Шторм-вор (fb2)

- Шторм-вор (пер. Наталья Аллунан,Назира Хакимовна Ибрагимова) 546K скачать: (fb2) - (epub) - (mobi) - Крис Вудинг

Крис Вудинг
Шторм-вор

Часть 1
МОРСКАЯ ПТИЦА

1. 1

Морская птица парила в черном грозовом небе, ее перья судорожно трепетали под порывами ветра, налетающими со всех сторон. Свинцово-серые воды океана вскипали и вздымались сердитыми волнами, в небе, в клубящихся тучах сверкал призрачный свет и гремели раскаты грома. Дождь каплями стекал с отталкивающих воду маслянистых перьев птицы.

Она была одна. Где-то во время одинокого полета к местам гнездовья она заблудилась – магнитная буря, бушевавшая в верхних слоях атмосферы, нарушила ее природное чувство направления. Низкая облачность не рассеивалась уже три дня, поэтому птица даже не могла определить направление по солнцу. Она скользила над бесконечными стальными волнами, совершенно не зная, где она и куда летит.

Птица была сильной, ее сородичи за миллионы лет эволюции приспособились к долгим перелетам без отдыха. Многодневные пути миграции этих пернатых пролегали от побережья к побережью, и птицы преодолевали их без остановки. В океане водились зубастые звери и проворные кусачие рыбы, нападающие целыми стаями. Отдыхать на воде было слишком опасно.

Внезапный порыв ветра отбросил птицу в сторону. Она изменила наклон крыльев, и ветер яростно взъерошил ее хвост и короткий белый пух под перьями на голове.

Птица выдерживала натиск бури уже долго, но сколько, она не знала. Казалось, время остановилось в этой воющей, клубящейся пустоте. Морская птица чувствовала только напор ветра и постоянную необходимость лететь вперед. Это была ее единственная забота.

И тут она увидела землю. Этого не могло быть, но это было.

Сначала суша выглядела как серая масса, почти неотличимая от свинцовой воды. Усталая путешественница ринулась к ней. Ее не беспокоило присутствие земли там, где никакой земли быть не должно. И не волновало то, что она не пересекла и половины океана, так что до мест гнездовья оставалось еще далеко. Земля означала убежище.

Темное пятно суши впереди делалось все больше, и птица летела к нему, из последних сил преодолевая ярость бури. Оно ширилось и росло, проступало сквозь стену жестокого ливня подобно широкой корме гигантского корабля. Колоссальные утесы, сплошь изъязвленные норами, были увенчаны отвесными стенами из клепаного металла и крошащегося камня. Суровые башни высились на скалах, соединенные узкими мостами и витыми лестницами. Сточные трубы извергали в кипящую у подножий утесов пену волн зловещие водопады.

Это был город. Город посреди моря, на отвесных скалах, вздымающихся высоко над океаном.

За исполинскими стенами скрипели и раскачивались на ветру краны, похожие на скелеты гигантских чудищ. Тонкие башни поднимались над уродливыми, приземистыми храмами, опутанными сетью хрупких на вид мостов. А в темноте под ними, словно неприветливые звезды, горели миллионы огоньков.

Мрачный, терзаемый ураганом город Орокос заслонил собой горизонт.

Морская птица начала снижаться, лавируя между наклонными шпилями, висячими галереями, мостами и шкивами в поисках безопасного места для отдыха. В небе гремел и перекатывался гром. Вспышки молний выхватывали из темноты громадных кожистокрылых тварей, которые, нахохлившись, следили за полетом птицы из своих нор и гнезд. Жители города называли этих созданий летучими крысами. Но морская птица знала только то, что подсказывал ей инстинкт: это хищники, а она – добыча.

Расправив крылья, зловещая тень взмыла в воздух и полетела к одинокой страннице.

Птица почувствовала опасность и устремилась к укрытию. Впереди возвышалась пятиугольная башня из черного и красного камня, по бокам защищенная, как ножнами, древней скальной породой. Большое овальное окно на самом верху башни было открыто. Морская птица метнулась вниз и стрелой понеслась к окну. Летучая крыса последовала за ней, но птица летела слишком быстро, и в конце концов хищник – более крупный и менее проворный – свернул в сторону, чтобы не врезаться в башню. Разочарованно хлопая крыльями, он направился назад, в свое логово.

Птица, не снижая скорости, влетела в темноту окна. Препятствие она увидела слишком поздно и, не успев ни отвернуть в сторону, ни замедлить полет, с разгона врезалась в медную трубу. Полые кости птицы хрустнули, и она рухнула на пол.

Вспышки молний и тусклый уличный свет освещали тесный лабиринт из трубок и баков, датчиков и клапанов. Морская птица лежала парализованная, ее маленькое сердечко отчаянно билось, сломанные крылья были бессильно распростерты на полу.

В темном углу комнаты что-то пошевелилось. Нечеловеческая рука подняла птицу с пола.

Голем непонимающе уставился на умирающее создание у себя на ладони. Его длинные пальцы разжались, суставчатые стержни, идущие от пальцев к предплечью слегка скрипнули. Он не понимал, что происходит, и просто смотрел, как умирает морская птица, пока не перестал чувствовать кожей биение ее сердца.

Некоторое время он стоял в неподвижности, глядя на крохотное тельце на своей ладони, покрытой грубой, исполосованной рубцами кожей. Потом присел на корточки и стал пытаться разбудить морскую птицу.

1. 2

– Ты готова? – спросил Турпан.

Они лежали в покоробившемся и холодном металлическом воздуховоде, глядя сквозь решетку на зал внизу. Им казалось, что они уже несколько часов ползают в темноте, обдирая локти и колени.

– Готова, – ответила Моа, но дрожь в голосе выдала ее волнение.

Девушка потянулась к Турпану и сжала его запястье, на ее тонкую руку легла узорчатая тень решетки воздуховода. На мгновение их взгляды встретились. Они замерли, глядя друг на друга: Турпан – темнокожий, с дрэдами на голове, в респираторе, закрывающем большую часть лица, и Моа – молочно-бледная, с густо подведенными черным карандашом глазами и темно-зеленой помадой на губах. Потом Турпан отвел глаза, и она отпустила его руку.

Турпан достал из сумки маленький цилиндр, отвинтил крышку и положил его на ржавые петли решетки. Петли зашипели и растаяли, выпустив тонкую струйку дыма, едко пахнущую кислотой. Моа нервно облизнула губы, бросая быстрые взгляды в обе стороны воздуховода. Турпан осторожно приподнял и отложил в сторону решетку.

– Пошли, – прошептал он и скользнул в отверстие.

Они спустились на одну из балок, которые пересекали помещение у самого потолка. Балки были широкие и черные, их материал напоминал нечто среднее между деревом и металлом.

Зал внизу тонул во мраке. Наверное, когда-то, до Угасания, он был великолепен. Теперь в нем пахло пылью, в углах разрослась плесень. На стенах красовалась причудливая резьба – узоры в виде спиралей, веток и раковин. Некоторые из них излучали слабое сияние, освещая зал. Повсюду валялся мусор: сломанные стулья, покореженный металл, разбитые чаши и несколько обглоданных костей. Человеческих костей. Их оставили новые обитатели этого места.

Турпан повис на руках и спрыгнул. Он бесшумно приземлился на пол, поднял руки и обхватил Моа за бедра, помогая ей закончить спуск. В помещении была единственная дверь, ведущая в глубину здания. Они открыли ее.

Турпан прошел первым, Моа за ним. Так у них повелось с тех самых пор, когда они впервые встретились на одной из улочек гетто. С тех пор, как он научил ее своему способу зарабатывать на жизнь – воровству. У Моа оказался врожденный талант к этому ремеслу, хотя, в отличие от Турпана, ее часто мучила совесть. Девушка всегда испытывала чувство вины, когда приходилось брать то, что ей не принадлежало.

Впрочем, в этот раз ее совесть была совершенно спокойна. Они собирались обворовать моцгов, а эти чудовища не заслуживали жалости.

Турпан и Моа очутились на балюстраде, от которой вниз шла пологая лестница, изгибающаяся полумесяцем. Она была сделана из дерева и металла и еще чего-то непонятного, причем все эти материалы были слиты вместе, будто сначала расплавились, а потом застыли, перемешавшись. Теперь балюстрада частично разрушилась, на стене красовались надписи на каком-то странном языке. В воздухе над лестницей без всякой опоры висел светящийся шар. Чудо древней технологии, канувшей в забвение, как и те, кто построил это здание.

«Было время, – с грустью подумала Моа, на мгновение отвлекшись, – когда мир был полон подобных чудес. Как жаль, что мы забыли, как их делать».

Турпан не обращал на шар внимания – он крался вниз по лестнице, напряженно прислушиваясь.

Внизу слышались голоса. Протяжное мычание внезапно сменялось тонкой, визгливой трескотней, словно кто-то записал голос и крутил пленку то слишком быстро, то слишком медленно, то переставляя куски как попало, а то и вовсе задом наперед. Так звучала исковерканная речь моцгов.

Турпан немного замедлил шаги. Он слышал, как моцги двигаются внизу. Их шаги тоже менялись: то они делались медленными, глухими и тяжелыми, то быстрыми и легкими. Турпан посмотрел вверх на Моа и приложил палец к губам, точнее, к тому месту, где под респиратором были его губы. Респиратор представлял собой намордник из гладкого черного металла, закрывающий лицо от переносицы до скул и подбородка. Два кабеля тянулись через плечи к маленькому источнику питания, прикрепленному между лопатками. Моа почти никогда не видела лица Турпана. Без респиратора он не мог дышать.

Шаги и голоса замерли вдали – моцги ушли. Турпан мысленно просчитал маршрут, вспоминая поэтажный план, который им дала атаманша воров Анья-Джакана. Здание было огромным. Это давало ворам преимущество. Здесь жило всего несколько десятков моцгов, и если Турпан и Моа будут осторожными, им удастся избежать встречи с новыми хозяевами.

Он прокрался к основанию лестницы и посмотрел в обе стороны коридора. Стены были сделаны из тисненого металла, причудливо отражающего тусклый свет светильников, укрепленных на потолке. Вокруг никого не было.

Моа шла по пятам за Турпаном. Она чувствовала, что прямо-таки истекает страхом. Девушка пыталась притвориться, что все это игра, приключение, как те, что она переживала во сне… но ей не удавалось себя обмануть. Сердце колотилось о ребра, пот щекотал кожу на лбу.

«Турпан сказал, что мы справимся», – вот единственная мысль, которая поддерживала ее. Турпан считал, что они сумеют это сделать, а Моа ему верила. Его хладнокровие передавалось ей. Она вспомнила, что он сказал вчера, когда она поделилась с ним своими сомнениями: «Я буду тебя оберегать. Что бы ни случилось, я буду тебя оберегать». И этого ей было достаточно.

Но Моа знала, на что способны моцги. Та банда, во владения которой они с Турпаном сейчас вторглись, хватала людей прямо на улицах. Жертва могла считать, что ей очень повезло, если ее сначала убивали, а потом уже начинали есть.

Моа` постаралась выбросить эти мысли из головы. Теперь уже слишком поздно, чтобы что-то изменить. Они взялись за эту работу, а Анья-Джакана не любит, когда ее воры не оправдывают надежд. Она очень сердится. Девушке меньше всего на свете хотелось, чтобы гнев атаманши обрушился на нее. Моа боялась Аныо-Джака-ну куда больше, чем моцгов.

Турпан молча двинулся от лестницы по коридору, и Моа поспешила следом, едва не наступая ему на пятки. Отдаленные звуки голосов заставили их замереть, но вскоре смолкли. Девушка отбросила со лба черные пряди волос и огляделась по сторонам, выискивая хотя бы малейшие признаки движения. Грабить логово моцгов – это совсем не то же самое, что прятаться от тугодумов-стражников в доме какого-нибудь богатого владельца фабрики. Приближения моцгов можно вообще не заметить – эти твари способны появляться в мгновение ока.

Турпан заглянул в дверной проем, потом вошел. Моа последовала за ним.

Они оказались в маленькой комнатке, заваленной хламом и явно заброшенной. Посреди нее стояло нечто вроде операционного стола, имеющего контуры человеческого тела. В углах, под самым потолком, горели утопленные в стены светильники, в дальнем конце комнаты виднелась металлическая дверь.

– Нам туда, – прошептал Турпан, кивком указав на нее.

Моа, преодолев горы старых коробок, погнутых спиц и обломков шифера, добралась до двери и толкнула ее, но та не поддалась. Девушка взглянула на замок, и ей все стало ясно с первого взгляда. Смешанная система тумблеров. Ничего сложного.

Моа вытащила из кармана пару тонких зазубренных лезвий и начала прощупывать ими треугольную замочную скважину. Турпан следил за коридором, стоя в дверях.

Моа работала над замком так быстро, как только могла, пробуя одну за другой освободить защелки. Турпан всегда предоставлял ей возиться с замками. Она делала это лучше него, лучше всех воров в гетто. Не было такого замка, с которым она бы не справилась, если не считать старинных замков Функционального века – их никто не понимал, и они не имели ни ключей, ни задвижек.

Но этот замок оказался упрямым. Его уже давно не открывали, и он заржавел. Моа справилась только с половиной защелок, когда Турпан тихо свистнул.

Что-то двигалось по коридору.

Моа крепко зажмурилась, вздохнула и продолжила работу. Теперь она тоже слышала глухой стук шагов, медленных и тяжелых, словно идущий весил целую тонну. Потом вдруг шаги сделались быстрее и мельче, превратившись в топоток мышиных лапок. Топоток приближался.

Шаги остановились где-то поблизости. Турпан отступил от двери и встал рядом с Моа.

– Не хочу тебя торопить… – начал он.

– Знаю, – прошептала она.

У нее тряслись руки, но она умудрилась усилием воли унять дрожь. Остался последний тумблер, но эта чертова штука не поддавалась. Если бы только…

Раздался щелчок, защелка освободилась, зато другая снова встала на место. Небольшая дополнительная мера предосторожности. Моа глухо выругалась.

В коридоре раздался шорох.

– Моа, – шепнул Турпан.

– Ты мне мешаешь, – тихо процедила она сквозь зубы.

Прикусив нижнюю губу, Моа стала царапать защелку кончиком лезвия-отмычки, пытаясь освободить ее. Перед ее внутренним взором стоял тот, кто притаился в коридоре. Она никогда не видела ни одного моцга, но слышала истории о них. «Открывайся!» – мысленно приказала она замку. Но упрямец, похоже, твердо решил не уступать.

Снова послышались шаги в коридоре, тяжелые и неторопливые. Эта тварь вот-вот войдет сюда… Увидит воров, и все будет кончено, все будет кончено…

Замок щелкнул. Моа распахнула дверь и вздрогнула, когда заскрипели петли. Турпан пулей проскочил в проход, девушка метнулась следом и закрыла за собой дверь.

Они вбежали в крохотное складское помещение, загроможденное ящиками. Некоторые из ящиков раскололись, и из них медленно вытекала питательная каша. Турпан уже искал люк, который они видели на плане этажа. Они оба знали, что тот моцог слышал звук открывшейся двери. Он придет проверить. Это лишь вопрос времени. Но когда имеешь дело с этими тварями, вопрос времени стоит очень остро. Моцги могут двигаться так быстро, что глазом не уследишь, или так медленно, что кажется, будто они и вовсе не двигаются. Моа оставалось лишь отчаянно надеяться, что судьба будет на их стороне.

Они нырнули за груду ящиков и увидели то, что искали: металлическую крышку люка, полускрытую треснувшей коробкой. Турпан отшвырнул прочь коробку, сочившуюся каким-то волокнистым веществом, и потянул крышку люка. К счастью, замка на люке не было. Моа проскользнула в тесный лаз, Турпан следом. Едва он закрыл крышку, они услышали, как дверь склада открылась и вошел моцог.

– Вперед! – прошипел Турпан сквозь респиратор, и Моа поползла в тесном пространстве между этажами здания.

Здесь шли трубы и стояли старинные механизмы, о назначении которых можно было только догадываться, но было светло и достаточно места, чтобы ползти.

Они расслабились только после того, как свернули за угол и очутились в крохотной комнатке, полной циферблатов и кабелей. Ни один прибор не подавал признаков жизни. Воры сели рядом на холодный решетчатый пол, пытаясь отдышаться. Им казалось, что моцог не успел их заметить. Кроме того, он все равно слишком большой, чтобы пролезть вслед за ними. У тех, кто всю жизнь жил впроголодь, есть свои преимущества – если ты маленький и тощий, то всюду проскользнешь. Турпан и Моа не знали своего возраста, в Орокосе никто не считал недель, месяцев или лет. Они были уже не детьми, хотя еще и не взрослыми. В гетто на детство приходилось мало времени. Оба вора выглядели старше, чем были на самом деле.

Через некоторое время Моа улыбнулась Турпану:

– Еле ушли.

Турпан улыбнулся в ответ – она поняла это по морщинкам вокруг его глаз.

– Я и не сомневался, – солгал он.

1. 3

Они пробирались с уровня на уровень по узким воздуховодам, а там, где по воздуховодам не получалось, – крались по коридорам. Планы этажей Турпан и Моа выучили наизусть, однако карты их иногда подводили: части здания изменились с тех пор, как их начертили. Но Турпан и Моа умели действовать по обстановке и решали такие проблемы по мере их возникновения. Помогая друг другу, они умудрились никем не замеченными добраться до самого нижнего этажа, глубоко под землей. Иногда они слышали зловещее бормотание и трескотню моцгов. Тогда воры возвращались назад и обходили опасную зону. Но хотя здесь было много тупиков и они несколько раз чуть не столкнулись с моцгами, в конце концов они нашли нужную комнату.

Они проникли в нее сверху, проскользнув через дверь на галерею, идущую под потолком. Галерея, как и сама комната, была настоящим произведением искусства. Казалось, она была сделана из каким-то неведомым образом сплавленных воедино металлов, дерева и пластмасс. Застывшие завитки и узоры создавали впечатление, будто перила выросли здесь сами по себе. Стены комнаты когда-то были обшиты великолепными панелями из полупрозрачного цветного стекла, с арками из черного дерева и инкрустацией из драгоценных камней. Однако время и вандалы основательно поглумились над этой красотой: многих камней недоставало, дерево покрылось царапинами. На стенах тут и там красовались непристойные надписи. В углах темнели омерзительные горы отбросов.

А хуже всего была пирамида в центре. Моцги построили башню из костей, башню высотой в человеческий рост. Они старательно сложили ее из останков своих жертв, скрепив их каким-то клейким раствором. На пожелтевших бедренных костях и ключицах сохранились клочья высохшей плоти.

Хотя люди уже давно перестали верить в богов, моцги продолжали поклоняться какому-то темному божеству. И башня была алтарем этого божества. Перед ним стояла маленькая бронзовая шкатулка.

– Вот она, – прошептал Турпан.

В эту минуту он впервые по-настоящему поверил в успех вылазки.

Он оглянулся на Моа, но не позволил, чтобы она заметила его облегчение. Благодаря респиратору ему было легко скрывать свои чувства. Иногда Турпан был готов благодарить за это судьбу. Что, если бы Моа догадалась, что он вовсе не так уверен в себе, как притворяется? Что, если бы она знала, как у него сердце ушло в пятки, когда моцог их чуть не сцапал? Моа черпала силы в спокойствии Турпана, и если он выдаст свой страх, она сорвется. Поэтому, чтобы поддержать ее, он всегда держался с нагловатой уверенностью.

Он познакомился с ней давным-давно. Она была просто идеальной жертвой для уличного вора, и Турпан стал присматриваться к ней. Моа бродила по гетто, глядя на трущобы широко раскрытыми глазами. Она выглядела страшно потерянной и беспомощной, эта беспомощность была прямо-таки написана у нее на лице. Моа просто улыбнулась слепая удача, что Турпан встретился ей прежде, чем на нее обратил внимание кто-нибудь более жестокий. Он представился, она спросила дорогу куда-то, он уже забыл, куда именно. Турпан вызвался ее проводить. Ему хотелось понять, есть ли у нее что-нибудь стоящее или она просто еще одна бездомная и одинокая девушка. По крайней мере, так он себе говорил.

К тому времени, как они добрались до места, Турпан знал о своей новой знакомой две вещи: во-первых, она еще беднее, чем он, и брать у нее нечего; во-вторых, она не проживет в гетто и дня, ей перережут горло или еще что похуже случится. Сам Турпан избегал насилия, но в окрестностях нашлось бы много таких, кто сначала убил бы девчонку, а потом стал шарить у нее по карманам.

Моа впала в отчаяние, обнаружив, что человек, которого она разыскивала, – ее дядя, как после узнал Турпан, – давно пропал, а его хижина сгорела. И хотя жизненный опыт давно отучил Турпана помогать людям, вор предложил девушке переночевать в своей берлоге, пока она не придумает, что делать дальше. Она согласилась, хотя и побаивалась нового знакомого.

С тех пор Моа так и жила у него, и он не гнал ее. Он познакомил ее с Аньей-Джаканой, атаманшей воров, и Моа с Турпаном стали напарниками. Их пара была одной из самых успешных воровских артелей в гетто. Этим они зарабатывали на жизнь…

Они нашли лестницу, ведущую с галереи вниз, и спустились по ней. Турпан осмотрел комнату в поисках ловушек: силков в виде паутины из проволоки, взведенных арбалетов, метательных кинжалов, которые устремятся в полет, если задеть что-нибудь, и тому подобного. Специальностью Турпана было разряжать и обходить такие механизмы. Моцги не отличаются умом, и все же осторожность никогда не помешает.

Он ничего не заметил, однако приказал Моа ждать на лестнице, так, на всякий случай. Юноша двинулся к отвратительному обелиску из костей, ступая легко, остерегаясь вделанных в пол пластин, реагирующих на давление. В иных обстоятельствах Турпан полз бы на четвереньках, нащупывая такие пластины, но он не верил, что моцги достаточно хитроумны, чтобы прибегнуть к подобным трюкам. Кроме того, у него все равно не было на это времени. Ему хотелось убраться отсюда как можно скорее.

Турпан без приключений добрался до бронзовой шкатулки и осмотрел ее на предмет скрытых подвохов. Ничего.

«Все слишком просто, – подумал он. – Она даже не заперта».

Он открыл шкатулку и заглянул внутрь.

Там оказались в основном батарейки – крохотные цилиндры, светящиеся желто-зеленым светом. Некоторые из них немного потускнели, но все равно стоили хороших денег. На батарейки всегда есть спрос. Еще в шкатулке лежало несколько связок платиновых пластин и три бархатных мешочка с разнообразными монетами – по большей части монеты представляли собой треугольнички из отполированного камня различных цветов. Тут же лежала какая-то мелочевка, незнакомые запчасти к механизмам – и некая загадочная штуковина.

Вещица сразу же бросилась Турпану в глаза. Остальное было своеобразной валютой, имеющей хождение в Орокосе, а тут было нечто совсем другое. Турпан с первого взгляда понял, что это технология Функционального века, но все остальное оставалось тайной. Вещица представляла собой янтарный диск чуть меньше трех сантиметров в диаметре с двумя колечками на краю, расположенными в перпендикулярной диску плоскости. Сразу было видно – работа тонкая. Турпан мало что понимал в таких делах, но догадывался, что его находка может стоить целое состояние.

– Все в порядке? – громким шепотом спросила Моа с другого конца комнаты.

Она видела по его глазам, что он колеблется.

Турпан кивнул и начал перекладывать в свою сумку содержимое шкатулки, но мысли его были заняты другим. В его голове вихрем проносились различные предположения. «Это плод науки Угасших. Настоящий, подлинный артефакт Функционального века. Он должен стоить целое состояние», – думал он.

Никогда прежде ему не попадалось ничего подобного. Даже моцги, скорее всего, не имеют представления о том, что это за штука и для чего она. Но самый главный вопрос совсем в другом: знает ли о ней Анья-Джакана?

Атаманша воров поручила это дело Турпану и Моа. Когда они вернутся, она, как всегда, отберет для себя часть сокровищ, оставив исполнителям оговоренную долю. Таков обычай. Если она увидит эту вещь, то сразу отнимет.

Но ведь не факт, что Анья-Джакана знает о ее существовании. Атаманша не может знать наперечет содержимое каждого сейфа и каждого сундука в Орокосе. Есть шанс, что до нее просто дошли слухи о том, где моцги прячут свою добычу. Не более того.

Турпан уже опустошил шкатулку, только изделие Угасших осталось одиноко лежать на дне. Несколько мгновений Турпан колебался, разглядывая его. «Стоит ли так рисковать?» – спросил он себя. Потом схватил загадочный предмет, сунул в карман и отошел от шкатулки.

Он услышал щелчок пластины под ногой за мгновение до того, как раздался сигнал тревоги.

Это была примитивная система – по сути дела, всего лишь немного переделанный часовой механизм. Но оглушительный звон, который поднялся, мог разбудить и мертвого. Моа испуганно взвизгнула.

Турпан поймал ее взгляд.

– Бежим, – сказал он.

И они побежали.

1. 4

В туннеле эхом отдавался звук падающих капель и журчание струек ржавой дождевой воды, стекающих с потолка в мелкий, грязный поток. Пол был завален щебнем и обломками старых балок, а также паукообразными механизмами, остовами и обломками машин Функционального века. Сам туннель был реликтом того времени: его стены были сделаны из какого-то гладкого темного металла, который невозможно поцарапать, а вдоль него шли огромные ребра. Но бессчетные дни и ночи сделали свое дело, и туннель в конце концов покоробился и просел. Ничто не может существовать вечно. Особенно в Орокосе.

Сначала была тишина, если не считать звуков, издаваемых водой. Затем раздался резкий топот бегущих ног. Он приближался.

Решетка высоко наверху с одной стороны туннеля со скрипом открылась, и в нее проскользнул сначала Турпан, потом Моа. Решетка с визгом закрылась за девушкой, воры прыгнули вниз и с плеском приземлились в воду. Турпан схватил напарницу за руку и потащил за собой. Они побежали дальше.

Они неслись, лавируя между грудами битого камня и покореженного металла, подныривая под просевшие потолочные балки. Вскоре они достигли места, где туннель раздваивался. Турпан остановился, выбирая.

– Ты знаешь, куда бежать? – пропыхтела Моа.

Она задыхалась, у нее кружилась голова. Может, они и выбрались из берлоги моцгов по тщательно спланированному маршруту отступления, но их враги никогда легко не сдавались.

– Нам сюда, – ответил он.

Из-под респиратора все слова вырывались с легким жужжанием.

– Что, если все изменилось? – спросила девушка.

– Не изменилось. Я проверял.

– Когда?

– Десять дней назад.

– Десять дней? – прошипела она. Моа выдернула руку из его хватки и пошевелила пальцами. – Турпан, десять дней назад я была правшой.

– Здесь ничего не изменилось, – повторил он.

За их спинами послышались резкие звуки, заикающаяся абракадабра языка преследователей. Страшно было слышать эту путанную речь, то быструю, то медленную, то на высоких, то на низких тонах, невнятную мешанину звуков. Затем донесся медленный скрип решетки, повернувшейся на древних петлях. Моа оглянулась, но из-за мусора ничего не увидела.

Турпан смотрел на Моа. Его карие глаза немного слезились.

– Тихо, – произнес он, и они двинулись в ту ветвь туннеля, которую он указал.

На самом деле Турпан понятия не имел, куда идти. В прошлый раз, когда он здесь проходил, никакой развилки не было.

Они старались производить на бегу как можно меньше шума, держаться ближе к стенам туннеля и не ступать в воду. Но она хлюпала в их обуви, а пряжки сумки, которую нес Турпан, все время позвякивали друг о друга. Туннель постепенно изгибался, беглецы спешили дальше. Голоса моцгов эхом отражались от ребристых стен.

Мышцы Моа горели, она понимала, что долго не продержится. Она ненавидела себя за то, что стала обузой, но она с детства не отличалась здоровьем и силой. Ей не хватало выносливости для долгого бега.

Они подбежали к еще одному разветвлению, к перекрестью туннелей. Над головой, за потерявшей цвет решеткой, вращался огромный металлический вентилятор, перемалывая застоявшийся воздух. Навесы и маленькие хижины из обломков обступили края перекрестка в тех местах, куда не достигала вода. Все они были заброшенными.

Турпан бросил на Моа торжествующий взгляд.

– Видишь? – спросил он с уверенностью, которой не чувствовал.

Он испытывал облегчение от того, что узнал это место, но все еще не был уверен, что запомнившийся ему маршрут правильный. Туннели и улицы в Орокосе имели привычку кочевать с места на место.

Моа ему не ответила – дыхания не хватило. Она хватала ртом воздух. На лице Турпана промелькнула тревога, но он снова схватил напарницу за руку и потащил вперед. Нечленораздельный вопль отразился эхом от стен у них за спиной.

Они свернули налево, в туннель, уводящий наверх. Но они не ушли далеко – Моа споткнулась и повисла на руке Турпана.

– Турпан, подожди, – еле выговорила она.

– Мы не можем ждать.

– Я… больше… не могу… бежать. Турпан выругался, лихорадочно ища выход.

Здесь ничего не было, кроме мусора, принесенного из других мест оставшимися в далеком прошлом наводнениями.

– Мы почти пришли, – сказал он, стараясь подбодрить ее. – Ты сможешь дойти.

Он понимал, что она не сможет. Если Моа заставит себя идти дальше, она рухнет. Она такая болезненная и хрупкая. Несмотря на ужас перед тварями, которые их преследовали, Турпан не мог сердиться на нее. Как и он сам, она недоедала, пока росла, и потому быстро уставала. Он видел на ее лице досаду и стыд: она корила себя за то, что не может бежать и Турпан из-за нее рискует. Несмотря на все происходящее, ему захотелось утешить ее.

– Всего… несколько… – Моа не договорила.

Турпан обнял ее за плечи и отвел за груду рассыпающихся камней и обрывков проволочной сетки, откуда можно было видеть перекресток позади. Он усадил девушку, и она свернулась клубком, обхватила руками колени, изо всех сил зажмурилась и сморщила лицо, судорожно втягивая в легкие воздух и выдыхая его.

Турпан выглянул из-за мусорной кучи и посмотрел на перекресток. Теперь казалось, что крики преследователей доносятся издалека, но он знал, что в подобных местах звуки часто обманывают.

Он положил руку на сумку, проверяя, что добыча все еще при нем. Сейчас единственное, чего он боялся больше, чем попасть в лапы к моцгам, – это вернуться к Анье-Джакане с пустыми руками. Потом Турпан пошарил в кармане, где, отдельно от остальной добычи, лежал странный артефакт Угасших.

«Неужели ты в самом деле собираешься это сделать? – спросил он себя. – Сбежать от Аньи-Джаканы? Да она тебя в порошок сотрет…» Жаль, что не было времени толком подумать. Дело ведь не только в том, чтобы обворовать атаманшу: он вор, крюч раздери, так почему бы не украсть у нее? И дело не только в деньгах, которые принесет столь редкая вещь. Дело в возможностях, которые она открывает. Это шанс. Шанс изменить свою жизнь. Хватит ли у него духа оставить ее себе? И сможет ли он простить себе, если отдаст ее?

Тут в туннеле показались моцги, и все размышления мигом вылетели у Турпана из головы. Монстров было двое. Казалось, они просто возникли в центре перекрестка, сконденсировались из воздуха. Но Турпан знал, что это не так. Просто моцги сначала двигались слишком быстро для глаза, а потом, наоборот, медленно, словно тащились сквозь патоку. Они озирались по сторонам, вертели своими безволосыми головами, пытаясь решить, в какую сторону могли убежать их жертвы. Вот они снова молниеносно переместились вперед, так быстро, что почти невозможно было заметить. К ним присоединился третий – влетел на перекресток на невероятной скорости, а потом вдруг стал еле ползти, будто тоже увяз в невидимой патоке. Один из моцгов резко замотал головой из стороны в сторону и превратился в дрожащее, расплывшееся пятно.

Моцги носили унизанные пряжками черные плащи с поясом, многочисленные цепочки и ремни – и кинжалы, узкие и блестящие, чем-то похожие на сосульки. Сами монстры были бледные, как мертвецы, и тощие, как скелеты. Морды их напоминали акульи: вытянутые, со сдвинутой далеко назад нижней челюстью. Зубы у моцгов были заостренные и полупрозрачные, а главное – зубов этих было страшно много. Выпуклые белые глаза вращались в глубоких глазницах.

Никто точно не знал, откуда взялись эти твари или как они стали такими. Это была еще одна загадка в городе загадок. В Орокосе все возможно. Все, что угодно. Даже таким существам, как моцги, живущим вне самого времени, не удавалось поспеть за этим беспрестанно изменяющимся миром. То они двигались быстрее мысли, то вдруг начинали тащиться так медленно, словно их конечности были налиты свинцом.

В горле у Турпана пересохло. Он пожалел, что взялся за это дело.

– Моа, – тихо позвал он.

Девушка не ответила – у нее кружилась голова, перед глазами все плыло. Она свесила голову между коленей, но легче не стало.

Как и предвидел Турпан, преследователи разделились. Двое промчались мимо перекрестка, а третий, все еще находящийся в медленной фазе своего временного цикла, пополз в туннель, где прятались Турпан и Моа.

На лбу у Турпана выступил пот. Если они сейчас побегут, он их услышит. А Моа в таком состоянии далеко не убежит.

«Брось ее, просто брось ее, – шептал голос у него в голове, тот голос, который помогал ему выжить в годы его трудного и опасного детства и еще более трудного отрочества. – Беги!»

Но Турпан не мог бросить Моа. Не мог, и все тут. С тех пор как они познакомились, он прикипел к ней душой. Теперь он дорожил ею больше, чем самой жизнью. Он нуждался в ней так же, как она нуждалась в нем.

Моцог уже ковылял быстрее, его личное время постепенно нагоняло время нормальное. С каждым шагом по туннелю монстр двигался все проворнее. Подбитые гвоздями ботинки цокали по металлическому полу. Турпан посмотрел на Моа. Ее дыхание немного выровнялось. Еще несколько секунд – и она сможет бежать, но этих нескольких секунд у них не было. А внутренний голос Турпана все продолжал нашептывать, и, чтобы отвлечься от этих мыслей, юноша стал озираться в поисках какого-нибудь оружия.

Взгляд Турпана упал на тонкий стальной прут длиной примерно с его руку, торчащий из груды мусора. Не то чтобы он верил, что сможет отбиться, но все же… Вор выглянул из своего укрытия – моцог был еще довольно далеко, он шел крадучись, настороженно прислушиваясь.

Одна из ламп над головой зажужжала и погасла, в туннеле стало темнее. Еще одна мигала, из-за чего тени дергались рывками. За спиной Турпана жужжал и сопел блок питания респиратора – на самом деле едва слышно, но ему казалось, что оглушительно.

Он осторожно потянул на себя арматурину из груды мусора, и та легко и почти беззвучно поддалась. Турпан, набравшись смелости, дернул сильнее, и железный прут оказался у него в руке. Несколько потревоженных камешков покатились и застучали по полу… И тут перед Турпаном, словно из ничего, возник моцог.

Турпан вскрикнул, отшатнулся назад с прутом в руке – и обомлел. Тварь была в нескольких сантиметрах от него, из раззявленной пасти капала слюна, кинжал монстра был уже занесен для смертельного удара… но в последний миг моцог окаменел – застрял во времени, словно превратился в восковый манекен.

Турпан изо всех сил ударил его прутом в висок. Руку до самого плеча пронзила боль, будто он врезал по скале, а тварь даже не шелохнулась. Выронив оружие, Турпан в растерянности отступил назад, но быстро взял себя в руки. Грубо дернув за руку Моа, которая не могла пошевелиться от ужаса и потрясения, он бросился бежать.

Они успели сделать несколько шагов по туннелю, когда сзади послышался глухой удар: моцог отлетел в сторону, врезался головой в стену и мешком осел на пол. Время настигло его.

Беглецы не стали задерживаться, чтобы проверить, надолго ли он выведен из строя. Они бежали со всех ног, Моа часто спотыкалась, но Турпан всегда оказывался рядом, чтобы ее подхватить. И наконец, как им показалось, целую вечность спустя, они нашли выход.

К счастью, лестница оказалась на своем месте. К тому времени, когда они добрались до нее, Моа чуть не падала от изнеможения, но на этот раз они не могли позволить себе передышку: крики преследователей раздавались все ближе. Турпан взвалил девушку на спину и стал подниматься. Она была легкой, как привидение, однако и у него силы были на исходе. У Турпана подкашивались ноги, и если бы не смертельный ужас, он вряд ли сумел бы одолеть винтовую лестницу. Наконец он добрался до заржавевшей двери наверху. Там он опустил Моа на пол и стал выстукивать условленный ритм: три удара, пауза, один удар, пауза, четыре, пауза, три.

Ничего. Никто не отозвался.

Турпан постучал еще раз. Он был уверен, что стучит правильно, однако из-за двери не доносилось ни звука. Ручка с этой стороны отсутствовала. Турпан пнул дверь ногой, но она, конечно, не открылась. Он выругался и пнул еще раз.

– Турпан, – слабым голосом произнесла Моа. Похоже, она потеряла всякую надежду. – Они идут.

Сквозь решетчатые ступени было видно, подножие лестницы – там метались какие-то тени, быстро и резко. Снизу доносился топот подбитых гвоздями ботинок, то быстрый, то снова медленный.

– Открывай эту чертову дверь! – крикнул Турпан, респиратор приглушил отчаяние в его голосе.

Он опять стал выстукивать ритм, и – о чудо! – на этот раз в ответ послышался скрежет открывающегося замка. Турпан помог Моа встать. Снизу раздалось нечленораздельное завывание и перешло в бессмысленную скороговорку.

Дверь наконец открылась, и беглецы поспешно ввалились в нее. Они очутились в грязном и узком переулке. Турпан тут же кинулся закрывать за собой дверь. Он успел мельком увидеть, как к нему с паучьим проворством мчится один из моцгов, но не стал его разглядывать и захлопнул дверь. Юноша налег на поворотное колесо замка, оно рывками, со скрипом повернулось, и засов с грохотом встал на место.

Турпан устало прислонился к металлу, прислушиваясь к приглушенным воплям моцгов и пытаясь прийти в себя. Потом повернулся к мальчишке, который открыл дверь. Коротышка, одетый в непромокаемое пончо и потрепанную шляпу, держал в руке маленький надкушенный пирожок. Он слегка попятился под гневным взглядом Турпана. С клочка серого неба у них над головами лил дождь.

– Где тебя носило, Глупыш? – проскрежетал Турпан. – Почему сразу не открыл?

На лице мальчишки отразился ужас.

– Ты ведь не скажешь Анье-Джакане? Не скажешь, а?

Турпан шагнул к нему и выдернул из его руки пирожок. В конце переулка виднелись прилавки уличного базарчика.

– Тебе что, вообще ничего поручить нельзя? – оскалился Турпан.

Он присел на корточки рядом с Моа, помог ей сесть и ласково сказал:

– Вот, съешь это.

Моа устало взяла у него пирожок.

– Что за начинка? – пробормотала она.

– Лучше не спрашивай, – ответил он. – Ешь.

– Я отошел всего на секунду, – скулил Глупыш. – Я проголодался. Я ждал целых…

Турпан, даже не дав себе труда оглянуться, властно вскинул ладонь.

– С тобой я разберусь позже.

– Ты ей не скажешь? Пожалуйста, не говори! – Глупыша уже трясло.

Турпан не ответил на вопрос. Он смотрел, как Моа откусывает по крошке от пирога.

– Ты в порядке? – прошептал он. – Можешь двигаться?

Моа кивнула. Он помог ей встать.

– Пошли, – сказал он таким тоном, словно пытался успокоить расплакавшегося ребенка. – Я же говорил, что не дам тебя в обиду. Я всегда с тобой…

Она снова кивнула – похоже, она его почти не слышала. Турпан обнял девушку за плечи, и они побрели по переулку туда, где шумел базар. Оба были уже мокрые до нитки. Глупыш нервно покосился на металлическую дверь, за которой слышались скребущие звуки, и поспешил следом за ними.

1. 5

Креч смотрел паноптикон, устроившись в своем потрепанном красном кресле, и тут в комнату ворвалась Эфемера с криком:

– Дедушка! Только посмотри, что сделал Ваго!

Старик с досадой отмахнулся от девочки, не отрываясь от своего занятия. Паноптиконом звалось устройство, похожее на большой бронзовый перископ, свисающий с потолка. С двух сторон из «перископа» торчали рукоятки настройки, которые Креч, сердито сопя, пытался подкручивать.

– Почему они делают подписи такими мелкими? Совсем не думают о стариках вроде меня, – проворчал он.

– Для таких, как ты, существуют картинки, – возразила Эфемера таким тоном, будто это ясно даже ребенку. – Иди посмотри, Ваго балуется!

– Что же он делает, детка? – вздохнул Креч.

– Ты должен пойти и посмотреть! – упорствовала она.

Креч оторвался от окуляров паноптикона. Он был высокий и худой, с редкими седыми волосами. Его любимое кресло вообще-то не очень подходило для человека его роста, он выглядел в нем нелепо. Старик кутался в теплый халат из искусственного бархата и носил защитные очки-консервы на резинке. Вместо линз у них были черные металлические полусферы с маленькими отверстиями в центре, где, как в калейдоскопе, блестело стекло.

– Сначала прочти мне это, – сказал он. Эфемера нахмурилась.

– Зря ты смотришь в эту штуку в очках, – с упреком сказала она. – Голова будет болеть.

Креч не ответил. Сколько он ни твердил ей, что без своих очков ничего не видит, Эфемера так и не поняла. Она многого не понимает. Она еще маленькая и думает, что всегда будет сытой, здоровой и сильной. Она плохо знает жизнь, поэтому не боится, когда вероятностные штормы налетают на город, меняя вещи местами, путая улицы. Эти штормы могут забросить человека куда угодно, могут заставить его забыть родной язык, могут превратить ребенка в ледяную статую…

Эфемера никогда не боялась проснуться в логове призраков, или с шестью пальцами на одной руке, или превратившись в мальчика. До сих пор беда обходила ее стороной, поэтому девочка была уверена, что с ней такого не произойдет. И возможно, была права. Никто не знает, что будет завтра…

Зато Креч боялся штормов до судорог. Он на своем горьком опыте узнал, что может натворить Шторм-вор.

Когда приходит Шторм-вор, возможно все. Шторм-вор – безжалостное чудовище: захочет – отберет у тебя последние деньги, захочет – осыплет драгоценностями. Он может украсть глаза у младенца и заменить их пуговицами или превратить твое жилище в пряничный домик.

Эту сказку придумали еще в незапамятные времена. Иначе как было втолковать детям, что такое вероятностный шторм и почему его надо бояться? Как объяснишь ребенку необъяснимое? И вера в чудовище по имени Шторм-вор оставалась в сердцах людей до старости. Подсчитывая потери после очередной напасти, они винили в них Шторма-вора.

Пять дней назад разразился вероятностный шторм. Креч пережидал его, лежа в постели и дрожа от страха, а Эфемера играла в мастерской. Зато нынешней ночью Креч спал как младенец, ведь за окнами бушевала всего лишь обычная буря…

Эфемера с тяжелым вздохом развернула к себе паноптикон и прижалась к окулярам.

Картинку, как всегда, разглядеть было трудно. Она была вся в коричневых тонах, по краям расплывалась, и смотреть на нее приходилось словно издалека. Девочка установила максимальное увеличение и стала подкручивать фокус до тех пор, пока все не стало четким. Это было все равно что смотреть на сцену через длинную прямоугольную трубу, но лучше так, чем никак. Эфемера привыкла к паноптикону с детства, поэтому не видела в нем ничего волшебного, а вот ее дедушка до сих пор в глубине души считал его чудом из чудес.

Похоже, показывали битву. Звука не было, зато Эфемера рассмотрела пару солдат Протектората, стреляющих из-за угла здания. Она привыкла к подобным сценам. Протекторат воевал с призраками задолго до ее рождения.

Всем детям объясняли разницу между этими двумя противоборствующими сторонами еще в раннем детстве. Солдаты Протектората защищают жителей Орокоса. Во главе их стоит Патриций, правитель огромного островного города. Призраки – это злые чудовища, убивающие все, к чему прикасаются. Очень простое объяснение, даже ребенку понятно.

Ракурс изменился, и Эфемера увидела стену и большие железные ворота, возле которых лежало множество мертвых тел. Солдаты стреляли сгустками светящегося эфира в мечущиеся вдалеке силуэты. Внизу экрана шли субтитры, написанные остроконечными, сложными буквами местного алфавита. Через каждые несколько секунд строчки сменялись.

– Силы Протектората сегодня одержали великую победу, – прочла девочка. – Недавний вероятностный шторм позволил призракам проникнуть в Мерегский пищевой комбинат. После нескольких дней боев комплекс удалось освободить от захватчиков. Уже сегодня он вновь начнет работу… Ух ты! Класс! В кого-то попали!

На картинке возникло изображение испачканного человека в пальто, с острыми чертами лица. Его губы шевелились, но слов не было слышно.

– Представитель прилегающей к комбинату территории «Северо-запад сорок три» выразил благодарность войскам. – Эфемера стала растягивать слова, передразнивая представителя. – «Без их помощи жители моего района сейчас голодали бы. Мы хотим поблагодарить Патриция за то, что он защищает нас от ужасных призраков». Позже он… – Она оторвалась от панопти-кона. – Северо-запад сорок три – это же гетто. Кому какое дело до того, что говорят эти тупицы из гетто?

– Эфемера!

Она скорчила рожицу.

– Что? Они и правда тупицы. Иначе почему они живут в гетто? Им что, нравится грязь?

Креч протянул руки, приглашая Эфемеру сесть к себе на колени. Она села, и старик ласково погладил внучку по голове, по копне упругих локонов-колечек. Эфемера расчесывала их на пробор, и по одну сторону пробора красила локоны в черный цвет, а другую не трогала, оставляя их белыми. Пока Креч говорил, она теребила серебристое кружево на своем лиловом платьице.

– Не все люди такие работящие, как твой дедушка, – сказал он. – Те, кто живет в гетто, не хотят работать, а то и вовсе нарушают закон. Вот почему Протекторат размещает их в особых районах: чтобы порядочные люди вроде тебя и меня жили в покое и безопасности.

– Но они просто лентяи! – запротестовала она. – И они все время что-то воруют, а в паноптиконе все время пишут про то, как они дерутся.

– Не будь слишком строга к ним, детка, – благожелательно сказал ей Креч. – Природа одарила их не так щедро, как нас. Неудивительно, что они легко опускают руки. Неудивительно, что они становятся преступниками. Они хуже нас и знают это. – Он погладил волосы внучки с той стороны, где они были снежно-белыми. – Мы должны их пожалеть.

Но Эфемеру это не убедило.

– Тогда надо просто позволить призракам добраться до них, – сказала она.

– Вот станешь Патрицием и отдашь такой приказ, ага?

Она рассмеялась.

– Глупый! Я никогда не стану Патрицием. Патриций вечен!

Креч усмехнулся, обнажив зубы с коричневыми прожилками, как на мраморе.

– Ну, что ты хотела мне показать? Лицо Эфемеры смешно вытянулось.

– Ой, забыла! Ты должен посмотреть, что сделал Ваго! – Она спрыгнула с колен дедушки и повела его вверх по лестнице.

Ваго жил на верхнем этаже башни над мастерскими Креча. Здесь была большая пяпгугольная комната с железным полом, уставленная бронзовыми цилиндрами и баками со странными клапанами и циферблатами. Вся эта машинерия шипела и глухо стучала, жила своей собственной жизнью. Между рядами шумных механизмов было жарко, темно и так тесно, что даже некуда было поставить кровать, но Ваго все равно никогда не спал.

Все свое время, когда не помогал Кречу, он проводил здесь, наверху. Часто Ваго бродил по проходам между плюющимися паром трубами или разговаривал с потускневшей картиной, прислоненной к стене в тесном уголке, который он считал своим. Иногда Ваго стоял там и смотрел в большое овальное окно, выходящее на южную часть города. А чаще всего просто размышлял о разных вещах.

Ему было о чем подумать, учитывая то, что он появился на свет всего сто двадцать дней назад.

Однажды Эфемера, желая побольнее уколоть его, принесла наверх зеркало. Увидев себя, Ваго наконец понял, что за искаженные силуэты он замечал на кривых боках бронзовых цилиндров. Из зеркала на него смотрел незнакомец, состоящий наполовину из металла, наполовину из плоти: высоченный, сутулый, с длинными конечностями, строением тела напоминающий хищного кота, если бы коты ходили на задних лапах. Коричневые волокна мышц перемежались со странными механическими вставками, тонкими и длинными, цвета темного серебра. Вдоль спины Ваго шел гребень из металлических шипов, похожих на кинжалы, а по бокам гребня мягко жужжали два вытянутых источника энергии. И еще у него имелись крылья: большие кожистые крылья, как у летучей мыши, которые росли по бокам от позвоночника и были усилены десятками крохотных стальных стяжек. Он никогда не понимал, какая с них польза. Башню покидать ему не разрешалось, а в помещении они только мешали, потому что то и дело за все цеплялись. Ваго не раз влетало за то, что он опрокидывал крылом что-нибудь в мастерской хозяина.

– Дедушка говорит, что ты голем! – торжествующе заявила ему Эфемера, когда принесла зеркало. – У тебя не было ни мамы, ни папы. Тебя кто-то сделал. Посмотри, какой ты урод!

Самым ужасным было лицо. Под морщинистой и увядшей, как у древнего старика, кожей, проступали кости черепа. Левая половина лица была почти целиком металлической, левый глаз заменяла черная сфера. Второй глаз, желтый в крапинку, смотрел на мир с детским изумлением. Узкий рот был почти безгубым, а когда Ваго говорил, в тусклом свете поблескивали стальные клыки.

– Я урод? – переспросил он. – Такие, как я, уроды?

– Ага! – закричала Эфемера, восторженно хохоча. – Урод – вот ты кто!

Вчера ночью в комнату Ваго влетела морская птица. Он стоял у окна в своем уголке, когда она влетела и упала замертво, врезавшись в трубу.

Это происшествие опечалило его. Морская птица не была уродом. По крайней мере, для Ваго. Даже мертвая они была прекрасна. Ее перья были гладкими и мягкими, и ему нравилось, как они щекочут кожу при прикосновении. Он вспоминал, как она летела, как быстро умерла. Он гладил ее крылья и думал, насколько они элегантнее его собственных неуклюжих приспособлений на спине. Ваго пошевелил своими крыльями, насколько позволяло тесное пространство. Неужели они для этого? Чтобы летать? Но как? Он даже не умел ими пользоваться. Ему понравилась морская птица. Поэтому он нашел обрывок веревки, привязал ее к лапам птицы своими ловкими пальцами и повесил мертвое тельце себе на шею. Таким увидел его Креч, когда они с внучкой поднялись по лестнице.

– Посмотри на него! Посмотри на него! – закричала Эфемера, дергая Креча за руку, приплясывая и тыча пальцем.

Ваго удивленно смотрел на них, не понимая, что так взволновало девочку.

– О, Ваго, что это у тебя? – спросил Креч. Он подошел ближе и посмотрел на странный кулон голема. Ваго слегка отпрянул, хотя и был на две головы выше Креча.

– Ну-ну, я тебя не обижу, – сказал старик. – Я просто хочу посмотреть.

Ваго нехотя позволил Кречу снять птицу. Хозяин частенько поколачивал его, а голем так и не научился предугадывать, когда старик впадет в ярость. Впрочем, сейчас Креч вроде бы не взял с собой узловатую трость, обычно служившую орудием наказания. Ваго боялся побоев. И не только потому, что они причиняли ему боль. Нет, гораздо страшнее были темные, незнакомые чувства, которые просыпались у него в душе в такие минуты. Мрак, жар, гнев… Он не знал, откуда они берутся, но опасался, что когда-нибудь может поддаться им и совершить нечто ужасное.

– Очаровательно, – пробормотал Креч, вертя птицу в руках. – Где ты это нашел?

– Она влетела в окно, – ответил Ваго.

Его голос напоминал нечто среднее между воем и басовитым рычанием. Когда он говорил, казалось, что он с усилием выталкивает слова.

– Удивительно. Никогда не видел ничего похожего.

– Но он нацепил ее на шею! – пискнула Эфемера, разочарованная тем, что ее попытка выставить Ваго на посмешище не увенчалась успехом.

Креч не обратил на нее внимания.

– Ну, я не специалист, но думаю, ты нашел нечто необычное, Ваго, – задумчиво проговорил он. – Я бы даже сказал, что эта птица прилетела откуда-то из-за городских стен, однако это невозможно. – Он рассмеялся.

– Из-за городских стен?

– Не важно. Бред старого дурака. Недоумение Ваго отразилось в его единственном зрячем глазу.

– Не понимаешь? За стеной ничего нет, ты, глупый голем! – сердито рявкнула Эфемера. – Есть только Орокос, и больше ничего!

1. 6

Турпан и Моа добрались в гетто к полудню. Небо по-прежнему было серым, но дождь прекратился, и мокрый город блестел в тусклом солнечном свете. Все утро они петляли по улицам Орокоса, огибая районы, захваченные призраками, часто останавливаясь, чтобы расспросить местных жителей и убедиться, что последний вероятностный шторм не изменил географию. Улицы и здания Орокоса имели склонность перемещаться. Говорят, даже целые районы порой переезжали на новое место.

Старики еще помнили тот день, когда весь Орокос полностью изменился, превратился в свое зеркальное отражение. Здания с северной окраины оказались на южной, восток и запад поменялись местами. А в остальном все осталось как было, симметрия была идеально соблюдена. Не часто увидишь такой переворот, говорили старожилы. Обычно изменения были не столь значительными. Например, Моа, которая всю жизнь была правшой, однажды проснулась левшой. А легкие Турпана в разгар вероятностного шторма отказали, и он чуть не умер. С тех самых пор он был вынужден носить респиратор. Шторм-вор украл у него дыхание.

Гетто представляло собой запутанный клубок улиц и переулков. Прежде его частично окружала стена, но, как и все стены в Орокосе, она продержалась недолго. Внутри гетто когда-то были изумительно красивые площади – теперь на них теснились нищенские хижины. Громадные вычурные здания возвышались над скопищами жалких хибарок и лачуг, мрачные фасады древних мавзолеев сурово смотрели друг на друга через бурлящие каналы, а зияющие металлические арки вели в глубокие подземелья.

Ворота охраняли солдаты Протектората, они проверяли идентификационные полоски, вытатуированные на предплечье каждого жителя гетто. Обитателям гетто позволялось выходить за пределы отведенных им зон только по специальным пропускам. Сорвиголовы вроде Турпана и Моа регулярно нарушали правила, однако это была опасная игра. Если солдаты поймают их, то уведут, а те, кого уводили, никогда не возвращались.

Турпан и Моа проникли в гетто через одну из десятков улочек на задворках. Глупыш улизнул где-то по дороге. Турпан пообещал, что обязательно расскажет Анье-Джакане о проступке мальчишки, если тот от них не отстанет. На самом деле он не собирался этого делать – Глупыш не заслуживал наказания, которое назначила бы для него атаманша воров. Но Турпан решил, что немного попотеть от страха растяпе не помешает. Может, в следующий раз он дважды подумает, прежде чем покинуть свой пост ради пирожка.

Логово Турпана и Моа раньше было каким-то бункером. Снаружи виднелся только круглый ржавый люк в бетонной стенке канала. Он находился под мостом, а чтобы и вовсе скрыть его от любопытных глаз, Турпан соорудил над ним маленькую хибарку. Но от люка вниз шла лестница, ведущая в три маленькие комнатки с прочными стенами. Люк запирался на кодовый замок, но, когда Турпан впервые нашел его, люк был распахнут настежь. Была ли это проделка вероятностного шторма или еще что, Турпан так и не узнал. Он просто запомнил цифры и поселился в бункере. Позднее, когда он познакомился с Моа, он пригласил ее пожить там вместе с ним. Сначала она отнеслась к нему с подозрением, но потом согласилась. Найти такое надежное убежище в гетто было исключительной удачей, и они ревниво хранили тайну своего дома.

И теперь, прежде чем идти к атаманше, они сначала направились в логово. Стены и пол были из голого металла, но Турпан и Моа насобирали много одеял, ковриков, половичков, штор и подушек, застелили ими пол и соорудили постели. В главной комнате стояла крохотная масляная печь для готовки и отопления. Комната была завалена всевозможными деталями, которые они украли или подобрали в надежде собрать из них что-то такое, что можно обменять или продать. Комнатка Моа была самой маленькой и до пояса заваленной мягкими тканями. По ночам девушка буквально зарывалась в них и спала в этом плюшевом коконе.

Моа любила спать. Ей всегда снились такие яркие сны – сны о полетах высоко над землей, сны о загадочных далеких странах, сны, полные приключений и романтики… И стоило ей зарыться в груду мехов и одеял и закрыть глаза, как жизнь наполнялась радостью и чудесами.

Они захлопнули за собой люк, с грохотом ссыпались по лестнице в главную комнату и уселись на пол. Тогда Турпан осторожно вытряхнул содержимое сумки на коврик между ними.

Моа сидела, зажав ладони между коленями. Турпан взглянул на нее. Прямые черные волосы, липкие от грязи, падали ей на лицо, кожа была такой бледной, что он видел голубые прожилки вен на запястьях и шее. Отправляясь на дело, Моа натянула потертые зеленые брюки, ботинки и черную курточку с длинными рукавами, обтрепанную понизу.

Стоило только взглянуть на Моа, как становилось ясно, что со здоровьем у нее совсем плохо. Турпан надеялся, что сумеет купить ей приличной еды с этой добычи. Может, здоровая пища вместо безвкусной каши, которую раздавали в столовых для бедняков, вернет ее лицу немного румянца.

– Анья-Джакана будет довольна, – равнодушно произнесла Моа.

На самом деле сейчас ей было наплевать на атаманшу. Моа занимало только то, сколько здесь денег и какая доля достанется им. Сумма получалась хорошей. Не огромной, но, если Анья-Джакана поделится с ними по справедливости, они некоторое время смогут прожить на эти деньги. Хоть что-то…

Турпан с сомнением смотрел на подругу, думая об артефакте Угасших, все еще лежащем в его кармане. Сказать Моа о нем или нет? Конечно, он поделится с ней тем, что сумеет выручить за эту вещицу, – он и не думал утаивать деньги. Но если рассказать Моа о находке сейчас, она потребует отдать артефакт Анье-Джакане. Она скажет, что оставить такую ценную вещь себе слишком рискованно. Анья-Джакана непременно почует обман. Моа скажет, что не надо раскачивать лодку, что это ужас чем закончится… И даже если она согласится с Турпаном, она не очень-то умеет лгать. Она выдаст их, сама того не желая.

Моа – мечтательница. А он, Турпан, реалист. И понимает, что нельзя вечно воровать, чтобы не умереть с голоду. Рано или поздно их поймают и убьют, а то и уведут. Так случалось со всеми, кто нарушал многочисленные законы Протектората, или не соглашался с идеалами, которые здесь были приняты, или говорил о мифической земле за пределами Орокоса.

Нет. Пусть при одной мысли скрыть что-нибудь от Моа у Турпана становилось скверно на душе, он решил ничего ей не говорить. Это для ее же блага. Когда-нибудь она скажет ему за это спасибо.

Он оставил ее подсчитать добычу, а сам пошел к себе и спрятал артефакт под скатанным одеялом, служившим ему подушкой.

– Идем, – сказал он, вернувшись в общую комнату, и стал собирать рассыпанную добычу обратно в сумку.

Вскоре Турпан и Моа уже шагали к логову атаманши воров.

Чтобы попасть ко двору Аньи-Джаканы, надо спуститься глубоко под землю, миновав множество дверей и наклонных туннелей. Путь Турпана и Моа лежал по мостам, перекинутым через темные, стремительные потоки. Они проходили мимо чудовищных механизмов, которые давным-давно не работали. За путниками из темных углов следили внимательные глаза. Их обладатели – маленькие, шустрые создания, бегали по стенкам, как гекконы.

Атаманша воров принимала подданных в комнате со сводчатым ребристым потолком из черного стекла. Из стен выступали скрюченные металлические фигуры, произведения Функционального века. От овальной двери до помоста, на котором возлежала атаманша, был постелен ковер из выделанных шкур. По обеим сторонам от массивного бронзового ложа бродили ее многочисленные слуги и телохранители.

Турпан и Моа прошли в комнату по ковру. Другие воры стояли группками, пряча лица в густой тени. Ожидали заданий или обменивались информацией. Турпан здоровался с некоторыми еле заметным кивком головы, и они кивали в ответ.

– Добро пожаловать, дети мои! – прогудела Анья-Джакана, когда они остановились перед ней.

Она лежала на боку – чудовищно тучная, закутанная в одежды ярких, режущих глаз цветов. Ее толстые пальцы были унизаны драгоценными кольцами, а мясистые руки – браслетами. Прямые сальные волосы с вплетенными украшениями свисали на лицо. Когда она ухмылялась, ее лягушачий рот широко распахивался, открывая желтые тупые зубы.

– Здравствуйте, матушка, – ответили Турпан и Моа.

Атаманша настаивала, чтобы все подданные обращались к ней только так.

– Полагаю, вы достали то, за чем я вас послала?

– Конечно, – ответил Турпан. – А вы думали, что мы вас подведем? Мы – самые лучшие.

При этих его словах среди воров поднялся ропот, но Анья-Джакана разразилась хохотом.

– Такой юный и уже такой самоуверенный! Какова наглость! Ну не стану отрицать, у вас есть талант, это ясно. И почти сверхъестественная способность просочиться в любое из тех мест, куда мне вздумается вас послать. – Она взглянула на Моа, и ее крохотные глазки почти исчезли в складках кожи, когда она широко улыбнулась. Потом снова перевела взгляд на Турпана. – Ну показывайте, что там у вас!

Двое ее служителей подошли и остановились перед Турпаном, держа между собой натянутую шкуру. Он вывалил содержимое сумки на шкуру, и на ней образовалась небольшая кучка монет, батареек и других мелочей. Служители отнесли ее по ступенькам на помост и показали атаманше.

Она порылась в горке добычи.

– Вы сделали все точно так, как я вам говорила? – спросила она через некоторое время.

Турпану ее тон не понравился.

– Да, матушка. Мы нашли маленькую бронзовую шкатулку и опустошили ее. Она стояла именно там, где вы сказали.

Анья-Джакана пристально смотрела на них.

– Вы все забрали из шкатулки?

– Все, – ответил Турпан.

Ему стало здорово не по себе. Атаманша по-прежнему широко ухмылялась, но глаза ее становились все холоднее.

– И все, что вы взяли, здесь? – настойчиво спросила Анья-Джакана. – Все вещицы до единой?

Теперь в комнате царила мертвая тишина. Сердце Турпана бешено колотилось. Казалось, мир сжался настолько, что в нем хватало места только ему и атаманше. Этого он боялся больше всего. Анья-Джакана послала их в логово моцгов не наугад. Ей требовалось то, что должно было находиться в бронзовой шкатулке. То, чего он, Турпан, ей не принес.

«Ты погиб», – сказал он себе, внутренне содрогнувшись от ужаса, но сумел выдержать взгляд атаманши.

– Все, – услышал он свой собственный голос.

Он знал, что если она хоть на секунду решит, будто он что-то от нее утаил, то очень рассердится. А когда Анья-Джакана сердится, ее подданные умирают.

Ее взгляд медленно скользнул к Моа.

– Все? – повторила она.

Моа была испугана и сбита с толку. Она не понимала враждебности в тоне Аньи-Джаканы. Она повернулась к Турпану в поисках поддержки, но он старательно избегал ее взгляда. Девушка снова посмотрела на Анью-Джакану.

– Все.

Тишина скребла по нервам, как ноготь по камню. Анья-Джакана сурово смотрела на Турпана и Моа, и ее ухмылка постепенно гасла. Они ничего не говорили, но держались внешне спокойно. Напряжение стало почти невыносимым.

– Я буду очень разочарована, если узнаю, что вы мне солгали, дети мои, – медленно произнесла Анья-Джакана. – Очень разочарована. – Она повернула голову к одному из служителей. – Пятьдесят процентов. Поровну, деньгами и барахлом. Остальное отдай им.

У Турпана задрожали коленки. Он пытался справиться с собой, но не смог. Он не считая забрал свою долю и поспешно пошел прочь, стараясь не выглядеть виноватым. Моа последовала за ним.

Когда они вышли, тучная «матушка» подозвала одного из мальчишек, прятавшихся в тени. Худое лицо, желтоватая кожа и темные круги вокруг глаз выдавали, что со здоровьем у этого парня было не лучше, чем у большинства изгоев из гетто. Он был одет в темные грязные штаны и куртку, из-под капюшона, натянутого на голову, торчали жидкие белесые волосенки.

– Грач, – прошептала Анья-Джакана. – Проследи за ними. Я хочу получить то, за чем их послала.

Парень ухмыльнулся, обнажив почерневшие десны и заточенные напильником коричневые зубы.

– Считайте, дело сделано, матушка.

– Что это все значило? – спросила Моа, когда они снова вышли на улицу.

Она вся дрожала.

– Она пыталась нас запугать, вот и все, – пробормотал Турпан, глядя на мокрые булыжники площади под ногами. – Сама знаешь, время от времени она нагоняет страху. Чтобы держать нас в узде. – Его тон был совершенно неубедительным.

Моа с несчастным видом оглядела площадь. Такие же подростки, как они, бродили вокруг поодиночке или группами. В гетто почти нечем было заняться. Ни работы, ни денег, почти никакой еды. А пойти в другой район изгои не могли из-за татуировок на руках. Только в такие же гетто, где жизнь ничуть не лучше. Каждые несколько дней кого-то уводили солдаты Протектората по обвинению в заговоре против Патриция. Порой случалось это и со знакомыми Турпана и Моа. Никто не знал наверняка, когда придет его черед. От этого и без того мрачное существование становилось еще более безрадостным.

Запертые здесь, как в ловушке, они жили без всякой цели, им давали ровно столько, чтобы они не умерли от голода, но недостаточно, чтобы почувствовать себя живыми. Деньги в гетто циркулировали только для всяких темных дел: товары и услуги черного рынка, воровство, рэкет, убийства. Если кому-то из богачей нужно было кого-то убрать, они шли в гетто. Здесь находились люди, от отчаяния готовые на все.

Турпан на ходу теребил один из своих дрэдов. Он места себе не находил. Моа это видела, несмотря на гладкий металлический респиратор, закрывающий его лицо. Беспокойство отражалось в его широко расставленных карих глазах. Моа подумала, что он по-настоящему красивый парень, черты его лица тонкие и изящные, а кожа безукоризненно гладкая. Неудивительно, что он ненавидит город, который заставил его носить уродливую маску, горб на спине и трубки.

– Ты что-то сделал, да? – спросила она. – Турпан, что ты натворил?

Он с деланным безразличием пожал плечами. Как будто от его равнодушного вида неприятности станут меньше!..

– Я кое-что взял себе.

– Ты… что?! – вскрикнула Моа. Турпан свирепо взглянул на нее, и она понизила голос до шепота.

– Ты что-то взял? Из сундучка? Он кивнул.

– Я думал, она не заметит. Я думал, она не знает, что оно там было.

– Ох, Турпан… – выдавила Моа, ей не хватило слов, чтобы выразить всю бурю охвативших ее чувств.

Ей показалась, что под ногами у них разверзлась бездна и они балансируют на самом краю. И все-таки Моа не могла винить в этом Турпана. Она хорошо понимала, почему он так поступил.

Они ушли с площади и углубились в путаницу узких переулков, примыкающих к набережной канала. По дороге Турпан рассказал Моа о своей находке. Гетто, как и весь нынешний Орокос, было построено на остовах старинных зданий Функционального века. Огромные чужеродные сооружения из загадочных материалов возвышались над халупами из кирпича и ржавого железа. Не поддающиеся разрушению мосты из блестящего обсидиана тянулись над грязными дворами, полными мусора. Если когда-то архитектура гетто и была сколько-нибудь упорядочена, то теперь от этой упорядоченности не осталось и следа – вероятностные шторма перемешали все так, что стало трудно отличить, где кончается прошлое и начинается настоящее. Это был многоуровневый лабиринт, который время от времени запутывался еще больше.

– Мы убежим, – в конце концов сказал Турпан. – Это единственный выход. Мы убежим.

– Нет, только не это! – взмолилась Моа. – Может быть, Анья-Джакана и правда просто пугала нас. Давай просто притворимся, будто ничего особенно в той шкатулке не находили! Может, она решит, что ей дали неправильную наводку. Моцги могли перепрятать эту вещицу до того, как мы попали туда. Анья-Джакана ведь не говорила нам, что искать, так как она может винить нас в том, что мы не нашли это?

– Она знала, – ответил Турпан. – Я это понял.

Моа взяла его за локоть, вынудив остановиться.

– Я не хочу бежать. Лучше избавимся от этой штуковины! Просто выбросим, и все!

Турпан бросил на нее взгляд, полный снисходительной жалости. Моа боялась неизвестности. Но она, как и он, понимала: теперь уже не важно, есть у них артефакт или нет. Если Анья-Джакана посчитала, что они ее обокрали, им перережут глотки еще до наступления ночи.

И тогда Турпан решился окончательно. При этом он поймал себя на том, что даже где-то рад случившемуся. Странное возбуждение охватило его.

– Это возможность. Это шанс изменить всю нашу жизнь. – Он заглянул Моа в глаза в надежде увидеть ее одобрение. – Ну признайся, разве тебе самой хочется выбрасывать эту штуковину?

– Все и так изменится, само по себе, Турпан. Все постоянно меняется, надо только уметь ждать.

Он постучал по респиратору.

– Я сам позабочусь о своей удаче, – с горечью сказал он и зашагал дальше.

Моа побрела следом.

А за ними, держась на расстоянии, шел Грач с небольшой шайкой воров. Атаманша послала их вернуть то, что принадлежало ей.

1. 7

Турпан захлопнул за собой люк бункера и не отпускал его до тех пор, пока не услышал громкий щелчок запирающихся замков. Моа уже соскользнула вниз по лестнице и возилась в своей комнате, выкапывая разные дорогие ее сердцу вещицы, спрятанные под ворохом одеял и мехов. Убедившись, что вход надежно запечатан, Турпан прошел к себе, достал артефакт Угасших из-под подушки и положил в сумку. Когда он вернулся в общую комнату, Моа сидела, скрестив ноги, на коврике и запихивала в потрепанный рюкзак свои безделушки.

– Куда мы пойдем? – спросила она.

– Не знаю, – ответил Турпан. – Пока не знаю.

– Мы не можем уйти, если нам идти некуда! – воскликнула Моа.

– Еще как можем, черт возьми! – огрызнулся он. – Если ты не хочешь поспорить с Аньей-Джаканой.

Девушка несколько мгновений молчала, потом тихо проговорила:

– Я знаю, куда мы можем пойти. Турпан тоже знал. Он просто не хотел в этом признаваться.

– Я знаю, куда мы можем пойти, – повторила она. – Знаю, где мы будем в безопасности, где есть люди, которые нам помогут.

Она не говорила об этом раньше, потому что ждала, чтобы он сказал сам. Турпану нравилось принимать решения, а ей нравилось, что он их принимает. Так им обоим было спокойнее. Турпану необходимо было оставаться главным, а Моа необходим был кто-то главный. Так уж между ними повелось.

– Ладно, – в конце концов сказал он. – Идем в Килатас.

Моа вскочила, бросилась ему на шею и чмокнула в щеку рядом с холодным краем респиратора, закрывавшего рот и нос.

– Я иду домой! – воскликнула она. Турпан резко отстранился. Моа забыла: он не любил, когда прикасаются к его лицу. Она смутилась и тихонько попросила прощения.

– Ничего, – ответил он, отводя глаза.

Ей грустно было видеть Турпана таким. Он стыдился себя, стыдился своего увечья. Не желал примириться с тем, что сделал с ним вероятностный шторм. Как он не понимает: никому не по силам изменить свой жребий! Почему не хочет смириться с судьбой? Можно всю жизнь потратить на то, чтобы выбиться в люди, выбраться из гетто, а потом в один прекрасный день проснуться больным, или превратиться в кошку, или очутиться на другом конце города, откуда нет дороги назад. Так уж устроен мир. Так зачем усложнять себе жизнь, пытаясь грести против течения? Гораздо разумнее расслабиться и ждать, когда удача тебе улыбнется.

Но Турпан не соглашался. Он злился из-за того, что ему приходилось носить респиратор. Он даже не подумал о том, как ему повезло, что в запасах Аньи-Джаканы нашелся этот дыхательный прибор. Атаманша спасла Турпану жизнь, потому что он был хорошим вором. Но этого ему было мало. Он хотел стать прежним. Мечтал прийти к какому-нибудь дорогущему врачу, чтобы тот все исправил. Но ведь у них никогда не будет таких денег, чтобы оплатить операцию, и ни один врач не возьмется лечить изгоя с татуировкой жителя гетто. Турпан хотел разбогатеть, чтобы вернуть то, что отнял у него город.

Моа знала об этой его мечте. И понимала, что именно она заставила Турпана обокрасть атаманшу.

– Вот, – сказал он, порылся в сумке, достал находку и бережно передал девушке.

Моа в изумлении уставилась на странную вещицу. Внезапно девушка поняла, почему Турпан повел себя так безрассудно. Эта штука завораживала. Бронзовые колечки были невероятно тонкой работы. Диск янтарного цвета казался выточенным то ли из камня, может быть, даже драгоценного, то ли из стекла, но, если приглядеться, становилось ясно – это какой-то другой, незнакомый материал. Диск странным образом отражал свет, и, если смотреть под определенным углом, казалось, что он уходит в глубину – не плоский кругляш, а зев огромной, выложенной янтарем ямы, хотя сам диск был не толще печенья. Это было маленькое чудо, эхо давно забытого прошлого, в которое Моа отчаянно верила. В то время все было иначе…

– Как красиво! – ахнула она.

– Пусть он будет у тебя, – предложил Турпан.

– Но он твой, – возразила она, впрочем, не слишком твердо – вещица очаровала ее. – Ты его нашел. Он, наверное, стоит целое состояние.

– Ты охраняй его, а я буду охранять тебя. Идет?

Моа подняла на него взгляд и улыбнулась чистой и счастливой улыбкой. Она никогда не понимала, почему Турпан так заботится о ней и столько для нее делает, но за это она его и любила. Нет, не так, как девушке полагается любить парня – по крайней мере, по представлениям Моа, – просто с ним она чувствовала себя нужной. Они были одни на целом свете, ни у него, ни у нее не было больше ни одного близкого человека.

– Конечно, – ответила она, сжав его руку запястье.

Турпан на мгновение накрыл ее ладонь своей, потом отвернулся и ушел в свою комнату, как будто она к нему и не прикасалась.

Некоторое время девушка рассматривала изделие Угасших в странном свете бункера. Турпан и Моа так и не поняли, откуда берется этот свет. Днем и ночью там всегда было светло, но не видно было никаких фонарей, или светящихся палочек, или чего-то подобного. Свет просто исходил от стен, от пола, от потолка.

Они не очень-то ломали над этим головы. Ни один человек в Орокосе, столкнувшись с диковинкой Функционального века, не мог понять, как это было сделано. Люди воспринимали неизвестное как должное, потому что были окружены им. Многие поколения ученых и изобретателей тщились понять наследие времен, что были до Угасания. А таким неучам, как Турпан и Моа, нечего было и надеяться разобраться в древней технике. Они не получили образования и не имели никаких перспектив, они были отверженными, обреченными гнить в гетто. Поэтому они просто порадовались такому везению: как хорошо, что нет нужды запасаться фонарями для дома, – и на этом успокоились.

Но артефакт… это совсем другое дело. Моа вертела его в руках, пока Турпан собирал свои скромные пожитки в соседней комнате. На краю янтарного диска имелись две петли, расположенные к нему под прямым углом и вплотную друг к другу. Они очень напоминали два драгоценных кольца. Моа по наитию сунула средний и безымянный пальцы в эти колечки, и янтарный диск лег ей на ладонь. Пальцы еле пролезли, но кольца совсем не жали. Она повертела рукой и так и эдак.

– Турпан! Кажется, я поняла, как носят эту штуку.

– Носят? – отозвался он через открытую дверь.

И тут Моа взвизгнула. Турпан, испугавшись за нее, пулей влетел в комнату.

– Моа, что ты…

Он не договорил. Моа стояла в оцепенении, вытянув перед собой руку с артефактом. Кисть девушки окутал мягкий свет, языки пурпурного, синего и зеленого тумана обвились вокруг ее предплечьях Моа помахала рукой, однако разноцветная дымка и не думала развеиваться.

– Сними его! – крикнул Турпан.

Он двинулся к ней, но тут же остановился в растерянности.

– Все в порядке, – ответила она. – Это не больно.

Испуг Моа быстро прошел, и она слабо улыбнулась.

– Посмотри на него.

Турпан и так смотрел. Глаз не мог отвести.

– Знаешь, на что это похоже, Моа? – по-трясенно проговорил он. – На вероятностный шторм, только маленький.

Моа не успела ответить – в этот момент кто-то громко и бесцеремонно постучал в люк бункера. Кровь застыла у нее в жилах. У Турпана, впрочем, тоже.

– Выходите, выходите, ребятки, – раздался из-за люка вкрадчивый голос. – Нам тут с вами поболтать захотелось…

Турпан сделал подруге знать молчать, но Моа и не собиралась отвечать. Она узнала голос. Это был Грач, любимчик Аньи-Джаканы. Он отлично умел воровать, но убивать у него получалось еще лучше.

– Я знаю, что вы там! – крикнул Грач. – Я за вами следил. Ну что, открывать будете или как?

Турпан в отчаянии огляделся, хотя и понимал, что надеяться не на что. Он знал бункер как свои пять пальцев. Никакого другого выхода из него не было, только люк. Они оказались в ловушке.

– Что теперь? – тихо спросила Моа. Турпан лихорадочно пытался придумать путь к спасению, но в голову ничего не приходило. У этого логова всегда был один недостаток: отсутствие второго выхода. И от артефакта теперь не избавиться… Их поймают на горячем, и тогда пощады не будет. Турпана охватило отчаяние, и если бы он был один, он бы, возможно, сдался. Но он должен был думать о Моа. Ради нее он обязан был оставаться сильным, оставаться ее защитником.

– Сними эту штуку, – велел он, имея в виду артефакт.

Диск продолжал переливаться яркими, насыщенными красками.

Моа попыталась это сделать. Но не смогла.

– Не выходит! – сказала она, дергая диск. – Он не снимается!

– А ты постарайся! – прошипел Турпан, все еще не смея дотронуться до артефакта.

Он боялся этих красок. Такие цвета появлялись при вероятностном шторме. Один из этих штормов вынудил Турпана надеть респиратор. Так что у него были все основания опасаться этих коварных цветов.

Снаружи раздался нарастающий вой, который становился все выше и выше.

– Раз вы не хотите выйти к нам, крысеныши, – крикнул Грач, – мы сами придем к вам!

Вой стал таким пронзительным, что почти перешел в ультразвук, и в люк что-то с грохотом ударило, словно великан врезал по нему кулаком. С потолка посыпалась пыль.

– Что это? – вскричала Моа. – Что это такое?

– Крюч! У них магнитный таран! – прошипел Турпан.

Снова послышалось завывание.

– Я вас слышу! – закричал Грач сквозь шум. – Матушка желает вас видеть, голубки!

Моа взвизгнула, когда магнитный таран еще раз ударил в люк и потолок у них над головами прогнулся.

Хотя люк снаружи покрылся ржавчиной, он имел в толщину сантиметров пятнадцать, а то и больше. Таран приставили к нему, закрепив на мощных опорах и направив пушку, испускающую магнитные импульсы, вертикально вниз. На тайных складах Аньи-Джаканы хранилось много разных устройств. Респиратор Турпана тоже был оттуда.

Люк мог в рухнуть в любую минуту, и Турпан с Моа поспешно кинулись в одну из маленьких комнат, чтобы не оказаться под завалом. Моа все еще пыталась снять артефакт, но он будто прирос к ее руке. Турпан в отчаянии уперся ладонями в голую металлическую стену. Снова взвыл магнитный таран. Еще пара ударов, и все будет кончено…

Никакой надежды. Турпан понимал, что спасения ждать неоткуда. Но все равно пытался придумать выход.

Грохнул таран, на этот раз удар был таким сильным, что весь бункер содрогнулся. Моа, которая отчаянно пыталась снять устройство Угасших, покачнулась и отлетела к стене. Она машинально выставила перед собой руки, чтобы не удариться…

… и провалилась сквозь стену.

Турпан не поверил своим глазам. Он вдруг остался один. Моа исчезла. Он видел, как она прошла сквозь сплошной металл, словно вдруг превратилась в привидение. Он ощупал стену там, куда упала Моа. Стена как стена – твердая, металлическая.

Снова заработал таран. Люк уже погнулся, его петли готовы были сломаться. Турпан понимал, что следующий удар добьет люк и Грач с дружками ворвутся в бункер.

«Но Моа спаслась, – подумал он, хоть и не представлял себе, каким образом. Это было похоже на чудо, но жители Орокоса привыкли к чудесам. – И на том спасибо. Она убежала и унесла с собой эту штуку».

Он смирился со своей участью. Может быть, если атаманша не найдет у него артефакта, она смилостивится. Может, она его не убьет… Впрочем, Турпану было почти все равно. Где бы ни была Моа, Анье-Джакане до нее не добраться. Большего он и желать не мог.

Снова ударил таран, и люк с грохотом рухнул. Турпан повернулся, чтобы встретить врагов.

«Идите и возьмите меня», – подумал он.

Но тут чья-то рука схватила его сзади за плечо и бесцеремонно дернула. Какую-то долю секунды он ожидал, что ударится спиной о стену… но вместо этого провалился сквозь металл и бетон в какой-то сырой металлический туннель, тускло освещенный мигающими фонарями, бурый от ржавчины. Моа была здесь же, она держала Турпана за плечо правой рукой. Левой, на которой был надет артефакт, она упиралась в стенку туннеля.

Он с изумлением посмотрел назад. Метал в том месте, где к нему прикасалась Моа, будто растворился, открыв круглый проход, заполненный клубящимся туманом нежных оттенков. Сквозь него Турпан видел, как в бункер спускаются парни из шайки Грача.

Моа убрала руку, и разноцветное марево втянулось в диск, остались только языки тумана, окутывающие ее ладонь. Стена опять стала сплошной.

– Эта штука открывает двери, Турпан, – выдохнула Моа. – Она откроет дверь куда угодно.

Ему хотелось обнять ее, но он не посмел, ведь на ее руке по-прежнему был загадочный диск Угасших. Тогда Турпан посмотрел вдоль коридора в обе стороны и выбрал направление. Все, что они хотели взять с собой, осталось в захваченном логове, у Турпана была только сумка с долей добычи, выделенной Аньей-Джаканой. Ну и ладно.

– Бежим, – сказал он.

И они побежали, оставив воров в логове гадать, каким образом их жертвы сумели раствориться в воздухе.

1. 8

Перед рассветом Ваго обычно беседовал с картиной, прислоненной к стене. Это было самое спокойное время: Креч не работал, и поэтому трубы и клапаны не гудели и не щелкали, комнату заливал лунный свет. Ваго стоял у окна, его тощее тело из металла и мышц наполовину скрывала темнота. Он делился с картиной своими мыслями. Картина никогда ему не отвечала. Но она его слушала.

Это была маленькая картинка в бронзовой раме. Когда он ее нашел, полотно закрывала ткань, покрытая давнишним слоем пыли. Больше ничего такого в башне не было. Ваго гадал, как эта картина оказалась здесь и почему хозяин оставил такую интересную вещь в комнате наверху, куда так редко заходил.

Картина изображала берег одного из каналов Орокоса. На переднем плане струилась вода, быстро текла слева направо. Чуть дальше красовались висячие галереи и мосты, виднелись двери и унылые витрины магазинов, расположенных на разных уровнях. На заднем плане вздымались высокие шпили и громадный темный храм. Ваго казалось, что он знает это место, вот только откуда?..

На правой стороне картины, на берегу канала, облокотившись на перила, стояла девочка и смотрела вниз, в воду. Белые волосы падали ей на лицо. Платье выглядело дорогим – значит, девочка была из богатой семьи. И никак не из гетто, это уж точно.

Когда Ваго смотрел на картину в прошлый раз, девочка выглядывала из окна магазина и вид у нее был такой, будто ей смертельно скучно. А еще раньше она, весело улыбаясь, махала ему рукой с моста. Несколько раз Ваго совсем ее не находил и очень пугался. Он считал девочку своим другом, ведь больше у него никого не было. Но она всегда возвращалась, рано или поздно. И она его слушала, хоть и не отвечала. Он это видел.

– А ты знаешь, где сейчас тот, кто создал меня? – спрашивал он у нее.

Воспоминания Ваго о том времени, когда его создали, были размытыми и путаными. Он смутно помнил какую-то камеру, черные металлические стены и решетку на двери. Люди в черных халатах осматривали его, и он их боялся. Однако две вещи он мог вспомнить ясно. Во-первых, лицо – Ваго видел его сквозь округлое окошко какого-то бака или цистерны. Худое, суровое лицо, которое Ваго знал лучше, чем свое собственное. Во-вторых, имя: Тукор Кеп. Оно могло принадлежать только создателю. Тому, кто дал Ваго жизнь.

Куда исчез Тукор Кеп? Или, точнее, куда исчез Ваго?

Голем не знал, сколько прошло времени с тех пор, как он оказался в этой башне. Он попал сюда, когда его память еще окончательно не сформировалась, он был все равно что новорожденный, не понимал, что происходит вокруг. Креч нашел его здесь утром после особенно яростного вероятностного шторма. Шторм-Вор выхватил Ваго оттуда, где его создали, и перенес сюда. Ваго представлял себе отчаяние своего создателя, когда тот обнаружил его исчезновение, и очень горевал. Но он не знал, как вернуться обратно.

Он погладил длинными пальцами мертвую птицу, висящую у него на шее. Креч в приступе доброты (которые случались с ним очень редко) обработал ее консервирующей жидкостью, чтобы остановить гниение, а потом вернул Ваго. Теперь ее крылья были тесно прижаты к телу и не слишком мешали голему. Эфемера перестала над ним смеяться и теперь лишь презрительно фыркала. Но Ваго нравилась птица, и ему казалось, что девочке на картине она тоже нравится. Когда он в первый раз показал ей птицу, она от изумления открыла рот.

Когда Креч хотел поработать, он посылал Эфемеру наверх за Ваго, и голем послушно приходил. Он оказался полезным помощником в мастерской. Высокий рост позволял ему доставать до самых верхних полок. Пальцы его отличались необычайной гибкостью и силой и отлично подходили для тонкой работы. Ваго с одинаковой легкостью мог раскрошить камень, зажав его в щепоти, или вдеть нитку в иголку с первой попытки.

В мастерской было жарко и царил полумрак, островки яркого света создавали только лампы под колпаками, которые хищно нависали над рабочим местом Креча. Здесь громоздилась печь для обжига керамики, вращалась пила и завывал токарный станок, гудели паяльная лампа и динамо-машина, отбрасывающая тонкие раздвоенные лучи света. И повсюду стояли изделия Креча: манекены, фарфоровые статуэтки, миниатюрные фигурки животных и крошечные храмы; рожицы, которые копировали выражение лица того, кто на них смотрел; кошки на колесиках, которые гонялись за мышками на колесиках, – их притягивала к мечущимся мишеням какая-то таинственная сила, непонятная для Ваго. Еще тут были механические летучие крысы, непрестанно расправляющие и складывающие крылья. Свои собственные крылья Ваго опасливо прижимал к спине, чтобы ничего не уронить.

Всякий раз, возвращаясь сюда, он находил что-то новое и удивительное. Даже в незаконченном виде творения Креча были произведениями искусства. Креч был игрушечных дел мастером, и его игрушки считались одним из чудес Орокоса.

«Но те, кто сделал тебя, могли бы меня кое-чему научить, – не раз говорил он Ваго. – Как бы мне хотелось разобрать тебя и посмотреть, что там у тебя тикает…»

Ваго это не нравилось, и он помалкивал насчет Тукора Кепа. Однажды он спросил у Креча, не знает ли он, кто его сделал, но тот сказал только, что «у него есть кое-какие подозрения», и больше ничего объяснять не стал. Ваго не решился настаивать.

Сегодня утром Креч пребывал в отвратительном настроении, потому что плохо спал ночью. Ваго со страхом поглядывал на трость, стоящую у рабочего стола старика. Хозяин сгорбился над какой-то крошечной игрушкой, усыпанной драгоценными камнями, и, подслеповато щурясь сквозь темные очки, легонько постукивал по ней иголкой. Ваго затаился в уголке и постарался стать как можно более незаметным. Он уже давно усвоил, что Кречу, когда он не в духе, лучше под руку не попадаться. Ваго знал: стоит ему сегодня сделать хоть один неверный шаг – и ему достанется. Он гладил свою птицу на груди и настороженно следил за хозяином.

– Ох, мои глаза… – простонал Креч, потирая лоб. Он уже давно жаловался на зрение, оно становилось все хуже, и работать ему было все тяжелее. – Ваго, поди сюда.

Голем приблизился и навис над стариком.

– Подержи это, – приказал Креч, показывая на усыпанную камнями игрушку. Это был жук из сверкающих нитей, тонких, как нити сахарной ваты. – Только осторожно!

Ваго сделал, что велено: сжал жука в пальцах и стал держать неподвижно. Жук оказался более прочным, чем выглядел, но Ваго все равно было страшно сжимать его, пусть и совсем легонько. Он боялся его сломать. Так он и знал, что Креч поручит ему что-то вроде этого. Старик словно искал предлога избить его.

– Хорошо, хорошо… – пробормотал Креч. Он склонился еще ниже и снова начал царапать жука иголкой. – Теперь немного поверни. В другую сторону. Хорошо.

Креч проворно обрабатывал жука со всех сторон острием иглы, счищал крохотные песчинки и крупинки металла, которые застряли по краям драгоценных камней. Ваго немного успокоился. Может, тут и нет подвоха, просто жук слишком маленький, чтобы зажать его даже в самых миниатюрных тисках, вот Креч и попросил Ваго. Если не сжимать его сильнее, чем сейчас, все будет хорошо.

– Как ты думаешь, для чего тебя создали, Ваго? – рассеянно спросил Креч, не отрываясь от дела.

Ваго благоразумно промолчал. Креч решил, что голем не понял смысла вопроса, и продолжал:

– Это непросто, знаешь ли, создавать жизнь. Я сам этого не умею. Я могу создать самые лучшие копии живых существ, но ни одна из них на тебя не похожа.

– Я живой? – спросил Ваго своим сдавленным голосом, похожим на вой и рычание одновременно.

– Конечно живой.

– Но меня сделали. Эфемера говорит, что я не могу быть живым.

Креч презрительно фыркнул.

– Что она понимает? Не важно, что тебя кто-то сделал. Нас всех сделали. Сделали в женском животе. И только то, что тебя сделали из другого материала, не означает, что ты менее живой, чем мы.

Ваго задумался.

– Но для чего тебя сделали? – размышлял Креч. – Вот что интересно. Чтобы сделать такого, как ты, у кого-то должны были быть причины.

– Может, я игрушка? – предположил Ваго. Креч отрывисто рассмеялся.

– Нет. Уж в игрушках-то я разбираюсь. От тебя веселья мало. Возможно…

Больше он ничего сказать не успел – его иголка соскользнула и глубоко вонзилась в сухую плоть пальца Ваго. Голем непроизвольно сжал пальцы, и драгоценный жук мгновенно превратился в комок нитей.

Креч завопил от отчаяния, а Ваго забился в дальний угол, дрожа от страха, как ребенок. Голем знал: он провинился. Не важно, что он тут ни при чем, что Креч сам уколол его иглой – Ваго все равно накажут, как всегда наказывают детей за ошибки взрослых.

И вот Креч уже встал с табурета, поднял узловатую трость и в гневе повернулся к голему, съежившемуся в тени.

– Ты хоть понимаешь, что натворил? – негромко спросил он. Трость обрушилась на крыло Ваго с быстротой атакующей змеи. – Знаешь, что ты наделал?

Ваго вздрогнул от удара. Боль, жуткая боль… Что-то страшное вспыхнуло в его голове – внезапный, разрушительный гнев. Ваго устыдился этого чувства и испугался его. С каждым наказанием гнев вспыхивал все ярче, угрожая однажды вырваться на свободу. Ваго старался его подавить, но гнев не подчинялся. Это было нечто внутри его, нечто первобытное. Нечто такое, что было сильнее его.

– Я работал над ним много дней! – крикнул Креч. – Дней!

Он обрушил палку на спину Ваго, и металлические зубцы, идущие вдоль позвоночника голе-ма, оставили на ней зазубрины.

Ваго упал на колени и попытался уползти, но и не думал сбежать всерьез. Он знал, что от бегства ему будет только хуже. Палка с треском ударила его по металлическому черепу, и в глазах вспыхнули белые искры. Ужасная ненависть и ярость туманили его мозг, рвались наружу… Креч что-то выкрикнул, выплескивая досаду, и палка снова поднялась в воздух.

Но Ваго уже не было на прежнем месте. Он не отдавал себе отчета в том, что делает, знал только, что ему причиняют боль и это надо прекратить… Плавным движением он ушел в сторону и схватил палку. Одним поворотом кисти Ваго сломал ее пополам, и не успели обломки упасть, как голем, расправив крылья, одной рукой схватил хозяина за горло и приподнял. Креч хватал ртом воздух, как рыба, выпучив глаза за темными стеклами очков, ноги его слабо дергались. Голем злобно глядел на него единственным живым глазом, скалил металлические клыки, в его груди слышались тихие щелчки…

А потом его мощные пальцы начали медленно сжиматься.

Его остановил крик Эфемеры. Она явилась на шум, предвкушая возможность еще раз полюбоваться, как дед задаст хорошую трепку этому несчастному уроду, над которым она так любила потешаться… А увидела, что дед болтается, как рыба на крючке. Голем внезапно перестал быть смешным.

Резкий вопль привел Ваго в чувство. Враг, чье горло он сжимал, снова стал Кречем, его хозяином. Человеком, который взял его в дом и заботился о нем, пусть иногда и бил его, как собаку. Ваго разжал пальцы, и Креч, задыхаясь, мешком повалился на пол.

Эфемера стояла на пороге, потрясенно глядя на голема.

– Ненавижу тебя! – взвизгнула она, рывком выйдя из ступора. – Ненавижу!

Но Ваго не слушал ее. Теперь ему оставалось только одно. Он не мог больше оставаться в этом доме, ведь наказание за этот бунт будет совсем уж жутким. Поэтому он неуклюже оттолкнул Эфемеру, сбежал вниз по лестнице и вылетел за дверь.

1. 9

Насколько Ваго помнил, он никогда раньше не покидал дома. Теперь он быстро понял почему.

Он вышел из ворот в основании башни Креча. Нижняя треть башни уходила в толщу скалы, и ворота были прорублены прямо в ней. Они открывались на улицу, высеченную в склоне крутого холма. Холм полностью застроили зданиями, создав путаницу крыш, переулков и лестниц.

Спотыкаясь, Ваго вышел на дорогу. Стояло серое утро. В воздухе плыл густой туман с моря. Грохотали телеги и паровые повозки, между ними лавировали всадники на гиик-тиуках, проворных существах, похожих на помесь ящерицы и птицы. Гиик-тиуки скакали, высоко вскидывая ноги, пищали, шипели друг на друга и топорщили серые перья на шее, отпугивая своих сородичей, если те подходили слишком близко. В уличных лавках торговали продукцией с гидропонных ферм Агрозоны. Люди на улице были одеты в длинные просторные балахоны тусклых цветов, зато носили причудливые витые украшения на шее и в ушах.

Ваго с изумлением глазел по сторонам. Липкий воздух слегка отдавал солью, бриз щекотал сморщенную кожу голема. Ваго застыл в оцепенении, потрясенный уличной суетой, движением и звуками, непривычным разнообразием происходящего вокруг.

Затем послышались первые крики. Визг какого-то ребенка напомнил Ваго об Эфемере. Голем повернулся на звук и увидел маленькую девочку, в страхе глядевшую на него. Мать прижимала ее к себе и тоже смотрела на Ваго с открытым от ужаса ртом. Люди поворачивали головы на крик и замирали, увидев голема. Раздавались новые вопли и ахи, кто-то что-то негромко бормотал…

Ваго стоял у ворот башни, не зная, куда податься. Он чувствовал себя загнанным в угол. Ему хотелось вернуться в башню, но он не мог вернуться туда после того, что натворил.

Прохожие во все глаза таращились на голема – пародию на человека, отвратительный гибрид сухой плоти и тусклого металла, страшилище. Вероятностные штормы порождали всевозможных уродов, иногда можно было увидеть человека с тремя руками, или с двумя головами, или с раздвоенным хвостом, или покрытого чешуей. Это могло случиться с каждым, в любой момент. Вот почему люди страшились штормов – эти катаклизмы не давали им забыть о том, насколько хрупко их счастье, как легко их мир может вывернуться наизнанку. Вот почему люди с отвращением и ненавистью смотрели теперь на голема.

Ваго заметил первый камень, машинально прикинул траекторию его полета, резко повернулся, присел и замер, не отрывая живого глаза от человека, который бросил камень. Голем оскалил металлические клыки и наполовину развернул крылья, напружинился, как хищник перед прыжком. Человек побледнел, толпа заколебалась. У некоторых в руках уже были зажаты камни. Только теперь они поняли, что перед ними не просто несчастный урод, над которым можно поиздеваться всласть и прогнать, что он опасен.

Но их было много, а он один. Камни полетели.

Ваго съежился под градом метательных снарядов. Камни с глухим стуком врезались в его плоть и со звоном отскакивали от металлических частей. Он взвыл и попытался уйти из-под «обстрела», но безжалостный град не утихал. Толпа кричала непристойности, визжала и вопила. Ваго не понимал, не мог взять в толк, что он такого сделал, чтобы заслужить это. Он никому не причинил зла, не сделал ничего, только стоял на одной улице с ними.

«Да! – раздался в его голове как наяву резкий голос Эфемеры. – Ты и есть урод!»

И тогда в нем вспыхнула ярость. Он вновь оглядел мужчин, женщин и детей, бросающих в него камни, – и возненавидел их. Ему захотелось убить их всех до единого, наброситься на них с кулаками и переломать им кости, перекусить им шеи своими острыми зубами, пока они…

Он спохватился, потрясенный первобытной злобой, которая охватила его. Надо убежать, убраться прочь, подальше от всего этого!.. И Ваго побежал, сорвался с места и проскочил между людьми там, где толпа была пореже. Он двигался с кошачьей грацией, совершенно не вязавшейся с его внешностью. Толпа была так поражена, что не остановила его. Впрочем, ни у кого из них не хватило бы духу схватиться с ним – они видели готовность убивать у него в глазах и осмеливались нападать на него только стаей.

Ваго удирал на четвереньках. Ему никогда раньше не приходилось бегать, но руки и ноги его сами знали, что делать. Голем несся по улице огромными звериными скачками. Крики и восклицания преследовали его, пока он мчался сквозь толпу, лавировал между медленно ползущими повозками, шарахаясь от людей. Куда бы он ни взглянул, он видел искаженные отвращением или страхом лица. Люди показывали на него пальцами и спешили убраться с дороги. Ему хотелось скрыться от этих глаз, но они были повсюду.

В переулки! Вот куда нужно бежать! В переулки, убраться с улицы…

Где-то неподалеку раздался пронзительный, вибрирующий свист, потом еще один и еще. Ваго уже слышал этот звук с высоты своей башни – сигнал тревоги, призывающий солдат Протектората.

Ваго перескочил через пригнувшегося мальчика, плотно сложил крылья и прыгнул в пролет лестницы, легко приземлившись на кончики пальцев рук и ног. По обеим сторонам от него возвышались каменные здания, какие-то магазины, а впереди голем заметил узкий проход. Ваго побежал туда.

Здания почти сомкнулись над ним, закрыли от взглядов прохожих. Он ощутил огромное облегчение, оказавшись вдали от толпы. У него мурашки бежали по коже от ненависти, которую обрушили на него люди. Проулок был пуст. Добравшись до его конца, Ваго замедлил бег и оглянулся, как побитая собака, которая подумывает, не вернуться ли к хозяину.

– Туда, за ним! – крикнул кто-то вдалеке.

Если бежать, то куда? Ваго боялся города, а город окружал его со всех сторон.

В конце переулка появились две фигуры. Они были одеты в бледно-зеленые доспехи, глаза скрывали забрала детекторных очков, слабо отсвечивающие тем же цветом. Головы гладко выбриты, а на правом предплечье каждого закреплена гладкая металлическая штуковина с коротким тупым стволом, торчащим над запястьем.

– Вот оно!

Внезапно Ваго вспомнил. Он узнал этих людей. Солдаты Протектората. А эти штуки у них в руках, которые они нацелили на него…

Эфирные пушки.

Он отпрянул за мгновение до того, как солдаты выстрелили. Пушки с тонким писком выплюнули светящиеся зеленые сгустки энергии, влажные комья чистого эфира, которые, шипя и рассыпая искры, метнулись туда, где долю секунды назад стоял Ваго. Зеленые шары разбились об стену и исчезли, не оставив следов на камне. Эфирные пушки не вредят камню, как и любым неорганическим веществам. Не влияют они и на органические вещества, такие как плоть. Никто не знает, как они работают, но все знают, что они делают: взрывают душу, разносят ее на кусочки с первого попадания.

Солдаты еще не успели понять, что залп прошел мимо, а Ваго уже бежал по другому переулку, пересекавшему первый. Позади раздался сигнальный свисток, и солдаты пустились в погоню. Послышались ответные свистки. Преследователи быстро приближались.

Этот переулок оказался вымощен булыжником, по сточной канаве тек грязный ручеек. Вдоль стен тесно лепились шаткие лотки, с которых торговали связками копыт животных и пряностями, дешевыми украшениями и медицинскими снадобьями. В воздухе висели тяжелые запахи готовящихся сластей, ароматического дыма и пота. Бута – тупые вьючные животные с грязными белыми челками, падающими на глаза, – жевали охапки трав. Витые рога скотины были ярко раскрашены и увешаны звенящими маленькими золотыми амулетами. Бута смотрели на голема без всякого интереса.

Он прыжками мчался по переулку, лавируя среди продавцов и покупателей, Те, кто успевал рассмотреть его, испуганно вскрикивали. Многие сначала думали, что на них несется какое-то животное, с проклятиями шарахались прочь и только потом понимали, что здесь что-то не так. Свистки солдат раздавались отовсюду. Ваго понимал, что враги и позади, и впереди, но не останавливался. Ему оставалось только бежать и надеяться на удачу.

Вскоре здания по сторонам расступились и впустили небо, впереди показалась арка моста над большим каналом. Канал назывался Западной артерией и был одним из основных водных путей города. Он брал начало на вершине горы в центре Орокоса. Морскую воду закачивали наверх, очищали и накапливали в гигантском резервуаре, откуда она потом текла назад в океан, на север, юг и запад по каналам-артериям. Раньше она текла и на восток, но после очередного вероятностного шторма восточный канал исчез и большая часть восточного Орокоса оказалась затоплена. С тех пор эти районы превратились в трущобы, и в них кишели призраки.

Ваго выскочил из переулка и бросился на мост, перекинутый с одного берега канала на другой без всяких опор. Немыслимый простор вокруг, мглистое небо, пропасть под ногами – все это напугало голема до дрожи. Далеко внизу стремительно текла вода. От падения с моста Ваго защищал только низкий парапет.

Вниз по каналу перед ним открывался вид на много миль, до самой границы Орокоса. Выше по течению голем увидел шпили и крыши города, краны, причалы, тут и там торчали одинокие гнилые зубы гор, окутанные белой дымкой. Среди зданий выделялись величественные и непонятные сооружения, оставшиеся от Функционального века.

Вокруг Ваго снова раздавались крики прохожих и свистки солдат. Люди на мосту кинулись кто куда, лишь бы оказаться подальше от него. Три солдата Протектората бежали ему навстречу с другого берега. Голем резко остановился и в отчаянии оглянулся назад, но увидел еще двух в том переулке, из которого только что выбежал. Спасения нет. Он в ловушке.

Солдаты прицелились из эфирных пушек. Люди закричали и прижались к парапетам. Ваго сделал еще один шаг и спрыгнул с моста.

В глубине души он надеялся, что, стоит ему оказаться в воздухе и расправить крылья, как тело само вспомнит науку полета. Он ошибался. В раскинутые крылья ударил ветер, и Ваго завертелся в воздухе, беспомощно трепыхаясь.

Так и не совладав с крыльями, он камнем полетел в воду. В его голове замелькали расчеты расстояния и скорости. Широкий канал стремительно несся навстречу. При падении с такой высоты поверхность воды покажется тверже бетона…

Он ударился о воду с такой силой, что затрещали кости, и провалился во тьму беспамятства.

1. 10

Жизнь в Орокосе бурлила не только на земле, но и глубоко в тверди скал.

Город стоял на каменном плато посреди океана, и за его пределами не было ничего. Со временем он разросся и занял каждый квадратный сантиметр поверхности острова, кроме склонов одиночных гор, торчащих там и сям. Склоны были слишком крутыми, чтобы на них строить.

Еще в давние, ныне забытые времена места на поверхности не осталось, и тогда люди начали строить вверх. Они сооружали шпили, башни и гигантские обелиски из сверкающего черного металла с тысячами комнат внутри. И одновременно строители зарывались вглубь, в скалу. Они создали подземные лабиринты водоводов, труб и туннелей. Порой в этих катакомбах встречались странные залы, назначение которых давно стерлось из памяти людей. И еще внизу тянулись улицы, длинные коридоры, откуда двери вели во множество квартир, расположенных на десятках или даже сотнях уровней. Никто не знал, как поддерживать жизнь в этих колоссальных обветшавших сооружениях ушедших времен.

Но купался ли город наверху в лучах солнца или бледном свете луны, подземные черные рынки всегда были открыты.

Тот рынок, где оказались Турпан и Моа, находился в высеченном в скале сводчатом зале Функционального века. Огромные разветвляющиеся колонны поддерживали потолок, сделанный из какого-то черного материала, который имел текстуру блестящего дерева, но был тверже металла. Между колонн беспорядочно теснились шатры, похожие на ярких насекомых, и навесы из прочной ткани. Полог каждой палатки всегда был откинут, открывая разложенные внутри товары. А продавалось на черных рынках все.

Турпан и Моа осторожно пробирались в толпе. На рынке было тесно. Гиик-тиуки и рикши сновали среди пешеходов, гомон голосов эхом отражался от стен, сбивая с толку. Светильниками служили шипящие, ослепительно белые шары, сгустки энергии, висящие в воздухе без всякой опоры.

Сюда, в одно из таких мест, куда не заходили солдаты Протектората, судьба могла привести кого угодно. Здесь бывали богачи в тяжелых темных балахонах – в высшем обществе считалось вульгарным носить яркие цвета или броские наряды. Их сопровождали наемные телохранители, вооруженные дум-пистолетами. Сюда спускались приверженцы Тропы Духов в капюшонах, надвинутых на лицо, переговаривающиеся между собой шепотом. Они изучали ненавистных призраков и поклонялись им. Остальные старались обходить последователей этой секты стороной. Встречались на черном рынке и жертвы жестокой игры вероятностных штормов, мужчины и женщины с глазами странного цвета или увечьями. Были мальчишки из гетто, чья племенная раскраска волос и кожи указывала на принадлежность к той или иной банде. И многие, многие другие – всех не перечесть.

Турпан на всех смотрел с одинаковым подозрением, прижимая к себе сумку, чтобы чего не стащили. Еще он настоял на том, чтобы Моа убрала драгоценный диск поглубже в карман брюк.

Ей в конце концов удалось снять кольца с руки с помощью машинного масла, капавшего из какой-то старой машины, которая попалась им в туннеле по пути на рынок. Артефакт не приклеился к руке, как они опасались, просто сидел слишком плотно. Просунуть пальцы в колечки Моа как-то удалось, а вот вытащить их оказалось куда труднее. Когда она сняла артефакт, его сияние погасло и цветной туман исчез. Но теперь Турпан и Моа смотрели на него с гораздо большим уважением, и девушка все время проверяла, лежит ли диск в кармане, словно он мог в любой момент испариться.

Вдоль стен пещеры тянулись ряды баров и лавок. Жерла коротких сводчатых туннелей пестрели рекламой и образцами товаров, продающихся внутри. Турпан повел Моа в один из таких туннелей, у входа в который дымились котлы с мясом трахиптеруса. Лысеющий мужчина в халате жарил на сковороде лепешки. Он равнодушно взглянул на новых посетителей и снова занялся делом.

Туннель вел в низкую круглую комнату, где было жарко и не продохнуть от курящихся благовоний. Повара принимали заказы у квадратной стойки посреди таверны. Турпан взял две полные тарелки акульих котлет с тыквенным пюре и две кружки холодного тузеля – обжигающего пряного напитка, который очень нравился Моа, хотя ей и редко доводилось его пить.

Друзья отнесли тарелки в маленькую кабинку и сели друг напротив друга. Моа, наплевав на приличия, с жадностью набросилась на еду. Турпану поневоле приходилось есть намного медленнее, приподнимая респиратор, чтобы положить в рот следующий кусок. Он терпеть не мог есть на людях, но им обоим были необходимы отдых и хороший обед. Бегство вымотало их до предела.

– Это для нас слишком дорого, – заметила Моа, беспрерывно засовывая в рот один кусок рыбы за другим.

– Поздновато спохватилась, – ответил Турпан с улыбкой, заметной лишь по морщинкам вокруг глаз. – Не бери в голову, мы ведь при деньгах.

– Сейчас – да, – согласилась Моа, на миг оторвавшись от еды. – Но деньги нам еще понадобятся.

– Ешь. Деньги – моя забота.

Моа не стала спорить. Она просто наслаждалась вкусом настоящей еды и возможностью наесться до отвала. Турпан тихо радовался, глядя на нее. Слишком редко он мог позволить себе побаловать Моа таким угощением. Он знал, как она относится к его мечтам разбогатеть, изменить выпавший ему жребий. Только он никогда ей не говорил, что она стоит на первом месте в его смелых планах. Остальной мир пусть сам о себе заботится, а он, Турпан, позаботится о Моа. Причем в первую очередь, а уж потом приведет в порядок легкие, чтобы избавиться от респиратора. Турпан сделает так, чтобы у них было жилье, хорошая еда каждый день, чтобы не приходилось все силы тратить на выживание. Это была его тайная мечта. Устроить им такую жизнь, в которой удобства и безопасность не будут роскошью.

Пока Моа уплетала за обе щеки, Турпан незаметно оглядывал зал. Здесь собралась разномастная компания, обычная для таверны черного рынка. Люди курили украшенные резьбой трубки, выпивали и наблюдали за остальными посетителями.

– Она будет следить за нами, – рассеянно произнес он.

Моа замерла с вилкой у рта.

– Что ты там бормочешь? – спросила она, и из ее рта разлетелись по столу кусочки пережеванной акулы.

Она расхохоталась и поперхнулась едой, оставшейся во рту. На них стали оглядываться, но Моа удалось проглотить свой кусок котлеты, и она смущенно улыбнулась Турпану, хотя из глаз у нее из-за кашля брызнули слезы.

– С тобой все хорошо? – спросил он.

– Почти, – ответила Моа, стуча себя в грудь ребром ладони. – Прости, говори дальше.

Он молчал и озабоченно смотрел на нее.

– Турпан, я в порядке! – заверила она. – Мне не следовало пытаться вдохнуть в себя завтрак, вот и все. – Она стала серьезнее. – Ты говорил об Анье-Джакане, да?

– Она нас так просто не отпустит, – сказал Турпан, перебрасывая за спину непослушные дрэды. – Ведь она наверняка знает, что за штуку мыдобыли. И не успокоится, пока не получит ее обратно.

– Значит, надо избавиться от этого кругляша, – ответила Моа, снова принимаясь за еду, на этот раз осторожнее. – Продай его быстрее. Возьмем деньги и убежим.

Турпан знал, что она так скажет, и подготовился к спору.

– Нет, продавать его нельзя. Разве ты не понимаешь, что это за вещь? Мы – воры, Моа. А это устройство… Если оно всегда так работает, как тогда, в логове, нам не составит труда проникнуть в любой дом в Орокосе. Представляешь, какие дела мы сможем ворочать с его помощью?

– Мы больше не воры, – возразила Моа.

– Нет, воры. Вот когда у нас будет достаточно денег, чтобы не воровать, – тогда и завяжем, – сказал Турпан. – Если мы попробуем продать диск теперь, когда Анья-Джакана его ищет, она об этом узнает… – Он замолчал, потому что его вдруг осенило.

Конечно! Вот откуда атаманша пронюхала о чудесном диске! Моцги не знали, как он работает, и пытались продать его на черном рынке. Анья-Джакана прослышала, что они продают изобретение Угасших, и догадалась о его истинной ценности. Она выяснила, где хранится это сокровище, и послала за ним Турпана и Моа. Турпан выругал себя за тупость. Как он не понял этого раньше? И все-таки он не испытывал сожаления. В конце концов, все к лучшему: зато теперь у него и Моа есть отмычка для всех дверей в городе.

– Послушай, – продолжал он. – Эта вещь такая ценная, что каждый второй в Орокосе запросто прикончит нас, лишь бы заполучить ее. Если мы попытаемся отнести ее к тем, кому она по карману, они попросту перережут нам глотки. И даже думать забудь, чтобы выбросить ее.

Моа закрыла рот. Именно это она и собиралась предложить.

– Мы ею воспользуемся, – сказал Турпан. – Вот что мы сделаем. С этой штукой нас невозможно остановить. Мы сможем войти в любое банковское хранилище в Орокосе. Мы можем стать богачами.

Моа эта идея не понравилась. Она была девушка совестливая.

– Турпан, я… Это опять воровство. Я хочу сказать, что воровать ради того, чтобы выжить, – это одно, а…

– Это воровство у Протектората, – сердито перебил он. – У них и у тех людей, которые их поддерживают, у «добропорядочных горожан». Ты их помнишь? Это те люди, которые заставляют нас жить в гетто, которые нас ненавидят и презирают. Люди, которые уводят наших родных и друзей туда, откуда не возвращаются. Те, кто плюет на нас, презирая за то, что мы ленивы и бесполезны, но делают всё, чтобы мы не могли работать и выбраться из нищеты. Для этого они наносят татуировку на наши руки, чтобы заклеймить нас как выродков.

Моа затихла, глядя в тарелку.

– Они это заслужили, – прибавил Турпан. Она слегка кивнула.

– Да…

Турпан откинулся на спинку стула и несколько секунд смотрел на девушку. Ему очень не хотелось выкладывать свой последний козырь, но пришлось. Мать Моа тоже забрал Протекторат.

– Как ты думаешь, для чего он? – спросила Моа. – Ну, зачем его сделали?

– Артефакт? Кто знает? Может, его использовали для горных разработок или для рытья туннелей. Может, чтобы шпионы могли тайком пробираться куда-нибудь и выходить оттуда. Может, у предков была тайная полиция, как у нас, а у полиции имелись всякие штуки вроде этой, чтобы выявлять несогласных.

Моа нахмурилась.

– Тайная полиция? С чего бы Угасшим ее держать? У них не было преступников.

Турпан фыркнул. Он всегда фыркал, когда хотел показать, что ему все равно.

– Так говорят легенды. Ты веришь всему, что слышишь? Да и не важно, для чего этот диск был предназначен, важно то, как мы сможем его применить. Всему свое время. Для начала надо найти безопасное убежище. Мы пойдем в Килатас. Даже Анья-Джакана не найдет нас там. Твоя подруга Чайка сможет нам помочь?

– Если ты думаешь, что нас выследят, к Чайке идти нельзя! – возразила встревоженная Моа. – Мы же приведем за собой погоню!

– Знаю, знаю. Но мы ведь не пойдем прямо в Килатас. Сначала убедимся, что за нами нет «хвоста».

Моа вдруг стало страшно. Она с подозрением оглядела таверну.

– Не волнуйся. – Турпан потянулся, через стол и накрыл ладонью ее худую, бледную руку. – Им нас нипочем не сцапать. Ешь.

Моа нервничала, но доела свою порцию и еще половину порции Турпана – он сказал, что не голоден.

Они нашли кодировщика и обменяли несколько батареек на монеты и платиновые пластинки. Покинув черный рынок, друзья углубились в путаницу извилистых туннелей. Здесь, внизу, в темноте, разместились целые города, подземные поселения. Люди жили в них всю жизнь. Они даже не спрашивали себя, откуда берется энергия для освещения туннелей, не задумывались о том, что произойдет, если свет вдруг погаснет. Искусственный свет этого сумрачного мира был для них так же вечен, как солнце.

Турпан и Моа старались обходить поселки стороной – не хотели, чтобы их увидели и запомнили. Многие скопления хижин или палаток в старых пещерах, которые они миновали, были знакомы Турпану, но в большинстве из них чужаков встречали неприветливо. Вокруг шныряли бродячие псы, бездомные ковыляли по своей бесконечной тропе от одного поселения к другому, опираясь на посохи. Жили под землей и другие создания – всякие твари вроде моцгов, чудовищные полулюди, рожденные вероятностными штормами. Эти, как правило, держались особняком, скрываясь от солдат Протектората.

Турпан часто сверялся с компасом, чтобы убедиться, что они не сбились с пути. Он знал, куда идти, потому что Моа уже давно рассказала ему, где находится Килатас и как его найти. Она вообще не умела хранить тайны, а от Турпана у нее и вовсе секретов не было. Но с тех пор, как она тут ходила, дорога могла измениться, вот Турпан и поглядывал на компас.

Компасы всегда показывали на центр Оро-коса, где находилась Осевая Цитадель, сердце древнего города. Говорили, что внутри Цитадели скрывается генератор хаоса, машина, которая порождает вероятностные шторма, сотрясающие город. И призраков.

Когда Турпан и Моа наконец вышли на поверхность, они обнаружили, что в городе уже сгустились сумерки.

Они поднялись на служебную подвесную галерею, идущую вдоль Западной артерии. Небо над головой было чистым, мирным, звездным. В нескольких метрах внизу стремительно текла вода, освещенные окна домов на набережной отражались в ней мерцающими огоньками.

– Ты только посмотри, какая красота! – сказала Моа, перегнувшись через перила. Она опьянела от радости, снова оказавшись на открытом воздухе. – Правда, здорово?

– Ничего особенного, – ответил Турпан.

Его сейчас больше всего беспокоила возможная погоня. Он боялся ее куда больше, чем признался Моа. Ему не терпелось двинуться дальше.

Девушка оглянулась на него, прядь черных волос упала ей на лицо.

– Ты никогда не спрашивал себя, кто все это создал? – Она махнула рукой в сторону центра города. – А главное – зачем?

Турпан понял, что на Моа нашло философическое настроение, а когда оно на нее находило, с этим оставалось только смириться. Он вздохнул и присоединился к ней в любовании видом.

– Город построили Угасшие. Это всем известно. А потом они нас покинули, или умерли, или еще что-то, и тогда наступило Угасание, и мы с тех пор все пытаемся вспомнить то, о чем забыли.

Но такой ответ явно не устраивал Моа.

– Но почему? Откуда они пришли? Я хочу сказать, как они попали сюда, если не существует ничего, кроме Орокоса?

Турпан пожал плечами.

– Да какая разница? У людей вроде нас с тобой одна забота – выжить.

Моа заметно загрустила.

– Ты правда думаешь, что Орокос – это весь мир? Что там, далеко-далеко, ничего нет? А как же легенды? Как это ты не веришь в прошлое, когда все было мирным и гармоничным? Стоит только взглянуть на то, что оставили после себя Угасшие, чтобы представить себе, как тогда было прекрасно.

– Генератор хаоса тоже они оставили, – возразил Турпан. – И если они жили в таком распрекрасном мире, как говорят, то какого черта они построили эту штуку? Зачем делать машину, которая насылает вероятностные шторма? И почему Угасшие исчезли и оставили нас разбираться с этим?

– Откуда я знаю? Это для всех тайна. Мы вообще мало знаем. Просто каждый во что-то верит.

– Вы с Чайкой два сапога пара. Мечтательницы, витаете себе в облаках… С чего вы решили, будто там, за горизонтом, что-то есть?

– Я же рассказывала тебе об огнях в небе, Турпан. Они…

– Вот-вот. Огни – они и есть огни, ничего больше. Огни в небе. Это может быть что угодно. Но даже если – «если», слышишь! – там что-то есть, как ты об этом узнаешь? Никому не покинуть Орокос. Никому. Сам город этого не позволяет. Ты это знаешь лучше многих других.

Моа действительно это знала. Именно так она потеряла отца. Он хотел убежать из Орокоса, уплыть в океан в поисках земли обетованной. Жаль только, далеко он не уплыл.

– Вот именно! Город! – резко вскинулась она.

Турпан видел, что она разозлилась на него. Он никак не мог понять, почему Моа продолжала верить в дело, за которое погиб ее отец. Может быть, она не хотела, чтобы его смерть была напрасной, пыталась доказать его правоту. А может быть, ей просто нужно было во что-то верить.

– Почему Орокос не позволяет никому покинуть его? – гнула свое Моа. – Почему держит нас здесь, как в тюрьме?

– Например, чтобы мы все не уплыли на поиски несуществующей далекой земли и не погибли, – раздраженно предположил Турпан.

Это был давний, очень давний их спор.

– Я не знаю, Моа. Может быть, это для нашего же блага. Может, причины вообще нет. Просто так устроен мир.

Моа сдалась. Ясно, что Турпана не удастся убедить. У него хватало дерзости, чтобы пытаться изменить собственную жизнь, но признать возможность другой жизни, вне Орокоса, он наотрез отказывался. А Моа, наоборот, считала глупостью бороться против мира, где ты родился, зато цеплялась за мысль о том, что где-то там, далеко, есть другая земля. Земля, где нет угнетения, нет Протектората, нет вероятностных штормов, нет призраков… Земля, где таких, как она и Турпан, не упекут в гетто.

Она посмотрела вниз на волны канала.

– Иногда мне просто хочется броситься в воду, – пробормотала она. – Пусть она подхватит меня и унесет по трубам в море, а там и далеко-далеко, за горизонт. Может, меня прибьет к каким-нибудь берегам…

– Только ты к тому времени будешь уже мертва, – резко перебил Турпан в досаде на то, что они так задержались. – Пойдем.

Они некоторое время шли вдоль канала, а потом галерея кончилась и им пришлось снова спуститься под землю и идти по туннелю, который тянулся под каналом. Он оказался пустым и нуждался в срочном ремонте, рев воды наверху отдавался гулким эхом. Никто этим путем не ходил, поэтому Турпан его и выбрал. Они пробирались через груды мусора, увертывались от капель воды, просачивавшейся через трещины в бетоне.

Моа чуть не наступила на Ваго, не заметив его. Голем сидел, скорчившись в тени за грудой битого камня, и не шевелился. Увидев его в шаге от себя, Моа негромко взвизгнула и отпрыгнула назад. Турпан мгновенно оказался рядом с ней.

Испугавшись ее крика, Ваго отпрянул к стене туннеля. В мигающем свете неисправного фонаря его трудно было разглядеть толком. Но и то, что Турпан и Моа увидели, было очень неприятным зрелищем.

Турпан тихо выругался себе под нос.

– Крюч, я так перетрусила! – сказала Моа и смущенно хихикнула.

На самом деле у нее аж сердце в пятки ушло. Турпан потянул ее за руку.

– Оставь его. Пойдем.

– Погоди минутку, – сказала Моа.

Она пристальнее всмотрелась в Ваго, который съежился под ее взглядом, как бездомная дворняжка.

– Что с тобой случилось? – спросила она голема.

– Моа, это не наше дело, – сказал Турпан.

Его жизненный опыт подсказывал, что не стоит сочувствовать каждому встречному. Город – место опасное, всякое может случиться.

– Нет уж, погоди, – твердо сказала Моа. Сердце Турпана упало. Моа уперлась рогом.

На нее накатил очередной приступ упрямства. Обычно она безропотно соглашалась со всем, что он говорил, но если уж на нее находило… Настаивать будет себе дороже – это ее только раззадорит.

Моа присела на корточки перед страшилищем.

– Это вероятностный шторм так тебя покрючил, да? – спросила она. – Эй, ты говорить-то можешь?

Несколько секунд длилось молчание. Потом уродец ответил:

– Не шторм. Меня таким сделали.

– Сделали?

– Я не знаю зачем, – прибавил он, будто она его об этом спросила.

Моа несколько секунд обдумывала этот ответ.

– Как тебя зовут?

– Хозяин называл меня Ваго, – медленно ответил он.

– Ладно, Ваго. Я – Моа, а это Турпан.

– Вообще мы вроде как должны были держаться тише воды ниже травы! – взъелся Турпан. – А ты только что назвала ему наши имена! Хочешь, чтобы тебя поймали?

– Он в беде! – воскликнула Моа. – Разве ты не видишь?

– Весь этот крючный мир в беде, Моа! Мы сами в беде! У нас нет времени возиться с ним!

– Ну так найди время, – парировала она.

Турпан скривился и с раздражением пнул ногой камень. Когда-нибудь мягкосердечие Моа их погубит. Это только в мире грез незнакомцы платят добром за добро, на деле же они чаще норовят избить тебя и ограбить. А те, кому действительно без помощи не обойтись, как правило, уже сдались и ничего не хотят. Жаль только, Моа с этим не согласится. Она лелеет свою хрустальную мечту о солнечном мире, где можно творить добро и тебе за это будут благодарны.

– А где же теперь твой хозяин? – спросила Моа у Ваго.

Она говорила с ним ласково, словно с напуганной зверушкой.

– Я не могу к нему вернуться, – ответил Ваго.

– Он тебя выгнал?

Ваго отвел глаза и ничего не ответил. Моа решила, что это означает «да». А напрасно.

– Что это у тебя на шее? – спросила она.

В потемках странный предмет на шее Ваго было толком не разглядеть. Услышав вопрос, уродец ревниво прикрыл птицу рукой.

– Что ты, я не хочу отнять это у тебя, Ваго, – заверила его Моа. – Мне просто интересно, что это такое.

Ваго несколько мгновений с подозрением смотрел на нее, потом выпрямился и вышел на свет. Пока он сидел, сжавшись в комок, Турпан и Моа и не догадывались, какой он большой. Чужак навис над ними, словно башня. Девушка попятилась, вдруг пожалев, что не послушалась Турпана. Голем предстал перед ними во всей «красе». Зрелище было жуткое.

Но Ваго хотел, чтобы она рассмотрела то, что висело на его тощей шее, и Моа невольно взглянула на «подвеску». Это оказалась черно-белая птица, слабо пахнущая консервантами. Моа с отвращением попятилась: птица была мертвой. Этот странный тип носит на шее птичий труп. Турпан прав, не надо было с ним связываться…

Но потом она пригляделась получше и благоговейно прошептала:

– Турпан!.. Ты только посмотри!

– Что? – спросил тот, подходя ближе. При виде птицы он с омерзением фыркнул. – Надо же, красота какая! Просто блеск!

Ваго с надеждой смотрел на Моа. Девушку его сокровище заинтересовало не на шутку.

– Нет, ты посмотри как следует! – настаивала Моа. – Можно мне потрогать? – спросила она Ваго, и тот нагнулся, чтобы ей легче было дотянуться.

Турпан подошел. Моа вертела птицу в руке, изумленно рассматривая ее.

– Ну птица и птица, – равнодушно пожал он плечами. Ему было не по себе, когда он стоял так близко от Ваго. – Выглядит она не очень. На что смотреть-то?

– Мой отец изучал птиц, – объяснила Моа. – У него было много книг о всяких пернатых. Когда я была маленькой, то любила смотреть картинки. И папа заставил меня выучить всех птиц. – Она покачала головой. – А таких я никогда не видела. Никогда.

– Значит, это редкая птица.

– Она не редкая, – возразила Моа. – Ее не существует.

Турпан удивленно поднял брови.

– Да, ее больше не существует, – согласился он.

Моа отпустила птицу, и Ваго немного отступил, настороженно наблюдая за новыми знакомыми.

Девушка принялась объяснять:

– Нет, я про то, что в Орокосе нет ничего мало-мальски похожего. Посмотри на оперение, посмотри на строение скелета, посмотри на…

– Что ты хочешь этим сказать? – перебил Турпан, которому все это уже основательно надоело.

– Она прилетела из другого места! – выпалила Моа.

Турпан потер пальцами переносицу и устало вздохнул. Девушка повернулась к голему, подвижная половина лица которого выражала недоумение.

– Где ты ее взял?

– Она влетела ко мне в окно, – ответил Ваго. Моа заволновалась.

– Мы должны показать ее Чайке! – воскликнула она. – Это еще одна! Еще одна птица, такая же, как первая, как та, которую она поймала!

Ваго отодвинулся, прикрыв ладонью свое сокровище. Моа замахала руками и торопливо стала втолковывать:

– Я хочу сказать, что мы отведем тебя к Чайке. Если ты не против.

– Моа… – предостерегающим тоном произнес Турпан. – Этот парень, он… не то чтобы совсем незаметный.

– Это очень важно! – настаивала Моа. Она снова повернулась к Ваго. – Ну?

Он разглядывал ее своим крапчатым желтым глазом. Выбравшись из воды, он решил, что остаток жизни ему придется провести в одиночестве в этом подземном туннеле. Он жалел, что падение не убило его, – похоже, создатель сделал его очень прочным. Человек бы сломал себе все кости, а Ваго уцелел. Может, его скелет был вовсе не костяным – он не знал.

– Я пойду с вами, – сказал голем, рассудив, что лучше уж так, чем вечно сидеть здесь.

– Моа, он будет обузой! – предостерег Турпан.

– Своя ноша не тянет, – отрезала она. Турпан в отчаянии закатил глаза и зашагал вперед. Он понимал, что Моа не переубедить. Вот это в ней всегда его поражало: обычно Моа была тихоня тихоней, но только до тех пор, пока дело не касалось ее мечты. За мечты она цеплялась так, что зачастую совершенно теряла ощущение реальности. Черт возьми, это же всего лишь птица! Кому нужна какая-то несчастная птица?

Но Моа хотела показать птицу Чайке, а Турпан никогда не умел отказать ей. Он слышал, как она уговаривает Ваго идти с ними. Иногда он жалел, что связался с этой девчонкой. Впрочем, не всерьез и недолго.

1. 11

– Вот он, – произнес Турпан.

Моа оглядела город внизу, лабиринт надземных и подземных переходов, переплетение узких мостиков. Улицы кое-где были освещены, кое-где тонули во мраке. Луна скрылась за тучей, и только фонари и светильники разгоняли темноту ночи. Вдалеке, в просветах между шпилями и башнями, можно было разглядеть бледное мерцание Западной артерии.

Налетел порыв холодного ветра. Моа, Турпан и Ваго сидели на каменном мостике, перекинутом между двумя порыжевшими от ржавчины металлическими дымовыми трубами, и прятались за его низкими сплошными перилами.

– Я никого не вижу, – сказала Моа.

На самом деле она немного покривила душой. Освещенные участки время от времени пересекали одинокие прохожие, повозки или всадники на гиик-тиуках. Но никаких признаков погони – ни Грача, ни других воров – не наблюдалось. Между тем Турпан был уверен, что за ними гонятся. Он намекал, что у него есть некий таинственный план, как избавиться от «хвоста», но сначала ему нужно было убедиться, что «хвост» существует. Для этого беглецы вернулись назад по собственным следам в надежде засечь преследователей.

– Вон там, внизу. На маленькой площади, – сказал Турпан.

Ваго подполз ближе, вцепился пальцами в перила, сухожилия его при этом тихонько зажужжали. Чтобы хоть немного замаскировать своего спутника, Турпан и Моа купили ему просторный плащ с капюшоном. Однако стало не намного лучше: в этом балахоне Ваго смахивал на пугало для непослушных детей. Теперь беглецы двигались по ночам и выбирали пустынные улицы. Издали голем выглядел почти по-человечески. Главное, не столкнуться с кем-нибудь нос к носу…

– Я их вижу, – сказал Ваго, тыча вниз длинным пальцем.

– Пригнись! – прошипел Турпан, и голем поспешно спрятался за перила, словно ребенок, на которого строго прикрикнул родитель.

Ну вот, с досадой подумал Турпан, сейчас Моа опять будет ругаться, что я его напугал.

– Мы ведь не хотим, чтобы нас заметили, правда? – мягко прибавил он, чтобы успокоить Ваго.

Моа тем временем и сама сумела разглядеть преследователей. Они были еще довольно далеко – пересекали крохотную площадь, втиснутую среди тесного скопища строений с наклонными металлическими стенами. В резком белом свете дуговых ламп подробностей было не разглядеть, но девушка все же сумела узнать фигуру Грача в черном плаще с капюшоном и еще пятерых парней. Вскоре Грач и его бандиты вошли в тень на краю площади и скрылись из виду. Турпан выжидающе смотрел на Моа.

– Ты был прав, – признала она.

– Они напали на наш след, – пробормотал он.

Моа прислонилась спиной к перилам и обхватила руками колени. Ваго съежился рядом с ней, пряча лицо под капюшоном.

– И какой у нас план? – спросила девушка.

– Мы примерно в миле от территории «Запад сто девяносто». Через нее можно быстро попасть туда, куда нам нужно. Вот так мы и пойдем.

– «Запад сто девяносто»? – переспросила Моа. Она на секунду задумалась, вспоминая, где слышала это название. – Это же один из районов, захваченных призраками во время последнего нападения!

– Точно, – подтвердил Турпан. – Туда Грач и компания за нами не сунутся.

Моа устало покачала головой, черные прямые прядки хлестнули ее по щекам.

– Это слишком опасно, – возразила она. Впрочем, она не слишком настаивала. Турпан всегда чувствовал, когда она упрется, а когда нет. Обычно из них двоих именно он принимал важные решения, он знал все ответы. Моа была только рада довериться его выбору и безмятежно плыла в его кильватере. Ей не хотелось брать ответственность за решения.

– Ты сама говоришь: нам нельзя никого приводить в Килатас, – сказал Турпан. – А единственный шанс ускользнуть от погони мы потеряли, когда ты решила усыновить нашего дружка. В конце концов они нас настигнут. Так что придется положиться на удачу.

Моа внутренне возмутилась. Турпан шпынял ее за Ваго с тех пор, как голем к ним присоединился. Он очень ясно давал понять, что думает о компании Ваго. Как это на него похоже: в кои-то веки она приняла решение и не отступила, а он в отместку выставляет ее дурочкой.

– Не по душе мне это, – сказала она. – Слишком уж рискованно.

Турпан снова выглянул из-за перил, ища взглядом преследователей.

– Иногда приходится рисковать, Моа, – бросил он в ответ.

Часть 2
ПРИЗРАКИ

2. 1

Полуразрушенный склад находился на территории «Запад-217». Это был уродливый, грубый блок из кирпича и известки. За ним, освещенное тусклым послеполуденным солнцем, возвышалось колоссальное здание Функционального века, похожее на плавник из зеленоватого металла.

«Сколь ничтожны и примитивны мы по сравнению с Угасшими, – думал Лизандр Бейн, рассматривая этот городской пейзаж. – Словно тупые обезьяны, трепещущие перед божественными силами. Насколько же превосходила нынешнюю та ушедшая в прошлое славная эпоха, когда все работало как следует, когда царили порядок и дисциплина… Какая это насмешка, что нам достался этот непредсказуемый мир, где вероятностные шторма сводят на нет любые попытки построить мирную жизнь. Потому что шторма порождают призраков».

Он шагал к складу через двор, засыпанный мусором и усеянный трупами. На большинстве тел не было ни единой царапины. Мертвецы лежали, глядя пустыми глазами в затянутое тучами небо: мужчины, женщины, дети.

Вход на склад охраняли несколько солдат Протектората, бритоголовые, закованные в баллистические доспехи, в мерцающих детекторных очках кругового обзора на пол-лица. Бейн и сам был в таких очках. Из-за них все вокруг приобретало тошнотворный зеленоватый оттенок, лица солдат казались ненастоящими, будто светящиеся наброски углем. Но ходить по территории «Запад-217» без детекторных очков было бы верхом глупости. Глаза людей не способны видеть призраков.

Солдаты узнали Бейна в лицо, хотя могли только догадываться, кто он такой на самом деле.

Он то и дело мелькал в паноптиконе. Часто его видели стоящим где-то на заднем плане во время речи Патриция. Он был видным мужчиной с худым суровым лицом и коротко стриженными светлыми волосами. Когда выступал великий лидер Орокоса, Бейн неизменно стоял рядом с трибуной, на одном и том же месте. Он всегда носил черные высокие ботинки и застегнутый до подбородка длинный френч с высоким воротником. Бейн не произносил ни слова во время выступлений Патриция, и никто к нему не обращался. Он просто присутствовал.

Вокруг его таинственной личности ходили легенды. Люди гадали, кто он такой, почему всегда стоит по правую руку от Патриция. Некоторые говорили, что он сын их вождя. Некоторые – что он самый великий воин армии Протектората. Или убийца на службе Патриция. Его прозвали Мрачным Джеком и сочиняли о нем разные истории.

Лизандр Бейн, шеф тайной полиции Протектората, поощрял подобные слухи. Хорошо, что люди его боятся. Он того заслуживает.

Когда он приблизился, солдаты приветствовали его, щелкнув каблуками и вскинув к плечу кулак. Лизандр едва заметно кинул им в ответ.

Окинув караульных ледяным взглядом серых глаз, он приказал:

– Доложите обстановку.

Солдаты неуверенно переглянулись – каждый надеялся спихнуть обязанность отчитываться перед ним на другого.

– Зачистка района завершена, – произнес тот, который оказался смелее. – Мы загнали последних призраков в склад. Скоро все будет кончено.

Бейн медленно кивнул, однако глаз не отвел. Он сверлил солдата взглядом, пока тот не занервничал. Из-за стены склада донесся приглушенный звук выстрела эфирной пушки. Шеф тайной полиции поднял правую руку, и из специально скроенного рукава выглянуло тупое дуло его собственной пушки.

– Хорошо, – проронил он и прошел мимо солдат, ничего больше не прибавив.

Ни один из них не попытался его остановить.

Внутри склада царил полумрак, пахло плесенью и гнилью. Огромные барабаны с питательной кашей высились чуть ли не до потолка. Уходили вдаль штабеля ящиков с продуктами. Кашу доставляли с Мерегского пищевого комбината, остальное привозили с гидропонных ферм Агрозоны. Мерег был одним из десятков комплексов, производивших продовольствие. Каша предназначалась для гетто. Нельзя, чтобы тамошние отбросы общества голодали: голодные бунты нарушают порядок. Для остальных граждан поставлялись овощи и мясо домашнего скота, который выращивали в помещениях. Большая часть рациона жителей Орокоса состояла из рыбы и морепродуктов, однако принимались меры, чтобы их добывали только лицензированные сейнеры Протектората и чтобы деликатесы шли нужным людям. Все было обложено налогами, отрегулировано, все под контролем. Все так, как Бейн считал правильным.

Но призраки… Призраки не укладывались ни в какие планы. Они жили по собственным странным правилам, их ничуть не волновало благополучие города. Они разрушали то, что создавал Протекторат; они уничтожали, а не создавали. И Лизандр Бейн ненавидел их за это.

Призраки представляли собой невидимые сгустки энергии, которые могли проникнуть в человека, полностью подавить его волю и завладеть его телом. Таких людей называли оборотнями, они двигались и даже могли говорить, но только так, как хотели захватчики. Призраки были врагами. Бейн поклялся, что однажды уничтожит их всех.

Некоторые решили бы, что такому высокопоставленному человеку не стоит даже находиться здесь, а уж тем более рисковать собой в схватке с невидимыми чудовищами. Но Бейн считал, что единственный способ понять врага – это встретиться с ним лицом к лицу. А кроме того, ему просто нравилось убивать призраков. Уничтожая их своими руками, он испытывал ни с чем не сравнимое злобное удовлетворение.

Бейн пошел на звук выстрелов из эфирных пушек и редких глухих ударов дум-пистолетов. Встретившийся по пути солдат показал ему, куда идти дальше.

– Их загнали в юго-восточный угол, – сказал он. – Сейчас прикончим последних.

Бейн крадучись двинулся по проходу между штабелями туда, откуда доносились выстрелы. Многие ящики оборотни разбили и сожрали то, что лежало внутри. Зловонные потеки каши гнили там, где их оставили. Оборотни ели как дикари, руками. Бейн шел медленно, внимательно отслеживая малейшие признаки движения со всех сторон, не забывая поглядывать и вверх, на металлические балки под потолком, с которых свисали крюки и блоки. Проклятые твари запросто могли атаковать сверху.

В проход перед ним выскочил солдат, испуганно вскинул пушку, но успокоился, увидев, что перед ним не оборотень.

– Еще кто-то остался, рядовой? – спросил Бейн.

Солдат явно узнал его, видел в паноптиконе.

– Мы разгромили последний очаг сопротивления. Но нам кажется, один или два ускользнули… – Он заколебался, не зная, как обращаться к стоящему перед ним человеку. – Сэр, – закончил он.

– Очень хорошо, – сказал Бейн. – Я присоединюсь к вам и останусь до тех пор, пока ваш командир не убедится, что последний противник уничтожен.

Солдат кивнул и двинулся дальше. Бейн шел в нескольких шагах позади, они молча крались по широким, сумрачным проходам, благо детекторные очки позволяли видеть в темноте.

Идти пришлось недолго. Враг стоял за углом, поджидая их.

Это был оборотень. Мальчик лет десяти, с длинными русыми волосами до плеч, в простом синем комбинезоне. Босой. Он невинно смотрел на них, стоя на расстоянии нескольких метров.

Но благодаря очкам они могли видеть невидимое. Это существо светилось изнутри, а его рот, глаза, нос и уши словно полыхали огнем. Чистый эфир сочился из них, как дым.

Бейн поднял пушку.

– Тебе нет места в моем городе, – сказал он и выстрелил.

Оборотень увернулся от эфирного заряда и бросился на людей, детское личико превратилось в маску звериной ненависти. Он несся к ним, оскалив зубы, вытянув вперед руки со скрюченными, как когти, пальцами и пронзительно крича. Солдат запаниковал и выстрелил слишком рано. Оборотень перепрыгнул через летящий к нему заряд, налетел на рядового и обхватил руками его бритую голову. Солдат упал без единого звука. Само прикосновение оборотня было смертельным.

Второй раз Бейн не промахнулся.

Он выстрелил в тот самый момент, когда оборотень сгруппировался для прыжка. Эфир попал оборотню в грудь, и проклятая тварь рухнула. Но Бейн не спешил праздновать победу. Оборотни были всего лишь оболочками, населенными призраками. Благодаря очкам Бейн увидел, как из трупа повалили струйки эфира, словно пар из чайника на плите. «Пар» – а точнее сгусток искрящейся энергии, завис в воздухе, быстро принимая очертания чудовища с длинным хвостом и большими треугольными крыльями, как у морского ската. Между крыльями виднелась голова и четыре толстых световых щупальца, которые медленно извивались и вращались. Это был истинный облик призрака.

Он устремился к Бейну, но тот был готов к нападению. Шеф тайной полиции снова выстрелил и снова попал. Шар зеленого эфира отбросил призрака назад с глухим взрывом, во все стороны полетели сверкающие клочья. Бейн выстрелил еще раз, в крыло. Призрак кинулся наутек, он плыл по воздуху, как рыба. Но рана не позволяла ему лететь быстро. Бейн без спешки прицелился и прикончил его. Призрак исчез, рассыпавшись дождем искр.

На шум прибежали два солдата. Они замерли, увидев Бейна, который, низко опустив голову, стоял над мальчиком. Мальчик был мертв, его невидящие глаза широко открыты.

– Какая напрасная смерть, – прошептал Бейн. – Какая напрасная…

Не обращая внимания на вылупившихся на него солдат, он покачал головой, повернулся и пошел прочь.

Когда он вышел наружу, там его ждал коротышка с узким и жестким лицом, одетый точно так же, как Бейн.

– У тайной полиции есть для вас новости, шеф, – сказал он. – Поступили сообщения о стычке в Кривом переулке на территории «Запад сто семьдесят четыре». Солдаты вмешались, но нарушитель удрал. – Он снизу вверх посмотрел в глаза начальника. – Это был голем. Голем жив.

Бейн некоторое время переваривал эту новость, разглядывая скопище промышленных строений вокруг. Лицо его ничего не выражало.

– Найдите его, – сказал он наконец.

2. 2

Никто не ходил мимо ворот территории «Запад-190», окрестные здания стояли заброшенные. Протекторат давно выселил всех жильцов из расположенных вдоль стены домов. Да никто бы по доброй воле и не остался там жить.

Огромный город Орокос делился на сотни неравных секторов, называемых районами или территориями, и практически каждый сектор окружала стена. Стены возвел Протекторат еще много лет назад. Энергетические призраки могли появиться где угодно, и там, где они появлялись, они захватывали тела мужчин и женщин и создавали армии оборотней. Поэтому нужен был способ не дать этим армиям просочиться повсюду. Вот и придумали сектора-территории. Если в каком-нибудь секторе появлялись враги, его можно было изолировать, чтобы не позволить оборотням наводнить город.

С энергетическими призраками все обстояло куда сложнее. Как сдержать тварей, которые способны просачиваться сквозь сами скалы? На стенах территорий стояли стражники с эфирными пушками на изготовку, но эти караулы ввели скорее для того, чтобы успокоить горожан. Солдаты почти ничего не могли сделать против бестелесных призраков, которые способны были пройти хоть сквозь стену, хоть под ней.

Тем не менее по каким-то непонятным Протекторату причинам призраки обычно не стремились преодолевать стены. Хотя могли, если бы захотели, беспрепятственно разлететься по всему Орокосу. Обычно они держались плотными группами поблизости от оборотней и оккупировали по одному району за раз. Территории для захватов они выбирали явно не случайно, в их продвижении была какая-то цель, вот только какая? Этого никто не знал.

Как правило, ворота между секторами стояли открытыми и без охраны, но в некоторых случаях – например, в гетто или на границах районов, захваченных призраками, – ворота и стену патрулировали солдаты Протектората.

Ворота на территорию «Запад-190» были из тех, что охранялись. Массивные, сделанные из серого железа, их скользящие створки были сдвинуты наглухо, будто стиснутые зубы. С одной стороны из стены выступала приземистая прямоугольная караулка. Перед воротами стояли восемь солдат Протектората, их детекторные очки мерцали бледно-зеленым светом. По кромке стены горели дуговые лампы, в пришедшем с моря тумане их яркий белый свет делал все вокруг нереальным, призрачным. Туман принес с собой холод и соленый привкус океана. К воротам вели тихие безлюдные улицы, застроенные шаткими домишками из дерева и камня, металла и глины.

Турпан, Моа и Ваго обследовали стену на полмили в обе стороны от ворот и убедились, что в ней нет никаких лазеек. Стену патрулировали стражники, по ее кромке тянулся плазменный провод, который резал плоть и кости, как нож – масло. В конце концов они вернулись к воротам и некоторое время наблюдали за ними под прикрытием густой темноты улиц.

Турпан остался доволен.

– Отлично. Никто здесь не пройдет. В смысле, никто, кроме нас.

Моа погладила диск, лежащий в кармане штанов. Сработает ли он во второй раз? Или чудесное бегство из логова было лишь улыбкой удачи? Может быть, она как-то включила его, сама того не подозревая, и не сможет снова сделать этого? Когда дело касается Угасших, ничего нельзя знать наверняка…

– Нам понадобятся детекторные очки, – сказала Моа.

– Знаю, – ответил Турпан. – И эфирная пушка. Мы не пойдем в гости к призракам безоружными.

– Мне очки не нужны, – вмешался Ваго. Моа удивленно подняла брови.

– Ты уверен?

– Я вижу призраков без очков.

– Кто-то встроил в тебя приспособление, позволяющее видеть призраков? Зачем?

Ваго не мог этого сказать. Хотя ему пока не представилось случая проверить свои способности на практике, он откуда-то знал о них. Его механический глаз – блестящий черный шар – видел энергетических фантомов. А еще Ваго умел вычислять траектории, с поразительной точностью определять местонахождение угрозы, усиливать разрешение изображения до такой четкости, что мог бы сосчитать ноги у паука за два сектора отсюда.

Турпан покачал головой – не было времени ломать голову над этим. Грач и его банда, должно быть, уже дышат им в затылок.

– Вот мой план, – сказал он. – В этой караулке солдаты хранят запасное снаряжение. Мы пройдем сквозь стену при помощи побрякушки Моа и вернемся к воротам с той стороны. Потом проникнем в караулку, опять-таки сквозь стену. С той стороны нас не ждут. Насколько я вижу, в караулку ведет только одна дверь, вон та. Никому и в голову не придет опасаться нападения с тыла: там три метра сплошного металла.

Моа слышала возбуждение в его голосе. Турпан уже мечтал о том, какие горы они смогут свернуть при помощи артефакта, как будут проникать сквозь любые преграды, словно привидения… О них будут слагать легенды…

– Давай ты возьмешь эту штуку, – вдруг предложила она.

Они уже вернулись за угол, туда, где царила темнота и стражники у ворот не могли их увидеть.

– У тебя получится! – настаивала Моа.

Турпан догадался, что она имеет в виду артефакт. Ваго же ничего не понимал, а спрашивать ему не хотелось. Если они думают, что умеют проходить сквозь стены, – пожалуйста! Лично он ничего не имел против.

– Я к ней и пальцем не притронусь, даже не проси! – ответил Турпан с легким смешком. Он боялся этого разноцветного сияния. – Кроме того, мы же договорились. Ты присматриваешь за побрякушкой, а я – за тобой.

Моа замолчала. Ей не хотелось подводить друга, но она вовсе не была уверена, что артефакт снова заработает. Она прислонилась спиной к стене и вздохнула.

– А ты хорошо подумал, Турпан? Ты правда уверен, что мы сможем пересечь район, где кишмя кишат призраки?

Обычно Моа не обсуждала решения Турпана. Только страшная тревога могла заставить ее вслух усомниться в нем.

– Я все предусмотрел, – заверил он. – Есть один тайный путь, вдоль канала. Он начинается недалеко от ворот, проходит под районом и выходит на поверхность у северной стены, а оттуда уже до Килатаса рукой подать. Если только путь к Килатасу за столько времени не изменился.

Моа сдалась. Турпан все рассчитал.

– Ну, как скажешь, – вздохнула она.

2. 3

В тумане и в неровном свете уличных фонарей, освещавших прилегающие улицы, было нетрудно незамеченными подобраться к металлической стене территории «Запад-190». Стражники, патрулирующие стену, следили главным образом за захваченным сектором и обращали мало внимания на незараженный район по другую сторону, где заброшенные здания подходили почти к самой стене. Двое беглых воришек и их странный спутник прошмыгнули через улицу и притаились на темном участке под перегоревшим фонарем.

Поверхность стены была обжигающе холодной и влажной от росы. Они прижались к ней. Стражники расхаживали по стене на огромной высоте над улицей, их шаги заглушали тихое жужжание плазменного провода. Солдаты ничего не боялись. Стена была такой высокой, что патрульным наверху пришлось бы перегнуться через парапет, чтобы увидеть нарушителей порядка, прячущихся у ее основания.

Моа вытащила артефакт из кармана и сжала его в руке. Ваго смотрел на вещицу с легким любопытством. Они подождали, пока стражники отойдут подальше, и Моа просунула пальцы в колечки так, чтобы диск лег на ладонь. Как ни странно, на этот раз кольца подошли ей идеально, хотя раньше сидели слишком туго. Это озадачило девушку. Может быть, у нее похудели пальцы? Нет, это невозможно. Тогда, выходит, кольца увеличились?

Несколько мгновений ничего не происходило, и у нее упало сердце. Но тут из диска потекли языки разноцветного тумана, они охватили ее руку и предплечье, как длинная перчатка из мягкого света.

Ваго смотрел на это чудо, как завороженный, в его выпуклом механическом глазу отражались лиловые, зеленые и синие сполохи.

Моа бросила взгляд на Турпана, безмолвно скомандовав: «Начали». И приложила ладонь к стене.

Цвета с готовностью потекли от руки к металлу, и через несколько мгновений в стене образовался туннель, размытый по краям и наполненный легкой дымкой. В дальнем конце виднелись пустующие здания района призраков.

Турпану страшновато было соваться в эту воронку, полную зловещих цветов шторма, но он понимал, что отступать поздно. Нельзя, чтобы Моа заметила его страх. Он шагнул в туннель и прошел его насквозь. Оказалось, ничего страшного в этом не было.

Следующим был Ваго, он пробирался по туннелю очень осторожно, плотно прижав к телу крылья, скрытые плащом. Он боялся, что дыра вдруг возьмет и схлопнется и он застрянет в толще железа, как муха в янтаре.

Моа перебралась на ту сторону последней, вытянув вперед левую руку, словно артефакт служил ей волшебным талисманом.

Когда она вышла из туннеля, разноцветное сияние втянулось обратно в янтарный диск. Она высвободила пальцы из колец, и диск погас. Стена сомкнулась за беглецами. Они оказались на территории призраков.

– Крюч, эта штуковина нравится мне все больше… – пробормотал Турпан.

Моа услышала в его голосе усмешку и невольно улыбнулась в ответ.

Они двинулись вдоль стены к воротам. На этой стороне стражников не было, но идти все равно приходилось очень тихо и осторожно, чтобы их не услышали те, кто патрулировал стену наверху. Кроме того, здесь, на захваченной территории, темные улицы и пустые здания таили новую угрозу. Призраки могли быть повсюду, оглянуться не успеешь – и они захватят твое тело… При этой мысли у Турпана по коже побежали мурашки. Он покосился на Ваго – оставалось надеяться, что голем и правда видит призраков. Турпан утешал себя еще и тем, что, если все пойдет по плану, они пробудут беззащитными всего несколько минут, а призраки обычно остерегаются подходить к стенам, чтобы не попасть под огонь эфирных пушек.

Пройдя несколько десятков шагов, они остановились там, где, по расчетам Турпана, за стеной должна была находиться караулка, и подождали, пока часовые наверху отойдут подальше. От напряжения у Турпана едва не сводило плечи, он до судорог боялся услышать сигнал тревоги и крики. Но патрульные следили по большей части за темными зданиями вокруг и не смотрели, что творится почти что у них под ногами.

Турпан условным жестом показал Моа: «Все чисто», и она продела пальцы в колечки. И артефакт вновь, уже в третий раз, открыл им проход сквозь стену. Турпан не ошибся в расчетах: с другой стороны находилась мрачная комната со скамьями и маленькой печкой. Караулка.

– Останься здесь. Держи туннель открытым, – прошептал Турпан. – На случай, если мне понадобится быстро смыться.

И с этими словами он исчез, оставив Моа в ужасе задаваться вопросом, сумеет ли она удержать туннель открытым. А что, если у артефакта закончится энергия? Что, если он способен открывать проход только на определенный промежуток времени? Они ведь ничего о нем не знают…

Турпан ни о чем таком не подумал. Артефакт давал способ проникнуть в караулку, больше его ничего не волновало.

В караулке время от времени отдыхали, курили и ели часовые, но сейчас в ней никого не оказалось. Здесь было тепло и душно, только из узкого окна-бойницы тянуло с улицы холодным ночным воздухом. Турпан пришел в восторг, благополучно очутившись по другую сторону стены. Такая мощная, непреодолимая преграда, а он прошел сквозь нее дважды, будто ее и не было! В его голове роились планы один другого грандиознее. Только подумать, куда можно забраться с помощью этой штуковины, каких сокровищ набрать…

«Потом, – мысленно одернул он себя. – Думай о деле».

Караулка была маленькой и пустой. Единственный выход вел в крохотную комнатку, служившую тамбуром. Турпан вскрыл замок другой двери и открыл ее. За ней оказалась такая же крохотная комнатенка, где вдоль стен тянулись стойки с оружием и небольшие шкафчики с оборудованием. Турпан с профессиональной сноровкой обшарил их, отыскав среди всевозможных бесполезных мелочей и обмундирования две пары очков и эфирную пушку. С этой добычей он поспешил назад к Моа. Его одолевало искушение задержаться и собрать все барахло, но он понимал, что они идут по тонкому льду и что удача в любую минуту может отвернуться от них.

И ведь как в воду глядел…

Он поспешно вернулся в комнату с печкой, но не успел сделать и шагу по туннелю, как с кромки стены раздался крик и звук выстрела эфирной пушки. Моа с ужасом смотрела вверх. Ваго схватил ее за руку и дернул в сторону за мгновение до того, как в воздухе с шипением пролетел сгусток эфира.

Но при этом Моа отняла руку от стены! Она больше не держала проход открытым! Радужный туман, клубившийся в воронке, быстро поплыл прочь, втягиваясь в устройство на руке Моа. Когда дымка исчезнет, стена снова станет твердым металлом.

У Турпана оставалось не больше секунды, и интуиция приняла решение за него. Он вихрем метнулся в проход, спеша оказаться на той стороне. На мгновение его охватил смертельный ужас – ему показалось, что воздух сгущается вокруг него, грозя раздавить. Но тут туннель закончился, и Турпан рухнул ничком, прижимая к себе добычу. Рюкзак с источником питания больно ударил его по спине. В следующий миг проход сомкнулся. Турпан с ужасом гнал от себя мысль о том, что бы случилось, если бы он опоздал хотя бы на долю секунды.

– Стоять! – кричали со стены, но у воров хватило ума не послушаться.

Если их схватят, то уведут, как увели мать Моа. Нет уж, проще подставиться под выстрел – так хоть умрешь быстрее.

Турпан услышал, что Моа отчаянно зовет его. Голем тащил ее к зданию через улицу, они уже почти пересекли проезжую часть, но девушка упиралась, не хотела идти без Турпана. Он вскочил на ноги, подхватил очки и оружие и побежал. Взвизгнула эфирная пушка. Турпан ощутил обжигающее дуновение воздуха, когда заряд эфира пролетел мимо него. Затем выстрелил еще один солдат, на этот раз в Ваго. Тот шарахнулся в сторону, уворачиваясь от заряда, наступил на подол своего плаща и рухнул бесформенной грудой, беспорядочно размахивая руками и ногами.

– Беги! – крикнул Турпан девушке. Хорошо, что респиратор заглушил нотки отчаяния в его голосе.

Поколебавшись долю секунды, она все же послушалась и кинулась к зданиям. Турпан пробежал мимо Ваго, сражавшегося с плащом. Вор не остановился – его сейчас слишком волновала собственная судьба.

Раздался очередной выстрел, и опять эфирный заряд прошел мимо, а Ваго тем временем сдернул с себя плащ и вскочил, расправив крылья. Кто-то из солдат выругался, не веря своим глазам, от изумления они даже перестали стрелять – не надолго, но Турпану и Моа этой передышки хватило, чтобы нырнуть в узкий переулок между домами.

Ваго оскалился в сторону солдат, по-звериному обнажив клыки, и во все лопатки рванул следом за Турпаном и Моа в глубь территории призраков.

2. 4

Несколько часов спустя они увидели первого оборотня.

К тому времени начался дождь – ледяной ливень налетел с моря и обрушился на город, будто решил вымыть его дочиста. На безлюдных улицах раздавались только стук капель и плеск воды, между брошенными домами гуляло эхо. У Моа совсем сдали нервы, она то и дело испуганно дергалась, когда ей мерещились шаги или движение.

Турпан, жалея девушку, предложил спрятаться где-нибудь, пока небо не прояснится. С ее хрупким здоровьем она могла заболеть, промокнув под дождем. Но Моа и слышать не захотела о том, чтобы переждать ливень в укрытии. Если они хотят пересечь этот район, сказала она, надо двигаться, пока темно, а дождь пришелся очень кстати – смоет следы. Глупо было бы не воспользоваться этим.

И они пробирались по пустым магистралям, бесшумно перебегая из тени в тень, почти невидимые в темноте – только бледное мерцание очков могло выдать их. Ваго шел впереди, разведывая дорогу. Он обнаружил, что ему это на удивление хорошо удается. Интуиция помогала ему находить места, откуда можно как следует разглядеть, что творится впереди, самому оставаясь незамеченным. Он крался по улицам без единого шороха и прятался за любым мало-маль-ским укрытием с ловкостью, достойной опытного профессионала.

– Посмотри на него. Похоже, он здесь как дома, – как-то заметила Моа.

Турпан нахмурился.

– Это-то меня и беспокоит…

Именно Ваго предупредил их, когда они чуть было не вышли на площадь, полную оборотней, и он же привел их в убежище, откуда они могли наблюдать за противником. Они поднялись на несколько ступенек крытого надземного перехода с одной стороны площади, спрятались за перилами и стали смотреть вниз.

Оборотни целеустремленно трудились, не обращая внимания на дождь. Затаив дыхание от ужаса, Турпан и Моа наблюдали, как молчаливые фигуры неспешно снуют по площади. Если смотреть без очков, то оборотни ничем не отличались от обычных людей. Совершенно не примечательные мужчины, женщины и дети усердно занимались своим делом, только уж больно отстранение они при этом держались – не переговаривались, не смотрели по сторонам. Словно толпа лунатиков с застывшими глазами.

Но сквозь детекторные очки Турпан и Моа видели эту толпу в истинном свете. Из тел оборотней сочился эфир. Зеленовато-желтая энергия, полупрозрачная, как пар, курилась у них над головами, тянулась вслед за ними при движении. Их глаза, рот и ноздри напоминали крохотные пылающие факелы, будто человеческие тела представляли собой сосуды, наполненные призрачным сиянием. Когда оборотень поворачивал голову, частицы эфира отделялись от его лица и медленно угасали в воздухе.

Оборотни разбирали одно из зданий. Хотя они не использовали никаких орудий, строение таяло на глазах, будто было сделано из хлебного мякиша. Медленно, но без видимых усилий, ходячие мертвецы по кирпичику разбирали его.

На дальней стороне площади возвышался пустой пьедестал. Еще недавно на нем стоял памятник. От статуи осталось достаточно, чтобы понять, кого она изображала. Как и все монументы Орокоса, этот представлял собой скульптурный портрет главы Протектората Патриция, правившего городом с вершины Нулевого шпиля. Его изображения стояли повсюду. Широкоплечий, высокий, одет в длинную форменную шинель, застегнутую на все пуговицы от шеи до щиколоток. Турпан всегда считал, что этот наряд неприятно напоминает хирургический халат.

Но куда более неприятным было лицо Патриция, точнее его отсутствие. Вместо лица у статуи был черный овал пустоты. Его череп прикрывал плотно облегающий черный капюшон, похожий на капюшон аквалангиста, а там, где должно было находиться лицо, зиял мрачный провал. Внутренняя сторона капюшона совершенно не отражала света, наоборот, казалось, что его черная пустота поглощает свет. Это «лицо» призвано было внушать страх и благоговение, ибо Патриций был холодным и безжалостным, как абсолютная пустота. Его цель – внести как можно больше порядка в этот мир хаоса, и он ни перед чем не остановится, чтобы достичь ее.

В детстве Моа часто доводилось слушать дома рассказы о том, как раньше, очень давно, существовала такая штука, «демократия». В те времена лидеров выбирали сообща, а решения принимал совет, куда входило много людей. Родители Моа просто обожали такие истории, и Чайка тоже без конца их пересказывала. Но вся эта демократия перестала существовать задолго до рождения Моа, и девушке с трудом верилось, что такое происходило на самом деле.

Потом возник Протекторат. Сначала это была одна из многих политических партий, которые тогда существовали. Ее программа была проста: демократия недостаточно сильна и потому не способна обуздать призраков. Только твердая рука сможет обеспечить народу Орокоса безопасность и уничтожить врагов раз и навсегда.

Люди устали бояться, устали от постоянной войны с призраками, которая продолжалась с незапамятных времен, с самого Угасания, а может быть, и еще дольше. И люди выбрали Протекторат. Новая партия власти построила стены, много стен, чтобы разделить районы и сдерживать призраков. Все вздохнули с облегчением. Протекторат расставил солдат на улицах, и паноптикон стал показывать, как они отважно очищают зараженные районы и возрождают давно покинутые части города. Горожане приободрились.

Затем в один прекрасный день Патриций объявил все остальные партии вне закона. Они, мол, только мешают, вечно жалуются на отсутствие прав и свобод, без конца спорят и ничего не делают. К тому времени, когда Патриций объявил себя единоличным правителем Орокоса, он пользовался поддержкой подавляющего большинства. Хотя на самом деле его партия ничего не добилась: чем больше солдат они посылали против призраков, тем больше множились ряды противника. Зато жители города чувствовали себя более сильными, более защищенными, им казалось, что скоро им уже не нужно будет трястись от страха. Вот так власть Патриция стала абсолютной и не осталось никого, кто мог бы бросить ему вызов.

– Одно оборотни сделали правильно, – прошептал Турпан. – Они сбросили этого покрюченного урода.

Моа тихо фыркнула в знак согласия. Как и Турпан, она ненавидела Патриция. Ведь стены между секторами не столько защищали горожан от призраков, сколько служили целям Протектората. Стены огораживали гетто. Протекторат согнал в один сектор бедняков и больных, политических противников и преступников – всех в одну кучу. Таким образом освободилось место для выращивания пищи, предназначенной «добропорядочным» жителям Орокоса, а также для обучения солдат. Все были счастливы. Все превозносили Патриция за то, что он сделал их жизнь лучше. Все, кроме тех, за чей счет были сделаны эти улучшения, кроме так называемых «выродков», загнанных в гетто. Но их судьба никого не волновала.

– Смотри, – тихо сказала Моа, наблюдая за оборотнями внизу. – А слухи-то, оказывается, не врут…

– Точно, оборотни разбирают здание Протектората, – кивнул Турпан. – А все остальное не трогают.

Ваго вопросительно хмыкнул.

– Мы слышали о призраках кое-что, – принялась объяснять ему Моа. – Все в городе это слышали, но никто не знает наверняка. Они захватывают район и потом… уничтожают некоторые вещи. То, что принадлежит Протекторату. Они сносят все, что построил Протекторат. А остальное и пальцем не трогают. Словно мстят Протекторату.

Тут вмешался Турпан:

– В районе, где я вырос, говорили, что призраки захватывают тела людей потому, что не могут ничего сдвинуть с места, ведь они проходят все на свете насквозь. Другое дело – оборотни. Они запросто сносят то, что построил Протекторат.

– А мне говорили, что призраки не могут слишком долго существовать вне человеческого тела, – прибавила Моа, припомнив один давний разговор.

Это была одна из десятков теорий о призраках, и тогда Моа, помнится, отнеслась к ней недоверчиво.

– Да, я тоже такое слышал. – Турпан повернулся к Ваго. – Как бы там ни было, когда призраки уничтожают все следы владычества Протектората в одном районе, они атакуют соседний. Все скопом. Выбирают сектор и наваливаются на него гуртом, вот как они действуют. Очищают одно место, а потом переходят к другому. Вот почему они не распространились повсюду. Они освобождают город по частям.

– А я и не знала, – сказала Моа, блуждая взором по залитой дождем площади внизу и по молчаливо трудящимся оборотням. – Хотя, если подумать, все должны были слышать об этом – такое трудно не заметить.

– Это замалчивают, – отозвался Турпан.

– Протекторат?

– Конечно, Протекторат. А ты бы захотела, чтобы все об этом знали? Некоторые считают, что во всем виноват Протекторат. Не было бы его, призракам незачем было бы захватывать районы.

– Чепуха! – возразила Моа. – Призраки появились гораздо раньше.

Турпан пожал плечами.

– За что купил, за то и продаю.

Некоторое время они не разговаривали, и только неумолчный стук дождевых капель и плеск воды тщетно пытались отвлечь их от раздумий.

– Надо идти, – наконец нарушила молчание Моа.

Ей было зябко, и она обхватила себя руками за плечи, чтобы согреться.

Турпан уже открыл рот, чтобы согласиться, но тут откуда-то издалека донесся звук, заставивший всех троих замереть на месте. Негромкий потусторонний крик, похожий на песню кита, нарушил покой дождливой ночи.

– Скажите мне, что у меня глюки, – сказал Турпан, когда крик затих.

Не успели Моа и Ваго что-либо ответить, как звук раздался снова, на время заглушив шелест дождя. Оборотни на площади не обратили на него никакого внимания. Турпан мельком удивился их равнодушию к опасности, но тут же забыл об этом. Все мысли вытеснило острое желание убежать и спрятаться, первобытное и глупое.

– Дуем отсюда! – прошептал Турпан, и они пустились бежать по каменному мосту через площадь.

Новый певучий крик обрушился на крыши домов. Сердце Турпана от страха бешено колотилось. Мало им было призраков, мало бандитов, сидящих у них на хвосте, теперь еще и это!.. Если бы он верил в богов, то сейчас от души проклял бы их.

Он не мог видеть этого, но очень ясно себе представлял: вот в самом центре Орокоса темнеет в ночи исполинская громада – Осевая Цитадель, твердыня Функционального века, куда еще никому не удалось проникнуть; а вот высится Нулевой шпиль, узкий черный пик, где находится управление Протектората. Он тоже огромен, но рядом с Цитаделью кажется игрушечным. В небе над Цитаделью мелькают цветные сполохи, и Нулевой шпиль подает сигнал тревоги жителям Орокоса. Все знали, что означает пробуждение Осевой Цитадели.

Надвигался вероятностный шторм.

2. 5

А несколько южнее площади, где Турпан и Моа прислушивались к завыванию сирены Нулевого шпиля, Грач из охотника превратился в жертву, что его совсем не радовало.

Он замер, скрючившись среди стропил недавно покинутого жильцами чердака. На грубом дощатом полу валялось несколько предметов шаткой мебели, которые когда-то составляли всю его скудную обстановку. Над самой головой посланца Аньи-Джаканы стучал по крыше дождь. В руке Грач сжимал длинный зазубренный нож, взгляд его был прикован к люку в полу. Там, внизу, кто-то ходил.

Грача загнали в угол. Подельники бросили его на произвол судьбы и разбежались кто куда. Может быть, их поймали, может, им удалось унести ноги. Ему было наплевать. Сейчас Грача интересовала только собственная судьба. Преследователи ловко окружили его и оттесняли все выше и выше, пока не загнали под крышу, откуда ему было некуда бежать.

Он легонько провел языком по заточенным коричневым зубам. Простым солдатам он бы никогда не попался. Какого крюча здесь делает тайная полиция?

Он-то думал, что поймает Турпана и Моа играючи. По дороге к ним привязался какой-то немыслимо здоровенный тип, и они не нашли ничего лучшего, как взять его с собой. Так что выследить их не составило бы труда и младенцу. В тех редких случаях, когда Грач сомневался, куда свернули беглецы, он просто спрашивал людей на улицах. Такую странную компанию трудно было не заметить.

В общем, разыскать их было легче легкого… Если бы Грач так не влип. А влип он по уши. Он шел за беглецами до ворот района призраков – и напоролся на гнездо тайной полиции. Один из подельников Грача, растяпа чертов, попался агентам на глаза. А агенты тайной полиции – это вам не простофили, от которых можно отделаться, попетляв по переулкам. Эти ребята свое дело знают туго. Словом, как Грач ни старался, стряхнуть их с хвоста ему не удалось.

И вот он очутился здесь. В ловушке. Он понимал, что рано или поздно агенты обыщут чердак, однако пока они точно не знали, где он прячется. Если дойдет до драки, Грач мог бы, пожалуй, справиться с двумя… Если будут подходить по одному.

Убийца настороженно прислушивался. Он знал, что в тени стропил его почти невозможно увидеть – он был весь в черном, а светлые волосы спрятал под капюшон. Люди внизу не разговаривали, но у него был острый слух, и он слышал их крадущиеся шаги, когда они переходили из одной комнаты в другую.

Сердце его билось лишь ненамного быстрее обычного. Он знал, что если его поймают, ему не жить. Бегство от тайной полиции – уже достаточное преступление, чтобы заслужить смертный приговор. Протекторат не гладит по головке тех, кто не хочет сотрудничать. Однако Грач почти не волновался. Он вообще плохо представлял себе, что это за чувство такое – страх. Ему было наплевать даже на то, что на карту поставлена его собственная жизнь. Смерти он не боялся.

Он ждал, когда откроется люк, и от нечего делать думал о Турпане и Моа. Криво усмехнувшись, Грач признал, что недооценил эту парочку. Дважды им удалось уйти у него из-под носа. Первый раз – тогда, из осажденного бункера. Сбежать оттуда было невозможно, однако они все-таки сбежали. Неужели они настолько хитрее, чем кажутся? Или все дело в их таинственном приобретении?

Анья-Джакана доверила Грачу тайну артефакта, который Турпан и Моа украли по ее наводке. Атаманша всегда отличала Грача и порой поручала ему убивать тех, кто мешал ей. Хотя на самом деле Грач только притворялся, что предан Анье-Джакане всей душой. Он оставался с ней лишь потому, что ему это было выгодно. И не питал к атаманше таких теплых чувств, как она к нему. Возможно, Анья-Джакана это чувствовала. Возможно, потому она и послала за артефактом Турпана и Моа, а не его, своего любимца и первейшего помощника. Артефакт Угасших стоил баснословных денег, и атаманша вполне могла рассудить, что не стоит рисковать, позволяя Грачу наложить лапу на такое сокровище.

Но надул-то Анью-Джакану не он, а Турпан с Моа! И за это Грач невольно проникся к ним уважением. Атаманша надеялась, что они не догадаются об истинной ценности добычи, иначе ей пришлось бы поделиться с ними куда более щедро – так требовал воровской кодекс. Даже Анья-Джакана вынуждена была подчиняться правилам. Но она, как и Грач, недооценила Турпана и Моа.

Атаманша не особо задумывалась, на что способен этот артефакт. Ее волновало только, как бы его продать подороже. Для нее это была всего лишь ценная побрякушка, не более. А вот у Грача теперь появились на этот счет кое-какие соображения…

В комнате под ним раздались шаги и затихли прямо под люком. Потом донеслось тихое поскрипывание – кто-то стал подниматься по ступенькам. Грач покрепче перехватил нож. Всего двое. Он справится.

Лизандр Бейн стоял под дождем, вглядываясь в тени. С одной стороны от него вдоль стен горели дуговые фонари, освещавшие улицу неверным белым светом. Его люди неподалеку допрашивали патрульных. Те нервно переминались с ноги на ногу, изо всех сил стараясь отвечать на вопросы как можно более четко и подробно. Они боялись тайной полиции. Они знали, что это за контора; точнее, они знали ровно столько, сколько Бейн позволял им знать. Сирена Нулевого шпиля еще больше пугала солдат – надвигался вероятностный шторм, и они то и дело боязливо косились на небо, силясь заметить его приближение.

Незадолго до этого пришло сообщение о происшествии, расследованием которого Бейн решил заняться лично. Солдаты вынуждены были доложить по начальству, что трое неизвестных проникли в усиленно охраняемый район, похитив ценное снаряжение Протектората. Этот доклад дошел до ушей Бейна – у него везде были свои люди. Он не собирался наказывать солдат. Его интересовало только описание крылатого существа из плоти и металла. В городе снова засекли голема…

Расспросив патрульных, Бейн вынужден был признать, что происшествие более чем загадочное. Во-первых, зачем эти трое вообще полезли в район призраков? Во-вторых, как им удалось туда попасть? И в-третьих, как они ухитрились стащить что-то из караулки, когда единственный вход охраняли восемь солдат?

Здесь крылась какая-то тайна. Похоже, у голема появилась очень интересная компания…

«Но, возможно, этот мальчишка знает ответ», – подумал Бейн, увидев пленника, которого вели к нему под дулами эфирных пушек.

Выглядел парень омерзительно. Глаза запавшие, волосенки тонкие и редкие, как у тяжелобольного. Капюшон у арестованного был откинут, и жалкие остатки его выпадающей шевелюры, промокнув под дождем, облепили головенку на тощей шее. А его зубы! Гниющие пеньки, да и только. Да, парень явно из гетто.

Бейн рассматривал пленника с отвращением, однако лицо его оставалось совершенно непроницаемым, без намека на эмоции. На одежде парня виднелись свежие пятна крови, которые быстро исчезали под струями дождя.

– Гелвер мертв, шеф, – прошептал охранник, держа под прицелом пленника.

– Твоя работа? – спросил Бейн у парня. Грач оскалился – зрелище вышло на редкость гадкое.

– Впечатляет, – обронил Бейн. – Но ты понимаешь, что теперь нам придется тебя казнить?

– Хочешь, чтобы я молил о пощаде? – усмехнулся Грач.

Вот это и в самом деле произвело на Бейна впечатление. Шеф тайной полиции очень хорошо угадывал чужие мысли и знал, когда люди лгут или втайне боятся. У него был нюх на чувство вины. Именно этот нюх позволил ему сделать успешную карьеру в тайной полиции и в конце концов стать ее главой. Но этот мальчишка абсолютно не испытывал страха. У него были равнодушные глаза убийцы, начисто лишенного совести.

И Бейна вдруг осенило, как можно использовать этого парня.

– Нет, – ответил он на вопрос арестованного. – Я хочу заключить с тобой сделку.

2. 6

Вероятностный шторм дремотным мороком опустился на территорию «Запад-190». Три одинокие фигурки тщетно пытались убежать от него по пустым улицам.

Вероятностные штормы ничуть не походили на обычные бури. Они не бесновались и не грохотали, они приходили на мягких лапах, обманчиво ласковые и тихие, а на самом деле – смертельно опасные. Пока шторм приближался, к завываниям сирены Нулевого шпиля присоединились другие тревожные звуки. Странное ворчание и отдаленный вой эхом разносились в дождливой ночи. Так могли бы завывать чудовища с иных планет или неупокоенные души умерших.

Некоторые горожане верили, что это перекрикиваются приспешники Шторма-вора, прочесывая город в поисках жертв для своего хозяина. Ученые Протектората придерживались другой теории, объяснявшей происхождение звуков трением частиц и атмосферным давлением. Теория эта была недоступна пониманию большинства горожан, но люди верили Протекторату на слово. Всё лучше, чем слухи, будто это кричат души людей, захваченных призраками. Или что это повизгивают в нетерпении твари из других измерений, с жадностью разглядывая Орокос через вероятностные окна, открытые штормом.

Дождь лил по-прежнему, но облака снизу окрасились разноцветными вспышками. В черном небе танцевали нежно-голубые и пурпурные сполохи, пятна желтизны, призрачно-зеленое свечение. Потоки света судорожно метались из стороны в сторону, словно стайки рыб или птиц… Казалось, полярное сияние накрыло гигантский город-остров. Острые шпили на вершинах одиноко стоящих гор Орокоса царапали подбрюшье шторма. В переулках захваченного призраками района, по которым бежали Турпан, Моа и Ваго, кирпичи и металл зданий отливали сине-желтым цветом. Даже глубоко под землей, в туннелях и канализационных трубах, где жили целые общины, и то невозможно было не почувствовать приближение шторма. От него не существовало защиты, не существовало убежища, повсюду было одинаково опасно. Если шторм захочет тебя изменить, ты изменишься.

Через некоторое время краски начали пропадать с облаков – они отделялись и плавно опускались вниз, словно полотнища тончайшей кисеи, которые обвивали город, как щупальца ядовитой медузы. Они пролетали над улицами, иногда легонько скользили сквозь верхушки самых высоких башен, иногда проникали в каменное сердце города, глубоко под землю. Для них не существовало преград. Они проходили сквозь камень, металл и плоть с одинаковой легкостью. И то, к чему они прикасались, могло измениться, а могло и остаться прежним. В сердце шторма рождались такие твари, как моцги, живые умирали и мертвые воскресали, радость и горе сплетались в тугой клубок. Кисеи накрывали целые сектора, тянулись рваными полосами через улицы или колыхались в каком-то неведомом танце, как стебли водорослей. Потусторонние крики эхом разносились в дождливой ночи, пока Шторм-вор творил свое черное дело.

Турпан дрожал – не от холода, хотя он промок до нитки, и не от страха перед призраками. Они с Моа прижались к стене, а Ваго осторожно заглянул за угол. Переулок упирался в широкую улицу, на которой когда-то было много магазинов. Сейчас витрины стояли пустыми и темными, вывески раскачивались и скрипели на ветру. Моа, которая знала своего друга как облупленного, заметила, что Турпана трясет, но не подала виду. Он не любил, когда она его утешала; это заставляло его чувствовать себя слабым. Ведь это он должен быть ей опорой и защитой. Он очень стыдился своего страха.

Но Турпан не мог ни о чем думать, кроме того кошмарного дня, когда его легкие отказали и он едва не умер. Это сделал с ним шторм. И сколько бы Моа ни уверяла его, что вероятностные штормы приносят и перемены к лучшему, он никак не мог забыть о своем несчастье. Не мог забыть, что сделало его таким: намордник на лице, источник энергии горбом выпирает между лопатками. Турпан был симпатичным парнем, а шторм превратил его в урода, закрыл его лицо черным металлом респиратора. Турпан ненавидел шторма, потому что не мог противостоять им. Он свято верил в то, что человек всегда может добиться своего, главное – не сдаваться. Но против Шторма-вора он был бессилен.

– Никого, – прошептал Ваго.

Они свернули за угол и побежали по улице, держась ближе к витринам магазинов, прячась в тенях, которые отбрасывали дома в неверных штормовых сполохах. Вокруг больше не было тихо – где-то поблизости копошились оборотни, может быть – на следующей улице, может быть – в темноте пустых магазинов. Турпан и Моа постоянно озирались, опасаясь нападения. Турпан закрепил эфирную пушку на руке ниже локтя. Оружие придавало ему уверенности. Детекторные очки слабо светились в ночи.

Они добежали до конца улицы, откуда открывался вид на весь район. Прямо перед ними открылся широкий пролет металлической лестницы, ведущей вниз, на большую площадь. Площадь окружали особняки с высокими окнами (стекла давно были выбиты) и изящными чугунными решетками балконов. В центре ее красовался каскадный фонтан, в котором вода омывала каменных рыб, китов и полумифических морских тварей. А дальше, за площадью, на город опускались цветные полотнища призрачной кисеи. Они медленно раскачивались, проплывая мимо зданий вдалеке.

Испугавшись, что на открытом месте их заметят, Ваго прыгнул в глубокий декоративный ров, идущий вдоль фасада ближайшего здания. Турпан и Моа последовали примеру голема. Выглядывая изо рва, они могли видеть всю площадь. На ней вроде бы не было ни души.

– Кажется, все чисто, – прошептала Моа.

Но тут она почувствовала, как Турпан рядом с ней испуганно замер, глядя куда-то назад и вверх, и тоже запрокинула голову.

Широкая лента голубого газа надвигалась на площадь из-за спин беглецов, ее разноцветный хвост тащился по земле, проходя здания насквозь. Моа вскрикнула и в ужасе зажмурилась – бежать было уже поздно. Лента плавно отделилась от дома позади, и широкая бирюзовая полоса прошла сквозь всех троих.

Все произошло очень быстро, они ничего не почувствовали. На краткий миг все словно бы сместилось, сделалось каким-то неправильным, и они на долю секунды отстали от пульса вселенной. Потом жуткое мгновение истекло, оставив на память металлический привкус во рту и ощущение, будто каждый нерв мелко вибрирует. Хаос пронесся сквозь двух подростков и голема и двинулся дальше. Кисейная лента уплывала прочь, вниз по лестнице, к площади.

Моа судорожно втянула воздух – оказалось, она все это время боялась дышать. Она бросилась к Турпану и схватила его за руку, чтобы убедиться, что он никуда не исчез.

– С тобой все в порядке? С тобой все в порядке? – крикнула она.

Но даже он сам не мог ответить. Может быть, кто-то из них заразился смертельной болезнью. Может быть, в их телах зародились раковые опухоли. Может, они только что приобрели способность исцелять поцелуем от любой хвори. Может, чьи-нибудь почки превратились в стекло.

Турпан прерывисто всхлипнул и обнял ее. В глазах его стояли слезы испуга и облегчения, и он как мог старался сдержать их. У Моа и у самой комок стоял в горле. Она покрепче обняла Турпана. Они замерли, сжимая друг друга в объятиях, – двое испуганных детей в каменной траншее, выходящей на пустую площадь.

Турпан больше не плакал, однако и то единственное рыдание, которое он не сумел сдержать, выдавало, как ему плохо. Он ведь почти никогда не плакал. Ему с детства внушили, что слезами горю не поможешь. Но теперь он был так потрясен и напуган, что позволил Моа обнять себя – ей, которая всю жизнь верила в удачу и не боялась шторма так, как он.

Моа закрыла глаза, чувствуя, как его сердце постепенно успокаивается, словно подстраиваясь в такт ее сердцу. Она готова была простоять так вечность, но тут Ваго сказал:

– Посмотри.

Она повернула голову и увидела, что он пристально смотрит на нее. Голем поспешно отвел взгляд и уставился на площадь, но Моа еще секунду задумчиво разглядывала его. Чего он испугался? Почему виновато спрятал глаза? Но тут она увидела, что привлекло внимание Ваго, и все эти мысли вылетели у нее из головы.

Лента, которая прошла сквозь них, уже пересекла площадь и теперь сливалась со зданиями на дальней стороне. На своем пути она оставила три ярких пятна, три силуэта, которые слепили глаза, хотя света не испускали – вроде цветных кругов, какие остаются после того, как смотришь на солнце. Словно реальность износилась и в ней образовалась дыра, словно кто-то соскреб краску с мироздания, открыв его изнанку. Цветные пятна уплотнялись, их очертания становились все четче…

Турпан, внезапно смутившись своего порыва, отстранился от Моа, отвел глаза – и увидел пятна. Те постепенно меняли форму. Он понял, что это такое, задолго до того, как они обрели завершенный вид. Он узнал их по картинкам – перевернутые вверх основанием треугольники с крыльями ската, маленькая головка и тело, как у мотылька, тонкие щупальца-усики.

Им пришлось увидеть рождение призраков!

Моа едва успела оправиться после прикосновения шторма – а теперь такое! Нет, это уже чересчур. Из ее глаз, скрытых полумаской детекторных очков, брызнули слезы.

«Красота! – думала она. – Какая красота!»

Она никогда не видела призрака в его естественном облике, ведь раньше у нее не было очков. Но теперь она поняла, почему последователи Тропы Духов поклоняются им. Призраки были так красивы, что дух захватывало. Не поддаться очарованию этих сотканных из света дивных созданий было невозможно. Моа смотрела и не могла насмотреться: призраки с ленивой элегантностью парили в воздухе, сворачивались в кольца и переплетали друг с другом гибкие тела, взмахивали крыльями, проверяя свои силы, словно новорожденные… Да, конечно, судьба, которая ждет человека при встрече с призраком, хуже смерти. И все-таки, глядя на них, девушка невольно преисполнилась благоговения.

Красота есть везде. Даже здесь, в городе, который так жестоко обошелся с Моа, в темном и безрадостном Орокосе. Даже самые опасные враги могут быть прекрасными. Девушка взглянула на морскую птицу, висящую на шее у Ваго, и в ее сердце всколыхнулись давние мечты. Если в жестоком, холодном Орокосе встречаются такие чудеса, то что может таить мир за его пределами? Что, если действительно существует другая земля, где-то там, далеко-далеко? Земля, где все иначе?

Пусть Турпан не верит в это, Моа отступаться не собиралась. Ведь вероятности – это суть Орокоса, здесь на них все держится!

Турпан вскинул пушку, мигом забыв о своей недавней слабости.

– Я думаю, нам следует пойти в обход, другой дорогой.

– Куда мы идем? – спросил Ваго.

– На север. К каналу. Я могу найти дорогу отсюда.

– Ты уверен?

– Конечно уверен. Пойдем.

Они выбрались из рва и двинулись обратно, туда, откуда пришли. Моа следовала за Турпаном беспрекословно, Ваго с явным недоверием. Он не разделял слепой веры Моа в Турпана, но полагался на нее. Она была добра к нему, заступалась за него перед парнем, и не раз. Парень ему совсем не нравился. Моа – дело другое.

Турпан ничего этого не замечал: он был слишком занят, пытаясь заметить малейшие признаки движения. Он следил, не появятся ли летящие полотнища вероятностного шторма, грозящие ему новым ужасным прикосновением. У него мурашки бежали по коже от стыда, когда он вспоминал, как позволил Моа увидеть свою слабость. Даже сейчас он не был уверен, что шторм не нанес ему вреда. Например, шторм мог сделать его бесплодным, а выяснится это еще не скоро. Ужас перед жуткими последствиями сегодняшнего шторма парализовал его разум, подобно темным отравленным нитям. Турпан заставлял себя думать только о ближайшем будущем. О том, как выбраться отсюда живыми.

Он уже начал жалеть, что предложил проникнуть на территорию призраков. Возможно, он поспешил. Возможно, существовал не столь рискованный способ сбежать от погони. Но уже ничего не изменишь. Поздно спохватился. Слишком поздно, крюч раздери.

Но хуже всего было другое: Турпан сомневался, что сумеет найти дорогу отсюда. О тайном маршруте он знал понаслышке, ему рассказывал о нем когда-то один вор. У Турпана была хорошая память на слухи, он собирал крупицы информации и хранил в памяти до того дня, когда они могли пригодиться. Но даже если тайный маршрут действительно существовал – а Турпан не был в этом уверен, – за это время он мог измениться.

Конечно, у него был запасной план. С помощью артефакта они могли снова пройти сквозь стену. Но теперь, после того как их засекли, солдаты настороже, так что остаться незамеченными вряд ли удастся. Оставалось одно: пересечь весь район поверху, а это был отчаянный риск.

Так что Турпан весьма приблизительно представлял, как быть дальше, и радовался, что Моа об этом не догадывается. Что было бы с ней, если б она узнала?.. Далеко не впервые Турпан полагался на удачу, не имея четкого представления о том, как будет выпутываться. Не раз его спасала только случайность. Главное тут было – сделать вид, будто все идет по плану и он, Турпан, точно знает, что делает. Он очень дорожил доверием Моа, больше всего на свете. А ей для душевного спокойствия было необходимо верить в его непогрешимость.

И потому он с уверенным видом вел Моа и Ваго сквозь дождь и чудовищный шторм по узкой лестнице, ведущей вниз.

Они уже почти вышли к набережной канала, когда им встретился оборотень.

2. 7

Он притаился на выступе стены на пустой улице, где дорогие дома стояли в глубине дворов и маленьких садиков. Турпан слишком поздно заметил его. Это была молодая женщина с мокрыми светлыми волосами, сияющий эфир сочился из ее глаз и между зубов. Она наблюдала за дорогой, сторожа свою территорию, когда беглецы вышли из-за угла – и замерли, увидев, что их засекли.

Женщина медленно обнажила зубы в оскале. Турпан и Моа бросились бежать. Но Ваго не сразу последовал их примеру. Что-то проснулось в его памяти, что-то, прежде закрытое от него…

Враг!..

Спохватившись, голем опустился на четвереньки и бросился прочь. Оборотень поднял голову и издал пронзительный крик, переходящий в неслышимый для человеческого уха ультразвук. Облако светящегося пара вылетело у него изо рта. Оборотень спрыгнул со стены, с грацией хищника приземлился на мостовую и ринулся в погоню.

Турпан и Моа бежали без оглядки. Страх перед оборотнями был заложен в них с рождения. Оборотни испускают эфир, а эфир смертелен для людей. Одно прикосновение этой женщины означало смерть.

Они нырнули в узкий переулок. Открытые подъезды и темные окна проносились мимо, сливаясь в размытые пятна. Оборотень несся следом, шлепая босыми ногами по булыжникам. Ночь наполняли завывания вероятностного шторма и тихий, вибрирующий звук сирены Нулевого шпиля.

Переулок вдруг круто повернул влево. С неба, едва видного в узкую щель над головой, продолжал лить дождь. Турпан вылетел из переулка на извилистую улицу, вымощенную булыжником. Улица полого спускалась вниз. По обеим сторонам стояли ряды бараков из тусклого металла, безликие и холодные…

И тут, чуть выше по улице, заслышав крики своей товарки, из узкого дверного проема выскочили еще два оборотня. Это были мужчины, одетые в рабочие комбинезоны. Увидев Турпана, они кинулись за ним вниз по улице.

Турпан бежал во весь дух. Не сбавляя ходу, он быстро обернулся, чтобы убедиться, что Моа не отстала. Она пока держалась, но ей приходилось тяжело. К тому же она промокла до нитки. Ваго бежал последним, хотя, как подозревал Турпан, при желании мог двигаться гораздо быстрее их. Он нарочно держался между оборотнями и Моа. Это Турпана вполне устраивало.

«Крюч, как я мог так подставить нас?» – в отчаянии подумал он.

Отсюда, с холма, видно было далеко, почти до самой границы города. Полупрозрачные кисейные полотнища шторма, сплетаясь друг с другом, лениво подметали улицы Орокоса. У подножия холма район переходил в доки, там, в темноте, мрачно маячили громоздкие складские здания и высокие краны. За ними виднелся канал – тонкая полоска блестящей черноты.

Слишком далеко. Никак не успеть.

Турпан выругался про себя. Моа ни за что не убежать от трех оборотней. У нее не хватит сил. Значит, остается одно.

Он остановился, повернулся навстречу преследователям, вскинул эфирную пушку и выстрелил.

Раздался металлический визг, отдача толчком отозвалась в руке, и из дула пушки вылетел шипящий шар энергии. Заряд прошел мимо цели – оборотни даже не замедлили своего стремительного бега. Моа обогнала Турпана, он услышал, как хрипло она дышит, и понял, что силы ее на исходе. Турпан выстрелил еще раз и снова промахнулся.

Оборотни неслись прямо на него. У Турпана кровь застыла в жилах. Он с ужасающей отчетливостью понял, что эта ошибка будет стоить ему жизни. Ему ни за что не успеть их остановить.

Но тут к нему подбежал Ваго. Голем вырвал у него пушку и защелкнул у себя на предплечье. Турпан от неожиданности и потрясения потерял дар речи и лишь молча смотрел, как голем лихо вскидывает оружие, прицеливается и стреляет.

Первая же очередь попросту смела врагов. Один эфирный шар попал женщине-оборотню в живот, другой в грудь, и не успело ее тело упасть на мостовую, как Ваго прикончил остальных, выстрелив одному из мужчин в ногу, а второму в плечо. Мертвые тела, лишившиеся энергии призраков, мешком повалились на землю, немного прокатились по булыжникам и наконец замерли.

Несколько драгоценных мгновений Турпан стоял в оцепенении, ни в силах двинуться с места. Благодаря очкам он видел, как эфир вытекает из поверженных тел и сгущается, заново обретая форму…

– Беги! – рявкнул Ваго.

Второго окрика Турпану не понадобилось.

Он легко догнал Моа. Она стояла, покачиваясь, прижав руку к старой ране в боку, которая в такие минуты давала о себе знать. Где-то поблизости раздались крики оборотней, настолько высокие, что их почти не было слышно, зато от них начинала болеть голова. К месту стрельбы спеоборотни, сотни и сотни захваченных призраками оболочек. Опасность далеко не миновала.

Турпан обхватил Моа за плечи, чтобы поддержать ее, и они, спотыкаясь, побежали по уходящей вниз улице. Моа дрожала – то ли от холода, то ли от испуга. Снова раздался выстрел из эфирной пушки, и Турпан оглянулся через плечо. Ваго пятился назад, пружинисто ступая на своих ногах с вывернутыми суставами, словно кот на задних лапах. Отступая, он стрелял в призраков, которые поднимались от лежащих на земле тел. Оружие казалось естественным продолжением его руки. Он держал пушку так, словно родился с ней, и каждое его движение было профессионально четким, как у настоящего воина.

«Ничего себе! Так вот для чего он предназначен!» – осенило Турпана.

Турпан не стал останавливаться, чтобы полюбоваться на мастерство Ваго – на вершине холма уже показались первые оборотни из тех, кто спешил на подмогу. Призраки взмыли в воздух и полетели над своими неистовыми собратьями в человеческих оболочках, которые стремительно неслись вниз по склону.

«Остается надеяться, что они набросятся на Ваго, а про нас забудут», – подумал Турпан. Он оттащил Моа под прикрытие домов. С его дрэдов и респиратора ручьями стекала вода. Турпан присмотрел подходящий переулок, обещавший убежище и защиту от вражеских глаз…

Они уже почти добежали туда, когда с неба на них обрушилась огромная волна алого цвета. Турпан прижал к себе Моа, когда красная полоса метнулась прямо на них… Но призрачная кисея промчалась в нескольких шагах в стороне, чудом не задев беглецов. Алая лента скользнула сквозь безликие металлические дома на другой стороне улицы, и на глазах у Турпана несколько домов просто исчезло, растаяло, словно сон после пробуждения. Их фундаменты остались мокнуть под дождем. Вот так. Кто знает, куда Шторм-вор забросил эти дома?

Позади раздался очередной выстрел эфирной пушки, Турпан опомнился и потащил Моа в переулок.

Безгубый рот Ваго приоткрылся, обнажив металлические зубы. Это можно было бы назвать усмешкой, но его лицо не было приспособлено для выражения веселья. Прицел в его усовершенствованном глазу фиксировал мишень за мишенью, мышцы безукоризненно выполняли команды, голем прицеливался и стрелял со сверхъестественной точностью. Впервые с тех пор, как он пробудился, он чувствовал себя правильно. Он был на своем месте. Отдача оружия, вид уничтоженных врагов, боевой азарт – все это доставляло Ваго истинное наслаждение. Оборотни мчались к нему, обезумев от ярости. Он отбрасывал их назад выстрелами из пушки, и они исчезали, превращаясь в клочья энергии.

Но даже в горячке боя он понимал, что не сможет уложить их всех. Призраки теперь возникали все быстрее и надвигались на него со всех сторон. Медленно, отстреливаясь, Ваго отступил к тому переулку, в котором исчезли Турпан и Моа. Сделав последний выстрел, он повернулся, опустился на четвереньки и побежал, плотно прижав крылья к телу. Призраки бросились за ним.

Он скакал, как трехногий пес, опираясь на свободную руку – в другой была пушка. Переулок, как и все ему подобные, был завален ржавым железом и арматурой, фонари в нем не горели – подачу энергии в захваченные районы всегда отключали. Свечение облаков окрашивало все вокруг в тошнотворные цвета. Ваго прыжками спустился по уличной лестнице, резко свернул за угол, оттолкнулся от стены и кинулся по другому переулку. Он потерял из виду Моа и Турпана, но знал, в каком направлении они убежали. Вниз по склону, туда, где доки и канал. Они не могли уйти далеко вперед, состояние Моа этого не позволило бы.

Мысль о Моа заставила Ваго бежать быстрее. Если призраки их догонят, мальчишка не защитит ее, нечего и надеяться. Ей нужен Ваго, ее голем.

Оторваться от оборотней Ваго не составило труда, но с призраками все обстояло сложнее. Они проходили сквозь стены, срезали углы, ныряли в любую твердь и выныривали из нее, словно ее для них не существовало. Голем галопом мчался сквозь ливень, лишь на долю секунды опережая светящихся тварей, которые так и норовили схватить его своими щупальцами.

Он свернул в очередной переулок, миновал его и вылетел на открытую галерею. Здесь переулки заканчивались, с галереи открывался прекрасный вид на канал и здания на противоположном берегу. Ваго понял, что ошибся дорогой. За перилами был обрыв, и никаких спусков поблизости видно не было.

Если не считать спуском свободное падение.

Призраки дышали Ваго в затылок, так что ему ничего не оставалось, кроме как бежать прямо к пропасти. Хорошо бы внизу оказалась какая-нибудь крыша, чтобы падать было не так далеко, подумал он. Искать другой путь все равно было поздно. Ваго перепрыгнул перила и полетел в пустоту.

И через мгновение понял, что совершил непоправимую ошибку. Под обрывом не было никаких домов, только мостовая. А при падении с такой высоты даже голем вряд ли смог бы уцелеть. Дальше, по ту сторону дороги, тянулись ряды складов, на крыши которых Ваго мог бы благополучно приземлиться. Но для этого он недостаточно сильно оттолкнулся. Он понимал, что не долетит до крыш, ему даже не нужна была помощь механического глаза, чтобы рассчитать траекторию.

Несколько ужасных мгновений он летел вниз по крутой дуге… а потом расправил крылья.

Он не знал, что еще с ними делать. И конечно, не знал, как ими махать. Но Ваго помнил, как они подвели его, когда он спрыгнул с моста в Западную артерию, поэтому теперь старался держать их неподвижно под напором встречного воздуха… И этого хватило, чтобы спланировать последние несколько метров. Хотя он и сам не понял, как ему это удалось.

Ваго ударился о плоскую крышу склада, прижал к себе крылья и перекатился, но сразу же вскочил на ноги и прицелился в том направлении, откуда спрыгнул. Призраки, вылетев из переулка, теперь были видны как на ладони, и он уничтожил их визжащим веером эфира.

Эхо замерло, и голем остался стоять на крыше под секущим дождем. Заряды в пушке кончились, он стянул ее с руки и отбросил прочь. Шторм завывал и вздыхал вокруг, размахивая над Орокосом разноцветными щупальцами перемен. Ваго посмотрел на бахрому темных зданий на утесе, на переулок, из которого прыгнул. Этот прыжок далеко превосходил возможности человека. Мысль об этом доставила ему странное удовольствие.

«Мои крылья…» – подумал он, недоверчиво расправляя их. Несколько секунд он их рассматривал. Неужели он и вправду летел? Нет, конечно, не летел, не так, как умела летать птица, теперь висящая у него на шее. Он парил. Недолго, но все-таки…

Создатель сделал его крылатым. Зачем? Зачем его вообще сделали? Зачем он нужен?

Ваго охватила жажда, столь же неодолимая, как гнев или страх. Ему необходимо выяснить, кто он. Ему необходимо понять свое место в этом мире. Он должен получить ответы. И для этого нужно найти своего создателя. Только создатель объяснит ему, зачем дал ему крылья. Только создатель расскажет, зачем он сделал Ваго.

И Ваго принял решение: при первой же возможности разыскать Тукора Кепа. Найти его, выследить. Вернуться в семью. Они воссоединятся, как отец и сын. Тогда, возможно, он найдет и свое место в этом мире.

Тут где-то внизу послышался крик Моа, и голем стряхнул с себя оцепенение.

Он спустился вниз по стене склада – как паук, цепляясь мощными пальцами рук и ног за кирпичи. На полпути вниз он оттолкнулся от стены, пролетел оставшееся до земли расстояние и приземлился на четвереньки. Металлические сухожилия его ног тоненько скрипнули, приняв на себя толчок. Он этого почти не заметил, даже не удивился чудесным возможностям своей конструкции. Девушка нуждалась в помощи, все остальное было не важно.

Он должен найти ее, единственного человека, который был добр в нему.

Голем поскакал на четвереньках по дороге, идущей вдоль подножия утеса. Где-то впереди раздавались крики Турпана – и пронзительные, нечеловечески высокие вопли оборотней. Должно быть, в доках было полным-полно этих тварей.

Ваго углубился в лабиринт пакгаузов, огромных кранов, висячих переходов, раздвижных дверей и лебедок. То ли удача улыбнулась ему, то ли помогла интуиция, но на этот раз он инстинктивно выбрал кратчайший путь к месту схватки. На узком ржавом мостике из металлической сетки голем резко остановился. Внизу, в переулке, вдоль которого тянулись черные трубы, безнадежно пытались уйти от погони Турпан и Моа.

Парень бежал, поддерживая измученную девушку, буквально волоча ее на себе. Она едва могла двигаться, так что мальчишка не мог и надеяться уйти от трех оборотней, которые неслись за ними со всех ног. Турпан взглянул вверх и заметил Ваго, но из-за очков и респиратора голем не мог видеть его лица.

Ваго присел на корточки и протянул к ним свою длинную руку.

– Подними девочку! – приказал он.

Турпан не мешкал ни секунды. Он обхватил Моа за бедра и поднял вверх. Ваго поймал ее и вскинул на мостик – легко, как бумажную куклу.

Парень нервно оглянулся через плечо. Ваго уже протягивал ему руку. Оборотни, увидев, что жертва ускользает, взвыли громче прежнего и прибавили ходу. У Турпана от ужаса волосы встали дыбом. Эти покрюченные твари были слишком близко! Ни за что не успеть…

– Прыгай! – рявкнул Ваго.

Турпан подпрыгнул так высоко, как только мог… и этого оказалось достаточно! Ваго поймал его за руку и втащил наверх. Они едва успели – еще мгновение, и оборотни схватили бы его. Турпан плюхнулся на мостик рядом с Моа. Плечо горело – Ваго едва не выдернул ему руку из сустава. Оборотни внизу бесновались – подпрыгивали, тщетно стараясь дотянуться до несостоявшихся жертв.

От страха и потрясения ни Турпан, ни Моа не могли выговорить ни слова. Они понимали, что все еще далеко не закончилось. Турпан помог девушке встать на ноги.

– Дай ее мне, – сказал ему Ваго.

Это было разумно: она не могла идти дальше, а у Турпана больше не было сил нести ее. Но Турпан не хотел отдавать ее Ваго.

– Я сам ее понесу, – ответил он, хотя едва дышал от усталости.

– Так мы сможем бежать быстрее, – прорычал голем своим низким сдавленным голосом. – Дай ее мне. Со мной она будет в безопасности.

«Он убийца, – надрывался внутренний голос Турпана. – Ты видел, как он расправился с теми призраками. Ему нравится убивать».

Но на самом деле Турпана останавливало совсем другое. Доверить Моа голему означало признать, что тот может позаботиться о ней лучше, чем он, Турпан.

– Позволь ему, – задыхаясь, проговорила Моа. Ее трясло и тошнило, она едва не теряла сознание. – Другого выхода нет.

Услышав это, голем выхватил ее у Турпана, так что тот ничего не смог поделать. Ваго поднял девушку на руки, как ребенка. Турпан почему-то сразу почувствовал себя покинутым и одиноким. Он сердито уставился на голема сквозь детекторные очки, дождь ручьями струился по его лицу и волосам.

К трем оборотням, которые гнались за ними, теперь присоединились другие. Твари пытались вскарабкаться друг другу на плечи, чтобы дотянуться до беглецов.

– Скорее к берегу! – резко сказал Турпан.

Мостик упирался в металлическую дверь, ведущую в здание. Это был единственный путь. И они им воспользовались.

2. 8

Здание оказалось фабрикой. Внутри было холодно, темно… и полным-полно людей. Еще совсем недавно они спокойно работали, как вдруг погас свет и появились первые оборотни.

Фабрики в Орокосе никогда не спали. Производственных мощностей, чтобы снабжать огромный мегаполис, вечно не хватало, рабочие трудились в несколько смен. Они как раз отработали половину смены, когда отключилась энергия. Никто из них и не подозревал, что вероятностный шторм забросил их фабрику в захваченный призраками район. И все решили, что это просто какая-то авария. К тому времени, когда они поняли, что произошло, было уже слишком поздно. Главные ворота, запиравшиеся на электрический замок, открылись, и оборотни быстро наводнили здание, вломившись через все двери и окна.

Турпан, Моа и Ваго сначала попали в путаницу служебных коридоров. Миновав их, они очутились на мостике заводского крана, который ездил по горизонтальной балке над цехом. Внизу царил сущий кошмар. В лабиринте гигантских станков, поршней, прессов и рычагов метались беспомощные люди, тщетно пытаясь спастись от оборотней. Отчаянно крича, рабочие бежали к выходам из цеха, но жуткие твари поджидали их и там. Оборотни стаями носились по огромному помещению, топча мертвых и живых; карабкались на машины и прыгали на несчастных жертв сверху. Стоило им прикоснуться к человеку, как тот испускал дух и мешком валился на пол.

Над бескровной бойней порхали, выжидая своего часа, бестелесные призраки. Облюбовав себе тело, они пикировали вниз, подхватывали его щупальцами и ставили на ноги. Приведя труп в вертикальное положение, они растворялись в нем, и мертвая оболочка наполнялась новой, нечеловеческой жизнью. Глаза мертвеца вспыхивали мерцающим свечением эфира, и новорожденный оборотень присоединялся к охоте на людей.

От этого зрелища у Турпана покосились ноги. Мостик, на который они выбежали, пересекался с другими такими же, и на этой сети висячих переходов еще оставались живые люди. Это были стражники и надсмотрщики. Отсюда, сверху они наблюдали за рабочими в цеху. Теперь они оказались в ловушке. Призраки взмывали вверх, под самый потолок, и оттуда пикировали на людей. Невидимые чудовища скользили вдоль мостков и хватали беспомощных стражников, тщетно пытавшихся отстреливаться вслепую из дум-пистолетов. Те, кого они хватали и превращали в оборотней, тут же начинали преследовать своих недавних сослуживцев.

В дальней стене цеха имелись окна – сейчас они стояли распахнутыми настежь. Спуститься на нижний уровень было бы самоубийством, но Турпан предполагал, что окна выходят на доки. Ваго мог бы проложить к ним дорогу… Может, стоит рискнуть? Юноша взглянул на голема и обнаружил, что тот уже давно смотрит на него с немым вопросом. Турпан до судорог боялся спускаться вниз, но другого пути не было. Враг был повсюду, возвращаться назад было не менее рискованно.

– Давай! – прошептал Турпан.

Ваго припустил огромными скачками вдоль мостика. На бегу он горбился, чтобы прикрыть Моа. Турпан бежал за ним по пятам, прячась за спиной голема, хотя это все равно не смогло бы его спасти. Им оставалось лишь положиться на удачу, надеяться, что в этом хаосе призраки не обратят на них внимания. Так обычно поступала Моа: отдавалась на волю случая и надеялась на лучшее. Турпан терпеть не мог надеяться на удачу. Удача всегда может отвернуться, как отвернулась, например, от рабочих этой фабрики.

Однако к Турпану и его спутникам она, похоже, решила на сей раз проявить благосклонность.

Пока что никто не нападал на них. У призраков хватало других потенциальных жертв. Они пробежали уже половину пути, и Турпан начал надеяться, что они без помех выберутся из цеха.

И им это почти удалось.

Турпан заметил врага за миг до нападения и успел вскрикнуть, предупреждая Ваго. Это был призрак, он летел к ним снизу, и Турпан увидел его искрящиеся очертания сквозь решетчатые мостки. Турпан резко остановился, но Ваго слишком разогнался, чтобы уклониться от столкновения. Пролетев через металлическую решетку мостков, призрак погрузился в тело голема, пронзил его насквозь… и внезапно превратился в облако, словно его разорвало в клочья.

– Моа! – закричал Турпан жалобно и отчаянно.

Ваго повернулся – медленно, словно столкновение оглушило его. На его остром спином гребне сверкал эфир. Моа обмякла у него на руках и не двигалась, на груди у нее лежала мертвая птица Ваго.

– Нет! – взвыл Турпан сквозь респиратор и кинулся было к девушке, но тут Ваго пришел в себя.

– Беги! – крикнул он Турпану и сам метнулся к окну.

Турпан припустил за ним во весь дух. Он забыл о призраках и оборотнях, забыл об опасности, которая грозила ему самому. Голем уносил Моа, и Турпан должен был догнать его.

Когда они подбежали к окну, в цеху уже почти не осталось выживших, кричать стало некому. Окна, как оказалось, выходили прямо на берег канала. Снаружи было все спокойно – ни оборотней, ни призраков. Должно быть, все твари собрались на фабрике. Вероятностный шторм уже стихал, пляска цвета в тучах шла на убыль и постепенно гасла. Дождь превратился в мелкую морось, висящую в воздухе.

У воды склады уступали место лабиринту причалов и мостков. Там тихо покачивались под дождем маленькие суденышки из тех, что во множестве бороздили каналы Орокоса, – неприветливые, длинные, с низкими бортами. Одно из них вероятностный шторм сделал алмазным, и оно затонуло, только его корма, пришвартованная к пристани, торчала из-под воды. Другую лодку, похоже, вывернуло наизнанку, так что детали ее мотора оказались снаружи, но благодаря какой-то причуде природы оно оставалось на плаву.

Канал был совсем рядом, рукой подать, – вот только спуститься к нему не было никакой возможности. Окна цеха были расположены высоко над уровнем набережной, а стена фабрики была гладкой, зацепиться не за что.

Ваго закинул Моа на плечо, как мешок с зерном. Другой рукой он схватил Турпана под мышки, и не успел тот запротестовать или вывернуться, как голем выпрыгнул из окна.

От неожиданности Турпан даже не пикнул. Ветер ударил ему в лицо, сердце замерло в ожидании удара, земля понеслась навстречу… Вот она уже совсем рядом, сейчас они разобьются… Ноги Ваго коснулись набережной, Турпана здорово тряхнуло – и на этом все кончилось. Юноша ошарашенно заморгал – до него с запозданием дошло, что механические ноги голема спружинили, почти полностью погасив толчок.

Ваго аккуратно поставил его на землю. Турпан тут же потянулся к Моа, но голем удержал его.

– Лодка, – сказал он и ткнул своим длинным пальцем в сторону причала.

И хотя сердце Турпана разрывалось от горя, он понимал, что Ваго прав. Крюченный голем! Что он все время лезет не в свое дело? В эту минуту Турпан ненавидел Ваго – за его правоту, за то, что Моа была у него на руках, когда на них налетел призрак. Ненавидел за то, что Ваго жив, а Моа… а Моа…

Турпан стиснул зубы, чтобы не расплакаться, и побежал к пристани. Уж что-что, а воровать он умел. Украсть лодку для него было пара пустяков.

2. 9

Шторм утих, дождь прекратился, и территория «Запад-190» снова погрузилась во мрак.

Канал неспешно нес свои воды к окраине Орокоса, где огромное плато обрывалось в море. Он уносил с собой лодку, длинную и узкую, как каноэ, и черную, как вода канала. По сравнению с баржами и сухогрузами, которые когда-то бороздили эти воды, лодка выглядела жалко, зато такое маленькое суденышко имело шансы проскользнуть незамеченным. Призраки, насытившись на фабрике, утихомирились, и район снова опустел.

Турпан сидел рядом с Моа и держал ее за руку. Рука была холодна как лед. Ваго устроился на носу лодки, спиной к ним, и внимательно смотрел по сторонам.

Голем пребывал в растерянности. У него не хватало опыта, чтобы понять, что творится у него на душе. С одной стороны, ему было очень грустно и горько из-за несчастья с Моа. Это чувство он впервые познал, когда умерла птица. С другой стороны, ему сейчас было хорошо, как никогда раньше. К нему прикоснулся призрак, Ваго должен был умереть, но вместо этого его переполняла энергия. И сколько он ни пытался разобраться, что с ним происходит, у него ничего не получалось. Он совсем запутался.

Турпан спрятал свои очки в сумку, а очки Моа пока далеко убирать не стал, просто снял их с нее. Ему почему-то казалось кощунственным смотреть на нее сквозь странные линзы очков. Он полагался на Ваго в надежде, что тот заметит призраков и предупредит его. Хотя, по правде говоря, Турпана они сейчас не очень волновали. Моа мертва. Ему больше незачем жить.

Ее глаза оставались открытыми, неподвижный взгляд был направлен в небо. Когда Турпан снял с нее очки, он увидел, что подводка вокруг глаз девушки из черной стала красной, что выглядело совершенно дико в сочетании с темно-зеленой губной помадой. Значит, вероятностный шторм все-таки кое-что изменил, когда прикоснулся к Моа. Турпан чуть не засмеялся от облегчения – надо же, каким пустяком они отделались! Но он сдержался. Турпан понимал: смех быстро превратится в слезы. А плакать он себе запретил давным-давно.

– Что я должен увидеть? – глухо спросил Ваго.

При звуках сдавленного голоса голема в сердце юноши с новой силой вспыхнула злость. Турпан уцепился за эту ярость – пока он злился, слезы отступали.

– Башню, – резко бросил он. – Башню с тремя шпилями, на северном берегу.

Ваго не ответил, даже не шелохнулся. Казалось, этот гад нарочно делает вид, будто с Моа ничего не произошло. Турпану хотелось убить его.

«Если бы ты не забрал ее у меня, она еще была бы жива», – в ярости думал он.

Как могло так получиться, что Моа умерла, а голему хоть бы что? Это несправедливо! Впрочем, в этом покрюченном мире нет места справедливости…

Но в глубине души Турпан понимал, что винит Ваго лишь потому, что боится посмотреть в глаза правде. А правда состояла в том, что идея пройти через территорию «Запад-190», захваченную призраками, принадлежала ему, Турпану. Это он виноват в смерти Моа.

Он закрыл ей глаза. Так стало похоже, что она просто спит.

– Вижу башню, – сказал Ваго. Турпан отозвался не сразу.

– А люк у основания башни есть? – спросил он, когда все же нашел в себе силы заговорить. – Со стороны воды?

– Да, – ответил голем.

Значит, тайный лаз, о котором ходили слухи среди воров Аньи-Джаканы, действительно существует. Турпан выбрал правильный маршрут. Какой бессмысленной казалась теперь эта победа!..

Ваго прошел на корму лодки. По пути он переступил через Турпана и Моа, даже не взглянув на них. Голем сел у руля и стал править к люку. Турпан неотрывно смотрел на Моа, пока они не очутились у стен башни, грандиозного сооружения из гладкой керамики и сверхпрочного стекла, памятника Функционального века.

Голем подвел лодку к берегу.

– Моа мы возьмем с собой, – сказал Турпан.

– Знаю, – кивнул Ваго.

Люк находился прямо в наклонной стене набережной. Ваго схватился за поворотное колесо в центре люка и дернул. Сначала замок не поддавался, но голема это ничуть не смутило. Он дернул сильнее, и люк распахнулся. Ваго, склонившись, заглянул в его черный зев.

– Туннель, – сообщил он и полез внутрь. Некоторое время Турпан не двигался, но Ваго не торопил его. Голем чувствовал, что сейчас парня лучше оставить в покое.

Турпан сидел не шевелясь и смотрел на Моа. Он не мог подобрать слов, чтобы попрощаться с ней, да и не любил он никогда все эти надгробные речи. Что в них толку?

Поэтому он просто набрал в грудь побольше воздуха и снял респиратор.

– Это несправедливо, – проговорил Турпан. – Я уже почти устроил, чтобы мы наконец зажили по-настоящему…

И он склонился над ней. Этот поцелуй должен был стать их первым и последним. Турпан не знал, как еще можно проститься с Моа. Но он так и не поцеловал ее – его остановило легчайшее дуновение воздуха, которое он сумел ощутить, лишь когда их губы почти соприкоснулись.

Моа дышала!

Турпан отдернул голову и ахнул от удивления. Вернее, попытался ахнуть, но легкие отказались втягивать воздух. Турпан на миг запаниковал, потом все же взял себя в руки и нацепил респиратор.

– Ваго! – крикнул он, от волнения и радости забыв об осторожности.

Голем тут же выглянул из туннеля. Турпан приложил пальцы к губам Моа и снова почувствовал движение воздуха. Неглубоко, едва заметно, но она дышала! Это было невозможно, совершенно непредставимо, и все же прикосновение призрака не убило ее. Она была жива. По крайней мере пока.

Турпан как мог бережно поднял ее на руки и полез из лодки. На глазах у него набухли слезы, но ему было все равно.

– Она жива, Ваго. Жива, крюч раздери!

Голем помог ему забраться в туннель и закрыл за ними люк. В спешке никто из них не заметил, что очки Моа остались в лодке. За детекторные очки на черном рынке можно было бы выручить кругленькую сумму, на которую Турпан и Моа могли бы жить несколько месяцев, не зная нужды ни в еде, ни в одежде. Но хотя Турпан долгие годы только и делал, что пытался наскрести на жизнь, в ту минуту он и думать забыл о добыче. Сейчас для него было важно совсем другое.

Часть 3
КИЛАТАС

3. 1

На следующий день город сиял, умытый ночным дождем. Небо расчистилось, и солнце хотя и не согрело землю, зато залило город резким белым светом. Башни и минареты Орокоса отбрасывали четкие тени. Море, окружавшее город со всех сторон, ослепительно сверкало. Морские птицы, которых здесь называли бомбовозами, носились над водой, время от времени пикировали к волнам и вновь взмывали вверх, набив мешки под клювами трепещущейся рыбой.

Летучие крысы сегодня летали огромными стаями – огромные крылатые твари сновали между самыми высокими башнями и шпилями города, парили над океаном. Одни охотились на птиц, другие бранились со своими соплеменниками, шипя и завывая. Ранним утром одна из них схватила солдата Протектората с палубы сторожевого дредноута, курсировавшего у подножья утесов. Дредноут открыл огонь разрывными снарядами, но крыса улетела далеко от острова, туда, где пушки дредноута не могли ее достать. Крысы не отличались умом, но со временем поняли, что броненосцы не отходят от острова дальше определенных пределов. Город не отпускает их. У него есть свои способы пресечь любые попытки побега.

В самом центре Орокоса, в кольце одиноко стоящих гор, которые торчали тут и там в паутине тесных улочек, высилась Осевая Цитадель. В ее тени маячил Нулевой шпиль.

Осевая Цитадель была одним из самых потрясающих архитектурных сооружений, переживших Угасание. Большинство горожан считали, что этому шедевру технической и конструктивной мысли нет равных во всем Орокосе. Другие возражали, что витой Серпантин на юге или движущиеся зеркала Садов Света (последние находились в затопленных восточных районах, захваченных призраками) – не менее потрясающее зрелище. Но Цитадель внушала особое благоговение и ужас. Внутри нее, по слухам, находилась огромная машина, которая управляла Орокосом, вызывала вероятностные шторма и создавала призраков. Машина называлась генератором хаоса.

Осевая Цитадель представляла собой расширяющуюся кверху спираль, настоящее произведение искусства, блистающую мозаику стекла и металла. Спираль эта, опровергая все законы физики, стояла не прямо, а словно бы слегка накренившись к западу, так что казалось, будто она вот-вот упадет. Внешние стены Цитадели состояли из сотен и сотен узких заостренных секций, похожих на наконечники копий, которые прилегали друг к другу, как чешуйки шишки. «Чешуйки» были сориентированы вдоль витков спирали, так что вся конструкция напоминала гигантский вихрь сверкающих листьев. Это умопомрачительное сооружение, состоящее сплошь из острых граней, надежно хранило свои тайны от нешнего мира. Многие мечтали попасть внутрь, но еще никогда и никому не удавалось заглянуть туда и одним глазком.

Нулевой шпиль, напротив, был строгим и безыскусным – толстая спица тьмы, нацеленная в небо. Из-за близости Цитадели он казался не таким уж и высоким. На верхнем этаже Шпиля обитал Патриций, бессмертный глава Протектората. Именно туда, в святая святых, явился с докладом Лизандр Бейн, начальник тайной полиции.

Комната была маленькой, круглой и тускло освещенной, без каких-либо украшений. Все в ней было черным: стены, потолок, мраморный пол. Тьму рассеивал единственный светящийся шар под потолком. На возвышении посреди комнаты, на витом бронзовом троне, восседал Патриций. В своей черной шинели с высоким воротом он выглядел таким же сумрачным, как и его приемная. Его лицо полностью скрывала маска, сделанная, казалось, из абсолютной темноты. Маска поглощала свет и ничего не отражала, так что чудилось, будто на месте лица Патриция чернеет бездонный мрачный провал.

Стоя перед главой Протектората, Бейн оставался совершенно спокойным. Зловещий вид Патриция ничуть не пугал его. Бейн понимал, что Патриций внушает людям страх и неуверенность, потому что запуганный человек легче соглашается сотрудничать. Шеф тайной полиции и сам часто использовал этот прием.

Патриций не был бессмертным. За черной маской в разные годы скрывались разные люди. За многие десятилетия на посту главы Протектората сменилось больше десятка лидеров. Люди порой сомневались в бессмертии Патриция, однако доказать обмана не могли. В конце концов, есть ведь вероятностные шторма и наука Угасших. И кто знает, может, он и правда вечен? В Орокосе все возможно. Поэтому они позволяли дурить себе головы. Ведь гораздо лучше, когда городом управляет один бессменный вождь, надежный и неприступный, как скала, чем когда на высшем посту сменяют друг друга десятки безликих правителей.

Бейн уже битый час докладывал о работе тайной полиции, объясняя победы и провалы, описывая текущее положение дел. Тайная полиция обеспечивала истинные доходы Протектората. Тщательно отредактированные новости по паноптикону нужны были для того, чтобы население чувствовало себя счастливым и защищенным. Солдаты ходили по улицам по большей части для виду. Как и в любой политике, самое главное происходило за кулисами, и народ не должен был подозревать об этих делах. И хотя граждане никогда бы себе в этом не признались, их самих это вполне устраивало.

Он уже почти закончил и готовился перейти к заключению, но тут Патриций прервал его.

– А что насчет голема, Лизандр Бейн? Его голос отозвался призрачным эхом – то ли виной тому была пустота приемной, то ли этот эффект создавала маска, Бейн не знал.

– Голем пока что от нас ускользает, – ответил он.

– Понятно, – сказал Патриций. – А если сделать другого?

– Это невозможно. Существовал только один голем. Прототип.

– Вы не изготовили копий? – спросил Патриций. – Непредусмотрительно.

В его тоне прозвучали угрожающие нотки, но Бейн был готов к таком повороту.

– Копирование технологии, по которой был создан голем, отняло бы долгие годы, – объяснил он. – Мы убедились, что эта технология работает, так что не было смысла тратить столько усилий на копирование. Поэтому мы построили прототип для полевых испытаний.

Патриций некоторое время обдумывал его слова. Бейн поймал себя на том, что пытается увидеть свое отражение или хотя бы намек на него в черноте маски. Подсознание утверждало: хоть что-то да должно там отражаться, но маска поглощала весь падавший на нее свет без остатка.

– Весьма вероятно, голем не знает собственных возможностей, – продолжал Бейн. – Он исчез прежде, чем мы успели закончить его настройку.

– Да. Неудачный инцидент.

Бейн скрипнул зубами. Патриций умудрился сказать это так, словно Бейн был лично виноват в исчезновении голема. Хотя глава Протектората не хуже Бейна знал, что никто не может отвечать за вероятностный шторм. Самые хитроумные планы за всю известную историю Орокоса рушились из-за этих штормов. Шторм мог превратить блестящую победу в поражение или, вопреки всякой логике, принести успех провальному начинанию. Иногда Бейну казалось, что город получает удовольствие, разрушая совершенство порядка, что чем лучше стратегия, тем больше риск, что вероятностный шторм сведет на нет все усилия. Бейн ненавидел шторма столь же истово, как призраков.

– Я не верю, что голем представляет для нас угрозу, – произнес он, взяв себя в руки. – Самое худшее, что может случиться, – его уничтожат раньше, чем нам удастся его вернуть.

– Допустим, вы его вернете. И что тогда? – спросил Патриций.

– По возможности закончим настройку и проведем полевые испытания.

– А потом?

– В конце концов, когда мы убедимся, что все работает, мы уничтожим его и разберем на составляющие, чтобы исследовать их и овладеть технологией. После чего мы сможем производить столько големов, сколько потребуется.

– Проследите, чтобы голем снова оказался у вас в руках, Бейн. Протекторат не любит неудач.

На этом Патриций позволил шефу тайной полиции удалиться.

Спускаясь вниз, на первый этаж Нулевого шпиля, Бейн обдумывал проблему голема. Правильно ли он поступил, заключив сделку с Грачом? Впрочем, не важно. Делу это все равно не навредит. Голем столь уродлив, что рано или поздно привлечет к себе внимание. Куда бы он ни пошел, всюду он вызовет панику и отвращение. Слухи о появлении урода дойдут до Бейна, и тайная полиция схватит голема.

Эта тварь не может скрываться вечно.

3. 2

Бейн не знал, что как раз в эти минуты убийца, о котором он размышлял, пробирается по улицам территории «Запад-190» и тоже думает о нем. Грач и сам был заинтересован в поимке голема, но по гораздо более личным причинам.

Он пробирался вдоль северного берега канала, перебегая от укрытия к укрытию и настороженно оглядываясь по сторонам. На нем были детекторные очки, которыми снабдил его Бейн, при дневном свете их линзы придавали всему вокруг бледно-желтый оттенок. Призраки пока не показывались – должно быть, разбрелись по каким-то своим делам, и Грач не мог нарадоваться этой удаче. Ему удалось не только выжить в хаосе минувшей ночи, но и остаться незамеченным. Вероятностный шторм он переждал в подвале брошенного дома. Конечно, от шторма стены подвала не защитили бы, зато там его не засекли призраки.

Грач выбрался из своего укрытия и обнаружил, что идти по следу Турпана и Моа не составляет никакого труда. Перед рассветом он нашел на одной из улиц отметины на стенах, оставшиеся от выстрелов эфирной пушки. Что еще важнее, он нашел следы убитых оборотней. Именно следы, а не сами трупы – мертвые тела убрали выжившие оборотни, некоторые из них заново захватили призраки.

От места побоища Грач спустился к каналу – и тут след исчез. Вор мог лишь предполагать, что беглецы сели в лодку. А если так, то они наверняка поплыли вниз по течению. Слухи о тайном маршруте не дошли до него, однако Грач, сам о том не подозревая, следовал этим путем. Вскоре впереди показалась башня, торчащая на северном берегу канала, словно нацеленный в небо указующий перст из керамики и стекла.

Грач машинально потер металлическую полоску браслета у правого плеча. Как будто это могло помочь…

«На твоем месте я бы не стал пытаться ее снять, – сказал ему Бейн. – Она очень чувствительна. Легко взрывается».

При мысли о шефе тайной полиции Грач злобно оскалился.

Возможно, ему следовало бы сказать спасибо, что его не казнили, когда поймали у ворот запретной территории. Но Грач сомневался, что должен благодарить тайную полицию. Может быть, лучше было бы, если б его прикончили на месте. Просто и без затей. Вместо этого Бейн сделал ему предложение. Предложение, от которого Грач не мог отказаться.

«Хочешь жить? – спросил тогда Бейн. – Скажи мне, что ты здесь делал».

Грач, разумеется, солгал ему. К тому времени он уже сообразил, что тайная полиция явилась к воротам не по его душу, хотя он не представлял себе, что натворили Турпан и Моа. Возможно, агентов интересовало, как нарушители проникли в запретный район. Не важно. Грач наплел Бейну, что его нанял убить тех двоих какой-то богатей. Нет, имени заказчика он не знает. Он, Грач, просто взял аванс. Бейн проглотил эту историю, поскольку и ожидал услышать что-нибудь в таком духе. В гетто подобные дела были в порядке вещей.

Об артефакте Грачи не обмолвился ни словом. Этот лакомый кусок он приберег для себя.

«Я хочу, чтобы ты пошел за ними, – сказал Бейн. – Что будет с этими двумя выродками, мне все равно. Меня интересует их спутник. Голем из плоти и металла. Найди его».

Сначала Грач не мог поверить в свою удачу. Сейчас Бейн его отпустит, Грач отойдет подальше – и только его и видели!.. Ха! Мог бы и догадаться, что так просто он не отделается.

Бейн поманил одного из своих людей, и тот закрепил на руке Грача устройство, которое теперь натирало ему кожу, скрытое рукавом от посторонних глаз. Вор понятия не имел, как эти штуки называются на самом деле, на уличном жаргоне их звали просто «убеждателями». Устройство представляло собой тонкую металлическую полоску с утолщением на конце, где находился заряд взрывчатки. Это было одно из самых излюбленных средств в арсенале тайной полиции, поскольку оно очень эффективно убеждало людей сотрудничать.

– Если ты не появишься у Нулевого Шпиля в течение двадцати дней, – сказал Бейн, – эта штука взорвется и оторвет тебе руку. Если ты попытаешься меня обмануть до этого срока, – он поднял маленький бронзовый кругляш, похожий на игрушку йо-йо, – я нажму вот здесь, и она оторвет тебе руку. Если ты попробуешь снять полоску…

– Я понял, – сухо прервал его Грач.

Он весь кипел от злости. Еще неизвестно, что лучше – когда тебя казнят или когда заставляют служить тайной полиции.

– Как мне с вами связаться?

– С помощью вот этого. – Бейн вручил ему короткую, толстую бронзовую трубку с кнопкой наверху. – Ты ведь знаешь «стук-постук», правда? Конечно знаешь. – Он показал ему другую трубку. – Мы называем эти устройства «вокскодерами». Этот я оставлю у себя. Просто выстукивай свое послание этой кнопкой, и я его услышу. Я могу связаться с тобой таким же способом.

Грач удивился. «Стук-постук» был воровским шифром, который первоначально использовался заключенными, чтобы перестукиваться через стены камер. Грач знал его с пеленок. Но его до икоты поразило, что Бейн не только слышал о существовании этого языка, но и владел им. Оказывается, тайная полиция знает куда больше секретов, чем думают воры…

– Это тоже возьми, – сказал Бейн, протягивая черную пластиковую карточку с несколькими белыми строчками остроконечных орокосских буковок.

Грач схватил ее. Он знал, что это такое – пропуск, чтобы он, парень из гетто, мог ходить по всему городу и его не арестовали. Вообще-то Грачу такой пропуск был совершенно без надобности. Чихал он и на пропуска, и на законы Протектората, запрещающие ему покидать гетто. Он всегда мог пробраться куда угодно. Однако говорить этого Грач, разумеется, не стал и спрятал пропуск в карман.

– Я вижу, ты не слишком рад нашему соглашению, – сказал Бейн. – Что ж, раз так, я попробую немного прибавить тебе охоты. Если добудешь то, что мне нужно, то есть приведешь нам голема, тебе заплатят. Больше, чем ты получил бы за убийство тех двоих. Считай это премией за сотрудничество с тайной полицией… – И он назвал сумму.

Услышав ее, Грач от изумления отвесил челюсть.

Итак, он снова шел по следу Турпана и Моа, но теперь еще и охотился за их таинственным спутником. Зачем тайной полиции понадобился этот, как его… голем? Грач не знал. Впрочем, его это не слишком интересовало. Главное – заполучить артефакт Угасших, который украли Турпан и Моа, и тогда он сможет послать к крючам и Бейна, и Анью-Джакану, и всех на свете.

Эта мысль его немного приободрила. Через несколько минут он наткнулся на лодку, причаленную к подножию странной башни, а в лодке лежали очки. Очки Моа, которые Турпан так неосторожно забыл. Подняв взгляд чуть выше, Грач увидел люк.

– Глупые козявки, – пробормотал он себе под нос, гнусно ухмыляясь. – Грач идет к вам.

3. 3

Моа дышала. Больше Турпан пока ни о чем не мог думать. Раз дышит – значит, жива, а раз жива – значит, есть надежда, что очнется. Сначала он боялся, что Моа не дотянет до Килатаса. Что короткое и поспешное путешествие от территории «Запад-190» до этого тайного убежища оборвет последнюю тонкую нить, которая удерживает ее душу в теле. Но Моа осталась жива.

Пещера была пустая и неуютная, грубо высеченная в скале, с тяжелым занавесом на входе. Сквозь занавес просачивался дневной свет, освещая Турпана и Моа. Турпан сидел на стуле, Моа лежала на полу, а чтобы девушку не продуло ветром с моря, ее закутали в колючие одеяла из шерсти бьютов – лохматых зверей, которых разводили в Орокосе.

Турпан смотрел на Моа и пытался убедить себя, что она просто спит. Вот еще немного отдохнет – и придет в себя… Хотя на самом деле никто не мог сказать, что станет с ней. К Моа прикоснулся призрак. А вдруг она проснется оборотнем? Или вообще не проснется?

Прошло уже три дня с тех пор, как они бежали с территории «Запад-190». Самым тяжелым был первый день, когда им пришлось нести Моа на руках. Турпан ничего не понимал в медицине, он даже не сообразил проверить пульс Моа, но он где-то слышал, что трогать больного или раненого опасно – он даже может умереть от этого. Однако если где и могли ей помочь, то только в Килатасе. Ни одна больница Орокоса не примет выродка из гетто, да еще и беглого.

Поэтому Турпану и Ваго пришлось нести Моа по туннелям и переходам, по темным улицам Орокоса. Хороши же они были: выродок и голем с бесчувственной девушкой на руках, пытающиеся не привлекать внимания! Просто чудо, что их не схватили солдаты Протектората. И все же, была ли тому заслугой осторожность Турпана или простая удача, но им удалось миновать два района, не попавшись на глаза служителям порядка. Оставалось лишь надеяться, что никто из случайных прохожих не донесет властям об их странной компании.

К счастью, Моа в свое время подробно описала Турпану, как пройти в Килатас. Это их и спасло. Хотя маршрут немного изменился с тех пор, как девушка последний раз им пользовалась, большинство основных ориентиров сохранились и Ваго с Турпаном без особого труда отыскали дорогу.

Они нашли бар, который держал человек по имени Кроншнеп. Сначала он отнесся к ним с подозрением и заявил, что не знает места под названием Килатас. Но Турпан назвал старый пароль, и этого оказалось достаточно, чтобы убедить хозяина бара выйти из-за стойки и взглянуть на Моа. Кроншнеп сразу же узнал девушку и сам проводил их остаток пути по тайным тропам, мимо охраняемых ворот и через лабиринт туннелей – все вниз и вниз, в глубь скалы, туда, куда они так стремились.

Моа выдержала путешествие. В Килатасе ее осмотрели врачи, но все, что они смогли ей предписать, – это покой. Они, как и Турпан, не понимали, что произошло. Моа коснулся призрак. Она должна была умереть. Еще никому не удавалось выжить после прикосновения призрака.

«Во всяком случае, ни одному человеку», – подумал Турпан, вспомнив Ваго.

Не считая сильной простуды от долгого пребывания под дождем, которую вылечили старыми народными средствами, Моа, казалось, вовсе не пострадала от той встречи. Вот только все никак не могла очнуться.

С тех пор как они добрались до места, Турпан не отходил от Моа. А вот Ваго ни разу не пришел ее навестить, что очень злило юношу. Моа была так добра к этому голему, а его, похоже, совершенно не заботит ее состояние!.. Но если бы Турпан был честен с самим собой, он признал бы, что ему просто хотелось выплеснуть на кого-нибудь свои отчаяние и горе, а Ваго был самой подходящей мишенью, чтобы сорвать на нем злость.

Однако голем не приходил. Он болтался неподалеку, за его передвижениями следили стражники. Жители Килатаса сомневались, что можно доверять этому чудовищу, пусть его и привела Моа. Через несколько дней, как сказали Турпану, должна была вернуться глава здешней общины Чайка. Вот она придет и решит, что с ними делать. А до тех пор за Ваго будут присматривать и Турпану с Моа тоже не позволят уйти.

Иногда кто-нибудь приходил их навестить. В основном это были люди, которые когда-то знали саму Моа или ее отца. Но, как и врачи, они ничем не могли помочь. Турпан не доверял незнакомым людям, а потому встречал их неприветливо и не оставлял наедине с Моа.

Он вздохнул и убрал со лба девушки прядку черных волос. В гетто Моа всегда густо красилась, и теперь, без толстого слоя косметики на лице она выглядела непривычно маленькой и беззащитной. Турпан был готов сделать все, что угодно, лишь бы она поправилась. Если бы ему сказали, что для этого нужно отнести ее на вершину Нулевого шпиля, он бы согласился без раздумий. Но он ничем не мог ей помочь. Он был беспомощен против ее неведомого недуга, так же как против вероятностных штормов. Сколько бы он ни старался себя обмануть, беспомощность преследовала его всю жизнь. Что может сделать один мальчишка против этого беспощадного мира?

Может, Моа права. Может, нужно просто радоваться каждой удаче и надеяться на лучшее…

Турпан помнил тот день, когда они познакомились, словно это было вчера. А годы, которые были до этой встречи, хотя и не стерлись из памяти, но сильно потускнели и словно бы выцвели. У него всегда был талант делить свою жизнь на отдельные этапы, отсекать прошлое и делать вид, будто все это происходило не с ним.

Именно так Турпан поступил, когда убежал из дома в далеком детстве. Ему не нравилась его жизнь, и он изменил ее. И хотя он был тогда совсем мальчишкой, это решение далось ему без малейшего труда. Родители никогда не обижали его и делали для сына все, что могли, но они жили в жестоком мире и семья постоянно голодала. А маленький Турпан восторженно слушал россказни о дальних районах, где жизнь куда лучше, где к выродкам относятся с таким же уважением, как к нормальным людям. Однажды через их сектор проходил какой-то бродяга. Он без умолку расписывал удивительные приключения и великолепные возможности, которые якобы ждут любого где-то на далеких территориях. Его рассказы совершенно очаровали Турпана, и он ушел вместе с бродягой, не попрощавшись с родителями и с теми немногими друзьями, кому еще доверял.

Разумеется, рассказы бродяги оказались просто небылицами. В конце концов Турпан понял: дело не в районе, дело в самом Орокосе. Но город – это единственное место во вселенной, где можно жить. Покинуть его невозможно, да и нет за горизонтом ничего, кроме бесконечного океана. И Турпану ничего не оставалось, кроме как смириться с этим и научиться в нем выживать.

Когда их с бродягой пути разошлись, Турпан оказался в другом гетто, не намного лучше, чем то, где он вырос. Он подумывал вернуться домой, однако после его побега пронеслось множество вероятностных штормов и он не был уверен, что найдет дорогу. То есть попытаться было можно, но ему туда не так уж и хотелось. Прошлое – это прошлое; ни к чему в него возвращаться.

Однажды двое знакомых парней решили ограбить роскошный старый дом и предложили Турпану постоять на стреме. Он согласился, и кража удалась. Спустя какое-то время они снова попросили его о том же, а когда и это предприятие закончилось благополучно, отвели его к Анье-Джакане. Тучной атаманше Турпан понравился, и она предложила ему свое покровительство в обмен на долю в награбленном. Вот так он стал вором.

Совесть Турпана не мучила. Суровая школа жизни заставила его усвоить одно-единственное непререкаемое правило: думать прежде всего о себе. Чтобы выжить, необходимо быть эгоистом. Он знал, разумеется, что чужое брать нехорошо, но для него это были лишь пустые слова, которые к нему никак не относились. Ему нужны деньги, а у других людей они есть. Если у него хватает сообразительности, чтобы отнять деньги, а у его жертв – глупости, чтобы ему это позволить, так почему бы и нет? В гетто каждый за себя, будь то мужчина, женщина или ребенок.

Моа никогда так не считала. Возможно, именно это и привлекало Турпана в ней. Он не хотел быть таким безжалостным, но заставил свое сердце ожесточиться, потому что считал, что иначе в этом мире нельзя. А приступы доброты, которые то и дело накатывали на Моа, возвращали ему веру в людей, в то, что жизнь не обязательно должна быть такой, какая есть, что кого-то еще можно спасти. Даже его.

Воровское ремесло давалось ему легко, у Турпана обнаружился к нему талант. Не будь этого дара, он бы не выжил, когда во время вероятношторма вдруг обнаружил, что не может дышать. Турпан в компании других воров тогда как раз шел добывать кое-какое оборудование Протектората со складов на берегу канала. Когда с Турпаном случилось несчастье, его сообщники, не придумав ничего лучше, повернули назад и отнесли его к атаманше.

Анья-Джакана сказала, что может ему помочь, но не бесплатно. Умирающий, отчаявшийся Турпан готов был согласиться на все, что угодно. И они заключили сделку: атаманша дала ему респиратор под огромные проценты. Он так и не расплатился с этим долгом и не надеялся расплатиться. Проценты накапливались быстрее, чем он успевал воровать. Однако Анья-Джакана и не нуждалась в деньгах, ей нужны были его услуги.

Он боялся атаманшу, страх удерживал его у нее на службе. А теперь Турпан сбежал. Он больше никогда не сможет вернуться в гетто. Он пустился в свободное плавание. Одно хорошо – он странствует в этом плавании вместе с Моа.

Турпан дежурил у ее постели несколько дней, но не мог же он сидеть с ней безвылазно. Волей-неволей ему время от времени приходилось оставлять ее одну, чтобы купить еды или сходить в примитивный туалет в крохотном поселке неподалеку. А иногда ему просто требовалось покинуть пещеру и немного побродить, чтобы не сойти с ума.

– Никуда не уходи, – вымученно шутил Турпан всякий раз, как ему приходилось покидать Моа.

Затем он отбрасывал занавеску и выходил в Килатас.

Вид Килатаса во всем его убогом великолепии всегда заставлял Турпана чувствовать себя еще более крохотным и незначительным. Он шел по скальному карнизу, огражденному металлическими перилами, смотрел на тайное поселение и радовался тому, как много удалось сделать здешним жителям.

Килатас находился в колоссальной пещере у самого основания черных скал, подпирающих Орокос. В сотнях метров над ним жил своей шумной жизнью город, не подозревая о том, что здесь, внизу, на уровне моря, живут люди, не признающие законов Протектората. Причем Турпан был уверен, что Килатас – не единственное подобное место. Увешанный сталактитами свод пещеры терялся в темноте высоко над головой. Если приглядеться, там можно было разглядеть темные колонии летучих мышей. Дно пещеры почти целиком занимало огромное соленое озеро с множеством бесплодных островков.

Самой удивительной была западная оконечность пещеры, где возвышалась громадная естественная стена. Эта стена была всего пяти-шести метров толщиной, а за ней расстилался бескрайний океан. Сквозь огромные неровные бреши в стене, расположенные высоко под сводом, в пещеру проникал солнечный свет. Большую часть дня в Килатасе было сумрачно, и только ближе к вечеру солнечные лучи падали под таким углом, что в поселении становилось по-настоящему светло.

Люди Килатаса селились везде, где только можно было устроить хотя бы примитивное жилище. Многие обитали в пещерках, высеченных в скале, – вроде той, которую предоставили Турпану и Моа. Стены гигантского подземного зала были изрыты этими рукотворными норами, соединенными между собой металлическими лестницами и галереями. А у основания стен, на пологих каменных уступах, теснились плотные группки хижин и хибарок, сооруженных из чего попало: дерева, камня, металла вперемешку. Это очень напоминало дома в гетто. И ничего удивительного, ведь многие строители были родом оттуда.

Но большинство жилищ находилось на островах посреди озера. Они лепились на голых скалах, словно колонии моллюсков. Между собой острова соединяла сеть веревочных мостиков, протянувшихся над водой. Непривычному человеку от одного вида этих качающихся переправ становилось дурно.

На самом нижнем уровне пещеры, среди всех этих жалких осколков цивилизации, упрямо разрастающихся на холодных камнях, располагался центр коловращения жизни Килатаса – верфь.

Именно к верфи направлялся сейчас Турпан по тропинке, прихотливо змеящейся вдоль каменной стены. Он боязливо придерживался за металлические перила – единственное, что защищало его от падения с головокружительной высоты. Спустившись ниже, тропа миновала горстку разнокалиберных лачуг, построенных на пологом каменном уступе. Местные жители почти не обратили на Турпана внимания, занятые своими делами: одни чинили рыбацкие сети, другие жарили рыбу на вертелах, сидя у маленьких костерков. Каждое движение давалось этим людям с трудом, их щеки запали от истощения, одежда давно превратилась в лохмотья.

Турпан старался на них не смотреть. Он уже давно научился отгораживаться от несчастий других людей. В конце концов, он ведь вырос в гетто, а Килатас был ничем не лучше. На сочувствии не разбогатеешь.

«Неужели такая жизнь того стоит? – думал он, спеша мимо хижин. – Что толку притворяться свободным, если умираешь от голода?»

Да, это поселение было недоступно для зоркого взгляда Патриция… Но и его рука помощи тоже сюда не дотягивалась. Хотя Турпану очень не хотелось себе в этом признаваться, но гадкая питательная каша, которую Протекторат поставлял в гетто, не раз спасала его от голодной смерти. Здесь не было даже этого. В гетто бедняки шепотом говорили друг другу, что Килатас – это прекрасное место, нечто вроде земли обетованной, где любой нищий, угнетенный и обездоленный человек может обрести достойную жизнь. Но Турпан не видел ничего достойного в том жалком существовании, которое влачили здешние жители.

Неудивительно, что они хотят уплыть. Там, в городе, Протекторат похищает их близких, да и здесь им надеяться не на что. Вот им и хочется верить в то, что существует другое место, где нет всех этих ужасов. И ничего странного, что они готовы рисковать собой ради этой мечты. Человек не может жить под таким давлением. Рано или поздно он найдет выход.

Хотя этот выход может оказаться дорогой на тот свет.

Погруженный в эти мрачные раздумья, Турпан спускался все ниже и ниже. В конце концов тропинка привела его туда, где отвесные стены пещеры переходили в пологий берег озера. Этот небольшой участок почти горизонтальной тверди был сплошь застроен. Здесь в глазах людей было больше жизни. Взрослые перекликались и шутили, дети играли. В окрестностях верфи они чувствовали себя ближе к сердцу Килатаса, ближе к цели. Потому что эти люди приходили в Килатас не для того, чтобы прожить в нем всю жизнь. Подземный городок был отправной точкой дальнего путешествия, местом, откуда они собирались бежать с острова.

Турпан брел по грязным тропинкам, пока не вышел к верфи. Она была видна с любого места пещеры. Башни лесов окружали недостроенные корпуса. На лесах копошились люди, раздавался перестук молотков. Все три судна, что строились здесь, не отличались размерами. Жители Килатаса не могли и надеяться сделать солидный корабль размером с дредноут Протектората, слишком мало у них было материалов для постройки. Для них главное было соорудить хоть что-то, способное надежно держаться на плаву.

Там, где верфь подходила к краю озера, у причалов стояло множество нелепых судов, которые, казалось, развалятся на части даже на небольшой волне. Дымовые трубы у них покосились, краска облезла, доски палубных настилов треснули. Самые древние из этих ржавых корыт покрывали потускневшие граффити. Были здесь и парусники, и пароходы с гребными колесами, и более современные суда. Но все они держались на воде.

Турпан взглянул на озеро. Там, где сквозь бреши в западной стене пещеры на воду падали солнечные лучи, оно ослепительно сверкало. Только несколько маленьких суденышек сновали по озеру – ловили рыбу, которая заплывала сюда по подводным туннелям. Большинство судов никогда не покидало причалов. Они были предназначены только для одного плавания. Прочь от острова.

Но пока им было некуда плыть. Стена полностью блокировала путь к морю. Они были заперты в подземном озере.

«Все это место построено на дурацких мечтах», – подумал Турпан. Неудивительно, что Моа так стремилась привести сюда Ваго. Неудивительно, что она так стремилась домой. Она ведь жила лишь мечтами.

Какая глупая, наивная затея – это их путешествие!

Терзаемый этими мыслями, Турпан миновал верфь и побрел дальше по берегу. Что ж, еще некоторое время ему придется оставаться здесь. Пока не очнется Моа.

3. 4

А пока Турпан бродил по Килатасу, Ваго пришел навестить девушку.

Он долго следил за входом в ее пещеру с другого края поселения. Нечеловечески острое зрение позволяло голему подглядывать за Турпаном и Моа издалека. Двое охранников, которых приставили к нему, сидели рядом и скучали. Наконец Ваго дождался того, что ему требовалось: Турпан ушел. Тогда голем быстрым шагом двинулся к пещере, и охранникам пришлось припустить за ним трусцой, чтобы не отстать.

Турпан ошибался, думая, что Ваго не волнует несчастье, которое произошло с Моа. Ваго очень переживал, но понятия не имел, что делать с этими переживаниями, как выразить свои чувства. Сначала он пытался делать вид, будто ничего не произошло, но быстро понял, что это глупо. Но как быть с Турпаном? У Ваго сложилось впечатление, что мальчишка винит его в несчастье с Моа. Ваго не понимал толком, что этот парень думает о нем, и не знал, как быть. Он понял одно: если он, Ваго, будет мозолить Турпану глаза, будет только хуже. Да и вообще, вор ему никогда не нравился.

Голем подумывал уйти, бросить этих детей и отправиться на поиски своего создателя. Тогда, думал Ваго, он легко избавится от этого смятения мыслей и чувств. Но хотя ему мучительно хотелось получить ответы на свои вопросы, он не мог уйти из Килатаса. И дело было даже не в охране. Ваго не мог бросить Моа в таком состоянии.

Когда он добрался до пещеры Моа, ему пришлось пригнуться и сложить крылья, чтобы пролезть в узкий дверной проем. Он откинул занавес, вошел и снова опустил его за собой. Охранники остались ждать снаружи.

Моа лежала на полу, свернувшись калачиком в коконе из одеял. Ваго присел рядом и стал смотреть на нее…

И вдруг девушка очнулась. При виде чудовищного лица голема она испуганно отпрянула, и Ваго тоже отшатнулся и съежился, словно от удара.

Моа лихорадочно заозиралась по сторонам, не понимая, где она и что с ней. Убедившись, что непосредственная опасность ей не грозит, она немного успокоилась. Девушка села, провела ладонью по спутанным волосам и застонала. Ваго жался спиной к стене пещеры, испугавшись, что сделал что-то не так.

Моа попыталась его утешить:

– Извини, Ваго. Просто я ожидала увидеть другое лицо.

«Урод, вот ты кто», – вспомнил голем слова Эфемеры.

После неловкого молчания Ваго сказал:

– Ты проснулась.

– Кажется, да, – улыбнулась Моа.

– Почему ты не умерла? Ее улыбка слегка померкла.

– Что?..

Случившееся постепенно всплывало в ее памяти, из разрозненных обрывков воспоминаний медленно складывалась целостная картина. Вероятностный шторм, фабричный цех… Ваго нес ее на руках… Запах его сухой кожи… Потом… Что потом? Только темнота.

– Призрак, – сказал Ваго. – Призрак нас достал.

– Нас обоих? Ваго кивнул.

Некоторое время Моа сидела молча, терла сонные глаза и вздыхала. Ей казалось, что все это происходит не с ней. Да, Моа была на волосок смерти, но пока не могла осознать этого в полной мере. Такая выпала карта, так легли кости. На этот раз удача оказалась на ее стороне.

– Почему я не умерла? – растерянно проговорила она.

– Это я тебя спросил, – ответил голем.

– Ну не знаю… – Ей сейчас не хотелось думать об этом.

Моа огляделась.

– Где мы? У нас получилось?

– Мы в Килатасе.

– Мы добрались? – радостно воскликнула девушка и поморщилась – она была так слаба, что от резкого движения у нее закружилась голова.

– Что это за место? – спросил Ваго.

Он только сейчас с удивлением понял, что ему действительно интересно это знать.

– Это город людей, которые верят, что там, за пределами Орокоса, что-то есть, – принялась объяснять Моа. – Где-то далеко-далеко за горизонтом. Килатас основала Чайка. Она хочет, чтобы когда-нибудь все мы уплыли из Орокоса навсегда. Однажды мы найдем способ проскочить мимо водорезов, которые не позволяют ни одному кораблю уйти, и спасемся! Этот город – тюрьма, Ваго. Никто этого не понимает. Это тюрьма, и мы должны из нее выбраться!

Моа разволновалась не на шутку. Стоило ей узнать, что она в Килатасе, и прежняя страсть вспыхнула в ее сердце с новой силой.

– Мой отец был рыбаком, еще в те времена, когда можно было ловить рыбу без разрешения Протектората. Он ходил в море, когда Чайка нашла птицу вроде той, что висит у тебя на шее, – птицу, каких в Орокосе не водится. И Чайка решила построить этот поселок, а мой папа поддержал ее. Мы были одной из первых семей, которые здесь поселились. Я росла в Килатасе до тех пор, пока… – Она осеклась.

Голем пристально смотрел на нее, и было в его взгляде нечто странное.

– Почему ты ушла?

– Они забрали мою мать, – сказала Моа.

Голос ее не дрогнул. Она уже давно выплакала все слезы по маме. Теперь она ничего не чувствовала, вспоминая о ней.

– Ей нельзя было покидать Килатас, но она хотела кого-то повидать. И оказалась в неудачном месте в неудачное время. – Моа пожала плечами. – Просто не повезло. Никто не мог ничего сделать. Папа после этого будто свихнулся. Однажды он сел в лодку и вышел в море на веслах. И водорезы его убили. Думаю, он сам этого хотел.

Ваго не знал, что сказать. То есть он понимал, что следовало бы посочувствовать, но он не умел этрго делать.

– После этого я не могла здесь оставаться, – продолжала Моа, рассеянно ковыряя ногтем одеяло на коленях. – Из-за воспоминаний. Некоторое время я бродяжничала. Отправилась на восток искать дядю, но он давно уже там не жил, и никто не знал, куда он делся. Вместо него я нашла Турпана. Вернее, Турпан нашел меня. – Она вздохнула и оставила в покое одеяло. – Я хотела вернуться, но все как-то не получалось. До сих пор.

Рассказ утомил ее. Моа посмотрела на Ваго и слегка покачала головой.

– Все во власти случая. Бороться против него бесполезно. То, что я сейчас здесь, – результат стольких поразительных совпадений, везения и невезения, что невозможно вообразить. И с остальными то же самое. И как только некоторые умудряются верить, будто в этом есть какой-то смысл и порядок? – Она снова уставилась на свои колени. – Ко мне прикоснулся призрак, а я осталась жива. Сколько у меня было шансов на это? – Тут она подняла голову и слабо улыбнулась Ваго. – Ну, что скажешь в свое оправдание?

Ваго переступил с ноги на ногу.

– Не знаю.

– Вот как, – только и сумела сказать в ответ Моа.

Она попыталась вьшрямиться, но от этого усилия у нее закружилась голова.

Ваго набрался храбрости и решил открыться ей.

– Этот призрак… он мне не повредил, – сказал он. – Наоборот, мне стало даже хорошо. Я должен был умереть, а мне стало хорошо. – Он робко поднял на девушку глаза. – Призрак прошел сквозь меня раньше, чем добрался до тебя. Я думаю… я его поглотил. Тебя коснулось только то, что от него осталось. Может быть, поэтому ты жива.

– Значит, ты спас мне жизнь, – сказала Моа.

– Но я не знаю, как я это сделал…

– Это не важно, – возразила Моа. – Спасибо тебе.

Это было жалким подобием настоящей благодарности, но Моа слишком обессилела и ничего больше не могла придумать. Голем какое-то время внимательно смотрел на нее.

– Наверное, я предназначен, чтобы убивать, – сказал он.

Моа успокаивающе погладила его руку. Ее ладонь оказалась холодной.

– Я знаю, – произнесла она. – Я тебя видела. Это ничего.

Ваго был потрясен – не только ее словами, но и тем, что девушка по собственной воле прикоснулась к нему.

– Ты не боишься? – спросил он.

– Тебя?.. – удивилась она и тихо рассмеялась. – Я не боюсь тебя, Ваго. Мы оба отверженные, ты и я. Мы должны держаться вместе.

Сердце Ваго растаяло. Он обожал эту девушку, боготворил ее, был предан ей безоговорочной щенячьей преданностью, и слышать такие слова из ее уст было даром судьбы, о котором он и мечтать не мог.

И тут вернулся Турпан. Едва взглянув на охранников, он отбросил в сторону занавеску и увидел Моа и Ваго.

– Турпан! – вскрикнула Моа.

Парень упал на колени и обнял ее.

Радость, на миг охватившая Ваго, исчезла, сердце вновь превратилось в колючую льдинку. Как глупо с его стороны было думать, что он ей небезразличен! Турпан, вот кого она любит! Турпан. И не Ваго, жалкому уроду, соперничать с ним.

Турпан и Моа сразу забыли о нем, и он украдкой покинул пещеру. Мысли его были черны, как ночь.

3. 5

Через два дня после того, как Моа очнулась, вернулась Чайка и новоприбывшим было велено явиться к ней.

Дом Чайки ненамного превосходил размерами любую другую хижину в Килатасе. Это было низкое строение с оштукатуренными стенами из грубого камня, расположенное на берегу озера, неподалеку от верфи. С виду – дом как дом, ничего особенного, но Турпан с его наметанным воровским глазом сразу понял, что строили эту «хижину» с умом: стены прочные, надежные, местность вокруг хорошо просматривается, мертвых зон почти нет. У двери стояли двое караульных – больше для проформы, просто чтобы у какого-нибудь нечистого на руку типа не возникло соблазна поживиться имуществом Чайки.

Впрочем, когда их провели внутрь, Турпан понял, что брать тут и нечего. По крайней мере в гостиной. Потертый ковер и несколько стульев, огарки свечей, шершавый и колченогий стол у стены – вот и все убранство. В этой аскетической обстановке сразу бросалось в глаза единственное украшение комнаты: дешевая репродукция картины, изображающей городскую улицу и Нулевой шпиль на заднем плане.

Турпан вошел и прикрыл за собой дверь, оставив снаружи шум работ на верфи. В доме царила прохлада, металлическая крыша отзывалась на звуки голосов негромким звоном. Единственным источником света было закопченное окно, мимо которого сновали взад и вперед рабочие.

Ваго уже находился в гостиной. Он замер в углу, стараясь стать как можно более незаметным. Со времени пробуждения Моа голем избегал ее и Турпана. Ваго было о чем поразмыслить за эти дни. Теперь больше всего на свете он хотел получить ответы на свои вопросы. Он дал себе зарок отправиться на поиски своего создателя и узнать, зачем тот его сделал. Откладывать это и дальше не было смысла. Моа поправилась и, похоже, вполне довольна жизнью. В Килатасе ей ничего не грозит. Ваго понимал, что больше не нужен здесь. Пора отправляться в путь, чтобы выполнить задуманное…

Моа одарила его мимолетной улыбкой. Ваго бросил на нее быстрый взгляд и снова погрузился в созерцание картины на стене.

Вскоре в гостиную вошла Чайка. Она обняла Моа, но в этом жесте не было искренности и теплоты. Они были знакомы с раннего детства Моа, но для девушки Чайка всегда была только соратницей отца, отважной и волевой предводительницей Килатаса, предметом восхищения. Да, она наверняка не откажется помочь дочери своего погибшего друга и сделает все, что будет в ее силах, однако скорее из чувства долга, чем по доброте душевной.

– Должна признаться, я удивлена, – сказала Чайка. – Не думала, что ты вернешься.

– Я тоже, – ответила Моа.

Если Чайка ожидала подробностей, ее ждало разочарование. Она пожала плечами:

– Ну, шутки в сторону. Что ты здесь делаешь, Моа? Кто твой друг? – Она кивком указала на Ваго. – И что это за страшилище?

– Нам нужна твоя помощь, – сказала Моа. И объяснила вкратце про Анью-Джакану, про то, как они ее обманули, как их преследовали бандиты и как им встретился Ваго. О самом путешествии она почти ничего не рассказала, а об артефакте и вовсе не упомянула. Турпан долго втолковывал ей и Ваго, что про артефакт нельзя говорить ни слова до тех пор, пока они не придумают, как с ним быть. «Просто уговори Чайку, чтобы разрешила нам остаться, – сказал он. – Нам необходимо на время залечь на дно, пока все не утрясется».

Чайка не стала ничего выспрашивать. Когда Моа закончила, она переключилась на голема.

Ваго рассказал ей о себе все, что знал, – а знал он очень мало, и Турпан с Моа ничего нового для себя не услышали. Только об одном он умолчал: о том, что помнит имя своего создателя. Тукор Кеп. Человек, которого голем видел, когда плавал в огромном баке, а создатель смотрел на него в круглое окошко. Возможно, это и было первое пробуждение Ваго? Он не мог сказать с уверенностью. Однако это воспоминание принадлежало ему одному, и он не хотел им ни с кем делиться.

Чайка разглядывала пришельцев с подозрением. У нее было жесткое, волевое лицо – лицо, внушающее уважение, но не любовь. Седые волосы с редкими черными прядками были стянуты в «конский хвост». Одежду Чайка предпочитала простую, практичную и носкую, ее черные сапоги были далеко не первой молодости. Роста Чайка была небольшого, но внутренняя сила, которую она излучала, заставляла ее казаться выше. Ее абсолютная, непререкаемая уверенность в своей правоте действовала на окружающих почти гипнотически. Эта женщина основала Килатас, создала его из ничего и поддерживала силой своей веры. И даже Турпан, как бы презрительно он ни относился к ее мечтам о побеге, поймал себя на том, что ему невольно захотелось заслужить похвалу Чайки, удостоиться хотя бы уважительного кивка. Теперь он понимал, как ей удалось привлечь на свою сторону так много людей, заставить их поверить в свою мечту. Вот и Моа ни за что не ушла бы из Килатаса, если бы не потеряла родителей.

– Можно взглянуть на твою птицу, Ваго? – в конце концов попросила Чайка.

Голем нерешительно снял свой талисман с шеи и отдал ей. Чайка повертела трупик в руках, внимательно его изучая. Птица была холодной и твердой, консерванты не могли спасти ее от тления, и она уже начала разлагаться.

– Действительно, я никогда раньше не видела ничего подобного, – сказала Чайка. – У тебя зоркий глаз, Моа.

– После того как ты нашла ту, первую птицу, папа заставил меня выучить всех пернатых Орокоса, – объяснила девушка. – Думаю, он всегда надеялся, что может прилететь еще одна.

– Ты правильно сделала, что принесла ее мне, – сказала Чайка. – Она не отсюда. Она с другой земли.

Моа восторженно завопила, и даже суровые черты Чайки осветила улыбка. А Ваго не понял, из-за чего такой переполох. Что же до Турпана, то у него слова женщины доверия не вызвали, однако ему хватало ума оставить свои сомнения при себе.

– Я же говорила! – воскликнула Моа, хватая Турпана за руку. – Я же говорила!

Потом она быстро повернулась к Ваго и бросилась ему на шею. Голем от смущения весь задеревенел, и объятие получилось неуклюжим.

– Ты замечательный! – сказала Моа. – Ты такое великое дело сделал!

Ваго по-прежнему не понимал, что он такого хорошего сделал, поэтому промолчал.

– Мне бы хотелось, чтобы на нее взглянул один человек. Тогда мы будем знать наверняка, – сказала Чайка. – Пойми, Моа: эта птица может вдохнуть новую надежду в сердца людей Килатаса. Но прежде чем рассказать о ней всем, я должна убедиться, что мы не ошиблись.

Ваго вздрогнул и едва удержался от того, чтобы не выхватить птицу из рук женщины.

– Мое, – сказал он.

– Эта птица для него очень много значит, – сухо пояснил Турпан.

Чайка холодно посмотрела на Ваго.

– Послушай, голем. Килатас – это место, куда бегут люди из гетто. А кто ты такой, никто не знает. Ты здесь только из-за этой птицы. И только из-за нее тебе позволили остаться. Ты понимаешь?

Ваго молча и зло смотрел на нее.

– Ты получишь свою птицу обратно, – прибавила Чайка. – Я не сделаю ей ничего плохого.

Пальцы голема медленно сжались в кулаки, но он так ничего и не сказал. Чайка позвала одного из охранников и приказала ему отнести птицу какому-то человеку по имени Щур.

Покосившись на Ваго, который неотрывно глядел на свой талисман, она прибавила:

– Обращайся с ней осторожно и верни в целости и сохранности.

Охранник ушел, закрыв за собой дверь. Ваго смущенно переступил с ноги на ногу. Здесь его считали не более чем пленником, но какой у него был выбор? Жители Килатаса были ничем не лучше других людей: они смотрели на него с недоверием, а то и с ужасом. Для них он был животным, опасным зверем, существом более низкого порядка. Только Моа обращалась с ним как с равным.

Ваго был вовсе не глуп и понимал: добром его не выпустят. Побоятся, что он кому-нибудь расскажет, как пробраться сюда. Возможно, Турпан и Моа и могут идти куда хотят, но он – пленник.

Он снова уставился на картину, словно рассчитывал увидеть там ответ. Девочка с белыми волосами и в дорогом платье, как всегда, молчала. Она выглядывала из-за уличного лотка, улыбалась и махала Ваго рукой. Это была та же самая девочка, с которой он любил беседовать в своей комнате над лабораторией Креча.

Чайка проследила его взгляд и повернулась к картине.

– Тебе нравится? Я купила ее в… – Она осеклась. – Ой, привет!.. Кажется, у нас гостья.

Турпан, прищурившись, тоже посмотрел на картину.

– Что?

– Лелек. Ты ее видишь?

– Лелек здесь? – воскликнула Моа.

– Где? – спросил Турпан, подходя ближе. – Я ее никогда не видел.

– Я видела однажды, – сказала Моа. – Несколько лет назад. По крайней мере, мне кажется, что это была Лелек.

Чайка показала на девочку – та махала рукой, выглядывая из-за угла.

– Вот она!

Ваго опять напрочь потерял нить разговора. Наконец ему это надоело.

– Лелек? – переспросил он.

– Ну да, Лелек, – повторила Чайка, как будто это все объясняло.

Моа сжалилась над големом и принялась объяснять:

– Говорят, она приносит удачу. Она появляется на картинах по всему Орокосу. И уже довольно давно. Никто не знает, как она туда попадает. Может, это одна из шуточек вероятностных штормов. Увидеть ее удается очень редко. – Она присмотрелась к девочке на картине. – Только посмотрите на это платье! Наверное, Лелек была из богатой семьи. Вероятностные шторма могут покрючить любого, хоть бедняка, хоть богача. Это чуть ли не единственное равенство, которое существует в Орокосе.

Ваго молча смотрел на картину. Ему почему-то было очень обидно обнаружить, что о девочке, оказывается, знают все на свете. Он мог бы рассказать, что видел ее много раз в своей комнате над мастерской Креча, но предпочел промолчать. Ваго вообще редко говорил без крайней на то необходимости. Он привык помалкивать.

Чайка потеряла к картине интерес.

– Пойдете все со мной, – сказала она. – Мне нужно кое на что взглянуть. Может быть, вам это тоже понравится.

– Что понравится? – спросила Моа.

– Я покажу вам, как мы убежим из Орокоса, – ответила Чайка.

3. 6

Чайка повела их мимо верфи и дальше – по дороге вдоль северного края пещеры, к западной стене. Здесь уклон был меньше, и дно пещеры сплошь застроили хижинами. Многие местные обитатели окликали Чайку и здоровались с ней.

Сквозь туннель в западной стене они вышли наружу, к океану.

Они все и раньше видели море, но так близко – никогда. К тому же их глаза привыкли к полумраку Килатаса и еще более темному туннелю, ведущему сквозь стену. И вдруг каменные стены исчезли и они очутились на каменном уступе всего в каких-нибудь нескольких метрах над водой. Волны с грохотом и брызгами разбивались о камни. Над уступом вздымались гигантские отвесные скалы острова, на самом верху едва можно было разглядеть нагромождение подъемных кранов и передовых постов, сторожевых башен и металлических ограждений. Каменные стены, нависшие над Чайкой и ее спутниками, были такими высокими, что казалось, будто весь остров наклонился вперед, готовый обрушиться на них и раздавить, как муравьев.

Перед ними расстилалась бескрайняя водная гладь. Утреннее, низко висящее над восточным горизонтом солнце заставляло остров отбрасывать длинную тень, но вдалеке океан сверкал и искрился. В воздухе остро пахло солью. Слева с невероятной высоты рушился вниз один из тех водопадов, которыми заканчивались городские артерии, и в воздухе висела водяная пыль. На небе не было ни облачка. А вдали сиял горизонт, прекрасный горизонт, суливший столько надежд…

Некоторое время они молча любовались невероятным зрелищем, и каждый думал о своем. Один только Турпан все время с тревогой оглядывался по сторонам и вытягивал шею, как будто пытаясь заглянуть за скалы слева и справа – вдруг из-за них появятся корабли Протектората?

– Нам ничего не грозит, – сказала Чайка, заметив его волнение. – Часовые предупредят нас о приближении дредноутов. Мы всегда предельно осторожны. Иначе нас бы уже давно засекли. – Она указала налево. – Видите водопад? Его грохот заглушает любые звуки, доносящиеся из Килатаса. Отверстия в западной стене, которые пропускают солнечный свет, расположены так высоко, что ни один корабль Протектората не может заглянуть сюда. Если бы я верила в богов, я бы сказала, что они создали эту пещеру специально для нас. – Она подняла голову и посмотрела в море. – Но я в них не верю. Я верю в удачу. Только удача поможет нам сбежать из Орокоса.

Ваго наблюдал за черным силуэтом летучей крысы, кружащей вдалеке. Людям она казалась всего лишь крохотной точкой, но острое зрение голема позволяло ему разглядеть хищницу во всех подробностях. Услышав о побеге, он с любопытством посмотрел на Чайку, по-птичьи склонив голову к плечу.

– Как вы сбежите?

– Мы поплывем. Поплывем к земле, которая где-то там.

Чайка указала на горизонт. Ваго посмотрел, но ничего не увидел.

– Там нет земли, – возразил он.

– Она за горизонтом, там, где земля загибается, – подсказала Моа. – Ее отсюда не увидеть.

– Тогда почему вы думаете, что она там есть? – спросил голем.

– У нас есть для этого основания, – сказала Чайка. – Всегда, сколько люди помнят, ходили слухи о том, что за горизонтом есть другая суша. И нам удалось найти доказательства этого. – Ей приходилось почти кричать, чтобы перекрыть рев водопада. – Много поколений моих предков были рыбаками. Море у меня в крови.

Теперь Протекторат никому не позволяет выходить в море. Только своим рыболовным судам, у которых есть разрешение, любое другое уничтожат дредноуты. А я помню, как ребенком родители брали меня с собой в море… Это было самое изумительное ощущение в моей жизни. Потом нам запретили ловить рыбу, потому что мы были выродками и жили в гетто, и я больше никогда не плавала по открытой воде. Для меня пытка жить без моря, голем. Понимаешь? Море зовет меня, а я не могу ответить…

Турпан присел на край выступа, свесив ноги в пропасть. Все это он уже слышал от Моа. Зато сама Моа ловила каждое слово предводительницы Килатаса. Ей никогда не надоедали рассказы Чайки о ее прошлом и вся эта трагическая романтика.

– Однажды я тоже нашла птицу, – продолжала Чайка. При этих словах она покосилась на Ваго и снова повернулась к океану. – Я тогда была еще совсем девчонкой. Птица запуталась в наших сетях и умерла. Никто раньше не видел такой птицы. Помню, среди соседей поднялся жуткий переполох…

Порыв ветра взъерошил ее седые волосы.

– Вот когда я поверила, что кроме Орокоса есть еще земля. И что этот город – не весь мир, а тюрьма. А там, за горизонтом, есть другая земля, скрытая от наших взоров.

Глаза ее затуманились, словно волны грез унесли ее в неведомые дали, но потом Чайка взяла себя в руки и снова заговорила серьезно.

– Конечно, сама по себе птица еще ни о чем не говорила. Но мы продолжали наблюдать. И со временем нашли новые доказательства. Иногда уборщики, собирающие мусор у подножия скал, находят очень странные вещи. Никто не может сказать, что это такое. И находят их всегда с западной стороны. Большинство таких находок забирает Протекторат, но некоторые нам удалось утаить и оставить себе… А однажды ночью мы увидели в небе огни.

При этих словах Моа мечтательно улыбнулась. Одна мысль о том случае наполняла ее сердце надеждой.

– Вон там. – Чайка показала рукой. Ваго посмотрел в ту сторону.

– Это началось, когда стемнело. Странное свечение, которое зажигалось, вспыхивало и гасло, подобно многоцветной грозе. И еще мы слышали звуки, глухие хлопки и потрескивания, словно рвалось само небо. Самыми удивительными были цвета – желтый и белый, ярко-оранжевый и ослепительно розовый! Даже во время вероятностного шторма не бывает таких красок. Мы видели их своими глазами, больше того – с тех пор это свечение появлялось уже не раз. Там что-то есть.

Тут терпение Турпана все-таки лопнуло.

– Это ваше «что-то» запросто может оказаться вероятностным штормом, – резко возразил он. – Или светом какой-нибудь чудовищной светящейся медузы, или сотней других вещей, о которых мы не имеем представления. – Всякие вспышки – это еще не повод разглагольствовать, что за горизонтом есть земля!

Чайка посмотрела на него снисходительно, даже с жалостью.

– Твой друг не верит нам, – сказала она Моа. – Он проглотил ложь, которой давным-давно пичкает людей Протекторат, ложь о том, что на свете не существует ничего, кроме Орокоса. С этого крючка нелегко соскочить. Может быть, когда-нибудь…

Турпан закатил глаза.

– Не дождешься! Ты погубишь себя и всех, кто поверит тебе, а я все еще буду жевать этот крючок!

– Турпан! – воскликнула Моа, но он не обратил на нее внимания.

– О чем он говорит? – спросил Ваго, обращаясь скорее к Моа, чем к Чайке.

Но ответила ему Чайка.

– Взгляни, – сказала она, указывая направо. – Сейчас начнутся испытания.

Она достала маленький медный бинокль и дала его Моа. Девушка навела его на тонкие белые линии, тянущиеся через синеву океана из-за изгиба скал и быстро удлиняющиеся.

Ей понадобилось несколько секунд, чтобы понять, что предстало ее глазам. Белые линии оказались кильватерными следами. Крохотные суденышки, которые их оставляли, были не более чем деревянными посудинами в половину человеческого роста длиной, с примитивными винтовыми двигателями. Людей на них не было. Суденышки сначала устремились к горизонту по прямой, все в одном направлении, но вскоре некоторые начали отклоняться в сторону, так как волны изменили их курс. Однако все суденышки шли в открытое море.

– Беспилотные катера, – сказала Чайка. – Мы хотим измерить, как далеко от Орокоса позволяют отойти судам. По-видимому, это расстояние постоянно меняется.

Катерков было семь. Отойдя довольно далеко от острова, они разошлись веером в разные стороны.

– Отлично, – сказала Чайка. – Сейчас начнется.

И началось! Они выскочили из-под воды, безжалостно вспоров серебристую рябь. Водорезы. Моа навела на них бинокль, и по ее спине побежала струйка холодного пота. Эти штуки убили ее отца.

Поначалу водорезы выглядели как гладкие металлические шары меньше метра в диаметре.

В верхнем полушарии через равные промежутки были расположены четыре красные линзы, неприятно напоминающие горящие злобой глаза. Покачавшись на волнах, шары взмыли в воздух, повиснув в нескольких сантиметрах над водой. И двинулись в сторону катерков, летящих к горизонту.

– Сколько их? – спросила Чайка. – Три?

– Да, – ответила Моа.

Чайка с довольным видом хмыкнула. Моа собиралась спросить, откуда Чайка знает, что водорезов именно три, ведь с такого расстояния их почти невозможно разглядеть без бинокля, но тут зловещие шары ринулись в атаку.

Они рванулись наперерез катеркам, оставляя за собой струи пены. На ходу шары начали бешено вращаться, и одновременно из них высунулось множество лезвий. К тому времени, когда водорезы добрались до суденышек, каждый шар превратился в вихрь острых клинков. Они врезались в свои цели подобно пушечным ядрам, в мгновение ока превращали их в щепки и неслись к новой жертве. Вот еще один катерок пал жертвой водореза, в воздух взлетели обломки…

И вдруг водорезы замерли, будто налетев на стену. Три беспилотных кораблика продолжали уходить в открытое море, но смертоносные машины не делали попыток их догнать. Они снова опустились на воду, покачались на волнах несколько мгновений, сверкая красными «глазами», а затем скрылись под водой, будто их и не было.

– Им это удалось, – выдохнула Моа. Она подняла глаза на Чайку и увидела, что та счастливо улыбается. – Три из них прорвались.

– А четыре – нет, – напомнил ей Турпан.

– Но три прорвались, – возразила Чайка. – У них закончится топливо, и они не уплывут далеко, однако главное, что они невредимыми преодолели зону смерти. – Она приподняла бровь, глядя на Турпана с торжеством. – Потребовалось много времени, но я вычислила схему их действий. В разное время в разных местах появляется разное количество водорезов. Сначала мы думали, что их число произвольно, но потом выяснили, что это не так. И еще мы узнали, что существует граница, преодолеть которую они не могут. Если отойти достаточно далеко от Орокоса, водорезы прекращают преследование.

– Значит, нужно только прорваться! – закончила Моа.

Чайка кивнула.

– Теперь мы знаем, когда нужно отчалить, чтобы нас атаковало меньше водорезов.

– Когда нужно отчалить? – переспросил Ваго.

– Это очень просто. Мы разместили заряды взрывчатки вдоль стены, которая отделяет нас от моря. Когда придет время, мы ее взорвем и все мужчины, женщины и дети Килатаса отплывут от Орокоса и направятся на запад. Чем больше кораблей мы построим, тем больше целей придется поразить водорезам. Они не смогут убить нас всех. Даже учитывая то, что наши корабли двигаются медленнее, чем эти беспилотные катера, по нашим оценкам, тридцать три процента прорвутся.

– Тридцать три процента?! – воскликнул Турпан. Он вскочил на ноги и встал перед Чайкой, не в силах поверить своим ушам. – Хочешь сказать, что только один из трех человек проскочит мимо водорезов? А двое погибнут?

– Мы все готовы пойти на такой риск, – жестко ответила Чайка. – Один шанс из трех. Победа или смерть. И мы предпочитаем пусть малые, но шансы зажить по-настоящему перспективе гнить тут заживо без всякой надежды на лучшее.

– Но вы даже не знаете, есть ли там земля! – не унимался Турпан. – У вас один шанс из трех выйти в открытый океан, а потом один шанс на миллион действительно найти сушу. Половина ваших кораблей пойдет ко дну в первый же шторм!

– Нам нужно только уплыть за горизонт, – сказала Чайка. – Там есть земля.

– А что, если нет?

– Тогда, по крайней мере, мы погибнем, пытаясь изменить свою судьбу. Но там есть земля. Мы видели доказательства.

– А что, если вы доберетесь туда, а там вас не примут? Или то место окажется еще хуже, чем это? Ты об этом подумала?

Чайка снисходительно улыбнулась.

– Турпан, я посвятила этому плану много-много лет. И ты не сможешь назвать ни одной возможности, которую я не обдумала за это время. Все дело в том, во что ты веришь. Мы можем остаться здесь, лелея свою недостижимую мечту, – или все же попытаться ее достичь.

– Ничто не стоит так дорого, – упрямо сказал Турпан.

– Кое-что стоит, – возразила Чайка. Турпан покачал головой и повернулся к Моа в поисках поддержки, но сразу понял, что с ее стороны помощи не дождется. Моа смотрела на Чайку чуть ли не с обожанием, было ясно, что она верит этой женщине безоговорочно.

«Если мы здесь останемся, Моа ни за что не выпутаться из сетей Чайки, – подумал он. – Этот безумный план погубит ее».

– Хорошо, что ты вернулась, Моа, – сказала Чайка. – Еще немного, и ты бы опоздала. А уплыть без тебя было бы… неправильно. Твой отец так верил в наше общее дело.

– Вы уже решились? – спросила Моа дрожащим голосом. – Неужели правда?

– Через семь дней у нас будет больше всего шансов проскочить мимо водорезов. Мы отплываем через семь дней.

Турпан почувствовал, как его мир трещит по швам. Бежать в Килатас было страшной ошибкой. Никакое это не убежище! Это ловушка. Ловушка для таких мечтателей, как Моа. Город наивных глупцов, угодивших в сеть сладких иллюзий Чайки. А Моа – как раз тот человек, который бросится в эту сеть очертя голову. Турпан знал, о чем она сейчас думает. Она всегда верила в мир за пределами Орокоса, с самого детства. И вот Чайка предлагает ей единственный шанс отправиться в страну ее грез, в сказочные края, которые она видела во сне. Но никаких волшебных стран не существует. И Чайка убедится в этом, когда погибнет, утащив за собой в могилу Моа и всех жителей этого безумного города.

Турпан понял, что надо бежать. Бежать сию же минуту, пока Килатас не отнял у него Моа.

3. 7

– Я хочу уплыть с ними, – заявила Моа на следующий день.

Турпан с самого начала знал, что она это скажет. Это было неизбежно. Его охватила такая тоска, что он даже не смог ей ответить.

– Ты слышал? – не унималась она. – Я сказала, что…

– Я слышал, что ты сказала, – перебил он и снова погрузился в мрачное молчание.

Они сидели вдвоем на краю озера и смотрели на маленькие рыбачьи лодки, скользящие по водной глади. Сквозь огромные бреши в западной стене били солнечные лучи, но дыры были расположены так высоко, что дно пещеры тонуло в полумраке.

Весь вечер Турпан и Моа бродили по городу. Турпану было скучно. Чайка надеялась, что они будут работать ради пропитания, но у них пока хватало денег, они еще не истратили свою последнюю долю добычи. Еду Турпан и Моа покупали за пределами Килатаса – там она была гораздо лучше. Турпан вообще не видел смысла вливаться в здешнее сообщество, если через неделю оно исчезнет. И уж конечно, он не собирался никуда плыть.

Моа робко смотрела на него, ожидая ответа. Она-то думала, что он примется возражать. Но его равнодушие оказалось гораздо хуже любых препирательств.

– Помнишь, как мы забрались в тот район, полный призраков? – спросила она. – Помнишь, что ты сказал мне тогда? Ты сказал: «Иногда приходится рисковать».

Турпан не ответил. Было холодно, как всегда в Килатасе, и Моа на прогулку надела грубые штаны и теплую кожаную куртку.

– А как же артефакт? – спросил Турпан после долгого молчания.

– А что артефакт? Мы можем взять его с собой.

– Куда? В маленький рай Чайки? Ты и правда думаешь, что я поплыву с ней? – Он тихо рассмеялся. – Ни за что на свете.

Моа охватило отчаяние.

– Ты должен, – возразила она. – Ты не можешь остаться.

– Моа, я не стану участвовать в безумной затее этой женщины, и ты тоже! – резко ответил Турпан. – Разве ты не понимаешь, что пришло нам в руки? В первый раз в жизни нам улыбнулась удача! С этим артефактом мы можем делать все, что захотим. И нас никогда не поймают. Мы можем разбогатеть! Можем добыть столько денег, чтобы есть, когда хочется, и то, что нравится! Можем купить собственный дом, можем спать каждую ночь в настоящих кроватях! Нам выпал шанс изменить жизнь здесь и сейчас! Шанс сделать так, чтобы этот город стал для нас раем. И ты хочешь выбросить этот шанс на ветер и отправиться искать другое место, которого, возможно, даже не существует? Зачем?

– Я не хочу воровать, – тихо ответила Моа, прикрыв густо подведенные глаза. – Воровство делает весь этот ужасный мир еще хуже.

Турпан всплеснул руками.

– Ушам своим не верю! Ты же сама говорила, что иногда стоит рискнуть. Ну мы и рискнули. Мы обокрали Анью-Джакану, и нам это сошло с рук. Грач никак не мог пройти за нами территорию «Запад сто девяносто», но даже если он каким-то чудом просочился туда, ему ни за что не попасть в Килатас. Мы в безопасности. У нас все получилось. Теперь самое время подумать, как распорядиться тем, что имеем. А не говорить о бегстве. – Он повернулся и сердито посмотрел на нее. – Один из трех, Моа. Это значит, что, если ты поплывешь на этих кораблях, у тебя два шанса из трех на то, чтобы погибнуть. Ты что, самоубийца? Хочешь выбраться отсюда тем же путем, что и твой отец?

– Не смей приплетать сюда моего отца! – закричала Моа.

Она вскочила и зашагала прочь по валунам, вверх, туда, где над верфями сгрудились лачуги и хибарки.

Турпан догнал ее раньше, чем она успела уйти далеко.

– А ну постой! – сказал он, хватая ее за руку и разворачивая к себе. – Мы выясним все здесь и сейчас. Потому что я не хочу больше ни дня оставаться в Килатасе. Я вижу, что он делает с тобой.

– Послушай себя! – вспылила Моа. Турпан уже очень давно не слышал, чтобы она говорила так жестко.

– Ты уверен, будто все знаешь! – кричала она. – Ты думаешь: «Бедняжка Моа, ее так легко обмануть красивыми сказками, она попала под влияние этого ужасного Килатаса, и я должен ее спасти». Так вот: на этот раз я не хочу, чтобы меня спасали. И не собираюсь упустить единственный шанс выбраться из этого крюченного Орокоса!

Турпан пришел в ярость. Он столько для нее сделал – и вот пожалуйста! И это называется благодарностью? Он набрал в грудь воздуха, чтобы сказать все, что думает, но Моа его опередила.

– Пошевели мозгами! – резко произнесла она. – Хоть раз задумайся о том, что это за место такое – Орокос! Зачем кто-то построил город, который постоянно перестраивается? Город, который порождает призраков-убийц и к тому же все время меняется, так что мы никогда не можем чувствовать себя в безопасности от них? Зачем этот кто-то запер нас здесь, чтобы мы не могли выбраться? Зачем это могло понадобиться? Кто построил генератор хаоса и зачем?

Но Турпан не знал ответа ни на один из этих вопросов.

Моа продолжала уже спокойнее:

– Нельзя же жить только сегодняшним днем. Подумай о прошлом. О том, почему мы такие, какие есть. Угасшие построили этот город и исчезли. Почему? Это наказание? Если да, то мы забыли, за что нас наказывают, так что не можем извлечь из него урок. Разве ты не понимаешь? С этим городом что-то неладно, и, пока мы здесь, этого не исправить. Ты говоришь о лучшей жизни, но, как бы ты ни разбогател, ты навсегда останешься выродком из гетто, татуировку на руке не вывести. Ты никогда не найдешь врача, который сможет вылечить тебя и избавить от респиратора, потому что светила медицины палец о палец не ударят ради выродка. Да хоть все деньги в мире под себя подгреби, лучше для тебя жизнь не станет!

– Ты хочешь убежать, – тихо сказал Турпан.

– Нет, – возразила она. – Я хочу начать сначала.

– А как же я, Моа? Я хочу вылечиться и снова дышать воздухом без этой штуки на лице! Если я покину Орокос, то потеряю этот шанс.

– Так оставайся! – закричала она. – Оставайся, если хочешь! А я не собираюсь здесь погибать. Есть нечто большее, Турпан! И я найду его, умру, но найду.

– Вот именно, – тихо ответил Турпан. После этого им уже нечего было сказать друг другу. Они молча побрели обратно. На одной из дорожек, ведущих к верфи, их нашла Чайка. Она бежала, и два охранника еле поспевали за ней.

– Я вас повсюду ищу, – резко сказала она. – Где голем?

– Мы его не видели со вчерашнего дня, – ответил Турпан.

Чайка холодно посмотрела на него.

– Он исчез.

– Исчез?

– Расшвырял охрану и был таков. Эта тварь, это животное, которое вы притащили с собой… Он сбежал.

3. 8

А тем временем много выше гигантской каверны в черных скалах острова, где прятался Килатас, бурлил Орокос и решал свои дела Грач.

Грач никогда не относился к хлюпикам, которые чуть что, сразу опускают руки. И уж конечно, он не собирался сдаваться, когда против него играли такие слабаки, как Турпан, Моа и их странный спутник. И все-таки Грач был вынужден признать, что удача отвернулась от него. Те, за кем он шел, как сквозь землю провалились.

Он сидел в придорожном кафе, потягивая тузель и глядя на дорогу. По булыжникам грохотали повозки. Всадники горделиво покачивались в седлах гиик-тууков, возвышаясь над головами снующих взад-вперед пешеходов. От прилавков с едой тянуло пряными ароматами, на ковриках уличных торговцев красовались разноцветные безделушки – приманка для прохожих.

Грачу все это было глубоко безразлично. Он даже почти не замечал солнечного тепла на коже. Люди для него были всего лишь потенциальными жертвами – вот того можно ограбить, а этого лучше обчистить по-тихому. Даже красивые девушки с гладкой кожей, смеющиеся и щебечущие, были ему безразличны. Чтобы радоваться прекрасному, надо иметь тонкую душу, а у Грача души не было вовсе.

Уже два раза его останавливали солдаты Протектората, но он показывал пропуск, полученный от Бейна, и все вопросы по поводу его татуировки мигом исчезали. Грачу нравилось мозолить солдатам глаза. Вот он сидит, не скрываясь, – выродок из гетто, оскверняющий их город одним своим присутствием, а они ничего не могут с этим поделать. Да, в том, чтобы ходить в прихвостнях тайной полиции, обнаружилась своя прелесть. Со временем Грач мог бы войти во вкус…

Он задумчиво поболтал остатки тузеля в кружке. Куда подевались Турпан и его покрюченная компания? Как им удалось улизнуть? Так просто было идти по их следу после того, как они покинули район призраков. Беглецы решили, что избавились от погони, и шли, почти не скрываясь. Грач быстро наверстал время, которое потерял у ворот запретной территории. А потом его жертвы будто испарились.

Он проследил их путь до бара, принадлежащего типу по имени Кроншнеп, – и потерял след. Никто не слышал о девчонке, парне и верзиле. Никто не знал, куда они пошли. Никто не видел голема. Грач нутром чуял, что это неправда, но, сколько он ни приставал к посетителям бара с вопросами, добился только того, что его вышвырнули вон. И повсюду было одно и то же. Люди держали рот на замке. Вот крюч!..

Грачу удалось выручить за детекторные очки Моа кругленькую сумму, и он снял себе комнату в полуразрушенной таверне, уплатив вперед за несколько дней. За это время он связался с местными ворами. Стоило ему упомянуть Анью-Джакану, как они согласились выслушать его, хотя здесь ее имя не имело особого веса. В Орокосе имелись и другие преступные авторитеты. Грач заключил сделку с местным атаманом воров и предложил награду за сведения о нужных ему людях. Атаман согласился поручить своим подручным высматривать голема. Грач пошел на это неохотно: если здешние воры найдут голема, они могут найти и Моа с Турпаном, а значит, и артефакт тоже. Но другого выхода он не видел.

Однако время шло, а о беглецах не было ни слуху ни духу. Пропали, будто их и не было.

Грач уже всерьез задумался о том, не разговорится ли под пыткой хозяин бара, где в последний раз видели Турпана и Моа, но тут рядом с ним объявился маленький беспризорник. Мальчишка заговорщицки улыбался щербатым ртом.

– Чего тебе? – спросил Грач.

– Это ты ищешь голема?

– Да. – Задумчивость Грача как ветром сдуло.

– Я его видел.

– Когда?

– Только что.

– Где?

– А сколько дашь?

Грач пристально посмотрел на пацаненка.

– Ты вор?

Мальчишка покачал головой.

– Просто слышал, что ты ищешь голема.

Грач подумал и предложил раз в десять меньше того, что обещал атаману. Но для мальчишки это было целое состояние. Глаза его загорелись. Он даже не стал торговаться.

Грач встал со стула.

– Проводи меня, – велел он. Вот так он снова напал на след.

Часть 4
НУЛЕВОЙ ШПИЛЬ

4. 1

Они наступали ему на пятки. Ваго пытался уйти от них в лабиринте многоквартирных трущоб, раскинувшемся в тени городской стены, но преследователи настигали его. Он пока не был уверен, что они его видели, но он-то точно их видел. Голем сразу понял, кто они такие, хотя полицейские были в штатском и без знаков отличия. Их выдавала заносчивая самоуверенность, проявлявшаяся даже в том, как они носили одежду и двигались. Ваго не мог сказать, откуда знает то, что знает, но это не уменьшало его уверенности. Тайная полиция дышала ему в затылок.

Но почему? Что они от него хотят?

На западе, за стеной клонилось к закату солнце, превращая облачное покрывало на небе в золотой бархат. Ваго крался по медленно погружающимся в сумрак улицам, стараясь оставаться незаметным. С его ростом и внешностью это было нелегкой задачей, но голем твердо намеревался найти своего создателя. Он должен разыскать Тукора Кепа.

Сбежать из Килатаса оказалось нетрудно. Труднее было принять решение. Ваго было немного жаль оставлять свою птицу, но теперь она уже не казалась ему такой важной, как прежде. Птица была его детской игрушкой, а решение найти своего создателя почему-то заставило голема почувствовать себя старше. Он мог обойтись и без птицы.

Медлил он только из-за Моа. Ему очень не хотелось ее покидать. Моа нуждалась в защитнике. Но Ваго чувствовал, что должен позаботиться о себе и осуществить свой план. А кроме того, твердил ему обиженный внутренний голос, ей нужен Турпан, а не он. Пусть девочка была добра к Ваго, но на самом-то деле она просто жалела его, жалела из-за его ужасного уродства. И даже если бы Ваго остался, она бы никогда не привязалась к нему так же сильно, как к Турпану. Голем всегда был бы для нее на втором месте. А Турпан его недолюбливал. Рано или поздно этот парень заставил бы Моа прогнать Ваго.

Очень скоро корабли Килатаса отправятся в плавание. И Моа наверняка поплывет на одном из них. А вот Турпан вряд ли на такое согласится. Ваго собирался вернуться в Килатас ко дню отплытия. Если он поднимется вместе с ней на корабль, она не сможет прогнать его. Ей просто некуда будет его выставить.

Однако сначала Ваго должен был получить ответы на свои вопросы. Он не мог покинуть Орокос, так и не узнав, кто он такой и откуда взялся. И он решил использовать последний шанс выяснить правду, прежде чем отправляться в плавание.

Вот почему он вырвался из Килатаса. По доброй воле его бы не выпустили. В тайном подземном городе голем был пленником. Но он верил, что Моа не прогонит его, когда он вернется. Моа его простит. А если Турпан откажется плыть с ней (а Ваго на это очень надеялся), она обрадуется, что будет кому защитить ее в этом путешествии.

Верил ли он в землю за горизонтом? Он не знал. Единственное, в чем он не сомневался, это что Моа – единственная радость, которую он видел в жизни с тех пор, как очнулся на чердаке у Креча.

Ни один человек не сумел бы сбежать из Килатаса. Дорога на поверхность тщательно охранялась. Тайные туннели образовывали лабиринт, где чужак наверняка заблудился бы и сгинул. Но Ваго не стал туда соваться. Он поднялся наверх по внешней стене.

Чайка сама показала ему путь к бегству, когда повела их смотреть на испытания. Ваго сразу обратил внимание, что скалы, на которых стоит город, хоть и отвесные, но отнюдь не гладкие.

Человеку по ним было бы нипочем не взобраться, и жителям Килатаса даже в голову не пришло выставить здесь охрану. А для Ваго, не знающего усталости и наделенного длинными и неимоверно цепкими пальцами, подъем был вполне преодолимым.

Охранников он раскидал без труда. Он сам толком не понимал, почему обошелся с ними достаточно мягко и даже не слишком покалечил. Должно быть, чтобы не расстраивать Моа. После этого Ваго вышел на уступ и полез вверх. Птицы-бомбовозы кружили в воздухе, привлеченные необычным зрелищем: какое-то непонятное крылатое существо ползло по стене, прямо как муха. Один раз летучая крыса хотела попробовать его на зуб, но Ваго вжался в трещину в скале и дождался, когда она убралась восвояси.

Он двигался во много раз быстрее, чем мог бы подниматься по такой скале человек-скалолаз, но все равно ему потребовалось несколько часов, чтобы добраться до подножия стены, идущей по периметру Орокоса. По верху стены ходили патрули, и Ваго пришлось действовать осторожно. Но сторожевые башни оказались практически заброшенными, и он легко поднялся на одну из них снаружи. Люди давным-давно поняли, что нет смысла ждать врагов со стороны моря. Никто и никогда не приближался к Орокосу. Считалось, что кроме острова и нет ничего. Все враги, с которыми боролся Протекторат, обитали в самом городе.

Итак, Ваго взобрался по стене и спустился с другой ее стороны. Изнутри к стене лепились многочисленные здания, ныне покинутые и обветшавшие, во многих местах она была не металлической, а каменной – строители использовали естественный рельеф. Спустившись, голем снова оказался на улицах мегаполиса. Район, куда он попал, был небогатым, но все же гораздо более благополучным, чем гетто: эти дома для заводских рабочих были построены тут относительно недавно, причем на развалинах более старых кварталов такого же назначения.

Ваго понимал, что по-хорошему бежать следовало бы после наступления темноты. Но он хотел отправиться в плавание вместе с Моа, а времени оставалось не так уж и много. Голем не мог позволить себе потратить целый день, дожидаясь захода солнца. Хотя, возможно, если бы он был терпеливее, ему не пришлось бы сейчас уходить от полиции.

С другой стороны, Ваго понимал, что это пустые сожаления. Его внешность слишком сильно бросалась в глаза, а город был слишком густонаселен, чтобы голем мог передвигаться по нему незамеченным. Ведь в отличие от Турпана он не знал тайных ходов. Уродливый гигант, крадущийся по улицам, всюду сеял страх, ненависть и отвращение.

Но это не поколебало решимости Ваго. Он найдет человека, который его сделал. Человека, чье лицо он запомнил за стеклянным окошком своего бака. Ваго было необходимо разгадать загадку собственного появления на свет. И он сделает это, пусть пока и не имеет представления, каким образом.

Однако сначала требовалось избавиться от погони. Темнота помогла бы скрыться, но до настоящей темноты оставался еще добрый час. И этот час надо было продержаться, не угодив в лапы к преследователям.

Ваго украл с какой-то тележки брезент и завернулся в него, но это не очень-то помогло. И заброшенных домов, чтобы затаиться, тут не было. В конце концов он спрятался на свалке. Она представляла собой огромный огороженный пустырь, где было полным-полно мусорщиков – они рылись в грудах старого хлама и отбросов в поисках запчастей, которые можно продать кодировщикам. Мусорщики не обращали на голема внимания, а с самых высоких куч открывался хороший обзор окрестных улиц. Ваго зарылся в отбросы у вершины одной из таких куч и стал ждать темноты. Ему повезло, что создатель не наделил его обонянием.

Механический глаз, способный видеть на огромные расстояния, позволял ему наблюдать за передвижением преследователей. Они останавливали прохожих, говорили с ними, спрашивали, что те видели или слышали. Слухи о чудовище, бродящем по улицам, быстро распространились по всему району.

Ваго разыскивали, чтобы схватить или уничтожить. Наверное, его никогда не оставят в покое. Значит, ему тем более надо убраться из Орокоса. Здесь ему нет места.

Сгустилась темнота, но голему она не была помехой. Агенты подбирались все ближе. Рано или поздно они его найдут.

Когда последний отсвет солнца исчез с неба и все мусорщики, кроме самых отчаянных, разошлись по домам, Ваго увидел, как несколько агентов прошмыгнули в ворота свалки. Он решил, что пора сделать свой ход.

Голем выбрался из груды мусора и направился в сторону, противоположную воротам.

Теперь он шел на уровне земли, и кучи отбросов высились над ним, словно горы. Здесь не было дуговых фонарей. Единственным источником света служила луна, то и дело прячущаяся за облаками. Ваго крался на четвереньках, наполовину развернув крылья, словно собирался взлететь. Стояла мертвая тишина, которую нарушали только его преследователи – издалека до Ваго доносился шорох и шагов и приглушенные ругательства.

Должно быть, агенты растянулись цепью и прочесывали свалку. Еще издали голем разглядел под их одеждой характерные выпуклости дум-пистолетов. После того случая с призраком Ваго полагал, что эфирные пушки вряд ли смогут причинить ему вред. Но дум-пистолеты стреляли разрывными пулями. Ему не хотелось испытывать судьбу.

Справа раздался грохот, Ваго резко повернулся, пригнувшись, готовый бежать или атаковать, – но оказалось, что это просто какая-то рухлядь свалилась с мусорной кучи. Голем снова крадучись двинулся к высокой бетонной стене свалки.

Он добрался до нее, никого не заметив, и замер на несколько секунд, настороженно прислушиваясь. Ничего. Пока они перероют весь мусор, Ваго будет уже далеко отсюда.

Одним прыжком перескочив через стену, он с кошачьей грацией приземлился на другой ее стороне…

Прямо перед агентом тайной полиции.

Пожалуй, они оба одинаково испугались, но Ваго двигался быстрее. Когда агент попытался достать пистолет, голем схватил его за руку так, что затрещали кости, и отбросил в сторону. Но тут вдруг улица вокруг заполнилась людьми в черных шинелях и ботинках, и голем оказался под прицелом множества пистолетов. Он сгруппировался для прыжка…

– Не надо, – произнес один из агентов, нацелив на него толстое дуло дум-пистолета. – Ничего не выйдет.

Ваго окружили, прижали к стене свалки в ярком свете фонарей. Шесть агентов тайной полиции стояли полукругом, держа его на прицеле.

Его загнали, как зверя. Одни охотники нарочно вспугнули его, а другие поджидали там, куда он должен был побежать. И Ваго попался на удочку. Теперь он разглядел притаившегося в густой тени Грача, мальчишку-вора, который преследовал их почти всю дорогу до Килатаса. Теперь все понятно. Должно быть, этот парень навел полицейских.

Ваго оскалился, обнажив металлические клыки. У него есть цель, и даже тайная полиция его не остановит.

– Не надо! – предупредил голема все тот же человек.

Но Ваго не бросился вперед, как думал агент. Вместо этого он прыгнул в сторону и перелетел через головы охотников. От неожиданности кто-то выстрелил и пробил дыру в бетонной стене, осыпав своих коллег колючей каменной крошкой и подняв облако пыли. Несколько секунд на улице царило смятение. К тому времени, как агенты опомнились, Ваго уже исчез в переулках.

4. 2

– Дедушка! – взвизгнула Эфемера. – Иди скорее сюда!

– Иду, детка, уже иду… – Креч шаркающей походкой побрел на зов внучки в соседнюю комнату. – Ну чего тебе опять неймется?

– Там Ваго! – закричала девушка. – Посмотри! Ваго в паноптиконе!

И она повернула окуляр паноптикона к деду. Креч долго теребил настройку, пока не отрегулировал фокус так, чтобы его подслеповатые глаза могли хоть что-то разглядеть. Когда это ему наконец удалось, старик увидел рисунок, даже скорее набросок в коричневатых тонах, изображающий его бывшего помощника – голема. Под рисунком появлялись и исчезали слова, но шрифт был слишком мелок для Креча.

– Его разыскивает Протекторат! – с восторгом объявила Эфемера. – Они говорят, что Ваго очень опасен и к нему нельзя приближаться. И сколько раз тебе говорить: снимай очки, когда смотришь в эту штуку!

Креч пропустил последние слова внучки мимо ушей. Изображение в паноптиконе сменилось, пошли новости о том, как Протекторат раскрыл банду террористов в одном из близлежащих гетто. Старик со вздохом опустился в любимое красное кресло. Он чувствовал себя совершенно обессиленным. В последние дни это случалось с ним часто.

– Я так и знала, что он плохой! – не унималась Эфемера. – Я тебе говорила!

– Да, ты мне говорила, – согласился Креч.

– Я говорила, говорила! – Девочка принялась кружиться по комнате, повторяя нараспев: – Я говорила, гово…

Она вдруг замерла, подавившись собственной импровизированной песенкой: в дверях, словно оживший рисунок из паноптикона, стоял Ваго. В комнате надолго воцарилось молчание.

– Как ты вошел? – наконец нарушил тишину Креч.

– Взобрался на башню. Влез в окно, – ответил голем.

– Я знал, что ты в конце концов вернешься. В этом городе для тебя нет места. А оставаться здесь было не так опасно.

Ваго медленно повернул и посмотрел на Эфемеру. Девочка в страхе отшатнулась от него. Голем оценивающе оглядел комнату. Ночь выдалась холодной, но здесь было тепло. Мебель выглядела убогой и пыльной, но это была настоящая мебель, а не просто голые деревянные стулья и самодельные столы. Сначала Ваго показалось, что Креч с внучкой за время его отсутствия растолстели и щеки у них округлились, однако голем быстро понял, что это лишь видимость. Просто последнее время он видел только истощенных людей, никогда в жизни не наедавшихся досыта.

В эту минуту он с удивительной ясностью осознал, как жесток мир Орокоса, какая бездна пролегает между благополучными горожанами и изгоями, вынужденными жить в гетто. Для таких, как Креч, вода, пища и тепло были чем-то привычным и обыденным, старик и его внучка представить себе не могли жизни без них. А обитателям Килатаса, равно как и многочисленных гетто, таким как Турпан и Моа, приходилось каждый день бороться за выживание, в поте лица добывая самое необходимое. И Протекторат делал все, чтобы бедняки оставались бедняками: он клеймил их татуировками и тщательно охранял границы гетто.

– Здесь не так опасно, – прогудел Ваго. – Но ничем не лучше.

Креч тяжело поднялся с кресла. Эфемера кинулась к деду и спряталась за него, неотрывно глядя на голема широко распахнутыми от страха глазами.

– Ты пришел, чтобы нас убить? – спросил Креч. – Я стар, мне и так недолго осталось. Я не боюсь умирать. Но я не позволю тебе тронуть Эфемеру. – Он положил худую, покрытую вздувшимися старческими венами руку на голову внучки.

– Я не причиню вам вреда. Я пришел не за этим, – сказал Ваго.

– Значит, ты ищешь своего создателя?

– Да.

– Тогда пойдем со мной, – вздохнул Креч.

Комната на верхнем этаже башни оказалась почти в точности такой же, какой Ваго ее помнил. У окна оставался небольшой уголок, свободный от медных труб и тикающих шестеренок. Там у стены стояла картина, с которой голем привык беседовать, оставаясь один. Теперь она снова была завешена тканью, как и в тот день, когда он ее нашел. Кто-то укрыл картину.

– Знаешь, мне жаль, что я тебя избил тогда, – продолжал Креч. – Прости меня. Просто… Просто ты напомнил мне о ней. Я ведь из-за нее и взял тебя к себе. Вероятностный шторм украл ее и дал мне тебя. Так вот глупо Шторм-вор подшутил надо мной: унес мою красавицу-внучку и подсунул вместо нее другого ребенка, ребенка из металла и сухой плоти. И иногда я срывался и бил тебя, потому что… ты напоминал мне о моей потере. О моей внучке.

– О внучке? Ты говоришь об Эфемере? Креч печально покачал головой.

– Ее звали Эванеска. Но до меня доходили слухи. Даже до такого старика, как я, доходят слухи. – Он смотрел на Ваго, но черные линзы очков надежно скрывали выражение старческих глаз. – Теперь ее называют Лелек.

Ваго подошел к картине и протянул руку, чтобы сбросить ткань.

– Не надо. Пожалуйста, – попросил Креч. – Через много дней после того, как Эванеска пропала, я увидел ее на этой картине. Когда случился шторм, она просто взяла и исчезла. Шторм-вор похитил ее. А потом я увидел ее на этой картине. Это было ужасно. Все равно что встретить ее привидение или увидеть ее в ночном кошмаре… – Он потер переносицу под очками в нелепой попытке отогнать боль, которую причиняли ему воспоминания. – Мне пришлось прятать картину от Эфемеры. Она тогда была еще слишком маленькой, чтобы понять. Эванеска исчезла вскоре после смерти ее родителей. Эфемера даже не помнит, что у нее была сестра… – Старик попытался сглотнуть, но в горле у него пересохло. – Я выбросил все картины из башни, но на эту рука у меня не поднялась. А вдруг… вдруг там есть частица моей внучки? Поэтому я поставил картину здесь. Спрятал ото всех.

Теперь Ваго понял, почему видел девочку чаще, чем все остальные, и почему она последовала за ним в Килатас. Здесь был ее дом. А за те тоскливые дни и ночи, когда он разговаривал с ней, они стали друзьями.

Ваго откинул покрывало. Креч отвел глаза.

– Ты ее дед, – сказал голем. – Посмотри на нее.

Эванеска стояла, облокотясь на парапет канала, ветер играл ее светлыми волосами – он дул ей в спину, и казалось, будто белые локоны отделились от полотна картины, обрели объем и реют в воздухе.

Словно помимо своей воли, Креч медленно повернулся к картине. Его лицо окаменело, но вскоре он немного расслабился.

– Кажется, ей там хорошо, – робко сказал он. – Ведь правда же, похоже, будто ей хорошо? Она выглядит веселой…

– Иногда она веселая, – ответил Ваго. – Иногда грустная. Но главное – она здесь.

Креч не мог отвести глаз от своей внучки.

– Ты повзрослел, Ваго. Ты уже не тот ребенок, каким был, когда жил с нами, – рассеянно произнес старик.

– Трудно оставаться ребенком, когда увидишь, что стало с миром, – ответил Ваго.

– Вот почему мы оберегаем от него наших детей, как можем, – отозвался Креч. – Однако как бы мы ни старались, безмятежная пора детства проходит слишком быстро. – Старик по-прежнему неотрывно глядел на картину, но вдруг его лицо сморщилось, и из-под очков потекли слезы. – О, моя Эванеска… – прошептал он. – Прости меня…

Но девочка на картине не шелохнулась.

Через некоторое время Ваго неловко пошевелил крыльями.

– Когда-то ты сказал, что у тебя есть кое-какие догадки насчет моего создателя, – напомнил он.

– Ах да. – Креч словно очнулся. – Ну, это очень просто. Видишь ли, механизмы, встроенные в твое тело, когда-то привели меня в восторг, и я посветил немало времени их изучению. Многие из них принадлежат к науке Угасших, но кое-что сделано после Угасания, и если присмотреться, то можно увидеть клеймо изготовителя на отдельных компонентах.

– Клеймо изготовителя?

– Мелкая гравировка, которая говорит о том, кто сделал ту или иную деталь. Как подпись художника на картине.

– Креч… Откуда я взялся? – спросил Ваго.

– Из Нулевого шпиля, – ответил ему незнакомый голос.

Это был Лизандр Бейн. Теперь он вышел из-за рядов труб и сразу же взял голема на мушку.

– Тебя создал Протекторат, – сказал Бейн. – Тебя создали мы.

Ваго инстинктивно напрягся и присел, готовый прыгнуть. Но бежать было некуда. Слишком тесно. Разве что выскочить в окно, да и то Бейн может успеть выстрелить… Ваго все равно бы попытался использовать этот шанс, но в незнакомце было что-то такое, что-то…

Ваго знал его. Он чувствовал, что видел этого человека раньше. Только не мог вспомнить, откуда. Лицо в окошке бака, самое раннее его воспоминание?.. Нет, это не он. То был Тукор Кеп. Тогда кто это?

– Побегал и хватит, – сказал Бейн. – На лестнице наши люди. От тайной полиции не скроешься. Возвращайся к нам. Возвращайся домой.

Ваго злобно посмотрел на Креча, и тот попятился.

– Прости, – пробормотал он. – Прости.

– Что вам от меня нужно? – оскалился Ваго. – Я только хочу найти своего создателя. Я ищу Тукора Кепа.

Бейн сперва удивился, а потом расхохотался.

– Ой, не могу!.. Похоже, ты совсем запутался! – Он недобро ухмыльнулся. – Ты и есть Тукор Кеп.

4. 3

Турпана и Моа снова попросили прийти в дом Чайки. Точнее говоря, это была не столько просьба, сколько приказ. Турпан заподозрил, что предводительница Килатаса встретит их не в лучшем расположении духа. И оказался прав.

На верфи кипела лихорадочная деятельность. Жители Килатаса спешили закончить строительство последних судов к началу великого исхода. Каждый спущенный на воду корабль означал, что шансов выжить при нападении водорезов станет чуть больше. Теперь, когда был точно известен заветный день отплытия, у усталых, голодных кораблестроителей открылось второе дыхание. Скоро они наконец-то осуществят свою мечту, то, ради чего много лет назад основали этот подземный город.

Другое дело, получится ли у них и в самом деле достичь иной земли? Ну, как верно сказала когда-то Чайка, это вопрос веры. И люди верили.

Турпан и Моа в сопровождении охраны прошли в дом главы общины под оглушительньш грохот и стук молотков. Солнце уже село, но в гигантской пещере повсюду горели факелы. Бреши в западной стене прикрыли щитами, чтобы свет не был виден с моря. Кораблестроителям предстояло трудиться всю ночь. Шум стоял такой, что Турпан и не надеялся уснуть.

Чайка даже не сочла нужным поздороваться, когда они вошли. Ее взгляд был прикован к картине на стене. Не обернувшись на вошедших, женщина поманила их рукой.

– Знаете, что вы наделали? – ледяным тоном спросила она.

Моа съежилась, услышав в тихом голосе Чайки гнев, готовый вот-вот обрушиться на них.

– Знаете, сколько жизней вы подвергли опасности, когда притащили сюда этого голема?

Комнату освещал только призрачный свет свечей, в углах комнаты и на истощенных лицах людей лежали густые тени. Когда Ваго исчез, люди Чайки обыскали Килатас вдоль и поперек, однако так его и не нашли. Голем каким-то образом умудрился сбежать.

– Он нам не враг! – воскликнула Моа. – Он не сделает ничего такого, что могло бы…

– Откуда ты знаешь? – резко перебила ее Чайка. Ее гнев наконец вырвался наружу, и мишенью оказалась Моа. – Что тебе вообще известно о нем? Об этой твари, которую ты привела в мой город? Ты хоть понимаешь, что мы тщательно проверяем каждого человека, прежде чем позволить ему узнать о нашем убежище? Да если бы не ты, мы бы вообще не впустили сюда этого голема! В следующий раз, когда увижу Кроншнепа, я с ним поговорю. Идиот покрюченный, впустить сюда подобную тварь!

– Не надо вымещать на ней свою досаду! – вмешался Турпан. – Мы не виноваты, что вы его плохо охраняли. А когда мы принесли птицу, ты ведь обрадовалась! И не постеснялась использовать ее, чтобы поднять боевой дух своих людей! А как мы могли принести птицу, не взяв с собой голема? Откуда нам было знать, что он сбежит?

Упрек достиг цели. Накануне Чайка действительно произнесла речь, поведав всему Килатасу о том, что они нашли еще одну птицу с чужой земли, а это, дескать, добрый знак, предвещающий удачу в их далеком странствии.

Моа чуть не плакала от незаслуженной обиды, но Турпан невозмутимо выдержал суровый взгляд Чайки.

– Можете валить вину на кого угодно, – холодно сказал он. – Это ничего не меняет. Зачем ты нас позвала? Чтобы накричать на нас?

Его слова немного остудили гнев предводительницы. Она отошла в глубину комнаты, распустила свой «конский хвост» и снова завязала волосы, еще туже.

– Картина. Посмотрите на картину.

Они перевели взгляд на городской пейзаж, где несколько дней назад видели таинственную девочку по имени Лелек. Она и теперь была там, только стояла вдалеке, на заднем плане, и настойчиво указывала пальцем туда, где за рядами домов, на самом краю картины, возвышалась зловещая черная башня. Нулевой шпиль.

– Что это… что это значит? – в оторопи спросила Моа.

– А ты как думаешь? – ответила Чайка с отвращением в голосе. – Она показывает нам, куда идет Ваго. Или куда он уже пришел.

– Он не шпион! – всхлипнула Моа. – Не шпион!

– Послушай меня, – угрожающим тоном начала Чайка. – Меньше чем через пять дней мы отплываем. Я всю жизнь к этому готовилась. Я отвечаю за своих людей. И не позволю все разрушить. Только не сейчас. Если Протекторат нападет на Килатас из-за того, что вы наделали, мы все равно отплывем, даже если придется прорываться сквозь целую флотилию дредноутов. Если мы не отправимся в назначенный час, нас встретит больше водорезов и они потопят больше кораблей. Каждая лишняя смерть будет на вашей совести.

Она отвернулась, глядя на верфь сквозь грязное окно.

– Я вызвала вас сюда, чтобы сказать вам вот что: я хочу, чтобы вы нашли голема. Я хочу, чтобы вы удостоверились, что он никому не рассказал о Килатасе. Если он уже кому-то рассказал, я хочу знать это наверняка. Возможно, это наш единственный шанс. – Она закрыла глаза, словно сожалея о своем решении. – Нужно исправлять свои ошибки. Так принято в Килатасе. Возможно, уже слишком поздно, но вы должны попытаться. Вы еще можете успеть к отплытию. – Она через плечо оглянулась на Моа. – Но если вы не найдете голема, вы точно никуда не поплывете.

– Нет! – ахнула Моа. – Нет, ты не можешь с нами так поступить! Пожалуйста, позволь нам отправиться вместе со всеми!

Турпан ничего не сказал, думая о своем. В неверном свете свечей было и вовсе невозможно разглядеть выражение его лица, полускрытого маской и упавшими на лоб дрэдами.

– А вот ты был бы совсем не против, если бы вы остались, не так ли, Турпан? – осведомилась Чайка.

Моа бросила на него сердитый, полный упрека взгляд.

Турпан поднял голову.

– Ты знаешь, что я думаю о вашем побеге. Вы обе знаете. Я бы не поплыл с вами ни за какие коврижки.

Повисло молчание. Турпан знал, что Моа считает его предателем, ее обида жгла его, как огонь.

Девушка наверняка еще надеялась переубедить его, но он был непреклонен. Он не поплывет.

– Ваго просто обиделся! – воскликнула Моа. – Ты обращалась с ним, как с пленником, как будто он что-то натворил. Немудрено, что он не захотел тут оставаться! Ты бы на его месте тоже сбежала. – Она смахнула слезы тыльной стороной ладони. – Ты говоришь столько красивых слов о свободе, но посмотри на себя! Ты исключила Ваго из жизни Килатаса, так же как Протекторат исключил нас из жизни Орокоса. Всюду одна и та же история. Нам нужен кто-то, кто был бы хуже нас, это придает нам уверенности, тогда мы чувствуем себя вроде как на ступеньку выше. Но ты ничем не лучше других!

Чайка пожала плечами.

– Может быть. А может, и нет. Просто найди голема. Запомни, Моа: если он выдаст нас, я оставлю тебя здесь гнить вместе с остальными. – Она фыркнула. – А теперь вон с глаз моих, оба. Стражники отведут вас обратно на поверхность.

Моа расплакалась. Жестокие слова Чайки и предательство Турпана совсем сломили ее волю. Она сама начала верить, что привела в Килатас шпиона Протектората.

– Но как мы теперь поймаем его? – спросила она сквозь слезы. – Как отыщем его в Нулевом шпиле?

Она не спросила, как они попадут в Нулевой шпиль – в этом как раз ничего сложного не было. Артефакт поможет пробраться куда угодно.

– Это твоя забота, – отрезала Чайка. – Можешь начать думать над этим прямо сейчас.

Моа повернулась к Турпану и вопросительно посмотрела на него. От этого взгляда у юноши защемило сердце. Она умоляла. Она умоляла его помочь ей, потому что одной ей не справиться.

Турпан мечтал только об одном: убраться из Килатаса и забыть о Ваго. Он хотел, чтобы Моа ничего не грозило и чтобы они по-прежнему были вместе. Артефакт поможет им разбогатеть, и все будет хорошо…

Но Моа было нужно другое. Она готова пойти на любой риск, чтобы добраться до Ваго, чтобы вернуть себе право плыть вместе с Чайкой. Ей безразлично, что это верное самоубийство, что шансы куда-нибудь приплыть почти нулевые, что Турпан считает всю затею бредовой. Она все равно попытается выполнить приказ Чайки, даже если для этого придется вломиться в Нулевой шпиль.

Долгое время все напряженно молчали. Турпан пытался принять решение. Если он поможет Моа, она уплывет с Чайкой. Даже если ее не убьют водорезы, она все равно никогда не вернется. Если Турпан откажется помогать, то она все равно отправится к Нулевому шпилю…

Вот бы найти какой-нибудь способ заставить ее передумать и остаться! Но нет, уже поздно. Для Моа пути назад нет. Побег из Орокоса – ее хрустальная мечта. И если ей не дадут уплыть, эта мечта разобьется вдребезги. Моа такого не переживет.

Турпан понял, что по большому счету у него нет выхода. Он никогда не мог спокойно смотреть, как Моа плачет, никогда не мог ей отказать. Она хочет уплыть. И на этот раз она не отступится. Раз уж она готова настаивать на своем вопреки Турпану, хотя обычно всегда и во всем соглашалась с его решениями, значит, ее ничто не остановит. Слишком сильно ее желание.

– Мы теряем время, – сказал он. – Пойдем и отыщем этого голема.

4. 4

Ваго согласился пойти с Бейном.

Они плыли на боевом корабле по Западной артерии, направляясь к центру Орокоса. Корабль был длинный, черный, с тремя орудийными башнями, а в каждой башне – по паре пушек. Корабли Протектората следили за соблюдением законности и порядка на каналах и в портах.

Близилось утро. Корабль быстро двигался против течения, и чем больше светлело небо, тем выше становились Осевая Цитадель и Нулевой шпиль далеко впереди, а также гора, с которой текли все воды Орокоса. Предрассветный туман льнул к ее склонам, там, где из гигантского резервуара рушились вниз водопады, питающие водные артерии города.

– Выследить тебя не составило труда, – говорил Бейн голему. – Множество людей видели, как ты вышел из этой башни. Помнишь, какое переполох ты тогда устроил? Мы пришли к старику, и он признался нам во всем. – Голос Бейна звучал ровно, без всяких эмоций. – Со стороны твоего так называемого хозяина было очень… неблагоразумно прятать тебя от нас. Вероятно, он решил, что ты заменишь ему потерянную внучку. Но он знает, что бывает с людьми, которые идут против Протектората. Мы с ним потом разберемся.

– Вы меня ждали, – сказал Ваго.

– Мы надеялись, что ты в конце концов вернешься. А после того, как ты ушел из-под носа у моих людей, мы уже не сомневались в этом. Ты ведь не очень-то хорошо заметал следы. С твоей внешностью трудно остаться незамеченным. Мы знали, что ты направился к башне старика. – Он с интересом покосился на Ваго. – Однако мы не ожидали, что ты окажешься там так скоро. Надо же, как быстро тебе удалось отыскать дорогу назад. Хотя, с другой стороны, башня довольно приметная, а у тебя отличное зрение. И, полагаю, ты не нуждаешься в отдыхе и сне.

Ваго не ответил. Он вообще за весь путь произнес лишь несколько слов. Он стоял на палубе, смотрел на крыши и шпили Орокоса и думал. Бейн обещал дать ответы на его вопросы, но не раньше, чем они доберутся до Нулевого шпиля. А пока Ваго было над чем подумать.

«Ты и есть Тукор Кеп», – сказал Бейн.

Это была правда. Ваго знал, что это так, вот только не мог понять, откуда у него такая уверенность. Он и Бейна знал. Опять-таки, откуда? И откуда взялась эта картинка, так ясно отпечатавшаяся в его памяти: лицо, глядящее на него с другой стороны окна? Память не спешила возвращаться, но что-то высвободилось при этих словах Бейна. Воспоминания катились на Ваго подобно лавине, набирая скорость по мере приближения.

Итак, он и есть Тукор Кеп. Как ни странно, Ваго не сомневался в этом. Однако кто такой Тукор Кеп? Что ж, скоро Бейн все объяснит. А до тех пор Ваго пытался разобраться в своих чувствах.

Вчера, когда смеркалось, они садились на военный корабль и Ваго стал свидетелем короткой перепалки шефа тайной полиции и Грача. Очевидно, Бейн обещал мальчишке какую-то награду, если тот найдет Ваго. Теперь Грач требовал свои деньги, хотел, чтобы с него сняли «убеждатель» и отпустили.

– Не теперь, – отрезал Бейн. – Ты мне еще пригодишься.

– Так мы не договаривались! – заорал Грач.

– Значит, я меняю уговор, – пожал плечами Бейн. В руке у него было устройство, которое включало детонатор браслета у плеча Грача. – Или ты считаешь, что тебе будет удобнее спорить с одной рукой?

Грач весь побагровел от злости, его тонкие светлые волосы казались прозрачными на фоне налитых кровью щек и лба.

– Чего еще вам от меня надо? Я же привел голема!

– Посмотрим, что скажет голем. Может, я тебя и отпущу, – невозмутимо ответил Бейн. – Чует мое сердце, в этом деле еще не все прояснилось. Я хочу знать, где голем пропадал все это время. Я хочу узнать больше о его спутниках. И я хочу знать правду о том, почему ты за ними гонишься. Грач достаточно быстро взял себя в руки, чтобы не ляпнуть лишнего в ответ на это, но шеф тайной полиции и так о многом догадался.

– Послушай, парень. Моя работа состоит в том, чтобы ловить людей на лжи, – сказал Бейн. – А я хорошо знаю свое дело. Если ты не хочешь рассказать мне правду о том, почему ты гонишься за этими двумя выродками, то, возможно, мне ответят они. Оставайся здесь и найди их. Приведи их ко мне живыми. Сделка остается прежней. Если не выйдешь на связь в ближайшее время, я напомню тебе о нашем новом уговоре, и последним, что ты услышишь, будут три негромких гудка перед тем, как взорвется твой «убеждатель».

Грач от злости скалил гнилые зубы, шипел и только что не плевался, как выкипевший чайник.

– Мне очень не хочется, чтобы мы стали врагами, Грач, – сказал Бейн. – Ты уже дважды произвел на меня впечатление. Посмотрим, удастся ли тебе это сделать в третий раз. Знаешь ли, случалось, что мы принимали таких парней, как ты, в тайную полицию. Жизнь полицейского куда лучше жизни в гетто.

С этими словами он оставил Грача кипеть от гнева и поднялся на борт. Корабль отчалил и унес их навстречу рассвету.

4. 5

– Это здесь, – сказал Бейн, когда они вошли в большую комнату на полпути к вершине Нулевого шпиля. – Вот где ты родился. Или, точнее, переродился.

Ваго пригнулся, плотно прижав крылья к телу, и протиснулся в слишком узкий и низкий для него дверной проем. За порогом оказалась холодная и пустая комната, стены и пол в ней были металлические. Высоко над головой по периметру шел балкон. И еще в комнате были машины: высокие причудливые устройства, похожие на тонкие, без листьев деревья из золота; генераторы и ряды рычагов, соединенные со странными машинами Угасших, что смотрелось противоестественно до неприличия. В центре стоял цилиндрический медный бак с единственным полукруглым окошком из зеленого стекла. В мягком белом свете, льющемся с потолка, предметы почти не отбрасывали теней.

Ваго подошел к баку. Все в этой комнате было ему знакомо. Он провел когда-то очень много времени, разглядывая рычаги, машины и все остальное. И это было очень страшное время, комната тогда вызывала у него ужас. Ваго подошел к стеклянному окошку бака и заглянул внутрь. На него уставилось лицо голема, искаженное и расплывчатое.

Конечно. Лицо, которое он помнил, было его собственным лицом. Он видел свое отражение, глядя на бак снаружи. Видел себя самого. Тукора Кепа.

Значит, он не всегда был таким. Когда-то он был человеком, у него были лицо и имя, а теперь он стал чудовищем.

Он медленно повернул голову и посмотрел в сторону двери, туда, где в окружении десятка агентов с дум-пистолетами на изготовку стоял Лизандр Бейн.

Тот ответил ему равнодушным взглядом.

– Скажи мне, как я стал таким, – произнес Ваго, и его голос был похож на жалобное старческое поскуливание.

Бейн не спеша вошел и стал ходить по комнате, водя ладонью по приборам. Машины были тихи и безжизненны, но Ваго помнил, как в них гудела энергия, как с ветвей золотых «деревьев» срывались искры.

– Наши ученые разработали проект. Проект создания солдата, предназначенного специально для того, чтобы убивать призраков. Мы научились использовать некоторые изобретения Угасших, и разработчики считали, что эти машины помогут нам осуществить наш замысел. С армией таких солдат, как ты, мы могли бы переломить ход затянувшейся войны в свою пользу. Мы могли бы уничтожить призраков. Но для того чтобы сделать солдата, требовались человеческий мозг и человеческое тело. Проект подразумевал слияние человека и машины.

Бейн подошел к Ваго, встал рядом с ним. Тот продолжал смотреть в бак.

– Эксперимент был слишком рискованным, чтобы поставить его на одном из наших сотрудников, поэтому я решил выбрать кандидата из менее ценных людей. Несколько выродков сидели у нас в камерах в ожидании… переработки. Я спросил у них, не хотят ли они получить второй шанс.

Бейн умолк, и последнее предложение повисло в мучительной тишине. Ваго не шевелился.

– Я вызвался, – произнес он. Конечно, он вызвался. Неудивительно, что он запомнил лицо на стекле как лицо своего создателя. Он сам создал себя. Это лицо было последним отражением его человеческого облика перед тем, как он вошел в бак и началась процедура превращения его в сплав из плоти и металла.

– «Я хочу жить». – Бейн положил ладонь на плечо Ваго. – Так ты сказал. Ты готов был на все, что угодно, даже на такое. Ты готов был отдать свою жизнь Протекторату, лишь бы не умирать. Ты встал на путь искупления.

– Искупления? – хрипло переспросил Ваго. Он нахохлился и попятился на шаг от бака. – Искупления чего?

Бейн снял руку с его плеча.

– Ты был убийцей. Ты убил и ограбил больше двадцати горожан, а потом мы тебя поймали. Ты забыл?

Ваго оцепенел. Он понимал, что ему следует ужасаться, но как он мог ужасаться тому, чего не помнил? Преступления, о которых говорил Бейн, не имели к нему нынешнему никакого отношения. Он даже не знал, верить ли во все это, но потом вспомнил, как в ярости набросился на Креча и с каким удовольствием уничтожал призраков на территории «Запад-190».

– Мы тебя обучили, – продолжал Бейн. – У тебя были все нужные инстинкты, не хватало только дисциплины. Мы сделали из тебя солдата. А затем, когда настало время, мы сделали из тебя суперсолдата.

– Посмотрите на меня, – сказал Ваго, глядя на свое отражение. – Посмотрите, что во что вы меня превратили!..

– Да ты сам посмотри, – ничуть не смутившись, парировал Бейн. – Ты стал быстрее, сильнее, лучше, чем был в прежней жизни. Кеп, ты…

– Теперь меня зовут Ваго! – резко перебил голем. Его слова гулким эхом отразились от высокого потолка комнаты. – Ваго, – повторил он уже тише.

– Ну что ж, Ваго так Ваго. Тоже неплохое имя. Как видишь, Ваго, все механические устройства отлично прижились. У тебя хватит быстроты и силы, чтобы схватиться с десятком призраков сразу. Мы снабдили тебя системой наведения и улучшенными рефлексами. Металлический экзоскелет позволяет тебе не только поглощать эфир, но и получать из него энергию. Ты не нуждаешься ни в пище, ни в отдыхе, единственное, что тебе необходимо для выживания, – это призраки, и то ты можешь долго обходиться без них. Твое новое тело работает на эфире! Что касается призраков, то для них ты практически неуязвим. У нас получилось! Проект оправдал все наши надежды!

Ваго вспомнил бегство от Грача и его шайки по территории «Запад-190» и как призрак, который чуть не убил Моа, исчез, соприкоснувшись с ним. Вот почему она выжила: он, Ваго, поглотил призрака. Значит, его догадка была верна. Он действительно спас девочке жизнь.

– А это зачем? – спросил он, пошевелив крыльями.

Бейн отвернулся, почти что виновато.

– Это я настоял на крыльях. Я хотел, чтобы наши суперсолдаты умели летать и нападать на призраков с высоты. Но физическое строение твоего тела для этого не подходит. Размах крыльев против массы тела, против силы тяжести, против всего остального, что позволяет тварям вроде летучих крыс подниматься в воздух. Не стану притворяться, будто понимаю все это, но ученые меня предупреждали: ничего не получится. Однако я не захотел слушать. Вероятно, ты, если потренируешься, сможешь научиться планировать на довольно большие расстояния, но ты никогда не полетишь.

Ваго некоторое время обдумывал это, потом уставился на свою руку. Он стал сгибать и разгибать кисть, глядя, как металлические стержни скользят по тыльной стороне ладони.

– Почему я не помню? – тихо спросил он.

Слова давались ему нелегко, словно не желали срываться с губ. Ваго поднял голову и посмотрел на Бейна.

– Почему? Что произошло?

– Сначала ты был похож на новорожденного, – ответил Бейн. – Преображение в суперсолдата оказалось слишком тяжело для тебя. Тебя оперировали, через тебя пропускали ток, над тобой производили еще какие-то манипуляции, названий которых я даже не знаю. И ты… думаю, от ужаса и боли ты вроде как спрятался, отрешившись от мира. Снова стал ребенком. Мы начали работать над тобой, шаг за шагом возвращая к действительности. Но вероятностный шторм унес тебя от нас. После этого… Ну, остальное мы узнали от игрушечных дел мастера Креча. Он рассказал нам о тебе все до той минуты, когда ты взбунтовался и исчез. И мне было бы очень интересно услышать остальную часть твоей истории.

Ваго посмотрел на агентов тайной полиции, следящих за каждым его движением.

– Что теперь? – спросил он.

– Теперь ты снова здесь. И мы закончим настройку.

– Настройку?

– У нас есть машины, которые научат тебя думать.

– Думать так, как хочется вам, – уточнил Ваго.

– Умница, правильно догадался, – насмешливо подтвердил Бейн. – Ты быстро усваиваешь правила игры.

Ваго подумал, что мог бы бежать, оттолкнуть Бейна, сделать хоть что-нибудь… Но сердце его было разбито, ему не хотелось даже пытаться вернуть себе свободу. Он почти наверняка погибнет, если попробует бежать, так стоит ли?.. Ради чего так рисковать? У него ничего не осталось там, в этом городе. Ваго ничего не помнил о своей жизни выродка-убийцы, но это было и не важно. Теперь он знал, кто он такой: создание Протектората. Как мог он вернуться к Моа после этого?

Плечи голема поникли.

– Почему вы с нами так обращаетесь? – спросил он глухо.

Бейн рассмеялся, но чувствовалось, что вопрос удивил его.

– Что ты имеешь в виду?

– Да все это: гетто, и то, как людей оттуда уводят, а они никогда не возвращаются. Почему?

Бейна перестал смеяться.

– Потому что вы разрушаете наш мир. Ваго встретился с ним взглядом и увидел, что шеф тайной полиции на сей раз совершенно серьезен.

– У каждого человека есть мечта, – сказал Бейн. – Я мечтаю о мире порядка, где все на своем месте и все работает, где люди могут безбоязненно ходить по улицам. Об обществе, где все граждане счастливы, потому что им ничего не грозит, ведь они знают: мы стоим на страже их благополучия.

Бейн нахмурился, и Ваго услышал в его голосе отвращение и ненависть, когда тот заговорил снова:

– Все, чего я хочу, – это общество порядочных и здоровых людей, и чтобы у каждого была работа и достаточно еды, чтобы есть досыта. Но вы, грязное отребье, вечно вставляете мне палки в колеса. Нищие людишки, хилые людишки, людишки, у которых тяга к преступлениям в крови и которые рожают новых преступников… Почему мы должны делиться с вами пищей и местом под солнцем? Разве ты не понимаешь, как мал Орокос и как много людей на нем? Наши гидропонные фермы работают на пределе. Наши уловы рыбы уменьшаются с каждым днем – даже море не может кормить всех нас вечно. А тут еще и призраки могут объявиться в любую минуту где угодно, так что невозможно наладить надежное снабжение. Выродки вроде тебя – это пиявки, которые норовят обескровить наш город, и мы больше не можем этого терпеть! Ваго молча смотрел на него.

– Но мы не можем просто перебить вас, – продолжал Бейн. – Узнав об этом, граждане подняли бы мятеж. Поэтому мы уничтожаем вас по-тихому. Забираем по нескольку человек, а потом закрываем одно гетто и переселяем всех оставшихся выродков в другое. Однажды Орокос проснется, а вас просто не будет. Не будет нищих, калек, преступников. Все будут счастливы и довольны. А после того как мы победим призраков, наступит новая эра. Эра мира и порядка, эра процветания и совершенства, подобная той, что была до Угасания.

У Ваго остался только один вопрос:

– Что стало бы со мной, если б я не вызвался участвовать в вашем эксперименте? Что происходит со всеми, кого уводят?

На суровом, словно высеченном из камня лице Бейна не мелькнуло ни тени сомнения в собственной правоте.

– О, это самый тонкий момент. Как я сказал, у нас не хватает пищи на всех, и тратить ее на выродков было бы глупо. Питательная каша, которой мы их кормим, чтобы не дать умереть с голоду и не позволить бунтовать… сделана из тех, кого мы уводим.

Ваго опустил голову, тень упала на его лицо. Слишком много ужасного узнал он за этот день. Слишком много всего. Бейн подал знак агентам у двери, и те подошли ближе, держа голема на мушке.

– Пойдем, Ваго, – сказал он. – Скоро ты поймешь, что все это к лучшему. Вот что сделает машина. Она поможет тебе понять.

Сломленного, раздавленного непомерным грузом жестокости этого мира, Ваго увели, чтобы окончательно превратить его в суперсолдата. В машину для убийства.

4. 6

Моа нервно переминалась с ноги на ногу, оглядывая мрачный интерьер мастерской кодировщика. Турпан не спускал глаз с владельца заведения, который отсчитывал платиновые пластинки на металлическом прилавке, слабый утренний свет проникал в узкие щели окон за его спиной. Было холодно, но на душе у Моа царил куда более страшный холод. Тоска такая, что хоть в петлю…

Осталось четыре дня. Четыре дня до отплытия. Если Моа не успеет, она упустит единственный шанс осуществить свою мечту.

Их выгнали из Килатаса с позором. Провели по извилистым переходам мимо стражников с суровыми лицами, через ворота под неодобрительными взглядами часовых. Моа почти всю дорогу проплакала, но никто не спешил ее утешить. Даже Турпан держался отчужденно, но его она как раз понимала. Он согласился помочь ей проникнуть в Нулевой шпиль. Согласился рискнуть своей жизнью и мечтой о богатстве – и все ради того, чтобы вернуть Ваго, который ему никогда не нравился, ради того, чтобы Моа могла вернуться в Килатас и уплыть, покинув Турпана навсегда. У него не было абсолютно никаких причин ввязываться в охоту на голема. Он отправился с Моа лишь потому, что она так хотела.

И это было для нее тяжелее всего. Моа и не думала, что может быть такой эгоисткой. Как она могла требовать от Турпана подобной жертвы? А с другой стороны, что ей еще оставалось? Ей была нужна помощь Турпана, чтобы найти Ваго. А вдруг голем попал в беду? Моа искренне привязалась к Ваго и не хотела бросать его на произвол судьбы, что бы там ни говорил про него Турпан.

– Плчт дньг, – проскрипел кодировщик. Турпан покачал головой.

– Мало.

Кодировщик не шелохнулся. Невозможно было понять, что у него на уме. Все его тело покрывали пластины экзоскелета, похожие на хитиновый панцирь, лица было не разглядеть из-за шлема, сделанного из гладкого черного материала, сквозь забрало виднелись только глаза – выпуклые, ничего не выражающие, горящие бледно-голубым светом. Равнодушный механический голос доносился из круглого зарешеченного отверстия на впалой груди кодировщика.

– Чнь хрш, – произнес он и продолжал отсчитывать пластинки.

Кодировщики вообще были существа загадочные – отчасти люди, отчасти машины. Никто не знал, сколько в них на самом деле осталось человеческого. Кодировщики хотели, чтобы их считали живыми машинами, вроде голема, но подобными технологиями обладал только Протекторат. Кодировщики стыдились своей человеческой сущности и прятали ее за броней из высокотехнологичных материалов.

Кодировщики поклонялись механическому богу и стремились походить на него. Они верили, что их бог живет в Осевой Цитадели, точнее, в генераторе хаоса, а вероятностные шторма и призраки – это проявления его гнева. Кодировщики посвящали всю свою жизнь тому, чтобы уловить промысел божий в микросхемах и передаточных числах редукторов. Поэтому они всегда охотно покупали всяческие сложные приборы. Вот Турпан и принес одному из них свои детекторные очки в надежде выручить достаточно денег, чтобы им с Моа хватило на дорогу вверх по Западной артерии.

Сами того не подозревая, Турпан и Моа повторяли путь, который Бейн и Ваго совершили прошлой ночью.

– Двльн? – спросил кодировщик.

Поклонники механического бога пропускали все гласные в словах, так что понять их было нелегко, но у Турпана был богатый опыт.

Он смахнул пластинки в сумку.

– Вполне.

Заключив таким образом сделку, Турпан и Моа вышли из мастерской в тусклое, серое утро. Дома здесь, на улочках, уступами спускающихся к каналу, были невысокие, в три-четыре этажа, фасады их занимали витрины магазинов. Обветшавшие лестницы и мостики скрипели под сапогами прохожих, снующих по узким улицам. В воздухе стоял запах рыбьих потрохов и гнили.

Турпан и Моа спустились с четвертого этажа, где находилась мастерская, и направились к причалам. Баржи и буксиры медленно отплывали вверх по каналу, держа курс на Осевую Цитадель или к меньшим каналам, сетью опутавшим город. Вниз по течению никто не плыл – там, на западе, высилась городская стена. Гигантские водозаборники всасывали воды канала и выплевывали их по ту сторону стены.

Моа брела вслед за Турпаном по булыжным мостовым, зажатым меж домов из темного камня и металла, вниз, к набережной. Оба молчали. Турпан, собственно говоря, не разговаривал с ней с тех пор, как согласился отправиться на поиски Ваго. Похоже, он решил таким образом наказать девушку. Моа некоторое время терпела, но вскоре молчание стало невыносимым.

– Все образуется, Турпан, – слабом голосом сказала она. – Вот увидишь. Мы вернем Ваго.

– И что потом? – фыркнул он. – Потом ты сядешь на корабль и тебя убьют. Один из трех, помнишь? Или ты забыла, каковы шансы убежать из Орокоса живой? – Он сердито смотрел прямо перед собой. – И это еще если Чайка не ошиблась в расчетах.

Моа хотела возразить, но он перебил ее:

– И еще одно: что, если она права насчет Ваго? Что, если он и правда враг? Что мы о нем знаем? Ничегошеньки! Если он и правда в Нулевом шпиле, – а мы знаем об этом только от девочки на картине, – тогда он, возможно, уже выболтал все о Килатасе и о нашем артефакте.

Моа нечего было ответить на это, и они вновь погрузились в молчание. Турпан был прав. Теперь она поняла, что никогда-никогда не сможет убедить его плыть вместе с ней. Он скорее согласится потерять ее навсегда, чем признает, что у плана Чайки есть хоть какой-то смысл. Если бы Моа могла заставить его увидеть то, что виделось ей, – прекрасную землю, раскинувшуюся, возможно, сразу за горизонтом!.. Если бы он мог заглянуть в ее грезы, то понял бы: эта земля стоит того, чтобы рискнуть всем. Но словами этого не передашь. Любые слова будут для Турпана пустым звуком.

Только теперь, когда между ними разверзлась пропасть непонимания, Моа впервые осознала, как крепко переплелись их с Турпаном жизни. Они всегда были вместе и больше всего на свете боялись расстаться. А сейчас их дороги расходятся. Сначала Ваго, потом Чайка и, наконец, самое главное: мечты, которые оказались у них такими разными…

«Зачем только мы нашли этот покрюченный артефакт! – с горечью думала Моа. – Зачем только я вообще научилась открывать двери! Некоторые двери должны оставаться закрытыми, потому что если их откроешь, то уже никогда не закроешь снова».

Пока Турпан торговался с хозяином судна, который согласился подбросить их вверх по каналу, она задумалась о Нулевом шпиле. С чем они столкнутся, когда доберутся туда? Возможно, артефакт позволит им проникнуть внутрь. И возможно, внутри их ждет верная гибель. Но Моа должна была попытаться. Она знала, что Турпан ее не понимает, но иначе поступить не могла.

– Придется немного подождать, – негромко сказал ей Турпан, когда договорился-таки с хозяином судна.

Она пожала плечами. Все равно потребуются целый день и вся ночь, чтобы добраться до центра Орокоса на барже. Еще сутки долой. Время неумолимо утекало сквозь пальцы.

Пока хозяин пересчитывал плату за проезд, Турпан на всякий случай озирался по сторонам. Он не забыл о Граче, но был почти уверен, что любимчик Аньи-Джаканы уже давно оставил мысли о погоне и вернулся к атаманше ни с чем. Грач ведь не вездесущий.

А между тем в это самое время за Турпаном наблюдали. Притаившись за грудой мусора, его разглядывал уличный мальчишка, до которого дошли слухи о том, что некто платит хорошие деньги за сведения о смуглом парне в респираторе и с дрэдами и бледной девушке в холщовых штанах. Мальчишка проследил, как они садятся на баржу, запомнил ее название и убежал.

Грач не был вездесущим, что верно, то верно. Но небольшое вознаграждение, обещанное кому надо, творит чудеса.

4. 7

На Орокос снова опустилась темнота. Самоходная баржа медленно ползла по каналу, ее двигатели натужно боролись с течением. Это было большое пассажирское судно с дюжиной кают, грузное и уродливое, увешанное цепями и канатами, которые тихо позвякивали, когда судно покачивалось на волнах Западной артерии. Сегодня луну скрывали облака, моросил мелкий дождь и непроглядно-темная ночь казалась враждебной. Дома на берегу канала тонули во мраке. Баржа бороздила воду, направляясь к центру города. Сонные матросы направляли ее, ориентируясь на огни судов впереди.

Никто не заметил худощавую фигурку, которая уцепилась за тяговый канат, проворно, как крыса, вскарабкалась по нему и бесшумно скользнула через планшир. Грач осмотрел палубу, убедившись, что поблизости никого нет, скользнул в тень палубной надстройки, где помещались каюты. Дождь мгновенно скрыл мокрые следы, оставленные им на палубе. Грач осторожно подергал первую попавшуюся дверь, и она беззвучно открылась. За ней оказались металлические ступеньки, ведущие вниз, в грохочущее и пыхтящее сердце баржи. Он стал спускаться.

«Лучше бы тот пацан не соврал, – подумал Грач. – Потому что иначе гнить ему с перерезанной глоткой».

Весь день прошел в погоне. Грач заплатил капитану быстроходного баркаса, направлявшегося вверх по течению, но только с наступлением ночи они обогнали судно, которое он искал. Убийца сошел на берег выше по течению и стал ждать. Наконец сквозь пелену дождя показались приближающиеся огни баржи. Тогда Грач прыгнул в воду и поплыл навстречу судну. Все предприятие отняло у него много времени, сил, а главное – денег: он почти полностью израсходовал сумму, которую удалось выручить за детекторные очки Моа. Но дело того стоило. Грач очень хотел заполучить артефакт. И заодно убить парня с девчонкой – за то, что он влип из-за них в эту историю.

Но убивать их было нельзя. По крайней мере теперь. Бейну они требовались живыми, а Грач, покуда он щеголял «убеждателем», был вынужден подчиняться приказам Бейна.

Спустившись по ступенькам, он очутился в коротком коридоре из клепаного железа. Под потолком покачивались фонари, отбрасывающие на стены тусклый зеленый свет. По обеим сторонам коридора тянулись овальные двери с круглыми окошками-иллюминаторами. Все окошки были темными. Уже поздно, пассажиры давно легли спать.

Грач пошел по коридору, заглядывая в каюты. Слабый лунный свет, льющийся в маленькие квадратные иллюминаторы, освещал спящие фигуры, скорчившиеся в плетеных гамаках. И за очередной дверью Грач увидел Моа.

Она свернулась калачиком в своем гамаке, намотав на себе одеяло как кокон. Но гамак над ней был пуст. Турпана там не было.

Грач, озабоченно хмурясь, огляделся по сторонам, однако спрятаться в коридоре было негде. Так где же этот Турпан? На палубе?

«Не важно, – подумал убийца, вынимая кинжал из кожаных ножен. – Если он вернется, я с ним разберусь. Пора браться за дело!»

Он повернул ручку и вошел в каюту, аккуратно закрыв за собой дверь. Грохот и гул двигателей заглушили легкий шум его движений. Моа не проснулась.

Грач подкрался к ней. Его насквозь промокшая одежда прилипла к телу. Дождь стучал в окно снаружи. Девчонка что-то пробормотала и шевельнулась – должно быть, шестое чувство предупредило ее об опасности. Вот только глаза она все равно не открыла. Пока не почувствовала холодное лезвие ножа Грача у горла.

– Привет, милашка, – проворковал убийца, оскалившись. – У тебя есть кое-что, что мне нужно.

Моа замерла. Она машинально огляделась в поисках Турпана, но его в каюте не было. Только Грач.

– Я слышал, к тебе попала одна цацка, – прошептал он, нагнувшись к ней так низко, что капли с его капюшона упали на ее щеку. – Очень ценная. Почему бы тебе не рассказать мне, что она делает, Моа? Мне очень любопытно.

– Она ничего не дела… – начала девушка, но осеклась, потому что лезвие кинжала едва не впилось ей в шею.

Грач тихонько поцокал языком.

– Давай не врать друг другу, а?

От страха у нее пересохло во рту, очень хотелось сглотнуть, но кинжал был слишком близко. Где же Турпан? Почему он бросил ее?

Перепуганная до полусмерти, Моа пролепетала:

– Она открывает двери. Она делает… ну чтобы можно было пройти.

– Я так и думал, – ответил Грач. – Иначе бы я добрался бы до вас еще в бункере.

Он повернул лезвие так, что его острие оказалось под подбородком Моа. Она тихонько всхлипнула, на глазах у нее выступили слезы.

– Отдай его мне, – велел убийца.

Моа сунула руку под одеяло. Она спала полностью одетой, так как в каюте было холодно. Едва она достала на свет устройство Угасших, как Грач тут же выхватил его и принялся разглядывать со всех сторон.

– И как оно работает?

– Надо надеть его… надеть на руку, – еле слышно выговорила Моа.

Слеза покатилась по ее впалой щеке, но Грач не обратил на это ни малейшего внимания. Он недобро прищурился и приказал:

– Не дергайся. И ни звука. Иначе я тебя сильно порежу.

Он немного отодвинулся и отложил кинжал, освободив обе руки, чтобы попробовать надеть артефакт. Моа строила отчаянные планы. Может, рвануться к двери, пока Грач отвлекся? Но она понимала, что ей далеко не уйти. Вот если бы Турпан вернулся! Нет, хорошо, что его тут нет. Не хватало еще, чтобы и он пострадал.

«Возьми артефакт, – мысленно умоляла она убийцу. – Возьми и уходи».

– Не надевается, – пробормотал Грач. Поднял на нее глаза и сердито повторил: – Не надевается!

Он бросил ей устройство, и Моа машинально поймала его.

– Надень, – прошипел Грач. – Я хочу посмотреть.

Моа сделала, как было велено. Она села в гамаке, спустив ноги, и надела артефакт на руку. Он подошел легко, янтарный диск уютно устроился в ее ладони, словно его для того и сделали. А потом появились краски: странные, туманные вихри цвета, подобные всепроникающей кисее вероятностного шторма. Они закружились в медленном танце вокруг ее руки, озарив каюту мягким сиянием.

Некоторое время Грач потрясенно таращился на это диво, потом вдруг разорвал на груди мокрую рубаху и спустил ее с одного плеча. Кожа его была бледной, покрытой шрамами. Вокруг верхней части руки обвилось тусклое серое кольцо «убеждателя».

– Ты сказала, что оно делает вещи такими, что можно сквозь них пройти, – сказал он. – А как насчет этого?

Моа озадаченно уставилась на браслет. Она понятия не имела, что это за штука и почему он просто не может сам ее снять.

– Не знаю, я…

– Попробуй! – прошипел Грач, снова схватив кинжал.

Моа хотела предупредить его – она ведь понятия не имела, что может произойти, если к нему прикоснуться. Но она прикусила язык: какое ей дело, если Грач пострадает?

Девушка протянула руку с артефактом.

– Только без шуток, – предостерег Грач, потрясая кинжалом.

– Мне не до шуток, – прошептала она. И обхватила рукой «убеждатель».

От ее руки потекли разноцветные полосы, обвили металлический браслет. «Убеждатель» и рука вокруг него начали таять, становиться полупрозрачными, как тела призраков. Грач с воплем отдернул руку… и та проскользнула сквозь просвечивающее насквозь кольцо металла. Раздался глухой стук – это браслет упал на пол.

Грач негромко рассмеялся и потер руку, которая мгновенно потеряла всю прозрачность, как будто ничего и не было. Браслет лежал на полу у ног Моа.

– Брось его мне, – сказал Грач. Девушка послушалась. Он поймал «убеждатель», сунул в карман и снова надел рубаху.

– Ну вот, – ухмыльнулся он. – Кажется, мне следует поблагодарить тебя за то, что ты помогла мне избавиться от этой небольшой обузы. Но на самом деле ты уничтожила единственное, что мешало мне тебя убить. – Он мерзко улыбнулся и шагнул к ней, его кинжал сверкнул в тусклом свете, льющемся в наружное оконце. – «Убеж-датель» снят, так что я сорвался с поводка Бейна. Я могу взять эту цацку Угасших и исчезнуть. Интересно, будет ли она действовать, если я просто отрежу тебе руку?

Но Моа не собиралась подпускать его к себе. Она шлепнула ладонью о пол каюты, и снова потекли цвета. Грач успел только удивиться, как пол под его ногами разверзся и убийца с воплем провалился в грузовой трюм. Моа осталась сидеть в гамаке, закрепленном на стенах. Она отдернула руку, и пол снова стал сплошным.

Она ошалело огляделась по сторонам, чтобы убедиться, что каюта пуста. Ей не верилось, что у нее это получилось. Но в каюте больше никого не было. Грач исчез.

Потом Моа спохватилась – рассиживаться было нельзя. Она сняла артефакт с руки и снова сунула его в карман брюк. Ей хотелось только одного: оказаться подальше от этого места, от этой баржи. Грач в трюме, но он не исчез. Она слезла с гамака, распахнула дверь…

И столкнулась нос к носу с Турпаном.

И тут ее прорвало. Весь ужас, которого она натерпелась за последние несколько минут, хлынул наружу.

– Где тебя носило? – завизжала она. – Крюч тебя раздери, куда ты подевался, когда был так нужен?

Турпан схватил ее за руки и посмотрел в глаза так, что весь праведный гнев Моа как ветром сдуло.

– Здесь агенты тайной полиции, – сказал он.

– Что? Что они…

– Сматываемся!

Моа больше не спорила. Они поспешно прошли по коридору, и Турпан потащил ее вверх по металлической лестнице.

– Я был на палубе, – шептал он на ходу. – Думал. На дождь мне было наплевать. И увидел, как подошел их корабль. Они что-то ищут. Думаю, что нас.

Он схватился за ручку двери и оглянулся на Моа. С его дрэдов капала вода, респиратор тоже был мокрым.

– Готова?

– Турпан, – сказала Моа. – Здесь Грач. Он чуть не убил меня.

Турпан прищурился.

– Сматываемся, – повторил он и приоткрыл дверь.

Выглянув в щелку, они увидели темные фигуры во френчах, крадущиеся вдоль бортов баржи. В руках агенты держали дум-пистолеты.

– Прорвемся к воде, – сказал Турпан. – Если мы сможем добраться до борта, то, может быть…

– Ты иди, – перебила его Моа.

– Сейчас не время для… – начал возражать он, но она снова его перебила.

– Я не умею плавать, – сказала она.

– Что?!

– Я не умею плавать.

– Ты выросла у озера, твой отец был рыбаком, и ты не умеешь плавать?

– Меня что-то укусило… когда я была еще совсем маленькая. После этого я и подходить-то к воде боялась… – Моа оборвала себя, осознав, как жалко это звучит. – Крюч раздери, Турпан, мы живем посреди города. Я никогда не думала, что это важно.

Сердце Турпана упало.

– Мы попались, – сказал он.

– Нет! Ты можешь убежать. Ты ведь умеешь плавать.

Он отвернулся от двери и покачал головой.

– Я не побегу. Без тебя – нет. Повисло долгое молчание. Они смотрели друг на друга.

– Прости меня, – пробормотала Моа, и слезы снова брызнули у нее из глаз. – Прости, что втянула тебя во все это…

Турпан спустился на ступеньку, где стояла она.

– Брось, Моа. Мы вместе в это ввязались. – Он нежно обнял ее. – Я лучше буду здесь с тобой, чем где угодно без тебя.

Она прижалась к нему, обвила его шею руками. Сквозь куртку Турпана она почувствовала гладкий горб дыхательного аппарата. Так они и стояли, обнявшись, когда дверь наверху открылась и за ними пришли агенты тайной полиции.

4. 8

Камеры в Нулевом шпиле были такие же, как коридоры: серые, безликие и стерильно чистые. Пока их вели к месту заключения, Турпан и Моа мельком видели помещения, полные картотечных ящиков, скучные комнаты, где за бесчисленными письменными столами колотили по клавишам легионы секретарей. Это было мрачное место, где меж голых стен гуляло гулкое эхо. Все здесь было казенным и практичным, как в больнице.

Агенты тайной полиции арестовали Турпана и Моа без объяснения причин. Грачу тоже пришлось пойти с ними. Он арестованным не считался, однако агенты все равно не спускали с него глаз. Убийца то и дело бросал на Моа полные злобы взгляды – он так и не простил ей унизительного падения в трюм.

Первым делом у Моа отняли артефакт Угасших. Они даже знали, в каком кармане она его держит. По-видимому, за ним-то они и охотились. Они все о нем знали.

Турпана и Моа предали. И у Турпана не было сомнений, кто это сделал. Сначала он подумал, что это Грач, но, услышав рассказ Моа, понял, что ошибся. Выдавать их агентам было не в интересах Грача: он хотел получить артефакт в свое распоряжение, а Турпана с Моа попросту прикончить. Оставалась только одна возможность. Ваго.

Турпан ничего не сказал Моа о своих подозрениях. Она умная – в конце концов сама все поймет. А пока они сидели в камере и гадали, что с ними будет.

Хорошо еще, их посадили вместе. Хоть какое-то милосердие со стороны тюремщиков. Жизнь была кончена, мечты разбиты вдребезги, но их не разлучили. Кроватью здесь служили узкие и жесткие нары. Моа сидела на них, ссутулившись и обхватив колени. Турпан прислонился спиной и затылком к холодному серому металлу стены. Когда их вели сюда по длинному изгибающемуся коридору, они миновали множество других камер, однако двери в них были глухими, так что оставалось только гадать, томятся ли за стенами другие такие же узники или Турпан и Моа здесь одни.

Почему их не рассадили по разным камерам? Ведь это было бы так логично. Разлучить их, сломить дух, дать помучиться один на один со своими безрадостными мыслями. Впрочем, вполне возможно, в этом просто не было надобности – если тайной полиции и так все известно, допросы долго не продлятся. Дознавателям все равно, станут они запираться или нет. Поэтому их и не стали разделять.

От таких мыслей Турпана охватила тоска, и он с головой погрузился в трясину безнадежности.

Он видел, что Моа приходится еще тяжелее. Ему хотелось сказать ей что-нибудь, но он не мог заставить себя заговорить. Турпан был совершенно раздавлен и не способен собраться с духом. Внезапно все, что случилось после того, как они нашли артефакт, – бегство от моцгов, гнев Аньи-Джаканы, путешествие через район призраков, чудесное спасение Моа, Килатас, погоня за Ваго, – все показалось смешным и нелепым. Они жили фантазиями, стремились попасть в иллюзорный мир, где все будет иначе, где они смогут сбросить смирительные рубашки, в которых жили всю жизнь. Но теперь Турпан спрашивал себя: а был ли у них хоть малейший шанс на успех? Как и этот город, жизнь предоставляет тебе определенную свободу выбора, но имеет обыкновение резко одергивать тебя, если пытаешься зайти слишком далеко. Так цепь, сколь бы длинна она не была, не дает собаке сбежать. Это только иллюзия свободы.

Да, конечно, они по крайней мере попытались переломить свою судьбу, но сейчас это было слабым утешением. Артефакт отняли. Если даже им удастся выйти отсюда, они не смогут вернуться в свое гетто, потому что Анья-Джакана жаждет их крови. И в Килатас им тоже дороги нет. Им больше нигде нет места.

Как говорила Моа: зачем бороться, если один поворот судьбы может свести на нет все твои усилия? Лучше позволить течению нести себя, чем плыть против него. Только выбьешься из сил, а течение все равно тебя унесет.

Она считает время. Турпан знал это наверняка. Осталось три дня. В глубине души Моа все еще цеплялась за надежду, что тайная полиция скоро выпустит их и они успеют вернуться в Килатас. И тогда, может быть, Чайка смилостивится над ними и позволит участвовать в самоубийственной попытке сбежать из Орокоса. Турпан был в таком отчаянии, что даже поддался бы на уговоры и присоединился к ней. Но их не выпустят. Тайная полиция не отпускает выродков.

Все кончено.

4. 9

За ними пришли на следующий день. Накануне им принесли питательную кашу и воду. Необходимость пользоваться туалетом в присутствии друг друга обоих очень смущала, но куда денешься… В камере была всего одна кровать, которую Турпан уступил Моа, а сам пытался спать на полу, но она вскоре позвала его к себе. Они обнялись, и измученная Моа мгновенно провалилась в сон. А Турпан заснуть так и не смог. Он лежал, чувствуя тепло ее худенького тела, слабое дуновение ее дыхания щекотало ему шею. Моа по наивности никогда не подозревала, какую муку причиняет, так доверчиво прижимаясь к нему во сне…

Первое время Турпан сердился на нее за это. Потом понял, что это безнадежно, и смирился. Но теперь он с болезненной отчетливостью вспомнил то, о чем последние дни почти не думал: что у него есть в жизни только одно, за что стоит цепляться и бороться, – девушка, лежащая сейчас у него в объятиях.

В середине дня за ними пришли четыре плечистых бритоголовых охранника. Повели по коридору, потом вверх по лестнице, мимо закрытых наглухо дверей, обозначенных какими-то символами, которых Турпан не знал. Они шли в полной тишине, только скрипели сапоги охраны и тихо жужжал источник питания респиратора. В коридорах им никто не встретился, словно Нулевой шпиль был совершенно необитаем.

В конце концов они подошли к кабинету Лизандра Бейна, шефа тайной полиции Протектората. Посторонний ни за что бы не догадался о том, что за совершенно непримечательной дверью скрываются владения столь могущественного человека. Турпана и Моа ввели в серую полупустую комнату. Дальняя от двери стена была выпуклой, и окно в ней выходило на Осевую Цитадель. Они впервые увидели это загадочное сооружение с такого близкого расстояния: колоссальный застывший вихрь стеклянных осколков, рядом с которым Нулевой Шпиль казался маленьким. Перед окном стоял серый письменный стол, одну из боковых стен занимали серые же металлические шкафы. Снаружи был ясный день, но затемненные стекла приглушали солнечный свет, делая кабинет еще более унылым. Единственными украшениями служили три картины на стенах: две изображали марширующие войска, а третья была портретом Патриция в его черной, похожей на халат хирурга шинели и с черным провалом вместо лица. Под портретом висела бронзовая табличка с выгравированной надписью: «Мы снова сделаем этот мир правильным. Бенеджес Фрайн». Ни Турпан, ни Моа никогда не слышали этого имени.

За столом сидел хозяин кабинета и читал отчет. Они не знали настоящего имени этого человека, и он не стал представляться. Но Турпан и Моа видели его в паноптиконе. Для них он был Мрачный Джек.

В углу, словно нахохлившаяся горгулья, застыл Ваго.

При виде него Моа тихо вскрикнула, но радость на ее лице тут же померкла – Ваго посмотрел на нее совершенно равнодушно, будто чужой. Она вдруг поняла, почему голем стоит по другую сторону стола. Свет от окна падал на металлическую половину его изуродованного лица, и, глядя на Ваго, Моа признала то, во что не позволяла себе поверить раньше: он предатель. Теперь он на стороне Бейна.

Она отвернулась от него, лицо ее окаменело.

– Она была права, – тихо сказала Моа Турпану. Голос ее дрожал от злости и обиды. – Чайка была права.

– Вы имеете в виду Чайку из Килатаса? – спросил хозяин кабинета, слух которого оказался более острым, чем думала Моа.

Мрачный Джек даже не взглянул на них, уткнувшись в отчет.

– Главу ранее тайной – и совершенно незаконной – подземной общины, которая собирается уплыть из Орокоса через два дня?

– Нет! – закричала Моа и резко подалась вперед, словно хотела прыгнуть через стол.

«Он знает. Он знает все!»

Турпан схватил ее за руку, и Моа нехотя уступила. Двое охранников, оставшихся в комнате, расслабились. Моа дрожала от еле сдерживаемого гнева, с ненавистью глядя на голема. Ваго на мгновение встретился с ней взглядом, потом отвел глаза и стал смотреть в окно.

– Вот как. Сначала Анья-Джакана, а теперь Ваго. По-видимому, вы плохо выбираете себе союзников, – произнес шеф тайной полиции и со стуком отшвырнул отчет на край стола. – От него и от вашего друга Грача мы уже знаем все, что нам нужно знать о ваших небольших приключениях.

– У тайной полиции, должно быть, совсем плохо с кадрами, если вашу работу за вас делают типы вроде Грача, – ядовито заметил Турпан.

Он твердо решил не дать себя запугать. В конце концов его и Моа убьют. Можно говорить все, что угодно, – их судьба уже решена.

– Грач нас очень удивил, это правда, – сказал Мрачный Джек. – Я подумываю о том, чтобы попробовать его в качестве агента-стажера тайной полиции. Кажется, он прекрасно подходит под наши требования, учитывая все обстоятельства. Он даже не возражал против «убеждателя». Конечно, ни в чем нельзя быть уверенным, когда имеешь дело с вами, выродками, поэтому я, пожалуй, пока не буду снимать с него это устройство. До тех пор, пока не буду уверен в лояльности нашего маленького друга.

Он встал и стало видно, что он гораздо выше Турпана и Моа.

– Надеюсь, вы проявите такую же готовность к сотрудничеству.

Моа не стала говорить, что помогла Грачу снять «убеждатель». Похоже, маленькому негодяю удалось это скрыть. Она не знала, можно ли это как-то использовать, но не собиралась выдавать Мрачному Джеку лишние сведения. Грач был меньшим из зол. Он был просто убийцей. Тайная полиция куда хуже.

– Что мы такого сделали? – спросил Турпан. – Почему мы здесь?

Шеф тайной полиции вышел из-за стола.

– Для начала, вы воры. Этого уже достаточно, чтобы вас арестовать. Но мы все знаем, что вы здесь не поэтому. В конце концов, я даже готов не обращать внимания на подобные вещи. Вы выродки, и склонность к преступлениям у вас в крови. – Он подошел ближе, хмуря брови. – Вы здесь из-за того артефакта, который вы нашли. Мы чуть было его не упустили. Если бы Ваго нам не рассказал, мы бы никогда и не узнали, что он у вас. Мы даже не догадались, что Грач гнался за вами именно из-за этой вещицы. Он тот еще проныра. Его ловкость заслуживает восхищения.

– И как вы нас нашли? – спросил Турпан. Мрачный Джек снизошел до ответа.

– «Убеждатель» Грача позволяет нам отслеживать его перемещения. Когда Ваго рассказал мне об артефакте, я понял, почему Грач за вами охотится. Я послал своих людей, преследуя сразу две цели: помочь Грачу захватить вас, и заодно обеспечить его примерное поведение. По-видимому, они успели как раз вовремя.

И тут Турпан понял, почему они стоят в этом кабинете, почему их до сих пор не убили. Тайная полиция и без них достаточно знает об артефакте, значит, их оставили в живых не для допроса. Тогда остается только одно… Турпан вызывающе рассмеялся.

– Вы не можете заставить его работать, ведь так?

Мрачный ударил его по лицу тыльной стороной ладони. Ударил неожиданно и зло. Турпан пошатнулся, но устоял, только невольно схватился за щеку. Бейн смотрел на него скучающим взглядом, сжимая и разжимая пальцы. Вероятно, ему было больнее, чем Турпану, так как большую часть удара принял на себя металлический раструб респиратора. Но Турпан понял намек. У него пропала всякая охота язвить. Насмешек ему не простят.

Моа душили слезы обиды и злости, но она держала себя в руках.

– Как он действует? – спросил у нее шеф полиции.

– Я не знаю, – ответила она сквозь сжатые зубы. – Я его надеваю, и он работает. Я ничего не делаю.

Мрачный Джек пристально посмотрел на нее.

– Хочешь, чтобы мы пытали твоего друга, пока ты не скажешь нам правду?

– Я и говорю правду, – огрызнулась она. Он еще несколько секунд смотрел на нее, потом отвернулся.

– Думаю, это так и есть.

Шеф тайной полиции подошел к окну и остановился там, сцепив руки за спиной.

– Мы многое узнали о науке Угасших за эти годы. Некоторые из их изделий предназначены для использования только одним человеком: они узнают носителя, и больше никто не может ими пользоваться. Возможно, ты случайно запустила какой-то процесс. Возможно, ты была первым человеком, который надел его в течение жизни многих поколений, и настройка прибора изменилась. Кто знает? Тебе просто повезло. – Мрачный снова повернулся к ним и заговорщицки улыбнулся. – Ну тогда я предлагаю тебе сделку.

– Сделку?

– Сделку. Я не из тех, кто полагается на силовые методы, когда можно добиться добровольного согласия. Гораздо меньше хлопот, если ты будешь работать вместе со мной, а не против меня.

Моа отвела волосы с лица.

– Что за сделка?

– Все просто, – ответил он. – Ты помогаешь мне решить одну маленькую проблему, а твои друзья из Килатаса могут плыть куда угодно. Я не буду им препятствовать.

Ваго при этих словах переступил с ноги на ногу. Неужели смутился? Моа молчала, чувствуя, что Мрачный еще не закончил.

– Видишь ли, Чайка все хорошо и правильно рассчитала, только кое-что не учла. Она экспериментировала с беспилотными моделями. Но водорезы умеют различать, есть ли на борту живые существа. Если люди Килатаса попытаются отплыть, из-под воды появятся сотни водорезов. Ни один человек не уцелеет, помяни мое слово.

– Откуда вы знаете? – спросила Моа, и по голосу ее было понятно, что она на грани истерики. – Откуда вы это знаете?

– Ты думаешь, мы сами не пытались? – спросил Мрачный Джек. Осевая Цитадель сверкала у него за спиной, и он казался черным силуэтом на фоне этого сияния. – Ты думаешь, за все это время мы ни разу не попробовали? Причем, как ты понимаешь, мы располагаем куда большими возможностями и лучшей техникой, чем жалкий флот вашей Чайки. Мы погрузили выродков вроде вас на баржи и послали в море, чтобы посмотреть, что произойдет. То есть сделали именно то, что хочет сделать Чайка. И все они погибли.

Турпан и Моа потеряли дар речи, потрясенные его бесстыдной жестокостью. Шеф тайной полиции говорил так равнодушно, словно рассказывал о покупке овощей.

– Вы знаете, что мы когда-то пытались построить летательные аппараты? – спросил он. – О, у нас есть такая технология. Просто дело в том, что если нечто неживое взлетит в небо над нашим городом, его тут же разорвут в клочья летающие водорезы. Они вылетают из воды и бросаются на летательные аппараты. Даже на планеры и воздушные шары.

Турпана затошнило от ужаса. Мрачный слишком много им рассказывает. Как же он их отпустит теперь, когда они так много знают?..

Шеф полиции подошел к Моа и холодно посмотрел на нее.

– Ты можешь помочь нам.

– С чего бы мне вам помогать? – спросила Моа. – Вы сами только что сказали, что люди Килатаса все равно погибнут, что бы я ни делала.

– Нет, – возразил он. – Возможно, есть способ их спасти. Если будешь со мной сотрудничать. Есть вариант, при котором мы оба получим желаемое. Чайка уплывет целой и невредимой, а мы окажем городу самую большую услугу в истории за все дни после Угасания.

Моа внутренне обмерла, но все же выдавила:

– Что мне нужно сделать?

Он отступил в сторону и, указав на колоссальное, ни на что не похожее сооружение за окном, с расстановкой сказал:

– Провести нас в Осевую Цитадель при помощи артефакта. Тогда мы избавим город от вероятностных штормов, от призраков и, возможно, даже от водорезов. – Он снова посмотрел на них, его глаза лихорадочно блестели. – Мы хотим уничтожить генератор хаоса.

Турпан и Моа ошеломленно молчали. Разве такое возможно? Неужели этот человек действительно собирается проникнуть в самую огромную и неприступную крепость Орокоса, куда до сих пор никому не удавалось войти? А вдруг генератора хаоса, который якобы создает вероятностные шторма, и вовсе не существует – что тогда?

И все же если план Мрачного Джека сработает, тогда есть шанс, что им в самом деле удастся прекратить шторма. Избавить Орокос от проклятия, которое висит над всеми его жителями с незапамятных времен. Остановить неведомую стихию, заставившую Турпана ходить в респираторе и унесшую тысячи, миллионы жизней. Больше не будет непредсказуемых превращений, не будет призраков, охотящихся на людей. Мрачный Джек предлагал шанс спасти Орокос. Покончить со Штормом-вором.

– Видите эту цитату? – спросил шеф тайной полиции, указывая на табличку на стене. – «Мы снова сделаем этот мир правильным». Нам удалось перевести несколько отрывков из текстов Функционального века. Это фраза оттуда. Насколько нам удалось разобраться, Бенеджес Фрайн был важной фигурой, величайшим ученым Угасших. Я полагаю, он написал это после того, как генератор хаоса разрушил наш город. Он жил в совершенном мире и видел, как этот мир пал жертвой призраков. Теперь я продолжу его дело. Я снова сделаю этот мир правильным.

Обдумывая его слова, Турпан заметил, что в комнате кроме них с Моа, Мрачного Джека и Ваго есть еще кое-кто. Немой свидетель, точнее, свидетельница пряталась за статуей Патриция на одной из картин. Лелек. Неудивительно, что она знала, куда делся Ваго из Килатаса. Она следила за ним. Турпану на секунду стало любопытно: что связывает эту девочку и голема? Но не спрашивать же у них…

Кроме того, Лелек все равно не могла ему сейчас помочь. Впрочем, Турпан почти не сомневался в своем выборе. Несмотря на всю ненависть к тайной полиции, ему пришлось признать, что замысел Мрачного Джека по-своему хорош. Куда лучше того, о чем когда-то мечтал сам Турпан. Он хотел использовать артефакт, чтобы ограбить банк или дом каких-нибудь богачей. Мрачный мыслил куда более смело.

«Ты всегда хотел изменить мир, Турпан, – сказал себе юноша. – Вот твой шанс».

– Одно условие, – сказала Моа. – Турпан пойдет со мной.

– Согласен, – ответил шеф тайной полиции.

Моа еще несколько секунд пристально смотрела на него. Пусть они враги, но цели у них сейчас совпадают. Если она сможет проникнуть в сердце Цитадели, то, возможно, найдет способ выключить водорезы. И тем самым не только спасет Чайку и людей Килатаса, но и весь Орокос. Двери города-тюрьмы распахнутся. И тогда все, кто живет на острове, смогут достичь другой земли…

– По рукам, – произнесла она. Мрачный Джек кивнул стражникам, и Турпана с Моа увели обратно в камеру.

Когда они с Бейном остались одни, Ваго наконец заговорил.

– Даже если у них все получится, ты ведь не собираешься позволить этим выродкам из Килатаса стать первыми людьми, которые выйдут в море? – проворчал он. – Подумай о том, как это повредит нашему образу в глазах общества. Флотилия убогих судов опередит военно-морской флот!

Бейн снова уселся за стол и начал просматривать бумаги.

– Разумеется, не собираюсь. Вероятнее всего, их путь ведет в никуда, но кто знает? Как бы там ни было, нельзя позволить, чтобы это сборище оборванцев вошло в легенды, которые будут вдохновлять будущие поколения мятежников. Наши силы на западных территориях уже готовы. К завтрашнему вечеру Килатас станет всего лишь неприятным воспоминанием. – Он повернулся на кресле и посмотрел на голема, сплетя пальцы под подбородком. – Завтра ты пойдешь с нами в Цитадель. Мне все равно нужно провести твои полевые испытания, так почему бы не решить обе задачи одним махом?

– Мне еще предстоит несколько дней настройки, – напомнил ему голем. – Не хотелось бы стать помехой для Протектората.

Бейн спрятал улыбку.

– Уверен, этого не произойдет, – ответил он.

Собственно говоря, голем необычайно хорошо поддавался обработке. Когда он услышал откровения о своем отвратительном прошлом и правду о настоящем, это само по себе сломило его дух, машине оставалось только закончить начатое. Кроме того, прогонять его через все процедуры было бы пустой тратой времени: как только полевые испытания будут окончены, данный экземпляр придется разобрать, чтобы извлечь опытные образцы.

Но Бейн решил послать голема в экспедицию и по другим соображениям. В Цитадели находится генератор хаоса, а генератор хаоса порождает призраков. Ваго являлся абсолютным оружием против энергетических фантомов. Так что взять его с собой просто необходимо.

– Я сделаю все возможное, чтобы оправдать ваше доверие, – произнес Ваго.

С этими словами он ушел, оставив Бейна сидеть за своим письменным столом и мечтать о совершенном мире. Через некоторое время Мрачный Джек приступил к составлению детального плана операции.

Завтра они войдут в Осевую Цитадель. Завтра они изменят мир. Нужно подготовиться.

Часть 5
ОСЕВАЯ ЦИТАДЕЛЬ

5. 1

Моа стояла у подножья Осевой Цитадели, и сердце ее отчаянно колотилось. Весь горизонт впереди, полнеба над головой затмевала запретная твердыня Угасших, подобная застывшему вихрю металлических и стеклянных лезвий, ослепительно сверкающих под полуденным солнцем. Там, в глубине этого вихря, по легенде, хранились тайны забытых веков. Никому со времен Угасания не удавалось проникнуть в Осевую Цитадель. У нее не было ни дверей, ни окон, а поверхность стен на самом деле была вовсе не из стекла или металла, а из какого-то загадочного материала, который не брала никакая известная людям техника.

Моа ждала, стоя во главе отряда из трехсот человек – солдат Протектората и агентов тайной полиции. Они построились на огромной мощеной площади у Осевой Цитадели. Другие солдаты стояли цепью по периметру площади, удерживая на расстоянии зевак. Шеф тайной полиции разрешил людям наблюдать предстоящее событие, хотя и издали. Пусть увидят, как впервые в истории будет прорвана оборона Осевой Цитадели, решил он. Моа не разделяла его железной уверенности в успехе.

Вчера они провели краткие испытания, чтобы убедиться, что артефакт в руках Моа действительно работает. Все прошло отлично.

Моа понимала, что нужна тайной полиции. Только из-за этого они с Турпаном еще живы. Добившись их согласия, Мрачный Джек не стал мешкать. И дня не прошло, а он уже получил разрешение Патриция и собрал войска. Моа оставалось только гадать, куда он так спешит. Возможно, он рассудил, что нет смысла тратить время на подробное планирование операции, если не имеешь ни малейшего представления о том, с чем можешь столкнуться. А может быть, Мрачный просто не в силах был ждать. Моа видела: за непроницаемым лицом и показным равнодушием этот человек прячет свою тайную страсть – страсть к порядку. Он всю свою жизнь ждал, когда наконец выпадет случай нанести удар по генератору хаоса. Вот почему он лично поведет их на штурм Осевой Цитадели.

А Моа боялась. Что, если она прикоснется к стене Цитадели и ничего не произойдет? Что, если артефакт не сможет создать проход? Мрачный Джек слишком много вложил в этот штурм и слишком многим позволил узнать о нем. Если операция сорвется, это будет страшным унижением для него. И тогда последним, что услышит Моа, будет выстрел из эфирной пушки, который взорвет ее душу…

Девушка почувствовала, как Турпан взял ее за руку, и крепко сжала его ладонь. Теперь ей стало немного легче скрывать дрожь. Сердце в груди трепыхалось, как целая стая смертельно перепуганных птиц.

Справа от нее стоял Грач. На нем теперь была длинная шинель и высокие сапоги – униформа тайной полиции. Жаль только, головного убора ему не полагалось, так что его башка, облепленная жидкими белесыми волосенками, осталась на всеобщем обозрении. Поймав взгляд Моа, убийца оскалил в улыбке гнилые клыки, и она поспешно отвернулась. И Грач, и Ваго теперь работали на Мрачного Джека.

Сам Ваго застыл рядом с шефом тайной полиции. Он так и не произнес ни слова. Впрочем, он никогда не был разговорчивым, но теперь его молчание внушало Моа ужас. Прежде он не казался ей чудовищем, однако с недавних пор она не могла взглянуть на него без страха. Возможно, голем всегда был таким, только она этого не замечала. Стоило ей посмотреть на него, как ее сердце сжалось от боли утраты. Ваго в упор не видел ее. А ведь они так много прошли вместе, они даже стали друзьями, что так редко бывает в этом жестоком мире!.. Он спас ей жизнь на территории «Запад-190». Он души в ней не чаял. Но после встречи с Мрачным Джеком Ваго стал совершенно чужим и если и удостаивал Моа взгляда, то всегда смотрел с презрением. Что же сделал с ним Мрачный? Ваго словно бы сделался меньше и тверже, теперь он был похож на твердый почерневший орех, а не на того ребенка с широко раскрытыми глазами, которого Моа когда-то знала.

Турпан прав, с горечью признала девушка. Прекраснодушие до добра не доводит. Нельзя с такой готовностью верить людям. Если хочешь выжить, надо подозревать в каждом встречном врага, пока тот не докажет обратного.

Моа сказала об этом Турпану, но он, к ее удивлению, покачал головой.

– Нет, – мягко произнес он. – Выброси это из головы. Это мой принцип, и я рад бы от него избавиться, если б мог. У тебя есть вера в людей, Моа, ты готова не только брать, но и отдавать. Я так не умею. Зато я могу быть рядом с тобой, когда ты творишь добро. И от этого моя жизнь становится чуть менее никчемной.

Размышления Моа прервал Мрачный Джек. Он подошел к ней, смерил суровым взглядом с высоты своего роста и коротко бросил:

– Пора.

Турпан в последний раз сжал руку Моа и отпустил. Моа и Мрачный двинулись вперед, к подножию Цитадели. Солдаты маршировали следом. Осевая Цитадель нависала над ними, казалось, это странная, расширяющаяся кверху громада вот-вот упадет им на головы. Моа стало нехорошо. Вскоре они подошли вплотную к наклонной стене. Бейн больше не проронил ни слова. В стене не было и намека на вход или хотя бы окно, ничего похожего.

В зеркальной поверхности участка стены, напоминающего гигантское лезвие ножа, отражались Моа, Турпан и остальные. Они казались совсем крохотными… Моа протянула руку и дотронулась до стены – та оказалась холодной как лед, хотя день выдался ясным и теплым.

Бейн подал девушке артефакт. Она продела пальцы в колечки, и янтарный диск ожил, окутав ее кисть радужным вихрем.

– Я не… – начала Моа и тут же прикусила язык.

Она хотела сказать: «… не знаю, получится ли», но быстро поняла, что это бессмысленно. Слова ничего не изменят. Бейн сделал вид, будто не слышал ее.

Моа снова приложила руку к зеркалу, только на этот раз у нее в ладони лежал артефакт.

Ничего не произошло.

Моа нервно сглотнула. Бейн исподтишка наблюдал за ней.

По-прежнему ничего не происходило.

А потом цвета полились с ее руки на стену. У Моа вырвался вздох облегчения, но облегчение длилось недолго. Проход не образовался. Вместо этого цвета стали расползаться, становясь гуще и ярче, по гигантской зеркальной «чешуйке», которой касалась Моа, и дальше. Волны прозрачных пурпурных и красных оттенков текли с ее ладони и расходились по Цитадели. Испугавшись, девушка хотела отдернуть руку, но Бейн схватил ее за запястье и удержал.

Моа посмотрела ему в глаза.

– Так не должно быть!

– Давай посмотрим, что будет, – ответил Бейн.

Он вовсе не испытывал страха. За возможность войти внутрь Цитадели он готов был заплатить любую цену.

А потом цвета померкли, как если бы Цитадель высосала их досуха. Больше артефакту нечего было отдать. Полупрозрачные полотнища цвета, струившиеся по стенам, впитались в зеркала, словно здание жадно выпило энергию. Над площадью повисла гробовая тишина.

Наконец Бейн отпустил руку Моа и отступил назад. Девушка посмотрела на янтарный диск у себя на ладони. Он больше не светился и не казался бездонной дырой в иные измерения. Должно быть, подумала Моа, теперь он не более чем обычная безделушка. Его энергия исчерпана. Он мертв.

Если артефакт мертв, то она, Моа, Бейну больше не нужна. Она сжала кулак, пряча диск от посторонних глаз. Нельзя, чтобы шеф тайной полиции узнал, что артефакт больше не работает.

Они с Мрачным Джеком отступили назад. Цитадель ничуть не изменилась, будто никто к ней и не прикасался. Однако и Моа, и Бейн не оставляли надежды. Не может же быть, чтобы ничего не произошло!..

Как вдруг Цитадель разом окрасилась багрянцем, словно каждое из ее многочисленных зеркал повернули к закату и грани приобрели цвет густой темной крови. Она больше не напоминала застывший ледяной вихрь, она стала замерзшей розой – зазубренной, неправильной, угрожающей. По площади пронесся дружный вздох, кто-то закричал, кто-то заплакал…

И тут роза начала распускаться.

В толпе раздались панические вопли. Солдаты стали нервно переглядываться и переминаться с ноги на ногу. Командиры приказали им отойти на безопасное расстояние. Бейн взял Моа за локоть и отвел туда, где стояли Турпан, Грач и Ваго.

А Цитадель все разворачивала свои зеркальные грани, словно лепестки, начиная с самых верхних. Все происходило в полной тишине: ни скрежета зубчатых передач, ни визга гнущегося металла. Бейн был потрясен. «Невероятно! – думал он. – Чтобы здание выкидывало такие коленца!.. Вот и еще одно доказательство того, как мы невежественны по сравнению с цивилизациями, существовавшими до Угасания».

Они стояли, зачарованно глядя на метаморфозы Цитадели, а грани ее все разворачивались и сдвигались, напоминая клубок извивающихся змей. Зеркала поворачивались под разными углами, отчего казалось, что поверхность стен колышется, идет волнами… А потом все прекратилось. Цитадель замерла. Она выглядела еще огромнее, чем прежде, как сосновая шишка, раскрывшая чешуйки. А вершина ее была увенчана множеством торчащих в разные стороны стеклянных щупалец.

Воцарилась еще более глубокая тишина.

– Проход открыт, – тихо сказал Бейн и показал.

Он был прав. Гигантские зеркальные секции стен у основания Цитадели повернулись ребром, открыв сотни входов. По всей высоте грани разошлись, явив миру сокровенное нутро Цитадели.

– Проход открыт! – повторил Бейн уже громче, голос его звенел от боевого азарта.

Мрачный Джек зашагал к Цитадели. Солдаты, повинуясь приказам командиров, выступили вперед. Турпан и Моа не отставали от шефа тайной полиции – направленные на них дула дум-пистолетов и эфирных пушек не давали и помыслить о побеге.

5. 2

Едва они вступили в пределы Цитадели, как их объял холод, словно на входе стояла завеса ледяного воздуха. Бейн настоял на том, чтобы идти первым, сразу за ним шли Турпан, Моа, Ваго и Грач в сопровождении небольшой свиты агентов тайной полиции. Солдаты осторожно двигались следом, нацепив детекторные очки и держа наготове эфирные пушки.

Открывшиеся входы вели в высокие сводчатые туннели с ребристыми стенами и потолками, облицованными то ли полированным камнем, то ли каким-то диковинным металлом. Своды туннелей имели продольное ребро посередине, так что образовывали как бы двойную арку над головами людей. Нигде не было заметно никаких стыков или швов, конструкция была столь совершенной, что казалась нереальной.

Из глубин Цитадели тянуло холодным воздухом, застоявшимся и безжизненным. У Турпана возникло неприятное ощущение, будто он спускается в глотку какого-то огромного зверя и скоро окажется в его желудке.

Он мог думать только о побеге, но пока что бежать было совершенно невозможно. Моа рядом с ним безропотно шла в недра Цитадели, до глубины души потрясенная тем, что оказалась в центре такого события: они шагали по коридорам, где нога человека не ступала со времен Угасания. А вот Турпану было наплевать на величие исторического момента. Он точно знал: тайная полиция ни за что не оставит их в живых после этой экспедиции. Потому что вскоре ему и Моа предстоит увидеть такое, чего им видеть наверняка не положено. Выродки, сбежавшие из гетто, для тайной полиции и не люди вовсе, а так, расходный материал. Вот их и пустят в расход.

Турпан ждал удобного случая. Никто не знал, с чем им предстоит столкнуться в Цитадели, и эта неизвестность давала ему преимущество. Когда-то он мечтал стать лучшим вором Орокоса. Теперь он хотел только одного: выжить и вытащить отсюда Моа.

Лизандр Бейн – теперь они знали его имя, так к нему обращались агенты тайной полиции, – забрал артефакт у Моа сразу же после того, как Цитадель отворила свои двери. Сначала Турпан не понимал, почему их заставили пойти вместе с остальными. «Должно быть, Бейн опасается, что внутри могут встретиться новые преграды, и рассчитывает снова использовать Моа», – в конце концов рассудил юноша. Он не знал об опасениях Моа, что теперь артефакт превратился в простую безделушку и больше не будет работать.

Наконец туннель закончился. Бейн и его люди медленно вышли в помещение, куда он открывался, и там остановились, пораженные. Даже Турпан не смог остаться равнодушным.

Это было похоже на сон. Колоссальный зал в черно-багровых тонах, широкими уступами спускающийся вниз. Уровни соединяли между собой изогнутые пандусы. Все было сделано из какого-то сверкающего материала, твердого, как камень, но пластичного, словно воск. Каждая деталь головокружительно сложного хитросплетения балконов, подиумов, мостов и ступенчатых пирамид, похожих на свадебный торт, была закругленной и гладкой. В воздухе, подобно миниатюрным солнцам, висели светящиеся шары, озарявшие зал приглушенным сине-зеленым светом. Каналы, наполненные светящейся жидкостью того же оттенка, пересекали пол во всех направлениях, складываясь в приятные для глаза узоры.

Солдаты начали рассредоточиваться по залу, занимая позиции. Для них происходящее было захватом вражеской базы. Но Бейн смело двинулся вперед, к середине зала. Его свита последовала за ним. Пол под ногами был твердым, как камень, однако почему-то глушил звук шагов лучше любого ковра. Слышались лишь шорох одежды, бряцание оружия и редкие хриплые приказы одного из офицеров.

Бейн остановился и замер. Он стоял, как скала, среди своих верных солдат. Словно первопроходец, торжественно ступивший на неизведанный берег, он озирал новую землю, на которую собирался заявить свои права.

– Никого нет дома, – усмехнулся Турпан. Бейн повернулся и вперил в него сердитый взгляд. Грач ухмыльнулся – его позабавил этот маленький бунт.

– Тогда нам нечего бояться, – ответил Мрачный Джек.

Он достал маленький предмет, похожий на округлый камень и такой черный, словно его выточили из самой тьмы и хорошенько отполировали. Бейн поднял его вверх, и стало заметно, что «камень» мягко пульсирует.

Грач взглянул на предмет с интересом, пытаясь прикинуть, сколько тот может стоить.

– Что это?

– Вот откуда мы знаем, что слухи о генераторе хаоса правдивы, – тихо сказал Бейн.

Он пристально смотрел на «камень», на поверхности… нет, казалось, в толще которого проносились в одном направлении крохотные искорки.

– Этот прибор Функционального века был найден очень давно. Мы установили, что его назначение – обнаруживать вероятностную энергию. Как компас, он всегда указывает на Цитадель. Это означает, что где-то здесь находится самый мощный в Орокосе источник вероятностной энергии. Генератор хаоса. Эта штука приведет нас к нему.

– И что тогда? – спросила Моа.

– Увидишь, – ответил Бейн. Он снова оглядел зал и сверился с черным устройством. – Нам туда.

– Шеф! – крикнул один из агентов тайной полиции, стоявший рядом. – Движение!

Солдаты замерли, подняв пушки, сотни стволов нацелились на большую черную сферу, плавно опускающуюся вниз из-под потолка в центре зала прямо на головы Бейну и его спутникам.

Моа вцепилась в руку Турпана с такой силой, что ее ногти порвали тонкую ткань его куртки.

– Не стрелять! – приказал Бейн. Сфера зависла в трех метрах от пола. Турпан видел свое отражение на ее поверхности. Стояла мертвая тишина.

– Она не одна, – негромко сказал один из людей Бейна.

И правда, еще несколько точно таких же шаров скользили вниз из сумрака, царившего под сводами зала. Одни шары двигались быстрее, другие медленнее, и остановились они тоже на разной высоте. На первый взгляд в их расположении не было заметно никакой системы…

– Если бы ты была Угасшей, – прошептал Турпан Моа, – и создала эти штуки для встречи желанных гостей, ты бы сделала их такими вот жуткими?

Моа, дрожа от ужаса, покачала головой.

– Вот и я бы не сделал, – сказал он и еще тише, чтобы никто не услышал, прибавил: – Готовься бежать. Сейчас что-то начнется…

И началось. Все сферы одновременно преобразились. На черной поверхности каждой из них появилась темно-красная картинка. Изображения были стилизованы и мерцали, словно в плохо настроенном паноптиконе, но с первого взгляда было ясно, что это такое. Черепа.

Сердце Турпана бешено заколотилось от дурного предчувствия, а через мгновение огромный зал, который только что казался ему похожим на сон, превратился в кошмар.

Из черных шаров раздался оглушительный визг, и по залу пронесся порыв ветра, дико взлохматив дрэды Турпана и едва не сбив с ног Моа. Вместе с ветром возникло чувство всепоглощающего животного ужаса, и у Турпана перехватило дыхание. В последний момент он еще успел подумать: «Это все не настоящее, не настоящее, бояться нечего…» – а потом все мысли из головы вымел панический страх, который излучали сферы с черепами, и Турпан, как и все остальные, потерял рассудок.

Он забыл, где находится, знал только, что это самое ужасное место в мире и что надо отсюда срочно выбираться. Но ноги отказывались подчиняться ему, мышцы превратились в кисель. Повсюду в воздухе парили красные черепа, исторгающие невыносимый визг. На неверных ногах Турпан поковылял прочь, то и дело слепо натыкаясь на кого-то. Потом он увидел, что люди вокруг – вовсе не люди: их лица были ужасны, перекошены, с выпученными невидящими глазами. Это были чудовища! Сплошные монстры! Бежать, бежать отсюда! Остальное не важно…

Но бежать было некуда. Чудовища окружали со всех сторон.

Турпан шарахнулся в одну сторону, в другую, нога его обо что-то зацепилась, и он с грохотом рухнул на пол. Как оказалось, он споткнулся об одно из чудищ – оно валялось на полу, сжавшись в комочек. Оно тоже вселяло страх, однако почему-то казалось знакомым, и это удержало Турпана, хотя больше всего ему хотелось кинуться наутек. Неподалеку кто-то палил из эфирной пушки. Оказывается, у некоторых чудищ есть оружие. Они стреляли почем зря в воздух и друг в друга. Турпан встал на ноги, но зашатался под напором безумия, царящего вокруг, и рухнул на колени возле чудовища, которое казалось знакомым.

«Это все неправда», – пронеслось в голове.

Вид съежившегося на полу монстра почему-то придал ему сил, и Турпан смог подавить свой страх настолько, что к нему отчасти вернулся разум. Это корчащееся существо… Надо заставить его развернуться, чтобы разглядеть, понять, что это такое… Его пальцы коснулись кожи существа. Кожа была прохладной.

«Моа! Это же Моа! – понял он и попытался внушить себе: – Страх не настоящий, не настоящий, не…»

Он схватил девушку, она завизжала и попыталась вырваться. Но она была слишком слаба и напугана, чтобы бороться. Турпан заставил ее подняться на ноги. Моа была единственным, что позволяло ему сохранять рассудок в этом царстве хаоса, не давало снова соскользнуть в истерику.

– Моа! – крикнул он. – Моа, это я!

Все напрасно: для нее голос Турпана был громовым рычанием, жутким и бессмысленным, Моа только вскрикнула и попыталась зажать уши. Тогда он потащил ее куда-то, двигаясь наобум, лишь бы убраться подальше. Вокруг раздавались крики людей и визг эфирных пушек. Вскоре дорогу им преградило мертвое тело. Убитый солдат.

«Всего лишь человек, а не чудовище», – сказал себе Турпан.

Почти не соображая, зачем он это делает, юноша протянул руку и сорвал с лица солдата детекторные очки. Только потом он понял, что заставило его так поступить: солдаты палили в воздух, то есть по невидимым врагам. Это могло означать только одно.

Призраки. Турпан надел очки и увидел их.

В рядах солдат Протектората царило смятение. Страх, излучаемый черными шарами, свел их с ума, и они принялись сражаться друг с другом и со всем, что двигалось. Некоторые бежали по туннелю к выходу, некоторые палили во все стороны, другие сбились в кучу от ужаса. А между ними метались сверкающие силуэты призраков. Эфирные сущности, будто скаты в морских глубинах, скользили на крыльях от одного человека к другому, выбирая жертву. В зале уже носились, нападая на людей, два десятка свежеиспеченных оборотней. Но большинство призраков не слишком интересовались жалкой горсткой солдат, проникших в Осевую Цитадель. Они стремились туда, где туннель выводил на свободу.

Турпан на мгновение представил себе, какое потрясение ждет толпу зевак, оставшуюся снаружи ждать возвращения экспедиции. Цитадель распахнула свои двери – и теперь оттуда, словно из потревоженного осиного гнезда, повалят призраки. Вскоре на площади поднимется крик. Первой целью призраков станет Нулевой шпиль: они почему-то всегда прежде всего атакуют сооружения Протектората. После этого они наводнят весь район. Нервная система и мозг Орокоса будут парализованы. Это катастрофа.

Зачем только они открыли Цитадель! Бейн и его подручные понятия не имели, во что вмешиваются…

Но сейчас Турпану было не до того, чтобы думать о последствиях. Надо было вытащить Моа в безопасное место и выбраться самому. Каким-то чудом ему удалось сориентироваться, и они с Моа поковыляли к выходу из зала. Очки отфильтровывали самые страшные галлюцинации, а присутствие Моа придавало Турпану мужества. Нужно быть сильным, чтобы защитить ее. Он нужен Моа.

Он вспомнил, как хотел расстаться с ней, позволить ей уплыть с Чайкой, а самому пойти своим путем. Как ему только в голову пришла такая чушь! Они не могут друг без друга. Он не позволит никому разлучить их.

Невыносимый визг делался все тише, и, оглядевшись, Турпан быстро понял почему. У некоторых солдат хватило ума открыть огонь из дум-пистолетов по черным сферам – источнику всеобщего ужаса. Несколько шаров уже сбили. Должно быть, эти механизмы Функционального века были предназначены выводить противника из строя, насылая на него страх. Каждый раз, когда падала очередная сфера, Турпан чувствовал, как панический ужас немного отступает и мысли проясняются.

Вскоре солдаты опомнились настолько, что смогли организовать сопротивление призракам, но Турпан не собирался отказываться от мысли о побеге. Моа плакала навзрыд, перепуганная до потери рассудка, но больше не упиралась и не вырывалась. Турпан побежал к туннелю, не выпуская ее руки. Сгустки эфира с шипением проносились над головой, в воздухе сновали призраки, но никто не обращал внимания на двух подростков-изгоев. Пока они не оказались почти у входа в туннель.

Там Турпан остановился, оглянулся – и встретился глазами с Ваго. Голем бесстрашно уничтожал призраков, защищая Бейна, и несколько тварей уже поплатились за опрометчивую попытку атаковать его. Ваго поглотил их, и теперь зубчатый гребень на его спине искрился эфирной энергией.

Поймав взгляд Турпана, Ваго с ненавистью оскалился, отбросил в сторону оружие и ринулся через зал на четвереньках, расправив за спиной крылья. Бейн закричал, чтобы голем немедленно вернулся, но тот не слышал – или не хотел слышать.

Турпан тихо выругался и со всех ног побежал к туннелю, волоча за собой Моа. Ваго бросился в погоню за ними.

5. 3

А глубоко в толще скал Орокоса, в сотнях метров под землей, мужчины, женщины и дети Килатаса готовились к отплытию. Завтра они отправятся к земле обетованной. Завтра свершится то, чему они посвятили свои жизни. Завтра они бросят вызов водорезам.

Никто из них не допускал и мысли о неудаче. На верфи кипела бурная деятельность, жители Килатаса спешно досмаливали корпуса последних судов. Каждый дополнительный борт увеличивал их шансы выжить, предоставив водорезам еще одну цель для нападения. По тайным тропам, ведущим в подземный город, сплошным потоком шли люди, нагруженные провизией. Остатки скудных сбережений беглецов были пущены на покупку грубой пищи – припасов в дорогу. Те из посвященных в тайну Килатаса, кто оставался наверху, чтобы охранять подходы, торопливо возвращались в гигантскую пещеру.

Чайка и Щур шли к дому предводительницы. Справа от них была верфь, где на строительных лесах копошились многочисленные строители и механики. Слева находились причалы, где ждали своего часа десятки пришвартованных судов: ржавые старые калоши, шлюпки, буксиры – все, что угодно, лишь бы держалось на плаву и имело двигатель. Взрывники проверяли и перепроверяли взрывчатку, заложенную у западной стены, – им не терпелось обрушить скалу, впустить в пещеру солнечный свет и открыть дорогу в море. Все было готово, оставалось лишь спустить на воду последние суда. И все же Чайка не могла отделаться от ощущения, будто что-то идет не так.

Просто нервы, говорила она себе. Но и сама в это не слишком верила.

Шур был ученым-самоучкой и прирожденным гением. Именно он разработал сложные алгоритмы, которые предсказывали, сколько появится водорезов. И он же рассчитал вероятность выживания, основываясь на скорости и количестве кораблей, скорости и количестве водорезов и дальности границы действия водорезов – дальность эта тоже менялась каждый день, и ее приходилось предугадывать и учитывать.

В Орокосе не существовало заметных отличий между временами года, как и между годами и месяцами. Про событие, произошедшее несколько десятков дней назад, говорили, что оно было «давным-давно» или, например, «в тот день, когда нас залило». Поэтому Чайка не могла сказать, как давно она начала собирать людей и строить Килатас, сколько времени понадобилось Щуру, чтобы сделать расчеты, как долго они строили корабли. Но завтра все это закончится.

Щур был коротышкой с маленькими подслеповатыми глазками и венчиком седеющих волос вокруг лысины. Он носил узкие темные очки и потрепанную коричневую куртку, шаркал при ходьбе и вечно что-то бубнил. Они составляли странную пару – неопрятный сутулый ученый и прямая как струна, безупречно причесанная, строгая предводительница с цепким взглядом.

Да, завтра наконец настанет день, которого он так долго ждали, но Чайка не чувствовала никакой радости. Что-то не давало ей покоя. Что-то было не в порядке. Вот только что?..

Обсуждая на ходу предстоящее отплытие, они с Щуром вошли в полутемный дом Чайки. Она закрыла дверь и замерла у порога комнаты, словно гфислушиваясь; потом внимательно оглядела скудную обстановку. Щур продолжал рассуждать о своей новой идее насчет распределения жителей по кораблям, но тут заметил выражение лица предводительницы.

– Что-то не так?

– Что-то изменилось, – ответила Чайка. – Будто бы что-то сдвинули с места…

– Ты уже несколько дней вся на нервах, – заметил Щур.

– Знаю, – признала она. И снова оглядела комнату. – Вот оно!

Дело было в картине. Лелек вернулась. Она отсутствовала с того самого дня, как направила Турпана и Моа в Нулевой шпиль.

Рисунок в раме полностью изменился. Раньше на нем был изображен городской пейзажик; но теперь улицы едва виднелись на заднем плане. Почти всю картину занимала Лелек. Она стояла так близко, что казалось, вот-вот спрыгнет с репродукции. Лицо ее застыло в немом крике, глаза были полны тревоги, одна ладонь с растопыренными пальцами выставлена вперед, словно упершись в оконное стекло – казалось, девочка пытается вырваться из картины. Вторая рука была отведена назад и сжата в кулак, как будто Лелек хотела разбить невидимую преграду.

Чайку окатило холодом. Она замерла перед картиной, всматриваясь в нее. Девочка была совсем как живая, даже не верилось, что она состоит всего лишь из воды и туши. В ее глазах застыла мольба. Ее крик был полон страха и отчаяния. Чайка присмотрелась. Нет. Лелек боялась не за себя. Она мучительно пыталась что-то донести до них, стоящих по другую сторону невидимой преграды, но не могла…

– Что это значит? – спросил Щур.

И внезапно Чайка поняла. Бегство Ваго, уход Моа и Турпана к Нулевому шпилю, а теперь… Это предостережение!

– Вот крюч! Они о нас узнали, – выдохнула она. – Протекторат. Они знают о Килатасе. – Она повернулась к Щуру, и в ее голосе зазвенела сталь. – Они идут сюда.

– А?.. Что?.. – промямлил ученый. – Откуда ты знаешь? Как ты можешь это знать?

Чайка, забыв о нем, металась по комнате.

– Нам надо уходить. Надо плыть. Прямо сейчас.

– Мы не можем плыть сейчас! Водорезы разорвут нас на куски!

– Если мы не отплывем сейчас, мы вообще не отплывем! Протекторат знает о нас, значит, они уже послали сюда войска. К ночи они соберут на воде дредноуты, мы не проплывем и двух сотен метров! А если даже сейчас бросить все и бежать из Килатаса в другие убежища, солдаты встретят нас на полпути!

– Но водорезы!..

Чайка смотрела в окно, скрестив руки, притоптывая в возбуждении ногой.

– Мы можем собраться за несколько часов. Провизия по большей части уже на борту. Недоделанные корабли бросим. Нужно только погрузить на борт всех людей. – Ее взгляд метался, оглядывая строителей на верфи. – Если мы отплывем сегодня, каковы будут жертвы?

– Девяносто процентов, – ответил Щур не задумываясь. – Мы столкнемся с семью водорезами.

– Девяносто процентов, – повторила Чайка, внутренне обмирая. – Против ста процентов, если Протекторат доберется сюда во время…

– Если солдаты Протектората вообще придут, – прибавил Щур. Он почесал макушку и произнес извиняющимся тоном: – Если ты зря разволновалась, твоя ошибка будет стоить жизни очень многим.

– И я могу оказаться в их числе, – возразила Чайка. – Я знаю, что поставлено на карту. Я не ошибаюсь.

Щур с сомнением смотрел на нее.

– Ты уверена?

– Я уверена, что скорее умру, чем позволю Протекторату отнять у нас шанс обрести свободу, – ответила она.

Чайка замерла на месте. В тусклом свете, льющемся из грязного окна, она была похожа на статую. Потом она резко повернулась к Щуру, и иллюзия исчезла.

– Мы отплываем. Немедленно.

5. 4

Турпан и Моа бежали по туннелю. Стены его были бледно-голубыми, с металлическими ребрами, из фонарей в нишах лился мягкий успокаивающий свет. Ваго быстро настигал беглецов.

– Я вас догнал, мерзавцы! – донесся сзади его сдавленный голос. – Вам не скрыться!

– Сюда! – прошипел Турпан.

Моа увидела, что он указывает на какую-то решетку, похожую на серебристую паутину, в самом низу стены туннеля. За ней находился воздуховод, а может быть, технический канал, а может быть… да все, что угодно! Главное, что Ваго в такой узкий лаз не протиснется. Наверное.

Турпан с разбега упал на колени и схватился за решетку в надежде расшатать и вырвать ее, но, к его удивлению, решетка растаяла при его прикосновении, открыв круглую дыру и темноту за ней. Похоже, там начиналась неизвестно для чего предназначенная труба, сделанная из того же незнакомого материала, что и стены вокруг. Выбирать было не из чего.

Турпан подтолкнул Моа, и она без колебаний скользнула в отверстие. Куда бы ни вела эта труба, хуже разъяренного Ваго ничего быть не может. Но, оказавшись внутри, девушка обнаружила, что ее плечи едва не задевают стенки лаза. Он был таким тесным, что невозможно повернуться, да еще и совершенно темным – ни единого лучика света. Моа ощутила острый приступ клаустрофобии. Если они застрянут здесь – что очень даже возможно, – то никогда не выберутся. От страха ей стало трудно дышать.

Но Моа большую часть жизни была воровкой, и ей доводилось лазать по еще более узким ходам. Извиваясь змеей, она поползла вперед. Прочные стенки трубы, казалось, готовы были раздавить ее…

Турпан ждал в туннеле, нервно оглядываясь. И тут из-за поворота появился Ваго. Голем бросился к нему, оскалив стальные клыки, и Турпан поспешно втиснулся в трубу вслед за Моа. Ему повезло, что он был не шире ее в плечах и худой, как палка. Ранец его дыхательного прибора гулко стукнулся о трубу. На мгновение Турпану показалось, что он застрянет и его ноги останутся болтаться в туннеле перед носом у голема. Но он все-таки прополз вперед, едва не тычась лицом в грязные подошвы сапог Моа. Ваго просунул в лаз голову, вытянул длинную руку, его средний палец вцепился в сапог Турпана – и соскользнул, а к тому времени, как голем повторил попытку, его жертва была уже слишком далеко.

– Я вас найду! – взвыл Ваго им вслед. – Я вас найду, выродки покрюченные!

Он снова выругался, и больше они его не слышали. Турпан и Моа торопливо пробирались по трубе, тишину нарушало только их учащенное дыхание.

Когда они отползли достаточно далеко от туннеля, Турпан окликнул девушку и, немного повозившись, передал ей детекторные очки. В них можно было видеть в темноте, а сейчас это было явно нужнее Моа, ведь она ползла первой. Двигаться в такой тесноте было страшно трудно, но девушка, извернувшись, сумела-таки забрать очки и надеть их. Ее глазам предстала ничем не примечательная гладкая труба. В точности такая, какой и представлялась. Это немного успокоило Моа.

– Что с ним случилось? – спросила она, и эхо повторило ее слова.

– С Ваго? – переспросил Турпан. – Он враг. Он с самого начала был шпионом. Просто сейчас ты увидела его истинное лицо.

– Нет, – пробормотала Моа. – Нет, он изменился.

– Он не изменился, – отрезал Турпан. – Просто раньше он очень хорошо притворялся. Он нас всех надул. – Турпан вздохнул. – А теперь давай отсюда выбираться. Там были тысячи дверей, помнишь? Вся Цитадель стоит нараспашку. Нам нужно найти выход.

Моа немного подумала и робко напомнила:

– А как быть с водорезами?

– А что с водорезами?

– Если мы их не выключим, люди Килатаса погибнут.

– Как мы их выключим? Ты думаешь, тут где-то есть выключатель, щелк – и дело в шляпе?

– Почему бы и нет? – спросила Моа.

– А ты знаешь, где он находится? Готов спорить, что нет.

Турпан подтолкнул ноги Моа, и она снова поползла вперед.

– Там, сзади, сотни солдат Протектората, – продолжал он. – Думаешь, они тут бессильны, а мы – нет? Если выберемся отсюда, успеем добраться до Килатаса и предупредить Чайку. А к тому времени Бейну удастся отключить генератор хаоса или еще что-нибудь сделать.

Моа прикусила губу. Турпан говорил разумно, но она чувствовала: для него главное, чтобы она согласилась бежать с ним. Ради этого он наговорит что угодно.

– Разве ты не хотел изменить свой мир, Турпан? Не хочешь попробовать?

– Я уже попробовал, – ответил он. – И вот куда это нас привело. И если мы не выберемся, Протекторат будет самой меньшей из наших бед. Должно быть, сейчас на улицах идут бои с призраками и будет еще хуже.

– Тогда пойдем искать генератор хаоса. Если мы его отключим, призраки исчезнут!

– Мы не герои! – рявкнул Турпан, но респиратор приглушил его слова.

Юноша схватил Моа за щиколотку, заставив остановиться.

– Послушай. Мы ничего не можем сделать. Нам нужно позаботиться о себе.

– Именно потому, что каждый заботится только о себе, наш мир такой, какой есть, – тихо ответила Моа и поползла вперед.

После этого они долго не разговаривали.

Труба сделала несколько плавных поворотов, пошла вниз, несколько раз пересеклась с другими трубами, назначение которых тоже было им неизвестно. Однажды они услышали далекое гудение огромного вентилятора и предположили, что эти трубы служат воздуховодами Цитадели. А может, и нет. Никому не дано понять системы и механизмы Функционального века.

Турпан и Моа потеряли счет времени. Они продвигались мучительно медленно и не знали, сколько еще им придется корячиться в этой трубе. И лишь когда они уже совсем выбились из сил, впереди показался выход.

Труба привела их в гигантскую вертикальную шахту, залитую мягким зеленым светом. Во всех направлениях ее пересекали десятки тонких серебристых трубок. Стенки трубок были полупрозрачные, внутри можно было разглядеть пучки проводов в синей изоляции, сделанной из похожего на резину материала. Внизу сквозь переплетение этих проводов виднелось дно шахты. Оно представляло собой металлическую решетку, а под ней плескалась вода. По стенам шахты было укреплено множество металлических площадок, соединенных лесенками, они начинались от самого дна и шли вверх неровной прерывистой спиралью.

– Вверх или вниз? – спросила Моа.

Турпан прислушался. За стенами шахты все еще слышались отдаленный грохот эфирных пушек и крики солдат. Снизу донесся грохот и звон, будто там что-то упало. Люди были где-то рядом.

– Вверх, – сказал Турпан, хотя ему очень хотелось оказаться поближе к земле и выходам на площадь. – Сейчас слишком опасно спускаться вниз. Давай попробуем перебраться на ту сторону шахты, а там посмотрим.

Они поднялись по короткой лесенке на следующую висячую площадку, где была встроенная в стену приборная панель с множеством переключателей и регуляторов загадочного назначения. Оказавшись на площадке, Турпан и Моа увидели, что в противоположной стене шахты, на несколько уровней выше, имеется дверь. До нее можно было добраться, поднимаясь с площадки на площадку. Турпан направился к следующей лестнице, поставил ногу на ступеньку и уже взялся за перила, но тут Моа испуганно ахнула и до боли сжала его плечо. Турпан оглянулся на нее, и она взглядом указала вниз.

На дне шахты стоял Ваго. Он бесшумно крался, вертя головой из стороны в сторону и наполовину расправив крылья. Между зубьями его спинного гребня с шипением проскакивали разряды эфира – во время битвы в зале голем впитал в себя столько призраков, что запасся энергией на очень долгий срок.

Турпан замер, боясь пошевельнуться. Моа тоже будто окаменела, следя за Ваго сквозь переплетение проводов и труб. Только бы он не догадался посмотреть вверх!

Голем крадучись вышел на середину решетки, закрывающей дно шахты, и остановился. Моа нервно сглотнула. Что-то в том, как он двигался, выдавало: он чувствует, что за ним наблюдают.

«Здесь нет ничего интересного, – мысленно попыталась внушить ему девушка. – Просто уходи. Уходи».

Ваго словно услышал ее – но не поверил. Он запрокинул голову и нашел Моа взглядом.

– Вот вы где, – проворчал он.

Турпан стряхнул с себя оцепенение и со всей возможной быстротой полез вверх по лестнице. Моа не отставала. Ваго сгруппировался и подпрыгнул. Взлетев вверх на добрых шесть метров, он ловко приземлился на одну из серебристых труб. Расправленные крылья помогли ему не потерять равновесие. Пока Турпан и Моа бежали по следующей платформе к лестнице, он прыгнул снова, схватился за трубу руками, подтянулся и встал на нее. Было ясно, что так он быстро их догонит.

Турпан поднялся по следующей лестнице. Они уже одолели большую часть пути и приближались к заветной двери. На краю очередной платформы стояло нечто вроде пульта управления, похожего на кафедру. Турпана вдруг осенило.

Он пнул пульт ногой и с удивлением увидел, что тот немного сдвинулся. «Кафедра» была закреплена, но не слишком надежно. Турпан нанес новый удар, и пульт покосился. Еще удар, и пульт накренился над пропастью.

Тем временем Моа тоже влезла на площадку, увидела, что делает Турпан, и пришла ему по помощь. Отчаянно пиная пульт, им удалось повалить его. И тогда Турпан столкнул тяжелую металлическую конструкцию вниз, в шахту. Прямо на Ваго.

Голем услышал шум и увидел опасность, уклониться было невозможно: пульт с грохотом налетал на серебристые трубы, ломал их и отскакивал под другим углом. Из поврежденных труб брызгала маслянистая синяя жидкость. Ваго рассчитал вероятную траекторию последнего рикошета и прыгнул, чтобы уйти от удара, но труба, на которую он приземлился, была повреждена и сломалась под его тяжестью. Пульт пролетел мимо, сметая все на своем пути, и голем несколько секунд падал вместе с ним, пока не схватился рукой за целую трубу. Ваго повис на ней, а пульт тем временем проломил решетчатый пол шахты и провалился в воду.

Жидкость из разбитых труб дождем лилась вниз. Голем подтянулся и встал на трубу. Его коричневая кожа была вся в синих подтеках. Ваго взвыл и снова ринулся в погоню. Разъярившись еще больше, он поднимался по стволу шахты гигантскими прыжками.

Турпан и Моа не стали терять времени, чтобы полюбоваться на результаты своего вандализма. Пока пульт крушил шахту, они добрались до двери. Однако дверь не открывалась.

– Попробуй толкнуть ее! – закричала Моа. Рядом с дверью была гладкая черная панель – вероятно, она и служила чем-то вроде замка, вот только как заставить ее пропустить их?

– Я уже толкал, – огрызнулся Турпан.

Он провел руками по поверхности двери, пытаясь нащупать стык створок, но ничего не обнаружил.

Моа заглянула вниз через край площадки. Ваго неотвратимо приближался. Бежать было некуда.

– Заставь ее работать, Турпан! – в отчаянии взмолилась она.

– Это ты у нас спец по замкам! – ответил он. – Вот и иди сюда!

– Это наука Угасших! – возразила Моа, но все же подошла. – Что я знаю о науке Угасших? Ты думаешь, я могу просто махнуть рукой и замок откроется? – И она помахала рукой перед черной панелью, чтобы показать всю смехотворность своего предположения.

Раздался мелодичный звон, и дверь скользнула в невидимых пазах, спрятавшись в стену. Турпан в изумлении уставился на подругу.

– Кто мог знать? – пожала плечами Моа. Он схватил ее за руку и втолкнул в проход.

За дверью оказалась маленькая комната, способная вместить шесть-семь человек, не больше, с округлыми стенками, похожая на огромное яйцо.

– Закрой дверь! – крикнул Турпан. Ваго мог запрыгнуть на площадку в любую секунду. Моа беспорядочно шарила руками по стенкам в поисках чего-нибудь, похожего на черную панель, но внутри комната была совершенно гладкой.

– Я не знаю! Не знаю, что делать!

– Ну так придумай, пока Ваго лезет вверх! – ответил ей Турпан.

И как только он произнес слово «вверх» снова раздался звон. В то же мгновение голем перелетел через край платформы и с глухим стуком приземлился в нескольких шагах от двери. Он опоздал лишь на долю секунды. Створки двери уже скользили навстречу друг другу. В последний момент перед тем, как проход закрылся, Ваго успел ударить дверь плечом, но это ему не помогло.

В маленькой комнатке, где замерли от страха Турпан и Моа, наступила тишина и возникло ощущение движения. Они ехали вверх.

Турпан посмотрел на потолок комнаты, словно надеялся увидеть сквозь него то, что ждало их наверху. Холодные, бледные пальцы Моа сжали его ладонь.

Осевая Цитадель везла их неведомо куда. Им оставалось только ждать.

5. 5

– Сдерживайте их! Сдерживайте! – кричал командир справа от Бейна.

Залп эфирных пушек был направлен против созданий, которые прежде были его людьми. Призраки завладели оболочками многих солдат, и тем, кто избежал этой участи, теперь приходилось уничтожать тела своих бывших товарищей. Оборотни беззвучно падали, энергетические фантомы покидали их тела, и солдаты тут же взрывали их сгустками эфира. Но на смену уничтоженным приходили все новые призраки.

Ряды войск Протектората в Цитадели безнадежно смешались. Когда черные шары наслали панику, люди бросились кто куда, не разбирая дороги, лишь бы убраться из зала. А у входов в туннели на них напали призраки. Бейн был одним из немногих, кому удалось сохранить ясную голову. Благодарить за это ему следовало тренировки, которые проходили все агенты тайной полиции, чтобы закалить волю и научиться противостоять пыткам. Мрачный Джек и его свита отступили в туннели – там было легче обороняться. Оказавшись за пределами зала и освободившись от влияния черных шаров, они собрали тех из солдат Протектората, кого сумели, и создали пусть небольшой, но организованный отряд. Хотя положение оставалось отчаянным, теперь у них по крайней мере была возможность сражаться.

Многие хотели покинуть Цитадель как можно скорее, но Бейн безжалостно пресек такие разговоры. Он не собирался признавать поражение. Он вгляделся в прибор Угасших, который принес с собой. Детектор вероятностных энергий выведет их к генератору хаоса. И пока они не уничтожат генератор, они отсюда не уйдут.

Бейн был очень зол на Ваго. Он взял с собой голема еще и потому, что тот был самым эффективным оружием против призраков, имевшимся в распоряжении Протектората. Но этому уроду крюченному вздумалось сбежать ради какой-то идиотской вендетты! Впрочем, Ваго ведь и сам предупреждал Бейна: он еще не настроен как следует. Его научили ненавидеть выродков, но не научили управлять своей ненавистью. Полагаться на голема было нельзя.

Зато Грач по-прежнему держался подле шефа полиции и, как ни странно, не делал ни малейших попыток сбежать. Раньше Бейн думал, что вора удерживает только «убеждатель», но, похоже, все было сложнее. Мрачный Джек втайне радовался, что не потерял Грача. Конечно, выглядит парнишка неприглядно, но у него определенно есть задатки. Его откровенные безжалостность и коварство вызывали у Бейна нечто вроде восхищения. Когда они отсюда выберутся, он позаботится о том, чтобы этого парня обучили приемам тайной полиции. Обычно выродков в нее не брали, однако случались и исключения. А такой талант, как у Грача, грех было бы упустить.

Грачу не выдали очков, но у него хватило ума разжиться ими в суматохе отступления. С тех пор он не отходил от Бейна. Ведь самому Грачу нечем было отбиваться от призраков, а Бейн без промаха бил из эфирной пушки.

Они углублялись в недра Цитадели, выбирая туннели поуже, где легче было обороняться. Потери росли, но Бейну было наплевать. Если он достигнет цели, любые жертвы окупятся.

Им часто приходилось подниматься по лестницам и пандусам. Дорогу освещали фонари в стенных нишах, а иногда – светящиеся шары, которые услужливо плыли в воздухе рядом с людьми. На каждом уровне отряд встречал сопротивление, но солдаты уже обрели уверенность и призраки не могли их остановить.

– Мы близко, – пробормотал Бейн. – Мы уже близко…

– Атака с тыла! – раздался крик, и толпа солдат-оборотней и призраков набросилась на отряд из-за угла.

Арьергард отступил в туннель, отстреливаясь. Кто-то толкнул Грача, тот пошатнулся и упал на Бейна, сбив его с ног. Несколько драгоценных секунд они комично барахтались на полу, пока Бейн не спихнул с себя выродка и не вскочил на ноги.

– Неуклюжий идиот! – рявкнул он, сверля парня свирепым взглядом.

Грач ухмыльнулся.

– Виноват, шеф, – сказал он без тени раскаяния.

Залп эфира с визгом пронесся по туннелю, уничтожив дюжину призраков. Бейн быстро убедился, что с тыла враг не прорвется, и протолкался в первые ряды, где авангард отстреливал встречных призраков.

Один из командиров заметил его появление.

– Впереди что-то есть, – сказал он.

Бейн посмотрел. Туннель впереди заканчивался высокой и узкой аркой, а за ней виднелось мягкое, переливающееся разными цветами свечение.

– Расчистить проход к этой арке, – приказал Мрачный Джек.

Он посмотрел на детектор вероятностной энергии и убедился, что все огоньки в его черной глубине летят по направлению к арке. Солдаты рассредоточились по туннелю и заняли позиции по обеим сторонам, Бейн прошел вперед и остановился у выхода. Какое-то время он смотрел, потеряв дар речи; потом медленно шагнул под арку.

Перед ним был генератор хаоса.

От одного его вида дух захватывало. В зале, который поразил своими размерами даже Мрачного Джека, царила исполинская машина. Стены из зеленовато-черных сот были закругленными и сходились кверху, так что помещение имело форму цветочного бутона. «Лепестки» не были плотно сомкнуты, и сквозь отверстие в потолке в зал проникал узкий столб солнечного света, пронзающий слои разноцветного тумана. Воздух под сводами зала колебался, и туман покачивался и вихрился. Он исходил с острия шпиля на вершине генератора хаоса, стекал с него, словно чернила с кончика пера. Цвета были знакомые: в такие цвета окрашивалось небо при вероятностном шторме, такие цвета создавал артефакт Моа. Цвета чистой вероятностной энергии, цвета перемен.

Бейн стоял на нешироком мосту, перекинутом над бездной. Еще два таких же моста начинались у других арок, неотличимых от той, через которую вошел Мрачный Джек. Мосты вели к круглой галерее, кольцом охватывающей центральный шпиль, иглу из металла, ощетинившуюся сложными техническими устройствами и уходящую вверх на немыслимую высоту. По окружности галереи шли какие-то приборные панели или пульты управления. Значит, это и есть его мозг. Вот откуда Угасшие отдавали приказы.

Бейн пошел к шпилю, не обращая внимания на предостерегающие крики солдат. Он стремился вперед, как мотылек на огонь. Он не мог устоять.

Большая часть корпуса генератора находилась ниже уровня мостов. Все пространство внизу занимал словно бы город в миниатюре: множество маленьких шпилей и каких-то загадочных конструкций. Тут и там все это причудливое скопление прорезали блестящие траншеи. По соседству с рядами черных шаров, потрескивающих от эфира, гнездились мигающие индикаторы и целые семейства переключателей. Бесшумно вращались гироскопы, а между ними перелетали туда-обратно крошечные сгустки света. Бейн шел на огромной высоте над всем этим, и лишь тонкий металл мостика отделял его от бездны под ногами.

Это был самый сложный, самый прекрасный образец механического устройства, который Мрачному Джеку доводилось видеть. Вершина достижений забытого народа, научившегося воздействовать на саму ткань реальности. Протекторат не мог и надеяться повторить это: наука Угасших ушла настолько дальше их собственной, что казалась магией. Сердце Бейна наполнилось гордостью, когда он подумал, что когда-нибудь его народ сумеет изобрести нечто столь же грандиозное. Если будет время. Если будут мир и порядок.

Он повернулся к арке, где ждали солдаты.

– Несите взрывчатку!

5. 6

Раздался мелодичный звон, двери лифта открылись, и Моа вышла на солнечный свет.

Помещение представляло собой пятиугольник неправильной формы, все грани которого были разной длины. Одной стены, той, что напротив лифта, не было вообще. То есть раньше ее закрывали зеркальные панели наружного панциря Цитадели, но теперь они раздвинулись. Другую стену занимали ряды переключателей и индикаторов – гигантский пульт управления. Знать бы еще, чем и как он управляет… В центре стояла на пьедестале какая-то конструкция из серебристых стержней и шаров – должно быть, абстрактная скульптура.

Не обратив на конструкцию никакого внимания, Моа прошла мимо, прямо к небу, где в прозрачной синеве плыли тонкие полоски облаков и ослепительно сияло солнце. Турпан присоединился к ней, они замерли у самого края и стали смотреть на город. Двери лифта бесшумно сомкнулись у них за спиной.

Отсюда, с вершины Цитадели, открывалось захватывающее зрелище. Только облепленные строениями одинокие горы на краю Орокоса могли соперничать с Цитаделью по высоте. Весь город, точнее, западная его половина была видна как на ладони. Окраины тонули вдали в золотистой дымке. От центра города до самой кромки плато тянулась прямая как стрела, сверкающая лента Западной артерии. По пути от нее отделялись тысячи малых каналов, расходящихся по районам подобно серебристым кровеносным сосудам. Высокие стены между территориями делали город похожим на гигантскую мозаику. Исполинские сооружения Функционального века вздымались над скоплениями более поздних построек, и казалось, что все здания нынешней эпохи – это плесень, разросшаяся на костях предков.

Но несмотря на это, город был прекрасен.

– Мог ли ты когда-нибудь подумать, что нам доведется увидеть такое? – прошептала Моа.

На глазах у нее от полноты чувств выступили слезы.

Турпан обнял девушку за плечи, и она прижалась к нему, привычно ища поддержки. Сам Турпан тоже не мог оторвать глаз от раскинувшегося перед ними пейзажа.

– Нет. Конечно, не мог… – ответил Турпан.

И вдруг он неожиданно для себя стал лучше понимать Моа, ее мечту о далеких краях, где царят счастье и красота. Так вот почему каждую ночь она путешествовала по стране своих грез, вот почему все время говорила о новом мире за горизонтом!.. Ей не хватало того светлого, головокружительного восторга, который охватил их сейчас, при взгляде на Орокос с невероятной высоты.

– Приветствую вас, – произнес голос у них за спиной.

Турпан и Моа испуганно обернулись.

В зале не было дверей, кроме той, через которую они вошли. Так откуда же взялся этот невысокий пожилой человек с коротко подстриженной каштановой бородкой? И почему на нем этот нелепый старомодный костюм?

– Кто вы такой, крюч раздери? – спросил Турпан.

– Мое имя – Бенеджес Фрайн, – прозвучало в ответ.

Приглядевшись, Турпан заметил, что силуэт незнакомца чуть мерцает.

Моа покосилась на конструкцию, которую приняла за скульптуру, и увидела, что по ней вверх-вниз проносятся крохотные искорки эфира. Каким бы настоящим ни выглядел этот человек, это была только иллюзия. Моа уже приходилось видеть проецированные изображения.

– На самом деле вас тут нет, – сказала она.

– Верно, – согласился он. – Я умер около шестисот лет назад.

Турпан и Моа недоуменно уставились на него – в нынешнем Орокосе не мерили время годами.

– Это долгий срок, – пояснил Фрайн. – Очень, очень долгий. То, что вы видите, – это моя реконструкция, оставленная здесь на тот случай, если кто-нибудь вроде вас сумеет пройти сквозь защитные системы Цитадели. Если кто-то придет и захочет узнать, что произошло с городом.

Турпан озадаченно хмурился. Бенеджес Фрайн… Где же он слышал это имя? Ах да! Табличка на стене в кабинете Бейна: «Мы снова сделаем этот мир правильным». Эти слова принадлежали Бенеджесу Фрайну.

– Вы – Угасший? – спросил Турпан.

– Да, вы называете нас так, – согласился Фрайн. – Системы Цитадели наблюдали за вами и совершенствовались по мере вашего развития. Например, мы с вами сейчас прекрасно понимаем друг друга, хотя язык так сильно изменился за шестьсот лет, что вы не разобрали бы ни слова, обратись я к вам так, как разговаривал при жизни. Это чудо того, что вы называете наукой Функционального века.

Турпан никак не мог поверить своим ушам. Этот безобидный тип в дурацком наряде – один из Угасших? Не может быть… Турпан не знал, чего ожидал, но только не этого. Не такого… нормального человека.

– Полагаю, вы пришли за ответами, – произнес Фрайн.

– По правде сказать, нет, – покачал головой Турпан. – Я просто хочу выбраться отсюда.

Фрайн от души расхохотался.

– Разве вам не хочется знать – почему? Почему Орокос? Почему вероятностные шторма? Почему призраки и водорезы?

– Водорезы! – воскликнула Моа. – Как нам остановить водорезы?

– Вы не можете их остановить, – ответил Фрайн. – Если не уничтожите генератор хаоса. Они все – часть одной системы.

Турпан пожал плечами.

– Вероятно, как раз сейчас Бейн занимается генератором.

– Да. Но он не знает, что творит. Генератор был создан, чтобы защищать вас.

– Защищать от кого?

– От нас, – ответил Фрайн. – И от вас самих. – Он поднял руку. – Позвольте вам показать.

Устройство в центре комнаты сверкнуло, из него вылетел шар света. На поверхности этого шара мерцали движущиеся картинки. Шар становился все больше, пока не поглотил Турпана и Моа и картинки не окружили их со всех сторон.

Сначала ребятам показалось, что они очутились в каком-то незнакомом городе, но потом они поняли: это был Орокос, но Орокос чистый, прекрасный и чужой. Здесь были только великолепные здания Функционального века, сплошное великолепие спиралей и изгибов, башен и арок, мостов и монументов. Турпан и Моа ощущали на лицах легкое дыхание морского бриза. Ощущение, что все происходит на самом деле, было невероятно сильным, и было очень трудно поверить, что все это – лишь искусная иллюзия.

– Таким был Орокос когда-то, до Угасания, – сказал Фрайн. – В нем царили мир и покой. Мы верили, что общество нуждается в законе и порядке, и чем строже законы, тем больше порядка. Нам это нравилось.

– Вот и наш Протекторат так же рассуждает, – заметил Турпан.

Фрайн кивнул.

– В самом деле. Ты прав больше, чем думаешь. Понимаешь, мир и покой имеют свою цену. Когда царит благоденствие, это вызывает рост населения. А Орокос не так уж велик. Не каждый мог устроиться на работу. Не каждый мог обзавестись семьей, домом и прочими благами. И появились люди, которым не нравилось положение вещей. Они бунтовали, творили насилие – словом, нарушали порядок, которым мы дорожили больше всего на свете. Эти люди создавали проблемы, а любые проблемы подлежат устранению.

– И что вы сделали? – спросила Моа.

– Сначала превратили бунтарей в козлов отпущения. Видишь ли, людям нравится, когда есть козлы отпущения. Тогда сразу появляются «мы» и «они», причем «мы», само собой, хорошие, а «они» – плохие. Приятно, когда тебя окружают люди, которые на твоей стороне. – В тоне Фрайна слышался легкий сарказм. – Потом мы избавились от нарушителей порядка. Не знаю, каким образом. Их просто… увезли. Никто и не заметил. – Выражение его лица ясно показывало, что он об этом думает.

– Звучит все более знакомо, – сказал Турпан.

– Так и должно быть. Это происходило в мое время, а теперь происходит в ваше, – кивнул Фрайн. – Итак, сотни лет в Орокосе царили мир и порядок. Наше правительство железной рукой пресекало любые попытки проявить несогласие, мы жили и радовались. Мы не хотели, чтобы что-нибудь испортило наш идеальный мир.

Иллюзорное окружение Турпана и Моа изменилось. Они очутились в потрясающе роскошном и причудливо отделанном помещении, где сидела супружеская пара с пустыми, равнодушными глазами. На лицах у них застыла неизбывная тоска.

– Но в конце концов это стало проблемой, – продолжал Фрайн. – Все было так хорошо и благополучно, что нас стала одолевать скука. Видишь ли, мы, люди, созданы для борьбы. Это у нас в крови. Нам не полагается жить по плану. Но именно к этому мы и пришли. Мы громоздили один закон на другой, одно правило на другое, и вот уже государство стало говорить нам, что делать, а что нет, так что думать своей головой уже и не приходилось. Упадок нам не грозил: все, что плохо для нас, было вне закона. Мы сами посадили себя в тюрьму, и даже наши тюремщики не подозревали об этом.

Он печально покачал головой.

– Мы пришли в Орокос очень давно, чтобы убежать от беспорядков в мире, чтобы построить для себя общество, которое будет самим совершенством. Но мы скатились в застой. Мы окружили себя водорезами, чтобы никто не мог пробраться к нам или уплыть отсюда без разрешения государства. Мы полностью отгородились от остального человечества. Мы не хотели, чтобы они принесли в наш мир свои нечистоты.

– Погодите, погодите! – вскричала Моа. – Что вы имеете в виду – от остального человечества?

– Если оно еще существует, – пожал плечами Фрайн. – Прошла тысяча лет с тех пор, как мы в последний раз контактировали с внешним миром.

У Моа подогнулись колени.

– Вы хотите сказать, что есть другие люди? Люди за пределами Орокоса? Это правда?

– О да, – ответил Фрайн со снисходительной улыбкой. – Очень много людей.

Пока Турпан и Моа ошарашенно пытались постичь эту новость, картинка снова изменилась. Теперь они стояли на дне грушевидного зала невероятных размеров. Летающие автоматы без видимой системы скользили вокруг у них над головами, создавая каркас какого-то огромного сооружения. Воздух был холодным и имел привкус эфира.

– Вот как мы решили все проблемы, – сказал Фрайн. – Некоторые из нас, лучшие ученые и военные, разработали план. Мы стали строить машину. Мы сказали, что это новое оружие, и правительству эта идея понравилась; но на самом деле мы создавали генератор хаоса. То, что ввергнет город в хаос. Это настоящий шедевр творческой мысли. Мы задумали набросить на Орокос паутину непредсказуемости и посмотреть, что из этого выйдет.

– Зачем? – спросила Моа.

Ее распирали сотни вопросов, и она не знала, какой задать первым.

Фрайн устало посмотрел на нее. Проектор потускнел, вся картинка мигнула и на мгновение перекосилась, потом вернулась на место.

– Потому что мы понимали, во что превратились, – ответил Фрайн. – Мы стали пустыми, бесполезными созданиями, мы бездумно следовали правилам, которые сами себе установили. Исчезло творчество, перестали рождаться новые мысли и произведения искусства, люди действовали как детали отлаженного часового механизма. У нас не осталось свободы. Мы все отдали. И все, что угрожало нашему драгоценному довольству, мы уничтожали. Мы стали чудовищами. Надо было начать все сначала.

Турпан и Моа не могли поверить своим ушам.

– Это вы сделали наш мир таким? – спросил Турпан.

Фрайн мрачно кивнул.

– Возможно, ты думаешь, что нынешний Орокос – это ад. Ты ошибаешься. Я жил в старом Орокосе, и наш мир был куда хуже этого.

Турпан и Моа никогда не слышали про ад, но не стали спрашивать, что это такое. С них и без того хватило. Картинка вокруг них снова изменилась: они увидели Осевую Цитадель снаружи. Ужасающий вероятностный шторм хлестал город, молотил струями дождя и волочил по улицам плотные полотнища цвета.

– Первый вероятностный шторм сделал больше, чем мы рассчитывали, – продолжал Фрайн. – Он изменил все. Он отключил энергию во всем Орокосе, и прошло сто двадцать семь лет, прежде чем следующий шторм снова запустил генераторы эфира. Все наши знания, вся наша мудрость хранились в системах, которые не действовали на протяжении жизни нескольких поколений. А к тому времени, когда они снова заработали, все уже забыли, как ими пользоваться. Сто двадцать семь лет – очень долгий срок. Были бунты, голод, ужасные войны. Ученые, которые хранили знания былой цивилизации, погибли в этом хаосе. Водорезы никого не выпускали и никого не впускали. Настали новые темные века. Но так и должно было случиться. Нам пришлось начинать все заново. Вы называете это время Угасанием.

– Вы напустили на нас призраков, – ровным голосом произнес Турпан.

– Да, – ответил Фрайн. – Однако это в наши планы не входило. Призраков придумали не мы. Это сделал генератор хаоса. – Он беспомощно развел руками. – Просто перекроить мир ему было мало. Он создал врагов, самых подходящих противников для людей. Сначала их было немного, но чем больше вы старались их уничтожить, тем больше их появлялось. Так и было задумано. Нужен был какой-то фактор, который не позволит вам погрузиться в благодушие и упорядочить свою жизнь. Чтобы вы не стали такими, какими были мы. Видите ли, абсолютный хаос ничем не лучше абсолютного порядка. Должно существовать равновесие. Пусть даже ценой многих жизней.

– Миллионы жизней! – вскричал Турпан, с отвращением показывая рукой на призрачную картинку. Потом глубоко вздохнул и немного успокоился. – Вы правы. Вы – чудовища.

– Но ничего не изменилось! – воскликнула Моа. Услышанное повергло ее в отчаяние. – Вы разрушили мир, и ничего не изменилось! Протекторат контролирует в Орокосе все, что не контролируют призраки. Таких людей, как мы, или отправляют в гетто или заставляют исчезнуть. Все точно так же, как было раньше!

– Да, – грустно согласился Фрайн. – Да, точно так же. Мы потерпели неудачу. Мы надеялись, что все сложится иначе, если мы начнем с чистого листа, но новая цивилизация повторила все ошибки старой. Похоже, сколько бы мы ни перекраивали мир, против человеческой природы мы бессильны.

Проекция потускнела, и они снова очутились в зале Цитадели. Солнце сияло, как и раньше, но все теперь казалось другим. Фрайн ходил взад и вперед по залу, сцепив руки за спиной.

– Если разрушить генератор хаоса, призраки исчезнут, вероятностные шторма прекратятся. Все системы Цитадели выйдут из строя. Даже водорезы перестанут действовать. Бейн думает, что тогда Протекторат сможет контролировать весь Орокос и воцарятся закон, порядок и мир. Но он идет по пути Угасших и придет к тому же, что и они. К бездушному миру, в котором все решения принимают за нас. Однако, к счастью, он ошибается.

– Ошибается? – переспросил Турпан, убирая дрэды с закрытого маской лица.

– Сильно ошибается, – повторил Фрайн со странной улыбкой. – Забавно, однако. Похоже, он считает меня одним из своих героев. Судьба часто так шутит. Я сказал, что снова сделаю этот мир правильным, но я имел в виду, что исправлю мир, ввергнув его в хаос. Бейн собирается уничтожить мой труд. Но он увидит, как увидел я: если балуешься с хаосом, тебя ждут сюрпризы.

Моа эти слова не понравились. Улыбка Фрайна превратилась в ухмылку.

– Генератор хаоса не только вырабатывает вероятностную энергию. Он же и сдерживает ее. Если Бейн уничтожит генератор хаоса, он выпустит на свободу самый мощный вероятностный шторм всех времен. Этот город будет вывернут наизнанку. Весь Орокос изменится до неузнаваемости. Возможно, он станет стеклянным дворцом, а все люди превратятся в мышей. Возможно, он станет кошмарной грудой окалины, по которой будут бродить шестиногие твари размером с дом. Он может стать раем, где все цветет и царит совершенная гармония. Возможно все. Когда генератор хаоса будет уничтожен, мир начнется заново. Можно лишь надеяться, что человечество не испортит его в третий раз.

– Нет! – ахнула Моа. – Нет, вы не можете так поступить с нами! Как вы смеете играть нашими жизнями!

– Слишком поздно, – откровенно ответил Фрайн. – Оружие солдат достаточно мощное, чтобы преодолеть автоматизированную оборону Цитадели. А призраки, по-видимому, не могут остановить Бейна, хоть и стараются изо всех сил. Генератор хаоса защищается как. может, но он обречен. Бейн уже подобрался к его сердцу. Скоро все будет кончено.

– Значит, мы должны его остановить! – сказала Моа.

– О, мне кажется, вам не успеть, – возразил Фрайн. – А кроме того, у вас своих проблем хватает.

Он махнул рукой в сторону двери лифта. Лифт тихо зазвенел.

– К вам гость, – сказал Фрайн. – Прощайте. И с этими словами он исчез, растворился в воздухе, а проектор сам собой выключился.

Двери лифта раздвинулись. За ними стоял Ваго – огромный, сгорбленный, жуткий.

5. 7

– Там их сотни! – закричал солдат, его эфирная пушка с визгом выплевывала импульсы энергии в кишащих в воздухе призраков.

Они появлялись словно ниоткуда. Вылетали из стен, из пола, из арок, ведущих в зал генератора. Одни солдаты выстроились плотным кольцом на галерее вокруг шпиля, прикрывая тех, кто устанавливал взрывчатку. Другие стояли цепью на мосту к арке и палили из пушек по тварям, которые роились у них над головами. Иногда одна из них пикировала вниз, хватала солдата и превращала его в заполненного эфиром оборотня. Из туннелей тоже доносилась пальба, там орды оборотней с самоубийственной яростью раз за разом бросались на уцелевших солдат, пытаясь прорваться в зал.

– Они бросили на нас все резервы! – крикнул один из агентов тайной полиции, перекрывая шум.

– Это значит, что мы все делаем правильно! – ответил Бейн. – Когда уничтожим эту штуку, они растают, как дым на ветру!

– А как вы ее уничтожите? – спросил Грач. – Мы здесь в ловушке.

– Значит, придется прорываться к туннелю. Очередная стая призраков, заложив крутой вираж, налетела на горстку людей, столпившихся на галерее. Эфирный залп сбил или отогнал большинство тварей, но некоторые проскочили невредимыми и подхватили десяток солдат. Обреченные люди кричали от ужаса, а призраки несли их вниз, к механизмам генератора.

– Заряды взрывчатки заложены! – сообщил Бейну командир.

– Отлично, – одобрил он. – Скажи своим людям, чтобы тщательнее прицеливались. Во избежание несчастных случаев. Мы здесь так тесно сгрудились, а вокруг пролетает слишком много зарядов. Малейшая искра может привести к взрыву.

Командир ушел выполнять приказ, пробираясь между солдатами. Бейн оглядел то, что осталось от его войска. Призраки основательно проредили ряды Протектората, да и в целом ситуация складывалась не лучшим образом. Здесь не хватало места для маневра. Всякий раз, когда призраку удавалось завладеть одним из солдат, тот начинал хватать и убивать всех подряд и успевал прикончить еще несколько человек, прежде чем удавалось его уложить. Если Бейн и его отряд задержатся здесь еще дольше, призраки в конце концов уничтожат их всех до единого. Необходимо отступить назад, в туннели, под арку, через которую они вошли.

– Как там, арьергарду удается их сдерживать? – спросил Бейн у солдата справа.

Но солдат не знал. Не мог сказать, как обстоят дела в туннеле, и вернувшийся командир, к которому Бейн обратился с этим вопросом.

– Придется послать кого-нибудь это выяснить, – сказал офицер.

– Я пойду, – вызвался Грач.

Бейн повернулся к нему и пристально посмотрел на вора. Стоит ли доверять этому парню? С одной стороны, Грач все-таки выродок и еще не доказал своей лояльности. Но с другой стороны, Бейн привел его сюда, чтобы проверить, пригоден ли тот для службы в тайной полиции, и это хороший случаи его испытать. Кроме того, нет смысла рисковать хорошим солдатом, когда можно послать вместо него крысеныша из гетто.

– Я меньше и быстрее, чем любой из ваших, – сказал Грач. – Позвольте мне это сделать.

– Ладно, – согласился Бейн по размышлении. – Но если ты не вернешься…

– Знаю, знаю, – оскалился Грач. – Три гудка и бам! Я не дурак.

– Посмотрим, – ответил Бейн. – Тогда иди. Доложи мне, когда оценишь ситуацию.

Грач насмешливо отдал честь, улыбнулся и исчез, проскользнув сквозь строй солдат, тесно сгрудившихся на галерее вокруг шпиля генератора.

Добравшись до моста, вор остановился. Мост был завален трупами, на каждом шагу приходилось переступать через людей, таращившихся в потолок остекленевшими глазами. Но ни капли крови. Эфир убивает чисто.

Несколько десятков солдат стояли у перил и вели организованный огонь по призракам, которые кружили в цветном тумане, окутывающем верхушку шпиля. Чтобы распылить призрака, требовалось два или три попадания, и на место каждого уничтоженного прилетали два новых.

Грач медлил. Надо было тщательно рассчитать последний бросок. Оружия у него не было, да. он и не умел стрелять из эфирной пушки. Он станет легкой мишенью для этих тварей. Но как тут рассчитаешь? Призраки атаковали беспорядочно и сразу со всех сторон. Они пикировали стаями, плыли по воздуху на своих потрескивающих крыльях, волоча за собой щупальца. Они представляли собой живое воплощение беспорядка, порожденного генератором хаоса. Ничего удивительного, что в их перемещениях отсутствовала какая бы то ни было система.

– К черту, – пробормотал Грач.

Ему оставалось только положиться на удачу. Здесь, как и повсюду в Орокосе, все зависело от случая. Вор побежал.

Солдаты за его спиной рисковали собой, чтобы прикрыть его огнем. Кожу головы покалывали искры от разрядов эфира, проносящихся в воздухе вокруг. Один призрак проскользнул сквозь завесу выстрелов и помчался прямо к Грачу. Вор заметил его лишь в самый последний момент. Сквозь детекторные очки призрак казался карандашным рисунком. Грач нырнул, споткнулся о тело мертвого солдата, упал, перекатился и снова вскочил на ноги. Призрак промахнулся всего на несколько сантиметров и отпрянул назад, прицеливаясь для новой атаки, но солдаты уже заметили его и быстро разнесли в клочья.

Грач не стал медлить. Он снова бросился вперед и бежал во весь дух до самой арки.

Здесь дела обстояли не лучше. Солдаты были почти разгромлены. Оставшиеся в живых стали плотной цепью поперек туннеля, но оборотни упорно теснили их назад. Еще немного – и оборона рухнет.

Грач оглянулся и поймал взгляд Бейна. Мрачный Джек смотрел на него с надеждой, ожидая сигнала, что путь к отступлению свободен.

Ну что ж, будет ему сигнал. Пусть знает, что никто, даже шеф тайной полиции, не смеет принуждать Грача выполнять свои приказы! После того как Моа сняла с его руки «убеждатель», убийца мог бы просто исчезнуть, вернуться к Анье-Джакане и жить как ни в чем не бывало. Но он был мстительным по натуре. Грач вернулся в тайную полицию и стал ждать случая, чтобы расквитаться. И вот такой случай представился.

Бейн думал, что может дергать его за ниточки. Напрасно. Пусть Грач – всего лишь мальчишка из гетто, но он не позволит собой помыкать.

Он поднял над головой приплюснутый бронзовый шар – дистанционный детонатор своего «убеждателя». Увидев это, Бейн сорвал с лица очки и в ярости уставился на вора. Грач, помимо всего прочего, был искусным карманником. Еще в туннеле, как бы нечаянно упав на Мрачного Джека, он вытащил устройство из кармана его френча. И это было еще не все…

Некоторое время назад Бейн сказал: «Когда мы уничтожим эту штуку, они растают, как дым на ветру».

– Посмотрим, прав ли ты, – пробормотал Грач и сжал детонатор в руке.

Бейн видел его движение, но не догадался о коварном замысле вора, пока не стало слишком поздно. Он думал, Грач стащил детонатор, чтобы сбежать. Ему и в голову не пришло, что парень ухитрился снять с руки «убеждатель». Считалось, что это невозможно.

Мрачный Джек осознал, что произошло, только тогда, когда услышал звук в кармане своего пальто. Короткий, резкий гудок. Сунув руку в карман, он нащупал холодный металлический браслет.

Гудок повторился.

Шеф полиции достал из кармана «убеждатель» Грача – и кровь застыла у Бейна в жилах. Он еще успел удивиться, как умудрился жалкий крысеныш обвести его вокруг пальца, а потом раздался третий гудок и «убеждатель» взорвался.

От взрыва сдетонировали ближайшие заряды взрывчатки, цепная реакция за доли секунды распространилась на все заряды. Галерея, окружавшая центральный шпиль генератора, скрылась в огненном вихре. Шпиль утонул в облаке обломков и переломился пополам. Верхняя его часть со зловещим скрежетом накренилась и упала на стену зала, пробив ее насквозь, нижняя повалилась следом, волоча за собой туманные струи вероятностной энергии. Часть сводов гигантского зала с грохотом рухнула вниз, впустив яркий свет солнца. За ней последовал град обломков, который снес один из мостов и застучал по конструкциям генератора внизу, разрушая тонкие механизмы, раскалывая защитные кожухи, расплющивая тонкие башенки, начиненные аппаратурой. В недрах генератора хаоса тоже начало что-то взрываться.

Призраки впали в неистовство. Словно обезумевшая мошкара, они бесцельно метались и кружились в воздухе. Оборотни выли, кидались друг на друга, падали на пол и, как припадочные, молотили руками-ногами. Солдаты замерли, по-трясенно глядя на беснующихся врагов.

Где-то в глубине генератора раздался еще один взрыв, гораздо более мощный. К потолку взметнулся язык пламени, в воздух полетели громадные куски искореженного металла. Зал наполнился удушливым дымом и скрежетом сломанных механизмов, которые упрямо пытались работать.

А потом призраки начали исчезать. Они размазывались по воздуху в полете, с каждым виражом оставляя за собой все больше эфирной субстанции, словно кисти художника, на которых заканчивается акварель. Размытые следы эфира становились все бледнее и бледнее и наконец исчезли вовсе. Оборотни стали двигаться все медленнее, они слабели на глазах, ложились на землю и замирали.

Те из солдат Протектората, кто находился далеко от шпиля и уцелел в катастрофе, не могли пошевелиться, потрясенные гибелью своих соратников и исчезновением противника.

Грач стянул очки и швырнул их через перила моста на искореженный корпус генератора хаоса внизу.

– Я же говорил, что не дурак, – пробормотал он и оскалил клыки в усмешке.

И тут его чуть не сбил с ног новый взрыв. Что-то в глубине гигантской машины непоправимо разладилось, и она начала разрушать сама себя. Снизу, где бился в агонии генератор хаоса, раздались стоны гибнущих механизмов, полетели зазубренные эфирные молнии, взметнулись и закружились в вихре струи разноцветного тумана.

– Назад! – закричал один из командиров. – Отступаем! Уходим отсюда! Операция завершена!

Грач не заставил себя долго упрашивать. Он повернулся и побежал изо всех сил, а за его спиной в туннеле перекатывалось эхо предсмертных криков генератора хаоса.

5. 8

Первые взрывы заставили содрогнуться даже зал у вершины Цитадели.

– Крюч! Мы опоздали, – сказала Моа.

– Ты права, – прорычал Ваго, выходя из лифта. – Ваше время истекло.

Турпан оглядывал помещение в поисках пути к бегству, но из него было только два выхода. Один – мимо Ваго в лифт. Второй – в пропасть, где стена сложилась, открыв панораму города. Оба выхода спасения не сулили.

– Вам некуда бежать, – произнес голем. Он низко пригнулся, сложил крылья так, что они образовали у него за спиной треугольник наподобие плаща. Их тонкий металлический каркас блестел в солнечных лучах. Взгляд желтых глаз Ваго переходил с Турпана на Моа и обратно, а пальцы сжимались и разжимались, скрипя металлическими суставами. Проектор Угасших, причудливая конструкция из стержней и шаров, стоял между ними, но не подавал признаков жизни. Бенеджес Фрайн бросил Турпана и Моа на произвол судьбы.

– Ваго, прислушайся! – произнес Турпан, выставив перед собой ладони, словно пытаясь оттолкнуть голема. – Разве ты не слышишь? Бейн взорвал генератор хаоса.

Голем приближался медленно и неумолимо.

– Значит, Протекторат победил. И так будет всегда.

– Ты ошибаешься. Уничтожив генератор, Бейн выпустил на волю жуткий вероятностный шторм! Ничто уже не будет прежним! Он изменит весь Орокос! И нас тоже, если мы еще будем здесь, когда это случится! – Послышался еще один взрыв, глухой и тяжелый, и комната задрожала. – Разве ты не слышишь? Цитадель саморазрушается.

Ваго остановился… и вдруг расхохотался. Турпан и Моа впервые слышали его смех, и смех этот оказался ужасен. Больше всего он походил на скулящий вой больного пса.

– Пусть будет так! – вскричал голем. – Пусть он переделает всех нас. Думаете, мне нравится быть таким? Протекторат восстанет из пепла, зато больше не будет призраков, чтобы нам помешать!

Моа покачала головой. С тех пор как он попал в Нулевой шпиль, с тех пор как встретил Бейна, Ваго стал совсем другим. Он перестал бояться и больше не ограничивался рублеными, короткими фразами, а говорил почти красноречиво. Там, в Нулевом шпиле, с ним что-то произошло, и теперь он превозносил Протекторат, а таких, как Моа, ненавидел.

– Ваго, это не ты, – сказала она.

– Это я, – резко ответил голем. – А вот то нелепое покрюченное пресмыкающееся, которое вы знали, не имеет ко мне никакого отношения.

Пятясь от него, Моа и Турпан отступили уже к самому краю пропасти. Турпан прикидывал шансы прошмыгнуть к лифту, но где им было переиграть голема с его молниеносной реакцией… Кроме того, Турпан понятия не имел, как Моа удалось запустить лифт в первый раз. Даже если они проскочат мимо Ваго, то далеко не убегут.

– Нет, то был ты, Ваго, – говорила между тем Моа. – До того как они поймали тебя и промыли мозги, ты был собой. Когда мы тебя нашли, ты не служил Протекторату, ведь правда? Можешь посмотреть мне в глаза и сказать, что притворялся, что ты все это время шпионил за нами?

Голос Моа звенел от отчаяния, однако она держалась с поразительным спокойствием. У Турпана вдруг защемило сердце от любви к ней, к Моа, какая она есть. Она упорно пыталась найти в других что-то хорошее, даже в големе, полумеханическом существе, вознамерившемся ее убить. Ее вера в людей была, наверное, единственным оставшимся у них оружием. Во всяком случае, Турпан ничего не мог предложить.

– Скажи мне! – требовала девушка. – Скажи мне, что ты с самого начала собирался предать нас!

Ваго не отвечал, и его молчание яснее любых слов выдавало правду.

– Что они с тобой сделали? – спросила Моа уже мягче. – Ты забыл своих друзей?

– Мы никогда не были друзьями! – огрызнулся Ваго.

– Нет, были, – возразила она. – И однажды ты спас мне жизнь. Но тогда ты был другим. Тем Ваго, который носил с собой мертвую птицу, потому что считал ее красивой. Тем Ваго, который сидел рядом со мной, когда я очнулась, чудом избежав гибели. Мы были друзьями. И не имело значения, что ты – голем, а я – девчонка-выродок из гетто. Мы…

– Я был человеком! – воскликнул Ваго. – Убийцей! Вот кем я был! Я заслужил свое уродство. Пусть я ничего не помню, но какая разница тем, кто погиб от моей руки? Их не вернуть. Я – их убийца.

Моа потеряла дар речи, потрясенная горечью в его голосе. Она задрожала, глаза ее наполнились слезами.

– Мне все равно, – прошептала Моа. Голем изумленно уставился на нее, луч света упал на человеческую половину его лица.

– Что?

Моа переступила с ноги на ногу и вытерла слезы.

– Мне все равно. Это был не ты.

– Нет, это был я, – твердо возразил Ваго. – Ты не можешь мне этого простить, Моа.

– Не говори мне, кого я могу простить, а кого нет.

Она выглядела такой хрупкой и беспомощной, что казалось, будто ее может сдуть малейшим дуновением ветерка.

– Я видела, каким ты был в первые дни. Ты был похож на ребенка. Когда тебя переделали, ты родился заново. Та, прошлая жизнь, не принадлежит тебе. Ты не злой, Ваго. Ты просто думаешь, что ты злой.

– Хватит! – взвизгнул голем и прыгнул вперед.

Турпан был готов к такому повороту, но его это не спасло: голем двигался слишком быстро. Обойдя Турпана, Ваго метнулся к Моа. Его рука ударила Турпана по лицу, как железная палка. Если бы не респиратор, юноша лишился бы нескольких зубов; а так он только упал на спину, перекувырнулся… и с криком полетел в пропасть.

Ваго пушечным ядром врезался в Моа, повалил на пол и вцепился ей в горло. При падении она ударилась виском об пол и чуть было не потеряла сознание. Моа расплакалась в голос от ужаса и боли, тушь потекла по щекам черными струйками.

– А теперь ты меня прощаешь, Моа? – прошипел Ваго, приблизив свое лицо к ее лицу, и начал сжимать ее горло.

– Турпан… – рыдала она. – Что ты с ним сделал?

– Думаю, убил, – ответил голем.

Раздался еще один взрыв, на этот раз гораздо более громкий. Монолитные стены вокруг стонали и трещали. Ваго посмотрел вверх, потом снова на Моа.

– А теперь я убью тебя, – закончил он. Девушка хотела покачать головой, но не могла шевельнуться в стальной хватке голема.

– Я не хочу умирать, – прошептала она. – Не делай этого. Пожалуйста, не надо. Я хочу жить.

«Я хочу жить». Неприкрытая искренность растопила лед в сердце Ваго и пробила брешь в незавершенной обработке Протектората, туманящей его мозг. Девушка на полу вдруг перестала быть для него просто какой-то грязной крысой из гетто. Это же Моа! Да, так ее зовут… И она действительно раньше была ему другом… единственным человеком на свете, который был добр к Ваго, когда все остальные презирали и ненавидели его. Она верила в него до самого конца. И он так жестоко отплатил ей за добро…

Возможно, он хотел понести наказание за свои грехи. Возможно, поэтому он позволил превратить себя в чудовище. Возможно, поэтому стойкая вера Моа так злила его…

Ваго не знал. Но он уже не мог причинить вреда этой девушке.

Он отпустил ее шею и встал. Моа сжалась в комок, обхватив голову руками и всхлипывая. Голем подошел к краю пропасти и посмотрел вниз: там, цепляясь за узкий выступ кончиками пальцев, висел Турпан. Юноша уставился на Ваго ненавидящим взглядом.

– Я так и знал, что ты не упал. Иначе бы я услышал, – сказал голем.

Он присел на корточки и, схватив мальчишку за запястья, вытащил его наверх. Турпан, не в силах встать, подполз к Моа, и она крепко обняла его, дрожа от страха и облегчения.

От следующего взрыва зал содрогнулся так, что даже Ваго покачнулся. Затем последовал еще один, и еще. Из шахты лифта доносился скрежет рвущегося металла, меж дверных створок начал просачиваться дым. Снаружи в небе кипели облака, черные грозовые тучи, возникающие из ничего над Цитаделью и расползающиеся над городом. Надвигался шторм.

Ваго посмотрел на двери лифта, потом на далекий горизонт.

«Я хочу жить», – снова прозвучал в его голове голос Моа.

Голем подошел к съежившимся на полу Турпану и Моа, подхватил их и взял под мышки, крепко прижав к бокам. Дети вырывались и ругались, Моа умоляла отпустить их, но Ваго не обращал внимания. Он сделал два шага для разбега и прыгнул в небо.

5. 9

И они полетели.

Вскоре Турпан и Моа поняли, что они вовсе не падают, и перестали кричать. Неистовый ветер трепал им волосы и одежду, и все же они не летели камнем к земле, а парили в воздухе.

Они изумленно молчали, не в силах поверить в происходящее. Огромные кожистые крылья Ваго закрывали небо над головой – голем развернул их полностью, но держал совершенно неподвижно, опасаясь сорваться в штопор, из которого уже не сможет выйти. Это стоило ему немалого напряжения, мышцы и механизмы в его спине едва выдерживали такую нагрузку, но главное – ему удавалось планировать.

Город раскинулся под ними во всем своем убогом великолепии, колоссальная мешанина старого и нового, красоты и грязи, порядка и хаоса. Далеко на юге виднелся Серпантин, похожий на двух исполинских змей, обвившихся друг вокруг друга. С высоты им как на ладони открывались массивные строения Функционального века, башни, аллеи и мосты, краны, вышки и каналы. Прямо внизу струилась Западная артерия, несущая свои воды за край мира, крохотные баржи и военные суда качались на волнах. Ветер нес Ваго вдоль канала, и голема это устраивало. Да он и сомневался, что сумел бы свернуть, если бы захотел.

Позади распадалась на куски Осевая Цитадель, содрогался в предсмертных судорогах генератор хаоса, разрывая на куски нутро древнего здания. Огромные языки и струи пламени взмывали к небу и затухали в густеющей мгле. Черные тучи росли, затмевая солнце, тень от них расплывалась по лицу города все шире, будто клякса. А в самом сердце ее зарождались зловещие краски вероятностного шторма.

Солдаты бежали прочь от рушащейся Цитадели, и в этой мечущейся толпе Ваго заметил знакомую фигурку. Турпан и Моа не могли ничего толком разглядеть с такого расстояния, однако от острых глаз голема не могло укрыться ничто. Грач бежал через площадь Цитадели. Очевидно, гаденыш надеялся укрыться в путанице улиц и переулков. Но ему, как и всем жителям Орокоса, некуда было спрятаться от надвигающейся бури. Возможно, небывалый по силе вероятностный шторм превратит этот одинокий остров в рай, а возможно, не оставит от него камня на камне или утопит в море.

Орокос, город случая, скоро последний раз бросит игральные кости – и расплатится по счетам.

Турпан и Моа жались к Ваго, к его твердым бронированным бокам, и не говорили ни слова. Они не смели спросить его, почему он не убил их, – а то вдруг голем передумает и бросит их вниз. Поэтому они молчали, и только сердца их отчаянно колотились – от страха упасть и разбиться и одновременно от восторга.

Ваго и сам не знал, почему оставил детей в живых. Ему так и не удалось разобраться в себе. Сейчас он чувствовал, как с его души мучительно отваливаются чужие убеждения, внушенные Протекторатом, и оставляют после себя кровоточащие раны. Ему хотелось одного – начать все сначала, стать тем ребенком, которым он когда-то был. Но это было уже невозможно – слишком много он натворил, слишком тяжек был груз вины. Ваго не мог спастись сам. Зато он мог спасти Моа. А ради нее и Турпана тоже.

Они скользили на запад вдоль канала, и темная завеса облаков гналась за ними по пятам. Над Осевой Цитаделью возник вращающийся шар вероятностной энергии, туманное солнце, скрученное из цветных подтеков, внутри которого сверкали и трещали разряды эфира. Устрашающая мощь собиралась воедино, чтобы нанести решающий удар.

Потом Моа вдруг заметила, что они быстро теряют высоту.

Над городом носились летучие крысы, хищники чувствовали надвигающийся шторм и спешно искали укрытия. Смотреть на них было жутко – того и гляди набросятся… Острая боль в виске немного унялась, теперь голова у Моа просто тупо ныла, и девушка почти забыла о ней, тревожась о другом. Только она успокоилась, что они не упадут камнем вниз, как обратила внимание, что шпили и башни внизу стали ощутимо ближе, вот уже и палубы барж на канале можно разглядеть во всех подробностях…

– Ваго… – прошептала Моа.

– Знаю, – отозвался он. – Мы слишком тяжелые.

Сердце Моа упало. Ваго избегал ее взгляда и упрямо смотрел вперед.

– Я вас не брошу, – произнес он. – Ни тебя, ни его, – добавил он, немного помолчав.

– Куда мы летим? – спросила Моа.

– Из города, – только и сказал голем.

Впереди и внизу Западная артерия заканчивалась, воды ее выливались в океан через гигантские сливные отверстия в городской стене.

По мере приближения к обрыву Ваго летел все ниже, так как восходящие воздушные потоки, благодаря которым ему удавалось парить, слабели. Ваго не был создан для полетов, тем более с таким грузом. Крыши городских домов уже стали огромными, превратились в лоскутное одеяло по сторонам широкого синего канала, лежащее неровными складками и заломами. Только когда они оказались так близко к земле, Моа осознала, как быстро они летят. Вода канала внизу слилась в туманную полосу; суда с головокружительной скоростью проносились и исчезали позади.

А впереди вырастала огромная серая стена высотой в десятки метров. Непреодолимая преграда. И они вот-вот должны врезаться в нее.

– Мы слишком быстро теряем высоту! – закричал Турпан.

На них надвигалась широкая верхняя кромка стены. Тут и там виднелись наблюдательные площадки, где должны были дежурить стражники, но, к счастью, солдаты покинули свои посты, испугавшись бури.

Моа вскрикнула и прижалась к Ваго. Стена оказалась прямо под ними, и девушка испуганно вскрикнула, когда ее ноги едва не задели металл…

А потом вокруг вдруг стало свежо и просторно, черные отвесные скалы промелькнули и исчезли. Ваго пролетел над стеной Орокоса, разминувшись с ней буквально на волосок.

Моа тяжело дышала, из глаз у нее текли слезы, Турпан хмурился, изо всех сил вцепившись в голема. Моа потянулась к Турпану и успокаивающе сжала его руку.

– Смотрите, – произнес Ваго.

По морю плыли корабли. Десятки кораблей, буксиры, пароходы и какие-то немыслимые древние развалюхи, которые едва держались на воде. Они выплывали из большой дыры, проделанной в скале рядом с одним из огромных водопадов. Килатас поднял паруса.

Сердце Моа наполнилось гордостью и радостью, и от избытка чувств она снова расплакалась. Здесь, над морем, тень надвигающегося шторма еще не закрыла небо и сине-зеленые волны искрились в солнечных лучах. Но корабли отошли уже довольно далеко от Орокоса, а водорезов нигде не было видно. Город все-таки отпустил их.

– Держитесь, – неуверенно пробормотал Ваго и немного повернул крылья.

Она начали снижаться быстрее, вниз, к морю, к кораблям, которые Чайка вела к горизонту.

Похоже, им повезло – Чайка перенесла отплытие на день раньше. Прыгая с вершины Цитадели, Ваго плохо представлял себе, куда направится потом. Уже в полете он решил попробовать доставить свой груз в Килатас. Там у него и у детей был бы хоть крошечный шанс спастись от вероятностного шторма. Но по какой-то причине Чайка отплыла раньше, что пришлось очень кстати. Иначе Ваго пришлось бы совершить разворот в воздухе, чтобы высадить Турпана и Моа поблизости от входа в тайную пещеру, а это было более чем рискованно. Простая истина заключалась в том, что он не умел управлять своим полетом. Он и планировал-то очень плохо. Но теперь его способности держаться в воздухе должно было хватить.

Море летело им навстречу, уже был слышен грохот и лязг корабельных машин. Полоскались на ветру разноцветные паруса. Но Ваго пролетел над ними, не пытаясь изменить курс.

– Ты что, не… – начала Моа и осеклась. Потом она все же набралась решимости и спросила: – Ты что, не собираешься опускаться на корабль?

Ваго рассмеялся, но на этот раз беззлобно.

– Я не могу приземлиться, Моа, – ответил он. – Это было бы довольно… неприятно.

– Ты собираешься сесть на воду? – испугалась она. – Ваго! Я не умею плавать!

Море вдруг оказалось очень близко, и они пролетели над кораблями, над множеством лиц, в немом изумлении обращенных к небу. Неумолчный шепот воды стал громким, еще громче, и синяя бесконечность надвинулась на них, грозя раздавить.

– Я тоже не умею, – спокойно сказал Ваго. – Турпан о тебе позаботится. Прощай, Моа.

И с этими словами он развернул крылья почти вертикально, чтобы затормозить полет. Воздух ударил в них с такой силой, что чуть не оторвал. Голем крепко прижал к себе Турпана и Моа. Несколько мгновений он из последних сил держал крылья в таком положении, чтобы как можно быстрее сбросить скорость. Потом он потерял над ними контроль и перекувырнулся в воздухе. Тогда Ваго отпустил Турпана и Моа. Все трое разлетелись в разные стороны, подобно обломкам взорвавшегося метеорита, и врезались в океан.

Моа хотела закричать, однако в последний момент у нее хватило ума задержать дыхание. Удар о воду чуть не вышиб воздух из ее легких, но она каким-то образом выдержала. Она ничего не видела и не слышала, все звуки превратились в бессмысленный глухой рев, словно чьи-то холодные мокрые руки зажали ей уши. Моа даже не пробовала всплыть, она не знала, где верх, где низ, в голове все перемешалось. Она помнила только одно: как бы ни хотелось, нельзя пытаться дышать.

А потом ее настиг страх. Моа отчаянно заметалась, однако толку от ее беспорядочного бултыхания не было никакого. Наконец она увидела свет и устремилась к нему, ведь свет означал жизнь. Но сколько Моа ни барахталась, она только все глубже погружалась в воду. Внизу ждала пропасть, бездонная, как сама вечность, там синева океана переходила в непроницаемую черноту, и эта темнота засасывала в душную глубь. Туда, где есть только смерть.

Голова Моа вдруг стала легкой, как воздушный шарик. Зачем бороться? Это так глупо… Настолько легче просто расслабиться и отдаться на волю судьбы… В конце концов, разве не так она поступала всю свою жизнь? Разве не так устроен мир?

Нет. Уже не так. Моа не собиралась умирать, не теперь, в шаге от своей заветной мечты. Она не сдастся.

«Я хочу жить», – сказала она себе и из последних сил рванулась к поверхности. И хотя, несмотря на все ее отчаянные попытки, свет не становился ближе, хотя выбраться казалось невозможным, Моа упрямо цеплялась за каждую драгоценную секунду. Ее легкие горели огнем, кровь бешено стучала в висках, но она не собиралась отступать. Отныне она будет думать своей головой, никто никогда больше не будет решать за нее. А Моа решила выжить во что бы то ни стало…

Она терпела долго, куда дольше, чем ей казалось возможным. Но грудь пылала, и Моа не выдержала – выдохнула остатки воздуха.

В глазах сразу потемнело, потом в этом сумраке показался какой-то силуэт. Турпан. Он подплыл ближе и подхватил Моа. Последние силы уже покинули ее, она даже перестала бояться смерти. Она понимала, что он опоздал. Зрение почти отказало ей. Что ж, она боролась, как могла, и все же проиграла…

И тут Моа почувствовала, как губы Турпана прижались к ее губам – и в легкие хлынул воздух! Он был разреженный, его было мало, но это был воздух. Турпан снял респиратор и подарил ей вдох, заставив хватку удушья чуть-чуть разжаться. Потом он отстранился. К Моа вернулось зрение, теперь она снова могла видеть Турпана. Прижав ее к себе, он устремился вверх. Моа прильнула к нему, как младенец к матери. Больше она ничего не боялась. Она полностью доверилась Турпану. Как хорошо… Она уже успела забыть это ощущение, когда он рядом и обо всем позаботится и в его руках ей ничто не угрожает…

Они вынырнули на поверхность, и Моа с жадностью принялась глотать благословенный воздух. Турпан снова надел маску и тоже пытался отдышаться. Он уверенно держался на воде, девушка цеплялась за него. Мокрые волосы облепили ей лицо, косметика расплылась, но Моа была жива.

Она не выдержала и расплакалась от облегчения, потом спохватилась:

– А где же Ваго?

Турпан огляделся по сторонам, однако вокруг был только океан.

– Его нет, Моа. Его нет.

Спустя некоторое время к ним подошли корабли Килатаса. Кто-то бросил за борт канаты, Турпана и Моа втащили на палубу латаной-перелатаной посудины, где их радушно встретила Чайка.

– Вы самые удачливые ребята, которых я имела несчастье встретить, – с улыбкой заявила она.

– Человек сам творец своей удачи, – ответил Турпан. Глаза его тоже улыбались. – Тебе никто этого не говорил?

Чайка рассмеялась. Тут принесли одеяла, Турпан и Моа завернулись в них и прошли на нос судна. За спиной у них остался Орокос, массивный и суровый, над ним, словно приговор судьбы, сгущались черные тучи. А впереди лежал горизонт и то, что скрывалось за ним.

Турпан обнял Моа за плечи, и она прижалась к нему.

– Знаешь что? – сказал он. – Кажется, я передумал. Пожалуй, я все-таки отправлюсь с тобой на поиски новой земли.

Моа была почти без сил от горя и усталости, но все же легонько стукнула его по плечу.

– Как будто у тебя был выбор!

Турпан улыбнулся и снова привлек ее к себе.

– Нет, наверное, выбора не было, – прошептал он.

Эпилог
ПРЕДДВЕРИЕ АДА

0. 0

Солнце вставало, и солнце садилось, а Ваго все плыл по воле подводных течений.

Голем мог бы плыть и по собственной воле, если бы захотел. Но он не хотел. Он свернулся в клубок, приняв позу зародыша, и завернулся в крылья, как в кокон. Он не шел ко дну, но и не всплывал на поверхность. Должно быть, какая-то особенность конструкции – заполненные газом полости в пневматической системе или эфир в аккумуляторах – не давала ему погрузиться еще глубже, обеспечивая какую-то небольшую плавучесть.

Ваго доверился слепому, могучему морю, и оно несло его туда, куда пожелает. Он парил в пустоте, где были лишь мрак и ледяной холод. Если он открывал глаза, то не чувствовал никакой разницы – вокруг была все та же непроглядная тьма. Если бы изредка его покой не нарушали хищные обитатели вод, Ваго мог бы и вовсе забыть о том, что в мире существует что-то, кроме него. Впрочем, хищников было мало. Их отпугивал эфир.

Здесь, в глубине, Ваго будто и не существовал вовсе. Спать он не хотел, в воздухе не нуждался. Во время нападения на Осевую Цитадель он поглотил столько призраков, что его аккумуляторы полностью зарядились. Энергии должно было хватить на долгое время, хотя на какое именно, он не знал. В черной бездне вод не существовало дня и ночи, в ней царило безвременье.

Иногда Ваго вспоминал о Турпане и Моа. Как там они? Утонули в море или выжили? И ждет ли их в самом деле другая земля за горизонтом или они плывут в никуда? Может быть, они теперь счастливы. Может быть, мертвы. Он не знал. Он просто плыл в черной пустоте, и она представлялась ему преддверием ада: местом забвения, местом, где нет ничего определенного, верного. Ему здесь нравилось.

Он размышлял об Орокосе, городе, который покинул. Должно быть, теперь его не узнать. Последняя гастроль Шторма-вора наверняка была чудовищно разрушительной. Какой он теперь, Орокос, и существует ли вообще? Ваго понимал, что ему не дано это узнать. Если только течения Мирового океана не принесут его однажды обратно.

И порой он думал о себе, о своей жизни и о том, что он с ней сделал. Здесь, в глубине, прошлые преступления и чувство вины стали всего лишь словами. Кто он, Ваго? Убийца? Но можно ли его по-прежнему считать тем же человеком, который совершил все эти злодеяния? Ведь память о той жизни ему стерли, а освобожденный от прошлого разум поместили в новое тело… И сможет ли он когда-нибудь искупить свою вину, если все же виноват? И возможно ли искупление?

Ваго не знал ответа на эти вопросы.

Дарует ли ему море прощение? Смоет ли его грехи?

Он не знал.

Ваго доверился морю и ждал, куда оно его принесет. Возможно, однажды его прибьет к подножию континента. Возможно, никаких континентов не существует и он снова окажется в Орокосе. Возможно, он будет дрейфовать, пока не закончится энергия и пустота не поглотит его.

В конце концов, все зависит от случая. Но одно, самое главное, Ваго знал наверняка.

ВОЗМОЖНО ВСЕ.

Оглавление

Часть 1 МОРСКАЯ ПТИЦА

  1. 1

  1. 2

  1. 3

  1. 4

  1. 5

  1. 6

  1. 7

  1. 8

  1. 9

  1. 10

  1. 11

Часть 2 ПРИЗРАКИ

  2. 1

  2. 2

  2. 3

  2. 4

  2. 5

  2. 6

  2. 7

  2. 8

  2. 9

Часть 3 КИЛАТАС

  3. 1

  3. 2

  3. 3

  3. 4

  3. 5

  3. 6

  3. 7

  3. 8

Часть 4 НУЛЕВОЙ ШПИЛЬ

  4. 1

  4. 2

  4. 3

  4. 4

  4. 5

  4. 6

  4. 7

  4. 8

  4. 9

Часть 5 ОСЕВАЯ ЦИТАДЕЛЬ

  5. 1

  5. 2

  5. 3

  5. 4

  5. 5

  5. 6

  5. 7

  5. 8

  5. 9

Эпилог ПРЕДДВЕРИЕ АДА

  0. 0