13 способов ненавидеть (fb2)

- 13 способов ненавидеть (Частный детектив Алексей Кисанов - 13) 877K скачать: (fb2) - (epub) - (mobi) - Татьяна Владимировна Гармаш-Роффе

Татьяна Гармаш-Роффе
13 способов ненавидеть

...Для чего мне досталась в наследие

Чья-то маска с двусмысленным ртом,

Одноактовой жизни трагедия,

Диалог резонера с шутом?

С. Гандлевский

Часть 1

...Припарковаться, как всегда, было негде. Покрутившись по улочкам, он приткнулся на противоположной стороне, метрах в ста от банка. Вышел из своей "Нивы"-джипа, прижимая локтем небольшой черный портфель к боку, и направился к переходу. Машины нетерпеливо пофыркивали в ожидании зеленого, и он прибавил шагу.

Он почти достиг кромки противоположного тротуара, когда воздух неожиданно взорвал треск мотора. Из компактного, напрягшегося автомобильного стадца вырвался мотоцикл и попер прямо на него.

Учуяв неладное, он успел запрыгнуть на тротуар и в то же мгновение ощутил, как его портфель резко потащился назад, выдернулся из-под локтя, увлекаемый мотоциклистом. Ремень портфеля, закрепленный в ладони, развернул его, дернул и затем вырвался из руки, опрокидывая его вслед за собой наземь.

Он ударился головой об ограду, и свет померк в его глазах...

* * *

...У всех нормальных людей есть выходные. А у них – нет. У известной в широких кругах журналистки Александры Касьяновой, равно как и у известного в узких кругах частного детектива Алексея Кисанова, рабочее время было не только не нормированным, но зачастую совершенно непредсказуемым. Вот и приходилось устраивать себе выходные самим.

Сегодня они как раз устроили и поехали в лес, по грибы. Александра в них разбиралась замечательно, а Алексей отличал только белые от лисичек, и то не всегда. Потому с каждым грибом в руке подходил к Александре: на проверку. Но он любил лес, пряный и свежий дух грибов, нагретые солнцем поляны с высокими травами, душный сумрак елей...

Еще он любил бывать в лесу вместе с Александрой. Там он ощущал связь между землей и собой, словно образовывалась невидимая пуповина, подпитывавшая его свежим током энергии. Земля была матерью – о чем обычно говорят бездумно, расхожим штампом, – но в лесу он чувствовал явственно: земля родила его, Алексея Кисанова, и Александру, и травы, и деревья... И грибы тоже.

Еще в лесу очень радостно устраивать пикник, располагаться на полянке, стелить старенькое одеяло, доставать из рюкзачка бутерброды с холодной телятиной, и помидорчики с огурчиками, и термосы, и пластмассовые тарелки, и салфетки, и кусочек сахара для кофе, налитого в крышку-чашку термоса... Голод обычно бывал зверским и веселым, вкусность еды не сравнима ни с чем, и этот зверский голод, и блаженный процесс его утоления – это все тоже было счастливым актом единения с землей, с природой.

А потом, когда все съедено и убрано в рюкзачок, растянуться на одеяле и смотреть в небо. И рядом Саша, и в корзинке пузатятся толстые тельца боровичков... И мысли неспешно плывут в голове, как вон те облачка в безмятежной синеве.

Почему говорят, что перпетуум мобиле не существует? Он существует: природа. Здесь, в лесу, в детских красках голубизны, зелени и радостно-желтого пятна солнца, в мелкой копошне всяческих букашек, это было совершенно очевидно. Она самовозобновляется, она вечна. В ней все удивительно ловко устроено: одно кормит другое, жизнь развивается, потом производит другую жизнь. Каждая тварь, малая и большая, смертна, а жизнь вечна. И прекрасна.

Он повернул голову, посмотрел на Александру. Изгибы. Бровь, нос, контур щеки, подбородка. Изысканная линия губ. Саша тоже прекрасна. Она жизнь – его жизнь. Жалко все же, что они не дали начало другой жизни... Но что делать, так вышло.

Он повернулся и обвил ее рукой. В лесу он всегда отчаянно хотел близости с ней, и Сашка, по правде говоря, тоже. Но соглашалась редко: боялась, что набредут на их полянку грибники. И еще насекомых боялась.

С этими мыслями Алексей осторожно подлез под ее майку рукой, положил на живот. Смирненько положил, ни на что не претендуя, – паинька. Живот был нежным и мягким, и он только чуть-чуть пошевеливал пальцами, как рыба плавниками – стоячая такая рыба, которая никуда не собирается плыть. Или, по крайней мере, делает вид, что не собирается.

Сашка чуть-чуть поправилась в последнее время, и ей это шло. А животик вообще стал обалденный: на нем теперь можно было сделать складочку и нежненько его пощипать. И грудь немного увеличилась, а уж что можно делать с грудью, да еще и с такой налившейся, – об этом лучше не думать, а то...

Саша ведь боится насекомых. И грибников тоже.

Потому рука его смирненько покоилась на ее животе, только пальцы чуть шевелились, – ее тело, ее плоть была всегда такой желанной, что он мог получать бесконечное, медленное удовольствие всего лишь от прикосновения. А с более острыми ощущениями можно и до вечера подождать.

Алексей закрыл глаза. Небо, земля и Саша. Пряно пахло грибами, а еще солнцем, хвоей и травами, и его рука-рыба медитировала на Сашкином животе. Жизнь действительно прекрасная штука.

И вдруг он почувствовал, как ее тело напряглось. Истолковав это напряжение так, как только мог истолковать мужчина, он рискнул и скользнул ладонью ниже, под тугую застежку джинсов, потом под резинку трусиков, и подушечки его пальцев уже ощутили ласковую шерстку ее лобка...

Александра вдруг положила свою руку на его. И даже немного вжала его ладонь в сладостную мякоть своего живота. Алексей почувствовал, как запульсировала кровь в его теле, ринувшаяся к... Ну, известно, куда ринувшаяся.

Означал ли ее жест согласие? Он приподнялся на локте, чтобы увидеть выражение ее лица... Оно его несколько озадачило. В нем не было желания – в нем было странное, почти отрешенное блаженство.

– Чувствуешь? – тихо молвила Александра. – Здесь наш ребенок...

Он почему-то отдернул руку. Опрокинулся на спину и уставился в бездонное, яркое небо.

Александра тоже смотрела в небо, тактично давая Алеше время справиться с эмоциями – она пока еще не знала, с какими именно. Приятный для него сюрприз – или неприятный? О ребенке они никогда не говорили – как-то само собой подразумевалось, что они с этим делом опоздали, что не в том возрасте они встретились, что работа-монстр и образ жизни не позволяют...

Наконец Алексей очнулся и указал на ее живот.

– Это вот тут?! Наш ребенок?!

– Ну, не в корзинке же с грибами!

Александра снисходительно улыбнулась. Она вдруг ощутила себя жрицей, посвященной в высшие таинства, недоступные простому люду по имени "мужчины".

Алексей подумал. Потом осторожно встал над ней на четвереньки, приложил щеку к ее животу – или ухо приложил, чтобы послушать, хотя слушать там было еще решительно нечего. Потом оторвался и проговорил, стесняясь, ей в пупок, словно в микрофон:

– Здравствуй... Здравствуй, маленький! Я твой папа...

Он поднял глаза на Сашу.

– Как ты думаешь, он слышит? – спросил он у нее, отчего-то перейдя на шепот.

– Конечно! У него уже есть ушки!

– Ушки... Потрясающе, ушки!.. Значит, теперь он знает не только твой голос, но и мой?..

Алексей снова завалился на спину рядом с ней. Нет, рядом с ними...

– А что у него еще есть?

– Все. Только очень маленькое.

– А когда мы с ним познакомимся?

– Через семь месяцев.

– А как мы его назовем?

– Сначала выясним, мальчик будет или девочка.

– А это как выясняется?!

...По дороге домой он задал еще кучу забавных и бестолковых вопросов, немало развеселив Александру. Он вызвался немедленно ехать за клубникой – потому как слыхал, что беременные женщины отчего-то хотят клубники, – и она смеялась в ответ и не хотела никакой клубники. Она просто радовалась. Конечно, она предполагала именно такую реакцию Алеши, но одно дело предполагать, а другое знать. Знать точно, что любимый мужчина рад стать отцом.

Всю ночь Алексей держал теплую ладонь на ее животе и даже во сне бормотал "маленький", так что Александра чуть не всерьез заревновала будущего папу к будущему бэбику.

Поутру они быстро разбежались – каждый по своим делам. Александра Касьянова отправилась в редакцию известного еженедельника, а частный детектив Алексей Кисанов (для своих просто Кис) отправился в свой рабочий кабинет, служивший ему как офисом для приема клиентов, так и "храмом уединенного размышления".

Собственно, офисом и по совместительству "храмом" являлась одна из комнат в его трехкомнатной квартире на Смоленке, в старом доме архитектора Желтковского. И в этом теперь заключалась вся проблема.

Проблема немножко заключалась в этом уже и раньше, но сейчас она встала перед Алексеем со всей беспощадной очевидностью: они с Сашей жили каждый у себя. Он здесь, на Смоленке, – она в однокомнатной на проспекте Мира. Они сбегались по вечерам, когда удавалось, – то у нее, то у него. Во всех шкафах множились и дублировались вещи; на полках в ванных разрастались батареи туалетных вод, лосьонов до бритья и после, кремов для всех мыслимых частей тела, шампуней, гелей... В общем, бардак полный.

Тем не менее он их устраивал: работа нередко отхватывала у них часть ночи, а случалось, и всю, и раздельная жизнь счастливо снимала вопрос о подотчетности, об ожидании по вечерам, оберегала от слишком плотного погружения в дела другого... Давала дышать, одним словом, – давала СВОБОДУ.

...Супруги – это от слова "сопрягаться". Спрягаться, склоняться – это когда одно слово диктует обязательную форму другого, и вместе они существуют только так, в своей обязательной взаимной зависимости. А им хотелось «сопрягаться» только тогда, когда, в нарушение грамматики, для этого возникало свободное и обоюдное желание...

И потому накатывавшее иногда ностальгической волной желание жить "нормальной семейной жизнью" неизбежно разбивалось о практицизм преимуществ раздельного быта. И так было до сих пор.

Но теперь, когда у них появится ребенок... Собственно, он уже есть – пусть и на стадии эмбриона в еще плоском Сашкином животе... Теперь все менялось!

Неновая мысль о "нормальной семейной жизни" немедленно заиграла новыми красками – новыми доводами и аргументами. Как же иначе?! Ведь они уже не просто соединенные любовью мужчина и женщина. Они родители! А родители должны жить со своим ребенком вместе!!!

...Ребенок являлся абсолютно логичным результатом их отношений. Плодом их отношений, в прямом и переносном смысле. Несколько поздним плодом, неожиданным... Но желанным. Необходимым.

Это их продолжение, его и Саши. Это их посаженное дерево, их построенный дом. Это то, что останется в мире, прожектируется в будущее тогда, когда их не станет.

Впрочем, идея о "построенном доме" носила определенный практический и даже прагматический аспект. Она без обиняков вопрошала: "где?" Где их дом???

"Надобно неотложно решить этот вопрос", – размышлял Алексей, радуясь отсутствию клиентов в это утро. Первой, конечно, напрашивалась мысль о том, что жить следует у него, в трехкомнатной и просторной квартире. Но имелось несколько "но".

Первое "но": тут находился его кабинет, а детский плач не самое лучшее звуковое оформление для переговоров с клиентами. Ладно, допустим, он перенесет в таком случае свой кабинет в Сашкину квартиру, оповестит всех клиентов о смене адреса и телефона, а также заявит новые данные в справочники по Москве, равно как и на своем небольшом сайте в Интернете.

Следующее "но" заключалось в том, что квартира его нуждалась в серьезном капитальном (и дорогостоящем) ремонте.

И Садовое кольцо – отнюдь не лучший микроклимат для малыша – это третье "но".

Отсюда просто и естественно вытекала мысль о покупке новой квартиры. В каком-нибудь тихом дворике, зеленом островке, – дома сейчас строят качественные повсюду, а жить в пределах Садового кольца вовсе не обязательно...

В самом деле, вместо того чтобы тратить деньги на ремонт его квартиры, их лучше вложить в покупку новой! Кроме того, в таком раскладе Алексею не придется менять адрес кабинета, и квартира Саши останется незанятой, что тоже хорошо. Он полагал, что для нее это психологически важно: у нее всегда будет убежище на случай, когда и если захочется побыть одной. Может, никогда и не захочется, но важно знать, что оно, убежище, имеется...

И вот еще что: надо им наконец пожениться!

Вечером он поделился своими соображениями с Александрой. И потом тактично ждал, давая ей время справиться с эмоциями – он пока еще не знал, с какими именно... Приятный для нее сюрприз – или не очень?

Александра думала совсем недолго.

– А что у нас с деньгами? Хватит на покупку?

– Я займусь этим вопросом немедленно, – пообещал он. – Выясню цены. По-моему, должно хватить!

– В ЗАГСе тоже разузнаешь?

Это означало, что Саша согласилась. Согласилась!!!

Конечно, он примерно так и предполагал, они с Александрой нередко думали в унисон. Но одно дело предполагать, а другое дело – знать. Знать точно, что любимая женщина готова стать его женой...

Александра не переставала изумляться, как легко и нечаянно изменилось течение ее жизни. И мыслей. Еще столь недавно, каких-то несколько лет назад, она не верила, что можно любить. Любить мужчину – это важное уточнение. Потому что другая любовь – к семье своей, родителям, младшей сестре Ксюше, – эта любовь была ей ведома. И свята.

С мужчинами же было все значительно сложнее...

...Александра родилась красивой. Сколько она помнила себя, столько она помнила тянущиеся к ней, как руки, мужские взгляды. Но, глядя в их жадные глаза, она отчетливо понимала: жизнь им представляется, как пиршественный стол, за которым подают женскую плоть. Где, поев красной икорки, они вожделеют черной, отведав ягнятинки, требуют говядинки... А ягнятинки с говядинками принаряжаются изо всех сил, почитая участь попасть в сластолюбивый рот за честь. И завидуют им отчаянно дурнушки, потому что женское тщеславие основано на количестве сомнительных побед в соревновании за мужскую похоть...

Александра же была весьма высокого мнения о своей личности и сводиться в мужских глазах до статуса "ягнятинки" никак не желала. Возможно, это Тимур^[1] так извратил ее представление о мужчинах, но... У нее не было оснований считать иначе. До тех пор, пока в ее жизни не появился Алеша.

...Он зашел в ее душу с черного хода. Да что там "зашел" – беспардонно влез! Без парада, без церемоний, без звонка. Сначала он грубо вытащил на свет божий ее самые потаенные, самые стыдные секреты. Потом, против всех ожиданий, оказался к ним бережным... Потом он... Или сразу? Да, пожалуй, Александра с самого начала ощутила, что нравится ему... Да мало ли кому она нравилась! Она знала, что стоит за этим словом. Но он ничего не просил, не ждал, не намекал на благодарность. Просто спас ее – и ушел в тень.

Она удивилась. Оценила. И позволила ему быть другом. А спустя какое-то время предложила ему стать любовником. Довольно цинично, если честно: как меньшее из двух зол. Если уж нужен женщине мужчина, то пусть будет он, Алеша. Ее друг. Так она рассудила тогда...

О, выбор в пользу "меньшего из двух зол" оказался ловушкой! Очень скоро она поняла, что воздух не дышится без него... Это было почти страшное, хоть и счастливое открытие. Имя ему было – любовь, как ни хотелось ей произносить это затасканное и лживое слово. Иногда утром, глядя на его спокойные во сне черты, она ощущала такую великую нежность, что пугалась. Он слишком много значил для нее. Он слишком много места занял в ней – во всем ее существе. Он стал таким родным, что их секс иногда казался ей инцестом...

И вдруг беременность. Да ладно бы только беременность ВДРУГ! Ее другое ВДРУГ изумило: как она без малейшего колебания, без секундного раздумья приняла этот поворот в своей жизни: ребенок. Их с Алешей ребенок. Да будет так!

Он являлся абсолютно логичным результатом их отношений. Плодом их отношений, в прямом и переносном смысле. Несколько поздним плодом, неожиданным... Но желанным. Необходимым. Просто это должно было однажды случиться – теперь она поняла это. Судьбе надоело ждать, пока они, глупые, додумаются сами. И решила все за них.

И, разумеется, теперь они должны пожениться и жить вместе. Она немного побаивалась, что совместный быт может усложнить их отношения... Но они больше не просто мужчина и женщина, соединенные любовью. Они теперь – родители. А родители должны жить со своим ребенком вместе. Баста.

Алексей не следил за ценами на жилье, нужды до сих пор не возникало, но полагал, что трехкомнатная квартира стоит тысяч двести долларов (вольно правительству издавать указы о непременном обозначении цен в рублях – в квартирном вопросе царил архаичный долларовый подход). Не шикарная, но хорошая. И такой суммой он располагал. Каких-то десять лет назад подобные цифры встречались только в переводной литературе – и Алексей гордился тем, что сумел ее заработать. Сам.

У Александры, транжирки, набралось бы, наверное, еще тысяч пятьдесят. Итого – четверть миллиона! Ничего себе, прямо ненаучная фантастика!

...Но сегодняшняя экскурсия по Интернету повергла его в шок. Квадратный метр в новостройке, даже на начальном цикле (когда цена значительно ниже), сильно зашкаливал за три тысячи в валюте. Выходило, что со своей фантастической четвертью миллиона долларов они могли купить весьма средненькое жилье. И это у черта на куличках, в каких-то отдаленных местах непомерно раздувшейся столицы, которым он, коренной житель Садового, даже названий не знал. Кроме того, строительство закончат в следующем году – и то обещают. Потом отделка, обстановка – не успеют они к рождению ребенка!

Алексей проделал поиск заново, теперь уже просматривая варианты на вторичном рынке. Но и тут приличные трехкомнатные квартиры оказались чудовищно дороги, от пятисот тысяч у. е. и выше, выше, выше... Нечего даже и мечтать.

Он сделал еще раз поиск, выбирая на этот раз квартиры, нуждающиеся в ремонте. Он стоит, конечно, денег, и немалых, но хотя бы не вся сумма сразу вперед, что немного позволяло дышать...

Однако и для такой покупки их сбережений, как выяснилось, катастрофически не хватало. Посему он принялся смотреть цены на дачи, осознав, что придется им что-то продавать. Домишко у Алексея на участке никудышный, но ведь нынче ценится земля, а не древние избушки советских времен: все равно снесут и построят новое жилье...

Дачи Алексею было чуть-чуть жалко – из-за детских воспоминаний. Но делать нечего, суровая действительность не считалась с сантиментами. А в практическом смысле, для летнего загородного отдыха, в их семье имелась еще дача Александры.

Но сумма все равно не набиралась! Он растерялся. Что теперь делать? Отказаться от покупки – и жить на Смоленке, в чаду машинных выхлопов? А его кабинет? Занять под него квартиру Александры? Или купить студию? После капитального ремонта его квартиры не останется даже на замухрышку с окнами на МКАД... Может, взять ипотеку? Проценты банков были драконовскими, как и условия...

Расстроившись окончательно, он поехал к Александре с распечатками с сайтов по недвижимости и горькими размышлениями.

Она послушала, посмотрела распечатки и заключила:

– Продаем твою дачу и мою квартиру. И купим новую в зеленом островке где-нибудь сразу за Садовым. ВДНХ, Динамо, Фили, Сокольники – что там еще в Москве зеленого есть? А твоя останется тебе для работы.

Алексей оценил ее жест. Он дорожил этой старой квартирой, в которой жили два поколения его семьи, и Саша знала об этом.

Немного подумав, он принял ее подарок. Александра никогда не делала ложных жестов "по доброте". Тех фальшивых жестов мягкотелости, после которых люди немедленно жалеют о своей "доброте", называя этим красивым словом собственную трусость и неумение отказывать.

– Тогда нам остается только выбрать квартиру! – заключила Александра.

...Ваня – юный друг, жилец и ассистент Алексея, недавний студент, а ныне аспирант – воспринял новость так, словно был детективу отцом родным:

– Ну, слава богу, насилу я вас уговорил! Сколько лет своей молодой жизни на это положил!!!

Ванька хоть и ерничал, но правду говорил: он давно уже агитировал Алексея "жить по-человечески", то есть с Александрой. На самом же деле он просто предчувствовал свой уход из квартиры на Смоленке, где практически провел все свои студенческие годы, и понимал, что это будет непросто для них обоих. За годы их совместной холостяцкой жизни Алексей стал Ивану больше чем друг – он стал ему "двоюродным папой", более близким по духу и складу, чем родной. Бездетный Алексей тоже сильно привязался к парнишке.

– Ты еще не знаешь главного: Александра беременна! – сказал он.

– И вы будете рожать?!

– Будем, – кивнул Кис.

Ванька присвистнул, потом хлопнул "двоюродного папу" по плечу и заявил, что будет шафером, свидетелем, крестным отцом, кумом, деверем и еще чем-то таким, чему толкования не знали оба, зато стало ужасно весело.

Потом Ванек вдруг озаботился здоровьем Александры и пообещал найти лучшего во всей Москве гинеколога. Затем принялся вникать в проекты по приобретению недвижимости и вызвался сыскать наилучшего агента Москвы.

Алексей, как ни старался, так и не сумел охладить пыл своего юного друга, и через два дня ему была вручена записка с номером телефона "лучшего гинеколога", а также представлена женщина в качестве "лучшего риелтора", а проще (хоть и длиннее) говоря, агента по недвижимости.

Людмила – так ее звали, – приятная женщина средних лет, была немногословна. Усвоив поставленную перед ней задачу, она пообещала дать полный обзор по интересующему детектива вопросу через пару дней.

И через пару дней она, как обещала (о чудо!!!), предложила им список вариантов, плюс-минус соответствовавших запросу, а также попросила назначить дни для просмотра квартиры и дачи: покупатели нашлись моментально, невзирая на условие, чтобы Александра проживала у себя на проспекте Мира до переезда.

Машина сделки завертелась с ужасающей быстротой. Дача Кисанова и квартира Александры улетели в считанные дни. Требуемая сумма наконец сложилась, оставалось только выбрать подходящее им жилье. Они с Александрой уморились в хождениях и пристрастных просмотрах квартир по списку Людмилы и наконец остановили свой выбор на одной – в районе ВДНХ, недалеко от Студии имени Горького, в кирпичном доме на тенистой аллее.

Продавец желал получить поскорее деньги, а Алексей, со своей стороны, тоже не хотел тянуть: а ну как появится конкурент, который предложит продавцу больше! Цены росли еженедельно...

Кроме того, времени до родов – с учетом всех хлопот по последующему ремонту да закупке обстановки, включая детскую комнату, – оставалось впритык. И посему Алексей очень торопился, торопил Людмилу, а она оказалась и впрямь человеком очень толковым и обязательным, так что дело двигалось резво.

Наступила очередь бумажек, походов к нотариусу, подписей и гербовых печатей. Быстро ли, нет ли, а сентябрь пролетел, прибавив месяц к возрасту их малыша.

И пришел день Д – день сделки. Следовало заложить деньги в банковский сейф, таковы были правила, – после подписания всех бумаг ее оттуда заберет продавец квартиры на тенистой аллее. Алексей отправился в свой банк, где практически полностью опустошил свой счет, обналичив требуемую сумму. Загрузив небольшой портфельчик большой пачкой купюр с портретами американских президентов, он направился в банк, где находился предусмотренный договором депозитарий, то есть тот самый сейф.

...Припарковаться, как всегда, было негде. Покрутившись по улочкам, он приткнулся на противоположной стороне, метрах в ста от банка. Вышел из своей «Нивы»-джипа, прижимая локтем небольшой черный портфель к боку, и направился к переходу. Машины нетерпеливо пофыркивали в ожидании зеленого, и он прибавил шагу.

Он почти достиг кромки противоположного тротуара, когда воздух неожиданно взорвал треск мотора. Из компактного, напрягшегося автомобильного стадца вырвался мотоцикл и попер прямо на него.

Учуяв неладное, он успел запрыгнуть на тротуар и в то же мгновение ощутил, как его портфель резко потащился назад, выдернулся из-под локтя, увлекаемый мотоциклистом. Ремень портфеля, закрепленный в ладони, развернул его, дернул и затем вырвался из руки, опрокидывая его вслед за собой наземь.

Он ударился головой об ограду, и свет померк в его глазах...

* * *

Страшный женский визг завибрировал в ушах. Он пришел в себя. И вспомнил, что произошло.

А произошло самое простое и самое ужасное: его ограбили почти на шестьсот тысяч долларов. Почти у входа в банк.

Когда Алексей поднялся, от мотоцикла, конечно, и след простыл. Вместе с портфелем. Со всеми деньгами, предназначенными на оплату их новой комфортной квартиры для жизни втроем, с малышом.

Водители, свидетели происшествия, задерживаться не пожелали и уже давно исчезли из виду. Рядом, на тротуаре, стояла только женщина, участливо разглядывавшая его разбитый лоб, и чуть поодаль пожилой мужчина с большим коричневым портфелем, похожий на бухгалтера.

Алексей вытер о брюки ободранные ладони. Голова гудела. Он осторожно провел рукой по лбу: кровь. Она уже подбиралась к крыльям носа. Он пошарил по карманам в поисках пакетика носовых платков. Но его почему-то не оказалось. Ах да, он остался в портфеле... Смешно, не правда ль: у него украли носовые платки и более полумиллиона долларов... Обхохочешься.

Он вспомнил, как Серега, старый друг еще по сыщицкой работе на Петровке, ему пару дней назад предлагал: "Может, тебя сопроводить в банк?" Но Алексей самонадеянно отказался. От машины до банка всего несколько шагов! И он, бывший опер и ныне частный детектив, вполне в состоянии дать отпор, если что!

В состоянии, да... Только вот не дал. Сработал эффект неожиданности – а все потому, что самонадеянность вела его, шепча, что ничего не может случиться за несколько коротких минут, за несколько недолгих шагов...

Мужчина с портфелем, похожий на бухгалтера, подошел к нему.

– Я вызвал милицию, сейчас подъедут... Я свидетель, все расскажу, что видел! Только в отдел я не поеду. Затаскают потом...

– А что вы видели?

– Как вашу сумку мотоциклист выдернул!

– А номер мотоцикла запомнили?

– Нет...

– Может, марку мотоцикла?

– Нет... Большой, красный с черным...

– А водитель?

– Так за шлемом не разглядишь... "Понятно, что за шлемом не разглядишь, – мысленно чертыхнулся Кис, – да только какой же ты, блин, свидетель, если ничего не заметил!"

– Ну, шлем какого цвета? Во что одет мотоциклист?

– В черное...

Женщина все стояла рядом.

– А вы? – спросил ее Кис.

– Ой, я даже не поняла, что случилось! Слышала, мотоцикл трещал, но я только мельком на него глянула, а потом, смотрю, вас вдруг развернуло, дернуло, и вы упали! Я "Скорую" вызвала... – Она смутилась. – Может, зря?

– Спасибо. Ничего, хоть кровь смоют.

– Давайте я оботру!

Она достала из сумки чистый накрахмаленный платочек с цветочками и принялась осторожно промокать ручеек.

– Бандиты какие, надо же! – тихо причитала она, орудуя платочком. – Как же так можно! Вы ведь убиться могли! Хорошо еще так обошлось, раной на лбу... Хотя у вас, может, сотрясение мозга?!

Женщина едва не плакала от сочувствия к нему и негодования по поводу "бандитов". Алексей ее любезно поблагодарил и вывернулся из заботливых рук.

У него уже и так сотрясение. При мысли об украденных – так бездарно, так элементарно!!! – деньгах у Алексея сотрясался не только мозг, но и все внутренности.

Он осмотрелся по сторонам. У входа в банк, на высокой площадке, которой венчалась лестница, двое мужчин смотрели в его сторону, о чем-то разговаривая. Оттуда вряд ли возможно было разглядеть номера мотоцикла, но вдруг они хотя бы марку определили... Он направился в их сторону.

– Быстро пронесся, черт, я не успел разглядеть, – ответил один из мужчин. – Но мотоцикл не наш, иностранный, это точно. И довольно старый, на мой взгляд, дизайн несовременный... Думаю, что япошка, пожалуй что, "Хонда", старой модели, лет пять ей...

Второй человек устранился от разговора, сообщив, что стоял к месту происшествия спиной и ничего не видел.

– А если я вам фотографии разных моделей покажу, сумеете опознать? – спросил он первого.

– Это вы меня что ж, в милицию приглашаете?

– Необязательно. Можно ко мне домой. – Алексей, зная нелюбовь граждан к родной милиции, протянул визитку.

– Видите ль, я человек занятой, – ответил мужчина. – Может, выкрою время, позвоню... Но не обещаю.

Понятно. Хоть на визитке и сказано: "Частный детектив", – аллергия на МВД покрывает и эту вполне безобидную категорию.

– Номера?

– Не разглядел.

– Водитель?

– В черном, шлем тоже. Если расстояние не сыграло шутку, то росту немаленького.

– Обычно водитель мотоцикла несколько пригнут к рулю, за счет чего кажется меньше ростом. А тут он выпрямился, выхватывая мой портфель. Поэтому мог показаться выше. Что скажете?

– Скажу, что вы правы. Но все равно немаленький мужичонка. Не говорю, что большой, – просто не коротышка. Уже кое-что, а?

Уже кое-что, м-да... Алексей почувствовал, как подбирается к грудной клетке волна отчаяния, лишая его кислорода. Легкие парализовало на полувздохе, ни тпру ни ну. Он с трудом совладал с собой и перевел дух.

– Оставьте мне ваши координаты, пожалуйста...

– У меня есть ваша визитка... Я сам позвоню, как только выкрою время.

Это означало "никогда". Алексей молча кивнул и отошел. У тротуара притормозила милицейская машина. Он направился к ней. Довольно быстро договорившись с молоденьким лейтенантом, сидевшим рядом с водилой, о том, что он подъедет в отделение позже и сделает полагающееся заявление, Алексей вернулся на высокие ступеньки. Народ высыпал из дверей и стоял на площадке, крутя шеями. Видимо, до тех, кто находился внутри банка, запоздало дошло сообщение о происшествии, и люди возжаждали зрелищ. Однако зрить уже было нечего, и лица припечатало разочарование.

Алексей вошел в банк. У одной из колонн он увидел на стульях небольшую группку: его агент по недвижимости Людмила, продавец квартиры Роман и его агент. Они ждали Кисанова для завершения сделки.

Алексей приблизился.

– Сожалею, но сделка не состоится. Меня только что ограбили.

Он резко повернулся и покинул банк. Слова сочувствия, хоть искренние, хоть пустые, ему совсем были не нужны. Спасти его могло одно: деятельность!

На выходе из банка он столкнулся с человеком в белом халате. Наверняка фельдшер со "Скорой".

– Кто тут пострадавший? – зычно взывал врач.

– Сбежал, – коротко бросил Кис через плечо.

Он поехал в отделение, где написал, как того требовали правила, заявление. Отчетливо понимая, что грабителя не найдут никогда.

Дежурный опер, которому поручили проводить проверку по его заявлению, был еще той, старой закалки. Он разразился длинным монологом, не давая Кису вставить ни слова.

– Ты что же делаешь? Ты же не лох последний, сам с Петровки не так давно уволился! С такими деньгами один по улице поперся! Не знаешь разве, что у нас завал с уличными грабежами? Мы не то что их раскрывать – мы их штамповать не успеваем! Ты у меня уже за дежурство пятый, а время только к обеду! И что мне теперь прикажешь делать? Спасибо тебе за очередной висяк сказать? Да меня завтра с утра начальник как котенка носом будет во все это дерьмо окунать! А не дай бог, убийство! Тогда твой рывок недели две никто из ящика не достанет! Да что мне тебе объяснять, сам все понимаешь...

– Понимаю, не кипятись... Но тут другое. Кто-то точно знал, что именно у меня в портфеле лежит.

– С чего ты взял?

– Ну, сам сообрази: напал он на меня за сто метров от банка, причем на переходе: то есть, он не мог даже знать, сверну ли я в сторону банка. Тем не менее, он выбрал меня! Странно, не находишь? Далее. Такие разбойники грабят обычно женщин, – у них куда легче сумку с плеча сдернуть. Однако он всех женщин, что шли передо мной, пропустил. Продолжать?

– Хех... Ладно, убедил.

– Вот и хорошо. Так что посоображай на этот счет... Я заяву написал, теперь тебе решать – под попу положишь или искать будешь... Дело, понятно, почти дохлое, но если все же сумеете найти гада, то я вам хорошо заплачу. В частном порядке.

Алексей мало верил, что бывшим коллегам удастся что-нибудь сделать. Сказал так, для очистки совести...

Как сообщить об этом Александре – он даже не представлял. Более полумиллиона долларов улетучились в прямом смысле по воздуху, в одно мгновенье. Годы трудов – в одно мгновенье...

Пропали не просто деньги – пропало новое жилье для их семьи; пропала Сашина однокомнатная квартира на проспекте Мира и дача Алексея... Как сказать об этом Александре?! Научите меня кто-нибудь – как сообщать о подобных вещах?!! Да не какому-то там потерпевшему, а любимой женщине?! Которая ждет ребенка – вашего ребенка?!!

Он решительно не знал, как об этом сказать. И не сказать было нельзя. О нет, не от повышенной честности, отнюдь! Если бы Кис мог, он бы непременно утаил от нее эту жуткую правду!

Да только как ее утаишь, когда сделка расстроилась и никакой квартиры у них теперь не будет...

Делать нечего, он сказал.

– Не нравится мне это... – отреагировала Александра.

– Было бы странно, если бы понравилось...

– Я не о том. Плохо начинается моя беременность... Дурной знак. Может, прервать, пока не поздно?

– Саша, ты что?! В самом деле, неужели ты веришь в эту чепуху?

– Это наблюдения, мои личные. Если что-то не заладилось с самого начала – значит, ты не в ту сторону пошел, не по тому пути. Иными словами, тебе это и не надо делать... Или еще время не пришло.

– По-моему, это слабость, Саша. Извини. Она хмуро посмотрела на него.

– Ты просто не понимаешь... Ты не веришь в знаки.

– Саша, какие, к черту, знаки? Ты Кастанеды начиталась?!

– Это мой собственный опыт!

Алексей понял, что сейчас они поссорятся. Он заставил себя успокоиться, прогнать неуместное раздражение. Вдох-выдох, сбрасываем негатив.

– Я понимаю тебя, – произнес он раздумчиво. – Ребенка мы с тобой не планировали. Беременность пришла поздновато и случайно. И хотя и ты, и я – мы оба мгновенно решили, что так тому и быть, ты все-таки иногда задаешь себе вопрос, правильно ли сейчас решаться на роды... Да?

Она ответила не сразу, но все же ответила:

– Да.

– И сейчас это негативное событие наложилось на твои сомнения. Ты решила, что это знак против. Потому что в твоем мозгу есть какие-то сомнения, какие-то не до конца разрешенные аргументы против. Так?

– Так...

– Саша, я ничего не понимаю в знаках. Кастанеда на меня навеял глубокий сон при чтении. Так что я в этом вопросе полный профан. Придется тебе самой делать выводы. Но вот скажи мне: мы с тобой предохранялись, верно?

– Да.

– Мы считали, что ребенок, наш с тобой общий ребенок – это мимо, это мы проехали, поезд ушел. Так?

– Да.

– И вдруг, несмотря на все меры, ты забеременела. Теперь скажи – это знак или нет?

Она молчала.

– Подумай. Ты этому обрадовалась. И я тоже. Вопреки всему. Так это знак или что?

– Наверное...

– Как будто ребенка нам бог послал. Или кто там заправляет нашими судьбами? Лично у меня было именно такое чувство...

– У меня тоже...

– И вдруг такая неприятность, ограбление. Огромная неприятность. Это удар для меня и для тебя, спору нет. Но скажи, Саша, когда ты заболеваешь, то ты принимаешь это как знак? И смиряешься с судьбой, которая намекнула тебе, что кранты? Или ты все-таки идешь к врачу и пьешь таблетки?

– Алеш, ну что ты глупости говоришь... Конечно, иду к врачу! И пью таблетки...

– Ага, значит, ты не считаешь, что болезнь – это знак судьбы и пора помирать?

– Ладно, сдаюсь. Ты прав.

– Тем более что мы с тобой живы, здоровы, и наш малыш ведет себя на пятерку...

– Да...

Она вдруг расплакалась, уперевшись лбом в его плечо.

– Ну что такое? – ласково спросил он. – Что не так?

– Все так... Я люблю тебя... ты очень хороший...

– Это повод для слез? – усмехнулся Алексей.

– Нет, – Александра хлюпнула носом. – Для любви...

– Вот и отлично. Значит, выбрасываем всякие глупости из головы?

– Да...

– А над остальным я постараюсь поработать. Если этот божок, который, прорвавшись через все наши предохранительные защиты, подкинул нам ребенка, то он нас и не оставит. Он должен работу довести до конца! Люди это плохо умеют, но зато боги на то они и боги, чтобы быть совершенными! Согласна?

Александра улыбнулась сквозь слезы.

– Бог, – продолжил Алексей, – он же не при советской власти воспитан, чтобы быть халтурщиком! Он не повесит пиджачок на спинку стула, а сам рванет по магазинам, делая вид, что ушел на каких-то ничтожных пять минут... – Он пытался удержать ее улыбку, не дать ей ускользнуть, не позволить Саше вернуться к тем словам, с которых начался их разговор. – Бог – это что-то такое высшее, верховное, умное, всезнающее и всевидящее... Правда? И, следовательно, подарив нам ребенка, он будет нас опекать и дальше... Он должен нам помочь, Саша!

Алексей очень хотел, чтобы она ему поверила. Она оторвалась от его плеча, вытерла глаза и нос и, всхлипнув напоследок, спросила:

– Как ты думаешь, ты сможешь найти грабителя?

– Постараюсь.

– Ты всегда находил, Алеша... – Она с надеждой посмотрела на него.

Алексей не выдержал этот взгляд – девочка, ожидающая чуда. Он отвернулся. Он не мог пообещать ей чудо. Он же не бог.

Он только улыбнулся ободряюще. А что ему еще оставалось делать?

Но делать что-то надо было. Причем срочно, по горячим следам! И Алексей немедленно кинулся в расследование. Чем бы оно ни увенчалось, но он не мог пребывать в бездействии – он бы просто свихнулся.

Искать мотоцикл бессмысленно. Слишком мало сведений о нем. Следовало начать с другой стороны: кто мог знать о дне и часе закладки денег в банковский сейф? Причем не вообще банковский, а данного банка? На подходах к которому было легко вычислить Алексея при том небольшом условии, что грабитель знал его в лицо.

Ну, разумеется, о дне и часе знала Александра. Кому она могла сказать, что именно сегодня подписывается договор о покупке и деньги закладываются в банковский сейф? Надо у нее это выяснить... Не сейчас, чуть позже, когда она успокоится.

Сам Алексей никому не говорил. Ну, точнее, Ванька знал. А Ваньке доверие на сто. Еще Сере-га, давний дружбан, – это тоже на сто. Но, кроме них, существовали еще люди, которые были осведомлены: агент по недвижимости Людмила и сторона продавца.

Людмила была вне подозрений. Она любила свою работу, гордилась своими успехами и своей репутацией: она сама достигла всего с нуля, стала авторитетным профессионалом, клиенты бегали за ней, передавая ее телефон как заветное "Сезам, отворись!"...

Зарабатывала она хорошо, хоть и вполне тяжким трудом, а на заработанное содержала огромную семью. Ни по своим человеческим качествам, которые Алексей отчетливо учуял, ни по своей профессиональной ситуации она бы никогда не пошла на подобное. И по тем же причинам сболтнуть не могла. Она уже пятнадцать лет в профессии, прекрасно понимает, о чем можно говорить, а о чем нельзя.

Оставался продавец, Роман. Он сам и как минимум его семья знали день и час. И могли трепануть еще куче знакомых...

Кроме того, знал агент по недвижимости Романа.

Весело... Придется заняться вплотную личностью продавца, его семьей, агентом и знакомыми.

...Впрочем, по зрелом размышлении не так уж, на самом деле, и широк круг потенциально подозреваемых. Именно по той причине, что для ограбления нужно было быть не только осведомленным о времени и месте сделки, но еще и знать детектива в лицо!

А в лицо его знал лишь сам продавец, Роман. Но он не мог оказаться мотоциклистом-грабителем, так как в этот самый момент находился внутри банка. Зато он мог оказаться организатором ограбления. У него есть, Алексей это знал, сын-подросток... Вдруг хитроумный папаша поручил ему эту операцию? Дал адрес детектива – в документах на сделку он указан, – после чего сынок проследил за Кисановым, усвоил его портрет и в заветный час поджидал его у перехода?!

Не откладывая дела в долгий ящик, Алексей отправился к Роману домой.

Тот был в ярости из-за срыва сделки. Кажется, неподдельной: он должен был срочно переезжать с семьей в Питер, куда перевели его компанию. Если бы он прикарманил деньги Алексея, то должен был быть скорее благодушен: разжился дармовой и весьма крупной суммой да при квартире остался.

Впрочем, ярость могла оказаться наигранной, даже если не казалась детективу таковой. Он пустился в беседу, охал и вздыхал, сочувствовал себе и ему, Роману, и вел витиеватые разговоры, целью которых было выяснить, кто из его знакомых владеет искусством езды на мотоцикле.

Оказалось, что сыну всего четырнадцать лет и ни о каком мотоцикле не могло быть и речи: это не входило в педагогические планы Романа. Да и то: один из свидетелей уверен, что мотоциклист был росту немалого. А четырнадцатилетний сын продавца имел вид несколько тщедушный.

Что ж, тем лучше. Если сам Роман и его сын вне подозрений, то детектив мог позволить себе быть откровеннее.

– Ограбление могло состояться при условии, что грабитель владел тремя пунктами информации: он должен был быть осведомленным о самом наличии сделки; о дате и времени сделки; а также знать меня в лицо. Ну и, разумеется, он должен иметь мотоцикл: скорее всего, подержанный японский. На худой конец, он должен иметь хорошие навыки вождения, а сам мотоцикл мог позаимствовать у знакомых и даже угнать... С другой стороны, наличие хороших навыков было бы весьма сомнительно при отсутствии собственного средства мотопередвижения. Брать мотор у приятелей взаймы годится только для того, чтобы пару раз прокатиться вокруг дома. Где нет ни светофоров, ни пешеходов. А наш грабитель владел хорошо – ОЧЕНЬ ХОРОШО! – мотоциклом. Он точнехонько рассчитал и время, и траекторию. Так что, скорей всего, этот человек имеет мотоцикл в собственном распоряжении и ездит на нем постоянно. Подумайте, Роман, кто из ваших знакомых соответствует перечисленным условиям? Информация плюс наличие мотоцикла?

– Никто, – подумав, твердо ответил Роман.

– А что вы думаете о вашем агенте по недвижимости?

Роман вскинул на детектива обалделый взгляд.

– Эка... Он на мотоцикле передвигается! Я не видел, но он сам хвастался, что для него пробок не существует!

– Это не годится, Роман, – мягко сказал Алексей. – Ваш агент находился в банке в момент ограбления. Вот что он мог сделать, так это передать третьему лицу информацию о сделке, дате и времени. Мой вопрос скорее о ваших человеческих впечатлениях. Ограбление кое о чем говорит: оно очень четко спланировано и виртуозно выполнено. То есть расчетливый ум и самонадеянность, граничащая с наглостью. И, разумеется, отсутствие базовой морали на уровне "не укради".

Роман подумал.

– Знаете, – сказал он вдруг с теплотой в голосе, – я тут на вас наехал... Извините. Раздражение, спешка, то-се... Но я хорошо вас понимаю. Если бы у меня какая-нибудь скотина сперла такие деньги, я бы башку ей открутил!

– Чтобы открутить башку, надо сначала эту башку найти, – резонно напомнил ему Алексей о цели беседы.

– Ну да... Черт его знает. Вроде нормальный мужик. А там...

Кис не стал дебатировать на предмет характеристики "нормальный мужик". Хотя мог бы рассказать Роману, как часто доводилось ему слышать аналогичную характеристику, произнесенную одним бандитом в адрес другого: "Он нормальный мужик..." Имелось в виду, если расшифровать, следующее: подумаешь, убил парочку людей, но (но!) он нормальный мужик, просто погорячился...

– Дайте мне его телефоны, пожалуйста, – попросил он Романа.

...На отлов Романова агента по недвижимости, имя которому было Валерий Игнатьевич, ушла почти неделя. То его телефоны не отвечали, то были плотно заняты, то Валерий Игнатьевич не мог встретиться: занят был очень.

Тем не менее Алексей упорно вызванивал его, и наконец Валерий Игнатьевич сдался.

Он оказался весьма молодым человеком, отчего обращение по имени-отчеству, которое он навязывал своим клиентам, выглядело напыщенно. Алексей, не любивший любую фальшь, уже ничего хорошего от разговора с ним не ждал – и не ошибся. Глазки Валерия Игнатьевича бегали, словно им обещали премию за скорость, и речи его были уклончивы. Есть такой поразительный сорт людей: вы им задаете конкретный вопрос, а они вам отвечают на совершенно другую тему. О таких существует отличная поговорка: "В огороде бузина, а в Киеве дядька"...

Общение с ним оставило Кисанова с носом: то есть он не сумел сделать никакого вывода о личности человека и не получил от человека никакой внятной информации. Разумеется, это никак не могло служить доказательством его причастности к ограблению. Даже глаза бегают далеко не только у мошенников. По опыту Алексей хорошо знал: неуверенные в себе люди, страдающие кучей комплексов, нередко избегают смотреть на собеседника, отчего их взгляд приобретает бегающий вид; а невнятные ответы свойственны людям, у которых просто нелады с логикой или со вниманием...

Что означало, увы и ах, следующее: что придется детективу устроить за Игнатьичем слежку. А это время и время...

1 октября

Так бы оно и вышло, и провел бы Алексей Ки-санов время в пустых, пустейших хлопотах, если б вскоре не наступил день, который он запомнил навсегда. Самый странный день в его жизни.

Собственно, этот день начался еще глухой ночью и даже довольно смешно. Звонок раздался около трех.

– Алло? Это частный детектив? – завибрировал в его сонном ухе высокий женский голос. – Вы мне срочно нужны!

– Что у вас стряслось? – Кис не удержался и зевнул в трубку.

– Мой муж мне изменяет! Приезжайте ко мне немедленно!

– Прошу прощения, не понял... Если вам уже известно, что муж вам изменяет, то не вижу, чем могу быть полезен...

– Как – чем? Он изменяет мне с другой!

– Я понимаю, что с другой... И чем я могу вам помочь?

– А вы приезжайте ко мне, я буду ему изменять с вами!!!

...Долгих пять минут Кисанов пытался объяснить женщине, что он детектив, сыщик то есть, а не мужчина по вызову ("Вы улавливаете разницу?!"). По их истечении он понял, что дело безнадежно. Дамочка пребывала в истерике и возражений принимать не желала. Впрочем, возможно, она просто была крайне глупа от природы?

Так или иначе, но детектив вынужден был невежливо прервать разговор в одностороннем порядке. На повторный звонок с того же истеричного номера он отреагировал выключением телефона, хоть это было вовсе не в его правилах: изменив всем своим джентльменским наклонностям, он оставил даму без помощи...

А утром того же дня его ждал сюрприз совсем иного рода.

* * *

...Он явился без предварительного звонка. Позвонил снизу в домофон, попросил встречи. Алексею не хотелось сейчас брать новые дела, он должен был сконцентрироваться на поиске грабителя, он не мог себе позволить тратить драгоценное время на другие дела. Но... Но им сейчас позарез нужны были деньги. Лишившись всех своих сбережений, он остался даже без средств на ремонт его квартиры...

Делать нечего, Алексей впустил незнакомца в квартиру, пригласил в кабинет.

...Посетитель безмолвно разглядывал детектива. Кисанов, как у него заведено, не торопил его, предоставляя возможность заговорить первым. Эти первые слова, их интонацию он считал очень важными: они позволяли очертить, хоть и бегло, портрет обратившегося к нему человека.

Но на этот раз молчание непомерно затягивалось, словно посетитель вовсе не собирался открывать рот. На секунду возникло абсурдное ощущение, что на самом деле это он, детектив Кисанов, пришел на прием к незнакомому человеку, но никак не вспомнит, с какой целью, отчего не в состоянии произнести ни слова.

Подобные ощущения были совершенно несвойственны Алексею. Он прекрасно умел молчать, вынуждая собеседника заговорить первым. Но тут, похоже, случилась борьба молчаний. И противник его переиграл... «Уж не гипнотизер ли ко мне явился, что меня так перекорежило!» – неприязненно подумал он и произнес ледяным тоном:

– Судя по всему, у вас ко мне нет никакого дела. В таком случае я попросил бы вас не отвлекать меня от работы.

– Вот вы, значит, какой, Алексей Кисанов, – немного растягивая слова, проговорил незнакомец. Он склонил голову набок и спокойно разглядывал детектива. – Пожалуй, вы мне нравитесь.

У него была круглая, коротко стриженная голова с темным ежиком и глаза цвета крепко заваренного чая, причем столь изящного разреза, что им позавидовала бы любая женщина. Рот был пухлым и ярким, словно накрашенным.

Если Алексею не понравилось молчание незнакомца, то еще больше ему не нравилось начало разговора. Он было собрался поставить его на место, как тот широко улыбнулся:

– Нет, не думайте, я не "голубой". Просто у меня дело очень щекотливое, я могу его доверить отнюдь не каждому... Я бы даже сказал, интимное дело. Но вы прошли первый отборочный тур. Я готов вас нанять!

– Из чего не следует, что я готов за него взяться.

– Хе-хе... Возьметесь, Алексей Андреевич, куда вы денетесь!

Алексей вскинул брови. Посетитель вел себя нахально, и детектив решил его выставить за дверь незамедлительно.

Однако тот словно догадался.

– Вам очень хочется меня выгнать, да? – Он дружелюбно усмехнулся. – Не стоит торопиться, Алексей Андреевич, а то ведь так можно с водой и ребенка выплеснуть...

При слове "ребенок" Алексей насторожился. Хотя... Посетитель, конечно, знать не может! Просто расхожее выражение – какие глупости в голову лезут...

– Вам ведь деньги сейчас нужны, верно? – продолжал посетитель, и голос его был вкрадчивым. – Остро нужны, я бы даже сказал...

Он смотрел на детектива со странной нежностью и сочувственным пониманием. Чайные глаза переливались от желто-тигриного до шоколадного, их влажная глубина медленно колыхалась, мерцая.

Алексей медлил. Сказанное было слишком двусмысленным. Вернее, даже не двусмысленным, совсем наоборот: посетитель ясно дал понять, что он в курсе ограбления. Это становилось интересным.

– А что вам за дело до моего материального положения? – сухо поинтересовался детектив.

Спрашивать, откуда он знает, не имело смысла. Посетитель явно ведет какую-то игру и на вопрос не ответит. А может, даже ждет этого вопроса? Ну, так он его не дождется.

– Ну как же, все очень просто: я могу вам помочь. Я хорошо заплачу вам, если возьметесь за мое дело. Очень хорошо.

Кисанов молчал. Он уже начал догадываться, хотя его предположение казалось столь нелепым, что в него не верилось.

– Неужто вы раздумали покупать новую квартиру, Алексей Андреевич? – почуяв колебания детектива, посетитель явно решил подкинуть дровишек в неуверенное пламя его сомнений.

"Новую квартиру". Он это знает. Догадка при всей своей нелепости становилась все отчетливей. Собственно, не догадка становилась отчетливей – визитер сам неспешно раскрывал карты.

– Или вы сомневаетесь в моей платежеспособности? – Его гость усмехнулся так, словно читал мысли детектива. – Думаю, что пятьсот восемьдесят тысяч долларов вам хватит в качестве гонорара?

Все. Для догадок больше не осталось места. Именно такая сумма находилась в портфеле Алексея в момент ограбления!

Внутри сработала пружина, которая выбросила его из кресла. Он навис над незнакомцем, крепко ухватив его за шиворот одной рукой и занося другую для удара.

– Ой, – заверещал тот, прикрывая голову, – будете грубиянничать – не видать вам денег!!!

Алексей и сам понимал, что следовало бы как минимум услышать побольше, прежде чем руками размахивать. Но все-таки не устоял перед соблазном дать посетителю зуботычину. Легкую, совсем легкую, даже губы не разбил. Ну, самую малость...

– Это ты на меня напал у банка? – глупо спросил он, тряхнув незнакомца за воротник.

– Ну что вы, как можно! – проговорил тот, втягивая голову в плечи и опасливо косясь на детектива. – Я просто совершенно случайно узнал о том, какая беда приключилась с вами, и решил помочь, чисто по-человечески...

Не задавай дурацких вопросов – не получишь дурацкие ответы, мысленно обругал себя детектив. Усилием воли утихомирив бушующую в голове яростную кровь, он вернулся в свое кресло. Посетитель обиженно облизывал губы.

Отхлынувшая от мозга кровь вымыла оттуда, кажется, все мысли. Впрочем, было ли что вымывать? И без того ясно, что этот тип причастен к ограблению, даже если и не самолично. Хотя его телосложение соответствовало расплывчатому показанию свидетеля у банка: "Немаленького роста"...

И теперь этот тип его шантажирует его же собственными деньгами.

Рука рефлекторно легла на телефон.

– На Петровку собрались звонить? – испуганно осведомился посетитель, и Алексей вдруг понял, что испуг он наигрывает, как и минутой раньше, когда детектив занес над ним кулак. Очень уж картинный испуг...

Означает ли он отсутствие страха? Прячется ли за этим наигрышем уверенность?

– Ай-яй-яй, нехорошо с вашей стороны! – частил меж тем посетитель. – Я вам доверился, а вы меня хотите сдать раньше, чем узнаете суть дела! Разве приличные люди так поступают?

– Про приличных людей вам лучше не заикаться. Если я примусь объяснять вам, что это такое, то последствия нравоучительной беседы могут дополнительно украсить ваше лицо.

Алексей все держал руку на трубке.

– Что вы такое говорите, бог с вами! – замахал руками посетитель. – Я же предлагаю вам деньги вернуть! Как честный человек! В обмен на совсем ма-а-аленькую услугу! – Он с сияющим видом свел почти вплотную большой и указательный пальцы левой руки, показывая, какую "ма-а-аленькую" услугу он просит. Игра ему, со всей очевидностью, нравилась.

– Хорошо, слушаю вас, – помедлив, ответил детектив. В конце концов, позвонить он еще успеет. – Какая услуга вам требуется?

Посетитель одарил его солнечной улыбкой и уселся поудобнее в кресле.

– Ну вот, совсем другое дело! А то вы уж было напугали меня своей несговорчивостью!

– Мое время стоит дорого, – холодно сообщил Алексей. – Посему я бы предпочел сразу перейти к сути дела.

– О, конечно! Ваше время драгоценно, я вполне понимаю! А знаете, вы меня потрясли, господин Кисанов. Другой бы уже давно согласился сделать что угодно, лишь бы вернуть деньги. Да какие деньги! Сколько лет копили, а?

– Уважаемый, я, разумеется, как человек трезвомыслящий, хотел бы вернуть украденные вами деньги. Но если вы будете продолжать паясничать, то я выставлю вас за дверь. Пинком. После которого ваша задница будет еще три недели его вспоминать.

– Великолепно! – восхищенно выдохнул посетитель. – Просто великолепно! Какое самообладание! Какое чувство собственного достоинства! Хвалили мне вас, хвалили, признаюсь, но реальность превзошла все мои ожидания!

– Все. Вы мне надоели!

Алексей снова угрожающе встал, всем своим видом демонстрируя, что готов сопроводить посетителя к двери обещанным пинком.

По правде говоря, демонстрация сия была предназначена отнюдь не для того, чтобы этот тип смылся вместе с его деньгами. Нет, теперь детектив его просто так не отпустит! Пока он только пытался навязать свои правила игры незнакомцу, одновременно зондируя мутные глубины его страха, который, по убеждению Алексея, обязательно должен был прятаться под наигрышем.

Но тот и не подумал подняться, наоборот, закинул ногу на ногу, а руки за голову, рассматривая детектива так, словно любовался прекрасно выполненной скульптурой. Глаза его искрились, как желтая от цветов, насыщенная солнцем поляна, на которой роились золотистые осы и бархатно-коричневые шмели.

– Мы бедные, но гордые, да? Что ж, это похвально! Но не разумно. Вот прогоните меня – и без квартиры останетесь. Сколько еще лет вам понадобится, чтобы скопить такую сумму, а, Алексей Андреич? Вы же не олигарх какой, государство не обворовывали... Все трудовым потом заработали. Подумайте еще разочек, прошу вас!

– Последнее предупреждение: либо вы прекращаете валять дурака, либо...

– Какой горячий, джигит прямо! У вас в родословной нет арабских кровей? Или хотя бы грузинских? Нет? Ну ладно, ладно! В конце концов, какая разница... Все, все, к делу! Вы только сядьте, а то не люблю я, когда надо мной нависают!

В его словах, в интонации речи звучала какая-то простодушная наглость. Алексей никак не мог определить, что за ней стояло. А это было важно. У этого типа, сомнений нет, находились их с Александрой деньги, и их необходимо вернуть. Как? На испуг его взять пока не удалось. Да и то: ведь он сам явился к детективу! Не побоялся. Это о чем-то говорило...

Поколебавшись, Алексей вернулся на место. Надо все же узнать, что у этого мерзавца на уме.

– А нельзя ли мне чашечку кофе? – спросил незнакомец. – В приличных заведениях клиентам кофе подают. У вас ведь приличное?

Фигляр. Ваньку валяешь, гад? Ладно, давай валяй. Посмотрим, куда это тебя приведет... Детектив нажал на кнопку. В комнату вошел парень – крепкий парень, спортзал явно с ним дружен. После смерти Юли^[2] Алексей поклялся себе больше секретарш не заводить. Но работа того требовала, и он все-таки решился завести, только на этот раз секретаря. Да причем мускулистого, владеющего приемами карате и кунг-фу. В конце концов, и Ване надо было готовить замену – ассистент хоть и редко, но ему требовался...

– Игорь, кофе, пожалуйста.

– Вам в турке или эспрессо?

– Вот это сервис! – хохотнул посетитель. – В турке. А вы что же, Алексей Андреич, мне компанию не составите?

– Нет.

– Ну ладно... Буду пить в одиночестве... И сахарку, пожалуйста. Может, у вас и бисквиты найдутся? Печеньице какое-нибудь? Грешен, люблю сладкое...

Алексей подумал вдруг, что незнакомец нарочно старается вывести его из себя. То есть не просто "ваньку валяет", а играет с ним в какую-то игру, имеющую цель... Которой наслаждается, в самом деле наслаждается! И какова же цель этой игры? Детективу даже стало интересно.

"Ну-ну, давай поиграем, – подумал он плотоядно. – Посмотрим, кто кого!"

– Игорь, прихвати печенье, какое там у нас есть! – крикнул он в оставленную нараспашку дверь. – Теперь у нас в программе что? – перевел он глаза на незнакомца. – Какой еще предлог найдете, чтобы потянуть время? Что дверь открыта и вы не можете говорить об "интимном", как вы изволили выразиться?

– Вы потрясающе, потрясающе догадливы! – Человек даже ручки потер от удовольствия.

– А если я закрою ее?

– Так ведь ваш секретарь сейчас вернется, и мне придется замолкнуть, а я, знаете ли, страшно не люблю, когда меня перебивают...

– Интересно, зачем вы тянете время? Какой вам прок от этого?

– Удовольствие! Удовольствие, уважаемый... От общения с таким замечательным человеком, как вы!

Игорь вернулся с чашкой кофе и тарелкой каких-то затейливых импортных бисквитов. Аккуратно закрыл за собой дверь, выходя. Наступила тишина. Кис поклялся себе, что не нарушит ее первым.

Однако на этот раз она длилась совсем недолго.

– Дело в том, что я маньяк, – сообщил посетитель, обмакивая бисквит в кофе. – Я женщин убиваю. Исключительно женщин, с мужчинами иметь дела не люблю, они неэстетичны... То ли дело женщины! Какое наслаждение чувствовать под руками нежное, хрупкое горло... Вот я убиваю и убиваю, и все никак не могу остановиться, такое несчастье, – лучезарно улыбнулся он, отправляя бисквит в рот.

Детектив с трудом удержал мышцы лица на положенном месте, чтобы они не выдали его изумление. Услышать такое он никак не предполагал. Никак!

Хотя... Скорей всего, это лишь следующий акт его спектакля. Бред, которым этот странный тип донимает детектива с самого начала. Вот только с какой целью, до сих пор непонятно...

– И что же, много наубивали? – с иронией спросил Алексей.

– Двенадцать... Вот думаю теперь, убить тринадцатую или нет?

– И вы ко мне пришли с этим вопросом? Чтобы я дал вам совет?

Алексей принял беспечный тон собеседника и улыбался, поглядывая на него.

– А что это вы так улыбаетесь, господин детектив? Ничего веселого в том, что я женщин убиваю, нет!

– Да я все жду, пока вы о деле заговорите. А вы мне все впариваете чушь всякую.

– Бенедикт.

– Что – "Бенедикт"?

– Это я представился. А то нехорошо получается, я вас по имени, а вы меня третируете невежливо, "вы" да "вы", – нет бы по-человечески обратиться!

Алексей посмотрел на него внимательно. Чайные глаза смеялись, плескали желтым и шоколадным. Он шутит. Конечно, шутит. Прикидывается то ли дураком, то ли сумасшедшим...

– Странное имя.

– Чем же это? – обиженно произнес посетитель. – Имя замечательное, означает "благословенный"... А я и в самом деле благословенный. А то как бы иначе вышло, что я двенадцать убийств совершил, а сижу тут у вас в креслице, а не в камере?

– Действительно, как же так вышло?

– Милиция наша родимая работает из рук вон плохо, вам ли не знать! Одного маньяка отловили давеча, да и то случайно! А уж на что грубо мой коллега работал, на что примитивно!

– Вы, стало быть, работаете тонко?

– Так лучшее доказательство в том, что я сижу перед вами!

– И при этом вы убили двенадцать женщин?

– Ну, а о чем я вам толкую?

– Допустим... И чего вы хотите от меня?

– Чтобы вы меня остановили!

– Это не по адресу. Вам к психиатру.

– Неужто позволите, чтобы ваши кровные денежки попали в чужие руки?

Алексей все никак не мог определиться в своем отношении к услышанному. Верить ему? Или он несет чушь, морочит голову детективу, преследуя какую-то иную цель?

– Еще раз: чего вы хотите от меня?

– Чтобы вы меня остановили, – охотно повторил Бенедикт. Впрочем, его имени детектив так же мало верил, как и его истории. – Я устал убивать... Я часто сам себе противен, поверите ли... Я воспитанный мальчик из хорошей семьи и знаю, что убивать нехорошо-с! Я устал, Алексей Андреевич, бороться с собой! Если вы меня не остановите, я снова убью. Какой соблазн: тринадцатое убийство, чертова дюжина! Это как почетная медаль!

– И как, по-вашему, я должен вас остановить?

– Раскрыть мои преступления и отдать меня в руки правосудия!

– Так пойдите в милицию и напишите чистосердечное признание!

– Фи... Как примитивно... Я выиграл у милиции двенадцать раз, неужто вы думаете, что я вот так принесу им на блюдечке разгадку?! Сейчас, когда я хожу в победителях? Пойти и сдаться?

– Ну, остановитесь сами. Раз знаете, что это нехорошо.

– Не могу. Неужели это так трудно понять? – Его лицо приобрело выражение обиженного ребенка, который не может добиться от родителей внимания. – Вот, например: вижу, что вы курите. Представьте теперь, что вы решили бросить. Собственно, так оно и случится вскорости: в квартире, где будет жить ребенок, не должно быть накурено, верно?

Алексей едва заметно вздрогнул. Не подвела его интуиция еще при первой фразе незнакомца о "выплеснутом с водой ребенке"! Не зря он сразу так напрягся, ох не зря... Посетитель и об этом ЗНАЛ, а вовсе не обронил поговорку случайно...

– Так что в ближайшее время вам придется бросать курить, – продолжал Бенедикт. – И что вы сделаете, чтобы устоять перед соблазном? Вы спрячете с глаз долой все сигареты! А то и спустите в мусоропровод. Или друзьям курящим раздадите... Верно ведь? И отнюдь не потому, что у вас нет силы воли. Дело совсем в другом... Держать постоянно в голове мысль, что курить плохо, – это очень утомительно. «Мышца» мозговая расслабляется, как непроизвольно расслабляется в какой-то момент рука, держащая ручку... И тогда мысль про «нехорошо» рассеивается, и вы бессознательно тянетесь к пачке... И, глядь, вы уже дымите сигаретой... Проще убрать их с глаз долой, не так ли? Теперь вам будет понятней, если я повторю: мысль о «нехорошо» меня дико утомляет. В какой-то момент она перестает иметь силу и больше не может сопротивляться желанию. И я иду убивать. Поэтому от меня нужно убрать пачку сигарет, лишить возможности курить... Иными словами, меня надо остановить, лишив возможности убивать. Вычислите меня, Алексей Андреевич! Вычислите и сдайте милиции!

– Почему – я?

– Вы хороший партнер. С вами интересно поиграть. Говорят, вы раскрываете все преступления?

– Говорят, – сдержанно ответил Алексей.

– Вот видите! Это будет настоящая игра! И ставка у нее... Точнее, у нее две ставки: с одной стороны, ваша квартира, а с другой – ваша совесть. Проще говоря, если вы сумеете выполнить мой заказ, то вернете себе денежки на квартиру. А если не раскроете мои двенадцать убийств – будет тринадцатое. На вашей совести, господин Кисанов! Я вам даю месяц. Это ведь немало, а? Целый месяц! А раскроете – денежки свои обратно получите. И чистую совесть. Щедрая плата, вы согласны?

– Вам не приходило в голову, что я в милицию сообщу? Я ведь обязан, знаете ли!

– А вы не сообщайте. Во-первых, бесполезно: сам я не признаюсь, а улик против меня у них нет и не будет, вот разве только вы их найдете. А во-вторых, я прошу вас подождать всего лишь месяц. Который я вам даю на раскрытие моих преступлений! Обещаю, что в этот месяц я не сбегу и никого не убью. Так что общество не пострадает от маленькой отсрочки, а вы существенно выиграете. Идет?

Алексею не хотелось соглашаться. Он смотрел на Бенедикта и взвешивал, что лучше: позвонить прямо сейчас Сереге и сдать этого психа или все же принять брошенный ему вызов?

Выбор был трудным, тем более что Алексей никак не мог решить, правду ли сказал посетитель или дурака валяет.

– Ну что вы на меня букой смотрите? Ну, нет у вас выбора, нету! Не можете же вы сейчас позвонить Сергею Громову, другу вашего детства и отрочества, а также более поздних периодов вашей жизни, и сказать: у меня в кабинете тут один сумасшедший, утверждает, что убил двенадцать женщин, – приезжай, дружище, арестуй его!

Алексей вздрогнул. Этот негодяй просто читал мысли детектива. К тому же он был фантастически хорошо осведомлен...

– Ведь дружище вас спросит: а кого он убил-то? Каких таких женщин? – продолжал Бенедикт. – А вы и не знаете! Вот опростоволоситесь!

– Дружище и без меня обойдется. Он умеет добывать ответы на свои задушевные вопросы.

– Фи, как некрасиво... Неужто бить будут?

– Милиция наша, сами знаете, насквозь прогнила, скурвилась и ссобачилась. Побьют как пить дать, у ребят не застоится.

– А я не признаюсь! Мне, может, помереть охота! Надоело все, приелось, даже убийства уже не будоражат кровь, как ранее... Да пусть хоть насмерть забьют! Мне только лучше! Но вы, вы, уважаемый, денежек лишитесь своих, это уж не обессудьте. И, что характерно, если они меня до смерти не забьют, то будут вынуждены отпустить за отсутствием простейшего состава преступления, – я же буду кричать, что пошутил неудачно, что у меня справка из психдиспансера... У меня правда справка есть, показать вам? Вот смотрите, Алексей Андреич, всамделишная справка... – Он помахал перед носом детектива какой-то бумажкой, к которой Кисанов не счел нужным проявлять любопытство. – Так отпустят они меня, родимые, а я рраз, и снова убью! Ну, хорошо это разве, по-вашему? А вот вам еще вариантик для размышления: я лицо подставное. Подошел ко мне мужик на улице, денег дал, к вам отправил, проинструктировал, чего сказать. Я и пришел. А кого мужик убил и убил ли, я и знать не знаю. Хоть забьют меня, а не выбьют ничего. Потому что я просто НЕ ЗНАЮ. Как вам такая мысль?

Пожалуй, впервые в жизни Алексей чувствовал себя не в своей тарелке. Он до сих пор не мог определить, с кем имеет дело. Маньяк? Сумасшедший? Шутник? Но украденные деньги... Это никак не было шуткой. Бенедикт знал о детективе все: и что ребенка они с Сашей ждали, и что квартиру намеревались купить, и дату закладки суммы в сейф, и адрес банка... И раз это не шутка, то, выходит, перед ним сумасшедший? Умный и хитрый, но сумасшедший? Или перед ним действительно маньяк?!

– А тот мужик, который меня нанял, – продолжал Бенедикт, – он в вашем дворе притаился. И сейчас смотрит на ваши окна, ждет от меня знака!

С этими словами Бенедикт подошел к окну и помахал в него, словно и впрямь за ним кто-то наблюдал.

– Теперь представьте: вот позовете вы сейчас ваших коллег, они меня задержат, выволокут из подъезда да в казенную машину посадят... А он, он все увидит. И он просил вам передать: если дело повернется таким нехорошим образом, то не видать вам квартирки. Ни денежек.

Ловко обставлено. Что любопытно, его слова могли оказаться правдой. И в таком случае все высокое искусство бывших милицейских коллег добывать чистосердечное признание действительно ничему не послужит...

Кем бы он ни был, этот Бенедикт, он продуманно шантажировал детектива, придется это признать. Но одновременно он провоцировал сыщицкое самолюбие, он бросал детективу вызов! Профессиональный вызов – проверка на сообразительность, на способность к логике, на качество интуиции. И Алексей чувствовал, что вызов примет, – он уже заслышал тихий звон шпор. "Кис в сапогах", так обозначал Ванька его сыщицкий раж, когда семимильные сапоги сами несли в погоню. Он был азартен, детектив Кисанов...

– Вижу огонек в ваших глазах, вижу! Ах, какой огонек, какой задор! Я просто наслаждаюсь... Вы охотник – такой же охотник, как и я! Держу пари, что вы согласитесь! Не волнуйтесь, я вам помогу, я вам дам подсказки, чтоб было с чего начать... Так по рукам? Ах, извините, я неверно выразился: такие хорошие юноши, как вы, не подают руки таким плохим мальчикам, как я! – Он засмеялся, обнажив прекрасные белые зубы.

Плохому мальчику было никак не меньше сорока.

– Только у вас месяц, один месяц, не забудьте! Я не случайно пришел к вам первого октября, нарочно выждал, чтобы считать было легче: до тридцать первого! Тридцать дней на поиски, а вот тридцать первого прошу в гости...

Похоже, что озвучивать согласие не требовалось: Бенедикт счел в одностороннем порядке, что он его получил.

– Да, так месяц уже пошел, Алексей Андреевич. – Его лицо вдруг сделалось озабоченно-хлопотливым, словно он сильно переживал за Кисанова. – Кстати, вот вам на расходы на первое время! Здесь десять тысяч. Через две недели я вам пришлю еще столько же – мало ли, вдруг расходов будет много! А остальные... Пятьсот восемьдесят минус двадцать... Остальные пятьсот шестьдесят, как договорились: когда мои преступления раскроете! Если раскроете, конечно. – Он широко улыбнулся. – И вот еще что... У вас репутация честного человека... Заслуженная, я полагаю. У меня есть одно условие: мы играем один на один, по-честному. Милицию не привлекать, за мной не следить! Иначе контракт будет считаться немедленно разорванным. Последствия вам известны: тринадцатая жертва и потерянная квартира. Ну, я пошел! Удачи вам!

Он встал и направился к двери. На пороге обернулся и расплылся в ласковой улыбке.

– Чуть не забыл! Я ведь обещал вам помочь! Записывайте: я убил двенадцать женщин за двенадцать месяцев. Место действия – Москва. Отсчет начинайте с июля – в августе я уже был сильно увлечен вами, Алексей Андреевич... Настолько сильно, что даже никого не убил, представляете? Да, и имейте в виду: почерк у меня разный, я человек изобретательный... Единственный общий признак – вы же знаете, у маньяков непременно есть что-то общее в преступлениях, это же серийные убийцы, верно? Так вот, общая черта в том, что я убиваю только замужних женщин!

С этими словами он покинул кабинет. Алексей испытал странное облегчение, словно в комнате стало просторнее, светлее... Но тут же навалились сомнения. Гнетущее чувство совершенной ошибки. Ощущение фарса.

Правильно ли он сделал, что принял вызов, отпустил Бенедикта? Что не позвал на помощь Серегу? У ребят есть масса эффективных методов для "следствия". Арестовали бы на пятнадцать суток "за хулиганство", а там сказками-ласками, угрозами и наездами, блефом и задушевными откровениями с подсаженным сокамерником все бы выведали...

С другой стороны, Бенедикт рискнул явиться лично. А ведь он мог написать детективу по электронной почте, адрес указан на сайте в Интернете... Или, если он не владеет компьютером, – так существует обычная почта. На худой конец – телефон.

Но он пришел сам. Понимал ли, что рискует? О, конечно, да! Если судить по организации ограбления, по всему его хитроумному замыслу, то соображает он преотлично. И все же он самолично явился. Не побоялся. Значит, он очень уверен в себе! И имеет на то резоны, надо полагать...

...Кроме того, отдать его милиции означало бы упустить контроль из рук. Пульт управления процессом розыска. А на это Алексей никак не мог пойти. Это его клиент! Его личный грабитель, шантажист и маньяк, который бросил ему лично вызов...

Он снова перебрал в уме недавний разговор. И снова пришел к выводу, что на розыгрыш это никак не тянуло: слишком затратно. И бессмысленно. Он долго выслеживал детектива, скрупулезно собирал о нем информацию, устроил нападение с ограблением, – и для чего бы это, если не ради сделки: остановите меня, и я верну ваши деньги!

А это ведь последняя степень отчаяния...

И все же Алексея мучило ощущение фарса, розыгрыша.

Он поднялся, подошел к окну. Видел, как Бенедикт вышел из подъезда. Тот поднял голову, заметил детектива в окне и послал ему воздушный поцелуй, приложив два пальца к губам. Алексей посмотрел без улыбки на его стриженую голову, на яркое пятно рта и отошел от окна.

Он понял, отчего в его ощущениях такой разброд: Бенедикт паясничал, клоунствовал. Вот откуда чувство нереальности, фальши. Но при этом он сказал правду. Просто у этого действа не могло быть иной причины. Во всяком случае, детектив ее не видел.

Тогда его фиглярство – всего лишь маска... Или он и впрямь подставное лицо? Донесшее послание настоящего маньяка до сыщика? Потому и клоунствовал, что не его это чувства, не его отчаяние?

Алексей никогда не сталкивался с маньяками и представлял себе их весьма поверхностно. Но ясно, что это люди с серьезными отклонениями, отчего и поведение их нельзя расценивать по общим меркам...

Он все-таки позвонил Сереге. Не за помощью, нет, – проинформировать. Дружбан бы не простил, если бы Кис умолчал о новом и неожиданном повороте дела с ограблением.

– Отдай его мне! – как и ожидал Алексей, завопил Серега. – Маньяк или паяц, мы быстро из него кишки вытащим! Вместе с твоими деньгами!

– Нет.

– Кис, ты теряешь квалификацию! Ты поддаешься шантажу! Ведь каждое последнее дерьмо будет настаивать, чтобы в милицию не сообщали! Ты же знаешь, что это блеф!

– Дело не в этом. Просто я сам должен.

Серега еще что-то говорил, но Алексей слушать не стал, повесил трубку. Ничего, дружбан погорячится и остынет. Не впервой.

Он вставил компакт-диск в компьютер, открыл базу данных – пиратскую, купленную на рынке. Оказалось, что в Москве проживают всего 16 человек с именем Бенедикт (иностранцы не в счет). Большинство московских Бенедиктов родились еще до войны, но во всех случаях ни один не подходил по возрасту на роль посетителя. Впрочем, Алексей с самого начала был уверен, что имя вымышленное, так что нечего и время терять. Игорь прокричал с кухни:

– Алексей Андреевич! Вам приготовить что-нибудь? Кофе, чай?

«Алексей Андреевич». Ванька называл его по-свойски, на «ты», и даже непочтительно подхватил прозвище, данное друзьями: «Кис».

Игорь же был почтительный. Исполнительный, аккуратный и немногословный. Он никогда не станет ему другом, как Ванек... Да и то, с Ваней они прожили бок о бок несколько лет – пацан снимал комнату у детектива в обмен на непыльную работенку. Теперь вот съедет скоро, любовь у него... А Игорь приходящий. За зарплату. И не ассистент он, как Ванька, а секретарь...

Пожалуй, это к лучшему. У них с Сашей скоро будет ребенок... Человек, которому он станет самым большим другом.

– Кофейку сделай, – откликнулся Кис. – Эспрессо!

Рассказать Игорю? Он работал у детектива всего два месяца и еще ни разу не был испробован в деле. Так, возился с компьютером, собирая разрозненные документы в папки или исследуя Интернет. Ну и гостей встречал-провожал, кофе приносил, на звонки отвечал – это понятно, секретарь ведь... Интересно, способен ли он дельную мысль подать? Надо будет проверить...

Но не сейчас. Сейчас Алексей должен подумать сам.

Итак, думаем. Во-первых, все прежние заходы вокруг семьи Романа, продавца квартиры, можно перечеркнуть. Они не могли знать о ребенке. И о Сереге не могли.

...Один только нюанс. Серега не был другом детства. Подружились они на Петровке, в сыщицкой работе. Впрочем, на Петровке с Алексеем таки работал друг детства, Коля Кулик, – да он и сейчас там служит. Но прежней дружбы между ними давно нет. Не ссорились, ничего не делили – просто пропал интерес, так бывает. А Бенедикт ошибся, у него неточная информация... Но это и впрямь нюанс, никакой от него прибыли не имеется.

Откуда наклевывается и "во-вторых": у Бенедикта другой источник. И очень близкий к детективу.

О беременности Саши знало совсем немного людей: помимо самого Алексея и Александры, – ее родители, сестра... Еще Ванька, Серега и парочка близких друзей.

Об их намерении купить новую квартиру знал примерно тот же круг.

Да, и Игорь, конечно! Ему Алексей, натурально, сам не докладывал, не те у них отношения, – но парень наверняка слышал его телефонные разговоры, равно как домашние обсуждения с Ванькой...

Далее, о дате похода в банк знало еще меньше людей. И ни один из них не стал бы трепаться об этом с посторонними. Кис ни в ком из этого узкого круга не сомневался.

За вычитанием оставался Игорь...

Алексей еще раз мысленно пробежался по всем пунктам: да, Игорь знал обо всем.

О-бо всем.

А что знает Алексей об Игоре? Вроде недоучившийся студент какого-то никому не нужного института... То есть он не знает об Игоре ничего.

Ни-че-го.

Эта мысль огрела его, как сварливая жена сковородкой по голове. Алексей вскочил с кресла, не сразу поняв зачем, и тотчас поймал себя на желании идти немедленно выяснять отношения с секретарем.

Идиот. Сядь, охолонь трошки! Выяснять надо было, когда парня на работу брал, – тоже мне детектив! А теперь поздно, проехали. Теперь успокойся и думай. Причем желательно головой.

Парень мог сболтнуть случайно, без всякой задней мысли, кому-то из знакомых, но мог и оказаться замешан в ограблении напрямую в качестве сообщника... Алексей, разумеется, спрашивал Игоря, не говорил ли кому о дате закладки денег в сейф. Секретарь, помнится, обиженно ответил, что он не трепло... Соврал?

Выходило три варианта:

Если он сообщник, то, конечно же, соврал.

Если он ни сном ни духом не причастен, то не соврал.

А если он просто сболтнул, а теперь стыдно признаться? Тогда тоже соврал...

Узнать, какой вариант правильный, возможности нет. Но попробовать надо.

Игорь как раз подоспел с чашкой кофе.

– Присядь, – предложил ему Алексей. – Скажи, у тебя есть близкий друг или девушка, к примеру, которому ты рассказываешь о своих делах?

– Конечно.

Какие у него яркие голубые глаза! Надо же, за два месяца Алексей не удосужился это заметить!

– И, надо думать, ты рассказываешь также и обо мне? Это естественно, люди всегда рассказывают о своей работе и своем начальнике... – улыбнулся Кис, желая показать, что в этом нет ничего плохого.

– Ну, в какой-то мере... – осторожно ответил Игорь и метнул в детектива вопрошающий взгляд: – Что-то случилось, Алексей Андреевич?

– Пока ничего... Ты когда-нибудь раньше видел сегодняшнего посетителя?

– Нет... А все-таки, почему вы спрашиваете?

– Он удивительно много знает обо мне. Информация могла дойти до него только через близких мне людей, как ты понимаешь. Собрать ее не так сложно, если крутиться вокруг них... Или вокруг тебя, к примеру.

– Он мог просто следить за вами!

– Мог. Но ему известно, что Александра ждет ребенка. А у нее пока живот даже не намечается. Слежкой такого не вынюхаешь. Это человек, который слышал разговоры. Либо мои, либо близких ко мне людей. И информацию он либо сам собрал, либо купил у кого-то...

– И вы думаете, что это я? Продал ему информацию?!

– Не кипятись. Я всего лишь задал вопрос. Ответь на него, пожалуйста.

Игорь отвел глаза к окну.

– Ну, я говорил о вас... Приятелю одному, девушке одной и папе.

– У тебя с папой близкие отношения? Доверительные?

– Да. С девушкой тоже, и с другом тоже, – с вызовом объявил Игорь.

– Нам случается ошибаться в людях... Только это обычно поздно выясняется, увы. Теперь вспомни, что именно ты рассказывал. Меня интересуют следующие пункты: покупка новой квартиры, беременность Александры и наличие у меня друга по имени Сергей, который служит на Петровке.

Игорь задумался. Алексей понимал, что на его месте и сам бы задумался – припоминал, перепроверял... Но эта пауза также давала парню возможность обдумать, как получше соврать. И потому Алексей заранее не верил ответу своего секретаря.

– Говорил... Всем троим... – виновато ответил Игорь. – О вас, о покупке квартиры говорил, о том, что ребенка ждете... Но о друге вашем с Петровки – нет! Повода не было...

Ну что ж, на его месте Алексей ответил бы точно так же.

Если бы хотел соврать.

И если бы это было правдой.

Мог ли Бенедикт (или тот, кто за ним стоял, – неважно, Алексей решил называть его так) собрать информацию по крупицам? Несколько байт информации от коллег Александры, несколько байт от друзей Вани, Игоря, Сереги, других знакомых?

Маловероятно. Для этого он должен быть вхож во все эти столь разные круги... Нет, он воспользовался одним источником. Одним-единственным.

Но Игорь слишком близок к детективу. На него падает (уже упало) первое же подозрение. Взять сейчас парня хорошенько за шкирку да хорошенько тряхануть – он расколется. Если есть в чем колоться, разумеется. Представлял ли это маньяк? Ведома ли ему обычная человеческая логика – или он видит мир перевернутым?

О да, конечно же, представлял! Он весьма виртуозно загнал Алексея в капкан, вынудил заниматься его делом, весьма! Это говорит не только о понимании обычной логики, но и о понимании психологии...

А все же, кто к нему явился? Сам маньяк или его сообщник?

Хотя нет, слово "сообщник" не годится... У маньяков сообщников не бывает: они действуют в одиночку. Здесь может быть только тот вариант, который подкинул детективу Бенедикт: маньяк его нанял. Просто нанял на отдельное поручение – на визит к детективу...

С другой стороны, зачем ему нанимать кого-то? Почему не явиться самому? Он – публичное лицо и опасается, что его узнают? Что-то сомнительно...

Так кто же приходил к Алексею? Убийца или актер, нанятый на роль убийцы?

Кисанов, теряясь в догадках, позвонил Вере^[3].

...Когда-то она была его клиенткой в одном дрянном деле, и с тех пор они остались на связи. Хотя правильней было бы сказать: остались друзьями. Но почему-то считается, что друзья – это те, с кем ты тусуешься чуть не каждый день. С кем регулярно болтаешь обо всем и ни о чем, жадно насыщаясь чужой энергетикой и щедро расплескивая свою, делясь по ходу трепа интимными секретами.

Алексей давно вышел из возраста той изумительной незанятости, когда легко находится свободный вечерок для посиделок в компании. Он настолько вышел из данного возраста, что теперь никак не мог взять в толк: и откуда такая прорва свободного времени была? А уж если бы кто посмел нынче спросить о его интимной жизни, так он просто бы в морду дал...

С возрастом оказалось, что "дружить" и "иметь друзей" – суть понятия довольно разные. Первое соотносилось с процессом регулярного общения. Второе – с уникальными и драгоценными человеческими отношениями.

Вера принадлежала к последней категории. Виделись они нечасто и обычно по делу, но оба знали: можно позвать с любой проблемой и в любое время суток. И теперь Алексей нуждался в ее совете – совете друга, специалиста и просто умного человека. Она входила в тот узкий круг людей, которых Алексей оповестил об ожидаемом ребенке и пригласил на свадьбу.

Теперь оставалось рассказать ей неприятную часть истории: об ограблении и визите Бенедикта. Но он знал, что ей он расскажет без малейшего напряга: Вера была не просто другом – она была профессиональным психологом. Таким психологом, который не только по книжкам знает, но и великолепно чувствует людей. Вот почему ее мнение было крайне важно для Алексея.

...Она приехала три часа спустя, как только освободилась. Выслушав детектива, заметила:

– Но я ведь не специалист по криминалу, а тем более по серийным убийцам...

– Вера, я не могу привлечь сейчас посторонних людей. Я бы хотел, чтобы эта история получила как можно меньшую огласку... Давай пока попробуем разобраться своими силами?

Она, разумеется, согласилась, – иначе и быть не могло! – и Алексей включил запись с камеры видеонаблюдения, которую он недавно установил в своем кабинете. На экране возникло лицо с глазами чайного цвета и пухлым ртом. Смена выражений, необычные ужимки, движения капризных и чувственных губ, витиеватые речи...

Он скосил глаза на Веру. Она смотрела на экран словно завороженная.

Запись, занявшая около сорока минут, закончилась.

– Что скажешь? – спросил Алексей.

– Как жалко, что я не присутствовала при вашем разговоре...

Алексей усмехнулся. Он понимал: в ней взыграл профессиональный азарт. И сейчас она жалела об упущенной возможности рассмотреть поближе редкий экземпляр. Наверно, помимо прочего, это тоже роднило их: увлеченность.

– Ну, давай! – Алексей поудобнее устроился в кресле, приготовившись слушать комментарии Веры. Она действительно не была специалистом по криминальной психологии и тем более по серийникам, но детектив не сомневался: ей есть что сказать.

– Ну, во-первых... Насколько мне известно, желание разоблачения нередко свойственно убийцам, особенно серийным. Обычно их подталкивает к этому один из двух мотивов или оба сразу... Первый заключается в желании признания. Серийный убийца – это не просто сдвинутый тип, но и игрок. И ему потребна оценка – высокая, разумеется – его таланта игрока!

– А говоришь, что ничего о маньяках не знаешь!

– Это поверхностные знания, Алексей...

– Но точные?

– Точные, – улыбнулась Вера.

Она была удивительным... Удивительной... Кис не знал, как лучше сказать: удивительным человеком или удивительной женщиной? Улыбка не часто озаряла ее лицо, посторонним она могла легко показаться суховатой, холодной и даже высокомерной, но зато, когда она улыбалась... Улыбка как праздник – так для себя определил Алексей. Она действительно озаряла – не только ее, но и окружающих.

– То есть маньяк – тщеславен?

– Можно сказать и так. Род мутации комплекса нереализованности. Убивая, он играет с сыском. Он бросает ему вызов: а ну-ка, разоблачи меня! И в этом вызове он изобретателен – он потрясающе хороший психолог и логик.

– Я горжусь: ты подтвердила мои дилетантские догадки!

– Я тоже дилетант...

– Не скромничай. Давай дальше.

– В этом плане маньяк хочет признания как талантливый игрок. Ну, как шахматист, к примеру. Он делает ходы и предоставляет ход партнеру. Для маньяка таким партнером являются органы сыска, разумеется. Но если они не сумели ухватить его след, то он испытывает разочарование. О нем ничего не узнали!

– Стало быть, не оценили его таланты?

– Да, примерно так. Откуда и подсознательная тяга к разоблачению: для него это как выход режиссера на сцену по окончании спектакля – вот он я, автор этого действа!

– Ладно, понял. Давай "во-вторых".

– А во-вторых, многие – не все, но таких немало – серийные убийцы знают, что совершают зло. И это их мучит. Пусть тебе не покажется мое сравнение циничным... Но это примерно как женщина, которая набирает лишний вес, но не в состоянии отказать себе в удовольствии. И, отправляя очередное пирожное в рот, она одновременно понимает, что делает нечто неправильное. Отчего страдает.

– У маньяка есть система ценностей?!

– Это зависит от полученного воспитания. Изначальных понятий, воспринятых в детстве: логарифмической линейки "хорошо – плохо". Тот, кто получил эту простейшую парадигму ценностей, – тот в состоянии дать оценку своим поступкам.

– Стало быть, если Бенедикт... Имя вымышленное, я уверен, но назовем его так... Если Бенедикт получил первоначальные понятия добра и зла в детстве, то он знает, что убивать не есть благое дело... Так? И его мучит совесть? Настолько, что ему хочется остановиться?

– Он чувствует себя изгоем... Но не потому, что он убийца. Наоборот: он убивает, потому что чувствует себя изгоем... Нам всем нужна любовь других людей. Всем без исключения – человеческое существо устроено так от природы. Любовь – это род энергии, без которой человек не может нормально существовать, как не может существовать живое без солнечной энергии. Проблема же в том, что все хотят ее получать и мало кто умеет ее отдавать... Следовательно, возникает дефицит любви. Сталкиваясь с ним, с недостатком любви к себе, люди ведут себя по-разному. Одни ее добиваются, стараясь сделаться в чем-то лучше, гибче, красивее, наконец... Иными словами, они пытаются любовь заслужить. Другие пытаются взять любовь силой. Я вовсе не насильников имею в виду, им ведь не чувства нужны... Тут другие умельцы действуют. Способы изъятия фондов чувств столь же многообразны и нечестны, как способы изъятия денежных фондов... Эти люди обычно обладают неимоверным умением работать на публику, и пасутся они в тех сферах, где можно собрать перед собой большую аудиторию. Таких немало среди политиков, звезд шоу-бизнеса, а особенно яркий пример – всякие гуру сект и учений... Ну и третий способ – это не попытка добыть любовь, а месть за то, что ее нет. Это означает, что человек изначально поставил крест на возможности быть любимым. И убивает – мстит за это другим. Это действительно последняя степень отчаяния, Алексей...

– Откуда? Испорченный ген? Душевная драма, предательство?

– Все вместе. Испорченный ген делает человека крайне слабым, малодушным. Эгоистичным и ленивым. Продолжим сравнение с деньгами: обычно люди их зарабатывают своим трудом. Но даже нечестные деньги – кража, мошенничество – требуют труда, хоть и особенного, направленного на то, чтобы обмануть всех. Это соотносится с двумя первыми случаями, когда любовь стараются заслужить, то есть добывают ее собственным трудом, и когда ее выманивают нечестным путем, как мошенники деньги. Но есть и третий: когда человек ленив, неприспособлен, неизобретателен и так далее. И мстит всем без разбору за то, что обделен. Как мстить, это уже дело техники и склонности. Кто-то доносы строчит на более успешных, кто-то нож воткнет в случайного прохожего за то, что сигареты не оказалось...

– Но при этом они не маньяки. Просто подонки.

– Но и деньги – это не любовь. Без денег жить плоховато, но можно. Без любви – нельзя. Как без солнца.

– Вера, неужели испорченный ген, из-за которого становятся маньяками, – это лень и эгоизм? Тогда мы все маньяки, извини.

– Нет, конечно, – улыбнулась Вера. – Я просто немножко увлеклась. Это личностные характеристики маньяка, которые психиатрия может дать ему извне, путем анализа. Сам себя маньяк таковым не видит. Этот испорченный ген до сих остается загадкой. Да и ген ли повинен? Как бы то ни было, психику такого человека переклинивает, причем так сильно, что его недолюбленное "я" словно кричит от боли, как один большой ожог...

– И он мстит другим за свою боль?

– В принципе, да. Но на самом деле все это сложнее... Это не только месть, но и род реванша. Маньяк получает власть над жертвой. А ведь и в нормальной любви очень важно знать, что человек принадлежит тебе. Что не предаст. Что его любовь навсегда с тобой. То есть жажда обладания, собственническое чувство... Откуда такие страдания при любовных разрывах, изменах. А также множество разных патологий на этой почве. Так вот, маньяк реализует эту неистребимую жажду: обрести другого в свою собственность, в полное распоряжение – путем обладания его телом. С которым можно делать что угодно. Причинять боль, лишить жизни... Крайнее и болезненное воплощение жажды обладания. Только ты имей в виду, Алексей, я специально маньяками никогда не занималась. Я психолог, а не психиатр. Возможно, что-то упустила. Или неточно сформулировала.

– Мне вполне хватит... Насколько я знаю, проблемы в психике маньяков закладываются в детстве?

– В целом да. Это связано с родительской любовью. Она закладывает первоосновы в наше сознание. Мы, вырастая, строим модель мира в соответствии с тем, что нам преподнесло детство в качестве этой модели. А детство – это родители. Их любовь/нелюбовь к ребенку, их любовь/нелюбовь друг к другу... Знаешь, когда ко мне обращаются молодые родители на грани развода, я обычно советую им все же идти до конца и решиться на развод. Меня многие коллеги осуждают за это... Конечно, развод всегда травма для ребенка. Но еще страшнее, если они останутся вместе, не любя друг друга и постоянно лицемеря. Это создает для ребенка болезненную, превратную, порочную модель мира... Ты меня понимаешь, Алексей? Модель мира, лишенную любви...

– Не просто понимаю. Приветствую!

Вера немного помолчала. Мысль ее, видимо, улетела на какое-то время к тем беседам со своими пациентами, к тем спорам со своими коллегами, о которых она упомянула.

– Ты сказала, что он мог получить первоначальные понятия добра и зла в детстве, – вернул ее Алексей к теме. – Выходит, нормальная семья? И в то же время его отклонения были заложены в детстве. Как это совместить?

– Не мучай меня, – улыбнулась Вера. – Я же не специалист. Ну, можно представить такую картину, к примеру: его воспитывала бабушка, которая сумела заложить в его сознание эти понятия. В то время как родители его не любили. Авторитарный отец или мать... Не знаю, Алеша. Что-то в таком роде. Но, как бы там ни было, среди маньяков существует немало людей, которые отдают себе отчет, что тяга к убийству выводит их за грань людей – в когорту нелюдей. Здоровая, нормальная часть их личности от этого знания страдает. И потому они хотели бы остановиться. Но не могут самостоятельно. Он там говорил тебе о сигаретах... Он прав. Нужны дополнительные меры. В данном случае – чужое вмешательство. Бенедикт почему-то решил, что твое.

– Хорошо... Теперь другой вопрос: мой посетитель и есть сам маньяк? Или подставное лицо?

– Затрудняюсь ответить. Не будем забывать, что тяга к убийствам говорит о сдвинутой психике... При этом практически все маньяки – актеры. В обыденной жизни играют успешно роль отличных отцов семейства, учителей, религиозных деятелей и так далее. Что говорит о наличии актерских талантов у всех у них. Впрочем, это не совсем актерский талант в строгом понимании слова. Это раздвоение психики. Нормальный же актер всегда адекватен себе – даже тогда, когда входит в роль...

– А наш случай?

– Я склонна думать, что актер. То есть нанятый человек. Заметны крошечные паузы, в которые он думает, как повести себя дальше. Маньяк, мне кажется, более спонтанный и органичный по той элементарной причине, что он ничего не играет. Просто в определенных обстоятельствах начинает действовать его второе "я". И поскольку это органично присущая ему грань личности, то он не актерствует. Откуда не может быть зазоров, пусть даже микроскопических, в обдумывании своего поведения. А у твоего клиента они имеются.

– Вера, ты уверена?!

– Нет. Я только предполагаю. Скажем так: мне такую трактовку подсказывает интуиция. Женская в первую очередь. И во вторую – профессиональная...

– Хорошо. Пусть ко мне пришел актер, подставное лицо. По-твоему, за ним стоит реальный маньяк?

– Алексей, я могу ошибаться. С этой поправкой я рискну высказаться: к тебе пришел если не сам маньяк, то его посланник.

– Значит, мне стоит воспринимать всерьез этот визит?

– Думаю, что да...

Этого было очень мало, но уже кое-что. Главное, что Вера подтвердила его ощущение: к нему действительно обратился маньяк. Через подставное лицо или прямо – это вопрос пока не первостепенной важности.

Пока предстояло решить куда более насущный вопрос: попытаться ли вычислить маньяка, занявшись поисками знакомого знакомых, который мог надыбать информацию о личной жизни детектива, или принять "заказ" маньяка? Ответить на брошенный вызов?

Он подумал немножко для очистки совести, взвешивая все "за" и "против". На самом деле он уже знал, что вызов примет.

...А к Игорю он подключит Ванюшку. Два молодых парня быстрее разговорятся. Отношения у них сложились неплохие, хотя не назвать их дружескими... Может, потому, что редко пересекаются: Ванька теперь нечасто бывает дома, а Игорь уходит в семь вечера, у него рабочий день заканчивается...

Неважно, все равно Ваня лучше с задачей справится! Так что пока эту тему можно закрыть. И открыть другую тему – единственно важную тему: принять вызов и выиграть!

2 октября

Он решил ничего не говорить Александре. Свадьба должна была состояться через две недели в узком кругу избранных друзей. Они оба сочли, что было бы неправильно отменять свадьбу из-за ограбления, и Сашка, без того до зубов занятая своими журналистскими делами, обещала взять на себя организацию скромного приема в скромном ресторане.

Впрочем, у Сашки свое понятие "скромного". Это означало примерно следующее: хороший ресторан, качественный, но без понтов. Из тех, которые, по счастью, обделила своим вниманием столичная богема всех сортов. Понтов они не выносили оба.

Инициатива Александры его очень устраивала: она высвобождала ему время для поиска грабителя. Теперь слово "грабитель" поменялось на слово "маньяк", но Саше об этом знать ни к чему. Только разволнуется, а ей сейчас это совсем некстати. Хватит с нее шока от ограбления... Главное, что Алексей пытается вернуть их деньги.

И он их вернет. У него есть целый месяц, тридцать дней. В октябре тридцать один, но последний день уже не для поисков – в последний день нужно карты на стол. Так что тридцать. И это немало. Он успеет!

Алексей долго думал, с чего начать. Точнее, он знал, с чего: с дел по маньякам, которые имелись на Петровке. Но ему не хотелось подключать к этому поиску Серегу. Он, без сомнения, снова примется ругаться и всяко обзываться нехорошими словами, из которых самым нежным, Алексей знал, будет "чудак на букву "м". Мол, как так к нам не притащил, мы бы вытряхнули, мы бы!.. Но дело даже не в этом.

Алексей верил, не мозгами, а нутром: это дуэль. Один на один. Вмешательство милиции только все испортит, Бенедикт соскочит, как и предупреждал. И тогда не видать им с Сашей денег на квартиру...

Но, что еще хуже, тогда будет тринадцатое убийство. И ляжет оно на совесть Алексея. А его совесть не имела привычки обременять себя подобным грузом.

...Он давно заметил, что дело не столь долго делается, сколь долго подготавливается. И на этот раз эта фатальная схема сработала.

Он потратил почти весь рабочий день, чтобы связаться с тем человеком, который сидел на Петровке на серийных преступлениях. Он поджидал его в конце рабочего дня в кафе в саду "Эрмитаж", недалеко от имперского здания номер 38 по Петровке, куда пригласил на "рюмку чая". Он в двух самых общих словах (дабы не пошла волна по Петровке, где, помимо Сереги, Алексея Кисанова еще знали и помнили многие) рассказал ему о своем клиенте... И все это для того, чтобы услышать:

– Но у нас нет никаких нераскрытых серий за последние двенадцать месяцев!

Бум! Не может такого быть... Не могли они с Верой ошибиться!

...Почему, собственно, не могли? Все ошибаются, хотя бы изредка, и ни он, головастый сыщик, ни отличный психолог Вера не застрахованы от подобной участи...

– Правда, недавно наметилась одна, хотя я пока не уверен... Но преступник – педофил. А ваш, если ему верить, по женщинам специализируется.

– Вы не допускаете, что могли что-то пропустить?

– Допустить можно все... При нашем-то бардаке... – невесело усмехнулся специалист по "сериям", которого звали Виктором. – Там дело прикрыли, чтобы отчетность не портить, там вешдоки потеряли... Только проблема в другом. Вы же знаете, что у маньяков обычно один почерк... А этот тип сказал вам, что убийства совершены разными способами.

– Но такое ведь тоже бывает?

– В мелочах. Но обычно орудие преступления одинаково, как и способ убийства, плюс другие характеристики. Деталька какая, вещица на теле жертвы или на месте преступления – это и есть почерк.

– То есть, по-вашему, маньяк не может действовать разными способами?

– А в чем же тогда серия? – Виктор чуть насмешливо улыбнулся непросвещенности детектива.

– И все же... – Надежда умирает последней, как известно, и Кис пытался уловить ее угасающий лучик. – И все же, предположим, что мы имеем дело с редким случаем. И именно по этой причине убийства не были выделены в серию, не были связаны между собой. Однако все же их что-то объединяет. Что-то такое, что вы упустили. Есть на это шанс?

Виктор почесал голову с той стороны, где пряди, разделенные косым пробором, были длиннее, отчего они затопорщились. Он был совсем юнцом – недавно из Академии МВД. Пылкий борец со злом, обладающий фантастической памятью и аналитическими способностями. "Наш маньяк, сидящий на маньяках", – так охарактеризовал парня Серега. Счастье, что не все мании ведут к убийствам...

– Честно говоря... – заговорил Виктор с сожалением, – не думаю. Допустим, убийства совершены разными способами, ладно. Но должны существовать другие характеристики серийных убийств – знаки на теле, способы прижизненного или посмертного увечья, – и это уже бы всем бросилось в глаза. Знали б вы только, Алексей Андреевич, что они вытворяют... Такое не забудешь. И не упустишь при последующем столкновении! Но я еще подумаю, Алексей Андреевич...

Виктор, несмотря на то что впервые встретился с детективом, явно слышал о нем от старой гвардии, и в голосе его слышалось некоторое почтительное извинение, что не может помочь...

У Алексея, оглушенного первой неудачей, других вопросов к Виктору пока не было.

Направляясь к выходу из сада, он увидел Бенедикта. По крайней мере, так ему показалось. Мужчина стоял между деревьями и, похоже, писал, повернув голову вбок, в сторону детектива. И улыбался.

Алексей не стал вглядываться. Ну, допустим, это был Бенедикт. Ну, допустим, он хочет знать, что предпринимает детектив, каковы его первые шаги, какова логика. Да пусть себе интересуется! Алексею без разницы...

Но все-таки неприятное чувство не отпускало его весь остаток вечера.

3 октября

Алексей не надеялся, что "еще подумаю" Вити принесет какие бы то ни было результаты. Нет, он не сомневался ни в увлеченности "маньяка по маньякам", ни в его способности к анализу. Сомневался он в другом: в его опытности. Которая дарит способность ощущать – именно ощущать, а не знать! – психологию другой личности, ее странный и нездоровый ход мышления, ее внутреннюю логику. Словно, тыркаясь множество раз в чужой и странный способ восприятия мира, постепенно находишь лазейки, щели, через которые ты, человек здоровый, – то есть устроенный совершенно иначе, – подглядываешь как бы изнутри больной ход мысли.

Такой опыт давал дополнительное зрение. Наверное, это и есть интуиция – когда что-то подсказывает тебе, какую детальку надо заметить, на что обратить внимание, что тут важно...

У Виктора этого опыта не было, а у Алексея не было времени. Перелопатить все дела, заведенные по убийствам за последние двенадцать месяцев, в поисках тех самых деталек, – так ему и года не хватит, не то что тридцати дней, отпущенных Бенедиктом... Тем более что о маньяках он знал не больше, чем любой обыватель, почерпнувший свои представления в основном из прессы и кино.

И он, едва выпив свой утренний кофе, забурился в Интернет: решил обогатить свои познания.

...Выбрался он оттуда не скоро, полностью больной. Нет такого слова в русском языке, которое описывало бы то состояние глубокого отторжения, которое он испытывал. Хотелось, как в детстве, чтобы кто-нибудь ему сейчас сказал: ну что ты, глупыш, это же только сказка, страшная сказка, и все!

Но это было не сказкой и даже не было киношным триллером – это было действительностью. За гранью человеческого понимания.

Стараясь отделаться от омерзительного ужаса, Алексей вышел прогуляться. При ходьбе пешком ему всегда хорошо думалось, словно все лишнее, ненужное облетало под легким ветерком, оставляя в голове только ценные мысли.

Пришлось ему признать, что все те представления о маньяках, которые он до сих пор имел, не стоят и гроша. Среди них были люди из формально хороших семей, даже вполне балованные в детстве. Что, впрочем, не означает недостаток той любви, о которой говорила Вера... Среди них были люди с довольно развитым интеллектом, имевшие высшее образование и приличные должности. Пусть такие экземпляры встречались довольно редко, но все же они сводили расхожую идею о тяжелом наследии детства к нулю. И приводили, тыкали детектива лбом в болезнь. В отклонение от нормы, испорченный ген – и нет в мире логики и психологии, способных объяснить это явление. Нету. И ничего он, Алексей Кисанов, самодовольно рассуждавший о превосходстве своего опыта и умения чувствовать чужую душу, – ничего он не сумеет почувствовать. Это инопланетяне, и бессмысленно прикладывать к ним человеческий опыт и знания...

Хотя малюсенькая польза от погружения в пучину этого дерьма все-таки имелась: Алексей убедился, что желание остановиться – точнее, быть остановленным – отнюдь не редкое явление среди этих убийц.

Кроме того, он вычитал пару нетипичных случаев, в которых изобретательный маньяк действовал разными способами убийства, хитроумно сообразуя их с обстоятельствами, но все-таки всегда оставлял свой знак, хоть малюсенький, – свою подпись...

Из этого явственно вытекало маньяковое тщеславие, Вера была права. Маньяк самоутверждался, он что-то кому-то доказывал – и он желал, чтобы его доказательства дошли по назначению! Откуда и все эти знаки. Если актеру нужна публика, выражающая признание аплодисментами, то маньяку нужна публика, выражающая свое признание ужасом. Как ни дико звучит...

Арбат шумел, как всегда, праздным гулом людских голосов, и это было хорошо. Вокруг ходили нормальные люди. Кошмар от погружения в Интернет стал понемногу отпускать его...

И вдруг он увидел Бенедикта. Тот даже не прятался. Он сидел на ступеньке возле какого-то магазина, подставив лицо еще теплому солнцу.

Алексею было до такой степени неприятно его видеть, что он чуть не повернул обратно. Но тут же спохватился и, упрекнув себя в малодушии, продолжил свой путь по улице. Когда до Бенедикта оставалось несколько шагов, тот приоткрыл свои чайные глаза, посмотрел на детектива и послал ему двумя пальцами воздушный поцелуй. После чего снова закрыл глаза и подставил лицо солнцу...

С трудом удержавшись от желания вмазать по этому пухлому рту, по ярким, чувственным губам, Алексей свернул в переулок. Прогулка была испорчена. "Привет от маньяка" завис в воздухе, как издевательский восклицательный знак...

Второй рабочий день подходил к концу, а у Алексея не было даже идеи. Даже махонькой зацепки не было. У него имелись подходы в ЗИЦ, Зональный информационный центр МВД, где хранится информация обо всех преступлениях в Москве, но надо же знать, что там искать... ЧТО?

Весь вечер он соображал. Точной статистикой он не располагал, но знал, что, по официальным данным, в Москве за прошлый год было совершено примерно 1300 убийств. Раскрываемость порядка семидесяти процентов – то есть где-то около четырехсот остались безнаказанными. Теперь, известно, что среди жертв большинство – женщины. Так что из этой цифры отнимем примерно половину, которая приходится на мужчин и детей...

Далее, незамужние, – отнимем наугад еще половину. Итого, цифра должна быть где-то в районе пятидесяти. Это очень, очень много... Что можно еще отнять от этой цифры? Пожалуй, убийства с изнасилованиями. Как следовало из прочитанных материалов, у маньяков почти всегда имелись проблемы с потенцией. "Почти" не покрывает все случаи, конечно, но Алексей рискнул: ведь Бенедикт настаивал на том, что почерк у него разный... Кроме того, нужно отмести убийства на бытовой почве. Раскрываемость у них высокая, большинство совершаются по пьяни, и убийц берут тепленькими. Но какая-то доля остается нераскрытой. Поэтому нужно исключить убийства, совершенные «домашними» орудиями преступлений: табуреткой, бутылкой, скалкой, кухонным ножом и так далее.

Останется число в районе тридцати, среди которых нужно найти двенадцать...

Правда, еще порядка тысячи человек в год пропадает без вести – неужто искать среди них? С этим он ни за что не справится за тридцать дней...

Кроме того, существует энное количество случаев, по которым милиция отказалась от возбуждения дела, чтобы статистику не портить...

Однако, если исходить из логики его заказчика, он вряд ли предложил бы детективу искать среди несостоявшихся дел и ненайденных трупов. Это выходило за правила игры. Тщеславие убийцы состояло именно в том, что его до сих пор не поймали! Но если его никто не ловит, то и гордиться нечем! Так что его знак должен быть среди той тридцатки, которую он примерно вычислил, – непременно должен быть!

И, значит, он есть в ЗИЦ!

4 октября

Можно было бы и по телефону объяснить, но Алексей предпочел договориться со старой приятельницей об ужине в ресторане прямо сегодня же вечером. Он никогда толком не знал, как нужно платить за любезности. Как измерить свою благодарность? Как определить цену услуги? В каких единицах должна быть выражена его признательность? Букетом цветов? Коробкой конфет? Бутылкой ликера? Приглашением на ужин? Или лучше единица будет денежной?

С Тамарой – девушкой не самого юного возраста, но зато при самом главном, самом ценном компьютере МВД – система мер и весов была уже давно установлена: ужин в хорошем ресторане ее вполне устраивал. Вкупе с некоторым количеством задушевных излияний и восклицаний, должных приземлиться на жилетку детектива. Он-де понимающий и тонкий. А они все козлы. И только он может понять, – но при этом он не нужен, а "козел" понять женскую душу категорически не способен, – но он-то как раз и нужен...

В этом сплетении женских эмоций Кис изрядно поднаторел за последние годы. И если бы требовался от него честный совет, то он мог быть только таким: гони его к чертям собачьим, Тамара (Маша, Наташа)!

Но Тамара (Маша, Наташа) хотела отнюдь не такого совета. Не хотела она его гнать к чертям собачьим. Она хотела его приручить. Его, неприручимого.

Девушки всех возрастов хотели чуда. И он с этим смирился постепенно, научился обходиться какими-то гладкими и бессмысленными словами, которые, к его непомерному удивлению, действовали на них, подобно заклинаниям шамана. Они уходили просветленные, с надеждой смотря в свое безнадежное будущее и с трепетной благодарностью "отличному мужику и настоящему другу", Алексею Кисанову, который самым неведомым образом им эту надежду подарил.

Вера как-то объяснила: "На самом деле никто ни к кому не приходит за советом. Приходят за эмоциональной разрядкой. Разрядившись в вашу жилетку, человек чувствует себя обновленным. Такой энергетический обмен: он вам своих "крокодилов" сбрасывает (помните старый анекдот?), а у вас получает подпитку. И с новыми силами бросается решать свои проблемы, даже если они неразрешимы..."

С Тамарой детектив давно ладил, еще со времен своей работы на Петровке, и за долгие годы приятельства скопил в себе компактный террикон ее откровений. В последние годы он обращался к ней редко и по пустякам, что всегда завершалось приглашением на ужин. Но на этот раз он был решительно настроен Тамаре заплатить: речь шла уже не о мелкой услуге, а о работе, о сверхурочном времени, если угодно. И теперь мучился, как лучше сказать ей об этом: боялся, что откажется от денег.

Первый акт – рассказ Тамары о личной жизни – уже подходил к концу, как, впрочем, и ужин. Он заказал для нее десерт и шампанское – она была большой почитательницей этого напитка, – и тут она проницательно спросила:

– Кис, раз ты меня позвал, значит, у тебя ко мне дело?

Он ломаться не стал и, не вдаваясь в подробности, пояснил, что пытается вычислить маньяка.

– Вот первые параметры поиска, – протянул он листок бумаги Тамаре.

Она кивнула и убрала его в сумочку.

– Когда тебе это надо?

– Вчера.

– Ясно. Постараюсь завтра сделать...

– Спасибо.

Он положил перед Тамарой конверт, в котором находилась сумма, примерно равная ее зарплате. Она взяла конверт, заглянула в него, увидела тысячерублевые купюры и удивилась:

– Для чего это?

– Не "для", а "за". За работу.

– Ты чего, Кис, с дуба рухнул?

– Только не заставляй меня тебя уговаривать, а? Тебе придется потратить личное время. Не знаю, сколько именно, но подозреваю, что твоя помощь мне понадобится не раз...

– Кис, я ж тебе не плачу, когда ты тратишь свое свободное время на выслушивание моих проблем! – хмыкнула Тамара.

Он удивился, по правде говоря. Не ожидал от Тамары такой тонкости: она была простовата, как внешне, так и внутренне, – то, что называется "хорошая девка". Ну примерно как "хороший парень". И не более того. И вдруг такая деликатность... Мало кому приходит в голову ценить чужое время. Он был тронут.

– Видишь ли, подруга, – строгим голосом заговорил он, – если ты будешь заниматься моим делом по дружбе, то я не смогу с тебя требовать. Не смогу тебя подгонять, уточнять и ругать за непонятливость, – он улыбнулся. – А за деньги ты будешь для меня работать – стало быть, я смогу требовать и подгонять!

– Ишь ты! – усмехнулась Тамара. – Требовать он станет! У меня и без тебя знаешь сколько требователен на загривке сидят? Будьте нате, только поспешай!

Вдруг усмешка исчезла с ее лица. Она посмотрела ему в глаза:

– Что, Кис, это для тебя так важно? Алексей кивнул.

– Ну, давай тогда зарплату, – согласилась Тамара. – Будешь требовать, черт с тобой! Я хоть ботинки сыну новые куплю, да еще для себя останется...

5 октября

У Александры выпал свободный день, а Алексей сегодня был решительно ничем не занят, если не считать занятием ожидание звонка от Тамары. До их свадьбы оставалось десять дней, и Александра пожелала ввести будущего законного супруга в курс ее приготовлений к торжествам.

Они поехали смотреть выбранный ею ресторан под необычным названием "Эфемериды". Алексей изучил дизайн интерьера, затем список блюд для гостей и, конечно же, все одобрил.

Гостей намечалось немногим более за двадцать: сестра Александры, Ксюша, собиралась прилететь из Франции с мужем, который по интересному совпадению был французским частным детективом и другом Алексея. Собственно, сначала он был другом и коллегой, уж только потом стал Ксюшкиным мужем, так что пальма первенства принадлежала мужской и профессиональной дружбе. Также родители сестер, понятное дело. Еще Серега, друг всей сыщицкой жизни Алексея; затем Ванюшка с девушкой, психолог Вера с мужем... Кроме того, Алекс с Алиной – изумительная история любви, в которой он когда-то принял живейшее участие; Михаил Левиков – не менее изумительная история одного изобретения^[4], – и прочие друзья и подруги с обеих сторон.

Игоря детектив приглашать не стал. Пока что этот парень был ему неясен. И никакие иные отношения, кроме рабочих, их не связывали.

– Алеша? – донесся до него голос Александры.

Они остались обедать тут же, в ресторане "Эфемериды", и теперь сидели за столиком, поедая какую-то нежнейшую рыбу с хитрым названием, под лимонно-чесночным соусом.

– Прости, задумался. Что ты сказала?

– Думаю, что пора начинать у тебя ремонт... Саша до сих пор деликатно не спрашивала, как продвигается его расследование и стоит ли надеяться на возвращение денег. Не спросила и сейчас, но ее предложение означало, что не очень она надеется... И думает, что жить придется на Смоленке.

– Если ты помнишь, моя квартира продана с условием моего проживания в ней еще три месяца. По окончании я должна буду ее покинуть. Это ведь теперь чужая квартира...

Ее взгляд поскользнулся на слезе, уплыл в сторону, а за ним и взгляд Алексея, и вся его душа. Он ощутил надвигающееся головокружение.

...Когда-то Александру преследовали сны, в которых она падала с высокой горы в пропасть. И каждый раз она просыпалась от ужаса. Но однажды решила досмотреть сон до конца и увидеть наконец, что там, внизу, на дне. Ведь это всего лишь сон, сказала она себе, от него не умирают! Но когда она это сделала, когда позволила продлить падение, то поняла, что внизу – смерть. Если она сейчас не проснется, то умрет... Она рассказывала об этом Алексею, и он представил себе все столь живо, словно сам видел ее сны, словно сам летел в пропасть. И сейчас, ощутив надвигающееся головокружение и холодные струи воздуха вокруг скул, он понял: нужно немедленно остановить падение!

– Саша... – начал он, не зная толком, что сказать. Лишь бы сбить это ощущение, лишь бы проснуться вовремя, не дать им обоим упасть в пропасть. Ограбление было не просто потерей огромной суммы, жизненно нужной. Оно было злом, вмешавшимся в их жизнь. И от него следовало немедленно отгородиться магической чертой неприятия.

– Хотя бы косметический ремонт, – произнесла она, выдернув за шкирку свой взгляд из бездны и вернув его на место.

Она тоже вспомнила о своих снах, понял Алексей. И решила остановиться. Моя умница, любимая девочка... Я найду его, Саша... Я выловлю его из плотного тумана неизвестности, я выкрою его из этого тумана по лекалу, я вычислю его логарифмической линейкой, я запишу его в скучные страницы протоколов, воплощу в пухлом томе с иллюстрациями его убийств! И принесу ему этот том в обмен на то, чтобы он навсегда исчез из нашей жизни!

– Только окна надо будет вставить пластиковые, – старательно продолжала Александра, пытаясь обыденностью удержать их обоих на краю бездны. – Они лучше защищают от шума и от пыли...

– Да, – ответил Алексей. – Конечно. Нужно этим срочно заняться.

По правде говоря, мысли о ремонте с трудом помещались в его голове. Слишком она, голова, была занята Бенедиктом. Но он по-прежнему не хотел рассказывать о нем Александре. Не хотел, чтобы ее коснулось зло, вторая серия, часть первая... И потому старался не выглядеть слишком рассеянным.

У него это плохо получалось, но Саша истолковала его рассеянность по-своему.

– Алеш, это, конечно, очень обидно... Но ведь мы не на улице остались, верно? У нас есть крыша над головой. И, прямо скажем, крыша неплохая: в виде вполне большой и даже дорогой квартиры в центре Москвы...

Он поймал через стол ее руки и притянул к губам, оставив на каждой по поцелую. Руки у Александры были изящны – как, впрочем, и она сама, – и он задержал их еще на мгновение в своих ладонях, любуясь.

– Ты сильный человек, Сашка. Я восхищаюсь тобой.

– Да брось ты. Я просто не истеричка. Нужно уметь исходить из тех обстоятельств, что сложились. Других ведь у нас пока нет, верно?

Конечно, верно, Сашенька! Поэтому я тебя и назвал сильным человеком! Если бы ты сейчас разревелась, я бы, разумеется, тебя утешал, вытирал твои сопли. Ты имеешь полное право реветь, потому что с нами случилась беда. Не самая большая, но все же беда...

Но ты не плачешь. Ты не позволяешь себе распускать сопли. И потому я тебя так люблю, родная...

– Я имел в виду, что ты мужественно согласилась терпеть меня каждый день под одной крышей!!! – сказал он вслух.

Слушая ее хрипловатый смех, он верил, что все непременно сложится хорошо. Он вернет деньги для новой квартиры, в которой малышу будет хорошо и комфортно, и у этой жутковатой истории окажется непременно счастливый конец. Обязательно!

...Вечером, словно в подтверждение его надежд, позвонила Тамара и сообщила, что интересующую информацию детектив может получить непосредственно завтра утром.

6 октября

...Скупые сведения, почерпнутые из стандартных карточек установленного образца, по которым заполняются мозги компьютера в ЗИЦ, ни о чем ему не рассказали. Собственно, на их болтливость он и не рассчитывал. Все, что хотел получить на данном этапе, – это список имен, по которым он будет работать. С Виктором, если тот не откажется.

Всего оказалось тридцать девять случаев, прошедших через сито заданных детективом параметров. Не так уж и много, если говорить о цифре, но безумно много, если знать, что каждое дело представляет собой толстенную папку, иногда не одну и не две, оперативно-поисковых дел. Компьютеризация милиции до сих пор оставляла желать лучшего, большая часть материалов пишется на бумаге, а на флэшку бумажки не перекинешь, да к себе домой не унесешь... Стало быть, придется сидеть у бывших коллег в каком-нибудь захламленном уголке, обложившись папками...

Но прежде чем за них взяться, Алексей должен знать, что искать. Понятно, что иголку в стоге сена, но необходимо разработать методику поиска этой иголки!

Он вернулся домой и позвал в кабинет Игоря. Посадил за свой компьютер и велел сделать простую таблицу.

– Первый раздел: название "Внешние признаки". Запиши следующее...

Кис ходил по комнате и думал, местами вслух. Игорь следил за его перемещениями, пытаясь угадать, что именно нужно записать.

Цвет волос не пойдет, размышлял Алексей. Если бы женщины были, к примеру, задушены, и при этом блондинки, да еще со схожим типом внешности, – тогда да. Но сам по себе, отдельно взятый, такой признак не потянет... Может, прическа? Нет, тоже мало... Маникюр? Он зверел при виде яркого лака? Или длинных ногтей? Возможно...

– Запиши: сопоставить аксессуары... И еще украшения. Шарфики, платочки, ленточки, кольца, браслеты, бусы, что там еще носят женщины...

– Серьги, – подсказал Игорь.

– Да-да... И еще маникюр. Если мы найдем о нем сведения, конечно...

Кис неожиданно остановился. А вдруг у жертв духи были одинаковые?! Мало ли, вдруг их запах в маньяке вызывает некоторые ассоциации, рождающие агрессию? Но кому же в милиции пришло бы в голову запротоколировать название духов? М-да, делать нечего – духи те давно выветрились...

– Второй раздел, Игорь: "Судмедэкспертиза". Проверить, не было ли на теле незначительных деталей... Например, следов укола. И что-нибудь "лишнее" в крови – присутствие наркотика или снотворных средств... Маникюр продублируй здесь: медэксперт должен дать описание тела, включая руки, – а у оперов разве только случайно фотоснимками разживемся... Готово? Тогда третий раздел: "Социально-семейная ситуация".

Кис снова зашагал по кабинету. Что может вызвать больную реакцию убийцы? Наличие детей? Нет, не годится... Наличие мужа, но это нам уже известно. Бен (так сокращенно прозвал детектив Бенедикта) сам сказал: все замужние... А если, к примеру, второй брак? Или отношение к родителям? Например, женщины, бросившие своих престарелых родителей... Или первых мужей... Вдруг наш маньяк почитает себя блюстителем нравственности или вершителем правосудия? Алексей вычитал в Интернете: такое встречается, хотя и реже, в практике серийных убийств. Да, годится, запишем!

И вот еще что может вписаться в почерк "народного мстителя": если убитые женщины вышли замуж по расчету, с его точки зрения. Допустим, она намного моложе мужа, а муж имеет приличное денежное положение, откуда маньяк делает такой вывод... Да, это тоже взять на заметку!

Игорь старательно вводил новые графы в таблицу. Алексей мерил шагами кабинет.

Что еще? Профессия жертвы? Например, секретарши? Или скорее учительницы? Маньяк в детстве ненавидел учителей? Почему бы нет... Его, возможно, унижала какая-нибудь строгая старая дева. Или его собственная мать была учительницей, и он ее смертельно боялся... Или, напротив, он сходил с ума по молоденькой хорошенькой училке, у которой не застегивались на груди верхние пуговички, и он долгими часами не сводил глаз с ее кофточки. А она над ним потешалась...

У Алексея была такая училка. Ему было всего десять, но он тогда уже испытал первое волнение любви... Наверное, это были просто свеженародившиеся гормоны растущего мальчишеского организма, но отчего-то в детстве и отрочестве они приобретали форму высокого романтизма... Может быть, от какого-то страха перед тайной Женщины... Нет, перед таинством Женщины!

Для него эти воспоминания были приятны, умильны, наивны... И сейчас ему было странно думать, что из подобных мелочей, вполне невинных и романтических, способно вырасти убийство. А уж тем более целая серия...

Но Алексей после тяжелого погружения в материалы о серийниках уже усвоил, что маньяк компенсирует таким образом свою глубокую нереализованность. В первую очередь в любовно-сексуальных отношениях. Страх перед таинством женщины, в силу каких-то причин, преобразовывается в желание насилия. Насильно вскрыть сущность женственности. Насильно взять, подчинить себе тайну. Насильно стать ее обладателем...

Но тайна не поддается насилию – ее можно только разгадывать. Если же ее взломать, то тайна ускользнет. И на губах останется вечная жажда. И снова и снова будет он пытаться ею возобладать – и снова и снова тайна будет ускользать от него, оставляя жажду...

Нельзя стать властелином того, что разрушаешь. Разве что властелином руин. Осколков, обломков, из которых тайна снова упорхнула – утекла, как вода из осколков разбитого кувшина...

На самом деле Алексею было куда интереснее понять другое: почему весьма неглупые люди, которых немало водилось среди серийников, не отдают себе отчета в том, что они обрекают себя на вечную, неизбывную жажду? Что они хотят напиться, тупо разбивая кувшин с водой?

Конечно, это психически нездоровые люди. Вменяемые при этом – и да не простит им суд их преступления! Но все же больные... И нет смысла задаваться вопросом, почему им столь очевидная истина невдомек...

И все же он задавался этим вопросом. Может, потому, что ему подсознательно хотелось разложить по полочкам чуждый менталитет – приручить его, сделать из него не врага, а жертву... Которой можно посочувствовать, пусть даже и с некоторой натяжкой... И вернуться мысленно в норму. В те параметры, в которых бесчеловечное может показаться человеческим...

Собственно, сказал себе Алексей, все довольно просто. Это нереализованная личность (в общечеловеческом смысле) и нереализованный мужчина (в смысле половой самоидентификации). Вот и все. Дворовый хулиган, дающий тычки направо и налево, действует, строго говоря, ровно по той же схеме: он пытается самоутвердиться доступным его интеллекту способом...

Как и все, что чрезмерно кричит о себе, – все выдает наболевший комплекс нереализованности, заниженной внутренней самооценки, будь то не слезающая с телеэкрана старлетка, или не дающий забыть о себе политик, или распускающий павлиний хвост дензнаков богач. Иными словами, чем больше внимания старается привлечь к себе человек, чем больше усилий в это вкладывает – тем больше проблем накоплено в его подсознании. Вера практически о том же ему говорила, только другими словами.

И маньяк почти полностью укладывается в эту схему, общераспространенную. Отличается же он только способами умаслить собственное раненое эго, компенсировать свою никчемность, о которой его подсознание ему постоянно твердит. Ему нужно отомстить «виновным» в его унижении.

Утвердить свое превосходство над ними. Унизить других, как унижали когда-то его... Мама, папа, учительница...

– Что еще, Алексей Андреевич? Игорь вернул его к действительности.

Что еще, что еще?! Думай, Алексей Андреевич! Не дай бог – мистика!!! Если мы на нее попали, то и за год не выберемся! Какой-нибудь культ, в котором что-то сказано, что родинка на левой груди есть знак дьявола или что-то вроде того...

– Игорь, впиши в раздел по судмедэкспертам: проверить наличие заметных родинок или бородавок... На открытых частях тела скорее. Вряд ли убийца состоял в интимных отношениях с жертвой, у маньяков обычно с этим проблемы. Хотя как знать... Нет, убери "на открытых частях тела". Будем проверять повсюду.

– Знак Зодиака, может быть? – выступил Игорь.

– Почему?

– Ну, есть люди, сдвинутые на астрологии. Они вас любят или не любят исключительно в зависимости от вашей даты рождения.

– Пожалуй. Впиши, да.

– Я могу вам помочь в поисках, Алексей Андреевич?

– Нет, Игорь, спасибо. Доступ к оперативным делам строго ограничен – я и то исключительно по знакомству его получаю. А ты уж никак не пройдешь.

– Скажите... А вы больше не думаете, что это я передал о вас информацию грабителю?

– Я так не думал, Игорь. Я просто допустил подобную возможность.

– А теперь?

Кис посмотрел на него пристально. Лицо Игоря казалось открытым и даже немного простодушным, по-детски.

– И теперь допускаю. Извини.

– Жалко. Неприятно знать, что тебя подозревает твой начальник...

– Понимаю... – медленно проговорил Алексей, – на твоем месте мне было бы тоже неприятно... Даже если бы я был действительно виноват.

– Я не виноват. Это не я.

– Что ж, жизнь покажет... Ты закончил?

– Если у вас иных идей нет, то да.

– Распечатай, пожалуйста.

Алексей ощущал некоторое смущение. У Игоря было честное лицо, и хотелось ему верить. Беда в том, что детектив видел столько "честных лиц", лгущих без малейшего затруднения, что такой физиономический аргумент он давно не рассматривал.

Он забрал распечатку, пробежал глазами. Никакая новая идея не осенила детектива по мере чтения – и он решил, что для начала он неплохо потрудился.

7 октября

С Виктором удалось встретиться только в обеденный перерыв следующего дня.

– Я проделал небольшую работу, – говорил Алексей, – и составил список из тридцати девяти дел, которые предлагаю пересмотреть заново. Поищем в них на этот раз не одинаковые способы убийства или надругательства над телом, а иные совпадения... Начиная от внешности жертв: например, стиль одежды и/или украшений, род маникюра и прочее во внешности, что может оказаться общим и одновременно знаковым. Далее: сравним данные судмедэкспертизы. Мало ли, вдруг не основная, но зато общая деталь найдется? Затем посмотрим на семейную ситуацию: отношения с родителями? Брак по расчету? Или, может, общее в профессии? Иными словами, Виктор, давайте искать в тех параметрах, которые до сих пор остались без внимания.

– Естественно, остались без внимания! Потому как сами убийства совершались разными способами! – Виктор смотрел недоверчиво.

– Как специалист по сериям вы должны знать, что существуют случаи, в которых убийства совершаются разными способами! – настаивал Алексей.

– Но почерк заключается в чем-то очевидном! Например, изнасилование и убийство с определенным ритуалом: вот в деле Чикатило...

– Подробности можете опустить, я в курсе.

– Тогда вы должны знать, что даже если мы имеем дело с редким случаем, где способы убийства разные, то все равно должен быть оставлен внятный знак! "Фирменный знак" убийцы!

– Не "все равно", а тем более! Совершенно согласен, маньяк должен был оставить визитку. Но по каким-то причинам она не бросается в глаза. Возможно, в этом и заключается его игра с милицией?

– Ага, например, у его жертв проколоты уши. Поскольку уши проколоты почти у всех женщин, нас с вами ждет увлекательное занятие по...

– Можете не тратить красноречие, – перебил его Алексей. – Либо вы допускаете, что иной знак, не очень типичный, проскочил мимо вашего внимания, либо нет. Так что скажите просто: возьметесь ли вы заново пересмотреть эти дела? Я плачу за сверхурочные часы. К тому же если мы его все-таки найдем, то медаль на грудь получите вы. Я даже не попрошу отпилить мне от нее половинку.

– Я не люблю делать бессмысленную работу, даже за деньги!

– Она не бессмысленная.

– Вы действительно в это верите?! Вы ему верите???

Алексей не ответил. Он уже все сказал. Виктор помолчал.

– Ну хорошо... Двенадцать месяцев, двенадцать женщин? – наконец молвил "маньяк по маньякам". – Все замужние? При этом убитые разными способами?

И в его глазах зажегся голодный блеск.

13 октября

Они с Виктором потратили почти неделю на изучение материалов оперативно-поисковых дел (некоторые Виктор запросил "с земли", т. е. из районных отделений), заключений судебных экспертов, фотографий с места обнаружения трупа.

...Шарфик оказался на шее всего одной жертвы, платочек вовсе не выпал, в прическах, заколках и украшениях не просматривалось ничего общего. Кроме того, дела велись небрежно, многих описаний не хватало – к примеру, на фото с места обнаружения трупа на женщине видны бусы, а в материалах дела они не упомянуты... Приходилось всматриваться в снимки, сравнивать детали, часто при помощи лупы. А время шло!

Алексей прекрасно знал, как ненавистна и скучна эта писанина, как изводит она оперов, как спешат они от нее отделаться... Так что не ему кидать камни в бывших коллег. Но сейчас он на них злился. Ему катастрофически не хватало деталей в отчетах.

Судебные эксперты тоже ничем не утешили. В тех случаях, когда они полагали, что причина смерти очевидна, неохота им было тратить время на лишние, по их мнению, исследования. Посему часто не производился детальный осмотр трупа, равно как и не исследовалась кровь на содержание наркотических или лекарственных препаратов – только на алкоголь.

Меж тем трое из тридцати девяти случаев, отсеянных Тамарой по наводке детектива жертв, оказались учительницами, четверо – официантками и еще четверо – секретаршами.

Проблема лишь в том, что Алексею требовалось двенадцать случаев, объединенных общим признаком. ДВЕНАДЦАТЬ! А не три и не четыре!..

Поиск не выруливал в нужном направлении. Ну никак!

Или все же сыщики, собаки ленивые, не все данные ввели... Материалы стекались в ЗИЦ со всей Москвы, из разных районов. Каждым происшествием занимались разные люди, и от их внимания могла ускользнуть деталь, пустячная на их взгляд...

Виктор смотрел на Алексея с плохо скрытым превосходством, в глазах его читалось: "Вот, я же вам говорил!"

Но Кис упрямо продолжал искать. Может, просто потому, что иного варианта, как поверить Бенедикту, у него просто не оставалось. Если не маньяк бросил детективу вызов, то кто?! И зачем?!

Короче, другой версии Алексей не видел – и потому упорно верил в след маньяка.

...Памятуя мысль Игоря, он нашел астролога, которому принес все выписанные даты рождения жертв. Он мало верил в такой расклад, но все же решил попробовать: чем черт не шутит!

– Мне нужно время рождения этих людей, – сообщила ему знойная дама необъятных размеров, рассматривая список.

– Простите, что вам нужно?!

– Время. В котором часу родились, – пояснила дама. – Видите ли, планеты оказывают влияние не только на месяц или неделю, но и на день, и даже час рождения. Вот, допустим, Венера в доме...

Нет, допустить этого Кис не мог! Не хватало ему только лекции по астрологии! Он не слишком вежливо перебил даму и попросил проанализировать те данные, что есть.

Дама обещала дать ответ через день-другой, рассказав обиженно, как она занята, как много у нее клиентов и как они ценят ее науку, к которой некоторые относятся без подобающего почтения.

Но Алексей был уверен, что, несмотря на его непочтение, она от работы не откажется. За нее было заплачено вперед, деньги лежали на столе, а клиентов, видимо, было не так уж много, как ей этого хотелось.

Он откланялся, наперед чувствуя, что напрасно потерял время. Не в астрологии тут дело. Сыщик не знал, в чем именно дело, он не смог бы сформулировать, – он просто чувствовал, где тупик.

Ну да ладно, пусть астрологиня поработает для облегчения Кисовой совести...

А она, совесть, была тяжела. Прошла почти половина от отведенного срока. Алексей не простит себе, если не выловит убийцу. Он не простит себе, если не вернет деньги. Ведь не просто какие-то деньги пропали, а огромные! Мало того, ухнули в черную дыру квартира Александры и дача Алексея... Ее любимая квартира, ее личностное пространство, пожертвованное ради будущей семьи! И его родительская дача, где так много следов оставили детские ноги Алеши Кисанова...

Оставалось три дня до их свадьбы. И чуть больше двух недель до истечения ультиматума. А он все еще находился в тупике. Он все еще не понимал, где ему искать. И что.

14 октября

Мысль пришла неожиданно, по пробуждении. Едва Алексей принял вертикальное положение, как она стукнула в черепную коробку: навестить семьи погибших женщин! Как знать, вдруг подсказка ждет его там? Что-то всплывет в разговоре с семьей, упущенная следствием деталька, – как знать?

Выпив свой утренний кофе, он заново просмотрел таблицы, которые они с Виктором заполнили за последние дни напряженной и бесплодной работы. И решил начать с тех, где существовало хоть какое-то начало прогрессии: трех учительниц, четырех официанток и четырех секретарш.

Да, но... Чччерт!!! Его перегруженный информацией мозг не сразу осознал такую очевидную вещь: из этих одиннадцати женщин пять получили ножевые ранения, от которых скончались; четыре получили смертельный удар по голове, и одна была найдена задушенной. То есть на одиннадцать жертв наличествует только три способа убийства! А Бен сказал: двенадцать жертв, и все убиты разными способами!

Стало быть, профессиональный признак здесь ни при чем... С чего же, с кого же начать в таком случае?!

Жертв, со всей очевидностью, связывало то, что они все были убиты одним и тем же человеком. Ладно, оставим в покое вопрос, почему он их выбирал. А вот как он их выбирал? Чисто технически – как? Выслеживал? Собирал о них сведения через знакомых, соседей, сослуживцев? Узнавал распорядок дня, прикидывал, где и как можно подстеречь? Сложно как-то. Громоздко.

Скорее он затесывался в круг их знакомых... Или был их общим парикмахером, массажистом, инструктором в спортзале... Да, это куда более вероятно! Но, мама родная, это же сколько работы!

И вряд ли в милицейских делах есть сведения о парикмахерах жертв...

С другой стороны, как парикмахер, или там инструктор, мог узнать, где проживают клиентки, какой дорогой добираются домой или на работу? Женщины, конечно, болтливы, особенно с обслуживающим персоналом, – нередко парикмахер знает о клиентке больше, чем самая ее задушевная подруга. И все же этого недостаточно... Почти все убийства были совершены дома или в его окрестностях. Убийца должен был знать маршрут, найти место, где подстеречь жертву. Он выслеживал их? Провожал?

Тепло, тепло! Он ее провожал... Он был ее любовником?

Нет, вряд ли, перебор для маньяка. Они редко вступали с жертвами в интимную связь, хотя такие случаи и были известны... Скорее не любовником, но кандидатом на эту роль. Ухажером!

Теплее, теплее, уже почти горячо! Да-а-а... Да!!! Он подбирался к ним близко, изучая, прикидывая и рассчитывая, как ее затем убить. На каждую он отводил месяц – не так уж мало, чтобы осуществить задуманное...

Были ли в милицейских делах по этим убийствам протоколы допросов поклонников-любовников? Или хотя бы упоминания о них? Когда Алексей читал дела, его мозги были заняты совершенно иной задачей, и он не обращал внимания на, так сказать, моральный облик погибших... Но что-то там было. Было!!!

Он схватил телефон. Объяснил Виктору свою мысль, ожидая новой волны сопротивления от самоуверенного юнца, который был, похоже, убежден, что все на свете дельные мысли и озарения могут водиться только в его голове.

Но Виктор, против всех ожиданий, согласился, что ход перспективный.

– Если, конечно, мы вообще имеем дело с маньяком, – все-таки, не удержавшись, скептически добавил он.

– Я ведь плачу, Витя, – неделикатно напомнил детектив. – Так что даже если пустышка, а все равно работу вы не зазря сделаете.

– Так я ж не отказываюсь...

– Вот и хорошо. Ясно, что одна и та же фамилия среди поклонников жертв не мелькала, иначе бы вы уже давно заметили и сопоставили. Не исключено, что были упомянуты фигуры из бытового обслуживания, вроде парикмахеров и массажистов, а может, и врачей, на что сейчас нужно обратить самое пристальное внимание. Но самое главное – это хоть малейший намек на какого-то ухажера!

– Понял. Немедленно приступаю, – жизнерадостно заверил его Виктор.

Алексей, несмотря на новое поручение Виктору, которое могло бы сузить круг подозреваемых, решил все же не изменять первоначальный план и начать обход семей погибших. Существование любовника (или претендента на него) замужняя женщина, скорее всего, тщательно скрывала, и задача разузнать о нем у вдовца представлялась детективу практически невыполнимой. Обманутый муж вряд ли об этом знал – а если и знал, то не скажет детективу. Жена погибла, и ворошить болезненные подробности никому не захочется...

Но о представителях сферы обслуживания, услугами которых она пользовалась, расспросить вполне возможно. А там видно будет. Как разговор пойдет.

Алексей решил просто и примитивно начать с конца. А именно, с самых недавних убийств. Он заново перечитал таблицу, которую они составили с Виктором. На этот раз его мысль зацепилась за одно обстоятельство... Бенедикт сказал: двенадцать месяцев и двенадцать убийств. Но он не сказал, как они распределялись! По одному в месяц? А если в каком-то месяце случилось два, а в каком-то – ни одного? Был ли маньяк методичен? Покрывала ли его методичность одно убийство в месяц?

Алексею отчего-то казалось, что да. Бен настойчиво подчеркнул: двенадцать убийств за последние двенадцать месяцев. Кроме того, если детектив на верном пути... То Бенедикт обрабатывал жертву, ухаживал за ней, выяснял о ней подробности... На что, наверное, где-то месяц и уходил...

Он был не очень уверен в последнем умозаключении, но все же решил пока исходить из него. Последним из двенадцати месяцев был июль, как сказал Бенедикт. Стало быть, он начнет с него и станет продвигаться назад, до августа прошлого года. Вычлененные тридцать девять нераскрытых убийств распределялись таким образом:

– июль, 12-й месяц: 1;

– июнь, 11-й месяц: 4;

– май, 10-й месяц: 4;

– апрель, 9-й месяц: 4;

– март, 8-й месяц: 3;

– февраль, 7-й месяц: 3;

– январь, 6-й месяц: 3;

– декабрь, 5-й месяц: 2;

– ноябрь, 4-й месяц: 3;

– октябрь, 3-й месяц: 4;

– сентябрь, 2-й месяц: 5;

– август, 1-й месяц: 3.

Если метод Бенедикта состоял в убийстве в месяц, как предположил Алесей, то июльский случай, единственный, должен подарить ему козырную карту.

Он выписал адрес и поехал.

...Лиля Песоцкая, менеджер по продажам в одной приличной фирме – производителе молочных продуктов (впрочем, что такое "менеджер", при нынешнем лингвистическом бардаке было совершенно непонятно: этим заморским словом называлась и любая писюха-продавщица, и руководитель отдела). Она была убита июльским вечером, во время прогулки с собакой. Нашел ее сосед, тоже собачник. Его бульдог по имени Ластик вдруг принялся рваться в кусты, из которых доносилось повизгивание Лилиной таксы.

Хозяин Ластика был категорически против собачьих игр, особенно любовных, от которых рождаются потом никому не нужные, непородистые щенки, и оттого изо всех сил пытался удержать пса. Но тот пер широкой грудью на кусты, через которые буквально продрал своего хозяина. Вот там-то он и увидел Лилю, лежащую ничком на газоне. На ее руку был намотан поводок таксы, и та рвалась, скуля, навстречу Ластику, словно прося о помощи...

Но помощь Лиле уже не требовалась. Она была убита ударом ножа в грудь.

Убийцу так и не нашли. В деле лежали протоколы допроса мужа и сослуживцев. У мужа имелось твердое алиби, и мысль следствия явно развивалась в направлении последних, но вскоре заглохла...

...Получить согласие мужа Лили оказалось легко. Николай – так его звали – еще не оправился от шока и немедленно согласился поговорить с детективом, услышав, что появился шанс найти убийцу его жены.

Квартира была дорогой. Для погибшей женщины, – а обстановкой занималась, без сомнения, она, каждая мелочь выдавала женский вкус! – важны были, со всей очевидностью, критерии модности и престижности.

Алексей это взял на заметку, на всякий случай: пусть не сама профессия, но вдруг социальный статус играет роль для маньяка? С фотографии смотрела красивая брюнетка лет тридцати с небольшим. Кис и это для себя отметил. Нет, не цвет волос и не возраст, а только вот это: красивая. Ухоженная. Богатая. Возможно, для маньяка в этом имелся некий смысл. Возможно, нет. Будущее покажет.

Он долго разговаривал с Николаем, выспрашивая в основном о знакомых Лили. Слушая его, Алексей понял, что он гордился своей женой – яркой, неожиданной, капризной, деловой, любительницей красивых вещей и моды. Поклонников у нее было множество, стоило куда-нибудь выйти с Лилей, все поворачивали головы в ее сторону. Николай, похоже, ничуть ее не ревновал, – напротив, внимание мужчин к Лиле льстило его самолюбию: мол, вы только башками вертите и слюни пускаете, а я ею обладаю, вот такой роскошной женщиной!

– Вы допускаете, что у нее был любовник? Или претендент на этот статус?

– Я не шпионил за женой. Знаете, я выше этого! Главное, что она принадлежала мне!

Алексей не понял: означала ли эта фраза, что у Лили были любовники, к наличию которых Николай относился лояльно? Было ли его тщеславие столь велико, что он гордился женой примерно так, как гордятся машиной: дают покататься друзьям и потом с упоением ловят блеск зависти в их глазах: Ты покатался, да? А принадлежит она – мне!

Или он действительно ничего не знал, потому что знать не хотел? Оберегал себя от точной информации, после которой стало бы затруднительно провозглашать свои супердемократические взгляды на отношения в семье?

– Вы не думаете, что среди ее поклонников и находился ее убийца?

– С какой стати? Если он был поклонником, то восхищался Лилей, значит! Зачем же ему ее убивать?

– У серийных убийц имеются некоторые сдвиги в психике...

– Серийный убийца?!

– Не исключено. Я пока только ищу. Посмотрите на фотографию, – Алексей вытащил из нагрудного кармана фото Бенедикта, сделанное с видеосъемки в его кабинете. Фотография получилась отличная, камера зафиксировала не только черты лица, но и его особое, странное выражение.

– Знаком ли вам этот человек?

Но Николай только покачал отрицательно головой. Ладно, не беда...

– Скажите, с кем она общалась постоянно из сферы обслуживания? Парикмахер? Инструктор по плаванию? Врач-диетолог?

– Насколько я знаю, у Лили была парикмахерша...В бассейн она не ходила. Диетами не увлекалась – сам господь бог наградил ее фигурой, для поддержания которой ничего не требовалось!

– Тем не менее. Я ищу среди ее знакомых мужчину, с которым она постоянно пересекалась... Скорее всего, из сферы обслуживания. Если не парикмахер, не инструктор и не врач, то...

– Фотограф?

– Очень возможно! Что за фотограф?

– Постоянный фотограф, приходивший на их корпоративные вечеринки...

– Он тоже был поклонником вашей жены?

– У нее все мужчины были поклонниками!

– Могу ли я увидеть фотографии, им сделанные?

Лилин муж сопроводил его в соседнюю комнату, достал из ящика конверты с фотографиями.

...Да, Лиля, без сомнения, была из тех женщин, что питаются мужским поклонением. Воздух должен быть насыщен признанием, как кислородом, – иначе им смерть от удушья. На корпоративных фотографиях, даже если и присутствовали другие женщины, то в центре кадра всегда была Лиля. В центре мужского внимания. В центре фотообъектива.

Фотограф как минимум ее страстный поклонник, если не любовник, подумал Кис. Который, подобно Николаю, мужу Лили, жертвенно приносил на алтарь ее тщеславия свое восхищение, насыщая ее воздух жизненно необходимым для функционирования элементом. Его фотообъектив возводил Лилю в божество. Каждый выбранный им ракурс кадра ставил ее на пьедестал.

Он любил эту женщину?

Или присматривал жертву?

– Вам никогда не приходило в голову, что этот фотограф...

– Что он был любовником Лили? – облегчил ему задачу Николай. – Приходило. Но я уважал ее свободу!

Может, такими манифестами Николай уговаривал сам себя? Оправдывал кажущейся широтой взглядов измены жены, чтобы не чувствовать себя униженным? А может, это и впрямь широта взглядов? Он понимал, что Лиля так устроена, что без мужского поклонения ей не прожить, – и великодушно позволял ей наслаждаться тем, что она любит?

Почему нет, в конце концов. Лично Кис на подобную широту взглядов был однозначно не способен, но осуждать чужой образ мышления и жизни он считал низким. Каждый живет, как умеет, и единственная крайняя черта, за которой, по мнению Алексея, должна кончаться толерантность, – это насилие. Но тут насилием и не пахло: муж принимал жену такой, какой она была... Что ж, это тоже в своем роде мужество.

– Вы знаете имена ее поклонников? Как их найти?

– Я же вам уже сказал: я не шпионил за женой! В милицейском деле наверняка что-то есть.

Увы, Кис, просматривая их, искал другое – он детальку искал, знак убийцы. Но в списке допрошенных милицией людей, особенно сослуживцев, непременно что-то мелькнуло. Возможно, и сам Лилин любовник давал показания, хотя бы в качестве коллеги...

Алексей представил, какой объем работы ждет его, если он начнет заново обходить всех соседей и коллег, а также подруг жертв. Это было нереально. Невыполнимо.

Понимал ли это Бенедикт, когда задал ему задачу? Задачу, заранее провальную?!

Но какой смысл в этом? Он ведь деньги украл, чтобы Алексея шантажировать. И шантаж в том, что он вынудил детектива его искать. И найти. И остановить.

Значит, где-то есть знак. Намек, указание, подсказка. И ему не следует идти тем путем, которым шла милиция! Ему нужно вдуматься, всмотреться в то, что он уже узнал. У него уже что-то есть в руках. Только что?

...Для начала, – решил он, – надо взять за основу портрет Лили, сложившийся из услышанного. Ведь в июле было только ОДНО дело. Самым удачным образом – только одно... Или это не случайно? Маньяк давал ему подсказку? Упрощал чрезмерно сложную задачу?

Гипотеза казалась ему гротескной, тем не менее он решился, он отважился положить ее в первооснову своих умозаключений.

Итак, это женщина на виду. Причем не случайно: она любила и стремилась быть на виду!

Что значит "на виду"? А очень просто: на виду у многих мужчин. Ее профессия предполагала постоянные выходы в свет. От корпоративных мероприятий до разного рода приемов, благо имелись и положение, и деньги. Мужчин она явно любила. Возможно, эта любовь умещалась всего лишь в рамки женского тщеславия: жажда нравиться. Но, как бы то ни было, поклонники Лилей активно приветствовались и поощрялись....

– У вас есть дети?

– Да... Сын... Он сейчас у бабушки.

– Давно?

– Ну, в общем, он больше с бабушкой... В школу ходит по месту ее жительства...

Понятно. Сын мешал тому образу жизни, который по обоюдному согласию приняли родители. Ребенок требует распорядка дня; его нужно кормить, вовремя укладывать спать, проверять уроки... Это несовместимо со свободным от условностей образом жизни.

Ну что ж, персонаж обрисовался. Хорошо, если удастся найти схожие черты в ряде других жертв.

– Можно посмотреть ее вещи?

– Пожалуйста. Тут все в сохранности – я ничего не трогал в комнате Лили...

Интересно, у нее своя комната была. Супруги не спали вместе?

Словно угадав его вопрос, Николай поспешно добавил:

– У нас были очень хорошие отношения, мы любили друг друга, не думайте... И спали вместе, – он немного смутился. – Я к ней приходил... Или она ко мне...

Кис понимающе кивнул и вошел. Что-то среднее между спальней и кабинетом. Помимо большой кровати, у окна стол. А на столе компьютер.

– К Интернету подключен?

Кивок подтвердил его предположение.

– Милиция просматривала ее файлы?

– Да, посмотрели немножко... Но сказали, что ничего интересного нет. Там все больше по работе...

– Я могу включить?

– Дело в том... Я отформатировал жесткий диск.

Почувствовав невысказанный вопрос детектива, он добавил:

– Мне тяжело было думать, что Лили уже нет, а в ее почтовый ящик до сих пор приходят письма от каких-то людей... У нее было очень много знакомых по всему свету...

Голос Николая совсем упал. Его "широта взглядов" – все-таки блеф, утвердился в догадке Кис. Он тяжело переживал тщеславие жены, неизбывную потребность поклонения... Но скрывал от всех, а уж от себя самого – в первую очередь.

Алексей открыл шкаф, пахнувший на него духами. Одежды было много – яркой по цвету и разнообразной. Он быстро пробежался по карманам пиджачков, жакетиков и брючек, выудил горку оберток от жвачек, заколки для волос, платочек, помаду... Ничего интересного.

Переместившись к письменному столу, он открыл ящики.

– Вы зря там ищете. Милиция уже смотрела, ничего не нашла, – прокомментировал Николай.

На всякий случай он переворошил какие-то бумаги, пару открыток от подруг с курортов, записную книжку... В ней содержалась уйма телефонов, но имя "Бенедикт" ему в записях не встретилось...

– Лиля должна была получать подарки от разных людей. На день рождения, на праздники... Я могу их увидеть?

– Да там ничего особенного... Духи, косметика... Как-то альбом о художниках Возрождения ей подарили, вон он стоит... Еще вазу вот эту, – он указал на вазу причудливой искривленной формы.

Алексей в руках покрутил вазу. Она была изготовлена в Австрии... Альбом был подписан коллективом сотрудников. Вряд ли это могло послужить подсказкой детективу.

– Украшения ей дарили?

– Бывало...

– Я могу их увидеть?

– Пожалуйста. Только я не понимаю, что вам это даст?

Алексей сам не знал, что это даст.

В этот момент зазвонил его мобильник.

– Я еще одну выловил. Июнь, Ирина Чопова, – произнес в трубку Виктор. – Судя по всему, куча поклонников, как вы просили. Муж ревновал. В деле запротоколированы его слова о том, что наверняка кто-то из ее любовников убил. Но ни о ком не сумел толком рассказать. Все так и заглохло.

– Адрес?

Он записал под диктовку адрес и поспешил откланяться, чтобы успеть навестить вдовца Ирины Чоповой, пока не наступил поздний вечер.

– Я, возможно, еще наведаюсь... – сказал он Николаю.

– Заходите, – откликнулся тот. – Знаете, когда я говорю о Лиле, мне кажется, что она не умерла...

"...И ты, парень, – мысленно откликнулся Кис, – уже после ее смерти, хочешь доказать самому себе – убеждая меня! – что ты правильно ко всему относился... О чем ты больше скорбишь, интересно? Об утрате любимой женщины – или о своем унижении?"

Вновь подивившись превратностям человеческих отношений, детектив завел свою "Ниву"-джип и направился на другой конец города.

Как оказалось, Ирина Чопова не пользовалась услугами парикмахера – она стриглась, красила и мелировала волосы сама по той простой причине, что была по профессии парикмахером. Она также не посещала массажный салон, бассейн, курсы иностранных языков, гимнастики для похудения...

– Фотограф? – удивился ее муж. – Не припомню, чтобы Ирина делала фотографии на заказ!

Неужели его догадки насмарку? – расстроился детектив. Однако Витя сказал, что в деле просматривалось, хоть и не прямо, наличие любовника! Кис решил пойти ва-банк.

– Я читал ее дело в милиции. Там есть ваши слова о том, что убил Ирину, скорее всего, кто-то из ее поклонников... Не могли бы вы рассказать мне поподробнее? Что вы о них знаете?

Он готов был себя проклясть за то, что мучает человека. А тот явно мучился.

– Она в последнее время приходила в обед домой... Когда меня не было. Говорила, что надоело в кафе питаться. Что лучше домашняя еда... Я на работе, там и питался, у меня стройка на другом конце города... А ее парикмахерская рядом.

– У вас есть основания подозревать, что она бывала тут не одна?

– Да как сказать... Ничего конкретного. Просто...

Ирина была убита в собственной квартире – задушена. Вещи находились в беспорядке, пропали какие-то мелочи, но, похоже, для отвода глаз. У мужа твердое алиби: он был в это время на работе, куча свидетелей.

– Просто? – переспросил детектив.

– Она в последнее время стала другой... Вам никогда жена не изменяла?

– Изменяла... – Алексей вспомнил свой первый брак. – Но, признаться, я ничего не подозревал до тех пор, пока она не объявила о разводе. Вряд ли мой личный опыт вам поможет.

– Везет вам... Если можно так выразиться, конечно, – усмехнулся он грустно. – Ира в последнее время стала другой. Сладкой стала. Не для меня и не от меня. Кто-то другой постарался для этой сладости...

– Понимаю. У вас есть идея, кто именно?

– В том-то и беда, что нет...

– Вы думаете, что ее свидания проходили здесь, в квартире?

– Уверен.

Он отвел глаза, явно не желая рассказывать о том, что ему дало такую уверенность. Найденный под кроватью презерватив? Пятна спермы на супружеской простыне? Кис понимал, что говорить об этом тяжело, и решил пока не терзать беднягу.

– Вы думаете, это кто-то из работников ее парикмахерской?

– Вряд ли. У них там всего один мужской мастер, он гомик, да сторож-охранник, татарин, маленький пожилой дядька...

– Может, ее стоматолог? Гинеколог? Не на улице же она заводила знакомства!

– Не знаю. Не сердитесь, не знаю!

– Бог с вами, отчего мне сердиться... Давайте попробуем вот что: я опишу приблизительно характер, а вы скажете, подходит ли ей. Идет?

Вдовец согласился, и Алексей принялся развивать, немного смягчая краски, характеристики Лили, почерпнутые из общения с ее супругом.

Слава – так звали мужа погибшей парикмахерши – слушал его с болезненной гримасой, но внимательно.

– Ну что вам сказать... Такой примерно и была... Любила нравиться, этого не отнимешь... Клиенты некоторые за ней ухлестывали... Она мужским мастером была.

– Ну вот, а говорите, что не знаете! Я убежден, что убийца входил в число ее поклонников, – сказал детектив. – Подумайте, прошу вас! Вдруг вспомните какие-то реплики, ситуации...

– Какие, блин, ситуации! – вдруг закричал Слава. – Когда баба за полночь возвращается, от нее шампанским несет, голос звенит, словно ее на... на... Накачали!

Он явно имел в виду другое слово, но Алексей не стал уточнять.

– Значит, она не только дома встречалась со своим любовником?

– ...ками.

– Любовниками? А почему вы думаете, что это не один и тот же человек?

– Одеколоном разным от нее пахло... М-да... Что тут возразишь?

– У вас дети есть? – сменил он тему.

– Есть... Мальчик, семь лет...

– И где он?

– В интернате. Ира говорила, что занятость не позволяет нам заниматься ребенком всю неделю. Что верно в общем-то... Я к ночи возвращаюсь домой... А она частенько и того позже...

Ребенок. Которого сбагрили. Вот, кажется, еще один элемент. Пока только в двух случаях, да, и все же! В протоколы милицейских дел такой нюанс не вошел, и Алексей порадовался своей идее лично навестить семьи погибших женщин.

Тем не менее никакого фотографа в деле с парикмахершей Ириной не намечалось. И Кис не знал, как к этому относиться. Бенедикт мог быть ее клиентом, стриг у нее свой короткий ежик?

Почему бы нет, конечно, мог... Она ведь была мужским мастером...

Он вытащил фотографию Бенедикта, показал. Но Слава только головой покачал.

– Вам не доводилось видеть какого-нибудь мужчину, провожавшего ее домой?

– Нет. Когда я возвращался со смены и не заставал ее, то ложился спать. Нарочно. Надеялся, что поймет, одумается...

– Помогло?

– Куда там... Заявлялась как ни в чем не бывало... Врала, что у подруги засиделась. Приходила ко мне в постель, а от нее несло шампанским, сигаретами и другими мужчинами...

Он вдруг заплакал. Алексей почувствовал себя крайне неловко.

– Могу ли я посмотреть ее вещи? – спросил он Славу, движимый желанием оставить его наедине с горем.

– Да... Идите туда... – он махнул рукой в сторону соседней двери, и Кис не заставил себя упрашивать.

Он вошел в комнату, служившую супругам спальней. Широкая кровать под цветастым покрывалом, большой шкаф, два комода с ящиками. Пока Слава оплакивал жену (или ее измены?), Алексей приступил к изучению содержимого полок и ящиков, эгоистично радуясь тому, что ему не мешают.

Ничего интересного ему не попадалось до тех пор, пока он не добрался до нижних ящиков шкафа, где обнаружил фотографии под стопками трусиков, лифчиков и маечек. Белье, к слову, было очень кокетливым, нарядным... Точнее, соблазнительным.

Алексей вынул снимки из конверта.

Нет, рука не та. Не тот фотограф, что снимал Лилю. Этот не любовался, а пожирал глазами (фотообъективом) женщину. Полуголая Ирина – Алексей узнал на ней бельишко из ящика, мало что скрывавшее на теле, – позировала кому-то в подражание красоткам из "Плейбоя". Вульгарность снимков была не в обнаженности Ирины, она была в ее неумелых позах, в лишенной таланта подражательности. Если фотографии Лили были скорее эротичны, то снимки Ирины примитивно похотливы.

Муж их, видимо, до сих пор не нашел. Скорее просто не искал, не рылся в вещах погибшей супруги.

Некоторое время Алексей раздумывал: не забрать ли их? Нет, не потому, что они ему были нужны, – коль скоро это не та рука, что снимала Лилю, то и интереса они не представляют... Он просто вдовца пожалел. Однажды ведь найдет!

Но по зрелом размышлении он вернул снимки на место, в ящик под белье: в конце концов, он не бог, чтобы вершить чужие судьбы.

В следующем ящике комода находились украшения. Алексей было задвинул его обратно, но вдруг подумал: а ну как тут подарок от любовника обнаружится?

Как его вычислить, он не представлял. По большей части в ящике валялась дешевая бижутерия, но среди нее мелькало несколько золотых изделий.

– Слава, – позвал он через коридор, – как я помню из протокола, золото у вас не пропало?

– Нет...

– Вы дарили жене украшения?

– Дарил... – надсадным голосом ответил тот.

– Какого рода?

– Кольца... кулоны... Браслеты золотые...

– Вы не могли бы посмотреть?

Слава нехотя пришел в спальню, и детектив попросил его отложить те украшения, что дарил он. Вдовец склонился над ящиком. Отгреб в сторону золото. В середине остались пластмассовые поделки, кучка серебряных изделий и еще несколько золотых – две пары сережек да небольшой кулон.

– Это от ее мамы подарки...

– А серебро? Пластмасса?

– Не знаю. Я этого не покупал. Сама, может. Или подруги...

– Разве женщины дарят украшения женщинам?

– Ира говорила, что подруги...

– У нее не было лесбийских наклонностей?

– Вы что??!

– В таком случае остальные украшения она либо покупала сама, либо ей дарили поклонники. Мужчины.

– Хорошо, ладно, любовники ей дарили! Вам так не понятно, без этого слова, да?!

– Понятно-то понятно, но мне нужно, чтобы все было названо своими именами. Я вам уже сказал, есть основания считать, что убил ее один из любовников...

– Я не знаю. Не знаю!!!! Милиция искала, никого не нашла!

– Возможно, не там искала.

Алексей перебрал серебряные украшения, пытаясь понять, нет ли в них единого стиля. Серьги из серебра с жемчужинами, кулон в виде розы на цепочке... Медальон, стилизованный под старину...

Кис нажал на кнопочку, и серебряный медальон раскрылся.

...По коже его побежали мурашки. Такие особые мурашки – не страха, не холода, не предчувствия, а попадания в цель. Чайные глаза смотрели на него насмешливо, пухлые губы извивались в легкой усмешке...

Точнее, в насмешке. Словно Бенедикт знал, что однажды детектив раскроет этот медальон!

– Слава, посмотрите, – он сунул ему под нос медальон. – Вы когда-нибудь видели этого человека?

– Вы мне уже показывали его фотографию... Никогда.

– Уверены?

– Абсолютно.

Алексей в сердцах захлопнул крышечку. "Ну, ты у меня дождешься, – гневно подумал он. – Я тебя уделаю, вот посмотришь!"

Выпросив разрешение забрать с собой медальон, Алексей вышел на улицу. У него было чувство, что в голове взорвалась небольшая бомба. Следовало бы сейчас посидеть в спокойной обстановке, обдумать... Но день заканчивался, и обдумывание вместе со спокойной обстановкой было перенесено на более позднее время. Сейчас ему срочно требовалось вернуться к Николаю, мужу Лили.

Николай ему обрадовался. Алексея это немного удивило, но он помнил его прощальную фразу: "Знаете, когда я говорю о Лиле, мне кажется, что она не умерла..."

Впрочем, он давно заметил, что в горе люди делятся на две категории: на тех, кто не желает горем делиться, и на тех, кто готов разнести его по городам и весям, предаваясь публично воспоминаниям и восклицаниям... Так старики готовы бесконечно говорить о своей молодости. Словно доказывая самим себе, что она не фикция, что она была, что она действительно прожита...

Клочки нашей плоти на колючках времени. Именно так представлялось Алексею Время: кусты, через которые продираешься – и при этом оставляешь на их колючках клочья собственной плоти, фрагменты своей жизни, уже отдышанное дыхание, отлюбленные и отненавиденные чувства, передуманные мысли, разлуки и разрывы... Но у тебя нет выбора ни в направлении (только вперед!), ни в способе продвижения (только через колючие кусты!) – и ты продираешься. Столь же неизбежно и неотвратимо, как младенец, которому пришла пора появиться на свет, продирается через тесное лоно матери... А твоя жизнь оседает на острых колючках Времени по частицам... Неумолимо убавляясь.

Можно ли собрать ее, проделав обратный путь? Восстановить по частицам содранной плоти, снимая с колючек Времени кусочки иссохшей, отчужденной от тебя жизни, пытаясь сложить из них пазл прошлого?

Алексей вдруг подумал, что, проживаемое заново в долгих рассказах, собственное прошлое так же иллюзорно, как воспоминание о фильме.

О том, что случилось не с тобой. Прошлое подсознательно приравнивается к вымыслу, к иллюзии. Реально только сегодня. И оттого-то так тянет о прошлом говорить: потребность доказать себе и другим, что оно было, действительно было! Что это не иллюзия...

...Он попросил допуска к украшениям Лили – и был немедленно допущен. Несколько шкатулок с бижутерией, в которых преобладали цветные камни: рубин, гранат, сапфир, изумруд – в оправе из золота и серебра.

– Ваша жена, я смотрю, предпочитала камни...

– Да. Они ей шли.

– Ваши подарки?

– Отчасти. Она любила сама покупать украшения. Мои практически не носила... Говорила, что я не чувствую ее стиль.

– У нее был какой-то знакомый ювелир? Или магазин, который она предпочитала? Некоторые вещицы, похоже, изготовлены в художественных салонах... Впрочем, я не знаток, возможно, что нынче и в обычных магазинах продают такие...

Он вытащил из груды серебра небольшой медальон и показал его Николаю.

– Это авторская работа, полагаю? Тот пожал плечами.

Пальцы Алексея нажали на крошечную кнопку, и медальон открылся.

...Он, конечно, знал, что увидит, – собственно, ради этого и вернулся к Николаю – и все же на него напал ступор.

На него смотрел, усмехаясь, Бенедикт. Внутри медальона находилась его маленькая овальная фотография, точно такая же, как в медальоне Ирины Чоповой.

Крепко зажав в ладони медальон, словно боясь, что маньяк сбежит, Алексей вернулся в большую комнату, прихватив по дороге за рукав Николая. Он его заволок в гостиную, кинул в кресло, сунул под нос раскрытый медальон:

– Кто это? Вы знаете этого человека??? Видели???

Обалдевший Николай только мычал. Кис тряхнул его.

– Это очень важно. Отвечайте! Вы знакомы с этим человеком? Он сослуживец вашей жены? – сыпал вопросами детектив.

Николай помотал головой, словно пытаясь стряхнуть с себя напористо-жалящие вопросы.

– Не... Не видел... Не знаю...

– Вы уверены?

– То есть видел... На снимке, который вы мне днем показывали...

– Да при чем тут! – махнул рукой Кис. – Эта фотография находится в медальоне, который принадлежит вашей жене! Нужно ли вам объяснять, что для того, чтобы удостоиться подобной чести этот человек должен был быть близким... М-м-м... Близким другом, – смягчил удар детектив. – Может быть, очень дорогим другом детства?..

Алексей ни на секунду не верил, что женщина станет носить в медальоне фотографию друга детства. Это украшение интимное, в нем носят либо фото детей, либо любимого мужчины. Ну, как крайний вариант мамы. Но коль скоро на этом фото не была запечатлена ни мама, ни ребенок, а мужчина, то этот мужчина должен был быть особенно дорог. Особенно!

– Я никогда не видел этого человека, – пришел в себя Николай. – Я даже этот медальон вижу впервые...

– Ваша жена не носила его?

– Ни разу.

– Вы уверены?

– Понимаете... Я немного обижался, что она не носит подаренных мной украшений... И потому всегда смотрел, что она надела. Так вот: этот медальон я вижу впервые.

Выходит, Лиля его скрывала от мужа? Но как же скрывала, если он лежал вместе с остальными украшениями? Или он лжет?

– Медальон лежит в общей шкатулке. Неужели вы не заглядывали в нее никогда?

– Нет. Я не шпионил за женой! И Лиля это ценила!

Алексей отдавал себе отчет, что бередит незажившую рану. Какой бы ни была эта Лиля, но ее смерть оказалась для Николая существенной и болезненной потерей, горем и бедой, и элементарная человеческая порядочность обязывала детектива к деликатности.

Но не мог он позволить себе деликатность! Маньяк смеялся над детективом с фотографии в медальоне, словно мог знать, что он обнаружит ее именно сегодня, когда до истечения срока осталось чуть больше двух недель!..

– Николай! Подумайте еще раз, прошу вас! Поймите, я практически уверен, что именно этот человек и есть убийца, вы меня слышите?! И раз он был знаком с Лилей, то вы могли его где-то видеть, хоть мельком!

Николай смотрел на него растерянно, словно потерял нить разговора. Затем встал, подошел к встроенному в шкаф бару, достал бутылку виски.

– Давайте выпьем немного...

– Ладно, – покладисто ответил детектив, – давайте выпьем.

Пришлось ждать, пока впавший в прострацию Николай разольет виски по двум стаканам, принесет лед, воду и даже мелкую плошку с орешками.

– Я такого человека никогда не видел... – произнес Николай, осушив виски. – Клянусь.

Хорошо, хорошо, ладно. Не видел так не видел. Сейчас куда важнее был сам факт нахождения в вещах Лили и Ирины одинаковых медальонов с фотографией Бенедикта. И этот факт требовал осмысления.

Алексей быстро распрощался и покинул квартиру. Вышел на улицу, забрался в свою "Ниву"-джип и еще долго сидел, не заводя мотор...

Первое. Нет сомнения, что медальон со своей фотографией подарил жертвам сам Бенедикт. Вот его знак, вот его "ку-ку", на поиски которого он направил детектива! И, стало быть, такой же медальон должен найтись у еще десяти жертв. Что ж, детектив на верном пути, и задача теперь упрощается: вместо ненужных расспросов он будет просто-напросто просматривать украшения убитых женщин!

Второе. Они с Верой сочли, что Бенедикт скорее подставное лицо, "спикер маньяка". Но теперь ясно, что они ошиблись (с кем не бывает!). Он и есть искомое лицо: серийный убийца. Вывод этот был неприятен своей окончательностью. Сомнением в собственной интуиции. Необходимостью заново посмотреть на вещи... Но против фактов не попрешь. Именно его фотография находилась в медальонах жертв.

Третье. Детективу, без сомнения, повезло – и он в свои первые же два визита попал на подсказку. Ровно туда, куда надо. Если исходить из того, что Бенедикт совершал по убийству в месяц, – а Алексей решил пока исходить из этого, – то, следовательно, остальные три дела за июнь можно вычеркнуть. И приняться теперь за майские.

И четвертое. Самое, пожалуй, странное. Бенедикт, не оставивший ни одного внятного следа, ни знака на месте преступления, оставил такую неимоверную улику в вещах убитой им женщины?

Неосторожность? Глупость? Провокация?

Или... подсказка?

Он наконец завел машину и отправился домой. Там уже шел вовсю ремонт, как они договорились с Сашей. Жутко воняло краской, и бардак был редкостный. Пока еще островком стоял его кабинет, в котором он, вынеся кресла для посетителей, угнездил раскладушку у стенки. Ваня ночевал у своей девушки, Игорю был выдан отпуск...

Алексею домой совсем не хотелось, ему хотелось к Саше. Но он опасался себя выдать. Она до сих пор так и не знала о маньяке. Памятуя ее слова о том, что "беременность плохо начинается", Алексей страшно боялся, что она примет фатальное решение...

Если вопреки всему – вопреки их стараниям предохраняться, вопреки их мыслям, что для ребенка они опоздали, – он все-таки возник, зародился, и у него уже есть ручки и ножки... Глазки и ушки... И Алексей уже с ним говорил, а ребенок его слышал и понял, что с ним говорит папа... То никакие силы не заставят его усомниться в этом даре. Нет!!!

По дороге он решил поесть в кафе – на его кухне можно было в лучшем случае протиснуться к водопроводному крану. Попалась какая-то пирожковая, и он, не мудрствуя лукаво, завернул в нее.

Народу было мало, и он уселся в углу, читая меню. Выбрав блюда, он поднял глаза, чтобы сделать заказ, и...

И увидел Бенедикта. Тот стоял на пороге и улыбался. Точно так же, как на фото. Словно знал, что Алексей нашел сегодня первые медальоны.

Кис почувствовал, что на этот раз не сдержится. Он с грохотом выбрался из-за стола и ринулся к двери, но Бенедикт, послав ему воздушный поцелуй двумя пальцами, развернулся и вышел из кафе. Поймать его было несложно – эта сволочь даже не прибавила шагу. Но Алексей застыл на пороге, глядя в его удаляющуюся спину.

Поймать его – и что? Ладно, теперь ясно, что он не подставное лицо. Он сам и есть убийца. Значит, он его и ограбил. Не по чьему-то поручению, а по своему собственному плану. Да только доказательств у Алексея пока никаких нет. Фотография с его мордой в медальоне у двух жертв – это уже кое-что, это начало для следствия... Но начало, и только!

Бить его? Сдать ребятам на Петровку, чтобы вытрясли из него признание и деньги? А если не вытрясут?

Не вытрясут, не вытрясут – Кис нутром чуял! Что-то есть у Бена в кармане, какой-то козырь. Слишком уж он спокойно себя ведет, даже нагло. Провокационно. Словно знает, что не управятся с ним в милиции... Выпустят его ни с чем как пить дать. И пойдет Бенедикт, как обещал, совершать тринадцатое убийство... Серега, может, и подержит за ним «хвост», но не до бесконечности же. Как только «хвост» снимет, так и ждите трупа... И ответственность за новую жертву будет на нем, частном детективе Алексее Кисанове. Не говоря уж о деньгах на квартиру...

Он вернулся за стол, сделал заказ. Две стопки водки с двумя пирожками, потом шашлычок с салатом...

Поел без аппетита, но хоть наелся. А то весь день бегал, как пес бездомный... Домой все равно не хотелось, хотелось к Саше. К счастью, она сегодня где-то допоздна тусовалась, так что с соблазном было легко управиться. И Кис поехал домой, размышляя по дороге о том, во что преобразуется "где-то тусовалась", когда они станут жить вместе. Он начнет выпытывать: "Куда едешь? Когда придешь?"

Мысль эта ему была крайне несимпатична, и он торжественно пообещал себе, что не поддастся ловушке совместного быта и никогда (никогда, никогда!) не будет приставать к Александре с подобными вопросами...

"Блин, – выругался он, подъезжая к дому. – Нельзя быть таким впечатлительным!" Пусть не два, а хоть двадцать дел подряд нарисуют перед ним печальную картину не-любви, искореженных неудовлетворенностью супружеских отношений, он не имеет права позволить им коснуться его личной жизни! Он обязан оградить, охранить их с Сашей союз!

Одно зло влечет за собой другое. Бенедикт, взломавший их гармоничный мир финтом опытного медвежатника – интимный мир для двоих, с его особыми правилами понимания и доверия, – отправил детектива в неизбежное продолжение, в своеобразное хождение по мукам.

Но то чужие муки. Он может им сочувствовать или нет, но он не должен позволить им, под впечатлением, спроецироваться на их с Александрой отношения! И да не проникнет в них расхожая пошлость чужого быта!

15 октября

До их свадьбы оставался всего один день, и Александра больше не собиралась внимать его доводам о занятости: он срочно должен купить новый костюм! И если не сегодня, то когда, Алеша?!

Для себя она не желала белого платья – смешно, право, цвет невинности! – а Алексея видела в костюме светло-серого цвета, в кремовой рубашке с темно-серым, графитовым галстуком. Пришлось ему сдаться.

Время изощренной пытки было назначено на полдень, и с утра Кис успел слетать на Петровку, к Виктору.

"Маньяк по маньякам" покачал головой, глядя на медальон:

– Нет, Алексей Андреевич, не видел такого. Я бы запомнил.

– Значит, медальоны остались без внимания оперов.

– М-да... Выходит, вы были правы!

– Можешь отдать на дактилоскопию?

– Вы думаете, что на нем еще можно найти отпечатки Бенедикта? Они захватанные-перезахватанные...

– Нет, не думаю. Но хочу быть уверен, что ничего не упустил. Как ни мало шансов, но надо проверить: вдруг в картотеке какой отпечаток окажется?

Виктор согласно кивнул. От его юной самоуверенности и следа не осталось – два медальона с фотографиями Бена, найденные "ветераном" сыска Алексеем Кисановым, ее сдули, как ветер пух с одуванчика.

– Я нашел еще два десятка дел, в которых существовал намек на супружескую неверность, как вы просили, – почтительно произнес он.

– Отбери среди них те, где есть дети! – попросил Кис. – Может, это случайность, но в двух вчерашних имелись дети... Не исключено, что важная деталь. Кроме того, если верить словам Бенедикта о том, что все убийства совершены разными способами (а я склонен им верить!), то смерть от ножа и удушения уже можно исключить: я их уже нашел!

Виктор пообещал, и Алексей с относительно легкой душой отправился с Сашей по магазинам.

...Надо сказать, что до сих пор она никогда, ни разу не сделала попытки повлиять на его стиль одеваться. И только сейчас, мученически обходя прилавки, стойки и примерочные, он вдруг подумал... Да, точно: Александра принимала его таким, как он есть!

Она всегда была элегантна до ломоты в зубах. А он – он простоват, пожалуй. Ненавидел галстуки, любил старые джинсы и старые тапки... Когда случалось им выходить вместе, он, конечно, вел себя вполне соответственно: влезал в костюм-галстук – не мальчишка, чай, чтобы фрондировать, ломая дресс-код заведения, в который они отправлялись. Но он с самого начала их отношений знал, что ей не соответствует. Не тот класс.

Однако Александра никогда ни словом, ни взглядом не давала ему почувствовать, что его стесняется. Видимо, не стеснялась. И вот в чем сегодняшнее открытие: она не пыталась его "исправить"! Просто принимала таким, как он есть...

На Алексея эта несложная мысль произвела неожиданно сильное впечатление. Оказывается, ее, эту мысль, нужно было однажды подумать, чтобы понять, как ему повезло...

...Тем не менее сегодня Александра была жестока и неумолима. Она затаскала его по бутикам до тех пор, пока в зеркале не отразился...

Неотразимый мужчина. Кто скажет обратное, гадом будет! Светло-серый с легким серебристым отливом костюм благородно оттенял седину в его висках. Светлая кремовая рубашка и темный галстук придавали строгую торжественность, и вообще, надо признаться, что этот чертов костюм, стоивший астрономическую сумму, сидел на нем так, как еще ни одна вещица не сидела!

Он заплатил, не переча, даже не пробурчав свою обычную сентенцию на предмет того, что не шмотки красят человека.

– А твое платье? Надо же купить? – вдруг озаботился Алексей.

– Я уже купила.

– И меня не спросила?

– А ты разбираешься? – с издевкой отпарировала она.

– Ну... Не то чтобы... Но надо же, чтобы мы как-то... В смысле... Чтобы сочеталось...

– Алеша, – усмехнулась Александра, – я тебя не узнаю! Ты говоришь о сочетании?! Ты?!

– Ну, я не знаю... – сконфузился Алексей. – Ты, конечно, лучше меня понимаешь...

– Если хочешь, поехали ко мне. Я тебе покажу платье.

Честное слово, он бы поехал! Ему самому было странно, что проснулся в нем вдруг интерес к одежде, к сочетанию цветов и стилей, – наверное, их свадьба была для него столь важна, что он...

Ну понятно. Ему хотелось, чтобы все, все было красиво, радостно, великолепно! Тем более на фоне тех зловещих событий, которые вознамерились отравить им жизнь... И о которых, по счастью, не знала Александра.

Он отказался, хоть и хотел, действительно хотел увидеть выбранное ею платье! Но он ждал звонка от Вити, в надежде получить от него дальнейшие наводки. Чтобы снова ехать к семьям, снова задавать вопросы, рыться в вещах погибших женщин и их украшениях...

– Не сейчас, Саша. У меня срочные дела. Может, завтра получится?

...А она, когда они станут жить вместе, – она начнет его расспрашивать, что за дела, да на сколько времени, да когда придет домой?

Нет, он верил Александре. Даже не столько ее несомненному уму – вкусу! Припирать мужа к стенке – это безвкусно. А у его Сашеньки вкус отменный.

Расставшись с любимой женщиной и будущей женой, Кис припустился на Арбат, в одну из ювелирных лавок, где обитал старый приятель, ювелир с почти пятидесятилетним стажем. Еще в те времена, когда Алексей служил в рядах доблестной милиции, Никитич (так его звали все) не раз помогал в розыске или опознании разного рода вещиц, в оценке или установлении их происхождения.

Начав когда-то как ювелирных дел мастер – сначала на ювелирной фабрике, потом полулегально на дому, – он через несколько лет оставил трудоемкую и опасную работу с золотом, за которую мог попасть под статью. Стал заниматься скупкой-продажей ювелирных изделий, разного рода красивых безделок, предназначенных для украшения интерьера. Он знал толк в старинных, просто старых и совсем новых вещицах, и его помощь уголовному розыску была бесценна и бескорыстна. Ну почти: в обмен сыскари брали под крыло Никитича, когда на его горизонте сгущались тучи ОБХСС. И не только из шкурного интереса к незаменимому эксперту – его просто любили.

Никитич обрадовался Алексею – давно не виделись, а сколько всего связывает в жизни и судьбе!.. Провел в свой кабинет – теперь он был хозяином магазина, легальным и полноправным. Надел массивные очки, рассмотрел медальон, который детектив выложил перед ним.

– Дешевка. Подделка под старинные русские ремесла, скань и зернь. Видишь тонкие витые проволочки, которые обрамляют медальон? Вот это скань и есть. Или филигрань, еще так называется... А вот эти крошечные шарики, напаянные на скань, – это зернь. Настоящая техника изготовления таких вещей – ручная. Вручную вытягиваются проволочки, серебряные или золотые, – очень трудоемкое дело, скажу я тебе, в старину их протаскивали через просверленный алмаз или сапфир... Вручную же изготавливаются и напаиваются шарики. А это не филигрань, не зернь и не пайка – это примитивное литьё. Халтура. К тому же не серебро, а мельхиор. Ему на помойке место, Леха. Позорище.

– Никитич, надо узнать, где это "позорище" можно купить. Кто изготавливает?

– Чего у тебя с ним? Ему цена-то три копейки!

– Да тут не в цене дело... Маньяк у меня. Двенадцать жертв.

– Вот оно как... Оставь его мне, можешь? Я про это барахло с ходу не скажу, но разузнаю для тебя, Леха. Только не обещаю, что к завтрашнему, у меня народ солидный, с такими вот, – он презрительно кивнул на медальон, – с артельщиками не якшаются... Но я постараюсь поскорее, займусь неотлагательно, я ж тебя знаю, у тебя всегда горит, всегда пожар...

– Спасибо, Никитич...

– Да ладно те... К старости я сентиментальный стал, так что ты не гони волну, а то слезу нагонишь!

Сколько Алексей его помнил, Никитич всегда говорил о своей старости и сентиментальности. Его все помнили пожилым человеком, который едва заметно прибавлял в возрасте, почти не старея, словно молодости у него никогда и не было и пожилым он стал сразу после детства, когда до старости еще было далеко...

Никитич щедро улыбнулся, хлопнул Алексея по спине (старость не старость, а хлопнул основательно!) и подтолкнул к выходу.

– Усё. Не мешай работать, Леха. У тебя телефон прежний? Ну, позвоню.

Алексей послушно ушел. Впрямь ли Никитич убоялся расчувствоваться, он не знал, но сам так-таки расчувствовался. Они не виделись несколько лет, надобности не возникало, и сейчас он сообразил, что Никитичу уже под восемьдесят... И ведь Кис мог и не застать его в живых... Колючки времени сдирают плоть нашей жизни.

Ему вдруг по-детски захотелось, чтобы Никитич жил вечно и чтобы можно было прийти к нему еще через десять и двадцать лет, и снова найти его почти не изменившимся, и снова ощутить надежность его дружбы и незыблемость профессионализма.

...Мысль его свернула на Александру – может, оттого, что она носила в себе еще будущую жизнь, над которой колючки времени пока не властны, и это радовало...

Он еще некоторое время думал об Александре, о завтрашней свадьбе, о том, что нужно будет обязательно, непременно отключить полностью голову от Бенедикта, чтобы не попал он незваным гостем, прокравшись через его мысли, на праздник...

Первые находки сильно приободрили Алексея, хотя в таком редкостном везении ощущался какой-то подвох. В самом деле, вот так сразу, два раза подряд, он наткнулся на подсказку... Словно Бенедикт сам приготовил ее для детектива!

С другой стороны, если подумать, то ничего особенного: просто так карта легла, что в июле оказалось всего одно нераскрытое преступление, соответствующее параметрам детектива. Маньяк не мог этого предвидеть никоим образом. Так что никакой мистики тут нет. А в июньских делах помог отсев и везение. Вот и все!

...У Виктора в решете заданного поиска осталось уже четырнадцать нераскрытых убийств, отвечавших двум параметрам: намек на наличие любовника и упоминание о детях.

Кроме того, Виктор, как просил его детектив, исключил те случаи, где женщины были убиты ножом или задушены, коль скоро эти два способа убийства уже Кисом найдены.

Надо сказать, что наличие детей могло и не запротоколироваться, так как редко представляло интерес для оперативной разработки. Отчего дел, строго говоря, могло оказаться и больше. Но Алексей зарезервировал дополнительный поиск на потом, если выловленные Витей случаи не дадут результата. Ведь четырнадцать – и без того очень много! Когда уже прошло четырнадцать дней из тридцати...

Было бы хорошо подключить кого-нибудь к обходам семей... Высвистать Виктора? Не стоит и мечтать: он не мог тратить служебное время на внеслужбное расследование.

Подключить Ваньку? Или, может, Игоря?

Но Игорь непроверенный, неопытный, только дров наломает. Ведь к мужьям погибших женщин подход нужен – не каждый согласится откровенничать.

Ванька же, куда более опытный, натасканный детективом, да не раз, не годился для этого дела практически по той же причине: молодому неженатому парню не станут открываться мужчины, прожившие в браке, да в непростом (коль скоро там просматривалась супружеская неверность), несколько лет...

Стало быть, придется самому. И как можно резвей.

Он был благодарен Саше за то, что все хлопоты по организации празднования их свадьбы она взяла на себя. Это высвобождало ему еще день. Точнее, остаток сегодняшнего.

И Кис помчался по адресам, которые ему дал Виктор.

... Разумеется, Дед Мороз существует только в сказках, и мешок подарков ему никто вываливать не собирался. Михаил, еще один муж неверной жены, попросту отказался открыть дверь. Выслушав краткий монолог детектива в щель, придержанную цепочкой, он заявил, что бередить прошлое не собирается. И баста.

Это было майское дело. Точнее, одно из майских. Его жену Светлану убили в подъезде, нанеся удар по голове тяжелым предметом. Алексей, рискуя проблемами с ГАИ, помчался на другой конец Москвы: по Витиным данным, в мае имелись три убийства, в которых наличествовали заданные детективом характеристики.

Супружеская неверность – это, разумеется, не прямые слова из протокола. Она вытекала из показаний то членов семьи, то соседей, то сослуживцев или ближайших подруг... Но именно это интересовало детектива: пусть наш маньяк и не становился реальным любовником своих жертв, но их образ жизни и мышления позволял ему подобраться к ним слишком близко. Откуда вытекало, что женщины-жертвы рассматривали возможность любовника. А уж дошло ли дело до кровати, Алексею без разницы. Эти женщины позволяли незнакомому мужчине быстро с ними познакомиться и в достаточной степени к ним приблизиться – вот что главное!

По очередному адресу дверь ему открыла пожилая женщина. Придирчиво рассмотрев удостоверение детектива, она впустила его в квартиру.

– Я по делу об убийстве Марии Семеновны Шустовой... – начал детектив.

– Бесполезно, – заявила женщина. – Милиция искала, не нашла.

– Прошу прощения, вы ей кем приходились?

– Свекровью!

– Я могу поговорить с ее супругом?

– Какой он вам супруг? Вдовец он!

– Ну хорошо, вдовец, – покладисто согласился детектив. – Его нет дома?

– Нет!

– Может, вы мне позволите осмотреть вещи Марии?

– И с какой это стати? Может, вы вообще вор и удостоверение ваше поддельное?

– Проверьте, наберите номер, указанный... – он вытащил портмоне, а из него визитку, – вот здесь. Мой автоответчик вам расскажет обо мне.

– Ну хорошо... А что вам надо-то?

Алексей понял, что если он попросит посмотреть украшения покойной, то бдительная свекровь просто захлопнет у него перед носом дверь и примется звонить в милицию, заподозрив в нем вора. Посему он решил зайти издалека.

– Мария Семеновна умерла от яда...

– Меньше надо было шашни крутить!

– То есть?

– А вот то! Карьеру вздумала передком делать! И с начальником спала, и с главными менеджерами спала! Немудрено, что кто-то из них ее отравил! Да вы войдите уже, чего стоять, в ногах правды нет...

Кажется, перспектива нелицеприятно высказаться по поводу покойной невестки очень согревала сердце ее экс-свекрови.

– В деле сказано, что есть серьезные основания считать, что Мария во время празднования на работе дня рождения одного из сотрудников выпила шампанское, предназначенное не ей...

– Как же! Не ей!

– У вас есть основания считать иначе?

– Да я и милиции так сказала! Кому же б...ь такая понравится?

По наблюдениям Алексея, такая "б...ь" как раз многим мужикам и нравится, но он воздержался от прений.

– Однако же, по мнению оперативников, бокал предназначался директору. Мария Семеновна, нарушив иерархию, поставила бокал себе первой...

– Я вас умоляю. Какая иерархия? Она ими всеми крутила как хотела! Да мне на них начихать, вот что важно – так это что она моим сыном крутила как хотела!!!

Кис понял, что диалог со свекровью лишен всяческой перспективы, и снова попросил посмотреть вещи погибшей.

Зло распахнув дверь в комнату – стенка жалобно отозвалась, получив удар от дверной ручки, – свекровь привалилась к притолоке и, сплетя руки на буйной груди, скомандовала:

– Ее вещи я упаковала в сумки. Они в шкафу стоят.

Алексей достал несколько объемистых пластиковых сумок. Одежда. Она его не интересовала.

– У нее имелись украшения?

– Да уж не сомневайтесь. Такого лопоухого дурака, как мой сын, еще поискать надо! Я б уже все давно продала, да он запретил...

– Где они?

Свекровь метнулась к шкафу, приставила табуретку и достала с самого верха фланелевый мешочек. Алексей смутно вспомнил, что в таких его мама держала когда-то фасоль.

– Вы только отойдите на шаг. А то еще сопрете что-нибудь. Я сама вам покажу.

Она растянула шнур, вывалила содержимое на стол и аккуратно разровняла кучу, состоящую в основном из золотых изделий с драгоценными камнями. Алексей ощупал взглядом каждую вещицу.

– Ну что, насмотрелись?

Он кивнул и полез во внутренний карман пиджака, выудил медальон:

– А такая вещица вам не попадалась в украшениях невестки? Или, может, вы этого человека когда-нибудь видели в ее окружении?

Нет, она не видела. Ни человека, ни медальона. Кис вытянул пустышку?

В мае оставалось еще одно дело, где женщина, как и жена нелюбезного Михаила, была убита ударом по голове во дворе своего дома. Алексей, не теряя времени, направился по указанному Виктором адресу. Однако дверь встретила его глухим молчанием. Время было уже вечернее, видимо, человек с работы поехал куда-то...

У Киса были его телефоны, выписанные из милицейского дела, в том числе и мобильный. В трубку отозвался совершенно пьяный голос.

Алексей мужественно попытался договориться с Семеном на послезавтра (поскольку завтра должна была состояться их с Александрой свадьба), четырежды повторил свое имя и в туманных надеждах на то, что до пьяного мозга его слова дошли, разъединился.

Подумав, он решил вернуться к Михаилу. Увидев детектива, тот немедленно захлопнул дверь.

– Погодите, – попросил Алексей. – Пожалуйста, всего пять минут. Нет, три! Выслушайте меня.

Через некоторое время дверь приоткрылась, придержанная цепочкой. Два хмурых маленьких глаза уставились на детектива.

– Дело в том, что у меня имеются все основания считать, что вашу жену убил маньяк. На его счету уже двенадцать жертв. Если вы мне не поможете, будет тринадцатая...

– А мне-то что? Нинку убил, и правильно сделал. Пусть других шлюх убивает, меньше дряни на земле будет!

С этими словами он захлопнул дверь.

Алексей не имел представления, что еще сказать этому человеку. Однако он чувствовал, что Михаил стоит за дверью, не уходит, ждет чего-то... Чего?

– Почему вы сказали про шлюх? – спросил он, хотя прекрасно знал ответ.

– По кочану.

– Дело в том... – он вдруг придумал – ложь во спасение! – ...дело в том, что на его счету есть совсем молоденькие девушки, практически дети...

– Малолетние шлюхи, значит!

– Михаил, вы ведь не знаете этих девочек... Почему так говорите?

– Все бабы – шлюхи! – отрезал тот.

Кис услышал, как удаляются его шаги. Он стоял в растерянности под дверью, не зная, как поступить. Уйти ни с чем?

И вдруг до него долетел детский голос: "Папа, кто там?" – "Спи, спи, это какой-то человек ошибся адресом..."

Алексей с новой силой вдавил палец в звонок.

– Я те сейчас шею сверну, будешь мне тут звонить! Ребенка разбудил! Вали отсюда! – раздалось за дверью.

– У вас дочка, да? Я слышал голос... Скажите, она тоже шлюха!

Дверь распахнулась, и Михаил подался вперед, занося руку для удара.

Кис увернулся и мгновенно заломил его руку за спину. Михаил был вынужден пригнуться. Наклонившись к его уху, очень тихо Алексей прошептал:

– А если он в следующий раз убьет твою дочь? Раз уж все бабы, включая детей, шлюхи?

– Пусти, сука, больно...

– А ты ответь сначала. Ты тогда тоже скажешь: поделом ей?

Михаил молчал, и Кис безжалостно завел его руку повыше.

– Ну?!

– Хорош руку выкручивать. Говори, чего тебе надо...

– Вот это речь не мальчика, но мужа. Я заходить в квартиру не буду, незачем девочку пугать. Пойди посмотри украшения жены. Только внимательно. Если найдешь в них серебряный медальон, вот такой, с крышечкой, – показал Алексей, – то принеси мне его.

– Ладно. Стой здесь.

Потирая вывернутую руку, он скрылся в квартире. Прошло минут десять, как Алексей услышал шаги. Михаил приоткрыл дверь, бросил что-то в детектива и снова скрылся.

Это был медальон. Только без фотографии.

– Там фото было? – крикнул он через дверь.

– Вали отсюда, – донеслось до него. – Без фоты обойдешься...

Ясно, что фотографию Михаил выдрал, движимый ненавистью к неверной супруге...

Как бы то ни было, июльское дело, июньское и майское можно теперь закрыть! И пьяный Семен ему не понадобится послезавтра, так как "убийство тяжелым предметом" уже вошло в список двенадцати способов.

Пока еще совсем маленький, этот список выглядел следующим образом:

1. Июль – убита ножом во дворе.

2. Июнь – задушена в собственной квартире.

3. Май – убита ударом тяжелого предмета по голове в своем подъезде.

Теперь ему предстояло искать апрельское дело.

16 октября

Накануне вечером, вернувшись домой, он нашел в своем почтовом ящике деньги: вторая партия, еще десять тысяч, обещанных Бенедиктом через две недели. Словно маньяк хотел подчеркнуть, что держит свое слово. Или напоминает, что две недели уже прошли? Алексею были крайне неприятны эти деньги, этот очередной "воздушный поцелуй": маньяк не давал о себе забыть!

Но сегодня забыть о нем следовало во что бы то ни стало! Алексею казалось, что сами мысли о нем несут зло, и он не имел права дать им проникнуть сюда, коснуться этой счастливой атмосферы праздника, испачкать ее!

Кроме того, Александра ничего о нем не знала – и правильно, это ни к чему, – но теперь он был просто обязан соответствовать ей. Ее радостной улыбке... Которая тоже была плодом немалых усилий: она заставила себя забыть о краже, о потерянной квартире, она тоже не хотела омрачать их праздник такими мыслями... И ей это удалось: ее улыбка была по-настоящему лучезарной.

Щелкали фотоаппараты – помимо своих, семьи и друзей, сюда примчалась, конечно, Сашкина журналистская братия. Они оба были достаточно известными людьми, чтобы оказаться лакомым кусочкам для хроникеров, предвкушавших заметочку с фотографийкой.

Алексей было рассердился на незваных гостей, но Саша защитила собратьев по профессии: "Алеш, им тоже кушать надо! Не ерепенься, от нас не убудет!"

Он согласился, ерепениться не стал, и они отщелкали длинную фотосессию у ЗАГСа, у входа в ресторан, в самом ресторане, за столами...

Александра была необыкновенно хороша сегодня. Впрочем, она всегда хороша, но все же сегодня как-то особенно. Ее платье удивительного цвета, для которого не существует подходящего названия, – как если бы к светло-серому, как его костюм, добавили каплю розового, – она была грациозна, изысканна, элегантна и непринужденна... Она была великолепна. И вместе они смотрелись – Кис специально глянул в зеркало – просто... Ну просто... Классно они смотрелись, вот как!

Отраженные в зеркалах и восхищенных взглядах близких людей, Алексей с Александрой ощущали себя на самом деле женихом и невестой, хотя до сих пор им казалось, что регистрация их брака есть не более чем простая формальность, ерунда, не стоящая большого внимания...

Но отчего-то событие приняло неожиданно торжественный размах, и они оба поддались этой торжественности. Сыпались тосты, шутки, приколы – всем было весело за ужином в симпатичном ресторане, который облюбовала Александра. Всем было уютно и радостно, все были готовы любить друг друга и весь мир в придачу навеки.

– Я объявляю новость, – звонко проговорила Александра, поднимая тост, – которую до сих пор не знает никто! Даже мой муж!

Мой муж. Как это прозвучало! Алексей и не подозревал, как много в этом слове... Он даже порозовел при этих словах – от удовольствия.

– И новость вот какая: у нас с Алешей будут двойняшки! Мальчик и девочка.

Радостный вопль друзей и родственников, аплодисменты, щедрые пожелания, тосты, объятия и поцелуи...

В разгар веселья Алекс Мурашов сделал ему знак: мол, пойдем перекурим. С ними вышел и Михаил Левиков. Бывшие клиенты, они оба остались в орбите детектива, связанные большой взаимной симпатией.

– Алексей, мы тут вместе с Михаилом подумали, – начал Алекс, – мы хотим вам помочь с квартирой... Часть суммы в подарок на свадьбу, а на остальную беспроцентный кредит лет на пять или сколько скажешь.

– Ребят, вы...

В горле встал ком, ни тпру ни ну.

– Кис, ты не выпендривайся только, – сурово произнес Алекс.

– Алексей, вы только не поймите превратно... – застенчиво произнес Михаил.

– Мужики... Спасибо... Давайте только не сегодня, ладно?

Маньяк сегодня не допущен на праздник, – как им это объяснить?

Но мужики что-то поняли, перекур закончили, бросив лаконично напоследок, что вернутся к вопросу в ближайшие дни.

Друзья – это не те, с кем тусуешься каждый день...

Вечер удался – то есть свадьба удалась – на славу. Они разошлись поздно, к четырем ночи. Алексей с Александрой с трудом загрузили букеты и подарки в такси и поехали домой – сегодня "домой" было к ней, к Саше, учитывая глубоко ремонтное состояние квартиры Алексея.

Они жутко устали. Хлопоты, эмоции... Александра сбросила туфли у порога и упала в кресло.

– Спать хочу, умираю... – проговорила она, прикрыв глаза.

– Ну вот, а как же первая брачная ночь? – съехидничал Алексей.

– Учитывая ударное количество внебрачных ночей, оставшихся в нашем холостом прошлом, первая брачная может и подождать...

Алексей вдруг вспомнил, что их первая "внебрачная ночь" случилась тут, на этом вот полу и на этом ковре, и у него защемило сердце при мысли, что Сашина квартира уже продана... Если он сумеет справиться с Бенедиктом и вернуть деньги, он заплатит любую неустойку и расторгнет сделку по продаже!

– Алеша... – Александра смотрела на него, полуприкрыв глаза, – а скажи мне... Для тебя слово "муж" меняет что-нибудь?

– Конечно. Намного проще теперь представляться, – пошутил он, хотя прекрасно понял, о чем она.

Наверное, шутка была неудачной. Александра замолчала, и он, ощутив неловкость, сел на пол у кресла, поймал ее руки, прижал к лицу.

– Жена моя... – прошептал он, целуя ее ладони. – Женушка. Любимая.

Она сползла с кресла на пол, к нему, и ткнула пальчиком ему в грудь:

– Ты – муж. Мой муж.

– Твой, – согласился Алексей. – А ты моя жена.

Она его обняла и рассмеялась в плечо.

– Вот никогда не думала, что такая малость, такая глупость, всего лишь одно маленькое словечко может произвести столь большое потрясение в душе!

Алексей прижал ее к себе. Он тоже так никогда не думал...

Александра затихла в его руках. Плечо грела ее щека, а на шее стало горячо и влажно от ее дыхания. Ему показалось, что она начала засыпать, как вдруг она встрепенулась:

– Цветы! Их надо поставить в воду!

– Завтра, Сашенька. Ты еле живая.

– Нет. До завтра они умрут... Им нужна вода. Пойдем, поможешь мне.

Они отправились на кухню, куда Алексей притащил все букеты, и они принялись расставлять. Ваз не хватало, и они ставили цветы в кувшины и в пустые банки.

В цветах сидели открытки, и Саша по мере определения букетов в емкости вынимала их и читала Алексею вслух.

Восторженно-искренняя от Сашиных родителей.

Смешная, с маленьким подколом, от Ксюши с Реми: «Наконец-то старшая сестричка последовала благоразумному примеру младшей!»

Заковыристая от Сереги: «Ты всегда был оригиналом, Кис, но на этот раз ты превзошел самого себя: ты женился!!!»

Серьезная от Веры, психолога: «Милые мои, это только начало. Семья – не форма существования, а искусство. Желаю вам успешно его постигать!»

И еще много других открыток, в той или иной степени оригинальных, смешных или серьезных. В двух конвертах, от Алекса и от Левикова, оказались банковские карточки на его имя.

От Алекса была короткая приписка: "Кис, не выпендривайся! Это от души. Счастья вам с Александрой!"

От Михаила Левикова было пространное письмо: "Алексей, всем, что случилось в моей жизни хорошего, я обязан Вам. Мне сильно не везло, – в чем Вы, естественно, не виноваты, – но с тех пор, как Вы, Реми и Ваши милые дамы вытащили меня из подземелья замка Барбен, моя жизнь удивительно повернулась. Было бы преувеличением сказать, что я счастлив, но я не несчастлив, а это уже немало. И я до идиотизма богат благодаря Вам.

Главное же, пожалуй, в том, что я стал иным. Стал как-то иначе смотреть на мир – и на самого себя, что важнее. И этим обязан Вам всем... Простите, я не умею подбирать нужные слова.

Позвольте мне просто преподнести Вам этот скромный подарок в такой торжественный день. Искренне рад за Вас с Александрой!"

Алексей снова ощутил в горле ком. Он был одновременно растерян, тронут и обескуражен. Он не умел принимать подобные щедроты. Надо будет как-то поделикатней отказаться, никого не обидев...

– Алеша!

Александра, пристраивая очередной букет из белых роз в воду, вытащила из гущи душистых головок маленький белый конверт. В нем находился прямоугольный кусочек картона, на котором серебряными буквами было выведено несколько слов.

– А это от кого? Тут нет подписи...

– А что там? – беспечно спросил Алексей. "Заслонка", которую он так круто поставил в своем сознании, все еще действовала, и, наверное, именно поэтому он заметно вздрогнул, когда услышал:

– Тут написано: «Поздравляю! Теперь вы, Александра, ЗАМУЖНЯЯ ЖЕНЩИНА!»

Все рухнуло в одно мгновенье, все его защиты. Стараясь не выдать себя, он проговорил с дела-ным безразличием:

– Не знаю, Сашенька. Гостей было так много... Наверное, кто-то из твоих подруг, из тех, для кого статус замужней имеет решающее значение...

В самом деле, не мог же он ответить: "Это, любимая, написал тебе маньяк, который убил двенадцать ЗАМУЖНИХ женщин... И теперь намекает на то, что ты вошла в категорию, которой он интересуется"???

Александра пожала плечами, не выказав, к счастью, особого интереса к странной открытке, и отправилась умываться.

Они вскоре улеглись, и Саша мгновенно уснула у него под рукой. Он обнимал ее всю ночь, думая о том, что у них скоро будет целых два малыша, и о Бенедикте, убивавшем замужних женщин...

17 октября

Он не спал до утра, даже глаз не сомкнул. Когда же Саша проснулась – у нее были назначены встречи, – изобразил ленивое пробуждение... Но чуть она ступила за порог, как вскочил.

Он посмел угрожать Александре!

Он насмехался над детективом, который до сих пор не сумел его вычислить!

И он нарушил договор! В договоре были деньги, да, на квартиру! В обмен, да, на доказательства причастности Бенедикта к убийствам!

Но там не было – нет! – ни слова, ни намека об Александре!!!

Да как он посмел?! Как он только посмел посметь?!

...Детектив порезался, бреясь.

Он увидел его ухмыльную улыбку сразу, как только вышел из дома. Бенедикт сидел на скамейке на детской площадке перед домом и ласково смотрел на детектива. Никакое оскорбление в мире не могло сравниться с этой ласковой ухмылкой. Она говорила, – нет, она кричала! – "слабо, детектив, да?".

«Поздравляю! Теперь вы, Александра, ЗАМУЖНЯЯ ЖЕНЩИНА!»

Две недели остались на поиски, на бессмысленные и трудоемкие поиски, чтобы соединить двенадцать медальонов, которые ему не скажут ничего, кроме банального "Здесь был Вася". Бенедикт то есть.

Алексей угрохает оставшееся время, исчерпает его лимит, и Бенедикт, с чистой маньячной совестью (раз детектив не сумел его остановить – ведь он же так просил!), убьет тринадцатую женщину. Имя которой, несмотря на гнусный намек, Алексей не мог вписать в строчку даже мысленно.

«Поздравляю! Теперь вы, Александра, ЗАМУЖНЯЯ ЖЕНЩИНА!»

Мир стал красным. Адреналин захлестнул детектива с головой. Он бросился в сторону Бенедикта, не сводившего с него ласково-соболезнующего взгляда чайных глаз, словно болен был Алексей, а не он!

Кис подскочил к нему, при этом Бенедикт не сделал ни малейшей попытки сбежать, с лица не сползла улыбка, только на долю секунды в глазах его мелькнул страх, но тут же исчез.

Алексей схватил его за грудки, приподнял со скамейки.

– Ты слишком далеко зашел, сука! – прошипел Алексей, встряхивая Бенедикта, не оказавшего ни малейшего сопротивления. – Ты на кого руку поднял, гнида? На мою женщину? На мою жену? На Александру?

– Вы напрасно так нервничаете, Алексей Андреевич, – вежливо произнес Бенедикт, по-прежнему улыбаясь. – У вас ведь еще две недели есть! Вы талантливый сыщик, вы непременно разоблачите меня...

– Я тебя урою, гадина. В гробу я видал твое разоблачение!

– А как же честь сыщика? А как же деньги на квартиру?..

– Обойдусь! Новые заработаю! Но тебя, дерьмо, сдам сию минуту!

– А доказательства? Их ведь нет у вас, Алексей Андреевич! Ну что вы, в самом деле, как маленький! Мы же договорились: вы меня разоблачаете, а я вам деньги возвращаю! И даже под суд готов пойти за грехи свои, за преступления! Только извольте-с доказательства сначала...

– С тебя доказательства стряхнут, как спелые груши. У нас там спецы по этой части имеются, так что не надейся!

– Неужто вы меня так вульгарно в милицию потащите? – изумился Бенедикт.

Алексей молча заломил его руки за спину и окольцевал его запястья наручниками.

– А как же наша договоренность?!

– Думать надо было, когда Александре записку с угрозами писал!

– Помилуйте-с, какие угрозы? Я только поздравил вашу супругу...

Алексей посмотрел ему в глаза. Они смеялись.

Его тяжелый удар сбил Бенедикта с ног. Тот рухнул ничком.

...Это он правильно сделал, что рухнул, потому что Кис с детства не бил лежачих, посему и теперь, хоть и с трудом, удержался. Грубо прихватив полуобморочного Бенедикта за шиворот, он потащил его к своей "Ниве", запихнул на заднее сиденье и тронулся, одновременно набирая номер на мобильном.

– Серега? Я везу тебе подарочек... Да, тот самый!

– Давно пора! – откликнулся Серега. – И нечего было строить из себя Джеймса Бонда! Я выезжаю!

Было воскресенье, нормальный выходной, но Серега не имел выходных, в особенности когда дело касалось друзей. И в особенности когда дело обещало быть интересным...

Пересказав последние события, Алексей оставил Бенедикта, который не упустил возможности послать ему воздушный поцелуй двумя пальцами, на попечении Сереги и его ребят. Они его расколют, Алексей не сомневался!

Тогда, вначале, он просто купился, как мальчик, на слова Бенедикта о том, что он лицо подставное и знать ничего не знает... Но медальоны с его наглой рожей свидетельствовали об обратном! Он и был МАНЬЯК. И Алексей принял единственно правильное решение: он отдал его милиции. Тем, у кого есть все средства и возможности для того, чтобы развязать язык убийце!

В конце концов, речь шла о жизни Саши!!!

И все же он чувствовал себя прескверно. Конечно, денег ему теперь не видать: он ведь нарушил договоренность с маньяком...

Но какие, к черту, могут быть договоренности с убийцей?!

Хрен с ними, с деньгами, пусть и очень большими. Заработаем новые!

Зато теперь Александра вне опасности.

Нет, не так: Александра и его дети! Они, его мальчик и его девочка, теперь вне опасности! Серега и ребята, они все сделают, чтобы доказать причастность маньяка к убийствам и отправить его за решетку... Алексей был уверен!!! Так что, строго говоря, он мог теперь отдыхать...

...Нет, не мог. Он чувствовал себя прескверно, и это мешало. Словно он сделал ложный шаг, хоть и убеждал себя в правильности этого шага... В самом деле, на фотографиях в медальонах – наглая рожа Бенедикта. Значит, он не может быть подставным лицом, как он пытался заморочить детективу голову! Следовательно, Алексей принял единственно верное решение! Он еще мог поиграть в игру с маньяком, пока она шла по правилам и пока ставкой были украденные им деньги на квартиру. Но теперь, когда маньяк нарушил договор, сменил правила, стал угрожать Александре, то ему самое место на Петровке!

Хорошо, если ребята его расколют на признание. А если нет? Ведь говорил же Бенедикт, что пусть хоть до смерти забьют, но он ничего не скажет... Вдруг правда?

Отчего-то ведь он с такой легкостью светился перед детективом! Рискуя в любой момент оказаться на Петровке, в любой! Словно нарочно провоцировал Алексея...

Провоцировал, да, своими издевательскими усмешками, своими мерзкими воздушными поцелуями... А когда понял, что эти мелкие провокации не достигают цели, то пошел на серьезную провокацию, на надежную... Записку с угрозой...

Бред какой-то! Бред, бред, бред. У провокации должна быть цель. Не может быть целью маньяка – попасть на Петровку? Чтобы потом тюрьма? И пожизненное заключение, раз уж высшую меру отменили?

Значит, он уверен, что этого не случится?

Или тут другое... Бенедикт просил его остановить. Вычислить. И отдать в руки правосудия, как он выразился. Допустим. Выходит, ему надоело ждать, пока это сделает Алексей? Но зачем тогда игру затевал? И, главное, почему настаивает на том, что не расколется? Если ему так охота в тюрьму, то чистосердечное признание сильно сократит ему путь к заветной камере...

Ох, как не складывалось все...

Алексей не помнил другого такого дела, в котором его собственные ощущения были бы столь противоречивы... Казалось, что он перебирает четки гипотез, но никак не может решить первого и главного вопроса: в ту ли сторону надо? По часовой стрелке или против?

Нет, не мог отдыхать Алексей. Не мог. За работу!

Он включил компьютер, перечитал свои записи. Парадоксальность ситуации заключалась в том, что он уже знал, кто убийца, но не имел не только доказательств, а даже информацией не располагал о том, как он убивал, как к жертве подъезжал, входил ли в круг ее знакомых или просто следил...

Нет, "просто следить" он не мог! Медальоны с его фотографией оказались в украшениях женщин – значит, он их дарил! Значит, был близко, интимно знаком... Если бы он «просто следил» и потом убивал, то медальоны бы надевал на шею жертв. Но тогда бы Виктор, маньячный специалист с Петровки, уже давно бы заметил серию!

В том-то и дело, что Бенедикт как-то знакомился с будущими жертвами. Ухаживал, входил в доверие...

Но как он мог знать о них заранее то, что его, судя по всему, интересовало: супружеская неверность и заброшенный ребенок? Как он мог знать это, не будучи другом семьи? Ведь по фотографии его никто не узнал, – значит, не завсегдатай дома... Тогда кто? Общий для всех жертв психолог? Но Алексею слабо верилось, что эти три женщины посещали психолога.

Или он работник социальных служб, занимающихся неблагополучными детьми? Но первые три случая не были до такой степени запущенными, чтобы ими занимались подобные службы. Да здравствуют бабушки, спасительницы детских душ, волшебные палочки-выручалочки своих дочерей и сыновей, у которых по тысяче разных причин не доходят руки до детей...

Кем он может еще быть, чтобы располагать подобными сведениями? "Гадалкой"? Экстрасенсом, магом? Развелось их нынче немерено, но люди, особенно женщины, их посещают охотно...

Впрочем, нет смысла ломать над этим голову. Теперь это задача Сереги: нарыть информацию, кем был жертвам Бенедикт да как к ним подбирался. А Кис пока продолжит поиски медальонов.

...Он был на верном пути! Виктор добросовестно выполнил его задание, и, следуя отбору "неверная жена + заброшенный ребенок", Алексей прямой наводкой вышел на апрельское дело. И наградой ему был еще один медальон, четвертый по счету.

На этот раз жертва была застрелена из пистолета, когда возвращалась домой. Убийцу никто не видел, оружие на месте преступления не оставлено, ранение она получила в грудь. На заказное убийство ничего не указывало, к тому же у нее похитили мобильник и кошелек. Следствие быстро зашло в тупик, и дело было отправлено на полку нераскрытых убийств.

Ее муж легко перестрадал смерть жены. У него уже жила в квартире другая женщина, на шее которой и обнаружился знакомый медальон. Фотографии Бенедикта в нем не имелось, что муж легко прокомментировал: "Какой-то из любовников моей бывшей, зачем он нам?"

Дочка была сбагрена к теще еще при жизни жены... Картина ясна.

Несколько вопросов о контактах погибшей супруги, о ее друзьях, поклонниках и людях из сферы обслуживания ничего интересного не принесли. Она не пользовалась услугами фотографа, она носила длинные волосы, которые подстригала сама, обходясь без парикмахера, она не посещала спортзалы, не пользовалась услугами массажистов, инструкторов и тренеров. Равно как психологов, гадалок и экстрасенсов. Ничего общего не просматривалось, кроме медальона. И профиля неверной супруги и плохой матери....

Алексей изъял медальон (с обещанием вернуть, разумеется) и, окрыленный быстрым успехом, просмотрел комментарии Виктора по мартовским делам. В них числилось три нераскрытых убийства, но ни одно не соответствовало заданным параметрам.

Обойти все три семьи? Или перескочить на февраль?

...В феврале тоже оказалось три, и тоже ни одно не соответствовало заданным параметрам.

Алексей понимал, что нужные ему характеристики могли не попасть в ОПД – оперативно-поисковое дело... Проверять ли их одно за одним – или перескочить уже сразу на январь?

...В январе такое дело просматривалось – одно, по Витиным данным. И Алексей решил испытать судьбу, проверить удачу на вшивость. Проголосовав с самим собой большинством голосов, он поехал по январскому делу.

Он знал, что рискует потерянным временем, приезжая без предварительного звонка, но при всем своем несовершенстве это был самый лучший метод, проверенный многолетней практикой. Во-первых, по телефону куда легче отказать во встрече; во-вторых, даже при согласии на встречу человек успевал подготовиться, и Алексей по прибытии уже не мог рассчитывать на спонтанность эмоций и ответов. Посему он предпочитал ехать напрямую по адресу, шокировать неподготовленного человека вопросами и тщательно всматриваться в его реакцию, проверяя ее на лживость.

Однако сегодня выпала плохая карта: январский вдовец на звонок в дверь не ответил, а на последующие телефонные прозвоны сообщил автоответчиком, что находится в отъезде за границей до конца недели...

Он колебался. Вернуться к февралю и марту? К шести делам (три плюс три), в которых ничего в оперативно-поисковых делах не наводило на искомые критерии? Или продолжать по хронологии?

Он посмотрел на часы. Зашкалило за пять. Серега не звонил – стало быть, результатов пока нет....

И он сделал выбор в пользу декабрьских дел, уже прошлого года, где из двух убийств Виктор выделил одно. Женщина праздновала свой день рождения, в доме было множество гостей. Кто-то подсыпал ей яду в бокал с вином. Муж оказался вне подозрений: он был вынужден задержаться на работе (шофер-дальнобойщик) и явился домой уже тогда, когда его супруга скончалась. Опрос гостей, очные ставки, попытки перекрестить показания ни к чему не привели. Отравителя не вычислили.

Кис пока не задавался вопросами, мог ли это быть Бенедикт – и если да, то каким образом он сумел затесаться в толпу гостей? Пока что Кис искал оставленные им знаки – медальоны. И он решил поехать к дальнобойщику в попытке найти этот самый знак. Тем более что в предыдущем случае с отравлением медальона не нашлось, что увеличивало шансы найти его в декабрьском деле.

– Медальон? Не помню... Может, и был. Я, сыщик, все цацки жены положил в ее гроб. Теща просила ей отдать, а я нет, я Ленке все оставил, не разлучил ее с цацками. Она их любила, что твоя новогодняя елка наряжалась: и в волосы, и в уши, и на шею, и на руки... С кем она проводила время, как она жила в мое отсутствие, не знал и не хотел знать. Неприятно, конечно, думать, что изменяла... Но я сам изменял. У нас с напарником чуть не на каждой стоянке девочки... Проститутки, да. Давно знакомые... Подружки, если хотите. Ну, а чего я бы стал к жене придираться, если сам... Мне надо ж было? Ну и ей надо было. Все путем, мы квиты.

– Знакомых ее, круг друзей, не знаете?

– Да уж куда там... Знал некоторых – подруги детства. А насчет с кем она... Я никогда не пытался выяснить. Ты пойми, мужик: я ж человек, у меня слабости. И она человек, у нее тоже слабости. Женой мне была Ленка хорошей, ласковой, заботливой и никогда не попрекала, что я на рейсе с другими женщинами... Ну, ты понял. А чего мне еще нужно? Я ей только говорил: "Смотри, Ленка, заразу не подцепи, пока меня нет!"

– Так насчет медальона. Вот, посмотрите. Был ли среди ее украшений такой? Это очень важно, Степан. Постарайтесь вспомнить.

– Да вроде был... Я не рассматривал особо. Ты не поймешь меня, мож, мужик, а мож, и осудишь, твоя воля. Я в кучу сгреб все, что у ней было, и в гроб положил... Пусть ее на том свете греет.

Мужчина взял медальон в руки, покрутил, нажал на кнопочку...

– А кто это на фотографии? Любовник ее?

– Убийца. Ее убийца – так я думаю.

– Вот оно как... Пригрела, выходит, свою смерть на груди?

– Выходит.

– А откуда у тебя? Если это не Ленкин?

– Нет, не ее. Убийца оставлял в вещах всех жертв одинаковые медальоны со своей фотографией. Вдруг у нее тоже оставил?

– М-да... Ну, чего тебе сказать... Не помню. Вроде и видел, но не поручусь... Жалко Ленку, понимаешь? Хорошая она была. Девушки-то везде есть... Такие штучки умеют, куда там жене... А она вот борщ умела...

– У вас, кажется, ребенок есть? Мальчик?

– Есть.

– Где он?

– Да все больше по бабкам. То у моей маманьки, то у ее... А с тех пор, как Ленка померла, теща больше с ним... Сам видишь, какая профессия у меня, не до ребенка...

– Жене тоже было не до ребенка?

– Ну а как ты думал? Она поварихой в ресторане до двух ночи, куда тут с мальчонкой управляться?

Они помолчали, думая каждый о своем.

– Ну и... – добавил муж, – вишь, как она устраивала свою жизнь... Не одна домой возвращалась частенько... А я разве могу попрекнуть? Скажи, как мужчина мужчине, – могу?! Имею право?! Когда я там на стоянках с девчонками, а ей ни-ни?!

Алексей понимал: Степан до сих пор вопрошал, правильно ли они жили с "Ленкой", дав друг другу право на измену. Но Алексей ничем не мог ему помочь. Он и сам не знал. Какая-то отвлеченная справедливость присутствовала в подобном негласном договоре между супругами, конечно. В Европе психологи вон пишут о пользе измен для укрепления брака и еще что-то такое, он слыхал: "Измена как право личности на расширение опыта"... Но в своих отношениях с Сашей он бы не хотел такой справедливости и таких прав, нет.

Впрочем, Степана, скорей всего, смущал не сам их с женой образ семейных отношений, а мнения со стороны. Коллеги и друзья по шоферному цеху, не отличаясь европейской широтой взглядов, наверняка Степана сурово осуждали. Нет, не за его измены, как водится, а за то, что терпимо относился к изменам жены... Вот и мучается человек философским вопросом до сих пор, хотя со смерти жены прошло уже десять месяцев...

Кис мысленно улыбнулся. Может, сказать ему? "Право личности на расширение опыта" – потянет Степан эту фразочку?

– По-моему, ты по справедливости решил, – ответил он наконец. – Честно, как положено между друзьями.

– Ты хочешь сказать, что не... Как между друзьями! Значит, не как между мужем и женой! А ты бы, ты бы как, своей в глаз дал?

– Нет, – твердо ответил Алексей. – Знаешь, я думаю, что между мужем и женой должна не только любовь быть. Но и дружба. Товарищество. И вы разобрались действительно как хорошие друзья. По справедливости.

– Не осуждаешь меня?

– Не осуждаю, да и не мое это дело. И ничье. Это был ваш негласный договор на двоих. ВАШ ЛИЧНЫЙ договор. И не пускай чужие рыла в свои семейные дела, Степан. Никого не слушай. Вы с женой ладили, и это самое главное!

Дальнобойщик крепко жал его руку и смотрел на него с признательностью... Алексей ощутил себя в роли психоаналитика, снимающего чужие комплексы. Но это дело хорошее. Зачем людям комплексы, вылезшие из узколобых мнений соседей по лестничной клетке или напарника по кабине трейлера?

Совершенно незачем.

Кажется, это пятый, даже если прямиком в руки не дался. "Вроде был", – сказал Степан. Теперь не проверишь: он все украшения жены в ее гроб положил... Ну, будем пока считать, что он не ошибся. Тогда у нас уже есть пять медальонов из двенадцати.

День меж тем склонился к вечеру. А от Сереги так и не было звонка. Дурное предчувствие овладело Алексеем. Нарушая неписаные правила, он позвонил ему сам.

– Ничего пока, – устало ответил Серега. – Крутит, клянется, что ничего не знает, что его наняли... И кто нанял, тоже не знает: он предложение получил якобы по электронной почте, ему хорошие бабки посулили... Скользкий тип, я ему не верю! Ребят послал к нему на дом, чтобы в его компьютере пошарили. Скоро вернутся, я тебе отзвоню. А он, представь, и впрямь актер – самодеятельный, правда. Мы проверили: в театре Дома культуры железнодорожника играл...

– И зовут его, конечно, не Бенедикт?

– Нет. Хотя, прикинь, тоже не хило: Иммануил!

– Кант? – хмыкнул Кис.

– Гы-ы... Иммануил Острец.

– А что насчет медальонов?

– Говорит, что впервые видит. И как его фото там оказалось, понятия не имеет. Ты не отчаивайся, Кис: мы его додавим. Расколется, дай только время!

Алексей бы дал... Но ощущение совершенной ошибки мучило его. И он не знал, где она. Что мучило его втрое сильнее.

День закончился, перевалило за десять вечера. Полил дождь – обильный, брызгучий осенний дождь. Новые походы не имели смысла. В такое время люди уже остерегаются открывать двери, а то и попросту ложатся спать... А пытаться наладить контакт с разбуженным человеком – дело тухлое...

Пять медальонов – и ни малейшего отблеска догадки, как от них протянуть мостик к убийце. Никитич пока тоже молчит – ну, это понятно, ему нужно время, к тому же в выходные он делами заниматься не любит... Вот завтра понедельник, и есть шанс, что Никитич прорежется...

Дактилоскопия еще не была проведена – тоже, наверное, завтра, да вряд ли что-то принесет: на мельхиоровой поверхности хорошо было видно, насколько она захватана...

А время утекало. По дню, по часу, по минуте – неумолимо утекало! Чтобы найти доказательства, вычислить modus operandi убийцы, нужно прорабатывать заново материалы каждого дела. А он еще даже их отбор не закончил, из двенадцати медальонов нашел только пять, где последний к тому же под вопросом...

Неважно, что маньяк теперь сидит на Петровке, – Алексей должен добыть доказательства. Нельзя допустить, чтобы он ускользнул из-за отсутствия оных!!! Серега, даже если очень расстарается, то сумеет продержать его не больше пятнадцати суток... Две недели. Две. Которые так и так оставил ему маньяк...

Не успеть. Ни за что не успеть! Медальоны указывали только на дела. Но никоим образом не подсказывали, где улики, где неопровержимые улики, указывающие на убийцу!

Отчего-то Алексей был уверен: Бенедикт и сам прекрасно понимал, что обычным следственным путем – то есть заново пересматривая дела – Алексей его никогда не вычислит. И он оставил ему где-то еще подсказку... Какую, он не представлял. Но он чувствовал: маньяк играет с ним в шарады. В чем их смысл?

Видимо, нужно собрать сначала все двенадцать медальонов, и тогда элементы пазла сложатся... И детектив увидит истину...

Или тупик?! В который его нарочно завлекает маньяк?!

Звонок Сереги вырвал его из невеселых размышлений.

– У него в компьютере действительно есть письма с инструкциями от человека, который подписался "Бенедикт". Там даже имеется довольно подробное указание по поводу его первого визита к тебе. Что говорить, как себя вести... Мы уже проверили: письма отправлены из интернет-кафе.

– То есть он мог отправить их себе сам?

– Так точно. Завтра еще проверим его счет в банке: он утверждает, что получил за эту работу тысячу долларов авансом, которые ему положили наличными в почтовый ящик. Но мы проверим банк на всякий случай. Вдруг он врет, и сумма пришла переводом? Тогда узнаем, откуда пришла... Короче, ты не беспокойся, мы его дожмем! Время еще есть...

– Конечно, Серега. Вы это умеете.

Кис выдавил из себя улыбку и распрощался с другом.

Чувство совершенной ошибки мучило все сильнее.

Удрученный, он позвонил Саше: предупредить, что едет к ней на проспект Мира. Но ее домашний не отвечал. Попробовал мобильник – в зоне недоступности. Он упустил вчера, наверное, Александра отправилась на очередную богемную тусовку.

Ночевать тут, на Смоленке, не хотелось – дышать краской и одиночеством. И он решил ехать к Саше: дождется ее там. Он вышел под проливной дождь, и настроение его еще больше испортилось.

Алексей не любил бывать в ее квартире один: чувствовал себя в гостях. Притом незваных. Когда Александра находилась дома, это ощущение исчезало, квартира вела себя смирно под хозяйской рукой, как собака, но в отсутствие хозяйки она бунтовала: враждебно скалила зубы, рычала, прогоняя чужого.

Он вдруг вспомнил – Саша тоже не любила бывать на Смоленке в его отсутствие. Наверное, чувствовала что-то похожее... Вот почему ему так хотелось купить новую квартиру для семьи – он теперь понял окончательно! Непременно новую! Им нужно было вместе завести квартиру, изначально общую, как вместе заводят щенка, которому оба и одновременно станут хозяевами...

Он снова вспомнил, как лихо вылетели из-под его руки деньги на эту самую квартиру, когда он шел в банк, и стукнул кулаком по столу в бессильной ярости.

Без удовольствия поужинав в одиночестве на Сашиной кухне, он снова позвонил ей на мобильный и снова наткнулся на металлический голос, сообщавший, что абонент недоступен...

Как они будут жить вместе? Алексей вдруг с изумлением почувствовал, что его смутные страхи оправдываются: вот ему уже надо знать, где она! Саша ведь всегда нравилась мужчинам, всегда! Как те женщины, по чьим следам он сейчас шел, по следам их измен...

Да, но сама Александра к своим поклонникам равнодушна... К поклонению, точнее. Ей не требовалось чужое восхищение, оно не питало ее тщеславие, или Саша просто не тщеславна...

Нет, так нельзя, завязывай с этими мыслями, Кис! Нельзя превращаться в ревниво-следящего мужа, желающего знать все о перемещениях и проведении досуга своей жены!!! Нужно ей восхищение или не нужно – это ее дело! И Саше не позволить, если в ней вдруг проснется желание его контролировать! Их независимость, их свобода – то, что было дорого до сих пор, – должны остаться неприкосновенными!

...Глупости какие лезут в голову. Это дурацкий одинокий и дождливый вечер, не занятый ничем вечер, вечер безделья, вдали от своего кабинета и компьютера, где он занимается делом, наводит на дурацкие мысли! Да еще все эти неверные жены... Надо прогнать эти мысли.

Он решил лечь спать, но сон не шел. Преодолев желание позвонить снова Александре, он плеснул себе водки... Проглотил, не закусывая, и вскоре, как ни странно, уснул.

Но ненадолго. Что-то его словно подбросило.

На часах было четыре. И Александры не было.

Он снова набрал ее мобильник – с тем же результатом: абонент недоступен.

Беспокойство, несмотря на его сопротивление, подбиралось к нему с напористостью тигра, и он чувствовал, как когтистая тяжелая лапа уже легла на его загривок. Уже не уйдешь, сопротивляться бессмысленно, пора признать себя побежденным.

Он сделал то, чего не делал никогда: просмотрел входящие номера на ее домашнем телефоне. Там было всего три, Алексей их знал: один редакционный, другой от подруги, третий от мамы. Прослушал автоответчик – сообщение только от мамы.

Он вспомнил рассказ дальнобойщика... Неужели... Неужели при их образе жизни, вечной занятости их ждет такая же судьба?! А дети? Кто ими будет заниматься, когда они оба вечно по макушку в делах? Сашины родители? Бабушка с дедушкой?! Почему они до сих пор не обсудили с Сашей, как станут растить малышей? Возьмет ли она отпуск, чтобы сидеть с ними? Или, чуть оправившись от родов, упорхнет по своим журналистским делам, переложив дела на мамок-нянек? И будут расти у них недолюбленные дети, как во всех этих семьях? Как сам маньяк???

"...Успокойся, Кис, охолонь, – сказал он сам себе. – Любовь – это чувство, оно не измеряется количеством часов, просиженных рядом. У тебя просто крыша съехала после этих встреч с вдовцами. А живут на свете нормальные семьи – вот рядом с тобой, оглянись только! Родители днем на работе, вечером со своими детьми. И бабушки с дедушками помогают – и это отлично! У ребенка должны быть бабушки и дедушки, – жаль, что его родители не дожили до внуков..."

Все устроится, все непременно устроится. У Саши наверняка есть уже идеи, как организовать их жизнь. Они будут договариваться между собой, если нужно работать вечером, то чтобы получалось по очереди. А иногда бабушка выручать будет. Это совсем не то же самое, что заброшенный ребенок, совсем нет!..

18 октября

Так он и промаялся до утра. Уже рассвело. Хмурый рассвет путался в занавесках. Восемь утра.

Девять.

Десять.

"Абонент недоступен".

И только тут Алексей со всей ясностью понял, что случилось что-то плохое. Нет, Александра не упорхнула с поклонниками, – какая чушь!

Что-то случилось с ней.

ЧТО?!!

Он позвонил в редакцию. Там ничего не знали о планах Александры Касьяновой на вчерашний вечер, но редакцию она вчера покинула в полвосьмого.

Куда бы ни отправилась Александра после, но невозможно такое, но никогда такого не было, чтобы в десять утра она еще не вернулась!!! И даже не позвонила... Она ведь знала, что Алексей собирался ночевать у нее!

Саша не могла не позвонить. Это исключается.

Алексей попросил Серегу объявить в розыск ее машину.

Он методично обзвонил все справочные и приемные больниц.

Следов Александры, живой или раненой (на другое слово духу не хватило), нигде не обнаружилось...

Она не появилась ни в одиннадцать, ни в двенадцать.

В первом часу проклюнулся Серега.

– Машина Александры припаркована в районе Кузнецкого Моста. Мои люди обошли все точки вокруг, в которых бывают светские тусовки. Ее видели в кафе "Вог". Там вчера была презентация какого-то нового журнала. Мы сейчас занимаемся опросом свидетелей... Они все дрыхнут, сволочи, – разошлись только под утро. Но ничего, наши ребята умеют разбудить и привести в чувство всех этих наркоманов и алкоголиков... В самом кафе чисто. Она уехала либо с кем-то из приглашенных, либо на такси... Как только что-то будет, Кис, я тебе перезвоню.

У него что-то взорвалось в мозгу. Александра? Уехала? С кем-то?!

НЕ МО-ЖЕТ ТА-КО-ГО БЫТЬ!!!!

Нужно что-то делать. Куда-то бежать, искать Сашу.

Очень глупо, но он съездил к себе на Смоленку. Маляры усердно заработали кистями при виде хозяина. На вопрос об Александре выразили искреннее недоумение: "Нет, сюда не заглядывала..."

Действительно, с какой бы стати она отправилась ночевать к нему, дышать ядовитыми испарениями краски, когда Алексей ждал ее на проспекте Мира?

Алексей позвонил Ваньке, потом Игорю. "Александру не видел?"

Глупейшие вопросы. Ожидаемые ответы.

Позвонить ее родителям? Разволновать стариков? Нет. Саша к ним не заезжала. Если бы заезжала – это было бы нормально. А если все было бы нормально, она бы позвонила Алексею...

Снова Серега.

– В кафе ее позвали к выходу. Там ее ждал человек, мужчина. Он ей что-то сказал, но никто не слышал, что именно. Она вышла с ним и больше не вернулась. Описание мужчины смутное, шел дождь, он был в куртке с капюшоном...

...В три часа дня он нашел на ветровом стекле своей "Нивы" прижатый "дворником", конверт. Такой же маленький и белый, какой был в букете белых роз, подаренных на свадьбу.

На прямоугольном кусочке дорогого картона значилось:

"Вы не сдержали обещание. Теперь правила игры меняются: ставка теперь не на деньги, а на жизнь Александры.

У вас осталось тринадцать дней. До их истечения она в безопасности.

P.S. Я уже придумал тринадцатый способ убийства".

Кусать локти? Рвать на себе волосы? Кричать, бить себя в грудь: "Я последний кретин из всех кретинов!"?

Занятие бессмысленное, согласитесь. Алексей протиснулся мимо маляров в свой кабинет. Это единственное место, в котором ему хорошо думалось. Распахнул окно, чтобы хоть немножко выветрить запах краски.

Итак, он крупно лажанулся. Он что-то не учел, чего-то не домыслил. Бенедикт сидит на Петровке, а Александру похитили.

Его подвела логика. Нет, она была стройна и практически безупречна. Только Алексей все больше убеждался с опытом, как логика умеет подводить. Красиво, с размахом, безупречная такая и вся насквозь ложная, как куртизанка...

Интуиция – вот чему надо было верить!

А интуиция с самого начала ему нашептала, что Бенедикт – пешка в чужой игре. И Вера склонялась именно к этой версии! Марионетка, перчаточная кукла, которой управляет кто-то другой. И все эти его нахальные появления в поле зрения детектива: он не боялся! Потому что знал, что бояться нечего: он всего лишь петрушка, он ничего не знает. Он актер, исполнитель, статист в чужом сценарии...

И кто же у нас режиссер этого действа? Кто увез Александру?

Она ведь не девчонка, чтобы сесть к незнакомцу в машину! А она села в чужую машину, коли ее собственная стоит недалеко от кафе...

Значит... Значит, это был знакомый?!

Часть 2

Александра. 17 октября, вечер

...Александру позвали к выходу: ее спрашивал какой-то мужчина. Удивленная, она оторвалась от беседы с одним кинопродюсером и направилась в вестибюль. Однако там никого не оказалось.

– Он не захотел войти, – объяснил ей швейцар. – Ждет вас на улице.

Александра распахнула дверь. Шел проливной дождь, и мужчина стоял под тяжелыми каплями, чуть пригнув голову под капюшоном. Его лицо невозможно было разглядеть, только карие глаза смотрели на нее отчего-то с сочувствием.

Перспектива беседовать с ним под дождем Александру ничуть не привлекла.

– Войдите, – сказала она, – а то я тут с вами вмиг вымокну.

– Видите ли... Я не хотел бы смущать посетителей этого заведения...

Мужчина приоткрыл куртку, и Саша увидела под ним милицейскую форму. Нехорошее предчувствие кольнуло ее грудь.

– Меня послал за вами Алексей Кисанов. Он...

– Что с ним?!!!

– Ничего такого... Страшного, я хочу сказать.... Но он в несколько сложной ситуации...

– Боже... Пожалуйста, скажите прямо: что с Алешей?!

– Поедемте. Вы сами увидите... Александра вернулась в зал, подхватила свою сумочку, забрала плащ из гардероба и села в машину без опознавательных знаков: Александра знала, что милиция нередко пользуется банализированными машинами, посему не удивилась. Мужчина тронулся.

– Я могу ему позвонить?

– Нет смысла, – откликнулся мужчина. – Насколько я знаю, он без сознания...

– Да что же с Алешей?!

– Он... Он ранен.

– Но... Он жив???

– Да.

– Вы вызвали "Скорую"?

– Конечно. Только в такую погоду, сами понимаете...

– Ранение серьезное?

Мужчина не ответил. Александра похолодела.

– Я вас спросила: ранение серьезное? – резко повторила она.

– Я не знаю. Честное слово, не знаю. Мне позвонили – я был на дежурстве – и попросили доставить вас к месту происшествия... Мне пришлось организовать себе замену...

Мысли одна мрачнее другой заполонили ее мозг. Уж если Алеша сам попросил ее привезти... Видимо, до того, как потерять сознание...

– Он там не один?

– Нет. Там наши люди, с Петровки.

Она умолкла на некоторое время и очнулась только тогда, когда поняла, что они уже рулят по какому-то загородному шоссе. Из темноты иногда выныривали плохо освещенные деревни, затем снова все погружалось в тьму и дождь, и пейзаж становился особенно мрачным тогда, когда поле сменялось лесом, теснившим шоссе с обеих сторон. "Дворники" поскрипывали, слизывая резиновыми языками воду с лобового стекла, фары взрезали непроглядную темень, изрешеченную косыми струями дождя.

– Куда мы едем?

– Поселок один... Гутеево, кажется. В рижском направлении. – Мужчина вытащил из кармана обрывок бумаги. – Вот, посмотрите.

В темноте невозможно было прочитать, и Александра дождалась, когда покажутся фонари какой-то деревни, чтобы, напрягая зрение, прочитать: "Гутеево, дом 6".

– Послушайте... Как вас зовут?

– Петр.

– Послушайте, Петр... Что там делал Алексей? В деревне?!

– Как вы, наверное, знаете, он занимался поисками маньяка...

– Маньяка???

– Вы не в курсе?

– Нет!

– Совсем не в курсе? Алексей не рассказал вам, что ищет опасного маньяка? Серийного убийцу?

– Нет!!!

– Признаться, я и сам мало что знаю... Но Сергей Громов – вы с ним знакомы? Это наш опер, с Петровки, он дружен с вашим мужем, – он обронил два слова... Подробней я ничего не могу вам сказать, сожалею...

Она все-таки решила позвонить Алеше. Вдруг ответит? Она раскрыла свой мобильный и принялась набирать цифры.

– Погодите, давайте я свет включу, вам лучше будет видно.

– Спасибо, я и так вижу...

Но Петр все же потянулся к кнопке, находившейся у них над головой, и сделал неверное движение. Машину резко качнуло, он схватился за руль, и Александра увидела, что их вынесло на встречную полосу и закрутило по мокрому асфальту.

Она схватилась за поручень над дверцей, и телефон слетел с ее коленей на пол. Петр нагнулся за ним.

– Что вы делаете? – в ужасе закричала Александра. – Оставьте телефон, иначе мы с вами сейчас разобьемся!

Они летели прямиком навстречу двум огненным фарам.

Петр распрямился, выровнял машину и пробормотал:

– Извините...

Успокоившись, Александра нагнулась в поисках своего мобильного, но не нашла его на полу.

– Где он?

– Вы о телефоне? Не знаю, я его так и не нашел. Видимо, скользнул куда-то под сиденье. Приедем – найдете.

Александра умолкла на некоторое время. Минут через двадцать только поинтересовалась:

– Далеко еще?

– Почти приехали.

И в самом деле, они вскоре свернули на проселочную дорогу. Темень была непроглядная, свет фар с трудом пробивался через пелену дождя. Наконец впереди забрезжили слабые, редкие огни.

– Ну, вот мы почти на месте, – утешил ее Петр. В его голосе послышалась такая ласковость...

Такая неуместная ласковость и довольство, что Александре вдруг сделалось не по себе.

Он сказал "с вашим мужем". А они только вчера стали мужем и женой! Откуда такая осведомленность у простого дежурного?!

Хотя Петр ведь сказал, что ему звонил Серега Громов. От Сереги и знает, наверное...

Машина проехала небольшую деревню – ее название Александра не увидела за пеленой дождя – и снова погрузилась в дождь, тьму и раскисшую грязь.

– Вы сказали, что мы приехали... Я думала, что мы едем в эту деревню. Но она осталась позади... – полувопросительно произнесла она.

– Я сказал – "почти". А вот теперь мы и впрямь приехали.

Машина стала тормозить, слегка пробуксовывая в скользкой грязи. Действительно, за окнами темнели какие-то дома, но света не было практически нигде. Только в одном из домов справа горели два закрытых ставнями окна.

Именно к нему они и свернули. Въехали во двор и встали. Петр вышел из машины и открыл дверцу Александры, подал руку.

– Осторожнее, тут такая каша...

Слабого света из окон едва хватало, чтобы разглядеть бурую жижу под ногами. Александра неуверенно шагнула и немедленно утонула в ней вечерними туфлями на шпильках. Один каблук прочно всосался в грязь, Александра, не сразу осознав сей прискорбный факт, сделала еще шаг вперед и... ступила босой ногой в холодное глинистое месиво. Отдернув ногу, она тут же сделала шаг назад в поисках застрявшей в грязи обувки, потеряла равновесие...

...Она бы упала прямо в эту жижу, если бы Петр не подхватил ее на руки.

– Не беспокойтесь, – шепнул он, легонько коснувшись сухими губами ее щеки, – я донесу вас...

18 октября, вторая половина дня

...Серега склонялся к мысли, что Иммануил Острец имел сообщника. Который, как было заранее между ними договорено, похитил Александру, чтобы отвести подозрения от Остреца – настоящего маньяка, который находится в данный момент на Петровке.

– Какие у тебя аргументы, Кис? – горячился Серега, не желая сдавать позиции. – Что он был слишком уверен в себе? Так потому и был уверен, что знал: как только мы его возьмем, то сообщник отведет от него подозрение, а мы и поверим, как пацанва сопливая!!!

Понятно, Серега хотел отстоять правильность своей точки зрения. Но она была неумолимо неправильной, Кис уже твердо знал это. И потому, как ни давил на него старый друг, как ни настаивал, чтобы Алексей подал заявление о розыске Александры, он решительно отказался. Контракт с дьяволом – вещь интимная, заключается один на один, а Кис уже и так лажанулся, сдав Иммануила милиции. Серега же, если сейчас ему дать волю, поднимет на ноги всю Петровку. Тем более что, помимо растущего с каждым годом сыщицкого авторитета, Серега прирос и должностью: теперь он являлся заместителем начальника убойного отдела. Собственно, его прочили как раз в начальники, но Серега решительно отказался "просиживать жопу в кресле": он любил бегать и вынюхивать, он любил сыск – эту интеллектуальную и опасную игру. В общем, Серега сторговался на действующего заместителя.

И сейчас этот прирожденный опер, подкрепленный начальственным положением, давил изо всех сил на Алексея: отдай дело нам!

Но Кис уже точно знал: только играя в игру маньяка, по его правилам, он сможет найти Александру. И их с Сашей близняшек...

Серега, кажется, обиделся, но виду не подал, спросил сдержанно:

– Кис, ты не думаешь, что слишком самоуверен? А если ты не справишься? А если ошибаешься ты, а не я?

– Тогда я позову на помощь тебя. И ты придешь, даже если сейчас надулся, как мышь на крупу.

– Ты чего, чувак, какая еще мышь? Просто Александра мне тоже не чужая, я вас обоих люблю, ты же знаешь!

– Знаю. Поэтому и не дави на меня. Ты великолепный сыщик, я тебе доверяю, и нюх у тебя отличный, и все такое. Но мы столкнулись с необычным делом. ОЧЕНЬ НЕОБЫЧНЫМ. К нему нельзя прилагать свой опыт, потому что опыта такого нет ни у кого – ни у тебя, ни у меня.

– Так мы тогда на равных. И почему ты решил, что сам справишься?

Серега явно хотел сказать "лучше меня справишься", но воздержался.

– Потому что тут надо идти на ощупь. На острие интуиции. А у тебя нет на это времени. И потом, ведь Иммануил остается в твоих руках. Работай по нему. Может, наработаешь что-нибудь интересное... Новое есть?

– Справка у него не настоящая. Это заключение частного психолога о склонности к мифомании или псевдологии – никакой цены ей нет.

– То есть это человек, который постоянно лжет и сам верит в свою ложь?

– Типа того.

– И который любит сочинять о себе истории...

– Да справка никакой цены не имеет, говорю! Пошел к приятелю и получил! Или за бабки купил. Я этого "психолога" еще проверю!

– А зачем ему такая справка, на твой взгляд?

– Ну как, он же знал, на что идет, вот и подготовился!

– Может быть... Когда с ним связался Бенедикт в первый раз?

– Первое письмо, с предложением сыграть небольшую роль перед тобой, – двухмесячной давности. Не, ну ты серьезно думаешь, что это не он? Что есть какой-то настоящий Бенедикт?

– Думаю. Имя вряд ли настоящее, но маньяк настоящий.

– Да брось ты... У него просто есть сообщник! Который похитил Александру, чтобы отвести подозрение от Иммануила! – не сдавался Серега.

– Слушай, для дебатов у меня нет настроения... Скажи лучше, если Бенедикт связался с ним всего лишь два месяца назад – это у нас середина августа получается, – то как объяснить тот факт, что фотография Иммануила находится в медальонах, принадлежащих жертвам убийств годовалой давности?

– Так я про что тебе и толкую: он врет, все врет! А Александру похитил сообщник! Ты не дергайся, это для отвода глаз, ничего с ней не случится! Пожалуй, имеет смысл его выпустить и проследить: наверняка он каким-то способом вступит в контакт с сообщником!

– Делай то, что считаешь нужным, – устало ответил Кис. – Только узнай, как мог Бенедикт найти его электронный адрес? И нет ли где-нибудь в Интернете его адреса вместе с фотографией? Ведь маньяк должен был по каким-то признакам его выбрать... А потом разжиться его фотографией. Или он видел Иммануила в спектакле? Выследил, сфотографировал?

– И куда это нас продвинет?

– Не знаю. Просто проверь: возможно ли, чтобы совершенно незнакомый человек узнал его электронный адрес... Если да, то его слова будут похожи на правду. Похожи, не больше, но и не меньше...

– А если нет?

– Тогда придется поискать среди его знакомых, которым он сам мог дать адрес. Не исключено, что в театре.

На этот раз Серега ответил односложно и суховато:

– Хорошо.

Закрывая дверь, Кис бросил:

– И не трепись тут об Александре...

– Иди в задницу, – напутствовал лучший друг.

Алексей покинул Петровку с некоторым сожалением о том, что – он знал – Серега чувствует себя задетым. Он был самолюбив, дружбан его, но в меру и при этом (что главное!) умен. И Кис знал, что Серега отойдет и дружба от разногласий не пострадает. Такое уже случалось не раз, когда их версии и сыскные пути расходились, не разводя при этом их пути в жизни.

Великое чудо их дружбы заключалось в том, что можно было не думать о чувствах другого. Не бояться обиды, тем более обиды темной, невысказанной, мстительной, а знать, что друг сам все правильно сообразит, когда поостынет. Или уж в лоб скажет, ежели чего не так. Это такой редчайший уровень доверия, при котором любые разногласия не страшны.

Как с Александрой.

Александра, Саша, Сашенька... Любимая девочка...

...После всего случившегося Алексей окончательно укрепился во мнении, что разгадка ждет его на пути, предписанном Бенедиктом. И только там!

И посему он с новой силой бросился на поиски жертв маньяка – на поиски медальонов.

...Итак, ему уже известно следующее:

Первое. Иммануил – подставное лицо.

Второе. При этом именно его фотографии находились в медальонах. Тогда как первое дело датируется уже двенадцатью месяцами, – ведь он сказал, что двенадцать жертв за год... Что означает, что маньяк задумал свой план давно, больше года назад, и столь же давно привлек к нему Иммануила. Даже если последний об этом тогда не знал.

Третье. Жертвы маньяка, из которых он нашел уже пять, отличались двумя признаками: они были неверными женами, и у них имелся ребенок, сбагренный бабушкам или в интернат на воспитание.

Если продолжать искать по этим характеристикам, то что нового он найдет? Как вычислить по ним настоящего Бенедикта? Составляя таблицы всех знакомых и работников сферы услуг, к которым обращались жертвы, чтобы путем пересечения информации выявить одно-единственное лицо – лицо маньяка?

Но на это уйдут месяцы работы! А у него осталось тринадцать дней. Тринадцать дней до тринадцатого убийства. И тринадцатой жертвой станет Александра!!!

Отчаяние снова захлестнуло его. Он не мог поверить, что все это происходит с ним. С ними!

Но на отчаяние не было времени. Надо было что-то срочно делать. И Алексей не знал, что...

Вернее, он знал: надо продолжать поиски. Пазл сложится! Его ждут на этом пути, – по которому его решил провести маньяк, – открытия. Он их тщательно подготовил, как медальоны с фотографиями Иммануила Остреца...

И Алексей нырнул в дальнейшие поиски, как ныряют с вышки в воду, – зажав нос, закрыв глаза, задержав дыхание. Запретив себе все посторонние мысли, только поиски медальонов, только.

...Он решил следовать той логике, которая уже обозначилась. Он поверил Бенедикту, что убийств двенадцать за последние двенадцать месяцев; он поверил, что все способы убийства разные; он предположил (и стоял на этом), что они связаны с неверностью женщины и ее "статусом плохой матери".

Мучивший его вопрос – как убийца мог, не будучи близким знакомым жертвы, знать о ней такие интимные подробности – Алексей оставил на потом. Сейчас важно найти все медальоны – все знаки, указывающие на жертвы, павшие от руки Бенедикта. А в конце его будет ждать новый знак – Кис практически не сомневался в этом.

И посему он, перечитав записи с пометками Виктора, выбрал одно из трех дел за ноябрь прошлого года и поехал по адресу.

...Женщину, судя по всему, столкнули с платформы под поезд метро. Свидетели не заметили того, кто ее толкнул, но зато заметили, что траектория ее движения была как бы с ускорением, приданным чьей-то чужой силой. Проще говоря, они видели, что она полетела на рельсы. Не прыгнула, не упала, а полетела, словно от толчка.

Все взгляды сосредоточились на упавшей под колеса приближающегося поезда женщине. Отчего виновника ее падения так и не нашли... Никто из свидетелей, остолбеневших от ужаса (а иные от любопытства), в тот момент не подумал обернуться и попытаться вычислить в толпе человека, который ее столкнул...

Это потом, пережив шок, свидетели вновь обрели способность рассуждать и сформулировали мысль о том, что жертва не упала сама, а была сброшена.

...Она служила менеджером в одном крупном мебельном магазине. В тот день праздновали день рождения директора, и она, несмотря на наличие собственной машины, благоразумно решила не садиться за руль после выпитого в изрядном количестве шампанского.

Незадолго до ее смерти муж подал на развод. Причина: супружеская неверность. В браке имелся сын одиннадцати лет. И где же он находился, сын? Правильно: у бабушки с дедушкой!

К ним Алексей и поехал. Открыла ему пожилая женщина, и, едва начав с ней беседу, детектив понял, что она до сих пор не оправилась от потери дочери, хотя прошел уже почти год с ее смерти.

– Если бы не Олежка, внук, – тихо сказала непослушными губами Ольга Петровна, – я не знаю, где бы мы были сейчас. Наверное, на погосте...

Алексей вдруг подумал: как это, наверное, страшно, когда родители переживают своих детей... Мы всегда печалимся о смерти. А на самом-то деле печалиться надо не об умерших – об оставшихся.

Вот если, к примеру, с Александрой что-то случится... И с его детьми, которых она носит под сердцем...

То цветы надо будет нести на могилу его души.

Он вытащил из кармана медальон.

– Не видели такое украшение у своей дочери? Мать кивнула. Она видела.

– Я еще подумала, что Лера нам далеко не все рассказывала о своей личной жизни... Он должен был быть ей очень близким человеком, раз она носила его фотографию... Там ведь внутри фотография мужчины, да?

– Да.

– Но откуда у вас этот медальон?!

– Я вам сейчас объясню... – с искренним сожалением произнес Алексей. Он ведь уже знал, что умирают не умершие – умирают оставшиеся жить... Медленной и мучительной смертью от душевных ран, "несовместимых с жизнью", как выражаются судмедэксперты. И сейчас он явился эти раны расковыривать. Иногда он яро ненавидел свою работу...

– Не могли бы вы мне сначала принести ее медальон? – попросил он.

Она была дома одна, дедушка повез внука в спортивную секцию. Алексей не знал, радоваться ли ему, что он говорит с пожилой женщиной с глазу на глаз, или опасаться взрыва ее эмоций? Обморока или истерики?

Он поискал глазами, где находится кухня. На случай, если воды понадобится принести...

– Вот, – Ольга Петровна протянула ему на ладони идентичный предыдущим пяти медальон.

Алексей его раскрыл: Бенедикт... Нет, Иммануил, как его, Острец смотрел на него с той же нахальной улыбкой...

– Так откуда у вас такой же медальон? – настойчиво спросила Ольга Петровна.

– Дело в том, что... Не исключено, что в смерти вашей дочери виновен маньяк... Но я пока только ищу доказательства и на данном этапе не могу утверждать с полной уверенностью...

Ее лицо изменилось. Сразу осунулось, побледнело или даже посерело, а глаза вдруг вспыхнули, как костер для казни через сожжение.

Он испугался, что она не выдержит. Что сейчас схватится за сердце, осядет на пол, и ему не только придется за водой бежать, но и вызывать "Скорую"... Однако Ольга Петровна, полыхая глазами, только сжала бескровные губы в крепкую, жесткую складку и медленно, почти по слогам, произнесла в ответ:

– Так найдите эти доказательства. Все, о чем нам только остается мечтать, – это увидеть убийцу Леры за решеткой!

Она помолчала немного, затем тряхнула головой, словно избавляясь от каких-то мыслей (или видений костра, на котором сгорала все эти месяцы, корчась от боли?), и добавила:

– Леру не вернешь, но зло должно быть наказано, понимаете вы это? А милиция не нашла убийцу. Не нашла! Как с этим жить?!

Алексей понимал, что с этим жить невозможно. Но что он мог сказать в ответ? Чем утешить?

– Он лишил нас дочери, а мальчика – матери! – продолжала Ольга Петровна. – Вы не представляете, как тяжело пережил Олежка ее смерть... Он ее очень любил. И она... Самое дорогое, что у нее было, – это сынок. Не могла Лера ему все время уделять, отчего страдала... В наши дни женщинам приходится тянуть на себе воз. Не только семью, но и заработки... Как тут ребенком заниматься, спрашивается? Неправильно что-то в нашем государстве устроено, скажу я вам! У женщины должна быть возможность воспитывать детей! Не то русская нация выродится! – Ольга Петровна энергично тряхнула головой.

Кис спорить не стал, напротив, порадовался политическому окрасу речей Ольги Петровны: на баррикадах борьбы за социальную справедливость куда легче выжить, чем один на один со своим горем...

Испросив разрешение забрать медальон, он поспешил откланяться. Политические дебаты – не его конек.

...Итак, шесть медальонов – шесть дел. Теперь список жертв выглядел таким образом:

1. Июльская жертва – убита ножом во дворе.

2. Июньская – задушена в собственной квартире.

3. Майская – убита ударом тяжелого предмета по голове в своем подъезде.

4. Апрельская – застрелена из пистолета по дороге домой.

5. Декабрьская – отравлена во время празднования дня рождения у себя дома.

6. Ноябрьская – столкнули под поезд в метро.

Что ж, уже половина списка нашлась. И все эти женщины соответствовали вычисленной им схеме: неверность + ребенок без внимания. Что очень обнадеживает...

Впрочем, осталась вторая половина. Еще шесть жертв. Так давай же скорее, Кис!

...Так он сказал сам себе, просматривая список. В октябре, если доверять выводам Виктора, ничего близкого к его схеме не намечалось, хотя в нем числилось четыре нераскрытых убийства женщин. Вместе с мартовскими и февральскими нераскрытыми убийствами это будет уже третий месяц, где маньяк, похоже, не отметился...

Сомнения снова навалились на детектива. А вдруг Виктор недостаточно внимательно проанализировал дела? Нет, не может быть, он ведь специалист по сериям! Стало быть, умеет скрупулезно вылавливать из сухих милицейских бумажек нужную информацию...

Но вдруг в делах просто не проскользнули нужные данные? В частности, о детях? Это было очень и очень возможно: никакой обязательной графы о семейном составе не существовало. Дети могли быть упомянуты только в связи с показаниями свидетелей и подозреваемых...

А вдруг он сам, Кис, на ложном пути? Ведь он исходил с самого начала из гипотезы, что Бенедикт совершил двенадцать убийств в двенадцать месяцев, то есть по одному убийству в месяц! Но вот пришлось уже пропустить март и февраль, а теперь и октябрь проскакивает мимо... Где ошибка? Неполнота информации в оперативно-поисковых делах? Или в его, Киса, логике?

Если так, то придется возвращаться к уже просмотренным месяцам. И ворошить в них второе, а то и третье убийство...

...Собственно, отчего это он так зациклился на периодичности? Ведь есть еще двенадцать способов! А они...

Алексей снова углубился в записи Виктора. Ну да, конечно: они повторяются! Большинство убийств совершается при помощи ножа или тяжелого предмета, и в недостающих трех месяцах таких случаев имелось шесть из десяти (март – три, февраль – три, и октябрь – четыре, итого десять). Значит, их можно уже вычеркнуть!

Далее: еще две жертвы оказались отравлены, и одна задушена. А эти способы убийства уже находились в списке дел, подтвержденных медальонами: одна в июне, другая в декабре! Таким образом, из десяти случаев в "пустых месяцах" оставалась одна утопленница, но из оперативно-поискового дела не было ясно, вписывалась ли женщина в искомый профиль. Посему Кис решил продвигаться вперед, к сентябрю. В конце концов, заняться проверкой октябрьской утопленницы можно будет и потом, если что...

...В сентябре имелось аж пять нераскрытых убийств, из которых Виктор пометил два. По первому адресу беседа была краткой: поддатый толстый мужик в трусах сообщил, что все вещи покойной забрала ее мать, включая украшения. Был ли в них медальон, идентичный тому, что продемонстрировал детектив, он понятия не имел.

Алексей вежливо, но твердо отклонил предложение выпить на двоих, записал адрес матери и полетел – если это слово уместно, учитывая пробки! – по второму адресу из Витиного списка. День утекал неумолимо быстро, и ему очень хотелось покончить с месяцем сентябрем сегодня же.

...Женщина разбилась на машине в результате автокатастрофы. У нее отказали тормоза, и следствие установило, что кто-то злонамеренно просверлил трубку подачи тормозной жидкости. Однако оно зашло в тупик, пытаясь вычислить убийцу. Сделано это было, по всей видимости, предшествовавшей ночью, на которую у мужа погибшей имелось железное алиби (был в отъезде), у ее предполагаемого любовника (которого звали отнюдь не Иммануил Острец) – также. Подозрение сконцентрировалось на сопернице – на жене любовника. Но доказательств не нашли, и дело было списано.

Вдовец без труда опознал медальон.

– Нет, при жизни Вали я его не видел, прятала от меня, наверное... Только недавно, когда уже все устаканилось в голове и... в... э-э-э... в чувствах... В общем, недавно я решил раздать ее вещи... И заодно просмотрел украшения. Вот тогда и увидел такой медальон.

– Мужчина на фотографии вам знаком?

– Нет. Ее любовника я знаю. Это, как ни пошло, ее начальник. Жена познакомила меня с ним как-то, была оказия. Это не он.

– Когда вы занялись вещами жены?

– Да недавно... Так вот все до сих пор оставалось в неприкосновенности...

– А точнее?

– Да не знаю... Месяц назад, чуть больше...

В этом что-то было... Что-то настораживающее. Алексей никак не мог понять, что именно. Смутная мысль. Надо было спросить у всех предыдущих родственников: когда они обнаружили медальоны? Пока Кис вел разговоры по совсем свежим делам, июльским, июньским и даже майским, такой вопрос не возникал. Но отдаленные во времени дела, дела уже прошлого года, – они провоцировали этот новый вопрос, который он пока не задавал: когда были обнаружены медальоны?

– И где он теперь?

– Отдал кому-то, не помню. Все дешевые украшения раздал, оставил только дорогие, дочке в наследство...

– Но точно был?

– Ручаюсь. Я еще удивился, что за хмырь такой на фото...

Александра. 17 октября, вечер. Продолжение

...Крик замер в ее горле, не родившись. Руки мужчины, несшего ее через грязь, сжали ее так, что она уже не могла ни вдохнуть, ни выдохнуть. Запоздалая догадка взорвала ее мозг и осела черным пеплом страха. Там нет никого, в доме. Ни Алеши, ни Сереги – никого!!! Незнакомый мужчина несет ее в пустынный дом... Зачем???!!!

Он говорил о том, что Алеша ищет опасного маньяка... Серийного убийцу!!!

...Все самое кошмарное, что она только знала о маньяках, промелькнуло в ее сознании жгучей молнией. До двери в дом оставалось еще несколько шагов, и с каждым шагом ее догадка становилась неумолимее. Ей хотелось кричать, выть, плакать, но она находилась полностью во власти крепких рук. Сила на стороне этого человека, и помощи ждать неоткуда...

Он внес ее в дом, в котором, как она уже догадалась, не обнаружилось ни малейшего присутствия ни Алеши, ни Сереги – вообще никого.

Раз Алеши здесь нет – значит, он солгал. Алеша не ранен. Он жив, здоров! И, значит, он будет ее искать!!!

Эта мысль придала ей немного сил. Надо выиграть время – дать возможность Алеше найти ее! Сейчас самое главное – понять, как будет действовать маньяк, и постараться выиграть время, остаться живой до прихода Алеши...

Снова захотелось завыть в голос от отчаяния, но из ее горла не вырвалось ни звука. Маньяк не знает жалости. Ни слезы, ни мольбы его не тронут, только, наверное, доставят удовольствие...

А может, он вовсе не маньяк? А просто... Просто...

Как ни пыталась ее мысль найти утешительную лазейку и объяснить происходящее не столь жутким образом, ей это никак не удавалось.

Не тешь себя пустой надеждой, Александра. Никому другому незачем было тебя похищать. Это маньяк, тот самый серийный убийца. Прими эту очевидность и не цепляйся за сказочные надежды...

Мужчина прошагал, не останавливаясь, сени, потом пересек какую-то большую комнату без мебели (Александра лишь заметила в ней столярный стол), открыл еще одну дверь и там, за этой дверью, опустил ее на пол.

И тут случилось неожиданное: он почти мгновенно покинул комнату и повернул ключ с той стороны.

Она стояла, совершенно растерянная, оглядываясь. В комнате горел свет. Мебели почти не было: только диван, тумбочка рядом с ним и стул. Голое, без занавесок окно закрыто, за ним видны решетки – нормальные, узорные, такие, которыми забирают окна первых этажей. А за решетками видны ставни.

– Александра... – донесся до нее голос из-за двери. – Вот ключ.

И в щель под дверью просунулась металлическая головка.

– Возьмите его.

Александра охотно выполнила это распоряжение. Она до некоторой степени приободрилась, коль скоро этот мужчина запер ее в комнате, а сам остался за дверью.

– И держите свою дверь все время запертой. На стуле лежит спортивный костюм, видите? Я вас прошу переодеться в него.

– Зачем? – изумилась Александра.

– Ваше вечернее платье... Оно слишком вызывающе... Да и неудобно в нем на даче. В костюме вам будет лучше. И мне будет лучше, если вы его наденете.

– Вам?!

– Он асексуален, – серьезно откликнулся мужчина, – и он меньше всего рискует вызвать мое внимание... Я обещал Алексею Кисанову, что очередное убийство не состоится раньше, чем истекут тринадцать дней. Столько осталось до окончания срока.

Тринадцать дней! Почти две полных недели! Внутри что-то отпустило – клубы ужаса потихоньку осели, паника стала утихать. Он не убьет ее... До истечения срока. Но Алеша найдет ее за это время. Просто иначе не может быть!

– Это вы? Маньяк? Которого ищет Алеша? – отважилась она спросить.

За дверью послышалось шевеление. Но ответа не поступило.

– Послушайте... Как вас зовут? Я не верю, что ваше имя – Петр.

– Зовите меня Бенедикт.

– Хм, "Благословенный"...

– Приятно иметь дело с образованными людьми.

– Вы не хотите мне ответить? – вежливо произнесла Александра. – Вы и есть тот самый маньяк, о котором говорили по дороге?

– Кисанов вам и в самом деле ничего не рассказал?

– Нет.

– И даже тогда, когда вы получили записку на свадьбу? О том, что теперь вы замужняя женщина?

– Нет.

– Что ж... Пожалуй, это в его стиле.

– Эта записка была от вас?

– От меня.

– И что она означала?

– Видите ли, Александра...

– Вы знаете, как меня зовут. Вы меня похитили не случайно?

– Вы задаете слишком много вопросов. У меня нет времени отвечать на них. Я должен сейчас уехать. Вернусь завтра к вечеру. Теперь послушайте меня внимательно... Вы слушаете?

– Да, – через дверь ответила Александра, радуясь тому, что через дверь.

– Внимательно?

– Очень.

– Тогда вот что... Не пытайтесь сбежать, пока меня не будет. У вашего Алексея есть еще время, почти две недели, чтобы вас найти. Будьте паинькой – и он вас, я думаю, найдет. Именно здесь, слышите? Если вы сбежите, то тогда найду вас я. Но тогда и расклад будет иной: я вас убью, Александра. Поверьте, это не пустая угроза.

– Почему вы...

– Тсс! Я просил слушать внимательно.... Я очень не люблю, когда меня перебивают, имейте в виду... И не люблю повторять два раза. Делаю исключение для вас и повторяю: не пытайтесь сбежать. Это будет хуже для вашего Алексея и для вас. Вы здесь пока в безопасности. Именно поэтому я попросил вас переодеться в спортивный костюм. Сделайте это. Вам ведь придется выходить из комнаты – в туалет, поесть... Чем меньше я буду видеть в вас женщину, тем лучше для вас. Вы это сделаете?

– Да...

– Я сейчас уйду, вы можете воспользоваться моим отсутствием для разных нужд. В холодильнике есть еда. Туалет прямо и направо от вашей комнаты. Я вернусь завтра вечером. Не забудьте: для нас троих будет лучше, если Кисанов найдет вас ЗДЕСЬ.

– Пятерых... – пробормотала Александра.

– Близнецы. Я в курсе.

Еще с минуту оба, мужчина и женщина, прислушивались к тишине за обратной стороной двери, после чего звук шагов оповестил, что мужчина направляется к выходу...

19 октября

Никитич позвонил утром во вторник.

– Нашел, нашел, а ты как думал? – гордо сообщил ему старый ювелир. – Позорище это делают под Орлом. Точнее, не только там – таких безобразий оказалось предостаточно, чтобы удручить мой старомодный вкус... Но мои знатоки опознали твою модель: ее как раз делают под Орлом, и артель называется ни много ни мало "Старинные русские ремесла". ОБХСС на них нет, тварей, такие подделки гнать... Веришь ли, Кис, я иногда жалею, что нету больше ОБХСС, такое безобразие нынче творится в нашем деле...

– Адрес есть?

– Да как не быть? Пиши, Кис: артель напрасный труд находится...

Алексей записал адрес, поблагодарил Никитича и, прикинув по времени, решил, что в Орел ему придется ехать завтра. На сегодня у него имелись другие планы.

Сентябрьский медальон был найден, и возвращаться к толстому мужику в трусах не имело, пожалуй, смысла. Тем более что его жена тоже разбилась на машине – заснула за рулем. А заснула она потому, что приняла изрядную дозу снотворного. Оно оказалось подмешано в бутылку кока-колы, которая находилась тут же, в машине, – женщина успела выпить половину. Видимо, убийца хорошо знал ее привычку попивать кока-колу в машине...

С другой стороны, вот вопрос: считать ли это одним способом убийства или разными? Если сойтись на слове "автокатастрофа", то способ один. А если посмотреть на методы ее, так сказать, организации, то способы разные... Одной жертве кто-то испортил тормоза, другой подсыпали снотворное. Вот и гадай, что здесь важно... Может, как погибла женщина? Одна во сне, не успев даже мысленно попрощаться с теми, кого любила, а другая в безумии ужаса... Глядя на мощный зад грузовика, в который летела ее машина без тормозов, – глядя в лицо своей смерти...

Может быть, в разных способах маньяка важна разная смерть? В конце концов, именно она являлась его целью. Его творением. Плодом его изощренных усилий... Которым он гордился, восхищался... Им и самим собой – Автором! А жертва – это так, материал для создания шедевра, не более...

...По зрелом размышлении Алексей решил, что второе сентябрьское дело все же не вписывается в схему. По крайней мере, до сих пор медальоном было отмечено по одному убийству в каждом найденном месяце, а это дело нарушает "график". В таком случае, рассудил детектив, ему остается проверить только один, последний месяц из двенадцати – август. Если повезет, то он найдет восьмой медальон...

Всего лишь восьмой! Из двенадцати! Где же он будет искать недостающие?!

Однако Алексей решил не поддаваться панике и довести дело до конца, то есть проверить августовское дело. А уж потом, в спокойной обстановке, не наспех, можно будет подумать и проанализировать ситуацию, покрутить ее так и сяк...

Он углубился в записи. Август – три убийства. Из них лишь одно наводило на мысль об искомой схеме. Жертва, Марина, утонула. Точнее, ее утопили. Об этом свидетельствовали синяки, оставшиеся на задней поверхности шеи, чуть ниже волос, – там, где крепкие пальцы удерживали железной хваткой голову жертвы под водой.

Почему Марина оказалась на пустынном пляже Клязьминского водохранилища поздно вечером (если судить по данным судмедэкспертов о времени наступления смерти), никто из ее знакомых и родственников не знал. По всей видимости, там назначил ей свидание убийца, предположительно ее любовник... Глинистый берег хранил следы многих протекторов (стояла жара, народ жаждал водоемов), но идентифицировать машину убийцы не удалось. Равно как и установить его личность.

...На звонок в дверь квартиры, где проживала жертва, а ныне должен был проживать ее вдовец, никто не ответил. Что ж, время рабочее, этого следовало ожидать. В деле имелся адрес ее сестры, и Алексей рискнул, поехал. Похоже, ребенком убитой женщины занималась, еще при ее жизни, именно сестра. Стало быть, куда больше шансов, что она не работает и детектив застанет ее дома.

Однако и в этой квартире никто не отозвался. Алексей уселся на ступеньку и принялся ждать: если ничего не изменилось и сестра по-прежнему занимается мальчуганом, то вот-вот они должны появиться: уроки в начальной школе уже закончились.

И впрямь минут через двадцать лифт остановился на девятом этаже, и из него вышли мальчик лет восьми и молодая женщина. Алексей их окликнул, представился. В глазах мальчика зажегся неподдельный интерес. Он опередил свою тетю, которая, со всей очевидностью, собиралась ответить отказом на просьбу детектива о беседе.

– А я – Женя! – радостно воскликнул мальчуган. – А это моя мама Маша!

Поколебавшись, "мама Маша" отперла дверь и жестом пригласила детектива войти. Провела его в уютную, хотя и небольшую гостиную и, извинившись, попросила подождать минут пятнадцать.

Пока она умывала Женю, разогревала ему на кухне еду – до Алексея доносились звуки и слова, служившие комментарием к происходящему, – он осторожно исследовал квартиру. В ней было четыре комнаты, обстановка выглядела дорогой, свежий ремонт еще напоминал о себе. Если "мама Маша" не работает, то на какие шиши это все сделано, интересно?

Она вернулась к детективу через пятнадцать минут, как обещала. Плотно прикрыв дверь на кухню, чтобы Женя не смог слышать их разговор, она поинтересовалась, с какой целью явился детектив.

Алексей был краток: подозревается маньяк, выбиравший для убийств неверных жен, уделявших при этом недостаточно внимания своим детям... И знаком, отметкой служит... Маша его перебила в этом месте.

– Видите ли... Неверным на самом деле был ее муж, Виталий. Мы не скрывали от Марины наши отношения... Женя, их сын, живет со мной с девяти месяцев своей жизни. Виталик сначала просто помогал деньгами, потом купил для нас эту квартиру... А потом тут практически поселился.

– И как Марина отнеслась к этому?

– Спокойно. Она была фотомоделью... Ей не хватало времени ни на сына, ни на мужа... Мне кажется, что сестра только облегчение испытала, когда Виталик сказал ей, что любит меня.

– У нее был другой мужчина? Любовник?

– Сестра со мной не откровенничала. Вполне вероятно. В ее среде, знаете ли...

Алексей знал. Поэтому не стал углубляться в сюжет. Поправка на неверность мужа ничего не меняла: налицо была та же схема, которая уже сработала в восьми предыдущих случаях. Стало быть, медальон ждет его и здесь, в девятом случае.

Он вытащил его из кармана:

– Среди украшений сестры вам доводилось видеть такое?

Маша покачала головой.

– Сомневаюсь. У Марины были только дорогие украшения. Носила она их редко, не хотела прятать под ними красоту шеи и рук, по ее выражению. Но такую безвкусную вещь она бы ни сама не купила, ни в подарок бы не приняла. Да никто бы и не осмелился ей преподнести подобное... Мельхиор, он годится для ложек, а не для подарков красивой женщине, – Маша кивнула на фотографию, стоявшую на пианино.

Алексей встал, приблизился. Что ж, нельзя не согласиться: Марина была очень хороша собой. И, действительно, такую шею жалко прятать под цацками. Две нежные, тонкие, как перышки, ключицы были ей самым лучшим украшением.

– Тем не менее я бы хотел посмотреть ее драгоценности. Это возможно?

– Дело в том, что квартира стоит закрытая практически со времени ее смерти... Мы там ничего не трогали... Только недавно Виталик обронил, что надо бы с ней что-то решать. Но это было так, просто мысль.

– У вас есть ключи?

– У Виталика есть, конечно. Но он сейчас в командировке, вернется только на следующей неделе.

На следующей неделе!

– Вряд ли он увез ключи с собой в командировку? – предположил детектив.

Маша нахмурилась. Ясно, ключи находились дома, и она знала, где они. Но не решалась без согласия Виталия отдать их частному детективу.

– Маша... – Алексей решился идти ва-банк. – Этот маньяк... Он похитил мою жену. Беременную. И грозит ее убить, если я не успею его разоблачить в срок. До истечения срока осталось двенадцать дней.

Маша молча поднялась, ушла куда-то, затем вернулась со связкой, которую протянула детективу.

– Я не могу поехать с вами, не с кем оставить Женечку... Надеюсь на вашу честность... У Марины были дорогие украшения. Прошу вас, не подведите меня!

Алексей растерялся. Конечно, на лбу у него не написано, что он честный человек, который никогда не положит в карман чужого... Впрочем, Александра считала, что у него как раз именно это на лбу и написано. Но то Александра, которая нередко по первому взгляду на лицо могла рассказать о характере человека... Как объяснить это Маше?

– Нет, Маша, – он не стал брать протянутые ему ключи. – Либо мы едем вместе, либо...

– Простите, я не хотела вас обидеть! Я ведь вас совсем не знаю, вы должны понимать...

– Правильно, Маша. Нельзя отдавать ключи от квартиры, где находятся ценности, незнакомому человеку!

– Но вы сказали, что вашу жену похитили... Как я могу не дать?

– Я очень ценю ваш жест, Маша. Но я был не прав. Вы в квартиру не заглядывали уже год, а вдруг за это время ее ограбили? И вы об этом даже не знаете? Теперь, если я воспользуюсь вашей любезностью, вы, обнаружив позже пропажу, припишете ее мне. Как вы понимаете, мне такая головная боль не нужна. Либо мы едем туда вместе, либо... Либо я как-то выкручусь без осмотра вещей Марины.

– Мама Маша! – Оказалось, что Женя стоит на пороге комнаты, и последняя часть разговора не осталась для него секретом. – А давай поедем с дядей детективом! Я давно хочу забрать мои машинки! Папа все обещал, что их привезет, а так и не привез. Давай поедем!

Похоже, что мальчик не испытывал никаких болевых ощущений при мысли о смерти матери. Да и то, была ли она ему матерью, если с девяти месяцев своей короткой жизни он привык называть "мамой" Машу, свою тетю? Он знал, да, но лишь номинально, что его настоящая мама – это Марина. Тогда как все его детские чувства были связаны с Машей...

– Хорошо, – решилась Маша. – Поехали!

...Под украшения Марины был отведен целый комод с пятью ящиками. Они были выложены по дну бархатом, как в ювелирных магазинах, на котором покоились, тщательно разложенные, разного рода украшения. Бриллианты, изумруды, рубины и сапфиры – колье и кольца, серьги и подвески... Понятно, отчего так напрягалась Маша!

...Медальон обнаружился в самом нижнем ящике. Хоть днище и было выложено бархатом, как в других ящиках, украшения в нем валялись в беспорядке. Это была бижутерия, "фантазийные" украшения из полудрагоценных камней, а то и вовсе из пластмассы или кожи. Если Маша права и поклонники не посмели бы дарить такие вещицы Марине, то она покупала их сама... Или ей дарили художники – многие изделия были очевидно авторскими.

Кис раскрыл медальон. Бенедикт... нет, Иммануил лучился улыбкой.

– Видели этого человека когда-нибудь? Маша покачала головой.

– Я совершенно не знакома с окружением сестры. Мне не нравился ее мир, если честно, и я никогда не стремилась его узнать поближе... Хотя сестра не раз звала, прочила мне успех.

Алексей глянул повнимательнее на ее чистое, правильное, строгой красоты лицо. Немножко макияжа, и... Маша не лгала: ни в том, что сестра прочила успех, ни в том, что ее этот успех, этот мир не прельщал...

Забрав медальон, детектив поблагодарил Машу и вознамерился было откланяться, но тут как раз Женя выскочил из какой-то комнаты с целым букетом маленьких коллекционных машинок в руках.

– Дядя детектив, смотрите!

Он осторожно ссыпал машинки на пол и принялся расставлять их у ног Алексея. Маша улыбалась, и из-за этой улыбки, полной нежности, Алексей решил задержаться, уделить пацану внимание, хотя внутри у него все дрожало от желания поскорей забраться за свой письменный стол и обдумать находки. Он сел на пол рядом с Женей, и они еще полчаса возили и катали машинки на все лады, обсуждая моторы и марки их прототипов, пока наконец Маша не объявила, что пора уходить.

Как ни странно, но в конечном итоге у Алексея абсолютно отсутствовало чувство впустую потерянного времени. Общение с пацаненком и с Машей оставило в груди тепло. Которое каким-то чудодейственным образом преобразовывалось в уверенность, что он скоро, очень скоро ткнет уверенным пальцем в маньяка и найдет Сашу. Живую и невредимую, как в сказках...

Распрощавшись с "мамой Машей" и ее сыном-племянником Женей, Алексей поехал к себе на Смоленку. Ремонт, за которым он мало следил, вроде бы подходил к концу, но теперь там еще сильнее пахло краской. Однако ехать на проспект Мира, в квартиру Александры, которой там нет... это выше его сил.

Он запрещал себе думать о том, где она. Это был неправильный вопрос. Всего лишь вопрос адреса, физической точки в пространстве, к которой пока что не ведет ни одна дорога, ни одна подсказка. Вот только если похититель вдруг заявит о себе еще раз – оставит кусочек белого картона с серебряными буквами или пошлет, как Иммануил, свой издевательский воздушный поцелуй двумя пальцами. Если подаст новый знак.

Но он его не подаст. Он ждет, чтобы Алексей сам пришел к нему по тонкому мостку из двенадцати медальонов.

И Александра ждет. Чтобы он пришел в срок. Чтобы не опоздал...

Кис сделал себе большую чашку кофе, притащил ее к компьютеру, расставил: пепельница слева, кофе справа (рядом им стоять нельзя, не то пепел непременно нырнет в кофе, пользуясь рассеянностью погруженного в мысли детектива...), включил компьютер, прикурил... В общем, ритуал подготовки к мыслительному процессу был успешно выполнен.

Итак, его предположение о том, что Бенедикт совершал по убийству в месяц, похоже, не оправдывалось. Поскольку оказались месяцы, в которых не просматривался образ потенциальной жертвы: плохая жена – плохая мать. Что, разумеется, нормально: не все ведь женщины изменяют мужьям и сбагривают своих детей родне или в интернат.

И что же теперь делать? Искать недостающие случаи в уже просмотренных месяцах? Но в них способы убийства в целом повторялись, вот в чем фокус. Различались только детали, но вряд ли они потянут на слово "способ"... Оставался, правда, еще не проверенным январь, в котором женщина погибла из-за утечки газа. В ее крови оказалось снотворное, четыре конфорки работали в полную силу без пламени – весь дом мог полететь к черту. К счастью, запах газа учуяли соседи. Дверь вскрыли и нашли мертвую женщину в постели. Самоубийство исключалось по целому ряду причин, в частности, потому, что на следующий день предполагался банкет в честь ее дня рождения в дорогом ресторане, о котором она с предвкушением рассказывала подругам. Она была красивой, веселой и любила жизнь. А также мужчин и подарки.

Кто был в ее квартире ночью, подсыпал ей снотворное и включил газ, так и осталось неизвестным. По счастью, ребенок был у... Конечно же, у бабушки.

Это дело подходило по всем параметрам, и Алексей всерьез рассчитывал найти в нем девятый медальон. Но узнать это сейчас не представлялось возможным: муж ее пребывал в загранпоездке до конца недели.

Но пока факт остается фактом: у нас имеются восемь (скорей всего, девять) медальонов. Где искать недостающие? Заново прошерстить список Виктора, исходя из предположения, что в некоторых месяцах было совершено два, а то и три убийства? Или попытаться найти их в другой категории дел?

Алексей решительно не знал, за что ему теперь приниматься. Времени оставалось мало, катастрофически мало, а работы еще очень много. Причем в первом варианте ее было немного меньше: ведь список уже составлен, выписаны адреса, осталось только их оббегать. Во втором же варианте работы непочатый край. Неизвестно даже, где искать, в какой именно категории дел...

И все же он склонялся к этому второму варианту. Он чувствовал в словах маньяка продиктованные ему условия игры. Это было похоже на компьютерную игрушку, "квест"^[5]: реши головоломку, прежде чем попасть в следующую комнату...

В данный момент детектив разгадал все загадки в первой комнате и теперь притормозил в поисках нужной двери во вторую. Это просто новая задачка...

Да! Так оно и есть! Причем первый вариант, поиск недостающих случаев по списку Виктора, – это ловушка для детектива. Соблазн более простого решения, менее хлопотного... и притом ложного! Тупикового.

Алексей вдруг настолько отчетливо это понял, что пробормотал вслух: "А накось вот выкуси, хрен тебе, не поймаешь!" И ему показалось, что воздушный поцелуй Иммануила завис в воздухе, а его странно-томная улыбка выразила одобрение принятому решению.

Звук собственного голоса заставил его очнуться. Алексей потянулся, выбрался из-за письменного стола, сделал себе еще кофе, выбросил окурки, снова развел чашку и пепельницу по сторонам... Этот ритуал обычно служил паузой, маленьким отдыхом напряженным мозгам. Но сейчас он был не просто паузой. Ему хотелось избавиться от неприятного чувства присутствия маньяка где-то совсем рядом. Словно тот притаился за шкафом и подсматривал его мысли...

Этого, конечно же, быть не могло. Он просто переутомился, перенервничал. Откуда и глюки.

Кис подошел к окну. Дождь лил уже который день, и конца ему не предвиделось. На улице было темно, только мокрый асфальт отражал тщедушный блеск фонарей, подернутых завесой дождя. Как там Саша? Где она? Не мерзнет ли? Не голодает ли? Для мальчика и девочки, их детей, это очень плохо...

В глазах защипало. Алексей отвернулся от окна, задернул штору, налил себе коньяку и вернулся за компьютер. Нужно думать, а не сопли разводить...

Александра. 17 октября, ночь

...Александра слышала, как прогремела входная дверь и ключи проскрежетали в замках. Немного подождав, она вышла из своей кельи и очутилась в центральной комнате. Из нее вели три двери. За одной находилась отведенная ей комната, за другой точно такая же, пустая, если не считать раскладушки и пары стульев. За третьей, как и предупредил Бенедикт, туалет и ванная. На кухню двери не было: она просто соединялась с центральной комнатой, предназначенной служить то ли столовой, то ли гостиной. В данный момент угадать ее назначение было невозможно, поскольку мебели там не имелось практически никакой, если не считать за мебель старое продавленное кресло и козлоногий столярный стол. Только кухня была скупо обставлена самым необходимым.

В углу начиналась лестница, ведущая на второй этаж. Александра осторожно поднялась. Наверху света не было, точнее, он, возможно, и был, но она не нашла выключатель. Сделав несколько шагов вперед, она остановилась, осматриваясь. Похоже, что план второго этажа полностью повторял план первого, только вместо кухни там имелась лишняя комната. Дверные проемы были пусты, под ногами валялась стружка, какие-то доски, рулоны обоев, стопки паркетной доски... Было слышно, как по крыше бьет дождь.

Александра спустилась. Значит, маньяк строил себе дом. То есть он маньяк и убийца – и при этом он строит себе дом! Как все нормальные люди! Это почему-то не укладывалось в ее голове. Он не имел права жить, как все. Строить дом, разбивать сад. Может быть, у него была даже семья? Но он не имел права на семью! Он ни на что не имел права – он убийца!!!

Почуяв, как подобрались слезы, Александра прижала два пальца к глазам. Плакать она не хотела. Она вообще не любила плакать. Это означало себя жалеть. Совершенно бессмысленное занятие.

Ей стало вдруг холодно – она до сих пор была в вечернем платье и босиком. Один ее башмачок, кажется, так и остался в грязи... Она вернулась в свою комнату, брезгливо, двумя пальцами, взяла костюм со стула, развернула. К ее удивлению, он оказался совершенно новым, даже бирочка висела. Под ним на стуле обнаружились толстые шерстяные носки.

Александра сходила на кухню, срезала бирочку. Покрутила в руках нож: он был столовым, с округлым концом, – ни для защиты, ни для нападения не сгодится. Но где-то же должен быть разделочный? Если маньяк нападет на нее, она будет защищаться! Бросив на пол спортивный костюм, она быстро осмотрела единственную тумбочку. Две кастрюли, две сковородки, большая кружка, еще какая-то ерунда... А вот и нож! Большой, острый!

Схватив свою добычу, она метнулась к себе в комнату. Маньяк сказал, что не приедет до завтра, но как знать! В комнате, заперевшись на ключ, она встала на колени и засунула нож за диван. Если маньяк попытается к ней вломиться, то она успеет вооружиться!

Ей стало немного спокойнее. Она сняла платье, отстегнула от узкого соблазнительного пояса (который так любил снимать с нее Алеша...) мокрые чулки, надела спортивный костюм, который оказался размера на три больше, чем нужно. Ну, тем лучше. Как сказал маньяк, меньше соблазна. Закончив свою экипировку толстыми носками, она, прислушавшись, снова отперла свою дверь и направилась на кухню. Ей хотелось горячего чая – она успела не на шутку замерзнуть в своем платье...

В кране была вода, тоненькой струйкой протекавшая через огромный фильтр, на электрической плите имелся чайник, в шкафчике нашелся чай в пакетиках. И спустя десять минут Александра уже сидела перед большой кружкой дымящегося чая.

...Сначала мысли ее скакали, перепрыгивая одна другую. "Где моя сумка?" – думала она и бежала ее искать. Сумка нашлась на полу в прихожей, а в сумке – все на своих местах, кроме сотового. Ах да, он же упал в машине... Маньяк, помнится, еще нагнулся за ним... Вернее, не за ним – теперь это ясно! – а чтобы затолкать его поглубже под сиденье...

"Что думает Алеша? – настигала ее другая мысль. – Догадался ли, что со мной беда, или спокойно ждет меня дома?"

Она хорошо знала своего Алешу: он ее ждет. Не спокойно, совсем нет, но он гонит от себя беспокойство, относя его на счет смутной ревности... Он ее иногда ревновал, но сам настолько это чувство не любил, что старался его не показывать и ему не поддаваться. Он только утром поймет, что случилась беда... И, конечно же, поймет какая. Ведь он знает о маньяке, раз его ищет!

...Интересно, Бенедикт просил, чтобы она не убегала... А разве отсюда можно убежать? Александра вскочила. Коли он так сказал, значит, можно?!

Она исследовала дверь: тяжелая, прочная, она запиралась на четыре замка, и все они, снаружи и внутри, открываются ключами, о чем свидетельствовали замочные скважины. Значит, через дверь нельзя. Тогда окна?

Александра осмотрела окна первого этажа. Все они были без ручек, за рамами красовались решетки, а за ними ставни. Такие же тяжелые и добротные, как дверь. Даже кричать бессмысленно. Эти ставни не пропускают ни свет, ни звук. Ни даже воздух...

Совершенно непонятно, что маньяк имел в виду... Какой у него голос тихий! Тихий, спокойный, словно замороженный... Лицо его, скрытое капюшоном, она так и не разглядела. Может, он капюшон и снял в доме, но уже потом, когда закрыл Александру в комнате...

Она вернулась на кухню, к своей кружке с чаем.

Как он сказал? Что-то такое, примерно так: для нас всех троих будет лучше, если Кисанов найдет вас здесь.

Из этой непонятной фразы следовало, однако, многое.

Во-первых, что Бенедикт почему-то верит, что Кисанов ее найдет тут.

Во-вторых, ему почему-то нужно, чтобы именно тут, а не в другом месте.

И в-третьих, это почему-то будет лучше для всех троих. Для троих. То есть для Александры и Алеши, но это проще пареной репы: ему нужно ее найти, спасти, и если ему это удастся, то им обоим это будет, очевидно, лучше. Но отчего будет лучше Бенедикту? Вот загадка...

Она не сердилась на Алешу за то, что он ей ничего не сказал о деле по маньяку. Она бы на его месте поступила точно так же. Вот если бы, к примеру, Ксюшка оказалась беременна, она бы не стала ей рассказывать о жутких событиях с участием маньяка... Конечно, она бы ни слова не сказала сестренке! И была бы совершенно права. Да, она понимала Алешу: он хотел ее охранить. Только вышло нечаянно так, что она в отсутствие информации теперь вообще ничего не понимает...

"Ладно, – сказала себе Александра. – Попробуем все же сделать выводы из той скудной информации, которой располагаем... "

Первое. Человек был одет в милицейскую форму. И при этом он знает Серегу. Или о Сереге. Даже если он сам не из милиции и форма его всего лишь маскарад, чем в наши времена трудно удивить, – он знает о Сереге! Откуда следовало, что человек этот неплохо знаком с окружением Алеши... Включая ее саму.

Хорошо бы как-то сказать об этом Алеше. Это важная деталь, что Бенедикт так много о них знает. Он из близкого окружения, без сомнения! Загвоздка лишь в том, что сообщить Алеше об этом никак нельзя... Она заперта в этом доме наглухо, а телефона нет...

Второе. Из слов мужчины следовало, что он маньяк. Причем тот самый, которого ищет Алеша.

Судя по всему, Бенедикт дал Алеше какой-то срок. Он говорил о двух неделях до его истечения... Значит, Алеша уже его ищет, уже что-то наверняка нашел... Как же иначе? Он всегда находил!

Иными словами, он уже идет по следам этого Бенедикта. И как только он поймет, что ее, Сашу, похитили, то он сразу догадается, кто это сделал. И будет искать уже не только маньяка, но и ее – у маньяка!

От этой мысли и от горячего чая ей сделалось теплее. Напряженные нервы немного расслабились, и усталость не замедлила заявить о себе. Захотелось спать. Она направилась в ванную. К ее удивлению, там обнаружилась нераспечатанная упаковка с зубной щеткой и крем для лица – какой-то простенький, отечественный, но все же. Он все запланировал заранее, этот Бенедикт, даже крем купил....

Наличествовало и полотенце. Она включила душ. Вода оказалась ржавой... Александра долго раздумывала, глядя на оранжевую лужицу на дне ванны: помыться ржавой или не мыться вовсе?

Все-таки она решилась и, брезгливо морщась, подставила тело ржавым струям. Не привыкла она ложиться без душа, что поделаешь. Так же морщась, все же постирала свое белье – не привыкла она носить его два дня подряд! – и свои промокшие чулки. Затем, отжав, унесла его к себе в комнату, подальше от маньяка, от греха подальше.

Постель оказалась спартанской: две простыни, на одной спать, второй укрываться. И стеганое ватное одеяло поверх. Одеяло было старым, но чистым. Александра решила, что в такой холод оно ей пригодится: дом не отапливался, а погода стояла сырая и холодная...

Уже засыпая, она подумала, что все это очень странно и на маньяка совсем не похоже... И этот Бенедикт просто разыгрывает их всех зачем-то...

Конечно, ее представления о маньяках укладывались в рамки фильма "Молчание ягнят" и ему подобных... И в этих самых рамках "ее" маньяк выглядел удивительно добрым и совсем не маньячным... Тут, наверное, какая-то заковыристая шутка, злой розыгрыш...

Эту мысль она не додумала – она уже спала, обхватив подушку. И во сне ей грезилось, что буквально завтра все прояснится, все окажется неудачной комедией, за ней придет Алеша и заберет ее отсюда... Стоит только дождаться утра, стоит только поспать и утром очнуться от этого странного и дурного сна...

19 октября. Продолжение

...Коньяк был очень кстати. Теплая волна прошла по телу, мозги вздрогнули и пришли в чувство. Алексей закинул ноги на кресло для посетителей и сплел руки на груди.

Итак, если чутье его не подводит и Бенедикт играет с ним в "квест", то он должен войти в следующую комнату, а не топтаться в первой, где все загадки уже решены. И новая задачка, без сомнения, заключается в выборе правильного направления, правильной двери.

Ну что ж, недостающие случаи будем искать в других категориях дел. Вопрос лишь в том, каких именно.

Путей намечалось несколько:

1. Например, в категории раскрытых. В которых преступником ошибочно объявлен другой, невинный человек.

2. В категории дел, классифицированных как несчастные случаи. В которых сыщики и судмедэксперты не заметили руку убийцы.

3. Самоубийства. В которых, см. выше, сыщики и судмедэксперты не заметили руку убийцы.

Проще говоря, вариантов навалом, царский выбор, бери – не хочу! А времени осталось всего двенадцать дней, которые есть ничто, пыль и прах, если браться за последовательное изучение вышеозначенных возможностей.

Тем не менее без всех медальонов, без всех элементов загадка Бенедикта не раскроет своих секретов. Нужно просто сузить поле поиска, чтобы успеть...

Подумав, Алексей решил вычеркнуть из списка категорию раскрытых убийств. Подавляющее их большинство совершалось на примитивной бытовой почве, по пьяни, в семейных разборках самого низшего пошиба. Женщины-жертвы в них, как на подбор, являлись плохими матерями и женами, а ошибки следствия были маловероятны: раскрывались эти убийства обычно по горячим следам, убийц (мужей, любовников или собутыльников) брали с поличным, с неостывшим орудием преступления в руках. Искать там второе дно, хитросплетения человеческих отношений, коварную тень маньяка практически не имело смысла... Это тупик. Головоломка же должна быть решаемой!

Посему искать недостающие три убийства нужно в категориях самоубийств и несчастных случаев.

Далее, сужаем зону поиска до трех недостающих месяцев. Только до них: март, февраль и октябрь. Уже легче.

Но все равно дел будет много. Очень-очень много! Нужно найти еще какой-то признак, благодаря которому можно уменьшить разброс...

...Ну конечно! Конечно же, конечно, такой признак существует: нужно отобрать среди них только те случаи, по которым было начато следствие! Неважно почему – обстоятельства показались подозрительными или родственник написал заявление, – главное, что оперативно-поисковое дело было заведено!

И, стало быть... Стало быть, эти сведения есть в Зональном информационном центре! Тамара – вот кто был его подсказкой, его "чит-кодом"^[6] в этой игре!

Он открыл компьютерный файл и внес в список жертв дополнения. Теперь, после его последнего визита, он выглядел следующим образом:

1. Июль – убита ножом во дворе.

2. Июнь – задушена в собственной квартире.

3. Май – убита ударом тяжелого предмета по голове в своем подъезде.

4. Апрель – застрелена из пистолета по дороге домой.

5. Март – пусто.

6. Февраль – пусто.

7. Январь – ждем конца недели.

8. Декабрь – отравлена во время празднования дня рождения у себя дома.

9. Ноябрь – жертву столкнули под поезд в метро.

10. Октябрь – пусто.

11. Сентябрь – погибла в автокатастрофе (тормоза отказали).

12. Август – утоплена.

Значит, его интересуют только три "пустых" месяца. Из которых выбрать только те дела, по которым открывалось расследование, – их выловит в компьютере Тамара. Из них минус все уже найденные способы убийства. То есть минус все автокатастрофы, отравления, падения под поезд и так далее – все это уже можно исключить. И еще, пожалуй, можно исключить пожары. Ими управлять нельзя, количество жертв поджога невозможно запланировать, а маньяку нужна одна, только одна...

Ну и, естественно, только те случаи, где жертвами являлись женщины. Причем не любые, а неверные жены, имеющие детей.

Что ж, кажется, он на правильном пути. Во всяком случае, он должен успеть!

– ...Да, Тома, срочно. Очень срочно!..

– Что-то случилось, Кис? Я никогда не слышала у тебя такого голоса!

Он помедлил. Рассказывать о похищении Александры он не хотел. Но и преуменьшать серьезность ситуации не следовало.

– Случилось, – подтвердил он глухо.

– Это серьезно? – осторожно спросила Тамара, не решаясь проявить любопытство.

– Более чем.

– Не скажешь? – смиренно спросила она, заранее зная ответ.

– Скажу, – удивил ее Алексей. – Потом, когда все будет позади.

– Ну, диктуй, Кис...

Он задал параметры поиска, и Тамара обещала "рыть землю носом". Завтра же с утра...

Алексей снова уставился в свой список и некоторое время смотрел в него без всякой мысли – точнее, отгоняя мысли об Александре. Они вызывали в нем такую острую боль и страх – страх не успеть, не справиться! – что лишали его сил, способности мыслить. И потому он их гнал: работать надо, работать!

...Ладно, сказал он себе, наморщив лоб – в знак своей сосредоточенности на работе, а не на страхах. Придется пока смириться с неизвестностью по поводу января. Все равно вдовец январской жертвы появится только в конце недели. Завтра у Алексея вояж в Орел, в художественную артель, а за это время, глядишь, и Тамара накопает что-нибудь подходящее.

День девятнадцатый

Ему спалось плохо, мучили то ли мысли, то ли сны о Саше, о двух крошечных детях в ее животе, их детях... То ему снилось, что они голодные, что просят есть – слабыми, умирающими голосами, и он метался в поисках какой-нибудь еды, но холодильник был совершенно, совершенно пуст, а магазины все до единого закрыты... То ему казалось, что Александра, пытаясь сбежать, прыгает из высокого окна, а он как раз уже ее нашел, и бежит к дому, и кричит "не-е-ет!", а Александра медленно кружится в воздухе, как осенний лист, и неумолимо приближается к земле...

...Он в ужасе подскочил. Ночь, кровать, запах краски. Лоб потный, во рту сухо, сердце колотится.

Видимо, на него так повлияли ядовитые испарения, попытался успокоить себя Алексей. Он встал, пошел на кухню, на всякий случай, как ни нелепо, приоткрыл дверцу холодильника и обрадовался, увидев, что там есть еда. Не очень много – он тут редко бывал в последнее время, – но главное, что она есть, и его сон – просто ночной кошмар, не более...

Он выпил воды, выкурил сигарету... И решил больше не ложиться. До Орла примерно триста восемьдесят километров, это часов шесть на машине, не меньше... Лучше ехать поездом, а там поймать тачку, чтобы добраться до села, где находилась артель.

...Артель напрасный труд, как обозвал ее Никитич, он нашел легко: первый же пойманный частник знал местную достопримечательность. При небольшом цехе, гнавшем подделки под старину, имелся магазинчик в стиле расписной русской избы, где эти самые подделки продавались.

Алексей вытащил фото Иммануила из нагрудного кармана:

– Этот человек, по моим сведениям, купил у вас не меньше двенадцати медальонов, вот таких, как тут у вас на витрине...

Строго говоря, Алексей уже сомневался в этих "сведениях" – Иммануил отрицал свою причастность к медальонам, и, весьма вероятно, не лгал.

– Дуняша! – позвал мужчина, к которому обратился детектив. – Пойди сюда! Глянь, видела такого?

Дуняша, полная деваха с пышной грудью, светлыми крашеными волосами и малиновой помадой на губах, приблизилась и заглянула в фотографию, которую развернул в ее сторону детектив.

– Такого не видела, нет. У меня хорошая память на лица. А вот зато другого помню, коли вас интересуют двенадцать медальонов. Странный был такой тип, запомнила его хорошо.

– И вы уверены, что ничего общего с человеком, изображенным на фотографии?

– Глаза немного похожи... – подумав, произнесла Дуняша. – Цвет одинаковый, карий... Но лицо другое. У этого, на фото, лицо круглое, ямочки на щеках, губы пухлые, яркие, улыбчивые, а у того было лицо узкое, сухое. И глаза какие-то невеселые... Губы тонкие, бледные. Так посмотреть – кажется, что человек серьезный и строгий... Купил сначала шесть медальонов. А потом, через какое-то время, снова приехал и купил еще шесть...

– Через какое время?

– Не помню уже... Ну, через месяц примерно. Или недели три...

– И когда это было?

– В начале этого лета.

– А точнее?

Дуняша подумала.

– Первый раз появился или в совсем последние числа мая, или в первые числа июня. А во второй раз приехал к концу июня.

Так-так-так... Стало быть, купил он их примерно четыре месяца назад. При этом медальоны с фотографией Иммануила имелись даже у жертв двенадцатимесячной давности! И как прикажете это понимать?!

Но, как водится, обдумывание ситуации он отложил на потом. Сейчас его цель – вытянуть максимум информации из Дуняши.

– Описать можете поподробнее? Рост, цвет волос, как одет был?

– Одет... В первый его приход не обратила внимания, а во второй... Как-то просто. Рубашка с коротким рукавом, что-то синее, полоски, кажется... Брюки темные... А может, и джинсы, не скажу. Волосы рыжеватые, это я как раз точно помню. Темно-рыжеватые... Наверное, в детстве рыжим был, а потом потемнел. Кожа белая.

– Сколько лет на глаз?

– Сорок с хвостиком. С небольшим.

– Ничего не говорил такого, что могло бы его охарактеризовать? Может, обронил, откуда приехал?

– Он неразговорчивый, – откликнулась Дуняша. – Покупатели разные бывают. Одни такие болтливые, что не знаешь, как от них сдыхаться. Другие застенчивые: и охота им поговорить, но робеют. Я таких чувствую и сама завожу беседу. Вопросы разные задаю... Они будто этого и ждут, тут же начинают о себе рассказывать. А этот словно стенку с собой принес и ею загородился: не подступись!

– Не обратили внимания, было ли у него кольцо на пальце? Может, татуировка на открытых частях тела? Или дефект какой-нибудь – бородавка, искривленный ноготь, что-нибудь такое?

– Нет, ничего... Руки нерабочие, белые, пальцы тонкие... Я, честно говоря, таких мужчин не люблю, с тонкими пальцами. От них в постели проку нет, – прыснула она.

Хозяин метнул взгляд на детектива, проверяя его реакцию на откровения продавщицы, и отчего-то смущенно потер руки, словно хотел спрятать свои короткие, толстые пальцы, поросшие черными волосками. Но Алексей был невозмутим. Только, как ни забавно, бросил украдкой взгляд и на свои пальцы. Хм, если следовать методике Дуняши, то... То, к счастью, пальцы у него вполне... нормальные.

– Нарисовать не сможете? – спросил Алексей, перебирая в уме возможности как-то подключить милицию и сделать с Дуняшей качественный фоторобот. Но никак не подключалась к этому милиция, даже мысленно: пока нет от него заявления об исчезновении Александры, нет и дела. А коли нет дела, то никто тут и мизинцем не пошевелит. Если бы это происходило в Москве, Серега бы ему фоторобот и без заявления устроил, по дружбе. Но в Орле друзей у Киса не было. Разве только у Сереги невзначай? Мало верилось, но надо будет ему звякнуть, чем черт не шутит...

Из глубокого погружения на дно своих размышлений его вывел звонкий хохот Дуни.

– Пальцы, спрашиваю, нарисовать? Или вам чего еще?

Хозяин дернул ее за локоть, но она лишь легонько отпихнула его тем же локтем, не повернув головы.

– Лицо, – пояснил детектив. – Как вы его описали: узкое, губы тонкие...

– Куда мне! Я только свою подпись рисовать умею!

– Вы не полюбопытствовали, зачем ему медальоны?

– Нет... Но вот еще что помню: он первый медальон открыл и долго смотрел в него, как будто там фотка какая была. Но там же ничего не было, мы же пустые продаем! Это уж дело покупателей, чего туда ложить. Некоторые пряди волос держат. А другие – фотки детей или любимых. Или вот еще, один чудак местный носит в нем свой зуб молочный. И еще я одного знаю, тоже из местных, – так он девушкам такие медальоны дарит, а внутрь презерватив ложит... – Она со смехом обернулась на начальника, и Алексей неожиданно понял, что отношения между ними весьма интимные.

– Не обратили внимания, на чем этот покупатель приехал?

– Вот уж нет... Какая мне разница?

И то верно. Алексей собрался откланяться.

– А он чего натворил, человек этот? – спросила Дуняша.

– Тайна следствия. Не могу удовлетворить ваш интерес, извините.

– Ну вот, я вас удовлетворяла-удовлетворяла, а вы меня – не можете! – произнесла Дуняша со смешком, вновь обернувшись на начальника, который ей ответил несколько грозным взглядом.

Вконец расшалилась девушка. Впрочем, может, она всегда такая веселушка.

– А я имя его знаю! – вдруг сообщила Дуняша.

– Вот как?!

– Ага. Только вы мне скажите, чего он натворил, а то я от любопытства умираю. А я вам взамен имя скажу.

– Следствие еще только в самом начале, – осторожно произнес Кис. – У меня пока только подозрения...

Сказать Дуняше, что к ней приходил маньяк? Так она, во-первых, будет трястись от страха: вдруг маньяк вернется, на этот раз по ее душу? А во-вторых, растрезвонит на всю Орловскую область...

– Ограбление антикварного магазина, – произнес он сдержанно. – Этот тип украл антикварные медальоны, а на их место положил ваши изделия...

На лице Дуняши отразилось разочарование. Люди почему-то интересуются исключительно убийствами, на меньшее их любопытство не согласно. Вздумай автор детективных романов описывать кражи, так и читать никто не станет.

– Ну ладно... Бенедикт его звать. Редкое имя такое, я запомнила.

– Неужто он вам представился?

– Нет, я ему сказала, когда он еще только первый медальон рассматривал, что на нем можно выгравировать его имя. И спросила, как его звать. А он так посмотрел на меня задумчиво и ответил: "Бенедикт меня звать... Бенедикт".

– Именно так и сказал? Имя два раза повторил?

– Ага...

Всю дорогу до Москвы Алексей размышлял. Он узнал немного, но это немногое было очень важным. Еще один элемент пазла, детектив не сомневался. Надо только решить, куда его пристроить...

Первое, важное: Дуняша подтвердила правильность его понимания ситуации: Иммануил не являлся маньяком. А являлся он, как и сказал, подставным лицом.

Вторая ценная информация заключалась в том, что к Дуняше приходил, без сомнения, сам маньяк, настоящий Бенедикт. По той простой причине, что заводить еще одного посредника, который купил бы для него медальоны, – это уже было лишним, чересчур. Любой преступник старается свести к минимуму посредников, а уж маньяки тем более, это детектив знал: они по природе одиночки.

А третья ценная информация – наиценнейшая! – заключалась в том, что Бенедикт явился за медальонами совсем недавно, когда серия преступлений уже была почти закончена.

Это полностью меняло картину. Принципиально меняло.

Выходит, Бенедикт решил расставить "метки" задним числом! И, нет сомнений, специально для детектива. Персонально для Алексея Кисанова. Именно поэтому он назвал свое имя (точнее сказать, избранный псевдоним) Дуняше. Да еще и повторил для лучшей усвояемости ее памятью.

Потому что он знал, что детектив придет в этот магазинчик!!!

Иными словами, он дал понять, что Кис двигается в нужном направлении. Поразительно, Бенедикт предвидел ходы детектива! Каким образом?!

Хотя ничего удивительного здесь нет. Просто, создавая свой "квест", он заложил в него ту же логику, по пути которой теперь шел Алексей Ки-санов.

Значит, он убивал... Почти в течение года... Но на десятом убийстве (май) понял, что ему тошно... Вернее, тошно ему было уже давно. Но, видимо, только к маю это чувство приняло осмысленную форму. То есть форму мысли.

Именно тогда в его голове созрел план.

Следуя ему, он купил медальоны, а затем подбросил их в вещи жертв. Не случайно родственники не видели эту вещицу на женщинах при их жизни!!!

Подбросил он их для Алексея. Без сомнения. Уже зная, что обратится именно к нему. И, надо думать, тогда же он принялся следить за детективом, собирать информацию, прикидывая, как лучше и надежнее заставить его заняться расследованием убийств... Каким-то образом (каким, блин?!) он узнал о планах Кисанова купить квартиру, о беременности Александры...

И тогда Бенедикт понял, как это сделать. Как заставить детектива им заниматься.

Вопрос, как Бенедикт собрал информацию о нем, Алексей отложил на потом. Сейчас очевидно было другое: он подложил медальоны задним числом. Оставил "метки" для детектива, которыми обозначил новую дверь в "квесте". Стало быть...

Стало быть, он приходил совсем недавно к родственникам жертв! Под тем или иным предлогом он проникал в квартиры и подкладывал медальоны в вещи жертвы!

И, стало быть, его можно вычислить! Нужно только заново обойти всех опрошенных родственников да спросить, кто побывал у них под каким-либо предлогом в квартирах.

И еще надо найти три недостающих случая.

Минуточку! А как же положенные в гроб украшения? Шофер-дальнобойщик и философ по совместительству Степан, терзаемый размышлениями о праве на супружескую неверность, – он сказал, что ВСЕ украшения Лены, жены (а среди них и медальон!), положил в гроб! Невзирая на просьбу тещи отдать ей. И было это еще в ДЕКАБРЕ!!!

Не клеится. Не вяжется, не стыкуется. Если прав Степан, то вся логика детектива никуда не годится, вся его конструкция летит к черту. Вся абсолютно!

Нет, нет, нет, это Степан ошибается! Иначе и быть не может!

Алексей не помнил его телефон, увы, а с собой рабочих записей не было, еще раз увы. Посему первой его заботой, едва он переступил порог своей квартиры, было найти номер Степана. К счастью, у шофера-дальнобойщика имелся мобильный – в его профессии вещь необходимая. И Алексей торопливо набрал номер.

– А, привет, сыщик! А я как раз думаю: куда визитку твою задевал? Позвонить тебе хотел. Насчет медальона-то. Знаешь, где я его видел? Не у Ленки – у тещи!

– Как это? – озадачился Кис. – Почему у тещи?

– Вчера я к ней ходил с сынишкой повидаться. Смотрю, у нее на шее точно такая штуковина, как ты показывал, висит! Я ее-то у тещи и раньше видел, да внимания не обращал. А тут сразу заметил. Ну, и спрашивать стал, откуда, мол... Долго отпиралась, зараза. Но я ее расколол! Одежки-то Ленкины я ей отдал. Она просила: на память, мол. Но я-то ее знаю: все продала! Она такая, теща моя... Так главное вот в чем: медальон она нашла в кармане одного Ленкиного платья. Фоты там нет – того ублюдка, что убийца, как ты сказал. Она свою личную физиономию туда поставила. Нет, ты прикинь: на своей шее носить собственную фотографию, а?

Что называется, повезло. Алексею теперь не придется ломать голову над тем, путает ли Степан или вправду видел медальон. Он подарил готовое решение детективу, сэкономил его время, за что преогромное ему спасибо...

Итак, теперь все складывается: Бенедикт созревал постепенно. Убивая, он отдавал себе отчет, что становится нелюдем... Видимо, это человек, получивший достаточно хорошее образование и воспитание. У него есть в мозгу определения добра и зла. И он знал, что творит зло.

И он чувствовал: пропасть между ним и человечеством увеличивается. С каждым новым убийством. И в нем зрело отчаяние... А вместе с ним – желание остановиться.

Но, как уже понимал Алексей, патологическое желание убивать сродни наркотической зависимости. Человек обычно не в состоянии остановиться сам. Ему нужно отдаться в руки тех, кто сможет принудить его остановиться.

Для наркоманов эту функцию выполняют лечебницы. Там они могут кричать, биться в стену головой, висеть на потолке, грозить перерезать себе вены, но наркотика им никто не даст. Иными словами, им нужна посторонняя и жесткая сила, которая не позволит им больше принимать наркотик.

Маньяк же в качестве такой силы избрал правосудие, как ни удивительно... Конечно, просто так он правосудию не сдастся, иначе бы пришел с повинной в милицию... Нет, ему нужно бросить вызов, ему нужна игра – пусть даже последняя... Ему нужно доказать, как он изобретателен, предусмотрителен и хитер, как всех обвел вокруг пальца, а теперь перекручивает мозговые извилины ему, частному детективу Алексею Кисанову. Иными словами, чтобы все отлично усвоили: сами бы они, сыщики, никогда не догадались о его авторстве в двенадцати преступлениях. Он гений, а они – ничтожества!

Вообще-то ход мышления весьма типичный для маньяка. Почти всегда они страдали жаждой признания их криминального таланта, славы. Они жадно читали о себе в прессе, вырезали статьи, хранили их, перечитывали. По сути, это "одна из мутаций любого "комплекса нереализованности", как метко выразился кто-то в прочитанных детективом материалах.

А инструментом, способным привести его к правосудию, он избрал частного детектива, Алексея Кисанова. Почему именно его, бог весть. Ответ на этот вопрос пока не просматривался. Может, просто потому, что его агентство АКИС стоит первым в списке на "Желтых страницах"...

Так-так-так... Стало быть, он принял решение. И именно тогда придумал эту игру, сделав из нее настоящую головоломку. При этом раскидал задним числом указующие знаки по своим преступлениям. Там медальоны оставил, там имя назвал: приз за правильное решение...

– Алле, детектив?

Степан был еще на связи, но Кис настолько погрузился в свои размышления, что забыл о нем, держа трубку у уха.

– Я здесь. Степан, еще один вопрос, тоже очень важный. Вспомни, в начале лета, с конца мая по июль включительно, не приходил ли кто-нибудь к тебе? Не имеет значения, под каким предлогом, но человек, которого ты пустил в квартиру? Слесарь, электрик, не знаю...

– Это ты что же хочешь сказать... Что медальон мне подбросили позже?

Сообразительный шофер, сразу понял, к чему ведет Алексей.

– Думаю, да.

– А зачем?

– Не знаю пока. Но вырисовывается именно такой вариант.

– А какие у тебя основания?

Ну вот, ему только доктора Ватсона не хватало!

– Я выяснил, что эти медальоны были куплены позже, в конце мая и в конце июня. Стало быть, и подложены позже.

– Ошибка возможна?

Алексей и сам задавал себе вопрос, возможна ли ошибка. Собственно, ошибка могла угнездиться только в поисках Никитича. Вдруг не одна артель выпускала такие медальоны? И Бенедикт купил их еще в других местах и в другие сроки?

Но Алексей имел некоторое представление о том, что даже при внешней похожести изделия способ его изготовления различается. И в этом Никитич был дока, настоящий эксперт. Не зря он потратил несколько дней, чтобы найти изготовителя: он тщательно проверял и изучал, соответствует ли данная продукция данной артели образцу, который оставил ему детектив.

Нет, Никитич не мог ошибиться! И он, Алексей, вряд ли ошибался, предположив, что лимит подставных лиц у маньяка исчерпывается Иммануилом...

– Исключена, – ответил он Степану.

– Ага... – Степан задумался.

Зависла пауза, и Кис уже хотел было поторопить собеседника, как вдруг Степан прорезался:

– Погоди, я тут на заправку въезжаю. Перезвоню!

Был поздний вечер – поездка в Орел съела весь день. Алексей в ожидании звонка Степана прослушал свой автоответчик. Ничего от Александры или ее похитителя... Что укладывается в логику, которую выстроил детектив. Бенедикту нужно одно: вынудить Алексея идти по его следу. Вынудить жестоко: сначала ограбил – причем знал, какие дорогие и трудные были эти деньги для детектива. Знал о беременности Саши и о планах на квартиру. Удар был рассчитан точно!

Но похищение Александры не шло ни в какое сравнение с ограблением. Отчасти Алексей сам его спровоцировал: сдал Иммануила в милицию, нарушил условия. Но чего ожидал Бенедикт, отправив в день их свадьбы записку с явной и издевательской угрозой?!

Хм... А если... А если это Бенедикт спровоцировал детектива? Если нарочно вывел из себя запиской, вполне предвидя, как отреагирует Алексей – мужчина и муж, частный сыщик и бывший опер?

До сих пор стоявший, Кис даже сел от неожиданности. Конечно! Он ведь предвидит все его ходы!

Он был уверен: детектив обойдет семьи, в которых имелись жертвы нераскрытых убийств. Он знал, что детектив поедет в Орел. Он нарочно там назвал свое имя Дуняше, которая не могла его не запомнить и не передать детективу!

В воздухе тающей улыбкой Чеширского кота завис издевательский воздушный поцелуй, который так артистично получался у Иммануила. Сколько еще таких "приветов" от маньяка ждет Алексея? И куда они его приведут?

И вдруг догадка врезалась в его мозг, как фугасный снаряд, оставив глубокую воронку в сером веществе. И, когда Степан ему перезвонил со словами: "Я чё-то не помню, вроде приходил кто-то, – сказал, что я заливаю соседа этажом ниже..." – Алексей закричал в трубку:

– Бенедикт! Его зовут Бенедикт! Он должен был представиться! Найти повод, даже если ты сам не спросил, – и назвать свое имя!

– А ведь... И точно, было такое! Я бы сам имя не вспомнил – мудреное больно, – но ты прав, мужик, Бенедикт его звали!

Бинго!!! Не зря догадка оставила воронку в его мозгу!

Холодок пробежал по спине Алексея. С кем он имеет дело? Что это за человек, предвидевший каждый поворот мысли детектива, словно запустил ему зонд в мозг, с помощью которого считывал информацию?! Человек, подготовивший недвусмысленный комментарий к каждому его шагу: «Правильно, сыщик, я тут был и тебе знак оставил, потому как знал, что ты сюда придешь, да с каким вопросом...»

Каким образом он мог все предвидеть???

Хотя... На самом деле все не так уж сложно. Будем исходить из уже известных фактов: Бенедикт хочет остановиться – это раз. И решил отдаться в руки правосудия – это два. Но не просто так, а задорого, показав всю свою изобретательность, – это три.

Далее, он решает предложить игру частному детективу. Почему частному? Да потому, что менты, не мудрствуя лукаво, сразу наручники да в кутузку – вот и весь разговор. Какой там "квест"! У них есть способы понадежнее, чем решение логических шарад. Так они все считают. Даже Серега.

Стало быть, выбирает он частного сыщика. Но знает, что сыщик – бывший опер, и, следовательно, тоже может поддаться соблазну: в наручники да в милицейскую кутузку. И потому он сначала следит за ним, главным фигурантом предстоящей игры. Выясняет о нем каким-то образом множество подробностей и нащупывает отличный крючок, на который можно взять детектива: их с Александрой планы на покупку новой квартиры. В которые он вмешивается посредством ограбления.

На мото был наверняка сам Бенедикт – Иммануил не умеет водить не только мотоцикл, но и вообще любое транспортное средство. Даже велосипед, как сказал Серега.

Несмотря на успешное проведение операции по ограблению, Бенедикт и дальше страхуется: присылает к нему своего дублера – самодеятельного актера, которому "внутренняя задача" предстоящей роли хорошо объяснена посредством электронной почты. И Иммануил с ней весьма неплохо справился, надо признать...

Кроме того, он кидает "кость" – небольшую, но важную информацию: все убийства совершены разными способами, все жертвы – замужние женщины, и всего их двенадцать. Крючок сработал, детектив начинает искать. Логика его проста и прозрачна, предвидеть ее было совсем несложно: коли преступления до сих пор не раскрыты, то и искать их надо в категории нераскрытых дел, верно?

Среди сведений, которые Бенедикт собрал о сыщике, имеется и тот факт, что он работал раньше на Петровке и до сих пор не потерял связи. Недаром Серега был упомянут в разговоре. Посему Бенедикт прекрасно понимал, что Алексей отправится в поисках информации по нераскрытым делам на Петровку. А потом начнет прочесывать семьи жертв. И рано или поздно он наткнется на медальоны с фотографией Иммануила. И сделает простейший и единственно возможный вывод: это "метка" маньяка!

Далее, легко было предвидеть и то, что детектив примется выяснять происхождение медальонов. Следовательно, однажды доберется до артели. И там он оставил сыщику новый "привет", новый знак-подсказку: имя Бенедикт. И, конечно, свое описание. Никак не совпадающее с портретом того, кого детектив должен был до сих пор принимать за самого маньяка: Иммануила.

Проще говоря, маньяк усложнял игру, вводя потихоньку в действие себя самого. И в то же время подкидывал новую загадку: медальоны были куплены задним числом, позже убийств. Ну-ка подумай, сыщик, что бы это значило? Ага, догадался! Садись, пять, ты прав: раз они куплены позже, то и подложены позже, разумеется!

И вот сыщик уже отправляется к родственникам жертв с вопросом: не приходил ли кто к вам домой, под любым предлогом, в конце мая – июне? И тут снова детективу проставлена пятерка за сообразительность: маньяк назвался, и родственники, легко или с трудом, но вспомнят это имя и этого человека. И даже опишут его внешность. И она, без сомнения, будет соответствовать описанию, которое дала Дуняша в артельном магазине...

Иными словами, маньяк то ли вел детектива чуть не за ручку, то ли им манипулировал... Алексей пока не знал, какую формулировку предпочесть, но был уверен, что узнает правильную только в конце. Когда пройдет шаткий мосток из двенадцати медальонов до конца.

...Степан уже отключился, но детектив снова набрал его номер. Попросил описать приходившего.

Однако Степан его не запомнил. Совершенно не запомнил, вот беда!

– Ну хоть цвет волос? Не рыжий ли?

– Да хрен его знает, не помню я....

Ну что ж, еще есть восемь семей. Кто-нибудь наверняка вспомнит. Обходить их всех детектив уже не будет: телефон поможет сэкономить время. Ведь осталось всего одиннадцать дней до истечения срока...

Александра. 18 октября

Следующий день оказался на удивление тихим. Можно было подумать, что она уехала в отпуск – в уединенное местечко, в бунгало... С той только разницей, что выход из бунгало ей был запрещен.

Она прослонялась по дому весь день, пытаясь пробить брешь в бетонной стене неизвестного. Мысль ее, как дрель, пыталась сверлить эту стену то там, то сям.

Но все, что ей удалось насверлить, – это догадка о причинах такого упорства Бенедикта в том, что Алексей должен найти ее именно здесь. Помимо очевидной цели спасти Александру, Алеша должен еще разоблачить маньяка!

Оставалось, однако, совершенно непонятным: какой интерес этому маньяку быть разоблаченным?!

Во всем этом была загадка... И ум Александры никак с ней не справлялся.

Она тщательно исследовала второй этаж. Сквозь крошечные щели в крепких ставнях пробивался очень слабый свет, но она разглядела в этом полумраке то, что хотела: ни одно окно в этом доме не открывается. Ладно бы только то обстоятельство, что на самих окнах нет ручек, – можно было бы, в конце концов, и стекло разбить! Но за стеклами стояли решетки, а ставни за ними были наглухо забиты крупными гвоздями, шляпки которых издевательски торчали из толстого дерева. И вытащить их нечем, хотя, будь у нее даже пассатижи, все равно бы силенок не хватило на вытаскивание таких мощных гвоздей. Ее руки давно приспособились к клавиатуре компьютера, но никак не к мужским инструментам...

В щели между планками ставен невозможно было разглядеть пейзаж за окном. Но и ее слух, сколь она его ни напрягала, не принес ей никакой информации. Ощущение было таким, что дом стоит в глухом лесу: вокруг царила абсолютная тишина, нарушаемая лишь шумом дождя, стучавшего по крыше дома...

Тем не менее на въезде она видела поселок! Она видела другие дома! В неверном свете фар, в пляшущих косых струях она все же заметила их!

Александра прищурилась, пытаясь восстановить в памяти картину... Вчера она, увы, была слишком занята мыслями об Алеше, якобы тяжело раненном, и в ее восприятие больше ничего не умещалось...

Она снова зажмурилась, взывая к зрительной памяти. Странная, ломаная графика контуров... Кажется... Кажется, на одном доме не было крыши... Черные впадины окон... Дальше находилось какое-то низкое неровное строение – слишком низкое и неровное... Недостроенное? Или разрушенное?

Если учесть, что и дом Бенедикта не достроен до конца, но при этом явно возводится по самым современным параметрам, то нужно сделать вывод, что другие дома здесь еще только строятся?

Так случалось, Александра знала, когда земельные участки продаются без обязательного подряда. Будущие дачники их раскупают в разные сроки, да и к строительству приступают в разное время. Одни торопятся, у других денег пока не хватает или руки не доходят, а то и вовсе землю купили не для дачи, а ради перспективного вложения денег... Вот и получается, что в таком поселке один дом уже почти закончен, другой возведен только до первого этажа, третий и вовсе на уровне фундамента, а четвертый... Четвертый еще и возводить не начинали.

Получается, она находится в недостроенном дачном поселке... А из-за проливных дождей – погода сошла с ума, и в октябре лили почти тропические дожди, с той только разницей, что очень холодные, бррр... Да, из-за проливных дождей все работы, которые должны были, в теории, вестись по соседству, приостановились. Вот отчего до нее не доносится ни звука! Не тарахтели бульдозеры с экскаваторами, не перекрикивались рабочие – ливни прогнали и технику, и людей. И потому тишина стоит абсолютная.

Этот вывод немного успокоил Александру. Не потому, что ее порадовала тишина, но понимание ситуации ее каким-то образом утешало. Оно привязывало ее к реальности, не давало оторваться в фантастичность и абсурдность произошедшего с ней...

Безделье ее угнетало. На ней висели две незаконченные статьи – одна уже была почти готова, другая только в зачаточном состоянии. Но здесь не было ни компьютера, ни даже машинки. И ни одной книжки не было в этом доме, даже какого-нибудь самого завалящего детективчика... Александра решительно не знала, чем занять себя, а ничем не заниматься она не привыкла. Спросить, что ли, этого странного неманьячного маньяка, когда он придет, про книжку? Или даже отважиться про компьютер?

...Утомленная бездельем, она заснула. Проснувшись, снова потащилась на кухню и сварила себе еще одну сосиску, уже вторую за день. Ассортимент Бенедикта не блистал разнообразием, но сейчас ее меньше всего заботили кулинарные изыски.

Просидев еще с час в отупляющем бездействии, она решила занять себя гимнастикой и некоторое время провела в наклонах и поворотах, думая о маленькой девочке и маленьком мальчике, которые должны родиться через пять с половиной месяцев...

Наконец уже довольно поздним вечером она заслышала шум машины, въезжавшей во двор, и быстро вернулась в отведенную ей комнату. Повернула ключ. Маньяк или нет, или просто шутник дурацкий, но сердце ее громко забилось от страха. Что будет, если он заметит пропажу ножа с кухни? Как на это отреагирует?

Она слышала, как вошел Бенедикт, как разделся, – прогремели ботинки, сброшенные с ноги, – и как затем он прошествовал в кухню.

– Вы не голодны, Александра? – долетело до нее. Голос его был тихим и холодным, как гусеница.

– Спасибо, нет... Я поела...

Некоторое время он молчал, затем поинтересовался:

– В комнате, должно быть, кушали?

Александра замешкалась с ответом – она не поняла вопроса, хотя почуяла в нем подвох. Но Бенедикт не стал ждать, и до нее долетела его фраза:

– В комнату, говорю, покушать брали, да обратно не все принесли. Ножик где-то обронили. Вы поищите, Александра, он непременно у вас в комнате должен быть!

Она услышала приближающиеся к ее двери шаги.

– Нашли? – Голос-гусеница прозмеился в щель.

Александра от растерянности с трудом соображала. Какое еще "покушать"? С огромным разделочным ножом?! Он, что ли, изде... Ох, да конечно, он издевается!

– Ну-с? Никак не найдете? Может, за диван упал?

Короткий сухой смешок, больше похожий на кашель, треснул за дверью.

– Посмотрите за диваном, Александра. Негде ему больше быть, уверяю вас!

Снова треснул короткий смешок. Саша бесшумно метнулась и вытащила нож.

– Ну-с, нашли наконец? Просуньте его под дверь.

Она молча выполнила указание.

– В другой раз не теряйте в своей комнате острых предметов, Александра. А то, знаете, у меня второй ключ от вашей комнаты есть...

Больше он ничего не сказал, и некоторое время она еще со страхом прислушивалась к долетавшим до нее звукам, сопровождавшим перемещения мужчины по дому: не вздумает ли к ней войти, коль скоро у него второй ключ есть?!

Потом ей это надоело, и она легла на диван, уставившись в потолок. Он ее обманул. Зачем было отдавать ей ключ и велеть запереться, если у него второй? Ерунда, он ее просто припугнул! Чтобы она больше не покушалась на его ножи. В конце концов, он ведь не может знать, что у нее в голове. Она взяла нож для защиты, но он мог подумать, что для нападения... В самом деле, открыла бы она тихонько свою дверь, выскользнула из комнаты и напала бы на Бенедикта, когда он повернулся бы к ней спиной...

...А может, это именно то, что нужно сделать? Подстеречь его у входа и, как только он войдет в дом, воткнуть в него нож?! Маньяк он или сумасшедший, но он ее похитил и запер в доме... Ее любой суд оправдает!!!

Проблема была лишь в малости. В такой вот малости: не могла Александра воткнуть нож в живого человека. По крайней мере, пока он на нее реально не напал. Пока не дошел до крайности.

Ха-ха, это означает, что надо дождаться, пока он на нее нападет? А когда он это сделает, то у нее и ножа под рукой не будет – он этого не допустит!

Смешно. Очень смешно, как устроен мир. Как устроены люди. Почему она дорожит жизнью человека, даже такого никчемного и опасного, как этот Бенедикт? Он ведь не станет дорожить ее жизнью, разве не так? Он сказал, что убьет ее, если Алексей не придет сюда в назначенные сроки...

Да, конечно, она цивилизованная личность, окультуренная особа с гуманистическими взглядами на жизнь. Поэтому ее можно похитить, запереть, убить. Она же не превысит меру необходимой обороны, или как там говорят юристы. Она начнет защищаться только тогда, когда уже никаких мер и возможностей для защиты у нее не будет!..

Весь вечер она провела в этих горьких, ядовитых мыслях, прислушиваясь к шорохам за дверью. Уедет он сегодня вечером или останется тут? Ей очень хотелось, чтобы он уехал... Даже если он не совсем похож на маньяка, и все это, без сомнения, какая-то странная и нездоровая шутка, но его присутствие ее душило. Даже через дверь.

Дождь хлестал так сильно – по крыше, по каким-то неведомым деревьям, что она не слышала, что делает Бенедикт. Уехал ли он? Лег спать?

Александра посмотрела на часы. Одиннадцать вечера. Она приложила ухо к двери: вроде бы тихо... Повернув ключ, она вышла из комнаты и посмотрела на дверь другой комнаты: когда Бенедикт оставался ночевать, она была закрыта.

Закрыта она оказалась и сегодня. Значит, он тут... Александра снова заперлась, погасила свет и улеглась. Спать не хотелось, читать было нечего, и она принялась подыскивать имя для дочки. Такое, чтобы звучало нежно и в то же время ощутимо, веско... «Имя твое – птица в руке, Имя твое – льдинка на языке...» – вспомнилась Цветаева. Да, вот такое, как тающая льдинка...

Но в голову лезли какие-то диковинные имена, вроде Феклы. Она погладила свой живот. Он немного, совсем чуть-чуть округлился, как если бы она напрягла мышцы пресса. Никому еще не была заметна эта округлость, но она ее чувствовала ладонью. А как сына назвать? "Ребенок, какое имя тебе нравится?" – спросила она и прислушалась на тот случай, если дождь прошелестит ей подсказку.

Но подсказки не было. "Ничего, – утешила себя и малышню Александра, – вот выберемся отсюда и придумаем вам имена! Вместе с Алешей, вашим папой..."

Потом она стала представлять, как они пойдут вчетвером в зоопарк. И как два маленьких человечка, похожие на них с Алешей, будут удивляться разным зверям, как будут распахиваться их глазенки в священном изумлении перед разнообразием природы... Сколько всего им предстоит узнать! Как много мы, оказывается, постигаем с момента прихода в мир... Все открытие, все в первый раз: и дерево, и кошка, и слон в зоопарке, и ложка в тарелке...

...Ей послышалось, что в двери ее комнаты звякнул ключ. Александра резко села на кровати. Прислушалась. Дождь грохотал.

Нет, показалось. Она снова вытянулась на диване. ...Да, так вот, маленьких человечков каждый день будут ждать открытия, и они с Алешей будут помогать их делать...

Металлический "треньк" снова вплелся в шум дождя. Сердце ее ухнуло, сбившись с ритма. Он пытается войти к ней?! У него все же есть второй ключ?!!

Она буквально сползла с дивана и приблизилась к двери. Ее ключ торчал в замке. Значит... Значит, он не сможет вставить свой... Или сможет???

Она прислушалась к тишине за дверью. Ей послышалось? Или что-то другое тренькнуло? Он на кухне? Он звякнул посудой? За шумом ливня ничего не слышно, ничего...

«Подожди, подожди, подожди...» – вдруг донеслось до нее тихое бормотание.

"Подожди, – дожди, дожди..." – вспомнилась песенка. Неужели он поет? Ей казалось, что она слышит именно эти слова... Прямо за своей дверью. С кем он разговаривает? С ней? С самим собой? Или кто-то еще есть в доме?

Она с силой нажала на свой ключ – на тот случай, если снаружи его можно вытолкнуть из замочной скважины. Она боялась дышать, чтобы Бенедикт не догадался о том, что она стоит тут, под дверью, и жмет на головку ключа, которая больно впилась в ее ладонь...

Протекло, наверное, еще минут двадцать, но больше ни одного звука не долетело до нее. Он и так-то ходил легко, да к тому же в доме переодевался в мягкие тапочки, а уж за шумом ливня и вовсе ничего нельзя было расслышать...

Александра отпустила ключ, но отойти от двери побоялась. Устав стоять, она села на пол, прислонившись спиной к дверному косяку... Да так и заснула.

21 октября

Тамара не подвела, и уже с утра он слетал на Петровку, чтобы получить первые распечатки. Алексей не знал статистику по несчастным случаям и самоубийствам, но полагал, что их количество зашкалит далеко за число нераскрытых преступлений. И сейчас он был приятно удивлен, получив на руки всего семь дел.

– Я еще не закончила поиск, Кис, не успела, – виновато проговорила Тамара. – Работы очень много, сам знаешь...

Да, рано он порадовался... Но ничего, главное, что можно было начинать работать, двигаться вперед!

Он высвистал Виктора для разговора в кафе, в то же самое, что и прошлый раз, в саду "Эрмитаж". Объяснил новую задачу: попытаться найти в делах, выловленных Тамарой, нужные им признаки: все тот же семейный профиль неверной жены и...

"И плохой матери", – вертелось на языке. Но после всех исповедей, услышанных им, не хотелось припечатывать чужие судьбы поверхностным моралистским штампом. От него пахло советской властью, товарищескими судами и партсобраниями.

...Поразительно, что маньяк, выбиравший жертв по этим двум признакам, именно так и рассуждал!..

Алексея неожиданно передернуло от этой мысли. Как ускользающе-незаметна грань между "нормальным" менталитетом обывателя и больным мозгом маньяка!.. То есть разница между ними существенная: первый словесно поносит ближнего, второй его лишает жизни. Но истоки у них одинаковы: они присвоили себе право быть судьей.

Сразу завертелись в памяти какие-то обличительные статьи, фрагменты телепередач, выкрики из митингующей толпы... Их всех роднило воинствующее неприятие. Неважно, чего. Важным было само идейное отрицание права ближнего на другую внешность, жизнь и мышление.

"Боже мой, весь мир болен, – подумал Алексей. – Почему стольким людям непонятно, что нет и не может быть никаких общих идей? Что каждая ситуация, каждая судьба конкретна? Что нельзя всех измерять единой меркой, укладывать в прокрустово ложе одноклеточной морали?"

Кис, ты, кажется, поглупел от усталости, сказал он себе. При чем тут "непонятно"? Они же не хотят понимать, «судьи» эти. Ведь как сладко почувствовать себя обличителем: сразу и сам возвышаешься в своих глазах. Назвав соседку «шлюхой», чувствуешь себя праведницей. Да не просто, а вещающей от имени «морали»! А ежели начать вникать, то может выясниться, что обличать нечего, и враз судьей перестанешь себя ощущать, и собственная персона покажется такой мелкой и скучной, неинтересной даже самой себе...

– В общем, ты сам знаешь, кого мы ищем! – закончил он фразу.

Расставшись с Виктором, Алексей вернулся к себе на Смоленку и принялся за настойчивый обзвон уже знакомых вдовцов и прочих родственников. Вопрос был один: о приходившем к ним домой, под любым предлогом, человеке в период между концом мая и концом июля. О человеке, который непременно обронил, кстати или некстати, что его зовут Бенедикт.

...Его вспомнили все! Он назывался слесарем, представителем бюро технической инвентаризации, пожарной и санитарной инспекций – доверчивые граждане пускали его в квартиру, где он получал определенную свободу перемещения. В квартирах он ориентировался быстро, с легкостью определяя, где находятся украшения, куда именно подложить медальон. А там, где не смог определить, подкладывал в карманы одежды, как это было с Леной, женой шофера-дальнобойщика. Причем ни один человек не заметил каких-то посторонних движений со стороны Бенедикта. Можно было бы предположить, что он имел опыт вора-домушника... Да только маньяки по кражам не специализируются. В крайнем случае снимают с жертв украшения, да и то редко, – материальные ценности их обычно не интересуют...

Его внешность, однако, люди затруднялись описать: кто будет всматриваться в лицо слесаря? "Да какой-то такой, ничего особенного", – примерно так отвечали детективу. Только "мама Маша" описала его приблизительно, но и это было уже подарком: ее описание совпадало с Дуняшиным с той или иной степенью точности: за сорок, рыжеватый, худощавый, узкое лицо, светло-карие глаза. Правда, Маша нашла его улыбчивым и даже разговорчивым. Ну что ж, у него была задача проникнуть в квартиру и подбросить медальон – и он старался, напрягался...

Алексей задумался о том, сможет ли Серега срочно организовать фоторобот и согласится ли Маша, как вдруг она спросила:

– Хотите, я вам его портрет нарисую? Не очень точный, потому что я его особенно не разглядывала, но все-таки лучше будет, чем словесное описание...

– А вы сумеете? – усомнился Кис.

– Думаю, что да. Я по профессии художник-дизайнер...

– Когда?!

– Завтра, – Алексей услышал, как она мягко улыбнулась в трубку. – Постараюсь завтра сделать. В крайнем случае послезавтра...

...За этими дозвонами да разговорами день вытек в окно, закрасил его чернильно-черным. Алексей выбрался из-за стола, зажег свет, и тьма за стеклом сразу отступила, превратившись в блеклый театральный задник.

От Виктора новостей не было, но Кис их не ждал так быстро. Большинство отобранных дел находилось не на Петровке, а на "земле", – нужно было звонить, просить и спрашивать... Снова время, время, будь оно неладно...

Ну ничего, утешил себя детектив, сегодняшний день не пропал даром: он выяснил, что ко всем жертвам наведывался тот же самый человек, который купил медальоны. Бенедикт. Маньяк.

И теперь – что? Куда дальше плыть? Он приходил, его видели, его описали, он даже назвал свое имя... Точнее, свой "ник", или, если угодно, "логин", придуманный для игры в "квест".

Но как же выйти на него самого? Вот в чем вопрос!!!

...Три последних медальона. Там будет содержаться подсказка – Алексей в это верил. Оставалось только набраться терпения.

Терпения, твою в дышло!

22 октября

Виктор позвонил на следующий день после десяти.

– Пока только одно дело нашел. Женщина упала с балкона. Ее мать обвиняла зятя в убийстве, но следствие пришло к заключению, что это несчастный случай: жертва была в состоянии привычного алкогольного опьянения. Вам продиктовать данные?

Алексей сопротивлялся идее, что Бенедикт мог иметь дело с алкоголичками. Он игрок! А против пьяной женщины и игры-то нет никакой – скучно... Тем не менее он записал адрес и отправился по нему незамедлительно – а вдруг в этот раз ее подпоил убийца? Кис в это мало верил, но такая гипотеза давала надежду. Все же лучше, чем ничего, все же лучше, чем думать об Александре и сходить с ума от черной тревоги...

...Поразительно, если учесть обстоятельства, но он страшно скучал по ней. Да, он боялся за нее, он искал ее, вся его жизнь сконцентрировалась теперь на острие этой единственной мысли и цели... И при этом скучал. Словно рядом с ним образовалась холодная, опасная пустота.

Мир, в котором он в силу профессии жил, насквозь пронизывался большими ветрами, выдувавшими человеческое тепло. Александра была его магическим кругом – его заколдованной чертой, через которую не смело преступить зло. И только поэтому он мог каждый раз обретать новые душевные силы для столкновения с ним. Покидая уют магического круга, он снова шел в бой, – это было не только его профессией, но и внутренним долгом. Тем, что Кант назвал "нравственным императивом". Но детектив Канта не читал, отчего знать не знал, что это так умно называется. Он просто ощущал это, и все.

Когда он пришел в милицию, он тогда еще представить не мог, насколько ежедневное столкновение со злом разрушительно для психики. Он тогда еще не был знаком со статистикой самоубийств среди полицейских во всем мире. Он тогда еще понятия не имел, как смещает ценности эта профессия. Профессия, которая каждый день приносит только зрелище человеческих отходов. Или, проще говоря, дерьма. Какое там "звездное небо над головой"?!

Впрочем, Кис Канта не читал, отчего про "звездное небо" тоже не знал.

Выхода существовало только два: либо очерстветь душой, но тогда и перестать воспринимать дерьмо как дерьмо, чего он не мог себе позволить, – никогда не читанный им Кант не пускал... Или уходить из профессии. Но этого он тоже не мог себе позволить – он любил сыск.

В частные сыщики он ушел не потому, что бежал от профессии. Он бежал от непрофессионализма. От коррупции, от фальшивых отчетов, от взяток и спущенных свыше приказов закрыть глаза на то-то и то-то... От оборотней.

Жизнью своей, как и новой профессией, он был доволен. А с тех пор, как в ней появилась Александра, так и вовсе счастлив...

Теперь же у него пытаются отнять Александру. На мгновение представилось, как будто то зло, с которым он бился всю жизнь, объединилось и решило ему отомстить, словно в фантастическом романе. Оно слилось в одну большую черную, склизкую массу, выбросило из себя ядовитое щупальце, которое добралось до самой нежной, незащищенной его сердцевины... Намертво приклеилось зловонными присосками и теперь выжидает, наблюдая за ним воспаленным красным глазом. И в зависимости от его поведения, решений, сообразительности оно либо отползет, убирая свое щупальце, либо резко рванет его, выдирая сердце...

Алексею на мгновение так сделалось страшно, что жар пробежал по его телу, покрыв его потом: а вдруг он ошибается? А вдруг он Сашу не найдет?!!!

...Наверное, подобное чувствует хирург, когда у него на операционном столе лежит любимый человек. И, натягивая перчатки, он ощущает, как парализует руки мысль о том, что все теперь зависит только от него. Только!От его таланта, знаний, ума, прозорливости. Жизнь дорогого существа сейчас уместилась на кончиках его пальцев...

И если ему недостанет таланта и прозорливости, знаний и ума, то он не просто потеряет это дорогое существо, но еще и будет виновен в потере...

Наверное, с этим не живут. Просто не выживают. Если Алексей проиграет... Лучше об этом не думать.

...К счастью, он уже подъехал к нужному дому, – еще немного, и эти мысли раздавили бы Алексея. Он слишком далеко зашел в воображении, он позволил себе непозволительное. И теперь, паркуясь, был очень на себя за это сердит. Когда руки тянутся не туда, можно, например, себя по рукам шлепнуть, как иногда в шутку делала Александра, потянувшись к пирожному. А когда мысль полезла не туда, по чему бить?

Если бы была рядом Саша, уж она бы нашла, куда шлепнуть... Но в том-то и дело, что ее... "Хорош, все, заткнись!" – прикрикнул на себя Кис и направился в квартиру погибшей женщины.

...Он оказался прав. Ни малейшего следа или даже намека на медальон. Кроме того, как выяснилось, детей в этой семье вовсе не имелось.

Алексей перезвонил Виктору. Сурово напомнил, что он должен найти те дела, где, как и в предыдущих, просматривается не просто неверная жена, но имеющая детей.

– Это минимум, – подчеркнул Алексей в телефон. – У меня нет времени, чтобы обходить каждую и любую жертву!

– Не во всех делах есть такие сведения, вы же сами знаете! Я подумал, что по возрасту у нее должен быть ребенок, а поскольку она выпивала, то неизбежно этот ребенок был заброшенным...

Есть колоссальная разница между "подумал" и "точно знаю". Первое экономит время Виктора; второе – время Алексея. Время для спасения Александры, которое уже ужалось в девять дней.

Он снова взвесил: не сказать ли парню, что Александру похитили, чтобы подстегнуть его усердие? И снова ответил себе: нет. Это вызовет ненужные волны. Когда детектив в первый раз нарушил договор с Бенедиктом, тот похитил Сашу. Однако пока оставил даденные изначально сроки.

Но если он учует, что петровские сыщики пытаются его вычислить? Что изменит он тогда в правилах игры? Об этом было страшно даже подумать.

Конечно, та выходка с открыткой на их свадьбу являлась прямой провокацией с его стороны, – интересно, чего он ожидал от Алексея? Или он его нарочно спровоцировал? Кис не знал ответа на этот вопрос. Но сила была на стороне маньяка. И Алексей не имел права рисковать, давать ему новый повод пересмотреть условия игры!

Кроме того, ему не хотелось взывать к сочувствию мальчишки, вся страсть которого помещалась в игру под названием "Найди маньяка". Для него, наверное, это тоже был своего рода "квест" – игрушка, чудом переместившаяся из компьютерного мира в реал... А для игрушки не существует времени. Можно записать партию и спокойно пойти попить чаю, принять ванну, сходить с друзьями в дискотеку, потом снова сесть за компьютер, и виртуальное время начнет свой отсчет ровно с той минуты, на которой остановилось.

– Что-нибудь еще нашел? – спросил он.

– Я ищу, Алексей Андреевич... Но это не так просто!

Ну да. Виртуальное время не течет.

– Если бы было просто, я бы сам забежал да прочитал. Я эту работу поручил тебе именно потому, что она непростая. И я бабки тебе за нее плачу, потому с тебя спрашиваю. Ты не веришь, что я иду по следу маньяка? И оттого не горишь энтузиазмом? Дело твое. Веришь, не веришь – это лирика, Витя, твоя личная. А мне результат вынь да положь. Я ясно выразился?!

Он отключился в крайнем раздражении. Если бы он мог, он бы сам занимался прозвоном отделов, сам бы разговаривал с операми, ведшими выловленные Тамарой дела. Но он не имел на то никакого официального права, будучи уже давно не в структуре... Оставалось надеяться, что Виктора этот разговор хорошенько подстегнет. Алексей почему-то был уверен, что подсказка – последняя! – содержалась именно в трех оставшихся медальонах. Или в четырех?

Ответ на этот вопрос он как раз рассчитывал добыть сегодня. Январский вдовец обещал на автоответчике вернуться "в конце недели". Что такое конец недели, вопрос несколько спорный. Для большинства людей это воскресенье, верно? Но для "деловых" это пятница. Они мыслят категориями рабочей недели. А наш вдовец был явно "деловым", и потому, учитывая, что сегодня как раз пятница, имелся шанс...

...Нет, шансов решительно никаких не имелось! Телефон его не отвечал, автоответчик по-прежнему рассказывал про "конец недели". Разозлившись, Кис чуть не шарахнул телефон об стенку. Впрочем, он быстро передумал портить бесценный рабочий инструмент, каковым являлся телефон, и решил набрать-таки мобильный вдовца. Толку в этом большого он не видел – из-за границы обсуждать наличие медальона среди украшений его погибшей жены бессмысленно. Но хотя бы узнать у него, когда вернется...

Но и мобильный не отвечал. Это показалось Алексею странным. "Деловые" никогда не выключают сотовые, они с ними даже в туалет ходят... Может, просто не слышит? Или... Или он сейчас в самолете? И отключил, как положено, на борту?

Ехать! – решил Алексей. Встретим торжественным маршем прямо у подъезда!

Добравшись до места назначения, он снова позвонил на сотовый долгожданного командированного, и тот ответил недовольным усталым голосом. Замаялся, видать, в заграницах!

Догадка детектива оказалась верной: он только что прилетел и в данный момент рулил из Ше-реметьева-2 в сторону Москвы. Алексей остался на посту у его подъезда.

...Не хотел Борис (так его звали), ох как не хотел разговаривать сейчас с детективом! И медальона он такого в глаза не видел, и даже маньяк его не интересует! Однако это неожиданно сыграло свою позитивную роль: не зная, как уже избавиться от назойливого сыщика, Борис согласился, чтобы Алексей быстренько и самостоятельно просмотрел украшения погибшей женщины.

Маньяк правильно выбрал свой знак: одежду могут выбросить или раздарить, а украшения обычно сохраняются. На помойку их не снесут, а раздаривать направо-налево тоже никто не станет. Посему у медальона были все шансы сохраниться в квартире Бориса...

И он сохранился!.. Губы Иммануила Остреца подрагивали в улыбке, когда он глянул с фотографии на детектива. Так и захотелось плюнуть ему в рожу.

Брезгливо захлопнув крышечку, Алексей испросил разрешения забрать медальон, и получил мгновенное разрешение. Мельхиоровая поделка ценности не представляла, а Борис так обрадовался, что детектив уже уходит, что, казалось, готов был еще и чаевые ему дать за подобную любезность...

Ну что ж, это девятый медальон. Осталось три. Всего три. Еще три. Аж три...

Александра. 22 октября

...Так протекло несколько напряженных дней. Хотя, строго говоря, следовало бы сказать "спокойных дней". Бенедикт с ней почти не разговаривал, она только с опаской прислушивалась к его едва слышным перемещениям за дверью. Но ни разу он не сделал попытки войти к ней или позвать ее, к примеру, поужинать вместе.

Он всегда предупреждал ее о своем уходе и о примерном времени возвращения, чтобы она успела запереться в комнате. Таким образом, Александра его ни разу так и не видела со дня ее похищения. Впрочем, желанием увидеть его она отнюдь не горела.

В какой-то из этих тоскливых и одинаковых дней, которые с редкими перерывами озвучивал лишь дождь, она все же рискнула и попросила у него две вещи: радиоприемник и каких-нибудь книжек. Просить компьютер было бы, конечно, смешно.

– Каких именно? – любезно откликнулся Бенедикт через дверь.

– Мне все равно. – Ей показалось неуместным делать "заказ" на книги тому, кто ее похитил и держал в плену. – Хоть детективы.

...На следующий день он принес и радиоприемник, и книги. Вернее, одну. Сообщил через дверь, что уходит и что все лежит на столе в кухне, она может взять. Дождавшись звука запираемых замков, Александра вышла из своей комнаты. Ей не верилось, что маньяк выполнил ее просьбу... Но она увидела еще издалека маленький приемник на батарейках и толстую яркую книгу и обрадовалась так сильно, как в детстве радовалась новой кукле.

"Он не маньяк, не может этого быть, – думала она, приближаясь к столу. – Так маньяки себя не ведут. Что-то тут не то... Или он просто сумасшедший? Не буйный, к счастью, а такой тихий сумасшедший..."

Поверх красочной глянцевой обложки лежала записка:

«Насколько мне известно, вы прекрасно владеете французским».

Откуда ему это известно, черт подери? Александра посмотрела на книгу: "Les maniaques". To есть "Маньяки"... Зачем? Что он хочет этим сказать?!

Она унесла приемник и толстый труд французского психолога к себе в комнату, легла на диван, включила радио и долго слушала его бездумно, иногда поглядывая на книгу. До тех пор, пока ее мозг не пронзила догадка: "Он зачем-то хочет УБЕДИТЬ меня в том, что он маньяк! Потому что на самом деле он совсем не маньяк, а выдумал все затем... Затем, что хочет заманить Алешу сюда!!! Ну да, все сходится! Он сам сказал, что я не должна отсюда убегать, потому для него очень важно, чтобы Алеша пришел именно сюда, а он придет, потому что уверен, что я в руках маньяка!

Но зачем, зачем?! Какую ловушку он тут приготовил для Алеши? Он хочет его убить???

...Если бы хотел убить, то какая разница, где? Зачем заманивать его сюда, в этот недостроенный дом?

...Чтобы избавиться от тела... Тут где-то рядом наверняка есть лес, может, даже болото... Или в котлован под дом – их тут много, раз поселок только строится...

...Он мстит Алеше за что-то... Наверное, Алеша отправил за решетку кого-то из его близких... Или его самого, а он отсидел и вышел на свободу, а теперь мстит... Прикидывается маньяком, чтобы заставить Алешу сюда прийти...

...Надо Алешу предупредить!!! Тут ловушка!!! Этот Бенедикт, он хочет его убить!!!

...Но как Алешу предупредить???!!!

...Но если Алеша сюда не придет, то Бенедикт убьет меня!!!"

Александра закрыла ладонями лицо. Чувство бессилия заполонило ее. Отчаянного бессилия. Такого отчаянного, что она почувствовала слабость во всем теле. Даже заплакать не было сил. Впрочем, в слезах нет никакого ни смысла, ни толка, так что вовсе незачем плакать... Думать надо!

Но думать не получалось. Ни одной мысли не было. Ни одной. Она просидела на диване еще какое-то время, бездумно слушая радио и бездумно поглядывая на книгу. Потом вдруг схватила ее, положила на колени и открыла.

..."Человечество до сих пор мается в двух крайних определениях любви: первое из них романтически-возвышенное, идеально-нереальное чувство; второе же упрощенно сводится к сексу. Но ни один из этих взглядов на любовь не описывает ее истинной сущности...

Любовь к другому есть, по сути, разновидность любви к себе. В любви к, казалось бы, Другому мы, на самом деле, любим свое Я, отраженное в восхищенных глазах Другого..."

"...Это значит, я люблю Алешу потому, что он ценит меня? А он меня потому, что я ценю его? Но как же тогда другие "восхищенные", которых у меня тьма-тьмущая? Почему я никого из них не любила?

Или... Или они не так ценят? Не то ценят? А Алеша увидел, распознал именно ТО? Что важно для меня, что я сама в себе ценю?"

Она снова опустила глаза в текст. "Другой вопрос, в чем именно видится ценность этого восхищения. Для кого-то важно, чтобы был оценен его талант, для кого-то красота, для кого-то душевные качества, для кого-то социальное положение и так далее. При всем многообразии схема здесь общая: потребность в восхищении.

Вот почему люди так нуждаются в комплиментах и так падки на них. Я уверен, что вы это не раз наблюдали в жизни. А особо наблюдательные замечали и за собой. Вспомните, какое радостное тепло растекается по телу, когда вам говорят лестные вещи. Как зажигают они ваши глаза и наливают щеки румянцем удовольствия... Не так ли?

Теперь, если вы согласны со мной, то вам легко будет согласиться и со следующей мыслью: причины собственнического отношения к Другому кроются как раз в том, что при измене или разрыве мы словно теряем часть себя. Перестав отражаться в восхищенных глазах Другого, мы теряем свою высокую цену, свое величие. А смириться с такой потерей неимоверно трудно..."

Александра ощущала сильное сопротивление этим словам. Ей не хотелось соглашаться с ними, но, чтобы не согласиться, нужно было найти аргументы, внятные возражения, формулировки. А ей сейчас было некогда. Текст затягивал ее, он вел ее к чему-то важному, и она торопилась.

"Отчего мы часто преследуем изменника или изменницу – скандалами, слезами, угрозами, а иногда используя запрещенные методы. И все для того, чтобы вернуть свое утраченное Я.

Вы, разумеется, никогда так не поступали, мой читатель, но вы наверняка наблюдали у других пар, как иногда пытаются не слишком красивыми способами вернуть любовь те, кто ее потерял".

"...Ну, допустим. Что-то в этом есть. Я действительно видела подобное... И что с того?!"

«Теперь, если вы со мной хотя бы отчасти согласились...»

"Этот тип просто читает мысли!"

«... то вам будет легко понять феномен маньяка. Это человек, который остро нуждается в признании и, не умея его получить естественным путем, добивается силой».

"...Ага, я сейчас зарыдаю от сострадания!"

«Даже если вам не нравится мое определение любви как признания нашего Я, как потребности отразиться в восхищенном взгляде Другого, следовало бы понять хотя бы то, что потребность в этом чувстве у любой человеческой особи крайне высока. Несмотря на модный в современном обществе цинично-ироничный взгляд на любовь, ни одно человеческое существо не может обходиться без нее. Это самая сильная потребность человека после первейших физиологических потребностей организма».

Александра пропустила несколько абзацев, в которых описывались «обходные пути получения любви-признания», как то слава или власть, и вперила взгляд в тот текст, который ее интересовал: "И маньяк есть лишь крайнее, болезненное воплощение этой потребности. Неудовлетворенной, разумеется. В чем и корень зла.

По разным причинам, социальным, физическим и психологическим, он не может добиться признания. Отчего он тоже ищет обходных путей. Но для него невозможны пути славы или власти (все по тем же причинам) – для него единственный оставшийся ему способ есть насилие. В подчинении себе Другого он видит признание собственного Я, отраженное в страхе жертвы...

Я не намерен взывать к вашему состраданию, призывать пожалеть маньяка. Но я хочу обратить ваше внимание на то, что, к примеру, супруг-скандалист, постоянно упрекающий свою вторую половину в отсутствии внимания (то есть в утраченном восхищении), тоже прибегает к методам насилия. Разница не в сути, а в степени насилия..."

...Или все-таки Бенедикт – маньяк? Зачем он ей принес эту книгу?! Чтобы она, его пленница, получше поняла его маньячную душу???

– ...Вы заглянули в книгу, которую я вам принес? – прополз под дверью голос Бенедикта.

Александра вздрогнула. Погруженная в чтение, она не уловила звук открывающихся входных замков, и теперь у нее появилось отвратительное чувство, словно к ней подкрались сзади.

Она помедлила, прежде чем ответить, не зная, что стоит за этим вопросом.

– Дда... – выдавила она из себя наконец.

– И что скажете?

Она решительно не знала, что сказать.

– Вам эта монография кажется интересной? – уточнил свой вопрос Бенедикт.

– В общем... любопытно, – ответила она.

– Любопытно?

Голос его сделался ледяным, и Александра ощутила страх, животный страх, перехвативший горло. Если он решит взломать ее дверь... то бежать ей некуда.

– Да... – заставила себя ответить она, стараясь придать голосу непринужденность. – В ней есть вещи, о которых я не думала раньше.

– Например? – поинтересовался Бенедикт с интонацией сурового экзаменатора.

– Например... о сущности любви...

Ей было стыдно, что она так боится его. Но она ничего не могла с собой поделать: у нее даже колени дрожали.

– На какой вы странице?

– На седьмой...

– Мне казалось, что у журналистов имеется профессиональная привычка читать быстро.

– Смотря какой текст... Там, где нужно думать, по диагонали не прочтешь.

– Ну хорошо, – голос его немного смягчился. – Сегодня у нас пятница... Если в мои планы ничего не вмешается, то субботу и воскресенье я намерен провести здесь. У нас с вами будет целых два дня, чтобы поговорить о любви!

23 октября

– Алексей Андреевич, я тут нашел два случая. Весь день вызванивал нужных людей! – Виктор желал похвалы, и Алексей не замедлил одобрить его рвение коротким "молодец!". – Как вы просили, женщина замужняя и с детьми... Более того, там просматривается любовник!

– Отлично! Подробнее?

– Но, честно говоря, дела мне кажутся чуток бредовыми...

– А именно?

...Первый случай, который отобрал Виктор, датировался началом марта. Женщина каталась на лыжах на Канале имени Москвы в районе Химок. Ее "подрезал" какой-то мужчина на сноуборде, резко сбивший ее с ног и исчезнувший со скоростью ветра. Точнее, при столкновении он тоже упал, но быстро вскочил на ноги и был таков. Женщина же получила смертельную травму – перелом свода черепа. Самое странное заключалось в том, что вопреки свидетельским показаниям ее мать подала заявление в милицию, в котором утверждала, что ее дочь убил любовник, с которым она каталась вместе на лыжах.

Вторая история случилась в феврале. Женщина, страдающая привычной бессонницей, приняла две таблетки снотворного (одна ей не помогала) и в ожидании, когда лекарство подействует, вышла на балкон покурить. Дальнейшую картину восстановили эксперты: по их мнению, она споткнулась о порог, упала вперед, ударилась головой о край балконной ограды, отчего на какое-то время потеряла сознание. Далее вступило в действие снотворное, и женщина пролежала на балконе всю ночь при двадцатипятиградусном морозе. Утром она была мертва от переохлаждения.

Ее супруг, вернувшись из командировки, счел, что это дело рук ее любовника. Следствие немножко повозилось, проверило алиби последнего, показания соседей и пришло к выводу, что это все же несчастный случай.

Записав адреса, Алексей просидел еще с час в полной прострации. Тут что-то не то... Либо Тамара ошиблась, – вернее, еще не все нашла, в понедельник обещала закончить отбор дел, – либо...

Либо ошибся он, Алексей Кисанов.

Вопрос, самый главный вопрос, который он откладывал на потом, в надежде, что следующая комната в "квесте" принесет разгадку всей игре, – этот вопрос отнюдь не собирался проясняться! Наоборот, ответ на него все больше ускользал от детектива...

Вопрос же этот заключался в следующем: как мог Бенедикт оказаться убийцей-невидимкой во всех этих, столь различных обстоятельствах? Причем если нераскрытые убийства еще оставляли место для тайны, для догадок и гипотез, то два отобранных стараниями Тамары и Виктора несчастных случая были совершенно прозрачны. Весь сыщицкий опыт Алексея говорил о том, что, несмотря на заявления родственников, данные два случая были действительно несчастными. А сумасшедшей родни хватало, он это прекрасно знал... Отчего и заявлениям их цена грош в базарный день.

Он взъерошил волосы жестом абсолютного отчаяния, непонимания. Пистолет, нож, удавка – короче, все девять разных способов убийств, которые он нашел в нераскрытых преступлениях по убойному отделу, – хоть и очень странно для маньяка, но куда ни шло... Вроде такой маньяк необычный, можно было хоть как-то допустить. Но мужик на сноуборде?! Или эта женщина, замерзшая на балконе... Убийца не мог ей подсыпать снотворное, так как она его принимала регулярно, что было установлено следствием. Он не мог ее "споткнуть" о порог, ибо судмедэкспертиза категорична: никаких следов пинка на теле погибшей не имеется, а сила удара об ограждение балкона соответствует понятию "споткнулась". Если бы не легкий обморок в сочетании со снотворным, ничего бы не случилось. Не говоря уж о том, что следов чужеродного вторжения в ее квартиру не нашли. Ее любовник, – а он наличествовал и дал показания, подтвержденные свидетельствами соседей и друзей, – никогда не приходил к ней домой. Они встречались у него на квартире. Но, главное, он не был Бенедиктом...

Да нет, это просто бред! Такого не может быть! НЕ МОЖЕТ. Алексей где-то допустил ошибку. Не приведи бог, в самом начале своих умозаключений... Если так, то хана. Начинать все заново – у него времени уже не осталось. Ни за что не успеть, ни за что...

Он еще некоторое время тупо и отчаянно ворошил свои жесткие волосы, словно вместе с шевелюрой должны были заворошиться и мысли... Но этого не случилось. Мыслей не наблюдалось.

Тяжело встав с кресла, будто больной, он собрался и вышел под проливной дождь. Будь что будет – он все-таки съездит по этим адресам... Только для того, чтобы убедиться в своей ошибке!

Спустя несколько часов Кис снова сидел за своим рабочим столом, снова бессмысленно вороша волосы. Результаты его поездок по двум адресам, продиктованным Виктором, принесли результат хуже некуда: в обеих квартирах он НАШЕЛ МЕДАЛЬОНЫ.

То есть фирменный знак Бенедикта, удостоверявший, словно печатью, что он успешно завел детектива в тупик. В ТУПИК.

Что это означает, черт подери??? Что за игру навязал ему маньяк???

Алексей терялся в догадках. Он-то был уверен, что с новыми находками он приблизится к решению... Но он не только не приблизился – новые находки отбросили его назад! Теперь ввиду абсурдности двух новых случаев он поставил под сомнение и все предыдущие...

Оставалось найти последний медальон из двенадцати. О чем он поведает? Неужели в конце пути маньяк приготовил подарочек в виде недвусмысленного намека на то, что детектив избрал неверный путь?!

...Пепельница выросла горкой окурков – горьких и вонючих. От курева и кофе першило в горле, слезились глаза, но Алексей упрямо сидел перед мерцающим в темноте экраном компьютера, всматриваясь в свои записи и схемы, перебирая заново все элементы той логической цепочки, которая легла в основание его действий. Пытаясь найти ошибку – и не находя ее...

В самом деле, разве можно было рассудить иначе на его месте? У него появляются исходные данные: существует двенадцать нераскрытых убийств за последние двенадцать месяцев. Что Алексей делает в первую очередь? Самую логичную вещь: выясняет, есть ли серия.

Далее, оказывается, что ее нет. И Алексей решает искать в нераскрытых убийствах. А где же еще? Раз убийца на свободе, значит, его до сих пор не нашли, то есть преступления не раскрыты. Логично? Да как дважды два!

Правильность его поиска подтверждают медальоны с фотографией его визитера, Иммануила Остреца. Их собралось девять. Не хватало трех. Как рассудил Алексей? Да опять же, совершенно логично: что преступника проморгали в какой-то иной категории дел. Где убийство было ошибочно списано на суицид или несчастный случай.

Более того, и два последних найденных медальона подтверждают верность его умозаключений. Бенедикт с их помощью давал понять детективу, что логика его нигде не подвела! Беда лишь в том, что оба эти случая никак, ну никак не были похожи на убийства...

Или Бенедикт их тщательно замаскировал?! Столь тщательно, что даже он, Алексей Кисанов, опытный и грамотный сыщик, не в состоянии их заподозрить?!

Нужен последний медальон. Он поставит точку.

Или вынесет приговор ему, опытному и грамотному сыщику...

Алексей позвонил Тамаре.

– Мне нужны дела за октябрь. Срочно. Можешь сделать завтра?

"Завтра" было воскресенье, у Тамары выходной.

– Я обещала сыну прийти на матч... Он в футбол играет... На первенство района...

– Тамара, у меня... – Он осекся и помолчал. – Это очень важно, прошу тебя!

– Поняла. Кис, я все сделаю, организуюсь как-нибудь... Не дергайся!

– Тома... Спасибо.

– Да чего уж там...

Завтра, когда Тамара закончит отлов дел по профилю, он будет точно знать, во что он вляпался.

Вечер субботы его немного утешил. Позвонила Маша и сообщила, что рисунок готов. И ужин готов, на который она приглашает детектива.

Женя встретил его радостно и, схватив за руку, сразу потащил к себе в комнату, возбужденно рассказывая про новый военный грузовичок, точную копию настоящего. Алексею не терпелось увидеть Машин рисунок, но он смирился с судьбой. Мальчишке, видимо, не хватало отцовского, мужского присутствия... И, выстраивая вместе с Женей машинки в ряд, "на старт", – им предстояло устроить гонки, – он снова беспокойно думал о том, как будут они управляться с их с Сашей детьми – они, вечнозанятые родители...

Женя отпустил детектива только тогда, когда Маша вошла и объявила, что пора ужинать. И пока ребенок мыл руки, Маша показала свой рисунок Алексею.

Он был выполнен схематично, но, наверное, сходство с оригиналом Маша уловила. Алексею изображенный на рисунке человек не был знаком.

– К сожалению, я не смогла вспомнить форму его носа... Но овал, посадку глаз и форму губ воспроизвела довольно точно, – пояснила Маша. – Надеюсь, что вам это поможет... А теперь за стол!

...Алексей так расслабился в этом уютном доме, в его удивительно ласковой атмосфере, что, когда "мама Маша" уложила мальчика спать, он еще просидел с ней в гостиной пару часов, попивая отличный французский коньяк. Совершенно неожиданно для себя он рассказал ей об Александре, о близнецах, которых они ждали, об ограблении и визите маньяка, в общем, обо всем. Давно с ним такого не случалось, или, точнее, никогда, – чтобы едва знакомому человеку вывалить в жилетку все свои наболевшие проблемы. Обычно в роли такой жилетки выступал он сам – отчего-то располагал людей к откровениям. А тут его словно прорвало.

– Извините, Маша, я вас загрузил... – смущенно проговорил он, вставая. – Поздно уже, позвольте откланяться.

– Нужно иногда и вам выговориться, – улыбнулась она. – Не все же чужие исповеди слушать...

– Откуда вы знаете? – поразился Алексей.

– Я просто вижу, какой вы человек... Маша обняла его за шею и поцеловала в колкую щеку.

– Все будет хорошо, Алексей, поверьте мне. Все будет хорошо...

Впервые за все эти три безумные недели Алексей заснул легко и спокойно. Он поверил Маше.

Александра. 22 октября. Продолжение

– ...У нас с вами будет два дня, чтобы поговорить о любви!

Он ушел, а фраза осталась. Она больно царапала мозг Александры. В ней был какой-то душный намек... Удушливый... Удушающий...

Но он же не маньяк! Маньяки себя так не ведут! Александра искала в своей памяти подтверждения, перекапывая все, что она когда-то услышала и увидела о серийных убийцах. Ей очень хотелось верить в то, что маньяки себя так не ведут... И вдруг коротенькая и простенькая догадка пронзила ее: он ждет срока. Он пока не ведет себя, как маньяк... Пока срок не вышел! Она вспомнила: «Подожди, подожди, подожди»... Голос вплетался в глухой шум дождя – подожди-дожди-дожди... Нет, ей не примерещилось! Он был там, за дверью, и он хотел к ней войти! Но потом раздумал. «Подожди». Это он себе сказал. Он себя уговаривал – подождать, потерпеть!

Она зажмурилась от ужаса. Зря она старалась вспомнить все виденные в кино сцены – теперь, освеженные в памяти, они завалили ее с головой. Она задыхалась от страха. Хотелось кричать, бить стекла, бежать.

Бежать. Бежать!!!

Она еще раз осмотрела окно. За стеклом решетка, за решеткой глухие ставни. Два издевательских гвоздя, которые словно манили их выдернуть. Может быть, и решетку можно как-то расшатать и вытащить? Вдруг она не закреплена, а просто поставлена?

Света голой лампочки не хватало, чтобы разглядеть как следует крепления решетки. Ей пришла в голову мысль поискать фонарик. На дачах непременно существуют фонарики, как же иначе!

...Она нашла фонарик на втором этаже, возле рулона обоев. Нажала на кнопочку, и бледное круглое пятно света выхватило из полумрака... пассатижи! Они лежали совсем недалеко, просто она не заметила их в первый раз!

Неужели? Кажется, сама судьба подает ей знак! Нужно рискнуть! Разбить стекло, расшатать решетку, вытащить гвозди из ставен – и она на свободе!

Подхватив свои находки, она спустилась вниз. Мысль о свободе пьянила ее. Нет, она не забыла слова Бенедикта: «Если вы сбежите, то тогда найду вас я. Но тогда расклад будет иной... Я вас тогда убью, Александра. Поверьте, это не пустая угроза...» Просто сейчас они перестали быть такими страшными. Эйфория близкого освобождения кружила голову. Как только она окажется на свободе, она выберется из этого поселка, она найдет Алешу, и он не позволит убить ее! Он не позволит этому Бенедикту привести угрозу в исполнение!

Александра посветила фонариком через стекло. Решетки упирались в камень несколькими штырями, и отверстия были зацементированы... Но, наверное, их можно раскачать? Цемент ведь крошится... У нее еще есть целая ночь впереди...

А вдруг нет? Она разобьет стекло, но не сможет справиться с решеткой... Или с этими жуткими гвоздями... И тогда Бенедикт явится сюда и поймет, что она ПЫТАЛАСЬ СБЕЖАТЬ. Что тогда будет?

Ее передернуло. Эйфория начала постепенно улетучиваться. В принципе, если попробовать справиться с окном в своей комнате, то Бенедикт не увидит, потому что он в ее комнату не заходит, – пыталась Александра догнать свою эйфорию, снова ощутить прилив радости и надежды...

И вдруг она вспомнила тихое звяканье ключа с обратной стороны своей двери. У него есть второй ключ! Она посмотрела на пассатижи. Неужели придется сдаться? Неужели отказаться от попытки спастись?! Нет, это не в ее характере!

Александра решительно взялась за инструмент и замахнулась им, чтобы разбить стекло. И именно в тот момент, когда ее ладонь ощутила холод металла, всплыла перед глазами сцена первого утра, проведенного в этом доме. Вот она поднимается наверх... Вот она осматривается... Рулоны обоев, стружка, краска...

Пассатижей там не было! И фонарика не было! Она прикрыла глаза и снова вызвала в памяти ту картину... Нет, не бы-ло!!!

Значит, он туда их нарочно положил... Чтобы... чтобы спровоцировать ее... И тогда... Он бы увидел, что она пыталась... Теперь совершенно ясно, что ее затея была обречена на провал... Бенедикт знает секреты своих окон... Он ее провоцировал, нет сомнений!!!

Зачем? Ответ она ощущала, но боялась сформулировать... Он был где-то там, в слове "подожди"... Бенедикт искал возможности не ждать... Он хотел дать самому себе разрешение не ждать... Если бы Александра нарушила его условия, он бы себе это разрешение дал...

Она бросила пассатижи на пол, как ядовитую змею, и даже ногой их притопнула. Потом подобрала их и отнесла на место, наверх, вместе с фонариком. Потом вернулась к себе в комнату, села на диван и заплакала. В слезах нет ни смысла, ни пользы, но они лились сами, слезы страха и отчаяния, и невозможно было их остановить. "Алеша, – прорыдала она в голос, – Алеша, найди меня..."

25 октября

Получив очередные распечатки от Тамары в воскресенье – их оказалось пять, что уже радовало относительно небольшим количеством, – он в понедельник снова подрядил Виктора на поиск подходящих дел. Ждал весь день, усмиряя нетерпение. Он знал, что это непросто: дела были раскиданы по разным отделам, – Виктор звонил, искал опера, который вел дело, задавал вопросы... Нужные люди не всегда оказывались на месте – то на выезде, то выходной. Раньше завтрашнего дня и ждать нет смысла...

Но он вопреки доводам разума ждал. Он промаялся до вечера, но Виктор так и не позвонил. Не выдержав, Алексей сам набрал его номер.

– Мне удалось получить сведения только по трем из пяти, Алексей Андреевич. Завтра постараюсь получить информацию по оставшимся двум.

– А в этих трех нужный профиль не просматривается?

– Ну, как вам сказать... Есть одно, где у жертвы вроде любовник имелся и ребенок тоже. Но вряд ли оно вам подойдет, уж больно фантазийное...

– Это мне решать, Витя. Ты должен был мне сообщить, у меня каждый час на счету!

– Да что вы так волнуетесь? Еще неделя есть, успеем!

– Блин, маньяк мою жену похитил, – не выдержал Алексей. – А ты мне про неделю толкуешь!!!

– Извините, я не знал... Что же вы мне не сказали, я бы...

– Проехали. Я ничего и не сказал. Что там за "фантазийное дело"?

...Женщину загрыз насмерть ротвейлер. Почему и при каких обстоятельствах собака набросилась на нее, установить не удалось. Обезображенный труп жертвы нашли только утром в соседнем дворе. Время наступления смерти датировалось поздним вечером предшествующего дня. Обнаружился свидетель, показавший, что собака бегала по дворам одна, без хозяина.

Муж погибшей приходился хозяину ротвейлера постоянным собутыльником. Оба запойных алкоголика то мирно выпивали, то ссорились насмерть. Дело дважды доходило и до поножовщины. После гибели супруги ее муж-алкаш подал в милицию заявление, утверждая, что его собутыльник состоял в любовной связи с погибшей и нарочно натравил на нее собаку, чтобы досадить ему, мужу. Их сын, в свои тринадцать лет уже баловавшийся чрезмерным употреблением спиртного, дал показания о том, что видел мать в обществе соседа-собачника, но сам подозреваемый категорически отвергал все подозрения в любовной связи, равно как и в мести. По его словам, женщина действительно несколько раз встречалась с ним с целью уговорить его прекратить пьянки с ее мужем; что же до пса, то он прогуливался в одиночестве по той простой причине, что хозяин был не в состоянии вывести животное на прогулку, ограничившись открытием дверей своей квартиры. Собака была уже приучена к такому способу выгула и стояла у двери подъезда в ожидании, что кто-нибудь из жильцов откроет ее. Соседи подтвердили его слова.

Дело и впрямь выглядело, в контексте их поисков, "фантазийным", как выразился Виктор. Оно смахивало на пьяные разборки двух закадычных алкоголиков, не более того... Искать в нем медальон? Или дождаться, пока Виктор выловит оставшиеся два случая, в надежде на что-нибудь более похожее на преступление?

Понедельник был на исходе. У Алексея оставалось только шесть дней до истечения ультиматума, включая завтрашний. И он решил, что наведается к вдовцу-алкоголику прямо завтра с раннего утра, чтобы застать его перед работой...

26 октября

...Нет, он даже не удивился. На самом деле он где-то смутно предполагал именно такой исход дела. Двенадцатый медальон лежал в его ладони, и с фотографии смотрел на него смеющийся Иммануил.

Он дал Виктору отбой: больше его помощь не требовалась. Угнездившись в своем любимом кресле, он смотрел на этот медальон как на чашу с цикутой, которую ему предстояло выпить. Горькую отраву его ошибки...

Он не понимал, где она. Где?!

И этот проклятый дождь. Он лил уже две недели, вымывая все мысли, все чувства... Все, кроме отчаяния.

Прошлой ночью он плохо спал – напряжение не отпускало его ни на минуту, – и сейчас Алексей почувствовал себя совершенно разбитым. Чугунная голова гудела от бьющей в черепную коробку единственной и отчаянной мысли: где ошибка, где она?!

Зазвонил телефон. Кис посмотрел на входящий: Серега. Что ему сказать? Что он дошел до конца, не приблизившись к разгадке ни на йоту? Что Серега был прав, утверждая, что нельзя доверять словам маньяка, играть с ним по честному счету?

С другой стороны, и у Сереги до сих пор ничего не имелось в рукаве. Иммануила Остреца они отпустили, установили за ним слежку, надеясь, что он войдет в контакт с сообщником и приведет их к Александре. Но ни наружное наблюдение, ни телефонный перехват не приблизили их к Александре ни на сантиметр: Острец никуда не выезжал, никаких мало-мальски подозрительных разговоров ни с кем не вел...

Алексей вдруг подумал о том, что Машин набросок следовало бы показать Сереге. А с другой стороны, зачем? Портрет преступника – это означает розыск, а розыск означает заявление от него, от Алексея, о пропаже Саши... Но именно этого он делать не собирался, на чем с Серегой едва не поссорился...

Телефон все звонил. Алексею страшно не хотелось снимать трубку, но все же решился: вдруг у Сереги новости?

...Нет, никаких новостей у дружбана не было. Он всего лишь хотел узнать, есть ли новости у Алексея. Они оба неловко помолчали в телефон.

– ...Ты подумай все-таки, Кис... Если скажешь, я все силы брошу на поиски Александры, всех подниму. Еще пять дней осталось, можем успеть...

– Дай мне время до вечера.

– Мы потеряем сегодняшний день...

– Я знаю. Я сказал – до вечера.

– Тебе виднее. Ну, жду тогда.

Алексея тронуло то, что Серега не стал ни на чем настаивать. Иногда бывает так плохо, что неучастие дороже участия... Редко кто понимает цену такой деликатности.

Он растянулся на кровати и уставился в потолок. Мысли не было ни одной. Только чугунный звон, сотрясавший его черепную коробку.

...Его ошибка, без сомнения, заключалась в том, что он поверил маньяку и стал играть по предложенным ему правилам. А игра оказалась без правил... Собственно, он, скорей всего, даже и не маньяк... Возможно, что детективу решил отомстить кто-то из отловленных им преступников... Вышел на свободу и решил отомстить... Только теперь начинать поиск в этом направлении – поздно, времени практически не осталось...

Он все же вернулся к компьютеру, открыл свои файлы, принялся просматривать старые папки. Некоторые из разоблаченных им преступников уже умерли, иные все еще отбывали сроки. Кроме того, ему нужен был не обычный преступник, а талантливый манипулятор. Только он мог придумать весь спектакль с "маньяком" и вовлечь в него детектива...

Федя Горик?^[7] Он манипулятор великолепный, к тому же актер и режиссер в одном лице, хоть и недоучившийся, зато весьма изобретательный. Но он должен еще отбывать наказание... Или ему скостили срок за примерное поведение?

Были у него в списке еще две женщины, тоже манипуляторши хоть куда, но зачем женщине такое громоздкое действо с похищением Александры? Нет, не видел Кис женщину в роли "Бенедикта", не женский это почерк.

Оставался Федя. Этот спектакль ему вполне по плечу, к тому же Иммануил Острец тоже самодеятельный актер, каковым был когда-то и Федя. Правда, непонятно, зачем ему было похищать Александру... Он отнюдь не маньяк и даже насильником был исключительно по расчету, а не по, так сказать, призванию... Чтобы заставить помучиться его, детектива? А потом... Потом убить Сашу?!

Он набрал номер.

– Серега, узнай, пожалуйста, вышел ли Горик на свободу. Помнишь его? Да, Федор, Федор Горик. Спасибо, жду.

Он взял телефон с собой в спальню, снова растянулся на кровати. Время текло мучительно медленно. Трубка лежала у него на груди. Он боролся со сном, отчаянным и глухим, наваливающимся на него, как бетонная плита.

Наконец телефон ожил.

– Его опустили на зоне, а потом убили. Сам знаешь, как это бывает с насильниками, – произнес Серега. – А ты думаешь, что это кто-то из старых? Месть?

– Вечером, Серега. Я тебе обещал вечером сказать, чего думаю. Ладно?

Дружище отключился, не задавая лишних вопросов.

Алексей прикрыл тяжелые веки. Мысль о сне казалась ему кощунственной, хотя в таком состоянии толку от него и быть не могло. Надо все-таки поспать. Освежить силы. Не бежать, не суетиться, а отдохнуть. Да. Поспать. Это самое правильное сейчас, нужно голову привести в рабочее состояние... "...Самое странное во всем этом, что Бенедикт, заманив меня в ловушку, отлично просчитал наперед мою логику... И не только мою логику, но и мои возможности... Включая возможности искать через Зональный информационный центр и через ребят на Петровке... потому что без них я бы и за год не собрал эти чертовы медальоны..." – подумал он, засыпая.

...С этой же мыслью он проснулся. За окном было темно – октябрь близился к концу, смеркалось рано. В квартире не горел свет – он заснул еще при дневном, – и только желтые пятна фонарей забрасывали свои скудные лучи в его комнату.

"...Он отлично просчитал наперед мою логику... И не только ее, но и мои возможности..." – крутилось в голове. Эта мысль была чревата какой-то другой мыслью, словно матрешка, где одна кукла "беременна" другой. Но он никак не мог ухватиться за то место, в котором нужно было раскрыть две половинки и вытащить из-под них вторую матрешку-мысль.

Кис принял вертикальное положение. Голова была не такой тяжелой, во всяком случае, больше не напоминала гулкую чугунную полость. Он пошел на кухню, зажигая по дороге лампы во всех комнатах – ему почему-то сейчас остро захотелось, чтобы стало светло. Включил чайник, достал кофе.

И вдруг бесшумной ночной птицей в его мозгу пронеслась смутная догадка. Абсурдная, немыслимая, но, кажется, единственная, способная объяснить бредовость происходящего! Алексей так и замер с банкой кофе в руках, не слыша засвистевшего чайника.

Си-и-и... – тонко выводил чайник, подвывая. Ну конечно же... Конечно!!! Иначе и быть не может!!! Он был прав, это "квест", а раз так, то он попал просто в новую комнату, а вовсе не в тупик!!! "Квест" должен быть решаемым, иначе это не головоломка, и он, Алексей, полный болван, дурак и идиот, что позволил себе поддаться отчаянию! Нужно было всего-навсего искать новую дверь – уже последнюю дверь, за которой выход!!! Правильно: этот человек предвидел все его ходы, все до единого! Он представлял, как будет рассуждать детектив, и оставил ему "метки"-медальоны, уверенный, что детектив их найдет. Он даже понимал, что детектив изумится последним трем находкам. И именно в этом была подсказка!

Кис выключил чайник, приготовил себе кофе и бутерброд – неожиданно разыгрался зверский аппетит – и отправился к компьютеру, чтобы еще раз перечитать свои записи и проверить догадку. Хотя на этот раз он был уверен, что не ошибся. Он еще не знал имя того, кто скрывался под псевдонимом "Бенедикт", нет, но он уже знал, где его искать!

Александра. 23 октября

...Александра проснулась поздно, за полдень. Бенедикта в доме не было. Только сейчас она сообразила, что он не назвал время, в которое собирался приехать. Это напрягало. Она умылась, затем пошла на кухню завтракать, постоянно прислушиваясь к входной двери: не заслышит ли шум открываемых замков?

Но было тихо. Так тихо, что до нее неожиданно дошло: дождь прекратился! Стояла угнетающая тишина, безлюдная, глухая. Вернувшись к себе в комнату, Александра включила приемник, нашла музыкальную волну – все не так тоскливо...

Мало-помалу музыка подхватила ее, задала свой ритм, завладела телом, и Александра, подкрутив громкость, принялась с энтузиазмом делать гимнастику... Даже настроение стало получше!

Закончив, она ополоснулась в душе и вернулась к себе в комнату. Потрогала белье на батарее – отопление в доме не работало, но радиаторы наличествовали, – оно уже высохло. Александра растянула резинку трусиков, чтобы надеть их, как вдруг услышала шаги, совсем близко...

Звук открываемых замков она проворонила за музыкой!.. Мамочки, а дверь-то в комнату она не заперла!!!

Ахнув, Александра швырнула трусики на пол и метнулась к двери.

Поздно. Бенедикт шагнул в дверной проем.

Она замерла перед ним, как изваяние, не смея шелохнуться. Она была совершенно голой, только толстые шерстяные носки прикрывали ее ступни – совсем, совсем не то место, которое следовало прикрыть...

Он тоже остолбенел. Он пожирал глазами ее тело, и они все светлели, светлели, пока не сделались совсем белыми, словно зрачки растворились, растеклись, как неудачная яичница-глазунья, по белкам. И чем больше светлели его глаза, тем больший ужас сковывал Александру. Таких глаз она никогда еще не видела ни у кого. Это было СТРАШНО.

Натянуть на себя одеяло! Хоть как-то прикрыться! – мелькнуло в ее голове. Но она не успела. Бенедикт шагнул к ней.

Она выбросила вперед руки, словно они, эти тонкие и слабые руки, могли ее защитить. Он ухватил ее за запястья. Глазами он уже не то что пожирал ее тело – он уже объедал плоть с ее костей, так ей казалось. От ужаса она никак не могла сообразить, что ей делать, как спастись. КАК???

Он все держал ее запястья, и его пальцы казались металлическими, так сильно он сдавил их. "Синяки останутся, – машинально подумала она. – Господи, какие, к черту, синяки, от меня самой сейчас останется один синяк..."

Но Бенедикт не сдвинулся с места – так и стоял, сжимая запястья Александры с чудовищной силой, и глаза его как-то странно заплывали под верхнее веко и снова возвращались на место, пустые и белые... Он внезапно задрожал, как будто от напряжения, словно ее запястья были стопудовой штангой, которую он поднял над собой, и все его тело затряслось от непосильного груза. Он трясся так сильно, что и ее руки заходили ходуном в каком-то бесноватом шаманском танце. Может, он эпилептик?!

И вдруг она вспомнила: "Подожди-дожди-дожди"...

– Подожди... – прошептала она.

Тряска чуть ослабла.

– Подожди... – сказала она погромче.

Его глаза выплыли из-под век, и зрачки снова очертились, остановившись на ее лице.

– Подожди!

Зрачки немного потемнели, и взгляд его стал несколько более осмысленным.

– Подожди, подожди, подожди!

Его взгляд окончательно сконцентрировался на ее лице. Руки перестали дрожать, хотя хватка была по-прежнему железной. Он вглядывался в ее глаза, словно хотел прочитать в них какой-то ответ.

– Не надо, – мягко сказала она. – Не надо, Бенедикт.

Он бросил ее руки так сильно, что они шлепнулись об ее бедра, резко развернулся и вышел из комнаты, притянув за собой дверь. Александра, еще не веря такому чудесному исходу, несколько мгновений стояла столбом, созерцая дверь, потом бросилась и заперла ее на ключ негнущимися, обескровленными пальцами.

Отдышавшись, она оделась и уселась на диван, пытаясь обдумать случившееся. Теперь она знает точно: тогда, в прошлый раз, когда она заслышала металлическое позвякивание ключа в своем замке, ей не примерещилось "подожди-подожди-подожди"! Он и впрямь бормотал эти слова, зарифмованные дождем... Это было его магическое заклинание.

Отсюда следовало... Да, отсюда следовало, что он действительно маньяк. Он сдерживал свои патологические порывы при помощи этого заклинания... В ожидании Алеши, без сомнения.

Но зачем ему Алеша?! Чтобы убить его?!

– Зачем ему Алеша? – она неожиданно для себя произнесла эти слова вслух.

– Вы что-то сказали, Александра? – дополз до нее издалека голос-гусеница. Он был обычным, холодным и противным, но, главное, спокойным! Значит, припадок его прошел...

И Александра осмелилась:

– Зачем вам Алеша?

– Мне? Мне он не нужен. Он нужен вам. Чтобы вас спасти.

– Это неправда. – Александра немного осмелела, ободренная самим фактом, что он отвечает ей, к тому же вполне разумно.

– Вот как? – она услышала легкую усмешку в его голосе.

– Да. Какой тогда смысл был в моем похищении, если ваша цель лишь в том, чтобы он меня спас? Вы же не ребенок, не в казаки-разбойники играете...

– Ну почему же... Мы играем в очень занятную игру. Я загадываю загадки – ваш Алеша их разгадывает.

И он умолк. Александра подождала несколько минут и рискнула снова задать вопрос:

– И какой в этой игре смысл?

– Жизнь или смерть.

– Моя?

– На самом деле вы не мой тип... Мне нравятся маленькие блондинки, а вы высокая брюнетка... Априори, мне вас убивать – никакого удовольствия. Я это сделаю только в том случае, если ваш верный рыцарь не сумеет меня вычислить. И найти вас заодно. Сделаю это без удовольствия, что очень прискорбно... Только ради наказания вашему мужу, который уже успел предать наш с ним договор...

– Что у вас против него?

– Ничего. У меня много чего есть против меня... Меня самого. Я возложил на него миссию... Редкое, королевское доверие меня найти. И остановить.

– Королевское?

– Да. Я выбрал его из многих.

– Как это остановить?

– Он меня вычислит. И я больше не смогу убивать.

Она недоумевала. Странные речи, странные... Если он маньяк, то, наверное, у него с психикой не в порядке? Он несет бред?

– Не понимаю. Вы сидите и ждете, чтобы Алексей вас нашел и сдал вас милиции?

– Ну... примерно.

– Такое бывает?!

– Вам не понять... Вы все, так называемые нормальные люди, – вам трудно понять... Я устал!

Он умолк, умолкла и Александра, пытаясь осознать услышанное. Прошло, наверное, с полчаса, как вдруг до нее снова долетел голос Бенедикта.

– Если вам нужно поесть или там в туалет... Вы не бойтесь. Только предупредите меня, что выходите.

Голос его был по обыкновению тих, но этот раз в нем звучала какая-то горечь. И Александра уцепилась за нее, как за соломинку.

– Спасибо, – мягко ответила она. – Я как раз хотела бы выйти.

И с этими словами она отперла свою дверь.

Он стоял в проеме своей комнаты и смотрел на нее. Только сейчас Александра разглядела его: довольно высокий, светло-карие глаза, лицо узкое, бледные губы, волосы каштановые с рыжим оттенком, очень белая кожа... Если бы не выражение лица, не сухая, узкая складка губ, то его можно было бы назвать симпатичным.

– Спасибо, – произнес он. И скрылся в своей комнате.

Александра немного растерялась. Ей на самом деле никуда не нужно было, ни в туалет, ни на кухню, но она рассчитывала на какой-то разговор с Бенедиктом... Услышанная ею горечь дала надежду, что его можно вызвать на откровенность, а откровенность позволила бы ей что-то понять, перестать так отчаянно бояться...

Теперь она стояла посреди пустой большой комнаты, не зная, что делать. Это слово, "спасибо", – что оно означало? Спасибо за что?

С ним, с этим странным и страшным человеком, что-то происходило, словно та сцена, когда он держал ее запястья, как стопудовую штангу, в нем что-то сломала. И эта ломка, Александра чувствовала, была в ее пользу.

Она сходила на кухню, налила себе в кружку воды. И, прихлебнув, спросила:

– Вы хотели поговорить о книге...

– Идите к себе в комнату, Александра. Вы закончили ваши дела? Ну так идите!

Ей ничего не оставалось делать, как подчиниться.

Больше он не обронил ни слова, а вечером сообщил, что его планы изменились и что его не будет в доме до понедельника.

Он уехал, а его горечь осталась клубиться по темным углам недостроенного дома, и Александра ощущала ее привкус даже на губах – привкус чужой тоски и безысходности...

27 октября

...Кис так и не отзвонил Сереге вчера вечером. Но он не сомневался, что дружбан понял все правильно: Алексей и на этот раз отказался от его помощи. Точнее, не от его помощи, а от помощи родной милиции. Так было условлено с Бенедиктом, и Кис, слегка обмирая от собственной решимости, отчаянно пер в одиночку. На финишную прямую – он был уверен!

Он набрал другой номер.

– Тамара, последняя просьба...

– Ну так уж прям и последняя? – съехидничала боевая подруга.

Алексею было не до шуток, но он поднатужился:

– К просьбам поужинать со мной это не относится!

Тамара хихикнула и сообщила, что она вся внимание.

– Мне очень нужно знать, кто обращался в ЗИЦ примерно по тем же критериям поиска, что и я, за последние... Сейчас, секунду...

...Если в конце мая Бенедикт уже закупал медальоны, то, стало быть, план его был к этому времени готов. Тогда возьмем пару-тройку предшествующих месяцев...

– За март, апрель и май, – закончил он. – Сможешь?

– Придется все заявки пересмотреть, ведь я же не одна работаю в ЗИЦ...

– Тома, сможешь или нет?

– Для тебя, Кис, все, что угодно!

У Тамары было хорошее настроение, и Алексей порадовался за нее, хотя расспрашивать не стал: не до Тамариных ему радостей.

– Тома, жду! Просто вот сижу у телефона и жду, слышишь?

– Не, ну погоди, так быстро я не могу...

– Ты сказала "все, что угодно"? Сказала. Так вот, мне угодно получить эти сведения срочно!

– Ты чего, Кис, психуешь? Сейчас, я тут закончу вылавливать одно дельце и сразу твоим займусь...

Алексей положил трубку. Сейчас все решится, со звонком Тамары. Он снова перебрал все свои соображения. Нет, осечки быть не должно: Бенедикт оттого-то так хорошо предугадал логику детектива, что сам действовал по той же логике! И почему же это? Другого ответа быть не могло: они "из одного профсоюза"!

Кем он был, Алексей пока не представлял, но ясно одно: этот человек имел доступ к Зональному информационному центру. Зачем ему это все понадобилось, непонятно, да не до того ему было, чтобы вникать в психологию больного человека, а затеять подобное мог только больной, без сомнения! Сейчас Алексею было необходимо лишь одно: убедиться в правильности своей догадки. А комментарии будем писать post scriptum, когда догадка превратится в факт.

Тамара позвонила только через три с лишним часа.

– Кис, ты только не ругайся, знаешь, сколько заявок нужно было пересмотреть!

– Не ругаюсь, не ругаюсь, – нетерпеливо проговорил Алексей, – давай уже скорей, рассказывай, чего накопала!

– Да немного... Никто по твоим параметрам не искал. Вернее, по убитым женщинам искали, и многие, но не за последние двенадцать месяцев, как ты. Несколько просили сведения за прошлый календарный год, а другие по разным периодам...

– Кто-нибудь приходил сам в центр, просил доступ к компьютеру?

– Ну, случалось, – замялась Тамара. Что понятно: подпускать к централизованному хранилищу информации посторонних, даже сотрудников самой Петровки, было запрещено.

– Хорошо, Тома, я не прошу весь список. Просто посмотри, какие фамилии пересекаются в разных запросах. И еще, кто из них интересовался несчастными случаями и суицидами. Думаю, что в конечном итоге у тебя останется только одна фамилия. Только одна.

– Сейчас, Кис... Я посмотрю и перезвоню.

...За сорок минут он извелся так, словно ожидал оглашения смертного приговора. У него даже ладони вспотели, чего с ним никогда ранее не случалось, и сходил в ванную, вымыл руки и протер запотевшую телефонную трубку губкой.

Зато сорок минут спустя Тамара произнесла фамилию: Дикович Б. Н., полковник, начальник отдела по похищению людей.

– Точно?

– Ты просил того, чьи запросы пересекаются... Дикович один такой.

– Он рыжий?

– Да я не знаю его в лицо... А что?

– Ничего, милая моя Тамара, ничего. Скоро в ресторан с тобой пойдем!

– Что, у тебя опять дело?

– Нет. Праздновать пойдем. Потом расскажу, что именно...

Теперь все встало на свои места! Серега... Вот оно что... Вот источник информации! Дикович слышал его разговоры с коллегами, многие из них еще помнили Алексея, и Серега наверняка кому-то из них говорил: мол, Кис-то в папаши намылился, Кис-то с Александрой съезжается, квартиру покупает... Не исключено, что Дикович также слышал их с Серегой телефонные переговоры... Почему слышал? Потому что хотел услышать. Он не слышал – он их слушал. Специально. Подслушивал. И потому все о детективе знал.

Кроме того, теперь ясно, почему он ошибочно назвал Серегу другом детства Алексея: ему было известно, что в убойном отделе таковой имеется, – и перепутал, решил, что это и есть Серега...

Ну, и теперь понятно, почему он решил похитить Александру: ему, начальнику отдела по борьбе с похищениями людей, хорошо известно, как это делается...

Что ж, все сходится. Оставалось проверить только маленькую деталь, убедиться, что не закралась ошибка. Алексей уж было потянул руку к телефону, чтобы набрать номер Сереги, но передумал. Это опасно. Он может снова услышать. Надо дождаться вечера...

Да и звонить нужно вовсе не Сереге!

Он набрал мобильный Виктора. Поблагодарил за помощь и, между прочим, обронил вопрос: не смотрит ли начальство косо на работу Виктора для частного детектива?

– Да нет вроде... Я ж никому не говорил, – так, копаюсь себе в делах потихоньку... Стараюсь не в ущерб службе. И потом, у нас почти все подрабатывают, так или иначе. А что?

– Да просто вспомнил: когда я к вам заходил, какой-то рыжеватый мужик на нас так пристально смотрел... – вдохновенно сочинял Кис. – Недовольно смотрел, я бы сказал.

– Рыжеватый? Это, наверное, Дикович, Борис Николаевич. Начальник соседнего отдела, по похищениям. Он к нам часто заглядывает. Да вы не обращайте внимания, он по жизни смурной. Всегда серьезный.

– Ну хорошо, – безразлично ответил Кис, внутренне ликуя.

Итак, он был прав! Только человек, работающий в милиции, мог так точно представлять себе все следственные шаги детектива. Более того, детектива, имеющего относительный доступ в родную милицию, к информационному центру, к оперативно-поисковым делам...

И в то же время этот человек отлично понимал, как непросто, даже имея доступ, проштудировать все материалы, напасть на правильную схему, по которой потом искать остальные дела... Именно поэтому на каждом ключевом этапе Алексея поджидала подсказка, "воздушный поцелуй" от маньяка: то медальон, то имя "Бенедикт", которое он оставил сначала в артельном магазине, а затем в семьях погибших женщин...

Он действительно хотел, чтобы Алексей его нашел. Он загадал кучу загадок, но в надежде, что детектив их разгадает!

И Алексей разгадал. И снова получил "воздушный поцелуй": Дикович Борис Николаевич.

Борис Николаевич Дикович.

БНД.

Бе-Не-Дикт...

Оставалась лишь малая малость: понять, где он прячет Александру. Выспрашивать домашний адрес Диковича было рискованным. Серега вряд ли знает, а если начнет интересоваться, то тем самым сильно его насторожит. Этот человек умел подслушивать...

Стало быть, слежка. Алексей в лицо его не знал, но зато вот где пригодится Машин набросок! Он посмотрел на часы: рабочий день еще не закончился. Хотя на Петровке рабочий день, мягко говоря, ненормированный, и предсказать, в какое время и где окажется начальник отдела по борьбе с похищениями, не представлялось возможным даже для него лично. Но тем более следовало поторопиться!

Он уже было завел мотор своей "Нивы", как призадумался. Зачем понадобилась Диковичу эта странная игра с ним, он до сих пор не понимал. По службе они никогда не пересекались: он появился на Петровке, 38 уже тогда, когда Кис покинул ее стены. Так что Кис не мог ему ничем насолить, даже нечаянно. В то же время предположение, что начальник отдела по борьбе с похищениями людей мог оказаться сам маньяком, – это ни в какие ворота не лезло. И зачем ему, в таком раскладе, понадобилось грабить Алексея и похищать Александру, угрожая ее убить?

С другой стороны, он это сделал, как ни крути. И неважно сейчас, по каким причинам и с какой целью. Важно лишь то, что противник у него хитрый и опасный. Которому превосходно известны все сыщицкие уловки... И он слишком много знал о детективе. Не исключено, что включая и марку его машины!

Алексей выбрался из "Нивы", вышел на проезжую часть и стопанул левака. Приехав на Петровку, встал на значительном расстоянии от входа и настроил бинокль. Так-то оно лучше будет...

Ему повезло. Не прошло и часа, как он засек Диковича. Тот садился в машину, в скромный и мощный "Вольво" последней модели. Алексей следовать за ним не стал – опасно. Он просто запомнил номера и вернулся к себе домой, на Смоленку. У него имелись хорошие связи в ГИББД, и вскорости он записывал под диктовку адрес владельца "Вольво" последней модели с такими-то номерами...

Разумеется, это был адрес его московской квартиры. Вероятность, что именно в ней он держит Сашу, была невысока. Скорее всего, он ее прячет на даче... Хорошо еще, если на своей, а то вдруг на чужой...

Но что-то ему подсказывало, что на своей. Маньяк комфортно ощущает себя только в своем личном пространстве. И болезненно воспринимает чужое. А Дикович если и не маньяк, то явно с большим приветом...

Как бы то ни было, придется за ним следить. И, кажется, пора вызывать Игоря из отпуска и высвистывать Ваньку от его девушки.

К этому занятию Алексей и приступил, не теряя времени. У обоих парней были свои машины, а у Ваньки еще и мотоцикл. Это давало возможность маневра в слежке.

Оставалось четыре дня плюс сегодняшний вечер...

Александра. 25 октября

Бенедикт приехал вечером в понедельник, как и предупреждал. С порога громко объявил о своем появлении – опасался, видимо, застать снова Александру раздетой...

За время его отсутствия она крутила в уме так и сяк случившееся, но толком понять ничего не смогла. Тем не менее, хоть и на уровне ощущений, она все же сделала некоторые выводы. Во-первых, стало ясно, что Бенедикт, маньяк или нет, не так уж важно, но он способен, хоть и с большим трудом, себя контролировать.

Ее "во-вторых" было менее внятным: спасибо он ей сказал, похоже, за то, что она вышла из своей комнаты. Точнее, за то, что не побоялась. А еще точнее, за то, что поверила ему. Но это выводило за собой и неожиданное "в-третьих": значит, ему не безразлично мнение о нем другого человека...

Сначала она удивилась этой мысли, но потом, отбросив киношные страсти про маньяков, припомнила реальные дела, о которых когда-то слышала. Подробности и имена уже выветрились из памяти, но были случаи, когда маньяки имели превосходную репутацию, занимались какой-то общественной деятельностью, – следовательно, не так уж это необычно... Им, как и всем нормальным людям, требовалось уважение и признание. Им хотелось быть "хорошими" в самом обычном, общепринятом смысле этого слова...

Более того, припомнила она историю про некоего учителя, чуть ли не заслуженного педагога, насиловавшего и убивавшего мальчиков... Когда его разоблачили, он покончил с собой. И оставил предсмертную записку, в которой написал, что он чудовище... И просил прощения у всех своих жертв... Стало быть, он понимал, что делает. Понимал в обычных человеческих категориях добра и зла, которые ему не были чужды...

В свете всех этих воспоминаний и собственных ощущений Александра сделала для себя вывод: Бенедикт действительно болен, но он знает об этом. И сейчас он старается совладать со своей болезнью. По крайней мере, до тех пор, пока Алеша не найдет его и не остановит.

Выстроив эту цепочку заключений, Александра испытала огромное облегчение. Бенедикт намерен сдержать слово: он не тронет ее до прихода Алеши. Что будет, если Алеша не сумеет вычислить его в срок... Об этом думать не хотелось.

Но к ее ощущениям примешивалось и другое...

Сочувствие.

Да, как ни странно, она сочувствовала Бенедикту. Может, это "стокгольмский синдром"? Но она не могла не быть ему благодарна за то, что он боролся с демонами... За то, что победил их в жестоком бою, пощадив ее, Александру... Она видела, как это было ему нелегко... И Александра не могла не уважать такую силу воли. В ее критериях добра и зла человек, сражающийся со злом в самом себе, был достоин высшей оценки. М-да, вот так-то...

Разумеется, она отдавала себе отчет, что ее сочувствие очень зыбко: напади Бенедикт на нее снова, от него, сочувствия, не останется и следа! Но пока что она была под впечатлением выигранной им битвы с демонами, в которой приз достался на самом деле ей... И той горечи, того страдания, которое оставил в ней этот человек... Его страдание самым естественным образом вызывало в ней сострадание. В конце концов, она женщина... "Она его за муки полюбила, а он ее – за состраданье к ним"...

Передумав и перечувствовав все эти "мыслеощущения", Александра решила взять инициативу в свои руки. Она не питала особых иллюзий на предмет того, что сможет помочь Бенедикту, – помочь ему, наверное, смогут только психиатры, и то не факт... Но ей хотелось высказать ему свое одобрение, поддержку, что-то в этом роде. Она чувствовала, что для него это важно, иначе бы он не сказал ей тогда "спасибо"... И потому она решила завести с ним откровенный разговор, когда он появится. Даже придумала начало: "В вашей книге о маньяках много говорится о любви как о желании признания в глазах Другого. А мне кажется важным признание в собственных глазах, в системе своих личностных координат и ценностей... Как вы думаете?"

Да, так она и скажет. Ведь он, по большому счету, остановил себя не ради Александры, а ради тех самых ценностей... Оставалось только найти подходящий момент для того, чтобы затеять этот разговор...

Однако ей не пришлось его затеять. Поскольку Бенедикт затеял его сам. Без всяких предисловий он обратился к ней через дверь:

– Я скажу вам, Александра, зачем я похитил вас... Формально я воспользовался промашкой вашего Алеши: уговор был таков, что он не должен привлекать милицию к нашему поединку, – я ведь вызвал его на дуэль, один на один... А он привлек. Но я не слишком рассердился на него за отступничество: они все равно ничего не нашли, ни на шаг не приблизились к разгадке моей шарады! Я только повеселился, глядя на их потуги! И был очень горд собой, как ловко и хитро я все подстроил... Вы гордитесь хорошо сделанной работой, Александра?

– Да, разумеется.

– Ну вот и я тоже... Короче, Кисанов мне дал повод наказать его – похитить вас. И я не замедлил им воспользоваться. Теперь он уж точно туннель под землей носом прокопает, но придет сюда, к нам с вами... – Он усмехнулся. – И он копает, копает, старается. Уже близко, радуйтесь... Но главная причина вашего похищения не в этом. Просто мне нужен был человек, который мог бы меня выслушать.

Александра изумилась. Неужто он не мог найти такого человека менее изощренным способом?

– Говорить о себе я не умею и, по правде говоря, не хочу. Но я не хочу и молчаливо сгинуть...

Нужно наконец, чтобы хоть кто-нибудь узнал правду обо мне. А вы, говорят, умный человек. Да и мне тоже так показалось. Вы ведь видели пассатижи и фонарик, признайтесь?

– Видела...

– Но не воспользовались, браво. Иначе бы я воспользовался вашей ошибкой... Во всяком случае, я искал повода, чтобы разрешить это себе...

Он помолчал некоторое время. Александра тоже молча сидела за дверью, на единственном стуле, на спинке которого до сих пор висело ее вечернее платье, скрывавшее под собой соблазнительный пояс и чулки.

– Я не так представлял этот разговор... Я к нему готовился. И книгу вам принес именно для того, чтобы облегчить себе начало. Но все поломалось тогда, когда я застал вас раздетой. Меня это выбило. Хоть вы и не в моем вкусе, но обнаженная женщина... Короче, меня это выбило, вот и все. И теперь я не знаю, как этот разговор начать. Но вообще-то мне все равно, как его начать. Можно и с середины. Вы ведь моя пленница, будете слушать меня внимательно, не так ли? Если мне не понравится, как вы меня слушаете, то... У меня есть второй ключ, Александра, вы знаете.

– Знаю.

Он умолк, видимо, все же не знал, как начать... А – вопреки его "все равно" – ему на самом деле было небезразлично, как именно... Он что-то очень важное хотел ей сказать, Александра чувствовала. И решила ему помочь, перейдя прямо к делу.

– Бенедикт, – ровным голосом спросила она его, – вы хотели меня убить? Изнасиловать?

– Зачем вам знать?

– Я пытаюсь понять вас...

Он громко засмеялся за дверью.

– Вы? Меня? Вы никогда не поймете! Черт, она ошиблась, неправильно было начинать с этой фразы, с этой сцены!

– Я ненавижу женщин. Ненавижу. Будь моя воля, я бы всех передушил, кроме старух!

Александра молчала. Не туда она направила разговор, не туда. И теперь она не знала, как исправить положение.

Протекло минут десять полной тишины, и она уже было собралась отправиться спать, как вдруг до нее донесся его голос. Настолько тихий, что ей пришлось подобраться к самой двери, чтобы расслышать слова...

– Я был аутистом в детстве. Знаете ли вы, что это такое?

– Примерно... Это дети, которые долго не говорят.

– Не так! Это дети, которые не спешат вступать в отношения с остальными!

– Хорошо, ладно, – прошептала Александра. – А почему?

– Потому что все остальные – предметы!

– Как это – предметы? А мама? Папа?

– А так! Была тарелка, на которой еда, была женщина – "мама", которая накладывала эту еду на тарелку, был еще мужчина, "папа", который этим процессом почему-то интересовался. Я ненавидел, когда они ко мне прикасались. Они были как тарелки или вилки. Или как мои игрушки. Вам бы понравилось, если бы вас начала целовать и гладить тарелка или игрушка?

– Н-нет... – проговорила обескураженная Александра.

– Вот и мне не нравилось! Я был один Человек, а остальные были предметами. И так было до восьми лет. А потом что-то случилось. Не знаю, что именно. Может, просто пришла пора. И я увидел: вот мама, вот папа. Причем папа был очень похож на меня – он даже пахнул как я. А мама была чужой. Но я стал понимать, усваивать: это мои родители. Люди, а не тарелки. Не вилки, не игрушки. ЛЮДИ. Другие – не-Я.

– Это было шоком?

– Огромным. Пока я был заперт в мире своего молчания, я был единственным человеком на планете, Маленьким принцем, говорившим со зверями и звездами. И вдруг оказалось, что я не единственный. Хуже того: оказалось, что есть люди, от которых я зависим. Родители.

– ...Это было тяжелое открытие?

– Еще как. Оно вызвало во мне бунт. Особенно против матери. Она наняла мне учителей, чтобы я смог догнать упущенное время и учиться в нормальной школе...

– Что же в этом плохого?

– Это ей нужно было не для меня. А для нее самой. Чтобы все вокруг сочли наконец, что у нее нормальный ребенок.

– Вы это поняли в восемь лет?!

– Да!

– Все матери немного тщеславны, Бенедикт... Им хочется гордиться своими детьми, это нормально, нет?

– Чтобы гордиться, нужно вкладывать. Гордиться нужно своей работой, а не чужой... С тех пор как я заговорил, во мне обнаружили бездну разных талантов. Я не только быстро догнал других детей, но и обошел их. Только никто не понял, что таланты были во мне еще до того, как я заговорил. Но тогда их никто не ценил!

– Трудно оценить то, что неведомо... И это вас так озлобило на весь мир?!

– Вы ничего не понимаете... Но я уже привык. Даже не сержусь.

– Так объясните!

– Моя мать была плохой женщиной.

– Потому что она вас пыталась поцеловать, когда вы были аутистом? И вам это не нравилось?

– Да нет же!

– Потому что она хотела, чтобы все считали ее ребенка нормальным?

– Нет, нет, не говорите глупостей!

– Извините. Я просто не понимаю, что вы хотите сказать.

– Она подавляла моего отца!!! Александра не нашлась, что ответить на эту фразу, но Бенедикт, судя по всему, не ждал ее ответа. Она услышала, как он отправился в ванную, и по прошествии минут пятнадцати до нее донесся его голос:

– Спокойной ночи, Александра. Вы можете выйти, если вам нужно. Я завтра уеду рано утром и вернусь вечером.

– Спокойной ночи, Бенедикт... И легких вам сновидений. В которых люди будут людьми, а не предметами. Это похоже на фильм ужасов.

– Вы ничего не поняли. Я владел миром.

– Как это тоскливо, наверное...

– Откуда вы знаете? Откуда вам знать?!

– Попыталась поставить себя на ваше место... И почувствовала холод.

– Это лучше.

– Чем человеческое тепло?

– Оно лживо. Люди манят тебя теплом, чтобы тебя использовать. Они все, все – особенно женщины! – думают точно так же, как думал я: что только они люди, а все остальные предметы! Которыми можно и нужно пользоваться для своих нужд. Ими можно умываться, чистить зубы, есть их, как картошку, пить их, как чай, забивать ими гвозди, перелистывать их, как книжки... Вы прочитали в книге, которую я вам дал? Любовь – это для того, чтобы возвеличить собственное Я. Другой человек – предмет, зеркало для отражения собственного величия. Это написал умный человек, Александра. Подумайте над его словами, и вы увидите, как на самом деле устроен мир людей!

Она услышала, как он закрыл дверь в свою комнату.

27 октября, вечер

Ваня и Игорь, узнав о похищении Александры, продемонстрировали полную боевую готовность выполнить любое поручение детектива. Правда, от Ваньки пришлось выслушать длинную заковыристую тираду, смысл которой, в литературном переводе, заключался в упреке, что Алексей не позвал его на помощь раньше.

Они встретились на Шаболовке, недалеко от дома, в котором проживал Дикович. Ванька, уже привыкший к подобному роду поручений, легко проник в подъезд с очередным входящим в него жильцом и выяснил расположение нужной квартиры. После чего, определив два его освещенных окна на седьмом этаже, они принялись ждать: вдруг он выйдет?

Было решено следить за ним в три машины, перестраивая их по очереди. Алексей понимал, что этот маневр сойдет только в городской черте и, пожалуй, на загородном шоссе. Но как только Дикович свернет на безлюдные проселочные дороги, слежка станет очевидна, тем более для полковника милиции. И потому решил ограничиться на сегодня только задачей "проводить" его до первого съезда с шоссе или чуть дальше, в зависимости от людности дорог. А уже завтра они устроят засаду именно в этом месте, чтобы проследить за его дальнейшими передвижениями.

Однако в тот момент, когда его окна дружно погасли, Кис изменил первоначальный план. Нельзя было отвергнуть гипотезу, что Саша находится именно тут, в городской квартире, даже если он в подобном предположении сомневался.

Посему он дал инструкции Ивану, назначив его главным в операции. С помощью мобильника он будет руководить перемещениями на шоссе Игоря, меняясь с ним местами за машиной Диковича.

Алексей посмотрел на Игоря. Тот был невозмутим. Невозможно было прочитать по его лицу, рад ли он предстоящей операции – своему боевому крещению, можно сказать. Кис вспомнил, как в начале этого дела, еще до похищения Александры, Игорь обронил фразу: "Неприятно знать, что тебя подозревает твой начальник..."

Ему вдруг захотелось как-то смягчить свои тогдашние слова о подозрении... Но это не имело смысла. Сегодня Алексей позвал его на помощь, а это само за себя говорит. Кроме того, раз уж он решился привлечь своего секретаря к сыщицкой работе, то парню следует понять, что подозревать нужно любого и каждого, руководствуясь логикой, а не сантиментами. Пусть учится. Пора готовить смену Ванюшке...

– Ты хорошо водишь машину? – обратился он к Игорю.

Тот молча кивнул.

– Не вздумай лихачить. Игорь снова кивнул.

– Ваня, значит, ведете его до тех пор, пока на дороге есть машины, понял? Не рискуй, он грамотный мужик, на пустой дороге быстро поймет, что ему сели на хвост.

– Да ладно тебе, Кис, я чего, маленький, что ли? Не впервой...

– Ну, тогда все, пацаны. По машинам.

Дикович появился в дверях подъезда. Он постоял несколько секунд на верхней ступеньке, оглядываясь. Ну что ж, это логично: он ведь его ждет, Алексея. И сроки уже поджимают. Не сегодня-завтра он доберется до него, Дикович понимает это. А может, и не только понимает, но знает, на каком именно этапе находится Алексей? Эх, черт, надо было спросить Тамару, не интересовался ли кто-нибудь ее поисками для Кисанова...

Ну да ладно, теперь уже поздно. Как бы там ни было, Дикович настороже, он ждет гостя. На секунду мелькнула шальная мысль: а стоит ли прятаться? Раз он ждет, раз он сам зазвал к себе детектива, то и к черту все предосторожности?

Нет, положиться на милость маньяка детектив не мог. Неизвестно, что ему стукнет в голову, если он увидит слежку...

Темно-синий "Вольво" тронулся, вспарывая темноту мощными фарами. Выждав несколько мгновений, за ним выехал со двора Ванька, а Игорь объехал дом с другой стороны.

"Молодцы, ребята", – подумал детектив и направился к подъезду.

Консьержки в нем не было, как сообщил Ваня. Алексей дождался очередного жильца и усердно изобразил сцену под названием "никак не могу найти ключи, будь они неладны". Жилец любезно придержал перед ним дверь, а Алексей в очередной раз подивился беспечной доброте, с которой люди пускают в дом посторонних. А потом изумляются, отчего домофоны не спасли их квартиру от воров...

На седьмом этаже царила тишина. Дверь Диковича оказалась простой, чему Алексей порадовался, даже если в последнее время он освоил технику открывания металлических дверей.

Справившись с двумя замками в считанные секунды, он оказался в квартире.

– Александра? – позвал он, но в ответ не услышал ни шороха, ни вздоха.

Все правильно, не станет милицейский грамотный человек держать пленницу в городской квартире, адрес которой так легко узнать, а замки так легко вскрыть... Он включил фонарик. В квартире имелось две комнаты и маленькая кухня – дом был старым, в двенадцать этажей, постхрущевское малогабаритное жилье. Обстановка оказалась совершенно спартанской – ничего лишнего. Лишь одна вещь поразила Алексея: на стене, над старым письменным столом с облупленной лакировкой – кажется, такую мебель делали в семидесятых, – висела картина. Вернее, не совсем картина: под стеклом, в рамочке, лежали, тщательно расправленные, два мужских зеленых носка. Два старых выцветших носка с растянутыми резинками и дырками на больших пальцах.

Алексей приблизился. На столе высилась стопка каких-то бумаг... Мамма мия, не "каких-то", – на столе высилась стопка фотокопий тех дел, которые выудил Алексей! С верхнего листка смотрела на него фотография красавицы Марины, фотомодели, чья сестра Маша так помогла детективу...

Он перебрал их все – ошибки нет, все двенадцать дел, включая последний, самый бредовый случай с ротвейлером...

Отчего-то покачав головой, детектив решил под конец заглянуть на кухню. А там...

Там ждал его еще один сюрприз. На маленьком шатком столике лежала записка, написанная мелким, косым почерком:

"Добро пожаловать, господин Кисанов! Извините, что не могу принять вас лично, – я занят. Поехал покупать яблоки для Александры – беременной женщине нужны витамины!"

Алексей снова покачал головой – то ли осуждая, то ли восхищаясь... И покинул квартиру.

Александра. 26 октября

...Александра думала весь день над его словами. Ей очень хотелось найти им возражение, умное и внятное, но она его не находила. По большому счету, в его словах была правда. Она снова вспоминала Тимура^[8] – так и есть, она была для него предметом. «Предметом его любви»... Какое дикое словосочетание! Люди нашли абсолютно точные слова для обозначения тех самых отношений, о которых говорил Бенедикт, не подозревая при этом всю глубину их бесчеловечности...

Бенедикт появился на даче поздним вечером, часов в десять.

– Как вы думаете, Александра, любовь существует? – отдаленно прозвучал вопрос, сопровождаемый скрипом дверцы старого холодильника.

– Смотря что называть этим словом...

– Ну, не усложняйте. То, что обычно называют люди любовью.

– Люди обычно называют этим словом самые разные чувства.

– А вы, что вы называете этим словом?

– Я его стараюсь не произносить.

– Не доверяете ему?

– Примерно так.

– Это верх мудрости. – Он усмехнулся. – В той умной книжке, что я вам дал почитать, утверждается, что любви к другому не существует. Есть только отраженная от другого любовь к себе. Вот я и хочу узнать у вас: вы любите Кисанова?

– Да.

– Как это? Что вы чувствуете к нему, почему называете это любовью?

Она задумалась. Вопрос был непростым... Но Бенедикту действительно хотелось услышать ее ответ, она это чувствовала.

– Если честно...

– Мне нужно только честно! – донеслось из-за двери, на этот раз совсем близко.

– Так я и говорю: "если честно"... Жизнь моя сложилась так, что до Алеши мужчины меня не любили. Они хотели меня иметь. Я не имею в виду только сексуальный аспект, хоть это тоже... Я о другом... Психологическом, наверное, желании: подчинить, обладать, распоряжаться...

– Я как раз вчера вам об этом говорил. И Ки-санов ваш такой. Все люди одинаковы. Женщины хотят подчинить мужчину. Мужчины – женщину.

– Нет...

– Или она его, или он ее!

– Тоже нет...

– По-другому не бывает!

– Бенедикт... – Александра села на пол у двери, через которую велся разговор. – Бенедикт... Вы правы, конечно, люди часто пытаются установить в отношениях свое главенство... Я иногда думаю, что человеческие отношения в сфере эмоций вполне можно сравнить с бизнесом: есть бизнес, основанный на здоровом "ты мне – я тебе", то есть на взаимном обмене. А есть рэкет – вымогательство, насилие. Так примерно и в чувствах...

– "Ты мне – я тебе", так не бывает. Всегда один отдает больше, а другой его потребляет. Рэкет, как вы сказали. Это неизбежно.

– Избежно! Сложность только в том, чтобы найти такого человека, кото...

– Родителей, например, не находят.

– Разумеется, но потом, вырастая, вы сами выбираете, с кем дружить и кого любить. Делаете ошибки и учитесь на них, начинаете быстро распознавать сущность человека по первым же словам, жестам и выражению глаз...

– Родителей не выбирают!

– Да, но... Ну хорошо. У вас были в детстве проблемы, я понимаю.

– Вы ничего не понимаете!

Она промолчала. Да и что можно сказать ему в ответ?

– Вы мне так и не ответили, что у вас за любовь такая с Кисановым.

Она подумала некоторое время. Слова подбирались тяжело, но она чувствовала, что сейчас очень важно их найти.

– Мы дополняем друг друга. Ему плохо без меня, а мне плохо без него. Помните сиамских близнецов? С единой системой кровообращения? Это вот примерно так же. Мы два отдельных существа, но у нас единая система кровообращения.

– Непонятно. Объясните получше! Вы же журналистка, и вроде бы талантливая, как говорят, так найдите слова!

– Это очень трудно... Ну, например, когда я его обнимаю, я чувствую себя защищенной...

– То есть он вам отдает себя. Значит, вы его подавляете.

– Да нет же! Он тоже чувствует себя защищенным, когда обнимает меня...

– Он? От чего? От чего защищенным?!

– От "больших ветров"... Его жизнь – на ветру, то есть на неуютном перекрестке разных отрицательных событий... И я – я его дом. Убежище.

– Вы ему это внушили! Нормальный мужчина всегда живет на перекрестке "больших ветров"! Это его естественное состояние. А вы ему внушили, что он нуждается в вас!

Александра умолкла. Бенедикт, которому этот разговор был со всей очевидностью важен, желал меж тем не ее ответа и не ее мнения. Он искал доказательств своей правоты. В каких-то одному ему ведомых идеях...

– Хорошо, – сказала она. – Расскажите, что думаете об отношениях вы. Любовных или дружеских. У вас на это свой взгляд, верно?

– Одни потребляют других.

– Бенедикт...

– Замолчите! Я не нуждаюсь в проповедях!

– Да я и не собиралась...

– Замолчите же, наконец! – Он нервно дернул ручку двери, словно хотел проверить, заперта ли она.

Александра подчинилась. У него есть второй ключ от ее двери, она не забыла...

...Она решила, что он ушел к себе в комнату, потому что до нее не доносилось больше ни звука. Но выйти она не отважилась. И правильно сделала. Голос его долетел с кухни, – видимо, все это время он сидел там, в полной тишине.

– Вы верно сказали, рэкет... Моя мать изменяла моему отцу... И дело даже не в самом факте – больше половины супружеских пар подвержены изменам, по статистике. Но она изменяла открыто, нагло. Смеясь ему в глаза. Она знала, что он ее так любил, что не осмелился бы на разрыв... Она приходила ко мне среди ночи и пахла не моим папой – она пахла чужими мужчинами, когда наклонялась меня поцеловать... Я ненавидел этот запах. Я ненавидел ее поцелуи. А он – он ее жалел.

– Так, может... – осмелилась Александра, – это и есть великодушие?

– Величие души должно быть по размеру души! Какое, к черту, великодушие может быть у мужчины, об которого каждый день вытирают ноги, а?! Он не был великодушным, он просто любил ее. И страдал. Потому что она отняла у него все, даже меня! И папа с этим смирился... Когда я заговорил, она была в восторге. А папа испугался. Он давно чувствовал, что я все понимаю. И испугался, что я это ему скажу...

Я не сказал, нет. Я слушался мать, которая с упоением нанимала мне учителей, чтобы я догнал школьную программу. И за два года я догнал и перегнал. Она очень гордилась мною... Знаете, почему? Потому что это придавало ей образ матери-жертвенницы, которая вытащила своего ребенка из сложной психологической болезни. Которая самоотверженно боролась за него – и победила. И теперь я оказался лучшим из лучших в школе! Она носила этот ореол мученицы-страдалицы-героини, как орден. Она даже успевала между своими любовниками давать интервью о воспитании детей-аутистов. Хотя она не могла не знать, что вытащил меня своим терпением и любовью папа! Это он занимался мною, бессловесным ребенком! Пока она шлялась по мужикам!

Но она украшала себя мной, как будто я был бездушный предмет... Она таскала меня везде с собой, даже к любовникам. Я нужен был ей для ореола, я был ее украшением... И я сидел и слушал, что происходит в другой комнате, куда они ушли, чтобы "поговорить по делу"... Она предавала папу каждым вздохом и стоном, который доносился до меня, я это чувствовал... И мне хотелось ее задушить, чтобы больше никогда не слышать этих вздохов и стонов, вырывающихся из ее горла...

Папе я ничего не рассказывал – жалел его. Хотя он и так знал... Наверное, когда я заговорил, да еще и продемонстрировал успехи в школе, папа потерял смысл жизни. Ему стало не за что бороться. А мать – она... Она нами обоими пользовалась, как предметами. Она даже его лавры любви и терпения присвоила себе... А его потом выбросила, как старые носки...

Впрочем, я это понял позже. Когда однажды я пришел из школы и увидел папины носки. На уровне моих глаз. Старые, с дырками на уровне больших пальцев, темно-зеленые носки. Они чуть съехали с его щиколоток, потому что резники давно растянулись... Папа висел под люстрой, а носки как раз были перед моими глазами...

28 октября

Ваня с Игорем доложились: они довели Диковича до Лобни. Точнее, немного дальше – они прекратили слежку, когда он, проскочив Лобню, съехал на бетонку, ведущую в направлении Круглого озера.

На следующий день, в четверг, они втроем устроили засаду на бетонке, в надежде, что Бенедикт снова поедет на дачу.

Их надежды оправдались: "Вольво" под знакомыми номерами показался на дороге в районе девяти вечера. На этот раз они довели его до села Мышецкое – дальше следить было опасно, даже по очереди.

Они собрались в джипе Алексея, склонившись над картой. Но дорог и направлений, ведущих из села, было все еще слишком много... Значит, придется продолжать завтра.

Александра. 29 октября

...За последующие три дня Бенедикт не адресовал ей ни слова. Он приходил – она слышала, как он что-то делал на кухне, потом в ванной, потом он уходил в свою комнату. Уезжал он очень рано утром, когда Александра еще спала.

Меж тем он сказал ей далеко не все, что собирался, она чувствовала. Но он явно передумал откровенничать с ней...

Или просто не смог.

А ей хотелось узнать: почему? Почему он убивает женщин? То, что он рассказал ей о своей матери, все это было понятно. Явление отнюдь не уникальное, таких женщин Александра знавала – мастериц превратить каждый вздох и каждый шаг в кирпичик для пьедестала собственному тщеславию.

Впрочем, и мужчин таких она знавала... И хуже знавала, страшнее и беспощаднее. Как Тимур. С той только разницей, что ее страдание и омерзение пришлось не на детскую психику. Детство ее было счастливым, полным любви и доверия, – наверное, потому у нее и достало сил все вынести...

Но, с другой стороны, сколько вокруг людей, вышедших из трудного, мрачного детства, окрашенного в цвета нелюбви, приправленного вечными домашними разборками, а то и порками! Меж тем эти люди не стали убийцами, вот в чем проблема. Почему же он, Бенедикт, – стал?

Ей хотелось узнать это, но он молчал, и она не представляла, как подступиться к разговору. Точнее, просто боялась. У него ведь есть второй ключ.

Она решилась в пятницу.

– Бенедикт, можно вам задать вопрос? – спросила она, заслышав его шаги.

– Вы хотите взять у меня интервью? – треснул смешок за дверью.

– Нет. Какие у вас странные мысли...

– Чем же странные? Вы все таковы, женщины. И вы тоже пытаетесь использовать меня для своей журналистской карьеры. Наверное, уже предвкушаете, как выйдете отсюда и напишете большую статью или даже книгу: "Как я была в плену у маньяка". Это очень модно, деньги хорошие заработаете.

Вот оно что... Вот почему он не рассказал ей то, что собирался... И какими же словами убедить его, что у нее и в мыслях подобного не было?!

Нет таких слов. Словам он не поверит. Бесполезно и пытаться.

– По правде говоря, мне это в голову не пришло... Но теперь я подумаю над вашей идеей, – Александра решила идти ва-банк. Ему нравится такая версия? Что ж, он ее и получит! – Действительно, можно написать статью. Или книгу. И заработать хорошие деньги.

Смешок треснул прямо под ее дверью.

– Ценю вашу честность. Но я не позволю использовать меня как предмет для ваших нужд. Слышите? Я не позволю собой манипулировать!

– Разве я пытаюсь? Я ведь ваша пленница, полностью зависима от вас...

– О, как вы хитры! Вы у меня в плену, да, но, покуда вы способны говорить, вы будете пытаться манипулировать мной – морально, словами! Пока я не заставляю вас замолчать! Вы влезаете в мозг, вы разрушаете его изнутри, вы гадите там, оставляете свои гадкие личинки, которые потом начинают разъедать сознание! Вы, все вы, женщины, бабочки-капустницы, – вы хотите, чтобы от меня остались только дырявые носки!

Ручка двери дернулась. Мамочки, мысленно ахнула Александра, вот рискнула, называется... Что делать, как его остановить?! Еще немного, и он ворвется сюда!

– Когда я убил свою первую... Вернее, я ее чуть не убил, но опомнился, устоял... Только тогда я узнал, как приятно убивать! До этого я и не подозревал... Я просто не любил женщин и не хотел с ними иметь дела. К несчастью, природа не сделала меня гомосексуалистом, возможно, так было бы легче мне и... Всем остальным. Но молодой организм требовал сексуальных отношений, и я сблизился с одной девушкой. В постели я испытал облегчение, словно то, что давило меня до сих пор, вытекло вместе со спермой. Но эта девушка совершила ошибку. Она сразу захотела представить меня своим подругам. Как моя мать. Понимаете? Ей нужно было показать меня подругам, как новую шмотку!

Тогда я даже сразу не понял, что случилось, – просто мои пальцы сомкнулись у нее на горле. Я видел ее вытаращенные глаза... Мне стало противно, и я опомнился, отпустил ее. Но я успел ощутить, какое это наслаждение – почувствовать власть, страх этой самки, мое могущество казнить ее или миловать. И в то же время я понял, что, убивая, я смогу отомстить за отца...

Это наслаждение еще долго вызревало во мне. Я к нему готовился много лет, как к причастию. Я гасил в себе этот жар, чтобы не растратить его напрасно. Но однажды я понял, что готов. И тогда...

Он судорожно перевел дыхание.

Александра вспомнила его белые глаза, его дрожащие от дикого напряжения руки... Тогда он справился, но сейчас, кажется, демоны начинают побеждать... Нужно что-то предпринять, остановить его... Нужно, чтобы он вспомнил о своем намерении не трогать ее до прихода Алеши! О своей игре – странной, да, но зато с какими-то правилами! По которым он должен ждать...

– Бенедикт, – она сделала усилие, чтобы голос ее не дрожал, – вы говорили о сроках, которые дали Алексею... Про две недели... Они истекают завтра?

Он долго не отвечал. Она слышала его дыхание за дверью. Ей казалось, что он вцепился в ручку с той стороны, – по крайней мере, с ее стороны она чуть подрагивала, – изнывая от желания вставить ключ в замочную скважину...

– Если он не придет... – проговорила она, и голос все-таки дрогнул, – если Алеша не придет, вы меня убьете?

Уф, кажется, удалось! Ручка успокоилась.

– Да... – медленно произнес он, словно очнувшись... – Убью.

– Но вы ведь... Вы сказали, что я не в вашем вкусе... Что никакого удовольствия вам не доставит... – На этот раз она позволила своему голосу дрожать, ей показалось, что на маньяка за дверью это действует благотворно. Она боится его – ему это приятно...

– Вы не в моем вкусе. Но вы женщина. К тому же красивая женщина. Моя мать была красивой... Поэтому мне все же доставит удовольствие вас убить. И наказать Кисанова.

– За что?

– Он обязан меня найти. И если он не сумеет, то...

– Чтобы остановить? Вы устали, я понимаю... Но зачем вам понадобилось все это? Почему не... не остановиться самому, раз вы так этого хотите?

– Покончить с собой? Вы это имеете в виду? Как мой отец? Это пошло и мелко! Так поступают только слабые люди! Я великий человек, Александра, и я хочу, чтобы все об этом узнали!

Она чуть не спросила, отчего он, несчастный, больной человек, почитает себя великим, но на этот раз она рисковать не стала.

– Много женщин вы убили? – совсем тихо спросила она.

– Двенадцать, – откликнулся он.

– Как?

– Вы интересуетесь моим методом? – хмыкнул он за дверью. – По-разному. Я изобретателен. Не люблю повторяться. Нашел двенадцать разных способов. На одну даже собаку натравил. – И снова скрипучий смешок.

– А мне что уготовили? Нашли уже тринадцатый?..

– Придет время, узнаете!

– Или Алеша придет...

– Или Алеша, – покладисто согласился он. – Прямо скажем, для вас это было бы лучше.

Он помолчал и добавил:

– А срок истекает в понедельник.

29 октября

...В пятницу слежка завершилась. Последний отрезок пути проделал Ваня на своем мотоцикле – он и увидел, где затормозил синий "Вольво".

Местом обитания Диковича оказался недостроенный дачный поселок. В нем были готовы только два дома, и у одного из них Дикович остановился. Ваня проскочил мимо, не задерживаясь, и присоединился к Алексею и Игорю, которые ждали его в соседней деревне, километрах в трех.

Игоря Алексей отпустил, поблагодарив, а Ваня остался с детективом, чтобы показать искомый дом. Выждав пару часов, они осторожно двинулись в направлении дачного поселка. У въезда спешились и двинулись в глубину поселка по щебенке, вдавленной в грязь. Ваня указал на дачу Диковича. В двух окнах из-за ставен пробивался слабый свет. Там Саша. Там Саша!!!

Алексей толкнул калитку – заперта. Тронул ворота – они, напротив, легко и бесшумно подались. Алексей чуть не рванулся к двери дома – его удержал Ванька.

– Кис, ты чего? – горячо зашептал он. – А если этот хмырь стрелять начнет? У него ж оружие, ты ваще подумал? Вызывай Серегу, спецназ, и берите его себе спокойненько! А один – куда ты один? Я тебя не пущу!

Ванька был прав. До сих пор Алексей, идя по следу, даже не задумался о том, что ждет его в конце пути. А задуматься следовало.

Он хлопнул Ваньку по плечу в знак одобрения и сел в свою "Ниву". У него еще есть время, целых три дня до истечения ультиматума. Ждать он, разумеется, не станет – он туда явится завтра же. Но как, с чем и с кем явится – это нужно обмозговать.

Они вернулись в Москву и разъехались, каждый к себе. Ванька только на прощанье снова попросил не дурить и вызвать Серегу со спецназом...

Серегу со спецназом... Алексей не любил изменять своему слову и уже не раз проклинал себя за то, что однажды нарушил его. Тогда это обернулось похищением Александры, а чем обернется теперь, если он вызовет помощь? Дикович успеет убить Александру раньше, чем дом возьмут штурмом. И он это сделает, даже если будет понимать, что обречен. Этот человек играл не на жизнь – на смерть. Свою и чужую.

Нет, Алексей туда поедет один. Для страховки можно попросить Серегу, чтобы дал людей... И даже нужно это сделать – никто не знает, чего ждать от больного воображения. Но в дом он пойдет один, остальные пусть ждут где-то неподалеку.

Как туда идти, в этот дом, – вот вопрос. Окна закрыты глухими ставнями, чердака нет. Позвонить в дверь? "Здрасте, я пришел за Александрой, как мы договорились"?

А почему, собственно, нет? Ведь договор был именно таков: найти Бенедикта. И он его нашел. Осталось только об этом сообщить. Прийти и сказать: все кончено, я выиграл.

Но играет ли по правилам сам Бенедикт? А если он приготовил детективу очередную ловушку?

Да, но тогда тем более детектив должен явиться к нему самолично! Выбора у него не имелось: взять Диковича силой можно только ценой жизни Александры!

Решено. Он Серегу предупредит, но к Диковичу пойдет сам. Один.

Александра. 30 октября

Александра почти не спала в эту ночь. Впервые за эти две недели заточения она ощутила, что такое истекающий срок. «Алеша придет, он нас найдет обязательно!» – твердила она, нежно поглаживая живот... Но ощущала при этом смертный ужас. Что-то очень страшное пряталось в словах Бенедикта: «Придет время – узнаете!»

Может, он ее только пугает? И вовсе не собирается ее убивать? Он ведь вполне разумный человек, по натуре незлой, Александра чувствовала... Просто у него эдипов комплекс, он себя ассоциировал с отцом и к матери относился как к своей женщине... Они с отцом будто были одним целым, и Бенедикт остро переживал унижение отца как свое... И когда отец повесился, то для него это было чем-то сродни собственной смерти, наверное...

Ей было ужасно жалко того маленького мальчика, который смотрел на отцовские дырявые носки. Наверное, тогда его глаза в первый раз побелели и закатились под верхние веки, как она недавно видела, и он потерял сознание...

При воспоминании о белых глазах ее передернуло. Бесполезно его жалеть, бесполезно лелеять надежду на "просто пугает": он больной человек! Он сам не знает, когда на него накатит слепая агрессия и желание отомстить за отца... Оно связано с сексуальным желанием, как всегда у маньяков, и...

Об этом "и" лучше не думать. Надо думать о том, что Алеша непременно придет в срок! И еще о том, как спастись, если вдруг...

Дожди уже два дня как прекратились. Возможно, поселок на выходных оживет? Вчера, к примеру, она слышала шум мотоцикла. Здесь появятся люди... И если Бенедикт оставит ее одну, она все-таки разобьет стекло, вытащит гвозди и будет кричать в окно. Ее услышат! Только бы люди тут появились, только бы пришли достраивать свои дома – такие мирные, такие милые дачи, на которых уже следующим летом будет звучать детский смех, валить вкусный дымок от шашлыков, журчать вода из шлангов, поливающая грядки с цветами или редиской...

Следующим летом их детям будет уже по полгодика... Если... если...

Александра тихо заплакала в подушку.

Она заснула только под утро, когда щели в ставнях налились серым светом. И спала долго, до двух дня. До тех пор, пока в ее дверь не постучали.

– Вы спите? Вставайте, Александра, пора. Я думаю, что сегодня у нас могут быть гости. Наденьте ваше вечернее платье, мы должны хорошо принять их!

– Гости? – с трудом разлепила она глаза.

– Да. Вы можете спокойно идти умываться и завтракать, я вам не буду мешать. Однако поторопитесь. Что-то мне подсказывает, что времени у нас осталось совсем мало.

– Гости... Это Алеша? – Александра села на диване.

– А кто же еще, – усмехнулся он. – Других гостей тут не бывает, я человек нелюдимый.

– Но почему? Ведь срок еще не истек?

– Вы что, не рады? – треснул его смешок.

– Я имела в виду, почему вы решили, что сегодня...

– Да торопыга он у вас. Не слыхали вчера, мотоцикл тут проехал? По нашу душу, я думаю. Калитка у меня запирается, а на ворота пока замок не поставил, руки не дошли, дача моя еще достраивается, как видите. Но ниточку тоненькую я на створки прицепил. Так вот нету ее больше, ниточки... Ну, не буду вам мешать. Платье не забудьте!

Она все делала как во сне – умывалась, причесывалась, завтракала. Алеша действительно приедет сегодня? Или Бенедикт ее обманывает? Может, он заставил ее надеть платье, чтобы... Он сам говорил, что в платье она его провоцирует...

У нее в комнате был еще плащ и шарф, висели на гвоздике. Подумав, она взяла шарф и укрыла им плечи. Бенедикт, проходивший мимо кухни, мельком глянул на нее и отвернулся.

– Закончили завтрак? – донесся откуда-то его голос. – Тогда пройдите в вашу комнату. Мне нужно кое-что сделать.

Александра вернулась к себе и вскоре услышала звук передвигаемой мебели. Что он делал? Зачем?

Но ей не пришлось долго гадать. Он ее позвал.

В большой комнате случились перемены. Козлоногий столярный стол занял центральное место, сбоку от него встало продавленное кресло, а прямо за ним угнездился стул, принесенный, видимо, из комнаты Бенедикта.

– Присаживайтесь, – Бенедикт указал рукой на кресло.

Она, недоумевая, села.

– Теперь ручки на подлокотники извольте положить.

Александра выполнила требование, и Бенедикт, взяв со стола моток бечевки, стал привязывать ее левую руку к подлокотнику.

– Тихо, дергаться не надо, а то все может закончиться намного раньше, чем начнется... Сопротивление меня распаляет, и ваша смерть будет очень печальным событием в преддверии вашего спасения, согласитесь!

Александра посмотрела на него. Его светло-карие глаза лихорадочно блестели, причем как-то странно весело... Или ей показалось? Если Алеша появится сегодня, то это означает, что сегодня же Бенедикта и арестуют. Так чему же он радуется?

...Интересно, как он себя поведет? Если он не обманул ее и уговор был именно таков, что Алексей должен его найти и сдать милиции, то он добровольно подставит под наручники запястья? Что-то Александре в это слабо верилось.

Или Алеша придет с милицией? С Серегой?

– По вашему договору, Алексей должен прийти один?

– А как же, конечно! Это дуэль, все по-мужски, все честно, один на один!

Так и есть, он очень возбужден. Как дети в преддверии большого праздника. Неужто арест для него праздник?!

Снова закрались подозрения: а вдруг он заманил Алешу затем, чтобы его убить? Но эта гипотеза не лезла ни в какие ворота. Зачем так сложно – похищать ее, задавать Алеше задачку, когда на любой улице столько возможностей для выстрела...

Внезапно в уме ее мелькнула другая догадка. А что, если... Если он хочет убить ее на глазах у Алеши? Отомстить ему за что-то вот таким изощренным способом – убить его беременную жену, причем тогда, когда Алеша будет уверен, что пришел ее спасти, честно выполнив все условия маньяка?!

Бенедикт меж тем примотал ее вторую руку к подлокотнику.

– Креслице неудобное, но я надеюсь, что ваш муж не заставит себя ждать... – Он посмотрел на часы. – Четыре. Через час стемнеет. Если он честный человек, то явится вот-вот, засветло.

– Почему? Какое отношение имеет честность к освещенности?

– Потому что в темноте легко спрятать целый отряд спецназа. А мы так не договаривались. Мы договаривались один на один. Если он это сделает, то я его сурово накажу...

– Бенедикт... Скажите, зачем вам это все? У вас наверняка есть какие-то причины, но я не в состоянии их уловить. Хорошо, я поняла, вы серийный убийца, вас тянет убивать, и это... Это ненормально. – Она взглянула ему прямо в глаза. – Но в остальном вы совершенно нормальны. И даже умны. Вы рассуждаете логично и здраво. Зачем вам понадобилась эта игра?

Сначала треснул знакомый смешок, но затем вдруг глаза его потемнели и стали резко выделяться на бледном лице.

– Надо же, какого я комплимента удостоился... От женщины! – Он мотнул головой, словно желая показать всю невероятность и беспрецедентность подобного факта. – Хорошо, – он посмотрел на часы. – Я скажу вам. У нас есть немного времени, проведем его в приятной беседе... Вы правы, я умен. Изобретателен. Вы удивитесь, наверное, но теперь смысла нет скрывать: я полковник милиции, имею несколько наград. У меня репутация человека сухого и строгого, крайне умного и ответственного. Но при этом по натуре я хищник и игрок. Мне нравится выслеживать жертву, нападать, разрывать зубами горячую плоть... Не пугайтесь, это я фигурально, – такого способа убийства я еще не пробовал! И я просто устал вести двойную жизнь. Устал, – вам никогда не понять, что это такое! Меня ничего не радует, ничего не держит в жизни, даже убийства... Моя жизнь сложилась неправильно, но это не моя вина... Какая есть, такая есть. Она мне просто надоела. И мне захотелось напоследок устроить праздник, фейерверк, показать наконец себя в своей истинной ипостаси. Ипостаси талантливого преступника, каковым я являюсь. Я, всю жизнь – в глазах других – боровшийся против преступников! Когда все кончится, все узнают обо мне. О моей блистательной придумке, моей игре... Он задумался ненадолго, но вскоре встрепенулся.

– Я надеялся, когда затеял похищение, что смогу выговориться, рассказать о том, что думаю, чувствую, хоть одному человеку на земле. Но не вышло. Не умею я изливать душу. Вы поймете потом... может быть. Я все-таки сумел рассказать немножко... Ну а не поймете, так и не надо. Всю жизнь обходился без понимания – обойдусь и теперь... Да, так самое для вас интересное я так и не сказал! Хотите узнать?

– Конечно!

– Денежки-то ваши на квартиру я украл, я! – Он довольно улыбнулся.

Саша молчала, ошарашенная этим признанием.

– Ну, что молчите? Не ожидали?

– Нет.

– Пытаетесь измерить глубину моего ничтожества? Не только убийца, но еще и вор?

– Нет, пытаюсь понять.

– Я вам помогу. – Он кивнул, словно подтверждая свои слова. – Это был способ заставить Кисанова заниматься мной. И мой гонорар ему за работу. Вот он.

С этими словами он нырнул в свою комнату, не закрыв за собой дверь, и Александра увидела, как он вытащил из-под раскладушки пластиковый пакет.

– Вот и гонорар. – Он положил объемистый пакет на столярный стол. – Деньги меня не интересуют, никогда не интересовали. Если все пройдет, как я запланировал, и ваш Алеша не подведет, то вы получите их обратно...

Видимо, он ждет благодарности? Восхищения? Вот смотрит на нее, как малый ребенок, в ожидании признательности...

– Бенедикт, – она боялась говорить это, но все же не устояла, – вы по-своему человек честный и даже добрый...

Скрипучий смешок и отчаянное веселье в ставших темными глазах.

– ...Почему вы не обратились к психиатрам? У них есть какие-то средства, они помогли бы вам...

– Вот детский лепет, что называется! Вы же не знаете, что плетете! Нет никаких средств – все это туфта полная!!! Замолчите, я больше не хочу с вами разговаривать! Все, ни слова больше, иначе...

Он брезгливо отодвинулся от нее вместе со стулом, на котором сидел.

И вправду дура! Нельзя обманываться его "нормальными" периодами – он маньяк, серийный убийца, и об этом не следует забывать ни на секунду! Говорить с этим человеком, с точки зрения здравого смысла, так же бесполезно, как разговаривать с...

В дверь громко постучали.

30 октября

...Алексей, сотню раз перебрав все возможные расклады в голове, решил ехать один, а Серегу предупредить, когда уже выедет из Москвы: так он обеспечивал себе необходимую фору. Он приедет засветло, чтобы Дикович мог просмотреть зорким опытным глазом окрестности и удостовериться, что детектив явился без сопровождения. А пока Серега сумеет подтянуть людей, то как раз и стемнеет. Если все же понадобится их вмешательство, то темнота будет им на руку.

Он не стал торопиться, он решил выспаться, чтобы быть в форме. У него есть еще три дня, Дикович вряд ли ждет его сегодня. Так что эффект неожиданности сработает. А там будем ориентироваться по обстоятельствам.

...Он намеревался подъехать к трем, но дачные пробки, несмотря на холодную погоду, оказались огромными, и в недостроенный поселок он попал только к половине пятого. И немало удивился, увидев на въезде Ванькин мотоцикл.

Сам Ванька обнаружился в некотором расстоянии от дачи Диковича.

– Так я и знал, – произнес с обвинительной интонацией его "двоюродный сын". – Ты притащился сюда один!

– Иди на фиг, – ответствовал Алексей. – Какого черта ты сюда приперся?!

– Ну, ясно, горбатого могила исправит.

– Ваня, не крути, что ты тут делаешь?

– Тебя стерегу.

– И зачем, могу я узнать?

– Блин, да чтоб тебя подстраховать! Я ж так и знал, что ты умных людей не послушаешь, один заявишься!

– Я уже сказал, куда тебе идти!

– Хрен тебе. Я тут сторожить буду.

– Кого?

– Тебя.

– Так, Ванек, слушай сюда. У меня тут дело, а у тебя заворот мозговых извилин. Дуй домой.

– И не подумаю!

– Ну, тогда сиди тут, если больше делать нечего. А мне не мешай. С рабочего ритма сбиваешь. Все, я пошел. Можешь постеречь мою машину.

– Кис! – крикнул ему в спину Ваня. – Кис, ты, если что, мне на мобилу звякни! Или крикни!

– Всенепременнейше, – заверил его Кис, высматривая, куда поставить ногу в жуткой глинистой грязи.

...В доме Диковича звонка пока не имелось, и Алексей просто постучал в дверь.

Александра. 30 октября. Продолжение

– ...Вот и ваш спасатель явился, – усмехнулся Бенедикт, услышав громкий стук в дверь, но Александра заметила, как он, и без того бледный, еще больше побледнел.

На столе вдруг появился пистолет, она даже не поняла откуда. Затем Бенедикт потянулся к ней и стащил с ее плеч шарфик. Потом посмотрел на нее оценивающе, как фотограф на фотомодель, и спустил одну бретельку вечернего платья с ее плеча. Потом и вторую. Лиф платья осел вниз, сильно открыв ее налившуюся и отяжелевшую в беременности грудь. Еще один оценивающий взгляд, и он стащил бретельки пониже, почти до локтя. Затем опустил бретельки ее лифчика, оставив плечи совершенно голыми, а грудь почти обнаженной.

Он направился в сторону двери и припал к глазку. Стук в дверь повторился.

– Сейчас, минуту! – крикнул он и вернулся к Александре. Подобрал с пола сброшенный им шарф и, сложив его вдвое, обернул вокруг ее шеи, просунув свободный конец в образовавшуюся петлю. Теперь ему только стоило потянуть за край, и...

Судя по лицу Бенедикта, он был очень доволен плодами своего дизайнерского труда.

– Постарайтесь молчать, – он придвинулся близко-близко к ее лицу, она даже чувствовала его дыхание, странно-свежее, детское дыхание. – Это диалог двух мужчин. Не мешайте нам. Если все пройдет нормально, то ваш Алеша будет героем... А я так, ничтожный маньяк, сквернь, человеческие отходы... Вам на радость. Вы меня поняли? Обещаете? Иначе я заткну вам рот.

– Поняла, – прошептала Александра. Он кивнул и крикнул:

– Открыто!

Дверь распахнулась, и в нее вошел Алеша.

– Я выполнил все условия игры, – произнес он, глядя на Бенедикта. – Теперь твоя очередь, Дикович.

Алексей направился к столу, за которым сидел Бенедикт.

В правой руке у него был пистолет, который он держал опущенным книзу. Бенедикт неспешно взял свой левой рукой.

– Поздравляю, – усмехнулся он. – Не зря мне говорили, что ты талантливый сыщик. Оправдал свои характеристики, можешь гордиться. – И он навел пистолет на Алексея. – Ни с места!

Детектив замер.

– Ты думал, придешь, и я тебе в ноги повалюсь?

– В ноги не в ноги, но мы так договорились, – ответил Алексей. – Твое условие было – вычислить тебя. Я его выполнил, хотя ты мне мозги сильно пудрил... И ты обещал мне Сашу. И деньги. И сдаться.

– А ты и поверил? Ха-ха! Поверил кому – маньяку???

– Я поверил полковнику милиции, Борису Николаевичу Диковичу, известному всем своей порядочностью, ответственностью и неподкупностью.

– Я такой и есть. Для всех. Но ты – ты-то знаешь, что я еще другой... Правда же? Я маньяк, убийца! – С этими словами правой рукой он потянулся к шарфику, обматывающему шею Александры, и легонько дернул за концы. – Стреляй, Алеша!

Алексей сделал шаг в направлении Диковича, вынимая из кармана наручники.

– Это не входило в наш договор.

– Вот как? Кто тебе это сказал?

– Ты. Ты просил тебя вычислить... И сдать правосудию.

– Не говори ерунды! Я тебя вынудил вычислить меня. А остальное ты додумал, додумал так, как это нравилось твоему воображению милицейской ищейки. Ты ушел с Петровки, но остался всего лишь милицейской ищейкой, не более!

– Послушайте, Дикович... Я теперь знаю о вас все. И я знаю, что вы очень мужественный человек. Я не могу стрелять, это будет нечестно.

– Ну, скажи еще, что я достоин твоего жалкого сострадания! Стреляй, Кисанов, или я ее задушу!

– Алеша! – закричала Александра. – Алеша, не стреляй! Он просто несчастный, больной человек, его надо лечить, он...

Бенедикт затянул шарф на ее шее, и последние слова заглохли в ее гортани. Александра закашлялась, слезы выступили на глазах.

– Алеша, – с трудом проговорила Александра. – Это блеф, он меня не задушит!

– И с чего это ты взяла, девица? – Бенедикт издевательски склонился к ней, близко-близко. Глаза его были безумны. – Ну что, Кисанов, тебе твоя ненаглядная женушка не дорога? Алексей прицелился.

– Отпусти ее. Отпусти, я сказал! Бенедикт затянул шарф еще туже. Александра захрипела, силясь что-то произнести.

Алексей выстрелил в воздух. Бенедикт ответил ему точно таким же выстрелом. И уставился с ухмылкой на него, держа одной рукой шарфик Александры, потягивая его на себя, а другой – наведенный на Кисанова пистолет.

– Дикович, последнее предупреждение!

– Не теряй время, любимец петровской публики, Кис. А то она задохнется. Стреляй. Все равно лавры слупишь, даже на моем трупе. Или ты трус?

Алексей рванулся в сторону стола, за которым сидел Бенедикт. И тут же пуля обожгла ему плечо. Бенедикт поднялся во весь рост.

– Считаю ровно до трех. Если не выстрелишь, я ее задушу. Если приблизишься, тебя застрелю.

Он намотал концы шарфика на ладонь. Александра уже едва дышала.

– Раз... Два... Три!!! Алексей нажал на курок.

– Ну вот, это наконец мужской разговор, – тихо проговорил Дикович, осев в кресло, и голова его свесилась на грудь.

...Алексей развязал шарф на шее Александры, размотал бечевку с подлокотников и сел у ее коленей. Он плакал, целуя ее обескровленные руки, и не стеснялся своих слез. Она ерошила его жесткие волосы и шумно вдыхала воздух, которого ей так недоставало в последние минуты. Бенедикт-Дикович завалился грудью на стол, положив голову набок. Его мертвые карие глаза смотрели на них с прищуром.

– Жалко его все же, – промолвила Саша, отдышавшись. – Он, конечно, маньяк, убийца, но...

– Он маньяк, Саша, да... Но не убийца. Он НИКОГО НЕ УБИЛ.

– В каком смысле? – растерялась она.

– В прямом. Он всю свою жизнь сопротивлялся желанию убивать. Поэтому я и назвал его мужественным человеком...

– Никого не убил?! Но как же... Он говорил, двенадцать жертв... И двенадцать разных способов... И что тринадцатый уже придумал – для меня...

– Он лелеял их в своем воображении. Тринадцать разных способов... Способов ненавидеть женщин. Уж не знаю, за что.

– Я знаю... Я расскажу тебе... Алексей кивнул.

– И он придумал целую головоломку, чтобы я поверил ему, нашел его... И застрелил. Именно это являлось его целью.

– Алеш, он говорил, что ты должен его найти и сдать милиции!

– Маленький блеф. Я на него тоже поначалу купился.

– Он действительно хотел умереть?

– Да. Он понимал, что больше ему недостанет сил сопротивляться желанию убивать. И он позвал меня, чтобы я его вычислил и остановил.

– Но, может...

– Нет, Саша, не может. Он бы действительно задушил тебя. Он действительно был готов к альтернативе: быть убитым или убить.

– И если бы ты не...

– И если бы я его не вычислил, то от альтернативы осталась бы только вторая часть.

Александра подумала.

– Это как смертельно больной... раком, например, который думает: или дайте мне нормально жить, или дайте мне умереть? Но только избавьте меня от этих мучений?

– Наверное. С той лишь разницей, что для Диковича жить, нормально и полноценно жить – означало убивать других. Женщин. Ему нужно было либо отпустить на волю свой патологический инстинкт, которому он действительно устал противостоять, либо умереть.

– Но как же ему удалось так долго сопротивляться этому инстинкту?

– Не знаю, Саша... Когда я перекапывал гору литературы о маньяках, мне попалась одна фраза. Смысл ее в том, что никто не располагает статистикой о людях с данной патологической наклонностью, которые, тем не менее, ей не поддались в силу нравственных убеждений и силы воли. Поскольку они не совершили преступлений, то статистики нет. Но автор допускал, то такие люди существуют.

– Бенедикт... то есть, Дикович мне рассказал, что едва не задушил свою первую женщину. Но вовремя опомнился.

– Скорее всего, это и помогло ему устоять в дальнейшем... Именно первое убийство, как я понял, выпускает демонов наружу. И тогда Диковичу никакой силы воли не хватило бы. Но он сумел остановиться на грани. Только потом его всю жизнь тянуло ее перейти... Поэтому он предпочел смерть.

– Иными словами, у тебя не было выбора?

Алексей кивнул и вынул мобильный, набрал номер.

– Серега, вы где? Все кончено, подъезжайте... Он набрал другой номер.

– Ваня, отбой. Александра со мной, маньяк мертв. Можешь ехать домой, подробности потом. Спасибо за помощь.

Алексей поднялся с пола.

– Боже, у тебя все плечо в крови!

– Не страшно, ранение поверхностное. Думаю, что он сознательно целился в мягкие ткани. У него не было намерения меня серьезно ранить, я был ему нужен живым и в рабочей форме, чтобы застрелить его... Он весь "квест" придумал только ради этого. Тошно ему было жить.

Александра вскинула на него глаза с немым вопросом. Она ничего еще не знала про "квест". Но вслух она свой вопрос не задала: потом, дома, когда весь этот кошмар будет позади и мертвые глаза Бенедикта перестанут на них смотреть с этим странным прищуром, похожим на ласковую усмешку, – потом они с Алешей все друг другу расскажут, все обсудят и на все вопросы ответят.

– Там наши деньги на квартиру, – произнесла она тихо и даже почтительно, указывая на стол.

Алексей вытащил из пакета тугую пачку долларов, перетянутую резинкой, еще той резинкой, которую накрутил он сам. Снизу, под купюрами, белел листок бумаги. Он его развернул.

"Алексей Андреевич, если вы держите в руках это письмо, значит, вы УБИЛИ МЕНЯ. Спасибо вам за это.

Александра? Вы наверняка тут, видите эти строчки... Александра, я хочу, чтобы вы знали, – я до сих пор никого не убил... И видит Бог, как мне трудно далось это. Теперь вы понимаете, что я герой?

Верю, что да.

Ну что ж, прощайте.

Ваш Бенедикт".

Алексей посмотрел на Сашу.

– Ты все еще его жалеешь?

– Да... И нет. Он меня чуть не задушил... Я рада, что все это кончилось.

– Слава богу. Я уж было подумал, что с тобой "стокгольмский синдром" приключился...

Она погладила его по колючей щеке. Он явно со вчерашнего дня не брился.

– Я только хотела бы, чтобы его посмертная память была достойной. Он действительно герой. Я не все поняла – ты мне еще расскажешь... Но все же я поняла самое главное: он сражался с демонами. А это тяжкий труд.

– Да.

– Легко быть праведником, когда не тянет в грех. Но настоящее мужество – это когда вот так...

– Да.

– Что мы тут с тобой стоим, Алеша? Пойдем на воздух. Знал бы ты, как я по нему соскучилась...

Алексей набросил на ее обнаженные плечи свою куртку и вывел на крыльцо. Александра с жадностью вдохнула холодный октябрьский воздух.

– Как там наша малышня? – спросил он.

– Нормально. Они у нас молодцы, в родителей...

Она положила руку на чуть округлившийся живот, и теплая ладонь Алеши накрыла ее сверху.

Примечания

1

См. роман Татьяны Гармаш-Роффе "Шантаж от Версаче", издательство "Эксмо".

(обратно)

2

См. роман Татьяны Гармаш-Роффе "Роль грешницы на бис", издательство "Эксмо".

(обратно)

3

См. роман Татьяны Гармаш-Роффе "Шалости нечистой силы", издательство "Эксмо".

(обратно)

4

См. роман Татьяны Гармаш-Роффе "Вечная молодость с аукциона", издательство "Эксмо".

(обратно)

5

Квест (англ. Quest) – жанр компьютерных игр, в которых главный герой должен достичь цели, разговаривая с персонажами и решая ряд логических головоломок. (Определение взято с сайта Википедии, http://ru.wikipedia.org).

(обратно)

6

Чит-код (англ. Cheat code, cheat – жульничество) – в компьютерных играх код, который может быть введен в игре, для того чтобы изменить некоторые ее параметры или поведение: изменить возможности персонажей, пропустить уровень, получить доступ к различным скрытым возможностям и т. п. (Определение взято с сайта Википедии, http://ni.wikipedia.org.)

(обратно)

7

См. роман Татьяны Гармаш-Роффе "Шалости нечистой силы", издательство "Эксмо".

(обратно)

8

См. роман Татьяны Гармаш-Роффе "Шантаж от Версаче", издательство "Эксмо".

(обратно)

Оглавление

Часть 1

  1 октября

  2 октября

  3 октября

  4 октября

  5 октября

  6 октября

  7 октября

  13 октября

  14 октября

  15 октября

  16 октября

  17 октября

  18 октября

Часть 2

  Александра. 17 октября, вечер

  18 октября, вторая половина дня

  Александра. 17 октября, вечер. Продолжение

  19 октября

  Александра. 17 октября, ночь

  19 октября. Продолжение

  День девятнадцатый

  Александра. 18 октября

  21 октября

  22 октября

  Александра. 22 октября

  23 октября

  Александра. 22 октября. Продолжение

  25 октября

  26 октября

  Александра. 23 октября

  27 октября

  Александра. 25 октября

  27 октября, вечер

  Александра. 26 октября

  28 октября

  Александра. 29 октября

  29 октября

  Александра. 30 октября

  30 октября

  Александра. 30 октября. Продолжение