогом Саффолком играл против сэра Фрэнсиса Брайана и сэра Уильяма Криптона. Мэри, стоявшая рядом с Рене, наблюдала за ними и радостно хлопала в ладоши всякий раз, когда ее любимый Чарльз выигрывал очко.

А Рене хотелось, чтобы все они сгорели в аду. Уйти отсюда она не могла. Она должна была не подпускать Майкла к Анне и избегать внимания Руже, если этот кретин решит почтить придворную забаву своим присутствием. Закрыв глаза, она молила Богородицу о помощи и заступничестве. Прикосновение к локтю заставило Рене подпрыгнуть от неожиданности. Робин, мальчишка–посыльный, протянул ей записочку.

— Это для вас, миледи.

Наконец–то! Принцесса дала мальчишке монетку и развернула послание. Оно гласило:

Любовь сжигает меня своей неутомимой жаждой,

В бреду безумия я лепечу бессвязно.

Вот муки ада, терпеть которые готов я для нее одной.

Какого черта, что это такое?! Рене рассчитывала получить весточку от Руже или Франческо, но уж никак не любовную записку в стихах! С губ ее сорвался истерический всхлип, похожий и на смех, и на плач одновременно. Рене поспешно прикрыла рот рукой и принялась читать нелепые вирши далее:

Я никогда не устаю смотреть

На это прелестное создание,

Но мои мольбы перемежаются со стоном и слезами.

Презрение вскоре сменило любопытство, и Рене вдруг захотелось узнать, кто же автор этих строк. Она пропустила несколько четверостиший, прочитав лишь подпись под поэмой: «Написано рукой того, кто готов отдать ее ради вас. Невидимка (солдат, павший в неравной борьбе, но не утративший надежду)».

О нет, это уже чересчур — теперь еще и тайный обожатель свалился на ее голову! До сих пор с ней такого не случалось. Девушка вдруг почувствовала себя польщенной. Какая нелепость!

Сжальтесь над моим дурными манерами,

О леди, причиняющая мне боль,

И соедините вновь мои тело и душу,

Отныне жизнь моя принадлежит только вам.

Рене перечитала поэму несколько раз и теперь сочла ее прекрасной. Во всяком случае, стихи помогли ей отвлечься и на краткий миг позабыть о своих неприятностях. Она огляделась по сторонам в поисках автора сего послания. Девушка заметила омерзительного сэра Уолтера, который, поймав ее взгляд, расплылся в ослепительной улыбке. Фу! Она поспешно отвернулась. Ей не хотелось, чтобы Невидимкой, подписавшим поэму, оказался именно он. Рене продолжала всматриваться в лица окружающих. Одни джентльмены не сводили глаз с теннисного мяча, летавшего туда и обратно; другие, похоже, напропалую флиртовали с придворными дамами. Слуги разносили вино и сладости, так что зрители с каждой минутой становились все развязнее. После игры в приемной зале короля должен был состояться ужин, и веселье продолжится до самой полуночи. Учитывая, что за стенами дворца бушевала непогода, заняться особенно было нечем, кроме как пить, есть и раболепствовать перед королем, то есть предаваться всем тем развлечениям, в которых преуспевают придворные любой страны.

Рене не прекращала поиски. Она позволила взгляду остановиться на светловолосой голове, смотреть на которую старательно избегала с того момента, как присоединилась к свите королевы. Майкл Деверо, стоявший рядом со своим бородатым приятелем, казалось, пребывал не в лучшем расположении духа и совершенно не следил за теннисным матчем. Его возбуждение и тревога бросались в глаза, как грозовая туча на ясном летнем небосклоне. Он выглядел так, будто испытывал сильнейшую боль.

Бесцельно блуждающий взгляд Майкла вдруг встретился со взглядом принцессы. Бирюзовые глаза опасно сузились. Рене прочла в них невысказанный вопрос. Девушка замерла и напряглась, а на щеках у нее выступил предательский румянец. Неужели он и является автором послания в стихах? Но она тут же отбросила эту мысль как исключительно нелепую, вспомнив его пренебрежительное отношение к возвышенной любви. Ему нужны были лавры несколько иного сорта. Всеми его помыслами и поступками управляли амбиции провинциала, желающего добиться известности. Тут юноша начал медленно выбираться из обступившей его толпы. Рене затаила дыхание. Если Майкл направится к ней, значит, он и есть Невидимка.

Но молодой человек не сделал даже попытки приблизиться к ней. Он явно устремился к высоким дверям слева от нее.

Естественно, Рене решила последовать за ним.

Майкл изрядно вспотел, пока пробирался сквозь шумную толпу, заполонившую теннисный корт. Тяжелый, сладковатый аромат духов, забивающий резкий запах немытых тел, гул голосов, эхо теннисного мяча, летающего взад и вперед по площадке, превратили его в сплошной комок натянутых, как струны лютни, нервов. Нет, совершенно определенно он сходит с ума. Голова у него готова была вот–вот взорваться от внутреннего напряжения — ему отчаянно требовался хотя бы глоток «драконьей крови». Стиснув зубы, он забрел в первый же попавшийся укромный уголок и трясущимися руками выхватил из своей кожаной сумки стеклянный флакончик. Осушив его одним глотком, он вдруг почувствовал, что к его укрытию на цыпочках подкрадывается очаровательная маленькая шпионка. Господи, эта женщина когда–нибудь отдыхает или нет?

— Мадам! — прозвучал у нее за спиной раздраженный мужской голос.

— Наконец–то! — резко бросила особа, преследовавшая Майкла по пятам. — Ваше безответственное поведение переходит всякие границы, Руже!

До слуха Майкла донесся изумленный вздох, сопровождаемый шорохом юбок, и он понял, что шпионка подверглась физическому насилию.

— Вы лживая интриганка! — прошипел разъяренный француз. — Вы здесь совсем не для того, чтобы найти себе супруга! Вы…

— Прошу вас немедленно оставить миледи в покое, — гневно бросил Майкл, и на губах его заиграла угрожающая улыбка.

Маркиз отдернул руку, словно обжегшись. Темные глаза с неприязнью уставились на Майкла. Двое стражников дома Валуа, гремя ножнами, бросились ему наперерез. Кажется, при виде их на лице Рене отразилось облегчение. «Кто–то должен объяснить этой маленькой задаваке, — мрачно подумал Майкл, — что шнырять одной по темным закоулкам опасно для здоровья».

Рене метнула на него благодарный взгляд и удалилась. Маркиз и стражники последовали за ней по пятам.

Пьер чувствовал себя комнатной декоративной собачкой, которую ведут на коротком поводке. Телохранители в небесно–голубых с золотом мундирах приотстали на несколько шагов.

— Моя аудиенция? — едва слышно прошипела она, не удостоив его взглядом.

Пьер не спешил с ответом. Пусть понервничает немного!

— Если вы сейчас заявите мне, что до сих пор не имеете ответа от кардинала, я немедленно отправлю вас обратно во Францию! Я терпела ваше равнодушное отношение достаточно долго. Если вы отказываетесь сотрудничать, то переходите в разряд тех, кто противодействует мне, а эти люди называются врагами. Одного этого уже вполне достаточно для того, чтобы повесить вас.

Пьер, лишившийся от злобы дара речи, смотрел на ее хрупкую, изящную шейку и представлял, как сжимает ее руками, а лицо Рене становится синим. Он принес ей добрые вести, но теперь, вынужденный выслушивать угрозы и завуалированные оскорбления, решил не говорить Рене ничего просто из вредности. А взор фиалковых глаз буквально испепелял его.

Пьер цепко схватил несносную девчонку за запястье.

— Вы не посмеете!

— Посмею, и еще как! — Рене кивнула телохранителям, и маркиз почувствовал, как в шею ему уперлось острое лезвие стилета.

Он замер, с опозданием сообразив, что эта дьяволица в очередной раз перехитрила его, заманив на свою территорию, и теперь их обступили четверо дюжих стражников–итальянцев. Ощущая на губах горький привкус поражения, маркиз неохотно пробормотал, спасая себе жизнь:

— Кардинал Уолси приглашает вас отужинать с ним завтра вечером.

Рене жестом показала охранникам, что те могут убрать оружие, и вошла в свои апартаменты.

Мысленно выругавшись, маркиз последовал за ней. Он страстно жаждал заполучить Бретань, прекрасно понимая при этом, что Рене не из тех жен, что превращаются в покорных и безропотных овечек, стоит только мужу поднять на них руку. Она попросту убьет его. Легко и просто, так что он даже ничего не почувствует.

— Вы не хотите поздравить меня с успешным выполнением нелегкой задачи? — злобно поинтересовался он.

Девушка остановилась у оконного переплета, глядя, как снаружи льет дождь.

— Поздравить вас? Пожалуй, я должна удивляться тому, что король выбрал мне в спутники ленивого мышелова вместо свирепого тигра.

— Мне нравится находиться у вас под каблуком, мадам, но, клянусь честью, вы заходите слишком далеко!

— Не согласна, По–моему, роль подкаблучника вам очень идет, Руже.

— Да вы имеете хотя бы малейшее представление о том, как трудно добиться аудиенции у тирана–святоши?

— Я хочу, чтобы вы ускорили эту встречу. Я намерена увидеться с ним сегодня вечером! — Принцесса резко развернулась на каблуках и взглянула маркизу прямо в лицо. — Вам нужна страница в моей геральдической книге? Тогда сделайте это!

В тусклом свете дождливого дня он разглядел, что лицо Рене покрывает смертельная бледность, что под глазами у нее залегли круги, а в развороте плеч таится невероятное напряжение. Она не просто волновалась. Она сходила с ума от неопределенности и беспокойства. И вдруг маркиз понял, что в глубине души восхищается мужеством этого избалованного отродья.

— Ах, увольте! Этот английский кардинал помешан на власти, она пьянит его, как доброе вино. То, что Генрих самоустранился от ведения государственных дел и вручил своему лорду–канцлеру большую печать королевства, сделало Уолси ipse rex^[47]. Все начинается с него, проходит через его руки и им же заканчивается. Иностранные послы об этом прекрасно осведомлены. Это им не нравится, но что поделать? Пока король Генрих трудился не покладая рук, чтобы создать себе репутацию организатора и покровителя самых смелых развлечений в Англии, дворец Йорк–плейс стал средоточием светской власти. Если я отправлю ему прошение с просьбой ускорить аудиенцию, бьюсь об заклад, его ответом станет лишь дальнейшая отсрочка нашей встречи. Или вы хотите подставить под угрозу успех вашей миссии, испортив с ним отношения?

Рене долго молчала.

— Я могу справиться с прирученным тигром, если только он сохраняет верность и постоянство. Если вам удастся передвинуть наш ужин… — Принцесса оборвала себя на полуслове, прижав к вискам кончики пальцев.

— Вам нездоровится. — Маркиз придвинулся к ней, чтобы галантно предложить свою руку. — Прошу вас, присядьте на скамью.

Рене резко вскинула голову.

— Увидимся завтра вечером. Всего доброго, Руже.

Лицо его окаменело. Ему хотелось расспросить принцессу об истинной цели ее пребывания в Англии, но маркиз чувствовал, что в ее нынешнем состоянии она скорее вызовет телохранителей, чем ответит ему. Постаравшись скрыть свое недовольство, он любезно улыбнулся ей.

— До скорого свидания.

Завтра. Рене упала на скамью перед камином и опустила голову на скрещенные руки. Что бы ни задумал Бэкингем, он начнет действовать сегодня вечером; завтра будет уже слишком поздно. Ах, если бы не эта дьявольская мигрень, от которой у нее раскалывалась голова, она взялась бы за маркиза всерьез! Умелый дипломат наверняка предвидел бы ответ кардинала и знал бы, как ускорить ход событий. Но Руже, пусть он и считает себя хитрым, как лиса, оказался всего лишь ленивым паразитом. Какое раболепие и подобострастие он проявил в погоне за ее герцогством! Или он действительно полагает, что у него есть шанс заполучить его?

Перед ней встала Адель.

— Вот вам от головы. — Она силой всунула кубок в руку Рене. — А это, — старая камеристка извлекла из складок своего необъятного платья небольшой флакон, — для той леди.

Рене внимательно рассмотрела самый обычный пузырек, запечатанный простым воском. Никто не сможет доказать, что он принадлежал ей.

— Да благословит тебя Дева Мария, Адель. Я знала, что всегда могу рассчитывать на тебя, хотя у меня порой и возникали сомнения…

— Пейте снадобье. Оно приглушит головную боль. А если вы все–таки решили отдать настойку той леди, скажите ей, пусть добавит в вино не более трех капель не раньше, чем за час до употребления.

— За час? — И тут на Рене снизошло озарение. — За час… а почему не целый день? — Принцесса откинулась на спинку скамьи и вздохнула, чувствуя, как понемногу уходит невероятное напряжение, а в животе рассасывается ледяной комок страха. — Ох, Адель, кажется, я спасена! Я скажу Анне, что яд будет настаиваться целый день и что до завтрашнего вечера он не окажет требуемого действия. Думаю, герцог как–нибудь сумеет перетерпеть один лишний день.

— Вы хорошо придумали. Может быть, у вас еще все получится.

— Один день… — Девушка отпила глоток снадобья. — Прошу тебя, скажи стражам, что я хочу поговорить с лейтенантом Армадо. Боже, как же я устала… — Она прикрыла глаза. — Позови ко мне лейтенанта, Адель.

Через сорок секунд дверь отворилась, и в приемную принцессы строевым шагом вошли двое.

— Мадам…

Сдерживая уже готовый сорваться с губ стон, Рене выпрямилась и обнаружила, что перед ней стоят лейтенант Армадо и сержант Франческо, Ардмадо — в форме офицера, а Франческо — в одежде обыкновенного горожанина.

— Какие новости? — поинтересовалась принцесса. — Прошу вас, пусть принесенные вами известия окажутся благоприятными для исхода нашего дела.

Головная боль утихла, но она никак не могла собраться с мыслями.

Сержант Франческо понуро переступил с ноги на ногу. Сердце у Рене упало.

— Доложи мадам обо всем, что тебе удалось узнать, — подтолкнул лейтенант своего подчиненного.

— К несчастью, мое пребывание во дворце Йорк–плейс оказалось слишком непродолжительным, чтобы я сумел установить точное местонахождение Талисмана. Там повсюду шныряют deletoris кардинала Кампеджио. Мне пришлось бежать оттуда, когда один из них выследил меня.

— Вас узнали?

Рене знала, что это катастрофа: если кардинал Уолси обнаружит, что и ее сопровождают deletoris, она погибла.

— Марчелло, солдат, который мог видеть и узнать меня, был моим товарищем в академии. Он не сумел хорошо разглядеть меня, но я почел за лучшее убраться оттуда, дабы он ничего не заподозрил. Быть может, он ничего не скажет капитану Лусио, нашему, — он обменялся еще одним виноватым взглядом с лейтенантом Армадо, — бывшему командиру.

— Что еще?

— Солдаты deletoris взяли под охрану дворец Йорк–плейс. Хилл, капитан стражи, вне себя от ярости. Каждый день между двумя лагерями вспыхивают ссоры и стычки. Кардинал Уолси хочет, чтобы кардинал Кампеджио поскорее уехал, но не осмеливается принудить его к этому. Солдаты deletoris круглые сутки постоянно патрулируют замок и прилегающую территорию, как будто все здание — это драгоценное банковское хранилище. Я старался не попадаться им на глаза, когда обыскивал дворец сверху донизу. Я искал и днем, и ночью — но не нашел ничего.

— Где кардиналы проводят большую часть времени? — пожелала узнать Рене. В голове у нее больше не стучали молоточки, зато ей стало невероятно трудно сосредоточиться.

— В своих личных апартаментах, в часовне и за столом.

— Адель, приоткрой окно. Мне нужен свежий воздух. Сержант, вы обыскали их комнаты?

— Так тщательно, как только смог. Как я уже докладывал, там повсюду стоят часовые.

— И вы ничего не заметили? Ничего, что привлекло бы ваше внимание? Подумайте хорошенько, Франческо. Любая мелочь, сколь бы незначительной она ни казалась, может иметь огромное значение.

Франческо заложил руки за спину и нахмурился, припоминая.

— Сегодня рано утром мне приказали собрать грязный тростник^[48] на галерее подле часовни. И я услышал, как внутри о чем–то спорят кардиналы. Я осторожно приоткрыл дверь и увидел кардинала Кампеджио, одной рукой обнимавшего статую Скорбящей Богоматери. Он поклялся Святым Граалем, что не уедет отсюда без «него». Я решил, что он имеет в виду Талисман.

— Прошу вас, продолжайте… Э–э, а из–за чего они спорили?

— Из–за противостояния между стражниками, которое становится все острее. Капитан Хилл избил хлыстом одного из deletoris. Этот Хилл — очень неприятный и подлый тип. В отместку капитан Лусио пришпилил Хилла к стене замка стрелами, которые пробили одежду Хилла, но не коснулись кожи и не ранили его. — Франческо ухмыльнулся, глядя на своего лейтенанта. — Он был моим учителем в Риме, мадам, этот капитан.

— А теперь расскажите мне о статуе Скорбящей Богоматери.

— Это большая скульптура белого мрамора. Наша Матерь Божья держит на руках Господа нашего Иисуса Христа. Это замечательная и очень точная копия статуи Богоматери работы самого Микеланджело в Риме.

— Итак… Кардинал Кампеджио одной рукой обнимал статую Скорбящей Богоматери, когда заявил кардиналу Уолси, что не уедет отсюда без «него»… Значит, это и есть наш Талисман. Скорбящая Богоматерь! — Принцессе хотелось кричать от восторга, и она не могла скрыть своего воодушевления. Но тут она кое–что заметила. — Лейтенант Армадо, а где ваш медальон?

Армадо густо покраснел.

— Я оставил его во Франции, мадам, как вы и советовали.

Рене заметила острый и быстрый взгляд, который сержант Франческо метнул на лейтенанта. Армадо лгал. Но почему? Лейтенант выпрямился.

— Итак, мы узнали, где хранится наше сокровище!

— Мы можем только гадать и надеяться, — поправила его принцесса. — Но совсем скоро мы будем знать наверняка. Аудиенция назначена на завтрашний вечер. Маркиз и я приглашены на ужин в Йорк–плейс. Предлагаю вам, Франческо, позаимствовать театральный грим и костюмы в лавке развлечений, чтобы вас нельзя было узнать. И последнее — хорошенько присматривайте за маркизом. Перехватывайте его корреспонденцию и немедленно доставляйте ее ко мне.

— Будет исполнено, — пообещал лейтенант.

Рене поднесла руку ко лбу. Она должна была сказать им что–то очень важное, но не могла вспомнить, что именно.

— Нынче вечером будьте наготове. — Если Бэкингем, в соответствии со своим планом, нанесет удар сегодня ночью, телохранители кардинала Кампеджио непременно постараются вывезти Талисман из Англии. Логично предположить, что они направятся во Францию, но Рене не была в этом уверена. — Сколько человек в отряде капитана Лусио?

— Их впятеро больше, чем нас, — ответил сержант Франческо.

— Тогда следует проявить бдительность, господа. Если они решатся вывезти Талисман, похитить его мы сможем лишь тайно… — Нет, положительно, с нею происходит что–то странное. Ей нужно тщательно все обдумать, выработать четкий план действий, учесть возможные непредвиденные повороты событий, но в голове у девушки царила звенящая пустота, сменившая недавний неумолчный стук молоточков. Она не могла мыслить связно. — Благодарю вас. Вы можете идти, господа.

Рене гневно обернулась к камеристке.

— Что ты подмешала в свое снадобье, старая бретонская карга? Я просто не в состоянии думать ни о чем! — Принцесса едва не застонала, когда старая служанка одарила ее озорной улыбкой, демонстрируя дыры в зубах. — Ох, Адель! Неужели ты не понимаешь, что я не могу позволить себе ни малейшей оплошности?

Нимало не смутившись, Адель преспокойно взяла Рене за руку и подвела девушку к двери.

— Флакон лежит в ридикюле. Отдайте его той леди и скажите, что воспользоваться им она сможет не ранее завтрашнего вечера. По–моему, на сегодня хватит. Самое время отдохнуть и развлечься.

— Не говори глупостей. У меня нет никаких гарантий, что Анна проглотит наживку и покушение на жизнь короля сегодня ночью не состоится. Более того, я не могу позволить ей поговорить с Майклом наедине.

— Ну… так отвлеките его. Пококетничайте с ним. Вот вам и удобный повод.

Рене показала камеристке язык.

— Старая ведьма.

ГЛАВА ДЕСЯТАЯ

Этот мужчина или сошел с ума, Или пишет стихи.

Квинт Гораций Флакк. Сатиры

Рене тайком передала Анне флакончик, предупредив подругу, что снадобье наберет силу только к завтрашнему вечеру, после чего оставила сестру Бэкингема кипеть от бессильной ярости и величественно удалилась. Колдовское зелье камеристки не просто прогнало головную боль; еще оно рассеяло ее страх и тоску.

Трубы, дудки, шалмеи и бубны оповестили двор о том, что в королевской приемной зале начинается пиршество. Каждое изысканное блюдо, подаваемое на стол, сопровождалось какой–либо забавой. В перерывах между сменами основных блюд, представленных лобстерами, олениной с имбирем, аистами, фаршированными гусями с чесноком, павлинами, бараньими головами, морскими свинками, каплунами, вальдшнепами с корицей, быками на вертелах, дельфинами и куропатками, подавали изысканные лакомства — замки из марципана и фруктовые тарталетки со святым Георгием, повергающим зеленого дракона. Слуги сбивались с ног, разнося по столам угощения попроще: сладкие вафельные бисквиты, украшенные королевским гербом, имбирные пряники и айвовый мармелад.

По мере того как тени становились длиннее, двор все глубже погружался в кутеж и разгул. В залу внесли жаровни, и исходящее от них тепло, вкупе с танцами и льющимся рекой вином, разогревало кровь присутствующих, которым уже не было дела до сквозняков и непрерывной барабанной дроби проливного дождя по оконным стеклам. Рене выпила достаточно розового вина, чтобы согласиться спеть для их величеств. Она выбрала любовную балладу о бедном английском рыцаре и испанской принцессе, которую сочинила еще во Франции.

Она полностью завладела вниманием аудитории. Королева Екатерина улыбнулась сквозь слезы, когда король Генрих взял ее руку и поцеловал кончики пальцев. Вайатт назвал Рене «французским соловушкой» и уговорил ее выступить с ним дуэтом, после чего стал экспромтом сочинять стихи, а она аккомпанировала ему на лютне. Вайатт запел:

Неужели вы покинете меня безутешным,

Скажите, что нет, скажите, что нет, жестокосердная!

Я страшусь сгореть в огне своей любви и скорби.

Неужели вы покинете меня безутешным,

Скажите, что нет, скажите, что нет, жестокосердная!

Поддавшись очарованию прелестного голоса принцессы, Майкл даже не заметил, как рядом появился Стэнли со своей спутницей. Забыв обо всем, он не сводил глаз с очаровательной певчей птички, сидевшей на высоком стуле посреди залы. Ярко–красные юбки струились вокруг ног девушки, подобно алым макам, а маленькие изящные пальчики ловко перебирали струны лютни. Глаза цвета аметиста метали на Вайатта шутливые молнии, а с прелестных губ слетали язвительные строфы, от которых придворный поэт лишь зябко поеживался:

Месье, ваши слова прекрасны,

Но скольким женщинам вы повторяли их?

Ступайте прочь, пока я не рассердилась окончательно!

— Майкл!

Молодой человек вздрогнул от неожиданности, спускаясь с небес на землю. Опираясь на руку Стэнли, ему улыбалась та самая стройная леди, с братом которой он имел несчастье повздорить в день своего приезда. Смутившись, он растерянно смотрел на нее, потеряв дар речи.

— Мэг, — сказал Стэнли, — позволь представить тебе мастера Майкла Деверо. Майкл, прошу любить и жаловать — миссис Маргарет Клиффорд, дочь покойного сэра Джона Деверо.

В глазах молодой женщины светились участие, теплота и извечное женское любопытство. Она низко присела перед ним в реверансе в ответ на его поклон. Хотя они уже виделись ранее, оба предпочли не вспоминать о первой встрече.

— Мэг должна стать новой придворной дамой королевы, — нарушил неловкое молчание Стэнли. — Завтра она приступает к выполнению своих обязанностей. Майкл, разве ты не хочешь поздравить Мэг с новым назначением?

— Несомненно, ее величество достойна самых лестных комплиментов, поскольку сумела приобрести столь яркое украшение для круга своих приближенных. Счастлив познакомиться с вами, миссис Клиффорд.

Женщина легко и искренне улыбнулась ему в ответ.

— Пожалуйста, зовите меня Мэг. А я могу называть вас Майклом?

— Буду весьма польщен. Вы уже давно при дворе?

— Не слишком. Мой… э–э… то есть наш… — Она метнула раздраженный взгляд на брата, который стоял в толпе придворных щеголей, обступивших принцессу. — Уолтер послал за мной, когда герцог Норфолк сделал его шталмейстером. — Улыбнувшись, она неуверенно коснулась его руки. — Мне бы хотелось продолжить наше знакомство и надеяться, что мы станем добрыми друзьями. Что до Уолтера, прошу вас, проявите чуточку терпения. Ему было нелегко жить в тени отца, обвиненного в государственной измене и лишенного всех гражданских и имущественных прав.

— Понимаю. — Майкл печально улыбнулся в ответ. — Я счастлив, что вы сочли возможным побеседовать со мной.

— Сочла возможным? — Мэг перевела взгляд на своего спутника. — Да я чуть ли не на коленях умоляла Стэнли познакомить нас!

— Так оно и есть. — Стэнли с обожанием взглянул на свою подругу. Майкл понял, что его приятель влюбился по уши. — Стоило мне заикнуться об этом, как моя застенчивая козочка превратилась в назойливую пчелу! — И его здоровенная лапища накрыла изящную ладошку, которую женщина с необыкновенной нежностью положила ему на локоть.

«Так вот, значит, как выглядит настоящая любовь», — в смятении подумал Майкл.

— Могу я первым поздравить вас, барон Монтигл? Полагаю, теперь вы и в самом деле непобедимы.

— Пока еще нет, но, с Божьей помощью, это случится очень скоро. Ну ладно, малыш, нам пора. Оставляем тебя… — нахмурившись, он несколько мгновений созерцал девушку, к которой были прикованы взоры почти всех мужчин в зале, — и дальше заниматься глупостями. — Наклонившись к уху Майкла, он добавил: — Целься выше — и попадешь в королеву.

Не успели Стэнли и Мэг оставить его одного, как взгляд его вновь устремился к принцессе Рене. Спев дуэтом с Вайаттом, она оказалась в центре всеобщего внимания, обретя статус, которого всеми силами старалась избежать. Что же изменилось? И как ему вести себя, дабы не уподобиться пускающим слюни обожателям? Все они, от искушенных ловеласов до зеленых новичков–поклонников, хотели ее. Похотливые шакалы!

— Сыграйте нам «Свет любви», миледи! — взмолился сэр Фрэнсис Брайан, пустив в ход пошлое очарование потасканного ловеласа.

Но внимание девушки вдруг привлек посыльный с запиской. Она выхватила у него сложенный вчетверо лист бумаги, ловко сунув ему в ладонь монетку.

— Кто ее тебе дал, Робин?

— Слуга одного джентльмена. В следующий раз я непременно обращу внимание на цвета его ливреи! — Он с улыбкой прикоснулся пальцем к кончику своего носа.

На виске у девушки забилась жилка, а щеки раскраснелись. Извинившись перед распаленными воздыхателями, она неторопливо направилась к большому железному канделябру, стоявшему в углу, на ходу распечатывая письмо.

Любопытство заставило Майкла покинуть свой наблюдательный пост у стены. Не успел он опомниться, как уже заглядывал ей через плечо, ревниво пробегая глазами слащавые строчки:

Самая прекрасная из женщин,

Я в отчаянии мечтаю о том,

Как распущу Ваши локоны,

Околдовавшие меня.

Отриньте свою холодность,

Пошлите мне слова прощения

Не медля, пока я не погиб.

Я безутешен и не нахожу покоя.

И пусть меня ненавидят соперники,

Им не удастся погасить мою любовь.

«Написано рукой того, кто желает вам одной только радости. Невидимка (солдат, павший в неравной борьбе, но не утративший надежду)».

Рене негромко рассмеялась. Сентиментальные стихи явно произвели на нее впечатление. Ее реакция вызвала у Майкла улыбку, и он не мог не поинтересоваться:

— Таинственный влюбленный, да?

Девушка резко обернулась к нему и одарила молодого человека гневным взглядом.

— Как вы смеете, месье! Это недостойно мужчины — подкрадываться к леди со спины и совать нос в ее личную корреспонденцию!

— Личную корреспонденцию? — нарочито растягивая слова, произнес он. — Я бы сказал, тайную и трусливую. Вашему несчастному солдату любви недостает смелости предстать перед вами во плоти.

— Месье Деверо, служить любви способно только благородное сердце.

— Быть может, деликатность и впрямь не относится к числу моих достоинств, мадам. Но, поскольку я не понаслышке знаком с «горением» мужской половины рода человеческого, уверяю вас, что ваш благородный воздыхатель не имел в виду ничего благородного, когда царапал эти жалкие вирши.

Рене выставила перед собой ладонь, другой рукой прижимая к груди послание.

— Прошу вас, ни слова более, поскольку вы лишь обнажаете чудовищные глубины собственного невежества. Поэзия — это слезы сердца, а не… — тут ее взгляд выразительно скользнул к его чреслам, и девушка быстро заморгала, чтобы скрыть растерянность, — другого оружия. Служение любви для благородного человека становится возвышенной целью, которая достигается самоотречением или…

Майкл расхохотался.

— Поверьте мне, единственный аргумент, который заставляет вашего воздыхателя скрывать свое лицо, — это ваш высокий статус, а не какая–то бессмысленная концепция поэтического самобичевания, принцесса.

— …или, — продолжала девушка, взглядом упрекая его в том, что он перебил ее, — становится заслугой благодаря высокому положению его дамы сердца. — И в заключение этой отповеди Рене презрительно фыркнула.

— Миледи, я готов держать пари, что совсем скоро ваш сентиментальный рифмоплет вставит в свое творение бойкую строку, предлагающую вам пригласить его на полуночное снятие масок в ваших апартаментах.

— Позвольте с вами не согласиться! Мой благородный поэт знает, кто я такая, посему он не унизится до предложения чего–либо подобного. — Принцесса обиженно надула губки.

Увы, он испытывал к девушке не просто физическое влечение. Дружеский спор с Рене де Валуа превратился в эротическое состязание в остроумии. Ее неукротимый дух и острый ум завораживали его; ни с одной женщиной он не испытывал ничего подобного. Улыбаясь ее чувственной пылкости, он поднял руки над головой, сдаваясь.

— Мир, миледи! Ваш язычок не уступает в остроте новомодной игрушке дона Альваро — рапире.

— Что, для вас он слишком остер?

— Нет, чересчур быстр… — Заслышав первые звуки вольты, он предложил ей руку. — Потанцуйте со мной.

Смело встретив его взгляд, Рене положила свою узкую ладонь ему на запястье и позволила подвести себя к остальным танцорам. Они кружились в абсолютном молчании, глядя друг другу в глаза. Майкл взял ее сначала за правую руку, затем за левую, потом совершил поворот и встретил ее сверкающий взгляд, когда Рене, повинуясь ритму музыки, тоже сделала пируэт. Все происходило, как в сказке, где правит бал доброе волшебство. А когда настала очередь чувственного прыжка, он обхватил ладонями ее тонкую талию, сгорая от желания сжать ее в объятиях, и поднял высоко над собой. По–прежнему держа ее на вытянутых руках, молодой человек сделал несколько шагов и медленно опустил ее на пол, дав ей соскользнуть по его напряженному телу. А затем Майкл вдруг вновь, уже ad lib^[49], повторил этот возбуждающий подъем, которого не было в танце. Ему хотелось, чтобы музыканты не останавливались и продолжали играть до самого рассвета.

Он желал ее страстно и отчаянно, желал душой и телом, разрываясь на части и сходя с ума, и хотел, чтобы и она испытывала такие же чувства. Пусть она бросает ему в лицо язвительные замечания, как давеча, все же они будут заниматься любовью, и на следующее утро тело ее будет сладко стонать от страсти, которой они предавались всю ночь накануне. Да, Майкл знал, что обманывает себя, как и тот неизвестный стихоплет, ведь какими бы настойчивыми, соблазнительными и остроумными не были его ухаживания, Рене де Валуа все равно достанется какому–нибудь королю.

Когда закончился следующий танец и все пары распались, обмениваясь поклонами и реверансами, Рене сделала попытку отнять у него свою руку.

— Мне хочется пить.

Словно по мановению волшебной палочки, перед ней вдруг появился кубок с вином. Майкл и Рене в удивлении обернулись.

— Миледи! — провозгласил сэр Уолтер. — Как всегда, вы можете располагать мной по своему усмотрению.

Майкл представил, как этот павлин натыкается лицом на его кулак, и так несколько раз подряд. Взгляды соперников скрестились, высекая искры, в то время как Рене преспокойно приняла предложенный ей кубок. Уолтер злорадно ухмыльнулся, а Майкл скрипнул зубами в бессильной ярости. Девушка жадно отпила глоток ароматной жидкости, затем еще один, благодарно вздохнула и вернула пустой сосуд Уолтеру.

— Вы очень любезны.

Он тут же предложил ей опереться на свою руку.

— Не хотите ли пройтись немного?

— Благодарю вас, сэр. В другой раз. — Рене улыбнулась сэру Уолтеру и, к невероятному изумлению обоих мужчин, взяла под руку Майкла.

Внутренне возликовав, Майкл залихватски подкрутил воображаемые усы.

— В другой раз. Может быть! — Он ухмыльнулся прямо в лицо позеленевшему от злости павлину и увлек Рене за собой.

Пока она не даст ему понять обратного, можно считать, что на сегодняшний вечер он ее ангажировал. Они отошли к оконной нише и остановились, наблюдая за танцорами, скользившими по зале, освещенной дрожащими огоньками свечей.

— Вы должны мне тайное свидание, — прошептал юноша.

Рене мгновенно напряглась и оцепенела.

— Прошу прощения?

Он весело рассмеялся, заметив выступивший у нее на щеках жаркий румянец. Быть может, для трубадура еще не все потеряно. Склонившись к ее уху и почти касаясь его губами, он негромко произнес:

— Неужели вы забыли о своем обещании посодействовать моим отношениям с известной нам обоим леди? Я считаю, что прямо–таки обязан прыгнуть в одну постель с ней, чтобы разрушить предательские планы некоего герцога.

— Клянусь всеми святыми, как же вам нравится играть словами! — с негодованием воскликнула принцесса. Майкл весело фыркнул.

— Мне нравится играть, и не только словами. Впрочем, как и вам.

У дальней стены танцевальной залы в окружении своих самодовольных родственников мужского пола стояла Анна, наблюдая за Рене и Майклом с видом кошки, от которой только что улизнула мышка.

— Потанцуйте со мной еще немного, — охрипшим голосом вдруг попросила Рене.

«Интересно, что она задумала на этот раз?» — спросил себя Майкл.

— Кажется, вы обещали взять на себя обязанности доверенного лица.

— Посредника, — поправила его принцесса, слегка покачиваясь в такт музыке.

— Посредник, доверенное лицо… — Он легко заскользил рядом с ней в ритме танца. — Вы говорили, что устроите мне тайную встречу с этой леди, чтобы я смог выжать из нее важные сведения.

— После того как мы сделаем перерыв, — загадочно и двусмысленно проронила Рене, совершая пируэт, как и все остальные дамы, и не выпуская его пальцев из своей руки. Подчиняясь заданному ритму, девушка на мгновение прижалась к нему и взглянула на Майкла снизу вверх. Фиалковые глаза полыхнули таким жаром, что юноша моментально позабыл обо всем на свете. — Пожалуй, на сегодняшний вечер я с радостью выберу вас своим партнером в танцах, — негромко проговорила она.

Юноша на секунду крепко зажмурился, испытывая чувство физической неловкости от стремительного прилива крови к члену. Как выражается в подобных случаях Стэнли?

— Да смилуется над нами Господь, миледи.

Освещаемые тусклым светом догорающих свечей, они оставались последней парой в зале, когда музыканты, разодетые в ливреи королевских цветов, сыграли заключительные аккорды. Из апартаментов королевы в течение почти всей ночи не доносилось ни звука, и у Рене забрезжила пока еще слабая надежда, что завтра все пройдет как по маслу. Она намеренно не избегала общества завзятых кутил, чтобы находиться поблизости от спальни Екатерины на тот случай, если с королевой случится что–либо непредвиденное. До рассвета оставалось всего четыре часа, но, похоже, Бэкингем проглотил ложь, преподнесенную Анне.

— Могу я надеться, что вы доставите мне удовольствие и позволите проводить вас до ваших покоев, принцесса?

Рене прекрасно знала, что после продолжительного веселья выглядит далеко не лучшим образом, и потому с опаской взглянула на златовласого джентльмена рядом с собой, дивясь тому, что он и сейчас похож на архангела, сошедшего с небес на землю.

— У меня есть вооруженный эскорт.

— Я предлагаю вам дружеский эскорт, мадам, — улыбнулся Майкл.

В очередной раз этому юноше удалось удивить принцессу. Насколько она знала представителей сильной половины рода человеческого, сейчас он должен был предпринять учтивую, но настойчивую попытку соблазнить ее. Но Майкл всего лишь улыбался ей, приветливо и сдержанно, и на лице его не было ни тени развязности. Его улыбка сияла добротой, но более всего поразило Рене то, что он явно относился к ней с уважением. Ошеломленная и растерянная, девушка покорно положила ладонь на его запястье, и они вместе покинули королевские апартаменты. Лейтенант Армадо двинулся за ними, тактично держась на почтительном расстоянии.

Оба чувствовали себя непринужденно, неторопливо шагая по тускло освещенным коридорам, и ночную тишину лишь изредка нарушал лязг оружия встрепенувшегося при их приближении стражника или приглушенный непристойный смех, доносящийся из–за плотно закрытых дверей. В глубине души, однако, Рене трепетала от возбуждения. Долгие годы она стремилась к тому, чтобы окружающий мир относился к ней не просто как к ценному, но банальному и пустому цветку в королевском саду, которым следовало любоваться издалека и использовать с выгодой в играх королей. Однако же в том, что ее воспринимали именно так, заключалась и своя прелесть. Девушка частенько задумывалась над тем, а не был ли брошенный ею вызов общественной морали обыкновенным инфантильным бунтом против устоявшихся традиций? Иначе, почему вдруг мнение рядового искателя приключений стало значить для нее так много? Ее бунт отдавал запахом серы и сделкой с дьяволом. Расставшись с девственностью, она обрела некоторую свободу, но при этом лишилась чего–то намного более важного, и мысль об этом не давала ей покоя.

— Откуда вдруг такая печаль на вашем лице, моя дорогая мартышка?

Рене метнула на Майкла робкий и недоверчивый взгляд.

— Вы полагаете, что я похожа на маленькую обезьянку?

— Я полагаю, что вы прекрасны, — с чувством выдохнул он. — И все–таки, почему вы вдруг загрустили?

Она тяжело вздохнула. Рано или поздно он узнает о ее прегрешении.

— Не стоит воздвигать в мою честь храмы и воскурять фимиам на моем алтаре.

Майкл широко улыбнулся.

— Ага, мы еще и суеверны, не так ли, моя очаровательная бретонка?

Она остановилась перед дверью своих апартаментов.

— Нет, дело не в этом. Я…

Ей льстило, что он относится к ней как к драгоценному и запретному плоду, юной и неопытной девушке, только начавшей выезжать в свет. Как приятно, хотя бы для разнообразия, ощущать себя не презренной французской шлюхой королевской крови, каковой ее полагали дамы, и не легкодоступной особой, которую достаточно поманить пальцем, в чем были уверены все мужчины.

Майкл бросил на лейтенанта Армадо такой взгляд, что офицер поспешил присоединиться к своим подчиненным, несшим караул у ее дверей, и увлек Рене к оконной амбразуре в нескольких шагах дальше по коридору. Достаточно близко, чтобы были видны их темные силуэты, но при этом достаточно далеко, чтобы телохранители не могли разобрать ни слова из их разговора.

Однако этот ловкий маневр едва не разбил вдребезги ее недавно обретенную веру в него. Рене подчинилась лишь из чувства дерзкого любопытства, с каким–то извращенным наслаждением предвкушая, как сейчас поставит его на место. Девушка ожидала, что он набросится на нее, но вновь была ошеломлена и растеряна, когда он водрузил ногу в остроконечном сапоге на подоконник, оперся локтем о колено и стал задумчиво смотреть в темноту за оконным стеклом.

— Я очень благодарен вам за безраздельное внимание, которым вы почтили меня сегодня вечером, — едва слышно прошептал юноша. — И все же меня не покидает такое чувство, будто вы — или, точнее, мы — старательно избегаем упоминания об одном очень важном деле. Прошлой ночью вам понадобилась моя помощь, чтобы предотвратить катастрофу. А теперь у меня складывается впечатление, что ваше отношение к случившемуся изменилось. Почему?

Святые угодники! Рене вновь недооценила его. Майкл оказался намного умнее и обходительнее, чем она решила поначалу. Он разгадал ее уловку, когда она вознамерилась сыграть роль сводницы для него и Анны, и теперь хотел получить — нет, не удовольствие в постели, даже не поцелуй, — а ответы на свои вопросы. Он по–прежнему относился к ней с большим уважением, за что принцесса была ему искренне благодарна, но при этом заподозрил ее в том, что она ведет какую–то свою игру. Или же его беспокоило то, что она могла потерять веру в него? Сейчас Рене должна была сделать все, чтобы он не увиделся с Анной еще хотя бы один день. А вот потом, когда Талисман будет у нее в руках, Майкл может изображать святого Георгия, поражающего дракона Бэкингема. Но проблема заключалась в том, что ни оправданий, ни иных объяснений у нее не было. Посему девушке ничего не оставалось, как напустить на себя оскорбленный вид и гневно заявить ему:

— Если танец со мной был вам в тягость, вам следовало передать меня сэру Уолтеру! Доброй ночи, месье! — И Рене решительным шагом двинулась прочь.

Майкл схватил ее за руку, прежде чем она успела дойти до дверей своих апартаментов. Стоя позади нее, он крепко, но бережно держал ее за запястье, и она ощущала у себя на виске его дыхание. Стоило Рене крикнуть, как на ее призыв сбежались бы стражники, но она не могла говорить. И пошевелиться тоже не могла. От его мощной фигуры исходило желанное тепло, и она завернулась в него, как в одеяло. Дрожь предвкушения, от которой у нее сладко замирало сердце, когда она танцевала с ним, переместилась ниже, и принцесса ощутила жар между бедер.

— Вы хотите сказать, что сегодня ночью не притворялись? — Его сильный и глубокий голос ласкал ее слух. — Что вы танцевали со мной, потому что вам этого хотелось?

Рене крепко зажмурилась. У нее перехватило дыхание. Она не осмеливалась повернуть голову, чтобы взглянуть на него. Если она сделает это, они непременно начнут целоваться, и она не сможет оттолкнуть его. Пытаясь быть честной с собой, Рене вынуждена была признать, что ей хочется поцеловать юношу; значит, она сознательно изменила бы Рафаэлю. Как она может испытывать такое сильное влечение к этому мужчине, когда влюблена в другого?

А от Майкла исходило прямо–таки обжигающее тепло. Внезапно охрипшим голосом он произнес:

— Мне бы очень хотелось, чтобы вы не были принцессой.

— Прошу вас, отпустите меня, — еле слышно взмолилась она.

Девушка дрожала всем телом.

Он незамедлительно отпустил ее руку.

— Что касается нашего спора, — добродушно окликнул он ее, когда Рене шагнула вперед. — Если ваш робкий и стеснительный менестрель все–таки окажется нормальным мужчиной из плоти и крови, как и все мы, простые смертные, то я настаиваю на том, чтобы присутствовать в тот момент, когда он сбросит маску!

Теперь, отойдя от него на безопасное расстояние, Рене с улыбкой повернулась к юноше.

— Если я права, и он окажется скромным и почтительным молодым рыцарем, тогда уже я буду настаивать, чтобы вы посвятили мне поэму!

— Мадам, мы с вами заключили пари! — Майкл отвесил ей изысканный поклон и удалился, насвистывая песенку, которую она исполняла сегодня вечером с Вайаттом в королевской приемной.

Рене прислонилась к открытой двери своих апартаментов и стала смотреть, как он исчезает в темноте. Итак, отныне у нее есть целых два поклонника при дворе английского короля: один — поэтичный и загадочный, а другой — воинственный и очаровательный.

ГЛАВА ОДИННАДЦАТАЯ

Я люблю и ненавижу.

Быть может, вы спросите,

что со мною происходит? Не знаю,

но я испытываю страшные мучения.

Гай Валерий Катулл

На следующее утро, когда Рене вышла из часовни после мессы, ее подстерег паж с гербом королевы на камзоле.

— Миледи, какой–то слуга попросил меня передать вам это.

Рене буквально выхватила у мальчишки из рук сложенный листок бумаги и дрожащими пальцами развернула его. Внутри оказалась очередная поэма:

Миледи, я сгораю от желания обладать вами

И оказать вам честь при первом же удобном случае.

Сжальтесь надо мной, станьте моим другом,

Иначе мне останется лишь умереть,

И умереть до срока.

— И еще некий джентльмен по имени Деверо умоляет вас выслушать его, — добавил паж.

Рене чувствовала себя… необычно. Она была на седьмом небе от счастья. Для Рафаэля она стала музой живописи, вдохновляя его писать картины, которыми будет восторгаться весь мир. А стихи Невидимки были сокровенными и потаенными, предназначенными только для ее глаз, и они вселяли в ее сердце доселе неведомую тоску… Как знать, быть может, ее таинственным поэтом был Вайатт. Уж его–то смело можно было назвать опытным кузнецом слова.

— Он ожидает вас вон там, — прервал ее мечтания мальчишка–паж.

Следуя его указаниям, Рене двинулась к боковому коридору.

В душе у нее бушевали смешанные чувства. Нет, она ничуть не возражала против того, чтобы пожелать Майклу доброго утра. Но тот недолгий сон, которым ей удалось забыться в промежутке между их расставанием и утренней мессой, не восполнил запасы хитрости и коварства, которые были необходимы ей, чтобы пройти по тонкой грани, позволяющей ей пожать плоды вчерашних трудов, а не уничтожить их.

Однако в глухом закоулке, подальше от шума и суеты, ее ждал вовсе не Майкл.

— Мадам, — приветствовал ее поклоном сэр Уолтер. — Позвольте заметить, что нынешнее утро очень идет вам.

— Вы очень любезны. — Рене присела в коротком книксене, не выпуская из рук четки.

Девушка успела заметить, как он коротко кивнул офицеру, стоявшему у нее за спиной, и, когда она обернулась, лейтенанта Армадо уже и след простыл. «Что происходит с этим человеком?» — с негодованием подумала принцесса. Он был обязан не отходить от нее ни на шаг, чтобы защитить в любой момент, если вдруг возникнет такая необходимость. Прошлой ночью он оставил ее одну по знаку Майкла, а сегодня им распоряжается прихвостень Норфолка, и лейтенант повинуется ему, даже не испросив у нее разрешения! Ну что ж, сегодня у нее состоится с ним серьезный разговор по душам.

— Леди Рене, — сэр Уолтер взял ее под локоть, — я взял на себя смелость преподнести вам особый подарок. Поскольку вы — гость в моей стране, мне подумалось, что вам будет небезынтересно взглянуть на достопримечательности нашей столицы: Вестминстерское аббатство, собор Святого Павла и тому подобное. На набережной нас ожидает роскошная прогулочная лодка герцога Норфолка. Она отвезет нас вверх по реке, и мы с вами окажемся в самом сердце Лондона. Его светлость предоставил ее в ваше распоряжение на целый день.

Нет, ну что за надоедливый человечишка!

— Месье, я весьма благодарна его светлости за гостеприимство, — поджав губы, сухо проронила Рене. — Однако же мои слабые французские легкие очень чувствительны к болотной лихорадке, приступы которой часто случаются в плохую погоду. А за окном дождь льет как из ведра. Так что как–нибудь в другой раз.

Девушка вновь присела в реверансе и повернулась, чтобы уйти, раздумывая над тем, не приложил ли к этому приглашению руку Руже. Шестое чувство подсказывало ей, что он заключил какой–то тайный договор с Норфолком.

Его пальцы стальной хваткой вцепились в ее запястье, ничем не напоминая нежное прикосновение, на которое вчера вечером отважился Майкл. Затем он прижал ее спиной к стене, и обе руки ее оказались в плену железных мускулов.

— Почему он, а не я? — прошипел Уолтер, и лицо его исказила гримаса ненависти.

— Что?! — Рене уставилась на него, широко распахнув глаза и отказываясь верить своим ушам. Происходящее стало для нее полной неожиданностью.

— Видит Бог, я пытался подружиться с вами, как подобает джентльмену, но вы предпочли его мне!

«Господи, избави меня от таких друзей!» По телу девушки пробежала холодная дрожь. Слова сэра Уолтера показались ей знакомыми. Неужели он и есть Невидимка?

— Почему? Ответьте мне! — Светло–карие глаза с нескрываемой враждебностью смотрели на нее в упор. — Почему этот ублюдок, а не я?

— Вы, должно быть, сошли с ума! О чем вы говорите, ради всего святого? Немедленно отпустите меня, сэр! Я — дочь Франции! Noli me tangere!^[50] Или, выражаясь простым английским языком, уберите от меня свои грязные руки!

Лицо Уолтера налилось кровью. Отпустив ее левую руку, он тут же зажал ей рот ладонью.

— Мне все о вас известно, похотливая принцесса! Вы — известная шлюха из дома Валуа, которая прыгает в постель к ничтожествам! Что же, покорнейше прошу простить меня за проявленное неуважение к древности вашего рода, но, уверяю вас, губки батиком, что я обладаю недюжинной мужской силой не только в руках, но и в других местах. — С этими словами он прижался гульфиком к ее животу и начал вращать бедрами. — Будьте покойны, я сумею доставить вам удовольствие. Ну, что вы мне скажете, принцесса? Давайте–ка развлечемся по–быстрому, стоя, а?

Рене совершенно точно знала, в какое место с превеликим удовольствием вогнала бы ему свой кинжал по самую рукоятку, если бы он только отпустил ее правую руку, чтобы она могла выхватить лезвие из внутреннего рукава.

— Или вы полагаете, что я не знаю о ваших похождениях с художником–итальяшкой? Или о том, что вы позволяете этому выскочке, именующему себя Майклом Деверо, трахать вас каждую ночь? За исключением сомнительного родства с лордом забытой богом дыры, которую по недоразумению величают страной, этому щенку больше нечем похвастать! — Он отнял руку от ее рта и впился ей в губы поцелуем.

Слепая ярость захлестнула девушку. Она отчаянно тряхнула головой, отворачиваясь от него и стараясь оттолкнуть от себя грубые пальцы, которые уже скользнули ей под юбки. Между ее честью и этим подлецом встала лишь хрупкая преграда из атласной ткани, поскольку более ничего на ней не было. Армадо — будь проклят этот гнусный предатель! — не научил ее, как защищаться от мужских посягательств на ее достоинство.

Уолтеру хватило ума повернуться к ней боком, чтобы она не смогла ударить его коленом в промежность, но когда он принялся пачкать ее губы своей омерзительной слюной, Рене сумела отдернуть голову и криком позвать на помощь, прежде чем он вновь заставил ее замолчать. Грубо и болезненно.

Проливной дождь даже не думал прекращаться, и король Генрих пребывал в дурном настроении. В теннис он играл вчера утром, после полудня слушал импровизированный концерт, когда певцы и певицы из числа придворных по очереди услаждали его слух этюдами собственного сочинения, но сейчас ему было скучно. Посему предложение Саффолка поупражняться в поднятии тяжестей и борьбе он встретил с восторгом.

— Чему ты улыбаешься? Ты, часом, не заболел? — с подозрением поинтересовался у приятеля Стэнли, когда они направлялись в апартаменты короля.

Майкл коротко рассмеялся.

— А что, улыбаться по утрам — смертный грех?

— Да нет, но обычно по утрам твое настроение оставляет желать лучшего.

— В таком случае, приведи мне ведьму, а не лекаря, потому что я пал жертвой колдовских чар, чем, впрочем, очень доволен. Говорю тебе, Стэнли, сегодня утром боги мне улыбнулись!

— Боги швыряются за окном здоровенными градинами, а ты уверяешь, будто тебе светит солнце. Чертовски странно! Ага, я знаю, в чем тут дело. Воспаление печени — это не шутки, точно тебе говорю. Забудь о магах и знахарях. Нам нужен смиренный служитель Господа нашего, а лучше генерал — и архиепископ Уорхэм вполне подойдет.

Майкл расхохотался.

— А мне отпустят грехи за то, что я развлекал богиню?

Густые брови Стэнли сошлись на переносице, но взглянуть на друга, равно как и высказать свое мнение, он не пожелал.

— Ты, должно быть, полагаешь меня сумасшедшим, раз я возжигаю свечи на алтаре и при этом прекрасно сознаю, что во мне нет обожания?

— Я полагаю, что, высказав свои мысли вслух, навлеку на себя неприятности, поскольку я уже дал тебе совет на эту тему, которым ты, по своему обыкновению, пренебрег… Что такое?

Пронзительный крик заставил Майкла вздрогнуть от неожиданности. «Помогите! На помощь!» Он сорвался с места, как стрела с тетивы большого лука, нимало не заботясь о том, что Стэнли и впрямь может счесть его сумасшедшим. Рене попала в беду. Ее голос он узнал бы из тысячи других. Он мчался как ветер, повинуясь инстинктам, которые не подвели его во время охоты на оленя. Не останавливаясь, он проскочил сквозь ряды йоменов личной королевской стражи, словно был самим Генрихом. Или человеком–невидимкой.

Когда юноша вбежал в дальний боковой коридор, глазам его предстала такая сцена, что у него едва не остановилось сердце. Уолтер всем телом прижимал Рене к стене, одной рукой зажимая девушке рот, чтобы она не могла крикнуть, а другую запустив ей под юбки. Кровь бросилась Майклу в голову, и его охватила такая слепая ярость, какой он никогда не испытывал раньше. Во рту мгновенно пересохло, а в глазах поселилась неведомая боль. Он вдруг ощутил, что преображается, становясь сильнее и выше…

Но тут Рене высвободила руку и обняла Уолтера за талию. Майкла обуяла ревность. Она еще смеет обнимать этого подонка? Но его негодование растаяло, едва он успел отметить его краешком сознания. В маленькой ладони вдруг сверкнуло лезвие небольшого кинжала, выскользнувшего из внутреннего рукава ее платья. Майкл сгреб Уолтера за воротник его камзола, оторвал от девушки и отшвырнул к дальней стене. Пролетев несколько футов по воздуху, Уолтер с грохотом врезался в каменную кладку и, потеряв сознание, мешком сполз на пол. Майкл готов был убить его на месте. Мысль о том, что его сводный брат оказался такой подлой душонкой, приводила его в бешенство. Ему хотелось вырвать у Уолтера сердце и раздавить в кулаке, глядя, как брызжут сквозь пальцы струйки крови.

— Майкл!

Он глубоко вздохнул, постоял несколько мгновений неподвижно, чувствуя, как успокаивается сердце, и только потом повернулся лицом к Рене. Распухшие губы девушки резкими алыми мазками выделялись на побледневшем лице. Модный французский капор сбился на самый затылок. В расширенных глазах стояли невероятное изумление и страх. Юноша испугался, что от этого зрелища у него разорвется сердце. Ему до боли захотелось обнять ее, прижать к себе и, баюкая, нашептывать на ушко, что с ней все теперь будет в порядке и что он больше не позволит ни одному мужчине причинить ей вред. Потом, конечно, он непременно попеняет ей на то, сколь неразумно прятаться по темным углам от собственных телохранителей в компании всяких проходимцев. Но сейчас он просто не знал, как девушка отнесется к грубоватой фамильярности после того, как ее едва не взял силой другой мужчина. Медленно и бережно он поправил на Рене капор и взял ее лицо в свои ладони.

— Не бойтесь. Он надолго выбыл из игры. С вами все в порядке, маленькая мартышка?

Она с содроганием перевела взгляд на неопрятную груду мишуры и блесток в дальнем углу коридора.

— Вы так далеко отшвырнули его… как будто он ничего не весит. — Языки фиолетового пламени обожгли юноше лицо. — Вы очень сильный.

Майкл непроизвольно облизнул пересохшие губы. В тоне девушки слышалось лишь благоговейное почтение. Она не обвиняла, а, похоже, заново оценивала его и смотрела на него совсем другими глазами. У проклятого снадобья, в конце концов, обнаружились и приятные стороны, объяснить которые он не мог.

— А ведь я едва не убила его, — прошептала Рене и потерлась щекой о его ладонь, как котенок. Но потом принцесса встряхнулась и отвела его руки. — Если бы вы не появились так вовремя, я бы пронзила его черное сердце насквозь.

Она хладнокровно сунула свой маленький кинжал обратно в потайные ножны и, грациозно наклонившись, подняла с пола оброненные четки, прежде чем Майкл успел заметить их. Опустив их вместе с крошечным серебряным крестиком обратно в свой ридикюль, она подняла на него глаза. Минута невольной слабости миновала, и перед ним вновь стояла принцесса королевского дома Франции.

Протяжный стон возвестил о том, что Уолтер приходит в себя. Повернувшись в его сторону, оба смотрели, как негодяй с грязными ругательствами поднялся на ноги, глядя на них круглыми от бешенства глазами, один из которых уже заплыл синюшным кровоподтеком. Выхватив из–за пояса перчатку, он швырнул ее Майклу в лицо.

— Зачатый в подворотне сын шлюхи! — Уолтер со злобой плюнул Майклу под ноги, и рука его метнулась к рукояти меча, висевшего на перевязи на боку. — Я требую удовлетворения! Немедленно! Идем наружу!

Рене схватила Майкла за руку, надеясь удержать его.

— В этом нет необходимости. Мои телохранители… Я сама позабочусь о нем. Не связывайтесь с падалью.

Майкл в недоумении уставился на нее, не веря своим ушам.

— Нет необходимости? Неужели вы полагаете меня настолько покорным и безответным? Я не побоюсь принять брошенный мне вызов. Я ударил его, он требует сатисфакции, и моя честь обязывает меня ответить ему. Откровенно говоря, я уже с нетерпением предвкушаю, как выдерну этому павлину все перья из хвоста!

Фиалковые глаза девушки полыхнули яростным пламенем.

— У вас нет никакого права, и я не позволю…

— Не беспокойтесь обо мне, обезьянка. — Он ласково снял ее ладонь со своего запястья и, глядя в ее пылающие гневом глаза, поцеловал ей кончики пальцев с изяществом опытного придворного. — Считайте меня своим защитником.

Направляясь во двор, он услышал, как она, подобрав юбки, устремилась за ним.

— Я беспокоюсь не о вас, imbecile!^[51] И я не хочу, чтобы вы были моим защитником!

Господи милосердный, это же настоящая катастрофа! Рене не могла позволить Майклу драться за ее честь. Причин тому было так много, что мысли девушки путались. Во–первых, если кардинал Уолси до сих пор не знал о ее прошлых выходках, то теперь его, несомненно, просветят на этот счет, и он запросто может отменить аудиенцию. Во–вторых, Анна воспылает ревностью и перестанет доверять ей. Бэкингем способен изменить свои планы, а она, Рене, ничего не будет знать об этом. Кроме всего прочего, не следовало забывать и о королях — Генрихе и Франциске. Если слухи о беспардонном поведении Уолтера достигнут Франции, ее сюзерен потребует от Англии извинений! Сейчас Рене даже не хотелось думать о том, какой из–за этого поднимется шум. А ведь оставалась еще и королева Екатерина, благочестивая и праведная особа, которой наверняка не понравится поведение французской принцессы. И Рене могут, не долго думая, попросту отправить обратно… Какой кошмар!

Ну и, естественно, был еще Майкл. Мягкий, честный, благородный, заботливый и отзывчивый Майкл, который, не раздумывая, бросился ей на помощь, а теперь рисковал собой, искренне полагая ее репутацию девственно чистой. Она собственными глазами видела его силу, но не могла не волноваться за его жизнь, и на сердце девушки лег еще один камень.

Спеша вслед за Майклом, Рене со всего маху налетела на маркиза де Руже.

— Ох, слава богу! Пьер, скорее отыщите герцога Норфолка и заставьте его приструнить своего человека, сэра Уолтера. Умоляю вас!

Руже опешил.

— Господи, да вы сошли с ума!

Девушка больно вцепилась в его руку.

— Прошу вас, Пьер! Это настоящая катастрофа! Сэр Уолтер попытался силой овладеть мной, а мастер Майкл Деверо помешал ему, и теперь они намерены драться за мою честь, а если король Генрих или король Франциск…

Руже выругался сквозь зубы.

— Вы маленькая дурочка! Не знаю, что вы задумали, мадам, но если из–за того, что вы не способны держать в узде своих пылких любовников…

— Будьте вы прокляты, Руже! — давясь слезами, выкрикнула Рене. — Сделайте же что–нибудь, а упрекать меня можно будет и позже!

— Это дорого обойдется вам, Рене. Я хочу знать совершенно точно, какие обязанности на вас возложены. Я разыщу Норфолка. А вы займитесь этими фанфаронами. — Развернувшись, он зашагал прочь, оставив ее стоять на месте, задыхающуюся от страха и отчаяния.

Майкл, простертый на каменных плитах двора… Капли дождя падают ему на запрокину тое мертвое лицо, смывая кровь со смертельной раны в груди… Нет, только не это!

Ливень хлестал по лицу Майкла, приятно охлаждая разгоряченную кожу, пока он с обнаженным мечом в руках кружил возле Уолтера в уголке грязного двора, под жадными взглядами зевак, столпившихся у витражных окон дворца в надежде увидеть, как прольется кровь. Его частное выяснение отношений с негодяем превращалось в настоящий цирк, и падкие на дешевые зрелища придворные с нетерпением ожидали, кто же из сводных братьев первым нанесет другому смертельный удар.

Майкл обдумывал последствия предприятия, в которое ввязался. Нет, конечно, он не собирался убивать сам, и не опасался, что его убьет родственник, о существовании которого он узнал недавно. Но на карту была поставлена его честь, и теперь ему предстояло смиренно сыграть свою роль до конца. А отдуваться за него придется лорду Тайрону.

Стэнли, вручив дуэлянтам кожаные панцири и небольшие круглые щиты, любезно предоставленные его приятелем, сэром Генри Марни, капитаном королевской гвардии, расположился у ближайших дверей с намерением воспрепятствовать любому, кто осмелится вмешаться в ход поединка.

Сэра Уолтера хорошо знали при дворе. Соответственно, зрители, имеющие склонность заключать пари по любому поводу, делали ставки на его победу.

— Ставлю три против одного, — краем уха расслышал Майкл слова одного джентльмена, обращенные к его соседу. Но скоро, поклялся себе Майкл, соотношение непременно изменится, причем в его пользу.

Чтобы получить хотя бы некоторое представление о силе и сноровке своего противника, Майкл имитировал ложные выпады, стараясь раздразнить его. Длинные клинки сталкивались с металлическим лязгом, высекая искры. Майкл парировал прямой удар в грудь и легко отпрыгнул назад. А потом услышал ее голос. Рене взывала к благоразумию Стэнли, крича:

— Дайте мне пройти, сэр! Эту дурацкую ссору необходимо прекратить немедленно!

Юноша совершил ошибку, бросив взгляд в ее сторону, и едва не пропустил коварный замах, который должен был разрубить ему печень.

— Стэнли, уведи ее отсюда! — прорычал он, перекрывая шум дождя и отбивая град обрушившихся на него тяжелых ударов.

— Миледи! Умоляю вас! Оставайтесь внутри! Ваше присутствие отвлекает его! — взмолился Стэнли.

— В этом–то все и дело! Их нужно непременно отвлечь, чтобы они не поубивали друг друга. Не позволяйте своему другу погибнуть из–за… недоразумения! Сэра Уолтера накажет его герцог.

— Леди, здесь и сейчас решается вопрос чести между двумя английскими джентльменами. Можете быть спокойны, Майкл очень ценит вашу заботу, но, говоря откровенно, это дело не касается вас никоим образом, мадам!

«Стэнли прав», — подумал Майкл. Речь шла уже не о ней. Это было личное, можно казать, семейное дело. Но Рене не собиралась отступать.

— Это вы не понимаете, глупый и упрямый мужчина! Он сражается за мою честь, защищать которую не имеет никакого права! А теперь я приказываю вам немедленно остановить это безобразие! Он вызовет дипломатический скандал, да еще и погибнет при этом! Вы помаете меня, любезный? Или я должна сама встать между ними?

Стэнли явно начал терять терпение.

— Миледи, я жду, чтобы вы…

Отражая очередной удар, Майкл усмехнулся — бедняга Стэнли! Он не в состоянии справиться с женщиной. Юноше понадобилось все его самообладание, чтобы не бросить взгляд на неравную схватку, разыгравшуюся у дверей во двор. Стэнли обеими руками удерживал на месте девушку, за которую Майкл готов был продать душу дьяволу, но он ничуть не завидовал приятелю. У своенравной и упрямой девчонки язычок не уступал остротой ланцету лекаря, а буйным нравом она походила на горячего сицилийского жеребца. Ему было жаль того мужчину, которому в один прекрасный день придется доверить ей свою жизнь. Проклятье, он сам хотел быть этим мужчиной!

— Пожалуйста! — Рене уже не кричала, а умоляла с отчаянием в голосе. — Вы же его друг! Заставьте его остановиться! Мне невыносима мысль о том, что его могут убить…

— Миледи, я сильно сомневаюсь, что он меня послушает. А теперь, если вам, в самом деле, дорога его жизнь, я настаиваю, чтобы вы оставили его в покое, а сами нашли себе уютное местечко у окна, откуда сможете наблюдать за поединком. Молча и без криков.

Уолтер коварно переместился так, что Рене оказалась у него за спиной, и теперь Майкл мог видеть ее. Принцесса, дрожа от страха, выглядывала из–за плеча Стэнли, бледная и перепуганная, с посиневшими от холода губами. Во взгляде девушки он прочитал такую невыразимую муку, что едва не опустил меч.

Уолтер решил, что ему предоставляется шанс проткнуть Майкла насквозь, но сталь снова лязгнула о сталь. Зазвенели клинки, рассыпая искры, и противники отпрянули в разные стороны, а потом вновь двинулись по кругу, не выпуская друг друга из виду. Краем глаза Майкл заметил, как принцесса перекрестилась и повисла на руках у Стэнли. Но тут перед ним сверкнуло хищное лезвие меча. Майкл быстро уклонился, а потом с силой взмахнул клинком, чтобы нанести своему врагу удар. Земля под ногами была влажной. Майкл поскользнулся и, совершив неуклюжее сальто, приземлился в канаву для стока воды.

Стэнли сдавленно хрюкнул, сдерживая смех. Рене прижала ладонь ко рту, и глаза ее испуганно расширись. К витражным стеклам приникли расплющенные, весело скалящиеся лица придворных.

Просто здорово. Майкл выругался сквозь зубы. Теперь он с полным правом мог причислить фиглярство к списку собственных — пока весьма скромных — достижений. Он собирался пощипать перья этому попугаю, а вместо этого подставил собственный хвост!

Уолтер, нахмурившись и глядя на его простертую на земле фигуру, с издевкой поинтересовался:

— Любишь валяться в грязи? Привычное занятие, верно? — Злорадно ухмыльнувшись, он добавил: — Мне сразу следовало догадаться, что ты будешь драться, как клоун. Сдавайся, и я, так и быть, не стану убивать тебя, пощажу твою промокшую задницу!

Оскорбления уже готовы были сорваться у Майкла с языка, но вместо этого он обхватил пальцами рукоять своего меча.

— Не спеши. Думаю, это лишнее. — И Уолтер наступил ногой на лезвие, утопив его в грязи. — Я даю тебе три секунды на то, чтобы попросить пощады, а потом отправлю твою душу в тот уголок ада, что предназначен для незаконнорожденных ублюдков. — Острый кончик его меча уперся Майклу в шею. Юноша почувствовал жжение и понял, что меч проткнул ему кожу. — Один…

По шее Майкла потекла тоненькая струйка крови. Юношу охватила слепая и дикая ярость. В голове у него вдруг прояснилось, чувства обострились, он воспринимал происходящее с необыкновенной ясностью. В глазах защипало. Мир вокруг него замедлился, двигаясь с черепашьей скоростью, и даже крупные капли дождя лениво скользили у него перед глазами. О нет! Только не это. Не сейчас! Он крепко зажмурился, отчаянным усилием воли стараясь прогнать подступавшее безумие…

— Два…

Плавным, но стремительным движением Майкл вдруг схватил рукой в перчатке лезвие меча соперника и рванулся вперед и вверх с такой силой и неожиданностью, что навершие меча больно ударило Уолтера в пах. Тот согнулся пополам и отступил, едва не упав при этом. Юноша подкинул меч над головой, чтобы перехватить его прямо в воздухе за рукоять, а потом бросился на своего противника, и тот беспомощно повалился на землю.

— Три.

У входа раздались аплодисменты.

— Ура! — восторженно завопил Стэнли. — Молодец, малыш, отличная работа!

Зрители, столпившиеся у окон дворца и наблюдавшие за ходом поединка, пораженно зашушукались:

— Нет, вы когда–нибудь видели такое? У этого молодого человека будто крылья выросли за спиной! Только что он сидел на земле, а в следующее мгновение…

Майкл не сводил глаз с принцессы. Струи дождя секли его по лицу, насквозь промокшая и выпачканная в грязи одежда неприятно липла к телу. Но он не замечал ничего — ни ливня, ни досужих зевак, ни своего друга, — кроме нее. По губам Рене скользнула нежная и печальная улыбка. Ему тоже было не до смеха. Любить ее всей душой, а не телом — нет, подобная перспектива его не прельщала, но и сдаваться без боя юноша пока не собирался. Девушка не хуже его — пожалуй, даже лучше, — понимала, что у них нет будущего, что им останется лишь сердечная боль и тоска, а потому им следует забыть друг друга как можно скорее…

Майкл перевел взгляд на своего поверженного врага. Он полагал, что их небольшое недоразумение с Уолтером вполне улажено. И отрывать ему сейчас руки и ноги не стоило, это было бы не по–рыцарски. Юноша намеревался простить этого попугая и постараться установить с ним хотя бы подобие братских отношений. Быть может, если хорошенько поскрести наружность это хлыща, под ней обнаружится неплохой парень. Отшвырнув в сторону меч Уолтера, он протянул ему руку, чтобы помочь подняться с земли.

Но Уолтер не пожелал принять помощь. Переводя взгляд с Майка на Рене, он презрительно ухмыльнулся и гнусно захихикал. Запрокинув голову, он выдавил:

— Господи, вы только взгляните на этого влюбчивого идиота! — Рукой в латной перчатке он несколько раз ударил по земле, и грязь фонтанчиками полетела в разные стороны, забрызгав ему лицо. — Ты еще не всунул в нее, что ли?

Майкл метнул на Рене извиняющийся взгляд. Девушка смертельно побледнела, а Майкл рявкнул:

— Заткни свою грязную пасть! Или ты хочешь, чтобы я вырвал тебе язык?

— Ой, не могу! — Уолтер захлебнулся злорадным смехом, словно дьявол, подписывающий договор о продаже очередной бессмертной души. — Жалкому провинциалу вздумалось сыграть в сэра Ланселота для французской шлюхи! Ты что же, придурок, думаешь, что возжигаешь свечи на алтаре непорочной Девы Марии?

В голосе Майкла зазвучала неприкрытая угроза:

— Я пощадил тебя, ненормальный, но если ты посмеешь подойти к ней хоть на шаг, тебя уже ничто не спасет. Держись от миледи подальше, а заодно и прикуси свой поганый язык. За то, что ты оскорбил принцессу французского королевского дома и посмел вслух усомниться в ее непорочности, тебя запросто могут повесить.

— Довольно! Умоляю тебя, хватит! — Уолтер с трудом поднялся на ноги. — Чтобы посмотреть, как ты выставил себя на посмешище, тупица, стоило вываляться в грязи. А теперь позволь просветить тебя насчет твоей якобы непорочной принцессы…

Рене проталкивалась сквозь толпу. Все только и делали, что обсуждали братьев Деверо и то, как они нашли друг друга спустя столько лет, чтобы тут же приняться выяснять отношения. Хвала Господу, никто не упоминал ее имени. Но дело было сделано. Уолтер влил Майклу в уши яд, пересказывая приукрашенные сплетни, ходившие среди придворных о Своевольной Рене. Так что отныне единственный лучик света в этом царстве порока будет по праву считать ее женщиной легкого поведения, дикой штучкой и Бог знает кем еще, глядя поверх ее головы с невыразимым презрением… Французская шлюха королевских кровей.

Мысль об этом была Рене невыносима. И тут девушка заметила, что к ней с самым решительным видом приближается Руже, рядом с которым вышагивает Норфолк. Оба отнюдь не лучились благодушием. Впрочем, угадать, что именно вызвало их недовольство, было несложно.

— Что здесь произошло? — с места в карьер пожелал узнать маркиз.

— Оба живы, и у них ни царапины, — невыразительным голосом ответила принцесса.

— Так они подрались?

— Calmez vous^[52] — сухо обронила она и перевела взгляд на Норфолка, небрежно приветствуя его неглубоким реверансом. — Ваша светлость, буду весьма вам признательна, если вы начнете обучать своих людей хоть каким–нибудь манерам. Думаю, ваше умение проявлять благоразумие в самых сложных обстоятельствах придется в этом деле весьма кстати. Не стоит понапрасну волновать его величество…

Рене ненавидела себя за то, что просила об одолжении этого человека! Если бы она хоть на мгновение усомнилась в том, что он не примет золото в качестве платы за молчание, то заставила бы Руже доверху набить ему карманы звонкой монетой. Но принцесса знала, что Норфолк потребует совсем другой платы, и расквитаться с ним будет намного сложнее.

— Мадам, позвольте принести вам свои самые искренние извинения. Будьте покойны, мой человек получит по заслугам. Даю вам слово, что подобное более никогда не повторится. — Он едва заметно поклонился ей и отправился разбираться с Уолтером.

Увы, тому негодяю вполне хватило времени, чтобы наполнить душу Майкла ядом. Вообще–то, ей не следовало обращать особого внимания на подобные вещи, но сейчас они занимали ее более всего. Рене отвернулась, чтобы маркиз не заметил выступившие у нее на глазах злые слезы.

— Вижу, вы замечательно проводите свободное от государственных трудов время, — ледяным тоном заметил Руже, — глядя на то, как два петуха дерутся из–за вас. Не будете ли вы столь любезны просветить меня, чего мне следует ожидать за ужином? Вы не знаете случайно, кардинал Йорк не собирается петь и танцевать под вашу волшебную игру на лютне?

— Я ничего вам не должна, Руже! Вы явились слишком поздно! От вас, как всегда, нет никакой пользы! Вы словно колючка под седлом моей лошади!

В это самое мгновение на галерее появился Майкл, промокший до нитки и забрызганный грязью с головы до ног. Он не спеша продефилировал мимо Рене, не удостоив ее и взглядом, как если бы его укусил овод, а она оказалась коровой, которая и привлекла это надоедливое насекомое. Молодой человек остановился только тогда, когда дорогу ему преградила Анна. Жеманно улыбаясь, женщина принялась громко восторгаться его силой и отвагой, то и дело прижимая руки к низкому вырезу на своем платье.

«Совершенно очевидно, приговор уже вынесен и обжалованию не подлежит», — мрачно подумала Рене, призывая чуму и мор на светловолосую голову юноши. Ну и черт с ним! Пусть себе вышагивает с важным видом, выпятив грудь и распушив перья перед проститутками королевского двора.

И вдруг до нее дошло, что ее проблемы теперь прямо–таки несказанно осложнились!

Рене огляделась по сторонам. Сэра Джорджа Гастингса поблизости не наблюдалось, следовательно, приструнить свою любвеобильную женушку он не мог.

— Об ужине мы побеседуем позже, когда настанет время, — сообщила она маркизу и отправилась на поиски Робина. Ее охота оказалась весьма успешной, поскольку он возник перед ней буквально из ниоткуда, держа в руках графин с хересом.

— Миледи! — Мальчик приветствовал ее низким поклоном и озорной улыбкой.

— Робин, я хочу, чтобы ты показал мне жилище мастера Майкла Деверо, — прошептала она. — Только никому не говори об этом.

— С радостью. Не будет ли мадам любезна проследовать за мной?

Но Рене замерла на месте. Она услышала чью–то крадущуюся поступь у себя за спиной. Человек, которому полагалось охранять ее как зеницу ока, материализовался рядом с ней в тот самый момент, когда она умоляла лорда Стэнли вмешаться и прекратить поединок.

— Лейтенант Армадо, в следующий раз свою хваленую скрытность используйте на потеху клоунам, нанятым управляющим для того, чтобы развлекать гостей короля за ужином. Я иду одна. Ваше общество мне не требуется.

— Как вам будет угодно, мадам.

— Постойте, — небрежно обронила принцесса, не оборачиваясь. — Отныне вы будете получать приказы только от меня и ни от кого более. — Она сунула монетку в руку мальчишки–пажа. — Показывай дорогу.

Окинув галерею быстрым взглядом в поисках управляющего или его помощников и никого не обнаружив, Робин ловко спрятал шиллинг в карман и знаком показал девушке, чтобы она следовала за ним. Она набросила на лицо темную вуаль, надеясь скрыть свои черты. Конечно, те, кого она случайно встретит на пути, могут удивиться тому, что она столь тщательно оберегает лицо в коридорах дворца от отсутствующего в столь дождливый день солнца, но при этом ее точно никто не узнает. Рене жарко молила фортуну не отвернуться от нее, поскольку затеяла чрезвычайно опасную игру. Мимо них на нетвердых ногах проследовала шумная компания подвыпивших джентльменов. Ее присутствие в этом крыле замка вызывало любопытные взгляды, но задержать ее никто не осмелился. Вскоре, когда они в полном одиночестве прошли еще несколько шагов, Робин остановился и, улыбнувшись с заговорщическим видом, приложил палец к носу.

— Первая дверь слева от вас.

Рене поблагодарила его и отослала заниматься своими делами, а сама подкралась к указанной двери и прислушалась. Внутри было тихо. Она потрогала дверную ручку. Щелк. Вознося безмолвную благодарственную молитву святому Квентину, покровителю замочных дел мастеров, она скользнула внутрь, тихонько прикрыв за собой дверь. Но негромкий храп заставил ее замереть на месте.

Рене выругалась про себя, уже не удивляясь тому, что быстроногий проныра сумел опередить ее. Она представила, как он выразительно выгибает бровь, глядя ей в спину. Откровенно говоря, она не ожидала застать его здесь. Принцесса готова была поспорить на свое герцогство, что Анна ни за что не отпустит его так быстро. Девушка рассчитывала затаиться где–нибудь до их прихода, а потом послушать, о чем они будут говорить. А теперь ей придется как–то объяснить свое присутствие. Рене легко могла вообразить, какой ушат грязи вылил на нее Уолтер. И что теперь? Майкл рассчитывает, что она сполна оправдает свою запятнанную репутацию?

Рене с опаской обернулась и… Комната была пуста. Впрочем, нет, не совсем.

На низенькой кровати на колесиках, стоявшей перед холодным камином, спал, свернувшись клубочком, слуга. Девушка поблагодарила святого, покровительствующего слугам, кем бы он ни был, и на цыпочках двинулась дальше.

В комнате пахло Майклом, в воздухе висел ощутимый аромат мыла, и в памяти у нее сразу же всплыли волнующие события прошлой ночи. В отличие от ее собственных апартаментов, здесь была всего одна комната, разделенная раздвижной перегородкой с портьерами на две неравные части. Одна, большая по размеру, была собственно спальней, а другая — гардеробной. У стены были сложены дорогие дубовые сундуки, седла и прочие атрибуты и принадлежности сильного пола. Спрятаться здесь было решительно негде, разве что на кровати, полог которой весьма кстати оказался задернут. Но подобное убежище исключалось. Иначе Майкл решит, что она тайком пробралась к нему в спальню, чтобы испробовать на нем свое искусство соблазнения. Бесенок, живущий в каждом из нас, подталкивал ее сунуть нос в его личные вещи, понюхать его одежду… Боже правый! Какие глупости лезут ей в голову!

Скрипнула, открываясь, дверь. Рене одним прыжком очутилась в гардеробной, задернув за собой портьеры.

— Пиппин! — На пол обрушилась перевязь с мечом. — Вставай и выметайся отсюда.

Слуга ответил хозяину на гаэльском языке, ворча что–то насчет ванны и грязи. Майкл выставил Пиппина за дверь с шутливыми проклятиями, что свидетельствовало о фамильярных отношениях между хозяином и слугой. Щелкнул, закрываясь, дверной замок.

— А теперь, миледи, — хрипло проговорил Майкл, — можете явить окружающему миру свое очарование.

Рене замерла, боясь дышать и напряженно вслушиваясь в то, что происходило в комнате. Неужели он догадался…

— С удовольствием, — ответил женский голос, за которым последовал шорох тафты и камчатной ткани.

От изумления у Рене округлились глаза. Оказывается, с ним была Анна. Девушка постаралась подавить раздражение, мысленно поаплодировала пронырливой подруге и принялась высматривать во фламандском плетении дырочку, которая позволила бы ей наблюдать за происходящим. К тому времени, когда она таковую обнаружила, Майкл уже раскинул руки, шутливым жестом признавая свое поражение.

— Миледи, я весь ваш. Со всей грязью, бородавками и прочими удовольствиями.

Обнаженная Анна переступила через груду одежды, упавшей к ее ногам, и принялась расстегивать пуговицы на его промокшем камзоле. С некоторым трудом стащив его с широких плеч молодого человека, она начала возиться со шнуровкой у него на рубашке.

— Кастильское мыло. — Она уткнулась носом ему в шею и принюхалась. — Какой приятный аромат!

На загорелом лице блеснула белозубая улыбка.

— Я рожден для того, чтобы доставлять удовольствие.

— О да!

Анна освободила его от промокшей батистовой сорочки. Майкл стоял перед ней полуголый, в одних грязных кожаных панталонах и высоких сапогах до колен.

Рене не могла оторвать от него изумленного и восхищенного взгляда. Он был великолепен. Перед нею стоял уже не юноша, и даже не хрупкий, пусть и талантливый, художник. Под загорелой кожей перекатывались бугры мышц, которые можно обрести только долгими годами тренировок с боевым оружием. Он был высок, строен и худощав. Широкие плечи венчали могучий торс, сужавшийся к тонкой, почти девичьей талии. Ниже плоского живота, покрытого квадратиками мускулов, топорщился гульфик его панталон, свидетельствуя о его мужской силе и готовности к предстоящему сражению. Один только взгляд на его безупречное, как у античного бога, тело вызвал в душе у Рене такую бурю чувств, что девушка сразу же ощутила, как у нее загорелись щеки, а внизу живота стало тепло.

Анна жадно протянула руки, чтобы дотронуться до его загорелой груди. Рене презрительно наморщила нос. И хотя смотреть на то, что должно было неминуемо последовать, у нее не было ни малейшего желания, отвести глаза она тоже не могла. Анна обхватила его за мощную шею и притянула его голову к себе для поцелуя, но Майкл разомкнул ее объятия и подтолкнул к просторной кровати. «Обойдешься без поцелуев, Анна. Он не хочет тебя целовать», — с каким–то мстительным злорадством подумала Рене. От его толчка Анна повалилась навзничь на тюфяк, и ее полные, как коровье вымя, груди заходили ходуном.

— Ты собираешься снять эти отвратительные штаны, или я должна удовлетвориться тем, что меня набьют шерстью?

— Не стоит беспокоиться, пылкая леди, я постараюсь не ударить в грязь лицом. — С этими словами Майкл развязал шнуровку на гульфике и стащил панталоны с нательным бельем до колен.

Рене изумленно ахнула, чем едва не выдала себя. Быть может, она бы выдержала зрелище его обнаженных ягодиц, но он стоял к ней лицом. Из густых золотистых зарослей между его мощными и стройными бедрами торчало настолько длинное и толстое копье, что девушка почувствовала, как у нее перехватывает дыхание, а глаза вылезают из орбит. Да, природа щедро оснастила его необходимым оружием, и он по праву гордился этим. Стоя совершенно неподвижно, как бронзовая статуя, он позволил Анне полюбоваться собой, как если бы предъявлял ей верительные грамоты своей мужской силы.

Рене с трудом отвела глаза от его зловещего копья и принялась вглядываться в его лицо, ожидая увидеть тщеславную улыбку, но Майкл смотрел прямо перед собой на занавес, закрывавший вход в гардеробную. Девушка отшатнулась, словно получив удар в грудь; от его взгляда ее пробрала мелкая дрожь. Неужели он догадывается о том, что она притаилась здесь? Она крепко зажмурилась, ругая себя последними словами. Ее охватил стыд. Она подорвалась на собственной петарде.

— Майкл, ты заставляешь себя ждать, — с глуповатой улыбкой жеманно проворковала Анна. — Я здесь, перед тобой, а не там, в гардеробе.

Рене, собрав остатки своего упрямства, вновь приникла глазами к дырочке в ярко–алой портьере. Майкл взял Анну под колени и рывком подтянул нижнюю часть ее тела к краю кровати. Но из–за своего высокого роста ему все равно пришлось подложить несколько подушек Анне под ягодицы, чтобы приподнять их для своей яростной атаки. Он широко развел в стороны колени женщины и резко вонзился в нее, соединив их тела.

Принцесса, затаив дыхание, смотрела, как он занимается приятным по определению делом с таким равнодушием, словно ему было все равно, кто лежит перед ним на кровати. Никаких предварительных ласк, никаких поцелуев. Да и частое, судорожное дыхание Анны тоже изрядно смущало девушку. Эту женщину обуревала такая же похоть, как и мужчину. Она громко стонала, и голова ее металась по подушке из стороны в сторону, пока Майкл равномерными толчками входил в нее, не нарушая ритма и даже не вспотев. Он не смотрел на простертую под ним женщину, взгляд его упирался в портьеру, закрывающую вход в гардеробную, но вряд ли он видел что–либо перед собой.

Подсматривая за ними, Рене чувствовала себя испорченной и грязной. Она поспешно отвела глаза, но звуки — звонкие, гулкие шлепки, скрип кровати, учащающиеся вскрики Анны — становились все громче, и девушке становилось все хуже. Очевидно, это была кара за то, что она затеяла опасную и бессмысленную игру с Майклом, пригласив молодого человека в свои апартаменты. Их чувственность пробуждала в Рене доселе неведомые желания. Любовь, которую девушка знала до сих пор, была нежной и спокойной. Негромкой. Уютной. А здесь, передней, разворачивался греховный праздник плоти, который клеймили в своих проповедях священники. И Рене вдруг ощутила… ревность. Майкл выглядел таким сильным, мужественным и соблазнительным. Она возбуждалась, просто глядя на него.

Анна судорожно вскрикнула, застонала и замерла на кровати. Рене заметила, что Майкл напрягся, мускулы его натянулись, как канаты, под загорелой кожей. Он стиснул зубы.

Рене затаила дыхание. По коже девушки пробежала обжигающая волна, словно огнедышащий дракон коснулся ее своим дыханием. Дрожа, она опустилась на табурет, чувствуя, как острые иголки возбуждения покалывают ее тело, и закрыла лицо руками. В голове у нее зазвучал холодный внутренний голос: «Думай о действительно важных вещах. О Талисмане, Бретани, Рафаэле. О твоей жизни».

По полу загрохотали сапоги. «Да уж, они не теряли времени зря», — подумала Рене. Вакханалия плоти длилась всего несколько минут. Очевидно, превыше всего в своих подданных дьявол ценил быстроту. А теперь она хотела, чтобы любовники заговорили. Она должна была узнать мельчайшие подробности плана, который Майкл мог выудить у Анны.

— Мне что–то хочется спать, — зевнула подруга. — Ты и бессонная ночь изрядно утомили меня, милый.

Милый! Рене недовольно скривилась. Ее любовник вел себя как совершенно посторонний мужчина, далекий и равнодушный, а она уже произвела его в милые друзья. «Ну же, Майкл, приступай, — попыталась Рене мысленно подтолкнуть молодого человека. — Начинай расспрашивать ее о наших делах».

— Спи спокойно. Я разбужу тебя.

— Я всего лишь вздремну немного. Мой супруг обещал вернуться во дворец к ужину.

Чуть ли не вслух проклиная этого олуха за непрошеную любезность, Рене приготовилась к долгому ожиданию. Но внезапно портьера, прикрывавшая вход, раздвинулась, и в гардеробную вошел Майкл в костюме Адама, если не считать коротких обтягивающих штанишек на чреслах. Не успев испугаться как следует, Рене вскочила. «Господи милосердный, сделай так, чтобы я исчезла».

— Вы соображаете, что делаете? Какого черта вам здесь нужно? — Звук его голоса, блеск глаз и даже каждая черточка привлекательного лица выдавали гнев, клокочущий у молодого человека в груди, грозя вырваться наружу. Его присутствие подавляло девушку, и она чувствовала себя маленькой и беспомощной. Рене закрыла глаза, стараясь успокоиться и взять себя в руки. — Смотрите на меня, черт бы вас подрал! — Резкая команда ударила ее, как хлыстом.

Рене с трудом разлепила глаза. Разгневанный Майкл высился над ней, заполонив собой крохотное пространство гардеробной. Его бирюзовые глаза грозили испепелить ее на месте. Рене ощутила себя загнанной в угол. Лицо девушки загорелось и пошло красными пятнами.

— Я…

— Кто вы вообще такая — хитроумная, упрямая, лживая, назойливая и тупая ведьма?

Раскаяние, охватившее ее, мигом захлебнулось в потоке оскорблений. В Рене тут же проснулся буйный и гордый нрав. Она надменно выпрямилась и взглянула молодому человеку прямо в глаза.

— Я ждала вас. Я… хотела поблагодарить вас за то, что вы спасли меня.

— Не делайте из меня идиота! Я знаю, вы что–то задумали. — Майкл понизил голос и заговорил почти шепотом: — Речь, очевидно, идет о конспирации. Вы шпионите для своего короля.

— Мне нужно было знать подробности сами–знаете–чего, чтобы остановить это безумие, — негромко ответила она. Майкл явно растерялся.

— Я бы и сам рассказал вам обо всем. Вам нужно было лишь попросить.

Взглянув ему в лицо, Рене поняла, что он говорит правду.

— Как вы догадались, что я здесь?

— Амбра и лаванда.

— Вы с самого начала знали?! — Девушка едва не захлебнулась от возмущения. — Так почему же вы не вышвырнули меня вон?

— Вы шпионили. Я дал вам кое–что, за чем стоило шпионить. — Майкл безжалостно улыбнулся. — И как я вам показался в сравнении с французским двором? Я слыхал, что кисти тамошних художников… — Ее рука взметнулась к его лицу. Он легко поймал ее. — О нет, вы меня не ударите, маленькая принцесса. Напротив, вам пришло время извиниться.

— Извиниться?! Вы намекаете, что я — проститутка! Какой–то презренный негодяй влил яд вам в уши, а вы и рады развесить их и поверить каждому слову. Для того, кто сам погряз в грехе, вы…

— В грехе! Что же, поговорим о моих грехах, если вам так угодно. — Он уперся руками в стену по обе стороны от нее, так что Рене оказалась между ними, как в клетке, а спереди на нее давила его впечатляющая нагота. Голос Майкла сочился обманчивой мягкостью. — А ну–ка, расскажите мне, в чем именно состоят мои грехи? Или я был груб и неучтив с вами? Или попытался злоупотребить нашей зарождающейся дружбой? Или бросил вас в трудную минуту, когда вас домогалась эта грязная свинья? Неужели я проявил недостаточную лояльность, когда вы, доверившись мне, сообщили о том, что на известную нам обоим персону готовится покушение? А–а, кажется, понимаю! Я дважды отказался поцеловать вас — или уже трижды? Неужели все дело только в этом, Рене? — Он навис над ней так, что девушка ощутила на щеке его горячее дыхание. Он насмехался над ней и дразнил ее. — Да я бы не стал целовать вас, даже если бы вы умоляли меня об этом.

От злости и негодования Рене совсем потеряла голову. Сердце девушки билось, как птичка в клетке, грозя выскочить из груди.

— Ваше тщеславие переходит всяческие границы! — прошипела она. — Посмотрите на себя! Вы–то, вы кто такой — рожденный в канаве распутник, безымянный выскочка? Как вы смеете оскорблять меня? Я — дочь короля и принцесса Франции!

— Вашему батюшке следовало выпороть вас кнутом или хотя бы хорошенько отшлепать, прежде чем выпускать в свет. Вы безрассудно смелы, отважны до глупости, упрямы до крайности. У вас повадки и ум гадюки, а каждое ваше высокомерно изреченное слово — истина в последней инстанции.

— Кажется, мы с вами не слишком любим друг друга, вы не находите? — Рене обожгла этого недоумка яростным взглядом.

— Верно подмечено. Вынужден с вами согласиться. — Но Майкл и не подумал убрать руки, сердито глядя на девушку в ответ.

Воздух между ними заискрился, словно в предчувствии грозы, и в нем можно было запросто вскипятить котелок с водой.

— Что ж! — Рене воинственно вздернула подбородок. — Пожалуй, мне лучше уйти. — Она знала, когда следовало отступить, чтобы сохранить лицо. Все равно он не позволит ей подслушать раз говор с Анной.

Но Майкл не шелохнулся. Он стоял, неподвижный как скала, и внимательно вглядывался в ее лицо. Девушка вдруг почувствовала себя голой.

— Почему вам вздумалось спорить со мной, когда вы, совершенно очевидно, разделяете мои взгляды на предмет любви? — спросил он.

— Ничуть не бывало. Я придерживаюсь своего мнения.

— Понятно. Должно быть, вы проводите некое различие между любовью и… удовольствием. И одно не имеет никакого отношения к другому.

Рене стиснула зубы, изо всех сил сдерживаясь, чтобы не влепить ему пощечину.

— Этого я не говорила!

— В таком случае, я, наверное, неточно выразился. Позвольте мне перефразировать свою мысль.

— Не позволю. У меня нет ни малейшего желания обсуждать с вами эту тему.

Глаза молодого человека затуманились.

— Вы — очень необычная женщина, Рене де Валуа.

Она тут же решила использовать свой последний шанс.

— Я могу остаться, пока вы будете разговаривать с Анной?

Губы его дрогнули в улыбке.

— Нет, не можете.

Майкл привалился спиной к двери своей комнаты и несколько раз глубоко вздохнул, стараясь взять себя в руки и успокоиться. Его тупость заслуживала алтаря в храме идиотов. Она с самого начала всего лишь играла с ним, да и сейчас продолжала делать это — а он по–прежнему хотел ее, даже сильнее, чем раньше.

Своевольная Рене. Он почувствовал, что помимо воли улыбается. Это определение удивительно точно подходило ей. Пороховая бочка, а не женщина: встречает своих врагов с кинжалом в руке и не желает плясать под дудку мужчин. Рене приводила его в замешательство, злила и завораживала. Она играла на потаенных струнах его сердца с той же ловкостью, с какой извлекала чарующие звуки из своей лютни. Он восхищался ею и презирал за то, что она превратила его в глупца, готового, вопреки всему, поверить, будто нетитулованный дворянин способен пробудить любовь в сердце принцессы. Каким же дураком он был! Она же обманет его и глазом не моргнет, да еще и станет презирать за это. Принцесса использует его, а потом выбросит, как недоеденные остатки со стола. Словом, его дальнейшая судьба ей совершенно безразлична. Она не станет терзаться угрызениями совести и думать: «Он рассмешил меня, он пробудил во мне жгучее желание, он проявил доброту и благородство. Быть может, стоит держать его при себе».

Переступив порог своей комнаты и вдохнув незабываемый запах Рене, он сразу же понял, что девушка спряталась где–то здесь. Откровенно говоря, он не собирался прикасаться к Анне, рассчитывая применить более тонкий подход. Но угли пиршества плоти, тлевшие с прошлой ночи, вспыхнули ярким пламенем, когда он ощутил присутствие принцессы. И, пожалуй, именно это последнее доказательство того, что она беззастенчиво использует его, и заставило Майкла очертя голову ринуться в битву на чужой территории с женщиной, которую он даже не хотел. Он надеялся заставить Рене ревновать. Самонадеянный идиот. Злость и обида, овладевшие им, вылились в то, что он повел себя как зеленый юнец, а не как взрослый мужчина, наследник империи лорда Тайрона. Он вдруг стал самому себе противен. Чума и мор на голову этой дрянной девчонки!

«Все, игра окончена», — мстительно решил Майкл. Запас собственной глупости на ближайшее время исчерпан. Пора браться за серьезные и не терпящие отлагательства дела.

Майкл присел на кровать рядом со свернувшейся клубочком женской фигурой.

— Анна, просыпайся.

Она моментально распахнула глаза и уставилась на него, еще не придя в себя.

Но Майкл не собирался ходить вокруг да около. С угрожающим видом склонившись над ней, он прорычал:

— Его светлость герцог Бэкингем, твой брат, составляет заговор с целью свержения и убийства короля Генриха. Но он потерпит неудачу. А теперь, поскольку ты уже запуталась в паутине предательства, говори. Расскажи мне все, и я помогу тебе сохранить жизнь и свое положение.

— Не понимаю, о чем ты. — И Анна приглашающим жестом игриво откинула простыню.

Майкл даже не дал себе труда взглянуть на то, что она ему предлагала. Лежавшая передним женщина не вызывала в молодом человеке никаких чувств, кроме, быть может, жалости. Ей против воли навязали мужа, а у нее недоставало смелости изменить свою жизнь так, чтобы получать от нее радость и удовольствие. Она беспомощно барахталась, как выброшенная на песок рыба, довольствуясь крохами запрещенного наслаждения, которые швыряли ей мужчины, подобные ему самому или королю Генриху, и расплачивалась за последствия, позволяя своему брату использовать себя в качестве наживки. Тогда как Рене, напротив… Вспомнив о грязных инсинуациях, целый ушат которых выплеснул на него Уолтер, Майкл постарался забыть о них. Он не поверил ни единому слову сводного брата. Разумеется, принцесса Рене де Валуа не обязательно должна быть девственной лилией, но и развратной шлюхой, портрет которой нарисовал Уолтер, она тоже не являлась. Если бы дело действительно обстояло подобным образом, то Майкл уже наверняка распробовал бы ее. Ход его мыслей привел молодого человека в бешенство. Глядя на Анну, он прорычал:

— А теперь расскажи мне все, что тебе известно, вплоть до мельчайших подробностей!

В глазах Анны застыла… пустота. Они ничего не выражали, ее глаза.

— Нэд нанял испанца, чтобы тот убил короля Генриха. Королева потеряет своего нерожденного ребенка, и мой брат станет королем.

— Каким образом королева потеряет своего ребенка?

— Сегодня вечером, после ужина, я добавлю яд в ее кубок, всего три капли, для того чтобы убить не королеву, но ее будущего младенца. К ней поспешит король. А наемный убийца будет ждать в засаде…

— А как он сможет попасть в королевские апартаменты?

«А как туда попаду я сам?» Майкл озабоченно нахмурился. Весь этаж охранялся отборными йоменами из личной гвардии короля. А потом он вдруг вспомнил свой утренний подвиг, когда неведомая сила буквально подхватила его и на крыльях понесла на помощь Рене. Беспокойство за судьбу любимой девушки помогло ему обзавестись крылатыми сандалиями, которые носили вестники богов. Но весь вопрос заключается в том, сможет ли он повторить давешний фокус?

Он переоденется йоменом короля.

Внезапно при виде обнаженной и безмозглой дуры, простершейся на его кровати, Майкла охватило такое отвращение, что он отпрянул от нее. В окна вползали серые и тоскливые сумерки.

— А теперь, Анна, вставай и одевайся. Ты должна вернуться к себе до того, как появится твой супруг. Ты никому не скажешь о нашем разговоре. Никому, слышишь? Мы с тобой даже не виделись сегодня. Поняла?

— Сейчас я должна встать и одеться, чтобы вернуться к себе до того, как появится мой супруг, и никому не рассказывать о нашем разговоре.

Подобно жертвенной овечке, которую ведут на заклание, Анна встала с кровати и принялась одеваться. Движения ее были вялыми и механическими, словно кто–то дергал ее за веревочки, как куклу–марионетку. Непривычное и неестественное поведение женщины изрядно озадачило Майкла. Он поглубже надвинул ей капюшон на лицо, открыл дверь, выглянул наружу и, убедившись, что в коридоре никого нет, выпустил ее из комнаты. Подойдя к окну, он распахнул створки настежь и подставил разгоряченный лоб вечерней прохладе.

Майкл не находил разумного объяснения случившемуся в его комнате. Оно просто не укладывалось у него в голове.

— Прошу вас уделить мне минуту внимания, сэр Уолтер.

Сэр Уолтер Деверо, отмывшийся от грязи и переодевшийся в сухое, вошел в комнату с видом кающегося грешника. Он сразу же отметил, что Норфолк не предложил ему присесть. Разложив на огромном столе перед собой свитки веленевой бумаги вместе с самыми разнообразными принадлежностями для письма, герцог неловко поерзал в кресле с высокой спинкой, как будто ему под сиденье положили колючку. Его голос звучал суше обычного.

— У меня только что состоялась исключительно неприятная аудиенция у его величества. Поднятый вами шум не остался незамеченным королем. Сказать, что он недоволен вами, — значит, не сказать ничего.

— Я принесу свои извинения его величеству за то, что затеял ссору при его дворе, и уплачу штраф гофмаршалу.

— Вы принесете извинения мне, сэр! Король Англии собственными глазами видел, как джентльмен, которого я рекомендовал в кавалеры ордена Подвязки, выставляет себя на посмешище! В довершение всех неприятностей, французский посланник в ярости… На честь принцессы французского правящего дома совершено посягательство под крышей дворца английского короля! — Массивный кулак герцога с грохотом опустился на стол. Чернильницы испуганно подпрыгнули, а одна едва не перевернулась. — О чем, черт побери, выдумали?!

Уолтер испуганно вздрогнул. Ничто в поведении Норфолка, когда несколькими часами ранее герцог застал его перепачканным с головы до ног, промокшим до нитки, в хлюпающих сапогах, не предвещало подобной грозы.

— Ваша светлость, я…

— Неужели я неясно выразился? — загремел Норфолк, и его покрасневшее лицо исказилось от ярости. — Разве я не дал вам точных указаний, как именно следует ухаживать за ней? Или вы решили, будто достаточно сунуть своего баловника ей под юбку, чтобы вынудить ее заключить союз с вами? В какой книге, позвольте узнать, вы прочли, что ухаживание приравнивается к изнасилованию? Что бы вы ни сделали, это отражается на мне; следователь но, все, что вы делаете, вы делаете для меня. Вам не приходится особенно напрягаться, верно? Это я продвигаю ваши интересы. Я обеспечиваю ваше будущее. Я ходатайствую за вас перед королем. Я склонен был прощать ваши выходки, пока вы соблюдали хотя бы видимость приличий и были мне полезны — но не переоценивайте мое долготерпение!

Уолтер тоскливо созерцал графин с мальвазией, стоявший на приставном столике. У него было такое чувство, будто он внезапно лишился опоры под ногами, и окружающий мир, доселе такой надежный и предсказуемый, начал рушиться на глазах.

— Я не стану более приближаться к французской принцессе.

Герцога едва не хватил апоплексический удар.

— Правильно ли я расслышал? Вы сказали, что намерены усугубить нанесенное оскорбление? — Норфолк оттолкнулся от стола и встал. — Вы извинитесь перед нею, любезный! Если понадобится, вы будете целовать ей ноги, или, быть может, мне следует поставить на другую лошадку с таким же именем, как у вас?

Уолтер заскрипел зубами. Любое напоминание о незаконнорожденном сводном брате приводило его в бешенство, а ведь герцог прямо намекнул, что может отдать предпочтение Майклу.

— Я немедленно сделаю так, как угодно вашей светлости, — задыхаясь от злобы, выдавил он.

Норфолк вновь сел за стол.

— Вы принесете ей извинения завтра. А сегодня вечером вы тайно последуете за ней на ужин, который дает в честь принцессы Уолси, после чего немедленно доложите мне обо всем, что узнали. Даже если она заложит за ухо розу и будет плевать в реку через борт прогулочной лодки, я должен знать об этом. Вам все понятно, мальчишка?

— Да, ваша светлость.

ГЛАВА ДВЕНАДЦАТАЯ

Время летит, и смерть встает на пороге.

Авл Персий Флакк

Рене швырнула скомканное письмо в огонь и со страхом смотрела, как языки пламени жадно и бестрепетно пожирают золотые геральдические лилии. Это зрелище выбило ее из колеи и внушило душевный трепет. Если ей в самом скором времени не удастся завладеть Талисманом, ее ждет та же самая судьба, что и послание короля Франциска маркизу Руже. Длинноносый вместе со своим святейшим банкиром понемногу теряли терпение; они хотели, чтобы маркиз начал шпионить за ней. Ха! Но она не позволит себе потерпеть неудачу из–за происков Руже. Принцесса обернулась к усатому мужчине в парике, молча ожидавшему, пока она изволит обратить на него внимание.

— Ваш лейтенант превратился в обузу. Он лжет. Он заключает за моей спиной какие–то тайные соглашения с презренным наемником Норфолка. Он стал помехой и угрозой для успеха нашего дела. — «Он должен исчезнуть». — Ваши предложения?

Сержант Франческо не стал ходить вокруг да около.

— Он солгал вам насчет медальона. Сегодня он самовольно оставил свой пост. Он подверг опасности вашу жизнь, мадам. Мне все известно. Мои предложения? Отдайте приказ.

Рене была поражена. Франческо показал себя решительным человеком, на которого можно положиться. А сейчас ей было не до сентиментальной слабости. Проблему следовало устранить раз и навсегда, самым жестоким, но действенным способом. Будь они во Франции, она бы попросту отказалась от услуг лейтенанта Армадо. Но здесь он наверняка перебежит в лагерь кардиналов Кампеджио и Уолси.

— Сделайте то, что должно.

— До или после, мадам?

— После.

Рене не могла позволить себе терзаться угрызениями совести, во всяком случае, не сейчас. Что ж, если ей суждено гореть в аду из–за этого, так тому и быть. Но она надеялась, что Создатель будет милосерден, когда она предстанет перед ним в день Страшного Суда. «Пожертвуй часть своей бессмертной души». Она уже слышала эти слова, они являлись к ней в ночных кошмарах. Франческо ушел, и только тогда Рене на мгновение закрыла лицо руками. Дочь короля Людовика, неприступная красавица с ледяным сердцем, а теперь еще и убийца. Да смилуется над ней Господь.

Ледяной ветер швырнул в лицо Рене брызги холодного дождя. По реке гуляла крупная зыбь. Завернувшись в соболиные меха, принцесса смотрела на россыпь ярких огней на берегу, манивших ее к себе. На душе у нее было неспокойно.

Итак, сегодня вечером или никогда. Она украдет Талисман и покинет берега Англии. Адель втайне уже уложила ее вещи. Сержант Франческо получил все необходимые распоряжения и знает, что делать. Небольшой баркас, на борту которого находились пятеро ее людей, ждал принцессу, чтобы доставить ее из Йорк–плейс в Грейсенд, городок ниже по течению, где до сих пор действовал королевский эдикт, согласно которому все желающие могли беспрепятственно отправляться во Францию.

— Где же ваши итальянские клоуны в своих маскарадных костюмах? — презрительно поинтересовался ее спутник.

— Я передумала насчет аудиенции, — невозмутимо сообщила ему Рене.

— Что? — возопил Руже. — Вы что, с ума сошли? Мадам, позвольте дать вам один совет…

— Успокойтесь, я имею в виду лишь распределение обязанностей. Пожалуй, будет лучше, если вы возьмете на себя переговоры по поводу моего предстоящего бракосочетания. Вы были правы, Пьер. Не подобает мне, обыкновенной женщине, присутствовать при разговоре, во время которого такие выдающиеся мужи, как вы и его высокопреосвященство, будут обсуждать мое будущее. Мы мирно поужинаем, а потом, после того как подадут вино, вы приступите к делу. Но сначала слегка откашляйтесь. По вашему сигналу я попрошу разрешения оставить вас одних, а сама отправлюсь помолиться в часовню, чтобы не мешать вам устраивать мое будущее. К чему напускать на себя столь надменный вид, месье маркиз? Обещаю помолиться о вашей душе и попросить Господа Бога наставить вас на путь истинный.

— Вы утверждали, что у вас имеется личное послание от короля Франциска. О чем в нем идет речь?

— Вот, возьмите! — Девушка извлекла из ридикюля запечатанный конверт. — Передайте его кардиналу в собственные руки. В нем подробно описывается мое приданое. — Рене негромко рассмеялась, когда маркиз схватил конверт с такой поспешностью, словно в нем содержалась карта с указанием места, где зарыты сокровища. — Ох, Пьер, мы ведь оба прекрасно знаем, что все это — чистой воды притворство. Я никогда не выйду замуж за англичанина.

— А как насчет ирландца?

Рене, не дрогнув, встретила вопросительный взгляд его темных глаз.

— Только если он будет носить клетчатую юбку и раскрашивать лицо в синий цвет.

— Значит, он для вас ничего не значит?

— Кто?

Письмо, написанное Майклу, погибло в огне. Хотя она с самого начала не собиралась отправлять его. Рене и писала–то его только затем, чтобы избавиться от неуловимого, но очень сильного желания сказать молодому человеку «до свидания». А через неделю, если считать с сегодняшнего дня, она воссоединится со своим любимым Рафаэлем. И Майкл останется для нее лишь приятным воспоминанием, не более того.

— Вы прекрасно знаете, кого я имею в виду. Вы каждый вечер проводите в его обществе, как в приватной обстановке, так и на людях. Сегодня он дрался за вас. Что он для вас — мимолетное увлечение? Большая игрушка, чтобы скрасить мелкие житейские неудобства?

— Он не был моим любовником, Руже.

— Был? Разве кто–то из вас уезжает? — полюбопытствовал маркиз.

— Я сказала «был», потому что после сегодняшнего фиаско я поклялась более не иметь с ним дела, — пояснила Рене.

Она чувствовала, что он не сводит с нее глаз.

— А ведь он, похоже, много для вас значил.

Это был пробный шар. Принцесса повернулась к нему со слабой улыбкой на губах.

— Вы действительно так считаете?

— А, вот мы и на месте! — Руже спрыгнул на частную пристань дворца Йорк–плейс и протянул ей руку.

Их уже ожидали факельщики в ливреях, чтобы препроводить во дворец. Слуга с жезлом в руке, свидетельством своего высокого положения, провозгласил:

— Если вашему высочеству будет угодно, кардиналы ожидают вас в приемной зале.

Приподняв одной рукой шлейф платья, Рене приняла предложенную маркизом помощь и стала осторожно пробираться между выбоинами и лужами. Ее личные телохранители, один с волосами льняного цвета, другой — морковного, следовали за ней по пятам.

— Покидает Англию? Ты уверен? — прошептал сэр Уолтер.

— Я собственными ушами слышал, как французишка говорил об этом. Он заявил управляющему пристанью, что сегодня ночью, с последним ударом полночного колокола, они отбывают и тот должен ожидать прибытия двух повозок с сундуками, кофрами и мебелью.

— Ради всего святого, Мартин! Говори потише. — Уолтер плотнее запахнулся в плащ, про себя проклиная Норфолка за то, что тот заставил его изображать лягушку в пруду у дворца Йорк–плейс под прохудившимся небосводом, когда на голову льется черт знает что, настоящий потоп. Что же касается принцессы, то скатертью дорожка! — Ты принес мне кувшин эля?

Слуга отстегнул от пояса кожаную фляжку.

— Я принес вам кое–что получше — подогретое вино со специями.

— Подогретое вино! — Глаза Уолтера загорелись. Он запрокинул голову, приложился к бурдюку и не отрывал его от губ, пока не опустошил до дна. Вытерев рот рукой, он спросил: — Этот французик часом не похож на ломбардийца? Темноволосый, с темными глазами?

— Белобрысый малый, сэр. Льняные волосы до плеч. А вот насчет глаз не уверен, я их не разглядел.

— Белобрысый? Не может быть. Ты, должно быть, ошибаешься. — Неужели принцесса берет незаконнорожденного выскочку с собой?

— От моих глаз ничто не укроется, ваша милость. Насчет ушей ничего не стану утверждать наверняка, но мои гляделки верно служат мне вот уже много лет.

Светловолосый. Или Мартин ошибся, или Уолтеру невероятно повезло, и он навсегда избавился от шлюхиного сына.

У дверей апартаментов Рене нес караул только один стражник, и этот факт сразу же показался Майклу подозрительным.

— Мне нужно поговорить с твоей госпожой, — сообщил ему молодой человек.

— Нынче вечером мадам ужинает вне стен дворца.

Майкл вознамерился было расспросить стражника поподробнее, но тут дверь открылась и на пороге появилась тучная камеристка принцессы. Заглянув через ее плечо в комнату, молодой человек обнаружил там голые стены и горы сундуков посередине.

При виде Майкла глаза служанки изумленно округлились; слова, которые она собиралась сказать стражнику, замерли у нее на губах. Она поспешно шагнула назад, закрывая дверь за собой, но Майкл моментально переступил порог, выставив перед собой руку, чтобы не позволить ей этого сделать.

— Что здесь происходит, Адель? — поинтересовался он по–гаэльски, вламываясь в комнату и захлопывая дверь перед носом ошарашенного стражника. — Она уехала, не так ли? — Майкл окинул пустую комнату встревоженным взглядом. — Куда она направилась? Обратно во Францию?

Камеристка многозначительно поджала губы, отказываясь отвечать.

Майкл схватил ее за плечи и взглянул ей прямо в глаза.

— Слушай меня внимательно, Адель. Сегодня ночью вместе со своим отцом должен погибнуть нерожденный ребенок королевы. Я хочу и могу защитить короля, но Рене — единственная из нас, кто имеет доступ к ее величеству. Ты же не хочешь, чтобы невинное дитя погибло только из–за того, что одному благородному джентльмену вздумалось прибрать всю власть в королевстве к своим рукам, а? Пожалуйста, скажи мне, где я могу найти ее.

— Вам ее не достать, — ответила старая служанка. — Нынче вечером принцесса ужинает вместе с французским посланником во дворце Йорк–плейс. Она вернется не раньше полуночи.

— Она вообще не вернется, правда? Почему она уезжает? Отвечай мне, Адель! — Он не мог поверить, что Рене уехала, не сказав ему ни слова на прощание.

— Молодой человек, вы должны забыть ее.

Майкл проглотил комок в горле и прохрипел, с трудом выговаривая слова:

— Не могу.

Камеристка потянула носом воздух, и внезапно в глазах ее вспыхнула ужасная догадка.

— Вы заразились опасной болезнью! — Она отпрянула от молодого человека. — Если вы ее любите, не ищите ее. Оставьте ее в покое.

— А как насчет ребенка? — выдохнул он. Боль в груди мешала Майклу говорить.

Адель одарила его пронзительным взглядом.

— Ребенок выживет. Король умрет.

Майкл вцепился в дверную ручку, чтобы не упасть.

— Не умрет, если только я смогу этому помешать.

Кардинал Уолси не поверил им. Рене видела, как он переводит взгляд с нее на маркиза, пытаясь разгадать истинные мотивы их поведения. Шестое чувство подсказало ей, что, подобно многим иерархам церкви, он не соблюдает обет безбрачия. И еще принцесса поняла, что он никогда не выдаст тайну Талисмана и не покажет, где тот хранится, даже если она войдет к нему в спальню в костюме Евы и примется соблазнять его чувственными мавританскими танцами. А Руже не спешил приходить ей на помощь. Его пространные разглагольствования о необходимости мирного сосуществования и установления режима открытой торговли между двумя странами звучали неискренне и не произвели на Уолси ни малейшего впечатления. Кардинал Кампеджио, не принимавший участия в разговоре, молча поглощал свой ужин, но при каждом ударе колокола, когда в дверях появлялся кто–то из его офицеров, он поднимал голову и коротко бросал несколько непонятных слов.

Рене про себя молилась, чтобы ее людей, оставшихся в коридоре, покормили сытно и вовремя и чтобы их не узнали бывшие братья по оружию. Желудок ее решительно отказывался принимать пишу, и она через силу заставила себя попробовать богатое угощение — девять перемен изысканных блюд, поданных на золотой посуде.

С каждым часом беспокойство девушки возрастало. Мыслями она то и дело возвращалась к искателю приключений, которого оставила позади. Кому бы он ни хранил верность в первую очередь — себе или королю Генриху, Майкл Деверо приложит все силы к тому, чтобы разрушить замыслы герцога Бэкингема. «Интересно, а рассказала ли ему Анна что–нибудь интересное?» — спросила себя Рене. Нет, вряд ли. Эта женщина только прикидывалась простушкой, а на самом деле была хитрой лисой. Как сестра нового короля она обретет возможность выбирать себе любовников по вкусу, захотят они того или нет. Рене попыталась представить себе реакцию Майкла, когда он узнает, что она покинула берега Англии. Оставит ли это известие его равнодушным, или же молодой человек будет скучать о ней? Принцесса не могла отрицать очевидного — они вполне подходили друг другу и составили бы весьма интересный дуэт. После того как слуги подали засахаренные фрукты и мускат, Руже принялся осторожно покашливать. Поначалу Рене решила, что он подавился чем–то, и даже собралась попросить пажа похлопать маркиза по спине. Но потом, поймав его укоризненный взгляд, принцесса вспомнила собственные инструкции. Она тут же встала из–за стола.

— Ваше высокопреосвященство, ваша милость, с вашего позволения я бы хотела уединиться в часовне, чтобы вознести смиренную молитву Господу нашему Иисусу Христу и попросить его ниспослать мир нашим истощенным войной государствам.

Кардинал Уолси знаком предложил ей приблизиться.

— Вам известно, что мы собираемся обсудить кандидатуру подходящего жениха для вас среди высшей английской знати? — негромко поинтересовался он, вглядываясь в ее лицо.

— Да, ваше высокопреосвященство. Я буду молить Господа, чтобы он просветил вас и не оставил своим вниманием.

Кардинал отправил пажа за своим личным секретарем, после чего вновь обратился к принцессе:

— Поскольку вы дружны с леди Мэри, вдовствующей королевой Франции, вы, быть может, слыхали, что ее брак с его милостью герцогом Саффолком начался со скандала в королевском Совете. Многие его члены возражали против этого союза под тем предлогом, что герцог совсем недавно получил свой титул, что у него недостаточно длинная родословная, но усилия, предпринятые в пользу влюбленных мной лично, позволили разрешить это нелегкое дело ко всеобщему — включая его величество — удовлетворению.

Поначалу Рене даже не поняла, что он имеет в виду. Но потом сообразила: он намерен выдать ее замуж за нового человека, не исключено, что своего протеже, дабы ослабить влияние старой родовой аристократии, заклятых врагов кардинала в Совете. Имея за спиной подкрепление в виде двух французских герцогств, даже полное ничтожество способно превратиться в мощный инструмент придворной политики в умелых руках кардинала.

— Леди Мэри и впрямь посвятила меня в подробности своего брачного контракта, выразив искреннюю благодарность вашему высокопреосвященству за вмешательство в ее интересах.

— И вы покорно примете наше суждение в выборе вашего будущего супруга?

«Интересно, неужели у него уже есть кто–то на примете?» — на мгновение задумалась принцесса. Несмотря на то, что выбор мужа был только предлогом, загадка представлялась ей занимательной.

— Вверить свое будущее благочестивым рукам вашего высокопреосвященства — то же самое, что довериться Богу. Я с великой радостью приму ваше решение по данному вопросу, в чем бы оно ни заключалось.

— Хорошо. Очень хорошо. — Но, оказывается, он с ней еще не закончил. Возле кардинала возник нервный молодой человек с чернильницей, пером и листом бумаги, закрепленными на дощечке. — С разрешения месье маркиза, мастер Кент сделает запись нашей беседы. — Кардинал вперил в Руже требовательный взгляд, как бы говоря: «Не рассчитывайте, что вам удастся меня одурачить». — Мадам, прежде чем вы покинете нас, прошу вас перечислить все свои титулы и владения.

Рене мысленно поаплодировала коварству сына мясника. Он рассчитывал подать ее на королевский стол как должным образом откормленного рождественского гуся. Ей вдруг стало душно в ее тяжелом, обильно украшенном драгоценностями одеянии, в чем, вообще–то, не было ничего удивительного, учитывая пышущий жаром камин в столовой кардинала. Она вперила надменный взгляд в нервного мастера Кента.

— Рене де Валуа, дочь Франции, герцогиня Бретани и Шартра, графиня Нанта, Монтфора и Ричмонда, виконтесса Лиможа.

Кардинал облизнул губы. Протянув ей унизанную перстнями руку для поцелуя, он начертал над ее головой крест, благословляя принцессу. А потом щелкнул пальцами, подзывая пажа.

— Проводи миледи в часовню.

Проливной дождь вынудил многих придворных остаться дома, в своих городских особняках, отчего за ужином царила спокойная, почти семейная атмосфера. Во время трапезы Майкл не сводил испытующего взора с Анны. Если помешать ей отравить королеву, весь коварный замысел Бэкингема пойдет прахом, но это не принесет ему славы.

«Ребенок останется жить. Король умрет». В какие еще неприятности впуталась дерзкая девчонка? Или Рене подменила яд, которым Анна намеревалась отравить королеву? Если так, почему Адель уверена в том, что король умрет? Не в этом ли заключалась причина того, что Рене распорядилась потихоньку упаковать вещи и тайно покинула дворец?

Молодой человек понимал, что должен решить, верит он старой камеристке принцессы или нет. Предположим, Рене вмешалась, чтобы спасти жизнь ребенку. Почему же тогда Адель подвергает опасности себя и свою хозяйку? Старая ведьма сумела догадаться о его болезни; не исключено, она способна и на другие предсказания и пророчества. Ребенок останется жить. И хотя Майкл был уверен в том, что Рене не настолько бессердечна, чтобы допустить убийство невинного младенца, ее намерения в отношении его венценосного отца по–прежнему были покрыты для него мраком. О боги, как же он о ней беспокоится! Если кому–нибудь станет известно, что Рене знала о готовящемся заговоре…

Королева Екатерина покинула праздничное сборище раньше обыкновенного; лицо ее покрывала смертельная бледность. Воспользовавшись тем, что Стэнли отвлекся, прощаясь с Мэг, новой статс–дамой королевы, вынужденной сопровождать ее величество, Майкл выскользнул из залы и последовал за дамами по галерее. Благоразумно держась в тени, он крался за ними до тех пор, пока на его пути не возникло первое препятствие. Он не мог пройти незамеченным мимо стражников, несших караул у дверей в апартаменты королевы, но даже если бы это ему удалось, единственный мужчина в этом женском царстве бросался бы в глаза, как лисица в курятнике.

Майкл спрятался за оконной портьерой, распахнул стеклянные створки и выглянул наружу. Он наблюдал за процессией королевы, продвижение которой по коридорам выдавали огоньки свечей, отражавшиеся в мозаичных стеклах. Этот этаж занимали их величества вместе со своим слугами и помощниками. Два крыла дворца обнимали квадратный внутренний двор, соединяясь всего в двух местах: на главной лестнице, по которой поднимались те, кто желал засвидетельствовать свое почтение королю и королеве, и в коротком приватном коридорчике между их спальнями. Соответственно, каждое караульное помещение выходило в приемную залу, откуда можно было попасть в личный кабинет, будуар, галерею, другие личные комнаты, а также в спальню, расположенную за ними.

Где–то во внутреннем дворе эти крылья соприкасались. Майкл готов был побиться об заклад, что именно там и устроил засаду наемный убийца. На его месте он и сам поступил бы точно также.

Он высунул голову наружу и принялся внимательно осматривать каменную кладку, ища выступы, по которым можно пройти, и выемки, за которые можно держаться. Внизу, по двору, залитому светом факелов, безостановочно расхаживали стражники. Если он сорвется и не разобьется во время падения, о дальнейшем позаботятся острые наконечники их копий. Разумеется, в голову ему приходила мысль оглушить какого–нибудь караульщика и позаимствовать у него одежду, но как он объяснит наличие формы после того, как обезвредит наемного убийцу? Его безумная идея как раз и заключалась в том, чтобы создать себе имя спасителя короны, а не оказаться обвиненным в государственной измене вместе с другими заговорщиками.

Смирившись с тем, что ему предстоит не самое легкое предприятие, Майкл влез на подоконник и ухватился за потолочную балку, чтобы не упасть. Холодный проливной дождь и ночной мрак за окном были ему только на руку. Оправившись от смертельной болезни, молодой человек обнаружил, что стал прекрасно видеть в темноте, чему он, вне всякого сомнения, был обязан дьявольскому зелью, которое продолжал регулярно вливать в себя. Так что теперь он с поразительной ясностью видел каждую трещинку и впадинку в стене. Достигнув соседнего оконного проема, он убедился, что внутри никого нет, и решил вскарабкаться по стене на крышу, справедливо рассудив, что двигаться по горизонтальной поверхности, пусть даже на такой высоте, будет несравнимо легче, чем ползти, подобно пауку или ящерице, по отвесной стене дворца.

Протянув руку над головой, он вслепую нащупал небольшую трещину, за которую, впрочем, можно было уцепиться пальцами, и подтянулся вверх. Майкл проделал это несколько раз, карабкаясь по стене со скоростью уставшей улитки и сосредоточившись на поиске подходящей опоры для рук и ног. Внезапно каменный выступ, за который он ухватился, рассыпался у него в пальцах — и он полетел вниз.

Армадо и Франческо пристроились позади Рене, шагавшей за проводником в ливрее его высокопреосвященства. По пути к личной часовне кардинала Уолси она поражалась бесстыдной роскоши, выставленной напоказ. Лорд–канцлер, ответственный за благополучие народа Англии, занимался тем, что преумножал личное благосостояние за счет этого самого народа. Резиденция в Йорк–плейс располагала столь впечатляющей коллекцией изделий из золота, экспонатов античного мира и произведений искусства, что знаменитый Дворец удовольствий короля Генриха не шел с ней ни в какое сравнение. Даже телохранители, следовавшие за ней по пятам, сызмальства привыкшие к величественной пышности Рима, затаили дыхание, объятые священным благоговением.

Перезвон курантов сообщил Рене, что ужин во дворце закончился, и королева удалилась в свои покои. По расчетам принцессы выходило, что у них есть примерно два часа на то, чтобы найти Талисман, прежде чем из дворца прибудет курьер с сообщением о том, что король убит. А за ним должны немедленно примчаться представители недовольной родовой аристократии, чтобы свести счеты с наглым выскочкой.

Итак, два часа на то, чтобы отыскать и тайно вывезти Талисман из дворца, прежде чем здесь начнется светопреставление.

— Пожалуйте сюда, миледи. — И паж распахнул перед принцессой двери часовни.

Даже слуга священнослужителя вел себя как придворный. Рене спрятала улыбку и сунула ему в ладонь монету.

— Прошу вас, позаботьтесь о том, чтобы мне не помешали. — Подождав, пока паж скроется за углом, она повернулась к своим людям. — Один из вас войдет внутрь со мной, второй останется караулить снаружи.

— Я останусь охранять двери, — вызвался лейтенант Армадо. — А вы идите вместе с мадам, сержант. Быть может, вы сумеете вспомнить что–нибудь важное, на что не обратили внимания во время своего первого пребывания здесь. Ступайте.

Дверь с мягким щелчком закрылась за Рене и сержантом Франческо. Подняв глаза на огромную скульптуру белого мрамора, возвышавшуюся над залитым огнем свечей алтарем, Рене лишилась дара речи. Девушку охватил священный трепет. Копия знаменитой «Пьеты» была прекрасна: непорочная Дева Мария, плачущая над сыном Божиим, которого она держала на руках. Принцесса и сержант Франческо преклонили колени и перекрестились. Но даже теперь Рене сквозь полуопущенные ресницы осматривала помещение, дабы удостовериться, что они здесь одни.

Принцесса поднялась на ноги.

— Под скульптурой должен находиться тайный склеп. — Подбежав к алтарю, она принялась ощупывать помост в поисках какого–либо скрытого устройства. Франческо вскарабкался на возвышение чтобы осмотреть статую с близкого расстояния. Даже после тщательных поисков им ничего не удалось найти. — Мы упустили из виду нечто важное.

Дверь приоткрылась, и в образовавшуюся щель просунул голову лейтенант Армадо.

— Как у вас дела? — шепотом поинтересовался он.

— Никак не найдем рычаг, — ответил Франческо.

— Осмотрите все помещение. Он может находиться где угодно. А я поищу снаружи. — Дверь закрылась.

Они продолжили поиски, но вновь ничего не обнаружили.

— А ведь поворотный рычаг может находиться в самой скульптуре, — предположил Франческо и вспрыгнул на помост, чтобы еще раз ощупать мраморную статую со всех сторон. — Кардинал Кампеджио с силой обнимал ее, когда клялся, что не уедет отсюда без «него». Не исключено, что рычагом является сама скульптура.

— Но не можем же мы унести с собой такую гору мрамора, и я сильно сомневаюсь, что Тайный совет обременил кардинала Кампеджио подобным монументом. Нет, Талисман должен быть достаточно маленьким, чтобы его можно было незаметно унести.

Дверь вновь приоткрылась.

— Снаружи ничего нет, — негромко доложил лейтенант. — Какие новости у вас?

— Пожалуй, стоит попробовать сдвинуть мраморную статую с места, — предложила Рене. — У меня одной не хватит сил, но втроем у нас может получиться.

Лейтенант присоединился к ним на помосте. Они встали с одной стороны, уперлись ногами в пол, взялись руками за скользкий прохладный мрамор и принялись толкать.

Флагшток, торчащий из стены, спас Майкла от неминуемого падения на грязные каменные плиты внутреннего двора. Уцепившись за него, он повис на руках, болтая ногами в воздухе, поскольку опереться ему было не на что. Немного отдышавшись, Майкл принялся перебирать руками по железному штырю, пока не добрался до наружной стены, после чего стал шарить по ней ладонью в поисках какой–либо щели, достаточно глубокой, чтобы выдержать вес его тела. С трудом найдя подходящую впадину, он распластался на стене и стал искать очередную выемку, теперь уже на уровне колена, куда собирался поставить ногу, чтобы подняться еще выше. Обнаружив подходящий упор, он встал на него и принялся искать следующий выступ, медленно, по–паучьи поднимаясь вверх по отвесной каменной кладке.

Он висел над пропастью на кончиках пальцев рук и ног, стараясь не смотреть вниз. Наконец, он добрался до крыши и осторожно выглянул, опасаясь наткнуться на часовых. Но наверху никого не было, если не считать птичьих гнезд, прилепившихся к фронтону. Майкл ступил на крышу и, пригибаясь, двинулся по ней. Вдруг перед ним возник провал, широкий и глубокий. Его можно было только перепрыгнуть. Отойдя на несколько шагов назад, Майкл разбежался и прыгнул, взлетев в воздух и поднимаясь все выше и выше, словно став бестелесным… «Клянусь Юпитером — я лечу», — с восторгом подумал Майкл.

Он огляделся по сторонам, посмотрел себе под ноги, отказываясь понимать что–либо. И тут его тело начало медленно опускаться вниз. На крышу он приземлился намного дальше того места, куда рассчитывал попасть изначально.

Ради всего святого, что это было? Что с ним произошло?

Майкл не находил слов, чтобы выразить обуревавшие его чувства. Зато он мог действовать, чем и воспользовался, прыгнув вновь, — и опять взлетел в воздух! Его несло высоко над землей, он кричал от неуемной радости, не обращая внимания на дождь, обнимая широко раскинутыми руками ночь, запрокинув голову и радостно улыбаясь серым тучам и далеким звездам, отчетливо подмигивавшим ему.

Спустя некоторое время он начал опускаться. Ноги его коснулись крыши, он слегка оттолкнулся и вновь поднялся в воздух. Нет, он превратился не в птицу, а в гигантского кузнечика. «Интересно, какое расстояние я могу покрыть одним прыжком?» — спросил себя Майкл.

И тут ночной воздух вспорол полный боли стон. Нет, не стон — отчаянный крик. Королева!

Майкл стал всматриваться в противоположное крыло дворца. У королевы начались схватки, ее статс–дамы и фрейлины пребывали в панике. Он должен быть там, искать охотника, преследующего дичь. Если бежать по крыше, можно опоздать. В любую минуту кто–нибудь мог спохватиться и послать за королем.

И вдруг он понял, что может допрыгнуть туда. Нет ничего проще.

— Ты — Гермес, легконогий и быстрокрылый. — Он повторял эти слова вслух, как заклинание, и пар от его дыхания клубился в холодном ночном воздухе.

Майкл прикинул расстояние, которое ему предстояло покрыть, отошел назад к дальнему краю крыши, набрал полную грудь воздуха и сорвался с места. Быстрее, еще быстрее. Оттолкнувшись ногой от свеса крыши, он устремился вперед и вверх, над бездонной пропастью двора, не позволяя себе камнем рухнуть на его грязные плиты…

Майкл приземлился на руки и колено, опустив голову. У него получилось. Он совершил невозможное! Однако торжествовать было рано. Королева корчилась в муках — неужели Адель обманула его? — и в любой момент в ее покои мог ворваться король. Майкл осторожно опустил ноги за край крыши, повис на руках, толкнул створку окна, распахивая ее, и тихонько скользнул внутрь, в темную комнату.

Он оказался в маленьком неосвещенном кабинете. Стараясь не производить лишнего шума, он подошел к двери, приоткрыл ее и выглянул в тускло освещенный коридор. В ушах у него мгновенно возник гул встревоженных женских голосов, доносившихся из апартаментов королевы. Запах гари подсказал ему, что кто–то совсем недавно погасил свечи в настенных светильниках. В ноздри ему ударила сильная и резкая вонь немытого тела. Слева от него шевельнулась смутная тень. На полу в неестественных позах лежали два безжизненных тела. Мертвые стражники. Из–за закрытой двери совсем рядом донеслись громкие голоса, передающие друг другу эстафету: «Король! Король! Король!» Высокие резные створки распахнулись, и в коридор с шумом вломился Генрих VIII, направляясь в покои королевы.

Тень слева отступила от стены, и в руке ее блеснула сталь. Майкл не стал колебаться и раздумывать. Он прыгнул на убийцу, перехватил запястье его руки с зажатым в ней кинжалом и изо всех сил ударил его об стену прямо перед ошеломленным королем Генрихом. Ноздри молодому человеку забивала отвратительная вонь немытого тела. В лицо ему полетели брызги слюны и ругательства, а он снова и снова бил кисть руки с кинжалом об стену. Судорожно стиснутые пальцы отказывались разжиматься, мертвой хваткой вцепившись в смертоносное лезвие. Майкл сильнее сжал это запястье, чувствуя, как трещат под кожей сдавливаемые кости. Наемный убийца взвыл от боли, ладонь его раскрылась, и кинжал со звоном полетел на каменные плиты пола. В коридор шумной толпой ворвались стражники и обступили короля, взяв его в кольцо. Взбешенный король криками звал Норфолка и Марни, капитана его личной гвардии.

Торжествуя, Майкл уже собрался отступить в сторону, чтобы дать возможность йоменам заняться поверженным убийцей, как вдруг, вспышка боли пронзила его правый бок. Опустив глаза, он увидел, что испанец окровавленными пальцами сжимает рукоять другого кинжала, торчащую из печени Майкла. Убийца, оказывается, одинаково хорошо владел обеими руками! А такая возможность даже не приходила ему в голову. В боку стало нестерпимо горячо, боль сокрушительной волной прокатилась по всему телу Майкла, пробуждая угасшую было ярость схватки. Глаза у него защипало. Это происходило вновь. Уже второй раз за день. Он вырвал длинное лезвие из своего тела. Из раны фонтаном ударила кровь. От внезапной слабости у молодого человека закружилась голова. Выдохнув сквозь сжатые зубы, Майкл резким движением вогнал стилет в грудь наемного убийцы. Испанец дернулся всем телом, попытался оказать сопротивление, глухо застонал и обмяк. Когда он испустил последний вздох, на лице его читался невыразимый ужас.

Перед глазами у Майкла все плыло. Пошатываясь, он отступил на шаг, прижимая ладонь к боку в тщетной попытке остановить кровь, и упал на колени; голова стала невероятно тяжелой и свесилась на грудь. Сквозь обступивший его туман он еще успел заметить, как вокруг стало тесно от телохранителей короля, слетевшихся к месту покушения, как вороны на падаль. Они набросились на мертвого наемного убийцу, валявшегося на полу, и принялись рвать его на части, словно рассчитывая убить еще раз. Гвардейцы окружили короля живым щитом, а несколько йоменов взялись за Майкла и поволокли его прочь, требуя, чтобы он сказал, кто он такой, чума его забери, и что он делает в этом крыле дворца, куда посторонним вход воспрещен. На стенах вновь вспыхнули светильники. В обоих концах коридора толпились зеваки, женщины и мужчины, фрейлины королевы и джентльмены короля. Король потребовал, чтобы его немедля проводили к супруге, и с вооруженным эскортом телохранителей и благородных дворян проследовал в спальню ее величества. И вдруг в этом хаосе прозвучал знакомый голос:

— Отпустите его! Он не убийца! Он только что спас жизнь его величеству!

— Стэнли, он умирает! — подхватил кто–то поблизости, и голос его тоже показался Майклу знакомым.

Со всех сторон посыпались советы и восклицания.

— Я умираю, — удивленно пробормотал Майкл, обращаясь к самому себе. Мысли у молодого человека путались, он еще успел почувствовать, как теряет связь с реальностью и погружается в темное ничто. Интересно, что такое смерть?

— Майкл! — Из тумана перед ним выплыло встревоженное лицо Стэнли. — Приведите лекаря, идиоты! Он невиновен! — кричал он обступившим их стражникам. — Майкл, что ты здесь делал?

Майкл глупо ухмыльнулся, и окружающий мир качнулся и вновь поплыл у него перед глазами.

— Ты что–то говорил о моей печени, помнишь? А куда подевались лилии?

Стэнли подсунул ему под голову что–то мягкое.

— По–моему, он выпил слишком много вина. А теперь объясни, как ты сюда попал! Посмотри на меня! Это очень важно! Ты заблудился?

Те немногие силы, что еще оставались у Майкла, быстро оставляли его. Они решили, что он пьян? Нетрезвый герой — ему понравилась сокрытая в этом образе ирония.

— Да, заблудился в кувшине с вином… а потом… какой–то мужчина, вонючий стражник с ножом. «Прошу тебя, покажи мне, как выбраться отсюда, добрый человек», — говорю я ему. А он решил отправить меня в подземное царство теней, чтобы я не мешал ему. Испанский клинок. Два мертвых стражника на полу… — Юноша умолк, опустошенный. Жизнь по капле утекала из него. Смерть уже готовилась принять его в свои объятия… — Но я показал ему, ха! В королевском дворце завелись наемные убийцы, Стэнли. В какое время мы живем… А–а, мне холодно. Как почетно и сладостно умереть за своего короля… — И темнота сомкнулась над ним.

Все их усилия оказались тщетными! Богоматерь не сдвинулась ни на дюйм! Они ощупали каждую пядь постамента и статуи. Никаких скрытых рычагов или рукояток. Скульптура казалась монолитной и не желала открывать свои тайны. А время, как песок, утекало сквозь пальцы…

Охваченная отчаянием, Рене вдруг подняла голову, прислушиваясь. В коридоре возникла непонятная суета.

— Армадо, узнайте, что там происходит. — Она не стала говорить подчиненным о своих подозрениях и, соответственно, не посвятила их в тайну заговора.

Франческо проводил лейтенанта недоуменным взглядом.

— Молю Бога, чтобы они не обнаружили баркас с нашими людьми. Если капитан Лусио увидит их, нам конец.

— Ш–ш, — пробормотала принцесса. — Не поминайте дьявола, он и не появится.

Лейтенант Армадо несколько мгновений постоял у приоткрытой двери, после чего вернулся к остальным.

— Во дворце короля обнаружен наемный убийца. Он покушался на жизнь Генриха. Но вместо короля погиб кто–то другой. Ваша милость!

Дверь часовни с грохотом распахнулась, и на пороге возник разгневанный Руже.

— Что здесь происходит? В Лондоне неспокойно. Кто–то покушался на короля Англии, а вы тут решили пасть ниц перед Девой Марией. Нам следует немедленно вернуться во дворец. Кардинал уже отправился туда.

— В самом деле? — полюбопытствовала Рене, в душе которой забрезжила надежда, а в голове начал созревать очередной отчаянный план. Быть может, еще не все потеряно. Пожалуй, они смогут избавиться от маркиза и обыскать весь особняк снизу доверху.

Руже вошел в часовню и плотно притворил за собой дверь.

— Послушайте меня, Рене. Что бы вы ни задумали, вы подвергаете себя — и своих людей — большой опасности. Пока что их нелепая маскировка помогла им остаться неузнанными, но кардинал Кампеджио созывает своих личных охранников. Если они вас увидят…

У Рене упало сердце. Все ее безнадежное предприятие пошло прахом. Она поднялась на ноги.

— Давайте уйдем отсюда.

Когда они подбежали к двери, в дальнем конце коридора появился кардинал Кампеджио в сопровождении двух своих deletoris. Через несколько мгновений они неизбежно столкнутся лицом к лицу.

— Месье! — взволнованно вскричал кардинал.

— Господи Иисусе, — прошептал сержант Франческо, останавливаясь рядом с принцессой. Он наклонил голову, чтобы его не узнали. — Мы пропали.

— Смотрите себе под ноги, и мы выйдем отсюда так же беспрепятственно, как и вошли, — едва слышно выдохнула Рене.

— Ваше высочество, я вынужден умолять вас как можно скорее покинуть дворец, — проговорил кардинал Кампеджио любезным тоном, который, однако, не допускал возражений. — На Англию едва не обрушилось несчастье. Мой добрый брат кардинал Уолси поручил мне обезопасить территорию этого дворца от вторжения посторонних. Мы должны любой ценой уберечь Большую королевскую печать от возможных посягательств жестоких заговорщиков, буде они осмелятся ворваться сюда и похитить ее. Прошу вас. — И он жестом предложил принцессе идти вперед.

Рене возглавила процессию, и всем остальным ничего не оставалось, как последовать за ней.

Путь до пристани показался Рене бесконечным. Они оказались в безопасности — но потерпели неудачу. Точнее, она потерпела неудачу.

Что ж, теперь придется все начинать сначала. Кроме того, необходимо предпринять что–либо в отношении Руже. Этот предатель явно знает больше, чем говорит. Интересно, что еще он от нее утаил?

Когда они взошли на борт баркаса и направились обратно в королевский дворец, Руже сделанной небрежностью заметил:

— Вы должны еще спросить у меня, кто пожертвовал своей жизнью ради короля.

— И кто же? — рассеянно поинтересовалась Рене. Она надеялась, что королева и ее нерожденное дитя не пострадали.

— Какой–то пьяница, заблудившийся в переходах дворца и по нелепой случайности очутившийся в личном кабинете королевы.

— Какой–то пьяница? — машинально переспросила принцесса, глядя, как мимо проплывают болотистые речные берега, и размышляя о постигшей ее неудаче. Взгляд ее переместился на лицо Руже. — У него есть имя?

На губах маркиза заиграла жестокая улыбка, и он по–волчьи оскалил зубы.

— Майкл Деверо. По–моему, это и есть ваш ирландец?

ГЛАВА ТРИНАДЦАТАЯ

Смерть для нас — ничто, она — пустяк, не стоящий нашего внимания.

Тит Лукреций Кар. О природе вещей

— Он будет жить, ваше величество. По моему просвещенному мнению, случилось настоящее чудо, — с апломбом заявил доктор Линакр, главный лекарь короля и основатель Королевского колледжа врачей. — Поначалу сердце его не билось, но плоть была еще жива. Он дергался и метался, подобно дикому зверю, издавая непристойные крики и даже рычание. Несомненно, у него начались горячка и помрачение рассудка, вызванные потерей крови. Четверо мужчин держали его за руки и за ноги, пока мой ученый коллега, старший хирург Джонсон, зашивал и перевязывал его рану. Я склонен предполагать, что именно вино, которое влил в себя нынче вечером мастер Деверо, позволило ему пережить остановку сердца. Очень необычный случай, сир, и поистине замечательный, как и все чудеса, что являет нам Создатель.

Взгляд короля был прикован к изнуренному телу на кровати, которое еще совсем недавно было полным сил.

— Чудо это или научное открытие, мой добрый доктор, но мы полагаем, что оно войдет в новую главу вашей содержательной книги.

— Ваше величество очень любезны. — Доктор низко склонил голову перед Генрихом, польщенный его комплиментом.

Старший хирург Томас Джонсон по прозвищу Королевская Пиявка принял эстафету из рук своего собрата по ремеслу и пустился в объяснения.

— Ваше величество, я должным образом вычистил, зашил и смазал бальзамами его рану. Его кожа, насколько я успел заметить, обладает поистине замечательными свойствами. Но не успел я зашить его рану, как… — Сдержанное покашливание коллеги заставило его вернуться к предмету рассуждений. — Увы, он еще не вышел из темной чащи, ваше величество. Он потерял очень много крови, не меньше бочонка. Опасность лихорадки и гнилостного разложения тоже пока не миновала. Может случиться и заражение крови. Но завтра мы будем знать больше и сможем сообщить вам более точные известия, ваше величество.

— Благодарю вас, мои добрые доктора. По вашим лицам я читаю, что вы удовлетворены ходом его выздоровления. Стэнли, повтори героические слова мастера Деверо еще раз, — распорядился король.

— «Как сладостно и почетно умереть за своего короля», сир.

— «Сладостно и почетно…» Милорды! — обратился король к своей свите. — Представляю вам мастера Деверо. Этот человек поставил нашу персону превыше своей собственной. Он самоотверженно встретил грудью обнаженное лезвие, предназначенное для нас, продемонстрировав мужество, верность и сообразительность. Предотвратив коварное нападение на нашу миропомазанную особу, он тем самым разрушил замыслы наших врагов, злоумышлявших завладеть троном, и обеспечил себе пожизненное почетное место при дворе. Нарекаю его нашим бесстрашным защитником!

Пока придворные негромким бормотанием выражали свое полное одобрение, король обратился с повелением к своему главному лекарю:

— Сделайте так, чтобы он остался жить. Он дорог нам. Завтра мы ожидаем от вас удовлетворительных известий о его выздоровлении.

Король развернулся и вышел вон, а добрая половина придворных льстецов потянулась за ним.

«Я жив, но терплю за это адские страдания», — сказал себе Майкл, тело которого терзала жгучая боль. Острое жжение в боку было невыносимым и сводило его с ума.

— Стэнли, — прохрипел он. — Что с королевой? И ее ребенком?

— Оба здоровы, слава Богу. Добрый доктор приписывает боли пищевому отравлению. Однако же, поскольку никто более не страдает расстройством желудка, включая слугу, который пробует блюда перед тем, как их подают ее величеству, Норфолк полагает, что злодей скрывается среди ее приближенных, и потому сейчас допрашивает всех домашних.

— Стэнли… сделай для меня кое–что. — Майкл скривился от боли и крепко зажмурился. — Прошу тебя…

— Священника? Хочешь причаститься? Но доктор Линакр сказал, что…

— Никаких священников! — Боль в ране пульсировала в такт биению его сердца. В горле у молодого человека пересохло так, словно его скребли пемзой. Майкл едва мог говорить. Ему срочно требовалась тайная панацея, его дьявольское снадобье. Лекарство. — Отошли всех прочь. Оставьте меня одного… ненадолго. Пиппин!

— Да, хозяин? — По другую сторону кровати появился верный слуга и склонился над своим молодым господином.

— Я не могу дышать… — Майкл весь горел, как в лихорадке, сознание то покидало юношу, то вновь возвращалось к нему. — Открой окно. Пусть все уйдут… стой у дверей и никого не впускай ко мне… пока я сам не позову тебя. А теперь ступай. Немедленно!

— Малыш, сейчас не самое лучшее время для того, чтобы прятать жемчуга своей бабушки. Тебе нужен постоянный уход.

— Не спорь со мной… пожалуйста. Мне… нужно… остаться… одному… ненадолго, — теряя последние силы, едва слышно прошептал Майкл.

— Как тебе будет угодно. — Недовольно ворча себе под нос, Стэнли принялся вежливо выпроваживать из комнаты его светлость герцога Саффолка, доктора, которого пришлось даже подтолкнуть немного, и прочих любопытствующих зрителей.

— Я закрываю дверь, хозяин! — провозгласил Пиппин перед тем, как выскользнуть в коридор.

В распахнутое окно ворвался поток прохладного свежего воздуха. Майкл глубоко вдохнул его полной грудью. Сейчас ему предстояла нелегкая задача. Он знал, что промедление для него смерти подобно. Он уже и так стоял на самом краю пропасти.

Тугая полотняная повязка на животе затрудняла его движения, но ценой невероятных усилий ему удалось перекатиться на другой, здоровый, бок и сунуть руку под кровать в поисках заветного металлического ящичка. Кончиками пальцев Майкл едва дотянулся до кольца на его крышке. Ругаясь на чем свет стоит, он все–таки умудрился подцепить его и вытащить сундучок на свет божий. Юноша повалился на живот, тяжело дыша и содрогаясь всем телом. На лбу у него выступили крупные капли пота. От переутомления глаза у него ввалились, под ними появились темные круги. Эх, если бы у него был конфидент, которому он мог бы доверить свою жизнь, надежный и верный помощник… Но рассчитывать Майкл мог только на себя. Даже Пиппин, прислуживавший ему с самого детства, отвернется от него, если узнает, что хозяин болен страшной потовой лихорадкой.

Удостоверившись в том, что самое трудное уже позади, Майкл сорвал с шеи тонкий кожаный ремешок и дрожащими пальцами принялся нащупывать замочную скважину. Каждое движение отнимало массу сил и времени: вставить ключ, повернуть его в замке, откинуть крышку… Схватив первый попавшийся стеклянный флакон, он поднес его к лицу. Проклятье. Пузырек был пуст. Он сунул его обратно и взял следующий. На этот раз выбор оказался удачным. Юноша зубами вытащил пробку и обхватил горлышко губами, запрокидывая голову. Первый глоток показался ему божественным, второй вернул его к жизни, после третьего он воспарил над смятыми простынями…

По жилам Майкла заструилась сладостная жизненная сила. Вернув пустую бутылочку в ларец, запас чудодейственного снадобья в котором неуклонно уменьшался, Майкл удостоверился, что два других его сокровища пребывают на месте в целости и сохранности: кинжал Бэкингема и личный перстень лорда Тайрона. Он обещал своему благородному приемному отцу и покровителю никогда не носить кольцо прилюдно, но сейчас искушение оказалось слишком велико, и юноша надел его на палец, любуясь изящной змейкой, выложенной из драгоценных камней. Его вдруг охватило чувство гордости, силы и уверенности в себе и своей семье, чего никогда не внушала ему ярко–алая татуировка рода Деверо на запястье. Он почувствовал себя заново родившимся и непобедимым… Он не боялся ничего — и ничто на земле не могло остановить его. Он никогда не знал своих родителей, зато приемный отец заменил ему обоих, и Майкл вознес горячую благодарность небесам за то, что у него есть великий и мудрый наставник, любимый и обожаемый им.

Юноша запер сундучок, задвинул его обратно под кровать и вновь завязал кожаный шнурок у себя на шее. Опершись спиной о подушки, он удовлетворенно вздохнул. Чудесное снадобье уняло боль и наполнило его неземным блаженным спокойствием, которое обычно снисходит на человека после долгих занятий любовью с женщиной, только во стократ сильнее и чище. Что бы ни сулил ему завтрашний день, смерть, забвение или полную радостей жизнь, сейчас он пребывал в мире с самим собой. «Бесстрашный защитник короля… он дорог нам». Ах, если бы маленькая интриганка оказалась сейчас здесь, чтобы разделить с ним его мгновения триумфа и славы! Юноша представил, как кладет ей голову на колени, подобно падшему ангелу, а она склоняется над ним, и ее нежные пальчики бережно гладят его по волосам. Увы, ему никогда не суждено ее увидеть. Майкл вздохнул и выругался. И еще раз. И еще…

Золотые монеты сотворили чудеса с памятью человеческой. В их ослепительном блеске затерялись и позабылись многочисленные сундуки и кофры, которые то выносили из дворца, то затаскивали обратно. Вернувшись обратно в свои апартаменты, которые, как принцесса предполагала еще совсем недавно, она покинула навсегда, Рене сидела как на иголках, приводя себя в порядок. А ее домашний тиран, преданная камеристка, командовала слугами, которые вновь развешивали по стенам гобелены и собирали кровать, привезенную из Франции. Колокол пробил уже два часа пополуночи, но мужчины, не ропща и не протестуя, надрывались, как каторжники, под присмотром Адели. Все они прекрасно сознавали, что с наступлением утра каждый стол, сундук, коврик, подушка и табуретка должны стоять на прежнем месте. Никто не догадается о том, что прошлой ночью они едва не уехали отсюда навсегда.

Герцог Норфолк, граф–маршал Англии, и сэр Генри Марни, капитан личной гвардии короля, начали опрашивать всех домашних и приближенных королевы. Интересно, Анна уже побывала на допросе или нет? И не выболтала ли она все, что знала? Рене догадывалась, что допросы будут продолжаться и весь завтрашний день, поэтому девушка не могла не волноваться о том, вызовут ее или нет.

И еще мысли ее занимал Майкл. Жив ли он?

Обрывки сплетен, дошедшие до Рене после того, как она вернулась во дворец, противоречили друг другу. Одни говорили, что он выжил; другие клятвенно уверяли, что умер. Рене считала его самым храбрым из всех глупцов, когда–либо живших на свете. Господь свидетель, она восхищалась той ловкостью, с какой он выудил подробности предстоящего покушения у Анны, и его поистине безумной храбростью. Девушка ни секунды не сомневалась в том, что юноша был трезв.

Вернулся стражник, которого она посылала справиться о здоровье юноши.

— Какие новости? — бросилась к нему Рене.

— Он будет жить. Лекарь короля говорит, что это чудо. А король отныне называет его не иначе как «мой бесстрашный защитник».

Рене закрыла глаза и зашептала «Аве Мария», благодаря Пресвятую Деву за то, что та пощадила этого пылкого дурака, и дала обет сделать щедрые пожертвования беднякам и домам призрения в Лондоне.

Стоя на пороге спальни, Адель презрительно фыркнула:

— Я же говорила тебе, что он останется жив.

Рене недовольно нахмурилась.

— Я не доверяю этим английским ученым лекарям. Быть может, будет лучше…

— Оставь его в покое. Ему не требуются мои отвары и эликсиры. Этот молодой человек не может умереть. — И камеристка начертала в воздухе знак, отгоняющий дьявола, после чего вновь принялась помыкать своими бессловесными рабами.

— Глупая старая ведьма, — проворчала Рене, глядя в удаляющуюся спину служанки.

Стражник откашлялся, напоминая о своем существовании.

— Мадам, сегодня рано утром паж доставил вам вот это.

Можно было ожидать, что после всех треволнений и переживаний у Рене более не останется душевных сил, но она была тронута. Выхватив послание из рук стражника, она поспешила к камину, чтобы прочесть его:

Невинная, как снежно–белая лилия,

Она плывет над землей,

Благоуханная и свежая, как майская роза,

Она навеки лишила меня покоя и сна.

Рене смущенно захихикала. Как все–таки резко контрастировали глупые стихи с тем, что ей довелось пережить сегодня ночью! Но от этого они нравились еще больше. Подлинный лучик света в окружающем царстве тьмы. Таинственному поэту удалось развеять ее мрачное настроение. Ей было бы жаль расстаться с Англией, не узнав, кто скрывается под псевдонимом «Невидимка». И вот теперь принцессе представился еще один шанс решить загадку своего застенчивого стихоплета. Оказывается, в окружающем ее суровом и жестоком мире есть место и для маленьких радостей. Она добилась аудиенции у кардинала Уолси. Теперь он, среди прочего, занят еще и выбором подходящего кандидата на роль ее супруга. Завтра она подумает о том, как воспользоваться сложившейся ситуацией. Все, что от нее требуется, — не падать духом и по возможности не попадаться на глаза Анне. Рене дочитала остальное:

Она — первая среди благоразумных и скромных девиц,

Затмевающая их своим умом и красотой.

Эта леди живет на западе,

Благороднейшая среди самых благородных.

Ночною порой навестив ее,

Любой мужчина обретет свой долгожданный рай!

Вот странность! Последние строчки вновь заставили Рене смущенно рассмеяться. Не исключено, что всему виной было очередное успокоительное снадобье, которое Адель заставила ее проглотить после того, как они вернулись во дворец. Майкл оказался прав в своих предсказаниях. Пожалуй, в жилах неизвестного поэта все–таки нашлась капелька горячей крови, раз он осмелился намекнуть на возможность полуночного свидания. Но как может она пригласить его в гости, если даже не знает, кто он такой? Девушка пробежала глазами подпись: «Написано рукой того, кого вы покинули в печали и страдании. Невидимка (солдат, павший в неравной борьбе, но не утративший надежду)».

По коже девушки внезапно пробежали ледяные мурашки. Поэт знает, что она уехала, но ему неизвестно, что она вернулась.

— Франко! — окликнула она телохранителя, который собирался вернуться на свой пост. — Какие–нибудь подозрительные личности шныряли поблизости, пока я отсутствовала?

Стражник нахмурился.

— Да, приходил один джентльмен.

— Как он выглядел?

— Не прикидывайся невинной овечкой, — презрительно фыркнула, появляясь на пороге спальни, Адель. — Тебе прекрасно известно, как он выглядит.

Рене резко развернулась к ней, по–прежнему сжимая в руках листок бумаги со стихами.

— Он был здесь? Ты с ним разговаривала?

— Рафаэль гниет во французской тюрьме из–за тебя.

— А мне казалось, ты не одобряешь моей дружбы с Рафаэлем.

— Уж лучше он, чем тот, другой, — заявила Адель.

Рене опустилась на стульчик перед камином и еще раз перечитала поэму.

Нет, это наверняка Майкл. Это он скрывается под псевдонимом «Невидимка», больше некому. А ведь как он высмеивал ее поэта! И она еще так пылко защищала его! Должно быть, втихомолку он от души посмеялся над ней. Но продолжал присылать ей свои любовные стихи.

Перед ее внутренним взором вдруг всплыла иная сцена — Майкл с Анной. В ту ночь, когда она учила его играть в примеро, он наотрез отказался повидаться с ее подругой. Юноша настаивал, что роман с замужней женщиной не сделает ему чести. Ему не было никакого дела до похотливой шлюхи. «Я дам вам повод шпионить за мной».

Тогда он был очень зол. Уязвлен ее холодностью. Она играла с ним, и он знал об этом. Ах, если бы только этот негодяй Уолтер научился держать язык за зубами! Так что Майкл лишь отомстил ей. Он защищал честь женщины на дуэли, женщины, которую он считал непорочной, как первый снег, и только для того, чтобы узнать впоследствии, что весь двор без конца судачит о ее прегрешениях! Это стало болезненным ударом по его самолюбию, горькой обидой, проглотить которую он не смог, будучи настоящим джентльменом, в отличие от его сводного брата.

Собственно, в своем мнении о ее характере Майкл был недалек от истины. Она не представляла для него особой загадки. Он ей нравился, и она знала, что тоже нравится ему. В этом–то и состояла главная трудность. Рене достала медальон с портретом Рафаэля и принялась рассматривать его. Потом перечитала поэму. Правда против выдумки. Вдали от своего естественного окружения трудно сохранить природную чистоту. Ей придется принять нелегкое решение.

— Мадам! — Из ее спальни один за другим выходили усталые слуги. — Все в порядке.

Ее апартаменты выглядели почти так же, как прежде, создавая впечатление, что она никуда не уезжала.

— Я очень благодарна вам за помощь. Отдыхайте.

С тяжелым сердцем Рене взяла четки, подошла к своей молельной скамейке и опустилась коленями на подушку, лежавшую на ней. Склонив голову, она беззвучно зашептала «Отче наш», «Аве Мария» и «Слава Всевышнему», молясь о еще одной душе. О человеке, чья кровь пролилась на ее руки. Вскоре после того, как слуги ушли, раздался стук в дверь, которого она ждала и страшилась. В ее апартаменты вошел сержант Франческо. Они молча взглянули друг на друга. Дело было сделано.

ГЛАВА ЧЕТЫРНАДЦАТАЯ

Путешественник с пустыми карманами смеется и поет при виде грабителя.

Децим Юний Ювенал

Когда первые лучи рассвета робко скользнули в комнату, Майкл открыл глаза. Над его кроватью склонился тучный импозантный мужчина; кроваво–красный оттенок его шапочки и мантии свидетельствовал о стремлении умереть за свою веру. Пронзительный взгляд пробежал по телу и остановился на лице юноши. Майкл растерянно заморгал, когда его одурманенный болью и снадобьем мозг распознал, наконец, нежданного гостя. К нему пожаловал кардинал Уолси, тот самый царедворец, на которого он стремился произвести нужное впечатление. В общем–то, следовало ожидать, что хитроумный канцлер, державший руку на пульсе королевства, не позволит графу–маршалу и капитану гвардии обойти себя в погоне за сведениями о неудавшемся покушении.

— Ваше высокопреосвященство! — Майкл приподнялся на локте, с изумлением отметив, что не чувствует боли, и поспешно застонал, чтобы скрыть замешательство. — Покорнейше прошу извинить меня за то… — «…что принимаю вас в одном нижнем белье…» Святые угодники, но ему совсем не больно!

Незнакомый слуга внес в комнату какой–то странный стул с высокой спинкой и поставил его подле кровати. Незваный гость с достоинством опустился на него.

— Оставьте нас. — Слуга схватил за шиворот протестующего Пиппина и вытолкал за дверь, осторожно прикрыв ее за собой. Как только они остались одни, кардинал поинтересовался: — Что вы делали прошлой ночью у дверей спальни ее величества?

Майкл понадеялся на то, что его изможденный вид сделает его слова более убедительными.

— Право же, не помню в точности. С позволения вашего высокопреосвященства, искал отхожее место, наверное.

— Придумайте что–нибудь поумнее, сэр! Стража не пропустила бы вас!

— При всем уважении к вашему высокопреосвященству, позвольте заметить, что стража не остановила того негодяя, который спутал мою печень с ножнами своего кинжала. Откровенно говоря, я не могу объяснить ни себе, ни тем более вам, как я туда попал. И если бы ваше высокопреосвященство потребовали, чтобы я провел вас туда, то, клянусь честью, я бы не смог этого сделать.

— Кому вы служите? Кем был тот человек, которого вы убили? Что вы подмешали в питье ее величеству? Выкладывайте немедленно, чтобы мне не пришлось вытягивать из вас правду клещами!

Майкл понял, что сопротивление бесполезно. Кардинал вел осаду по всем правилам.

— Хотел бы я иметь ответы на эти вопросы, ваше высокопреосвященство! Увы, мне нечего предложить вам. Я лишь смутно припоминаю, как брел куда–то в темноте, ища, прошу прощения, где бы облегчиться. Как вдруг, откуда ни возьмись, на меня набросился этот человек. А когда я спросил у него дорогу, он указал мне путь в преисподнюю.

Кардинал откинулся на высокую спинку стула, благолепно сложив руки на животе.

— Для чего вы прибыли ко двору?

Майкл выстроил свои разбегающиеся мысли в боевые порядки.

— Чтобы достойно представлять на турнире моего благородного опекуна, чтобы стяжать славу и почести для дома Тайрона и, э–э, сделать так, чтобы мой благородный приемный отец гордился бы своим наследником, ваша милость.

«Капелька скромности еще никому не вредила», — решил молодой человек.

— Вас обуревают амбиции, не так ли? Кое–кто назвал бы это пороком. А я утверждаю, что амбиции порождают величие, но при условии должного ухода за ними. Подумайте хорошенько. Что вы можете рассказать мне о человеке, напавшем на вас?

Майкл осторожно положил руку на повязку, закрывающую его правый бок.

— Он ругался по–испански, от него исходило невыносимое зловоние, и еще он одинаково хорошо владел обеими руками. Перед Господом нашим клянусь — это все, что я запомнил. — Как же вам удалось одолеть его после удара кинжалом в печень?

Какое–то шестое чувство подсказало Майклу, что сейчас ему не просто расставляют ловушку. Очевидно, на уме у кардинала было что–то еще. Неужели Уолси заинтересовался им и решил, что стоит взять его под свою опеку? Так, как он поступил с Саффолком?

— Это вопрос из области теологии, ваше высокопреосвященство. Зачем Господу щадить грешника? Быть может, он в неизреченной милости своей уготовил мне новые испытания? На это я могу ответить лишь: «Узри! Вот он я!». — Все–таки юноша недаром ходил на мессу.

Губы кардинала дрогнули, и он с трудом скрыл улыбку.

— Вы полагаете, что у меня есть для вас новое испытание?

Майкл, не дрогнув, встретил взгляд маленьких хитрых глазок.

— Узрите! Вот он я!

— Мне стало известно, что в день вашего прибытия ко двору некий помощник управляющего сыграл с вами злую шутку, поселив вас в подвале. Но благодаря вмешательству леди Рене, принцессы Франции, вас перевели в эту славную комнату. Вы хорошо знакомы с ее высочеством?

«Не так хорошо, как мне бы хотелось», — мрачно подумал Майкл. А теперь, в свете ее поспешного отъезда, продлить знакомство уже не представлялось возможным.

— Я имел счастье несколько раз беседовать и танцевать с ее высочеством. Она показалась мне очаровательной и достойной всяческого доверия особой.

— Мне сообщили еще об одном прискорбном случае. Я имею в виду вашу ссору со шталмейстером его светлости герцога Норфолка, неким сэром Уолтером Деверо, если не ошибаюсь.

— Сэр Уолтер счел себя оскорбленным, узнав, что у нас с ним был один и тот же родитель. Он вызвал меня на дуэль в надежде смыть оскорбление, нанесенное, как он полагал, нашему общему предку. — Юноша заметил, как кардинал выразительно прищурился, и понял, что его собеседник не попался на крючок. Майкл поспешил исправить оплошность. — А тот факт, что я наткнулся на него в столь неподходящий момент, когда он силой домогался одной известной леди, дал сэру Уолтеру повод, которого он искал, ваше высокопреосвященство. — Теперь его оговорку можно было списать на то, что он стремился оградить честь и достоинство Рене от возможных инсинуаций.

— Его величество весьма доволен вами. Он даже называет вас «своим бесстрашным защитником». Полагаю, у него есть на то веские причины. Я же, с вашего позволения, не стану спешить с суждениями. Кстати, у вас случайно нет желания получить какую–либо должность при дворе, или же ваши устремления не простираются дальше того, чтобы сменить своего приемного отца на посту вице–короля Ирландии?

— Мои устремления, ваше высокопреосвященство, состоят в том, чтобы верно служить своему королю и тем великим мужам, которые, в свою очередь, служат ему.

— У его светлости герцога Бэкингема и милорда Нортумберленда во множестве имеются чины и должности для тех, у кого твердая рука, способная держать меч. Думаю, они с радостью примут под свое крыло бесстрашного защитника его величества.

«Кардинал Уолси знает, кто замышлял убийство короля», — понял Майкл. Следовательно, настало время определиться, в какую сторону дует ветер его лояльности. Молодой человек призадумался, а не пора ли открыть сундучок и достать оттуда кинжал, экспроприированный им у Бэкингема. Он мог сказать, что отнял его у испанского наемного убийцы в пылу схватки и таким образом отправить Бэкингема на эшафот, куда кардинал лично доставил бы герцога в повозке для осужденных. Вот только стоит ли? Ведь при этом он мог невольно выдать Анну, а уж та наверняка постаралась бы утопить и Рене. Так не лучше ли придержать эту козырную карту в рукаве, чтобы посмотреть, куда приведет расследование покушения?

— Если это единственное место, достойное человека моих талантов, не обремененного длинной родословной, то я бы предпочел служить своему королю и моему благородному покровителю в Ирландии, ваша милость.

Кардинал встал. Майкл, внешность которого с уверенностью позволяла заключить, что он остается прикованным к постели из–за опасной раны, ограничился тем, что вежливо склонил голову. И только когда большой — во всех смыслах — человек вместе со своим необычным стулом покинул его комнату, юноша заметил, что перстень, подаренный ему лордом Тайроном, исчез с его указательного пальца. Он забыл снять его прошлой ночью!

В дверях появился Пиппин и с поклоном пригласил к своему хозяину двух новых посетителей: Норфолка и Марни. Постаравшись скрыть беспокойство, Майкл откинулся на подушки и принялся отвечать на их вопросы. Как он попал в покои королевы, куда посторонним вход воспрещен? Знает ли он человека, которого убил? Как ему, мертвецки пьяному, удалось одолеть специально обученного наемного убийцу? И не известно ли ему о ком–нибудь, кто желает зла его величеству? Он отвечал им в том же духе, что и кардиналу, сделав особый упор на тяжести своего ранения.

В отличие от кардинала Уолси, его личность, похоже, не вызвала особого интереса ни у Норфолка, ни у Марни. Тщательно продуманный рассказ и болезненное состояние юноши вполне удовлетворили их любопытство. Поворчав для виду, они согласно покивали головами и удалились. Во время расспросов важные господа даже не потрудились присесть. Майкл сильно сомневался, что они вернутся, чтобы узнать у него еще что–нибудь.

Изрыгая проклятия, он вскочил с кровати и сбросил тюфяк на пол, надеясь, что перстень всего лишь соскользнул у него с пальца во сне. В воздух взлетело черно–белое полосатое перо, противно щекоча ему нос. Майкл поймал его и поднес к свету, чтобы рассмотреть получше. Зазубренные кончики подсказали юноше, что оно принадлежит филину. Если только аисты, вестники счастья и процветания, не давали остальным пернатым уроки по переноске тяжестей, он сомневался в том, что филин мог утащить его перстень. Смяв перо в кулаке, Майкл перерыл груду простыней, одеял, подушек и покрывал. К его отчаянию, кольца и след простыл. Юноша заглянул даже в запертый ларец под кроватью, обшарил пол, обыскал гардеробную, шкаф и все сундуки. Кольца не было нигде.

— Пиппин! — взревел он, отрывая слугу от приятного времяпрепровождения — тот сплетничал в коридоре с собратьями по ремеслу. — Кто–нибудь еще, кроме тебя, заходил в комнату, пока я спал?

— Я никого не заметил… Чтоб мне провалиться! — взвыл Пиппин при виде беспорядка, устроенного Майклом.

— Пропало кольцо, подаренное мне милордом, Пиппин. Я куда–то задевал его и не могу найти. Ты должен помочь мне отыскать его в этом бардаке.

На лбу Пиппина прорезались глубокие морщины, когда он перевел обеспокоенный взгляд на своего хозяина.

— Сэр, ваша рана…

Но юноша не ощущал ни малейшего физического неудобства.

— На этот счет не волнуйся. Ищи перстень.

Войдя в уборную, он задернул за собой занавеску. Облегчившись, Майкл опустился на табуретку, чтобы повнимательнее рассмотреть свою рану. Прошлой ночью с ним случилось нечто очень странное. Следовало тщательно во всем разобраться. Сердце тяжело стучало у него в груди, когда юноша принялся осторожно разматывать повязки, стягивающие правый бок. Но, к своему удивлению, он не почувствовал ни малейшей боли. Льняные тампоны, подложенные под повязку, обильно пропитались кровью, которая уже успела засохнуть. Если оторвать их, у него наверняка откроется кровотечение, не говоря уже о дьявольской боли. Но есть ли в этом необходимость? Майкл глубоко вздохнул и потянул за кончик подушечки, ожидая, что раненый бок отзовется громким протестом. Но, к его невероятному изумлению, тампоны попросту свалились на пол, а с ними вместе и нитки, которыми врач давеча зашил ему рану!

У юноши отвисла челюсть. Не веря своим глазам, он принялся ощупывать место, в которое наемный убийца вонзил кинжал, но не обнаружил никакого следа вчерашнего происшествия. Рана затянулась полностью, и, если не считать пятен высохшей крови, кожа юноши была гладкой и чистой, как у ребенка! Он осторожно потыкал в нее пальцем и встретил мягкое и упругое сопротивление здоровой плоти. Майкл осмотрел свой левый бок и не нашел ничего подозрительного и там. Невероятно, но факт! Колдовство, не иначе. Что же представлял собой его дьявольский напиток — целебное снадобье, яд или волшебный отвар? Мозг юноши отказывался воспринимать происходящее: уж не сходит ли он с ума?

Майкл почувствовал, как на плечи ему, подобно снежной лавине, обрушился груз новых проблем. Как, черт побери, сможет он объяснить исчезновение раны докторам, если они станут настаивать на том, чтобы осмотреть его? «Уважаемые господа, я совершенно здоров телом и болен духом…»

Чума и мор на голову Донно О'Хикки! Майкл дал себе слово, что, как только окажется в Ирландии, непременно отыщет чертова зубоскала и мечом или кулаками выбьет из него правду. «Драконья кровь», будь он проклят! Да это чистой воды колдовство! Неудивительно, что старик просил никому не рассказывать о своем снадобье. За такие шутки его надо живьем сжечь на костре!

Обхватив голову руками, Майкл попытался успокоиться и разобраться в урагане чувств, бушевавших у него в душе. Он заразился английской лихорадкой, но выжил. Испанский мясник проткнул ему печень, но жизненно важный орган восстановился всего за одну ночь. Он сам стал сильнее, подвижнее, быстрее. Он научился чуять оленей за целую лигу, прыгать, подобно гигантскому кузнечику, стал ощущать то, о чем раньше мог только мечтать…

Бесстрашный защитник короля вновь принялся ощупывать свой заживший бок. Колдовство это или нет, к чему сходить с ума только потому, что с ним случилось чудо? Он постарается скрыть свои аномальные способности от любопытных глаз, а по возвращении в Ирландию отыщет знахаря и выпытает у него все подробности того, что с ним произошло.

Итак, приняв единственно верное в его положении решение, Майкл вновь замотал бок повязкой, подложив под нее свернутые льняные тампоны. Пожалуй, он существенно приблизился к своей цели. И пусть он прибыл ко двору лишь для того, чтобы исполнить свой долг, но кто мешает ему заодно и испытать себя? И никакая маленькая интриганка не собьет его с пути истинного, внушая несбыточные надежды его уму, сердцу и тому органу, что расположен ниже. Он должен благодарить богов за то, что она уехала. Недаром же его мудрый наставник предостерегал юношу от подобных увлечений. В отличие от сугубо плотской и потому простительной связи с Анной, отношения с Рене в этом смысле станут актом полного неповиновения. Покончив с перевязкой, Майкл вернулся в комнату. Языческий перстень Тайрона следовало найти во что бы то ни стало, как и произвести должное впечатление на кардинала Йорка.

Мысли о постигшей ее неудаче, о предстоящем расследовании, а главное — о лейтенанте Армадо Бальони не давали Рене заснуть, но первый луч рассвета застал ее во всеоружии, собранной и готовой к бою. Итак, она поторопит кардинала Уолси с решением вопроса о ее будущем замужестве, чтобы получить возможность доступа к Талисману, и постарается выяснить личность своего застенчивого рифмоплета. Последняя загадка представлялась ей чрезвычайно занимательной.

Рене приняла решение продолжить свою игру. Сердце девушки осталось во Франции, и она должна вернуться на родину с победой.

Однако, прежде всего, следовало засвидетельствовать свое почтение бедной королеве и справиться о ее самочувствии. Принцесса уже сожалела о том, что помогала Бэкингему и его клевретам в осуществлении их предательских замыслов.

За дверями апартаментов принцессу поджидал в засаде сэр Уолтер Деверо.

— Миледи, я хочу извиниться перед вами.

На лице Рене не дрогнул ни один мускул. Глядя мимо сэра Уолтера, она надменно произнесла:

— Сержант, немедленно уберите экскременты с моего пути. — Не успела она договорить, как ее личные телохранители преградили дорогу назойливому приставале. Сэр Уолтер не отважился последовать за ней. — Сержант Франческо, сегодня после полудня я намерена возобновить свое обучение. Вчера этот негодяй поставил меня в унизительное положение, из которого я не смогла выпутаться самостоятельно.

— Очень хорошо, мадам. Мы начнем с положения, в котором, к большому несчастью, вы оказались вчера и продолжим занятия по освобождению от захвата. Могу я предложить воспользоваться затупленными стрелами без оперения?

— Я полностью полагаюсь на вас, сержант.

Веселые солнечные зайчики играли с Рене в прятки, отражаясь от мозаичных оконных стекол, пока она шла по коридору к апартаментам ее величества. Она была неприятно поражена, обнаружив Анну у дверей в личные покои королевы.

— Мне очень жаль, леди Норрис, — рассыпалась в извинениях Анна. — В настоящий момент ее величество осматривает лекарь. Ее ни в коем случае нельзя беспокоить. Могу я передать ей ваше послание?

После того как леди Норрис, поминутно утирая слезы, попросила передать ее величеству свои наилучшие пожелания, Рене шагнула вперед, надев непроницаемую маску придворной любезности.

— Доброе утро, Анна. Как себя чувствует ее величество?

Анна испустила вздох и закудахтала:

— Какой кошмар, Рене! Не могу тебе передать, как мы все расстроены. У его величества в глазах стояли слезы, можешь себе такое представить? Мне кажется, я никогда не видела его таким. А наша бедная милая королева! Когда достопочтенные сеньоры де Виттория и де ла Са сошлись во мнении, что ее недомогание суть следствие расстройства желудка, она настояла на том, чтобы провести всю ночь на молитвенной скамейке и отправила хранителя своего личного кошелька сделать пожертвование лечебнице Святой Екатерины. Так что, вполне естественно, сегодня утром ее величество чувствует себя совершенно разбитой. А как прошел твой ужин с кардиналом Йорком?

Рене не помнила, чтобы обсуждала свои планы на вечер с Анной. Впрочем, реплика подруги лишний раз свидетельствовала о том, что при дворе не существует тайн. Хладнокровие Анны поразило девушку до глубины души, особенно если учесть, что именно сестра Бэкингема отравила королеву с намерением убить ее наследника, а теперь должна была сообразить, что снадобье, которое вручила ей Рене, оказалось бесполезным. В соответствии со своей ролью в спектакле, который обе, не сговариваясь, разыгрывали друг для друга, принцесса поинтересовалась:

— Как твои дела? Надеюсь, тебе стало… лучше?

И вновь Рене была поражена в самое сердце. Легкая улыбка, скользнувшая по губам Анны, была совершенно искренней!

— О да, конечно! Тебя послало мне само небо.

— Что ж, я очень рада, — вымученно улыбнулась принцесса. — Мне бы очень хотелось повидать королеву, но, насколько я понимаю, сейчас она занята. Прошу передать ее величеству, что я ужасно расстроена ее недомоганием и благодарю Господа за ее выздоровление. Пожалуй, я нанесу ей визит чуть позже.

Двери в личные покои королевы распахнулись, и оттуда вышли испанские дворяне, что–то оживленно обсуждая между собой. Рене сделала попытку войти, но Анна загородила ей дорогу.

— Ее величество нельзя беспокоить ни в коем случае!

Неподдельная тревога в глазах подруги в очередной раз заставила принцессу изменить свое мнение о ней. Ей вдруг захотелось крикнуть Анне в лицо: «Неужели ты думаешь, что я начну болтать? Или это не я дала тебе флакон со снадобьем, проклятая лицемерка?» Быть может, Анна и обладала талантами лицедейки, но особым умом не отличалась.

Из спальни королевы вышла светловолосая сестра сэра Уолтера Маргарет Клиффорд, держа на сгибе локтя корзину с грязным бельем. Увидев принцессу, она одарила ее белозубой яркой улыбкой, живо напомнившей Рене Майкла.

— Миледи Рене, хотите, я узнаю, не желает ли ее величество принять вас?

Рене удивленно заморгала.

— Э–э… да, конечно. Благодарю вас, вы очень любезны.

Доктор Линакр и главный хирург Джонсон привели с собой третьего собрата по ремеслу, чтобы осмотреть своего необычного пациента. Доктор Чамбер имел обширную практику в Падуе^[53], прежде чем принял предложение венценосного отца Генриха и стал его личным врачом и аптекарем. Три ученых мужа, которым помогали многочисленные ученики и подмастерья, суетились вокруг Майкла, как вороны, слетевшиеся на свежий труп, вооруженные холодными инструментами вместо клювов и когтей. Основательно простучав своими железками ему грудь и измяв твердыми пальцами лицо, они невнятным бормотанием выразили свою полную ученую растерянность, обнаружив его в добром здравии.

Наконец, Джонсон, оправдывая свое прозвище Королевская Пиявка, возжелал осмотреть рану пациента. При виде сверкающего зонда и ланцета Майкл закрылся подушками, трепеща, как девственница в преддверии первой брачной ночи, и отмахиваясь от их ледяных рук.

— Мой добрый доктор! — вскричал он, натянуто улыбаясь. — Целую ночь я провел, восполняя запасы собственной крови и латая шкуру. И если вы начнете отдирать повязку, это наверняка приведет к ухудшению моего состояния и повлечет самые катастрофические последствия для моего здоровья, что было бы весьма прискорбно, поскольку я дал обет пожертвовать значительные суммы на чтение лекций. Я имею в виду университеты Оксфорда и Кембриджа, Королевский колледж врачей, Гильдию хирургов и Гильдию аптекарей, ученые члены которых смогут использовать мои скромные сбережения для проведения дальнейших исследований в области медицины. Джентльмены, спешу уверить вас, что мой слуга весьма опытен в смене повязок. Вы сами видите, что я поправляюсь не по дням, а по часам. Давайте не будем играть с судьбой в орлянку. От добра добра не ищут, знаете ли. Полагаю, его величество будет счастлив услышать от вас о том чуде, которое вы сотворили со мной.

Ученые мужи посовещались и выразили свое полное согласие с тем, чтобы Пиппин и дальше ухаживал за своим молодым господином. Майкл облегченно вздохнул, когда доктора удалились, пообещав вернуться попозже, чтобы все–таки осмотреть его.

Наконец–то установилась хорошая погода, и король Генрих поспешил воспользоваться случаем. Он решил доставить себе удовольствие соколиной охотой. Майкл с горечью вслушивался в стук копыт горячих жеребцов, уносивших со двора короля со свитой. Он чувствовал себя мальчишкой, которого отправили спать, оставив без ужина, а безуспешные поиски перстня лорда Тайрона в собственной спальне не способствовали улучшению его настроения.

К обеду Майкл окончательно пал духом. Решив смыть запах лекарей, истыкавших его тело своими зловещими инструментами, он заказал роскошную ванную, отправив Пиппина подышать свежим воздухом, а сам вытянулся в бадье, заполненной прохладной, благоухающей травами водой. Впрочем, юноша догадался приберечь перепачканные кровью льняные тампоны: они еще могут ему пригодиться.

Около полудня во дворец вернулся король. В сопровождении шумной ватаги дворян он быстрым шагом вошел в комнату Майкла. За ним шествовала процессия слуг с кувшинами вина и подносами с разнообразными кушаньями. Генрих застал пациента в постели. Его бесстрашный защитник, завернувшись в велюровый домашний халат, покоился на кровати, подложив под спину гору подушек, очень напоминая умирающего понтифика. Для полноты образа ему недоставало только ярко–алой скуфейки на затылке.

— Мы рады видеть, что вы идете на поправку, Деверо! — Король небрежным жестом остановил его, когда Майкл попытался встать с кровати и склониться перед его величеством в подобающем поклоне. — Только послушайте о наших новых кречетах, ястребах–тетеревятниках и сапсанах — страх и ужас, доложу я вам, мой храбрый защитник!

— Дрожь и трепет! — подхватил Вайатт, гнусавым голосом вторя бархатному баритону короля.

— Мои новые ирландские хищники взмыли в небеса, как стая гарпий!

— Берегись, английская дичь! Теперь тебе несдобровать!

Мысленно благодаря Пиппина за то, что тот вовремя предупредил его о визите короля, Майкл выслушал кровавую сказку о кельтских когтях и хитроумной британской дичи.

— С позволения вашего величества я хотел бы написать моему благородному лорду Тайрону о том, что его скромный дар доставил вам некоторое удовольствие.

— Скромный дар, клянусь честью! Ха! Да–да, напишите! Передайте лорду Тайрону нашу сердечную благодарность, потому как он дорог нашему сердцу. Упомяните также и о том, что его щедрость не останется незамеченной. Мой лорд–казначей уверяет меня, что, продав этих бесподобных птичек, я смогу построить несколько новых кораблей, чего я, естественно, делать не стану. — Король Генрих остановился посреди комнаты, широко расставив ноги и уперев руки в бока, и окинул благосклонным взором своего прикованного к постели защитника. — Вот уже три раза подряд вы доставили нам удовольствие. — И он принялся загибать пальцы, перечисляя подвиги Майкла: — Олень, ловчие соколы и спасение нашей персоны…

Король задумался. Майклу оставалось только надеяться, что Генрих раздумывает над тем, какой награды он заслуживает за свою преданность. Сам он рассчитывал на рыцарские шпоры.

Женский смех прервал раздумья венценосного гостя. Стайка статс–дам и фрейлин королевы, среди которых выделялись Бесси Блаунт, Анна Гастингс, Элизабет Кэри, Мэг Клиффорд и ее светлость герцогиня Саффолк, впорхнули в переполненную комнату и присели в реверансе.

— Ее величество пребывает в добром здравии и передает вашему величеству свои наилучшие пожелания, — сообщили они королю, в то время как его веселые и шумные спутники восприняли появление дам как сигнал к началу новой охоты.

— Мы пришли посмотреть на бесстрашного защитника, — громким шепотом сообщила блистательная Элизабет Кэри своему брату, сэру Фрэнсису Брайану. — Представьте нас.

И в течение следующего часа на Майкла обрушились комплименты, недвусмысленные намеки, завуалированные под легкий флирт, вопросы о его жизни в Ирландии, о его художественных вкусах, а также прочих интересах. Молодой человек чувствовал себя султаном в восточном гареме. Уютная обстановка и вино привели всех присутствующих в блаженное расположение духа; а когда закатные сумерки окрасили оконные стекла в нежные тона, леди и джентльмены уже в изрядном подпитии шумной гурьбой отправились на ужин, чтобы продолжить свои игры уже в тишине уединенных спален.

Итак, гости удалились, оставив Стэнли, Саффолка и бутыль бордоского вина. Майкл был благодарен им за то, что они составили ему компанию. Они стали для него настоящими друзьями, каких у него еще никогда не было. Их жизни не зависели от расположения лорда Тайрона, и они не терялись, услышав в разговоре мудреные слова из нескольких слогов.

— Ты можешь гордиться собой, малыш! — заплетающимся языком провозгласил Стэнли. Нетвердыми шагами подойдя к постели, он боком присел на нее, да так неловко, что расплескал вино на свой охотничий камзол, после чего с величайшей осторожностью водрузил ногу на ногу. — Два королевских визита — Генрих оказал тебе большую честь, имей в виду! — и стайка прелестных нянек, домогающихся твоего внимания, готовых ублажить тебя душой и телом. Осмелюсь предположить, что отныне ты стал своим при дворе.

— Когда–то и мне довелось испытать нечто подобное, — меланхолично заметил Саффолк, наполняя их кубки, и в голосе его прозвучали ностальгические нотки.

Стэнли громко фыркнул.

— Да с тобой цацкались, как с несмышленым дитятей, покуда тебе не стукнуло сколько? Тридцать? Или больше?

— Пока я не женился в третий раз, после чего щедро передал тебе своих кормилиц, Стэнли.

— А в тот день, когда состоится моя помолвка с несравненной Мэг, я вручу их вот этому малышу.

— У него и своих довольно. Так что верни мне моих.

— Пожалуй, я попридержу их у себя, если твоя светлость не возражает, поскольку я еще не женат.

Майкл, и сам не вполне трезвый, шутливым жестом прижал руку к сердцу.

— Джентльмены, от ваших речей меня бросает в дрожь. К чему вам непостоянство, когда вы оба уже обрели свою половину?

— В свое время поймешь. — Ироничным тоном Саффолк намекал, что счастливый брак подразумевает и самопожертвование. — Мужчина хранит постоянство до тех пор, пока не обретет счастье, и в следующее мгновение он начинает мечтать о непостоянстве.

— Слушай, слушай, малыш. Счастлив тот мужчина, кто никогда не был женат!

Они дружно выпили за это.

— Кстати, расскажи–ка нам о своей схватке с наемным убийцей. Рана сильно болит? Мне говорили, что стилетом, которым он тебя продырявил, завладел Марни.

Майкл пересказал им сцену своей борьбы с убийцей, постаравшись, правда, обойтись без подробностей, которые могли бы повергнуть друзей в ужас; так что его рассказ мало чем отличался от той версии событий, которую он преподнес Уолси, Норфолку и Марни.

— В таком случае, полагаю, ты не сможешь принять участие в турнире, верно? — заметил Саффолк. — Мне бы хотелось скрестить с тобой копья. Возиться со Стэнли — удовольствие сомнительное.

— Какого дьявола! — взревел Стэнли.

В это мгновение раздался легкий стук в дверь. Полусонный Пиппин с трудом поднялся на ноги со своей кровати на колесиках в дальнем углу и затопал ко входу, чтобы посмотреть, кого там черт принес. В приоткрытую дверь пахнуло амброй и лавандой, и сердце замерло у Майкла в груди.

Саффолк, одним прыжком вскочив на ноги, отвесил гостье изысканный поклон.

— Миледи, как любезно с вашей стороны проведать нашего раненого друга! Бедный мальчик, он потерял бочонок крови, и потому наши усилия развеселить его пропали втуне. — И герцог с видом завзятого повесы заговорщически подмигнул Майклу.

Стэнли, заметив выражение напряженного ожидания на лице Майкла, присоединился к Саффолку, уже стоявшему у дверей. Выходить друзья все же не спешили, подмигивая, кривляясь и показывая Майклу знак виктории — поднятые кверху указательный и средний пальцы, разведенные в стороны.

— Вы — верные друзья, способные развеселить даже умирающего на смертном одре! — А когда Рене на мгновение отвернулась, Майкл безмолвно прошептал, усиленно шевеля губами: — Пошли вон!

— Думаю, мы можем с чистой совестью откланяться, ваша светлость. Смотрите, одно ее присутствие проливает целительный бальзам на его раны.

Наконец пьяные друзья вывалились за дверь.

— Adieu!

— Аu revoir!^[54] — Саффолк схватил Пиппина за шиворот и выволок слугу в коридор.

Смущенный их прозрачными намеками, Майкл улыбнулся девушке, напряженный и счастливый одновременно. Она вернулась. Но зачем же она уезжала?

Рене шагнула вперед. По ее розовым влажным губам скользнула мягкая улыбка.

— Насколько я могу судить, вы пребываете в добром здравии.

Он пожирал девушку глазами, страшно жалея, что не может коснуться ее рукой. И если бы ему не приходилось соблюдать величайшую осторожность, молодой человек наверняка выкинул бы какую–нибудь глупость. Одного только взгляда на нее оказалось достаточно, чтобы все его благие намерения растаяли, как утренний туман.

— Присаживайтесь, прошу вас.

Табуретка, на которой сидел кто–то из его недавних посетителей, стояла подле самой кровати, но девушка не обратила на нее внимания.

— Я ненадолго. — Рене опустилась на край постели рядом с ним. Она сидела, выпрямив спину, строгая и неприступная, на расстоянии вытянутой руки и в то же время в нескольких лигах от него. — Мой рифмоплет набрался мужества сбросить маску. Мы должны встретиться в личном саду королевы через час, когда пробьет колокол.

— Что?! — Майкл подпрыгнул на подушках, но, вспомнив о своем мнимом увечье, со стоном опустился обратно. Им о многом нужно было поговорить, но… — Я протестую, мадам. Если память мне не изменяет, мы с вами заключили пари. Разве не я предсказывал, что ваш неизвестный менестрель непременно запустит пробный шар в одном из своих последующих грандиозных опусов? Поскольку так оно и случилось, вы должны отложить это событие — при котором я заслужил право присутствовать, — до тех пор пока я не смогу со ставить вам компанию.

Принцесса высокомерно приподняла брови.

— Разве я говорила, что он запустил пробный шар? Я даже не упоминала, что он написал мне снова.

Майкл презрительно скривился.

— И каким же образом вы поддерживаете с ним связь? Это представляется мне подозрительным.

Рене флегматично пожала плечами.

— Его человек пытался расспросить моего стражника и… — Звук церковного колокола заставил девушку умолкнуть. — О! Я должна идти! — Она вскочила на ноги и тут же охнула, согнувшись пополам от боли.

В мгновение ока молодой человек оказался рядом с ней, осторожно положив руку на ее талию.

— Что случилось? Вам больно? Неужели этот негодяй Уолтер посмел…

— Нет. — Девушка скривилась, бережно растирая поясницу. — Это я… о–о–ой… сама. Неловко потянула мышцу.

Майкл успокоился. И даже постарался скрыть улыбку.

— Очевидно, переусердствовали на тренировке, признавайтесь?

— Не смейтесь надо мной! Мне ужасно больно. — Рене повернула голову и исподлобья взглянула на него. — А вам разве не следует лежать в кровати? Ваша рана наверняка доставляет вам больше, хлопот, чем мне — мое растяжение.

Майкл осторожно развернул ее спиной к себе.

— Вы позволите? Мне знакома мышечная боль, и я умею с ней бороться. — Принцесса коротко кивнула, и тогда он осторожно убрал ее руки и принялся бережно разминать большими пальцами ее поясницу, отчего девушка едва не замурлыкала от удовольствия.

Эти прикосновения сводили его с ума; она была так близко, он вдыхал запах ее волос и тела… И вдруг юноша испугался, что не выдержит и сорвется; желание бурлило у него в крови.

— Вам лучше? — хрипло пробормотал он, когда она запрокинула голову.

Она безмолвно прикрыла глаза пушистыми ресницами. Девушка буквально таяла у него в руках.

— Да, не останавливайтесь, пожалуйста…

Ее удовлетворенные вздохи и стоны заставляли его сгорать от желания. Он прошептал, едва не касаясь ее шеи губами:

— Почему вы уехали, а потом вернулись?

— А как вы оказались в личных покоях королевы? Я знаю, что вы были трезвы… Боже милосердный — Она громко ойкнула, когда его пальцы нащупали самое больное место. — Да, вот здесь…

Майкл ощущал неудобство в паху и боялся пошевелиться, чтобы не оконфузиться окончательно. В ладонях у него застыла самая желанная девушка на свете, созданная для любви и ласки, для соблазна и удовольствия, источник силы и наслаждения, к которому он так жаждал припасть всем телом. Если бы не его мнимая рана, молодой человек наверняка свалял бы дурака.

— Ваша Адель заявила мне, что ребенок будет жить, а король умрет. Откуда она знала об этом?

Девушка ответила вопросом на вопрос:

— А почему вы смеялись над моим поэтом… Невидимкой?

— Он просто нелеп, ваш Невидимка. Мало того что он прячется за гусиным пером, так он еще и адресовал вам украденные стихи. Я узнал их тотчас же. Это старая английская баллада, менестрели поют ее вот уже много лет.

Рене шагнула вперед, высвобождаясь из его объятий.

— Я рада, что вы живы и здоровы. Но я должна идти.

Он схватил ее за руку прежде, чем она успела сделать еще один шаг.

— Вы должны?

Сверкающие глаза скрылись под густыми ресницами. Рене провела пальчиком по тисненому лацкану его домашнего халата, едва не коснувшись полоски кожи в треугольном вырезе рубашки, распахнутой у него на груди. Это была сладкая мука, и юноша вздрогнул всем телом.

— А я думала, что это вы мой Невидимка.

— Вы действительно хотели, чтобы им оказался я?

Рене весело рассмеялась и отняла свою руку.

— Немедленно отправляйтесь в постель! Вам следует набраться сил, если вы хотите принять участие в предстоящем турнире.

Эмоции душили молодого человека, грозя захлестнуть его с головой. Он прошептал:

— Моя постель холодна и пуста.

Она отпрянула, как если бы он укусил ее.

— Невидимка ждет. Спокойной ночи.

Проклятье! В это мгновение он пожалел, что не истекает кровью — и что вообще прикасался к Анне.

— Что ж, ступайте. Не стоит заставлять старину Невидимку ждать.

На следующее утро Рене получила очередное стихотворение:

Когда на ее красоту снисходит благословение,

Мне не о чем более просить этот мир,

Только бы остаться с нею наедине, позабыв о ссорах и спорах.

Вина прекрасной женщины лишь в том,

Что она приносит мне несчастье.

Рене улыбнулась. Прошлым вечером, когда они старались выудить друг у друга ответы на важные для них вопросы? Майклу почти удалось убедить ее в своей невиновности. Уходя из его комнаты, она поверила ему. Но теперь ее вновь мучили сомнения. Впрочем, был ли он Невидимкой или нет, уже не имело никакого значения, как не имело значения и вожделение, охватывавшее девушку в его присутствии. Ее больше занимали причины, по которым Майкл не выдал ни Бэкингема, ни Анну, ни всех прочих людей, вольно или невольно замешанных в этом заговоре, включая и ее саму.

Майкл знал достаточно, чтобы отправить Рене на виселицу. Тем не менее, он держал язык за зубами. Что задумал блестящий соблазнитель на этот раз? Такими вопросами задавалась Рене в беспокойные дни, последовавшие за неудавшимся покушением. Норфолк и Марни вынюхивали заговорщиков, как гончие, идущие по следу оленя. Они удвоили караулы и сновали с озабоченным видом, допрашивая всех, кто имел доступ к королеве в ту роковую ночь. Впрочем, усилия их не увенчались успехом — предъявить обвинение было некому; заговорщики хорошо спрятали концы в воду, и каких–либо конкретных улик обнаружить не удалось.

Именно в День святого Георгия, покровителя Англии и благороднейшего ордена Подвязки, девять лет назад состоялась коронация Генриха VIII, и с тех пор этот праздник был официально объявлен днем его рождения. Приготовления к роскошному празднеству, главными событиями которого станут рыцарский турнир и банкет, были в самом разгаре. На городской площади соорудили помост для театрализованных представлений. Рыцари графства, купцы, бродячие ремесленники и продавцы индульгенций устремились в Лондон. Вокруг ристалища сплошной стеной встали шатры и палатки, разукрашенные гордыми гербами. Благородные леди и джентльмены наравне со своими слугами делали и принимали ставки, заключали пари и бились об заклад. Король Генрих, в то редкие минуты, когда не гонялся за юбками, упражнялся дотемна со своими верными компаньонами, возвращая уверенность и силу духа, которых чуть было не лишился после неудачного покушения на свою жизнь.

Теперь, когда воздух благоухал жимолостью, когда весенние ароматы будоражили кровь, подталкивая к легким любовным интрижкам, планировать новый заговор стало особенно трудно. Но Рене старалась придерживаться строгого распорядка дня. После постигшей ее неудачи она только и делала, что без устали упражнялась в своих апартаментах, сидела у постели больной королевы и строчила любезные послания кардиналу Уолси, благодаря его за усилия, которые он предпринимал от ее имени. По вечерам девушка обыкновенно ужинала и танцевала в королевских апартаментах. Компанию ей чаще всего составляли герцог и герцогиня Саффолк, их добрый друг лорд Стэнли и Мэг Клиффорд, оказавшаяся остроумной и очаровательной особой.

Рене искусно избегала Руже, который с упорством, достойным лучшего применения, охотился за ней, как завзятый судебный исполнитель. Она старалась не попадаться на глаза Анне и навещала выздоравливающего Майкла в его комнате. Туда заглядывали также их светлости герцог и герцогиня Саффолк, лорд Стэнли и Мэг, относившаяся к раненому молодому человеку как к брату. Мистрис Клиффорд, уверившись в чувствах Стэнли, пыталась помочь и Рене обрести счастье с юным ирландцем. Рене, отдавая дань настойчивости безыскусной сводницы, не стала указывать Мэг на то, что ее добрые намерения пропадают втуне.

Мышцы девушки постоянно ныли после утомительных упражнений. Каждый вечер ей приходилось прибегать к помощи камеристки. Старая служанка втирала мази и лосьоны в тело принцессы. И каждую ночь, лежа на животе в ожидании того момента, когда ее начнут мять и массировать, Рене вспоминала Майкла. Она вновь чувствовала, как его сильные пальцы ласкают ей поясницу, ощущала его горячее дыхание на шее, вдыхала его приятный аромат, видела его сильное обнаженное тело и глаза, которые вечно искали — и находили! — ее, отдавая себе отчет в том, что ее неприятности только начинаются.

ГЛАВА ПЯТНАДЦАТАЯ

…достоин сразиться с самим Ахиллом.

Вергилий. Энеида

Долгожданный турнир в честь святого Георгия открылся ревом фанфар, к вящей радости придворных и желающих поглазеть на бесплатное зрелище обитателей Лондона, толпами стекавшихся к залитому солнечным светом ристалищу в Гринвиче, дабы криками приветствовать прославленных бойцов королевства. Турнир по праву считался настоящим торжеством рыцарского духа, в соответствии с которым соперники обязаны явить чудеса храбрости и силы, продемонстрировать зоркость глаза, твердость руки и превосходное умение выбирать нужный момент, рискуя в противном случае навлечь на себя немилость самого короля. Принять в нем участие было почти столь же почетно, как и покрыть себя славой на поле брани.

Двор замка, украшенный гирляндами из крестов святого Георгия с вплетенными в них красными и белыми розами Тюдоров в честь короля, его благородных дворян и рыцарей–сподвижников ордена Подвязки, был заполнен до отказа. Королевская галерея сверкала роскошным убранством из золотого и ярко–алого бархата с вышитыми на нем заглавными буквами «Г» и «Е», розами Тюдоров и испанскими гранатами.

Зрители, оккупировавшие королевскую галерею, зубчатые башни, ярусные помосты, зарезервированные для городских чиновников, а также простой народ, толпившийся у ограды, которой было обнесено ристалище, с восторженным трепетом наблюдали за тем, как на арену выехала блистательная процессия. Первыми верхом на лошадях неспешно двигались маршалы рыцарского турнира, за которыми следовали пешие ратники, барабанщики и трубачи в ливреях цветов Тюдоров. Далее покачивались в седлах рыцари в дорогих доспехах на покрытых яркими попонами боевых конях в сопровождении оруженосцев, и замыкали шествие тридцать джентльменов в шелках, атласе и бархате. Король Генрих, привстав на стременах, выехал на середину арены под восторженный рев зрителей. Живое воплощение магической рыцарской мощи и силы, его величество олицетворял собой святого Георгия с тяжелым рыцарским копьем, которым, по преданию, и был убит огнедышащий дракон. Под ним, высоко вскидывая ноги, гарцевал жеребец в легкой позолоченной броне. Король приветствовал собравшихся величественным взмахом руки и, после того как участники внесли свои имена на «рыцарское древо»^[55], галопом подскакал к судьям и добавил к ним собственный титул, на что трибуны вновь откликнулись восторженным ревом.

Королева Екатерина, которая сумела оправиться от желудочных колик, но не до конца преодолела свой страх, окружила себя статс–дамами и фрейлинами, щеголявшими нарядами с роскошной отделкой из золотой парчи.

Рене сидела между Мэри и Мэг. Глаза ее высматривали в разодетой толпе золотоволосую голову. К своему неудовольствию, она разглядела среди участников сэра Уолтера Деверо, но Майкла нигде не было видно. Разочарование охватило Рене. Она не могла понять, что раздражает ее сильнее: то, что она не увидит, как его выбьют из седла, или то, что она втайне надеялась посмотреть, как он сам проделает нечто подобное.

Когда участники турнира разошлись по своим шатрам, на арену бодрой трусцой выехал королевский шут на маленькой лошадке, седло и попона которой были расшиты золотом, и сорвал громовые аплодисменты зрителей, настояв на том, чтобы и его щит укрепили на «рыцарском древе». После этого он принялся колотить дубиной маршала и герольда, вынудив их объявить себя участником турнира под именем «Королевский дурак». Комичная сценка несколько разрядила напряжение, охватившее бойцов и зрителей.

Под радостный рев труб и бой барабанов на арене появился огнедышащий дракон из папье–маше. Его везли на пышно украшенной телеге, запряженной четверкой верблюдов, разумеется, не настоящих. Повозка представляла собой декорацию восточного замка, с песком и пальмами, а на щитах и флажках, которые держали в руках загримированные под мавров оруженосцы, красовались серпы и полумесяцы. Когда повозка остановилась напротив королевской галереи, кто–то невидимый поджег внутри цитадели факел, и дракон вскинул голову, делая вид, будто плюется огнем. Зрители ахнули от восторга, а потом, распознав фокус, радостно засвистели, заулюлюкали и захлопали в ладоши.

«Мавры» затрубили в рога. На поле высыпала шумная толпа варваров, одетых в черные мавританские халаты и размахивавших над головами кривыми сверкающими саблями и ятаганами. Язычники принялись хвастливо демонстрировать королеве свои щиты.

Вновь загремели фанфары, и на ристалище вырвалась кавалькада всадников, переодетых монахами–францисканцами. В рясах с капюшонами, низко надвинутыми на глаза, они возглавляли процессию «пилигримов». Обряженные в коричневые сутаны, те несли над головами посохи Иакова^[56] и распевали псалмы, как будто только что вернулись из паломничества к усыпальнице святого Иакова Компостельского. Всадники приблизились к трибуне для венценосных зрителей, чтобы получить разрешение королевы принять брошенный им вызов. Когда Екатерина любезно дала согласие, они сбросили рясы, и тут обнаружилось, что под ними скрывались сам король Генрих и его знаменитые турнирные бойцы — Саффолк, Бэкингем, Комптон, Невилл, Дорсет и другие, закованные с головы до ног в сверкающие доспехи. На их плащах и посеребренных кирасах расплескался кроваво–красный крест — хоругвь святого Георгия и флаг Англии. Доспехи короля, выкованные лучшими фламандскими мастерами, сидели на нем подобно второй коже, чрезвычайно гибкие во всех сочленениях; инкрустированные золотом, они сверкали на солнце, а на груди серебрилось изображение святого Георгия, поражающего змея. Зрители разразились приветственными воплями, когда королева Екатерина, разыграв изумление при виде воинственных монахов, личности которых повергли ее в трепет, подарила их вожаку свой платочек с вышитым гербом — испанским гранатом.

Краем глаза Рене уловила какое–то движение и, повернув голову, затаила дыхание. Со стороны дворца к турнирному полю приближался одинокий всадник, за которым бежали двое пеших слуг, нагруженных амуницией. Его мощную фигуру облегали угольно–черные и сверкающие, как вороново крыло, доспехи тончайшей работы. На его черном плаще, наброшенном поверх лат, простер крылья огромный красный орел. В золотых кудрях всадника играли солнечные зайчики, а норовистого жеребца у него под седлом покрывала попона в черно–красных цветах лорда Тайрона.

При виде Майкла, излучающего мужскую силу и красоту, сердце Рене затрепетало. Когда молодой человек подъехал поближе, на его загорелом лице она прочла непоколебимую решимость. Надменно выдвинутая вперед нижняя челюсть выражала упрямство и целеустремленность, но в бирюзовых глазах читалось тщательно скрываемое беспокойство. И хотя его появление не произвело особого впечатления на остальных зрителей, ее соседи по галерее заметно оживились.

— Ого! Вы только взгляните, кто пожаловал составить нам компанию! — приглушенным голосом возвестила Мэг, бросив на Рене озорной взгляд. Лукавая улыбка мистрис Клиффорд как бы говорила: «Никто и не сомневался, что он появится. Разве могло быть иначе?»

Чувствуя, как предательский румянец заливает ее щеки, Рене ответила с деланной беспечностью:

— Не понимаю, чего он надеется достичь своей показной медлительностью. Не очень–то вежливый поступок с его стороны. Его величество может оскорбиться.

— По–моему, ты ошибаешься, — возразила Мэри. — Эдвард Вудсток, Черный принц Уэльса, имел привычку приезжать на турнир в одиночку, в черных доспехах, чтобы никто не узнал в нем наследника трона и не отказался преломить с ним копье. Это недвусмысленное заявление. Он хочет подняться высоко и проделать это изящно и смело. Гарри с одобрением отнесется к его поведению, вот увидишь.

Рене между тем внимательно разглядывала его величественную эмблему. Что–то она ей напоминала, но вот что именно, девушка сказать не могла.

— Ты же прекрасно понимаешь, что он увлекся тобой. Молодой человек влюбился без памяти. Чарльз говорит, что Тайрон — настоящий король Ирландии и что Майкл унаследует все его титулы и станет управлять страной вместо старика. Так что твой презрительный взгляд совершенно неуместен, Рене. Да, в его жилах нет ни капли королевской крови, но он честный, умный и славный малый, к тому же, его карьера явно идет в гору. Но главное — он ведь тоже тебе нравится. Поэтому совершенно ни к чему отвергать его ухаживания. На мой взгляд, лучше владеть замками в Ирландии, чем холстом и кистью в какой–нибудь глухой деревне, nе с'еst pas, chere аmiе?^[57]

Рене перевела взгляд на предмет их горячей дискуссии. Ну, скажите, разве можно придумать что–либо более абсурдное и нелепое? Она здесь не затем, чтобы искать подходящего супруга. Она приехала в Англию, чтобы похитить могущественное оружие.

— Так–так, мой бесстрашный защитник! — приветствовал король опоздавшего воина, когда тот направил коня к судьям, чтобы вписать свое имя на «рыцарском древе».

Реплика его величества вызвала легкий шум на трибунах; зеваки изо всех сил вытягивали шеи, стараясь разглядеть этого самого «бесстрашного защитника», а заодно и узнать, чем он заслужил столь благожелательное отношение к себе самого короля.

«Мэри оказалась права», — вынуждена была признать Рене. Расчет Майкла на позднее прибытие оправдался полностью.

— Как поживаете, Деверо? Здоровы ли вы? — пожелал узнать Генрих. — Клянусь честью, нам бы не хотелось, чтобы вы истекли кровью у нас на глазах, получив удар копьем в свой раненый бок. Вы послужите нам лучше, если ограничитесь тем, что станете наблюдать за поединками, а не принимать в них участие. Что, кстати, говорят на этот счет доктора?

— Забота вашего величества проливает целительный бальзам на раны вашего покорного слуги, — ответствовал Майкл, слегка наклонив голову. — Доктор счел меня вполне здоровым для того, чтобы принять участие в турнире.

В разговор вмешался Комптон, прославленный рубака.

— Ага, зеленый новичок! Хочу предупредить: снимать кольца с шеста и метить копьем в деревянный манекен — хорошее, конечно, дело, но живой противник способен нанести ответный удар^[58].

Этими словами Комптон перевел Майкла из разряда «бесстрашных защитников» в бесславную категорию «зеленых новичков».

— Вы уверены, что хотите выступить? — поинтересовался Бэкингем. — Рана в боку — не шутка. К тому же, это соблазн для ваших противников.

Король, прищурившись, метнул на герцога раздраженный взгляд.

— Мы нисколько не сомневаемся в том, ваша светлость, что мастер Деверо превосходно владеет оружием и сумеет отразить любой удар. — Обращаясь к Майклу, Генрих добавил: — Назовите моему секретарю имя вашего оружейника, поскольку я собираюсь заказать ему такой же комплект доспехов, как у вас. Майкл позволил себе улыбнуться.

— Если ваше величество соблаговолит принять мой собственный комплект, я почту это за величайшую честь. Хотя должен предупредить, что в них жарче, чем в аду. Пожалуй, к концу дня я попросту расплавлюсь в этих доспехах.

Генрих, его свита и придворные вокруг весело рассмеялись.

Пока свидетели последних событий на галерее перешептывались друг с другом, стремясь узнать побольше об этом неизвестном парвеню^[59], приукрашенные россказни о подвигах Майкла, подобно лесному пожару, перекинулись с зубчатых башен на ярусы для зрителей рангом пониже и ряды простолюдинов за загородкой.

Тем временем по полю расставляли шесты с петлями для соревнований по снятию колец, цель которых заключалась в том, чтобы уже на этом этапе отсеять безнадежных соискателей. Каждому из участников давали три попытки снять кольцо с шеста копьем, верхом на коне, чтобы продолжить борьбу в одиночных схватках. Испытания оказались забавными и прибыльными, потому как ставки на каждого конкурсанта делались самые невероятные — от ста к одному до трех к одному. Пока неопытные новички выбывали один за другим, король Генрих и его приближенные утоляли жажду элем за раскладными столиками возле королевского павильона на краю ристалища, ожидая своей очереди продемонстрировать безупречное владение конем и копьем.

Рене пришла в восторг, когда Майкл снял по кольцу в каждой из своих трех попыток; для новичка результат получился превосходным. Обычно она ничуть не сопереживала хвастливым турнирным бойцам, но сейчас вдруг обнаружила, что радуется за юношу, когда он стремглав проносится по арене верхом на своем дьявольском жеребце. Слова Мэри эхом звучали у нее в голове. Майкл влюбился без памяти… Девушка не стала бы отрицать, что это льстит ей, но ведь она любит Рафаэля…

Запели трубы, и маршал взмахнул белым жезлом.

— Именем Господа нашего и святого Георгия, а также повелением его величества Генриха Тюдора, короля Англии и Франции, за щитника веры и отечества, покровителя Ирландии — объявляю начало поединков!

Рене была наслышана о непревзойденном умении короля владеть оружием, и потому изрядно удивилась, увидев, что он взошел на галерею. Она встала, чтобы сделать ему реверанс, когда он занял место рядом с королевой, любезно кивнув при этом кардиналу Уолси. Принцесса наклонилась к Мэри.

— Разве не увидим мы, как управляется с копьем лучший рыцарь Англии?

— Он вынужден потакать ее величеству, — шепотом ответствовала Мэри. — Она ждет ребенка. Пожалуй, Екатерине следует отдать должное. Она преуспела там, где потерпели неудачи все «старожилы» Совета. Еще когда король был совсем юным, они рвали на себе волосы оттого, что его могут ранить или, не приведи Господь, убить. И только королеве удалось убедить Генриха в необходимости пропустить первые турнирные схватки и любоваться мастерством своих рыцарей со стороны.

— Как интересно! Никогда бы не подумала, — понизив голос, пробормотала Рене. — Что же до того, что она уберегла его от опасностей… Хм. Полагаю, ее величество настолько возгордилась своей маленькой победой, что позволила лукавому супругу одурачить себя, поскольку по–настоящему опасные поединки начинаются как раз после того, как зерна очищены от плевел.

— Ох, Рене, из тебя получился бы выдающийся член Совета. Какая жалость, что ты родилась женщиной.

— Да, мой венценосный отец тоже частенько так говорил, — пробормотала Рене.

Мэри ласково взяла ее под руку.

— Ты знаешь, это ведь очень приятно — быть женой. Тебе не стоит этого страшиться.

Рене изумленно уставилась на подругу, чувствуя, как вдруг тяжело забилось сердце у нее в груди. Мэри задела ее за живое.

— И это говоришь мне ты, после того как побывала замужем за моим отцом?

В глазах Мэри заплясали озорные искорки.

— Чарльз не опускает копье после первой схватки.

Рене натянуто улыбнулась и приняла кубок розового вина из рук слуги, разносившего по галерее золотые чаши и тарелки с засахаренными фруктами. Она еще не изведала страсти, на которую намекала Мэри и которой предавалась с Майклом Анна, — и это выбило девушку из колеи сильнее, чем она готова была признаться даже самой себе.

Грохот барабанов и рев фанфар заставили умолкнуть оживленную аудиторию. Герольд объявил:

— Мастер Томас Найтли вызывает сэра Фрэнсиса Брайана au plaisant!^[60]

Брайан остановился у стартовой линии и опустил на лицо забрало. Его противник занял место на другом конце поля, откуда начинались две параллельные черты, между которыми протянулась невысокая деревянная ограда — палисад.

Король взмахнул платком, и всадники пустили коней вскачь навстречу друг другу, приподняв щиты и положив копья на луки своих седел. Из–под копыт тяжелых жеребцов во все стороны полетели грязь и куски дерна. Зрители, затаив дыхание, ожидали первого страшного удара… Из сотен глоток вырвался радостный крик, когда Брайан взял верх над своим более молодым соперником. Отовсюду неслись громкие аплодисменты, под звуки которых проигравший, понурив голову, выехал с арены, раскачиваясь в седле и еще не придя в себя после столкновения.

— Прекрасное выступление! — Король Генрих, не в силах сдержать восторг, несколько раз стукнул кулаком по подлокотнику своего кресла и швырнул орден Святого Георгия своему торжествующему другу.

Следующими на ристалище должны были сразиться Стэнли и Лоуэлл. Стэнли подъехал к Мэг, протянул ей на кончике копья букет из бархатцев и попросил дать ему бант, который он мог бы повязать в знак того, что она выбрала его своим рыцарем. Рене наблюдала за влюбленными со смешанным чувством досады и зависти. Мэг открыто лучилась радостью и торжеством любви. Тем временем завзятые спорщики, которым ничто не грозило, строили догадки о том, какие физические увечья нанесет Стэнли своему противнику, поскольку исход этого поединка был предрешен и ни у кого не вызывал сомнений.

Но Стэнли проявил великодушие и, к вящему восторгу толпы, всего лишь выбил хвастуна из седла.

Состоялись еще два десятка поединков, начинающихся всегда одинаково — под громкий крик герольда, объявлявшего соперников, и приветственный рев зрителей. Впрочем, и заканчивались они так, как предвидела Рене: более титулованный боец, обычно входящий в число приближенных короля, одерживал очередную победу над незадачливой жертвой, зачастую повергая ее наземь, и получал из рук своего сюзерена орден. Герольд прокричал:

— Мастер Майкл Деверо вызывает сэра Уильяма Комптона au plaisant!

Мэг радостно захлопала в ладоши, подталкивая локтем Рене, чтобы та присоединилась к ней, когда на турнирное поле выехал Майкл верхом на своем черном жеребце. Бесполезно было отрицать, что, увидев, как он надевает шлем, Рене ощутила нешуточное стеснение в груди. Пиппин, щеголявший в ливрее красного и черного цветов, протянул своему господину копье и щит.

Лицо Майкла, зажатое с обеих сторон пластинами шлема, блестело от пота. Он не сводил глаз со своего противника, который терпеливо ожидал на противоположном конце поля, уже опустив забрало. Конь Майкла, горячась, встал на дыбы, подняв столб пыли. А вот с его хозяином происходило что–то неладное.

Майкл вдруг покачнулся в седле. Он выглядел каким–то неуверенным в себе, словно… словно ему вообще не хотелось драться. Он все не опускал забрало и судорожно хватал воздух широко открытым ртом. Зрители принялись сначала недоуменно перешептываться, а потом и улюлюкать.

— Ну, давай же, милашка! Не бойся, тебе будет совсем не больно! — донесся чей–то крик, и зрители разразились обидным хохотом.

— Ставлю десять фунтов на то, что он подожмет хвост, — злорадно заявил Норфолк.

— Неужели он откажется драться? — пробормотал король. Он оглянулся на Норфолка. — Ставлю двадцать фунтов.

Внезапно Майкл повернулся боком, перегнулся с седла и изверг содержимое своего желудка на землю. Толпа изумленно ахнула. Фавориты короля, неспешно попивавшие эль за раскладным столом у королевского шатра, громко загоготали. Пиппин протянул Майклу влажную тряпицу, чтобы тот вытер лицо. Спустя мгновение Майкл опустил забрало. Король поднял руку, и герольд объявил о начале схватки. Рев фанфар заставил Майкла подъехать к стартовой линии. Молодой человек поудобнее перехватил копье. Гул голосов стих, и над полем повисла хрупкая тишина. Платочек опустился. Подобно стрелам, сорвавшимся с тетивы, противники рванулись вперед; тяжелые рыцарские кони быстро набрали ход, всадники подняли щиты, целясь друг в друга копьями.

Рене не сводила глаз с Майкла, пока тот, умело управляя своим норовистым скакуном, мчался по арене, страшный в своей целеустремленной решимости. Соперники сблизились почти вплотную. Казалось, закованные в тяжелые латы гиганты неминуемо столкнутся с жутким грохотом, и девушка затаила дыхание, невольно поднеся руку к губам. Она не поменялась бы местами с этими сумасшедшими за все герцогства в мире.

В последнее мгновение Майкл приподнял копье — приняв на раненый бок страшный удар оружия своего противника, отчего, то разлетелось в щепки, принося ему выигрышные очки, и с невероятной точностью и силой поразил Комптона прямо в шлем. Комптон рухнул на землю, несколько раз перевернулся и замер.

— Ура!

Зрители вскочили на ноги, оглашая воздух приветственными криками, зачарованные редким зрелищем: никому не известный воин победил одного из лучших бойцов королевства в первой же схватке, причем проделал это исключительно ловко. На их глазах творилась легенда, сказка стала былью, простой ратник поразил огнедышащего дракона и мгновенно сделался героем.

Когда Майкл натянул поводья, останавливая своего скакуна на дальнем конце арены, вокруг Комптона, простертого на спине, уже суетились оруженосцы, приводя его в чувство и помогая ему встать. На лице у него отражалось недоумение; оглушенный, он тряс головой, нетвердыми шагами уходя с поля и тяжело опираясь на плечи своих слуг. Схватки на копьях были опасным занятием, их участники прекрасно сознавали риск, на который шли, и по всем правилам и законам — писаным и неписаным — Майкл одержал блестящую победу.

Король отправил одного пажа с приказанием справиться о здоровье своего друга, а другому велел привести Майкла к королевской галерее. Когда юноша пересекал арену верхом на своем жеребце, какой–то мужчина из числа сидевших на помосте вскочил на ноги и прокричал:

— Бесстрашный защитник короля! — Его крик подхватила толпа, горячо аплодируя победителю.

Мэг яростно захлопала в ладоши, не забывая больно толкать Рене в бок острым локотком.

— Нет, какой молодец! Он достоин того, чтобы им любовались!

А король Генрих вовсю сплетничал со своими лордами:

— Опрокинут неизвестно кем! Комптон этого не переживет. Мрачный и неприветливый, он всю неделю будет жалеть свою бедную голову, которой сегодня изрядно досталось. — Фавориты короля, обязанные смеяться каждой его шутке, пусть даже самой незамысловатой, дружно расхохотались вместе с ним. — Вы должны мне двадцать фунтов, ваша светлость.

Норфолк отнесся к своему проигрышу с философским смирением.

— Клянусь честью, сегодня фортуна улыбается нашему мудрому и проницательному сюзерену. Вы сполна вкушаете ее расположение, ваше величество.

— Ты прав. — Король с удовлетворением смотрел на Майкла, приближавшегося к галерее. — Вы блестяще показали себя. Отличная работа! — И Генрих перебросил Майклу украшенный драгоценными камнями орден Святого Георгия, который юноша ловко поймал рукой в латной перчатке.

— Покорнейше благодарю, ваше величество. — Майкл поднял забрало, открыв залитое потом улыбающееся лицо. Он скосил глаза на Рене, а потом улыбнулся сестре. — Не припомню, когда в последний раз так приятно проводил время, ваше величество.

Король поднял свой кубок, салютуя ему.

— Мастер Деверо, мы поздравляем вас с первой победой и желаем вам и далее сохранить твердость руки!

Рене подняла свою чашу вместе с остальными лордами, которые изо всех сил постарались, чтобы на их лицах отразилась веселая благожелательность. Слушая приветственные крики толпы, она спросила себя, а понимает ли этот зеленый новичок, скольких могущественных врагов он приобрел в мгновение ока. Норфолк, Бэкингем, Комптон и другие придворные, у которых его быстрое возвышение вызвало лишь ревность и зависть… Носить титул «бесстрашного защитника короля» оказалось не так–то легко. И еще неизвестно, будет ли он погребен под ним или благополучно выберется на твердую почву.

ГЛАВА ШЕСТНАДЦАТАЯ

Марс, повергающий в трепет города своими окровавленными копьями,

И Венера, высвобождающая страхи человеческие, —

Оба сияют в одном и том же храме.

Клавдий Клавдиан. О притягательной силе

Ощущая на себе неприязненные взгляды сторонников Комптона и ловя одобрительные улыбки неоперившихся турнирных бойцов, Майкл предоставил Архангела заботам Конна. Мокрые от пота волосы липли к голове, тело плавилось внутри раскаленных доспехов, а сердце не желало успокаиваться после первой схватки на ристалище.

Майкл все еще никак не мог взять в толк, за каким чертом лорду Тайрону понадобилось вручать ему эту черную сбрую вместо доспехов. Он завидовал каждому участнику, беззаботно пролетающему мимо него в посеребренной амуниции, отражающей солнечные лучи. Быть может, черный цвет вполне годился для Ирландии, где постоянно шел дождь или снег, а солнце редко показывалось из–за туч, но тут он буквально плавился внутри проклятой скорлупы!

— Конн! Принеси мне ведро воды!

Майкла мучила не только одуряющая жара. Казалось, в голове у него гулким эхом отражается каждый удар копыта, прищелкивание языком и стук сердца. В ушах у юноши звенела какофония звуков; в ноздрях завяз резкий запах вспотевших конских тел и немытой человеческой плоти; глаза щипало и жгло, как если бы в них насыпали песку. Ему было плохо. Майкла мучила жажда. Ему срочно требовался очередной глоток адского зелья.

Его палатка не отличалась роскошью или размерами королевского шатра, в котором король развлекал своих приближенных и облачался в доспехи, но в ней было прохладно. Здесь ему никто не докучал, и он хранил в ней все припасы и амуницию, которые могли ему понадобиться. Увы, но тонкие полотняные стены не могли оградить молодого человека от непрестанного шума, доносившегося снаружи.

Сняв доспехи, Майкл вышел из палатки, выхватил из рук Конна ведро с водой и опрокинул его себе на голову. С губ его сорвался громкий стон облегчения, когда прозрачная жидкость охладила ему лицо, намочила одежду и погасила огонь, пылавший у него в крови. Вернувшись внутрь, он бесцеремонно выгнал из палатки своих помощников. Найдя флакон, заблаговременно припрятанный в одном из сундуков, Майкл повалился на табурет и утолил свою неестественную жажду, а потом обхватил голову руками в тщетной попытке отгородиться от смеха, криков и аплодисментов, которые назойливо лезли ему в уши.

— Сэр Томас Говард вызывает сэра Эдварда Невилла а 1а guerre!^[61]

Как по мановению волшебной палочки, шум стих. Благословенная тишина. Майклу до сих пор казалось необъяснимым и сверхъестественным, что он, несмотря на жуткую головную боль, жару, тошноту и приступ неуверенности в собственных силах перед схваткой, сумел с легкостью одолеть прославленного турнирного бойца. Неужели это стало возможным лишь благодаря «драконьей крови»? Она то повергала его ниц, то — в следующее мгновение — возносила на недосягаемую высоту. Быть может, он уже умирал, а проклятое снадобье лишь продлевало его мучения…

Невилл одержал верх над Говардом. Над ареной повис невообразимый гвалт. Майкл застонал, когда в голове у него вновь зазвучало жуткое эхо. Почему, ну почему от радостных криков вполне организованной толпы он сходит с ума? Ведь он привычен к беспорядкам, шуму и гвалту.

— Сэр Энтони Браун вызывает сэра Уильяма Кэри на поединок аu рlaisant!

Над ристалищем вновь раскинула крылья благословенная тишина. Рыцари сражались отчаянно, и копья разлетались в щепки от таранных ударов.

Снадобье подействовало, и слуху Майкла обострился еще сильнее, а ноздри начали улавливать тысячи самых разнообразных запахов. Все, довольно! Он крепко зажмурился и принялся равномерно вдыхать и выдыхать воздух. Вдох, выдох. Вход, выдох. Спокойствие. Думай о чем–нибудь постороннем. Окружающий мир исчез. Перед внутренним взором юноши поплыли воспоминания: мягкая чистая постель, огромная комната в замке графа, лепестки роз в большом кувшине с водой, нарезанные ломти свежего хлеба на тарелке, рядом мед в оловянной миске, башмаки по размеру его мальчишеских ног, и — о чудо! — зеленые, поросшие травой и кустарником холмы за окном, крик ястреба, камнем падающего с высоты…

— Эй, дружище, ты вновь размечтался о своей дикой стране? Очнись, малыш, к оружию! Тебе бросили вызов. — На пороге его палатки стоял Стэнли, уперев руки в бока и сочувственно разглядывая Майкла. — Отчего это у тебя позеленело лицо, милый мой?

— Отравился чем–то, — уклончиво отозвался юноша.

— Ага, тебя, должно быть, грызут сомнения и страх? Гони их прочь! Мужайся, малыш. Ты добился первой в жизни замечательной победы и наверняка далеко пойдешь. Так что мой тебе совет — не позволяй никому и ничему украсть у тебя будущую славу.

Майкл презрительно фыркнул.

— Ошибка одного воина еще не делает меня чемпионом. Разве я не прав?

— Эй, оставь эти мысли! Я пришел поздравить тебя, а не выражать свои соболезнования. Признаюсь, не ожидал, что ты поведешь себя столь умело, но будь я проклят, если собственными глазами не видел твой успех. Немногие рискуют целиться копьем в голову, поскольку попасть в нее очень уж трудно, но тебе это удалось просто блестяще. У тебя верная рука. Твой учитель знал, что делает.

— Еще бы! — Майкл сардонически улыбнулся. — Он без конца кормил меня проклятой ирландской грязью. Полезная диета, нечего сказать!

Снаружи раздался громовой рев.

— Это, должно быть, Саффолк опрокинул какого–то пижона с севера.

Настроение Майкла резко улучшилось при упоминании имени его знаменитого друга, Чарльза Брэндона, сына знаменосца, сумевшего отличиться в битве и на турнирах, проложившего себе зубами путь наверх, к славе и богатству, и завоевавшего сердце Мэри Тюдор, принцессы с волосами цвета пламени.

Стэнли внимательно посмотрел на него.

— Этот твой взгляд мне знаком и не очень–то нравится.

— Какой еще взгляд? — невинно полюбопытствовал Майкл, рывком поднимаясь на ноги. — Пиппин!

— Твоя самодовольная глупость повергает меня в изумление, но я умолкаю. Обычно люди спрашивают совета только за тем, чтобы не следовать ему. А если кто–нибудь и следует полученному совету, то только для того, чтобы было кого обвинить впоследствии.

— Вот уже несколько дней ты ведешь себя как старая баба. Выкладывай, что у тебя на уме.

Майкл вытянул руки и ноги в стороны, позволяя Пиппину застегнуть на себе пластины черной брони и внутренне ежась оттого, что сейчас ему вновь придется жариться на солнце. Теперь, когда он обзавелся внутренним барьером, позволяющим ему просеивать и отсекать лишние звуки, шум, доносящийся снаружи, уже не доставлял ему таких страданий. Все, что от него требовалось, — это вспомнить об Ирландии. Ему нравилась эта страна. Нет, не так — он любил ее и скучал по ней. Зеленый остров стал для него настоящим родным домом.

— Рене де Валуа выступает в роли эмиссара своего короля. Но ее обязанности покрыты мраком. Имя ее запятнано скандалом. Она принадлежит к тем женщинам, которые могут заманить тебя в ловушку, не моргнув глазом, и ты потеряешь голову и сердце, даже не заметив этого. У нее очень приятная наружность, не стану отрицать, но я не доверяю ей, и ты должен последовать моему примеру. Ну вот, я просветил тебя. А теперь можешь делать все, что тебе вздумается.

— Угу. Значит, ты облегчил душу… — Он услышал друга. И его предостережение не пропало втуне. Но, едва только образ девушки всплыл у него перед глазами, как юноша позабыл обо всем. — Моя сестра, твоя нареченная, не согласилась бы с тобой. Похоже, леди Рене ей очень нравится.

— Мэг видит выражение твоего лица. Ты же начинаешь буквально светиться от счастья, когда эта француженка входит в комнату, посему ее мнение можно не принимать всерьез… Клянусь Богом, Майкл, никто не позволит тебе заполучить эту женщину. В сравнении с тобой она стоит слишком высоко по праву рождения. Да и ты не нужен ей. Она отдала свое сердце другому мужчине во Франции. Кровь Христова! Мне следовало догадаться, что ты не станешь меня слушать. И кто меня тянет за язык?

Сердце замерло у Майкла в груди.

— Она любит другого мужчину? — Душа его наполнилась горечью, но он постарался отогнать все мысли об этом, оставив сожаления на потом. Сейчас не время терзаться из–за ее неверности. Это может стоить ему жизни на ристалище. Она любит другого мужчину… — Кто бросил мне вызов, Стэнли?

— Сэр Уолтер Деверо вызывает мастера Майкла Деверо а 1а guerre!

Толпа словно взбесилась. Предстоящая схватка вызвала нешуточный интерес, ведь в ней должен был принять участие бесстрашный защитник короля! Над полем витал незримый дух смерти, а соперничество сводных братьев лишь придавало поединку пикантную остроту. Но Стэнли отнюдь не разделял энтузиазма зрителей.

— Уолтер объявил тебе войну, — предостерег он Майкла, когда они подошли к палисаду. Пиппин следовал за ними, нагруженный оружием и прочей амуницией своего господина, а Конн вел Архангела. — Когда речь заходит о тебе, он теряет всякое понятие о рыцарском поведении. Он будет целиться в твою рану.

— Как это сделал твой друг Комптон?

— В отличие от Комптона, Уолтер не может позволить себе роскоши уступить в поединке. Для него это стало личным делом. То, что ты поднялся во мнении Гарри, для него как бельмо на глазу. Он поставил на карту слишком многое, включая звание кавалера ордена Подвязки. Он рассказывает всем и каждому, что ты плетешь интриги, чтобы лишить его этого почетного титула.

Майкл увидел, что его противник поднялся в седло. И конь, и всадник носили алые цвета, такие же, как узор на его собственном запястье. Майкл вскочил на Архангела и бросил взгляд на галерею, где восседала его любовь, не обращая внимания на возню недостойных смертных, к которым принадлежал и он. Своевольная Рене и впрямь может быть чересчур высокородной для него, но ее родословная и богатства ничуть не интересовали молодого человека. Его охватывала сладкая дрожь от тех чувств, которые она пробудила в нем. Она любит другого мужчину.

Рене обняла одной рукой его сестру, нашептывая ей на ушко слова утешения и одобрения. Мэг сидела напряженная, как струна, судорожно сжав сложенные на коленях руки; встретив взгляд Майкла, она неуверенно улыбнулась ему. Ее сестринская привязанность согрела его сердце. До сих пор еще никто, включая его лорда и приемного отца, не беспокоился за него. А Мэг переживала за него, но при этом она никогда не простит ему, если он причинит вред ее старшему брату. Собственно, Майкл и не собирался убивать Уолтера. Но при этом он не хотел и быть убитым.

Стэнли пожелал юноше удачи. Майкл надел на голову шлем, чувствуя, как у него учащается сердцебиение, и принял у Пиппина щит и заостренное копье. Рукой в латной перчатке он опустил забрало и шагом пустил Архангела к стартовой линии. Он тяжело дышал, сердце стучало. Барабаны своим грохотом призвали соперников и зрителей к молчанию. На лбу у юноши выступил пот. Его вновь охватили сомнения в собственных силах. Но он может и должен победить…

Платочек упал вниз.

— Господи помилуй! — вскричала Мэг.

Вскочив со своего места на королевской галерее, она бросилась вниз по ступенькам. Рене видела, как она помчалась по полю к своему брату, неподвижно лежавшему на песке. Набедренная пластина у него была вскрыта, как ножом, и из широкой раны ручьем хлестала кровь. На краю арены Майкл остановил своего коня и поднял забрало шлема, мрачно глядя на Уолтера и Мэг. Толпа зрителей бесновалась на трибунах, скандируя его имя и требуя, чтобы он совершил круг почета по арене. Но Майкл не шелохнулся, сидя на застывшем, как каменное изваяние, Архангеле. Уолтер зашевелился и с трудом сел, изрыгая проклятия. Собственная слабость и унизительное положение, в котором он оказался, заставили его сорвать с головы шлем и отбросить его в сторону. И только тогда Майкл пустил своего скакуна в победный галоп, выпрямившись в седле; золотистые волосы облаком вились вокруг головы, падая на оплечье лат. Поравнявшись с их величествами, он натянул поводья, снял шлем и наклонил голову.

— Ваше величество, мое почтение.

— Зеленый виноград вполне созрел, — заметил король.

Он наградил Майкла еще одним орденом и завел с ним разговор о тактике боя на копьях, щедро делясь собственным опытом. Они разговаривали и смеялись как закадычные друзья, к вящему изумлению публики и большому неудовольствию тех, кто оказался на время забыт. И ни разу Майкл не взглянул на Рене. Мэри вопросительно приподняла бровь, глядя на подругу. Принцесса лишь небрежно пожала плечами в ответ.

Уолтеру подали носилки, но он не пожелал воспользоваться ими и, хромая, заковылял прочь с арены.

— Уолтер, слава богу! — с облегчением всхлипнула Мэг. — Я так перепугалась за тебя.

— Я не настолько слаб, чтобы отдать концы после падения с седла, — огрызнулся Уолтер, с трудом передвигая ноги и навалившись на плечо Мартина. Бедро у него горело как в огне. В копчике поселилась сверлящая боль. Он чувствовал себя разбитым и униженным, но сдаваться не собирался. — Ты предала меня, сестренка, — желчно заявил он. — Теперь ты сходишь с ума по ничтожному выскочке низкого рождения, а для меня в твоем сердце уже не осталось места.

— Это неправда! Я по–прежнему люблю тебя больше всех. Но ведь он — наш брат…

— Довольно! — вспылил Уолтер. — Если ты намерена и далее якшаться с этим ублюдком, мне придется отослать тебя обратно в Суррей.

Мэг вздернула подбородок.

— Ты не можешь отослать меня. Я служу королеве, Уолтер, и отпустить меня может лишь она. Кроме того, очень скоро я выйду замуж.

— Мастер Деверо! — Джаспер, верный оруженосец и приспешник Норфолка, приветствовал его у входа в палатку. — Его светлость прислал меня справиться о вашем здоровье, сэр.

Настроение Уолтера несколько улучшилось.

— Прошу вас передать его светлости мою искреннюю благодарность за проявленную заботу. Скажите ему, что нынче вечером я намерен станцевать вольту с самыми красивыми дамами на балу.

— Его светлость, несомненно, будет рад услышать о вашем выздоровлении, сэр! — торжественно провозгласил Джаспер для посторонних ушей, а потом, заговорщически понизив голос, добавил: — Грязный имперский стиль: сначала целиться низко, а потом наносить удар в голову.

— Ну–ка, ну–ка, расскажите мне поподробнее об этой имперской тактике, — с интересом попросил Уолтер.

Воровато оглядевшись по сторонам, Джаспер зашептал:

— В битве при Босуорте старый король Генрих, который тогда звался еще Гарри Тюдором, одержал победу над королем Ричардом с помощью армии французских наемников, включая роту имперских копьеносцев. Они орудовали своими древками точно так же, как ваш новый знакомец.

— Очень мило.

Наемный убийца–испанец пал от руки имперского шпиона. О, он непременно раскроет тайну этого самозванца, соблазнителя принцесс, спасителя королей, героя турнирных схваток! А когда с ним будет покончено, то даже Господь Бог не спасет его пропащую душонку, чтоб ему вечно гореть в аду!

— Почтенный Томас Грей, маркиз Дорсет, вызывает барона Стэнли Монтигла на поединок аи рlaisant!

Сержант Франческо протянул Рене письмо.

— Это для вас, мадам.

Принцесса оторвала взгляд от соперников и взяла записку.

— Кто дал ее вам?

— Помощник конюшего.

— Вот как!

Оказывается, она уже с нетерпением ждет посвященных ей стихов. Платочек опустился, и противники с лязгом и грохотом понеслись друг на друга, но она уже впилась взглядом в листок бумаги.

Разве может певец продемонстрировать все свое искусство,

Когда он вынужден страдать?

Она станет виновницей моей преждевременной кончины,

Но я лишь низко склоняюсь перед нею,

И, забыв обо всем, гляжу в ее серо–голубые глаза.

Слабо улыбнувшись, Рене прижала поэму к груди. Глаза ее невольно отыскали златокудрую голову юноши, который с интересом наблюдал за схваткой, сидя вместе с Саффолком за раскладным столиком у королевского павильона. Сам он недавно с такой ловкостью выбил из седла графа Эссекса, одного из лучших турнирных бойцов королевства, что тот слетел с коня, как кегля.

Словно ощутив ее взгляд, Майкл поднял голову. Глаза их встретились, и девушка почувствовала, как сердце забилось у нее в груди.

Копья с треском столкнулись и разлетелись в щепки. У Стэнли и Дорсета оставались еще две схватки, пока один из них не наберет большего количества очков или не опрокинет своего соперника. Герольд прокричал:

— Противникам предоставляется новая попытка!

Публика затопала ногами и засвистела, выражая свой восторг.

Но Рене не видела никого и ничего вокруг. Для нее существовал лишь единственный мужчина, к которому был прикован ее взгляд.

— Невидимка? — склонилась к ней Мэри. — Кто это?

Рене вздрогнула и очнулась от наваждения. Волшебная нить, протянувшаяся между ней и Майклом, со звоном лопнула.

— Не знаю. Здесь какая–то загадка.

— Чарльз тоже присылал мне любовные поэмы. Не такие складные, как твоя, но это — одна известная английская баллада. Впрочем, все равно. Еще один воздыхатель, сходящий с ума от любви. Очень интересно…

Рене улыбнулась.

— Я знаю, что стихи украдены. Майкл говорил мне об этом.

— В самом деле? Ты позволяешь ему читать любовные послания, адресованные тебе? — И рыжеватая бровь подруги вновь приподнялась в немом вопросе.

— Это долгая история. — Рене аккуратно сложила листок бумаги и спрятала его в ридикюль.

Герольд возвестил:

— Сэр Ричард Дженнигэм вызывает сэра Джона Невилла на поединок аu рlaisant.

Рыцари продолжали сражаться, копья ломались, как спички, и опытные турнирные бойцы просеивали ряды новичков, решивших попытать счастья, лишь меняя при этом уставших коней. Король постепенно терял терпение и уже начал поговаривать о том, что негоже ему сидеть в одном ряду со зрителями, когда его место — там, на арене. Но голос герольда, прозвучавший над ристалищем вслед за ревом фанфар, заставил его замереть на месте:

— Его светлость герцог Бэкингем вызывает мастера Майкла Деверо на поединок а lа guerre!

— Мой брат–король недоволен, — прошептала Мэри, обращаясь к Рене. — Бэкингем поступает так каждый год. Он сомнет восходящую звезду турнира, и Гарри так и не доведется скрестить копье со своим бесстрашным защитником!

Рене тоже озабоченно нахмурилась.

— А его светлость — умелый боец? — спросила она у Мэри.

— Столь же умелый и прославленный, как и Робер Флеранжде ла Марк, герцог Булонский.

«Плохо дело», — подумала Рене. Робер, выдающийся полководец и соратник Длинноносого, считался лучшим воином Франции. Она посмотрела на дальний конец поля, где Майкл напропалую флиртовал с несколькими дамами в левой башне. Молодой человек уже не выглядел скованным и напряженным. Принцесса расслышала, как королева Екатерина проговорила по–английски с сильным испанским акцентом, обращаясь к кому–то из своих придворных дам:

— Он приятен и обходителен. Мне нравится этот юноша.

Грохот барабанов положил конец любезной болтовне Майкла со своими обожательницами. Герцог взгромоздился на гнедого жеребца, не сводя тяжелого взгляда с противника. Рене искоса взглянула на Анну; ей хотелось знать, за кого будет переживать благочестивая шлюха: за своего лорда–брата или бывшего любовника. Тем временем Майкл легко вскочил в седло и принял копье из рук Пиппина. Но вместо того чтобы направить Архангела к стартовой линии, он подъехал к трибунам. Поняв, что он задумал, женщины оживились и принялись размахивать разноцветными вуалями, шарфиками и платочками. Он приветствовал их ослепительной улыбкой, но не задержался ни на миг, направляясь к королевской галерее.

Придворные дамы возбужденно захихикали: до сих пор они напрасно комкали в руках мишурные украшения, ожидая своего звездного часа. И вот он наступил. Здравый смысл подсказывал Рене, что Майклу лучше бы обратить внимание на одну из фрейлин, но когда его копье замерло напротив леди Перси, горькое разочарование охватило принцессу. Она отвернулась, но дружный вздох, вырвавшийся у фрейлин едва ли не одновременно, заставил ее вновь обратить свой взор на молодого рыцаря. Рене ощутила, как ее сердце сладко заныло. Он сидел верхом на своем огромном жеребце и смотрел прямо на нее, а в его бирюзовых глазах играла дьявольская усмешка. Кончик его длинного копья смотрел ей прямо в грудь.

— Миледи, могу ли я надеяться, что сегодня вы удостоите меня чести носить ваш знак отличия?

Взгляды всей аудитории были прикованы к ней. Королевская чета безмолвствовала. Или здешние правила приличия отличаются от принятых во Франции? Быть может, французская принцесса считается в Англии законной добычей? Майкл смотрел на нее и ждал. Ее отказ, несомненно, унизит его. Будь на его месте любой другой участник, Рене наверняка сказала бы «нет». Но он был ее другом. Поэтому Рене шагнула к перилам, сняла с запястья голубую с золотом ленточку и повязала ему на копье, открыто улыбнувшись и мысленно желая ему удачи. Сверкнув глазами, Майкл поклонился и рассыпался в благодарностях. Толпа взревела от восторга. Анна, сердито поджав губы, откинулась на спинку кресла.

Грохот очнувшихся барабанов призвал соперников занять свои исходные позиции. Король подался вперед, чтобы лучше видеть. Платочек опустился, и всадники ворвались на арену. Земля задрожала под копытами их закованных в броню коней. Бэкингем пригнулся, уверенно держа копье и закрывшись щитом. Майкл, по своему обыкновению, целился низко. Казалось, он слился со своим конем воедино.

— Будь я проклят! — в один голос вскричали Саффолк и Стэнли, стоявшие в доспехах у входа в королевский павильон и неторопливо потягивавшие мальвазию, когда их злейший друг — или лучший враг, как посмотреть, — Бэкингем, нелепо взмахнув руками, обрушился на землю, получив изумительный по точности удар в голову.

— Цыпленок превратился в огнедышащего дракона, — меланхолично заметил Саффолк, глядя, как раскрасневшийся от успеха Майкл воздел вверх сломанное копье, а вечно жаждущая крови толпа разразилась приветственными криками. Он пустил Архангела в галоп вокруг ристалища, под дождем падающих на него платочков и вуалей, купаясь в лучах нежданной, но вполне заслуженной славы.

— Господи Иисусе! — Радостная улыбка замерла на губах Стэнли, когда король одним прыжком перемахнул перила, громовым рыком требуя подать ему доспехи.

То, что зеленый новичок играючи поверг его заклятого соперника и стал героем дня, произвело на Генриха примерно то же действие, что и красная тряпка на быка. Стэнли обменялся с Саффолком встревоженными взглядами. Оба понимали стремление Майкла создать себе имя при дворе, произвести впечатление на прекрасную принцессу и покорить сердца лондонцев, но, украв у Гарри славу лучшего турнирного бойца, юноша рисковал добиться обратного эффекта. Солнце их вселенной непременно должно превзойти всех прочих, разбить в щепы все копья и повергнуть наземь всех своих противников. Но хуже всего было то, что зрители уже на разные голоса выкрикивали прозвище своего нового любимца, когда он, обнажив голову, ехал к своей принцессе.

Над головой Майкла сгущались тучи. Стэнли вздохнул.

— Я объяснил ему правила игры. Будем надеяться, он прислушается к голосу здравого смысла.

— Но ты не можешь гарантировать, что он примет их, а не захочет сыграть по–своему.

— Он не склонен принимать чужие советы.

— Тогда мы должны остановить его.

— Он не причинит вреда королю, Чарльз.

— Ты знаешь это, и я тоже, а вот Норфолк может не согласиться с нами. Майкл убил человека в личных покоях королевы. И если его величество сегодня пострадает, пусть даже случайно, ты представляешь, что…

— Можешь более не говорить ничего. Майкл уже собрал целую пригоршню орденов; на сегодня с него хватит.

— Поспеши к герольду и вызови его на поединок. А я приму на себя неудовольствие Гарри. — Саффолк метнул на Стэнли тяжелый взгляд. — Выбей его из турнира. Только без глупостей. Ступай!

Стэнли широким шагом подошел к подиуму, поманил к себе герольда и прошептал ему на ухо:

— Я вызываю мастера Деверо на поединок а lа guerre. Немедленно объявите меня!

Глядя на Стэнли расширенными от испуга глазами, герольд поспешно закивал головой:

— Будет исполнено, милорд!

Заревели трубы.

— Барон Стэнли Монтигл вызывает мастера Майкла Деверо на поединок а lа guerre!

Майкл резко вскинул голову, думая, что ослышался. Молодой человек и представить себе не мог, что Стэнли бросит ему столь недружественный вызов. Король остановился на полпути к своему павильону и сердито нахмурился, но рядом с ним уже вырос Саффолк, готовый принять на себя монарший гнев и сгладить его последствия.

Юноша с тяжелым сердцем подошел к Пиппину: Мэг ушла с ристалища вместе с Уолтером, не удостоив его взглядом. Стэнли ни с того ни с чего пожелал угостить его железом. Майкл машинально надвинул на голову шлем и принял у слуги копье. В душе у него не нашлось места ни радости, ни страху, а на губах он ощущал горький привкус одиночества.

На противоположном конце поля появился Стэнли с опущенным забралом. Майкл с лязгом опустил на лицо собственный щиток. Прозвучал горн, подавая сигнал к началу схватки. Юноша судорожно сжимал в пальцах древко, выбирая, куда бы направить острие. Все–таки ему противостоял друг, так что голова исключалась. Он решил, что будет целиться в щит.

Последовал взмах платка, и вот он уже мчится вдоль палисада, наклоняя копье…

Сокрушительный удар в шлем застал Майкла врасплох. Голова юноши дернулась взад и вперед, как маятник в часах, и в ушах загудело звонкое эхо. В забрало ему полетели куски щита его соперника, когда он подъехал к финишной черте. Да, он произвел впечатление на зрителей своей непреклонной жестокостью, но на душе у Майкла скребли кошки. Он чувствовал себя оскорбленным. Стэнли выиграл этот раунд в манере, которую ни в коем случае нельзя было назвать дружеской. Похоже, Непобедимый вознамерился защитить свой титул во что бы то ни стало.

Шлем Майкла оказался безнадежно измят. Пиппин молча протянул ему новый.

Герольд прокричал:

— Соперникам предстоит сразиться вновь!

На трибунах поднялся невероятный шум, в котором постепенно возник определенный ритм, так что стало слышно, как зрители скандируют:

— Вновь! Вновь!

Вновь… Зловещее слово колокольным звоном отдавалось в голове у Майкла, и он как будто опять перенесся на превратившееся в грязное месиво ристалище, когда струи дождя хлестали его по липу, а в ушах звучал презрительный голос Фердинанда: «Вставай и сражайся, как подобает мужчине!»

Кто–то подсунул ему новое копье, и он механически стиснул его рукой в латной перчатке. Заревели фанфары, и Майкл стряхнул с себя наваждение. Пот заливал ему глаза. Дыхание с хрипом вырывалось сквозь узкие щелочки в забрале, и он несколько раз моргнул в надежде, что к нему вернется прежняя зоркость. Но перед внутренним взором юноши вновь и вновь вставал мчащийся на него черный призрак. «Ваш беспомощный подсолнушек не готов! Он никогда не будет готов!» В висках у Майкла застучала кровь. Сердце гулко билось в груди, грозя выломать ребра. Тесное пространство шлема превратилось в затхлый каземат, он задыхался, и в легких не осталось ни капли воздуха. Колокольный звон в голове не давал сосредоточиться, перед глазами все плыло…

Копье Стэнли с грохотом ударило в его нагрудную пластину и разлетелось в щепы. Пронзительное ржание привело Майкла в чувство. Он увидел, как конь и его всадник рушатся на землю, и понял, что нанес скользящий удар по пролетающему мимо жеребцу. С ужасом осознав, что он натворил, Майкл упал на колени рядом с поверженным соперником, сорвал с головы свой шлем и поднял забрало Стэнли. Глаза друга были закрыты.

— Стэнли!

Рыцарь не ответил. Облегчение, которое испытал Майкл, поняв, что рухнувший жеребец не придавил Стэнли своим весом, испарилось в мгновение ока. Сердце сжалось в предчувствии непоправимой беды. Он убил своего лучшего друга. Юноша приложил руку к шее Стэнли, нащупывая пульс. Слава богу! Под его пальцами ровно и сильно билась жилка, но Непобедимый по–прежнему лежал без сознания. Солнце над головой померкло, когда его обступили со всех сторон помощники, слуги, рыцари, лорды. Майкл поднял глаза на Саффолка и проглотил комок в горле.

— Приведите доктора! Он жив, но потерял сознание, — прохрипел юноша. Саффолк кивнул и испарился.

— Он приходит в себя! — радостно завопил слуга Стэнли.

— Кровь Христова! — застонал его друг, с трудом сфокусировав взгляд на склонившемся над ним лице Майкла. — Диета из ирландской грязи или камней?

Охваченный раскаянием, Майкл не мог вымолвить ни слова и лишь глупо улыбался, глядя на Стэнли. Его вдруг охватила невыразимая радость — его друг жив!

Стэнли поморщился.

— Спасибо за разгром, дружище. Полагаю, я должен быть благодарен за то, что ты попал в коня, а не в мою голову, иначе мои мозги сейчас расплескались бы по всей арене. Будь я проклят! Ну и тяжелая же у тебя рука, малыш. — Рыцарь пошевелился, проверяя, целы ли кости. — Помоги мне сесть.

— Он может сидеть! — прокричал кто–то, обращаясь к королю.

Стэнли обхватил Майкла рукой за шею.

— Запомни, малыш, — прошептал он ему на ухо, — один раз можно потерпеть поражение — но сделай так, чтобы все в это поверили!

Вновь прогремели фанфары. Герольд, надрывая голос, прокричал:

— Его христианнейшее величество Генрих Тюдор, король Англии и Франции, защитник веры и отечества, повелитель Ирландии, будет участвовать в турнире!

Мэри вскочила со своего места, чтобы привязать свою вуалетку к копью Саффолка.

— Да хранит тебя Господь, мой повелитель и супруг.

Чья–то тень упала на опустевшее кресло Мэри.

— У меня есть для вас предложение.

Рене уставилась на обрюзгший профиль Норфолка, думая: «Помяни дьявола, и он появится».

Саффолк между тем набирал очки в поединке с королем. Мэри радостно захлопала в ладоши. Делая вид, что с интересом наблюдает за ходом схватки, Норфолк склонился над плечом Рене, присев на подлокотник ее кресла. Голос его был холоден как лед.

— Помогите мне устроить падение кардинала, и вы получите то, что ищете. — Он раскрыл ладонь, и оттуда выпал медальон на цепочке: золотой крест на черном фоне. — Если вы откажетесь, то Уолси узнает все о ваших deletoris, мадам.

Медальон Армадо! Рене растерялась. Господи Иисусе, человек, которого она приказала убить, мстил ей из могилы. Значит, она недостаточно хорошо заметала следы. «Это всего лишь пробный шар, — сказала она себе. — Герцог блефует. Он не знает, что я ищу, иначе сам стал бы охотиться за Талисманом, не ставя меня в известность». Колоссальным усилием воли девушка взяла себя в руки и улыбнулась Норфолку самой холодной и дипломатической из своих улыбок.

— Ваша светлость — очень могущественный человек, а я, как правило, не имею привычки ссориться с герцогами.

Но он действительно пользовался таким влиянием, что запросто мог обвинить принцессу в организации покушения на короля, сфабриковать и подбросить необходимые улики, а потом и казнить ее. Очевидно, он разочаровался в своем французском госте и решил взяться за нее. Он способен на все… если только она благоразумно не укроется под крылышком красного дракона, кардинала Уолси, и не уведомит последнего о намерениях Норфолка. В конце концов, именно кардинал правит Англией.

— Чем я могу быть полезна вашей светлости?

В голосе герцога прозвучало неприкрытое удивление.

— Вы — очень необычная молодая женщина. Я ожидал слез, упреков, уверений в своей невиновности. — Он сделал паузу, явно размышляя, как же теперь поступить. — Если бы мой сын уже не был женат на дочери Бэкингема… или будь я сам моложе… Мы еще поговорим с вами. Очень скоро. Позвольте пожелать вам всего хорошего, миледи. — Поднявшись с места, он удалился.

— Чего он хотел? — поинтересовалась Мэри, но вновь отвлеклась, поскольку Саффолк с королем вновь скрестили копья.

Рене откинулась на спинку кресла. Сейчас ей оставалось только ждать… и оставаться в тени.

Под бурные аплодисменты трибун король Генрих все–таки опрокинул Саффолка в третьей схватке, подтвердив свою репутацию лучшего рыцаря королевства. Оба с юмором отнеслись к недавней жестокой стычке, дружески подшучивая друг над другом. После победы над Саффолком король принялся методично расправляться с остальными соперниками. Со всеми, кроме одного. Перекрывая шум трибун, герольд прокричал a haute voix^[62]:

— Для последней схватки его христианнейшее величество Генрих Тюдор, король Англии и Франции, защитник веры и отечества, повелитель Ирландии, вызывает мастера Майкла Деверо на поединок а 1а guerre!

Рене увидела, как Майкл выскочил из палатки Стэнли. На лице юноши читалась суровая обреченность. Сев на коней и приняв копья из рук оруженосцев, оба одновременно подъехали к ее величеству и церемонно поклонились ей. Королева Екатерина встала и подошла к перилам с любезной улыбкой на губах.

— Мой любимый супруг, да благословит и хранит вас Господь! — Она привязала свою ленточку к древку его копья. — Мастер Деверо, вы изрядно удивили нас и доставили удовольствие чередой своих блестящих побед. За то, что вы нанесли поражение прошлогоднему победителю турнира, мы награждаем вас призом. — И королева повесила Майклу на копье золотой браслет, инкрустированный прозрачным синим хрусталем.

Толпа, с нетерпением ожидавшая начала схватки, бурными аплодисментами встретила благородный жест королевы. Майкл вежливо поблагодарил Екатерину и медленно двинулся вдоль галереи.

— Миледи Рене! — Майкл одарил принцессу ослепительной улыбкой.

Рене ощутила, как в груди у нее стало горячо, и ледяная лапа, стиснувшая ее сердце после визита Норфолка, вдруг растаяла. Благодарно улыбнувшись молодому человеку, она подошла к перилам и приняла его подарок.

— Вы оказываете мне честь. Я буду счастлива носить ваш приз. Благодарю вас.

Зрители восторженно захлопали в ладоши, когда принцесса застегнула браслет на запястье. Рев фанфар призвал соперников занять свои места у стартовой линии. Все присутствующие вскочили на ноги, дружно скандируя:

— Да здравствует король! Да благословит его Господь!

Майкл остановился на отведенном ему месте и стал ждать, пока король проделает то же самое. Платок опустился. Соперники, подобно разъяренным львам, помчались навстречу друг другу по арене, один — сверкающий серебром, другой — весь в черном. Зрители, затаив дыхание, смотрели, как король готовится поразить своего бесстрашного защитника.

У Рене остановилось сердце, когда соперники столкнулись с лязгом и грохотом. Во все стороны полетели щепки сломанных копий. Толпа дружно охнула.

Майкл рухнул на землю. Зазубренное острие королевского копья пробило ему нагрудную пластину и вошло прямо в сердце.

Над ристалищем повисла оглушительная тишина. И вдруг кто–то закричал:

— Король насмерть поразил своего бесстрашного защитника!

Генрих свирепо дернул головой, ища того, кто осмелился бросить ему в лицо страшное обвинение. Подъехав к неподвижно лежащему на земле Майклу, он поднял забрало шлема и потребовал врача. А вокруг воцарился настоящий бедлам. Публика орала, свистела, топала ногами и кричала во всю глотку:

— Деверо мертв! Да здравствует его величество, король турнира!

К Майклу с носилками кинулись слуги, за которыми шел лекарь. Придворные окружили короля, наперебой поздравляя его с блестящей победой. Трубачи сыграли туш. Арену усеяли лепестки цветов. А Рене, задыхаясь от страха и волнения, проталкивалась сквозь толпу льстецов и подхалимов, суетившихся вокруг Генриха. Сердце девушки готово было выскочить у нее из груди. «Майкл, будь ты проклят! Ты не можешь умереть снова».

Рене увидела, как полог палатки, на которой простер свои крылья свирепый красный орел на черном фоне, откинулся в сторону, и оттуда, как ужаленные, вылетели Пиппин и Конн, а вслед им несся грозный рык:

— Не пускайте внутрь никого!

«Господи милосердный, слава Тебе! Он жив!» Всхлипывая от облегчения и бормоча «Аве Мария», она подбежала ко входу в палатку.

Но путь ей преградила чья–то рука.

— Прошу прощения, миледи. Внутрь никому нельзя. Таков приказ хозяина.

— Святые угодники! Да что с ним такое? Пропустите меня, Пиппин. Я сама поговорю с ним.

На камердинера больно было смотреть. На лице его отразились мучительные сомнения.

— Но он приказал…

— Чума и мор на его приказы! — Рене ловко проскользнула мимо него, откинув полотняный полог.

В палатке Майкла царили полумрак и прохлада. Он сидел, привалившись боком к большому сундуку. Вокруг валялись черные доспехи. Она видела его в профиль; слипшиеся от пота и крови волосы облепили лицо, а из раны на груди, чуть повыше сердца, толчками била темная кровь — зрелище поистине жуткое! Зазубренный наконечник королевского копья валялся рядом — очевидно, Майкл вырвал его и отшвырнул в сторону. Левая рука безжизненно лежала у него на коленях, а правую он перебросил через открытую крышку сундука. Он застонал и негромко выругался, потому что запустить ее в ларец у него не получалось. Силы быстро покидали юношу, он ослаб уже настолько, что даже не мог приподняться. Внезапно он оцепенел; потянув носом воздух, Майкл резко развернулся к девушке.

— Уходите прочь! Оставьте меня одного!

Его гневный возглас заставил Рене замереть на месте.

— Майкл, вы тяжело ранены. Вашу рану нужно обработать и перевязать. Но сначала ее необходимо осмотреть. Вы можете умереть от потери крови, если ее вовремя не зашить. Пожалуйста, позвольте мне послать Пиппина за лекарем…

— Уходите немедленно! — прорычал он, уткнувшись лицом в открытую крышку. — Не подходите ко мне!

— Боже мой, Майкл, если вы не хотите видеть врача, то позвольте хотя бы мне помочь вам! — взмолилась принцесса. Его поведение пугало девушку. Она никак не могла понять, в чем тут дело. Но и сдаваться Рене тоже не желала. Она неуверенно шагнула к нему. — Нужно как можно сильнее зажать рану, чтобы остановить кровь…

— Чума на вашу голову, Рене, не подходите ко мне! — хрипло прокаркал он и с новыми силами принялся искать что–то в сундуке. Но все усилия юноши оказались напрасными. Переживая из–за него и желая помочь, девушка подошла к нему вплотную. Майкл съежишься, как испуганный котенок. — Нет! Уходите! Прошу вас…

Рене растерялась окончательно.

— Господи милосердный, почему вы не смотрите на меня? Скажите хотя бы, что вы ищете в сундуке. Я помогу вам найти это.

Внезапно резкие судороги сотрясли его тело. Прошло несколько мгновений.

— Стеклянный флакон… — наконец выдавил он.

Рене склонилась над сундуком, в котором лежало рыцарское снаряжение для турнира.

— Не вижу…

— В кожаной сумке! — выдохнул Майкл, пытаясь усилием воли сдержать судороги.

— Ага, есть! — Рене вынула флакон из сумки и присела рядом с ним на корточки. — Вот, возьмите.

Окровавленные пальцы стиснули пузырек, но он по–прежнему старательно отворачивался от нее.

— А теперь оставьте меня. Уходите!

От волнения у Рене перехватил горло.

— Я не могу оставить вас в таком состоянии.

Она протянула к нему дрожащую руку. Майкл с проклятиями отпрянул. Запрокинув голову, он поднес флакон ко рту и одним глотком опустошил его. Адамово яблоко у него на шее судорожно дернулось; коричневая бутылочка опустела. Испустив стон невероятного облегчения, больше похожий на всхлип, он повалился навзничь на ковер, и флакон выкатился у него из пальцев.

— Майкл, — прошептала Рене, опускаясь рядом с ним на колени.

Она перевела взгляд на его рану, и слова замерли у нее на губах.

Глухо вскрикнув от ужаса, она попятилась от него на четвереньках, не в силах подняться на ноги. Девушка зажала рот обеими руками, чтобы подавить рвотные позывы. На ее глазах края страшной зияющей раны сближались, срастаясь; кровь перестала течь, и вскоре на груди у него не осталось и следа от отвратительной дыры. Майкл смотрел на нее с невыразимой печалью, и от этого ей стало еще страшнее. В глазах у юноши появился живой блеск серебра, они засверкали, подобно лунным камням, и от них исходила сверхъестественная, какая–то гипнотическая сила.

— Я же просил вас уйти.

Господи Всемогущий! Рене едва не упала, торопясь выскочить наружу. Оказавшись на свежем воздухе, она судорожно вздохнула. У него появились клыки! Острые и белые, как у волка…

Рене всхлипнула и вновь прижала руки ко рту.

Майкл оказался вампиром.

Он оказался вампиром, оборотнем, которого силы ада отправили ко двору Генриха VIII, чтобы выкрасть Талисман!

ГЛАВА СЕМНАДЦАТАЯ

Именно голос сердца делает мужчину красноречивым.

Марк Фабий Квинтилиан. Наставления оратору

— Уолси! Входите же, входите! Какие известия вы принесли нам, милорд–канцлер? Как поживают мои лорды и рыцари?

Один из пажей короля, юноша по имени Болейн, ввел кардинала Уолси в гардеробную залу. Навстречу им важно прошествовал цирюльник Пенни. Отвесив церемонный поклон, кардинал приблизился к своему молодому господину. Король Генрих стоял посреди залы, умытый, чисто выбритый и благоухающий цветочной водой: Вокруг него суетилась четверка джентльменов, обряжая его в церемониальный наряд магистра ордена Подвязки по случаю предстоящих вечером торжеств: службы в часовне и последующего пира.

— Если мне будет позволено, должен заметить, что среди тысяч принцев христианского мира король Англии выделяется ростом, умом и несомненным величием.

Весьма довольный комплиментом, Генрих оценивающе взглянул на собственное отражение в высоком зеркале, которое держал пятый слуга.

— Ваше величество будет счастлив узнать, что кости лорда Стэнли целы и что, по его собственным словам, нынче вечером на балу он будет скакать как кузнечик. Сэр Уильям Комптон, — кардинал послушно умолк, когда король приказал слугам принести ему знаменитую подвязку, — просит разрешения надеть черную ленту, дабы прикрыть свой отекший и подбитый глаз.

«Достойный подарок от Майкла Деверо», — ухмыльнулся про себя Уолси.

— Разрешаю! — Генрих улыбнулся. — У нас будет сразу два пирата, Брайан и Комптон. Это придаст моему двору некую тень зловещей угрозы и удальства, которой нет и не будет у Франциска.

Король оперся о плечи двух согнувшихся в поклоне слуг, а третий приподнял его ногу и водрузил ее на табуретку. Четвертый же камердинер украсил венценосную икру голубой лентой с золотыми пряжками, на которой цветками розы был вышит знаменитый девиз: «Да будет проклято трусливое и жадное сердце».

Легенд, повествовавших о возникновении сего афоризма, среди придворных ходило великое множество. Одни утверждали, что его изрек лично король Эдвард III, когда придворные принялись смеяться над его любовницей, графиней Сэйлсбери, потерявшей подвязку во время танца. Якобы король поднял ленту с пола и повязал ее себе на ногу со словами «Honi Sait Qui Maly Pense»^[63]. Другие же настаивали, что девиз этот король Эдвард позаимствовал из бессмертной поэмы «Сэр Гавейн и Зеленый рыцарь»^[64] или же из преданий о похождениях короля Ричарда Львиное Сердце, которому явился святой великомученик Георгий и велел его рыцарям в Святой Земле повязать на ноги такие ленты, что позволило им одержать множество славных побед. Сам же Уолси считал, что девиз содержал притязания на французский трон, для завоевания которого и был изначально создан орден Подвязки.

— Бэкингем, — продолжал докладывать кардинал, — все еще страдает от ран, полученных во время падения с коня, что может помешать его светлости присутствовать на торжественной церемонии. Мне говорили, что у него болит все тело, особенно сзади. Герцога терзает ужасная мигрень, на лбу у него красуется огромный лиловый синяк размером с яблоко, и каждый вдох дается ему с величайшим трудом.

В глазах Генриха блеснул злорадный огонек, показывая, что даже христианнейшему королю не чужды простые человеческие чувства.

— Держу пари, он рвет и мечет, не находя себе места.

Кардинал согласно кивнул, сопроводив этот жест притворным вздохом.

— Все–таки он получил страшный удар в голову, ваше величество.

— Перестаньте, Уолси. Уж мы–то с вами знаем, что он — желчный, хвастливый и высокомерный ублюдок, что делает его исключительно неприятным компаньоном и собеседником. Быть может, это послужит ему примерным уроком на будущее и научит смирению. — Король посерьезнел и нахмурился. — А что с нашим бесстрашным защитником, мастером Деверо? Как его здоровье?

— Да, я как раз подхожу к этому. Мне приятно сообщить вашему величеству, что благодаря милости Господа мастер Деверо выжил после вашего удара копьем, сир. Его спасла толстая войлочная прокладка, которую он подложил себе под кирасу. Его рана, как мне доложили, в сущности, всего лишь царапина, и вскоре от нее не останется и следа.

— Славный малый! — Король расплылся в довольной улыбке. — Позаботьтесь, чтобы мой народ узнал о том, что мастер Деверо цел и невредим. Пусть никто не смеет утверждать, что король Англии платит своим верным соратникам смертью за их доблесть.

— Я уже предпринял кое–какие шаги в этом направлении, ваше величество. Во время проведения торжеств на городских площадях герольды объявят вас, сир, победителем турнира и первым рыцарем королевства, а выздоравливающего мастера Деверо, бесстрашного защитника короля, — вице–чемпионом, занявшим второе место. Однако же, если мне будет позволено высказать свое мнение…

— Да? — нетерпеливо перебил его король.

— Я подумал… быть может, мастер Деверо заслуживает награды за то, что беззаветно защищал жизнь вашего величества… Я беседовал с ним на следующее утро после прискорбного инцидента и поверил всему, что он мне сообщил. Я убежден, что окончательные выводы граф–маршала и капитана Марни совпадут с моими. Мастер Деверо, переусердствовав с горячительными напитками за ужином и не зная переходов великолепного дворца вашего величества, случайно оказался прямо на пути зловещего убийцы. Разумеется, я не одобряю излишеств в питье. Однако же я останусь вечно благодарным ему за то, что даже в своем непотребном состоянии он, не раздумывая, грудью встал на защиту вашего величества. Словом, я аплодирую его мужеству.

— Я тоже, — заметил король.

— Как и все, кто любит вас, ваше величество. Вот почему я осмеливаюсь заметить, что мастер Деверо заслуживает награды. Воздав ему почести, вы, сир, возвысите идеи верности, благодарности, мужества, подлинного рыцарства и подчеркнете искреннюю привязанность народа своему щедрому сюзерену. Возвысив одного бесстрашного защитника, ваше величество породит целую их нацию. И впредь ни один чужеземный убийца не только не найдет убежища на нашей земле, но и не будет знать покоя, потому что на него ополчится весь народ, от мала до велика. И тогда мы сумеем разрушить любые поползновения наших врагов.

— Давайте пройдемся немного, Уолси. Составьте мне компанию. — Собеседники перешли в личный кабинет короля. Генрих щелкнул пальцами, приказывая подать вина, и остановился у створчатого окна, выходящего на Темзу, где их не могли слышать слуги. — В ваших речах я нахожу достойную внимания логику и целесообразность. Ваше предложение мне нравится. Какого рода награду вы имеете в виду?

— Рыцарские шпоры, ваше величество. Это всего лишь почетный титул, благородный и широкий жест, который не требует присовокупления к нему феодальных владений. Мастер Деверо и так должен унаследовать титул и земли своего благородного покровителя, а вовремя нашей дружеской беседы он заверил меня — я привожу его собственные слова, — что его величайшее устремление состоит в том, чтобы служить своему королю и лорду в Ирландии.

— Рыцарские шпоры без рыцарского замка. И вы полагаете, что этого достаточно, дабы вселить вдохновение в целое королевство? Уж кому–кому, а вам–то должно быть известно, что большинство людей рассчитывают получить кошель с золотом в качестве награды за верную службу.

— Да, я понимаю, что имеет в виду ваше величество. В таком случае, пусть это будет титул кавалера ордена Подвязки.

— Но количество членов не может превышать двадцать четыре человека.

— В этом году вашему величеству предстоит заполнить две вакансии, образовавшиеся вследствие безвременной кончины графа Шрусбери, а также герцога Джулиано де Медичи. Одна из этих вакансий была обещана in potentia^[65] сэру Уолтеру Деверо, сыну сэра Джона Деверо, барона Ферреса и Чартли.

— И каковы же ваши рекомендации на сей счет?

— Я советую отказать ему в этом звании, поскольку, как вам известно, недавно сэр Уолтер запятнал свое имя неподобающим поведением.

Король в задумчивости потер подбородок.

— Они — сводные братья…

— Вот именно. — Кардинал выждал несколько мгновений, позволяя королю свыкнуться с этой мыслью, а потом негромко продолжал: — Ваше величество, на следующую ночь после трагического происшествия я взял на себя смелость произвести расследование состояния дел Майкла Деверо. Мне удалось выяснить, что путем официального голосования в парламенте венценосный отец вашего величества, да упокоит Господь его душу, назначил мастера Майкла Деверо законным наследником графа Тайрона. По моему мнению, сир, обеспечив передачу своего титула Майклу Деверо, лорд Тайрон продемонстрировал не только свою любовь к этому юноше, но и веру в него.

— Да, он — достойный соратник.

— Полагаю, ваше величество не сомневается в том, что из двух братьев Деверо Майкл — более подходящая кандидатура для того, чтобы стать кавалером ордена Подвязки.

— Вы желаете даровать ему этот титул, и я, признаться, тоже. Но существует положение, в соответствии с которым каждый кавалер ордена должен быть рыцарем.

— Я внимательно изучил это требование и выяснил, что самые первые кавалеры ордена стали рыцарями в том же году, в котором им был пожалован орден. В уставе именно этот аспект почему–то обойден вниманием. Полагаю, что это сделано намеренно, дабы оставить его на усмотрение магистра.

— Согласен! — Король Генрих отвернулся от зеркала. — Очень хорошо. Сначала я сделаю его рыцарем, а потом и рыцарем–сподвижником на торжественной церемонии вместе… Кто там второй номинант?

— Томас Дакр, третий барон Дакр.

— Позаботьтесь обо всем, Уолси. — Король улыбнулся. — Чем больше я думаю о вашем предложении, тем больше оно мне нравится. Как обычно, вы дали своему сюзерену взвешенный и здравый совет.

Кардинал поклонился.

— Я всегда остаюсь преданным и покорным слугой вашего величества.

— Ты знала! — Не веря своим ушам, Рене в гневе уставилась на старую камеристку, сидевшую на низком стульчике. Она что–то шила, и иголка так и мелькала в ее руках. — Майкл — вампир! Господи, спаси и помилуй!

Оглушенная и растерянная, принцесса металась по комнате, как разъяренная тигрица. Когда кардинал Медичи заговорил с ней о гончих псах преисподней, она не поверила ему. Во всяком случае, не до конца. Он говорил, что их истребили, что они вымерли, но никто не знает этого наверняка. Тогда она отнеслась к его словам с изрядной долей скептицизма, хотя и приняла их к сведению. По ее мнению, церковь распространяла эти басни, дабы вселить страх в королей и простолюдинов, подчинить их своей воле и управлять ими. Тот, в чьих руках окажется древний Талисман, обретет абсолютную власть над всеми странами и народами, что объясняло колоссальные усилия, которые кардинал Медичи прикладывал к тому, чтобы завладеть им. Но Рене видела и ужас в глазах опьяневшего кардинала, когда слушала леденящие душу истории о посланцах ада, их ненасытной кровожадности и бесконечной череде убийств. Его страх стал и ее страхом.

И вот теперь она знала наверняка. Святые угодники! Ну почему именно Майкл оказался тем тайным вором, которого дьявол прислал в этот мир, чтобы украсть Талисман?

— Как ты могла утаить от меня эти сведения, когда они имеют прямое отношение к порученной мне миссии, не говоря уже о моей жизни и здоровье? Я видела у него клыки! — Голос девушки дрогнул.

— Я видела эти дьявольские, сверкающие расплавленным серебром глаза, глядевшие мне прямо в душу… Чтоб он вечно горел в аду!

Адель, склонив голову к плечу, с любопытством взглянула на принцессу.

— Вы испугались или разозлились?

— Я разозлилась! И испугалась, конечно. Он же вампир! — Девушка застонала. — Он пьет кровь живых существ. — Рене вновь принялась расхаживать перед камином. — Но он ест, пьет, купается в солнечных лучах…

— Да, то, что на него не действуют солнечные лучи, сбивает меня с толку. Вампиры не выносят солнечного света. А его способность есть и пить свидетельствует лишь о том, что он стал вампиром совсем недавно, — заявила Адель, чем повергла Рене в шок: принцесса и не подозревала, что ее камеристка обладает столь глубокими познаниями о созданиях Тьмы.

Девушка оцепенела, не в силах пошевелиться.

— Откуда ты все это знаешь?

— Это у нас семейное, передается от матери к дочери, — созналась Адель. — Моя мать была знахаркой, как и моя бабушка, и прабабушка, и все родственники по материнской линии вплоть до самой баронессы Аделаиды, в честь которой меня и назвали. В юности у нее был возлюбленный, которого звали Эмилиано. Он был молодым графом, контом, так правильнее. Их роман закончился, и он уехал. А когда через тридцать лет вернулся обратно, то застал баронессу уже на смертном одре. При этом сам он оставался таким же молодым и красивым, как в юности. Он рассказал ей о себе всю правду и предложил ей дар бессмертия. Но баронесса Аделаида отказалась, заявив, что устала от жизни. «Если бы он признался мне во всем, когда я была еще молодой и красивой… — говорила она. — А теперь уже слишком поздно».

— Как ты сумела узнать, что он — создание Тьмы?

— Он пьет кровь, и от него пахнет ею.

Рене растерялась.

— А мне его запах показался очень приятным.

— От него пахнет ягодным вином и еще, едва заметно, мускусом, верно? — улыбнулась Адель, и в ее проницательных глазах отразились отблески пламени в камине. Рене кивнула. Она опустилась на стул рядом со своей нянькой и оперлась подбородком о скрещенные руки. — Головокружительный аромат, не так ли? Это все от крови, которую он пьет. Но не казните себя, дитя мое. — Адель ласково погладила принцессу по голове. В глазах няньки Рене разглядела заботу, а еще уверенность в ее силах и возможностях. — Вампиры — порождения дьявола, перед ними невозможно устоять. Они сильны и искусны в любви, но страсть их смертельна.

По спине девушки пробежал предательский холодок.

— Искусны в любви… Господи, спаси и помилуй!

— Они обаятельны, живут на строго определенной территории и обладают развитым чувством собственности. Эти качества необходимы им, чтобы выжить. Будьте осторожны. Этот вампир очень силен — на него не действует солнечный свет! — и он отчаянно домогается вас. Подумайте хорошенько, как воспользоваться сложившимися обстоятельствами.

— Не думаю, что он совершенно неуязвим для солнечных лучей. Он буквально обливался потом в своей черной броне, тогда как все остальные расхаживали в серебристых доспехах. Ну конечно! Он же не выносит серебро!

— И огонь, как все вампиры. Помните, как блестело от пота его тело, когда он приходил сюда?

— В таком случае, он, должно быть, намеренно проиграл королю. А ведь среди прочих он вышиб из седла и лорда Стэнли.

— Вампир принимает участие в рыцарском турнире… У них нет ни единого шанса победить его. Достаньте мне одну из его бутылочек.

— Уверена, что он их хорошо прячет. В его сумке лежали два флакона, один — пустой, другой — полный. Он осушил его одним глотком, как закоренелый пьяница. А ведь он испытывал страшные муки, пока искал бутылочку в сундуке, когда мог просто… — Голос у принцессы сорвался, и она умолкла, не закончив свою мысль.

— Вонзить клыки вам в вену и выпить вашу кровь… Почему, как вы думаете, он не сделал этого?

Рене вскочила на ноги и заметалась по комнате, прижав руки к груди.

— Ох, Адель? Как же мне поступить с ним? Должна ли я передать его deletoris? — Если она отдаст Майкла сержанту Франческо, его попросту убьют. А Рене не хотела, чтобы Майкл погиб.

— Вам следует решить, что лучше. Ведь вас не зря назначили главой этой миссии.

Рене как никогда остро ощущала свою беспомощность. Она разрывалась между симпатией и страхом. Вместо того чтобы выгнать ее из палатки силой, Майкл предпочел доверить ей свою ужасную тайну. Он не стал пить ее кровь по причинам, которые оставались для нее загадочными. Хотя в сердце ее все равно поселился ужас.

Члены высшего и самого почитаемого рыцарского ордена в Англии ipso facto^[66] считались наиболее выдающимися людьми королевства, учитывая, что в их число входили император Священной Римской империи и эрцгерцог Австрии. Кроме того, кавалерами ордена Подвязки были: герцоги Бэкингем, Норфолк и Саффолк вместе со своими наследниками; маркиз Дорсет; графы Нортумберленд, Вустер, Эссекс, Кент, Уилтшир, Шрусбери и Тайрон; далее шли целых шесть баронов, включая Стэнли.

И вот теперь в их прославленные ряды вступал и Майкл.

Надев официальный наряд своего лорда, который тот вручил ему специально для торжеств по случаю годовщины создания ордена, Майкл преклонил колени перед королем Англии в большой тронной зале, где собрался весь двор. С минуты на минуту его должны были сделать сначала рыцарем, а потом и кавалером благороднейшего ордена Подвязки. После завершения торжественной церемонии рыцари–сподвижники последуют за магистром и прочими офицерами ордена — прелатом, канцлером, архивариусом, старшим герольдмейстером Подвязки и церемониймейстером — пешей процессией, в которую не допускаются прочие придворные, вынужденные держаться на почтительном расстоянии, в церковь миноритов–францисканцев в Гринвиче, где кардинал Йорк проведет торжественную службу Подвязки.

Провозвестником его неслыханной удачи стал не кто иной, как сам кардинал Уолси, нанесший молодому человеку второй визит. Майклу было недвусмысленно заявлено: поскольку своим возвышением он обязан исключительно кардиналу, то и падение его будет проистекать из того же самого источника. Фортуна, как известно, дама переменчивая и похожа на стекло: оно сверкает мириадами огней, но и разлетается вдребезги на тысячу осколков. Вот так и вышло, что Майкл стал креатурой кардинала, причем у него возникло не слишком приятное ощущение, будто он только что продал душу дьяволу.

Сэр Нэд Пойнингс, гофмейстер, занимал должность старшего герольдмейстера ордена. Он и поспешил первым поздравить Майкла, когда тот переступил порог оружейной комнаты, чрезвычайно взволнованный полученными известиями. Сэр Нэд высказал сожаление, что из–за нехватки времени он не может пожаловать Майклу геральдический знак отличия, которым молодой человек мог бы похвастаться уже на службе в часовне и в присутственной зале во время пиршества. Майкл рассыпался перед стариком в благодарностях, сочтя его промашку вполне извинительной, и крепко пожал его дряблую руку.

— Вы должны опуститься на колени перед королем и преклонить голову, когда его величество начнет перечислять ваши подвиги и достоинства, благодаря которым вы и заслужили рыцарские шпоры, после чего пожалует вам звание рыцаря, — наставлял Майкла сэр Нэд. — Вы принесете клятву верности королю и стране. После этого все мы с должной торжественностью проследуем в часовню, где вас попросят провести службу Benedicto Novi Militis^[67]. Не хмурьтесь, мой мальчик. Это же ваш счастливый час! Я все время буду с вами рядом и подскажу, если что.

«О да, конечно, я буду счастлив», — подумал Майкл, но тут же навострил уши:

— А что еще за служба?

Сэр Нэд коротко рассмеялся при виде его мгновенного испуга.

— Успокойтесь, мой дорогой мальчик. Я дам вам брошюру в помощь.

Юноша вздохнул с облегчением.

Кардинал Уолси окропил Майкла святой водой, читая подходящие случаю благословения по латыни.

Король Генрих легонько ударил Майкла по плечу церемониальным мечом и торжественно изрек:

— Встаньте, сэр Майкл Деверо!

Придворные захлопали в ладоши, Стэнли и Саффолк — с большим жаром, чем остальные. Майкл повернулся лицом к собравшимся и отвесил им поклон. Взглядом он нашел Рене, стоявшую рядом с его светлостью герцогом Саффолком. Девушка не отвела глаз, но лицо ее оставалось бесстрастным и бледным. Она явно боялась его.

Певцы и музыканты, игравшие на лютнях, флейтах и органе, переодетые мифическими обитателями леса, приветствовали возвращающихся рыцарей и придворных на аллее у церкви, после чего повели их на церемониальный ужин. Присутственная зала волшебным образом превратилась в летний сад. Покрытые шпалерами стены были увиты распустившимися розами, воздух благоухал ладаном и миррой, а в изысканной золотой посуде отражался приглушенный блеск тысяч свечей, мерцавших в светильниках, украшенных венками и гирляндами.

Магистр–сюзерен, офицеры и рыцари–сподвижники расселись по своим местам на возвышении. За столом напротив устроились королева Екатерина, ее дамы, супруги рыцарей и французская принцесса. Подпираемый с обеих сторон Стэнли и Саффолком, самыми ярыми своими сторонниками, и сидя через семь кресел от короля, Майкл разглядывал женщину, упорно избегавшую его взгляда.

Почему же он позволил ей узнать о своей страшной болезни? Если он рассчитывал на интимность, порожденную необходимостью, и доверие, основанное на скрытности, то, следовало признать, он допустил непоправимую ошибку, поскольку, приняв ее помощь, дал ей возможность уничтожить себя одним словом. Копье, едва не поразившее его в самое сердце, — он специально ослабил ремни левого нагрудника, чтобы король не промахнулся, гарантировав тем самым Генриху победу, — должно быть, поразило заодно и его мозги. Близость, духовную или физическую, невозможно навязать силой.

С трудом отведя взгляд от лица принцессы, Майкл стал прислушиваться к разговору Норфолка и Дадли, «старой гвардии» ордена. В лучшие свои годы они считались выдающимися полководцами, а сейчас брюзжали о том, что ряды славного рыцарства порочит и загрязняет недостойная и невоспитанная молодежь, которая, дескать, вымаливает себе доступ в мир настоящих мужчин дешевыми подвигами и льстивыми речами. Им вторил Бэкингем, яростно обличавший скорое восхождение к славе всяких выскочек и ничтожеств. Раздосадованный герцог заявил лорду Эссексу:

— Он готов раздать свои сокровища и должности зеленым мальчишкам, а не благородным дворянам! — У обоих мужчин на лбу красовались отметки от копья Майкла.

— Не обращай на них внимания, дружище, — наклоняясь к плечу Майкла, негромко произнес Саффолк. — То же самое они говорили и обо мне.

Стоило королеве Екатерине покинуть волшебный лес мерцающих светильников, как ночное пиршество, как всегда в подобных случаях, моментально превратилось в оргию, шумную и разгульную. Чувствуя, как бирюзовые глаза следят за каждым ее шагом, Рене решила последовать разумному примеру королевы. Вне всякого сомнения, даже не боящиеся солнца вампиры были и остаются по сути своей ночными хищниками; после заката их силы возрастают стократно, впрочем, как и жажда крови.

— Не уходи! — взмолилась Мэри. — Без тебя здесь будет скучно, а мне не хотелось бы оставлять Чарльза одного в обществе этих развратниц.

Сидевший напротив герцог Саффолк пил и смеялся вместе со Стэнли. Майкл, что было весьма любопытно, куда–то исчез. И вдруг свет, потускнев, стал приглушенным и рассеянным. К столам поспешили слуги, подавая блюда с инжиром, смородиной, изюмом, миндалем и засахаренными сливами, плавающими в бренди.

— М–м, до чего же вкусно, пальчики оближешь! Теперь ты точно должна остаться, Рене. Это уже стало традицией. Мы играем в День всех святых, крещенский сочельник и частенько даже в День святого Георгия, чтобы отметить победу святого над драконом. Кроме того, — Мэри обворожительно улыбнулась, — тот, кто выхватит из бренди больше всех изюминок, в течение года встретит свою настоящую любовь.

— Я уже нашла свою настоящую любовь, — ответила Рене.

— Есть еще одна традиция, — прозвучал у нее над плечом до боли знакомый глубокий голос. — В одной из изюминок спрятана золотая пуговица. Тот, кому попадется «счастливая ягода», может потребовать от любого в этой комнате исполнить свое желание.

Рене оттолкнулась от стола и вскочила на ноги. Глаза ее испуганно расширились. Теперь у нее попросту не хватило бы мужества выйти из комнаты.

Мэри улыбнулась.

— Добрый вечер, сэр Майкл. Да, вы совершенно правы. В каждой чаше есть одна «счастливая ягода».

Едва она успела договорить, как лакей поднес тонкую свечу к чаше, поджигая бренди. В темноте язычки синеватого пламени заплясали над всеми чашами, вызывая странное ощущение нереальности происходящего. Гости запели:

Вот он вдет с пылающей чашей,

Похоже, он намерен собрать обильную жатву.

Огненный! Дракон!

Он многих ужалит своим синим язычком.

Огненный! Дракон!

Потому что он хватает всех, кто тянется

За его любимыми сливами.

Огненный! Дракон!

Собравшиеся захлопали в ладоши и потянулись к чашам. За столами раздались восторженные крики и визг: придворные, обжигаясь, выхватывали цукаты из горящего бренди и совали их в рот. Мэри куда–то упорхнула. Сэр Майкл остался торчать за спиной Рене. Когда же девушка попыталась улизнуть, он обнял ее левой рукой за талию и притянул к себе.

По телу Рене пробежала волна жара, и принцесса почувствовала, что у нее закружилась голова.

— Отпустите меня, — выдохнула она. — Или я закричу.

— Кричите, — легко согласился он, едва не касаясь губами завитка волос у нее на шее.

Рене открыла рот и положила на язык горящую изюминку. Негромко смеясь, Майкл проделал то же самое.

— Вы похожи на демона.

Стараясь проглотить ягоду до того, как та обожжет ей небо, Рене запрокинула голову и взглянула на его губы. Они светились потусторонним сумеречным сиянием, но клыков видно не было. Он закрыл рот, пожирая «огненного дракона». Чувственный соблазн игры не оставил девушку равнодушной. Синие глаза Майкла сверкали; твердая линия его подбородка и губы, находившиеся от нее в опасной близости, будоражили кровь и таили непреодолимое искушение. Но вдруг у Рене по спине пробежал холодок при воспоминании о залитых расплавленным серебром глазах и сверкающих белых клыках. Лед и пламень. Она боялась и хотела его одновременно; и странный и противоестественный союз этих желаний, поселившихся в одном теле, породил дьявольскую и пылкую страсть. Девушка беспокойно зашевелилась в его объятиях. Ей хотелось поскорее избавиться от его общества.

Майкл положил ладонь ей на живот, прижимая спиной к своей груди и не сводя взгляда с пылающей чаши. С быстротой молнии он окунул пальцы в огненный напиток и выхватил оттуда очередную изюминку. Раскусив ягоду ослепительно–белыми зубами, он с улыбкой продемонстрировал девушке золотую пуговицу.

Рене пришла в смятение. Всеведущие и всемогущие, вампиры пользовались заслуженной славой непревзойденных мошенников и обманщиков. Девушка заметила, как сэр Фрэнсис Брайан, столь же удачливый, сорвал поцелуй у хохочущей леди Перси.

— Я требую исполнить мое желание, — шепнул ей на ухо Майкл.

Дрожь сладостного предвкушения пробежала по телу девушки.

— Вам не удастся получить от меня поцелуй.

Майкл хрипло рассмеялся.

— Увы, из опасения лишиться удовольствия поцеловать вас в будущем я должен отклонить ваше… какое это по счету предложение, третье или четвертое? Ой! — Он охнул с деланным испугом, когда она больно ткнула его локтем под ребра. — Какие у вас острые шипы, моя славная роза, но они меня не устрашат. И поцелуем я тоже не удовлетворюсь, раз могу заполучить вас целиком. — Майкл уткнулся носом ей в шею и мягко вдохнул сладковатый аромат девушки. — Благоуханные лепестки, пышные бутоны. — Осмелев до крайности, он провел кончиками пальцев по линии ее губ и едва успел отдернуть руку, чтобы она не укусила ее. — И еще бесподобные шелковые бедра. — Он провел раскрытыми ладонями по плавным изгибам ее фигурки, отчего между ногу Рене стало горячо, а по коже пробежали экстатические мурашки, и она содрогнулась всем телом. — Такой драгоценный приз способен вдохновить меня на новые безумства и сделать мое копье разящим оружием.

— Фи! — Рене мгновенно ощетинилась, заслышав столь вольные речи. — Да вы развратник, сударь!

— Тише, леди, умерьте свой пыл. Неужели вы еще не научились различать, когда я шучу? — Голос его буквально сочился весельем. Майкл властно обхватил ее за талию уже обеими руками, еще сильнее прижимая к себе. — Приз, который я потребую, прост — разговор с глазу на глаз.

До сих пор вампир демонстрировал на удивление хорошие манеры, но теперь, похоже, солнечная погода переходила в бурю.

— Я отказываюсь.

— Не бойтесь меня, мартышка, — прошептал он в кудри, закрывающие ее ушко. — Я совершенно безвреден.

— Б–безвредны? — Не веря свои ушам, Рене повернулась и попыталась заглянуть вампиру в глаза, прикрытые тяжелыми веками, заподозрив, что он насмехается над ней.

— Я не заразен, Рене. Мы ведь с вами стали друзьями, помните? Я был вашим, — юноша печально улыбнулся, — bel ami^[68]. Неужели вы не дадите мне шанс высказаться в свою защиту?

— Petit ami^[69], — коротко бросила принцесса.

— А в чем заключается разница?

— Между этими понятиями такая же разница, как между днем и ночью.

— То, что вы видели, — это крест, который я должен нести совсем смирением. Можно ли мне узнать, чем я оскорбил вас? Я — тот, кто преклоняется перед вами, подобно верному рабу, с тех самых пор, как впервые увидел вас.

Да сохранят ее святые ангелы Господни! Ее разум и тело вступили между собой в страшную братоубийственную войну, в которой любви и плотской чувственности противостояли страх и предрассудки. «Они сильны и искусны в любви, но страсть их смертельна».

Но вдруг что–то заставило девушку поднять глаза. Она увидела окружающие предметы словно сквозь увеличительное стекло. У дальней стены комнаты, полускрытый языками синего пламени, стоял кардинал Уолси и смотрел на них. И в голове у принцессы родился дьявольский план.

Рене склонила голову к плечу и послала Майклу откровенно вызывающий взгляд.

— Или говорите, что вам нужно, или отпустите меня. Мы начинаем привлекать внимание.

Ее неожиданная уступчивость застала Майкла врасплох.

— Могу я предложить перейти в не столь людное место?

Рене накрыла ладонями сильные руки, удерживавшие ее, как в клетке.

— Я бы предпочла… не делать этого.

В голосе Майкла звенели обуревавшие его чувства.

— Вы когда–нибудь встречали человека, к которому испытывали непреодолимое влечение, кого хотели бы постоянно видеть рядом с собой и чьего расположения добивались бы более всего на свете?

Она отрицательно покачала головой, обезоруженная той волной жара, которая исходила от него, медленно обволакивая ее и концентрируясь в нижней части живота.

— А я встречал. Собственно говоря, встретил совсем недавно. Она — проницательная маленькая штучка, упрямая и своевольная до крайности, обладающая острым языком и любопытством, которое, как известно, сгубило кошку. — Он широко улыбнулся, увидев, как глаза девушки полыхнули яростным пламенем. — Я говорил, что у нее пылкий нрав, очаровательные колдовские глаза, острый ум, доброе и щедрое сердце?

Слова Майкла тронули девушку, несмотря на хаос, царивший у нее в душе.

— Продолжайте.

— Сегодня я сделал ошибку. Мой благородный лорд и покровитель учил меня скрывать свои недостатки, выставляя напоказ достоинства, но в мгновение слабости я позволил ей подсмотреть то, что вызвало у нее глубокое отвращение. Она видела мою кровоточащую рану, и она же видела мое исцеление. Она видела, как лицо мое исказилось болезнью.

— Какой болезнью? — Она видела его клыки. Она видела, как глаза его залило расплавленное серебро.

Он приблизил губы к ее уху.

— Английской лихорадкой. Я заболел ею еще до того, как приехал ко двору. Жидкость в стеклянном флаконе — ирландское снадобье, которое называется «драконья кровь». Оно отгоняет пагубные последствия.

Святая Дева Мария, в чем он старается уверить ее? И вдруг девушка сообразила: это же те самые басни, которые вампиры рассказывают неподготовленным смертным, которым не посчастливилось лицезреть их в подлинном обличье.

— Одно ее слово, и меня отправят на костер по обвинению в колдовстве. Сегодня утром она спасла мне жизнь. Но она до сих пор держит ее в своих руках. — Глядя ей в глаза, Майкл поднес ее ладонь к своим теплым губам. — И что она намерена делать?

Рене не растерялась и почти не раздумывала.

— Она не скажет никому ни слова. Ей можно довериться. Она сохранит вашу тайну.

— Она оттолкнет меня с презрением? Возненавидит?

— Нет.

— А сейчас я не вызываю у нее отвращения?

— Нет. — Он должен был казаться ей отвратительным, но она не могла найти в себе и следа подобных чувств. — Вы ей нравитесь.

— Я очень… рад слышать это. — Рене осторожно высвободилась из его объятий и повернулась к Майклу лицом. Она заметила, как к ним со спины подкрадываются Саффолк и Стэнли. — Что касается вашего производства в рыцари, то я очень рада этому и считаю, что вы заслужили подобную высокую честь. Вы намерены вскоре вернуться в Ирландию? — вежливо осведомилась девушка. Его ответ был очевиден.

— Думаю, что задержусь здесь еще на некоторое время.

— Вы… станете добиваться расположения кардинала? Я слышала, что он принял участие в вашем возвышении.

— Признаюсь, что поддержка его высокопреосвященства была бы очень кстати, но сначала я должен все тщательно обдумать.

«Чтобы заслужить его полное доверие, ты должна стать его любовницей», — подсказывала ей интуиция. Мысль привела Рене в ужас и восхитила; она была отталкивающей и привлекательной одновременно. Но она еще не готова! Девушка решила прибегнуть к испытанному средству собственному остроумию.

— Вы умеете побеждать, но еще не знаете, как воспользоваться плодами победы.

— Что вы хотите этим сказать?

Его приятели подошли к ним уже почти вплотную. Рене прошептала:

— Разыграйте козырную карту. Поднимитесь еще выше.

— Выражайтесь яснее, — взмолился Майкл. — Что именно я должен сделать, по–вашему?

— Кинжал герцога, — прошипела принцесса. — Добрый вечер, ваша светлость, лорд Стэнли. — И она присела в реверансе перед джентльменами.

— Милая леди, мы пришли спасти вас из когтей этого новоиспеченного бездельника.

— Откровенно говоря, он был шельмецом и до того, как его титуловали, — поправил герцога Стэнли и возложил свою тяжелую лапищу на плечо Майкла. — Ступайте прочь, сэр рыцарь! Пришло время уступить место другим, более достойным.

— Стыдитесь, сэр рыцарь, вы непозволительно долго злоупотребляли своим положением.

Рене очаровательно улыбнулась друзьям.

— Джентльмены, благодарю вас за героическое спасение. Однако и на мне лежит доля вины за то, что я лишила сэра рыцаря общества его друзей. Позвольте пожелать вам всем доброй ночи.

Еще совсем недавно девушка намеревалась отыскать своего телохранителя и укрыться в спасительном тепле кровати, но теперь она не спешила уходить — ей было интересно, что они скажут о ней. Разумеется, более всего Рене интересовало, как отзовется о ней Майкл.

— Боже, избавь меня от таких друзей, а от врагов я и сам избавлюсь! Леди как раз собиралась подарить мне поцелуй.

Рене презрительно фыркнула. Вампир чуял ее присутствие. Так что его слова явно предназначались для ее ушей.

— Вы бредите, сэр рыцарь. Она стремглав умчалась отсюда, вне себя от радости, что вы оставили ее в покое.

— Если она и сбежала, в чем я сомневаюсь, то ее отпугнуло ваше дыхание огненных драконов. Клянусь честью, вы напрасно лишили прекрасных дам своего общества, упустив возможность обрести на стоящую любовь.

— В ночь, когда вам пожаловали высокое звание рыцаря, грешно оставаться трезвым, — вмешался сэр Брайан. — Мы с Кэри намерены хорошенько повеселиться в «Рогатом олене», что находится в Харте^[70]. Что вы на это скажете?

Рене потеряла интерес к дальнейшему разговору и удалилась. Мысли девушки путались. Решимость ее ослабела. В конце концов, Майкл оставался ее petit ami. Он ей очень нравился. «Разумеется, он нравится тебе, глупышка», — упрекнула она себя. Вампиры созданы для того, чтобы очаровывать. Но ей совершенно необязательно дрожать перед ним от страха. Рене хотелось лечь в постель, укрыться с головой одеялом и как следует выплакаться. Ей придется стать жестокой. У нее не было иного выхода.

ГЛАВА ВОСЕМНАДЦАТАЯ

…чудовище со многими головами.

Квинт Гораций Флакк. Послания

Речной туман, обволакивающий ступени южной пристани под Лондонским мостом^[71], пронизывали мерцающие неясные огоньки, и он пах гниющей рыбой. Мерзкий запах, звуки и само это место вызывали у Майкла нервную дрожь.

— Вот теперь я понимаю, почему это славное местечко называется «рыбный садок», — заметил он, перебираясь с покачивающейся на волнах лодки на пристань.

Стэнли швырнул лодочнику плату за проезд и последовал за Майклом.

— Сточные канавы и допотопные печи. Настоящий пруд для разведения рыбы, причем вонючей рыбы, — презрительно скривив губы, изрек Фрэнсис Брайан.

— Ее подают на стол сырой, ее подают жареной, ее подают вываренной в котле, — продекламировал Вайатт, шестой член их маленькой экспедиции. — Вот почему мы называем ваш «рыбный садок» котлом для варки мяса^[72].

Смеясь, они пробирались сквозь липкий туман к факелу, освещавшему верхнюю площадку лестницы. У подножия моста собралась шумная толпа — здесь были горожане, священники, наемники, подмастерья, мошенники всех мастей, юнцы и шлюхи, запрудившие все подступы ко входу в таверну «Бурый медведь» и винный погребок «Белая лошадь». Люди собрались поглазеть на травлю медведей, а заодно сделать ставки. В толпе сновали дешевые проститутки и карманники, в открытую или исподтишка занимаясь своим ремеслом. Появление Майкла со спутниками, хотя и одетыми в неброские платья, не осталось незамеченным. Из столпотворения выбралась портовая шлюха, причмокнула накрашенными губами и, игриво покачивая бедрами, направилась к Стэнли. Прижавшись к нему всем телом, она произнесла:

— Привет, красавчик. Хочешь, я тебя поцелую?

— Просто так? — насмешливо бросил он.

— За четыре монетки, — небрежно ответила шлюха.

— Ты разбила мне сердце, милочка.

Выразив недовольство по поводу его скупости, она отошла.

Майкл тотчас устремился за нею. Взяв то, что ему требовалось, он вернулся к своим спутникам и швырнул Стэнли украденный у того кошель.

— В следующий раз смотри на загребущие ручонки, а не на соблазнительные груди.

— Клянусь честью! Кошель был спрятан в потайном кармане моего плаща, а я даже ничего не почувствовал!

— И она тоже, — многозначительно заметил Брайан, глядя вслед проститутке, которая поспешно удалялась прочь, чтобы порадоваться добыче, не подозревая о том, что уже лишилась ее. — Очень ловкий фокус. Насколько я помню, акробатические трюки с падением тоже удаются вам весьма недурно.

Взгляды Майкла и Брайана схлестнулись. Юноша понял, что ремарка сэра Фрэнсиса должна была уязвить его. Но тут вмешался Стэнли, с восторгом хлопнувший его по плечу.

— Ты должен научить меня этому фокусу, малыш. Ловкость рук необычайно ценится и при дворе.

Но Брайан не унимался. Пристроившись рядом, он продолжал:

— У меня есть для вас еще одна загадка. Как называется фокусник, которому поразительно не везет в картах, особенно когда он играет с королем?

«Что это он ко мне привязался?» — внутренне вскипел Майкл. Брайан явно напрашивался на хорошую трепку.

— А вы не так просты, как кажетесь, Деверо. Вы блестяще проявили себя сегодня на турнире, ссадив с коней Кэри, Комптона и Стэнли, не говоря уже о прочих, менее выдающихся личностях.

Майкл предпочел не заметить недвусмысленного намека на мошенничество и попросту промолчал, надеясь избежать дальнейшего анализа достоинств и недостатков своего характера. Он уже составил себе мнение о Брайане и нашел того хитроумным, беспринципным и злокозненным скорпионом, который пресмыкается перед королем и регулярно отступается от собственных убеждений, дабы только остаться в фаворе.

— Я рад, что сумел вернуть тебе кошель, Стэнли, но место это… дурное и неприятное. Мне здесь не нравится.

Молодой человек понимал, что рассуждает как провинциал, впервые столкнувшийся с соблазнами большого города, но ничего не мог с собой поделать. Неприязнь и отвращение, которые вызывал в нем Саутворк^[73], становились все острее с каждой минутой.

— Неизбежное зло, — философски заметил Саффолк, нарушив неловкое молчание. — Законы человеческие не в силах победить все зло на земле, а толпа не в состоянии оставаться воздержанной и непорочной.

— Уж кому как не тебе разбираться в подобных вещах, а, Брэндон? — подколол герцога Брайан.

— Следовательно, — продолжал ораторствовать Саффолк, — следует разрешить меньшее зло, дабы избежать большего. Например, разгульного бродяжничества злоумышляющих и похотливых личностей по всему городу.

— Похоже, ты намерен баллотироваться в парламент, — нимало не смутившись, подвел итог Брайан.

Все пространство улицы Хай–стрит и выходящих на нее переулков было занято тавернами, продуктовыми лавками, пивоварнями, постоялыми дворами, гостиницами, купальнями, публичными домами, аренами для боев медведей и быков, соперничающими за территорию с рыбными и бакалейными магазинчиками и пекарнями. Давно перевалило за полночь, и в местных достопримечательностях — тавернах с громкими названиями «Лев», «Антилопа», «Дракон», «Кабанья голова», «Французская лилия», «Скрещенные ключи», «Баржа», «Роза», «Замок», «Колокол и петух» и «Единорог» — кипела жизнь. С верхних этажей деревянных домишек, выстроившихся вдоль улиц Гроупкант–лейн и Мэйденлейн, проститутки обрушивали на головы прохожих бесстыдные предложения, зазывая их подняться наверх. Но в Саутворке процветало не только запретное и вульгарное веселье.

Рыбные пруды и публичные дома располагались бок о бок с печально известной тюрьмой для должников Маршалси и исправительным заведением при королевском суде на площади Ангелов. А раскинувшиеся между ними грязные аллеи и переулки — темные, узкие, заваленные отбросами, в которых рылись крысы и нищие, — кишели попрошайками, бродягами, карманниками, фальшивомонетчика ми, уличными проститутками и грабителями, от незримого присутствия которых по коже у Майкла бегали даже не мурашки, а целый табун сороконожек. Он чувствовал себя здесь неуютно.

А вот его спутники, благородные джентльмены, обитатели дворцов и эпикурейцы, похоже, не испытывали никаких неудобств. Не обращая внимания на сточные канавы, тянувшиеся по центру булыжных мостовых или утоптанных до каменной твердости улочек, они быстро и целеустремленно шагали вперед, держа руки на эфесах мечей, свисавших с перевязей, и задевая ножнами всех попадавшихся на пути пьяных ремесленников. Каждое мгновение они ожидали, что на них могут напасть со спины, ограбить и убить. Несмотря на прохладную погоду, Майкл безошибочно чувствовал исходящий от них запах пота.

Как это ни удивительно, но в сердце Майкла не было страха; глубокое отвращение, которое он испытывал, не оставило места для иных эмоций. Ему хотелось как можно скорее выбраться отсюда. Он готов был шагать и шагать без остановки, чтобы оказаться на берегу глубокого синего озера, вокруг которого раскинулись зеленые холмы и дубравы Ирландии, а потом окунуться в его прозрачные воды и смыть с себя звуки и запахи Саутворка, стереть воспоминания о нем из своей памяти и вновь стать чистым как младенец.

— Брайан, негодник этакий, где тебя носило столько времени? — Брюнетка лет тридцати с небольшим, обильный слой румян на лице которой резко контрастировал с крайней скудостью ее одеяния, с живописно растрепанными немытыми волосами, перевязанными разноцветными лентами, и блестящими клипсами в ушах вышла из таверны «Рогатый олень», поправила и без того глубокий вырез платья, опуская его еще ниже, уперла руки в бока и призывно качнула некогда роскошными полными бедрами.

— Марджери, моя прелесть! — Брайан обхватил ее за талию одной рукой, другой похлопал по заднице, с воодушевлением обозревая выставленные ею напоказ и на три четверти обнажившиеся груди. — Старушка, да ты только хорошеешь с каждым днем. Кстати, и пахнет от тебя намного лучше, чем в прошлый раз.

— Ох, не напоминай мне об этом! — Женщина уперлась ему в грудь обеими руками, стараясь освободиться, и веселости у нее явно поубавилось.

С особым жестоким наслаждением Брайан крепко прижал ее спиной к себе, лишив возможности сопротивляться, отчего смазливая женщина превратилась во взъерошенную шипящую кошку.

Майкл от негодования стиснул зубы, и его реакция не осталась незамеченной.

— Деверо, знакомьтесь — Марджери Курсон, самая дерзкая, нахальная, неуступчивая и неисправимая содержательница притона во всем Лондоне! Ей обвинили в тройном грехе: прелюбодеянии, сводничестве и проституции. В качестве же наказания… — Смеясь, он толкнул ее в объятия Майкла. — Впрочем, расскажи ему обо всем сама, вишенка!

Майкл успел подхватить женщину под локоть, и она ткнулась ему лицом в грудь. Выпрямившись, она взглянула ему в лицо, и он успел заметить в ее глазах циничную усмешку, свидетельствующую о том, что ее гордый и буйный нрав жизнь так и не сломила, хотя и неоднократно пыталась это сделать. Прожитые в трущобах годы закалили ее, но не до конца иссушили ее душу, хотя она, вне всякого сомнения, успела многое повидать на своем веку. Молодой человек почувствовал, как шаловливая рука скользнула ему под камзол, нащупывая его копье.

— Не стоит, милочка, — мягко пробормотал он, стискивая ей запястье.

Нечленораздельным бормотанием выразив свое недовольство, она свободной рукой потянулась к его ладони, чтобы освободиться, как вдруг замерла, глядя на татуировку у него на внутренней стороне запястья. Глаза проститутки превратились в узенькие щелочки:

— А ведь я тебя знаю, синеглазый красавчик.

— Вряд ли, разве что тебе доводилось бывать в Ирландии. — Майкл разжал пальцы, и женщина, не ожидавшая этого, отпрянула от него, едва устояв на ногах.

— Расскажи ему о суде и покаянии, Марджери! — потешался Брайан, которому эта стычка доставила несказанное удовольствие.

Сдавленно фыркнув, Марджери обошла Майкла кругом, внимательно рассматривая юношу.

— По первому обвинению респектабельную леди, какой я была тогда и каковой остаюсь сейчас, забрали из тюрьмы, нарядили в полосатый капор^[74] и с белой палочкой в руках отправили в Олдгейт^[75], где приковали к позорному столбу и зачитали обвинение. Потом, в сопровождении глашатаев, словно королеву, меня провезли по всему Чипсайду^[76] и Ньюгейту в Коккеслейн2, чтобы выставить на публичное осмеяние.

— Расскажи ему, что ты еще натворила, — потребовал Брайан.

— Что до моего второго обвинения, — продолжила свой рассказ Марджери, и в голосе ее появились визгливые нотки, — то меня высекли хлыстом на церковном дворе, добавили еще на рыночной площади, остригли волосы, вновь пригвоздили к позорному столбу, посадили в тюрьму, а потом выгнали из Лондона через городские ворота. В третий раз, — она улыбнулась Брайану, готовясь нанести сокрушительный удар, — дело кончилось отлучением от нашей матери–церкви!

Марджери и Брайан дружно расхохотались, как если бы она рассказала смешной анекдот.

— Ну, естественно, — с довольной улыбкой заключил Брайан, — своим успехом, да и вообще тем, что она еще жива, Марджери обязана мне.

«Ага, так вот ради чего был разыгран этот дешевый спектакль, — понял Майкл, — чтобы напомнить мистрис Курсон, кто является ее господином и повелителем и что она должна ему за защиту». «Рыбный садок» считался навозной кучей города, где лорды, церковники, купцы, дипломаты, преступники и проститутки пьянствовали вместе в дешевых забегаловках, и Марджери подслушивала то, что они при этом говорили, а потом передавала Брайану.

Гнусно хихикая, Марджери взяла Брайана под руку.

— Ну, довольно болтовни! Заходи внутрь и приглашай с собой своих благородных друзей, дорогой мой! Эль — за счет заведения, а девочки — по бросовой цене!

Кэри, Вайатт и Саффолк последовали за Брайаном и его прожженной подругой. Стэнли задержался подле Майкла, который ощущал себя не в своей тарелке.

— Что, здесь слишком грязно для тебя, малыш?

Майкл поправил манжету камзола, закрывая родовую татуировку на запястье, и с воодушевлением хлопнул друга по плечу.

— Слишком грязно, говоришь? Поставь мне щедрую выпивку и пригласи к столу побольше девочек!

Они прошли сквозь ворота во внутренний дворик, затянутый дымом из горящих бочек, расставленных вокруг здания, конюшни и сада. Первый этаж занимали соединяющиеся между собой питейные комнаты, которые выходили на лестницу, ведущую на второй этаж. Там располагались спальни, из них доносились взрывы грубого мужского хохота и женский визг. Веселый дом оказался полон мужчин: путешественников, подмастерьев, торговцев, стражников, рыцарей (некоторых Майкл помнил в лицо по турнирным схваткам), слуг, мошенников и мелких клерикалов, которых выдавали осанка, речь и запах, впитавшийся в их одежды. Все они пили, бросали кости, скандалили, брызгали слюной, приставали к девушкам–служанкам и играли в шашки под неусыпным присмотром вышибал мистрис Курсон. При виде братьев–близнецов, медлительных и тяжеловесных, работавших здесь трактирщиками, Майкл на мгновение замер. Перед глазами у него вспыхнули и поплыли туманные воспоминания. Братья показались ему знакомыми. Чертовски странно.

Лапища Стэнли подтолкнула его вперед. Они присоединились к своим спутникам за столом, который Марджери накрыла для них в своей лучшей комнате. Посетителей здесь было немного, но комната вся провоняла прокисшим элем и потом, как и прочие помещения публичного дома. Сама же хозяйка стояла между Вайаттом и Брайаном, с деланным негодованием отбиваясь от их жадных рук. Сев за стол, Майкл почувствовал на себе их холодный и оценивающий взгляд, и ему вновь стало не по себе.

— У меня есть для вас пока еще нетронутое стадо фламандских красоток, благородные джентльмены. Прямо с корабля! — провозгласила сводня. — Настоящие молочницы, игривые и кокетливые, как котята. Они вам понравятся! У себя во Фландрии они доили коров и кормили телят с рук. — Ухмыляясь, она качнула скрещенными руками из стороны в сторону, как если бы баюкала грудного ребенка, и от этого расчетливого движения ее груди едва не вывалились наружу из низкого выреза платья. — Поэтому я решила занять их тем, что они умеют лучше всего!

Вскоре шесть очаровательных фламандок принесли кружки с элем, улыбаясь и заигрывая с хорошо одетыми господами. Майкл отметил про себя, что глаза девушек уже остекленели от выпитого, чему содержательница притона нисколько не препятствовала. Вайатт обхватил сразу двух милашек и с хохотом повлек их наверх. Кэри устремился за ним следом, волоча еще двух красоток и крича:

«Мы с тобой поменяемся женщинами, Вайатт! Это будет очень занятно!»

Одна из двух оставшихся девушек встала между Саффолком и Стэнли, которые рассматривали ее с жалостью. Брайан привлек к себе последнюю, девчонку лет четырнадцати, усадил к себе на колени и моментально раздел до пояса. Ее маленькие, совсем еще детские грудки топорщились большими розовыми сосками, и глаза Брайана затуманились вожделением.

Майкл ощутил шевеление в паху, вдруг представив себе, что это Рене сидит у него на коленях. Брайан поймал его взгляд и сдавленно фыркнул. Поглаживая груди девушки, он воскликнул:

— Марджери, наш молодой друг страдает от одиночества! Ну–ка, займись им, ma belle!^[77]

Обойдя стол, женщина остановилась у Майкла за спиной. Влажный язычок коснулся мочки его уха.

— Пойдем со мной наверх, синеглазый красавчик, — промурлыкала она. — Я высушу тебя до костей.

— Благодарю вас за любезное предложение, мистрис Курсон. Увы, но рана, полученная на турнире, не позволяет мне…

Бросив быстрый взгляд на Брайана, дабы убедиться, что тот не смотрит на них, сводница жарко прошептала юноше на ухо:

— Не хочешь заплатить мне за то, что я не стану болтать о твоей матушке, маленький заморыш?

Последние два слова произвели на Майкла неожиданный эффект; в голове у него словно взорвалась праздничная шутиха. Он рывком поднялся на ноги и, грозно нависая над проституткой, зловеще поинтересовался:

— Как ты назвала меня?

— Я помню тебя, маленький мошенник, — с торжеством в голосе, но достаточно тихо, чтобы их не услышали остальные, ответила женщина. Она игриво погладила его по груди, приговаривая: — Ну да, теперь ты вырос и весь из себя благородный, даже, пожалуй, слишком благородный для такой простой женщины, как старая Марджери, верно? Но меня не обманешь, красавчик. Видишь ли, я хорошо знала твою мамочку. Ее звали Эллен. Она была посудомойкой в публичном доме под названием «Белый петух», самая красивая девушка на этом берегу Темзы. Стыд и позор, что с нею сталось.

Майкл почувствовал, что его вот–вот стошнит.

— Ты ошибаешься. До сегодняшнего вечера я никогда не бывал в этой вонючей дыре, и мою мать звали вовсе не Эллен. — Своей матерью он считал Элизабет Лэнгхам.

— Да–да, синеглазая Эллен и тот золотоволосый джентльмен, который залез ей под юбку и сделал большой, живот. Но ты не бойся, красавчик. Старая Марджери умеет хранить чужие тайны, если ей хорошенько заплатить за это, конечно.

— Старой Марджери и впрямь лучше держать язык за зубами, чтобы его не вырвали ненароком! — Майкл протиснулся мимо нее и пошел прочь, пробираясь сквозь разгоряченную толпу. Он остановился, лишь ощутив на лице дуновение прохладного ночного ветерка. Что за дыра! Он возненавидел ее сразу и навсегда.

Собственно говоря, здесь, в трущобах Лондона, ему казалось незнакомым все, кроме запаха. Но дурное предчувствие, ледяной лапой стиснувшее ему сердце, не желало рассеиваться. Молодой человек крепко зажмурился, чтобы прогнать наваждение. Заморыш. Он ведь не должен понимать уличный жаргон. Так откуда, чума ему на голову, он знает значение этого слова?

— Мы с Саффолком направляемся в «Кардинальскую шапку», — сказал ему в спину Стэнли. — Пойдемте с нами, сэр рыцарь.

Не говоря ни слова, Майкл последовал за своими друзьями на улицу. Он постарался выбросить из головы содержательницу притона и ее наглую попытку вымогательства, сосредоточившись на более важных вещах. Молодой человек понимал, что отныне ему придется остерегаться Брайана. Любимчик короля почуял в нем соперника, вторгшегося на территорию, которую он полагал своей, так что поворачиваться к нему спиной было бы крайне неразумно. Кроме того, мысль о пропавшем кольце лорда Тайрона не давала ему покоя. Он не смог отыскать его в своей комнате, а значит, кто–то вторгся к нему незваным гостем, пока он спал, и похитил языческий перстень. И что он скажет лорду Тайрону, после того как вернется в Ирландию?

Гостиница под названием «Кардинальская шапка» располагалась к западу от монастырского анклава в Стрэтфорде. В самом начале переулка, тянущегося вплоть до дверей в «Кардинальскую шапку», разгорелась странная ссора, свидетелями которой и стали трое друзей: несколько горожан затеяли драку со стражниками из соседней тюрьмы Маршалси. В полумраке сыпались смачные оплеухи, сверкали лезвия мечей, клинки сталкивались со звоном и скрежетом, высекая искры. В ночном воздухе то и дело раздавались крики: «Бей их! Покончим с гадами раз и навсегда!»

— Держу пари, кто–то в очередной раз решил сыграть подлитыми свинцом костями, и вот, пожалуйста, — меланхолично заметил Стэнли. — Кажется, я готов променять то сомнительное удовольствие, что мы надеялись здесь получить, на добрый сон во дворце.

Саффолк горестно фыркнул.

— Что за невезение! Мы с вами слоняемся без дела — два снедаемых любовью болвана и умудренный семейной жизнью седобородый старец, — в то время как Кэри, Вайатт и Брайан пьют и веселятся с девицами напропалую!

Но Майкл почти не прислушивался к разговору друзей.

— Знаете, мне представляется, что ссора произошла вовсе не из–за подлитых костей. Убита одна из местных шлюх, а ее убийца разгуливает на свободе.

Не ожидая согласия друзей, он стал проталкиваться внутрь заведения. Чувства его мгновенно обострились. Безошибочно следуя за запахом крови и страха, он прошел через питейные комнаты, забитые взволнованными постояльцами, добрался до лестницы и стал подниматься по ней, перепрыгивая через две ступеньки. Его вело чутье, неуловимое, но оттого не менее надежное.

Плачущие проститутки и полуодетые клиенты образовали поминальный кортеж, когда трактирщик и конюх вынесли погибшую, завернутую в грязную простыню, из ее комнаты.

— Эй! Прочь с дороги, благородный господин!

— Дайте мне взглянуть на нее! — требовательно заявил Майкл, уступая неведомой силе, жарко дышавшей ему в затылок.

— Вы что, родственник Марион Вуд? — пренебрежительно осведомился одноглазый трактирщик. — Уймитесь, милорд. О тех маленьких неприятностях, которые вы могли посеять в ее утробе, уже позаботились ангелы небесные!

Вовремя вспомнив совет Рене, Майкл протянул старику шиллинг.

— Этого достаточно, чтобы я мог взглянуть на нее?

Трактирщик отпустил свой конец свертка, отчего тот со стуком упал на пол, и жадно схватил монету. Майкл опустился на колени рядом с телом. Приподняв край простыни, он в ужасе отшатнулся.

Горло несчастной Марион Вуд было разорвано клыками какого–то свирепого и дикого животного. В следах укусов виднелась свежая кровь. У Майкла закружилась голова. На него обрушилась жажда, внезапная и испепеляющая, словно голодный и во ющий зверь проснулся у него в жилах; глаза защипало так, что ему стало больно смотреть. Ему срочно требовался глоток «драконьей крови», будь она проклята!

Сквозь застилающий глаза туман неутолимого желания он вдруг увидел, как образ Марион Вуд обрел ангельские черты. Она широко распахнула свои небесно–голубые глаза и уставилась на него с невыразимой печалью. Молодой человек почувствовал, как сердце у него защемило от боли и тоски.

— Майкл… — прошептала она, и он зарычал от унизительного бессилия, будучи не в состоянии пошевелиться.

Конюх набросил женщине на лицо край простыни; потом он и его помощник подняли ее безжизненное тело и понесли заляпанный кровью тяжелый сверток наружу. Майкл последовал за ними, с трудом переставляя негнущиеся ноги.

На пороге его поджидали Стэнли и Саффолк.

— Пойдем отсюда! — потребовал Стэнли, но Майкл не мог двинуться с места.

Когда трактирщик с конюхом швырнули тело несчастной женщины в сточную канаву, мимо них протиснулся светловолосый мальчуган лет четырех или пяти. Подбежав к канаве, он упал сверху на закутанный в простыню труп и залился душераздирающим плачем. Майкл не знал, сколько времени пролежал так безутешный малыш. Но потом он как–то выкарабкался из канавы, выволок оттуда за край простыни тело и потащил его подальше от публичного дома. Каждый шаг давался бедному ребенку с неимоверным трудом, и он часто останавливался, чтобы передохнуть.

Майкл хотел помочь малышу, но вдруг ощутил неимоверную физическую слабость. Он утратил ощущение реальности, будучи не в силах не то что поднять руку, но даже заговорить. Его охватило отчаяние. Он не мог разомкнуть губ и дать волю своему гневу. Его хватило лишь на то, чтобы устало брести вслед за мальчуганом и наблюдать, как тот, надрываясь, тащит тело матери к клочку земли, над которым высятся грубые деревянные кресты, перекосившиеся и сломанные, как и души тех, кто покоился в этой неосвященной земле.

Малыш начать рыть яму, выгребая землю крошечными ручками. Слезы душили его. Он то и дело прерывал свое занятие, чтобы припасть к телу матери, глухо и отчаянно всхлипывая, а потом, передохнув, вновь принимался рыть землю.

К восходу солнца яма уже стала достаточно глубокой, чтобы приютить завернутое в простыню тело. Мальчуган столкнул в нее страшный сверток и сам спустился следом. Обняв тело матери, грязный, замерзший и бесконечно усталый, он заснул.

Майкл очнулся, хватая воздух широко открытым ртом. Он сидел на большой мягкой постели. По его телу крупными каплями стекал пот, скомканные простыни сбились в сторону. Вокруг было темно. Он узнал свою комнату во дворце короля. В горле у него пересохло, сердце гулко и тяжко ворочалось в груди. Сунув руку под кровать, он обнаружил, что крышка ларца откинута, а в замке торчит ключ. Он смутно припомнил, как вернулся к себе и осушил одну из бутылочек. Теперь ему срочно требовалась другая.

Когда он поднес к губам очередной флакон, в окно его комнаты проникли первые лучи рассветного солнца, заставив юношу болезненно зажмуриться. В груди у него поселилась невыносимая боль, выворачивая его наизнанку и разрывая внутренности, как стая голодных волков, набрасывающихся на еще теплый труп жертвы. Ему вдруг во всей красе открылась жестокая и неприглядная правда.

— То был я! — взвыл Майкл, запустив дрожащие пальцы в спутанные и мокрые от пота волосы. — Тем мальчуганом был я!

ГЛАВА ДЕВЯТНАДЦАТАЯ

Капюшон и сутана еще не делают человека монахом.

Средневековая латинская пословица

Пронзительный крик разорвал сладкую предрассветную тишину. Испуганно вздрогнув, ночные стражники Майлз и Хенсли очнулись от полудремы, в которую погрузились, привалившись к колоннам галереи, и принялись оглядываться по сторонам. Подхватив алебарды и превозмогая дрожь в коленях, они с опаской двинулись по тускло освещенным переходам, готовые во всеоружии встретить любого незваного гостя.

Оба стражника одновременно увидели приоткрытую дверь, из которой тянуло сладковатым запахом, а в коридор выползала какая–то непонятная дымка. В апартаментах царила мертвая тишина, когда опытные йомены, не сговариваясь, перешагнули порог. В приемной было пусто, но в воздухе висел тяжелый запах смерти. Где–то рядом истошно завывала женщина. Стражники, соблюдая осторожность, двинулись в спальню. В луже разлитой воды неподвижно стояла служанка, повернувшись к ним спиной, и у ног ее слабо покачивался упавший оловянный кувшин. Она дрожала всем телом как осиновый лист.

— Миледи… — всхлипывала она.

Приблизившись к ней с обеих сторон, стражники с отвращением и ужасом уставились на широкую кровать. Там, на смятых льняных простынях, обнаженная, как новорожденный младенец, в облаке рыжеватых волос, разметавшихся по подушкам, глядя в потолок широко раскрытыми мертвыми глазами, приоткрыв губы, словно в немом восторге, простерлась Анна Гастингс, сестра герцога Бэкингема и бывшая любовница короля.

— Господи, сохрани и помилуй… — Майлз осенил себя крестным знамением. Он вспомнил, что светловолосую камеристку — не постоянную, кстати, а приходящую, — зовут Нэн. Объятая невыразимым ужасом, она не сводила взгляда с кровати.

— Смотри, она вся белая как стенка, — заметил Хенсли. — Рану видишь?

Испытывая извращенное возбуждение при виде обнаженного и мертвого женского тела, Майлз окинул внимательным взглядом пухлые груди, треугольник темных волос внизу живота, там, где смыкались пышные бедра, и стройные ноги.

— Нет, не вижу. Такое впечатление, словно ее поцеловал ангел смерти. Какая жалость! Такая роскошная дама… была.

— Что–то это не похоже на поцелуй ангела, Майлз. — Хенсли шагнул вперед и осторожно убрал прядь рыжеватых волос с шеи покойницы. Нэн вскрикнула и упала на колени, заливаясь слезами и закрыв лицо руками.

— Святая Матерь Божья! — Майлз в ужасе отшатнулся от кровати, большим и указательным пальцами отгоняя нечистого. — Ее укусили в шею! Укусили и выпили кровь!

— Да, ты прав.

Хенсли окинул обнаженное тело мрачным взглядом, а потом прикрыл его простыней, так, чтобы не было видно ни лица убитой женщины, ни шеи с жуткими следами клыков.

— Не притрагивайся к ней, идиот! — заорал Майлз. — Она может быть заразной!

— Да никакая она не заразная, а просто мертвая. Полагаю, надо сообщить о случившемся ее брату, герцогу Бэкингему.

— Можешь мне поверить, его светлость не поблагодарит тебя за это, — проворчал Майлз. — Он, пожалуй, еще и обвинит нас в убийстве бедной леди. Даже если служанка подтвердит, что мы ни в чем не виноваты, этот высокомерный ублюдок найдет причину, чтобы наказать нас за то, что мы сунули нос в дела его семьи.

— Тогда необходимо известить сэра Гастингса.

— Сэр Гастингс покинул дворец вчера утром, еще до начала турнира.

— Значит, его высокопреосвященству кардиналу Йорку наверняка будет интересно узнать о смерти благородной леди, которую искусала бешеная собака. Надеюсь, он щедро отблагодарит нас за то, что мы не станем поднимать шум. — Хенсли взглянул на приятеля. — Что ты на это скажешь?

Майлз вздрогнул.

— Согласен. Хорошо хоть, что наша смена заканчивается. Меньше всего мне бы хотелось наткнуться сегодня утром на бешеную собаку или еще какое–нибудь чудище, рыскающее по коридорам замка. Ладно, идем отсюда.

Схватив стражника за рукав ливреи, Нэн уставилась на него полными слез глазами.

— А кто же позаботится о моей бедной госпоже? Никто не должен видеть ее такой.

— Вот тебе монета за беспокойство. — Хенсли потрепал девушку по плечу. — Запри дверь на засов и никому не открывай, пока не придет кто–нибудь поважнее нас.

— Доброе утро, ваше высокопреосвященство.

— Уже утро? — Томас Уолси, епископ и кардинал Йоркский, оглянулся на наглухо задернутые темно–красные портьеры. В ответ ему подмигнул проникший в щелочку серый луч рассвета. Кардинал поморщился. Все тело у него ныло после ночного бдения за большим письменным столом, а перепачканные чернилами пальцы сводило судорогой — как всегда, ему пришлось много писать. Лорд–канцлер Англии не знал отдыха. На него навалилось слишком много дел. Сняв с головы ночной колпак и платок, он уставился на камердинера, застывшего на пороге его роскошных апартаментов. — В чем дело, мастер Кавендиш? Клопы?

— Ночные стражники Майлз и Хенсли из гвардии его величества просят об аудиенции.

— Отправьте их восвояси. — Кардинал Уолси окунул перо в чернильницу и продолжил писать письмо папе Льву X.

— Они настаивают, что должны сообщить вам новости чрезвычайной важности и срочности.

— И они не сказали, в чем все–таки дело?

— Похоже, оно весьма деликатного свойства.

Уолси утомленно вздохнул.

— Очень хорошо. Впустите их.

В кабинет неуверенно шагнули здоровенные и неуклюжие стражники, комкая в руках шапки.

— Ваше высокопреосвященство… — Оба поклонились кардиналу.

— Итак? — Взгляд Уолси перебегал с одного лица на другое, что выдавало его нетерпение.

— Ваше высокопреосвященство. — Один из стражников шагнул вперед. Лицо его заливала смертельная бледность. — Леди Гастингс убита. Час назад ее обнаружила камеристка Нэн. На ее крики мы и прибежали со своего поста.

— Леди Анна Гастингс, сестра его светлости герцога Бэкингема?

— Да, ваша милость. — Более смелый из стражников понизил голос. — Ее укусила бешеная собака, в шею, — прошептал он, за что заработал удар локтем под ребра от своего более осторожного товарища.

У кардинала кровь застыла в жилах. Отчаянным усилием воли он постарался придать своему лицу невозмутимое выражение.

— И что вы предприняли по этому поводу? Рассказали ли вы уже о случившемся кому–либо?

— Нет, ваша милость, — ответил второй йомен. — Мы велели этой камеристке, Нэн, запереть дверь на засов и охранять тело, а сами поспешили сюда, как того требует наш долг.

— Вы поступили очень разумно. Отличная работа, судари мои! Мастер Кавендиш, заплатите этим славным йоменам по шиллингу и пригласите ко мне Джорджа Хилла.

Не успела дверь закрыться за секретарем, как Уолси в ярости скомкал письмо к папе. Господи милосердный, неужели его будущее только что пошло прахом?

В кабинет вошел Джордж Хилл, капитан стражи–дворца Йорк–плейс, и бесшумно прикрыл за собой дверь.

— Избавьтесь от двух йоменов, которые только что вышли отсюда. Без шума. Шиллинги, что вы найдете у них в карманах, можете оставить себе. Никому ни слова об этом. Подождите! Ровно через час мне понадобится вооруженный эскорт.

Джордж Хилл отвесил почтительный поклон и поспешил за стражниками.

А кардинал устремился к себе в опочивальню, чтобы переодеться. Ему предстояло многое сделать до того, как начнется месса. Он не мог допустить, чтобы по дворцу поползли слухи — иначе он пропал.

Как и обещали йомены, кардинал Уолси обнаружил перепуганную камеристку, охранявшую тело своей покойной госпожи. Глаза у девушки покраснели, а носик распух от слез. Узнав его властный голос, она поспешно отперла дверь и упала на колени, целуя край его ярко–красной сутаны и захлебываясь слезами.

— Входил ли кто–нибудь в покои ее милости, кроме тебя и двух ночных сторожей?

Заискивающе глядя на него снизу вверх, Нэн отрицательно покачала головой, не вставая с колен.

— Его светлости герцогу Бэкингему сообщили о кончине его сестры?

— Нет. — Нэн вновь разрыдалась. — Моя бедная леди! Подумать только, ее искусала бешеная собака!

— Собака, говоришь?

— Не просто собака, а какая–то бешеная тварь, ваше высокопреосвященство!

Уолси прищурился.

— Бешеная тварь?

— Настоящий монстр!

На мгновение ужас парализовал кардинала.

— Ты сама видела его?

— Господи помилуй, нет, конечно! Пресвятая Дева Мария избавила меня от этого кошмарного зрелища. Но я видела отвратительные следы зубов, оставленные чудовищем на шее моей госпожи. — И Нэн ткнула пальцем в вену, пульсирующую у нее за ухом.

Кардинал со свистом втянул в себя воздух.

— Теперь я позабочусь об этом, дитя мое. Но ты должна пообещать мне, что будешь хранить молчание обо всем, что тебе довелось видеть и слышать. В этом ужасном деле чрезвычайно важно соблюдать осторожность и благоразумие. Ты понимаешь меня? Очень хорошо. А теперь подожди снаружи, пока я не позову тебя. Твоя бедная госпожа ушла от нас без причастия, посему она нуждается в благословении, прежде чем предстанет перед Господом нашим.

— Да, ваше высокопреосвященство.

Уолси передал девушку с рук на руки Джорджу Хиллу, многозначительно взглянув на капитана своей стражи.

— Она мне скоро понадобится.

Кардинал запер дверь, вошел в спальню, откинул простыню и тут же в ужасе отшатнулся от кровати. Кровавые следы зубов на шее и застывшее на лице выражение недвусмысленно свидетельствовали о том, что она заключила сделку с дьяволом: в обмен на плотское наслаждение она позволила вампиру похитить собственную душу. Лоб кардинала покрылся холодным потом. Даже он, не последний из слуг церкви, устрашился дьявольского злодейства. Значит, они идут. Они уже близко. Вампиры охотятся за Талисманом — и за ним самим!

Уолси достал из–за обшлага сутаны платок и промокнул им вспотевший лоб. Инстинкт самосохранения требовал, чтобы он вернул факел кардиналу Кампеджио и отказался от должности папского легата, раз уж это угрожало его жизни. Но нет, он решительно продолжит свое дело. Он будет и далее полагаться на свою счастливую звезду, пока ее не вырвут у него из рук. Если Кампеджио и его deletoris узнают о существовании вампиров при дворе, они увезут Талисман к его сопернику во Францию, лишив, таким образом, Уолси будущего на папском троне.

Что же делать? Он не может допустить, чтобы Норфолк начал расследование убийства бывшей любовницы короля. И вообще, никому не позволено вмешиваться в это дело. Следы зубов на шее имеют решающее значение. Ему самому придется заняться этой жуткой историей. Он должен будет отыскать улики, свидетельствующие против кого–либо еще, найти козла отпущения, одного из фаворитов короля, стремящихся низложить его, кардинала Уолси. Решено! Он заявит, что Анну погубил ее тайный поклонник, и объявит охоту на человека. И ему понадобится помощник, тот, кто будет предан ему, молодой рыцарь, обязанный ему всем и стремящийся подняться как можно выше…

Вернув себе уверенность в собственных силах, кардинал вновь накрыл тело простыней. Из–под импровизированного савана выскользнула безвольная женская рука и повисла плетью. С негромким звоном из разжавшейся ладони на пол выпал небольшой предмет, описал полукруг и, потеряв инерцию движения, замер на месте. Золотой перстень! Кардинал наклонился и поднял его. Выгравированный на золоте рисунок был ему незнаком — змея в женском обличье. Должно быть, Анна каким–то образом сумела выхватить перстень у своего убийцы — вампира.

Как завороженный, он уставился на перстень. Его первая улика.

Кардинал еще раз обдумал свой план и нашел его безупречным: итак, леди Анну убил ее любовник. Именно под этим предлогом он и начнет охоту на ненавистных фаворитов Генриха. И одним выстрелом ему удастся убить двух — а то и трех! — зайцев.

Уолси опустил перстень в украшенный бахромой кошель, висевший у него на поясе, и кликнул Джорджа Хилла.

— Видите укусы на шее? Сделайте так, чтобы они походили на след от удара кинжалом.

Заперев за собой дверь спальни, он потребовал привести в личный кабинет камеристку миледи.

— Дитя мое, я даю тебе очень важное и ответственное поручение. Ты замоешь здесь кровь и оденешь свою госпожу так, как того требуют ее положение и нравственная чистота. Не нужно выставлять напоказ бесчестие, которому она подверглась. Сожги простыни. Вложи четки ей в руки. Когда ты покончишь с этим, я отправлю тебя обратно к твоей матери и дам тебе некоторую сумму денег, но взамен ты пообещаешь никому не рассказывать о том, что здесь произошло. Ты все поняла?

— Да, ваше высокопреосвященство. — Перепуганная камеристка послушно закивала головой.

На пороге спальни возник Джордж Хилл и, поймав взгляд кардинала, коротко кивнул.

— Я оставлю тебя заниматься своим делом. — Благословив Нэн крестным знамением, Уолси отправил девушку одевать ее мертвую госпожу. Обращаясь к Джорджу Хиллу, он обронил: — Я еду к Пейсу. Никого не впускайте сюда до моего возвращения.

— Вы отказываете мне в праве отомстить? Я — верховный констебль Англии!^[78] Вы смеете указывать мне, что делать?

Норфолк с честью выдержал яростный напор Бэкингема.

— Горе вашей светлости велико, и я сочувствую вам от всего сердца. При этом я вовсе не собираюсь посягать на вашу должность и ваши права, а лишь предлагаю свою помощь и соболезнования.

Пейс, верный союзник Уолси в Совете, счел нужным вмешаться:

— Ваше величество, если позволите, я хотел бы принести свои самые искренние соболезнования его светлости герцогу Бэкингему по случаю безвременной кончины его сестры. Кроме того, я целиком и полностью поддерживаю его справедливое требование возглавить расследование обстоятельств ее гибели. Особенно учитывая тот факт, что неоценимый опыт и возможности, которыми располагает его светлость герцог Норфолк, уже нашли свое применение в поиске авторов злокозненного испанского заговора против его величества. Кстати, раз уж мы заговорили об этом, — Пейс повернулся к Норфолку, — каких успехов удалось добиться вашей светлости в данном расследования?

Стоя по правую руку короля и внимательно следя за ходом дискуссии, от которой в немалой степени зависело его будущее, Уолси мысленно поаплодировал своему союзнику. Пришло время действовать. Он наклонился вперед и прошептал королю на ухо:

— Осмелюсь предложить вашему величеству назначить третью сторону, выбрать джентльмена, не принадлежащего ни к одной из партий, лично не заинтересованного в результатах расследования. Если ваше величество соблаговолит назначить такого человека, то он достигнет следующих целей…

— Продолжайте! — Король Генрих взмахом руки повелел своим не на шутку разошедшимся советникам умолкнуть.

— Совершенно очевидно, что этот спор будет длиться до тех пор, пока вашему величеству не будет предложено принять чью–либо сторону, — произнес Уолси. — Что поставит ваше величество… в неудобное положение, в лучшем случае.

— Да, да? — Его молодой сюзерен нетерпеливо заерзал в кресле. Ему хотелось поскорее покончить с неприятным делом и вернуться к своим развлечениям.

— Я опасаюсь, что любая заинтересованная сторона в расследовании такого серьезного и деликатного дела испытает искушение… нет, окажется настолько ослеплена, — быстро поправился Уолси, — или скорбью… или другими соображениями, что потребует вынести приговор поспешно, неблагоразумно и даже, паче чаяния, несправедливо. И только для того, чтобы решить собственные проблемы.

— Прошу вас, выражайтесь яснее, — пробормотал король. — Какие проблемы вы имеете в виду?

— Политические и феодальные заботы, ваше величество. Обвинение в убийстве — очень действенное оружие для того, чтобы повергнуть неприятеля. Оно с равным успехом настигало и сильных мира сего, и невиновных, да упокоит Господь их души.

Король переводил прищуренный взгляд с Бэкингема на Норфолка и обратно.

— Мы разделяем вашу озабоченность.

— Чтобы карающий меч правосудия обрушился на настоящего преступника, а не на того, кто неугоден герцогам, ваше величество может наблюдать за ходом расследования, но таким образом, чтобы государство не лишилось своего и так перегруженного заботами монарха. В конце концов, орел не ловит мышей. Вот почему вам понадобится сито.

— Ради всего святого, Уолси! Перестаньте говорить загадками. Какое сито вы имеете в виду?

— Многообещающее и молодое сито, рыцарь–сподвижник, чья честь и лояльность стоят выше всяких сомнений. Но человек при этом не слишком высокородный, стремящийся услужить только вашему величеству и никому более, которому можно доверять и которого можно направлять и… контролировать.

— Расследователь, которого мы назначим по собственному выбору… — Король удовлетворенно фыркнул. — Саффолк!

Уолси заскрипел зубами, когда герцог Саффолк поднял голову. Кардинал, вновь склонившись к уху своего государя, поспешно забормотал:

— Его светлость герцог Саффолк чересчур благороден, чтобы служить ситом, ваше величество. Могу я предложить…

Король метнул на кардинала раздраженный взгляд.

— Предлагайте же, Уолси, предлагайте поскорее!

— Я предлагаю назначить для проведения расследования сэра Майкла Деверо, бесстрашного защитника вашего величества, благородного спасителя принцесс, выдающегося ратника, джентльмена безупречных манер, принципов и воспитания, чья преданность своему королю не знает границ.

— Сэр Майкл Деверо? — Брови короля сошлись в ниточку на переносице. Его величество задумался. — Интересный выбор.

— У меня есть все основания полагать, что из него получится великолепный расследователь, ваше величество. Его самоотверженность, постоянство, острый ум и верность долгу уже нашли неоднократное подтверждение.

— Очень хорошо. Займитесь этим. Найдите виновного, и поскорее. Лишний шум и ажиотаж нам ни к чему. — Король встал. — Ваша светлость, мы глубоко скорбим о вашей сестре, которую вы столь безвременно утратили. Благородные члены Совета, мы поручаем найти убийцу леди Анны нашему канцлеру и расследователю, которого выбрали, — сэру Майклу Деверо. — Генрих сошел с трона. — Милорд Норфолк, на два слова.

Стараясь ничем не выдать своего торжества, Уолси смотрел, как король уходит под руку с герцогом. Он знал, о чем пойдет речь: об изгнании сэра Уолтера Деверо и отлучении его от двора. Еще одна победа, которую он одержал над Норфолком. Испытывая глубокое удовлетворение, кардинал вышел из шумной залы Совета. Теперь, когда его так называемое расследование сдвинулось с места, он должен заставить сэра Майкла Деверо найти тайного любовника леди Анны.

И злосчастные фавориты короля станут самой подходящей дичью для его ищейки, когда она выйдет на охоту.

— Убита? — Майкл перевел недоумевающий взгляд с Уолси на Пейса. — Но кем?

— Именно это вам и предстоит выяснить. — Кардинал протянул ему лист пергамента, на котором красовалась королевская печать. — Вот приказ о вашем назначении расследователем.

В душе у молодого человека схлестнулись два противоположных чувства — печаль, вызванная гибелью Анны, и радость по поводу собственного везения. Эмоции отвлекали его и мешали сосредоточиться, но взгляд не отрывался от толстого листа.

Кардинал положил ему руку на талию и увлек к эркерному окну, после чего заговорил:

— Леди Анну обнаружили мертвой в своей спальне на рассвете, заколотую ударом в шею, причем многочисленные улики свидетельствуют о том, что она предавалась с кем–то разнузданной любви. Этот мужчина не может оказаться сэром Джорджем Гастингсом, поскольку еще вчера сей достойный джентльмен отбыл в Уэльс. Мне стало известно, что совсем недавно леди Анна затеяла любовную интрижку с кем–то из придворных, назначая ему тайные недозволенные свидания. Ваша задача заключается в том, чтобы установить личность этого безнравственного, подлого и безжалостного субъекта, который, кстати, постарался тщательно скрыть свои прелюбодейские отношения с ней.

Майкл с ужасом уставился на кардинала. Ведь это он был любовником Анны!

— Быть может, сэр Джордж узнал, что она ему неверна, и послал кого–нибудь убить ее. Ревность, негодование, месть могут быть по бдительными мотивами.

На что Уолси флегматично ответил:

— У него не хватит для этого мозгов. Мы ищем другого человека. — Из кошеля на поясе он извлек перстень. — Когда сегодня утром я осматривал леди, это кольцо выпало у нее из ладони.

Сердце замерло у Майкла в груди. Его перстень! Пропавшее кольцо лорда Тайрона!

А кардинал не сводил пристального взгляда с Майкла.

— Подарок ее любовника, или убийцы, или обоих, поскольку я подозреваю, что это — один и тот же человек. Разумеется, я поручу своему библиотекарю установить происхождение этого перстня.

На лбу у Майкла выступил пот. Сколько времени понадобится Уолси, чтобы связать его личность с кольцом? Тот, кто убил Анну, явно вознамерился свалить на него вину за свое преступление. Юноша заставил себя дышать ровно и мысленно вернулся в то утро, когда обнаружил пропажу перстня. Его разбудил…

Кардинал тем временем убрал кольцо обратно в кошель.

— Пока мы с вами разговариваем, мои люди допрашивают всех слуг, имевших доступ в апартаменты покойной. Ваша задача — побеседовать на эту тему с придворными. Смело расспрашивайте мужчин и женщин, поддерживавших отношения с леди Анной. Начните с Брайана и Кэри. — Его высокопреосвященство подвел Майкла к Пейсу. — Но при этом будьте вежливы, поскольку, несмотря на свои сомнительные достоинства, они все–таки остаются фаворитами короля, а нам совершенно ни к чему оскорблять его величество. Поговорите и с придворными дамами королевы. Они будут рады посплетничать, и от них вы узнаете немало интересного.

Майкл начал догадываться, к чему клонит кардинал, но не спешил поделиться с ним своими соображениями. Следующие слова дались молодому человеку с величайшим трудом.

— Нанести леди удар кинжалом в шею — очень необычный способ убийства, осмелюсь заметить. Быть может, стоит уделить внимание врагам миледи, надевшим личину ее любовника.

По губам кардинала скользнула ироничная усмешка.

— При дворе друзья и враги часто выступают в одном лице. Отчитываться будете лично передо мной. Должен предупредить вас, что Норфолку и Бэкингему пришлось не по вкусу решение его величества назначить вас расследователем этого дела, главным образом потому, что вашу кандидатуру предложил я. Вы не должны обсуждать ход расследования ни с кем из них, равно как и ни с кем другим. Я ясно выразился?

— Да, ваша милость.

В висках у Майкла пульсировала боль. Его мир, до сих пор казавшийся таким надежным и крепким, рушился на глазах. Он даже подумал о том, чтобы украсть кольцо из кошеля кардинала, но тогда Уолси непременно догадается, кто это сделал, и найдет своего убийцу.

— Вызовы для дачи показаний были разосланы шестерым джентльменам из этого списка. — Пейс протянул молодому человеку лист веленевой бумаги и ключ на красной бархатной ленте. Майкл пробежал глазами короткий перечень имен: Брайан, Кэри, Комптон, Норрис, Невилл, Невет. — Сэр Нэд Пойнингс, гофмейстер, предоставил вам в полное распоряжение свою счетную палату. Сэр Генри Марни, капитан стражи, выделил двух йоменов, готовых выполнять ваши распоряжения.

— Любые сведения, сколь бы незначительными они вам ни казались, должны немедленно доводиться до моего ведома, — распорядился Уолси. — Без всяких исключений. Откровенно говоря, вы работаете на меня и под моим руководством, а уже я сам буду докладывать его величеству. Если вы не сможете разыскать меня, обращайтесь к Пейсу, он поможет.

— Я все понимаю.

— Прекрасно. В таком случае, это все.

— Ваше высокопреосвященство, я хотел бы осмотреть покойную.

— Вы сможете проститься с ней вместе с остальными придворными. А теперь ступайте, и да хранит вас Бог.

— Ваша светлость! — Сэр Фрэнсис Брайан перехватил Бэкингема у выхода из церкви миноритов–францисканцев, где в открытом гробу лежала леди Анна и куда стекались все придворные дамы и кавалеры, чтобы воздать ей последние почести, прежде чем ее похоронят в Торнбери. — Прошу принять мои самые искренние и глубокие соболезнования по поводу безвременной кончины вашей сестры. Весь двор никогда ее не забудет, и мы станем оплакивать ее еще долгие годы.

Не останавливаясь, герцог лишь коротко кивнул в знак признательности.

Но Брайан не отставал.

— Назначенный расследователь заручился одобрением вашей светлости?

— А вам–то какое до этого дело, Брайан?

— Я спрашиваю лишь потому, что склонен полагать, будто он — совсем не тот человек, за которого себя выдает.

Герцог наконец–то соизволил замедлить шаг.

— Продолжайте.

— Минувшей ночью из заслуживающего доверия источника мне стало известно, что…

— Здесь есть для вас кое–что интересное. — Маркиз де Руже вручил Рене вскрытое послание. — Маэстро Рафаэль ди Перуджа сознался в том, что полового сношения не было. Невинный флирт и греховное изображение обнаженного тела, но ничего угрожающего непорочности вашего высочества. Вы вновь virgo intacta^[79], о чем свидетельствует личный знак одобрения кардинала Медичи. Мои поздравления, мадам.

— Письмо было адресовано мне! — прошипела принцесса.

— Мадам — не единственная, кто умеет читать чужие письма. А теперь, когда ее добродетель восстановлена, а имя очищено от грязи, и с учетом внушительного приданого и аннуитета от обширных владений в Бретани и Шартре, претенденты на ее руку выстраиваются в очередь по всему континенту. Первым в списке стал Эрколе д'Эсте, старший сын герцога Альфонсо и герцогини Лукреции, чья красота — вот странность! — тоже обрела бессмертие на полотне художника. Так что у мадам появилась веская причина для радости.

Рене несколько раз пробежала глазами содержание письма и не нашла в нем никакого упоминания о судьбе Рафаэля. «Боже, — взмолилась она, — сделай так, чтобы они не причинили ему зла». А если это все–таки случилось, она вернется во Францию с Талисманом и вампиром за спиной, и пусть тогда Господь смилуется над королем Франциском и его благочестивым банкиром.

— Естественно, я намерен в самом скором времени уведомить славного кардинала Йорка о том, что первая ставка в игре сделана и что теперь никто ниже герцога даже не рассматривается на роль вашего супруга. Учитывая, что принцесса Мэри Тюдор была отдана нашему дофину, полагаю, мы должны…

— Вы никому ничего не скажете! — Рене скомкала письмо, что бы сжечь его впоследствии. Она знала, кого кардинал рассматривает в качестве кандидатуры на роль ее супруга, и в данный момент это полностью ее устраивало. — Предоставим кардиналу заниматься тем, в чем он достиг совершенства, и не будем мешать ему.

Руже замер, обдумывая ее слова. А Рене изумлялась тому, что ему нужно столько времени, чтобы сообразить: пока они придерживают козырного туза в рукаве, заигрывая с кардиналом Уолси, у самого Руже остаются шансы принять участие в гонке за Бретанью и Шартром. Наконец, он признал ее правоту.

— Мудрое решение.

— Я рада, что вы заметили мои таланты. — «Кретин».

— Мне приказано покинуть двор? — в ужасе переспросил Уолтер. — Но почему?

— Я уже говорил вам, что его величеству стало известно о вашем недостойном обращении с леди Рене. Король счел ваше поведение по отношению к ее высочеству оскорбительным и пожелал, чтобы вы покинули его двор. «Являясь рыцарем, джентльменом и королем, — сказал он мне, — я никогда не стану мириться с изнасилованиями, грубой речью, распутным поведением и неуважением к женщинам, в первую очередь — к дамам моего двора».

Уолтер почувствовал, как земля уходит у него из–под ног. Долгие годы борьбы за возвращение родовых имений пошли прахом из–за этого сына шлюхи, именующего себя Майклом Деверо, и его французской потаскухи!

— Прежде чем уехать, ваша светлость, я хотел бы сообщить вам жизненно важные сведения, которые стали мне известны. Дело в том, что «бесстрашный защитник» его величества может оказаться тайным шпионом, лазутчиком и убийцей, нанятым императором Максимилианом^[80]…

На него устроили засаду в тускло освещенном коридоре, ведущем в личный рабочий кабинет гофмейстера.

— Мы слышали, ты ищешь нас, Деверо! — раздался из–за колонны чей–то издевательский голос, по–видимому, Комптона, которому ответил злобный смех, прозвучавший со всех сторон.

Майкл оказался в окружении. Сопровождающие его охранники, всегда бывшие настороже, выразительно положили руки в перчатках на эфесы своих мечей, но он взмахом руки показал йоменам, что те могут не беспокоиться, и двинулся дальше в одиночестве. Из–за колонн, выстроившихся по обе стороны коридора, донеслись звуки шагов, следовавших за ним. Под высокими сводами прокатилось многократно отраженное эхо. Они преследовали его, как стая голодных волков загоняет раненого оленя.

— Мы решили облегчить тебе работу, мальчик на побегушках у кардинала! — выкрикнул еще кто–то, скорее всего, Кэри.

Несмотря на струйки дыма, исходившие от факелов в настенных светильниках, Майкл отчетливо уловил запах их пота.

— Задавай нам свои вопросы! Что желает знать его высокопреосвященство кардинал Йорк?

Теперь голос подал Невет. Не исключено, что Уолси недалек от истины. Эти ребята всегда держались тесной компанией. Если один из них ошибался, остальные приходили ему на помощь, а когда чужак покушался на часть их пирога, они начинали преследовать его, изгоняя со своей территории, или же попросту расправлялись с ним, холодно и безжалостно. Майкл был уверен в одном: тот, кто украл кольцо, и убил Анну.

— К чему ходить вокруг да около, джентльмены? Я пока что не ссорился с вами. Покажитесь, и мы спокойно поговорим.

— О каком спокойствии может идти речь, когда лорд–канцлер уже назначил нас на роль убийц леди Анны и даже отправил своего посыльного, чтобы тот уладил это недоразумение для него? — выкрикнул Норрис.

— Полагаю, вас всего пятеро, — заключил Майкл, совершенно точно зная, кто именно и за какой колонной прячется. — А где же ваш шестой приятель, сэр Фрэнсис Брайан? Для начала я хотел бы перемолвиться с ним словечком.

— Ты настолько смел, что тебе не нужны защитники? — злобно оскалился Комптон.

Майкл не стал терять времени. Стремительно рванувшись вперед, он схватил Комптона за горло и прижал его к стене, держа на весу, так что кончики сапог его противника едва касались пола. Все произошло настолько быстро, что Комптон даже не успел открыть рот, чтобы позвать на помощь.

— Где Брайан?

Со всех сторон раздался топот ног. Засвистел рассекаемый мечами воздух, когда клинки покинули ножны и нацелились ему в спину.

— Повернись и доставай оружие! — рявкнул Норрис.

— Подкрепи свое бахвальство сталью! — выкрикнул Невет.

— Спрячьте свои мечи, или я сверну ему шею, как рождественскому гусю! — предостерег не на шутку разошедшихся рыцарей Майкл.

— Сэр Фрэнсис Брайан направляется в Ирландию, чтобы по приказу их светлостей Бэкингема и Норфолка разобраться в твоем туманном прошлом, прихлебатель кардинала! — злорадно ответил Кэри.

Что? Майкл отшвырнул Комптона, так что тот повалился на своих сотоварищей, и обнажил меч.

— Я к вашим услугам, джентльмены. Вы можете или решить свой спор со мной прямо сейчас, или убраться восвояси, потому что я должен побеседовать и с другими дамами, кроме вас. Держу пари, им не хватит смелости напасть впятером на одного.

Комптон, придя в себя, выхватил меч из ножен и ринулся вперед, занося клинок над головой для сокрушительного удара. Но Майкл легко парировал его выпад, а потом бросился в контратаку, орудуя мечом с такой ловкостью и силой, что клинки, сталкиваясь, высекали искры. Мощным ударом обезоружив Комптона, меч которого со звоном запрыгал по каменным плитам пола, Майкл вынудил рыцаря опуститься на колени, приставив острие своего клинка к его горлу, после чего прохрипел, обращаясь к окружившей его четверке:

— Умерьте свой пыл, джентльмены. Иначе вашему дружку придется носить две повязки на лице!

— Передай своему хозяину, ищейка, — оскалился Кэри, — что если его высокопреосвященство желает вершить собственное правосудие, пусть будет так, но Господь все видит и ничего не прощает!

К удивлению молодого человека, квинтет рыцарей счел за благо удалиться. Его меч со зловещим шорохом скользнул обратно в ножны, и Майкл отправился на поиски доктора Линакра. Ему следовало выяснить, где ошивалась пятерка доблестных молодцов в момент смерти леди Анны, но для этого он должен был знать, когда и как она умерла.

Брайан возглавлял список подозреваемых. Он не погнушался бы заколоть леди, а потом отыскал бы подходящий повод, чтобы на время исчезнуть из дворца короля.

Уолтеру Деверо предстояло сделать еще одно дело перед тем, как отправиться в Ирландию вместе с Фрэнсисом Брайаном. Их совместную поездку санкционировали два старинных врага, Бэкингем и Норфолк, которые — неслыханное дело! — решили объединить усилия, чтобы погубить доверенное лицо кардинала и новую восходящую звезду на придворном небосклоне.

Французская потаскуха в один миг уничтожила то, что он долгие годы возводил на обломках былого величия, оставшихся после отца. И так просто это ей с рук не сойдет.

Норфолк отобрал у него медальон Армадо и теперь намеревался силой вынудить венценосную проститутку вступить с ним в союз против Уолси. Но сам Уолтер рассчитывал использовать медальон несколько иным образом. Для того чтобы уничтожить шлюху, ему не нужна настоящая безделушка. Довольно будет и описания золотого креста на черном фоне. Он не без оснований подозревал, что кардинал сумеет по достоинству оценить подобные сведения. Уолси не только обрушится на французскую шлюху с той брутальной жестокостью, что уже стала печально известной, но сможет взять под свое крыло проштрафившегося рыцаря после того, как Уолтер вернется из Ирландии.

А потом, когда Майкл Деверо и Рене де Валуа уже не будут путаться у него под ногами, Уолтер вернет влияние при дворе, после чего, с помощью Брайана, восстановит свое доброе имя в глазах короля.

К счастью, доктор Линакр, старший лекарь его величества, проживал во дворце. Майкл обнаружил его на галерее, где он мирно беседовал с сэром Томасом Мором. Майкл еще не имел удовольствия быть представленным Мору — прославленному советнику короля Генриха, заместителю шерифа Лондона и эрудированному законнику о котором с восторгом отзывались близко знавшие его люди, включая Уолси, и потому колебался, не решаясь прервать разговор двух выдающихся ученых своими расспросами.

— Господа! — Майкл поклонился им обоим. — Прошу простить меня за назойливость. Мне нужно мнение специалиста по делу об убийстве, которое его величество поручил мне расследовать. — Заметив, что своим замечанием пробудил любопытство у достойных мужей, Майкл приободрился. — Наверняка личность жертвы вам известна.

Доктор Линакр, полагавший, что в лице Майкла он столкнулся с неопровержимым доказательством собственного медицинского гения, пришел в восторг, узнав, что его консультация требуется по аналогичному делу, после чего представил молодого человека Мору. Пожимая руку стряпчему, не замедлившему предложить свои услуги в качестве знатока всевозможных законов, Майкл вдруг уловил запах «драконьей крови», и рот его моментально наполнился слюной. Сделав над собой усилие, молодой человек принялся задавать вопросы — в первую очередь его интересовало, возможно ли точно установить время смерти человека, — после чего ему прочли обстоятельную лекцию rigor mortis^[81], состоянии, наблюдающемся у трупа в промежутке от трех до семидесяти двух часов после смерти. Следовательно, кто–то должен был разжать кулак жертвы, чтобы забрать у нее кольцо. Или Анна была мертва менее трех часов, когда кардинал осматривал ее рано утром, или же кольцо попало к Уолси еще до этого, что позволяло заподозрить в нем вора. Но трехчасовой промежуток означал, что женщина погибла перед самым рассветом.

— Если позволите, я хотел бы обратить ваше внимание вот на что, — заметил Мор, внимательно слушавший их разговор. — Самый главный вопрос, который должен задать себе расследователь, рассматривая возможных подозреваемых в убийстве, заключается в следующем: cui prodest^[82]? Кто получил или получит наибольшую выгоду от убийства?

Майкл выразил искреннюю благодарность Мору, заручился позволением обратиться к нему в дальнейшем, буде в том возникнет необходимость, и откланялся. В самом деле, cui prodest? Кому выгодно погубить его? Молодой человек уставился на свои руки. Он носил три кольца: печатку с его инициалами, еще один перстень с гербом Дунганнона и золотое кольцо с геральдическим гербом, на котором простер крылья красный орел на черном фоне. Если кто–то вознамерился возложить на него вину за убийство Анны, то для чего ему понадобилось красть кольцо, которое никто при дворе не видел? Зачем похищать тайный перстень, в рисунке которого прослеживаются явные языческие мотивы?

Время стало главным его врагом. С каждой песчинкой, проваливающейся в узкую горловину песочных часов, кардинал неумолимо приближался к разгадке происхождения таинственного кольца. Как только будет установлена его принадлежность Тайрону, протрубит охотничий рог, и свора гончих устремится в погоню. Колесо судьбы совершило неожиданный поворот, и Майкл превратился в охотника и жертву в одном лице. Ему выпали карты, и он должен сделать свой ход в смертельно опасной игре, правил которой не знает. У него оставался лишь один человек, которому он мог доверять и к которому мог обратиться за помощью и советом.

— Пойдемте же, моя очаровательная мошенница, вы–то мне и нужны. — Материализовавшись перед ней словно из ниоткуда, Майкл взял Рене под руку и повлек ее в сторону от толпы разряженных придворных, до отказа заполнивших церковь миноритов–францисканцев на поминальной службе.

— Вы прекрасно обходитесь и собственными силами, — обиженно надув губки, пробормотала Рене.

— Что–то я не вижу особой радости на вашем лице. — Выходит, его очаровательная интриганка злится на него. В груди у него вдруг вспыхнула отчаянная надежда. Майкл криво ухмыльнулся. — Или это оттого, что я, если можно так выразиться, не оправдал ваших чаяний?

Девушка искоса взглянула на него.

— Убита ударом кинжала в шею, верно? Полагаю, вашим преемником?

Камень в его огород.

— А вы ловко жонглируете словами, как я погляжу. О таких, как вы, говорят: им палец в рот не клади. Вы хотели меня о чем–то спросить?

— А вы скажете мне правду?

Майкл ласково посмотрел на нее. Недоверчивое выражение даже шло Рене.

— Мартышка, я не отважился бы даже на самую незатейливую интригу без вашего руководства.

Путь им преградил Стэнли.

— Ты слышал последние новости? Сэр Фрэнсис Брайан и сэр Уолтер Деверо отправились в Ирландию в качестве эмиссаров их светлостей Бэкингема и Норфолка.

— Как, и Уолтер тоже? Что ж, пусть они на собственной шкуре отведают гостеприимство жителей этой страны. Если они вовремя не унесут оттуда ноги, милорд Тайрон сделает из них чучела и набьет их соломой.

Если он еще жив… «Нет, он не может умереть!» — горячо взмолился Майкл; в противном случае печальные известия уже достигли бы его слуха вместе с сообщением о том, что отныне он стал новым графом. Он не отказался бы от этого титула — глядя на Рене, он желал заполучить его более всего на свете, — но не таким же способом…

— Если ты спокоен, значит, и я спокоен тоже, — заключил Стэнли. — Кстати, позволь поздравить тебя с новым назначением. С этого момента всех своих просителей я буду направлять к тебе.

— Просительниц, будь добр, и только самых красивых. — Майкл подмигнул другу и изумился, заметив, каким гневом вдруг полыхнули фиолетовые глаза. Что такое? Ревность в исполнении любительницы подсматривать за эротическими сценами? Неужели это и впрямь возможно? Хвала небесам!

— А как ты себя чувствуешь? Лучше, я надеюсь? — полюбопытствовал его заботливый друг. — Да, чуть не забыл! У меня появился компаньон, который спит со мной на одной кровати. Нынче утром его светлость ждал отнюдь не ласковый прием.

Майкл замер, вспомнив о том жалком состоянии, в котором он пребывал после их возвращения из «рыбных садков».

— Ставлю десять фунтов, что к полуночи он вновь овладеет замком.

Уловка удалась. Стэнли принял пари, но сделал ставку не на нынешнюю ночь, а на следующую. Майкл нашел изящную ладошку Рене и сжал ее тоненькие пальчики, чему она неохотно, но покорилась. Он склонился к девушке и потерся кончиком носа о мочку ее уха.

— Можете не верить, но я не склонен предаваться распутству. Вы же прекрасно знаете, что для меня не существует никого, кроме вас.

— В самом деле? Получается, вы оставили свои глаза в шкатулке с драгоценностями, когда отправились прошлой ночью на лодке в район публичных домов вместе со своими вероломными друзьями?

— Ага, я смотрю, вы выступаете против нас единым фронтом? — Ревность девушки доставила Майклу удовольствие; она разогнала темные тучи, сгущавшиеся у него над головой, и на молодого человека вновь упал луч солнца. — Скажите своей подруге, пусть она опустит подъемный мост и поднимет решетку ворот. Я готов засвидетельствовать, что ее супруг верен ей, скучен и выдрессирован, как вьючное животное.

Рене заинтригованно посмотрела на него.

— А вы тоже будете верным, скучным и выдрессированным супругом?

— Я буду трусливым, преклоняющимся перед супругой, находящимся у нее под каблуком, прекраснодушным и романтичным мужем!

Легкий изгиб пухлых губ дал ему понять, что они снова друзья и что с него сняты ложные обвинения.

— Чего вы от меня хотите? Что я должна сделать? — шепотом поинтересовалась Рене, когда он ввел ее в тускло освещенную церковь.

Приглушенные всхлипы, негромкое покашливание и бормотание по–латыни нарушали тишину этого священного места, в котором собрались родственники Анны, ее знакомые и люди, никогда не видевшие ее, чтобы оплакать ее безвременный уход из жизни. В роскошном наряде она лежала в черном гробу на катафалке, украшенном гербами Стаффордов.

— Упадите в обморок. Причем убедительно. Мне нужно несколько секунд, чтобы без помехи осмотреть мертвую леди.

— Что, прямо сейчас?

— Подождите, пока я не подойду поближе к гробу.

— Майкл! — Она положила руку ему на локоть, удерживая на месте. Молодой человек напрягся — столь неформальный жест был для него внове. — Стэнли интересовался вашим здоровьем. Он…

— Нет. — Майкл шагнул к девушке, в упор глядя на нее. — Об этом знаете только вы.

Рене встревоженным взглядом обвела переполненную церковь.

— И как вы себя сейчас чувствуете?

Ревнует и беспокоится. Значит, его шансы повышаются.

— Теперь, когда вы спросили, я понял, что меня гложет кое–что, но я постараюсь справиться с этим. — Он улыбнулся, глядя, как она мгновенно ощетинилась. — Подождите минутку и падайте в обморок.

Первое, на что он обратил внимание, разглядывая неподвижное тело Анны, — ее прозрачная, просвечивающая кожа. Она не выглядела ни голубоватой, ни землистой. И от нее исходил какой–то странный запах. Желание. Страх. Пустота.

Рене рассчитала безупречно. Уголком глаза Майкл заметил, как эта покачнулась и нетвердыми шагами направилась к ближайшей молитвенной скамье, после чего повалилась на пол посреди прохода, издав сдавленный всхлип. Все присутствующие устремились к принцессе, намереваясь привести ее в чувство, а он быстрым движением откинул вуаль, прикрывавшую шею Анны. Теперь, отмытая от крови, рана виднелась совершенно отчетливо. Это был не просто порез, а целая канавка. Внезапно он понял, почему кожа показалась ему прозрачной. У Анны выпили всю кровь. Две женщины были убиты совершенно одинаковым способом, следы от укусов находились в одном и том же месте, в одну ночь — неужели это простое совпадение?

Майкл вернул вуаль на место и поспешил на помощь своей очаровательной сообщнице. Молодому человеку пришлось применить силу, чтобы протолкаться к ней и взять на себя ухаживание за опытной притворщицей.

— Ну, и как я выглядела? — негромко пробормотала девушка так, чтобы их никто не услышал.

— Просто великолепно! Напомните мне, чтобы я нанял вас для празднования нашего следующего дня Самайна^[83].

— Итак, что же нам удалось узнать?

— Чуточку позже, a mhuirnin^[84]. А сейчас примите мою благодарность.

Майкл слегка сжал девушке локоть, поскольку это была единственная часть ее тела, которую он мог безнаказанно ласкать на людях, не оскорбляя ее доброго имени и не покушаясь на ее добродетель, после чего вручил свою хрупкую овечку заботам его светлости герцога Саффолка.

Когда на землю легли длинные вечерние тени, Майкл, усталый и обеспокоенный, обнаружил, что, с трудом переставляя ноги, ковыляет по направлению к апартаментам Рене. Собственно, никакого дела у него к ней не было и не предвиделось, если не считать желания уткнуться лицом в ее колени и облегчить душу. К отчаянию молодого человека, сейчас он не стал мудрее, чем несколько часов назад. Долгие разговоры с фрейлинами королевы, с придворными, жившими во дворце, с йоменами королевской стражи и с самим кардиналом Уолси, который потребовал от Майкла полного отчета в его действиях, перед тем как вернуться в свое убежище выше по реке, ничего не дали юноше.

Да, он установил местопребывание четырех из шести джентльменов из своего списка, что снимало с них подозрения в совершении преступления. А вот у Брайана и Кэри алиби не было. Никто, даже Вайатт, не знал, в котором часу они вернулись во дворец после веселой ночи, проведенной в публичном доме. Майкл уже решил, что непременно вновь посетит это отвратительное заведение. На то у него имелись веские причины личного порядка. Он отправится в « Рогатого оленя» и побеседует с содержательницей притона и его презренными обитателями. Необходимо было также выяснить, почему невозможно установить точное время возвращения Брайана и Кэри ко двору. Два стражника, дежуривших в момент убийства леди Анны в том крыле дворца, где обитали Гастингсы, как сквозь землю провалились. С того дня никто их больше не видел и не слышал. Майкл нисколько не сомневался в том, что их исчезновение напрямую связано с убийством. Разумеется, проследить их дальнейшие передвижения будет очень и очень нелегко, но все это могло подождать до завтра.

Теперь, когда ежегодные торжества подошли к концу, во дворце царила относительная тишина. Двор ужинал с их величествами. Поскольку Рене за столом не появилась, Майкл счел возможным отправиться на ее поиски.

Отсутствие телохранителей Валуа у дверей апартаментов принцессы показалось ему дурным знаком. Чувствуя, как в груди у него тревожно забилось сердце, Майкл уставился на дверь, отказываясь поверить в то, что она вновь без всяких объяснений покинула его. Или это маркиз умыкнул ее обратно во Францию? Учитывая, что ее пребывание при дворе английского короля окутывал покров мрачной тайны, молодой человек не мог даже строить догадки о том, когда и куда она отправилась на этот раз.

Его переполняли гнев и обида. Да пошла она к черту! Будь она проклята! Будь оно все проклято! Как она могла бросить его одного, черт возьми, не сказав ни слова? Он сходил по ней с ума и знал, что тоже небезразличен ей; всякий раз, оказываясь рядом с ней, молодой человек чувствовал, что она сгорает от желания. Майкл яростно сжал кулаки, ему хотелось ударить кого–нибудь, может быть, даже убить; словом, сделать что–нибудь, только бы избавиться от тоскливой пустоты в сердце.

Но тут из апартаментов до него донесся какой–то звук. Там кто–то был. Адель! Майкл уже замахнулся кулаком, готовясь высадить дверь, как вдруг та распахнулась. Старая камеристка радостно вскрикнула, завидев его.

— Ее здесь нет! Они увели ее! Я искала вас…

У Майкла упало сердце.

— Перестань голосить, женщинами внятно объясни, кто увел ее и куда!

Боязливо оглядываясь на залитый светом факелов коридор, Адель втащила его в апартаменты своей госпожи и захлопнула дверь.

— Люди кардинала, — выдохнула она. — Они пришли перед ужином с ордером на арест миледи и ее стражников.

— Что?! Почему? — Но юноша тут же догадался, что ее арестовали за соучастие в отравлении королевы, в этом можно было не сомневаться.

— По подозрению в шпионаже в пользу короля Франции. Они увели ее в Тауэр^[85].

— Я вытащу ее оттуда.

— Да благословят вас боги! Я знала, я была уверена в этом!

— Я немедленно отправлюсь к кардиналу и…

— Нет! — Пожилая женщина вцепилась в отвороты его камзола. — Сначала вызволите ее из Тауэра, а объясняться будете потом. Воспользуйтесь своей силой, умоляю вас! Выломайте двери и решетки, спасите ее оттуда! Вы — единственный, кто способен на это! — И камеристка вновь разразилась жалобными стенаниями. — Мое бедное дитя, она ведь так боится замкнутого пространства… Пожалуйста!

Майкл ободряюще похлопал старую служанку по спине, пока она орошала его грудь слезами.

— Я вытащу ее оттуда! — Пусть даже ради этого ему придется пожертвовать всем: своим положением при дворе, клятвой верности Тайрону, даже самой жизнью…

Его уверенное обещание вдохнуло силы в старую бретонку. Она даже сумела улыбнуться молодому человеку сквозь слезы.

— Да благословят вас боги! Поспешите же!

— Любезная, я клянусь сделать все, что только в силах человеческих, но я не всемогущ.

— Ну да! — заявила она. — Расскажите об этом кому–нибудь еще!

ГЛАВА ДВАДЦАТАЯ

Во тьме мы странствуем по миру,

Ночь выпускает на свободу плененные тени,

И даже Цербер сбрасывает свои цепи —

И бродит повсюду.

Секст Проперций. Элегии

Они казнят ее. Она вступила в игру и проиграла. Кто же предал ее?

Мужество покинуло ее. Рене нервно расхаживала по маленькой и сырой тюремной клетке, обхватив себя руками и дрожа от пронизывающего холода, стараясь силой воли разогнать темноту, подползающую к ней из углов. Гнилой соломенный тюфяк на полу, от которого нестерпимо разило мочой и фекалиями, служил приютом целому семейству крыс, посверкивавших на нее красными глазками. По коже у девушки пробежали мурашки.

Как они будут убивать ее? Обычно женщин, обвиненных в государственной измене, сжигали на костре. Они прикуют ее лодыжки кандалами к железным кольцам, вбитым в днище повозки, и повлекут по улицам Лондона на потеху жителям, которые будут швырять в нее тухлой рыбой и экскрементами на всем пути к месту казни. У ее голых ног палачи сложат поленья и вязанки хвороста. А потом языки пламени начнут лизать ее лодыжки, бедра, руки, грудь и лицо. Она умрет в страшных мучениях, моля о пощаде, сгорая заживо в огненном аду.

Лишь один король властен заменить аутодафе на милосердную казнь на плахе. Но кто встанет на ее защиту? Уж только не его величество Франциск I. Он умоет руки и откажется от нее, откажется от инструмента своей политики. Взывать к духовнику ее матери было бы пустой тратой времени, поскольку кардинал Медичи постарается пресечь любые попытки помочь ей с этой стороны. Он будет крепче спать по ночам, зная, что она мертва и что все ее тайны умерли вместе с ней. Писать сестре столь же бессмысленно. Клоди вот уже много лет как погрузилась в апатию. Так что неизвестно, будет ли она вообще оплакивать преждевременную кончину своей единственной сестры. Перебирая в памяти людей, которых она знала, и, перелистывая страницы книги своей жизни, принцесса вдруг поняла, что единственным человеком в целом мире, чье сердце разорвется при известии о ее смерти, станет Адель. Ее бедная, верная Адель; по крайней мере, она будет избавлена от необходимости просить милостыню на старости лет, поскольку Рене, прежде чем покинуть Францию, назначила своей камеристке пожизненное содержание, что было отнюдь не лишним, учитывая характер порученной ей миссии. Быть может, еще не поздно обратиться к их светлостям герцогу и герцогине Саффолкам…

Боже, о чем она только думает? Ей никогда не дадут перо и бумагу. Теперь, когда кардинал Уолси знает, с какой целью она прибыла в Англию, он будет держать ее взаперти, в строгой изоляции, вплоть до самой казни. Хотя не исключено, что он предпочтет расправиться с ней тайно, подослать наемного убийцу в камеру или попросту отравить ее. Можно не сомневаться и в том, что если у него окажется недостаточно улик, чтобы осудить ее, Уолси будет держать ее в темнице до тех пор, пока она не умрет от воспаления легких или от старости. Рене представила себя изможденной, высохшей, сумасшедшей старухой, забившейся в угол, с поседевшими и спутанными волосами, на изгрызенном крысами соломенном тюфяке.

Нет! Она отказывается умирать таким образом. Впрочем, перспектива быть сожженной заживо тоже не устраивала ее. Если уж ей суждено погибнуть, то хотя бы от собственной руки! Девушка вытащила из внутреннего рукава небольшой серебряный кинжал, вознося в душе благодарность тупости представителей сильного пола. Несмотря на все их бахвальство и угрозы, ни один из верных псов кардинала или стражников в Тауэре не додумался обыскать ее на предмет спрятанного оружия. Внутренне содрогнувшись, она осторожно провела кончиками пальцев по сверкающему лезвию, проверяя его остроту. При мысли о том, что ей предстоит сделать, в жилах у принцессы застыла кровь.

Она боялась. Ее буквально трясло от ужаса, на лбу у девушки выступил холодный пот. Господи Иисусе, сжалься надо мною!

Ответом на ее cri de coeur^[86] стал грохот распахнувшейся двери, топот ног стражников, с криками промчавшихся по коридору, лязг ножен, стоны и ругательства. Заглушая все звуки, снаружи заревел такой знакомый голос:

— Вы немедленно освободите ее и передадите мне, иначе, клянусь Богом, об этом тотчас же узнает его высокопреосвященство!

Майкл! Слава богу, он пришел!

Изумление уступило место восторженному оживлению. Оно горячей волной растеклось по телу девушки, согревая замерзшие руки и ноги, прогоняя страх и растапливая лед, сковавший ее сердце. Вампир пришел ей на помощь — и разве кто–нибудь сможет устоять перед ним?

С губ Рене сорвался крик облегчения, перешедший в булькающий истерический смех. Глаза девушки наполнились слезами. Она поспешно спрятала кинжал, а во внутренних помещениях проклятого Тауэра начинался ад кромешный. До ее слуха долетел взволнованный голос сэра Уильяма Кингстона, констебля королевской тюрьмы, пытавшегося — безуспешно, впрочем, — оказать вампиру сопротивление.

— Сэр, вы не имеете никакого права силой вламываться сюда и требовать выдачи заключенной, не имея на то письменного распоряжения!

— Я являюсь старшим расследователем по этому делу. Меня назначил лично его величество, и я отчитываюсь только перед лордом–канцлером! — Голос Майкла звучал на удивление властно, пока сам он стремительно шагал по коридору, приближаясь к ее клетке с каждым ударом сердца. — А теперь отоприте эту дверь, пока я не выломал и ее!

За стеной камеры раздалось нервное позвякивание ключей. Замок подался с громким лязгом, и, протестующие скрипнув ржавыми петлями, дверь в ее темницу распахнулась. Сквозь слезы, застилавшие ей глаза, Рене увидела своего золотоволосого гиганта. Пригнув голову, чтобы не удариться о низкую притолоку, он бесстрашно перешагнул порог. Когда он выпрямился во весь рост, расправив плечи, его по–мужски красивое лицо исказил сложный вихрь чувств — ярость, беспокойство и облегчение оттого, что он обнаружил ее живой и невредимой. Глаза их встретились, и в его взгляде девушка прочла одну только нежность.

— Мартышка… — Майкл взял ее лицо в свои большие и мягкие ладони, смахивая кончиками пальцев катившиеся по щекам принцессы слезы. — С вами все в порядке?

Когда она кивнула, не в силах вымолвить ни слова, он сбросил с плеч свой плащ и закутал девушку в его тяжелые складки.

— Пойдемте отсюда. — Он покровительственным жестом обнял принцессу за плечи и повел к двери.

Снаружи стоял констебль Тауэра, покорный и смирный, как агнец, приготовленный на заклание, приведенный к рабской покорности силой воли всемогущего вампира, указавшего Рене путь к свободе. Сегодня ночью он не станет посылать им вслед вооруженных стражников или жаловаться кардиналу. В этом можно было не сомневаться.

Оказавшись на пристани Тауэра и вдохнув сырой ночной воздух, пахнувший рекой, Рене вдруг почувствовала, как уходит охватившее ее напряжение, а вместе с ним и силы. Колени у нее подогнулись, и она наверняка бы упала, если бы не Майкл.

Быстрым и плавным движением он подхватил ее на руки и перенес на ожидавшую у причала лодку. Он осторожно опустился на скамью, посадил ее себе на колени — она отчаянно вцепилась в его плечи, пряча лицо у него на груди, — и приказал лодочнику отчаливать.

Очутившись в коконе тепла и силы мужского тела, убаюканная легким покачиванием лодки, Рене вдруг осознала, что ее вновь обретенное убежище — в объятиях вампира, как ни странно это звучит, — отныне превратилось для нее в самое безопасное место на земле. Но кем же на самом деле оказался ее спаситель? Привлекательным и мужественным молодым человеком с благородным сердцем, которого она привыкла считать своим надежным союзником, или жутким монстром, надевшим чужую личину? Да и мог ли первый спасти ее без помощи второго?

Судорожно вздохнув, девушка постаралась отогнать эти тревожные мысли. На нее вдруг снизошло какое–то странное, доселе неведомое ей чувство; искушение столь соблазнительное и яркое, что оно захватило ее целиком, без остатка, сняв камень с души и разрушив все внутренние барьеры. Она прижалась щекой к его груди, глубоко вдыхая его запах, чувствуя, как внизу живота у нее пробуждается пока еще робкое и неуверенное желание. Губы ее осмелели, словно бы не подчиняясь своей хозяйке, и отправились в самостоятельное путешествие по его бархатной шее, лишь слегка касаясь ее. Ими управляла страсть, зарождавшаяся в ней сейчас, но давно уже ставшая спутником ее сновидений. И тут, то ли в ответ на ее беззвучный призыв, то ли по собственной воле, но его сильный подбородок дрогнул и склонился к ней. Губы их встретились на полпути, пробуя друг друга на вкус и лаская…

От его прикосновений Рене таяла и дрожала. Молодой человек не мог не заметить пожара, бушующего в крови у недавней пленницы. Для нее не существовало ничего, кроме него. А ей хотелось большего, намного большего…

Услышав подозрительное хихиканье лодочника, Майкл оторвался от губ девушки и поднял голову.

— Смотри за рекой! — грозно рявкнул он, так что перевозчик испуганно забормотал извинения. Майкл взял ее лицо в свои горячие ладони и склонился над ней. В его глазах бушевало желание, но не только. В них было что–то еще. — Рене…

— Нет. Не говорите ничего.

Она робко провела кончиками пальцев по его губам, подбородку, спустилась ниже. Он был так красив, что у нее защемило сердце. Рене запустила пальцы в роскошную гриву сверкающих золотом волос и притянула его голову к себе, вновь сливаясь с ним в поцелуе, пробуя его на вкус языком, исследуя его и наслаждаясь им. С каждым поцелуем их тянуло друг к другу всё сильнее, а языки пламени вспыхивали все ярче.

Рене горько застонала, протестуя, когда он оторвался от ее губ, а лодка стукнулась бортом о дворцовую пристань. Майкл оборвал их поцелуй, чтобы расплатиться с перевозчиком. Она осторожно обхватила руками его плечи, а потом удобно уткнулась носом ему в шею, пряча лицо.

Майкл негромко рассмеялся.

— Мы что же, позабыли ваши изящные маленькие ножки в Тауэре, миледи мартышка? В таком случае, позвольте мне принять на себя основную тяжесть этой простительной оплошности.

Она постаралась спрятать улыбку, вдыхая его головокружительный запах, а он легко подхватил ее на руки и перенес на пристань, как маленького котенка, уютно устроившегося у него на груди.

Дворец сверкал огнями факелов. Вслед Майклу, когда он невозмутимо шествовал по коридорам дворца со своей ношей, поворачивались любопытствующие головы, провожая его недоуменными взглядами, но Рене было наплевать, даже если придворные станут сплетничать о ней с посланниками, склонными к сочинительству и способными увековечить сей спектакль на потеху всем монархам Европы.

Адель по–старушечьи всплеснула руками и захлопала в ладоши, увидев на пороге свою любимицу.

— Ох, да благословит тебя Господь! — запричитала она, гладя Майкла по спине и подталкивая их в спальню. — Вы — ангел, настоящий ангел–хранитель!

Негромко хихикая, Рене решила, что камеристка непременно бы расцеловала Майкла, если бы не драгоценная ноша у него на руках.

В серебряных и золотых подсвечниках трепетали язычки целого легиона свечей. Кровать, застеленная синим с золотым бельем, была приготовлена на ночь. Посреди комнаты стояла деревянная лохань с благоухающей травяными настоями водой. Подле деревянной лавки скромно пристроился маленький столик, на котором красовалось большое бронзовое блюдо с засахаренными фруктами и сладкими пирожными, а рядом высился кувшин с яблочным бренди и пара украшенных драгоценными камнями кубков.

Майкл взглянул на Адель.

— Любезная служанка, ваши приготовления льстят мне и внушают ужас. Я даже боюсь представить, какой прием ожидал бы меня, если бы мне не удалось вернуть вашу принцессу в целости и сохранности.

— Вздор! — Старая камеристка небрежно отмахнулась от него. — Опускайте ее вот сюда.

Рене с изумлением вслушивалась в дикую смесь бретонского и ирландского диалектов, на которой по–приятельски изъяснялись два самых близких ей человека.

Майкл бережно усадил Рене на скамью перед камином, где нагревался огромный горшок с водой. Она не спешила разжимать руки, которыми обвила его за шею, и прошептала:

— Не оставляйте меня одну. Останьтесь.

— Я и не собирался уходить. — Молодой человек присел рядом с ней на скамью. — Адель, собери дорожный саквояж для своей госпожи и для себя. Возьми только самое необходимое. — Он повернулся к Рене. — Сегодня ночью вы покинете Англию.

— Что?! — Святые небеса, только этого ей сейчас и не хватало!

— Я отвезу вас в Дувр.

Рене, стараясь скрыть разочарование, во все глаза смотрела на него. Ей нужно было, чтобы он похитил Талисман для нее, причем именно сегодня ночью! Отчаянно пытаясь составить подходящий план, она поинтересовалась:

— А вы поедете со мной во Францию? В Англии вам теперь оставаться столь же небезопасно, как и мне. Вы спасли меня, но тем самым неразрывно связали свою судьбу с моей. Майкл, — девушка схватила его за руку, переплела его пальцы со своими и прижала их к груди, — кардинал придет в ярость, когда узнает, что вы наделали. Он сурово покарает вас.

Он поднес их сплетенные руки к губам и поцеловал ей кончики пальцев.

— Не стоит так волноваться за мое благополучие. Я как–нибудь переживу недовольство его высокопреосвященства. Ему нужна моя помощь, чтобы избавиться от врагов в ближайшем окружении короля. Если мои усилия принесут плоды, он посмотрит на мои художества сквозь пальцы. Оставьте все, кроме нескольких платьев и драгоценностей. И еще одно. Если вы занимались шпионажем, Рене, я настоятельно советую вам сжечь все свои записи. Не нужно зашивать никаких бумаг в подол, потому что, если он все–таки настигнет вас, меня может и не оказаться рядом.

Девушка решила подыграть ему.

— Вы действительно полагаете, что мы должны уехать немедленно? Нельзя ли немного подождать? Я насквозь пропахла тюремными запахами.

— Ничего не чувствую, кроме сладости и цветочных ароматов, но если вы настаиваете, моя сказочная фея, мы можем уехать после того, как Адель отскребет вас от грязи.

Майкл забросил ее ноги себе на колени, приподнял забрызганный грязью подол ее платья и бережно снял с ног девушки безвозвратно погибшие кожаные полусапожки кремового цвета. Его длинные пальцы сомкнулись у нее на лодыжках, словно примеряясь, как надеть на них кандалы, и начали бережно разминать ее ноющие и затекшие ступни.

— Вы и вправду хотите, чтобы я поехал с вами во Францию? — негромко спросил он, не отрывая взгляда от ее ног.

— Моя каравелла стоит в гавани Грейсенда. Нам хватит часа, чтобы добраться туда по реке. К утру мы уже будем в Ла–Манше. Поедемте со мной, Мишель. Вы покорите двор французского короля.

Когда он поднял на нее глаза, она прочла в них неутолимый голод.

— Я бы очень этого хотел… Я действительно хочу… но не могу. Пока еще не могу. Я должен сделать две вещи, прежде чем присоединюсь к вам во Франции, если вы и вправду пожелаете увидеть меня там.

Сердце Рене забилось. Наконец–то ей удалось добиться хоть чего–нибудь.

— И что же это за вещи?

— У вас ведь тоже есть заботы личного плана, разве не так? Например, вы шпионите для своего короля.

— Я ни для кого не шпионю! Пусть кардинал предъявит доказательства своего обвинения! — Девушка прекрасно знала, что Уолси скорее пожертвует своей правой рукой, нежели выставит на всеобщее обозрение Талисман. — Майкл, — она нежно коснулась его обветренной щеки, — вы ведь доверили мне одну свою тайну. Я имею в виду вашу болезнь. Разве не можете вы довериться и во всем остальном?

Метнув быстрый взгляд на камеристку, которая, что–то негромко напевая себе под нос, суетилась над раскрытыми сундуками и саквояжами, он осторожно поцеловал Рене в губы. Когда он поднял голову, перед внутренним взором принцессы уже поплыли чувственные фантазии, а внизу живота вспыхнул яркий огонь желания.

— Для начала я должен получить ответы на кое–какие вопросы, имеющие отношение к убийству и к моим личным делам. Кроме того, я намерен вернуть похищенную у меня собственность.

Рене задрожала от возбуждения и восторга.

— Я помогу вам вернуть утраченное! — выдохнула она, ласково перебирая пальцами золотистые завитки волос у него на затылке.

Внезапно Майкл рассмеялся, и Рене ошеломленно отметила, что ее окончательно покорила его жизненная силa и что она более не в силах противиться страсти.

— Любимая, вы — последний человек в Лондоне, кто может помочь мне в этом, — ответил он, в который уже раз с блеском уходя от прямого ответа. — Но я все равно благодарен вам за сочувствие.

— Почему это я не в состоянии помочь вам? Разве не вы признавали, что я — настоящая мастерица на разные трюки и увертки?

Майкл коротко рассмеялся.

— Я и впрямь говорил нечто подобное. Признаю, что вы действительно очень живая, проворная и ловкая особа, и мне хотелось бы поближе познакомиться со всеми вашими хитростями и секретами, от которых так и пышет жаром. — Двусмысленность его замечания не осталась незамеченной. — Однако же, помочь мне вы не можете по той простой причине, что моей собственностью завладел кардинал.

От неожиданности и нетерпения у принцессы перехватило дыхание.

— Разве вы не можете забрать ее нынче ночью?

— Вы предлагаете мне вломиться во дворец Йорк–плейс, когда я не имею понятия, где хранится моя собственность? Не думаю, что это мудрый совет. Кроме того, я говорил вам, что у меня есть еще и другие…

— …вопросы, на которые вы хотите получить ответы. — Да, здесь лучше действовать исподволь — вот только как? Ее несговорчивый вампир был твердо уверен в том, что сейчас не самое лучшее время для того, чтобы начать охоту за своим призом. — Я не уеду без вас. Завтра я испрошу аудиенции у королевы и скажу ей, что вверяю себя ее милосердию.

Майкл обдумал ее слова.

— Очень хорошо. Если вы хотите задержаться в Англии с благословения королевы, я буду защищать вас, но вы должны держаться рядом со мной…

Рене уронила голову ему на плечо и почувствовала, что падает, падает, падает в какие–то неведомые и восхитительные глубины… Перед ними словно из ниоткуда появилась Адель.

— Будьте хорошим мальчиком, помогите старой женщине управиться с этим горячим горшком!

Майкл с некоторой опаской взглянул на языки жаркого пламени, но хорошее воспитание не позволило ему отказать камеристке.

— Разумеется.

Встав на ноги, Рене смотрела, как он легко, словно пушинку, поднимает котел с кипящей водой и опрокидывает его в деревянную лохань. Покончив с этим, Майкл вернулся к принцессе и взял ее руки в свои. В его сверкающих глазах кипела мольба, смешанная с желанием.

— Мне подождать? — хриплым шепотом осведомился он.

Да хранят ее все святые! Рене очень хотела, чтобы он остался, и боялась, что именно так он и поступит. Господи, что же ей делать?

— Пора купаться! — провозгласила Адель. Она вытолкала Майкла за дверь, заперла ее на задвижку, после чего вернулась к Рене. — Безмозглая гусыня, — одними губами прошептала старая камеристка. — Он же сожрет вас живьем!

— Знаю.

Купание длилось целую вечность. Майкл мерил шагами коридор, пытаясь не обращать внимания на запахи и звуки, когда капли ароматического масла срывались с обнаженных рук и ног и с плеском падали в воду, но у него ничего не получалось. Перед внутренним взором его проплывали самые невероятные и разнузданные фантазии. Доселе еще ни одной женщине не удавалось настолько околдовать его, пленить и свести с ума.

Сколь бы соблазнительной ни казалась ему эта мысль, он не мог последовать за ней во Францию. Во всяком случае, только не сегодня ночью. В Лондоне у него оставалось слишком много дел: кольцо Тайрона, загадки его ночных кошмаров, преследующий его безымянный враг, клятва умирающему графу. Ему предстояло вернуться в публичный дом, чтобы разобраться в своих сновидениях и установить местонахождение Брайана и Кэри в момент смерти Анны, а после чего предстать перед кардиналом и постараться объяснить Уолси, с чего это ему вдруг вздумалось разыгрывать из себя сэра Ланселота.

Высокородная фея, принимающая ароматическую ванну за стеной, настолько близко подошла к тому, чтобы подарить ему свое тело, что он буквально ощущал его. Хотя ее взрывной характер не позволял Майклу надеяться на естественное завершение той сладостной пытки, которой она подвергла его в лодке на реке, молодой человек все равно остался у дверей принцессы, надеясь и боясь поверить своему счастью…

Когда за два часа до полуночи на башне пробил колокол, Адель распахнула дверь.

— Он еще здесь, — сообщила она своей госпоже и со страхом уставилась на Майкла прищуренными глазами. — Если вы причините ей вред, — продолжала старая ведьма, которой сейчас недоставало, пожалуй, лишь помела, — я отравлю вашу кровь, проткну насквозь ваше сердце, отрежу вам голову и сожгу на огне, а потом развею пепел по ветру.

Оторопев от неожиданности, он выслушал ее, не веря своим ушам.

— В самом деле? — В веселом изумлении, к которому, однако, примешивалась изрядная толика опасения, он по широкой дуге обогнул старую камеристку. — А я–то думал, что мы друзья, Адель. — Но сейчас тот факт, что он заговорил с ней по–гаэльски, не произвел на старуху должного впечатления. У дверей Майкл остановился, опустив глаза долу, и смущенно прошептал: — Как я могу причинить ей вред, если я люблю ее больше жизни?

— Ба! — недовольно фыркнула Адель, но сочувствие, промелькнувшее в ее глазах, странным образом противоречило зловещей усмешке.

В полутемной спальне, полной волнующих и соблазнительных ароматов, подобно острым лучикам звезд, мерцали огоньки свечей. Майкл обнаружил свою добычу на трехногой табуретке подле очага. Склонив голову к плечу, она сушила свои черные как смоль кудри. Щеки девушки порозовели, тело плотно облегал роскошный пеньюар из мягкой шелковистой ткани в рубчик, расшитый золотыми геральдическими лилиями, а снежно–белые оборки на подоле прикрывали ее изящные лодыжки. Огонь в камине полыхал столь же яростно, как и вожделение, бурлившее у него в крови. Сердце гулко стучало у Майкла в груди, но в остальном он был вполне готов к кавалерийской стремительной атаке на свою очаровательную фею. Какую бы оборонительную тактику она не избрала, он выстроил свои наступательные порядки и припас в рукаве козырную десятку.

Рене улыбнулась ему. Майкл закрыл за собой дверь и медленно подошел к ней.

— Как вы себя чувствуете? — Опустившись перед девушкой на колени, он бережно провел рукой по грациозному изгибу ее белоснежной шеи, лаская ее и полной грудью вдыхая исходящий от нее головокружительный цветочный аромат, представляя, как это хрупкое тело отдается его рукам.

Она замерла, ощутив его ласку, но не отшатнулась и не стала протестовать. Говоря откровенно, с ним она вела себя точно так же. Так что и он теперь имел на это право. Услуга за услугу, скажем так. Но когда он положил ей руку на затылок и притянул к себе, чтобы поцеловать, она взяла его лицо в ладони и шутливо поинтересовалась:

— Вы пришли требовать награды, bel homme^[87]?

— А что, bel homme находится где–то посередине между petit ami и bel ami на французской шкале сердечных привязанностей?

— Ве1 homme означает «красивый, приятный мужчина», a petit ami — «близкий друг». Вы стали для меня и тем, и другим.

От волнения голос Майкла прозвучал хрипло.

— Я хочу стать для вас всем, Рене. — Она, не говоря ни слова, ввытащила из кармана распечатанное письмо и протянула ему. Молодой человек постарался скрыть охватившую его неуверенность веселой насмешкой. — Наш неутомимый писака никак не угомонится, верно?

— Оно пришло сегодня. Прочтите.

Невыразительный голос девушки не сулил ничего хорошего. Когда Майкл увидел большую печать короля Франции, в душе у него зашевелились дурные предчувствия. Развернув лист бумаги, он быстро прочел цветистые фразы. Юноша почувствовал себя так, словно ему нанесли неожиданный удар под ложечку. Подняв глаза от письма, он с недоумением уставился на принцессу.

— Но вы не можете выйти замуж за сына этого итальянского герцога.

— Почему?

Вот упрямая девчонка! Ока явно вознамерилась услышать от него то, что он и хотел, и боялся произнести.

— Потому что мы с вами, вы и я… — Голос его дрогнул и сорвался.

Рене смотрела на него с выражением невинного любопытства на лице.

— Что, Майкл?

Это она виновата в том, что ему нечем было дышать. Несколько дней общения с ней перевернули весь его внутренний мир. Он растерял все свои прежние убеждения. Если только он не ошибался, сейчас эта обманщица прибегла к некоей разновидности пытки и манипулирования им — но ради чего? Какую цель она преследовала? Майкл яростно скомкал письмо в кулаке и швырнул его в огонь.

— Неужели вы полагаете, что мне есть дело до того, совершали ли вы паломничества в чужие спальни или нет?

Внезапно принцесса вскочила на ноги и повернулась лицом к камину, глядя в огонь. Похоже, военная хитрость, к которой она прибегла, не удалась.

— Моя добродетель либо отсутствие таковой не является предметом обсуждения, приятным для всех заинтересованных сторон.

Майкл подошел к ней сзади и обнял за талию.

— Ваш король может выстроить в очередь всех принцев, которых только найдет на свете, от Индии до Эспаньолы^[88], но от этого ничто не изменится. И знаете, почему? — Он почувствовал, как девушка вздрогнула. Майкл бережно коснулся губами мочки ее уха. — Потому что вы непременно полюбите меня, как я полюбил вас.

Девушка содрогнулась всем телом.

— Неужели вы всерьез полагаете, что я вольна распоряжаться своим будущим?

— Думаю, это вполне возможно. Посмотрите на свою подругу Мэри. Она вместе с Саффолком проложила для нас Великий шелковый путь. И все, что от нас требуется, — это плыть вперед, руководствуясь соединением их планет. — Он принялся осыпать невесомыми поцелуями щеку и шею девушки. — Вот вам, например, известно, что Луна движется быстрее всех прочих планет?

— А вам известна легенда об орле и голубке?

— Мне нравятся хорошие легенды. Расскажите.

Он полной грудью вдыхал ее запах. Очарование девушки совершенно обезоружило его. Еще никогда Майкл не чувствовал себя настолько околдованным. Он ощущал себя открытым и беспомощным.

— Жила–была на свете маленькая голубка, которую обманом держал в клетке злой ворон. Но однажды ей на помощь пришел огромный орел и освободил голубку из заточения. Он был добрым и великодушным. И она подумала, что орел испытывает к ней нежные и искренние чувства. Поэтому, голубка предложила ему лететь с ней через море к далекой земле, где они могли бы жить долго и счастливо. Но орел отказался; ему нужно было лишь уютное гнездышко на одну ночь.

— Голубка всего лишь неправильно поняла его. Орлу нужно было теплое и уютное гнездышко и на эту ночь, и на следующую, и на все ночи после. Но прежде чем улететь вместе с ней, он должен был расправиться со злым вороном.

— Майкл…

— Вы помните наше пари? — пробормотал он, уткнувшись носом в чудно пахнущие волосы девушки. — Пропустить — не значит отказаться. В общем, платить следует без напоминаний, вы согласны?

— Поэт так и не пожелал предстать передо мной.

— Быть может, он… Позвольте, я дочитаю вам балладу до конца?

Майкл улыбнулся, когда она резко обернулась к нему, глядя на него большими встревоженными глазами, в которых вспыхнула надежда. Молодой человек принялся негромко декламировать:

Да, слушайте меня, и я расскажу вам свою историю.

Я весь горю, поддавшись чарам:

Даже в аду нет жарче пламени,

Чем пламя любви, особенно

Когда тайный воздыхатель не осмеливается

Признаться во всем объекту своей страсти.

Слезы медленно потекли у девушки по щекам, и ее фиалковые глаза затуманились, когда она робко улыбнулась ему.

— Значит, это все–таки были вы.

— Да, это был я. — Он наклонил голову и коснулся губами ее сладких и свежих, как лепестки розы, губ.

Прекрасная сильфида растаяла в его объятиях.

— Я так хотела, чтобы вы оказались им, — тихонько выдохнула она в перерыве между поцелуями. — Я никогда не забуду вашей доброты. Я боялась, что меня навсегда запрут в этой зловонной тюрьме или… случится еще что–нибудь похуже. Вы — мой ангел–хранитель, мой защитник.

От такого признания сердце Майкла затрепетало. Он поцеловал Рене крепко и жадно. Ее шелковый язычок обжег его пламенем желания. Ее вкус кружил ему голову, заставляя забыть обо всем, совсем как горящие в бренди изюминки. Майкл не представлял себе, что сможет полюбить кого–либо, с такой силой и отчаянием. Он готов был тысячу раз умереть ради нее. Нет, он ни за что и никогда не отдаст ее какому–нибудь великому герцогу или выдающемуся художнику. Отныне она принадлежит ему и только ему.

— К чему тогда такой маскарад? К чему посылать мне прекрасные стихи о любви и насмехаться над их автором?

Как он мог объяснить ей? Вплоть до того момента, когда она поцеловала его на реке, в нем жили и боролись два человека: смешной мечтатель и циничный трус.

— Все влюбленные мужчины — трусливые еретики.

Рене со вздохом уронила голову ему на плечо, признавая поражение.

— Майкл…

Он принялся осторожно расстегивать перламутровые пуговки у нее на горле, а потом спустил с ее плеч пеньюар, под которым оказалась прозрачная сорочка, украшенная оборками. Его пальцы, подрагивая от желания поскорее доставить ей удовольствие и ощутить каждый очаровательный изгиб восхитительного тела девушки, бережно скользили по холмам и впадинкам, прикрытым тончайшей тканью. Майкл провел ладонью по ее mons veneris, а другую руку со священным трепетом положил ей на маленькую упругую грудь, увенчанную длинным соском, который требовал и умолял, чтобы его ласкали губами, целовали и покусывали. Он осторожно сжал его кончиками пальцев, а потом чуточку потянул и почувствовал, как у Рене перехватило дыхание.

— Вам нравится?

Дыхание девушки стало частым и затрудненным. Ее темные и длинные ресницы трепетали, как крылья бабочки; из–под них влажно и таинственно поблескивали фиалковые глаза.

Майкл застонал, чувствуя, как в ладонь легла ее грудь, тяжелая и безупречно округлая. Стараясь не испугать ее, он необычайно бережно коснулся ее соска, в то время как другая рука юноши скользнула в ложбинку меж ее бедер. Почувствовав, что ткань ее сорочки увлажнилась от его прикосновения, он вздрогнул всем телом, и отчаянное желание едва не вознесло его на вершину наслаждения. Жар, исходящий от тела девушки, и ее влага сводили его с ума, а запах ее желания кружил ему голову. Он больше не мог думать ни о чем. Она была готова принять его. Майкл даже застонал от муки.

— Скажите, что хотите меня, Рене. Потому что я хочу вас больше всего на свете.

Она тихонько вздохнула и откинула голову, выгибая шею и подставляя ее для поцелуев. Тело девушки вздрагивало у него в руках, но она отказывалась произнести слова, которые он так жаждал услышать.

Не смутившись, он совлек с нее сорочку, обнажив сверкающие белые плечи. Майкл застонал от возбуждения при виде того, как легчайшая прозрачная ткань повисла, зацепившись за напрягшиеся соски ее грудей. Это было самое волнующее, захватывающее и соблазнительное зрелище, которое он когда–либо видел в своей жизни. Его пальцы бережно освободили сорочку, и та в шорохе кружев упала к ее ногам.

Он со свистом втянул в себя воздух сквозь стиснутые зубы, когда глазам его предстала восхитительная нагота ее тела. Сердце Майкла бешено заколотилось, после того как он коснулся пальцами темных зарослей, в которых скрывался бутон розы, и осторожно раздвинул складки влажных губ.

Рене вскрикнула, протестуя и одновременно наслаждаясь его прикосновением. Она испуганно перехватила его запястье и взглянула на него, смущенная и растерянная. В глазах у девушки страх боролся с желанием.

— Не надо. Это слишком интимно.

— Слишком интимно? Мартышка, мы же еще и не начинали.

Он отчаянно цеплялся за остатки самообладания, когда под кончиками его пальцев раскрылись шелковистые лепестки и запах женщины ударил ему в голову. Ее испуг удивил Майкла. Это была не та реакция, которой следовало ожидать от принцессы, прославившейся своим распутством даже при французском дворе. Что это, проявление целомудрия под давлением обстоятельств и приличий, или же ее первый любовный опыт в объятиях эгоиста оказался столь горек, что теперь она страшится продолжения?

— Ой! — прошептала Рене и сделала попытку отстраниться. — Майкл, я…

— Позвольте мне потрогать вас, — хрипло выдохнул он, запуская пальцы еще глубже и поглаживая гладкий и упругий венчик ее чувственного лона. Юноша игриво ласкал скользкие и влажные лепестки розы, ему хотелось зарыться в них лицом и жадно пить божественный нектар, утоляя жажду, подобно усталому путнику в жаркой пустыне. Все жилы в его теле напряглись и дрожали, как натянутая тетива. Его копье, сочащееся мужской силой в ставших вдруг тесными панталонах, реагировало на исходящие от девушки призывные токи, как на хриплый рев боевого рога, призывающий к оружию. — Умираю, так мне хочется попробовать вас. Я чувствую запах вашего возбуждения и то, как вы здесь восхитительно сочны и готовы для меня, моя роза. Я знаю, что должен сделать. Доверьтесь мне. Вам не будет больно. Обещаю.

— Анне вы этого не делали, — с какой–то детской обидой возразила Рене.

Майкл хрипло выдохнул. Должно быть, святой покровитель слишком страстных любовников услышал его безмолвную мольбу. Замечание девушки несколько умерило его пыл, позволяя ему восстановить хотя бы видимость самообладания и вспомнить о своем чувстве юмора.

— Если вы пытаетесь обезоружить мен, то делаете как раз то, что нужно.

— Вы хотели ее, — невыразительным голосом ответила Рене. — И не смейте отрицать этого.

Он с раздражением взглянул на нее. Но опасения девушки были ему вполне понятны, учитывая, что она собственными глазами видела, как он занимался любовью с другой женщиной.

— Вы хотите разобраться, как устроены мужской ум и самолюбие? В таком случае, готовьтесь к разочарованию, любовь моя. Чтобы привести наше копье в боевую готовность, требуется совсем немного — взгляд, прикосновение, улыбка, — но вот для того, чтобы гореть в лихорадке или, хуже того, томиться от любви, этого явно недостаточно.

— И в чем же заключается разница?

— Любовная лихорадка — это огонь вожделения в крови, а любовное томление — это мучительные платонические страдания. Все до единой стрелы Купидона, выпущенные вами, попали в цель. Они поразили меня в самое сердце. Я кажусь вам смешным? — Маленькая кокетка улыбалась. — В таком случае, я буду вести себя смелее. С тех пор как я увидел вас в подвале… — Он спохватился и умолк.

— Продолжайте же. Поразите меня своими откровениями. С тех пор как вы увидели меня… — И девушка одарила его пылким взглядом начинающей искусительницы.

— С того самого момента, как я впервые увидел вас, я не желал другой женщины, хотя и понимал, что у меня практически нет шансов завоевать вас, — признался он. — И находились ли вы вдалеке, вне моей досягаемости, или искушали меня своими колдовскими очами, я все время черпал в вас вдохновение.

— Вот как! — Рене поспешно облизнула губы, чтобы скрыть предательскую улыбку.

— А теперь, быть может, мы приступим к трудам любви? — пробормотал Майкл, приникая к ее губам долгим и чувственным поцелуем, стараясь успокоить девушку и преодолеть ее защиту.

Она вновь превратилась в ту страстную голубку, какой была на реке, извиваясь и вздыхая в его объятиях, бросая вызов его выдержке, призывая его сполна вкусить всех плотских радостей, таящихся в ее теле. Неожиданное везение и даже счастье, обрушившееся на него, поразило Майкла до глубины души. Принцесса крови, дочь короля, предназначенная в жены другому королю, снизошла в его объятия и стала его женщиной, которую он теперь мог любить и обожать. И юноша намеревался доставить ей неземное удовольствие, привязать ее к себе шелковыми путами, чтобы она больше никогда не ускользнула от него.

— Потрогайте меня, — промурлыкала сладкоголосая сирена.

Она доверчиво и уютно устроилась в его объятиях, и ее восхитительный язычок скользил и метался у него во рту. Он жадно привлек ее к себе, лаская одной рукой ее упругие груди и поглаживая напрягшиеся соски, а другой раскрывая нежные лепестки, черпая божественный нектар и исследуя истекающую соком потаенную пещеру.

Майкл все–таки сорвал восторженный стон с ее губ, прикоснувшись к чувствительному и набухшему бутону. Он начал поглаживать его медленными круговыми движениями, целеустремленно и старательно, отчего девушка сладко застонала и выгнулась в его объятиях. Майкл знал, что одними только ласками способен вознести ее на самую вершину наслаждения. Однако это не облегчило бы его собственных страданий.

— Скажите, что хотите меня. Я могу доставить вам такое удовольствие, что вы окажетесь на седьмом небе от счастья. Клянусь.

Рене же погрузилась в пучину сладких мучений; она стонала и вздрагивала в его руках.

— Это просто… это… — Ее задыхающийся голос выдавал волнение и возбуждение девушки. Она выгнулась дугой, подставляя свои груди его умелым пальцам, начала робко и неумело двигать тазом, чтобы и там он доставил ей удовольствие, и прижалась пухлыми ягодицами к его истекающим соком чреслам. Непрерывная сладостная дрожь сотрясала тело Рене, с губ слетали чувственные стоны наслаждения. — Я еще никогда… Я более не выдержу!

— Выдержите, и вам понравится. — Майкл неторопливо и старательно играл с ней, то отступая на мгновение, то вновь бросаясь в атаку, пустив в ход весь свой богатый арсенал и стараясь, чтобы она совершенно потеряла голову от неземных ощущений. — Чистый, благословенный огонь, — задыхаясь, шептал он на ухо Рене, ощущая, как в ней нарастает напряжение, требующее выхода. Молодой человек удвоил свои усилия, чтобы вознести ее на вершину удовольствия. — Пусть рябь станет сильнее и выбросит вас на берег.

— Майкл, умоляю, сжальтесь надо мной! — взмолилась девушка. Тело ее напряглось и забилось в конвульсиях.

Когда у нее подогнулись ноги, Майкл успел поддержать ее одной рукой за талию.

— Хотите продолжить?

— Да…

Голос у Рене обрел чувственную хрипотцу движения стали резкими и порывистыми. Ногти ее впились ему в предплечье; она держалась за него, как за якорь, стараясь устоять перед ураганом, набиравшим силу внутри нее. Большим пальцем лаская ее бутон Венеры, Майкл ввел два пальца в тугой пылающий туннель ее женственности.

Издав сдавленный крик, девушка забилась в его руках, как пламя костра на ветру, сжимая его пальцы своим лоном, увлажняя их и содрогаясь в конвульсиях. Экстаз продолжался бесконечно. Майкл пришел в неописуемый восторг. Венценосная недотрога испытала в его руках невиданное наслаждение.

Судорожно всхлипнув в последний раз, Рене обмякла. Казалось, последние силы оставили девушку. Майкл поднял ее на руки, перенес на огромную кровать и уложил на прохладные простыни и пышные атласные подушки.

Сам он был мокрым от пота, нижнее белье можно было выжимать, сердце яростно билось, а мужское достоинство напряглось до пределов возможного. Юноша с любовью и нежностью всматривался в ее спокойное и безмятежное лицо, любуясь прекрасным телом. Рене походила на маленькую богиню, совершенное творение природы, созданное для того, чтобы доставлять мужчинам удовольствие.

— Вы впервые достигли пика страсти, и я помог вам в этом.

Ресницы девушки затрепетали, и она широко распахнула глаза.

На щеках у нее выступил жаркий румянец. Она коротко кивнула, признавая его правоту.

— Вы получили лишь первое впечатление о том, что будет дальше. — Улыбнувшись, он поспешно принялся раздеваться. Приталенный жилет, камзол черного бархата, расшитый золотой нитью, и камлотовая сорочка полетели на пол. Рене не сводила с него глаз, скользя по его телу внимательным и оценивающим взором, и это доставляло ему нескрываемое удовольствие. Он взялся за шнурок на талии, готовясь развязать пояс своих панталон. — Только представьте: до сих пор мы плыли, держась берега. А теперь отправимся на глубину. И вот там можно встретить морское чудовище.

В глазах у Рене вдруг ожил страх. Она резко выпрямилась и села на постели.

— Какое чудовище? Кровожадное?

Майкл в душе проклял себя за тупость. Дурацкая похотливая метафора завела его слишком далеко.

— Успокойтесь. Я выразился иносказательно. Это была неудачная шутка, предназначенная для вас, чтобы вы вернули ее, приправив пикантными подробностями. — Предвкушая, как войдет в ее роскошное тело и растворится в нем, он стянул с себя панталоны и короткие штаны под ними.

— Вы очень красивы, — медленно проговорила девушка.

«Золотоволосый жеребец», — прозвучал у него в ушах чей–то шепот, раздавшийся из ниоткуда, но он знал, что голос принадлежал Рене.

— Что вы сказали? — Он коротко рассмеялся, заметив, что она не сводит глаз с его вздыбленного мужского достоинства. А оно, словно чувствуя на себе восторженный взгляд принцессы, еще больше увеличилось в размерах.

— Я… — Девушка залилась краской и подняла голову. — Я сказала, что вы очень красивы.

— Я имел в виду кое–что другое.

— Что именно?

«Пожалейте меня». Майкл так сильно жаждал услышать от нее признание в любви, что ум юноши услужливо подсовывал ему воображаемые фразы, как медяки, что щедрая рука бросает в кружку для сбора пожертвований.

Улыбаясь, Рене откинулась на подушки.

— Вы ждете особого приглашения?

Он застенчиво улыбнулся в ответ.

— Может быть.

— Пока будете ждать, у вас может вырасти седая борода. — Девушка потянулась за простыней и одеялом, чтобы прикрыть свою восхитительную наготу.

Майкл прыгнул на постель и успел схватить ее за руки прежде, чем она исчезла под покрывалом. Усевшись на нее верхом, он завел запястья Рене за голову и прижал их к кровати, а потом наклонился над ней, чтобы поцеловать.

— Вы — озорная и коварная ведьма, — пробормотал юноша, касаясь ее сладких губ. — Вы готовы сделать из меня пирата.

— Пирата? — Она соблазнительно выгнулась, провела своими потрясающими сосками по его груди, и ее язычок скользнул по его губам.

Майкл застонал, с болезненной остротой ощущая пылающее средоточие ее плоти у себя между ног. Его разгоряченный член упирался в снежно–белую мягкость ее живота, с нетерпением ожидая возможности погрузиться в ее жаркие, влажные, благоуханные глубины. Он готов был взять ее даже без полагающихся в таких случаях нежностей или хотя бы словесного приглашения. К счастью, Майкл знал несколько хитрых приемов, с помощью которых он мог добиться желаемого.

— Да–да, пирата, который занимается грабежом, разбоем и мародерством. И вы хотите, чтобы я стал им? — Перехватив ее запястья одной рукой и продолжая удерживать их над головой девушки, он улыбнулся и сомкнул губы вокруг одного из ее напряженных сосков.

Рене негромко вскрикнула от удовольствия и начала метаться под ним, а Майкл продолжал ласкать кончики ее грудей круговыми движениями губ. Он рассмеялся, когда Рене попыталась сбросить его с себя и в наказание принялся яростно целовать ее соски. Он ласкал ее полные великолепные груди и не мог насытиться, а она отреагировала на его уловки слабым стоном и выгнулась под ним дугой, подставляя его жадным и умелым губам прочие части своего роскошного тела.

Майклу хотелось, чтобы она трепетала и сгорала от желания, то есть испытывала все те восхитительные чувства, от которых сейчас страдал он сам. Он отпустил запястья Рене и скользнул ниже, не обращая внимания на ее протестующие стоны, на ее пальцы, которые она запустила ему в волосы, и осторожно раздвинул девушке колени. При виде ее жаркого лона, от которого исходил волнующий запах, у Майкла закружилась голова, и он едва не утратил последние остатки самообладания. Он провел руками по грациозному изгибу ее лодыжек и сомкнул пальцы у нее на щиколотках, изумляясь тому, какие они стройные и изящные. Осторожным движением согнув девушке ноги в коленях, он жадно втянул ее запах расширившимися ноздрями.

— Майкл, вы — испорченный, развратный и безнравственный сумасшедший! — Рене высвободила ноги и попыталась скрыть от его взора потаенные уголки своего тела, стиснув ему шею пышными бедрами.

Чувствуя, как гулко стучит в груди сердце, опьяненный ее головокружительным цветочным запахом, он поступил так, как поступил бы на его месте любой более–менее опытный мужчина — он приник губами к розовым лепесткам ее лона и лизнул их. Ее испуганный вскрик едва достиг его слуха сквозь густой туман ароматов и вкусовых ощущений, завладевших органами чувств юноши. Он погиб, растворился без остатка в волнующей прелести ее лона, глотая нектар ее наслаждения, чего никогда не позволял себе ни с одной женщиной в своей жизни. Майкл ощущал себя богом, пробуя на вкус ее сокровенные тайны. Ему отчаянно захотелось навсегда остаться здесь, в этой сокровищнице, подчинить ее себе, возвести вокруг несокрушимые стены и завладеть ею на законном основании.

Ее пальцы, лежавшие у него на волосах, разжались, и тело девушки постепенно обмякло и расслабилось, отвечая на ласкающие движения его языка. Рене задвигалась в чувственном ритме; наконец–то, ее никогда не знающий покоя ум отключился, и она сосредоточилась лишь на том, чтобы поскорее достичь кульминации сверкающего и искрящегося наслаждения, первый урок которого она получила в его руках всего несколько минут назад. И он дал ей все это, очарованный и покоренный ее свободолюбивой и живой натурой, ее остроумием и ее восхитительным телом, вдохновляющим его на подвиги, на поиски совершенства в искусстве любви. Юноша стал для нее якорем в урагане чувств, вознося ее на вершину блаженства.

Рене уже кричала во весь голос, выгибаясь дугой, и металась по постели, стремясь развести колени еще шире. Пальцы девушки судорожно сжимались и разжимались, запутавшись в золотистых кудрях ее умелого возлюбленного. Она уже готова была взлететь на гребень слепящей волны удовольствия. А ему казалось, что сам он вот–вот сойдет с ума. Каждое мгновение превращалось для Майкла в пытку. Чресла его пульсировали в нетерпении, заставляя его напряженный член вжиматься в постель. Ему больше ничего не хотелось, лишь лечь на нее сверху, придавить своим весом, ворваться в ее влажные глубины и раствориться в ней, но юноша стремился к своему Святому Граалю: ему нужна была ее беззаветная любовь, доверие и обожание, сегодня и во все последующие ночи…

«Ну же, Рене, пора! Давай!» — мысленно кричал он девушке.

С протяжным стоном Рене взмыла на гребне наслаждения и рассыпалась мелкой рябью удовлетворения. Ночь простерла над нею свои волшебные и мягкие крылья. Свечи, расставленные вокруг кровати, медленно гасли, рассыпая искры. Она стала Венерой, купающейся в чувственном безрассудстве своего свободного духа, пробужденная к жизни возлюбленным, чье изощренное искусство любви превратило ее в безвольную и искрящуюся игрушку. Закрыв глаза, девушка лежала совершенно неподвижно, наслаждаясь блаженством, охватившим ее тело, рокотавшим в ее ушах, словно негромкий прибой, разбивающийся о полночный берег ее сознания.

Горячая тяжесть, медленно наваливающаяся на нее, заставила Рене распахнуть глаза. Приподнявшись над ней на руках, Майкл устраивался меж ее бедер. Бирюзовые глаза молодого человека сверкали, он дышал тяжело и часто, в безупречных чертах его лица светилось ненасытное желание. На его загорелой коже выступил пот; мускулистое тело ее освободителя напряглось, стремясь унять напряжение, бурлившее у него в крови. Он был удивительно нежен и красив в своем яростном возбуждении. Она готова была раствориться в нем. Окружающий мир перестал для нее существовать.

— Возьми меня, — горячо взмолился он. Кончик его напряженного копья погрузился в сладкую расщелину ее плоти, но он все–таки сумел удержаться на самом краю. — Прими меня в себя, Рене…

Бесконечно тронутая отчаянной потребностью, которую она прочла у него на лице, девушка вдруг ощутила, как на нее вновь накатила жаркая волна восторженного предвкушения. Она обхватила его руками и ногами, лаская его широкие гладкие плечи, мускулистую спину, скользя руками по шее, и бедра ее задвигались в приглашающем ритме.

— Да, я хочу тебя, Майкл. Я хочу тебя.

С благодарным стоном Майкл одним движением вошел в нее. Девушка ожидала ощутить боль и неудобство, но когда он с восхитительной легкостью проник в нее сильным толчком, воспоминания о прошлом и страхи перед возможной несовместимостью растаяли в огненной реке чувств, поглотившей ее. С губ Майкла сорвался стон торжества, как будто его только что короновали и он стал верховным властелином ее маленькой страны. Он вышел и тут же вошел вновь, дразня девушку. А она встретила его яростную атаку с неожиданной благосклонностью, и тело ее подчинилось горячему и благословенному ритму его бедер. Ей нравилось то, что он делает. Но она хотела большего.

— А тебе это нравится! — Его голос был полон силы и уверенности. Майкл не сомневался в своих сверхъестественных способностях. — Я вижу это по твоим глазам. Они похожи на пурпурные драгоценные камни, и в них светится изумленное наслаждение.

Собирая все силы, подобно боевому рыцарскому коню, мчащемуся навстречу противнику в предвкушении неизбежной и такой сладостной схватки, он отдавал ей всего себя без остатка. Но она все равно хотела большего.

— Ты бесконечно поражаешь меня, — задыхаясь, призналась она.

— Шире, еще шире, — взмолился Майкл хриплым шепотом, как если бы его мучила нестерпимая боль. — Возьми меня всего. Пусти глубже. — Он просунул руки ей под спину и обхватил ее ягодицы, так что их покрытые потом тела слились воедино.

Рене послушно развела бедра в стороны и приподнялась ему навстречу, чтобы Майклу было удобнее, а потом вскрикнула, потрясенная его мощным вторжением, и провалилась в бездонную сияющую бездну. В нижней части живота у нее родилось пульсирующее ощущение жгучего удовольствия, которое нарастало и ширилось, пока девушку с головой не накрыла кипящая волна неземного блаженства.

Майкл застонал, чувствуя, как сладкий плен ее женственности начал сокращаться в такт его движениям, подаваясь и расступаясь, чтобы принять его целиком. Его мощные толчки, проникающие в самые сокровенные ее глубины, увлекли девушку в бурлящий водоворот огненного безумия, вознося еще выше, к точке наслаждения. Рене смотрела на него сквозь пелену исступленного счастья, держась за скользкие, покрытые потом плечи, пока он ровно и с силой входил в нее до упора. Его бирюзовые глаза смотрели на нее, обжигая пламенем страсти, подчиняя себе ее душу столь же неумолимо и безжалостно, как и ее тело. Он ласкал и соблазнял все укромные местечки ее женственной сущности, и его темная и загадочная власть окончательно покорила ее. Животное желание, написанное у него на лице, одновременно пугало и восхищало ее. И пока его любовь изливалась на нее, Рене краешком сознания думала о том, а не гремит ли внутри Майкла цепями кровожадный монстр с глазами, залитыми расплавленным серебром, грозя вырваться на свободу.

Но девушка не могла остаться равнодушной к уязвимости, которую она в нем чувствовала. Его отчаянное желание быть любимым больно ранило ее в самое сердце. Она погрузила пальцы в его густые волосы цвета спелой пшеницы, и вдруг они начали целоваться, отчаянно и безостановочно, как двое одержимых, ощущая поднимающуюся внутри у них вулканическую лаву извержения. Его восторженный крик облегчения слился с ее стоном подчинения, когда он отчаянно заработал бедрами, стараясь продлить ей удовольствие, и провалился в пульсирующие глубины ее тела.

Замедляя ритм, Майкл извергся в нее, громким стоном выражая торжество, и обмяк на ней, тяжелый и сильный, мокрый и горячий, задыхающийся от волнения. Когда душа ее, подобно звездной пыли, воспарила, а потом, кружась, медленно опустилась обратно, Рене с изумлением обнаружила, что крепко, до боли обнимает Майкла руками и ногами, словно боясь расстаться с ним и потерять его. Пораженная глубиной своих чувств, девушка тут же выпустила его из объятий.

Майкл встрепенулся и приподнялся на руках, чтобы взглянуть ей в лицо. В его глазах вспыхнула тревога.

— Моя мартышка, почему ты плачешь? Я сделал тебе больно?

— Нет.

Рене прижалась щекой к подушке и крепко зажмурилась, сдерживая непрошеные слезы. Она рассталась со своим целомудрием в ночь любви, которая началась со сверкающих обещаний, а закончилась тупой болью между ногами и разбитым сердцем. Но она все равно не выпускала из объятий бледное и слабое тело Рафаэля, отчаянно желая услышать слова любви и утешения, которые сгладили бы разочарование, а он, запинаясь, принялся просить у нее прощения за то, что владеет лишь кистью художника и не может подарить ей цветистые словесные признания. Рене знала, что Рафаэль любит ее, но главной его страстью оставалось искусство, тогда как для Майкла она стала холстом, на котором он рисовал картину своего преклонения перед ней. В одном взмахе его кисти ощущалось больше любви, чем в тех брызгах краски, которые доставались ей от Рафаэля.

Мягкие теплые губы коснулись ее щеки, осушая слезы.

— Должно быть, ты устала, моя мышка. Хочешь, чтобы я ушел?

Нет!

— Останься! — Руки девушки заскользили по его мускулистой спине.

Он по–прежнему не выходил из нее; кажется, это доставляло ему удовольствие, и он не намеревался ничего менять. Но он был очень тяжелым. Под ягодицами у нее сбились в ком простыни, больно врезаясь в тело. Рене пошевелилась под ним, стараясь устроиться поудобнее, как вдруг, к своему невероятному изумлению, она почувствовала, как его жезл вновь отвердел и напрягся внутри нее. Майкл заулыбался, как кот, дорвавшийся до сметаны, и вновь задвигался в ней, плавно входя и выходя из нее. Нижняя часть живота девушки затрепетала от вернувшегося восхитительного томления.

— Быть может, мне лучше остановиться? — пробормотал он. Молодой человек продолжал двигаться в ней, не сбиваясь с ритма и не прекращая целовать ее. — Это мне, пожалуй, следует удивляться и изумляться. Неземная красота, блаженство и божественное пламя… Вы покорили меня, миледи Айна^[89], превратив в своего верного раба.

Рене закрыла глаза и подчинилась заданному им ритму, двигаясь в такт и положив руки ему на ягодицы. Она испытывала неземное блаженство, ощущая его внутри себя. Даже его дыхание возбуждало девушку. Рене чувствовала себя на седьмом небе от счастья, избавившись от повседневной суеты и тревог. Она словно оказалась в другом царстве, в котором магия и опасность переплелись воедино, образуя нечто третье, блаженно–спокойное.

Он посмотрел ей прямо в глаза, пока они двигались в едином плавном ритме, зачарованные и безумно счастливые.

— Тебе нравится то, что я делаю?

— То, что ты делаешь, мне очень нравится, bel ami. — Рене обхватило его лицо обеими руками. — Мой любимый.

— Я знаю, что означают эти слова. — Бирюзовые глаза озорно улыбались ей. — А теперь расскажи, как француженки называют своих мужей, отцов своих детей? — Он наклонил голову и вновь лизнул ей сосок.

Рене тихонько охнула. Нет, положительно он все сильнее и сильнее привязывал ее к себе. Господь свидетель, она, должно быть, попала под действие его неотразимого очарования. Вампир заговорил о том, чтобы разделить с ней ложе на всю оставшуюся жизнь и зачать детей, и ее тело, предавая свою хозяйку, вдруг вспыхнуло, как в огне. Его язык ласкал ее соски, отчего по жилам Рене растекались искры предвкушения, и между ног стало совсем мокро.

— Ты околдовала меня, — прошептал Майкл, и в голосе его звучало изумление. — Я готов доставлять тебе удовольствие всю ночь напролет, до самого утра. Честное слово! — И чтобы придать больше веса своим словам, он вдруг задвигался быстрее и быстрее, проникая в нее все глубже и глубже. У Рене перехватило дыхание, когда внизу живота у нее разгорелся настоящий костер наслаждения, разбрасывая горячие искры по всему телу, повергая ее в экстаз.

— Повернись, — попросил он, выходя из нее и приподнимаясь на руках. Девушка послушно перевернулась на живот, став распутной тенью неприступной красавицы принцессы, какой была еще совсем недавно. Между ногу нее сочилось и истекало влагой жаркое предвкушение очередной порции удовольствия.

Майкл погладил ее по ягодицам. Прикосновения его были восхитительными, теплыми и волнующими. Затем пальцы его скользнули во влажную и горячую расщелину. Он широко развел бедра девушки в стороны и лег сверху, придавив своим весом ее дрожащее от удовольствия тело. Его твердый член уткнулся ей во влажное лоно, а рука скользнула вниз, под живот, и принялась ласкать ее возбужденный бутон розы. Сгорая от желания, она легким стоном наслаждения встретила его мощное вторжение, приподнимаясь и опускаясь в такт его толчкам.

— Тебе нравится так? — Его голос задел потаенные струны в ее теле, ответившие глубоким гулом.

— Очень, — выдохнула она, судорожно стискивая подушку.

Ее тело реагировало на его движения, сжимаясь и расслабляясь вокруг его неутомимого копья, купаясь в волнах удовольствия, которое доставлял ей мерный ритм скольжения. Девушка уже со сладким содроганием предчувствовала взлет к вершинам экстатического блаженства. Она не могла думать более ни о чем, кроме нарастающего жара у себя между ног.

— Скажи мне, чего ты хочешь, любимая. — Его умелые пальцы нежно и бережно ласкали ее, доставляя удовольствие им обоим, в то время как он безостановочно входил и выходил из нее. — Быть может, мне постараться проникнуть еще глубже? Или сильнее?

— Да, да! — задыхаясь, выкрикнула она, остановившись невероятно близко от экстатического взрыва и в то же время находясь от него за много миль.

Майкл приподнял ее за талию и поставил на колени. Держа ее за бедра, он вновь ворвался в нее, яростный и неутомимый, утверждая свое несомненное превосходство над ней. Острое наслаждение буквально пронзило девушку, накрывая ее с головой и отрывая от земли. Она закричала в сладкой муке, содрогаясь в конвульсиях. И тут за первой волной последовала вторая, еще более стремительная и мощная. Это Майкл. Она чувствовала его. Тело Рене напряглось, превратившись в сжатую пружину… И ошеломляющая вспышка удовольствия настигла ее, когда он с негромким рычанием сдался, сбросив последние оковы самообладания, мощно и сильно входя в нее, полностью утратив ощущение реальности в сладком забытье освобождения.

Майкл, обессиленный, повалился на спину рядом с ней, грудь его тяжело вздымалась и опадала в такт его хриплому дыханию, а тело превратилось в сверкающую статую темного золота.

— Ты доставила мне незабываемое удовольствие, любовь моя. Такого со мной еще не было.

Лежа на животе и подогнув под себя руки, Рене улыбнулась ему в ответ. Она буквально трепетала перед ним. Вампир, которого ей предстояло обмануть и предать, раскрыл для нее свои объятия. Она придвинулась к Майклу поближе и положила голову ему на грудь. Святой Деодат! Только вчера у него в груди красовалась ужасная дыра, из которой хлестала кровь. А сейчас на гладкой и чистой коже не осталось и следа от раны. Девушка провела по этому месту кончиками пальцев.

— И давно ты страдаешь… от этой болезни?

— Не очень. Всего несколько недель. Поначалу, в первую неделю, меня преследовали мучительные боли, но потом все прошло.

— А жидкость, которую ты пьешь из стеклянных бутылочек? Она поддерживает в тебе силы?

— «Драконья кровь» отгоняет от меня болезнь.

Неужели он полагает, что она поверит в это?

— Открывший источник жизни обязан поделиться своим знанием со всем миром. — Почему она все время поддразнивает его, вызывая на откровенность? Некоторые вещи лучше оставить недосказанными.

— Это колдовское снадобье, — Майкл буквально выплюнул эти слова, словно они жгли ему язык, — это вовсе не источник жизни, а петля у меня на шее. Каждую ночь, перед самым рассветом, я просыпаюсь в лихорадке, мучимый ужасной жаждой.

— Тебя ранили в полдень.

— Лечебные свойства снадобья помогают исцелять раны.

— В самом деле? Как интересно. А что еще оно делает?

— Думаю, оно удваивает мои силы. Есть и еще кое–что. Например, теперь я могу прыгать на большие расстояния.

Удваивает! Обычный вампир обладает силой десяти взрослых мужчин. Его неведение изумляло принцессу и повергало ее в недоумение.

— Наверное, ты и слышать стал лучше? И улавливать запахи тоже? А как насчет зрения?

— В самую точку. Я слышу все. Я улавливаю все запахи до единого. Но, должен тебе заметить, это такая головная боль! — Майкл глубоко вздохнул, явно раздосадованный. — А как ты догадалась?

— Адель объяснила мне кое–что. Она… знахарка. Ведунья. А как ты заразился… этой болезнью?

— Ирландский колдун, который дал мне это снадобье, клянется, что я каким–то образом проглотил дурную кровь. Не спрашивай меня, как это случилось, потому что я и сам блуждаю в потемках.

Неужели он говорит правду?

— Ты говорил, что не опасен. Но заразить других ты можешь?

— Заразна моя кровь, вот почему я не позволил тебе дотронуться до себя в палатке, когда истекал кровью. Тебе ни в коем случае нельзя прикасаться к моей крови или ранам.

Завуалированное обещание не превратить ее в такого же монстра, как и он сам, несколько рассеяло главные опасения Рене. Она позволила себе расслабиться и успокоиться. Ее рука по–прежнему лежала у него на груди, кончики пальцев девушки, как бабочки, порхали по его коже, гладя его соски и скользя по впечатляющим квадратам мускулов на животе. Ее золотой жеребец из сказочных легенд.

— Да ты весь горишь.

— Так бывает всегда. Еще один проклятый подарок лихорадки. Кроме того, в твоей комнате и без того жарко, как в аду, а заниматься с тобой любовью — все равно, что прыгнуть в жерло вулкана.

Кипа из восьми шерстяных матрасов прогнулась и подпрыгнула, когда Майкл встал с постели. Рене смотрела, как он идет в дальний конец комнаты. Прекрасно сознавая красоту своего мускулистого загорелого тела, он даже не пытался изобразить смущение и, подойдя к окну, распахнул настежь ромбовидные створки, впуская в спальню порыв холодного воздуха.

Вся дрожа, девушка забилась под одеяло.

— Разве тебе не холодно? — поинтересовалась она у его спины, словно вырубленной резцом скульптора.

Насмешливо улыбнувшись, Майкл закрыл створки и привалился спиной к окну. Его хорошее настроение улетучилось в мгновение ока.

— Я не всегда был похож на жареного поросенка.

Его игривое настроение сменилось отчаянием, как у всякого, кто не знает, во что он превратился… Внезапно на принцессу снизошло озарение. Она принялась перебирать в памяти все нюансы их недавней беседы. Неужели это возможно?

— Ты не возражаешь, если я воспользуюсь оставшейся после тебя водой?

— Она же уже остыла, — рассеянно ответила девушка. — Кроме того, в ней плавает тюремная грязь.

— Мне нравится холодная вода, да и против грязи, если она твоя, я ничего не имею.

Когда он опустился в лохань, девушка изумилась тому, что допускает подобное в своем присутствии. Мысль о том, что другой мужчина мог бы на ее глазах плескаться в оставшейся после нее воде, да еще в ее собственной спальне, вызвала у нее непритворное отвращение. А вот Майкл вел себя так, словно в этом не было ничего необычного. Не исключено, что всему виной было грешное удовольствие, которое он доставил ей и от которого все еще сладко ныло ее тело.

Да, эта ночь стала для принцессы настоящим откровением.

Сколь бы невероятным это ни казалось, Рене заподозрила, что ее любовник понятия не имеет о том, что он — вампир. Тот, кто превратил его в монстра, не сказал ему ни слова правды, преподнеся взамен дикую смесь сказок и лжи. В противном случае она имела дело с таким ловким притворщиком, что вместо аплодисментов он заслуживал сожжения на костре. Но даже если предположить, что она права, для чего лорд Геспер^[90] отправил его за Талисманом, не открыв Майклу всей правды о нем? Может ли быть так, что он, подобно ей самой, стал всего лишь пешкой в чужой игре? Внезапно Рене осознала, какой властью над ним обладает. Влюбленный в нее вампир, которому ничего не известно о своем происхождении и способностях, — какие возможности открываются перед ней! Разумеется, ей придется быть с ним очень нежной и осторожной. Один неверный шаг, и чудовище набросится на нее. Забыть о том, что он вампир, и обращаться с ним как с Майклом, с мужчиной, которого она полюбила, — это все равно что держать волка за уши.

Над краем лохани появилось улыбающееся лицо Майкла.

— Райское наслаждение!

— И как же ты собираешься отобрать свою собственность у кардинала?

— Понятия не имею.

— Ты знаешь, где именно он… хранит то, что взял у тебя?

— Нет. — Майкл выпрямился во весь рост, расплескивая воду, которая сверкающими ручьями хлынула по его бронзовому от загара телу.

При виде потрясающей мужской наготы, залитой мерцающим светом свечей, Рене лишилась дара речи, и все мысли напрочь вылетели у нее из головы. Он был великолепен, опасен и красив, настоящий бронзовый архангел. Она влюбилась в него без памяти — во влюбленного поэта, интригана, бесстрашного воина и вампира. Столько граней и оттенков в одном человеке, и все равно он во многом оставался для нее загадкой…

Тряхнув головой, он пригладил волосы, собирая воду ладонями, и вперил в нее лучистый взгляд, ожидая увидеть на ее лице одобрение. Улыбка его вдруг стала озорной, непристойной и хищной. Он был готов заниматься любовью — снова! — и не пытался скрыть свое возбуждение. Рене встала с постели, чтобы подать ему чистое льняное полотенце. Он перешагнул край лохани и остановился, возвышаясь над ней. В глазах у него засверкал вызов.

— Вытри меня, — хрипло попросил он.

Самолюбие Майкла было польщено — высокородная принцесса королевского дома Франции искренне наслаждалась его телом. Однако дни, когда ее капитуляция заставила бы его гордиться собой и хвастливо подкручивать воображаемые усы, давно миновали. Пытаясь соблазнить ее тело, он отдал ей свое сердце, и теперь, став пленником ее красоты, он вознамерился завоевать ее любовь. Но для этого следовало прибегнуть к более тонким и изощренным способам.

Главная трудность состояла в том, что он ощущал себя… недостойным. Она была идеальной женщиной, к тому же принцессой с царственной осанкой. Ее черные как смоль волосы ниспадали до пышных бедер, ее упругие грудки соблазнительно покачивались, пленяя его взор, а в ее фиалковых глазах отражался королевский пурпур. Господи помилуй, Рене оставалась дочерью покойного короля Франции! А он… Ему так и не удалось смыть с себя запах «рыбных садков», публичного дома неподалеку от пристани. Он даже не смог прогнать из памяти кошмарные видения, докучавшие ему по ночам. Кроме того, он был болен. Так что ей лучше держаться от него подальше, как от проклятой деревушки, жители которой заразились чумой.

Следовало признать, впрочем, что самоотречение, равно как и самоуничижение, были ему несвойственны. Она жаждал ее настолько сильно, что это желание затмевало все остальное. Чего бы она ни потребовала от него, Майкл был готов для нее на все.

Он смотрел, как она тщательно вытирает льняной тканью каждую каплю воды, сверкавшую на его теле, лаская его и восторгаясь им настолько искренне и явно, что он вновь ощутил в себе огонь желания. Она присела передним на корточки, чтобы вытереть ему бедра, и ее влажные губы оказались на одном уровне с его напряженным и готовым к бою копьем. Темные пушистые ресницы застенчиво затрепетали, когда она с любопытством принялась разглядывать его мужское достоинство. Гром и молния! Если она сейчас возьмет его в рот, он лишится последних остатков самообладания и девушка вновь окажется в постели, лежа на спине с раздвинутыми ногами. А он взгромоздится на нее, как дикий жеребец, и станет насиловать ее, позабыв обо всем на свете, кроме собственной ослепляющей страсти, включая и удовольствие для нее.

— Не надо… — хрипло прошептал он, в то время как его возбужденное тело говорило об обратном.

— «Не надо» что? — полюбопытствовала заинтригованная колдунья, и ее легкое дыхание ласкало его мужское достоинство невесомыми прикосновениями.

С той же сводящей с ума тщательностью она поднесла полотенце к его гениталиям, обернула вокруг его копья и сжала ладошку в кулачок, словно намереваясь отжать воду. Майкл почувствовал, как его буквально пронзила молния острого наслаждения, и содрогнулся всем телом. Собрав остатки самообладания, он схватил ее за руки и рывком поставил на ноги.

— Нет, Рене, пожалуйста… Если ты начнешь дразнить меня, я могу…

— Что? — Она склонила голову к плечу, с насмешкой глядя на него.

Его принцесса отбросила природную застенчивость, пристрастившись к постельным играм. Это его порадовало, как и собственная способность к восстановлению, которую он объяснял исключительно воздействием Рене. К сожалению, сегодня ночью ему еще предстояло вернуться в публичный дом, поэтому он хотел, чтобы она запомнила последние мгновения, которые они проведут вместе. Он взял ее за руку и подвел к кровати.

Они молча легли на постель лицом друг к другу.

— Который час? — наконец спросила девушка.

— Это имеет какое–либо значение?

— Ты останешься со мной на ночь?

Он мог бы гордиться собой, если бы не подозревал, что она боится кардинала.

— Я бы очень этого хотел, но у меня еще остались дела в Саутворке, связанные с расследованием. Не волнуйся, нынче ночью за тобой никто не придет. Здесь ты в полной безопасности.

— Тебе нужно уходить прямо сейчас? — В изломе ее бровей, сошедшихся на переносице, отразилась легкая обида. Она не желала, чтобы он покидал ее. Ее руки вновь принялись гладить, ласкать и изучать его тело, невесомые, как тополиный пух. — Ты снова хочешь меня.

— Рене, если бы меня не ждали неотложные дела, тебе пришлось бы пинками выгонять меня из своей постели.

Майкл обратил внимание на шелковый шнур, которым балдахин крепился к столбику кровати. В голову ему тут же пришла забавная мысль. Юноша потянул за шнур, балдахин опустился, и он привлек девушку к себе. Переплетя пальцы ее правой руки со своими, он ловко обмотал шнуром их запястья.

Рене уютно устроилась в его объятиях, с надеждой глядя на него.

— Что ты делаешь?

— Заключаю помолвку. Это древний кельтский обычай. Каждый год в первый день августа ирландцы торжественно отмечают начало сбора урожая и созревание первых фруктов. Со всей округи на ярмарку съезжаются семьи, и там проводятся скачки, устраиваются всякие игрища и представления, а в последний день праздника влюбленные юноши и девушки могут обручиться, связав запястья яркой лентой. Это происходит на торжественной церемонии, в присутствии барда, и они клянутся любить друг друга ровно двенадцать месяцев и один день, до следующего Лугнасада^[91]. После церемонии они начинают жить вместе.

— Год и один день? — Рене заглянула Майклу в глаза. — А потом? Расстаются?

— Только если хотят. Они могут продлить свои клятвы еще на двенадцать месяцев и один день, или на всю жизнь, или даже попросить священника благословить их союз. Хотя, откровенно говоря, церковь уже давно перестала осуждать старинный обычай и признает клятву верности даже без этой процедуры.

— Что? Значит, это приравнивается к бракосочетанию?

— Не приравнивается, — мягко поправил он девушку. — Это и есть самое настоящее бракосочетание. Для того чтобы оно считалось действительным, не требуются даже свидетели.

— Майкл! — Рене с негодованием уставилась на их связанные запястья. — Что ты наделал?

Он улыбнулся, смущенно и глуповато.

— Я обвенчал нас на год и один день. Должен ли я теперь произнести вслух брачный обет? Я, Майкл Деверо, беру тебя, Рене де Валуа, в жены и клянусь хранить тебе верность…

Его правая рука болезненно дернулась, когда Рене прижала ладонь к его губам, заставляя молодого человека умолкнуть.

— Ни одного слова более, негодяй. А теперь развяжи нас.

— Ты отказываешься выйти за меня замуж в нашу первую брачную ночь? — не веря своим ушам, Майкл изумленно уставился на нее, а потом расхохотался, когда она вцепилась в шелковый узел ногтями и зубами. — Не старайся разъединить нас, а mhuirnin. Кроме того, уже поздно. Мы с тобой обручены на двенадцать месяцев и один день.

Рене отчаянно забилась, как птичка, попавшая в силки охотника.

— Ты никогда не сможешь доказать этого! И я не приносила брачного обета!

— Успокойся, моя дорогая ведьма. — Прижав ее руку к груди, он повернулся к ней и уткнулся девушке носом в шею, пока она отчаянно старалась распутать шелковый узел. Тени из углов подкрадывались к ним все ближе, окружая их непроницаемым пологом, по мере того как восковые свечи с шипением и треском гасли одна задругой. — Можешь не волноваться, мартышка. Подобное обручение, совершенное без свидетелей, доказать очень и очень трудно… хотя и возможно. — Он положил левую руку ей на живот и принялся медленно поглаживать его, раздумывая, а не зачали ли они ребенка сегодня ночью.

— Ооох! Ты… ты — дьявол! — Девушка потянула за оба конца шелкового шнура, но лишь сильнее затянула его. — Мне нужен кинжал. Дай мне его, ведь он наверняка у тебя есть!

— О нет! — Майкл рассмеялся. — Не думаю, что рискну доверить тебе оружие в такой момент. Кто тебя знает, вдруг ты решишь превратиться в пчелу и ужалишь меня.

— Но ведь потом я умру… Пчела жалит всего один раз, ценой своей жизни. — С невыразимой тоской Рене уставилась на шелковый шнур, связывающий их запястья. — Это правда? Ты меня не обманываешь? Мы поженились?

— Только если ты этого хочешь. Я никогда бы не осмелился навязываться тебе.

Он буквально ощутил, как она обдумывает его слова.

— Предположим, мы оба этого хотим. И что же, этого узла будет достаточно?

— В идеале — да. Но ведь в твоих жилах течет голубая кровь, любовь моя, и твой король может обратиться к Папе с требованием, чтобы тот объявил наш союз греховным, а значит, недействительным.

— А ты… — Девушка неуверенно рассмеялась. — Майкл, ты хочешь сказать, что готов жениться на мне?

— Похоже, ты не настолько умна, как кажешься. Да, моя любимая интриганка. — Он потерся носом о ее щеку. — Я хочу жениться тебе, чтобы потом уже никогда не вылезать из постели. Ты сводишь меня с ума. Ты согласна взять меня в мужья?

— Ты же не доверяешь мне.

— Не доверяю тебе! Что ты имеешь в виду? Я доверил тебе свое сердце, свою злополучную и страшную тайну…

— Но ты не доверил мне свои прочие тайны! Ты скользкий и увертливый, ты вечно изъясняешься двусмысленно…

— Скользкий, мадам? — Он сунул пальцы ей между ног. Она была мягкой и влажной, как он и предполагал. Чего ей никогда не удастся скрыть от него, так это запаха своего желания. Впрочем, как и своего негодования из–за того, что он опять увильнул от ответа.

— Майкл, твои слова лишь доказывают мою правоту.

— Каким же это образом, хотел бы я знать? Я всего лишь выполняю твое пожелание, как хорошо вышколенный слуга. Позвольте доставить вам удовольствие в последний раз, миледи, и я обещаю, что завтра признаюсь вам во всем.

Когда он ввел в нее палец, она приподняла ягодицы и потерлась животом о его торчащее копье. Ответом на его ласку стали короткие, придушенные всхлипы удовольствия. Рене оказалась страстной и пылкой кошечкой. Продолжая терпеливо ласкать ее, Майкл почувствовал, как она сжала его палец, готовая к вторжению. Но он оттягивал это мгновение до тех пор, пока она не стала задыхаться и умолять взять ее. Он накрыл ее грудь ладонью, нежно придавливая и вытягивая сосок, а его напряженный член коснулся скользких и упругих губ ее лона, ища вход. Волна страсти накрыла Майкла с головой.

Первое неглубокое проникновение доставило ему несказанное удовольствие. Он уткнулся носом в ее шелковистую шею, где запах девушки был настолько сладким, что у него потекли слюнки. Осторожным толчком он вошел в нее чуточку глубже.

— Еще, пожалуйста. Ты мне нужен.

Рене без устали отвечала на его ласки. Она накрыла его руку, лежавшую на ее груди, своей ладонью и негромко застонала. Уступая ее мольбам, он медленно и бережно скользнул в нее. Майкл был вознагражден таким извержением горячих соков, что мог продвинуться еще глубже, не отрывая губ от восхитительной шейки и нежно покусывая ее. Сердце у него забилось чаще. Он вдруг покрылся потом, и его затрясло. Майкл бережно лизнул артерию у нее на шее — средоточие жизненной силы. От ее головокружительного аромата у него вдруг заныли зубы, а глаза вспыхнули жгучим огнем.

Девушка металась под ним в тисках страсти, и ее кровь сильно и ровно пульсировала в артерии. Он чувствовал, как кровь струится по ее телу и зовет его. Он хотел попробовать ее на вкус. И вдруг какой–то иррациональный, противоестественный страх охватил его. В горле у него пересохло.

— Майкл? — Рене откинула голову назад, чтобы взглянуть ему в лицо, и закричала от ужаса.

ГЛАВА ДВАДЦАТЬ ПЕРВАЯ

…в наибольшей заботе всегда нуждаются дети.

Ювеналий. Сатира XIV. 47

Майкл поднял голову и посмотрел на вывеску с рогатым оленем, висевшую над веселым домом, которым заведовала Марджери Курсон. Он не помнил, как оказался здесь. Вот он яростно разрезает кинжалом шелковый шнур, связывавший его запястье с рукой Рене, а в следующее мгновение уже стоит в мрачных «рыбных садках». Потом он бродил по зловонным аллеям, словно демон, вырвавшийся из ада, раненый зверь, которого рвет на части дикая боль, или сумасшедший. Назревающий в нем надлом превратил молодого человека в злобное и опасное существо из преисподней, готовое занять свое место в преступном мире трущоб. Он превращался в чудовище.

К гневу на судьбу, нанесшую ему подлый удар в спину, — причем он не имел понятия, когда, как и за что, — примешивалось еще и отчаяние, глухое и безысходное, закравшееся ему в душу и отравившее ее своими миазмами. Что теперь подумает о нем Рене? Неужели он потерял ее навсегда? Будь проклята вечность! Как он мог жаждать ее крови, если безумно любит ее? Все дурные предзнаменования, на которые он доселе закрывал глаза, вернулись к молодому человеку, наполняя его ожиданием неминуемого и скорого конца.

Он стал злом, от которого бежали лесные животные.

Самое плохое, что могло случиться с ним, случилось, и теперь оно живет в нем…

Майкл на мгновение задумался, уж не сошел ли он с ума, воображая себя пешкой в игре мироздания. Пришло время вернуть себе контроль над собственной жизнью, а искать ответы на вопросы лучше там, где все и началось. То есть в «Рогатом олене».

Он застал мистрис Марджери Курсон в главной комнате. Она прислуживала за игорным столом, вокруг которого шумно веселились пьяные испанцы, горланя какую–то похабную песню. Содержательница притона недовольно поморщилась, заметив, что он идет к ней. Она щелкнула пальцами, приказывая двум близнецам с тупыми физиономиями, очевидно, отвечавшим за поддержание порядка в заведении, остановить его.

Когда Майкл окинул оценивающим взглядом двух вышибал, в голове у него что–то щелкнуло и его охватило странное чувство узнавания, словно время повернуло вспять.

— У меня дело вон к той доброй женщине, хозяйке вашего заведения. Прочь с дороги.

— Ч–что у в–вас за д–дело к н–ней, господин? — заикаясь, осведомился громила, стоявший справа от молодого человека.

Заика как будто выплеснул в лицо Майклу ведро холодных воспоминаний. Перед его внутренним взором вдруг поплыла череда лиц молодых, но столь же злобных: маленькие ублюдки зверски молотили его кулаками, превращая его лицо в кровавую кашу, и пинали его ногами, когда он упал на землю. Это было давным–давно, в другой жизни.

— Кто из вас Роджер?

— А кто его спрашивает? — полюбопытствовал урод слева.

— Я — Криво улыбнувшись, Майкл схватил вышибалу за горло и оторвал его от пола.

Добрая половина посетителей, как по команде, бросили свои занятия, чтобы поглазеть на бесплатное представление.

— Помнишь меня, Роджер? Посмотри на мое запястье! — Майкл показал мужчине красную татуировку. Глаза Роджера округлились — он тоже узнал незнакомца. И тут же закашлялся, давясь слюной и соплями.

Крепкий кулак врезался Майклу под ребра с правой стороны — это напомнил о себе первый ублюдок. Не опуская Роджера на пол, Майкл повернулся, перехватил лапищу второго вышибалы и резко вывернул ее, ломая кость.

Наконец–то он завладел вниманием всех присутствующих в комнате. Со всех сторон на Майкла посыпались проклятия, подобно гною, хлынувшему из лопнувшего нарыва, а несколько самых отчаянных — или самых глупых — посетителей, сжимая кулаки, двинулись на него. Но юноша не дрогнул и не смутился. Ухватив второго грубияна за горло, он поднял его в воздух, вровень с его братом–близнецом, лицо которого цветом уже готово было поспорить с мантией кардинала. Завсегдатаи несколько поумерили свой пыл. Да и то сказать, столь недвусмысленная демонстрация силы способна была усмирить, кого угодно. Все находившиеся в комнате замерли, ожидая, что будет дальше.

— Здорово, правда? — зловеще оскалился Майкл, с усмешкой глядя, как его давние обидчики силятся протолкнуть в легкие хотя бы глоток воздуха. — Совсем как в старые добрые времена.

— Что тебе нужно? — Перед ним появилась Марджери Курсон; ее встревоженный взгляд перебегал с одного вышибалы на другого. Они, как дешевые марионетки, бессильно обвисли, покоряясь железной хватке Майкла.

Майкл в упор взглянул на нее.

— Я заплачу.

Женщина презрительно кивнула головой, и ее прихвостни с грохотом обрушились на пол, потирая шеи и судорожно хватая воздух широко раскрытыми ртами. Резко развернувшись на месте и обдав Майкла зловонным запахом немытого тела из–под взметнувшихся юбок, она быстрым шагом направилась к лестнице.

— Оставайтесь на месте! — Майкл щелкнул пальцами, обращаясь к присмиревшим сторожевым псам, и последовал за хозяйкой заведения наверх.

Грязные занавески прикрывали дверные проемы, из–за которых доносились недвусмысленные стоны и кряхтенье. В той или иной степени нагие девицы провожали Майкла игривыми взглядами, пока он шел по коридору вслед за Марджери. Содержательница притона рыкнула на девиц, разгоняя их по рабочим местам, и жестом пригласила юношу войти в комнату в дальнем конце коридора, единственную, у которой имелась дверь. Взяв со стены чадящий факел, она запалила огарки свечей, стоявшие повсюду, и захламленная комната осветилась ярким пламенем, представ перед Майклом во всем своем убожестве.

Комната Марджери, где из мебели наличествовали кровать на четырех столбиках с изъеденным молью и заплесневелым пологом, комод, несколько стульев и стол, на котором валялись всякие безделушки, грязное женское белье, деревянные чаши, засаленное зеркало, а посредине горделиво возвышался кувшин с элем, могла считаться, — как с усмешкой отметил про себя Майкл, — королевскими покоями в этой забытой богом вонючей дыре. Из открытого сундука торчали кричащие, безвкусные верхние юбки; вообще, здесь шагу нельзя было ступить, чтобы не наткнуться на рваные чулки, грязные сапожки и туфельки. В воздухе висел удушливый запах пота, мочи, прогорклой розовой воды и плесени. Да, по сравнению со спальней принцессы это был явный шаг вниз. Словом, комната выглядела отвратительно.

Хозяйка неуклюже присела на край подоконника и жеманно вытянула ногу в сторону Майкла, чтобы продемонстрировать, как она наивно полагала, красоту своих лодыжек.

— Ты хочешь узнать побольше о своей мамочке? — Когда он согласно кивнул, она подставила ему раскрытую ладонь. — Два ангела–нобля^[92].

Молодой человек протянул ей золотую монету с изображением святого Георгия, повергающего дракона.

— Вот тебе один, для начала. Рассказывай, а там посмотрим.

Майкл пинком захлопнул дверь и привалился к ней спиной, скрестив руки на груди.

— Ее звали Эллен. Она была монахиней из Стрэтфорда. — Шлюха вновь протянула ему руку.

— Я могу заставить тебя говорить, мистрис, — пригрозил ей Майкл. — Ты получишь свой второй золотой — но только после того, как я услышу то, что хочу узнать!

Марджери обиженно пробормотала:

— Эллен работала прачкой и посудомойкой в таверне «Белый петух». Набожная недотрога, такой она представлялась. А я в то время была одной из веселых девиц в «Петухе». Она по дешевке стирала мне белье. По ее словам, она происходила из купеческого рода и была пятой дочерью в семье. Фамилия ее была Батлер — так, кажется. Она родилась последней, поэтому родители отдали ее Богу, но, должно быть, тому не очень–то понравилось подношение, потому как он отправил ее сюда.

— Что тебе известно о моем отце?

— Ага, какая у тебя правильная речь, мой синеглазый красавчик! — И шлюха одарила Майкла очаровательной, как она думала, улыбкой, продемонстрировав выбитые зубы. — О, слышал бы ты себя в те дни, когда бегал с бандой таких же оборванцев, воруя у прохожих кошельки!

— Твои вышибалы–близнецы — я знал их раньше, верно?

— Ну да, они на несколько лет старше тебя и на пару дюймов повыше, но у них не было такой матери, как у тебя. Их папаша избивал их смертным боем и заставлял работать, вот они и воровали и попрошайничали.

В памяти у Майкла вдруг всплыла следующая сцена: темный дом у Лондонского моста; мальчишки, притаившиеся за углом аллеи, заставили его постучать в дверь; холодный комок страха у него в животе, когда бородатый мужчина с добрыми удивленными глазами отворил ее…

— А твой отец был настоящим джентльменом, даже лордом, да. Сражался с герцогом Джоком и йоркистами. К несчастью для них, Тюдор выиграл битву. Он потерял все свои титулы и пришел в «Белый петух» топить горе. И там он встретил, Эллен. Бедная девочка… — Содержательница притона осенила себя крестным знамением, опровергая собственные языческие заявления, которыми так похвалялась давеча. Старая проститутка могла, конечно, презирать и ненавидеть церковь, но она верила в Бога.

В отличие от него.

— Мой отец изнасиловал Эллен?

«Какое милое и славное имя», — с грустью отметил про себя Майкл.

Марджери окинула его оценивающим взглядом и даже причмокнула губами.

— А зачем? Эллен влюбилась в него по уши. Он увез ее к себе в особняк на улице Темза–стрит, там у них было любовное гнездышко. А потом его убили в какой–то ссоре, и Эллен осталась одна. Тогда она уже носила под сердцем тебя. Она нашла место служанки у одного бакалейщика, но когда у нее раздулся живот, его жена выгнала бедняжку вон, решив, что это работа ее муженька.

— Почему же Эллен не вернулась к монахиням? Или к Батлерам?

Марджери пренебрежительно сплюнула.

— Они не приняли ее обратно, вот почему. У этих торговцев индульгенциями не нашлось прощения для набожной Эллен. Она хотела родить и воспитать тебя, синеглазый красавчик. И тогда она поселилась в «Белом петухе», стирала и убирала в таверне, а когда на свет появился ты, она оставалась в постели много недель кряду, но владелец, старый Сэнди, не возражал против этого, видишь ли. Потом, правда, он подал на нее в суд, чтобы стребовать денежки за арендную плату, которых у нее, конечно же, не оказалось. Так что у нее был выбор — или сесть в тюрьму, или раздвинуть ноги и работать для Сэнди, лежа на спине.

В горле у Майкла застрял комок. Он вспомнил дом, в котором правили бал сквернословие, грубость и страх, вспомнил пинки и тычки, которыми его награждали, если он не успевал натаскать воды для прачек и лошадей. Грязные тела, вонючие комнаты и пустые глаза женщин. Еще одно воспоминание из прошлой жизни.

— Как она умерла?

— Из–за ребенка. Пришлось вырезать младенца у нее из живота. Бедняжка Эллен! А ведь какая была красавица! Наконец–то Господь смилостивился над ней и призвал к себе.

Жуткие картины всплыли у него в памяти: мать лежит в луже засохшей крови, широко раздвинув колени, и из промежности у нее течет кровавая жижа. Он вспомнил, как подсматривал в дверную щелочку, замерев от страха. Ее голубые глаза отыскали его. Она с трудом прикрылась окровавленной простыней и поманила его, чтобы он подошел поближе. Мать ласково улыбнулась ему, но он уже видел слишком много, слышал ее крики и прочел по ее глазам, что ей очень больно, — это был настоящий кошмар. Он осторожно приблизился к ней. Она поднесла руку к его лицу. А когда мать прижала ладонь к его щеке, он ощутил, какая она мягкая, прохладная и вялая.

— Как тебя зовут? — Ее чудесный голос прозвучал еле слышно.

— Майкл Дев… Майкл Девево.

— Очень хорошо, славный мой. — Мать положила прохладную руку ему на затылок. Она была такая красивая, грустная и очень усталая. — А кем был твой благородный отец?

Он показал татуировку на внутренней стороне запястья.

— Ты очень умен, мой ангелочек, — похвалила его мать. — Тебя зовут Майкл Деверо. Твоим отцом был благородный сэр Джон Деверо. Он храбро сражался в битве при Босуорте с твоим благородным дедом, бароном Феррерсом Чартли, погибшим на поле брани.

— Мама… — Он хотел броситься к ней на грудь и обнять ее, но она остановила его жестом, исполненным любви.

— Сколько тебе лет, мой храбрый Майкл Деверо?

На глазах у него выступили слезы. Он растопырил пальцы.

— Пять.

— А сколько тебе будет, когда наступит лето, мой ангел? — Мать вновь светло и радостно улыбнулась ему, хотя по ее щекам тоже ручьями текли слезы.

Он отнюдь не был глупцом. Но что же такое происходит с его мамочкой?

— Шесть. Почему ты плачешь, мама?

— А когда наступит следующее лето, сколько тебе будет тогда? — настойчиво продолжала расспрашивать она, костяшками пальцев вытирая глаза. Мать изо всех сил пыталась казаться веселой — для чего? Для чего?

Ему стало холодно и страшно. Он вдруг громко разрыдался и тут же устыдился своей слабости. Он спрятал лицо у нее на груди, ища утешения и пытаясь унять давящую боль в сердце.

— Мама, не уходи…

Ее слабая рука легла ему на плечи.

— Тише, мой родной. Ты хороший мальчик. Ты — мой сильный и добрый рыцарь. Ты очень умный и славный. Ты выживешь. Ты должен остаться в живых…

Происходило что–то ужасное. Рука матери бессильно повисла. Он поднял на нее глаза.

— Не засыпай, мама, — взмолился он из последних сил. — Я буду храбрым, сильным и добрым.

— Я знаю, мой любимый, дорогой мальчик. — Улыбка угасла у матери на губах; глаза ее потемнели, уже не видя его. — Майкл, помни, я буду любить тебя всегда. Будь сильным, мой храбрый рыцарь, мой победитель драконов, мой ангел, мой защитник…

Тогда он не знал, что означают эти слова. Но они были хорошими, нет, самыми лучшими на свете словами, и он запомнил их. Они понравились ему, потому что мама назвала его так. Он обнял ее руками за шею. Но она больше не двигалась.

Майклу было трудно дышать. Перед его внутренним взором вновь возникла окровавленная простыня, свернутая узлом, — его мать, лежащая в сточной канаве. И он сам, прыгнувший вслед за ней и обеими руками обнявший неподвижное мертвое тело. А потом все было так, как в том страшном сне: он оставался с матерью, обнимая ее, до наступления ночи, а потом потащил ее вверх по холму. Кладбище называлось «Скрещенные кости». На этом воспоминания обрывались.

— Ты плачешь, синеглазый красавчик? — Перед ним возникло грубое, испещренное морщинами лицо Марджери, в котором, как в зеркале, отражалась окружающая действительность: публичный дом, тяготы жизни, борьба за существование и презрение, смешанное с сочувствием. — Я могу развеселить тебя. — И она задрала юбки до пояса, демонстрируя свои прелести.

Во рту у Майкла стало горько от подступившей к горлу желчи. Он поспешно прижал руку к губам и отвел глаза, чтобы переждать приступ тошноты. Ничего удивительного, что это место вызывает у него такую реакцию. Воспоминания! Он сделал несколько глубоких вдохов, стараясь успокоиться.

Перед глазами у него вновь возникла старая шлюха. Она подошла к столу, чтобы налить себе эля.

— Где ты пропадал все эти годы? Роджер говорил, что какой–то великий лорд зарубил его отца и забрал тебя с собой.

Майкл кивнул. Наконец–то к нему вернулась способность говорить.

— Он отвез меня в Ирландию.

На лице у проститутки появилось какое–то странное выражение.

— Славная страна, верно? Мой отец был родом из Коннахта.

— Марджери, а ты хотела бы вернуться домой с кошелем, полным золота?

Она метнула на него острый взгляд.

— Что тебе нужно теперь?

— Когда ушли отсюда прошлой ночью Фрэнсис Брайан и Николас Кэри?

Не успело имя Брайана слететь с его губ, как она уже яростно трясла головой, наотрез отказываясь отвечать. В глазах у женщины появилась боль. Майкл приблизился к ней.

— Тяжелый кошель с золотом, Мардж. Уже завтра ты можешь оказаться на борту корабля, плывущего в Коннахт. Новая жизнь, домик у моря. Тебе больше никогда не придется работать, а люди вокруг не будут ничего знать о твоем прошлом. И Брайан тоже ничего не узнает, он сегодня уехал далеко–далеко, выполняя приказ своего господина.

— Сколько? — выпалила проститутка, сама удивляясь своей храбрости.

— Можешь сама назвать сумму, милочка.

— Сто фунтов! — нагло заявила она.

— Пятьдесят. — На самом деле, он с готовностью заплатил бы ей и сотню, но нужно было поторговаться, иначе впоследствии она могла решить, что продешевила. — Будь завтра на Гринвичской пристани в десять часов утра. Мой человек принесет тебе мешочек с золотом. Ну, а теперь отвечай — когда Брайан и Кэри ушли из «Рогатого оленя»?

Ее била дрожь. Она боялась, это было видно невооруженным глазом.

— Доверься мне, Мардж. Я не обману тебя, клянусь душой. Я дам тебе несколько монет сейчас, а остальное, как мы договорились, передам завтра.

Содержательница притона шумно сглотнула и обхватила себя руками.

— На рассвете, — прошептала она. — Они ушли с первыми лучами солнца.

Значит, Брайан и Кэри не были убийцами! Но если никто из фаворитов короля, столь удобно попавших под подозрение в убийстве леди Анны, не виновен, то кто же совершил это преступление? И вновь мысли Майкла вернулись к кардиналу Уолси и своему пропавшему кольцу. Личное вмешательство лорда–канцлера в расследование этого дела не на шутку беспокоило юношу. Что же он упустил из виду?

— Тебе нечего бояться. Они не станут преследовать тебя из–за того, что ты мне рассказала. — Он высыпал пригоршню монет на стол. — Будь завтра на пристани в десять часов утра.

— Почему? — Стареющая проститутка — рябая, ожесточившаяся и покрытая шрамами, как бродячая кошка, — схватила его за руку. — Почему ты вдруг решил вытащить меня отсюда, из этих вонючих трущоб, словно блистающий ангел, сошедший с небес? — выкрикнула она ему в лицо, как если бы он был ангелом смерти, пришедшим к ней раньше времени, чтобы забрать ее душу. В глазах у женщины читались недоумение и ярость.

— Потому что, — Майкл печально улыбнулся, — один добрый человек сделал то же самое для меня. Да хранит тебя Господь, Марджери Курсон.

— Подожди! — Мозолистые грязные пальцы крепче вцепились в его рукав. — Как тебя теперь зовут?

— Сэр Майкл Деверо.

Мардж улыбнулась.

— Рыцарь, да? Она всегда мечтала о том, что ты станешь рыцарем, как твой отец.

— Я знаю. — Майкл грустно улыбнулся.

Он ушел, и на глазах у обоих блестели слезы.

Майкл, в душе которого бушевали демоны прошлого и настоящего, покинул публичный дом с намерением никогда больше не возвращаться сюда и зашагал по темной аллее. Воспоминания о давно забытом детстве перемежались видениями великолепного обнаженного тела Рене, страстно отвечавшего на его ласки. Рассказ Марджери откинул в сторону полог, которым его память накрыла первые страшные и трудные годы детства, проведенные в сточной канаве Лондона. Из тех времен он помнил совсем немного: свой соломенный тюфяк на полу, мать, нежно бравшую его на руки на рассвете или укачивающую на закате. Он вспомнил, как носился с другими мальчишками по улицам, срезая кошелки и вспарывая карманы, прячась в переулках, чтобы разделить добычу. Они были ловкими карманниками, эти маленькие воры, банда малолетних хулиганов, которой заправляли братья–близнецы. Те, в свою очередь, львиную долю украденного отдавали своему свирепому папаше. Ничего удивительного, что сам он сохранил ловкость рук и сразу заметил, как жалкая проститутка стянула кошель у Стэнли. Равно как не было ничего удивительного и в том, что он не испытывал ни малейшего страха, а лишь одно глубокое отвращение. В детстве эти грязные аллеи, предательские тени и зловонные канавы, переполненные нечистотами, были для него родным домом, где он знал все ходы и выходы. Там, куда сейчас ступали его высокие сапоги с рыцарскими шпорами, он некогда ползал на животе, подбирая всякую мелочь, выпавшую из карманов ремесленников и подмастерьев.

Но для него оставалось тайной, чем и как он сумел заинтересовать лорда Тайрона. Или его отец взял с графа клятву позаботиться о своем незаконнорожденном сыне, если с ним самим случится непоправимое? Майкл тщетно рылся в памяти в поисках ранних, самых первых воспоминаний о своем знакомстве с графом — и не находил ничего. Последнее, что он помнил о днях, проведенных им в «рыбных садках», — это лежащее в канаве, завернутое в окровавленную простыню тело матери и он сам, обнимающий его. Точно так же не сохранилось у него в памяти и воспоминаний о времени, прошедшем с того момента, как он навестил старого лорда в его покоях, идо того утра, когда он проснулся от жара в крови. Аналогичный провал существовал и между тем часом, когда он увидел разорванное горло Марион Вуд, и следующим утром. И еще один, последний пробел: он склонился над пульсирующей жилкой на шее Рене — ее полный ужаса крик все еще звучал у него в ушах, — а потом вдруг пришел в себя и обнаружил, что стоит перед входом в таверну «Рогатый олень». Проклятье! В его ненадежной и смертоносной памяти оказалось больше дыр, чем в чулке нищего.

Две женщины были зверски убиты в одну ночь, причем в то время, когда он находился поблизости, и обе имели к нему отношение — косвенное у шлюхи, через его далекое детство, и прямое — у Анны, благодаря событиям недавнего прошлого. Обеих кто–то укусил в шею, а у Анны вдобавок выпил всю кровь и подкинул ей украденное у него кольцо…

Все разрозненные доказательства указывали на него: отрастающие клыки, невероятная жажда, публичный дом, кольцо. Убийца, его таинственный враг, знал о его прошлом и о его болезни; улики и намеки сыпались на него со всех сторон, подобно стрелам, выпущенным из лука.

«Значит, — заключил Майкл, — убийца страдает той же болезнью». Ответы находились совсем рядом, здесь, в «рыбных садках» и в его памяти, погребенные под грудой давно забытых воспоминаний. Он должен думать. Он должен связать прошлое с настоящим. И эта связь станет ключом к разгадке.

Майкл вернулся к таверне «Кардинальская шапка», чтобы попытаться найти в сточной канаве труп Марион Вуд, сброшенный туда прошлой ночью. Но тело проститутки бесследно исчезло.

Из темного переулка выскочила стайка маленьких грязных сорванцов и промчалась мимо, причем один из них намеренно задел его на бегу. Майкл резко развернулся на месте и бросился за ними, а потом и обогнал…

Он поджидал их у выхода из переулка. Завидев его, мальчишки, визжа от страха и неожиданности, остановились, помешкали и вновь кинулись наутек. Он опять ждал их, уже у другого выхода из темной аллеи, и вновь его улыбка заставила их замереть на месте. Остановившись, сорванцы встревожено оглянулись, прикидывая, не стоит ли им метнуться назад и не догонит ли он их снова, но потом решили, что это бесполезно. Майкл протянул к ним руку со словами:

— Мой кошель, джентльмены.

Один из мальчишек, единственный, кстати, кто макушкой доставал ему до перевязи с мечом на поясе, осторожно шагнул вперед и вытащил из–за пазухи его кошель, после чего с подобострастным поклоном протянул его Майклу.

— Прощения просим, милорд. Похоже, ваша милость обронили вот это.

Майкл улыбнулся. Взяв кошель, он извлек оттуда пригоршню сверкающих монет и показал мальчишкам, заметив, как на чумазых лицах моментально отразилось вожделение. Все они были маленькими и костлявыми оборванцами, и белки их глаз светились в темноте.

— Как вы смотрите на то, чтобы заработать эти деньги законным способом?

Самый крошечный из малышей, перемазанное сажей личико которого венчала копна соломенных волос, подошел к нему и остановился, широко расставив ноги и уперев ручонки в бока.

— Какой способ вы имеете в виду, милорд? — деловым тоном поинтересовался он. — Ваша милость хочет половить рыбку^[93]? Тут полно ныряльщиков для этого. А мы — мужчины, и занимаемся серьезным делом, сэр. Мы — не какие–нибудь там бездельники.

Майкл скривился, как от боли. Глядя на оборванца, бастарда без будущего, обитающего в прибежище для ублюдков, он как будто смотрел в магическое зеркало и видел в нем себя самого.

— Мне нужны всего лишь кое–какие сведения, мой юный друг. Прошлой ночью здесь, в Харте, была убита женщина Марион Вуд. Вы знали ее? — Все пятеро мальчишек дружно закивали головами. — Вчера я видел, как вышибалы бросили ее труп в сточную канаву. Она была завернута в простыню. Теперь ее там нет. Вы не могли бы подсказать мне, что стало с ее телом, после того как его покинула душа?

— Монахини забрали ее к «Скрещенным костям».

— То есть на кладбище. — Последнее пристанище его матери. — Можете проводить меня туда? — Он швырнул каждому из них по монетке, а остальные зажал в кулаке, давая тем самым понять, что они могут заработать и их.

— Следуйте за нами, — строго произнес самый маленький. — Мы покажем вам, где это, милорд.

Подстраиваясь под их мелкие шажки, Майкл ухмыльнулся, глядя сверху вниз на невысокого, но отважного малыша.

— Как тебя зовут?

— Кристофер Риверз^[94], милорд. Меня назвали в честь святого, спасшего тонущего мальчика на реке. — Мальчик набрал полную грудь воздуха, отчего стал похож на маленького голубя. — Мой отец был лодочником.

— Был?

Малыш выразительно передернул худенькими плечиками.

— Свалился в реку и утонул, когда был пьян.

Майкл положил руку мальчишке на плечо.

— А твоя мать?

Еще одно пожатие плечами.

— Не знаю. — Он поднял глаза на Майкла. — Вы научите меня, милорд? Я имею в виду, бегать вот так, стремглав, как вы? Вжик, вжик… — И он, совершенно по–детски улыбнувшись, показал, как именно, по его мнению, бегает Майкл.

«Да он совсем еще ребенок, — с внезапной тоской подумал молодой человек. — И я тоже был таким?» Его бедная мать, Эллен Батлер… Соблазненная и брошенная с ребенком под сердцем, лишенная средств к существованию. Очевидно, Саутворк находился вне пределов досягаемости христианского Бога и олдерменов Лондона. Майкла поразила злая ирония судьбы, заключавшаяся в том, что лорд Тайрон не верил в Иисуса Христа и, следовательно, не мог быть его посланцем.

— Я, в общем–то, и сам не знаю, как у меня это получается — бегать с такой быстротой, — извиняющимся тоном произнес он, ожидая увидеть искреннее разочарование на чумазом личике малыша. Но когда тот без слов принял его объяснение, Майкл ощутил, как в сердце у него проснулась острая жалость к бездомному ребенку. Кристофер Риверз не ожидал от жизни ничего хорошего и уж тем более не рассчитывал, что она станет осыпать его подарками. Стиснув худенькое плечико малыша, Майкл предложил: — Но я могу научить тебя чему–нибудь другому. Например… ездить верхом. Как ты отнесешься к этому?

Глазенки мальчика вспыхнули, как два масляных светильника.

— На лошади, милорд? На большом черном скакуне? Как настоящий рыцарь?

— Конечно. У меня как раз есть такой конь, большой и черный. Его зовут Архангел.

— И где он сейчас? — робко поинтересовался другой мальчуган.

Все остальные внимательно прислушивались к их разговору.

— Во дворце Гринвич, спит в конюшне.

— А он кусает руку, которая кормит его? — полюбопытствовал третий сорванец.

— Думаю, что нет. Архангелу нравятся маленькие мальчики, которые угощают его морковкой. А вас как зовут?

— Томас.

— Питер.

— Ну, что же, Кристофер, Томас и Питер, как вы отнесетесь к тому, что как–нибудь утром я приеду сюда на Архангеле и научу вас кормить, гладить и ездить верхом на нем, а?

— А нас вы тоже научите? — спросил четвертый сорванец, из–за плеча которого выглядывал мальчик повыше.

— Да, конечно. С удовольствием. А как зовут вас, ребята?

— Я — Генри, — отозвался старший. — А это — Роберт, мой брат.

— Генри, Роберт. — Майкл погладил всех пятерых по головам. — Меня зовут Майкл. Рад с вами познакомиться, джентльмены. — Он отвесил ребятне изысканный поклон. Ему казалось очень важным продемонстрировать им вежливое и учтивое обхождение, показать, что в мире есть и еще кое–что, помимо нищеты, грубости и страданий.

— А вы — рыцарь? — хором спросили Генри и Роберт. Майкл улыбнулся.

— Да, самый настоящий. Король Генрих пожаловал мне золотые шпоры только вчера, в День святого Георгия.

Мальчишки уставились на него с благоговейным ужасом.

— Вы победили огненного дракона? — спросил Питер.

Майкл рассмеялся.

— Еще нет, но надеюсь, что скоро это непременно случится.

— Мы можем помочь вам, милорд! Мы — меткие стрелки.

Генри подобрал камешек и запустил им в мрачный домик, приткнувшийся к таверне, расположенной у самого Лондонского моста. Четверо приятелей дружно последовали его примеру, и целый град камней обрушился на металлические решетки, закрывающие деревянные ставни. Многострадальный кирпичный дом, как сразу же отметил Майкл, много повидал на своем веку, а его стены внизу были измазаны фекалиями. В голове у него словно взорвалась еще одна шутиха, и перед внутренним взором юноши всплыла очередная картина: стоящий на пороге добродушный бородатый мужчина. Каменная канонада не осталась незамеченной. Изнутри послышалось недовольное ворчание, и одна из ставен вдруг распахнулась.

Почетный эскорт Майкла с воплями рассыпался по темным закоулкам, словно его и не было.

За решеткой возникло лицо бородатого мужчины из воспоминаний Майкла.

— Презренные негодяи, — сердито пробурчал он и погрозил кулаком вслед мальчишкам. — Убирайтесь прочь, маленькие бесенята! И не смейте возвращаться, слышите меня? Дайте же, наконец, бедному старику отдохнуть спокойно!

Майкл, задрав голову, с восторгом разглядывал его. Он был уже стар, борода его поседела, из–под ночного колпака выбивались редкие волосы, испанский акцент стал слабее, но юноша все равно узнал его.

— Сэр, — окликнул он старика. — Прошу извинить моих маленьких друзей за отсутствие хороших манер. Если их камни повредили ваши ставни, то позвольте мне возместить убыток.

— Уф! — Старик небрежно отмахнулся. — Этому старому дому досталось больше метательных снарядов, чем при Ажинкуре^[95], но он по–прежнему крепко стоит на ногах, как, впрочем, и его хозяин. — Он коротко рассмеялся хриплым кудахчущим смехом. — Очень любезно с вашей стороны предложить мне компенсацию за их глупые шалости, но в этом нет необходимости. Доброй ночи, сэр.

— Сэр! — вновь окликнул его Майкл, когда старик уже запирал ставни. — Прошу простить меня за то, что нарушаю ваш ночной отдых, но… Сэр, мы с вами были знакомы, лет десять или даже чуть больше назад, и я надеялся, что вы будете так любезны, что ответите мне на несколько вопросов.

Старик окинул Майкла пронзительным взглядом.

— Позвольте узнать ваше имя, сэр?

— Меня зовут Майкл Деверо. Моей матерью была Эллен Батлер из таверны «Белый петух».

Мужчина всплеснул руками, и с губ его сорвалось какое–то восклицание на чужом языке.

— А я… я полагал, что вы умерли, — с чувством пробормотал он. — Входите, входите же! — Ставни захлопнулись, а мгновением позже входная дверь приоткрылась на несколько дюймов. — Эти маленькие разбойники еще здесь?

— Да. — Майкл подошел к двери. — Они прячутся слева от меня. Эй, вы! Подойдите сюда и извинитесь!

— Не–е–ет! — донес ветер дружный ответ.

Старик тяжело вздохнул.

— Увы, от укоренившихся привычек, особенно дурных, избавиться бывает очень нелегко. Но входите же, входите. Боюсь, они будут ждать вас. Маленькие негодники!

— Больше никаких камней, мои славные рыцари! — крикнул Майкл, обращаясь к ночной тьме, прежде чем перешагнуть порог мрачного старого домика.

Внутри его обступили тени, которые отбрасывал язычок единственной сальной свечи, подрагивающей в руке старика. На столе, вокруг которого вместо стульев стояли сундуки, громоздились свитки пергамента, деревянные мерные линейки, бухгалтерские и метрические книги, разрезанные чистые листы толстой бумаги, готовые к употреблению, перепачканные чернилами тряпки, деревянные тарелки с остатками ужина, огарки свечей, а также целая армия чернильниц и перьев. Стены от пола до потолка покрывали полки, на которых теснились пергаментные свитки. Весь первый этаж дома напоминал казначейство в миниатюре. Старик, в наброшенном на плечи длинном плаще с прорезями для рук, проковылял к столу и наполнил чаши элем. Так, во всяком случае, показалось Майклу.

— Могу я спросить, чем вы занимаетесь, сэр? Вы ведь не церковный служитель, насколько я понимаю? Быть может, финансовый инспектор епископа Винчестера?

Ответом ему стал смех, который очень быстро перешел в надсадный кашель.

— Да, действительно, я — в некотором роде ревизор.

— Значит, это секрет. — Майкл сделал крохотный глоток. В чаше оказался не эль, а вино, густое, ароматное и сладкое. И к тому же дорогое.

Старик опустился на сундук, на крышке которого были разбросаны мягкие подушки, и жестом предложил Майклу занять место напротив. Передвинув перевязь с ножнами, чтобы она не путалась под ногами, Майкл опустился на сундук.

— К сожалению, я не помню, как вас зовут.

— Абрахам Вайсман. Я составляю отчеты и веду финансовые дела нескольких известных торговцев золотыми и серебряными украшениями на Лондонском мосту. Мои инструменты, как видите, — и он широким жестом обвел разнообразные предметы, лежащие на грубом сукне, которым был застелен стол, — это перо и бумага. Однако местные добрые прихожане почему–то полагают, что считать деньги других — то же самое, что и самому быть богачом. Отсюда и железные решетки на окнах. Но довольно об этом. Я с нетерпением жду, когда же вы поведаете мне свою историю. Последний раз я видел вас в ту ночь, когда случилось это несчастье. — Старик вновь наполнил чаши дрожащей рукой.

— Сэр, умоляю вас, расскажите мне все, что вы помните. Воспоминания о днях, прожитых здесь, у меня отсутствуют. Последние десять лет жизни я провел в замке графа Тайрона, вице–короля Ирландии. Я должен узнать о своих корнях. Недавно мне приснился сон, в котором моя… — проклятье, он едва не сказал «моя мама»; значит, память о тех днях понемногу возвращалась к нему, — моя мать умирает, и ее тело бросают в сточную канаву. В этом сне, который правильнее назвать кошмаром, я волоку ее к «Скрещенным костями, выкапываю могилу, опускаю туда ее тело и сам лезу следом. Именно этот кошмар и привел меня сюда в поисках истины.

— Если не ошибаюсь, вы пролежали в могиле целых три дня. Я обнаружил вас утром в субботу. Обычно в этот день я прихожу на кладбище, чтобы навестить могилы моих дорогих жены и сына. Вы были бледны и холодны, как лед, и я решил, что вы уже умерли. Но потом я вдруг заметил пар от вашего дыхания в холодном воздухе, а также обратил внимание на то, что у вас едва заметно поднимается и опускается грудь. Поэтому я спрыгнул в могилу и вытащил вас оттуда, потом принес к себе и принялся ухаживать за вами. Когда вы немного оправились, я начал обучать вас, надеясь со временем сделать из вас своего помощника. У вас был острый ум, и вы схватывали новые знания на лету. Особенно легко вам давались операции с числами. Прошло всего два месяца, и я почему–то решил, что вы вполне довольны своей новой жизнью.

— Так оно и было! — воскликнул Майкл, перед глазами которого вдруг чередой потянулись яркие воспоминания. — Мы ели на ужин бульон, а вы обучали меня буквам, из которых складывается мое имя!

Он вспомнил и другое: как к нему приходили друзья, предупреждавшие его о том, что он обрекает себя на вечное проклятие, по тому как, дескать, полоумный Абрахам Вайсман — гнусный еретик и пожиратель неопытных душ.

— Да, действительно, как я уже говорил, вы оказались очень многообещающим учеником. Я был вполне доволен вами. С тех пор как чума унесла жену и сына, я жил один, и теперь обрадовался компании. А потом, однажды вечером, я вернулся домой и обнаружил, что вы исчезли. Вы вернулись в банду маленьких воришек, которой заправлял Роджер Вайз, самый нечестивый и подлый головорез из всех, кого мне довелось видеть, и два его бешеных сына–близнеца. Как–то ночью они заставили вас постучаться в мою дверь, а сами собирались в рваться внутрь и похитить мои воображаемые сокровища.

— Да. — Майкл живо вспомнил стыд, опасения, тошноту, подступившую к горлу, и страх перед Роджером Вайзом и его сыновьями.

— Вы постучали, но когда я ответил, вы крикнули: «Берегитесь! Спасайтесь! Спасайтесь!», что я и сделал, запершись наверху у себя в комнате. Оттуда я видел в окно, как Роджер Вайз с сыновьями избили вас до полусмерти. — Продолжая свой рассказ, старик избегал смотреть на Майкла. — К сожалению, мне не хватило мужества сойти вниз и попытаться защитить вас. Мне было страшно, очень страшно, и я понимал, что такой старик, как я, не сможет ничего сделать с Роджером Вайзом. Он наверняка перерезал бы мне горло… — Его надтреснутый голос дрогнул. — Да смилуется надо мной Господь! Тогда я понял, что не случайно потерял свою жену и сына. Такой червяк, как я, позволивший, чтобы маленький мальчик пострадал у него на глазах только потому, что ему самому было страшно, недостоин семьи. — И Абрахам прикрыл глаза трясущейся ладонью.

Майкл смотрел на старика, и во взгляде его не было ненависти. Бедный Абрахам отчаянно нуждался в прощении.

— Что же вы могли сделать, сэр? — произнес он успокаивающим тоном. — Запустить Роджеру Вайзу в голову чернильницей или заколоть его пером? Вы поступили правильно, сэр. А я ведь все равно спасся. Я пришел в себя в Ирландии, хотя и не помню, как туда попал. Я надеялся, что вы сумеете просветить меня на этот Счет.

— Увы, мне более нечего вам рассказать. А разве ваш благодетель никогда не говорил вам о том, каким образом он отыскал вас и спас?

— Полагаю, он щадил мои чувства. До тех самых пор, пока мне не стали сниться кошмары по ночам, я и понятия не имел, что появился на свет в публичном доме.

Абрахам погрузился в печаль, которая была почти осязаемой. Майкл ободряюще похлопал старика по дряблой руке, сквозь кожу которой просвечивали синие вены.

— Сэр, не забывайте о том, что вы спасли мне жизнь, за что я всегда буду вам благодарен. Эх, если бы я не оказался настолько глуп и не послушался бы мальчишек, оболгавших вас…

Абрахам поднял на молодого человека полные слез глаза.

— Они ведь говорили вам, что у меня есть рога и хвост, которые я прячу от посторонних глаз?

— Глупости, недостойные упоминания.

По впалым щекам Абрахама побежали слезы.

— Если бы я был дьяволом, то неужели допустил бы, чтобы моего брата, его семью и родственников жены сожгли на костре в Испании, обвинив в ереси? Я клянусь вам душами своих родных, да упокоит их Господь, что невиновен.

Родственники, сожженные в Испании? И вдруг Майклу открылась правда.

— Вы — еврей?

Затаенный страх проступил в глазах старика.

— Я — добрый христианин.

С тех пор как король Эдвард Длинноногий^[96] два века назад повелел изгнать евреев из пределов своей страны, этот кочевой народ не осмеливался осесть в Англии, пока…

— «Эдикт об изгнании», изданный Фердинандом и Изабеллой Испанской.

— Еретиков сжигали в Испании на кострах задолго до него, — вздохнул Абрахам.

Майкл накрыл его старческую руку своей. Он вдруг вспомнил о своей болезни, о неприязни, которую вызывал в нем огонь, о своих обострившихся чувствах, о сверхъестественной силе, о странной психической власти, благодаря которой он подчинил Анну и Уильяма Кингстона, констебля Тауэра. Молодой человек задумался и о прочих своих нечеловеческих способностях, о чудесных исцелениях, о клыках, вырастающих и снова исчезающих, о жажде, которую вызывала в нем «драконья кровь» или кровь Рене… Как такое могло с ним случиться? Почему? И когда? В затуманенном мозгу у него не было ответов, одни только назойливые вопросы стучали ему в виски. Майкл вдруг ощутил себя ребенком, заблудившимся в тумане, одиноким и испуганным. Женщина, которую он любил больше жизни, считала его чудовищем. И если он не сумеет доказать ей обратного, то ради чего ему жить дальше и на что надеяться?

— Кто из нас, простых смертных, подобен Господу нашему? Я научил вас правильно писать свое имя по–английски, но я никогда не объяснял вам его древнего значения. В вас сокрыта великая сила, Майкл. Я чувствую ее. А ведь я — всего лишь…

И тут дала о себе знать вновь обретенная чувствительность Майкла. Он буквально увидел, только не глазами, как черная меланхолия невесомыми клубами окутывает тело старика, высасывая из него последние жизненные силы. Абрахам умирал.

— Я умираю, — подтвердил старый финансист его догадку. — У меня внутри растет какая–то опухоль. Я очень рад тому, что вы пришли именно сегодня, потому что теперь я знаю — Господь хочет, чтобы я завещал вам свое движимое имущество.

— Абрахам, не спешите умирать. Я поговорю с врачом короля…

— Нет, дорогой мой мальчик. Уже поздно. Моя судьба решена. «Нагим я пришел в этот мир, нагим я уйду из него; Господь дал, и Господь взял. Да благословенно будет имя Его». Родственников у меня не осталось. Здешние филистимляне^[97] набросятся на мое тело, как черные вороны. Спасти душу — спасти мир. Позвольте мне умереть, зная, что я сделал вас богаче. — Лукавые искорки заплясали в выцветших глазах Абрахама. — Видите ли, мой мальчик, я солгал насчет сокровищ.

Маленькие негодники, как и предсказывал старый финансист, ждали Майкла в переулке, притаившись у стены закрытой рыбной лавки.

— «Скрещенные кости», милорд? — зевая, полюбопытствовал Кристофер.

— Вам уже пора спать, бездельники, — мягко пожурил их Майкл. — Через час взойдет солнце. — А он до сих пор ни на шаг не приблизился к разгадке происходящего. Если он не сумеет остановить монстра, объявившего на него охоту, ураган, который пробудил к жизни кардинал Уолси, похоронит его в бездне несбывшихся надежд.

— «Скрещенные кости»!

Квинтет мальчишек окружил его со всех сторон, подобно отряду телохранителей самого короля. Майкл понял, что для сорванцов сегодняшняя ночь обернулась настоящим приключением, вспоминать и обсуждать которое они будут долго. Посадив Кристофера себе на плечи, он двинулся по темной улице в сопровождении остальных пострелят.

Кладбище оказалось именно таким, каким оно являлось ему в ночных кошмарах. Там не было каменных надгробий, увековечивающих память об умерших. Лишь покосившиеся палки да валуны обозначали могилы бывших обитателей приюта потерянных душ. Оставив своих малолетних спутников за оградой, он в одиночестве зашагал по тропинке, направляясь к могиле, которую выкопал в своем страшном ночном кошмаре. Усталый и опустошенный, юноша опустился на колени перед крохотным пятачком земли и с удивлением обнаружил лежащий на могильном холмике сгнивший деревянный крест, на котором было вырезано имя «Эллен». Быть может, монахини все–таки навещали ее могилу? Он поднял крест и воткнул его в землю, чувствуя, как в груди нарастает знакомая тупая боль. Последние слова матери вновь зазвучали у него в ушах: «Ты должен жить. Ты обязательно выживешь…» Умирая, мать завещала ему жить дальше. Он потер татуировку на внутренней стороне запястья, ее прощальный дар, который должен был осветить ему путь. На руке у юноши по–прежнему оставался завязанный узлом шелковый шнур от балдахина в комнате Рене. Он бережно распутал его и повязал вокруг деревянного креста на могиле матери.

«Помоги мне! — взмолился он в безмолвном крике, обращаясь к своей бедной матери. — Помоги мне вернуть ее…»

Пронзительный вопль насмерть перепуганного ребенка разорвал ночную тишину на кладбище и завяз в клубах сырого тумана, поднимавшегося с земли. Майкл рванулся в ту сторону, откуда прозвучал этот вопль, перепрыгивая через могилы. Запах гниения ударил ему в ноздри еще до того, как он увидел гибкую фигуру в холщовой нижней юбке, склонившуюся над лежащим на земле мальчуганом. Четверых его приятелей и след простыл. Кошмарный призрак почуял его приближение и оторвал голову от шеи Кристофера: Марион Вуд! Оказывается, она жива! Или, вернее, уже нет. Глаза ее заливало тяжелое расплавленное лунное серебро, с острых клыков капала кровь. Майкл споткнулся и едва не упал. Его как будто ударил в грудь кто–то тяжелый и сильный. Неужели именно таким увидела его в собственной кровати Рене сегодня ночью?

Но вид окровавленной шеи Кристофера привел Майкла в чувство. Юноша ощутил, как в нем поднимается жгучая ярость.

— Оставь мальчишку в покое! — Он оттолкнул кровожадную шлюху в сторону, отчего та пролетела по воздуху добрых десять футов и упала навзничь. Майкл подхватил обмякшее тельце мальчика на руки. — Кристофер, ты жив? Где болит, малыш?

К счастью, мальчик оказался жив и здоров. Испуганно моргая, он тряхнул головой и прошептал:

— Мои товарищи убежали.

От такой жестокости, которой никак не заслуживал беззащитный мальчуган, у Майкла едва не разорвалось сердце. Но времени заниматься ребенком у него не было, потому как проститутка уже поднялась с земли и сейчас, пригнувшись, приближалась к ним. Майкл посадил Кристофера на землю и повернулся к ней навстречу.

— Кто сделал это с тобой?

Визжа от ярости, она бросилась на него, и оба покатились по земле. Все мысли о том, чтобы вести себя с ней по–джентльменски, сразу же вылетели у Майкла из головы, когда ведьма прошлась когтями ему по лицу, расцарапав его до крови. Он почувствовал, что перевоплощается в кровожадное и голодное чудовище, до смерти перепугавшее Рене. Они кружили между могил, нанося друг другу беспорядочные удары с чудовищной силой. В смертельной схватке сошлись два зверя, с обострившимся чутьем следя за перемещениями противника и стараясь предугадать его действия.

Наконец Майкл одержал победу, но не потому, что его враг оказался менее жесток, силен и коварен, а потому что мужчина, даже в образе монстра, все равно физически сильнее женщины. Подкравшись к ней со спины, он схватил ее за горло и прохрипел:

— Кто сделал это с тобой? Скажи мне!

— Благородный рыцарь! — прошипела она в ответ.

Майкл уже вознамерился выпытать у нее во всех подробностях, что это был за рыцарь, как вдруг его как громом поразила неожиданно вернувшаяся жажда. Его затрясло, глаза закатились, и на волю вырвался настоящий монстр. Его клыки впились шлюхе в обнаженную шею, разорвали кожу и перекусили вену, из которой ему в глотку хлынула горячая кровь. Он глотал ее быстро и жадно, ожидая успокоения, которое всегда вызывала «драконья кровь». Но эта женщина не была драконом, и ее крови недоставало тех свойств и вкусовых ощущений, к которым он привык. И все же жажда его поутихла, он выпустил жертву из своих объятий и отступил, вытирая ладонью окровавленный рот. В это самое мгновение из–за горизонта вынырнул первый луч солнца. Крик женщины был самым жутким и отвратительным из всех, который он когда–либо слышал. Замерев на месте, будучи не в силах пошевелиться, он расширенными глазами смотрел, как солнечный свет обращает ее в пепел. Не прошло и нескольких мгновений, как от нее осталась лишь жалкая кучка невесомых серых хлопьев. Свистнул порыв ледяного ветра, и пепел разлетелся по сторонам, растаяв без следа.

Холодные крошечные пальчики стиснули ему руку.

— Она была драконом?

Майкл посмотрел вниз. В обращенных к нему ярко–синих глазах светились изумление и страх.

— Нет, она была… гарпией, но это должно остаться между нами. Пусть это будет нашим маленьким секретом, ладно?

Кристофер храбро кивнул.

— Да, милорд. Секрет. Только между нами.

Майкл опустился рядом с мальчиком на колени, обнял его за плечи и привлек к себе.

— Кристофер, хочешь, я возьму тебя с собой? Ты будешь жить со мной, я стану твоим отцом, а ты — моим сыном.

Синие глазенки стали огромными, как мельничные жернова.

— Вы заберете меня во дворец короля?

— Да, на первое время. А потом ты поедешь со мной, куда бы я ни направился.

Робкая улыбка на маленьком чумазом личике была способна растопить сердце огненного дракона.

ГЛАВА ДВАДЦАТЬ ВТОРАЯ

Не отчаивайся, если тебя постигнет беда.

Смелее выступай ей навстречу.

Вергилий. Энеида

Рене, потрясенная, но в остальном целая и невредимая, впервые отправилась на утреннюю мессу без своих телохранителей. Как слепая, она механически переставляла ноги, опираясь на надежную и крепкую руку. Хвала Деве Марии, у нее по–прежнему оставалась Адель; без старой камеристки она оказалась бы в совершеннейшем одиночестве. Господи Иисусе, какой же несчастной она себя чувствовала!

Майкл. Она повторяла имя юноши как заклинание, снова и снова, а перед глазами у нее мелькали картины прошедшей ночи. Она вспоминала его поцелуи и ласки, и то, как они занимались любовью… а потом вдруг видела залитые расплавленным серебром глаза жуткого монстра и его сверкающие белые клыки, по которым стекала слюна, когда он склонился над ее шеей… Господи, спаси и помилуй!

Адель похлопала девушку по ледяной руке.

— Успокойтесь, дитя мое. Все будет в порядке.

«Да, — сказала себе Рене. — Все будет в порядке». Она вознесет благодарственные молитвы всем известным ей святым, а потом попросит королеву Екатерину об аудиенции и бросится к ногам ее величества, уповая на ее милость.

— Рене!

Услышав этот хорошо знакомый ей голос, девушка резко подняла голову. Навстречу ей шагал Майкл. Принцесса испуганно перекрестилась. Кровь застыла у нее в жилах, и она замерла на месте, дрожа всем телом. Но в душе Рене медленно разгоралось пламя невероятной надежды. Она страшилась и радовалась одновременно.

Нежность в глазах молодого человека сменилась болью. Она буквально ощутила, как он мыслями и чувствами потянулся к ней, словно бы говоря: «Я не чудовище».

Он был вампиром. Чтобы существовать, ему была нужна человеческая кровь. Ее кровь.

— У меня мало времени, — сообщил принцессе Майкл. — Я только что получил вызов во дворец кардинала. Но я обещал, что расскажу обо всем сегодня утром. Ты готова меня выслушать?

Девушка в отчаянии смотрела на него. Ей хотелось броситься к нему и спрятать лицо у него на груди, ища защиты в его объятиях, и в тоже время ее охватило непреодолимое желание убежать от него как можно дальше, чтобы никогда более не видеть его клыков и сверкающих расплавленным серебром глаз.

— Пожалуйста, — прошептал он, и взгляды их встретились. — Можешь держать Адель за руку, если пожелаешь. Я всего лишь хочу поговорить с вами и объяснить, что происходит.

— Это уже становится традицией.

Девушка вернулась к двери в свои апартаменты и отперла ее. Майкл пропустил вперед Адель, вошел следом за ней и закрыл за собой дверь. Рене положила ладони на теплые оконные стекла и стала смотреть вдаль, на пологие склоны холмов, чувствуя, как со спины к ней приближается вампир.

— Мне очень жаль, — прошептал он, подходя к ней достаточно близко, чтобы раздуть костер страсти, пылавший в ней прошлой ночью, но все же не настолько, чтобы напугать девушку. — Ты завладела моим сердцем, Рене, и ты — последний человек, которому я смогу причинить вред.

Рене крепко зажмурилась. К горлу девушки подступил комок.

— Ты не причинил мне вреда.

Он подошел к ней вплотную, и в его голосе звучало раскаяние.

— Я напугал тебя, и поэтому, покорно прошу простить меня! — Майкл протянул ей руку с букетиком пурпурных анютиных глазок.

— Анютины глазки, — поневоле тронутая его вниманием, прошептала девушка. — У нас говорят, что эти цветы дарят, когда хотят внушить какую–нибудь мысль. Так о чем я должна подумать?

— А в Англии анютины глазки означают «любовь, которая не оставляет времени для других занятий». — Его жаркое дыхание, приятно пахнущее мятой, коснулось щеки девушки. — Моя очаровательная богиня из древних легенд, я буду любить тебя всегда, крепко и нежно, пока смерть не разлучит нас.

Рене резко обернулась к нему. Мужественное лицо Майкла было открытым и искренним, а его бирюзовые глаза покраснели от усталости и недосыпания. Золотистые волосы юноши были зачесаны назад, а одежда его отличалась строгостью и даже чопорностью. Строго сжатые губы придавали ему выражение решимости. Рене при всем желании не смогла разглядеть в нем и следа его нечеловеческой сущности.

— Прошлой ночью ты стала для меня Афродитой, снизошедшей к своему жалкому обожателю. Заниматься с тобой любовью было для меня… счастьем и благословением, — Склонив голову, он со священным трепетом поцеловал ей кончики пальцев. — Сможешь ли ты когда–нибудь простить меня?

От волнения Рене не могла говорить. Боже, какая же сила воли ему потребовалась, чтобы погасить бушевавшую в нем жажду крови! Но сколько пройдет времени, прежде чем эти оковы лопнут и разорвутся?

Майкл неправильно истолковал ее молчание, и на лице юноши отразились печаль.

— Есть вещи, которые я должен рассказать тебе, и вещи, о которых я буду тебя умолять. Моя болезнь… не такая, какой я полагал ее. — Он отвернулся и принялся мерить шагами ее комнату, словно лев, попавший в клетку. — Это вовсе не лихорадка, а страшное проклятие. У кардинала достаточно доказательств, чтобы обвинить меня в убийстве Анны, в котором я невиновен. Но он еще не успел сложить все кусочки мозаики воедино.

— Что это за доказательства?

— Кольцо, подаренное мне лордом Тайроном, та самая собственность, о которой я тебе рассказывал. Если кардинал Уолси выяснит, что оно принадлежит милорду, меня сразу же обвинят в убийстве. Уолси обнаружил перстень в кулаке Анны.

— Это ты отдал его ей?

— Нет! Его украли у меня в ту ночь, когда я был ранен при попытке остановить наемного убийцу. Я надел его на палец и лег в постель, а на следующее утро кольцо исчезло. А когда я пришел в себя, то увидел, что надо мной склонился кардинал.

— И ты полагаешь, что это он украл его?

— А потом уверил меня в том, что обнаружил его у тела Анны? Вполне возможно. Но зачем сначала выделять меня из множества претендентов и помогать возвыситься, а потом низвергать меня в пропасть? Это же не имеет никакого смысла! Украв перстень с печаткой Брайана, он добился бы гораздо большего, потому что это помогло бы укрепить положение самого Уолси. Ты согласна со мной?

— Да, ты прав. Это не имеет смысла.

— Вчера он передал мне список основных подозреваемых. — Майкл сунул руку за пазуху своего камзола и протянул ей сложенный вчетверо лист бумаги. И действительно, в списке значились все шестеро фаворитов короля, противников кардинала. — В ходе расследования я установил, что у четверых из них попросту не было возможности совершить убийство. Поэтому я заподозрил Брайана и Кэри. И прошлой ночью, расставшись с тобой, я отправился в «рыбные садки», чтобы попытаться найти изобличающие их улики. Но вместо этого я узнал, что они невиновны.

— И у кардинала есть твое кольцо, — задумчиво протянула Рене. — Опиши его мне.

Майкл шумно выдохнул.

— Это золотой перстень, на котором вырезана змея с лицом и грудью женщины и крыльями дракона. Милорд Тайрон приказал мне не показывать его никому при дворе.

— Зачем же он подарил его тебе?

— Как талисман, полагаю… Будь я проклят, Рене, если понимаю, что со мной происходит! Я в полной растерянности. Это дело меня доконает.

Рене неуверенно шагнула к нему.

— Тебе нужно отдохнуть и выспаться.

— Мне нужно получить ответы! — Майкл запустил пальцы в волосы и взъерошил их. — Кроме того, есть еще кое–что…

— Я тоже хочу задать тебе один вопрос, Майкл. Вчера ты попросил меня упасть в обморок на службе в церкви, чтобы осмотреть Анну. Что ты обнаружил?

— Да, я как раз подхожу к этому. Ты помнишь ту ночь, когда я вместе со Стэнли и Саффолком, отправился в «рыбные садки»? Мы болтались там без дела с упорством, достойным лучшего применения, пытаясь доказать себе и окружающим, что мы великолепные кутилы, а не жалкие павлины. Во время своих странствий мы случайно узнали, что в таверне «Кардинальская шапка» была убита проститутка, и бюргеры пришли в смятение, потому как убийца оставался на свободе и, как позже выяснилось, не собирался останавливаться на достигнутом.

— И тот же самый человек вернулся во дворец и убил Анну.

— Да, в сообразительности тебе не откажешь! — Майкл остановился перед принцессой, и лицо его вновь потемнело. — И ее, и шлюху из трущоб кто–то укусил в шею.

— Господи, спаси и помилуй! — Рене осенила себя крестным знамением. Она в ужасе уставилась на Майкла, и в глазах у девушки вновь проступил страх.

А во взоре Майкла застыла неизбывная печаль.

— Это был не я.

— А кто же тогда? — выдохнула она.

— Тот самый человек, о котором мы говорили, Рене, который украл мое кольцо!

— Еще один такой же, как ты?

— Такой же, как я, — мрачно согласился Майкл, — Будь я проклят, но в «рыбных садках» случилось еще кое–что. Перед самым рассветом мертвая проститутка напала на меня. Рене, я своими глазами видел ее труп. Она была бездыханна. Но сегодня рано утром эта женщина набросилась на одного маленького оборванца, мальчишку, с которым я подружился. Я бросился ему на выручку и схватился с ней. О, она была переполнена яростью и злобой. А ее глаза…

— Были похожи на лунные камни. Совсем как у тебя.

В комнате повисло гнетущее молчание.

В глазах у Майкла заблестели слезы. Едва слышным шепотом он проговорил:

— Должно быть, я проклят.

Он упал на колени перед девушкой, обхватил ее руками за бедра и зарылся лицом в ее темно–красное шелковое платье.

Рене смотрела сверху вниз на светловолосую голову, уткнувшуюся в ее юбки, и видела перед собой не грешника, а напуганного мальчишку, пешку в жестокой игре королей. Ей хотелось ласково погладить его, но она боялась, что, едва коснувшись его… Она запрокинула голову, глотая слезы. Перед ее внутренним взором вдруг предстала картина Рафаэля «Триумф любви». Падший ангел с разорванными крыльями, простершийся у ног своей земной и смертной возлюбленной, был таким же золотоволосым, как Майкл. И сердце принцессы не выдержало. Она обняла Майкла и прижала его к своей груди, покрывая поцелуями его заплаканное лицо. Она никогда не сможет убить его. Никогда.

— Ты сразился с дьяволом и победил, mon bel ami?

— И да, и нет, — последовал приглушенный ответ. — Мне помогло солнце.

— Но ты остался жив. Не Геспер, а… подсолнушек.

Он резко поднял голову.

— Что ты сказала?

Господи Иисусе, она выдала себя!

— Я сказала, что ты остался жив. Она умерла. А ты жив. Как она погибла?

— Ведьму сожгло солнце. Первый же солнечный луч испепелил ее, стер с лица земли. Но перед смертью она успела сказать мне, что в монстра ее превратил какой–то благородный дворянин. Думаю, что это тот же самый человек, который украл мое кольцо и убил Анну. Тот самый человек, который хочет уничтожить меня.

Рене отыскала взглядом глаза юноши.

— Ты знаешь, кто он такой?

Майкл выпрямился. К нему вновь вернулась уверенность в себе; он буквально излучал силу.

— Кардинал ждет. Я могу одолжить у тебя Адель на денек?

Рене приподняла бровь.

— Неужели тебе мало меня, и теперь ты домогаешься мою бедную камеристку?

На лице Майкла сверкнула озорная улыбка.

— Не искушай меня, ведьма. Я привык сразу же отвечать на любой вызов с обнаженным мечом.

Рене почувствовала, что вся горит. Она снова хотела его…

— Для чего тебе понадобилась Адель?

Он выпустил ее из своих объятий, чтобы пригласить Адель принять участие в их разговоре. Обращаясь к старой камеристке, Майкл заговорил по–гаэльски:

— В моей комнате сидит мальчик, ему всего лет пять. Маленький карманник, попрошайка, сирота. Пиппин искупал его и уложил спать, но сейчас я должен отправить Пиппина в город с одним поручением, а меня ждут во дворце кардинала, так что присмотреть за ним некому. Боюсь, что ему и десяти пар глаз будет мало. Он — сущий пройдоха и запросто может отправиться гулять по дворцу, так что я боюсь за него. Ведь стражники могут вышвырнуть его обратно на улицу, а пойти ему некуда… Почему ты плачешь, мартышка?

Рене вытерла щеки рукавом.

— Это тот самый мальчик, которого ты спас… от той женщины?

— У меня не хватило духу оставить его там, — ответил Майкл. — Нет, я не похищал мальчика. Я сделал ему предложение, и он сказал «да». — Обращаясь к Адели, молодой человек произнес: — Думаю, он будет очень голоден, когда проснется. Пиппин принесет ему пирожки с мясом и овощами.

— У тебя доброе сердце! Разумеется, можешь забрать Адель. Как зовут мальчика?

— Кристофер. — Майкл крепко обнял девушку и поцеловал ее в макушку. — Ты сейчас идешь к королеве?

Она кивнула.

— Рене, если со мной что–нибудь случится…

— Нет! Не смей говорить так! — Она прижала к его губам кончики пальцев. — Это дурная примета.

Длинные пальцы юноши сомкнулись у нее на запястье, и он поцеловал открытую ладонь девушки.

— Мартышка, если ты решишь, что Уолси намерен вновь заточить тебя в Тауэр, если ты не сможешь найти меня, постарайся опередить его — проси убежища в Вестминстерском аббатстве. Обещаешь?

Рене привстала на цыпочки и нежно поцеловала его в губы.

— Обещаю.

Боже святой и милосердный, еще один вампир! Почему Майкл медлит с похищением Талисмана? Или это нелегкое предприятие поручено не ему? И кто этот второй вампир, который делает все, чтобы опорочить юношу? Быть может, оба они служат соперничающим между собой лордам Гесперам? У Майкла чистая душа и открытое сердце — а вот второй, убивающий беззащитных женщин… И тут на принцессу снизошло озарение: они проводят рекогносцировку на местности! Ни один из них не знает, где именно хранится Талисман. Ага, вот, значит, чем объясняются ее ночные кошмары!

— Позвольте пожелать вам доброго дня, миледи.

Робин был ужасно серьезным и даже мрачным.

— Что–нибудь случилось? — спросила у него принцесса. В конце концов, он был не просто ее другом, а еще и лазутчиком. Чуть не плача, мальчишка выпалил:

— Ох, миледи, пропала моя девушка, Нэн, камеристка покойной леди Гастингс, да упокоит Господь ее душу! Вчера со двора ее увез лично лорд–канцлер!

Рене схватила пажа за рукав, а другой рукой прижала палец к губам, после чего потащила мальчика в потайной альков на галерее.

— Сохрани нас Господь, Робин! Не вздумай вслух произносить имя кардинала. Это очень опасно. А теперь расскажи мне все по порядку. Быть может, речь идет о жизни и смерти твоей маленькой подружки. — Ах, если бы только она знала заранее, что возлюбленная Робина — камеристка Анны…

Понизив голос, он прошептал:

— Вчера утром, еще до того, как стало известно о смерти миледи Анны Гастингс, я увидел, как двое стражников в ливреях цветов господина кардинала выводят мою Нэн из дворца. Я понял, что она очень испугана. Она была в накидке, но в руках у нее не было ни саквояжа, ни даже узла с вещами. Я решил, что сегодня она непременно должна вернуться во дворец, но когда этого не произошло, я обратился к еще одной камеристке миледи Гастингс, некоей мадемуазель Антони, и спросил ее, куда уехала Нэн. Антони ответила, что не знает и что милорд Бэкингем чрезвычайно взволнован тем, что ему не удалось найти и расспросить Нэн. Мне не хотелось, чтобы меня допрашивали, поэтому я решил хранить молчание. Что же мне делать? Быть может, мне стоит пойти к милорду Бэкингему и сообщить его светлости, что служанку его сестры похитили люди кардинала? Но сейчас мне представляется, что лучше держать язык за зубами.

— Ох, Робин! Нэн будила ее милость на мессу?

Карие глаза Робина потемнели от дурных предчувствий.

— Нэн обнаружила ее милость мертвой в своей спальне. И они увезли ее в… в…

— Мы не можем знать этого наверняка. — Рене постаралась успокоить юношу, рассуждая логично. — Мертвая госпожа и мертвая служанка вызовут слишком много вопросов. Ты сам сказал, что ее сопровождающие были одеты в цвета кардинала. Если бы лорд–канцлер замыслил покончить с девушкой, он наверняка подослал бы к ней самых обычных наемных убийц. Я лично склоняюсь к тому, что ее увезли, чтобы замять скандал. Я посмотрю, что можно сделать, и постараюсь узнать, где сейчас находится твоя девушка, но ты должен пообещать, что предоставишь все дело мне, а сам не скажешь никому ни слова.

— Обещаю. Благодарю вас, миледи.

— Возвращайся к своим обязанностям и не печалься. Нам не нужно, чтобы твой вид вызвал у кого–нибудь подозрения.

Но зачем лорду–канцлеру Англии понадобилось избавляться от главного свидетеля в деле об убийстве, маскировать укус на шее Анны, а после этого еще и взваливать на себя ответственность за проведение расследования? Может быть, кардиналу Уолси известно о том, что Анну убил вампир, и он решил скрыть этот факт… от кого? От человека, имеющего право изъять Талисман из тайника — от кардинала Кампеджио! Если итальянский кардинал узнает о том, что вампиры уже близко, он немедленно увезет Талисман… куда? Во Францию, куда же еще! Да–да, именно во Францию! О, как славно все устраивается! Она отправит кардиналу Кампеджио послание и вернется во Францию победительницей, вместе с ним и Талисманом!

Оставалась, впрочем, одна маленькая неувязка, которая портила принцессе все удовольствие: Майкл.

Подсолнушек! Голова у Майкла шла кругом. Cui prodest?

О'Хикки утверждал, что его отравили. Тогда Майкл не придал этому особого значения, но теперь, поразмыслив, пришел к логичному выводу. И он ему очень не понравился.

— Его высокопреосвященство примет вас немедленно.

Майкл отвесил Уолси изящный поклон и стал ждать, пока тот изволит обратить на него свое внимание, радуясь тому, что терпение относилось к числу его добродетелей.

Заложив руки за спину, кардинал прохаживался вдоль гигантского окна в северо–западной стене, выходящей на шумный и бурлящий деловой центр Лондона. Не глядя на Майкла, он произнес:

— Я отстраняю вас от выполнения возложенной на вас миссии.

Молодой человек опешил от неожиданности.

— Если позволите, для начала я хотел бы отчитаться в своих действиях.

— Вам удалось найти улики против кого–либо из людей, отмеченных в вашем списке?

— Увы, я нашел свидетелей, показания которых свидетельствуют о том, что никто из главных подозреваемых не мог находиться в спальне леди Анны в ночь ее убийства. Что же касается событий минувшего вечера, то я предпочел бы объясниться, если позволите…

— В этом нет необходимости. Вы прониклись привязанностью к этой даме и поспешили ей на помощь. Откровенно говоря, я даже надеялся, что именно так вы и поступите. Принцесса Франции ответила вам взаимностью?

Майкл набрал полную грудь воздуха и медленно выдохнул его.

— Надеюсь, что так, ваше высокопреосвященство.

— Очень хорошо. Я поручаю вам сопроводить ее во Францию.

От неожиданности у Майкла отвисла челюсть, и сердце его радостно забилось в груди.

— Но до Франции вы не доберетесь.

Майкл ощутил, как ледяная лапа сжала его сердце, гася радостное возбуждение. Он упрямо стиснул зубы.

— Вы желаете, чтобы я избавился от леди?

— Нет, глупец вы этакий! — Шелестя своей ярко–красной мантией, кардинал резко развернулся к нему. — Я должен выражаться простым английским языком, чтобы вы поняли, что от вас требуется? Я хочу, чтобы вы похитили принцессу и тайно обвенчались с ней. Некоторое время вам, очевидно, придется скрываться, но, после того как она забеременеет, вы вернетесь сюда. Я улажу все недоразумения и предложу вам хорошую должность.

Не будь он столь ошеломлен, Майкл, пожалуй, расхохотался бы. Похитить Рене! Да она убьет его! Хотя, может быть, и нет. А ведь предложение выглядит чертовски заманчиво! Власть над герцогствами Бретань и Шартр вознесет Майкла в высшие эшелоны европейской знати, вплоть до права претендовать на трон: в случае безвременной кончины всех представителей рода Валуа отпрыск Рене станет прямым наследником короны Франции, что, несомненно, даст Майклу достаточно влияния, чтобы войти в Совет в качестве ставленника кардинала.

— Вы не спешите соглашаться. Только не говорите, что в Ирландии у вас осталась супруга.

— Нет, ваше высокопреосвященство. Если я и колеблюсь, то только потому, — Майкл позволил себе улыбнуться, — что я изумлен.

По губам кардинала скользнула лукавая улыбка.

— Вам пришлось по вкусу мое предложение.

— Да, миледи наделена многочисленными достоинствами.

— Поверю вам на слово, раз уж вы провели ночь в ее спальне. Полагаю, что вы знаете, о чем говорите, хотя и мне это тоже известно.

Но тут шум, раздавшийся в коридоре, отвлек внимание кардинала. Дверь с грохотом распахнулась, и в зал, переваливаясь, как утка, важно ввалился еще один представитель церкви в ярко–красной мантии. Взмахом руки он повелел своему вооруженному эскорту остановиться в дверях.

— Брат Уолси, я должен безотлагательно обсудить с вами один прискорбный вопрос, — заявил по–латыни бородатый кардинал.

Лицо Уолси стало пепельно–серым.

— Подождите здесь! — распорядился он, обращаясь к Майклу, а сам устремился в соседнюю комнату. Его собрат по вере поспешил вслед за ним. Дверь захлопнулась; затем раздался звук еще одной закрывающейся двери, но голос кардинала Уолси все равно слышался ясно и четко. — Что это за вопрос, который настолько безотлагательно потребовал моего участия, что мне пришлось отложить дело государственной важности? Очередная ссора между вашими йоменами и моими?

— Дражайший брат, вопрос этот своей важностью превосходит дела государственного управления. Я имею полномочия освободить вас от обязанностей легата и готовлюсь переправить Талисман во Францию.

За закрытыми дверями воцарилась гнетущая тишина. Внезапно кардинал Уолси выкрикнул:

— Вы забываете, брат мой во Христе, что вы находитесь в моем доме, в котором я один имею право распоряжаться! Быть может, вы и обладаете властью, но у вас нет ни средств, ни возможности освободить меня от чего бы то ни было!

Под «домом», сообразил Майкл, Уолси подразумевал Англию.

— Вы осмелитесь воспротивиться эдикту его святейшества? — зловещим шепотом осведомился Кампеджио.

— Я требую, чтобы вы назвали мне причину, по которой меня столь грубо отстраняют от должности, которую я стараюсь выполнять со всем старанием и смирением!

— Вы вознамерились скрыть улики, которые недвусмысленно указывают на то, что Талисман более не пребывает в безопасности на английской земле. Если Геспериды еще не завладели им, то только потому, что не знают, где именно он хранится. И всеведущие нечестивцы непременно нападут на его след, это всего лишь вопрос времени. Неужели вы настолько тщеславны, что готовы подвергнуть страшной опасности весь род человеческий? Будучи легатом, вы должны видеть дальше привилегий, которые дает вам эта должность. Скрытность и умение хранить тайну — вот наше главное оружие. Моя маленькая армия не в состоянии сдержать полномасштабное нападение легионов Гесперид. Молю вас, прислушайтесь к голосу собственного разума и своей совести!

Уолси предпочел пропустить мимо ушей благоразумные увещевания и дал суровую отповедь обвинениям в тщеславии и гордыне. Тем временем офицеры, остановившиеся было у дверей, вошли в зал. Они кивнули Майклу и, переговариваясь на итальянском, принялись обшаривать зал в поисках вина, чтобы утолить жажду. Кардиналы продолжали громогласно скандалить за запертыми дверями, но итальянские солдаты, похоже, даже не подозревали о том, какая жаркая битва развернулась всего через две стены от них. Майкл испытал настоящий шок. Да ведь они не слышали ни звука!

— Брат Кампеджио, а вам не приходило в голову, что Геспериды намеренно пытаются вселить в нас панику? Ведь в настоящий момент Талисман находится в полной безопасности в хранилище из серебра и камня, но, как только мы достанем его оттуда, он может стать легкой добычей коварных тварей, рыщущих повсюду.

— Следовательно, мы должны принять все меры предосторожности, чтобы благополучно доставить его во Францию. Я предлагаю объединить наши усилия, дабы заманить в ловушку и уничтожить врагов. И я даю вам слово, что, когда Талисману ничто не будет угрожать, я пересмотрю свое решение о его перемещении. Ну как, мы договорились?

— Давайте облобызаемся, брат мой, в знак примирения.

— Простите, — раздался от дверей чей–то испуганный голос, — мне передали, что его высокопреосвященство…

Майкл обернулся и увидел на пороге тощего служку, неловко переминающегося с ноги на ногу. В руках он держал перо, чернильницу и лист веленевой бумаги, пришпиленный к деревянной дощечке, на которой лежало… Это было кольцо, его кольцо! Майкл устремился к нему и бесцеремонно вытолкал служку за дверь.

— Ищете милорда кардинала?

Писец, помимо воли, заковылял рядом с ним по коридору, удаляясь от приемной Уолси.

— Д–да! Мне сказали, что я могу найти его…

— Его высокопреосвященство сейчас занят. У него важный посетитель. Не думаю, что он вскоре освободится. — Майкл переводил взгляд с перстня на лицо человечка и обратно. — А вы, собственно, кто такой?

— М–мастер Кент, милорд, младший секретарь его высокопреосвященства. Я пишу письма под диктовку милорда кардинала.

— Не может быть! Я принял вас за его старшего секретаря.

Мастер Кент стыдливо потупился.

— К–кроме того, я и–исполняю обязанности его библиотекаря.

— Правда? Польщен знакомством с вами, мастер Кент. Сэр Майкл Деверо, к вашим услугам! — И он хлопнул несчастного человечка по плечу, втайне надеясь, что кольцо упадет с дощечки. Но мастер Кент оставался начеку. Он схватил перстень и зажал его в кулаке. Майклу пришлось изменить тактику. — Я надеялся хоть одним глазком взглянуть на библиотеку милорда кардинала. Я слыхал, что она великолепна и содержится в образцовом порядке. Мастер Кент, не могли бы вы устроить мне экскурсию по библиотеке его милости?

— Филипп Кент, сэр! — Младший секретарь слабо улыбнулся. — Прошу вас!

— Но я вижу, что оторвал вас от работы, — и Майкл указал на раскрытый том, лежащий на пюпитре. Книга была не печатной, а переписанной от руки в монастыре и очень старой.

— О, ничего страшного. Я уже практически закончил свои изыскания. — Мастер Кент отложил свои инструменты в сторону и осторожно закрыл том.

Закончил! Майкл схватил перстень со стола. Он мог просто опустить его в свою сумку и уйти, но тогда мастер Кент будет знать, кто взял его. Кроме того, следовало выяснить, что удалось разнюхать трудолюбивому писцу. Молодой человек принялся внимательно изучать перстень своего лорда и покровителя с таким видом, словно впервые увидел его.

— Какая милая безделушка. Ваша?

— О, если бы! Она стоит целое состояние! — Мастер Кент коротко рассмеялся и попытался вновь завладеть перстнем. Но Майкл, делая вид, что хочет рассмотреть кольцо на свету, подошел к окну. — Сэр, осторожнее, умоляю вас!

— Это то самое кольцо, судьбу которого поручил вам выяснить милорд кардинал?

— А вы откуда знаете?

— О да. Вижу, что так оно и есть. Ну, так что же вы все–таки нашли? Кому оно принадлежит?

На лбу у секретаря выступил холодный пот.

— Сэр Майкл, я вряд ли вправе…

— Мне вы можете рассказать все. Я ведь старший расследователь, назначенный королем! — Заметив, что мастер Кент колеблется, он обрушил на маленького писца всю мощь своего внушения. Уставившись секретарю прямо в глаза, он приказал: — Расскажите мне все, что вам известно об этом кольце.

И мастер Кент послушно забубнил:

— На внутренней стороне перстня выгравирована надпись «Карл Великий»^[98].

— Карл Великий! — Майкл внимательно осмотрел внутренний ободок и понял, что мастер Кент говорит правду.

Вот так я узнал, кому принадлежало это кольцо. По форме и его внешнему виду.

— И кому же оно принадлежало? Королю франков? — растерянно осведомился Майкл.

— Графам Тироля^[99].

Рене, прижимая к груди букетик анютиных глазок, рассеянно смотрела, как король, королева и придворные играют на лужайке в койтс^[100]. Итак, дело было сделано. Почтовый голубь, которого она отправила во дворец Йорк–плейс, доставил ей наилучшие пожелания от кардинала Кампеджио. Ей предписывали оставаться начеку и ничего более не предпринимать. Но теперь девушку снедало беспокойство. Кардинал Уолси, хитроумный шакал, всегда приберегал в рукаве парочку козырных тузов; кроме того, он оставался самым могущественным человеком в Англии. И кто может знать, что происходит сейчас во дворце Йорк–плейс? Два кардинала, Талисман и вампир. Ей нужна была собственная подстраховка. Гарантии, если угодно. И ответ пришел к девушке из самого неожиданного источника.

— Мадам! — Норфолк и его черноглазый сын Суррей заслонили ей солнце. — Не хотите вместе с нами прогуляться к фонтану?

Рене с радостью воспользовалась предлогом, позволявшим ей отложить неприятный визит к королеве, и оперлась на руку герцога. Когда они удалились на достаточное расстояние от игроков, Норфолк заговорил:

— Мадам, я не стану отнимать у вас время. У меня есть причины подозревать, что Уолси получает денежное содержание от короля Франциска, и скоро я надеюсь получить тому веские доказательства.

Рене промолчала. В голосе герцога теперь звучала угроза.

— Мадам, должен ли я напоминать вам, что в моем распоряжении находится медальон, существование которого вы желали сохранить в тайне?

— Я помню об этом, ваша светлость. Продолжайте, прошу вас.

— Продолжать? Мадам, полагаю, я высказался достаточно определенно. Мне нужны доказательства тайных сношений кардинала Уолси с вашим королем, и вы мне их предоставите!

— Нет, не думаю, что стану помогать вам в этом. Видите ли, я бы предпочла не ворошить это осиное гнездо.

Герцог опешил от неожиданности.

— Но… но… мадам! — запинаясь, пробормотал он.

Ему на помощь пришел темный, как тень, и такой же неприятный сын.

— Боюсь, что ее высочество вполне устраивает то осиное гнездо, которое она привезла с собой. Быть может, нам стоит ткнуть в него палкой и посмотреть, понравится ли ей назойливое жужжание…

— Милорду кардиналу известно об этом медальоне все. Вчера он приказал арестовать моих телохранителей. Увы, господа, вы опоздали.

Лишившись своего главного козыря, злые и разочарованные, Говарды молча испепеляли ее взглядами.

— Но, — невозмутимо продолжала Рене, — я бы хотела, чтобы моих стражей освободили, а взамен я предложу вам кое–что другое. Обещаю, вы доставите кардиналу немало неприятных минут.

— Кажется, вы предлагаете нам кота в мешке! — резко бросил граф Суррей.

— Милорды, я не настроена шутить. Кроме того, у меня очень мало времени. Я хочу как можно скорее покинуть Англию, для чего мне нужен мой эскорт. Что бы ни случилось с кардиналом, по вашей вине или без оной, меня это никоим образом не касается. Я всего лишь хочу, чтобы к закату моих телохранителей освободили из тюрьмы Маршалси. Полагаю, такие вопросы находятся в вашей компетенции, милорд граф–маршал. Если мы с вами заключим соглашение, я отдам вам половину того, что собиралась, сейчас, а вторую половину — после возвращения своих стражей. Я даю вам слово, что буду свято соблюдать свои обязательства по нашему договору.

— Ха! А я–то считал, что столь отчаянно торговаться способны только английские домохозяйки! — Норфолк хмуро взглянул на Рене. — Клянусь распятием, мадам, я освобожу ваших людей. Так что вы намерены сообщить нам?

— Ваш кардинал устроил исчезновение одного человека из дворца.

— Что это за человек? И что вы хотите этим сказать? Нельзя ли поподробнее?

— Этому человеку, личность которого я вам открою, как только мои охранники окажутся на свободе, известно то, что кардинал старается скрыть от всех остальных. Вы согласны, что такие сведения многого стоят?

— Несомненно, — проворчал герцог. — Мадам, мы с вами еще побеседуем сегодня до наступления ночи.

ГЛАВА ДВАДЦАТЬ ТРЕТЬЯ

Кто станет сторожить сторожей?

Ювенал

Майкл, чувствуя, как по спине у него бежит ледяная сороконожка, слушал повествование мастера Кента о графах, чей род прервался два с половиной столетия назад.

— Еще за много лет до рождения Господа нашего Иисуса Христа этот район на границе Италии и Швейцарии стал Десятым регионом Римской империи, которой в то время управлял Август Цезарь. Он был завоеван готами, баварцами, а потом и Карлом Великим, королем франков, и превратился в епископство Тренто. Со временем графы, обитавшие в замке Тироль неподалеку от Мерано, захватили власть над этой территорией и сделали Мерано столицей своего графства. Благодаря умелым военным действиям они расширили пределы своих владений, став герцогами Каринтии и Баварии, и обрели колоссальное могущество в этой части мира. Когда между империей и Церковью вспыхнула междоусобная борьба, император Генрих Четвертый обратился к графам за военной помощью и объявил войну Папе Григорию. Несколько столетий бушевала эта война, нарушив сложившийся баланс сил на континенте. В конце концов, в год 1300 от рождества Господа нашего Иисуса Христа, устав от бесконечных войн и вражды, император Генрих Седьмой и Папа Бенедикт Седьмой заключили мир. Графы потеряли свои владения и вскоре таинственным образом исчезли.

Майкл вспомнил, что как раз в 1300 году прославленный предок его лорда и покровителя Тайрон Родоначальник присоединился к молодым рыцарям, решившим поддержать восстание юного короля Эдварда III против Роджера де Мортимера, графа Марча, и сражавшимся за восстановление власти Эдварда как единственного законного властителя Англии. Тайрон Родоначальник стал первым графом Тайроном, и ему был пожалован титул Первого рыцаря–сподвижника ордена Подвязки с правом передачи его по наследству. Неужели граф Тироль стал графом Тайроном?

— Покажите мне родовой герб графов Тироля.

Маленький библиотекарь, двигаясь, как сомнамбула, послушно расстегнул на книге крючки и вновь открыл ее.

Гром и молния! Гербы походили друг на друга как две капли воды: красный орел с золотыми когтями на черном фоне и женщина с телом змеи. Выходит, это две эмблемы одной и той же семьи! Очевидно, род не пресекся. Их последний потомок перебрался в Англию, где восстал из праха под именем Тайрона Родоначальника, видного последователя короля Эдварда III. И уж если он в состоянии установить связь между ними, то кардинал и подавно. Уолси сразу же поймет, что кольцо принадлежит Майклу.

Он закрыл книгу, сорвал отчет с дощечки, сложил его пополам и сунул за пазуху.

— Слушайте меня внимательно, — заявил он одурманенному писцу, — вы сейчас же начнете свои изыскания заново. Вы забудете и о нашем разговоре, и о надписи на внутренней стороне кольца. Вы останетесь здесь и ничего никому не расскажете! — И Майкл уставился на кольцо, раздумывая, забрать его сейчас или немного погодя.

Его размышления прервал донесшийся издалека голос кардинала Уолси, который приказывал своему секретарю немедленно привести к нему в кабинет капитана Лусио и лейтенанта Уберти из отряда телохранителей кардинала Кампеджио, а также капитана Хилла и лейтенанта Уота из отряда йоменов гвардии, охранявшей дворец Йорк–плейс.

Решение нужно было принимать быстро. Майкл задумчиво взглянул на загипнотизированного писца, прикидывая, сколько еще продержатся его чары и вернется ли память к мастеру Кенту в полном объеме. Откровенно говоря, его проклятые способности оставляли желать лучшего, особенно в том, что касалось подчинения других людей. Если он сейчас заберет кольцо, Кент, чего доброго, выдаст его, или же самого писца обвинят в пропаже, и тогда кардинал прикажет обыскать всех находящихся во дворце. Следовательно, до поры до времени о перстне следует забыть, ради блага Кента и своего собственного.

Оставив кольцо в руках младшего секретаря, Майкл вернулся в приемную залу и последовал за вальяжными итальянцами и невоспитанными английскими офицерами в личную часовню кардинала. Оба сановника в своих ярко–красных мантиях стояли по обе стороны алтаря неподвижно, как мраморные статуи. Итальянцы и англичане расположились группами напротив своих начальников. Майкл встал между ними, не желая примыкать ни к одному из враждующих лагерей. В воздухе повисло напряженное молчание.

— Доблестные воины, — провозгласил лорд–канцлер, — мы собрали вас здесь для того, чтобы поделиться с вами знанием, недоступным простому мирянину. Мы, смиренные посланцы Господа нашего Иисуса Христа, поклялись хранить его в тайне любой ценой. Среди нас, мои добрые друзья, объявился сaм дьявол.

Уолси снял покрывало с серебряного блюда. На нем лежали белая головка чеснока и серебряный нож. Кардинал разделил чеснок на дольки и надрезал каждую ножом. Резкий запах ударил Майклу в ноздри, и молодой человек ощутил, как желудок рванулся к горлу. Нож сверкнул в руках кардинала; из пореза на его пальце выступила кровь.

Майкл ощутил себя гончей, учуявшей запах раненой дичи; внезапно проснувшийся в нем инстинкт казался почти непреодолимым.

Кардинал Уолси выдавил кровь из пальца, орошая ею дольки отвратительно смердящего чеснока.

— Мои храбрые воины, сейчас вы принесете мне клятву верности и дадите обет хранить молчание.

Часовня поплыла у Майкла перед глазами, отвращение и желание убивать слились воедино, и он затуманенным взором увидел, как итальянские офицеры взяли с тарелки по дольке окропленного кровью чеснока и молча проглотили их. Английские йомены последовали их примеру. Наступила очередь Майкла; глаза всех присутствующих были устремлены на него.

И тут он внезапно осознал истинную цель этого ритуала. Кардиналы и офицеры сейчас поймут, кем он является на самом деле, даже если и не знали этого ранее. Пот выступил на лбу Майкла, но молодой человек все равно попытался скрыть свое волнение. Вид омерзительно пахнущего чеснока и кардинальской крови, капающей из пореза на серебряный поднос, сводили его с ума. Протянув руку, молодой человек взял дольку чеснока и положил ее в рот. Ему стоило невероятных усилий проглотить эту гадость. Пожалуй, сразиться одному с десятью рыцарями в полном вооружении было бы легче. Желудок его взбунтовался. Голова у Майкла закружилась, в висках зашумела кровь, и его едва не стошнило. Глаза жгло, как огнем, зубы удлинялись… Он превращался в монстра!

В желудке у него клокотало и бурлило, как в недрах Везувия. Неужели они отравили его? Боль стучалась во все уголки его тела, лишая сил и обжигая внутренности. Ах, если бы он мог отлучиться под благовидным предлогом хотя бы на мгновение, чтобы потушить пылавший внутри пожар глотком чудодейственного снадобья из своей бутылочки… Но нет, они догадаются обо всем в ту же секунду! Они сожгут его живьем! Тело его, терзаемое невыносимой болью, взорвалось неслышным воплем — и в то же самое мгновение неприятные ощущения ослабели, а потом и вовсе исчезли. Майкл всем своим смятенным существом ощутил во владениях кардинала присутствие какой–то невидимой, могучей, но дружественной ему силы, с мистической легкостью усмирившей разбушевавшиеся в нем инстинкты.

— В чем дело, сэр Майкл? — поинтересовался кардинал Уолси. — Вы плохо выглядите.

Хватая воздух широко открытым ртом, Майкл заставил себя открыть глаза. Юноша даже нашел в себе силы слабо улыбнуться.

— Изжога.

К его неимоверному облегчению, йомены Хилл и Уот дружно рыгнули в знак согласия, а итальянцы лишь презрительно скривились при виде неспособности английских дуболомов вкушать иную пишу, помимо пива, хлеба и говядины.

Удовлетворенный результатами испытания, кардинал Кампеджио разлил вино по серебряным кубкам. Майкл понял, что его неприятности еще не кончились. Он прекрасно помнил, как обожгла ему пальцы серебряная роза, которую он выиграл на состязаниях лучников. Внутренне сжавшись, он поднял последний кубок и с облегчением вздохнул, почувствовав, что пальцы его коснулись прохладного олова. Кардинал Уолси пробормотал благословение, и все присутствующие осушили свои чаши. Мускат, конечно, нельзя было перепутать с нектаром, но он заглушил смертельные испарения чеснока и притупил жгучую боль в животе.

Кардинал Уолси окунул пальцы в серебряную чашу с водой, коснулся влажными кончиками лба, сердца, каждого плеча поочередно, после чего, возложив руку на раскрытое Евангелие, торжественно провозгласил:

— Я, кардинал Томас Уолси, лорд–канцлер Англии, телом благословенного Господа нашего Иисуса Христа отрекаюсь от Сатаны и всех, кто служит ему. Клянусь защищать всех истинно верующих от этих порождений дьявола. Аминь.

Его примеру последовал Кампеджио, а затем и солдаты с йоменами.

И вновь Майкл оказался последним в очереди. Он храбро возложил руку на Евангелие и повторил слова клятвы.

— Мои славные воины, прежде чем я стану говорить об этих преступных тварях потустороннего мира, должен предостеречь вас — не болтайте и будьте благоразумны! Болтливые языки будут отрезаны, предательские умы — заключены в тиски, а осведомленные уши — сожжены. Итак, вы получили последнее предупреждение. Если вы разочаруете нас, то ваши тела будут наказаны, а души ваши постигнет вечное проклятие.

Майкл отметил про себя, что англичане, простые миряне, должным образом, прониклись угрозой, тогда как итальянцы лишь кивнули в знак того, что поняли, когда Кампеджио перевел им речь своего собрата по вере. Очевидно, они не узнали ничего для себя нового.

— Два дня назад во дворце его величества была убита некая леди. Ее убийцей, — голос Уолси дрогнул и понизился до драматического шепота, — стал вампир. Это создание нечистое, губительное и презренное, гнойный нарыв на теле нашего мира, настолько древнее, что никто не знает, когда оно появилось, не считая того, что оно бродило по земле задолго до рождения Господа нашего Иисуса Христа. Этот дьявол в образе человеческом питается кровью простых смертных, сеет разрушения повсюду, где появляется, и обладает способностью превращать в себе подобных и очаровывать сыновей Адама и дочерей Евы злокозненной хитростью, заклинаниями и дикой звериной яростью.

Майкл, раскрыв от изумления рот, поспешил, по примеру других, осенить себя крестным знамением.

— Много столетий назад империя и Церковь собрали под свои знамена великую армию, которая выступила против демонов и нанесла им сокрушительное поражение. Двести пятьдесят лет они считались уничтоженными. Но вот теперь они вновь объявились в Лондоне. Они — тени преисподней, обладающие сверхъестественными способностями. Воплощения чистого зла. Они могут принимать разный вид, представать в образе людей, хищников, волков, неизвестных зверей и даже дыма. Их следует осенить крестным знамением, окропить святой водой и сжечь на огне, потому что, подобно вшам и гнидам, они не способны выживать в огне или выдерживать прикосновение серебра и чеснока, но превыше всего — солнечного света.

— К–как они з–заражают людей? — заикаясь, спросил лейтенант Уот.

— Своей кровью. Они вонзают клыки в тела жертв, осушают их источник жизненной силы и за миг до смерти несчастного вводят ему по капле свою ядовитую жидкость. И тогда жертва воскресает уже как подобие своего отвратительного создателя, становясь вассалом Геспера, верховного владыки преисподней.

— Геспера или вампира? — упавшим голосом пробормотал Майкл.

Кровь застыла у него в жилах, и юноше казалось, что окружающий мир рушится у него на глазах. Нет, не может быть! Он наверняка неправильно истолковал свое состояние, поскольку его–то никто не кусал, и в памяти у него не осталось воспоминаний о том, что ему приходилось когда–либо сталкиваться с подобным созданием. Солнечный свет не причинял ему вреда. Равно как и святая вода, или любой другой религиозный артефакт, если на то пошло. Серебро, правда, обжигало его, но не убивало, и, как только что показало испытание, устроенное кардиналом, он вполне способен переварить чеснок. И все–таки, все–таки… Его новоприобретенные возможности, жажда крови — он не мог и дальше обманываться себя. Да, он проклят — но как?

В дверь осторожно постучал секретарь кардинала.

— Ваше высокопреосвященство, из королевского дворца прибыл посыльный с уликами, имеющими отношение к…

Уолси повелел ему приблизиться. Секретарь протянул своему господину небольшую дорожную шкатулку и поспешно вышел из часовни. Уолси вынул из шкатулки завернутый в грубое полотно сверток. Майкл едва не лишился чувств от потрясения. Внутри оказалась бутылочка коричневого стекла. Это был его пропавший флакон!

Уолси вытащил пробку и осторожно поднес горлышко к носу. Поморщившись, он протянул флакон Кампеджио. Майклу показалось, что кардинал пребывает в некоторой растерянности и не знает, что делать с этой так называемой уликой. Он внимательно осмотрел бутылочку на предмет каких–либо отличительных признаков, понюхал горлышко, после чего перевернул ее над белой салфеткой. Казалось, прошла целая вечность, прежде чем из горлышка выскользнула крупная капля. Когда она растеклась по белоснежной ткани, превращаясь в темно–красное пятно, по цвету почти неотличимое от крови, Кампеджио поспешно перекрестился и протянул салфетку капитану Лусио. Майкл понял, что подтверждаются худшие его подозрения.

— Кровь Геспера. — Тон капитана Лусио был мрачен; лицо его залила смертельная бледность. — А я полагал, что все они уничтожены. Я надеялся, что мы имеем дело с теми вампирами, которым удалось избежать Истребления. Бродягами. А это…

Майклу казалось, что еще немного, и он сойдет с ума. Его охватил ужас. Перстень графа Тайрона, снадобье О'Хикки, ненависть Фердинанда, смысл академических изысканий мастера Кента и факты, которые он только что узнал в этой зале, складывались в дьявольскую и зловещую картину. Графы Тироля и графы Тайрона прибегали к одним и тем же трюкам. Святая Церковь и империя устроили совместную охоту на вампиров в тот самый год, когда предок его лорда и покровителя, Тайрон Родоначальник, поддержал короля Эдварда III. Необъяснимые совпадения, события и факты — все они неопровержимо и недвусмысленно свидетельствовали против лорда, вырвавшего его из «рыбных садков» и давшего ему крышу над головой, против его учителя и наставника. Перед внутренним взором Майкла проплыла великолепная коллекция оружия и манускриптов в его грандиозной библиотеке. Он вспомнил, как лорд Тайрон учил его вскакивать на коня и спешиваться без помощи стремян, как, схватившись за гриву мчащегося галопом жеребца, одним прыжком взлетать в седло в полном вооружении и как орудовать любым образцом оружия, висящим на стене. Он вспомнил щедрые похвалы, которые расточал ему милорд, когда он проявлял твердость и мужество в бою, и то, как его покровитель неустанно вдалбливал ему в голову все новые и новые знания… И мысль о том, что его обожаемый господин и покровитель мог оказаться вампиром — а заодно и обратить его в монстра — потрясла Майкла до глубины души.

Кардинал Уолси позвонил в колокольчик, вызывая своего секретаря.

— Я хочу знать, кто нашел это и где.

Майкл вскинул голову и навострил уши. Петля на его шее затягивалась все туже.

— Посыльный ничего не может сказать на этот счет… Я отправлю его с запиской к Пейсу, ваше высокопреосвященство.

— Оставьте. Я сам этим займусь. — Негромко посовещавшись с Кампеджио, кардинал вперил тяжелый взгляд в Майкла. — Сэр, я поручаю вам нынче же вечером найти этого демона. Если не уничтожить его сразу, то число подобных ему созданий будет возрастать до тех пор, пока само существование рода людского не окажется под угрозой. Я назначаю вас главой этой миссии. Капитан Лусио продемонстрирует некоторые особые приемы и методы, с помощью которых можно уничтожить вампира, а вы растолкуете их моим людям простым и понятным для них английским языком. Еще до наступления ночи мои люди должны уметь убивать вампиров. В сопровождении отряда капитана Лусио вы отправитесь ко двору и начнете свою охоту. Помните, осторожность и осмотрительность — превыше всего. Сделайте все возможное и невозможное, чтобы не допустить паники и беспорядков.

Кардинал Кампеджио перевел своим офицерам распоряжения их гостеприимного хозяина. Кардинал же Уолси отвел Майкла в сторонку.

— Что касается нашего неоконченного разговора, мы вернемся к нему после того, как вы устраните нависшую над нами опасность. Вам следует иметь в виду, что наши стражники — мои и кардинала — только и мечтают о том, чтобы вцепиться друг другу в глотки. Я рассчитываю, что вы сумеете подчинить их себе и не допустите ссор и драк. Уладьте для меня это дело, и я щедро вознагражу вас, Майкл. Я подниму вас выше Саффолка, и вместе мы раздавим Бэкингема, Норфолка и иже с ними. Они считают себя лучше нас! Но мы им покажем, верно? Умом можно добиться намного большего, нежели силой.

Уолси слово в слово повторил любимый девиз его приемного отца. Майкл почтительно поцеловал кольцо на пальце кардинала.

— Я — покорный слуга вашего высокопреосвященства.

— Какая разница между вампирами и Гесперами? — полюбопытствовал Майкл.

Капитан Лусио отпер дверь в оружейную комнату и отступил в сторону, чтобы не мешать своим людям выносить оружие и амуницию во двор, где им предстояло тренироваться.

— Гесперы — чистокровные кровопийцы, порождения нечестивого союза между демонами женского рода и смертными мужчинами. Вампиры же — обычные люди, зараженные кровью Гесперов. Большинство вампиров служат лорду Гесперу, если только они не какие–нибудь бродяги.

— Демоны женского пола? Демоницы, точнее говоря? — Майклу сразу же вспомнилось кольцо лорда Тайрона.

— Развратные и злокозненные ночные призраки, которые приходят к мужчинам во сне. Древние поклонялись им как богиням и жрицам плотской любви, плодородия и войны, полагая их божественным воплощением планеты Венеры. Мы, истинные христиане, считаем их куртизанками дьявола. Их было тринадцать: Анат, Иштар, Инанна, Ашера, Ламашту, Астарта, Ламия, Атаргатис, Наама, Исис, Карина, Пизна и их королева Лилит, которая произошла от самого Сатаны. — Итальянец набожно перекрестился и зашипел: — Лилит, абиту, абизу, хакаш, аверс хикподу, айялу, матрота…

Майкл, всегда истово осенявший себя крестным знамением, когда того требовали обстоятельства, изумленно поинтересовался:

— Вот это да! Что это за проклятие?

— Это чрезвычайно могучее заклинание, лишающее демониц их сверхъестественной силы. Оно действует всего несколько мгновений, но человеку этого бывает достаточно, чтобы убежать. Вы бы лучше запомнили его, сэр Майкл, на всякий случай…

— На какой такой случай?

— На тот случай, если они не все были уничтожены, как об этом сказано в Писании, хотя мне не очень хочется в это верить.

А у Майкла по–прежнему не шло из головы кольцо.

— А какие формы они могут принимать?

— Рыб, голубей, молоденьких девушек, ветра и урагана. Но опытный глаз способен различить их по едва заметному сиянию, исходящему от них. Оно похоже на рассеянный звездный свет. Они неутомимо ищут плотских удовольствий, жестоко обращаются со своими возлюбленными и пьют кровь младенцев. Они совокупляются с обычными мужчинами, а потом производят на свет детей, которые вместо материнского молока пьют кровь. Вот так и появились настоящие Гесперы. Писание предостерегает нас: «Горе тому, кого они почтят «своим вниманием!» Своих любовников они делают покорными рабами, для чего применяют черную магию, а затем превращают их в несчастных и проклятых животных, лишая их жизненной силы, так что те попадаются в ловушки, расставленные людьми, и гибнут. Но самое плохое, что может случиться с их жертвами, — капитан Лусио выразительно поморщился, — это когда те кастрируют себя в честь своих демонических любовниц. Так гласят легенды, но мы точно знаем, что вампиры не способны размножаться.

— И при этом они могут заражать обычных людей своей кровью.

— Как и Гесперы, и низшие вампиры. А их жертвы становятся ночными тварями, призраками.

— Как же они исчезли с лица земли, эти демоницы?

— Господь разгневался на Лилит и ее ангелов–призраков за то, что они осквернили мир своим потомством. Он осудил ее: «Ты полюбила мужчину с сердцем льва, могучего телом и духом, а потом вырыла ему семью семь ям! Ты полюбила мужчину, неутомимого в трудах и гордого в бою, а потом набросила ему на шею недоуздок, обрекая его на хлыст и стрекало». И Он погубил злобных развратниц, за исключением Лилит, которая в отчаянии сбежала от Его гнева в самую дикую пустыню. Потом она бросилась в море, приняла облик дракона и спряталась на самом дне. Тогда Господь послал архангела Михаила, чтобы тот зарубил дракона своим мечом. Темнота на дне океана ослепила ее, поэтому Лилит не увидела, как к ней приближается ангел. Он поразил ее своим мечом света, и она обратилась в пепел.

Пепел!

— Значит, дракона поразил святой Михаил, а не святой Георгий.

— У каждой страны и каждого народа свои предания. — Итальянец бросил на Майкла острый взгляд. — А вы, похоже, ничуть не боитесь, благородный сэр.

— Напротив, капитан Лусио. Своим рассказом вы повергли меня в ужас.

— Пойдемте, мы будем упражняться во дворе. Наш лук — не такой длинный и мощный, как тот, к которому вы привыкли, он короче и более округлой формы.

Майкл натянул на руки перчатки и зашагал рядом с итальянским офицером.

— Наверное, он похож на монгольский лук? Бьет не так далеко, зато стреляет быстрее.

— Да! — На лице капитана отразилось уважение. — Вижу, вы хорошо разбираетесь в оружии.

Майкл лишь пожал плечами в ответ. На душе у молодого человека было тяжело и сумрачно. Он чувствовал себя преданным.

Люди капитана, которых он называл deletoris, обучали невежественных английских йоменов правилам обращения с коротким монгольским луком. Языковой барьер привносил дополнительные трудности в общение враждебно настроенных друг к другу учеников и наставников.

Видя, что достичь взаимопонимания не удается, капитан Лусио в отчаянии всплеснул руками.

— Теперь я и сам вижу, что легенда о вавилонской башне возникла не на пустом месте! Сэр Майкл, пожалуй, вам лучше перевести своим людям мои инструкции.

Майкл призвал воинов, своих и чужих, к порядку.

— Мастер Хилл, вы сумели внушить своим подчиненным необходимость соблюдать строжайшую секретность, слепо повиноваться вам и выполнить свой долг любой ценой?

Джордж Хилл цветом лица мог соперничать со свежевыбеленной стеной.

— Так точно, сэр. Мы служим нашему кардиналу — и вам.

— Очень хорошо. Солдаты, — обратился к йоменам Майкл, — нам предстоит сразиться с опасными созданиями, всемогущими и всеведущими, способными передвигаться с огромной быстротой. Если мы хотим остаться в живых и победить своих врагов, то поступим мудро, если прислушаемся к советам наших итальянских друзей, овладеем их опытом и сумеем применить их методы в бою. — Немного помолчав, чтобы до солдат дошел смысл его слов, он обернулся к капитану Лусио. — Начинайте. Я буду переводить.

Итальянский капитан откашлялся.

— Мы используем короткие тонкие стрелы с заостренными стальными наконечниками, которые обмакиваем в расплавленное серебро. Когда такая стрела попадает в тело нашего врага, серебро растворяется в его крови и отравляет ее. Затем нужно отделить голову от туловища мечом и, если возможно, сжечь останки. В бою у вас может не оказаться времени, чтобы последовательно выполнить все эти три операции. Однако почти наверняка серебро уничтожит более слабого противника, а сильного — выведет из строя.

Майкл перевел его слова и спросил у капитана:

— А от чего зависит сила вампира?

— От того, кто был его отцом. На чистокровных Гесперов серебро не оказывает разрушительного действия. Оно причиняет им не больше вреда, чем обычная царапина. Простой же человек, ставший вампиром, или просто рассыплется прахом, или тяжело заболеет. Правило, применимое к человеческой знатности рода, здесь работает с точностью до наоборот: чем длиннее родословная, тем ниже вампир.

Майкл решил, что его самого обратил, должно быть, достаточно сильный вампир, потому как он держал в руках серебряную розу и выжил после этого.

— Не думаю, что йоменам следует знать такие подробности. Пожалуйста, объясните, чем вызвана необходимость применения коротких луков, а я переведу ваши слова.

— Наши враги передвигаются с быстротой молнии. Некоторые из них обладают способностью перемещаться из одного места в другое простым мысленным усилием.

Майкл оторопело уставился на итальянца.

— Постойте–ка! Что вы имеете в виду?

— Гесперы и сильные вампиры способны дематериализоваться в одной точке и вновь собрать себя уже в другой. Например, сейчас они в Риме, а в следующее мгновение, — капитан прищелкнул пальцами, — уже в Лондоне. Но здесь есть одно препятствие. Им нужна прямая связь с тем местом, в которое они намерены переместиться. Золотая безделушка.

Гром и молния!

— Что–нибудь наподобие кольца?

— Кольца, ожерелья, цепочки, брелока — словом, чего угодно, лишь бы оно было сделано из золота.

Майкл едва сдержал готовое сорваться с губ проклятие. Он оказался всего лишь пешкой в руках своего лорда! Благодаря кольцу тот мог в любой момент оказаться в Лондоне. Ему придется немедленно выкрасть перстень у Кента — и уничтожить!

— Наши враги быстры. Следовательно, наше оружие должно быть легким в применении, легче длинного лука, и стрела должна лететь по воздуху с большей скоростью. Всегда цельтесь прямо в сердце. Деревянная стрела, пронзившая сердце, наверняка обездвижит вампира, если не прикончит его на месте. Если вы сражаетесь с тварью на мечах, помните: победы можно добиться, только обезглавив ее.

Следующие несколько часов прошли в утомительных тренировках.

— А бывают женщины–вампиры? — поинтересовался Майкл у капитана, когда они вдвоем сражались на мечах.

— Конечно, вампир способен заразить как мужчину, так и женщину, но Гесперов женского пола не бывало никогда. Богини ночи производят на свет — какая ирония, правда? — только потомство мужского пола.

— Я почему–то полагал, что ни вампиры, ни Гесперы не способны к воспроизводству.

Капитан заколебался.

— Геспер способен зачать ребенка от самой обычной женщины…

Майкл отразил удар и сам сделал выпад.

— О чем вы умалчиваете, капитан? — В душе у него родилось ужасное подозрение. — Милорд кардинал говорил, что Гесперы подверглись поголовному уничтожению, а вы, тем не менее, рассуждаете о них с большим знанием дела, что довольно странно для человека, который никогда не встречался с этими тварями и не сталкивался с ними в бою. Только не говорите мне, Лусио, что вы прочитали об этом в старых книгах. Я пока еще способен отличить боевой опыт от книжного.

Капитан Лусио жестом отозвал его в сторонку.

— Только между нами. Об этом никто не должен знать, даже ваш хозяин, кардинал Йорк.

— Клянусь распятием!

— Мы знаем, что один Геспер уцелел после Истребления. Это итальянский граф, конт по–нашему, которому сравнялось вот уже пятьсот лет.

По спине у Майкла пробежал холодный озноб.

— Вам известно, где он находится сейчас?

— В Риме. Последние триста лет он пребывает у нас в плену. Его зовут конт Эмилиано. Он сражался на стороне императора, как, собственно, и все вампиры, под командованием графа Тироля, могущественного Геспера. Мы держим его в подземной камере, стены которой выложены серебром. Его перстни и одежду пришлось увезти подальше и сжечь, чтобы его сородичи — если кто–либо из них уцелел после Истребления и рыщет поблизости — не смогли добраться до него. Мы даем ему кровь крыс, смешанную с порошком серебра, чтобы он оставался послушным и слабым. Иначе он способен обратиться в дым и просочиться сквозь решетку в двери камеры.

У Майкла болезненно сжалось сердце.

— Под землей, без одежды, последние три сотни лет…

Капитан самодовольно ухмыльнулся.

— Тварь сошла с ума. Он лежит на полу и разговаривает с потолком на давно забытых языках, или же сворачивается клубком и не двигается на протяжении многих недель. Он сидит взаперти вот уже триста лет, а на вид ему не дашь больше двадцати пяти! Он рассказывал нам, что его отцом был древний Геспер, a мать — египетская куртизанка. Он часто разговаривает с ними обоими. Жалкое зрелище.

Майкл почувствовал, как по коже у него пробежали мурашки, а во рту стало горько от подступившей желчи. А ведь такая судьба вполне могла постичь и его самого.

— Должен сказать, подобное обращение представляется мне верхом жестокости. Без света, без воздуха, без одежды, в полном одиночестве… Вы же заживо похоронили живое существо.

— Смотрите не ошибитесь. Это — живой мертвец. Человек состоит из трех субстанций: души, духа и тела. Дух живет в крови и соединяет душу с телом. Поскольку Гесперы являются плодом богопротивного союза человека и демона, их кровь не способна соединить их тело и душу. Дух отсутствует. — Итальянец злорадно ухмыльнулся. — Чтобы выжить, им нужна человеческая кровь. Мы не хотим, чтобы Эмилиано убил себя. Хотя, несмотря на свое безумие, он ни разу не сделал подобной попытки. Он утверждает, что пережил наших прапрадедов и переживет наших праправнуков, что в один прекрасный день он освободится, а мы превратимся в пыль. Но, конечно же, он ошибается. Ведь он не бессмертен.

— Не бессмертен? Но кардинал Уолси говорил…

— Его высокопреосвященство заблуждается. Они все–таки исчезают с лица земли, пусть даже через много веков или тысячелетий.

— А ведь вы им восхищаетесь, не правда ли?

— Представьте себе, что вы обладаете силой ста взрослых муж чин, что зрение и слух у вас острее, чем у льва, что все ваши раны заживают моментально… Что вы способны сливаться с тенями, двигаетесь быстро, как стрела, карабкаетесь по отвесным стенам, прыгаете с башен и остаетесь невредимым, превращаетесь в сову, или волка, или в туманную дымку, живете много сотен лет, вечно оставаясь молодым…

В сову. «Чертовски интересно!» — подумал Майкл. Значит, к нему в спальню наведывался в гости вампир. И к Рене! Сердце у него остановилось. Вампирам известно о ней, они знают, что он безумно обожает ее…

Солнце уже клонилось к закату, когда Рене получила послание от Норфолка. Она должна была встретиться с ним у церкви миноритов–францисканцев. Адель завернула принцессу в меховую накидку и настояла на том, что они пойдут вместе. Рене не стала спорить. Из дворца Йорк–плейс по–прежнему не было никаких известий. Во всяком случае, Джордж Хилл не появился на пороге, чтобы арестовать ее. Майкл, впрочем, тоже.

Рене радостно охнула, заметив своих deletoris, помятых и грязных, на ступеньках церкви.

— Ваша светлость, милорд! — Она присела в реверансе перед Говардами. — Примите мою искреннюю благодарность.

— Мадам, вы должны назвать мне имя, — напомнил ей Норфолк.

— Да. — Она заговорила приглушенным голосом. — Человеком, обнаружившим тело миледи Анны Гастингс, была ее камеристка, девушка по имени Нэн. Скорее всего, именно она и позвала на помощь тех двух стражников. Мне представляется, что они поспешили к Уолси, надеясь, что им хорошо заплатят. Но с тех пор их никто не видел.

— И что эта девушка, Нэн?

— В то утро я видела, как двое йоменов кардинала увозили ее из дворца. После этого она исчезла. Его светлость герцог Бэкингем в отчаянии. Ведь он так хотел допросить девушку об обстоятельствах смерти его сестры. А теперь я спрашиваю вас, милорды, для чего лорду–канцлеру понадобилось сначала сделать так, чтобы куда–то пропал главный свидетель преступления, а потом и отбирать расследование у графа–маршала?

— Которым, к слову, являюсь именно я, — мрачно сообщил старый герцог. — Миледи Рене, я не устаю восхищаться вашей ловкостью и изобретательностью. Мне бы хотелось, чтобы вы не спешили покидать берега Англии. Я могу быть надежным и влиятельным другом. Обещаю вам, что ваша нога более никогда не переступит порог Тауэра.

Выходит, ему уже все известно. Они обменялись понимающими улыбками.

— У вашей светлости отныне имеется верный союзник во Франции, прошу и вас не забывать об этом.

— Когда вы покидаете нас? Я дам вам вооруженный эскорт, который проводит вас до Дувра.

— Вы очень любезны. У меня уже есть свой эскорт. — Девушка обворожительно улыбнулась. — Завтра утром я начну приготовления к отъезду, который, думаю, состоится ровно через неделю. Прошу вас, маркиз Руже ничего не знает…

— Ваша тайна умрет вместе снами! — Норфолк взял девушку за руку и вложил ей в ладонь медальон на цепочке. — Да хранит вас Господь, принцесса.

Глядя вслед удаляющимся Говардам, Рене спрятала медальон Армадо в свой ридикюль. Последняя ниточка. «Покойся с миром, Армадо». Она вознесла молитву о спасении его души, а для себя попросила у него прощения. Открыв глаза, девушка обнаружила, что перед ней стоит улыбающийся Франческо.

— Мадам, мы очень благодарны вам.

Она улыбнулась ему в ответ.

— Вы — мои deletoris, не так ли?

— Ваши самые верные deletoris.

Рене внимательно огляделась по сторонам, молясь, чтобы поблизости не оказалось никого из вампиров, и прошептала:

— Мы уезжаем сегодня ночью. Отправьте двух человек сопровождать Адель в Грейсенд. Остальные ваши люди пусть окружат дворец Йорк–плейс, но не показываются на глаза. Я встречусь с вами в полночь.

— У вас есть план, мадам, как похитить Талисман?

— Да. — План, который приводил ее в содрогание и наполнял душу ужасом.

План же Уолси оказался ущербным изначально. То, за чем охотились вампиры, находилось, несомненно, в его резиденции Йорк–плейс. Шестое чувство и прочие инстинкты подсказывали Майклу, что ночные твари уже близко. Но он предпочел не высказывать своих опасений вслух. Рене находилась во дворце короля, а ее безопасность была для него превыше всего.

Капитан Лусио приказал их маленькому отряду спускаться к речной пристани и садиться в лодки, после чего смущенно извинился и припустил к мужской уборной. Наступил тот самый момент, которого Майкл ждал так долго. Он ворвался во дворец кардинала и быстрым шагом направился в библиотеку. Кольцо должно быть уничтожено. Майкл промчался по богато украшенным коридорам, скользнул в библиотеку и замер на месте.

Голова Филиппа Кента покоилась на раскрытой книге, а на шее краснели жуткие следы зубов.

Кольцо же — Майкл понял это сразу — исчезло.

За его спиной вдруг раздался приглушенный крик ужаса. Майкл резко развернулся и увидел какого–то слугу, испуганно пятящегося от распахнутой двери библиотеки.

Майкл выругался.

— Ты видишь, мои руки не испачканы кровью, и у меня нет оружия! — прорычал он, показывая слуге пустые ладони.

Лакей отчаянно затряс головой в знак согласия, готовый броситься наутек при первых же признаках опасности. Как только слуга повернулся к Майклу спиной, юноша сорвал с пальца свой перстень с печаткой и швырнул его на пол. Пора было уходить отсюда. Обогнав лакея, он выскочил из дворца, в мгновение ока оказался на пристани и прыгнул в одну из лодок еще до того, как лакей успел поднять тревогу.

Они отплыли в полном молчании.

ГЛАВА ДВАДЦАТЬ ЧЕТВЕРТАЯ

Мягко стелет, да жестко спать.

Автор неизвестен

Перед входом во дворец короля их остановили скрещенные алебарды.

— Вы можете войти, сэр Майкл. А они — нет.

Майкл обсудил неожиданную помеху с капитаном Лусио.

— Пока я буду добиваться соответствующего разрешения от капитана стражи, предлагаю вам начать с очищения прилегающей территории.

— Очень хорошо. Мы окропим святой водой входы и стены, а потом окружим убийцу.

Майкл поспешил внутрь. Он почему–то ожидал, что предусмотрительный кардинал Уолси заранее побеспокоится о том, чтобы обеспечить им беспрепятственный доступ во дворец. Значит, что–то случилось. На ходу, пробегая по коридорам и срезая углы, он вдруг расслышал обрывок разговора:

— Этот джентльмен был высок и светловолос, сэр. Оба были в маскарадных костюмах и масках. Я не смог хорошенько рассмотреть его лицо. Но, думаю, что узнаю его, если увижу, сэр.

Майкл прижался спиной к стене. Йомен, беседующий с сэром Генри Марии и его офицерами за углом, был тем самым стражником, который заметил его с Анной, когда они улизнули с бала–маскарада. Проклятье. Проклятье. Проклятье. И что теперь прикажете делать?

Придворные ужинали в приемной зале короля. Ему надо как–то миновать этот коридор, чтобы добраться до Рене. Майкл огляделся по сторонам и поднял голову. Потолочные балки! Капитан Лусио уверял его, что вампиры способны карабкаться по отвесным степам. Надо попробовать, терять–то ему все равно нечего. Взмахнув руками, он присел и подпрыгнул вверх изо всех сил. В следующее мгновение тело юноши буквально прилипло к потолку. Это было настолько неожиданно, что Майкл растерялся и потерял ориентировку. Посмотрев вниз, он справился с собой и двинулся по потолку с такой же легкостью, как если бы полз по полу. Пробираясь над головами Марни и его людей, Майкл затаил дыхание, молясь всем богам, чтобы никто из стражников не взглянул вверх. Удача сопутствовала ему.

Едва завидев укромный уголок, Майкл спрыгнул на пол и поспешил к караульной комнате. Ухватив за шиворот первого попавшегося слугу, он велел ему передать сообщение Рене на словах. Выскочив наружу, он принялся нетерпеливо мерить шагами коридор. Нервы у него были напряжены, в груди стало тесно от волнения, так что юноша едва мог дышать. Если что–нибудь случилось с Рене…

Наконец, любовь всей его жизни появилась в дверях.

— Какие новости?

Майкл поймал ее за талию и поцеловал, страстно и жадно.

— Я люблю тебя, — выдохнул он. — Я хочу, чтобы ты знала это, что бы со мной ни случилось.

Девушка ласково провела ладонью по его щеке.

— Майкл, ты меня пугаешь. Ты предчувствуешь беду?

— Я все объясню потом. — Схватив принцессу за руку, он почти бегом повлек ее подальше от того места, где едва не столкнулся со свидетелем, который мог опознать его как убийцу Анны. — Я должен как можно скорее вывести отсюда тебя, Адель, моих слуг и Кристофера. За мной охотятся. Убийца Анны нанес новый удар, на этот раз уже во дворце Йорк–плейс. Он убил библиотекаря кардинала, чтобы завладеть моим перстнем. Какой–то слуга случайно увидел меня через мгновение после того, как я обнаружил тело. А сэр Марни нашел стражника, который заметил меня с Анной в ночь бала–маскарада.

— Подожди! — Девушка потянула его за руку. — Куда ты меня тащишь?

Майкл резко остановился и повернулся к ней лицом.

— К тебе в апартаменты, чтобы забрать Адель.

— Давай лучше заберем мальчика. С Адель все будет в порядке.

Он растерянно уставился на принцессу, не веря своим ушам.

— Ты бросишь Адель на произвол судьбы?

— Ты сам сказал, что за тобой охотятся убийца и свидетели. Тебе грозит нешуточная опасность, Майкл. Идем за мальчиком. Без тебя он совершенно беспомощен. А Адель всегда сможет обратиться к французскому посланнику.

Она была права. Майкл устремился к своему жилищу.

— Пиппин, Конн. Вы проводите миледи Рене и Кристофера в Вестминстерское аббатство. — Майкл швырнул камердинеру свой кошель. — Отправляйтесь туда немедленно и не смейте высовывать нос наружу, пока я сам не приду за вами. Если в течение недели от меня не будет никаких известий, доставьте миледи Рене в дом французского посланника, а сами садитесь на корабль и плывите обратно в Ирландию. — Это был их дом, как и его тоже. Там с ними не могло случиться ничего плохого.

— Я иду с тобой, — негромко сообщила Майклу Рене, ласково и крепко беря его под руку. Так виноградная лоза оплетает опорный столбик.

— Да–да, и я тоже! — Кристофер спрыгнул с кровати и с размаху врезался в молодого человека, прижавшись к нему всем телом.

Майкл взъерошил светлые волосы мальчугана и улыбнулся Рене. Они могли бы стать для него семьей, которой ему столь отчаянно недоставало.

— Со мной вам будет грозить опасность, — прошептал он по–гаэльски, обращаясь к девушке и не желая тревожить малыша. Сегодня ночью он имел все шансы погибнуть или, хуже того, потерять свою свободу.

В фиолетовых глазах заблестели слезы.

— Я когда–нибудь увижу тебя снова?

— Не могу обещать этого… — Проклятье. Это был конец. Они прощались навсегда.

— Куда ты сейчас собрался?

— Обратно во дворец Йорк–плейс.

— Зачем?

— То, что нужно убийце, находится именно там. Он и дальше будет убивать невинных людей, пока я не найду и не отдам ему то, что он ищет.

Рене прильнула к нему всем телом, умоляюще глядя ему в глаза.

— Возьми меня с собой. Я помогу тебе. Ведь я уже бывала во дворце.

— Пожалуйста, мышонок! — Майкл проглотил подступивший к горлу комок. — Отправляйся вместе с мальчиком в аббатство. Здесь повсюду творятся страшные вещи.

— Одна голова — хорошо, а две — все–таки лучше.

Майкл проклял себя за мягкосердечие. Он вел себя как последний дурак. Девушка будет отвлекать его, чем неизбежно замедлит его поиски, не говоря уже о том, что он станет все время беспокоиться о ней. Ловушка грозила вот–вот захлопнуться.

— Пиппин, быстро сложи самое необходимое в дорожный саквояж. Мы уходим немедленно. — Молодой человек опустился на колени перед Кристофером и положил руки на узенькие и хрупкие плечи мальчика. — Я должен сразиться с драконом. А тебе я поручаю защищать Пиппина и Конна. Они — не рыцари, как мы с тобой. Ты обещаешь мне охранять их, пока я не приду за вами?

Глаза мальчугана наполнились страхом.

— Вы ведь вернетесь, правда? Вы не свалитесь в реку?

— Я плаваю как рыба! — Майкл подмигнул малышу. — Моя леди, вы готовы рискнуть своей прелестной шейкой, отправившись со мной в смертельно опасное путешествие?

— Да, мой дорогой рыцарь. Я последую за вами без малейших колебаний.

— Сэр, там… у дворцовых ворот стоит отряд вооруженных стражников. Они настаивают, чтобы их впустили внутрь. Они говорят, что пришли сюда в поисках…

— В поисках кого? Говорите же, Мертон! — свирепо рявкнул Марни.

Сержант Мертон понизил голос до заговорщического шепота.

— Злых духов, сэр.

Придворные, сидевшие по обеим сторонам Марни за королевским столом, громогласно расхохотались.

— К чему столько шума из–за жалкой банды каких–то полоумных попрошаек? — пожелал узнать Норфолк.

— Э–э, все дело в том, что они — не попрошайки, ваша светлость. Это солдаты в ливреях, которые, как они утверждают, служат кардиналу.

Марни раздраженно хлопнул себя по лбу.

— Кровь Христова! Я совсем забыл. Да, впустите их поскорее.

— Постойте, — негромко произнес Норфолк. — Кто эти люди?

— Половина из них — телохранители его милости лорда–канцлера, а остальные — солдаты на службе Господа из свиты кардинала Кампеджио, прибывшие вместе с ним из Рима.

Бросив многозначительный взгляд на своего сына Суррея, Норфолк оттолкнулся от стола и, кряхтя, поднялся. Пришло время поставить в известность о происходящем его величество.

— Злые духи? — Король Англии коротко рассмеялся, глядя на угрюмые лица сподвижников, полукругом обступивших его в зале Совета. — Вы что, сошли сума все разом? Тайные солдаты на службе Господа, милорд Норфолк? Кровожадные демоны, высокочтимый кардинал Кампеджио?

— Ваше величество, позвольте, я объясню, — взмолился кардинал Кампеджио.

— Да–да, говорите, прошу вас. Давно я уже не слышал забавных историй… но имейте в виду, — король посерьезнел, — если это окажется очередным трюком с тайной целью втянуть нас в войну против турок, мы будем очень недовольны.

Кардинал Уолси поспешил вмешаться:

— Сир, у меня есть причины полагать, что преступники, злоумышлявшие против вашего величества, могут нанести очередной удар. При дворе появился новый наемный убийца. В ходе своего расследования сэр Майкл Деверо выяснил, что миледи Анна Гастингс, несчастная сестра его светлости герцога Бэкингема, свела знакомство с неким таинственным мужчиной и стала его любовницей. Проницательная леди вскоре уверилась в его злокозненных намерениях, но была жестоко убита, прежде чем успела предупредить ваше величество.

— Дьявол! — взревел герцог Бэкингем. — Анна не принимала участия в каких бы то ни было заговорах!

— Я вовсе не хотел сказать, что бедная леди Анна была частью заговора. Я всего лишь предполагаю, что она раскрыла таковой, вольно или невольно, за что и поплатилась жизнью.

И вдруг кардинал понял, что в его изощренной лжи сокрыта доля истины. Бэкингем, неудавшееся покушение, мертвая сестра, Талисман — все это звенья одной цепи, но он по–прежнему не мог связать их воедино. Самый главный кусочек мозаики решительно отказывался ложиться на свое место, ускользая от него, подобно воспоминаниям далекого детства.

— Наш дорогой лорд–канцлер, — воззвал к нему король. — Ваши открытия, безусловно, интересуют нас, но вам придется обосновать необходимость обыска, который намеревается учинить в нашем дворце тайная папская армия, а также пояснить, почему вы так уверены в том, будто нашей милости угрожают злые духи.

Вот и все. Как ни пытался Уолси избежать этого, у него ничего не вышло — вся его тщательно выстроенная из лжи и полуправды пирамида обрушилась, грозя погрести его под собой.

— Сир! — Он опустился на колени перед королем. — Убийца, которого подослали к вашему величеству на этот раз — вампир.

Дворец гудел, как растревоженный улей, когда Майкл, Рене и слуги с мальчиком вышли из его комнаты. Повсюду сновали deletoris и их новоявленные английские помощники. Они брызгали вокруг себя святой водой, устанавливали в проходах деревянные распятия, рисовали на стенах замка красные кресты и бормотали заклинания, изгоняющие дьявола. Во дворце началось великое переселение: по коридорам, толкаясь и бормоча ругательства, спешили к выходам придворные; слуги волокли тяжелые сундуки и кофры, отпуская нелестные комплименты в адрес чужеземных армий и злых духов.

— Очевидно, их величества предпочли покинуть дворец, — вслух заметила Рене. — Иначе двор не рискнул бы тронуться с места.

Майкл лишь нетерпеливо потянул ее за руку в ответ.

— Поспешим… если только…

Девушка, не дрогнув, встретила его обеспокоенный взгляд.

— Если только что?

— Если ты еще не передумала.

— Тише! — Она дернула его за рукав. — Я не намерена оставлять тебя одного ни на мгновение.

Майкл криво улыбнулся ей.

— Ловлю тебя на слове. — Он посадил Кристофера себе на плечи и повел ее за собой. Слуги замыкали шествие. Они протискивались сквозь толпу, запрудившую коридор, что было не очень сложно, поскольку багажа у них с собой не было. Внезапно шедший впереди Майкл резко остановился. — Проклятье, а я–то думал, что этого негодяя выгнали отсюда взашей! Пиппин, возьми мальчика и ступай вперед. Не жди нас! — Он пересадил Кристофера на плечи Конну, подтолкнул их в спины и быстро увлек Рене в боковой коридор.

— Что ты там увидел? — выдохнула она, не отставая от него ни на шаг.

— Риггса.

— Тот мерзкий помощник управляющего? А почему мы бежим от него?

— Потому что сегодня утром кто–то нашел одну из моих бутылочек со снадобьем. А я только что видел, как он разговаривал с йоменом кардинала. Не думаю, что это простое совпадение. Нам нужно поскорее выбираться отсюда!

— Вот он! — раздался вдруг чей–то крик. Рене увидела, как один из стражников показывает на них — на Майкла. — Это тот самый мужчина, которого я видел вместе с леди Анной в ночь бала–маскарада! Арестуйте его!

Рука у нее едва не оторвалась от тела. Майкл потащил ее в обратном направлении, быстрый как ветер, успевая, однако, на ходу ругаться сквозь зубы.

— Все пропало, Рене! Тебе следовало уйти с Пиппином!

— Ты ведешь нас обратно к парадной лестнице! Мы же не сможем убежать со второго этажа!

— Мы выйдем через кухню или выпрыгнем из окна, если понадобится. Говорил же я тебе, что это будет очень опасно. Но ты еще можешь присоединиться к кортежу королевы, если тебе страшно.

— Я боюсь не за себя, идиот несчастный! — Девушка задохнулась от неожиданности, когда он подхватил ее на руки и гигантскими прыжками помчался по парадной лестнице, ведущей на королевскую галерею.

Взлетев наверх, Майкл поставил Рене на ноги и поцеловал.

— Почему ты не хочешь признаться, что любишь меня?

— Если я признаюсь, это решит все наши проблемы?

— Нет, но твое признание поможет их решить. — Майкл вновь схватил ее за руку и потащил за собой.

На галерее было пустынно, если не считать йоменов личной королевской гвардии, выстроившихся через равные промежутки. Очевидно, придворные уже разбежались.

— Остановите их! — крикнул сэр Генри Марни, выскакивая из оружейной комнаты.

Стражники в мгновение ока окружили Майкла и Рене плотным кольцом. Из королевских апартаментов на шум вышла целая процессия: оба кардинала, Норфолк, Суррей, Бэкингем, другие члены Совета. Замыкал шествие король Генрих, которого со всех сторон обступили телохранители.

— Это тот самый человек, которого вы видели в библиотеке? — обратился Уолси к слуге, стоявшему рядом с ним.

— Да, ваше высокопреосвященство! Он самый! Он убил мастера Кента! Я увидел следы кровавых укусов на шее мастера Кента, а потом сэр Майкл поднял руки и сказал…

Майкл выругался. Он не мог справиться с таким количеством самых опытных бойцов королевства.

— Я обречен, — прошептал он на ухо Рене. — Беги к ним и скажи, что я похитил тебя против твоей воли…

— Значит, вы и есть вампир? — с невероятным удивлением воскликнул кардинал Уолси.

Гром и молния, как будто могло быть иначе!

— Я никого не убивал! — выкрикнул Майкл, обводя взглядом перепуганные пепельно–серые лица и останавливаясь на лице короля. — Ваше величество, во дворце скрывается еще один вампир! Это он убил миледи Анну и мастера Кента! Я пытаюсь найти его и помешать ему причинить вред…

— Арестуйте его! — заорал Марни.

Кардинал Кампеджио воздел перед собой висевший на цепочке украшенный драгоценными камнями крест и принялся громко читать по–латыни молитву, изгоняющую дьявола.

Сердце гулко стучало у Майкла в груди. Они не станут его слушать. Они или сожгут его живьем на костре… или на века заточат в подземелье. Глаза защипало, клыки начали удлиняться. Он вновь превращался в монстра. По–прежнему не выпуская руки Рене, он высматривал разрывы в плотном кольце тел, неумолимо сжимавшемся вокруг них. Майкл зарычал, глядя на йоменов и сверкая на них расплавленным серебром глаз… Он специально изображал необузданную животную ярость, которая должна была заставить их отпрянуть. Королевские телохранители лишь теснее сомкнулись вокруг своего сюзерена и попытались увести его обратно в апартаменты, но Генрих не пошевелился, оставаясь на месте. Он как будто пребывал в трансе, как и все остальные. Они смотрели на Майкла так, словно он был дьяволом. Все, за исключением Рене.

— Отпусти принцессу и сдавайся, тварь! — скомандовал герцог Норфолк.

Майкл моментально ослабил хватку на руке Рене. Ни к чему тащить ее с собой. К его невероятному изумлению, она с такой силой стиснула его ладонь, что ногти ее впились ему в кожу.

— Уноси нас отсюда, Майкл, — яростно прошипела она по–гаэльски. — Ну, давай же!

Ее бесстрашная твердость вернула ему ясность мысли. К добру или к худу, станет ясно позднее. Он не мог прорваться сквозь плотные ряды стражников, имея ее у себя за спиной, но ее непоколебимое мужество внушало ему спокойствие. Выход был. Безумный, невероятный, но и положение, в котором они оказались, было ничуть не лучше. Его перстень с печаткой валялся на полу библиотеки во дворце Йорк–плейс. Но сможет ли он сделать это, перенести их туда одной лишь силой мысли? Возможно, ему не удастся забрать Рене с собой, но с королем ей будет безопаснее…

Йомены медленно и с опаской смыкали вокруг них кольцо; он чувствовал исходящий от солдат отчетливый запах пота и страха.

Майкл стиснул руку Рене.

— Посмотри на меня, — взмолился он. — Ты видишь, кто я такой на самом деле? Лунные камни вместо глаз, клыки вместо зубов, настоящее чудовище из ада… Если я заберу тебя с собой…

— Отлично! Тебе так хотелось услышать это? Пожалуйста! Я люблю тебя! Услышал? А теперь вытаскивай нас отсюда, Майкл! Давай же!

Майкл рывком прижал ее к себе, крепко зажмурился и представил себе перстень с печаткой.

Внезапный порыв холодного воздуха взъерошил ему волосы. Молодой человек открыл глаза. Они стояли в библиотеке дворца Йорк–плейс.

У него получилось! Рене чувствовала себя ошеломленной и растерянной, но при этом ее переполняла радость.

— Майкл, ты великолепен!

Он нашел свое кольцо и надел его на палец. Глаза молодого человека обрели естественный цвет. Но в их бирюзовой глубине почему–то не было веселья.

— Чудовищен, так будет правильнее. — Оглянувшись, он добавил: — Они уже успели убрать тело бедняги Кента.

Рене тоже огляделась по сторонам.

— Какая огромная и прекрасная библиотека!

— Тише. Дворец кишмя кишит стражниками. — Он взял ее за руку, подвел к двери и осторожно выглянул наружу. Коридор был пуст. Он немедленно увлек девушку за собой.

— У тебя есть план? Что ты намерен делать? — прошептала принцесса ему в спину.

— Сначала я узнаю, чего хочет убийца, что ему нужно, потом заманю его в какой–нибудь укромный уголок и убью.

— А что мы ищем?

— Честно говоря, и сам не знаю, — негромко ответил Майкл. — Но пойму, когда почувствую это.

— Если это «что–то» представляет большую ценность, то оно наверняка находится или в часовне, или в личных покоях Уолси.

Молодой человек осторожно продвигался вперед, гася настенные светильники и держась в тени.

— Почему именно в часовне?

Рене ответила, тщательно подбирая слова.

— Потому что там он установил подарок папы. Святую Деву Марию.

— Ты имеешь в виду огромную мраморную статую женщины, держащей на руках мертвого мужчину?

— Не богохульствуй, — негромко ответила Рене. — Ты говоришь о Матери Божьей и Господе нашем.

— Прошу прощения.

— Как ты думаешь, быть может, она и есть то, что ищет убийца?

— Не понимаю, при чем тут статуя, разве что он — безумный собиратель изваяний. Нам потребуется десяток ремесленников с катками и тележками, чтобы сдвинуть ее с места…

Рене постаралась изгнать все мысли из головы, чтобы он, не дай Бог, не прочел их.

— Пожалуй, не будет особого вреда в том, что мы все–таки осмотрим ее.

Рене облегченно вздохнула и на цыпочках последовала за юношей. Странно, но в его присутствии она чувствовала себя в полной безопасности. Тепло его руки, крепко и бережно сжимавшей ее ладонь, соблазнительный запах, исходивший от него… Внезапно, безо всякого предупреждения, Майкл повернулся и поцеловал ее.

— Прекрати, пожалуйста! — пробормотала она, не отрываясь от его губ и сомкнув руки у него на шее.

Майкл широко улыбнулся.

— Прекратить что — целовать тебя или угадывать твои чувственные мысли?

— И то, и другое. У нас мало времени. Я уверена, что кардиналы уже движутся сюда во главе целой армии.

— В любом случае, у нас есть около часа. Идем, мой сосуд вселенского вожделения. Путь открыт.

Время от времени им приходилось останавливаться, чтобы не столкнуться со слугами или стражниками. Рене заметила, что Майкл понемногу осваивается со своими сверхъестественными возможностями.

— Ты полагаешь, что убийца где–то рядом?

— Нет, не думаю. Хотя иногда у меня как будто мороз пробегает по коже. Мне кажется, это случается тогда, когда он оказывается поблизости.

— Но ты не уверен?

— Нет. Вот мы и пришли. — Майкл прижался ухом к двери часовни, потом осторожно толкнул ее.

Они остановились, со священным трепетом глядя на величественную скульптуру.

— Микеланджело, — прошептала Рене.

— Оригинал? — Голос Майкла тоже прозвучал едва слышно. Ему вдруг показалось, что громкие звуки нарушат очарование этого места.

— Копия.

— Она божественна. Оказывается, люди тоже способны творить чудеса! — Юноша вздохнул. — Ну и что я должен сделать с ней? Разбить ее на мелкие кусочки и посмотреть, что там внутри?

До чего же он все–таки умен!

— Что говорят тебе твои чувства?

— Мы пришли туда, куда нужно. Это здесь. — На лице Майкла появилось затравленное выражение. — Оно… я слышу его.

— Быть может, то, что ты ищешь, находится внутри…

— Да, в теле Христа. — Он отпустил ее руку и поднялся по ступеням на постамент, а потом медленно обошел статую. Складки холодного белого мрамора показались ему теплыми на ощупь, даже горячими, пробуждая в душе юноши неведомый восторг. — Гореть мне за то, что я уничтожу такую красоту. Если не на костре, сложенном человеческими руками, то уж в аду непременно. Твой Бог покарает меня.

— Мой Бог? — Взгляды их встретились. — Господи, Майкл! Только не говори мне, что ты… — Ну конечно! Она сама должна была сообразить. Неудивительно, что святой крест не пугал его — в душе у Майкла не было Бога!

— Я… Ты точно уверен в том, что оно находится внутри статуи?

— Я должен это сделать. Мне очень жаль, Рене.

Глухой удар и треск разлетевшихся по полу обломков.

Рене внутренне сжалась. Слезы выступили у нее на глазах. Она крепко зажмурилась и сложила руки в молитвенном жесте. «Прости меня, Отче, потому что я согрешила и должна буду согрешить еще…»

— Ой! Эта штука обожгла меня, — проворчал Майкл. Рене взлетела к нему на пьедестал по ступеням. Майкл сбросил с плеч плащ и протянул его девушке. — Доставай сама. Эта штука меня ненавидит.

Боже милосердный! Он касался статуи! С замиранием сердца Рене осторожно просунула руку в дыру и вынула оттуда изящно сработанную серебряную шкатулку. Слезы ручьем хлынули у нее из глаз, пока она заворачивала сокровище в плащ Майкла. Подняв голову, она жалобно пролепетала:

— Думаю… ты будешь гореть на костре не один.

— Рене, надо уходить отсюда. Они приближаются.

…Майкл стремглав несся по извилистым коридорам, ныряя, пригибаясь и срезая углы. Почувствовав прохладное дуновение ветерка на лице, Рене рискнула открыть глаза и испуганно пискнула. Они летели в ночном воздухе, мимо мелькали каменные плиты стены, ограждавшей резиденцию кардинала. Майкл мчался с невообразимой быстротой, ноги его едва касались земли…

Святые угодники!

— Майкл, стой! Меня тошнит.

Он послушно замедлил бег и остановился. Они оказались в фруктовом саду к северо–востоку от дворца, скрытые от него сплошными рядами грушевых деревьев. Он бережно поставил ее на ноги.

— Мартышка?

Рене отвернулась, прижимая к груди Талисман, и тут ее стошнило. Она испытывала бесконечное отвращение к себе самой, к тому, что они сделали, к тому, что ей еще предстояло совершить…

Налетевший порыв ветра зашелестел листьями в кронах деревьев. Майкл бережно привлек Рене к себе.

Хриплый злорадный смех возвестил о появлении темноволосого незнакомца, внезапно возникшего перед ними.

— Отличная работа, подсолнушек! — Гигант несколько раз демонстративно хлопнул в ладоши, обтянутые латными рукавицами. — Честно признаюсь, не ожидал от тебя такой прыти.

Майкл, легко догадавшись, что будет дальше, отодвинул Рене себе за спину и выхватил меч из ножен.

В глазах Фердинанда плескался зловещий лунный свет.

— Сегодня ночью мы будем драться на равных. Я долго ждал, когда, наконец, смогу разделаться с тобой, проклятый любимчик. — Он впился в Рене злым взглядом и рявкнул: — Сидеть!

Рене рухнула на землю, как марионетка, у которой кто–то обрезал ниточки. Голова девушки безвольно склонилась набок. Сверток упал ей на колени. У Майкла оборвалось сердце. Он опустился рядом с ней и взял ее лицо в ладони. Рене смотрела прямо перед собой ничего не видящими глазами. Она явно пребывала в трансе.

Майкл закашлялся.

— И сколько она пробудет в таком состоянии? — обернулся он к Фердинанду. Мысль о том, что любовь всей его жизни останется такой навсегда, была ему невыносима.

— Столько, сколько мне захочется, дурак! Ты влюбился в нее, несмотря на запрет милорда. Это твоя самая большая ошибка. Но я был милосерден. Потому что вместо той, другой шлюхи, я мог бы убить ее.

В мгновение ока Майкл вскочил на ноги, положив руку на эфес меча. В груди у него разгоралась холодная ярость. Он впитывал ее, холил и лелеял, пока не почувствовал жжение в глазах. Оскалив клыки в жуткой гримасе, он прорычал:

— На равных, говоришь? Как вампир с вампиром!

Фердинанд злобно расхохотался.

— Это меня ты должен благодарить за то, во что ты превратился. Милорд хотел пощадить тебя. Но я показал ему, что ты никогда не сможешь исполнить свой долг, как подобает мужчине.

— Мой долг состоял в том, чтобы завоевать положение при дворе, заслужить благоволение кардинала и подняться еще выше! Мой долг состоял в том, чтобы принести честь и славу милорду Тайрону!

— Твой долг состоял в том, чтобы украсть Талисман!

Да, он сам знал это. Безмолвный приказ пульсировал на краю его сознания, негромкий и неумолчный, как стук сердца, как назойливая головная боль, хотя Майкл и не помнил, как получал его.

— Почему же он не отправил тебя похитить его? В чем же заключается твоя слабость, раз он предпочел меня?

— Будь ты проклят! — яростным ревом ответил ему Фердинанд. — У меня нет слабостей!

— Правда? Так почему же ты не сумел добыть шкатулку? Ты ведь побывал во дворце кардинала. Ты убил писца. И ты не мог не почувствовать, что эта штука находится внутри статуи.

— Я точно знал, где она лежит! — буквально захлебнулся злобой Фердинанд.

— Разумеется, ведь это ты привел меня к Талисману, но не смог взять его сам. Почему? — И внезапно юноша понял все. — Никаких слабостей, говоришь? Тогда ты не станешь возражать против этого? — С этими словами он извлек из ножен свой кинжал и перекрестил его. Фердинанд отшатнулся и скривился, как если бы Майкл ударил его. — Так–так! — Майкл торжествующе расхохотался. — Пропащая христианская душа, попавшая в лапы к дьяволу. И давно ты превратился в вампира?

— С тех самых пор, как милорд оказался при дворе Мортимера и этой его стервы–королевы!

— Граф Тироль, Тайрон Родоначальник и милорд Тайрон — один и тот же человек. Правильно?

— В самую точку. Граф Тироль почувствовал симпатию к молодому королю Эдварду и собрал под его знаменами непобедимую армию, дабы отобрать трон Англии у узурпатора Мортимера и его шлюхи–королевы. Король Эдвард получил обратно свою корону и сделал милорда вице–королем Ирландии, при условии, что тот заберет свою армию с собой. Милорд счел, что шутка получилась удачная — взять титул, столь напоминавший ему прежний, а в придачу и целый остров.

— Что сталось с армией вампиров?

— Глупец, ты множество раз выезжал на охоту вместе с этой армией!

Майкл почувствовал себя раздавленным окончательно.

— Сэр Джон? Сэр Генри? И все они — вампиры? И О'Хикки тоже?

— Да. О'Хикки тоже. Только крестьяне и холопы — простые смертные.

— Это ты обратил меня?

Фердинанд горько рассмеялся.

— Тебя обратил милорд, своей кровью. Кровью Геспера.

— Драконья кровь. — «Я отдал тебе лучшее, что есть во мне, свои знания, свою силу…» — Но к чему было давать мне бутылочки? К чему вообще такая загадочность? Почему он прямо не сказал мне, кто он такой и кем стал я?

— Довольно вопросов! Ты сделал свое дело! Выполнил свою задачу.

И Фердинанд с быстротой молнии атаковал его.

Майкл едва успел уклониться и защититься. Клинки столкнулись с такой силой, что во все стороны полетели длинные искры. Боль пронзила запястье Майкла и растеклась по руке до самого плеча. Прежде чем он успел прийти в себя, на него обрушился целый град ударов, мощных, сильных и стремительных. Юноша опустился на одно колено и выронил кинжал, чтобы обеими руками удержать эфес ставшего вдруг неимоверно тяжелым меча. А Фердинанде легкостью жонглировал своим клинком, ловкий, неутомимый и опытный боец. Он сильнее меня…

— Все–таки мы с тобой не ровня друг другу, — высокомерно бросил Фердинанд. И исчез.

Дуновение воздуха, коснувшееся волос на затылке, подсказало Майклу, что враг появился сзади и готовится развалить его надвое ударом в спину. Он резко развернулся и отбил клинок противника. Они кружились по саду, быстрые, как тени, и воздух шипел под ударами тяжелых мечей. Предугадать, с какой стороны обрушится следующий удар, было решительно невозможно.

«Я же вампир, — думал Майкл. — Так почему я сражаюсь как человек?» Это была схватка без правил. Ему нужно было срочно приспосабливаться к таким условиям и придумать что–то, иначе голова его слетит с плеч. Инстинкты и навыки, управлять которыми он еще не научился, постепенно возвращались к юноше. Он заставил себя видеть, чувствовать, ощущать окружающую обстановку. Умом можно добиться намного большего, чем силой…

Слабость Фердинанда! Это был его единственный и последний шанс. Он метался по саду, уводя своего противника от Рене, а потом вдруг подскочил к ней и схватил ридикюль девушки. Внутри лежали четки с серебряным крестиком. Фердинанд вновь обрушился на него с небес. Майкл отбил его атаку, сделал ложный выпад, перекатился по земле и взмыл в воздух, на лету полоснув Фердинанда крестом по руке. Гигант застонал от боли, рухнув на землю. Майкл взглянул на него сверху вниз.

— Моли о пощаде, гнилое отребье!

— Будь ты проклят! — Фердинанд зажал кровоточащую рану на руке. — Ты отравил меня, грязный уличный ублюдок!

— Зря ты это сделал. Лучше бы попросил прощения. — С этими словами Майкл швырнул маленький крестик Фердинанду прямо в сердце, с мрачным удовлетворением глядя, как его злейший враг горкой пепла осыпается на землю, развеиваясь в воздухе.

Внимание юноши привлек блеск золота. Кольцо Тайрона! Нагнувшись, он подобрал его с земли, отряхнул от пепла, надел на палец и поспешил к Рене. Словно пробудившись от долгого и страшного сна, она тряхнула головой и застонала. Смерть Фердинанда разрушила наложенные на нее чары. Майкл бережно поднял ее на ноги и прижал к себе.

— Кто это был? — пожелала узнать девушка. — Это и был убийца? Ты уничтожил его?

Майкл улыбнулся.

— Мне пришлось нелегко, но победа осталась за нами, любовь моя. Сэр Фердинанд был капитаном гвардии милорда Тайрона в Ирландии. Он был вампиром по крови. Я уничтожил его с помощью твоих четок.

— Вот как! — Рене одарила его лучезарной улыбкой. — Все–таки ты у меня умница! — Она взяла покрытые пылью четки у него из рук.

— Он обратился в пепел, — мрачно заключил Майкл. — И такая судьба уготована всем монстрам вроде меня.

— Ты — не монстр! — Девушка прижалась к нему всем телом и положила ему голову на грудь.

— Мышонок, мой любимый мышонок… — Майкл погладил ее по напряженной спине. Она вздрогнула от холода. Чувства предупредили юношу о том, что в саду появились пешие вооруженные люди. — Рене, нам нужно уходить.

Девушка подняла голову и со страхом взглянула на него. Она плакала.

— Поцелуй меня.

Она любит его. Он не мог отказать ей, несмотря на то, что ему грозила смертельная опасность. Всего одно мгновение блаженства. Он прижался губами к ее губам и застонал от удовольствия, когда она пылко и страстно ответила ему. Желание, любовь, отречение, отчаяние… Он погиб безвозвратно. Она покорила его сердце навсегда.

— Прости меня, — прошептала Рене. Майкл ощутил на губах соленый привкус ее слез. — Прости меня…

В боку у него взорвалась огненная молния. Острая боль пронзила юношу. И наступила агония, быстрая и страшная. Перед глазами у него все поплыло, подергиваясь туманной дымкой забвения…

— Пожалуйста, не надо меня ненавидеть…

— Ненавидеть тебя? — из последних сил улыбнулся он, падая в бездну. — Я люблю тебя…

И темнота сомкнулась над ним.

ГЛАВА ДВАДЦАТЬ ПЯТАЯ

Вода камень точит.

Овидий. Понтийские письма

Рене не осмеливалась отвести взгляд от своего пленника. Он приходил в себя. С души девушки словно камень свалился. Майкл был очень сильным. Он выжил после удара ножом в печень и отравления серебром. Ее deletoris, поклявшиеся беспрекословно выполнять все распоряжения принцессы, с величайшей осторожностью перенесли юношу на борт лодки, а уже оттуда — на каравеллу. Он был ее личным пленником, и ничьим больше. Доставив Талисман кардиналу Медичи и Длинноносому, она сразу же отпустит Майкла на свободу.

Небольшой кораблик содрогнулся под ударами волн, выйдя из Темзы в Ла–Манш. Рене пошире расставила ноги на качающейся палубе, готовясь к неизбежной схватке. До рассвета оставалось еще около часа, но ведь солнечный свет на этого вампира не оказывает никакого действия! Он проснется и начнет рвать и метать, как огненный дракон, одурманенный, обманутый и преданный. Его ярость и жажда крови будут направлены только на нее одну. Так что ближайшая неделя, в течение которой она рассчитывала добраться до берегов Франции, станет для нее очень долгой.

Огоньки свечей, подмигивающие в металлическом светильнике, подвешенном к потолочной балке, озаряли смуглое тело, простертое на кровати. Руки и ноги Майкла были прикованы к четырем столбикам в ногах и изголовье. Она сама, своими руками уничтожила все, что было между ними. И стоила ли игра свеч? Правильно ли она поступила? «Справедливый поступок позволяет чувствовать себя уверенно», — утверждал великий Софокл. Уж лучше пусть Талисманом завладеет кардинал Медичи, чем всесильный владыка Геспер.

Майкл застонал. Ресницы его задрожали, он старался сбросить с себя дурман забытья. Юноша пошевелился. Недоуменно моргая, он уставился в потолок, нахмурился, приподнял голову и огляделся по сторонам.

Рене молчала, напряженная и испуганная, стоя спиной к двери и сжимая серебряный кинжал. Она затаила дыхание, ожидая, что сейчас он заметит ее — и проклянет на веки вечные.

Мышцы живота у нее болезненно сжались, когда бирюзовые глаза впились в нее, подобно отравленным стрелам.

— Рене… — Голос Майкла прозвучал хрипло, с надрывом. — Что… что происходит? — Он не мог говорить, а она не могла ответить. Юноша с усилием вновь приподнял голову и взглянул на себя. Он был бос, без оружия, из одежды на нем оставались только рубашка и короткие панталоны, а руки и ноги его были прикованы к столбикам кровати. — Я… я в кандалах?

— Серебряных.

На его красивом лице появилось выражение невероятного изумления. Он отказывался верить своим ушам.

— И после всего ты так поступила со мной?

Ей понадобилось все ее мужество, чтобы не отвести взгляда. Если бы она это сделала, то проявила бы слабость, дала бы ему понять, что ее терзают угрызения совести. Рене не могла позволить ему догадался об этом. Но, заметив, как он вытягивает шею, чтобы видеть ее, она сжалилась и подошла поближе, чтобы подложить ему под голову еще одну подушку.

— Хочешь вина?

Девушка в испуге отшатнулась, когда он рванулся и загремел цепями, стараясь освободиться.

— Проклятье! Чертова интриганка! Освободи меня! — Он взвыл от боли, когда серебряные кандалы на лодыжках и запястьях впились ему в плоть.

— Лучше лежи спокойно и не шевелись, — посоветовала ему Рене. — Серебро — это, конечно, не железо, но оно обожжет тебе кожу, и ты вновь можешь потерять сознание.

— Ты меня отравила и заковала в кандалы? — Майкл не мог прийти в себя от изумления и шока. — И как давно ты обо всем догадалась?

Сердце ее превратилось в кусок льда. Она медленно умирала внутри. Она могла освободить его, испытав при это невероятное облегчение. Но, увы, она ничего бы этим не добилась. Майкл попросту исчез бы вместе с Талисманом и доставил его своему лорду Гесперу.

— Рыцарский турнир. Уже тогда ты знала, кто я такой. Ты знала, в чем причина моей проклятой болезни — и не сказала мне ни слова! Это жестоко.

Рене не могла больше видеть свое уродливое отражение в его обвиняющих глазах и отвернулась. Жестоко. Одним–единственным словом он сполна выразил то, что она сделала и что чувствовала. Жестокая Рене, не своевольная и не упрямая, а жестокая и бездушная. Холодная и бессердечная. Сейчас она ненавидела себя всей душой.

В его хриплом смехе прозвучала горечь.

— Интересно, а был ли еще какой–нибудь идиот при дворе, по мимо меня, кто не гонялся бы за Талисманом?

— Но ведь ты тоже охотился за ним.

— Не совсем так. Я не понимал, что делаю. Да, признаю, ты поступила чертовски умно, очаровав невежественного вампира, распустившего перед тобой перья! Ваше усердие достойно всяческих похвал, мадам. Вы не стали ограничиваться полумерами, а пошли до конца с упорством и недюжинной ловкостью, не остановившись даже перед тем, чтобы пожертвовать своим роскошным телом, лишь бы завоевать ценный приз… Я бы поаплодировал вам, не будь у меня связаны руки.

— Ты издеваешься надо мной, а ведь я никогда не позволяла себе ничего подобного по отношению к тебе.

— Я не смеюсь, Рене. Я сходил с ума от любви к тебе. А ты разбила мне сердце.

Эти слова стали последней каплей. Она подбежала к двери и дрожащими руками отодвинула засов. Ей не следовало обращать внимания на то, как сильно Майкл презирает ее. Она только что с блеском выполнила невыполнимое поручение и с победой возвращалась во Францию. В награду она получит свободу, герцогство своей матери и Рафаэля. Она только что выиграла самую главную битву в своей жизни. А Майкл… Что ж, Майкл был всего лишь пешкой в игре, нелепой прихотью провидения, средством достижения цели. И какое имеет значение, что она подло обошлась с ним? Рене сжалась и закрыла лицо руками. Господи Иисусе, что же ей делать?

— Немедленно вернись сюда, маленькая дрянь! При всем желании я не могу коснуться тебя и пальцем! — взревел Майкл. — Но вы окажете мне любезность, мадам, если объяснитесь!

Рене взмахом руки вытерла слезы и резко развернулась к нему лицом.

— Я и представить себе не могла, что ты ничего не знаешь! Как я могла догадаться об этом? Вампир, который не знает о том, что он — вампир! Я поняла, что ты ни о чем подозреваешь, только тогда…

В его бирюзовых глазах вспыхнула жажда убийства.

— Надо же, какая прискорбная и нелепая история! Безмозглое животное, которое не брезгуют запрячь в плуг, когда надо вспахать землю, и которое забивают на мясо, когда выпадает снег.

Она всхлипнула и заплакала.

— Я никогда не думала о тебе как о животном, Майкл.

— Должно быть, мое раболепное поклонение изрядно повеселило тебя, расчетливая интриганка! Ты, наверное, умирала со смеху, глядя, как я преклоняюсь перед тобой, лживая обманщица!

Девушка яростно затрясла головой.

— Я никогда не смеялась над тобой!

Но он пропустил ее оправдания мимо ушей.

— О, ты, должно быть, поздравила себя с успехом, когда поймала в свои сети дикую тварь, польстившуюся на твою вдохновенную ложь! Значит, вот какова цена плотских наслаждений, которыми принцесса крови одаряет жалкое ничтожество? Ну что, дадут тебе целое королевство в награду за твои страдания?

— Я — не шлюха! — выкрикнула сквозь слезы Рене. Ей было плохо, очень плохо. Больше всего девушке хотелось свернуться клубочком от отчаяния и стыда и умереть. — Ты мне не безразличен, Майкл. Клянусь Господом нашим, не все было ложью.

— В таком случае, леди, желая досадить другому, вы причинили вред самой себе.

И вдруг, заслышав его слова, произнесенные спокойно и просто, без надрыва и гнева, Рене почувствовала, как пелена спала с ее глаз.

— Я скажу тебе правду, — выдохнула девушка с мужеством отчаяния. — Я обожаю мужчину, занимавшегося со мной любовью прошлой ночью. А вампир, который жаждал моей крови и едва не впился клыками мне в шею, — что ж, я служу тем, кто готов уничтожить его. Интересно, что бы ты сделал на моем месте?

— Избавь меня от своей словесной эквилибристики. И кому же ты служишь, если не секрет?

Рене с трудом выпрямилась.

— Я служу моему королю и кардиналу Медичи, будущему Папе.

— Значит, ты украла Талисман для конкурента кардинала Уолси. Просто замечательно. Полагаю, Церковь считает эту злосчастную штуку, чем бы она ни была на самом деле, козырным тузом. Ну, и как же тебя втянули в интриги папской политики?

— Их политика меня совершенно не интересует! Я сделала это, чтобы вернуть себе свободу и спасти собственную жизнь!

— Ты снова увиливаешь от прямого ответа. Свободу ты можешь просто купить, причем где угодно. Скажи мне правду — чем они связали тебя?

— Наследством королевы, моей матери. Герцогством Бретань. Мой отец обманом лишил ее родовых земель. Если я не вернусь во Францию с Талисманом, то потеряю и титул, и земли.

— Ага. Земли и впрямь не имеют цены. Кстати, вы почему–то не выглядите довольной.

— Потому что ты не даешь мне и слова сказать! А ты, ты сам кому служишь? Всесильному владыке ночи, лорду Гесперу! Ты похитил Талисман только для того, чтобы передать его кровожадному монстру! Злобной твари, которая хочет разводить людей в загонах, как скот, и кормиться нашей кровью!

Майкл смотрел на нее, не говоря ни слова, и молчание это было страшнее любого взрыва ярости. А когда он заговорил, то голос его прозвучал едва слышно, но он резал слух, как скрип ножа, скользящего по оконному стеклу.

— Я похитил Талисман для того, чтобы остановить убийцу. Согласен, я сделал бы это в любом случае, потому что, сам того не зная, получил приказ украсть серебряную шкатулку. Я полагал, что служу доброму и великодушному графу, давшему мне любовь, крышу над головой и хлеб насущный, научившему всему, что знал сам, сделавшему меня своим наследником. Вплоть до сегодняшнего дня я не знал, что милорд Тайрон — вампир, бессмертный граф, который ходит по земле вот уже много сотен лет.

— Значит, это Тайрон. Впрочем, так я и подозревала. Могущественный лорд и властелин, полновластный хозяин острова, на котором правит бал беззаконие, человек–загадка, которого видели немногие… Какой же он на самом деле? Как выглядит? Неужели ты не заметил в нем никаких странностей или прихотей? Вампиры, как правило, избегают солнечного света. Они не едят и не пьют, поскольку питаются кровью.

— Ты ошибаешься. Они прекрасно чувствуют себя на солнце и наслаждаются пищей, как и прочие смертные.

— Ты — не такой, как все, Майкл. Подумай, а видел ли ты когда–нибудь, как твой лорд беззаботно разгуливает под яркими лучами солнца, входит в церковь или пирует за столом?

— Да, в полном вооружении или завернувшись в плаще капюшоном. На твой второй вопрос я отвечу — нет. Что касается третьего… я просто не помню. — Юноша нахмурился. — Но он пьет вино.

— Вино и кровь — красного цвета. А его лицо? Он постарел с тех пор, как ты поселился у него?

— Милорд очень стар. Так что несколько новых морщинок особой роли не сыграют. — Майкл вдруг прищурился, припоминая. — Но ты права. Они не стареют. Раньше я этого не замечал. Взрослея сам, наверное, я подспудно ожидал, что они останутся такими же…

— Они? — Рене непритворно удивилась. — Ты хочешь сказать, что ими населена вся страна?

— Пара дюжин тех, кого я знаю лично. Насчет их семей ничего сказать не могу.

— Ох, Майкл! — Рене опустилась на край его кровати. — Что ты собирался делать, заполучив серебряную шкатулку? Полететь по воздуху обратно в Ирландию?

— Для начала я собирался открыть ее. Ты хоть знаешь, что находится там, внутри? Почему его вообще называют – Талисманом?

— Я не знаю ровным счетом ничего и, говоря откровенно, мне не хочется, чтобы меня просвещали на этот счет. Я просто передам шкатулку кардиналу Медичи и постараюсь как можно скорее забыть об этом проклятом деле.

— Полагаю, под «проклятым делом» ты подразумеваешь и меня заодно. Что ж, а мне, например, нужны ответы. Я ненавижу себя, ненавижу то, что со мной сделали. Память моя похожа на дырявое сито, Я должен узнать, почему и как меня превратили в монстра.

Рене поморщилась.

— Прости меня, пожалуйста, я не хотела…

— Ты сказала правду, но теперь настала твоя очередь выслушать меня. Клянусь, мне и даром не нужна эта чертова штуковина. Забирай ее себе, но помоги мне найти ответы до того, как отдашь ее кардиналу.

— Я… э–э… не могу. Я не рискну открыть шкатулку, пока она не попадет в нужные руки.

— Я буду очень осторожен. Сними кандалы. Позволь мне заглянуть внутрь.

— Нет. Мне очень жаль.

В его глазах появился повелительный блеск.

— Освободи меня, мышонок. Неужели ты ненавидишь меня?

Он старался силой своей дьявольской воли подчинить ее себе, сделать из нее послушную соучастницу, но сейчас его вампирские штучки не сработали.

— Мне не за что тебя ненавидеть, — пробормотала девушка. — Но ты прекрасно понимаешь, что я не могу освободить тебя… пока.

Майкл выгнулся дугой на кровати, безуспешно пытаясь вырваться.

— Они же будут пытать меня, Рене! Меня посадят в клетку!

— Нет… — Она содрогнулась. Рука ее потянулась было к юноше, чтобы успокоить и приласкать его, но тут же бессильно упала. — Я не допущу этого.

— Неужели ты позволишь, чтобы кровожадные ищейки рвали мою плоть на куски или посадили в тайную подземную темницу? Кстати, для этой цели прекрасно подойдут катакомбы под Римом! Представляешь, я следующие лет пятьсот буду бродить там, медленно сходя с ума от одиночества и разговаривая с собственной тенью. Нет, постой! Придумал! Вязанки хвороста на рыночной площади! Какой костер получится, верно? А тебя станут называть народной героиней, Жанной д'Арк!

Рене одарила его гневным взглядом.

— Ее сожгли на костре. И пожалуйста, оставь свои попытки подчинить мой ум своей дьявольской воле! Прекрати живописать свои якобы неизбежные страдания! Ты прекрасно знаешь, я никогда не позволю, чтобы с тобой случилось нечто подобное! Я взяла тебя на корабль не для того, чтобы передать в руки инквизиции. Сообщив королю Франциску об успехе своей миссии, я отпущу тебя на свободу. Клянусь!

Юноша помрачнел.

— На твоем месте я не стал бы этого делать. Лучше убей меня сразу.

Рене почувствовала, как кровь застыла у нее в жилах. По спине у девушки пробежал предательский холодок.

— Ты станешь охотиться за мной?

— О да. Чтобы отомстить. Тебе следовало оставить меня в Англии. Бросить на произвол судьбы. Почему ты этого не сделала?

— Ты ведь все равно отправился бы за мной следом, — слабым голоском пролепетала она.

— Правильно. Но тогда я бы проявил милосердие. А теперь, когда я прикован к твоей постели, как какой–нибудь языческий любовник–раб, совершенно беспомощный и способный лишь на то, чтобы удовлетворять разнузданные прихоти вашего высочества…

— Меня не прельщают подобные забавы! — Проклиная в душе его дьявольскую способность читать ее мысли, Рене вскочила на ноги и принялась расхаживать взад и вперед по каюте. Щеки у девушки горели. Несколькими часами ранее она испытала какое–то извращенное удовольствие, когда раздевала его, бережно и медленно; она даже тихонько поцеловала и приласкала его. Слабая плоть предала ее. Она тянулась к нему всей душой, пусть и против своей воли. — А ты предпочел бы провести все время на палубе, прикованный цепями к мачте, под дождем и ветром? Я решила, что здесь, внизу, тебе будет удобнее.

— Ох, умоляю! У гарпии обнаружилось сердце! Не смеши меня. О, женщины! Вам имя — вероломство! — Он вздохнул. — Посмотри на меня, мартышка.

Рене неохотно подчинилась.

— Подойди ближе, — попросил Майкл.

— Не думаю, что это благоразумно. Ты выглядишь достаточно опасным даже с того места, где я стою сейчас.

— Взгляни, — он демонстративно потряс кандалами и зашипел от боли, — я совершенно беспомощен.

— Ха! — Она презрительно улыбнулась и подошла к нему, прекрасно сознавая, что лучше бы ей этого не делать. — Чего ты хочешь?

— Поскольку я — твой покорный зверь, а ты — мой верный страж, прошу тебя о двух вещах. Во–первых, я хочу, чтобы ты меня поцеловала, а во–вторых — рассказала мне всю правду.

— Какую правду? О чем? — с опаской поинтересовалась Рене.

— Я знаю, что ты — не шлюха. Тебе нравится мое общество. Мое тело доставляет тебе удовольствие. Там, в саду, ты могла приказать своим deletoris отрубить мне голову. Но ты предпочла этого не делать. Поэтому я спрашиваю еще раз: на чем они тебя поймали? Что у них есть такого, чему ты не можешь противиться? И что могу сделать я, чтобы устранить эту опасность? Я ведь вампир. — Он безжалостно улыбнулся. — Воспользуйся моими талантами. Позволь мне помочь тебе. И я освобожу тебя от той удавки, которую они накинули тебе на шею.

Рене стало неуютно. Поведать о том, как она играла его нежными чувствами к ней, чтобы освободить Рафаэля, означало бы положить конец всему, своими руками уничтожить ту слабую привязанность, которую Майкл еще питал к ней, и превратить его в смертельного — нет, бессмертного — врага. Зря она позволила ему прочесть письмо короля.

— Я уже говорила тебе. Герцогство моей матери–королевы.

Юноша окинул ее задумчивым взглядом, и вдруг черты его лица окаменели.

— Ты сделала это для него, для своего художника Рафаэля. «Триумф любви». Он попал в тюрьму?

О господи! Он видит ее насквозь.

— Не пытайся лгать мне, Рене. Я подслушал твои самые сокровенные мысли.

— Как тебе это удается? Раньше ты не мог этого делать!

— Потому что раньше ты меня не любила. А теперь любишь. И я не могу подчинить себе твой разум по той же самой причине. Я все еще люблю тебя. Но почему ты не возвращаешься к нему, скажи на милость?

Он все еще любит ее.

— Они казнят его, если я не привезу им серебряную шкатулку.

— Чума и мор на его голову! Да пусть он сгниет в тюрьме! Тогда его сразу объявят великим художником. Освободи меня, Рене! Смелей, не теряй времени! Мы еще будем счастливы вместе!

— Я не могу допустить, чтобы он умер в тюрьме из–за меня! — Девушка металась по тесной каюте, как тигрица в клетке. Ее бросало то в жар, то в холод.

— Вот, значит, в чем заключается неразрешимое противоречие! — гневно воскликнул Майкл. — В преисподнюю спуститься очень легко; а вот подняться наверх намного труднее. Ты думаешь, что до сих пор любишь его!

Это была правда. Она и вправду чувствовала, что до сих пор любит бедного Рафаэля. Впрочем, нет, она уже ни в чем не уверена…

— О, насколько коварны могут быть мужчины и насколько слепы их сердца… Я могу вырвать его из темницы…

— Я не прошу тебя об этом.

— …но не стану делать этого! — мстительно закончил Майкл, с вожделением глядя на серебряный кинжал, который девушка по–прежнему сжимала в руке. — Желание убить этого Микеланджело, по которому ты сохнешь до сих пор, возобладает над здравым смыслом. Если ты предпочтешь мне этого проклятого художника, лучше убей меня сразу. Ты не сможешь отпустить меня на все четыре стороны, Рене. Никогда не сможешь. А я не смогу жить в клетке, подобно дикому зверю. Поэтому я тебя умоляю — воспользуйся своим кинжальчиком и убей меня! — Он зарычал: — Или дай его мне!

Рене испуганно отпрянула, глядя на его загорелую шею. Чистая и гладкая кожа, ровные канаты мускулов, грудь, слегка поднимающаяся и опускающаяся в такт дыханию юноши. Жертва умоляла прекрасную охотницу покончить с ней одним ударом.

— Я не могу.

— Дай мне этот кинжал милосердия, Рене. Нанеси завершающий удар. Представь, что я — смертельно раненый рыцарь. Пощади меня, мышонок. Не дай им превратить меня в подопытное животное. Докажи, что ты добра и милосердна. Ведь ты не откажешь мне в такой малости? Рене! — Он рванулся к ней, загремев цепями. Он него исходил сухой жар, как от раскаленной печки. Глаза, в которых плескалось отчаяние, умоляли ее сжалиться над ним. — Поцелуй меня на прощание и вонзи кинжал мне в сердце.

— Нет, Майкл, я никогда не смогу убить тебя… — Девушка подняла руку, чтобы погладить его по щеке.

Но он с отвращением отпрянул.

— Давай–давай! Не стесняйся! Кувыркайся в постели со своим любовничком, в то время как я буду гореть в аду! Я еще буду висеть на серебряных цепях в сыром подземелье, когда твои правнуки и правнучки придут в этот мир!

Слезы ручьем хлынули из глаз девушки, она ослепла из–за них.

— Я освобожу тебя во Франции.

— Я приду за тобой! — В голосе юноши звучала мрачная решимость. — Никакие крепостные стены не спасут тебя, Рене де Валуа. Я утащу тебя на край света и устрою пир на твоей крови. Ты никогда больше не увидишь своего маляра. Ты станешь наложницей вампира, рабыней моей страсти и похоти, сосудом моих плотских наслаждений…

— Господи Иисусе, а ведь ты и впрямь намерен так поступить! — Девушка отшатнулась, но не устояла на ногах и упала на колени.

— Да, я сделаю так, как обещал. Можешь не сомневаться. Так что лучше покончим с этим здесь и сейчас. И поскорее! Говорю тебе, это будет акт милосердия. Избавь меня от страданий. Избавь мир от моих страданий. Пожалуйста!

— Нет! Я не могу! — Рене отшвырнула кинжал в угол каюты и попятилась от него, не вставая с колен. Тело ее сотрясала крупная дрожь. Что же она наделала?

— Только не говори мне, что я не давал тебе шанс.

Издав утробный рык, Майкл напряг мышцы и поднял руки вверх, отрывая серебряные кандалы от цепей. Рене вскочила и неуверенно шагнула назад. Расширенными от ужаса глазами она смотрела, как он сдирает с окровавленных запястий и лодыжек обломки оков, как будто это было не серебро, а марципан, стряхивая их на пол. Выпрямившись во весь рост, Майкл посмотрел на нее. Взгляды их встретились. Он был готов нанести смертельный удар.

— Боишься?

Его бирюзовые глаза сверкали озорным и кровожадным лукавством, и желание испепелить ее на месте соперничало с искушением полакомиться ее плотью. Шансы на спасение казались жалкими. Но Рене все равно метнулась к двери, намереваясь откинуть засов. В мгновение ока он возник у нее за спиной, и девушка, не раздумывая, двинула локтем назад, целясь ему под ложечку.

Майкл охнул и согнулся пополам.

— Чтоб тебя!

Прежде чем он успел схватить ее, Рене упала на пол, перекатилась и ударила его по ногам. Он с грохотом обрушился на доски палубы, и стены каюты испуганно вздрогнули. Поднявшись, Рене одним прыжком оказалась рядом, с угрожающим видом нависая над ним, а Майкл, приподнявшись на локтях, смотрел на нее так, словно у нее вдруг выросли рога.

— Вот это да! Уймись, моя дикая маленькая амазонка! — Он широко улыбнулся. — Мир!

Ее сапожок с острым каблуком уже взлетел в воздух, готовясь врезаться ему в лицо и смять его. Этим ударом она рассчитывала выиграть несколько мгновений, чтобы вонзить ему в сердце полоску серебра и одержать окончательную победу. Ее кинжал валялся в дальнем углу комнаты, но у Рене было еще одно оружие, столь же опасное для вампира. Серебряная роза, завоеванная им в состязании лучников, лежала на столе в шаге от нее. Потом схватить его меч и отделить голову от туловища…

Девушка замерла на месте. Несмотря на всю свою подготовку, она не могла заставить себя сделать это. Она не могла ударить это симпатичное и любимое лицо. Она не могла разбить в кровь эти губы, улыбающиеся ей с веселым обожанием. Рене покачнулась и едва не упала, опустошенная и обессиленная.

— Как тебе удалось? — Взгляд Рене перебегал с него на разбросанные по полу обломки оков и обрывки цепей. Кровавые царапины у него на запястьях и лодыжках уже зажили. — Ты ведь мог освободиться давным–давно, но просил меня убить тебя…

— Скажем так, в этой норе у меня есть друг, и это не ты. — Он легко вскочил на ноги. Девушка испуганно взвизгнула. В мгновение ока он оказался позади нее и одной рукой зажал ей рот, а другой крепко прижал к себе. Она очутилась в стальных объятиях. — Если ты закричишь, я разорву твоих людей на части, выдерну им руки, ноги и все прочее. Все то, что я не могу сделать с тобой, я проделаю с ними.

Рене яростно затрясла головой.

— Очень хорошо. Значит, мы понимаем друг друга. — Он подхватил ее на руки, отнес к противоположной стене каюты и швырнул на кровать, лицом вниз. Усевшись девушке на талию, он завел ей руки за голову и легко прижал к постели ладонью. Другой рукой он расстегнул завязки камзола и сорвал его прочь. Рене протестующее вскрикнула. — Кричи, моя очаровательная одалиска, кричи на здоровье, но помни о моем обещании. — Ее батистовая сорочка последовала за камзолом. Обнажив спину девушки, Майкл сдернул с ее плеч обрывки рукавов, которыми связал ей запястья.

Рене тщетно извивалась под тяжестью его тела.

— Слезь с меня, ты, жирный тролль!

— Жирный тролль? — И Майкл пробежался кончиками пальцев по ее обнаженной руке, от кисти до подмышки.

— Остановись! Прекрати! — задыхаясь, молила она. — Бессовестный злодей! Перестань щекотать меня! Я боюсь!

Майкл коротко рассмеялся и вновь проделал тот же самый трюк.

— Не следует выдавать свои королевские секреты противнику, любовь моя.

Рене, кипя от ярости и негодования, забилась под ним.

— Я пощадила твое лицо — и вот как ты отблагодарил меня за это?

— Какая ты у меня необузданная, совсем как дикая лошадка, — прошептал он. — Не пытайся сбросить меня. Это не удалось и тем, кто был намного сильнее тебя. — Он подсунул руку ей под грудь и накрыл ладонью сосок. Девушка испуганно ахнула, ощутив его нежное поглаживание. Она замерла, когда первая, совсем еще робкая дрожь возбуждения пробежала по ее телу. Внизу живота вспыхнул и разгорелся огонь желания. — Ты хочешь меня, — хрипло выдохнул Майкл.

— Ты говорил, что не коснешься меня и пальцем, безбожник! Дикарь! — всхлипнула она, чувствуя, как ее грудь просится к нему в ладонь.

— Тебе предстоит усвоить еще один урок, любимая. Грязные, подлые и кровожадные монстры лгут. — Он прижался горячими губами к ее обнаженному плечу, целуя и поглаживая его языком, в то время как его искусная рука передвинулась ко второй, на время забытой груди и коснулась соска, пробудив его к жизни. Девушка ничего не могла с собой поделать — нижняя часть ее тела извивалась под его приятной тяжестью, словно обретя самостоятельную жажду чувственных наслаждений. Чем крепче она сжимала бедра, стараясь не шевелить ими, тем сильнее возбуждалась. Она уткнулась лицом в подушки, чтобы заглушить стон. Ей было стыдно, ужасно стыдно. — Тебе нравится то, что я делаю.

Майкл приподнялся на локте и перевернул ее на спину, по–прежнему держа ее руки скрещенными над головой.

— Неужели ты и впрямь надеялась, что безжалостное манипулирование вампиром сойдет тебе с рук? Ты всерьез рассчитывала похитить меня, доставить во Францию и при этом сохранить целомудрие? Думаю, нет. — Юноша рассмеялся.

— Распутный дьявол! — вспылила она, обиженно надув губы. — Я никак не могла предвидеть того, что случилось. Мне казалось, что я предприняла все меры предосторожности, надежно связав тебя.

Зрачки его бездонных глаз расширились в изумлении.

— Вашему высочеству придется простить мне мою дерзость. Клянусь, что я не намеренно разрушил ваши королевские планы. — Взгляд Майкла остановился на ее маленьких грудях, задорно вздернутых кверху, поскольку руки девушки все еще оставались сведенными у нее над головой. — И особенно мне не нравится страдать и тосковать по маленькой хитрюге, которая предпочитает дразнить, а не утешать мои горящие в огне чресла. — Он коснулся губами ее набухшего соска. Молния пронзила все тело девушки до самых кончиков пальцев. Она выгнулось дугой, подставляя прочие лакомые уголки его ищущим и жадным губам.

Это была чудесная, божественная пытка. Она извивалась под ним, не помня себя от удовольствия, сгорая от любви и ненависти к тому, что он делал с ней, задыхаясь и стремясь получить больше, еще больше. Как только он освободил ее руки, чтобы без помех приняться за ее груди, она запустила пальцы ему в волосы и рванула изо всех сил.

— О–о–о–й! — Он взглянул на нее горящими глазами. — Спрячь свои иголки, ежиха! Иначе через неделю у меня на затылке будет красоваться лысина!

— Через неделю? Да ты лишишься волос к восходу солнца! — Ее язвительный смех сменился возмущенным фырканьем, когда Майкл вновь перевернул ее на живот. Ухватившись обеими руками за пояс ее панталон, он одним движением разорвал их вместе с нижним бельем. Рене шипела и брыкалась, пока он неутомимо сдирал с нее последние остатки одежды вместе с сапожками. — Ты испортил мне костюм, варвар! А ведь он был совсем новый!

Но тут широкие ладони легли на ее прохладные ягодицы. Нескромный палец осторожно скользнул в расщелину. Девушка плотнее свела ноги, протестуя против вторжения, и слабо застонала — ощущения отнюдь не были неприятными. Нарочито небрежное проникновение возбуждало ее, приближая миг взлета и опустошения. Подчиняясь его власти и наслаждаясь ею, она проклинала Майкла. А он лишь коротко рассмеялся в ответ гортанным смехом.

— Это все игра, любимая. Ты ведь не хочешь, чтобы твои люди узнали, что ты по собственной воле вручила свое тело презренному кровопийце, верно?

— По собственной воле? — Девушка вывернула шею, чтобы обжечь его яростным взором. — Я этого не хочу, порождение ада! Прекрати немедленно, говорю тебе!

Тень презрения скользнула по челу Майкла, на котором до того было написано лишь слепое обожание.

— Не хочешь?

Он просунул руку Рене под грудь и лениво провел ею вниз по телу девушки, вплоть до самого mons veneris. Она замерла, ощутив прикосновение его пальцев к влажным завиткам волос. Майкл принялся ласкать нежную складку, не делая попыток войти в нее глубже. Сердце у Рене билось все быстрее, и вскоре шум крови в ушах заглушал все посторонние звуки. Осторожная ласка медленно, но неуклонно превращала ее в безвольную марионетку. Гигант, дышащий ей в шею, уже ничем не напоминал вчерашнего трепетного любовника, предвосхищавшего каждое ее желание и спешившего удовлетворить любой ее порыв. Это было заслуженное наказание за ее предательство, за дурное обращение, которого он никак не заслуживал, за боль, которую она причинила ему, и за оскорбления, которые она продолжала швырять ему в лицо.

Рене крепко зажмурилась. Следовало что–либо придумать на первое время, до тех пор, пока она не поймет, как вновь заковать его в кандалы. Увы, эта ясная мысль оказалась последней. Наслаждение обрушилось на нее, как удар гигантской волны, и погребло под собой, когда неторопливые пальцы скользнули глубже, раздвигая лепестки ее бутона, и принялись поглаживать скользкую и пульсирующую корону ее плоти, вознося ее к вершинам блаженства. Ох, она впала в ересь! Ее вероломное тело, очарованное распутным вампиром, таяло в предвкушении насилия; разум ее захлестнули эмоции, она ждала чуда и надеялась на него.

Майкл зарычал, ощутив на кончиках пальцев влажное приглашение. Легкими прикосновениями он принялся наносить теплую влагу на венец ее лона, заставляя ее корчиться и пылать от предчувствия полного растворения и обладания. Он ввел в нее два пальца и согнул их, найдя невероятно чувствительное и нежное местечко. Ее внутренние мышцы трепетно пульсировали, то сжимаясь, то расслабляясь, а тело девушки уже переполнял восторг. Большой палец Майкла медленно поглаживал ее холм Венеры, настойчиво и целеустремленно, пробуждая в ней очередной сладостный взрыв. Рене стонала и извивалась под ним, уткнувшись лицом в подушку.

— Значит, не хочешь? — Он поднес к ее лицу свою блестящую от влаги руку, положив подбородок ей на плечо. — А как назвать вот это? — Глаза юноши сверкали. Майкл поднес испачканные ее соками пальцы к носу и понюхал их. Его нескрываемая страсть и потрясла, и еще сильнее возбудила девушку. — А ты знаешь, что твой природный аромат опьяняет меня и дурманит мне голову? И запах твоего желания выдает тебя с головой всякий раз, стоит мне оказаться поблизости, Рене.

— В таком случае, нас обоих предали, — с печалью и тоской пробормотала она. — Ты ведь вампир.

Глаза юноши затопили боль и отчаяние. Он немного отстранился и коленями раздвинул ей ноги. Рене ощутила себя уязвимой и беззащитной. Она подтянула запястья ко рту и впилась в узел зубами. Вечно он ее связывает!

— Ой! — испуганно выдохнула она, когда он приподнял ее за бедра, заставив встать на четвереньки.

Майкл потянул ее на себя, а сам спрыгнул с кровати и встал позади нее, а потом наклонился и поцеловал ее в ягодицы.

— Майкл! Ты развратный негодяй, отпусти меня немедленно!

— Я еще даже не начинал, моя сладкая конфетка.

Он игриво укусил ее за мягкое место и рассмеялся, когда она запротестовала. Положив ей руку на спину, он заставил ее прогнуться, оттопырив ягодицы. А потом, обхватив бедра девушки обеими руками, он опустился на колени и прильнул губами к потаенному цветку ее естества. Рене захлебнулась стоном удовольствия, пока он жадно глотал огненную реку, текущую у нее между ног. Майкл приоткрыл ее пещеру пальцами, чтобы облегчить себе доступ, и зарычал, как медведь, дорвавшийся до бочонка с медом. Его язык обжигал ее плоть, неутомимо и неспешно вознося ее на вершину безумного наслаждения. Рене бессильно уронила голову, пряча пылающее лицо в связанных запястьях, не в силах устоять перед греховными удовольствиями.

Он явно намеревался добиться от Рене полной и безоговорочной капитуляции. Его мягкие горячие губы целовали ее самые сокровенные места, язык метался круговыми движениями. Он вознес ее чуть ли не на самую вершину страсти, от которой оставалось сделать один крошечный шажок до пропасти чувственного взрыва, а потом вновь позволил ей соскользнуть вниз. Жар, горевший у нее внизу живота, собрался в тугой пульсирующий комок пламени; и вдруг он вспыхнул, превращаясь в пушечное ядро. Рене застонала, моля о пощаде.

Майкл ввел в нее палец, поджег фитиль, и пушка выстрелила, разнося все вокруг на мелкие осколки. Рене забилась на постели в тисках чистого бездонного блаженства, взлетая на самый его гребень и проваливаясь в бездну, чтобы тут же подняться вновь.

— Вот это да… — с благоговейным ужасом прошептал Майкл. — Целый вулкан медового нектара!

Рене упала на кровать, удовлетворенная и пресытившаяся. Перед глазами у нее вспыхивали яркие разноцветные круги.

Майкл обхватил ее одной рукой за талию и приподнял дрожащее тело, передвигая его чуточку выше на кровати. Одним движением избавившись от сорочки и коротких панталон, он вытянулся рядом с ней. Перевернув девушку на спину, он развязал ей руки и принялся осыпать легкими и бережными поцелуями ее раскрасневшиеся щеки, веки и губы, а потом осторожно устроился между ее бедер, широко разведя их в стороны. Он навалился на нее сверху, горячий и влажный.

— Моя богиня любви, прекрасная фея, — прошептал он. — Никто не будет любить тебя так, как я. Это просто невозможно, природа не допустит этого. Помни об этом, когда вновь увидишь своего художника.

Рене вдруг почувствовала, как головка его напряженного члена коснулась ее сокровенной пещеры. Девушка встрепенулась, умоляя пощадить ее, но Майкл не обратил на ее протесты никакого внимания. Он легонько погладил ее холм Венеры, предупреждая о том, что готов ко вторжению. Впрочем, это оказалось излишним. Тело девушки опять предало ее; ей оставалось лишь вновь отдаться дурманящему урагану чувств. Она крепко обхватила его руками и ногами и жарко поцеловала в губы. Поцелуй получился долгим, страстным и нежным.

Это был поцелуй примирения.

Рене ощутила, что Майкл сгорает от нетерпения, когда он мощным и ровным толчком до упора вошел в ее распаленное лоно. Его член был жарким, твердым и огромным, как копье. Девушка обнаружила, что, сжимая мышцами вторгнувшийся в нее дротик, она умножает обоюдное наслаждение. Он полностью вышел из нее, чтобы тут же войти снова, медленно и неторопливо, до самого дна, превращая ее в смятенную фурию, тонущую в океане чувственного наслаждения. Он взял ее со сводящей с ума сосредоточенной легкостью, неотрывно глядя Рене прямо в глаза. Она сильнее задвигала бедрами, ускоряя ритм, настойчиво требуя большего, задыхаясь и царапая ему ногтями спину в ожидании освобождения.

Движения его стали быстрыми и настойчивыми. Он напрягся, входя и выходя из нее с яростным упорством, вознося ее на вершину блаженства и спеша присоединиться к ней там. Рене казалось, что внизу живота у нее образовалась бездонная сладкая воронка, засасывающая ее все глубже и глубже…

Майкл зарычал, страшно и злобно. Рене испуганно распахнула глаза и увидела, как расплавленное серебро дикого монстра вновь заливает ему зрачки, а зубы удлиняются, превращаясь в клыки, острые и ослепительно белые. Она хотела крикнуть, но вопль застрял у нее в горле. Коричневая бутылочка в его сумке была пуста; она сама удостоверилась в этом. С минуты на минуту должно было взойти солнце; наступило его время. Они уставились друг на друга, не шевелясь и даже не дыша.

Майкл по–прежнему находился глубоко внутри нее, кожа его блестела от пота. Черты его лица исказились в мучительной агонии. От него исходили волны физической боли. Он схватил ее за подбородок и отодвинул в сторону спутанную массу волос, обнажая шею. Девушку охватила паника.

— Нет, Майкл… Пожалуйста, не надо…

— Прости меня… Не надо меня ненавидеть…

Его горячее дыхание щекотало беззащитную впадинку над ее ключицей; он лизнул языком пульсирующую жилку.

Трепеща от не находящей выхода страсти и содрогаясь от ужаса, Рене вдруг поняла, что повторяет его собственные слова.

Мое отмщение.

Девушка напряглась, закричала и забилась под ним, но он и не думал останавливаться. И тогда она поняла: обращаясь с ним, как с вампиром, она выпустила на волю зверя, жившего внутри него. Внутренне сжавшись и готовясь к неизбежной боли, она крепко зажмурилась и стала молиться, горячо и безмолвно. Рене почувствовала, как холодная тяжесть медленно пронизывает ее шею. Но боли не было. Кровь фонтаном ударила из ее жилы прямо ему в горло, обжигая небо, и девушку сотрясла жаркая волна наслаждения, погружая ее в пучину сладкого опустошения и беспамятства…

Майкл вновь задвигался в ней, ощущая желание, кипевшее у девушки в крови, и рыча от удовольствия. Рене окончательно утратила всякое представление о реальности. Она почувствовала, как ее поднимает неведомая и ласковая сила, несет все выше и выше, туда, где звездными искорками вспыхивают сбывшиеся мечты.

ГЛАВА ДВАДЦАТЬ ШЕСТАЯ

Мы — всего лишь пепел и тени.

Квинт Гораций Флакк. Оды

Жажда крови вернулась к нему. За несколько мгновений, показавшихся ему вечностью, он вновь превратился в бешеного монстра. В вампира, не думающего ни о чем, подчиняющегося древнему инстинкту. Но в его гаснущем сознании успел оформиться один–единственный сдерживающий импульс — он должен остановиться, чтобы Рене не ощутила боли в шее.

Но потом удовольствие, пьянящее и головокружительное, подхватило его и понесло на крыльях бурного восторга, о котором можно было только мечтать.

Кровь Рене наполнила его рот потрясающим богатством оттенков вкуса. Он проник к ней в разум и растворился в ее теле, всеведущий и всезнающий бог. Они слились воедино, и наслаждение, которое испытывала она, пробуждало ответные чувства в нем. Ее продолжительный экстаз совпал с его освобождением, разрывая его на части и лишая сил. Он чувствовал себя опустошенным и пресыщенным изобилием одновременно.

Он был счастлив.

Майкл скатился с Рене и крепко обнял ее маленькое сильное тело.

— Майкл, — растерянно пробормотала девушка. — Ты не сделал мне больно.

Но вина его от этого не стала меньше. Сгорая от стыда, Майкл уставился на потолочные балки. Ему и в страшном сне не могло привидеться, что когда–нибудь он так поступит с ней. Он считал свои угрозы пустым звуком и только теперь вдруг осознал, в кого превратился. Он стал вампиром, на долгие и долгие века обреченным бродить по земле в сумерках, чужаком, которого боятся и презирают, одиночкой, не нужным никому.

Над морем вставало солнце. Рене крепко спала в его объятиях. Майкл поразился тому, как мирно спит девушка, прижавшись спиной к его груди, после того как он надругался над ее телом, набросившись на нее, как грязная и похотливая свинья.

Ненавистный, кровожадный, обаятельный монстр.

Прошло уже два часа, а тело его по–прежнему пело и трепетало, подобно спущенной тетиве гигантского лука, не желая остывать и успокаиваться.

Стараясь не разбудить девушку, он осторожно откинул в сторону ее черные как вороново крыло волосы и принялся внимательно изучать следы укусов у нее на шее. Что же, следовало признать, выглядели они далеко не так ужасно, как он себе представлял. Хвала богам. Два отверстия размером с игольное ушко. Ничего особенно отвратительного, совсем не те кратеры, которые оставлял на телах своих жертв Фердинанд. «Как символично, — подумал Майкл, — что даже в пылу охватившего меня кровожадного безумия инстинкт защитить девушку оказался сильнее всех прочих чувств».

Тем не менее, его страшная вина не становилась от этого меньше.

— Ты укусил меня, — сонно пробормотала Рене, просыпаясь.

— Прости, — охрипшим от волнения голосом ответил молодой человек.

— Не говори глупостей. Ты сорвал голос, когда орал от удовольствия.

Майкл покраснел до корней волос. От одной только мысли о том, что произошло между ними совсем недавно, он испытывал возбуждение в той части тела, которая прижималась к округлым ягодицам девушки. Неловко заерзав, он попытался отодвинуться от нее. Она пресекла его жалкие попытки, взяв его руку и поднеся к своим губам.

— Не бросай меня. Я… мне понравилось.

Он поцеловал ее бархатную щечку.

— Знаю, но ты могла истечь кровью. Клянусь, этого больше не повторится. Никогда.

— Не давай обещаний, сдержать которые ты не в состоянии. Как ты намерен дотерпеть до берега?

— Это ведь ты — мой тюремщик, а не наоборот. Я думал, ты приказала погрузить на борт пару овец для морского путешествия.

— Прошу прощения. — Рене выгнула шею, чтобы взглянуть на него, и коротко рассмеялась. — Запасаясь провизией, я как–то позабыла о твоей любимой диете. Непростительный промах с моей стороны.

— Хорошо, что ты еще способна шутить на эту тему, вместо того чтобы хвататься за свой серебряный кинжал.

— Ты больше не сердишься на меня. Я чувствую… что ты простил меня. И поэтому я снова могу улыбаться.

— Я простил тебя еще тогда, когда ты отказалась заколоть меня, несмотря на мои угрозы. Кроме того, — юноша широко улыбнулся, — у нас говорят: «Милые бранятся — только тешатся».

Фиалковые глаза, похожие на сверкающие драгоценные камни, расширились.

— Так ты испытывал меня? Майкл! Ты — настоящий дьявол! Еще бы, ты ведь знал, что можешь освободиться в любой момент.

Майкл не стал возражать, но заметил:

— Я не успел бы освободиться вовремя, если бы ты не колебалась и проявила больше решительности.

Она долго, не мигая, смотрела на него. Глаза девушки потемнели, когда ей открылась правда.

— Ты хотел умереть.

Он отвернулся, чтобы не встречаться с ней взглядом, ласково перебирая пряди иссиня–черных волос.

— Майкл, ты должен примириться с тем, кто ты есть. Потому что поделать с этим ничего нельзя.

— Знаю. — Он провел рукой по ее шелковистой коже, в который уже раз восхищаясь изумительной красотой девушки. Он мог любоваться ею вечно, и это зрелище никогда не приелось бы ему. — Ты должна отвезти меня назад, Рене.

Фиалковые глаза потемнели.

— Ты не хочешь ехать со мной?

— В качестве кого? Супруга? — язвительно поинтересовался он. — Или любовника? Или твоего придворного шута? Или ученика твоего маляра? Ну–ка, скажи, какую роль ты отводишь мне в своей жизни?

— Друга! — мгновенно нашлась дерзкая девчонка, вернув себе врожденное самообладание придворной дамы.

Сердце юноши, и без того отягощенное откровениями прошедшей ночи, замерло и оборвалось. Глядя на нее, он негромко продекламировал:

Нет красоты достойней изваянья,

Когда она к ложу плывет беззаботно,

Счастливо ожидая того,

Кому известны ее сокровенные мысли,

Моя светловолосая богиня.

Но я прекрасно знаю, что, к моему отчаянию,

В ее сердце нет для меня места.

Его ладонь, к которой она прижималась щекой, вдруг стала мокрой.

— Ты плачешь, мартышка? А ведь это я должен проливать слезы над нашей судьбой, от которой отвернулись звезды. Ты лишилась такого права.

— Это ты у нас бессмертный вампир, — вспылила девушка. — А я — всего лишь женщина, век которой очень и очень недолог. И какое же будущее нас с тобой ожидает? Даже если предположить, что мы останемся вместе, сколько пройдет времени, прежде чем ты заметишь, как я увядаю у тебя на глазах? Пройдет много лет, ты будешь все так же молод и красив, как сейчас, а я превращусь в старуху с седыми волосами. Неужели ты бы согласился взять Адель в жены?

Майкл знал, что никогда не сможет превратить ее в вампира, обречь на страдания, которые уготовила ему судьба, даже если она сама попросит его об этом, чего Рене делать явно не собиралась.

— Молодая или старая, богатая или бедная, здоровая или больная — мне все равно. Ты — моя жизнь, мое сердце, моя боль и радость, Рене.

— Когда я умру, ты будешь жить дальше. Твое счастье не может зависеть только от меня.

— Это мое проклятие. Не твое.

— Вампир не может стать отцом. А я хочу иметь детей. Или ты намерен нанять кого–либо, чтобы он зачал мне ребенка?

— Нет, — гневно бросил Майкл. Убийственная логика девушка повергла его в уныние. Она была права. — У нас нет будущего.

— Зато у нас есть настоящее.

Рене перевернулась на живот, толкнула его в грудь, так что он повалился навзничь, и одним прыжком оседлала его. Руки юноши скользнули по безупречной линии ее спины и остановились на ягодицах. Он обхватил их ладонями. Она тряхнула головой, отбрасывая волосы, и наклонилась, чтобы поцеловать его. От ее ласкового поцелуя у него остановилось сердце. Он сбросил девушку с себя, перекатился на нее и принялся целовать, страстно и жадно, не жалея ее губ, стараясь забыться в ее объятиях. Майкл понимал, что выбор у него невелик: или похитить принцессу, или расстаться с ней в порту назначения. Он не собирался подвергать себя ненужной пытке: смотреть, как она воссоединится со своим художником. С таким же успехом он мог воспользоваться ее серебряным кинжалом прямо сейчас. Что же касается похищения, то мечты об этом лучше приберечь на потом, для тех холодных и бесконечных ночей, которые ждали его впереди, потому что ни за что на свете он не мог лишить девушку радости материнства.

— Сколько нужно времени, чтобы достичь берегов Франции? — спросил он.

— Иногда — несколько дней, иногда — недель, все зависит от погоды.

— В таком случае, не будем терять ни минуты.

Он скользнул губами по ее восхитительному, свежему и молодому телу, намереваясь оставить ей воспоминания, которые она сохранит на всю долгую жизнь, проведенную вместе со своим проклятым художником.

Рене, не открывая глаз, протянула руку, но не обнаружила его рядом с собой на смятых простынях. Остатки сна улетучились в одно мгновение, и девушка резко села на кровати. Майкл стоял возле окна и мрачно наблюдал за свинцовыми валами, с негромким плеском разбивавшимися о борт судна. В его напряженной позе угадывалась непоколебимая решимость.

— Майкл? — неуверенно произнесла она.

— Я передумал. — На лице юноши не дрогнул ни один мускул. — Мы не плывем во Францию. Мы возвращаемся в Англию.

— Ты шутишь! Я едва унесла оттуда ноги. И до сих пор, между прочим, еще не вышла из темного леса. И такое положение вещей сохранится до тех пор, пока я не избавлюсь от Талисмана.

— Я открыл серебряную шкатулку.

— Что?

Одним прыжком принцесса соскочила с кровати, но запуталась в простынях и наверняка бы упала, если бы Майкл вовремя не подхватил ее. Поддержав ее и поставив на ноги, Майкл вернулся на прежнее место. Рене принялась рыться в своем дорожном саквояже. Шкатулка исчезла.

— Господь с тобой, Майкл, что ты с ней сделал?

— Спрятал там, где ты ее никогда не найдешь.

Девушку охватила холодная паника.

— Только не говори, что ты выбросил ее за борт!

— Нет, я не выбрасывал ее за борт. Хочешь знать, что я обнаружил внутри?

— Что же? — Принцесса и хотела услышать его ответ, и боялась этого. Если он скажет ей, что в шкатулке не было ничего, кроме воздуха, она бросится за борт сама.

— Сначала расскажи мне, как они заставили тебя сотрудничать.

Его поведение не могло не встревожить девушку.

— Почему ты так холоден со мной?

Майкл долго молчал.

— Ты разговаривала во сне.

— Не понимаю, к чему ты клонишь, — неуверенно пробормотала принцесса.

— Ты стонала и всхлипывала, — сухим тоном продолжал он. — Ты сказала…

Рене потеряла терпение.

— Что, черт возьми, я такого сказала?

— Ты произнесла его имя — Рафаэль.

Рене подошла к нему и провела руками по широкой мускулистой спине.

— Это говорит моя совесть, — негромко произнесла она. — Он сейчас гниет в кишащей крысами тюремной камере, пока я забываю обо всем на свете, растворяясь в тебе. — Она прижалась губами к его плечу, не в силах устоять перед жаждой чувственных наслаждений. Рене обняла его за талию, а потом ее руки скользнули по его груди и с благоговейным трепетом легли на квадратики мышц живота. Привстав на цыпочки, девушка поцеловала его в шею, туда, где заканчивались завитки золотистых волос, и вдохнула его запах, от которого у нее опять закружилась голова. — Ты покорил меня сразу и навсегда, — сказала она. — Неужели ты сам этого не чувствуешь?

Майкл развел ее руки и убрал их со своей груди.

— Ты скажешь и сделаешь что угодно, лишь бы убедить меня вернуть тебе Талисман.

Рене улыбнулась. Она потерлась щекой о его лопатку, как кошка, которая хочет, чтобы ее приласкали. У нее еще никогда не было мужчины, который бы ревновал ее к другому. Но его негодование может обойтись ей слишком дорого. Девушка понимала, что может потерять все. Поэтому она сделала то, что было для нее совершенно не характерно. Она рассказала ему историю своей жизни, закончив ее сценой их случайной встречи в подвале дворца короля Генриха.

Майкл слушал ее очень внимательно, перебивал, задавал вопросы и высказывал свое мнение. Он то хмурился, то улыбался, то кивал, то неопределенно хмыкал. Он искренне переживал за нее и вместе с ней, в этом не было ни малейшего сомнения.

И мысль о том, что он останется совершенно один в целом мире, вдруг наполнила ее грустью и тоской.

— Тебе нужна защита. И покровительство, — заявил он, когда Рене закончила свое невеселое повествование. — И козырной туз в рукаве. Они запросто могут отказаться от своих обещаний, и тогда ты останешься ни с чем. Deletoris на самом деле служат кардиналу. Твои герцогства находятся под властью короля. Твоя сестра безвольна и беспомощна. Субиз — грязная свинья и опасность, от которой следует избавиться как можно скорее. А твой художник — просто бесхребетное ничтожество.

Рене понимающе улыбнулась.

— Ты намекаешь на то, что без тебя мне не обойтись?

Майкл пожал плечами.

— Связываться со мной ты не хочешь, но в защите нуждаешься по–прежнему. Тебе просто необходимо иметь в запасе козырную карту, чтобы сыграть с ними на опережение.

— Ты имеешь в виду Талисман?

— Кардинал Медичи сказал тебе, что он представляет собой могучее оружие против вампиров. Но, быть может, Талисман способен не только на это, и ты сможешь добиться улучшения условий соглашения. К чему слепо вручать другому столь ценную вещь, не узнав хорошенько, что у нее внутри? Не думай, я не пытаюсь манипулировать тобой. Я всего лишь высказываю свое мнение вслух. Да, я хотел бы познать тайны, сокрытые в Талисмане. Да, я считаю, что это пойдет тебе только на пользу. Поэтому я предлагаю тебе сделку. Давай вернемся обратно в Англию и разузнаем все хорошенько. Талисман — твой, естественно. Можешь не выпускать его из рук. Никаких фокусов. Мы с тобой — равноправные партнеры, и только. Будем надеяться, что нам удастся найти ответы на интересующие нас вопросы, после чего ты увезешь Талисман во Францию. Я останусь в Англии, чтобы сразиться с собственными демонами. И мы расстанемся друзьями.

— Я верю тебе! — Признание сорвалось с губ девушки помимо ее воли. — Хотя не доверяю больше никому! Я просто чувствую, что могу верить тебе так, как не верила ни единой живой душе, не считая Адели и моей матери, которых знала с самого детства.

— Ты веришь мне? И это после того, что я с тобой сделал?

— Даже в приступе кровожадности ты оставался самым нежным вампиром из всех, кого я знаю, — улыбнулась Рене.

Девушку обуревали чувства, которые она сама считала давно забытыми, и вот теперь они фонтаном рвались наружу. Она видела его глаза, искренние и любящие. Мысли, мечты, страхи, обиды… Они захлестнули девушку с головой. Содрогаясь от рыданий, она спрятала лицо у Майкла на груди; он бережно обнял ее, укутывая покрывалом своего тепла и силы.

Рене плакала и не могла остановиться. Эмоциональный взрыв опустошил девушку. Майкл подхватил ее на руки, и она крепко вцепилась в него, как виноградная лоза в подпорку. Опустившись на постель, молодой человек нежно баюкал ее, давая ей возможность выплакаться и успокоиться. Это было похоже на очищение. Она потерлась щекой о его грудь. Ей хотелось навсегда остаться в теплом и безопасном уюте его объятий, отгородиться от всех и больше никогда не выходить отсюда в большой мир.

Когда девушка, наконец, подняла голову, грудь Майкла уже стала мокрой от ее слез. Но Рене лишь крепче обняла его, прижимаясь к нему всем телом.

— Я люблю тебя всей душой и сердцем, — призналась она ему.

Когда Рене, собравшись с духом, нашла в себе силы оторвать лицо от его груди и взглянуть на окружающий мир, то обнаружила, что нос у нее покраснел и распух, а щеки блестят от слез. Майкл уголком простыни бережно вытер их, как если бы она была ребенком. Девушка взяла его в лицо в ладони, всматриваясь в его глаза цвета морской волны и ища в них признаки фальшивого сочувствия. Не найдя и следов притворства, она поцеловала его, ласково и нежно.

— Я просто непроходимо глупа, — прошептала она.

— Не говори так. В твоем поведении нет ничего нелепого или неестественного. Тебя воспитали в мире, где властвуют интриги и обман, а это — прекрасная удавка для искренних чувств. Ты очень умна и знала, как вырваться из паутины лжи, сплетенной твоим отцом. Цену, однако же, пришлось заплатить очень высокую. Ты вы растила вокруг себя защитный кокон и благополучно спряталась внутри.

— Вот это да! — улыбнулась сквозь слезы девушка. — Майкл, я не ожидала от тебя подобной прозорливости.

— Ты сама рассказала мне обо всем, помнишь? Это были твои слова. И твои чувства.

— Мой Талисман, — храбро напомнила она ему. — Куда ты спрятал его, вампир?

— Посмотри у себя под подушкой, ведьма.

Но девушка не спешила покинуть столь уютное местечко. Ей нравилось сидеть у него на коленях и целовать его.

— Расскажи мне.

Майкл откинулся на кровать и сунул руку под подушку. По–прежнему не выпуская девушку из своих объятий, он выпрямился. Она взяла у него из рук шкатулку и сняла ткань, в которую та была завернута. На крышке виднелась гравировка — святой Михаил, повергающий Змея.

— Такое впечатление, что она принадлежит тебе, — с благоговейным трепетом пробормотала принцесса. — Святой Михаил, победитель Змея.

— Любовь моя, ты забываешь о том, что по легенде я олицетворяю собой Змея. Капитан Лусио из личного отряда deletoris кардинала Кампеджио рассказал мне о дьяволицах и детях Гесперов.

— А меня просветил на этот счет кардинал Медичи. Кстати, как открывается крышка? Я что–то не вижу никакого запора. Ага, нашла. На верхней части шкатулки видны серебряные пятнышки. Но как ты угадал комбинацию? Или шкатулка нашептала тебе шифр на ухо?

— Нечто в этом роде. — Молодой человек ухмыльнулся. — Но я догадался сам. Смотри. У ангела четыре точки. Я решил, что он — положительный герой легенды. Следовательно, именно он и является ключом, способным открыть шкатулку.

— У него две точки на лице, одна — над сердцем, и еще одна — на руке.

— Правильно. Вот я и подумал: рот означает дыхание и душу, сердце — кровь и дух, лоб — мысли, а рука — силу и долг.

Рене попробовала нажать на точки в нужной последовательности, и крышка откинулась.

— Майкл! Ты невероятно умен!

Он равнодушно пожал плечами в ответ. Рене осторожно подняла крышку, охваченная вполне понятным трепетом. Отставив шкатулку в сторону, девушка вынула из нее блестящий металлический свиток.

— Значит, вот эта металлическая штука и есть Талисман? Как интересно. Я почему–то думала, что здесь будут лежать мощи какого–нибудь святого. Когда мы находились в часовне Уолси, мне показалось, что статуя может ожить, что Иисус Христос и Божья Матерь восстанут и заключат меня в свои объятия.

— Собственно, задумано все и в самом деле очень изящно. Полагаю, эта штука не просто очень старая. От нее так и тянет седой древностью. Это медь, мягкий металл, который легко скрутить в свиток. Но при этом он обладает достаточной прочностью и надежностью, чтобы пролежать сотни и тысячи лет, а самое главное, я могу касаться его.

— Ты не стал разворачивать его? Ты ждал меня? — Рене уставилась на него с изумлением. — Ты просто ангел.

— Вампир, мой любимый мышонок. Наполовину демон, наполовину человек. Не забывай об этом.

Свиток, согретый теплом его ладоней, легко развернулся, словно бы по собственной воле.

— Какие странные значки, — заметила девушка. — Что, по–твоему, они означают? Это какая–нибудь тайнопись?

Майкл внимательно рассматривал свиток.

— Я уже видел раньше нечто подобное…

— Где? Ты обязательно должен вспомнить! Я понимаю, что у тебя случаются провалы в памяти…

Майкл задумчиво потер золотой перстень на пальце.

— Нет, как раз это я помню совершенно точно. Я видел их в библиотеке милорда.

— Вот как! — Энтузиазм девушки угас. — Выходит, это язык вампиров.

— Нет, что ты. Кроме того, я знаю одного человека, который может перевести для нас то, что здесь написано.

ГЛАВА ДВАДЦАТЬ СЕДЬМАЯ

Восстань из моего праха, Мой неизвестный мститель!

Вергилий. Энеида

Король Генрих потер подбородок левой рукой, унизанной тяжелыми перстнями. Это был очень дурной знак. Внезапно кулак короля обрушился на стол, отчего члены его Совета испуганно вздрогнули в креслах, а вестники несчастья испуганно попятились в дальний конец залы.

— Это же конец всему! Катастрофа! Армия демонов?

— Небольшое войско, — запинаясь, пробормотал сэр Уолтер Деверо. Король скользнул по нему пустым взглядом, словно бы мимоходом удивляясь тому, что стена, оказывается, тоже умеет говорить, а сэр Брайан толкнул его локтем под ребра, приказывая немедленно заткнуться.

Король Генрих развернулся в сторону Уолси и вперил в него гневный взгляд.

— Это вы во всем виноваты! Вы и ваш ненормальный приятель из Рима — вы привезли их сюда!

Кардинал Уолси, справедливо полагая, что, разместив охваченный паникой двор в своем дворце в Хэмптон–корт, он уже понес достаточное наказание, почтительно склонил голову. Талисман исчез, а вместе с ним — и его надежды на тиару. Так что ярость короля ничего не могла добавить к мертвому штилю отчаяния, воцарившемуся у него в душе.

Герцог Бэкингем многозначительно прочистил горло.

— Нам следует со всей возможной быстротой собрать свои войска и выступить навстречу…

— Куда выступить? — пожелал узнать король, распаляясь еще больше. — Насколько нам известно, они запросто могут высадиться на крышу этого дворца!

Герцог Норфолк, с радостью наблюдавший за тем, как его соперник получил заслуженную отповедь и смешался, сделал шаг назад и заявил:

— Внезапный отъезд кардинала Кампеджио поставил нас в чрезвычайно трудное положение. Однако же от моего внимания не ускользнул тот факт, что во время пребывания итальянца в резиденции его милости лорда–канцлера в Йорк–плейс солдаты армии кардинала, именующие себя истребителями вампиров, усиленно обучали йоменов его высокопреосвященства таинствам борьбы с порождениями тьмы. Быть может, господин кардинал Уолси будет настолько любезен, что одолжит нам своих солдат…

Это был удар ниже пояса. Уолси про себя проклял престарелого герцога. Как не вовремя он влез со своим предложением! А ведь он рассчитывал сделать его в нужный момент, когда все эти благородные идиоты распишутся в своей беспомощности, и тогда на сцену вышел бы он и вернул благосклонность короля. Уолси улыбнулся.

— Разве можно было ожидать от меня иного поступка, ваше величество? Милорд Норфолк лишь озвучил то, что и так ясно без слов.

— Почему они идут на нас войной? — задал Генрих риторический вопрос, словно обращаясь к самому Господу Богу. — Что им от нас нужно?

— Если позволите, ваше величество… — Сэр Уолтер Деверо шагнул вперед, отделившись от стаи придворных у стола. — У меня есть причины полагать, что им нужен сэр Майкл Деверо, хотя зачем он им понадобился, я не могу себе представить.

А вот Уолси мог. Вампирам нужен был Талисман! Его протеже, в выборе которого он так ошибся, оказался бродячим вампиром–одиночкой и до сих пор находился в Лондоне, не исключено, что в обществе принцессы. Отсюда следует вывод, что демоны не намеревались устраивать кровавое пиршество на берегах Темзы. Они охотились за одним из своих собратьев.

Если ему удастся захватить этого негодяя до того, как с ним расправятся вампиры, он сможет завлечь всю эту проклятую орду в ловушку, покончить с ними одним ударом и — самое главное! — вернуть Талисман, а с ним и надежды на трон святого Петра. Да, конечно, найти вампира, который не желает, чтобы его нашли, будет очень нелегко. Но Уолси было известно то, чего не знали вампиры. Майкл Деверо влюбился без памяти.

Они вернулись в Лондон.

Рене не находила себе места от беспокойства. Но Майкл держал девушку за руку, и от него исходила такая уверенность в собственных силах, что принцесса не могла не проникнуться ею. Закутавшись в длинные черные плащи до пят и опустив на глаза глухие капюшоны, в сопровождении верных deletoris, они шагали по набережной. Талисман покоился за отворотом камзола Майкла.

— Вот этот дом, — произнес молодой человек, внимательно оглядывая мрачный особняк, приткнувшийся между таверной и Лондонским мостом на крутом речном откосе в «рыбных садках» Саутворка. — Ну, что, любимая моя, стучим?

Рене коротко кивнула в знак согласия и подошла вместе с ним к двери. Старик, пригласивший их войти, был непритворно рад вновь увидеть Майкла и поспешил предложить им вина.

— Мой дорогой мальчик, входите же, входите! А кто это с вами? Ваша леди, сэр Майкл?

Радостно улыбнувшись, Майкл заключил принцессу в объятия.

— Любовь всей моей жизни. Прошу знакомиться.

— Я уже старый человек, но все еще могу понять вашу привязанность к столь очаровательной спутнице. Добро пожаловать в мою скромную обитель, миледи. Прошу вас, присаживайтесь.

Майкл не стал скрывать от Рене правду о своем детстве, проведенном в трущобах Лондона, хотя и сам узнал ее совсем недавно. У них больше не было друг от друга тайн.

Дни и ночи в роскошной каюте на каравелле кардинала Медичи стали лучшими в жизни девушки. Это были волшебные мгновения настоящего счастья. Однако она не могла не заметить, что Майкл старательно скрывает озабоченность под маской напускной веселости. В душе у юноши царил ад. Сегодня днем, когда они занимались любовью, он был неутомим и нежен, как никогда, заставив ее забыть обо всем, кроме него. Он любил ее с такой обнаженной и отчаянной страстью, что ей казалось, будто он хочет сообщить ей то, что не осмеливается выразить словами.

Он как будто прощался с ней.

Направляясь в Саутворк, они заглянули по пути в Вестминстерское аббатство, чтобы навестить Кристофера и двух слуг. Майкл заверил их, что все идет прекрасно и вскоре он вернется за ними, чтобы забрать с собой. Но его обещания почему–то не рассеяли дурные предчувствия Рене, которые все сильнее овладевали девушкой.

— Чем могу служить вам? — осведомился Абрахам, когда они уселись за стол, потягивая превосходное сладкое вино.

— Абрахам, я хочу просить вас об одном одолжении, — начал Майкл. — Но сначала я должен предостеречь вас. Одно мое присутствие в вашем доме угрожает вашей жизни. За мной началась охота, я превратился в парию среди своих соотечественников–англичан, в зверя, предназначенного на заклание. Я не стану утруждать ваш слух перечислением событий и обстоятельств, которые привели меня к столь печальному финалу. Достаточно будет сказать, что я не стану держать на вас зла, если вы откажетесь.

— Не надо более переливать из пустого в порожнее, мой дорогой мальчик, я готов помочь вам.

Майкл вынул из–за пазухи свиток красного металла, нагрел его в ладонях и позволил ему раскрыться на грубой байковой скатерти, которой был застелен неприбранный рабочий стол.

— Вы можете перевести для меня этот документ?

Абрахам подвинул подсвечник поближе, наклонился, вглядываясь в древний текст, и тут же отпрянул. Лицо его обрело грозное и мрачное выражение.

— Вы знаете, что это такое?

Майкл, не дрогнув, выдержал взгляд Абрахама.

— Это иврит.

Голос старика превратился в едва слышный шепот. На глазах у него заблестели слезы.

— Последний раз я видел эти письмена через восемь дней после рождения своего сына. Мы молились шепотом. Я читал посвящение Богу…

У Рене перехватило дыхание. Тщательно скрываемая боль, которую буквально излучал старик, проникала ей внутрь, забираясь под кожу, похожая на жар, дым и чад церковных костров.

— Если для вас это слишком тяжело… — начал Майкл.

Внезапно Абрахам с шумом выдохнул.

— Давайте посмотрим. — И он погрузился в изучение документа. Спустя некоторое время старик поднял голову и взглянул на Майкла. — Да, это вам не фунт изюму! Вы хотя бы представляете, что именно мне принесли?

Майкл застенчиво улыбнулся.

— Если бы представляли, нас бы здесь не было.

— Это… — Абрахам с трепетом простер руки над свитком, не касаясь его, — у меня просто нет слов. — Он стал читать: — «Мы, белые сикарии иудеев Иерусалима и Кумрана, солдаты Господа, борцы со Злом, признаем справедливость нашей войны с Тьмой и ее детьми, пришедшими в этот мир с помощью безумств и обмана, и намерены вести ее до тех пор, пока не обеспечим счастливое будущее для наших потомков в этом величайшем из всех сражений». — Старик умолк, чтобы перевести дух. — Этот документ называется «Последний завет».

Рене вздрогнула. По коже у девушки пробежали мурашки, и она теснее прижалась к Майклу. Он обнял ее за плечи, согревая теплом своего сердца.

— Сколько лет этому документу?

— Полагаю, он старше Господа нашего Иисуса Христа. Мне продолжать?

— Да, пожалуйста.

— «Чистые душой, верные сердцем, здравые умом и крепкие рукой, мы, верные слуги Безграничного Света…» Они имеют в виду бога иудеев, Майкл. «Мы, поклявшиеся очистить дарованный нам мир от Пожирателей, злых демонов сущности и оболочек мертвых, потомков Того, кто был украшен огнем, стремящихся выхолостить суть Создания, а также их порождений, вручаем Меч Справедливости богоподобному ангелу…» По–английски имя ангела звучит как «Майкл». Документ очень длинный.

— А вы можете вкратце изложить его содержание? — попросил Майкл.

— Да, конечно. Должен предупредить вас вот о чем. Речь идет о святых, самых сокровенных тайнах иудейской веры. Они определяют внутренний смысл, значение и важность всех вещей. И это знание подвергнет вас еще большей опасности, чем та, которая уже нависла над вами, поскольку может навлечь на вас гнев самого Господа и Сатаны.

Майкл наклонился и заглянул Рене в глаза.

— Тебе решать, мышонок. В конце концов, Талисман принадлежит тебе.

«Ты — внутренний смысл и важность всех вещей для меня», — шепнул ему разум девушки, вдохновляемый чистой любовью ее сердца.

— Ты должен узнать все, Майкл. Давайте продолжим.

— Что ж, слушайте! — Абрахам ненадолго умолк, чтобы прочитать еще несколько строчек. — Они говорят, что Бог сотворил мир через посредство десяти изречений, десяти божественных идеалов, высших совершенств, называемых Sephirot, которые озаряют божественный замысел по мере его воплощения в процессе сотворения. Одновременно в мир пришли десять оболочек, первозданных сосудов скверны и зла, которые именовались Qeliphot. Далее они рассказывают о том, как Господь искушал Адама Евой, и о том, как Сатана искушал Адама Лилит, королевой демонов. Их богопротивный союз и породил на свет создание, именуемое Духом Ночи.

Рене бросила взгляд на Майкла. Геспер.

— Это существо является наполовину человеком, наполовину демоном, живым мертвецом, обладающим душой и телом, но лишенным духа. Вот почему он должен красть дух человека, то есть кровь людскую. Белые сикарии описывают здесь свою длительную войну с этим существом и его порождениями. А их число умножилось после того, как королева демонов отправила своих… э–э… придворных дам искушать прочих смертных мужчин, чтобы наполнить мир отпрысками зла. И тогда, карая их за хаос, порожденный ими, Господь очистил мир от всех демониц, кроме одной — самой королевы, которой удалось спрятаться. Здесь о ней говорится следующее: «Дом ее проваливается в преисподнюю, ворота ее — это врата смерти, она бродит по ночам, притесняя, дразня и возбуждая сынов человеческих».

— Мы знаем историю об ангеле Михаиле и драконе с лицом женщины. Прошу вас, продолжайте.

— Итак, все демоницы были уничтожены. Но их дети–кровососы остались. Белые сикарии долгие века вели за ними охоту и уничтожили всех, за исключением десяти, бежавших за край земли и превратившихся в ночной туман. Так, а теперь о том, что касается Меча. Архангел Михаил явился главе белых сикариев. Он вручил ему окровавленный Меч Справедливости, от которого пала Лилит, и повелел хорошенько спрятать его, дабы у будущих поколений было абсолютное оружие, которым они бы могли сразиться с десятью исчезнувшими ночными призраками на тот случай, если те вновь объявятся на земле. Белые сикарии расплавили Меч, запятнанный кровью королевы демонов, и создали из него вот этот документ.

— Меч из меди, а не стали, — изумленно протянул Майкл. — Загадка.

— И как же можно воссоздать этот меч? — осведомилась Рене, демонстрируя свойственный ей прагматизм.

— Увы, вся штука в том, что сделать этого нельзя. Зато можно вызвать силу Меча и овладеть ею, но только один раз. Она воплотится в том, кому удастся этот подвиг. И тогда этот человек сам превратится в Меч Справедливости. А свиток, соответственно, утратит свою силу. Но имеется одно условие. Меч был окрашен кровью королевы демонов. Следовательно, в жилах того, кто будет воплощать в себе его силу, должна течь кровь ночных духов. Это и станет для него Божественным Испытанием. Поэтому вызывающего следует выбирать с особой тщательностью. Он должен глубоко почитать десять божественных идеалов и не обладать ни одной скверной из десяти. Если вызывающий нечист телом или душой, или если он сам является ночным призраком, род людской исчезнет с лица земли.

— В этом определении содержатся внутренние противоречия, — заметил Майкл. — Требуется отыскать ночного призрака, который не является ночным призраком и служит роду людскому, а не своим собратьям и владыкам.

— Нет, не так, — возразила Рене, глядя ему в глаза. — Ночные призраки — Гесперы. Но ведь ты — не Геспер.

Догадавшись, к чему она клонит, Майкл побледнел.

— Майкл, не мешкай. Не ищи оправданий. Если твой лорд появится здесь в поисках этого свитка, ты должен быть готов. Ведь он всемогущ. Ты сам говорил, что мне нужен козырной туз в рукаве. И вот теперь я могу сказать тебе то же самое. Тебе нужен Меч.

— Если я поступлю так, как ты советуешь, если это вообще возможно, ты вернешься во Францию со свитком, не стоящим и ломаного гроша. И ты всерьез полагаешь, что я соглашусь подвергнуть тебя смертельной опасности?

— Я не намерена возвращаться во Францию.

Майкл взял лицо девушки в свои ладони.

— Вернешься, причем немедленно. Какая жизнь тебя ожидает, если ты останешься со мной? Нам придется все время убегать и переезжать с места на место. Возвратиться в Ирландию я не могу. Место при дворе я потерял. Кардинал Кампеджио начнет против меня крестовый поход. Мне придется скрываться.

— Значит, это правда. Ты собирался бросить меня. Я чувствовала это. Знала. — Глаза девушки наполнились слезами.

— Я люблю тебя. Я хочу, чтобы у тебя были свой дом и дети. Абрахам, — молодой человек повернулся к старику, — чего может ожидать от жизни беглец?

— Страха темноты, нужды, лишений, одиночества и позора.

Но Рене не желала смириться с этими разумными доводами.

— Выслушай меня, пожалуйста. Овладей силой Меча, Майкл, сотри врагов своих с лица земли, и тогда наградой тебе станет любовь. Потому что нет в мире ничего дороже любви и славы, это абсолютная доблесть и торжество жизни.

Юноша размышлял.

— Абрахам, будьте добры, перечислите те десять совершенных добродетелей.

Глаза старика заблестели.

— Должен заметить, что я полностью согласен с миледи. Итак. Первое совершенство — Венец, сила Создателя. Второе — Сила Мудрости. Третье — Сила Любви: понимание, раскаяние, здравый смысл. Четвертое — Сила Предвидения: прощение и милосердие. Пятое совершенство — Сила Намерения: рассудительность, мужество, непреклонность. Шестое — Сила Созидания: симметрия, равновесие и сострадание. Седьмое — Сила Вечного Сейчас: созерцание, упорство и инициатива. Восьмое — Сила Интеллекта: покорность, искренность и стойкость. Девятое — Сила Проявления: фундамент, всеобъемлющая память и обладание соответствующими знаниями. И десятое совершенство — Сила Исцеления и Свершения: королевство, физическое присутствие, видения и иллюзии.

— А в чем заключаются десять недостатков? Или скверн, говоря языком свитка? — пожелал узнать Майкл.

— Первая скверна — Сатана: король–искуситель. Вторая — Расстройство Силы Господа: злоба и безнравственность. Третья — Сокрытие Господа: темнота. Четвертая — Один из Стаи: бесполезность. Пятая — Уничтожение Господа: огонь и сжигание тел. Шестая скверна — Повелитель мертвых: тот, кому уже не помогут сострадание и слезы. Седьмая — Стервятники Сожжения Господа: создатели острого оружия. Восьмая — Опустошение Господа: грязь и неудовольствие. Девятая скверна — Ночной Призрак: подлость и злодейство. И десятая — Шептуны: колдовство.

— Майкл! — Рене обеими руками, вцепилась в рукав камзола юноши. — Ты можешь сделать это. В тебе нет ни одной скверны из перечисленных.

— Ну, и как же можно вызвать силу Меча? — осведомился Майкл у Абрахама. — Что здесь сказано на этот счет?

Абрахам пробежал свиток внимательным взглядом.

— Нет, я не вижу никаких указаний. Вам следует угадать это самому.

За столом воцарилось долгое молчание. Потом Майкл попросил Абрахама прочесть текст еще раз и повторить десять хороших и плохих качеств.

— Почему их десять? — задала вопрос Рене, ни к кому конкретно не обращаясь. — Наверняка здесь скрыт какой–то важный смысл.

Абрахам выставил перед собой ладони.

— Десять пальцев. Это число творения.

— Десять пальцев! — вскричала Рене. — Конечно! Положи ладони на свиток и посмотрим, что из этого выйдет.

Майкл повиновался, но тут же зашипел и отдернул руки.

— Я обжегся. Говорил же я тебе, эта штука меня ненавидит.

Абрахам вновь склонился над свитком.

— Постарайтесь коснуться пальцем названия каждого из десяти хороших качеств. Вот, смотрите, я покажу вам: Венец, Мудрость, Любовь, Прощение…

На этот раз Майкл отдернул лишь правую руку.

— Я обжег палец.

— Всего один? — спросил Абрахам. — Который? А, Венец.

— И что это значит? — полюбопытствовала Рене.

Абрахам задумчиво всматривался в Майкла.

— Вы можете назвать себя верным христианином?

— Он — истинный язычник, — пробормотала в ответ Рене, раздосадованная и обеспокоенная. — Он не верит в Бога.

Майкл выглядел несчастным и пристыженным.

— Когда умерла моя мать, я был слишком мал. А мой покровитель оказался… язычником.

Абрахам потрепал его по руке.

— Пойдемте со мной.

Старик подвел Майкла к окну.

— Выгляните наружу. Что вы видите?

— Я вижу ночь.

— Взгляните дальше и выше, посмотрите на весь мир сразу. Что вы видите?

Юноша поднял глаза к небу. Темно–синий бархат кое–где закрывали кляксы облаков. Ему хотелось завыть…

— Я вижу ночь, которая заключает в себе все и всех.

— Божественное покрывало. Очень хорошо. А теперь попробуй те заглянуть внутрь себя. Так глубоко, как только сможете. Что вы видите?

Ничего. Все, чему научил его Тайрон, вдруг ушло. Он видел лишь одну…

— Любовь.

— Какого она цвета?

— Абрахам, ну и вопросы вы задаете… — Майкл коротко вздохнул. Его любовь была огромной, колоссальной. Так много любви, сосредоточенной в одном месте, в замкнутом пространстве, внутри него. — Пламя. Белое. Золото. Солнечный свет.

— Безграничный Свет? — заинтересованно переспросил Абрахам. — Свет без конца и края — такое описание подойдет любви, живущей у вас внутри?

— Да, — прошептал Майкл. Он чувствовал себя измученным и опустошенным.

— Это и есть Бог, ваш Бог. Темная ночь, которая обнимает вас и заключает в свои объятия, белый свет любви, которую вы испытываете и несете в своем сердце. Бесконечность внутри и безграничность снаружи. Eheyeh Asher Eheyeh. Я ЕСМЬ ТО, ЧТО Я ЕСМЬ. Это и есть Бог. Забудьте о легендах и символах. Вам не нужно спрашивать свой разум, верит он или нет, — вы чувствуете Бога вот здесь! — И Абрахам ткнул его кулаком в грудь.

Майкл судорожно сделал глубокий вдох. Сила пронизывала его и наполняла мужеством.

— Еще раз. Я должен попробовать снова.

Он вернулся за стол, на свое место рядом с Рене, и нежно привлек девушку к себе.

— Обними меня.

Девушка крепко обвила его руками, наполняя его существование смыслом и ощущением цельности. Он приподнял ей подбородок, напряженно вглядываясь в блестящие фиолетовые глаза. Майкл крепко поцеловал ее в губы. Чувства переполняли его. Преклонение. Смирение. Щедрость.

Оторвавшись от ее губ, Майкл понял, что готов к предстоящему испытанию. Он придвинул к себе свиток. Раздвинул пальцы и положил ладонь на слова: Венец, Мудрость, Любовь, Прощение, Мужество, Равновесие, Созерцательность, Искренность, Фундамент, Королевство… Его пронизал столб слепящего света. Белое сияние окутало его и ослепило. Видения — фантастические, хаотичные, грандиозные, цветные, изменчивые и радостные — сверкающим калейдоскопом проплывали перед его внутренним взором. Удары. Боль. Роджер Вайз и мальчишки, избивающие его смертным боем. Лорд Тайрон, выходящий из тумана, с глазами, залитыми расплавленным серебром, и оскаленными белыми клыками, разрывающий глотки, жадно лакающий кровь, глядящий вниз, на него, лежащего на земле. «Светловолосый малыш, тебе есть, где жить? Негде? Тогда пойдем со мной». Дождь. Гроза. Ирландия. «Поклянись сохранить мне верность. Сделай для меня то, что я сделал для тебя».

Нож. Кровь. Золотая чаша. Смех. «Выпей яду из золотой чаши. Смейся, если тебе достанет мудрости. Греши смело. Смерть для нас — ничто». Боль. «Пусть свершится правосудие, пусть даже небо упадет на землю». Дождь. Кандалы. Нагое тело на полу. Холод. Рассвет. Горящая кожа. Огонь. Солнце.

Майкл открыл глаза.

— Я вспомнил! Все! — Он ощутил себя живым и полным сил. Свободным. Его переполняла искрящаяся сила, рвущаяся наружу в поисках выхода.

Рене и Абрахам со страхом смотрели на него.

— Что? — спросил Майкл. Оказывается, он выскочил из–за стола. Хотя и не помнил, как. — Я стал другим?

Рене медленно встала и подошла к нему. Она осторожно коснулась его груди, лица.

— Ты… светишься.

Майкл опустил взгляд на свои руки и не заметил ничего необычного.

— Я чувствую себя… здоровым и полным сил.

— Ты кричал. Тебя поглотил столб ослепительного пламени. Весь дом осветился изнутри. А потом из тебя ударил фонтан белого сияния. Я готова держать пари, что весь город видел это. Окно распахнулось настежь.

Дурное предчувствие тяжко толкнуло его в грудь. Его лорд и повелитель шел сюда. А с ним и армия вампиров.

— Нам нужно уходить, Абрахам. — Он взял руку старика и крепко пожал ее. — Примите мою искреннюю благодарность. Вы — настоящий друг.

Рене свернула свиток в трубочку и протянула его юноше. Майкл принял его, распахнул на девушке накидку и сунул Талисман ей в ридикюль.

— Возьми его с собой во Францию. Мой лорд идет сюда. Он уже близко. Ты уедешь без меня. Немедленно.

У порога их ждали deletoris. Рене поспешила успокоить сержанта, сказав, что все в порядке.

— У нас очень мало времени, — произнес Майкл. Он чуть ли не силой принялся подталкивать их к лодке, помогая подняться на борт. В последнее мгновение он привлек девушку к себе. — Любимая моя…

Она с надеждой вглядывалась ему в глаза.

— Ты бросаешь меня, Майкл?

— Это ты оставляешь меня, моя дорогая мартышка. Ты возвращаешься к своей жизни. Но я всегда буду помнить о тебе и приду на помощь. В свитке больше не осталось силы. Возьми мой перстень и воспользуйся им, если они обманут тебя, отказавшись от своих обещаний. — Он надел свой перстень с печаткой на указательный палец принцессы. — Помнишь, как мы с тобой стояли в галерее во дворце короля, а в следующий миг оказались в библиотеке Уолси? Я заранее оставил там свое кольцо. И пока ты будешь носить мой перстень, я всегда могу оказаться рядом с тобой. Если я тебе понадоблюсь, просто позови меня. Я услышу. Будь счастлива, мартышка. Не оглядывайся. — Он крепко обнял ее и поцеловал. — Моя любовь останется с тобой навсегда.

— Все влюбленные немного сумасшедшие, — прошептала она в ответ.

Она обняла его за шею и прильнула к его губам, вкладывая в это прикосновение всю свою душу. Он разомкнул ее руки, подхватил девушку на руки и передал солдатам в лодке. По щекам ее струились слезы.

— Тебе пора, Рене. Уезжай. Солдаты, весла на воду!

Повисший над рекой туман скрыл лодку в своих невесомых объятиях, и она растворилась в темноте.

Чувствуя, как душа его разрывается на тысячи ледяных осколков, Майкл, стоя на краю пирса, беззвучно декламировал:

Кажется, мое сердце разорвется надвое

От страсти и любви.

Господь благословил ее,

И вот она уходит от меня,

Истинная богиня красоты и счастья!

«Майкл… — прошептала Рене. — Прощай, любовь моя. Да хранит тебя Бог».

Майкл долго стоял на пристани, глядя на туман, реку и ночь… Появление вампиров он ощутил всем своим существом.

ГЛАВА ДВАДЦАТЬ ВОСЬМАЯ

За кровь, пролитую нами,

За героя, убитого нами,

Нас ждет тяжкая работа и скорбь,

Тяжкая работа и скорбь,

Пока не исполнится предначертание!

П.У. Джойс. Старинные кельтские баллады, легенды и мифы Ирландии: Приключения Эрика Изящного

— Майкл, сколько ты будешь еще испытывать мое терпение?

Они падали, с неба, как хищные черные птицы, превращаясь в волков. Глядя на реку, Майкл вспомнил старую латинскую поговорку: «Впереди — пропасть, позади — волки». Он резко развернулся на месте, быстрый и стремительный, едва касаясь земли ногами.

Лорд Тайрон, изможденное лицо которого посерело от бешенства, взревел так, что с деревьев облетели листья. Его когтистая лапа с размаху впечаталась в грудь Майкла.

— Вор! Обманщик! Подлый предатель! Ты обманул меня!

Майкл, не дрогнув, выдержал и удар, и обвинения.

— Вы отправили Фердинанда уничтожить меня. А ведь я так верил вам!

— Это ты предал меня, раб! Я создал тебя своей кровью, а ты украл Меч! Будь ты проклят!

Он поднял голову и заревел, глядя в темно–синее ночное небо над Темзой, отчего оно вздрогнуло и сморщилось, а по водам реки побежала сильная рябь. Волки превратились в рыцарей, и Майкла окружили знакомые лица: передним стояли воины, возраст которых исчислялся сотнями лет, глаза их отсвечивали расплавленным серебром, и в тусклом лунном свете блестели обнажившиеся длинные клыки. С губ их срывалось приглушенное и злобное рычание. Это была армия, победить которую невозможно.

В воздухе тонко свистнула стрела, и Майкл почувствовал удар и тупую боль в бедре. Из раны по жилам побежал жидкий огонь, расходясь по всему телу, и он упал на землю, а вампиров, стоявших перед ним, накрыла туча стрел с серебряными наконечниками. На них напали. Угроза шла с реки. Раненое бедро терзала невыносимая боль, и юноша с трудом перевернулся на бок. Едва только космы тумана рассеялись, как он увидел баркасы, скользившие по воде. На них густыми рядами стояли лучники, рыцари и солдаты–наемники. Армия короля.

Вампиры рассыпались по набережной в поисках укрытия. Майкл ощутил, как сильная рука ухватила его за шиворот и подняла в воздух.

— Давай, поднимайся! — прорычал милорд Тайрон.

Он вырвал стрелу, торчавшую из бедра Майкла, и поволок его в переулок. Майкл принялся растирать раненую ногу. Когда Рене уколола его серебром, он пролежал без сознания несколько часов. На этот раз его тело сопротивлялось действию яда; жгучая боль понемногу утихала. Он поднял голову и взглянул в лицо своему лорду, наставнику и единственному отцу, которого он когда–либо знал.

— Вы вновь спасли мне жизнь. В который уже раз.

— Я отправил сэра Фердинанда прикрывать тебе спину, но он не смог обуздать свою ненависть к тебе. Он решил, что сможет добыть Меч сам. Если Юпитер хочет кого–то уничтожить, он сначала лишает его разума.

— Вы превратили меня в монстра в ту самую ночь, когда мы якобы заболели английской лихорадкой. Вы что же, укусили меня или пили мою кровь? Это — единственное, чего я не помню.

Старый граф улыбнулся.

— Нет, Майкл. В золотой чаше я поднес тебе свою кровь. А солнце сделало все остальное. Я не хотел обращать тебя. Ты должен был остаться человеком. Тебе недоставало безжалостности, необходимой для того, чтобы пить человеческую кровь. Но ты совершенно пал духом, ведь Фердинанд шутя избивал тебя, как мальчишку. Ты чувствовал себя беспомощным и ни на что не годным, как всегда случается с людьми, когда им приходится иметь дело с моими воина ми. Урок ты усвоил, но применить на практике не мог.

— Почему вы скрывали от меня правду, отправив ко двору блуждать в потемках?

— У меня уже не было времени обучить тебя всем премудростям. Кардиналы были готовы начать войну за обладание Мечом.

— Вы ходите по земле уже много веков, сотни лет. Откуда вы пришли?

Лорд Тайрон расхохотался.

— Сотни лет, Майкл? Нет, тысячи. Я пришел в это мир еще тогда, когда люди были неграмотными язычниками. Но ты теперь обладаешь нужной силой, так что предыстория тебе наверняка известна.

— Вы — Геспер, один из тех десяти, которых не смогли найти и уничтожить белые сикарии.

— О, нас было намного больше. Гесперы, в отличие от людей, ставших вампирами, способны производить на свет потомство. Я родился в междуречье Тигра и Евфрата. Своего отца я не знал, моя мать была ночным призраком. А сам я очень походил на тебя. На земле у нас была цель. Мы считались хранителями мудрости. Мы сделали бессмертными ученых и ремесленников, мы прославляли красоту. Но потом пришли иудеи со своим одним–единственным, но ревнивым Богом. Они принялись истреблять нас, как их самих истребляли римляне, посему мне пришлось бежать со своими братьями в Северо–восточную Италию. Мы процветали, продолжали выполнять свою миссию, и все шло хорошо. До тех пор, пока эта новая религия не стала расползаться по земле, подобно заразе, обретя новую форму — христианство. Они были фанатиками, эти мясники–христиане. Церковь захватила Меч. Между священниками и империей развернулась настоящая война. Император пришел ко мне и предложил сделку. Я уничтожаю его врагов — он отдает мне Меч. И я поверил ему. Мы сражались и почти победили. Новый император отказался от данного мне обещания. Вместо того чтобы выполнить его, он вместе с Папой начал Истребление. У них это очень хорошо получалось. Они знали наши тайные слабые места. Вскоре не осталось никого. Мои братья Гесперы были схвачены один за другим. Их заманили в ловушку подлостью и предательством, а потом сожгли.

— Значит, не осталось никого, кроме вас, мой безымянный лорд и покровитель, неанглийский англичанин.

— Ты не сможешь выговорить мое имя. Я — испанец, иногда живу в Испании. Мои возможности и пределы моей силы ты даже не в состоянии представить. Но сейчас ты услышишь, как звучит мое имя. Вот так… — И старый граф произнес его.

И впрямь, Майкл ни за что не смог бы повторить его. Тем временем армия короля, оттеснив вампиров с набережной, высаживалась на берег, готовясь углубиться в трущобы и истребить всех монстров до единого. Но солдаты не подозревали, что лезут в умело расставленную им ловушку, навстречу своей смерти. Вампиры отступали и перегруппировывались, меняя форму и готовясь сомкнуть кольцо окружения. Майкл легко угадывал их замысел, ведь в свое время лорд Тайрон неплохо подготовил его в области военной стратегии.

— Ну что, закончим сражение?

Майкл заколебался.

— Это же люди короля.

— Они считают тебя вампиром. Ты — больше не один из них. Вставай в наши ряды и сражайся вместе с нами. Возвращайся со мной в Ирландию. Мы поднимем восстание, сбросим английские штандарты в море. Заверши эту войну со мной, Майкл. Расплатись кровью, которой ты мне обязан.

— Вампиры не ссорились с людьми короля. Мы должны уйти. Отзовите их.

— Нет! — В глазах старого лорда вновь застыло расплавленное серебро, а во рту сверкнули ослепительно–белые клыки. — Вампирам нужна кровь. Сражайся!

И Майкл вдруг оказался в самой гуще рукопашной схватки. Он яростно рубил мечом направо и налево. Англичане десятикратно превосходили вампиров числом, но шансов на победу у них все равно не было. Сражение превратилось в бойню.

Майкла уже тошнило от бессмысленного кровопролития, но запах свежей крови по–прежнему будоражил сидевшего в нем зверя. Жажда крови кипела в его жилах и гнала его вперед. «Пей кровь, — безостановочно звучал у него в ушах чей–то голос. — Устрой праздник плоти. Пожирай людишек. Они для тебя — ничто. Пища».

Обладатель Меча защищает мужчин и женщин, созданных по образу и подобию Господа Бога нашего.

Внезапно его окружил отряд закованных в броню рыцарей, и со всех сторон на него обрушились удары серебряных мечей. От полученных ран руки и спина вспыхнули огнем. Майкл заревел и принялся отбиваться с яростью дикого зверя, чтобы не быть убитым или не попасть в плен.

Перед ним оказался коренастый и широкоплечий рыцарь в серебряных доспехах, укрывавших его с головы до пят. Майкл сразу же узнал родовые цвета. Стэнли.

— Вот это да! — вскричал его приятель, поднимая забрало шлема. Майкла вдруг охватил жгучий стыд. Стэнли с любопытством смотрел на него. — Друг или враг?

Майкл, прекрасно сознавая, что его сверкающие расплавленным серебром глаза и длинные клыки скрыть уже невозможно, был поражен учтивостью, с которой обратился к нему Стэнли — и это в самой гуще кровавой схватки! Решение пришло само собой.

— Друг!

— Добро пожаловать домой, малыш! — Стэнли с размаху опустил свою пластинчатую латную рукавицу на плечо Майкла. — Помоги мне найти Саффолка. На него набросились две твари, и он куда–то исчез.

Майкл обнаружил герцога Саффолка, когда тот, прижимаясь спиной к таверне «Кардинальская шапка», отбивался от двух наседавших на него вампиров. Стэнли набросился на того, что справа, а Майкл атаковал левого. Им оказался сэр Генри, сборщик налогов лорда Тайрона. Сверкающая сила Меча вскипела в груди Майкла и выплеснулась в его взоре, испепелив вампира на месте. Вот это да! Майкл растерянно попятился назад. Второй вампир резко развернулся к нему, и ослепительный белый поток ударил снова. Вампир осел на землю невесомой кучкой пепла.

Саффолк, ошарашенный, но в остальном целый и невредимый, уставился на Майкла с величайшим изумлением.

— Клянусь Богом, чистая работа!

Юноша криво улыбнулся.

— Значит, я вновь стал другом вашей милости?

— Да, и очень, очень большим другом! — расхохотался Саффолк и подхватил Майкла под локоть, как несколькими минутами ранее Стэнли. — Нет, Стэнли, ты видел эту картину? Чтоб мне провалиться на этом месте, откуда здесь взялось столько чудовищ?

— И не говори, у меня до сих пор поджилки трясутся! — смеясь, подхватил Стэнли.

Майкл обнаружил, что друзья окружили его с флангов и взяли в плен.

— Давайте–ка отправимся на поиски вампиров, — жизнерадостно предложил Саффолк. — Эта безнадежно проигранная поначалу битва становится интересной.

Герцог оказался прав. Как только Майкл принял решение о том, на чью сторону встать, в нем проснулась и ожила сила Меча. Белые лучи с потрясающей точностью ударяли в нелюдей, которых он хотел уничтожить. Клинки и стрелы обрушивались на юношу со всех сторон, но лишь бессильно отскакивали от него. Впрочем, вампиры вскоре распознали в нем своего главного противника. Они атаковали его в образе волков, летающих рептилий и ужасных монстров, описания которых в человеческом языке не существовало. Майкл уничтожал их одного за другим, а когда они обратились в бегство, сжигал хищных птиц в небе, а волков испепелял на земле.

Приближался рассвет, когда в «рыбных садках» был убит последний вампир.

И, наконец, их осталось всего двое.

Пелена густого тумана окутала Майкла. «Вор и обманщик, — прохрипел его бывший повелитель и наставник. — Или ты возомнил, что сильнее меня?» Туман закружился стремительным вихрем, космы его ласково коснулись лица юноши… и растаяли вдали. «Я буду ждать тебя в Ирландии… Не медли… Иначе ты рискуешь опоздать… Поспеши… Ты должен успеть…»

— Успеть к чему? — крикнул Майкл, глядя в тающую дымку.

Но ответа он так и не услышал. А еще через мгновение в глаза Майклу ударили лучи восходящего солнца.

ГЛАВА ДВАДЦАТЬ ДЕВЯТАЯ

Да, если ты хорошо знал меня,

То не оттолкнешь мою любовь,

А придешь в мои желанные объятия:

Станешь изнемогать в свой черед

И будешь умолять меня остаться;

Или раскаешься в неразумном промедлении.

Публий Овидий Назон. Метаморфозы. XIII

Рене присела в реверансе перед королем Франциском.

— Ваше величество! — Она протянула ему на ладони серебряную шкатулку. — Ваш приз.

Кардинал Медичи, сидевший рядом с королем, выхватил шкатулку из рук девушки и поспешил удалиться в отдельный кабинет. Мгновением позже, сияющий, он вновь появился в дверях.

— Впечатляющая победа, принцесса! У меня просто нет слов. Позвольте поблагодарить вас.

— Ваше высокопреосвященство очень любезны. — Рене улыбнулась. — Мой король, вы даете мне разрешение удалиться в Бретань?

— Одну минуточку… — Король Франции выглядел одновременно заинтригованным, довольным и смущенным донельзя. Он протянул руку, чтобы галантно помочь принцессе подняться на ноги, а потом щелкнул пальцами, приказывая принести ей стул. — Мы хотели бы обсудить вопрос о вашей помолвке с благородным наследником его светлости герцога д'Эсте…

Рене грациозно опустилась на самый краешек стула с высокой спинкой и приняла бокал розового вина. Она спешила сюда изо всех сил. И очень устала.

— Надеюсь, ваше величество простит мой ответ. Но я не могу выйти замуж за достойного сына герцога.

— Брачный контракт уже подписан. Разве вы не получили наше письмо?

Рене задумчиво потерла крупный золотой перстень, сверкавший на указательном пальце.

— Письмо, ваше величество?

— Герцогство Эсте — отличное приобретение, превосходное земельное владение, столь же богатое, как и Бретань, так что ваш союз представляется очень выгодным. Вы должны быть удовлетворены. А свадьбу вашу мы отпразднуем на Успение, пятнадцатого августа, после чего вы отбудете во владения вашего супруга.

Девушка с грустью признала, что Майкл и здесь оказался прав, хотя она бы предпочла, чтобы король сдержал слово.

— Означает ли это, что я лишаюсь своего титула герцогини Бретани, сир? И что наше соглашение аннулировано?

— Полагаю, вам будет небезынтересно узнать, — увильнул от прямого ответа король, и в голосе его проскользнули заискивающие нотки, — что мы освободили из темницы вашего друга–художника. Да, кстати, сегодня утром с герцогом де Субизом случился трагический инцидент на охоте. Откуда ни возьмись, на него набросился дикий кабан и жестоко потрепал его своими клыками. Оруженосцы ничем не смогли помочь своему господину. Они буквально окаменели от страха. Субиз скончался в страшных мучениях, а кричал так, что его было слышно за целую лигу.

У Рене перехватило дыхание. Жестоко потрепал клыками! Значит ли это, что Майкл уже здесь, во Франции? Она поднялась на ноги.

— Мой король, получу ли я наследство своей матери, как то было обещано мне на гербовой бумаге с печатью короля Франции?

Король Франциск не ответил. Он хранил молчание, и оно тяжкой пеленой окутало всех присутствующих в зале.

Рене расправила плечи и выпрямила спину. Пришло время отплатить им той же монетой. Интересно, как им это понравится?

— Ваше величество, я не могу выйти замуж за д'Эсте, поскольку у меня уже есть супруг. В Англии я была обручена с сэром Майклом Деверо. — Девушка показала королю перстень. — Церемония одобрена Церковью и является вполне законной, что может засвидетельствовать его высокопреосвященство. — И для того, чтобы подавить в зародыше все попытки признать недействительным ее замужество, буде таковые возникнут в головах у ее собеседников, она положила руку на живот и солгала, не моргнув глазом: — Первый плод нашего брачного союза уже готовится прийти в этот мир.

Король Франциск подпрыгнул от негодования и вскочил с трона, размахивая руками и бессвязно бормоча ругательства. Он кричал на принцессу, упрекал ее в неблагодарности и называл всяческими неприятными именами — а Рене от всей души наслаждалась каждым мгновением этой сцены.

«В свитке больше не осталось силы. Возьми мой перстень и воспользуйся им, если они обманут тебя, отказавшись от своих обещаний».

— Милорд кардинал! — Принцесса улыбнулась, вспомнив, как он потребовал, чтобы она разделась перед ним догола. — В вашем свитке больше не осталось силы. Меч архангела Михаила перешел к моему супругу. Отныне он олицетворяет его, и это при том, что сам он — вампир. Пути Господни неисповедимы, вы не находите?

Кардинал громко ахнул и схватился за грудь, а потом принялся во весь голос читать «Отче наш».

— Право же, не стоит так волноваться, ваше высокопреосвященство, — невозмутимо продолжала принцесса. — Он у меня — вампир, обладающий многими добродетелями.

Кардинал Медичи вперил гневный взгляд в Длинноносого.

— Наша договоренность отменяется! Вы навязали мне для выполнения важной миссии демона в женском обличье!

— Позволю себе обратить внимание вашего высокопреосвященства на то, что я выполнила свой долг, — заметила Рене. — Я похитила Талисман из дома кардинала Уолси, увела его из–под самого носа бдительного кардинала Кампеджио. Все их надежды, которые они связывали с Римом, рухнули. Тогда как ваше будущее отныне обеспечено, соперники повержены, папский трон ждет вас. Казначейство Франции рассчитывает на ваши щедрые пожертвования. — Рене обернулась к Длинноносому. — Вы заплатите мне все, ваше величество, до последнего су, иначе я спущу на вас цепных псов ада! — Она помолчала, ожидая, пока собеседники обдумают и осмыслят ее угрозу. — Ваши шпионы в Англии подтвердят мое сообщение. А сейчас я позволю себе покинуть ваш двор и не медленно отбываю в Бретань. Позвольте пожелать вам всего доброго, господа.

Принцесса присела перед вельможами в изысканном реверансе и вышла из кабинета с улыбкой на губах.

— Адель, собирай вещи! Мы покидаем Амбуаз, чтобы никогда более не возвращаться сюда! — Рене вбежала в свои роскошные апартаменты и едва не споткнулась о сундуки и саквояжи, перенесенные с борта корабля.

— У тебя посетитель. — Адель указала на темноволосого и небрежно одетого молодого человека, стоявшего в нише у окна.

— Рафаэль…

Он неловко поклонился ей. Его перепачканные красками пальцы нервно теребили поношенный атласный берет.

— Миледи, я пришел, как только известия о вашем благополучном возвращении достигли салона мадам Маргариты. Позвольте приветствовать вас.

Рене с трудом проглотила комок в горле. Он выглядел бледным, исхудалым… словом, таким, как всегда. Она испытала неловкость. Неужели она действительно когда–то любила его? Неужели она была настолько слепа? Боже, какой он мелкий, невзрачный, скучный! Совсем не такой, как ее Майкл. Принцесса встряхнулась и грациозным жестом протянула художнику руку. Сейчас она хотела лишь одного — избавиться от него. Как можно скорее, вежливо и безболезненно. Но навсегда.

Майкл, бастард из трущоб, сын презренного предателя, осмелился полюбить законную дочь короля Людовика XII и до конца, до самой смерти, отстаивал бы свое право находиться рядом с ней, потому что ее счастье и благополучие были для него дороже всего на свете. Бесстрашный и преданный. В сравнении с ним любовь Рафаэля казалась ей подслащенной сахарной водичкой, не имеющей вкуса и не приносящей ни вреда, ни пользы.

— Я отправляюсь на Луару. — Принцесса порхала по комнате, поправляя всевозможные безделушки, лишь бы не стоять на месте. — Я…. я вышла замуж. Меня ждет встреча с моим супругом и повелителем. Ты рисовал?

— Мадам де Шеврез заказала две фрески для нового дворца ее супруга.

— Это просто замечательно! Твоя звезда воссияет, Рафаэль. — Принцесса остановилась передним. — Мне очень жаль.

Художник печально улыбнулся и шагнул к ней, чтобы поцеловать ее руку.

— Моя муза… Да хранит вас Господь.

— Ваше величество! — Майкл преклонил колено перед Генрихом VIII. Короля, как с ухмылкой отметил Майкл, окружало плотное кольцо телохранителей, вооруженных серебряными мечами.

Саффолк, кардинал Уолси и Стэнли стояли возле трона. Приятели довольно улыбались, кардинал размышлял о том, как воспользоваться способностями Майкла, а король страшился, восторгался и даже немного завидовал силе юноши. Их мысли долетали к нему в виде неясного шепота, сбивчивого и невнятного, являя собой любопытную мешанину страхов, сомнений, надежд, лжи, желаний, одобрения и прочих смутных ощущений. Со временем он, пожалуй, сполна овладеет своими сверхъестественными способностями. Впереди у него была вечность. Века, быть может, тысячелетия, если Господь не смилуется над ним.

— Сэр Майкл Деверо! — воскликнул король. — Мы получили папскую буллу, в которой его святейшество восхваляет вашу победу над демонами. Святая Церковь сочла возможным даровать вам следующие титулы. — И он принялся перечислять вслух: — Redemptor Mundi, Спаситель мира, защитник христианской веры; Gonfaloniere, генерал–капитан и адмирал Святой Римской церкви в священной битве с силами зла; Gladius Invictus, Непобедимый меч на службе верных христиан. Что вы на это скажете?

Майкл улыбнулся. Фраза «на службе» не прошла мимо его внимания. Хитроумная стратегия. Его осыпали почестями, заручившись его лояльностью, и сделали своим подчиненным, взяв под крыло ярко–алой мантии Церкви. И все в одной булле!

— Я польщен! — Он склонил голову. — Однако, с позволения вашего величества, я — англичанин и горжусь своими предками. Разумеется, я исполню свой священный долг перед миром, но служу и поклоняюсь я лишь одному сюзерену — королю Англии и Франции Генриху Тюдору.

Юноша опустился на одно колено и почтительно склонил голову, ожидая милости короля Генриха — и его вердикта. Он постарался соблюсти церемониальный протокол до мельчайших деталей и не делал резких движений, поскольку король все еще не определился в своем отношении к нему.

Это была уже вторая его встреча с королем Генрихом после битвы в трущобах. Первая состоялась сразу же после ее окончания в караульном помещении. На ней настояли Саффолк и Стэнли. Тогда он чувствовал себя бесконечно усталым, разбитым и никому не нужным. И почти не обращал внимания на то, что ему говорили. Ему вернули прежнюю комнату во дворце, включая экипировку и сундук с бутылочками, и Майкл немедленно отправился за Кристофером и слугами, намереваясь забрать их из Вестминстерского аббатства. Затем он наведался в «рыбные садки», чтобы попытаться отыскать четверых мальчишек, но ему не повезло. Поиски его не увенчались успехом.

На следующий день он побывал во Франции — и вернулся обратно.

С Рене все было в порядке. Он побеспокоился об этом. А ей будет лучше вдали от него и без него.

Король Генрих протянул буллу своему секретарю, а тот вручил ее Майклу.

— Мы решили пожаловать вам дворянство. Отныне вы — герцог Тайрон и будете служить Англии в качестве вице–короля Ирландии.

Майкл поднялся на ноги, ощущая в груди холодное разочарование. Его вежливо изгоняли со двора. Пусть даже такое положение вещей устраивало юношу, но ему нравилось жить во дворце и ощущать себя частью чего–то большего, чем он сам, частью истории. При дворе он обзавелся добрыми и верными друзьями, такими, как Стэнли, который, ухмыляясь во весь рот, смотрел на него, раздувшись от братской гордости, или Саффолк, который весело подмигнул ему. Он получал удовольствие от пиров, охоты, рыцарских схваток, интриг и противоборства, даже с кардиналом Уолси. А теперь его выбрасывали за ненадобностью. Это было больно и неприятно. Тем не менее, Рим сказал свое слово, и король Генрих тоже. Так что Майклу оставалось лишь уйти с достоинством. Он отвесил королю изысканный поклон.

— Я — покорный и благодарный слуга вашего величества.

Развернувшись, он направился к выходу из королевских покоев, но Генрих окликнул его, когда он уже взялся за ручку двери:

— Милорд Тайрон!

Майкл обернулся. Король с любопытством рассматривал его.

— Надеюсь, мы будем иметь счастье лицезреть вас на празднике святого Георгия… в будущем году? — По губам Генриха скользнула лукавая улыбка. — Скрестим копья?

Майкл ухмыльнулся. Значит, это все–таки не почетная ссылка.

— С удовольствием, ваше величество!

«Ирландия стала для меня родным домом», — решил Майкл, пролетая над тучными зелеными пастбищами, голубыми озерами, многочисленными деревушками, амбары в которых ломились от съестных припасов, пологими холмами, усеянными полевыми цветами, и изумрудно–зелеными лесами, тянувшимися вдаль, насколько хватало глаз. Птицы приветствовали юношу радостным щебетанием. От увиденного Кристофер пришел в полный восторг, совсем как сам Майкл двадцать лет назад, когда его привезли в дом вампира. Если не считать того, что Кристофер знал его тайну.

На вершине поросшего густой зеленью холма возникли очертания серой громады замка, хмуро и зорко наблюдавшего за своими непокорными окрестностями. Майкл знал, что милорд дома и ждет его, еще до того как в голове у него прошелестел слабый голос: «Наконец–то ты пришел… Вор, обманщик… Мой любимый сын…»

Майкл оставил Кристофера на попечение Кейт и направился в покои своего лорда и покровителя. Выйдя в коридор, где его не могли видеть слуги, он взлетел по лестнице и мгновением позже материализовался в темном каменном кабинете Геспера, чье имя он так и не смог выговорить.

Старый граф Тайрон лежал в постели. Кожа его была высохшей, дряблой и сморщенной. С момента их последней встречи он постарел, казалось, на несколько десятков лет.

— Да, я умираю. После того как я отдал тебе свою кровь, я слабею с каждым днем.

Майкл закатал рукав, опустился на колени рядом с кроватью и протянул милорду обнаженную руку. Это был акт милосердия. Только так он мог отплатить своему приемному отцу за все, что тот сделал для него. Но старый граф лишь слабо отмахнулся.

— Нет. Мое время пришло. Я устал жить. — Он всматривался в лицо Майкла. — Ты продолжишь мое дело и будешь служить этому миру, как служил я? Ты — последний хранитель мудрости, Майкл. На тебе лежит священный долг.

— Священный, милорд? Употреблять людей в пищу и навязывать им мою скверну и безумства? Это вы называете священным долгом?

— Ты… ничего… не понял… и ничему… не научился! — из последних сил взревел старый лорд. — Этот самый Бог, этот ревнивый, завистливый и мстительный Бог, именем которого были уничтожены мои собратья — разве ты не считаешь Его всемогущим?

— Считаю.

— А идею сотворения мира — безупречной или порочной?

— Безупречной.

Последний ночной призрак с трудом приподнялся на локте.

— Тогда каким же образом я могу быть скверной? Разве не был я сотворен вместе с этим миром? Разве я — не слуга его, подобно всем прочим созданиям? Храни мудрость и красоту, Майкл. Это мое завещание тебе.

Майкл погрузился в раздумья. В покоях старого графа воцарилось молчание, тяжкое, как грозовая туча. Хранитель мудрости. Бесценные библиотеки, шедевры художников, открытия ученых, труды целителей и прочих людей, служащих человечеству, которые так легко погибают в огне войны. Обязанность сохранить для будущих поколений безграничные знания, накопленные человечеством, и впрямь можно смело назвать священной.

— Сделай для меня одну вещь, — пробормотал старый лорд. — Отнеси меня в смотровую комнату бастиона. Я хочу увидеть солнце.

— Оно сожжет вас! — Как сожгло его самого в те мгновения, когда его человеческая кровь сопротивлялась крови Геспера.

— Ты помнишь, — утвердительно произнес милорд.

— Для чего вы это сделали? Почему позволили солнцу обжечь меня, если могли запросто выпить мою кровь еще до того, как я выпил вашу?

Его приемный отец слабо улыбнулся.

— Подсолнушек, я не мог отнять у тебя все то, что тебе так дорого.

— Ваш план мог не сработать. — В его теле вспыхнула война, которую начали солнце, вода и кровь ночного призрака.

— Солнце — мой злейший враг. Оно пощадило тебя. А вот то, что оно раскрасило тебя в свои цвета, стало для меня посланием. Оно означало, что мое время истекает. И вот сейчас я встречусь с моей солнечной богиней. Смейся над ней, когда я буду умирать, потому что я воссоединюсь со своим сыном. Он долго ждал меня в подземном мире. Отнеси меня в смотровую комнату, Майкл.

Майкл подсунул руки под большое, но уже легкое тело старого графа, поднял его и прижал к своей груди.

— Вы никогда не рассказывали мне о своем сыне, лишь упомянули о нем, — проговорил он, поднимаясь вместе со своим лордом в смотровую комнату.

— Когда–то я полюбил дочь Евы, египетскую куртизанку. Она была прекрасна. И очаровала меня. Она подарила мне сына, единственного сына. Гесперы совокупляются только по любви, Майкл. И еще мы однолюбы. А она любила многих. И предала меня. Ее новый возлюбленный, король, приказал ей пронзить мне сердце серебряным кинжалом. Она попыталась и умерла из–за этого. Вон туда! — сказал граф Тайрон, когда они вошли в комнату. — Положи меня под смотровым окном в куполе.

— Влюбляйся и очаровывай, но не люби. Как умер ваш сын? — Юноша опустил старого графа на пол.

Туча закрыла солнце.

— Мы попали в засаду. Солнце уже вставало над горизонтом. Мы много дней не пробовали крови. Я обратился в туман. Эмилиано замешкался. Они его уничтожили. — Его лорд и покровитель прошептал заклинание, строго глядя на тучу, и та испуганно умчалась прочь. — Ага! Вот оно! Огненная богиня…

Майкл вздрогнул от неожиданности. Ему показалось, что он ослышался.

— Эмилиано? Нет! Он не умер! Он находится в Риме, в темнице! — Майкл протянул руки к своему лорду, чтобы оттащить его в сторону и спасти его. — Ваш сын жив! — кричал он. — Жив!

Но было уже слишком поздно.

Последний стон боли сорвался с помертвевших губ старого лорда, и они превратились в пепел.

— Спаси его… ради меня…

Майкл упал на колени перед кучкой пепла и еще долго не сводил с нее глаз.

Майкл не приехал к Рене в Амбуаз. Не ждал он ее и в Бретани. Весь мир только и говорил, что о его доблестных подвигах. Вскоре Церковь заявила о роспуске своей тайной армии deletoris, существование которой утратило всякий смысл.

Дни складывались в недели, а Рене все ждала Майкла. Но тщетно. Она постоянно звала его, но он не откликался на ее зов и не приходил к ней.

Принцесса решила объехать свои владения, как подобает полновластной хозяйке, и взяла с собой Франческо, ее новоиспеченного маршала. Она затеяла кое–какой ремонт в замках, наняла профессиональных управляющих и даже навестила своих бретонских родственников и арендаторов.

Лето пришло на смену весне, и девушке полюбились долгие прогулки вдоль прибрежных утесов. Море успокаивало ее. А Рене чувствовала себя ужасно одинокой. Нежность, которую пробудил в ней на краткое время Рафаэль, представлялась ей легкой пеной на волнах огромного океана любви к Майклу Деверо. Он считал, что оказывает ей большую услугу. Он ошибался. О, как же сильно он ошибался…

— Имейте терпение, — говорила ей в таких случаях Адель. — Любовь придет.

— Когда? Когда же он придет?

— Когда вы будете меньше всего ожидать этого.

Так и получилось. Вернувшись однажды после своей ежедневной прогулки вдоль утесов на берегу моря, Рене застала у себя в саду посетителя, увидеть которого она ожидала меньше всего.

— Ваше высокопреосвященство! — Девушка присела в реверансе.

Ее гость расположился на скамейке, сиденье которой устилали мягкие подушки, шумно и быстро поглощая фрукты, лежавшие на позолоченном блюде, и запивая все это яблочным бренди. Подол его роскошной ярко–алой сутаны ниспадал до земли, закрывая ноги.

Кардинал Медичи улыбнулся.

— А вы, я вижу, гуляете босиком, мадам?

— Я была на пляже, — сдержанно ответила принцесса, гадая, что ему могло понадобиться, и опустилась на стульчик напротив.

— И вам ничуть не любопытно, в чем причина моего столь неожиданного визита?

— Я уверена, что ваше высокопреосвященство просветит меня на этот счет, если сочтет нужным.

— Ваш супруг в Ирландии, насколько я слышал.

— Да, это так.

Кардинал бросил вопросительный взгляд на ее живот.

— Я не вижу ребенка у вас под юбкой. Какое несчастье, что вампиры неспособны зачать детей! Вы не ждете его появления в ближайшее время?

У Рене лопнуло терпение, и она вспылила.

— Предупреждаю вас, он очень плохо воспринимает угрозы, адресованные…

— Никаких угроз. Я прибыл к вам с миром. У меня есть для вас кое–что. — Он кивком головы указал на большую дорожную шкатулку, стоящую на краю стола. — Эта штука умеет говорить.

Рене развернула лежавший внутри пакет. В руках у нее оказалась древняя книга.

— Эта книга является собственностью Церкви. Я отдал специальное распоряжение, чтобы ее доставили из Рима вам. На время, разумеется. Нужную страницу я отметил. Прошу вас, прочтите примечание внизу.

Мелкий почерк разобрать было нелегко. «Кровь молодого человека, казненного за веру, обладает способностью исцелять». Она резко подняла голову и встретила лукавый взгляд кардинала, устремленный на нее.

— Пятьсот лет назад одного монаха–подвижника по имени Агапит укусил вампир, отчего тот сам превратился в монстра. Агапит, будучи верным слугой Господа, возненавидел свой недуг. И он принялся рьяно искать исцеление. В конце концов, он нашел его. Кровь святого, казненного за веру, вновь превращает вампира в обычного человека. Агапит выпил такую кровь и вновь стал простым смертным.

— Кровь святого! — в бешенстве прошипела Рене. — И вы продаете подобные индульгенции в Риме?

— Нет. — Кардинал больше не улыбался. Он наклонился к девушке и заговорил негромким шепотом: — Но я знаю, где можно отыскать кровь святого. В кафедральном соборе в Неаполе хранится стеклянный сосуд с кровью святого Януария^[101], молодого человека, погибшего за веру. Так вот, если ваш супруг и повелитель выпьет эту кровь, то выздоровеет и вновь станет обычным человеком. Вы ведь хотите этого, мадам, не правда ли?

— Выпив эту кровь, он утратит силу Меча. — Девушка внимательно разглядывала сидевшего перед ней прожженного интригана. Значит, он разгадал ее. Он почуял ее тоску по «супругу». — Ваше высокопреосвященство, это исключительно любезный и великодушный поступок. Вы читаете в моем сердце как в открытой книге. Вы правы. Таково мое самое сокровенное желание.

Кардинал развел руками, изображая простодушную благожелательность. «Прямо–таки отец родной», — подумала Рене.

— Если не считать того, что в своих поступках и помыслах вы руководствуетесь исключительно эгоистическими побуждениями, — безжалостно продолжала принцесса. — Майкл Деверо присвоил Силу, и раз уж она не досталась вам… то пусть не достанется никому. — Поняв по выражению лица кардинала, что угадала верно, девушка задохнулась от негодования. — Вот зачем вы себя утруждали.

— Вы попали в самую точку. — Кардинал пожал плечами. — Не стану отрицать своей заинтересованности.

— Но вампиры…

— Все вампиры уничтожены. Не осталось ни одного, за исключением… Майкла.

— Два с половиной столетия назад Церковь объявила, что все Гесперы стерты с лица земли. А они вернулись.

— Вампиры и их владыки уничтожены, включая того, кто именовал себя графом Тайроном. Эти сведения я получил из надежных источников. Геспер погиб в собственном замке. Майкл присутствовал при этом.

Разумеется, у старого лиса есть свои лазутчики во владениях Майкла. Но лечение существует! Рене не находила себе места от волнения. Если Майкл вновь станет человеком, они заживут нормальной жизнью, как муж и жена. Они будут без всякого страха любить друг друга, у них появятся дети, и они состарятся вместе…

Кардинал встал.

— Я оставляю книгу вам. Меч сослужил свою службу. И я могу обещать вам, что мир не провалится в тартарары, если вы решите вновь прижать супруга к груди. А теперь позвольте откланяться и пожелать вам всего доброго.

ГЛАВА ТРИДЦАТАЯ

Узнаю! Ко мне возвращается старая любовь.

Вергилий. Энеида

Их нагоняли всадники.

— Нас преследуют, — обронил Майкл.

Они ехали на праздник Лугнасад в близлежащую деревушку. Перед ним на седле вверх и вниз подпрыгивал Кристофер, без умолку болтавший о жабах, червяках и няне Кейт. Добродушная служанка полюбила мальчугана всем сердцем. Майкл же частенько ловил на себе ее укоризненные взоры. После возвращения он не приглашал ее разделить с ним ложе. Ни единого раза. Даже когда лежал без сна и горел, как в лихорадке. Но вины Кейт в том не было. Изо всех женщин на свете его интересовала отныне только одна — Рене де Валуа.

— Инстинкт вампира, милорд? — с надеждой осведомился Пиппин.

— Да — и нет, Пиппин, я не стану превращать тебя в вампира. Возьми Кристофера, — Он передал мальчика слуге на руки. — Подождите здесь. Я скоро вернусь.

Он развернул Архангела и послал скакуна в галоп. Откровенно говоря, бегом или по воздуху он передвигался намного быстрее, но молодой герцог предпочитал, по возможности, придерживаться обычного образа жизни и не выделяться без особой необходимости. Ему хватало и того, что каждую ночь приходилось сражаться с жаждой крови.

Зеленая равнина, кое–где усеянная головками полевых цветов, слилась в сплошную пелену под копытами его коня. Кровь зашумела у него в ушах, когда он смог разглядеть незнакомых всадников. Слишком долго он противился зову собственного сердца — но теперь она пришла сама. Кости брошены. Он не отпустит ее от себя. Больше никогда. Она сама приняла решение.

Одинокий всадник отделился от кавалькады и устремился к нему навстречу. Рене.

— Сэр! — окликнула она его. Щеки девушки раскраснелись. — Не подскажете ли вы, как попасть на празднество?

Майкл почувствовал, что глупо улыбается во весь рот.

— Миледи желает сделать ставку на скачках?

Девушка насмешливо фыркнула и надула губки.

— На скачках? Я даже и не думала об этом. Я приехала, чтобы найти себе супруга — на двенадцать месяцев и один день.

Все, он больше не мог ждать. Майкл перекинул ногу через луку седла, спрыгнул на землю и схватил ее лошадку под уздцы. Подняв голову, он снизу вверх взглянул на нее, и в глазах его светились тоска и любовь.

— Всего лишь на двенадцать месяцев и один день?

В ответ она, не говоря ни слова, протянула к нему руки. Майкл обхватил ее за талию и поднял с седла. Она медленно сомкнула руки у него на шее, когда он опускал ее на землю, крепко прижимая к себе. Свежее и благоуханное дыхание девушки ласкало ему губы.

— Не знаете ли вы какого–нибудь светловолосого ирландца, которому нужна жена?

— Увы, нет, миледи! — Он обнял ее и ощутил, как она запустила пальцы ему в волосы. — Они все заняты.

— А вы, сэр? Вы тоже заняты?

— Вне всякого сомнения. — Он бережно коснулся губами ее губ, наслаждаясь первым и таким сладким поцелуем.

— Майкл! — Рене прижалась к нему всем телом. — Ты не сдержал слова. Но любить и сохранить рассудок — такое не под силу даже Богу.

Он рассмеялся и крепко поцеловал ее.

— А богини — они тоже теряют голову от любви?

Она дерзко улыбнулась в ответ.

— Женщины всегда поступают мудро. Это закон природы. А Кристофер с тобой? Я хочу поздороваться с ним. Адель тоже скучает по нему.

— Вижу, вы привезли с собой весь двор, мадам. — Ему не нужно было даже оборачиваться, чтобы увидеть все глазами. Он чувствовал их запахи, а в ушах у него звучала их болтовня. — А Рафаэля ты тоже прихватила за компанию? В наморднике, надеюсь? Пусть он нарисует фреску для нашей спальни. «Торжество вампира над проклятым художником».

Рене нахмурилась с деланной серьезностью, изо всех сил стараясь не рассмеяться.

— Субиза загрыз дикий кабан. Какая жестокость!

— Значит, ты обо всем догадалась. Грязная свинья получила то, чего заслуживала. И совесть меня не мучает, так и знай. Что касается твоего маляра…

Девушка ласково погладила Майкла по щеке.

— Он тебе и в подметки не годится. Я знала это еще до того, как вернулась во Францию, Я люблю тебя, Мишель. Ты должен был приехать за мной. Я так ждала тебя. И звала тебя все время. Ты не слышал меня?

— И слышал, и хотел приехать, но… Господь свидетель, я люблю тебя больше жизни, но вспомни — тогда, на корабле, ты говорила разумные вещи. Ты заслуживаешь мужа, который даст тебе детей и не станет пить твою кровь.

— Ты бы хотел стать таким мужем, если бы смог?

— А как ты думаешь, мартышка?

Девушка радостно улыбнулась.

— У меня есть для тебя лекарство. Лекарство! Выслушай меня внимательно.

Рене ласково пробежалась пальцами по груди Майкла и положила подбородок на скрещенные руки.

— Лето в Ирландии, зима в Бретани, осень в Шартре, а весна — при дворе в Англии. Позвольте узнать, нравится ли подобный распорядок вашей светлости?

Майкл смотрел в открытое окно, за которым сияла полная луна, и рука его ласкала обнаженное бедро девушки.

— Я не желаю быть вампиром.

— Но у тебя есть сомнения. Или я ошибаюсь?

— Не все Гесперы уничтожены. Кардинал солгал тебе. Одного из них держат в подземной темнице в Риме. Конт Эмилиано, родной сын моего покойного покровителя. Он пребывает в заточении вот уже триста лет.

Рене подняла голову.

— Конт Эмилиано?

Майкл взглянул на нее.

— Ты слыхала о нем.

— Да. Ну и что?

— Представляешь, каково это — провести триста лет в крошечной камере под землей, без одежды, без воздуха? Мне говорили, что он сошел с ума. Но мне кажется, что он изо всех сил старается сохранить рассудок. — Майкл устало прикрыл глаза. — Иногда я слышу, как он рычит и стонет в том жутком аду, призывая спасителя.

Девушка содрогнулась.

— Быть может, тебе это только кажется.

— Нет, не кажется. Хотя какая, к черту, разница? Перед смертью мой покойный лорд попросил меня освободить его сына. Если мы отправимся в Неаполь — а я полагаю, что нам придется выкрасть кровь этого святого, поскольку твой кардинал не отдаст ее добровольно, — когда я должен буду освободить Эмилиано: до, после… или никогда? Сила Меча будет утрачена навсегда. Но ко мне вернется способность зачать ребенка. Я хочу сделать это для тебя.

— Майкл, если ты освободишь этого могущественного Геспера… Триста лет под землей — достаточный срок для того, чтобы воспылать чувством мести. Так что тебе все равно придется убить его.

— Смерть станет для него благословением по сравнению с жизнью в вечном кошмаре.

— Мой милый супруг и повелитель… — Рене поцеловала его. — Твоя доброта повергает меня в смирение.

— Рене! — Майкл убрал волосы с лица девушки. — Ты вернулась ко мне. Отныне моя жизнь принадлежит тебе.

— Я приму твой выбор, каким бы он ни был. — Она покрутила на пальце тяжелое золотое кольцо — Майкл надел его на палец Рене во время тихой и скромной службы в церкви. — Мы обручены, и будем вместе и в горе, и в радости.

Он перекатился на нее.

— Подумай об этом, моя мудрая богиня, пока я буду молиться у твоего алтаря…

Примечания

1

Квадривиум — средневековый университетский курс наук (арифметика, геометрия, астрономия и музыка).

(обратно)

2

Английская потовая лихорадка — острое инфекционное заболевание, истинная причина которого неизвестна; вызвала эпидемии в Англии и некоторых странах континентальной Европы в XV–XVI вв.

(обратно)

3

Венерин яд. (лат.).

(обратно)

4

Виски (ирл.).

(обратно)

5

Грендель — чудовище, персонаж англосаксонской эпической поэмы «Беовульф».

(обратно)

6

Длинноносый — прозвище короля Франции Франциска I Валуа.

(обратно)

7

Моя малышка, милочка (фр.).

(обратно)

8

Аннуитет — годовая рента; средства, выделяемые на содержание.

(обратно)

9

На месте преступления (фр.).

(обратно)

10

Холм Венеры (лат.).

(обратно)

11

Куртизанка (ит.).

(обратно)

12

Йомены — свободные крестьяне в Англии XIV–XVII вв.

(обратно)

13

Хвала Пресвятой Деве Марии! Да благословит вас Господь! (лат.).

(обратно)

14

Хвала Всевышнему (лат.).

(обратно)

15

До свидания; прощайте (фр.).

(обратно)

16

Бесси (Элизабет) Блаунт (1502–1541) — любовница короля Англии Генриха VIII.

(обратно)

17

Скамеечка для молитв (фр.).

(обратно)

18

Аббатство Святой Марии деи Пратис (или Лестерское аббатство) находится в 2 км. от г. Лестера. Сюда и была сослана Анна Гастингс.

(обратно)

19

Удачи! (фр.).

(обратно)

20

Отлично (фр.).

(обратно)

21

Лига Камбраи — коалиция, созданная в 1508 году и направленная против Венеции. К ней присоединились почти все европейские государства.

(обратно)

22

С удовольствием! (ит.).

(обратно)

23

Майское дерево — украшенный цветами столб, вокруг которого в Англии танцуют первого мая, празднуя приход весны.

(обратно)

24

Пикты — один из самых таинственных древних народов в истории Британии, обитавший в Северной Шотландии в эпоху Римской империи и несколькими столетиями позже.

(обратно)

25

Битва при Гастингсе (1066 г.) закончилась победой герцога Нормандии Вильгельма над англосаксонскими войсками короля Гарольда II.

(обратно)

26

Добрый вечер (фр.).

(обратно)

27

Прощайте! (фр.).

(обратно)

28

Услуга за услугу? (лат.).

(обратно)

29

Вольта — старинный парный танец. Во второй половине XVI — начале XVII вв. был популярен при дворах многих европейских стран, особенно во Франции и Англии.

(обратно)

30

Разрушители; наемные убийцы (ит.).

(обратно)

31

Сидеть! Тихо! (лат.).

(обратно)

32

Фамильярное прозвище короля Генриха.

(обратно)

33

Лига (лье) — мера длины, равная 4,83 км.

(обратно)

34

Отец народов (фр.).

(обратно)

35

Дерьмо! (фр.).

(обратно)

36

Нет, конечно! (фр.).

(обратно)

37

Черт возьми! (фр.).

(обратно)

38

Какой красавчик, а? (фр.).

(обратно)

39

Туше! (фр.) В фехтовании — укол (удар), нанесенный в соответствии с правилами.

(обратно)

40

Друг мой (фр.).

(обратно)

41

Тайно, конфиденциально (лат.).

(обратно)

42

Торжество любви (фр.).

(обратно)

43

Секст Проперций — древнеримский элегический поэт I в. до н. э., для которого любовь — цель жизни, превыше даже воинской победы.

(обратно)

44

Старинная карточная игра наподобие покера.

(обратно)

45

Черт подери! (ит.).

(обратно)

46

Хорошо, хорошо! (ит.).

(обратно)

47

Здесь: настоящий, подлинный король (лат.)

(обратно)

48

В средние века тростником посыпали каменные полы из гигиенических соображений.

(обратно)

49

Экспромтом (лат.).

(обратно)

50

Не трогайте меня! (лат.).

(обратно)

51

Глупец (фр.).

(обратно)

52

Успокойтесь (фр.).

(обратно)

53

Падуя — город в северо–восточной Италии. В университете Падуи с 1592 г. преподавал Галилео Галилей.

(обратно)

54

До свидания! (фр.).

(обратно)

55

Обычно участники турнира вывешивали в особом порядке свои щиты с указанием их родословной и предпочтений для поединков, составляя таким образом «рыцарское древо». Тот, кто желал сразиться с кем–либо, подъезжал к щиту соперника и ударял в него копьем или мечом.

(обратно)

56

Посох Иакова — посох, с которым патриарх Иаков перешел Иордан. По преданию, он обладал магической силой.

(обратно)

57

Не так ли, дорогая моя подружка? (фр.).

(обратно)

58

В качестве альтернативы дуэлям (или перед ними) можно было поражать копьем подвешенные кольца или вращающиеся манекены, причем, если рыцарь проявлял недостаточную ловкость, деревянный «противник» разворачивался вокруг своей оси и бил его мешком по спине.

(обратно)

59

Парвеню — выскочка.

(обратно)

60

Здесь: поединок ради удовольствия соперников (а не до смерти или увечья), с затупленными копьями (фр.).

(обратно)

61

Здесь: поединок до полной победы, как в настоящем бою (фр.).

(обратно)

62

Здесь: громко (фр.).

(обратно)

63

Здесь: горе тому, кто задумал зло (фр.).

(обратно)

64

«Сэр Гавейн и Зеленый рыцарь» — староанглийская поэма неизвестного автора XIV века, посвященная приключениям сэра Гавейна, племянника короля Артура.

(обратно)

65

Потенциально, по возможности (лат.).

(обратно)

66

В силу самого факта (лат.).

(обратно)

67

Здесь: благодарственная молитва новоиспеченного члена (лат.).

(обратно)

68

Милый друг, возлюбленный (фр.).

(обратно)

69

Здесь: дружок, маленький друг (фр.).

(обратно)

70

В то время — район трущоб в северной части Лондона.

(обратно)

71

Лондонский мост — до 1749 года единственный мост через Темзу в Лондоне.

(обратно)

72

Игра слов: котел для варки мяса — публичный дом (устар. англ.).

(обратно)

73

Саутворк — район Лондона на южном берегу Темзы.

(обратно)

74

Полосатый капор — тюремная одежда для женщин, совершивших прелюбодеяние; «белая палочка» символизирует мужской половой орган.

(обратно)

75

Олдгейт — район Лондона, получивший свое название от восточных ворот города.

(обратно)

76

Чипсайд — улица в Лондоне. Ранее так называлась рыночная площадь. В 1382 году городские власти специально выделили улицу Коккеслейн для того, чтобы поселить на ней проституток.

(обратно)

77

Моя красавица (фр.).

(обратно)

78

Верховный констебль Англии — седьмой из высших сановников государства, располагающийся ниже великого камергера и выше графа–маршала.

(обратно)

79

Непорочная девственница (лат.).

(обратно)

80

Максимилиан I (1459–1519) — император Священной Римской империи с 1508 года.

(обратно)

81

Трупное окоченение (лат.).

(обратно)

82

Кому выгодно? (лат.).

(обратно)

83

Самайн — праздник, посвященный сбору урожая, а также день почитания мертвых в Ирландии и Шотландии. После принятия христианства Самайн превратился в День всех святых, отмечаемый 1 ноября, а затем в Хэллоуин.

(обратно)

84

Моя дорогая (гэльск.).

(обратно)

85

Тауэр — крепость, долгое время служившая резиденцией английских монархов, а затем ставшая печально знаменитой тюрьмой для государственных преступников, первый из которых был заключен в нее еще в 1100 году.

(обратно)

86

Крик души (фр.).

(обратно)

87

Красивый мужчина (фр.).

(обратно)

88

Эспаньола — одно из названий острова Гаити в период испанского колониального господства.

(обратно)

89

Айна — старинное ирландское имя, означающее «блеск, великолепие, пышность». Королева эльфов в провинции Мюнстер (Ирландия) носила имя Айна. В легендах ее называют «доброй феей» и «женщиной, которой везло всегда — ив любви, и в богатстве».

(обратно)

90

Геспер — вечерняя звезда. Когда стало известно, что и утренняя, и вечерняя звезда — это планета Венера, Геспера стали отождествлять с Люцифером, «светоносным», «утренней звездой».

(обратно)

91

Лугнасад — праздник первого урожая в Ирландии. Согласно древнему календарю, Лугнасад отмечал конец лета и начало осени.

(обратно)

92

Ангел–нобль — старинная золотая монета.

(обратно)

93

Ловить рыбку — снять женщину (жарг.).

(обратно)

94

От river — река, поток (англ.).

(обратно)

95

Битва при Ажинкуре — состоялась в 1415 году во Франции, во время Столетней войны. Англичане под командованием Генриха V нанесли поражение численно превосходящей их французской армии, в основном благодаря лучникам.

(обратно)

96

Эдвард Длинноногий — прозвище короля Эдварда I.

(обратно)

97

Филистимляне — в Библии доеврейское население Палестины; в переносном значении — варвары.

(обратно)

98

Карл Великий (747–814) — король франков с 768 г., король лангобардов с 774 г., герцог Баварии с 788 г., император Запада с 800 года. Дал начало династии Каролингов. Прозвище «Великий» Карл получил еще при жизни.

(обратно)

99

Тироль — область в Австрии.

(обратно)

100

Койтс — игра, участники которой бросают кольца на крюк или заостренную палку.

(обратно)

101

Святой Януарий — мученик, почитаемый католической и православной церковью, покровитель Неаполя, известный регулярно (трижды в год) происходящим чудом. Сутью чуда является разжижение, а иногда даже вскипание хранящейся в закрытой ампуле засохшей жидкости, считающейся кровью св. Януария.

(обратно)

Оглавление

ПРЕДИСЛОВИЕ

ГЛАВА ПЕРВАЯ

ГЛАВА ВТОРАЯ

ГЛАВА ТРЕТЬЯ

ГЛАВА ЧЕТВЕРТАЯ

ГЛАВА ПЯТАЯ

ГЛАВА ШЕСТАЯ

ГЛАВА СЕДЬМАЯ

ГЛАВА ВОСЬМАЯ

ГЛАВА ДЕВЯТАЯ

ГЛАВА ДЕСЯТАЯ

ГЛАВА ОДИННАДЦАТАЯ

ГЛАВА ДВЕНАДЦАТАЯ

ГЛАВА ТРИНАДЦАТАЯ

ГЛАВА ЧЕТЫРНАДЦАТАЯ

ГЛАВА ПЯТНАДЦАТАЯ

ГЛАВА ШЕСТНАДЦАТАЯ

ГЛАВА СЕМНАДЦАТАЯ

ГЛАВА ВОСЕМНАДЦАТАЯ

ГЛАВА ДЕВЯТНАДЦАТАЯ

ГЛАВА ДВАДЦАТАЯ

ГЛАВА ДВАДЦАТЬ ПЕРВАЯ

ГЛАВА ДВАДЦАТЬ ВТОРАЯ

ГЛАВА ДВАДЦАТЬ ТРЕТЬЯ

ГЛАВА ДВАДЦАТЬ ЧЕТВЕРТАЯ

ГЛАВА ДВАДЦАТЬ ПЯТАЯ

ГЛАВА ДВАДЦАТЬ ШЕСТАЯ

ГЛАВА ДВАДЦАТЬ СЕДЬМАЯ

ГЛАВА ДВАДЦАТЬ ВОСЬМАЯ

ГЛАВА ДВАДЦАТЬ ДЕВЯТАЯ

ГЛАВА ТРИДЦАТАЯ