Вторая путеводная звезда (fb2)

- Вторая путеводная звезда [litres] (Частный детектив Алексей Кисанов - 18) 831K скачать: (fb2) - (epub) - (mobi) - Татьяна Владимировна Гармаш-Роффе

Татьяна Гармаш-Роффе
Вторая путеводная звезда

* * *

…Кто-то лил на нее молоко, прохладное и белое, и оно стекало по телу, пенилось, набегало волнами и воланами, ложилось вокруг ее ног кружевом… Это было так приятно! Жара стояла удушающая, и потоки молока, струясь по ее телу, охлаждали разгоряченную и влажную кожу, которая болела и просто лопалась от зноя… Юля застонала от удовольствия.

Застонала и открыла глаза.

– …Опять ты! – проговорила Юля губами, сухими от жажды и отвращения.

– Я тебе только добра хочу, – тихо ответила Колдунья, обтирая ее лицо и грудь прохладной тряпочкой, смоченной чем-то пахучим.

Вот отчего ей приснилось молоко, спасительно текущее по телу!

– Подкрепись, – Колдунья протянула ей глиняную чашу с двумя ручками.

В неверном свете свечи в чаше поблескивало густым и зеленоватым, как болото. Юля оттолкнула чашу.

– Дай пить!

– Нет. Сначала супчику, – ласково ответила колдовка, приставляя чашу к губам Юли.

Она была мерзкая. Вся в черном, и одежку она не меняла последние лет сто, пожалуй: от нее разило потом, застарелым и прокисшим, и всеми запахами кухни сразу, жареным луком, рыбой и прогорклым маслом. Лицо ее казалось большим и грубо сделанным. Вполне можно было подумать, что это переодетый мужчина, если бы не голос, обычный женский и даже не особо противный, как ни странно.

Только чтобы поскорее избавиться от колдовки, Юля, морщась, выпила супчик. Он был пряным и острым и немного горчил.

– А теперь компотик, – довольно произнесла Колдунья и протянула ей эмалированную кружку.

Юля уже знала: как только она выпьет «компотик», то ее сознание снова помутится. Оно и сейчас, вырвавшись из-под действия снадобий Колдуньи, было нечетким… И все же она помнила: с тех пор, как она здесь, ее перестали бить. Да и то, зачем ее бить, если она постоянно вырубается? Значит, рассудила Юля, в ее интересах выпить это снадобье и отключиться. Тогда ее точно не тронут!

Она послушно подставила губы под «компотик».

– Вот и умница… – донесся до нее голос колдовки, и Юля раньше, чем сделала последний глоток, отключилась.

…Нет, это вовсе не молоко! Это молочно-белая, пенная и невесомая ткань ее свадебного платья! Это оно струится по телу, ложась воланами у ее ног… А рядом стоит Гарри. Такой потрясающий, такой роскошный, в своем серебристо-сером костюме с белоснежной шелковой рубашкой!

«За кавказца замуж выходит девка!» – вдруг донесся до нее шепот из толпы.

«Убогие, вы «кавказцев» только на рынке и видели! – думала Юля. – А мой Гарри большой и красивый, нежный и страстный, мужественный и щедрый – вы таких сроду не встречали! И от зависти уже полопались! Вам бы самим такого, да не светит, и теперь шипите злобно: «Кавказец»!»

Юле захотелось им резко ответить, что, мол, везде есть хорошие люди, и везде есть жлобье вроде вас!

Но она не стала. Ведь это была ее свадьба! Прекрасная, сияющая, радостная! Зачем ее портить, вступая в бессмысленные споры с жлобьем?

…Тетенька, перевязанная лентой, что-то спросила.

– Извините… – растерялась Юля. – Можно повторить?

Женщина в ленте улыбнулась снисходительно, добродушно: невеста была такой юной, еще совершеннолетия не достигла, – немудрено, что девочка растерялась!

Юля словно поймала ее мысли и тоже улыбнулась снисходительно: для того, чтобы их поженили, Гарик достал каким-то образом справку, что Юля беременна! Мама ее, видя их неземную любовь, не возражала, а папа… Он уже давно куда-то делся, так что спрашивать его мнения не пришлось.

– Согласны ли вы стать супругой Гарри Балатарова? – торжественно повторила женщина в ленте.

– Согласна, согласна, согласна! – Юля даже немножко подпрыгнула: ей захотелось немедленно закружиться в танце с Гариком, смотревшим на нее отчаянно влюбленными глазами.

– Именем закона, я сочетаю вас…

И, наконец, они полетели в вальсе – чудесном, великолепном, страстном танце. И ее прохладное платье летело, словно крыльями обнимая Гарри, а он сорвал с себя серебристый пиджак, и его белая рубашка льнула к ее белому платью, и они кружились в вальсе, – светлый сияющий смерч, – заставляя толпу расступаться…

Часть 1

– …Ты поверь мне, Кис, уже через пару десятилетий наше с тобой время станут называть Золотой Эпохой! Во всей истории Земли мы будем считаться самым счастливым поколением! Ни войн не знали, ни революций – мы мирное общество потребления, нам выпала потрясающе комфортная жизнь! У нас есть газ, электричество, бензин; в магазинах нам предлагают товары в мелких упаковках – нарезка того-сего… Но Земля движется к катастрофе, наводнения-землетрясения, извержения вулканов, засухи, озоновые дыры, хрен знает что с климатом творится… Смотри, жара какая! Где это видано, чтобы у нас, в Москве, жарило, как в Африке?!

Они сидели в зале с кондиционером, – в последние две недели народ вымело с веранд кафе и ресторанов, все норовили забраться внутрь, в прохладную утробу. Громко работал телевизор, где громко обсуждались результаты чемпионата мира по футболу; громко разговаривали посетители, в большинстве своем мужчины – ресторан пивной, и женщины в нем казались редкими цветными пятнами на монохромном фоне мужских рубашек и футболок. Они с Серегой забрались в самый дальний закуток, этакий аппендикс при зале, – иначе слышать друг друга было невозможно.

– Прибавь экологов, – продолжал Серега, – их стараниями через пару десятилетий мы станем жить при свечах, пользоваться примусами, клумбы приспособим под огороды с картошкой и морковкой, а из магазина продукты будем таскать в холщовых мешках, – так экологичнее…

Серега уже прикончил третью кружку пива, и уши у него стали розовыми. Кис, – то бишь Алексей Кисанов, чье прозвище прижилось уже незнамо с каких времен, – внимал малек нетрезвым рассуждениям друга, а также бывшего коллеги по сыскной работе на Петровке. Алексей давно подался в частные сыщики, не выдержав беспредела, творившегося в милиции в девяностые, а Серега Громов удивительным образом его пережил, не скурвившись, и даже звезд на погонах прирастил. Нить их дружбы не прервалась, равно как и сотрудничества: они не раз выручали друг друга в разных сложных делах.

Однако вне службы встречались они не часто, особенно с тех пор, как Алексей Кисанов обзавелся семьей. Серега был не из тех людей, что дружат «домами», и в гости к ним с Александрой ходил редко, – Сашу-то он обожал и считал умницей, зато присутствие детей его смущало, если не сказать дезориентировало. По своей холостяцкой привычке он предпочитал посидеть с друзьями в кабаке, – что уже не катило Алексею, и без того разрывавшемуся между семьей и работой. И вдруг Громов зазвал его «попить пивка». С чего бы это?

– И скажи мне, Кис, зачем, в таком раскладе, детей заводить? – продолжал Серега. – Их ждет такая тоскливая участь, что, по-хорошему, из любви к этим самым детям, не стоит их производить на свет! Разве я не прав?

– Мои дети… – осторожно начал Алексей, – они уже родились. И обсуждать вопрос, стоило ли их производить на свет…

– Лех, извини, я на тебя не намекал… Я просто… Я вот думаю: жениться, детей народить, – зачем? Мне кажется, что грядущие поколения ждут только страдания! А уж их родителям и того пуще. Тут за чужих детей иной раз с ума сходишь… Помнишь, как мы твоих двойняшек искали?^[1] Я думал, рехнусь… или инфаркт хватит. А я ж им не родитель! Представляю, если бы мои собственные были!.. Так зачем мне потомство, согласись? Чтобы на муки его обрекать? Планета наша свихнулась: у нее климакс. То ей слишком жарко, то слишком холодно… А что, всему свой возраст, даже планетам! Все стареют: люди, звери, растения, камни… Звезды и планеты…

Серега сделал знак официанту, чтобы принес новую кружку.

Алексей, кажется, понимал, о чем вел речь дружбан: вечный холостяк, он с возрастом все чаще задумывался о семье… Но, испытывая непреодолимое отвращение к брачным узам, Серега Громов пытался обосновать его философски.

– Земля наша стареет! Мы это со школы знаем, – но вроде бы оно должно случиться через миллион лет? Или миллиард? Все равно. Такие цифры за пределами нашего понимания. Миллион, миллиард – это не скоро! А вот оказалось, что скоро. Что сейчас. Сегодня! Через три года у нас посреди Москвы вулкан вдруг вздрючит – что делать будем? Куды бежать? Как детей спасать?

– Не знаю… Ты мне тут рисуешь голливудский сценарий катастроф… хотя нет, не голливудский, потому что у них всегда детей спасают… А если вулкан вздрючит посреди Москвы, тогда никто не спасется… Но с чего это тебя так разобрало, Серег? Вулкан, экологи, конец света… Ты ненароком не собираешься отцом стать?

– Я?!

– Тогда чего тебя повело?

– А что, ты не видишь, к чему мы идем? К керосинкам и свечкам?!

– Громов! Говори, что случилось!

– Ничего… – Он выхлебал половину четвертой кружки пива. – Я тебе про будущее толкую!

– А я про настоящее. Что стряслось?

– С чего ты взял?

– Ты позвал меня в кабак, что уже само по себе редкость. Мы сто лет дружим, но общаемся больше по делам, согласись…

– Ну.

– А тут вдруг ты меня зазвал «пивка попить».

– И что с того? Жарища какая, а тут прохладно. И пивко холодненькое!

– Последний раз мы с тобой пили так пивко года три назад, если не больше.

– И что, блин, детектив хренов, ты тут ищешь?!

– Да уже нашел. Что-то у тебя стряслось на личной почве. Давай колись.

Серега не ответил, принялся дохлебывать пиво и тут же махнул рукой, чтобы принесли ему пятую кружку.

Кис подождал. Кружку принесли, и Серега уткнулся в нее носом, выпачкав его в пене.

И вдруг заговорил с напором, словно его прорвало:

– Девка тут ко мне явилась… И понесла, что она моя дочь! Слышь, Кис, дочь! Да я с пятнадцати лет предохраняюсь – какая, к черту, дочь?! Так хуже того, явилась с младенцем…

– Та-а-ак, – произнес Алексей и утянул от Сереги пятую кружку к себе. – Ну-ка, поподробней с этого места!

– Да чего поподробней? Выхожу сегодня из подъезда, как бросается ко мне девица с ребенком на руках. И голосит: «Папочка, наконец я тебя нашла!» При этом моего адреса ни в одном справочнике нет, сечешь?! – кипятился Серега. – И дальше заявляет: «А вот твой внучек, папочка!» И тычет мне что-то запеленутое в руки!

– А ты?

– А я ей обратно это сунул. И сказал, что детей у меня нет и быть не может!

– Не спросил, с чего она взяла?

– Спросил. Она сказала… Будто б я познакомился с ее мамашей на дискотеке, а потом провел с ней ночь… И от меня у нее родился ребенок – то есть девка эта, получается… А она родила хрен знает от кого, и теперь маманя ее из дому выгнала, – так она ко мне решила прийти!

– Серега, погоди… Давай по порядку. Как насчет знакомства на дискотеке с последующим пересыпом?

– Да разве все упомнишь? Девке лет восемнадцать на глаз, выходит, девятнадцать годиков назад дискотека та была! Ты чего, Кис, с такими вопросами?

И то верно. Серега был зело хорош собой, а уж обаяния так вообще море. Женщин он просто околдовывал, не прилагая к этому ни малейших усилий. Несмотря на то, что Алексей вполне объективно наблюдал это обаяние, он все равно мало понимал суицидальные наклонности особ женского полу, кидавшихся в объятия Сереги: на его взгляд, у дружбана на лбу написано, что рассчитывать можно в лучшем случае на несколько месяцев лирическо-постельных отношений, не более…

– Иными словами, никаких воспоминаний о связи с той девушкой, которая ныне является матерью явившейся к тебе мадонны с младенцем?

– Никаких.

– И ни одной существенной детали она тебе не выдала?

– Нет.

– Ладно, едем дальше. Внешнее сходство у нее с тобой есть?

– Да я не разглядывал…

– А младенец?

– А чего младенец? Сунула мне в руки конверт, в нем маленькое лицо розовое, – чего ты хочешь от меня?

– Не кукла хоть?

– Да нет, живой вроде…

– Точно живой? Глазки открыты были? Смотрел на тебя?

– Спал.

– Так откуда ты знаешь, что живой? Что не кукла? Или… или что не мертвый?

– Типун тебе на язык! Теплый сверток был…

– От ее рук мог нагреться.

– Ексель-моксель…

– Короче, чего от меня хочешь?

– Пиво отдай!

– Хрен тебе. Уже и так язык заплетается.

– Сволочь. А чем ты можешь помочь?

– Не знаю.

– Тогда пиво отдай.

– Я могу попробовать разузнать об этой девке… Если дашь за что уцепиться.

…Шантажируя друга пятой кружкой пива, Алексей все-таки добился признания: Громов за девушкой проследил и увидел, что та вошла в парикмахерскую в двух кварталах от его дома. Больше Громов разузнать не смог: уже опаздывал на совещание.

Кис так и не отдал ему недопитую пятую кружку. Загрузив Серегу к себе в машину, он довез друга до дома, где благополучно доставил его в квартиру. А себе назавтра дал задание: съездить в ту парикмахерскую, в которой скрылась девица с ребенком.

…Никаких других дел на сегодня не намечалось, никаких клиентов не наблюдалось, никуда бегом бежать не требовалось, и жара в этот ранний час еще не приступила к новому пыточному сеансу. Иными словами, утро было блаженным, неспешным. Алексей наслаждался легкой дремой, несмотря на набег двух резвых котят – двух его малышей-двойняшек, забравшихся в родительскую постель. Лизанька играла с папой в «доктора», норовя ему сделать укольчик в плечо шприцем из детского набора; тогда как Кирюша уселся на него верхом, возя по груди Алексея пожарную машинку, – груди широкой и вполне удобной для того, чтобы представить, что это городская площадь. При этом он тоненько завывал, изображая сирену.

– Тихонько, Кирюшка, тихонько, маму разбудишь.

Мама, то есть Александра, приоткрыла один хитрый глаз и довольно перевернулась на другой бок: радовалась, что дети занялись папой, чье утреннее присутствие в постели являлось куда большей редкостью, чем мамино, в силу чего ему досталось все детское внимание, и она могла спокойно поспать еще часик.

Алексей тоже прикрыл глаза, радостно ощущая копошение возле себя двух маленьких, теплых и родных тел, пахнувших младенчеством.

…Кто не возился со своими малышами утром в постели (по вечной спешке или из «педагогических» идей), тот не знает, что такое счастье.

Как всегда, утреннюю идиллию нарушил паршивец-телефон. Дети не обратили на звонок внимания: в их сознание еще не помещалось слово «дела», и даже когда Алексей изогнулся, чтобы достать сотовый с прикроватного столика, дочка тут же ловко догнала увильнувшее плечо, чтобы сделать очередной «укол», а сын сделал боковой объезд по периферии «площади» и малость пересел на папе, чтобы снова завладеть ее центром.

– Кис, а где моя тачка? – услышал он голос Сереги.

– У кабака, где вчера сидели, – невозмутимо ответил Алексей.

Громов разразился проклятиями. Кис уж собрался дать отбой – слушать Серегины стенания никакого интересу, – как вдруг дружбан спросил его, почти робко, что было ему совершенно несвойственно:

– А ты это… ты заглянешь в эту парикмахер…

– Загляну. Отзвоню.

– А, ну тогда… Ну, бывай!

М-да, тряханула друга вчерашняя история с девицей и младенцем: уж если он и сегодня, с утра, на трезвую голову…

С сожалением сняв с себя «котят», Алексей шепнул жене, что Сереге требуется срочная помощь, и выскользнул из кровати.

В машине он оказался через полчаса – успел и душ принять, и побриться, и термос наполнить кофе. С утра он есть почему-то никогда не хотел, что было очень удобно и во времена его службы опером, и теперь, когда Алексей занимался частным сыском. Те коллеги, которым поутру требовался плотный завтрак, чувствительно страдали, если не успевали его проглотить, поэтому Кис считал, что ему повезло. Но чашка кофе по пробуждении ему все же требовалась, и он давно взял в привычку таскать с собой термос на утренних выездах.

Серега снова позвонил, когда Алексей уже рулил в сторону парикмахерской.

– Что, сегодня снова пришла? – попытался угадать он причину звонка.

– На ее счастье, нет… Кис, а тебе не в лом?

Алексей не узнавал Серегу: всегда энергичный и напористый – и шагом, и голосом, и характером, – сегодня он был подозрительно мягок. В голосе его слышалась растерянность.

– Не в лом.

– Просто у меня тут дел по горло… Я почему тебя и попросил.

– Ты меня не просил, я сам вызвался. Серега, еще раз: ты исключаешь, что девица могла правду сказать?

– Гы. Я ж презиками всегда пользуюсь, не то что некоторые!

Серега гнусно намекал на недавнюю историю Алексея.

– Скотина, – беззлобно отреагировал детектив. – Они же иногда дырявятся. Вдруг правда…

– Не, Лех, поверь мне: туфта эта история, нутром чую! Ты меня знаешь: своих малышек я сразу предупреждаю, что патологический холостяк!

«Малышка» – так Серега называл всех дам сердца, чтобы в именах не путаться.

Кис никогда не осуждал друга за легкомысленность любовных связей: во-первых, не его это дело; во-вторых, не судья он никому, а уж тем более дружбану закадычному; а в-третьих, все особы женского пола, вступавшие в отношения с Серегой, были совершеннолетними и половозрелыми, а Серега и впрямь перво-наперво свое кредо вечного холостяка излагал, по-честному… Так что чист был Серега перед своими «малышками». А уж если иная девушка и решала, что в ее силах (власти, чарах и иже с ними) Серегу перевоспитать, – так то уже проблемы девушкины, Серега за них ответственности не несет.

Отчего Серега такой стиль отношения с женским полом избрал, Кису было неведомо. Хотя если бы его кто спросил навскидку, застав врасплох, – то Кис ответил бы, пожалуй, так: работа опера плохо совместима с жизнью семейной. Опер никогда себе не принадлежит, – соответственно, не принадлежит и семье. В любое время дня и ночи его может призвать работа – и вечерами, и в выходные, а то и в отпуске… Мало, очень мало женщин существует на свете, способных считаться с такой работой. Впрочем, слово «считаться» не описывает проблемы: на самом деле она, эта мужнина работа, ложится и на плечи жен: им приходится крутиться за двоих в быту, а особенно когда есть дети…

Алексей это знал не понаслышке: первый его брак распался именно в бытность опером. Жена, не выдержав постоянного отсутствия мужа, завела себе любовника… А там и на развод подала. Но о душевных травмах не будем.

А Серега, семейного опыта не имевший, знал об этих вещах как раз понаслышке, по самой что ни на есть прямой: по телефонным переговорам оперов с супругами. И они его не вдохновляли.

– Кто-то меня разыгрывает! – продолжал Серега. – Вот только кто, зачем, ума не приложу… Девчонке этой лет восемнадцать, от силы девятнадцать, – неужто ее мамашка стала бы столько лет ждать, чтобы мне ребенка предъявить? Бред, согласись!

Алексей не согласился. Он мог бы рассказать такую, к примеру, историю, как лет девятнадцать назад, со всею самонадеянностью молодости, девушка (которая теперь припечатана Серегиным определением «мамашка») могла решиться растить ребенка одна, не сказав ни слова мужчине, который этого ребенка зачал; как по прошествии лет, когда самонадеянность не оправдалась, – когда ни Принц, ни хотя бы уж Белый Конь так и не мелькнули на горизонте; когда ее мечты о карьерном взлете так и не осуществились; когда дочка выросла без отца и сама родила невесть от кого… Вот тогда и могли взыграть все обиды на жизнь, столь жестоко обманувшую; а ответчиком оказался назначен тот, кто когда-то зачал ее ребенка…

Но говорить об этом Сереге Кис не стал. Уже хотя бы потому, что это являлось лишь возможным вариантом, а вовсе не обязательно случившимся в действительности.

– И все-таки ты поразмысли, Громов. А вдруг я установлю, что это твой ребенок? Ты готов к этому?

Серега впал в молчание. Алексею показалось, что он услышал, как друг скрипнул зубами.

«В этом все и дело, – подумал Алексей, – что Серега до конца подобную возможность не исключает! Оттого-то его так пробрало!»

– Мне поворачивать обратно? – спросил Кис в отсутствие ответа.

– Нет.

– Добро. Опиши ее.

– Девчонка тоненькая, брюнеточка, смуглая или хорошо загорела, лето же; черная кожаная юбка, короткая; кофточка белая, без рукавов, вырез V-образный, глубокий, лифчик видно немножко, тоже белый. На ногах черные босоножки, очень специфические: ступня голая, а на щиколотке будто обрезок сапога, – сейчас многие такие носят, в моде у них, видать… Ногти крашены в какой-то темный цвет, не понял, зеленый, что ли… На руках такой же. Сережки золотые или под золото, висюльками, других украшений нет. Записал?

– Запомнил.

– Кис, меня тут зовут…

– Ну и иди себе.

Алексей припарковался недалеко от салона-парикмахерской, отвинтил крышку термоса, налил в стаканчик кофе и, не торопясь, выпил его вприкуску с маленьким печеньем, которое, уходя из дома, сунул в карман. Печеньица эти имели индивидуальную упаковку, Кис специально их закупал на подобные случаи: практично и гигиенично. После чего он запер машину и двинул к двери интересующего заведения.

* * *

В парикмахерской он, едва войдя, быстро осмотрелся. Ни одна из работниц данного заведения не смахивала на девицу, близкую к описанию Сереги. Не наблюдалось и грудных младенцев.

– Чего хотите, мужчина? – обратилась к нему полная, ярко накрашенная дама за административным столиком. – Стрижка, краска, бритье?

– «Мужчиной» я являюсь, когда нахожусь в постели с женой, – сухо заявил детектив.

Он страшно не любил это обращение по половому признаку, которое стихийным образом заткнуло брешь в русском языке, откуда силами большевиков были изгнаны слова «господин» и «сударь». Однако сейчас дело было вовсе не в том. Сейчас сыщик был далек от забот о красоте «великого и могучего», – а требовалась ему просто-напросто некоторая конфронтация. Он по опыту знал, что в большинстве случаев (особенно когда коллектив женский) конфронтация дает преимущества в виде повышенного желания угодить привередливому клиенту. Ему понадобится время и свобода перемещения в салоне, и теперь никто не рискнет делать ему замечания.

Он видел, как недоумение охватило все лица: и дамы за административным столиком, и трех девах, сидевших без работы на стульчиках рядом с ее конторкой.

– А как же вы хотите… – растерялась дама.

– Можете спросить «Что вам угодно, сударь?», например, – холодно, без тени улыбки произнес детектив.

Женщины переглянулись, и если не покрутили пальцем у виска, то только потому, что не отважились, под взглядом вредного посетителя.

– Ну… Сударь… если вам так нравится… А что бы вы хотели… угодно, в смысле?

В голосе полной дамы мелькнула подобострастная нотка: Кис добился своего. Большинство людей отчего-то готовы немедленно прогнуться, когда с ними разговаривают высокомерно, вместо того чтобы поставить хама на место (а высокомерие есть род хамства), – феномен, который Алексей постичь не мог. Но пользовался им, когда нужда возникала.

– Постричься. Но пока не знаю, как именно. У вас есть каталоги причесок?

– Конечно, – засуетилась дама, – Валя, принеси!

Алексей сел в кресло, которое ему указали, и принялся листать каталог. Он уже немного оброс и вполне мог позволить обкромсать себя ради дела. Но пока что он намеревался осмотреться, найти зацепку, которая связала бы данную парикмахерскую с девицей и младенцем. Хуже всего, если она заходила сюда только ради прически или маникюра. Но имелся шанс, что она здесь работает… Или ее подруга, родственница. Вот это и требовалось выяснить!

Перелистывая фотографии, он незаметно разглядывал парикмахерскую и мастеров. Как подсчитал Серега, матери той девицы должно быть под сорок, однако ни одной женщине здесь Алексей не дал бы этого возраста. Беда в том, что трое из четверых, находившихся в салоне, включая даму за конторкой, были весьма полными, а с такими у него всегда выходила закавыка: с одной стороны, будучи даже молодыми, толстые женщины казались солидными; с другой же стороны, они долго сохраняли моложавый вид: слой подкожного жира разглаживал морщины и морщинки. Вот почему ему никак не удавалось определить возраст троих. Четвертая же была весьма грациозной женщиной чуть за тридцать и тоже не подходила на роль Серегиной ровесницы.

В салоне воцарилась тишина: женщины стеснялись переговариваться в его присутствии. Лишь та, что постройнее, взялась подметать пол, собирая обрезки каштановых волос, оставшихся от предыдущей клиентки. Алексей некоторое время бездумно следил за ее движениями и встрепенулся только тогда, когда она поднесла совок к мусорной корзине, обтянутой пластиковым мешком. В ней что-то белело сверху… Что-то, напоминавшее…

Кис чуть приподнялся, чтобы получше увидеть. Точно, это были памперсы! Уж он-то в них отлично разбирался!

Что ж, неплохо для начала!

– Мужч… Вы, это, сударь, будете стричься или что?

– Буду. Мне вот так… – и он ткнул пальцем в одну из причесок каталога, близкую к классической.

Его препроводили в кресло для «головомойки». Занялась им одна из полных парикмахерш, с лицом приятным и веселым. Ее руки закружились вокруг головы детектива, а он все думал, как бы завести разговор о молодой женщине с ребенком.

С головомойкой было покончено, и Алексей пересел в кресло у зеркала, продолжая размышлять.

Однако долго ему мозги напрягать не пришлось. Неожиданно послышался какой-то звук, похожий на детский плач.

– У вас там кошка, что ли?

Женщина замерла, занеся ножницы над очередной прядью: прислушивалась. Звук повторился.

– Я… вы извините меня… Можно я отойду на минуту? Это не кошка… Там маленький мой плачет! Я сейчас, я мигом!

– Конечно, – милостиво кивнул недостриженной головой «сударь».

Хм… Если маленький – ее, то промашка получается…

Она вернулась через несколько минут. Детский плач затих, и женщина снова взялась за ножницы, пропуская пряди волос Алексея меж пальцев. Вид у нее был смущенный и виноватый – не зря Алексей страху на них нагнал!

– Сын? – дружелюбно спросил детектив: пора было менять гнев на милость.

– Внук, – не без гордости ответила женщина.

…Вот оно что! Ее маленький – ей внук! Это обнадеживало.

– Правда? Глядя на вас, никак не подумаешь, что вы уже бабушка! – польстил он ей. – Мальчик, стало быть? То-то радость вам с мужем… – закинул удочку Кис. Ему важно было узнать о наличии или отсутствии у нее мужа, чтобы оценить вероятность мести.

– Мы рады, конечно, – не особо весело произнесла женщина, орудуя ножницами, – доча, она у нас единственная… Да жизнь у нее не сложилась: едва вышла замуж, как через несколько месяцев и развелась… А сколько мы денег на свадьбу угрохали! Знали бы наперед, как все обернется, то хоть в долги не влезли бы… Теперь вот мы с мужем помогаем ей, как можем.

Итак, у кандидатки в «мамаши» муж имелся, а дочка родила своего бэбика в браке, а вовсе не «невесть от кого». И, заметим, никто молодую мать из дома не выгонял. Стало быть, либо не та девица тут младенца матери подкинула, либо Сереге она наврала капитально… Ну, посмотрим.

– Это хорошо, что помогаете, – согласился Кис, – особенно, что ваш муж дочку понимает. Отцы, они не всегда…

– Ой, что вы, мой души в пацанчике не чает, готов нянчиться днями и ночами. Уже мечтает о пенсии, чтобы с внучком сидеть!

– Но вы тоже, я вижу, помогаете… Дочка ребенка вам оставила, на работу пошла?

– Нет… Она только хотела в пару магазинов заглянуть… Вот-вот вернется… Она хорошая мать, не думайте!

Судя по всему, дочка не работает, живет на содержании у родителей, – которые еще с долгами за ее свадьбу не расплатились, – однако по магазинам ходит. Любопытно. Но вряд ли имеет отношение к делу. Важно другое: ее мать, под чьими руками сейчас шевелились волосы детектива, абсолютно не попадает под образ «мстительницы». У нее есть муж, который дочери и отец. И с какой стати ее «доча» потащилась к Серегиному подъезду, где устроила спектакль под названием «Здравствуй, папа, держи внучка», – являлось полной загадкой. Только если тут речь о другой девице идет…

Оставалось надеяться, что она не заставит себя ждать, и все тогда прояснится.

Она и не заставила. Минут семь спустя появилась на пороге, и Алексей сразу ее опознал: и короткая кожаная юбка, и кофточка без рукавов, – на этот раз, правда, не белая, а бледно-голубая, – и темно-зеленые ногти, и обрезок сапога на щиколотке, – все, как Серега описал.

Никому не кивнув и не улыбнувшись, девица продефилировала прямиком к матери, орудующей над головой детектива. На него она даже не посмотрела, словно в кресле находился неодушевленный предмет.

– Как там Васька? Не орал?

Не орал. Именно так выражаются «хорошие матери», кто бы сомневался!

– Нет, спал…

– Пойду покормлю его.

И девушка начала расстегивать кофточку, ничуть не смущаясь присутствием в кресле неодушевленного предмета в виде постороннего мужчины.

– Послушайте, – вскричал Кис, боясь, что она сейчас исчезнет в подсобном помещении, – а я вас вчера в своем дворе видел! Да-да, точно! Вы подошли к моему соседу!

– Вот ерунда, – хмуро бросила ему девица и вознамерилась отчалить в подсобку.

– Да точно, говорю вам, видел! Я на вас обратил внимание: и юбка эта кожаная, и зеленые ногти… Только вчера на вас кофточка была белая, точно? Вы еще подошли к моему соседу и стали совать ему ребенка! Я слов не слышал толком, но что-то донеслось, вроде «Папочка, держи внучка!»

– Настена?! – ахнула ее мать и, кажется, отсекла клок волос детектива едва ли не под корень. – Какой еще папочка?! Что это такое?!

– Да дяденька придумал, – зло выплюнула девица. – Я пойду Ваську кормить.

– Стой, – мать схватила ее за руку. – Кому это ты Васеньку совала?! Почему внучка? Это наш с твоим отцом внучек!!!

– Да придумал он, козел, говорю!

Она пыталась выдрать свою руку из крепкой материнской хватки.

Алексей счел, что пришла пора вмешаться официально. Он поднялся, содрал с себя пластиковый «пеньюар» и вытащил из кармана удостоверение, которое, раскрыв, поднес к глазам обеих женщин.

Впечатление произвело. Обе притихли, замерли.

– Итак, я вас видел вчера утром во дворе, где проживает мой сосед и приятель, – жестко произнес Кис. – Зачем вы пытались ему всучить ребенка?

Настена вдруг плюхнулась в кресло, в котором только что сидел детектив, – еще тепленькое. Кофточка с расстегнутыми пуговичками обнажила ее тело до пупка, но девицу это не смущало. Или она о ней забыла.

– Да меня Лариска попросила…

– Наша соседка? – изумилась ее мать.

– Ну да… Сказала, что мужик один ее прокатил… Переспал с ней пару раз, а потом заявил, что она для него старовата… А Лариске, ты же знаешь, мам, ей тридцать шесть. Не девушка, понятно, – но тоже мне, нашелся хрен называть ее «староватой»!

Это была наглая ложь. Не Настены, понятно, – а той самой Ларисы. Алексей отлично знал Серегу: он сходился с женщинами разного возраста, случалось, что и старше себя, – ему было важно «зернышко», некое обаяние, на которое он западал.

– И она решила его проучить, – вяло добавила Настена, – показать ему, что он сам уже в том возрасте, когда пора внуков иметь… Ну, и попросила меня устроить этому хрену сцену у фонтана…

Мать ее только головой качала, не найдя слов.

– Фамилия этой Ларисы? – строго спросил детектив.

– Дегунова! – машинально откликнулась парикмахерша. – Вы мою дуреху не осуждайте… пожалуйста! У Настены своя жизнь не очень сложилась…

– Мам! – рявкнула Настена.

– Да что «мам»? А то сложилась, что ли?! А Лариска эта, соседка наша, она все пытается мужа себе найти… Да никак. Вот она к Настене и подъезжает в последнее время: вроде они сестры по несчастью, а все мужики козлы… Да у Ларки просто характер скверный! Все от нее бегут, и мужчины, и подруги! Но она… знаете, бывают такие дамочки, что всегда виноватых ищут, кроме себя, – ну вот она и пытается всем отомстить… И мою дуреху приспособила… Ох, Настена, когда же ты ума наберешься?!

– Я Ваську пошла кормить, – Настена поднялась и направилась к двери в подсобку.

Алексей ее не удерживал. Он уже узнал все, что требовалось.

– Дострижете меня? – любезно спросил он мастера.

– Ох… конечно! Простите меня… Беда с ними, с дочками…

И, скорбно покачивая головой, она снова взялась за ножницы.

…Серега вспомнил Ларису Дегунову. История и выеденного яйца не стоила: сестра одного из Серегиных приятелей, она несколько раз притаскивалась на общие тусовки, всяко пытаясь завладеть вниманием Громова. Что ей не удалось. Сереге она сразу не понравилась, явная зануда и искательница мужа, – никакого «зернышка»! И он ее просто проигнорировал.

Но, видать, допустить мысль о том, что она могла оказаться не интересна мужчине, Лариса никак не хотела. Отчего постановила: все дело в ее возрасте. Остальное – что Серега с ней спал и что назвал ее «староватой» – было ею начисто выдумано с одной целью: подговорить соседку, Настену, для акта «мести», суть которого заключалась в намеке на возраст Сереги: самому в деды, мол, пора.

Иными словами, к концу дня эта история приобрела внятное и благополучное разрешение, и все успокоились.

* * *

И снова наступило затишье. У Алексея никаких особых дел так и не возникло, – казалось, в такую небывалую жару все и всё вымерло! – если не считать одной вялотекущей слежки за неверным мужем, которую он щедро переложил на плечи своего ассистента Игоря, а сам по-прежнему мог наслаждаться неспешными утрами своими «котятами».

И так протекло шесть дней.

На седьмой его сладостное утро вновь было потревожено звонком от Сереги.

– Кис, не разбудил?

– Не совсем, – лениво отозвался детектив.

– Слухай, у меня тут новая странность… Мальчонка ко мне вот уже второй день приходит.

– Тот, грудной?! – изумился Кис.

– Да нет, какой грудной, ты чего? Мальчонка такой… лет пяти… или шести, наверное… Или семи, не знаю, я не разбираюсь в детях… Выхожу из подъезда вчера: он сидит на ступеньках. И ко мне сразу: «Дядя, вы милиционер?» Я, в натуре, подтверждаю, что милиционер. А он мне, слышь, отвечает: «У меня маму украли! Найдите ее!»

– Ничче се…

– Вот и я так же. Спрашиваю его: а откуда ты знаешь, что я милиционер? Он говорит: «Женька сказала». Как я понял, девочка какая-то из моего подъезда… Сегодня снова пришел – снова просит, чтобы я маму его нашел. Кис, не знаю, что и думать. Опять Ларисы происки? Да уж больно нелогично, согласись…

– Соглашаюсь.

– Или какая другая из моих бывших?!

– Так это тебе лучше знать…

– Ни фига я не знаю! Надо с ним как-то переговорить… Да не умею я с детьми… Возьмешься?

– И где его искать?

– Думаю, что он и завтра придет ко мне на ступеньки подъезда…

– Время?

– Я выхожу в семь тридцать…

– …Я тоже милиционер, – произнес Алексей, усаживаясь на ступеньки рядом с мальчонкой.

Ему и впрямь больше шести лет не дашь. Нормальной комплекции ребенок, живые светло-карие глазки, кудрявая головка, ямочка на правой щеке, россыпь рыжих точечек-веснушек на носу. Синие шортики, желтая футболка с зайцем из «Ну, погоди!», сандалии с носочками – ничего модно-современного. Так одевали детей и тридцать лет назад, и сорок… Похоже, что гардеробом пацана заведовала бабушка.

– А этот дядя, к которому ты пришел, – добавил Алексей, – он очень-очень торопится на одно важное дело, так что ты извини его, он сейчас не может с тобой поговорить.

– Он ищет людей, которых украли?

– Да.

– Он может найти мою маму?

– Да. Но я тоже могу. Как тебя зовут?

– Михаська. А тебя как?

– А меня… Алексей. Тебе сколько лет? Шесть?

Мальчонка оттопырил три пальчика на руке и показал детективу.

– Вот когда будет!

– Через три месяца? – с некоторым трудом сообразил детектив.

Ребенок кивнул.

– Кто тебе посоветовал сюда прийти и ждать дядю-милиционера у подъезда?

– Женька.

– Это твоя подружка?

– Подружка, – согласился пацаненок. – Она тут живет, в тридцать четвертой квартире, она знает.

Мальчик говорил правду, Алексей чувствовал. Да и проверить наличие Женьки в тридцать четвертой квартире труда не составит. Стало быть, происки Серегиных поклонниц тут ни при чем, а у мальчонки мать и вправду похитили… Или он так думает.

– Расскажи мне про маму. Кто ее украл?

– Дядя один.

– Ты его видел?

– Видел. Дядя приехал, позвал маму, а потом ее схватил и потащил…

– Миша… Михаська, для милиционеров важны всякие подробности… Детали, понимаешь? Постарайся рассказать мне все, что ты видел. Все-все!

– А я все рассказал!

Понятно. Ребенок наверняка видит эту сцену в голове, и ему кажется, что другой человек может увидеть ее так же легко и ярко, как он сам, достаточно лишь сказать «схватил и потащил»… Объяснить мальчику, что значит «подробно», Алексей явно не сумеет. Так что попробуем задать наводящие вопросы.

– Как он маму позвал? Этот дядя пришел к вам домой?

– Домой, – откликнулся мальчик, но тут же умолк.

– И… И что? Он маму твою… Он с ней говорил?

– Говорил, – не стал спорить Михаська.

– И что дядя сказал, ты слышал?

– Слышал… Что мамочка предательница.

– Почему он так сказал?

Михаська несколько раз пожал плечиками, столь высоко их поднимая, что его кудрявая головка словно утапливалась в грудную клетку.

Алексей неправильный вопрос задал. Надо вот как:

– Можешь повторить слова этого дяди?

– Могу. Он сказал, что мамочка предательница.

– А еще что?

– Я не помню… Он непонятно сказал.

– Хорошо. Что дальше произошло?

– Он маму схватил за… за тело… И к выходу потащил… А потом она больше не пришла домой. Уже вот сколько дней! – и Михаська снова показал три пальчика.

– Ты в окошко не посмотрел, когда этот дядя вышел с твоей мамой?

– Я посмотрел, – кивнул Михаська.

– И что ты там увидел?

– Он маму в машину посадил… и увез.

– А что за машина такая?

Маленький сын Алексея, двух лет от роду, уже разбирался в марках машин – отчего детективу казалось, что все маленькие мальчики на свете должны разбираться в них не менее его Кирюши. Но мальчик Михаська только печально приподнял плечи:

– Черная такая… Большая. Мама не хотела в нее садиться. Он ее туда толкнул.

– А кто у тебя дома остался? Папа?

– Нет, папа не остался, его нету. Бабушка есть.

Понятно. Раз папы нет, то откуда мальчишке разбираться в моделях машин? Это ведь только папа может научить, никак не мама с бабушкой…

– Давай пойдем к тебе домой, ладно?

– Ладно, – ответил Михаська и доверчиво вложил маленькую ладошку в очень большую, как только что выяснилось, руку детектива.

* * *

Михаська жил через три дома от Сереги. На шее у него висел шнурок с ключом, и он ловко отпер входную дверь.

Квартира оказалась двухкомнатной малогабариткой. Пахло укропом и лавровым листом. Рыжая кошка с порванным ухом пришла в коридор и потерлась по очереди о ноги Михаськи, затем детектива. На кухне возилась, судя по всему, бабушка – маленькая седая женщина. Кис ступил в ее владения, открывая удостоверение, однако она не выказала ни интереса, ни удивления тому факту, что в квартире обнаружился посторонний человек. Лишь на секунду оторвала свой взгляд от кастрюли, снимая шумовкой пену с бульона, коротко глянув на детектива вполне ясными глазами – очки она не носила, – проигнорировав удостоверение. При попытке с ней пообщаться выяснилось, что бабушка плохо слышит, – столь плохо, что детектив временно оставил эту затею.

Несколько минут он размышлял, тем более что никто его не торопил, никто не восклицал, какого черта и по какому праву он вторгся в чужое жилище. Женщине этой он бы дал лет девяносто, не меньше, – хотя вряд ли в девяносто лет бабушки еще столь живенько орудуют над кастрюлями… Или орудуют?

Родители Алексея умерли рано, так что не довелось ему видеть их в старости. Но матери Александры было под семьдесят, и по сравнению с бабушкой Михаськи она выглядела просто юной девушкой. Возможно, еще и потому, что волосы она подкрашивала, следила за собой, – а эта бабушка была совсем седенькой, и волосы ее поредели…

Волосы – не волосы, а она куда старше тещи детектива! Так что, пожалуй, являлась она бабушкой не Михаське, а его матери. То есть мальчику прабабушкой.

Стало быть, у них либо другой родни нет, либо в семье все очень сложно.

Утешало уже то, что слова ребенка оказались не совсем беспочвенными: наличествовала квартира, где он проживал, и бабушка наличествовала.

– Мамино имя как, Михасик? – присел на корточки перед мальчиком детектив.

– Я не Михасик, я Михаська!

– Хорошо. А мама?

– Юлька.

– А ты как маму звал?

– «Мамочка».

– Тогда кто ее «Юлькой» называл?

– Бабулечка.

Не так уж глуха «бабулечка», раз общается с внучкой!

– Пойдем в комнату, не будем мешать твоей бабушке, – произнес Кис погромче и покосился: и точно, она ухо навострила, прислушиваясь. Ну-ну.

Все это было странно. Если мать Михаськи впрямь похитили, то поведение бабушки выглядело неадекватным. Казалось бы, она должна радоваться, что кто-то явился с намерением Юлю искать! А она вместо этого прячется за своей глухотой и у своей кастрюли… Почему? Может, она сама неадекватна? Или все же Михаська сочиняет? Или чего-то не понимает… тогда как бабушка все отлично понимает? Юля уехала с любовником, например… И он не «тащил» ее, как подумал ребенок, а крепко обнял…

Гадать Алексей не стал: видно будет.

Он заглянул в комнаты. Одна, поменьше, была явно комнатой бабушки: старомодная кровать, комод и шкаф. Другая, где наличествовали две тахтушки – одна побольше, другая поменьше, выдавала место обитания Михаськи и его мамы. Тахтушки были прибраны – постельное белье с них убиралось, надо думать, каждое утро, во внутренний ящик под лежбищем, – и днем они имели цивилизованный вид диванчиков.

Детектив расположился на одном из них, усадив рядом Михаську.

– Как зовут твою бабушку?

– Люба.

– А по отчеству?

Мальчик снова быстро и часто пожал плечами, высоко их поднимая и утапливая головку в грудной клетке.

– Ну, подумай, ты ведь слышал, как к ней обращаются: Любовь… как дальше?

– Какая же бабулечка любовь? – изумился Михаська. – Любовь – это когда в кино целуются!

Алексей улыбнулся. Даже если было много странного в этой семье, то радовало уже то, что мальчонка говорит «мамочка» и «бабулечка», – значит, воспитан в ласке. Ему вспомнилась девушка в кожаной юбке, Настена, которая о своем ребенке спрашивала, не орал ли Васька… В этой семье наверняка говорят иначе. В ней спрашивают, не плакал ли малыш…

Две разные фразы – два разных мировоззрения.

Уведя Михаську, Алексей надеялся, что бабушка придет в комнату вслед за ними, – посмотреть, что там некий чужой дядя делает с ее внуком… Или, скорее, с правнуком.

Но она не появилась. Стоит в коридоре и подслушивает? Но даже если она и преувеличивала свою глухоту для сыщика, то все равно слух у нее, вероятно, понижен, иначе и быть не может в таком возрасте, – значит, подслушивать она не могла… Странно, странно все это.

Алексей подумал немножко и вновь решил, что пока не следует форсировать события.

– Давай поиграем, – предложил он Михаське. – Я буду вместо твоей мамы, а ты вместо «дяди», который пришел к вам в квартиру, а потом твою маму с собой забрал. Давай?

– А как же ты будешь вместо мамы? Ты же не знаешь, что мамочка говорила!

– А ты мне подскажешь.

– Ладно, – согласился Михаська, и они вышли в прихожую. – Ты встань вот тут, слева, как мама! А я вот здесь, у двери, – потому что я первым добежал, когда звонок зазвонил, и открыл дверь. И этот дядя вошел.

– Ты его раньше видел?

– Нет.

Михаська развернулся спиной к входной двери и, подняв плечи и выгнув грудь, широко шагнул, укрепился в прихожей.

– Маму позови, – произнес Михаська басом.

– То есть человек был большой, да?

– Да, – все так же басом ответил Михаська, не выходя из роли. – А ты тут как мамочка стоишь. И дядя тебя заметил.

Он осмотрелся, подумал и взял зонт, который попробовал поставить вертикально. Зонт упал. Михаська снова осмотрелся, что-то ища глазами. Алексей с любопытством следил за мальчиком, не понимая смысл его действий, но вопросов не задавал.

Наконец Михаська залез под вешалку, вытащил откуда-то из ее глубин высокий сапог матери и поставил его перед дверью.

– Вот это я, Михаська, – указал он на сапог. – А я тот дядя. – Он занял место позади сапога. – А ты как мамочка, и ты смотри на меня такими большими глазами, будто очень удивился!

Кис послушно постарался сделать «большие глаза», отчаянно подозревая, что роль ему не удалась. Но маленький режиссер не обратил внимания на его актерский прокол. Разведя в стороны руки, он шагнул, высоко перенеся ногу над сапогом, изображавшим ребенка, в направлении «мамочки», то есть Киса.

– Юля, Юлька! – закричал Михаська, хватая сыщика за руки. – Юлька, предательница, я пришел!

Михаська умолк на несколько секунд, подумал, а затем внес режиссерскую поправку:

– Отступи, отступи назад! – Михаська двумя руками подтолкнул детектива. – Вот так, теперь правильно! И скажи: «Я тебя не ждала!»

Казалось, мальчик теперь видит сцену в мельчайших деталях, всплывавших в его памяти в процессе этой игры.

– Я тебя не ждала! – произнес сыщик.

В коридоре, ведущем с кухни, он вдруг узрел бабушку, молчаливо наблюдавшую за игрой.

– Зря не ждала! – взвыл Михаська голосом волка из детского спектакля и протянул руки к детективу. – А я пришел! Теперь мы с тобой не расстанемся! Пошли! – И он, привстав на цыпочки, обхватил детектива двумя ручонками за талию. – А ты скажи, что не хочешь и не пойдешь!

– Я не хочу! Я не пойду! – проговорил свою реплику Алексей, косясь на бабушку.

– Пойдешь, Юлечка! – Михаська, поднатужившись, с трудом сдвинул Алексея с места и стал его подталкивать к двери.

– Я понял, – заявил детектив, вывернувшись из детских рук. – Так он твою маму и увел из квартиры?

– Оставь мальчонку, – проговорила вдруг бабушка. – Поди сюда.

Она пригласила его жестом на кухню и плотно прикрыла за ним дверь.

– …Частный детектив, значит… – проговорила бабушка, рассматривая удостоверение Алексея, на этот раз в очках.

– Как вас зовут?

– Ты говори погромче. Я действительно неважно слышу.

– КАК ВАС ЗОВУТ? – повторил Кис.

– Любовь Михайловна. Михаська в честь моего отца назван. Генералом он был, жизнь за Отечество отдал, достойный человек.

– Не сомневаюсь… Вы Михаське бабушка или…

– Или. Я Юльке бабушка.

Алексей хотел было что-то сказать, но женщина его перебила:

– Бывший муж это Юлькин, понял? Он сидел, из тюрьмы вышел досрочно и к нам заявился. Юльку любит, как черт больной. А Михаська, его это сын, внучка мне не соврала бы, – да только Гарик ей не верит, считает, что она после него нажила… Юлька с ним развелась, пока он в тюрьме сидел, решила завязать со всей этой жизнью…

Она умолкла, но Алексей видел по ее лицу, что картины «всей этой жизни» мелькают у нее перед глазами. Детектив решил пока вопросов не задавать: подробности о Юле и ее прошлой жизни могут иметь значение лишь в том случае, если на самом деле было похищение – криминальный акт, уголовно наказуемый.

– Ты не обижаешься, что я с тобой на «ты»? Ты такой молодой…

– Конечно нет.

– Она за него девчонкой вышла замуж, ничего не понимала! И семнадцати еще не стукнуло! Мать ее тогда была жива, и мы вдвоем отговаривали Юльку… Не нашего круга он человек, совсем не нашего! Но куда там! Он красавец знойный, и богатый был, Юльке подарки делал царские… Да и любил ее, чего уж там. Рита, дочь моя, а Юльке мать, вскоре раком заболела. Так Гарик оббегал все лучшие больницы, всякие институты канцерологии… Мы на него молиться стали, по правде говоря. Даже я… Жалею теперь, да ничего не поделаешь, что было, то было. Рита через несколько месяцев умерла…

Она замолкла, занявшись своим бульоном. Алексей ждал.

– Я, дура, радовалась: хоть внучка в хороших руках оказалась! История с болезнью Риты меня вроде как убедила… – Любовь Михайловна вскинула на него выцветшие, но ясные, живые глаза. – Могла я разве представить, что милый такой Гарик, который так сердечно нам помогал во время болезни Риты, вскоре организует ограбление ювелирного магазина? Что до этого он занимался рэкетом? Что на инкассаторскую машину нападал? Хотя в суде это не доказали, не стану грех на душу брать, – может, и не было ничего такого… Да, Гарик мне не нравился – чувствовала я в нем с самого начала неродственную душу… Но Юлька влюбилась, и эта его помощь Рите… Смирились мы с Ритой. Решили, что Юлька с ним будет счастлива… И даже больше: что ей повезло с таким мужем… Я заболталась, Алексей Андреевич, простите.

Странным образом речь бабушки все больше выдавала интеллигентного и образованного человека, и детектив усмотрел в этом ее доверие к себе. До сих пор она пряталась за мнимой простоватостью, как и за своей мнимой глухотой… Гарик, видимо, вызывал у нее страх и, как следствие, осторожность.

– Любовь Михайловна, эти подробности могут оказаться очень важны… Но только в том случае, если у нас имеет место похищение вашей внучки Юлии. Иначе я пребываю в роли человека, который просто из пустого любопытства задает вам вопросы, понимаете?

Кис малость схитрил: никаких вопросов он толком не задавал, – это Любовь Михайловна сама решила выговориться. Но, объективно говоря, ситуация выглядела именно так: ему нет смысла забивать голову информацией о подробностях жизни Юли прежде, чем факт ее похищения не будет установлен.

– Так что давайте пока оставим детали ее биографии и начнем с конца: Юлю бывший муж похитил? Да или нет?

– Похитил.

– Тогда напишите заявление, на основании которого можно будет начать розыск. В этом случае все подробности, которые вы сможете нам рассказать о ее прошлой жизни с мужем, с Гариком, будут нам очень и очень полезны!

– Не напишу. И не просите.

Любовь Михайловна отвернулась к окну.

– Почему?

Она не обернулась и не ответила.

– Любовь Михайловна! ПОЧЕМУ?!

– Он убьет нас тогда… – проговорила она тихо, покосившись на дверь. – И Михаську, и меня. Мы для него никто. Юлька, когда поняла, что беременна, сообщила ему, – он тогда в тюрьме сидел, суда ждал. От него, от кого же еще? Не поверил. Юльке записку через адвоката передал: мол, три года не могла забеременеть, – а тут, только меня арестовали, так сразу и залетела?

Бабушка скорбно помолчала, вспоминая.

– Три года, видите ли, его смутили! – вновь заговорила она. – Она же гимнастка, Юлька! Она себе весь животишко отбила на бревнах да брусьях этих! Вообще чудо, что забеременела, хоть через три года! А вот не поверил ей Гарик… Юлька ничего не стала ему доказывать: гордая. Так вот Гарик и считает, что Михаська никакого отношения к нему не имеет. А мальчик на отца не особо похож, только кудрями и темными глазами, да ведь и Юлька моя тоже такая, кудрявая и темноглазая… К тому же Гарик про свои кудри уж и думать забыл: полысел он сильно в тюрьме.

– Отчего вы решили, что он вас убьет?

– Так он сам сказал. Когда Юльку утаскивал.

– Точнее можно?

– Да уж куда точнее: «Если заявите ментам, я убью вас. Тебя, бабулька, и выбл…ка»… Михаську то есть. Так что, Алексей Андреевич, шли бы вы с миром. Оставьте нас. Вы хороший человек, откликнулись на просьбу Михаськи, – не уследила я за ним, выполз мальчишка из квартиры ранним утром, пока я дремала… Ночью не спится, а вот под утро случается задремать… Хороший ты человек, говорю, пришел нас спасать. Но спасти нас нельзя: если я заявление напишу насчет Юлькиного похищения, то убьют нас с Михаськой, понимаешь?

– А ведь он, по вашим словам, Юлю любит?

– Так это он ее любит! А мы ему никто. Он бандит, этим все сказано!

Веселенькая история… По большому счету, Алексей мог откланяться и уйти: не хотят писать заявление – так и не надо!

Но разве мог он уйти, когда мальчик Михаська попросил его о помощи?

– Хорошо, не надо заявления. Скажите только, куда Гарик увез Юлю?

– К себе, наверное. На квартиру… где они раньше с Юлькой жили…

– Ее не конфисковали?

– Нет, только имущество описали.

– И где же эта квартира находится?

– Пиши. – Любовь Михайловна полистала потертую записную книжку, а затем продиктовала адрес в Матвеевском. – По тем временам квартира была шикарная. У него была трешка, но очень хорошо обставленная. Когда же Гарик попал под суд, то вынесли из нее всю мебель, все вещи… до последнего одеяла. Юлька спала на голом матраце на полу первое время… Но жила при этом безбедно: еду ей приносили его «друзья», они же купили ей и кровать, и холодильник… Случалось мне заезжать к ней: там все ломилось от деликатесов! Но интерес у них, «друзей» этих, был не бескорыстный: они сделали эту квартиру, как бы так сказать… Опорным пунктом. Завозили туда, кроме еды, наркотики, и еще видеомагнитофон привозили, устанавливали и порнографию смотрели… И девок своих привозили. Проституток, понимаешь? А Юлька их жалела… Какую побили, ту она у себя ночевать оставляла… Боролась за права женщин, не смейся!

– Я не смеюсь, Любовь Михайловна.

– Вот и хорошо… Юлька только тогда и поверила наконец, что ее муженек бандит! А то все твердила: не верю, не верю… От этой жизни Юлька и сбежала год спустя после ареста мужа ко мне, понял? Думала, что она с Гариком раз и навсегда покончила! Думала, что ежели развелась, так он исчезнет из ее жизни…

– А он не исчез, – констатировал детектив.

– Нет. Пришел вот из тюрьмы… И увез Юльку! Мальчонка у нас смышленый, гордость наша, но он многое не понял, мал еще, не все тебе рассказал… А Гарик говорил вот еще какие слова: что он на Юлькин развод плюет, и считает ее своей женой, и что она ему должна ЕГО ребенка родить…

– А вы при этом уверены, что Михаська его сын?

– А как же иначе? Юля не такая, чтобы с разными… Да ведь у Гарика голова больная! Юльку увез силой, а сына своего бросил со мной. Сказал, что если мы сдохнем от голода, то только лучше будет… Вот какая ассенизация, а?

Кис согласился, что сплошная ассенизация, хоть и подозревал, что Любовь Михайловна неверно употребила слово. То ли подзабыла его значение, то ли… не хотела произносить грубое слово «дерьмо»?

– Фамилию его назовите. И Гарик – это кто? Игорь?

– Балатаров его фамилия, а имя так и есть Гарик – Гарри. Как шахматист один, не помню уж, какой…

Да, выходило, что маму Михаськи и впрямь похитили. Но кто? Бывший муж! Особого трепета это в наших органах не вызовет. Муж хоть и бывший, а все вроде как близкий человек… Стало быть, нужно, чтобы родные органы взяли в толк, что разведенный муж есть ЧУЖОЙ ЧЕЛОВЕК, полностью утративший права на супружескую близость. И, если этот Гарри Балатаров намерен принуждать Юлю к сексуальным отношениям, то он в чистом виде НАСИЛЬНИК, и бывшее супружество НИКАК не может его извинить!

– Когда он Юлю увез?

– Да вот уж три дня тому, – ответила бабушка.

– Юля работает?

– А как же! Она гимнастка, в сборной нашей была! Но здоровье не заладилось, Юльке пришлось из спорта уйти. Тренером пошла в физкультурный центр. Фитнес и все такое… Хорошо зарабатывает, между прочим.

– Она вас с Михаськой содержит?

– Еще чего, у меня своя пенсия есть! – гордо отвернулась бабушка. – Конечно, на нее не позволишь, что Юлька позволяет, но… Прокормимся мы с Михаськой, не беспокойтесь!

– На ее работе тревогу не забили?

– Звонили. Я сказала, что Юля приболела…

– Хорошо. Я съезжу на эту квартиру. Если Гарик держит Юлю именно там, то… Возможно, сумею вам внучку вернуть.

– Бог с тобой, – перекрестила его Любовь Михайловна. – Я за тебя молиться стану… Только ты помни, если Гарик прознает, что это мы с Михаськой тебя подрядили, то смерть нам. Помни!

– Не волнуйтесь. Надеюсь, объясняться с ним не доведется; а уж если вдруг, то скажу, что я Юлин ухажер…

* * *

Первым делом Алексей позвонил Сереге, изложил ситуацию и попросил пробить все, что есть в уголовном деле на Гарри Балатарова, а также скинуть ему фотографию оного на мобильный.

– Хочешь, чтобы мы подключились? – спросил Серега.

Вопрос Сереги, если его расшифровать, означал примерно следующее: официально ли детектив сообщает о преступлении (что, строго говоря, являлось его долгом) или просто просит дружеской помощи?

– Пока нет смысла, – ответил Алексей. – Сначала сам разведаю.

Они доверяли друг другу безгранично, отчего Серега настаивать не стал: Кис знает, что делает.

После чего Алексей позвонил в свой офис и распорядился, чтобы Игорь, его ассистент, выехал по адресу в Матвеевском.

Добирался он туда долго – Игорь прибыл на место раньше. Искомый дом оказался довольно странным, круглым, как бублик. Кис ни разу в жизни архитектором не был, но все же подумал с легкой жалостью, как им, архитекторам, небось, туго пришлось, чтобы спроектировать квартиры в этом бублике. С точки зрения детектива, архитектурный изыск в виде круглого дома не оправдывал ни их мучения, ни затраты. Впрочем, Кис, наверное, чего-то не понимает в изысках…

За это время в его трубку упала фотография Гарри, и они с Игорем внимательно изучили ее. Хотя особо внимательно изучать ее не требовалось: как верно заметила Любовь Михайловна, Гарри был знойный красавец – такого мимо не пропустишь. Впрочем, фото из уголовного дела датировалось временем его ареста, то есть шесть с хвостиком лет назад. За эти годы он полысел, как сообщила Михаськина бабушка, возможно, растолстел… нет, скорее похудел! Жизнь в тюрьме не располагает к лишнему весу, прямо скажем.

Подробности дела по Балатарову Серега обещал к вечеру, там и посмотрим, за что его осудили и отчего это он досрочно вышел на свободу. А пока они с Игорем незаметно дежурили у подъезда в надежде, что Гарик покинет квартиру.

После двух часов слежки, когда уже ноги и прочие места затекли, – Кис наблюдал из своей машины, Игорь с лавочки в кустах, – удача им наконец улыбнулась. Человек, весьма похожий на искомого субъекта, только малость растерявший свою буйную шевелюру, отчего былые кудри превратились в редковатый ежик с озерком лысины на макушке (не подкачала бабушка!), покинул подъезд. Сел в машину, которая его поджидала, и был таков.

Ну да, вспомнил Кис, имущество ведь его описали, так что если и была у него какая тачка, так теперь нетути. Такси вызвал.

Оставив Игоря на стреме, Алексей вошел в подъезд. У него имелось примерно пять разных способов попадания в подъезды с кодами, но на этот раз не пришлось воспользоваться ни одним из них: прямо перед ним дверь отворилась, и оттуда вышла оживленная группа подростков, чем детектив, разумеется, воспользовался. Впрочем, это, на самом деле, и есть пятый способ.

Он поднялся на седьмой этаж. Общая дверь оказалась не заперта, и Кис беспрепятственно приблизился к квартире Гарика. Позвонил. Тишина. Детектив прислушался: внутри квартиры что-то тихо позвякивало… Но ему не удалось классифицировать этот звук.

Минуты четыре ушло на то, чтобы справиться с двумя замками.

– Юля? – позвал он из коридора.

Ответа не последовало.

– Меня ваш сын, Михаська, попросил о помощи… – произнес он в пространство.

– Я здесь! – донеслось до него из-за одной двери.

Распахнув ее, Алексей увидел молодую женщину в спортивном костюме брусничного цвета. Точнее, от костюма на ней были только брюки, – белая майка сверху, – а куртка валялась на постели. Юля была прикована за ногу цепью к кровати. Цепь позволяла ей передвигаться, но не давала возможности приблизиться ни к окну, ни к двери комнаты. Теперь детектив понял, что за звук доносился до него: позвякивание цепи.

– Юля?

– Да. Кто вы?

Она была очень хороша собой. И очень похожа на своего сына: те же темные кудри, те же карие глаза и ямочка на правой щеке, те же смешливые точечки-веснушки на крыльях носа. Только синяк на скуле несколько все портил. Тонкая, ладная, она напоминала грациозное животное, пойманное в капкан.

– Я частный детектив. Михаська пришел просить помощи к моему другу…

Юля, громыхнув цепью, забралась с ногами на кровать, и Кис тоже присел на краешек – другой мебели в комнате не наблюдалось. На полу стоял поднос с бутылкой воды и стаканом, а также с тарелкой, на которой лежал недоеденный кусок пиццы.

Алексей закончил короткую историю о Михаське, пояснив тем самым причины своего появления в этой квартире. Юля невольно улыбнулась, слушая про Михаськины подвиги.

– Давайте я вас освобожу и отвезу домой, – предложил детектив.

Он раскрыл свой профессиональный портфель, в котором обитали очень нужные-важные вещи: фонарики, наручники, отмычки, отвертки, кусачки, пинцеты, пакетики для сбора вещественных доказательств, перчатки, пудра для снятия отпечатков и многие другие необходимые мелочи. Алексей вытащил небольшую связку ключиков, способных открыть большинство наручников, а также кусачки и показал их Юле.

– Попробуем сначала ключом, а если не получится, то…

– Нет!

Она почему-то отползла от него в самый дальний угол широкой кровати.

– Я не понял… Вы не хотите отсюда выбраться?

– Хочу! Но если я сбегу, Гарик убьет бабушку и Михаську! И меня тоже может…

Алексей снова поизучал синяк на ее скуле. Гарик явно приложился от души. Но всего лишь один раз, что несколько обнадеживало.

– Хм. У меня поручение от вашего сына спасти вас. И как же мне, в таком случае, вас спасать?

– Покажите мне ваше удостоверение.

Алексей немедленно удовлетворил ее просьбу. Как ему показалось, Юля немного расслабилась.

– Послушайте, Алексей Андреевич…

Она умолкла.

– Я весь внимание, Юля.

– Нужно бабушку и Михаську сначала отправить в безопасное место…

– У вас есть такое место?

– Есть. У бабушки имеется старая дача, еще от ее папы. Мы там сто лет не были: бабушке уже не под силу заниматься ею, а мне некогда… О ней никто не знает, даже Гарик! Их нужно туда отправить… Вы не могли бы это сделать?

– Хорошо, – кивнул Алексей.

– У вас найдется клочок бумаги и ручка?

Детектив протянул требуемое, и Юля нацарапала косым почерком адрес дачи. Затем, подумав, приписала внизу фразу: «Бабулечка, сделай так, как Андрей Алексеевич скажет, хорошо?»

– Вот, – протянула она ему блокнотный листок.

– Алексей Андреевич. То есть наоборот.

– Ах, извините! – Юля улыбнулась, ямочка на ее правой щеке засияла.

Она исправила записку и снова протянула ее детективу.

– Вы сначала их увезите в безопасное место, ладно? А потом приходите… если не передумаете, – она усмехнулась с легким недоверием, – приходите меня спасать…

Кис ответил не сразу. Не слишком ли Юля усложняет ситуацию?

– А все же не лучше ли нам сейчас уйти отсюда вместе и вместе же заняться отправкой на дачу ваших родных?

– Нет! Гарик может вернуться в любой момент! Не обнаружив меня, он кинется на нашу квартиру, и…

– Но с вами буду я, – возразил Алексей.

– А если он зарежет и вас? Вы уверены, что с ним справитесь?

– Юля, но ведь можно вызвать милицию! И Гарика в один момент скрутят!

– Вы в самом деле думаете, что его арестуют за то, что он меня похитил?

– Ну…

Кис немного растерялся. Конечно, Балатарова отвезут в участок, допросят… Но особого трепета это в наших органах не вызовет. Погрозят пальчиком и отпустят. Гарри окажется на свободе и…

Насколько серьезна его угроза зарезать бабушку и мальчика в случае, если вмешается милиция?

Алексей этого не знал. Может, и блеф, – но… Он не мог взять на себя ответственность за подобный риск.

– Пусть будет по-вашему, – кивнул Кис, пряча листок в карман, и встал.

– Можно я спрошу вас? – Юля вскинула на него напряженный взгляд.

– Разумеется.

– Зачем вам это? Михаськой заниматься, бабушкой моей, меня спасать… зачем? Вы не милиция… И денег вам никто не платит…

– Не знаю, как ответить, Юля. Просто когда у меня на глазах происходит… Нет, не знаю, как объяснить.

Юля помолчала, вглядываясь в лицо детектива.

– У меня в квартире спрятаны деньги… Я скажу вам, где. Отдайте их бабушке… пожалуйста.

Кис кивнул.

– Вы их себе не заберете?

– Сказать, что я честный человек и чужого не беру?

– Да, скажите… пожалуйста.

– А вы поверите?

– Я вас не знаю… Но постараюсь.

– Я чужого не беру. Никогда.

– Спасибо…

– Спасибо скажете, когда все утрясется… Юля, у меня тоже есть вопрос… На засыпку, что называется. А что бы вы предприняли, если бы я не пришел? Ведь мой визит вы никак предполагать не могли! Так на что вы рассчитывали?

– А вот, – Юля указала на браслет, опоясывающий ее ногу. – Посмотрите поближе….

Браслет был изрядно подпилен с задней стороны, которая не бросалась в глаза.

– Чем вы его?..

Юля вытащила из-под матраса напильник.

– Гарик, он больной… Нет, я не для красного словца, он и в самом деле больной! Он почему-то решил, что я его до сих пор люблю! После всего того, что он… Неважно. И в первый день он меня приковал только тогда, когда ушел. Я нашла напильник, спрятала его тут у себя… Но потом он передумал и стал меня все время держать на цепи, даже когда дома был. Наверное, из-за того, что я пыталась с ним драться…

– Вы?

Кис с сомнением окинул взглядом ее тонкую фигурку.

– Я дзюдо владею! Думала, справлюсь…

– Не удалось, – констатировал детектив.

– Не удалось… Сначала я его повалила на пол и хотела к двери бежать, но Гарик меня за ногу успел поймать. Я упала и вскочить уже не смогла: он меня всем своим весом придавил. После этого он меня приковал.

– Погодите… Вы рассчитывали все же освободиться, подпилив браслет, так? Тогда почему вы не хотите, чтобы я вас прямо сейчас вызволил? Что это меняет?

– Я же вам говорю: лучше, если сначала мой сын и бабушка окажутся в безопасности! Мне так спокойней будет. Если бы вы не пришли, я бы все равно вырвалась и их бы постаралась поскорее спрятать… да и сама спряталась бы от Гарика. Я не знаю, чего от него ждать теперь, после тюрьмы. Он изменился. Раньше бы никогда на меня руку не поднял, а теперь, вот…

И она потрогала свою скулу.

– Юля, давайте так, – произнес детектив, – я прямо сейчас займусь вашей семьей, перевезу их на дачу. А завтра вернусь за вами. Отвезу вас туда же, на дачу. Вы уверены, что Гарик о ней не знает?

Юля не ответила. Казалось, она перебирает в уме какие-то варианты. Детектив ждал.

– Не то чтоб уверена… Но все равно, больше некуда их спрятать. И Гарик вряд ли подумает об этой даче, даже если и слышал о ней. Она, дача, у нас совсем старушка, – если даже я о ней и упоминала, то именно как о старушке… Нет, Гарик не вспомнит о ней!

– Ну что ж, тогда я пошел. А вы… вы мужественный человек, Юля.

Она вдруг засмеялась.

– Вы уверены, что для женщины это комплимент, когда ей говорят, что она мужественная?

– Хм… Не уверен… Но если бы я сказал: вы женственный человек, – то вышло бы совсем глупо?

Юля улыбнулась.

Детектив покинул квартиру, вышел на улицу, нашел глазами Игоря и подал ему знак: в машину, мол.

Страшно хотелось есть. И кофе хотелось тоже: в термосе уже не осталось ни глотка. Алексей посмотрел на часы: около двух дня. Даже если перевоз бабушки с Михаськой на дачу займет немало времени, то все же полчасика на еду можно выкроить.

По дороге им первой попалась пиццерия, но Кис, вспомнив кусок пиццы на тарелке у Юли, отчего-то расхотел итальянской кухни. Далее по ходу обнаружился некий «Пельмешок», и они с Игорем рискнули. С некоторой опаской – заведение незнакомое, и что там у них за пельмешки… – они изучили меню и выбрали «пельмени классические со сметаной». Но, когда им принесли горшочки, заклеенные поверху блинчиком; когда блинчик был безжалостно содран и из горшочка повалил ароматный дух… А особенно тогда, когде первый пельмешок радостно брызнул соком под зубами, – тогда они расслабились. Точнее, сосредоточились – над горшочком.

Кофе, правда, оказался из рук вон, но Кис, благодарный за вкуснейшие пельмени, простил этот недостаток заведению.

* * *

– Нет! – заявила Любовь Михайловна. – Никуда я не поеду! У меня борщ еще не остыл! И вещей складывать придется уйму. И что там, на даче нашей, – может, сгорела, может, развалилась, может, соседи на доски разнесли, – не знаю я. Там целую вечность никто не бывал! Не поедем мы туда с Михаськой!

Детектив протянул ей записку, нацарапанную Юлей. Любовь Михайловна надела очки, прочитала.

– Мало ли что Юлька скажет! Куда это я должна ребенка тащить?! А кошку куда дену? А фиалки мои кто поливать будет? И борщ, что с ним делать?

– Как знаете. Только Юлю никак не удастся выручить из плена, пока вы здесь, на московской квартире.

– Думать надо было, за кого замуж выходить! – гневно откликнулась бабушка.

– Но ведь и вам Гарик нравился, сами сказали.

– Нравился – не нравился…

– Он Юлю ударил. У нее синяк на лице.

Бабушка посмотрела на детектива ясными глазами. Помолчала.

– И куда ж теперь это?.. В холодильник не поставишь, все горячее… а на балконе пекло…

– А вы возьмите с собой. В какой-нибудь посуде, которая хорошо закрывается. И кошку забирайте. Я ведь вас на машине отвезу, так что берите все что нужно, на себе не нести!

– А фиалки мои?!

Кис растерялся. Он не знал, как можно помочь фиалкам. Их было множество, на всех подоконниках, и все они обильно и разноцветно цвели…

– Может, их в ванну поставить, с водой?

– А свет? – патетически воскликнула Любовь Михайловна. – Им свет нужен!

– Послушайте, это ведь всего вопрос нескольких дней… Я приложу все свои силы для того, чтобы Гарика арестовали за похищение человека и дали ему новый срок…

Любовь Михайловна зыркнула на него и молча прошествовала в комнату.

– Михаська, – позвала она мальчика, вытащив из шкафа небольшой чемоданчик, – ну-ка, складывай в него свои вещи! Брючки, шортики, носочки, трусики, пижаму, майки, рубашки…

Михаська, выяснив после нескольких наводящих вопросов, что они едут на дачу, заметно расстроился и сел на корточки у стенки.

– Что? – недовольно спросила бабушка.

– Как же я без Жени? – горько произнес мальчик. – Она же меня ждет!

– Нет, вы видели это подрастающее поколение? – обернулась к детективу бабушка. – Ему шести нет, а у него уже любовь! Вы такое видели, скажите на милость?! Так позвони ей, – это уже к Михаське, – и объясни, что не сможешь увидеться с ней несколько дней!

– Только пусть не говорит, куда едет! – встрял Кис.

– Слышишь, Михась, ты ей скажи, что просто не можешь. Ну не можешь, и все. Не говори, куда мы едем. Просто в отпуск, куда-то… А то плохой дядя нас найдет, понял?

Провозились они долго, куда дольше, чем рассчитывал детектив. Любовь Михайловна собиралась капитально: упаковывала одеяла и подушки, туго перевязывая их веревками, складывала одежду, посуду, еду…

– Там никто не бывал лет пятнадцать… – поясняла она. – Юльке дача без интересу, а Гарик все обещал хоромы купить за городом, да не успел… А я стара для дачных дел. И далеко она от Москвы. На перекладных не наездишься, – говорила она, упихивая чайник в один из многочисленных баулов, – потому Юлька никогда Гарику о ней не говорила. Чего говорить-то? Что есть, что нет, все одно. Цена ей копейка, даче нашей, хвастаться нечем…

Неожиданно она замерла.

– Так, а Юлю вы куда повезете? Сюда, на квартиру?

– Туда же, на дачу доставлю.

– Вот-вот, на дачу! А то здесь ее Гарик снова найдет и умыкнет! Вы уж ее к нам… Не знаю, как справляться будем… Дача-то наверняка прохудилась… Ох-ох, вот Юлька нам удружила!

Алексей вдруг вспомнил о деньгах.

– Погодите, Любовь Михайловна… Юля сказала, что приберегла деньги. И просила меня вам сказать о них.

– Какие еще деньги? – подозрительно воззрилась на него Любовь Михайловна.

– Какие – не знаю. Но лежат они под тумбочкой в вашей комнате!

– Что за деньги такие, – бормотала бабушка, направляясь в свою комнату, – откуда еще деньги?

– Пойди сюда, – позвала она детектива, – помоги!

Алексей вошел в ее комнату. Бабушка пыталась сдвинуть комод.

Он быстро огляделся. На звание «тумбочки» тут могли потянуть два предмета мебели: комод и ночной столик, правда, больше смахивающий на табурет с ящиком.

Коль скоро Любовь Михайловна уже ухватилась за комод, то детектив ей помог, сдвинул… И впрямь, под ним обнаружился изрядно запылившийся почтовый конверт. Детектив вознамерился было его вскрыть, но Любовь Михайловна выдернула у него конверт из рук.

Разорвала. Выпали доллары, несколько сотен – на глазок, чуть больше десяти. Не бог весть что, но все же деньги.

– И что я с ними? Куда?

– Если не будет хватать пенсии, то в любом отделении сбербанка вы сможете получить за них примерно тридцать тысяч рублей.

Бабушка поджала губы. Что-то ей не нравилось. Может, к обмену валюты непривычная?

У Алексея мелькнула мысль: предложить бабушке свою помощь в обмене денег. Но он сразу же от нее отказался: Любовь Михайловна, с ее недоверчивостью, с ее непониманием столь загадочных вещей, как курс доллара, могла его заподозрить в обмане. Что ему ни с какой стороны не нужно.

Благотворительность – вещь сложная, – не менее сложная, чем мошенничество. Точно так же требует психологического подхода и дара убедительности…

Короче говоря, Алексей соваться с предложением помощи не стал. Более того, он поскорее вышел из ее комнаты, чтобы не видеть, куда Любовь Михайловна перепрятала иностранные дензнаки…

* * *

Когда они загрузились во внедорожник Алексея, солнце уже клонилось к горизонту. Он ввел адрес в свой GPS, не надеясь на инструкции Любови Михайловны, – тем более что она всю жизнь пользовалась электричкой и сельским автобусом. Да уж, не наездишься на таких условиях в деревню!

…После двух часов пути, уже в сумерках, они подкатили наконец к пункту назначения. Оный представлял собой почти легший на землю и основательно прогнивший забор, бурьян в рост Михаськи и серый домишко, присевший на один бок. Окна скалились разбитыми стеклами. Дверь оказалась незаперта – замок давно сломан…

Внутри было пусто. Вынесли всё, как понял детектив из причитаний бабушки. «А рукомойник-то, кому же это он понадобился, старенький такой, жестяной!»

Михаська стоял посреди комнаты с выбитыми окнами и растерянно оглядывался. Должно быть, при слове «дача» ему что-то такое интересное представлялось, незнакомое и увлекательное. А тут полный разгром, да в виде последнего дизайнерского слова несколько кучек засохшего кала там и сям…

– Возвращаемся в машину! – решительно произнес Алексей.

– Я в Москву не поеду! – насупилась Любовь Михайловна. – Столько собирались, упаковывались – что ж, все зря? И потом, Гарик нас там найдет и убьет!

– Мы в другое место поедем, – ответил детектив, настойчиво тесня ее к машине, – где вы сможете нормально пожить несколько дней. И Юлю я вам туда привезу, не беспокойтесь. Там вы будете в полной безопасности, но при этом в приличных условиях. Люкса не гарантирую, но мебель там есть, окна и двери целы, наличествуют холодильник, плита… В общем, все что нужно.

– И где же это? – с подозрением поинтересовалась Любовь Михайловна.

– На даче. Моей.

Алексей не стал пояснять, что дача не совсем его, а Александры. Некоторое время назад, ради покупки нового жилья в Москве – просторного и в более экологически чистом районе, для будущих их малышей, когда Саша была еще беременна, – они продали дачу Киса, решив, что на семью им хватит одной, Сашиной…^[2] Юридически она принадлежала Александре, а фактически служила их семье.

Сами они туда редко выбирались: дела держали их в городе – его сыщицкие, ее журналистские. Вырывались иногда в выходные или изредка на неделю. А так, чтобы на все лето, в их семье никак не получалось. Так что дача все больше простаивала…

Вот туда и повез Михаську с бабушкой Кис.

Добрались до места совсем затемно. Алексей отпер дом, зажег свет, впустил туда бабушку и мальчика. Михаська радостно пробежался по комнатушкам: ему все нравилось! Любовь Михайловна скептически осмотрелась. Проверила наличие воды в кране, убедилась в том, что холодильник работает, заглянула в комнаты…

– А я, чур, тут спать буду!

Михаська указал на диванчик на застекленной веранде.

– Еще чего! – воспитательным голосом отозвалась бабушка. – Вот тут ты будешь спать, в комнате, – и она указала на кровать, покрытую простыней в бело-синюю клетку.

– А ты где, бабулечка?

Она мельком глянула на Алексея. Понятно: ей неловко распоряжаться в чужом доме. Даже если Кис ей сто раз скажет «будьте как дома».

– Во второй комнате тоже есть кровать, – сообщил он. – Постельное белье и одеяла вот здесь, – указал он на встроенный шкаф.

– Да мы же свое взяли! Хоть и думала я, что дача моя развалилась совсем, но такой подлости от соседей не ожидала… Не ожидала, – повторила она, качнув седой головой.

Алексею показалось, что в глазах ее блеснули слезы. Но Любовь Михайловна вдруг бодрым голосом – слишком бодрым! – попросила его помочь перенести барахлишко из машины в дом.

Он перенес все баулы в дом, отдал ключи и пообещал держать связь. Мобильный телефон у бабушки имелся, к счастью, и пользоваться им она умела.

– Детектив! – позвала его Любовь Михайловна, когда он пересекал порог. – Ты вот что… Возьми вторые ключи от моей квартиры… Мало ли что… Может, сходишь через пару дней, фиалки польешь? Им водичку в поддоны наливать нужно, а?

Подавив вздох, Кис кивнул и взял ключи.

* * *

С чувством выполненного долга он вернулся домой уже далеко за полночь, а потом пил чай с Александрой на кухне, рассказывая ей об удивительном мальчике Михаське и обо всем этом удивительном семействе…

Александра слушала его внимательно вроде бы, но Алексей уловил в ее глазах некую рассеянность, какая-то иная мысль ее занимала.

…Он не ошибся. Дослушав его повествование, Александра, подлив ему чаю, села напротив и произнесла:

– Алеша, нам нужно уезжать из Москвы. Дети плохо переносят жару… И мы-то плохо, но дети особенно. И потом, я боюсь: вдруг леса вокруг Москвы начнут гореть? Торфяники? Такое уже было в семьдесят втором. В прессе пишут об опасности пожаров… Надо детей вывозить отсюда! В редакции я договорюсь…

Уж если Александра собралась на работе договариваться, – из-за которой сидела в Москве, по жаре, собирая материал для очередной статьи, – то дело ей представлялось весьма серьезным!

Алексей помнил семьдесят второй. Помнил ядовитый смог, окна, затянутые марлей, которую его мама постоянно опрыскивала водой…

– Да, Саша. Правильно. Куда, ты думаешь?

– Все равно. В Турцию, в Тунис, в Болгарию… Главное, уехать отсюда. Я завтра начну путевки искать. На нас и на родителей.

Александра имела в виду своих родителей – Алексей уже давно осиротел.

– Ты с ними это уже обсудила?

– Да. Они согласны.

– Договорились. Я с этим делом завтра закончу, и уедем!

– А ты куда предпочитаешь?

– Мне все равно, Саш. Что найдешь, то и найдешь.

* * *

Однако следующий день с самого начала не заладился. Алексей с Игорем приступили к дежурству в девять утра, но до двух дня Гарик так и не вышел из подъезда. Кис уже жалел, что позволил себе поспать после вчерашних ночных разъездов по дачам: Балатаров мог уйти из дома раньше девяти! В таком случае сейчас его в квартире нет, и можно было бы идти выручать Михаськину маму из плена… Легкость, с которой он накануне попал к Юле, детектива расслабила, и он совершил ошибку? Или Гарик все-таки сидит в хате и сегодня не намерен никуда выходить?

– Игорек, давай-ка ломанись к ним с какой-нибудь чушью, типа опроса… Надо же выяснить, что происходит!

Игорю не привыкать, он уже усвоил примочки шефа за время работы в детективном агентстве АКИС («А» как Алексей, «КИС» как Кис… Кисанов то есть).

Он подошел к домофону и набрал номер квартиры. Они слушали вместе, как пиликал звонок… Но никто на его призыв не ответил. Выходит, Гарика нет дома! А Юля – она не может подойти, она же на цепи, как собака…

– Пошли! – скомандовал детектив.

На этот раз они использовали четвертый из пяти способов попадания в подъезд: набрав наобум какой-то номер, Игорь вежливо проговорил: «Вам телеграмма, откройте!» – и дверь открылась.

Алексей уж было наладился вскрывать квартиру, как вчера, но дверь подалась назад, приоткрылась. Дурной знак. Очень дурной. Не мог уйти Гарик, не заперев свою пленницу!

– Юля? – позвал детектив, осторожно продвигаясь по коридору.

Игорь остался на лестничной площадке, на «атасе».

В квартире царила тишина. Оказавшись перед Юлиной комнатой, Кис еще раз, на всякий случай, произнес: «Это я, Алексей, не пугайтесь!» – и толкнул дверь.

Комната была пуста.

Ни Юли, ни цепи.

Лишь ее сумочка на полу, и все содержимое рядом, будто кто-то специально вытряс. Гарик перевез бывшую жену в другое место? Но почему? Не могла же она ему сболтнуть о визите детектива? Или Юля ведет двойную игру? Она любит своего бывшего, но не смеет в этом признаться… и участвует в спектакле под названием «меня похитили, а я тут ни при чем»?!

Глупости. Если бы Юля уехала отсюда добровольно, то и сумочку бы прихватила. И даже если не очень добровольно, то все равно бы прихватила, – как она это сделала, когда Гарик умыкал ее из квартиры бабушки! Но сумочка осталась здесь, и ее кто-то полностью вывернул… Уж точно не хозяйка!

Гарик заметил подпил на браслете и искал повсюду напильник? – задавался вопросом Кис, разглядывая предметы на полу.

Среди разных типично женских вещичек, вытряхнутых из сумочки, его внимание привлек тюбик помады без колпачка. Он поискал его глазами, нашел, взял в руки и проверил: колпачок цел, без трещин, и просто так слететь не мог, поскольку сидел на тюбике весьма плотно. Юля подкрашивала губы перед тем, как Гарик ее выволок из квартиры с тем, чтобы перевезти в другое место? Все еще хочет ему нравиться? Впрочем, она ему и без того чересчур нравится, раз он ее уволок…

Или…

Случалось иногда в его практике, что помада, за неимением под рукой другого пишущего средства, использовалась для записки. Если это так…

С другой стороны, кому понадобилось вытряхивать ее сумочку? Что в ней надеялись обнаружить? Только если Юля сама… чтобы привлечь внимание к ее содержимому? В таком случае и помада неспроста не завинчена! Должна где-то быть записка от Юли, должна!

Кис обошел всю комнату, но ничего не обнаружил. Затем он обошел всю квартиру, – и не зря. В стенке гостиной он заметил пулю. Давно она тут? На глаз свеженькая, но глаз не точный прибор… В комнате никаких следов крови, значит, раненых не было. Однако чтобы сказать с уверенностью, нужны эксперты!

Придется звонить Сереге. Просить помощи…

Поманился, заманился Алексей Кисанов вчера кажущейся легкостью дела! Думал: вот сегодня так же легко отследим уход Гарика, в квартиру войдем, Юлю освободим да на дачку переправим, в безопасное местечко, – а уж потом примемся с ее бывшим разбираться…

Эх, самонадеянность, покаянно вздохнул Кис, набирая номер Громова.

Объяснил суть, доложил обстановку. Серега его по-отечески пожурил и обещал прислать оперов с экспертами.

В ожидании их прибытия Алексей отпустил Игоря, а сам вернулся в комнату, где Гарик держал Юлю на цепи. Незакрытый тюбик помады не давал ему покоя. Женщина, подкрасив губы, завинчивает помаду после пользования, это абсолютный женский рефлекс… Нет, не для наведения красоты Юля использовала ее!

Он снова принялся искать послание от Юли.

Ничего на стенках. Ничего на полу.

Он откинул одеяло. Пишет ли помада на простынях? Наверное, она же содержит жир, должна оставить следы…

Но и на постели их не было.

Алексей терялся в догадках. Юлю увез Гарик? Или кто-то иной пришел и увез их обоих? Все будет зависеть от заключений экспертов… А ему, пожалуй, больше нечего тут делать… Разве только дождаться группу, высланную Серегой.

Он решил выйти на улицу, встретить их там, – в этой квартире он словно задыхался… Как вдруг бегом вернулся в «Юлину» комнату – там, на полу, возле сумочки, валялась пудреница! А в пудреницах всегда есть зеркальце!

Он ее поднял, раскрыл…

Бинго! Поперек маленького зеркальца были начертаны помадой несколько слов:

«На нас напа

ли

угрожают

гар

ри».

Веселенькая история! Кис, который собирался с легкостью вернуть маму Михаське, теперь оказался втянут в сложную историю со сложными разборками!

Как назло, в этот момент позвонила ему Любовь Михайловна. В ответ на ее вопрос о внучке Алексей соврал, даже не покраснев, что все еще ждет возможности попасть в квартиру, где Гарик держит Юлю.

Кажется, Любовь Михайловна ему поверила. Во всяком случае, она легко перешла к следующему пункту своих забот: к утюгу. Она забыла его взять с собой, и отсутствие утюга для поглажки Михаськиных одежек грозило перерасти во вселенскую катастрофу.

– Не волнуйтесь, пожалуйста, Любовь Михайловна, – поспешил успокоить ее Кис. – Утюг у нас на даче есть…

И Алексей объяснил, где его искать. В результате чего разговор быстро завершился с обоюдным облегчением. Вселенской катастрофы удалось избежать.

…Эксперты подтвердили: пуля свеженькая. Они еще повозились, снимая отпечатки (нашли уйму), ища следы крови (не нашли), – и что-то еще, собирая в пакетики и капая в пробирочки.

О чем поведают все эти пакетики и пробирочки, мы еще посмотрим; однако уже ясно, что не Гарик увез Юлю, а Гарика увезли вместе с Юлей.

КТО?

Гарик почти семь лет назад был осужден за вооруженное ограбление ювелирного магазина… Причем пошел на нары один: подельников не выдал, хотя, по свидетельствам, их было трое-четверо вместе с Гариком. И награбленное не нашли.

За подробностями надобно ехать к Сереге: он дело уже достал из архива.

И Кис поехал на Петровку.

В дороге его снова накрыл звонок бабушки. Утюг она нашла, но… Вселенская катастрофа еще была далека от завершения.

– Это не утюг, это целая электростанция! – заявила она возмущенно. – Там огромная подставка, на ней кнопки, а из утюга валит пар!

Кис попытался было объяснить, что пар – это чтобы не брызгать на одежду водичку, что так удобнее и управляться с кнопками совсем несложно: та, что слева, регулирует температуру утюга, а та, что справа…

– Мне нужен мой утюг! – отрезала бабушка. – Вы уж привезите его мне, голубчик! И потом, Михаське нужен кефир. Простой кефир, поняли? А в вашем сельпо, как выяснилось, продают только иностранные йогурты! Нам не нужны иностранные, нам кефир нужен! Привезите мне утюг и несколько упаковок кефира, Алексей Андреич!

Ох, совсем не до кефиру было сейчас Алексею Андреичу! Но, скрепя сердце, он пообещал.

– Может, не я сам, а ассистента своего пришлю… Я же тут Юлей занимаюсь, если вы не забыли, – малость ехидно произнес он.

– Пусть ассистент, – милостиво согласилась Любовь Михайловна. – Утюг у меня на кухне стоит, в шкафике, слева от плиты. И, когда ко мне за утюгом пойдешь, ты фиалкам водички в поддоны подлей, а?

«Юморная бабушка», – вздохнул Кис, отключаясь.

Он перезвонил Игорю, поручил ему изъятие утюга в квартире Любови Михайловны, поливку фиалок и закупку кефира.

* * *

Просидел он на Петровке практически весь остаток дня, читая объемистые тома уголовного дела. Ювелирный магазин при ювелирной же фабрике являлся, по некоторым сведениям, одним из пунктов незаконного трафика драгоценных камней, и по нему уже в ту пору было открыто дело в соответствующих органах, хотя двигалось оно подозрительно вяло.

Тем не менее кое-какая схема вырисовывалась. В этот магазин при фабрике привозились левые алмазы с приисков – фабрика делала огранку, выдавая левые же бриллианты. Россыпью и в украшениях.

Алексей однажды сталкивался с трафиком драгоценных камней^[3] и знал, что русская огранка высоко ценится в ювелирном мире. Так что превращение алмазов в бриллианты должно было приносить бешеные доходы всем участникам этой преступной цепочки.

Гарри с подельщиками, по существу, ограбил не столько магазин, сколько других бандитов, которым эти камешки условно принадлежали, – магазинные же прилавки не тронули; зато в сейфах дирекции поживились заодно несколькими готовыми украшениями, очень дорогими. Вещи такой стоимости на прилавки магазинов не выкладывались: изготавливались они из тех самых левых камешков, и покупателями их были либо наши богатеи, либо заграничные.

Трафик камней Киса не интересовал, и он переворачивал страницы, читая их по диагонали, пока не наткнулся на подробности, связанные непосредственно с Балатаровым.

Камера видеонаблюдения ничего толком не запечатлела: грабители ворвались со служебного хода, разбив ее выстрелом, затем убили охранника. Так что приходилось полагаться на показания работников магазина, в которых имелись противоречия. Одни утверждали, что нападавших было трое, другие – что четверо. Все в масках, так что никаких фотороботов никто составить не смог.

Дело грозило оказаться «висяком», но через пару дней после ограбления раздался анонимный звонок: якобы увидев новости по телевизору, человек вспомнил, что как раз в это время проходил по улице, куда вел служебный выход, и увидел там знакомую ему машину Балатарова. На вопрос, отчего ему знакома машина Балатарова, аноним коротко заявил: «По соседству живем» – и отключился.

Проверка показала, что звонил он из телефона-автомата, находившегося в микрорайоне, где проживал Гарри. И впрямь сосед? Или дружки подставили?

Наряд отправился по адресу Балатарова. В его квартире не нашли ни оружия, ни маски, ни драгоценностей (если не считать красивое колье на шейке его жены), отчего ушли ни с чем. И только спустя несколько дней, когда дирекция магазина, решившись сотрудничать с органами, передала следствию фотографии наиболее дорогих изделий, один из оперов узнал колье, которое видел на юной жене Балатарова. Не запомнить его было невозможно: каскад сверкающих камней необыкновенно красиво смотрелся на изящной шее хорошенькой девушки.

Оказалось, что сверкали на ней настоящие изумруды с настоящими же бриллиантами.

Задержали обоих.

После многочасовых допросов Юле поверили: она явно ничего не знала. Муж уезжал в командировку на два дня, вернулся и привез ей подарок!

Ее отпустили. А Гарику предъявили фотографию из магазина.

Доказать, что подобное колье было куплено им в другом месте, он не смог. Твердил, что нашел на улице. Шел-шел – и нашел! Посмотрел: что-то блестит. Нагнулся, бац, а это колье! Он скорей его домой, любимой жене…

Разумеется, никто ему не поверил. Да Гарик и не пытался убедить. Ему просто так было удобно отвечать на вопросы. Какие сообщники, вы о чем? Я колье на улице нашел! Какие драгоценности, какое ограбление, какой магазин? Я колье на улице нашел…

Сумма похищенного – по крайней мере та, которую осмелился озвучить магазин, – исчислялась в несколько миллионов долларов. По тем временам это были деньги очень большие (это нонче у нас развелось миллиардеров… а тогда состояния все больше миллионами исчислялись…), – хотя насколько эта сумма соответствовала действительности, проверить никто не смог. Если на самые крупные и дорогие ювелирные изделия магазином еще были сделаны фотографии, то на камешки, естественно, никакие бумаги не оформлялись.

Более того, к концу чтения дела Алексей вдруг с удивлением обнаружил, что Балатарову с неустановленными сообщниками уже вменялось в вину хищение вполне законной ювелирки из неожиданно оказавшихся разбитыми витрин… Можно предположить, что под это ограбление сотрудники магазина могли и сами поживиться из остатков, а потом все списали на грабителей… Впрочем, подсуетились, скорее, те, кто стоял за трафиком драгоценных камней, – люди могущественные, надо полагать, – и хищение незаконных брюликов постепенно превратилось в банальное хищение законных. Причем люди настолько могущественные, что уголовное дело даже подчищать не стали, – так оно и сохранилось в первозданном виде, со всеми своими нестыковками и противоречиями.

Дали Гарику восемь лет с конфискацией. Стрелял в охранника не он: сотрудницы магазина единодушно подтвердили, что пистолет был в руке маленького ростом человека. Так что убийство ему не смогли впарить, только участие в ограблении, причем в отсутствие прямых доказательств. Отчего да почему, теперь не узнать. Скорей всего, судебной системе в те годы, когда самые громкие дела разваливались, когда всем известные бандиты выходили на свободу прямо из залов судов, просто понадобился показательный процесс. Да и Гарик сам себе не помог: слова про найденное на улице колье звучали как издевка, сообщников он не выдал, вину не признавал. На что надеялся? Что друзья-бандиты сумеют его отмазать?

Не отмазали.

Как бы то ни было, Гарик срок получил приличный.

А потом ему за хорошее поведение срок скостили.

Ни камешки, ни украшения за это время не засветились нигде: ни в ломбардах, ни в комиссионных, то ли ушли за границу, то ли лежат до сих пор и ждут своего часа… Возможно, выхода Гарика на свободу?

– Серега, не пойму я что-то, – произнес Кис, оторвавшись от чтения уголовного дела. – Почему сообщников не установили? Гарик молчал, ладно. Но ведь его круг общения можно было вычислить? За два года до этого ограбления Гарик, тут написано, подозревался в участии в нападении на инкассаторов. И где материалы дела? Канули? Или ты не все поднял?

– Кис, ты что-то меня сегодня обижать вздумал!

– Тогда где это дело?

– Значит, нету.

– Вот-вот, и я о том же… Стало быть, тому следаку, что нападением на инкассаторов занимался, лапу позолотили… Камышев тут значится, ты его знаешь?

– Шапочно. По-моему, он уже на пенсии.

– Координаты найдешь?

– Без проблем. Ты хочешь сам?..

– Тебе ж работы будет меньше!

– А тебе зачем лишняя? Денег вроде никто не платит…

– Хм…

– Потому что Михаська?

– Ну.

– А я, значит, сволочь последняя?

– Почему? – искренне удивился Кис.

– Я ж сам не отреагировал… Тебе перекинул!

– Ты чего, Серег? Ты отреагировал: ты мне перекинул!

Серега на мгновение прикрыл глаза, потом посмотрел на друга. В глазах его была неземная печаль, столь ему не свойственная, что Алексей поразился.

– Это потому, что у меня детей своих нет… – добавил Серега. – Вот почему! Я зачерствел, Кис!

– Ты чего, блин? Это происки Лариски на тебя так подействовали? Во, дурак, купился!

Серега снова ответил ему печальным взглядом своих серо-голубых глаз.

Между серым и голубым немало оттенков, и Серегины глаза были способны принимать их в зависимости от настроения и ситуации. Могли отливать стальным, беспощадным; могли подернуться туманом, ласковым, как шерсть персидской кошки; могли безмятежно голубеть, как чистое сентябрьское небо, или быть пронзительно-угрожающими, как вода в горном озере в ожидании близкой грозы.

– Проехали, – произнес Громов. – Подожди малек, узнаю координаты следака.

* * *

Минут через двадцать у Алексея Кисанова был в руках адрес и телефон Камышева Николая Константиновича, следователя, который вел дело о нападении на инкассаторскую машину, испарившееся из архива.

Проживал он в ближнем пригороде, в Долгопрудном, куда детектив и направился, не теряя времени. Звонить и предупреждать о своем визите он не стал: он придерживался правила внезапности. Так, без времени на подготовку, меньше фальши, меньше лжи.

Вышел, однако, облом. Дверь ему открыла красивая интеллигентная женщина лет шестидесяти, одетая в нарядное платье из тонкой ткани с пастельным цветочным рисунком. Волосы ее с сильной проседью были забраны в высокую прическу и заколоты гребнем из слоновой кости.

– Кока? Он сегодня на репетиции хора…

Как оказалось, Николай Константинович, он же Кока, ныне заделался хористом при ближней церкви. Алексей счел церковь не самым лучшим местом для разговора, отчего, выяснив у супруги примерное время возвращения хориста к родному очагу, вернулся в свою машину. Он рассчитывал выждать означенное время и снова подняться в квартиру, но вышло иначе: Алексей его узнал при приближении к дому. Как, он и сам не понимал. Фотографии или даже устного описания бывшего следака прокуратуры он не имел, но каким-то чутьем опознал в седом мужчине с юным румянцем на щеках и благостным выражением лица того самого Коку.

– Николай Константинович? – окликнул его Кис полувопросительно.

Мужчина, уже приложивший магнитный ключ к кодовому замку подъезда, обернулся.

– Я. Чем могу быть полезен?

Алексей приблизился не спеша. Следак ждал, безмятежно поглядывая на него.

– Я частный детектив. Сейчас работаю вместе с Петровкой по одному делу, корни которого уходят в ту эпоху, когда вы…

– О, прошу вас! – он придержал дверь подъезда, им уже открытую. – Знаете, былое никогда не отпускает нас… Оно всегда с нами! Я буду рад, если сумею вам помочь!

Выражение благостности не покидало его лицо, и Кис счел, что ему это на руку. Если мужик не придуривается, конечно.

Они поднялись на лифте на третий этаж, вошли в квартиру.

– Катенька, сваргань нам с гостем чайку, пожалуйста! – молвил Николай Константинович и указал детективу на дверь одной из комнат довольно просторной квартиры. – Располагайтесь!

Кис не заставил себя упрашивать. Комната служила, по всей видимости, кабинетом: большой письменный стол завален бумагами, в центре его царит огромный экран компьютера.

– Мемуары пишу, – доверительно сообщил Николай Константинович. – У меня столько интересной информации, столько мыслей накопилось! А это Катеньки картины, – указал он на несколько вполне приличных пейзажей и цветочных натюрмортов, развешанных по стенам. – Художница она у меня, известная! – произнес он с гордостью. – Прошу вас, присаживайтесь! – кивнул он на глубокое кресло возле стола.

– Я к вам вот по какому вопросу: семь лет тому назад был арестован…

– Давайте подождем, пока Катенька нам чаю принесет!

Кис кивнул. Привычки к конспирации следак не потерял!

Наконец Катенька – какая же красавица, снова залюбовался Кис ее благородными чертами – внесла на подносе фарфоровый чайник, две фарфоровые же чашки, серебряные ложечки, сахарницу и тарелочку с выпечкой. После чего она выплыла из комнаты, оставив мужчин одних.

– …Гарри Балатаров, – произнес Алексей. – Он обвинялся в нападении на ювелирный магазин, – но там он был не один, с сообщниками, которых не выдал. Однако за ним тянулся шлейф, несколькими годами ранее он подозревался в нападении на инкассаторскую машину… Вот им-то вы и занимались. Помните?

– Конечно, – кивнул Кока. – Гарик… Как его забыть! Я его допрашивал несколько раз. Такой интересный типаж!

Кис хотел сказать: только дело, которое вели вы, странным образом пропало… Но не стал. Если этому Коке кто-то позолотил лапу, то следует избегать намеков на его причастность к исчезновению фактов и улик: детектив сюда не для обвинений пришел, а за информацией. Посему он произнес фразу нейтрально:

– Но за прошедшие годы многие досье были утрачены… Однако ж сегодня, видите ли, давние дела вспыли. И вот в связи с чем…

Алексей, не жалея красок, живописал приход мальчика Михаськи с просьбой найти маму. Если этот следак теперь и впрямь ударился в религию, то, бог его даст, он скажет правду!

– …Драгоценности эти нигде не засветились за годы заключения Гарика, – продолжал он, – отчего можно предположить, что он их умело спрятал. При аресте Гарик никого не выдал, надеялся, видимо, что этим отмоется от долга дележки… Не тут-то было! Думаю, что по выходе Гарика на свободу его старые подельники затребовали свою долю, отчего и похитили его вместе с бывшей женой Юлей. Возможно, в данный момент пытают… Что скажете, Николай Константинович? Где мне искать их? Как нам спасти мать Михаськи?

– Юля… Юлечка… Помню ее! Беседовал с ней, когда вел дело о нападении на инкассаторов. Такая очаровашка!

Черт побери, о чем он?!!!

– Очаровашка или нет, – суховато произнес детектив, – только ее похитили. Мне нужны имена сообщников Гарри Балатарова.

– Так он ведь их не назвал, вы сами сказали!

Алексей посмотрел на него, пытаясь понять: мужик дурака валяет или не совсем адекватный стал с возрастом?

– Да, но они фигурировали в деле о нападении на инкассаторов, которое вы вели! Там ведь были какие-то имена, так?

Ну давай, Камышев, ну скажи! Ты ведь теперь такой воцерковленный, – если у тебя совести раньше не было, то, может, теперь появилась? В хоре ведь поешь, во славу божию, – неужто это ничему не служит?!

Николай Константинович долго смотрел на него выцветшими благостными глазами… Наконец в них замелькали тени, как облака на ветреном небе, – и через некоторое время взгляд его приобрел стылое выражение.

– Не помню, – ответил он. – Давно это было. Посмотрите в архивах.

– Из архива дело испарилось, я вам уже сказал.

– Да? – удивился Кока.

Фальшиво удивился.

– А вы не в курсе, куда оно делось?

– Понятия не имею, – пожал плечами бывший следователь. – У нас ведь бардак тот еще, сами знаете… И потом, скажу вам честно: невелика потеря. Дело было совсем тоненьким, доказать ничего не удалось, так, одни подозрения… Я даже не уверен, что мы имена его сообщников сумели установить!

– И Гарик, как назло, один засветился и в нападении на инкассаторов, и в нападении на ювелирный магазин? Такая вот невезуха?

– Да уж, согласен: не повезло мужику…

– Николай Константинович, не держите меня за идиота, я этого страсть как не люблю! – разозлился детектив. – Я уверен, что вы как раз очень хорошо знаете, куда оно делось! Но меня не этот вопрос интересует. Назовите мне имена сообщников Балатарова – это все, что мне от вас нужно!

– Так я же вам сказал, что не помню!

Кис все еще смотрел на него в ожидании. Когда же понял, что ничего не дождется от благостного человека, он встал, навис над ним.

– Я тебе, сука, сейчас яйца откручу! Или батюшке твоему расскажу, какая ты гнида, чтобы он тебя из хора попер! Хотя нет, батюшки, они все норовят грехи простить, не пойдет. Так что лучше яйца. Давай, мудила, колись!

…Быстрым, едва заметным движением Кока вытащил из ящика пистолет и навел его на детектива.

– Прочь из моего дома, прочь! – потряс он пистолетом и головой. – Не то я тебя сейчас пристрелю! А потом скажу, что в пределах самообороны! У меня связи остались, мне ничего не будет, так что пристрелю, сволочь! А ну, пошел вон!

Алексей повернулся, сделал шаг к двери, как вдруг упал назад, под ноги следаку, и перебросил его через себя. Пистолет вылетел из рук Коки, Алексей его быстро подобрал, нацелил дуло на него.

– Сколько тебе заплатили, чтобы ты дело об инкассаторах «потерял», а? Квартирку эту? Дачку? Еще пачечки тугие, небось, лежат под половицей?

– Ты еще пожалеешь, мразь!!!

Дверь вдруг приоткрылась, и встревоженная Катенька сунулась в комнату. На руке у нее висела изящная сумочка – собралась уходить куда-то.

– Что тут у вас происх…

Договорить она не успела. Детектив, не упуская из виду Коку, резко дернул женщину за руку и втащил ее в комнату.

– Так оно надежнее, – произнес он, подпихивая ее к креслу. – Будете у меня на глазах. А то, не ровен час, позвонить куда вздумаете.

Катенька побледнела, но не вскрикнула, не ахнула, с достоинством опустившись в кресло.

– Все же объясните мне, что у вас происходит, – спокойно повторила она.

Алексей был уверен, что Катенька о делах мужа не догадывалась. Значит, надо постараться взять ее в союзники! Кока жену обожает, гордится ею… Что ж, попробуем.

– Сейчас объясню. Только скажите сначала: у вас есть дети?

– Сын и дочь, уже взрослые, хорошие посты занимают… И внуки есть.

– Теперь представьте, что вас похитили бандиты, когда вашему сыну было шесть лет. И остался он на попечении глухой бабки. Представили?

– Представила, – кивнула она.

– И как бы вы себя ощущали?

– Плохо… Но отчего вы спрашиваете?

Кис снова живописал приход Михаськи, свои попытки вернуть мальчику мать, дело Балатарова о нападении на ювелирный магазин, равно как исчезнувшее дело о нападении на инкассаторскую машину, которое вел в свое время ее Кока.

– Чисто теоретически, я не могу утверждать, что ваш муж его специально уничтожил. Но почему, в таком случае, он не хочет мне назвать имена бандитов, причастных, вместе с Балатаровым, к нападению на инкассаторов? Между прочим, одного инкассатора ранили, а другого убили… У него остались жена и двое детей…

Катенька вскинула удивленные глаза на мужа. Она ни слова не произнесла, но он под ее взглядом заерзал, задергался.

– Ничего я не знаю! – зло выкрикнул он. – Я не помню! А этот, – кивнул он в сторону детектива, – он сам бандит!

Катенька перевела глаза на детектива. Тот протянул ей свое удостоверение.

– Кока, он частный детектив! Никакой не бандит! Только почему вы пистолет держите в сторону моего мужа? – посмотрела она на Алексея.

– Потому что пару минут назад он навел его на меня.

– Это твой пистолет, Кока? Ты держишь дома пистолет?! Зачем?!

– Он бандитов боится, ваш супруг.

– Бандитов? Каких еще бандитов?

– Я вижу, что вы многое не знаете о своем муже, Екатерина…

– Сергеевна.

«Эх, Катенька, красавица, – а уж какой была в молодые годы, так дух захватывает, стоит представить! – встретила ты, интеллигентная барышня, художница, доблестного следователя прокуратуры. Как все интеллигентные барышни, ты была полна возвышенных идей, к тому же Кока твой тоже весьма хорош собой, статный и страшно мужественный борец за справедливость… Так, Катенька? Так, – сам себе ответил Алексей. – Ты им гордилась. И дети гордятся, ты их так воспитала. Но всю вашу совместную и счастливую жизнь он пудрил тебе мозги, голубушка! Всю жизнь, – вплоть до сегодняшнего дня, кажется…»

– Так вот, Екатерина Сергеевна, муж ваш, в бытность следователем прокуратуры, очень тесно общался с бандитами, чьи дела он вел, я бы даже сказал – дружил…

– Хватит! – выкрикнул Кока.

– А они ему за дружбу очень благодарны были…

– Заткнись!!!

– Как вы думаете, эта ваша четырех… – или пятикомнатная? – квартира, прекрасно обставленная, и прочие блага, дача там, не знаю, машина, жизнь безбедная, ваши платья нарядные – это он все на зарплату приобрел? Нет, дражайшая Екатерина Сергеевна, не на зарплату. А на подачки от бан…

– Пиши! – не дал ему договорить Николай Константинович. – Голявкин Семен Аркадьевич, Баринов Петр Евгеньевич и Тароватый Иван… Иван Семенович. Они все одного года рождения с Балатаровым, все из одного города.

Кис опустил пистолет.

– И стоило так бушевать, Николай Константинович. Видите, все можно решить мирным путем.

Детектив усмехнулся и перевел взгляд на Екатерину Сергеевну. Та не сводила глаз с мужа, и в глазах этих голубых полыхали черные, убийственные молнии. Вот она, самая страшная кара для продажной нечисти, понял Алексей. Теперь его Катенька знает правду.

Впрочем, она могла и раньше сомневаться, – в конце концов, уровень их жизни явно зашкаливал за финансовые возможности следователя прокуратуры, если их измерять зарплатой, – но гнала эту мысль от себя. Мысль некомфортную, вступавшую в острое противоречие с ее воспитанием и совестью, – мысль, требующую принятия радикальных решений… Совесть тревожить не хотелось, комфортную жизнь терять тоже, – куда как проще было не догадываться и прятаться в уютном мирке своих пейзажей… Теперь же ей придется посмотреть правде в глаза.

Кис вдруг представил себе, как правда много лет смотрит на Катеньку, серая такая тень без очертаний, – потому что Катенька столько же лет избегает ее взгляда, – а вот сейчас придется ей на правду посмотреть, увидеть ее очертания и цвет…

Но это уже детектива не касалось. Он повернулся и вышел из комнаты. Его никто не провожал, не преследовал: Кока стоял на месте, пригвожденный взглядом своей жены к полу.

…Закрывая дверь квартиры, Кис забросил в нее пистолет, предварительно стерев с него свои отпечатки.

* * *

Передав имена Громову, он поехал к себе в бюро – глянуть, как там продвигается у Игоря дело по сбору компромата на неверного супруга.

Как выяснилось, в деле наметился проблеск: после утомительной многодневной слежки Игорь вышел наконец на пассию оного супруга. Сделал несколько снимков во время ужина, но, как назло, любовники после него расстались, обойдясь парой «дружеских» поцелуев в рамках приличий.

– Противное это дело… – пожаловался Игорь. – Чувствую себя стукачом.

– Я думаю, что человек, которому изменяют, имеет право это знать. Или не знать – это его выбор.

Игорь помолчал.

– Я не успел за утюгом съездить… – покаялся вдруг он.

– Это не смертельно, – утешил его детектив. – Завтра заберешь. И про кефир не забудь!

Алексей посмотрел на часы, затем в окно: вечер вступил в свои права. Пора домой.

К себе он вернулся уже в сумерках. Едва успел обнять Сашу и малышей, как тут его накрыл звонок Громова.

– Да, Серег, – ответил он в трубку, покосившись на Александру.

Звонка этого он ждал, разумеется. Просто когда только вошел в дом, когда обнимает жена и детишки виснут…

…Они с Александрой долго сохраняли независимость – каждый свою. Любя друг друга, они все же не съезжались, несмотря на все неудобства раздельной жизни. Понимали: совместная жизнь привнесет дополнительные обязательства. А их и без того много, учитывая работу каждого – любимую, требующую большой отдачи…

Однако с беременностью Саши все изменилось. Дети, тогда еще нерожденные, внесли поправки в их уклад. Они поженились, съехались – иначе и быть не могло! Но только все, чего они опасались раньше, оказалось не иллюзией, не фантазией – новые обязательства так-таки обрушились на них.

Они все же старались изо всех сил дать друг другу максимальную свободу и независимость в узах семьи… В УЗАХ. И это было непросто.

Впрочем, счастье, которое эти узы принесли, стоило жертв.

Только иногда Алексей не знал, как с ними управляться, – и с семейными узами, и с семейным счастьем. Как сейчас, например, когда в ухо ему сыпалась информация по делу и в это же время детишки висели на нем, радуясь приходу папы…

Саша поняла. Подхватила детей, увела.

– Повтори, Серег, – произнес Алексей в трубку. – Извини, я не врубился…

…Несмотря на «утерянное» дело о нападении на инкассаторов, в базе данных МВД сведения об искомых лицах нашлись. Как выяснилось, один из бандитов, Баринов, отбывает долгий срок за какое-то другое преступление, не связанное с Балатаровым. Вот и хорошо: баба с возу… Но двое других не только пребывали на свободе, но и стали вполне успешными бизнесменами, хотя душок криминала тянулся за ними еще по нескольким недоказанным делам. Что ж, хоть Кока и вышел в отставку, но сколько еще осталось в органах таких «Кок»!

– А кто из них маленький ростом?

– Тароватый. А что?

– В деле о ювелирке говорится, что застрелил охранника человек маленького роста. Жалко, что не Баринов: тот уже сидит…

Городские адреса обоих «бизнесменов» изменились со временем, прокомментировал Серега, что понятно: по мере увеличения благосостояния они меняли жилье на более дорогое, более престижное, – а вот дачки остались прежние. В них уже тогда миллионы были вбуханы, – те самые, от «недоказанных» дел…

– Я тебе по мылу загрузил их фотки. Там они, правда, помоложе, но вряд ли сильно изменились за десяток лет… Кис, только, ты ж понимаешь, нам никто не даст ордер на обыск, оснований недостаточно, – произнес Серега.

– Понимаешь.

– Я смогу тебе выписать кое-какие деньги за участие в расследовании, чтобы хоть расходы покрыть.

– Хорошая новость, – усмехнулся Кис.

– Так что ты давай… Найди зацепку, чтобы их прижучить!

Алексей отключился, достал карты Москвы и области и принялся искать на них продиктованные Серегой адреса. По опыту он знал, что такие выходцы из одного города, из одного клана – сначала дворовой шпаны, затем бандитской группировки – нередко селились по соседству. Географическая близость служила чем-то вроде психологической поддержки в суровых условиях морального (или аморального?) выживания бандитов в некриминальной среде.

Так-так-так… – обвел он кружочками искомые места. В Москве квартиры обоих располагались с разных сторон Садового кольца: один проживал в начале Ленинского проспекта, другой – в районе Ленинградского. А вот дачки их… Точно! Дачки находились хоть и не в одном поселке, но по соседству!

Алексей сделал еще два звонка: один Игорю, а второй своему старшему сыну Роману. Хоть он работал в совершенно другой сфере – в автосервисе, – но мог легко взять отгул, а помогать отцу он любил. Каждому из парней детектив поручил по адресу в городе, а себе оставил поездки на дачи.

– Мы ищем пленников, которых держат в одном из четырех мест. Теоретически возможны и другие варианты, но сначала необходимо проверить личные адреса бандитов. Стало быть, нужно унюхать, есть ли что-то левое в этих квартирах. Повышенная охрана, к примеру…

Алексей, на самом деле, полагал, что пленников держат на одной из дач. Если из Гарика пытаются силой выбить признание, то для таких скотских дел лучше всего подходит отдельно стоящее строение, откуда крики не доносятся до соседей… Но проверить городское жилье все же следовало, отчего он и привлек на помощь ребят, снабдив их фотографиями интересующих персон: им предстояло завтра с утра занять посты наблюдения.

– А с утюгом-то как быть? И с кефиром? – спросил его Игорь.

– Они подождут, – сурово ответил Кис, хотя малость поежился при мысли, какую головомойку устроит ему завтра Любовь Михайловна, не дождавшись обещанного.

* * *

Головомойки он все же не избежал. Любовь Михайловна, с утра пораньше, услышав, что доставка утюга и кефира откладывается, возмутилась и прочитала ему целую лекцию о значении в жизни и здоровье ребенка этих двух, прямо скажем, ключевых вещей!

Странным образом, о Юле она едва спросила. Кис снова отделался враньем: «Пока не удалось, Гарри так и не покинул квартиру».

Он не знал точную причину столь ограниченного интереса бабушки к судьбе внучки, но, кажется, догадывался: она боялась узнать что-то страшное. И предпочитала не знать.

Пока не смотришь на правду – она всего лишь бесформенная, серая тень где-то на периферии зрения, в самом дальнем уголке глаза, неразборчивая. И нестрашная. Как в случае с Катенькой. Как в случае многих и многих других людей. Лучше не знать, чем знать…

Что ж, сейчас ему это было на руку.

Вечером они собрались втроем в кабинете детектива на Смоленке.

– Я почти весь день продежурил, па, – произнес Роман. – Никого, похожего на фотографию, которую ты мне переслал, я не увидел, хотя торчал там с раннего утра. Потом я пробрался в подъезд, как ты меня учил, и стерег общую дверь на этаже. Голявкин так и не появился, но из этой двери выходили какие-то люди… Я не знал, из каких они квартир, – мало ли, вдруг родственники Голявкина? Поэтому решил позвонить в его квартиру – там глухо. Потом я позвонил всем соседям по очереди. Они сказали, что Голявкиных нет. Вроде как в отпуск уехали. Куда, никто не знает. Я еще консьержку расспросил, но она знает не больше, чем соседи. А ты на его даче никого не видел?

– Потом расскажу. Сейчас очередь Игоря.

– У меня еще проще. Я сразу позвонил в соседние квартиры, сказал, что из Мосэнерго, счетчики, мол, нужно проверить. Мне открыли. Я послушал под дверью Тароватого: шум, детские голоса. Мне кажется, что даже бандит не станет держать пленников в квартире, где есть дети! Правда, Кис?

Игорь не так давно получил право называть своего шефа Алексея Кисанова по дружескому прозвищу, отчего оно в его устах звучало с легким придыханием, чуть ли ни с присвистом: «Киисс».

Алексей кивнул в знак согласия.

– Поэтому я решил, что все здесь понятно, и пошел обратно. Не успел я вызвать лифт, как услышал, что там дверь распахнулась, – продолжал Игорь. – Я спустился вниз, вышел на улицу и стал ждать. Вслед за мной из подъезда вышла пожилая дама, с ней двое маленьких детей. Какой-то мужик нес за ними чемоданы. Он махнул куда-то рукой, тут же подкатил «мерс». Водитель вылез из машины и стал укладывать чемоданы в багажник, а тот мужик вернулся в подъезд и вынес еще два. В общем, я так понял, что в отпуск они уезжают, бабушка с внуками. Думаю, что в этой квартире Юлю не прячут…

– Чего и следовало ожидать, – молвил детектив. – А у меня дела вот какие: обе дачки как крепости, – Алексей разложил на столе фотографии, сделанные с мобильного. – Вот эта, с готическими башенками, принадлежит Тароватому. Вторая, похожая на большой амбар, – Голявкину. Заборы, как видите, у обоих высоченные. Камеры наблюдения. Пришлось снимать издалека, чтобы не попасть в их обзор среди бела дня.

– А что же делать? – спросил Игорь.

– Погоди, я не закончил. У дачи Голявкина я ждал недолго: часу не прошло, как из ворот вышли две женщины и трое детей и направились на пруд. Там оборудован пляж, все чин-чинарем, чисто и прилично. Я рассудил точно так же, как и ты, Игорь: раз в доме дети, то вряд ли там идут разборки. Но все же решил еще постеречь ворота. Через полчаса оттуда вышел садовник или кто там у них, с тачкой, полной скошенной травы и веток. И точно, перед этим я слышал стрекот газонокосилки, но не знал, с какой дачи он доносится: встал-то я довольно далеко, лишь бинокль и выручал. Короче говоря, я рассудил так: если бы на этой даче держали пленников, то ни детей бы там не оказалось, ни женщин, ни обслуживающего персонала: распустили бы. Так что все сходится: в московской квартире Голявкина никого нет, семья его на даче.

– Это не значит, что сам Голявкин там, – заметил Роман.

– Не значит, – кивнул Алексей. – Но мы ищем не его, а пленников. Голявкин же, с наибольшей вероятностью, находится там же, где они. Вряд ли он оставит Тароватому одному добывать сведения о том, где спрятаны сокровища… Посему я отправился на дачу Тароватого, – детектив указал на фотографию дома с башенками. – Она в соседнем поселке, около трех километров. А вот там тишина полнейшая. Никакого движения. Только окна на верхнем этаже открыты, – нижних за забором не видно, – что указывает на какие-то признаки жизни… Так что, если Юля и Гарик действительно на одной из дач, – то именно на этой!

– А где ж еще, па? Куда их могли еще увезти?

– Мало ли.

– Сомневаюсь, – покачал головой Роман. – Для того, чтобы расположиться в постороннем месте, нужно привлекать посторонних людей. И покупать их молчание, что дорого и ненадежно.

– Согласен, – сообщил Игорь.

– А я нет. Не забывайте, эти «бизнесмены» – самые настоящие бандиты, на чьей совести несколько убийств. И они не перестали быть бандитами, несмотря на сверкающие офисы их фирм в центре Москвы. И образ мышления у них все тот же, бандитский! Может, от девяностых у них осталась сторожка в глухом лесу или бункер какой-нибудь… Уж не говоря, что они могли сохранить связь с группировками, а у тех есть где спрятать пленников… Но я согласен с тем, что платить они не захотят, точнее, делиться. Поэтому склонен думать, что обойдутся своими силами. То есть своими дачами. Так что давайте соображать, как проверить крепость Тароватого!

– А поехали прямо сейчас? – предложил Игорь. – Ночью-то сподручнее будет пробраться на территорию!

– Там могут оказаться собаки, не говоря уже об охране! – отрезвил его детектив.

– Ну и что? – возразил Роман. – А мы только на стену заберемся! Посмотрим, будет ли реакция, среагирует ли охрана… И что там во дворе, есть ли собаки!

Кис колебался некоторое время, но две пары юных горящих глаз, жаждущих приключений, его убедили. Он посмотрел на часы: около девяти вечера. Июльские дни длинные, смеркаться начнет еще только через полтора часа…

Он предложил парням сначала поужинать, что было поддержано с энтузиазмом.

Игорь, отменный кулинар, как всегда, оказался на высоте. Поскольку он проживал в качестве квартиранта у Алексея на Смоленке (где детектив и сам обитал до рождения детей, до их свадьбы с Александрой), то и холодильником заведовал. В нем нашлась тушеная говядина с гвоздикой и корицей, и они, подварив к ней молодой картошки в мундире, навернули втроем за милую душу, запив ужин зеленым чаем.

После ужина они уселись в машину Алексея и тронулись в смеркающиеся подмосковные дали. Роман по-хозяйски расположился за рулем, и Алексей блаженно вытянул ноги. Термос с кофе гнездился у его ног, тихо журчала какая-то приятная мелодия, шелестели шины, теплый, душистый ветерок лился в открытые окна, и рядом с ним были люди, которых он любил. А потом он вернется домой – к Саше, к малышам, – к людям, которых он любил…

Жизнь была прекрасна. Наполнив крышку термоса кофейком, Кис подумал, что он самый счастливый человек на земле.

* * *

Машину они оставили у въезда в поселок, к даче с готическими башенками подошли пешком, тихонечко, стараясь не попадать в поле обзора камеры наблюдения. Повинуясь жесту детектива, парни, пригнувшись, двинулись влево, вдоль ограды, по узкой тропинке, разделявшей забор Тароватого и соседнего участка.

– Остановимся здесь, – проговорил негромко детектив. – Камера от ворот это место просмотреть не может, а других я не вижу.

– Ладно, – отозвался Роман, – проверим!

Игорь подставил ему сцепленные руки, и Роман в одно мгновение взлетел на стену. Спрыгивать во двор, как они договорились, он не спешил: сел на стену, благо на торце не оказалось ни битого стекла, ни колючей проволоки. Они затаились: будет какая-то реакция или нет? Протекла минута, пошла другая.

– Ну что, я спрыгиваю во двор? – прошептал Роман, свесясь вниз.

– Нет. Рано, – ответил Алексей.

И сразу же, словно по команде, раздался лай собак. Ромка, не медля, сиганул со стены обратно, едва не промахнувшись мимо поддерживающих рук Игоря.

– Там псов целая свора, черт! Доберманы!

Собаки заливались за стеной, прямо в том месте, где находилась троица.

– Быстро линяем! – скомандовал детектив.

Они рванули к машине. Очень вовремя, надо сказать, – так как ворота распахнулись, и двое человек неспешно вышли из них, огибая ограду, направляя лучи мощных фонарей на забор и смежное с ним пространство.

– Что будем делать, Кис? – спросил Игорь в машине.

– Не знаю пока.

– А что тебе подсказывает интуиция, па?

Интуиция. Это особа ветреная, доверять ей на все сто нельзя… Но Кис не стал разочаровывать парней.

– Что пленники тут, – ответил он.

– Я тоже так думаю, – заявил Игорь. – Все эти башенки готические… так и наводят на мысль об ужасах инквизиции!

– Так что теперь, каждого, кто обзавелся башенками, – а таких уйма! – подозревать в любви к инквизиции? – возразил детектив.

– Тоже верно, – вынужден был согласиться ассистент. – Плохой вкус еще не свидетельствует об отклонениях в психике.

Некоторое время все трое молчали. Необходимо найти зацепку, как выразился Серега, – ту, которая поможет ему получить ордер на обыск! Да только как это сделать?

Уехать ни с чем детектив не мог. Там Юля – мама Михаськи, которую он обещал вернуть мальчику…

– Давайте подождем глубокой ночи, – предложил Роман. – Мало ли, вдруг у них в это время охраны меньше…

– А собаки? Они-то всю ночь могут бегать! – возразил Игорь.

То-то и оно! Кис пребывал в тупике.

Он подлил себе кофе из термоса, молча выпил.

– Па, – прорезался вдруг Ромка. – Давай купим мясо, а в него заложим снотворные таблетки! Я читал, так делается в детективах!

– Так то в детективах.

– Нет, слушай, па, я с собаками дело имел, ты же знаешь, и я тебя уверяю: они мясо сожрут и таблетки с ним тоже!

– А если собаки мясо не едят? А только специальный корм, сухой?

– Сомневаюсь. Сторожевые собаки должны получать сырое мясо. Иначе они потеряют тонус, перестанут быть агрессивными.

– Собак мы, может, и усыпим… А охрана? – возразил Игорь.

Неожиданно для себя Алексей поддержал предложение сына.

– Там посмотрим! Главное – быть начеку и вовремя смыться… Поехали за мясом!

– И за снотворным! – добавил Ромка. – Все равно нам нужно ждать глубокой ночи, так что время у нас есть! Если собак вырубим, а охраны и впрямь глубокой ночью меньше… То у нас есть шансы!

И они двинулись в ближайший городишко, в расчете найти там круглосуточный магазин.

Таковой обнаружился. По общему решению они закупили несколько кусков свежей говядины и печенки. После чего отправились на поиски открытой в столь позднее время аптеки.

Первая, которая им попалась, не работала, но зато на ее двери они увидели картонку с адресом дежурной. Отыскали ее без особого труда, после чего Кис откомандировал в ее недра Игоря: как знать, вдруг снотворные отпускаются только по рецепту? Алексей ими никогда не пользовался, Александра тоже, отчего процедура отпуска данных средств была ему неведома. Стало быть, не исключено, что придется полагаться на личное обаяние и актерские таланты. Хоть и то, и другое наличествовало у обоих пацанов, у Игоря все же опыта имелось побольше – обучился за годы работы с детективом! Кроме того, его интеллигентная речь (профессорский сын как-никак!) всегда производила благоприятное впечатление… Тогда как Роман прошел иную школу жизни, в которой изысканным оборотам речи не обучали…

Через десять минут Игорь показался в дверях дежурной аптеки, потрясая маленьким пакетиком: удалось!

Пока суд да дело, время перевалило за два часа ночи. Вернувшись в поселок, они нашпиговали куски мяса и печенки таблетками и снова подтянулись к даче Тароватого. Осторожно продвигаясь вдоль забора, они методично забрасывали наживку по всему периметру. Урчание по ту сторону стены свидетельствовало о том, что затея их удалась.

Оставалось подождать немножко. Во-первых, снотворное действует не сразу, минут пятнадцать на это придется отвести. Во-вторых, охрана может засечь глубокий собачий сон и поднять тревогу, то есть еще контрольные десять-пятнадцать минут ожидания. Если все будет тихо, то тогда…

Все было тихо. И полчаса спустя, в которые их одолевали злобные комары – похлопывать себя по рукам и лицу пришлось почти беспрерывно! – Кис отправил на подвиги Игоря. В бой, как водится у мальчишек, рвались оба, – но Игорь был постарше, поопытнее… И, главное, владел двумя видами борьбы, карате и кунг-фу.

Парень вскарабкался на стену, лег на нее.

– Собаки дрыхнут… Будто трупами все усеяно! – доложил он. – Мы их не отравили случаем, а?

– Мы их усыпили, только и всего! – ответил Роман, знающий толк в собаках.

– Что там еще, защитник животных? – спросил Алексей.

– Охранников не видно…

– На собак полагаются, а сами небось порнушку смотрят, – проговорил Роман. – Или в картишки дуются. Или в «игрушку» на компе!

Кис согласился: грешок такой за охранниками всех сортов водится.

– Давай тогда во двор, – тихо скомандовал он Игорю. – И имей в виду: чуть что, ты даешь деру! Ни в разговоры, ни тем более в драки не вступать!

– Я тоже, па! Подставь мне руки!

Алексей колебался. Двоим всегда сложнее улизнуть в случае опасности, чем одному!

– Я просто на стене посижу, понаблюдаю, – понял отцовские сомнения Ромка. – И Игорю помогу на стену обратно забраться!

Алексей согласился с доводами, сцепил руки замком и, ощутив тяжесть тела своего сына, подивился, какой он большой…

…Игорь не возвращался долго, очень долго, минут двадцать. Наконец он показался над стеной, уцепившись за руку Романа. Даже в темноте было заметно, как он бледен.

– Там, – произнес он, прерывисто дыша, – там… я видел, в малюсенькую щель между занавесками… Тонкая такая женщина… кудрявая, волосы темные, – это ведь Юля?

– Юля, – мрачно отозвался Кис. – Костюм спортивный на ней брусничного цвета…

– Я ее не целиком смог увидеть… Прямо в щель ничего нельзя разглядеть, но если совсем близко к окну подойти и направо скосить глаза… то там немножко видно… брюки на женщине… да, такие розоватые, – брусничные, наверное… Света мало, только настольная лампа… А на лице ее кровь… ручейки текут… по лицу и по груди… голой… Она к стулу привязана… Она даже утереть кровь не может, у нее руки за спинкой стула связаны!.. – потрясенно бормотал Игорь.

Алексей понимал его потрясение. Игорь никогда не видел, чтобы женщину били. И не мог понять, как такое возможно. У парнишки наличествовал опыт, и печальный, прямо скажем, – он свою девушку из морга вынимал, из холодильника!^[4] Но все же ему не пришлось столкнуться с людьми, способными избивать женщину. Вот почему он был бел, как девственный лист бумаги, вот почему он с трудом находил слова для описания увиденного.

Детективу хотелось ему сказать что-нибудь утешающее… Но ничего утешающего у него не нашлось. Они имели дело с бандитами, с другими, нечеловеческими законами, по которым этот род (или отродье?) людей функционировал.

– А Гарик, он там? – только спросил Кис.

– Я больше ничего разглядеть не смог… Щель совсем маленькая, да еще сетка от комаров, и лампа только одна, настольная, – потому что стул, к которому Юля привязана, у стола стоит, – так что ни левее, ни правее ничего не разглядеть…

Роман слушал и хмурился. У него в отличие от Игоря опыт совсем иной, он-то как раз видел, как бьют женщину. Да не вообще женщину, а его собственную мать… Тот мужчина, которого он долго считал своим отцом^[5].

– Почему они Юлю… Зачем им Юля, не понимаю!!!

Роман произнес эти слова с таким протестом, словно если он сейчас сумеет доказать нелогичность подобного поведения бандитов, то тем самым спасет Юлю.

– Гарик должен быть там. И они издеваются над Юлей, чтобы выбить признание из ее мужа…

– А он?! Бабушка тебе ведь рассказала, что он сильно любит жену! Так неужели он не сказал им, где спрятал бриллианты? Неужели они ему дороже? И он спокойно смотрит, как ее избивают?! Я не понимаю, па…

– Не знаю, Ромка. Может, и сказал. Может, за ними уже поехали…

– А мы… Мы туда, в дом, не можем… Мы никак не можем спасти ее?

– Сам подумай.

– Их человек шесть, не меньше: Тароватый с Голявкиным, плюс охрана. И они вооружены, – произнес Игорь. – Тут спецназ нужен, Ром…

…Как только они отошли от дачи, детектив набрал номер Громова. Неважно, что около четырех утра, – важно, что теперь у Алексея есть все основания для того, чтобы Серега смог срочно вмешаться в ситуацию!!!

* * *

…Утро снова было неспешным, и «котята» не замедлили папу оккупировать. Но сегодня Алексей, возясь с ними, мыслями был на даче с готическими башенками.

Серега сказал: «Леха, все, у тебя отбой, теперь мы там сами!»

Сами. То есть милиция со спецназом. И Алексей представлял, как переваливаются через стену люди в черных масках, как бегут, пригибаясь, к дому, как звенят стекла и громыхают выбитые двери…

Нет, Кис вовсе не мечтал оказаться на месте спецназа! Вот Игорь и Ромка, они наверняка весь остаток ночи грезили об этом. А детектив просто волновался. Нервничал. Он это дело слишком близко к сердцу принял, а как иначе, когда мальчик Михаська просил вернуть ему маму?

На какое время назначена операция по захвату дачи Тароватого, он не знал. «Лучше бы, конечно, следующей ночи дождаться, – говорил Серега, – но тогда рискуем Юлю эту живой не застать… Сейчас начну пробивать отряд спецназа, всякие бумажки писать и разрешения получать. Как только сможем, так и выступим! А ты не дергайся, Кис, отдохни, большое дело сделал, имеешь право отдыхать! – Алексей слышал, как Серега, разбуженный его звонком, зевнул в трубку. – Я тебя проинформирую сразу, так что ты давай, расслабься!»

– Алеша, я детей уведу, – проснулась Александра. – Поспи еще. Ты ведь только два часа назад лег.

И то, поспать еще совсем не помешало бы…

– Постарайся не думать об этом, – добавила жена. Она всегда каким-то удивительным образом знала, о чем думает ее муж! – Все равно долго спать не дадут: Серега позвонит, доложит, как дело было! – улыбнулась она и умыкнула «котят» из спальни.

Алексей поворочался в постели. Действительно, Серега скоро позвонит… Так чего нервничать? Лучше и впрямь поспать…

Тот факт, что он сумел заснуть, Кис осознал лишь тогда, когда проснулся. Разумеется, от бурчания мобильника, лежавшего почти у уха на тумбочке.

– Серега, ты? Ну, как там?

– Кис, это я, Дима…

– Димыч?.. – медленно трезвел Алексей от позднего короткого сна.

– Я. Кис, Серега пропал!

– В каком смысле? – детективу казалось, что он никак не выпутается из объятий тяжелого сна и оттого ему слышится что-то странное и неправдоподобное, похожее на сновидение.

– В прямом! Мы брали дачу, Серега туда ворвался вслед за спецназом, в доме никого не нашли, ни одной души. Мы рассыпались по комнатам, стали обследовать… И Серега в какой-то момент исчез! Кис, тут вот какое дело… Начальство тебя хочет видеть. Чтобы услышать от тебя, что ты там вчера видел. Мы ведь на основании твоей инфы в дом полезли… А там никого! И Серега делся куда-то!

– Еду.

Разговор с начальством вышел тяжелым и неприятным. Авторитет Громова – причем неформальный – был слишком высок, что не могло не вызывать раздражения у начальства. Теперь, ясный пень, его исчезновение они хотят свалить на детектива, которому, с их точки зрения, Громов излишне потакал и позволял иметь нерегламентированные рабочие отношения с УГРО. Детектив их тоже раздражал: потому что был частным. Всем казалось, что он срубает миллионы, поплевывая в потолок. А тот факт, что Алексей принимал участие в расследовании многих сложных дел, весьма повысив статистику их раскрываемости, в данный момент как-то подзабылся. Намекнули, что Кисанов недостоверную информацию дал: в доме никого нет, зря спецназ поднимали…

– А куда Громов тогда делся, по-вашему?

– Вот и я хотел бы знать! Вы с ним друзья, что он мог отколоть, что он затевал?

– Он затевал взять бандитов и освободить пленников.

– Так куда он делся?

– Туда же, куда и все обитатели этой дачи… вместе с пленниками, не ясно, что ли?

– Нет, не ясно!

– Ну, смотрите сами: Громов с дачи не уезжал, пропал где-то в доме.

– Вы хотите сказать, что в доме есть… потайной ход?

– Или потайной выход. Не вижу других вариантов.

– А Громов… Он…

– Он направился по следу преступников.

– Мне это и без вас понятно! – осерчал вдруг генерал.

– Я не сомневался. – Кис постарался, чтобы в его словах не прозвучала ироническая нотка. – Надо дачу как следует обыскать!

– Ну, я уж как-нибудь сам разберусь, без ваших советов, господин частный детектив! А вы поезжайте-ка самолично дом обыскивать да приятеля вашего искать! А то неприятности у вас могут выйти с лицензией, между прочим…

Прогнав противный осадок, который у него всегда оставался от столкновения с людьми неумными и кичливыми, Кис сел в машину, выпил кофе вприкуску с печеньем и снова направился в поселок на Новорижском шоссе, к даче с башенками, гадая, что за ход-выход там хитрый имеется, что его не обнаружил до сих пор никто… Кроме Сереги, разумеется.

И где теперь Серега?!

Часть 2

…Серега сразу почувствовал, что дача пуста, еще до того, как ее начали брать приступом. Интуиция, ядрена вошь!

Кис предупредил его насчет доберманов, теперь они проспались и отчаянно лаяли, скаля зубы. Серега собак убивать не хотел и потому взял с собой спецов, которые быстро усыпили свору меткими выстрелами снотворного. Ничего, твари, поспите еще маленько, отдохните!

С доберманами управились более-менее быстро, но на лай, до того как зверье погрузилось в сон, ни одна сволочь из дома носу не показала, и это было весьма подозрительно. Неужто в тот промежуток времени, пока Серега заказывал спецназ, пока проводил короткое совещание, пока ехали, Тароватый со товарищи учуяли неладное и сделали ноги?

Спецназ высыпал во двор и, пригибаясь, пошел на приступ дачи. Взломали двери, проникли в помещение…

Никого.

Стаскивая маски, под которыми вспотели, спецназовцы вернулись во двор.

– В доме пусто, – безразлично доложил Сереге кто-то, наверное, шеф, поскольку они практически все время пребывали в масках, Серега их в лицо не знал. – Мы сворачиваемся!

– Погоди… Смотри: во дворе три внедорожника стоят! Если хозяин с сообщником, с охраной и пленниками отсюда рванул на машинах, то не менее двух джипов бы взяли, а то и трех! При этом во дворе дачи осталось еще три? Странно, ты не находишь?

– Это не моя забота. В доме никого нет. А раз нет – то и работы нет. Мы сворачиваемся.

Спецназ выписывался под определенную операцию, и мужики ее завершили. А искать бандитов – подобным желанием они никак не горели. Они не сыщики – они военизированный отряд, инструмент для взлома жилища и последующего обезвреживания найденных в жилище людей, предполагаемых преступников.

– Ну и хрен с тобой! – в сердцах отозвался Серега.

Поскольку дом оказался пустым, а не доверять заключениям спецназа у Сереги не имелось никаких оснований, то он малость расслабился. Первым делом он набрал Петровку, распорядился пробить номера стоявших во дворе машин, затем махнул рукой своим помощникам, которых наличествовало трое: старая гвардия, Костик и Димыч, да Гоша, молодняк зеленый.

– Начнем с осмотра забора. Сомневаюсь я, что бандиты вместе с пленниками (которые связаны, как минимум!) через стены перемахивали, так что должна найтись калитка или дыра, лаз, подкоп какой-нибудь…

Они рассыпались – каждый взял четверть окружности забора на изучение. Но уже через пятнадцать минут все четверо собрались у входа в дом.

– Ничего, – сказал Костик. – Все стены целые.

– Ничего, – подтвердил Гоша. – Никакой калитки не наблюдается.

– Я тоже ничего не нашел, – сообщил Димыч, погладив большим пальцем ус.

– И у меня ничего… – заключил Громов. – Тогда в дом!

– Серег, а ты уверен, что они все-таки не на тачках уехали?

Это Димыч выразил сомнения.

– Почти. Потом опросим соседей, на всякий случай. Но чтобы три машины бросили во дворе? Не верю я в такой расклад.

– И все-таки исключить нельзя! А если машин было пять? И они на двух драпанули? – возразил Костик.

– А я и не исключаю. Не верю, но не исключаю, сечешь? Поэтому мы еще опросим соседей. Но если сюда люди заявились на пяти машинах, то должны были на них и смыться! Причем, заметь, тачки во дворе стоят, не в гараже. Я уверен, что на них вчера сюда эти обормоты приехали… Но, найдя, после рейда Киса, спящих псов, они поняли, что дом взят на прицел. И, не зная, таится кто за оградой или нет, бандиты ушли каким-то иным путем, пешим. И пленников с собой увели! Ладно, мужики, пошли дом осматривать!

– И что там ищем? – поинтересовался Димыч.

– Потайной ход, чего еще!.. – ответил Серега и первым шагнул на крыльцо.

Вошли в дом, осмотрелись. Налево от входной двери шел небольшой коридор, заканчивавшийся лестницей в подвал. Направо аналогичный коридор, только лестница вела в гараж. В просторный холл выходили четыре двери, по две с каждой стороны, а прямо по центру вела наверх широкая лестница из белого мрамора.

По логике вещей, потайной ход должен располагаться внизу, в подвале или гараже…

– Гоша, ты в подвал, – распорядился Серега. Пусть уж пацану выпадет счастье найти подземный ход!

Судя по загоревшимся глазам молодого опера, Серега понял, что тот рассуждал примерно так же.

– Костик, ты в гараж…

– Я гараж тоже могу осмотреть! – почти взмолился Гоша.

– Валяй, – согласился Громов. – Тогда мы пока первый этаж исследуем.

Они распахнули все двери по очереди. С левой стороны комнаты оказались смежными, разделенными просторной аркой: кухня и столовая.

– Димыч, бери их себе. Хоть и вряд ли отсюда выход есть, но мало ли… Надеюсь, что Гошка нас вскоре порадует, – усмехнулся он. – Костик, ты сюда, – указал он на первую комнату с правой стороны, имевшую вид «каминной». – А я туда, – он махнул на вторую дверь справа: по описанию, полученному от Киса, окно, в котором Игорь видел Юлю, должно было располагаться именно там.

…Ошибки не было: Юлю – и, без сомнения, Гарика – держали именно здесь. Два стула стояли недалеко от стола, на обоих были заметны смазанные следы крови. Кровь, скорее всего, осталась и на ковре, но его темно-зеленый рисунок не позволял увидеть ее невооруженным глазом… Ничего, эксперты увидят!

На полу валялись разрезанные толстые веревки, несколько обрезков широкого технического скотча, куртка от Юлиного спортивного костюма розового… нет, Кис сказал – брусничного! – цвета. Цепи, которую Кис обнаружил на ноге Юли еще в московской квартире, не видать: бандиты наверняка сочли ее достаточно ценной и прихватили с собой. Или они просто уволокли с собой Юлю, а цепь до сих пор окольцовывала ее ногу…

Эта комната служила «телевизионной» – во всяком случае, центр одной из стен занимал огромный плоский телевизор, диван и два кресла стояли перед ним полукругом. Длинный низкий стол между ними был завален остатками еды во вскрытых упаковках и грязными тарелками, недопитыми стаканами и бутылками водки, пива и воды. Еще один стол находился в углу, именно возле него стояли те два стула, на которых держали пленников.

«Надо будет сказать экспертам, чтобы начали именно с этой комнаты», – подумал Серега, а сам принялся осматривать ее в слабой, очень слабой надежде, что Юле и на этот раз удалось оставить какое-то сообщение. С учетом того, что держали ее связанной, это вряд ли, но мало ли, вдруг в момент, когда бандиты смывались, они развязали ей руки, и она сумела…

Он принялся осматривать все поверхности, вертикальные и горизонтальные, на которых можно было оставить знак, заодно изучая их на предмет потайного хода.

Обойдя комнату по кругу, он уткнулся в дверь, через которую вошел. Ни потайного хода, ни записки от Юли.

Ничего.

Парни уже высыпали в холл, Серега к ним присоединился.

– У нас пусто, – ответил за всех Костик.

Гоша, расстроенный неудачей, выглядел одновременно сердитым и немного виноватым.

Спрашивать его, хорошо ли он все осмотрел, Серега не стал: не стоит парня обижать недоверием. Да и то, вопрос глупый: Гоша наверняка все очень хорошо осмотрел! Как мог и умел. Другой вопрос, как он мог и умел… Опыта ему недоставало. Но Серега решил, что сначала следует изучить другие возможности, а уж там, если ход не обнаружится, тогда и перепроверить подвальные помещения.

– У меня есть кое-что: в той комнате держали Юлю и Гарика, веревки остались на двух стульях. Так что теперь можно с уверенностью сказать, что и Гарик был тут! Ладно, парни, продолжим. Гоша, ты идешь изучать два сарая в саду. Ход может вести и оттуда, сечешь?

Гоша вспыхнул энтузиазмом, и от его печали не осталось и следа.

– Димыч, Костик, вы со мной наверх.

Они поднялись по мраморным ступеням и принялись обходить второй этаж. Комнаты как комнаты: одна вроде как хозяйская спальня; две других девственные – для гостей, надо думать. Два туалета, две ванных.

Они обшарили все окна, все шкафы, простучали все стенки и полы, подергали всё, за что можно было дернуть, нажали на всё, на что можно было нажать: никаких признаков потайного хода! Но бандиты ушли пешком – ПЕШКОМ, Серега был уверен!

Гоша по рации доложил результаты осмотра сараев: благо спецназ снес замки со всех дверей, что облегчило задачу доступа в помещения. Одна из построек полностью предназначалась для садовых дел, сообщил Гоша: косилки-грабли-лопаты-мотыги и прочий инструмент помельче, типа ножниц и секаторов. В поисках потайного люка Гоша передвинул все, что сумел передвинуть: мешки с землей, пакеты с удобрениями, инструменты, но ничего не нашел. Второй же сарай оказался на самом деле банькой. Она ничем не захламлена, слава богу, и Гоша тщательно осмотрел пол, стены, два лежака, располагавшихся ступенями, и даже жаровню, в которой лежали камни и несколько обугленных веток, – для запаха, что ли, добавляли…

Но и там никакого люка-хода он не обнаружил.

Сыщикам оставался третий этаж и две башенки. Чем выше, тем меньше шансов на существование потайного хода… Не то чтобы нулевые, но все же, по логике вещей, потайной ход делается для того, чтобы сбежать как можно быстрее, – в таком разрезе, строить лестницу, ведущую с верхнего этажа под землю, совсем неумно…

Придется перепроверять подвал. Серега уж было собрался откомандировать Димыча, но решил дать Гоше еще один шанс. Пусть он самый молодой и неопытный, но зато старательный.

– Спустись еще раз в подвалы, осмотри все свежим глазом!

– Но я ведь уже смотрел!

– Гош, ты по грибы ходил когда-нибудь?

– Ну.

– Бывало так, что идешь по тропинке в одну сторону и ничего не находишь. А по ней же возвращаешься, и вдруг, бац, роскошный подосиновик! Бывало?

– Ну.

– Вот и пройдись по подвалам снова, в другую сторону.

Третий этаж был меньше по площади, – Тароватый строил свой дом под готику, и кверху его дом сужался. Там располагались бильярдная и небольшой зимний сад. Они снова простучали все стены, все полы… Как Громов и предполагал, ничего интересного тут не обнаружилось.

Оставались две башенки. В каждую из них вела отдельная лесенка. Серега отдал Димычу правую, себе оставил левую, – может, потому, что был левшой? – а Костика отправил на помощь Гоше.

– И еще раз осмотрите садовые постройки! – напутствовал он. – И, кстати, изучите сад и двор. Где-то в земле может оказаться люк!

Костик кивнул и отправился вниз. Димыч пошел в правую башенку, Серега в левую.

Поднявшись, Серега отворил дверь в тесное и довольно сумрачное помещение – маленькое окно с опущенными жалюзи почти не пропускало солнечных лучей. Серега нащупал выключатель, и комната озарилась белесым светом дневных ламп. Похоже, что хозяин разместил тут библиотеку…

Книжные стеллажи (неужто он книги читает?) высились по правой стене. В них благостно и неярко сияли позолоченными корешками длинные ряды собраний сочинений, без всякого разбору и смысла: Пушкин перемежался с Бальзаком, Гоголь с Хемингуэем. Напротив по левой стене стоял небольшой письменный стол… Это кабинет? Для чего бандиту кабинет? Подсчитывать приход-расход?

Стол был девственно пустым. Ни бумаг, ни компьютера, а какие дела можно в наши дни вести без компьютера?! Серега вдруг подумал: как и книги, этот стол лишь бутафория. Да и весь дом, вместе с его неуместными башенками, – это для Тароватого просто выставочный зал, по которому можно водить гостей и показывать, как у него все тут богато да как красиво устроено, все как положено: и зимний сад, и бильярд, и кабинет…

Тем не менее Серега исправно изучил стеллажи и простенки. Кто его знает, вдруг какой стеллаж возьмет да развернется, а за ним раз, и откроется потайная лесенка, как в кино! В кино обычно всякие хитрые ходы-выходы располагаются почему-то именно за книжными полками…

В конце концов ему надоело дергать книжки с полок. Безделушек тут не наблюдалось, так что нажатием на, условно говоря, бюст Наполеона (ну, как в кино!) тут ничего не добьешься.

Серега спустился вновь на третий этаж, пересек бильярдную и зимний сад и поднялся в правую башенку.

Завидев Серегу, Димыч развел руками: ничего, мол, не нашел!

Не нашел так не нашел. Громов отправил его опрашивать соседей: видел ли кто машины сегодня в конце ночи или рано утром, выезжавшие с дачи Тароватого? И видел ли кто, в предыдущие два дня, сколько машин въезжало на дачу?

Пусть это и нелогично, но кто сказал, что у Тароватого с Голявкиным с логикой все в порядке, в конце концов?!

А сам он решил исследовать комнатушку в правой башенке самолично, потому как, уже при первом взгляде на нее, чувство бутафории у Громова только усилилось.

Узкая комнатушка представляла собой полный садоводческий хаос: тут валялись глиняные горшки, пакеты с землей, с гранулированными удобрениями и еще какой-то непонятной уму сыщика хренью. Короче говоря, башенка служила сельскохозяйственным сараем.

Серега озадачился. Один такой уже наличествует во дворе… Зачем хозяину понадобилось отводить под него еще и башенку? Не нашел ей лучшего применения?

А почему бы и нет? Серега уже не раз сталкивался с такими дачами-дворцами: настроит хозяин себе комнат и комнатушек, а потом не знает, подо что их занять…

Какая-то неясная мысль крутилась у него в мозгу, но он все никак не мог ее уловить.

Громов решил отвлечься: позвонил Костику.

– Что там у вас с Гошей?

– Ничего, Серег… Подвал как подвал. Сараи тоже. Ничего похожего на потайной ход. Только двор еще не успели…

Громов спустился к ним. Может, больше потому, что мысль его забуксовала…

Они вместе принялись исследовать двор и сад. Если люк находится в земле, то его открывали всего несколько часов назад: он будет заметен!

Но через час тщательного осмотра территории пришлось признать, что никаких левых ходов-выходов на ней не было!

Значит, бандиты все-таки уехали на тачках?!

Пришлось подтягиваться к Димычу, идти в поселок, опрашивать соседей.

О въезжавших на дачу с башенками машинах информация была противоречивой: кто углядел две, кто три, кому четыре пригрезилось… Вообще-то, полагаться на свидетелей – дело ненадежное: каждый видит только один фрагмент ситуации, но категорично возводит этот фрагмент в истину. А то еще и приврет, чтобы себе важности придать!

Зато никто из них не видел, чтобы с этой дачки сегодня утром выезжали машины. Но из этих показаний тоже ничего не извлечешь: бандиты могли уехать еще затемно…

Впрочем, один дедок уверял, что страдает бессонницей и если бы моторы заслышал, то непременно бы выглянул в окошко: кому это в такую рань разъезжать тут приспичило?

Особого доверия к его показаниям Громов тоже не испытывал: дедок мог задремать, сам того не заметив, и пропустить такое интересное событие…

Тем не менее, со всем скидками и оговорками, соседи подтвердили ощущения Сереги. Или, скорее, его простую арифметику: если бандиты дали деру на машинах, то не менее чем на двух (а то и трех!). При этом во дворе осталось еще три. В таком раскладе туда должны были въехать пять-шесть. Тогда как, даже при скидке на самую буйную фантазию, соседи подсчитали максимум четыре…

Нет, граждане, нет, – въехали во двор к Тароватому три машины, – они же там и остались! А сделали бандиты ноги вместе с пленниками в самом прямом смысле: ногами!

– Мужики, пошли снова искать, – распорядился Серега. – Мы что-то пропустили! Теперь каждую щель надо обнюхать, понятно? Эти гады, ну не на крыльях же они отсюда улетели, а?

Громов снова распределил парней по этажам, а сам поднялся в башенку, ту, правую, где горшки с землей и удобрениями. Уж очень она не вписывалась в идею «замка», в соответствии с которой Тароватый отстроил свою дачу! Хотя этажом ниже располагается зимний сад, и почему бы, в конце концов, хозяину не держать в башенке нужные для этого зимнего сада вещи?

Открыв дверь в комнатушку, Серега, кажется, понял, в чем тут дело. В комнате было ТЕМНО. В прошлый раз он туда вошел, когда свет уже горел, включенный Димычем. Выходя оттуда, Громов сам, машинально, нажал на выключатель, и сейчас тут была темень непроглядная. Но ведь в комнатухе наличествовало окно! Пусть и с опущенными жалюзи, но какой-никакой свет оно должно пропускать!

Серега двинул к окну, нащупал шнур, поднял жалюзи…

Окно было глухое, бутафорское!

Вот оно, вот оно! – глухо бухнуло сердце в предвкушении открытия.

Он вернулся к двери, нащупал выключатель. Комнатка озарилась неярким светом.

Серега принялся методично осматривать стены и трогать все подряд предметы, находившиеся в этой странной комнате, в смутной, еще не до конца осознанной догадке. Поднимал и переставлял пакеты с удобрениями, с землей, горшки…

Как вдруг…

…Серега не сразу понял, что произошло. Комнатка в башне вздрогнула, потряслась несколько секунд и…

И поплыла вниз!

Это был лифт!

Остановившись и еще пару раз вздрогнув, комнатка замерла. Серега направился к той двери, через которую в нее вошел. Сначала дернул, потом толкнул. Но дверь, казалось, вросла в стены…

Зачем лифту ехать вниз, если из него невозможно выйти?

Серега задумался. Он не мог с точностью сказать, какой из его жестов привел лифт в движение: слишком быстро он переставлял разные предметы и теперь старался восстановить в памяти порядок своих действий…

Комната вдруг снова дернулась и…

Серега не верил своим глазам: перед ним разъехалась стена, вместе с горшками и удобрениями, обнаружив за собой… подземный ход! Темный, непроглядный, пахнущий прелой сыростью…

Он вытащил рацию, набрал код Димыча.

Глухо. Все правильно, он же под землей… Тут вам не кино, граждане. Это в кино на необитаемом острове можно позвонить по сотовому, а в тайге связаться по рации.

Несколько секунд Громов колебался. По правилам, он должен сообщить коллегам о своем местонахождении… Но темная пасть подземного хода манила.

«Только несколько шажков, только чуть-чуть», – сказал он себе.

И ступил в пасть.

Он вытащил из кармана фонарик, посветил – коридор был узким, тесным, но при этом длинным: его перспектива терялась в черноте.

Неожиданно он услышал звук закрывающихся за его спиной дверей. Он обернулся, наведя фонарик: стены комнаты сомкнулись за ним.

«Это просто лифт, хоть и своеобразный, – подумал Серега, – а у лифтов всегда двери закрываются, когда приехал на нужный этаж и вышел!»

Нет, не просто! Пазы дверей вошли друг в друга так, что дверцы никакими усилиями не разнять! Они его отрезали от дома. Полностью.

Он высветил стену в поисках кнопки: коль скоро это лифт, то у него должна быть кнопка, позволявшая вернуться…

Но ничего не увидел. Она должна быть, без сомнения, – только где?

Сереге не терпелось исследовать ход, и черт с ней, с этой кнопкой, – только как предупредить ребят? На всякий случай он достал мобильный из кармана… Чудес не бывает: не ловит в подземелье!

Интересно, а что будет, если парни начнут его искать, поднимутся в правую башню и увидят, что комнаты на месте нет? Хотя, скорее, когда лифт уезжает, то и дверь в комнату блокируется, так что они будут стоять у двери, недоумевая, отчего она заперта… Потом взломают и увидят шахту лифта! Они все поймут и пустятся вослед Громову!

Эта мысль полностью утешила Серегу. «Значит, будем продвигаться вперед!» – весело подумал он. Любил он, Громов, приключения.

Хорошо начальства рядом нет: а то бы услышал он фразочку: «Любишь ты, Громов, приключения на свою жопу! А что весь отдел подставляешь, об этом ты думаешь?!»

Какой отдел он подставляет, мать ва… мама родная? Без его, Серегиной, любви к приключениям, они бы не раскрыли и половину преступлений! Тех, которые числились по их отделу с характеристикой «высокая раскрываемость»! За которые начальство получало звезды на погоны и медали! Плюс дела, которые приносил Кис, – они все тоже шли под грифом «любовь к приключениям»! Медалей и звездочек Сереге не надобно, – а уж Кису тем более! – но хотя бы признание… Даже не признание, на фиг оно ему, – просто чтобы перестали бухтеть и относились с пониманием…

Серега сделал несколько шагов по подземному ходу, как вдруг услышал, что комната-лифт тронулась наверх. Он оглянулся. Вряд ли лифт кто-то сверху вызвал, Серега ведь тщательно изучил вход в комнатку: ничего там не наблюдалось похожего на кнопку вызова! Скорее всего, в ее механизм была заложена такая программа, что комната сама возвращается на место через несколько минут…

Значит, его ребята ничего не поймут.

«Ладно, – решил Серега, – ход выведет меня куда-нибудь, верно? И тогда я сумею им позвонить!»

Ему почему-то представлялось, что ход должен привести к какой-то заправке, где у бандитов наготове машины… Или, в крайнем случае, в гараж, где, опять же, стоят запасные машины…

…Подземный ход представлял собой коридор, – не лабиринт, созданный природой или оставшийся от каких-либо карьеров. Нет, этот тоннель был вырыт сознательно, с понимаем конечной цели, конечного объекта!

Да только где же он, конечный объект? В темноте, которую Серега разгонял фонариком, коридор казался бесконечным, а чувство дистанции давало сбои. Сколько он прошел? Полкилометра? Километр?

Он не смог бы сказать. В ирреальности подземелья, где время от времени приходилось пригибать голову, чтобы не задеть макушкой земляной потолок, где приходилось продвигаться иногда на ощупь – Серега экономил батарейку фонарика, – метры с километрами слились, спутались…

Наконец он увидел узкий луч света, пробивавшийся впереди. Выход! – констатировал Громов и с удвоенной энергией направился к нему.

Добрался до двери – скорее, крышки люка, обшитой ржавыми железными листами. Вытащил пистолет и осторожно толкнул ее плечом: поддастся или нет?

Поддалась. Серега немного подождал. Затем осторожно высунул голову из проема. Увидел глухой лес вокруг…

И тут же свалился, оглушенный ударом по макушке.

* * *

«Встать, суд идет!»

Темнота, темнота. Жара. Юля задыхается. Юлю тошнит. Конечно, ведь она беременна! Суд идет… Идет, идет, идет, прямо на нее! Черное, огромное, как поезд в ночи с желтыми безжалостными глазами, – еще немного, он раздавит ее, ведь Юля лежит на рельсах! Поезд… Воды… Дайте воды, пи-и-ить!

«Принесите жене подсудимого воды!»

Вода течет по горлу. Поезд встал, оглушающе взвизгнув тормозами. Тошнота немного отступила.

В темноте слабо мерцают лица: вот женщина-судья, усталая, с крашеными кудряшками, смотрит враждебно в самое-самое темное место, где ни один луч не доставал лица ее Гарри…

Из этой непроглядной темноты медленно просачивались слова, произнесенные его голосом, его глубоким, спокойным баритоном: «Вину не признаю»…

Конечно! Как он, Гарик, может признать вину, если он не виноват?! Весь этот процесс затеян взяточниками, которые хотят повесить на ее мужа какие-то жуткие дела лишь с одной целью: получить откуп! Так объяснил Гарри. И Юля не сомневалась ни в одном его слове.

Почему она не видит его лица? Почему он не смотрит на нее?! Почему так темно?!

…Он давно не смотрит на жену, давно! С тех пор, как она через адвоката передала ему радостную новость: что ждет от него ребенка!

Пить. Дайте пить! Гарик не смотрит на нее, не хочет, не верит, он проклял ее за измену… Которой не было!

Как душно… как плохо… округлившийся живот давит на диафрагму… Юле не хватает воздуха, пот течет с висков на шею.

Гарик, посмотри на меня! Посмотри, ведь я жена твоя, я твоего ребенка ношу, Гарри!

Но он не смотрит. Юля задыхается от жары и от слез.

Вердикт рухнул: восемь лет колонии строгого режима. Вердикт рухнул, и Юля рухнула.

Адвокат подхватил ее, заботливо усадил обратно на скамью, помахал своей тетрадкой, где находился конспект речи, ничему не послужившей.

Вот что осталось Юле после этого дня: приговор в восемь лет и презрение Гарика.

Вот как она лишилась мужа, а ее ребенок – отца.

Колдунья смотрела на женщину, метавшуюся на топчане в бреду. Юля то хваталась ладонью за горло, словно ее тошнило, то ласково поглаживала себя по животу, то вскидывала руки, что-то неразборчиво восклицая.

Ирина Тимофеевна – так звалась она до того, как стала Колдуньей, – давно загубила свою жизнь. В содеянном она не раскаивалась, равно как и свое, уже многолетнее, отшельничество не считала искуплением, просто иного выхода не было. Иначе бы отшельничала она в колонии.

С тех пор, как Ирина Тимофеевна превратилась в Колдунью, в ее доме на опушке леса побывало немало людей. Нет, не о посетителях речь, приходящих за ее отварами и настойками, – о пленниках. Им она никогда не сочувствовала. Скорее, даже радовалась: они тоже загубили свою жизнь, не одна она на свете! Не злорадствовала, нет, просто радовалась тому, что не одинока в черном деле загубления собственной души.

Но эта молодая женщина, метавшаяся сейчас перед ней под действием «зелья», – личная рецептура Ирины Тимофеевны, ее гордость, можно сказать! – она была иной.

Она никого не загубила, ни других, ни себя. Хоть Колдунью никто не посвящал в подробности, но она уже привыкла, в отшельничестве, воспринимать людей и явления обостренной интуицией. И точно знала, что, напротив, это Юлю пытаются загубить…

Что резко меняло отношение Колдуньи к пленнице. Впервые за много-много лет. Сколько их, лет? Пятнадцать? Семнадцать? Колдунья уже и вспомнить не могла.

И не хотела.

Но за многие-многие годы в ее подвале впервые появился человек, к которому она испытывала нечто, похожее на сочувствие.

– Юля, – позвала она тихонько. – Юля…

– Что, что?! – Юля раскрыла глаза.

Колдовка, держа в руках свечу, сидела на корточках перед топчаном, на котором Юля проводила свои бредовые часы.

– Попей, – произнесла Колдунья. И поднесла к ее губам очередную кружку зелья.

Юля ее привычно оттолкнула. Колдовка смотрела на нее умильно, словно на малое дитя. Сейчас начнет мягко, гипнотически ее уговаривать, чтобы выпила…

Как бы так сделать вид, что она пьет, но на самом деле не глотать эту отраву, лишавшую ее воли, погружавшую в тяжелые сны?

С одной стороны, пока она плутает в них, ее никто не трогает, и это хорошо. С другой стороны, Юля уверена: если ее мозг будет работать нормально, то она найдет возможность спастись, сбежать отсюда, от ведьмы и тех людей, которые привезли ее сюда… И наверняка до сих пор ее охраняют! Ее и Гарика… Только где же Гарик? Почему Юлю больше не избивают у него на глазах, чтобы вырвать у него признание? Угрожая изнасилованием?!

Она помнила: они спустились на лифте, – куда, Юля не знала: перед тем, как вывести ее из той комнаты на даче, где их держали вместе с Гариком, ей на голову накинули что-то. Снять это она не могла: руки были связаны, хоть бандиты и разрезали те веревки, которыми примотали ее руки к спинке стула, но тут же их снова связали за спиной. Однако она слышала голос Гарика, его хрипловатое дыхание. Потом они долго шли… Под тряпицу, накинутую ей на голову, пробивался свет, похожий на луч фонарика. Судя по затхлой духоте, двигались они по какому-то подвальному коридору…

А потом тяжко проскрипела дверь, и ее обдал свежий воздух. И вот тут возник непонятный шум, странная возня; послышались приглушенные ругательства, затем выстрел. Кто-то шикнул, и голоса смолкли, только топот ног звучал некоторое время, и снова пара выстрелов. Юля стояла, ничего не видя, пытаясь угадать, что происходит…

Потом ее подтолкнули в спину, и она двинулась дальше. Тряпку с нее сняли лишь тогда, когда она очутилась в тесной и душной комнате. А тряпкой оказалась ее майка, которую Юля и надела на себя, как только ее развязали.

Но Гарика здесь не было.

Он сумел сбежать? Или его отпустили?..

Нет, отпустить его никак не могли, нет! Они же хотят узнать, где он спрятал драгоценности: требуют дележки награбленного. Они из-за этого Юлю избивали…

Но сейчас ее никто не бьет. И Гарика в подвале у Колдуньи нет.

Значит, он сумел вырваться! Как раз тогда, у выхода из коридора, когда она слышала приглушенные ругательства, выстрелы и топот ног, хруст веток!

Выходит, что бандиты ушли отсюда? Раз Гарик сбежал, то интересу бить Юлю больше не имелось… И они ушли, оставили ее на попечение колдовке, опаивавшей Юлю чем-то, что мутило мозг…

Юля подобралась на узком лежбище. Цепь на ее ноге громыхнула. «Ага, – констатировала она вполне трезво, – я до сих пор прикована!»

И вдруг Юля удивилась, настолько, что, преодолевая слабость в мышцах, выпрямилась, села ровно, сложив ноги по-турецки. Она внезапно осознала, что мозг ее относительно хорошо работает! То ли ее теперь травят менее сильными веществами… наркотиками или чем? То ли ее организм за это время научился с ними управляться?

«За это время». Юля совершенно не представляла, сколько времени провела в заточении у Колдуньи: наручные часы с нее сняли, а в подвальной комнатенке – если не сказать камере – часов, понятно, не имелось. Ее галлюцинирующие сны, равно как и эта душная тьма, лишали ее полностью ощущения времени.

Однако сейчас она чувствовала себя немного лучше, трезвее. И из этого факта следовало извлечь пользу! Но только нельзя, чтобы колдовка догадалась!

Она напустила туману в глаза и перевела взгляд на Колдунью. Та смотрела на нее немного встревоженно.

Юля покладисто протянула руку, взяла кружку, но поставила ее на лежак.

Колдунья не сводила с нее настороженных глаз.

Если Юля станет не глотать зелье, а выплевывать его, то оно потечет по ее груди, по майке.

– Меня знобит, – поежилась Юля, обхватив себя руками: прикидывала, сможет ли она таким образом скрыть выплюнутую жидкость. – А где моя куртка? На мне еще куртка была, спортивная!

– Тут тепло, – возразила Колдунья.

Какое там «тепло»! В подвале стояла невыносимая, удушающая жара!

Как, впрочем, повсюду, будь то открытый воздух или помещения. Москва и окрестности плавились и изнывали от нее, и никому не было спасения: ни городским домам, ни загородным!

– А меня знобит! – жалобно произнесла Юля.

– Выпей компотику, – ласково сказала Колдунья. – И ты перестанешь чувствовать холод…

– Нет! – напористо возразила Юля. – Нет! Я ведь спортсменка, а у нас, спортсменов, особая чувствительность к перепадам температур! – соврала она.

Колдовка подумала. Она не могла знать, правду говорит Юля или нет. И потому она кивнула: «Погоди, принесу тебе кофту какую-нибудь…»

Отлично! Юля сделала несколько глотков, а остальное вылила в щель между лежанкой и стеной.

Колдунья вернулась через несколько минут, протягивая ей легкую мужскую куртку.

Юля узнала ее: куртка принадлежала Гарику. И она была словно добрым знаком: в этом враждебном доме, посреди враждебных людей, Гарри был единственным, кому ее судьба не безразлична! Пусть он оказался бандитом, но он Юлю любил!

Только где же он?!

Раз он сбежал… То, выходит, ее бросил?!

Юля надела куртку, утонув в плечах и рукавах. Последние она неторопливо подвернула, словно давая понять колдовке: видишь, у меня от тебя секретов нет! Затем она принюхалась, демонстративно, так, чтобы Колдунья увидела и услышала.

– Это куртка Гарика? Она им пахнет.

– Гарика? Это кто такой?

Лжет, поняла Юля.

– Он здесь?

– Кто?

– Мой бывший муж… – уточнила Юля.

Колдунья не ответила.

– Гарик, где он?! – с напором повторила Юля.

– Он… Недалеко, – произнесла неуверенно колдовка.

Врет. Значит, Гарику все же удалось освободиться! Но он не бросил Юлю, не мог бросить! Он вскоре вернется за ней! И она должна быть к этому готова! А не поленом лежать под действием зелья!

– Который час? – спросила она.

– В моем доме нет часов, – ответствовала Колдунья.

– Утро, день, вечер?

– В моем доме нет окон.

– А дверь есть?

– Дверь? – удивилась Колдунья.

– Ну да. Вы из нее выйдите и посмотрите, ночь на дворе или день!

– Хорошо, – кивнула женщина в черных одеждах.

Она ушла. Юля застегнула «молнию», куртка обхватила ее горло небольшим раструбом. Жарко в ней было неимоверно, – но зато в следующий раз можно будет рискнуть и выпустить изо рта зелье даже под пристальным взглядом Колдуньи: от ее губ до плотно застегнутой молнии всего лишь какие-то четыре-пять сантиметров, и если наклонить голову, то…

– На дворе день, – сообщила ей колдовка, вернувшись.

Если это и правда, то явно не тот день, в который Юлю с Гариком вывезли из его квартиры в Матвеевском!

– Попей компотику.

– Я уже выпила… – откликнулась Юля с вялостью, подумав, что нужно изобразить эффект от зелья. – Я воды… хочу… чистой… и Гарик, где… где… он?

Юля упала носом в подобие подушки – жесткий комок ваты, набитый в вонючую тряпку, и сделала вид, что проваливается в обморочный сон.

Впрочем, особо стараться не пришлось: даже нескольких глотков хватило, чтобы ее одолела сонливость.

Ирина Тимофеевна – или Колдунья, как ее звали в округе, – еще чуть постояла, глядя на пленницу. Впрямь выпила снотворное или прикидывается? Она дала Юле возможность его вылить куда-нибудь, воспользовалась ли пленница ее отсутствием, хватило ли ей сообразительности?

Это единственное, чем могла помочь Ирина Тимофеевна молодой женщине: вернуть ей разум. А уж дальше пусть сама. Наверху два бугая дежурят, что может Юля против них?

Но это не Ирины дело. Так она, бывало, спасала ночных бабочек, залетевших к ней на свет и свалившихся в жестяную мойку, где на донышке всегда стояла небольшая лужица воды: она бабочку осторожно, стараясь не повредить крылышки, вытаскивала и выкидывала в окно. А дальше уж сама, милая. Очухаешься или нет, снова ли полетишь на губительный свет, твое дело! Ирина сделала, что могла.

Она знала, что у ночных бабочек век короток, всего несколько дней, но все равно вытаскивала их из лужицы в мойке и отправляла на волю: если помрет, так хоть не по ее, Ирины, вине.

С нее вины хватит.

* * *

Кис чувствовал себя отчасти ответственным за прокол: бандиты наверняка засуетились после их с Игорем и Ромкой ухода: нашли спящих псов и поняли, что кто-то побывал во дворе. И смылись из «засвеченной» хаты.

А Серега обнаружил, каким образом, каким путем они смылись. И отправился по следу.

Почему до сих пор не вернулся? Почему не вызвал подкрепление?

Ответ у Алексея Кисанова, бывшего опера, был только один: не смог.

А раз не смог… Значит, в ловушку угодил.

Хорошо, если жив еще…

Надо поскорее найти его след!

На даче Тароватого вяло слонялись Костик, Димыч – давние приятели и коллеги – и Гоша, молодой опер, которого Алексей видел впервые. Они доложили о том, что было ими предпринято вместе с Серегой.

– Кис, мы тоже считаем, что на дачке этой потайной ход есть! – заключил Димыч. – Но мы изучили подвал вдоль и поперек: ничего похожего, можешь даже не трудиться! Во дворе две постройки: сарай и баня. Там мы тоже все простучали-прозвонили – ни фига, Кис!

– А в верхних этажах?

– Там тоже смотрели, с Серегой вместе… но ты сам подумай: кому придет в голову делать ход с верхних этажей?!

…Этим, похоже, и отличалось устройство мозга Алексея Кисанова от большинства прочих мозгов: Кис свято верил в логику. И если логика говорила, что на даче существовал потайной ход, то он его искал рьяно, не заморачиваясь этажностью. Пусть он хоть на крыше берет начало! А парни исходили из обычного здравого смысла, который ставил препоны на пути мысли: они полагали, что подземный ход – коль скоро он под землей – должен непременно располагаться внизу!

Серега мыслил так же, как Кис. И теперь детективу предстоит восстановить ту логическую цепочку, которой следовал Серега.

Костик и Димыч пришли на Петровку еще в ту пору, когда там работал Кис. Они были тогда молодыми и неопытными и до сих пор сохранили определенный пиетет по отношению к Алексею Кисанову… Посему он распорядился:

– Если в доме существует потайной ход, то надо не простукивать, не люк искать, – уже ясно, что его нет, раз вы все простучали, – а рычаг! Тот, который приводит в действие потайную дверь! Так что давайте, братцы, все сначала. Кстати, где в последний раз вы видели Серегу?

– Да он точно так же распорядился, когда мы по первому разу ничего не нашли, – мол, давайте все сначала! – ответил Димыч. – И мы снова принялись дом исследовать.

– Серега ведь в доме пропал?

– Типа да, – произнес Гоша.

– «Типа» – это как?

– Типа в доме.

– Еще раз спрашиваю, – рассердился Алексей, – что означает «типа»? Что это неточно?

– Это точно! – выручил Гошу Костик. – Серега всех распределил по комнатам. А в какую сам пошел, мы не видели…

– Тогда в дом. Нас четверо, каждый берет себе один уровень: Гоша подвал, Димыч первый этаж, Костик второй, я третий. Башенки осмотрим потом.

– Но мы подвал уже дважды исследовали! – возразил Гоша.

– На этот раз не выстукивай стены, а попробуй найти какой-то рычаг, приводящий в действие потайную дверь или люк. Знаешь, как в старинном замке: жмешь на перчатку статуи в латах – и дверь открывается!

– Ты че, серьезно? – округлил глаза Гоша.

– Вполне. Если Тароватому пришло в голову построить готические башенки, то мог и потайной ход сделать в духе средневекового замка!

– Но тут нет статуй!

– Тогда покрути вентили водоснабжения, электрические рубильники, короче, все, что может хотя бы отдаленно напоминать рычаг!

– Да ладно… – недоверчиво произнес Гоша, из вежливости не закончив фразу чем-то вроде «пургу гнать»!

– Исполняй! – рявкнул Димыч.

Они разошлись по этажам. Кис, который сам себе назначил третий, осмотрелся. Бильярдная и зимний сад. Ну-ну.

Он присел на бильярдный стол и принялся обшаривать глазами все, что находилось в этом помещении. Ни один предмет не показался ему перспективным для поисков: ни несколько стульев, ни бар, ни настенные светильники. Для верности Алексей, соскочив со стола, все ощупал… Глухо. Он не прошел мимо большой керамической вазы, в которой стояли кии, – и даже исследовал каждый кий в совсем уж невероятной идее, что в них, мало ли, электроника какая…

Не оказалось в них электроники. И детектив отправился в зимний сад.

В одном давнем деле он столкнулся с тем, что под землей, на которой росли цветы и деревья, оказались секретные ящики^[6], – и теперь Кис с унынием думал о том, что придется тут расковыривать землю… А вдруг под какой-то клумбой люк скрыт?

Безумие, конечно. Но Серега-то свалил каким-то образом из дома! Значит, ход где-то есть!!!

О, черт! Как он вовремя сообразил! Если бы под цветами что-то и впрямь имелось, то Серега бы это нашел, раскопал, землю бы разбросал! А тут все тихо-чисто-чинно. И никто с тех пор в доме не прибирал!

Он для верности все же обошел зимний сад, подергал за стволы деревьев, рассмотрел панель с несколькими кнопками. Одна давала свет разной насыщенности, другая включала полив, третья являлась термостатом…

Детектив решил подняться в башенки.

Любовь Михайловна обрушилась на него именно в этот момент. Не дождавшись обещанного, она снова прочитала ему лекцию о необходимости гигиены (которой способствовал утюг) и о правильном питании (которому способствовал кефир) в жизни ребенка. Кис уже не знал, куда деваться, слушая ее восклицания. Объяснять бабушке, что он более серьезными делами занят, он, по правде говоря, не отважился, лишь пообещал исправить оплошность.

Он набрал Игоря.

– Я не забыл! Только я не могу бросить слежку: заказчица недовольна, я ведь вчера не мог ее поручением заниматься… – виновато произнес ассистент. – Но я выкрою время, заберу утюг, а кефир Ромка купит, я с ним уже договорился. Он сегодня в ночную смену и сразу после работы, с утречка, отвезет все бабуле!

– Смотрите, парни, а то «бабуля» с нас всех скальп снимет!

– Не, все четко, мы уже с Ромкой договорились!

Первая башенка показалась детективу довольно странной: горшки, удобрения. Стоило ли возводить готическую башню, чтобы занять ее под садовый инвентарь? К тому же во дворе имелся сарай с инвентарем, как парни доложили… Бред какой-то. Но у богатых свои причуды, как известно.

Интересно, что находится в другой?

Он перебрался в левую башню. Здрасте вам, кабинет! Причем девственно-чистый. Тароватый тут сроду не сиживал за работой, как пить дать. Так, декорация… Однако нужно все обследовать, книги снять с полок, поискать, нет ли чего за ними…

– Дим, – проговорил он в телефон, – ты как там?

– Да все так же. Ничего интересного.

– Поднимайся тогда в левую башню. И мужиков по дороге собери, поднимайтесь вместе, я вас тут жду.

– Ты что-то нашел?

– Мысль нашел одну.

– А… – несколько разочарованно ответил Димыч. – Идем.

Когда все трое вошли в кабинет, Алексей порадовал их предстоящей работой по снятию книг с полок.

– Что, прямо сейчас? – хмуро поинтересовался Костик.

– А когда, интересно? – начал было Кис, но запнулся. – Впрочем, знаете что? Давайте-ка сходим во второй теремок. Хочу проверить свои впечатления.

Они переместились в правую башню. Алексей нашарил выключатель у входа, как в прошлый раз.

– Тю, – произнес Гоша, – тут такое же барахло, как в сарае!

– Вот и я удивился: зачем здесь этот огород разводить, когда есть сарай со всеми нужными причиндалами и когда имеется садовник, который их притащит в зимний сад?

– Так отсюда удобнее! – пожал плечами Костик. – Зимний сад-то всего этажом ниже, со двора не придется таскать!

Костик был прав, по логике. Но только по логике здравого умом человека.

– Ты бывал, скажи-ка, в домах подобного рода?

– Ну…

– И много ты видел богатеев, заботящихся об удобствах прислуги?

– Кис, ну ты как скажешь! Это же чмо, им только бы пальцами покрутить, у них весь смак в этом!

Костик не любил богатеев, всех считая ворами. Впрочем, он и нищих не любил, считая их ворами. И политиков не любил, ни левых, ни правых, ни центристов – все воры, был убежден он.

– Вот ты и ответил на вопрос, Костик, – отозвался Кис.

– Такие, как этот Тароватый, – поддержал идею усатый Димыч, – они хоромы строят, чтобы по ним потом гостей водить! Чтобы те ахали, восхищались и завидовали! И в теремке этом он мог бы разместить не горшки, а… не знаю… стойки для видеоигр, например!

– Или интим-комнату для просмотра порнухи… – встрял Гоша.

– Короче, Кис, я согласен с тобой: эти садово-огородные принадлежности – камуфляж! – откликнулся Димыч.

– Тогда давайте искать.

– Так здесь или в кабинете? – не понял Костик.

– А почему от окна света нет? – вдруг спросил Гоша и шагнул к нему. – Когда мы вошли, темно совсем было, а тут ведь окно есть! В той башне, где кабинет, там более-менее светло!

Гоша немного отвел туго натянутые жалюзи. Окно-то за ним обнаружилось, но… за окном – стенка!

– Молодец, – одобрил молодого напарника Димыч. – Подозрительно все это. Ну что, ищем тут?

– Тут, – подтвердил детектив.

– За этим фиктивным окном, может, лесенка есть! – в голосе Гоши слышался восторг, чисто мальчишеский. – Давайте его откроем!

– Там же стенка, – урезонил его Димыч.

– А вдруг на этой стенке какой-нибудь рычаг или кнопка, и она отворится! А за ней – лестница!

Гоша сражался с жалюзи, пытаясь их поднять, чтобы добраться до окна.

– Ага, и по бокам скелеты стоят, – хмыкнул Костик.

– Сомневаюсь, что окно открывается, – проговорил Кис.

– Почему это? – Гоша почти обиделся.

– Потому что на нем ручки нет, Индиана Джонс!

Гоша повернулся к окну и уставился на ту часть рамы, которая, его стараниями, высвободилась из-под жалюзи. Ручки там и впрямь не наблюдалось. Не поверив, он сунул голову под жалюзи, подсветил себе фонариком… Затем выбрался обратно, расстроенный.

– А как ты узнал? – хмуро спросил он.

– Просто сразу обратил внимание, когда ты жалюзи отвел… Это окно такая же бутафория, как все остальное в этой комнате. Знаете, что я думаю, братцы? Что эта комната – лифт.

– Лифт? В каком смысле? Почему?

– Из-за фальшивого окна. Если бы тут где-то открывался ход, то это не помешало бы сделать настоящее окно. Но за ним стеночка… Шахта лифта.

– Бред! – заявил Костик. – Никогда такого не видел!

– Если ты никогда не видел Америку, то это не значит, что ее нет, – заметил Кис. – Но, может, и бред, спорить не буду. У фальшивого окна должно существовать логическое объяснение, – вот, я нашел одно. Найдите другие, я послушаю.

– А я уверен, что это так! Это лифт! – снова загорелся любитель приключений Индиана Джонс. – Только что мы теперь ищем?

– Да все то же: рычаг-кнопку-ручку. Что-то такое, что приведет в действие лифт… Или откроет потайной ход, если я ошибся…

* * *

Очнулся Серега в темном помещении, в которое не проникало ни лучика света. Голова болела, внутри и снаружи. Снаружи оказались две шишки: одна большая, немного кровоточащая, другая поменьше. А внутри… Сотрясение мозга, небось.

Впрочем, незначительное. По крайней мере, мозги работали, что радовало.

Он лежал на тюфяке, набитом сеном или соломой: неровный, с провалами, да еще и колется. Кровать? Или тюфяк на голом полу валяется?

Серега решил уж было изучить обстановку, как вдруг до него долетел тихий вздох. В комнате еще кто-то есть? Он навострил ухо: через некоторое время вздох, больше похожий на всхлип, повторился. Женский. Серега окликнул сокамерницу:

– Эй!

Ответа не поступило.

Спит? В забытьи? Серега собрался двинуться на ощупь в сторону звука и только тут обнаружил, что его левая рука прикована наручниками… к чему-то. Он исследовал «что-то»: им оказалась железная спинка доисторической кровати.

– Эй! – еще раз произнес он, но в ответ услышал лишь сонный выдох-всхлип.

…Как он здесь очутился, Серега вполне ясно представлял. В легко отворившийся на выходе из подземного коридора люк он только успел разглядеть лес, – и тут же свалился обратно, оглушенный ударом по голове. В лесу, понятно, не леший с кикиморой его поджидали и не крестьяне из окрестных деревень с вилами да оглоблями. Ждали его бандиты, сами не так давно смывшиеся по этому ходу.

Вот только зачем ждали? Почему не дали деру подальше от потайного лесного схрона? Из глухого леса дорожек множество идет, ищи-свищи, по какой они ушли! Так нет же, им зачем-то мент понадобился… В заложники? На случай чего? Это вариант. С другой стороны, рядом с люком может находиться какая-нибудь облюбованная бандитами сторожка, охотничий домик, мимо которого не пройдешь. Серега бы и не прошел, ясное дело, отчего они предпочли его нейтрализовать сразу, простенько и надежно: ударом по башке, которую он высунул, хоть и с предосторожностями, в открывшуюся щель…

Могли убить, между прочим. Но не стали. Допустим, не хотели убийство мента на грудь брать, с этим нынче сурово разбираются. Но могли бы кинуть его, бессознательного, в каком-то другом месте, чтоб он и понять не понял, где сам находится да где тот люк… Боялись, что очухается и про ход подземный доложит? Посему предпочли его в каком-то подвале припрятать? Тоже вариант. Хлопотный, правда… Только если в заложники взяли, на случай торгов с милицией, тогда хлопоты оправдываются.

Как бы то ни было, не убили, не покалечили, – лишь по башке шарахнули, в темницу засадили да наручниками приковали. Где темница та находится и сколько Серега в беспамятстве пребывал, – везли его на машине, несли или тащили, – то ему неведомо.

Свободной рукой он потрогал стену: ишь ты, бревенчатая! Настоящие бревна, круглые, не вагонка какая-нибудь… Неужто дом деревенский? Или кто-то из бандитов у себя в подвале декор а-ля изба устроил?

Да, и еще женщина неподалеку. Юля? По логике вещей, она. Коли бандиты те же – так и пленники те же. Интересно. И Гарик тут? Тоже спит? Тихонько так, не храпит и не стонет?

– Эй! – снова позвал Серега, одновременно ловя настороженным ухом шум за стенами: не услышал ли его кто, не идет ли сюда?

Но тишина, как и тьма, стояла полная. Серега растянулся на тюфяке, поерзал по нему ягодицами, чтобы примять колкие стебельки своим весом, закинул руки за голову (наручники позволяли) и принялся ждать.

…В абсолютной темноте чувство времени теряется. Помнится, в школе учили, что время существует благодаря изменениям. Капнула капля, за ней другая: вот и начало существовать время, измеряемое промежутком между каплями. А когда ничего не происходит, нет и времени. Точно как в этой темнице.

Однако за ее пределами время все же шло, и наступил момент, когда дверь в темницу отворилась. Серега поморщился от света, неожиданно хлынувшего в эту самую дверь, поморгал. В проеме обозначился силуэт – женщина, судя по длинной широкой юбке. Она вглядывалась во мрак конурки, где заточили Серегу, а он вглядывался в пространство за ней: в тусклом свете голой лампочки он углядел довольно крутые цементные ступени, ведшие наверх. Судя по всему, единственный путь отсюда.

Быстро, пока есть хоть какое-то освещение, Громов обшарил взглядом бревенчатые (он не ошибся!) стены: помещение небольшое, окон нет. Оттого и душно здесь, и запах застоялый, теперь понятно. А дверь сюда редко открывается, коль скоро это темница…

Женщине, стоявшей на пороге, света из двери, видать, не хватало: она зажгла свечу. Держа глиняную плошку-подсвечник в одной руке, приблизилась к Громову, другой протягивая ему кружку.

Серега оглядел женщину. Странная тетка. Вся в черном. Юбка, похоже, из нескольких слоев ткани, отчего получалась пышной. На голове тоже какая-то черная накидка или косынка, не поймешь. Возраст с ходу не определить, но ясно, что не молодуха: в неверном свете свечки морщины на ее лице казались резкими, глубокими.

– Попей компотику, – произнесла странная тетка, – он придаст тебе силы!

Серега перевел взгляд на вторую кровать, скорее, топчан или диван без спинки, – чтобы увидеть, пока есть хоть какой-то свет, с кем делит темницу. Там спала женщина с темными кудрявыми волосами. Юля? Ее лежбище стояло торцом к его кровати, изголовьем в противоположную сторону, и лица спящей он разглядеть не мог. Да и не знал он Юлю в лицо.

Никакой другой лежанки в подвале не обнаружилось. Только у противоположной стены он увидел сложенные в стопку три тюфяка, незадействованные, ожидавшие новых постояльцев «гостиницы». Выходит, Гарри тут нет… И где же он, интересно?

Женщине в черном его любопытство явно не понравилось, и она встала таким образом, что загородила ему своим телом в широкой одежде обзор.

– Кто ты? – хмуро поинтересовался у нее Серега.

– Я твой друг… – ответила она. – На, попей, – и она быстро всучила ему в руку кружку, тут же от него отодвинувшись на безопасное расстояние.

– Что это?

– Компотик, – кивнула женщина, доброжелательно улыбнувшись. – Он придаст тебе силы и залечит раны.

– Если ты друг, почему меня в подземелье держишь? В наручниках?

– Это не я, – грустно вздохнула женщина. – Это дурные люди. Я тебя спасаю от них, лечу.

Серега не верил ее словам, но спорить смысла не имелось: смысл был разузнать побольше.

– А эту, – он мотнул головой в сторону второго лежака, – тоже спасаешь?

– Конечно. Она сейчас отдыхает от своих ран. И тебе нужно. Пей.

– Если я выпью, то тоже стану отдыхать? – поинтересовался он.

Женщина кивнула, все с той же доброжелательной улыбкой, не почуяв подвоха в словах Громова.

– Ладно, я не прочь отдохнуть, – согласился Серега. – Только сначала объясни мне, как я сюда попал?

– Я нашла тебя в лесу… Ты был без сознания.

– И притащила сюда?

– Да, – смиренно ответила женщина.

Комплекцию женщины трудно было определить из-за ее просторной одежды, но притащить сюда Громова, который весил чуток за девяносто, она могла только волоком. Серега прислушался к своему телу: обычно к зудящим мелким царапинам и ссадинам он был совершенно глух, отчего сейчас специально обежал мысленным взором поверхности ног, рук, спины. Ничего не болело, не саднило. А должно было бы, если б эта тетка его по лесу тащила волоком, через коряги да шишки!

– Хорошо, – согласился сыщик, – спасибо тебе. А в подвал-то зачем заперла?

– Чтобы тебя дурные люди не нашли. Они тут рядом, я чую, Зло бродит по болотам!

Она вдруг вскинула руки вверх, глаза ее зажглись, будто на нее спустилась истина свыше.

– И наручниками меня пристегнула, чтобы зло меня не одолело?

Серега постарался, чтобы его слова прозвучали не очень ехидно.

Женщина, однако, кивнула совершенно серьезно.

– Для твоего же добра! А то, как знать, вдруг ты не разберешься и на меня накинешься!

– Тогда это для твоего добра, – возразил Серега.

– Для моего тоже. Но я о тебе заботилась: чтобы грех на душу не взял!

– Ага… – Серега и не таких демагогов повидал на своем веку, удивить его трудно. Но вступать в спор он по-прежнему не намеревался: его задачей являлось получить как можно больше информации. – Зло, говоришь, бродит по болотам… Выходит, ты у болот живешь? Как Баба-яга? Может, я в избушке на курьих ножках? Хотя нет, подвал там архитектурным планом не предусмотрен. Так кто ты?

– Колдунья, – ответила женщина, смиренно потупив взор.

– Опа-на! И колдовать умеешь?

– Умею, – скромно подтвердила она.

– Ух, как интересно! А имя-то у тебя есть?

– Арина…

– Родионовна?

– Просто Арина, – бесцветно ответила женщина.

Возникло ощущение, что она никогда не слышала о прославленной няне поэта, но Серега до сих пор не встречал таких людей: как-никак, в средней школе все учились. Скорее всего, она всеми силами старалась избежать лишних разговоров. Так всегда ведут себя нанятые люди, выполняющие чужую волю и не имеющие права на решения. А уж кому служит «колдунья», так тут и пары вариантов не наскребется.

– И откуда же у тебя наручники, Аринушка? Вроде не колдовской это арсенал, а?

– Я женщина одинокая, дом мой на отшибе… Приходится осторожничать.

Ага, «дом на отшибе», это уже более конкретная деталь.

– Село далеко? Или деревня, не знаю…

– Далеко.

– А кому же ты колдуешь? Зелья всякие приворотные, ведь ты их людям продаешь, а?

– Кому надо, тот дойдет.

Понятно: не так уж далеко тут жилье. Село, поселок, неважно. Важно, что там люди обитают.

– И оружие у тебя есть, Арина?

– Есть, карабин. Для защиты.

– Это правильно, – одобрил Серега. – Одинокой женщине защита нужна! А дурные люди – они близко от твоего дома?

– Нет пока.

– А если придут, что будешь делать? Из карабина стрелять? Или у тебя наверху охрана есть? Сколько человек тебя охраняют?

Арина немного растерялась. Похоже, Громов попал в точку: наверху люди есть. Разумеется, стерегут они не колдунью, а пленников.

– Где это ты видел, чтобы у колдуньи охрана была! – нашлась Арина.

– Так я и колдуний сроду не видел, – улыбнулся ей Серега, – ты первая… А что там за женщина лежит? – сменил тему Серега. – Кто такая? И почему ты ее тут заперла?

– Я же сказала: Зло по болотам бродит! Я ее сберегаю от зла!

– Ты ее тоже в лесу нашла?

Арина кивнула. Она чувствовала: разговор этот полон подвохов. Но то ли ей инструкции дали, то ли сама она сочла, что, отвечая на вопросы – хоть и уклончиво, – ей удастся развеять подозрения пленника, потому все же диалог поддерживала, напрягалась…

…Люди в большинстве своем совершенно не могут представить, что кто-то способен видеть их насквозь, читать меж слов. Особенно если такой «умелец» прикинется простодушным, наивным, неопасным: тогда больше слов произносится, соответственно, больше несказанного меж ними и проскальзывает.

Серега давно отточил мастерство чтения несказанного, – сколько он в своей жизни допросов провел! Для него были красноречивы не только слова, включая самые уклончивые, но даже само отсутствие слов! Каждый вздох, каждая пауза, каждое неразборчивое мычание, каждое выражение лица – все они несли информацию.

И Серега уже узнал все, что мог на данном этапе. Колдунья шибко много наврала: Юлю ей доставили, без сомнения, как и самого Серегу, бандиты. Никого она в лесу не находила и никаких ран она тут не залечивает!

И никакая она не колдунья. «Настоящие» колдуньи – Сереге приходилось иметь с такими дело – либо чистой воды мошенницы, либо сумасшедшие тетки, либо знахарки, то есть, как это… «народные целительницы». Которые, чтобы побольше весу себе придать в глазах суеверного нашего народа, поддают мистики.

Но эта шизофреничкой не была. И не шибко пыталась актерствовать, изображать из себя потустороннюю силу. Она играла роль Колдуньи, как бесталанная актриса: ей поручили, текст подсказали, она и старалась, как умела… Да только умела она неважнецки.

Каким-то образом она связана с бандитами. И, скорее всего, давно. Родственно (жена, сестра и так далее) или по-иному: в долгу у них, например. И долг отрабатывает.

Кроме того, совершенно ясно: в доме есть несколько «дежурных» из свиты Тароватого и Голявкина.

Далее: Гарика здесь нет. Иначе бы они снова терзали Юлю на его глазах. Убить его не могли: им нужно выведать местонахождение драгоценностей, которыми Балатаров «не успел» поделиться с корешами до своего ареста, – вот они и жаждут восстановить свою воровскую-бандитскую «справедливость»…

Если бы Гарри уже раскололся, то Юлю бы отпустили…

Или убили.

Однако она тут. Значит, служит приманкой для бывшего мужа. Который сбежал, не иначе! Он эти места должен неплохо знать: гостевал у друзей-сообщников не раз в относительно недавнем бандитском прошлом, когда они активно пользовались подземным ходом, и тропинкой лесной, и убежищем у «колдуньи»!

Так что можно считать установленным фактом: Гарик в бегах, а Тароватый с Голявкиным ищут его. Здесь же они оставили охрану в помощь Арине. Сколько человек?

Посчитаем.

У Тароватого во дворе Кис с ребятами видели двоих. Вряд ли это его телохранители: скорее, постоянные дачные сторожа. А при себе у него должна быть еще парочка, которая сопровождает его повсюду. Но смылись из «замка» они все – итого, только у Тароватого человека четыре как минимум. Теперь, если Голявкин приехал к нему на дачу со своими (ведь им без бодигардов – как без штанов выйти), то их, в общей сложности, не меньше шести…

Однако Юля вряд ли представляла для них опасность, а он, мент, прикован наручниками. Тогда как им, Голявкину с Тароватым, люди нужны при себе: они же сейчас Гарика ищут! Так что поставили тут на караул часть мордоворотов, а с оставшимися гоняют в поисках Гарика…

Короче говоря, хоть в лоб, хоть по лбу, а все выходило, что наверху бдят человека два-три.

Что ж, неплохо для начала: картина малость прорисовалась. Теперь надо устроить бунт: сонное зелье Громов глотать не намерен. Да и бунт вполне естественен для пленника, тем более что им является опер! О чем колдунья, без сомнения, была осведомлена.

– Наколдуй чего-нибудь, Арина! В жизни колдуний не видел, охота посмотреть! – весело произнес он, словно ожидал циркового представления.

Он не ошибся: тетенька всерьез колдунью изображала, и тон пленника показался ей оскорбительным.

– Шутить с этим нельзя! – гневно произнесла она, и глаза ее сверкнули.

– Не то в камень меня превратишь? Давай преврати, я жду, – и Серега, отставив кружку на узкую полку, шедшую по стене вдоль его кровати, сплел руки на груди и прикрыл глаза, оставив щелочку между веками.

Она молчаливо созерцала его некоторое время, затем вдруг произнесла спокойно:

– В камень я не умею. А вот порчу на тебя навести могу! Станешь как парализованный и заживо сгниешь!

– А знаешь, Аринушка, – задушевно произнес Серега, приподнявшись на локте, – я ведь тоже колдун! Подойди ко мне поближе, и я тоже сделаю так, что ты станешь как парализованная! Иди сюда, иди, – ухмыльнулся он.

Колдунья попятилась от него. Серега схватил кружку, размахнулся и запустил ею в Арину. Зелье пролилось ей на подол, кружка громыхнула по цементному полу.

– Напрасно ты так… От жажды подохнешь, – с тихой, едва заметной угрозой произнесла она.

– Ладно, не серчай, Аринка, – произнес Серега так, как только он один умел произносить: с обезоруживающей задушевностью и ласковостью. – Я погорячился, извини. Принеси мне воды чистой, а? Чистой! Компоты я с детства не люблю!

Колдунья подумала.

– Хорошо, – произнесла она, пряча лицо от изучающего взгляда Громова. – Принесу тебе водички…

Она поставила свечу в глиняной плошке на пол и ушла. Серега воспользовался ее отсутствием и снова стал внимательно рассматривать спящую женщину. Так и есть! «Темные кудри, спортивный костюм брусничного цвета…» – вспомнил он слова Киса.

От костюма на ней были только брюки, но вроде как раз такого цвета, как сказал Леха, – а сверху темная куртка спортивная. Мужская вроде… Зачем на себя нацепила? По такой-то жаре? Или на нее нацепили?

Как бы то ни было, это Юля.

Интересно, чего это она так глубоко спит? Ей бы нервничать, плакать и биться об стенку…

Компотик, блин, – вспомнил он. Для тотального отдыха. Как на пятизвездочном курорте: «все включено». Главное, компотик включен!

В этот момент дверь снова открылась и Арина вошла, неся новую кружку. Осторожно ему протянула и отодвинулась. Боялась. А ну как и впрямь мент сделает ее парализованной, ха!

Серега понюхал кружку, затем процедил сквозь зубы крошечный глоток. Вроде бы и впрямь вода, чистая – колодезная, холодная, прямо хрустящая!

Серега жадно выпил ее до дна, утер губы.

– А поесть не хочешь? У меня супчик свежий из щавеля…

– Из твоих рук, Аринушка, я приму даже яд! – ухмыльнулся Серега.

Она не поняла шутку, смотрела вопросительно.

– Неси, – махнул рукой Серега, решив, что следовало бы изучить действие «супчика». Про действие «компотика» колдунья сболтнула ему сама, по неосторожности, – нечто вроде транквилизатора, от которого мечется теперь в дурных снах Юля на соседней кровати… Но суп мог оказаться нормальным, и проверить это стоило: иначе без еды он тут долго не протянет.

Супчик был подан через несколько минут, протертая зеленоватая масса, в глиняном сосуде наподобие чаши с двумя ручками. Грамотно, оценил Громов: к такому блюду не требовались ни вилка с ножом, ни даже ложка, – которые могли невзначай послужить пленникам оружием.

Серега сделал несколько глотков.

– Вкусно, – похвалил он. – Ты оставь его, я потом допью! – он пристроил чашу на узкую полку. – И воды еще принеси!

Арина подумала немножко, затем кивнула и вышла.

Серега подергал свою прикованную руку. Ни фига, силой тут не возьмешь. Наручники настоящие, не игрушка из секс-шопа.

Он извернулся, сполз с кровати и потянулся, насколько позволяли наручники, к топчану, на котором пребывала в забытьи Юля. Достал до ее ступней.

– Эй, – потрепал он ее за ноги, – эй!

Юля не отреагировала.

«Крепенький компотик у Арины…» – подумал Серега и прислушался к своему организму: несколько глотков «супчика», если содержали какие-то наркотические или психотропные вещества, должны себя проявить, хоть самую малость! Однако никакого эффекта он пока не ощущал.

Серега взял чашу с супом и поднес ко рту. Он знал, что действие любого вещества, будь то яд или лекарство, зависит от массы тела, а у него масса была немаленькая! Оттого-то Серега сделал еще несколько глотков и улегся в ожидании какого-нибудь эффекта.

Вроде ничего с ним не происходило… Суп действительно имел вкус щавеля с яйцом, Колдунья в вопросах сбалансированного питания явно разбиралась: и белок тебе, и витамины, и жидкость. Откуда следовало, что убивать их пока никто не собирался: наоборот, ведьме велели поддерживать здоровье пленников, только нейтрализовать их при помощи каких-то психотропных средств, чтобы не рыпались…

Арина вновь вошла, принесла ему еще воды, чистой, как он просил. Скользнув внимательно-настороженным взглядом по лицу Сереги, она поинтересовалась, доволен ли он, и, услышав положительный ответ, подхватила с полу свечку, направилась к двери.

– Аринушка, – спросил вдогонку Серега, – а что, плохие люди сюда еще не добрались?

– Нет, – не обернувшись, ответила она. – Вас тут не найдут.

– Они не знают об этом подземелье?

– Не знают.

Будь у Сереги руки свободны, не устоял бы, пришиб ее за брехню. Но руки не были свободны, и потому он произнес, чтобы успокоить подозрения, которые читал в ее напряженной широкой спине:

– И ты нас не выдашь?

– Нет.

– Вот спасибо тебе, золотце, – проговорил Серега и опустил голову на тюфяк.

Колдунья закрыла тяжелую дверь за собой, и вновь пространством завладел непроглядный мрак.

* * *

…Они поехали вниз все вместе – Кис, Димыч, Костик и Гоша, – лишь переглянулись, когда комнатка дрогнула, дернулась и поползла вниз. Холодок приключения вздыбил загривки всех четверых, и они с замиранием сердца ждали, что их ждет внизу.

…А ждала их глухая стена.

Правая от входной двери панель комнатки вдруг разъединилась вместе с горшками и землей, разъехалась ближе к углу, образовав неширокий проем, в который мог пройти человек средней комплекции, – толстому уже пришлось бы протискиваться. Видимо, створкам двери, из-за всего этого камуфляжа с горшками, особо некуда было разъезжаться, сообразил Кис.

…Да только выход из этого проема был заложен. Их взглядам открылась стенка из картона. Целая, без следов повреждений.

Мужчины снова переглянулись.

– Тю… – это Гошка выдал. – Значит, Серега не тут вышел!

– А ну-ка, отойдите! – распорядился Димыч и, отступив на пару шагов назад, ринулся в проем, плечом на стену.

Стена устояла, издав глухой металлический звук, а Димка поморщился и потер плечо.

Костик вытащил перочинный нож, раскрыл и принялся усердно взрезать картон крест-накрест. Остальные с любопытством следили за его движениями.

Костику удалось немного отодрать картон от той основы, на которую он был наклеен. Он еще немного поскреб: клей был добротный, картон слоился, но полностью не отрывался.

Наконец, он зачистил небольшой кусочек и направил фонарик на проплешину.

– Металл, парни. Сталь.

– Надо возвращаться! – воскликнул Гоша. – Кис, ты был прав, это лифт, но Серега не мог здесь пройти! Надо искать другой ход!

– Это он нам Кис, – одернул его вдруг Костик. – А тебе Алексей Андреич, ясно?

– Сомневаюсь я, Гоша, что в доме существует несколько потайных ходов, – ответил Алексей. – Мы нашли один… И, думаю, единственный.

Он не хотел вмешиваться в разговор о том, как следовало к нему обращаться юному оперу. «Кис» – это и вправду кликуха для своих, для избранных, к коим Гошка не относился. Но сейчас был момент, явно неподходящий для церемоний.

– Хотя я Америку и не видел, – язвительно начал Костик, – но чтоб здесь несколько потайных ходов существовало… Я тоже сомневаюсь. Не Кремль все-таки!

– А как же тогда Серега… – начал Гоша и вдруг перебил сам себя: – Вы думаете, что выход бандиты потом заложили, после прохода Сереги?!

– Ну да, – ответил Кис.

Некоторое время мужчины молчали, размышляя.

– Я тоже так считаю, – прорезался Димыч. – Вероятность другого хода ничтожно мала; кроме того, мы все облазили вдоль и поперек, и по несколько раз. Так что вывод один: Серега прошел тут!

– И второй, – дополнил Костик, – бандиты об этом узнали! Отчего и поспешили сюда железку поставить.

– И третий вывод тоже есть: Серега у них… – произнес Алексей. – Такой расклад заодно объясняет его молчание.

Они переглянулись.

– Тогда надо эту стену взорвать! – конструктивно предложил Гоша.

– Придется нам… – Костик нервно почесал голову, – придется вызывать подрывников…

Димыч задумчиво посмотрел на свою рацию, затем достал мобильный.

– Тут не ловит! – сообщил он. – Надо наверх возвращаться!

Неожиданно все четверо уставились друг на друга. Первым озвучил общий ступор Гоша:

– А как мы сюда спустились?! Кто из нас привел в движение лифт? На что мы нажали, мужики?

– Я не уверен… – отозвался Димыч, – но мне показалось, что комната двинулась, когда я дернул за ручку ящика…

– А мне кажется, что она пришла в движение, когда я приподнял большой горшок в правом углу! – заявил Гоша.

– А мне, – задумчиво сообщил Кис, – показалось, что она поехала вниз после того, как я нажал на выключатель за столиком с горшками. Я думал, это какой-то дополнительный свет, как в зимнем саду, но, кажись, ничего такого не включилось, а?

– А я в этот момент вообще ни к чему не прикасался! – отчитался Костик.

– Тогда давайте на все нажимать по очереди, – предложил Димыч. – Я пошел дергать за ручку ящика!

Ничего не произошло, и Кис в свою очередь нажал на кнопку.

Но и на этот раз комната-лифт не двинулась. И дополнительный свет не включился, пустой номер, обманка.

– Гошка, давай поднимай свой горшок!

Парнишка направился в угол и, оглядываясь на старших коллег с торжествующим видом, взялся за тяжелый горшок в углу.

Комната дрогнула, дернулась и отправилась наверх. Димыч хлопнул парня по плечу в знак одобрения.

Возбужденные приключением, все четверо вывалились из комнатенки, спустились вниз, во двор. Димыч – в качестве ответственного за операцию в отсутствие Сереги – принялся звонить на Петровку.

– Погоди, – остановил его Костик. – На фиг нам подрывники? Все завалит, комната-лифт тоже пострадает… Нам нужен автоген! Скажи, чтобы с автогеном кого-нибудь прислали!

– А там, в саду, в сарае, топор есть! Может, мы ее топором сумеем? – не унимался Гоша.

– Не суетись, – утихомирил юного коллегу Костик. – Пусть Димыч вызовет автоген, а мы пока можем и сами попробовать, с топором…

* * *

От супа Серега так и не ощутил никакого неприятного эффекта – ни сонливости, ни слабости, – отчего решил, что его можно вполне употреблять в пищу. Впрочем, нельзя исключить, что в следующий раз ведьма туда чего-нибудь подложит, коль скоро он от «компотика» отказался… Тут все время придется быть начеку!

Протекло еще несколько томительных десятков минут. Сколько именно, не разберешь в этой чертовой темноте! Но вновь отворилась дверь, вновь Колдунья появилась с глиняным подсвечником. На этот раз она направилась к его сокамернице: видимо, пришел ее черед глотать зелье. Тут все по расписанию, чисто санаторий!

Колдунья потрясла женщину за плечо. Никакой реакции. Потрясла посильнее…

Юля наконец подала признаки жизни. Сначала она пробормотала: «Убирайся к черту, колдовка!» Сереге эта реплика понравилась: она совпадала с его личным настроением. Затем Юля приподнялась, выпрямилась, села. Насколько Серега мог видеть, девушка была весьма хорошенькой, несмотря на растрепанные волосы и опухшее лицо.

…От побоев, – вспомнил он, что рассказывал ему Кис.

Колдунья всучила пленнице кружку, уже знакомую Сереге: «компотик». Однако Юля ее послушно приняла.

– Чем, Аринушка, девушку травишь? – спросил он.

Колдунья зыркнула на него, но не ответила. Юля, меж тем, опустошила кружку. И, едва вернув ее Колдунье, уронилась на свой лежак.

Колдунья бросила на пленницу взгляд удовлетворенный: хорошая девочка, послушная! – и недовольный на Серегу: плохой, непослушный!

Подхватила подсвечник и убыла.

Снова тьма. Духота. Наручники. Жесткий, колкий тюфяк.

И неровное дыхание Юли на соседнем лежаке.

Против всех ожиданий, его подруга по заточенью вскоре пошевелилась. Звякнула цепь. Ага, он был прав: бандиты не стали пренебрегать столь удобным и готовым средством заточения.

– У тебя цепь на ноге? – спросил он.

Молчание. Может, она не разглядела Серегу, когда Колдунья приходила? И теперь испугалась?

– Хм… Я не представился… Я твой сосед по камере, – усмехнулся Громов. – Меня сюда притащили, пока ты спала. Ты Юля?

Он гадал, чего ему ждать в ответ от женщины, которую похитили, которую били – сначала бывший муж, затем бандиты. Истерики? Слез? Просьб о помощи?

Но чистый голос прозвучал спокойно:

– Юля. А как тебя зовут?

– Сергей Громов. Я в милиции работаю, на Петровке.

– Это к тебе мой сын пришел за помощью?

Ох ты, блин… Кис ей сказал, не иначе!

– Ко мне, – чуть дрогнув, признался Серега, чувствуя себя почему-то страшно виноватым.

– А ты на своего приятеля, частного детектива Алексея Кисанова дело переложил, так?

Серега не ответил. Да и что тут ответить? Так оно и было…

И вдруг он встрепенулся.

– Наши разговоры могут прослушивать… Взвешивай слова, малышка! Имен называть не надо, поняла? – прошептал он.

Юлина цепь громыхнула, и вскоре она, ощупав лежак и частично Серегу, присела на край его тюфяка. Впрочем, тюфяк был столь узким, что Юля едва не сползала с него. Снова ощупала Серегу, нашла наручники, которые приковывали его к спинке кровати.

– Мне лучше, чем тебе, – усмехнулась Юля. – Я хоть могу передвигаться!

Она немного поерзала и вдруг прилегла возле Громова на бок. Места на лежаке было столь мало, что ей пришлось притиснуться к Сереге. Тот отодвинулся вплотную к стенке и сам тоже повернулся на бок – так, что они с Юлей оказались лицом к лицу, телом к телу.

Несмотря на все его старания ужаться, он чувствовал, что Юля балансировала на полоске в какие-то тридцать сантиметров, не больше, и протянул свободную руку, обвил ее спину, придерживая, немного прижимая к себе.

Спина – узкая, сильная – слегка напряглась под его рукой, но Юля ничего не сказала: поняла, что иначе она просто свалится на пол.

– То зелье, которое ты выпила, – шепнул он, – я думал, что там снотворное… Или наркотик. А ты, смотрю, не спишь. Я ошибся насчет зелья?

– Нет, – тихо ответила Юля. – Просто я его выплюнула, пока колдовка на тебя смотрела. На мне куртка Гарика, я ее специально потребовала, потому что у нее воротник высокий, – так что я воспользовалась… Ты знаешь, где он?

– Гарик? Нет… – отозвался Громов.

– А где бандиты?

– Тоже не знаю…

Серега чувствовал себя полным ничтожеством. Делать умный вид бесполезно, оправдываться тем более. Он решил, что лучше всего сказать правду и заодно немного поднять свой престиж в глазах Юли.

– Я вычислил подземный ход, по которому вас увели бандиты!

– Надо аплодировать? – ехидно осведомилась Юля.

– Нет, я в том смысле, что… Просто он хитро замаскирован был… В общем, я по нему двинул… Дошел до выхода… но меня чем-то огрели по башке. Я потерял сознание, и вот… – бесславно закончил он.

– Браво.

– Эй! – шепнул он. – Ты не выйогивалась бы, а? Сама тут сидишь на цепи!

– Так я же не мент.

Ответить на это Сереге было нечего, и он умолк. Протекло несколько томительных мгновений в темноте и тишине. Он все прижимал Юлю к себе, и ему было жутко жарко от ее горячего тела, к тому же в теплой куртке. Но попросить ее снять он не отважился: они лежали столь тесно, что… Можно сказать, только куртка их и разделяла!

– А ты, ты знаешь, куда Гарри делся? – вернулся к беседе Громов.

– Куда делся… нет. Но думаю, что ему удалось сбежать. Эти люди, которые меня били, бывшие сообщники Гарика, – когда они решили смываться с дачи, то намотали мне мою же майку на голову… Которая теперь на мне, под курткой… Погоди, я ее расстегну, жарко жутко…

Она приподнялась, немного повозилась, вжикнула молния, и он угадал по движениям, что Юля ее содрала с себя, бросила на пол, и снова вытянулась рядом с Серегой, подперев голову рукой, согнутой в локте.

– И я не видела, куда нас вели, – продолжила она. Серега теперь чувствовал через рубашку ее грудь под тонкой, мокрой от зелья майкой… – А когда мы вышли наконец на свежий воздух, то тут начался шум-гам-тарарам. Я догадалась, что Гарик сбежал.

– Зачем вас похитили? Чего хотели? – шепнул Серега. – Дележки?

– Да… Драгоценностей. Тех, из-за которых Гарика осудили. Его бывшие сообщники считают, что Гарик припрятал их, и требуют сказать, где.

– Он сказал?

– Нет. Поэтому они начали меня бить… По лицу… У меня кровь из носа пошла, так сильно били… И майку с меня сорвали… Грозились изнасиловать… Надеялись Гарика этим расколоть…

Сереге захотелось ее погладить, в знак сочувствия, но он не решился. Лишь чуть теснее прижал молодую женщину к себе.

Он ощутил, как ее спина снова напряглась, но Юля и на этот раз ничего не сказала. Однако хватку Серега все же ослабил, на всякий случай. Чтоб чего лишнего не подумала…

Юля ничего «лишнего» не подумала. В спорте физический контакт – иногда тесный, с тренером, например, который поддерживает, направляет тело, – был нормой, рабочим моментом, необходимостью. Случалось, конечно, что этот телесный контакт приводил к непредусмотренным правилами последствиям… Но это являлось отклонением от нормы. Не способным повлиять на общее о ней представление.

Вот и сейчас, с трудом удерживаясь возле Громова на узком тюфяке, она отнеслась к его объятию как к вынужденной необходимости. И ничего лишнего не…

Впрочем, подумала: что тело у этого мужчины, которого она почти не разглядела при свете свечи, крепкое, сильное. И что пахло оно хорошо, здоровьем. И что дыхание у него чистое. И что быть прижатой к нему… не неприятно.

– …Как я знаю, твой бывший тебя очень любит, – продолжал Серега. – Как же так получилось, что он не признался, видя, что тебя избивают и угрожают изнасиловать?!

– Он успел шепнуть мне, когда на нас еще в московской квартире напали, что признаваться никак нельзя, иначе они потом нас убьют. Его – чтобы не делиться, а меня как свидетельницу… Но потом, когда они про изнасилование стали говорить, он не выдержал… И сказал, что спрятал драгоценности на даче моей бабушки. Я даже не подозревала, что он знает о ее существовании. Не потому, что я скрывала, – просто мы ею не пользовались много лет, а Гарик новую дачу обещал построить, даже начал… Хотя, наверное, я как-то о ней обмолвилась…

– И что бывшие сообщники?

– Они туда съездили. Гарик объяснил, что драгоценности под поленницей в сарае зарыл… Но они там ничего не нашли, – хотя долго их не было, весь сарай и дом обыскали. Вернулись и заявили, что уж теперь меня точно изнасилуют… вчетвером… Гарик клялся, что правду сказал и что раз драгоценностей там нет, значит, за эти годы их кто-то из соседей случайно обнаружил…

– Не поверили, – не столько спросил, сколько констатировал Серега.

– Нет, – подтвердила Юля.

– Бандиты не верят даже тому, кто говорит правду, – поделился опытом Громов.

– Но ведь раньше они были друзьями! Я думала, что даже бандиты умеют дружить… Гарик им напоминал, как при аресте их не выдал, и они ему за это должны… И все просил, чтобы меня отпустили. Говорил, что разлюбил меня за годы тюрьмы и теперь ему безразлично, бьют меня или насилуют, – это ничему не послужит… Он, мол, все равно не знает, куда клад подевался, поэтому бесполезно надо мной издеваться… Но так и не смог их убедить. Из-за земли.

– Земли?

– Да… По их словам, если бы драгоценности случайно нашел какой-то сосед, то он не стал бы землю утрамбовывать, так бы и бросил раскопанную, а она утрамбована, из чего бандиты сделали вывод, что Гарик там их никогда не прятал, обманул…

– Или он успел их перепрятать…

– Может. В общем, злые они были ужасно. Даже поспорили в сторонке, но я расслышала: Голявкин предлагал «погладить» Гарри утюгом, а Тароватый не соглашался, ему больше нравилась идея меня… меня мучить. Как вдруг кто-то из охраны закричал, что собаки спят! Скажи, их ты усыпил?

– Детектив, – хмуро ответил Серега.

– Вот как… Он меня этим спас.

Громов не ответил.

– …И тогда Тароватый сказал: «Снимаем лагерь!» – и все подхватились, – продолжала Юля. – Нас повели: сначала вроде лифт был, а потом какой-то коридор. Гарик в этот момент находился рядом, я слышала его дыхание. Из коридора мы попали на улицу, меня сначала подсадили, а потом вытянули, будто из дыры какой-то, из лаза… Я почувствовала свежий воздух. Вот тут и началась катавасия! Кто-то стрелял… Не Гарик, – у него отобрали оружие еще в московской квартире, – ясно, что стреляли в него. Но я все же поняла, ему удалось сбежать. А я, я оказалась в этой темнице…

Она умолкла, вытянула руку к спинке кровати и опустила голову на нее. Громов не услышал никакого звука, похожего на плач, но был уверен, что в ее глазах стоят слезы.

– Малышка, – шепнул Серега и, вновь исполнившись сочувствия, погладил ее по щеке, – мы отсюда обязательно…

Он хотел сказать утешительное: «мы отсюда обязательно выберемся!», – но не успел. Юля крепко ухватила его за руку.

– У меня все лицо в побоях, не трогай, мне больно! И потом, почему ты называешь меня «малышкой»?

Бывалый Громов растерялся. Во-первых, как это он так лоханулся, кой черт его дернул гладить Юлю по лицу?!

А во-вторых, чем ей не нравится «малышка»? Всем женщинам нравится, – а еще деточка, девочка, – они обожают чувствовать себя маленькими, такими хрупкими существами, нуждающимися в крепком мужском плече… У них это в природе! В их, женской!

– Я часто называю своего сына «малыш», – сухо продолжила Юля, не дождавшись от него ответа. – Но он действительно маленький. И потом, он близкий мне человечек, родной… А я тебе не маленькая и не родная!

По правде говоря, Серега чувствовал себя так, будто его оплевали. Он, можно сказать, протянул руку помощи, свою крепкую мужскую руку и подставил крепкое мужское плечо! – а эта Юля его помощь, его сочувствие отвергла!

Ему захотелось спихнуть ее со своего тюфяка. Чтобы не выделывалась!

Не сделал он этого только из вежливости…

Нет, вовсе не из вежливости, а потому, что они с ней собратья по плену, и им нужно сейчас вместе, – ВМЕСТЕ! – выбираться!

Вот почему он не оттолкнул Юлю…

Поэтому!

Он молчал, исполненный негодования. И Юля молчала. Похоже, она не уловила его возмущения. Ничуть! А Серега привык, что женщины его ловят и стараются как-то сгладить недоразумение, подстроиться…

– Насчет зелья, «компотика», ты прав, – произнесла наконец Юля ему в ухо. – Так что не пей, придумай что-нибудь, иначе вырубишься… Я поначалу все время спала из-за него…

– Спасибо за совет. Я разобрался в вопросе, пока ты дрыхла, – сухо ответил он.

– Ну и отлично, – заявила Юля и завозилась, пытаясь принять вертикальное положение с тем, чтобы, без сомнения, отчалить на свою койку.

Сереге, который только что мечтал спихнуть ее со своего тюфяка, это отчего-то не понравилось. Тем не менее он несколько демонстративно – то есть так, чтобы Юля ощутила его движение, – улегся на спину, давая понять: вот и отлично, мне места больше!

Юля встала.

– Послушай, малышка, – придержал он ее свободной рукой, – нам надо отсюда ноги делать, ты согласна? Поэтому давай не будем…

Серега не успел договорить. Юля в одно мгновение оседлала его верхом, и ее руки сошлись на его горле, упираясь большими пальцами в кадык. Серега едва мог дышать.

– Я тебе не «малышка», ты еще не понял?!

– А чего… – прохрипел Серега игриво, – ты же не старушка… значит, малышка…

– Не смей меня так называть! – заявила Юля и, чуть подав назад, уперла колено в его пах.

– Ладно-ладно, понял, буду звать тебя старушкой!..

…Он явно недооценил предупреждение. Юлино колено так вдавилось в низ его живота, что в темнице на мгновение сделалось светло: это у него искры из глаз посыпались.

* * *

…Топор ничего не дал: он только вчавкивался в металл, застревая в нем. Через несколько минут упражнений с топором даже энтузиаст Гошка сдался.

Они снова вернулись в дом. В ожидании автогена решили подкрепиться: оперы с самого утра тут канителятся, а время уже к вечеру повернуло, оголодали.

На даче у Тароватого было аж три громадных холодильника, и сыщики не только подкрепились, но и с собой взяли, сложили провиант в черный кожаный рюкзак с лейблом одной крутой фирмы, – его они тоже нашли в доме. Неизвестно, сколько им еще предстоит пройти, а мужчинам требуется время от времени подкрепляться.

Для своего полного счастья Кис отыскал на большой черно-стальной хозяйской кухне отличный кофе в круглых пластиночках-дозах, предназначенных для приготовления в аппарате эспрессо. Некоторое время Алексей разбирался с его устройством, затем запустил… Получилось! На радостях он сделал кофе для всей компании, а потом еще семь чашек произвел – для заправки своего термоса. Обычно щепетильный, Кис в данный момент нисколько не стеснялся, орудуя в чужом доме и на чужой кухне: это всего лишь мелкие «накладные расходы», включенные в счет бандитам за труды оперов.

…Как-то случился у него разговор с одним философом из Сашкиной творческой братии на посиделках по какому-то поводу, – уже и не вспомнить повод тот. Речь пошла о доброте, деликатности и прочих тонких материях.

– Если ты добр, – говорил философ, приканчивая четвертую рюмку водки, – то добр всегда. Ибо доброта есть состояние души! Как и все ее производные, – деликатность, щепетильность, способность к сопереживанию, умение слышать другого… Это либо есть – либо нет!

– А вот фигушки! – отвечал Кис, приканчивая третью (что нисколько не отражалось на его способности говорить, слышать и думать). – То, о чем ты тут п…шь, – это не доброта и иже с ней, а врожденная мягкотелость! Такой «добренький» просто не выносит противостояния, не умеет дать отпор, – ему дешевле быть добреньким, во всем уступать, чем сказать «нет»! Инфузория-туфелька эта твоя доброта! На уровне примитивных рефлексов! А вот потрудился бы ты решать каждый раз, быть тебе добрым или не быть, – мозгами решать, а не одноклеточной реакций, – вот тогда бы я тебя уважал! Тогда бы ты и впрямь был философ, а не туфелька, которая инфузория!

Разговор этот сам по себе интереса никакого не имел. Но ценность у него все же была, одна-единственная: именно в нем Алексей нашел слова и сформулировал для себя важную мысль, жившую в нем доныне смутно: доброта – это сознательный выбор. В каждой ситуации, в каждый момент свой, разный. Только тогда ты человек с принципами, а не инфузория-туфелька…

Впрочем, все эти размышления не стоили нескольких экспроприированных чашек кофе в доме сбежавшего бандита.

Впрочем, размышления всегда стоят иллюстраций к ним.

Напившись кофею, Алексей позвал Димыча. С ним у него сохранились наиболее дружеские и близкие отношения среди оперов, – не считая, само собой, Сереги, который был и есть друг, – чтобы обсудить, куда мог вывести замурованный подземный ход. Лифт открылся в северном направлении, как показал компас, встроенный в часы детектива…

Они запустили один из компьютеров Тароватого, вышли на сайт с картами. Оказалось, что до ближайшего поселка в северном направлении три с лишним километра, – слишком много для подземного хода! Хотя дача строилась еще в девяностые, когда денег шальных было навалом, а убежище требовалось не столько от милиции, сколько от друзей-врагов в переменчивом бандитском мире. Кто их знает, могли и десять километров прорыть!

Кроме того, не известно, петлял ли ход, сворачивал ли в ином направлении, так что по карте ничего не вычислишь. Но она может пригодиться, и детектив распечатал на принтере несколько подробных карт окрестностей – на север, на запад, на восток и даже на юг, – хотя последнее уж вроде совсем было бы тупо… нет, чересчур хитроумно: делать потайной ход на север, чтобы затем свернуть его на юг!

Но мало ли. Кис сложил распечатки вчетверо и сунул в карман.

Затем он сходил к своей машине, взял из багажника разные мелочи, которые могли ему пригодиться на всякие экстремальные случаи жизни, положил их в наплечную сумку и принялся вместе со всеми поджидать автоген.

А в ожидании вспомнил вдруг о кефире и утюге.

– Не беспокойся, Кис, все в порядке! – заверил его Игорь. – Я за утюгом съездил на квартиру бабульки, отдал его Роману, а кефир он уже купил. Так что утром все доставит! А мужика этого, в смысле мужа нашей клиентки, я подловил наконец! Сфоткал его с пассией в машине, когда они… э-э-э… миловались, так что теперь у нас есть что клиентке предъявить!

Кис порадовался и собрался уж было отключиться, как вдруг Игорь произнес:

– Когда я ездил за утюгом, то деталька одна обнаружилась… Не знаю, важно или нет… Я ключом крутил-крутил в замке квартиры бабушки, а дверь, в результате, оказалась не заперта. Соседка в это время вышла, говорит: «Вы тоже из милиции?» Я на всякий случай сказал, что тоже. Она начала мне впаривать, что, мол, Юля плохо занимается ребенком, бросает его часто на старую глухую бабку… Мальчик, типа, гуляет один, а он маленький еще совсем… Из детской комнаты милиции, сказала, приходили по жалобе, – но не от нее, как она меня уверяла! – звонили-звонили в квартиру, а потом замок вскрыли и квартиру принялись осматривать. После чего эту соседку расспрашивали, куда жильцы подевались да как с ними связаться, нет ли у бабушки мобильного телефона, – но она не в курсе…

Алексей тоже не знал, важно это или нет. Люди, в удручающем своем большинстве, завистливы (в данном случае соседи) и завидуют всему и всем, что лучше их: богаче, красивее, независимее и так далее.

Поэтому молодая, красивая, независимая и обеспеченная женщина (в данном случае Юля) вполне способна вызвать у них пристальное внимание, граничащее с ненавистью. Так что могли и настучать в милицию, запросто, чтоб ей «кисло было», как им…

Строго говоря, под видом милиции и бандиты могли явиться. В попытках разузнать, куда Михаська с бабушкой делись, поскольку куда делась Юля, они отлично знали.

Только зачем им Михаська с бабушкой?

Детектив решительно не видел причин, способных объяснить подобного рода интерес со стороны бандитов. А тут и автоген как раз прибыл. И он не стал над этой историей зависать, списав ее на соседскую зависть.

…О чем он позже очень пожалел.

Стенку из стали наконец взрезали. Прямоугольник металла, еще дымящийся, упал назад, в проход, и мужчины прошли по нему, очутившись в подземном туннеле.

Обернувшись, они изучили с помощью фонариков остатки стальной стены: она была привинчена по краям крупными болтами. Понятно, что не несколько часов назад это все было придумано: наверняка пазы для болтов, равно как и сами они, равно как толстый лист стали, – все это давно было заложено в схему, в те времена, когда ход строился. Стальная стенка тяжелая, ее тоже не сегодня притаранили, когда у бандитов на хвосте милиция, – для нее техника нужна! Значит, она давно лежала или стояла тут, наготове…

Ход был отделан кирпичом и, насколько проникал свет их фонарей, казался свободным.

– Ну что, я пойду? – спросил их парень с автогеном.

Димыч подумал.

– А вдруг впереди еще один такой сюрприз? Как вы думаете, мужики?

– А хрен его знает… – отозвался Костик.

– Сомневаюсь, – ответил Кис. – Уж больно сложно все это монтировать.

Двери лифта вдруг съехались, лишив их дополнительного освещения, струившегося из комнаты.

– Ой, – почти икнул Гоша, – и как мы теперь обратно?!

Они обернулись, уперев лучики в дверь и простенки по ее бокам. Ничего, похожего на кнопку вызова, не наблюдалось: кроме прямоугольника, вырезанного автогеном, всю остальную часть стены закрывал стальной лист.

– Хрен с ним, – высказался Димыч. – А, Кис?

– Хрен, – согласился детектив. – Если придется вернуться, тогда и будем искать. А пока не стоит терять время.

– А я как? – воскликнул «автоген».

– Тебя как звать? – спросил Димыч.

– Женей…

– Так вот, Женя, пойдешь с нами. Если повезет, выберемся в цивильное место и тебя отпустим.

Жене явно не улыбалась такая перспектива, и неулыбчивость данной перспективы весьма внятно отразилась на его лице. Но ничего не попишешь, пришлось ему подчиниться.

Они двинулись. Кис попросил всех следить за возможными поворотами, а также прикидывать дистанцию и засекать время.

Ход был неровный. Кирпичная отделка местами обвалилась, а затем и вовсе сошла на нет, и корни деревьев, пробившиеся сквозь почву, свисали с потолка, цепляя путников за волосы. В первый раз Гоша вскрикнул, чертыхнувшись, но дальше все продвигались молча.

Пахло землей, сыростью, прелостью. Под ногами попадались обломки кирпичей, пару раз их фонарики высветили мелкие скелеты то ли ежиков, то ли кротов, то ли крыс…

Наконец они достигли конца и остановились. В свете фонариков очертился люк, закрывавший коридор наклонно. Похоже, сделан он из такой же стали, как и заслонка у лифта. Только на этот раз стальной лист был не сплошным, крышка люка напоминала дверь: сверху петли, снизу едва заметная щель. Засовы (их имелось три) с внутренней стороны не заперты, а с внешней… Не видать, что там, с внешней.

Стоял полноправный вечер, солнце уже село, но свет еще не померк и пробивался хрупким умирающим лучом через щель.

– Так, – объявил Димыч, – боевая готовность номер один! Гошка, Костик, вы по правую стенку; Кис, Женя, вы по левую.

И он, пригнув голову, двинул в крышку люка плечом. Алексей не успел его остановить, хотя заранее пожалел суставы Димыча.

Крышка вздрогнула, глухо застонала, но не открылась. Димка снова потер плечо.

Кис не стал ему говорить, что надо было сначала спокойно крышку подергать, проверить, насколько прочно она заперта. Никого за ней нет, и «боевая готовность номер один» совершенно ни к чему, – так что Дима мог свой организм и поберечь… Но объяснять это поздно и, главное, не совсем этично: Димыч ведь роль главного сейчас исполняет и подобную ремарку – пусть она из самых дружеских чувств – может воспринять как подрыв его авторитета…

Алексей Кисанов в очередной раз порадовался, что ушел из системы, со всей ее иерархией, авторитетами, чинами и прочими заморочками.

Дима обернулся к коллегам.

– Мужики, я так понимаю: либо там снаружи замок висит, либо они крышку чем-то подперли.

Кис протянул руку, взялся за скобу, служившую ручкой, чуть нажал на крышку, потянул на себя, опять нажал…

– Замок. Может, пара, – диагностировал он.

– Че делать бум? Отстреливать?

– Зачем? У нас же есть Женя! А у Жени есть автоген! – отозвался Костя.

– А если они, бандиты, там, снаружи? – вдруг произнес Гоша. – И нас слышат?!

– Усохни, – раздраженно ответил ему Костик.

Алексей Гошу пожалел. И пояснил:

– Первое: раз они стенку у лифта возвели, значит, уже давно смылись. Потому как если бы намеревались нас подстерегать, то стенку бы не стали…

– Понял! – поспешно заверил его юный опер. Казалось, он устыдился своего вопроса, выдавшего страх.

– Второе, – невозмутимо продолжил Кис, – они бы не стали запирать эту дверь, если б, опять же, намеревались нас тут отловить…

– Да я понял, понял!

Алексей только улыбнулся. Он помнил себя в первых делах – да и всех их, и Димыча, и Костика, и Серегу! – и помнил отлично, как бывало страшно поначалу им всем в критической ситуации, как бесплодно суетилась мысль, подстегнутая этим страхом, – не находя доводов, простых и логичных… Только опыт приносит способность управлять эмоциями, и тогда, освобожденная от страха, мысль начинает работать. И приносит вполне трезвую оценку ситуации. Гоше еще только предстоит познать этот опыт. И возможно, что именно сегодня…

Женя отогнал от люка сыщиков подальше, опустил на лицо маску сварщика и провел горелкой горизонтально по щели между крышкой и стеной.

Димыч, упорно не желавший переложить ответственность на коллег – несмотря на поврежденное плечо, – снова бухнулся в дверь…

И она растворилась!

Они чуть помедлили. Насколько можно было разглядеть в умирающем свете летнего дня, вокруг стоял глухой лес. Остроконечные контуры елей казались черной аппликацией на желтой ленте заката.

Мужчины выбрались наружу.

Царила оглушительная тишина, такая, какую знают только лесные чащи. Несмотря на еще светлый край неба, среди стволов и кустов уже плутала ночь.

– И куда теперь? – растерянно спросил Гоша.

* * *

Когда Громов пришел в себя, Юля уже покинула его кровать. Она тяжело дышала, словно свернула бетонную плиту.

– Эй… – тихонько позвал он.

– Чего тебе?

– Я не хотел тебя обидеть… Я просто…

Серега не закончил тираду. Он не знал, как ее закончить. Объяснять, что он привык называть «малышками» всех женщин? Оправдываться? Ну, нет уж, не дождетесь!

– Что «просто»? – холодно поинтересовалась Юля.

– Так… ничего. Ты феминистка?

– Кто-о-о?..

– Феминистка – это… – принялся пояснять Громов, жалея о своем вопросе: он прикован, а эта малышка передвигается, хоть и с цепью, и, не ровен час, снова воспользуется руками… И коленкой!

Она вдруг рассмеялась хрипловатым смехом, который пробрал Серегу странной дрожью.

– Это которые за права женщин? – уточнила Юля.

– Типа того…

– Я за свои личные права, понял?

– Понял, чего ж тут не понять, – поспешил согласиться Серега.

Кажется, она оставалась на своем топчане, – во всяком случае, цепь не позвякивала, – что Серегу от души порадовало.

– А где это ты драться научилась? Ты же вроде гимнастка, а не самбистка.

– Не твое дело. А драться я еще и не начала, к твоему сведению.

– Принято. А почему ты так тяжело дышишь?

– У меня мышечная слабость…

– От зелья?

– Наверняка… Раньше такого ни разу не случалось… В общем так, Громов. Не вздумай ко мне клеиться. И «малышкой» не зови, не нравится мне такое обращение, усвой!

– Усвоил, усвоил, – буркнул он. – Но мы ведь тут вдвоем сидим, надо как-то… Поди сюда. Обратно, в смысле.

Юля колебалась несколько секунд. Но вскоре ее цепь снова звякнула: она шла к Громову. Вспомнила, что нельзя тут громко говорить, не иначе!

Она опять улеглась возле Сереги, и он опять обвил ее рукой, прижал к себе. Ощутив некоторое возбуждение, Громов лишь иронично улыбнулся: малышки, они это умеют… Но… Если бы он реагировал как безмозглый дурень на каждое возбуждающее женское тело, то давно бы стал многоженцем! Тогда как он, Серега, до сих пор холостяк! Его просто так не возьмешь!

Предаваясь этим бравым мыслям, он с удивлением чувствовал, что они какие-то неправильные. Ненастоящие какие-то мысли, недействительные. Все здесь не так происходит, как обычно, как он привык… Юля не дразнит его, не заигрывает, и возбуждение было иным… Тревожным, с колкой льдинкой внутри, похожее он испытывал, когда учился прыгать с парашютом. Сначала льдинка морозила и покалывала, а потом начинала таять, почему-то обжигая внутренности…

Дело все в темноте, – решил Серега. В ней все по-другому воспринимается. Острее и… и… таинственнее, вот как!

– Так что ты хотел сказать? – тихо спросила Юля.

– Что надо нам как-то вместе выбираться отсюда, – прошептал он, спохватившись. – Или тебе тут нравится?

– Не задавай идиотских вопросов!

– В таком случае…

– В таком случае, я согласна с тобой… э-э-э… сотрудничать!

– Во как! – восхитился Серега.

– Надеюсь, у тебя нет других предложений, – хмуро отозвалась Юля.

– В смысле… насчет выбираться отсюда?

– Насчет сотрудничать!

– А-а-а… Конечно, нет!

– Превосходно. Меня зовут Юля, запомни это.

– Да я уже…

– Тогда давай думать. У тебя есть идеи? – спросила Юля.

– Если у тебя есть шпилька, заколка, булавка, тогда у меня есть идеи!

– Нету… А зачем?

– Наручники расстегнуть.

– Как же теперь быть? – расстроилась Юля.

– Подумаю. А пока расскажи мне все, чего я о тебе и Гарике не знаю!

– Откуда мне знать, чего ты не знаешь?

– Я дело твоего мужа практически не читал. Так только, первые страницы просмотрел. А потом отдал его Кису.

– Кому-у-у?

Она приподнялась и чуть не упала с тюфяка, несмотря на то, что Серега Юлю придерживал: не мог же он ее уж совсем прижать к себе… слишком тесно! С риском получить коленкой в чувствительное место, чтоб ее… Юлю эту!

Она немного повозилась, получше устраиваясь, и вдруг забросила ногу на Серегу.

– Ты извини, – деловито прошептала она, – а то я просто свалюсь…

Ну да, она так же, наверное, ловко цеплялась ногой за снаряд в своей гимнастике, за брусья там или бревно…

Чувствовать себя бревном было немного обидно. Тем не менее ее движение вызвало в нем такую волну, что он испугался: а ну как выдаст его один неконтролируемый орган, – и, не дождавшись объяснений (типа: это ничего не значит, это просто так, все ж таки ты женщина… а я мужчина… и оно само так происходит… а я ничего не имею в виду!..), Юля, по женской феминистской глупости, вдруг снова начнет коленкой орудовать!..

Но все обошлось.

– «Кис» – это Кисанов? – прошептала она, склонившись к его уху, и Серегину щеку защекотали пряди ее волос. – Детектив, который приходил ко мне?

– Да. Это мой хороший друг, – едва слышно ответил Серега, ощущая тяжесть Юлиного бедра на себе.

– Раз друг, то ты должен знать: он спрятал Михаську с бабушкой?! – горячо проговорила она.

– Можешь не беспокоиться… – шепнул он, почти касаясь губами ее бархатистой щеки. – Они в надежном месте.

– На даче?

– На даче, – туманно подтвердил Серега. Он-то был в курсе, на какой именно даче, – но решил Юле этого не говорить. Мало ли как дело повернется, лучше ей этого не знать!

Вдруг она извернулась и вновь оседлала Серегу верхом, обхватив коленями его торс. Ее большие пальцы снова нажали на его кадык.

– Ты че, рехнулась? – просипел Серега.

Юля ослабила хватку и склонилась над ним.

– Я тебе уже сказала, – напористо прошептала она, – когда меня били, еще у Тароватого в замке, то Гарик не выдержал и признался, что драгоценности припрятал на бабушкиной старой даче! И они туда смотались! И сказали, что там от дома развалины одни остались! Если бы Михаська был там, то…

– Ты, это, слушай, пальчики-то убери с моей шеи! – просипел Серега.

– Если правду скажешь, то уберу.

– Скажу…

Юля отпустила его, выпрямилась.

– Погоди, дай на спину повернусь. Мне неудобно, когда ты у меня на боку сидишь.

Она чуть приподнялась, затем снова опустилась. Теперь ее крепкие ягодицы упирались в его живот.

Льдинка внутри Сереги, где-то в солнечном сплетении, вдруг принялась стремительно разрастаться, угрожая принять размеры айсберга. Ему показалось, что грудь сдавило, он никак не мог вдохнуть воздух, – он падал с высоты с нераскрытым парашютом, и внутри него было обжигающе холодно и горячо одновременно…

Наконец ему удалось перевести дух. Получилось, против его желания, довольно шумно.

– Тебе не тяжело? – вежливо поинтересовалась Юля.

Тяжело, еще как тяжело! Чувствовать на себе такую потрясающую попу и не сметь до нее дотронуться!

Давненько, ох давненько полковник Громов так остро не реагировал на прикосновение к женщине. Чесслово, верил бы он в колдуний, так решил бы, что в «супчике» приворотное зелье оказалось!

…Давненько, когда Серега только школу заканчивал, он влюбился. Со всей страстью юности, со всем ее идеализмом. Ему казалось, он открыл смысл жизни, что нашел счастье, великое и божественное, в лице красивой девочки из параллельного класса. Он не спал, не ел, забросил школу – все было ненужным и ничтожным, кроме его любви!

Душа его взлетела так высоко, что солнце обжигало ее своим нестерпимым блеском, но Серега его жара не боялся, он готов был в нем сгореть, в эйфории, в любовном экстазе…

Его немыслимый полет продолжался до тех пор, пока он неожиданно не осознал холод и пустоту рядом с собой: одиночество, неразделенность его экстаза. Оглянувшись, он понял, что любимая осталась на Земле, далеко-далеко от него.

Икар оплавил крылья и рухнул на Землю. И тогда он разглядел, что великое счастье его избранницы находится на прилавках и вешалках магазинов. И себя самого он вдруг увидел аксессуаром при ней, удачной покупкой, которой она гордилась перед подругами, – статный красавец из старшего класса, готовый на все лишь по шевелению ее пальца.

Он не страдал. И девушку не осуждал: он устроен так, она иначе, некому предъявлять претензии.

Ему просто стало дико скучно.

…Позже, изучив действие наркотиков – на себе и в теории, – Громов сравнил их действие с той своей страстью: оно было так же божественно, так же неразделимо на двоих и так же бессмысленно, ведя в никуда, в тупик.

Еще позже, изучив психологию и физиологию пубертатного периода, он узнал о роли гормонов, об их высокой концентрации у юношей, приводящей нередко к безумствам… Например к таким, как безумная любовь.

Диагноз был наконец поставлен, а Громов надежно вакцинирован от рецидивов. Слово «любовь» он списал в утиль как пережиток подростковой гормональной бури и с тех пор сходился с женщинами исключительно для легких и непродолжительных отношений.

– Совсем не тяжело! – бодро и фальшиво ответил он Юле, в очередной раз предприняв попытку приструнить свое тело и свои мысли. Посторонние и лишние в данной ситуации, прямо скажем.

– Ну, так где Михаська с бабушкой?

Приобняв Юлю за спину – узкую и сильную, о-о-о… черт побери! – он притянул ее к себе.

– В ухо, мы разговариваем только на ухо, не забывай! – прошептал он.

Ее пряди вновь защекотали его щеку.

– Кис увез их на другую дачу, поняла? Они в безопасности, не сомневайся! А теперь слезай с меня, иди к себе на топчан. И расскажи мне нормальным голосом то, что знают все, – даже те, кто нас может подслушивать! – кроме меня. Все, что знаешь, об ограблении; о том, как арестовали мужа; как ты жила без него, кто тебя навещал…

– Потому что ты, мерзавец, – прошептала ему в ухо Юля, которая все еще полулежала на нем, – так и не удосужился прочитать досье Гарика, да? Потому что ты свалил его на своего приятеля?!

Серега ущипнул ее за ляжку.

– Дура! – прошипел он. – У меня знаешь сколько дел на стол за день ложится?! Об убийствах, о серийных изнасилованиях, о расчлененке и всяких прочих кошмарах! А в твоем деле было что?! Подумай своей головенкой: бывший муж похитил бывшую жену!

Юля поймала его прикованную руку и немного вывернула ее, не сильно, так, в качестве острастки, чтобы не щипался. Серега на всякий случай согнул колени, чтобы защитить пах, но дальнейших санкций не последовало.

– Я пойду к себе. Ты жесткий.

Нет, ну надо же! Жесткий! А на ее топчане перина пуховая, надо думать! – возмутился Серега.

– …Кстати, зачем Гарри тебя умыкнул? – спросил Громов, когда по звуку понял, что Юля устроилась на своем диване.

– Он хочет, чтобы я к нему вернулась… И чтобы ребенка ему родила.

– А Михаська?

– Гарри не верит, что это его сын.

– Почему?

– Потому что его арестовали за два месяца до того момента, когда я поняла, что беременна.

– А сколько недель было?

– Девять.

– Так он считать не умеет или что?

Юля промолчала.

– Дикий, что ли, совсем?

– Ты на кавказскую кровь намекаешь? – нахмурилась Юля. – Не стоит. Я этого не люблю, имей в виду! Он ревнивый, да, но таких и у нас пруд пруди, разве нет?

– Да, – признал Серега.

– Я поначалу, после рождения Михаськи, хотела генетический анализ сделать, чтобы ему доказать, а потом раздумала. Не нужен моему ребенку отец-бандит!

– Как же это тебя угораздило за бандита замуж выйти?

– Как-как… Не знаешь, что ли, как влюбляются в ранней юности? Когда я встретила Гарри, мне еще семнадцати не исполнилось. Он был такой… такой ослепительный… Веселый, красивый, щедрый… Я есть не могла, спать не могла, меня насыщала любовь, как святой дух… Даже пару тренировок пропустила, а у нас это почти преступление… Не знаю, было ли такое у тебя, представляешь ли, о чем я говорю.

У него было. Он представлял.

– Более-менее, – ответил Громов.

– …Я, не раздумывая, собралась за него замуж, – продолжала Юля. – А чем он занимается на самом деле, я даже не подозревала: Гарик очень тщательно скрывал от меня, какой именно у него «бизнес»… Да и некогда мне было присматриваться: спорт отнимал все мое время…

Юля рассказывала свою историю – суд, «хаза», развод и возвращение к бабушке, – и Серега слушал ее исповедь с нарастающим изумлением. Эта малышка… Юля… Она прошла непростой жизненный путь…

Собственно, дело не в самом пути – трудные судьбы выпадают многим, уж он-то хорошо это знал в силу профессии! – а в том, что она принимала решения. Самостоятельно и круто. Не ждала, что кто-то придет и возьмет ответственность за ее судьбу на себя, как большинство женщин… да и мужчин тоже, – которых направляют по жизни родители, начальники, обстоятельства… И они плывут по течению чужой воли…

Нет, Юля формировала свою судьбу сама! Наперекор обстоятельствам! Барахтаясь и выплывая против течения, да еще таща на себе бабушку и ребенка…

– Что молчишь, Громов? Осуждаешь меня?

– Я? – удивился Серега. – Ты что! Наоборот…

– Это как, наоборот?

– Ну… Ты молодец. Я рукоплескаю мысленно. Или как там, рукоплещу?

– Ага, «щу», – усмехнулась она. – А знаешь, я рада, что тебе рассказала свою историю… Наверное, мне нужно было выговориться. Да некому… Подруги по сборной, они Гарика знали как бизнесмена, я не могла, не хотела сказать им правду… А новые, в фитнес-центре, так тем и вовсе не могла рассказать, понимаешь?

…Чтобы женщина, да не уболтала подруг, жалуясь на свои несчастья? Любая бы на ее месте уже давно бы всем растрындила вокруг, как ее муж обманул, сволочь и подлец, да какая она вся из себя жертва, несчастная и бедная!

– А ты уже и так знаешь про Гарри, – добавила Юля. – Так что тебе повезло, – с иронией усмехнулась она, – удостоился моей исповеди!

– Юль… Нормально. Мне интересно было, ты не думай… И я тебя понимаю… Я бы тоже не стал болтать, на твоем месте.

Юля даже не подозревала, что сейчас Сергей Громов, опер, мачо и вечный холостяк, сделал ей самый большой комплимент в своей жизни: он признал женскую логику равной своей!

* * *

Они оказались на крошечной лесной поляне, – не поляне даже, а так, на махоньком пятачке, вокруг которого девственной стеной стояли деревья и кусты. Люк, из которого они вышли, располагался немного наклонно под огромной корягой, практически невидный со стороны. Димыч пошарил в траве и показал всем: два замка, разъеденных автогеном. После чего он ухватился за верхний край крышки и опустил ее на место.

Природа ли за многие годы постаралась, бандиты ли оказались столь предусмотрительны, но внешняя сторона люка, обшитая деревом, поросла мхом и травой, – и, будучи закрытой, ничем не выделялась из общего фона.

Пахло почему-то грибами, хотя какие грибы в июле, да по такой жаре, которая иссушала Москву с окрестностями в последние две недели! Комары зудели в воздухе, норовя клюнуть в лицо, паутина липла к разгоряченной коже.

Куда же теперь двигаться?!

– И куда теперь? – озвучил общие сомнения непосредственный Гоша.

Если по-разумному, то следовало бы подождать утра, думал Кис. Ночью в лесу ориентироваться трудно, того и гляди заблудишься… Лес смыкался вокруг неприветливо, отчужденный, враждебный, словно давал понять, что пребывание человека в его владениях не приветствуется. Ночь – для зверей. А пикничок там или по грибы, по ягоды – это днем извольте! В дневные часы лес гостеприимно распахивал свои солнечные поляны, угощал, ласкал и лелеял человека. Но расписание свое он строго соблюдал, – часы, так сказать, открытия и закрытия для людей, – и в темное время он недвусмысленно намекал, что гости вторглись непрошеными, незаконно и самовольно, как воры какие. И оттого он был к ним, непрошеным, суров: ветками хлестал по лицу, за волосы хватал, под ноги коряги подсовывал, ночными шорохами, криками зверья и птиц пугал, паутиной путал, комарами изводил.

Но где-то в окрестностях, если не ближних, то не столь отдаленных, держали Юлю… И Серегу! Куда он делся, раз до сих пор молчит? Попал в плен к бандитам, как детектив предположил? Тогда вопрос: в одном месте их держат? Или в разных?

Кис голосовал за одно. Бандиты мало кому могут довериться: если уж они устроили себе поблизости запасной аэродром, то вряд ли их несколько.

– Значит, так, парни, – произнес Алексей, – давайте обозначим задачи. Мы ищем Серегу и Юлю. Но начнем с Сереги. Он явно вышел из этого подземного хода и… И пропал. Никто на него не нападал в подземелье, – иначе бы мы Серегу в нем обнаружили, – живого, полуживого или мертвого… Так?

– На все сто, – отозвался Димыч.

– Стало быть, Серега дошел до конца хода. И отсюда вышел. После чего бандиты сразу поспешили замуровать дверь у лифта, а крышку люка закрыли на замок.

– Потому что они увидели, что Громов нашел ход! – поспешил блеснуть пониманием Гошка.

– Логично, – одобрил детектив. – Раз Громов нашел ход, то и другие смогут найти! Но отсюда следует, что Серега…

– Что Громов попал в руки бандитов! Коли они увидели, что он ход нашел! – старался Гоша.

– Ну да. Непонятно только, отчего они это увидели. Оставили ли бандиты у хода кого-то нарочно дежурить или просто вернулись какое-то время спустя, – чтобы лифт замуровать, например, – а тут как раз Серега им прямо в руки вышел… Между прочим, если они оставили здесь своих людей дежурить, то напрашивается один любопытный вывод…

– Ты имеешь в виду… Что они специально мента поджидали? Чтобы в заложники взять? – сообразил Димыч.

– Сомневаюсь я, – возразил Костик, – слишком сложно, на фиг им такая комбинация?

– И я сомневаюсь! – заявил Гоша.

– И я, – признался Кис. – Скорее всего, просто совпадение. Они вернулись ход замуровать, а тут Серега… Прямо им в руки. Вопрос в том, как они с ним справились: была ли драка, перестрелка или его просто огрели по башке… Так что давайте осматривать этот пятачок: может, он нам о чем-то расскажет? Следы драки? Крови? Или мало ли…

Детектив не договорил, но мужики его и так поняли: «Или мало ли, труп Сереги лежит в кустах…»

– …А я? А я что? куда?

…Они забыли, что с ними находится «автоген», то есть Женя. Он смотрел на сыщиков страдальчески. Ясное дело, ему домой охота, к семье, – он ведь из технического персонала, никак не опер! Небось и так проклинал этот поздний вызов и все высчитывал время, в которое может попасть домой, – а тут, нате вам, пренеприятный сюрприз! Теперь и высчитывать бесполезно.

Оперы снова достали мобильные телефоны и снова констатировали, что связи нет. На помощь рассчитывать не приходилось.

– Жень… Ты же видишь, как все сложилось… – произнес Дима. – Решай сам. Хочешь, возвращайся в туннель. Взрежь остатки стали, поищи, как вызвать лифт обратно! Мы-то не знаем, подсказать тебе не можем… Если у тебя получится, то уже внутри лифта потяни вверх большой горшок, который в углу: там под ним устройство, которое приводит в действие лифт. Или оставайся с нами. Но это чисто на твое усмотрение! Я отвечаю за операцию и за оперов, а за тебя нет! Так что любое решение на твой страх и риск, понял?

Женя подумал немножко.

– Я обратно лучше…

– Ну и иди.

Женя залез в люк и исчез в подземном ходе, Димыч, послав ему вдогонку пожелание удачи, вновь закрыл за ним крышку.

Четверо мужчин рассыпались по крошечной полянке, высвечивая фонариками сантиметр за сантиметром.

К счастью, ни трупа, ни крови они не обнаружили. Но и ничего такого, что можно было бы назвать «следами борьбы»! Выходило, что…

– Они Серегу сразу прихватили, как только он сунулся в дверцу! – заключил Костик. – Без боя! Огрели по башке или по-другому как-то его нейтрализовали! И увезли куда-то…

– Унесли, – внес поправку Димыч. – Для машины тут места нет.

– Или уволокли, – высказался Гошка.

– Нет, Гош, если бы его волокли, мы бы увидели заметные следы: сильно примятую траву, надломленные нижние ветки, – мягко возразил детектив. – А тут ничего похожего.

Гоша насупился.

– Давайте искать выход с этой полянки, – предложил детектив. – Где-то они недавно прошли, продрались сквозь кусты, след все же должны были оставить!

Тропинку, ведшую от полянки у люка, отыскали с трудом: она была едва заметна в траве среди молодого ельника и березок, – редко по ней ходили. Собственно, ее и тропинкой не назовешь: просто в этом направлении ощущалась на поросли легкая примятость: не так давно по ней прошли! Там тонкий ствол пригнули, там ветки надломили, а в траве проплешина, будто по ней кто-то провел огромной гребенкой неровный пробор.

Метров через тридцать, продираясь через коряги и ветки, погружаясь ногами в податливый мох, – почва стала болотистая, влажная, и оперы обувку подмочили, – они выбрались на тропинку, куда более внятную: с некоторой натяжкой ее можно было даже «удостоить звания дорожки».

Как и любая на свете дорога, маленькая или совсем крошечная, она вела в противоположных направлениях. Спасибо, что только в двух, а не как у былинного Ильи Муромца, где направо пойдешь… налево пойдешь… прямо пойдешь… – и все худо.

И в какую сторону прикажете двигаться?

Кис вытащил из кармана распечатки карт.

– Тоннель никуда особо не сворачивал, верно?

Мужики подтвердили, что верно, и Кис принялся вглядываться в карты, светя фонариком. Коли ход никуда не сворачивал, то вывел их, стало быть, на север. Массив леса, судя по карте, выдавался вперед неровным полукругом: слева, западнее, его сторона была короче, чем с востока. Но деревни, обозначенные на карте, находились примерно на одной дистанции от дачи Тароватого, в радиусе трех-четырех километров.

– Сколько мы прошли? – спросил Кис. – Мне показалось, что метров четыреста. Шли мы долго, но это объяснимо: мы пробирались медленно, по ходу все внимательно осматривали…

– Побольше, – отозвался Дима. – Я так посчитал, что с полкилометра.

– Пусть, – ответил Кис, уткнувшись в карты. – Лишние сто метров нам погоды не сделают, все равно тут плана леса нет, а мы-то в лесу… К слову, смотрите, парни, между деревней на востоке и деревней на западе могли бы проложить дорогу, если по прямой! Однако ее на карте нет.

– Может, карта неверная, – предположил Димыч.

– Может. Или тут есть какое-то препятствие для дороги. Или просто денег на нее не нашли… Не исключено, что ее роль выполняет эта тропинка… Как бы то ни было, мы с вами находимся где-то тут, – Кис ткнул ручкой на карту. – Налево запад, направо восток, – он на всякий случай сверился с компасом, встроенным в часы. – Давайте разделимся, – предложил он, – двое на двое. По дороге ищем что-нибудь примечательное: вдруг клочок одежды на кустах или иная мелочь попадется… Ну, не мне вас учить.

– Согласен, – поддержал его Димыч. – Никуда с этой тропинки не сворачивать! В случае обнаружения развилки докладываем друг другу по рации, а там будем решать по обстоятельствам.

Кис осмотрелся, увидел ель, сломал увесистую еловую лапу и положил ее поперек тропинки.

– Вот, чтобы в темноте не ошибиться: это место нашей встречи. Если что, соберемся тут.

– Кис, а ты чего командуешь? – спросил вдруг Гоша.

Назидание старшего коллеги не пошло ему впрок: он все же соскальзывал на обращение «Кис» и на «ты». Алексей и на этот раз не стал зависать над вопросом: в этом маленьком коллективе двое из троих зовут его Кис, и мальчик поддался общей тенденции, что вполне понятно.

Детектив чуток помолчал. Почему он «командует»?

В самом деле, почему?

Ни Димка, ни Костик подобным вопросом не задавались: когда они пришли работать на Петровку, Алексей был уже там, и старше, и опытнее, и его авторитет так и остался для них непререкаем, даже если Димыч сейчас ответственный за операцию. Кроме того, в их совместных делах – тех, что приносил на Петровку Кис, – детектив обычно лучше владел ситуацией, отчего нередко брал на себя командную функцию. Ему никто никогда не возражал: Серегины парни, как и сам Серега, дело хотели делать, а не чинами меряться.

Было тут, однако, и другое. Кис чувствовал ответственность за исход их рейда. Ведь по его наводке все закрутилось… К тому же ему практически вменили в вину исчезновение Сереги!

Он мог бы все это объяснить молодому оперу, но не счел нужным. Слишком много слов пришлось бы потратить.

– Хочешь, Гош, командуй ты, – предложил он.

– Еще чего! – буркнул Костик. – Раз Кис командует, значит, право у него такое есть, понял?

– Да я… Я просто так, чего! – стушевался Гоша.

– Тогда ладушки, – спокойно ответил детектив. – Тогда пошли. – Он снова сверился со своими часами со встроенным компасом. – Ты, Гош, с Димычем на восток, а мы с Костиком на запад.

Алексей предпочел взять Костика с собой, раз тот озвучил свое несогласие с Гошей: кто знает, что стукнет в голову молодому оперу, чтобы продемонстрировать свою независимость! А Димыч в этом маленьком конфликте промолчал, так что ему с юным низвергателем авторитетов в самый раз будет. К тому же он Гошке прямой начальник, и его авторитет опер низвергать никак не возьмется: служебная иерархия!

– Напоминаю, – проговорил Димыч, – на развилках не разделяться! Если что, держим связь и вместе решаем, куда двинуть! Пошли, хлопцы. Сверили часы!

Они сверили. Время на часах у всех было одинаковое. На то они и сыщики, часы не имеют права их подводить.

Пятна от лучей фонариков разъединились и вскоре пропали из зоны видимости каждой из групп.

* * *

…В очередной раз отворилась дверь, и Колдунья возникла на пороге в своей просторной черной одежде.

Юля мгновенно затаилась, изображая глубокое забытье.

На этот раз Колдунья принесла зелье Громову. Ну точно, тут все по расписанию!

– Это чистая вода? – спросил он настороженно, принимая кружку.

– Чистая.

Серега отпил. Вроде бы да.

– И супчик, – она протянула ему глиняную чашу.

– А я прошлый закончил, – произнес Серега, снимая с узкой полки чашу от прежнего супчика, – очень вкусно было, ты молодчина, Аринушка!

Колдунья неожиданно улыбнулась. Комплимент ей был приятен.

Бедненькая, как она тут выживает, женщина, вдали от людей, вдали от мужчин, вдали от комплиментов? Ведь комплименты женщине – что цветку вода! Без них они засыхают!

Серега вернул ей пустую чашу и принял новую. Отпил глоток.

– Умм… Погоди, угадаю… В прошлый раз щавелевый был, с яйцом. А этот… Это рыбный с овощами, да?

Колдунья кивнула.

– Вкуснотища! – и Серега отставил его на полку.

– А что ж не допил?

– Попозже. Пока не голоден.

Он был почти уверен, что на этот раз Аринушка запулила ему психотропные средства в супчик, коль скоро он решительно отказался от компотика.

– Хорошо, – не стала спорить Колдунья. – Только знай, что подкрепляться тебе надо! Так что ты супчик выпей… Не тяни слишком.

– Непременно, Аринушка!

Колдунья обернулась к Юлиному лежаку. Молодая женщина спала исправно, прикрывшись курткой.

Похоже, это зрелище Колдунью убедило, и она, подхватив плошку со свечой, покинула темницу.

Итак, Колдунья не проявила никакого беспокойства по поводу Юли. Однако если темница прослушивается, то Колдунья знает, что пленники только что разговаривали в голос: стало быть, Юля не спит, а притворяется, – откуда следует, что зелье снотворное она ухитрилась не глотать.

Означает ли это, что их не подслушивают?

Или Колдунья решила себя не выдавать?

Поди знай…

Снова воцарилась непроглядная тьма. Громов пытался прикинуть, сколько времени он тут находится. На даче Тароватого, пока все изучали да осматривали, да в деревне жителей опрашивали, протекло немало времени. Последний раз Серега смотрел на часы, когда лифт привез его в потайной ход: было четырнадцать часов семнадцать минут. Прикинем еще полчаса на проход по подземелью: около трех дня получается. Сколько времени заняла дорога от подземелья до дома Колдуньи? Его дотащили прямо до ее дома – или до машины? Которая еще везла его неизвестно как долго…

Во болван! Юля-то должна знать!

– Юль? – тихо окликнул он молодую женщину.

– Что? – тихо отозвалась она.

– Поди сюда. – Прослушивались их разговоры, нет ли, а Серега предпочитал осторожничать. – У меня судорога в ноге… А встать я не могу. Знаешь, когда судорога, надо попрыгать на этой ноге, которую свело…

– Знаю, – ответила Юля. – Тогда массаж нужно сделать.

– Вот-вот, я именно это и хотел попросить! Разотри мне икру, а?

Юля подошла, склонилась над ним.

– Какая нога?

– Приляг, – шепнул Серега.

Она осторожно вытянулась рядом с ним на тюфяке. Серега ее обхватил, как в прошлый раз, прижал к груди.

– Это я сочинил. Мне просто нужно узнать кое-что, поэтому я тебя позвал, – прошептал он, ощущая прикосновение ее волос к своей щеке. – От подземного коридора до этого дома ты шла пешком? Или тебя везли?

– Пешком.

– Сколько времени, примерно?

– Не знаю даже… Когда Гарик сбежал, то они долго там кружили… А я на месте стояла, ждала. А потом пошли. Час, наверное, потратили…

– Спасибо. Иди к себе.

– Помогло? – громко спросила Юля.

– Что? – удивился Серега.

– Массаж, – она едва заметно усмехнулась.

Он был так сосредоточен на вычислении времени, что совсем забыл, под каким предлогом позвал к себе Юлю!

– Да, конечно, спасибо…

Час. Они продвигались медленно – пленница не могла идти быстро с невидящими глазами да цепью на ноге. Обычно за час человек средним шагом проходит пять километров. Значит, тут километра три – три с половиной пути…

Серегу тащили еще медленнее, без сомнения: его несли. А он тяжелый. Так что эти три километра они могли и полтора-два часа прошагать!

Будем считать, что он попал к колдунье в районе семнадцати часов. Так-так.

Теперь, сколько времени он пробыл в забытьи? Немного, если только ему ничего не влили, не вкололи. Обморок после удара по голове, даже сильного, больше чем на пару часов не тянет… Впрочем, не стоит забывать о второй шишке на его макушке: скорее всего, он получил ее тогда, когда стал приходить в себя, еще по дороге. Поэтому бандиты ему «добавили». Так что два часа без сознания он точно провел, а то и три…

После чего Арина принесла ему первый «компотик». Это должно было случиться где-то между семнадцатью и восемнадцатью часами.

Недавно она снова принесла ему воду и супчик. С какой частотой кормят в этом «санатории»? Раз в пять часов? Раз в шесть?

К слову, есть хочется. Серега нащупал чашу на полке, сделал еще несколько глотков.

Все очень приблизительно. Много разных «если». И все же, пусть и очень приблизительно, выходило, что сейчас десять-одиннадцать вечера. Будет ли Колдунья приходить к ним ночью? Или им теперь положено почивать до утра, как хорошим деткам?

Между прочим, не мешало бы пописать… А что будет, интересно, если он попросится в туалет? Его должны отстегнуть! Иначе он не то что встать, а даже и сесть не может: цепь довольно короткая, рука его максимум достает до груди…

Хм, а это мысль!

– Юль, ты тут в туалет не просилась?

– Нет пока. Я все время спала…

– Надо будет попроситься. Сечешь?

Он услышал, как Юля направилась к нему. Присела на краешек тюфяка, склонилась к его уху.

– Думаешь, тебя отцепят?

– Есть такой шанс. И нужно им воспользоваться. Я посчитал: сейчас должно быть между десятью и одиннадцатью вечера приблизительно. Не знаю, будет ли Колдунья навещать нас ночью, но, думаю, она должна к тебе еще хотя бы раз явиться с «компотиком». И скоро, к слову. Тогда давай вместе в туалет проситься. А дальше по ходу. Нейтрализовать ее несложно, но наверху наверняка пара-тройка охранников, вооруженных. Так что все делать надо осторожно, продуманно. Главное, узнать, у нее ли ключ от моих наручников!

– А если он у нее? Если она тебя отцепит?

– Сомневаюсь, что рискнет. Побоится… Может, охранника позовет, – было бы неплохо на него глянуть… Он сопроводит меня в туалет… Я хоть осмотрюсь наверху!

По правде говоря, Громов слабо верил, что Колдунья позволит ему подняться наверх. Но… Там видно будет.

– В общем, давай так: сначала ты просишься в туалет. Тебя она вряд ли боится, так что проблем возникнуть не должно. Ты постарайся увидеть максимум, когда пойдешь: все примечай, каждую тень, каждый звук, где какие двери! А я после тебя запрошусь. И ничего не предпринимай самостоятельно, слышишь? Только если я дам команду!

Юля заверила его, что именно так и сделает, и соскользнула с тюфяка.

* * *

Кис с Костиком осторожно продвигались по тропинке, высвечивая обрамляющие ее кусты и траву: вдруг и впрямь какая улика, какая деталька…

Детектив думал о коротком диалоге с Гошей. Пожалуй, следовало оставить Димычу руководство. Уже хотя бы для того, чтобы Гоша перестал вскидываться. Диме молодой опер легко подчинится, а детективу, частному, которого Гоша впервые видит, отнюдь не факт! А им сейчас больше всего нужно взаимопонимание и единение!

…С другой стороны, может, и хорошо, что Гоша столкнулся с неформальными отношениями, – с такими, в которых ценится дельное предложение, а не чины и старшинство! Именно в таких условиях развивается и работает мысль, оттачивается логика, то есть сыщицкое мастерство, а не искусство чинопочитания! Именно такую творческую атмосферу задавали когда-то в отделе Кис и Серега, а теперь уж Серега один, но он блестяще с этим справлялся. Даже не справлялся, а… Просто он таким был, Серега. Великолепным пофигистом в плане карьеры, влюбленным в сыщицкую работу. Карьера его делалась будто сама по себе, – невозможно было не ценить Громова! – но в его отделе царил именно этот творческий и немножко разгильдяйский дух…

Алексей, размышляя, одновременно скрупулезно изучал обочины дорожки.

…Начальство не раз пыталось шерстить Серегу за этот самый дух, но особо не доставало: раскрываемость по отделу у Сереги была очень высокой, так что…

Жуткий крик неожиданно прорезал тишину. Донесся он с восточного направления, в котором двинулись Гоша с Димычем. Кому принадлежит голос, не понять: не голос, а вопль, ор!

Алексей с Костиком ринулись обратно. Миновали еловую лапу и пробежали еще три-четыре сотни метров на восток. Вскоре обнаружился Дима, приседающий и подскакивающий на тропинке. Совершая эти странные телодвижения, он пытался что-то высветить в гуще леса, в перпендикулярном дорожке направлении, северном.

– Гошка туда вдруг ломанул… Я не пойму, что случилось…

– Гоша-а! – закричали они все втроем. – Гошкаа!

– Я тону-у! – ответил им голос. – Спасииитеее!

Все трое ринулись меж ветвей на крик. Через какие-то три метра Алексей почуял, как смачно зачавкало под подошвами…

Болото!!!

– Как он туда попал? – спросил он на ходу Димыча.

– Да не знаю… Я шел себе, светил, он вроде за мной. И вдруг сиганул вбок. Сказал, что хочет посмотреть, нет ли там какой другой дорожки… Я и моргнуть не успел! – виновато произнес Димыч.

– Гоша-а! – снова закричали они, и лучи их фонариков заметались. – Ты где, не молчи!!!

– Я здесь, – всхлипнул Гоша. – Я в болоте… Я тут тону!.. Вы осторожнее, а то тоже потонете! – в голосе его слышались слезы.

Наконец фонарики нащупали голову Гошки. Болотная жижа уже подкрадывалась к его талии.

– Не дергайся! – приказал Кис. – Главное, не дергайся, иначе быстрее засосет! Просто не шевелись, понял, Гош?

– Понял… – отчаянно проговорил тот.

– Мы тебя спасем. Мы идем! – говорил Алексей, совершенно не зная, как спасать этого дурня.

Кой черт ему вздумалось сигануть с тропинки?! – сердился детектив. Вот она, глупость: неумение доверять опыту других! Другие, опытные, они протоптали тропинку там, где безопасно, а этому хреновому первооткрывателю, велосипедов изобретателю, вздумалось отличиться! Вот уж, воистину: дурак на чужих ошибках не учится, чужому опыту не доверяет, только самому надо вляпаться, чтобы поверить, что до него все открыли!

Само собой, эти мысли детектив озвучивать не стал, не подходящий момент, чтобы наставлять парня уму-разуму.

Ботинки детектива и оперов все больше погружались в почву.

– Мужики, дальше нельзя, – произнес Кис. – Надо шест какой-то найти…

– Ты че, Кис? Какой шест? Где ты его возьмешь? Лапы нужно ломать еловые и бросать впереди себя! – воскликнул Костик.

Лапы еловые. Хорошая мысль, да только у болота ели не растут! Они там, позади, метров на двадцать надо вернуться! А это время, черт подери, в которое этот дурень сидит в болоте и медленно в него погружается!!!

Но других вариантов не наблюдалось.

Димыч положил включенный фонарик на кочку: для них послужит отметкой, а для Гоши хоть каким-то утешением. После чего они втроем рванули назад, если слово «рванули» тут уместно, учитывая, что на каждом шагу ноги проваливались в предательскую почву, – надрали веток по огромной охапке, насколько хватало рук, и снова стали осторожно продвигаться в сторону Гоши. С того места, где ноги уже не на шутку уходили в болото, они принялись бросать впереди себя еловые лапы.

– Дальше надо ползком, – произнес детектив. – Я на болотах не бывал, но знаю, что надо ползком! Я ложусь на пузо, а вы мне подбрасывайте лапы!

– Кис, отвали, – вдруг решительно заявил Димыч. – Я легче тебя! Иди ломай еще лапы, а поползу я! – Димыч буквально за шкирку оттащил детектива и устроился на его месте.

– Вы чего, мужики? – произнес Костик. – Зачем сейчас кому-то ползти? Лучше втроем побольше веток накидать, а когда уже к Гоше приблизимся, тогда и поползем!

Димыч с Кисом переглянулись: Костик был прав. Алексей на волне эмоций предложил вроде как поближе к Гоше подобраться, но не рационально.

– Скорее! – закричал Гоша, увидев, что оперы остановились. Болотная жижа уже подбиралась к его груди. – Скорее, братцы-ы!!!

– Ты, главное, не рыпайся там! – приструнил его Димыч. – Сиди смирно!

И снова они мотались как заведенные: назад, наламывая еловые лапы, вперед, удлиняя настил. Впрочем, слово «мотались» могло относиться только к их энергии, так как удлинять настил приходилось уже ползком.

Наконец последние охапки веток легли между ними и незадачливым Гошей. Димыч положил свой фонарик, который он забрал с кочки, на настил, высветив утопающего. Мужчины осторожно подобрались к Гошке, протягивая к нему руки…

И в этот момент фонарик, от какого-то неосторожного движения, соскользнул в болотную жижу.

Стало темно. Но очертания Гошкиной башки все же просматривались: деревья тут были редкие и хилые, и лунный свет слабо озарял болото, придавая пейзажу жутковатый вид.

Кис с Костиком не стали доставать свои фонарики: пришлось бы извернуться, чтобы залезть в карманы, а время терять не хотелось. Да и опасно тут крутиться, на ненадежном настиле из веток.

– Гош, ты нас видишь?

– Вроде вижу…

– Мы к тебе руки протянули, хватайся за ту, что к тебе поближе!

– Ухватился! – радостно сообщил Гоша. – Тащите!

Несколько секунд висела тишина. Кис точно знал, что Гоша ухватился не за его пятерню. Но ни Костик, ни Димка не отозвались: «Тащу!»

– Ну же!!! – поторопил их Гоша.

Кис, недоумевая, все же извернулся, вытащил из кармана своей холщовой куртки фонарь, посветил: ладони всех троих были свободны!..

За чью же руку ухватился Гошка?!

Он направил луч на Гошу.

Парнишка держался за кисть… Торчавшую из болота!

– А-а-а!!!! – заорал Гоша, выпутывая свои пальцы из мертвой руки болотного утопленника. – А-а-а!!!

– Не ори! – прикрикнул на него Димыч.

– Тут… тут… тут кто-то…

«Кто-то»?

А вдруг…

Вдруг… Серега?

Кис перевел луч на кисть, торчавшую из трясины.

– Это не Серега, – с облегчением произнес Димыч. – Обручальное кольцо, смотрите!

– Слава те, господи, – Костик перекрестился.

«Уффф…» – выдохнул детектив.

– Кис, свети сюда. Гошка, хватайся за мою руку! – воскликнул Дима. – Смотри, вот она, видишь?

– Моя ближе, – возразил Костик, угнездившийся справа от Димыча.

И впрямь, его длинная рука с большой пятерней была ближе всех к Гошке.

Тот тянулся изо всех сил, но не хватало буквально пяти сантиметров.

Детектив с Димычем, не произнеся ни слова, ринулись обратно, за недостающей, – крошечной, но столь важной порцией веток.

Наконец они сумели подобраться к молодому оперу. Точнее, подобрался к нему длиннорукий Костик.

Еловый настил начал прогибаться под тяжестью его тела, обремененного теперь еще и тяжестью тела Гоши.

– Ничего, ничего, это не страшно, – пробормотал Кис. – Кость, держи его, подавай назад, мы тебя страхуем!

Они с Димкой ухватили Костика за ноги, таща его потихоньку на себя, в то время как тот тащил Гошу…

Через двадцать минут они стояли все вчетвером на тропинке. Живые и невредимые, хоть и исколотые еловыми иглами. Только Гошка был весь мокрый, и зуб на зуб у него не попадал, не столько от холода (дни-то стояли жаркие, ночи тоже!), сколько от пережитого потрясения.

– Во придурок, – произнес Костик, поглядев на молодого коллегу, и сплюнул от досады.

Димка же снял с себя ветровку.

– Надень. А эту грязь сними с себя. Штаны я тебе свои не отдам, но хоть сверху будешь сухой… И точно, придурок!

Гоша смотрел на всех виновато и благодарно.

Других нотаций не поступило, чему он безмерно обрадовался. В рюкзаке, наполненном парнями провизией с дачи Тароватого, нашлась (ха-ха, случайно!) бутыль виски. Гошке налили в какую-то крышечку, они прихватили с собой чуть не все содержимое холодильника, но о стаканах не подумали. Он выпил, попросил еще одну «крышечку», выпил и ее. После чего прочистил горло, покашлял и сказал, что готов к боевым действиям.

– Как теперь всем ясно, на севере, за деревьями, болото. Поэтому люди здесь и проложили тропинку: в обход болота, понимаешь, парень? Так что больше ни шагу с тропинки! – Кис строго посмотрел на Гошу.

– Ни шагу! – ответил тот покаянно. – А кто это там, в болоте потонул… Чья это рука?! – и он передернулся.

Мужчины переглянулись. Воодушевленные спасением молодого опера, они малость упустили из виду этот вопрос. Но Гоша, которого до сих пор пробирала дрожь от пожатия мертвой руки, его не забыл.

– Может, какой-то давний?.. – предположил Костик.

– Она… рука, в смысле… Она не очень холодная… – проговорил Гоша. – Может, его спасать надо?

– Шутишь? – отозвался Димыч. – Он же с головой ушел в болото, просто так его не вытащить! Для это техника нужна, целое дело! К тому же он вряд ли живой… То есть наверняка уже помер… Как только выберемся отсюда, то сообщим в местную милицию, пусть займутся.

– Я вот не знаю, отчего эта рука еще не остыла… – произнес Гоша. – Может, он давно умер, а болото подогревает? Там же брожение, оно поддерживает довольно высокую температуру, а?

Но никто толком не знал ответа на этот вопрос: болотного опыта ни у кого не имелось.

– Или это кто-то свеженький, из банды, – предположил Димыч. – Или даже Гарри: решил сбежать, да в болото угодил?

– Если исходить из предположения, что утопленник свежий… То, думаю, вряд ли это Тароватый или Голявкин… – молвил Кис. – И не Гарри. Они давно знают эту дачу, и потайной ход, и местность вокруг! Скорее, кто-то из охранников, – эти постоянно меняются, так что новички.

– Но Тароватый с Голявкиным должны были их предупредить!

– Мы Гошку тоже предупредили, чтоб с дорожки не сворачивал, а толку? – буркнул Кис.

– А что, если Серега сбежал по дороге? И утопил охранника? – предположил Гоша.

– В таком случае Громов бы уже проявился.

– А вдруг Гарри сбежал и утопил охранника? – подал голос Костик. – Или охранник за ним кинулся в погоню, да в болото угодил?

– Мужики, мы тут с вами сказки сочиняем. Кончайте, а? «Если бы да кабы да во рту росли грибы»… – отрезвил всех Димка.

– А во Франции знаешь, как говорят в таких случаях? «Если бы у моей тети были яйца, то она была бы моим дядей»! – решил поделиться своим страноведческим багажом Алексей, не раз гостивший в Париже у друга и коллеги, частного детектива Реми Деллье.

Мужики заржали. И немного расслабились.

* * *

Серега слегка задремал. Да и то, сегодня Кис разбудил его в рань раннюю!

Проснулся он от легкого скрипа двери да свечного света. Колдунья направлялась к Юле.

Все пошло по знакомому сценарию: Колдунья потрясла Юлю за плечо и, когда девушка «проснулась», протянула ей «компотик». Но на этот раз Юля, приняв кружку, поставила ее на пол у своего лежака.

– Мне в туалет нужно!

Даже в слабом свете свечки было заметно, как растерялась Колдунья. Мда, в этом «санатории» механизм для облегчения организма явно не отработан.

– Я посмотрю, чем могу тебе помочь, – произнесла Колдунья и вышла, оставив подсвечник на полу.

Серега принялся изучать пол: вдруг что-то вроде булавки на нем найдется? Цементный пол был грязен, усеян соломой – из матрацев лезла, надо думать.

Ничего интересного он не разглядел. Да и свет настолько слаб, что доверять ему нельзя…

Колдунья вернулась минут через десять… с ведром!

Обсуждала, значит, наверху, как выйти из положения, – и, сообща, они выход нашли: ведро!

– Вот, – произнесла Колдунья. – Писай сюда.

– Я не могу! – запротестовала Юля. – Тут мужчина!

– Я тебя загорожу.

Она и впрямь загородила ведро, раздвинув руками широкую юбку.

– Я так не могу… И потом, мне по-большому тоже надо! – нашлась Юля.

– Какай сюда! – отрезала Колдунья.

Юля бросила умоляющий взгляд на Серегу.

– Аринушка, что же ты так не по-людски? – произнес он ласково.

Колдунья не шелохнулась, не обернулась. Видимо, инструкции получила четкие.

Серега сделал знак Юле: мол, не стесняйся! – и отвернулся к стенке носом.

Он услышал, как струя ударила в ведро. Самое странное, что этот звук вызвал в Сереге почему-то умиление.

– А какать передумала, что ли? – произнесла Колдунья. – У меня бумажка с собой!

– Передумала, – буркнула Юля, направляясь к своему лежаку и бросив сердитый взгляд на Громова.

Колдунья подхватила ведро и направилась к выходу.

– Я вам его обратно принесу. На ночь оставлю.

– Погоди, Аринка! Мне тоже облегчиться надо!

Она резко развернулась в сторону Громова.

– Тебе? – спросила она так, словно ей в голову не приходило, что у мужчины могут возникнуть подобные желания.

– Ну да, – широко улыбнулся Серега. – Не уноси ведро, я в него тоже нужду справлю!

– А как же… Ты же прикован…

– Так ты меня отцепи!

– Я не…

Она не договорила, а Серега почти услышал непроизнесенные слова: «Я не уполномочена!»

Колдунья стояла в растерянности у двери.

– Погоди, ведро вынесу…

Посоветоваться ей снова нужно срочно, понял Серега.

– Так зачем? Отцепи меня, я тоже отолью, а ты меня прикроешь юбками, как девушку прикрывала… Тогда уж и вынесешь!

Колдунья еще несколько секунд пребывала в ступоре, затем спешно схватилась за ручку двери и вышла. Щелкнул замок.

Серега ожидал ее возвращения с самыми дурными предчувствиями…

И они оправдались.

– Не могу я тебя отцепить. Ключа нет, – мрачно заявила Колдунья. – Не найду.

– Так поищи!

– Искала. Не нашла.

– Интересно ты рассуждаешь, Аринушка! А мне-то что делать прикажешь?

– В штаны писай.

Серега не верил своим ушам. Подобного ему сроду никто не предлагал!

Арина бухнула пустое ведро в угол.

– Вот тут оно, – обратилась она к Юле. – Найдешь на ощупь, если приспичит… А теперь давай-ка компотику.

– Я уже выпила.

И Юля вернула Колдунье пустую кружку.

– Хорошо, коли так… Тогда отдыхайте.

Дверь закрылась за ней, тьма снова обступила пленников. Серега чувствовал себя прескверно. Весь его план – пусть и зыбкий, но все же дававший надежду – провалился!

И Юля молчала. Словно стыдилась его провала. А может, и не провала, – может, ей неловко было за всю эту «туалетную» сцену?

Полковник Громов разразился мысленно проклятиями. Точнее, многоэтажным матом. Чтобы так лохануться! Чтобы его так унизили! Да еще в глазах Юли! «Писай в штаны», нет, вы слышали такое? В штаны, он?!

– Слушай… – нарушила тишину Юля, – давай я тебе помогу… Я ведро подставлю так, чтобы ты смог…

Громов проглотил язык от изумления. Вот только этого не хватало! Сестра милосердия ему не нужна!

– Ты не стесняйся… Все равно темно, я ничего не увижу, не стесняйся, ладно?

– Не надо. Я не хочу.

– Сереж… Я спортсменка. А в спорте тело – это… Это самое главное. В нем ничего нет стыдного. Мне приходилось тренеру каждый день докладывать, что я ела и какой стул у меня был… Физиология – это нормально…

– Я не-хо-чу! – выкрикнул он.

Юля не ответила.

Серега нащупал на полке чашу с недопитым супом-пюре. Если там содержится снотворное, то тем лучше!

Он выпил залпом, растянулся на тюфяке и вскоре заснул.

* * *

– Придется начинать все сначала, – заявил Дима. – Давайте двигать, братцы.

– Пусть Гоша со мной пойдет, – произнес детектив. С этим обормотом надо держать ухо востро! – Димыч, ты не возражаешь?

– С чего бы? – отозвался Дима. – Только предлагаю поменяться направлением. Мы на запад с Костиком, а вы с Гошей на восток. Свежим глазом посмотрим. А, Кис?

Детектив согласился.

Они снова разделились и снова двигались в ночном лесу, высвечивая каждый сантиметр фонариками в поисках возможных улик.

– Гош, – говорил детектив, продвигаясь в восточном направлении, – слушай сюда: еще до того, как ты родился, на этой планете жили люди. Не глупее тебя, к слову! И, еще до того как ты родился, они узнали многое о жизни, о природе… Особенно о той, что их окружает.

– Кис, ну честное слово, я уже раскаялся… осознал… Не прав я был! Чего тебе еще надо?

– Ну-ну. Готов поверить. Но если еще один прокол выйдет, то я тебя, Гоша, наручниками к своему запястью прикую, как девицу булавкой к маминой юбке, понял?

– Бли-ин, – протяжно отозвался юный опер. – Ну сколько можно, а?!

– Сколько нужно, столько и можно. А пока что двигаемся. Если Серегу тут кто отловил и нес по этой тропинке, то смотри внимательно, вдруг чего за кусты зацепилось!

– Кис, ты на каждый мой шаг теперь будешь выдавать инструкции?! Что ли я их еще не слышал?!

– Да я уж не знаю, что ты слышал, а что нет. Приказ с тропинки не сворачивать ты тоже слышал! Но ты в болото поперся, как последний кретин… – нудил детектив.

Он знал: приключения на болоте могут легко превратиться в сознании Гоши чуть ли не в героизм, подвиг: шел по следу бандитов, в болото угодил! И будут восторженно и сочувственно слушать его друзья, парни и девчонки, и Гоша станет перед ними красоваться, забыв свой смертный, животный страх!

Зато вот эта нудьба, которой он теперь донимал молодого опера, она ему хуже горькой редьки! Пусть он сейчас мысленно чертыхается и матерится, посылая вредного детектива куда подальше, зато в следующий раз он поостережется сделать неверный шаг! Не столько из осторожности, которой только-только начинает учиться, а именно ради того, чтобы потом старшие не нудили, не выговаривали ему часами. Средство действенное, проверенное.

– Ладно, хорош! Я кретин… Закрыли тему, а?

– Океюшки, закрыли. Пока, – угрожающе добавил Кис.

И, удовлетворенный, расслабился: счел, что достаточно настращал парня нотациями.

Начал накрапывать дождь, который уже не раз за сегодняшний день порывался оросить землю. Они с Гошей, более-менее укрытые от дождя кронами деревьев, продвинулись еще на пару-тройку сотен метров, игнорируя развилки: отходящие тропинки были мелкими, по таким грибники-ягодники шастают, никакого интересу! Но ничего существенного им пока не попалось.

Ценная информация поступила с другой стороны, с той, где продвигались по западной тропинке Костик с Димычем. Точнее, информация не столько поступила, сколько донеслась в виде неразборчивого бормотания из рации Гоши: «…учка ёгина!!! ите ам!!!»

Они с Гошей поспешили назад, к еловой лапе, которой Алексей пометил место встречи, и двинули дальше в западном направлении. На этот раз они не рассматривали обочины, отчего пробежали оставшуюся дистанцию довольно резво. Вскоре в зоне видимости показались оба опера.

– Тут ручка! Серегина!

Ага, вот что означало «учка ёгина»!

– Идите к нам!

Ага, вот что означало «ите ам»!

Детектив с Гошей припустились к Костику и Димычу.

Домчались. Костик высветил в траве ручку.

– Ты уверен, что Серегина? – недоверчиво спросил Кис.

– Зуб даю, – звонко ответил Димыч.

– Тише! Потише говори, Дим! Мало ли кто тут бродит…

– Его, – вступил Костик. – Никаких сомнений! Мы ее все сто раз видели! Смотри, Кис, ее корпус из красного дерева, – таких мало, согласись!

Кис согласился. Даже если подобных ручек на свете существует множество, то все же тут, на глухой лесной тропинке, она была совершенно уникальной.

– Где Серега ее держал? – тихо спросил он. – В нагрудном кармане?

– Ну не на заднице же, – ответил Димыч. – Ясное дело, в нагрудном.

– Стало быть…

Детектив не успел проглаголить мысль, как Гоша воодушевленно вступил:

– Его несли! На плече! Поэтому верхняя часть была вниз обращена, и ручка выпала из нагрудного кармана!

– Он мог и наклониться над чем-то, – ручки, они такие, выпадают вечно при любом наклоне… – Алексей желал исследовать все возможные гипотезы.

– Нет, Кис, – возразил ему Димыч. – Серега и в самом деле бы заметил!

Несколько секунд они молчали. Кис сомневался, на всякий случай. Он столько разных ручек – в том числе и дорогих, и подаренных, и особенных – потерял в своей жизни, что ему данный аргумент не казался полностью убедительным.

– Леха… – прорезался Димыч, почувствовав сомнения детектива, – дело тут не в самой ручке… А в том, что Серега все, что при нем и на нем, он это ощущал как часть своего тела, понимаешь? Если бы он наклонился над чем-то, а ручка выскользнула из кармана, он бы заметил! Для него это было бы, как… как если бы у него не ручка, а рука отвалились!

Алексей не столько понял, сколько принял этот аргумент. Парни имеют дело с Серегой в повседневности, в отличие от него, Алексея, который виделся с другом лишь время от времени.

– Хорошо. Стало быть…

– Стало быть, – Гоша все норовил блеснуть сыщицкой логикой, – его взвалили на плечо! И он был в этот момент без сознания!

– Точно! Гошка прав! – заявил Димыч. – А то кто бы мог Серегу на плечо взвалить, если б он в сознании пребывал?

На этот раз Алексей, ввиду большого количества энтузиастов по части логики, подождал: пусть уж все выскажутся. Лишь снова призвал народ говорить потише.

И точно, на этот раз выступил Костик, решивший внести свою лепту.

– Серегу просто так на плечо не закинешь! Плечо большое должно было быть… И крепкое!

Возникла маленькая пауза. Похоже, все высказались.

– Учитывая, что ближайшее жилье тут за три километра, – произнес Алексей, – или чуть меньше, за минусом пройденного, то тащить на плече Серегу, в котором весу все девяносто, они могли только по очереди… Тароватый-нагловатый мог, теоретически, меняться с Голявкиным. Но при них, без сомнения, телохранители. Которые Серегу и тащили на своих мощных плечах. Эти оба ныне белопушистых бизнесмена уже давно расслабились, ожирели и разленились, и черную работу за них выполняют нанятые люди.

– Дак понятно! Чего ты, Кис, этим сказать хочешь? – вскинулся Костик.

– Я пытаюсь, Костик, вычислить количество противников. Два «бизнесмена», и у каждого по два… – или сколько?.. телохранителя? С каким количеством людей нам предстоит иметь дело? Нас четверо, а их как минимум шестеро, потому как у тароватых-вороватых не меньше двух охранников. «Престиж», с одной стороны, и страх – с другой, они не позволяют им иметь меньше! А то и по три на душу. Тароватый ведь, смываясь с дачи, и сторожей своих прихватил! Надо это иметь в виду, поскольку силы у нас неравные и придется нам о-очень хорошо подумать, прежде чем…

– Ввязываться в драку? – закончил за него Димыч. – Но, Кис, нам сначала нужно найти место, где Серегу держат! А там уж думать будем!

– Разумеется. Я только хотел сказать, что они, возможно, выставили караул у данного места, раз у них людей хватает… Мы ведь согласились – верно? – что тут может оказаться сторожка лесничего. И, как знать, вдруг она в каких-то пятидесяти метрах от нас? И караул тут рядом, в кустах? Так что давайте все-таки потише разговаривать, мужики!

Они вчетвером двинулись в западном направлении: «учка ёгина» являлась веским аргументом.

Сколько они к этому моменту прошли, никто из них не знал: двигались они медленно, тщательно всматриваясь в дорожку и ее обочины; а между делом тащили из болота Гошу; к тому же возвращались назад, менялись направлениями, останавливались, обсуждали…

Времени с момента их выхода из подземелья протекло уже немало, более трех часов, но поторопиться они не могли: видимость с дождем ухудшилась, а облака, его принесшие, скрыли последние отблески мучнисто-белой луны.

Они осторожно продвигались в тотальной темноте, которую едва-едва разгоняли лучи их фонариков. Разумеется, если кто притаился тут в кустах, то свет фонариков выдавал группу. Но по крайней мере, если их кто и увидел бы, то не смог бы понять, что за люди идут по тропинке!

Дождь припустил сильнее, стуча по листьям равномерно и дробно. Деревья относительно защищали мужчин, но все же капли их доставали, подмачивая одежду.

Никакой приметы, улики, вещицы им больше не попалось на пути. Оставалось надеяться, что «учка ёгина» не подвела и что двигаются они в верном направлении…

* * *

Проспал Серега незнамо сколько времени и, пробудившись, ругал себя, на чем свет стоит. Он полностью утратил представление о времени, которое сумел кое-как восстановить до своего сна.

– Юля?

– Я тут.

– Не спишь?

– Да я наспалась уже, с колдовкиными зельями, под завязку.

– А я… Кажется, спал…

– Я догадалась.

Было слышно, как она улыбнулась.

– Долго?

– Долго. Несколько часов. Точнее не могу сказать.

– Уже утро, как ты думаешь?

– Наверное. Раннее, мне так кажется.

– Колдунья приходила?

– Один раз, с проверкой. Ты спал, я притворилась. Она посмотрела на нас и ушла.

Серега вспомнил свой позорный провал с идеей туалета.

Ладно, провал и провал, – решил он не зависать. Но выбираться-то отсюда надо! Значит, думать надо!

Юля, допустим, с Колдуньей справится. Она сильная, и цепь позволяет ей передвигаться по каморке. Но ключа от наручников Сереги у Колдуньи нет, это ясно. Значит, он так и останется прикованным к спинке кровати. И что им делать с Колдуньей, какой от нее прок? Учуяв неладное, примчится охрана с пистолетами… Куда против нее окольцованный, обраслетенный наручниками, безоружный мент?

Нужно что-то другое придумать…

Но ничего другого в голову ему не приходило.

Может, его парни нашли комнату-лифт? Кис к ним наверняка подтянулся… Они его ищут? Уже близко?

Но и перед коллегами полковнику Громову не хотелось предстать в подобном виде: на тощем тюфяке, прикованный наручниками за запястье к спинке кровати…

Никогда, никогда еще в своей жизни Серега не попадал в столь унизительное положение! Что ж за непруха ему такая выпала!

При этом ни малейшей идеи. Ни одной, даже самой масенькой. Просто ничего: пустая башка, и все тут…

– А у меня для тебя подарок есть, – проговорила Юля.

Серега от души понадеялся, что она не имела в виду ведро.

Он услышал, что Юля направляется к нему. Хорошо бы она не села на него верхом, как в прошлый раз, – мочевой пузырь грозил взорваться.

Подошла. Пошарила по нему. Нащупала его свободную руку и вложила в нее что-то маленькое…

Серега потеребил это маленькое пальцами…

Кусочек проволоки! Ура!!!

– Где ты ее…

– Мне скучно было, пока ты спал. Я весь пол исползала, – усмехнулась она.

– Умница, – шепнул он.

Серега согнул кончик проволоки. Нашел на ощупь дырочку замка наручников, ввел туда загогулину, покрутил…

Через пять минут он был свободен.

– Ты где? – прошептал он.

– Вот я, тут, – отозвалась Юля.

Он протянул к ней обе руки, чтобы она могла их потрогать и понять, что ему удалось!

Юля взялась за его руки и пожала их.

– А мой «наножник» сможешь?

– Посмотрим. Только сначала… Где тут ведро?

– В углу.

Серега сел на кровати. От долгого лежания тело затекло, и он поворочал шеей, плечами, руками. Затем встал и отправился искать ведро.

Нащупал ногой искомый предмет, расстегнул брюки.

– Ты, это… отвернись.

– Так тут же темно!

– Все равно. И уши заткни!

Юля хихикнула. Уж послушалась ли она полковника Громова, который самым несолидным образом спускал в этот момент брюки, нет ли, но терпеть не было сил.

Облегчив мочевой пузырь и душу, он, задев в непроглядной тьме топчан и ударив колено, добрался до своего тюфяка, сел, пошарил вокруг: вот она, Юля.

– Придвинься и ногу мне на колени положи, – тихо распорядился он.

Юлина ступня легла на его колени. На ней был носок и кроссовка, браслет шел поверх носка. Что, с учетом обстоятельств, уже хорошо, – иначе б он в кровь стер ее кожу…

Серега нашел вслепую дырочку замка. Вставил проволоку, покрутил-повертел…

– Свободна!

Юля, кажется, не поверила. Она исследовала свою ногу, затем его ладони, и только обнаружив в них свой ножной браслет с цепью, шумно, прерывисто выдохнула, как ребенок, очнувшийся от кошмаров. А затем вдруг бросилась Сереге на шею, немного промахнувшись, отчего проехалась по его уху.

Он сидел и улыбался в темноте. Кажется, ему удалось поднять свой авторитет в глазах Юли…

Ее лоб все еще прижимался к его скуле, уже прилично заросшей, – вчера ранним утром, когда его разбудил звонок Киса, он на бритье терять времени не стал, и теперь его щетина насчитывала двое суток. Серега знал, что легкая небритость ему идет, жалко, Юля видеть его не могла…

Блин, о чем он?!

– Иди к себе на топчан, – тихо распорядился Громов. – Колдунья может в любой момент сюда явиться.

Юля разомкнула руки, – Громову почему-то показалось, что с некоторым сожалением… Или это он ощутил сожаление?.. – и соскользнула с его тюфяка.

– Цепь забери, – протянул ей Серега. – Ложись головой ко мне, а цепь пристрой так, чтобы казалось, что ты прикована.

Когда Юля, повозившись, затихла, он протянул руку, нащупал ее голову: здесь она, рядом, как он велел.

– А как мы отсюда выбираться будем, Сергей? – прошептала Юля и легонько тряхнула головой, на которой Громов странным образом забыл свою ладонь, словно пальцы его запутались, заблудились в ее волосах.

Он поспешно убрал руку.

– Я для того тебе и велел лечь в мою сторону, чтобы обсудить.

– Надо напасть на колдовку, когда она войдет, – немедленно принялась обсуждать Юля, – а потом пойти наверх и там…

– Из нас двоих, мал… Из нас двоих, Юля, сыщик я, – перебил ее полковник Громов. – Поэтому ты не будешь терять время на внесение рацпредложений, а будешь слушать меня.

– Это называется «обсудить»? – съязвила она.

– Неважно, как это называется. Но начиная с этого момента ты подчиняешься мне, – строго закончил он. – Вопросов нет?

– Нет.

Серега по голосу понял, что она улыбается. Интересно, чему это? Он вроде ничего смешного не сказал! Представить, что девушку развеселил его строгий командный тон, он никак не мог… А-а-а, вдруг сообразил он, небось радуется, что добилась своего, что Серега больше не называет ее «малышкой»!

Ну, пусть радуется, снисходительно подумал Громов.

– Ты про дзюдо говорила… Прилично владеешь?

– Да.

– С мужчиной справишься?

– Если у него не черный пояс… И потом, я разные другие приемы знаю, еще до дзюдо научилась, когда девчонкой была, из интереса.

– Отлично. Куртка где?

– Тут, рядом со мной.

– Накинь пока на себя. Когда Колдунья появится, мы делаем вид, что спим. Дальнейшее будет зависеть от того, к кому из нас она подойдет. Нападаем на нее с обеих сторон: если она подойдет к тебе, то я сзади, а если ко мне, то наоборот. Главная задача – не дать ей закричать, позвать на помощь. Она дверь всегда оставляет приоткрытой, если ты обратила внимание.

– Обратила…

– Для этого придется воспользоваться твоей курткой, ничего другого под рукой у нас нет. Нужно свернуть ее жгутом и завязать Колдунье рот. Если она подойдет ко мне, то будет проще: ты нападешь на нее сзади и накинешь куртку, как петлю. Только аккуратно, чтобы нос ее остался открытым, не то она задохнется. Если же Колдунья первым делом подойдет к тебе, то ты не сможешь…

– Не беспокойся. Я справлюсь. К тому же существует эффект неожиданности: она так растеряется, что не успеет и пикнуть!

Ишь ты, «эффект неожиданности»… Грамотная девушка!

– Теперь далее…

Далее Серега предполагал развитие событий следующим образом: они нейтрализуют Арину и станут ждать. Через некоторое время охрана наверху, видя, что «колдовка», как ее называет Юля, не вернулась, забеспокоится. Начнут Колдунью звать, но та не откликнется, поскольку рот ее будет завязан. Тогда они непременно спустятся вниз, чтобы посмотреть, все ли в порядке. Хорошо бы по очереди, а не все вместе…

Охранников они с Юлей будут поджидать у самой двери. Даже если они ввалятся все сразу, то «эффект неожиданности» должен сработать, усмехнулся Громов.

– Если их трое, я беру на себя двоих, а ты одного, – закончил инструкции Серега. – Вопросов нет?

– Нет, господин полковник, – ответила Юля, и Громов снова почувствовал улыбку в ее голосе. Ни восхищения, ни трепета к званию, как водилось у его «малышек», а, наоборот… ирония, что ли?!

Нет, при чем тут, над чем тут иронизировать? Просто она девчонка еще, и ей кажется, будто они в игру играют!

Какая игра, что за ерунда? – одернул он сам себя. Ее только вчера избивали бандиты…

Серега уже не знал, что и думать.

– Ты не волнуйся, – вдруг прошептала Юля. – Все будет нормально, я справлюсь! – Он снова услышал улыбку в ее голосе.

– Да я не волнуюсь… – растерялся немного Громов. Неужели похоже, что он волновался? – Слушай, а ты чего улыбаешься все время?

– Да ты со мной как с ребенком… Меня это забавляет.

Хм. Ее это «забавляет»! А как он должен с ней, интересно? Она же женщина, к тому же младше его лет на десять…

Впрочем, постоять за себя она умеет, что правда, то правда, – Громов на себе убедился. Она и вправду не малышка, Юля эта.

Они умолкли, устроившись каждый на своем лежаке и в той позе, в которой уже приноровились спать в темнице, – и принялись ждать Колдунью.

* * *

Наконец сыщики увидели просвет в конце тропинки.

Обнадеженные, они прибавили шагу, но вскоре притормозили: им открылась опушка леса.

Метрах в ста от них, между лесом и полем, стоял небольшой деревянный дом за деревянным же частоколом. Сзади его приобнимали колючими лапами темные ели, словно давали понять, что дом принадлежит лесу. В отдалении, за полем, маячили в дождливом мареве занимавшегося рассвета очертания небольшой деревни. Судя по всему, «новые русские» не почтили ее своим присутствием: домишки низкие, никаких там башенок и прочих наворотов…

– Давайте к этому дому! – распорядился Димыч. – Время раннее, люди спят. Так что все очень вежливенько!

– Дим, погоди, дай кофе хлебнуть, – попросил Кис.

Он отвинтил крышку термоса, разглядывая дом, налил себе немножко в крышку, достал печенье.

Оперы дружно запросили у него «по глоточку» – Алексей оделил всех. Кофе, который он сварганил на дачке у Тароватого, мог и мертвого из могилы выдернуть, так что народ заметно повеселел.

– Ну, поехали! – скомандовал Димыч, смахнув со рта крошки печенья. – К дому!

– Постой, – произнес Кис. – Ты думаешь, что дом именно тот? Где Серегу прячут?

– Вполне возможно. Но на нем ведь не написано «Добро пожаловать к Сереге!». Вот зайдем к хозяевам и на месте сориентируемся.

– Дим, слышь, если дом тот, тогда, зуб даю, они охрану должны выставить! Не хватало нам только тупой пули…

Димыч поразмыслил.

– Не согласен. Если охранник-другой тут и бродят, они не знают, кто мы. И нас четверо. Не станут они в нас стрелять, не разобравшись!

– Это если они умные. А если безбашенные?

Димыч снова подумал.

– Что ты предлагаешь?

– Я выдвинусь вперед, а вы за мной так, чтобы было понятно, что я не один. Если все будет спокойно, то подтянетесь.

Алексей озвучил данный вариант отнюдь не из повышенного героизма, но не мог ведь он предложить пойти первым кому-то другому! Он не имел права рисковать чужой жизнью – только своей…

– А если он тебя пулей уложит? Ты чего, Кис, блин, рехнулся?!

– Но проверить-то нужно! У тебя есть другие идеи?

– Давай тогда сначала лесом потихоньку обойдем, рассмотрим дом и двор получше. Может, охрану увидим.

– Дим, если охрана засечет, как мы крадемся по лесу, то у нас куда больше шансов получить пулю, едва мы появимся на открытой местности. Они насторожены, ждут подвоха, несмотря на всю страховку с металлической стенкой. Они ведь полковника милиции в плену держат!

– Ммм… В таком случае… Выдвигаемся все вчетвером, расслабленно, чтобы не насторожить охрану, если она вообще там есть…

– Есть, – заверил его Кис. – У бандитов это рефлекс.

– Не умничай, сам знаю… Поэтому и говорю: расслабленно идем, спокойно, чтобы их не напрячь. В конце концов, по этой дорожке люди какие-то ходят, местные, не станут же они в каждого прохожего стрелять?

– Сомневаюсь, что в такую рань тут кто-то ходит…

– Крестьяне рано встают. У них скотинка, огороды, поля… Ты, Леха, слишком городской, ничего про деревенскую жизнь не знаешь, так что молчи уж!

…Что правда, то правда: Алексей Кисанов всю свою жизнь прожил в городе, в Москве, и про крестьянский уклад и впрямь ничего не знал.

– По малейшему подозрению, – продолжал Димыч, – шорох, шаги или выстрел, – падаем. Да и не станут они стрелять, я уверен, ну не такие они идиоты, чтобы в прохожих…

– А если станут? Давай все-таки сначала пойду я, для проверки.

– Знаешь что, Кисанов?! Я хоть и отвечаю только за оперов, а за тебя нет, но грех на душу брать не намерен! Командую операцией я, ты не забыл? Пока ты мысли выдавал, я не возражал. А под пулю лезть, этого я тебе не позволю! Если бы тебя тут не было, мы бы сами рисковали. Все равно ведь придется высунуться с этой тропинки, – хоть так, хоть эдак! Короче, Кис, ты зайди назад, за моих парней, и заглохни там! – окончательно разгневался Димыч.

Алексей выполнил распоряжение. Хоть оно ему и поперек горла, – но раз тут такие дела пошли, кто главный да ответственный…

– Пошли, ребята! – скомандовал Димыч. – Держимся в линейку! А ты, Кис, за нами, понял?!

– Угу, – отозвался детектив.

Но через несколько секунд втихаря оттеснил локтем Гошу таким образом, чтобы парнишка оказался чуть позади него. Тот было вскинулся, но детектив на него грозно зыркнул. Занудные нравоучения Киса не прошли даром, Гоша подчинился.

Димыч скосил на них глаза, но промолчал.

Они неспешно вышли на опушку все по той же дорожке. Метров через пятьдесят она сворачивала вправо, к полю, убегая в сторону деревни и оставляя дом в стороне. К нему ответвлялась узкая тропинка. Автомобильного подъезда к дому не наблюдалось, или он не просматривался с лицевой стороны.

Стояла полная тишина, если не считать щебет просыпающихся птиц.

Никто в них не стрелял. Никакого шума до них не донеслось. Впрочем, дождь довольно громко тарабанил по листьям, и они могли чего-то важного не услышать…

– Сворачиваем к дому! – скомандовал Дима.

Свернули, все так же неспешно, едва ли не вальяжно.

Подошли.

Все спокойно.

Димыч обернулся на детектива. Во взгляде его читалось некоторое торжество: мол, что я тебе говорил?

Кис ему ответил кивком: мол, ты прав, вот и хорошо.

Дима стукнул в ворота.

Никакого отзвука.

– А тут гонг висит, – молвил Гоша, – смотрите!

И впрямь, у ворот висело что-то вроде медной зазеленевшей тарелки, а при ней медный же зазеленевший молоток.

– Странный дом, – произнес Костик. – И на отшибе стоит, и звонок… Не звонок, а хрень какая-то. Всё не как у людей!

Костик был прав – они все дружно почуяли, что тут «всё не как у людей». Мужчины коротко переглянулись. Но никто из них не смог выдать объяснения.

Димыч ударил в гонг. И они снова замерли у ворот, прислушиваясь и оглядываясь.

Минуты через три где-то скрипнула то ли дверь, то ли ступени крыльца, если оно там имелось, конечно. Дробные шаги, проскрипев гравием, приблизились к воротам.

– Кто ты, человек, пришедший ко мне? – раздался глуховатый женский голос.

Мужчины снова переглянулись, на этот раз от неожиданности. Как отвечать на столь необычный вопрос?

Первым нашелся, как ни странно, Гоша.

– Мы из милиции. У нас товарищ пропал, мы его ищем! Откройте, пожалуйста! Вдруг вы нам что-нибудь сможете подсказать?

– Я ничего не видела, не знаю! – ответила женщина из-за ворот.

В этот момент Кис снова услышал скрип то ли двери, то ли ступеней. Стало быть, кто-то там стоял, слушая их переговоры с хозяйкой… Что только усилило подозрения детектива.

Оперы подтолкнули локтями Гошу: теперь ему придется продолжать диалог. Его юный голос с ноткой наивности, пожалуй, имел шансы растопить недоверие обладательницы (или обитательницы?) этого странного дома на отшибе.

Гоша понял намек.

– Как вас зовут? – вежливо спросил он.

– Меня? – переспросила женщина за воротами.

– Ну да, вас!

Она ответила не сразу. То ли размышляла, то ли время тянула.

Если там и впрямь Серега – а стало быть, и охрана, – то ей нужно успеть куда-то спрятаться, подумал Кис. Поэтому женщина время тянет.

– Колдуньей меня все зовут… – наконец молвила она.

– Правда? – воскликнул Гоша. – Вы колдунья?! Настоящая?!

– А как ты думал, мил человек? Что я тут фокусы показываю, как по телевизору?

– Нет, я ничего такого не думал… Так вы настоящая колдунья, да?!

– Настоящая, – сухо ответила женщина.

– Вот вы-то нам и нужны! Мы совсем сбились с пути, только вы можете нам помочь!

Кис показал Гоше большой палец: молодец! Гоша ему гордо подмигнул: знай, мол, наших! Мы не только в болота можем!

– Вряд ли я могу быть вам полезна…

– Вы бы нам ворота открыли, а? Чего так, через стенку разговаривать? А там уж разберемся, полезно-не полезно… Вы нас не бойтесь, мы ничего плохого вам не сделаем, нам только поговорить нужно!

Женщина медлила.

– Да не бойтесь вы! – снова взялся уговаривать ее Гоша. – Мы же из милиции, не бандиты какие-нибудь!

Наконец ворота заскрипели, распахиваясь. Димыч успел хлопнуть Гошу по плечу в знак одобрения.

В проеме показалась высокая женщина, одетая в черное. Черты ее лица были грубыми, почти мужскими, и смотрела она на нежданных гостей неприветливо, хотя, пожалуй, без опаски.

– Ко мне никто так не приходит, без предупреждения! – произнесла она недовольно.

– Понимаете, уважаемая… как ваше имя-отчество?

– Никак. Колдуньей я зовусь!

– Ага… – не смутившись, проговорил Гоша, – уважаемая Колдунья! Мы же из милиции, говорю… Мы всегда приходим без предупреждения! Вы уж не сердитесь на нас… А что, остальные к вам по записи?

– Вроде того, – хмуро ответила Колдунья. – Так чего вам от меня надо?

– А как же они по записи? У вас тут телефон есть?

– Кому нужно, тот дойдет!

– Вот оно как… – Гоша все солировал, за неимением других распоряжений. – Вы не видели тут нашего товарища? Он такой высокий, русый, глаза светлые, серые-синие, кому как повезет…

– Не видела. Ко мне он не заходил.

– Ага… А можете вы нам погадать, куда наш товарищ делся?

– Попробую, – сухо отозвалась Колдунья и пустила их во двор.

Они прошли по короткой дорожке, усыпанной гравием.

«Гравий – значит, грузовик. А это денег стоит… – подумал Кис. – Колдунья так богата? Своими зельями зарабатывает? Или… бандюки ее обеспечили?»

Они поднялись вслед за хозяйкой на крыльцо.

«Крыльцо – значит, подпол есть, – отметил детектив. – Хорошо бы его найти и осмотреть!»

Отворив дверь в дом, Колдунья сделала жест, приглашающий пройти в одну из комнат, сразу направо от сеней.

Гоша ступил туда первым, за ним Димыч. Костик хмуро остановился в дверном проеме комнаты – колдуньи тоже числились у него в списке тех, кого он не любил, – а Кис остался в сенях, изучая другие двери, ведшие от входа. Их было, помимо помещения, куда вошли Гоша с Димычем, еще две, плюс проем без двери. Никакой охраны нигде не наблюдалось, но Кис не забыл про скрип, выдававший присутствие другого человека в доме.

Или других.

Стало быть, спрятались, залегли, затаились, пережидая визит ментов.

С другой стороны, вывод об их существовании был, строго говоря, преждевременным: Колдунья могла спрятать от посторонних глаз клиента, не желавшего светиться. Или любовника, к примеру. Может же быть у колдуньи любовник? А если он к тому же чужой муж…

Гоша что-то звонко говорил «колдунье»: описывал Серегу, просил погадать… Алексей под шумок легонько толкнул одну из дверей.

Маленькая спаленка, совсем монашеская, скудная, строгая. Шкафик крошечный, почти пустой. Ничего в ней интересного не наблюдалось. И никого, что важнее.

Толкнул вторую: эта представляла собой нечто вроде лаборатории: колбы, флаконы, горелки, перегонные устройства… Ага, тут ведь колдунья проживает: гонит зелья всякие, которые местным продает…

Здесь тоже не было ни охранников, ни Сереги.

В третьей, где Колдунья теперь гадала, по просьбе Гоши, на картах, – судьбу Сереги вычисляла, – разумеется, тоже.

– А где же ваш… коллега? – вдруг донеслось до него.

Это она о детективе спрашивала. Беспокоилась.

– А он не верит в колдовство! – искренне поделился с ней Гоша. – Он у нас такой… неверующий… Фома! Так что он просто там, в сенях, ждет!

Умница, Гоша, умница! Сейчас он вел себя суперграмотно: понял, что детектив под шумок изучает дом! И старался развеять подозрения Колдуньи!

– Бог его за это накажет, – услышал он, – за неверие!

Алексей религиозностью не страдал, но Библию читал – мудрая книга! – и знал, что всякие суеверия и колдовские дела религия осуждала. Так при чем тут бог, который должен наказать, по мнению Колдуньи, человека, не верящего в колдовство? Когда бог всяко призывал не верить именно колдунам?

Загадка загадок.

Он направился в то помещение, что не имело двери. Оказалось, кухня. Ничего особенного. Плита с газовыми баллонами, старый холодильник…

Алексей распахнул его: банки и колбы – зелья ведьмины. Скудная еда теснилась на одной из полок: овощи и фрукты, молочные продукты: творог, сметана, простокваша. Ни мяса, ни рыбы. Колдунья вегетарианка?

Он знал, что типов вегетарианства существует множество: одни не потребляют в пищу «убиенных животных», но потребляют молочные продукты, полученные мирным путем. Другие не потребляют вовсе животные белки, по каким-то иным соображениям…

Детектив открыл створку морозилки. И там, к своему удивлению, обнаружил пельмени, пару кусков говядины, блинчики и голубцы.

Колдунья – не вегетарианка? Только прикидывается?

Или она держит эти продукты для кого-то другого…

Для мужчин – не вегетарианцев? Для бандитов? Не для клиентов же… И не для гипотетического любовника: столько ему съесть не под силу!

Тогда Серега – здесь? И Юля тоже? И Гарри?

Но где?!

Алексей огляделся на кухне… Вот оно! В центре пола, едва заметный, очерчивался люк!

Алексей ухватился за кольцо, торжествуя.

Откинув крышку, он увидел три ступеньки, ведущие в погреб. Он зажег фонарик, спустился с предосторожностями…

Узкое помещение, два на два метра, было охвачено по периметру полками. А на полках варенья-соленья или еще что, – банки, консервы, бутыли…

Сплошное разочарование.

Он выбрался наружу. И вовремя. Потому как Димыч, выйдя из комнаты Колдуньи, ему тихо возвестил: «Серега находится в третьем доме, если считать от «врат ночи»!

– Это где? – поинтересовался Кис.

– А хрен его знает, – шепнул Димыч. – А ты что нашел?

– Ничего.

– Придется сваливать отсюда. Оснований для обыска нет… Про разрешение вообще молчу. Так что двинули.

Уже на пороге Алексей обернулся. Колдунья, провожавшая – если не сказать теснившая – их к выходу, стояла позади мужчин.

– Дом ваш давно построили?

– Не особо.

– А точнее?

– Я за календарем не слежу. Лет двадцать, а может, двести…

– Ага… то-то я смотрю, дом новый! А я думал, что колдуньи, они из поколения в поколение… И так веками… А?

– Старый сгорел в пожаре.

– Хм. Это объясняет, пожалуй.

Оказавшись за пределами дома, они отошли от него на приличное, но разумное расстояние, подались в кусты.

Кис сообщил:

– Никакого подвала, где могли бы держать пленников, я не нашел. Но меня удивило содержимое морозилки…

И Алексей поделился своими подозрениями.

– Думаю, что ты прав, Кис, и Серегу держат именно тут… – произнес Дима.

– Согласен, – высказался Костик.

– Я тоже! – заявил Гоша.

– И Юлю, – подсказал детектив.

– Ну да, и Юлю, – согласился Димыч. – И Гарри тоже, скорее всего… Но одна проблемка, напоминаю всем, имеется: они ведь теперь, бандиты наши, все такие крутые бизнесмены! У них наверняка есть ушлые адвокаты, и они, эти адвокаты, нам впендюрят превышение полномочий, если мы вернемся в этот дом и примемся его всерьез обыскивать! У нас нет законных оснований вломиться туда с обыском, понимаешь?

Кис не только понимал, он это от души приветствовал! Да, расклад с потенциальными адвокатами мешал им сейчас перевернуть весь дом колдуньи вдоль и поперек, да, мешал! Но они, адвокаты, это вражье племя следственной и судебной системы, вынуждали их соблюдать закон. Что для России, с точки зрения Алексея Кисанова, служило хоть какой-то микстурой от застарелой ее болезни: беззакония.

Делиться своими взглядами с Димычем он, разумеется, не стал.

– Дим, я вот что предлагаю: деревня тут недалеко, давайте пойдем, порасспросим жителей о колдунье. Если повезет, они дадут нам основание для обыска ее дома! Дом новый, и, что бы она там ни трепала о пожаре, появилась она здесь относительно недавно… Вдруг кто-то знает, откуда? Да как ее по паспорту зовут? Тогда сможем навести о ней справки, найти зацепку.

Димыч кивнул, соглашаясь.

– Только я бы оставил тут кого-нибудь для наблюдения, – добавил Кис.

– Костик, – произнес Димыч, – дежурить будешь ты.

Ясное дело, не Гошку же тут оставлять! – одобрил мысленно Алексей. Отчебучит чего-нибудь, а потом его спасай… Им и без него есть кого спасать!

– Вот тут в кустах схоронись, – продолжил Димка. – Что бы ни происходило – ни жеста, понял? Только доложи мне, и все.

– Ну, – ответил Костик.

– Не «ну», а «слушаюсь, товарищ майор!».

– Слушаюсь, слушаюсь… Ты чего, Дим, когда это я тебя не слушался?

– Заметано. Вот тут и стой, местечко хорошее, не слишком далеко, не слишком близко, и тебя с дорожки не видно. А мы двинулись в деревню. Пошли, хлопцы!

* * *

Колдунья почему-то долго не приходила. Юля задремала, и Громов ее разбудил, потрепав за волосы.

– Не спи. Нам надо быть начеку!

– Да-да… – сонно откликнулась Юля, – я не спала…

– Еще как спала, – усмехнулся Серега, – даже храпела!

– Я?! – возмутилась Юля. – Ладно врать-то!

– Я пошутил. Ты точно проснулась?

– Ага. Пребываю в боевой готовности! – И он снова услышал ее загадочную улыбку.

Ну чисто «Мона Лиза», едрить твою…

– Если снова заснешь, я тебя ущипну, – пригрозил Громов.

– А я тебя за это придушу, – бодро ответила Юля.

– Хе! У меня теперь руки свободны… детка. Так что не рекомендую!

– Если мы с тобой подеремся, полковник, то я тебе не завидую, – засмеялась Юля.

И его снова пробрал до дрожи ее хрипловатый смех.

Едва они успели замолкнуть, как дверь скрипнула, отворяясь. Как повелось, Колдунья вошла со свечой. Огляделась вокруг с какой-то тревогой, будто на нее кто-то мог выпрыгнуть из темных углов.

Юля с Серегой изображали глубокий сон, как было условлено, но Серега подсматривал за ней из-под ресниц. Юля, скорей всего, тоже…

– Просыпайтесь, – произнесла Колдунья, – просыпайтесь, ау!

Что-то в ее поведении Сереге показалось странным, непривычным. Он широко раскрыл глаза, типа проснулся. А, вот оно что: на этот раз в руках Колдуньи не было ни «супчика», ни «компотика»!

– Доброе утро, Аринушка, – произнес он, покосившись на Юлю. Та по-прежнему делала вид, что спала. Вот и хорошо, решил Серега, ей сподручней нападать будет, «эффект неожиданности». – А что ж ты мне водички не принесла?

– Собираться надо. Нам путь выпал дальний.

Опа-на! Это уже серьезно. Какой-то новый поворот в ситуации! Неплохо было бы понять, какой именно… Что встревожило Колдунью? Точнее, не ее, а охрану… Почему пленников в другое место перевести решили?

«Почему-почему», – передразнил сам себя Громов. Ответ только один: учуяли бандиты каким-то образом, что дом этот взят на прицел…

Кем? Гарик вернулся? Но у него кишка тонка, против нескольких человек. Они его тут поджидают, скрутят в момент!

Значит, ребятки-оперы (а с ними и Кис наверняка) на дом Колдуньи вышли!

Мысль сия не могла не порадовать полковника Громова.

Однако уходить им с Юлей отсюда никакого интересу нет, коль скоро ребята эту избушку уже окучивают тем или иным образом.

– Давай, – с легкой насмешкой ответил Серега. – Я тут залежался. Отстегивай меня!

Колдунья вдруг озадачилась. Оно понятно: отстегнуть наручник и тем самым дать свободу такому крупному мужчине, как он, было рискованно. Что ей теперь делать, бедняжке? Охрану позвать, тем самым выдав себя, «одинокую женщину», раньше времени?

С другой стороны, если они и впрямь затеяли переводить пленников в другое место, то без охраны никак не обойтись. Так что десятком минут раньше, десятком позже, а охрана свое личико им явит!

Посему Колдунья могла прямо сейчас ее позвать, что изрядно нарушало план, придуманный Громовым. Он совершил большую оплошность: в его словах прозвучала, под тонким гримом насмешки, угроза!

– Только водички сначала принеси мне, Аринка! – спохватился он. – Жажда меня мучит!

Колдунья бросила на него испытующий взгляд, – Серега смотрел на нее невинно и безмятежно, – затем перевела глаза на Юлю, которая по-прежнему крепко «спала».

Вроде бы ничего ее не насторожило.

– Хорошо, – кивнула она и вышла.

Серега от души понадеялся, что она не вернется сюда вместе с охраной…

Ирина Тимофеевна поднялась наверх в размышлениях. Что-то затевают пленники, чуяло ее сердце. За годы «работы» колдуньей интуиция ее обострилась, – может, от отшельничества, а может, от тех бед человеческих, с которыми приходили к ней люди.

К милиционеру она сочувствия не испытывала: он мужчина, а именно от них, мужчин, все беды на земле! Но девушка, Юля… Она ни в чем не виновата. Даже если что-то сделала не так, то только потому, что мужчины ее к этому принудили! К тому же у нее сынок есть, которого она в бреду не раз упоминала…

Сынок.

У Ирины Тимофеевны тоже сынок был. А еще был брат-бандит и муж-бандит. Тогда, по юной неразумности, она Добро от Зла не отличала, – да и кто бы ее этому научил? Вечно пьяные родители?

Сыночка они, брат и муж ее, стрельбе обучали в лесу. С ним еще несколько ребятишек было. Обучали-обучали, а потом…

Муж ее сыночка застрелил. По пьяни, нечаянно…

НЕЧАЯННО?! А кто его, скота, напиваться просил?!

Ирина мужа застрелила. Из того же пистолета, что он сыночка их убил.

Ей бы смерть неминуемая вышла – бандиты ничего не хотели слушать, никаких доводов, – а что муж ее пьяный был, ему отчего-то прощалось…

Заступился за нее брат. Он в банде вес имел. И тогда они нашли ей применение, ссылку: назначили ей Колдуньей быть, в доме на опушке ее поселили, а дом этот превратили в тюрьму… Или в убежище, уж как дело повернется.

Ее фармацевтическое образование сыграло не последнюю роль в этом решении: Ирина Тимофеевна умела составлять микстуры, способные вылечить от многих болезней. А там и книги почитала по траволечению… Так что колдуньей она стала заправской. И судьбу свою приняла с покорностью: в смерти сыночка она больше себя винила, свою неразборчивость к Добру и Злу.

А в убийстве мужа не винила себя, нет: он получил по справедливости, по заслугам. Еще легко отделался, скотина, изверг, убийца ее сына!!!

…Юля, Юлечка, сама еще деточка, и сынок у нее… Плачет без матери, маленький…

Не выдаст она Юлю – так решила Ирина Тимофеевна, достигнув верха лестницы. Хватит, настрадалась девушка, всю в крови привезли вчера на рассвете, в побоях и ссадинах…

– Что там? – кинулся к ней один из охранников, один из проклятых мужчин.

– Все нормально, – ответила она, – только воды снесу менту. Чтобы подозрений у него не вызвать. А тогда уж вы пленниками займетесь… Куда их повезете?

– Не твое дело!

– Верно, не мое, – согласилась Ирина Тимофеевна, наполняя кружку. – Я быстро обернусь, так что готовьтесь, – добавила она и направилась вниз по лестнице.

Подойдя к менту, протягивая ему кружку с водой, Ирина Тимофеевна уже точно знала, что на нее нападут. И раньше, чем это случилось, она произнесла едва слышно: «Не убивайте только… Я кричать не буду, сопротивляться тоже».

Она видела, как мент удивился, как вскинул глаза на Юлю, находившуюся за ее спиной. Разумеется, девушка не спала, прикидывалась!

– Точно? – раздался позади шепот Юли.

– Клянусь. – Колдунья не обернулась. – В жизни моей смысла никакого нету, но все же умирать не хочется… Инстинкт самосохранения, наверное, – она даже улыбнулась. – Хотя чего тут сохранять, непонятно. Жизнь у меня поганая.

– Арина… Ты зачем так говоришь? – произнес вдруг мент. – Судьбу всегда можно изменить! Если ты нам поможешь, мы тебя вызволим… И ты начнешь другую, новую жизнь!

Ирина Тимофеевна подивилась этим словам. Какую новую жизнь? О чем он, парень этот? Глупый, молодой, дурачина. Ничего, ничегошеньки он не понимает…

Но, неожиданно для себя, она умилилась словам мента. Если бы ее сыночек вырос, дожил бы до взрослости, он бы тоже стал таким… Добрым, не ведающим Зла…

Может, и лучше, что не дожил. Добрые, они всегда жертвы… Как эти двое!

– Ты, парень, языком не чеши понапрасну. Действуй! Только не убивай…

– Да мы не собирались, – тихо ответил ей Серега. – Только нейтрализовать тебя хотели.

– Так и давай, нейтрализовывай. Связывайте, что ли…

К удивлению Ирины Тимофеевны, пленники оказались не прикованы – ни мент наручниками, ни Юля ножной цепью. Она мысленно одобрила их изворотливость.

Мент с Юлей приблизились к ней вплотную.

– Арина… – прошептала Юля, – мы вам рот завяжем, извините…

Она свернула свою – вернее мужнину – куртку жгутом и завязала ее вокруг головы Ирины Тимофеевны на уровне рта.

Но не слишком крепко.

– Девочка, ты потуже затяни… – шепнула Колдунья, отведя ото рта жгут пальцами. – И ударьте меня, что ли… Чтобы я вроде как без сознания была…

Юля с Серегой переглянулись. Дело приняло настолько неожиданный оборот, что они не на шутку растерялись.

– Эй, время не ждет! – приструнила их Колдунья.

Юля принялась затягивать узел потуже.

– Погоди! – вдруг шепнул Громов. – Арина, сколько людей наверху?

– Двое. Сначала вроде трое было, я так поняла по разговорам, но один куда-то запропастился…

– Вооружены?

– А как же… Вы еще долго чухаться будете? Они вот-вот спустятся!

– Аринушка… раз уж так, то давай отойди сюда, – и Серега указал на место, которое не просматривалось через полураскрытую дверь. – Не увидев тебя, они забеспокоятся и будут вынуждены войти в эту комнату…

Колдунья послушно переместилась в указанном направлении, тяжело опустилась на пол. Громов присел перед ней на корточки.

– Надеюсь, ты не думаешь, что забеспокоятся они обо мне? – поинтересовалась она.

– Сказать по правде, не думаю.

– Вот и молодец. Теперь ты, девочка, затяни мне рот потуже, а ты, парень, двинь меня.

И вдруг она жестом остановила Юлю. Снова отвела ткань ото рта.

– Вот еще что… Разговоры тут прослушиваются. Ты догадался, парень, – посмотрела она на Серегу, – и правильно решил, что нужно потише: оборудование тут старое, шепот не ловит. Но все же несколько слов неосторожных вы сказали громко. Охранники хозяевам своим доложили, я слышала: что сынок твой, девочка, он и Гарика сын, ты сама так сказала. И еще насчет детектива, не помню, как его фамилия. Но они заинтересовались. Тоже доложили… Ну, давайте теперь. И простите меня, люди…

Юля помедлила. Она не понимала, почему бандиты заинтересовались фактом, что Михаська сын Гарика. Она и сама пыталась его убедить в этом поначалу… Давно это было, но все же не новость. Так почему им показалось это важным? Опасно ли это для них с сыном? И детектив, какой интерес он представляет для бандитов?

Она посмотрела на Сергея. Но тот шепнул:

– Затягивай узел!

В отличие от Юли Громов прекрасно понимал, чем чревата подобная информация. Но обсуждать ее времени не было. Да и ни к чему Юлю волновать.

Она затянула жгут покрепче, а Серега ударил Колдунью в скулу. Может, и недостаточно сильно, чтобы она потеряла сознание, но ничего, она подыграет. А синяк у нее останется, уж это Серега мог гарантировать.

Ирина Тимофеевна моргнула им в знак того, что все в порядке, после чего закрыла глаза, свесив голову на грудь.

* * *

Костик сидел в кустах, наблюдая за домом Колдуньи, – хмурый сидел и недовольный.

Впрочем, Костик вечно был хмурым и недовольным, на что его коллеги реагировали по-разному: одни пытались, несмотря на всю безнадежность затеи, поднять ему настроение; другие над ним подшучивали, называя занудой, третьи же просто сторонились его как источника постоянно негативных эмоций.

Однако эта черта характера никоим образом не влияла на его профессиональные качества, весьма высокие. В силу чего его в отделе ценили.

Итак, сидел Костик в кустах и нудил себе под нос: и есть хочется (а рюкзак уволок Димыч, и они не сообразили разделить провиант); и спать хочется (уже больше суток на ногах!); и курить хочется (а пачка промокла, он не догадался ее перепрятать из наружного кармана…); и ноги затекли; и вообще, надо было Гошку тут оставить…

И предавался он этому сладостному занятию до тех пор, пока не заметил странное шевеление веток с противоположной стороны, у дорожки, по которой они сами не так давно вышли на опушку.

Дождь прекратился. Хоть землю и не остудил, но видимость немного улучшилась. Впрочем, временно: от земли пошел туманец. Разглядеть, что там за ветками, все равно никак не удавалось. Да и далековато Костик стоял.

Он подождал. Шевеление повторилось.

Если там человек, почему на дорожку не выходит? Нужду справляет в кустах? Прячется? Или там зверь какой? В таком случае лось, не меньше, потому что ветки шевелились на уровне человеческой груди…

И вдруг он сообразил: человек там, и он кусты руками разводит, чтобы местность осмотреть!

…Значит, прячется.

Учитывая, что оперы двинули в деревню, то со стороны леса они никак не могли появиться. А обычному путнику, местному жителю, шедшему из одной деревни в другую, осторожничать тут ни к чему…

Гарри. Других вариантов нет.

Костик вспомнил руку, торчащую из болота. Гошка там чего-то умничал: рука, мол, не совсем остыла, потому что болото подогревает, – так это он, пацан, еще трупов не навидался! Рука была свеженькой, еще человеческой, а не трупной! Как влияет болотное брожение на процесс кадаврического окоченения, Костик не знал, но, как пить дать, попал ее обладатель в трясину совсем недавно, суток еще не прошло. И никто другой, как один из охранников бандитов! Местный житель не мог в трясину угодить, бандиты тоже, включая Гарри, – тут он с Кисом был согласен, эти местность знали…

А почему охранник в болото полез? Потому что Гарри сбежал! Он какую-нибудь хитрую тропинку через болота помнит, а охранник за ним погнался! Сам свалился в трясину или Гарри ему помог, это нам без разницы. Главное, что Балатаров сбежал.

А теперь он там, в кустах. Вернулся. За Юлей. Вроде больше незачем.

И день он провел в бегах… оружие искал, сомнений нет. Вот, вооружился и вернулся.

Выходит, Серега тут. Во всяком случае, Юля точно тут. А у бандитов вряд ли имеются два «запасных аэродрома» – так, что ли, Кис выразился, – да еще и в одной географической точке…

Костик потянулся было к рации – доложить Диме обстановку, – как вдруг раздумал. А если там и вправду… лось? То-то выйдет всем потеха! Он же не Гоша какой-нибудь, ему лохануться не к лицу…

Костик убрал рацию в карман и принялся ждать.

* * *

Серега быстро перебирал в уме варианты: прикрыть дверь или оставить как есть?

Оставить, решил он. Это ничего не меняло: охранники все равно ее откроют и увидят, что Колдуньи нет (или не просматривается), а оба лежака пусты. Пусты, потому что, по первоначальному плану Сереги, они с Юлей должны их у двери поджидать.

Он огляделся в поисках чего-нибудь, что могло бы создать хоть какой-то объем на лежаках, но не нашел. Учитывая жару, им в «санатории» одеял не выдали.

Значит, охрана сразу сообразит, что пленники освободились. И догадается, что поджидают у двери, – куда им еще деться? Подняться наверх и просочиться мимо охраны они точно не смогли бы.

В таком случае, не лучше ли занять свои койки?

Он мысленно прокрутил сцену в мозгу. Если они притворятся спящими, то настороженности вызовут меньше… Хотя им с Юлей будет сложнее напасть на охрану. Только если бандиты на связанную Колдунью отвлекутся, – вот это был бы отличный момент!

– Юль, – шепнул он ей на ухо, – если мы займем свои места, то придется с лежака рывок сделать… Ты сумеешь?

– Надоел ты мне, полковник. Я ведь уже сказала, что справлюсь!

– Ну что ж… Тогда залегаем. Надеюсь, что Колдунья их внимание привлечет к себе; в этот момент и нападаем. Вопросов нет?

Юля только едва слышно засмеялась в ответ, устраиваясь на своем топчане.

Не прошло и минуты, как сверху, от лестницы, негромко раздался мужской голос:

– Ира?

Арина, выходит, Ириной звалась… Впрочем, не важно: как только Громов доберется до своего кабинета на Петровке, он все о ней узнает: и как зовут, и год рождения, и что с ней такое приключилось… И поможет, если это будет в его силах.

Они с Юлей изобразили глубокий сон.

– Ира, ты где? – голос уже звучал ближе.

Шаги были едва различимы – ступени бетонные, не скрипучие, – но Серега все же уловил легкий шорох и понял, что мужчина спустился на три ступеньки.

Затем еще на одну. Теперь его ноги были видны в проем двери.

– Эй! – позвал мужчина. – Что там у вас происходит? Почему молчишь, Ир?

Ответом ему была тишина.

Охранник присел на корточки, всматриваясь в проем темницы. На полу стояла свеча в глиняном подсвечнике, которую оставила Колдунья, а Серега решил ее не трогать: им с Юлей тоже свет пригодится.

– Борь, иди сюда, – негромко окликнул охранник напарника, находившегося наверху. – Не пойму я, что тут за дела…

Вскоре вторая пара ног появилась рядом с первой.

– Не нравится мне это. Ира не откликается.

Второй охранник тоже присел на корточки, вглядываясь в темницу.

– Эти спят вроде… – шепнул он. – Пошли посмотрим.

Серега видел, как оба вытащили оружие и осторожно преодолели последние ступени. В проеме двери чуть помедлили, но пленники исправно «спали», а увидеть Арину-Ирину им мешала приоткрытая дверь, так как Серега устроил Колдунью за нею.

Охранники сделали еще шажок. Теперь они очутились внутри темницы, но Арину по-прежнему не видели, зато на пленников смотрели пристально и с подозрением.

«Ну же, – думал Серега, – оглянитесь! Проверить пространство за дверью, это же первое дело, чему вас только учили, бодигарды хреновы!»

И вдруг Ирина застонала. Ну не умница ли?

Мужчины резко обернулись на звук. Увидев Колдунью, мешком сидевшую в углу, с завязанным ртом, они немного растерялись: если пленники спят, то кто ее тогда?..

Серега вознамерился тронуть Юлю в знак команды к действию, но не успел. Она буквально взлетела с топчана, махнула руками, ногами, и раньше, чем полковник Громов доскакал до места, оба здоровенных бугая лежали на полу, оглушенные падением.

– Как это ты их? – поразился он.

Юля не ответила, обматывая руки одного ножной цепью: хоть противоположный ее конец был прикреплен к ножке топчана, длина позволяла. Серега достал свои наручники и окольцевал ими второго. Затем они с Юлей обыскали обоих, забрали оружие, и Сергей душевно двинул каждого из охранников по голове рукоятью пистолета, на всякий случай.

– Мы свободны! – Юля посмотрела на Громова, словно еще не веря, словно ожидая от него подтверждения.

– Свободны! – произнес он несколько смущенно: освободила-то их Юля!

Смущенно… и восхищенно.

Серега направился к Колдунье и принялся было ее развязывать. Собственно, она могла и сама, руки-то у нее остались свободны, но Ирина Тимофеевна покачала головой отрицательно.

– Ты хочешь, чтобы мы тебя оставили здесь? – уточнил он.

Она кивнула.

Ей некуда идти, понял Серега. И никого у нее, судя по всему, нет… Кроме бандитов.

Ладно, он с этим потом разберется.

Они с Юлей поднялись наверх, закрыв дверь в темницу: бандитам руки связали за спиной, вряд ли они сумеют ее открыть, даже незапертую. Разве только Арина им поможет…

Серега понимал, кажется, почему Колдунья отказалась от его помощи: она не хотела выдавать себя перед бандитами, с которыми давно связана ее жизнь… А то и смерть.

Ну что ж, ей виднее.

Оказавшись наверху, на свету, Серега первым делом бегло окинул Юлю взглядом: он едва смог рассмотреть ее в темнице, а очень хотелось…

Скулы ее были вспухшими, багровое пробивалось синюшным, под носом остался засохший ручеек крови. Майка, тоже вся в заскорузлых потеках крови, облегала стройный торс, и две точки сосков выдавали небольшую, красиво очерченную грудь. Если отрешиться от всех этих кровавых «украшений», то ее и впрямь (не ошибся он в темнице!) можно было назвать хорошенькой… Во всяком случае, Громову она понравилась. Даже нет, не так, – просто ее внешность органично довершила то, что он ощущал там, в подземелье. Как последний мазок в портрете.

Серега быстро отвернулся, хотя девушка разглядывала его с не меньшим интересом: тоже хотела знать, с кем провела, так сказать, ночь.

Он принялся искать свою рацию, свой пистолет, свой телефон, вряд ли бандиты все это выбросили, где-нибудь тут лежат…

– Я на воздух пойду! – произнесла Юля счастливым голосом и, не дожидаясь ответа, выбежала из дома.

* * *

Кто бы там ни был – человек ли, лось ли, – но на протяжении последующих пятнадцати минут никто так и не показался из кустов. Костик порадовался, что не стал поднимать тревогу.

Энтузиазм его потихоньку сошел на нет, и он снова принялся разминать затекшие ноги и снова думал, как ему хочется есть, как хочется спать, пить, курить…

Правда, глаз с кустов не сводил, а ну как появится из них Гарик… Или лось.

И вдруг…

Нет, ни зверь, ни человек не появились с той стороны опушки, зато…

Костик не верил своим глазам: ворота Колдуньи распахнулись, и из них выбежала девушка! Стройная брюнеточка, кудрявая… Юля, не иначе!

Вот те на… Бандиты ее отпустили? А где же, в таком случае, Серега?!

Он чуть было не бросился к Юле, чтобы ее расспросить, но решил сначала Димычу доложить ситуацию и получить санкцию на общение с девушкой, как того требовала субординация.

Не успел он достать рацию, как кусты напротив дрогнули и…

Не лось это все же был. Гарри это был!

Как Костик и предполагал!

– Дим, тут прямо туса пошла: и Гарри приперся, и Юля выбралась из дома! Бандитов при этом не видать, уж не знаю, что там у них случилось… Сереги тоже нет. Что мне делать?

– Пока ничего, – ответил Димыч. – Наблюдай. Мы обратно поворачиваем, в твою сторону!

И Костик принялся наблюдать.

Юля стояла в какой-то странной позе: раскинув руки, подняв лицо к небу и закрыв глаза. А Гарик в это время направлялся к ней…

* * *

Троица уже подбирались к деревеньке, зыбко маячившей во влажных испарениях, которыми исходил недавно пролившийся дождь, когда у Димы ожила рация.

Костик доложил обстановку.

– Поворачиваем, хлопцы, – распорядился Димыч.

Поскольку разговор по рации был слышен всем, вопросов никто не задавал. Все трое двинулись в обратном направлении.

Не успели они сделать и десяти шагов, как у Алексея зазвонил мобильный. Он с удивлением воззрился на экранчик: заработал!

Но утро столь раннее, что…

– Серега!!! – заорал он. – Ты жив?! Все в порядке с тобой?

Димыч и Гоша замерли, уставившись на детектива. Он нажал кнопку громкоговорителя и отвел трубку от уха, чтобы до них долетел голос Сереги.

– Жив, жив, и Юля тоже!

– Ты где? Мы думали, что вас в доме колдуньи держат, а…

– А мы там и есть! – перебил его Серега. – Десять минут назад из подвала выбрались. Я только что свой телефон нашел и звоню тебе первому, чтобы…

– Как вам удалось?

– Потом расскажу. Ты где? Где все?

– Костик у дома на посту, а мы втроем к деревне шли, но теперь повернули обратно: Костик сообщил, что…

Дима нетерпеливо протянул руку к сотовому, показывая детективу глазами: дай мне, мол.

– Я тебе Димыча передам, он доложит.

– Погоди, не надо. Я с ним по рации свяжусь после тебя. А пока слушай. Тут вот какое дело, Кис…

И Серега рассказал ему о тех сообщениях, что передали охранники своим боссам.

– …Так что они могут добраться до сына Юли, Леха, имей в виду. Рви туда когти. Я насчет подкрепления уже распорядился, туда из местного отделения выезжают.

– Ты бы еще пару своих оперов послал… или лучше спецназ!

– Не психуй, Кис. Мы знаем только факт, что эта информация была бандитам передана, – но мы не знаем, показалась ли она им важной, будут они что-то предпринимать или нет. Никаких оснований для привлечения спецназа не имеется, как ты понимаешь. Ты лучше бабушку предупреди, чтобы начеку была. Или не надо, не стоит старую женщину волновать. Там скоро местные подтянутся.

– Про Гарика ему скажи, про Гарика! – нетерпеливо подсказывал Димка.

Но Серега уже отключился.

Громов закрыл мобильный. Он бы сейчас и сам рванул выручать Юлиного сына, да не мог. Ему с бандитами надобно разбираться… Хорошо, что девушка выскочила из дома «подышать» и не слышала его переговоров с Кисом…

Он с сожалением посмотрел в окно, на Юлю, раскинувшую руки на просторе, затем взял рацию.

– Димыч, – произнес детектив, – мне придется отчалить.

– Да я уж слышал… А как ты собираешься туда добираться? Машина-то твоя у дачи Тароватого осталась!

– Помчусь в деревню. Найду там какое-нибудь средство передвижения!

– Ну, дуй, и бог в помощь!

– Ага, – откликнулся Кис на ходу.

Он бегом припустился к деревне. Позади заверещала рация, и Димыч принялся торопливо передавать Сереге информацию о появлении Балатарова у дома Колдуньи…

Но это Алексея уже не касалось.

Задыхаясь – отвык детектив от такого бега! – он достиг деревни. Вроде обитаемая. Домишки в порядке, целые, и плетни стоят, не упали, не покосились!

Алексей стукнул в первый же дом на пути.

Там долго чухались, но наконец из дома вышел заспанный мужик, явно с бодуна.

– У вас машина есть?

– Ну. А вы кто такой?

Кис торопливо пояснил. Показал сыщицкое удостоверение, выгреб все деньги, которые оказались при нем: около десяти тысяч рублей. Предложил их в залог за машину…

Мужик послал его длинной матерной тирадой.

Кис решил сменить тактику: раз машину давать не хотят, несмотря на залог, – то пусть отвезут к даче Тароватого, где стояла его собственная тачка! Хоть и выйдет крюк примерно в двенадцать километров, как Алексей помнил по картам, – но шансов уговорить хозяина прибавлялось, тем более что за «такси» детектив был готов отдать половину имевшихся денег, что являлось суперщедрой платой с учетом расстояния.

В следующем доме ему так и не открыли. В третьем машины не оказалось. В четвертом тоже, но ему указали на избу, в которой транспортное средство имелось… А время текло: пока дойдешь, пока достучишься, пока тебе ответят, пока почешут репу да подумают…

Хозяину указанного дома детектив озвучил оба варианта: либо «такси», либо машину напрокат. К его удивлению, из двух опций мужик выбрал прокат. Наверное, цифра в десять тысяч показалась ему более интересной.

Он потратил еще несколько минут на тщательное выписывание адреса детектива из его паспорта. Наконец, Алексей нетерпеливо уселся за руль «жигуленка», «девятки», повернул ключ зажигания. Кажется, старушка фурычила!

И он, выжимая все, что только можно было выжать из «старушки», помчался в сторону шоссе: владелец тачки объяснил ему, как туда выбраться.

Кис ехал в «девятке» и с трудом верил, что когда-то сам управлял подобной машиной: руль поворачивался с усилием, жесткий и непослушный.

Навигатора в ней не имелось, но он был в мобильном детектива. Имелись там и карты, – на случай, если связь вырубится, – которые подскажут ему, как вырулить кратчайшим путем от этой деревни к той, где находилась их с Сашей дача.

Изучив путь, детектив прибавил ходу: к счастью, в этот ранний час дороги пустынны.

В голове его царил полный сумбур.

…Позвонить бабушке, предупредить ее? Но Серега прав, незачем волновать раньше времени старую женщину… И из факта передачи информации еще не следует, что бандиты взяли ее на вооружение, в этом Серега тоже прав.

Взяли – не взяли, а было б оптимально перепрятать Любовь Михайловну и Михаську в другое место… Но куда? Машины у них нет, да и не водят ни старый, ни малый, сами не уедут. К соседям? Но соседей они с Александрой едва знали: слишком редко бывали на даче. Некого попросить, чтобы приютили незнакомых людей. Да и время столь раннее, полшестого утра, что…

Роман, – вдруг сообразил он, – Ромка! Он должен сейчас, после ночной смены, как раз туда утюг везти… с кефиром. Если все обойдется, если там все спокойно, то вот и выход: Ромка бабушку и мальчика оттуда заберет! Пусть к себе увезет, что ли… У него уж точно не найдут!

Хотя… Зря Кис панику разводит, в самом деле! Даже если Тароватому с Голявкиным информация и показалась ценной, то добраться до Михаськи им будет нелегко: дача-то на имя Александры записана!

Он все же позвонил Ромке.

– Ты далеко?

– Минут через двадцать буду на месте.

– Отлично. Я только через тридцать пять – сорок смогу подтянуться…

Алексей принялся излагать ситуацию сыну. Старался говорить спокойно, чтобы не всполошить парня, а то начнет гнать по шоссе, ему только повод дай! Водил Ромка машину, надо признать, как бог, этого у него не отнимешь, да только на дороге другие далеко не «боги», чего парень решительно не хотел взять в толк. Поэтому Алексей нередко за него волновался.

– Короче, ты понял: вероятность, что бандиты доберутся до дачи, весьма мала, – подытожил детектив. – Но будь внимателен, подъезжая. Если увидишь что-то подозрительное, то встань в сторонке и сразу же позвони мне! Ну, а если все тихо, то увози их оттуда. Местных ментов мы предупредим насчет тебя… Да, имей в виду, Любовь Михайловна примется баулы собирать, тут уж придется тебе проявить недюжинную стойкость: никаких баулов! Все ей привезем потом.

– Понял, па.

Сын отключился. Он особой разговорчивостью не отличался.

Алексей набрал Серегу, попросил предупредить местную милицию насчет Романа.

– Это хороший вариант, – одобрил Серега. – Если он будет там через двадцать минут, то все путем.

И Кис немного расслабился.

* * *

В темнице Юля забыла, какая жара установилась в Москве и окрестностях в последнее время. В воздухе витал легкий туман: трава мокрая, недавно прошел дождь. Было душно. Она раскинула руки, пытаясь насытить легкие кислородом, которого ей так не хватало в темнице Колдуньи.

Свобода! Какое счастье – свобода!

Теперь за Михаськой и за бабушкой и домой! А с Гариком она как-нибудь разберется. Она его не боится. Она с ним справится!

И потом… Сергей ее защитит, она не сомневалась. Он ей поможет.

Юля вдруг вспомнила, как он обещал помочь Колдунье. Это очень хорошо, конечно… Ей так давно не хватало хороших людей в ее жизни! Но если он просто помогает всем…

То есть, выходит, ничего такого особенного в его отношении к Юле нет?..

А когда его рука «запуталась» в ее волосах… разве это было не особенное?

Или это у него такая отработанная привычка, со всеми его «малышками»?

Ей вдруг стало грустно. У этой истории продолжения не будет. Она закончится тут, у ворот колдовки Ирины. Громов сейчас начнет названивать, связываться по рации, вызывать подкрепление, искать бандитов…

Что ему Юля? Сокамерница, вот и все!

…Гарик вырос перед ней, словно выкроился из быстро загустевшего тумана. Юля вздрогнула от неожиданности.

– А я смотрю: ты или не ты? И глазам своим не верю! Юлька, как тебе удалось сбежать?

– Ты зачем сюда явился? – хмуро проговорила она.

– Как зачем? За тобой! Мы еще не все с тобой обсудили, женушка!

Только бы Громов не высунулся из дома, подумала Юля. Она не хотела, чтобы Сергей услышал этот разговор, эту развязную интонацию, с которой Гарри называл ее «женушкой».

– А что там с парнями? – продолжал Гарри. – Неужто тебя без присмотра оставили?

– С присмотром… Теперь они друг за другом присматривают.

– Я всегда знал, что ты у меня умница, красавица, спортсменка и комсомолка!

– Гарри, уходи! Там мент, в избушке. Разговаривать будем, когда вернемся в Москву.

– А вот и нет, Юльчик, я тебя одну никуда не отпущу! Куда ж такую красивую девушку одну отпускать! Хотя если скажешь мне, где камушки припрятала, то…

– Я не понимаю, о чем ты говоришь.

– Еще как понимаешь!

– Нет.

Гарри протянул к ней руку.

И тут же больно ударился о землю, переброшенный Юлей через себя.

– Вот ты как теперь со мной… – произнес он, поднимаясь с одышкой.

– Ты сам сказал, что драгоценности спрятал на нашей старой даче! И они оттуда пропали. Там много чего пропало, тебе Тароватый с Голявкиным описали состояние дачи. Кто-то нашел твой клад – ищи теперь! А меня оставь в покое!

– Ты, Юльчик, нашла, ты! Я там значок оставил фирменный, ты одна могла его узнать!

– Убирайся!

– Только вместе с тобой, – произнес Гарри и неожиданно вскинул руку с пистолетом над ее плечом.

Гулко прозвучал выстрел.

Юля в панике обернулась. Он стрелял в Сергея?!

Но она ничего не успела увидеть: Гарри не замедлил воспользоваться этим – он быстро облапил Юлю, раньше, чем она успела отреагировать.

– Пойдем, женушка, домой, там с тобой и поговорим обо всем…

Крупная, мощная, волосатая рука Гарика проходила у Юли прямо под подбородком, по горлу, и любая попытка дернуться немедленно вызывала удушье и тошноту.

Гарри потащил ее в сторону леса. Юле ничего не оставалось, как послушно передвигать ноги…

– Стой, стрелять буду! Милиция! Руки вверх! – раздался окрик у них за спиной.

Юля только успела понять, что это не Сергей Громов, не его голос.

– Ну, стреляй, – хмыкнул Гарик, развернувшись вместе с ней. – В девушку попадешь.

В тумане обозначился силуэт мужчины, державшего в вытянутых руках оружие.

Костик немного растерялся. Гарри не блефовал: на мушке у него оказалась теперь молодая женщина.

– Отойди, мент. А то стрелять снова буду я. Оружие положи на землю и отчаливай. Ну!

Костик медлил. Отпустить их? Пусть идут восвояси, Гарик со своей бывшей женой? Или все-таки надо Юлю выручать?

Он среагировал без санкций Димыча, скорее рефлекторно: мужчина угрожает женщине, повод для вмешательства. И теперь решительно не знал, что делать.

Боковым зрением он вдруг заметил, как со стороны калитки к ним крадется человек. Из-за тумана он не мог разглядеть его лица, но это был Серега, Серега! Его походку, его повадки он отлично знал и в любом тумане не мог ошибиться!

– Хорошо-хорошо, – ответил Костя. – Видишь, я кладу пистолет на землю…

Он наклонился, тронул траву. Посмотрел вперед: у ботинок Гарри туманец был погуще, чем на уровне головы. Соответственно, он тоже не разглядит, положил опер пистолет на землю или нет.

Костик медленно разогнулся, сунув быстрым жестом пистолет в карман куртки, и поднял руки. Главное, выиграть время: Серега уже совсем близко!

Кажется, Гарик сомневался. Не поверил насчет оружия. И правильно, между нами говоря. Но выбора у него тоже не было: предложить оперу придвинуться поближе для проверки – дело рискованное.

– Теперь вали отсюда, – произнес Балатаров.

Костик медлил, старался максимально сконцентрировать внимание Балатарова на себе, чтобы дать Сереге возможность подкрасться незамеченным.

– Ну! – нетерпеливо проговорил Гарри, махнув пистолетом.

– Ты бы Юлю отпустил, а? За взятие заложницы новый срок получишь… На фиг тебе, Гарик? Только из тюрьмы вышел… Неужели обратно хочешь?

– Еще слово, и я выстрелю.

– Хорошо-хорошо, я ухожу…

Костик, попятившись, сделал несколько шагов…

И в этот момент Серега прыгнул на загривок Гарри.

Тот рухнул, увлекая за собой Юлю. Костик ринулся обратно.

Прошло всего несколько секунд, но Серега уже сидел верхом на поверженном противнике, а Юля держала в руке пистолет бывшего мужа.

– Кость, наручники дай! – распорядился Громов.

Когда Гарри подняли, со скованными за спиной руками, Костик радостно охлопал Серегу по плечам:

– Живой, зараза!

Вскоре до них домчались Димыч с Гошей, и пошла рутинная суета: вызывались машины, эксперты; сыпались вопросы, звучали разрозненные ответы, которые пока не складывались в общую картину…

Неожиданно для всех со двора Колдуньи вырвался мотоцикл. Человека в шлеме рассмотреть было невозможно.

Оперы бросились в дом. Двое охранников по-прежнему находились внизу, в темнице, связанные.

Аринушка, – улыбнулся почему-то Серега, – это она усвистела на мотоцикле! Поняла, что сюда явились не бандиты, а милиция, воспользовалась моментом – и смылась! От тех и от других. Жизнь новую начинать?

– Она нам мало интересна, – сообщил он парням. – Мы ее найдем, потом. Сейчас главное – Тароватый и Голявкин!

А сам подумал: «Не бойся, ведьмочка. Ты дала нам шанс… И мы тебе его вернем, Аринушка!»

* * *

…Кис немного расслабился.

Ненадолго, увы.

Он все еще убеждал себя, выжимая все соки из «девятки», что бандитам информация о Михаське не показалась важной… Юля ведь всегда утверждала, что он сын Балатарова, – да никто на это не реагировал, начиная с самого Гарри… Так с чего сейчас бандитам им интересоваться?

Вроде не с чего – уверял себя детектив.

Но все же ощущал какой-то подвох, какую-то слабину в этих доводах…

И вдруг он понял! В памяти его всплыл вчерашний разговор с Игорем: из детской комнаты милиции приходили на квартиру Любови Михайловны, якобы по сигналу, что Юля плохо с ребенком обращается. Соседей расспрашивали, пытались выяснить, куда подевался мальчик, а также номер мобильного бабушки…

Бабушки, а не Юли! А по мобильному можно вычислить ее местонахождение, между прочим. Соответственно, и Михаськи тоже!

По словам соседки, что разговаривала с Игорем, никто бабушкиного номера не знал, не дал, к счастью. Но сам вопрос уже примечателен!

Теперь Алексей проклинал себя за то, что вчера не уделил этой информации должного внимания, отмахнулся от нее. Правда, вчера он не думал, что бандитам мог понадобиться мальчик. Но теперь, когда Серега передал ему слова Юли, заинтересовавшие бандитов, – она обмолвилась, что хотела даже поначалу генетический анализ сделать, чтобы доказать Гарику его отцовство! – теперь все ему предстало в ином свете.

Игорь ездил на квартиру бабушки накануне, ввечеру, так что все сходится: Серега уже находился в темнице с Юлей, и в диалоге с ним она эти роковые слова и произнесла.

Роковыми были слова о генетическом анализе.

Когда, семь лет назад, Юля билась, чтобы убедить Гарри в отцовстве, он ей не верил и, что важнее, сообщники его не верили. Раз Балатаров сказал, что ребенок не от него, – значит, не от него. Мужское, так сказать, братство. На самом деле, тогда им было просто до фени, от кого беременна Юля, – это не их заботы.

Но теперь, когда Гарика не удалось расколоть избиением Юли, они нашли средство похлеще: его сын! Юлины слова, подслушанные охраной, их убедили: Михаська и впрямь сын Гарри, ведь Юля говорила о генетическом анализе!

А в том, что Гарик вернется за Юлей, они не сомневались. Вооруженный, разумеется, он вернется за ней! О его сказочной любви к жене – пусть и бывшей, – знали все!

Вот отчего явились на квартиру бабушки люди из «детской комнаты» милиции. Причем не только вопросы соседям задавали, но и замок в квартиру Любови Михайловны вскрыли. В ее отсутствие. И без понятых. А прав таких у сотрудников детских комнат милиции никогда не водилось!

Но эти квартиру вскрыли. И что-то там искали. Вернее, не «что-то», а образчик для генетического анализа!

Он срочно набрал номер Громова. Изложил информацию и свои соображения. Попросил узнать, заведено ли дело о плохом обращении Юли с Михаськой, – хотя уже точно знал, что интересовались ею бандиты.

– Так что они очень даже взяли в толк слова Юли… – подытожил детектив. – И ищут подходы к Михаське! Если еще не нашли… Местные на дачу прибыли?

– Погоди, Кис, ща выясню. Не вешайся.

Алексей «не вешался» – ждал у телефона. Он слышал отдаленно голос дружбана, сердитый голос.

– Уже подъезжают, – проговорил наконец Серега в трубку.

– Почему так долго?!

– Леха, я им не начальник, откуда мне знать… Но они едут, клянутся, что уже близко!

…Если бандиты всерьез заинтересовались мальчуганом, то они всю ночь землю рыли, чтобы узнать его местонахождение!

– Ромка, ты далеко от дачи?

– Через пять-семь минут буду на месте.

– Поосторожнее там. Вероятность того, что бандиты дачу вычислили, возросла. Так что смотри в оба.

– Конечно, па.

– Если увидишь что-то подозрительное, то…

– То я встану в сторонке и тебе позвоню. Я помню, па.

Вероятность того, что бандиты дачу вычислили, была на самом деле не такой уж большой. Да, Юля произнесла имя детектива, но дача-то на имя Александры, в очередной раз обнадежил себя детектив…

Этой мыслью Алексей «обнадеживался» примерно пару минут. Конец его утешительным надеждам положил звонок.

От бабушки.

– Детектив, – произнесла она, – ты обещал, что тут нас никто не найдет! А тут вот…

Дальше было неразборчиво.

Он кричал в трубку, и Любовь Михайловна кричала.

Наконец он услышал вполне внятно:

– Люди, говорю, вокруг твоей дачи бродят! Я вижу в оконце! Что делать прикажешь?

Это могла быть местная милиция, добравшаяся наконец до его дачи.

Но могли быть и бандиты…

– Замки в доме заперты?

– Заперты, – ответила бабушка. – Но станут ли они этим людям препятствием, а?

– Любовь Михайловна, вы только не волнуйтесь, это, наверное, милиция… Мы вызвали ее… на всякий случай. И я тоже скоро у вас буду! Подождите одну минуту, одну! Я наведу справки и вам перезвоню, Любовь Михайловна!

Еще надеясь на чудо, Кис набрал Серегу.

– Местные уже на даче, Серег? Бабушка в окно видит каких-то людей…

– Кис… Мне обещали доложить, как только они окажутся на месте, но пока никто… Я их щас урою, гадов!

…Урывать их поздно. Если не милиция снует под окошками дачи, то, стало быть, бандиты!

Но как они вычислили дачу?! Когда она на имя Саши…

Или бандиты разузнали его городской адрес, явились к нему домой?!

О боже… Нет, только не это!

Алексей судорожно набрал домашний номер. Если все в порядке, то Саша должна безмятежно спать… Но если к ней приходили бандиты…

Нет! Александра бы уже ему позвонила!

Только… Вдруг бандиты ее избили?! Связали?! Как Юлю?! И она не может…

Ее теплый, сонный голос отозвался через немыслимо долгие полторы минуты, через вечность.

– Алеш? Что-то случилось?

– Ничего, родная… У вас там все в порядке?

– Да… А у тебя?

– У меня тоже. Спи, Сашенька. Извини, что разбудил.

Значит, не Саша дала им адрес дачи, спасибо всем богам!

Как же они ее вычислили?

«Как-как», – вдруг передразнил себя Алексей. До чего же глупый вопрос! Детектив ведь не олигарх, островов в своем распоряжении не имеет! Имущества у его семьи раз-два и обчелся… Зато у бандитов имеются «связи»! Узнать, какой недвижимостью он владеет, – а также какой владеет его жена, – для них всего лишь вопрос времени…

Вот и все. Не стоило так мозги перегревать.

– Любовь Михайловна, как вы там?

Связь на этот раз была вполне приличной.

– Плохо, Алексей Андреич, плохо… Лезут они к нам уже. Дверь трещит… И милиции твоей не видать…

Кис мысленно разразился матерной тирадой.

– Любовь Михайловна! К вам едут, слышите?! Еще чуть-чуть потерпите… – Какие глупые слова он произносил, мама родная! Ведь дверь уже трещит!.. – Вы только не оказывайте им сопротивления, никакого, слышите? Это очень важно, Любовь Михайловна, прошу вас!

– Я Михаську в окно высажу. Пусть за помощью к соседям бежит!

Алексей лихорадочно соображал: если ребенок позовет соседей, а те вдруг и в самом деле ринутся на помощь (что отнюдь не факт!), то бандиты могут открыть стрельбу!

А если мальчик испугается и вовсе даст деру в лес, то найти его там будет едва ли не труднее, чем у бандитов…

– Любовь Михайловна, я вот что предлага…

Он не успел закончить фразу.

– Все, детектив, – перебила его бабушка, едва слышно. – Дверь сломали. Бывай.

Гудки отбоя.

Они резонировали в его груди. В его сердечной мышце.

Это он виноват, Алексей Кисанов.

Не уберег.

Ему оставалось каких-то ничтожных десять минут до дачного поселка.

Но это невероятно много минут, с учетом того, что дверь дачи бандиты уже взломали. Местная милиция почему-то до сих пор не прибыла на место… А Ромка? Где он?!

Сын ответил сразу.

– Па, у вашей дачи джип стоит черный. Мне это не нравится.

– Ром, это бандиты… Они уже там…

– Что я могу сделать?

– На дачу соваться не вздумай! Просто засеки номер! Проезжай мимо них, не останавливаясь, и сверни куда-нибудь, чтобы исчезнуть из их зоны видимости.

Роман молчал.

– Алло! Ромка!

– Я тут… Они что-то в машину запихивают… Мне кажется, мальчика…

– Роман, я тебе что сказал! Проезжай мимо них, посмотри на номер, потом встань подальше и мне сообщи!

– Хорошо, па.

* * *

Во дворе Колдуньи поднялась суета, а Юля все это время стояла в сторонке, не произнося ни слова. Туман – или это ее глаза затуманились от грусти? – скрадывал очертания лиц и голосов, и в какой-то момент она перестала понимать, кто из них Громов…

А он словно забыл о ней. Ни разу не подошел, занятый распоряжениями и разговорами.

Все правильно – решила она. Выплыл из небытия, в него же ушел. Несколько часов совместного пребывания в плену ничего не значат…

Ну и хорошо! У нее есть Михаська и бабушка, и никто ей больше не нужен! Ни бандит, ни мент!

Юля тряхнула головой, отыскала глазами Громова и решительно направилась к нему.

– Скажи мне адрес дачи, на которой детектив спрятал мою семью. Я поеду за ними. А то ты тут, смотрю, надолго… Только пусть меня кто-нибудь довезет до станции, здесь ведь ходит электричка?

Серега, который и в самом деле в данный момент полностью отключился от Юли, посмотрел на ее хмурое лицо. Беспокойства в нем не читалось: на ее счастье, она не поняла, что означали слова Колдуньи о звонках охранников с информацией о мальчике и детективе. И уж не Серега возьмется ей пояснять… Потом расскажет, когда все будет позади.

И Серега от души понадеялся, что это «позади» наступит скоро.

И что вообще наступит.

– Подожди еще немножко, Юль. Я скоро освобожусь. Тогда поедем за ними вместе!

Вместе, повторила про себя Юля. Вместе!

Ничего особенного, простые слова, но они почему-то ее отогрели. Они как-то так были произнесены, что… Что ей вдруг стало легко.

Она кивнула.

– Я в дом тогда пойду, хоть умоюсь… И поищу что-нибудь съестное, есть хочется, – улыбнулась она.

У нее ямочка на правой щеке. И на носу веснушки! – вдруг увидел Громов. Веселые, солнечные веснушки!

Ему так остро захотелось ее обнять, что он с трудом удержался.

– Тут у кого-то из ребят провизия с собой. Иди умываться, – он осторожно дотронулся пальцем до засохшего ручейка у нее под носом, – кровь у тебя здесь… А я пока раскулачу своих парней.

Юля не только с наслаждением умылась, но и – пока в доме никого не было – обтерлась до пояса полотенцем, смочив его в воде. Затем майку свою от крови почти совсем отстирала и надела ее, мокрую, на себя, – другой одежды у нее не имелось, а Колдуньины вещи она трогать не хотела. Но было так жарко, что мокрая ткань только приятно холодила кожу.

Обнаружив маленькое зеркало в одной из комнат, она полюбовалась на красочный пейзаж на своем лице, усмехнулась. К травмам и боли она привычная – спорт приучил не обращать на них внимания… даже в тех случаях, когда они портили внешность. Хотя ментов это, кажется, слегка шокировало: они отводили от нее глаза, в которых сквозило неловкое сочувствие.

Только Громов, когда впервые увидел Юлю на свету, не отвел от нее взгляда и никакого шока, похоже, не испытал. Или умел его скрыть.

Когда, после гигиенических процедур, Юля вышла во двор, Сергей заметил ее, подошел, держа в руках большой кожаный рюкзак.

– Вот тебе провиант. Бери, что хочешь.

Пристроившись на лавке во дворе дома, Юля наблюдала за действиями оперов, уплетая сыр прямо из упаковки, без хлеба, и запивая его какой-то сладкой газировкой из металлической банки. Несколько раз к ее лавке подходили менты: тот, что подкрался к Гарику, вроде Костей его звали, потом другой, совсем молодой, салага, и еще один, усатый, – и тоже запускали руку в рюкзак, что-то в нем вылавливали и отчаливали, жуя на ходу. Оголодали, бедные. Особенно Костя: он к рюкзаку наведывался несколько раз и его содержимое изучал пристрастнее, чем остальные…

Юля рассеянно слушала переговоры оперов. Только один раз ее внимание привлекли слова: «…рука из болота торчит. Надо бы выяснить, что за рука такая, чья!»

Ее передернуло. Она хотела было вскочить с лавки, расспросить… Но не стала. Слишком много ужасов выпало ей за последние две ночи, – хватит с нее. Ей бы только до Михаськи с бабушкой добраться…

Это все, что сейчас занимало ее чувства и мысли.

Часть 3

Роман перезвонил через две минуты.

– Пиши, – и он продиктовал номер джипа.

– Ты где?

– Стою в конце улицы.

– А бандиты?

– В данный момент они как раз проезжают мимо моей машины…

– Все, оставайся на месте! Жди меня, я скоро подъеду!

Кис, не теряя времени, связался с Громовым, обрисовал ситуацию, сообщил номер джипа.

– Скажи Ромке, что он молодец! И не дергайся, Кис, мы сейчас операцию «Сирена» объявим! Слышь, не дергайся, все будет хорошо, говорю! – произнес Серега и отключился.

Если бы он мог еще сам себя заверить, что все будет хорошо… Серега посмотрел на Юлю, устроившуюся на скамейке в ожидании, когда он отвезет ее к бабушке и сыну, и сердце его заныло.

Он знал – не умом, а неким иным знанием, – что этой ночью между ними что-то произошло, что-то случилось. Они вошли в эту темницу незнакомыми, а вышли из нее… близкими, что ли… людьми.

Сергей никогда бы не нашел слов, чтобы самому себе объяснить, что именно он чувствует к Юле, – но она стала ему за эту ночь дорога… И сейчас ее сын в руках бандитов!

Сын, Михаська, он ее часть, – и если с ним что-то случится, то…

То Серега себе этого никогда не простит.

…Последние километры Алексей пролетел с такой прытью, что старушка-«девятка» наверняка удивилась: не ожидала, что способна на подобные скорости.

Джипа на их улице уже не видать, что понятно. Но и Романа тоже, что непонятно. Алексей не всегда знал с точностью, на какой тачке в данный момент разъезжает его сын: Ромка часто менял машины, что было ему не сложно, с учетом его работы в автосервисе. Однако на улице не просматривалось ни одной машины, никакой.

Куда он подевался?!

Набирая на ходу номер сына, он отворил калитку, взошел на крыльцо… Дверь дома не заперта…

Телефон Романа не отвечал, и Алексей дал отбой.

Что он увидит на даче? Труп бабушки?

Нет, только не это!.. – застонал он.

Кис вошел в сени.

– Любовь Михайловна? – ни на что не надеясь, позвал он.

В ответ ему донеслось мычание.

Кис бросился на звук.

Любовь Михайловна обнаружилась в одной из комнат. Она была привязана к стулу, рот ее заклеен пластырем. На коленях у нее свернулась калачиком рыжая кошка с рваным ухом и сладко спала, радуясь, что никто ее с колен не гонит.

Алексей отодрал пластырь резким движением.

Любовь Михайловна, как только рот ее освободился, начала кричать, звать Михаську.

– Его нет, – тихо произнес Алексей.

– Увезли? Увезли, да?!

Слезы потекли по ее морщинистым щекам.

– Увезли… Увезли… – повторяла она, покачивая головой.

Кис сходил на кухню, взял нож и принялся резать веревки.

В этот момент – Алексей увидел в окно – подъехала машина областной милиции, старый «жигуль», заляпанный грязью. Из нее вывалился толстый человек в форме – всего один, хотя Кис предупреждал о возможном (на тот момент еще только возможном) нападении бандитов!

Этот самый один человек вошел в дом и, завидев Любовь Михайловну, еще не до конца отвязанную от стула, и детектива с ножом в руках, навел на него пистолет.

– Сдавайся, гад! Милиция!

«Это ты гад! – подумал Кис. – Ты что делал все это время? Досыпал? Жрал свой завтрак? Почему только сейчас появился здесь?!»

– Я детектив, частный… – Кис осторожно вытащил свое удостоверение и протянул его местному менту. – Почему вы так долго ехали? Вам сигнал поступил уже с час назад!

– Так я спал, когда пришел вызов… – без всякого смущения сообщил ему мент. – Я ж не ванька-встанька, чтобы в одну секунду!

Детектив перебрал в уме всю матерную лексику, которой владел. Озвучивать ее не имело никакого смысла: этому дремучему человеку подобный расклад представлялся вполне естественным. Он даже не подозревал – ну совсем, никак не подозревал! – что его пост обязывает к НЕМЕДЛЕННОМУ реагированию! Нет, он искренне полагал, что имеет право спать, неспешно завтракать, не суетиться: не ванька он встанька, чтобы бежать по вызову!

Да дело не в дремучем человеке – сама система дремучая. Менталитет. Назвать милицию «полицией» можно зараз, а вот сколько десятилетий потребуется, чтобы изменить менталитет?

– И потом, это мой участок, я тут всех знаю, люди у меня спокойные живут, ничего такого случиться не должно.

То есть сюда прислали участкового? Против вооруженных бандитов? Кис не верил своим ушам.

– Да и дороги развезло, – продолжал толстяк, – дождь-то какой шел! Мой ишак, – мотнул он головой в сторону окна, за которым виднелся «жигуль», – в грязь залез, и ни тпру ни ну. Насилу выбрались… Так кто здесь скандалит?

Детектив уставился на мента. О чем он?

– Ну, ссорится кто тут? – пояснил участковый, видя недоумение на лице Киса. – Бабульку кто к стулу привязал?

– Бандиты.

– Бандиты? А где… Где бандиты? – он встревожился и принялся осматриваться по сторонам.

– Уехали. Похитив ребенка.

– Тю… А дежурный сказал, что скандалят на даче…

Алексей только скрипнул зубами. Отвечать смысла не было.

– Любовь Михайловна… – обернулся он к бабушке, которую уже полностью освободил от веревок, – вы бандитов видели? Сколько было человек, какие из себя?

– А я одного сковородкой по голове ударила! – гордо заявила Любовь Михайловна.

– И что… тут кто-то без сознания лежит?

– Ох, господи… – она прижала руки к лицу. – Михаська! Мальчик мой, Михаська!..

Неожиданно бабушка сорвалась со стула и засеменила в сторону двери так быстро, что детектив едва успел ее перехватить.

– Любовь Михайловна, голубушка, придите в себя, пожалуйста… – он успокаивающе поглаживал женщину по плечу. – Постарайтесь вспомнить, сколько…

– Их четверо было! Ворвались к нам, Михаську схватили! Я одного огрела сковородкой… Он упал… Ну, не упал, а присел… и сразу вскочил… А меня в отместку огрел кулаком… – она пошевелила пальцами в седых волосах, – сюда вот… А после примотали меня к стулу, рот заклеили, потому что я ругалась страшно… И Михаську унесли! А ты, детектив, клялся, что мы тут в безопасности!

И она вдруг набросилась на Алексея, дробно осыпая его грудь ударами сухоньких кулачков.

– Ты обещал, ты клялся, мошенник, ты обещал! – выкрикивала она бессвязно.

Кис ухватил ее за кулачки, усадил, подавляя желание привязать ее к стулу снова.

В многочисленных баулах бабушки должна непременно найтись валерьянка или что-то в этом духе! Алексей спросил, получил ответ, нашел валериановые капли, принес Любови Михайловне стаканчик.

Затем опять принялся набирать Романа, поглядывая на безмятежно-невозмутимую рожу местного шерифа, в которую ему по-прежнему очень хотелось съездить.

Роман не откликался.

Где он, что с ним?!

Он с досадой дал отбой… Как вдруг телефон зазвонил.

– Па, – услышал он приглушенный голос Ромки, – я слышал твои звонки, но связи не было…

– Ты где?!

– Тут, недалеко… Я просто решил посмотреть, куда бандиты двинули…

– Роман! Ты мне обещал оставаться на месте!!!

– Так я совсем чуть-чуть, чтобы узнать их направление…

Ругать его бесполезно. Все равно сделает по-своему. Большой он уже мальчик, опоздал Алексей его воспитывать…

– Хорошо, – взяв себя в руки, спокойно произнес он, – объясни, где ты находишься.

– В лесу. У вас тут дорога есть, старая просека, мы еще вместе по ней гуляли, помнишь? Вот, джип по ней трясется, а я у него на хвосте.

Кис хорошо знал эту просеку. Они не раз ходили с Сашей по грибы, и лес вокруг дачи был ими изучен вдоль и поперек. Вела эта просека в большое село, километрах в десяти, из которого по вполне приличной асфальтированной дороге можно было выехать на шоссе и шоссейки.

– Роман, теперь слушай меня внимательно. В джипе – бандиты. Бандиты, понимаешь? И они видят, что ты едешь за ними. При этом вполне догадываются, что ты не по своим делам едешь, а именно за ними следишь! В силу чего они могут открыть стрельбу по тебе. Надеюсь, что ты отдаешь себе в этом отчет?!

– Да ты не волнуйся, па, я же на расстоянии…

– Возвращайся немедленно на дачу! – Алексей не сдержался, повысил голос. – Уже задействованы силы милиции, объявлена операция «Сирена», так что твоя помощь не требуется, понял?!

– Ага, – беспечно ответил его сын и нажал на кнопку отбоя.

«Засранец, – обругал его мысленно Алексей, – мальчишка, пацан! Ему тут погоня, настоящая, с настоящими бандитами, не стрелялка какая-нибудь на компе! И теперь он самостоятельность свою демонстрирует! Да кому она нужна, его самостоятельность?!»

Кис вдруг вспомнил Гошку. Вот этот тоже… туда же!

Надо как-то Романа остановить, оттащить от погони, от «стрелялки»! Да как? Рвать за ним на «девятке» дело тухлое.

Он вышел во двор, осмотрел машину мента: его «ишак» был едва ли лучше…

Что же за день такой сегодня выпал, полный тревог и невзгод?!

Серега позвонил, потребовал доложить ситуацию.

Кис невесело доложил:

– Не дрейфь, Леха, их уже засекли по GPS! Отловим, вот увидишь, просто вопрос времени! А ты пока парня своего приструни, верни назад!

Как будто Кис и без него не знал, что ему делать!

Удрученный, раздраженный, снедаемый беспокойством, он снова набрал номер сына.

Звонок прошел, но голоса Ромки он не услышал. Вернее, услышал отдаленно, как будто телефон лежал в стороне: до него донеслись ругательства.

Потом Ромка взял трубку:

– Да, па…

И в этот момент Алексей услышал выстрелы.

Нет, только не это! Сердечная мышца не выдержит. Там уже много собралось людей, внутри его сердца, там уже тесно, уже не продохнуть от беспокойства…

Не надо, чтоб еще и Ромка! Не надо, пожалуйста! – взмолился он и тут же заорал:

– Немедленно поворачивай на дачу!!!

Сын не ответил.

Визг шин. Снова выстрелы.

– Ромка-а-а-а!!!

Он его убьет, дурачину этого! Вот если только жив останется, то Кис его непременно убьет!!!

Жуткий грохот железа.

И вслед за ним тишина.

– Ромка-а-а!..

ТИШИНА.

Горло Алексея сжалось. Он не мог вымолвить ни слова. Только смотрел на участкового вдруг повлажневшими, словно от боли, глазами.

– Что случилось? – спросил тот, и лицо его вдруг приобрело встревоженное выражение. – Эй, детектив, чего случилось-то? Ты прям белый весь стал…

Не получив ответа, он приблизился к Алексею и, схватив за плечи, сильно тряхнул.

Спасибо ему: Кис обрел дар речи.

– В моего сына стреляют бандиты… Он за ними погнался… Он ранен! – «Если не убит…» – подумал Алексей, но немедленно прогнал от себя эту мысль: она не имела права на существование. – Вызовите «неотложку»… нет, «реанимацию»!

Участковый среагировал быстро, и уже через несколько секунд диктовал адрес его дачи.

– На просеку пусть едут, на просеку! – вскинулся Алексей. – Роману нужна немедленная помощь!

– Вы, это… вы успокойтесь. У просеки адреса нет, вы же понимаете… – произнес мент. – Так что «Скорая» сюда подтянется. А пока пойдемте в машину, попробуем найти вашего сына и доставить сюда…

Этот человек, которого Кис еще недавно осыпал всеми мыслимыми ругательствами, вел своего «ишака» сосредоточенно и споро, ловко объезжая лужи, пни и колдобины.

– Как вас зовут? – спросил Кис, чтобы нарушить молчание, чтобы прогнать мысли о том, что поджидает его впереди.

– Паша. Федорович, если с церемониями.

– Паша, скажи, как это вышло, что сообщение с Петровки о возможном нападении бандитов превратилось у вас в информацию о «скандале» на какой-то даче?

– Да попивает он, дежурный наш. Сидит один, ночь длинная, ничего не происходит, – у нас тут вообще тихо обычно, – вот и развлекается с бутылкой… Если бы трезвый был, так поднял бы по тревоге все отделение, – а он меня вызвал, участкового… Я так понял, что семейные дела, вот и не торопился…

Он помолчал.

– А представь, – вновь заговорил участковый, – что я бы поторопился и раньше бандитов на дачу твою прибыл! И что было бы, знаешь? Вот что: они бы меня застрелили!

Паша был прав – именно так бы и случилось.

– Вернусь, башку ему оторву. И поставлю вопрос об его увольнении!

– Ты извини меня, Паша. Налетел я на тебя…

– Да чего там… Я не знал, что тут такие разборки, а ты не знал, что я не знаю… Если бы в моего сына стреляли, то я б вообще всех урыл без разбору…

Дальнейшие события мелькали в сознании Алексея рваным пунктиром, как в бредовом сне.

Путь по просеке, показавшийся ему бесконечно длинным (потом выяснилось, что всего-то шесть километров…).

Затем массивный пятидверный «Вольво» со спущенным – простреленным! – передним колесом. Носом он вмялся в толстую березу на обочине.

Машина Ромки?

На ватных ногах Алексей выбрался из «ишака» участкового. Может, это стыдно, малодушно, – но он боялся подойти к «Вольво», казавшемуся мертвым.

Паша его опередил. И в то безумно долгое время, в которое Алексей преодолевал пяток метров, отделявших его от «Вольво», он уже распахнул дверцы, уже посветил вовнутрь фонариком, уже принялся вытаскивать из него тело…

Его сына.

Без признаков жизни.

«Не-е-ет! – закричало все у него внутри. – Нет-нет-нет-нет!!!»

Алексей Кисанов прикрыл глаза. Он был сражен, убит, уничтожен. Ни сына своего он не уберег, ни Михаську…

…Глаза он открыл только тогда, когда услышал стон. Это был голос Ромки!

– Он… жив? – не веря себе, спросил Алексей.

– Жив, жив! Ты бы помог, детектив, парень твой тяжелый…

В полной прострации, боясь поверить в чудо, он подхватил сына за ноги, и они с Пашей загрузили его на заднее сиденье.

– Да не переживай так, детектив! – Паша включил зажигание. – Сын твой в плечо ранен да башкой ударился, поэтому в обмороке. Ничего страшного!

Ни-че-го страш-но-го…

Кис повторял эти слова на протяжении всего обратного пути.

«Реанимация» приехала, – Роман очнулся, открыл глаза, – Кис сел вместе с сыном в реанимобиль и всю дорогу молча держал его за руку.

Больница.

Операция.

Ожидание.

Телефон: местонахождение бандитов засекли, дорожная милиция подключена, черный джип уже берут в «клещи».

Сколько прошло времени, Алексей не знал. Он смотрел на часы, но никак не мог понять, что означает положение стрелок.

– Все, – сказал хирург триста лет спустя, – пулю вынули. Ваш сын в сознании, мы его оперировали под местным наркозом, так что можете пройти к нему прямо сейчас…

– Все, – сказал Серега триста лет спустя, – бандитов взяли. Михаську сейчас везут к нам, бабульку тоже забрали, – ну и Тароватого с Голявкиным, само собой. Расслабься, Леха, все путем!

* * *

…Суета, однако, закончилась не скоро. Через поле подтянулись к дому Колдуньи три машины. Из одной вывалилось подкрепление, из другой эксперты, как Юля поняла. Громов отправился с ними в дом, что-то пояснял…

Вывели охранников. Их и Гарри рассадили в две тачки, с ними сели несколько ментов, и машины убыли…

Наконец Громов показался из дома, подошел к ней.

– Заждалась?

– Ничего, все нормально.

Ее сдержанный ответ, Серега учуял, не был проявлением ни застенчивости, ни покладистости: это в чистом виде самодисциплина. Большой спорт Юлю этому научил. Как бы ни хотелось ей поскорее попасть к сыну и бабушке, как бы ни томили ее сердце дурные предчувствия, она все это время никому не мешала, ни на кого не вешалась со своими проблемами, просто ждала.

И Серега был ей признателен за это.

– Я закончил. Поехали, – произнес он.

И он легонько приобнял ее за плечи, чтобы отвести к машине.

– За Михаськой?

– Ммм… Сначала на Петровку.

– Нет! – Юля вывернулась из-под его руки и встала как вкопанная. – Никуда я не поеду, только за своими!

– Сына твоего тоже туда доставят. И бабушку. Пошли к машине.

– Почему? – Юля не сдвинулась с места. – Почему Михаську с бабушкой должны доставить на Петровку?!

– Юль, пойдем, я тебе все по дороге объясню, ладно?

Она поддалась, обмякла и позволила отвести себя к машине.

Юля молча забралась на пассажирское сиденье рядом с Серегой и несколько километров не проронила ни слова: ждала, пока Громов выполнит обещание, объяснит ей, почему они едут на Петровку.

Выполнять обещание пришлось: ее молчание было красноречивей любых вопросов.

– Ты только не волнуйся, ладно? – глупо начал он: от таких слов она только больше заволнуется! – Тут вот как дело повернулось: несколько наших неосторожных слов в темнице у Колдуньи были услышаны…

Наших, – Серега так сказал специально, потому что не хотел, чтобы Юля чувствовала себя виноватой. По большому счету, пусть произнесла эти слова она, прокол все равно его, Громова: он не должен был их допустить!

– Какие же наши слова оказались неосторожными? – сдержанно поинтересовалась Юля.

– Насчет Михаськи…

Дальнейшее он смазал, как сумел. Нападение на дачу Киса, захват Михаськи, связанная бабушка, операция «Сирена» – все это уместилось у него в пару-тройку предложений.

– Машину бандитов вот-вот перехватят, – заговаривал он Юле зубы, – и скоро твоего сына и бабушку доставят на Петровку…

Юля не ответила и весь долгий путь в Москву молчала, прильнув головой к боковому стеклу и прикрыв глаза.

…Она сидела в его кабинете, и каждый раз, когда Громову докладывали по телефону о ходе операции, он выходил, чтобы Юля не слышала его переговоры. «Все в порядке, – говорил он каждый раз, возвращаясь. – Скоро будут тут».

К счастью, дорога от дома Колдуньи заняла немало времени, так что основной пик событий пришелся как раз на тот момент, когда Громов добрался до своего кабинета.

Прошло еще минут сорок, трудные сорок минут, в которые Юля по-прежнему не задала ни одного вопроса, только вскидывала на него глаза каждый раз, когда он возвращался после очередного разговора.

Наконец ему доложили, что машина бандитов перехвачена. Михаську освободили – живого и невредимого – и везут теперь к нему в отдел. Бандитов тоже, разумеется.

Бабушку же доставил местный участковый до ближайшего поста ГИББД, а там ее гаишники взяли в свою машину и повезли в Москву, все на ту же Петровку.

Услышав эту новость, Юля вдруг выставила перед собой руки, сплетенные замком, потянулась. После чего сложила их на Серегином столе и подняла одну, будто школьница, просящая слова.

– Теперь расскажи мне, что там на самом деле происходило, – произнесла она. – Ты ведь мне лапшу на уши вешал до сих пор, а?

И снова Серега подивился: Юля, выходит, все это время догадывалась, что он говорит ей неправду, но не приставала с расспросами, истерик не устраивала…

Ну и характер! – смешался Громов. Чувства его были неоднозначны: восхищение, уважение, да, и в то же время странное ощущение, что…

Что она вела себя точно так, как повел бы себя в подобной ситуации он сам!

От этого было почему-то тревожно.

– Вешал, – покаялся он. – Пока я не был уверен, что Михаську выручили, я не мог сказать тебе об этом.

– А сейчас ты уверен?

Громов кивнул.

– Я бы тоже так повела себя на твоем месте, – вдруг сообщила Юля.

– Откуда ты можешь знать, что ты бы чувствовала на моем месте? – вдруг рассердился Серега.

– Но это же очень просто, – удивилась она. – Любой нормальный человек не смог бы сказать матери, что его сына похищают в данный момент бандиты! Только потом, когда все закончилось благополучно…

Действительно, как просто.

Особенно если иметь дело с нормальным человеком…

– Или если неблагополучно… – подумав, добавила Юля. – Тогда бы тоже пришлось сказать правду.

Так и есть. Совершенно верно.

– Но у нас с тобой все закончилось благополучно, Юль…

Она вдруг поднялась, подошла к нему, взяла его ладони, соединила их «лодочкой» и поцеловала в середину этой «лодочки».

Взгляды их встретились.

И обожгли друг друга.

Икар расправил крылья. Кажется, он еще не разучился летать к солнцу…

…Подъехали машины, и снова пошла суета.

Привезли Михаську, – Юля, услышав об этом, выскочила из кабинета, кинулась обнимать сына.

Привезли бандитов, и Громов принялся распределять своих людей на допросы.

Чуть позже доставили Любовь Михайловну, Серега самолично записал ее показания, быстро и неутомительно, считаясь с тем потрясением, которое пережила старая женщина. После чего протянул ей распечатанный листок на подпись.

Бабушка надела очки, прочитала.

– А вот тут, про утюг, подчеркни! Мне его так и не привезли!

Серега, улыбнувшись, подчеркнул, после чего Любовь Михайловна удостоила документ своей подписью.

Когда он наконец вернулся в свой кабинет, Юля и Михаська сидели там, прижавшись друг к другу.

…Серега совершенно не представлял, как обращаться с детьми, но на этот раз ему задумываться не пришлось. Мальчуган, так похожий на свою маму, и темными кудрями, и ямочкой на правой щеке, и золотистыми веснушками на носу, – без смущения забрался к нему на колени, с любопытством разглядывая экран Серегиного компьютера.

– А «Покемон» у тебя есть?

– Нету… – расстроился полковник.

– А что у тебя есть? «Морской бой»?

«Морского боя» у него тоже не имелось.

– Ну, хоть крестики-нолики?

– Михась, подожди чуток, мы с тобой сейчас все загрузим… Вот тут, смотри, на этом сайте все есть! – Серега покликал мышкой. – Так тебе что интереснее, «Покемон» или «Морской бой»?

Юля вышла из кабинета: «Бабушку проведаю».

– «Покемон»!

– Сергей, – произнесла Юля, вернувшись, – нам бы домой… Бабушка едва держится после всех потрясений…

Что правда, то правда: Любовь Михайловна уже давно клевала носом над свободным столом одного из оперов, в данный момент отсутствующего, а под ее рукой клевала розовым носом рыжая кошка.

– Да и я тоже едва держусь, если честно… – добавила Юля.

Серега посмотрел на ее избитое лицо. К синякам на скулах прибавились синие круги под глазами.

Конечно. Понятно. После всех потрясений хочется домой. Это естественно.

Да только малюсенькое такое тело угнездилось у него на коленях, теплое, душистое… Серега вдруг расстроился, что придется снять его с колен.

– Юль, если ты еще немного подождешь, то я отвезу вас домой. В данный момент допрашивают Тароватого и Голявкина, я должен быть на рабочем месте. Но если не можешь, то я распоряжусь, чтобы вас доставили.

Юля посмотрела на сына, который увлеченно орудовал мышкой: Серега успел ему открыть «Покемон», и теперь прожорливый колобок хавал, под руководством пацаненка, одного чудища за другим. Серега иногда ему подсказывал, куда повернуть «колобок».

– «Немного» – это сколько?

– Трудно точно сказать, – честно ответил Громов. – Смотря как дело пойдет. Может, полчаса, может, час… Или больше.

– Михаська-то может до вечера играть и про сон не вспомнит, – улыбнулась она. – Но бабушка моя… Ей нужно отдохнуть. Она слишком много пережила за эту ночь.

Юля не добавила «да и я тоже».

Серега кивнул и распорядился, чтобы их отправили домой.

* * *

Остаток дня Серега мучился. Не так уж много времени провели они с Юлей в темнице, но провели бок о бок, в экстремальной близости, физической и… душевной, что ли…

И теперь что-то саднило в душе у Громова, словно у него что-то отняли. Ампутировали. То ли часть тела, то ли часть души… Тот бок, который «о бок».

В то же время подслушанный им разговор Гарика с Юлей не давал покоя. Прав ли Балатаров и Юля действительно нашла эти камешки, перепрятала их?

На допросе Гарри сделал неожиданное признание: оказывается, он никогда не сомневался, что Михаська его сын! Но нарочно отрекся от него: учитывая, что добычу из ювелирного магазина Гарик поделить с корешами не успел (просто не успел, а то бы непременно поделился, – заверял Балатаров), – он боялся, как бы его и в тюрьме не достали, шантажируя ребенком.

Платочки вынимайте, пожалуйста. Какой честный грабитель, какой заботливый папаша!

…И Юлю он по той же причине от себя отлучил как неверную жену: чтобы кореша ей вреда не причинили и Гарика не смогли шантажировать любимой супругой.

Пожалуй, тут новая порция платков понадобится. Какой прекрасный муж!

Однако на вопрос, где теперь «брюлики», он плечами пожимал и твердил, что рад бы государству вернуть, да пропали они…

Своими подозрениями, что нашла их его бывшая жена, он с ментами не поделился.

Но Серега помнил их разговор у дома Колдуньи. Если Юля нашла драгоценности и припрятала их… Что, «грабь награбленное»?

Серега ненавидел эту фразу, нечистоплотный лозунг нечистоплотных душ.

Если Юля…

Нет, не надо строить домыслы. Надо все точно узнать!

Он с трудом дотянул до вечера, подавляя желание ее навестить.

Ночь проворочался без сна.

С утра поехал к Юле.

Дверь ему открыл Михаська и сразу же, с разбегу, оседлал Серегу, обхватив ручками за шею.

– Пойдем играть?

Юля вышла в прихожую. Свежая и невероятно красивая, несмотря на синяки на лице.

Любовь Михайловна выкатилась в прихожую, зыркнула на него – поскольку Серега вчера самолично снял с нее показания, они успели познакомиться, – и проговорила:

– А, как раз к завтраку. «Кто ходит в гости по утрам, тот поступает мудро!» – съехидничала она.

– «Тарам-парам-тарам-папам, на то оно и утро»! – весело закричал сияющий Михаська. – Ну, пойдем играть?

– Человека с утра кормить нужно, – категорически заявила бабушка, – а игры потом, если у товарища полковника время будет! Давайте на кухню, – кивнула она всей троице, – сырники стынут!

– Ты половник? – поднял Михаська удивленную мордочку к Сереге.

– Полковник, – поправила Юля с усмешкой.

Серега, на самом деле, собирался только поговорить с Юлей, выяснить тревожащий вопрос, ему это было необходимо! Ему нужно знать, что делать с этим «бок о бок», как лечить ноющую пустоту, образовавшуюся от разделения их тел и душ.

Но мальчуган смотрел на него с такой надеждой…

Понятно: в доме мужчины нет, Михаська вырос с двумя женщинами, а он, как любой в мире мальчик, нуждался в мужском присутствии…

– Добро, поиграем, – произнес он.

– Сначала за стол! – распорядилась бабушка и попилила на кухню впереди них.

Сергей поймал взгляд Юли: он был полон странной нежности. Хотя ничего странного: эта нежность относилась наверняка к сыну…

Громов отработал программу до конца: и сырников отведал, и чаю выпил, и с Михаськой полчаса посидел у компьютера, помогая ему расставить корабли в «Морском бое». Юля устроилась позади них и смотрела, как увлеченно топят вражеские судна двое мужчин, маленький и большой. На лице ее сияла все та же нежность, и Громову казалось, что она согревает его затылок.

Наконец, посмотрев на часы, – на работу пора! – он аккуратно ссадил невесомое детское тельце с колен, поднялся, обернулся к Юле.

– У меня к тебе пара вопросов есть. Где можно поговорить?

Выражение нежности медленно угасло на ее лице.

– Пошли в другую комнату, – произнесла она деловито.

Серега плотно закрыл за ними дверь, хотя подслушивать их было решительно некому: бабушка глуховата, а Михаська все равно не поймет.

– Я слышал твой разговор с Гариком.

Юля не выказала ни удивления, ни смущения. Она спокойно ждала продолжения.

– Что за знак такой Гарик оставил на даче?

– Я не знаю, о чем он говорил. Я там не была много лет.

– Я хотел сказать… Я имею в виду, если бы он оставил там знак, то какой?

– Наверное, елку.

– ?

– У него есть родимое пятно на бедре в виде елки. Верхушка и по две треугольной лапы с каждой стороны. Пятиугольник такой своеобразный… Гарри иногда рисовал его вместо подписи под записками ко мне.

– И Гарик оставил такой знак на даче?

– Ты же слышал, как он это сказал! Так почему ты спрашиваешь у меня?

Она умолкла, и Серега растерялся. Он рассчитывал, что сумеет понять по ее реакции, прав ли Гарик в своих предположениях, но лицо Юли ничего не выражало. Лишь стало закрытым и чужим.

Он вдруг вспомнил ее сдержанность, которая до сих пор его восхищала. Ну да, она ведь много лет занималась большим спортом, а он тренирует… Приучает не только к дисциплине, но и высокому владению собой: упала? ударилась? Все равно улыбайся! Никто не должен догадаться о твоих чувствах…

– Выходит, он значок над поленницей оставил?

– Съезди туда и посмотри, – пожала плечами Юля.

Да, расколоть ее не удастся… Да есть ли что «колоть»?

– А почему ты спрашиваешь? – поинтересовалась Юля. – Хочешь драгоценности изъять? Но их там нет, можешь не сомневаться: раз уж дружки моего бывшего не нашли, значит, нет.

– Ты не знаешь случаем, где они?

Юля ответила ему гневным взглядом.

Сергей смешался, быстро попрощался и направился к выходу.

Кажется, он все только испортил…

– А ты еще придешь? – выскочил в прихожую Михаська.

Громов молчал. Врать пацану он не хотел, а сказать правду… Он не знал, где правда.

– Придет, Михась, – вдруг насмешливо произнесла Юля. – Как только у господина полковника снова возникнут ко мне странные вопросы.

И она, повернув движок замка, распахнула перед ним дверь на лестницу.

* * *

На следующий день Серега вдруг вновь зазвал Алексея «пивка попить». Кису это приглашение было малость поперек его планов: Александра заказала путевки в Италию, и улетать им завтра. Но он чувствовал, что у дружбана отчего-то душа не на месте. Посему согласился.

Начал Серега, под первую кружку, с показаний Гарика.

– …От сына отрекся и от жены, в заботах о них! Ты в такое поверить можешь?

– Почему нет? Все говорят, что Балатаров очень жену любил… Сейчас его страсть вроде поутихла, но тогда – почему нет, собственно?

– А я думаю, что это он в заботах о припрятанных камешках!

– Может, и так, – пожал плечами Кис. – А тебе какая разница?

Серега не ответил и заговорил вновь, только когда хлебнул из второй кружки.

– Я разговор их слышал, у дома Колдуньи. Юля первой вышла, – я пока свои вещи искал, тебе звонил, потом Димке, – а там к ней Гарик подкрался… Я у ворот притаился и слышал… По словам Балатарова, цацки у Юли. Она там якобы его значок опознала… Бандитам он ее не выдал, но сам в этом уверен…

Кис воззрился на Громова. Интересненько… Если так, если информация верна, то из нее, между прочим, вытекала еще одна неожиданная и любопытная вещь: коль Юля цацки нашла, значит, на даче той побывала. И знала, когда направляла туда детектива с бабушкой и Михаськой, что к жизни, даже на короткий срок, дом совершенно непригоден. На что же она рассчитывала?

Он вспомнил испытующие взгляды, которые бросала на него Юля, когда он впервые явился за ней в круглый дом в Матвеевском. И вопросы, которыми она его на честность проверяла. Поняла, что детектив не подведет? Что оправдает ее надежды и сам найдет приличное укрытие для бабушки и ребенка?

Но прямо его попросить постеснялась…

Постеснялась?

Или не желала признаться, что на даче той побывала относительно недавно? Где и тайник Гарри нашла?

Кис решил оставить вопрос открытым. Это уже ничего не меняло.

Хотя… Прояснилась, кажется, еще одна деталь: мотив похищения Юли Гариком. Не любовь тому была причиной, не ревность, не желание, чтобы она ему ребенка родила, – как он громогласно провозгласил, – отнюдь нет! Гарри, выйдя из тюрьмы, первым делом за сокровищами наведался, без сомнения. И не нашел их там. После чего решил, что забрать их могла только Юля. Она одна могла узнать значок, который Гарик оставил там как памятку себе!

Кроме того, как рассказал Серега, бандиты, – когда пытались выбить признание из Балатарова, – рассуждали насчет землицы на месте клада… И они почти в точку попали. Почти. Случайный человек раскопал бы землю, да так бы и оставил, верно…

А вот забрать клад и заново утрамбовать почву могла только Юля!

Впрочем, это тоже ничего не меняло. Забрала цацки Юля, не забрала, какая разница? Кис просто любил порядок в мыслях и оттого был сейчас доволен, расставив последние точки над последними i. Делиться с Серегой своими соображениями он не намеревался.

– Допустим, Юля нашла. И что тебе с того? – спросил он дружбана.

– А если она и вправду…

– Погоди-ка, погоди! У тебя с Юлей что-то…

– Ничего у меня с Юлей не было!

– Да я не трах имею в виду… Громов, ты влюбился, что ли?

– Я?!

– Ну, точно, влюбился! – не обращая внимания, продолжал Кис. – То-то я смотрю, ты смурной такой. Страдаешь, значит?

– Блин! Ты чего…

– Страдаешь-страдаешь, а то я не вижу!

– Кис, я тебя как друга позвал поговорить, а ты…

– А я диагноз поставил как настоящий друг.

– Сволочь!

– Серег, у тебя есть время на третью кружку, не больше. Мне домой надо, мы завтра с утра всей семьей вылетаем. Так что давай конструктивно. «А», ты влюбился в Юлю. Замечательная девушка, одобряю. «Б», тебя смущает подозрение, что она цацки нашла и себе забрала: это незаконно и аморально… Внеси коррективы, если я ошибся.

Громов молчал, изучая кружку с пивом, уже опустошенную.

– Между прочим, это утверждает Гарри. А он может ошибаться, – продолжал Алексей, ввиду молчания друга. – Но, допустим, так оно и было, Юля камешки нашла и перепрятала. И что с того?

– «Грабь награбленное», да? Это нормально? – вскинулся Серега.

– Мент, ты совсем оборзел на работе! Что значит «грабь»? Кого она ограбила? У кого украла? Кого обделила, обеднила? Гарик обворовал таких же бандитов, как он сам! Ну давай, законный ты мой, будем исходить из морали: драгоценности нужно вернуть… Кому? Бандитам? Или в казну, из которой их немедленно разворуют другие, чиновные бандиты?!

Серега не ответил.

– Предположим, что девчонка увидела знак, сообразила, цацки нашла… И взяла. Так у нее ребенок на руках и бабушка! Гарик в тюряге сидел, к тому же она с ним порвала, развелась, только на себя рассчитывать могла… Ты когда-нибудь был в положении женщины, у которой на руках семья? Которая ее содержит, за нее отвечает?

Серега молчал.

– Она на них хоромы купила? Тачку дорогую? Брюлики? Нет, живут они очень скромно, и если уж Юля и впрямь перепрятала камешки, то на черный день! Который, дай бог, не наступит в ее жизни. Умница, толковая, понятливая, все сечет с ходу, два раза ей повторять не нужно… И работящая, и… и… и просто хорошая девчонка! Прехорошенькая к тому же. А пацаненок… лично я уже только из-за него в Юлю бы влюбился! А ты, ты мент, дубина стоеросовая и козел, понял?

Серега махнул рукой, – за третьей кружкой, как подумал Кис. Но Громов попросил их рассчитать.

Расплатившись, он встал, крепко хлопнул Алексея по плечу и вышел, не обернувшись.

«К Юле поедет», – подумал детектив, глядя на решительную походку Громова, и улыбнулся.

* * *

– Извини, что без звонка.

– Я уже начинаю привыкать к твоим манерам, – усмехнулась Юля.

– А где Михаська? – оглянулся Громов.

– У него подружка тут, Женька… Которая в твоем доме живет. И которая всю кашу завертела, уж если на то пошло, – засмеялась она. – Он с ней гуляет.

– «Гуляет»? – не понял Сергей.

– Ну да. На улице.

Ну да, на улице… Он просто мент, – прав Кис! – он привык цинично ко всему относиться и видеть порок там, где его нет!

– А что ты хотел, Сергей?

– Я? Ничего не хотел… Я билеты в цирк взял.

Громов вдруг покраснел.

– А цветы где?

– Цветы?

– Ну да, букет… Извини, я неудачно пошутила, – вдруг запнулась она. – Хорошо, что ты приехал, Сережа. Я тебя ждала.

– Ты – меня?

– Нет, соседа! – засмеялась Юля.

– Какого… соседа?

– Громов, что с тобой? Шуток не понимаешь?

– Я? Я понимаю, почему же… Юль, я что хочу сказать… А бабушка твоя где? – перебил он самого себя.

– Бабушка тоже к подружке пошла. В соседний подъезд.

– Вот оно как… Тем лучше. Юль, я хотел сказать… А ты с нами в цирк пойдешь?

– В цирк?

– Я же билеты взял… на троих.

Юля помолчала, не спуская с него глаз, будто пыталась что-то вычитать в его взгляде.

– Сергей, иди сюда, – неожиданно произнесла она и раскрыла перед ним дверь комнаты, где они обитали с Михаськой.

Подвела к компьютерному столику, за которым Серега вчера играл с мальчиком.

– Вот, – указала она на пластиковый пакет с логотипом какой-то фирмы. – Забирай.

Громов не понимал. Юля ему подарок решила сделать? Но пакет был старый, потрескавшийся… Зачем он ему?

Посмотрев на его растерянное лицо (позже, вспоминая эту сцену, Серега обозначил свое лицо как «дебильное»), Юля взяла пакет, перевернула его над столиком…

С глухим стуком на него вывалились кучкой драгоценности. Громов обалдело смотрел на переливы и сверкание камней.

– Забери их. И делай с ними, что считаешь нужным.

– Юль… – начал он приходить в себя. – Юлька, ты…

– Я ничего не украла! – вдруг произнесла она жестко. – Я это просто нашла!

– Юль…

Он взял ее за руки.

– Юль, я совсем не имел в виду, что ты их…

– Не важно, что ты имел в виду. Просто забирай это, и все!

– Юля, я не за этим пришел! Я хотел только в цирк… Чтобы мы втроем пошли, с Михаськой…

Она смотрела на него в упор, и вдруг на глазах ее появились слезы.

Он осторожно притянул ее к себе, Юля не сопротивлялась.

– Не надо, не плачь, маленькая… Все будет хорошо…

– Я думала, ты больше никогда не придешь… – сглотнула Юля, уткнувшись лбом в его подбородок.

Серега сомкнул руки вокруг нее.

– Как же я мог не прийти? – прошептал он в ее макушку. – Ты ведь такая… такая…

Он запнулся. Какими словами описать, объяснить, выразить, что она тот «бок», который был «о бок», – и которого ему теперь не хватает? Без которого саднит в пустоте его душа и тело?

Разве существуют слова, способные выразить все это?

– Мне плохо без тебя, Юль, – сказал он просто.

Она подняла к нему лицо. Кажется, она собиралась ему что-то ответить… Что-то важное…

Но в этот момент в замке повернулся ключ, и самостоятельный человек по имени Михаська появился в квартире. Завидев маму в руках «половника» Громова, он с разбегу запрыгнул на обоих.

– Вот здорово, что ты пришел! Мы поиграем?

– Лучше, Михаська, – ответила ему Юля из-под рук Сергея. – Мы сегодня в цирк пойдем! Втроем!

Михаська вдруг слез с них, насупившись, и сел на корточки у стенки с несчастным видом.

– А Женька как же???

– И ее бери, – ответил ему Сергей. – У входа купим билетик…

По большому счету, полковник Громов был в большом долгу у неведомой ему Женьки.

Примечания

1

Подробно об этом читайте в романе Т. Гармаш-Роффе «Расколотый мир», издательство «Эксмо».

(обратно)

2

См. роман Т. Гармаш-Роффе «13 способов ненавидеть», издательство «Эксмо».

(обратно)

3

См. роман Т. Гармаш-Роффе «Ангел-телохранитель», издательство «Эксмо».

(обратно)

4

См. роман Т. Гармаш-Роффе «Ведь я еще жива», издательство «Эксмо».

(обратно)

5

См. роман Т. Гармаш-Роффе «Расколотый мир», издательство «Эксмо».

(обратно)

6

См. роман Т. Гармаш-Роффе «Шантаж от Версаче», издательство «Эксмо».

(обратно)

Оглавление

* * *

Часть 1

Часть 2

Часть 3