Экстремальный диалог (fb2)

- Экстремальный диалог 890K скачать: (fb2) - (epub) - (mobi) - Игорь Анатольевич Колосов

Игорь Колосов
Экстремальный диалог

ГЛАВА 1

1.

Он совершил невозможное: дважды вошел в одно и то же место, и оба раза — впервые.

Сначала — лет двадцать назад — он пришел сюда в качестве ученика. Сегодня — в качестве учителя. Первое давно уже превратилось то ли в эпизод полузабытого фильма, то ли в событие из прошлой жизни. Сегодняшнее, в какой-то степени, также стало прошлым, настолько часто он думал об этом последний месяц. Правда, это прошлое оставалось горячим, пульсирующим, как тело партнера во время близости. Его не размыли месяцы и годы, не заслонили, и оно было отчетливым и ярким.

Он ждал, когда это прошлое превратится в настоящее, но этого не случилось: прошлое осталось прошлым. Настоящее, желая отличий, прикрылось иными одеждами, провело глубокую борозду между собой и тем, как он все представлял. С самого начала появились мелочи, будто в насмешку над основной слабостью человека — его нетерпеливым воображением, забегающим вперед, как проказливый мальчишка, обгоняющий своих родителей. Воображением, вбивающим клин между тем, что хочется, и тем, что происходит в реальности. Воображением, нарушающим душевный покой.

Впрочем, это не имело особого значения. Куда важнее в первые минуты было справиться с дрожью. Хотя бы по той причине, что он пришел всего лишь в школу, в старую родную школу, и здесь его многие знали, его бывшие учителя и теперешние коллеги. Знала его и директор, занявшая эту должность, когда он еще перешел в четвертый класс.

С дрожью он справился. В конце концов, его ожидал не вступительный экзамен, от которого зависит последующая судьба, и не первый рабочий день по избранной специальности. Такой опыт уже был, в другом месте. И он справился, однако уже в первый день у него возникло ощущение, что на него взвалили нечто помимо основных обязанностей. И это нечто было тяжелым, как реальная физическая ноша.

Неосязаемое нечто проявило себя во всей полноте лишь спустя некоторое время.

2.

— Проходи, Андрей, — Клара Борисовна, директор школы, распахнула дверь в свой кабинет.

— Спасибо, — пробормотал он, робко вошел следом.

Все не так, подумал Андрей. Вот и ладони вспотели, руки дрожат, чего он никак не планировал. Тысячи раз бывал в этом здании, приземистой буквой «Н» затесавшемся в район из старых деревянных домов, но даже новое место вряд ли нагнало бы на него подобную робость.

— Как настроение? — директор глянула на него, стала искать на столе какие-то бумаги.

— Нормальное.

— Значит, отстрелялся на прежнем месте?

— Да, — Андрей вздохнул.

После университета по распределению он попал в захолустную деревеньку, где отработал три года. Не то, чтобы он соглашался с мнением, что это выброшенные годы, но дорабатывал он срок, считая дни.

— Ты опять у родителей живешь? — Клара Борисовна задержалась на одном документе, помедлила, отложила его в сторону и взяла другой.

— У матери, — поправил Андрей.

— Это где-то рядом? — рассеянно спросила женщина. — Идти до работы совсем ничего?

— Да, на улице Мира. Пять минут ходьбы.

— Угу, — директор протянула ему документы. — Распишись здесь и здесь.

Он взял ручку, поставил подписи. Директор перевернула страницу.

— И здесь.

Когда он выпрямился, она смотрела на него, как будто хотела выяснить, произошла ли в нем какая-нибудь перемена с того момента, как она видела своего бывшего ученика последний раз. Андрей тоже окинул ее цепким, хотя и беглым взглядом. Каким-то особенным взглядом. Он ведь впервые видел ее, придя в школу в новом качестве.

За годы ничего не изменилось. Казалось, Клара Борисовна была точь-в-точь такой, как и десять, и даже пятнадцать лет назад. Низенькая, плотная, в громадных очках, что придавали ее глазам грустное выражение, с короткой завивкой на голове. Прическа, напоминавшая одуванчик.

Меньше всего своим внешним видом эта женщина напоминала директора школы. Заблуждение таяло, стоило ей заговорить. Звучный, уверенный голос. Начальственный — самое верное определение. Наиболее подходящая для этого случая банальщина: такой даме палец в рот не клади. Энергичная, подвижная, словно мышь, почуявшая пищу, в большинстве своем она не вызывала у учеников неприязни. Быть может потому, что, будучи директором, практически не вела уроков. Изредка подменяла учителей, и, естественно, ребятня вела себя тихо-смирно: все-таки урок ведет сам директор. Ей же в свою очередь не приходилось кого-то напрягать. И это статус-кво сохранялось долгие годы, с разными поколениями.

Пауза притянула за собой короткую, едва уловимую неловкость, и Андрей улыбнулся, пробормотал:

— Клара Борисовна, спасибо, что посодействовали возвращению на «родину».

Женщина отмахнулась.

— Не за что. Это — мелочи. Нам так тоже лучше. Когда приходит человек, которого многие давно знают.

Он кивнул, соглашаясь. Директор широко улыбнулась, развела руки в стороны.

— Ну, что, Андрей Анатольевич, — она была явно довольна столь официальным обращением. — Пойдемте, я покажу вам один из классов, где вы будете преподавать. Ребята, наверное, уже заждались.

3.

Вот это оказалось испытанием посерьезней.

За пару шагов до кабинета, в котором, словно прибой, бултыхался приглушенный гул множества голосов, Андрей вдруг испытал желание повернуть назад. Возможно, и повернул бы, не иди он с Кларой Борисовной. Женщина открыла дверь, и у ее нового подчиненного не осталось выбора. Словно подконвойный, он переступил порог.

В первую минуту он вообще не рассмотрел ни одного лица: они слились в однородную массу. Андрей делал вид, что изучает кабинет и вид из окон, пока Клара Борисовна представляла его ученикам. Андрей практически не понимал, о чем она говорит. Он лишь поражался собственному смущению.

Почему-то разница между родной школой и первым местом работы оказалась чувствительной. В сельской школе Андрей преподавал у младших и средних классов. Сейчас перед ним сидели ученики выпускного класса. Может, в этом причина? Эти — уже не дети. Им по семнадцать, некоторым — по восемнадцать. Ему же двадцать шесть. Разница — каких-то восемь-девять лет. Конечно, когда он был в их возрасте, подобная разница казалась громадной, но сейчас Андрей понимал: то была лишь иллюзия.

Опомнившись, что Клара Борисовна может и к нему обратиться в процессе разговора, Андрей попытался вникнуть в ее слова. Директор как раз перешла к тому, что новый учитель когда-то сам учился в этой школе, сидел за теми же партами, что и сегодняшние ученики. И входил в число лучших.

Андрей, наконец, скользнул взглядом по притихшим подросткам. Все до одного изучали нового учителя. Клару Борисовну было достаточно слушать. Андрей почти поборол первоначальное волнение, но надолго задерживать взгляд на каком-нибудь ученике пока не решался. Скользил по ним взглядом, как неопытный серфер по волнам. Заметил лишь, что девушек больше, чем парней. Некоторые одеты скромно, подходяще для школы, некоторые так, словно пришли на дискотеку.

В его годы лишь в старших классах ученики избавлялись от однотипной школьной формы. Сейчас времена изменились: кто, в чем хочет, в том и ходит. И получается настоящий цветник, будто эти подростки и не ученики вовсе.

В тот момент, когда Клара Борисовна объясняла, что новый учитель будет вести у ребят сразу два предмета: историю и географию, и Андрей отложил затею визуально изучить своих подопечных на потом, его внимание что-то привлекло. Будто кто-то пустил ему в лицо солнечного зайчика, и это несмотря на пасмурную мартовскую погоду.

Андрей чуть скосил глаза. И увидел девушку, выделявшуюся так, что оставалось лишь удивляться, почему она не бросилась в глаза с самого начала.

4.

Пока не закончился этот ознакомительный урок, он чувствовал на себе ее взгляд. Первое впечатление от того, что он означал, постепенно изменялось. Но последнюю точку в этих, скорее непроизвольных ощущениях, нежели размышлениях Андрея, поставил ее взгляд в упор, когда девушка, покидая класс вместе с одноклассниками, прошла мимо учительского стола.

Конечно, на Андрея смотрели все остальные, и девушки, и ребята. Но ее взгляд отличался.

Она смотрела на Андрея не как ученица на нового учителя. Сначала ему показалось, что в ее взгляде есть заинтересованность, которая полагается новому ученику — ее ровеснику. Это слегка шокировало Андрея: меньше всего он ждал интереса к себе, как к мужчине, со стороны школьниц. Ситуация усложнилась тем, что внешность старшеклассницы подействовала на него так, как в его жизни случалось всего несколько раз.

Не просто ангельски правильные черты лица. В ней была редчайшая стильность, что-то несгибаемое, роковое. Но и без этого хватало: большие ярко-зеленые глаза, умело подкрашенные, идеальная кожа, длинные черные волосы, ниспадающие на плечи шикарными волнами.

Андрей опасался, что его взгляды заметят и «расшифруют» другие, все случилось так не вовремя и неожиданно, и он не мог избавиться от мимолетных взглядов в ее сторону. Множество мелочей спрессовались в одну горючую смесь, между тем Андрею нужно было заниматься непосредственно своей работой. Хорошо хоть первый урок был посвящен минимум учебе, больше знакомству с учениками, с тем, что они проходят в данный момент, и насколько выгодно выбрать среди будущих экзаменов историю или географию. В конце концов, Андрей имел даже право отпустить класс пораньше, до звонка, не опасаясь недовольства Клары Борисовны.

Сказав ученикам, что они свободны, Андрей испытал облегчение: начало положено. Дальше в любом случае будет легче. В этот момент он снова отыскал взглядом зеленоглазую брюнетку. Прежде она сидела за предпоследней партой среднего ряда, теперь же оказалась в каком-нибудь шаге от нового учителя. Теперь Андрей заметил истинное выражение ее глаз.

Брюнетка смотрела на него не просто, как на понравившегося мужчину. В ее глазах промелькнуло циничное превосходство, так нередко свойственное избалованным красивым людям, уверенным в собственной безупречности. Казалось, она глянула на какую-то вещь, не зная, стоит ли ее приобретать.

Он опустил голову, сделал вид, что возится со своей папкой, но боковым зрением проводил старшеклассницу. Да, безупречным у той было не только лицо, но и фигура. И Андрей был готов еще долго смотреть ей вслед, несмотря, что ему не понравился ее последний взгляд.

Не только не понравился, но и породил нехорошее предчувствие.

ГЛАВА 2

1.

— О! Привет, привет, — обрадовался Руслан, отложил книгу и махнул рукой. — Заходи, давай. Давненько не наведывался.

Андрей пожал приятелю руку. Тот сразу же откатил инвалидную коляску, давая гостю возможность поудобнее расположиться на маленьком диванчике.

«Давненько» — это недели две, не больше. Впрочем, Андрей не думал спорить. В мире Руслана время течет совершенно иначе. Намного медленнее. Чудовищно медленнее.

— Извини, — Андрей виновато улыбнулся. — С этими переездами да возвращениями домой времени почти не было. Ну, а теперь хоть через день смогу приходить.

— Славненько, — быстро отреагировал Руслан.

Андрей смотрел на него и практически не смущался, не отводил взгляда, не делал вид, что смотрит в окно или изучает обстановку. Наверное, привык. В первое время ему было не по себе, словно на нем также лежала вина за тот несчастный случай, что парализовал Руслану нижнюю часть тела.

Тогда, три года назад, он совершал над собой титаническое усилие, чтобы прийти в эту квартиру и высидеть какое-то время для приличия. И это при том, что понимал, как это важно для человека, который уже никогда не сможет полноценно жить. При том, что Руслан всегда был рад, улыбался и его не надо было вытягивать из серой жижи депрессивного состояния, взваливать на себя часть его груза. И еще он не просил, чтобы его выкатывали на прогулку, чего Андрей смущался бы не меньше, чем сидеть напротив и смотреть в его глаза.

На улице Руслан оказывался исключительно ранним утром или поздним вечером, обязательно после наступления темноты. Не хотел, чтобы его видели. Не хотел никаких жалостливых взглядов, не хотел видеть, как люди поспешно отворачиваются. Тем более не хотел видеть знакомых, которые в маленьком городе на каждом углу. С прогулкой ему помогали мать или старшая сестра.

Минуту они с Андреем молчали, разглядывая друг друга, улыбаясь.

Руслан был в рубашке и джинсах. Отнюдь не домашняя одежда, в ней вполне можно прогуляться по центральной улице. Казалось, он ждал друга, чтобы тут же накинуть куртку или плащ и пойти гулять.

Они жили в соседних домах, знали друг друга с самого детства. Годы скрепили их совместными вылазками за яблоками и вишнями в частные дворы и детские сады, футболом, прятками, догонялками, беганием по крышам гаражей, игрой в «войнушку», в «ямки», в «казаки-разбойники». Иногда, максимум на месяц-другой, кто-то из других приятелей становился немного ближе, но все рано или поздно возвращалось.

Отдалило их взросление. Появились иные, ранее неведомые проблемы. В их жизни вошли девушки. И все-таки даже спустя паузы во встречах они могли говорить друг с другом с полной откровенностью. Особенно сейчас, когда круг общения, что у одного, что у другого, сузился до минимума.

Именно сейчас Андрей осознал, что не только стал отдушиной для Руслана, которого хоть и навещали другие, но нечасто. Руслан сам превратился для Андрея во что-то качественно иное, словно поднялся на другую ступень, отличную на фоне того, когда бывшие друзья обзаводились семьями, будто отгораживались, отдалялись, становясь, если не чужими, то уже никак ни прежними близкими людьми. Конечно, Андрей не хотел бы этого такой ценой, но что случилось, то случилось.

— Ну, и как первый раз в первый класс? — заговорил Руслан.

В его глазах Андрей увидел неподдельный интерес. Как ни как Андрей теперь работает в их родной школе, место, куда и Руслан ходил десять лет. Наверное, нелегко представить своего друга в роли одного из учителей.

Андрей улыбнулся, вздохнул.

— Нормально. Борисовна до сих пор директор.

Руслан кивнул: мол, знаю.

— Ничего, нормально встретила, — продолжил Андрей. — По-моему, даже довольна. Говорит, когда человека уже знаешь, легче работать. Самое прикольное, конечно, когда она меня по отчеству называет. Ребята, познакомьтесь: это Андрей Анатольевич. Или: ну, все, Андрей Анатольевич, пойду, вы уж дальше сами. Я едва улыбку сдерживал, когда она говорила «Анатольевич».

Еще минут десять они говорили об изменениях в школе. О том, кто из учителей, преподававших еще при Руслане и Андрее, ушел, кто остался. Какие из себя новые учителя. Руслан внимательно выслушал, подвел итог:

— Эге, — он томно улыбнулся, меньше всего сейчас напоминая молодого человека с парализованными ногами. — Так ты там вовсе не самый юный? Эге. Ну, и как эти новые математичка и француженка?

Андрей почему-то смутился, будто сидел в компании посторонних людей. И, наверное, ни в том была причина, что математичка уже замужем, а учительница по иностранному языку, если и свободна, то ни в его вкусе. Причина была иной. Андрей вспомнил брюнетку из 11-го «А», Яна Ковалевская ее звали.

— Какие там учителя, — Андрей снова вздохнул. — Мне сейчас главное в колею войти…

— Нет? — перебил его Руслан. — Так может ученицы? Класс десятый или одиннадцатый?

Он захихикал, довольный собой. По глазам что ли догадался, спросил себя Андрей.

— А чего? — добавил Руслан, видя реакцию друга. — В самый раз!

— Угомонись. Мне их учить надо. Это ж дети.

— Ладно, ладно, — махнул рукой Руслан. — Я так.

Его внезапное веселье начало таять.

Вообще-то Руслан развит во всех отношениях, прирожденный психолог. Андрей, сколько себя помнил, всегда спрашивал его совета в сложный жизненных ситуациях, спорных и неоднозначных. И, удивительное дело, если не сразу, спустя время обязательно убеждался в правоте Руслана. Он скорее слишком серьезен. Приступы веселья случались с ним нечасто. Тем более, за последние три года.

Андрей испытал легкое угрызение совести: мог бы и подыграть другу, что здесь такого? Продлить его смех. Как бы в собственное оправдание Андрей представил Яну Ковалевскую.

Сегодня у него снова был урок в 11 «А». Вчера, несмотря на ослабленный режим первого дня, Андрей так вымотался, что никуда не пошел, даже не проведал Руслана. Яна была в экстравагантной ярко-оранжевой кофте, розой выделяясь на ни чем неприметной клумбе. И снова, как и в первый день, смотрела на него, откровенно, не отводя взгляда ни на секунду.

Андрей никак не мог понять, что происходит. И без того дискомфорт, связанный с переходом на новое место (хоть для Андрея оно по-настоящему новым и не являлось), пока не оставил его. Все было бы гораздо проще, будь в этой ситуации лишь внимание одной из учениц к учителю, как к мужчине. Но присутствовало что-то еще. И даже не зная, что это, Андрею это почему-то не нравилось. Он ощущал странное неудобство. Так колеблешься в выборе обуви, не будучи уверен, что при ходьбе дискомфорт в стопах ног не усилится. Андрей не считал себя привередливым и неуживчивым, но он всегда тонко чувствовал некое внутреннее недовольство в том или ином коллективе задолго до того, как проявлялись внешние признаки.

Руслан, теперь уже без малейшего подвоха, спросил:

— Ну, и как современные школьники? Что они из себя представляют? Такие же оболтусы, какими были мы?

Андрей ухмыльнулся.

— Ты так говоришь, как будто мы с ними совершенно разные поколения. Как отцы и дети.

Руслан пожал плечами.

— Ну… конечно, не отцы и дети, но… Это уже не семнадцатый век и…

— И даже не двадцатый, — решил подыграть Андрей.

Руслан серьезно кивнул.

— Понимаешь, сейчас и пять лет кое-что значит. Помнишь, в прошлом году я тебе давал статейку из «Аргументов и фактов»? Насчет музыки. Мол, сейчас те, кому тринадцать слушают совсем другую музыку, нежели кому двадцать. И я с этим полностью согласен. И это касается не только музыки. Понимаешь, дружище, жизнь ускоряется, и те, кто тебя младше совсем чуть-чуть, уже другие люди.

Несмотря, что тема интересная, Андрею почему-то захотелось перевести разговор на что-нибудь другое, но он глянул на ноги Руслана, решил, что хотя бы в этой квартире не должен думать в первую очередь о себе, и разговор продолжился.

Андрей просидел у Руслана до позднего вечера, но так и не заговорил о брюнетке из 11 «А». Про те ощущения, что вызывал ее взгляд.

2.

Лена скосила глаза на вход в кабинет, запнулась и томно ойкнула.

В класс вошел тот новый учитель. Андрей Анатольевич.

Яна недовольно глянула на Лену, но промолчала: одноклассники, как по команде, поднялись.

— Не надо, ребята, садитесь, — пробормотал Андрей Анатольевич. — Садитесь.

Яна не вставала, и ей не пришлось садиться. Она коротко глянула на одноклассницу, сидевшую с ней за одной партой. Та смотрела на молодого учителя с неумело скрываемым интересом.

Лена ей не подруга. Так, больно умная, какой предмет ни возьми, вот Яна и присаживалась к ней на уроках поважнее. На географии прежде ни разу. Зачем? Лена всегда на третьей парте в среднем ряду: слишком близко для урока, на котором можно расслабиться, побездельничать, даже вздремнуть, опустив голову на сложенные на парте руки. Лена, похоже, удивилась, почему Яна подсела к ней на географию. Приятно удивилась: еще бы, сидеть с самой яркой одноклассницей престижно. И ее пробило на болтовню, как обычно, на какую-то несущественную чушь. В учебе она, конечно, сильна, но собеседник из нее никакой.

Яна, естественно, ее не слушала. Ждала, когда придет Андрюша, как про себя она окрестила нового историка-географа. Потому и пересела с конца на третью парту. Все-таки ближе. Легче рассмотреть выражение глаз. И ей легче, и ему.

Да, теперь история и география, прежде нудятина из нудятины, и для Яны привнесли какой-то интерес.

Девушка уселась поудобней и стала наблюдать за новым учителем, глядя ему прямо в глаза. Как в прошлый и позапрошлый раз. Правда, в первый раз это получалось как-то неосознанно, но уже вчера она понимала, что делает. Любопытно, всего третий урок его видит, но кажется, что изучает давно, настолько уже знает, что он из себя представляет. Может потому, что Яна опытней обычной девчонки-старшеклассницы? Наверное, так.

Чего только стоит одна поездка на Черное море в санаторий под Евпаторией прошлым летом. У Яны там случилось столько всего, что всю осень она испытывала недовольство: в своем родном городке так не разгуляешься. Конечно, в данный момент скорее сказывался опыт общения с мужчинами за тридцать: Борисом и Артемом. Вот с ними был не просто оголтелый секс, с ними было интересно. Не то, что с этими «детьми», кому немногим за двадцать. Яна даже усмехнулась, и хорошо еще, что Андрюша в этот момент не бросил на нее взгляд. Подумать только, для подавляющего большинства ее одноклассниц парень в двадцать лет едва ли не взрослый мужчина. Но Яна знает, что это не так.

Сегодня Андрюша в новой рубашке. Ярко-зеленая с пуговицами металлического цвета. Немного старомодная, кажется, он давненько ее купил, просто носит очень аккуратно, но приятный яркий цвет не оставляет равнодушным. Вчера учитель был в бежевой, почти белой, тоже с длинным рукавом, ну а в первый день пришел в костюме. Но теперь понятно: официальную одежду он не любит. Яна не удивилась бы, узнай она, что пиджак Андрюша взял у кого-нибудь из своих друзей. По случаю прихода на новую работу. Впрочем, ей почему-то нравился его стиль: широкая рубашка, чаще цветная, строгие костюмные брюки темного цвета. С одной стороны никакого официоза, этих тошнотворных, абсолютно немодных костюмов, что напяливали учителя-мужчины, с другой — ни намека на неряшество или неформальщину в виде кроссовок, джинсов и рубашек навыпуск, что не намного лучше первого варианта. Андрюша старается выглядеть аккуратным, не ходит в одной рубашке несколько дней подряд. Нельзя сказать, конечно, что он выглядит презентабельно, но на нищего учителя тоже не похож, хотя что за деньги он имеет за такую работу? И зарплатой назвать нельзя.

Словом, Андрюша ей нравился. Наверное, потому у нее и появилась эта идея. Неопределенное нечто в течение нескольких дней спрессовалось в какое-то нездоровое желание, что, впрочем, Яну не смутило. Наоборот нонсенс задуманного лишь ускорял движение крови.

Она смотрела и смотрела на него, и уже едва сдерживала ухмылочку. Рано. Конечно, рано. Для начала о наглости нужно забыть. Хотя сдерживаться сегодня так нелегко. Андрюша смешно расхаживал вдоль классной доски, возбужденно о чем-то говорил. Яна почти не слушала его, знала лишь, что речь начиналась с обсуждения экономического положения стран центральной Европы, бывшего соцлагеря. Интересно, Андрюша до сих пор никого не вызывал. Еще в первый день сказал, что выдержит приличную паузу, чтобы они с учениками узнали друг друга, привыкли, пообтерлись, так сказать. Похоже, это расположило к Андрюше едва ли не всех. И не только в классе Яны. Он ведь преподавал во всех трех выпускных.

С одной стороны это плюс: Яне тем более интересно совершить задуманное, что-то вроде «приз возрос в цене». Но с другой стороны… присутствовало некое недовольство. Нет, не ревность, не зависть, что Андрюшу так хорошо приняли, все, даже те, кто принципиально ничего положительного об учителях не скажет. Это было что-то другое. Яна пока не могла объяснить себе это на словах.

В кабинет кто-то заглянул, кажется, кто-то из учителей. Андрюша прервался, шагнул к двери, о чем-то негромко заговорил с пришедшим. Яна глянула на Лену. Та сидела, приоткрыв рот, и по-прежнему смотрела на Андрюшу.

Яна недовольно фыркнула.

— Хватит ты на него пялилась, — пробормотала она.

Лена смутилась. Захлопала глазами и, как бы оправдываясь, прошептала:

— Все-таки географ классный, скажи. Вот если бы все преподы были такими.

Яна поджала губы.

— Да ладно тебе, откуда ты знаешь? Он здесь всего несколько дней, потому и шелковый.

Лена коротко глянула на одноклассницу. Спорить не стала, но видно было, что Яна ее не переубедила.

Пожалуй, это стало решающим аргументом. Сегодня, решила Яна. После этого урока. Еще полчаса назад она не знала, когда перейдет от разглядывания Андрюши к действиям, даже не задумывалась об этом, как обычно, больше полагаясь на интуицию.

И вот момент наступил.

Чего тянуть? К тому же ей уже начала поднадоедать эта всеобщая любовь к новому учителю, крепнущая, как дневной свет после восхода.

3.

Сегодня он уже чувствовал себя так, словно проработал здесь не меньше года. Почти. Во всяком случае, волнения уже нет, начало положено, с коллективом ни намека на трения. В общем, на отлично.

Однако он пришел на свой последний урок в 11 «А», и на небе будто облачко появилось. Снова брюнетка со стильным именем Яна смотрела на него, не отводя взгляда, смотрела не так, как ее одноклассники. Этот взгляд мешал, но что было делать? Потребовать смотреть в другую сторону, в окно? Тем более он как раз вел урок так, чтобы все внимание учеников было направлено на учителя. Не спрашивать же ее, в чем дело?

Сегодня он окончательно убедился: ситуация не из тех, где ученица млеет от учителя и потому не может оторвать от него взгляд. Впрочем, и это вряд ли бы потешило его самолюбие, разве что он бы рассчитывал, что через несколько недель эмоции у школьницы поостынут. Данная ситуация иная, неопределенная, но ведь за неизвестностью нередко скрываются негативные факторы.

В какой-то момент, не в силах игнорировать бесцеремонность брюнетки, Андрей попытался задержать на ней взгляд, надеялся, что та смутится и хотя бы на минуту сделает вид, что ее, например, заинтересовали собственные ногти, но ничего не получилось. Яна и не подумала отвести взгляд. Потуги Андрея на нее не действовали. Он сам смутился и едва не выпустил нить собственного монолога о преимуществах экономической ситуации в Чехии и Польше перед Болгарией и Румынией.

Чего же ей надо? И почему он сам так неловко чувствует себя под ее взглядом?

Может, он это напридумывал себе? И причина в том, что эта девушка слишком выделяется на фоне одноклассниц? Что она единственная, кто вообще из выпускниц произвел на него впечатление, как на представителя сильного пола?

Ковалевская выглядела взрослее своих одноклассниц, можно сказать, опытнее. И при этом красивее, изящнее, выглядела более стильной. Последнее точно вне конкуренции. И еще она была неглупой, вряд ли кто-то из учеников даст ей в этом смысле фору, хотя по глазам видно, есть тут смышленые ребята. Пока Андрей не разобрался в отношениях среди учеников 11-го «А», в частности, каково влияние Яны на остальных, но кто знает, даст ли ему это что-нибудь?

Пожалуй, звонок с урока Андрей воспринял с положительной стороны не только потому, что уже проголодался и хотел идти домой. Причина была и в этом немом созерцании. В самом деле, сколько можно так откровенно изучать его?

Он не торопился, желая сначала пропустить учеников и покинуть кабинет последним, но тут он заметил, что Яна, похоже, ожидает чего-то подобного. Брюнетка явно задерживалась. Не отдавая отчета своим действиям, Андрей быстро сложил папку. Не хватало еще поймать на себе ее взгляд, оставшись с ней наедине.

Он торопливо шагнул на выход, смутно осознавая, что перед ним выходят последние из учеников. И покинуть кабинет ему не удалось.

Брюнетка его окликнула.

4.

— Андрей Анатольевич, извините. Можно у вас кое-что узнать?

Яна шла между рядов. Учитель находился на пороге кабинета, и ей пришлось окликнуть его через весь класс. Еще немного — и он бы вышел. Но Яна успела. Она не хотела, чтобы кто-то из одноклассников услышал, как она обратилась к Андрюше. И, похоже, так и случилось. Все уже спешили по домам, прочь из школы.

Андрей смотрел на нее, ощущая себя так, словно ее голос заставлял его подчиняться. Такая переливчатая мелодия экзотической птицы, слишком красивой, чтобы верить, что она милая и безопасная, но с невероятной силы магнетизмом.

Ковалевская была в розовой блузке с глубоким вырезом, в белой облегающей юбочке, доходившей лишь до середины бедер. Кажется, сегодня она еще менее напоминала девушку, пришедшую в школу, нежели вчера или при первой встрече. И что поразило Андрея больше всего, это ее взгляд. То, как он изменился.

В ее взгляде не осталось ничего от прежней бесцеремонности. Сейчас перед Андреем находилась обычная ученица, скромная, стеснявшаяся того, что вынуждена обратиться к учителю.

— Да?

Он почувствовал неловкость, неуклюже развернулся, прошел назад к учительскому столу. За окнами вдаль тянулись серые крыши частного сектора и голые черные кроны яблоневых деревьев. Как будто и не весна вовсе.

— Я хотела спросить, — Яна подошла к столу, остановилась.

— Да? — повторил он. — Я слушаю.

Неужели ему действительно все показалось? Да, он бывал раньше мнительным, но не до такой же степени!

— Понимаете, Андрей Анатольевич, — заговорила она, то глядя ему в глаза, то почти стыдливо отводя взгляд. — Вы вот тут говорили… очень интересно…

Пауза. Брюнетка, кажется, не могла подобрать слов. Андрей застыл, так подействовал на него ее голос, ее близость. Ему вдруг показалось, что она сейчас спросит, чем же так отличились поляки и чехи, что Румынии до них далеко. Абсурд, конечно, но он уже практически ждал от нее подобных слов. Между тем от такой выпускницы, какой являлась Ковалевская, сложно было ожидать столь яркого интереса к экономической географии.

— В общем, мне очень понравилось, как вы рассказывали, и я… подумала… У вас можно изучать географию более углубленно, чем на обычных уроках?

Андрей растерялся. Стоял и смотрел на свою ученицу. И молчал. В ее глазах что-то изменилось. Кажется, промелькнула некая жесткость, а может и ухмылка, но Яна тут же отвела взгляд, словно опасалась, что учитель заметит больше, чем ему в данной ситуации дозволено.

— Более углубленно? — наконец, пробормотал Андрей.

— Да, Андрей Анатольевич, — она снова заглянула ему в глаза и снова отвела взгляд.

— Э-э… — его рука непроизвольно приподнялась, потерла подбородок. — Понимаешь…

И снова он запнулся: побороть оцепенение было нелегко. Яна решила использовать эту паузу.

— Вы, конечно, много чего рассказываете, но… понимаете, хотелось бы побольше. Ну, а на уроках у вас, наверное, на это времени не хватит. Да и многим это не понравится. Захотят, чтобы вы давали материал только по плану и больше ни-ни. Но вы ведь можете заниматься дополнительно с теми, кто хочет большего. Ведь так?

— Яна, — собственный голос показался ему неуверенным и робким, словно это он был учеником и просил учительницу о чем-то немыслимом. — Дело в том, что мой предмет не является важным для выпускных классов, не входит, так сказать, в основу среднего образования. И… Для географии не предусмотрены факультативы, какие-то дополнительные занятия, работа с репетитором. Вот в чем беда. Ты понимаешь, что я хочу сказать?

Брюнетка с готовностью кивнула, словно хотела сделать это еще раньше, до того, как он закончил говорить.

— Я поняла. Андрей Анатольевич, но тогда вы не могли бы сами ввести что-то вроде факультатива для таких, как я?

Теперь Андрей почувствовал настоящую неловкость.

— Боюсь, ничего не получится, Яна, — он развел руками. — Я всего лишь учитель, а не директор школы. Вряд ли Клара Борисовна допустит такую вольницу.

Яна снова кивнула.

— Хорошо, — вкрадчиво сказала она. — Тогда пусть дополнительные занятия проходят вне школы, в свободное время. Для одной меня.

Теперь она взгляд не отводила. Смотрела оценивающе, как на мужчину, что подошел к ней познакомиться. Куда только делась вполне правдоподобная застенчивость?

Андрей сглотнул. Он словно шел по карнизу с завязанными глазами, не зная, в какой стороне его шаг превратится в падение.

— Андрей Анатольевич, вы ведь не против того, чтобы хоть кто-нибудь знал больше, чем положено по школьной программе?

Только что он уже был готов признать, что эта аппетитная старшеклассница либо издевается над ним, либо просто-напросто поспорила с кем-нибудь из подруг, что пойдет на такой двусмысленный разговор. И вот снова ощущение, что перед ним странная любительница географии. Она словно жонглировала половинками его сознания.

— Я-то не против, — пробормотал он. — Но… как…

— Мы могли бы заниматься у меня дома. Моя мать ничего не будет иметь против.

Все-таки она его смутила. Он даже закашлялся.

— Яна, это… Вряд ли это получится, — будто спохватившись, он быстро поправился. — Давай, поговорим об этом другой раз. Знаешь, я сейчас спешу, и ты… думаю, ты меня…

Она не дослушала то, что он хотел сказать.

— Как знаете, Андрей Анатольевич. Извините за беспокойство.

И тотчас же вышла из кабинета, молниеносно, словно выбежала, он опомниться не успел. Он был уверен, что она продолжит свои уговоры, попытается выжать из него все, что возможно, но Яна повела себя, как обиженная девушка, которую парень не пригласил на свидание. Резкий переход оказался подобен пощечине. Или бокалу вина, выплеснутому в лицо.

— Ничего, — только и пробормотал Андрей, но брюнетка его уже не слышала.

Он перевел дыхание, отер тыльной стороной ладони вспотевший лоб. Вспотел не только лоб. Спина тоже мокрая: рубашка прилипла.

Даже идя домой, он по-прежнему не мог объяснить, что же только что произошло.

ГЛАВА 3

1.

Мать поставила перед Андреем тарелку с ароматным фасолевым супом.

— Тебе гречку или, может, отварить вермишель? — спросила она.

— Зачем что-то варить? Если гречка есть, подогрей гречку.

— Может, лучше вермишель?

Андрей усмехнулся, покачал головой. Вот так всегда. Будет вокруг него суетиться, будто он — ребенок, не понимающий, чего он на самом деле хочет. Попроси он вермишель, она бы предложила гречку, расписывая, насколько полезна эта каша. И наоборот. Словно от правильного выбора второго блюда, по меньшей мере, зависело его здоровье.

— Не надо, мама. Завтра сваришь вермишель.

— Ладно, — сдалась женщина.

Некоторое время он молча поглощал свежеприготовленный суп. Мать возилась у плиты. Иногда он поглядывал на нее, если она поворачивалась к нему.

Отец Андрея умер три года назад. Цирроз печени. Конечно, не последнюю роль сыграло излишнее увлечение алкоголем, но многие, кто заливал куда сильнее и чаще, по-прежнему живы.

Мать сильно сдала за эти три года. Постарела. Как-то внезапно. Хорошо все-таки, что он опять живет здесь. И для матери сейчас это особенно важно. Она и раньше надышаться на него не могла, до сего дня относится к нему, как к ребенку, но теперь, потеряв мужа, сын для нее стал единственным по-настоящему родным существом. Его трехлетнюю отработку она перенесла не легче, чем службу в армии, хотя Андрей приезжал почти на каждые выходные.

Любопытно, не будь он у матери единственным, она относилась бы к нему по-другому? Андрей склонялся к мнению, что ничего бы не изменилось. Он знал людей, кто был у родителей единственным, но там подобного обожания все-таки не было. Да, родители в подавляющем большинстве любят своих детей, однако разница всегда есть, в зависимости, сколько любви сердце человека вмещает изначально.

Или ему так лишь казалось? Из-за того, что он смотрел на все со стороны, не являясь членом той или иной семьи? Из-за того, что любому человеку свое всегда ближе? Конечно, он ни в чем не был уверен.

Мать забрала у него пустую тарелку.

— Мам, положи кашу сюда.

— Тут же суп был.

— Ну и что? Зачем мыть лишнюю тарелку?

— Ничего, помою, — она поставила перед ним гречку с двумя сосисками в другой тарелке.

Андрей с аппетитом продолжил еду. Все-таки лучше всего — дома.

Матери ничего уже не надо было делать, и она встала у окна, поглядывая то на сына, то на улицу.

Под окном кухни рос клен. На другой стороне улицы виднелись частные одноэтажные дома и детский сад. За детсадом, посреди соседнего квартала, находилась школа N 2. Сейчас она видна, но позже, когда на деревьях появится листва, ее здание будет лишь смутно угадываться.

Прежде чем мать заговорила, Андрей почувствовал, что она хочет что-то сказать. Даже интуитивно угадал тему. Все-таки эта женщина — его мать, и он ее достаточно изучил.

— Андрей, ты сейчас с кем-нибудь встречаешься? — теперь она смотрела строго в окно.

— Нет, — он покачал головой, продолжая жевать.

— Надо уже подумывать, что пора семью заводить.

Он слегка нахмурился. Опять!

— Я подумываю, — пробормотал он. — Подумываю.

Она глянула на него.

— Я серьезно. Тебе уже двадцать семь.

— Мама, мне двадцать шесть. Двадцать семь еще будет. Аж через четыре месяца.

— Все равно, — она сложила руки на груди, что означало: начинается основательная и долгая беседа. — Двадцать шесть или двадцать семь. Твои друзья уже по двое детей имеют.

— Мама! — он поперхнулся, закашлялся.

— Прожуй сначала, потом говори.

— Конечно, а ты мне даешь спокойно поесть?

— Я тебе советую. Мать плохого не пожелает.

— Мама, я ж не ребенок. Я уже взрослый, пойми. Сам все знаю.

— Вот именно. Жениться пора.

— Блин! — вырвалось у Андрея. — Пора, пора. Мне что, завтра на пенсию? На Западе в моем возрасте мало кто женат. Даже женщины многие не замужем.

— То на Западе, а то — у нас, — веско заметила мать.

Он хотел прикрикнуть на нее, но сдержался. Смысла никакого, зато возможна ссора. Причем нешуточная. Сколько раз он корил себя, что повышает на нее голос, повышает даже в тех случаях, когда она явно не права. Все-таки она его мать. И сейчас он криками ничего не добьется. Она останется при своем мнении. Не разумнее ли промолчать? Сделать вид, что он с ней согласен? В этом случае она хотя бы быстрее покончит с этой темой.

Мать, довольная его молчанием, восприняла это, как признание ее правоты, и продолжила:

— Тебе бы легче было. Я ж не вечная, мало ли что случится. Кто о тебе позаботится?

Здесь он не сдержался, хоть и обещал сам себе молчать:

— Не болтай! Ничего не случится. Ты еще молодая.

Она грустно улыбнулась.

— Все равно. Была бы у тебя жена, тебе бы легче было. Веселее. Куда сходить, вечером вместе побыть. Праздник какой отметить. Вот на Новый год вспомни, тебе и податься некуда было. Все по своим семьям. Никому ничего не надо. Разве нет?

Андрей опустил голову, поморщился. Он уже не ел, хотя в тарелке еще оставалось немного гречневой каши.

— Я просто приехал поздновато, — пробормотал он, но оправдание вышло хлипким.

Андрей признавал: в чем-то мать, конечно, права.

— Вот видишь. С женой бы таких проблем не было.

— Я все понимаю, мама. Но что мне делать? Если никого нет? Подходящего. На первой встречной что ли жениться?

— Столько девочек хороших, — тихо сказала мать. — А ты все не выберешь. Ты что, как Руслан? Ты же нормальный…

— Хватит! Руслан-то при чем?

Она замолчала. Похоже, признала, что сказала лишнее.

Андрей положил в чай ложку сахара, нервно размешал, звякая ложечкой по чашке.

Конечно, на этом разговор не закончился. Андрей знал свою мать: если она уцепится, отпустит нескоро. Будет мусолить ту же тему, пока он не уйдет.

— Андрей, — голос ее все-таки заметно смягчился. — А что, в школе никого нет? Может, какая новая учительница вместе с тобой пришла?

Он вспомнил Яну, сегодняшний экстравагантный выпад с ее стороны, и ему стало неуютно. Он не смог бы объяснить, в чем причина, но мысль, что на следующей неделе он снова столкнется с Ковалевской, рождала нечто похожее на дискомфорт. Ноющее подсасывание в животе, как случалось перед каким-то важным событием.

Он молчал, и мать окликнула его:

— Слышишь?

Андрей вспомнил двух молоденьких учительниц, подумал, что лучше о них не упоминать вообще, и покачал головой.

— Нет. Никого.

Мать тяжело вздохнула, словно школа оставалась ее последней надеждой в связи с поиском невестки. Андрей быстро допил чай: все-таки разговор утомил его.

— Спасибо, мам, — он встал из-за стола. — Я пойду, прилягу. Устал очень.

— Конечно, иди. Пока еще привыкнешь. Сразу всегда тяжело.

— Да.

Прежде, чем он задремал, перед глазами кружилось лицо брюнетки из 11 «А».

2.

Юля присела рядом с Яной на подоконник. От нее исходил запах сигарет.

— Ты не пойдешь курить? — спросила она Яну.

Та качнула головой.

— Уже покурила.

— Понятно.

Юля машинально, по привычке, поправила золотые кольца на руках. Яна искоса глянула на нее. Тоже своего рода привычка: смотреть на людей, когда они меньше всего этого от тебя ожидают. Яна поступала так непроизвольно, даже с близкими людьми, когда из них не надо было что-то вытягивать. Пожалуй, это дарило ей ощущения, отдаленно напоминавшие тайную власть над человеком.

Юля — самая близкая подруга Яны по школе. Жаль, только учится в параллельном классе. Иногда она бы пригодилась на каком-нибудь особенно нудном уроке. Все-таки одноклассницы Яны — все сплошь серые овечки без проблеска мысли.

Конечно, Юля уступала Яне по внешности, по стилю и манере одеваться. Ничего удивительного, Яне все уступают, попробуй, отыщи вторую такую в этой дыре. Но при этом Юля все-таки заметная девушка. Смазливая и даже очень. И модной ее тоже можно назвать. Одевается она в дорогие вещи. Вкус у нее есть. Естественно, не будь этого, Яна вряд ли проводила бы с ней столько времени. Хотя бы потому, что должна соответствовать собственному уровню. И в вещах, и в подругах.

— У вас что сейчас? — спросила Юля.

— История.

— Понятно. Андрей ведет?

— Кто ж еще?

Недолгая пауза, и ее снова прервала Юля:

— Он ничего такой, — она заглянула подруге в глаза. — Да?

Яна фыркнула, ухмыльнулась.

— Захочу, так он за мной будет бегать, как мальчик. И слюни пускать.

Юля посмотрела на подругу недоверчиво. Нет, она не сомневалась, что у Яны получится подобное, но Андрей ведь не парень, что подошел к ней на дискотеке или в баре, он — учитель. Это все-таки являлось некоей гранью.

Кажется, Яна почувствовала ее сомнения, даже не посмотрев на Юлю.

— Не веришь?

Юля не рискнула спорить. Она никогда не перечила своей видной подруге. Во всяком случае, старалась этого не делать.

— Почему? Верю.

Похоже, это Яну не убедило. Она всегда каким-то чутьем угадывала ложь, фальшь, неискренние утверждения как учителей, так и подруг.

— Я к нему в прошлую пятницу подходила, — заявила Яна. — Предлагала проводить дополнительные занятия по географии.

— Зачем? — удивилась Юля.

В самом деле, зачем?

До сего момента Яна не задавалась этим вопросом. Она полагалась исключительно на собственную интуицию. Где-то в глубине души она смутно понимала, что новый учитель ей понравился, произвел впечатление, но это, тем не менее, вызвало у нее глухое противление. Будь она более впечатлительной, ранимой, это можно было бы объяснить тем, что она опасается разочарований: он — учитель, намного старше ее, и вообще. Словом вряд ли у них что-то может быть. Но Яна не опасалась роковой сердечной привязанности, это — не для нее. Может, в другой жизни, но не сейчас.

И все же тот факт, что она не осталась равнодушна к Андрюше, породил недовольство. Он всего лишь учитель, и с какой стороны к этому не подойди, плюсов никаких. Да и сами учителя для Яны были чем-то вроде касты неприкасаемых. Жалкие создания, что с них возьмешь?

Юля терпеливо ждала ответа.

— Просто так, — Яна хохотнула. — Приколоться захотелось.

Юля издала вынужденный смешок. Впрочем, почему нет? По правилам жить не интересно.

— Ты бы видела, — добавила Яна. — Как он бедненький замялся. Только что не покраснел. С умным видом начал втолковывать, почему нельзя ввести факультатив по географии.

Теперь Юля улыбнулась широко, искренне. Все-таки Яна — та еще выдумщица, с ней точно не соскучишься.

— Тогда я, — продолжала подруга. — Предложила ему учить отдельно одну меня.

— Ого! — восхитилась Юля. — И что он сказал?

— Попросился договорить в другой раз.

— И что? Договорили?

— Я ж его еще не видела.

— Понятно.

Яна поймала себя на том, что после пятницы почти вообще не думала про нового учителя. Она поддалась импульсу, устроила Андрюше введение в жизнь 11 «А», после чего интерес к этому не пропал, она его как бы заморозила до нужного момента.

И вот сейчас, после разговора с Юлей, которая, оказывается, также неравнодушна к новому учителю, желание пощекотать нервишки Андрюше снова проснулось.

Юля о чем-то призадумалась. Наверное, была под впечатлением шуточки своей подруги. Яна легонько толкнула ее локтем.

— Ты о нем что-нибудь уже слышала? Ну, там женат или как?

Юля всегда предоставляла Яне массу информации о происходящем в школе и за ее пределами. Не то, чтобы она была классической сплетницей, скорее, она умела слушать и обладала каким-то особенным качеством: оказывалась в нужное время в нужном месте. Что-то в ней было, что заставляло парней и девушек безбоязненно говорить при Юле, если даже она была посторонней слушательницей. Это притом, что впечатление было ошибочным.

— Он не женат, — сказала Юля. — Не знаю, есть ли подруга, кажется, тоже нет. Но, что не женат — точно.

Яна ухмыльнулась. Совсем, как хищница. Она уже знала, что отсутствие постоянной партнерши делает мужчин намного податливей. Ослабляет их здравомыслие, увеличивает шанс совершить какую-нибудь глупость в отношениях с женщинами.

Об этом ей говорил один из ее бывших взрослых любовников.

3.

— На Земле есть по-настоящему райские уголки, — говорил Андрей Анатольевич. — Если, конечно, что-то вообще можно сравнивать с раем. Эти места, естественно, расположены в теплых широтах. Чаще на островах, где нет серьезных неудобств, свойственных материковой части тропиков. Таких, как, например, сумасшедшая влажность, полчища докучливых насекомых, разные болезни, являющиеся бичом даже для местного населения. Одно из таких мест — Сейшельские острова. Если кто не в курсе, Сейшелы расположены в Индийском океане чуть южнее экватора, возле Африки. В течение года температура воздуха на островах обычно не опускается ниже двадцати трех градусов по Цельсию, но и не поднимается выше тридцати двух. Блаженное место.

Заливается, как соловей, подумала Яна. Складно, даже она заслушалась. Что же говорить про остальных?

Урок почти заканчивался, и потому Андрюша, уже рассказавший то, что входило в план занятий, позволил себе лирическое отступление. Так сказать, использует остаток времени сразу в нескольких направлениях: не позволяет ученикам покинуть кабинет раньше срока или беситься от безделья, вбивает в их головы дополнительные знания и заодно повышает свой собственный статус в их глазах — посмотрите, какой я неофициальный, простой, на одном уровне с вами, мои дорогие.

Стоило признать, получалось у него совсем неплохо. Похоже, это входит у него в привычку, и эта привычка устраивает большинство из тех, ради кого она и возникла.

Например, вчера, во вторник, Андрюша не обошел стороной и другой свой предмет — историю. Плавно перевел разговор с Европы современной на средневековую. Объяснял, что Старый свет не всегда был ведущим. Что когда-то Европа была невероятно отсталой в сравнение с Ближним Востоком. Темной, забитой, грязной. Даже варварской. Простые люди годами не мылись и были до ужаса суеверны.

Все это Яна уже слышала раньше, но Андрюша рассказывал интересно. Она даже перестала контролировать собственное выражение лица, взгляд, которым созерцала учителя с первой минуты. Впрочем, это не имело значения. Андрюша не смотрел на нее. Вообще. Конечно же, он это делал специально, но получалось так гладко, будто Яна отсутствовала среди учеников.

Вчера это ее не задело, скорее наоборот. Подстегивало. Лишний раз подталкивало продолжить ту игру, что она затеяла в отношении учителя. Игру, необъяснимую даже для самой себя.

Однако вчера ее постигла неудача. Она так и не поговорила с Андрюшей, и все из-за его прыти. То ли он заметил, что она задерживается и, значит, желает поговорить с ним наедине, как и на прошлой неделе в пятницу. То ли он, в самом деле, спешил. Так или иначе, она с опозданием заметила, что учитель вышел из кабинета в числе первых учеников. Яна сжала губы, но и только. Черт с ним. Поговорим в другой раз. Как говорил ее дядя, которого она терпеть не могла, как и его дебильные выражения: у Бога дней много.

Сегодня, заметив у Андрюши то же упорное нежелание встречаться с ней взглядом, Яна решила, что поступит иначе. Не станет ждать, пока все выйдут из класса и, тем самым, возможно, опять спугнет Андрюшу. Она первой покинет кабинет. Покажет, что вовсе не стремится продолжить разговор с учителем, усыпит его бдительность.

Признаться, сегодня она чувствовала легкое раздражение. Он что, игнорирует ее? Как же тогда тот взгляд, которым он наградил ее в свой первый рабочий день? Взгляд самца, пустившего слюни из-за недосягаемости объекта противоположного пола.

Наконец, прозвенел звонок, и Яна ухмыльнулась. Она была готова и поднялась из-за парты быстрее других.

4.

Андрей не спеша собирал в папку бумаги с материалом для занятий.

Сегодня настроение отличное. После нескольких пасмурных дней выглянуло солнце. По прогнозам обещают потепление. Давно пора. Сугробы снега, пиявками затаившиеся на черном влажном теле земли, портят вид, возвращают мысли назад к зиме. Наконец-то они исчезнут.

Конечно, самое главное: он уже втянулся в новую работу. Уже получает удовольствие, как и должно от любимого дела. Исчезли первоначальные шероховатости.

Когда прозвенел звонок, Андрей, как обычно, ничего не сказал. Все и так знают: они свободны. Звонок для нового учителя — закон. Не успел что-то рассказать, это — твоя вина, надо было раньше суетиться, и ребята не обязаны из-за твоих же промахов лишаться хотя бы минуты перерыва. Конечно, он делает так, чтобы все успеть, время даже остается.

Первой в классе из-за парты встала Ковалевская. Трель еще не оборвалась, а брюнетка уже подходила к двери. Андрей впервые за весь урок задержал на ней взгляд. Она на него не посмотрела, хотя последние сорок пять минут пялилась в своей обычной манере. Он замечал это боковым зрением, просто чувствовал и все. Наверное, она куда-то спешит. И хорошо.

Неосознанно Андрей ожидал, что Ковалевская снова подойдет к нему. Она настырна, уверена в себе, насколько он мог заметить. Полной уверенности у него еще нет, но, кажется, одноклассники смотрят на нее снизу вверх. И парни, и девушки. Еще бы, девушки в большинстве посредственной внешности. Кто-то застенчивый, кто-то изначально признает, что Ковалевская красива и при этом еще и способная ученица, тоже своего рода редкое сочетание. О парнях вообще говорить не приходиться. Классические подростки, так и кажется, им бы в машинки еще играть. На их фоне Ковалевская прямо молодая женщина, не меньше.

Неужели и он в выпускном классе выглядел точно также?

Сложно сказать, хотя Андрей все-таки склонялся к мнению, что и он, и его одноклассники были в этом возрасте посерьезней. Возможно, причина такого мнения в словах некоторых учителей, что преподавали еще и у его поколения. Они утверждают, что ровесники Андрея заметно отличались. Мол, тоже бывали оболтусами, но и учились неплохо, уровень в целом был выше. Бывшая классная руководительница Андрея, ушедшая в прошлом году на пенсию, как-то заявила, что в его классе больше было мальчиков, что учились лучше девочек. В теперешних классах наоборот. Тоже не в плюс представителям сильного пола выпускников.

Может, это из-за того, что ровесники Андрея видели свое будущее тем безоблачнее, чем лучше они учились? Сейчас, конечно, престиж учебы упал. Как говорил физкультурник, сейчас деткам не до того. И когда еще все переменится, встанет на прежнее место?

Из класса все вышли, Андрей остался один. Он не спешил. Оставался всего один урок, и на сегодня Андрей свободен. Гул учеников, покинувших кабинет, слабел, расслаивался. Андрей посмотрел в окно, прищурился от яркого света. Как хорошо, когда тепло. И особенно, когда тепло только-только начинается после надоевших холодов. Когда оно свежее, как знакомство с новым человеком.

Он подхватил папку, шагнул к открытой двери класса.

На пороге появилась Яна. Неожиданно появилась и встала так, словно загородила путь.

— Андрей Анатольевич? Можно поговорить?

Он остановился. Посмотрел в ее глаза. Взгляд старшеклассница не отвела. Сейчас он почти не смущался. Не то, что в прошлый раз. Наверное, теперь это не стало неожиданностью, то, что она хочет поговорить с ним наедине. Теперь он был тем, кем являлся с самого начала — учителем стоявшей перед ним девушки. То есть человеком рангом выше. После прошлого разговора он успокоился, выбросил глупые мысли из головы. Ковалевская — всего лишь девчонка, и ее красота не имеет к нему никакого отношения.

Но, черт возьми, чего она хочет? Глядя в ее глаза, Андрей окончательно убедился, что любовь к географии здесь ни при чем. Эти россказни — лишь предлог.

— В чем дело, Яна?

Она все также смотрела на него, в упор, молча. От этого попахивало вызывающей наглостью, но Андрей решил оставаться безучастным.

— Ну? Я тебя слушаю.

Наконец, брюнетка соизволила заговорить:

— Вы что-нибудь придумали насчет моей просьбы? Об уроках вне школы?

Андрей развел руками, хотел улыбнуться, словно разговаривал с маленькой девочкой, что сама не знает, чего просит, но, кажется, вместо этого он нахмурился.

— Яна, боюсь, что это невозможно. Я тебе говорил: я всего лишь учитель. Рядовой учитель, не директор школы. То, что ты предлагаешь, не предусмотрено регламентом занятий. И как бы я не хотел это…

Он запнулся. На губах у Яны появилась ухмылка. Такое впечатление, что она его не слушала. Либо знала, что ей скажут, и потому думала о своем. Андрей молчал, не зная, как отреагировать.

— Ладно, — промурлыкала Ковалевская. — Пусть не предусмотрено. Тогда проводите со мной занятия по личному желанию. Просто так.

Андрей все-таки смутился, натянуто улыбнулся.

— Я не понимаю, как ты себе представляешь…

— Андрей Анатольевич, — перебила его выпускница. — Неужели вы не хотите меня увидеть лишний разок? Я вам что, неприятна?

Андрей вздохнул. Абсурд какой-то! Он стоит и слушает какие-то глупости из уст первой красотки выпускной параллели.

— Извини, Яна. Вне школы я не могу заниматься преподаванием. У меня на это просто нет времени. Да и… желания. Если ты хочешь дополнительных занятий, занимайся самостоятельно. География не настолько сложный предмет, где репетитор обязателен. Вот увидишь, у тебя получится, — он сделал шаг, обходя ее. — Извини, Яна, мне надо идти. Не люблю опаздывать.

Он почему-то думал, что она сейчас преградит ему дорогу, но Ковалевская не пошевелилась. Застыла, глядя перед собой, будто девчонка, которую только что бросил парень.

Выйдя из кабинета, Андрей вздохнул. Настроение почему-то испортилось.

ГЛАВА 4

1.

— Юля, мне надо кое с кем поговорить, — сказала Яна. — Я тебе потом позвоню.

Сказано это было так, что Юля не подумала что-то выспрашивать. Тем более спорить. Яна хотела остаться одна и кого-то подождать возле школы. Ладно, ее проблемы. Юля кивнула и пошла домой.

Яна проводила ее взглядом, отошла к большой спортивной площадке, в сторону, противоположную той, куда двигался поток учеников: там был основной выход со школьной территории на улицу. Она встала так, чтобы видеть центральный вход в школу, сама же была закрыта углом здания.

Ждать ей недолго. Андрюша скоро выйдет. У него сегодня последний урок совпадал с последним уроком 11-го «А», Яна узнавала. Не то, что вчера, когда пришлось прогулять физику. Но это — мелочь. Обидно то, что Андрюша уходил из школы не один, вместе с биологичкой. Кажется, она у него преподавала, когда сам Андрюша учился. Естественно, Яна не смогла подойти к нему и отложила идею на сегодня.

Поток школьников ослабел, после чего вовсе иссяк. Теперь Яна не отводила взгляда от входной двери.

Не может быть, чтобы сегодня он снова вышел с кем-то из учителей, подумала Яна. Вспомнив биологичку, она представила Андрюшу учеником и улыбнулась. В ее воображении мальчишкой Андрюша выглядел смешно. Наивный, доверчивый, стесняется девочек. Наверное, так. Странно, но она до сих пор с трудом воспринимала, что учителя тоже когда-то были маленькими детьми. Это не укладывалось у Яны в сознании. Казалось, учителя всегда были теми, кем являлись сейчас. Далекими от учеников, жалкими, но при этом свирепыми, словно цепные собаки, готовыми укусить, стоит лишь неудачно повернуться к ним спиной. Лишь новый учитель, один из самых молодых в школе, кое-как справился с этой ролью, предстал ребенком. И то не надолго — стал расплываться, будто протестовал против того, что его заметили в подобном обличье.

Особенно тяжело было представить кого-нибудь из учителей, занимающихся сексом. Как только Яна брала определенную учительницу и отправляла в своем воображении в постель, лицо у той начинало изменяться.

Прошло еще минут пять. Школу покинули один за другим несколько учителей, но Андрюши среди них не оказалось. Яна спросила себя, не ушел ли он раньше. Она, конечно, быстро покинула класс, спешила, но кто знает, вдруг Андрюша сегодня изменил себе — отпустил учеников до звонка и ушел сам?

Наблюдая за выходом из школы, Яна вспоминала свой последний разговор с новым учителем. Собственные ощущения были какими-то смутными. Она знала лишь одно: надо идти до конца, раз уж за что-то взялась. Сегодня она поведет себя с Андрюшей конкретней, и у него не окажется никаких сомнений относительно того, что ему предлагают.

Странно, что он не понял этого до сих пор. Конечно, она всего лишь намекала ему, прикрываясь интересом к географии, и, наверное, он не поверил, что его соблазняет ученица. Неужели он такой недалекий? С виду очень даже понятливый, такому как будто бы долго разъяснять не надо.

Или он все прекрасно понял? Тогда почему ни о чем с ней не договорился? Почему выскочил из кабинета, как засмущавшийся подросток? Боялся, что кто-то услышит их разговор?

Сначала Яна думала всего лишь поиграть с ним, как иногда любила поступать с парнями несолидного возраста. Раскалить, потерзать и отказать на самом интересном месте. Но сейчас, представляя Андрюшу, поймала себя на мысли, что все-таки не прочь переспать с ним. Почему бы нет? С учителями у нее такого еще не было. Кроме того, позже она сможет вертеть Андрюшей, как хочет. Стоит только намекнуть ему, что она пойдет к директору и обо всем расскажет, он выполнит любое ее желание. Разве нет? Ей то что? Она — ученица, и виноватым сделают Андрюшу. О, этот точно окажется на коротком поводке.

Сейчас Яна отнюдь не против довести до столь пикантных отношений. Конечно, рано или поздно она поставит Андрюшу на место, чтобы не расслаблялся, но сначала он расслабит ее саму. Она надеялась, что он способен на это: свободный и голодный мужчина почти всегда — гигант.

Замечтавшись, Яна не сразу осознала, что видит нового учителя. Тот уже сошел с крыльца, двигаясь от ступенек, прежде чем она поняла, что пора действовать. Догонять Андрюшу не пришлось. Повезло: он копался в карманах, проверял, не забыл ли чего.

Яна ухмыльнулась одними губами, но ухмылка получилась короткой. Будто прикрыв лицо неподвижной маской, девушка двинулась к учителю.

2.

Он вздрогнул, хотя и не заметил этого. К нему приближалась брюнетка из 11 «А».

Андрей непроизвольно напрягся. Он не верил в подобные совпадения и сразу догадался, что Ковалевская специально его ждала. Встала в стороне и следила за входом. Он почувствовал это, как чувствуют чужой резкий запах.

Она шла, не глядя на него, но явно спешила перерезать путь. Андрей подумал, не ускорить ли шаг, но отказался от этой затеи. Это будет заметно. И, значит, глупо и смешно. Будто он — мальчишка, что пугается собственной тени.

Похоже, девчонка превысила все дозволенные нормы. Вцепилась в него и решила доконать. Не пора ли поставить ее на место? Андрей не сдержался и перестал делать вид, что не видит ее. Конечно, многое зависит, что она ему скажет на этот раз. Он уже понял: Ковалевская непредсказуема.

Брюнетка заметила его взгляд, улыбнулась. Кажется, с ехидцей? Еще не подошла, чтобы начать разговор, но щечки уже растягивались в улыбке.

— Здравствуйте, Андрей Анатольевич! — заговорила она.

— Добрый день, Яна.

Он остановился, и она вопросительно посмотрела на него.

— Чего вы остановились? Пойдемте, по дороге поговорим. Если не хотите, чтобы кто-то увидел, и потом разговоры пошли.

— Какие разговоры? — он все-таки двинулся вперед — получилось вслед за ней.

— Всякие. Разные. Но в любом случае, неприятные. Для вас.

— Какие неприятные? Ты о чем, Яна?

— О сплетнях. Ладно, это не важно. Вы лучше скажите, вы не передумали по поводу моего предложения? Оно остается в силе.

Она разговаривала с ним, как с равным. Слишком спокойно и уверенно. Это буквально покоробило его. Что она себе позволяет? Если он очень демократичен в проведении уроков, лоялен, предоставляет максимум свободы и уважает любую личность, будь-то откровенный разгильдяй или ученик от природы невысокого интеллекта, это не значит, что он позволит сесть себе на шею. Даже такой аппетитной выпускнице, что внешне не уступает девочкам с глянцевых журнальных обложек.

Несмотря на возникшее негодование, Андрей промолчал. Он не хотел превратиться во вспыльчивого мальчишку, не хотел нагрубить Яне, даже если она это и заслуживала. И в то же время надеялся, что разговор исчерпает сам себя без видимых усилий с его стороны.

— Мне сюда, — он кивнул направо.

— Мне тоже в эту сторону, — подхватила брюнетка.

— Яна…

— Так как насчет моего предложения, Андрей Анатольевич?

— Я же тебе говорил, география — не математика или физика, где…

— Неужели вы не хотите остаться со мной наедине, Андрей Анатольевич? — она сказала это тихо, томно, очень естественно, словно говорила о самом сокровенном. — Ладно, с этими географиями и физиками. Это здесь ни при чем. Я лишь предлагаю, чтобы мы уединились вдвоем с вами, Андрей Анатольевич.

Он остановился. Спросил себя, не краснеет ли он. Школа скрылась за поворотом.

Ковалевская тоже остановилась, повернулась к нему лицом. На этот раз не потребовала, чтобы он уходил подальше от школы, от возможных посторонних взглядов.

— Что ты… такое… — пробормотал он. — Это такая неудачная шутка?

Она даже не усмехнулась. Просто стояла и смотрела на него так, словно все ее помыслы последнее время были заняты исключительно им.

— Это не шутка, — она прошептала эти слова, на мгновение прикрыла глаза, сексапильно, как невероятно талантливая актриса. — Это совсем не шутка. Мне… очень неловко говорить об этом… Все-таки вы — мой учитель. Но… кто-то же должен сделать первый шаг. Пусть это буду я.

— Какой шаг? — он отер вспотевшие ладони об одежду. — Яна, ты в своем уме?

— Не знаю, — она снова прикрыла глаза и как будто покачнулась, словно ее окатило головокружение. — Знаю только, что я хочу вас, Андрей Анатольевич. Только не смейтесь, я серьезно. И не злитесь, если это вам неприятно.

Он молчал. Что он мог сейчас сказать? И она использовала эту заминку.

— Я хочу вас, и просто придумала предлог с географией. Извините, если что, — она приблизилась к нему вплотную. — Я вам что, не нравлюсь? Неужели не нравлюсь?

— Яна, ты не…

Она положила ему ладонь на грудь, скользнула под куртку, коснулась пальцами рубашки. Ее рука оказалась теплой, почти горячей.

— Пойдемте ко мне, — зашептала она, закатывая свои глазки. — Прямо сейчас. У меня никого нет, родителей до пяти не будет. Только вы и я.

Ее рука лежала у него на груди не больше двух секунд. И хотя внешне это никак не отразилось, за эти мгновения у Андрея промелькнуло множество мыслей. Что если пойти? Абсурд? Да, абсурд, но… Бред, она — его ученица! О чем он только думает? Но пойти хотелось, и лишь некая фальшь, которой отдавало происходящее, заставило Андрея отступить на шаг, отстраниться от этой странной девицы, убрать ее руку со своей груди.

Что-то было не так. Несмотря на естественность ее поведения, несмотря на этот просящий, жаждущий взгляд, что-то было не так. Казалось, кто-то невидимый настойчиво шептал, что перед ним одна из тех, с кем лучше не связываться. Слишком дорогой выйдет подобная связь.

Конечно, Андрей бы сомневался, даже не будь у этого момента особой прелюдии, которая никак не добавила симпатии к брюнетке. Не будь этой затянувшейся игры взглядов, дурацких предложений о дополнительных занятиях, ожиданий после уроков возле школы. И такого напора, неестественного для представительницы слабой половины. Даже будь все гораздо естественней, привычней, Андрей бы сомневался. К чести его сказать, скорее всего, он бы отказался. Все-таки, несмотря ни на что, он был воспитан так, что по-прежнему не воспринимал, что с собственной ученицей допустимы сексуальные отношения. Ученики для него — сущие дети. Какие могут быть с детьми серьезные отношения? Интрижка же его не прельщала. Не хватало еще потерять такое хорошее место, пять минут, как приобретя его.

Да и перед самим собой потом было бы стыдно. Обязательно. Как только он удовлетворил бы временное безумие.

На этом фоне допустить то, что предлагала Ковалевская, тем более было нельзя. И потому Андрей сомневался недолго и легко поборол свою слабость.

— Яна, прекрати немедленно. Это уж слишком. Тебе не кажется?

Похоже, он резко изменился в лице, потому что и она, будто отражение в зеркале, тоже изменилась. Прежняя маска отвалилась. Да, тут же появилась другая маска, но в ней не было столько фальши.

— Что слишком? — сказала она, но в голосе уже не было прежней томности, в голосе звучало недовольство.

— Ты все прекрасно понимаешь.

— Что я должна понимать? Да, я хочу вас и говорю об этом откровенно. Это плохо? Разве это плохо? Что я говорю то, что чувствую?

Да, она умела убеждать. Вычленить только то, что сразу делало ее правой. Андрей в который раз убедился, что Ковалевская развита не по годам. Казалось, он говорил не с девушкой-подростком, с взрослой женщиной, идущей напролом к собственной цели.

Похоже, паузы в их поединке не допускались. Тот, кто пропускал свой ход, лишь давал фору противнику.

— Андрей Анатольевич, неужели я вас нисколечко не волную? Мне почему-то кажется, что вы себя насильно от меня отворачиваете.

— Хватит, Яна!

— Или что? Расскажете директору о моем недостойном поведении?

Он натянуто улыбнулся.

— Не болтай. Тоже придумаешь.

— Вы что, на самом деле меня не хотите?

— Все! Иди, занимайся своими делами, Яна. Мне тоже уже пора.

Он попытался ее обойти, но она загородила ему дорогу.

— Андрей Анатольевич, вы это что же, откажете женщине? — во взгляде у нее появилось что-то змеиное. — Это не мужской поступок.

— Все, я больше не намерен тебя слушать.

Он буквально продрался между ней и деревянным забором. Торопливо зашагал прочь, чувствуя ее взгляд. Он все ждал, что она что-нибудь крикнет ему в спину. Ему было ужасно не по себе.

3.

Когда Андрей открыл дверь, мать была дома. У нее сегодня выходной.

Теперь, после возвращения домой, Андрей обычно только радовался этому, но сегодня он бы предпочел остаться один. Ковалевская вывела его из равновесия, он даже не мог понять, чего сейчас в нем больше: раздражения, злобы, досады на неиспользованный шанс или смущения при мысли, что хочешь, не хочешь, но ему еще много раз смотреть на Ковалевскую, видеть ее глаза. И хотя, казалось бы, смущаться надо ей, в реальности наверняка все будет не так просто.

Подумать только, сколько в ней наглости! Вот так подошла к учителю и предложила переспать! Да будь у самого Андрея такое желание, давнее, вросшееся в душу, ее напор лишь оттолкнул бы его.

Или он просто дурачок, что отказался от того, от чего не отказался бы ни один мужчина? Он что, женат или у него подруга, с которой давние, серьезные отношения?

Нет, он правильно поступил, что отказал Ковалевской. Пока Андрей не мог объяснить это логически, но он чувствовал, что прав. В жизни так не бывает, чтобы девушка, жаждущая мужчину физически, так откровенно предлагала себя. Нечто скрытое в этом поступке, что он не мог видеть, несло в себе едва уловимый негатив.

Неужели поведение Ковалевской — уникальный случай? Или сейчас в современных школах и не такое происходит? Не столкнулся ли Андрей с первым из рифов? Может, за три года в своей деревушке, где все гораздо мельче, неказистей, в том числе и выходки учеников, Андрей, в некотором роде, отстал от жизни? Ведь утверждают же учителя старшего поколения, преподававшие еще у предшественников Андрея, что сейчас детки совершенно неуправляемые. Они сейчас гораздо свободнее ровесников Андрея, но свобода несет в себе не только положительное.

В деревне основной проблемой было пьянство среди учеников, но это хоть как-то объяснялось. И это никак не поставишь на один уровень со старшеклассницей, без стеснения предлагающей себя учителю.

Впрочем, Андрей считал, что многое зависит от людей, больше, чем от эпохи, величины населенного пункта или уровня данной школы. Учись такая девушка, как Ковалевская, в той деревенской школе, Андрей столкнулся бы с ней еще три года назад. Просто красивая девушка Яна живет в одном с ним городе и учится в школе N 2, из-за чего их пути пересеклись. Но учись Андрей в другой школе и приди туда работать, скорее всего, он бы так и не узнал о существовании Яны Ковалевской.

Андрей прошел в свою комнату, в которой жил с пяти лет, с того момента, как родители переехали в эту квартиру, но даже раздеться не успел — за ним зашла мать. В эти дни она волновалась за него, словно он был учеником, перешедшим в другую школу, в новый коллектив. И, встречая его, непроизвольно пыталась узнать, как прошел день, выуживала мелкие, ничего не значащие подробности.

— Ну, как ты? — спросила мать.

— Нормально, — он постарался ответить с улыбкой.

Мать всегда безошибочно чувствовала его состояние. Он был у нее единственным ребенком, может быть поэтому? Она могла почувствовать, что у него неприятности, даже когда Андрей находился далеко. Например, в прошлом году, зимой, когда он заболел гриппом, мать позвонила соседям хозяйки, у которой жил Андрей, и попросила позвать сына. Пожалуй, будь телефон у самой хозяйки, мать звонила бы каждый день. Но так это случалось редко: Андрей просил, чтобы мать не беспокоила людей без необходимости. И вот, спустя всего три дня, как он уехал, она вдруг позвонила ему. Позже сказала Андрею, что приснился плохой сон про него, и потому она чуть с ума не сошла, пока дождалась вечера, когда соседи хозяйки вернулись домой.

Сейчас он стоял к ней боком и, наверное, поэтому еще не раскрыл себя, но это было делом времени. Андрей пытался стать веселым, непринужденным, хотя бы на ближайшие пять минут, пока не уйдет мать, уверившись, что у него все хорошо, но это оказалось не так-то легко. Он все еще оставался под впечатлением от разговора с Ковалевской, и повеселеть в одно мгновение оказалось не по силам.

Мать подошла ближе, попыталась заглянуть ему в глаза.

— Что-то случилось?

Он посмотрел на нее, устало улыбнулся.

— Спать хочу. И есть.

Похоже, получилось правдоподобно. Во всяком случае, мать ему поверила, оставила свои всепроникающие вопросы.

— Сейчас, подожди пять минут, — и побежала на кухню.

Андрей почти заканчивал с обедом, когда раздался телефонный звонок. Определитель пробубнил, что номер не определен. Из кухни вышла мать. Послышался ее невнятный голос, затем она крикнула:

— Андрей, это тебя.

Он прошел в прихожую, глянул на трубку в руках матери.

— Какая-то молоденькая девушка, — сказала та.

— Я возьму у себя.

В его комнате стоял второй аппарат, тот, что с определителем. Даже сейчас, став взрослым, Андрей почему-то смущался, если его слушала мать, и предпочитал разговаривать у себя в комнате.

— Да?

Пауза, слишком длинная, затем легкий голосок шепнул, будто кто-то лизнул язычком ухо:

— Андрюша?

— Кто… это?

— Андрей Анатольевич, вы не узнали? Неужели не узнали?

Да, он узнал. Это была Яна. Соскучилась, понимаешь.

— Откуда ты узнала мой телефон? — пробормотал он.

Она захихикала. Конечно, это не имело значения — это достаточно легко.

Ее смех резко оборвался, словно она вспомнила, что ей сейчас все-таки не до веселья.

— Вы уверены, что не хотите ко мне прийти? — теперь в голосе слышалась нехорошая жесткость.

Андрей скосил глаза на дверь. Сквозь рифленое стекло было видно, что мать в прихожей. Делает вид, что с чем-то возиться, но сама наверняка жаждет услышать, о чем разговор. Конечно, интересно, что там за девица позвонила ее Андрею. Он не мог говорить в полный голос.

— Ну, что же вы, Андрей Анатольевич? — поторопила его Яна. — Может, хоть что-нибудь скажете?

— Ты… Что ты себе позволяешь? Сначала… задерживаешь меня… всякой ерундой. Потом звонишь домой.

— Значит, ерундой? — ее голос будто переполнила черная пустота.

— Так, Яна, — он снова скосил глаза на дверь спальни. — Я требую, чтобы ты сюда больше не звонила. Слышишь? Не звони сюда больше! И не подходи, пожалуйста, на улице со своими предложениями. Все вопросы — только по учебе и только в школе. Это — всегда пожалуйста. Ты меня поняла?

Молчание.

— Ты меня поняла? — повторил он, думая, что связь прервалась.

— Я даю вам времени до восьми часов вечера, — медленно, выделяя каждое слово, сказала Ковалевская. — Больше я предлагать не буду. Это в последний раз. До восьми жду, потом — все.

Андрею захотелось заорать на нее матом. Она еще ультиматумы ему ставит! Удержало присутствие матери в квартире. Объясняй потом, что к чему.

— Я все сказала, — заявила она. — Не позвоните… смотри, как бы потом не пожалеть.

И положила трубку.

4.

— Проходи, — сказала мать Руслана. — Он у себя в комнате.

Андрей скинул куртку, прошел в спальню друга.

— Привет, — устало отозвался Руслан.

Сегодня он не источал радости, как обычно, когда Андрей навещал его. Что-то случилось? Хотя, скорее всего, ничего особенного не произошло. Просто Андрей попал на один из таких моментов, когда Руслан «благодаря» какой-то мелочи или разговору с кем-то из родных вновь пропускал сквозь себя всю «прелесть» собственного положения. Такие моменты, конечно же, иногда случались. Да, Руслан боролся с собой, боролся с внешним миром соблазнов, но полностью победить его, окончательно победить не мог. Для этого, по меньшей мере, нужно стать святым.

Андрей опустился на диван, ему стало неловко. Руслан медленно отложил книгу, развернул инвалидную коляску. Андрей не знал, как быть. Он пришел не только, чтобы навестить друга, развеять его, привнести в его жизнь хоть немного приятного разнообразия. Заодно он хотел поговорить с ним о сегодняшнем случае с одной из учениц. Не то, чтобы спросить совета, так — поделиться.

Он ощущал смутную тревогу, и причиной этому, конечно, была Ковалевская. Возможно, тревога звучит слишком громко, но если к его ощущениям подобрать что-то близкое, то это она, та самая тревога, и будет.

И вот он пришел к другу, надеясь, говорить о своих проблемах, но человек ведь находился действительно в тяжелом положении. Что в сравнении с этим все тревоги Андрея? И Андрей это понимал. Понимал и решил, что лучше вообще не затрагивать эту тему.

К счастью, Руслан сам повернул разговор в нужную Андрею сторону. Видно, не хотел фокусировать внимание на себе, на своих мыслях. Хотел отвлечься «от себя», и в этом лучшим помощником был разговор о других людях.

— Рассказывай, как там в школе? Приручил своих деток?

Он спросил это с какой-то натугой, словно ему было больно произносить каждое слово. Пытался вырвать себя из плена собственных мрачных мыслей. Впрочем, это не значило, что у него нет никакого интереса к делам друга, и Андрей был только рад помочь ему в этом.

— В школе нормально. Трудимся. Уже привык и теперь удивляюсь, что в нашей школе я когда-то сам учился.

Андрей заколебался: надо ли рассказывать о Ковалевской? Тоже проблему нашел!

— А подробнее? — попросил Руслан.

Кажется, он «оттаивал», перестраивался на разговор с другом.

— Так все хорошо, — заговорил Андрей. — Дети, как дети. Ну, они, в общем, и не дети, сам понимаешь. У некоторых скоро брачный возраст наступит.

Руслан хмыкнул.

— Да уж, — вставил он. — Спорить не буду.

— Вот и я о том же. Короче, в целом я доволен, но иногда случаются казусы.

— Например?

— Да было тут… кое-что. Одна из учениц, я тебе о ней еще в прошлый раз хотел сказать, все пялилась на меня, пялилась, но как-то странно. Не так, как девочка, который ты понравился.

— В смысле?

— Да кто ее знает. Весь урок смотрела и смотрела, потом следующий. И еще. Я у нее два предмета веду, так что пару раз в неделю видимся. Вот она как-то подошла ко мне и предложила проводить дополнительные занятия по географии.

— Ого.

— Когда я ей объяснил, что ничего такого сделать не могу, она попросила заниматься с ней отдельно. То ли у нее дома, то ли у меня.

Руслан хохотнул.

— Вот это да!

— Я сразу предполагал, что география этой девице ни к черту, хотя она способная, развитая. Знает почти все, что надо по предмету. В общем, я ей и тут объяснил, почему она хочет то, что невозможно.

— Да-а, — протянул Руслан и снова хохотнул. — Она чего-то хочет и явно не меда.

Его веселость передавалась и Андрею. Теперь он удивлялся, почему поведение Ковалевской так его напрягло. Послал ее подальше, и всех делов. Чего он опасается? Не он же ей предлагал пойти к себе домой!

— Точно, — сказал Андрей. — Действительно, не меда. Представляешь, сегодня выхожу из школы, она меня ждет. Пристроилась рядом, отошли от школы, и она вдруг прямым текстом предлагает пойти к ней домой, пока там нет ее родителей. Так и сказала, что хочет меня.

У Руслана приоткрылся рот. Он еще улыбался, но уже не так широко, как бы с сомнением, будто последние слова насторожили его.

Андрей следил за его реакцией.

— Представляешь?

— Вообще-то не очень, — признался Руслан.

— Еще бы. И понимаешь, с таким напором она предлагала… Мне самому не верится.

Руслан почесал нос, не сводя с Андрея взгляда, но смотрел как будто сквозь него.

— Не знай я тебя, — признался Руслан. — Вряд ли бы поверил. Решил бы, что это ты так неудачно рисуешься. Слушай, и много сейчас таких школьниц?

Андрей пожал плечами.

— Ничего не могу сказать. Не знаю.

— И что… Что ты ей сказал?

Андрей почему-то смутился. Ему вдруг показалось, что Руслан, узнав правду, посмеется над ним. Над его глупостью и правильностью. Веселость куда-то исчезла.

— Что мне ей было сказать? Предложил оставить меня в покое и пойти своей дорогой. Не идти же мне к ней домой? Да она еще ребенок для меня.

Руслан хмыкнул.

— Ну, положим, она не такой уж и ребенок, если ей есть семнадцать, но не в этом дело.

— В чем же тогда?

— Такое чувство, что она с кем-то поспорила, что подойдет к тебе. И… Что добьется тебя без проблем.

— Думаешь?

— Просто предполагаю. Девушки, если фанатеют по какому-то парню, в крайнем случае, просят встретиться. Но не трахаться же они предлагают.

— Да, и мне это показалось каким-то неестественным, — Андрей подумал и добавил. — В принципе, она дважды подходила ко мне и намекала. Но, в самом деле, могла бы обойтись без откровенностей.

Руслан снова почесал нос.

— В общем, лучше не связывайся с ней. Такая, если что, потом может истерики закатывать.

— Я и не думал с ней что-то иметь.

— Короче, на этой девке свет клином не сошелся. Отправил ее уроки учить, и правильно сделал. Она к тебе больше не подлезет.

Андрей вздохнул и, сам того не желая, сказал:

— Она мне потом и домой звонила, представляешь? Узнала номер телефона, наверное, через справочную, по фамилии.

— Ты что? — Руслан удивился.

— Предупредила, что я пожалею, если не передумаю. Выдвинула ультиматум: сказала, чтоб я ей позвонил, — Андрей обернулся, глянул на часы на стене в виде громадного золотого ключика. — Вот, дала времени до восьми. Пять минут осталось.

Он вынужденно усмехнулся. Звучало так мрачно, словно ему дали срок вернуть долг — крупную сумму.

Руслан поморщился.

— Она какая-то ненормальная. Точно ненормальная.

Андрей угрюмо кивнул. Он не знал, насколько у него развита интуиция, но в данном случае присутствие такой ученицы в одном из его классов почему-то напрягало его. Будто некая неприятность, всего лишь потенциальная, но от этого не менее реалистичная, таилась у него за спиной.

Руслан вдруг широко улыбнулся.

— Да, ладно тебе. Такое лицо сделал, как будто война началась, — он хохотнул. — Поздравляю, Андрюха, у вас появились личные фанатки. Ну, а фанатки, как вы сами знаете, почти всегда немного не того.

Андрей не удержался и тоже улыбнулся.

Руслан махнул рукой.

— Ладно, давай о чем-нибудь другом поговорим.

ГЛАВА 5

1.

Когда Лена подошла к ней, Яна решила, что лучше с этой одноклассницы и начать. Лене никогда не нужен повод, чтобы кому-нибудь рассказать, что они с Яночкой «общались, как лучшие подруги». Слишком уж она гордится тем, что Яна иногда сидит с ней за одной партой. Можно не сомневаться, любую новость, услышанную от Яны, Лена не замедлит передать другим одноклассницам.

Нужно лишь дождаться, пока Андрюша выглянет из учительской.

Яна хотела, чтобы Лена сама заговорила про Андрюшу. Так будет естественней, правдоподобней. Если Яна первая затронет эту тему, эффект будет не тот.

Все получалось спонтанно. Яна поднялась на второй этаж, заметила, как Андрюша вошел в учительскую. Остановилась, ничего особенного не планируя. Да, вчера и позавчера она свирепела от злости. Каждые полчаса ее лицо неожиданно перекашивало, как от приступа боли, и девушка сжимала кулачки.

Подумать только, этот урод отказал ей! Отказал! Ей! Яне! Девушке, при виде которой оборачивались даже степенные мужчины, относительно равнодушные к противоположному полу, по крайней мере, «в уличных условиях». При виде которой на дискотеках у подростков текли слюни. На которую с тоской посматривали все старшеклассники школы. Которой добивались по-настоящему крутые парни, «упакованные» и холеные не меньше какой-нибудь модницы. К которой едва ли не каждый день подходили знакомиться прямо на улице. Внешности которой отдавали должное даже учителя, эти самолюбивые и завистливые стервятники. И вот такой девушке он отказал!

И кто? Жалкий учитель! У которого и денег-то нет для того, чтобы общаться с нормальной девчонкой. Для того чтобы дать ей хоть что-то. Что он о себе возомнил?!

Она предлагала ему себя, свое тело. Любой мужчина согласился бы. Даже будь девушка менее привлекательна. Что же говорить о такой, как Яна? Кто угодно пополз бы за ней на коленях, лишь бы только получить от нее то, что она предлагала. В этом смысле женщинам вообще не отказывают. Один из взрослых любовников Яны как-то со смехом утверждал, что отказ женщине в сексе — преступление перед природой. Естественно, преступление становилось тем кощунственнее, чем эффектней выглядела женщина. Исходя из этого, игнорировать девушку уровня Яны, вообще было чем-то немыслимым, аномальным.

Ладно, будь она еще уродиной. Из тех, к которым не привыкаешь даже спустя время. Это еще можно было бы понять.

Еще вчера Яна жаждала разорвать Андрюшу. Встретить где-нибудь и разорвать голыми руками, она даже не сомневалась, что у нее хватило бы сил. Она не хотела признаваться даже самой себе, насколько сильно задел ее самолюбие учитель своим отказом. Нет, дело вовсе ни в этом! Она лишь испытывала справедливое негодование. Он ведь сам пялился на нее в первый день. Посматривал, стараясь, чтобы никто в классе этого не заметил. Конечно, она ему понравилась. Не могла не понравиться, даже такому мудаку, как он. Можно сказать, он сам ее спровоцировал. Разве нет? Не смотри он на нее такими голодными глазами, она и думать ни о чем бы ни стала. Кому он нужен? Со своими цветными однотонными рубашками и пустыми карманами?

Он спровоцировал ее своим жалким взглядом мужика, с которым не пойдет ни одна баба, спровоцировал, после чего отказал. И он сделал это нарочно, она же видела, как он хотел пойти к ней домой. Видела. Он просто решил ее унизить! Понимает, что она никогда не будет с ним, завидует ее внешности и, улучив подходящий момент, швырнул в нее комок грязи.

Почему-то вчера у нее мелькнула мысль, что он, подлец такой, даже расскажет кому-нибудь об их последнем разговоре. Директрисе, например. Эта мысль, кроме злобы, принесла нечто похожее на страх, чувство практически незнакомое Яне Ковалевской. И она невольно приготовилась к отпору. Отрицать — вот, как надо поступать в подобных ситуациях. Отрицать и вызвать в себе бурю справедливого возмущения! От того, что ее так непостижимо оболгали.

Как ни странно, сегодня она была спокойной. Во всяком случае, если сравнивать со вчерашним. Может, встала с той ноги, с которой и нужно было встать. Так или иначе, сегодня она уже смогла думать о другом, не только об Андрюше и о том, что же ей теперь с ним делать. Конечно, она это просто так не оставит. Сидеть на его уроках и знать, что он про себя смеется над ней? Только ни это! Она еще не знала, как поступит в дальнейшем. Полагалась на интуицию и на случай.

И случай пришел. Сначала в лице математички, потом одноклассницы Лены.

Математичка зашла в учительскую следом за Андрюшей. Пожилая, некрасивая, она шла, переваливаясь, будто жирная утка. Когда-то у нее был сложный перелом бедра, и с тех пор она прихрамывала. Она носила юбки, и ее белые, точно личинки червей, лишь наполовину прикрытые ноги усиливали отталкивающий эффект.

Учительница шла из противоположного крыла второго этажа, и у Яны оказалось достаточно времени, чтобы «вести» ее взглядом. Математичка мало кому нравилась и уж, тем более, Яне. Слишком жесткая, предъявляет непомерно высокие требования, стремится, чтобы ученики на ее уроках сидели тихо, без движений. Яна смотрела на нее без особых эмоций и, когда женщина уже протянула руку к двери учительской, поймала себя на мысли, что очень многое зависит от того, что о том или ином учителе ты услышала изначально. До того, как смогла поближе его узнать.

Яна уже убеждалась в этом. Постороннее мнение оказывалось мощной составляющей чьего-то образа, и от него сложно было избавиться позже, даже когда собственный опыт общения с данным человеком подсказывал, что люди, скорее всего, ошибаются. Даже ни сложно, а практически невозможно. Для этого понадобились бы определенные усилия. Труды, не имевшие смысла, особенно в отношении учителей.

Получалось, стоило Яне услышать о математичке что-нибудь хорошее, тем более, несколько таких высказываний, до того, как та провела у ее класса пару уроков, и учительница долгое время оставалась бы в ее глазах лучше, чем есть на самом деле. И наоборот.

Конечно, это правило было верным не только в отношении математички. В отношении любого учителя. В том числе и Андрюши.

Это было то, что надо. Яна попала в точку. Если про нового учителя рассказать парочку непривлекательных историй, мнение о нем у одноклассников обязательно пошатнется. Иначе и быть не может. Это не совсем то, что он действительно заслуживает, но кое-что. Надо же с чего-то начать. Позже отыщется еще что-нибудь.

Лена, возникшая на горизонте, явилась частичкой калейдоскопа, начинавшего постепенно складываться в приятную глазу картинку.

2.

— Ты здесь кого-то ждешь? — поинтересовалась Лена.

Яна хотела сказать, что да, но передумала. Лена посчитает, что мешает Яне и может уйти. Но Яне нужно обратное. Пусть стоит рядом, пока не появится Андрюша.

— Нет, — ответила Яна. — Просто стою. Могу я присесть на подоконник возле учительской? Что, такое опасное место?

Лена смущенно улыбнулась.

— Нет. Можно и перед учительской.

Клара Борисовна не позволяла ученикам сидеть на подоконниках. Некоторые учителя при виде этого тоже требовали ребят встать. Окно перед учительской выходило на школьный двор. Двор переходил в клумбу и Малую спортивную площадку, их ограничивали дворы частных домов. Дальше виднелись пятиэтажные дома Центрального района.

— Я не встану, — заявила Яна. — Если даже появится Клара. Что она меня из школы выгонит? Главное — чтобы я училась хорошо.

Лена кивнула. Вслух она ничего не говорила, но, конечно, восхищалась Яной. Мало кто так естественно игнорировал общепринятые правила и при этом оставался в глазах учителей в числе лучших учеников. Другой вопрос: как это получалось? Лена понимала, что ей такого не достигнуть.

— Ты идешь на химию? — спросила она.

Яна поморщилась, на секунду задумавшись, но ответить не успела.

Из учительской вышел Андрюша.

— О, Андрей, — пробормотала Лена.

Нового учителя между собой ученики называли просто по имени. Обидной клички ему не светило — слишком положительный в глазах тех, у кого вел уроки.

Яна заметила, как Лена смотрит на Андрюшу, и почувствовала злость. Ничего, скоро отношение к нему изменится, уж она-то постарается.

Андрюша приостановился и, несмотря на сновавшую в разных направлениях ребятню, глянул на двух девушек у окна. Будто почувствовал, что они на него смотрят, непроизвольно вычленил их из толпы. Встретился с Яной глазами, быстро отвел взгляд, ускорил шаг.

Девушки провожали его взглядом.

Яна фыркнула.

— В школе так он цивильный дядечка. Конечно, это ведь на работе.

Лена непонимающе посмотрела на одноклассницу. Та как бы, между прочим, объяснила:

— Вчера видела его в дупель пьяного. Еле на ногах держался.

— Что? Андрея?

— Кого же еще? — Яна старалась, чтобы голос был равнодушным, даже скучным. — Он пытался меня зацепить. Наверное, не узнал. Хотя кто его знает, может, узнал бы, так все равно приставал. За руки хватал, едва отвязалась.

Лена смотрела, не мигая.

— Ничего себе, — прошептала она. — Яна, с кем ты была?

Секунду-другую Яна колебалась. Думала сказать, что с Юлей, но не решилась. Вдруг эта проворная Леночка успеет поговорить с Юлей быстрее Яны? Вот получится неудача. И Яна еще не знала, следует ли посвящать Юлю в мотивы своего поступка. Нет, Яна ей доверяла, но не лучше ли будет, если и Юля тоже подумает, что все рассказанное про Андрюшу — правда?

— Одна была. Со мной шла моя соседка, ты ее не знаешь, она в другой школе учится. Возле «Евростиля» и разошлись — ей было в другую сторону. Там на углу Андрей и появился. Знаешь, там есть такая забегаловка, напротив универмага. Где алкаши в основном и тусуются. Вот он меня заметил и давай знакомиться.

Яна осторожно глянула на Лену. Та была в легком шоке, будто ей рассказали что-то невероятное про ее же парня, с которым она давно встречалась. Она была удивлена, но не сказать, что не поверила. И все же какие-то сомнения оставались.

— Ничего себе, — повторила она.

Яна хмыкнула.

— Мне уже раньше говорили, что наш Андрей ставит публику на уши. Есть такая девчонка Алла, в Десятой школе учится. Она как-то приходила к нам в школу, увидела Андрея. Потом сказала, что он заявился на дискотеку в Доме Техники и начал цеплять всех малолеток подряд. Его все отшивали, так он лез от одной к другой. Наверное, был в «Черном золоте», вот и спустился из клуба для взрослых мальчиков туда, где малолетки танцуют. Кажется, он фанат по малолеткам.

— Ничего себе, — в третий раз сказала Лена, потом добавила. — Никогда бы не подумала.

— Я тоже не поверила. Думала, Алла ошиблась, спутала его…

Школу наполнил звонок, возвещавший конец большой перемены. Яна скривилась, ругнулась, пожелав мерзкому устройству не дожить до завтрашнего дня. Когда трель иссякла, сказала:

— Не спеши ты так, успеем, — она двинулась следом за Леной, опасавшейся опоздать на урок. — В общем, думала, что Алла Андрея с кем-то перепутала. Пока вчера сама его не увидела «в деле».

— Кто бы мог подумать, — пробормотала на ходу Лена. — И ведь вчера даже не суббота была.

Яна незаметно усмехнулась. Не суббота! Как будто это имеет какое-то значение.

— Если б и суббота, так что?

— Ну, в субботу… Я бы еще поняла, если б в субботу. Мало ли бывает? Может, праздник какой был.

— Какой праздник? — возразила Яна. — Просто Андрей, которого в нашем классе почему-то начинают обожать, на самом деле наглый мужлан, каких свет не видывал. Наглый и помешанный на сексе с малолетками.

Они уже подходили к кабинету химии, куда неторопливо заходили их одноклассники, и Яна решила, что не помешает последний удар:

— Не удивлюсь, если он начнет приставать к кому-нибудь из наших одноклассниц.

3.

Последний урок в 11 «А» в этой четверти подходил к концу. Через пару дней начинаются весенние каникулы. Для старшеклассников они последние перед выпускными экзаменами.

При этой мысли Андрей испытал облегчение. На полторы недели он с учениками разбежится в разные стороны и при этом, конечно, не будет видеть Ковалевскую. Возможно, перерыв пойдет ей на пользу. Все забудется, и она станет смотреть на него, как на учителя, ни больше, ни меньше.

Весь урок Ковалевская по-прежнему смотрела на него, словно ничего и не было между ними несколько дней назад. Почему-то Андрею казалось, что она постоянно сдерживает ухмылочку, в которую жаждет расплыться ее смазливая физиономия. Она не выглядела сконфуженной, наоборот вела себя так, словно это он ее домогался и получил отпор. Казалось, она что-то знает, чего не знает он.

Несколько раз Андрей пытался посмотреть ей в глаза, показать, что полностью игнорирует ее, как девушку, и смотрит, как на ученицу. Но в поединке взглядов победа не могла быть на его стороне. Хотя бы потому, что направление его взгляда видели все, за Ковалевской же не следил никто.

В двух других выпускных классах Андрей подобного дискомфорта не испытывал. Там не было человека подобного Ковалевской. Со стороны это могло бы показаться смешным: беспокойство из-за какой-то девицы. Подумаешь, подошла и пригласила к себе домой! В действительности все было не так просто. Андрей еще не достаточно изучил Ковалевскую, но уже понимал, что в некотором роде эта девушка уникальна. Сплав сильного для ее возраста и пола интеллекта, энергии и самолюбия. Не просто умна, можно сказать, опытна, как взрослая женщина. Энергия такова, что ей легко подавлять большинство одноклассников, даже мальчишек. И самомнение простирается настолько далеко, что становится ясно: эта дамочка личную обиду так не оставит. Вывернется наизнанку, но не оставит.

И то, что своим отказом Андрей невольно нанес ей оскорбление, сомнений у него не вызывает. Иначе к чему был тот звонок с ультиматумом? Всего лишь порыв несдержанной девчонки?

Сейчас, мельком поглядывая на Ковалевскую и вспоминая ее отнюдь не истеричные угрозы, Андрей так не думал. То, как в конце последней фразы она перешла с ним на «ты», выглядело совсем не спонтанно. Она как будто уверена в собственной недосягаемости и чувствует, что Андрей не опустится до того, чтобы сделать ей какую-то откровенную пакость, пойти и пожаловаться директору. Во всяком случае, не сейчас.

Конечно, все это неприятно. И пожелай сейчас Ковалевская перейти в другую школу, Андрей был бы только за. Однако вариантов нет, и ему надо учить не только ее одноклассников, но и ее саму. Не поступать же так, словно он, видя ее неприязнь, готов участвовать в противостоянии?

И Андрей вел урок, как обычно. Закончив после опроса учеников с основной темой, глянул на часы. До конца урока оставалось почти десять минут.

— Ну, что? — он осмотрел класс. — Прошлый раз я начал рассказывать про Малайзию, но прозвенел звонок. Если хотите, сегодня можно закончить эту тему.

В классе раздались нестройные подтверждения, что ученики согласны. Чем маяться бездельем или позволить учителю вызвать к доске еще кого-нибудь, лучше послушать про экзотические страны.

— Значит, так, — быстро заговорил Андрей. — Малайзия в последние десятилетия очень бурно развивалась и характерна тем, что в этой стране присутствует необычный сплав развитой цивилизации и прежнего, патриархального уклада жизни. Куала-Лумпур, ее столица, выглядит, как суперсовременный мегаполис. Как и некоторые другие города. Но на окраинах страны, в сельской местности, куда не попадают туристы, люди до сих пор живут, как их деды. На побережье по-прежнему существуют настоящие рыбацкие деревни, живущие исключительно своим промыслом и напоминающие средневековье.

— Значит, вы не относите Малайзию к райским уголкам?

Андрей не сразу понял, кто задал вопрос. Как обычно, он был заряжен на быстрый, но внятный рассказ, и неожиданный оклик вызвал у него заминку. Конечно, иногда его перебивали, переспрашивали, уточняли некоторые детали, но сейчас все случилось слишком неожиданно.

Его взгляд непроизвольно задержался на Ковалевской. Та ухмыльнулась, как бы подтверждая, что вопрос задала именно она. Что ж, подумал Андрей, что бы ты ни делала, ты — моя ученица, и раз тебе что-то интересно, я всегда готов поделиться тем, что знаю.

— Малайзия — очень интересная страна. Отлична от нашей намного сильнее, чем любая европейская держава, и уже одно это любопытно. Но насчет райского уголка — не знаю. Климат там для европейца тяжелый. Не так, как на каких-нибудь островах, типа Мальдив или Сейшел…

— Значит, вы бы туда не поехали, раз это не рай? — снова подала голос Ковалевская.

Андрей почувствовал, что она спрашивает это не потому, что ее интересует, входит ли Малайзия в число райских местечек планеты, но подвоха никакого не заметил. Может, она таким образом сбивает его, не желая, чтобы он успел закончить с Малайзией до звонка?

— Почему? — он пожал плечами. — Интересно побывать в любой стране. Даже в европейской. Что говорить о той стране, где из особой породы деревьев добывают каучуковое молоко — сырье для резины и…

— Андрей Анатольевич, так почему вы не поедите в Малайзию, раз там так экзотично?

Андрей натянуто улыбнулся.

— В смысле? Что значит, почему не поеду?

— Ну, вы говорите, интересно побывать. Но вы ведь в Малайзии не были? Нет?

После неловкой паузы он, как по приказу, покачал головой.

— Вот видите, не были. Так почему не поедите?

Пауза. Очень короткая. Ковалевская, будто спохватившись, быстро добавила:

— Ах, да. Что я говорю? С зарплатой учителя в наших школах в Малайзию не сильно съездишь.

Андрей изменился в лице. Очень постарался остаться безучастным к столь бесцеремонной колкости, но у него вряд ли получилось. Он повернулся лицом к окну, к классу — боком, будто желал пройтись вдоль доски и обратно, пытался выиграть время, собраться с мыслями. Только бы не показать, как он уязвлен! Не показать свою злость, синоним слабости! Конечно, лучше бы все это перевести в шутку, но ни в его теперешнем состоянии. Сейчас ему это точно не под силу.

— Яна, давай, ты позволишь мне закончить сначала тему. Не будем отвлекаться на то, что не имеет к нашему уроку отношения. Времени почти не осталось.

Все равно неловко получилось. Ковалевская промолчала, но безмолвный перевес как будто остался на ее стороне. Кажется, даже ее одноклассники на него по-другому посмотрели. Или так лишь казалось?

Андрей что-то говорил про каучуковое молоко, но как-то неуверенно, путался, повторялся. И не успел закончить про Малайзию, когда звонок возвестил окончание урока.

Когда ученики потянулись к выходу, Андрей не удержался, посмотрел на Ковалевскую. Брюнетка явно на это рассчитывала. Она ухмыльнулась, самоуверенно и откровенно, глядя ему в глаза, и он отвел взгляд.

Что ж, подумал Андрей, за ближайшие полторы недели я по тебе точно не соскучусь.

ГЛАВА 6

1.

Андрей открыл глаза. Стояла плотная темень, без единого изъяна. На утро не похоже — сейчас уже светает до того, как откроешь глаза. Почему же он проснулся?

Трель телефонного звонка показалась оглушительной из-за ночной тишины.

Да, сейчас ночь, не иначе. И разбудил его телефонный звонок. Какого черта кому-то понадобилось?

Андрей, выбираясь из кровати, зацепился ногой за одеяло и чуть не упал. Схватил трубку.

— Да?

Тишина.

— Да! Я слушаю!

В прихожей послышался шорох. Мать проснулась. Еще бы, один телефон в прихожей, и его трель слышна матери хорошо. Ничего бы не изменилось, даже закрой она дверь в свою комнату. В их маленькой двухкомнатной квартирке звуки разносятся так, как будто и стен вовсе нет.

— Я слушаю, — Андрей заговорил чуть тише.

Дверь его комнаты открылась, показалась мать.

— Что там такое, Андрей? — спросила мать, невнятно, наверное, полностью не проснулась.

На том конце по-прежнему не раздавалось ни звука. Андрей, наконец-то, заметил, что номер не определился, и времени сейчас без десяти три ночи.

— Да? — повторил Андрей.

— Кто это? — спросила мать.

Не дождавшись ответа, Андрей положил трубку.

— Не знаю. Может, кто ошибся.

Мать вздохнула.

— О, Боже. Думала, случилось что.

Андрей заметил, что мать держится за сердце.

— Да, ладно тебе. Чего перепугалась? Кто-то не туда позвонил, и все. Иди спать, мам.

Она кивнула, опасливо покосившись на телефон, вышла из комнаты, выключила в прихожей свет. Но легла не сразу. Некоторое время возилась то ли в кухне, то ли в ванной, и Андрей прислушивался, не мог заснуть.

Наконец, она вернулась в свою комнату, затихла.

Несмотря на это Андрей еще минут двадцать ворочался. Да, сон ему перебили. И, хотя завтра ему не на работу, все-таки у детей каникулы, но, сколько хочешь, тоже не поваляешься. Неприятно, конечно. Кое-как он нашел подходящее положение тела, и мысли стали путаться. Он как будто улегся в теплую ямку, дно которой медленно, ласково погружалось куда-то вниз.

Процесс этот так и не завершился.

Телефон зазвонил снова.

Андрей подскочил, сердце болезненно всколыхнулось, словно находилось в громадном пустом сосуде, и любое движение заставляло его ударяться в стенки. Только бы мать снова не проснулась.

— Да? — он сжал трубку.

Никто не ответил.

— В чем дело? Я слушаю.

В комнату зашла мать. Быстро она появилась, наверное, так и не заснула после первого звонка.

— Ну, говорите, — потребовал Андрей.

Ждал он ответа недолго. Или что-то со связью, или кому-то заняться нечем. Второе, конечно, вероятнее. Андрей положил трубку.

— Молчат? — спросила мать.

— Да.

Он хотел еще что-то сказать, успокоить мать, но тут в очередной раз прозвенел телефонный звонок.

— Дай, я возьму, — сказала мать.

Что-то в нем этому воспротивилось.

— Не надо, — в который раз за ночь Андрей подхватил трубку. — Да?!

Он рассчитывал, что в этот раз звонивший заговорит. Напрасно. Та же тишина.

— Делать что ли нечего? — рявкнул он. — Хватит! Достаточно!

И положил трубку.

— Может, ворье какое звонит? — пробормотала мать. — Проверяет, дома ли кто?

Андрей поморщился.

— Мама, какое ворье? У нас тут что, денег не меряно лежит?

— А что ты думаешь? Сейчас куда угодно могут залезть, и к богатым, и…

И снова спальню заполнил телефонный звонок.

Мать рванулась к аппарату, решительная, негодующая. Как будто именно она могла заставить звонившего признаться в своих черных помыслах.

Андрей остановил ее, перехватил руку.

— Мам, давай, отключим телефон. Отключим и ляжем спать.

Она все равно рвалась к аппарату, и Андрею пришлось приложить усилие.

— Ну, мам! Зачем тебе это? Какие-то идиоты балуются, и ты хочешь их в чем-то убедить? Я спать хочу.

Удивительно, но она не настаивала на своем, ее не пришлось уговаривать. Мать сдалась, отступила. Только остановилась и подождала, пока сын отключит телефон, словно убеждалась, что он ее не обманывает и действительно это сделает.

— Все, — прошептал Андрей. — Иди спать. Больше нас сегодня не потревожат.

Она вздохнула, пожелала спокойной ночи и вышла.

2.

Ему что-то снилось, и в момент пробуждения он еще помнил этот путаный сон. Но все исчезло из памяти, растворилось, как только он поднял голову, глядя в темноту комнаты. Там, на стену, отсвечивало красным расплывчатым пятном табло телефона с АОНом.

Ну, конечно, Андрей забыл отключить телефон на ночь. Говорил себе, сделать это, еще когда находился в ванной, чистил зубы перед сном. Но забыл.

И сейчас телефон разрывался длинными очередями звонков. Сквозь эти звуки было даже слышно, как его корпус поскрипывал, будто аппарат грозил разлететься на куски.

Не зря Андрей думал его отключить, не зря. Чувствовал, что не помешает.

Он выскочил из кровати, наклонился над аппаратом — думал сразу его отключить, но в последнее мгновение решил все-таки трубку снять.

— Да, я вас слушаю.

Молчание. И где-то в прихожей уже слышался шорох движений матери. Ну, почему ей не спится? Будь он сейчас один, на него бы эти ночные звонки так бы не подействовали. Даже сердце не заколотилось бы.

— Слушай, хватит херней страдать, — не выдержал Андрей, желая разобраться до того, как в комнату войдет мать. — Тебе все понятно? Чтобы этих звонков больше не было, ясно?

— Андрей, — послышалось от двери.

Он быстро положил трубку, не говоря ни слова, отсоединил блок питания.

— Андрей, — снова позвала мать.

— Извини, мам. Забыл вечером отключить. Все — больше не забуду.

Она смотрела на него испуганно, он понял это даже, несмотря на темноту.

— Кто же это звонит? — прошептала она.

— Да мало ли кому стукнуло в голову, мам. Не переживай.

Насчет звонившего у него уже были кое-какие догадки. Еще вчера. Сейчас он лишь укрепился в мысли, что предположил верно. Так или иначе, перед внутренним взором крутилось лицо Ковалевской. Возможно потому, что иных вариантов не было.

Кто еще проявил бы подобную настырность, звоня вторую ночь подряд? Ведь звонившему самому нужно не спать. В общем, не проблема, если человек гуляет в какой-нибудь компании. У Ковалевской как раз каникулы, могла и устроить себе пару дней расслабления.

— Не нравится мне это, Андрей, — заметила мать.

Андрей почувствовал злость на одну из своих учениц. У его матери нервная система никудышная, любая мелочь действует на нее так, как некоторых людей серьезные проблемы не расстраивают. Что говорить о непонятных ночных звонках? Ладно бы еще единичный случай, так нет — вторую ночь подряд. И, судя по всему, вряд ли последний. Неизвестно сколько это продлится. Пока каникулы не закончатся или пока не надоест? В любом случае какое-то время Андрею придеться контролировать, отключил ли он перед сном телефон или нет. И потом не забывать включить утром.

— Мам, больше никто ночью не позвонит — телефон отключен.

— Андрей, это тебе звонят?

— Откуда ж я знаю? Мама, иди спать. Времени почти два часа.

— Ладно, — с неохотой сказала она и вышла из спальни сына.

Андрей стоял, хотя ноги уже замерзли, и телу становилось дискомфортно. Стоял, даже когда услышал в соседней комнате скрип дивана — легла мать.

Узнать через справочную телефонный номер Ковалевской и перезвонить? Потребовать, чтобы прекратила звонки? И что это даст?

Вряд ли она звонит из дома, если только ее родители куда-нибудь не уехали. И с чего он решил, что она признается? Удивится, негодуя, и ничего он не докажет. Если бы она хоть голос подала.

Ответный звонок, как ни прискорбно, ничего ему не даст.

Андрей тихо выругался, забрался под одеяло, укутался. Даже глаза не закрыл, уставился в потолок. Кажется, отключенный телефон мало что дал в смысле спокойствия.

Как ни странно, заснул он быстро и даже не заметил, когда это случилось.

3.

Яна медленно потянулась к звонившему телефону, сняла трубку и еще медленней поднесла ее к уху.

— Да? — сонно пробормотала она, частично пребывая еще во сне.

— Привет.

Она не узнала голос.

— Кто это? — по-прежнему вяло, невнятно спросила она.

— Это я, — сообщили на другом конце провода и после коротенькой паузы посчитали нужным все-таки добавить. — Влад.

С полминуты она соображала, что это за такой Влад.

— Не узнала? — искренне удивился парень. — Ну, Влад. Помнишь?

Наконец, в памяти наступило некое прояснение. Точно, она давала ему номер своего телефона. Обычно она этого не делает, особенно с малолетками и, если парень не произвел на нее сильного впечатления.

Это случилось в прошлую субботу, на дискотеке в Доме Техники. Яна с подружками отмечали в тамошнем баре начало весенних каникул. Хорошо отметили, ничего не скажешь. Расслабилась она так, что практически сразу дала свой номер, как только Влад попросил. Он, конечно, предлагал продолжить гулянку и пойти к нему домой, прямолинейно сообщил, что никого всю ночь не будет, но Яна, презрительно фыркнув, отказалась. Посоветовала продолжить знакомство в следующий раз.

За прошедшие четыре дня Влад множество раз звонил ей домой, но ее не было дома. Еще бы — сейчас ведь каникулы! Яна видела его номер на определителе, правда, не знала, кто же это такой настойчивый. Вчера он ее, наконец, застал, но Яна очень спешила. Так и не узнав, кто это, попросила перезвонить назавтра в полдень.

— Ну? Вспомнила? — повторил Влад.

— Сколько сейчас времени? — вместо ответа спросила она.

— Без пяти двенадцать.

— Сколько? — она спросила это таким тоном, словно сейчас было восемь утра.

— Ты сама сказала, позвонить в такое время.

Яна это заявление не подтвердила и не опровергла. Ей по-прежнему хотелось спать.

— Слушай, ты не мог бы перезвонить? Я еще сплю, поздно вчера пришла.

— Э-э, обожди! — потребовал Влад. — Потом тебя опять не будет. Я тебе и так три дня звонил.

— Буду, буду, — заверила она звонившего.

— Ты уверена? — он повысил голос.

Борзый, подумала Яна. Хотя самому лет восемнадцать, максимум — девятнадцать. Малолетка! И зачем она ему дала номер телефона? Наверное, он все-таки ничего на физиономию. Хотя, признаться, Яна уже смутно помнила его лицо. Она ведь была выпившей, еще и этот полумрак в баре: попробуй — рассмотри кого-нибудь, как надо.

Почему-то спорить и, тем более, повышать голос не хотелось. Наверное, из-за лени. И было интересно, не ошиблась ли она в полумраке? Еще ей нравилось, когда парни оказывались настойчивыми, не терялись, как только ее требования не совпадали с их пожеланиями.

— Ладно, — решилась она. — Если хочешь, подойди ко мне, поболтаем минут пятнадцать-двадцать, покурим. Там и решим, что делать дальше.

Не хотелось давать свой адрес, и она решила сказать только дом и подъезд.

— Давай только в три, раньше не смогу. Я сама выйду.

— Ты точно придешь? — переспросил Влад.

— Куда ж я денусь? — и Яна положила трубку.

Самое верное решение: сначала посмотрит на него вблизи при свете дня, поболтает на трезвую голову. Там видно будет, иметь с ним какие-нибудь дела или нет. Отшить всегда успеет, не в первый и не в последний раз.

Заснуть снова ей не удалось. Голова была тяжелой. Вчерашний ликер виноват. Тем более, засиделась, рассчитывая дозвониться до Андрюши. Наверное, Юля правильно сказала — он отключил телефон на ночь. Но и прежде, чем это случилось, два предыдущих раза Яна заставила Андрюшу понервничать. Он даже ругнулся, что с трудом укладывалось в сознание, если представить себе учителя в классе. Да, цивильный, аккуратный Андрей Анатольевич разозлился! Еще как разозлился. Оно и понятно: кого хочешь можно достать, если звонить несколько ночей подряд. Как хорошо, что Юля может сделать так, чтобы ее номер не определялся!

Впрочем, ночные звонки придеться оставить. Во-первых, надоело самой гулять до утра, во-вторых, теперь Андрюша стал бдительным.

Или звонить вечером? Нет, не тот эффект.

Провалявшись до половины третьего, Яна поднялась и, выпив две чашки кофе, стала готовиться к урезанному во времени свиданию. Не спешила и потому опоздала минут на десять, если не больше. Влад, похоже, весь извелся, решив, что девушка его надурила. Увидев Яну, успокоился, напустил на себя уверенный вид.

— «LM» куришь? — деловито спросил Влад.

— Мне все равно.

Они общались минут пятнадцать, когда Яне пришла в голову очень даже привлекательная идея.

4.

Личико у Влада действительно оказалось смазливым, не зря Яна оставила ему свой номер. Рефлексы тела сработали, пока ум пребывал в расслабленности. Смазливое, но уж больно детские черты. Да и поговорить не о чем. В основном — одна бравада. Интересовали его только мотоциклы и, пожалуй, приятные на вид девчонки. Джентльменский набор, прилизанный и кастрированный, как говорила тетка Яны, та еще выдра. Набор, приправленный неправдоподобным умением подать себя крутым парнем.

Единственным, что было у Влада мужским и грубым, его голос. Как только Яна отводила от его лица взгляд, у нее возникала иллюзия, что с ней разговаривает взрослый мужчина, крупный на вид, наглый, уверенный, бывалый.

В один из таких моментов она спросила себя, понял бы кто-нибудь по телефону, не зная Влада, что он подросток? Вопрос плавно перешел в другой: можно ли подпортить нервы Андрюше, если не только молчать в телефонную трубку? Конечно, это зависело исключительно от умения и, самое главное, наглости звонившего.

Яна посмотрела на Влада более пристально. Перевести разговор на другую тему, нужную ей? Что ж, всегда можно попробовать.

Он заметил, как она странно смотрит на него, и немного смутился. Правда, быстро принял прежний напыщенный вид.

— Что?

Яна усмехнулась, пожала плечами.

— Ничего. Вот думаю, я тебе при дневном свете тоже нравлюсь? Или ты не хочешь признаваться, что в баре меня не рассмотрел, как надо?

Яна понимала, что сложно задать подобный вопрос искренне. С ее-то внешностью! Ее личико уникально: мало найдется мужчин, которым она не понравится. Хотя бы немного. Она понимала, но постаралась спросить это серьезно.

И Влад просиял.

— Я всегда все сразу вижу, — в своем стиле заявил он.

— Значит, ты хотел бы меня сегодня вечером увидеть? — последнее слово она произнесла после коротенькой заминки, так что получилось эффектно.

— Ну, да, — Влад ухмыльнулся еще шире.

— И завтра?

— Конечно! Почему нет?

— Ладно. Только у меня настроение не очень, так что не знаю.

— Почему не очень? — улыбка исчезла с его лица.

— Из-за оценок в четверти.

Влад присвистнул. Как будто сказал: мол, нашла из-за чего!

Яна поспешно добавила:

— Ты не понял. Мне до фени, что у меня в аттестате. Дело в другом.

— В чем? — тупо спросил Влад.

И Яна едва сдержала улыбку. Ну, почему большинство парней такие тупые? Им бы только всунуть и высунуть! Кто ж мозгами шевелить за них будет?

— Понимаешь, к нам недавно новый учитель пришел. Ведет историю и географию. Ты не представляешь, какой он козел.

Влад криво ухмыльнулся. Уж это он мог представить, сомнений не было.

— И что?

— Он помешан на школьницах. И как меня увидел, стал предлагать с ним… ну, пойти к нему домой.

— Да он охренел! — рявкнул Влад, на лице — справедливое негодование, будто кто-то домогался его девушки.

— Тише, — предупредила Яна. — Соседей посвящать необязательно.

Влад согласно кивнул. Яна продолжила:

— Я ему отказала. И он стал ко мне придираться. В принципе, что он мне сделает? Я и внимания на него не обращаю. Но он ведь ведет у меня два предмета. Вот и влепил мне трояк, хотя у меня до него по географии одни пятерки стояли.

На самом деле в аттестате за третью четверть в графе «география» стоял высший балл, но Яна не собиралась говорить правду. Как и выносить для доказательства дневник.

— Представляешь? Я знаю предмет лучше всех в классе. Нет, лучше всех в школе, а он мне три балла поставил! Такой урод, наглости предела нет. Знаешь, как обидно! — для пущей убедительности Яна решила продемонстрировать некоторое количество своих знаний. — Ты вот знаешь, где находится такой город: Антананариву?

Влад приоткрыл рот, покачал головой. Судя по всему, он такого названия и не слышал. Да и вряд ли бы правильно произнес.

— Это столица Мадагаскара, — сообщила Яна. — Или вот Каракас? Знаешь, чья столица?

Влад снова покачал головой. В этих вопросах его прыть капитулировала.

— Столица Венесуэлы. Ладно, неважно. Главное — он меня расстроил. Ведь несправедливо же. И чувствую, что это не все. Впереди — последняя четверть, оценка за год. Он намекал, что очень постарается, чтобы поставить мне за последнюю четверть два балла. И что мне, к директору идти?

Пока Яна говорила, она следила за лицом Влада. Тот заволновался. Наверное, понял, что ему это не спроста рассказывают. Он ведь — мужчина, защитник. Вот только что он мог сделать учителю? Его на смех поднимут, если он придет в школу и потребует не придираться к девушке по имени Яна.

Яна снова сдержала улыбку и решила, что для вступления достаточно. Пора переходить к самому главному.

— Ты не мог бы для меня кое-что сделать? — прошептала она.

— Что? — Влад совсем скис, наверняка уже жалел, что попал в такую скользкую ситуацию, связавшись с этой красоткой.

— Позвони ему и пригрози, что он — покойник, если не утихомирится.

Лицо Влада вытянулось. Он соображал, насколько реальна такая просьба.

— Не говори, кто звонит, и про меня не заикайся. Просто позвони и скажи, что ему — конец. Что он совсем обнаглел. Что он — урод, и дети его будут уродами, и все такое, — Яна улыбнулась. — Владик, мне тебя учить что ли? Ты сам не знаешь, что сказать?

Наконец, он улыбнулся.

— Знаю, — заявил он уверенно, с желанием.

— Только у него определитель, так что звони из автомата на улице.

— Что я, дурак? Конечно, из автомата.

— Только хорошенько его припугни. Что б понервничал, как следует. Как меня заставлял нервничать.

— Не волнуйся, сделаю, — он перестал ухмыляться, вспомнил о другом. — Так что насчет вечера?

— Ты сначала ему позвони. Часов в восемь. Потом мне перезвонишь, расскажешь, как было. Тогда и договоримся.

5.

— Спасибо, мама. Шикарные блинчики.

Андрей встал из-за стола, взял тарелку.

— Давай, — мать протянула руку.

Андрей покачал головой.

— Я сам.

— Зачем? Я могу помыть.

— Мама, дай я хоть раз помою. За такие блинчики можно и поработать.

Мать благодарно улыбнулась. Сказать ничего не успела — зазвонил телефон.

— Я возьму, — и она вышла из кухни.

Андрей открыл кран с горячей водой, сунул под струю тарелку. Едва прикоснулся к ней тряпкой, как послышался голос матери:

— Андрей, это тебя.

Он закрыл воду, положил тарелку в раковину, вытер руки о полотенце. Мать уже спешила воспользоваться этим, чтобы самой вымыть посуду.

— Кто звонит? — спросил Андрей.

— Какой-то парень, голос незнакомый. Он не представился.

Андрей прошел в свою комнату. Номер не определился.

— Да, я слушаю.

Пауза. Андрей решил, что связь прервана, но в ухо ударил хриплый, грубый голос:

— Точно слушаешь? Клево, парнишка, клево, если ты слушаешь. Только слушай внимательно, усек?

— Кто это? — пробормотал Андрей, из чувств было одно лишь недоумение.

— Ты что, следователь, вопросы задавать? — звонивший хмыкнул. — Короче, мудак, будешь борзеть, хреново кончишь! Очень хреново, мудила!

— Кто со мной говорит?

— Я тебя порежу, так и знай. Порежу, не отмахнешься.

Сердце совершило болезненный кульбит. Непроизвольная реакция, необоснованная.

— Может, ты не туда звонишь?

— Ты, козел, закрой пасть! Я тебя предупреждаю еще раз: не успокоишься — в реанимацию отвезут!

Андрей разозлился. Отчасти из-за собственного страха. Ведь ясно, что кому-то делать нечего, но угрозы не прошли абсолютно бесследно.

— Да в чем дело?!

— Бля, мудак! Завали хавальник! Говорю, порежу, если будешь дергаться!

— Уверен?

На том конце провода рассмеялись. Напрасно он вступил в перепалку.

— Ну, все! Теперь я тебя точно порежу! Завтра же, мудак!

Андрей попытался вернуть себе хоть какое-то хладнокровие.

— Можно узнать, с кем я говорю? Как твое имя?

Снова смех, неприятный, хриплый, словно человек выкуривал по пять пачек в день.

— Ну, ты, олень! В реанимации все узнаешь!

— Кто ты такой? — Андрей снова завелся.

— Бля, сука! Ты мне еще вопросы задаешь? Ты не понял, что тебе сказали? Тебя скоро похоронят! Веришь, нет?

Андрей заметил, что за дверью спальни в прихожей остановилась мать. Наверное, он слишком громко разговаривал, и она услышала интонации. Словно чувствует, что происходит что-то не то.

Он заставил себя понизить голос:

— Если я тебе что-то сделал, напомни что именно.

— Ну, олень! — тот же смех, самоуверенный, будто человеку все нипочем, даже умереть сию минуту не страшно. — Нет, придеться тебя все-таки порезать. Ладно, я тебя найду.

На том конце грохнули трубкой, и пошли противные короткие гудки.

Андрей почти минуту стоял, прижимая трубку к уху. Не хотелось выходить из комнаты, отвечать на вопросы матери.

ГЛАВА 7

1.

Руслан ехидно захихикал и передвинул фигурку королевы на три клетки.

— Ну, вот и все, дружище. Вашему королю каюк.

Они с Андреем играли в шахматы в комнате Руслана. Всю эту неделю у Андрея был ослабленный рабочий режим в связи со школьными каникулами, и он приходил к другу каждый день. И почти каждый день они играли в шахматы. Можно было засиживаться допоздна, и они не спешили расставаться.

Руслан глянул на часы.

— Эге, Андрюха. Всего двадцать пять минут. Что-то ты ослаб. Прежде ты самый минимум час держался. Ну, минут пятьдесят.

Андрей виновато пожал плечами. В этой древней игре Руслан его гораздо сильнее, почти всегда выигрывает, но Андрей давался ему нелегко. Бывало, и по три часа сидели. Двадцать пять минут — действительно полный провал. Слишком быстро. Еще и фигур на доске достаточно.

— Вот, — пробормотал Андрей. — На секунду расслабился, и ты тут как тут со своими штучками.

— Так ты не расслабляйся, — заметил Руслан.

— Хорошо, постараюсь.

Руслан снова глянул на часы.

— Еще одну партию?

Андрей устало покачал головой.

— Наверное, нет. Завтра уже к восьми на работу. У деток каникулы закончились. Еще засидимся. Ты же знаешь, пока не закончим, не разойдемся.

Руслан хитро прищурился.

— Не засидимся. Обещаю. Получишь мат не позже, чем через полчаса.

Андрей снова покачал головой.

— Нет, Руслик. Спасибо, конечно, за мат, но не надо. Я сегодня что-то плохо сосредотачиваюсь.

— Проблема в чем? Дети не накормлены? Влюбился?

Последнее предположение почему-то вызвало у Андрея усмешку.

— То же скажешь, влюбился! Влюбишься тут, ага.

— Что тогда?

Андрей не собирался говорить Руслану про телефонные угрозы, в общем-то, бестолковые, не имеющие под собой никакой основы. Чего мусолить то, о чем хочется поскорее забыть? Как-то само собой вырвалось.

— Звонил тут один тип. Всякую ерунду нес.

Собирая шахматы в коробку, Руслан посмотрел на Андрея.

— В смысле?

— Грозился, понимаешь, меня порезать, — Андрей издал неестественный смешок. — Ничего толком не сказал, кто, откуда, только орал в трубку.

Руслан сдвинул брови, после чего хмыкнул.

— И кто ж это так шутит, интересно?

Действительно, кто?

После ночных звонков Андрей был уверен, что это Ковалевская. У него уже вошло в привычку отключать на ночь телефон и утром включать его снова. Потом, когда позвонил тот кретин, оравший, что порежет всех и вся, Андрей уже никого себе не представлял.

Что и говорить, неприятно. Понимаешь, что все это — пустые угрозы, но на нервы действует.

— Не знаю, — признался Андрей. — В начале недели кто-то баловался ночью. Звонили и молчали. Думал, это та брюнетка, что я тебе рассказывал. Потом вот мужской голос прорезался. Парень явно молодой, не старше меня.

— Так он один раз звонил?

— Два.

После первого звонка в четверг Андрей не думал, что это повторится, но неосознанно ждал подобного. Вчера, в субботу, это случилось. Тот же голос. Только говорит невнятно, будто надрался, почти кричит. Что-то выяснять, тем более, не имело смысла, и Андрей положил трубку. Звонок тут же повторился. Пришлось отключать телефон в половине восьмого вечера. Мать порывалась поговорить со звонившим, и Андрей едва уговорил ее не делать этого.

Сегодня звонков не было, но кто его знает, Андрей ведь ушел к Руслану. Где гарантия, что тот ненормальный не позвонит в другой день?

— Значит, сказал, что он — крутой боевик? — протянул Руслан.

— Что-то вроде этого, — согласился Андрей.

— И что? Выполнил он хоть что-нибудь из того, что обещал?

— Нет.

— Тогда — забудь. Может, еще раз-другой побалуется и перестанет. Надоест.

— Мне то что? Мать расстраивается. Нервничает. Если б не она, я бы вообще внимания не обратил.

— Угу, — Руслан смотрел куда-то в сторону, будто думал о другом.

Андрей поколебался, не сменить ли тему, но все-таки произнес:

— Я вот думаю, это все-таки брюнетка постаралась. Попросила какого-нибудь знакомого. Тот и рад стараться.

Руслан посмотрел на Андрея.

— Да? — и констатировал. — Она точно ненормальная.

Сказано это было равнодушно, словно он сообщил, что у Ковалевской черные волосы.

Андрей в очередной раз подумал, что его проблемы — ничто в сравнении с трагедией Руслана.

Он вздохнул, поднялся с дивана.

— Пойду, Руслик. Пора. Да и на сон уже тянет.

2.

Весь урок было тихо, хотя Андрей неосознанно ждал выпадов со стороны Ковалевской. По какому поводу? Кто его знает? Вопросы задавать она не стесняется, желания поболтать — достаточно, и он сам поощряет свободное общение с учителем.

Он уже думал, что все так и закончится, но ошибся.

Ковалевская против обыкновения даже не пялилась на него. Кажется, изредка посматривала, но не больше. Нагулялась на каникулах, выпустила дурную энергию? Неизвестно, конечно. Женская психика непредсказуема, и уж, тем более, у девушки-подростка.

В начале урока, в первый раз встретившись с ней взглядом, Андрей вспомнил о ночных звонках, попытался определить, причастна ли к ним Ковалевская. Почему-то казалось, что Яна не попытается это скрыть.

Не получилось. Ковалевская быстро прервала зрительный контакт. Андрей решил, что про телефонное баловство пора забыть. И, наверное, под конец урока расслабился.

Закончив с опросом и новой темой, Андрей посмотрел на часы. До звонка — почти десять минут.

— Ну, что? Времени немного осталось. Как насчет того, чтобы узнать про особенности флоры и фауны Индонезии?

Кажется, кто-то кивнул, но общее согласие смазалось раздавшимся вопросом:

— Может, лучше не надо?

Ковалевская. Конечно, она.

Андрей удивленно посмотрел на нее.

— Вы не подумали, — пояснила Яна. — Что грузите некоторых лишним материалом? Кому-то интересно, но некоторые и положенное задание не могут усвоить.

Выпад, что и говорить, неожиданный. Андрей даже растерялся.

— Я никого не гружу, — пробормотал он. — Это необязательно запоминать. В конце концов, это просто интересно. Разве нет?

Ковалевская фыркнула.

— Это вы так думаете, — заявила она. — Но многим не нравится, я знаю. Путаница в голове начинается. Некоторым это вообще не нужно.

— Ты уверена? — сухо спросил он.

— Уверена, уверена.

— Почему ты…

Ковалевская не позволила учителю договорить.

— И потом, вы только дразните своими байками.

— Что?

— Рассказываете про экзотические страны, и от этого у многих слюни текут. Но знать про что-то эффектное и не увидеть собственными глазами тяжело. Вот вы сами не можете себе позволить съездить на свои Сейшелы, и почти все мои одноклассники тоже. Или вы думали иначе? Так зачем дразниться?

Андрей поймал себя на том, что сжал зубы. Эта стервочка умеет говорить и доставать.

— С чего ты решила, что кто-то дразнится, если слушает про другие страны? Это просто интересно.

Яна промолчала, и эффект получился даже заметней, чем, начни она возражать. Она как будто игнорировала учителя.

Андрей подумал, что не должен вспылить, показать, что раздражен. Только ни это!

— Яна, если ты так в этом уверена, это не значит, что у других точно такое же мнение.

— Кто ж вам правду скажет? — снова подала голос брюнетка. — Многие просто опасаются попасть к вам в немилость, вот и молчат.

У Андрея расширились глаза.

— Хорошо, — он развел руками в стороны. — Давайте всем классом решим. Я вас спрашиваю: кто хочет, чтобы я рассказывал про экзотические страны? Если, конечно, остается свободное время?

— Вы бы лучше отпустили пораньше, — сказала Яна. — Если это самое свободное время остается. Вы что, директора боитесь?

— При чем здесь, боюсь я директора или нет? — повысил голос Андрей. — Не в этом дело.

— Тогда отпускайте пораньше, если не в этом дело.

— Это не всегда получается.

— Так хотя бы, когда получается.

Андрей выдержал паузу, желая остановить эту перепалку, заставить свой голос не повышаться. И вернуться к прежнему вопросу, не бежать следом за Ковалевской, в ту сторону, куда она провоцирует.

— Так, пожалуйста, Яна, не перебивай меня. Я еще раз спрашиваю: кто желает отвлеченную тему в конце урока?

Андрей ждал, но никто не подал голоса, не поднял руку. Кто-то сопел, кто-то отворачивался, кто-то делал вид, что ищет какую-то тетрадь. Андрей оторопело пробормотал:

— Так что, все против, чтобы я вам что-то рассказал? Ну, говорите, не стесняйтесь. Никаких ведь репрессий не будет. Да и какие я вам могу устроить репрессии? Будем по теме урока говорить, и все.

И снова никто ничего не сказал.

Что, собственно, он хотел? Перед ним — всего лишь дети. Да, подросшие, считающие себя взрослыми, даже в каких-то вопросах считающие себя умнее своих родителей и учителей, но от этого не переставшие быть детьми. По отдельности они — личности, но вместе сродни толпе. Один из них выступил якобы в защиту их интересов, фальшивых, но все-таки. И теперь они молчат. Как бы Андрей ни старался, он для них — чужой. В толпе всегда кто-то выделится, тот, кто сможет говорить за всех сразу. Чаще это, конечно, парень, но в 11 «А» школы номер N 2, такую роль на себя взяла девушка.

Неудивительно, с внешними данными и неуемной энергией Ковалевской, такую роль мог взять кто угодно.

— Ну, что же вы? — сказал Андрей, пытаясь заглянуть в глаза хотя бы кому-нибудь. — Выскажите свое мнение. Скажите хоть что-нибудь.

Кажется, на этот раз кто-нибудь прервал бы молчание, ответил бы на вопрос учителя, но его опередила Ковалевская.

— Не мучьте вы нас, Андрей Анатольевич. Лучше отпустите.

— Никого я не мучаю, — резко ответил Андрей, спохватился и добавил равнодушным тоном. — Не хотите высказываться, что ж…

Он глянул на часы. Дебаты с Ковалевской практически съели свободное время: всего три минуты осталось. Какая там Индонезия?!

— Ладно, все равно ничего не успеем. Тогда просто сидите, ждите звонка.

Послышался невнятный недовольный гул. Еще одно очко не в пользу Андрея.

Но менять что-либо было поздно. Он все-таки учитель, и его слово, пока идет урок — закон. Андрей принялся укладывать бумаги в папку.

Когда ученики выходили из кабинета, Андрей подумал, что прежде еще не видел столько недовольных лиц.

3.

Вокруг нее собрались сразу четыре одноклассницы Юли, и Яна была довольна. Четверо девушек — вполне достаточно. Она и не ожидала такой аудитории, когда убедила Юлю рассказать одну историю. Про Андрюшу.

Убедила — не значит, что сначала Юля была против. Как поняла Яна, Юля к Андрюше не относилась никак. Тот случай, когда отношение формируется мнением со стороны. Сказала подруга, что новый учитель — фуфло и фанат по малолеткам, значит, так тому и быть. Яна уже не один раз заводила с Юлей тему Андрюши, еще перед каникулами рассказала ту же придуманную историю, что и однокласснице Лене. Яна и телефонные звонки среди ночи устроила от Юли, ведь та была только «за», чтобы «проучить мудилу».

Сейчас этого казалось мало. В ее классе слухи кое-как распространялись, но дальше почему-то не шли. Яна не забывала, что кроме 11 «А» Андрюша преподает еще в двух выпускных классах. Надо было пощипать нервы Андрюше и чужими руками. Глядишь, разговорчики пойдут дальше их параллели, что было важнее всего.

После удачного урона Андрюше на последнем уроке географии, где он и слова не рассказал о своей дерьмовой Индонезии, Яна воодушевилась и решила, что стесняться Юли вообще не стоит. И предложила подруге рассказать кому-нибудь из ее одноклассниц то, что хоть в какой-то степени воздаст обнаглевшему учителю по заслугам. Он переходит все грани, говорила Яна. Она не знает, как на уроках в Юлином классе, но у нее именно так. И Юля соглашалась.

Почему бы хоть как-то ему не отплатить? Хотя бы за приставания и пошлые намеки Яне?

Они с Юлей остановились возле двух одноклассниц-подружек. Таня и Света, обе полные и высокие. У Тани нос длинный, вызывающий презрительную усмешку, у Светы — маленький, чуть приплюснутый, она посимпатичней. Что самое главное, обе те еще болтушки. Как знала Яна, обе учились неплохо, но скорее зубрили, чем проявляли природные данные. Яне они не нравились, как, впрочем, большинство и своих, и Юлиных одноклассниц, но она этого раньше никак не показывала, хотя и не здоровалась с этими девушками при встрече.

Пока разговор шел ни о чем, к ним присоединились еще две девушки. Кажется, подошли на пару секунд что-то спросить, да так и остались стоять рядом. Говорила больше Юля, остальные неуверенно посматривали на Яну, на ее одежду. Все-таки эта девушка практически не баловала их своим вниманием. Уже то, что они стояли рядом с ней, привлекало внимание остальных одноклассников.

Понимая, что время уходит, Яна незаметно для других ткнула Юлю локтем и, когда подруга замолчала, тоскливо пробормотала:

— Нет, Юлька, сегодня я к тебе не приду. Андрей задал мне реферат и по истории, и по географии. Придеться до самой ночи сидеть.

— Он что, тебе одной задал? — спросила Света.

Яна глубоко, грустно вздохнула.

— Да, одной. Он меня достает, как только может.

Юля взмахнула рукой и затараторила:

— Ой, девочки, он же ненормальный. Он Яне уже предлагал пойти к нему в гости.

Таня ахнула.

— Яна отказалась, и вот теперь он ей проходу не дает. Придирается, к доске часто вызывает.

Последнее утверждение было прямо противоположным: Андрюша, словно не желая лишний раз с Яной разговаривать, практически не вызывал ее к доске. За все время — только один раз, по необходимости ставить итоговую четвертную оценку. Яна надеялась, что одноклассницы Юли не станут выпытывать у девчонок из параллельного класса, сколько раз за эту неделю Андрей Анатольевич вызывал ее к доске. В конце концов, ни это было главным.

— Если бы Яна не знала больше, чем надо, ей было бы совсем плохо.

Четыре девушки осторожно посматривали на Яну. На всякий случай она молчала, придав лицу скорбное, хотя и гордое выражение.

— Это еще что, — Юля отлично справлялась со своей ролью. — Это здесь, в школе. Тут про это узнать могут. Тут Клара рыскает, другие училки тоже. А вот, когда он не в школе…

Многозначительная пауза, и Юля как будто бы собралась закрыть эту тему. Да, подумала Яна, актриса из нее превосходная.

— Что тогда? — спросила Надя, одна из двух, подошедших позже.

— Я про него уже такое слышала! Вот, Яна, например, перед каникулами лично видела, как он к девятиклассницам цеплялся. Теперь и я на днях кое-что видела.

— Что? — быстро и жадно спросила Надя.

Яне почему-то пришло в голову, что Наде Андрюша нравится. Даже очень. Но, понимая, что с ним ей ничего не светит, неосознанно она стремилась избавиться от этой зависимости. Избавиться, предварительно охладев к нему. И разве для этого не подходит, если она узнает о нем что-нибудь нелицеприятное?

Юля сделал неопределенный жест, как если бы сомневалась, стоит ли об этом говорить.

— Что ты видела? — повторила Надя.

— Вы в ДТ ходите? — вопросом на вопрос ответила Юля.

Девчонки замялись. Ну, конечно, они туда не ходили. Стеснялись или еще что. Дискотека в Доме Техники — не место для хороших девочек, каковыми они себя считают. Туда, по их мнению, ходят слишком ранние, кому дома не сидится и кто жаждет, чтобы ее зацепил парень.

— Как-то в ДК ходили, — сказала Надя. — На восьмое марта.

Дискотека в Доме Культуры — для молодежи школьного возраста, туда пойти не страшно. Яна сдержала улыбку. Какие они все-таки дети! Про какой-нибудь поцелуйчик и зажимон будут трепаться целую неделю.

Юля покачала головой.

— Лучше в ДТ сходите. Там вы Андрея точно увидите.

— На дискотеке? — не поверила Таня.

— При чем тут дискотека? Он рядом околачивается, выискивает подходящих дамочек. Кто согласится сходить к нему на чашечку кофе, — Юля усмехнулась.

Ее одноклассницы слушали серьезно и внимательно.

— Я после дискотеки зашла в магазинчик, орешков купить. Выхожу из «Амакса», смотрю — впереди, возле «Третьего» магазина, Андрей остановил девчонку. Присмотрелась… там класс восьмой, наверное, не больше. Представляете?

Света смущенно фыркнула. Да уж, представляют они, подумала Яна, жди! Но это не означает, что они не поверят.

— Малолетка, наверное, перепугалась. Рванула мимо, а он ее давай за руки хватать. Хватает и тащит куда-то в сторону. Ну, она и завизжала. Какие-то мужики на другой стороне улицы остановились, вроде один что-то крикнул. Андрей малолетку и отпустил. И деру оттуда, — Юля хмыкнула. — Наверное, еще кого-нибудь искать.

Она замолчала, и в этот момент раздался звонок, но никто из девушек не пошевелился. Они по-прежнему смотрели Юле в рот, возможно, надеялись, что она еще не всю историю рассказала.

Яна отвернулась. Она уже не могла больше сдерживаться. Это был триумф. И правдоподобно, и эффектно, и равнодушным никого не оставит. Они с Юлей не договаривались о «хватании за руки», подруга сама придумала. И как удачно! Должна была просто рассказать, как Андрей цепляется к малолеткам, но вот, смотри ты, постаралась сверх нормы.

— Ладно, я пойду, — сказала Яна и поспешила прочь, чтобы не испортить эффект.

Юля на прощание улыбнулась ей. Понимающе улыбнулась. Конечно, подруга на стороне Яны. Полностью. Возможно, Юля даже догадывается, что сама Яна нигде кроме школы Андрюшу не видела, но это ее не беспокоит. Похоже, ей нравится игра.

Или она лишь кажется равнодушной и лично не против облить Андрюшу грязью.

4.

Андрей печально глянул на топтавшегося возле учительского стола парня.

— Извини, Вадим, но сегодня ты явно не в ударе. Мне очень не хочется, но я вынужден оценить твои знания не самой лучшей оценкой. Можешь садиться.

Нескладный крупный парень, с виду добродушный увалень, но в реальности обыкновенный лентяй, готовый выпустить колючки, если его погладят против шерсти, двинулся на свое место на последней парте. Он не возмущался, не сказал ни единого слова, но в самой его походке сквозило недовольство и осуждение учителя.

Он еще не достиг своего места, когда на авансцену вышла Ковалевская.

— Андрей Анатольевич, зачем в самом начале четверти вы ставите ему два балла? Дали бы ему хоть немного времени. Так учителя всю охоту отбивают к учебе.

Дело шло к завершению урока, и нечто подобное должно было случиться. Андрей несколько раз посматривал на Ковалевскую, и та отвечала ему вызывающим взглядом. Она не играла в львицу, сидящую в засаде, она уже вышла на тропу войны.

Странно, думал перед этим уроком Андрей, в ней столько ненависти, будто она хочет его смерти. Кажется, он, по меньшей мере, обесчестил ее, а не отказал в интрижке. Она — всего лишь подросток, но от нее исходит осязаемая опасность. Откуда у него это, казалось бы, абсурдное ощущение? Неужели он раздувает до невероятных пределов обыкновенную неприязнь?

Да, Ковалевская не собиралась в один прекрасный день оставить его в покое, во всяком случае, не в ближайшее время. Сегодня вопрос был лишь в том: когда? Какой она отыщет предлог, чтобы бросить камень в спокойную водную гладь? С внеклассными беседами в 11 «А» Андрей, кажется, покончил. Вызывать ее он не собирался. Тогда что?

Вот что — заступиться за одного из учеников, к которому она вряд ли испытывает симпатию. Конечно, проблемы Вадима Ковалевскую не волнуют, этот ученик — лишь способ ущипнуть учителя.

Андрей задержал на ней взгляд. Справедливое негодование в ее глазах было абсолютно искренним. Как и переживание за своего одноклассника, словно он приходился Ковалевской родным братом. Только не показывать, что ее выпады нервируют его, подумал Андрей. Спокойствие и какой-нибудь нейтральный ответ.

— Не лучше ли предоставить решение мне? — сказал Андрей, не отводя взгляда. — Я ведь — учитель. Или кто-то думает, что я хочу специально утопить Вадима?

Конечно, она не собиралась останавливаться.

— Вы могли бы задать ему какой-нибудь дополнительный вопрос. Ну, пару вопросов, если одного не достаточно. Вы ведь знаете, Вадим в истории не силен. Надо видеть в ученике личность, а не автомат.

— Послушай, Ковалевская, не надо меня обвинять в ущемление чьей-то…

— Почему вы меня по фамилии называете, Андрей Анатольевич? Кажется, вы с самого начала называли нас всех по именам. И меня в том числе. Это, чтобы меня задеть, да?

Нашла лазейку. Заметила маленькую такую оплошность и уколола. Заодно и тему сменила. Угораздило его назвать ее по фамилии! На фоне того, что он обращается ко всем ученикам по именам, получилось действительно неважно.

Оправдываться в этой ситуации не имело смысла.

— Хорошо — Яна. Ты, Яна, обвиняешь меня в ущемлении чьей-то личности?

Андрей успел подумать, что девица сейчас надуется и заявит, что не надо ей делать одолжение, называя по имени. Мол, назвал по фамилии, продолжай так и дальше. Андрей уже понял, что она — гений по части того, чтобы все переиначить, перевернуть по-своему. Однако Ковалевская проигнорировала и обращение по имени, и непосредственно вопрос Андрея.

— Вы бы лучше не относились ко всем одинаково. Если кто-то не силен в вашем предмете, не напрягайте его лишний раз. Сами же говорили, что ваш предмет не важен, и не нужно никаких драм.

— Яна, тебе не кажется…

— Вызывайте чаще тех, кто силен. Меня, например. Почему вы меня не вызываете? Я отвечу на отлично, и вам так не интересно, что ли? Признайтесь!

Андрей пытался ее прервать, но это было нереально физически. Она говорила очень быстро и в то же время внятно, горячо, самозабвенно, точно защищала маленьких детей, которых разогнал вредный дядька, не позволивший подобрать вишни с дерева, росшего в его дворе. Чтобы ее прервать, нужно было повысить голос едва ли не до крика.

— Яна! Не перебивай меня!

Ну, вот — он не сдержался.

— Я вас не перебиваю.

— Это тебе так кажется, что не перебиваешь. На самом деле ты мне слова не даешь сказать.

— Почему вы огрызаетесь? Я, например, разговаривала культурно.

Он удержался от крика с неимоверным трудом. Вместо этого хрипло прошептал:

— Я не огрызаюсь.

На этот раз она промолчала. Но лучше бы этой паузы не было. Стерва! Знает, когда нужно промолчать. Получилось, что он оправдывается перед ней. Да и перед всем классом, что тут говорить! Он попал, нет, соскользнул туда, где его ожидала неприглядная ситуация.

И попытался выбраться.

— Ты бы могла оставить свои советы при себе? Не понимаю, кто тут ведет урок: ты или я?

— Похоже, что вы, — она усмехнулась.

— Вот именно — я.

— Вы, вы, — та же усмешка, полная снисходительного презрения.

— Тебе весело?

— Что мне плакать, Андрей Анатольевич?

— Я смотрю, ты вообще выходишь за рамки…

— Андрей Анатольевич…

— Молчи, когда я говорю!

— Почему вы меня затыкаете?

— Яна! Ты не хочешь покинуть класс?!

— Выгоняете? Если вам так будет легче — пожалуйста!

Послышались смешки, едва слышные и коротенькие — ученики боялись, конечно, что учитель увидит, кто это так реагирует.

— Мы можем и к директору с тобой пройти, как бы мне этого не хотелось.

Ковалевская пожала плечами.

— Вот так всегда. У вас что, методов больше других нет? И что мне там будет? Из школы выгонят? Я всего лишь посоветовала вам внимательней относиться к тем, кто не рожден стать историком.

Он молчал, не останавливая ее, в основном потому, что опасался, что перейдет на крик, но и отчасти потому, что ему нечего было сказать. В самом деле, поведет он ее к Кларе Борисовне, и что дальше? Заявит, что эта ученица мешает ему вести урок? Ковалевская найдет, что сказать, и у директора она превратится в паиньку, пусть даже и совершившую ошибку. Даже если Борисовна больше прислушается к новому учителю, что тогда? Вызовут родителей Ковалевской в школу?

Учителя по-настоящему бессильны перед теми, кто ничего не боится. Вся их власть основана на том, что ученики изначально смотрят на них снизу вверх. Уважают и боятся. Если же ни уважения, ни боязни нет, тогда вообще нет ничего сдерживающего. Ни спецназ же на таких учениц вызывать?!

Кроме того, Андрею самому не хотелось никаких разговоров и моралей в кабинете директора. В принципе это — слабость, если ты не можешь сам справиться с тем, кого учишь, без помощи своего начальства. И, похоже, Борисовна того же мнения.

— Так что мне делать, Андрей Анатольевич? — переспросила Ковалевская.

Он должен был что-то ответить. Вот и Ковалевская предоставила ему эту возможность. И, можно не сомневаться, без устали спросит то же самое еще три-четыре раза, если он продолжит игнорировать ее.

— Как хочешь, — буркнул он. — Дело твое. Раз такая умная, сама себе выбери наказание.

Она ничуть не растерялась.

— Хорошо, — встала из-за парты. — Тогда я покину класс. Можно? Все равно через пять минут перерыв.

Ее проводили взглядами, как национальную героиню.

Через пару минут, устав возиться в своей папке под пристальными, недовольными взглядами, Андрей произнес:

— На сегодня все. Можете идти.

5.

— Как там твоя жгучая прелесть? — спросил Руслан.

Они с Андреем играли в нарды. В шахматах образовался таймаут. Руслан считал, что готов играть, если противник держится хотя бы час. Но Андрей опускался все ниже и ниже этой негласной планки. Когда же Руслан поставил ему мат через двадцать минут после начала партии, он насупился и, ничего не сказав, сложил фигурки в коробку.

И вытащил нарды.

Во время этой игры они позволяли себе одновременно и болтать.

— Что? — Андрей поднял голову. — Какая прелесть?

— Ну, брюнетка. Твоя сексуальная маньячка-выпускница.

— А-а.

Несколько последних встреч с Русланом Андрей не заговаривал про дела на работе, хотя очень хотел. Заставил себя не затрагивать этой темы.

Поменьше внимания этим проблемам, говорил он себе. Ковалевская того не стоит, чтобы подобно зеленым пацанам сидеть и обсуждать ее в компании. Ну, стерва, самомнение завышено, не боится ни учителей, ни директора, энергия такая, будто в задницу моторчик вставили. И что с того?

Похоже, Руслан спросил это неосознанно, просто потому, что как раз образовалась пауза в разговоре. Хотя, быть может, ему интересно, как там развивается жизнь девицы, чье поведение не укладывалось в рамки реальности.

— Нормально, — пробормотал Андрей.

— Да? — Руслан снова уткнулся в доску.

Спустя короткую паузу Андрей добавил:

— Что с ней сделается? Вот, наверное, взялась за меня всерьез. Обидел, понимаешь, бедненькую.

— Взялась? — переспросил Руслан и снова посмотрел на Андрея.

— Устраивает дебаты на каждом уроке, будь-то география или история. Находит малейший повод. То ей не нравится, что я кому-то два балла ставлю вместо того, чтобы по головке погладить. То зачем я рассказываю всякую ерунду про экзотические страны, хотя мог бы лишний раз основную тему повторить или, на худой конец, отпустить с урока пораньше. Короче, нервишки щиплет солидно. Умеет, умеет.

Руслан хмыкнул, и Андрею показалось, что друг не одобряет скорее его поведение.

Отчасти так и было.

— Ты ее успокоить не можешь?

— Как?

— Молча. Объясни, чтобы молчала, пока ты ей не дашь разрешение рот открыть. Не доходит — отправляй к директору.

Андрей тяжело вздохнул, откинулся на спинку дивана. Наверное, сейчас и с нардами ничего не получится, не говоря о шахматах.

— Не все так просто, — произнес он. — И дело даже не в том, что, когда мы учились, время было другое. Хотя и это имеет значение. Да, нынешним деткам позволено говорить, они и не молчат. Да, их уже не заставляют ходить по струнке и только улыбаться. Все это, конечно, так, но мне кажется, будь все по-другому, та брюнетка из 11 «А» все равно трепала бы мне нервы. Это не зависит от эпохи, что бы там не говорили. Это зависит от людей. Попались бы мне нормальные ученики, все, как на подбор, и хоть ты им оружие разреши в класс приносить, никто бы мне слова против не сказал.

— Ну, это ты загнул, — пробормотал Руслан.

— Может, и загнул, — легко согласился Андрей. — Ладно, не будем спорить. Я не о том. Я об этой девице. Она в какой-то степени уникальна. Она очень способная, умная, но…

— Стоп, стоп, стоп, — Руслан выставил руки ладонями перед собой, будто хотел упереться в Андрея. — Подожди. Ты что, ее выгораживаешь?

— Нет. Я всего лишь хочу сказать, что она сильно отличается от большинства своих одноклассников, вообще своих ровесников. Она…

— Подожди, Андрюха, подожди. Давай поконкретней. Я знаю, ты любишь отвлекаться от определенного вопроса, уходишь в сторону, любишь поболтать на общие темы. Только не обижайся.

— Не обижаюсь.

— Давай по делу. Ты говоришь, она мешает. Давай вот, ответь. Что тебе не позволяет ее угомонить?

Андрей некоторое время молчал, подбирал слова. Его все клонило в сторону, в обход этого прямого вопроса.

— Я же говорю, не все так просто. Она не пришла ко мне на урок пьяная или обкуренная. Она ведь не кричит на меня матом. Она называет меня по имени-отчеству. Не ерепениться, что ее вызвали к доске, и она не будет отвечать. Она как будто задает вопросы, что-то предлагает, ей-то и в вину поставить нечего. Ну, почти нечего. Она как бы пытается общаться с учителем, но делает это так…

— Ничего себе общается, — вставил Руслан.

— Но делает это так, что каждой своей фразой как будто меня щипает. Такое впечатление, что она по уму старше лет на десять своего возраста. И ее не пугают никакие последствия. Ну, отправлю я ее к директору. И что? Она не совершила нечто такое, что грозит ей исключением из школы. Какие-то другие меры… — Андрей усмехнулся. — Чего ей боятся? Сейчас к тому же стараются такие вот проблемы решать сообща, открыто. Если Борисовна начнет копаться, ей придеться народ опрашивать. Так все ее одноклассники встанут на ее сторону. И не потому, что она так уж права, она их, черт возьми, как будто загипнотизировала.

— Во блин, — пробормотал Руслан.

— Такое впечатление, что они ее боятся. На самом же деле она просто очень сильно влияет на людей. И одноклассники, несформированные личности, тем более, подвержены этому воздействию.

Руслан покачал головой.

— Ни черта не понял. Ты так расписал… Так все выставил, что… Не знаю, прямо какая-то Лукреция Борджиа на славянский мотив. Я так и не понял, с ней никак нельзя справиться?

— Понимаешь, она… Даже не знаю, как сказать.

Андрей запнулся. Вот только что крутилось в голове, что-то очень меткое, но слова вдруг растворились. Он силился их вспомнить, секунды уходили, но ответа не было. В процессе разговора у него ведь было объяснение тому, что такое эта брюнетка. Было! Он вдруг увидел все под неким углом, который дал прояснение. Это прояснение не решало проблему, оно позволяло повернуть в правильную сторону.

И вот сейчас, когда все смазалось, расплылось, исчезло и нужное направление.

— Руслик, что-то я… Упустил мысль, черт возьми. Упустил одну толковую мысль. Хотел тебе сказать… только что. И вот… вылетело из моей дурной головы.

Он еще пару минут силился выудить нечто из серой мглы, и Руслан терпеливо ждал.

Затем друг взмахнул рукой и пробормотал:

— Ладно, не тужься. Иначе что-нибудь другое получится. Забудь. Раз уж у вас сейчас такие детки, свободные и неприкасаемые, и ты не можешь никому оплеухи влепить, остается одно — не обращай внимания. Игнорируй. Поверь, самый действенный метод. Только докажи ей, что тебе на ее потуги начихать, она и угомонится.

Он начал убирать нарды.

Андрей хотел сказать, что у него глупейшее предчувствие, что выпады Ковалевской на уроках — далеко не все, но промолчал. Кажется, выскажешь эти мысли вслух, и предчувствие точно будет выглядеть глупейшим.

ГЛАВА 8

1.

— Можно, Клара Борисовна? — Андрей остановился на пороге кабинета директора. — Вызывали?

Широкое окно кабинета выходило на Большую спортивную площадку с беговой дорожкой, баскетбольными корзинами и разметкой для волейбола. За площадкой росли яблони, оставшиеся еще с тех времен, когда там были частные дворы, позже уступившие место расползающейся школьной территории. Дальше — импровизированное футбольной поле с кривыми воротами. Все это огораживали деревянные заборы.

— Проходи, Андрей, — Борисовна оторвалась от лежащих на столе бумаг, взглянула на него. — У тебя сейчас «форточка»?

Андрей помедлил, прежде чем ответить. Через десять минут — звонок на урок. Значит, разговор не на пару слов. Раз директор спрашивает, не опоздает ли он.

— Да, «форточка», — подтвердил Андрей.

Почему-то такое вступление ему не понравилось. И не потому, что было некое предчувствие. В конце концов, просто так Борисовна никого к себе не зовет, если все идет замечательно. И лицо у нее сейчас какое-то хмурое. Недовольное.

— Присядь, — посоветовала директор.

Андрей заглушил собственный вздох. Да, похоже, предстоит разговор.

— Спасибо, Клара Борисовна, — он сел.

Женщина молчала, вращая в руках шариковую ручку. На Андрея не смотрела. Только на собственные руки. Так длилось не менее двух минут.

Андрей заерзал на стуле. К чему это молчание? Будто он школьник какой-то, честное слово.

Его движения как будто оторвали Борисовну от созерцания собственных рук, и она, наконец, посмотрела на молодого учителя.

— Андрей, — сказала она твердо, уверенно, как в начале затяжного монолога, но почему-то тут же осеклась, замялась, то ли подбирая слова, то ли чего-то смутившись.

Он попытался заглянуть ей в глаза, но тщетно.

— Да, я слушаю вас, Клара Борисовна.

— Понимаешь, я тебя позвала сюда не совсем, как директор. Дело в том… Не знаю, как лучше выразиться. Тут такое происходит. Решила, что лучше у тебя самого спросить.

Ну, сколько можно? Столько фраз, но он так и не понял, о чем речь.

— Вы что-то хотели у меня спросить, Клара Борисовна?

Он постарался, чтобы голос звучал спокойно, но что-то уже давало о себе знать. Что-то, о чем он еще не имел ни малейшего представления. В собственном голосе он уловил дрожь.

— Понимаешь, — снова сказала директор и на этот раз посмотрела на него. — Я, конечно, слухам особо не доверяю, но… Вот, думаю, надо с тобой поговорить сначала.

— Каким слухам? — просипел он.

Кажется, его лицо изменилось. Покраснело или еще чего. Во всяком случае, глаза у Борисовны сузились, словно она опасалась упустить некую важную деталь, что могло выдать его лицо, после чего вовсе отвела взгляд.

— Ходят нехорошие слухи, что ты… Что ты иногда выпиваешь по выходным и… идешь к молодежным дискотекам… Знакомишься с молоденькими девушками. В возрасте наших учениц.

Андрей открыл рот, но так ничего не сказал. Борисовна быстро глянула на него и также быстро отвела взгляд.

— Это слухи, прошу заметить. Слухи, Андрей, — сделала она ударение на этом мерзком, режущем слове. — Я понимаю, может, кто и видел тебя выпившим, так сказать, с кем не бывает, но… Вот, слухи есть. Про то, что ты, бывает, со школьницами… знакомишься.

— Клара Борисовна! — он, наконец, заговорил. — Я вообще почти не пью. Ну, вообще. Разве что на праздники, понимаете?

Он растерялся, хотел привести веселенький пример, как один друг по институту как-то заявил, что у Андрея в организме отсутствует фермент, отвечающий за расщепления алкоголя, и потому кем-кем, но алкоголиком он точно никогда не станет. Хотел, но лишь пробормотал:

— Как же я могу ходить пьяным? По улицам?

Борисовна закивала:

— Да, конечно, конечно. И я говорю. Но эти слухи… Как-то все нехорошо получается. Хотя я слухам не верю, но… неприятно.

Андрей почему-то подумал, что как раз наоборот — она верит слухам, иначе не вызвала бы его в свой кабинет. Глядя на нее, Андрей осознал, что не в выпивке дело. Совсем в другом. В молоденьких девчонках, которых он якобы снимает на дискотеках.

Он совершил ошибку, что начал с протеста по поводу алкоголя. Ни с этих наговоров про знакомства. Вот с чего ему надо было начинать. Также горячо и уверенно. Ведь именно об этом Борисовна завела речь. Подумаешь, выпил! С кем не бывает? Вот девицы, ровесницы тех, кого он учит, это действительно серьезно. И, кажется, он что-то из-за этого упустил.

— Клара Борисовна, я не знаю, кто… вам такое сказал, но это все… ложь. Ложь, поверьте. Да я и в возрасте моих учеников не сильно рвался на дискотеки. Что же говорить сейчас? Я на них сто лет не был. Музыку я и дома могу послушать. Плясать меня тоже не тянет.

Она его слушала, даже кивала, хотя в глаза не смотрела, но что-то Андрею подсказывало, что зря он старается. То ли момент упущен, то ли она заранее для себя все решила, еще до того, как он переступил порог ее кабинета. Возможно, что-то зависело от его первой реакции: начни он гневно орать и топать ногами, она бы изменила свое мнение. Но он скорее растерялся, настолько все было неожиданным, и подобная реакция вполне могла укрепить Борисовну в первоначальном мнении. Теряется — виноватый.

— Андрей, ты ведь не женат? — как бы, между прочим, спросила она.

В этом вопросе слышался укор. Весь вид Борисовны говорил, что Андрей, не имея постоянной женщины, вполне мог опуститься до того, чтобы приставать к несчастным детям возле дискотек. Ну, хорошо, один раз к кому-то поприставал, а слухи-то пошли. Они, миленькие, долго не ждут.

— Нет, — мрачно ответил Андрей.

Хотел сказать, что есть постоянная подруга, считай, жена, но удержался. Кто его знает, вдруг Борисовна в курсе его неустроенной личной жизни? Как-нибудь столкнулась с его матерью и услышала основную ее жалобу по поводу отсутствия невестки. Хотя, кажется, они все-таки незнакомы.

Директор покачала головой. Вот, мол, отсюда и все проблемы. Будь у тебя женщина, она из тебя нехороший пар бы и выпустила.

Андрей почувствовал злость.

Злость не имела определенной направленности, ни на директора, ни на обстоятельства, она просто переполнила его, как газ — предоставленный сосуд, без особой цели.

— Клара Борисовна, — Андрей поднялся со стула, положил руки на стол, подался вперед, словно хотел дотянуться до директора. — Я ни с кем возле дискотек не знакомился, тем более, с несовершеннолетними. Не знаю, кто вам такое сказал, но еще раз повторяю: это — ложь.

Будто возмущаясь последними словами, зазвенел звонок. Андрей выждал, когда наступит тишина, и добавил:

— Либо меня с кем-то спутали.

Борисовна быстро-быстро закивала.

— Да, Андрей, я тебя понимаю. Очень часто люди преувеличивают.

Он хотел сказать, что в случае с ним преувеличивать нечего, но не решился перебивать Борисовну.

— Всякое бывает. Вот я и хотела сказать тебе, чтобы ты в следующий раз был поосторожней. Один неправильный поступок может скомпрометировать надолго. Неприятно будет и за тебя, и за школу.

Она говорила так, словно признавала за Андреем право на одну оплошность, которую он уже совершил. С кем не бывает: ну, подошел к какой-то девице, ты же мужчина. Но в дальнейшем думай, что делаешь.

В общем, погладила против шерстки, дав понять, что в следующий раз будут менее приятные манипуляции.

Андрею хотелось заорать на нее, потребовать, чтобы она отталкивалась от фактов, а не прислушивалась к дурацким наговорам, хотелось возмутиться этой чудовищной несправедливостью всем своим существом, но он сдержался. В основном потому, что знал крутой нрав Борисовны. Пожалуй, не знай он ее еще по школе, поступил бы иначе.

Он ведь не мог высказывать что-то наполовину. Если его прорвет, с возмущением случится перебор. Со словами, с жестами, с движениями. С Борисовной это не пройдет. Может, и до увольнения дойти. И этого ох как не хотелось. Особенно сейчас, когда он вернулся домой и только-только начал входить в новый щадящий режим.

Он лишь устало кивнул и обернулся к двери, как бы давая понять своей начальнице, что все понял и его желательно отпустить.

— Хорошо, — наконец, сказала Борисовна. — Мы с тобой об этом разговоре забудем, а пока можешь идти.

Не говоря ни слова, он направился на выход, но, прежде чем коснулся дверной ручки, Борисовна его окликнула:

— И еще, Андрей. Чуть не забыла.

Он повернулся к ней.

— Тут мне сказали… Ты иногда проводишь на уроках внеклассные темы. Так, Андрей?

Он отвел глаза. Попытался подобрать слова в оправдание, но Борисовна не дала ему этой возможности.

— Я понимаю, ты пытаешься разнообразить ребятам учебу, рассказываешь интересные вещи, я все это понимаю, но… Большинство из них не очень хорошо знают то, что положено по программе. Вот в чем проблема. Кроме того, это может не понравиться кому-нибудь из родителей учеников. Ты пойми, Андрей, я полностью на твоей стороне, но мы не можем отталкиваться только от собственных желаний. Есть еще общие правила.

— Да, Клара Борисовна, — промямлил он. — Я, в общем-то, этого уже не практикую. В начале было немного.

В душе разливалась горечь. Он хотел, как лучше. Что в этом плохого, если он расскажет ученикам, как живут люди в далеких малоизвестных странах, какая там природа, какой климат? Неужели это кому-то не позволит выучить заданную тему? Чушь! Все догмы виноваты. Ограничения и какие-то там идиотские правила, неизвестно кем придуманные. Они как бетонные заборы, голову расшибешь, лучше и не пытаться их игнорировать.

Борисовна удовлетворенно кивнула.

— Вот и хорошо.

Он посмотрел на нее, и до него вдруг дошло, что про внеклассную тему ей рассказал кто-то из учеников. Учителям, своим коллегам, Андрей ничего не говорил. Кто же подошел к Борисовне? К этому отнюдь не мягкому директору? Ведь подошедший к ней сам рисковал навлечь на себя ее гнев. Ученики знали: реакция у Борисовны непредсказуемая. Она вполне могла встать на сторону подобной импровизации со стороны нового учителя.

— Клара Борисовна, кто вам пожаловался на меня? Случайно не Ковалевская из 11 «А»?

Это вырвалось у него быстрее, чем он обдумал слова.

Борисовна почему-то опустила глаза.

— Андрей разве это имеет сейчас значение?

— Значит, она?

— Ты имеешь в виду Яну Ковалевскую?

— Да.

— Нет, Ковалевская здесь ни при чем.

Борисовна по-прежнему не смотрела на него, но это необязательно означало, что она опасается чем-то себя выдать.

— Послушайте, Клара Борисовна, про знакомства у дискотеки вам тоже она говорила?

На этот раз Борисовна отложила ручку и задержала на нем взгляд.

— Андрей, слухи — это, когда много кто говорит. Неужели ты думаешь, что я бы послушала какую-то ученицу? Поверила бы ей на слово?

Андрей сразу как-то обмяк. И, пробормотав извинения, спросил, можно ли ему идти.

Директор пожала плечами.

— Конечно, иди.

2.

Ковалевская стояла в окружении трех одноклассниц у окна на первом этаже.

Андрей заметил ее сразу. Как тут не заметишь? Яркая кофта, короткая юбка. Кроме того, его мысли были направлены на нее весь последний час. И она смотрела на него сама. Наверное, заметила в окно еще на школьном дворе.

Он понимал, что в школе не высидит. Размеренная рабочая жизнь внезапно дала трещину. В течение четверти часа в кабинете директора на него вывали столько, что это нужно было хоть как-то рассортировать, упорядочить в своем мозгу. И он покинул здание, вышел проветриться, благо у него был свободный урок.

Андрей прошелся по своему району. Думал, не забежать ли домой, но решил, что не надо. Он брел и спрашивал себя, знают ли об этих слухах, дошедших до директора, другие учителя? Неужели и до них дошло? Он пытался вспомнить лица своих коллег, уловить, произошли ли какие-нибудь изменения в последнее время? Смотрел ли на него кто-то не так, как в начале?

И признал, что ни в чем не уверен. Если он и нащупал некое изменение, так могло всего лишь казаться.

Откуда это, спрашивал он себя. Как такое возникло на пустом месте? Или не совсем на пустом? Конечно, Ковалевская имела к этому какое-то отношение. Иначе и быть не могло. То, что это она подошла к Борисовне и пожаловалась на россказни нового учителя про экзотические страны, Андрей не сомневался. Кроме нее — некому. И Ковалевская могла рассчитывать на Борисовну, что та ее не выдаст. Просто сказала, что опасается Андрея, если до него дойдет ее жалоба. Приняла надлежащий девственный вид и попросила Борисовну ничего не говорить про ее визит в кабинет директора. Вполне достаточно, если директор ей пообещала.

С пятиминутными беседами в конце уроков более-менее ясно: Ковалевская. Но как быть с этими странными слухами?

Андрей чувствовал: без брюнетки и здесь не обошлось, но как все это происходило? Ведь не подошла же она, в самом деле, к Борисовне, чтобы сказать такое? Конечно, нет. Это вам не жалоба на неправильное проведение урока.

Как же тогда? Кому она сказала? И от кого это узнала Борисовна? От какой-то учительницы, с кем Ковалевская позволяет себе подобную откровенность? Но Андрей не представлял в этой роли никого из своих коллег. У него уже возникло ощущение, что Ковалевская с презрением, тщательно спрятанным, относится ко всем учителям без исключения. Значит, вариант с учителем отпадал.

Слухи — это, когда много, кто говорит. Так определила Борисовна. И потому ниточек, ведущих к истоку, могло быть сколь угодно много. Бессмысленно распутывать этот клубок. Бессмысленно, несмотря на всю злость и негодование из-за подобной несправедливости.

Так ничего и не придумав, Андрей в очередной раз глянул на часы. Нужно было отправляться в школу. У него еще два урока.

И кого он сейчас меньше всего желал увидеть, того он и увидел. Можно подумать, он притягивает Ковалевскую одними мыслями.

Андрей мог подняться на второй этаж через другое крыло, лишь увеличил бы путь к учительской на две минуты, но он пошел так, как ходил обычно. Мимо Ковалевской с одноклассницами. Не прятаться же от нее!

Когда он приближался к группке девушек, они, прежде о чем-то оживленно беседовавшие, замолчали. Как будто речь шла о нем. Каждая из девушек бросила на него короткий, смущенный взгляд. Их напряженные позы и фальшивая пауза в разговоре напомнили Андрею те времена, когда он сам был подростком, и девчонки шушукались друг с дружкой, замирая при появлении парней, чтобы те, не приведи Господи, что-нибудь не подслушали.

Дети! Ну, что с них взять?

Ковалевская взгляд не отвела. Она смотрела в открытую, не таясь. Нагло и уверенно. И, кажется, ухмылялась. Совсем немного — по-видимому, она не очень жаждала, чтобы эту ухмылку разглядели одноклассницы. Казалось, она знала о разговоре Андрея с Борисовной. Знала все, что ему там высказали. Слово в слово.

В этот момент Андрей неожиданно понял, что это она каким-то образом распустила эти гнусные слухи. Она!

Почти поравнявшись с ней, Андрей испытал чудовищной силы импульс. Захотелось шагнуть к этой наглой девице, схватить ее за волосы, гаркнуть в самое ухо, чтобы она сама, по своей воле, ушла из этой школы. Ушла, пока не поздно. Исчезла. Растворилась, как дурной сон.

Конечно, он не сделал этого. Это было бы самое никудышное решение проблемы. С самыми нехорошими последствиями. Можно не сомневаться, Ковалевская, прикоснись он к ней, раздует такую трагедию, что покинуть школу N 2 придеться ему, не ей. Уж она точно не испугается физической угрозы, использует оплошность с его стороны на все сто.

И Андрей прошел мимо, не осознавая, как у него скрипят сжатые зубы. Он прошел, отметив, что сегодня уже не будет созерцать самодовольную мордашку Ковалевской.

Оказалось, что он ошибся.

Поднимаясь на второй этаж, он услышал за спиной ее голос:

— Андрюша.

Он резко оглянулся, подумав, что ему померещилось.

Нет, это была Ковалевская. Она нагнала его на лестнице, где по Великому Закону Подлости как раз никого, кроме них, не было.

— Андрюша, — приторно улыбаясь, повторила она.

Он застыл, не в силах сказать ни слова. И она поравнялась с ним, обогнала.

Наконец, он опомнился, осознал, что такое нельзя оставлять просто так.

— Ковалевская, — пробормотал он. — Ты хоть понимаешь, что за такое обращение к учителю…

— К директору поведете? — она хихикнула. — И что? Я скажу, что такого не было. Скажу, что ты, Андрюша, ко мне придираешься. Надо будет — расплачусь, как положено.

Она миновала лестничный пролет и теперь смотрела на него сверху вниз.

— Ты, сучка! — Андрей не поверил тому, что сам сказал, но выносить это дальше он уже не мог. — Ты не много на себя берешь?

— Ого, как мы заговорили!

Она остановилась, он же сокращал расстояние.

— Не боишься, что перегнешь палочку? — прошептал он, словно опасался, что кто-нибудь услышит.

— И что будет? — она даже не попыталась отодвинуться, смотрела открыто и по-прежнему с усмешкой. — Ударишь? Испортишь мое прелестное личико? Ну, тогда получится, что перегнешь палку ты, Андрюша.

Она знала, что он ее пальцем не тронет. Во всяком случае, не за то, что она его назвала уменьшительно-ласкательным именем и без отчества. Знала. И не потому, что будут серьезные последствия. Он не ударит ее потому, что она — женского пола. Он не опустится до такого. Да еще с собственной ученицей. В этом случае никакое ее поведение его не оправдает. Между ними словно невидимый барьер находился, и она была в безопасности.

И на помощь со стороны он тоже не мог рассчитывать. От Борисовны, например. После того, что директор ему сегодня сказала?

— Ладно, Андрей Анатольевич, не обижайтесь. Что с меня, с дурочки, возьмешь? — и она снова засмеялась.

Она упорхнула, словно бабочка-траурница, но он все стоял и смотрел ей вслед, пока не прозвенел звонок.

3.

Девушка бросилась ему в глаза до того, как он узнал, кто это.

Андрей обогнул угол квартала, приближаясь к своему дому, по-прежнему прокручивая в голове два сегодняшних разговора, с директором и Ковалевской. Несмотря на то, что прошло два урока, отвлечься он так и не смог. Он все думал, вспоминал, пока его взгляд не уперся в девушку с собакой.

Светло-коричневый кокер-спаниель, смешно размахивая ушами, будто маленькими, недоразвитыми крыльями, носился вокруг хрупкой девушки в коротеньком пальто. Пальто не скрывало длинные изящные ножки в черных чулках.

Весна пришла, рассеянно отметил Андрей, девушки раздеваются.

Сближаясь с хозяйкой смешного неугомонного пса, Андрей не мог избавиться от ощущения, что знает ее. И в то же время он был уверен, что видит ее впервые. Встречал где-то в городе? Она наверняка живет в этом районе, раз здесь выгуливает собаку.

Девчонка оставалась у него в числе незнакомок, пока не поздоровалась с ним.

— Добрый день, Андрей Анатольевич, — она смущенно улыбнулась.

— Привет, — ответил он по инерции, как учитель, привыкший отвечать на приветствие школьников.

И лишь после этого осознал, что прекрасно знает эту девушку. Собственную ученицу.

Это вызвало у него шок по силе равный тому, какой подарила ему сегодня Ковалевская. Правда, с противоположным знаком, конечно.

Девушку звали Маша, и она училась в 11 «Б». Фамилия еще необычная — Нетак. Чья, любопытно? Словацкая? Чешская? Может, белорусская или украинская? Подумать только, его ученица, и он ее не узнал!

Кокер-спаниель тут же бросился к нему, решив, видно, что и ему положено поприветствовать того, с кем здоровается хозяйка.

— Привет, приятель, — пробормотал Андрей.

Скорее для того, чтобы что-то сказать, скрыть свое смущение, хотя, конечно, он был только за, чтобы погладить собаку.

— Тоша, — окликнула Маша пса. — Не приставай. Запачкаешь.

— Ничего, ничего, — Андрей присел на корточки и гладил собаку. — Хороший пес, хороший. Значит, тебя зовут Тоша?

— Да, — по голосу было ясно, что Маша по-прежнему смущалась. — От Антона. Но мы его так редко называем. Только отец. Если Тоша напроказничает.

Тоша лизал Андрею руку и настырно пытался дотянуться своим языком до его лица. Глаза собаки, так похожие на человеческие, благодарно смотрели на Андрея.

Андрей гладил собаку и не решался снова взглянуть на девушку. Невероятная разница между тем, как она выглядит в школе и на улице! Никогда бы не поверил, если б сам все это не видел.

Возможно, Андрей рассмотрел бы Машу еще в школе, если бы видел с самого начала. Но пока она была при нем всего на двух или трех уроках. Когда он пришел в конце третьей четверти, Маша болела гриппом. В городе как раз эпидемия сходила на нет. Кроме нее еще три ученика вернулись только в начале последней четверти. Один парень в 11 «А», еще парень и девушка в 11 «В». Андрей Машу, конечно, даже к доске не вызывал. Попросил поднять руку, когда обнаружил, что появилась отсутствовавшая ранее ученица, и все.

И тогда речи не шло о том, чтобы она произвела на него впечатление, как представительница противоположного пола. Приятная, милая девчонка, но ведь ученица. В школе он в последнее время напряжен, с трудом сосредотачивается, чтобы качественно преподать ученикам новый материал. После проблем с Ковалевской он, тем более, не проявил бы интерес к одной из выпускниц.

Пожалуй, с Машей сейчас иначе получилось из-за того, что Андрей почти минуту любовался ею, как девушкой с улицы, не имевшей никакого отношения к его школе и к ученицам. Даже возраст не определил. И все догмы-правила оказались обмануты.

Чтобы пауза не затягивалась, Андрей спросил:

— Сколько ему?

— Через месяц будет два года.

— Большой уже.

— Да.

Андрей понимал, что надо оторваться от собаки, подняться, попрощаться и уйти. Но не мог этого сделать. Нечто опутало ему ноги, руки, разум. Хорошо было вот так находиться рядом с девушкой и собакой, хотелось продлить это насколько возможно.

И она тоже не пыталась уйти, не звала собаку, требуя не ласкаться, а выполнять собачьи «уличные надобности».

Они просто стояли рядом, даже не глядя друг на друга, и оба смущались.

Наконец, Андрей не выдержал: заныли ноги, и встал. Посмотрел на девушку. Она коротко глянула на него, задержала взгляд на собаке, что по-прежнему лезла к Андрею.

— Он лапами испачкал вам рукав куртки, — посетовала она и чуть громче добавила. — Тоша, хватит!

— Ничего страшного, — сказал Андрей, отряхнув одежду.

Он почувствовал слабый аромат духов. Волосы у Маши — длинные, пышные. Завиваются на кончиках. Кажется, она — естественная блондинка, хотя сейчас есть такие краски для волос, что и не определишь, свой цвет волос у женщины или нет.

— Ты где-то здесь живешь? — пробормотал он.

Что ты делаешь? Зачем тебе это? Попрощался и вали своей дорогой.

— По Мира, 5.

Оказывается, всего через два пятиэтажных дома от него. Как это он ее раньше не видел? Впрочем, он тут не особо бывал в последнее время. Кроме того, она болела несколько недель, и собаку, наверное, выводил кто-нибудь из родителей. Ну, а прежде, конечно, Маша была еще совсем ребенком, он не мог на нее внимание обратить.

— Мы, считай, с тобой соседи. И давно ты, Маша, здесь живешь?

— С рождения. И в садик здесь ходила. В Четырнадцатый.

Андрей кивнул. Он по-прежнему не мог сказать ей «до свидания» и отправиться домой. Не в силах был поступить именно так, хотя понимал, что Маша тоже смущается, наверное, не ожидала, что разговор с учителем затянется дольше банального приветствия.

Это ж надо! Прилип и не хочет отлипать. Прямо, как кокер-спаниель от него самого. Хотелось смотреть и слушать ее, ощущать запах этих незнакомых духов. Что это с ним? Весна обрушила на него всю свою мощь, собрав ее в одном-единственном ударе?

— Тоша, перестань, — вновь потребовала Маша от своего пса, видя, что тот вовсе не собирается распрощаться с ее учителем. — Перестань, слышишь?

— Ты часто собаку выгуливаешь? — вырвалось у Андрея.

— Утром — нет, днем часто. Иногда вечером. В общем, вечером тоже часто.

Андрей силился спросить, во сколько вечером. И все-таки удержался. Это было бы уже слишком. Получалось, что он хочет знать время, когда она сегодня вечером будет на этом месте. Только ни это! Он что, свидание ей назначает? После того, что ему сегодня Борисовна высказала? Если нет, тогда зачем ему знать, во сколько вечером Маша выгуливает собаку?

Что-то внутри, неохотно сдаваясь, шепнуло, что всегда можно подгадать со временем выгула собак.

— Ну, что, Маша. Я пойду? Вы меня с Тошей отпускаете?

Кажется, она покраснела. Совсем немного, но покраснела.

— Да, конечно, Андрей Анатольевич, извините за Тошу.

— Все нормально, не извиняйся. Приятно было с тобой поговорить. До свидания.

— Всего доброго.

4.

— Это Руслан, — сказала Андрею мать и передала трубку.

Андрей подождал, пока мать покинет комнату, вздохнул, будто разом хотел освободиться от всей мысленной сумятицы, что наполняла его голову, приложил трубку к правому уху.

— Привет, Руслик.

— Привет. Ты ко мне сегодня приходишь? Или как?

Пауза.

Андрей не знал, что сказать. Прийти к Руслану он, конечно, хотел. Но в этом случае ему не останется времени, чтобы попытаться встретить Машу. Андрей понимал, что задумал глупость, но перебороть себя не мог. При этом что-то назойливо вопрошало: вдруг это вовсе не глупость?

— Ну, что ты там? — спросил Руслан. — Думаешь, как будто в шахматы играешь.

Андрей вздохнул. Это ж надо, выдался денек! И директор вызывала, и Ковалевская в очередной раз нервы пощипала, и еще свидание самому себе устроить хочется. Нашел время! И с кем? Со школьницей! Нет, это все-таки глупость, что бы там не нашептывал внутренний голос.

— Андрюха, чего молчишь? — в голосе друга послышалось недовольство. — Не можешь, так и скажи. Я — не девочка, которая обидится на всю жизнь.

— Я-то могу. И хочу. Просто понимаешь, сейчас такая каша в голове, ты даже не представляешь. Не хочу тебе мозги пудрить своими проблемами.

Пауза.

— Опять та брюнетка фокус выкинула?

— Да, и это тоже.

— Что еще?

— Директор вызывала.

— Что уже случилось?

Андрей вкратце рассказал. И про разговор с Ковалевской на лестнице тоже.

— Самая настоящая сука, — почти равнодушно закончил он. — Никак не угомонится. Видно, ты был прав, просто не надо с ней вообще говорить. Делать вид, что ее нет.

Руслан молчал.

— Эй, — позвал Андрей. — Ты еще здесь?

— Да здесь я, здесь, — пробормотал Руслан и добавил, неимоверно растянув. — Хреново.

— Ладно, забудь. Извини, что вываливаю на тебя свои…

— Знаешь, Андрюха, — не дал ему договорить Руслан. — Мне тоже кажется, что эти слухи распустила твоя брюнетка.

— Да?

— Да. Кому ж еще? Судя по тому, что ты рассказал, девочка оборзевшая. И потому нечего удивляться. Кому-нибудь сказала, та, которой она сказала, еще кому-нибудь сказала, и — понеслось. Людишки, знаешь ли, любят чужие косточки поперемалывать.

Логично, подумал Андрей. В общем, он примерно так и предполагал.

— И что мне делать? Пойти к Борисовне и все это рассказать? Или оставить все, как есть?

Руслан вздохнул. Точь-в-точь, как пару минут назад Андрей.

— К Борисовне идти смысла нет. У нее уже будет предвзятое мнение. Если б ты сразу все это ей рассказал… Ладно. Не бери в голову, ты ведь не преступление совершил, которое кто-то видел. Ничего страшного не случилось, хотя и неприятно, конечно. Но с брюнеткой оставить все, как есть, не обязательно.

— То есть? Ты же сам мне советовал, игнорировать ее. Что я ей сделаю?

— Я вот только что подумал. Есть один способ. Может, угомонится. И к директору вести не надо. Сходи к ее родителям.

— К родителям?

— Почему нет? У каждого есть слабина. И, скорее всего, у нее такое слабое место — родители. Такое бывает: выпендривается девчонка на уроках и на улице, но дома — шелковая, по струнке ходит. И боится папы-мамы до коликов в животике.

Действительно, подумал Андрей. И как ему раньше это в голову не пришло?

— Встретишься с родителями, скажи, что она вызывающе себя ведет на твоих уроках, но ты не хочешь поднимать скандал, вести ее к директору. Не говори, как она тебе что-то там предлагала, не поверят, только против себя настроишь. И то, что по имени тебя называла, тоже не говори. Вполне достаточно будет, если скажешь, что мешает вести уроки, и ты очень просишь ее родителей повлиять на свою дочь. Пусть, мол, просто тихо сидит на уроках. Подействует, вот увидишь.

Пауза. Андрей переваривал услышанное.

— Ну, как? — спросил Руслан.

— Отлично, Руслик.

В трубке послышался смешок.

— Ты и сам мог до этого додуматься. Причем давно. Ладно, ты ко мне сегодня придешь?

— Руслик, давай все-таки в другой раз.

5.

Андрей топтался на углу ее дома уже больше часа и совсем потерял надежду, когда подумал, что собаку в любом случае должны вывести на улицу. Не Маша, так кто-то из ее родных. И, если он увидит светло-коричневого кокер-спаниеля с незнакомым человеком, значит, «случайно» встретиться с Машей сегодня не получится.

Оставалось надеяться, что в этом доме лишь один пес такого окраса.

Время перевалило за девять вечера, когда из предпоследнего подъезда вышла Маша. Она осмотрелась, нагнулась к собаке и спустила ее с поводка.

Андрей отступил за угол дома, чтобы девушка не заметила, что он стоял на одном месте. Он пойдет следом, и тогда они столкнутся второй раз за этот день.

Маша пошла в сторону Андрея. Он не рассчитывал, что она захочет обойти дом с этой стороны, и растерялся, но отступать и прятаться дальше, было как-то несерьезно. Андрей двинулся навстречу.

И «позволил» ей первой увидеть его.

— О, Андрей Анатольевич! — в голосе звучало удивление и… радость?

Как только она заговорила, Тоша бросился к Андрею, счастливо вертя своим коротким хвостиком, тыркаясь носом ему в ноги.

— Привет, — Андрей также изобразил легкое удивление. — Привет еще раз.

— Вы… гуляете?

— Ну… вот иду от знакомых. Заодно воздухом дышу. Потеплело уже, вечера хорошие.

— Да, вечером на улице хорошо.

Уже давно стемнело, и редкие уличные фонари мало что меняли, но множество горящих окон позволяли перед домом видеть малейшие черты лица. Андрей не думал, что их с Машей кто-то увидит, но решил, что в темноте за домом будет чувствовать себя свободнее.

— Тоше с другой стороны лучше? Ты его туда вела?

— Да, Андрей Анатольевич. С этой стороны и машины ездят. Тоша один раз чуть не попал под колеса.

— Тогда пошли?

В этот раз и он, и, кажется, она тоже чувствовали себя раскованней. Ему не пришлось делать вид, что он не спешит, и потому не прочь пройтись с ней. Или выискивать тему, которую он может обсудить с ней, как учитель с ученицей. Они просто общались, и Андрей даже удивился, насколько легко идет разговор.

Она была развитой девушкой, без подростковых ужимок, и Андрею казалось, что он разговаривает с взрослым человеком. Даже когда она говорила что-то, что можно было относить к комплиментам, это получалось у нее естественно.

Например, она сказала, что его рассказ про Мадагаскар очень ее заинтриговал, и она как-то сходила в библиотеку, найти что-нибудь про эту страну. Ему было это приятно слышать, и еще приятнее оказалось то, что она не стала спрашивать, расскажет ли он что-нибудь подобное на следующих уроках. Будто знала, какая возникла ситуация.

На какой-то момент Андрей даже забыл, что девушка, идущая рядом, его ученица. Вспомнив, ощутил себя, как человек, в которого плеснули холодной водой. Снова появились вопросы: что он делает, зачем ему это, и как можно рассчитывать на какие-то отношения с несовершеннолетней?

Он уже чувствовал, как к нему снова подкрадывается напряжение, что непременно сделает разговор менее легким, когда Маша взглянула на часы и тихо ойкнула.

— Андрей Анатольевич, извините, мне, наверное, пора.

Он тоже глянул на часы. Десять вечера.

— Я выгуливаю Тошу уже пятьдесят минут, мои забеспокоятся, — сказала она, как бы в оправдание. — Обычно я с собакой больше получаса не хожу.

— Да, да, конечно. Иди.

Возникла пауза. Девушка остановилась, словно не решалась вот так просто уйти.

Андрей колебался недолго.

— Ты завтра Тошу выгуливаешь?

— Да, наверное.

— Ну, тогда я не удивлюсь, если мы с тобой снова случайно встретимся, — и быстро добавил. — Я тоже люблю прогуляться перед сном. Жаль вот у матери собаки нет.

Уже когда она скрылась за углом дома, Андрей вдруг вспомнил, что завтра обязательно увидит ее еще в школе. У него ведь урок с ее классом.

ГЛАВА 9

1.

Андрей слушал ученика, вызванного к доске, изредка поглядывая на Ковалевскую. Взгляд он не задерживал, чтобы избежать зрительного контакта. Впрочем, брюнетка, кажется, и не пыталась его установить.

Она сидела какая-то вялая, сонная что ли. Перегуляла прошедшей ночью? Или, в самом деле, даже у нее бывают неважные дни?

Когда в начале урока, войдя в класс, он уловил на ее лице ехидную самоуверенную ухмылку, он мысленно спросил ее, как она будет ухмыляться после того, как он навестит ее родителей? Не произойдут ли с мимикой на ее мордашке поразительные перемены?

Сейчас, спустя полчаса ее столь необычного умиротворенного поведения, он даже начал сомневаться, стоит ли вообще выполнять задуманное? Может, она сама «устала» от собственных укусов?

Подобным сомнениям способствовало его общее состояние, благодушное и приподнятое. Перед 11 «А» он вел историю в 11 «Б» классе. И ему пришлось приложить усилия, чтобы сосредоточиться на работе, вести себя так, чтобы ученики ничего не заметили.

Они с Машей раз десять встретились взглядом, и девушка все время отводила глаза. Но не так, как будто не хотела, чтобы он смотрел на нее, скорее, она опасалась, что это заметит кто-нибудь из одноклассников. Во всяком случае, так ему показалось. Ему становилось неловко, но он не мог заставить себя вовсе не смотреть на нее. Кажется, девушка тоже волновалась, и у него возникло ощущение общей тайны.

Позже, во время перерыва, он говорил себе, что между ними ничего нет, всего лишь встретились вечером, пусть и не случайно, прогулялись, поговорили. В самом деле, почему учителю нельзя вот так неофициально пообщаться со своим учеником, даже если он противоположного пола? Андрей это понимал, но необычная вибрация внутри нашептывала, что дело совсем ни в этом.

И был еще один момент, неожиданно приятный, связанный с Машей Нетак.

Сегодня он мало думал о вчерашнем разговоре с директором. Зная себя, свою дотошность в подобных щепетильных вопросах, Андрей лишь удивлялся. Вчера, возвращаясь из школы домой, до того, как он встретился с Машей, Андрей даже не предполагал, как на следующее утро придет на работу. Как вообще сможет выполнять свои обязанности. Конечно, он бы пересилил себя, внешне вел бы себя, как и прежде, но каждое свободное мгновение он бы терзался и терзался.

Но этого не произошло. И все благодаря Маше. Она отвлекла часть его мыслей, невольно заставив его забыть о собственных неприятностях. Вернее, не забыть, скорее, ослабить их влияние. Он все помнил, но ощущения оказались притуплены.

Он сам себе поражался, но признавал, что ситуация его устраивает. И это притом, что отношений с Машей еще никаких не было, и неизвестно будут ли они вообще.

Благодаря этому даже ситуация с Ковалевской потеряла свою остроту. Казалось, Андрей после длительных ерзаний на жесткой кровати, наконец, отыскал положение, при котором стало тепло и уютно, и теперь ему хотелось лишь тишины, неподвижности, и любое движение означало потерю этого состояния. И сама Ковалевская как будто почувствовала близкую опасность с его стороны и потому негласно попросила неопределенной продолжительности тайм-аут.

Когда отвечающий закончил, Андрей на пару секунд задумался. Не молчит ли Ковалевская потому, что не было пока никаких зацепок? Если так, значит, на следующем уроке зацепки обязательно отыщутся? Получалось, откладывать поход к ее родителям все же неразумно.

Андрей незаметно качнул головой. Что если он даже насчет сегодняшнего урока ошибся? Вот поставит парню низкую оценку, и Ковалевская тут же проявит «заботу» о своем однокласснике. Поставь Андрей ту оценку, что ученик заслужил, Ковалевская, возможно, промолчит, хотя может и заявить, что учитель мог поставить высший бал. Но на это отвечающий точно не тянул.

Андрей вдруг осознал, что колеблется, идти ли к родителям Ковалевской, и потому подсознательно стремился к очередному столкновению. И в данный момент ученик, стоявший у доски, превращался в нечто вроде разменной монеты, но он ведь здесь точно ни при чем.

— Садись, Коля, — предложил парню Андрей.

И едва сдержал улыбку: он не огласит оценку, просто поставит ее в журнал. В принципе это его право.

Когда Андрей поднял голову, он заметил, что Ковалевская хочет что-то сказать. Прежде чем она заговорила, он решил, что она спросит, что он поставил в журнал. Конечно, он ответит, что не обязан перед ней отчитываться, и — скандальчик готов.

Оказалось, он ошибся в причине, хотя не ошибся в следствии.

— Можно мне выйти из класса? — пробормотала брюнетка, недовольно, почти сердито, словно Андрей сам должен был предложить ей это без напоминания.

Ни тебе «пожалуйста», ни тебе имени-отчества.

— Выйти? — переспросил Андрей.

— Да. Я неважно себя чувствую.

— Что случилось? Что-то серьезное?

Не то чтобы он был против того, чтобы отпустить ее, всего лишь проявил обычное участие к ученице. В конце концов, он стремился к тому, чтобы относиться ко всем одинаково.

— Я вам должна рассказывать подробности? Просто сказала: неважно чувствую. Если не верите, ваше право.

Он хотел прервать ее, но она не позволила, успела добавить:

— Если у меня будут критические дни, я вам что, вслух перед всем классом должна сказать?

Послышалось несколько коротких смешков, впрочем, тут же растаявших. Повисла неловкая тягучая тишина. Нет, она все-таки снова ущипнула его, хотя он готовился к этому, настраивался.

— Можешь идти, — сухо произнес Андрей.

Брюнетка прошла на выход, конечно, не поблагодарив учителя, и даже хлопнула дверью.

Тем лучше, подумал он, тем лучше. Теперь у него не осталось никаких сомнений.

2.

Андрей оглядел ничем не примечательный девятиэтажный дом, серый, как и дома по соседству, и вошел в нужный подъезд.

Почему-то идти туда не хотелось. Что-то внутри противилось, и он посчитал, что это говорит его натура, не желающая кому-то на кого-то жаловаться. Пусть даже отчасти это и входило в его обязанности учителя.

Когда час назад Андрей звонил на квартиру Ковалевских, он беспокоился, что трубку возьмет Яна. В этом случае он опасался, что вообще не услышит ее родителей. Девочка, что и говорить, резкая, находчивая, с быстрой мысленной реакцией. Скажет, что никого нет, и что тогда делать? Еще через полчаса звонить? Так она и телефон отключить может. И он не знал, насколько у него хватит запала.

Еще Андрей опасался, что она заранее подготовит почву, чтобы все его слова не дали нужных ему всходов. В конце концов, он не директор и не классный руководитель. Так, досадная единичная помеха на пути к хорошему аттестату.

К счастью, трубку взяла мать Яны. Андрей едва не ошибся, так были похожи голоса матери и дочери. В последнее мгновение он спросил, попал ли он к Ковалевским, и когда на противоположном конце подтвердили это, Андрей уловил в голосе взрослость, которой не было у Яны.

Он представился, сказал, по какой причине звонит. Возникла пауза, затем мать Яны спросила:

— Это так необходимо? Поговорить о моей дочери?

Андрей поморщился, сглотнул.

— Да.

— Это срочно? В смысле, нужно прямо сейчас?

— Хорошо бы, конечно, не откладывать. Или вы сегодня очень заняты?

Она не ответила, лишь спросила, устраивает ли его прийти к ней через час? Он сказал, что это очень удобно. На том телефонный разговор завершился.

Теперь, прокручивая разговор в голове, Андрею он нравился все меньше и меньше. Слишком сухо говорила с ним женщина. Ни капельки живого интереса, никакого волнения, хотя речь шла о ее дочери. Казалось, она сделала ему одолжение, что согласилась встретиться и выслушать. Ни странно ли? Один из учителей звонит ей, говоря, что хочет поговорить о ее дочери, а женщина абсолютно равнодушна?

Любопытно, сколько ей лет? Про Яну Андрей ничего не знает, в смысле, есть ли у нее брат или сестра, младшая она в семье или старшая. Ее матери самое малое тридцать шесть-тридцать семь. Максимум, конечно, может оказаться каким угодно. Хотя, судя по голосу, ей вообще не больше тридцати.

На пятом этаже Андрей вышел, поколебался, но, понимая, что глупо давать задний ход после телефонной договоренности, позвонил в дверь.

Женщина, открывшая ему, даже не взглянула на гостя. Сразу повернулась к нему спиной, предложив самому пройти на кухню. Сослалась, что курит только в кухне у открытой форточки. И потому Андрей ее сразу не рассмотрел. Неловко вошел в прихожую, расшнуровал туфли, осторожно прошел в кухню.

Женщина стояла к нему спиной, курила, выпуская струйки дыма в форточку. На ней был яркий голубой халат, прикрывавший ноги до середины голени. На ногах — тапочки в виде собачьих мордашек.

Она оглянулась, будто убеждаясь, что он рядом, и лишь затем повернулась к нему.

— Я вас слушаю.

Она действительно оказалась молодой. Как Андрей и думал: не больше тридцати шести-тридцати семи, хотя визуально она выглядела года на четыре моложе. При определенных обстоятельствах Андрей сам мог бы подойти к ней познакомиться. От этой мысли он смутился. Чтобы скрыть смущение, он оглянулся и пробормотал:

— Яна дома?

— Нет, Яночка сейчас у репетитора.

Несмотря на то, что они не были похожи внешне, у этой женщины с дочерью оказалось много общего. Может, потому что обе эффектны внешне? Обе выглядят аристократично и самоуверенно? Наверное, так. Во всяком случае, Андрей сомневался, что среди матерей его учениц нашлась хотя бы одна такая видная дама.

— Извините, конечно, если что, вы не скажите… отца Яны… Вашего мужа тоже нет?

Она последний раз затянулась и щелчком выбросила окурок в форточку.

— Его присутствие обязательно?

Андрей неловко пожал плечами.

— Нет, но…

— С отцом Яны я в разводе. Он здесь не живет.

— Извините.

— С нами живет другой мужчина, но его сейчас нет, мы с вами одни в квартире. Если даже он и придет, это ничего не изменит. У нас договоренность: в дела дочери он не лезет, я сама ею занимаюсь.

Вот, значит, как? Одним словом — говорить ты будешь только со мной.

— Понятно, — пробормотал Андрей.

Начало неважное, но что поделать?

— Позвольте в свою очередь поинтересоваться.

— Да, пожалуйста.

— Вы какой, говорите, предмет у Яны преподаете?

— История и география.

Она на пару секунд о чем-то задумалась, словно решала, насколько важны эти предметы в учебе. И это тоже Андрею не понравилось. Будто она просчитывала, какие будут у дочери минусы, если ситуация с учителем действительно неважная, и поправить ее нельзя.

— Хорошо, — сказала она. — Так о чем вы хотели поговорить?

Андрей непроизвольно прочистил горло, прежде чем заговорить, хотя эта привычка ему совершенно не нравилась.

— Понимаете… — он вдруг осознал, что женщина не представилась, и он не знает, как к ней обращаться. — Извините, не знаю вашего имени.

— Евгения.

— Гм. Андрей, — он чуть было не добавил отчество, но вовремя сдержался: она ведь на десять лет старше его. — Понимаете, Евгения, в первую очередь я хочу сказать, что ваша дочь очень способная ученица, очень способная.

— Да, я знаю. Яночка — умная девочка.

Андрей с трудом удержался от рефлекторного желания поморщиться. Женщина смотрела на него.

— Насколько я знаю, она способная ученица не только по моему предмету. В общем, учиться она хорошо.

— Так в чем же проблема? — удивилась женщина.

Какой веский вопрос!

— Речь идет не об учебе. С учебой у вашей дочери проблем нет. Но… Я хотел бы… Я не хочу, чтобы у вас сложилось неправильное мнение, она, конечно, девочка хорошая, но изредка у нас с ней возникают трудности в поведении. Я не спрашивал у своих коллег, что там происходит на их уроках, понимаете, не хочу лишних разговоров. Не хочу, чтобы дошло до директора, она у нас женщина несколько резкая. Словом, не хочу добавлять проблем вашей дочери, Евгения. Но на моих уроках Яна… изредка ведет себя… слишком неординарно.

— В смысле?

Пока он говорил, мать Яны никак не изменилась в лице. То же безразличие. И смотрела она на него так, как будто он был подростком с их двора, жалующимся, что Яна не отвечает ему взаимностью.

— Понимаете, она не то чтобы грубит, но… слишком часто норовит устроить со мной дискуссию. Иногда получаются настоящие перепалки. То ее не устраивает, что я их не отпускаю раньше времени и рассказываю о какой-нибудь внепрограммной теме. То ей не нравится, какую я поставил оценку ее однокласснику. Ненароком выходит, что ваша дочь мешает проводить урок. Мне кажется, что это право учителя, решать, что и когда говорить.

— Укажите ей на ее неточности. Вы же ее учитель.

Неточности! Господи, подумал Андрей, твоя дочь — взрослый человек, и все прекрасно понимает.

— Бесполезно, Евгения, — он развел руками. — Я пытался решить все тихо-мирно. Но не получилось. Яна говорит мне два слова, если я скажу ей одно, и так далее. Иногда мне кажется, что она специально провоцирует меня. Чтобы я, например, отвел ее к директору.

— Чушь! — Евгения передернула плечами. — Яночка — культурная девочка. Вести себя она умеет. Особенно с теми, кто ее намного старше.

Андрей нахмурился.

— Я не говорю, что она не умеет себя вести, но на моих уроках она слишком часто неадекватно реагирует на мои действия. Это мешает проведению занятий, понимаете?

— Не знаю, что вы под этим словом понимаете, только Яночка — очень ранимый, чувствительный человек. Ее, конечно, беспокоит ситуация с ее одноклассниками, вот она и считает нужным вступиться за кого-нибудь из них.

— Проблемы возникают не только из-за беспокойства за своих одноклассников. Бывает, она прерывает меня без всякой причины. Или не желает подчиняться, если я что-то требую от нее.

Евгения вытащила из пачки сигарету. Закурила, на этот раз не подходя к форточке.

— Мне кажется, сейчас ученикам предоставляют больше свободы, чем раньше. Позволяют им спорить с учителем, вступать в дискуссии. Не сидеть же им неподвижно, как роботам?

Андрей сжал зубы, но на удивление быстро заставил себя расслабиться.

— Конечно, конечно, общение и споры — это нужно и хорошо. Только со стороны Яны это выходит за рамки. И потому я хотел, чтобы вы повлияли на свою дочь. Попросили ее… попросили… с уважением относиться к работе учителя. Ведь я не могу спорить с каждым, что-то доказывать. Когда же преподавать новый материал?

Евгения затянулась так, что от сигареты почти ничего не осталось.

— Мне кажется, я знаю свою дочь лучше, чем кто-то из учителей. Как вы считаете?

Андрей против воли кивнул, хотя ему вдруг захотелось задать встречный вопрос: откуда у нее такая уверенность?

— И я скажу вам, что Яночка — хорошая девочка. Если что-то и делает не так, то лишь от избытка своей чувствительности и стремлению сделать все, как можно лучше. Если у вас с ней не сложились отношения… — она пожала плечами, встала и выбросила окурок в форточку. — Это не повод говорить, что она не умеет себя вести.

Ладони Андрея сжались в кулаки. Он выдержал паузу, прежде чем заговорить. Только не сорваться. Иначе тогда он останется во всем виноватым.

Не говори, что она тебе предлагала себя, посоветовал Руслан. Не говори, что она называла тебя по имени. Не говори. Все равно не поверят, только против себя настроишь.

Андрей почувствовал, как начинают трястись руки. Похоже, этой дамочке действительно нельзя говорить всю правду. Она заранее настроилась на то, что ее дочь — самая что ни на есть умница, и все претензии к ней со стороны учителей — не иначе, как злые наговоры. Попривыкли, чтобы дети сидели, как послушные олухи, и любое их слово против вызывает недовольство. Такая мамочка, чего доброго, побежит в школу к директору, жаловаться, что молодой учитель, пользуясь тем, что ее Яночка — ребенок, по сути, распускает о ней гнусные слухи. И на фоне недавнего разговора Андрея с директором, еще неизвестно, кому поверят больше.

— Я не понимаю, — пробормотал Андрей. — Вы мне не верите? Хотите сказать, что я придираюсь к вашей дочери, и даже к вам пришел, чтобы на нее пожаловаться? Вы это хотите сказать?

Она молчала. Наверное, не меньше минуты. Андрей немного успокоился, и ему даже стало интересно, что же она на это ответит.

Она не ответила. Вернее ответила вопросом на вопрос.

— Скажите, почему именно вы пришли, а не директор школы, раз моя Яночка такая плохая?

Да, Евгения могла повернуть ситуацию так, чтобы удача в споре повернулась к собеседнику задницей. Прямо, как ее дочь. Один выпад — и все прежние потуги противника сведены на нет.

— Я не говорил, что ваша дочь плохая. И к директору я не пошел потому, что не хотел неприятностей вашей дочери, надеялся, что мы с вами все решим, и вы просто повлияете на Яну. Директор, к вашему сведению, не ведет уроки непосредственно, и потому не в курсе многих мелочей, — Андрей тяжело вздохнул. — Да и не хочу я жаловаться на учеников своему начальству.

— Хорошо. Тогда можно было поговорить с классной руководительницей Яночки. Объяснить ситуацию. Насколько я знаю, Тамара Матвеевна очень проницательная женщина.

Нет, подумал Андрей, она не пробиваема. Как и ее дочь. Все напрасно. Ей ничего не доказать. Отчасти виноваты слухи, что распустили про Андрея, но он в любом случае не очень-то жаждал подходить к директору. Он сомневался, что это что-то кардинально изменит. Ковалевская продолжит болтать при личной встрече какие-нибудь дурацкие словечки и просить влюбленных вне ее малолеток звонить Андрею среди ночи. Что ей тот директор?

Андрей встал. Пытаться как-то переубедить эту женщину расхотелось. Она вдруг стала ему неприятна. Как и ее дочь. Впрочем, что он хотел? Как бы там не говорили, но дети — это копия своих родителей. С незначительными дополнениями.

— Извините, я, наверное, пойду. Кажется, мы с вами друг друга не поняли. Ладно, пусть все остается, как есть. Ни к кому я больше не пойду. Я всего лишь хотел помочь.

Она не проводила его, осталась сидеть в кухне. И ни слова на прощание не сказала. Даже когда он, закрывая за собой дверь, произнес:

— Всего доброго.

3.

Маша со своим псом появилась немного раньше обычного. Андрей не ожидал, но, конечно, обрадовался.

— Ого, я только подошел, — сказал он девушке. — Думал, что еще придеться подождать.

Она смутилась.

— Тоша на улицу просился. Я его и пожалела.

Почему-то Андрей так и сказал, что собирался ее ждать, вместо того, чтобы сделать вид, что просто прогуливался. Может, сказывалось нервное напряжение после разговора с матерью Яны?

Пока он ждал встречи с Машей, в голове крутились обрывки этого разговора. И зачем он к ней пошел? Конечно, по совету Руслана, и Руслан дурного никогда не советовал, но откуда он мог знать, с кем Андрею придеться иметь дело? Хорошо еще, что отчима Яны не было дома. Кто знает, не вмешался бы еще и он? Словам Евгении, что новый муж не лезет в воспитание ее дочери, Андрей сейчас не очень-то и верил.

Что ж, придеться оставить все, как есть. И последовать еще одному совету Руслана: игнорировать Ковалевскую. Пусть хоть лопнет, кусает его, он не будет обращать на это внимания.

В этом вопросе ему волей-неволей должна помочь Маша. Кроме того, что просто отвлечет его мысли, она, кажется, становилась важной составляющей его личной жизни.

Они гуляли почти час. Маша сказала, что предупредила родителей, и они не будут беспокоиться. Перед этой встречей Андрей опасался, что он себе что-то напридумывал в отношении этой девушки, и все положительные моменты — лишь первое впечатление, и на самом деле при плотном общении перед ним предстанет глупая девочка-подросток.

Прежде он обсуждал проблему разницы в возрасте и с Русланом, и с другими знакомыми. И пришел к выводу, что однозначного ответа нет. Надо рассматривать в отдельности каждый случай. Но все же какие-то общие закономерности были. Одна из таких закономерностей утверждала, что девушки в шестнадцать-восемнадцать лет, по сути, еще дети, хотя им самим так не кажется. И общаться с ними мужчине за двадцать пять неинтересно.

Андрей хотел верить, что подобным исключением являлась Маша.

Они коснулись многих тем. Кто чего хочет от жизни, кем бы Маша хотела стать после школы, какие книги и фильмы она предпочитает. И все ее ответы удовлетворили Андрея. Он как будто искал подтверждение тому, что имеет основание на отношения с собственной ученицей. Человеку в любом случае не хочется ошибаться, но в данном случае не хотелось тем более.

И отрадно было, что Маша, по-прежнему называя его по имени-отчеству, не только поддерживала разговор, но и сама спрашивала о том, что ее интересует.

— Какой вы смотрели самый последний фильм, что произвел на вас впечатление, Андрей Анатольевич?

Он немного подумал.

— «Гладиатор» с Расселом Кроу. Ты смотрела?

— Конечно. Хороший фильм. Только мне иногда жутко было. Крови многовато. Но в целом — очень понравилось.

— Ну, понимаешь, в реальности, возможно, крови и побольше было в то время. Это ведь никак не обойдешь.

— Да, конечно.

— «Гладиатору», кстати, ведь Оскара дали за прошлый год.

— Да, я знаю. Вот мне из самых последних фильмов больше всех заполнился триллер «Яма». Как компания подростков, чтобы не ехать вместе с однокурсниками по колледжу, куда им не хочется, затаилась в старом бункере, взяв еды и питья всего на несколько дней.

— Знаешь, я смотрел этот фильм. Если не ошибаюсь, он не Голливудский, а Британский?

— Точно не помню. Но фильм понравился. Поразило, как та девушка, чтобы только влюбить в себя парня, закрыла люк и, не сказав про ключ ни слова, больше полумесяца терпела все то, что и остальные, хотя в любой момент могла выйти на свободу.

Андрей усмехнулся.

— Да уж. Темная бездна в психике девушки-подростка.

— Точно бездна.

— Ну, и как ты считаешь, это у нее любовь была так сильна?

Маша покачала головой.

— Это не любовь. Это маниакальная зацикленность на чем-то, что хочется иметь. Что-то ненормальное, из-за чего страдают другие люди. И что никогда не принесет счастья самому себе. Любовью это назвать нельзя.

Они как раз дошли до угла Машиного дома, остановились, повернувшись друг к дружке лицом. После ее последних слов Андрей вдруг испытал прилив такой нежности, что захотел ее обнять. Но, конечно, удержался. Не хватало еще, чтобы она испугалась его порыва.

Вместо этого он предложил:

— Маша, может, зови меня только по имени? Андрей и все? И лучше на «ты». В школе, конечно, при других по имени-отчеству, как положено. Хотя, если честно, мне это не очень нравится, я бы предпочел, чтобы все ученики просто Андреем звали.

Пауза.

— Ну, как? Договорились?

— Хорошо. Андрей Анатоль… Хорошо, Андрей.

Судя по всему, ей это далось через силу, и она смущенно улыбнулась.

— Вот и отлично. Ну, что? До завтра?

— До завтра.

4.

Рядом остановилась машина, темно-синяя «Ауди», и кто-то Яну окликнул. Она оглянулась.

— Привет, крошка-длинноножка, — раздалось из салона.

Это был Гена, ее знакомый. Еще на Новый год познакомились. После их пути пересекались часто, но последний месяц Яна его не видела.

— Привет, — отозвалась она.

Гена подошел к ней на дискотеке. И с самого начала было ясно, что ему нужно от Яны. Не то чтобы он был ей неприятен, даже наоборот. Но Яну многое в нем не устроило, все-таки она — девушка разборчивая. Она его тогда подурачила, подурачила, оттягивая с обещанием пойти к нему домой или хотя бы дать номер телефона, после чего упорхнула, не прощаясь.

И надо же, через день случайно столкнулась с ним на рынке.

Гена не предъявил ей никаких претензий. Не пригрозил ей, как часто делали ее сверстники, которых она оставляла ни с чем после вечера, проведенного в баре или на дискотеке, не потребовал объяснений. Может, дело было в том, что вокруг сновали люди. Может потому, что Яна ничуть не испугалась, не отвела взгляд, не засуетилась, ища оправдания. Ей уже приходилось ставить на место этих самоуверенных самцов, и ни их возраст, ни то, что они из себя представляли, ее не смущало. В конце концов, мало ли, что она там сказала в первую минуту знакомства. Она всегда имела право просто передумать и никуда ни с кем не пойти.

Но Гена не трепыхался, доказывая, почему его опасно дурачить, и почему она совершила серьезную ошибку. Он лишь хитро прищурился, ухмыльнулся и спросил, нормально ли она дошла домой.

— Что со мной сделается? — задала она веский вопрос.

Гена покивал головой, все также ухмыляясь, но не противно, как это делали другие, даже немного забавно, и поинтересовался, так как насчет вечера тет-а-тет.

Яна задумалась. Что-то ей подсказало, что Гену она достаточно подурачила, так сказать, исчерпала лимит на этого парня. Пойдет в этом направлении дальше, могут возникнуть проблемы. Конечно, она их решит, ничего ей не сделается, но зачем до этого доводить лишний раз, когда можно избавиться от этого с самого начала?

И она решила, что лучше сразу держать Гену на расстоянии, лишить его повода для будущего недовольства.

— Знаешь, я вообще-то с парнем встречаюсь. Как раз в ссоре была, когда с тобой познакомилась. Он к концу дискотеки подошел, сам он в ДТ не ходит. Ну, мы и помирились, — на всякий случай она чуть виновато улыбнулась. — Извини. Но… как-то нехорошо на несколько фронтов действовать.

Хорошая отговорка. Если уж так понадобится ей этот Гена, всегда можно при встрече сказать, что с парнем она рассталась.

Он снова кивнул. Почувствовал ли он после этого к ней уважение? Что она такая правильная? Скорее всего, ему было все равно. Девушек вокруг много, одной неудачей меньше, одной больше, разница невелика.

Они попрощались. Потом при встрече иногда останавливались минут на пять, разговаривали ни о чем, и Гена каждый раз, ухмыляясь, спрашивал, не передумала ли она и не хочет ли с ним уединиться. И снова это не выглядело похабно.

Сейчас, глядя на его улыбающуюся физиономию, Яна поняла, что уже забыла о его существовании. И, возможно, зря.

— Как живешь-поживаешь? — спросил Гена.

— Не жалуюсь.

— Садись, прокатаю.

— Гена, я ведь уже пришла домой.

Он хмыкнул.

— Хоть бы раз сделала мне одолжение. Как там твой бой-френд?

— Кто? — Яна пожала плечами. — Нет уже никакого бой-френда.

Гена присвистнул.

— Давно?

— Почти месяц свободна.

— Ого. Чего же ты молчала?

— Нет, я должна была объявления по всему городу развесить: «Нужен новый мужчина!».

Гена выбрался из машины. Яна поняла, что последует очередная попытка добиться «беседы тет-а-тет». На этот раз, наверное, более настойчивая. Как-никак она свободна.

Яна была в очень короткой юбке, из-за пальтишка казалось, что ее вообще нет, и Гена поглядывал на ее ноги, старался, чтобы это не бросалось в глаза, но неудачно. Похоже, он немного растерялся. Не ожидал, что так получится, наверное, собирался ехать дальше.

— Так как ты живешь-поживаешь? — пробормотал он.

— Ты уже спрашивал.

— Черт, — он неловко усмехнулся.

Гене двадцать три, и он, конечно, не дотягивал до бывших Яниных любовников из тех, кому за тридцать. Они выглядели поосновательней, чувствовалось, что люди уже взрослые. С другой стороны Гена мог дать фору ее ровесникам.

Яна чувствовала, что из него можно вытянуть больше, чем ночные звонки по телефону с пустыми угрозами. Правда, вряд ли совсем бескорыстно, ну, да ничего.

Например, из Влада Яна много не вытянула. Она просила его позвонить Андрюше во входную дверь среди ночи, чтобы переполошить все его семейство, но Влад отказался. Как только она несколько раз увильнула от встречи с ним, он больше не согласился звонить Андрюше даже по телефону. Яна хотела найти ему замену, благо на подобные несерьезные фокусы кандидатов было достаточно, но передумала. После нескольких таких звонков Андрюша бы просто к ним привык. Если угрозы остаются лишь угрозами, они очень быстро теряют весь эффект.

Нужно было что-нибудь более существенное.

— Так может, все-таки прокатимся? — снова предложил Гена.

Яна оглянулась.

— Если тебе очень хочется со мной поговорить, лучше ко мне зайти, — заявила она.

— Кто у тебя дома?

— Это имеет значение? Никого, если тебя это устроит.

— Да? — он не ожидал такого быстрого развития событий. — Мне надо машину отогнать.

Кое-что уже начало вырисовываться у Яны в голове. Как всегда, спонтанно и быстро.

— Так в чем проблема? Ставь свою машину. Я пошла. Догоняй.

5.

Она распалила его так, что движения у него стали грубыми. Кажется, нужно приостановиться.

— Подожди, Гена, подожди, — она чуть отстранилась от него.

Он тяжело дышал, пытаясь задрать ей юбку еще выше.

— Ну, сказала же, остановись, — чуть повысила она голос.

Он замер, жадно заглянул ей в глаза.

— Что?

Они сидели и пили кофе от силы минут пятнадцать. После чего Гена просто встал, подошел к ней и впился в ее губы своими губами. Понимал, что раз она сама его так неожиданно пригласила, тянуть время не имело смысла.

С одной стороны так даже лучше, подумала Яна, отвечая на его поцелуи. Резкий этот Гена, но это то, что надо, раз он так хочет ее.

— Что не так? — снова спросил он.

— Все нормально, но… может, не сейчас. Хорошо?

— Почему? — он нахмурился. — Кто-то может прийти?

Она кивнула.

— Так пошли отсюда. У меня есть, где уединиться.

— Ты не можешь потерпеть? Тебе прямо сегодня надо?

— Чего тянуть, Яна? Скажи мне, пожалуйста, если ты согласна, чего с этим тянуть?

Она соображала, что сказать, как повернуть разговор в нужную сторону. И как все-таки избежать того, чего ей не так уж и хотелось, при этом получив свое. Все же от Гены она не в восторге.

— Могу я быть не в настроении?

Он нехорошо ухмыльнулся.

— Ты мне, наверное, голову дуришь? Лучше не надо, хорошо?

— Нет, серьезно. Если мне кто-то настроение испортил? Даже больше, чем испортил? Знаешь, когда голова таким забита, я расслабиться не могу.

— Кто тебе там что испортил?

— Препод один. По истории и географии. Новый учитель. Совсем молодой. Твой одногодка, наверное. Такой козел, ты не представляешь. Вчера приходил к нам домой, с матерью говорил. Повезло ему, что меня дома не было.

— И что он?

— Лезет ко мне под юбку, придирается. Я ему сказала, чтобы руки при себе держал, так он вообще обнаглел. Не пойду же я к директору с такими жалобами? Да и не люблю я жаловаться.

Она следила за его реакцией. Реакция пока была неважная. Судя по всему, ее слова на Гену особого впечатления не произвели. Он не порывался, как тот же Влад, «восстановить справедливость и порушенную честь». Не выгибал пальцы веером, обещая, что «все будет тип-топ». Казалось, он вообще оставался безучастным, считая, что Яна сама дает повод к таким действиям со стороны учителя.

И Яне это не понравилось.

Сейчас, уже решив, о чем нужно просить, Яна непроизвольно представила, как бы отреагировал на подобное предложение один из ее взрослых любовников. Скорее всего, сказал бы, чтобы Яна не занималась ерундой. Но ведь Гена еще очень молодой парень, у него излишняя энергия еще должна туманить мозги. Он еще не вышел из возраста, когда человек верит, что он самый-самый, и все дороги перед ним открыты. У него еще должна оставаться хоть какая-то романтика, отомстить за девушку и все такое.

Не дождавшись определенной реакции, Яна на всякий случай спросила:

— Ты мне не веришь? Не веришь, что есть такие учителя?

— Верю, — равнодушно ответил Гена.

— Знаешь, как это на нервы действует! Еще домой к нам пришел. До сих пор успокоиться не могу.

— Так давай я помогу тебе расслабиться, — Гена снова пустил в ход свои жадные руки.

Яна не отстранилась, только прошептала:

— Вот если бы его немного угомонить…

Она не стала делать паузу, чтобы услышать от Гены вопрос: «как?». Она опасалась, что он вообще ничего не скажет или заявит, что это ее проблемы. И потому Яна быстро добавила, будто ей только что это пришло в голову:

— Знаешь, что ему можно сделать? Он ведь многим кровь портит. На него многие злятся. Он ни за что не догадается, кто это сделал, зато угомонился бы, наконец.

Гена тискал ее за грудь. Она поколебалась и спросила открыто:

— Если я тебя об этом попрошу, ты согласишься? Кое-что сделать? Это каждый сможет.

Он оторвался от ее груди, посмотрел ей в глаза.

— Что?

Она рассказала. Коротко, но внятно.

— Это ведь не трудно? — закончила она. — Только надо показать тебе, где он живет.

Он сузил глаза.

— Так мы поедем сейчас ко мне?

— Скажи сначала, что ты согласен мне помочь. Или мне другого искать?

— Согласен. Если ты не попытаешься упорхнуть в последний момент.

— Не попытаюсь, Гена, не беспокойся. Только… понимаешь, давай в другой день. Дело не в том, что сейчас мать придет, просто… у меня… Мне сейчас нельзя. Понимаешь почему?

— Твою мать! — он встрепенулся, убрал руки. — И долго тебе будет нельзя?

— Два-три дня. Ты что, не потерпишь? Или ты только сегодня меня хотел, а завтра уже нет?

Он усмехнулся.

— Если я хочу, то это не только на сегодня.

— Так когда ты сделаешь, что я просила? Сегодня?

Он обнял ее, притянул к себе.

— Только после того, как ты раздвинешь ножки.

Она фыркнула.

— Ты мне не веришь?

— Верю, верю. Но потерпи несколько дней. Ты же просила меня потерпеть. Вот и я тебя прошу. Позвонишь, когда тебе будет можно. Мы встретимся. Потом я все сделаю. Не раньше. Или тебя что-то не устраивает?

Она поняла, что поступить с ним, как с простачком, пустившим слюни, не получится. В принципе, это не так уж страшно, он ее ведь тоже распалил. Не девственность же ей терять!

Единственное — она пожалела, что ляпнула про свои женские дела. Никаких месячных у нее сейчас не было. Но этого уже не вернуть. Признаться, что обманула — показать себя с очень невыгодной стороны. Чего доброго, Гена посчитает, что и он может не выполнить своего обещания. Конечно, легла бы под Гену сегодня, Андрюша получил бы свое очень скоро, но так придеться ждать.

Впрочем, ничего страшного. Через пару дней, так через пару дней. Зато подходящую кандидатуру искать не надо.

— Хорошо, — сказала Яна. — Пару дней потерпим оба.

ГЛАВА 10

1.

Когда Андрей зашел в его комнату, Руслан читал книгу. Они поздоровались.

Андрей пригнулся, пытаясь увидеть обложку.

— Что читаешь?

Руслан показал книгу. Это был «Идиот» Достоевского.

— Ого, — Андрей усмехнулся. — Смотрю, ты перешел на супертриллеры. Ну, и как?

Руслан пожал плечами.

— Нудновато. Все эти слова «покамест», «чрезвычайно». По несколько слов «было» в предложении. И вообще тяжело читать, — он вздохнул. — Знаешь, мне иногда кажется, что всех этих Достоевских и энд компани когда-то давным-давно поставили на пьедестал, и они там запылились. Между тем их бы можно и снять оттуда.

Андрей усмехнулся.

— Ну-ну! Наезжаешь на великую русскую литературу?

— Нет, правда. Все говорят, что это — круто, но мало кто читает. Что, все такие тупые стали? Ты ведь сам как-то говорил, что время изменилось. И появились проблемы, о которых ни Толстой, ни Достоевский и не мечтали. Ну, кое-что остается во все времена, и тут я не спорю, они были первыми. Но сейчас это любой школьник знает.

— Достоевского лучше читать, когда у тебя депрессия. Если настроение отличное, то да, лучше не надо.

Руслан фыркнул.

— Нет, раньше это — раньше. Они все как-то медленно действия развивали. Пока до чего-то дойдешь — уснуть можно.

Андрей захохотал.

— Ты чего?

— Ничего, ничего. Все нормально.

— Хочешь сказать, что они писали совсем не ради интриги? Почему нельзя, раз они такие великие, мысли умные высказать и в то же время действия интересные вставить?

— Ладно, ты меня убедил. Убедил.

Андрей хотел поговорить о своем, между тем подобные споры у них могли длиться часами. Не только насчет книг. Например, о кино или музыке.

Похоже, и Руслан сегодня не был склонен к неистовому отстаиванию своего мнения. Как только Андрей попытался оборвать тему, у Руслана как будто исчерпался весь запал. Он замолчал и отложил книгу.

— Как вообще дела? — поинтересовался Андрей.

— Нормально. У тебя как?

— Все хорошо, спасибо.

— Что-то ты уже несколько дней не заходил, — заметил Руслан.

— Да вот, — Андрей немного смутился. — Не получалось.

Руслан промолчал, не стал спрашивать, почему не получалось.

— Руслик, как ты считаешь, у человека моего возраста могут быть толковые отношения с девушкой семнадцати лет?

— Ха! Для чего такие вопросы?

— Просто спрашиваю. Так как?

Руслан посмотрел на него более пристально.

— Ты что, кого-то зацепил, и ей оказалось семнадцать? Мог бы и…

— Никого я не цеплял.

Пауза. Андрей вздохнул и добавил:

— Я говорю про одну из моих учениц. Живет рядом. Встретились случайно, она собаку выгуливала. Она болела, когда я на работу вышел. Появилась только в начале этой четверти. В школе я почти не обратил на нее внимания. Пока на улице не увидел. Теперь несколько раз уже прогуливались вечером. Так, просто разговаривали, ничего больше. Правда, предложил называть меня по имени. Без отчества. Она согласилась.

Руслан захихикал, но, как только Андрей посмотрел на него, оборвал себя и принял серьезное выражение лица.

— Так как? — повторил Андрей.

Руслан ответил не сразу.

— Семнадцать — маловато, конечно, но… Вообще все зависит от человека. Тебе как с ней? Есть хоть о чем разговаривать?

— На удивление интересно. Даже не хочется расставаться, когда ей уже пора домой. Не сказал бы, что она еще школьница.

— Несколько дней это не срок. Потом можешь и разочароваться. Так что смотри сам, — он хмыкнул. — Повязали тебя твои ученицы во всех направлениях. Никак ты с ними разминуться не можешь.

— Я серьезно, Руслан. В целом они все, конечно, дети, но разве такого не может быть, чтобы кто-то из них уже в таком возрасте соображал, что к чему?

— Может, может. Ты только скажи, как на это посмотрят Клара и учителя, когда обо всем узнают?

Андрей нахмурился.

— Вот это меня и волнует. Если бы знать, что с Машей все будет серьезно и надолго, еще ладно. Но если все узнают, а потом мы разбежимся, тогда я, чувствую, мне крови попортят.

Руслан кивнул.

— В том-то и дело. Будь она из другой школы, ты бы просто встречался, а там бы было видно.

— Да. Вот я и хотел бы знать поскорее, не глупость ли совершаю.

— Заранее ничего не узнаешь. Пока старайся, чтобы вас никто не видел. Пока у вас окончательно все не станет ясно. Предположи, что ты женат, — Руслан хихикнул. — Или, что она замужем. Поиграйте в любовников, которым нельзя светиться.

Руслан перестал улыбаться.

— И все равно. Если ты даже объявишь, что женишься на ней после выпускного, на тебя будут коситься и еще как!

Андрей чертыхнулся.

— Кажется, какое кому дело? Если я, например, к ней серьезно отношусь? Все дело в разнице в возрасте. К тому же она — несовершеннолетняя.

— Ладно. Ей же не двенадцать! По закону почти что замуж можно выходить. Подумаешь, на девять лет младше! Сейчас такое очень часто встречается. Это когда мы с тобой в школе учились, парень на пять старше одноклассницы казался мужиком, которому до пенсии всего ничего оставалось.

— Спасибо, ты меня успокоил.

— Не грузись, Андрюха. Если что, с ней всегда можно разбежаться. Ты же из-за этого вены не побежишь резать?

При мысли, что он больше не сможет увидеть Машу вне школы, Андрей почувствовал нарастающие противление.

2.

— Маша, — после недолгой паузы заговорил Андрей. — Я хочу с тобой обсудить кое-что. Тема не очень веселая, но поговорить не помешает.

— Я понимаю. Не всегда можно говорить только о чем-нибудь приятном.

Какая ты у меня все-таки умница, подумал Андрей.

Они гуляли больше получаса. Прошлись в свою родную школу, вернулись, обходя частный сектор, к пятиэтажкам. Тоша носился вокруг них, частенько подбегая к Андрею и как бы выражая ему признательность. Похоже, пес понимал, что из-за Андрея время прогулки увеличивается более чем в два раза.

— Ты уже не чувствуешь себя неловко со мной? — спросил он.

Она посмотрела на него.

— Почему я должна себя так чувствовать?

— Ну, из-за того, что я — один из твоих учителей?

— Из-за этого? Нет. Сначала было немного. Теперь — нет.

— Получается, что мы с тобой встречаемся. Не просто столкнулись на улице и поговорили пять минут. Ведь так?

Она нежно улыбнулась.

— Я тоже на это надеюсь.

— Вот, — он замялся, не зная как продолжить.

— И что же тебя беспокоит?

— Понимаешь, я — твой учитель. К тому же намного старше тебя. Как на нас посмотрят в школе, когда узнают, что мы с тобой встречаемся?

Она опустила голову.

— Ты не хочешь неприятностей, я понимаю.

— Я беспокоюсь и за тебя, и за себя. Ты же знаешь, какие гадости могут говорить люди, если их что-то в ком-то не устраивает?

— Знаю, — ее голос переполняла грусть.

— Но лишь из-за этого было бы глупо расставаться.

Она подняла на него глаза. Улыбнулась. Он испытывал приятную дрожь, если видел ее улыбку.

— Я тоже так думаю, — сказала она.

— Да. И в то же время нельзя забывать, что мы с тобой не ровесники. Не забывать про школу.

Она остановилась, остановился и он.

— Андрей, тогда давай постараемся, чтобы в школе о нас не знали. Раз так получается.

Он улыбнулся. Маша как будто тоже советовалась с Русланом. Хотя, конечно, причина в обычной логике. И потому девушка предложила то же, что и друг Андрея.

— Так мы и сделаем.

— Замечательно, — она улыбнулась.

— Кстати, что твои родители? Ты им что-нибудь рассказывала?

— Сказала, что вместе с одним человеком выгуливаю Тошу. Сказала, как тебя зовут.

— Они не спрашивали, сколько мне лет?

— Мои родители, конечно, хотели бы знать про тебя как можно больше, но они стараются не лезть ко мне с вопросами. Считают, что если сама захочу — расскажу. Они с детства мне доверяли, предоставляли самой решать, что им рассказывать про себя, что — нет.

— Повезло тебе с ними.

— Ты не беспокойся. Я их подготовлю сначала. Тем более, когда они узнают, что ты за человек, все остальное станет неважно. И ты не думай про возраст. В отцы ты мне не годишься — слишком молод, и этого достаточно.

— Еще кое-что, Маша. Я тебе это еще раньше должен был сказать. Не знаю даже с чего начать. Понимаешь, кто-то сказал нашей Борисовне, что меня видели возле Дома Техники, что я приставал к молоденькой девочке. И, может, не только Борисовне. Словом, кто-то распустил про меня сплетни. Совершенно безосновательные. Поверь мне. Скажи честно, ты случайно ничего не слышала про меня от одноклассников или учителей? Только говори откровенно, мне надо знать.

— Андрей, я, конечно, общаюсь с одноклассниками, но не люблю слушать, когда кого-то начинают обсуждать. Особенно учителей. Так что я ничего не слышала.

Андрей облегченно вздохнул.

— Не знаю, кто это сделал, хотя предполагаю. Но речь не об этом. Скажи, если ты о чем-то таком услышишь… если тебе про меня кто-то скажет что-нибудь неприятное, я могу рассчитывать, что ты сначала задашь мне вопросы, прежде чем услышанное скажется на наших отношениях?

Она коснулась его руки. Мягкое, шелковое касание. Успокаивающий жест.

— Андрей, кто бы мне что ни говорил, я сама за себя решаю. И вообще, чтобы не случилось у тебя раньше, это было раньше. До того, как ты начал со мной встречаться.

У него задрожали руки, ноги, губы. Она говорила практически слово в слово то, что он хотел бы от нее услышать. Андрей привлек ее к себе и поцеловал.

Поцелуй длился долго, пока на них не прыгнул Тоша, словно требуя и ему дать частичку внимания и ласки. Они прервали поцелуй, но не отстранились. Так и стояли, обнявшись.

Следя за Тошей, Андрей услышал шепот Маши:

— Наконец-то. Думала, когда он это сделает? Сколько можно ходить рядом и даже не прикасаться?

3.

Он поднимался по лестнице на третий этаж и почувствовал ее присутствие прежде, чем услышал ее голос.

И все-таки он чуть вздрогнул, когда она сказала:

— Как самочувствие, Андрей Анатольевич?

Ковалевская улыбалась, но глаза выдавали какую-то нечеловеческую злость. Андрей готов был спорить, что она поднималась на третий этаж потому, что пошла за ним. Хотела оказаться с ним наедине и сказать что-нибудь «приятное», раз уж представилась подобная возможность.

Странно, но она назвала его по имени-отчеству. Возможно, поэтому он заговорил, хотя обещал себе не реагировать на ее обращения, если это происходило вне урока.

— Все хорошо.

Она фыркнула.

— Да? Ну, ничего, ничего. Не все еще потеряно.

Последние два урока Яна вела себя на редкость тихо. Андрей ждал бури негодования после того, как имел честь пообщаться с матушкой Яны. В конце концов, Евгения была полностью и бесповоротно на стороне дочери, и потому последняя возможность хоть как-то утихомирить эту стервозную брюнетку сошла на нет.

Бури не было. Да, Ковалевская, как обычно, «кусала» Андрея взглядом, но почему-то не предприняла ни одного выпада.

И Андрей уже начал думать, что его поход на квартиру к Ковалевским не стал совсем безрезультатным. Казалось логичным, что Евгения, заступившись за дочь в разговоре с учителем, позже, когда Яна вернулась домой, вставила ей, как следует. Возможно, не так, как надо, но наверняка претензии дочери предъявила. Может, даже сказала, что ее новый учитель, конечно, мудак, но ты, доченька, так и быть, не трогай его, чтоб не рассыпался. Это выглядело вполне правдоподобно.

Лишь сейчас, заглянув в ее глаза так близко, Андрей понял, что ошибался.

Никаких последствий разговор с ее матерью Ковалевской не принес. Если та что и говорила дочери, для Яны это значило не больше, чем грохот на небе во время грозы. Так, незначительное неудобство. Шумно, конечно, но что ж делать? Андрей даже не удивился бы, окажись, что Евгения поддержала Яну, потребовала не давать учителям сесть себе на голову.

Почему же тогда Ковалевская внезапно успокоилась? Почему? Вернее даже не успокоилась, она как будто выжидала. В чем причина?

На этом фоне ее очередная выходка с беседой на лестнице в какой-то степени возвращала реальности прежние цвета.

— Так, Яна, извини. Я не думаю, что ты хочешь спросить о чем-то по делу.

— Я беспокоюсь за ваши уши, если вы услышите, чего я хочу на самом деле.

Они поднялись на третий этаж.

— Все, тебе направо, — Андрей повернул влево.

— Вы мне грубите, — констатировала она.

— Ты тоже не сахар. До свидания.

— Да и вы не такой сладкий, чтобы я хотела вас облизать.

Он удержался от комментариев, хотя ему хотелось заорать на нее матом.

— Молчите? Ну, хорошо. У нас ведь впереди целый урок. Там и договорим.

Она была права. Он вспомнил, что через один урок ведет географию в 11 «А».

Урок прошел, как и два предыдущих в этом классе. Ковалевская опять затаилась и не выступала. Впрочем, и без этого Андрей чувствовал всеобщее недоверие, можно сказать, даже неприязнь. Конечно, не каждого в отдельности, но что-то такое присутствовало. Неужели Ковалевская так настроила ребят против него? Конечно, этому способствовали сплетни, что дошли даже до директора. Но ведь Андрей относился к ученикам справедливо, и они сами могли сделать не только отрицательные выводы.

Бездействие Ковалевской почему-то Андрея не обрадовало. Она обещала пощипать ему нервы на уроке, и, естественно, он непроизвольно этого ждал. Казалось, что брюнетка нарочно так делает, молчит, только смотрит на него. Так сказать, выполнила программу-минимум, лишь погрозила и все. Словно в данный момент этого достаточно, и она еще свое наверстает.

Когда прозвенел звонок, и все потянулись к выходу, Андрей случайно глянул на Ковалевскую. Не хотел, избегая смотреть на нее в течение всего урока, так получилось.

Вряд ли Ковалевская заметила его взгляд. Она шла к выходу и нехорошо ухмылялась.

И Андрею очень не понравилась эта ее ухмылка. Словно предчувствие болезненно кольнуло.

4.

— Проходи, — мать Руслана сразу же отвернулась, быстро ушла из прихожей, хотя обычно сама закрывала входную дверь.

Андрей понял: что-то случилось. Пожалев, что не позвонил перед приходом по телефону, он прошел в комнату друга.

Руслан сидел к нему спиной, повернув коляску к окну. В спальне горел торшер, и потому вряд ли что-то можно было увидеть в окно: его будто залепили плотной черной бумагой. Хотя, скорее всего, Руслан вообще сидел с закрытыми глазами.

Андрей остановился, не решаясь присесть на диван, словно мог оторвать друга от важного занятия. Похоже, Руслан его даже не услышал, и Андрей произнес:

— Привет.

Пауза. Андрей хотел повторить приветствие, но Руслан вдруг оглянулся.

— А-а, ты? Привет. Чего стоишь? Присаживайся.

Обычное лицо, подумал Андрей. Разве что напрочь отсутствует веселость, но это необязательно говорит о том, что случилось что-то нехорошее.

— Не думал, что придешь сегодня.

— Почему?

— Суббота все-таки. С Машей сегодня не встречаешься?

— У ее родственника какой-то юбилей. С родителями пошла на вечер.

— Понятно.

Он говорил рассеянно, мысли явно были заняты чем-то другим. Андрей почувствовал сильнейшую неловкость. Последние дни у него все хорошо. Главным образом, благодаря Маше. Но сегодня какой-то упадок. Конечно, из-за Ковалевской. Хотя не столько из-за ее выпада на лестнице, скорее из-за ее нелогичного поведения на уроке и той мерзкой ухмылки. Возможно, сказалось, что сегодня он не увидится с Машей.

Вообще-то Андрей и без того планировал зайти к Руслану, но, идя к нему, понял, что надеется, что тот его развеет и успокоит. Руслан становился для него чем-то вроде психоаналитика. Руслан, который не мог самостоятельно передвигаться и вести полноценную жизнь. Вот такому человеку Андрей выкладывал свои проблемы. В который раз!

Андрей задержал взгляд на ногах Руслана. В последнее время он иногда даже забывал, в каком положении друг.

Когда Андрей увидел Руслана со спины, у него мелькнула мысль, что друг потерял последнюю призрачную надежду когда-нибудь снова встать на ноги. О чем-то таком как-то заходила речь. Что мать отвезет его к некоему народному целителю, и потому есть шанс. Вид матери Руслана почему-то сразу наводил на мысль, что ее сын тщетно пытался этот шанс использовать.

Заглянув Руслану в глаза, Андрей решил, что ошибся. Вряд ли бы Руслан в этом случае сохранил подобную невозмутимость. И все-таки какие-то неприятности были.

— Руслик, случилось что? У твоей матери вроде глаза заплаканные.

Руслан помрачнел.

— Разревелась недавно. Перед твоим приходом. Так, без причины. Из-за меня, — он вздохнул. — Какое-то время все нормально ведь было.

У матери Руслана эпизодически происходили такие вот срывы. Столько лет прошло, как несчастье случилось, и она вроде бы свыклась с этим, но прошлое держало цепко, изредка давая о себе знать.

— Мне ее очень жаль, — пробормотал Андрей. — Хотя понимаю, я никогда не смогу почувствовать, как ей сейчас плохо.

Руслан отмахнулся.

— Все проблемы одинаковый вес имеют. Так что не кайся.

Андрей хотел возразить, сказать, что с несчастьем Руслана и его матери мало что сравнится, но все-таки промолчал. Вспомнил, как в юности его поразило прочитанное в одной книге, что обычного человека сильнее волнует собственная зубная боль, нежели смерть сотен тысяч себе подобных во время землетрясения или наводнения в далекой стране.

— Ладно, забудем. Она уже успокоилась, так что все нормально. Лучше расскажи, что там у тебя. Как с Машей?

Андрей приложил усилие, чтобы сменить тему. Казалось, ему предлагают отпихнуть горе друга и обсуждать его маленькие проблемки. С другой стороны он понимал, что смысла мусолить ситуацию с матерью Руслана тоже нет. Другу от этого только хуже.

— Все хорошо. Даже неверие возникает: разве может быть так идеально?

Руслан кивнул.

— Твои слова: может быть все, что угодно, и как угодно. В общем, я рад за тебя. Не учительницу себе нашел, так ученицу. Но ведь значения не имеет, кто она. Главное — какая она.

Андрей улыбнулся. Впервые за вечер.

— Что там твоя брюнетка? Ты разговаривал с ее родителями?

Андрей рассказал про беседу с матерью Яны.

Руслан покачал головой.

— Да-а. Вот и пожалуйся такой на ее доченьку. Окурки, говоришь, щелчками в форточку отправляет? Снайпера ей от Гринписа прислать.

Андрей не выдержал, засмеялся. Руслан даже не улыбнулся.

— Но ведь не может так быть, чтоб совсем без толку ты к ним сходил. Ты же сам говоришь: она вроде поутихла.

Андрей пожал плечами.

— Не знаю. Сегодня она опять пристроилась ко мне, чтобы без посторонних ушей наговорить пакостей. Обещала на уроке нервы потрепать, но почему-то просидела, не говоря ни слова.

— Может, теперь она при ком-то опасается выступать? Вот, когда рядом никого, тогда — пожалуйста.

— Сложно сказать.

— Ладно, поверь, мамочка ей лапки немного отдавила после твоего прихода. Раз уж энергии у нее поубавилось. Поняла, что может нарваться на солидные неприятности.

Андрей почувствовал уверенность, что друг ошибается. И все-таки не стал возражать. Промолчал.

5.

Мужик был рыжебородый, неопрятный, и от него исходил устойчивый нехороший запах, как от людей, что не моются месяцами.

Андрей встретил его в полумраке какого-то незнакомого места, не понимая, как вообще сам здесь оказался. Краем не полностью затихшего сознания Андрей догадывался, что видит все это во сне. И мужика, и рамы, что тот тащил, надрываясь, и черные, сливающиеся в сплошное месиво, переулки. Где такое могло быть в его родном городе, если не во сне?

И в то же время Андрей вел себя так же, как поступал бы наяву. Эта реальность вовсе не позволяла ему ее игнорировать. Она затягивала его.

Мужик кряхтел, тужился, издавал какие-то стоны, скорее напоминавшие младенческие. И упорно тащил эти чертовы, невесть откуда взятые, рамы.

Вокруг, как и должно в злой сказке, никого не было. Андрей шел медленно и потому не смог бы сослаться, что куда-то спешит. Впрочем, он решил помочь рыжебородому до того, как тот остановился, что-то бормоча, и жалостливо посмотрел на единственного одинокого прохожего. Андрей не разобрал его слов, но они в этой ситуации не имели смысла.

Андрей приблизился, протянул руки, предлагая взять одну из двух рам.

Рыжебородый благодарно закивал, после чего случилось кое-что алогичное. Он отделил от рам стекло, которого несколько секунд назад вообще не было, и протянул рамы Андрею. Обе.

Андрей не удивился. Наверное, не заметил стекло сразу. Не удивило его и то, как просто вынул мужик из рам стекло. Находясь в этой реальности, Андрей спокойно принимал ее правила. Он подхватил рамы, не споря, не сетуя, что рыжебородый пройдоха основную часть груза переложил на него, вместо того, чтобы разделить поровну. Что ж, Андрей молод, а этому мужику давно за пятьдесят.

Они двинулись вперед, точнее — в никуда, слипшееся густой чернотой. И скоро Андрей заметил, что мужик начинает отставать. Рыжебородый по-прежнему кряхтел, тужился и стонал, как будто его ношу отнюдь не облегчили. Он двигался вперед, словно с перепоя, и рисковал зацепить стеклом землю или вообще выронить его из рук.

Андрей решил, что стекло по какой-то причине тяжелее самих рам, и предложил рыжебородому поменяться ношей. Тот ничего не ответил. Наверное, был против, а говорить в его ситуации было тяжело. Не хватало дыхания. Андрей пожал плечами и пошел дальше.

Ему все чаще приходилось останавливаться, чтобы подождать рыжебородого. Тот плелся все медленней. Андрей вообще не устал и несколько раз предлагал поменяться, но мужик не соглашался.

В какой-то момент Андрей понял, что, если рыжебородый разобьет стекло, ему придеться идти за новым. И он попросит Андрея помочь. Вернуться назад, причем опять неся рамы: не оставлять же их на улице? Хотя Андрей никуда не спешил, это его не устраивало. В конце концов, он — не благотворительная организация по подносу всякого хлама различным бомжам.

С другой стороны точно также не хотелось бросить рамы: получалось, не только не помог, но и зря тащил.

Андрей потребовал у мужика, чтобы тот отдал ему стекло. Рыжебородый никак не отреагировал. Он уже едва передвигался, едва удерживал стекло, но по-прежнему не соглашался уступить своему помощнику.

Осознав, что рыжебородый от натуги не только его не слышит, но и вообще уже ничего не соображает, Андрей поставил рамы на землю у ближайшего дерева и повернулся, настроенный на то, чтобы остановить мужика и отобрать у него это злополучное стекло.

И снова реальность, условия которой Андрей принял, выкинула неприятный фокус. Андрей приближался к рыжебородому, перерезая ему путь, но расстояние почему-то не сокращалось. Более того, Андрей понял, что мужик вот-вот проскочит мимо, даже не заметив его. Проскочит, и Андрею придеться снова хватать рамы и нагонять их владельца.

Андрей попытался кричать, но крик не получился. Лишь какой-то хриплый, невнятный звук. Андрей попытался ухватить рыжебородого за плечо, хотя их разделяло слишком много шагов. И… остался сторонним наблюдателем — мужик проскользнул вперед, все так же сопя от натуги.

И то, что должно было случиться, случилось.

Рыжебородый выпустил из рук стекло. Раздался звон, еще более неприятный оттого, что кругом стояла ночь.

Ну, вот, пронеслось у Андрея в голове, я так и знал, тупица. Так и знал. Говорил же тебе.

Андрей шагнул к рыжебородому с твердым намерением вручить ему рамы и пойти прочь, и пусть сам справляется со своими проблемами. Шагнул и резко остановился. Что-то было не так. И это что-то сразу же бросилось в глаза.

Рыжебородый по-прежнему держал стекло в руках, и оно было целым! Целым, хотя звон от разбитого стекла, выроненного из рук на глазах Андрея, еще заполнял пространство. Андрей слышал, как звенят отдельные осколки. И, хотя здесь всякое могло случиться, Андрей протестующе дернулся, словно хотел вырваться из неосязаемых сетей, которыми его нечто опутало, словно не желал мириться с этой аномалией, и…

Увидел разбитое стекло.

Правда, никакого рыжебородого не было, сам Андрей лежал на кровати, приподняв с подушки голову, и смотрел в окно собственной спальни. Стояла ночь, и занавеска, едва не сорванная тем, что вынесло стекло, судорожно трепыхалась.

Рядом, на полу у кровати, лежал булыжник. Из-за темноты он казался громадным.

ГЛАВА 11

1.

Он с трудом выходил из кошмара, очень медленно отделял сон от яви. Возможно, это продлилось бы еще дольше, если бы не глухой удаляющийся топот чьих-то шагов.

Андрей тупо смотрел на булыжник, лежащий возле кровати, ощущал его влажный специфический запах, переводил взгляд на окно, внезапно ставшее ближе, шире, ставшее каким-то другим, дышащим угрозой, вместо того, чтобы отделять комнату от ночи, даря покой и уют.

И вместе с тем глаза непроизвольно искали рыжебородого, его раздвинутые в стороны руки, держащие оконное стекло.

Каким реальным сейчас казалось то, что ему приснилось! Андрей еще улавливал запах немытого тела рыжебородого мужика, видел тоскливое худое лицо с бессмысленным взглядом маленьких невыразительных глаз. В ушах по-прежнему стоял стук, с которым Андрей опустил на землю свою дурацкую ношу — рамы.

На самом деле этот стук породил камень, влетевший в спальню Андрея. Разбив стекло, камень впечатался в шкаф, теснившийся между стеной и спинкой кровати. Глухой, но увесистый стук. Чуть правее — и камень угодил бы туда, где находилась голова Андрея.

За считанные секунды Андрею приснился дурацкий сон! Так отреагировал мозг, разбуженный столь варварским способом.

Но как нелегко это воспринималось сейчас! Казалось, сон и явь поменялись местами, и рыжебородый страдалец, таскавший по ночам рамы, выглядел вполне естественным. В то время как разбитое окно комнаты Андрея могло быть лишь частью кошмара. И особенно булыжник, неподвижно черневший во мраке комнаты.

Этого просто не могло быть! Камни не падают с неба и, тем более, не залетают в окна, словно листья, занесенные порывом ветра!

Андрей еще не встал с кровати, прежде чем в тишине, вливавшейся в комнату сквозь разбитое стекло вместе с прохладным апрельским воздухом, послышались чьи-то торопливые шаги. Кто-то, находившийся под окном, уносился прочь. Кто-то существовал, как и рыжебородый мужик, и своим топотом, казалось, утверждал, что он реальнее конкурента.

В другой комнате тоже послышались звуки. Со своей кровати подскочила мать. Тяжело затопала, рванувшись к комнате сына. Ее шаги окончательно проложили путь той реальности, к которой с таким трудом возвращался Андрей.

Он выскочил из-под одеяла, завертелся на одном месте, не зная, что делать. Когда мать распахнула дверь, Андрей совершил первое осмысленное действие. Схватил штаны со спинки стула. Он всегда спал без нижнего белья, даже зимой, и рефлекс, не предстать перед матерью голым, сработал быстрее других. Андрей запрыгнул в штаны. Пронеслась глупая мысль, что надо было сначала одеть трусы.

— Андрей, — вскрикнула мать. — Что это грохну…

Она увидела окно и… заголосила.

— Тише! — рявкнул Андрей.

В мозгу из вспыхнувшего пламени паники выделилась одна мысль: догнать того, кто это сделал! Во что бы то ни стало! Разбитое окно, паника матери — все потом. Надо узнать, кто за это в ответе!

Он выбежал из комнаты.

— Андре-ей! — взвыла мать.

Наверняка поняла, что он задумал, и ее это напугало.

— Не надо! Я позвоню в…

Он ее не слушал. Секунды две он потратил, вспоминая, куда поставил обувь, после чего едва не заорал сам себе: какая обувь, к чертовой матери? Так и выбежал босиком, на ходу застегивая штаны.

В подъезде было темно. Опять выкрутили лампочку? Или все-таки перегорела? Тьма заставила его умереть пыл, пока он не выбежит на улицу. Один неверный шаг — и он не только не догонит неизвестного подонка, но и травмирует лодыжку.

Ступени встретили его обнаженные ступни гладкими кусками льда. На их фоне даже асфальт перед домом показался менее холодным. Хотя компенсировал эту маленькую поблажку неровностью: бежать было больно.

Андрей рванулся вправо. Не потому, что удалявшиеся шаги подсказали это направление, скорее сработал рефлекс: в той стороне можно углубиться в частный сектор. Он обежал дом, остановился на углу, где просматривалось сразу три направления: вдоль его дома и тех, что стояли за ним в одну линию, и в оба конца перпендикулярной улицы. Завертел головой, делая по одному шагу то в одну, то в другую сторону.

Никого. Пусто, как и положено глубокой ночью. Сколько сейчас времени? Глупый вопрос. Ненужный. Какое это имеет сейчас значение? Главное — где тот, кто разбил окно? Успел куда-нибудь свернуть? Но в каком направлении?

Протоптавшись на одном месте почти минуту, Андрей понял, что опоздал. Нужно было выбирать направление наугад. Надеяться на удачу. Один к трем. Но сейчас — поздно. Эта сволочь уже оторвалась. К тому же Андрей непозволительно долго возился дома, прежде чем выбежал. Возвращаться назад?

При этой мысли Андрей, наконец-то, ощутил, как ему холодно: пока еще апрельские ночи были прохладными. Перед глазами предстало лицо матери. Он оставил ее одну. В комнате, где очень скоро будет не теплее, чем на улице. Он почувствовал себя дурно при мысли, что случилось бы, будь сейчас зима. Злость на неизвестного подонка ослабела. Стало слишком дискомфортно. Не только телу. Андрей побежал назад.

Мать встретила его в прихожей.

— Слава Богу, — воскликнула она, увидев сына. — Босиком? Андрейка!

Важнее целых стекол и выявления хулигана для нее была невредимость сына.

— Сбежал! Гад! — Андрей растерянно остановился, заключил мать в объятия.

— Я вызвала милицию, — пробормотала она.

— Да?

Какой смысл, хотел добавить он, но промолчал. Не оставлять же все, как есть?

Через пару минут на улице послышался визг шин милицейского «Рафика».

2.

— И что менты? — спросил Руслан.

Андрей сжимал трубку так, что она скрипела. Еще немного — и, кажется, что разломается.

Весь день его трясло. Наверное, самое паршивое воскресение в его жизни. Может, и в жизни его матери. Раньше ничего такого, что шло с этим хоть в какое-то сравнение, не случалось. Так хотелось, чтобы этот день закончился, не просто поскорее, хотелось, чтобы раз — и его нет. Естественно, ему было суждено тянуться едва ли не вечность.

Андрей ходил из угла в угол. Мать лежала у себя на диване и смотрела в потолок. Хорошо хоть, стекло к утру вставили. Мать позвонила своему брату, дяде Коле, прямо среди ночи. Тот не возмущался, сразу стал собираться, у каких-то знакомых раздобыл стекло — не ждать же пока магазины откроются? Единственный плюс.

— Ничего хорошего, — пробормотал Андрей, скосив глаз на рифленую дверь своей комнаты: не хотелось лишний раз терзать мать напоминанием прошедшей ночи.

Впрочем, она наверняка думает об этом каждую минуту. И еще долго не забудет случившееся.

— То есть как? — спросил Руслан.

Андрей выдержал паузу, чтобы его голос прозвучал негромко. Какие-то моменты, когда он переключался на что-то другое, сегодня были, но стоило ему все пересказать позвонившему другу, как его опять затрясло от гнева и тревоги.

— Вот так. Они говорят, что если конкретных подозреваемых нет, толку никакого. Мол, надо было хулигана по горячим следам задержать.

Руслан хмыкнул.

— Ты ведь сказал им про свою брюнетку?

— Сказал, — вяло подтвердил Андрей. — Но ведь сначала я им сказал, что окно разбил мужчина.

— Значит, она подговорила кого-то.

— Я все это сказал. Но тот из трех, что поглавнее был, посмеялся и заявил, что все это домыслы. Мол, если та девица сама не признается, никто ничего не сделает. Она, мол, наверняка дома в две дырки мирно сопит, и мама с папой дома, подтвердят, что дочка никуда не выходила. Так что вряд ли что будет, если у меня на этом все.

— Так что? — удивился Руслан. — Они вообще ничего не сделают?

— Не знаю. Адрес Ковалевских я им дал. Но… похоже, действительно толку от этого немного.

— Во блин, — пробормотал Руслан.

После непродолжительной паузы он спросил:

— Андрюха, ты сам-то уверен, что это брюнетка постаралась?

Андрей вспомнил лицо старшего лейтенанта, что задавал вопросы. Что-то подсказывало Андрею, что скептицизм у сыщика вызвала его собственная неуверенность. Сначала Андрей сказал, что никто ему на ум не приходит, нет у него врагов. Похоже, шок из-за случившегося, подавленно-паническое состояние матери не позволили вовремя вспомнить о Ковалевской. Еще бы, такого он даже от нее не ожидал. Но ведь следовало бы.

Когда он почувствовал равнодушное бессилие сыщиков, Андрей поправился, заговорил про брюнетку, но у них наверняка создалось впечатление, что он хватается за крайний вариант. Наверняка ошибочный.

— Уверен, — пробормотал Андрей.

Руслан промолчал, как бы ожидая каких-то подтверждений.

— Кому еще? — Андрей с новой силой сжал трубку, и та протестующе заскрипела. — Посуди сам. Она ведь сказанула, что не все еще потеряно, когда я заявил, что у меня все хорошо. Не удержалась, проговорилась. Она себя выдала.

— Но никто этого не слышал, кроме тебя? — уточнил Руслан.

— Не слышал. Но это она, Руслик, она. Ей разве попросить некого? У такой смазливой сучки желающих найдется. Кому еще? Она ненормальная, свихнулась на том, чтобы испортить мне, как можно больше крови.

Руслан не отрицал это, но и не подтверждал. Похоже, не видел в этом смысла. Он решил переменить тему:

— На работу завтра пойдешь?

— Нет. Позвонил Борисовне, предупредил, что мне нужен день-два, прийти в себя. С матерью побыть. Да и к следователю надо сходить.

— Ко мне не придешь?

— Извини, Руслик, ни о чем говорить спокойно не смогу. Только тебя загружу всей этой фигней.

— А с Машей что? Не звонил еще сегодня?

Андрей тяжело-тяжело вздохнул:

— И хотелось бы встретиться, она на меня умиротворяющее действует, и беспокоить ее не хочется. Наверное, скажу, что мать неважно чувствует, и сегодня не могу встретиться.

Он подумал и тихо добавил:

— В принципе, это ведь не ложь. Так оно и сеть. Не хочется мать одну оставлять.

3.

Яна стояла в сторонке и рассеянно следила за дурачившимися одноклассниками.

Только что они узнали, что географии сегодня не будет. Не придет учитель. То ли заболел, то ли какие-то семейные обстоятельства, точно неизвестно. И вот ребятня, довольная внезапно образовавшейся «форточкой», выплескивала радость в ожидании своей участи — классная руководительница или директриса придет и вынесет свой вердикт: гулять или идти на другой урок. Но, так или иначе, сегодня на один час учиться меньше.

Одна лишь Яна после этой новости ощутила беспокойство.

Было от чего. Она уже задавалась вопросом: не переборщил ли Гена?

Он позвонил ей вчера ближе к полудню, как они и договаривались. Встретились, и она увела его на набережную. Она жаждала знать, все ли получилось, как надо. Пока шли, молчали. По телефону Гена уже сказал, чтобы она успокоилась, что он все сделал ювелирно, и ее преподу мало не покажется.

Устроившись на скамейке у реки, он подробно рассказал, что и как делал. Даже показал, какого размера использовал «камешек». Она пришла в восторг. Ее смутил лишь один момент, чуть позже, по приходе домой, вылившийся в серьезные сомнения. Она хотела знать любую мелочь и, конечно, поинтересовалась, орали вслед Гене матом или нет. Гена ответил, что в ответ не раздалось ни звука, наверное, он слишком быстро сбежал оттуда.

Ситуация изменилась, когда Яна пришла домой около трех часов пополудни. И приподнятое настроение оказалось подпорчено.

В ее отсутствие к ним приходили из милиции. Услышав это от матери, Яна подумала сразу о двух вещах: Гену все-таки кто-то увидел или же булыжником он нанес Андрюше тяжелую травму. Не этим ли объяснялось, что вслед Гене никто не кричал, и никто его не преследовал?

Мать сказала, что приходил человек в гражданке. Узнав, что Яны нет дома, поинтересовался, где она была этой ночью. Яна могла загулять после дискотеки до утра, но заранее решила, не делать этого. Так, на всякий случай. И правильно сделала. Ей и в голову не приходило, что к ней могут явиться менты. Интуиция ее не подвела.

— И это все? — спросила она мать. — Больше он ничего не говорил?

— Нет, — мать говорила спокойно, но чувствовалось, что она недовольна.

Недовольна, но сама у дочери ничего не пыталась выяснить. Мол, давай, выкладывай без предварительных запросов.

— И ты не спросила, в чем дело? Зачем я ему?

Мать покачала головой.

— Он сказал, что хочет поговорить с тобой лично. Номер телефона оставил, — мать помедлила и все-таки спросила. — Яна, что случилось?

Дочь пожала плечами и, прежде чем уйти в свою комнату, бросила:

— Наверное, из-за той драки, что вчера на дискотеке была. Как свидетельницу. Там кому-то руку сломали.

Кажется, объяснение мать устроило, и она о дочери забыла. Но ведь тот, что приходил, все-таки снова заявится.

Яна поборола страх очень быстро. Конечно, она бы не имела ничего против разбитой головы учителя, но вообще-то, задумывая весь этот спектакль, она рассчитывала лишь нагнать на него страху, выдрать у него добрый кусок нервов, заставить Андрюшу повозиться с разбитым окном. Про физический ущерб учителю она не думала и потому оказалась неподготовленной к «перевыполнению» нормы.

Со страхом, этим непривычным для себя чувством, она справилась с помощью двух основных аргументов. Во-первых, узнай кто-нибудь Гену, пришли бы к нему, а не к ней. Какое она имеет к Гене отношение? Она с ним не встречается. Во-вторых, если Андрюше действительно проломило голову, и он чего-то наговорил следователю именно про нее, это проблемы Гены. Она была ночью дома и знать ничего не знает. Если даже допустить, что Гену опознали, и позже он, оправдываясь, что-то скажет и про нее, Яна станет все отрицать. В крайнем случае, сама перейдет в нападение. Заявит, что пожаловалась Гене на учителя, и он стал храбриться, что отомстит ему. И Яна никогда бы не подумала, что Гена приведет свои бахвальства в исполнение. Поверят ей, а не ему. У него уже были какие-то проблемы с законом, кажется, даже получил условный срок, так что пусть только попробует, приплетет ее.

Но этого, конечно же, не могло быть. В противном случае, опознай его кто-нибудь, Гена не сидел бы с ней на скамеечке в середине дня в превосходном настроении. Его бы взяли тепленьким еще рано утром. Нет, просто Андрюша, если он вообще в сознании, наговорил про нее, Гена же не попался.

И все-таки Яна, представив Гену, почувствовала негодование. Что он там натворил? Вместо того чтобы просто разбить среди ночи окно, он запустил туда громадным булыжником, которым и убить можно! Конечно, Яна вовсе не заплачет, если паршивец Андрюша сдохнет, но это дело куда серьезней, и кто его знает, не вычислят ли как-нибудь сыщики Гену и не вцепятся ли в него так, чтобы он раскололся?

Яна вспомнила, как в субботу вечером удовлетворяла прихоти Гены, чтобы он ночью сделал то, что она хотела. Вспомнила, как он ставил ее на четвереньки и остервенело двигался, словно куда-то спешил и торопился кончить с этим делом. Почему-то ей было неприятно вспоминать об этом, несмотря на то, что за вечер она без проблем четыре раза испытала оргазм. Да, она не мучилась, не испытывала боль, она тоже получила удовольствие, но это ничего не меняло. Наверное, потому, что не сама она предложила эту бартерную сделку. Она считала, что Гена должен все сделать даже без такой платы. Он должен был удовлетворить ее прихоть даже не за секс с ней, а только за поцелуй ее стопы, раз уж на это пошло. Только за это. За право позволить ему что-то для нее сделать!

Что ж, будем считать, что она сделала ему невероятное одолжение. И вряд ли пойдет на это еще раз. Тем более что ей приходится думать о беседе с каким-то ментом.

На всякий случай она позвонила Гене, но его не было дома, и никто не мог сказать, когда он появится. Яна представила, как он снова повторяет, что сделал все чисто, и махнула на него рукой.

Покрутив бумажку с номером, что оставил следователь, Яна решила звонить первой. Если там что-то серьезно, ее все равно заставят ответить на какие-то вопросы. Разве виновный человек стремится сам узнать, что от него хотят правоохранительные органы?

Встреча произошла в тот же день. Следователь, удивившись ее прыти, предложил Яне прийти в его кабинет, если она так стремится узнать, зачем ему понадобилась. Яна, не долго думая, покинула квартиру и пришла в «ментовку», невыразительное двухэтажное здание из кирпича, примостившиеся среди частного сектора в пяти минутах ходьбы от центральной улицы.

Следователь оказался высоким, крепким, с вытянутым, но впечатляющим лицом. Смотрел так, словно все про нее знал. Яна не растерялась. Она хотела показать себя уверенной и спокойной, и у нее это получилось.

Она уже догадалась, что будь так все серьезно, ее бы ждали дома, а не оставляли телефон, словно предлагая ей решить, согласна ли она на свидание. Наверное, Андрюша упомянул ее имя, и в милиции вынуждены были ее проверить, это же их работа. Но после разговора с ее матерью, их интерес к Яне пропал. Мать подтвердила, что дочь была дома, и, когда ее спросили, уверена ли она в этом, не покрывает ли свою дочь, она предложила спросить то же самое у ее мужа.

Следователь спросил, где ночевала Яна и во сколько пришла домой. Получив от Яны ожидаемый ответ, следователь перешел к более туманным вопросам. Как Яна учится? Как отношения с одноклассниками? И с учителями? С кем из них отношения натянутые? Яна ожидала, что последует вопрос про Андрюшу, но сыщик ограничился общими фразами. Он вообще не упомянул имя нового учителя, и Яна на какой-то момент даже засомневалась, из-за Андрюши она здесь или нет.

Потом следователь попросил извинение за беспокойство и сказал, что она может идти.

Сейчас, ожидая прояснений по поводу следующего урока, Яна снова засомневалась. Неужели Андрюша получил камнем по голове? В противном случае, почему он не явился на работу? Если так, значит, вчера следователь, так быстро отпустивший Яну, фальшивил? И ситуация куда серьезней?

К Яне подошла одна из одноклассниц, но Яна невежливо попросила оставить ее одну, сославшись на усталость и начинавшуюся головную боль. Ей нужно было обдумать, как вести себя дальше при различных вариантах.

Не успела одноклассница отойти, как в поле зрения Яны возник… Андрюша. От неожиданности у Яны приоткрылся рот. Андрюша собственной персоной! Голова вовсе не в бинтах, вообще никаких следов того, что его приложили булыжником. Да, лицо какое-то странное, словно Андрюша где-то заблудился, и это его здорово рассердило. Он шел от лестничной площадки к кабинету географии, рассматривая учеников.

И Яна поняла, что ищет он ее.

Некоторые из ее одноклассников тоже заметили учителя, о неявки которого на работу уже было сказано. Они замолкали, задерживая взгляд на Андрюше, наверное, тоже сомневались, правильно ли они поняли, что происходит. Но из-за гвалта, заполнявшего этаж, заметили его не все.

Андрюша заглянул в пустой кабинет, обернулся. И увидел Яну. Без промедления подошел к ней.

— Ковалевская, зайди-ка на пару минут в мой кабинет.

— В чем дело, Андрей Анатоль…

— Не пререкайся, пожалуйста. Тебя попросил учитель, и, будь так любезна, сделай ему одолжение.

Яна пожала плечами. Почему-то ей не захотелось с ним спорить. Может, сейчас это даже неразумно.

— Ладно, — и она пошла следом за ним.

4.

Андрей пропустил брюнетку в класс и закрыл за ней дверь.

Ковалевская протопала на своих шпильках к первой парте и села. Глянула на него. Почти равнодушно и в то же время вызывающе.

— Встань, пожалуйста, — потребовал Андрей. — Я не разрешал тебе садиться.

— Мы в концлагере, и я — заключенная? — спросила Ковалевская.

Андрей игнорировал ее «умности».

— Я ведь стою, — заметил он. — Или у тебя ножки устали после беготни в ночь с субботы на воскресение?

Он следил за ее реакцией. Реакция была, но она никак не относилась к тому, чего он хотел.

Ковалевская резко встала.

— В чем дело? Что вам от меня надо? — она смотрела ему прямо в глаза.

Андрей не спешил отвечать на ее вопрос. Он долго колебался, стоит ли приходить в школу сегодня и пытаться разоблачить эту стерву. Ночью он плохо спал, впрочем, мать, кажется, вообще не спала. Андрей часто просыпался, ему без конца снилась какая-то бессвязная ерунда. Из всего этого логикой отдавало лишь от стекол, разлетающихся под ударом громадного булыжника.

Еще полчаса назад он не думал никуда идти. Борисовне он уже все объяснил, и директор сказала, чтобы он не волновался о работе. Только просила предупредить, если Андрей не сможет выйти и в среду.

И вот он поддался какому-то порыву, хотя, казалось, зачем ему сейчас ее видеть? Какой смысл? Неужели он думает, что Ковалевская признается, стоит на нее надавить? Так или иначе, он быстро оделся и почти побежал в школу. По часам он определил, что успевает к перерыву. Понимал, что не хватит терпения ждать, когда закончится урок.

Ему повезло. Он быстро нашел Ковалевскую и получил возможность говорить с ней наедине в пустом классе. Никто из ее одноклассников в кабинет не вошел, словно опасался сглазить потенциальную «форточку» в уроках. Тем лучше, тем лучше.

Сейчас, глядя на Ковалевскую, Андрей убедился, что она имеет отношение к разбитому окну в его комнате. Она себя выдала. Непроизвольно, но выдала. В противном случае она не подчинилась бы ему, затеяла скандал. Он ничего бы ей не сделал, и она это прекрасно знала. Не потому ли она пошла с ним в пустой кабинет, что посчитала неповиновение потенциальным прикрытием своего неучастия в хулиганстве? Поступила от противного, но не рассчитала?

И все же, несмотря на эту ошибку, внешне она себя никак не выдала. В глазах не было страха или ожидания подвоха. В них было лишь недоумение и ее обычное недовольство. И все. Кроме логических умозаключений Андрей ничего не получил. Ковалевская даже не отреагировала на фразу Андрея о ночной беготне. Даже не заметила, как бы между прочим, что провела ту ночь дома. Она пропустила эту фразу, как девушка, не имеющая представления, о чем ей говорят.

Андрей смотрел на нее, понимая, что брюнетка — уверенная в себе актриса, и поединок взглядов может длиться сколь угодно долго. Без существенного результата для Андрея. Но его упорство, к счастью, не иссякло.

— Долго вы на меня будете смотреть? — прервала Ковалевская затяжную паузу.

— Я думал, ты сама расскажешь. Ладно, я помогу тебе. Буду вести тебя за ручку по старым местам, чтобы ты все вспомнила.

— Что? Вы случайно не заболели?

Андрей зло усмехнулся, но решил оставить и эту фразочку без внимания.

— Знаю, знаю, в ночь с субботы на воскресение ты была дома. И это спокойно подтвердит твоя мамочка. Это я знаю… Не перебивай меня, — повысил он голос, заметив, как Ковалевская хотела что-то вставить. — Я и не говорю, что это ты разбила мое окно. Я спрашиваю тебя о другом: кого ты попросила о таком щепетильном одолжении?

Надо отдать ей должное, удивление выглядело натуральным.

— Что? Какое одолжение?

— Хорошо. Еще раз спрашиваю: кто из твоих знакомых это был? Обещаю: если не скажешь — пожалеешь. Я из тебя все равно выжму всю правду.

Похоже, Ковалевская осознала, что слишком долго играет в недоумение, забыв про свой извечный протестантизм и нелюбовь к учительским моралям. В самом деле, где ее предрасположенность к лучшей защите, которая есть ни что иное, как нападение?

— В чем дело? — зашипела она. — Я не обязана выслушивать весь этот бред. Если кому-то размолотили окно, это не значит, что…

— Заткнись. Если ты думаешь, что я позволю тебе… Стоять, я тебя не отпускал!

Ковалевская повернулась, намереваясь уйти, не дослушав Андрея.

— Соседям своим будешь рассказывать, кто тебе что должен!

— Стоять!

Он потянулся к ней рукой, собираясь задержать девицу. Он уже не контролировал себя, ее обращение на «ты» лишь усилило гнев.

Она отпрянула.

— Грабли свои убери!

Он одернул руку, шагнул вперед, собираясь загородить ей путь. Усилием воли затолкал злость куда-то внутрь и сказал:

— Тебе все равно придеться ответить на мои вопросы, так что лучше останься.

В следующее мгновение во взгляде Ковалевской что-то изменилось. Она замерла, как будто увидела за спиной Андрея немого свидетеля этой сцены.

Прежде, чем наступила развязка, Андрей успел подумать, что все-таки подцепил ее на крючок, заставил испытать хотя бы страх. Неясно, почему это произошло, но, кажется, получилось.

Он уже готовился развить успех. Сказать ей, что не собирается привлекать ее к уголовной ответственности, если она во всем сознается. Ему будет достаточно, если она пообещает, что перестанет кусать его, словно пронырливая крыса, которую очень тяжело поймать, которая не в силах покуситься на его жизнь, но, тем не менее, доставляет массу неприятностей. Ему будет достаточно только этого. Пусть дальше их жизни пойдут параллельными дорогами.

Он хотел это сказать. Но не успел.

Ковалевская завизжала. Без видимой причины. Завизжала так, словно увидела у него в руке нож.

После чего, оттолкнув его, бросилась прочь из класса.

ГЛАВА 12

1.

Когда он, наконец, опомнился, она уже была в коридоре.

— Он приставал ко мне! — послышался крик Ковалевской. — Хотел раздеть!

И еще был плач. Истеричный девичий плач. Вполне натуральный.

И до Андрея дошло, что означал застывший на мгновение взгляд Ковалевской. Эта стерва решила представить все так, будто он ее домогался. Пригласил в пустой класс и полез под ее короткую юбку.

Он сам оплошал. Он пытался задержать ее, так она его вывела. Возможно, его движение и навело ее на мысль о приставаниях. Ее крик поверг его в шок. Эффект неожиданности. Он почти уже загородил ей путь, и Ковалевская его оттолкнула. Что ему оставалось делать? Задержать ее на выходе? В этом случае кто-нибудь лично увидел бы, как он пустил в ход свои руки.

Впрочем, пакость в том и заключалось, что это всего лишь начало, и его положение грозило ухудшиться. Если он останется в этом кабинете.

Андрей заставил себя выйти из непривычного омерзительного транса. И заодно из кабинета.

Он не был уверен, но, кажется, он покраснел, переступив порог. Крик Ковалевской оборвал все шалости тех одноклассников, что даже не заметили появления учителя. Все притихли, замерли. Сначала проводив недоуменно-испуганными взглядами свою самую красивую одноклассницу, затем уставившись недоуменно-подозрительными взглядами на молодого учителя.

Андрей почувствовал слабость в ногах. Они все смотрели на него, в упор, и он не мог ответить каждому в отдельности.

Куда помчалась эта сука? Догнать ли ее? Если она доберется до директора, оболжет его так, как ведро помоев выплеснет.

Вот! К Борисовне надо! Рассказать все, как было! Ведь не оправдываться перед учениками, застывшими, будто перепуганные тушканчики в степи? Они уже видели Ковалевскую, выскочившую из кабинета, где она находилась наедине с ним, слышали ее обвиняющий вопль. И потому что-то говорить им сейчас бессмысленно.

Андрей опустил голову, побежал к лестнице. Ему было стыдно. Не из-за того, что они сейчас могли о нем думать. Он показался себе испуганным подростком, улепетывающим от парня, который сильнее его. Он устыдился своей реакции, хотя волноваться следовало бы как раз ни за это. Но идти он не мог. Обычный умеренный шаг сейчас выше его сил. Пока он бежал по лестнице, в голове мельтешили мысли о самых худших вариантах исхода этой ситуации. Поверят ему или ученице? Если ей, попадает ли он под уголовную статью? И есть ли вообще какая-то статья, ведь Андрей этой стерве так ничего конкретного не сделал? Или ему вменят попытку изнасилования?

Не добежав до кабинета директора, Андрей понял, что брюнетка уже там. Оттуда донеслись плач и возбужденные голоса. Выскочив из класса, Ковалевская побежала именно к Борисовне. Куда же еще? Прежде чем Андрей переступил порог директорского кабинета, он уловил несколько отчетливых фраз Ковалевской:

— Он лапал меня, Клара Борисовна, он меня лапал! Он предлагал… там, в классе… Подонок! Грязный подонок!

Борисовна успокаивала ее, но это было нереально. Девица стремилась высказать как можно больше, прежде чем явится тот, кто станет опровергать ее слова.

И Андрей понял, что церемониться поздно. Ему нужно переубедить директора сейчас же, по горячим следам. Не ждать, пока Ковалевская успокоится и предоставит слово ему. Потому что она не успокоится!

— Клара Борисовна! Это ложь! — крикнул Андрей, вбежав в кабинет. — Не слушайте ее! Ложь!

Борисовна резко обернулась.

— Андрей? Почему ты на работе?

Ему показалось, что она удивлена его появлением. Неужели она не поняла, на кого кричит Ковалевская? Не успела понять, о каком учителе идет речь?

— Не слушайте ее!

— Уберите его отсюда! — Ковалевская, присевшая на стул, подскочила, вжалась в угол. — Уберите! Не подпускайте его ко мне!

В кабинете оказался еще один человек, которого Андрей сразу не заметил. Учительница информатики. Молодая женщина невысокого роста и невыразительной внешности.

— Яночка, не волнуйся! — вступила она в перекрестные вопли, пытаясь успокоить ученицу. — Не волнуйся, все хорошо, все хорошо!

Андрей содрогнулся. «Яночка»! Как же эта стерва влияет на людей, в том числе на учителей, которых она презирает! Непостижимо! Неужели только он ее увидел в «первозданной красоте»? Неужели и он видел бы эту брюнетку милой, бескорыстной, с широкой душой, не случись у них конфликта?

Присутствие еще одной учительницы стало для Андрея дополнительной неприятностью. Он не хотел непосредственных свидетелей этой правдоподобной лжи, что выплескивала на него Ковалевская. Несмотря на то, что девица пробежала через всю школу, несмотря на то, что всем и без этого станет известно, все равно не хотел. Он еще надеялся, что убедит Борисовну, и поток этого кошмара прервется в самом начале.

— Уберите его! — визжала Ковалевская. — Я его боюсь!

— Она лжет, Клара Борисовна!

— Уберите!

Перепалка и причитание учительницы продолжались более пять минут. Андрей не выдержал:

— Заткнись, тварь! Дай слово сказать!

— Андрей! — возмутилась Борисовна.

Наверное, не вовремя он назвал Ковалевскую так, как она того заслуживала.

Брюнетка заголосила. Можно подумать, ее действительно едва не изнасиловали, так реалистично выглядела ее истерика.

— Клара Борисовна, выйдете, пожалуйста, — попросил Андрей. — Говорить ведь невозможно.

Директор поколебалась, глядя на ученицу, и все-таки ступила к выходу.

— Надя, побудь с ней, — сказала она учительнице.

Ковалевская, увидев, что Борисовна уходит, рванулась к выходу, словно боялась остаться под защитой одной лишь учительницы, но директор остановила ее, твердо потребовала:

— Яна, побудь здесь с Надеждой Ивановной, — и вышла.

— Клара Борисовна, не трогал я ее! — быстро заговорил Андрей, понимая, что у него очень мало времени. — Я ее пригласил в кабинет, спросить, не она ли причастна к тому хулиганству. Вы же знаете, что у нас случилось. Окно ночью разбили.

— Но при чем здесь Яна?

— Мне кажется, это она кого-то подговорила.

— Почему именно она, Андрей?

Борисовна мне не верит, подумал он, и его заполнило холодное липкое отчаяние.

— Она меня ненавидит! Не знаю, что я ей такого сделал, я ко всем ученикам с уважением отношусь. Но она… Не могу я вам всего рассказать — не поверите. Но это она виновата, что окно мне разбили. И не трогал я ее, не касался, не нужно мне это, поверьте. Я не…

— Клара Борисовна, — это была уборщица, что сидит на вахте, грузная, бесформенная, с добрым, но изможденным лицом. — Там… из милиции пришли.

— Из милиции? — Борисовна глянула на Андрея, снова посмотрела на уборщицу. — Это вы ее вызвали?

Женщина смутилась.

— Да. Ведь девочка бежала, просила милицию вызвать.

Андрей едва не взвыл от злости. Ковалевская постаралась. Не только первой прибежала в кабинет директора. Сволочь!

— Э-э… — Борисовна заколебалась, и, надо отдать ей должное, явно воспротивилась такому повороту событий, может, не из-за Андрея, из-за школы в целом, из-за собственной репутации. — Не знаю… Надо ли…

Она запнулась. Позади уборщицы возникли трое в милицейской форме. Один из них, значительно старше напарников, капитан по званию, шагнул вперед, представился, посмотрел на Борисовну:

— Это вы — директор?

— Я. Только… Не знаю, это не я вам звонила. Может… мы поспешили?

Капитан усмехнулся.

— Ну что ж вы? Вызов ведь был. Давайте, выясним, что тут у вас случилось?

2.

— Ага, — пробормотал капитан. — Значит, это вы пострадали от хулиганских действий в ночь на воскресение?

— Да, — подтвердил Андрей. — Со мной еще разговаривал лейтенант… как его фамилия…

— Ладно, я знаю про этот случай.

— Вот, — быстро вставил Андрей. — Я ему тоже упоминал про эту ученицу. Есть у меня на то основания. Я с ней хотел поговорить, просто поговорить. Не требовать, чтобы призналась и к вам пошла, а всего лишь пообещала, что оставит меня в покое. Я ее и пригласил в класс. Ну, посудите сами, не перед классом же разговаривать, где из-за воплей учеников самого себя не слышишь?

Капитан промолчал, давая ему возможность высказаться. Хотя Андрею казалось, что тот его не столько слушает, сколько пытается проникнуть своим взгляд «внутрь».

К счастью, Андрей немного успокоился. Его не хватали, как преступника, задержанного по горячим следам, с ним разговаривали спокойно и, кажется, с уважением. Сыграло роль, что с ним разговаривали здесь, в школе. И Андрей не ощущал к себе предвзятого мнения со стороны капитана.

— Поэтому я с ней и оказался наедине в одном кабинете. Знал бы, что так получится…

— Кто-нибудь из учеников видел, как вы входили в класс? — спросил капитан.

— Конечно! Конечно, видел. Почти все видели. Они ведь думали, что я в школу не приду, потому и удивились, что я внезапно появился.

Капитан кивнул, как бы предлагая продолжать. Он по-прежнему следил, прежде всего, за выражением глаз собеседника, хотя и слушал, что тот говорит.

И все больше убеждался, что этот молодой учитель не лжет. Об этом капитану говорила его интуиция. Вряд ли учитель настолько сильный актер, что не видно никаких симптомов вины. Да, он волнуется, но это и понятно. Наверняка осознает, что ложное обвинение тоже может быть принято. Но что-то не похоже, что он действительно завел девицу в пустой кабинет, чтобы попытаться прямо там ее и оприходовать. Против этого говорило и то, что позвал он старшеклассницу при ее одноклассниках. Вряд ли он такой виртуоз, чтобы действовать от противного: пойти на что-то при свидетелях, потом указывать на них, как на собственное алиби.

Если бы речь шла о серьезных деньгах, о тяжком преступлении, капитан отталкивался бы исключительно от конкретных фактов, практически игнорируя, какое там впечатление исходит от подозреваемого. Но в данном случае — наоборот. Тот, кто лапает свою ученицу, вряд ли натянет себе на физиономию маску без единой трещинки, особенно в тот момент, когда не ожидает, что та самая ученица его сдаст. Такой прихвостень просто не смог бы вести себя «как надо».

И самое важное, было объяснение, почему учитель оказался с ученицей наедине. Очень веское объяснение. Да, после этого разговора капитан позвонит в участок, узнает фамилию нужной девицы, но он не сомневался, что учитель говорит правду. Утром капитан уже слышал об этом происшествии.

В общем, он сильно сомневается, что этот человек завел старшеклассницу в кабинет, чтобы дать волю своим рукам, как та заявила. Но тут и возникало смущавшее его противоречие.

Капитан уже побеседовал со старшеклассницей. И тоже не обнаружил фальши. Да, она была в истерике, говорила бессвязно, всхлипывала, иногда жестикулируя, но это отнюдь не противоречило ее словам. И то, что она просила ничего не говорить родителям, не требовала непременно заводить дело на учителя и посадить его, лишь подтверждало это. Она не шла напролом, как это сделала бы та, кто обвиняет ложно. Казалось, девчонка всего лишь хотела, чтобы ее оставили в покое и отпустили домой. Казалось, она даже жалеет, что все так повернулось, и она вынуждена отвечать на вопросы сыщика.

Единственное, что его насторожило в ее словах, что учитель раньше уже домогался ее. Если так, неужели учитель, понимая, что от ученицы тяжело что-то получить, предпринял еще одну, самую серьезную попытку при стольких свидетелях?

Капитан успел переговорить с директором, пока ребята, прибывшие с ним, наводили тишину, объясняя, кто кого и о чем сейчас будет спрашивать. По собственному опыту капитан знал, что с нейтральным лицом, имевшим какое-то отношение к происшествию, лучше говорить как можно скорее. Сразу вытянуть побольше, прежде чем внешнее влияние наложит свой отпечаток. Директор рассказала, что учитель работает недавно, но она знала его еще учеником. Рекомендации с прежнего места работы отличные, и она сама ничего плохого об учителе сказать не может.

Понятно, что о маньяке, убивающем детей, тоже можно получить подобное мнение, но в данном случае капитан занес в копилку учителя еще один плюс. Позже он сам просмотрит все его документы, но это вряд ли внесет значительное изменение.

Словом, пока капитан никак не мог склониться на чью-либо сторону, что бывало нечасто. Это только в кино и в книгах-детективах все очень запутано и все шито-крыто, в реальности же с самого начала чувствуется, у кого морда в чужой сметане.

Тут еще и директор, женщина отнюдь не слабовольная, просила, чтобы все разрешилось без лишнего шума. И он ее понимает. Ни синяков, ни разорванных юбок. Было бы обидно, начнись уголовный процесс.

Не послать ли все к черту? Пусть сами разбираются, может, позже что и вылезет? Впрочем, неизвестно, как поведут себя родители старшеклассницы. Если ее мать разъярится, взнуздает, как следует, дочь, может начаться дело о развратных действиях.

Если до этого не дойдет, в любом случае, главным действующим лицам придеться еще побеседовать с инспектором по делам несовершеннолетних, которому предстоит перевести некоторое количество бумаги. Пусть покопает, это его вотчина вокруг деток крутиться.

Учитель замолчал, посмотрел на капитана. Он уже не один раз повторил то, что рассказал, и, наверное, осознал, что нужно когда-нибудь прерваться.

Капитан кивнул.

— Ладно, пока можете идти.

Учитель встал, помялся и спросил:

— Скажите, я… могу вам позвонить? Попозже. Узнать, как и… что?

Капитан снова кивнул:

— Можете.

3.

— Может, не нужно мать вызывать? — пробормотала Яна. — У нее нервы не железные. Я-то что? Целая — и ладно. Буду поосторожней, в кабинеты пустые заходить.

— Без этого, Яна, никак нельзя, — покачав головой, сказала Борисовна. — Мы обязаны сообщить твоим родителям.

За спиной директора о чем-то тихо совещались капитан и один из его помощников. Яна посапывала, затравленно поглядывая на них. Она просилась домой, и директор должна была ее отпустить: не сидеть же ей после всего этого на уроках? Но оказалось, что ее не могут отпустить из школы одну, по крайней мере, сегодня.

Значит, ей здесь еще торчать и ждать неизвестно сколько. Пока еще мать отпросится с работы и приедет в школу.

— Ладно, — сдалась она. — Только попросите ее приехать побыстрее.

Борисовна стала набирать продиктованный номер.

Яна глянула на капитана и отвернулась, сделала вид, что снова борется со слезами. Этот мент ей не нравился. Между тем, плакать уже давно расхотелось. Она и так вытянула из себя все, что можно. Даже больше. На какой-то момент сама поверила, что Андрюша нагло лапал ее в классе.

Однако сейчас ей нужно подумать, как вести себя дальше и что сказать матери. Первое, конечно, важнее. О матери Яна не очень беспокоилась. Мать невероятно ленива, больше занята своими проблемами с муженьком. И вряд ли она будет в восторге поучаствовать в уголовном процессе. Хотя, если Яна настоит на этом, мать слова лишнего не скажет.

Но Яна уже сомневалась, что на этом нужно настаивать.

Вообще-то, она не планировала, чтобы появилась милиция. Она действовала спонтанно с самого начала. Под действием какого-то порыва она изобразила то, о чем уже как-то задумывалась. Заодно она уходила от этого нехорошего, опасного упорства, с которым Андрюша собирался вытащить из нее признание про Гену. Конечно, она этого все равно не боялась, главным было в очередной раз втоптать Андрюшу в грязь, но про ментов она в тот момент не думала. Ну, крикнула техничке позвонить, но это больше для эффекта.

Когда же менты, как ни странно, явились, первой мыслью Яны было, что так даже лучше. Что если Андрюшу посадят? Ни это ли самая лучшая месть, что она может себе позволить? Эта мысль добавила ей столько энергии, что Яна сама поверила, что четверть часа назад ее, самую красивую девушку школы, домогался какой-то жалкий учитилишко без рубля в кармане. Поверила благодаря слепой надежде испортить жизнь Андрюше раз и навсегда.

Но все оказалось не так просто.

Андрюше не заломили руки, не посадили в «козлик», чтобы тут же увезти его в каталажку. Ничего этого не случилось. Более того, с каждым участником этого шоу менты затеяли приватную беседу. При этом, в частности с Яной, ведя себя подчеркнуто нейтрально.

Тот, что задавал ей вопросы, Яне не понравился. Где было то участие, на которое она имела полное право, как жертва? Он все больше пялился ей в глаза, явно решая, насколько ей можно верить. И Яна вдруг задала себе вопрос: не опасно ли продолжать поливать Андрюшу грязью? Где та черта, за которой можно поскользнуться самой?

Через дверь она слышала голос учителя, доказывавшего директору и остальным ментам, что он ни в чем не виноват. Если его прижмут в угол, не добьется ли он того, чтобы по делу о разбитом окне копнули глубже? И не проверят ли менты всех ее знакомых? Всех! Словно речь идет об убийстве или другом тяжком преступлении? И не доберутся ли они до Гены? И что тогда? Все ее обвинения в домогательстве развалятся, как труха?

Значит, силу собственных ударов не помешает контролировать?

Каким-то чутьем Яна осознала, что именно случай в ночь на воскресение испортил самые радужные перспективы. Не будь этого, она бы могла пойти до конца. Не зная тонкостей уголовного кодекса, она все-таки чувствовала, что в такой скользкой, неопределенной ситуации поверили бы ей, а не учителю. Возможно, в конце концов, его бы и не посадили, слишком вялым выглядело обвинение в домогательстве, когда рядом находился весь класс, но менты еще долго таскали бы Андрюшу по своим кабинетам. Но ее собственная просьба недельной давности поставила на этом крест.

И Яна, отвечая на вопросы оперативника, ослабила нажим на своего неудачливого потенциального насильника, перевела свои требования в сферу «оставьте меня одну». Ослабила, проклиная про себя не только Андрюшу, но и собственную тупость. Ведь могла же она раньше додуматься до того, что совершила под действием какого-то импульса. В этом случае она бы все продумала и не совершила ошибок. И не понадобился бы Гена со своим булыжником. Почему ей не пришло это в голову до того, как она придумала уже свершившуюся пакость с окном?

Сейчас, когда первый, самый важный разговор с ментами остался позади, Яна решила, что достаточно того, что получилось. При любом исходе Андрюше вовек не отмыться от слухов, и его будут считать виновным. Самой же Яне не улыбалось ходить в ментовку, тем более, участвовать в суде. Она не хотела тяжелой битвы, она хотела знать, что Андрюше нехорошо, но при этом самой ей спокойно, и никто ее не напрягает.

Когда появилась мать, Яна уже точно знала, какую линию поведения избрать. На всякий случай сначала она попросила уединиться с матерью на несколько минут, прежде чем та узнает, по какой причине ее вызвали.

4.

Андрей собирался покинуть школу, когда его окликнула Борисовна и попросила зайти к нему. Когда все уйдут: Яна с матерью и милиция.

Андрей поднялся на второй этаж и стал ждать, сидя на подоконнике так, чтобы видеть всех, кто покидает здание школы. Ждать пришлось долго. Закончились уроки, ученики разошлись по домам. Школа опустела.

Наконец, ушли те, чьего ухода Андрей ждал.

Он спустился на первый этаж и зашел в кабинет директора. Борисовна жестом предложила ему сесть и некоторое время молчала. Видно было, что она почти измучена, не то, что устала. Для нее тоже выдался не самый приятный денек в карьере.

— Клара Борисовна, — Андрей не выдержал этого тягостного молчания. — И что теперь будет? Что… сказала мать Ковалевской?

Директор тяжело вздохнула, пошевелилась, под ней заскрипел стул.

— Не знаю точно, но как будто обошлось. Мать Яны ни на чем не настаивала, только просила впредь не допускать, чтобы с ее дочерью наедине в пустом классе находился учитель мужского пола, — Борисовна коротко глянула на него. — И особенно ты, Андрей.

Он закашлялся. В самое худшее — что его привлекут к уголовной ответственности — он не верил. Он просто не мог представить, что может случиться подобная несправедливость. Отчасти его успокоило поведение и отношение к нему капитана. Но существовали иные варианты, менее неприятные, но, тем не менее, неприятные.

— Теперь я сам с ней вдвоем не останусь, — пробормотал Андрей. — Надолго хватит этого раза.

Борисовна сняла свои очки, покрутила их, внимательно рассматривая. Без очков ее лицо выглядело беззащитным.

— И Яне, и тебе еще придеться разговаривать с человеком из милиции. Он поговорит не только с вами, но и с одноклассниками Яны. Но, надеюсь, я убедила милицию, что мы упредим последствия своими силами. Я дала и тебе, и Яне хорошую характеристику, убедила их, что это, наверное, какое-то недоразумение.

Ого, подумал Андрей, кажется, Борисовна ни словам не обмолвилась о тех слухах, из-за которых сама меня вызывала к себе. Он испытал к директору прилив благодарности, почти теплоты. Конечно, то были всего лишь ничем не подкрепленные слухи, но их оказалось бы достаточно, чтобы повернуть ситуацию не в пользу Андрея.

— Спасибо, Клара Борисовна, — пробормотал Андрей. — Если бы не вы, даже не знаю, чтобы…

Директор слегка поморщилась, как будто Андрей поспешил с благодарностью, которую она, на самом деле, не заслуживала.

— Постой, Андрей. Я старалась не только ради тебя, ради всей школы. Только уголовных процессов нам не хватало! Да, нам повезло, что мать Яны не впала в истерику, не потребовала забрать весь учительский состав в кутузку, чего я, признаться, очень боялась. Но сейчас я позвала тебя по другой причине, — непродолжительная пауза. — Ты ведь помнишь наш предыдущий разговор в этом кабинете?

Андрей смутился. При чем здесь это?

— Конечно, помню, Клара Борисовна. Я…

— Понимаешь, Андрей, если мать Яны вдруг изменит свое мнение и почему-то решит, что ей нужны твердые гарантии того, чтобы ее дочь никто не беспокоил, в частности, ты, я буду вынуждена дать ей эти гарантии. Ты меня понимаешь? Я не уверена, что так будет, и даже надеюсь, что этого не случится, но на всякий случай поднимаю этот вопрос лично с тобой. Заранее. Тебе ясно, к чему я клоню?

Ему было ясно. Было. Может, и ему Борисовна зла не желает, но, прежде всего, ей не нужен шум, потому она и постаралась представить и его, и Ковалевскую в лучшем виде. Возможно, она даже считает, что Андрей действительно полез этой стерве под юбку.

— Клара Борисовна, — он даже привстал. — Неужели вы мне не верите? Я лишь хотел, чтобы она убедила меня, что не имеет отношения к разбитому окну в квартире моей матери. Понимаете? Я ее не трогал. Зачем мне это? Прямо в школе? Притом, что все видели, как я позвал ее в пустой класс?

— Андрей, — она прервала его жестом. — Я не хочу выяснять, кто прав. Для меня будет достижением, если не кого-то накажут, а всего лишь не будет повторов подобного. Не хочу я копаться, извини меня. Я ни против тебя ничего не имею, ни против этой выпускницы.

Не верит, подумал Андрей. Или ей действительно ни до этого?

— Я сейчас ни об этом веду с тобой разговор. Ты понимаешь, к чему я сказала про мать выпускницы и возможные последствия?

— Да, — обреченно пробормотал Андрей.

Кажется, еще немного, и Ковалевская своего добьется. Если, конечно, Андрей не ошибается, и лживая брюнетка хотела, чтобы его поперли с работы. Это будет что-то вроде компромисса: его не привлекут к уголовной ответственности, в конце концов, все живы и здоровы, но он должен будет уйти со своего места, если потерпевшая сторона все-таки потребует его крови. Конечно, Борисовна постарается с рекомендациями, даже приложит некоторые усилия, чтобы Андрей как можно быстрее устроился в другую школу. Не важно какую, город-то небольшой, разница невелика. Все это Борисовна, несомненно, сделает.

Но Андрей не хотел уходить. Не хотел. Ему здесь удобно, и, несмотря даже на эту стерву Ковалевскую, он привык к месту своей работы. Было что-то особенно трепетное в том, что он сам здесь когда-то учился. Кроме того, Андрей абсолютно ни в чем не виноват. Почему же он должен пострадать?

— Извини, конечно, — Борисовна смотрела на свои руки, в которых по обыкновению крутила шариковую ручку. — Я этого не хочу. В смысле не только выжить тебя, вообще как-либо тебя огорчать. Но я, Андрей, все не решаю и вынуждена считаться с другими людьми.

Она подождала его реакции, но Андрей молчал. Что ему было говорить? Заплакать и попросить, спрятаться за широкую спину Борисовны?

— Думаю, после всего случившегося, Андрей, — добавила директор. — Ты согласишься, что не все так плохо. Да и работать теперь здесь будет для тебя не самым приятным занятием.

— Я не хочу уходить, — неожиданно для самого себя прошептал Андрей, уткнувшись взглядом в пол.

Борисовна это никак не прокомментировала, лишь тяжело вздохнула. Ее молчание ясно указывало, что разговор окончен.

Андрей встал, прошел к выходу. Прежде чем открыть дверь, обернулся, посмотрел на директора.

— Скажите, мне непременно надо будет уходить?

Борисовна вскинула на него свои грустные задумчивые глаза, смешно увеличенные стеклами очков, и, невероятное дело, даже усмехнулась.

— Это не обязательно, Андрей. Может, все и обойдется. Я просто заранее подняла этот вопрос, чтобы после, если такое случится, мы с тобой расстались без взаимных обид. Чтобы ты тоже вошел в мое положение.

Это не принесло ему облегчения.

— Всего доброго, Клара Борисовна. Спасибо за все.

— Всего доброго.

ГЛАВА 13

1.

— Я ненадолго, Руслик, — сказал Андрей, усаживаясь на диван напротив друга.

Руслан понимающе кивнул.

— Встречаешься с Машей?

— Да. Надо поговорить. После всего этого мы с ней до сих пор не виделись. Ну, то есть в школе, конечно, виделись, но это не то, сам понимаешь. Правда, по телефону говорили, но она свободно пообщаться не могла, да и телефоны иногда прослушиваются.

— Понятно.

Руслан его внимательно разглядывал. Андрей откинулся на спинку дивана, запустил пальцы в волосы.

— Ты похудел, я смотрю, — сказал Руслан.

— Да?

— Есть немного, — он махнул рукой. — Конечно, понервничать тебе пришлось.

Андрей кивнул, устало глядя на друга.

— Ну, как? — спросил Руслан самое главное. — Обошлось?

— Обошлось. Вроде обошлось, — Андрей постучал по деревянному подлокотнику дивана, виновато улыбнулся: сам иногда говорил, что это все дурацкие приметы.

— Ну, слава Богу.

Андрей вспомнил сегодняшний разговор с капитаном. Тот обрисовал ситуацию, и Андрей осознал, что ему действительно повезло. Если бы родители брюнетки пошли напролом, сказал капитан, Андрею пришлось бы очень туго. Во всяком случае, преимущество было бы на стороне старшеклассницы. Но почему-то этого не последовало, и никто в милиции на Ковалевских не довил.

Андрею повезло. Только сегодня он осознал, что буквально шел по лезвию.

— Надеюсь, и со школы уходить не придеться, — сказал он.

— Тебя это удивляет? Если ты сам не захочешь, никто тебя не выгонит. Раз уж официально ты ни в чем не виноват.

— Не все так просто. Борисовна намекала, что она меня может попросить написать заявление, если мать этой малолетней стервы не угомонится. Так сказать, в обмен на то, чтобы шумиха замялась, и репутация школы не пострадала.

Руслан пожал плечами. Конечно, это не он был в гуще событий, другу виднее.

— Андрюха, ты-то сам как? Неужели тебе после этого еще в радость находиться на этом месте?

Андрей на минуту задумался. Конечно, на другом месте стало бы не в пример легче. Нет сомнений.

Он покачал головой.

— Согласен. Не в радость. Но не хочу я уходить. Моей вины ни в чем нет, так почему именно я должен что-то делать себе в ущерб?

Руслан промолчал. Андрей добавил:

— И ты знаешь, Руслик. Все ведь только из-за этой Ковалевской, а ей осталось учиться один месяц. Один несчастный месяц. Окончит школу, уйдет, и все проблемы исчезнут. Мне только подождать немного, и все.

Пауза.

— Правда, за это время она мне нервишки, наверное, еще пощиплет.

Руслан невесело усмехнулся.

— Во всем случившемся есть один несомненный плюс.

— Какой?

— Теперь и твоя брюнетка поостынет. После такого шума.

Андрей сомневался в этом. Он покачал головой, но ничего не сказал.

— По крайней мере, если начнет снова выступать на твоих уроках, сразу иди к Борисовне. Что тебе теперь терять?

2.

Андрей приобнял Машу, жадно приложился к ее щеке. Поцеловать в губы не решился: было ощущение, что сначала нужно поговорить, чтобы восстановить то, что оставалось со времени последней встречи, хотя он и не был в чем-то виноват.

Вокруг них увивался Тоша, прыгая на Андрея. Столько дней пес его не видел. Наверное, и прогулки были короче.

— Как дела? — спросил Андрей.

— Все хорошо, — ответила девушка.

По телефону он ее уже спрашивал, в курсе ли Маша того, что случилось. Она сказала, что да, в курсе. Еще бы, подумал Андрей, всей школе об этом известно. Он помолчал и сказал, что лучше поговорить при встрече. Маша с этим согласилась.

В глубине души он надеялся, что она все-таки ничего не знает, хотя понимал, что это просто-напросто нереально. Одно дело, что она не слушает сплетни, и совсем другое, когда некое происшествие обсуждают вслух, не особо таясь, и учителя, и ученики. До нее это не могло не дойти, если бы даже она вообще ни с кем не общалась.

Андрей пытался разглядеть ее лицо. К сожалению, было слишком темно.

— Мне надо очень много рассказать тебе, — прошептал он.

Она кивнула.

— Я тебя слушаю.

— Не умею я коротко говорить, — посетовал он. — Еще прогулки не хватит.

— Ничего. Я маме сказала, что с тобой встречаюсь, и мы с Тошей долго будем гулять. Чтобы не беспокоилась.

Это его ободрило. Если бы она уже ничего не хотела от него, вряд ли бы упоминала о нем матери. Конечно, он верил, что все остается по-прежнему, по самой Маше никак нельзя заметить, что она настроена против него, но страх все-таки оставался. Ведь она обо всем слышала. И не от него, от других. Андрею становилось нехорошо при мысли о том, какие версии случившегося исходят от учеников.

Иногда чужое мнение оказывает влияние даже на тех, кто привык доверять только собственному. Особенно, если учесть, что нехорошие слухи об Андрее уже были.

Он хотел спросить ее напрямую, верит ли она, что его оболгали, но воздержался. Сначала расскажи, как все было, и почему это ты оказался с Ковалевской наедине.

Он рассказал. Подробно, хотя и быстро.

— Не знаю еще, останусь ли я в школе или мне придеться уйти, — закончил он. — Кажется, мне повезло только из-за этого разбитого стекла. Я ведь упоминал милиции про Ковалевскую. У меня была причина завести ее в пустой класс и потребовать объяснений. Если бы ни это, чувствую, оперативники насели бы на меня так, что не понадобились бы никакие требования со стороны родителей Ковалевской.

Маша коротко глянула на него, но Андрей не мог рассмотреть выражение ее глаз.

— Но, если бы ни разбитое окно, — заметила Маша. — Ты бы вообще не стал разговаривать с ней.

— Да, — согласился он. — Наверное, так.

Минуту они молчали, потом Андрей остановился. Остановилась и Маша. Только боком, лицом к нему она не повернулась. То ли следила за Тошей, то ли делала вид, что следит, чтобы не поворачиваться к Андрею.

— Ты мне веришь, Маша?

Внутри что-то неприятно заныло в ожидании ответа. Андрей вдруг осознал, что больше всего не хочет, чтобы они с Машей сейчас расстались. В самом начале отношений. Тем более, из-за того, в чем он не виноват. Даже уход с теперешней работы показался ему менее значительной потерей. В конце концов, отыщется другое место, разве что не так близко от дома. Но отыщется ли еще такая девушка, как Маша, которая устраивает Андрея не только, как представительница противоположного пола, но и как человек?

Один лишь Тоша не знал никаких сомнений и чувствовал себя превосходно. В который раз он обнюхивал очередное дерево, тополь или липу, и потешно задирал ногу, чтобы поставить метку.

Прежде, чем Маша ответила, прошло не более десяти секунд, но Андрею пауза показалась достаточной для нехороших предчувствий.

— А ты как думаешь? — спросила девушка.

Он молчал, не зная, что ответить. По ее тону он совсем не уловил того, к чему она склонялась. Сказать, что он думает, что она ему верит? Откуда у него такая уверенность?

Наконец, он прошептал:

— Я не знаю, Маша.

Она вдруг обняла его. Прижалась щекой к его щеке.

— Я ведь знаю, что ты за человек. Неужели тебе этого недостаточно? Какая разница, кто что говорит? Я им все равно не верю. Я верю только тебе.

Андрей ничего не сказал — ему захотелось заплакать. Да, сентиментальности в нем с избытком. Впрочем, он давно считал глупостью мнение, что настоящий мужчина якобы не должен раскисать так, чтобы пустить слезы. И все же ему не хотелось сейчас разнюниться, хотя он верил, что это никак не уронит его в глазах Маши.

Она гладила его по волосам.

— Я по тебе так соскучилась.

3.

В коридоре второго этажа, узкого и длинного, как тоннель, соединявшего основную учебную часть здания с тем крылом, где располагались столовая, медпункт и кабинет химии, было темно и шумно. Гомон учеников, будто дым, зажатый стенками сосуда, плотно зависал в пространстве. Самое плохо освещенное место во всей школе, не считая, подвала, конечно. В коридоре было всего несколько дверей: кабинеты физики и завуча, но окна выходили на другую сторону.

Андрей находился в конце коридора, когда за спиной девичий голос быстро произнес:

— Привет, Андрюша. Свози меня на Канары, и я отсосу у тебя столько раз, сколько ты захочешь. Ну, пожалуйста, свози.

И все. Андрей не успел даже обернуться, как Ковалевская обогнала его и присоединилась к группке своих одноклассниц.

Андрей кое-как удержался и промолчал. Все равно никакого смысла. Ковалевская сделает вид, что ничего не было, и к ответу ее не призовешь. Уже второй раз за эту неделю. И снова в этом чертовом коридоре. Хоть ты не ходи здесь.

Первый раз случился позавчера, в среду. Ковалевская, похоже, следила, когда Андрей пройдет этим коридором. Здесь всегда полумрак, всегда движение. Можно незаметно подойти к человеку и, обгоняя его, едва не задеть плечом. Слишком узкое пространство.

Как и сегодня, брюнетка уловила момент, когда рядом с Андреем никого не будет, и бросила ему, словно комком грязи метнула:

— Андрюша, помойся, от тебя скверно пахнет. Денег на мыло нет?

Он растерялся и потому пробормотал ей вслед:

— Ковалевская, в чем дело?

Она уже остановилась возле двух девушек, учившихся в одном из десятых классов. Изобразила недоумение, как будто вообще к нему не обращалась считанные секунды назад.

— Вы мне, Андрей Анатольевич?

Он едва не закричал.

— Думаешь, это остроумно?

Она по-прежнему недоуменно смотрела на него, и, естественно, те две девчонки ни за что бы ни поверили, что Ковалевская шепнула учителю, когда обгоняла его.

Андрей заставил себя не ввязываться в бессмысленный и опасный спор. Была вероятность, что Ковалевская поднимет истеричный крик, что Андрей цепляется к ней прямо при учениках. И после стоящие рядом ученицы лишь подтвердят, что учитель прицепился к Яне «ни с того, ни с сего». Борисовна ведь просила, обходить брюнетку стороной.

Андрей двинулся дальше, услышав тихое хихиканье. Возможно, Ковалевская покрутила пальцем у виска, усилив у девчонок впечатление, что учитель повел себя странно, выставил себя дурачком. Он не сомневался, что Ковалевской эти девушки вовсе не подруги, и она их просто использовала. Остановилась рядом, чтобы иметь свидетелей неадекватного поведения учителя. Сейчас спросит у них о чем-нибудь несущественном и пойдет дальше.

И вот это снова повторилось.

Теперь эта стерва действовала тайными уколами. На уроках сидела практически безмолвно, правда, нехорошо смотрела на Андрея, изредка усмехалась, но незаметно для своих одноклассников. Смотрела, не отводя взгляда. В некотором смысле «война взглядов» стала более массированной, нежели в самом начале. Неудивительно. Куда ей было девать ту бешеную энергию, с какой раньше она находила возможности для перепалки?

Впрочем, теперь это компенсировало молчаливое противление всего класса. Андрей чувствовал, как атмосфера с каждым уроком становится все более гнетущей. В других одиннадцатых классах было полегче, но и там Андрей замечал все больше пытливых, подозрительных взглядов. Одно дело — неподтвержденные слухи, и совсем иное — случай с приставанием. Просто так ничего из ниоткуда не берется.

И свои мерзкие реплики из-за спины Андрея Ковалевская перенесла в такие условия, когда никто бы не смог сказать, что она оказывалась рядом с учителем хотя бы на полминуты. Раньше она тоже выбирала подходящий момент, но была не столь щепетильна в своих действиях.

Будь в этой ситуации хоть капелька юмора, Андрей мог бы сказать, что Ковалевская поднялась на новую, прежде недосягаемую высоту.

И Андрей ничего не мог изменить.

Идти к Борисовне и сказать, как ведет себя Ковалевская? Борисовна не поверит. Если даже вызовет брюнетку, та искренне вознегодует, что не только ничего не говорила учителю, а вообще обходит его стороной. Ковалевская и рассчитывала на то, что в подобные гнусности никто не поверит. Здравомыслящий человек не воспримет, что школьница зачем-то говорит такое своему учителю, как бы зла на него она не была. И на всякий случай Ковалевская делала это незаметно. Наверное, потому всего два раза и подошла к Андрею, что больше не получалось. Можно не сомневаться, она не устала бы говорить ему что-нибудь болезненное каждый день, хоть каждый час.

Руслан оказался прав всего наполовину: на уроках брюнетка угомонилась, но кроме уроков существовали перерывы между ними.

Быть может, кто-нибудь со стороны усмехнулся и посоветовал бы Андрею игнорировать это бредовое поведение одной из учениц. Вычеркнуть ее из памяти, не слушать, не обращать внимания на то, что она там щебечет в темных коридорах, проходя мимо. Андрей подозревал, что посоветовал бы то же самое, окажись он на другом месте. Но советовать легче всего, это давно известно.

Когда тебе говорят помыться, говорят, что от тебя нехорошо пахнет, это сложно игнорировать, если даже вчера вечером ты принимал душ и сегодня надел чистую рубашку. Это, не считая того, что слышишь подобную мерзость от ученицы, которой ты преподаешь два предмета. И при этом понимаешь, что ничего ты ей не сделаешь. Особенно, когда случай с липовым домогательством еще не канул в прошлое.

Несмотря на то, что он наверняка опоздает на урок, Андрей вышел из школы, подышать воздухом, посмотреть на небо, развеяться. Все-таки выпады Ковалевской портят ему кровь. У него не только не получается их игнорировать, он едва сдерживается, чтобы не наброситься на девицу с кулаками. Конечно, это станет непоправимой катастрофой. Возможно, Ковалевская на это и рассчитывает.

Что ж, нельзя ничего изменить, будем терпеть. Очень скоро эта стерва уйдет из школы, осталось немного подождать. Возможно, она потому и ведет себя таким образом, что жало у нее вырвали и по-настоящему ничего серьезного она уже сделать не может.

Андрей напомнил себе, что недавно избежал гораздо худшего. Он улыбнулся и вернулся в школу.

4.

В баре Дома Техники на втором этаже было шумно и достаточно темно, чтобы с трудом различать лица тех, кто сидел за соседним столиком. Сюда не долетал грохот музыки с дискотеки, что располагалась в полуподвальном помещении, здесь звучала собственная музыка, приглушенная, более спокойная.

Курить здесь официально запрещали, но, несмотря на это, воздух был прокуренным. В полумраке мелькали огоньки сигарет, кто-то курил осторожно, кто-то в открытую, ничего не таясь.

Яна принадлежала ко второй категории. Она знала, что, в крайнем случае, к ней подойдет администратор, молодой мужчина, лет на пять-семь старше ее, или же кто-то из официантов и попросит ее затушить сигарету. Ее ведь не вышвырнут из бара, так чего бояться? Впрочем, она не сомневалась, что ей предъявят претензии в последнюю очередь.

Когда вокруг курили, Яна, обычно равнодушная к этой вредной привычке, превращалась в заядлую курильщицу, хотя, к счастью, зависимость от никотина в ее организме была слабая, почти символическая.

Яна курила и следила за Семеном, молодым парнем на два года старше ее. Вместе с ней за столиком сидели пять человек. Одна из них знакомая Яны, Тамара, учившаяся в школе N 10. Остальные были из компании Семена. На столе стояло две бутылки водки, минералка и пакет апельсинового сока — личный презент Семена девушкам, чтобы им было чем запивать.

Высокий, хлесткий и поджарый, с побритой головой, Семен источал дерзость и неповиновение. Не то, чтобы он был видным парнем, но Яна удивлялась, почему не замечала его раньше. Конечно, по субботам в Доме Техники всегда не протолкнуться, и в баре, и в дискотеке, но сначала Яна решила, что он приезжий, несмотря, что двоих из его компании она визуально знала.

Она изучала его уже третий день, с четверга, когда они познакомились именно в баре Дома Техники. Сегодня Семен настоял, чтобы Яна пришла сюда за его счет. Яна поломалась для вида, говоря, что не любит быть кому-то чем-то обязанной и что у нее достаточно денег, чтобы самой прийти в любое заведение этого города, но Семен сказал, что никаких проблем, она ему ничего не будет должна.

И вот они здесь. Сидят, пьют. Не особо общаются, больше других слушают. К тому же Семен не относился к разговорчивым людям. Но это и не нужно. Яна уже поняла, что он из себя представляет. Наглый, самоуверенный, верит, что все может, и, как говорится, всех положит. Готов лезть в любую драку. В общем, недалеко ушел от малолеток, хотя и пытается вести себя солидно, как бывалый супермен. И что хорошо, избрал Яну в качестве той, с которой «надо строить серьезные отношения». В постель не тащит, даже не заикается. Копирует рыцаря из средневековой мелодрамы.

И все-таки особых мозгов еще нет, пришла к выводу Яна. Что ее устраивало. Как раз по этой причине она еще не шепнула ему, что «вчера помирилась со своим парнем», прозрачный намек, чтобы Семен отвалил. В четверг она вообще ни о чем не думала, просто проводила время. В пятницу что-то забрезжило в сознании. Когда из-за нее Семен едва не затеял потасовку в баре, она окончательно поняла, нужен ли ей Семен и для чего.

Когда Яна сидела рядом с ним, Семен не часто смотрел на нее. Он все больше осматривался по сторонам, будто волк, следящий за собственной территорией. Стоило ей отойти от него, даже не на дискотеке, где в десяти шагах можно и не увидеть, чем человек занимается, а в баре, как Семен устремлял взгляд на Яну и не отводил его ни на секунду, пока она не возвращалась на место.

В пятницу Яна отошла к стойке бара, взять себе стакан сока. Повернувшись уже со стаканом в руке, Яна услышала, как ее окликнул один знакомый, и она остановилась перекинуться с ним парой слов. Они успели обменяться банальностями, заверив друг друга, что дела у них в порядке, когда рядом возник Семен. Позже Яна удивлялась, что Семен вообще заговорил с этим парнем, вместо того, чтобы без лишних вопросов замахать кулаками. Надеялся, что тот обязательно нагрубит, тем самым, оправдав его намерения? Так или иначе, Семен решил, что к Яне подкатил очередной кавалер, и даже не удосужился ради любопытства посмотреть, как на это отреагирует сама девушка.

— Эй, корешок, у тебя проблемы? — нехорошим голосом осведомился Семен. — Нехватка на женщин?

Знакомый Яны тоже был резким мальчиком, но он не проявлял к Яне полового интереса, имея одну постоянную подругу, и потому не сразу понял, в чем его обвиняют.

— Что? — вырвалось у него.

Яна аккуратно и быстро встала между парнями, свободную руку положила Семену на грудь.

— Успокойся, Семен. Это мой хороший знакомый. Мы с ним друзья, — она заставила отступить забияку на шаг, мягко, но настойчиво развернула его.

Она сделала это не потому, что не хотела беспричинной драки и неприятностей своему знакомому. По большому счету ей было все равно. Если кто-то что-то ищет, это ни ее проблема, один думает не тем, чем нормальные люди, другой просто оказался в неподходящем месте в неподходящий момент. Яна замяла потенциальную потасовку потому, что в уме у нее что-то забрезжило, сформировавшись в рациональную мысль час спустя. Она всегда доверяла своей интуиции и почти не ошибалась.

Этот случай лишь подтвердил общее правило. Потасовка не оказалась бы Яне на руку. Кто знает, как бы закончилась драка, оппонент Семена тоже был крепким парнем. Семен же нужен Яне целым, без психологического урона поражения.

Семен подчинился. Правда, отходил, вызывающе глядя на потенциального противника.

— Ладно, — пробормотал он.

Янин знакомый не стал говорить что-нибудь вслед. На том и разошлись. На всякий случай остаток вечера Яна следила за Семеном. Она не была уверена, что ему не стукнет в голову все-таки отыскать того парня и не поговорить без посторонних.

В субботу вечером Яна все решила. Прежде чем начать обработку Семена, оставалось сделать самую малость. Так сказать, подстраховаться, убедиться, что иные варианты исчерпаны.

То есть поговорить с Геной.

5.

После случая с разбитым окном Яна встречалась с Геной всего один раз.

Как ни странно, он ей не названивал, предлагая пойти к нему домой и завалиться в кроватку. И Яну это задело. Она считала, что Гена настолько назойлив, что еще надо постараться избавиться от него без ссоры.

Яна ошиблась, что случалось крайне редко. Гена не звонил вообще, хотя, стоило позвонить самой Яне, тут же предложил повторить их субботний вечер. Яна согласилась, преследую определенную цель: когда парень расслабится, дать ему понять, что она должна остаться в тени, если даже невероятное везение поможет ментам обнаружить того, кто разбил окно ее учителю. Про обвинение в домогательстве Яна умолчала. Гене это знать необязательно.

Гена посмеялся и сказал, что Яне пора бы про это забыть, и что менты никогда никого не найдут, если она сама им об этом не расскажет.

Яне не понравилось его самоуверенность, и она поскорее ушла. Гена снова не звонил. Он оказался стопроцентным бабником. Удовлетворил свой интерес к Яне и побежал за другими юбками. Яна решила, что в этом есть свои плюсы и для нее. В конце концов, она с самого начала не планировала затягивать с ним отношения.

Когда появился Семен, и Яна поняла на что его можно толкнуть, она спросила себя, не попросить ли об этом сначала Гену? Гена старше, умнее, не корчит из себя супергероя. Конечно, все эти качества говорили о том, что он как раз может и не согласиться. Он уже получил от Яны то, что его один раз толкнуло на подвиги. Если же Гена согласится, можно не сомневаться, сделает он все куда надежней, нежели Семен.

В воскресение утром, пока Гена никуда не ушел, Яна позвонила ему и потребовала срочно встретиться. Гена соображал даже спросонья и понял, что это не девичий каприз.

В полдень они уже разговаривали. Гена выслушал Яну с равнодушным лицом. Когда она закончила, он коротко глянул на нее и протянул:

— Не-е, я не согласен.

Яна предполагала такой ответ, но отступать так легко не хотела.

— Почему? Ты что, боишься? Он хилый, как червяк.

Гена недовольно посмотрел на нее.

— Я ничего не боюсь, крошка, — самоуверенно заявил он.

— Так в чем же дело?

— Зачем мне это? — он пожал плечами.

— Ты не хочешь мне помочь?

Он промолчал, глядя в сторону.

— Лучше не молчи, — Яна поняла, что начинает злиться, хотя не особо и рассчитывала на Гену. — Лучше признайся, что кишка тонка.

— Заткнись, — мягко, без грубости потребовал он.

— Не заткнусь, — также мягко отпарировала Яна. — Почему-то в прошлый раз ты не долго сопротивлялся. Или тогда тебе было ради чего это делать и теперь тебе это неинтересно? Если так, Гена, знаешь, это похоже на то, как поступают дешевки.

Он быстро глянул на нее, но не успел ничего сказать.

— Но ты ведь не такой, Гена, — добавила она. — Ты — мужчина.

Он усмехнулся, хотя глаза вдруг стали злыми.

— Прошлый раз — это совсем другое. Так, баловство. Считай, я выполнил твой каприз. Теперь ты просишь кое-что похлеще, и у меня возникают сомнения: зачем тебе это? Ты случайно не свихнулась на этом кореше?

Яна почувствовала негодование, терпкое и горячее. Мелькнуло желание припугнуть Гену, заявить, что если он не согласится, она подскажет кому-нибудь, кто разбил окно ее учителю. Конечно, она этого не сделала. Гена не дурак, его так легко не запугаешь, сразу колючки выпустит. В конце концов, если она его заставит, он не сделает все, как надо ей. Такие лучше действуют по собственной воле.

— Послушай, Геночка, я на этом своем кореше не свихнулась. Он еще и не такого заслуживает. Ты же боишься за свою задницу, хотя не так давно строил из себя джентльмена.

— Послушай, крошка. Если ты такая умная, ты прекрасно знаешь, что предлагаешь мне чистый криминал. За такое деньги платят. Это тебе не ноги раздвинуть.

— Заткнись! — Яна едва не заорала. — Какой умненький! Хочешь, чтобы тебе заплатили? Ну, ты… Ладно, оставлю это при себе. Думаешь, не найдется никого, кто согласится на такую мелочь только, чтобы одного ублюдка на место поставить? Думаешь, нет?

— Я рад за тебя, если найдется, — отпарировал Гена. — Все-таки я тебе не парень, ты мне не девушка. Или я что-то путаю?

Яна, наконец, осознала, что лишь тратит время впустую. Поддалась собственной слабости, ввязалась в словесную перепалку. Нужно было конкретно разговаривать: спросила — он ответил. И все. Она лишь убедилась, что Гена не пойдет на это. У него нет на это причины, он не заинтересован.

— Ладно, поговорили. Пойду я. В общем, давай договоримся: ты меня не знаешь, я тебя не знаю. Никто ни про кого ничего не знает.

— Давай, — равнодушно согласился Гена.

Яна презрительно ухмыльнулась и пошла прочь, мысленно пожелав, чтобы Гену как-нибудь посадили, где ему и следует находиться.

Уже через час она разговаривала с Семеном. Сама позвонила, прямо сказала, что у нее проблема, и она просит Семена ей помочь. С этим можно говорить откровенно. Этот на что угодно пойдет, лишь бы доказать ей свою «крутость и преданность». Необходимо разве что остудить его горячую голову, заставить все продумать и действовать без единой ошибки.

— Он не угомонится, — закончила Яна свой рассказ. — Такие не понимают, если с ними нормально разговаривать.

— Да я ему башку отобью, — завелся Семен. — Он что, охренел? Сильно блатной?

Она кое-как успокоила его, иначе он побежал бы на поиски учителя прямо сейчас. Яна втолковала ему, что она предлагает. Семен слушал ее, вставляя односложные реплики, в основном характеризующие учителя, чаще используя слова, от которых брезгливого человека обязательно стошнило бы.

— И запомни, Семен, — подытожила Яна. — Если возьмешь одного из своих друзей, он не должен знать про меня.

— Не вопрос, рыбка. Никто ничего не спросит.

Дружки Семена были еще менее дальновидны, чем он. Яна уже убедилась в этом.

— Главное — чтобы вас не поймали. Слышишь, Семен? Это главное. Пусть ты не сделаешь все, как надо, но тебя не должны загрести менты.

— Не волнуйся. Ты только покажи мне этого козла.

ГЛАВА 14

1.

Андрей возвращался домой поздно, в двенадцатом часу.

Пришло почти летнее тепло. На всех деревьях распустились листочки. Появились новые запахи. Это была сердцевина весны.

Андрей еще не хотел спать и потому не спешил. Шел медленно, наслаждаясь долгожданным теплом и впечатлениями от вечера. Сначала он прогулялся с Машей, затем навестил Руслана.

На этот раз они с Машей не выгуливали Тошу. Маша сказала, что с собакой пожелал пройтись отец, и предложила сходить на набережную, полюбоваться рекой. Андрей согласился. Сейчас там еще нет множества гуляющих, столпотворение по вечерам на набережной начнется ближе к лету, и потому им никто не помешает.

Они по-прежнему старались остаться незамеченными и встречались только после наступления темноты. Андрей уже в шутку задавал Маше вопрос, что они будут делать, когда дни станут длиннее. Маша отшутилась, сказав, что до этого еще далеко, и они прежде пожениться успеют. Между тем до этого оставалось все меньше и меньше времени.

Сегодня Маша сказала, что хочет познакомить его с родителями. Они уже знают, что он — учитель. Не похоже, чтобы их это шокировало или возмутило. Лишь отец деликатно спросил, сколько Андрею лет.

— И что ты ему ответила? — поинтересовался Андрей.

— Отшутилась, сказала, что ты молодой, и меня твой возраст устраивает.

— И когда же… ты меня представишь?

— Завтра или послезавтра. Я позвоню после школы. Смотря, как у мамы с работой получится. Если позвонит и скажет, что придет поздно, тогда перенесем на денек. Ты согласен?

Андрей был согласен.

Он заволновался, но, так или иначе, он сам этого хотел. Андрей уже задавал себе вопрос, как быть, если они с Машей окажутся наедине, у нее дома или у него? Идти ли в этом случае до победного конца? Кажется, Маша будет не против, и сам Андрей не хотел бы сдерживаться. Тем не менее, он сомневался.

И пару дней назад он пришел к выводу, что сначала познакомится с родителями Маши. Если после этого все останется по-прежнему, это и будет ответом на его сомнения. Он верил, что ничего не изменится, но рисковать не хотел. Если по какой-то причине родители воспротивятся тому, чтобы дочь с ним встречалась, Андрей расстанется с ней, пусть даже сама Маша потребует его не уходить. Все-таки она слишком молоденькая, чтобы толкать ее на противостояние собственным родителям.

В этом случае Андрей не мог допустить, чтобы перед самым разрывом они с Машей легли в постель. Пусть лучше этого не будет вообще, если им не суждено встречаться дальше. Для Маши это — лишняя привязанность и, значит, дополнительная боль.

И ему не все равно.

В этот вечер, возвращаясь с набережной, они с Машей останавливались через каждые двадцать шагов. Останавливались и долго целовались. Шли дальше и снова целовались. Этому способствовала блаженная темнота. У подъезда договорились не задерживаться, сразу же попрощались, понимая, что в противном случае не смогут расстаться до глубокой ночи.

К Руслану Андрей заявился в приподнятом состоянии духа. Давно он не навещал друга в таком настроении. К счастью, и Руслан чувствовал себя хорошо. Шутил через каждое слово, и к собственной радости Андрей прибавил и радость за друга.

Они не играли в шахматы, для этого Андрей зашел поздновато, просто общались обо всем по чуть-чуть. Когда Андрей уже посматривал на часы, понимая, что надо уходить, Руслан спросил:

— Кстати, как там брюнетка?

Андрей пожал плечами.

— Ничего.

— Неужели утомилась и угомонилась? — Руслан улыбался.

— Пару дней не подходила ко мне. Не знаю, может, выловить меня не смогла? — Андрей усмехнулся. — Вообще-то, на меня эти ее реплики уже вроде не так действуют. Кажется, еще немного — и я на нее, как на дурочку, смотреть буду.

— Вот и отлично, — сказал Руслан. — Вот и отлично. Я же тебе говорил: не реагируй.

Андрей вышел от друга и впервые подумал, что не имел бы ничего против, чтобы Руслан жил дальше, нежели в соседнем доме. Андрей всегда отмечал, что это очень удобно — друг, живущий так близко. Но сегодня он хотел бы пройтись. С другой стороны, что ему мешало совершить недолгую прогулку? Все равно ведь не заснет, если через десять минут ляжет в кровать.

Он двинулся к школе. Когда обходил здание, его мысли перескочили с Маши на последние слова Руслана. Не реагируй. Прямо, как наставление мудрого индийского старца Ошо. Не реагируй. Дзэн-буддизм, не иначе. Не реагируй, не отражай и стань пустым зеркалом, не суди, растворись с окружающим миром.

Вот только Андрей сомневался, что это возможно на все сто, пока человек живой, пока он чувствует, пока нечто со стороны может сделать ему больно. Или все-таки возможно?

Андрей еще раз глянул на часы. Скоро полночь. Пора заканчивать этот длительный насыщенный день.

Фонари на крыше дома еще горели, но под козырьками подъездов застыли сгустки непробиваемой темноты, и потому Андрей сначала услышал вопрос и лишь потом увидел человека, его задавшего.

— Землячок, закурить не найдется? Сделай одолжение, угости.

2.

Голос был просительным, но в нем все равно чувствовалась некая фальшь, словно говоривший сдерживал настоящие эмоции.

Андрей приостановился, пытаясь разглядеть человека. Черты лица расплывались: слишком мало света. Ясно было только, что это молодой парень. Вряд ли школьник, но моложе Андрея.

Он держал руки в карманах, поза вроде небрежная, но, как и в голосе, в его фигуре чувствовалось напряжение.

— Не курю, извини, — пробормотал Андрей.

— Может, все-таки найдется? А то меня уже дубасит. Магазины ведь закрыты.

В этот момент Андрей заметил движение и обнаружил второго незнакомца. Тот стоял правее, под балконом. Он шевельнулся, кажется, сокращая расстояние, но очень медленно. Можно было подумать, что он отошел по нужде, но это еще больше насторожило Андрея. Он предпочел бы, чтобы эти двое стояли вместе и о чем-нибудь беседовали.

Сколько Андрей себя помнил, с ним никогда ничего не случалось не только перед собственным домом, но и на всем районе. Почти всех знаешь, район в центре города, тихий, не такой темный, как на окраинах. Если кто-то раньше и околачивался на подъездах этого дома, обычно это были местные подростки.

Несмотря на невозможность рассмотреть этих двоих, Андрей понял, что совершенно их не знает. Что же они тут делают?

Он двинулся дальше, собираясь пройти мимо незнакомца и войти в подъезд. Парень шагнул в сторону, преграждая Андрею путь.

— Так что? — просительные нотки исчезли.

— Парни, нет у меня сигарет. Я же сказал.

Незнакомец сделал короткий замах и нанес удар. Андрей следил за ним, но среагировать не успел, хотя частично уклонился, ослабил силу удара, который пришелся в бровь.

— Чего грубишь, мудак? — реплика пришлась одновременно с ударом.

Андрей оказался между незнакомцами. Второй бросился к нему, стал наносить удары. Андрей хотел ускользнуть в подъезд, но для этого нужно было открыть дверь.

Отчасти эти двое помешали друг другу. Второй точный удар заставил Андрея пошатнуться, и закрытая дверь оказала ему громадную услугу. Андрей уперся в нее спиной, сохранив равновесие, и ногой нанес ответный удар, отпихнув второго нападавшего.

Тот, что с ним заговаривал, еще дважды зацепил Андрея, но эти удары не шли в сравнение с первым. Андрей, упираясь в дверь, выгнулся, выбросил ногу, оттолкнул и его.

И все же его положение осталось критическим. Он не успел об этом подумать, он ощутил это на уровне подсознания. Стоит этим двум броситься на него одновременно, и для Андрея это закончится очень плохо.

— Я в милицию позвоню! — раздался крик где-то рядом.

Один из парней на мгновение замер, и Андрей снова отпихнул ногой его напарника.

— Эй! Сейчас вас всех заберут куда надо!

Кричала пожилая бабулька из окна первого этажа в соседнем подъезде.

Один из нападавших помедлил и… побежал прочь. Второй опять налетел на Андрея, но тот уклонился, закрыв лицо руками, и даже нанес один ответный удар.

— Сука, — прошипел нападавший.

Андрей приготовился к очередному выпаду, но его не было. Незнакомец оглянулся на дружка, убегавшего вдоль подъездов, поколебался и побежал за ним.

Соседка еще что-то кричала, но Андрей не разобрал слов. Он опустился на корточки, по-прежнему упираясь спиной в дверь подъезда, восстанавливая дыхание. И только сейчас заметил, что у него течет кровь. Настоящий поток.

Первым ударом ему разбили бровь.

3.

— Вот как получилось, Клара Борисовна, — говорил в телефонную трубку Андрей. — Сам я ничего, но с таким лицом детям показываться нельзя.

На том конце провода послышался глубокий вздох.

— Напасть какая-то нашла на тебя в последнее время, Андрей, — сказала директор школы.

Андрей на это ничего не ответил, только пожал плечами, как будто Борисовна могла его видеть.

— Ну, ладно, подлечись сначала.

— Спасибо, Клара Борисовна.

Он положил трубку, подошел к зеркалу.

Над левой бровью затвердел сгусток крови. Словно инородный кокон, наполовину вживленный в его тело. Вокруг него — нездоровая желтоватая кожа. В остальном терпимо. На лбу приличная шишка, но она почти не бросается в глаза. Еще в нескольких точках лицо болит, стоит пощупать пальцем. Следы ударов, большинство из которых все-таки достигали цели.

Стоит признать, что не будь этой распухшей брови, остальное можно было с легкостью замазать так, что никто бы и не увидел. Но одного удара хватило, чтобы теперь повременить с выходом на улицу средь бела дня.

Впрочем, могло быть гораздо хуже.

Андрею повезло, он признал это еще вчера, хотя вчера он соображал неважно. Он так и сидел возле подъезда, пока не подъехал милицейский «Рафик». Соседка действительно позвонила в органы правопорядка. Андрей пытался остановить кровь, прежде чем придет домой. Ужасно не хотелось пугать мать. В принципе ничего серьезного с ним не случилось, но поди объясни матери это с такой кровищей на лице! Потому он и дождался людей в форме, хотя вовсе не собирался с ними беседовать.

Как только они появились, вышла и соседка. Это оказалась Григорьевна, которую Андрей помнил с самого детства. Невысокая полноватая женщина. Кажется, мать говорила, что она плохо спит, больные суставы или что-то в этом роде. Узнав Андрея, она разохалась, отчаянно жестикулируя и показывая блюстителям порядка, как стала свидетельницей выходки неизвестного хулиганья.

Андрей попросил ее ничего не говорить его матери и тут же сам осознал, что молчание соседки не имеет смысла. Если не сейчас, завтра утром мать увидит его лицо.

Главный из прибывшего наряда спросил Андрея, будет ли он писать заявление. Андрей отказался. Сказал, что все равно не знает, кто на него напал. Наверное, подростки, которым захотелось размяться. Или им просто не понравилось, что у Андрея не оказалось сигарет. Словом, ну, их ко всем чертям. Особо не пострадал, и ладно.

Меньше, чем за последние две недели, Андрей имел дело с милицией чаще, чем за всю предыдущую жизнь. Хватит с него! Ходи потом к следователю, убивай время пустыми разговорами.

Никто из наряда не настаивал. Зачем им лишние хлопоты? К тому же случай, по их мнению, действительно «мертвый». Они убедились, что Андрей может идти сам, что живет в этом же подъезде, и отбыли.

Григорьевна осталась, и Андрей с благодарностью принял ее предложение обработать рану, пройдя в ее квартиру.

Слушая ее причитания, Андрей вяло размышлял, кто были эти двое. В тот момент он еще склонялся к мысли, что это всего лишь случайность. Не повезло ему, оказался возле своего дома в самый неподходящий момент. Андрея почему-то сильно потянуло на сон, хотя еще двадцать минут назад он был вполне бодрым. Странно. Раньше после такого он бы вообще не смог спать.

Когда он вернулся домой, было за половину первого ночи, и мать уже спала. Андрей почувствовал облегчение: хоть в этом ему повезло. Завтра матери с утра на работу и, быть может, утром она ничего не заметит. В любом случае, на работе она хоть отвлечется, вместо того, чтобы ходить за Андреем по пятам и жаловаться вслух на неизвестных подонков.

Удивительно, но Андрей проспал всю ночь, не просыпаясь. Словно был серьезно пьян. Но на этом везение закончилось: перед уходом мать все-таки заглянула в комнату сына и увидела его расквашенную бровь.

Хорошо хоть она не зарыдала, подумал Андрей, разглядывая себя в зеркало. Не позвонила на работу с просьбой задержаться дома, чтобы спасать единственного сына. Конечно, побледнела, запричитала, вытягивая из него подробности. Андрей пытался убедить ее, что в темноте ударился о дверь в подъезде Руслана, но мать закричала, что его кто-то избил. Кажется, он ее не смог переубедить. Она, естественно, разглядела шишку на лбу. И Андрей морщился, когда она ощупывала его лицо. Удариться в дверь подобным образом просто нереально.

К счастью, он объяснил, что Григорьевна сделала все, что надо, мать не решилась опаздывать и быстро ушла, сказав ему, что он не может в таком состоянии идти сегодня на работу. Вот с этим Андрей был с матерью полностью согласен и потому позвонил директору.

Отойдя от зеркала (разглядывание своего лица настроения не поднимало), Андрей понял, что не сможет использовать внезапно полученное свободное время для развлечений: почитать книгу, послушать музыку или глянуть, есть ли по телевизору какой-нибудь стоящий фильм. Если вчера он находился в каком-то тумане, сегодня его уже ничто не удерживало от мыслей о ночном происшествии.

Он расхаживал по квартире, не в силах остановиться или присесть, и с каждой минутой убеждался, что подростки, едва не избившие его — дело рук Ковалевской. Других объяснений нет. И быть не может.

Вчера он лопухнулся, что тут говорить. Сблизился с ними, хотя чутье подсказывало, что возможен выпад. Не обратил внимания, что просивший закурить гундосил про сигареты, даже получив ответ, что их у Андрея нет. Игнорировал подозрительное поведение второго подростка. Но сегодня уже ничто не мешало Андрею анализировать вчерашнее.

И он пришел к выводу, что те двое его ждали. Ждали, именно так! Иначе что они там делали, если никого из знакомых в подъезде у них нет? Наверняка вопрос о сигаретах был грубой, нескладной попыткой усыпить его бдительность, заставить его приблизиться к ним и спокойно пройти мимо. Позволить им нанести удар первыми.

Или в чем причина?

Спустя полчаса Андрей нашел иное объяснение этой банальщине среднестатистического хулигана с сигаретами. Не было ли это попыткой, опять же нескладной, убедить Андрея, что они напали на него, возмущенные его якобы грубым ответом? Лишь только этим? Дерзостью человека, не желавшего поделиться такой мелочью?

Да, похоже, что он попал в точку. Все так и было.

Осознание этого взвинтило негодование Андрея. Эта идея окончательно убеждала его в причастности Ковалевской. Как и в истории с разбитым окном, эта девица снова кого-то подговорила. На этот раз в прицеле оказался сам Андрей. Да, он оплошал. Хоть и не супермен, но не будь он таким расслабленным, ситуация могла быть иной, хотя двое нападающих, пусть они совсем еще пацаны, это серьезно. Повезло с Григорьевной. Не закричи она, не вспугни этих ублюдков, они бы Андрею лицо попортили не в пример тому, чем он отделался.

И ведь он знал, что Ковалевская не успокоилась! Знал! Понимал, что нужно быть осторожным, история с булыжником, залетевшим в его комнату, должна была многому научить.

И все-таки у него и мыслей не было, что она пойдет на такое, что при определенных обстоятельствах могло угрожать даже его жизни! Догадайся один из этих ретивых придурков использовать нож, чем бы все это закончилось? Нанеси он Андрею первый удар не кулаком, а ножом, не лежал бы сейчас тот, кем так была недовольна Ковалевская, в реанимации?

Андрея заколотило. Это уже слишком. Ему хотелось кричать, бить кулаками в красивое надменное лицо брюнетки, крушить мебель. Что же это получается? Да, сейчас он будет предельно осторожен, но что она еще выдумает? Постоянно входить в свой подъезд в напряженном состоянии? В конце концов, кроме собственного тела и пока еще целых окон, у Андрея есть мать. Что если с ней что-то случится? Не хватало еще за кого-то переживать!

Не зря ли он отказался вчера писать заявление? Может, надо было снова рассказать про эту стерву? И тогда сыщики занялись бы ей вплотную?

Нет, бесполезно. Ни она же вчера бросалась на Андрея вместе со своими дружками? Он их не знает, никого не рассмотрел из-за этой чертовой темени. Еще не замялось дело с домогательством. Если он снова обвинит Ковалевскую, не заставит ли это ее мать изменить свою позицию относительно разговора с ее дочерью в пустом классе?

Дернуло же его затеять с Ковалевской выяснения отношений в тот понедельник!

Впрочем, не будь этого, возможно, не случилось бы и вчерашнего. Возможно, она до сих пор не пошла бы на такое, не заставь Андрей ее испытать немало неприятных минут, связанных с разговором с милицией, с ее матерью и с директором. Он отреагировал на камень, разбивший окно, и это вызвало ее дальнейшие выпады в его сторону.

Но Андрей понимал, что рано или поздно Ковалевская дошла бы до вчерашнего абсурда, даже не заикнись Андрей ей про разбитое окно, не говоря уже про обвинения. С этим надо что-то делать! Дальше так продолжаться не может. Он просто не выдержит, сорвется. Сейчас это кажется вполне реальным. Как ему быть? Уйти из школы? Пойти к Борисовне и написать заявление об уходе?

Однако уверенности, что на этом все проблемы закончатся, почему-то не было. С чего он взял, что ухода из школы окажется достаточно? Может, раньше, когда холодная война с Ковалевской заключалась в основном в перепалках на уроках, но сейчас холодная война уже закончилась. На уроках относительное затишье, но это не значит, что брюнетка успокоилась. Она знает его телефон, знает, где он живет. Она вцепилась в него зубами, и смена Андреем места работы наверняка окажется иллюзией расставания.

Замкнутый круг какой-то! Из города, что ли, уехать? Это, конечно, полнейшая ерунда! Даже из школы он уходить не собирается! Было бы из-за чего! И в то же время оставить все, как есть, никак нельзя.

Понимая, что не сможет усидеть на месте, Андрей решил, что ему надо с кем-то поговорить, пока он не совершил очередную глупость: не побежал в школу снова выяснять отношения с Ковалевской. С кем же ему поговорить, как ни с Русланом?

Андрей подошел к телефону и набрал номер друга.

4.

— Что-то ты рано сегодня. Выходной? — Руслан закутался в одеяло и, наконец, глянул на друга. — О-о-о…

Андрей плюхнулся на диван, на свое привычное место. Замазывать шишку над бровью он не стал. Да, выглядит он сейчас жутковато.

Руслан обычно спал почти до обеда. Некогда он был такой же, как и Андрей, классический «жаворонок», но изменения в судьбе изменили и режим. И все-таки Андрей позвонил ему, хотя было лишь начало десятого.

Когда-то Руслан сказал, чтобы Андрей звонил ему в любое удобное время. Хоть ночью, хоть в шесть утра. Так сказать, Руслану уже некуда спешить, и, если его кто-то и разбудит, у него всегда достаточно времени, чтобы наверстать упущенное. Я и так целыми днями сплю, говорил он. Когда спишь, все равно, что задницей к реальности поворачиваешься, меньше неприятных эмоций и ощущений.

Руслан сам снял трубку: один из двух параллельных аппаратов всегда находился у него под рукой. Он не задавал Андрею вопросов, догадался, что друг просто так в это время звонить не станет. Только попросил у него пятнадцать минут, чтобы одеться и перебраться с кровати в свое кресло.

Сейчас он молча смотрел на Андрея, тот тоже молчал, и пауза затянулась.

— Куда это… тебя занесло? — пробормотал Руслан.

— От тебя возвращался. Двое каких-то засранцев ждали меня у подъезда.

— И ты… никого не узнал?

— Я и не мог их узнать, Руслик. Потому, что я не должен был их знать. Яна Ковалевская — дальновидная девочка. И она не могла так оплошать, чтобы подослать ко мне тех, кого я визуально знаю.

Руслик нахмурился, тяжело вздохнул.

— Значит, опять она?

Андрей быстро рассказал про вчерашнее. Высказал то странное, что указывало на не случайность этой стычки.

— Вот я сейчас с тобой говорю, — закончил он. — И меня немного отпустило. Полчаса назад я хотел в школу бежать. Вытрясти душу из этой сучки.

— Ни в коем случае, — быстро сказал Руслан. — Ни в коем случае не делай этого. Снова нарвешься. Сделать ты ей ничего не сделаешь, только заставишь когти выпустить. Ну, испугаешь слегка, ну, и что? Что это изменит?

— Так мне сидеть дома, залечивать свою рожу и не рыпаться? Потом прийти в школу и сделать вид, что ничего не было? Так что ли, Руслик?

Друг покачал головой, не зная, что ответить.

— Я понимаю, — продолжил Андрей. — Можно игнорировать ее словесные пошлости, что она шепчет мне в темном коридоре, но вот такие штуки над глазом — это не слова. И это игнорировать невозможно. Ты только подумай, если ей еще что-нибудь такое придет в голову? Например, решит, что эффективнее будет попугать не меня лично, а мою мать?

Руслан мотнул головой, словно хотел сказать, что все понимает, и Андрею лучше закончить с примерами. Андрей запнулся, опустил голову, хотя ненависть по-прежнему клокотала внутри.

— Я не знаю, что мне делать, Руслик, — прошептал он. — Ну, не драться же мне с ней?

Руслан снова неловко мотнул головой и приподнял руку, как человек требующий паузу в разговоре, чтобы не упустить какую-то мысль.

— Я знаю, что можно сделать, — заявил он. — Только что пришло в голову.

— Что?

— Конечно, это не тебе надо делать. Ты пока останешься в стороне.

— Если не я, то кто? — Андрей непроизвольно глянул на ноги Руслана. — Ты что ли?

Сказал, опомнился и быстро добавил:

— Извини, Руслик.

Друг как будто не заметил этой промашки с его стороны.

— Ни ты, ни я. Третье лицо.

— Не понял. Ты кого-то подошлешь к ней?

— Что значит «подошлешь»? Попрошу с ней поговорить. Откровенно и внятно. Чтобы она поняла, что уже давно перегнула палку.

Андрей почувствовал сомнения.

— Нет, Руслан. Мне кажется, это без толку. Ты ее даже не видел, зато я ее отлично знаю. Она скорчит свою прелестную мордашку и пошлет твоего посланника подальше. Ведь не за волосы он ее будет хватать?

— Нет. Но объяснит, что после ее следующего выпада в твою сторону сделает что-нибудь похуже, чем таскание за волосы.

— Ты серьезно? Она же в милицию побежит. Запросто.

— Да? А если этот человек сам будет из милиции? — Руслан хищно улыбнулся.

— Что?

— Что слышал, Андрюха. Если к ней подойдет человек из органов и объяснит, что иногда решает чьи-нибудь проблемы не только законным методом, ей придеться к нему прислушаться. Поверь мне.

Пауза.

Они смотрели друг другу в глаза.

— У тебя разве есть такой знакомый? — спросил Андрей.

— У меня — нет. Но я надеюсь, такой знакомый есть у одного моего знакомого, — Руслан махнул рукой. — Ладно, ты его не вспомнишь. Так, познакомился когда-то. Когда еще прыгал на своих двух. Этот знакомый тоже из ментов. Надеюсь, он поможет нам с нужным человеком. По крайней мере, позвонить ему не помешает.

Руслан развел руками, намекая, что не прочь остаться один.

— Но только вечером, Андрюха. Созвонимся. И пока потерпи, не ходи в школу, все равно это ничего не даст. Хорошо?

— Хорошо, — Андрей встал. — До вечера.

ГЛАВА 15

1.

— Извини, Маша, что с твоими родителями сорвалось, — сказал Андрей в телефонную трубку. — И вообще. Я тебя просто так увидеть хотел, но, к сожалению, не получится.

Он вкратце рассказал Маше о том, что случилось, и отметил про себя, что девушка восприняла это достойно, без причитаний, паники или ненависти к неизвестным ей людям. Ее больше беспокоило, не болит ли у него бровь или голова. И лишь услышав от него, что все не так уж плохо, выразила сожаление, что они не смогут встретиться.

— Думаю, завтра, как стемнеет, мы с тобой прогуляемся, — пообещал Андрей. — Да и опухоль у меня спадет. Не так стыдно будет тебе показываться.

— Ты за это не волнуйся. Главное — чтобы у тебя все прошло.

Он внезапно захотел сказать, что любит ее, но не решился. Может, такие слова надо говорить, когда смотришь в глаза, а не разговариваешь по телефону?

— Ты родителям что скажешь? — это его всерьез беспокоило.

— Придумаю что-нибудь, — пообещала Маша. — Мало ли почему твои планы изменились.

— Они не решат, что я передумал с ними знакомиться? Например, перестал к тебе серьезно относиться?

— Не волнуйся. Моим родителям нехорошие мысли в голову приходят в последнюю очередь. Скажу, что ты ударился в темноте о дверь. Ну, и не хочешь показываться им с царапиной на лице. Они тебя поймут.

Она ненадолго замолчала, потом спросила:

— Андрей, скажи, это… случайно произошло?

Он не знал, что сказать. Конечно, она догадалась, что все не просто так. Маша понятливая. И у нее интуиция очень развита. Сама сегодня позвонила, хотя обычно ждала звонка. И в голосе беспокойство. Почувствовала, что с ним что-то случилось. Наверняка она даже догадалась, что в этом замешана Ковалевская.

Андрей понимал, что ей все придеться рассказать. Не только рассказать, но и обсудить его ситуацию с Ковалевской, но по телефону этого не хотелось. Лучше при личной встрече. Кроме того, они и так долго «висят» на телефоне. Вот-вот придет его мать, и Андрею не хотелось прерываться, если они с Машей затронут эту тему.

— Девочка моя, — прошептал он. — Ты не против, если я тебе все завтра расскажу?

— Конечно, нет. Давай завтра.

Он обрадовался, что она быстро согласилась. Все-таки Маша чувствовала, когда не надо настаивать. Словно взрослая опытная женщина.

— Ты только не беспокойся, — пробормотал он. — Я цел, и у меня ничего не болит.

— Хорошо, не буду. Ну, тогда пока? Целую.

Как только он положил трубку, телефон зазвонил снова. Определился номер Руслана. Андрей снова снял трубку.

— Ну, что?

— Я дозвонился до этого знакомого. Договорились, что он зайдет ко мне в половине восьмого.

— Так быстро? — удивился Андрей.

Руслан хмыкнул.

— Что тут такого? Кажется, ты сам сегодня хотел порвать всех на части, как можно быстрее. Или я что-то путаю?

— Хорошо. Так я должен прийти? Или ты сам все расскажешь?

— Конечно, ты должен прийти. И сам все расскажешь. Подробно и с выражением.

Наверное, у Руслана приподнятое настроение потому, что он, скорее всего, поможет другу. Но Андрей веселья не разделял. Наоборот ему стало не по себе.

— Руслик… — он замялся.

— Что?

— Может, это… не надо… Вернее, в другой раз? Я что-то…

— Андрюха, — послышался протяжный вздох человека, уставшего повторять одно и то же ребенку. — Ты же был не против, так? Что изменилось? Твоя злость поутихла? Или в чем дело?

Андрей промолчал.

— Даже я уже понял: с твоей брюнеткой так просто не договоришься. И ты сам прекрасно знаешь, что завтра пожалеешь, если не используешь этот шанс. Если кто-то согласится тебе помочь, почему бы ни принять эту помощь? Самому тебе к этой стерве точно соваться не следует. Ты согласен?

— Руслик, я… Послушай, мы не слишком круто берем? Я понимаю, она — тварь редкостная, но… Человека из ментовки подсылать? Он ей пощечин надает, если она начнет ерепениться?

— Будет видно. Уверен, что это не понадобится. Пусть он поговорит для начала.

— Хорошо. Но если разговоры все-таки не подействуют? Я ее знаю, Руслик. Словесно ее переубедить невозможно.

— Андрюха, я не понимаю: что ты мне хочешь доказать? Я ведь уже договорился с человеком. Не подводи меня, пожалуйста. Приди, послушай его. Спросишь, что тебя там беспокоит. Всегда можно отказаться.

После недолгой паузы Руслан добавил:

— В общем, я тебя жду.

2.

Андрей пришел к Руслану около семи. Хотелось немного побыть у друга, прежде чем придет тот, кого они ждали.

— Как ты? — поинтересовался Руслан.

Андрей пожал плечами.

— Вроде нормально.

Руслан кивнул. Он хотел спросить, не было ли звонков от Ковалевской, не проявила ли брюнетка слабость, решив позвонить Андрею и узнать его состояние. Хотел, но передумал. Решил, что не надо лишний раз дергать Андрея. На эту тему сегодня друг еще наговорится.

Руслан спросил что-то нейтральное, но разговор не клеился. Они оба замолчали.

Когда время приблизилось к половине восьмого, Андрей пробормотал:

— Слушай, твой знакомый с тем человеком придет? Или один?

— Не знаю, — признался Руслан. — Я ему ситуацию объяснил, что да как. Поинтересовался, можно ли увидеть того, кого нужно, и Валера сказал, что все узнает.

— Его зовут Валера?

— Да.

Спустя минуту в дверь позвонили. Открыла мать Руслана, и в комнату вошел невысокий парень лет тридцати, темноволосый, с мелким, немного детским лицом. Он выглядел вполне обычным, и сложно было по внешности сказать, чем этот человек занимается.

Андрей встал с дивана, Руслан просто протянул пришедшему ладонь для рукопожатия. Они представились друг другу.

— Это мой друг, — сказал Руслан, кивнув на Андрея. — Это у него… возникли проблемы.

Валера коротко глянул на Андрея, но взгляд не задерживал. Он больше смотрел между приятелями, словно рассматривал какую-то вещь на диване. Казалось, он смущался больше Андрея.

— Ясно, — тихо сказал Валера. — Руслан мне кое-что уже рассказал. По телефону. Теперь хотелось бы, чтобы кто-нибудь из вас повторил суть дела поподробнее.

Руслан и Андрей переглянулись.

— Расскажи ты, Андрюха, — Руслан глянул на гостя. — Валера, скажи, тот человек, ну… Сергей, кажется… он придет сюда?

Валера кивнул.

— Я с ним все обговорил. Он попросил, чтобы сначала я сам все выслушал и потом позвонил ему. Он сейчас дома. Ждет звонка. Если что, ему идти сюда максимум пять минут.

— Где именно в милиции работает Сергей? — поинтересовался Руслан.

— В угрозыске. Следователь.

Повисла пауза. Руслан требовательно посмотрел на Андрея. И Андрей заговорил.

Когда он замолчал, Валера с вопросами не спешил. Он все также смотрел между друзьями, будто не хотел выглядеть невежливым, выбрав взглядом кого-то одного.

Спустя несколько минут он встал, подошел к телефону, коротко сказал:

— Руслан, я позвоню.

— Да, конечно.

Валера что-то невнятно сказал в трубку, оглянулся на Руслана и спросил:

— Какой у тебя номер квартиры?

— Тридцать восемь. Третий этаж, посередине.

Валера повторил это в трубку и положил ее.

— Сергей сейчас придет.

Возникла неловкая пауза.

Руслан предложил:

— Может, чайку-кофейку?

— Было бы неплохо, — сказал Валера.

— Тебе что?

— Чаю.

Руслан посмотрел на Андрея.

— Тебе, как обычно, кофе?

Андрей кивнул.

Руслан выкатился на коляске из комнаты.

Андрей поколебался и спросил:

— Валера, скажи… Совсем забыл. Как я с Сергеем… рассчитаюсь? Деньги вроде и неприлично сунуть. И у меня с ними, признаться, не густо.

Впервые за то время, что он здесь находился, Валера улыбнулся.

— Брось ты, какие деньги? Сергей просто по знакомству поможет, и все. У человека проблема, но все решаемо, так что не волнуйся. Потом пригласишь его к Руслану еще раз, поставишь пива. Сергей это дело любит. Темного лучше. Три-четыре бутылочки в самый раз.

В комнату вернулся Руслан, за ним вошла мать, неся на подносе четыре чашки, испускающие пар. Когда она вышла, Андрей, немного успокоившийся, решился еще на один вопрос.

— Валера, меня вот что еще беспокоит. Если эта девица начнет огрызаться, как быть? Она наглая и уверенная в себе. Но не бить же ее? Все-таки дама. Хотя, конечно, благодаря этой даме я мог и калекой остаться.

Валера снова улыбнулся. Прежде, чем он ответил, в дверь позвонили.

— Это Сергей, — сказал Руслан и крикнул. — Мама, открой дверь!

Валера посмотрел на Андрея.

— Посмотрим. Сергей что-нибудь придумает.

В комнату вошел высокий мужчина, худощавый, хотя и крепкий, лысый, с маленькими глазками, над которыми с трудом угадывались светлые брови.

Он поздоровался со всеми, как с давними знакомыми. Поблагодарил за кофе, когда Руслан передал ему чашку. Задержал взгляд на разбитой брови Андрея.

Бритая голова невероятно молодила его, хотя, присмотревшись к лицу, Андрей понял, что Сергею лет тридцать пять, не меньше. Он мало чем напоминал человека из милиции. Скорее, мелкого рэкетира, благодаря удаче и дерзости еще не попавшего за решетку. Тем не менее, этот человек внушал доверие.

Валера глянул на Андрея.

— Вот, — сказал он. — Повтори Сергею все, что рассказал мне.

Прихлебывая кофе, Андрей рассказал все, что нужно. На этот раз он говорил почти так, как рассказывал бы это Руслану. Сомнения и дискомфорт исчезли.

Сергей слушал, не задавая ни одного вопроса. В отличие от Валеры он смотрел Андрею в глаза, и взгляд вообще не отводил, но того это не смущало.

Когда Андрей замолчал, бритоголовый сыщик потянулся, расправляя спину, и сказал:

— Хорошо. Думаю, мы с этим справимся.

Андрей вспомнил об одной важной детали, прежде упущенной из вида.

— Сергей, ты ведь ее в лицо не знаешь. Как быть?

Сергей улыбнулся.

— Не проблема. Когда у нее заканчиваются уроки?

— Завтра? В половине второго, наверное.

— Отлично. Я успею к этому времени. Подъеду на своей машине, ты ко мне сядешь и, когда эта красотка выйдет из школы, покажешь ее. Идет?

3.

Яна попрощалась с Юлей, свернувшей вправо, к своему дому по улице Мира, и медленно двинулась на свой район.

Настроение у нее было неоднозначное.

С одной стороны Андрюша не появлялся в школе уже третий день, что само по себе говорило, что дела несчастного препода хуже некуда. Поговаривали, что на этой неделе он уже точно не появится.

С другой стороны какое-то смутное неудовлетворение подпитывало то, что Яна услышала от Семена. Рассказчик из него был никудышный, но Яна не могла прибегнуть к помощи его друзей: они не должны знать, что она имеет к этому отношение. И ей пришлось все вытягивать из него одного, долго и нудно вытягивать.

Семен признался, что Андрюша не остался лежать в бессознательном состоянии, чего так хотела Яна. Он сказал, их вспугнули соседи препода. Заорали на всю улицу, повыскакивали. Словом, неувязочка вышла — повезло козлу.

Яна рассвирепела, но кое-как удержалась от крика. Она потребовала объяснений. Они Андрюшу не ударили ни разу? Ударили, успокоил ее Семен, и не один раз. Досталось ему, отмесили его неплохо, минуты не хватило, чтобы окончательно порвать на части.

Яна хотела обвинить Семена в трусости из-за того, что он бежал, но вспомнила, что сама говорила ему: главное — не попасться. И все-таки она предъявила ему претензии в слишком поспешном бегстве.

— Я тут ни при чем, — буркнул Семен. — Это все Серый. Он первым мотанул оттуда. Мне одному было несподручно оставаться. Я бы, конечно, и один этого козла добил, но кто-то же должен стоять на шухере.

Яна подумала, что ослышалась.

— Вас только двое было? Ты же сам говорил, что возьмешь не одного, а двух-трех.

— Васька отказался, у него с подругой там какие-то разборы были. Лысый, урод, ушел часов в одиннадцать. Не захотел больше ждать. Ныл, что препод не придет вообще. Мол, у какой-нибудь шалавы застрял и домой под утро заявится.

— Ушел?! И ты его отпустил?

— Ты ж говорила, чтоб я им ничего не говорил. Вот Лысый и гундосил всю дорогу: зачем нам это, кто такой этой олень?

— Ты придумать ничего не мог?

— Да говорил я ему, что мой близкий кореш попросил. Что сам, мол, не может, тот его в лицо знает. Но Лысый — мудак. Разнылся, что все равно никого не дождемся, и слинял. Сцыкун он, что с него возьмешь?

Яна почувствовала, что Семен не договаривает. Просто не хочет признаться, что Андрюшу не очень-то и отделали. Да, его, наверное, хорошо напугали, возможно, даже заехали по роже разок-другой. Возможно, даже синяк поставили под глазом, потому Андрюша и на работу не вышел. Все это так, но Яна рассчитывала, что Семен с парнями сделает что-нибудь посерьезней. Раз уж и без того рисковали, почему не вытянуть из ситуации как можно больше?

Не вышло.

Яна разозлилась. Малолетка, этот Семен. Строил из себя крутого парня, но даже своих шестерок удержать не смог. Если Яна еще думала, лечь ли с ним в кроватку в знак благодарности и просто из любопытства, теперь сомнения исчезли. Ее от Семена отвернуло. Он не выполнил ее желания, и это напрочь отбило ту призрачную тягу, что появилась после едва не случившейся стычки в баре.

К счастью, Семен не настаивал на немедленной «оплате» его труда. Яна сказала, что ей нездоровится, и лучше она пойдет домой. На следующий день, когда Семен позвонил, Яна сказала, что серьезно заболела, и несколько дней они встречаться не будут. Он порывался прийти к ней с мешком всяческих вкусностей, но она отказалась. Призналась, что в моменты болезни плохо выглядит. Семена не пришлось убеждать. На несколько дней он исчез из ее жизни, а дальнейшее ее не особенно волновало. Будет видно. В любом случае, она ему ничего не должна.

По большому счету сейчас ее занимало лишь состояние Андрюши. Насколько ему сейчас плохо? Мучается ли он от стыда и бессилия? И догадывается ли о ее причастности к этому нападению?

Яна пришла к выводу, что, скорее всего, догадывается. Ведь примчался же он к ней после того, как ему выбили окно. Конечно, есть вариант, что теперь он оказался не таким дальновидным, но в любом случае на Яну его догадки не подействуют. Пусть бесится, пусть предъявляет претензии, так даже приятнее. Если он рискнет к ней подойти при свидетелях, она завизжит, шарахнется от него, так что разговора не получится. Если же он окажется таким ловким, что выловит ее в одиночестве, она лишь посмеется ему в глаза, скажет пару ласковых, предложит отвалить и помастурбировать на другую девушку.

С этими мыслями она приближалась к центральной улице города, когда ее окликнул мужской голос:

— Девушка, задержитесь на минутку, пожалуйста.

4.

Яна оглянулась.

Ее нагонял высокий худощавый мужчина. Черная кожанка нараспашку, синие джинсы. Белые кроссовки. И некрасивая вычурная кепка.

Яна задержалась, непроизвольно попытавшись рассмотреть его лицо. Оно ей не понравилось, совершенно невыразительное, кроме того, мужчина не понравился ей на уровне первых ощущений, и Яна отвернулась, чтобы продолжить путь.

— Ну, подождите, сделайте одолжение, — он поравнялся с ней, пытаясь заглянуть в глаза.

— В чем дело? — спросила она невежливо.

— Нам нужно с вами поговорить.

— Я на улице не знакомлюсь.

Про себя Яна неожиданно подумала, что этот тип вовсе не похож на тех, кто клеится к ней, восхищенный ее внешностью.

Так и оказалось. Интуиция не подвела ее и на этот раз.

Мужчина хмыкнул.

— Нам это и не надо, Яна, — на ее имени он поставил ударение.

Она задержала на нем взгляд. Теперь он не нравился ей еще больше. Что ему надо? Явно не номер телефона и обещание встретиться вечером. Тогда что? И откуда он знает ее имя?

Она молчала, и мужчина встал перед ней, загородив дорогу.

— Я же просил тебя, задержаться. Это не займет много времени, не волнуйся.

Впервые за последние годы в случае, когда к ней подходит незнакомый мужчина, да еще днем, Яна испытала нечто отдаленно похожее на страх. Конечно, она контролировала себя и вряд ли выдала внешне, но дискомфорт был. Не понравился ей и резкий переход с «вы» на «ты».

— Вот так-то лучше, — пробормотал странный тип, быстро оглянувшись по сторонам. — Теперь можно и побеседовать.

Яна поддалась порыву и попыталась пойти в другую сторону, но мужчина придержал ее за локоть. Мягко обхватил, но Яне пришлось бы вырываться, чтобы высвободиться из его пальцев.

— Какого черта ты меня трогаешь? — она не кричала, но говорила довольно громко.

На типа в кожанке это не произвело никакого впечатления.

— Если я сказал, что нам надо поговорить, будь уверена, это надо не только мне, но и тебе, — он отпустил руку, но по глазам было видно, что он снова схватит ее, стоит Яне сделать шаг в сторону.

Яна встряхнула волосами, решив, что, наверное, можно и выслушать этого типа. Послать его прямым текстом всегда успеется.

— Ладно. И что тебе надо?

— Я же сказал: поговорить.

— О чем? Я тебя не знаю.

— Зато я тебя знаю, дорогуша.

Она промолчала, колеблясь, сказать ему, что без стеснения закричит на всю улицу или нет, если он не отвалит?

— Кто ты такой? — пробормотала она.

Он противно сощурился, что, видимо, означало улыбку, и полез во внутренний карман своей отнюдь не модной куртки.

— Хорошо. Чтобы такая девочка, как ты, не нервничала, спокойно стояла и слушала старших, я тебе кое-что покажу, так и быть.

Он вытащил из куртки какое-то удостоверение, раскрыл его, чуть приблизил к ее лицу.

— Я из уголовного розыска, — он держал удостоверение ровно столько, чтобы она увидела, что он действительно из ментовки, но не достаточно, чтобы она прочитала его фамилию.

Яна медленно отступила на один шаг. Какого черта? Семена поймали? Нет, конечно, но тогда зачем этот мент остановил ее на улице?

— И что? — спросила она равнодушно.

— Действительно: ничего. Это я тебе так показал, к сведению. Чтобы знала: не с шушерой общаешься. Ведь разговор серьезный, сейчас сама в этом убедишься.

Он сделал паузу, похоже, ждал ее реакции, но Яна ничего не сказала, лишь презрительно сжала губы.

— Ты, я знаю, учителей из своей школы не любишь, так?

Он внимательно следил за ее глазами, хотел знать, как на нее это подействовало. Яна по-прежнему смотрела ему в глаза, без намека на то, что он заставил ее заволноваться.

— Не знаю, всех одинаково не любишь, — продолжил сыщик. — Или кого-то в особенности, но это не важно. Важно то, девочка, что ты больше не должна это показывать. Ну, не нравится тебе кто-то, ну, что поделаешь? Сиди спокойно за своей партой и сопи в две дырки. И не трогай никого. Не то обожжешься рано или поздно.

Пауза.

— Ты о чем? — подала голос Яна.

Он не улыбнулся, не закатил глаза, лишь подался к ней ближе, понизил голос, но тот от этого стал еще неприятней.

— Ты сама прекрасно знаешь. Когда у кого-то там окно вылетело, это еще можно было на детские шуточки списать, но вот нападение у подъезда с целью избиения это уже совсем иное, дорогуша. Ты меня поняла?

— Нет, не поняла. С детства непонятливая.

— Поняла, поняла, — уверенно заявил мент. — Все ты прекрасно поняла. И не груби, пожалуйста, я тебе не школьный учитель. Короче, повторяться больше не буду: угомонись. Займись учебой, сексом, японским языком, чем угодно, только не лезь больше к своим учителям, не делай пакости, не подговаривай своих малолетних дурачков, заниматься лишь бы чем.

— Или что будет? — Яна даже усмехнулась. — Злой дядя меня побьет прямо на улице? Или ночью будет караулить с дискотеки?

Мент хихикнул. Похоже, он себя действительно уверенно чувствовал. Или все-таки это игра на публику, его уверенность?

— Что ты заладила: побьет, не побьет. Где же твоя фантазия? Только и можешь, что предложить своим ублюдкам кого-нибудь кучей замочить. Ведь существует много чего другого, что гораздо хуже, чем когда тебе мордашку портят кулаками. Неужели ты этого не знаешь?

Яна рассматривала его в упор. Блефует? Она не могла сказать, в какую сторону склоняется. Ей стало неуютно. Андрюша как-то нашел этого неприятного субъекта, решил действовать, так сказать, неофициально? Она никогда бы не подумала, что он на такое способен, такой правильный препод и туда же.

Но ей-то что от этого? Ее ни в чем не обвинишь, если только Семен сам все не расскажет, но она в это не верит. Что ей сделают? Ведь не станет же этот тип и, в самом деле, караулить Яну, если у Андрюши снова что-то случится?

Или станет?

Как всегда, если она оказывалась загнанной в угол, Яна испытывала злость. Настоящий приступ справедливого негодования. Вот и сейчас ее лицо исказилось, хотя Яна до последнего мгновения пыталась остаться равнодушной и спокойной.

— Не надо меня пугать. Усек? То, что ты тут вякаешь, мне до одного места. Если что, у меня тоже немало помощников найдется. С тобой не сравнить.

Мент сложил руки на груди.

— Очень интересно, — на лице появилась издевательская улыбка.

— Да, будет тебе интересно, только потом не жалуйся. И не лыбься, слышишь? Сейчас как заору, люди посбегаются. Потребую милицию вызвать, скажу, что ты мне угрожаешь. Еще посмотрим, мент ли ты на самом деле. Что? Думаешь, не закричу?

Тип в кожанке заулыбался еще шире.

— Хорошо, кричи. Я послушаю. Посмотрим, что из этого выйдет.

Яна колебалась, и потому крик получился каким-то ненастоящим.

— Помогите!

Мент захохотал, даже не предприняв попытки помешать ей. Несколько человек поблизости посмотрели на мужчину с девушкой и тут же отвернулись.

Яна почувствовала себя в идиотском положении.

Тип в кожанке перестал улыбаться.

— Теперь послушай меня, кудряшка Сью. Все твои помощники — дерьмо собачье. Не согласна? Ну, возможно, у тебя есть кто-то знакомый из очень крутых пацанов, но это тебе ничего не даст. Во-первых, по-настоящему серьезный человек помогать тебе не будет. Знаешь почему? Ты, девочка, перегнула палку. Тебя ведь никто не трогал, так? Не приставал, не принуждал к чему-то? Ты взбесилась по собственному желанию. Поэтому никто с этим связываться не будет: нет резона. И, во-вторых, моя радость, самое главное, — его лицо, только что готовое измениться в улыбке, резко помрачнело. — Я тебе не шантрапа. Я — из уголовки, ты разве не поняла?

Пауза.

— Из уголовки, — тихо повторил мент. — Силенок у твоих засранцев не хватит со мной справиться.

Яна на удивление хладнокровно анализировала его слова. И согласилась с ним в том, что ее знакомые, в смысле не Семен и компания, действительно не очень-то пойдут ей на встречу. Точнее не пойдут вообще.

Но это не значило, что она готова вскинуть лапки кверху. Совсем не значило. Если что, она выпустит когти и ввяжется в драку, но к стенке ее никто не прижмет. Никто! Единственное, о чем она забыла, это то, что в некоторых случаях открытое противостояние — крайний вариант. Не совершает ли она ошибку, так реагируя на слова этого мента?

Яна фыркнула.

— Вообще-то ты меня ни в чем не убедил, и коленки у меня не задрожали. Но, если честно, дело ни в этом. Я так и не поняла главного: из-за чего эти наезды? В чем причина? Я ведь так и не поняла. Ты меня точно ни с кем не перепутал?

Яна рассчитывала, сменив тему, сбить этот наступательный порыв, заставить мента засомневаться, к той ли девушке он подошел. Яна хотела выиграть время, успокоиться, придумать что-нибудь дельное. Ей не хватало именно времени, слишком быстрым получался разговор, быстрым и неожиданным.

Не получилось.

Мент словно не слышал ее. Игнорировал ее вопросы.

— Если до тебя ничего не дошло, и ты еще намерена пострадать херней, знай: портить твою мордашку — для меня второстепенный вариант. Неэффективный. Рискни — и ты поймешь, что в сравнении с другими вариантами это даже не месть.

Яна презрительно хмыкнула.

— Весело, кудряшка Сью? Твои засранцы уже на виду. Пока их не взяли, выжидают, на то есть причина. Когда возьмут, поверь, они обо всем расскажут. И про тебя тоже. Не сомневайся, когда ребра им пересчитают в камере, расскажут даже, чего не было. И пойдет кудряшка Сью за соучастие. Слышала о таком? Конечно, слышала. Кудряшка Сью — девочка грамотная. За соучастие в нападении. Человек ведь побои уже снял. Так вот, не дай Бог, тебе оказаться в женской колонии. С твоей смазливой рожицей из тебя там тряпку половую сделают.

— Пошел ты… — Яна развернулась, намереваясь уйти.

Мент быстро придержал ее.

— В общем, я тебе все сказал. Дело за тобой.

— Убери руки, козел!

Мент игнорировал это требование.

— Если будешь паинькой, обещаю: дело на тебя не заведут. Люди, что меня к тебе послали, просили не трогать тебя, мол, все прощают. Но только до следующего раза. А теперь — иди, кудряшка Сью.

Яна рванулась прочь, прошипела:

— Козел вонючий.

Вряд ли мент ее слышал.

Яну распирала ирреальная злоба. Казалось, она сейчас взорвется и сметет весь этот город. С неимоверным трудом Яна остановилась на обочине: в тридцати метрах справа, на переходе, горел красный свет, и по улице двигался сплошной поток автомобилей.

Яна обернулась, поискав взглядом типа в кожанке, но тот уже исчез.

ГЛАВА 16

1.

Понимание того, что это за существо по имени Яна Ковалевская, пришло к Андрею после урока, когда он остался в кабинете один.

Кое-что пришло еще во время урока, длинного, напряженного, несмотря на то, что все сорок пять минут стояла тишина, и, кроме учителя, говорили те, кому он это разрешал.

Андрей шел на этот урок с заметным беспокойством. Как примут его в классе? Как поведет себя Ковалевская? Они с ней какое-то время не виделись, и Андрею казалось, что прошли месяцы, хотя все ее выпады оставались свежими, помнились в мельчайших подробностях, будто все случились лишь вчера.

Сначала Андрей пропустил больше недели. Затем наступили майские праздники. Несколько уроков пропустила сама Ковалевская: вроде бы уезжала с родителями куда-то. И вот уже май в разгаре, выпускники вышли в своем долгом пути на финишную прямую. Тепло заставило скинуть куртки и свитера. И, естественно, Ковалевская в своих тончайших одеждах превратилась в нечто еще более шикарное.

Во всяком случае, когда Андрей вошел в класс и увидел ее, ему стало не по себе. Но не от того, что он вспомнил уже в следующую минуту. На какое-то мгновение он вообще забыл, что связывало его с этой девушкой.

Спустя четверть часа он уже не обращал внимания на ее внешность, даже не помнил, какое впечатление она на него произвела. Спустя еще четверть часа он бы удивился, скажи ему, что совсем недавно он даже восхищался ею. К этому моменту это выглядело не более реально, нежели незначительные детали из его собственного детства. К этому моменту их безмолвная битва, идущая в их умах, достигла своего пика.

Сергей из угрозыска рассказал Андрею все. Не слишком подробно, но суть разговора с брюнеткой передал. И заверил его, что теперь брюнетка изменится. Заверил, что убедил эту стерву, признав при этом, что она — та еще чертовка. Словом, орешек крепкий, но, тем не менее, все-таки орешек, который можно раскусить не зубами, так щипцами.

Действительно, какое-то время Андрей испытывал уверенность, что все закончено. Ну, позлится брюнетка еще немного, и на этом все. Все позади. Отвоевались.

Уверенность в этом иссякла, стоило Андрею увидеться с Ковалевской.

Если посмотреть со стороны, Ковалевская никак не мешала ему вести урок. Не заговаривала с сидящими рядом одноклассниками, не задавала учителю даже самых невинных вопросов, не поворачивалась спиной. Она вообще не проронила за весь урок ни одного звука.

И, тем не менее, все это вместе ни за что не перевесило бы ту ненависть, что беззвучно выхлестывалась через ее взгляд.

Она смотрела на него. Не так, как раньше. Прежде она тоже смотрела на него, не отрываясь, но тогда ненависть была слишком сильно разбавлена иными чувствами: презрением, насмешкой, ненормальной радостью, которую понимала только она. Сейчас ненависть превратилась в основу. Сейчас она исходила от брюнетки таким мощным, хотя и невидимым посторонним, напором, что это вызвало у Андрея страх.

Казалось бы, что здесь такого? Ну, злится на него выпускница, из-за которой Андрею разбили окно, после чего едва не избили его самого. Понятное дело: ей наступили на хвост, и она злится от собственного бессилия. Злится — и ладно. Перебесится. В самом деле, не выхватит же она нож, чтобы броситься на учителя прямо в классе? Только не Ковалевская. Несмотря ни на какую ненависть, она любит комфорт, слишком любит ту жизнь, которую ведет, и ни за что с этим не расстанется. И любые ее действия, направленные в дальнейшем против Андрея, так или иначе, ее выдадут. В конце концов, ее предупреждали, и она не совсем сумасшедшая, чтобы к этому не прислушаться. Ну, ни камикадзе же она?!

И все же эти доводы, такие веские, надежные, словно стальные двери единственного входа в дом, почему-то Андрея не успокаивали. Будто пустая бравада невзрачного типа, что кичится собственной силой.

Дискомфорт по-прежнему оставался, становился более едким, настырным, всепроникающим.

Андрей несколько раз скользил по лицу брюнетки взглядом. Однажды они даже встретились взглядом, встретились на какое-то мгновение. И это мгновение будто подтолкнуло Андрея куда-то, навеяло некий образ, что использует подсознание для объяснения того, что сложно выразить словами.

Андрей даже запнулся. Оглядел класс, такой тихий и чуждый ему, чуждый, несмотря на то, что Андрей еще помнил, как благосклонно к нему относились после первых уроков. Но все это куда-то ушло. Возможно, не веди он сейчас урок, понимание пришло бы именно в тот момент, но его отвлекали эти взгляды. Отвлекало то, что он был вынужден рассказывать по предмету. И лишь оставшись один, Андрей смог упорядочить весь этот сумбур, «вылепить» из него нечто логическое, доступное уму, не только подсознанию.

Конечно, это не принесло ему облегчения. Лишь усилило дискомфорт.

Ковалевская обладала энергией чудовищной силы. Не зря она с такой легкостью настроила класс против нового учителя. По большому счету, ей это ничего не стоило. От природы ей достались одновременно и яркая внешность, и интеллект. И эта бешеная энергия. Та энергия, что доставалась лишь редким людям, некоторые из них «делали» историю. Которые своей волей подчиняли тысячи людей вокруг, заставляли их делать то, что многие из окружающих вовсе не собирались делать до определенного момента.

Именно подобная энергия позволила коротышке Наполеону повести за собой неимоверное количество людей. Именно подобная энергия позволила Гитлеру пройти все трудности и добраться до вершины власти в одной из сильнейших стран Европы, позволила оболванить миллионную толпу, заставила ее прислушаться к мнению одного-единственного человека.

Практически всегда эта энергия была со знаком минус. Для созидания, для того, чтобы вписаться в течение жизни, а не рушить эту жизнь, столь мощной энергии не нужно.

Обычно подобная энергия доставалась мужчинам, ведь именно представители сильного пола несут в себе экстремальные крайности и отклонения. Но иногда бывают исключения. И подобные исключения уже бывали в истории. Та же Лукреция Борджиа, о которой как-то упомянул Руслан. Упомянул, сам того не осознавая, как точно он дал определение Ковалевской. Да, энергия, заключенная в женщине, в конечном итоге, наносит не столь значительный ущерб окружающим людям, потому самые темные женщины в истории так и не сравнились с мужчинами, но, тем не менее, эта энергия даст фору обычным подонкам и преступникам мужского пола. Та же Лукреция Борджиа шагала по жизни, оставляя за собой искалеченные судьбы и кровь так, будто Провидение, пристроившееся рядом с ней, размахивало томагавком.

Сидя за столом в опустевшем классе, глядя в пол остановившимся взглядом, Андрей подумал, что, возможно, кто-то со стороны посмеялся бы над его страхами. Покрутил у виска. Но Андрей знал, что ничего не преувеличивает.

Энергия Ковалевской вовсе не означала, что она станет известной личностью в истории. Что добьется в будущем какого-нибудь значительного поста в управлении государства. Совсем не обязательно. Брюнетка могла умереть еще в молодости, заболеть чем-нибудь, что сильно бы ее ослабило. В конце концов, попасть под машину или же выйти замуж и каким-то образом остепениться. Портить жизнь лишь жалкой горстке окружающих, в том числе мужу и детям. Испоганить им судьбу, но так и не израсходовать весь свой бездонный потенциал. И это было вероятней, нежели многомиллионные жертвы. Но это вовсе не уменьшало ее реальной мощи.

И не облегчало участь тех, кто уже оказался рядом с ней, точнее встал у нее на пути.

Необычность ситуации с Андреем заключалась в том, что такие люди, как Ковалевская, особенно на начальном этапе своей жизни, проходили по ней, оставляя минимум следов. Они не всегда отличались от окружающих. И потому многие, находившиеся в непосредственной близости с ними, не испытывали на себе их отрицательного воздействия. Но стоило кому-нибудь столкнуться с такой личностью, оказаться в ненужное время в ненужном месте, и это почти всегда коверкало их судьбу.

Андрей мог прийти в эту школу следующей осенью, но оказался здесь в начале весны, когда Ковалевской оставалось учиться всего три месяца. Он пересек ей путь, тем самым, спровоцировав в брюнетке выброс ее дремавшей психической мощи. Какие-то незначительные детали, одно-два обстоятельства, и столкновение произошло. И теперь нужно выбирать: либо упасть и позволить вытереть о себя ноги, либо, возможно, задохнуться от боли при повторном столкновении.

Конечно, существовал третий вариант: как-нибудь разойтись, всего лишь зализывая раны, и Андрей на это надеялся. Но надежда мало чем подкреплялась.

Он помнил рассказ одного своего друга детства по школьному лагерю. Они случайно встретились, когда тот только что вернулся из армии. От него Андрей узнал о парне, обычном с виду парне, но с какой-то демонической энергией. Невысокий, крепкий, хотя в воинской части были ребята и посильнее, не особо выделявшийся интеллектом или иными достоинствами, он манипулировал почти всеми, даже из тех, кто прослужил больше. Даже офицеры часто шли у него на поводу. Казалось, каждый, оказавшийся поблизости от этого человека, интуитивно чувствовал: для собственного душевного здоровья лучше избежать столкновения, лучше подчиниться этой темной энергии, проявить гибкость. После чего навсегда расстаться в надежде, что больше подобное существо не перейдет им дорогу.

Друг детства заверил, что, несмотря на свою гордость, все-таки не решился на столкновение. И дело было ни в недостатке физической силы. Не в боязни пойти до конца, совершить преступление и попасть на годы в дисбат. Совсем ни в этом. Дело было в том, что поединок был заранее предрешен на уровне их энергий. Так же поступали и остальные. В конце концов, тот парень не был лишен множества привлекательных черт, и с ним было выгоднее дружить, признавая его первенство, нежели пытаться совершить нечто, не менее бессмысленное, чем борьба с четко налаженной системой.

Так же не была лишена множества привлекательных черт и Яна Ковалевская. Не считая того, что ее внешность ласкает взор, брюнетка была великолепной собеседницей, она многое понимала из того, что ее ровесники осмыслят, лишь повзрослев, она интуитивно находила подход к каждому человеку, и потому была на хорошем счету, как у одноклассников, родителей, так у родственников и учителей.

И все же это нечто, что наполняло ее, подобно неуправляемому торнадо, не могло не оставить за собой разрушительных следов. К сожалению, мощь проявляет лишь то, что несет в себе знак минус, знак разрушения. Ласковое солнце или легкий, ласкающий кожу, бриз потому и созидают, что их энергия ограничена.

Андрей сидел, уставившись в пол, пока не прозвучал звонок на следующий урок. Трель вывела его из транса, Андрей будто очнулся. Таких людей, как Ковалевская, единицы, но кому-то не везет, и пути их пересекаются.

Может, зря он не согласился с намеком Борисовны и не ушел из школы?

Андрей встряхнул головой, неуклюже поднялся. Пока все нормально, хотя и ощущается дискомфорт, когда видишь брюнетку. Сколько осталось ее учить? Чуть больше двух недель. Может, Ковалевская выполнила программу-минимум и дальше не пойдет? Оставалось надеяться, что основные подвиги брюнетка совершит еще спустя годы, а не в ближайшие полмесяца. Оставалось надеяться, что с лета их пути с Андреем разойдутся навсегда.

Андрей подхватил свою папку и вышел из класса.

2.

Маша чуть отстранилась, и Андрей оторвался от ее губ. Внимательно заглянул ей в глаза.

— Андрей, давай… не сегодня. Ладно?

Она тяжело дышала и смотрела в сторону.

— Давай, — быстро согласился он.

Он был сильно возбужден, по-видимому, то же самое было и с девушкой, но ее просьба была для него выше любых правил или законов. Особенно, если эта просьба касалась такого вопроса, как физическая близость.

Они находились у него дома. Мать Андрея ушла на работу в ночную смену. На улице стояла великолепная, почти летняя погода, но они все равно пришли к нему. Завели Тошу после получасовой прогулки и пришли. По правде говоря, о чем-то таком они договаривались еще несколько дней назад. В открытую это не обсуждалось, но оба поняли, что приход к Андрею домой состоится по вполне конкретной причине.

Они хотели близости.

Андрей смотрел, как Маша поправляет юбку, и не чувствовал разочарования. Признаться, и полчаса назад он не верил, что это случится. Слишком приятной сказкой он видел их сближение. Казалось, что здесь такого? Они уже прекрасно знают друг друга, понимают, что отношения созрели для перехода в более глубокую плоскость, но Андрей воспринял слова Маши спокойно: значит, еще рано.

Она коротко глянула на него.

— Ты не обижаешься?

Он притянул ее к себе, крепко обнял, скорее, как сестру, а не подругу.

— Нет. Не волнуйся, я все понимаю.

— Ты не думай, что я тебе до сих пор не доверяю, — прошептала она. — Просто… давай не сегодня. В другой раз. В следующий раз я буду твоя полностью, обещаю. Я буду твоя.

Она повернула голову, поцеловала его в подбородок, нашла губы, впилась в них. Андрей ответил на поцелуй. И следующие пять минут они снова жадно целовались. Пока Андрей мягко не отстранился от нее сам, чувствуя, что Маша вот-вот перестанет контролировать себя, и мнение ее изменится. Но он не хотел этим воспользоваться. Не хотел, чтобы получилось так, будто он ее обманул.

— Пошли на улицу, — предложил он. — Погуляем.

— Пошли, — она хихикнула. — Пока не поздно.

Они вышли из подъезда, пошли в сторону набережной.

— Отец не будет беспокоиться, что ты так поздно гуляешь? — спросил Андрей.

Она обняла его за талию.

— Не будет. Он ведь знают, что я с тобой.

Андрей улыбнулся, ему было приятно это слышать.

Они молчали, пока не оказались у реки. Просто шли, в тишине наслаждаясь обществом друг друга. Андрей думал о родителях Маши. Он так и не познакомился с ними. Да, была причина, в конце концов, он не мог прийти с разбитой бровью, но его лицо давно в порядке. Получилось так, что мать Маши уехала на две недели в санаторий, и Андрей считал, что лучше ее подождать, а не идти лишь к отцу.

— Андрей, — прервала молчание девушка. — Завтра мама приезжает.

Он улыбнулся. Не в первый раз замечает, что они частенько думают об одном и том же.

— И что? Ты меня им, наконец, представишь, я надеюсь?

— Конечно. Можно прямо завтра.

— Мама не устанет с дороги?

— Почему устанет? Она днем приезжает.

— Тогда договорились?

— Договорились.

Они снова замолчали. Прошлись в конец набережной и там, у моста через залив, поднялись наверх, к центральной улице, медленно пошли назад к своему району. Прежде чем, расстаться, решили пройтись в школу, сделать кружок вокруг частного сектора между пятиэтажками и зданием школы.

Когда возвращались назад, обнявшись, прикасаясь друг к другу губами, мимо прошла девушка, они заметили ее в самый последний момент. В этом месте фонари не горели, и они ее не рассмотрели.

Почему-то эта случайная прохожая заставила Андрея подумать о Ковалевской, хотя в течение всего вечера он ни разу о ней не вспомнил.

— Маша, — тихо сказал он.

— Да?

— Скажи, ты вообще что о Ковалевской думаешь?

Она посмотрела на него, но в темноте он не разобрал выражение ее лица.

— Почему ты спрашиваешь?

— Просто так. Хочу знать, что ты о ней думаешь, как о человеке?

Некоторое время Маша молчала.

— Вообще-то я не люблю кого-то обсуждать за глаза.

— Я знаю, — быстро вставил Андрей.

— Я ее не так уж и хорошо узнала, мы ведь учимся ни в одном классе, но такое чувство, что она — очень циничный человек. Мне так кажется.

Андрей кивнул.

— И ты, конечно, права.

Она по-прежнему смотрела на него.

— В чем дело, Андрей? Что-то опять случилось? — она даже остановилась.

— Нет, нет, — поспешно заверил он ее. — Все нормально.

— Мне казалось, что все эти истории с ней в прошлом. Что все позади.

— Да-да, все позади, Маша.

Он обнял ее и, не очень-то веря собственным словам, тихо повторил:

— Все позади.

3.

Юля следила за историком так, словно сидела в засаде. Она ловила каждый его взгляд, брошенный на ее одноклассников.

Вчера она долго стояла в темноте, не веря тому, что увидела. Стояла, хотя парочка, так поразившая ее, давно растворилась в темноте. Растворилась, навевая уверенность, что Юля просто-напросто ошиблась.

Еще бы! Чертов зануда-историк, этот правильный препод в своих не по размеру широких рубашках, отказавшийся даже от такой девушки, как Яна Ковалевская, казавшийся в отношениях с противоположным полом полнейшим профаном, этот плейбой в кавычках разгуливает по району с Юлиной одноклассницей!

Вчера Юле хотелось пойти за парочкой, чтобы убедиться, что с преподом действительно Маша Нетак. Она с трудом удержалась. Если ей повезло, и ее не заметили только что, это не означало, что повезет снова. Почему-то Юля не хотела, чтобы ее увидели. Для этого не было веской причины, остаться незамеченной, она приняла решение неосознанно.

Удивление душило Юлю, и к удивлению примешивалось… негодование.

Недавно Яна разоткровенничалась и рассказала Юле, что на самом деле все началось, когда она предложила новому преподу пойти к ней домой. Юля подозревала что-то такое с самого начала, и признание подруги лишь подтвердило это. Многое объяснялось, в частности, сила ненависти Яны к Андрюше, как она его называла. Несмотря на новые обстоятельства, Юля все равно испытала негодование по отношению к Андрюше. Надо же, прямо девственник какой-то. Юля попыталась представить, как бы она чувствовала себя в случае отказа мужчины, которому рискнула себя предложить, и пришла к выводу, что правда на стороне подруги.

Андрюша — самый настоящий подлец. Он явно хотел Яну, не мог не хотеть. Можно сказать, своим поведением он и спровоцировал Юлину подругу, но потом нагло отказал ей, из принципа отказал. Как бы дал ей понять, что она ногтя его не стоит.

За это ему надо было не только стекла побить!

И вот тот, кто строил из себя чуть ли монаха, разгуливает с несовершеннолетней. Пикантность этому обстоятельству придавало то, что Маша — одноклассница Юли. Сегодня Юля даже посмотрела на Машу иначе. Юля поймала себя на мысли, что весь день только и делала, что смотрела на нее. На уроках, на переменах. Как бы изучала одноклассницу заново. И причина понятна: Маша сделала то, что оказалось не под силу даже Яне, от которой млели все, кто ее видел. Это было настолько невероятным, что Юля снова стала сомневаться: не померещилось ли ей вчера?

Маша ей не нравилась всегда, хотя Юля редко обращала на нее внимание. Было в ней немало такого, что вызывало у Юли внутреннее противление. Слишком правильная, держится отдельно от всех, хотя с каждым из одноклассников непременно вежлива, дает списать, как только попросят, не отказывается помочь что-нибудь объяснить. Но Юлю это все равно отталкивало. И что Андрюша в ней такого нашел? Внешность так себе, ничего особенного, на фоне Яны Маша вообще уродина.

В чем же причина? Не подловила ли она его пьяного и затащила к себе? Может, она та еще сучка, хотя все вокруг шепчутся, что Нетак до сих пор девственница? И это после того, как она с взрослым мужиком в обнимочку ходит почти что по ночам? Разогнались!

Еще вчера, рискуя кого-нибудь разбудить, Юля позвонила подруге и выложила то, чему стала свидетелем. Яна помолчала, сопя в трубку, и предложила договорить обо всем завтра в школе. Как показалось Юле, Яна либо не особо заинтересовалась сообщением, либо была чем-то занята.

На утро Юля поняла, что так лишь показалось. Яна зашла к ней по дороге в школу, чего никогда не случалось. Зашла, выдержала паузу, пока они не вышли из подъезда, после чего коротко бросила:

— Рассказывай.

Было в ее голосе какое-то судорожное нетерпение человека, слишком долго идущего к своей цели и потому невероятно измученного. Это странное ощущение заставило Юлю говорить быстро, словно на общение у них оставались считанные минуты.

— Ты уверена, что это — Нетак? — спросила Яна.

Юля колебалась. Ошибаться не хотелось. И в то же время она чувствовала, как жаждет Яна услышать положительный ответ. Именно жаждет.

Юля молчала, и как ни странно Яна на нее не давила. Она просто сказала:

— У тебя сегодня «История», так?

Юля кивнула.

— На уроке постарайся проследить за его взглядом. Если он действительно с Нетак встречается, они могут иногда друг на друга посматривать, но так, что никто ничего не заметит. Если не следить за ними.

Юля снова кивнула.

— Ни на секунду не оставляй его без внимания, — добавила Яна. — И сядь так, чтобы видеть Нетак.

Юля так и поступила.

Когда урок близился к завершению, Юлю начала бить дрожь. Сказывалось напряжение. Слежка далась не просто. Девушка ощущала себя снайпером, сидящим в засаде. Она опасалась совершить лишнее движение, пропустить тот миг, что и станет решающим в этом безмолвном поединке. Между тем она просто устала, кляня про себя и Андрюшу, и его подругу Машу.

И все-таки она продолжала следить за учителем, даже когда противно, захлебываясь, зазвенел звонок. Продолжала, хотя иссякла последняя частичка надежды. Ничего между одноклассницей и учителем нет, и вчера вместо Маши ей кто-то померещился. Да, Андрюша был с какой-то дамой, но она, скорее всего, была взрослой женщиной, хотя и выглядела, как школьница. Все напрасно, Юля ошиблась. Ошиблась, и теперь ей нечего сказать Яне. Плохи дела. Яна совсем свихнулась на Андрюше. Вполне возможно, что Яна ей это еще припомнит…

Юля застыла. Что это?

Одноклассники встают со своих мест, некоторые уже идут к выходу из класса. И Андрюша, как обычно собирающий свою дебильного цвета папку, приподнимает голову. Одна секунда — один короткий взгляд.

На кого?

Юля скосила глаза. Маша смотрела на учителя. Всего лишь мгновение, но Юля уловила этот взгляд. Уловила!

В следующую секунду Нетак быстро оглянулась, убеждаясь, что на нее никто не смотрит, но на Юле ее взгляд не задержался. После чего Нетак опустила голову. Юля посмотрела на учителя. Андрюша уже отвернулся. Как будто ничего и не было между ним и этой сучкой.

Юля сама опустила голову. Она не могла сдержать улыбку и потому беспокоилась, что учитель это заметит и все поймет. После длительного напряжения Юля испытала ликование.

Теперь она даст Яне утвердительный ответ!

4.

Они вышли из подъезда, взявшись за руки. Завернув за дом, поцеловались. Поцелуй получился долгим. Казалось, теперь они не опасались быть замеченными. Теперь в их отношениях кое-что изменилось.

Теперь Андрея знали родители Маши.

Конечно, это не означало, что они с Машей должны раскрыть себя посторонним. Не говоря о школе, они решили, что просто на улице по-прежнему постараются остаться незамеченными. Родители родителями, но кроме них есть множество других людей, которые могли оказывать на жизнь Андрея и Маши влияние. И лучше заранее подстраховаться от этого влияния.

И все-таки Андрей испытывал блаженство. Перед приходом к Маше он волновался, даже нервничал. Будто его ожидал серьезнейший экзамен. Предательское воображение рисовало хмурое лицо отца Маши, подозрительные взгляды ее матери. Ум, эта иуда, живущая внутри, вдруг породил уверенность, что родители Маши, увидев Андрея, перейдут в наступление. Дадут понять, что Маша — еще ребенок, которому об учебе думать надо, а не гулять с тем, кто уже дядечка, но никак не подходящая кандидатура на роль молодого человека их дочери.

Перед выходом из дома Андрей долго, придирчиво рассматривал себя в зеркало. Пытался убедить себя, что выглядит года на два-три моложе своего возраста, и это является его основным аргументом в предстоящем «собеседовании». Голос Маши по телефону также прозвучал несколько напряженно, не так, как обычно.

К счастью, все опасения Андрея не подтвердились.

Родители Маши вовсе не пытались в чем-то уличить его. Они полностью доверяли своей дочери. Как и должно быть в идеале отношений отцов и детей. Очень милые люди, охарактеризовал их Андрей про себя одной фразой.

Мать суетилась возле Андрея так, словно он уже договаривался о свадьбе, обещая все расходы взять исключительно на себя. Отец оказался настоящим шутником, но при этом вовсе не являлся простецким мужланом. Маша была его копией женского пола. От матери девушке досталась лишь ее женственная хрупкость, удлиненность ног и кистей рук.

В общем, по собственному опыту зная, как много дочери вбирают в себя от матерей, Андрей остался доволен: эта женщина, о которой он уже думал, как о будущей теще, оказалась во многих отношениях прекрасным человеком. Еще он с благодарностью отметил, что родители Маши избавили его от вопросов о финансовом положении. Не было попыток узнать, доволен ли он теперешней зарплатой и, если нет, не собирается ли он что-нибудь менять.

Конечно, Андрей понимал, что редко кто спрашивает такое в лоб при первой встрече, но почему-то он чувствовал, что с родителями Маши до этого не дойдет никогда. Если их дочь выбрала себе человека, пусть берет всю ответственность за последствия на себя, они не собираются вмешиваться.

Андрей шел, обнимая Машу, через каждые десять шагов касался губами ее щеки. Ему было хорошо. Хотелось просто идти без единого слова, и чтобы это тянулось как можно дольше.

Когда они поворачивали в частный сектор, Андрей оглянулся назад.

— Ты чего? — спросила Маша.

— Кажется, за нами какие-то девушки шли.

Маша тоже оглянулась. Никого сзади не было.

— Я никого не видела, — сказала она.

Андрей пожал плечами.

— Наверное, повернули между домами.

— Андрей, — тихо сказала Маша. — Как тебе мои папа и мама?

— Замечательно.

— Правда?

— Конечно, правда. И мама у тебя прелесть. Совсем еще молодая.

— Да. Она у меня всегда в форме.

Они немного помолчали. Уже повернув к школе, куда их всегда неосознанно тянуло, Маша прошептала:

— Когда у тебя мама в ночную смену?

Он почувствовал дрожь на спине.

— Послезавтра.

Молчание. Казалось, они поняли друг друга без слов. На всякий случай Маша сказала:

— Тогда мы пойдем к тебе послезавтра? Только ты и я?

— Да, — в горле пересохло. — Только ты и я.

Будто желая скрепить эту договоренность, он остановился, притянул девушку к себе и жадно поцеловал ее в губы.

5.

Юле не нравилась эта затея, ждать, пока голубки выпорхнут на улицу. Не потому, что она чего-то опасалась, просто не хотелось именно ожидания. К тому же это были не нормированные сорок пять минут. Сейчас ожидание могло тянуться намного дольше.

Конечно, она не рискнула перечить Яне. Юля чувствовала, что лучше согласиться с подругой и провести вечер на скамейке у своего дома. В конце концов, не все ли равно, где болтать?

Когда сегодня Юля одной из последних покинула кабинет истории, Яна уже ждала ее. Юля заметила, каким взглядом подруга проводила Машу. Даже на Андрюшу внимания не обратила. Уже решила для себя, что вчера Юля не ошиблась? Наверное, так. Во всяком случае, Яна не бросилась к подруге с расспросами, жестом предложила помолчать. Прошла вместе с Юлей за ее классом к кабинету биологии на первом этаже, там выбрала позицию, чтобы наблюдать за Машей.

И Юля молчала, ожидая. Поняла, что лучше молчать, пока Яна сама не попросит все рассказать.

Нетак, как обычно, стояла в сторонке, и потому за ней было легко следить. Одноклассница Юли сначала покопалась в своей сумке, достала один учебник, положила его, достала второй. Заглянула в него, но уже через минуту закрыла и положила назад в сумку. После чего просто стояла, ожидая звонка на последний урок. Наверное, думала о чем-то своем, но ее лицо рассмотреть было невозможно: она опустила голову, будто изучая что-то на полу.

Глядя на нее, Юля ощущала отвращение, хотя сама не смогла бы объяснить причину этого. Несколько раз Юля тайком бросала взгляды на Яну. Та смотрела на Машу так, как созерцают подопытную мышь, показавшую невероятную способность к выживанию. Казалось, Маша являлась тем, кто уже находился при смерти, и вот она наплевала на все законы Природы, причем не только выжила, но даже явилась в школу.

Да, Яна уже решила про себя, кто вчера прогуливался с Андрюшей. Казалось, ей вовсе не нужны какие-то подтверждения со стороны подруги. Теперь она узнала самого близкого друга своего главного врага и просто изучала его.

Это продолжалось, пока не прозвенел звонок. Только после этого Яна, будто очнувшись, повернула голову к подруге и спросила:

— Ну, что?

— Да, — пробормотала Юля. — Что-то между ними есть. Вчера с этим козлом была Нетак.

Яна о чем-то задумалась. Юля не спешила. Биологички еще не было, не все одноклассники вошли в кабинет. Пару минут есть.

— Хорошо, — сказала Яна. — Я приду к тебе часов в восемь. Надо увидеть их сегодня вечером.

И вот они с Яной сидят на скамейке почти два часа, ждут, когда придет к подъезду Андрюша или выйдет Маша. Или они появятся оба. Разговор, поначалу оживленный, иссяк, и подруги замолчали.

Юле хотелось спросить Яну, как быть, если и через час голубки не покажутся. Что если они сегодня вообще не встречаются или Андрюша останется у Маши на ночь? Юля так и не решилась это спросить. Конечно, на ночь он у нее не останется, она же с родителями живет, но они вполне могли сделать сегодня перерыв.

Яна сидела задумчивая, напряженная. Будто студентка на выпускном экзамене. О чем она думает? Как отомстить Андрюше или Маше? Если нет, то о чем так можно думать?

Юля осознала, что еще не спрашивала себя, какие выводы можно сделать из того, что она узнала? Ей просто не приходило это в голову. Казалось, ценность имела сама информация, никому неизвестная, но чтобы как-то применить ее…

Понятное дело, Яна сидит тут не для того, чтобы лишний раз убедиться, встречается ли Андрюша с Юлиной одноклассницей. Она что-то задумала и…

Андрюша и Маша, взявшись за руки, словно дети, вышли из подъезда и почти свернули за дом, прежде чем Юля очнулась и тронула Яну за руку.

— Это они, — хрипло прошептала она.

Подруги едва не упустили их. Дом Юли стоял под углом к дому Маши, скамейку, где сидели подруги, от подъезда одноклассницы отделяло от силы шагов двадцать, но лишь в самый последний момент Юля заметила долгожданную парочку. Они выскользнули из подъезда, как тени.

Яна встала.

— Пошли быстрее.

Подруги перешли на бег, опасаясь упустить парочку, хотя за домом было открытое пространство, и скрыться Андрюша с Машей никуда не могли. Если бы только сами не побежали.

На углу дома Яна резко остановилась, придержав Юлю за руку. Парочка целовалась, и подруги едва не выскочили прямо на них. Они подождали, пока парочка двинулась дальше.

Подруги пошли следом. Юля держала дистанцию, но Яну тянуло вперед. И Юле приходилось держаться рядом, между тем расстояние сокращалось. Вскоре их разделяло всего пятнадцать шагов. Если бы Андрюша обернулся, он бы узнал тех, кто шел за ним следом.

— Сука, — вдруг прошептала Яна.

Юля не поняла, к кому это относится, к Андрюше или к его несовершеннолетней подруге. Впрочем, это не имело значения. Куда важнее, чтобы их с Яной не заметили. Подруга заговорила, и это придало Юле решимости. Она коснулась Яниной руки и прошептала:

— Они нас заметят.

Замечание отрезвило Яну. Она приостановилась, и подруги ушли влево между двумя пятиэтажками. Следить дальше не имело смысла.

Оказавшись в недосягаемости от парочки, Яна зло усмехнулась.

— Кайфа ему захотелось, да? Хорошо, ему же только хуже.

И она истерично засмеялась.

ГЛАВА 17

1.

Два дня подряд Яна почти на каждом перерыве между уроками пристраивалась к классу Юли и следила за Машей.

Она и раньше общалась со своей подругой, предпочитая уйти от «своих», и потому это выглядело естественным. Юля всегда была рядом с ней, как прикрытие, как антураж обычного, среднестатистического дня. Конечно, теперь они практически не общались, только стояли рядом, для вида перекидываясь парой-тройкой фраз. И Юле это нравилось все меньше и меньше.

Она понимала, что Яна пытается найти способ отомстить Андрюше за былое пренебрежение и заодно за пощечину в виде Маши. Понимала, желала Яне что-нибудь придумать, но эта затянувшаяся пауза вызывала напряжение. Юле хотелось прежней школьной жизни, а не этой игры в частных детективов. Ей все сильнее казалось, что одноклассники косятся на них с Яной. И все сильнее ей хотелось предложить Яне совершить какую-нибудь пакость по отношении к Нетак или вообще забыть о ее существовании.

Тем не менее, Юля удивилась, когда на очередном перерыве, перед последним уроком, Яна, наконец, заговорила:

— Кажется, я кое-что придумала, — прошептала она, по-прежнему не сводя взгляда с Маши. — Сам напросился. Пусть потом удавится, если ему от этого станет легче.

Юля посмотрела на подругу, чувствуя необъяснимое волнение.

— Что ты придумала? — тихо спросила она.

— Кое-что очень интересное. И даже его лысый мент ничего мне не предъявит. Я тут буду ни причем.

— Что? — не поняла Юля. — Кто лысый?

Яна не посчитала нужным отвечать на последний вопрос.

— Только ты мне должна помочь, подружка.

Сказано это было так, что Юля вздрогнула. Яна хотела попросить то, что не так уж легко выполнить, Юля это почувствовала. Подруга как бы заранее отсекала любой отказ.

Юля вопросительно смотрела на Яну. Спрашивать что-либо вслух она не решалась — опасалась, что спровоцирует что-нибудь в довесок к уже приготовленному. С минуту Яна молчала.

— Помнишь Валеру с Вокзала?

Юля кивнула. Еще бы.

Прошлым летом она встречалась с его другом Сашей. Вместе с Яной они бывали у Валеры в гостях, в его старом доме, находившемся в частном секторе района, что в разговорном варианте назывался Вокзал. Валера жил с одной матерью, и та часто уезжала на заработки в Москву. Если же у нее получался простой, она без конца моталась по родственникам, не особенно беспокоясь, как там ее единственный сын. Валера пользовался этой свободой, возможностью устроить пьянку-вечеринку на всю ночь. Иногда у него собиралось до двадцати таких же оболтусов. Большинство из них напивалось до беспамятства. Благо не нужно было идти среди ночи домой или вызывать такси. Каждый из присутствующих имел негласное право свалиться в этом же доме, не важно, на полу или на кровати, если это еще будет не занято. Свалиться и лежать, пока не проспишься.

Изредка кто-нибудь из парней приводил девчонок. Все эти дамочки были одного пошиба: бестолковые малолетки, терявшие последние тормоза после нескольких капель водки или дешевого вина. Естественно, эти их визиты заканчивались одним и тем же: напившись, парни разводили девушек по спальням, и в эти спальни выстраивалась очередь.

Подобный бардак был предсказуем, как приход зимы в конце поздней осени.

Яна из этой компании не жаловала никого. Она бывала там всего несколько раз, ради разнообразия, когда надоедала дискотека в Доме Техники или прогулки по набережной. Кроме того, ее об этом просила Юля, опасавшаяся, что перепившие парни, кроме своих «давалок», потянут в спальню и ее.

Впрочем, ее опасения были напрасны. Те девушки, что значились в числе конкретных подруг хозяина дома или его ближайших друзей считались неприкосновенными. Яна ничьей подругой не была, но к ней, против ее желания, никто и не думал приставать. Она подавляла своей волей каждого из этих жалких сосунков. Отчасти ей было даже любопытно наблюдать за их бахвальством, за их животным рвением, когда дело доходило до любовных утех с пьяными, матерившимися девицами. Словно львица, взирающая за мелкими суетливыми животными. Она словно вдыхала запах похоти, запах живого действия, а не картинки на телевизионном экране или в журнале.

Лишь одно это ее по-настоящему и держало в том доме, пропахшем водкой и потом. И, пожалуй, что-то еще, что можно было охарактеризовать, как «пусть будет на всякий случай». Натура Яны требовала от нее вытягивать из людей, из их действий, поступков, мыслей, из любых ситуаций все, что, так или иначе, могло принести ей выгоду. Не обязательно сразу же. Время значения не имело.

И дом Валеры с его попойками, в конце концов, тоже оказался полезен. Очень кстати.

— Завтра там народ соберется, — сказала Яна. — День Рождения праздновать.

— У кого День Рождения? У Валеры? — Юле показалось, что у Валеры это событие летом.

— Нет. У кого-то из его дружков. Просто у Валеры удобней. Да это и неважно, — Яна махнула рукой. — В общем, надо, чтобы Нетак там оказалась. И ты, Юлька, мне в этом поможешь.

Юля нахмурилась. Не нравилось ей это. И они с Яной давно у Валеры не были. Как вообще их там сейчас примут?

— Что я-то могу? — спросила она. — Разве Нетак туда пойдет?

Яна оскалилась, и на мгновение ее красота исказилась, как отражение в луже, в которую угодил плевок.

— Пойдет, пойдет, — пробормотала она.

Хотела что-то добавить, но прозвенел звонок. Яна выдержала паузу, пока противная, пронзительная трель не оборвалась, после чего добавила:

— Главное создать условия, и любой человек сделает все, что угодно. Нужно только очень постараться.

Юля молча смотрела на подругу. Яна кивнула в сторону класса.

— Ладно, после договорим. Подождешь меня. Или я тебя. Встретимся у входа.

2.

Маша лежала на спине в своей кровати с закрытыми глазами. Руки она положила на живот.

В кухне слышались голоса родителей, приглушенные стеной и дверью. Это были единственные посторонние звуки, в остальном стояла тишина. И на улице, и в соседних квартирах.

Маша как будто плавала в теплом, расплавленном сиропе неги, до того ей было хорошо и необычно. В животе еще со вчерашнего дня было тепло. Как будто Андрей по-прежнему прижимался к ней, целовал ее лицо, шею, плечи. Вчера они впервые сделали ЭТО, и у Маши не случилось никаких разочарований. Она сильно волновалась, боялась, что будет неприятно или больно, боялась, что не понравится Андрею, но, к счастью, все обошлось. Не только обошлось, все было просто замечательно.

Она лежала с закрытыми глазами, но все пространство внутреннего зрения занимал Андрей. Все мысли были только о нем. Она чувствовала его руки на своем теле. Его гибкие, теплые пальцы. Она хотела, чтобы ЭТО случилось снова и снова.

К сожалению, сегодня выходной и завтра тоже выходной: ее родители дома. Мать Андрея тоже дома. Маше с Андреем негде уединиться. В будние дни они смогут оставаться наедине у Маши. Вечерами — лишь, когда мать Андрея в ночную смену. Но будние дни, тот же понедельник, сейчас казался таким далеким. Слишком далеким, чтобы спокойно его дождаться.

Андрей звонил час назад, пошутил, не пойти ли им на реку, захватив с собой покрывало. Маша согласилась, но Андрей заметил, что вечера еще не настолько теплые, чтобы лежать на речном песке. Гулять, сидеть на скамейке — да, но не на земле валяться. Маша признала, что Андрей прав. Кроме того, он беспокоился, не нужен ли ей перерыв, все-таки вчера она была с мужчиной в первый раз. И, хотя Маша заверила его, что у нее все хорошо, и ничто не беспокоит, Андрей сказал, что, наверное, им придеться подождать до понедельника.

Они договорились, что он перезвонит позже, ближе к тому времени, когда пора выгуливать Тошу. Тогда они все и решат. Погулять ли им сегодня просто так или вообще не видеться.

Маша не знала, сколько прошло времени, когда телефонный звонок заставил ее открыть глаза. В этот момент ею владела лишь одна мысль: как жаль, что сейчас не разгар лета, когда можно купаться ночью и валяться на песке.

Маша быстро подошла к телефону: она была уверена, что звонит Андрей, родители все равно на кухне.

Это был не Андрей.

Голос молодой девушки поинтересовался, Маша ли у телефона. Маша сказала, что да. Голос показался незнакомым, и было в нем что-то такое, что заставило Машу размотать провод и занести телефонный аппарат в свою комнату.

Звонившая девушка сказала, что ей надо поговорить.

— Я слушаю, — пробормотала Маша, ее ладони почему-то взмокли.

— Я по поводу Андрея звоню, — сказала девушка.

Маша замерла. За секунду в голове промелькнуло несколько бессвязных мыслей-образов.

— Андрея? — переспросила она. — А вы кто?

— Я его девушка, — заявила звонившая.

Маша нелепо смотрела перед собой, ей показалось, что кто-то шутит или же просто ошибся номером. Впрочем, она не успела ничего спросить.

— То есть, конечно, у него много девушек. Вот ты, например. И я.

— Вы случайно не ошиблись номером?

— Нет, Маша. Андрей мне сам твой телефон давал. Говорил, что из всех, с кем он параллельно встречается, ты самая лучшая. Говорил, что может быть, даже женится на тебе. Когда-нибудь.

Маша молчала. У нее вдруг исчезли силы сказать хотя бы слово. Ноги ослабли, ладони вспотели еще сильнее.

Незнакомка, между тем, продолжала:

— Понимаешь, он, конечно, мужик классный, внимательный, но по бабам, как бегал, так и будет бегать. Но я в него все равно влюбилась. Вот честно тебе скажу, сколько не пыталась с ним порвать, все равно не смогла, хотя он меня уже унижает. Наверное, я ему надоела. Он ведь ходил ко мне почти два месяца.

— Ложь, — неожиданно для самой себя выдавила Маша.

На том конце провода хмыкнули.

— Да? Откуда же я про тебя знаю, Маша? Я ведь учусь в Десятой школе и живу на Старых Песках. Он сам мне про тебя рассказывал, как-то телефон взболтнул, я и запомнила, — теперь послышался тяжелый вздох. — Просто в последнее время, Маша, он стал в основном с тобой встречаться. Ко мне только забежит, чтобы трахнуться, и все. Знаешь, как обидно!

Про нас никто не знает, подумала Маша и вздрогнула, словно кто-то влепил ей пощечину. Значит, Андрей действительно кому-то упоминал про нее? Иначе откуда эта девушка столько знает?

— Я тебе потому и звоню, чтобы ты с ним поговорила. Он ведь тебе рассказывает про остальных? — не получив никакого ответа, звонившая быстро добавила. — Он говорил, что рассказывает. Пусть ко мне почаще приходит, мне без него плохо. А то он только к тебе да к Зине с Вокзала шастает.

— Я тебе не верю, — прошептала Маша. — Это наговоры.

— Да? Особенно про Зину. Хочешь — сходи к ней, Андрюша сейчас у нее. Сама убедишься.

— Андрей сейчас дома, — Маше почему-то захотелось разрыдаться.

— Ну, конечно, — голос на том конце провода был уверенным. — Только что он мне сам по телефону сказал, что нужно сбегать к ней на часок. Если не знаешь адреса, могу сказать.

— Андрей дома, — кое-как повторила Маша, хотя уже не знала, уверена она в этом или нет.

В трубке послышался смешок.

— А ты ему позвони прямо сейчас, узнаешь, где он, — пауза. — Ты что, в самом деле, ничего не знаешь? Я думала, притворяешься. Он тебе ничего не говорил. Вот это да! Он говорит, что со всеми своими любовницами честный. У него принципы такие. Мол, не нравится кому-то — пусть уходит. Мол, не хочу обманывать даже тех…

Девушка запнулась, и Маша подумала, что прервалась связь.

— Алло?

— Я поняла, в чем дело, — снова послышался прежний голос. — Он действительно хочет на тебе жениться? Потому и не рассказывал про остальных?

— Хватит! — потребовала Маша. — Я все равно не верю.

— Что, своими глазами надо увидеть? Я знаю, где Зина живет. Сказать?

Маша хотела положить трубку, но неожиданно услышала собственный голос:

— Какой адрес?

Девушка быстро продиктовала.

— Дом такой старый, темного цвета. И забор темный, но калитка выкрашена в голубой, — ехидный смешок. — Только прямо сейчас иди, а не то Андрюша оттуда улизнет, и ты ему потом ничего не докажешь.

Маша подумала, что девушка положила трубку, но та добавила:

— И еще. Там у Зининого брата День Рождения. Если уже началось, Андрюша все равно там будет. Комнат в доме много. Андрюша не из привередливых.

Лишь после этой фразы в трубке послышались короткие гудки.

3.

Андрей читал книгу, когда в комнату заглянула мать.

— Андрейка, я пошла. К половине десятого приду.

— Хорошо, мам.

Как только за матерью закрылась дверь, зазвонил телефон. Номер не определился.

Андрей встал, снял трубку.

— Да?

— Здравствуйте, — говорила какая-то девушка. — Можно к телефону Андрея Анатольевича?

— Да, я слушаю, — голос показался Андрею знакомым. — Кто меня спрашивает?

— Это я, Света. Света Емец.

Одна из его учениц в 11 «Б». Так себе девчонка, учится средне, довольно меркантильная, хотя с одноклассниками отношения вроде нормальные. Андрей немного удивился, зачем это он ей понадобился?

— Я тебя слушаю, Света. Что-то случилось?

— Да… То есть нет, ничего не случилось, но мне нужно с вами поговорить, Андрей Анатольевич.

— Да? И о чем же?

— Об экзаменах?

Андрей удивился еще больше. Света тем временем тараторила:

— Понимаете, я хотела с вами посоветоваться. Что выбрать и как готовиться. Чтобы вы мне посоветовали. Какие предметы и все такое…

— Обожди, Света. Почему ты звонишь именно мне? Мне кажется, лучше всего с классным руководителем поговорить.

В ответ послышалось недовольное восклицание.

— Нет, я не хочу с Лидией Евгеньевной говорить. Она придираться начнет, еще учителям что-нибудь скажет.

— С чего ты это взяла? Мне кажется, Лидия Евгеньевна…

— Нет, Андрей Анатольевич, лучше с вами. Лучше вас учителя не найдешь. Уж в нашей школе точно. На вас можно положиться.

Андрей даже растерялся.

— Хорошо. И что я тебе скажу насчет этих экзаменов?

— Андрей Анатольевич, можно вас прямо сейчас увидеть? Это ненадолго.

— Почему не завтра в школе, Света?

— У-у, — снова недовольное восклицание. — Если я с вами при всех поговорю, одноклассницы станут приставать с вопросами, о чем я с вами секретничаю. Андрей Анатольевич, они еще наболтают всякого. Лучше уж не в школе, ладно?

Да, подумал Андрей, сейчас ему лучше ни с кем из учениц не беседовать отдельно в сторонке, не только с Ковалевской, вообще ни с кем.

Он промолчал, не в силах сообразить, что он такого знает об экзаменах, что окажется полезным одной из выпускниц, и девушка спросила:

— Так вы можете выйти, Андрей Анатольевич? К подъезду? Вы разве сейчас заняты?

— В общем, нет. Ты сама где? Далеко?

— Я рядышком. Пару минут — и приду.

— Ты знаешь мой подъезд?

— Да, знаю. Видела вас как-то. Третий, да?

— Да.

— Ну, тогда я выхожу.

— Хорошо.

Андрей положил трубку, посмотрел на телефон, пожал плечами. Странная девушка. Андрей никогда бы не подумал, что она его так уважает, и что ее так сильно волнуют предстоящие экзамены.

Он подумал, не переодеться ли, затем просто накинул ветровку и вышел из квартиры.

4.

Света Емец отключила сотовый телефон и передала его Яне.

Та с любопытством посмотрела на маленький, удобный аппарат, взвесила его в своей руке. Спасибо Боре, удружил. Отдал попользоваться на целый вечер. Без мобильника Яне пришлось бы сегодня туго. Ей нужна в первую очередь скорость действий.

Боря говорил, что через год, максимум через два этих сотовых станет навалом. Школьники с ними ходить будут. Яна вполне допускала такое. Пока же лишь благодаря своему бывшему любовнику она решила эти своеобразные проблемы.

— Ну, что? — спросила Света. — Мне идти?

— Постой.

Яна набрала номер Юли. Занято. Значит, разговор с Нетак еще не закончен. У Юли сидит их с Яной общая подруга Люда, которая и разговаривает сейчас с Андрюшиной дамочкой. Люда училась в другой школе, и Нетак ее не знает. Люда — оптимальный вариант для того, что от нее требовала Яна. Подробностей ей рассказывать не пришлось, она не очень-то любопытная, но морочить голову кому-нибудь по телефону всегда согласна.

Яна верила, что Люде по силам убедить Нетак в том, что Андрюша действительно убежал из дома на часок к своей любовнице. Пожалуйста, не верит — пусть позвонит своему ненаглядному хахалю, и тот ей не ответит. Тот в это время будет слушать бредни Светки Емец. Если только не задержится и выйдет прежде, чем Люда закончит вешать лапшу Маше.

И все-таки помешать осуществлению задуманного могла любая мелочь.

Не поверит Маша Люде, упрется и никуда не пойдет. Будет звонить Андрюше, пока не дозвонится. Решит все выяснить только с ним, без посторонних девиц. Яну это беспокоило больше всего. Сучка эта Нетак, умненькая сучка. Не так-то просто ее провести. Ставка, прежде всего на то, что Андрюша якобы пошел к несуществующей Зине с Вокзала всего лишь на час. После чего, конечно, придет, позвонит своей Маше и назначит встречу. Яна предупреждала Люду, чтобы та сделала особый упор на это обстоятельство. Если Маша проявит недоверие, надо повторить про «побежал на часок» несколько раз.

Конечно, существовали иные сложности. Яна до сих пор не была уверена, что все получится. Несостыковка может случиться и в самый последний момент.

Яна снова набрала Юлин номер. Опять занято. Что-то долго они там Машеньку обрабатывают. Ей уже убегать пора на поиски своего благоверного. Света управилась быстрее, но так и было запланировано, позвонить Андрюше на две минуты раньше.

Яна занервничала. Что-то сорвалось? В принципе она настраивалась на то, что не все пройдет гладко, не говоря уже о конечном результате. В любом случае Маше пощиплют нервишки и, возможно, в их отношениях с Андрюшей появится трещина. Ну, хотя бы маленькая такая трещинка. И то ладно. Конечно, придеться придумывать еще что-нибудь, и после того, как неудачно получится бросить тень друг на друга в этой сладкой парочке, отомстить им станет сложнее, но Яна решила, что об этом она позаботится позже. Иной способ обязательно отыщется, просто не надо этим забивать голову раньше времени.

— Яна, — пробормотал Света. — Кажется, это он.

Они стояли у подъезда соседнего дома, расположенного к дому Андрюши под углом. Даже дверь приоткрыли на всякий случай, пользуясь ею, как щитом, чтобы исключить возможность быть замеченными. Так и поглядывали на соседний дом, как две шпионки.

Да, из подъезда вышел Андрюша. Оглянулся в поисках Светы. Конечно же, никого не заметил и замер в ожидании.

— Ну, что? — прошептала Света. — Я пошла?

Яна ухватила ее за руку. Резко, с какой-то жадностью, словно Света приготовилась сорваться с места подобно спринтеру.

— Подожди. Еще не время.

Света удивленно глянула на Яну. Та не обратила на это внимания. Суетливо набрала Юлин номер. Пошел длинный гудок. Наконец-то!

— Да? — послышался Юлин голос.

— Что у вас там? Вы с ней поговорили?

— Да. Только что законч…

— И что? Она пойдет на Вокзал?

— Наверное. Должна пойти. Людка ее классно обработала.

— Хорошо. Скажи Людке «чао» и быстро иди к дому Валеры.

Яна отключилась прежде, чем услышала от подруги утвердительный ответ. Вчера они достаточно обговаривали с Юлей различные мелочи. Кто куда идет и кого ждет. Кажется, Яна даже утомила подругу. Ну, ничего, пусть потерпит. Не траншею же рыть ее заставили. Во всяком случае, Юля ничего не теряет, Яна даже подарок имениннику за свой счет купила: шампунь, бритвенный станок и крем после бритья.

Разговаривали они и сегодня. Прежде чем сделать все эти звонки, подруги забежали к Валере. Между делом принесли кое-что из продуктов, поболтали с полчасика. Как бы отметились. На само празднование они придут так, словно выбегали за дополнительной бутылкой водки. Ведь в реальности у них практически не останется времени на посиделки за столом.

И еще Яна сделала одну важную мелочь. Убедила Валеру с именинником Костей начать все гораздо раньше, чем планировалось. В шесть, в начале седьмого. Зачем оттягивать допоздна? Раньше начнем — больше останется времени. Валера с Костей согласились. И это стало первой маленькой победой Яны: если Маше суждено появиться в доме Валеры, желательно, чтобы именинник и энд компани уже хорошенько набрались.

— Теперь идти? — снова спросила Света.

— Надо выждать еще немного. Хотя бы пару минут.

Света недоверчиво посмотрела на Яну.

— Я же говорила, что первой приду. Вдруг он уйдет?

— Не уйдет. Он у нас… цивильный мужчина. Если дама попросила о консультации, он будет ждать. Ты разве не можешь задержаться на пять минут?

Света засомневалась. Яна вспомнила выражение из какого-то американского детектива, то ли Чейза, то ли Картера Брауна, о том, что главный герой как будто слышит, как у собеседника заскрипели шестеренки мозга. Нечто подобное Яна испытала сейчас: у Светы над переносицей появилась морщинка, верный признак того, что эта пустышка пустилась в непривычный для себя процесс.

Яна усмехнулась, почувствовав одновременно злобу. Если эта дурочка, не дай Бог, что-то напутает…

Свете Яна сказала, что они хотят устроить грандиозную шутку с Андрюшей. Приколоться, не более того. Он ведь такая зануда, и ко многим ученицам придирается. Света не спорила. Со своим умишком она вряд ли могла анализировать, насколько права или не права Яна, рассуждая таким образом о новом учителе.

Яна выбрала Свету и пока, судя по телефонному разговору с Андрюшей, не ошиблась. Зная натуру Емец, Яна пообещала, что Юля поможет ей сдать экзамен по физике или математике. Надо будет всего лишь сесть друг за другом и ни о чем не беспокоится. За это Свете нужно подыграть Яне с Юлей в шутке над Андрюшей. Удастся ли выполнить свое обещание, Яну не интересовало. Несколько недель, остававшиеся до первого экзамена, казались вечностью. Для Яны существовал лишь сегодняшний день.

Именно Яна предложила Свете, сказать учителю, что он — единственный, кому та доверяет. Яна понимала, что после того, как настроила против Андрюши едва ли не всех старшеклассников, для него будет приятно услышать нечто, соответствовавшее действительности.

Сейчас, следя за Светой, Яна усмехнулась про себя, подумав, какова бы стала реакция Светы, узнай она, что на самом деле задумала подруга ее одноклассницы. Наверняка не только не сделала то, что надо, вообще шарахнулась бы от Андрюши. К счастью, ей это не грозило, узнать истинную суть происходящего. Когда же до Емец дойдут последствия того, в чем она приняла косвенное, невольное участие, она уже будет вне игры.

Света в который раз нетерпеливо посмотрела на Яну, и та поспешила упредить вопрос, начинавший ее раздражать.

— Еще немного.

Яна взглянула на часы. Прошло пять минут, как Андрюша вышел. Он уже не стоит в расслабленной позе, он уже топчется на месте, вытягивает шею, чаще вращает головой. Пора запускать Свету?

Яна решила выждать еще минуту-другую. Не уйдет же Андрюша, прождав меньше десяти минут? Или он учуял подвох?

— Ладно, сейчас двинешь, — Яна больше не хотела рисковать. — Только не забудь: ты должна продержать его на улице минимум двадцать минут. Сначала извинись за опоздание. Скажи: как только положила трубку после разговора с ним и хотела выйти, тебе позвонили. Позвонил твой парень. Ты, мол, с ним в ссоре. Он первый позвонил, и ты не решилась просить его перезвонить позже. И все такое. В общем, сначала загрузи его своими личными проблемами, только потом переходи к экзаменам. Задавай любые вопросы и жалуйся на то, что всех учителей, кроме него, боишься и не доверяешь.

Яна подтолкнула Свету, похлопала по плечу.

— Двадцать минут, Светка. Иначе ничего не получится.

Емец сделала шаг, и Яна неожиданно поняла, что, когда все закончится, Андрюша догадается, что Емец сыграла роль подставной куклы. Догадается и накинется на нее, требуя сказать, кто ее направил. Это стало неприятным откровением, настолько неприятным, что Яна не совладала со своей первой реакцией на это и выпалила:

— И запомни, Светка: если что, мы с тобой ни о чем не говорили. Сдашь меня, я все буду отрицать, и никто тебе не поверит.

Сказала и закусила губу. Но поздно. Емец, готовая ринуться вперед, как застоявшаяся кобылка, замерла, недоверчиво глянула Яне прямо в глаза.

Зря сказала, подумала Яна. Только сомнений этой дурочке добавила. Пустышка пустышкой, но что-то почувствовала, засомневалась, так ли уж безобидна шутка над Андрюшей, в которую и ее втянули? Еще бы, Яна ей почти пригрозила.

Чтобы хоть как-то загладить эту оплошность, Яна широко улыбнулась.

— Ладно, я прикалываюсь. Он про тебя вообще не подумает. Ну, чего стоишь? Иди, а то еще слиняет.

Света тоже улыбнулась. Неуверенно, но все же это было лучше, чем ничего. Улыбнулась и поспешила к Андрюше.

Яна смотрела ей вслед, и ее душу заполняли сомнения. Похоже, понадобится еще один звонок. Один звонок Андрюше. Она это не планировала, рассчитывая, что Андрюша узнает «приятные» новости с громадным опозданием, когда все давно закончится, но приходиться вносить коррекцию по ходу действия. Яна еще не была в этом уверена, окончательное решение она примет по дороге к дому Валеры. Но, кажется, ей придеться пойти на этот звонок, хотя он и несет в себе определенный риск. Зато она, возможно, подстрахуется от более серьезных неприятностей. Ничего, что придеться подставить Валеру с его дружками. Это не такая высокая плата за то, чего она так добивается.

Когда Света заговорила с учителем, Яна просеменила к углу дома, чтобы обойти его и остаться для Андрюши незамеченной. Минут через десять, не сбавляя шага, она набрала номер Маши.

Не помешает проверить, ушла ли эта дамочка из дома.

ГЛАВА 18

1.

Маша положила трубку, но еще несколько минут стояла, невидяще глядя на телефонный аппарат.

Первой мыслью, как ни странно, было сожаление, что у нее в квартире есть телефон. Его провели давно, Маша еще маленькой девочкой была. Она помнила, как обрадовалась, что можно звонить своим подружкам, помнила, как рады были ее родители. И вот, спустя годы она впервые пожалела об этом.

Казалось, это сожаление затмило всю прежнюю радость. Не было бы у нее телефона, никто бы ей сейчас не позвонил. Не имел бы физической возможности услышать ее голос и что-то сказать. И она бы ничего не узнала.

Об Андрее.

Наконец, Маша вышла из этого неуместного транса, отнесла телефонный аппарат в прихожую, на прежнее место. Вернулась в свою комнату, остановилась, выглянула в окно. Почувствовала, как из глаза появляются первые слезинки. Шмыгнула носом, встряхнулась.

Как она могла подумать такое об Андрее? Он ведь сейчас дома. Дома! Где ему быть? И вообще этот звонок смахивал на какую-то громоздкую, неправдоподобную фальшь.

Вытерев судорожным движением глаза, Маша даже обругала себя. Как вообще она могла поверить какой-то девице, наговаривающей на любимого человека Маши? Она бросилась к телефону, набрала номер Андрея. Набрала не сразу, с третьей попытки, так дрожали руки. Сейчас она убедится, что он дома, расскажет ему об этой зловещей шутке, и они вместе посмеются над этим.

Пошли гудки. Трубку никто не снял. Где же он?

Маша снова набрала номер, молясь про себя, что с первого раза просто не туда попала.

Опять пошли длинные гудки. И снова никто трубку не снял.

Андрея дома нет. Иначе почему он не берет трубку? Конечно, он ушел.

Маша вернулась в свою комнату, села на пол, опершись спиной о кровать. Думала, что вот-вот разрыдается, но тело будто окаменело. Руки, плечи, спина, ноги застыли. Лишь внутри, обжигая, растекалось что-то горячее, тягучее, обещавшее продолжительную боль.

Следующие пять минут в ее душе свирепствовали два монстра, затеявшие поединок, жестокий, недвусмысленный, в котором мог выжить лишь один из них.

Вопросы выплыли, как появляются ряды воинов из поредевшего утреннего тумана. Куда Андрей ушел? Откуда про Машу кто-то знает? Как объяснить такие подробности? Маша словно бросалась из стороны в сторону, как мечущаяся в горящем доме. Вернее, она пыталась выкарабкаться по каменистому склону наверх, к свету, но руки срывались, пальцы немели, и тело опускалось все ниже и ниже, туда, где свет был иллюзией.

Она яростно пыталась доказать себе и той девице, которая уже не могла ее слышать, что все ее слова об Андрее — ложь. Чудовищная ложь. Разве она плохо узнала его? Разве он не относился к ней так, когда других женщин вообще не вспоминают? И разве вчера он не стал ее первым мужчиной? Разве для него это не имело никакого значения?

Все это, конечно, было так, но появлялись другие вопросы, противоположного содержания, будто вылетавшие из пращи. Где же он сейчас? И зачем кому-то называть адрес, если никакой Андрей туда не пошел? Просто, чтобы подшутить?

В памяти, словно затаившиеся предатели, всплыли былые проблемы Андрея. Сплетни о приставании к несовершеннолетним девчонкам, обвинения в домогательстве Ковалевской. Маша вспомнила, как Андрей беспокоился, как дрожал его голос, когда он спрашивал, верит она ему или этим разговорам. Теперь эта дрожь показалась такой отчетливой, реальной, недвусмысленной, теперь она приобрела какую-то иную расцветку.

Не потому ли Андрей так беспокоился, что сплетни, на самом деле, возникли ни на пустом месте? Возможно, Ковалевская и стерва, но не дал ли сам Андрей ей повод? Сейчас это казалось абсурдом, что Ковалевская ни с того, ни с сего взъелась на учителя. Не на ученика, именно на учителя.

Нет, этого не может быть. Она сказала это себе, будто отрезала все сомнения. Не может быть. Андрей не может быть таким лжецом. Почему же его сейчас нет? И когда он придет, что он ей скажет?

Он пошел на часок, не больше, сказала звонившая незнакомка. Чертов адрес, который она продиктовала, горел в памяти Маши неоновой вывеской в вечернем воздухе. Она его запомнила. Что-то внутри у Маши противилось этому, что-то требовало тогда положить трубку, не слушать названия улицы и номер дома, но Маша этого не сделала, против воли запомнив адрес.

Не сходить ли туда? Прямо сейчас?

Абсурд! Зачем ей так унижаться? Зачем уподобляться ревнивой влюбленной дурочке? Андрей сам все расскажет, когда вернется домой и позвонит ей. Она вынудит его, если почувствует фальшь.

Впрочем, она и была ревнивой влюбленной дурочкой. Разве нет? И как она собирается вызвать Андрея на полную откровенность? Если все рассказанное про него правда, значит, раньше она была слепа, и надеяться на прозрение сейчас несерьезно. Что если он ни в чем не признается? По-прежнему будет таким милым, обходительным, говорящим много приятных слов? Она ведь растает, разомлеет, и ничего между ними не прояснится. Все останется по-прежнему, а кто-то будет шушукаться за их спинами, показывать на Машу пальцем. Господи, ведь ее родители уже знают Андрея! Как перед ними будет стыдно, если сплетни окажутся чудовищной правдой, и это откроется!

На глазах выступили слезы. Внутри по-прежнему два противоположных буйства разрывали ее на части. Она и не верила услышанному по телефону и в то же время жаждала узнать истину как можно скорее.

Как же быть? Если Андрея нет, не пройтись ли по адресу, что ей сказали? Быстро сходить и вернуться. И, если эта чья-то дурная шутка, жестокая, циничная шутка, Маша приведет в себя в порядок до встречи с любимым, вырвет с корнем последние сомнения относительно Андрея и уже никогда, никогда не усомнится в нем!

Глупость! Если ты ему веришь, своей проверкой ты ставишь под сомнение собственные чувства!

Или это вовсе не глупость? Или лучше убедиться самой, чтобы в дальнейшем не терзаться и не задавать Андрею болезненные для нее вопросы? Убедиться, раз выпал такой редкий шанс благодаря неизвестному благодетелю? Тем более что этот дом не так уж далеко, примерно в пяти минутах ходьбы от школы.

Маша поднялась с пола, прошла к телефону. Набрала номер Андрея. Длинные гудки, и больше ничего. Андрея по-прежнему нет. Он у Зины с Вокзала?

Понимая, что долго так не выдержит, Маша стала одеваться. Какой там час, она через полчаса измучается так, что дальнейшее общение с кем бы то ни было станет попросту невозможным. Лучше выпустить из себя весь этот пар, пока не стало совсем плохо. Ничего страшного не случится, если она убедится лично, что Андрея оклеветали.

Одевшись, Маша, позвонила еще раз. Хорошо, что хоть родители не видят ее лицо. Убедившись, что Андрей не вернулся, Маша крикнула родителям, что скоро придет, и выбежала из квартиры.

Теперь нужно поскорее найти дом на Вокзале.

2.

Яна подходила к дому Валеры, когда убедилась, что Маша уже ушла.

Вежливый женский голос поинтересовался, что передать. Яна сказала, что перезвонит, и отключилась, хищно улыбаясь. Она уже никогда не перезвонит Маше Нетак. Ей это не понадобится. Во всяком случае, Яна хотела на это надеяться. Ведь все складывалось удачно.

По правде говоря, она не до конца верила, что Машу удастся выгнать из дома. Набирая ее номер, Яна настраивалась, что ей тоже придеться заводить разговор про Зину с Вокзала. Она бы придумала что-нибудь на ходу. Нетак вряд ли бы узнала ее по голосу, хотя шансы на удачу все равно бы резко снижались. Во-первых, мог вернуться Андрюша, во-вторых, самое главное, если Нетак не задурили голову сразу, вторая попытка превращалась лишь в удар вслепую.

И все-таки им повезло: Маша ушла и теперь, скорее всего, бежит на поиски дома Валеры.

Теперь нужно спешить. На всякий случай Яна задержалась перед калиткой. В доме уже зажгли свет, хотя сумерки только-только начинались. Как хорошо, что сейчас поздно темнеет. Иначе Маша долго искала бы дом Валеры. Район глухой, спросить не у кого, номера домов в темноте сложно разглядеть, да и не на всех этих лачугах вообще они есть. И отыскав дом, Маша могла затаиться, ожидая Андрюшу. Не вошла бы в дом, решив ждать, чем бы все испортила. Но сейчас она рисковала, что ее заметят из дома, тот же Андрюша заметит и выскользнет через задний двор.

Тем не менее, Яна отметила, что необходимо как-то «посодействовать» тому, чтобы Маша вошла в дом. Одну из девиц выслать на двор, якобы покурить, и заодно пригласить Нетак самой войти и выяснить, здесь ли тот, кого она ищет.

Яна осмотрелась и вошла во двор. Из дома доносилась музыка, что-то из российской попсы. Снаружи гуляние выглядело вполне приличным, никогда не скажешь, какой там на самом деле бардак. Стены как будто блюли нравственность начинки дома.

Яна вошла в дом, не стучась, не нажимая кнопку звонка. Входную дверь здесь не закрывали, как только количество гостей переваливало за десяток человек. Гомон резко усилился, возникли запахи спиртного, сигаретного дыма, мясных блюд. Яна прошла прихожую, заставленную обувью, завешенную джинсовками, легкими куртками. Пол грязный, кое-где валяются этикетки от бутылок или фантики от жевательной резинки. Стоило матери Валеры уехать, и в доме до ее возвращения никто не убирал. При этом сам Валера выглядел более-менее аккуратно, его внешний вид с жильем не сочетался.

В передней комнате, самой большой из всех пяти, игравшей роль гостиной и столовой, поставили стол. Почти все гости сейчас сидели за ним. Восемь парней и шесть девушек. Кто-то что-то кушал, ковыряя вилками в тарелках, кто-то попыхивал сигаретой, но в основном все держали в руках рюмки или бокалы. Яна даже не всех знала в лицо. Только двух девушек: текучесть «кадров» в этом доме стремительная. Тем лучше, тем лучше. Чем меньше кто-то о Яне что-то знает, тем лучше.

И все же, увидев захмелевшие лица, Яна смирилась, что необходим еще один телефонный звонок. Без него не обойтись.

Гуляющие уже неплохо поддали. Замечательно. Юля, придя сюда, как просила ее Яна, первым делом потребовала тост, потребовала наполнить рюмки до самого края. Отлично, подружка. Сейчас и Яна сделает тоже самое. Прежде, чем сюда заявится Маша, «мальчики» должны быть как можно пьянее.

Впрочем, Яне не пришлось чего-то просить. Увидев ее, Валера заорал:

— О, Яночка! Наконец-то! Где ты ходишь? Мы думали, что тебя похитили.

— Штрафную ей! — присоединился Костя, именинник. — И побольше!

Яна хихикнула.

— Одна пить не буду. Вместе со всеми.

— Конечно! — заорал Валера. — Мы тебе одной и не дадим пить.

Костя, как и Валера, был высоким, худощавым, хлестким. В отличие от друга, у которого голова всегда оставалась бритой, Костю украшала длинная челка. Он постоянно встряхивал головой, убирая волосы с лица. Яну это раздражало, она считала это дурацкой рисовочной привычкой.

Но только не сегодня. Сегодня Косте отводилась основная действующая роль. Отчасти потому, что он — именинник. Отчасти потому, что и без того наглый в отношении девушек. Он — лучший вариант для того, что надо сделать с Машей.

Яна присела рядом с Валерой на предложенный стул. Четыре девицы, те, которых она видела впервые, все, как на подбор, были на два-три года моложе. Они смотрели на нее настороженно, хотя и не сказать, что бы неприязненно. Желая разрядить обстановку, Яна действовала быстро. Ей необходимо склонить этих малолеток на свою сторону, заставить их уважать себя не только из-за возраста и силы.

— Валер, вы бы хоть меня девчонкам представили.

Конечно, это никому из парней в голову не пришло. Кроме того, что вежливостью тут и не пахло, сами парни не считали приглашенных девиц за личностей.

Несмотря на это, Валера широко заулыбался, вместе с друзьями наперебой стал называть имена. Все сплошь обыкновенные, подумала Яна. Тани, Светы, Наташи, Оли. Ни одного имени, достойного сравниться с Яной. Конечно, и по внешнему виду никто не мог с ней сравниться. Все какие-то замухрышки нечистоплотные, таких только на одну ночь и берут.

Яна ни одного имени не запомнила, но это и не обязательно. Главное, маневр удался: девицы расслабились, почувствовали к Яне расположение, зауважали. Наверное, каждая захотела попасть в разряд Яниных подружек.

Они выпили, и Яна тут же предложила выпить снова, теперь уже за именинника. Все дружно, словно роботы, согласились. И выпили снова. Малолетние девицы морщились от водки, но пили с охотой. Яна осталась удовлетворена и решила, что надо как можно скорее убрать эту чинность, когда все сидят, и каждый вошедший в дом сразу бросается в глаза. Маша уже наверняка на подходе. Необходимо немного суматохи.

Яна встала, обвела всех взглядом.

— Почему это все сидят? Не наелись? Боже, целая ночь впереди, кончай животы набивать. Давайте попляшем.

Большинство согласно загудели.

— Костя, — обратилась к нему Яна. — Сделай погромче.

Заскрипели стулья, табуретки. Яна быстро подошла к Юле.

— Иди во двор. Смотри, когда Нетак придет.

Юля кивнула, поспешно вышла. Никто этого не заметил, никто не крикнул ей вслед, куда это она направилась. Также никто не заметил, как Яна подошла к Косте, приобняла его.

— Как тебе подарок? — она говорила ему в самое ухо из-за громкой музыки. — Понравился?

— Супер! — завопил Костя.

Ближайшая девица даже дернулась, поглазев на кричавшего именинника. Успокоилась, убедившись, что это не предсмертный вопль, всего лишь излияние чувств того, чей День Рождения сегодня празднуют.

— Я рада за тебя, — сообщила Яна, морщась от стойкого запаха водки. — Но только это не все. Есть еще кое-что.

Костя отстранился от нее, чтобы заглянуть Яне в глаза. Его собственные глаза возбужденно заблестели. Кто его знает, в чем была причина, может, он вообразил, что сама Яна готова ему отдаться? Во всяком случае, спросить он ничего не успел. Яна быстро добавила:

— Должна прийти одна деваха. Ничего такая, тебе понравится. Одноклассница Юли. Мы прикололись с ней, сказали, что один мужик здесь у тебя, за которым она бегает.

— Мужик?

— Ну, учитель наш. Она в него втрескалась, бегает за ним, как ненормальная. Так вот эта девица ложится под каждого. Понимаешь, слишком любит это дело. Просто даже такие шалавы иногда западают на одного мужика.

Костя осклабился, но смотрел на Яну туповато: наверняка не совсем понимал, что именно от него требуется. Яна удержалась от реплики, которая вряд ли бы понравилась именинничку.

— В общем, она вот-вот сюда придет. Скажешь, что Андрей в спальне, и проведешь ее туда. И там делай, что хочешь. Ей все нравится.

— Да? — улыбка Кости стала шире.

Похоже, ни к кому из этих шестерых девиц, что дрыгались рядом под слащавую музыку, он уже не испытывал особого интереса. Если вообще этот интерес был с самого начала.

— Да. Только усвой одно «но»: здесь слишком много незнакомых, и она наверняка начнет ломаться. Выделывать из себя паиньку. Ты ей тресни хорошенько по мордашке, она и раздвинет ножки. И лучше Валерку позови, чтобы помог.

— Валерку, — повторил Костя и захихикал.

— Да. Друг он тебе или нет? Словом, трахни ее, Костя. Она не то, что эти твои малолетки. Это мой тебе подарок. Иди, предупреди Валеру.

Костя повернулся, отыскал взглядом Валеру. Яна тронула ближайшую девицу за плечо, кивнула на дверь: мол, выйдем, что-то сказать хочу.

В прихожей Яна приступила к делу.

— Подруга, сделай доброе дело. Сейчас сюда придет одна стерва. Надо, чтобы она обязательно зашла в дом. Ты тут постой, покури. Пригласи ее в дом. Если захочет уйти, не пускай.

Та с готовностью кивнула, и они вышли во двор.

— Ну, что? — спросила Яна Юлю.

— Пока никого.

— Ладно, — она подтолкнула девицу к калитке. — Иди, встань с той стороны. Мы будем рядом.

3.

Андрей вернулся в квартиру, прошел в свою спальню и присел на кровать. Перевел дыхание. Света Емец его утомила.

Разговор длился почти полчаса.

Света долго извинялась за опоздание, рассказывала про своего парня, про то, как они недавно поссорились, и Андрей, осознав, что это может длиться до бесконечности, перевел разговор на экзамены.

Он был готов выслушать девушку, которой понадобился понимающий слушатель, но ее тарабарская речь могла свести с ума. Кроме того, он понимал, что его советы не несут в себе практического смысла: Емец все равно сделает по-своему. Когда же он заикнулся про экзамены, темп речи заметно спал. Света стала запинаться, нести всякую ерунду, задавать какие-то неопределенные вопросы. Спрашивала, не лучше ли ей выбрать географию для экзаменов. Андрей отвечал утвердительно, но в следующий момент Света уже отказывалась от этого и спрашивала, не надежнее ли писать диктант по языку.

Устав от бессмысленного топтания на одном месте, Андрей, ободряюще улыбнувшись, извинился, ссылаясь, что его свободное время вышло, и его уже ждут.

Он уже повернулся, чтобы уйти, когда Света снова заговорила про своего парня, моля о том, чтобы Андрей ей что-нибудь посоветовал. И у Андрея в первый раз мелькнуло подозрение, что разговор про экзамены являлся лишь предлогом для чего-то иного.

Он мужественно продержался еще минут пять-семь, выслушивая весь этот подростковый бред про любовь до гроба и про то, как Света с парнем любят друг друга. Посоветовал помириться и, наконец, выскользнул из ее цепких объятий.

Сейчас, сидя у себя в комнате и пережевывая впечатления, Андрей почему-то испытал чувство, что ему дурили голову. В самом деле, странно это как-то. Позвонила девушка, с которой он никогда не заговаривал больше, чем с любой другой ученицей, захотела что-то спросить у него про экзамены, но разговор шел совсем о другом. Захотела исповедоваться? Но почему именно ему? Ладно бы он был женщиной или хотя бы долго преподавал у Светы. Так нет же, она его совсем мало знает. Зачем же звонить именно ему?

Андрей покачал головой и подошел к телефону. Просмотрел входящие звонки: вдруг кто-то звонил за эти полчаса?

Оказалась, звонила Маша. Четыре раза! Последние два раза всего лишь десять минут назад.

Он набрал ее номер. Трубку взяла мать. Она узнавала Андрея по голосу, но он все равно представился. Женщина сказала, что Маша только-только вышла. Наверное, ненадолго. Андрей попросил, чтобы Маша сама ему перезвонила, и положил трубку.

Снова присел на кровать. Нахмурился. Внутри, словно искра от костра, пронеслось нехорошее предчувствие. Он растянулся на кровати, стараясь ни о чем не думать.

Спустя десять минут не выдержал, позвонил Маше снова. Она так и не пришла.

— Что-то случилось, Андрей? — спросила Машина мать.

— Нет-нет, Ольга Викторовна. Просто она говорила, что будет дома.

— Она тебе перезвонит, как только придет, — пообещала женщина. — Я ей скажу.

Теперь Андрей не сидел и не лежал. Он расхаживал по квартире, посматривая на часы каждые двадцать секунд.

Где же Маша?

Предчувствие чего-то нехорошего усилилось. Теперь он почти не сомневался: экзамены Светы всего лишь предлог. Предлог для чего? Что такого Света хотела узнать, что ей понадобился Андрей? И причем здесь вообще эта Емец?

Андрей проходил мимо телефона, взглянул на него, подумал о том, что пока он стоял у подъезда с ученицей, ему четыре раза звонила Маша. Что она хотела, если знала, что он скоро сам позвонит? Что случилось?

В этот момент Андрей догадался, что его специально вытащили на улицу. Для чего? Чтобы он не смог взять трубку и поговорить с Машей? Тогда почему она куда-то ушла? Почему не подождала? Решила, что Андрей не скоро придет?

Слишком много вопросов, ответов же нет. Какую роль играет Света Емец? Непроизвольно его мысли перекинулись на Ковалевскую? Емец ей случайно не подруга? Вроде бы нет.

Черт, откуда ему знать? Надо позвонить этой Свете и вытрясти из нее истинную причину, почему она выволокла его из подъезда! Какой там у нее телефон? Узнать в справочной.

Андрей набрал номер. Занято. Как обычно, в этой чертовой справочной все время занято! Неужели в этом городе ежеминутно кто-то что-то узнает по этому номеру? Андрей поставил набор номера на автодозвон, закружил по комнате. В прихожей противно тренькал параллельный телефон, Андрей не выдержал и отключил его.

Спустя несколько минут в справочную по-прежнему было не дозвониться. Андрей отключил автонабор, замер, держа руку на телефонной трубке. Если Емец сейчас вообще дома, что он ей скажет? Потребует признаться в том, что у нее недавно состоялся разговор с Ковалевской? Взять на испуг?

Какой же он идиот! Позволил вытащить себя из дома и еще покорно стоял, слушая, как ему несут всякий вздор. Неужели нельзя было сослаться на занятость, перенести разговор на завтра?

Лишь только он об этом подумал, телефон зазвонил. Номер не определился. Несмотря на это, Андрей схватил трубку и почти закричал:

— Маша?

— Это не Маша, — сообщил незнакомый девичий голос.

4.

Она отыскала нужную улицу достаточно быстро. Один раз свернула не туда, оказавшись в тупике, но вернулась и больше не ошибалась.

Ее как будто что-то несло вперед, указывая путь, хотя вездесущий частный сектор вовсе не выглядел приветливым. Она сдерживала слезы, дышать было тяжело, но Маша упорно говорила себе, что она всего лишь убедится, что Андрея нет в том доме, который она искала. Убедится и поспешит назад. Она признается Андрею, что поверила в эту невообразимую клевету, скажет, что это случилось лишь из-за сильных чувств к нему, из-за естественной ревности. Она признается и попросит у него прощения.

Потом она попросит, чтобы он овладел ею. Сейчас ей этого хотелось больше всего.

И в то же время ей непрестанно что-то нашептывало, что скоро она застанет Андрея в обнимку с какой-нибудь девицей. Наверняка школьницей. Если те сплетни — на самом деле правда, значит, именно со школьницей.

Как сама Маша.

Вот и близкие к искомому номера домов. Маша сбавила шаг. Она уже спотыкалась, словно от жуткой усталости. В одном из домов гремела музыка. Маша посчитала взглядом номера и поняла, что музыка в том доме, который она ищет.

Там у Зининого брата День Рождения, сказала звонившая девица. Неужели все остальное тоже правда?

Маша почувствовала, как ослабли ноги. По инерции она прошла несколько шагов, думая, не развернуться ли, чтобы уйти, так ни в чем и не убедившись? У калитки стояла девушка, курила. Маша не стала останавливаться, решила пройти мимо, как обычная прохожая. Не выдержала, окинула девушку взглядом. Ни это ли та самая Зина?

Девушка смотрела на нее и этот взгляд не упустила.

— Привет, — она помахала рукой. — Ты сюда?

Маша подошла к ней, не зная, что сказать.

— Заходи, — уверенно предложила девушка, как-то странно рассматривая Машу.

В любой другой раз Маша удивилась бы подобной готовности пригласить ее, совершенно незнакомую девушку в дом, но сейчас она была сосредоточена на том, чтобы не расплакаться от обиды и ревности.

— Заходи, — повторила девушка, распахивая калитку. — Я просто покурить выходила. Ну, пошли?

Маша вздрогнула.

— Там у вас кто в гостях?

— Все, — пробормотала девушка.

— Это ты — Зина?

Она недоуменно посмотрела на Машу.

— Нет. Я не Зина.

— А где она?

— Может, там, — она мотнула головой в сторону дома. — Ладно, пошли. Там найдешь, кто тебе нужен. Я там не всех знаю.

Она даже взяла Машу за локоть, подталкивая к калитке.

— Постой. Там есть… Андрей?

Девица широко улыбнулась.

— Наверное.

Машу словно оглушили.

Уйти отсюда прочь! Не позориться! Она не хочет его видеть!

— Я не знаю, — поправилась девица. — Там много человек, я всех не знаю. Пошли, зайдешь и посмотришь сама, есть ли там твой Андрей.

Какое-то мгновение Маша колебалась. Потом нечто породило глупую надежду, что здесь ее Андрея нет. Нужно всего лишь убедиться, что это так.

И Маша пошла следом за девицей.

Из-за беседки, стоявшей во дворе, за ними следили Яна и Юля.

5.

Как только Нетак переступила порог дома, Яна вышла из-за беседки. Юля поспешила следом.

— Теперь главное — не выпускать ее, — пробормотала Яна подруге.

Юля нахмурилась, но кивнула. Яна скользнула по ее лицу взглядом.

— Не дрейфь, подружка. Все будет нормально. Тебе-то чего бояться?

Юля ничего на это не ответила. Яна сжала зубы, стараясь сдержаться. Хороша напарница: ничего еще не случилось, но уже дрожит за свою шкуру.

Они вошли в прихожую. Дверь в переднюю комнату была открыта. На пороге стояли Маша и девица, что ее привела. Музыка грохотала вовсю, и Яна приблизилась к Маше вплотную. Если бы не сигарный дым, Яна могла бы слышать запах ее духов.

К счастью, на вошедших никто не обратил внимания. Все танцевали, вопили, изгибались, будто эпилептики. Даже Валера не заметил, отплясывавший рядом с блондинкой, которую Яна знала еще раньше.

Маша колебалась, и Яна поняла, что та рассматривает танцующих, отыскивая взглядом Андрюшу. Яна догадалась, что девица, приведшая в дом Нетак, забыла о том, что ей шепнули из-за калитки в тот момент, когда Андрюшина дамочка появилась в поле зрения.

Рискуя выдать себя Маше, Яна ткнула девице в спину. Та обернулась, и Яна жестом указала на комнаты в глубине дома. Та поспешно кивнула и тронула Машу за плечо. Несмотря на шум, Яна услышала, как девица сказала Нетак:

— Там дальше еще кто-то есть. В той спальне. Парень и девушка. Или даже двое парней и две девушки, — девица хихикнула. — Пошли, посмотрим.

Маша безвольно пошла, обходя танцующих.

Яна посмотрела на Юлю, и подруга вошла в комнату, закрыв за собой дверь. Последнее, что увидела Яна: Валера, наконец, заметил новую гостью и стал продираться сквозь танцующих следом за ней.

Яна вышла на крыльцо, вытащила из кармашка джинсов сотовый. Она все еще колебалась, звонить ли Андрюше. Колебалась, хотя понимала, что так она обезопасит саму себя.

Она стала набирать номер, затем остановилась, нажала сброс. Суматошно перебрала в уме варианты. В который раз перебрала.

Если оставить все, как есть, Маше не избежать уготованного Яной. Но в этом случае Андрюша узнает о том, что сделали с его подругой, когда пройдет какое-то время. За это время сама Маша может позвонить в ментовку или же это сделают ее родители, когда увидят дочь, пришедшую домой. Это будет групповое изнасилование, и менты потянут на допрос всех, кто в этот день присутствовал в доме. И Яне тоже этого не избежать.

Вот когда могут запросто аукнуться и Света Емец, которую Андрюша непременно вспомнит, и эта безмозглая девица, которой все же удалось заманить Нетак в сарай под названием «дом Валеры». Это может привести к тому, что расколется Юля, и тогда Яна окажется организатором этого преступления. Чего она не могла допустить даже за сладкое ощущение мести Андрюше.

Яна зло встряхнула головой. Ее шикарные густые волосы словно обдало порывом холодного ветра. Так все удачно получилось: Нетак уже здесь. Несколько человек, не имевших друг к другу никакого отношения, под руководством Яны совершили виртуозное действо. Ловко направили девицу по имени Маша в нужном направлении. Все произошло так, как того хотела Яна, хотя по-настоящему она не верила, что такое возможно. Слишком сложно, слишком много было мелочей, готовых все испортить. И теперь Яна должна поставить все это под угрозу. Должна, если хочет уцелеть, направив мощный вал, готовый захлестнуть ее, по ложному следу.

Или она только все испортит? Испортит то, что так ловко провернула?

Нет, хотя риск, конечно, есть. Но не рисковать она не может.

Если пустить Андрюшу по горячему следу, под впечатлением того, что сделали с его сучкой, он наверняка совершит то, что позже никак не объяснит ни своей любовью, ни своим праведным гневом. В доме восемь парней, все — пьяные. На столе полно ножей. Район глухой. Соседи — старики да бабки, пока еще расчухаются. Весь набор для того, чтобы обезумевший Андрюша выпустил кому-нибудь кишки или же размозжил чью-нибудь не самую умную голову.

Или нечто похожее сделают с ним. С чем Яна готова была согласиться.

Так или иначе, ничем хорошим появление Андрюши здесь не закончится, в этом можно не сомневаться. И, когда он испортит чью-нибудь жизнь или здоровье, у него не останется времени и сил, чтобы втоптать в дерьмо Яну. Его самого начнут втаптывать, а Яна будет стоять неподалеку и любоваться, не опасаясь, что Андрюша дотянется до нее.

Яна прикроет себя чужими телами. Трагедия Маши померкнет перед общей трагедией. У самого опасного противника — Андрюши — окажутся связаны руки. Жаль, конечно, что будет испорчен День Рождения Кости, но это мелочь по сравнению с душевным покоем Яны. Рано или поздно, Валера и компания допрыгались бы и без ее интриг. Их судьбы Яна не назвала бы даже платой за то, что она сегодня получит. В конце концов, не она же надругается над Нетак. Это сделают они сами, амбициозные малолетки. Которые, Яна уверена, даже, как любовники, ничто.

Боясь, что сомнения вернутся вновь, Яна набрала номер. Быстро вытащила конфету, сунула в рот. Это немного исказит голос, хотя и без этого Яна надеялась, что Андрюша ее не узнает: по сотовому голос почему-то отличается.

Когда Яна услышала Андрюшу, она ухмыльнулась.

ГЛАВА 19

1.

— Кто это? — спросил Андрей, не осознавая, что в животе у него образовалась болезненная пустота.

— Ты меня не знаешь, — ответил девичий голос. — Да это и не обязательно.

— Что вы хотели?

— Я? Кое-что хотела. Попросить насчет Маши, твоей девочки-припевочки.

— Что?

Андрей запнулся, грузно опустился в кресло. Трубка заскрипела в его руках. Он еще не понимал, откуда взялся этот липкий страх, но, похоже, это знала его интуиция.

— Это ты гуляешь с Машей? Я не ошиблась?

Андрей кое-как выговорил:

— Я не понимаю… Кто мне звонит?

— В общем, она про тебя говорила и дала этот номер. Говорит, ты — ее хахаль. Так вот я и звоню тебе, кое-что сказать. Скажи ей, чтобы она не приставала к моему брату, у него девушка есть. Пусть с тобой и вошкается, а на других парней не вешается.

Андрей, не выпуская трубку, встал и выкрикнул:

— Слушай, кто ты такая? Объясни! При чем тут Маша?

Послышался смешок. Теперь Андрею казалось, что он знает этот голос, только не понятно откуда.

— Ты думал, она девочка примерная, да? Она — та еще шкура. Вот если бы пришел к нам сейчас, сам бы и убедился.

— Слушай, ты… — Андрей сжал зубы, пытаясь остановить поток ругани, готовой вырваться на волю. — Слушай…

Только не сорваться! Что-то случилось. Что-то случилось с Машей. Или вот-вот случится.

Снова смешок. Словно конфета с горькой издевательской начинкой.

— И не надо мне претензии предъявлять. Я ни в чем не виновата. Я сюда твою Машу не звала, она сама пришла. Сама водку пьет, хотя никто ей не предлагал.

— Откуда… ты звонишь? — прошептал Андрей.

Звонившая как будто не услышала вопрос.

— Сама призналась, что втюрилась в моего брата. Сама сказала, что пыталась забыть его с каким-то мужиком-учителем, но не смогла.

Пауза. Потом девица спросила:

— Ты мне не веришь?

— Откуда ты звонишь? — повторил Андрей.

— Из дома. Откуда еще?

— Где это?

Опять смешок. На этот раз в нем настороженность и недоверие.

— Так ты ее заберешь? Обещаешь?

Андрей не мог говорить. Слова не давались, как громадные камни, не желавшие хотя бы сдвинуться.

— Чего молчишь? Не веришь, что она ходит налево? Приди сам, убедись, что тебе правду говорят.

Андрей вспомнил вчерашнее. Была ли Маша девственницей? Каких-то определенных симптомов, кроме ее неопытности и робости, не было. Господи, о чем он только думает? Разве он плохо узнал Машу? Откуда же про нее знают посторонние? Что вообще происходит?

— Говори адрес, — тихо сказал Андрей.

— Только без шума. Придешь и тихо ее заберешь. Она тут никому не нужна. Сами разбирайтесь. Почему ей одного мужика мало.

— Говори адрес.

Девица сказала. Прежде чем отключиться, она добавила:

— Забирай ее быстрее.

2.

Андрей выронил трубку. Не положил, а выронил.

Дрожали руки, ноги. Слабость разлилась по всему телу. Все это правда?

Бред! Конечно, бред! Кто-то слишком грубо шутит. Увидел Андрея с Машей и решил пошутить.

Почему же тогда Маши нет дома? Почему она звонила ему целых четыре раза? Что случилось?

Андрею захотелось расплакаться. Он не верил, что Маша ушла, чтобы добиться расположения одного из своих бывших кавалеров, только ни это! Но крепло чувство, что она куда-то пошла по иной причине. По какой же? Что ее заставило куда-то уйти?

Андрей заметался по комнате. Ему стало холодно. Что-то внутри завопило от тревоги. Тревога была правдоподобной, реальной. Казалось, ее можно пощупать, как некий предмет, находившийся на расстоянии вытянутой руки. И в то же время Андрей никак не мог обнаружить этот предмет. Поворачивался из стороны в сторону, но без результата.

Не зная, что делать, она набрал номер Руслана. Друг снял трубку после первого же гудка.

— Слава Богу, ты дома, — выпалил Андрей.

— Где мне еще быть? — удивился Руслан.

Тебя могли выкатить на улицу, подумал Андрей, по закону подлости так и должно было случиться. Вслух он этого не сказал: не было времени.

— Руслик, я не знаю, что делать. Тут такое происходит…

— Выкладывай, — потребовал друг.

Андрей рассказал.

— И ее нет дома, — закончил он. — Хотя говорила, что никуда не пойдет.

— Зачем же ей идти по этому адресу, если ты говоришь, что у нее там знакомых нет?

— Не знаю, — в отчаянии выпалил Андрей. — Не знаю, Руслик, хотя чувствую, что с ней что-то случится, если я… если я так и буду сидеть и ждать, пока она сама позвонит.

— Ты уверен… Андрюха, ты в ней точно… уверен? — осторожно спросил Руслан.

— Не болтай ерунды! Она искренний человек, там никакой фальши быть не может.

— Хорошо, хорошо. Я тоже так думаю. Почему же она куда-то пошла и тебе ничего не сказала?

— Она ведь мне звонила! Только я как раз вышел и болтал с одной бестолковой ученицей!

— Тогда я ничего не понимаю, — признался Руслан.

Андрей вспомнил лицо Светы. Конечно, его специально выманили! В это время Маша как раз и звонила ему. Срочно искала его.

— Руслик, я побежал по тому адресу! Прямо сейчас, иначе свихнусь думать, где она.

— С чего ты взял, что тебе правильный адрес сказали?

— Так что мне делать? Откуда звонок был, я не знаю.

— Постой, Андрюха.

— Что?

— Ты не подумал, что твоя Маша вовсе не там, а тебя туда нарочно заманивают? Та ненормальная брюнетка, например?

— Подумал. Но мне сейчас лишь бы с Машей ничего не случилось, остальное неважно.

— Не скажи, не скажи.

— Я все равно пойду. Что мне еще делать?

— Ладно, ладно. Только подожди. Может, того Сергея из ментовки позвать? С ним и пойдешь? На всякий случай?

— Будет поздно, Руслик. Даже если ты его и застанешь дома.

— Хорошо, но я ему все равно позвоню, скажу адрес.

— Звони. Только пусть мчится туда на всех парах.

Андрей бросил трубку, выбежал из комнаты. Даже ключ не взял, просто захлопнул дверь. Мать все равно скоро придет, но даже будь она в ночную смену, это не имело значения. Только бы с Машей ничего не случилось.

Если тревога ложная, и все обойдется, он готов хоть всю ночь спать в подъезде, сидя на ступеньках.

3.

Она шла по этой прокуренной комнате, как под гипнозом. Ей было дурно. Ни от шума и дыма, ни от запаха пота и общей нездоровой обстановки, это не имело значения. Причина была в ином.

Она ждала, что вот-вот увидит своего Андрея.

То, во что она по-настоящему не верила до последнего мгновения, сейчас произойдет. Это уже решено, предначертано, раз уж Маша сама пришла сюда. То, чего не могло случиться даже в нелепом кошмаре, произойдет в реальности. От этого ее отделяют считанные секунды. Жалкие секунды подлой надежды.

Говорила же ей одна знакомая, с которой они участвовали в городской олимпиаде по языку и литературе, что верить мужчинам нельзя. Нельзя — и все тут. Другая знакомая говорила, что они — все, как один, кобели. Это физиология. В них заложен разброс семени, и они сами против этого бессильны. Им бы побольше мест найти, где они оставят собственное семя. Вот тогда их миссия на этом свете прошла удачно.

И другие девушки это говорили. Не пошлые и циничные, а очень даже милые, скромные. И не глупые, даже самой Маше фору дадут.

Только Маша им не верила. Скептически улыбалась, уходя от ненужных дискуссий. Не считая того, что она не являлась спецом по части мужской физиологии, Маша имела собственное мнение, которое вовсе не хотела кому-то навязывать. Она считала, что многие женщины ничуть не уступают мужчинам, только не по части «разброса», а по части «приема» того самого семени. В общем, от самого пола ничего не зависело. Маша верила, что среди мужчин достаточно тех, кто порядочен и готов хоть всю жизнь иметь дело лишь с одной женщиной. Только бы встретить ту самую женщину.

Она верила в это!

Какая же она была дура!

Это подтвердил случай с Андреем. Она слепо раскрыла ему душу, привязалась к нему, если не сказать о большем, вылепила из него идеал, боясь признаться самой себе, что и она, наверное, является для него чем-то подобным. И вот теперь ее ждала расплата за собственную доверчивость и глупость.

Расплата в виде тягучей, горячей боли. Обжигающей боли. И ужасно продолжительной. Зная себя, Маша не сомневалась, что еще много дней она будет терпеть эту боль, не в силах ни заглушить, ни отвлечься, ни принять ее, как должное. Будет терпеть и мучиться.

Не вовремя появилась предательская слабость в ногах. Маша едва не оступилась. На глазах появилась пленка, как бывает, когда вот-вот хлынут слезы. Она силилась не заплакать и потому попыталась рассмотреть танцующих. От этого стало еще больнее. Неужели Андрей, ее нежный, внимательный Андрей приходит сюда «на часок», чтобы удовлетворить свою мужскую потребность? Неужели эта его подружка такая же, как эти танцующие девушки с размалеванными, диковатыми лицами? Неужели?

Маша остановилась возле двери, оглянулась, по-прежнему оглушенная, растерянная, раздавленная. Что она здесь делает? Хочет увидеть Андрея с другой девушкой в постели?

— Заходи, — перекрикивая музыку, предложила девушка, что провела ее сюда. — Чего стоишь?

Маша покачала головой. Еще немного — и она расплачется. Быть может, даже зайдется в истерике.

К ним приблизился улыбающийся высокий парень с бритой головой.

Он что-то сказал, наверное, поздоровался, но Маша не расслышала. Тоже показал рукой в комнату. Маша хотела отказаться, но поняла, что ее голос не услышат. Она снова покачала головой, но этот жест получился вялым, неопределенным.

Парень мягко, но неумолимо направил Машу к двери, открыл ее, и девушка подчинилась. В конце концов, у нее не осталось сил на какие-то действия. Парень что-то прокричал девице, вставшей на пороге, после чего закрыл у нее перед носом дверь. Кажется, он просил кого-то позвать, отстраненно подумала Маша.

Благодаря закрытой двери грохот музыки заметно ослаб. Можно стало говорить, а не кричать.

— Привет, привет, — ухмыляясь, пробормотал парень, рассматривая Машину фигуру.

Она заметила, что в комнате никого нет. Какой-то замызганный шкаф у стены, окно зашторено, и большую часть комнаты занимает кровать. Не двуспальная, но широкая. Где же Андрей? Или ее не хотят к нему провести? Может, его уже предупредили, и он попросил отвести Машу в пустую комнату? Он в соседней спальне? И пока она здесь, он уйдет?

Ну, и пусть! Ей уже все равно!

— Хочешь выпить? — парень по-прежнему улыбался. — Водки?

Маша покачала головой.

— Ладно тебе, — он подошел ближе. — Шахнешь пару стопочек — сразу расслабишься.

Маша посмотрела на него более осмысленно. Что-то было не так.

— А где Андрей? В другой комнате?

На секунду лицо у парня приняло озадаченное выражение. После чего расплылось в улыбке.

— Андрюха? Он же пляшет там, — парень показал туда, где гремела музыка. — Ладно. На хрен он тебе нужен?

Маша подумала, что ее обманывают, ведь Андрея среди танцующих не было, она бы рассмотрела. В следующее мгновение осознала, что парень имеет в виду не того человека. Наверное, в компании был еще один Андрей.

Маша хотела объяснить, про кого она спрашивает, но парень шагнул к ней вплотную, и его рука обхватила Машино бедро. Маша отпрянула, и в этот момент дверь в спальню открылась, пропустив еще одного парня. Чем-то похожего на первого: тот же рост, фигура, одинаковое выражение лица. Только голова не побрита, наоборот удлиненная прическа.

— О-о! — протянул вошедший. — Чем это вы тут занимаетесь?

Его приятель виновато улыбнулся и выпалил:

— Костя, принеси бутылку и пару стопорей. Ну, давай. Девчонке надо выпить.

— Один момент, — Костя тут же удалился.

Маша сделала шаг к двери.

— Значит, Андрей здесь один? Другого нет?

Парень загородил ей дорогу.

— Забудь про Андрея. Моего друга зовут Костя, у него сегодня именины. Меня зовут Валера, — он вопросительно посмотрел на нее, ожидая, когда представится она.

Маша попыталась его обойти, но тщетно: он не давал ей прохода. Ее сознания достигли смутные догадки относительно происходящего.

— Можно пройти? — спросила она.

— Нет, — Валера ухмыльнулся.

— В чем дело? Почему?

— Потому, крошка.

В комнату протиснулся Костя. В руках он держал початую бутылку водки и три рюмки.

— Вот, все готово, — самодовольно заявил он. — Как хоть девушку зовут? Меня — Костя.

— Не представляется, — пожаловался Валера и обратился к Маше. — Ты скажешь, как тебя зовут?

— Маша. Пожалуйста, дай мне пройти.

Валера захохотал. От него разило водкой.

— Куда ты спешишь? — подал голос Костя, пододвинув к кровати стул и поставив на него принесенную бутылку и рюмки. — Давай, выпьем.

— Я не хочу, — тихо сказала Маша. — Дайте мне, пожалуйста, выйти отсюда. Почему вы меня не выпускаете?

— Потому что ты — мой подарок, — Костя захихикал. — Ты знаешь, что у меня сегодня День Рождения?

— Я ей сказал, — вставил Валера.

Костя удовлетворенно кивнул, разливая по рюмкам водку.

— Знаешь, сколько мне сегодня исполнилось, Машенька?

— Дайте мне пройти, — потребовала Маша.

— Двадцать, — не обращая внимания на ее просьбу, сообщил Костя. — Ты понимаешь, подруга, мне сегодня двадцать! Круглая дата. И потому, если ты меня уважаешь, выпей за мое здоровье.

Валера подтолкнул Машу к кровати. Маша едва удержала равновесие.

— Садись, бери стопку.

До этого момента она еще верила, что произошло какое-то недоразумение, и парни о ней что-то не то подумали. Маша надеялась, что она просто выйдет из комнаты, и на этом все закончится.

Теперь она убедилась, что ошибалась.

— Послушайте, ребята. Я пришла сюда за Андреем. Моим… молодым человеком. Какая-то девушка позвонила и сказала, что он здесь, у вас. И я…

— Да садись ты, — перебил ее Костя. — Выпей, тогда побазарим про твоего Андрея.

— Да, Машка, — поддержал его Валера. — Садись, садись.

Маша осталась стоять.

— Если Андрея здесь нет, мне надо идти.

— Сначала выпей, — предложил Валера.

— Да-да, — Костя хихикнул. — Нехорошо уходить, не выпив с именинником. Неуважительно.

Они взяли каждый по рюмке, и Валера потребовал:

— Машенька, бери свою.

— Я не пью водку, — пробормотала она.

— Нет? — Валера деланно удивился. — А что же тогда? Коньяк? Извини, такого добра не держим.

— Было, — вставил Костя. — Да телки все выжрали.

Они оба загоготали.

Теперь Маша осознала, что ее Андрея в этом доме нет. Нет, и не было. Кто-то грубо, но при этом очень удачно пошутил. И она, как дурочка безмозглая, явилась сюда. И неизвестно, что о ней думают эти парни, раз ведут себя таким образом.

Понимание тонкой холодной сталью пронзило у Маши что-то внутри. Стало невыносимо больно. Она оболгала Андрея в собственной душе! Сейчас это казалось едва ли не кощунственным, думать о нем то, что она думала. Ее Андрей никуда не бегал, никакой любовницы у него вообще нет! Это ведь ясно, настолько ясно, что ее недавние мысли иначе, как затмением, не назовешь. Ее нагло обманули, и она повелась на эту ложь.

И вот теперь она расплачивалась за собственную глупость!

То, что Андрей ни в чем перед ней не виноват, после долгих мучительных минут несчастья, первого крупного несчастья в ее жизни, породило прострацию, заторможенность. Чуть позже придет облегчение, сладкое, радостное избавление от боли, но оно запаздывало, слишком резкой оказалась перемена. Транс, это переходное состояние, сделал Машу настолько управляемой, что позволил Валере вложить в ее руку рюмку.

— Вот, замечательно, Машка, — пробормотал Костя.

— За тебя, — сказал Валера.

И они выпили.

Маша не шелохнулась, глядя куда-то в пол и по-прежнему держа рюмку. Валера поставил свою, поморщившись и махая перед лицом, увидел, что девушка не выпила, и коснулся ее руки.

— Давай, давай. Чего ждешь?

Маша отставила рюмку и встала. Транс проходил. Появилась радость, что Маша ошиблась насчет Андрея, но сильнее ее оказался страх. Страх перед этими молодыми людьми, выпившими и развязными.

— Мне надо идти, — заявила девушка, стараясь, чтобы голос звучал уверенно. — Пропустите меня.

— Ты не выпила за мой День Рождения, — зло пробормотал Костя.

— Извини, я ошиблась, что сюда пришла. Я искала своего Андрея. Мне сказали, что…

— Давай, пей, — рявкнул Валера. — Хорош болтать.

Маша попыталась обойти его, но Валера оттолкнул ее. Глаза у девушки округлились.

— Что ты себе позволяешь? Пропусти меня сейчас же!

Она снова шагнула вперед, и Валера неожиданно влепил ей пощечину.

4.

Яна отключила мобильник, глядя на него так, словно Андрюша еще мог перезвонить и задать какие-нибудь вопросы. Она знала, что номер у Андрюши не определился, но наваждение оказалось сильнее.

На какой-то момент ей стало холодно при мысли, что в доме, где она проводит вечер, вот-вот совершится тяжкое преступление, и что она будет к этому причастна. Удастся ли ей избежать тех последствий, что ждут Валеру и Костю? Яна верила, что все получится. Главное, чтобы Андрюша пришел сюда. Пришел, увидел, что сделали с его подругой, и устроил такое, после чего ему самому придеться сесть на скамью подсудимых.

Она повернулась, чтобы войти в дом. Теперь нужно беспокоиться лишь о том, сделают ли то, что нужно, Костя и Валера, прежде чем сюда явится Андрюша. Успеют ли они раздвинуть этой сучке ноги? Яне показалось, что она поспешила, позвонив Андрюше. Не слишком ли мало времени она дала своим приятелям? Конечно, сложно рассчитать наиболее удачный момент, все слишком зависит от обстоятельств. Например, держать Нетак слишком долго в этом доме тоже сложно и опасно.

После свежего воздуха в прокуренной комнате показалось особенно неприятно. Яна поморщилась, отыскала взглядом Юлю. Подруга стояла возле стола с бокалом в руке и поглядывала то на танцующих, то на дверь спальни, где находилась Нетак. Кажется, она здорово нервничала.

Девица, что провела Нетак в дом, наоборот плясала, зажигая так, словно ничего особенного не произошло. Похоже, в ее глазах ничего особенного действительно не происходило.

Яна приблизилась к Юле, прокричала ей на ухо:

— Ну, что там?

Юля пожала плечами и прокричала в ответ:

— Не знаю. Костя только что занес туда бутылку.

Яна чертыхнулась. Эти идиоты сначала хотят надраться, как следует, вместо того, чтобы сразу к делу приступить. Она снова прокричала Юле:

— Иди на крыльцо и смотри, чтобы Андрюша не вошел, пока я не скажу. Иди.

Яна подошла к двери спальни. Приникла головой, попыталась прислушаться.

Бесполезно. Музыка грохочет так, что ничего по ту сторону двери не услышишь. Можно, конечно, сделать тише, но Яна опасалась, что тогда будут слышны крики Нетак, и танцующие переполошатся, захотят узнать, в чем дело.

Очередная композиция закончилась, грохот на секунду стих, и Яне показалось, что она что-то расслышала. Кажется, кто-то из парней говорил, но Нетак молчала. Когда грянула новая композиция, Яне почудился в спальне смех. Похоже, они там вовсе не торопятся. Или она ошибается?

Яна решила, что после окончания очередной композиции заглянет в комнату. Она стояла под дверью, ожидая, но ее терпение взбунтовалось: музыка не заканчивалась. Казалось, композиция продлится еще полчаса. И на нее уже посматривали танцевавшие девицы и парни. Наверняка большинство видели Машу, видели, куда она зашла. Это уж точно ни к чему. Еще подумают не то. Решат, что Яна ревнует к Валере или к Косте.

Поколебавшись еще немного, Яна приоткрыла дверь.

В следующее мгновение до нее донесся звук пощечины. Затем недовольный голос Валеры:

— Чего ломаешься? В падлу с нами выпить?

Яна улыбнулась. Кое-что уже есть. Девочке влепили по мордашке.

— Да выпей ты с нами, — примирительно загундосил Костя.

Яна нахмурилась. Все-таки дело продвигается медленно. Сначала они хотят ее напоить. Дурачье!

Яна понимала, что не может войти в комнату, но и стоять так, приоткрыв дверь, тоже не может. Тем самым она мешала Валере и Косте. С другой стороны, если не вмешаться, парни не успеют сделать то, что должны. Она не могла этого допустить! Особенно после того, как все близко к завершению.

Яна выкрикнула:

— Валера, подойди сюда.

Парень повернулся к ней, удивленно посмотрел, но повиновался.

На пороге комнаты Яна приложилась к его уху и горячо зашептала:

— Чего вы с ней возитесь? Она же ломается, эта сучка. Ты еще водку на нее переводишь. Трахните ее побыстрее. Чего время терять? Так весь День Рождения на нее и переведете. Она же блядь конченая, слишком много чести. Ты все понял, Валерка?

Парень кивнул, деловито улыбнувшись. Повернулся к другу и оцепеневшей девушке.

Яна тут же прикрыла за собой дверь. Вроде бы ей удалось завести этого кобеля. Чтобы танцующие перестали глазеть в сторону комнаты, чтобы их сомнения развеялись, Яна решила к ним присоединиться. Она начала двигаться и, приблизившись к своей юной соучастнице, прокричала ей на ухо:

— Сделай музон еще громче.

ГЛАВА 20

1.

Маша замерла.

Она не поверила, что ее ударили. Она к этому не привыкла. Она еще могла допустить, что пьяные парни не дают ей выйти из комнаты, куда она по ошибке забрела, требуют выпить с ними, но чтобы ударить?

Приоткрылась дверь спальни, и какая-то девушка позвала Валеру. Он подошел туда, они с ней о чем-то пошушукались. И Валера вернулся, уже как-то иначе глядя на Машу. Налил себе рюмку и залпом выпил.

— Ты не хочешь? — спросил он и, не дождавшись ответа, пробормотал. — Ну, и не надо, черт с тобой.

Костя ухмылялся, поглядывая на Машу.

Ей стало страшно. Она уже не думала, что Валера посмел ее ударить, теперь она беспокоилась лишь о том, как отсюда выйти.

— Выпустите меня! — потребовала она. — Слышите?

— Нет, не слышим, — пробормотал Валера.

Он шагнул к ней, притянул к себе, положив свои руки ей на ягодицы. Маша дернулась, толкнув его в грудь.

— Не трогай меня!

Костя осклабился:

— Валер, может, вас оставить наедине?

Не глядя на приятеля, Валера пробормотал:

— Наоборот помоги мне. Она ведь твой подарок.

В глазах Кости появилось недоумение. Маша заметила это. Похоже, до этой минуты он вовсе не собирался что-то делать с девушкой вдвоем с другом. По отдельности — конечно, но не вдвоем.

Валера снова шагнул к Маше, та попыталась отмахнуться, и он схватил ее за руки.

— Чего ломаешься, дурочка? — пробормотал он.

Маша одну руку вырвала, хотела ударить Валеру по лицу, но он ее удар отбил. Толкнул девушку на кровать.

— Руками не размахивай, сука! Не то повыдергиваю!

— Не трогайте меня, иначе я закричу так, что все соседи сбегутся.

— Что ты из себя строишь, овечка? — он оглянулся на друга. — Ты-то чего стоишь? Видишь, девочка ломается. Помоги ей расслабиться.

И он снова полез к Маше, навалился на нее, прижал ее руки к кровати.

Маша испытала новый приступ страха, на этот раз более сильный. Из-за него ее будто парализовало, сперло дыхание, и девушка не могла сопротивляться. Понимание, что это не сон, а реальность, ничем не помогло.

Валера, удовлетворенный, что она не кричит, как угрожала, прошептал:

— Ну, чего ты боишься? Расслабься — и получишь удовольствие, — ему показалось, что она и в самом деле перестала сопротивляться. — Вот так, ты просто прелесть, Машка.

Он приник к ней губами, чмокнул в щеку. Это прикосновение стало для Маши разрядом электрического тока. Она напряглась всем телом и столкнула с себя Валеру. Маша села на кровати, подтянула ноги, переместилась к другому краю и опустила ноги на пол.

— Не трогай меня! — она по-прежнему не решалась кричать, почему-то испытывая стыд из-за происходящего. — Не прикасайся!

— Ах ты, стерва, — прошептал Валера. — Сама пришла, тварь, и не дает.

Костя оставался сторонним наблюдателем. Он хотел присоединиться к приятелю, но что-то его останавливало. Наверное, поведение этой девицы. Не похожа она была на обычную «давалку», готовую расслабить парня после нескольких рюмок водки.

Валера запрыгнул на кровать в обуви. Маша хотела рвануться к двери, но он схватил ее за волосы. Маша вскрикнула и остановилась. Валера потянул ее на себя, рассчитывая снова повалить на кровать, и Маша подалась назад. После чего изловчилась и ладошкой хлестнула Валеру по лицу. Удар пришелся в ухо, и парень выпустил волосы девушки.

Он прижал к уху ладонь, удивленно глядя на Машу.

— Вот, сучка, — процедил он. — Я же говорил: не размахивай руками.

Маша забралась на кровать, у изголовья прижалась к стене.

— Отпустите меня, — прошептала она.

Страх мешал произносить слова внятно.

Валера шагнул к ней, одну ногу поставил на кровать. Маша пронзительно закричала. Теперь она ничего не стыдилась. С ней собираются сделать что-то кошмарное. Чтобы избежать этого, лучше использовать все, что можно.

Валера отступил, деланно усмехнулся.

— Ну, что? Думаешь, кто-нибудь тебя слышит?

В соседней комнате по-прежнему грохотала музыка. С таким шумовым фоном крики вряд ли чем-то помогут.

Валера оглянулся на приятеля.

— Чего стоишь? Это тебе надо или мне? У кого День Рождения?

Костя что-то невнятно промычал, неопределенно покачал головой. Валера чертыхнулся, шагнул к нему.

— Ладно, не хочешь ее трахнуть, так помоги мне. Видишь, эта сучка царапается? Давай. Друг ты мне или нет? — повернувшись к Маше, Валера добавил. — Она всем всегда дает, а нам не захотела.

Это подействовало. Костя шагнул следом за приятелем. Алкоголь делал свое дело, и парню было уже все равно.

Валера запрыгнул на кровать, Маша вскрикнула, но увернуться от его рук не смогла. Он повалил ее на кровати, упал сверху. Девушка закричала, но теперь ее крики парней уже не пугали. Наоборот раззадорили. Маша высвободила одну руку, попыталась ударить Валеру или схватить за волосы, но волос у того не было. Пальцы Маши скользнули по бритому черепу.

Опасаясь, что девушка поцарапает ему лицо, Валера решил перевернуть ее на живот. Подключился Костя, и вдвоем им это удалось. Крик Маши захлебнулся, когда Валера вдавил ее голову в постель. Костя захихикал, втягиваясь в происходящее, но его внезапно проняла икота, и смех оборвался.

Валера попытался стянуть с девушки джинсы, но для этого надо было расстегнуть ремень. Блузку ей задрали, но это ничего не давало. Пришлось повернуть Машу на бок, чтобы дотянуться до ремня.

Валера уже радовался быстрой победе, когда девушка изогнулась и укусила его за кисть левой руки.

Он взвыл, дернувшись так, что столкнул Костю на пол. Сам отпрянул, размахивая рукой и сдерживая вопли. Казалось, он опустил руку в кипящую воду. На месте укуса, где остались отпечатки зубов, выступила кровь.

2.

Андрей бежал весь путь до этого места. Он прошел лишь до угла своего дома, после чего побежал. Чувствовал, что каждая секунда имеет громадное значение.

Сумерки размыли деревья, заборы и землю. Наступил тихий теплый вечер середины мая. Но даже запах цветущих яблонь и вишен не мог разогнать обжигающую тревогу. Казалось, это и был запах тревоги, кем-то разбавленный изящным парфюмом, чтобы ввести в заблуждение.

Несколько раз Андрей едва не оступился. Но даже мысль, что он вывихнет ногу и станет беспомощным, его не остановила.

Перед глазами у него стояло лицо Маши. Оно перемежалось с ухмыляющейся мордашкой Ковалевской. Брюнетка смотрела на Андрея цинично, с ненавистью и одновременно с презрением. Да, все это происходит из-за нее, Андрей уже не сомневался в этом. Именно Ковалевская подослала Свету, она же попросила кого-то позвонить и ему, Андрею.

Как же эта самовлюбленная гадость добилась того, что Маша куда-то ушла?

Андрей надеялся, что с Машей все в порядке. И, если он влипнет в неприятную историю, неважно, с какими-то малолетними глупышками или многочисленными кавалерами Ковалевской, он посчитает это мелочью. Только бы с Машей ничего не случилось. Только бы она была в безопасности. И в то же время интуиция все настойчивее нашептывала Андрею, что это не так.

Не так, ведь он имел дело с Ковалевской. Не обычной девушкой, а некой субстанцией, демоническим существом, которому суждено в своей жизни оставить множество черных следов. Пока это существо не достаточно крупное, чтобы целиком заглатывать чьи-то жизни, еще не пришло время, ведь даже демоны проходят через младенчество и юность. Но это не означало, что Ковалевская бессильна причинить смертельный урон. Не имея возможности сожрать Андрея за один раз, Ковалевская жаждала уничтожить его по частям, с помощью множественных укусов. Нужно было лишь с маниакальной периодичностью откусывать и откусывать. Откусывать и откусывать. Отщипывать. Несмотря ни на что отщипывать и отщипывать. Добираться до жизненно важных органов.

И, кажется, на этот раз Ковалевская отщипнула слишком серьезный кусок. Кажется, сейчас наступил момент, когда Андрей либо получит смертельную рану, либо сбросит это существо со своего истерзанного тела.

Он задыхался, когда почувствовал близость нужного дома, задыхался, но увеличил скорость. Вот и этот дом. Там грохочет музыка. Да, здесь. На всякий случай у калитки он приостановился, рассмотрел номер дома на фасаде. Да, ему сюда. Андрей распахнул калитку, ворвался во двор.

На мгновение ему показалось, что музыка стала громче, словно кто-то распахнул двери в доме, после чего снова закрыл. Андрей подбежал к входной двери. Сильно постучал. Дверь вздрогнула.

Никто не открыл, музыка по-прежнему грохотала так, что скрипели стекла в окнах.

Его никто не слышит.

В отчаянии Андрей заколотил в дверь еще сильнее. Пришла обжигающая холодом мысль, что ему нарочно не открывают.

Андрей сбежал с крыльца, подскочил к окну в палисаднике. Рискуя разбить стекло, трижды ударил по раме кулаком. Теперь его должны услышать. Он решил вернуться к входной двери, взломать ее и, если ему по-прежнему не откроют, он разобьет окно.

О последствиях он в этот момент уже не думал.

3.

Когда он стал снова приближаться к ней, Маша хотела закричать, но у нее получился лишь слабый всхлип.

Ее остановил страх. Глаза у Валеры стали бешеными. Он слизал со своей руки выступившую кровь и выпачкал губы, превратившись в вампира, только что вкусившего крови беспомощной жертвы.

— Знаешь, сука, — тяжело пробормотал он. — Сейчас я твою мордашку портить не буду. Сначала я тебя отдеру, и только потом я ее испорчу.

Костя неловко поднимался с пола. Он уже был слишком пьян. То ли выпил больше своего приятеля, то ли просто быстрее пьянел. Усилившаяся икота заставляла его вздрагивать всем телом.

Валера потянул его за плечо.

— Помоги-ка протянуть эту шалаву, — потребовал он.

Он поддержал Костю, когда они взобрались на кровать.

— Ребята, — прошептала Маша. — Не трогайте меня. Пожалуйста, не трогайте. Мы ведь даже не знаем друг друга.

Из-за страха она с трудом выговаривала слова. Понимала, что бесполезно упрашивать этих парней, но ничего не могла с собой поделать. Зачем только она сюда пришла? Где же Андрей? Ее Андрей? Как получилось, что она здесь оказалась? В совершенно незнакомом месте, с незнакомыми людьми?

Валера схватил ее за волосы, заставил опуститься на колени. Повалил на живот, не отпуская волосы, пользуясь ими, как рычагом. Прижал коленом одну руку, не обращая внимания, что девушка взвыла от боли. Другую ее руку прижал своей свободной рукой.

— Чего телишься? — рявкнул он на приятеля. — Стягивай с нее штаны. Ну, пошевеливайся, баран.

Костя навалился на Машины ноги, просунул руки под живот, нащупал пряжку ремня. Начал возиться, неловко перебирая пальцами.

От страха Маша почти перестала сопротивляться. Ну, вот и все. Надежды вырваться нет. Эти подонки, так или иначе, своего добьются.

— Давай живее, — вскрикнул Валера. — Сколько можно?

Костя попытался сдернуть штаны, но тщетно. Он снова нащупал пряжку ремня, и на этот раз ему удалось ее расстегнуть. Захихикав, он начал стягивать с девушки штаны. Это получалось медленно, джинсы были очень узкими, но постепенно они сползали с бедер.

Маша закричала.

4.

По глазам Юли Яна поняла, что появился Андрюша. Кроме того, Юля должна была находиться у входной двери до тех пор, пока Яна сама к ней не подойдет. Значит, ошибки быть не может: любовничек Маши прибежал.

Сквозь танцующих Яна рванулась к подруге.

— Ты закрыла дверь? — прокричала она ей в ухо.

— Он пришел, — пролепетала Юля.

— Я знаю, твою мать! Я спрашиваю: ты дверь закрыла?

— Да, да, закрыла, закрыла.

Яне показалось, что в дверь постучали. Возможно, это сыграло воображение, но, скорее всего, Андрюша уже стучал во входную дверь.

Яна заколебалась, не зная, что ей делать. Как там Валера со своим дружком? Успели раздвинуть Маше ноги? Яне необходимо уйти из этой комнаты, нырнуть в боковую спаленку, крохотную комнату. Хозяйка сваливала там в одну кучу разные вещи, и никто из гостей туда не заходил, даже мальчик с девочкой не уединялся, для этого там тесно и неудобно. Яне нужно уходить со сцены, чтобы Андрюша, когда он ворвется в дом, ее не заметил.

Но она беспокоилась, что именинник со своим дружком еще ничего не сделали.

Яна стала обходить подростков, двигаясь к спальне, где находилась Маша. Она хотела лично убедиться, что все в порядке, прежде чем позволить Андрюше войти в дом. И в то же время она колебалась, не помешает ли она приятелям в самый пикантный момент, не отвлечет ли?

Когда до двери оставался один шаг, сквозь музыку послышался какой-то грохот. Задребезжало одно из окон, и Яне показалось, что его разбили.

Некоторые из подростков перестали дергаться под музыку, завертели головами. Один из парней что-то прокричал другому, и тот шагнул к музыкальному центру, ослабил звук.

Теперь грохот раздался от входной двери. Казалось, кто-то рубит дверь топором.

Сквозь уже негромкую музыку послышались отрывистые реплики:

— Кто-то пришел.

— В дверь стучат!

— Вы что, закрыли?

— Откройте дверь!

Яна хотела закричать, чтобы никто не приближался к прихожей, но не рискнула. Позже это сыграет против нее. Все укажут на то, что она не позволила открыть дверь, и, значит, знала, кто пришел и зачем. Нет, ей пора уйти в тень.

Один из парней пошел к прихожей. Стук в дверь как будто усилился, раздался чей-то требовательный голос.

Яна отыскала взглядом Юлю, указала кивком головы на дверь, требуя, чтобы Юля не позволила ее открыть. Подруга уже отошла в сторону и тупо смотрела на Яну, то ли не желая подчиняться, то ли не понимая, что от нее требуется.

— Сука, — процедила под нос Яна.

Кажется, Юля уже не помощник. Дверь вот-вот откроют. И появится взбешенный Андрюша. Оставалось надеяться, что он опоздал.

Чертыхнувшись, чувствуя, что времени не хватило, Яна отступила в боковую спальню.

5.

Андрей уже решил вернуться к окну и разбить стекло, когда входная дверь неожиданно распахнулась.

На пороге возник худощавый незнакомый подросток.

— Маша здесь? — выкрикнул Андрей и, не дожидаясь ответа, оттолкнул его, врываясь в прихожую.

— Э, мужик, ты чего? — вякнул подросток.

Андрей его игнорировал. Одним шагом он преодолел прихожую, застыв на пороге передней комнаты, прокуренной, провонявшейся потом и духами. Музыка звучала, но уже негромко.

Андрей рассмотрел находившихся в комнате. Маши не было. Девушек достаточно, но его любимой не было.

На мгновение, всего лишь на мгновение Андрею показалось, что чья-то злая шутка получилась, и он прибежал сюда напрасно. Эта мысль принесла не стыд, а облегчение за Машу. Но развития эта мысль не получила. Андрей увидел Юлю.

Вот кто имел прямое отношение к Ковалевской!

Юля пыталась спрятаться за чью-то спину, отводила глаза, но Андрей ее все равно узнал. Он уже хотел потребовать от нее ответа, когда где-то в доме раздался девичий крик.

Андрей узнал голос Маши. Полный страха, возможно, и боли. Андрей не мог ошибиться.

Не медля ни мгновения, игнорируя столпившихся подростков, Андрей рванул к дверям в глубине комнаты. Где-то там находилась Маша. Несколько девиц шарахнулись. Послышались недовольные выкрики парней:

— Мужик, ты охренел?

— Кто ты такой?

— Куда прешь?

Один из них вытянул руку, пытаясь остановить Андрея, но тот отбросил ее, и прыгнул к двери. Распахнул ближнюю дверь.

На кровати лежала Маша. За руки ее держал один парень, другой только что стянул с нее джинсы.

Первой мыслью Андрея было, что он все-таки успел. Успел, и теперь с Машей ничего не случится. Этим сволочам не хватило какой-то минуты. Эта мысль была настолько сильна, что даже заглушила его праведный гнев.

Андрей подскочил к кровати. Похоже, парни его даже не заметили.

— Уберите от нее руки, скоты!

Андрей с размаху опустил ладонь ближнему парню на его бритую макушку. Звучный хлопок, и за ним — стон. Бритоголовый схватился за голову, свалившись с кровати. Второй дернулся от Андрея, выронив Машины джинсы. Он был слишком пьян, чтобы представлять для Андрея опасность.

— Андрей! — Маша, заплаканная, раскрасневшаяся, кинулась ему в объятия.

— Надень штанишки, Маша, — потребовал он. — Быстрее. И уйдем отсюда.

Несмотря на шок, девушка подчинилась.

В этот момент, несмотря на гнев, на некую бурю, распиравшую Андрея изнутри, и готовую снести весь этот дом подобно цунами, он проявил невероятную выдержку. Наверное, из-за Маши. Он уже слышал недовольные реплики парней, заметил, как один из них ступил на порог спальни. Андрей жаждал вступить с ними в схватку, крушить все на своем пути, но ему необходимо в первую очередь вывести отсюда Машу. Это — главное. Остальное ничего не стоит.

Андрей схватил стоявшую рядом на стуле бутылку водки за горлышко. Пробки не было, и жидкость всколыхнулась, выплескиваясь на пол, но Андрей этого даже не заметил. Он посмотрел на бритоголового, который пытался встать, по-прежнему держа руки на макушке, и коротко бросил:

— Сиди на месте, тогда выживешь.

Потом Андрей шагнул к подростку, закрывшему собой выход из спальни, и закричал:

— Это моя жена, сволочи! Я за нее поубиваю! Всем кишки выпущу!

Подросток попятился. То ли подействовала пустая бутылка, которой Андрей размахивал, то ли магическое воздействие оказало слово «жена».

Андрей оглянулся, убеждаясь, что бритоголовый и его пьяный дружок не предпринимают попыток броситься на него или задержать Машу.

— Маша, быстрее выходи.

Девушка не застегнула джинсы до конца, но спрыгнула с кровати. Нагнулась, подхватила свои туфли.

Андрей вышел в переднюю комнату, снова закричал:

— Я за нее убью, скоты! Все в сторону!

Какая-то девушка вскрикнула, но остальные промолчали. Музыку уже кто-то выключил, и повисла гнетущая тишина, слышалось лишь шарканье ног. Никто не пытался встать у Андрея на пути. Парни присмирели. Наверное, поняли, что происходит, что все из-за девушки, пришедшей на вечеринку. Из-за нее никто не хотел рисковать своим здоровьем.

Подростки расступились, и можно было пройти к двери. В этот момент Андрей снова заметил Юлю и понял, что уйти, не сказав ей ни слова, будет не совсем правильно.

— Где Ковалевская? — Андрей посмотрел Юле в глаза. — Она здесь? Ведь так? Это она все устроила?

Юля молчала, будто парализованная.

— Она здесь! — выкрикнул Андрей. — Пусть выйдет! Выведи эту суку, слышишь? Выведи прямо сейчас!

По тому, как Юля вздрогнула, Андрей догадался, что не ошибся.

— Пусть сама выйдет! — вскричал он. — Я ей кое-что скажу. Если мне придеться ее вытаскивать, ей — конец.

Он блефовал, прекрасно понимая, что не станет искать брюнетку в доме. Нужно увести отсюда Машу. Мало ли что стукнет в голову этой своре молоденьких шакалов, если Андрей поведет себя, как хозяин?

И потому он немного удивился, когда Ковалевская вдруг появилась, словно ведьма, материализовавшаяся в центре толпы у всех на глазах.

— Набейте морду этому козлу! — выкрикнула она. — Чего стоите?

Кто-то действительно шевельнулся, но эта реплика внезапно лишила Андрея осторожности. Он швырнул бутылку на пол, подскочил к столу, схватил нож и прыгнул к Ковалевской. Подростки, стоявшие рядом с ней, шарахнулись в стороны. Сама Ковалевская вжалась в стену. Глаза расширились от неверия и животного страха. Ноздри раздувались, будто их распирало нечто, вытекающее из носа.

Андрей осознал, что жестоко напугал ее. Он стоял в каком-то шаге с ножом в поднятой руке. Какая-то девица застонала.

— Не трогай меня, — прошептала Ковалевская. — Что тебе надо?

Даже терзаясь страхом, она по-прежнему испытывала к нему сильнейшую ненависть.

Какого черта? Что он ей такого сделал? Когда-то не побежал за ней на поводу, как собачка, только поэтому? Эта Ковалевская — дьявол в юбке. Хотя нет, она все-таки тоже испытывает страх.

— Слушай внимательно и не пытайся вставить хотя бы слово, — заговорил Андрей, торопясь, пока кому-нибудь не стукнуло в голову кинуться на него со спины. — Сегодня я тебя оставлю целой. Но только сегодня. И только потому, что с моей девушкой твои скоты не успели сделать то, о чем ты их просила. В следующий раз я убью тебя! При свидетелях, без свидетелей, неважно. Я тебя убью. Выпущу кишки и буду смотреть, как ты сдохнешь. Я обещаю тебе это при всех этих малолетках. Я тебя найду, куда бы ты ни убежала. Одно движение в мою сторону, особенно в сторону Маши, и тебе — конец. И не думай, что я не сдержу слово. Плевать, что меня посадят или даже высшую меру дадут. Только тронь Машу хоть одним пальцем. Тебе выбирать. Либо успокоишься и забудешь про нас, либо жизнь твоя прервется.

Он отвернулся от нее и чуть громче добавил:

— Я все сказал.

6.

Они вышли в темноту. Андрей обнимал ее, Маша всхлипывала. Шок у девушки проходил, и на его место бурно возвращались эмоции.

В доме их никто не попытался задержать. Выпившие подростки с побледневшими лицами провожали их настороженными взглядами, и только. Андрей все-таки следил за ними, когда выводил Машу. Лишь закрыв за собой входную дверь, он облегченно вздохнул.

— Все хорошо, — шептал он ей на ушко. — Все хорошо. Все позади. Теперь тебя никто не тронет.

Маша по-прежнему держала туфли в руках, но Андрей решил, что пусть будет так. Не надо ее отвлекать из-за такой мелочи. Вечер теплый, она не простудится. По сравнению с тем, что они избежали, возвращение босиком даже мелочью назвать нельзя.

Андрей гладил ее по волосам и уже знал, что ему нужно сделать еще.

Он верил, что убедил Ковалевскую, но все-таки завтра он подаст заявление о переходе в другую школу. То же самое сделает Маша. Плевать на разговоры. Он лишит Ковалевскую малейшего повода. Неважно, что учебы для выпускников осталось всего ничего. Ради спокойствия Маша доучится в другом месте, это не страшно.

И главное — она теперь будет жить с ним. Ее родители не будут против. Они с Машей будут вместе. Все эти события лишь укрепили их отношения. Почему не сделать так, чтобы находиться рядом, как можно больше времени?

— Все будет хорошо, — в очередной раз прошептал Андрей, целуя Машу в щеку.

Потом он подхватил девушку на руки и нес ее так до самого дома.

9 ноября 2004 г. — 31 января 2005 г.

Оглавление

ГЛАВА 1

ГЛАВА 2

ГЛАВА 3

ГЛАВА 4

ГЛАВА 5

ГЛАВА 6

ГЛАВА 7

ГЛАВА 8

ГЛАВА 9

ГЛАВА 10

ГЛАВА 11

ГЛАВА 12

ГЛАВА 13

ГЛАВА 14

ГЛАВА 15

ГЛАВА 16

ГЛАВА 17

ГЛАВА 18

ГЛАВА 19

ГЛАВА 20