Театр теней (fb2)

- Театр теней [litres] (Полуночная ведьма - 4) 2098K скачать: (fb2) - (epub) - (mobi) - Марго Арнелл

Марго Арнелл
Полуночная ведьма. Ткач Кошмаров

Глава 1
Пока солнце не погаснет

Она словно тонула в непроглядно черном океане, вместе с тем волшебным образом оставаясь на плаву. Ее окружали тени. И уютная, будто одеяло из лебяжьего пуха, заботливая, словно родная мать, тьма.

Сплетая ее, свивая жгуты, она создавала мир вокруг себя.

Безумие, что когда-то тьма ее пугала.

Столько десятилетий прошло, а Бадо́ до сих пор помнила тот день, когда впервые очутилась в мире теней. Помнила свой страх – нет, ужас – перед темнотой, которая, казалось, вовсе не признавала света. Боязливое благоговение перед силой, которую тьма заключала в себе.

В те времена в Ирландии еще не существовали теневые зеркалицы, ищущие тайные знаки мертвого мира в зеркалах. Шаманы не провожали души мертвых в последний путь, в Юдоль Безмолвия или чертоги Дану. Некому было рассказать Бадо́, что таит в себе скрытый от чужих глаз мир теней, пугающий и волнующий одновременно.

Бадо́ вошла в замок, в котором она была единственным обитателем. Она соткала его из теней, перевоплощая их в то, чего жаждала душа, а потому неудивительно, наверное, что ее обитель переняла столь многие черты Тольдебраль.

Льющийся с потолка неяркий свет высвечивал дорожку до кресла, напоминающего трон. Рассветные колдуны – или те полуночные бедолаги, для которых мир теней оказался недостижим, – считали, что здесь, на глубинных планах мира мертвых царит непроглядная тьма. Зерно истины в этом было. Царство демонов-фоморов и Балора, их короля, в своей первозданности – и есть вечный мрак. Но Бадо́ никогда бы не стала той, кем была в глазах целого мира (или хотя бы Ирландии, ее осколка), если бы позволяла себе столь легко смиряться с обстоятельствами.

Источник света в мире теней мог быть лишь один – рассветная сила. И Бадо́, как ни прискорбно признавать, являлась ее носителем – наряду с магией полуночной. Даже когда перешла на темную сторону, когда отыскала способ извратить, исказить сновидческую силу, прошив ее, словно венами, магией полуночной, Бадо́ не смогла искоренить в себе подаренную ей Дану рассветность.

Все это время она не могла понять одного: почему всеединая богиня не отобрала ее рассветную силу? Неужели давала своей непутевой дочери шанс измениться?

Бадо́ скривилась. Если так, то она еще более мягкотелая и беззубая богиня, чем привыкли считать ирландцы.

Любой другой бог не простил бы содеянного Бадо́.

Морриган полагала, что Бадо́ предала Дану тем, что, рассветная по рождению, обратилась к магии полуночной. Смешно. Она сделала куда больше. Но в чем ее вина? Разве люди не свергают слабых королей? Разве волки не истребляют слабых вожаков? Во всяком случае, вервольфы так делали точно – вспомнить хотя бы Алека Линча, земля пухом красавцу, и Роналда Лоусона. И пусть свергнуть Дану Бадо́ не под силу, она могла выбрать для себя объект поклонения. Свою сторону, свою королеву…

Или своего короля.

Отчего-то считается, что богов, как и родителей, не выбирают. Что ж, плыть против течения всегда тяжело, но Бадо́ Блэр трудности никогда не пугали.

Она опустилась на трон, с высоты помоста оглядывая свои владения. По обеим сторонам от нее высились резные колонны… а больше здесь ничего и не было. И все же Бадо́ любила сидеть здесь, размышляя и строя планы. Однако последние ее мысли – словно отрава. Они не причиняли ничего, кроме боли.

Морриган…

Надо было убить ее, когда была такая возможность. Прежде, чем уйти из мира живых. Морриган не ожидала удара, а значит, не смогла бы ей противостоять.

Бадо́ медленно провела ногтями по подлокотнику. Будь прокляты некстати проснувшиеся материнские чувства. Они – трещина в монолитном прежде каркасе, уязвимость, недопустимая для легендарной Леди Ворон… а уж Ткача Кошмаров – и подавно. Вот почему она предпочитала отключать чувства, уподобляясь совершенному механическому созданию… Нет, будто сотворив из глины лучшую версию себя. Ту, что не поддавалась мирским страстям, не позволяла другим обнаружить ее слабость.

Ничего, этой ошибки она больше не совершит.

Морриган была последней ее любимицей.

Доминик – последним любимым мужчиной.

Вцепившись в подлокотники обеими руками, Бадо́ закрыла глаза. Кадры прошлого острыми краями рвали на части душу.

Доминик в ее объятиях, будто красивая неживая кукла… Холодные глаза, глядящие в потолок, и вовсе словно подернулись льдом. Уже такой родной и… бездушный.

Отчаяние Бадо́ тогда плескалось через край, между ребрами поселилась стужа. Она металась по миру теней в поисках души Доминика, подобно раненой волчице. На теневых крыльях облетела сумрачное пространство от края и до края, пока не нашла.

Чертовы, прокляни их Балор, шаманы. Они держали душу Доминика в тисках, которые даже ее теням разжать было не под силу.

Из груди Бадо́ вырвался дикий крик – вой зверя вперемешку с вороньим карканьем. Она налетела на шаманов, целясь когтями в их глаза и сердца, призывая на помощь теневые вихри. И лишь тогда ей открылась истина.

Она привыкла воспринимать шаманов полуночными колдунами и не осознавала очевидного: они – проводники между жизнью и смертью, а значит, колдуны, принадлежащие обеим сторонам. Вот почему их души в мире теней так сияли. Огонь рассветности в них пылал ярче полуночного огня.

Бадо́ вновь закричала, ослепленная, обескураженная рассветной мощью шаманов. Но они даже не подозревали, кому на самом деле противостояли. Ее боль по Доминику была словно открытая рана, на которую щедрой рукой высыпали соль. Но дело не только в ней. Не только в нем. Бадо́ не терпела тех, кто смел бросить ей вызов, самонадеянно решив, что останется после подобного в живых.

Она сражалась так отчаянно, будто от ее победы зависело, наступит ли конец света. Как билась на каждой своей войне. Выпивала рассветную силу, которую вздумали использовать против нее. Тени-охотники рвали души шаманов и призванных ими воинов на части. Бадо́ натравила на врагов и фоморов, призывая их из глубин мира теней.

Она посылала демонов на битву, словно уже почивший король фоморов Индех Де Домннан в битве при Маг Туиред. Не желая стоять за спинами марионеток, билась с врагами и сама. Касаясь шаманов, она чувствовала токи их жизней, и эта чуждая здесь, в мире мертвых, сила отравляла ее, обжигала, причиняла боль.

Шаманы знали, что не победят. И в последнем отчаянном порыве – или же во имя возмездия за неминуемую гибель – разорвали душу Доминика на клочки.

Бадо́ кричала, срывая горло, до тех пор, пока могла кричать. Шаманы не просто не дали Доминику воскреснуть, вернуться ревенантом – почти бессмертным – в мир живых. Они уничтожили его душу, развеяли ее по миру теней. Даже Бадо́ при всем своем умении находить ответы (что унаследовала от нее Морриган) не знала, что происходит с душами, растерзанными на лоскуты. Обретают ли они покой, что уготован душам, прошедшим долгий путь до Юдоли Безмолвия? Вынуждены ли вечно скитаться по миру теней, невидимые для других душ?

Или же отныне они вшиты в бесконечный мрак мира мертвых, влиты полуночной каплей в единый сосуд?

Им не дали попрощаться. Не дали свершить будущее, которого оба они страстно желали: бессмертный король, а рядом – его бессмертная возлюбленная. Вечные король и королева.

Ярость не угасала. Накатывала волнами, впивалась холодными лезвиями в сердце. Откинув теневой полог Вуали, Бадо́ скользнула… нет, не в мир живых. В мир сновидений.

Очередное доказательство ее могущества, ведь кто еще, кроме нее, способен существовать сразу в трех мирах? Преодолевать разделяющие их барьеры с той же легкостью, которая требуется, чтобы приподнять кружевную занавеску? Но в душу вгрызалась болезненная мысль: и даже это не помогло ей украсть Доминика у смерти.

Бадо́ не желала уничтожать спящих так рано. Планировала кормиться их страхом до тех пор, пока тот сам их не убьет. Но ярость жгла изнутри ее вены.

Стоя в центре паутины, которую сама же и соткала, Ткач Кошмаров развела руки в стороны, притягивая черные нити. Нити рассветной энергии, ее волей окрашенные в полуночный цвет.

И, стянув воедино, резким движением оборвала.

Чужая сила влилась в нее, пронизывая каждую частицу тела, переполняя ее. Мощь поглощенной энергии едва ли могла уподобить ее прежней… живой Бадо́. Однако это только начало. Все это. Ее игра будет долгой и болезненной для тех, кто не поторопится встать на ее сторону.

Миру – нет, всем трем мирам – еще предстоит узнать, кто такая Бадо́ Блэр.

Вынырнув из прошлого, она окинула усталым взглядом свою личную Юдоль – островок света посреди вечной тьмы. Правда, порождала его отнюдь не рассветность, по-прежнему живущая в ней. Да, Бадо́ не из тех, кто игнорирует преимущества. Беда в том, что, вырвавшись наружу, рассветная сила почти мгновенно поглощалась господствующей здесь тьмой. Но и тут Леди Ворон сумела найти выход. Элегантное, хоть и спорное с точки зрения условных моралистов (окажись они тут), решение.

Магия, вырванная из любого сосуда, нестабильна, хрупка, недолговечна… Ей же даже не пришлось искать подходящий сосуд. Они уже были здесь – души людей, которых Дану отчего-то не пожелала забрать в свои чертоги. Недостаточно невинные, их души были недостаточно чисты…

И все же они сияли.

Свет, который они источали, помогал одним душам не сойти с ума в непроглядном мраке. Другим – противостоять теням-охотникам и фоморам, что слетались на чужую рассветность, как мотыльки – на огонек свечи. Третьим – отыскать дорогу в Юдоль Безмолвия, чтобы в складках темноты обрести вечный покой.

Какие бы мечты ни лелеяли души, сколь бы великие цели ни ставили перед собой, на их рассветность у Бадо́ были свои планы.

Став ревенантом, со временем она обрела способность повелевать не только тьмой – сущностью – мира мертвых, но и его призрачными обитателями. Кем бы души ни были при жизни, хотели того или нет, теперь они стали частью полуночного мира. И сколько бы рассветности они ни хранили в себе, силы противостоять Ткачу Кошмаров им не хватало.

Бадо́ выбирала самые чистые и яркие души, а после лепила из них сферы подобно снежкам из золотистого снега, сияющего в солнечных лучах. И подвешивала в воздухе как фонарики.

Она не злодейка из детских сказок. Не монстр, упивающийся людскими страданиями. В том, что ей приходилось делать, Бадо́ не находила удовольствия. Все это – лишь продиктованная ее судьбой необходимость. Естественный отбор под девизом «Выживает сильнейший». А она собиралась не просто выжить, а жить до тех пор, пока солнце этого мира не погаснет.

Да и случись так, она просто найдет себе другой.

Глава 2
Королева Пропасти

Морриган хорошо помнила, каким увидела Тольдебраль впервые. Огромный замок, которому отвели отдельный остров в самом центре Пропасти, с отдельным, светящим лишь для него пятым солнцем.

Теперь замок принадлежал ей.

Потомственной полуночной ведьме. Бывшей охотнице. Действующей королеве.

У Морриган даже имелся самый настоящий трон, который она игнорировала почти всегда – за исключением моментов, когда окружение настаивало на соблюдении традиций. Сейчас был как раз такой случай. Морриган пришлось выслушать пару жалоб, разрешить один затянувшийся спор и принять нескольких желающих присоединиться к королевскому Дому.

И все же в происходящем ей виделась некое заигрывание с давно ушедшей эпохой, когда тронный зал использовали как зал для аудиенций, где король выслушивал подданных, присваивал им высокие должности и вершил над ними суд. Она не имела ничего против маскарада, вот только время для этого – не самое подходящее.

Да и, несмотря на присущее ей тщеславие, Морриган не была в восторге от нового титула. Во-первых, он достался ей обманом. И мало того, что большинство жителей Пропасти даже толком не знали, кто такая Морриган Блэр, в их глазах она отныне была убийцей.

Как много колдунов из тех, кто пожелал стать частью королевского Дома, делал это из страха? Какая часть – из уважения перед тем, кто оказался сильней?

Сидя на троне в роскошном рубиновом платье и небрежно постукивая по подлокотнику кончиками ногтей, Морриган вглядывалась в лица отступников в попытках понять, какова истинная причина, заставившая их прийти в Тольдебраль.

Вот, например, Дервила из Дома О’Дохерти, ведьма хаоса, известная на всю Пропасть тем, что заклинанием вызвала из глубин мира теней самого Балора. Его прикосновение оставило на ней вечную печать – король демонов лишил ее глаза. Как рассказывала она сама, тот просто вытек ей черной жижей на щеку.

Может, это была случайность со стойким привкусом жестокой иронии. Или же Балор отчего-то решил пометить ведьму, которая смогла воззвать к нему. Ту, что заполучила частицу его демонической силы. В пользу последнего говорил тот факт, что на месте глаза у Дервилы теперь клубилась странная темная энергия.

Не самая лучшая замена, но Дервила полученной меткой гордилась. Повязкой глазницу не закрывала, предпочитая оставлять на виду, чтобы привлечь чужое внимание или смутить собеседников, заставляя их лихорадочно думать, куда же смотреть.

– Что думаешь? – вполголоса спросила Морриган у Дэмьена, который стоял, скрестив руки, по правую сторону от нее.

Ноги в грубых шнурованных ботинках широко расставлены, взгляд исподлобья по обыкновению хмур. Бравый защитник в черной коже, с рунными знаками на выбритых висках и с иными татуировками, спрятанными под одеждой… Морриган отвела взгляд.

Она до последнего не знала, останется ли Дэмьен с ней или предпочтет отправиться в вольное плавание. Со смертью Доминика договор с берсерком утратил силу. Дэмьен настаивал на том, чтобы теперь, когда Морриган стала королевой Пропасти и главой новообразованного Дома Блэр, пришедшего на смену Дома О’Флаэрти, они заключили новую сделку Разговор получился… непростой, что, зная их, совершенно не удивительно.

– Не глупи, Дэмьен. Я прошу тебя быть моим адгерентом. Союзником. Даже… другом. Я не хочу заключать с тобой контракт.

– Это не в моих правилах… – начал он.

– Сделай исключение для меня.

– Ты не понимаешь. Договор можно разорвать, можно прописать в нем все необходимые условия. Он означает лишь временную связь.

– А ты не хочешь привязываться ни к людям, ни к Дому, – усмехнулась Морриган. – Ясно. Но никакого договора заключать с тобой я не стану.

– Почему? – Лицо осталось спокойным, но в серых глазах зажглась искра любопытства.

Морриган пожала плечами.

– Не хочу.

Ответить так проще, чем объяснить все хитросплетения ее противоречивых чувств к Дэмьену. Впрочем, объяснять она и не собиралась.

Голос берсерка вернул ее в настоящее. Пожав плечами, Дэмьен ответил так же, вполголоса:

– Дервила – сильная ведьма. Преданная. В основном, правда, королям… Она была частью Дома Фитцджеральд, а вот с Домиником они что-то не поделили.

– Можно ли ждать от нее подвоха? – спросила Морриган.

Она пристально смотрела на ведьму хаоса, не скрывая, что сейчас решает ее судьбу вместе со своим… советником? Телохранителем? Адгерентом?

– Ты в Пропасти, Морриган. А еще ты королева. – В голосе Дэмьена слышалась усмешка. – На твоем месте я бы никому не стал доверять.

– Даже тебе? – вырвалось у нее.

– Сделай исключение для меня, – вернул ей берсерк недавно сказанные слова.

Морриган одобрительно фыркнула.

– Вот еще. Мое доверие нужно заслужить.

– И я этого еще, конечно же, не сделал.

Она приняла задумчивый вид, рассчитывая на то, что взгляд Дэмьена направлен на нее. Постучала пальцем с длинным ногтем по губе.

– Дай-ка подумать… Ты помог вернуть зрение моей сестре, а потом несколько раз прикрывал мне спину. Нет, точно нет.

Дэмьен хмыкнул.

Подобравшись на троне, Морриган снова сосредоточилась на Дервиле. Ей нужны союзники. Если Бадо́ развяжет обещанную войну… Недостаточно сильных колдунов, будь их хоть трижды по сотне. Леди Ворон… Ткач Кошмаров… Как бы она себя ни называлаа, она просто отшвырнет их от себя, смахнет, как фигурки с шахматной доски.

Точно так же, как она убила последних спящих. Одновременно. В одно проклятое мгновение.

Морриган прикрыла глаза. Воспоминания о последней встрече с матерью приходили без спроса, как незваные гости. Убитый Анакондой в теле Аситу Доминик, с украденной шаманами и растерзанной на клочки душой. Леди Ворон вне себя от ярости и горя. А потом – странный разговор с ней.

О двух сторонах, о неведомой силе, которая сотрясет всю Ирландию… и поставит Бадо́ в один ряд с такими могущественными ведьмами, как Калех и Ягая.

С тех пор минуло уже несколько дней, а свернувшаяся змеей на груди тревога не думала ее отпускать. Ведьминская интуиция шептала на ухо: «Что-то надвигается». А если вспомнить слова самой Ягой, с которой Бадо́ так хотела поравняться в силе…

«Грядет война, ведьма. Совсем скоро люди и нелюди начнут выбирать сторону».

Морриган откинулась на спинку трона, продолжая размышлять. Дэмьен прав – она никому не может всецело довериться. Любой из тех, кто клялся ей в верности, мог оказаться засланным убийцей – или просто тем, кто жаждал свести счеты с действующей королевой.

Доминик и его Камарилья планировали, ни много ни мало, свергнуть Трибунал. Доминик должен был стать освободителем существ древней крови от многолетнего гнета. Он был символом долгожданных перемен – не только для них, но и для полуночных колдунов.

А Морриган заявила всей Пропасти, что собственноручно его убила.

Несмотря ни на что, она не могла позволить себе разбрасываться союзниками. Кто знает, может из Дервилы из Дома О’Дохерти и выйдет толк. Может, в складках темноты, призвав на помощь демонов-фоморов, она сумеет отыскать Бадо́. И поможет разгадать ее планы – с чем, к разочарованию Морриган, не справились ведьмы истины.

Колдуны крови тоже ничего толкового не сообщили. В ней текла кровь матери, но кровь самой Бадо́ после смерти и возвращения в мир живых в сущности ревенанта замерзла и замерла. Наверное, потому колдуны крови и не нашли следы Бадо́ ни в одном из миров – ни в живом, ни в мертвом.

Или же она слишком хорошо скрывалась.

Морриган изобразила улыбку – впрочем, не слишком старательно.

– Буду рада видеть тебя, Дервила, в числе моих адгерентов. Добро пожаловать в королевский Дом.

Ведьма хаоса кивнула, не скрывая торжества, и покинула тронный зал.

– На подходе еще два колдуна хаоса, веретник и темный виталист, – объявил Дэмьен.

Морриган с приглушенным стоном потерла висок, в котором зарождалась болезненная пульсация. Ничего, кроме головной боли, титул королевы Пропасти пока ей не давал.

Жаль, что рядом нет Клио. Разумеется, младшая сестра пожелала бы находиться так далеко от королевских дел и назревающей войны, насколько это возможно. Предпочитала бы спать и видеть колдовские сны, читать или играть с голубкой. Но одно присутствие Клио придавало Морриган сил.

«А знание о том, что она жива и невредима?»

Морриган вздохнула. Она сама настояла на том, чтобы Клио вернулась в Кенгьюбери. В основном, чтобы ее не коснулись последствия решений, принятых старшей сестрой. Чтобы, если Тольдебраль окажется под ударом, хрупкой и милосердной Клио в нем не было.

При себе Морриган всегда держала филактерий с временным порталом, настроенный одной умелицей на дом Ника. А еще умудрилась запустить в его дом парочку слухачей.

Конечно, она не подслушивала их с Ником разговоры. Слухачи – морфо, как называл их Аситу, – были настроены на крик страха или мольбу о помощи. Подобной функции сам Аситу в слухачей не вкладывал, но Морриган оказалось под силу усовершенствовать их.

Однако, несмотря на все меры предосторожности, она не могла перестать волноваться за Клио. Не могла понять, верно ли поступила, отослав ее, или нужно было до конца оставаться рядом с ней?

Но что этот конец означает? Победу над Бадо́?

К горлу подкатила горечь. Морриган никогда не питала иллюзий насчет своей семьи. Не ждала, что однажды на пороге дома появится отец, а Бадо́ превратится в любящую курицу-наседку, для которой самым главным сокровищем в жизни будут дети. Но она никак не могла предположить, что отец убьет мать, посчитав ту чудовищем… и, как выяснится года спустя, не напрасно.

Леди Ворон и была чудовищем.

Морриган всегда знала, что ее мать – убийца, но наивно думала, что те смерти были неизбежны, как неизбежна порой война. Но узнать о том, что на руках Бадо́ – кровь невинных, что она даже могущественнее, чем Морриган представляла, и столь сильна лишь благодаря принесенным жертвам…

«Как же я была слепа. Ничего дальше собственного носа не замечала».

Неужели страстное желание Клио видеть в людях только хорошее передалось и ей?

Наконец рабочий день королевы Морриган посчитала законченным. Думала по традиции обсудить дела с Дэмьеном, но он задержался в тронном зале, чтобы поговорить со знакомым колдуном крови – ее новоявленным адгерентом. Морриган не собиралась дожидаться его и лишний раз показывать свою заинтересованность. И если при Доминике Дэмьен служил телохранителем, то ей вторая тень не нужна.

Морриган направилась в палаты целителей, к Орле – еще одной новой союзнице Дома Блэр.

Ее прошлый Дом канул в Лету, когда Ткач Кошмаров убила его главу. Убивала она медленно, по капле высасывая силу жертвы через страх. А может, все дело в том, что преданная лорду Орла, считающая старика Шона своим вторым отцом, до последнего удерживала его среди живых при помощи чар.

Не удержала. Не догадывалась, что против Ткача Кошмаров шансов у нее нет. Став адгерентом Морриган, Орла не подозревала и о том, что мать королевы, Бадо́ Блэр – и есть Ткач Кошмаров.

Еще одна тайна, сокрытая в стенах Тольдебраль. Но насколько надежно?

Пока все ниточки, ведущие к тому, что случилось в замке в памятный для многих день, находились в руках Морриган. После смерти Аситу управлять привлеченными из мира теней и рассеянными по замку призрачными слухачами стал Ганджу. Ему это, правда, не нравилось, о чем он не уставал напоминать в своей ворчливой манере.

Морриган всякий раз раздраженно отвечала, что она в любой момент может найти другого колдуна, сведущего в полуночной магии. Ганджу возражал, что лучше него с этим мог справиться только Аситу. А теперь, когда его не стало, лучшим был именно он, Ганджу. На этом моменте Морриган или выходила из себя, или вылетала из комнаты.

До Орлы дойти она не успела.

Джамесина появилась из ниоткуда. Как запоздало поняла Морриган, красноволосая бааван-ши воспользовалась тайными ходами, которые, прячась от чужих взглядов и сокращая путь, активно использовала во времена правления Доминика. Надо было запечатать их – точить зуб на Морриган могла и таинственно исчезнувшая Камарилья с Джамесиной во главе.

«Пять баллов, королева. Твоей предусмотрительности можно только поаплодировать», – мрачно подумала она.

Морриган оправдывал лишь хаос, воцарившийся в ее и без того неспокойной жизни. Однако она не привыкла искать себе оправданий. Даже в своих собственных глазах. Впредь будет умней.

Пальцы демонстративно легли на плеть-молнию – привет из охотничьего прошлого, а еще – грозное и стремительное оружие. Некоторые известные Морриган полуночные заклинания были гораздо смертоноснее и быстрей, но без острой нужды она их не использовала.

Что ни говори, меняться не всегда легко и удобно. Однако после открывшейся истины о Бадо́ Морриган отказывалась считать своей сутью полуночную силу. Да, ее матерью была полуночная ведьма, но даже в ней текла рассветная сила сноходицы. А отец и вовсе оказался друидом^[1].

Джамесина проследила за ее взглядом и коротко усмехнулась. В ее руках не было клинка, но зачем он вампиру?

– Я не убивать тебя пришла. А поговорить.

– О, прямо от сердца отлегло, – издевательски пропела Морриган, не убирая пальцы с плети. – Заварить вам чаю?

– Не дерзи, девчонка. Ты мне во внучки годишься.

Морриган нетерпеливо вздохнула.

– Зачем вы здесь?

Джамесина по-хозяйски кивнула на кабинет для совещаний, видневшийся в конце крыла. Именно там Доминик советовался с Камарильей, обсуждая с особой королевской стражей планы по свержению Трибунала. Далеко идущие, но закончившиеся со смертью короля.

Не оглянувшись, Джамесина направилась туда. Морриган ничего не оставалось делать, как последовать за ней. Хорошо, что стражи не видели этой сцены. Лучше прослыть королевой-убийцей, чем королевой-марионеткой, которую дергают за ниточки все кому не лень.

Когда они остались в одиночестве, Джамесина соизволила заговорить.

И первые же ее слова стократ повысили градус напряжения.

– Я знаю, что ты не убивала Доминика.

Казалось бы, что может быть лучше, чем попытка кого-то тебя обелить и восстановить твое доброе имя. Но не в Пропасти с ее особыми законами.

Будто желая подтвердить мысли Морриган, бааван-ши резко произнесла:

– Право узурпации уходит корнями в седую древность, о которой ты, девчонка, не имеешь ни малейшего представления. В те времена, когда силу уважали и ставили во главу. О чем это говорит? О том, что главное условие права узурпации не было исполнено. А значит, ты не имеешь права на трон. Не можешь быть нашей королевой.

Джамесина выдержала драматическую паузу, заставляя воздух между ними вибрировать от напряжения. Потом хищно, как умели только бааван-ши, усмехнулась.

– Но я могу закрыть на правду глаза, – вкрадчиво продолжила она. – Я видела, на что ты способна. У тебя есть связь с Конхобаром и другими душами, а еще – союзник среди законников. Ты может диктовать людям Пропасти свою волю. И даже, в случае революции, послать их наверх, на войну с Трибуналом.

– Вы шантажируете меня? – с неприятной улыбкой осведомилась Морриган.

Джамесина равнодушно пожала плечами.

– Называй как тебе угодно. Но я хочу чтобы ты пошла по стопам Доминика и отстаивала права существ древней крови. Чтобы ты, королева, защищала нас.

– Защитниками не становятся в результате шантажа.

Бааван-ши приняла задумчивый вид.

– Нет? Мне всегда казалось, что шантажом можно добиться чего угодно.

– Я перефразирую, – процедила Морриган. – Не терплю, когда мной помыкают.

Маска слетела с лица Джамесины. Выпрямившись, она взглянула в глаза Морриган.

– Мы можем помочь друг другу. Помоги мне уничтожить Трибунал. А я помогу тебе противостоять Леди Ворон.

Итак, Джамесина знала и про Бадо́…

– Уничтожить? Как Дикую Кровь? – прохладным тоном спросила Морриган.

Бааван-ши сузила глаза.

– Я лично помогала тебе уничтожить диких, и не только потому, что они бросали тень на существ древней крови и своими действиями делали все, чтобы убедить людей нам не доверять… и попросту нас ненавидеть. «Более тонкие методы», о которых я тебе говорила, заключаются в том, что мы – не варвары, не дикари и не убийцы. Мы – разоблачители. Вот что я намерена сделать с Трибуналом. Обнажить их лицемерие и двойные стандарты. Но это опасный… очень опасный путь. Потому мне и моим людям необходима ты, королева. И ресурсы, которыми ты сейчас обладаешь.

Морриган молчала, захваченная ураганом противоречивых чувств. Будь Камарилья пресловутой Дикой Кровью, она ни за что не согласилась бы на подобную сделку. Даже под угрозой потери трона и смерти от руки родной матери. Слишком бесчестными, жестокими, кровавыми были их методы. Но Камарилья планировала действовать иначе. Их оружие – информация и обнародование тайн. А Трибунал, стоило признать, отнюдь не невинная овечка.

Морриган побывала и на стороне Трибунала, и на стороне своих бывших врагов, многие из которых стали ее союзниками и даже друзьями. Она видела обе половины правды.

Но дело не только в этом. Грядущая война и Бадо́ со всем ее арсеналом… Если в союзниках Морриган будут существа древней крови, она сможет противопоставить что-то ведьме, которую нарекли Леди Ворон и Ткачом Кошмаров.

И, что внушало большее опасение – Леди Войной.

Морриган устало вздохнула и не без иронии произнесла:

– Добро пожаловать в королевский Дом.

Глава 3
Сторож чужих снов

Так странно просыпаться в его доме, пить заваренный им чай, видеть его по утрам, будто они – супружеская пара…

К тому времени, как Клио выбиралась из постели, Ник давно был на ногах. Каждый раз он готовил завтрак, что отчего-то ее смущало. Она мысленно обещала, что проснется пораньше, но после ночных блужданий в чужих и собственных грезах ей требовался долгий сон, чтобы восстановить силы. Потому спала она крепко и нередко – до самого обеда.

Сладко потянувшись, Клио обвела комнату взглядом голубки. Она кожей чувствовала вшитые в стены рассветные печати. Часть была призвана защитить дом Ника от незваных гостей – все же работу в Департаменте полиции безопасной не назовешь. К своим двадцати трем годам, дослужившись до младшего инспектора, Ник успел нажить достаточно врагов. Не так много, как Морриган, но…

Некоторые из печатей нанесли в присутствии Клио. Их создала охранная ведьма, которая, по собственному признанию, была у Ника в долгу. И все же Клио было неуютно стоять рядом с ней. Что, если ведьма могла почувствовать заключенную в ней тэну? Кем она была для истинных рассветных ведьм? Чудовищем? Недостаточно мертвым, но недостаточно живым сосудом запрещенной силы? Второе, пожалуй, предпочтительнее, но не особо утешительно.

Еще Клио было не по себе из-за того, что кто-то может узнать секрет Ника – законника, который укрывал в доме рассветную ведьму, буквально источающую полуночную энергию.

Вот для чего стенам требовались печати: скрыть Клио от глаз ищеек, агентов и охотников. Всех, кто считает противоестественным, недопустимым само ее существование.

Клио вышла на запах жарящихся яиц, словно дикая лиса, которую заботливые люди приманивали едой.

Ник стоял у раскаленной плиты, насвистывая себе под нос какой-то мотив. Фальшивил он ужасно. На нем были спущенные до бедер пижамные штаны. Сегодня воскресенье, и на работу Нику не надо. Темно-русые волосы взъерошены, словно и он только что встал с постели.

Клио принялась обмахиваться ладонью, словно веером. Здесь так жарко от нагревших плиту сущностей огня или?..

– Проснулась, совушка!

Ник схватил с барного стула пижамную рубашку и натянул на грудь с четко прорисованными мышцами. Мог бы и не одеваться… От подобных мыслей Клио раскраснелась еще сильней.

– Тут такая духота, – смущенно улыбнулся Ник, словно извиняясь.

Торопливо застегнулся, глядя на плиту.

По мнению Клио, извиняться ему было решительно не за что.

Подойдя к Нику, она бездумно расстегнула пуговицы его рубашки – после третьей была пропущена петля.

Ник застыл, когда девичьи пальцы коснулись кожи. Только сейчас осознав двусмысленность ситуации, замерла и Клио. Вспыхнув, подняла глаза. Ник ласково приподнял указательным пальцем ее подбородок и нежно прикоснулся губами к ее губам. Клио пришлось подняться на носочки и для равновесия опереться обеими руками о его грудь.

Они целовались целую вечность – и продолжали бы еще одну, если бы со стороны плиты не донесся подозрительный запах.

– Проклятье! – отстраняясь, вскрикнул Ник.

Завтрак удалось спасти лишь наполовину, но Клио не жалела ни о чем. В ожидании не подгоревшей половины омлета она забралась на стул у барной стойки. Голубка вспорхнула на гладкую, под мрамор, поверхность и принялась, как по тротуару, деловито бродить туда-сюда.

– Что-то интересное снилось? – поинтересовался Ник.

– Разговаривала с Ведой, потом с Морри. Сначала не могла ее найти – опять, наверное, ложится под утро. Или долго не может уснуть.

– Да уж, забот у нее прибавилось. – Ник ловко перевернул бекон. Покачал головой. – Твоя сестра – королева Пропасти. С ума сойти.

– А я всегда знала, что Морри ждет необычная судьба.

Что ни говори, а даже обстоятельства ее восхождения на трон весьма нетривиальны. Морриган была вынуждена провозгласить себя убийцей, чтобы не потерять Тольдебраль. Чтобы однажды, когда пыль уляжется, а опасность минует, Клио было, куда вернуться. И вернуться не просто воскрешенной отступницей и сестрой леди Дома Блэр, а сестрой действующей королевы.

А в то, что Морриган сумеет удержать титул в своих руках, Клио не сомневалась.

Ник водрузил на столешницу тарелки с завтраком. Он предпочитал есть стоя и, пусть их и разделяла барная стойка, они все равно оказывались очень близко друг от друга. И пусть они уже не раз целовались, а однажды Клио и вовсе заснула вместе с Ником в его постели, пока он ее успокаивал и баюкал в объятиях как ребенка, эта близость была иной. Уютной, умиротворяющей.

Их руки порой соприкасались, взгляды постоянно пересекались, и тогда на лице Ника появлялась нежная улыбка.

Он ел торопливо и сметал половину еды в один присест, а еще постоянно говорил с набитым ртом. Клио пыталась отучить его от дурной привычки, но потерпела поражение. Вдобавок Ник ненавидел бритье и даже думал отпустить себе бороду – Клио его откровение по-настоящему ужаснуло, – но теперь, когда они были вместе, он не мог позволить «своей мужественной щетине царапать ее нежную кожу».

Ник частенько застревал в душе на полчаса и все эти полчаса, чудовищно фальшивя, в полный голос распевал песни. В такие минуты хихикающей Клио никак не удавалось сосредоточиться на чтении.

Как странно и волнующе – узнавать его в мелочах. Раньше Клио знала две стороны Ника – педантичного инспектора Департамента и смешливого улыбчивого друга детства. Теперь же он предстал перед ней с другой стороны…

– Я должна поговорить с Морри… – Клио запнулась на мгновение. – …о нас.

– Ага, значит, «мы» уже есть? – Ник лукаво улыбался. – А я, выходит, твой тайный возлюбленный?

Клио покраснела до кончиков ушей. Если быть точным, тайная любовь с ее одиннадцати лет.

– Я… хотела рассказать, честно, но сначала случилась вся эта история с мамой и Домиником, а потом…

С того момента, как Клио умерла, события неслись словно горная лавина. Воскрешение. Слепота. Голубка, ставшая ее фамильяром, другом и ее глазами. Пробудившаяся сноходческая магия. Спящие и их кошмары. Болезненная правда – сначала об отце, а потом и о матери…

Слишком много для неполных семнадцати лет. Однако, если ты носишь фамилию Блэр, вполне ожидаемо.

– Жаль, что мы живем вместе, – притворно вздохнул Ник. – Только представь, какая романтика: ты сбегаешь из закрытого города отступников, ночами проникаешь в мой дом через незапертое окно…

– Ах вот как! Тебе жаль? – Клио прищурилась.

Если бы не разделяющая их барная стойка и невероятно вкусный омлет, она бы набросилась на Ника с щекоткой, которой он боялся как огня.

– И мы не живем вместе. Я просто… гощу у тебя.

Ник подмигнул.

– Как скажешь. Хотя мне больше нравится моя версия событий.

Не успела Клио, порядком смутившись, придумать остроумный ответ, как амулет зова на груди потеплел. Уверенная, что на том конце связующего мостика чар ожидает Морри, она поспешно сжала медальон.

– Дэмьен? – удивилась она, когда на стене напротив высветилось лицо берсерка.

Ник вскинул брови, не переставая, впрочем, активно поглощать омлет. Клио же, напротив, отложила в сторону вилку.

– Клио, я должен извиниться за наш последний разговор, – выпалил Дэмьен.

Она впервые видела его таким… неуверенным. И настолько поразилась этому, что на пару секунд оцепенела.

Но затем тряхнула головой и шепнула Нику:

– Я сейчас.

Вместе с голубкой они выпорхнули из кухни и скрылись в спальне для гостей.

– Все в порядке, Дэмьен…

– Нет. Я не должен был так говорить. Не должен был велеть тебе убираться. Просто я…

Дэмьен прерывисто вздохнул. Впервые на памяти Клио слова давались ему столь тяжело.

– Твои слова насчет Морриган… Они вывели меня из себя.

Клио знала это и понимающе улыбнулась.

– Я сама виновата. Не должна была встревать. Что бы ни происходило между моей сестрой и тобой – это исключительно ваше дело.

Они мирно помолчали.

– А еще я должен поблагодарить тебя. Если бы ты не освободила меня от кошмаров, я бы погиб вместе с остальными.

Клио помрачнела. Она вспомнила стеклянный взгляд Ника, когда он рассказывал ей, что в один момент все спящие, все погруженные в сон Ткачом Кошмаров, погибли. Их сердца разорвались, их души забрал с собой мир теней.

Нет, не он. Ткач Кошмаров. Женщина, чью фамилию она носила. Ее родная мать.

Бадо́ поглотила их души, как деликатес, чтобы напитаться чужой силой. Клио было невыносимо думать об этом.

Но она, конечно же, думала.

– Я рада, что ты жив, – искренне сказала Клио. Помолчав, добавила: – Приглядывай за Морри, ладно? Хотя бы как… друг.

Дэмьен шутливо отсалютовал рукой.

– Слушаюсь и повинуюсь, Леди Голубка.

Клио со смехом закатила глаза. Жаль, под повязкой этого не видно. Смех ее затих, когда она получше разглядела лицо друга. Темные круги под глазами, уставший, словно потрепанный вид…

– Опять плохо спишь?

Клио старалась не подглядывать в сновидения людей, которые были ей дороги, но точно знала, что, даже выскользнув из ловушки Бадо́ Блэр, Дэмьен продолжал видеть кошмары.

Дэмьен растянул губы в неестественной улыбке и преувеличенно бодро заверил:

– Все в порядке.

Клио терпеливо вздохнула. Эта черта – нежелание делиться с кем-то своими бедами – объединяла его с Морри. Да и не только она…

Тревожась за Дэмьена, Клио не стала дожидаться ночи, чтобы шагнуть в Юдоль Сновидений. Сейчас ее ждала встреча не с Ведой или Морриган, а с ее самым близким другом из мира снов – их Ловцом.

Он появился перед Клио, как только она негромко его позвала, словно Юдоль Сновидений прислушивалась к ее желаниям и торопилась их исполнить. Впрочем, отчасти так оно и было…

Белесые волосы по-прежнему лезли ему в глаза, а улыбка смягчала не слишком привлекательное лицо с мелкими чертами. Клио задавалась вопросом, отчего Каэр, обладая невероятной красотой, создала Ловца Снов столь… небезупречным. Может, он кого-то ей напоминал? Кого-то из прошлой жизни, оставленной за пределами царства снов? А может, Каэр ценила красоту во всем ее разнообразии и несовершенстве?

Но почему она не дала Ловцу Снов имя? Не желала привязываться к нему, как к настоящему сыну, забывать, что он – лишь ее творение?

Глядя в почти прозрачные глаза, Клио проникновенно сказала:

– Я хочу попросить тебя кое о чем. Ты можешь помочь моему другу?

– Конечно, – уверенно сказал Ловец Снов. – А чем именно?

– Ты мог бы… м-м-м… сторожить его сны? Забирать или, может, смягчать плохие?

Ловец Снов крепко задумался, приложив палец к бледному рту.

– Я мог бы попробовать.

Клио и сама не знала, выйдет ли из ее задумки что-нибудь путное, но попытаться определенно стоило. Сама она, увы, неспособна избавить близких ей людей от боли, от дурной энергии, которая вмешивалась в их и без того беспокойную жизнь.

Но, может, на это способен Ловец Снов?

Она выскользнула в реальный мир как раз вовремя, чтобы услышать донесшийся с кухни голос Ника.

– Клио?

Она вскочила с постели и придирчиво оглядела себя – не помялось ли платье во время короткого сна? Взбила руками светлые волосы. Подумать только – их с Ником разделяет одна тонкая стенка. И он скучает по ней. И ждет.

Улыбнувшись, Клио звонко крикнула:

– Иду!

Что ни говори, а реальность порой прекраснее самых сказочных снов.

Глава 4
Муха в сетях паука

Она застала его в самом разгаре битвы. Бой велся не до первой крови – той не было совсем. Однако он никому не позволял даже подступиться к себе, не подпускал достаточно близко, чтобы его коснулись вражеские клинки. В его руках оружия не было – им служили сжатые кулаки… а еще – пылающее в глазах пламя, вселяющее в сердца противников страх.

Он отшвыривал их от себя, словно тряпичных кукол. Лишал шанса устоять перед торнадо, в который его превратила берсеркская кровь. Удар, порожденный ладонями, резко выброшенными вперед, сбил с ног очередного противника. Разметал в разные стороны остальных, разбросав по земле, будто клочки бумаги.

Казалось, он подчинил себе даже ветер.

Застывшая поодаль Бадо́ усмехнулась. Знали бы люди, сколь многое можно узнать о них, если просто подсмотреть их сны. Однако с каждой минутой наблюдать становилось все скучней.

Она повела рукой, стирая чужую грезу, обнажая истинную, неприглядную суть. Берсеркский огонь погас в ярко-голубых глазах. Лишившись покрова иллюзий, Лелль превратился в того, кем всегда был. В смешного худощавого паренька со светлыми волосами и некрасивым лицом.

В сына вёльвы и берсерка, который должен был пойти по стопам отца, но выбрал стезю скальда^[2].

Походкой пантеры Бадо́ подошла к нему.

– Г-где я? – пролепетал Лелль, озираясь по сторонам.

Как всякий разбуженный в царстве сновидений, он не понимал, что находится внутри собственного сна.

Или, вернее, сна, власть над которым захватила Бадо́.

– Кто я, где я? – с гримасой передразнила она. – Как же вы, смертные, все-таки похожи. И как до зевоты предсказуемы. Ты – в моих владениях.

– Кто вы? – сфокусировав взгляд, хрипло проговорил Лелль.

– А вот это уже интереснее, – сытой кошкой улыбнулась Бадо́. – Мне давали множество имен. Черная Вдова. Ворон Битвы. Ткач Кошмаров. Леди Ворон. Но для многих я больше известна как Бадо́ Блэр. А ты – Лелль Бьёрклунд. Ты помогал Морриган понять истинную сущность ее дражайшего берсерка.

До сих пор едва верилось… Ее своенравная, циничная дочь, которая с детства видела магию смыслом своего существования, влюбилась. И в кого? Во взрывоопасного берсерка, искусственно взращенного Трибуналом.

Да, и сама Бадо́ позволила себе увлечься… но от главной цели Доминик ее не отвлекал. В нем она обрела и поддержку, и опору, которых даже не думала искать. Дэмьен же с его неприятием полуночной силы сбил Морриган с истинного пути. Она позволила задурить себе голову глупыми размышлениями о тьме и свете, о добре и зле. И что из этого вышло? Ничего хорошего ни для кого из них троих. Дэмьен продолжал лелеять свое одиночество и почти истаявшую любовь к фэйри, интрижка Морриган с ноктурнистом закончилась столь же стремительно, как началась, а выбросить из головы берсерка ей так и не удалось. Бадо́ лишилась ценной союзницы, и вместо этого обрела врага.

А врагов в живых она – по обыкновению – не оставляла.

Бадо́ с тоской вспоминала те дни, когда она и маленькая Морриган жили душа в душу. Вместе постигали темную науку – полуночную магию. В дочери, жадно ищущей ответы в зеркалах и жаждущей могущества, Бадо́ видела себя. Она до сих пор не понимала, что случилось. Злилась, что потеряла над ситуацией контроль. Как она могла допустить, чтобы Морриган, словно одурманенная полуночной магией, отвернулась от нее?

Открывая дочери – и зеркалам – свое прошлое, Бадо́ лишь хотела показать, на что по-настоящему способна темная, великая сила, особенно когда находится в правильных руках. И да, картины были жестокими, разрушительными, таящими в себе погибель и хаос. И, разумеется, кровь.

Именно тогда что-то хрупкое внутри Морриган и надломилось.

Бадо́ бы себе сломаться не позволила.

– Дэмьен… – Голос Лелля вырвал ее из мыслей, перевитых с воспоминаниями. – Но откуда вы…

– Как много вопросов, – утомленно проговорила Бадо́.

И этот вечно белый пейзаж своим однообразием утомлял тоже. Пора добавить ему немного красок… Вернее, лишь одну.

Лелль не видел, как с разных сторон к нему потянулись нити, как закрашивалось черным по краям полотно царства снов.

Ткач Кошмаров начала плести свой смертоносный узор.

– Я наблюдала за Морриган, оставаясь в Вуали. Следила и за тобой.

Адгеренты Дома О’Флаэрти наверняка бы удивились, узнай они, что Бадо́ присутствовала в их жизни куда чаще, чем им хотелось бы.

– Ч-что вам надо от меня? Зачем я… здесь? – Лелль добавил себе под нос, думая, что она не услышит: – Где бы я ни был…

– Для начала я хочу, чтобы ты услышал мою историю.

– Я? Почему я?

– Я знаю о твоем даре – оживлять своей песней воспоминания. Я видела, как это происходит. Пусть я находилась, незримая, в Вуали, но я сумела ощутить воздействие твоих чар. Они… уникальны. А я, поверь мне, подобными словами не разбрасываюсь.

Лелль от смущения густо покраснел. Бедолага, он совсем не привык к комплиментам.

– Но можешь ли ты столь красочно и зримо воплотить в жизнь то, чего не видел сам? Стоит проверить, как считаешь?

Скальд потерял бдительность. Размяк от ее обманчиво ласкового голоса, от льстивой патоки, что она нашептывала ему в уши. Слишком расслабился, чтобы заметить расставленную для него ловушку, и с легкостью бездумно летящей вперед мухи попался в силки.

Черная паутина сковала его по рукам и ногам. Лелль забился в путах, с губ сорвался жалкий вскрик.

– Не бойся. Я не буду терзать тебя кошмарами, не буду выпивать твою силу. Паутина нужна лишь для того, чтобы твое сознание не вырвалось за пределы этого долгого сна. Чтобы не позволило тебе проснуться.

Скальд застыл – скорее, от осознания безнадежности ситуации, в которую угодил. Вряд ли слова Бадо́ его успокоили.

– Я буду как те спящие, да? Люди говорят…

– Я знаю, что они болтают, – раздраженно бросила Бадо́. – Мои дочери постарались, чтобы обо мне говорили только самое отвратительное.

– То есть вы ни при чем? – уточнил Лелль.

Могло показаться, что ее взгляд способен испепелять – такую она вложила в него яростную мощь. Даже странно, что скальд на ее глазах не обратился в прах.

– Злодеям – или тем, кого провозгласили таковыми, – редко дают слово в свое оправдание. Но что бы ты там ни думал…

– Я ничего не думаю… – дрогнувшим голосом заверил Лелль.

– Я не собираюсь оправдываться. Я лишь хочу, чтобы люди видели полную картину. Чтобы знали, сколь непростой была моя судьба… и моя жизнь.

Лелль подергался в путах. Понял, что те ничуть не ослабли, и с обреченным видом повис.

– Ты мечтал быть скальдом, верно?

– Но я…

– Хотел петь людям о злодеях и героях, о богах и монстрах? Расскажи им мою историю, и пусть решают, кто я.

– Так вы отпустите меня? – В голосе Лелля пробилась надежда.

Бадо́ сощурилась.

– Посмотрим. Так или иначе, советую тебе не тратить силы и не вызывать мое раздражение глупыми попытками сбежать. Помни: ты не проснешься, пока я тебе не позволю.

Лелль неожиданно улыбнулся. В заблестевших глазах зажегся странный огонек. Не будь он прикован к миру снов цепями из сотканной Ткачом Кошмаров паутины, Бадо́ назвала бы этот огонь… предвкушением, граничащим с восторгом.

Страх все еще жил в Лелле (она знала толк в страхах), но его затмевало новое чувство, пробудившееся в нем.

– Не каждому скальду выпадает шанс услышать историю из первых уст, будь говорящий героем или же злодеем, – выдохнул Лелль. – О Леди Ворон ходит столько слухов, столько противоречащих друг другу легенд…

Склонив голову набок, Бадо́ смотрела на него с задумчивым интересом. Пришлось признать: Лелль сумел ее удивить. Она-то думала, что придется держать скальда в полубессознательном состоянии или усмирять его жестокостью – только так она и умела.

Бадо́ чувствовала ложь, как гончая – запах дичи, за версту. Лелль не врал. Он и впрямь видел в случившемся возможность вырваться за пределы очерченных судьбой границ. Стать кем-то значимым… Не просто сыном вёльвы и берсерка, выбравшим путь певца-поэта. А скальдом, который первым расскажет никому не известную историю о легендарной ведьме.

Бадо́ сыто ухмыльнулась. Еще одна родственная душа, готовая на все ради дела всей своей жизни.

Путы, удерживающие Лелля, расплелись, позволяя ему опуститься на белое покрывало. Бадо́ повела рукой, усилием воли размывая границы между мирами. А потом цепкими коготками схватила душу Лелля и утянула за собой.

В мир теней.

Глава 5
Сломанный дар

Морриган нашла Дэмьена в его незапертой, как обычно, спальне. Берсерк сидел в глубоком бежевом кресле, положив ступню одной ноги на колено другой. Такой деловитый, пропитанный некой импозантностью и уверенностью жест… и толстый томик древнескандинавского в руках.

При виде ее Дэмьен изобразил сидячее подобие поклона.

– О, моя королева!

– Перестань, – со смехом сказала Морриган, усаживаясь на кровать напротив него. Поглядела на книгу. – Снова пытаешься разобраться с берсеркской сущностью?

Ей хотелось, чтобы Дэмьен, который привык запираться в себе и закрывать от других свои чувства, поделился с ней своими мыслями. Чтобы откровенно рассказал обо всем. Но можно ли надеяться на это, если их отношения столь… непросты?

– Я читал много историй о том, как викинги, вдохновленные самим Одином, становились берсерками. – На лице Дэмьена появилась скупая улыбка. – Прямо зачитывался ими – особенно в те времена, когда считал себя настоящим берсерком. Когда узнал правду, понял, что в одиночку мне никогда не исправить того, что со мной сделали. Я обращался ко многим колдунам в попытках избавиться от дара, но то, что вложил в меня Ристерд, словно въелось в меня, переплелось с моей кровью. Тогда я начал искать другие варианты. Способы если не уничтожить, то погасить, приглушить дар…

Дэмьен, нахмурившись, захлопнул книгу.

– Но тебе ведь удавалось притушить свою ярость, держать ее в узде.

– До того, как встретил тебя – да. То есть… После того, как наши пути с Мэйв разошлись…

Морриган впервые видела, чтобы Дэмьен с таким трудом подбирал нужные слова. Да, он был немногословен, но, когда того требовал случай, за словом в карман не лез.

– Оказавшись в Пропасти, я почти сразу присоединился к общине берсерков. Решил, что искать единомышленников среди тех, кто с тобой одной кро… одного дара – вполне разумно. Потом уже понял, насколько глупой была идея.

– Вовсе нет, – возразила Морриган. – На твоем месте я сделала бы то же самое.

– Неужели? – усмехнулся Дэмьен. – И к кому бы ты присоединилась? К полуночным или рассветным колдунам?

Взгляд Морриган посуровел. Берсерк примирительно вскинул ладони.

– Извини. Старые привычки.

– Избавляйся от них, – сухо посоветовала она.

Дэмьен одарил ее дерзкой и лукавой усмешкой без малейшего намека на вину.

– Как прикажете, моя королева.

Морриган покачала головой, пряча улыбку.

– И как тебе жилось среди берсерков?

– Неплохо, но… Почти сразу появились проблемы. Я знал, что без Мэйв будет нелегко. Она была не просто моей возлюбленной. Она сдерживала мою ярость, удерживала меня на краю. – Дэмьен поморщился.

Морриган помрачнела. Никто из них не хотел, чтобы он это произносил. По разным на то причинам.

– И все же я надеялся, что, рано или поздно, я это переборю. Надо только привыкнуть к мысли, что мы больше… что мы пока не вместе. И тогда срывы прекратятся. – Дэмьен сжал переносицу. – Может, так бы оно и случилось, если бы Бьёрклунд не заподозрил, что со мной что-то не так. Он догадался, что мой дар имеет под собой иную, нежели у берсерков, природу. Истинных берсерков, в которых течет сила самого Одина… В общем, меня изгнали из общины.

Морриган молчала, осознавая, что в утешениях не сильна. А Дэмьен не нуждался в утешении.

– Потребовалось время, чтобы я пришел в себя. Я учился владеть собой, брать под контроль собственные эмоции. Хотел однажды вернуться в общину и доказать Бьёрклунду, что он ошибался. Не насчет всей этой истории с Одином, конечно, но насчет того, что я проклят, что разрушу все, к чему прикоснусь. Но для этого…

– Тебе нужно было взять под уздцы свою ярость.

– Именно. Потому поначалу в Пропасти я соглашался на самую грубую работу… То есть грубо обращался с очень грубо поступившими людьми.

Морриган фыркнула.

– Будучи наемником, я получил шанс опытным путем проверять свои успехи в укрощении ярости. Не думай, я не изверг. Со мной всегда был кто-то, кто меня страховал. И все-таки я рад, что тот этап моей жизни был недолгим. Я… – Дэмьен замялся. – Я понял, что нашел себя не только в желании уничтожить Трибунал, но и в том, чтобы помогать людям. Так, как могу. Звучит пафосно, знаю… Но работа устранителем проблем стала тем, чего мне тогда не хватало. Я решал чужие проблемы, используя в качестве оружия слова, а не кулаки и сверхъестественную ярость.

Морриган склонила голову набок, выражая уважение… и ощущая некую родственную связь. Как и она, Дэмьен не стремился идти самым легким путем.

– Обуздать ярость оказалось непросто. Я даже пробовал – только не смейся – духовные практики.

– Дэмьен, сидящий на ковре для медитаций в позе лотоса, – мечтательным голосом пропела Морриган.

Берсерк вперил в нее строгий взгляд.

– Я просил тебя не смеяться.

Теперь уже она вскинула ладони в примирительном жесте, заслужив мимолетную улыбку.

– В конце концов мне удалось обрести контроль над своей яростью. Я думал, что избавился от проклятия. – Дэмьен отвел взгляд. – А потом в Пропасти появилась ты.

– И стала причиной всех твоих бед, – глухо произнесла Морриган.

– Нет. То есть да, почти все время нашего знакомства я считал именно так.

Сердце гулко стукнулось о ребра.

– Почти? Что-то изменилось?

– Изменилось, – нехотя признался Дэмьен. – Клио думает, что я так сильно реагирую на твое прикосновение потому, что где-то глубоко внутри считаю тебя угрозой моему счастью с Мэйв. Тогда я был слишком взбешен, чтобы прислушаться к Клио. – Он мрачно усмехнулся. – Что ж, у меня было время остыть. И я подумал, что возможно… Возможно, она права. Не ты – причина всех моих вспышек, а то, что происходит у меня в голове. В моем подсознании.

Морриган закусила губу, отворачиваясь к окну. Странно ли это – испытывать разочарование от его слов? Выходит, она не была для него особенной. Лишь вызывала в нем чувство вины. И все же Дэмьен признавал, что ее присутствие – угроза его спокойствию, а она нарушает, колеблет привычное течение жизни, будто брошенный по озерной глади камень. В конце концов, все сказанное означало, что Дэмьен думал и продолжает думать о ней.

Так вот что значили все эти перемены в его поведении. Дэмьен перестал винить Морриган в том, что она сломала возведенную им броню, что, вольно или невольно, провоцировала в нем ярость. Благодарить его она, однако, не спешила – не нужно было даже начинать ее винить.

Вместе с тем ее терзала мысль: «Выходит, он все еще любит свою Мэйв? И надеется однажды с ней воссоединиться?»

– Хочешь, признаюсь тебе кое в чем?

Морриган усилием воли сохранила бесстрастное выражение лица. О да, она хотела.

– Когда ты рассказала про «фабрику чар» Колдуэлла, где он вытягивал дары из людей и существ древней крови… Я пытался ее найти. Хотел…

– Избавиться от своей силы, я понимаю. Почему передумал?

Ведь если бы Дэмьен задался целью, «фабрику чар», после убийства Колдуэлла запечатанную Высоким Собранием, он бы нашел. Даже, возможно, сумел бы разобраться, как работают зачарованные Колдуэллом машины, похищающие дары и запирающие их в филактерии. Наверное, лучшего для Дэмьена не придумать – несколько минут боли и разрушительная сила, которая мешает тебе жить, навеки запечатана в зачарованную деревянную коробочку…

– Я подумал: что, если потеряв дар, я потеряю самого себя? Я ведь не знаю себя другим. Не помню. – Он резко, даже зло, мотнул головой. – Нет, вру. Помню себя испуганным, слабым мальчишкой. Да, я никогда не пошел бы на сделку с Трибуналом, если бы знал, какую цену мне придется заплатить. Если бы знал, что для того, чтобы я выжил, должен погибнуть мой лучший друг. Но, думая о своем проклятом даре, я раз за разом задавался вопросом…

– Кто я без него? – тихо обронила Морриган.

Их взгляды встретились. Дэмьен с усилием кивнул.

– Но что ты ищешь там? – Она подбородком указала на книгу.

– Поначалу я пытался разобраться в сути берсеркского дара, думал, может, что-то упустил. Но нет, все достаточно очевидно и предсказуемо: берсерком человека делала сила Одина, текущая в его крови. Именно этим Ристерд и воспользовался. Вдохнул в меня эту самую силу. Она могла не прижиться, могла убить меня, превратить в человекоподобного зверя или пускающего слюни идиота. Но не убила, а изменила меня лишь в нужную ему сторону. Я пытался найти какие-то истории о тех, в ком дар работал… неправильно. Ведь случалось же такое и с существами древней крови, которые не могли совладать со своей силой. Им помогали в этом чарами и практиками. Я искал чего-то подобного. Не нашел.

– Это не означает, что таких случаев не было, – откидываясь назад, заметила Морриган.

Кровать Дэмьена была жесткой, но ее неумолимо клонило в сон. Прошлой ночью Морриган опять не смогла уснуть – мешали мысли о Камарилье и ее вражде с Трибуналом, о покинувшей Пропасть Клио и угрозах Бадо́ – и так по кругу. А значит, она на ногах уже больше суток. Когда-нибудь все это кончится. Когда-нибудь ее ждет покой.

Но не сейчас.

– Я тоже об этом думал. Викинги – гордый народ, возможно, они просто не хотели делиться сокровенным с другими народами. Открывать перед ними душу. Хотя было бы весьма любезно с их стороны рассказать о сложностях, с которыми могут столкнуться их потомки.

– Но ты продолжаешь читать…

– Я знаю, что не найду в книгах готовых ответов, – вздохнул Дэмьен. – Но надеялся, что они натолкнут меня на какую-то мысль, подадут идею…

– И как? – пробормотала Морриган, с трудом подавляя зевок. – Получилось?

Веки отяжелели и были готовы сомкнуться в любой момент.

– Думаю, да. – Дэмьен подался вперед, стиснул зубы так, что резко очертилась линия челюсти. В глазах пылала решимость. – Я хочу отыскать способ воззвать к Одину.

Сон мгновенно слетел с Морриган. Она выпрямилась на кровати.

– Подожди, что?

– Я подумал о людях, которые способны говорить с богами, а не только слышать их.

– Вестники, – негромко отозвалась Морриган, глядя на берсерка расширенными от изумления глазами.

Ведьмы и колдуны, в ком очень силен так называемый первородный дар и крепка связь с богом – будь то Дану, Зевс, Перун или Один.

Разные о них ходили слухи, один невероятнее другого. Кто-то называл Вестников посредниками между людьми и богами, благодаря которым последние могли услышать мольбы верующих в них, едва различимые среди тысяч и сотен тысяч чужих молитв. Кто-то – истолкователями божественной воли.

Века и тысячелетия минули с тех пор, когда боги вмешивались в людские жизни и изъявляли человечеству свою волю. Да и случалось ли такое на самом деле? Громовой глас Зевса или Перуна, вещающих прямо с небес под аккомпанемент прорезающих небо молний. Лик Ра среди безоблачной голубизны, затмевающий своим светом само солнце. Мягкий голос Аматэрасу в голове послушницы синтоистского храма.

Сейчас подобное представить сложно.

Одни довольно прозаически называли Вестников осведомителями, другие, высокопарно, просветителями. Однако какие бы им ни давали эпитеты, кем бы их ни считали, истории о Вестниках всегда казались Морриган скорее легендами – или же сильно приукрашенной правдой.

Да, когда-то Дану ходила по земле, как обычная смертная, но закончилось это давно, с войной Туата Де Данная и Сыновей Миля. Дану помогла своему племени победить, а после вознеслась на небо – чтобы уже оттуда наблюдать за своим народом. Чтобы помогать людям Ирландии и по всему миру – в тех уголках, где верили в нее, – оттуда, с высоты.

Возможно, она просто устала жить среди людей. Вечно воюющих, жаждущих заполучить могущество и частицу божественной силы, тянущих Дану в разные стороны, словно обожатели, набросившиеся на своего кумира.

Может, и она хотела покоя.

– Звучит слишком фантастично, знаю. И все же… Я подумал: что, если отыскать кого-то из Вестников Одина? Рассказать ему о даре, которого я не желаю. Неправильном, даже кощунственном с точки зрения любого берсерка или почитателя Одина. Даре, который, помимо того, что искусственен, еще и бесконтролен. Вдруг Один захочет избавить меня от него, лишить меня силы?

– Допустим, ты и впрямь сумеешь достучаться до Одина. Но он ведь может тебя наказать, – резко сказала Морриган. – Сомневаюсь, что он будет разбираться, кто виновен в том, что в тебе – его дар, полученный без его согласия.

Какое безумие – они обсуждали богов так, будто те были всего-навсего великими колдунами с непредсказуемым характером.

– Подумал. Но этот риск – цена, которую я готов заплатить.

– Хорошо, но как ты вообще собираешься искать Вестника, да еще и в чужой стране?

Дэмьен потер лицо ладонями.

– Пока не знаю, – хмуро сказал он. – И отправиться в Скандинавию пока не могу.

– Дэмьен… Я знаю твое отношение к темным, разрушительным силам, – осторожно подбирая слова, проговорила Морриган. – Полуночной магией и твоей яростью дело явно не ограничивается. Есть ведь и другой способ? Может, воспользоваться им вместо того, чтобы уезжать в незнакомые края и надеяться, что неведомые Вестники – если они вообще существуют – тебе помогут?

– И какой же?

– Признать, что твоя темная сила имеет право на существование, – веско сказала Морриган. – Она уже не раз помогала тебе спасти чужие жизни. А значит, она способна быть не только проклятием, но и даром. Может, стоит научиться ее принимать.

– Думаешь, я не пытался? – вспылил Дэмьен.

– Знаю, что пытался. Ты сам мне сказал, – спокойно ответила она. – И у тебя получалось.

Дэмьен мотнул головой.

– Получалось. Раньше. А сейчас…

Он молчал, хмурясь и глядя куда угодно, только не на нее. И, кажется, вовсе не планируя продолжать.

– Ты примкнул к моему Дому как друг, а не как наемник, – мягко напомнила Морриган. Звучало слишком… непривычно, слишком чуждо. Она вернула улыбку с оттенком самодовольства и царственное выражение лица. – Кстати говоря, я твоя королева, помнишь?

– Как такое забыть, – усмехнулся Дэмьен.

– Я хочу знать, что с тобой происходит.

– Происходит то, что после кошмаров Бадо́ я окончательно утратил контроль над своей силой, – нехотя признался он. – Я проводил тренировки с королевскими стражами, как ты и просила, и… вышел из себя. Парень едва меня коснулся, а я… Я одним яростным импульсом впечатал беднягу в стену, едва не сломав ему позвоночник. Я становлюсь неуправляемым, Морриган. Опасным для других.

Вот почему с недавних пор в его ножнах появился зачарованный клинок. Он больше не доверял собственному дару.

Точнее, доверял еще меньше, чем прежде.

– Может, это лишь случайность, которая никогда больше не повторится? – предположила она, поглубже загоняя тревогу.

Дэмьен не ответил. Подойдя к стене, сдвинул висящую на ней картину. За ней виднелась вмятина с расходящимися в стороны трещинами в том месте, где непоколебимый камень прогнулся под мощным ударом. Не зря Морриган удивлялась появлению картины в спальне берсерка, предпочитающего аскетичную обстановку и лаконичность голых стен.

– И это еще не все, – отрывисто произнес Дэмьен. – Однажды я очнулся от очередного кошмара, за какие-то секунды устроив в комнате жуткий погром. Здесь все было в осколках и перьях от разорванной подушки… Морриган, я не хочу таким быть. Дикарем. Сорвавшимся с цепи зверем. Тем, кто может причинить людям боль или в порыве бешенства даже отнять их жизнь.

Морриган прикрыла глаза, даже не пытаясь представить, каково ему было. Она дважды отказывалась от полуночной силы – боясь последствий, боясь, что станет такой, как мать. Но у нее всегда был выбор.

А у Дэмьена его нет.

Глава 6
Урожденная Бадо́ Катха

Некоторое время ушло на то, чтобы Лелль обошел теневой замок и заглянул в каждую его щель. Бадо́ великодушно позволила ему это и с интересом наблюдала за ним. Лелль вел себя так, будто был не ее пленником, а… гостем. При этом Бадо́ не замечала в нем нахальства, бравады или показного равнодушия к собственной судьбе. В каждом жесте скальда, в каждом брошенном на Юдоль Теней взгляде сквозило любопытство. Неуемный, жадный интерес.

Лелль с детства жил в колыбели отступников и наверняка знал немало полуночных ведьм и колдунов, но вряд ли когда-нибудь ему приходилось столь явно ощущать на себе полуночную силу. Или и вовсе находиться в самом эпицентре темных чар. Что до вёльвы, что была его матерью… ее колдовство – сейд^[3] – ему было запрещено постигать.

По воле судьбы Лелль получил шанс шагнуть в мир теней – наряду с шаманами, жрецами вуду и сильными теневыми зеркалицами вроде Морриган. И этой возможностью он пользовался как мог, жадно впитывая увиденное. И гадать не стоит – историю об изнанке мира мертвых Пропасть услышит одной из первых.

Но не раньше истории Бадо́.

Наконец скальд удовлетворил свое любопытство – во всяком случае, на время и лишь в том, что касалось нынешнего окружения. Бадо́ чувствовала, что его душили вопросы, но он не осмеливался их задавать.

Пока не осмеливался.

Ткач Кошмаров грациозно опустилась на сотканный из теней трон – копию того, что остался в Тольдебраль вместе с телом Доминика. Словно плеть, по обнажившимся нервам хлестнула мысль: «Не сейчас». И Бадо́ привычно заперла внутри малейшие оттенки эмоций.

Для Лелля она могла свить из теней хоть стул, хоть кресло. Однако ему пришлось усесться на полу перед ней, следуя ее повелевающему жесту. Бадо́ хотела, чтобы он смотрел на нее снизу вверх.

Пусть вобьет себе в голову, где его место.

Пожалуй, Лелль будет для нее чем-то вроде шута и одновременно своеобразного стенографиста. Нет, хранителя воспоминаний легендарной ведьмы, ее гласа и вестника. Как много задач для столь субтильного тела…

Прочистив горло, Бадо́ смежила веки. Должна ли она говорить шепотом, чтобы Лелль вслушивался в каждое слово? Или вещать громко и четко, как делают рассказчики? Или придать своему голосу, а значит, и всему повествованию налет загадочности?

Она решила остановиться на чем-то среднем.

– Представь себе юную девушку. Милую, нежную сноходицу с чистым сердцем и открытой душой.

– Клио? – обрадовался Лелль.

Бадо́ стиснула зубы так, что те едва не раскрошились в пыль.

– Я! Я была этой девушкой. Та, что тебе известна как Бадо́ Блэр, урожденная Бадо́ Катха. Моей матерью была Эрнмас. – От нее не укрылось изумление в глазах Лелля. – Да, та самая Эрнмас. Одна из истинных Туата Де Даннан.

– Та, что породила Эриу, Банбу и Фотлу? Великую триаду?

– Первую триаду, – недовольно буркнула она.

– Что?

Бадо́ лишь отмахнулась. Об этом ему знать еще рано.

– Но я не слышал, чтобы у Эриу, Банбу и Фотлу была четвертая сестра.

Она поморщилась. Ну разумеется. Ее дражайшие сестрицы, чистокровные Туата Де Данная, прославились на весь мир, тогда как о Бадо́ знала даже не вся Ирландия, не говоря уже о Британских островах. Ирландцы и вовсе назвали в честь Эриу свою страну.

– Их отцом был Дельбет – Туата Де Данная и Верховный король Ирландии. Моим – какой-то смертный.

Будучи Туата Де Данная, носящей в себе нетронутую силу Дану, Эрнмас прожила долгую жизнь, что исчислялась веками, а не десятилетиями. Незадолго до смерти она произвела на свет Бадо́. Однако даже после того, как их мать покинула бренный мир, чтобы вознестись в чертоги Дану, сводные сестры признать Бадо́ не пожелали. Может, они и не знали о ее существовании.

Туата Де Данная – одаренные божественной силой колдуны, но отнюдь не святые. Наверняка это одна из причин, по которым между великими Эрнмас и Дельбетом не случилось вечной любви.

– Но если вы – дочь Эрнмас…

Бадо́ молниеносно ощетинилась, словно кошка. Длинные пальцы впились в подлокотники.

– Хочешь сказать, я лгу?

– Нет-нет, что вы, конечно же, нет! Просто я не… – Лелль стушевался. – Я просто подумал… сколько вам тогда лет?

Расслабившись, Бадо́ откинулась на спинку трона.

Чувствуя скользящий по ней мужской взгляд, накрутила на палец глянцевый черный локон и томно спросила:

– А сколько дашь?

– Не больше двадцати пяти, – глядя на нее честными голубыми глазами, ответил Лелль.

– Ты мне льстишь. – Бадо́ рассмеялась хрустальным смехом, прекрасно зная, что именно на столько и выглядит.

Она сильно постаралась, чтобы так оно и было.

– И все же…

Бадо́ вздохнула. Лелль так просто это не оставит. С другой стороны… Ей нужно свить из слов, как из податливых теней, достойную историю. Чем меньше белых пятен в ней будет, тем сильнее ирландцы ею проникнутся.

– Эрнмас умерла в битве при Маг Туиред, которая случилась четыре века назад, – медленно проговорил Лелль, – значит, вам…

Она ослепительно улыбнулась.

– Примерно столько же.

Удивительно или же вполне закономерно, но этого не знали даже ее дочери. Только Доминик. Мудрость и, как бы отвратительно ни звучало, древность Бадо́ вызывали в нем безграничное уважение.

К чести Лелля, он достаточно быстро оправился от удивления. Даже до обидного быстро. Как-никак, перед ним сидела четырехсотлетняя ведьма, дочь истинной Туата Де Данная!

– С чего вы решили, что ваш отец – смертный, если вам, судя по всему, даже неизвестно, кто он такой?

– А как ты думаешь? Суть в силе, юный скальд. Будь я Туата Де Данная, мне не приходилось бы прибегать к разного рода ухищрениям, чтобы урвать вожделенный глоток драгоценной энергии. Не пришлось бы учиться переплавлять в силу человеческий страх.

Напоминание о ее сущности (вернее, одной из ипостасей) Ткача Кошмаров несколько отрезвило Лелля. Восхищение поугасло в его глазах.

Ничего… Истинные, западающие в душу и память людей личности всегда неоднозначны, противоречивы, сложны, многогранны. Любое из определений могло бы стать вторым именем Бадо́ Блэр.

Постукивая ногтями по подлокотнику, Бадо́ раздумывала, о чем рассказывать дальше. Велик соблазн сразу перейти к временам, что и породили множество сложенных в ее честь легенд, стихов и песен. О том, как она получила свою силу, как стала великой Леди Ворон, воительницей и командиром. Но ее история будет неполной, если лишится важного куска – ее детства и юности.

Чтобы открыть правду, Бадо́ придется обнажить свою уязвимость. Рассказать, какой слабой она когда-то была. Или в этом вся суть? Может, в том и заключается предназначение рассказа Лелля? Показать, как ковалась сталь, как хрупкая немощная девчушка превратилась в одну из сильнейших ведьм на земле?

– Я не помню свой дом, почти не помню саму Эрнмас. Знаю только, что после ее смерти меня подобрали друиды. – Она скривилась. – Друиды… Вечные спасители человечества. Однако для них я была лишь очередным приемышем. Война Туата Де Данная с Сыновьями Миля опустошила Ирландию, оставив сирот и среди простого народа, и среди полукровок, и даже среди самих Туата Де Данная. Мы все жили в одной общине. Старшие приглядывали за младшими, друиды пытались уследить за всеми, но у них и без того хватало хлопот – исцелить истерзанную войной Ирландию. Однако без внимания я не осталась.

– Потому что другие колдуны чувствовали заключенную в вас силу? – оживился Лелль.

Бадо́ хохотнула.

– О да, ведь мой дар был столь велик! Нет, юный скальд, я родилась самой обычной рассветной ведьмой, с силой, вполне ожидаемой для полукровки – куда более скромной, чем у туата, чистокровных потомков Туата Де Данная, но чуть более впечатляющей, чем у простых смертных. Но мой дар для остальных был бесполезен. Я не умела ни исцелять, ни заживлять нанесенные земле пламенем раны, ни заставлять растения цвести, а животных – слушаться моего голоса. Я родилась сноходицей, вероятно, унаследовав дар от Эрнмас. И себя, мой мальчик, я сделала сама.

Забавно, но правда о ее рассветном происхождении поразила Лелля куда больше, чем весть о том, что ей исполнилось уже четыре века. Он смотрел на Бадо́ своими оленьими глазами так, будто подозревал обман, в чем, конечно, не мог признаться. Убеждать его Бадо́ не стала. Ей не было дела до того, поверит ли ей Лелль. А то, что она набросилась на него раньше… это лишь демонстрация силы и взрывного характера, которая повторится еще не раз.

– От прочих рассветных ведьм в общине друидов меня отличал не только дар. Никто и знать не знал, что я – полукровка, что кровь во мне смешалась лишь единожды. – Бадо́ напряглась, ладони впились в подлокотники трона, будто черпая в них силу для борьбы с самой собой. – Я родилась хрупким, недоношенным, болезненным ребенком. Я вечно сражалась с собственным телом, которое постоянно меня подводило. Частые хвори истончали мой и без того слабый организм. Вокруг меня всегда были то друиды, то целители, то лесные ведьмы, которые пытались укрепить мое тело силой всех четырех стихий.

– Но… как? Как Эрнмас, Туата Де Данная, могла родить слабую дочь?

Негромко охнув, Лелль прикусил язык и подался назад, будто опасаясь, что из пальцев Ткача Кошмаров вырвется обжигающее пламя.

Однако Бадо́, погруженная в собственные мысли, молчала. Сейчас она как никогда ясно осознавала, что чувствовала порой Морриган, понимая, что при всем своем старании не сможет тягаться с родной матерью. Понимая, что проигрывает ей во всем: в чистоте крови, в степени могущества, в колдовском искусстве.

А не понимать этого Морриган не могла.

«Может, таково проклятие нашего рода? Мельчать, пока не ослабеет совсем? Пока от силы Дану и силы Балора в тех, кто носит фамилию Блэр, ничего не останется?»

Бадо́ запоздало одернула себя: никакого «их рода» быть не может. Клиодна – еще одна почти бесполезная для мира сноходица. Ну и к чему привели ее попытки спасти людей от когтей Бадо́? А если бы в этом мире и вовсе не существовало Ткача Кошмаров, кого и от чего бы она спасала? Малышню от монстров из детских страшилок, запутавшуюся в собственных снах?

Что до Морриган… Либо она присоединится к Бадо́ и станет еще одной бессмертной, но не способной иметь детей…

Либо она умрет.

– В те времена ходили мрачные слухи о некоей болезни, которую распространяли напавшие на Ирландию Сыновья Миля. Хворь высасывала из нас магию, будто агилийская пиявка. Кто-то называл ее проклятием, хоть Сыновья Миля магии были лишены… Мать родила меня уже после того, как гойделы^[4] ступили на берег Ирландии. И если ее и моих сводных сестер от колдовского проклятия могла защитить сила Туата Де Данная, во мне она была разбавлена. Может, в том и причина, почему я с рождения была так слаба. – Бадо́ осклабилась. – А может, судьба просто всегда была ко мне несправедлива.

Безумие, но на лице Лелля промелькнуло сочувствие. Как скоро он вспомнит, кому сострадает?

– Ребенком я чаще, чем того требовал организм, уходила в сны. Пряталась в царстве сновидений, строя там собственный маленький мирок. Я сплетала его из чужих грез и своих фантазий. Там я была великой ведьмой, способной и разрушать, и созидать. Там я была по-настоящему сильна. – Бадо́ помолчала. – Однажды я услышала о Туата Де Данная, которая ушла в сны… да там и осталась. Я нашла ее, чтобы спросить: может ли она забрать в царство снов и меня, чтобы я никогда больше не просыпалась?

– Вы действительно готовы были пойти на это? – тихо спросил Лелль.

Она посмотрела на него без тени жеманности и кокетства.

– А ты бы не хотел? Только представь… Ты можешь превратиться в стремительного гепарда и бежать так, что мир по обеим сторонам от тебя сольется в размытое пятно. Можешь превратиться в орла и взлететь на самую высокую гору. Можешь стать акулой и переплыть океан. Можешь воздвигать дворцы, призывать в пустыни оазисы, а то и вовсе стать целым миром.

Оленьи глаза Лелля сияли, будто слова Бадо́ могли каким-то образом стать явью и для него. Но всем людям рано или поздно приходилось столкнуться с жестокой реальностью.

– А потом ты просыпаешься и понимаешь, что твой разум заперт в хрупком, болезненном теле. Твоя колдовская сила скована предательски уязвимой плотью. И когда вокруг царит разруха и голод, пока Туата Де Даннан отчаянно пытаются спасти родную страну, ты можешь в любой момент умереть.

– Я понимаю. – Голос Лелля был словно шелест пера – мягкий, едва слышимый. – Знаю, каково это – ненавидеть собственную оболочку.

Бадо́ склонила голову набок. Хилый, слабый берсерк… Насмешка природы. Да и еще и, если ей не изменяет память, сын уважаемого вождя. Сколько насмешек он вытерпел от соплеменников? Сколько разочарованных взглядов каждый день ловил на себе? Сколько хлебнул горечи?

Но эта история – не о нем.

– Ты прав, мой мальчик. Я ненавидела собственное тело. Настолько, что хотела существовать вне всяких границ, выпустить свой дух на свободу.

Лелль охнул, безотчетно подавшись вперед.

– Верно, вы ведь не могли тогда стать ревенантом…

Бадо́ улыбнулась ему, как наставница, довольная своим учеником.

– Потому что полуночной магии тогда не существовало.

Сейчас подобное и представить сложно – особенно кому-то вроде Лелля, который с рождения чувствовал близость мира теней, и десятки, а то и сотни раз становился свидетелем полуночных чар. Однако в детстве и юности Бадо́ существовала лишь единая магия, что даровала своему народу богиня-мать Дану.

Только десятилетия спустя эту магию стали называть рассветной – когда появилось нечто противоположное ей.

– Поэтому я пришла к Каэр – Туата Де Данная, что и стала первой в мире сноходицей. Как же она обрадовалась мне! Нет, даже после потери любви всей своей жизни она не была по-настоящему одинока. Лебедушкой она плыла по океану грез и без помех проникала в чужие сновидения. За кем-то из людей она, по собственному признанию, лишь наблюдала, с другими вела долгие беседы, что оставались в памяти людей и поутру. Но жизнь переменчива, а сны сменяют друг друга, как и окружающие Каэр люди. Общим у них было лишь одно: рано или поздно, они уходили. Наступало утро, и Каэр искала иных визави.

– Звучит одиноко, – вздохнул Лелль.

– Сказал скальд, – рассмеялась Бадо́. – Разве бродить по свету, петь песни, рассказывать истории и день ото дня видеть десятки новых лиц – не твоя судьба?

– По-моему, вы путаете меня с бродячим менестрелем.

Улыбка застыла на губах Лелля, взгляд сделался испуганным.

– Я сегодня в прекрасном настроении и, так уж и быть, не буду обращать тебя в пепел, – благодушно пообещала Бадо́.

Успокоенным, однако, Лелль почему-то не выглядел.

Откашлявшись, сказал:

– Я не хочу покидать общину и Пропасть. С куда большей охотой я бы заперся в родном доме до тех пор, пока не сочинил бы идеальную песню. Которая стоила бы того, чтобы спеть ее всему городу.

Бадо́ лукаво прищурилась.

– Ты везунчик, Лелль. Тебе уже выпала такая возможность. Осталось лишь ее не упустить.

Скальд тоскливо озирался по сторонам, глядя на сомкнувшиеся кольцом вокруг него тени. Вездесущие, они повисали в воздухе, наполняли вечную тьму за пределами крепости или же воплощались в той или иной ее части – в резных колоннах, покрытых барельефами стенах и скамьях, на которых никто никогда не сидел.

Ничего, Лелль привыкнет.

В конце концов, к этой мрачной клетке пришлось привыкнуть даже свободолюбивой Бадо́.

Глава 7
Колдун ночи

Признавать ошибки нелегко. Видеть человека, которому собственноручно разбил сердце – не легче. Морриган привыкла считать себя человеком, которому неведом страх, но вот она, стоит на крыльце дома Файоннбарры, и не решается постучать.

Однако мысли о Бадо́ и брошенной ею так небрежно угрозе заставили Морриган резко выдохнуть и занести руку для стука. Костяшки соприкоснулись с дверью громче, чем ожидалось.

«Твоя смелость не знает границ», – пропел ехидный внутренний голос. Исчез, как только по ту сторону двери послышались шаги.

Спустя мгновение на пороге появился Файоннбарра. Окинул Морриган мрачным взглядом… и захлопнул перед ней дверь. Грубовато, но подобную реакцию она, пожалуй, заслужила. Не тем, конечно, что не смогла разделить чувства Файоннбарры.

Тем, что обманывала его, пусть и не желала признаваться в том даже себе.

Однако Морриган не была бы собой, если бы позволила чужой обиде помешать ее планам. Постучалась еще раз. Сначала в дверь, потом – в окно.

– Если не откроешь, я призову полуночную силу и пройду к тебе теневыми тропами, – крикнула она, зная, что он услышит. – С последствиями разбираться тебе.

Дверь отворилась несколько мгновений спустя.

– Ты как боль из гнилого зуба, – проворчал Файоннбарра. – Не избавишься, пока не удалишь совсем.

Морриган скорчила гримасу.

– Положим, над комплиментами тебе нужно поработать.

– Это не компли…

– Я должна извиниться, – выпалила она.

Попыталась вспомнить, как часто говорила подобное… и говорила ли вообще?

Рыжеволосый колдун ночи, скрестив руки на груди и опершись о дверной косяк, молчал. Но если он ждал детальных, красочных разъяснений и заверений, насколько же сильно ей жаль, обратился он явно не по адресу. Хотя не то чтобы он обращался…

Морриган выдохнула, разозлившись, что никак не может привести в порядок мысли.

– Я знаю, мы расстались не на лучшей ноте. И я никогда бы не побеспокоила тебя снова…

– Ты правда думаешь, что я хочу именно этого? – тихо спросил Файоннбарра. – Чтобы ты была как можно дальше от меня?

Морриган на мгновение растерялась.

– А разве нет? Я же обидела тебя…

С другой стороны, Дэмьен своим отказом быть с ней ранил Морриган куда сильнее, чем она могла бы признать, чем могла бы когда-то даже представить. Хотела бы она, чтобы берсерк исчез из ее жизни насовсем?

Нет. Проклятье, нет.

– Можешь не отвечать, – невесело хохотнула Морриган. Помолчала, глядя в темноту коридора поверх плеча колдуна. – Может, в этом наша проблема? Может, мы, люди, просто любим причинять себе боль?

Файоннбарра слабо улыбнулся.

– Или надежда в нас слишком сильна.

Морриган медленно кивнула. Если их пути с Дэмьеном разойдутся, она навеки потеряет шанс завоевать его сердце. А так… А что, собственно, так? Неужели упрямство не позволяет ей признать поражение? Или дело в чем-то другом?

Невероятным усилием воли она прогнала образ Дэмьена Чейза из своей головы.

– Файоннбарра… Ты мне нужен.

В глазах колдуна ночи зажглась та самая неугасимая надежда. Для его же блага Морриган нужно было ее потушить.

– Как наставник. Как сильный ноктурнист.

Взгляд Файоннбарры потух, но на привлекатльном лице с аккуратной эспаньолкой не отразилось эмоций, словно он запечатал их.

Разочарование колдуна отражалось в ней, будто переданное по неведомым ментальным каналам. Но горькая правда лучше напрасных надежд. Если бы только она объяснила все Файоннбарре раньше – прежде чем для него это зашло слишком далеко…

– Я думала, что справлюсь со всем сама… – Но, как порой случается, оказалась весьма самонадеянна. – Я поняла, что без грамотного наставника дальше мне не продвинуться. А быть посредственной ведьмой средней руки я не хочу. Я попыталась призвать на помощь других ноктурнистов. Не скажу, что совсем ничего не вышло, но… я не расту, будто достигла потолка, а это точно не так, я знаю. Чувствую, что способна на большее. Но я словно застряла. И, думаю, я знаю, в чем причина. В тебе.

Файоннбарра молча буравил ее взглядом.

– Ты – именно тот наставник, который мне нужен. Ты всегда умел находить верные слова и действовать на меня… успокаивающе.

Тушить пламя гнева, которое порой вспыхивало в ней, не желающей принимать простую истину, – порой и потомственным ведьмам не удаются даже простейшие из заклинаний.

– Так вот какой должна быть моя роль? – сухо спросил Файоннбарра. – Успокаивать тебя?

Морриган выдержала его взгляд.

– Ты прекрасно знаешь, о чем я. Тебе одному удавалось подобрать ключ к моим способностям. Благодаря тебе я становилась сильней. Ты правда мне нужен. Сейчас совсем не подходящее время, чтобы враждовать.

– Ты мне не враг, Морриган. – Файоннбарра расцепил руки. – Может, я бы и хотел этого, может, так было бы проще, но…

Было бы проще, если бы он этого не говорил. Если бы не смотрел так, будто Морриган украла его сердце и держала в ладонях – за миг до того, как раздавить.

Она торопливо сменила тему, сворачивая на безопасную тропу.

– Дело не только во мне. Не только в моем эгоистичном желании постичь магию ноктурнизма, стать лучше и сильней. Бадо́ Блэр, моя мать…

Колдун ночи сузил глаза, настороженный ее заминкой, отрешенным тоном и глухим голосом, оборвавшимся на последней фразе.

– Она – Ткач Кошмаров, – совладав с собой, закончила Морриган. – Именно она все это время погружала людей Ирландии в смертельный сон.

– Святая Дану… – прошептал Файоннбарра.

Показалось, что тьма коридора за его плечом стала темней. Словно одно упоминание имени Бадо́ – или ее многочисленных, как выяснилось, титулов и прозвищ – могло призвать вечно голодную тьму из недр мира теней.

Морриган поморгала, прогоняя наваждение. Последнее время она неважно спала. Еще немного – и будет видеть кошмары наяву. Те, что зовутся галлюцинациями.

– Но зачем ей это?

– Бадо́ питалась страхом спящих, и за счет него становилась сильней.

– Никогда не слышал о такой магии… – пораженно пробормотал Файоннбарра.

Морриган криво усмехнулась.

– Потому что ее создала Бадо́. Она исказила сноходческие чары – переплела их с разрушительной силой полуночной магии. Но это еще не все. Она предлагала мне присоединиться к ней. Говорила что-то о невиданной прежде и несомненно темной силе, о становлении великой ведьмой. Я не знаю точно, что задумала Бадо́. Знаю лишь, что ничего хорошего ждать не стоит. Угроза нависла над всей Ирландией, и это не пустые слова. Чтобы найти и подчинить себе новый источник могущества, Бадо́ не остановится ни перед чем. Все ирландцы окажутся под ударом. Ладно мы, ведьмы и колдуны… Мы можем оказать ей сопротивление. Пострадают ни в чем не повинные люди.

– Не пытайся меня разжалобить, – проворчал Файоннбарра.

– А получается? – натянуто улыбнулась Морриган.

Ноктурнист не пускал ее в дом, и в его голосе не чувствовалось особой теплоты. Но, во всяком случае, он все еще разговаривал с ней и не захлопнул дверь прямо перед ее носом.

Файоннбарра вскинул голову и пристально взглянул на нее.

– Поэтому тебе нужен ноктурнизм? Чтобы дать отпор матери?

– Я поняла то, что должна была понять давным-давно, – глухо сказала Морриган. – Мне никогда не превзойти Бадо́ в полуночной магии.

Файоннбарра послал ей изумленный взгляд. Сложно сказать, чем было продиктовано его удивление. То ли откровением Морриган, то ли ее готовностью смириться с тем роковым фактом, что она может оказаться слабей.

– Не столь впечатляющий родовой дар – лишь одна из причин. Куда более важная – ответ на вопрос, на что я готова пойти ради силы. Ради разрушительности, смертоносности моих чар и заклинаний. И здесь… – Морриган ударила по ладони ребром другой. – …проходит граница, которую я перешагнуть не могу. Жертвенные ритуалы. Поглощенные души. Сделка с миром теней и Дану знает что еще. Я не готова на все это. А значит, я заведомо слабей.

Файоннбарра долго молчал, переваривая услышанное.

– Если есть шанс, что ты все же сумеешь остановить человека, способного на убийство десятков людей…

– Больше, Файоннбарра, – проронила она. – Гораздо больше.

Он медленно кивнул.

– Тогда я помогу. Я стану твоим наставником. Но не думай, что это потому что ты… Потому что я…

«Влюблен в меня. Я знаю».

– Не буду, – заверила она. Спросила негромко: – Значит… друзья?

– Звание моего друга еще надо заслужить, – проворчал Файоннбарра. – Я скажу тебе, когда ты можешь прийти. И не говори, что дело не терпит отлагательств. Ты несколько дней ждала, чтобы прийти ко мне. Подождешь еще.

– Так не пойдет, – вздохнула Морриган. – И я не про время. Про место. Мне не стоит сейчас покидать Тольдебраль. Мой визит к тебе – лишь исключение.

– Ах да… – Колдун ночи сделал шутливый полупоклон со смертельно серьезным выражением лица. – Королева Пропасти, мое почтение.

– Так ты узнавал обо мне…

Файоннбарра с независимым видом пожал плечами.

– Просто дошли кое-какие слухи. – Он вперил в нее цепкий взгляд. – Ты и правда убила короля?

– Нет, Файоннбарра, – устало отозвалась она. – Его убила не я. Я лишь… воспользовалась ситуацией. Но у каждого действия есть последствия. Я не доверяю даже наложенной на Тольдебраль защите. Печати взламывают, колдовские чары обходят с помощью другого колдовства. Я рискую уже тем, что нахожусь сейчас здесь, с тобой. Пока я не удостоверюсь, что в замке мне ничто не угрожает, мне нельзя его покидать.

Файоннбарра еще немного побуравил ее взглядом. Морриган терпеливо – по ее собственным меркам – ждала.

– Проклятье, – выругался он. – Ты и мертвого уговоришь. Я приду в Тольдебраль, как только буду готов.

И все-таки закрыл дверь прямо перед ее носом.

Пылая праведным гневом, Морриган вернулась в Тольдебраль. И Бьёрклунд, пожалуй, был последним человеком, которого она ожидала там увидеть.

Берсерки жили сплоченной и отрезанной от остальных обитателей подземного города общиной на заснеженном островке Пропасти. А их вождь показал себя человеком, очень схожим с представлениями Морриган о викингах, древних воинах Одина. Суровый и наверняка легко впадающий в ярость грубый мужлан. Именно из-за него и вервольфы, и сами берсерки считали Дэмьена виновным в гибели волчьего вожака Роналда Лоусона. Все потому, что он не родился с силой Одина в крови.

Если бы Бьёрклунд знал, чего стоил Дэмьену этот искусственный дар… Но вместо попытки докопаться до истины вождь берсерков предпочел изгнать его из общины. А когда Морриган с ног сбивалась, пытаясь доказать невиновность Дэмьена в убийстве, разговаривал с ней свысока и едва ли не сквозь зубы.

Снисходительность по отношению к себе она не терпела. И не забывала.

И вот теперь Бьёрклунд замер напротив Дэмьена, не сводя с него хмурого взгляда. Своей неприязни вождь берсерков и отец Лелля не скрывал.

Впрочем, как и Морриган.

– Зачем пожаловали в мою скромную обитель? – с издевкой спросила она.

– Мне нужно…

– Моя королева.

– Что?

Дэмьен перехватил у Морриган инициативу – явно желал поквитаться с Бьёрклундом за старые обиды. Что ж, она хорошо его понимала.

Для некоторых обид срока давности не существует вовсе.

– Обращаясь к Морриган, вы должны начинать свою фразу со слов «моя королева».

Бьёрклунд вспыхнул.

– Слушайте, я…

Морриган похлопала глазами.

– Ты что-то слышишь? – обратилась она к Дэмьену.

– Какой-то комариный писк.

Морриган с трудом удержалась от смешка. Да, это чистой воды ребячество, недостойное титула королевы, но… В конце концов, она не была настоящей монаршей особой, утонченной аристократкой царских кровей. Она – лидер отступников, заполучившая трон благодаря праву узурпации. Ей совсем не обязательно следовать приличиям и, уж тем более, соблюдать этикет.

Однако Морриган – правительница Пропасти. Она будет наказывать провинившихся подданных так, как пожелает. Надо пользоваться возможностью, пока таковая есть.

– Моя королева, – процедил Бьёрклунд. – Мне нужна ваша помощь. Точнее, не ваша, но…

Морриган зевнула. Она всегда отличалась мстительностью, и пора Пропасти это понять. Так что в любой просьбе, исходящей из уст Бьёрклунда, она собиралась отказать.

Собиралась, пока не услышала имя сестры.

– Та девушка, которую Пропасть зовет Леди Голубкой… Клио… Она ведь ваша сестра?

В груди болезненно екнуло.

Морриган проглотила ком, мешающий и дышать, и думать, и только после этого смогла хрипло спросить:

– К чему этот вопрос?

– Я слышал о том, что она смогла помочь многим людям. И я… – Бьёрклунд прикрыл глаза.

– Ну же! – практически вскрикнула Морриган.

– Лелль… – выдавил Бьёрклунд.

Дэмьен вскинул брови, а она, затаив дыхание от неожиданности, подалась вперед. Лелль, даром что являлся сыном Бьёрклунда, вызывал у нее симпатию – и легким характером, и уникальным даром. И тем, конечно, что помогал ей заглянуть в прошлое Дэмьена в очередной попытке его понять.

– Что? Что с ним?

– Я никак не могу его разбудить. – Бьёрклунд впился взглядом в ее лицо. – Моя королева… позвольте вашей сестре мне помочь.

Глава 8
Спящий

Просьба Морриган спуститься в Пропасть не на шутку насторожила Клио. Еще сильнее ее взбудоражил образ, переданный сестрой через амулет зова: лежащий на постели парень чуть помладше Ника. Светлые волосы, достаточно бледная кожа и не слишком привлекательное лицо… Чем-то он напоминал Ловца Снов.

– Его зовут Лелль, – тихо сказала Морриган. – Возможно, ты встречала его в Тольдебраль.

Клио мотнула головой. Замок столь огромен, что за все время ее пребывания там они даже не пересеклись. А в снах Морри места ему не нашлось.

– Он – сын Бьёрклунда.

– Ярла берсерков? – изумилась Клио.

– Да, но важнее то, что он не просыпается уже несколько дней.

– Ох…

Клио терзали надвое две сильных эмоции – сочувствие и… страх. Когда Бадо́ убила всех оставшихся в живых спящих, она отчего-то решила, что роль матери в качестве Ткача Кошмаров на этом закончена. И вместе с тем страшилась узнать, какой будет ее следующая роль.

Но то, что сын берсерка из Пропасти стал очередной жертвой Бадо́, означало одно – новая кровавая жатва началась.

– Конечно, я помогу. Только предупрежу Ника, что уйду ненадолго.

– Спасибо, – облегченно выдохнула Морриган, будто боялась, что сестра может ей отказать.

Клио давно не видела сестру такой взволнованной.

– Он твой друг?

Морриган хохотнула.

– Друг? Ты помнишь, с кем говоришь?

Клио лукаво улыбнулась.

– Ты назвала таковым Дэмьена. Получается, как минимум на одного друга у тебя стало больше. Так что…

На губах Морриган заиграла странная улыбка.

– Верно. Но Лелль мне не друг, да мы и знакомы недавно… Он просто хороший человек.

– Верю, – легко согласилась Клио.

Ее сестра редко называла кого-то хорошим человеком.

Клио не ожидала, что придется так скоро вернуться в Пропасть. Если бы не Морри, Саманья, Сирша и Дэмьен… и не появление нового спящего, она и вовсе не желала бы туда возвращаться.

Она чувствовала себя там не на своем месте. Кровавые битвы за корону, льющаяся рекой полуночная магия, вычеркнутые из жизни обезличенные, ритуалы и жертвоприношения прямо на центральной площади Пропасти…

Но где оно, ее место? В квартире Ника, пусть и уютной, но чужой, да еще и защищенной дюжиной печатей? Клио не могла не только поступить в институт, но и даже сходить в ближайший магазин, в библиотеку, в башню цеури^[5] или просто побродить по улицам. Да, ночами она продолжала учиться рассветному колдовству, причем ее наставницей была не просто умелая сноходица, а ушедшая в иную реальность Туата Де Данная. Под чутким руководством Каэр Клио училась манипулировать чужими снами и, вытягивая из них нужные элементы, ткать новые грезы, словно шелковое полотно.

Но если ночами Клио постигала бесконечный мир сновидений, то днем была заперта в квартире Ника и до вечера предоставлена самой себе. Неужели вся жизнь ее такой и будет? Нет, конечно, она не против провести ее с Ником…

От столь дерзкой мысли щеки снова предательски заалели. Вздохнув, Клио сосредоточилась на настоящем – о будущем успеет подумать потом.

Временный портал из филактериев, на которые Морриган не поскупилась перед уходом сестры из Пропасти, привел Клио в неприметную лавочку на окраине города. Здесь почти за бесценок продавали безобидные безделушки. Торговала ими пышнотелая женщина с густой копной льняных волос.

Клио покачала головой. Это просто совпадение или полуночная стража, охраняющая Пропасть от незваных гостей, намеренно хотела усыпить бдительность Трибунала? Дескать, агенты никогда не заподозрят в приветливой торговке союзницу отступников, видя таковых лишь в тех, что рядятся в черное, им же густо подводят глаза, носят на плече воронов и, подражая Барону Суббота, ходят с тростью с набалдашником в виде черепа?

– Милая, ты что-то хотела?

– Да, я хотела бы купить терновый венец короля-друида.

Озвученная Морриган фраза, служащая чем-то вроде пароля, отпирающего дверь в Пропасть, вызвала у Клио новую вспышку беспокойства. Отчего Высокое Собрание в этот раз выбрало именно такие слова? Что, если это туманный намек – дескать, с ролью правителя Пропасти Доминик справлялся куда лучше? Этакая шпилька в адрес Морриган?

Ох, Клио никогда бы не смогла стать королевой. Это Морриган умела не обращать внимания на мнение других. Даже мнение, которое косвенно угрожало ее жизни.

Торговка вскинула брови. Она только сейчас заметила голубку летающую под самым потолком, и расплылась в улыбке.

– О, рада вас видеть, Леди Голубка…

Клио смутилась. Нет, все же до безумия непривычно слышать это прозвище от кого-то другого, постороннего…

Торговка-отступница проводила ее в подсобку, где не было ничего, кроме шкафа, забитого не выложенным на полки товаром. Прошептала что-то – вероятно, заклинание, не предназначенное для чужих ушей. Когда поверхность шкафа замерцала, легонько толкнула Клио вперед.

Она оказалась на самой вершине круто уходящей вниз каменной лестницы. Кожи коснулось нечто, порождая ощущение, которое Клио хорошо понимала, но описать бы не смогла. Так всегда происходило в местах, напоенных полуночной силой.

Отсюда, благодаря наложенной Морриган метке, можно уже прямиком отправляться в Тольдебраль.

Саманья, стоящая на пороге зала, явно ожидала ее. Подлетев к подруге, Клио радостно ее обняла. Пусть они держали связь каждый день, увидеть Саманью воочию оказалось приятно.

Вдвоем они направились в тронный зал.

Видеть сестру на троне было… странно. И вместе с тем на Клио снизошло некое ощущение правильности. Будто части заданной мирозданием и до поры до времени сокрытой головоломки наконец сложились.

Дэмьен застыл по правую руку от Морриган. Надежный защитник и верный страж. Если бы Клио предложили выбрать спутника сестры (каким для матери в свое время был Сильный Холод и Ветер, Высокий Тросник), она, не задумываясь ни на мгновение, назвала бы Дэмьена. Сколь бы сложными и запутанными ни были их отношения, они по-настоящему дорожили друг другом… хотя оба упрямо не желали это признавать.

Морриган грациозно поднялась с трона. Осознавала ли она, что королевский титул, пусть и полученный не самым традиционным путем, буквально впитался в ее походку и черты лица, сделав облик более царственным и надменным, а взгляд – горделивым?

«Ей идет быть королевой», – со странным чувством подумала Клио.

Рождала его, вероятно, мысль, что трон отдаляет двух сестер друг от друга. И вроде бы их отчужденность, начавшаяся, когда Клио было двенадцать лет, а Морриган четырнадцать, должна была стать уже привычной. Но последние месяцы, благодаря которым они так сильно сблизились, заставили Клио поверить, что теперь так будет всегда.

Но пора бы понять: истинного «всегда» для людей не существует.

Морриган крепко ее обняла, куда крепче, чем сама Клио – Саманью. Неужели так сильно волновалась за сестру, невзирая на то, что та находилась под защитой Ника, инспектора Департамента?

– Пойдем, я отведу тебя к Леллю.

Клио покинула Пропасть всего несколько дней назад, но сейчас, шагая вслед за Морриган по островкам, подвесным мостам и лесенкам, минуя ярус за ярусом, с интересом озиралась по сторонам. Переменчивая, непредсказуемая, беспокойная Пропасть казалась ей этаким калейдоскопом. Встряхнешь – и красочные элементы сложатся в узор, который изменится, стоит цветным стеклышкам снова прийти в движение.

При виде Морриган одни ведьмы спешно отворачивались, другие отводили взгляд (со страхом, неприятно царапнувшим Клио, или вовсе с неприязнью), третьи почтительно кивали. Пропасть любила могущество и власть… А еще темные празднества и кровавые ритуалы.

На укрытом прохладным на ощупь (Клио проверила) и очень натуральным снегом острове берсерков, вёльв и скальдов бывать ей еще не приходилось. Клио лишь слышала о нем от самой Морриган. Сегодня здесь царило мрачное настроение. Так и не скажешь – то ли жители Белого острова беспокоились о сыне вождя, то ли их тревожила весть о том, что убитые Ткачом Кошмаров спящие последними не стали…

Вслед за сестрой Клио прошла в дом ярла, стены которого украшали звериные шкуры. Больше всего отчего-то было именно волчьих… Не сказались ли натянутые отношения берсерков с вервольфами на их предпочтениях в интерьере?

Едва взглянув на Лелля, Клио почувствовала: что-то не так. Сама не знала, как объяснить это странное ощущение. После того, как Каэр научила ее впускать магию мира снов в реальный, Клио могла тоньше чувствовать сновидческую энергию… отсюда. И та, оказавшаяся очень знакомой, вызывала в памяти образы мирно спящих людей, в иной реальности опутанных удушающими путами Ткача Кошмаров. В то же время… Клио не чувствовала Лелля. Не чувствовала его энергию.

Словно он был мертв.

Приложив голову к груди Лелля, Клио услышала размеренный стук сердца. Уже выпрямляясь, уловила дыхание. Слава Дану, он жив… Но что тогда все это значит?

Смущаясь, Клио все-таки легла рядом с Леллем. И его отец, ярл Бьёрклунд, и Морриган напряженно наблюдали за ней. Это помешало бы Клио уснуть, если бы она не практиковалась так часто и не научилась бы проваливаться в царство снов за считанные мгновения. Чувствуя брешь, разделяющую миры, она просто перешагивала ее, и в следующий миг оказывалась посреди кипенно-белой пустыни Юдоли Снов.

Лелля там, однако, не было. Ловец Снов попытался отыскать его, но не сумел. Что это значило, Клио не понимала.

– Что-то изменилось, – вынырнув из мира сновидений, прошептала она. Повернув голову, взглянула на Лелля. – Я не ощущаю в нем страха, не чувствую, что его силу пьют. Он как будто застрял где-то очень далеко, глубоко даже… Я не могу до него дотянуться. Будто какая-то сила отрезает его от меня.

– Я пришлю сюда королевского виталиста, – отрывисто сказала Морриган. – Пусть жизненную энергию из него не вытягивают, но Лелль в этом странном состоянии теряет силы. Я могу попросить Сиршу приглядеть за ним, чтобы не позволить связи между его душой и телом разорваться.

– В моем клане есть ведьмы, способные позаботиться о Лелле, – сухо сказал Бьёрклунд. Скривившись, добавил: – Королева.

Однако на этот раз не сказал «моя».

На Клио после того, как она не смогла оправдать его ожидания, ярл обращал не больше внимания, чем гора – на укрывший ее вершины снег.

Клио знала, что вёльвы способны на многое. Помимо сейда и спа, позволяющим им предсказывать будущее, они практиковали и гальдр – ритуальные заклинательные песнопения. Не знала только, могут ли они исцелять.

– И вы не хотите убедиться, что сделали все возможное для спасения сына? – звенящим от сдерживаемой злости голосом спросила Морриган. – Неужели ваша ненависть ко всему иному, чуждому столь сильна? Вы так уверены в том, что если ведьма не принадлежит вашему клану, значит, она слабей?

Клио подавила желание съежиться. Ей все еще становилось неуютно, когда Морриган выходила из себя. Будто она подсознательно боялась, что злость пробудит в сестре желание вернуться к темной магии полуночи. Глупо, Клио и сама это понимала, но…

«Иногда страхи сильнее нас самих».

Бьёрклунд помрачнел.

– Присылайте ваших виталистов. Пусть работают с нашими вёльвами.

Сказал это так, будто делал Морриган одолжение, хотя было ровно наоборот. Однако, видя в нем знатного гордеца и упрямца, Клио и эти его слова считала победой.

Покидая дом ярла, она бросила прощальный взгляд на Лелля. Что-то кольнуло внутри.

«Прости, что не помогла».

Глава 9
Ритуал мертвых

Бадо́ застыла посреди равнины, сотканной из теней. Пространство заволокло сизым туманом. В небо поднимались странные деревья с голыми ветвями, ощетинившимися острыми сучьями, словно дикобраз – иголками. Из сочащейся чем-то темным земли росли столь же темные лозы. Повсюду руины, пепел и острые голые камни – будто верхушки спрятанных под землей скал.

Холодные, мертвые земли.

Некоторые демоны и блуждающие по Юдоли Хаоса полуночные ведьмы пытались использовать силу теней, чтобы, как и Бадо́, соткать в мире мертвых подобие мира живых. Выходило плохо. То ли они уже успели позабыть, как выглядит обитель смертных, то ли попросту не умели созидать. А может, разрушительная мощь Балора низводила любое творение, любой источник живой силы до умерших еще до рождения растений, пепла и обугленных Руин.

В воздухе вихрились темные потоки энергии. Вот бы вобрать ее всю в себя, стать средоточием магии мира теней… Однако Бадо́ как сосуд полуночной силы и без того была наполнена до краев.

По земле, то ли покрытой темным гноем, то ли истекающей кровью, брела полубезумная старуха. На ней был длинный грязный плащ с капюшоном, прикрывающим спутанные седые волосы.

Карман… «Прародительница» полуночной магии и одна из самых знаменитых ирландских ведьм.

Бадо́ презрительно скривила носик. И в кого она превратилась?

Карман явно была не в чести у Балора. Что странно, ведь ее сослали в мир теней вслед за королем демонов. За какие прегрешения Балор запер ее в Юдоли, отказываясь открывать брешь в мир живых, Бадо́ не знала. Однако среди душ и низших фоморов ходили слухи о том, что Карман однажды напала на него.

Как бы дико это ни звучало, слухам Бадо́ верила. В своей жестокости Карман подобна оголодавшему, одичавшему псу. Нападала на каждого без разбору, на всех, кто попадался у нее на пути.

«Что вы, смертные, знаете об истинной тьме…» – подумала Бадо́, глядя на ведьму.

– Ты… – прошипела Карман, заметив ее. – Как посмела ты, нечестивая, ко мне явиться? Из-за тебя я оказалась здесь. Из-за тебя…

Бадо́ бросила быстрый взгляд по сторонам. С истощенной ведьмой, за долгие десятилетия позабывшей свое мастерство, она еще как-нибудь справится. Но сразу с четырьмя?

– Остынь, Карман, – поморщилась Бадо́.

– Ты хоть знаешь, с кем разговариваешь, ведьма? – откинув капюшон рукой с крючковатыми пальцами, прошипела та.

– Между нами разница в каких-то пару десятков лет. А что насчет полуночной силы и величия…

Бадо́ многое могла сказать на этот счет, но вовремя заметила выросшие за спиной Карман темные фигуры. Легки на помине… Лица, лишенные каких бы то ни было черт. Псевдочеловеческие тела, окруженные темной дымкой. Они не были ни душами, ни живыми людьми, ни человеческими воплощениями. Наверное, слова «порождения тьмы» подходили им лучше всего.

Карман дала сыновьям говорящие имена: Даб – «тьма», Дотер – «зло» и Дэйн – «насилие». Они славились тем, что гонялись за чужими душами подобно теням-охотникам. Карман становилась могущественнее рядом с ними, а они обретали истинную силу лишь рядом с ней.

Ведьма уже вскидывала руку, чтобы отдать сыновьям приказ – броситься на Бадо́, разорвать, растерзать… или хотя бы попытаться. Не хотелось проверять, насколько хорошо у них это получится. Убить Бадо́ они не убьют, но могут расплескать заключенную в ней полуночную силу, которую она собирала по капле столько веков…

– Я могу освободить тебя, – торопливо проговорила Ткач Кошмаров.

– Я и так свободна, – фыркнула Карман.

Однако костлявые пальцы замерли в воздухе. Ведьма облизнула ссохшиеся губы, ожидая, когда Бадо́ снова заговорит.

– Освободить по-настоящему. Открыть для тебя теневые тропы в мир живых.

Карман поднесла дрожащую руку, похожую на птичью лапку, ко рту. Ее глаза увлажнились, заставив белки покраснеть. Что-то в ее облике внушало Бадо́ брезгливость, но выдать этого нельзя. Карман нужна ей как союзница. Как враг она может быть слишком опасна. И знания, которыми она обладает…

– Разумеется, не просто так.

– Что тебе от меня надо? – Отнять ладонь ото рта Карман забыла, а потому слова звучали неразборчиво.

Двое ее сыновей разбрелись по разным сторонам, третий положил безволосую голову матери на плечо. Карман рассеянно его погладила. Того и гляди, почешет за ушком.

Тряхнув головой, Бадо́ озвучила свое желание.

– Вот как… – Карман пожевала губы. Покачала головой. – Опасный ты, ворониха, выбрала ритуал.

Не просто опасный. Для многих, даже полуночных колдунов, – чудовищный в своей сути, извращенный. Ритуал рождения, крепко связанного со смертью.

– Хорошо подумала? Из мертвого чрева может родиться лишь мертвое дитя.

– Думаешь, я этого не знаю? – прошипела Бадо́. – Делай, как я велю, если хочешь получить свободу.

Карман стрельнула в нее острым взглядом. Старуха-ведьма не боялась Бадо́, несмотря на всю ее силу и древность – сама и древнее, и сильней. Однако они обе понимали, что Карман у Бадо́ на крючке. Быть запертой в Юдоли Хаоса более четырех столетий – жестокое наказание. Ведьма жаждала солнечного света, тепла и полноценной жизни среди людей. Осуществить последнее могущество ей позволяло… осталось только проникнуть в мир живых.

Старуха шепнула что-то одному из сыновей, и он, торопливо кивнув, ринулся к растущему неподалеку дереву. Попытался отломать от него тонкую ветвь, но кора в тот же миг покрылась шипами. Сын Карман жалобно заскулил. На землю потекла багряная, едва ли не черная кровь. Бадо́ жадно впилась в нее взглядом. А ведь она думала, что порождения мира теней – и сами не больше чем тени. Столь же эфемерные, призрачные, бесплотные. Но нет, плоть у них все же была, пусть и слишком мертвая для того, чтобы считаться человеческой.

Второй сын Карман бросился первому на подмогу. Места для разума в их безволосых темных черепах не нашлось. Бадо́ убедилась в этом, когда и он попался в ловушку брата. Теперь он скулил, пританцовывая на месте, словно от боли, и прижимая раненую руку к безгубому провалу-рту.

Бадо́ раздраженно закатила глаза, но Карман лишь умиленно улыбалась, словно волчица, наблюдающая за возней щенков. Ведьма протянула руку, по которой заструилась темная энергия, и дерево разом иссохло.

Без сомнения, то было не просто дерево, а очередное порождение теней в известном живым воплощении. Карман забрала его силу, лишив возможности выпускать когти-шипы. Даб, Дотер и Дэйн радостно накинулись на дерево, обрывая ветвь за ветвью, и бросились к матери с добычей.

Она взяла все, что ей принесли, и погладила по голове каждого из сыновей. Каждому шепнула ласковое слово.

Бадо́ виделось нечто противоестественное в такой близости ведьмы с порождениями теней. Однако ей вспомнилась Каэр и Ловец Снов, которого та называла сыном. Очередное порождение, хоть источником его была рассветная сила. Объединяло двух таких разных ведьм и «матерей» одно: опустошающее, убивающее изнутри одиночество.

Карман разломила ветвь пополам и, словно стилосом^[6], хранящим в себе следы первородной полуночной магии, принялась чертить на земле загадочные знаки. Часть из них Бадо́ узнавала, часть была ей смутно знакома, остальные же она и вовсе видела впервые.

Земля отзывалась на оставленные на ней знаки странным влажным причмокиванием. Вихри полуночной силы стягивались к двум древнейшим ведьмам. Воздух из-за перенасыщения магией становился густым и плотным. Будь здесь Морриган, задохнулась бы от бьющего в ноздри и заполнившего легкие до отказа запаха полыни.

Знаки шли по кругу. Во внешнем кругу – по часовой стрелке, во внутреннем – против часовой. В середине той же веткой Карман выкопала небольшую ямку и велела сыновьям ее вспахать – загрести оттуда столько земли, сколько смогут. Они бросились выполнять ее поручение, затоптав по пути половину начертанного.

Бадо́ зашипела сквозь стиснутые зубы, раздраженная столь небрежным отношением к ритуалу. Однако Карман лишь посмеивалась, наблюдая, как сыновья выгребают черные комья из ямки руками, будто оголодавшие псы в поисках зарытой в саду кости.

– Достаточно, мои сладкие.

Они отпрянули, растягивая в жутком подобии улыбки вновь обозначившиеся провалы-рты. Карман вновь начертила стертые ими знаки.

– Сколько силы ты готова отдать за это заклинание?

– Тебе? – подозрительно сощурилась Бадо́.

Карман устало вздохнула.

– Земле, ворониха. Земле.

Бадо́ стояла, глядя себе под ноги, то сжимая пальцы, то снова их разжимая. Не для того она веками охотилась за полуночной силой, чтобы так легко ею разбрасываться. Было лишь одно исключение… нет, два. Клио и Морриган. Бадо́ родила их, даже зная, что часть драгоценного дара утечет через пуповину в вены ее дочерей.

Обряд в самом сердце мира теней – нечто совсем иное. Вопрос в том, получится ли у Карман? Стоит ли доверять древним слухам о могуществе этой ведьмы? Но что еще ей оставалось?

Никто, кроме Карман, не мог свершить подобный ритуал.

– Что вышло из земли, уйдет в землю. Что ушло от меня в землю, вернется ко мне, – прошептала Бадо́.

Не заклинание, не молитва, а что-то вроде мантры, призванной принести толику успокоения. Ткач Кошмаров вскинула голову, заглядывая в глаза старухи.

– Половину.

Карман щелкнула языком.

– Щедрый, однако, дар.

Который, помимо прочего, значил, что все то время, пока ритуал не будет закончен, Бадо́ будет наполовину слабей.

– Забирай, – выдавила она. – Пока не передумала.

Бадо́ не знала, как именно это произойдет, а потому не была готова, что рука Карман станет бесплотной, полупрозрачной, светящейся потусторонним светом, которому нет ни места, ни названия в мире живых.

Призрачная рука беспрепятственно вошла в ее грудь, причиняя боль, невозможную для руки настоящей. Бадо́ истошно кричала. Тело ее выгнулось. Хрустнули позвонки. Она чувствовала, как искривленные пальцы Карман сомкнулись на ее нежной плоти. Чувствовала, как когти ее пропороли.

Ведьма резко подалась назад. На ее ладони лежало давно уже не бьющееся сердце Ткача Кошмаров. Темное, сочащееся магией, словно кровью. Хрипло дыша, Бадо́ сфокусировала на нем затуманенный взгляд. И только когда алые всполохи боли померкли, увидела, что Карман вырвала ровно половину ее сердца.

А потом бросила в выкопанную яму и засыпала землей.

– Подойди ко мне, – велела она Бадо́.

Та, едва держась на ногах, подчинилась. Острым когтем Карман пропорола тонкую белую кожу на ее запястье. Через разошедшиеся края Бадо́ увидела лишь застывшую черную кровь. Карман нацарапала на ее ладони все те же древние знаки. Бадо́ морщилась от боли, но терпела. Эта боль – лишь тень того, что ей уже довелось пережить.

В рану потянулись потоки полуночной силы. Влились в вены, и из них наконец закапала густая, багряная немертвая кровь. Та, что текла в венах сыновей Карман. Та, что текла и в ней самой древней ведьме.

Она орошала землю, питая зароненное в нее зерно. Бадо́ держала руку запястьем вниз, пока чары не перестали действовать, а кровь – капать.

– Как долго ждать? – хриплым от волнения голосом спросила она.

– Кто знает… Все зависит от твоей силы и от отклика мира теней. Приходи сюда каждый день, удобряй землю кровью. Для этого достаточно повторить знаки на твоей ладони.

Бадо́ исподлобья взглянула на Карман.

– А ты что, уже куда-то собралась?

Старуха-ведьма вцепилась в рукав ее платья, жалобно захныкала:

– Душа моя, отпусти к живым. Свежим воздухом подышать, глотнуть свободы. Никуда я не денусь. Но если хочешь – привяжи к себе. Я же слышала, что говорят демоны – тебе подвластны оба мира.

«Мне подвластен, карга, и третий – сновидческий – мир».

Понимание, что она на крючке у Карман, как та – на ее крючке, настроение не улучшало. Ритуалом ведьма отобрала у нее половину колдовских сил, и если что-то пойдет не так…

– Привяжу, даже не сомневайся, – отчеканила Бадо́.

Для привязки она использовала то же заклинание, к которому прибегала Морриган, делая Клио своим якорем во время блужданий по глубоким планам мира теней. Но, конечно, Бадо́ изменила – кто-то сказал бы осквернила — его. Теперь она была для Карман и якорем, и магнитом…

И, если понадобится, палачом.

Древняя ведьма взглянула на сыновей полными слез глазами.

– Ваша мама свободна.

– Но ты вернешься сюда, если что-то пойдет не так, – ледяным тоном сказала Бадо́.

– Вернусь, душа моя, куда же мне деться. Подойдите ко мне, мальчики.

Они послушно приблизились и приникли к ее груди. Карман обняла их. По щекам с тонкой, будто пергамент, коже, покатились крупные бусины слез.

– Вы были мне хорошими сыновьями. Вы спасли меня от безумия и тоски.

Карман приникла к губам Даба своими, и в душе Бадо́ поднялась волна отвращения. Но интуиция подсказывала, что главное впереди, а потому она заставила себя смотреть.

Нет, Карман не целовала Даба – она пила его силу. Его суть. Высосала всю энергию Даба до капли, оставив лишь тонкую оболочку. Та упала на мертвую землю, словно выползок. Дэйна и Дотера Карман поглотила тоже.

Бадо́ стояла, оцепенев. Кто знает, отчего ведьма не захотела приводить сыновей в мир живых. Может, это вовсе невозможно. Почему Карман не оставила их в мире теней, уже куда ясней. Она намеревалась отыграться за упущенные годы, за свое пленение в царстве вечной ночи, за поражение от рук Туата Де Даннан.

А для этого Карман нужна огромная сила…

Совладав с собой, Бадо́ хищно улыбнулась. Возвращение древней темной ведьмы в Ирландию будет ей только на руку.

– Готова? – проникнувшись торжественностью момента, негромко спросила она.

Карман с блестящими от слез глазами кивнула. И Бадо́ открыла ей путь в мир живых.

Глава 10
Посвящение в Камарилью

Дэмьена Морриган нашла в тренировочном зале. Одетый в свободные штаны и облегающую черную майку он отрабатывал приемы на иллюзорном манекене. Хотя вполне возможно, что учился берсерк не боевым приемам, а самоконтролю. Умению держать себя в руках, а собственную ярость – в узде.

Но так ли это действенно? Даже прими манекен облик самого заклятого врага, Дэмьен все равно будет помнить, что человек перед ним – лишь иллюзия. Совсем другое дело, когда кто-то нападет на него. Когда ярость и ненависть заполнят легкие, словно воздух, застилая глаза алой пеленой.

Вот тогда сидящая внутри сверхъестественная сила покажет ядовитые клыки, которыми и вопьется в горло врагу.

Стойкое дежавю… Их давняя тренировка закончилась тем, что Дэмьен прижал Морриган к полу, а в его глазах вспыхнуло совсем другое пламя. Не ярость – страсть.

Увы, тогда дело не дошло даже до поцелуя.

– Есть разговор, – с порога объявила Морриган.

– Даже не сомневаюсь, – усмехнулся Дэмьен.

Повинуясь его воле, манекен исчез. В зале не осталось никого, кроме королевы и берсерка.

– Я должна задать тебе один вопрос.

– Один? Обычно их у тебя куда больше.

– Дэмьен…

Он вскинул ладони.

– Извини. О чем ты хотела спросить?

Вопрос наверняка покажется Дэмьену несвоевременным, даже… неуместным. Но у Морриган будет шанс его переубедить.

– За все прошедшие годы с момента, как ты впервые оказался в Пропасти… Ты перестал думать о мести Трибуналу и тому, кто сделал из тебя берсерка?

– Ристерд Уолш, – процедил Дэмьен, сжав кулаки.

А вот и алые искры в серых, как пасмурное небо, глазах. Будто почувствовав, что снова неумолимо движется к самому краю, берсерк выдохнул. Лицо разгладилось, руки разжались.

– Отвечая на твой вопрос – нет. Я ни на мгновение не переставал думать о мести. Просто не знал, как ее осуществить. Отправляясь в Пропасть, я думал, что найду город, полный озлобленных отступников, отщепенцев, изгоев, как и я, жаждущих возмездия. Вместо этого обнаружил колдунов, упивающихся свободой и вседозволенностью. Во всяком случае, если сравнивать с Верхними городами.

Морриган кивнула. Считалось, что Агнес Фитцджеральд управляла Пропастью железной рукой, не позволяя городу скатываться в абсолютную анархию. Пусть и во многом придерживалась старинных – и весьма непривычных для Ирландии – традиций полуночных колдунов.

Правление Доминика оказалось слишком коротким, но, к его чести, после смерти «железной старухи» Агнес он сумел не допустить полного хаоса на улицах Пропасти. К тому же, оказал поддержку существам древней крови – и, как следствие, заручился их собственной.

Морриган же только предстояло показать людям Пропасти, какая из нее королева.

Безупречной репутацией она уже похвастаться не могла, однако убийцей здесь был каждый третий лорд Высокого Дома. Что уж говорить о королях.

– Да, я усиленно зарабатывал себе имя, налаживал связи с колдунами, прощупывал почву, чтобы понять, кто в своем возмездии готов зайти так же далеко, как я. На это у меня ушло четыре года. И все же я ждал, когда представится подходящая возможность. Думал, правление Доминика и его союз с Камарильей, которые жаждали уничтожить Трибунал – она и есть. Даже если и так, я этот шанс упустил.

– Может, и не упустил, – пожала плечами Морриган. Перехватив его взгляд, сказала с невеселой усмешкой: – Камарилья перешла ко мне по наследству от Доминика. Поэтому я к тебе и пришла.

– Вот как? – медленно произнес Дэмьен.

– Камарилье пригодилась бы твоя помощь. Твои знания о Трибунале.

– А как же твои?

Морриган пожала плечами.

– Я уже рассказала им все, что могла. Лагеря охотников – достаточно обособленные формирования, и об изнанке Трибунала я знаю немного. А вот ты… Если обнародовать правду об экспериментах Ристерда, это, может, и не склонит в одно мгновение чашу весов на нашу сторону, но сильно подпортит репутацию Трибунала. Если рассказать матерям о том, какие опыты проводят над их детьми, чтобы они стали ловчими и солдатами Трибунала… Раскопать, как много людей умерло в результате подобных экспериментов…

Морриган говорила все громче, распаляясь и все больше проникаясь собственной идеей. Словно в противовес Дэмьен молчал, вперив в нее напряженный взгляд.

– Камарилья хочет знать, как именно меня превратили в берсерка?

– Камарилья не знает об искусственности твоего дара. Я закинула удочку, сделала пару намеков, чтобы понаблюдать за их реакцией. И… ничего.

Дэмьен озадаченно нахмурился.

– Выходит, Доминик ничего им не рассказал?

– Он знал?

Берсерк неопределенно повел рукой.

– Узнал по своим друидским каналам. Или по каким-то другим. Видимо, все ждал, когда я сам захочу ему рассказать, но так и не дождался. Вот и выложил мне все. Намеков, как ты, делать он не любил.

Морриган внимательно наблюдала за выражением его лица.

– Какие отношения вас связывали? Я так и не успела этого понять.

– Особенно теплых воспоминаний о Доминике у меня не осталось, если ты об этом, – сухо сказал Дэмьен.

– Особой теплоты к тебе с его стороны я тоже не наблюдала.

– Неудивительно. Я был для него лишь инструментом, и связывали нас исключительно деловые отношения. Иначе я давно стал бы адгерентом Доминика, а не подписывал бы с ним контракт. Я был предан ему, но только как человек, который привык держать свое слово, – Дэмьен усмехнулся. – Особенно если оно закреплено документально.

– Я помню, что он называл тебя солдатом, а тебя каждый раз это злило, – задумчиво сказала Морриган. – Тогда я не понимала…

– Но понимаешь сейчас.

– Да, – глухо отозвалась она. – Понимаю.

На некоторое время в тренировочном зале воцарилась тишина.

– Если ты согласишься рассказать обо всем Камарилье, тебе придется снова пережить прошлое, пропустить его через себя.

– Не волнуйся, особой разницы я не замечу. Благодаря твоей матушке, я помню все до мельчайших деталей.

Дэмьен понял, как ужалили Морриган эти слова, едва на нее взглянув.

– Прости. Ты не должна расплачиваться за то, что сделала твоя мать. Я только хотел сказать… – Он нахмурился, став похожим на большого сердитого пса. – Проклятье, я не силен даже в извинениях.

– Как и в комплиментах, – чуть оттаяв, со смешком заметила Морриган. – И в дружеском участии, и в флирте, и в проявлении чувств, и…

– Да понял я, понял.

Улыбка застыла у Морриган на губах.

– Значит, ты готов рассказать обо всем Камарилье?

Дэмьен кивнул.

– Тогда идем.

– Прямо сейчас? – изумился он.

Морриган уже была на полпути к выходу из зала.

– А чего ждать?

На то, чтобы призвать предводительницу бааван-ши в Тольдебраль, много времени не потребовалось.

Едва они заключили союз, Морриган нанесла рунический символ зова на кожу Джамесины, Аеринн, Брайд, Аоибхинн и Эддана, составляющих костяк Камарильи. Такой же красовался на ее коже в бытность королевской советницей. Кроме того, в стены их домов были встроены ведущие прямо в замок, но скрытые от взглядов посторонних портал-зеркала.

Не прошло и пяти минут, как в кабинете собрался основной состав Камарильи.

Джамесина вопросительно взглянула на берсерка, застывшего рядом с Морриган.

– Дэмьен теперь с нами.

Красавицу ланнан-ши ее решение, кажется, обрадовало. «Чудесная возлюбленная» облизнула губки, не сводя с Дэмьена голодно поблескивающих глаз.

Вервольф Эддан смотрел настороженно – наверняка не забыл, как берсерка обвиняли в смерти их лидера, Роналда Лоусона, а потом и вовсе привели на своеобразный волчий суд. Банши Аоибхинн выглядела, по обыкновению, отрешенной от всего мира.

Камарилья сгрудилась вокруг массивного стола из темного дерева, на котором были собраны все имеющиеся к этому моменту сведения о Трибунале. Разложенные на столе мемокарды были защищены особыми чарами: их видели только Камарилья и Морриган.

Взяв с полки шкафа нож для бумаги, она велела Дэмьену:

– Дай руку

Берсерк смерил сталь скептическим взглядом.

– И что ты собираешься с этим делать?

– Считай это своеобразным посвящением в Камарилью, – фыркнула Морриган.

Нетерпеливо взяв Дэмьена за запястье, развернула его руку ладонью кверху и сделала неглубокий разрез. Берсерк не зашипел, как это было со всеми, кроме Джамесины. Даже не поморщился.

Касаясь кожи берсерка лишь подушечками пальцев, Морриган распределила алые капли по всей поверхности ладони. До мурашек интимное прикосновение, пусть и включающее в себя кровь.

Она старательно игнорировала многозначительную усмешку Джамесины, а вот то, с какой ненавистью смотрела на нее ланнан-ши… Морриган не желала однажды обнаружить Дэмьена выпитым досуха, а потому вскинула голову и пригвоздила Аеринн к полу взглядом, который явственно говорил: «Он мой». Ланнан-ши пристыжено опустила глаза. Однако доверять ее раскаянию Морриган не спешила.

По-прежнему держа Дэмьена за запястье, она прижала его руку к центру стола. Прошептала заклинание крови и истины так тихо, что его не смогли бы расслышать даже призрачные слухачи, которых она запускала в кабинет, его покидая. На поверхности зачарованного стола алым вспыхнул контур ладони, и от него во все стороны до самого края зазмеились тонкие линии.

В кровавую печать вплелась энергия Дэмьена.

Она растерянно заморгал – для него рассыпанные по столу мемокарды проявились только сейчас.

– Можешь читать их, но не забирать с собой, – предупредила Морриган. – Хотя для тебя там наверняка нет ничего нового.

Дэмьен медленно покачал головой.

– Я был юнцом, Морриган. Меня не интересовала «изнанка Трибунала», как ты выразилась. Только сила, которую он мог мне дать. Шанс изменить собственную жизнь. Не думаю, что вообще задумывался о том, что именно представлял собой Трибунал. В целом, имею в виду. Меня устраивало то, что я видел, частью чего стал. И то место, где я рос, было, поверь, куда более обособленным, чем твой лагерь.

– О каком месте речь? – встрепенулась Джамесина.

– Исследовательский центр Уолша, – мрачно сказал Дэмьен.

Бааван-ши задумчиво покачала головой.

– Никогда не слышала о таком.

– Неудивительно. Трибунал не афиширует его существование, да и это название исследователи использовали только между собой. Еще говорили «лаборатории». «Центр безумцев». Зоопарк. Полигон. Не знаю, как это место называется на бумаге… если эти бумаги вообще существуют.

Джамесина сложила руки на груди, заметно настороженная его словами.

– И чем же они там занимались?

– Выращивали идеальных солдат, – зло усмехнулся Дэмьен.

Морриган заметила алые искры в его глазах, и, подавшись вперед, сжала перепачканную кровью руку, но уже по иной причине.

Берсерк удивленно моргнул. Искры пропали.

Отпустив его запястье и отвернувшись, Морриган снова натолкнулась на огорченный взгляд ланнан-ши.

– Чтобы объяснить, что именно там происходило, мне, пожалуй, нужно начать с себя. С того, что делал там я.

– Будь любезен, – кивнула Джамесина, с непонятным Морриган интересом переводя взгляд с нее на берсерка.

– Вы, возможно, слышали обо мне от Доминика. О том, кто я такой.

– И не только от него, – прорычал Эддан.

Нет, он не злился и не собирался нападать. Такой была его обычная речь, к которой и самой Морриган только предстояло привыкнуть. Подобное не редкость, когда связь вервольфа с волчьим духом, с его животным началом, особенно сильна. Поговаривали, такие, как Эддан, проводили слишком много времени в зверином обличье, с каждым днем, месяцем или годом все больше отдаляясь от человеческого в себе.

Крепкая связь с волком – второй личиной – делала их сильнее других вервольфов. Но вместе с тем они серьезно рисковали и вовсе убить в себе человека.

Тех, с кем это все же случилось, нарекли варгульфами, пусть это понятие и не приняли официально: в волчьей среде оно было оскорбительным, приравненным к ругательству, каковым для священника являются слова «демон», «дьявол» или «черт». Называя вервольфа так, собеседник говорил, что тот не властен над собственной силой. А значит, он – лишенный разума дикий зверь, подчиненный одним только инстинктам, но никак не существо древней крови.

Особенности сущности Эддана, даже отклоняющиеся от нормы, Морриган не волновали. Главное, чтобы на собраниях Камарильи он присутствовал в человеческом облике. Исключительно ради отсутствия дискомфорта… и шерсти на бежевом ковре.

Дэмьена выпад Эддана ничуть не смутил.

– Ты – да. Я обращался к остальным.

– Остальные тоже знают, что ты берсерк, – с насмешкой сказала Джамесина.

– Верно. Но я не был им от рождения. Я стал им в том самом проклятом центре.

Вервольф с рычанием задрал верхнюю губу, обнажая клык. Дэмьен напрягся, и даже Морриган не сразу поняла, что таким образом Эддан лишь демонстрирует свое удивление.

«Вервольфы, будь они неладны», – раздраженно подумала она, убирая руку с плеть-молнии на поясе.

– Как?.. – потрясенно выдохнула Брайд – еще одна бааван-ши в их компании. – Как Трибунал пошел на такое? Я понимаю – Колдуэлл или Дикая Кровь, но Трибунал…

– Трибунал использует лучшее, что придумано этим миром, все возможности нового времени, но тщательно скрывает, что большинство открытий принадлежит полуночным колдунам, – размеренно проговорила Джамесина.

Морриган нехотя с ней согласилась. Полуночные колдуны были этакой движущей силой в сфере чар. Рассветные изучили магию вдоль и поперек – хотя бы потому, что их дар был куда древнее и появился в мире вместе с Дану. Полуночники же постоянно искали новые пути, создавали все новые и новые чары, раздвигая границы и постигая новые грани собственного дара.

– Информация насчет Дэмьена – и, конечно, исследовательского центра – не должна покинуть стены этого кабинета, – отчеканила Морриган.

– Мне все равно, что об этом кто-то уз… – начал берсерк.

– Мне – нет, – отрезала она.

Не желала, чтобы и другие относились к Дэмьену так, как Бьёрклунд. Чтобы видели в нем химеру, некое искусственно созданное творение, попирающее божественные законы.

Сказать Дэмьену это Морриган, разумеется, не могла. А придумывать оправдания считала выше своего достоинства.

– Расскажи мне все, – горячо попросила – нет, потребовала – Джамесина. – Центр, выращивающий существ и людей древней крови… Ты ведь наверняка был там не один?

На лицо Дэмьена легла тень.

– Нет. Там было несколько ребят разных возрастов, но мы с ними почти не общались. Практически все свободное время мы тренировались. Не приемам боя, не охотничьим приемам… Поначалу нам просто нужно было укрепить, закалить организм, чтобы он смог выдержать изменения, которые должны были с нами произойти.

– Мы? – приподняла бровь бааван-ши. – Ты сказал не «я», а «мы».

– Я и мой друг. Эйден. Он умер во время нашей… трансформации… – Дэмьен скривился, будто это слово жгло ему губы. – Трибунал стер мои воспоминания об Эйдене – не только его смерть, но и само его существование. Тонкая работа. Несколько лет я считал, что выживал в Ямах один. Что всегда был один – в том числе и в центре.

– Зачем им такое делать? – ахнула впечатлительная Аеринн.

Дэмьен перевел на нее отрешенный взгляд.

– Чтобы я не помнил о том, что мой друг умер в агонии в результате их экспериментов. Чтобы продолжал работать на Трибунал. Чтобы продолжал оставаться хорошим солдатом.

– Ох, бедный… – прошептала Аеринн.

Крылья тонкого носа Джамесины раздулись.

– Ты был ловчим. Я слышала о таких, как ты! Вы охотились на нас, на существ древней крови, будто мы были диким зверьем!

– Мы охотились на тех, кто и был диким зверем, – сухо сказал Дэмьен. – Кто убивал без разбора, кто уничтожил в себе все человеческое.

Эддан оскалился, и в этот раз Морриган безошибочно разгадала его настрой. Назревала буря. Может, это и не такая хорошая идея с ее стороны – пригласить в Камарилью искусственно взращенного берсерка и бывшего ловчего?

Но ведь и она, бывшая охотница, пусть и не сразу, но прижилась среди полуночных колдунов.

– Ты в этом уверен? – прошипела Джамесина. – Скажи мне, почему Трибунал не убивал диких существ древней крови на месте? Я знаю это. Видела своими собственными глазами, пусть и пряталась в тени. Почему вы забирали их с собой?

Вопрос озадачил Дэмьена.

– Чтобы вершить над ними суд.

– Правда? – издевательски протянула бааван-ши. – А не для того ли, чтобы проводить над ними эксперименты?

Глаза Дэмьена расширились и словно остекленели.

– Я приводил их Ристерду. Не в Трибунал – ему. Я никогда не задумывался, почему, просто это казалось логичным. Правильным. – Он вскинул голову, заглядывая в лицо Джамесины. – Хотите верьте мне, хотите – нет, я не имел никакого представления об их планах. К тому же… Не только наша сущность, но и память находилась в руках Трибунала. В руках алхимиков, колдунов-трансмутационистов и, главное, менталистов.

Взгляд Джамесины лишь самую малость смягчился.

– Верю. Потому что именно так и действует Трибунал. Он любит чинить свои поломанные игрушки. А ты… Вряд ли ты настолько смел или глуп, чтобы прийти сюда, к нам, имея за своей душой такой грех.

Морриган скользнула взглядом по Эддану, Брайд и Джамесине. Да уж… Против их ярости его собственная Дэмьену бы не помогла.

– Продолжай, – прохладным тоном велела Джамесина.

– Я так понимаю, вас интересует, как я из обычного паренька, которому не очень повезло в жизни, стал пародией на существо древней крови? – усмехнулся Дэмьен. В его голосе чувствовалась злость. – Они использовали кровь берсерка и особые трансмутационные чары. Догадываюсь, что информация о них была строго засекречена.

– Разумеется. Трибунал никогда не упустит шанс получить преимущество перед другими. И в руки других его не отдаст.

– Алхимики хотели научиться вживлять в людей и другие дары, другую кровь, принадлежащую существам древней крови, но утверждали, что геном берсерка наиболее близок геному человека. И даже этот факт и хваленые трансмутационные чары не спасли их от ошибок, которые стоили Эйдену жизни. И наверняка не ему одному. Тогда я поклялся, что сделаю все, чтобы разоблачить Трибунал. Жаль, что я так долго шел к этой цели и до сих пор так ее и не достиг.

Джамесина какое-то время изучала его. Морриган напряженно ждала.

– Мне жаль, что из-за Трибунала ты потерял друга, – наконец сказала бааван-ши.

– Наверняка каждый из находящихся здесь терял кого-то по вине Трибунала. Иначе нас бы здесь не было.

Джамесина склонила голову, подтверждая его правоту. Обвела Морриган, Дэмьена и Камарилью пылающим взглядом.

– Но скоро это изменится. Я обещаю.

Глава 11
Паутина кошмаров

Гигантская черная паутина, окутавшая все видимое пространство.

Люди, налипшие на нее, словно мухи.

Бадо́, держащая в руках сведенные воедино нити.

Клио, застывшая от нее в нескольких шагах.

– Мама, – сдавленно шептала она. – Пожалуйста, не надо.

Ткач Кошмаров притянула к груди руки с зажатыми в них черными нитями. Со звуком лопнувшей скрипичной струны паутина порвалась. Люди превратились в пепел, а ко рту Бадо́ призрачным шлейфом потянулись их души.

– Не надо, – шептала Клио.

Ее затопило страхом людей, которыми все это время питалась Ткач Кошмаров. Клио слышала их предсмертные вопли, чувствовала их сожаления – о том, что они не успели сделать и не сделают уже никогда. Сердце разрывалось надвое от боли. Кажется, еще капля – и не выдержит.

– Тихо! – закричала Клио, зажимая уши ладонями. Потом медленно, очень медленно их опустила. Повторила все еще дрожащим, но негромким голосом: – Тихо.

Только сейчас она осознала, что находится во сне. В кошмаре о спящих, спасти которых она не сумела.

Сноходцев, как и обычных людей, порой мучили кошмары – с той лишь разницей, что Клио умела ими управлять. Легче от этого, правда, не становилось. Ее сны были зримее, объемнее и реальнее и с наступлением утра не забывались. Чтобы стереть из своей Юдоли кошмар, Клио нужно было его коснуться. Прожить его. Прочувствовать.

Бадо́ стояла от нее в нескольких шагах, по локти обнаженных рук окутанная паутиной. За ее спиной развевались два вороньих крыла. Вокруг набирали силу колдовские вихри – потоки чистейшей силы, выпитой из других. Души спящих превратились в серебристую призрачную ленту энергии, которые устремились ко рту Бадо́. Она вдыхала их. Она их поглощала.

Воронья королева, готовая занять полуночный трон.

Кошмар остекленевал, превращаясь в огромный осколок, какими была усеяна Юдоль Сновидений. Клио коснулась зеркальной глади, в которой отражалась Бадо́. Осколок разбился на сотни, тысячи других, превращаясь в стеклянную крошку, что осыпалась на белый ковер царства снов.

Клио не хотела больше находиться здесь. Она больше не чувствовала себя в безопасности, даже будучи отрешенной от живого мира, полного реальных угроз, от которых не избавиться одним касанием и призывом дара.

Она вынырнула из сна… и угодила в чьи-то объятия. Теплые, крепкие и вместе с тем бережные. Ник прижимал ее к себе, баюкая, словно дитя. С удивлением Клио осознала, что ее щеки увлажнились от слез.

– Ты кричала, – шепнул Ник, обдав ее ухо щекочущим дыханием.

Клио неосознанно прижалась к нему. Черпала силу в его касании и таком желанном сейчас тепле.

– Святая Дану, да ты вся дрожишь…

– Все хорошо, – тихо сказала Клио.

Она чувствовала прикосновение его рук через тонкую ткань ночнушки. Ник, уткнувшись носом в ее волосы, вдыхал их запах. Казалось совершенно правильным, что они сидят вот так, сплетаясь в объятиях, на ее кровати в его доме. Казалось странным, что когда-то Клио существовала вдали, отдельно от него.

Ник не разжимал объятий, но она все не согревалась.

– Я наберу ванную.

– Не надо, – слабо запротестовала Клио.

Он с улыбкой отстранился. Поднявшись, вышел из спальни. Сразу стало неуютнее и холодней.

Клио решительно вытерла щеки. Она не хотела казаться Нику неженкой-принцессой, которую постоянно нужно спасать. Однако тяжело создать себе иной образ, когда живешь в чужом доме, словно в башне, спрятанная от мира за дюжиной колдовских печатей, и не можешь покинуть ее.

А порой просыпаешься от кошмаров, которые не желают тебя оставлять.

Голубка взволнованно летала по комнате, а у Клио не было сил ее успокоить. Потому, пока мир перед глазами вращался, как карусель, она наощупь отыскала лежащую на прикроватной тумбочке повязку из белого шелка. Обернула вокруг головы, прикрывая глаза. Без нее она чувствовала себя уязвимой, зная, что люди видят этот застывший, отрешенный взгляд…

Вернулся Ник, и с коридора пахнуло лавандой и жасмином – похоже, он добавил в воду ароматические масла. К слову, когда Клио впервые переступил порог его дома, масла в стеклянных бутылочках уже стояли аккуратным рядком на ванной полке. Когда она обнаружила их, Ник с обезоруживающей улыбкой сказал: «Для вас, девочки, придумали слишком много замечательных вещей. Надо делиться».

Так, помимо всего прочего, Клио узнала о том, что Ник любит принимать ароматические ванны перед сном. Говорил, потом крепче спит, но Клио, подначивая его, подозревала, что дело не только в этом.

Ник наклонился к ней, и она безошибочно разгадала его намерение.

– Я могу идти са…

Клио охнула, когда он одним движением подхватил ее на руки. Обвила руками шею Ника под аккомпанемент заходящегося от волнения сердца. Щекам стало жарко, и тепло от них разливалось по всему телу Или в охватившем ее жаре виноваты вовсе не они?

Повисшие в воздухе сферы – сущности воды – наполнили ванну до краев. Из душистой шапки пены вынырнула подогревшая воду сущность огня. Клио приготовилась к тому что Ник поставит ее на пол, и почувствовала даже толику сожаления…

Он опустил ее в ванную прямо в ночнушке, сорвав с губ изумленный вздох.

– Ник!

– Так быстрей, – подмигнул он.

Не выдержав, Клио рассмеялась.

– Я дрожу от нервов, а не от обморожения, и вроде бы пока не умираю.

– Это потому, что я рядом.

Ник склонился над ней, прямо над пеной, и поцеловал Клио в нос. Ничуть не романтично, но очень мило.

– Не уходи, – подавшись вперед, запальчиво попросила она.

Сама не знала, что заставило ее это сказать. Чувство пустоты, которое охватило Клио, когда Ник на пару минут ее оставил? Нежелание оставаться наедине с самой собой и следами кошмара, что впечатался в память? Или желание как можно дольше – сейчас, всегда – быть с ним?

Ник поспешно отвел взгляд, и Клио, зардевшись, поняла, что ее ночнушка промокла насквозь. Нырнула в пену по самый нос, будто укутываясь мягким пуховым одеялом.

Смущение прогнала озорная, мальчишеская улыбка, которая делала Ника младше своих двадцати трех. Особенно сейчас, с взъерошенными после сна волосами…

– Да здравствует анархия! – радостно провозгласил он, и прямо в пижамных штанах залез в ванну.

Вода, не выдержав такого издевательства, через край полилась на пол. Никого из них это не беспокоило. Дурачясь, словно два щенка, они брызгались друг в друга пеной. Потом Ник провозгласил Клио королевой снов и водрузил ей на голову корону из пены. В ответ она нанизала комочек пены ему на нос.

Кошмар отступил, вспугнутый заразительным смехом Ника и разливающимся внутри теплом. А еще – неподдельным счастьем.

Жаль, но совсем скоро для Ника настала пора уходить – кошмары разбудили Клио накануне рассвета. Он тактично поднялся из ванны первым и оставил ее, разморенную, согревшуюся, снимать с себя мокрую пижаму и кутаться в махровое полотенце. Когда она вышла, Ник уже был полностью собран. Рубашка и брюки – безукоризненный костюм младшего инспектора – сидел на нем идеально и в то же время словно отдалял Клио от хохочущего, перемазанного в пене Ника, который сидел в ванной так близко от нее.

Улыбнувшись, он чмокнул ее в нос.

– Попробуй еще поспать. И чтобы никаких больше кошмаров!

Ник ушел, и в доме стало пусто. Даже кружащаяся над головой голубка и бьющиеся в окна солнечные лучи не помогали растопить вернувшуюся тревогу. Из головы снова не выходили мысли о Ткаче Кошмаров. И о тех, кто пострадал от ее рук.

Выдохнув, Клио сжала в руках амулет зова и воскресила в памяти образ Кьяры Бьянки. Не первый раз за последние две недели. И, возможно, не последний.

Шаманка не откликалась, сколько бы Клио ее ни звала. Тогда она сменила тактику: послала зов ее отцу, Пако-Ташу. Был ли он более расположен к ней или просто оказался более деликатным и незлобивым, Клио не знала. Однако не прошло и нескольких мгновений, как на противоположной стене отразилось его лицо.

Седовласый шаман даже сдержанно улыбнулся, вселив в нее толику смелости.

– Пако-Таш, Кьяра уже несколько дней не отвечает на мой зов. А мне очень нужно поговорить с вашей дочерью. И извиниться перед вами, – смущенно добавила Клио, поняв, что до сих пор так этого и не сделала.

Пако-Таш махнул ладонью, словно стирая ее извинения.

– В убийстве наших духов виновата не ты. А родителей не выбирают. – Он тяжело вздохнул. – Я попытаюсь убедить Кьяру выслушать тебя. Но не жди чуда. Моя дочь упряма, а порой и вовсе несгибаема. Дай мне несколько минут, потом попробуй снова.

Клио, от волнения покусывая ноготь, кругами ходила по комнате. Будто вторя ей, голубка над головой описывала те же круги. Спустя назначенное время Клио снова сжала в руках амулет зова.

И на этот раз шаманка откликнулась.

Она сидела в чьем-то шатре, вероятно, готовясь к камланию – Клио заметила лежащий на полу бубен. Когда между ними протянулась ниточка связи, Кьяра ничего не сказала. Лишь смотрела на нее, скрестив руки на груди.

– Я задолжала тебе и всему вашему племени извинение. За то, что Ткач Кошмаров сделала с Руаной и с вашими духами-предками. Я хотела бы исправить все то, что она натворила, но… не могу.

Кьяра молчала. Лицо ее было непроницаемо, карие глаза – темны и холодны, словно океанские глубины.

– Ты можешь ненавидеть нас за ту боль, которую Бадо́ причинила твоему народом. Но в этом нет смысла. Мы с Морриган – не наша семья. Не наша мать. Я не могу ненавидеть людей просто за то, что они связаны с кем-то другим. Думаешь, я бы не хотела, чтобы моя мать была другой?

Осознав, что, срывая голос, кричит, Клио изумленно замолчала. Сжала губы, чувствуя их соленость. Она почти никогда не позволяла себе плакать. Почему же именно сейчас?

Кьяра смотрела на нее, но не участливо, а почти пытливо. Будто и сама пыталась понять, что заставило Клио потерять самообладание у нее на глазах.

Истина не в том, что Клио только сейчас окончательно осознала, кем была ее мать. Это осознание, чем дольше, тем больше в ней зрело. С каждой новой историей про легендарную Леди Ворон. С каждой новой жертвой, унесенной ею в мир теней – словно сама Бадо́ Блэр была воплощенной смертью.

Но прежде Клио хотелось верить, что все те жертвы были во благо, если так вообще можно сказать про отобранную жизнь и пролитую кровь. Что Бадо́, даже будучи полуночной, была на стороне света, а ее враги – на стороне тьмы. Именно эта вера позволяла Клио гордо вскидывать подбородок, когда в школе ей в спину неслись шепотки.

«Да, я потомственная, хоть и не инициированная ведьма, – говорил ее полный достоинства взгляд. – Да, я дочь легендарной ведьмы Бадо́ Блэр».

Истина в том, что Клио поняла: другой матери у нее никогда не будет. Что бы она ни сделала, ее будут судить по тому, что сделала Бадо́. И о чем теперь может сказать ее взгляд?

«Да, я – дочь легендарной убийцы, Ткача Кошмаров?»

– Я…

Клио попыталась выдавить что-то еще, но потеряла себя в лавине захлестнувших ее эмоций. А Кьяра молчала. Как и обещал Пако-Таш, он убедил дочь выслушать Клио. И на этом все.

Хуже всего было отчетливое, кристально чистое понимание: Кьяра никогда Клио не простит. А значит, ее – девушку, которая помогала им с Сиршей спасти спящих от Ткача Кошмаров – она видит последний раз в своей жизни.

Дрожащая рука упала вдоль тела, выпуская амулет. Лицо Кьяры побледнело и погасло. Какое-то время Клио смотрела в пустоту перед собой, задавая себе один и тот же вопрос. Может, она и не достойна прощения? Она ведь знала, на что по-настоящему способна Бадо́.

Повзрослев, Клио многое начала понимать.

Когда на счету Леди Ворон было несколько жертв – жертв на сей раз наверняка ни в чем не повинных, невинных, – Клио тешила себя глупой иллюзией, что сможет как-то… нивелировать ущерб, нанесенный Бадо́ миру. Если та заберет с собой несколько жизней, она спасет десятки.

Теперь же, следуя собственной логике, ради хрупкой идеи равновесия Клио придется спасти сотни жизней. И все равно знать, что она сделала недостаточно.

Достаточно никогда не будет, пока жива ее мать.

Глава 12
Иное настоящее

Лелль застыл перед Ткачом Кошмаров, словно ее верный слуга. Оглядевшись по сторонам, он поежился.

– Как вы можете жить здесь? Вы же не видите ни живых людей, ни солнца.

Восседающая на троне Бадо́ изогнула бровь.

– Ты и впрямь думаешь, что такие мелочи меня волнуют? В мире теней сокрыт ключ к могущественным чарам, ведь он – источник невероятной силы…

– В Пропасти тоже создают всякие чары, – буркнул Лелль, словно защищая оставшийся за завесой дом.

– В Пропасти. – Бадо́ расхохоталась. – Ты понятия не имеешь об истинной силе. Ты и представить себе не можешь, какой силой может обладать ведьма, которая нашла бездонный источник могущества. Это иная, недостижимая для простых смертных ступень.

– Например?

Лелль выглядел по-настоящему заинтересованным. Весьма кстати Бадо́ вспомнила, что рассказ о ней должен не только пугать (или даже ужасать), но и вызывать восхищение.

Она выпрямилась на троне.

– Все ваши чтецы истины, что полуночные, что рассветные, по сравнению со мной – слепые котята.

Кажется, с отсутствием скромности Бадо́ хватила через край, однако Лелль был заинтригован пуще прежнего.

Потому она продолжила хорошо поставленным голосом:

– Я видела наш мир иным…

– Вы видели будущее? – сглотнув, прошептал Лелль.

Бадо́ досадливо поморщилась.

– Не будущее. Иное настоящее нашего мира. То, каким он мог бы быть, но по каким-то причинам не стал.

Лелль затаил дыхание. Глаза его возбужденно блестели.

– И что вы там видели?

Бадо́ улыбнулась, понимая, что держит его на крючке. Пожалуй, она знала, какую именно историю ему рассказать.

– О, мой мальчик, я видела такое, о чем ни одна из легенд тебе не поведает. То, что ты не встречал ни в одной из книг – потому что само существование подобной реальности слишком… невероятно, невозможно. И я рада, что мы его не застали. – Бадо́ выдержала паузу. И только решив, что полностью завладела его вниманием, заговорила снова. – В том мире мы, Туата Де Данная, не смогли уничтожить Сыновей Миля. В том мире Сыновья Миля уничтожили нас. Вернее… – она хищно улыбнулась, – попытались.

Несмотря на все театральные жесты и гримасы, ей до сих пор было не по себе от мысли, что в той реальности Племя богини Дану перестало существовать. А значит, перестали существовать их потомки, наделенные магией туата. Потому продолжала она уже без улыбки.

– Сыновья Миля убили наших королей.

Конечно, Бадо́ знала имена погибших в той реальности правителей Ирландии. Это были ее сводные братья-короли Мак Куйл, Мак Кехт и Мак Грене и сестры-королевы Банба, Фотла и Эриу. Она знала – помнила, будто это случилось наяву, – как отчаянно сражались Туата Де Данная. Друиды, верные последователи всеединой богини, навели морок на приплывших к Ирландии Сыновей Миля, заставив их видеть вместо берегов скалы, соткали колдовской туман, а после и вовсе подняли бурю, потопившую десятки кораблей.

Туата Де Данная, наделенные магией самой богини-матери, вряд ли могли даже представить собственное поражение. Ведь они уже успели пережить масштабную войну с фоморами и свергли их вместе с королем будущих демонов в мир теней.

Кто же знал, что Сыновья Миля окажутся столь сильны.

– Нет, – прошептал белый как полотно Лелль. – Невозможно. Никому не под силу уничтожить Туата Де Данная.

– Они и не были окончательно и бесповоротно уничтожены. Их просто заставили покинуть свой дом. Ирландию. Туата Де Данная и их потомки ушли в потусторонний мир – тот, который люди называли Сидом или Ши…

– Люди?

Бадо́ ответила Леллю горькой усмешкой.

– Сыновья Миля были предками обычных людей. Что значит, людей с иными богами, не наделяющими верных им смертных колдовской силой. В них не было магии. Не было совсем.

Она смотрела перед собой невидящим взглядом. Мир без магии, который предстал тогда ее глазам, казался почти кощунством. Издевательством. Такого не могло быть. Такого не должно было быть.

Никогда.

Лелль молчал, кусая ногти. Стряхнув с себя оцепенение, Бадо́ обворожительно улыбнулась.

– Не забивай себе этим голову. От трагичных мыслей появляются некрасивые морщины. – Она указала длинным ногтем на уголки карикатурно опущенных губ. – А тебе не помешало бы добавить своему юному лицу толику красоты. Хотя поешь ты красиво, а иным мужчинам и того достаточно. Несправедливо, как считаешь?

Лелль, и без того ошеломленный недавними откровениями, окончательно растерялся.

– П-простите?

– Ты считаешь справедливым, что нам, девушкам, приходится уделять так много внимания тому, чтобы выглядеть безупречно, когда вам достаточно оставаться такими, какими вас создала природа?

От столь резкой перемены темы Лелль замер с приоткрытым ртом. Глядел на нее, как удав на кролика. Бадо́ с довольной усмешкой откинулась назад. Ей льстил его страх, боязнь вызвать ее гнев неверным ответом.

– Я… Я-я…

– Я, я, – передразнила она.

Грациозно поднявшись, Ткач Кошмаров прошла к голой стене. В настоящем замке на этом месте наверняка бы висел гобелен, но создать из теней нечто подобное – задача не из легких. Однако свет из рассеянных по замку сфер с душами невинных рождал на стенах причудливые узоры. Что, если как-то красиво подать эту нехитрую игру теней? Наверняка для этого потребуются новые души.

Бадо́ неторопливо шла вдоль стен, шурша длинной пышной юбкой из жесткой ткани, зная, что Лелль смотрит ей вслед. Не с вожделением, скорее даже с опаской.

Есть разные формы взглядов. Бадо́ устраивали все, что направлены на нее.

Решив, что на этот раз помучила его достаточно, она вернулась к прежней теме.

– Знаешь, что еще я видела?

Ее взгляд словно подернулся поволокой, позволяя заглянуть внутрь себя в поисках тех волнующих воспоминаний. Или же назвать воспоминанием никогда не существующее нельзя?

– Я видела мир, в котором я была невероятно, непостижимо сильна. – Голос Бадо́ креп, становился жестче, острее – словно обточенная морем скала. – Я развязывала и прекращала войны. Война была моей сутью, моим воплощением. Я была войной. Я была хаосом. Я порождала хаос. Я сеяла разрушение и смерть, и одним своим появлением на поле боя могла уничтожить или спасти целые народы. – Горечь все же прокралась в ее триумфальную речь: – И для обретения могущества мне даже не пришлось умирать.

Ногти вонзились в ладонь. Если бы сила хоть когда-нибудь давалась так просто.

– Но как вы сумели его обрести?

Она коршуном – вороном – развернулась к скальду. Глаза ее пылали.

– Думаешь, я не задавала себе этот вопрос?

Лелль попытался вжать голову в плечи, но, к счастью, вовремя понял, как жалко это выглядит.

– Но вы нашли ответ?

Бадо́ прикрыла глаза. Как же долго она его искала в пучине хаоса из сплетенных воедино вероятностей! А найдя, лишь возненавидела реальность, в которой жила. Яд, по-прежнему сочащийся из старой раны, жег ей губы, кислотой обжигал язык. Тот нарыв, что зрел внутри, должен был однажды вызреть.

– Потому что нас было трое.

– Простите?

Бадо́ молчала, сжимая и разжимая кулаки, словно кошка, то прячущая, то выпускающая когти. Стоило ли продолжать? Что, если сказанное заставит Лелля думать, будто в одиночку она куда слабей? И неважно, что в том была своя доля истины. Впрочем, какая разница, что думает о ней какой-то скальд? Она в любой момент может превратить его в пыль.

– Я была едина в трех лицах. Бадо́ Катха, Немайн и Маха. Все мы – все части меня – друг друга дополняли. Так, Маха никогда не сражалась на поле боя, но всегда помогала одной из сторон. Именно ей посвящали головы убитых врагов, называя их желудями Махи. Немайн умела сеять панику среди врагов, вселяя беспредельный ужас в их сердца. Ее не зря нарекли неистовой и безумной.

– Триединая воительница…

Лелль смотрел на нее, разинув рот. На его лице отражалось неподдельное благоговение. Однако что-то мешало Бадо́ черпать силу в его восхищении. Будто застрявшая в горле рыбья кость, в голове засело и иное воспоминание. Видение…

Заговорить ее заставила лишь ярость, медленно поднимающаяся на поверхность из самых глубин.

– Но в других реальностях одним из моих ликов была… – Она резко замолчала.

Уже не кость даже в горле – ранящий осколок.

– Кто? – Лелль безотчетно подался вперед.

Бадо́ выплюнула имя, будто оскорбление… или тот самый жгущий язык яд:

– Морриган.

Великая воительница и великая, Балор ее забери, королева^[7].

Морриган, Немайн и Бадо́… В этом триединстве место для мягкотелой Махи не нашлось. Но они… Она, та Бадо́, была исключительна и непобедима.

– В той реальности Немайн и Морриган были моими дочерьми. Как и я, полуночными ведьмами. Мы слились воедино, утроив нашу колдовскую силу, заперев ее в единый сосуд – мою личину.

– Но в этой вместо Немайн на свет появилась Клиодна… – тихо сказал Лелль.

– Клиодна, унаследовавшая больше моей рассветной силы, нежели полуночной, – процедила Бадо́.

А еще она – еще один осколок прежней жизни, жизни до полуночной магии, пылающей в сердце и венах Бадо́.

Та Клиодна была невозможно прекрасна. Так прекрасна, что больно глазам – будто смотришь на ослепительно сияющее солнце. Королева клана Мунстера, покровительница графства Корк, она не просто подчинила себе одну из стихий. Она повелевала морем и могла сливаться с ним, растворяться в нем, становиться его волнами.

Та Клиодна была ее подругой. Ближайшей. Единственной.

Бадо́ сама не знала, что заставило ее назвать вторую дочь Клиодной. Может, тоска по давним временам, признаться в которой она не желала даже самой себе. Иногда казалось, что имя ей и вовсе нашептал дух Клиодны, спустившейся из чертогов Дану в момент рождения дочери Бадо́.

Порой, глядя на Клио, она видела в ней отражение той, другой. Это сходство проявлялось деталях, что складывались в единое полотно. Глаза цвета морской волны, на плече – колдовская птица, и это ее вечное желание исцелить людей или исцелить их ущербный мир…

– Но почему вы не стали триедины в этом мире?

– Потому что Морриган должна была оказаться на моей стороне! А вместо этого… – Бадо́ задохнулась чувствами, которые не успела от себя отрезать. Отвернувшись, запрятала их глубоко внутрь. – И вместо сноходицы-Клио должна была родиться Немайн.

– Но почему?

Бадо́ снова развернулась к Леллю. Шаль, прикрывающая голые плечи, взметнулась в воздухе, словно два черных крыла.

– Надо же, какая настойчивость… – Холод в ее голосе заставил Лелля вздрогнуть. – Или все вы, скальды, ищущие правду, такие?

– Я… – Он сглотнул, стремительно опуская глаза. – Простите меня.

– Нет, что ты, мне это даже нравится. Давно у меня не было столь благодарной и внимательной публики.

Бадо́ вздохнула, тронув тонкими пальцами виски. Помолчала, подбирая слова.

– Что определяет нашу жизнь, нашу судьбу? Что определяет, по какому пути пойдет мир, что ждет его спустя века и тысячелетия? Зачем нам вообще знать, каким он мог бы стать, если мы бессильны что-либо изменить? Большую часть своей жизни я провела в убежденности, что знание – это сила. Но порой… Порой мне кажется, что знание – зло. Что оно – коварная ловушка, силки, расставленные для доверчивых людей. Мы слишком слабы и глупы, чтобы познать и осознать все тайны этого мира. Мы как дети, которые смотрят на весь этот огромный сложный мир, не в силах понять, как он устроен.

Сжав кулаки, Бадо́ прикрыла глаза. Мгновение спустя ее лицо вновь превратилось в маску – спокойную, величественную, всезнающую. Нельзя, чтобы отпрыск вёльвы и берсерка догадался, что под «мы» она подразумевала себя.

Нельзя, чтобы догадался, как часто ею овладевало бессилие, когда она сталкивалась с тайным знанием, которое не могла расшифровать, с силой, которую не могла приручить, с чарами, которые ей не поддавались.

Несправедливо, что разум, подобный ее, втиснут в столь ограниченное, хрупкое человеческое тело. Даже становление ревенантом Бадо́ не слишком помогло. Да, умертвить ее отныне непросто, и про беды обычных смертных можно навсегда забыть. Границы ее возможностей широки, но вместе с тем… она все еще человек. Мертвая и одновременно живая ведьма.

Но не высшее создание.

– На что это похоже? То место, откуда вы черпаете силу?

Ткач Кошмаров остро взглянула на Лелля. Пытается выведать у нее что-то? Лишить ее преимущества? Но в глазах скальда светился жадный интерес. Бадо́ на мгновение даже стало его жаль. Как мало доступно таким, как он – людям ординарным, обыкновенным.

– Чистый первозданный хаос. Потоки неизведанной, непостижимой силы.

– Если бы я мог туда попасть… – Лелль покачал головой.

– Но ты не можешь, – отрезала Бадо́. Взглянув на скальда, задумчиво склонила голову. – И это, поверь мне, к лучшему. Я видела подобных тебе слабых колдунов, дорвавшихся до столь невероятной силы. Временные потоки затягивали их в себя, перемалывали, словно каменные жернова – зерна. Даже я каждый раз рискую раствориться в них, потерять свое истинное «я», разучиться понимать, где явь, где истинное настоящее.

Лелль вздохнул, и столько в этом вздохе было искреннего сожаления, что она улыбнулась.

– Не печалься, юный скальд. И не забывай – тебе выпала редкая удача. Рассказать всему миру, кто такая на самом деле Бадо́ Блэр.

Глава 13
Игры теней

Файоннбарра, получив разрешение войти в Тольдебраль, не стал задерживаться ни в одном из залов. Казалось, колдуна ночи ничуть не волновало окружающее его великолепие. Во взгляде – никакого проблеска любопытства. Вместо того, чтобы рассматривать обитель нынешней королевы Пропасти (и по совместительству, своей ученицы) Фаойннбарра велел проводить его прямиком к ритуальной комнате.

Приказы на этом не закончились.

– Покажи, чему ты научилась за это время.

Морриган нахмурилась.

– А без этого никак?

– Никак, – отрезал Фаойннбарра.

Когда хотел, он умел быть настойчивым. А еще – невыносимо упрямым.

Сначала Морриган вытянула энергию ночи из темноты, плещущейся за окнами ритуальной комнаты Тольдебраль. Напитавшись силой, слилась с окружающими Файоннбарру тенями. Скользила в них, невидимая, недостижимая для воображаемых врагов.

Потом продемонстрировала бывшему любовнику недавно выученный трюк – наслала на него живые тени. Его глаза застила темнота.

– Не так уж и плохо, – рассеяв ее чары, скупо похвалил Файоннбарра.

Кажется, нужно привыкать, что с концом их весьма непродолжительных отношений закончились и комплименты.

– Что именно у тебя не получается?

Морриган бросила на колдуна ночи острый взгляд, всем своим видом говоря, что ей не по вкусу подобная формулировка. Файоннбарра ее гримасу проигнорировал.

– Ты сказала, что обращалась к ноктурнистам, но они не смогли тебе помочь. В чем именно?

– У меня не получается отделить от себя тень, – буркнула она. – Вернее, отделить тень я могу, но не получается вложить в нее силу, придать ей форму, которая способна обороняться и нападать.

– Покажи мне, – сложив руки на груди, велел Файоннбарра.

Морриган подавила раздраженный вздох. Уже успела отвыкнуть, что ею командуют.

Сосредоточившись, она отделила от себя тень – безликую, бесформенную. Придала размытому теневому сгустку очертания. Решить, что это будет, подсказал сам черный цвет. Из основной части тени Морриган слепила сильное, гибкое тело, голову с аккуратными ушками и спрятанным в тенях хищным выражением глаз. Четыре отростка вытянулись в когтистые лапы, пятый – в длинный и тонкий хвост.

Перед Файоннбаррой опустилась на лапы пантера, сотканная из теней.

– Красота, – восхитился он, выходя из роли строгого наставника. Однако, придав голосу твердость, вернулся обратно. – Но главное: на что она способна?

– Все, на что сейчас годится эта тень – устраивать представления и развлекать малышню, – поморщилась Морриган. – Может еще пугать людей и существ со слабой психикой или агризоофобией^[8]. Вдобавок она тает, стоит ослабить над ней контроль. Подозреваю, что так быть не должно.

Файоннбарра кивнул.

– Являясь частью тебя самой, твоя тень должна становиться отдельным, независимым элементом. Ты сможешь отдавать ей мысленные приказы, управлять ею, но и без твоего внимания исчезать она не должна.

Морриган вздохнула.

– Значит, я делаю что-то неправильно.

– Мы разберемся, – улыбнулся Файоннбарра. Миг, и тепла в его улыбке стало меньше, еще секунда – и она истаяла. – Сосредоточься на тени. Не как на объекте, а как на частице твоей сущности, в которую вложена колдовская сила. Почувствуй тонкие нити, связывающие вас. И по этим нитям пошли более сильный и прицельный поток энергии.

Про связующие нити несостоявшиеся наставники Морриган ничего не упоминали. Может, в этом суть?

Сосредоточившись не только на силе, но и на ощущениях, она почувствовала теневую пантеру так, будто та была ее продолжением. По капле влила в нее энергию. Почудилось, что тень стала явственнее… и темней.

Морриган победоносно взглянула на Файоннбарру.

– Не знаю, что ты делаешь, но ты явно не вдыхаешь в нее силу.

– Но я вдыхаю!

– Не вдыхаешь.

Морриган закатила глаза.

– Потрясающая техника обучения, – не удержавшись, съязвила она.

Файоннбарра смотрел на нее не моргая.

– Давай еще раз.

Морриган зашипела сквозь стиснутые зубы, но послушалась. Сконцентрировала все внимание и всю имеющуюся у нее колдовскую силу, и единым импульсом, единым потоком направила на собственную тень, принявшую обличье пантеры. По мерзкому ощущению онемения в пальцах и внутренней пустоты, поняла, что почти достигла границы иссушения.

Файоннбарра покачал головой, и что-то внутри оборвалось. Он нахмурился и прошептал заклинание, сделав странное движение пальцами.

– Я чувствую движение силы, – глухо сказал он.

– Я же говори…

– Полуночной силы, Морриган.

Она осеклась. Так вот на что это похоже. Но с каких пор ее подсознание считает полуночную силу ее основной?

Неудивительно, что Морриган не чувствовала запаха полыни – здесь, в Пропасти, им была пропитана каждый клочок земли, каждый уголок пространства. Но что, черт побери, это значит?

– Почему это произошло? Я же готовилась практиковать рассветные чары!

– А ты не догадываешься?

– Наставник у нас здесь ты, – проворчала она.

Файоннбарра с усмешкой кивнул, словно признавая ее правоту.

– В тебе так велико желание стать непревзойденной, могущественной ведьмой, что оно побуждает тебя задействовать все свои силы, призывать на помощь самое разрушительное в тебе.

– И что мне делать? Как это преодолеть?

Колдун ночи шагнул к Морриган, оказавшись почти так же близко, как в те моменты, когда ее целовал. Даже немного жаль, что его близость не вызвала в ней никакого отклика. Никакого желания. Голода. Ничего.

Не подозревая о мыслях Морриган, Файоннбарра мягко коснулся ее плеча.

– Вспомни те слова, которые ты мне говорила. Помни о своей цели. Чтобы уравнять ваши шансы, чтобы найти противодействие чарам Бадо́ и стать ей достойной противницей, тебе нужно постичь не полуночную, а рассветную силу.

– Подавить в себе стремление быть лучшей, которое я впитала с молоком матери? Что может быть проще!

– Вот такой настрой мне нравится, – рассмеялся Файоннбарра. Отодвинувшись, вернулся в привычное добродушно-ворчливое состояние. – А так как для своих «кошачьих» чар ты использовала полуночную силу, рассветной в тебе должно быть полным-полно. Так что не делай вид, что вот-вот упадешь в обморок. Давай сначала.

Морриган покачала головой, закусив губу, чтобы колдун ночи не увидел ее улыбки.

Закрыв глаза, она заглянула внутрь себя. Попыталась отыскать отголоски рассветной магии, чтобы знать, за какие ниточки тянуть. Послала легкий импульс в сторону пантеры, убеждая себя, что разрушительная сила в теневом воплощении ей не нужна.

Не сейчас.

Ее главная задача – заставить пантеру существовать без прямого вмешательства. Морриган должна была сделать самостоятельной собственную тень.

Показалось, или контуры кошачьего тела стали отчетливее? Она бросила на Файоннбарру быстрый взгляд, и он кивнул.

– Силы ты передала не так много… Но все же передала. И главное – это рассветная сила. Ну ладно, с твоей любовью к хищным кошачьим все понятно, – с усмешкой проговорил он. – А как насчет того, чтобы создать чью-то теневую версию?

– Как насчет моей собственной? – предложила Морриган.

Она знала, что некоторые ноктурнисты способны на подобный трюк. Несомненно, сложный, а потому все еще недоступный ей.

– Постижение подобных чар лучше начинать, беря за основу другого человека.

– Почему?

– Люди склонны или недооценивать, или переоценивать себя. Мало кто способен отразить себя абсолютно достоверно. К тому же создание теневого двойника требует достаточное количество времени, которое тебе придется провести, доводя до совершенства собственное отражение.

Легко можно перестараться или перегореть. А в какой-то момент и вовсе себя возненавидеть.

– Мне это точно не грозит, – фыркнула Морриган.

– Тогда существует иная угроза – проигнорировать свои недостатки и несовершенства, и тем создать недостоверный образ, назвать который двойником не получится вовсе.

Она сощурила глаза.

– Не хочешь просветить меня насчет моих недостатков?

– Я не… Я не говорил, что…

Морриган рассмеялась, довольная, что по-прежнему могла его смущать.

Файоннбарра вскинул ладони, признавая поражение.

– Просто начни с кого-нибудь другого. С того, кого знаешь очень хорошо. Не только внешность, но и повадки. Вот еще почему логично взять другого человека за образец. Ты можешь даже не догадываться о некоторых своих жестах, привычках, но ты точно знаешь о привычках тех, с кем знакома долгое время, за кем привыкла наблюдать.

– Прямо сейчас? – встрепенулась Морриган.

Файоннбарру позабавила ее пылкость.

– Постепенно, Морриган. Ступень за ступенью. Для начала поработаем над визуализацией – визуальным проявлением – более простых теней.

– Я знаю, что такое визуализация, – недовольно буркнула она.

– В теории – возможно. На практике твоя пантера немного… двухмерна и безлика. Она скорее набросок, нежели полноценный теневой помощник.

– Она просто моя тень.

– Сейчас – да. Но ты же сама сказала мне, что хочешь оживить тень, отделить ее от себя, а значит, сделать полноценным теневым помощником, способным защищаться и нападать. А еще ты выказала желание создать теневого двойника. Оба этих стремления можно объединить в действительно сильные чары.

Морриган вдумчиво кивнула.

– Как это сделать?

– Как и каждый раз, когда нужно покорить высшую ступень, – Файоннбарра обезоруживающе улыбнулся. – Начать с самых основ.

Морриган едва не застонала.

– Снова? Я думала, я уже это прошла.

– Да, и на твоей стороне – уже какой-никакой опыт. Он тебе поможет.

Она шумно выдохнула.

– Я слушаю.

– Двухмерная тень никогда не сможет сражаться с той же силой, с какой сражается трехмерное, детальное прорисованное создание из теней. Все дело в подсознании, в связи ноктурниста с его творением и с вложенной в создание силой. Двойник это или помощник, тебе стоит сделать его настолько достоверным, насколько это возможно.

– Как?

– Помни, что ты можешь управлять тенями, а значит, заставить их ослабевать. Изначально теневое создание будет черно-белым, а дальше в ход пойдут чары иллюзии. Они добавят твоей тени красок, сделают то, чего нельзя добиться одним ноктурнизмом. Но для начала тебе нужно создать теневой черновик, набросок. Затем – сосредоточиться на тонах и деталях.

Файоннбарра перевел взгляд на теневую пантеру, по-прежнему стоящую посреди ритуальной комнаты. Хоть Морриган и напитала ее энергией, та даже не пыталась хоть немного походить на существо из плоти и крови – прохаживаться по комнате или хотя бы помахивать хвостом. В ней, вырезанной из тени фигуре пантеры, не было жизни.

– Потренируемся пока на ней. Попытайся сделать ее чуть более реальной. Прорисуй не только силуэт, но и черты. Все, что тебе нужно – собственное воображение и умение управлять тенями, заставляя их усиливаться – то есть становиться чернее – или ослабевать. Своеобразное рисование с помощью игры света и тьмы.

Морриган кивнула. Она и прежде занималась подобного рода тренировками. Делала тени ярче или темней, меняла местами так, что стол отбрасывал тень стула и наоборот. Заставляла их, бледнея, исчезать. В последнем случае требовалось солнце и световой день. К счастью, время ритуалов посвящения прошло.

Частица Госпожи Ночь навеки поселилась внутри Морриган, что позволяло призывать ее даже днем.

– Раскрась ее полосами, – велел Файоннбарра.

– Как зебру? – недоверчиво уточнила Морриган.

Фыркнула, когда колдун ночи кивнул. Никакого уважения к грациозным созданиям! Однако, играя роль послушной ученицы, приступила к делу.

Тут-то и возникли сложности. Если прежде Морриган манипулировала цельной структурой, которую представляла собой тень, то теперь ей нужно было манипулировать тенями внутри одного объекта, управляя разными его частями. В процессе ее «рисования» с тенями, составляющими сущность пантеры, и впрямь произошла трансформация.

Вот только в результате бедный зверь обзавелся пятнистой шкурой.

В задумчивости потирая кончик носа, Файоннбарра смотрел на пантеру.

– Не совсем то, о чем я тебя просил.

– Думаешь? – огрызнулась Морриган.

Поморщилась, коря себя за несдержанность. Все же за одно занятие с Файоннбаррой она достичь того, чего не смогла добиться за несколько дней.

– Как ты меняла интенсивность теней?

– Усиливала или ослабляла их связь с миром живых.

Колдун ночи одобрительно кивнул. Будто это не он научил ее подобным манипуляциям.

– Делай то же самое, но более аккуратно, разграничивая каждую из нужных тебе частей. Воспринимай это так, что ты являешь миру часть тени, а остальную скрываешь – или делаешь видимой, но неявной, недостаточно отчетливой. Для этого ты должна то ослаблять, то усиливать контроль над тенью, выверять вложенную в нее силу.

Морриган вздохнула. Тряхнула руками, словно сбрасывая с них напряжение и одновременно внутренне собираясь.

Проблема подобных чар в том, что над ними нужен постоянный контроль. Да, существовали заклинания для призыва энергии ночи, но то, как именно она будет распределена, зависело только от колдуна или ведьмы. И Файоннбарра при всех своих познаниях и уровне мастерства мог лишь направить ее, но не показать на пальцах, что именно необходимо делать.

Полузакрыв глаза, Морриган представила пантеру в виде переплетения нитей на ткацком станке. Призвав силу, потянула за одну нить, насыщая ее красками ночи, делая более отчетливой. Ослабила другую. Правда, увлекшись, чуть ее не порвала. Сфокусировалась и продолжила куда более аккуратно, продумывая и выверяя каждый свой шаг, каждое незаметное человеческому глазу движение.

В конце концов перед ними предстала раскрашенная в черно-серый, монохромная пантера-зебра. Морриган даже почудилось осуждение в черных, как тьма, глазах.

Она устало выдохнула, поворачиваясь к колдуну. Файонбарра ободряюще улыбнулся.

– Думаю, на сегодня достаточно. Но не забрасывай тренировки. Создание теневого двойника требует практики, но я уверен, что со временем у тебя все получится.

Морриган почувствовала всплеск благодарности и… вины. Несмотря на ту боль, что она причинила Файоннбарре, он по-прежнему был на ее стороне.

И все же, оставшись в одиночестве своей комнаты и чуть восстановив силы, Морриган создавала не его двойника. Даже не задумываясь, лепила из теней, рассеянных по освещенной черными свечами комнате, силуэт молодого мужчины с атлетичным телом, которое ей еще предстояло прорисовать. А перед тем – вспомнить.

Воспоминания, впрочем, пришли сами. Тот день, когда он отрабатывал приемы на иллюзорном манекене. Когда попросил у нее помощи с укрощением берсеркской ярости. Миг, когда их сражение перетекло в шутливую потасовку. Дэмьен опрокинул ее на пол зала, а она увлекла его за собой. Берсерк навис над ней, в глазах заполыхали алые искры, и он был так близко… Нет, это, кажется, не по делу.

Как насчет того дня, когда она навестила Дэмьена, только вышедшего из душа с полотенцем, обернутым вокруг бедер? Нехитрое облачение позволило рассмотреть даже те татуировки, которые прежде были скрыты от ее глаз. Их она с помощью теней и баланса между тьмой и светом, и рисовала.

Иронично, но получилось даже лучше, чем с пантерой.

Какое-то время Морриган мрачно смотрела на теневого двойника Дэмьена Чейза. А затем одним резким движением руки превратила его в пыль.

Глава 14
Мир, сотканный из снов

День, когда вскрылась правда о Бадо́, запомнился Клио по многим причинам. В первую очередь – из-за матери, оказавшейся Ткачом Кошмаров. Но не только.

Убийство короля оказалось для Клио таким же шоком, как и для остальных. Однако в Тольдебраль было два человека, для которых смерть Доминика стало настоящим ударом. Первой была Бадо́, второй – Ада. Они с Клио были не настолько близки, и все же она успела понять: Ада видела в Доминике не просто лорда своего Дома, но практически опекуна, и была всем сердцем ему предана.

В ту ночь, когда Пропасть потеряла своего короля, Ада плакала и никак не могла успокоиться. Не подпускала к себе виталиста, чтобы он мог погрузить ее в спасительный сон. Клио понимала ее: иногда вызревшую боль надо выплакать, и тогда станет легче. Но не вся боль способна притупиться. Порой она продолжает терзать тебя изнутри, как осколки стекла или куски острых лезвий.

И ты царапаешь грудь, не в силах даже вздохнуть – не то что дышать в полную силу.

Боль Ады была из таких. Рассветная ведьма казалась такой ранимой, такой хрупкой… Клио хотелось хоть немного облегчить ее страдания. Сидя на краешке кровати, она коснулась Ады, желая обнять, поделиться своим теплом, а та вдруг умиротворенно смежила веки и прислонилась к плечу Клио. Через пару минут ведьмочка задышала спокойно, размеренно.

Не сразу Клио поняла, что ее руки по-прежнему окутаны сновидческой энергией, которую она, благодаря Каэр, пронесла с собой. А живущая в ней сила Туата Де Данная и ее творения, Ловца Снов, не позволяла двери между двумя мирами захлопнуться. Она была мостиком между явью и сном.

Вряд ли Клио в тот момент могла усыпить любого, кого коснется. В случае с Адой сыграло роль ее целенаправленное желание – провести уставшую от слез, опустошенную ведьмочку в Юдоль Сновидений.

Вот она и провела.

Проверить свою теорию Клио смогла уже на Морриган – за день до того, как покинула Тольдебраль. Она снова наведалась в Юдоль Сновидений, чтобы зачерпнуть и унести с собой в мир живых частицу серебристой силы. А потом окутала ею старшую сестру, чтобы погрузить в глубокий сон.

Кажется, это была последняя ночь, когда Морриган, ставшая королевой Пропасти, нормально спала.

Клио бы радоваться, ведь подобные чары подтверждали правоту Каэр: ее сноходческий дар многогранен. Вот только кому по-настоящему может помочь эта грань ее дара – способность умиротворять, усыплять? Разве что измученного болезнью ребенку…

Но этого недостаточно. Этими чарами она не поможет даже близким и родным. Не говоря уже обо всех остальных.

Перед внутренним взором застывшей у окна Клио снова замелькали разрозненные образы. Черная паутина Ткача Кошмаров. Холод в глазах Кьяры. Спящий Лелль.

Резко выдохнув, Клио опустилась на кровать. Несколько мгновений – и Юдоль Сновидений потянулась к ней, а потом мягко заключила ее в объятия.

После того, как Бадо́ убила всех спящих, Клио каждую ночь со страхом вступала в царство снов. Мысль билась в голове, обжигая: что, если на этот раз Бадо́ украла жизнь самой Каэр?

Но всякий раз Клио находила Ткача Снов, по-прежнему опутанную черной паутиной Ткача Кошмаров. Клио не знала, пыталась ли Бадо́ убить Каэр и просто не справилась со своей задачей или же пока решила оставить ее в живых. Разумеется, не из сострадания. Для того, чтобы Каэр служила ей постоянным источником жизненных сил.

Вероятно, свободу Туата Де Данная могла получить только со смертью Бадо́.

Золотистые волосы Каэр, в прошлом – оборотницы-лебедушки, падали на черную паутину и перемешивались с ней. С каждым днем Каэр становилась все слабее – драгоценная сила утекала из нее по колдовским паучьим каналам. Сердце Клио болезненно сжалось. Хотела бы она хоть как-то помочь…

– Сестрица, – увидев ее, радостно воскликнула Каэр.

Клио смутилась. Да, у них один и тот же дар, но она никогда не сравняется силой с самой первой в мире сноходицей и дочерью богини-матери Дану. Той, что сумела сотворить себе сына – Ловца Снов.

– Я знаю, кто пленил вас, – на одном дыхании выпалила Клио. – Это моя мать.

В прошлые их встречи она так и не нашла в себе сил признаться.

– Знаю, сестра, – спокойно отозвалась Каэр. – Вижу ее в твоих кошмарах.

Она замолчала, скорбно опустив уголки губ. В лазуревых глазах застыло странное выражение, которое Клио не могла опознать.

– Я хочу заставить ее отпустить вас, – сжав руки в кулачки, горячо проговорила Клио. Тут же сникла, и разжала пальцы. – Но я знаю, что это…

– Невозможно, – печально улыбнулась Каэр.

– Маловероятно, – поправила она. – Морриган могла бы заставить ее слушать, но…

Для начала Ткача Кошмаров нужно поймать. И каким-то неведомым образом лишить колдовской силы.

– Ты пришла ко мне, чтобы рассказать правду о своей матери?

В голосе Каэр не было и толики боли, обиды или усталости. Если слушать ее с закрытыми глазами, может показаться, что оборотница-лебедь лежит на подушках с золотистой бахромой в своем замке и ест виноград из хрустальной чаши.

А не прикована глянцево-черными путами к одному островку мира снов.

– Нет. Не только, – призналась Клио. – И не только для того, чтобы вас проведать…

«Чтобы вам не было одиноко в этом белом плену».

Она рассказала то, что было у нее на уме. Каэр слушала молча, а волнение Клио с каждым оброненным словом отчего-то все больше возрастало. Ловец Снов, возникший рядом с матерью словно из ниоткуда, тоже внимательно слушал. Пусть и вряд ли по-настоящему ее понимал.

– Я не знаю, что из этого выйдет, – призналась Клио. – Но должна попытаться сделать хоть что-то.

– Понимаю, сестра. И во всем тебе помогу. Возвращайся, когда все будет готово.

Ловец Снов, склонив голову набок, пытливо взглянул на Клио.

– Ты уходишь в свой мир?

Она медленно кивнула.

– А на что он похож? – спросил Ловец Снов почти зачарованно.

Долгое время сын и творение Каэр и не подозревал, что за границами их сновидческого мира существует какой-то другой. Клио представляла, какие эмоции испытала бы, узнай она, что мир, в котором она родилась – не единственный. Однако раскрыть правду Ловцу Снов все равно пришлось.

Иначе Клио не смогла бы объяснить ему, почему так внезапно появилась в его жизни. Почему единственная из всех (кроме, конечно, самой Каэр) могла видеть и разговаривать с ним.

Кроме того, Ловец Снов видел, как встревожена Клио, изо всех сил пытающаяся помочь спящим, и как печальна Каэр, лишенная такой возможности. Он не мог понять причин для столь сильных чувств. Для него не существовало понятия «смерть», ведь люди, «умирающие» в царстве снов, рано или поздно (а порой в следующую же ночь) сюда возвращались.

Тщательно подбирая слова, Каэр все ему рассказала. О том, что миров и вовсе не два, а целых три, и один из них неуютен, мрачен и полон отчаяния. Что там царит вечная тьма, из цепких эбонитовых когтей которой они и хотят спасти невинные души. Ловец Снов слушал их, и по его бескровным щекам текли крупные, словно бусины, слезы. Догадался ли он, как сильно отличается от всех, когда узнал, что люди способны умирать?

«Исчезать, – так перевела Каэр это загадочное для него слово. – Исчезать навсегда, навеки».

Объяснить, что значит «навсегда» тоже оказалось непросто.

И теперь Ловец Снов жаждал узнать, на что похож тот, третий мир, где царила иная жизнь, подчиненная иным законам. Мир живых.

Настоящих живых.

– Ох… – Клио стушевалась. – Я даже не знаю. Но ты тоже видишь его каждый день, как и я. В чужих снах… то есть в чужих жизнях.

Вряд ли людям так уж часто снились другие эпохи, а слово «сон» для него было равнозначно слову «жизнь».

Вдохновленная пришедшей в голову мыслью, Клио развернулась к Каэр.

– Здесь же можно отыскать любые сновидения? Даже те, что приснились людям десятки, сотни лет назад? Даже те, что снились самим… Туата Де Данная?

Клио неосознанно затаила дыхание в ожидании ответа. Каэр улыбнулась.

– Для меня не существует понятия «день», «месяц» или «год». Здесь смешиваются… как это говорится… время, которое разделяет людей из разных городов и стран.

– Часовые пояса, – подсказала Клио.

– Верно. Я не знаю, когда у людей наступает ночь, потому что новые сны приходят сюда беспрестанно. Однако мир сновидений помнит все. Он хранит каждое мгновение приснившегося, случись оно десятилетие или же столетие назад. Сны блекнут лишь в разуме людей. Но не здесь.

Клио с восхищением огляделась вокруг. Ей не попадались столь древние сны. Может, они обитали где-то на глубине? Тогда и Юдоль Сновидений следовало бы разделить на несколько частей – планов мироздания.

Вот бы взглянуть на сны других поколений и даже эпох хотя бы одним глазком…

Ловец Снов с интересом следил за их разговором, но, как только воцарилась тишина, как ни в чем не бывало вернулся к тому, о чем говорил.

– Но мне интересно, как выглядит твой мир.

– А, ты, наверное, имеешь в виду мой город и мою страну…

– Наверное, – застенчиво улыбнулся Ловец Снов.

– Ирландию не зря называют Изумрудным островом. Зеленые холмы и луга там простираются до самого горизонта. А в тех местах, где море встречается с небом, кажется, что перед тобой – гобелен, сотканный из разных оттенков голубого. Лазурные волны бьются о скалы, разбиваются в пену, а воздух пахнет свободой…

– Как поэтично, – мягко улыбнулась Каэр.

Клио, конечно, тут же смутилась.

– Я люблю Ирландию, – словно в оправдание сказала она. – А еще – зеленый и голубой цвет.

И море.

– Кенгьюбери не похож ни на один другой город. Он разделен на две половины – старый город и новый, на угасающие окраины и вечно бьющееся стеклянное сердце. Но он словно позволяет тебе выбирать – хочешь ли ты застыть в безвременье с узкими улочками и лабиринтами аккуратных домов или позволить бурному потоку с его сверкающими огнями и вылепленными из стекла высотками подхватить и унести тебя под несмолкающий шум чужих голосов.

Глаза Ловца Снов зажглись, словно маленькие лампочки или гирлянды на рождественской елке.

– Звучит так загадочно и волшебно!

– В твоем мире тоже много загадки и еще больше волшебства, – улыбнулась Клио. – В каждом сне столько магии!

– Но то волшебство… другое.

«Необычное для тебя, а потому такое волнующее. Я понимаю».

– А я могу когда-нибудь там побывать?

– Ох… – Клио сникла. – Боюсь, что нет.

Ловец Снов отвернулся, но она успела увидеть, как потускнели его полнящиеся надеждой глаза, как с бледных губ сошла полная предвкушения улыбка.

Его печаль разрывала ей сердце. Клио могла понять, почему Ловцу Снов оказалось недостаточно мира, сотканного из осколков чужих жизней, пугающих фантазий и сладких грез. Потому что это лишь осколки. Фрагменты.

А еще ему словно навязывали чужие чувства, не позволяя испытать их самому – будь то кошмар или искрящийся счастьем сон про первую любовь или рождение долгожданного ребенка. Ловец Снов был лишь свидетелем чужих историй, ведь у любого сна есть тот, для кого он был рожден и кому подчинялся.

Ловец Снов не может пройтись по улочкам Кенгьюбери, поесть мороженного в уютном кафе, покататься на качелях или покормить уток в парке. Сон движется, подчиняясь законам его создателя, и, словно горная река, несет сына Каэр прочь.

– Но я могу тебе показать.

И вновь в глазах Ловца Снов зажглась надежда. Подпитывая этот огонь, Клио призвала магию сноходицы.

Она создавала для него мир, сотканный из деталей обыденного и колдовского. Мир, в котором не было людей. Мир, предназначенный для него одного.

В нем нашлось место и Цветочному Кварталу старого города, что год от года все больше вытеснялся новым, и то самое кафе-мороженое, в котором они с совсем юной Морри перепробовали едва ли не весь ассортимент. Еще там была конюшня, с подачи уже Морриган девятнадцатилетней созданная во внутреннем дворе замка дома О’Флаэрти, который столь стремительно стал домом Блэр.

Там был Королевский остров с величественным Тольдебраль, освещенным отдельным искусственным солнцем. Лазурный остров, в водах которого плескались келпи, мерроу и селки. А еще – прекрасный Неметон. Священная роща лесных ведьм и друидов, где по тропинкам меж деревьев-великанов с пышными изумрудными кронами бродили животные – не прирученные людьми, но доверяющие им и считающие их своими братьями.

– Наверное, это не совсем то, что ты имел в виду, – извиняющимся тоном сказала Клио. – Это и есть мой мир, но, как и твой, он состоит из осколков. Это не значит, что он разбит, что он неправильный, просто… Он такой, какой он есть.

Пусть вся ее жизнь сейчас – эта маленькая квартира одного очень симпатичного инспектора Департамента, когда-нибудь и это изменится тоже. Хоть Клио пока и не знала, как.

– Зато я могу не просто показать себе этот мир, но и рассказать свою историю.

– Я хочу, – горячо сказал Ловец Снов, шагнув вперед. – Расскажи!

Клио с виноватой улыбкой повернулась к Каэр.

– Я заберу вашего сына ненадолго?

Он и без того часто уходил, чтобы хранить сны безмятежно – или не очень – спящих. Но для любой матери каждый миг, проведенный со своим ребенком – бесценность. Особенно для той, чьи жизненные силы с каждым днем угасали. Для той, что только обрела свое дитя.

– Конечно. И спасибо, – тепло поблагодарила Каэр. – Я и сама плохо знаю твой мир… новый мир. Вижу его в людских снах, но многого не понимаю.

– Иногда его не понимаю и я, – со смущенной улыбкой призналась Клио.

Однако объяснять она не стала. Не ей жаловаться на жизнь. Да и кому – Каэр, которая отныне и навсегда прикована к Юдоли Сновидений. А после пленения Ткачом Кошмаров лишена даже возможности свободно блуждать по ней.

И Клио вместе с созданием мира сновидений ушла в мир, магией снов созданный специально для него.

Глава 15
Мертвые дочери

Ткач Кошмаров заняла свое место на троне, Лелль же сидел у ее ног, словно домашний пес. Однако, к ее неудовольствию, она ощущала в нем, скорее, не покорность и смирение, а искренний интерес. Да, к ее персоне, но все же… Разве он, слабый, презираемый даже собственной общиной, не должен испытывать хотя бы боязливость? Или подавленность от осознания, что находится в мире мертвых, в плену у древней ведьмы?

Бадо́ поморщилась. Слово «древняя» не понравилось ей даже в собственных мыслях. Следовало бы заменить его на «мудрая» или «повидавшая мир». Мириады миров, если быть точнее.

Ткач Кошмаров на мгновение прижала ладонь к груди. Какая глупая привязанность к эфемерной плоти… Однако ей до сих пор было не по себе от мысли, что ровно половины сердца у нее больше нет. Бадо́ ощущала эту недостающую половину, но едва ли могла описать, на что это похоже. Словно ее рука, еще недавно будучи живой, теплой и подвижной, обратилась в камень, но все еще была частью ее тела, все еще сохраняла токи магии внутри.

– Вы так и не рассказали мне про ту девушку, Каэр… – подал голос Лелль.

– Это для меня она просто девушка, а для тебя – одна из сильнейших Туата Де Данная, – фыркнула Бадо́.

Прислушалась к себе – не сквозит ли в ее голосе зависть? Объективной быть тяжело, когда сталкиваешься с несправедливостью такого масштаба. Туата Де Данная появлялись на свет уже великими. Людям со смешанной кровью доставалась лишь пара даров, кому-то – и вовсе один-единственный.

Бадо́ овладела тремя: сноходчеством, теневой и зеркальной магией, и при этом достигла такого уровня мастерства, который позволил ей переплетать ветви магии между собой. Однако для этого ей понадобилось четыре века и бесчисленное множество источников колдовской силы.

Туата Де Данная же с юности могли владеть несколькими дарами и неиссякаемой энергией, заключенной в них самих.

И все же она будто защищала Каэр. Что это, попытка искупить вину? Глупости. Раскаяние – не для таких, как Бадо́ Блэр.

– Простите, м-м-м… госпожа.

Она уже не слушала.

– Я пришла к Каэр совсем юной девицей, и она взялась меня обучать. Как впитывать рассветную силу из окружающего пространства, как пропускать ее через себя, как превращать энергию рассветности в сновидческие чары, не выплескивая сразу всю – тратить аккуратно, размеренно. До ученичества я умела изменять лишь собственные сны. Каэр научила меня использовать и менять чужие. Собирать осколки снов и выстраивать из них совершенно новую реальность. – Бадо́ мечтательно улыбнулась. – Мы создавали ее вместе. Каэр соткала белое полотно – холст для нашего собственного мира. Я наполняла его красочными деталями, украденными из чужих снов. Хрустальный водопад, цветы, распускающиеся только на вершинах высоких гор, сами горы с белыми шапками снега. Белые хлопья в разгаре лета, цветущие сады, серебряные звери. Что-то из этого я придумала и приснила сама. Помню, как Каэр улыбалась – ее забавляли и радовали мои фантазии.

– Звучит чудесно, – прошептал Лелль. – Вы были как мать с дочкой, да?

Боль и тоску в глазах скальда Бадо́ предпочла не заметить. Эта история не о его тоске и не о его боли.

– Так и было. Все время до очередного пробуждения я проводила с Каэр. Я была первым ее приемышем.

Вторым был Ловец Снов.

Бадо́ скривилась. Он едва не спутал ей все планы. Проклятье, он, создание сновидческого мира и воплощение колдовской силы Каэр, был поистине неуловим. Из-за него Клио узнала о том, что именно Бадо́ была Ткачом Кошмаров, когда Ловец Снов привел ее дочь к Каэр.

– Но чем удивительнее и волшебнее становился созданный нами мир, тем отчетливее я понимала: он никогда не выйдет за границы царства сновидений. Это лишь выдумка, яркая фантазия, но не реальность.

– И вы ушли.

– Ушла. Я сказала Каэр, что не могу остаться во снах навеки. Знаю, она этого хотела, но я… Все мои мечты были связаны с реальностью. Я хотела добиться настоящего величия, а не жить в мире, сотканном из грез, в котором люди – спящие – были лишь гостями. Я хотела стать советницей королей, превосходной воительницей и просто легендарной ведьмой. Потому я покинула царство снов.

Это решение далось Бадо́ нелегко. Каэр плакала, прощаясь с ней, но не проклинала, а желала своему приемышу лишь самого лучшего. Надеялась, что однажды, появившись во сне Каэр, с которой отныне была связана тончайшей, эфемерной нитью, Бадо́ расскажет, что все задуманное ею свершилось.

И чем Бадо́ ей отплатила? Опутала паутиной и пила ее силы, чтобы расставить капканы для других.

Конечно, она не хотела убивать Каэр. Не хотела даже, чтобы та знала, кто ее предал. Поэтому и появилась перед ней, пряча лицо за черной вуалью, и молчала, чтобы не выдать себя. Тогда впервые за долгое время Бадо́ ощутала нечто похожее на стыд. Она предала свою наставницу, заковала ее в паутинные цепи. Но что еще ей было делать?

Та, что звалась Ткачом Снов, никогда бы не позволила Бадо́ насильно запирать людей в кошмарах и пить из них жизненные соки.

Будто всего этого было мало, Бадо́, запеленав Каэр в кокон, обнаружила, что ее наставница и приемная мать до сих пор, века спустя, жила в созданном ими обеими мире сновидений. Это было уже слишком. Весь этот чудесный мир, все эти серебряные звери, цветущие сады и хрустальные водопады служили ей лишь вечным укором, болезненным напоминанием, какой могла быть ее жизнь, какой могла быть она сама… И какой они обе стали.

Вспылив, Бадо́ вытянула из мира сновидений всю энергию до последней капли, уничтожила, стерла, растоптала его. Каэр плакала так же горько, как в тот день, когда ее потеряла.

Ткач Кошмаров резко тряхнула головой, прогоняя назойливые воспоминания. У Каэр был шанс присоединиться к ней, но Бадо́ знала, что та им не воспользуется. Теперь она могла бы научить Каэр чему-то новому. Например, как искажать чужие сны и вытягивать из людей силу. Но это же Каэр… Она никогда не согласится на подобное. А значит, выход у Бадо́ лишь один: держать наставницу в плену до тех пор, пока все это не закончится. Пока ее план не будет воплощен.

И тогда даже Каэр, истинная Туата Де Данная, не сможет ее остановить.

Никто не сможет.

Разговор с Леллем опустошил ее. Прошлое, которое невозможно изменить – та еще ловушка для разума, сколь бы совершенным он ни был. Бадо́ предпочитала жить настоящим и воплощенным в мечтах и планах будущим.

– Продолжим завтра, – резко сказала она, поднимаясь.

И покинула тронный зал, лениво размышляя о том, что «завтра» в мире мертвых – понятие на редкость относительное. Чем займется Лелль в отсутствие своего кукловода, ее интересовало мало.

Не прошло и нескольких минут – если, опять же, верить ощущениям, – как Бадо́ оказалась на месте проведенного ритуала, у вскормленной ее силой земли. Каждый день, в мире теней неотличимый от прочих, она приходила сюда, чтобы напитать почву своей кровью.

А сейчас, разговаривая с Леллем, она почувствовала, как вторая половина ее сердца… Нет, не забилась – ведь не билась даже та, что была у нее внутри. Просто ожила тем странным образом, знакомым всем ревенантам – когда колдовские чары и магия в крови заменяют им жизненную силу. Подобное движение Бадо́ ощутила в той, погребенной в земле, половине сердца.

И теперь, замерев посреди вихрей полуночной силы, она ждала.

В этом застывшем ледяном пространстве время текло иначе. Не видя мира живых через призму Вуали и теневых троп, Бадо́ не могла сказать, как долго простояла, прежде чем из земли показался черный отросток, в котором смутно угадывалась человеческая рука. Грязная и окровавленная, как только что вырванный из материнской утробы младенец.

Будто зомби из могилы, из земли выбралось порождение теней. А за ним еще одно.

Они выглядели как ужасающие комки тьмы, отдаленно напоминающие слепленную наспех и почерневшую человеческую плоть без кожи. Кто-то сказал бы, что они омерзительны, но Бадо́ создавала их не для того, чтобы любоваться.

Ткач Кошмаров прикрыла глаза, ощущая удовлетворение. Что бы судьба – или высшие силы – ни уготовили ей, какие бы ни ниспослали испытания, она всегда найдет способ сделать так, чтобы повернуть ситуацию в свою сторону.

– Здравствуй, Маха. Здравствуй, Немайн.

Ее мертвые дочери что-то тихо проворковали.

Глава 16
Подготовка

Склонившись над столом, Морриган изучала свежие мемокарды, на которых запечатлела всю полученную от Дэмьена информацию об исследовательском центре.

Сама того не зная, Бадо́ сослужила Камарилье хорошую службу. Специфика ее чар напрямую зависела от того, насколько силен страх людей, энергию которых она выпивала. От обыкновенных кошмаров разум избавлялся легко, как от мимолетной боли от удара пальцем. Попробуй вспомнить эту боль спустя несколько часов – ничего не выйдет.

Так и с большинством жутких снов, от которых просыпаешься с криком. Часть поблекнет сразу же, другая – после того, как ты с плачем расскажешь о нем маме, папе, коту или плюшевой игрушке. Кошмары взрослых чуть сложней и долговечней, потому что построены на более серьезных фобиях и более реальных страхах, которые живут где-то в подсознании и воплощаются во снах.

Кошмары Бадо́ были прочно переплетены и с подобными страхами, и с воспоминаниями. Исходя из того, что Морриган слышала от Клио, они были детальны, ярки, выпуклы, многомерны – чтобы сильнее впивались в память и душу. Бадо́ ткала свои кошмары словно полотно, используя все свое мастерство, создавая сложнейшие узоры из тончайших шелковых нитей.

Вот почему свое прошлое, от которого в памяти остались лишь разрозненные куски, Дэмьен, побывав в лапах Бадо́, теперь помнил так отчетливо. Все, что оставалось сделать Морриган, принявшей на себя роль его личного писца – это убрать из рассказов сюрреалистичные эпизоды с обязательным присутствием черной паутины, отражающие те моменты, когда разум Дэмьен пытался осознать, что все увиденное им является сном.

Отталкиваясь от полученной информации, Камарилья составила план исследовательского центра. Да, в нем отсутствовало несколько комнат, которых Дэмьен не помнил или не видел и которые так и не стали частью его кошмаров. Однако основные помещения в план были включены.

Внутренний двор. Спальни подопытных, заставленные рядом коек. Столовая. И самое главное – комната, в которой происходила трансмутация.

Взяв за основу сон, в котором Дэмьен отправлялся на охоту в качестве ловчего, они с Джамесиной и остальными пытались понять, где именно находился исследовательский центр. Берсерк раз за разом зажимал между ладоней лист со спектром, запечатлевая на нем каждый уголок внутреннего двора и того, что виднелось за ним.

Это был пустырь без особых опознавательных знаков, однако и бааван-ши, и ланнан-ши заверили, что их более дикие сородичи способны отличить даже один кусок пустыни от другого. Кто-то из них мог однажды набрести и на каменный монолит исследовательского центра. Или хотя бы увидеть его издалека.

Итогом стали десятки подробнейших спектрографий, над которыми уже колдовала вызванная в Тольдебраль ведьма пути. Изучением мемокардов Морриган лишь коротала время. Ее звездный час наступит гораздо позже.

Правую руку Ханна держала над ворохом спектрографий, левую с зажатым в пальцах медальоном на цепочке простерла над картой. Ведьмы пути использовали разные способы для поиска людей, а потому поначалу Морриган с любопытством наблюдала за Ханной – и напрямую, и через рассветный осколок. Но метод той был на редкость неспешным, и она быстро потеряла интерес.

Джамесина, сидящая в глубоком кресле напротив стола, зевнула, обнажая удлиненные клыки. Морриган на мгновение на них засмотрелась.

В Верхних городах существ древней крови – особенно тех, кто внешне заметно отличался от людей – заставляли облачаться в покров иллюзии, чтобы не смущать и не пугать обыкновенных горожан. Вряд ли те, что не понаслышке знают о магии, так уж пугливы, но с Трибуналом спорили редко.

В Пропасти же ценилась естественность. Когтями, клыками, рогами, рыбьим хвостом, оленьими и козлиными ногами и копытцами здесь никого не удивишь. А вот Морриган до сих пор привыкала к подобной откровенности.

Эддан, скорчившись в одном из кресел, сладко дремал, изредка порыкивая и дергая ногой или рукой. Гонялся во сне за кроликом?

Аеринн неспешно прохаживалась вдоль окна, изнывая от скуки – строить глазки в кабинете оказалось решительно некому. Стража караулила по ту сторону двери, надежно защищенной чарами от прослушивания, а Дэмьен отправился по своим делам.

Морриган сама его отослала. В ней будто спорили две половины: одной нравилось, что берсерк, несмотря ни на что, решил взять на себя роль телохранителя и отказывался оставлять ее без присмотра, а другую, более настойчивую, это невероятно раздражало.

Она не неженка-принцесса, в конце-то концов. А умелая королева-ведьма.

– Итак, – протянула Морриган, привлекая внимание Камарильи, но в первую очередь обращаясь к ее лидеру. – Помнится, вы называли себя – нас, раз уж я стала частью всего этого – разоблачителями. А кем мы собираемся стать теперь?

Джамесина пожала плечами.

– «Освободители», как по мне, тоже звучит неплохо. Но каким бы благородным ни было это действо, освобождение детей – не главная наша задача.

– Ну разумеется, – сухо откликнулась Морриган. – Они же не существа древней крови, а лишь люди, которым хотят вживить этот ген.

– Знаю, как для тебя, человека, выглядит это со стороны, но я просто грамотно расставляю приоритеты. Только подумай, Морриган… Мы все это время по крохам собирали информацию, тщательно отделяя зерна от плевел. Копались в грязном белье политиканов, подпевал и шестерок Трибунала, плутократов и толстосумов, которые, как комары, напились нашей крови. По самые уши выкупались в грязи. А теперь в наших руках столь лакомые сведения… Алхимики Трибунала используют сирот, дурят им головы, чтобы превратить их в послушных монстров. Идут против законов природы, нарушают традиции древней крови и играют в создателей.

– Вы уверены, что мы найдем прямые доказательства?

– Очень надеюсь. Конечно, я не против обнаружить записи, в которых подробно расписывались бы трансмутационные чары. Но если таковых не окажется… Аеринн, наша прекрасная «волшебная возлюбленная», без сомнения, знает толк в произведениях искусства. Так пусть спектрографии, полученные прямиком из исследовательского центра, станут таковыми. В любом случае, мы позволим непредвзятой публике увидеть их. И самим решить, насколько они хороши.

Морриган хмыкнула.

Ханна закончила свое таинственное путеводное плетение почти одновременно с возвращением в кабинет Дэмьена. Эддан так и не проснулся, поэтому над столом склонились шестеро, включая и саму ведьму пути.

На участке карты, что запечатлел графство Колконар, золотые линии образовали странный геометрический узор. В его центре лежал медальон. Теперь, зная, где находится лаборатория, Ханна настраивала временный портал.

– Нужно решить, оставлять ли его открытым или сразу же замести следы.

– Мы можем призвать портал из филактериев прямо там, – сказала Морриган, разглядывая карту.

– А если на стенах стоит защита? – справедливо заметила Джамесина.

– А есть возможность завуалировать открытый портал?

– Колдуны могут с легкостью его обнаружить. Подобного рода правительственные объекты регулярно осматривают ищейки, – со знанием дела сказала бааван-ши. – Не думаю, что секретную лабораторию не обложат защитой со всех сторон.

Морриган невесело усмехнулась.

– Мы в любом из двух случаев рискуем.

– Мы рискуем просто тем, что идем туда, – глухо сказал Дэмьен.

Джамесина и Морриган почти синхронно развернулись к нему.

– Я пойду с вами, – предваряя вопрос, произнес он.

– Уверен, что это разумно? – вскинула бровь Морриган. – Прости за прямоту, но ты сейчас не слишком эмоционально устойчив.

Можно было выразиться мягче, подобрать иные слова и тон, но рядом была Камарилья, и без того успевшая надумать демон знает что по поводу них двоих.

«С каких пор тебя волнует то, что думают о тебе другие?»

Морриган поморщилась и посоветовала внутреннему голосу катиться прямиком к Балору.

– Я должен быть там, – процедил Дэмьен. – Из-за этой мрази умер Эйден. Только дайте мне добраться до Ристерда, и я вырву ему глотку голыми руками.

В серых глазах снова плясал колдовской огонь.

– Вот поэтому тебе и не следует идти с нами, – спокойно отозвалась Джамесина. – Нам нужен не штурм, а тихое, осторожное проникновение.

– Что мы вообще в таком случае будем делать с защитой на стенах?

Джамесина невозмутимо пожала плечами.

– Прорывать. Полуночная тьма сильнее света, потому что способна его поглотить.

Морриган отчего-то стало не по себе от ее слов. Быть может, из-за непрошенных мыслей о Бадо́, которая чем дальше, тем больше напитывалась полуночной силой, и Ирландии, буквально сотканной из силы рассветной.

– Трибунал это знает, иначе свои идеалы они так легко бы не предавали. По крайней мере, некоторые из них. Такие, как мэр Керрейн.

– Что им мешает поставить полуночные печати и щиты? – Дэмьен выпрямился, перестав пожирать взглядом карту.

– Ничего. И к такому развитию событий мы должны быть готовы. В любом случае, Морриган может попасть в центр теневыми тропами…

– Не может, – оборвала она Джамесину.

На лице бааван-ши отразилось недоумение.

– Не понимаю. Ты спускалась в мир теней, чтобы найти Конхобара. Вся Пропасть знает тебя как дочь Бадо́ Блэр, потомственную полуночную ведьму. Я пришла за союзом к тебе как к полуночной ведьме.

– А теперь я рассветная ведьма ночи, – отрезала Морриган.

– С каких пор?

– С недавних, – отчеканила она. – Я завязала с полуночной магией.

– Сейчас не тот случай, чтобы потакать своим капризам.

– Капризам? – Глаза Морриган вспыхнули. – Это не каприз. Я иду против своей природы…

Джамесина подалась вперед и прошипела, продемонстрировав длинные клыки:

– О, и тебе так тяжело! Послушай меня, юная королева. Ты бежишь от полуночной силы, потому что боишься сорваться. Как бывший наркоман, что шарахается от фэйской пыльцы, без которой раньше и жизни не мыслил.

Морриган вскинула подбородок, всем своим видом показывая, что вторжение бааван-ши в ее личное пространство ни капли ее не беспокоит.

– Я не боюсь сорваться. Я в принципе ничего не боюсь. Джамесина ухмыльнулась.

– Даже стать похожей на собственную мать, которая идет на все ради собственной силы?

Морриган вздрогнула. Бааван-ши великодушно сделала вид, что этого не заметила.

– Что ж, повторяй себе это почаще. Но вот что я скажу… Легко придерживаться очерченных границ, когда ничто извне не вынуждает тебя их нарушать. И куда тяжелей лавировать между своими принципами и желаниями и тем, что им противоречит и может повлечь за собой серьезные последствия. Сейчас речь идет о защите прав тех, кого ты обязалась защищать, о чем недвусмысленно говорит этот миленький рубиновый обруч на твоей головке.

Морриган сузила глаза.

– И я буду помогать Камарилье. Но, нравится вам это или нет, с помощью рассветной силы. Вы хотели тихого проникновения? Что ж, я умею прятаться в тенях.

– Мы рассчитывали на тебя как на носительницу полуночной силы, которая так нужна сейчас, когда…

– Она всегда нужна, – припечатала Морриган. – С тех пор, как я спустилась в Пропасть, мне, моей сестре и моему окружению постоянно что-то угрожало. Закончилась битва за трон, началась война с Трибуналом. Закончится она – начнется что-нибудь еще. На Тольдебраль нападут, чтобы попытаться меня свергнуть. Какой-нибудь обезумевший колдун решит свести со мной счеты. Другой обезумевший колдун начнет истреблять моих людей. Близкие тех, кого убила моя мать – в любом из своих обличий – придут ко мне в поисках возмездия. Вернется моя мать, чтобы принудить встать на ее сторону. И каждый раз я буду призывать полуночную силу, и каждый раз думать, что он последний. Это никогда не закончится. Никогда.

Дэмьен странно смотрел на нее – так, будто видел впервые. И удивительным образом этот взгляд придавал ей сил.

– Научиться говорить «нет» само по себе бывает непросто, – чуть успокоившись, сказала Морриган. – В разы сложней научиться говорить «нет» разрушительному дару, который уже есть в тебе. Потому что он делает тебя сильнее, с легкостью вырывает желаемое из чужих рук и позволяет чувствовать себя лучше других. Когда-то я думала, самое сложное – отвергнуть полуночную силу впервые. Нет, самое сложное – отвергать ее раз за разом. Так что я пас.

Джамесина задумчиво смотрела на нее.

– Пожалуй, я понимаю. Едва ли не каждому созданию древней крови приходится делать выбор – жить, будучи ведомым вечно голодной силой, и постепенно терять человеческое в себе, вместе с тем становясь почти неуязвимым… Или бороться – каждый день, каждый час – с самим собой. Быть слабее, но… человечнее. Чтобы однажды выторговать шанс жить среди людей. Я, как и все существа древней крови, которых ты видишь в Пропасти, сделала этот выбор. Я не отказывалась от разрушительного дара, поскольку он – неотъемлемая часть меня. Но я отказалась идти у него на поводу. Не позволила ему контролировать меня и мою жизнь. И я… – Бааван-ши помедлила. – Я не имею права просить от тебя иного. Это лицемерие.

Морриган даже растерялась – в ее окружении редко признавали свои ошибки.

– Хоть и немного жаль, – вздохнула Джамесина. – Такой потенциал – и в правильные бы руки…

– Я ни о чем не жалею, – отрезала Морриган. Разумеется, это ложь. Но это чувство уйдет. Когда-нибудь. – Прежде люди слышали о полуночной ведьме Морриган Блэр. А теперь услышат о рассветной.

Дэмьен решил, что сейчас самое время высказать свое ценное мнение.

– Я не отпущу тебя одну. Тем более, если ты не планируешь обращаться к полуночной силе. Ты – королева Пропасти.

– Которая умеет прятаться в тенях, – с нажимом повторила Морриган.

– А там нас ожидают лучшие во всей Ирландии колдуны – иными Трибунал себя не окружает.

Она пожала плечами.

– Я лучше.

Дэмьен закатил глаза и перевел взгляд на Джамесину. Та вскинула ладони.

– Она – королева, ее слово – закон.

– Ой да бросьте, – фыркнула Морриган. – Вы чуть ли не каждое мое слово готовы поставить под сомнение, если оно не сходится с тем, что считаете вы. Я просто нужна вам там.

– Нужна, – не стала спорить бааван-ши. – И берсерк тоже.

Морриган недоуменно воззрилась на нее.

– Вы же сказали…

– Что ему не стоит идти с нами, да. Когда мы будем осторожно и тихо взламывать защиту. Но если что-то пойдет не так… – Джамесина устало потерла пальцами виски. – Морриган, большая часть Камарильи до недавних пор никогда не сражалась.

– Тогда за вашу безопасность буду отвечать я, – твердо проговорил Дэмьен. – Не спорь, Морриган, знаешь же, что не переспоришь. В тебе говорит волнение за меня, но как насчет волнения за Камарилью?

Она гневно сощурила глаза.

– Ты что, только что назвал меня бездушной эгоисткой?

– Не думаю, – со смешком сказала Джамесина. – Твое волнение о нем он признал. Вот что. Наша прекрасная Аеринн умеет воздействовать на разум. Не как менталисты Трибунала, способные стереть человеку память, но по-своему. Она будет рядом с Дэмьеном и проследит за тем, чтобы его ярость не вышла за пределы дозволенного.

Аеринн просияла, и Морриган едва удержалась, чтобы не скорчить недовольную гримасу.

– А кто установит этот предел? – сухо спросила она.

– Я смогу усмирить его, моя королева, – нежным голоском проговорила ланнан-ши.

– Это не ответ. Как ты поймешь, что настала пора его утихомирить, если меня не окажется рядом?

Вопрос не праздный. И у отступников Пропасти, и у существ древней крови Морриган нередко обнаруживала несколько иную, отличающуюся от человеческой мораль. Что уж говорить о существе древней крови, всю свою жизнь прожившем в Пропасти… да еще и питающемся чужой кровью и энергией.

Меж золотистых бровей Аеринн пролегла морщинка. Кажется, ланнан-ши всерьез раздумывала над ее вопросом.

– Как насчет дюжины растерзанных людей?

У Морриган глаза на лоб полезли.

– Что, много? Десять? Восемь? Что, пять? – недоверчиво осведомилась Аеринн.

– Джамесина… – выдавила Морриган.

На губах лидера Камарильи играла снисходительная улыбка – ни дать, ни взять, любящая мать, которой приходилось извиняться за нашкодившего ребенка.

– Я поняла. Я проконтролирую это, обещаю.

Морриган покачала головой. Нападение на тщательно охраняемое здание – и без того нелегкая задача. А у них в активе новоявленная ноктурнистка, еще не до конца постигшая новый для себя дар; неуравновешенная вампирша с неутолимой жаждой крови и внимания; недостаточно уравновешенный берсерк; вервольф со звериными замашками; еще одна весьма опасного вида вампирша; предвестница смерти, судя по наблюдениям, испытывающая нежную привязанность к этой самой смерти, и лидер древней крови – темная лошадка, от которой Морриган вообще не знала, чего ожидать.

И правда… что может пойти не так?

Глава 17
Ученица Ткача Снов

Клио проснулась, когда в окно уже вовсю светило солнце. Ника не было дома, но он оставил завтрак на плите. Для нее. Она улыбнулась. Тяжесть, осевшая грузом на душе, растворилась в солнечных лучах.

Клио не стала отвлекать Ника разговорами – дождалась, пока на Кенгьюбери опустится вечер. И только тогда, сжав в ладони амулет зова, озвучила ему свою просьбу.

А полчаса спустя благодаря их общей знакомой Саре, которой принадлежала часть защитных печатей на стенах, на столе перед Клио лежали все необходимые материалы: катушка белых нитей, ракушки, кожаные шнуры, шпагат, ивовые прутья, бусины из дерева и кости. Из алхимических магазинов Сара принесла куда более экзотические ингредиенты: оленьи жилы и совиные с орлиными перья. Клио очень надеялась, что их извлекали из умерших по естественным причинам животных, чтобы и после смерти заложенной в них Дану природной силой они продолжали оберегать людей.

Клио принялась за дело. Из ивовых прутьев, толстых нитей и шнура сплела обруч, что должен был олицетворять круг жизни. Из прикрепленных к обручу оленьих жил соткала паутинку. Та стала воплощением жизненных путей, в то время как перья – символом воздуха, дыхания, ветра, направляющего спящего по верному пути.

– Что делаешь? – раздался позади мягкий голос с толикой кошачьего любопытства.

Клио вздрогнула. Настолько ушла в себя, что даже не услышала, как с работы вернулся Ник.

Элегантное черное пальто он небрежно бросил на стул. Клио покачала головой. Бросив взгляд на конструкцию перед собой, вдруг смутилась.

– Ты подумаешь, что это глупо. Или смешно. Или нелепо.

Она до сих пор не сказала ему, зачем попросила все это и что собралась творить. Заверила, что он увидит все сам – одного из ловцов снов Клио хотела подвесить над его кроватью.

– Ничто из того, что сделано тобой, никогда не покажется мне глупым, смешным или нелепым.

От необычайной, какой-то глубинной серьезности его тона перехватило дыхание.

Подойдя к Клио, Ник обнял ее сзади и уткнулся носом в затылок. Откинувшись назад, она оперлась о его грудь. Перехватила и нежно сжала руки, обвивающие талию, и прикрыла глаза. Как же хорошо…

– Птичка? – со смешком окликнул Ник, ероша дыханием ее волосы.

– Ах, да, – спохватилась Клио. – Это ловец снов. Только не совсем обычный. Я просто подумала… Если ма… Если Ткач Кошмаров решит снова украсть души людей…

Она оборвала себя на полуслове. Наверное, глупо прятаться за ее прозвищем и старательно избегать того, чтобы даже произносить ее имя… в подобном ключе. Будто маленький ребенок, которому еще нельзя произносить запрещенные слова.

И все же было проще разделять маму – ту, что родила Клио, воспитала и в детстве обучала ее колдовству – и Ткача Кошмаров. Ведьму, виновную в смерти десятков ни в чем не повинных людей.

– Клио… – прошептал Ник.

В голосе – нежность и сострадание.

Она тряхнула головой, наверняка задев его по лицу волосами. Пискнула: «Прости», нервно рассмеялась, чувствуя, как слезы закипают внутри. Как подбираются, желая пролиться, чтобы избавить ее от комка в груди.

Сделать им это Клио не позволила.

– Все в порядке, – твердо сказала она.

Чуть отстранилась – насладиться присутствием Ника еще успеет – и указала подбородком на стол.

– Я хотела создать защитные обереги – вроде амулетов гри-гри, которые делает Саманья. Чтобы они, хранящие в себе энергию настоящего Ловца Снов, оберегали сны людей и защищали их от кошмаров. Не у всех, увы, есть духи предков или ангелы-хранители…

– Птичка… Я чувствую в тебе это желание, острую необходимость быть кому-то нужной. И поверь, понимаю тебя как никто другой…

Клио медленно кивнула. И пока был жив его отец, глава Департамента полиции, и уже после его смерти все, чего Ник желал больше всего на свете – дотянуться до отца, походить на него во всем… или, хотя бы, не подвести. Быть лучшим в том, что для обоих стало делом жизни.

– Отсюда оно, твое желание не просто наслаждаться своим даром, но использовать его во благо. Отсюда и успокаивающие чары, и ловцы снов… Я лишь хочу сказать: никто не посмеет упрекнуть тебя в равнодушии, и ты не станешь худшим человеком, если больше никогда не спасешь ни одну жизнь. Ты и без того спасла их уже достаточно.

– Недостаточно, – мотнула головой Клио. – Чем больших Бадо́ уничтожает, тем больших я должна спасти. Но дело не только в этом… Я просто не знаю, какой в моей жизни смысл, если я не могу кому-то помочь. Предлагаешь мне просто читать книги, ходить в институт и на свидания, смотреть кино и есть вкусную еду? Нет, это прекрасная жизнь, но если ты обладаешь даром, особенно рассветным, то…

Ник улыбнулся, уловив ее мысль.

– Обязана использовать его, чтобы спасать?

Клио отвела взгляд.

– Чтобы делать этот мир хоть немного лучше, – с усилием сказала она. – В наших силах привнести что-то хорошее в него. Если не мы, владеющие магией, это сделаем, то кто? Но я говорю не только о рассветных колдунах. Посмотри на Сиршу. С тех пор, как она обнаружила в себе способность управлять нитями смерти и стала доулой смерти, есть ли хоть какой-то шанс, что она решит вернуться к прежней жизни? А Саманья, которая может излечивать людей своими травами и защищать их с помощью гри-гри? А целительница Орла? А Ада, охранница?

– Я понимаю. Теперь понимаю, – примирительно сказал Ник. – Ты не можешь иначе.

Клио встретилась с ним твердым взглядом.

– Мы не можем. Как и Николас Куинн, преданный своему делу инспектор и выдающийся следопыт, который посвятил свою жизнь защите людей.

Он рассмеялся, признавая ее правоту. И, может быть, немного смущаясь от ее похвалы. Оглядел разложенные перед ней обереги.

– Они уже готовы?

– Как сосуды силы – да, но они еще не заряжены. – Клио смущенно потерла нос. – Мне нужно в Юдоль Сновидений.

– Так и скажи, что просто хочешь вздремнуть.

Она шутливо ударила Ника ладошкой по плечу. Он перехватил ее руку, поднес к губам и нежно поцеловал, вызвав мурашки по всему телу.

– Спи, птичка, а я буду оберегать твой сон.

Клио улыбнулась, подумав, что каждому хранителю снов, каким для людей хотела стать она, нужен свой собственный хранитель. Засыпая, она видела сидящего рядом Ника.

Вернувшись в Юдоль Сновидений, Клио рассказала Каэр о своих успехах.

– И что теперь?

Каэр прикрыла глаза, будто от усталости. Но когда рядом с ней из ниоткуда возник Ловец Снов, стало ясно, что она его призвала.

– Я отдам тебе частицу своего дара. – Каэр с нежностью взглянула на сына. – Вернее, ее тебе передаст Ловец Снов.

– Вы уверены? – осторожно спросила Клио, с беспокойством глядя на Туата Де Данная. – Вы и без того ослаблены, и с каждым днем слабеете все больше. К тому же…

Она стушевалась, не зная как продолжить. Однако Каэр, едва взглянув на нее, разгадала все, о чем Клио умолчала, и с теплой улыбкой покачала головой.

– Ткач Кошмаров тянет из меня силы. Не ты.

– Вы… – Голос подвел в самом начале фразы, пришлось откашляться и повторить: – Как вы можете так великодушно помогать дочери той, кто держит вас в плену?

– Дочери. Но не Ткачу Кошмаров. – Тон Каэр был мягким и успокаивающим. – Сестра моя, запомни… Ты – не твоя мать.

Клио на мгновение прикрыла глаза.

– А Ловец Снов? Это его не ослабит? Я не хочу, чтобы он пострадал.

– Он не пострадает, – заверила ее Каэр. – К тому же… Когда исчезну я, и он исчезнет. А значит, сейчас его последняя возможность спасти людей от разрушительных кошмаров и тяжелых, камнем оседающих на сердце снов. Я создала Ловца Снов, чтобы он помогал людям до самого своего конца.

Клио похолодела от поразительного спокойствия – не покорности, но принятия – в голосе Каэр. А ведь та говорила о собственной смерти! Ей было не по себе и от мысли, что некому будет прийти на помощь спящим людям, когда исчезнет Ловец Снов.

Проведенный под надзором Каэр ритуал напоминал тот, что позволил ее сыну – со скромной помощью Клио – прорезать брешь из мира сновидений в реальный мир. Снова серебристая нить оплела их с Ловцом Снов запястья, и по уже существующему каналу к Клио потекла его энергия.

Энергия самой Каэр.

Сила Туата Де Данная была похожа на пьянящий глоток шампанского, на прохладный ручей с чистой ключевой водой, на спокойную гладь озера, не потревоженную даже дыханием ветра, и на расцветающий в ночном небе фейерверк. Если бы Клио и захотела, то не смогла бы описать лучше.

«В мои вены вливается божественная сила», – и впрямь будто опьяненная, подумала она.

Внезапно стало очевидно, отчего Ткач Кошмаров не могла выпить силу Каэр одним глотком. Священная, искрящаяся, та, должно быть, обжигала ее темное, прогнившее насквозь нутро.

Когда все закончилось и поток вливающейся в нее силы иссяк, Клио еще какое-то время стояла с закрытыми глазами. Ошеломленная. Окрыленная.

«Во мне – частица дара Каэр. А значит, и силы самой Дану».

Она медленно открыла глаза.

– Лети, голубка, – улыбнулась Каэр, все прочитав по ее взгляду.

Каждый раз, покидая Юдоль Сновидений и оставляя Туата Де Даннан томиться в плену, Клио чувствовала себя предательницей. Ее печалила собственная беспомощность, невозможность хоть как-то облегчить участь Каэр.

Помощь кому-то другому, кто тоже в ней нуждался – верный способ прогнать печаль.

– Ну как все прошло? – встрепенулся Ник, едва Клио пошевелилась.

– Хорошо.

Это слово никак не вмещало всех переполнявших ее чувств, но лучшего она подобрать не сумела.

Легко вскочив с кровати, Клио дождалась, пока голубка вспорхнет на ее плечо. Подавляя нетерпение, приблизилась к ловцам снов. Шумно выдохнула и взяла в руки первый оберег.

Чтобы зарядить их дарованной ей силой, у Клио ушло больше часа. К концу она была так измотана, что едва держалась на ногах. Ловцов снов, конечно, слишком мало, чтобы обеспечить ими все семьи Кенгьюбери. Но это не страшно.

Она раздаст их всем, кто ей по-настоящему дорог: Нику и Морриган, Дэмьену и Саманье, Аде и Сирше… и Кьяре, если та примет оберег.

А потом сделает еще.

Ник, которому она успела все рассказать, оглядел результаты ее работы и тихо спросил:

– На это уйдут все твои силы? Вернее, ее?

Клио поняла его с полуслова.

– Не буду скрывать, соблазн оставить себе частицу божественной энергии… огромен. Но эта сила – не моя. – Клио вгляделась в лицо Ника глазами голубки. – Я отдам людям столько, сколько потребуется. Если будет нужно, я отдам все.

Глава 18
Пес Куланна

– Вы сказали, что должны найти способ стать сильнее в реальности, а не в мире сновидений… – напомнил Лелль, едва Бадо́ перешагнула порог тронного зала.

При виде нее потухшие было голубые глаза зажглись – скальд явно успел заскучать. А может, он радовался, что больше не нужно оставаться наедине с кружащимися вокруг него тенями?

– Хоть мне и больше четырех веков, провалами в памяти я не страдаю, – сухо проговорила Бадо́.

Досадно, но ее отповедь никакого впечатления на Лелля не произвела. Надо бы проучить мальчишку, но растрачивать силы по пустякам не хотелось. Да и, признаться, Бадо́ нравилось с ним говорить. Вернее, нравилось то, как внимательно и завороженно он слушал.

Ткач Кошмаров взошла на помост, словно на сцену. Опустившись на трон, расправила складки платья, украшенного вороньими перьями.

– Как вы нашли тот способ? – нетерпеливо спросил Лелль.

Она выдержала театральную паузу, наслаждаясь живым интересом, написанном на юном лице.

– На это у меня ушли долгие годы. Я искала силу везде, где только возможно. Целители и виталисты латали бреши и исправляли уязвимости в сломанном механизме, который представлял собой мой организм, но их магия быстро истощалась. Друиды и лесные ведьмы попытались сделать мое тело крепким и прочным, как дерево, призывая силу своих стихий. Но что-то внутри меня словно этому противилось. Что-то подтачивало меня изнутри.

В те тяжелые годы Бадо́ нередко приходила в голову мысль: что, если она с самого своего рождения была… порченной? Что, если с самого начала в ней зрела тьма, которая пыталась преодолеть преграду из телесной оболочки и вырваться наружу? Может, поэтому полуночная сила так в ней отозвалась? Потому что была родственна ее темной, всеразрушающей душе?

– А потом я встретила Кухулина^[9].

Лелль встрепенулся.

– Тот самый Кухулин? Герой легенд?

– Да-да-да, – раздраженно отозвалась Бадо́, поведя рукой. – Сын Луга, лучший воин Ирландии, защитник Ольстера, сразивший армию королевы Медб.

И почему уже ушедшие герои и великие люди древности интересуют всех куда больше ныне живущих?

– Наверное, ты успел себе вообразить, что он нашел способ исцелить поселившуюся внутри меня тьму, победить силу, что медленно разрушала мое тело. На самом деле я встретила родственную душу. Того, кто, как и я, считал себя ошибкой природы, в ком тьма порой тоже брала вверх.

Лелль смешно вытаращил глаза.

– Кухулин – ошибка природы? – недоверчиво переспросил он. – Как это возможно?

– Не хочется верить в то, что воспетые в веках могут оказаться не столь совершенны? – невесело рассмеялась Бадо́. – Но ты знаешь Кухулина как героя множества легенд, а я его – как монстра, ежечасно борющегося с самим собой.

Изумление на лице Лелля и горящее в глазах отчаянное желание узнать истину заставило Бадо́ отклониться от канвы истории. Стоило признать, в этом есть смысл. Если будущий рассказчик – скальд – поймет, сколь схожи истории Леди Ворон и великого Кухулина, это сделает более выигрышным ее образ и даже… обелит его.

– В те времена Кухулин был знаменит своим разрушающим боевым безумием.

– Он был берсерком! – ахнул Лелль, подавшись вперед.

Наверное, сиди скальд на стуле, и вовсе бы рухнул с него. Однако Бадо́ пришлось его разочаровать.

– Нет, юный скальд, не берсерком. Еще во времена кельтов существовали особые воины – фении, способные впадать в боевой экстаз. Историки до сих пор спорят о том, был ли тот вызван чарами, текущей в венах воинов древней колдовской силой (да, я говорю о берсерках и Одине) или же особыми духовными практиками, которым обучали кельтских воинов. Как бы то ни было, многие приписывали Кухулина к фениям, но это суждение ошибочно. Ни один из фениев не мог сравниться по силе с ним.

– Так значит, он…

– Ни к кому из ныне известных тебе созданий, существ или людей древней крови Кухулин не принадлежал. Он был единственным в своем роде… – В голос Ткача Кошмаров неожиданно прокралась теплота. – А потому названия Кухулину как носителю дара так и не придумали. Однако темной силе, благодаря которой он и сражал своих врагов, все же дали название. Риастрад^[10].

Даже века спустя Бадо́ помнила, как впервые увидела Кухулина. Они с Клиодной стояли на холме неподалеку от Маг Муиртемне, и с высоты смотрели на простирающуюся перед ними равнину, где шла ожесточенная битва. Клиодна тогда еще не была королевой клана Мунстера и не жила во дворце в самом сердце скал.

Клиодну всюду сопровождали три волшебные птицы, созданные ею из морской воды. Их сладкая песнь исцеляла больных и раненых, прогоняя смерть. Сила Бадо́ была куда скромней. Она погружала воинов в сон, чтобы усмирить их боль, пока целители и виталисты излечивали их раны.

– Смотри, – подняв голову, благоговейно прошептала подруга. – Кухулин.

Слава о нем, как о великом герое и защитнике, уже разлетелась по всей Ирландии.

Он появился на поле боя в алой тунике, белом плаще и в гребенчатом шлеме. В руках он держал меч с костяной рукоятью и копье. Однако лицо его мужественным не назовешь – то было гладкое лицо юнца. К тому же ростом Кухулин был с изящную Клиодну.

– Какой-то он слишком… обычный, – разочарованно протянула Бадо́.

Клиодна загадочно улыбнулась.

– Подожди, пока он вступит в бой.

Она оказалась права – подождать стоило.

Кухулин замер посреди равнины. В его глазах зажглась ярость – вестник риастрада. И началось перевоплощение.

Он задрожал всем телом, будто студень. Плоть под позолоченной солнцем кожей бугрилась, вздувалась и ходила ходуном. Суставы выгнулись, поломались, вывернулись, кости сместились, ступни и голени передвинулись назад, пятки и икры – вперед. Лицо превратилось в красное месиво, став похожим на кусок сырого мяса. Один глаз втянулся внутрь, другой выпал наружу. Рот исказился, будто Кухулин кричал.

Бадо́ от жуткого зрелища сама с трудом удерживалась от крика. Даже на расстоянии в несколько шагов она слышала, как бьется сердце Кухулина, будто отсчитывая последние мгновения жизни его противников.

Превратившись в отвратительное, бесформенное чудовище, он ворвался во вражеский стан. Кухулин шел через ряды воинов, окропляя землю кровью и оставляя за собой дорогу из трупов. И только когда бой закончился, он стал прежним. Героем, защитником в багряно-белом плаще.

Лелль после ее рассказа как-то сник. Бадо́ фыркнула – как же, объект его поклонения оказался монстром…

– Всегда больно разочаровываться в своих героях, верно? – беззлобно усмехнулась она. – Но что до того, был ли он обычным человеком или чудовищем, если он спас сотни жизней? Если сама королева Медб пала от его рук?

Скальд шумно вздохнул.

– Вы правы. Конечно, правы. – В его глазах появился уже знакомый блеск. – Святая Дану, я смогу поведать людям Ирландии о том, чего никто не знает!

– Ты правда думаешь, что в царстве Балора и в моей Юдоли Дану – та, кого стоит поминать? – обманчиво ласковым тоном осведомилась Бадо́.

Лелль побледнел, не подозревая, что тьма за его спиной – там, куда не долетал свет невинных душ – стала еще черней.

– Простите, госпожа. Я не ду…

– К тому же, сначала ты должен будешь рассказать мою историю.

Тени-охотники, привлеченные мысленным призывом, стягивались вокруг скальда. Его зрачки расширились, из посиневших губ вырвалось облачко пара.

– Ты меня понял? – мурлыкнула Бадо́.

Падая на колени, Лелль прохрипел что-то нечленораздельное.

– М-м-м?

– Да, да, госпожа, – выдавил он.

Бадо́ раздраженно повела рукой, и тени бросились врассыпную. Лелль еще долго откашливался, стоя на коленях, пока к ней возвращалось прежнее благодушное настроение.

– Я стала наблюдать за Кухулином. Я была свидетелем многих его подвигов. Знаю, многие и после всех его деяний видели в нем лишь монстра, но я… Я видела его прекрасную душу Кухулин был первым, кого я полюбила.

Но не первым за четыре столетия, кого она потеряла.

– А он?.. – робко спросил Лелль.

– Конечно, он до безумия меня любил! – вспылила Бадо́.

Скальд, едва устроившийся на полу, отполз назад, держась рукой за горло. Однако тени-охотники держались поодаль.

– Простите, госпожа. Я просто слышал, что он был женат на девушке Эмер…

Разумеется, Бадо́ помнила дочь Форгалла Манаха. Помнила, потому что и за ней наблюдала. Все пыталась понять, что Кухулин в ней нашел. Да, хороша собой, с милым личиком и чистым и нежным голоском, но неужели лишь это его привлекало? О дарах Эмер она ничего не знала – та была скромницей, какую поискать.

Легче всего верилось в то, что Кухулина девчонка просто приворожила.

– Он знал, что мне никогда не стать его женой. Не моя эта судьба. Не по мне лишать себя свободы. Я была спутницей Кухулина на протяжении долгих лет, но не могла быть рядом с ним всегда. Меня вела иная дорога.

– Вы искали средство от хворей, которые терзали ваше тело, – кивнул Лелль.

Бадо́ остановила на нем мрачный взгляд.

«Ничего ты не знаешь».

Уже обретя полуночную силу, она предложила Кухулину свою любовь и свою помощь в битвах, а он… Он ее отверг. Сказал, что устал и от битв, и от женщин.

Бадо́ всегда была злопамятна. Трижды она пыталась убить Кухулина за то, что отказался от ее любви. Трижды он выходил живым из их схватки.

– Верно, – медленно сказала она. – И я его нашла.

Глава 19
Исследовательский центр Уолша

Временный портал привел Камарилью и Морриган на пустырь, в сотнях метрах от безликого каменного блока исследовательского центра.

Подбираться ближе они не рисковали, чтобы не попасться на глаза охране. Лучшим временем для проникновения сочли полночь. Кабинет Ристерда, где наверняка хранились все его записи, в такое время должен пустовать. К тому же, по воспоминаниям Дэмьена, трансмутацию начинали очень поздно, когда большинство «подопытных», будущих ловчих, уже крепко спали.

Вот бы застать и запечатлеть в собственной памяти сам этот ритуал, проходящий прямо сейчас, а не несколько лет назад… Сделанные Дэмьеном спектрографии в качестве доказательств не годились – его воспоминания перемешались с кошмарами, что размыло их и окутало дымкой, словно неким отпечатком сна.

Часть Камарильи осталась на месте перемещения, рядом с открытым порталом. И теперь только трое крались в ночи.

Ставку сделали на Морриган, как ту, что умела быть незаметной, Аеринн, способную влиять на человеческий разум, и примкнувшую к ним в последний момент Аду.

Морриган рассудила, что взлом защитного барьера полуночной магией трибуны как раз таки могут ожидать, а значит, могут и установить по периметру исследовательского центра своеобразные маячки, которые сработают, как только на них направят полуночную силу Врагами Трибунала были отступники, и вряд ли тот мог предположить, что в их рядах окажется сильная рассветная ведьма.

С собой у Морриган, как всегда, был рассветный осколок истины, а саму магию истины, что являлась основой для многих чар, она изучала с самого детства. Вот только с недавних пор ее фокус сместился на ноктурнизм, который требовал постоянной практики, но при этом был самодостаточным и на магию истины не опирался.

День назад, в качестве своеобразной тренировки проверяя защитный барьер на стенах Тольдебраль, Морриган мрачно констатировала: чары истины стали поддаваться ей куда хуже. Она видела золотисто-дымчатый каркас защиты, но не могла распознать вкрапления отдельных, особых чар и то, что ведьмы называли «плетениями истины».

Лишнее доказательство тому, что Морриган знала давным-давно: можно постигать сразу несколько ветвей магии, но довести до совершенства и высокой степени мастерства можно только одну. Исключения, как и в любом правиле, были, но относились они лишь к по-своему уникальным колдунам и ведьмам.

Одной из них, к сожалению для Ирландии, была ее собственная мать.

Морриган сгустила над собой, Адой и Аеринн тени, спеленала тела девушек в них. Однако двигаться все равно приходилось очень осторожно и держаться ближе к другим – естественным – теням. На фоне луны огромный сгусток тьмы любому покажется подозрительным.

Оставшейся позади Камарилье Морриган должна была подать знак, если что-то пойдет не по плану, но надеялась, что такой необходимости не возникнет.

С ними будто находилась и другая, сокрытая в тенях, часть Камарильи – существа древней крови, однажды примкнувшие к Джамесине и Леону Колдуэллу. Те, что отказались участвовать в прямом столкновении с Трибуналом, но еще во времена существования «фабрики чар» пожертвовали Колдуэлу (и Джамесине, как оказалось, его правой руке) свои дары. Те надежно хранились в филактериях в специальных карманах Морриган, нашитых на костюм охотницы.

– Стойте, – шепнула Ада. – В паре шагов от нас ловушка.

Морриган завертела головой по сторонам, но, разумеется, ничего не обнаружила. Аду и Аеринн она, и накинувшая на всех покров темноты, видела прекрасно – в отличие от охраны, к которой они медленно приближались.

Шепча заклинание, Ада сложила большой и указательный пальцы и через образовавшийся круг смотрела на землю.

– Кажется, что-то вроде нажимной пластины. Я не уверена, но скорее всего, она зачарована на крови.

Морриган кивнула. В этом был смысл. Охрана, ученые, колдуны и воспитанники исследовательского центра, у которых в свое время взяли немного крови, могли свободно перемещаться по территории. Чужаков же ждали либо обездвиживающие чары… либо мгновенная смерть.

– Ты можешь ее обезвредить? – поежившись, спросила она.

– Я не ведьма крови, – суховато ответила Ада.

– Значит, обойдем.

Они успели столкнуться еще с тремя подобными ловушками, прежде чем добрались до барьера.

Изучив его, Ада вынесла вердикт:

– Сложная защита. Множество крошечных звеньев. Тонкое, искусное плетение.

– Сложнее твоего? – так же тихо спросила Морриган.

Ада с робкой улыбкой покачала головой.

– Когда я узнала, что придется защищать самого короля… Скажем так, мне пришлось учиться еще усерднее.

И эта учеба принесла свои плоды – до сих в Тольдебраль не удалось проникнуть ни одному врагу Дома Блэр или Дома Фитцджеральд. Если бы проклятая змея Анаконда не влезла в шкуру Аситу обойдя тем самым защитную печать на крови, попасть в замок не удалось бы и ей.

Судя по погрустневшему лицу Ады, об этом она сейчас и думала.

– Ты не виновата в смерти Доминика, – убежденно сказала Морриган. – Никто, кроме той твари, не виноват.

Ада благодарно ей улыбнулась.

– Значит, ты сможешь расплести эту защиту?

– Смогу, – приободренная, заверила рассветная ведьмочка.

Со стороны ее действия выглядели даже забавно – она словно плела что-то из невидимых нитей.

Аеринн с озорной усмешкой наблюдала за Адой.

– Ты видишь, что она делает? – поинтересовалась Морриган.

Ланнан-ши кивнула.

– Я вижу след призванных ею чар, потому что отчасти они – чары изменения, сотворения.

– Выходит, Ада не разрушает их? – Не желая отвлекать саму ведьмочку расспросами, Морриган обращилась к Аеринн.

– Нет. Делает что-то вроде… – Ланнан-ши склонила голову набок, изучая рисунок плетения, видимый только им двоим. – …узкой щели, через которую, вероятно, внутрь мы и проскользнем.

– Слом защиты чреват тем, что охранники или чтецы зеркал, которые наверняка здесь есть, раньше времени заподозрят неладное, – проронила Ада, не опуская рук.

– Ты умница, – искренне похвалила Морриган, одновременно досадуя, что сама об этом не подумала.

Лицо Ады просияло, хотя она наверняка предпочла бы услышать похвалу от Дэмьена, а не от королевы.

«Не всегда получается, как мы хотим», – мысленно вздохнула Морирган, вглядываясь в ночь, где замерли Камарилья и Дэмьен.

– Все, готово. Морриган, встань сюда. Вот так. Теперь ты находишься прямо напротив прорехи. Иди прямо вперед, только медленно и аккуратно. Ой… – Ада смутилась. – Ничего, что я раскомандовалась?

– Ничего, – со смешком сказала Морриган.

Прошла вперед, контролируя каждый шаг, чтобы пройти в невидимую для нее брешь и ненароком не задеть защиту.

– Все, ты прошла. Аеринн, теперь ты. Иди строго за Морри… э… королевой.

– Ада, – рассмеялась Морриган. – Особым королевским указом я разрешаю тебе называть меня по имени.

Спустя несколько мгновений ланнан-ши остановилась рядом с ней. Первое препятствие они преодолели. Ада, по-прежнему прикрытая тенями, осталась у прорехи в барьере – чтобы при необходимости провести через нее других.

Морриган и Аеринн направились дальше.

Остановились они лишь в нескольких шагах от охранника, вооруженного револьвером.

– Сможешь задурить ему мозги? – едва слышно спросила Морриган.

– Ты хотела сказать – затуманить его разум? – мурлыкнула Аеринн.

Морриган закатила глаза.

– Конечно. Именно это.

Прячась в складках сплетенных для нее теней, ланнан-ши подобралась к охраннику. Так близко, что Морриган невольно напряглась. Однако Аеринн двигалась так тихо, словно не шла по земле, а плыла по воздуху. Наклонившись к самому лицу охранника, достаточно привлекательного молодого мужчины, ланнан-ши плотоядно облизнулась. А затем покрутила тонким пальцем у самого его виска, словно наматывая невидимую нить, и что-то прошептала своим нежным голоском.

Охранник обмяк, глупо улыбаясь, но все же остался стоять. Кажется, сейчас он видел наяву прекраснейший из всех возможных снов.

– Как долго продлятся чары?

– Я сделала их не слишком сильными. Как только кто-то приблизится или окликнет его, он очнется.

Умно. Если бы охранник продолжал оставаться в трансе долгое время, это обязательно привлекло бы к нему внимание других. Морриган задумчиво взглянула на Аеринн. Из-за внешности принцессы из сказки и вечной мечтательной улыбки на губах ланнан-ши порой казалась ей весьма поверхностной. Этакой клишированной блондинкой, только с древней силой фэйри в крови. Однако в этой очаровательной головке водились неглупые мысли…

– Точно нельзя высосать немного его крови? – с надеждой спросила Аеринн. – Даже если я буду очень-очень аккуратна?

Морриган с тяжелым вздохом покачала головой. Пожалуй, рано она записала ланнан-ши в мудрые создания.

Одурманив еще одного охранника, Аеринн заставила его открыть для них входную дверь. Как и подозревала Морриган, та была заперта, и замок оказался непростой. Охранник с затуманенным взглядом поводил руками перед собой. Когда печать на двери сломалась, раздался слабый шелест.

Можно было этим и ограничиться, но Морриган велела ланнан-ши внушить охраннику мысль о невыносимой жажде и заставить его дойти до столовой или служебной комнаты – куда-нибудь, где бы он мог попить.

Еще на подходе к центру она заметила зеркало, прикрепленное прямо над входной дверью. Велик шанс, что прямо сейчас чтецы зеркал – та же охрана, только обладающая колдовской силой, – сидят в одной из комнат и заглядывают в зеркала, в которых отражается все, что «видят» расставленные по периметру зеркала поменьше.

Если чтецы заметят, что охранник покинул пост раньше времени, ему придется перед ними оправдываться. Однако в противном случае они наблюдали бы слишком странную, вызывающую подозрение картину: охранник расплетает печать на двери, та открывается сама собой, в то время как он разворачивается и идет по своим делам.

Охранник открыл дверь нараспашку. У Морриган было всего несколько мгновений, чтобы сориентироваться. Как она и ожидала, коридор не тонул в полумраке, а был ярко освещен. И, конечно, здесь была уйма зеркал. Блуждающий среди источников света сгусток тьмы незамеченным не останется.

– Аеринн, остаешься здесь, – вполголоса бросила она. – Если вдруг поднимут тревогу, постарайся усмирить самых рьяных. И отобрать у них оружие.

Ланнан-ши с готовностью кивнула, а Морриган слилась с тенью охранника.

Угол обзора стремительно поменялся, и на миг закружилась голова – или что там Морриган ее сейчас заменяло. В любом случае, ощущение не из приятных. Она словно уменьшилась, снизу вверх взирая на шагающего вперед, как сомнамбула, охранника.

Перед ее мысленным взором предстал подготовленный Дэмьеном план исследовательского центра. По нему выходило, что через пару дверей будет первая нужная комната. Как только охранник дошел до нее, Морриган отделилась и самостоятельной тенью проскользнула в тонкую, с волосок, щель под дверью.

Мир снова перевернулся с ног на голову и крутился до тех пор, пока Морриган не замерла в тени, которую отбрасывал стол. Отсюда она могла хорошо рассмотреть находящихся в комнате людей.

Дэмьен рассказывал, что эта комната не пустовала никогда. Трансмутационные чары, как оказалось, требовали особого подхода. Недостаточно просто вживить в человека искусственный геном. Нужно время, чтобы он прижился, а с ним – и постоянная корректировка. Трансмутационисты тщательно следили за балансом между человеческой природой и чужеродным даром – чтобы ни одна из сторон не подавляла другую, чтобы они находились в постоянном равновесии.

После вживления гена берсерка Дэмьен возвращался в комнату еще много дней. Сколько времени это заняло, точно он не помнил, а в кошмарах, которые внушала ему Бадо́, столь незначительная деталь не сохранилась. Возможно, недели, а то и месяцы.

Он приходил сюда и, улыбаясь, болтал с Уолшем. Дэмьен восхищался его самоотверженностью и преданностью собственному делу, которая заставляла Уолша дневать и ночевать в исследовательском центре. Считал Уолша примером для подражания, даже не подозревая о том, что тот убил его друга, а после стер память ему самому.

Вспоминая ту горечь в голосе Дэмьена, ту болезненную ненависть в его глазах, Морриган жалела, что не может призвать полуночную силу и растерзать находящихся здесь на клочки.

Вместо этого она смотрела на Уолша и его колдунов во все глаза, чтобы запечатлеть увиденное в памяти до мельчайших деталей. Обритый, худощавый мальчик на койке. Странные чары, подобных которым видеть ей еще не приходилось. Короткая вспышка ярости, которая исходила от слабого с виду мальчишки. Вот только мощи в ней было столько, что стол перевернулся вверх дном, а колдунов разметало по сторонам.

Уолш, стоящий чуть поодаль, сохранял невозмутимость. Колдуны, поднимаясь, даже не морщились от боли. Кажется, случившееся было в порядке вещей, и к такому «побочному эффекту» они успели привыкнуть.

Не будь Морриган сейчас тенью, сжала бы руки в кулаки, стиснула бы зубы до ноющей боли.

«Ты поплатишься, Ристерд Уолш. Я за этим прослежу».

Она выскользнула из комнаты тем же путем, которым пришла.

Скользя из тени в тень, Морриган блуждала по центру. Нигде надолго не задерживалась, но старательно запечатлевала все. В первую очередь, конечно, спальни мальчиков – нынешних сирот и будущих (по планам Уолша) ловчих-берсерков. Само их нахождение здесь, в исследовательском центре, а не в приюте, уже подозрительно. А стоит общественности узнать, зачем они здесь…

За спальней мальчиков находилась кладовая. Морриган прошла бы мимо, если бы не услышала за дверью чью-то приглушенную болтовню. Проникнув в комнату, остолбенела. В обличье тени Морриган не нуждалась в том, чтобы глаза привыкали к сменившему яркую белизну коридора полумраку, разбавляемому слабым лунным светом. Она видела мир просто таким, какой он есть.

В бывшей кладовой поместились всего две кровати, и девочки, лежащие на них, явно не собирались спать. Их голоса Морриган и услышала по ту сторону двери.

«Они готовят не только берсерков, а кого-то еще. Выходит, несколько лет спустя Уолш решил двигаться дальше – несмотря на то, что ловчие с вживленным даром берсерка относительно стабильны? Научный прогресс и все такое?»

Изнутри поднялась волна отвращения, однако Морриган заставила себя запомнить лица девчушек. Они, вероятно, надеялись на лучшую жизнь. Все находящиеся здесь на это надеялись.

Следуя составленному Дэмьеном плану и с легкостью минуя зеркала, Морриган добралась до кабинета Уолша. И в коридорах центра, и за его пределами все еще царила тишина. Либо они действительно все предусмотрели, либо им невероятно повезло… Как бы то ни было, никто не спешил поднимать тревогу. Однако силы Морриган стремительно иссякали – так долго в обличье тени она не находилась, пожалуй, никогда.

Осталось сделать последнее.

Морриган опасалась того, что на двери или стенах кабинета Уолша обнаружится какая-нибудь хитрая защита, которая сработает, когда она – незваная гостья – проникнет внутрь. Но, кажется, можно не переживать. Вероятно, Уолш считал, что защитного барьера, охраны периметра и чтецов зеркал более чем достаточно. Да и кого ему бояться?

Взращенные им ловчие наверняка до сих пор преданно заглядывали ему в рот, благодарные за дарованную им силу и пресловутую «новую жизнь». Сбежавший несколько лет назад Дэмьен Чейз не давал о себе знать. И с чего бы? Никто ведь не мог предположить, что он окажется связан с Ведающей Матерью, одной из сильнейших в Ирландии ведьм, которая и разглядит печать на его памяти. А потом и вовсе вернет ему воспоминания.

Морриган сбросила с плеч теневой покров и огляделась.

А Уолш тот еще педант. В кабинете – идеальный порядок, все вещи разложены по местам, лежащие в специальных ящичках мемокарды рассортированы по датам.

Сотни структурированных записей: краткие сведения о подопытных, отчеты о проведенных трансмутациях и результаты осмотров. Уолш называл их по имени, а не писал что-то в духе «подопытный номер 357». Вот только этого слишком мало, чтобы проникнуться к нему симпатией. Особенно после того, как Морриган нашла записи о Дэмьене и Эйдене.

В память о последнем осталась сухая строчка: «Трансмутация оказалась неудачной».

Урод.

Подавив желание написать это (и кое-что похлеще) прямо на письменном столе, Морриган забрала все мемокарды. И, обернувшись тенью, исчезла. По пути забрала скучающую Аеринн, которая, кажется, находилась в шаге от того, чтобы плюнуть на все и полакомиться кровью ближайшего охранника. Затем к ним присоединилась и Ада, на прощание залатавшая защитный барьер.

– Пусть гадают, как мы сюда проникли, – шепотом объяснила она.

К Камарилье Морриган подходила с торжествующей улыбкой.

– Все получилось? – удивленно спросила Джамесина.

Морриган великодушно простила ей удивление. А вот некую разочарованность Дэмьена она хорошо понимала. Осторожно тронув его за руку, чтобы не породить алые искры, убежденно сказала:

– Он понесет наказание за это. Я обещаю.

Уголки губ Дэмьена дрогнули в полуулыбке.

– Хорошо, моя королева. Тебе я верю.

До Морриган донесся тихий вздох Ады, а следом – звонкий голос Аеринн:

– Ну а теперь хоть кем-нибудь полакомиться можно?

Морриган и Джамесина хором ответили «Нет».

Один за другим члены Камарильи исчезали во временных порталах. Глядя на Джамесину, Морриган задумчиво сказала:

– Знаете, а эта вылазка нужна была мне не меньше, чем вам. Нет, я изначально хотела помочь – и Камарилье, и Дэмьену, но теперь, когда все получилось…

Бааван-ши прищурилась.

– Полагаю, ты имеешь в виду что-то вроде «не полуночной силой единой»?

– Да, – рассмеялась Морриган, призывая портал. – Что-то вроде.

Глава 20
Калех

Клио старательно создавала все новые и новые ловцы снов, разумеется, не без помощи Ника, и заряжала их силой Каэр. Однако дар Туата Де Данная в ней очень скоро иссяк. Каэр влила в нее еще силы, но и та закончилась.

Странно, наверное, но Клио не сразу поняла, отчего так. По какой причине рассветный дар древней сноходицы в ней будто развоплощался.

А виной тому – полуночная сила, которая наполняла Клио. Та, что и вернула ее в мир живых.

Спокойная, наполненная простым счастьем жизнь, разделенная на две половины (вечерами и выходными – с Ником, ночами – с Ловцом Снов и Каэр), размеренная работа, принадлежащие миру грез и кошмаров чары, которые она призывала, заставили Клио забыть о том, кем она по своей сути являлась. Заставили считать себя исключительно рассветной ведьмой…

Что, конечно же, не так.

«Выходит, не только душа Ткача Кошмаров прогнила».

– Дело не в твоей душе, – с присущей ей мягкой уверенностью сказала Каэр, когда Клио поделилась с ней своей горечью. – А лишь в силе, что тебя воскресила. Силе, что и помогает тебе жить.

– Значит…

– Мы это исправим, – заверила Туата Де Данная.

При всем изобилии слов и многообразии человеческих эмоций Клио не могла выразить, насколько благодарна Каэр. Закованная в черные паутинные сети, навеки, быть может, запертая в царстве снов, она изо всех сил пыталась помочь дочери своей пленительницы. А через нее – людям, которые вовсе не знали о ней. Той, что вместе с сыном оберегала их от кошмаров.

– Я поняла, – нарушив долгое молчание, наконец сказала она. – Все, что нам нужно – это создать в твоей душе – в твоей чистой, светлой, прекрасной душе…

Клио тихо рассмеялась.

– …некое подпространство, освобожденное от полуночной силы, но заполненное силой рассветной.

Глаза Клио зажглись. Каэр помнила ее рассказ о том, как Морри пыталась избавить ее от тэны.

Выскользнув в реальность, Клио послала зов сестре. Лицо той, отраженное на стене, как в зеркале, выглядело усталым. Морриган приходилось постоянно тренироваться по ночам. И это наверняка не все, что крало ее силы и время теперь, когда она стала правительницей Пропасти.

Морриган и выглядела по-королевски, даже несмотря на печать усталости: шелковое алое платье в пол, венец, сияющий рубиново-алым в черных волосах.

– Можно ненадолго оторвать тебя от королевских дел? – застенчиво спросила Клио.

– Все хорошо? – встревожилась Морриган.

– Да, не волнуйся. Мне просто нужно, чтобы ты ненадолго пришла ко мне.

– К тебе, значит? – приподняв бровь, насмешливо спросила сестра.

– Ну то есть к нам. – Клио прижала ладони к вспыхнувшим щекам. – К Нику! Я хотела сказать, к Нику!

Посмеиваясь, Морриган поднялась с трона.

– Скоро буду.

И разорвала связь, даже не спросив, зачем вообще понадобилась Клио.

А уже несколько минут спустя она входила в спальню сестры – спасибо стремительным порталам.

– Значит, ты и Ник…

Клио подавила острое желание спрятаться в шкаф. Чтобы успокоиться, принялась поглаживать сидящую на коленях голубку.

– Я давно хотела сказать тебе, но не знала, как ты отреагируешь.

Садиться Морриган не стала – ни на кровать рядом с Клио, ни на пуф у окна.

– И почему же?

– Не знаю, – растерялась Клио. – Может, потому что мне всего семнадцать – без одного месяца семнадцать, а ему уже двадцать три.

Улыбка сгладила напряженное лицо сестры.

– Глупышка, я буду только рада, если ты обретешь свое счастье с ним. Я доверяю Нику. Верю, что он тебя не обидит. А цифры – это ерунда. Верными цифрами чувства не заменишь. Если вы оба влюблены, если вы счастливы…

– Очень, – выдохнула Клио.

И несмотря ни на что.

– Вот и славно, – возвращая голосу деловитость, сказала Морриган. – Так чем я могу тебе помочь?

– Помнишь, как ты пыталась вытянуть из меня тэну, когда я только воскресла?

Сестра чуть помрачнела. Она не прощала себе ошибок и не забывала их. Так неужели Морриган до сих пор корила себя за то, что потерпела неудачу, не сумев помочь Клио вернуться к нормальной жизни?

– Мне нужно, чтобы ты сделала это снова. И не переживай. Забери столько, сколько сможешь.

На лице сестры отразилась столь несвойственная ей неуверенность.

– Мне нужно, чтобы тэна ушла хотя бы ненадолго, – торопливо добавила Клио. – И тогда Каэр заполнит эту пустоту рассветной силой.

Морриган крепко задумалась.

– Что ж, мы говорим о Туата Де Данная. Ей под силу то, что невозможно для нас. И даже… для Калех. Избавить тебя от тэны, не требуя при этом невозможных жертв.

Взгяд сестры ожесточился. Клио закусила щеку изнутри. Та встреча лишь разочаровала ее, Морриган же – опустошила.

Калех ответила на королевский призыв. Столько лет спустя в Пропасть вернулась ее создательница, способная воздвигнуть на ровном месте гору… или же вырубить в земле целый подземный город. Поговаривали, Калех подчинялся не только камень, но и зимние ветра, которые она могла как успокаивать, так и насылать, разъяренных, на врагов. Были и те, кто утверждал, будто она может повелевать любой погодой, но силу черпает все же в зиме.

Если в слухах, витающих вокруг Калех, была хоть частица истины, то в ней просто обязана течь кровь Туата Де Данная. Может, она и впрямь являлась их прямым потомком, чистокровной туата?

У Калех оказались длинные выбеленные волосы и бледная, с синевато-серым отливом кожа. Очень высокая, она, несмотря на избороздившие лицо морщины, ступала уверенно и твердо. Морриган провела ее в Пропасть тайным путем и вместе с Клио сопровождала ее, когда Калех пожелала посмотреть город. Только затем она позволила отвести себя в Тольдебраль. Следуя за ней, Клио ежилась – казалось, в Пропасти и впрямь резко наступила зима.

Молчать, выказывая уважение древней ведьме, долго Морриган не смогла. Она рассказывала Калех о сестре, а та, склонив голову, внимательно слушала. И на Клио поглядывала с интересом.

Когда они очутились в ритуальной комнате Морриган, произнесла:

– Слепоту твоей сестры изменить я не могу. Она – плата за ее воскрешение.

– Ничего, – робея в присутствии Калех, прошептала Клио.

Нежно погладила сидящую на коленях голубку Она и впрямь привыкла к своему новому зрению.

Калех продолжила, обращаясь к Морриган:

– Есть способ сохранить твоей сестре жизнь, но избавить ее от полуночного следа.

Клио помнила, как билось ее воскрешенное сердце. Помнила, какой взволнованной выглядела Морриган.

– Ее тело – идеальный, здоровый сосуд. Без уязвимостей, без пробоин. Оно удержит мою магию.

– Вы вытесните ею полуночную силу, верно? – тихо, неверяще спросила Морриган.

– Вытесню. Наполню ее до краев своей стужей.

Стужа… Вероятно, некая сила, позволяющая «заморозить» Клио в ее нынешнем – живом – состоянии. Но…

– Я постарею?

Калех обернулась к ней, сверкнула белозубой улыбкой.

– Нет, и это лучшая часть, верно?

– То есть окружающие и близкие мне люди будут стареть, а я – оставаться неизменной? – прошептала Клио.

Ник, Дэмьен, Саманья, Сирша и даже – пусть и гораздо позже других – Морриган.

– Но стужа в тебе будет голодна. Порой она будет требовать пищи.

– Пищи? – со зреющим внутри ужасом переспросила Клио.

Калех рассмеялась.

– Звучит куда хуже, чем есть на самом деле. Не волнуйся, дитя, тебе не придется марать свои изящные руки в крови. Пошлешь ветра, а те вытянут из недостойных толику жизненной силы и принесут тебе, словно прирученные волки.

– Так вы и поддерживаете свое существование? – ровным голосом спросила Морриган.

Одако лицо ее было мрачным.

Калех невозмутимо пожала плечами.

– По долинам Шотландии бродит множество греховодников и нечестивцев. Их мои ветра и наказывают.

Клио прикрыла глаза. Собравшись с силами, взглянула на древнюю ведьму.

– Спасибо за то, что откликнулись на призыв сестры. Но я не могу принять ваш дар.

– Отказываешься? – изумилась Калех. – Сотни ведьм готовы умолять меня подарить им такую возможность – прожить долгую, бесконечную, если они пожелают, жизнь. И за такую справедливую плату…

– Клио – не они, – веско сказала Морриган. Вздохнула. – Я бы и хотела…

Клио покачала головой.

– Ты прекрасно знаешь, что я не могу. Я никогда не отниму чужую жизнь – ни крупицы жизни, – даже если их носители будут худшими людьми на земле.

И все надежды сестер так легко, так стремительно превратились в прах.

Из воспоминаний ее выдернул встревоженный голос Морриган.

– Родная, все в порядке?

– Конечно. – Клио заставила себя улыбнуться. – Просто задумалась.

Сестра задержала на ней взгляд.

– Тогда приступим?

Клио с готовностью кивнула.

Шепча заклинания, Морриган осторожно вытягивала из нее тэну – словно бы вбирала полуночную магию в себя. Клио это не слишком нравилось, но сестра заверила, что ничего плохого с ней не случится и недолгое воздействие тэны она «как-нибудь переживет».

Однако, несмотря на все усилия Морриган, тэна покидала тело Клио медленно и будто неохотно.

– Прости, родная. Потеряла сноровку.

Морриган резко выдохнула и прикрыла глаза, сосредотачиваясь. Постепенно Клио захлестывали знакомые, но позабытые уже ощущения, будто в ее организме – отлаженной системе – происходил некий сбой. Что-то внутри нее менялось. Она словно находилась на приеме у виталиста, который проводил невидимую, тонкую настройку.

В тот момент, когда душа Клио – вернее, та часть ее естества, что полнилась полуночной силой – стала пустой и легкой, словно воздушный шарик, с работы вернулся Ник. Застыл в дверях спальни, с интересом наблюдая за происходящим.

Морриган отстранилась с побледневшим лицом.

– Кажется, готово. О, а вот и Ник.

При звуках ее голоса, ставшего обманчиво ласковым, он отчего-то напрягся.

– У меня неприятности? – неуверенно пошутил Ник.

Морриган сложила руки на груди.

– Посмотрим. – Она перевела взгляд на Клио. – Ступай к Каэр. А мне на правах старшей сестры нужно поговорить с Ником.

Клио тихо пискнула: «Ой» и улеглась на кровать. Чтобы ей не мешать, Морриган ушла на кухню. Ник с обреченным видом вышел следом, плотно затворив за собой дверь.

Уснуть удалось не сразу – отвлекал приглушенный голос Морри, пусть ни слова распознать не получалось. Кажется, Нику говорить не позволили. Только слушать.

Наконец Юдоль Сновидений забрала Клио. Закованная в цепях, Каэр подалась вперед, лазуревые глаза заблестели.

– Я чувствую в тебе перемены.

– Жаль, что они так недолговечны, – вздохнула Клио.

Каэр молчала, не зная, как сгладить чужую печаль, а Клио стало ужасно совестно.

– Это ничего. Я рада, если смогу стать проводником вашей силы.

Ткач Снов мягко улыбнулась.

– Я знаю, как сложно порой находить счастье в том, что у тебя есть. Особенно когда кажется, что имеющегося несправедливо мало. Когда ты достоин лучшей судьбы. И знаю, как сложно не желать большего. Тем важнее уметь остановиться и понять: предела не существует, и если жить в вечной погоне за чем-то большим, чем-то лучшим, то можно попросту упустить саму жизнь. Во всем ее несовершенстве.

Закусив щеку, Клио кивнула. Ком в горле – не за свою участь, а за бесконечное жизнелюбие самой Каэр – помешал ответить. Той же понадобилось всего несколько мгновений и мысленный призыв, чтобы «девичью» компанию разбавил вынырнувший из белесой пустоты Ловец Снов.

– А теперь подойди ко мне, сестра. Мне нужно вложить в тебя лишь еще немного рассветности, чтобы она вытеснила живущую в тебе полуночную силу. На какое-то время этого хватит.

А потом все вернется на круги своя.

Что ж, тогда все, что Клио остается – использовать милость и дар Каэр во благо. Помочь всем, кому успеет.

В нее снова влилась божественная сила Туата Де Данная. Однако на этот раз ощущения затопившей душу рассветности была куда острей. Клио словно плыла на золотистых волнах или купалась в солнечных лучах. Энергия, наполнившая ее от макушки до кончиков пальцев ног, пьянила и потрясала. Казалось, еще немного, и за ее спиной распустятся крылья, сотканные из ветра, радуги и солнца.

Клио пронесла эту силу с собой в реальность осторожно, боясь пролить даже каплю. Ник, бледноватый после разговора с Морриган, сидел на краю кровати.

– Твоя сестра просила ее извинить. Какие-то срочные королевские дела.

С улыбкой кивнув, Клио спустила босые ноги с кровати. Рассеянно погладила по перышкам голубку.

– Ты не чувствуешь, не видишь окружающей меня полуночной энергии?

Ник, внимательно глядя на нее, покачал головой.

– Как думаешь, будет слишком эгоистично, если я воспользуюсь тем, что тэна ушла? – застенчиво спросила Клио. – Не для других. Ненадолго, но… только для себя.

Ник придвинулся к ней, нежно поцеловал в лоб.

– Ты, как никто другой, это заслужила.

Глаза Клио засияли.

– Тогда… Мы можем недолго прогуляться по Кенгьюбери?

Ник негромко рассмеялся.

– Все, что угодно, птичка. Для тебя – все, что угодно.

Глава 21
Вечный пленник

Со всех сторон пленника окружали тонкие смоляные прутья. Их оплетали черные лозы, напоминающие змей. Гладкие, глянцевые, словно паутина Ткача Кошмаров…

Палитра первозданной полуночной силы небогата, но Бадо́ всегда нравился черный цвет.

Пленник стоял в клетке, опустив голову на подбородок. То ли пытался подарить своей душе жалкое подобие сна и покоя, то ли глубоко погрузился в собственные мысли. Бадо́ недовольно нахмурилась. Ей хотелось, чтобы он видел каждое ее появление, чтобы, пока она шла к его тюрьме, пронзал ненавидящим взглядом ее лицо и тело…

То, что когда-то так страстно желал.

Но, невзирая на то, что Бадо́ заперла его в клетке, навсегда отрезав ему путь в чертоги Дану, путь в небеса, с каждым днем, с каждым месяцем и каждым годом огонь ненависти в нем все больше затухал. На смену той пришло что-то иное. Смирение? Нет, он не смирился. Попытка понять ее? Нет, он не понимал до сих пор.

Бадо́ это не нравилось. Не нравилось его спокойствие, тесно сплетенное с безучастностью к собственной судьбе. Не нравилось, что ее слова оставляли его равнодушным. Он должен был ненавидеть ее, а значит – страдать, зная, что источник его ненависти неуязвим.

Выведенная из себя его спокойствием, Ткач Кошмаров впервые призвала теней. Они терзали пленника, рвали его проклятую рассветную душу на части, на клочки. Бадо́ знала, за какие ниточки дергать, чтобы заставить кого-то по-настоящему страдать.

В мире теней боль приходила не от раздраженных нервных окончаний, поврежденных тканей и разрезанных органов и вен. Мир теней полнился болью, купался в боли, боль была частью его естества. Одни верили, что души приносят ее с собой из живого мира, будто запечатывая в себе мучительный миг собственной смерти – а, может, и все то, что предшествовало ей. И если для светлых чувств и эмоций в мире мертвых не находилось места, и их неизбежно уничтожала царящая здесь живая и голодная тьма, то боль… Она приживалась.

От нее можно было закрыться, ее же, используя полуночную силу, можно было призвать. В отношении себя Бадо́ практиковала первое, в отношении других – второе. Однако существовал риск, забывшись, открыться и невзначай впустить в себя боль. Как утопающий, чьи легкие горят от недостатка воздуха, рано или поздно вдыхает воду.

Ткач Кошмаров делала все, чтобы страдал ее пленник. Киан… Сильный Холод и Ветер, Высокий Тростник…

Ее бывший возлюбленный и отец двоих ее детей.

Однако, несмотря на все испытания, что Бадо́ ему уготовила, несмотря на пожирающую изнутри ненависть к ней, несмотря на все ее жалящие слова о судьбе их дочерей, сломить Киана ей до сих пор так и не удавалось. Это злило, восхищало и возбуждало одновременно. Но, даже испытывая странную привязанность к нему, быть может, переплетенную с ностальгией, Бадо́ никогда не забывала того, что сделал Киан.

Того, что он ее убил.

Киан пришел к ней той ночью бледный, дрожащий всем телом. Бадо́ морщилась, глядя на него. Мужские слезы она была готова простить лишь в том случае, если это слезы тех, кто потерял ее.

Впрочем, в каком-то смысле именно это и произошло.

Срывающимся голосом Киан рассказал ей о Ведающей Матери Аойфе – главе общины лесных ведьм, в которой он родился и где провел всю свою юность, прежде чем понял, что его призвание – судьба странствующего друида. В тот момент впервые за долгое, очень долгое время в душе Бадо́ пробудился страх.

Она знала, что пророчества Ведающих Матерей ненадежны, как ненадежен временной поток, сотканный из иных реальностей. Предводительницы лесных ведьм и сами не знали, в какой именно момент будущее постучится к ним в дверь, приняв облик смутных образов и пророческих видений. Это было нечто сродни озарению, всплеску силы…

Но как же это было не вовремя.

Киан был словно пьян – его язык заплетался, взгляд осоловело блуждал по спальне, которую он делил с Бадо́. С матерью его детей… и живой угрозой всему сущему, смертью во плоти. Такой ее увидела Ведающая Мать.

– Я знал… Я всегда это знал, но позволил себе увязнуть в самообмане. Все эти годы я тешил себя иллюзиями. Сначала – что тьмы в тебе нет. Потом – что ее заронили в тебя другие. Что она не пустит в тебе корни. Что я сумею в нужный час тебя остановить. Но самое глубокое мое заблуждение – в том, что я смогу тебя исправить. Будто ты – изящный механизм, в котором застрял камешек, и достаточно его убрать, чтобы ты стала прежней. Но я правда верил, что своей любовью смогу тебя изменить. Исцелить…

Несмотря на возникшую из ниоткуда тревогу (ведьминская интуиция говорила в ней, не иначе), Бадо́ презрительно скривилась. Когда уже эти неисправимые романтики поймут, что другого человека изменить одной любовью невозможно. То, что они принимают за успех – лишь иллюзия. Спектакль, который будет длиться лишь до тех пор, пока любовь горит ярким пламенем.

Но стоит огню ослабнуть… и все вернется на круги своя.

– Мне жаль, – прошептал Киан. – Мне так жаль.

Бадо́ подалась вперед, свивая заклинание, когда роскошное трюмо, которое она собственноручно выбирала в их спальню, внезапно ожило. То ли ветви, то ли сплетенные из древесной сущности пальцы потянулись к ней. Завели ее руки за спину так стремительно, что она едва успела что-то понять. И рот, и все тело заклеило паутиной, вылепившейся прямо из стен. Настоящей, липкой на ощупь паучьей сетью.

Бадо́ билась в силках с расширенными от паники и изумления глазами. Расцарапала спину ногтями, выводя на ней знак в отчаянной попытке дотянуться до мира теней.

Из бреши в Вуали к Киану потянулись дымчатые щупальца. Но Киан призвал свет, растворивший тьму, не позволяя той стать для Бадо́ спасением.

Удушающее чувство беспомощности, поднимающееся откуда-то изнутри, она запомнила навсегда. Помнила, как билась в силках, помнила тошнотворное прикосновение паутины к коже… Именно поэтому много лет спустя, заманивая спящих, своими силками Ткач Кошмаров выбрала искаженную версию паутины.

Киан победил ее не потому, что был сильней. Просто Бадо́ до последнего не ожидала, что ее возлюбленный – друид, святоша, преданный последователь Дану – способен на убийство…

Что он способен убить ее.

Вернувшись из мира теней в обличье ревенанта, она выждала момент, когда Киан в очередной раз наведается к Ведающей Матери Аойфе. Соткав из полуночной энергии паутину, Бадо́ опутала ею всю общину и заставила Киана смотреть, как она терзает лесных ведьм. А потом, превратившись в ворона, выклевала глаза Аойфе.

Что могут знать церковники о жертвенных ритуалах и способах вызвать демона? Так и Киан всю свою жизнь, будучи друидом, держался от полуночной магии так далеко, как только мог. Он не мог предположить, что теперь, когда пали последние скрепы, Бадо́ стала лишь сильнее. Не мог подумать, что умереть она задумывала уже давным-давно. Свою смертную жизнь она оставляла при себе лишь для того, чтобы убедиться, что родила верных дочерей. Тех, в ком можно взрастить небывалую полуночную силу из зароненного в них зернышка. А если вдруг что-то пойдет не по плану, родить новых.

С самого детства и юности Бадо́ ненавидела собственное тело, и именно эта ненависть подтолкнула ее к мысли существовать вне всяких границ. Мир снов, предложенный Каэр, ее не устраивал. А вот мир теней… Да, она нашла способ не только обмануть смерть, но и сделать хрупкую смертную оболочку в разы крепче. Полуночная сила питала ее тело, но в живом теле из-за разности энергий приживалась не так хорошо.

Чтобы изменить это, Бадо́ Блэр нужно было умереть. Когда это произошло, стены пали, и сила мира теней хлынула в нее благословенным потоком, словно вода – через прорванную плотину.

Так что Киану Бадо́ мстила не за смерть. Она жаждала возмездия за предательство.

Стоя перед ним, она жалела, что позволила воспоминаниям ожить. Убить бывшего возлюбленного захотелось еще сильнее. Какое он имел право существовать на этом свете, когда душу Доминика растерзали на клочки? Смешали их с вечной тьмой, растворили в вечной пустоте?

Руки поднялись сами собой, губы, жаждущие свершить справедливость, приоткрылись. Одно короткое заклинание, одно веление – и тени разорвут душу Киана, словно голодные собаки – кролика. Он затаил дыхание. Глаза его, давно потухшие, вдруг заблестели. Казалось, Киан ждет этого – смерти от ее рук.

Ждет покоя.

– Не-е-т, – пропела Бадо́. – Так легко ты не отделаешься.

Голова Киана устало опустилась на грудь. Губы Ткача Кошмаров растянулись в улыбке. Кажется, она только что придумала соизмеримую его деяниям кару. Нужно лишь немного подождать.

Уходя, она обронила теням:

– Заставьте его кричать.

Глава 22
Якорь для ярости

Морриган стирала с губ алую, как кровь, помаду, когда в спальню без стука ворвалась Саманья.

Она всерьез подумывала о том, чтобы отчитать жрицу вуду за нарушение личного пространства, пока не увидела ее лицо.

– Идем со мной. Кое-что случилось.

Волнение Саманьи выдавал прорезавшийся акцент. Морриган отвернулась от туалетного столика с роскошным зеркалом в золотой оправе.

– Проклятье, что именно?

– Файоннбарра и Дэмьен подрались. Не смей выглядеть такой довольной! – возмутилась Саманья. – Файоннбарре сильно досталось.

Приложив салфетку к губам, Морриган стерла улыбку вместе со следами помады. Направилась вслед за вылетевшей из комнаты жрицей, но нагнала ее не сразу.

– Как это произошло?

– Не знаю, – сердито отозвалась Саманья. – Я шла в ритуальную комнату, увидела, как эти двое о чем-то спорят. Вмешиваться не стала: не маленькие, разберутся сами. Через несколько секунд обернулась на шум, а они уже сцепились. Сначала без магии, а потом…

Тревожно екнуло сердце.

– Надо вызвать Орлу…

– Я уже послала за ней стражей.

Морриган сдержанно улыбнулась. Пусть им никогда не стать подругами, но Саманью определенно было за что уважать. Она не из тех, кто при малейших признаках угрозы будет впадать в панику и прятаться за спинами других. Пожалуй, характер – как раз то, что их объединяло.

Вдоль длинного, увешенного гобеленами коридора по струнке выстроились стражи и боевые колдуны. Саманья свернула в одну из арок, ведущих в общую ритуальную – нечто вроде лаборатории, отгороженной от остальной части Тольдебраль барьером и надежно защищающей замок от последствий различных колдовских и алхимических экспериментов.

Построенная кем-то из бывших королей, в Доме Блэр она не пользовалась популярностью. У каждого из адгерентов были личные ритуальные комнаты, для обрядов вуду и вовсе отвели целый подвал – гораздо больший, нежели подвал Дома О’Флаэрти.

Лаборатория обычно пустовала, и, вероятно, именно по этой причине ее облюбовала Саманья. Отдалившаяся от всех после смерти Аситу и возвращения Клио в Кенгьюбери, она почти все свое время проводила в одиночестве. Исключением был ее отец, Ганджу, и, неожиданно для Морриган, Рианнон – девушка, спасенная Клио от преследования Трибунала.

В ее сознании образ Рианнон тесно переплелся с лошадьми. Еще при жизни Доминика Морриган настояла, чтобы девушку с особой связью с этими благородными животными лорд Дома О’Флаэти взял под свое крыло. Неожиданно для нее самой он и впрямь загорелся идеей построить ипподром, но успел лишь купить и переправить в Пропасть несколько прекрасных скакунов.

Морриган сохранила и преумножила его наследие, построив во внутреннем дворе Тольдебраль просторную конюшню и манеж для верховой езды. Рианнон была на седьмом небе от счастья и с тех пор много времени в той стороне двора.

А вот и она. Стояла посреди погрома, прижимая ко рту узкие и маленькие, словно у ребенка, ладошки и глядя на лежащего на полу Файоннбарру. Его укутывали тени, не позволяя разглядеть, насколько серьезны нанесенные ему повреждения. Но укутывали странно – не плащом, каким привыкла укрываться Морриган, а лоскутным одеялом, где-то прорванным чужой силой, обнажающим часть его лица. Казалось, Файоннбарра пытался спрятаться в тенях, но что-то грубо выдернуло его оттуда.

И наказало.

Морриган послала быстрый взгляд в противоположную сторону. Дэмьен отвернулся к стене, отгородившись ото всех. Грудь его тяжело вздымалась. С разбитых костяшек на пол падала кровь.

– Кто это начал? – требовательно спросила Морриган.

Кто закончил, она и без того знала: колдун Рено. Он по-прежнему удерживал руки приподнятыми, готовый призвать чары в любой момент. Его силой был стазис – редчайший дар заморозки времени. Морриган перекупила его у Дома Бавар за баснословную цену. И, кажется, совершенно не зря.

Рено не был боевым колдуном в традиционном смысле. Он заставлял время застыть буквально на несколько мгновений, позволяя действовать другим колдунам, сведущим в боевых чарах.

– Я спрашиваю, кто это начал?

– Я, – прохрипел Файоннбарра.

– Катись к Балору, – упираясь в стену лбом, глухо проговорил Дэмьен. – Это был я.

– Катитесь к Балору вы оба! – взорвалась Морриган.

– Прекрасно поговорили, – усмехнулся Файоннбарра.

Тут же закашлялся, и Давия, молоденькая элемента-листка, подлетела к нему со стаканом воды. Или не совсем стаканом… Она просто удерживала призванную из окружающего пространства воду в незримом резервуаре из сгущенного уплотненного воздуха.

Морриган снова перевела взгляд на Дэмьена, с него – на Файоннбарру. Сердце рвалось к первому, но разум говорил: берсерки выносливы и способны пережить смертельные для других травмы, особенно в горячке боя, во власти охватившей их ярости. А последнее точно имело место быть, если учесть, в каком состоянии находилась лаборатория. Столы перевернуты, склянки, которые Саманья использовала для хранения трав, разбиты. Всюду рассыпаны порошки, коренья и листья. Пол усеян мелкими осколками.

Она подошла к Файоннбарре и присела рядом с ним. Колдун ночи тяжело, с хрипом дышал. Один глаз заплыл, второй закрывали тени.

Стоящий поодаль новенький виталист, имени которого Морриган не запомнила, сказал извиняющимся тоном:

– Я остановил воспаление, но я учился лечить раны, вызванные естественными причинами и полуночной магией, а не… кхм… магией древней крови.

– Надо расширять круг познаний, – от волнения отрывисто произнесла Морриган. – Повышать квалификацию.

Сказала, конечно, не в укор, но виталист воспринял ее слова всерьез.

– Конечно, госпожа.

Она закатила глаза. И куда, во имя Дану, делась Орла? Улетела на Северный Полюс?

Взглянув на хрипящего у ее ног Файоннбарру, Морриган приказала:

– Отзови тени и дай мне взглянуть на тебя.

Файоннбарра сделал вид, что не услышал. Что ж, она умела быть настойчивой. Прикрыла глаза, сосредоточилась и мысленно коснулась сидящего в ней зернышка тьмы, оставленного Госпожой Ночью. Став этим зернышком, потянулась к теням всем своим естеством. Протянула тоненькую ниточку связи между собой и ими и притянула их к себе, будто наматывая клубок.

Открыв глаза, Морриган увидела, как с Файоннбарры медленно сползают тени – будто платье с тела соблазнительной танцовщицы. Нить связи натянулась – ноктурнист пытался сопротивляться. Ему бы наверняка удалось разорвать ее чары, не будь он сейчас так слаб. Судя силе отклика, вообще едва жив.

Когда тени с Файоннбарры стекли вниз, а черная рубашка ее стараниями потеряла несколько пуговиц, зацокавших по полу, и распахнулась, Морриган с содроганием убедилась в собственной правоте.

На колдуне ночи живого места не осталось. Все тело покрывали свежие кровоподтеки и жуткие гематомы, запятнавшие светлую ирландскую кожу багровым с сиреневым. Впечатлительная Рианнон запричитала над ухом, но Морриган едва ее слышала.

– Где Орла? – процедила она.

– Я здесь, – раздался позади спокойный голос. – Я была…

– Не интересует, – отрезала Морриган. – Просто помогите ему.

Высокая, худощавая целительница со светло-русыми волосами тут же склонилась над Файоннбаррой.

Морриган вынула из специального кармана на кожаном корсете один из осколков, с которыми никогда не расставалась, и поднесла к глазам. Она доверяла Орле настолько, насколько вообще могла доверять другим, но проконтролировать действия целительницы это ей не помешало. Морриган хотела убедиться, что для помощи Файоннбарре Орла сделает действительно все.

Тело колдуна ночи оплели золотистые нити, видимые лишь через рассветный осколок истины. Как странно они смотрелись на багрово-сиреневом… Орла прямо на коже Файоннбарры сплетала нити в причудливый узор. Тянула одни, унимая боль и выравнивая его дыхание, и ослабляла другие, заставляя следы от ударов побледнеть. Но совсем они не исчезали.

– Заживет не сразу, не по волшебству, – предупредила она. – В дело вмешалась…

– Магия древней крови, я знаю, – прервала Морриган.

На Дэмьена она старалась не смотреть, но боковым зрением видела его фигуру в нескольких шагах от себя.

– Да. В любом случае нужно будет отлежаться.

– Мне не ну… – слабо засопротивлялся Файоннбарра.

– А еще, – не слушая его, строго сказала Орла, – ему нужен крепкий целительный сон.

Через осколок Морриган наблюдала, как натянулась и засияла одна из нитей, как переплелась с другой и заставила ее так же ярко сиять. Веки Файоннбарры сомкнулись. Он уснул, даже не договорив.

Боевые колдуны отнесли колдуна ночи в палаты целителей.

– Все свободны, – бросила Морриган.

Адгеренты королевского дома разошлись. Саманья с Рианнон, которая с испуганными глазами шептала что-то жрице, покинули разгромленную комнату последними. Дэмьен, словно превратившись в статую, все так же стоял у стены. Морриган подошла к нему, но остановилась в полушаге.

– Я не мог остановиться, – прохрипел берсерк, сжимая и разжимая кулаки. – Хотел, но не мог. Или не хотел… Так много ненависти…

– Дэмьен… – сдавленно произнесла Морриган.

Невольно потянулась к нему, но он отшатнулся от нее, как от прокаженной. Или как человек, который сам был таковым.

Болезненный укол вины… Морриган шла сюда, переполненная не только тревогой, но и самодовольством. Ей льстило, что двое привлекательных молодых мужчин дрались из-за нее. И вот теперь один страдает от нанесенных ему увечий, а другой – от того, что их нанес.

– Оно сильнее меня. Я будто раскалываюсь, распадаюсь на две половины. Холодный разум. Животное начало. Но одно из них поглощает другое, и с каждым днем все сильней и быстрей.

Морриган прикрыла глаза, холодея. Каково это – потерять себя? Каково бояться собственной силы?

– Вероятно, в тот момент, когда тебе удавалось сдерживать свою ярость, с тобой были правильные люди… Правильный человек. И этот человек – не я.

– О чем ты? – осторожно спросил Дэмьен.

Морриган со вздохом открыла глаза. Она никогда не притворялась и, тем более, не считала себя человеком, способным жертвовать чем-то ради других. Быть может, только ради Клио, но, если взглянуть правде в глаза, благополучие младшей сестры ничего у нее не отбирало. А значит, и не было никаких жертв.

Признавая собственную эгоистичность, Морриган никогда и не думала отказываться от нее. Отдать человека, в которого ты влюблен, кому-то другому, лишь бы он был счастлив? Или иным путем обречь себя на страдания, лишь бы был счастлив кто-то другой? Умереть ради кого-то другого?

Глупо, пафосно и… смехотворно. Поступки, годящиеся лишь для персонажей книг и кино с неизбежным налетом героичности и романтизма. Или удел людей, которые жаждут доказать собственную святость обществу и самому себе. Все эти проявления жертвенности – точно не для нее.

Морриган не любила делиться. Вниманием, любовью к ней, да теми же сладостями в детстве. Любимое, дорогое сердцу она не желала отпускать. Но видеть терзания Дэмьена, чувствовать его боль оказалось невыносимо.

– Что, если она – та, кто тебе нужен?

И сама едва верила в то, что сказала. Кажется, не поверил и Дэмьен.

– Мэйв?

– У тебя есть на примете другие любимые женщины? – сухо, колко осведомилась она. Чуть смягчилась. Лишь самую малость. – Отыщи ее.

На губах Дэмьена блуждала горькая улыбка.

– Никогда не думал, что услышу от тебя такое. И все-таки… Наш уговор с Мэйв заключался в том, что мы встретимся, когда покончим с прошлым, чтобы в будущем никто не мог помешать нашему счастью. Но сейчас я нужен здесь. Нужен тебе. – Он поспешно отвел взгляд. Пожалуй, чересчур поспешно. – Нужен Дому Блэр и своей королеве.

– А потом может стать слишком поздно, – припечатала Морриган. Подняв голову, заглянула берсерку в глаза. – Дэмьен, ты сможешь простить себя, если в порыве бесконтрольной ярости убьешь невинного человека? Если причинишь боль Аде, Саманье или… мне?

Нет. Он просто закроется от всего остального мира и своей ненавистью сожжет себя дотла.

– К тому же то, что условия уговора еще не выполнены, не мешало тебе и раньше пытаться ее отыскать.

– Клио рассказала? – невесело хмыкнул Дэмьен.

Морриган пожала плечами.

– Не вини ее – я заставила. Я должна была знать.

В серых глазах читался невысказанный вопрос. Морриган не позволила его озвучить. Она должна помешать Дэмьену разглядеть в ее словах, взгляде и тоне то, что так тщательно от него скрывала. За сменяющимися масками равнодушия, холодности и интереса, за ни к чему не обязывающим флиртом и недолговечным, как пламя спички, романом с Файоннбаррой.

– Благодаря моей небезызвестной матушке, я знаю кое-что о Тир на Ног. То, что никто, кроме самих фэйри тебе не расскажет. А они, замечу, не слишком-то разговорчивы и с людьми не ладят.

Дэмьен жадно подался вперед, и что-то острое кольнуло прямо в сердце.

– Что именно?

– Чары, которые помогут прорвать завесу между царством фэйри и миром людей. Ты сможешь сделать то, чего не смогли ведьмы и колдуны, к которым ты обращался – достучаться до обитателей Тир на Ног. Как делала это Бадо́, выполняя в человеческом мире поручения фэйрийских королей.

Дэмьен смотрел на нее – пристально, неверяще.

– Ты и правда пойдешь на это?

Морриган сейчас задавалась тем же вопросом. И правда пойдет? Потом медленно, почти нехотя кивнула.

– Я помогу тебе отыскать Мэйв.

Глава 23
Снотворения

– Каэр, я хотела спросить вас кое о чем.

– Да, сестра?

– Может, это слишком самонадеянно, но я подумала… Если мост между миром снов и миром живых все еще протянут, могу ли я вынести какую-нибудь вещь из своего или чужого сна?

Клио замерла в ожидании ответа, почти уверенная в том, что Каэр лишь рассмеется. Мягко, как умеет только она. Однако древняя сноходица, казалось, задумалась всерьез.

– Теоретически – возможно, ведь частицы сновидческой энергии ты уже не раз проносила в мир живых. А фрагменты снов – и есть энергия, облеченная в ту или иную форму.

– А на практике? – напряженно спросила Клио.

– Главный вопрос: к чему будут привязаны эти вещи? Они – не часть мира живых, а значит, с ним не связаны. Они растают быстрее, чем поутру тает сон.

Клио, которую эта идея занимала не первый день, ожидала подобного вопроса и успела к нему подготовиться.

– Что, если они будут частью меня? – выпалила она. – То есть будут привязаны ко мне? Только я не знаю, как именно это сделать.

– Дай-ка подумать…

В белесом пространстве Юдоли Сновидений воцарилась тишина.

– Что если построить чары на основе родовой силы? – встрепенулась Каэр. – Наподобие того, как я создавала Ловца Снов, соткав между нами прочную связь. Но вместо того чтобы создать что-то из сновидческой энергии, тебе нужно будет удержать ее в мире живых.

– Ничего не понимаю, – честно призналась Клио.

Каэр тихо рассмеялась.

– Благодаря своей жизненной силе ты позволишь снотворениям существовать в мире живых.

– Вы придумали им название! – восхитилась Клио. Смущенно спросила: – А мы можем попробовать прямо сейчас?

– Тебе, я погляжу, не терпится, – улыбнулась Туата Де Данная. – Хорошо. Дай только поразмыслить над заклинанием…

Речь Каэр лилась свободно, легко. Клио узнавала лишь часть произнесенных ею слов.

Sen – «древний», «старый», а дальше что-то смутно знакомое… быть может, «сила»? Duine – «человек». Fuil – «кровь». Однако вряд ли Каэр использовала это слово в прямом значении. Скорее, подразумевала жизненную энергию Клио, ее суть. Fir – «истина, правда». Для чего оно в заклинании? Может, речь шла о вкраплении магии истины, которое бы позволило обычным людям видеть пронесенные в мир живых снотворения?

Каэр ткала кружево из слов, и Клио слушала ее как завороженная. Не зря и в детстве, и в ранней юности она так увлеклась древней историей. Туата Де Данная всегда очаровывали ее. По преданиям, они видели саму суть вещей и говорили на языке окружающего мира – воды, воздуха, огня и земли, морей и долин, костров и гор, зверей и птиц.

Потому их способности не ограничивались лишь парой родственных колдовских ветвей, потому их дары были столь многочисленны и могущественны. Потому Каэр сейчас с такой легкостью сплетала из воздуха не известное прежде никому – несуществующее прежде – заклинание. За обладание такой силой любая ведьма отдала бы Балору Душу.

Если бы только она, маленькая Клио, которая, забравшись под одеяло с порхающей на ладони сущности света, читала древнюю историю Ирландии, знала тогда, что ей доведется не только познакомиться с Туата Де Данная, но и стать ее ученицей…

Горько осознавать, как много знаний они утратили, когда истинные дети богини Дану покинули Ирландию. Но почему они это сделали? Устали от войн и долгой жизни и захотели обрести покой? Или все дело в том, что мир слишком сильно изменился?

Люди, не обладающие божественной силой, создавали свою культуру. Призывая на помощь технологии и оттесняя магию, строили свой собственный мир. Оттого столкновение нового с древним было неизбежно. Может, поэтому Дану забрала Туата Де Данная в свои чертоги, оставив Ирландию их потомкам?

Однажды она обязательно расспросит об этом Каэр.

Только бы не опоздать.

Клио взглянула на Ткача Снов – бледную, сосредоточенную, все еще сплетающую слова в заклинание. Ткач Кошмаров пыталась лишить Каэр всего: и колдовской силы, и возможности созидать, и быть сноходицей. Но кое-что отобрать она не могла: знание, силу ума и невероятную волю, помноженные на долгую – очень долгую – жизнь.

– Да, – наконец выдохнула Каэр. – Думаю, оно.

Клио едва не подпрыгивала на месте – ей не терпелось проверить новое заклинание в действии.

– Что же… Для начала тебе нужно будет извлечь какое-нибудь снотворение – желательно что-то маленькое, даже крохотное и, конечно, неодушевленное. Взять его в руки и по мосту перейти в мир живых. И уже после перехода произнести заклинание. Ты увидишь нити энергии, из которой состоит снотворение.

Клио кивнула. Значит, она не ошиблась – магия истины и впрямь вплетена в чары Каэр.

– Все, что тебе останется – силой воли переплести нити этой энергии со своей собственной.

– Что значит, привязать их к себе.

Выбирать подходящую вещь слишком долго Клио не стала.

Скользнув в один из снов, она разглядела лежащее на зеркальном столике жемчужное ожерелье. Женщина, сидящая перед трюмо, расчесывала прекрасные белокурые волосы. Губы тронуты помадой, в ушах виднелись серебряные серьги-капельки. Остальная часть комнаты – часть декораций – тонула в тумане, как часто бывает во снах. Однако в окне виднелся мужской силуэт. Кажется, незнакомец держал в руках что-то… Точно, розы.

Клио улыбнулась – этот сон о любви.

Хозяйка сна, увидев ее, не напугалась и не удивилась, но Клио все равно почувствовала себя третьей лишней. Незнакомкой, что вторглась в чужую мечту. Кто знает, возможна ли та встреча в реальности или все увиденное останется лишь сном?

– Извините, – пробормотала Клио, сожалея, что не выбрала иное сновидение.

– Ничего, – с улыбкой отозвалась хозяйка сна.

– Я возьму это ненадолго, ладно?

Бусина с легкостью отделилась от ожерелья, даже не порвав его – Клио давно уже поняла, как использовать особую логику сна в своих собственных интересах. Почти нетронутое ожерелье Клио положила на трюмо. Оставила белокурую незнакомку и ее таинственного гостя, надеясь, что, несмотря на ее вмешательство, их свидание все же состоится.

Туманными тропами она прошла в мир живых. Проснувшись, подскочила на кровати. Как только глаза голубки открылись, взглянула на ладонь. В ней была зажата крохотная перламутровая бусина.

– Sen cumh ar shiul duine, fail marcailte, draiocht fir a thaispeaint.

Не заклинание даже – воззвание, призыв на древнеирландском.

«Древняя сила, отданная человеку, кровью отмеченная, магией истины проявленная».

Едва сошедшее с губ, оно обрело силу. Тайны, подчиняясь чарам, словно занавес, приоткрылись перед ней. Застыв напротив зеркала, Клио с изумлением разглядывала себя – заключенную в абрис девичьей фигурки золотистую энергию, переплетение сверкающих нитей. Теперь она знала, что видят рассветные ведьмы истины, когда смотрят на себя в зеркала.

Спохватившись, Клио перевела взгляд на бусину в ладони и разглядела в самой ее сердцевине тоненькую, с волосок, серебристую нить. Силой воли извлекла ее и повязала себе на запястье. Снова осторожно взглянула на бусину, словно та, будучи порождением снов, боялась солнца, и могла исчезнуть в любой момент.

Бусина никуда не исчезла.

Ощущая внутри энергию сновидений, Клио решилась на новый эксперимент. Коснувшись кусочка перламутра, она изменила его форму – как Морриган меняла свои тени, разыгрывая представление перед Клио и устраивая настоящий театр теней. Твердый материал в руках Клио стал податливой, мягкой глиной. Сначала бусина превратилась в звезду, потом в бабочку и наконец – в голубку. Восторженно рассмеявшись, Клио нанизала перламутровую фигурку птицы на оставшуюся от ловцов снов шелковую нить.

Снова наведавшись в Юдоль Сновидений, Клио вынесла оттуда серебряную сережку, затем – брошь в виде цветка. День спустя, почувствовав азарт охоты, вернулась в реальность с целым ворохом вещиц: булавок, пуговиц, бусин, амулетов, колец и изящных фиалов. Все частицы снотворения она нанизывала на нить и прятала ту в коробочку.

После каждой вынесенной из Юдоли Сновидений вещицы силы Клио все больше иссякали. Однако, делясь жизненной энергией с каждым из снотворений, она и позволяла им существовать здесь, в чуждой для них реальности.

В конце недели Клио, сияя, протянула Нику причудливое ожерелье, состоящее из дюжины разнообразных элементов. Мгновенно войдя в роль, он изобразил на лице восторг, хотя явно не понимал, что ее так взбудоражило. И не мог понять – последние занятия с Каэр Клио держала от него в секрете.

– Мне безумно приятно получать от тебя подарки, особенно такие… необычные. Боюсь только, это ожерелье не подойдет к моему пальто. Хотя, если надеть его к рубашке и брюкам…

Клио хихикнула.

– Я не обижусь, если ты не будешь его носить.

– Честно? – со всей серьезностью спросил Ник, вертя в руках ожерелье.

– Это частицы из разных фрагментов чужих снов.

Глаза Ника расширились.

– Как?! Как такое возможно?

Улыбаясь во весь рот, Клио рассказала, как проникала в людские сны и, будто самая странная из воровок, уносила оттуда его частицы. Булавку из резной шкатулки дородной леди, которой снилось, что она становится королевой, брошь со столика сладострастной девицы, воркующей со своим избранником, зачарованный фиал ведьмы, путешествующей по Ирландии с прирученным волком.

– С ума сойти, – ошеломленно прошептал Ник. Теперь он держал ожерелье так бережно, словно его сделали из тончайшего, хрупкого стекла. – Клио, это… это восхитительно!

– Это сувенир на память обо мне.

Ник застыл. Даже взгляд его будто остекленел, выдавая охватившее его напряжение.

– Ты хочешь съехать от меня? Вернуться в Пропасть или…

У Клио перехватило дыхание, когда она поняла, как же сильно он расстроен – пусть как истинный мужчина и старается не выдавать эмоций. Растроганная, она поднялась на носочки и поцеловала Ника. Он тут же откликнулся, крепко прижал ее к себе. Так крепко, словно боялся, что она вот-вот превратится в бабочку и упорхнет из его объятий.

– Глупый, это просто мой подарок! За все, что ты для меня сделал. За то, что ты рядом. За то, что ты… есть.

Клио чуть подалась вперед, чтобы Ник почувствовал ее дыхание на губах.

– Я никуда не денусь, если только ты этого не захочешь.

От тепла и нежности в его глазах в горле Клио едва не задохнулась.

– Никогда не захочу, – прошептал Ник. – Слышишь? Никогда.

Глава 24
Триумвират

Сощурив глаза, Бадо́ смотрела на дочерей. Не тех, живых, что затерялись по ту сторону полуночной завесы. На мертвых. Все эти дни ей не терпелось приступить ко второй части плана, но такая возможность не выпала до сих пор. К сожалению, одного появления на свет Немайн и Махи мало. Нужно, чтобы они впитали в себя как можно больше тьмы мира теней.

Бадо́ все же изменила их облик, сделав чуть более похожими на себя. Не могла позволить, чтобы ее отпрыски выглядели как собранные воедино комки полуночной грязи. Беда в том, что рассветные чары в мире теней рассеивались стремительно. Сползали, будто отмершие частички кожи, обнажая уродливое нутро. Пришлось обратиться к демонице-фомору, которая называла себя Портнихой.

Эта тварь состояла в личной свите короля Балора и была одной из самых сильных демонов мира мертвых. Бадо́ долгое время наблюдала за ней. Мир теней настойчиво призывал ее, стоило задержаться в мире живых слишком надолго, а как еще коротать здесь часы и дни? Разве что сплетать из теней новые части дворца, забавы ради и для оттачивания мастерства охотиться за душами да наблюдать за демонами.

Бадо́ помнила свою досаду и недоумение, когда поближе познакомилась с ними. Только подумать: буквально купаясь в источнике полуночной силы, они совершенно не умели ее использовать. Не владели даже элементарнейшими из чар. Во всяком случае, большинство из них.

Чаще всего веретники использовали демонов в качестве сосуда полуночной силы, которую тратили уже по своему усмотрению – на чары, доступные им самим. Большинство фоморов такой порядок вещей вполне устраивал. Ведь благодаря сделке с веретниками они могли вырваться из опостылевшего мира мертвых и вселиться в человеческие тела, а временная физическая оболочка защищала их от рассветной магии, рассеянной по всему живому миру.

Однако существовали и такие, как Портниха. Они учили заклинания, как полуночные ведьмы и колдуны. И, вселяясь в веретников, могли предложить им не только силу, но и незнакомые смертным чары.

Как приближенная Балора, Портниха имела доступ к миру живых. Поначалу она просто вселялась в веретников, чтобы их глазами познать столь чуждый и волнующий мир. Удивительное дело, но ее, демона, привлекала… красота.

Бадо́ не знала, одинаково ли Портниха ценила красоту природы и человеческих лиц, но последнее определенно ее интересовало. Необходимые знания она получила напрямую из мира теней – как это много позже фоморов научились делать теневые зеркалицы, колдуны хаоса и другие полуночники.

В самом начале своей демонской «карьеры» Портниха заключала договора со слабыми веретниками, желающими такой малости, как вечная красота. Лепила из их лиц, словно из пластилина, нужные черты. Полуночная магия служила ей резаком и скальпелем, отсекающим все лишнее.

Портниха знала и другие чары, но главным ее увлечением по-прежнему оставалась… «кройка и шитье». Только материалы она использовала весьма специфические.

По договору, заключенному с кладбищенскими ведьмами, Портниха имела в своем распоряжении множество лоскутов кожи и костей разных форм, размеров и происхождения. Она использовала их в своем ремесле, чтобы придать теням видимость живых человеческих тел. Не владеющим чарами иллюзии и перековки фоморам – одноглазым и одноногим – она достраивала тела из костей, связок и сухожилий. Заменяла эфемерную, сотканную из полуночной энергии половину тела на живую… или же близкую к живой.

Низшие демоны, для которых доступ в мир живых был закрыт, охотно становились ее подопытными – опять-таки, развлечений в мире теней немного.

На глазах Ткача Кошмаров демоница превратила лица Немайн и Махи в еще более безобразное месиво, в податливый кусок темной глины. И принялась лепить. Сделала каркас из ребер, впустила туда тени – сущность Мертвых Дочерей, увенчала их черепом, а сверху на дымчатую зыбкую плоть натянула кожу.

За образец Портниха взяла, конечно, Бадо́. Когда работа была закончена, перед ней стояли ее молодые копии. Однако демоница предупредила: сила, что создала Немайн и Маху, куда могущественнее ее чар. Рано или поздно та возьмет свое, и обличье, натянутое на полуночную суть Мертвых Дочерей, разойдется по швам и сползет, словно старая змеиная кожа.

«Поздно» Бадо́ вполне устраивало. К тому моменту Немайн и Маха должны насытиться энергией мертвого мира, многократно преумножив ту, что их породила.

Вероятно, в том, что касалось умения использовать силу мира теней, Немайн и Маха ничем не отличались от низших демонов. Однако не зря вторым именем Бадо́ была настойчивость. На правах матери и более древней ведьмы она попыталась обучить их тому, что знала.

Процесс учебы не задался с самого начала. Если Маха обладала тихим и покорным нравом, то Немайн – диким. Если ей не нравилось что-то, шипела, будто кошка или змея. Как тут не поверить в магию имен? В то, что, если назвать дитя в честь знакомых или значимых людей, он может перенять часть их черт.

– Вы должны открыться полуночной силе, вобрать ее в себя, – наставляла Бадо́.

Маха смотрела на нее пустыми и черными, что пуговицы у игрушек, глазами. Немайн, вечно беспокойная, возилась в земле.

– Прекрати это, – ледяным тоном потребовала Ткач Кошмаров.

Немайн оскалилась. Бадо́ неотрывно смотрела мертвой дочери в глаза, показывая, кто в этой стае вожак, кто здесь лидер.

«В каждой из вас по четверти моей силы, по четверти моего сердца, – говорил ее взгляд. – Вы будете слушаться меня».

Протестующий рык Немайн перешел в приглушенное ворчание. Опустив глаза, она оставила в покое землю. Потянулось было перепачканными пальцами ко рту, чтобы вылизать их подобно зверю, но хлесткий голос матери ее остановил.

Состроив страдальческую гримасу и тронув пальцами виски, Бадо́ повторила свой наказ. Понимания в глазах Мертвых Дочерей не прибавилось. Вероятно, они не знали, как все это должно происходить. Доподлинно не знала и сама Бадо́. Слишком расплывчатыми знаниями она обладала.

– Хорошо. Попробуем иначе. В конце концов, я уже воспитала одну полуночную ведьму, а моей силы в ней было кратно меньше, чем в вас. Есть несколько способов аккумулировать полуночную силу и запечатать ее в себе. Я не буду советовать вам, к примеру, стать Ткачами Кошмаров, питаться страхом людей и поглощать их души, словно бескостный виноград…

Разумеется, большую часть того, о чем она говорила, Немайн и Маха не понимали. В конце концов, в них вложена сила и сердце Бадо́, но отнюдь не ее разум. Однако ей нравился звук собственного голоса и уже позабытая роль мудрого наставника и учителя. А любую роль нужно доигрывать до конца.

Беда в том, что все ее наставления остались для Мертвых Дочерей пустым звуком. Им не давались даже простейшие чары. Сколько бы ни объясняла Бадо́, они смотрели на нее одинаково непонимающими взглядами. Пустыми взглядами без проблеска ума.

– У меня голова болит от вашей тупости! – выйдя из себя, вскричала Ткач Кошмаров.

Маха испуганно вжала голову в плечи, Немайн зашипела, скрючив пальцы подобно звериным когтям.

Невольно, вопреки желанию, нахлынули воспоминания о том, как Бадо́ учила полуночной магии маленькую Морриган.

Столько упорства и решимости в семилетней девчушке, столько страсти! Мир теней с его колдовскими тайнами манил ее, очаровывал. Она могла не понимать до конца, на что по-настоящему способна полуночная магия, но восхищалась ее темной мощью и уважала ее. Правда о том, что все это время она постигала запретное колдовство, лишь подстегнуло любопытство Морриган.

В Клио подобной увлеченности Бадо́ совсем не ощущала. Но видела, как та любила старшую сестру, как хотела во всем походить на нее. И потому надеялась, что годы спустя, когда Морриган станет полноценной – и сильной – полуночной ведьмой, она заразит своей страстью и Клио. Кто же знал, что со временем все так изменится…

С живыми дочерьми Бадо́ определенно просчиталась. Но неужели она ошиблась и мертвыми?

Но нет, способ есть, просто он будет более долгим и, вероятно, не слишком приятным.

– Ну что ж, – холодно произнесла Ткач Кошмаров. – Я пыталась. Я давала вам достаточно шансов. Немайн, подойди.

С ней будет сложнее всего. Приручить дикую, непокорную энергию не легче, чем буйного зверя. Однако прежде Бадо́ это удавалось.

Чтобы легче войти в роль, она чуть изменила собственный облик. Новое платье было столь же черным, как Юдоли мира теней, куда не проникал свет невинных душ. Но вместо вороньих перьев его украшали кружева, а лицо закрывала вдовья вуаль. В облике Ткача Кошмаров Бадо́ ощущала себя почти всемогущей, а память о выпитых разом душах спящих лишь подкрепляла ее уверенность.

Расправив плечи, она шагнула к Немайн. Чувствуя угрозу, та вскинула ладонь. Бадо́ схватила мертвую дочь за запястье и резко завела ее руку за спину. Кости, так тщательно вплавленные Портнихой в полуночную плоть, протестующе затрещали. С губ Немайн сорвался душераздирающий крик – память о боли жило в ней вместе с вложенным в душу знанием о том, как дышать и как ходить.

Негромко, размеренно произнося слова заклинания, Бадо́ цепляла на Немайн полуночные оковы. Кольца сияющей потусторонним светом тьмы объяли лодыжки и запястья Мертвой Дочери. Живых созданий эти чары тоже удерживали на месте, но с куда более серьезными последствиями. Пока они действовали, пока сверкали кольца, мир теней вытягивал из жертвы жизненные соки.

Бадо́ не учила Морриган столь сложному и разрушительному заклинанию. Не потому, что боялась, будто та не сможет его освоить. Опасалась, что однажды применит чары против нее.

Немайн захрипела, когда колдовские оковы стиснули ее горло.

– Не дергайся, – ласково посоветовала Бадо́, – и тогда тебе не будет больно.

Она медленно повернула голову вправо. Маха прижалась к дереву, будто надеясь, что выступающие на нем шипы каким-то образом защитят ее от Ткача Кошмаров. Поднялась на нетвердых ногах, попятилась, а потом бросилась прочь. Бадо́ вскинула бровь. Неожиданный сюрприз.

– Глупышка, тебе некуда бежать. Estene korvo!

Маха врезалась в невидимую стену и с глухим стоном опустилась на сочащуюся темным землю. Вполне ожидаемо, что наброшенные на нее оковы потребовали от Бадо́ куда меньше сил. Сложность чар напрямую зависела от колдовской мощи, жизненной энергии и силы воли того, на кого были направлены.

Ткач Кошмаров сковала ноги и руки Махи – чтобы больше даже не думала о побеге и сопротивлении. Схватив ее за волосы, подтащила поближе к Немайн. Стоя плечом к плечу, они образовали странный треугольник. Впрочем, форма не так важна.

Важно число. Три.

Очередным заклинанием Бадо́ сделала руки эфемерными, уподобляясь фоморам… или Карман. Вонзила их, бесплотные, в грудь Мертвых Дочерей, нащупала небьющиеся, но пульсирующие магической силой сердца. Не вырывала – Немайн и Маха нужны были ей живыми. Немертвыми. Запертыми в сосуд.

Лишь сжала, чтобы колдовским импульсом, молниевым импульсом связать их троих.

– Sed arana morte est potentia trinitatis!

Никто из живых не слышал и не знал подобного заклинания. Как ведьма, вышедшая за пределы существующих границ, Бадо́ создала его сама. Соткала из нескольких заклинаний, слова которых подсказал ей мир теней. Собирала драгоценные знания по капле, а после манипулировала тьмой, чтобы воочию увидеть результат своих чар.

Так Бадо́ исказила рассветную сноходческую силу, впустив в нее энергию полуночную. Так стала Черной Вдовой и Ткачем Кошмаров.

От Немайн и Махи к ней потянулась призрачная энергия. Они словно расщеплялись, рассеивались, развоплощались. Как магнитом, их силу и суть – то, что заменяло Мертвым Дочерям душу – тянуло к Бадо́. Не спеша, она поглотила их силу, и последним выпитым ею элементом стали их сердца.

Ее собственное снова стало цельным, а Мертвые Дочери, Немайн и Маха, стали частью ее самой.

Торжественно, будто находясь в центре окруженной зрителями сцены, Бадо́ произнесла:

– Да здравствует Триумвират.

Глава 25
Удар Камарильи

– Прекрасно, – цокнув языком, довольно произнесла Джамесина. – Просто замечательно!

В руках она держала вчерашний выпуск газеты Кенгьюбери. Статья с громким заголовком «Опасные эксперименты Трибунала над сиротами» изобиловала спектрографиями, которые накануне сделала Морриган. Они определенно удались – четкие, детальные…

Журналистка, шотландка Фенелла Бернс, была жительницей Кенгьюбери и давней союзницей Джамесины. Все это время она копала под Трибунал. Но не только ради того, чтобы раздуть громкий скандал и получить свою минуту славы. Оказалось, она – глейстиг. Живя среди людей, Фенелла не расставалась с длинными юбками и вуалью иллюзии, чтобы скрыть козлиные ноги, а копытца превратить в звонко цокающие каблучки.

В конце статьи, раскрывающей всю подноготную исследовательского центра Уолша, все же оказалось несколько извлеченных из памяти Дэмьена спектрографий – как и ожидалось, немного смазанных и окруженных туманной дымкой. Подобную нечеткость можно было легко объяснить тем, что с того дня прошло уже несколько лет, и это подтверждала запись самого Уолша о «неудавшемся эксперименте».

На этих спектрографиях был и он, и, конечно, Эйден.

Резонанс получился большой – настолько, что Уолш пустился в бега. Морриган этим фактом была крайне разочарована.

– Думаете, агенты Департамента сумеют его поймать?

– Думаю, да. Разумеется, Трибунал до последнего будет утверждать, что Уолш действовал самостоятельно, а не от их имени. И самого Уолша заставят подтвердить, что идея о взращивании идеальных солдат принадлежала исключительно ему. Они же не дураки – у него даже нет официальной должности, которая связала бы его с Трибуналом.

– А где находятся дикие существа древней крови, на которых охотятся ловчие-берсерки, мы до сих пор не знаем, – мрачно заключила Морриган.

– Да, это не безоговорочная победа – до нее еще далеко. Но люди уже судачат. Сопоставляют факты и слухи и делают свои собственные выводы. И уже начинают сомневаться в том, что льет в их уши Трибунал. Это и есть идеальная почва для наших дальнейших действий. И да, это только начало. – На губах Джамесины играла опасная улыбка. – Фенелла готовит материалы для новых статей. В одной из них она напомнит общественности об еще одном громком деле, которое касалось верховного судьи Карсона Фаллона.

– Подождите, Ник что-то такое рассказывал, – нахмурилась Морриган. – Точно. Судью вроде бы обвинили в использовании полуночных чар. Там что-то было связано с его больной дочерью. Но я не знаю, чем все кончилось.

– Ничем, – пожала плечами Джамесина. – Дело замяли. Вернее, обвинили Ральфа, парня дочки судьи. Это мэру Керрейну предложил сам Колдуэл.

Морриган вскинула бровь. Керрейн и Колдуэл?..

– Зачем? – холодно спросила она.

Как бы Колдуэлл ни боролся за права существ древней крови и как бы ни стремился вывести без сомнения двуличный Трибунал на чистую воду, он был убийцей. Да еще и подставил невиновного парня.

– Ральф – один из нас. Перед ним стояла особая задача – подобраться к Этейн, которую мы давно подозревали в полуночных чарах. Как оказалось, идея наградить ее способностью красть жизненную энергию у других и за счет этого становиться сильнее принадлежала ее отцу. – Джамесина покачала головой. – Однако в рамках задания Ральф не удержался. Он влюбился в Этейн. И все же он был готов провести какое-то время в тюрьме Трибунала. Это нужно было, чтобы усыпить бдительность как судьи, так и мэра, который, как ты, должно быть, догадалась, тоже не гнушается полуночными чарами. Вот как пути Колдуэлла и Керрейна однажды пересеклись. Чары, заключенные в филактериях, представляли ценность для них обоих. Один – Керрейн – покупал их, другой их ему поставлял.

– А пока Ральф находился в тюрьме, вы продолжали бы собирать компромат на элиту Кенгьюбери, – поняла Морриган. – Чтобы потом обрушить на людей всю правду единой лавиной. И кто же еще был – или есть – в вашем списке?

– Глава Гильдии охотников.

Морриган кивнула. Что-что, а это ее совершенно не удивляло. Она сама, будучи охотницей, прибегала к полуночной магии, причем с разрешения егермейстера.

– Глава Департамента полиции. Вернее, не он сам, но некоторые из его подчиненных. Говорят, в Департаменте есть особые колдуны, способные выведать что угодно у кого угодно. И это не беспочвенные слухи. Пара наших ребят, угодивших в их лапы, рассказывали о чарах, которые колдуны, смеясь, называли «преждевременной смертью». Человека не били, а значит, не оставляли на нем следов. Его кровь не заставляли вскипать, а глаза лопаться… ничего такого. Просто на несколько минут, которые для подозреваемого превращались в вечность, он попадал в странное место, где его тело – или, надо полагать, душу – терзали демоны.

– Колдуны забрасывали их в Юдоль Хаоса, – глядя на Джамесину широко раскрытыми глазами, выдавила Морриган.

Далеко не каждому полуночному колдуну под силу переместиться туда даже на мгновение. С другой стороны, редко кто в принципе преследовал такую цель – попасть прямиком в пространство короля демонов и его слуг-фоморов. А вот забросить туда души своих жертв имело смысл.

Вот только о подобных чарах Морриган прежде не слышала.

– Очень сомневаюсь, что особый отряд Департамента создан без ведома его главы, – заметила бааван-ши. – А вот насчет верховного трибуна мы не уверены. Вокруг Фланагана ходит множество слухов, но, к сожалению, ничем не подкрепленных.

– Мы можем отправить к нему призрачных слухачей, – предложила Морриган. – Конечно, напрямую говорить о полуночной силе он не будет. Но, может, удастся расслышать что-нибудь интересное.

– Как насчет того, чтобы как-нибудь отправить к нему… тебя? – вкрадчиво спросила Джамесина. – Раз уж ты так умело прячешься в тенях.

Морриган фыркнула. Королева-шпионка… Не самая ординарная из профессий.

– Я над этим подумаю. – Она задумчиво взглянула на бааван-ши. – Что заставило вас вообще создать Камарилью?

– О, вряд ли моя история так уж занимательна.

– И все же? – с нажимом произнесла Морриган.

Еще совсем недавно она подозревала Джамесину в нападении на лагерь охотников и считала своим врагом. Затем понял свою ошибку, но продолжала смотреть на нее с легким недоверием и пробудившимся интересом. Личность предводительницы бааван-ши и носительницы древней крови интриговала. Что-то подсказывало Морриган, что кровь, текущая в ней, была сильна… Очень сильна. Тогда что она делала здесь, в Пропасти, среди изгоев? Почему не противостояла Трибуналу в открытую? Не нападала, не истребляла поодиночке, что, без сомнения, ей под силу?

Джамесина фыркнула, словно поощряя ее упрямство. Пройдя до обитого красным бархатом кресла, опустилась в него.

– Моя мать была помешана на идее жить среди обычных людей. Быть как все. Она настолько хотела этого, что сточила клыки, лишив себя возможности питаться как истинные бааван-ши. Добывала где-то донорскую кровь, которой мы и питались. Я росла в Кенгьюбери, на Окраинах, среди людей, к которым судьба была не слишком благосклонна. Но это не оправдывало их. Каждый день я слышала о том, какое же я чудовище. Мой брат постоянно возвращался домой в синяках и кровоподтеках. Да, он любил скалить клыки, но никогда ни в кого их не вонзал. Он научился драться, используя лишь кулаки, потому что ему надоело просто закрываться от побоев.

Морриган сжала губы. Не впервые слышала о притеснениях существ древней крови и стойком неприятии к ним со стороны людей. Не всех, конечно, и не ко всем. Однако бааван-ши, пожалуй, ненавидели и боялись больше прочих.

– Когда на Окраинах стали погибать люди, на телах которых нашли следы от укусов, мы знали, чем это для нас грозит. И к нам пришли. Агенты Трибунала обвинили моего брата в убийстве и попытались его арестовать. Когда кулаки не помогли, он первый раз в жизни укусил человека. Именно тогда я его потеряла. Его убили за один укус. В них говорил страх, я это понимаю. – Джамесина резко вскинула голову. – Но оправдать их не могу. Особенно за то, что в тот страшный день я потеряла и маму. А ведь она, моя глупая мать со сточенными клыками, не могла даже постоять за себя. Она просто им помешала.

Морриган похолодела. Стояла у окна, не издавая ни звука, в ожидании, когда Джамесина снова заговорит.

– К слову, это был подражатель. Колдун крови, который особым заклинанием вытягивал кровь из своих жертв, чтобы потом отдать ее миру теней в качестве платы. Укусы он, разумеется, имитировал. Причем, как мне сообщили позже, довольно топорно и неумело. И это, демон тебя побери, можно было понять, что и удалось какому-то законнику Агенту Департамента, не Трибунала. Но зачем трибуну выяснять правду, когда можно обвинить тех, кто неудобен, с кем не можешь и не хочешь сосуществовать?

Джамесина схватилась за горло, словно ее душила злоба.

– Из-за чужой ошибки я потеряла двух самых близких мне на свете людей. Я стояла там, охваченная яростью такой силы, какой не чувствовала прежде. Слышала пульсацию крови в висках, чувствовала, как ногти вонзаются в ладони. Я понимала, что могу убить трибунов прямо на месте. Но тогда я стану такой же, как они. И я сбежала в Пропасть, но поклялась, что отомщу Трибуналу. Что раскрою людям глаза на всю их гнилую суть. – Джамесина взглянула в лицо Морриган. – Но им – истинным чудовищам – я не уподоблюсь.

Морриган медленно кивнула. Кажется, именно сейчас между ними появилось то самое доверие, которого прежде им недоставало. Джамесина перестала быть в ее глазах темной лошадкой с волевым характером и лидером существ древней крови, а стала сильной женщиной с непростой судьбой.

– Оставьте мне адрес верховного трибуна. Я сегодня же пошлю к нему призрачных слухачей.

С наступлением ночи Морриган занялась уже традиционной практикой, но на этот раз – в присутствии Файоннбарры. Перед ней стояла задача продемонстрировать все, чему она успела научиться.

Будучи ее наставником, Файоннбарра проводил с Морриган куда меньше времени, чем она ожидала. Однако свобода действий ее полностью устраивала. Колдун ночи лишь очерчивал путь, по которому Морриган шла уже без него.

– Неплохо, – сдержанно похвалил Файоннбарра. – Но есть одна проблема.

Несмотря на данное себе обещание быть хорошей девочкой… то есть послушной и терпеливой ученицей, Морриган почувствовала, как внутри поднимается волна протеста.

– Какая? – похолодевшим тоном спросила она.

– Даже сливаясь с тенью, ты не позволяешь себе раствориться в ней. А ведь у тебя изначально были с этим проблемы.

Должно быть, он имел в виду Дом Смерти, прозектора и ее самый первый шаг в тень.

– Это вполне объяснимо, но при твоем потенциале и упорстве… Я думал, тебе давно удалось преодолеть этот страх.

Морриган сверкнула глазами. Страх?! Да за кого он ее принимает?

– Но я уже растворялась в тенях.

Файоннбарра покачал головой.

– Нет, не растворялась.

– Растворялась, – с ледяным спокойствием, которое грозило перерасти в бурю, произнесла она.

– Морриган, не будь ребенком.

Она шумно выдохнула, раздувая ноздри. Но все же промолчала.

– Каждый раз, когда ты делала это при мне, ты оставляла в тенях… не знаю, как это объяснить… часть себя. Нет, не так – часть своей личины. Ты прикрывалась тенями как плащом, как причудливой пелериной, но не растворялась в них. Я мог чувствовать тебя, видеть твой силуэт… – Файоннбарра улыбнулся. – Ноктурнисты, знаешь ли, как кошки – умеют видеть в абсолютной темноте. Так и я видел в тенях тебя.

Морриган озадаченно наморщила лоб. Может, поэтому Бадо́ обнаружила ее, когда она попыталась подслушать разговор Доминика и Камарильи?

– Почему ты не сказал мне?

– Говорю сейчас.

Она послала Файоннбарре укоризненный взгляд.

– Ладно, если серьезно… Тогда я решил, что ты еще не доросла… как ноктурнистка. Но ты без труда освоила создание теневого помощника. Поэтому я хотел посмотреть, как сейчас у тебя обстоят дела с растворением в тени. Как оказалось, не очень.

Морриган подавила желание оскорбиться. Если она будет принимать замечания Файоннбарры, опытного ноктурниста, в штыки, ничему не сможет научиться.

– Не понимаю. В обличье тени я спокойно протискивалась сквозь щели.

– Верно. Ты меняла свою форму. В редких случаях, я полагаю, и весьма кратковременно. Однако, судя по всему, твое подсознание отказывается терять контроль над телом на более долгий срок.

Морриган хмурилась, сложив руки на груди и постукивая пальцами по локтю.

– Вероятно, тебе тяжело смириться с мыслью, что твоя личина – то, какой ты привыкла воспринимать саму себя, – перестанет существовать. Пусть даже на время. Что ты потеряешь себя и станешь лишь еще одной тенью – безмолвной, безликой, лишенной твоего шарма и блеска. Ты слишком привязана к своему телу.

В глазах Файоннбарры – понимание и искреннее желание помочь, но что толку, если его слова так злили?

– А ты не привязан? – огрызнулась она, мгновенно позабыв про голос разума, лишь недавно звучащий в ее голове.

Тот, что призывал к хладнокровию и спокойному принятию собственных ошибок.

Вместо ответа Файоннбарра поднял согнутую в локте руку тыльной стороной ладони. Прямо на глазах его кожа истлевала, обугливалась, словно ее охватил призрачный черный огонь.

Его правая рука превращалась в тень. Файоннбарра щелкнул пальцами левой, зажигая на них огонек и прогоняя, рассеивая тень, будто ползущий над рекой туман.

– Коснись ее.

Морриган попыталась, но ничего не нащупала. Рука Файоннбарры исчезла до самого плеча.

– А теперь повтори.

Сосредоточившись, она в очередной раз обратилась к тьме внутри себя. Окутывала свою руку призрачной дымкой, представляя, что та становится тенью или же растворяется в них без остатка. Рука и впрямь потемнела, и все же было в ней что-то неправильное… Она казалась слишком объемной, выпуклой, а тени, из которой она состояла – слишком плотными. Морриган стиснула зубы, и тени побледнели.

Но не исчезли полностью.

Она перевела на Файоннбарру сконфуженный взгляд. Колдун ночи коснулся ее руки. Разумеется, та никуда не исчезла. Лишь прикрылась тенями, но осталась существовать. Морриган раздраженно встряхнула рукой, возвращая ей прежнее обличье.

Проклятье, почему у нее не выходит?!

– Когда желание до последнего цепляться за собственное тело уйдет, ты сможешь вырваться за пределы физической сути, что поможет тебе овладеть иными, более сильными чарами.

Она покачала головой.

– Если бы это было так просто…

– Если бы это было так просто, каждый второй был бы могущественным ноктурнистом.

Морриган покусала губы, обхватив себя ладонями за плечи. Взгляд Файоннбарры смягчился.

– Ты должна поверить в то, что твое тело само по себе ничего не значит. Важна лишь твоя сила. Ты должна отринуть физическую оболочку, быть готовой в любой момент ее потерять. Мы – лишь мешки с костями, плоть, в которой заключена огромная сила и, подчас, великий ум. Но то, что снаружи – скорлупа, не более.

– Но без этого мешка с костями мы – ничто, – прошептала Морриган. – Мы просто не можем существовать.

– Разве? – Файоннбарра покосился на свое плечо, лишенное продолжения.

– И ты не боялся потерять себя? Раствориться в тенях, распасться на сотни клочков и так и не суметь никогда собраться снова? – сглотнув, спросила она.

– Нет. – Губы колдуна ночи дрогнули в улыбке. – Но может, причина в том, что я не родился таким красивым.

Морриган невольно рассмеялась, прогоняя сковавшее ее напряжение. Их взгляды пересеклись, и возникла странная пауза.

«Он же хороший парень, Балор тебя забери. И, кажется, действительно в меня влюблен. Так может?..»

И тут же ответила самой себе – нет, не может. Достаточно с него обмана и ложных надежд.

Оставайся Морриган той же самонадеянной, эгоистичной охотницей, какой была еще год назад, чувства к Дэмьену не помешали бы ей кокетничать с Файоннбаррой или даже встречаться с ним. Что-то изменилось.

«Кажется, ведьмочка Морриган Блэр повзрослела, – не без иронии подумала она. – И научилась нести ответственность за свои поступки».

Что-то подсказывало ей, произошло это прежде, чем она стала королевой.

Морриган повзрослела, когда потеряла младшую сестру.

Глава 26
Свое счастье

Несмотря на то что день в Кенгьюбери был в самом разгаре, а значит, работа украла у нее Ника, в одиночестве Клио не осталась.

Навестить ее, запертую в четырех стенах «бедолагу» (с чем она, сноходица, могла бы поспорить), пришли Сирша, Саманья и Рианнон.

Клио радостно обняла всех троих, усадила за стол и налила вкусного чая.

Рианнон, нервно заправив за ухо красно-медный локон, приглушенным голосом спросила:

– А твой парень точно не вернется раньше времени?

Веснушки на ее побледневшем от волнения лице стали еще отчетливее. Она единственная из всех не пила предложенный Клио чай.

– Риан, перестань, – рассмеялась Саманья. – Ник не будет тебя преследовать. Уверена, Клио убедила его в том, что ты ни в чем не виновата.

– Мне все равно как-то не по себе, – призналась Рианнон. – Он же работает на Трибунал.

– Во-первых, не напрямую, – возразила Клио. – А во-вторых… Ты попала под пристальное внимание законников лишь потому, что тебя подозревали в том, что ты – Ткач Кошмаров. А теперь Трибуналу известно, кто прячется за этим прозвищем.

Воцарилось неловкое молчание. Рианнон, покусывая губы, старательно отводила взгляд, Сирша с Саманьей увлеченно изучали чашки с чаем в своих руках, только чтобы не смотреть на Клио.

– Лучше расскажи мне про ипподром, – преувеличенно бодро сказала Клио.

После смерти Доминика Рианнон осталась под крылом королевского Дома. Отчасти из-за того, что Морриган, которую она толком не знала, была сестрой девушки, спасшей ее от тюрьмы Трибунала. Отчасти потому, что нынешняя королева осуществила идею Доминика и основала первый в Пропасти ипподром.

Разумеется, скачки волновали сейчас Морриган в последнюю очередь. Впрочем, как и уникальный дар Рианнон – умение ладить с лошадьми и вдыхать в них силы. Она лишь хотела, чтобы ведьма, которую Клио привела в Пропасть, нашла там свое место.

Рианнон мгновенно оживилась.

– Лошади, которых купила госпожа Блэр, просто чудесные! Я скучала по ним… Не именно по этим, конечно, я их не знаю, но просто по лошадям.

– Она сутками пропадает в конюшне, – сообщила Саманья. – Выдернуть ее оттуда просто невозможно.

Клио улыбнулась, глядя на Рианнон.

– Я рада, что ты нашла себе занятие по душе. Что насчет тебя, Сирша? – спросила она, ставя перед подругами тарелку с печеньем.

Доулу смерти назвать таковой, наверное, никому бы и в голову не пришло. Светловолосая, с утонченными чертами лица и яркими голубыми глазами, она искрилась любовью к жизни, ко всему, что ее окружало.

– Даже не знаю, что тебе сказать, – призналась Сирша. – Теперь, когда нет больше спящих, мой дар почти никому не нужен.

– Она скромничает, – припечатала Саманья. – И… как это сказать… преуменьшает свои заслуги.

Рианнон восторженно похлопала жрице вуду, с которой она в отсутствии Клио успела подружиться – вероятно, поощряла ее стремление насыщать речь на чужом языке непростыми словами и выражениями.

Сирша рассмеялась.

– Ну ладно, иногда я помогаю людям в Пропасти отсрочить их смерть – дать им время попрощаться с близкими и родными. И знаешь, этого достаточно. Я имею в виду… Да, может, я бы и хотела быть ведьмой, известной на всю Ирландию, но понимаю, что мне такой никогда не стать. Мой дар… другой. Не столь значимый. Но хорошо уже то, что я вообще могу кому-то помогать. Так моя жизнь становится более полноценной. Так в ней появляется смысл.

– Но он ведь не только в этом, правда? – тихо проронила Рианнон. Она сидела, грея в руках чашку с чаем, и мечтательно щурилась. – Эта цельность приходит и тогда, когда находишься рядом с правильными людьми… или не людьми вовсе.

– Она снова о своих драгоценных лошадях, – закатила глаза Саманья.

Однако каждая понимала – это лишь добродушное дружеское подтрунивание.

– Я говорю о том, как важно найти то, что приносит тебе счастье, – смеясь, сказала Рианнон.

Сирша серьезно кивнула.

– Риан права. На самом деле, быть доулой смерти – лишь часть моей жизни. И, как оказалось, малая часть. А так… Я много времени провожу с сестрой – мы вместе что-нибудь смотрим, болтаем или гуляем по Пропасти. Кажется, Олив понемногу приходит в себя после смерти мамы и Линн. И знаете, ее улыбку я бы не променяла ни на что на свете. Даже на титул сильнейшей из ведьм.

На какое-то время в гостиной воцарилась тишина – столь разные, но сплетенные невидимыми узами, девушки-ведьмы погрузились в свои мысли.

– А я, между прочим, скучаю, – хмурясь, призналась Саманья. – Без тебя в замке все не так.

– Не думаю, что дело во мне, – мягко сказала Клио. – Порой все меняется.

– Но мне не нравятся эти перемены.

«Они никому не по нраву».

Клио тут же ощутила укол совести, подумав о Нике. И о том, что в последние дни была счастлива, как никогда. Несмотря на все, что случилось совсем недавно. Несмотря на события, память о которых уподобилась ранам, едва затянувшимся новой розовой кожей, еще не превратившимся в рубцы.

Но Ник – рядом, а Бадо́ далеко, и людей не надо спасать от мучительных кошмаров.

– Как Ганджу?

На красивое смуглое лицо Саманьи набежала тень.

– Мы немного отдалились друг от друга. После смерти Аситу… Я не знаю, как это объяснить. Папа ни в чем не виноват, и магия вуду не виновата. Но он по-прежнему одержим всей этой идеей «наследия». Он с самого моего детства хотел, чтобы я однажды продолжила его дело. Чтобы я стала Mambo Asogwe^[11].

– Но разве ты уже не мамбо? – удивилась Клио.

– Мамбо. Но Mambo Si pwen. Младшая жрица.

– А кто же тогда Ганджу? Если Аситу, вероятно, был Houngan Si pwen… – Дождавшись одобрительного кивка, Клио воодушевленно продолжила: – Значит, твой отец – Houngan Asogwe?

– Если бы. – Полные губы тронула горькая улыбка.

– Я запуталась, – смущенно призналась Клио.

– И я, – вскинула руку Рианнон.

Вряд ли она, природная ведьма, почти всю жизнь прожившая в Верхних городах, хорошо разбиралась в традициях вуду. Хотя кое-что ей наверняка успела рассказать Саманья.

– Разве не хунганы и мамбо посвящают в жрецы других, как это сделал Ганджу? – Меж бровей Сирши пролегла озадаченная складка.

– Я понимаю, почему вы так подумали, но меня и Аси-ту посвящал не он. Это сделал другой человек, Houngan Asogwe из нашего племени. Папе никогда бы не разрешили посвятить кого-то в жрецы.

– Не понимаю, как так. Ганджу же невероятно сильный колдун!

– Да? – заинтересовалась Рианнон.

– Он воскресил меня, – не подумав, обронила Клио.

В следующее мгновение чай изо рта лошадиной ведьмы оросил стол.

Пока Сирша бегала за тряпкой – даже таким крошечным всплеском стихии, как капельки воды, управлять никто из них не умел, – Рианнон во все глаза смотрела на Клио. И без того большие, те превратились в две блестящие монеты.

– Я тебе как-нибудь попозже расскажу эту историю, ладно? – потирая кончик носа, попросила Клио.

Рианнон, не мигая, медленно кивнула.

Когда беспорядок был устранен, Саманья вернулась к прерванному разговору.

– Такие, как папа, бокоры^[12] и caplata^[13], не проходят инициацию. Им не позволяют этого сделать… К ним совсем иное отношение. Многие на моей родине и вовсе не считают их жрецами. Не признают как адептов вуду.

– Но почему? Они ведь посвящают магии всю свою жизнь.

– Как это объяснить… – Пожевав губу, Саманья резко вскинула голову. – Помнишь, ты убеждала меня, что твоя сестра охотится… охотилась лишь на самых жестоких отступников, тех, кто действительно заслужил наказания и живыми приводила их в Трибунал?

Не улавливая связи, Клио, тем не менее, кивнула.

– Ее охота официально разрешена. И, по мнению многих, она занималась благим делом. А теперь представь рядом с Морриган наемного убийцу. Того, кто убивает людей исключительно потому, что ему за это заплатили.

– Начинаю понимать…

– Некоторые считают, что такой человек – необходимое явление… нет, как это говорится… Необходимое зло. Другие, особенно люди религиозные, считают их действия непозволительными, кощ…

– Кощунственными, – уловив заминку, подсказала Рианнон.

– Да. Несмотря на то, что вуду относят к полуночной магии, в нем есть разделение на светлое и темное колдовство, – с жаром продолжала Саманья. – Многие жрецы служат целителями и духовными наставниками. Они умеют излечивать тяжелые болезни, снимать проклятия и окутывать защитной магией.

– Точно, – улыбнулась Клио, сжимая висящий на груди гри-гри – амулет, призванный защитить ее от злых духов.

Саманья послала ей улыбку, но та померкла почти мгновенно.

– А есть ритуалы недопустимые, темные. Многие верховные хунганы и мамбо считают, что вмешательство бокоров и каплата в круговорот жизни и смерти противоречит всем догмам. Они верят, что никто не имеет права вмешиваться в естественный ход вещей, который контролируют духи – Лоа. А значит, их не пытаться контролировать обычный человек.

– Почему же твой отец не стал инициированным жрецом? – спросила Сирша.

Саманья пожала гладкими плечами, не скрытыми белым топом.

– Не хотел. Папа с детства мечтал стать именно бокором. Может, дело в том, что его мама умерла очень рано. Я никогда не знала бабушки, но знала, что папа безумно ее любил. Наверное, тогда в нем и родилось желание воскресить ее. Или папа видел, как жесток этот мир, как часто Лоа забирают к себе достойных людей слишком рано, и хотел восстановить эту потерянную справедливость.

– Он не?..

– Нет. К тому времени, как папа овладел мастерством смерти, дух бабушки ушел далеко.

Может, это и к лучшему. Слишком хорошо Клио помнила, что произошло с мамой Саманьи. Ритуал не удался, от чего ни один колдун не был застрахован, и жена Ганджу стала… зомби.

Как сказала тогда Саманья – не всем суждено вернуться в мир живых.

– Как видите, мой отец – чрезвычайно целеустремленный человек. Он всегда знает, чего хочет. – Жрица вздохнула. – К сожалению, это можно сказать и про меня. Но если прежде наши мечты и цели совпадали, то сейчас я в этом не уверена. Чтобы стать верховной ведьмой, мне нужно многое узнать. Ганджу рвется обучать меня, а я… Я ведь так этого хотела! Но теперь меня тошнит от всех этих ритуалов! Они ненавистны мне… без него.

– Я понимаю, Саманья, – тихо сказала Клио.

– А тут еще этот проклятый Аким… Знаю, я не должна говорить так о нем, он не сделал мне ничего плохого…

– Кто? – озадачилась Клио.

– Папа взял себе La Place… как это сказать… помощника, которого он теперь обучает.

– Так он все-таки может?..

– Обучать – да. Но не проводить инициацию. Верховным жрецам нашего племени не нравилось, что он обучал меня, но они ничего не могли с этим поделать. Все, в чем мне необходимо было разбираться, – от всевозможных веве, зелий и трав до ритуалов – я узнала только благодаря ему. Последний раз я возвращалась на родину, чтобы стать Mambo Si pwen, и с легкостью прошла посвящение.

Саманья замолчала. Казалось, мыслями она ушла в то далекое прошлое.

– Аким, – мягко напомнила Сирша.

Жрица развернулась к ней так стремительно, будто услышала оскорбление.

– Я должна вместе с ним помогать папе, но я смотрю на Акима и чувствую злость. Будто он пытается заменить Аситу, но он не имеет на это права, и я… Я злюсь и на отца. Знаю, Аситу был ему как сын, но к своему делу он подходит с холодной головой и трезвым взглядом. Ему нужен помощник. Ему нужна и я, но… – Саманья прикрыла глаза, словно собираясь с духом. А потом на одном дыхании выпалила: – Я не уверена, что хочу становиться верховной жрицей.

Ее слова льдинками повисли в опустившейся на дом тишине.

– Но если я так решу… Я подведу папу. Обесценю все, что он сделал для меня. Я просто не знаю, что мне делать. Ты, Сирша, счастлива рядом с сестрой, ты, Клио, – с Ником. Счастье Риан – в мелочах, в простой и тихой жизни. А что делать мне, если мое личное счастье противоречит счастью отца, самого близкого мне человека?

Сирша кусала губы, не зная, чем утешить Саманью. Клио положила свою руку на ладонь жрицы – если не успокоить, то хотя бы поделиться своим теплом. Порывистая Рианнон сорвалась с места, чтобы обнять подругу. Удивительно, но лицо той разгладилось, на нем появилось нечто сродни умиротворению. Пусть временному, но все же. Может, дар рассветной ведьмы позволял Рианнон воздействовать не только на лошадей?

Они еще долго сидели, находя успокоение в обществе друг друга, и ни слова не говоря. Потому что ответы на некоторые вопросы может дать лишь сама жизнь.

Глава 27
Первородная ведьма полуночи

Бадо́ хмуро смотрела на Делля, который насвистывал что-то себе под нос. Заметив ее взгляд, скальд осекся, но плечи в голову, как в их первые встречи, вжимать не стал. И не смотрел испуганно оленьими глазами. Похоже, Лелль успел освоиться в мире теней. И то ли поверил, что ничего плохого с ним не случится, то ли решил, что хуже уже быть не может.

Это он зря…

«Только дай мне повод, и я сверну тебе шею, как пасхальному кролику».

Почему пасхальному и почему именно кролику, Бадо́ сама не знала. Да и отдавала себе отчет, что такой поступок неразумен – особенно теперь, когда они вплотную подобрались к концу ее истории. Ее будущей легенды. Но голова болела так, что глаза грозились выпасть из орбит, будто что-то выдавливало их из черепа. Усмирить боль и отключить чувства не получалось, поскольку они были последствиями полуночных чар, а их источник – проклятый источник! – находился у нее внутри.

Как-никак, в одном хрупком… хорошо, не очень хрупком, но изящном теле Ткача Кошмаров находились сразу три личности. Две из них были недоразвиты, словно недоношенные младенцы – или крохотное дитя в материнской утробе. Но благодаря крепко переплетенным друг с другом каналам и их устойчивой колдовской связи, подкрепленной еще и родственными узами, Маха и Немайн ожидаемо получили доступ ко всем воспоминаниям Бадо́.

И – проклятье – научились говорить. Или, если быть точным, думать и выражать свои мысли ее внутренним голосом.

Колдовской резерв в Бадо́ после создания Триумвирата увеличился почти втрое – за счет душ (или их подобия) Махи и Немайн. А сама Ткач Кошмаров как сосуд полуночной силы стала втрое улучшенной версией себя прежней.

Осталось только доверху наполнить сосуд… Что ж, на роль подпитки прекрасно подходили души, которыми полнился мир терей.

Чем больше силы вбирала в себя Бадо́, тем разговорчивее становились Мертвые Дочери. Маха оказалась любопытна, как кошка. Тянулась ко всему странному, неизведанному, без устали вопрошая: «А что значит веретничество?» «А на что похожа Пропасть?» «А кто такие фэйри?»

Как познающий мир ребенок, у которого накопилось множество вопросов к взрослым. Однако Бадо́ не обманывалась: она чувствовала в Махе ту же тягу к разрушению, которая жила в Немайн.

Последняя же настолько осмелела или разозлилась на мать за то, что поглотила ее и лишила собственной личности, что решила… взять тело Бадо́ под контроль. Разумеется, у Немайн ничего не вышло. Однако ее попытки причиняли неудобство, ведь приходилось погашать чужую силу, подавлять чужое вмешательство. А вечные вопросы Махи рождали одуряющую головную боль.

В этом неустанном шуме, с постоянным ощущением давления Бадо́ теперь встречала каждый новый день. Или ночь, что в мире теней, в общем-то, совершенно одинаково.

Вот отчего непринужденное, расслабленное поведение Лелля сейчас так сильно ее раздражало.

«Убей его», – потребовала Немайн.

Пусть сознание Бадо́ расщепилось на три неравноценные личности, главной в тандеме, что назывался Триумвиратом, была именно она. Ткач Кошмаров отыскала сознание Немайн и воздействовала на него, отрезая от собственного, подавляя, запирая в темных уголках разума, будто провинившееся дитя – в пыльном чулане. Личность Мертвой Дочери Бадо́ теперь не вытравит, но наказать сможет.

Немайн злобно, протестующе рыкнула. Поняв, что фокус не удался, тоненько заскулила.

«Не смей командовать мною, поняла?»

Подозрительно сощурившись, Бадо́ прислушалась к себе, чтобы отыскать в собственном разуме следы Махи. Сомкнула веки, растворяясь в охвативших Мертвую Дочь эмоциях и ощущениях, чтобы лучше прочувствовать ее.

Обнаруженное Бадо́ не удивило. Сумей Маха получить контроль над телом матери, она принюхалась бы к Леллю, к его волосам и коже – такой интерес вызывал в ней скальд. А удовлетворив любопытство, вонзила бы зубы в его плоть и высосала бы всю его рассветную силу до последней капли. Махе очень хотелось понять, какова эта сила на вкус.

Бадо́ покачала головой, массируя виски, в которых пульсировала боль.

За ними обеими глаз да глаз нужен.

– Все в порядке? – спросил Лелль.

Почудилось, даже с некой долей тревоги.

– О, не волнуйся, мой мальчик, – нежно проговорила Ткач Кошмаров.

Приблизившись к скальду, словно прекрасный черный лебедь, провела ладонью по его щеке. Лелль вздрогнул.

Улыбнувшись своим мыслям, Бадо́ вкрадчиво спросила:

– Боишься меня?

Он мог бы соврать. Мог отчаянно цепляться за напускную храбрость в глупой попытке заработать себе ее уважение. Выглядеть в ее глазах этаким несокрушимым героем в обличье некрасивого паренька.

Но Лелль честно признался:

– Боюсь.

– Вот и правильно. Тебе стоит бояться.

И не только ему.

– Но…

– Что?

– Чтобы вы ни вознамерились делать со мной… – Лелль замялся. – Я надеюсь, что услышу вашу историю целиком.

Бадо́ хрипло рассмеялась.

– Сноходица Бадо́ Катха и полуночная магия. Вот что тебя интересует.

Скальд с усилием кивнул.

– Что ж, не буду томить. К тому же это последнее, что тебе предстоит от меня услышать.

Лелль заметно напрягся, но Бадо́ не спешила его успокаивать. Скальда все еще сковывали невидимые паутинные путы, не позволяющие ему вернуться в мир живых, а Ткач Кошмаров все еще помнила, сколь сладок человеческий страх на вкус.

Она прошла к трону и опустилась на него.

– Когда мне исполнилось двадцать пять, я поняла, что достигла своего предела – как рассветная ведьма и как сноходица. И нет, юный скальд, могущественной я не была. Но я всегда выжимала максимум из своих способностей. Я изучала людей и усмиряла их страхи, находила в их прошлом травмирующие события и помогала избавиться от них. Кроме того, выведывала тайны врагов и внушала людям ложные цели. Все это и многое другое я делала, используя сны. Это выходило за пределы возможностей больниства рассветных ведьм, но беда в том, что вершина, недостижимая для многих других, меня не устраивала.

Подумаешь, она умела ходить по чужим снам или распутывать их, словно спутавшуюся пряжу, и избавлять детей от кошмаров.

Она чувствовала себя бесполезной.

Но дело не только в том, что ниспосланной Дану силы Бадо́ стало мало, что она всегда стремилась к большему. Ее страшила смерть. Ее ужасала мысль о том, что однажды в том мире, который она привыкла считать родным, ее не станет. Что однажды она закроет глаза, а по ту сторону ее будет ждать неизвестность.

Разумеется, о мире теней никто из них тогда не знал – дверь между двумя мирами была надежно запечатана. Во всяком случае, так думали Туата Де Данная, немногие оставшиеся в живых после опустошительной войны с Сыновьями Миля, их потомки и обычные людей, в ком не было ни капли колдовской силы.

Разумеется, каждый человек, считающий себя достаточно праведным, и каждый рассветный колдун, истово поклоняющийся Дану, надеялся на то, что достоин попасть в ее чертоги. Что до Бадо́… Она знала: ей надеяться не на что.

Обо всем этом Леллю она не рассказала.

– После того, как мне исполнилось двадцать пять, я словно «заморозила» свое тело. Моя внешность осталась неизменна, а организм перестал стареть. К сожалению, сама я подобным даром не обладала – пришлось обратиться к тому, кто обладал. Однако для поддержания его чар уходила часть моих собственных сил.

– Это того стоило, – глупо улыбнувшись, сказал Лелль.

Улыбка исчезла. Вероятно, он понял, что делает комплимент ведьме, чти прекрасные белые руки по локоть вымараны в чужой крови.

И погасшая улыбка, и странное выражение, мелькнувшее в глазах, свидетельствовали о том, что Лелль не искал намеренно ее расположения. Не пытался выторговать себе жизнь или свободу за счет лести.

Бадо́ он нравился все больше. Хотя она и не имела ничего против льющейся в уши лести от молодых и неискушенных мужчин.

– И все же этого было мало. Я продолжала искать иного могущества, способа раздвинуть границы и познать суть вещей. Расспрашивала бардов и бродячих менестрелей о самых поразительных слухах и самых чудных встретившихся им колдунах. Искала ответы в чужих гримуарах^[14], старинных книгах и манускриптах, в храмах и на сохранившихся стенах древних руин. Я жаждала всего странного, чуждого, необычного. И я его нашла.

– Карман, верно? Та, что открыла вам путь в мир мертвых?

Бадо́ резко подалась вперед.

– О, ты считаешь, что знаешь так много? Скальд, собирающий истории, чтобы воплотить их в стихах и песнях… А что насчет правды, которая не известна никому из ныне живущих?

В глазах Лелля пробудился уже знакомый ей голод. Неудержимая жажда сломанных печатей и разгаданных тайн.

– Какой правды? – почти беззвучно выдохнул он.

Ткач Кошмаров откинулась на спинку трона, но тело ее сковало напряжением. Такой, какой скальд видел Бадо́ сейчас, он запомнит ее надолго.

– Нападение Карман и опустошение ею ирландских земель пришлось на сложное для нашей страны время – оно совпало с моментом, когда магия мира мертвых просочилась в наш мир. Тогда и появилась Карман, которую называют первой полуночной ведьмой. Но правды в этом ни на грош – старуха лишь воспользовалась открытой дверью в мир мертвых. У истоков полуночной силы стояла не Карман. Брешь в мир теней пробила я.

Глава 28
Ле Гвинея

Морриган сдержала данное Дэмьену обещание, однако вспомнить ритуал, который показала ей однажды Бадо́, оказалось не так-то легко. Она пыталась повторить его, но давно, в далеком детстве, когда увлечение полуночной магией еще ее не поглотило.

После нескольких бесплодных попыток прорвать завесу между фэйрийским островом Тир-на-ног и человеческим миром Морриган всерьез забеспокоилась, что ее затея обречена на провал. Наверняка в других обстоятельствах она просто сказала бы себе, что сделала все возможное, что ценно само ее желание помочь…

Вот только дело касалось Дэмьена. А он, Балор тебя забери, был ей небезразличен.

Вдохновленная пришедшей в голову идеей, Морриган наведалась в старый и пустующий сейчас дом семьи Блэр. Для этого пришлось дважды преступить закон. Сначала, будучи отступницей, просто появиться на улицах Кенгьюбери. А потом взломать охранную печать дома, в простонародье называемую замком.

Зеркало, перед которым малышка Морриган проводила большинство своих неуклюжих ритуалов, оказалось на месте. Громоздкое и не изящное, на перепродажу оно не годилось.

Замерев напротив, Морриган резко выдохнула. Пора призвать на помощь родовой дар.

Она опустилась на пол. Поставив рядом непривычно белую свечу обратилась к полузабытой магии истины. Чары были сложными, поскольку позволяли через зеркала заглядывать в прошлое на несколько лет назад. И при этом – совершенно непрактичными. В основном, они предназначались для тренировок.

Однако не в этом случае.

Слетевшее с губ заклинание, несколько минут фокусировки, и отражение в зеркале изменилось, явив последний запечатленный в нем отпечаток памяти. Морриган увидела себя четырнадцатилетнюю. Вероятно, незадолго до принятия судьбоносного решения – оставить полуночную магию, а вместе с ней и отчий дом.

Морриган поморщившись от нахлынувшего волной странного чувства. Усилием воли заставила отражение измениться снова. Она будто проматывала кинопленку в обратную сторону, отчего молодела прямо на глазах. Чем глубже в прошлое, тем чаще рядом с ней появлялась Бадо́.

Мудрая наставница. Мать. Подруга.

Морриган сжала зубы, едва их не раскрошив. Нельзя поддаваться эмоциям. Незачем прокручивать в голове последние слова Бадо́ – о том, что дочери подвели ее, отринув полуночную силу. Как будто не она сама подвела дочерей тем, что стала беспощадной убийцей. Пока Клио жаждала созидать, а Морриган только этому училась, Бадо́ разрушала, разрушала, разрушала…

Подавшись вперед и крепко зажмурившись, Морриган глубоко задышала. Невидимые часы в ее голове отсчитывали мгновения. Наконец она взяла себя в руки и выпрямилась с непроницаемым лицом.

А из отражения на нее смотрела восьмилетняя Морри Блэр.

Именно в тот отрезок жизни Бадо́ показала ей «занятный трюк». Она не слишком любила учить дочерей рассветной магии, но порой все же делала исключение. Как теперь понимала Морриган, лишь для того, чтобы завлечь их обеих. Чтобы привить интерес к магии как таковой и дождаться, когда время забав пройдет.

И им, повзрослевшим, захочется большего.

К горлу на миг подкатила тошнота, но Морриган не позволила эмоциям снова взять вверх. Вместо этого, сконцентрировавшись на чарах, внимательно и осторожно «промотала» весь пройденный путь – от трюков до полноценных ритуалов. И, наконец, нашла то, что так упорно искала.

Смотреть на Бадо́ как на свою наставницу было по меньшей мере странно. И все же Морриган, несмотря на внутренний протест, смотрела. Тщательно запоминала все детали – от жестов до брошенных слов. И, с облегчением сбросив покров магии истины, повторила обряд. К счастью, ничего, кроме свечей, для этого не потребовалось.

Сперва в зеркале после брошенного «Issia kreme Tir na nÓg» (что означало: «Прояви сокрытый от глаз Тир на Ног») заколыхался туман. Морриган взрезала его, словно меч – мягкую землю, очередным заклинанием. Пропорола тонкую, с волосок, брешь в том, что, по-видимому, и было завесой, защищающей царство фэйри от людей. Туман в этом месте чуть разошелся, но сквозь него Морриган, как ни старалась, ничего не сумела разглядеть.

Она разочарованно покусала щеку. Других заклинаний в ее арсенале не было. Что же тогда она делает не так? Впрочем… С Бадо́ станется о чем-то умолчать, чтобы в очередной раз показать свою значимость. Чтобы заставить дочерей снова и снова просить их направить.

«Если не выходит достучаться до Мэйв напрямую, пойдем иным путем».

Сжав амулет зова в ладони, Морриган воскресила в памяти порядком поистершийся образ. МакМурри ответил мгновенно, словно все эти недели только и ждал их новой встречи.

– Какие люди! – Спиритуалист сверкнул белозубой улыбкой, выделяющейся на загорелом лице.

– Мне нужна ваша помощь.

Морриган назначила МакМурри встречу в этом же самом доме, пообещав заплатить вдвойне. Конечно, она рисковала, даже встречаясь с ним за пределами «стеклянного сердца» Кенгьюбери. А потому очередным заклинанием магии истины, которая с каждым часом все охотнее ей поддавалась, Морриган сделала прозрачным одну из стен. Она видела, как к дому приближается спиритуалист в нелепом ковбойском наряде – даже шляпа при нем имелась, спасибо, хоть обошлось без сапог со шпорами.

Убедившись, что МакМурри пришел один, Морриган отперла дверь. Без лишних предисловий объяснила, что именно ей требовалось. Только не стала говорить, что девушка, которую она искала, жила на полумифическом (из-за своей недосягаемости для людей) острове Тир на Ног.

Пока МакМурри водружал на стол круглую сферу, наполненную странной энергией фиолетового цвета, Морриган вынула из сумочки спектрографию Мэйв и отданный Дэмьеном кулон, очевидно, когда-то ей принадлежащий – крылья, но не ангела, а бабочки.

Наверное, Мэйв, как и Клио, любила бабочек. А может, это была некая шутка, известная только им двоим. Что-то насчет убеждений древних ирландцев в том, что все фэйри обладали чудесными прозрачными крылышками и были размером с человеческую ладонь.

Морриган раздраженно повела плечом и протянула спектрографию с кулоном спиритуалисту.

Несмотря на противоречивые эмоции, которые бушевали внутри, ей правда хотелось, чтобы все получилось. Но удача оказалась не на ее стороне. Или не на стороне Дэмьена. Все, что смог «расслышать» МакМурри, держа в одной руке вещицу Мэйв, а другую положив на сферу, – лишь слабое эхо.

– Что это значит? – требовательно спросила Морриган.

– Я чувствую, будто что-то ее заслоняет. Как некий отражающий щит. Я просто не могу достучаться до нее.

Больше ничего толкового узнать от МакМурри не удалось. И ведьма пути – та, что обнаружила для Камарильи местоположение исследовательского центра – в этот раз помочь Морриган не сумела. Сказала, что почти не ощущает энергию Мэйв, а потому не может ее обнаружить. А значит, и проложить путь к ней.

Морриган пришлось прийти к Дэмьену ни с чем.

– Есть два варианта, – подытожив, негромко сказала она. – Либо кто-то насильно вплел в ее энергию чары, которые МакМурри назвал щитом. Возможно, этот кто-то знал о тебе и не хотел, чтобы ты отыскал Мэйв на Тир-на-Ног.

– Тогда она может быть в опасности!

Морриган вздохнула.

– Либо она не желает, чтобы ее нашли.

Помрачневший, Дэмьен молчал.

Медленно поднял голову и взглянул ей в глаза.

– Спасибо за то, что пыталась. Правда спасибо.

Воцарилось неловкое молчание. Оба не знали, что еще сказать. В конце концов Дэмьен ушел, оставив Морриган пребывать в хмурой задумчивости.

Он не найдет Мэйв, возможно, никогда не воссоединится с ней, а значит, у Морриган есть шанс однажды завоевать его сердце.

Но вместе с тем Дэмьен может однажды потерять самого себя. Раствориться в иссушающей ненависти, превратившись в человекоподобного зверя – как дикие существа древней крови, которые не могут жить рядом с людьми.

От тяжелых мыслей ее отвлек стук в дверь. Морриган удивилась, увидев Ганджу на пороге своей спальни.

Почти все время бокор проводил в своем подвале. Иногда (по правде говоря, гораздо реже, чем раньше) к нему присоединялась Саманья. Прежде Морриган считала, что для ритуалов требовались три жреца, но, похоже, Ганджу, будучи верховным, справлялся самостоятельно.

Однако на днях он все же взял на обучение оунси^[15]. Аким, худой паренек с очень темной кожей, бродил за Ганджу всюду, как тень, почти всегда молчал, а если и говорил, то очень тихим, шелестящим голосом.

Морриган знала это, даже не спускаясь в подвал. С тех пор как стала королевой, она считала своим долгом (и разумной предосторожностью) знать все о своих адгерентах. В этом ей немало помогали призрачные слухачи. Морфо, как называл их Аситу, на смену которому пришел Аким.

– Леди Морриган…

– Ганджу, во имя Дану! Может, снова вернемся к тому моменту, когда вы снисходительно называли меня черноглазой? А то я чувствую себя неуютно.

Бокор хмыкнул, но строгое, даже мрачное выражение его лица осталось неизменным.

– Хорошо, черноглазая.

– Ты что-то хотел? – опускаясь в кресло, с ноткой усталости осведомилась она.

– Как вы и… Как ты и просила, я следил за вратами Папы Легба…

Если быть точнее – за брешью в Вуали, разделяющей мир живых и мир теней.

Большинство людей называли дверь в мир мертвых просто… брешью. Скандинавы – вратами Вальгаллы, загадочные народы Сибири – Вратами Эрлика, гаитяне, являющиеся адептами вуду – вратами Папы Легба, посредника между людьми и духами.

– Люди рождались, люди умирали, – продолжал Ганджу. – Ничего необычного я не замечал. До недавних пор.

Морриган до боли в ладонях стиснула оба подлокотника.

– Мир теней полнится мертвецами. Свежими, новоприбывшими душами. Они текут туда единым потоком, покидая этот мир один за другим. Я проследовал за одним из них – за тем, что направлялся к Ле Гвинее.

– Ле… что?

Ганджу скривился.

– Ле Гвинея – то, что вы назвали бы Юдолью. Край мира теней, где властвуют Лоа и покоятся духи наших предков.

– А Балор?

Бокор расхохотался.

– Ваш король демонов туда даже не сунется. А сунется, так сбежит через минуту, поскуливая и поджав хвост.

Морриган покачала головой. Налицо – конфликт религий, на который ей, однако, было ровным счетом все равно.

– К делу, Ганджу.

– Ты сама спросила, черноглазая. – Его губы растянулись, обнажая белые зубы. – Я проскользнул за усопшим сквозь врата Папы Легбы и почувствовал ту энергию, о которой ты мне говорила.

– Не молчи, – прошипела Морриган.

– Женская энергия. Энергия древняя, мертвая… Утратившая искры собственной жизни, сотканная из полуночной силы. Она с легкостью рвет нити чужих жизней, оставляя на мертвых свой след.

– Что все это значит?

– Она пришла из мира теней, чтобы сеять смерть по всей Ирландии.

Морриган прикрыла глаза. Бадо́ вернулась.

Глава 29
Сон и море

Возвратившись в реальный мир, Клио обнаружила, что уже давно наступил полдень. Пусть время в мире грез шло иначе, порой она не просыпалась сразу, едва покидая Юдоль Сновидений – организм отдыхал, набираясь сил, пусть и не видя сны.

Ник на кухне готовил что-то необычное и, судя по запаху, невероятно вкусное. Клио наспех умылась и, как была, в пижамке в крупный горох, вышла к нему. Приподнявшись на цыпочки, поцеловала в щеку.

– Какая ты теплая… – Ник ласково потерся носом о ее шею, и щекоча, и волнуя одновременно. – Выспалась?

– Более чем, – с улыбкой заверила она. Оглядев разложенные на столе продукты и аккуратно нарезанное мясо в пиалах, услышала требовательное урчание желудка. – Не очень-то ты похож на ужасно занятого инспектора Департамента. Где твои холостяцкие привычки?

– Может, я просто загодя готовлюсь к семейной жизни, – лукаво подмигнул Ник.

Клио испытала настойчивое желание покраснеть и торопливо сменила тему.

– Мы с Каэр сегодня попробовали кое-что новенькое…

Ник покачал головой.

– До сих пор пытаюсь привыкнуть к мысли, что твоя наставница – Туата Де Данная. И первая сноходица. И вообще невероятно могущественная рассветная ведьма, которая решила променять реальный мир на царство грез.

Клио и саму порой это изумляло. Впрочем, со временем, как оказалось, привыкаешь ко всему.

– Можно я потренируюсь на тебе? Опробую кое-какие чары?

– Предлагаешь мне побыть твоим подопытным кроликом? – оживился Ник, откладывая в сторону лопатку, которой помешивал овощи в сковороде.

Клио рассмеялась.

– Не слишком радуйся. Тебе придется уснуть.

– Что ты задумала?

– Дверь в царство снов все еще открыта. Каэр говорит, что, используя ее силу, я могу попробовать насылать на людей сон. Успокаивать их, убаюкивать.

– Как Песочный человек? – Ник выглядел заинтригованным.

– Точно. – Появившаяся было на губах улыбка пропала. – Я так надеялась, что смогу уберечь людей от Ткача Кошмаров с помощью ловцов снов! Но раз новые спящие так и не появились, все это время Бадо́ была занята совсем другой игрой. А значит, все усилия были напрасны.

– Напрасны? Птичка, твои обереги висят в Церквях Дану и больницах по всему Кенгьюбери!

Клио, закусив щеку, молчала. Что-то в лице Ника изменилось. Он с непривычной для него холодной усмешкой покачал головой.

– Что?

– Вы с Морриган такие разные, что иногда я сомневаюсь, сестры ли вы на самом деле. Но теперь… я это вижу. То, что всех вас объединяет.

«Не обеих? Всех? Он ведь не может говорить о Ткаче Кошмаров?»

Во рту появился кислый привкус.

– Вам всегда недостаточно, верно? И тебе, Клио, тоже. Недостаточно спасти одну жизнь – нужно спасти десять. А потом будет недостаточно и десяти. И сотни. И так до бесконечности. Вот только, птичка, так не бывает. Как бы ты ни хотела, сколько бы ни вдохнула в себя божественных сил, спасти всех ты не сможешь. Никто не сможет. Вспомни – во время войны с Сыновьями Миля всех не сумела спасти даже Дану.

– Мне не жалко затраченных мной усилий. – Тон Клио, словно отражая его собственный, тоже похолодел. – Но не забывай – чтобы создать ловцов, я черпала силу у Каэр.

– И она, кажется, была совсем не против.

– Потому что людям стоило бы поучиться ее великодушию. – Клио резко выдохнула. – Я не могу брать у Каэр больше силы. Ник, она умирает. Я не виталист, не вижу энергию жизни, но после того, как я впустила в реальность силу Юдоли Сновидений, мы связаны. Все трое – я, Каэр и Ловец Снов. Ее энергия родственна моей… точнее, конечно же, наоборот, потому что ее сила древнее. Так вот я чувствую, с каждым даже не днем, а часом ее сила иссякает. И даже зная, что это неизбежно, я не хочу приближать момент, когда Каэр умрет.

Ник отвел взгляд.

– Я понимаю, – тихо сказал он.

– Теперь, когда спящих больше нет, я хочу найти способ использовать свой дар во благо. Для тех, кто может в нем нуждаться. Пусть это будет мелочь. Пусть все, что я смогу – это уберечь людей от кошмаров, которые не связаны с Бадо́, или утихомирить беспокойных детей, что делает, по преданиям, Песочный человек. Или успокоить заболевших малышей, которые в ужасе от того, что с ними происходит, которым не объяснить, почему они должны проходить через странные процедуры или ритуалы… Я знаю, подобными чарами владеют и целители, и виталисты, но…

– Ты всегда хотела исцелять.

Клио кивнула.

– Но как ты собираешься?..

Ник осекся, не договорив то, что было в мыслях обоих. «Как ты собираешься использовать этот дар, если ты – источник полуночной силы?»

Ведь однажды темная энергия поглотит, затмит, вытеснит магию самой Каэр.

Когда Клио помогала спящим, Ник по секрету признался, что глава Департамента полиции почти сразу догадался о том, что он приводил к спящим кого-то из ведьм. Помогли отчеты на редкость принципиальных агентов и рассказы очнувшихся от кошмаров – о девушке, которая приснилась им и освободила их из ловушки. Благодаря окружающему ее ореолу тайны несложно прийти к выводу, что незнакомка была ведьмой полуночной.

Однако теперь, когда людям перестала угрожать воплощенная в кошмарах смертельная опасность, Департамент не станет закрывать глаза на помощь ведьмы, вернувшейся из мертвых благодаря полуночному колдовству. Как только действие ритуала Каэр закончится, Клио не позволят переступать порог чужих домов. Да и страх попасться в лапы Трибунала не позволит покинуть дом Ника.

– Так же не может продолжаться всегда, да? Может, Морри сможет что-нибудь придумать? Может…

Клио вздохнула. Она и сама не знала, на что надеяться.

Не так давно она сама уверяла сестру в том, что смирилась со своей участью ревенанта. Убеждала, что научится жить с полуночной магией – темной энергией Лоа – в своей крови. Но тогда Клио думала, что ей суждено навсегда остаться в Пропасти. Теперь жить там – даже после того, как минует угроза в лице Бадо́, – значит, жить вдали от Ника. Довольствоваться редкими встречами – ей, уже почти привыкшей к тому, что он всегда рядом.

В одном городе, в одном… доме.

Клио с трудом подавила новый вздох. Теперь ей отчаянно хотелось, чтобы способ навеки избавить ее от полуночной магии нашелся. Но даже могущественная Калех помочь ей не смогла.

Вселенную не обманешь.

– Я тоже надеюсь на Морриган, – негромко отозвался Ник. – Если кто из всех известных мне людей достаточно упорен, чтобы изменить законы мироздания, так это твоя сестра.

– И я верю, что это однажды случится, – с жаром сказала Клио. – И тогда… я хочу быть к этому готовой, понимаешь? Не просто сидеть в башне в ожидании, когда меня спасут, а…

– Свить из своих прекрасных длинных волос веревку и сбросить ее с башни вниз? – пошутил он, пропуская мягкие локоны Клио сквозь пальцы.

До мурашек и приятного трепета в груди.

– Учиться, – улыбнулась она. – Если ничего больше не остается, если невозможно сбежать – познавать мир по книгам… В башне Рапунцель были книги?

– У тебя были бы, – со всей серьезностью заметил Ник.

– Тогда я бы сделала все, чтобы быть готовой к миру, когда он откроется передо мной.

Они помолчали, погруженные в мысли, которые делили на двоих. Объятые теплом надежды, как два путника у костра. Иногда просто нужно надеяться – даже без видимых на то причин.

Ник наклонился, дотянулся кончиком носа ее, потерся, заставляя хихикнуть, а потом легонько поддел. Клио охотно вскинула голову, находя губами его губы.

– И, отвечая на твой вопрос… Да.

– Что – да?

– Я согласен стать твоим подопытным кроликом, – торжественно сообщил Ник.

Кролик… то есть подопытный из него получился прекрасный.

Поздний завтрак был забыт, ингредиенты остывали на столе, пока повар сладко посапывал в кресле. Прежде, чтобы усыпить его, Клио нужно было сначала войти в Юдоль Сновидений и покинуть ее с клубком серебристой энергии в руках. Все, что потребовалось сделать сейчас – вытянуть из собственной души искрящуюся ниточку сноходческой силы и опутать ею Ника.

Однако на одном лишь его погружении в дрему останавливаться Клио не стала. Теперь, когда она могла с легкостью пройти в царство снов по созданном ею и силой Каэр мосту, Клио попыталась проследовать за Ником, не собирая, как прежде, частицы души уснувшего.

Она сделала иначе: привязала нити его души к себе. И прошла в сон Ника по оставленным для нее следам.

Оказавшись там, Клио остановилась, пораженная. Он стоял на берегу бескрайнего моря. Волны тихо плескались у его ног, солнце садилось, окрашивая небо в теплые алые и золотые тона. Сон Ника казался ее ожившей мечтой.

Клио направилась к нему, без удивления обнаружив, что и здесь она боса. Пальцы ног приятно холодил остывший уже песок. Ник то ли услышал, то ли, подчиняясь законам сна, почувствовал ее приближение.

Обернулся с нежной улыбкой.

– Ты снова мне снишься.

– Являюсь, – застенчиво поправила Клио. – Я просто хотела подольше побыть с тобой. Наедине. Вдали от всего этого сумасшедшего мира.

– Наш мир и впрямь немного сошел с ума, – вполголоса согласился Ник. – Зато взгляни – как здесь красиво! Ты и море…

Стоя совсем рядом, касаясь друг друга плечами, они наблюдали, как солнце исчезает за горизонтом, оставляя после себя лишь тонкую полоску света, которая постепенно тает. Ветер трепал их волосы и одежду, ерошил волосы, создавая ощущение свободы и легкости.

Ник протянул руку, чтобы поправить прядь волос, упавшую на лицо Клио. Пальцы коснулись ее щеки – невесомо, как опадающие листья, – прежде чем замереть у нее за ухом. Шум прибоя, приглушенный плеск воды, крики танцующих в небе чаек… Каждый звук вокруг них стал незначительным, поскольку все, на чем они могли сосредоточиться – это друг на друге.

Сама вселенная словно затаила дыхание в предвкушении момента, который вот-вот должен был произойти.

Сердце Клио колотилось в ритме, который могла слышать только она. Ник наклонился ближе. Взгляд его глаз, потемневших под сумеречным небом, остановился на ее губах. Дыхание Клио перехватило, когда их лица оказались достаточно близко, чтобы она почувствовала его осторожный выдох на коже.

«Это не первый наш поцелуй, тогда отчего же я так взволнована?»

Но здесь, вдали от их родного города, от его дома, от целого мира, все было совершенно иным.

– Клио, – прошептал Ник. – Птичка. Любимая.

Она распахнула глаза, подавшись вперед. Ближе. Еще ближе…

Их губы встретились в мягком соприкосновении, словно два кусочка головоломки, что наконец сошлись в идеальном соответствии. Поцелуй был сладким, нежным и неторопливым. Будто сотканным из усмиренной страсти заката и обещания первых звезд, проглядывающих сквозь вечернее полотно.

Солнце давно уже опустилось за горизонт. День уступил место ночи. Окруженные безмятежной тишиной, купающиеся в нежном свете звезд, они были двумя душами, затерянными в своем собственном созвездии.

Глава 30
Полуночный трон

Зная, что Лелля терзает любопытство, Бадо́ намеренно отодвигала новую встречу с ним, а значит, и очередную часть истории, пока еще не поведанную ему Пусть скальд проникнется мыслью, что всякий раз, как она предстает перед ним, он видит первую в мире полуночную ведьму.

К тому же были и другие дела, которые требовали ее внимания. Новосозданный Триумвират необходимо было ежедневно насыщать свежей силой. Однако, покончив с обязанностями, Бадо́ охотно вернулась к Леллю. Разумеется, дело вовсе не в одиночестве – в конце концов, исчезнувших из ее жизни Морриган и Клио заменили Маха и Немайн…

Просто рассказывать историю, которую вскоре будет передавать из уст уста вся Ирландия, оказалось невероятно приятно.

– Сколь бы долго ни существовало царство Дану, какой бы прекрасной ни казалась людям рассветная магия, что воплощала собой созидание, сотворение, жизнь, колдуны и ведьмы во все века и времена искали темную силу. Ту, которой подвластно разрушение. Быть может, если бы в нашем мире никогда не было Балора и его демонов, стена между мертвым миром и миром живых навеки осталась бы неприступной – как в тех реальностях, которые видела я. Бедолаги, что живут… жили… могли бы жить в них, вынуждены до самого последнего дня, до самой смерти гадать о том, что ждет их после.

– Но и люди во времена Дану не знали, что ждет их по ту сторону мира живых, – осторожно заметил Лелль, устроившийся перед троном в позе лотоса. – Разве нет?

– Не знали. – Бадо́ любовно погладила подлокотник трона, словно тот был живым существом. – Быть может, так бы все и осталось…

Лелль ахнул, все поняв.

– Если бы не случилась битва с фоморами и после их поражения Дану не изгнала бы их в мир теней.

Ткач Кошмаров одобрительно улыбнулась.

– Только существу, обладающему божественной силой, под силу сломить стену между двумя мирами. Что ваша хваленая Дану и сделала. Однако там, где есть дверь, будет и щель. Запечатывая мир теней, Дану была истощена битвой и лишена большей части своих божественных сил. Одни люди, с рождения более восприимчивые к любым проявлениям магии, почувствовали это. Другие, догадавшись о случившемся, увидели в этом возможность. Правда, шансом воспользоваться ею пришлось ждать десятки лет.

На лице Лелля отразился целый калейдоскоп чувств – от нетерпения до изумленного неверия. Наверное, не мог до конца осознать того, что именно ему, обычному пареньку из общины берсерков, довелось узнать то, чего не знал никто из ныне живущих.

Конечно, не считая снисходительно наблюдающей за ним Бадо́.

– Увидела возможность и я. Я поняла, что есть способ обмануть смерть – с помощью магии мира теней, прежде отделенного от людей и детей Дану непреодолимой завесой. Как ты можешь догадаться, непреодолимой больше она не была. Однако сложнее всего оказалось понять: как, используя тончайшую, словно человеческий волос, щель, заставить дверь между мирами распахнуться снова? Но в конце концов я поняла, кто способен мне помочь. – Губы Бадо́ растянулись в хищной ухмылке. – Тот, кто ненавидел Дану куда больше, чем ненавидела ее я.

За все лишения, за всех людей, что у нее отобрали, за самый бесполезный в мире дар, за то, что каждое крохотное достижение приходилось у судьбы выгрызать. Но был и тот, кто затаил на Дану куда более глубокую обиду.

Они произнесли одновременно:

– Балор.

Бадо́ вернулась к солирующей партии, пока Лелль ошеломленно моргал.

– Проблема заключалась в том, что демоны не видят снов, а значит, подобраться к Балору, используя лишь собственные силы, я не могла. И тогда я начала искать в царстве сновидений тех, кому снились странные сны. Видишь ли, многие воспоминания впечатаны, вшиты в нас, чтобы однажды напомнить о себе в сладких грезах или жутких кошмарах. Немногим известно, что то же самое происходит и с нашими мыслями, с сокровенными желаниями и мечтами. Они возвращаются к нам снова и снова, обретая иную форму в мире снов. Не все помнят эти сны…

– Я помню, – тихо сказал Лелль.

Бадо́ позволила ему продолжить – что-то такое мучительное, тягучее было в его голосе.

– Во снах я вижу, как становлюсь известным на всю Ирландию скальдом. Как возвращаюсь к отцу, который наконец принимает меня таким, какой я есть… Или вижу мать, которая улыбается мне из чертогов Дану, и понимаю, что она гордится мной.

– Или как становишься великим берсерком и достойным сыном своего отца.

Лелль, вздрогнув, поднял на нее взгляд.

– Сон, в котором я встретила тебя, – напомнила Бадо́.

Он кивнул, плотно сжимая губы.

– Я так понимаю, откровений больше не последует? – усмехнувшись, поддела Ткач Кошмаров. Не дождавшись ответа, что само по себе ответом и стало, продолжила: – Я нашла нескольких людей, которые подходили для моих целей. Одной из них была Каэр. Она научила меня находить нужных мне людей по их снам – что значило, использовать магию сновидений в реальном мире. Это тяжело, но возможно. Особенно когда впереди, как ослепительный факел, маячит… больше, чем цель. Мечта.

– Открыть брешь в мир теней? – тихо спросил Лелль.

Бадо́ по-кошачьи улыбнулась.

– Именно она. Я жаждала узнать, что скрывается там. Что мир теней может предложить нашему миру… но в первую очередь, разумеется, мне. Я отыскала ведьм и колдунов, чьи сны были наполнены тьмой, запретными ритуалами и переполнявшей их темной силой. Большая часть колдунов оказались обыкновенными убийцами с извращенными и низменными желаниями. Людьми, в ком говорила лишь жажда крови. Остальная часть – неудачники, способные лишь мечтать. И только малая часть найденных мной колдунов оказалась способна действовать.

– Но как? – воскликнул Лелль.

– Самая крохотная щель в стене пропускает воздух. Щель, ведущая в мир теней, пропускает полуночную энергию в наш мир. Существовали колдуны, которые посвятили свою жизнь темной науке. Передавали знания из поколения в поколение, начиная с тех самых времен, когда Дану свергла Балора. Они нашли способ обнаруживать особые места, где «темная магия» чувствовалась острей. Они считали, что именно там завеса между миром живых и миром мертвых наиболее тонка и называли такие области Ирландии «местами силы». Лишь много позже основанный мной круг темных колдунов понял их происхождение.

– Вы основали свой колдовской круг, – качая головой, пробормотал Лелль.

Поглощенная собственным рассказом, Бадо́ его не слушала.

– Брешь, ведущая в мир теней, одна – та самая, созданная Дану. Но, пытаясь достучаться до демонов и их короля, своими действиями мы подтачивали завесу в местах совершенных ритуалов.

– Но как вам вообще удалось понять, как достучаться до Балора?

Бадо́ пожала плечами, скрытыми накидкой из вороньих перьев.

– Память предков – тех, кто сражался с фоморами, истинных Туата Де Данная – подсказала нам, что демоны тяготеют к крови. Они поведали нам и об особых словах, которые использовали демоны. Мы повторяли их, наполняя наши ритуалы кровью. Приносили жертвы Балору, чтобы привлечь силу, которую заключалась в нем и его слугах. Силу мертвого мира и разрушительной тьмы. Полуночную силу.

– Вы стали ведьмой хаоса? – ужаснулся Лелль.

Откинув голову назад, Бадо́ расхохоталась.

– Я стояла у истоков магии хаоса – первой ветви полуночной силы. Многие темные ритуалы и в наше время построены на жертвах, но начали все это мы. Кроме того, в мире существовали люди, которые слышали тихие, шепчущие голоса демонов, взывающих к ним с той, теневой, стороны. Чаще всего такой дар – видеть и чувствовать незримое – появлялся у детей, рожденных рядом с брешью. Как и сейчас, демоны, олицетворяющие мир теней, раскрывали нам его тайны посредством заклинаний. Это потом, десятилетия спустя, за эти знания мы были готовы глотки друг другу перегрызть. Это сейчас колдуны хаоса творят немыслимые ритуалы, чтобы выторговать у демонов новое заклинание. Те самые заветные слова, что позволят им изменить реальность, тем или иным образом трансформировать ее. А тогда фоморы, жаждущие вырваться из клетки вечной ночи, в которую их заточила Дану, делились сведениями охотно и бескорыстно. Мы хотели, чтобы они услышали нас… Они хотели того же.

Ткач Кошмаров выдержала драматическую паузу, позволяя Леллю переварить услышанное. Пальцы ее выводили узоры на подлокотнике трона.

– Круг собирал крохи знаний на протяжении многих лет. Места силы, «люди шепота» – те, что слышали голоса демонов и нашептывали нам нужные заклинания, обряды вызова и многое, многое другое… Балор никогда не разговаривал с нами. Ни с кем из нас, даже со мной. – Бадо́ поджала губы, не скрывая неодобрения. – Как мы полагали, он обитал в самых глубинах мира мертвых. И не ошиблись.

– Юдоль Хаоса, – кивнул Лелль.

– Да. Его царство, отрезанное от людей. Однако это нас не останавливало. Собрав все частицы воедино, мы смогли увидеть полную картину. Места силы служили нам и отпечатками, и маяками. Чем сильнее исходящая от них энергия, тем тоньше завеса. А значит…

– Тем ближе вы подбирались к самой бреши.

– Умный мальчик, – мурлыкнула Бадо́. – Мы продвигались вперед, ведомые диковинной картой, пока не достигли цели. К сожалению, многих мы потеряли по пути. А когда задуманное наконец свершилось… настал черед новых жертв.

Лелль затаил дыхание, весь во власти ее истории.

– На что это похоже – находиться там, рядом с брешью в завесе между двумя мирами? – зачарованно спросил он.

– Словно столкнуться с неким… откровением. Я чувствовала исходящий от нее шепот силы. Влекущий. Зовущий. Соблазнительный. В той долине воздух трещал от переполнявшей его энергии, сочащейся из щели меж мирами. Мы припали к ней, словно обезумевшие от жажды путники, только вернувшиеся из пустыни, и все никак не могли напиться. Некоторые колдуны погибли, попросту переоценив себя. Они оказались не готовы к тому, что могла сделать с их разумом и телом полуночная сила. – Бадо́ презрительно скривилась. – Кое-кто просто не знает меры.

Лелль тихонько хмыкнул. Ткач Кошмаров медленно изогнула бровь.

– Хочешь мне что-то сказать?

Побелев, он помотал головой. Бадо́ удовлетворенно улыбнулась. Нет, бояться он определенно не разучился.

– Однако это случилось гораздо позже. А в тот момент… Магия не жила в нас, она лишь текла тонкой струйкой мимо, растворяясь в рассветной магии Дану. Наших знаний не хватало, чтобы удержать в себе эту новую силу. Мы были разочарованы. Поняли, что необходимо подточить щель между мирами. Прорвать завесу, как прорывает дамбу, чтобы в резервуар хлынула вода. Тогда ручей превратится в поток, лавину, а после – в целый океан. Да, мы могли продолжать воздействовать на брешь известными нам заклинаниями и ритуалами. Но на какой бы то ни было значимый результат могли уйти годы, а я едва удерживала старость так далеко от себя, как могла. Я была полукровкой Туата Де Данная, но не чистокровной туата. Я была рассветной ведьмой с ограниченным и весьма скромным запасом колдовских сил. Но не могла позволить, чтобы пальму первенства кто-то у меня отобрал. Я поняла, что нужно делать: вместе с Балором взорвать к демонам эту проклятую стену.

– Но с чего вы решили, что Балор согласится вам помочь?

Бадо́ скривилась, расслышав в голосе Лелля нотку боязливого трепета.

– Что бы там ни думали колдуны хаоса и как бы ни были им одержимы, Балор – не бог. Он лишь король демонов. Никому же не придет в голову превозносить королеву отступников Морриган Блэр и приравнивать ее к богам.

Острые ногти Бадо́ впились в ладони. Проклятая ведьма украла этот трон у Доминика. И не важно, что ведьмой была ее старшая дочь.

Медленно, очень медленно она заставила пальцы разжаться.

– Балор ненавидит рассветную магию. Она причиняет ему большую боль, нежели куда более слабым фоморам. Поэтому в Юдоли Хаоса царствует тьма, что не сильно радует фоморов, которые успели пожить в полном света и тепла мире при Дану. Чем больше имеешь – тем тяжелее это терять. А фоморы из-за войны с Дану потеряли очень многое. Вот отчего они так стремятся вернуться к живым, жить – или хотя бы обитать – в их мире. Они еще помнят, каково это. Балор и прежде пытался вырваться из мира теней, но слишком сильны были наложенные на него печати. Рассеянная всюду, пронизавшая весь мир Туата Де Данная энергия Дану обжигала его, причиняла столь сильную боль, какую человеку может причинить сдернутая заживо кожа.

Бадо́ криво усмехнулась, глядя на Лелля.

– Ты кажешься разочарованным. Представлял Балора как всемогущего демона? Нет, юный скальд, его возможности весьма ограничены. Как и каждого из нас. Но знаешь, что это означает? Что место полуночного бога свободно.

Скальд потрясенно уставился на нее.

– Вы хотите занять это место…

– Ну наконец-то. А для чего, как ты думаешь, я привела тебя сюда? Для чего рассказала свою историю?

Бадо́ поднялась с трона, медленно прошествовала к Леллю. Наклонившись, взяла его за подбородок.

– Ты узнаешь не только мое прошлое, но и мое будущее. Тебе, юный скальд, выпала честь стать свидетелем невероятного события – моего восхождения на полуночный трон.

Глава 31
По следам ведьмы

На сей раз Морриган не пришлось обращаться ни к МакМурри, ни к ведьмам пути. Бадо́ больше не собиралась скрываться. Не пыталась хоть как-то замести следы. Она смерчем пронеслась по Ирландии, оставляя за собой тела, словно содранные с деревьев листья, обломки домов и остовы разрушенных зданий. Уничтожая все на своем пути.

И касалось это не только людей, но и… животных.

Рассматривая спектрографии, запечатленные колдунами, которых она отправила на поверхность, Морриган испытывала и ужас, и недоумение. Понятно, зачем Леди Ворон человеческие души – чтобы, поглощая их, становиться сильней. Но для чего ей понадобились жизни животных?

– Насилие просто ради насилия… – Она покачала головой. – Не верится, что говорю это в адрес своей матушки, но ей подобное несвойственно.

– Жертвы Балору? – предположил Дэмьен.

Скрестив руки на груди, он стоял по другую сторону стола.

Морриган задумчиво покусала губу.

– Не знаю, но это странно. Хотя… Каждый раз Бадо́ находит, чем меня удивить. Взять хотя бы страх, которым она питалась, будучи Ткачом Кошмаров. Кто знает, что она задумала на этот раз?

– Морриган… – Дэмьен нахмурился, с непривычной тревогой глядя на нее. – Я знаю, о чем ты думаешь. Хочешь немедленно броситься в погоню за ней.

Она пожала плечами, тем самым давая своеобразный ответ.

– Но что, если это ловушка? Что, если таким образом Бадо́ приманивает тебя?

– И пускай.

– Ты уверена, что готова столкнуться с ней лицом к лицу? На момент нашего с ней знакомства она уже, даже будучи мертвой, обладала невероятным могуществом. А сейчас… Она ведь грозила тебе обретением новой силы.

– Точнее, пыталась меня ею соблазнить, – с невеселой усмешкой поправила Морриган. – Но я понимаю твою тревогу. И буду осторожна, обещаю.

– Ах да, эта твоя магия теней… Только не говори, что собираешься отправиться туда одна.

– Я…

– Это исключено, – отрезал Дэмьен.

Морриган побарабанила пальцами по столу. Ее взгляд вернулся к спектрографиям. Как бы ни хотелось обратного, она и близко не уравняла свои шансы в прямом столкновении с Бадо́.

Как бы ни хотелось обратного, одного лишь ноктурнизма недостаточно.

– Хорошо. Тогда прямо сейчас отправляемся в графство Уотеркенни.

Именно там терялся оставленный Бадо́ кровавый след.

Временный портал (будучи отступницей, Морриган успела забыть, когда в последний раз использовала официальные портал-зеркала) перенес их в деревушку, где нашли последние тела – как людей, так и домашней живности. Объединяло все эти смерти одно – жестокость убийств.

Даже Морриган, за годы работы наемницей привыкшую ко многому, замутило при виде обезображенных, растерзанных жертв.

– Ведьма, которая сделала это, близко, – прошептал Альрик.

С кончиков его пальцев на землю падали алые капли. Один из сильнейших чтецов крови, которого Морриган на время забрала на поверхность с собой, он выучился магии истины и овладел ею в совершенстве вопреки и даже во многом благодаря тому, что еще в детстве ослеп.

Белесые глаза были широко раскрыты. Какие образы Альрик наблюдал сейчас в своей голове? Каким видел окружающий мир?

– Можешь узнать, где она сейчас?

Альрик коротко кивнул и… слизнул каплю крови с пальца. Дэмьен поморщился, Морриган передернула плечами. Альрик, ставший адгерентом королевского Дома еще во времена правления Доминика, всегда казался ей… необычным. А его дар – многообещающим.

– Ненависть, – прошептал он.

– Прости?

– Она ведома ненавистью. Инстинктом сродни голоду или жажде.

– Для этого она убивает?

Альрик снова кивнул.

– Но это хорошая новость. Благодаря ненависти, что течет в ее крови, я отчетливо вижу ее след. Голод ведьмы наверняка почти утолен, а значит, она расслаблена, как полусонный сытый зверь в своей берлоге.

Морриган покачала головой, глядя вдаль. Нет. Бадо́ всегда была – и будет – настороже. А значит, и им троим следует быть осмотрительнее.

Однако Альрик оказался прав. То, что Дэмьен назвал погоней, заверишилось у холма, с которого, наверное, открывался чудесный вид на изумрудную долину. У подножья бродила обряженная в черные лохмотья сгорбленная косматая старуха и… разговаривала с самой собой?

Морриган вскинула брови. Ведьма, словно почувствовав их приближение, резко развернулась. Приподняла губу, оскалила гниющие зубы. Потом вдруг наклонила голову изучая ее. Ноздри ведьмы на мгновение раздулись.

– Ты не Бадо́, – хмуро констатировала Морриган.

Старуха визгливо хохотнула.

– Ты разочарована, дитя? Я тоже могу тебя приголубить, как это делала твоя мамочка.

Морриган похолодела.

– Ты знаешь, кто я? – И все же важнее было другое. – Ты знаешь ее?

– Встречались, – небрежно обронила старуха.

– Я так полагаю, в мире теней.

– Правильно полагаешь.

– Хватит болтать, – прорычал Дэмьен. В его глазах засверкали знакомые всполохи. – Пусть эта тварь и не Бадо́, она должна ответить за то, что натворила.

Что ж, Морриган была согласна с ним как никогда.

Она дождалась, пока Альрик создаст временный портал и исчезнет в нем, после чего из петли на поясе охотничьего костюма выдернула плеть-молнию. Та зазмеилась по земле, из обыкновенного кожаного хлыста превращаясь в сокрушительный разряд, в сконцентрированную стихию.

Дэмьен, однако, оказался быстрей. Преодолев разделяющее их с ведьмой расстояние, он одним ударом, одним сверхъестественным импульсом отшвырнул ее от себя.

Старуху протащило по земле, взбив ту, словно молоко, и оставив позади рытвину. Морриган приблизилась к ней, поигрывая плетью, ожидая вскинутых рук или брошенного в воздух заклинания. На мгновение и вовсе показалась, что ведьма уже мертва. А потом…

Тело старухи заволокло черным туманом – будто энергия мира теней проникла в мир живых. Тень заволновалась, принимая человеческие очертания… и разделилась на три.

Вместо старухи посреди долины выросли три создания – безликие, словно куклы, и окруженные дымчатой тьмой. Старая ведьма будто вытолкнула их из чрева, а после исчезла… или же и вовсе растворилась в них.

Потрескивающая плеть Морриган оплела шею одного из существ. Она не знала, можно ли сжечь тьму, из которой явно сотворены создания, можно ли поразить ту молнией, но… попыталась. И, судя по всему, заключенная в колдовской плети рассветная сила причиняла порождению тьмы невыносимую боль. Оно издало утробный вой.

Кажется, Морриган на верном пути. Она прошептала: «Istos arachnis», призывая рассветную силу и оплетая создание паутиной Арахны.

Порождение тьмы будто взорвалось светом изнутри и стало ворохом медленно оседающих на землю хлопьев черного пепла. Почти одновременно с этим Дэмьен погрузил руки в дымчато-эфемерную плоть, которая заменяла созданию и тело, и сущность, а после резко развел их в сторону и, словно одичавший вервольф, разорвал порождение на клочки.

Морриган ошарашено смотрела на берсерка, а потому пропустила появление ведьмы. Та страшно кричала. Поначалу подумалось, что этот полувой был проявлением душевной боли.

Но, возможно, не ей одной.

После смерти двух порождений тьмы ведьма лишилась обеих рук. Словно те и впрямь были ее плотью… и кровью – черной, мертвой кровью, что текла в венах и самой Бадо́ Блэр.

– Сыночки, – всхлипывала старуха.

Морриган, которая хорошо понимала, что значит терять близкого человека, пожалела бы ее. Если бы не знала, что вместе с матерью натворили эти самые «сыночки».

Последний оставшийся в живых – если так вообще можно сказать о подобных порождениях – замер рядом с ведьмой.

– Пощади, – глядя на Морриган, придушенно произнесла та. – Пощади меня и сына. Я могу рассказать про твою матушку… Многое могу рассказать.

– Я тебя выслушаю. И для начала скажи, кто ты такая.

Старуха тряхнула косматой головой. Вскинула подбородок и веско произнесла:

– Карман.

Морриган в изумлении воззрилась на нее. Эта старая, распадающаяся на части и проигравшая в первой же серьезной схватке ведьма никак не могла быть прародительницей полуночной силы.

– Что с тобой стало? – вырвалось у нее.

Карман сипло рассмеялась.

– Века заточения даром для меня не прошли. Ты ведь об этом? – Она мечтательно зажмурилась. – Я хотела вспомнить, каково это – быть живой. О, лакая их кровь, я вспоминала. И когда слышала предсмертный крик или визг страха потомков тех, кто отправил меня в мир мертвых.

– Какая несправедливость, – ледяным тоном сказала Морриган. – Но стенания оставим на потом. А сейчас к делу. Мне нужно знать, что задумала Бадо́.

– Она хочет призвать… нет, породить Мертвых Дочерей. Тех, что уже мертвы, потому что родились в мире мертвых. Потому что выбрались из мертвой земли.

– Это что-то вроде этих тварей, которых ты зовешь своими сыновьями? – с омерзением спросил Дэмьен.

Карман оскалилась, но наказывать за оскорбление не решилась. Какой бы силой она ни обладала в прошлом, сейчас ее могущества хватало лишь на то, чтобы просто существовать в мире живых, уже несколько веков как будучи мертвой.

И давать жизнь – некое ее подобие – порождениям тьмы.

– Те, кого вы уничтожили – лишь тени моих сыновей. Я затосковала здесь без них и сотворила их снова. Из себя – своей плоти и полуночной силы. – Карман с тоской взглянула на последнего из созданий. Затем перевела взгляд на Морриган. – Потому Бадо́ ко мне и обратилась. Ей нужен был обряд, который я провела, чтобы породить Даба, Дэйна и Дотера там, в мире теней.

– Но зачем ей это?

Карман склонила голову набок. Выстрелила в Морриган вопросом, словно пулей:

– Зачем Бадо́ родила вас?

– Что, прости?

От удивления Морриган забыла, что не любит, когда ей отвечают вопросом на вопрос.

Карман раздраженно выдохнула.

Повторила едва ли не по слогам, будто ребенку:

– Зачем. Бадо́. Вас. Родила?

Разумеется, в вопросе крылся подвох, и Морриган старательно его искала.

Не найдя, сердито пробормотала:

– Что значит, зачем? Зачем люди создают семьи?

– Люди, Морриган. Так ведь, кажется, тебя зовут? Но не ведьмы.

Не понять намек было невозможно. Однако Морриган он очень не понравился.

– Не все ведьмы боятся отдать свою силу детям.

– А Бадо́ боялась, – припечатала Карман. – Разделить свою силу с двумя дочерьми – риск, на который ей пришлось пойти.

– Ради чего?

И снова этот птичий наклон головы и внимательный, изучающий взгляд. Нетерпеливо переминающегося с ноги на ногу Дэмьена Карман словно не замечала.

– Ты знаешь, кто такие мойры?

– Богини судьбы у греков, три сестры-пряхи, – недоумевая, отозвалась Морриган.

– Одна прядет нить, другая отмеряет, третья режет, и так они определяют, сколько человеку предстоит прожить, – напевно сказала Карман. – Верно. А Мокошь с ее сестрами?

– Что за идиотские загадки? – не выдержал Дэмьен.

Морриган сделала ему знак не вмешиваться, хотя его настрой полностью разделяла. Она всей душой ненавидела долгие подводки и предисловия. Почему, во имя Дану, нельзя прямо сказать, о чем идет речь? Однако ей нужно было выведать у Карман все, что та знала. Все, о чем ей рассказала сама Бадо́.

Потому она ответила:

– Мокошь – та же богиня судьбы, только у славян. Сестер ее не знаю.

– Мало кто знает. Доля и Недоля, небесные пряхи. Доля прядет длинную и прочную нить, Недоля – неровную, непрочную, готовую в любой момент оборваться. А еще есть скандинавские норны. Известны тем, что, как и мойры и подобные им, наделены даром вершить человеческие судьбы. Но не пряхами едиными, – хохотнула Карман. – Мойр, норн, парок и Мокошь с сестрами объединяет предназначение, но кроме них есть и другие. Скажи мне, что такое Тримурти?

Морриган едва не скрежетнула зубами. Какое-то время она буравила взглядом ведьму. Не издевалась ли та над ней?

Лицо Карман оставалось безмятежным. Казалось, она полностью оправилась от потери сыновей и успела позабыть о смертельной угрозе в лице разъяренного берсерка и ведьмы с ожившей молнией в руках.

– Понятия не имею, – процедила Морриган.

– Триада индуистских божеств, – подчеркнуто глядя на нее, а не на старуху, сказал Дэмьен.

Карман нехотя кивнула, словно до последнего не желая признавать его правоту. Или его существование.

– Брахма – творец и создатель, Вишна – хранитель и Шива – разрушитель. Вместе они составляют единое целое. Триаду, как и сказал твой полубезумный друг. Тримурти. Так что же объединяет всех этих богов?

В душе Морриган заворочалось что-то темное. Некая тревога, хотя повод определить она не могла. Предчувствие чего-то нехорошего, подкрепленного и ведьминской интуицией, и намеренно таинственным тоном Карман.

– Их трое, – нахмурившись, бросила она.

– А это значит, что все они, выражаясь языком достопочтимых римлян, образовывают свой собственный Триумвират. Правда, за века это слово обросло новыми смыслами. И главный из них – сплетенная воедино сила трех носителей колдовского дара. Ритуальный союз, позволяющий одному человеку обладать могуществом трех.

Дэмьен и Морриган обменялись ошеломленными и в равной степени озадаченными взглядами.

Ничего не замечая, Карман вдохновлено продолжала:

– Три издревле считалось магическим числом.

– Бред, – фыркнул Дэмьен. – Это же просто цифра.

– Отец, сын и святой дух – истоки учения о Троице, Триедином Боге, – не слушая его, вещала Карман. – Нашлось в нашей вселенной и место для трехликой богини – лунной девы-матери-старицы. Будда, дхарма, сангха – столпы традиции Триратна. И всюду три, три, три… Три фазы существования – рождение, жизнь, смерть. Три жизненных цикла – юность, зрелость и старость. Три главных добродетели даосизма – доброта, умеренность, непритязательность. Три христианские добродетели – надежда, вера, любовь. Три регалии японских императоров – Ята-но кагами, что олицетворяет мудрость, Ясакани-но магатама – процветание и Кусанаги-но цуруги – мужество.

– Ты многое знаешь, – заметила Морриган.

Да, Карман жестока, но по-своему мудра.

– Я слишком долго жила, – хохотнула та. – Все ведьмы знали о магической сущности числа три, и с давних времен использовали триединство для своих обрядов. Но только Бадо́ оказалась столь амбициозна, чтобы увеличить силу Триумвирата, вплетя в ритуал энергию мира теней. Это случилось, конечно, много позже ее попытки создать живой — истинный – Триумвират. Ради того, чтобы в будущем приумножить свою силу и стать самой могущественной ведьмой Ирландии, она даже согласилась на материнство. Что для нее значило рассеять свой дар, ослабить его на долгие годы до вашей инициации.

– Не понимаю, как мы могли стать сильнейшим Триумвиратом, превосходящим Бадо́ в могуществе, если в нас все равно текла бы ее сила.

– Представляй это так: Бадо́ заронила зерна магии в благодатную почву – ваши хрупкие младенческие тела. Холила, лелеяла вас… и безжалостно муштровала, с детства заставляя обучаться магии.

– Она не заставляла, – Морриган протолкнула слова сквозь стиснутые зубы. – Я сама хо…

– Обретя какую-никакую самостоятельность, вы с сестрой взращивали бы ее дар уже сами. – Карман даже не делала вид, что слушает. – И делали бы это до тех пор, пока не стали бы полноценными ведьмами со своей собственной силой, приумноженной долгими годами учений и обрядов. А Триумвират – колдовское, благословленное божеством и построенное на законах мироздания триединство – сплел бы три источника силы, превратил бы вас в единый магический сосуд. Каждая из вас могла бы черпать из него, почти бездонного, колдовскую энергию.

Морриган помрачнела. Но только Бадо́ с ее знаниями смогла бы полноценно использовать полученную силу. А значит, в очередной раз оказалась бы недосягаемой для других.

Даже для своих собственных дочерей.

Дэмьен покачал головой.

– Поверить не могу.

– Зря, – горько усмехнулась Морриган. – Вполне в духе Бадо́. Самое интересное, у нее почти получилось. Я была податлива, словно глина, впитывала каждое слово матушки, заглядывая ей в рот. Прошла инициацию и очень рано стала полноценной ведьмой. С Клио все оказалось куда сложней.

– Но Бадо́ же отпустила тебя, позволила тебе стать вольной.

Морриган пожала плечами.

– Возможно, она предчувствовала скорую победу, а потому предоставила мне – лишь на время – иллюзию выбора. Может, решила, что я сама вернусь, потому что не смогу жить без полуночной магии. А она тем временем вплотную займется Клио. Да, сестренка с пеленок была слаба – или же просто не была так, как я, одержима полуночной силой. Но шанс стать полноценной ведьмой у нее все-таки был.

– А Бадо́ во что бы то ни стало нужна была взрощенная в ней сила, – мрачно сказал Дэмьен.

Морриган дернулась, будто обжегшись.

– Так или иначе, она серьезно просчиталась. Я отправилась покорять мир, а Клио и вовсе потеряла интерес к магии.

– Может, причина в том, что тебя, ее вечного примера для подражания, не было рядом? Что Клио не на кого было равняться?

– Ты серьезно? – хохотнула Морриган. – Я – пример для подражания?

Дэмьен кивнул, глядя ей в глаза.

– Ты правда этого не замечаешь? Не видишь, как много значишь для нее?

Морриган, хмурясь, отвела взгляд.

– Клио не очень охотно об этом говорит, но я поняла, что их отношения с Бадо́ после моего ухода полетели в пропасть. Вероятно, чем больше наседала Бадо́, тем сильнее Клио ненавидела магию. Пока вовсе не отказалась от нее.

– Вероятно, именно тогда в маленькой Клио и проклюнулся стальной стержень, который прячется за ее милым личиком и невинным обличьем, – улыбнулся Дэмьен.

– О, вы оба не знаете и половины, – пропела Карман.

Морриган резко повернулась. На несколько минут она успела забыть о существовании безрукой ведьмы. А той, вероятно, не нравилось, когда о ней забывали.

– Бадо́ так негодовала, когда рассказывала мне о вас двоих и о несостоявшемся Триумвирате! – Противный смех Карман перешел в кашель и затих. – Твоя сестрица не просто отказалась от полуночной силы. Она сделала ее призыв невозможным.

Морриган ошеломленно смотрела на ведьму.

– Ты говоришь об… обструкции^[16]?

Ей приходилось слышать о колдунах, которые отринули родовой дар. И если инициация – это принятие собственной силы, то обструкция – отказ и стремление отгородиться от нее. Чаще всего подобное случалось потому, что ведьмам или колдунам становилась ненавистна собственная природа, когда они ненамеренно причиняли кому-то боль или отнимали чужую жизнь.

Магия всегда казалась Морриган по-своему живой силой, которая, однако, не могла существовать без человеческой воли, откликаясь на действия и даже намерения колдуна. Ты вдыхаешь, впуская кислород, и живешь до нового вдоха, либо перекрываешь каналы, лишая себя воздуха. В этом случае инстинкты все равно, рано или поздно, одержат верх.

В случае с колдовской обструкцией дело обстояло иначе. Если она возникает в сознании носителя дара, доступ к магии оказывается закрыт. А ведьма становится бывшей ведьмой (или, в случае юной Клио, не становится ею вовсе).

Карман широко улыбнулась, подтверждая ее догадку. Морриган изумленно покачала головой.

Страшно даже представить, что чувствовала Бадо́, когда вместо всплеска силы, приобретенной в результате инициации, ее младшая дочь запечатала в себе колдовской дар. Леди Ворон наверняка не ожидала встретить в своем роду ведьму с обструкцией. Выходит, Бадо́ напрасно растратила свою силу, а вместе с ней – несколько лет на обучение Клио.

Так или иначе, право строить собственную жизнь и идти по следу собственной мечты Клио отстояла. Ценой если не потери силы, то ее блокировки.

Обуреваемая эмоциями, Морриган молча стояла посреди долины. Впервые она противопоставила себя Клио в таком ключе. И впервые – если на время забыть о чистоте помыслов и души, о доброте и сострадании – ей проиграла.

Не она, Морриган, при всей ее непокорности и вспыльчивой натуре, сумела дать отпор Бадо́. А… Клио. Мягкая, не любящая споры, она сумела настоять на своем. Она отказалась быть ведьмой.

Во всяком случае, полуночной.

– Частью ведьминского Триумвирата может стать только инициированная ведьма, а твоя сестра инициацию не прошла. Это, конечно, безумно расстроило твою матушку. – Губы Карман растянулись в улыбке. Похоже, чужие печали и страдания ей были только в радость. – Бадо́ предполагала такой исход и изначально планировала родить трех дочерей, чтобы две из них наверняка сумели приблизить ее к цели.

– Невероятно, – неприязненно сказал Дэмьен. – Какая чудовищная расчетливость.

– Гениальная, я бы сказала, – не согласилась Карман. – Но и тот план провалился – точнее, Бадо́ лишили шанса к нему приступить. К ее вящему неудовольствию, она… умерла. После смерти ей пришлось срочно придумывать новый план. И тогда она сделала то, что не приходило в голову – или попросту оказалось не под силу – никому, кроме нее. Породила Мертвых Дочерей. А после – создала Триумвират мертвых.

Морриган потрясенно пыталась переварить то, что узнала. Вся ее жизнь оказалась ложью. Причина, по которой Бадо́ ее родила – уж точно.

Как иначе, кроме глупости, наивности и чрезмерной доверчивости, объяснить то, что все свои девятнадцать лет Морриган верила в готовность Леди Ворон стать матерью без какой-либо выгоды? Она ни на миг не усомнилась, что Бадо́ породила своих дочерей, только чтобы они стали одной маленькой счастливой семейкой! Потому что Леди Ворон устала быть только ведьмой и хотела стать любящей матерью, разделить свое счастье с кем-то еще!

Как же она была глупа. Ее мать – легендарная полуночная ведьма. Та, что вот уже несколько десятилетий выцарапывала свою силу, крала и выуживала ее по капле. С чего бы ее, заработанную потом и кровью, она бы с такой легкостью отдала дочерям?

Все это время у Бадо́ был план.

– Возвращаемся в Пропасть, – наконец бесстрастно сказала она Дэмьену.

Берсерк, вскинув бровь, кивнул на Карман.

– А с ней что делать?

– Убей ее, – отчеканила Морриган. – Пусть возвращается туда, откуда пришла. И в мире живых больше не появляется. Иначе… Я приду за ней снова.

– Но ты же обещала пощадить меня! – вскричала Карман.

– Разве? – Она взглянула в полнящиеся ненавистью и ужасом глаза. – Я обещала тебя выслушать. Не помню, чтобы я обещала тебя не убивать. В какой-то мере, знаешь ли, это даже не справедливо. Ты отняла десятки жизней, а сама умрешь всего один раз.

Отвернувшись, Морриган призвала временный портал. Исчезла в нем, сопровождаемая истошными криками одной из древнейших ведьм.

Привязанной к запечатанным в филактерии чарам точкой переноса был кабинет замка Тольдебраль. И королеву там уже ждали.

– Они здесь, Морриган, – произнесла Джамесина.

Зрачки расширены, руки сжаты в кулаки. И если на лицах других членов Камарильи, замерших за ее спиной, читалась опаска или даже откровенный страх, то на лице бааван-ши – какая-то яростная решимость.

– Кто?

– Трибунал. Они как-то сумели найти вход в Пропасть. И они уже здесь.

Глава 32
Хранитель для сноходицы

– Святая Дану, это еще что такое?! – В голосе перешагнувшего порог дома Ника не было возмущения – лишь бескрайнее изумление.

Его, пожалуй, можно понять: не каждый день увидишь такое количество причудливых созданий в реальности, а не во сне.

– Летучая кошь, – проследив за его взглядом, сообщила Клио.

Наблюдать за Ником, который застыл с вытаращенными глазами и стремящейся к полу челюстью, – одно удовольствие. Не зря всю прошлую ночь она перетряхнула всю Юдоль Сновидений, чтобы отыскать один давний сон.

Клио до сих пор, годы спустя, помнила его начало: она жалуется Морриган на то, что их мир стал домом для таких созданий, как летучие мыши, но по какой-то причине не сотворил летучих кошек. И вот Клио Блэр, великая десятилетняя ведьма, берет все в свои руки, чтобы исправить вопиющую несправедливость, и прямо на глазах старшей сестры из воздуха и солнечного света создает новую жизнь. Морриган, во сне не менее деловитая и деятельная, нежели в реальности, придумывает более созвучное и интересное, на ее взгляд, название.

Так на свет и появилась летучая кошь.

Дом Ника на время стал пристанищем и для смешных рогатых зайцев, и для хрустальных волков, и для кошкообразных созданий с когтями и клыками из чистого серебра и гривой из лунного света.

Их всех Клио пронесла в мир живых из чужих сновидений.

– Матерь божья, – прошептал Ник, сдерживая смех. – Птичка, я должен спрашивать, зачем ты это сделала?

Клио невозмутимо пожала плечами.

– Просто потому, что могу. А еще я готовлюсь… кое к чему.

– Посвятишь меня?

– Скоро сам все увидишь. Буквально через несколько часов.

Летучих кошек, к сожалению, пришлось отпустить, как и всех прочих сносозданий. Когда Клио в очередной раз перешагнет грань между реальностью и Юдолью Сновидений, ей понадобятся все силы.

Они поужинали, хотя от волнения аппетита у Клио не было. Ник поцеловал ее и пожелал спокойной ночи. А после, как обычно, ушел в свою комнату.

Она со странным чувством смотрела ему вслед.

Наверняка Морриган дала свое благословение на их отношения не без неких… оговорок. Покраснев до кончиков ушей, Клио подумала, что пункт «не прикасаться к ней до ее совершеннолетия» стоял в самом верху списка требований, которые Морриган предъявила Нику «на правах старшей сестры».

Клио тряхнула головой, прогоняя ужасно смущающие ее мысли.

И отправилась видеть свои и чужие сны.

На сей раз она навестила Каэр не затем, чтобы та обучила ее своему мастерству. Клио попросила первую сноходицу призвать сына, и, едва он появился, обратилась к ним обоим.

– Вы многое сделали для меня, – волнуясь, начала она. – И мне хотелось отплатить вам за доброту. А еще… Каэр, то, для чего вы сотворили Ловца Снов, то, что он делает для людей – очень важно. Но выходит так, что о нем и его помощи людям никто не знает, а значит, никто не может его отблагодарить.

– И не надо, – мягко проговорила Каэр.

– Нет, так нечестно. Мы лишь берем у него, ничего не отдавая взамен. Не от имени всех людей, которых вы с Ловцом Снов спасли от кошмаров, но от самой себя, я хочу сделать вам небольшой подарок.

– Подарок… – заворожено повторил Ловец Снов. – А какой?

– Я хочу провести… попытаться провести тебя в мир живых.

Глаза Ловца Снов и Каэр расширились. Внезапно их лица стали очень похожи – на мгновение в них отчетливо отразилась их связь.

Клио посмотрела на Туата Де Данная.

– Вы видите мир глазами сына, но он ограничивается для вас Юдолью Сновидений – и тем, что другие люди открывают вам через сны. А я хочу, чтобы вы увидели иной мир… Мой мир. Чтобы вы своими глазами увидели другую Ирландию.

В лазуревых глазах Каэр блеснули слезы.

– Я только не знаю, выйдет ли… Ой! – Клио охнула от неожиданности, когда Ловец Снов, устремившись вперед, крепко ее обнял.

Растерянно улыбаясь, обняла его в ответ, скользнув рукой по коже, от которой не исходило ни тепла, ни холода. Ловец Снов редко проявлял какие-то чувства, неосознанно подчеркивая свое отличие от живых созданий. Тем ценнее для Клио был такой порыв.

– Я не могу ничего обещать, – честно сказала она, глядя в почти бесцветные глаза. – Все это время я тренировалась на вещицах и движущихся, но небольших объектах…

Она хихикнула, вспоминая летучую кошь и реакцию Ника.

– Так все эти уроки были для этого? – изумилась Каэр. – Только чтобы порадовать меня и моего сына, показав нам мир живых?

– Поначалу да, а потом я, кажется, немного увлеклась, – смущенно призналась Клио.

И превратила квартиру Ника в обитель волшебных снотворений.

Каэр повернула к сыну сияющее лицо.

– Только подумай, сестра покажет тебе – нам – новую Ирландию!

Ту страну, чьи осколки она видела в чужих, воплощенных во снах воспоминаниях.

Сын Туата Де Данная и ее главное снотворение, робко улыбаясь, приблизился к Клио. Она взяла Ловца Снов за руку и, сосредоточившись, пронесла его – просто чуть более сложную энергию – с собой в мир живых.

Проснувшись в тот же миг, Клио обнаружила его стоящим рядом с кроватью. Приоткрыв рот, как большой непосредственный ребенок, он с восхищением озирался вокруг, хотя все, что он видел – обычная комната в обычном ирландском доме. Ловец Снов трогал стены, мебель и книги в шкафу и восторженно гладил перышки вспорхнувшей на плечо Клио голубку.

Склонив голову набок, он изучал их обеих.

– А это зачем?

– Ты про повязку? Ох… Она нужна мне, чтобы спрятать глаза. Здесь, в реальности, я ничего не вижу.

– Не видишь? – изумился Ловец Снов. Закрыл глаза ладонями, как делают дети, играя в прятки. – Вот так?

– Да, – тихо сказала Клио. – Вот так.

Голубкой она выглянула в окно – там уже светало. Вовремя.

Путешествие Ловца Снов по городам Ирландии было невозможным без помощи Ника, когда сама Клио опасалась даже просто покинуть его дом.

А потому спустя пару минут она уже стучала в дверь его спальни. Ник вышел – заспанный, с взлохмаченными волосами и в хорошо знакомых ей пижамных брюках. Клио потребовалась вся ее сила воли, чтобы глазами голубки смотреть в лицо Ника, а не на его оголенный торс.

Ник вытаращил глаза, глядя поверх плеча Клио.

– Святая Дану, а это еще кто?

– Сюрпри-и-и-з, – пропела Клио. Смутившись, потерла нос. – Это мой друг. Только он не совсем обычный… человек.

Да и человек ли?

– Только не говори, что и он – создание чьего-то сна, – сдавленно проговорил Ник.

– Почти. – Клио улыбнулась. – Это и есть Ловец Снов!

Пока Ник в изумлении рассматривал сына Каэр, она озвучила свою просьбу.

– Показать наш мир созданию царства снов? – Он потрясенно покачал головой. – Не думал, что кто-нибудь когда-нибудь попросит меня о чем-то подобном.

Клио рассмеялась. Поднявшись на цыпочки, поцеловала Ника в щеку.

– Ты сделаешь это для меня?

Ник остановил на ней серьезный взгляд и вдруг почудилось, что в доме – нет, в целом мире – нет больше никого, кроме них двоих.

– Я же говорил тебе, птичка. Ради тебя – все, что угодно.

Клио зарделась. Ник скрылся в спальне, чтобы переодеться, а она повернулась к Ловцу Снов.

– Ну что, ты готов?

Наверняка он даже не представлял, что именно ему предстояло, однако с воодушевлением кивнул. Клио опустилась в кресло. Подавила тяжелый вздох. День только начался, а она уже была словно выжатый лимон. И чем дольше Ловец Снов находится в реальности, тем будет хуже.

Но Клио не жалела ни о чем. Пожалуй, разве что о том, что не увидит выражение лица Ловца Снов, когда Ник, через портал-зеркала путешествуя из одного города в другой, будет показывать ему Ирландию.

Несколько минут спустя за Ником и Ловцом Снов закрылась дверь, и в доме воцарилась тишина. Только голубка, опустившаяся на спинку кресла, тихо о чем-то ворковала.

Клио погрузилась в дрему, не позволяя себе, однако, скользнуть в глубокий сон. Чтобы дать Ловцу Снов силу и возможность находиться в мире живых, ей и самой необходимо оставаться в реальности.

И только вечером столь дорогие ее сердцу мужчины вернулись домой. Ник – в свою квартиру, сияющий Ловец Снов после короткого заклинания Клио – в Юдоль Сновидений. На прощание он обнял ее с такой силой, какую не ожидаешь от хрупкого на вид создания.

Когда они остались вдвоем, Клио едва держалась на ногах. Ник подхватил ее на руки и, не слушая возражений, отнес в спальню. Почему-то в свою.

– Я должен проследить, чтобы с тобой было все в порядке, – не терпящим возражения тоном сказал он. – И никаких путешествий по миру снов, слышишь? Просто спи. Тебе нужно набраться сил.

Клио свернулась уютным комочком. Ник, сидящий на краю кровати, нежно гладил ее по волосам.

Мучительно борясь со сном, она пробормотала:

– Как все прошло?

– Честно говоря, поначалу мне было не по себе. Просто находиться рядом с Ловцом Снов, воспринимать его как человека, живое создание – мыслящее, чувствующее… и знать, кто он такой на самом деле.

– Представляю.

– Хотя знаешь, я уже начинаю ко всему этому привыкать.

Клио поерзала на постели.

– К чему?

– К хаосу, который стал неотъемлемой частью моей жизни, – хохотнул Ник. – Мало того, что я, инспектор Департамента, нарушаю закон, встречаясь с ведьмой-отступницей…

– Эй! – возмутилась Клио.

Впрочем, довольно слабо и не размыкая глаз.

– А я говорил, что это самая очаровательная в мире ведьмочка? Так вот помимо этого в моем доме теперь постоянно что-то происходит. Сначала моими гостями становятся ведьма вуду и доула смерти – снова ведьмы-отступницы! И, замечу, не столь очаровательные, как та, что украла мое сердце…

Клио хихикнула в подушку.

– Но благодаря ритуалу, в котором участвовала одна из них, мы сейчас можем с тобой говорить.

– И за это я безмерно ей благодарен, – согласился Ник. – Но затем здесь появилась уйма создания из иного мира и как вишенка на торте – сотворенный древней ведьмой хранитель человеческих снов.

Клио улыбнулась. Да уж, назвать его жизнь скучной и ординарной не поворачивался язык.

– Ты когда-нибудь читала книги о домах на перекрестке миров? – Ник фыркнул, обрывая самого себя на полуслове. – Хотя кого я спрашиваю – ты читала, наверное, все книги во вселенной.

– Неправда, не все, – рассмеялась Клио. – Может, только самые интересные.

Вот на что она потратила бы дарованную ей вечность – прочитать оставшиеся мириады книг.

– В общем, я чувствую себя владельцем очаровательного домика на перекрестке миров. Не хватает только гостя из мира теней, – пошутил Ник.

Клио, не глядя, легонько шлепнула его рукой по бедру.

– Не нужно нам таких.

– И правда. А если серьезно, все было чудесно. Ловец Снов засыпал меня вопросами на каждом шагу. Мы шли по улице, а он тыкал пальцем в здания и спрашивал, зачем они нужны и что там делают люди. В кафе перепробовал чуть ли не все блюда, а когда мы прибыли в другой город, потянул меня в закусочную. Потом мы сходили в экфотеатр, посмотрели фильм, а вечером кормили уток в пруду.

– Звучит здорово, – прошептала Клио.

– Ловец Снов… Он замечательный. Как ребенок, впервые столкнувшийся с волшебством, хотя он сам – его воплощение. – В голосе Ника отчетливо слышалась улыбка. – Хотел бы я когда-нибудь иметь такого сына.

Сон мгновенно слетел с Клио. Глаза распахнулись, пальцы скомкали простыню.

Ник, конечно же, ничего не заметил. Поцеловал Клио в щеку и пожелал доброго сна. А потом растянулся рядом с ней на кровати. Даже утомленный после долгого и насыщенного дня, который вместил в себя путешествие по нескольким городам и встречу с настоящим чудом, Ник не засыпал. Не позволял себе уснуть.

Пусть Ловец Снов охранял покой всех жителей Ирландии, у Клио появился ее собственный хранитель.

Глава 33
Король демонов

Откровения перед Леллем всколыхнули давно позабытые эмоции – как брошенный камень создает рябь на озерной глади.

Триумф, который испытала Бадо́, когда после стольких лет бесплодных попыток ей наконец удалось достучаться до Балора. Дрожь волнения, охватившая ее, когда в голове раздался его голос – гулкий, потусторонний. Его хриплое «да» в ответ на ее вопрос был словно прекрасная музыка. Переполнявший ее восторг от понимания, что сам король демонов будет на их стороне.

Никакого пиетета, однако, Бадо́ перед ним не испытывала – ни тогда, ни сейчас. Балор был изгнанником, жертвой, но главное – он был проигравшим. Он позволил Дану победить себя.

Все, что привлекало Бадо́ в нем – его почти безграничная темная сила. Во всяком случае, тогда она казалась таковой. Свою задачу Балор выполнил и возложенные на него надежды оправдал. Он подточил завесу изнутри, Бадо́ с кругом будущих колдунов хаоса – снаружи.

Они стали свидетелем момента, когда полуночная магия ворвалась в их мир. Однако не все дожили до того дня, когда эта сила, в противовес когда-то единственной существующей магии рассветной, получила свое название.

Бадо́ ожидаемо выпала честь стать первой, кто вдохнет полуночную энергию полной грудью. Так Бадо́ Катха стала первой в мире полуночной ведьмой.

Она отреклась от части старого имени, но, что куда важней, она отреклась от силы Дану.

Многие и по сей день считали, что первыми богиню-мать предали друиды. Что именно они, в отличие от Карман, в которой никогда и не было рассветной силы, первыми отказались от главного дара Дану.

Что ж… это не так.

Впрочем, жадной Бадо́ никогда не была. Голодной до силы – да, но не жадной. Она охотно делилась секретами мастерства с Клио и Морриган. Пусть и по личным причинам. Желая взрастить в них сосуды полуночной силы, чтобы как ее вместилище они стали сильней и сумели впитать как можно больше.

К тому же, она о многом поведала Доминику, став для него не только любовницей, но и музой.

Однако задолго до появления на свет и дочерей, и Доминика тонкостям полуночной магии, которые за годы погони за темной силой узнала она и ее круг, Бадо́ обучала других. И все же даже самым одаренным из новоявленных полуночных колдунов – или же в первую очередь самым одаренным – главные секреты, добытые напрямую от Балора, Бадо́ не рассказывала. Она должна была оставаться лидером и самой сильной ведьмой.

Идеалом, до которого другим не дотянуться никогда.

Тогда и началась история Бадо́ Блэр, Леди Ворон, легендарной полуночной ведьмы. Смешно вспоминать, что когда-то вершиной ее стремлений являлось место советницы при королевском дворе. Были в ее жизни и короли, и войны, и множество кровавых и доблестных побед.

На протяжении почти трех веков львиную долю сил Бадо́ тратила на то, чтобы жить, обманывая смерть. Жить дольше, чем могли себе позволить даже Туата Де Даннан. Все потому, что сила в их крови имела разные полюса. Можно было решить, что, перетянув Балора на свою сторону, Бадо́ подписала договор с самой смертью. Сделала последнюю своей союзницей.

К сожалению, реальность оказалась сложней.

Но Бадо́ во все времена, какое бы имя она ни носила, отличало одно: она никогда не останавливалась на достигнутом. Словно самый странный из исследователей, она изучила все, что люди выяснили о колдовской науке. Так она узнала о триединстве, триумвирате.

Прежде сакральная цифра приносила Бадо́ лишь беду. Она положилась сразу на трех самых близких людей, и все трое ее подвели. Клио – тем, что оказалась бесталанна в полуночной магии, Морриган – что при всех задатках и целеустремленности от нее отказалась. Их отец, верный спутник Бадо́ на протяжении долгих лет, – тем, что, испугавшись того, на что она способна, ее убил.

Киан… Мысль о нем отравляла разум, обжигала, словно раскаленная сталь.

Он был одним из тех немногих, в кого она влюбилась без оглядки. Умелый друид, сдержанный и спокойный, с улыбкой, от которой ее тогда еще живое сердце сбивалось с ритма, как будто ей – шестнадцать, а он – ее первая любовь. Они воевали вместе на землях фэйри, и расстаться не сумели даже после войны. На долгие годы он стал ее верным спутником, союзником, ее щитом.

Киан никогда не полюбил бы ее, если бы знал, что она была первой, кто предал Дану и открыл людям путь к полуночной силе. Для него, друида, и Дану, и ее дар людям – рассветная магия – были священны. Но бесконечно прятать от него свои силы Бадо́ не могла. Да и он не мог не слышать истории о ней.

К тому времени она, Леди Ворон, прославилась благодаря тому, что участвовала в величайших битвах и знала сложнейшие заклинания, неподвластные никому, кроме нее. И все же ей приходилось скрывать часть своих достижений… Немалую, на самом деле, часть.

Тогда Бадо́ надела одну из лучших своих масок, которая нередко ее выручала. Маску невинной овечки, жертвы коварной судьбы. Она сообщила Киану что родилась от полуночной ведьмы каких-то пару-тройку дюжин лет назад. А какая девушка не желает чуть приуменьшить свой возраст? Рассказала, что судьба ее была горькой и незавидной, а жизнь – полной лишений, но на мягкие, осторожные попытки расспросить лишь отводила наполнившиеся слезами глаза. Она выглядела так, будто готова навеки замкнуться в себе.

А потом, словно не сдержавшись, сказала срывающимся голосом, что была вынуждена выживать. И что сила в ней, которой она не желала, однажды вырвалась на свободу.

Киан не спрашивал, отчего Бадо́ не отказалась от нежеланной и столь разрушительной силы. А она из оброненных, будто невзначай, фраз, пылких эмоций, языка тела и чувственных слов сложила образ той, в ком велико чувство справедливости. Слетевшая маска невинности сменилось другой – маской защитницы невинных.

У Киана не было шанса не проникнуться ее историей. И в конце концов не влюбиться.

Но чем ближе они становились друг к другу, чем дольше путешествовали, тем яснее становилось, что скрывать свои мотивы вечно Бадо́ не сможет. Не от человека, с которым ложилась в постель каждую ночь. Киан не раз и не два становился свидетелем ее ритуалов. На его глазах оживала магия хаоса, и мертвые, пусть и скрытые – для него – за завесой, оживали тоже. Бадо́ видела, что это его пугает. Помнила его взгляд, когда впервые заговорила на чистейшем демоническом языке.

И все же, даже узнав, что она – полуночная ведьма, Киан до последнего видел в ней лишь лучшее. Вероятно, эту черту Клио унаследовала от отца. Бадо́ надеялась, что так будет продолжаться и дальше, что любовь к ней преодолеет все, заставив Киана раз за разом закрывать глаза на ее маленькие причуды.

Первое время так и было, но и плата оказалась велика. Киана мучила бессонница, тревожные мысли преследовали его и днем, и ночью. Бадо́ ластилась к нему, как кошка, призывая на помощь красоту и обаяние. Но с каждым новым ритуалом, с каждым новым сорвавшимся с губ заклинанием Киан отдалялся от нее.

А Бадо́ не могла позволить себе его потерять.

И в момент отчаяния судьба в очередной раз ей улыбнулась. Во всяком случае, тогда казалось именно так. Долгие поиски пути к вечной жизни наконец принесли свои плоды.

Бадо́ узнала о таком явлении как Триумвират.

Колдовские травы сделали свое дело, и совсем скоро она объявила Киану радостную весть. Иронично, что один из атрибутов ритуала, который по монументальности мог сравниться разве что с открытием бреши меж миров, скрепил, словно клеем, ослабевшие узы.

Киан был на седьмом небе от счастья. То, что Бадо́, легендарная полуночная ведьма, выбрала материнство, он воспринимал как готовность измениться. Встать на светлый, будь он проклят, путь.

А когда на свет появилась малютка Морриган…

Он всегда был рядом с ней – верный защитник и заботливый, любящий отец. Напевал колыбельные своего народа – недоступные Бадо́ заклинания туата в стихах и песнях, – чтобы Морриган лучше засыпала. Зажигал всюду свечи-светлячки, заменяя порхающие над ее колыбелькой звезды. Она всегда так улыбалась, когда видела их…

Что до Бадо́… Она ждала, когда Морриган подрастет, чтобы встать на путь полуночной силы. Тогда Бадо́ войдет в ее жизнь и больше никогда ее не покинет. А до тех пор она с облегчением переложила заботу о дочери – шумной, капризной, крикливой – на плечи Киана.

Два года спустя Бадо́ родила вторую дочь. В тот момент казалось, что даже если она ценой жизни сотен людей пробудит спящий вулкан, Киан, поглощенный отцовством, ничего не заметит. Клио была тихой, совсем не такой, как Морриган, но и тогда идеей материнства Бадо́ не прониклась.

А потом Киан ее убил.

Немайн и Маха сидели в голове Ткача Кошмаров тихо, как мышки, жадно впитывая ее воспоминания. Она тряхнула головой, выныривая из трясины прошлого в реальную жизнь. Все это уже неважно. Да, ей пришлось умереть и вернуться в обличье ревенанта, да, пришлось изменить собственные планы на Триумвират.

Но, так или иначе, что Бадо́ Блэр, что Бадо́ Катха всегда добивались своего.

Даже потрясение, вызванное фразой «А теперь мы отправимся к Балору» не избавила Лелля от любознательности и от потока вопросов, обрушившихся на Бадо́. Впрочем, она великодушно разрешила ему их задавать. Как-никак, это его последний шанс.

– Я слушал вас, честно, слушал очень внимательно… – заверил едва поспевающий за ней Лелль.

– Не сомневаюсь, – мурлыкнула Бадо́.

– Но так и не смог понять… Почему даже тогда, когда завеса между двумя мирами была разорвана, Балор не попытался вырваться на свободу?

– О, он пытался. Но вот в чем дело… Даже тогда полуночная энергия не смогла целиком заполнить собой этот мир. Да, ее стало слишком много, чтобы рассветная полностью ее поглотила. Но все же недостаточно, чтобы Балор, скованный проклятием Дану, изгнанный самим божеством, мог спокойно существовать в нашем мире. Тогда он попытался обойти запрет Дану, вселившись в человека. Он – не фомор, для этого ему не требовался ритуал веретничества. Король демонов просто сломал волю своей жертвы. Однако человеческое тело оказалось слишком хрупким для столь великой колдовской мощи. – Не сбавляя шага, Ткач Кошмаров взглянула на уже изрядно запыхавшегося Лелля. – Тебе наверняка известны истории о слабых веретниках, которые впустили в свое тело демона, но свои возможности переоценили. Их воля и разум плавились, словно воск свечи, а от тел остался лишь огарок. Высохший, изможденный скелет, едва похожий на человека. Балор же попросту поглотил бедолагу, а за ним – и всех остальных, в которых пытался вселиться. Он уничтожил их, стер с лица земли, словно ластик.

Лелль передернул плечами. Бадо́ усмехнулась. Неужели после всего услышанного – о ней и от нее – он еще способен испытывать страх и отвращение?

– Балор хотел вселиться в меня. Я понимаю его – я была лучшей из ведьм, которые когда-либо ему встречались. Но даже я не выдержала бы его вмешательства в мой разум. К счастью, я сумела убедить Балора, что живой пригожусь ему больше. Все, что ему оставалось – использовать открывшийся для него людской мир как своеобразный рычаг давления, источник власти над демонами. Он – король, не забывай об этом. Именно Балор выбирал, кого отправить в мир живых. Это он нашептывал колдунам хаоса имена демонов. Он знал, каким могущественным орудием может стать власть в правильных руках.

Добравшись до невидимой человеческому глазу границы, Бадо́ открыла путь в Юдоль Хаоса. То были истинные теневые тропы, которые никогда не вели в мир живых. Только еще глубже в мир мертвых.

– Ну а теперь… – торжественно провозгласила Бадо́. – Приготовься к встрече.

Однако, шепча слова доступного лишь избранным воззвания, она поняла: к тому, что ему предстояло увидеть, юный скальд никогда не будет готов. К такому просто невозможно подготовиться.

Наружу показалась голова с одним-единственным глазом, за ней – огромные плечи и бугристый, будто слепленный из темных комьев глины, торс. Король демонов медленно поднимался из земли Юдоли Хаоса, напоминающей черное вязкое болото.

Лелль, сглотнув, попятился назад. Замер, лишь налетев на Бадо́.

Она взяла его за шкирку, как котенка и прошипела на ухо:

– Не смей убегать.

Убегать, правда, было некуда, но об этом Лелль уже мог догадаться и сам. Он застыл подле нее, потрясенно глядя на Балора.

Маха и Немайн ожили – то ли от испуга, то ли от благоговения перед королем демонов, чья сила текла в крови их матери и создательницы Триумвирата. Загалдели в разуме Бадо́, перебивая друг друга. Волевым импульсом она велела им замолчать.

А затем вскинула голову и взглянула в единственный глаз короля демонов.

– Я готова, Балор. Теперь я готова.

Время пришло.

– Готовы… на что? – выдавил Лелль, явно готовясь к худшему.

Но он даже не подозревал о том, что его ждет, свидетелем какого события он станет.

– Поглотить Балора, – плотоядно усмехнулась Бадо́. – Впустить его сознание в мое тело. Это именно то, что я имела в виду, говоря о восхождении.

Лелль побледнел до бескровности.

– Вы же говорили…

– Говорила. Тогда я была недостаточно сильна. Но все эти жертвы – и мои, и чужие – были не напрасны. Теперь, благодаря Триумвирату, мое тело – более совершенный, более устойчивый и надежный сосуд.

Единственный сосуд, способный удержать в себе Балора.

Поначалу Триумвират был нужен Бадо́ лишь для увеличения собственной силы, но теперь… Что ж, ее аппетиты возросли.

– Тебе же, юный скальд, предстоит важная роль. Возможно, главная в твоей жизни. Ты расскажешь всем о моем восхождении, поведаешь миру о той, что звалась Бадо́ Катха, а стала Бадо́ Блэр. О Леди Ворон, Черной Вдове, Леди Войне и Ткаче Кошмаров.

Как-то же людям стала известна история Дану. Она не удивилась бы, узнав, что ее воспели, увековечили в памяти людей преданные ей барды.

Чем же Бадо́ хуже нее?

– Я хочу чтобы благодаря твоему таланту историю обо мне узнала вся Ирландия. А может, и целый мир. Чтобы, когда я потеряю человеческую оболочку и перерасту данную мне мирозданием суть, обо мне знали и помнили те, кто никогда не сможет меня увидеть. – Ткач Кошмаров перевела взгляд с ошеломленного Лелля на Балора. – Начнем?

Она вскинула подбородок выше, расправила плечи. Такой Лелль – а с ним и многие другие – запомнят ее навсегда. Одновременно с Балором с его потусторонним, промораживающим до костей голосом, Бадо́ роняла в тишину Юдоли Хаоса слова на демоническом языке. Заклинание, опутывающее их крепкими, что зачарованные цепи, узами.

Высшая – и единственная в своем роде – форма веретничества.

Энергия Балора влилась в нее, заполнила каждую клеточку ее тела и разума. Но не выместила ее собственный, не поглотила, как случилось бы с любым из колдунов. Немайн и Маха протестующе закричали, когда их сдавили невидимые тиски. Голова Бадо́ едва не взорвалась от одуряющей боли. Но, подавив приступ, она торжествующе выпрямилась.

Триумвират сделал свое дело. Ее разум, воля и ее оболочка, ставшая колдовским сосудом, выдержали вторжение Балора.

Прежде, чем освободить Лелля от черных пут, Бадо́ веско сказала:

– Я отпускаю тебя, юный скальд. Пусть весть о моем восхождении донесется до самых дальних уголков Ирландии.

Она дала Балору мысленное веление, и ее голос раздвоился, став одновременно и соблазнительным женским, и замогильным мужским:

– Отныне я – полуночный сосуд для силы короля демонов. Я и есть Балор.

Глава 34
Безголовый всадник

Резким движением руки и сорвавшимся с губ заклинанием Морриган распахнула запечатанную дверь. Джамесина влетела в кабинет вслед за ней – порывистая, словно ветер. Дэмьен до последнего не хотел покидать поле боя. Жаждал сражаться с трибунами, в каждом из которых, вероятно, видел Ристерда, своего заклятого врага. Однако он не мог оставить без защиты свою королеву.

– Проклятье, это столкновение обходится нам слишком дорого, – выпалила Морриган.

На всех ярусах Пропасти она обнаружила ловчих, агентов, трибунов и незнакомых ей охотников – всех знакомых из лагеря Картрай убила Дикая Кровь. Агенты Трибунала и Департамента были вооружены револьверами. А пуля порой быстрей любого из заклинаний.

Они пришли не ради поимки отступников и существ древней крови. Любой, оказавший им сопротивление, умирал.

– Похоже, они видят в вервольфах и бааван-ши Дикую Кровь. Это плохо, очень плохо.

– Хуже всего то, что мы потеряли наше главное преимущество – возможность нападать из тени, – помрачнела Джамесина. – Они же эффектом неожиданности воспользовались сполна.

– Хуже всего то, что в Пропасти гибнут люди, – сухо сказал Дэмьен, закрывая за ними дверь. – Не только существа древней крови, но и те, кто пытается их защитить.

– Ты правда думаешь, что все полуночные колдуны, которые вцепились в глотку трибунам, сделали это только из-за желания сберечь древнюю кровь? – фыркнула Джамесина. – А то, что они лишь хотят воспользоваться случаем и отомстить Трибуналу, раз им выпала такая возможность, тебе в голову не приходило?

– Не все сводится к выгоде, – отрезал Дэмьен.

– И это говорит мне «устранитель проблем» и любитель заключать сделки с оказавшимися в безвыходном положении людьми?

– Я делал это не для того, чтобы…

– Хватит! – гневный окрик Морриган удивил ее саму. В нем было чуть больше власти, чем она привыкла слышать в собственном голосе. – У нас серьезные проблемы, а вы собачитесь из-за ерунды. Только между нами раскола еще не хватало!

Дэмьен и Джамесина молчали, буравя друг друга взглядом.

Наконец берсерк отвел свой, проворчав:

– Предлагаю пропустить вопрос, как так случилось, и перейти к следующему: что с этим делать?

– Поддерживаю, – мрачно согласилась Морриган. – Тварь, предавшую нас и выложившую перед Трибуналом все наши карты, мы еще успеем найти. А с каждой минутой промедления кто-то из жителей Пропасти гибнет или попадает под арест.

Не все в Пропасти жаждали насилия и спешили напасть на вторгшийся в город Трибунал. Таких обездвиживали или забирали сразу. На суде с них потребуют объяснений: кто они, что забыли в Пропасти и что связывает их с отступниками. Однако это меньшая из бед, свалившихся на жителей подземного города. Уже не тайного, увы.

В комнате с зеркалами Морриган созвала Высокое Собрание.

Новый вожак вервольфов – уже третий за последние полгода – заверил, что его люди будут бороться до конца. Как лидер существ древней крови, Джамесина смогла убедить в необходимости дать отпор Трибуналу почти всех из них. Только милашки мерроу – предводительница водного народа и его посредница, вынырнувшие из бездонного озера ради собрания – с сожалением отказались от битвы. И тут же исчезли – вероятно, отправились «искать глубину».

Давние союзники О’Флаэрти, оставшиеся союзниками Блэр – Дома Конноли, Моррисон, Фоули и Овенга – пообещали направить все силы на противостояние Трибуналу. А вот в остальных подобного энтузиазма и решимости и близко не наблюдалось.

Как Морриган и ожидала, кто-то из лордов и леди Высоких Домов спешно покинул Пропасть, используя заранее подготовленные пути отхода. Кто-то заперся в домах, накинув на стены защитную сеть из полуночной силы. Кьяра, как леди Дома Бьянки, и вовсе не пожелала присутствовать на собрании, что было явным оскорблением королеве. Однако помощи от нее Морриган и не ждала.

И все же нежелание Высоких Домов дать отпор вторгшемуся в Пропасть врагу вывело ее из себя.

– Многие из вас не хотят бороться за меня, Морриган Блэр – незнакомую вам или и вовсе ненавистную королеву, – произнесла она, чеканя слова. – Я это понимаю. Так вот мне опасность не грозит. Да, я отступница и убийца. Но я стала королевой лишь для того, чтобы защитить мою сестру. Ее уже нет в Пропасти, а значит, я в любой момент могу исчезнуть. Опасность грозит самой Пропасти. Вам самим. Я была охотницей, помните? Так вот охотникам под силу взломать все ваши полуночные печати. Вам не удастся переждать опасность в четырех стенах. Рано или поздно Трибунал ворвется в ваши дома, к вашим семьям. Или вы хотите сбежать? Хотите оставить Пропасть Трибуналу? А что дальше? Куда нам дальше идти? Пропасть создана самой Калех, и другого такого места нам не найти. Но если мы вместе окажем сопротивление Трибуналу и выдавим его из Пропасти, как гной – из раны, вместе отыщем предателя и вместе восстановим тайные пути… Тогда Пропасть останется нашим домом, нашей крепостью. Так сражайтесь, черт возьми, за нее!

Адиф Адае, самый сильный некромаг Пропасти, с усмешкой сказал:

– Разве я могу устоять перед столь пламенной речью? Хорошо. Я воскрешу тех, кто успел пасть от руки Трибунала. Силы в них, признаться, будет немного…

– Но ужас трибунам они внушат немалый, – кивнула Морриган. – Все же к подобным чарам наверху не привыкли. Мы можем этим воспользоваться.

Леди и лорды неохотно, но все же присоединялись к Адае. К счастью, среди них было достаточно темных виталистов и боевых колдунов.

Слабые Дома Морриган сама попросила не вмешиваться в открытое противостояние, взамен получив с них своеобразные, но весьма нужные сейчас ресурсы – филактерии с чарами для тех колдунов, в ком уже едва теплились собственные магические силы.

Леди Дома Чагетай – черноглазая женщина с узкими раскосыми глазами и отнюдь не ирландскими корнями – заверила, что ее сыновей «не догонит даже ветер». Им Морриган дала особое задание: сорвать браслеты экфо с рук мертвых (или, если им и такое под силу, и живых) агентов и пешек Трибунала. Таящаяся в экфо живительная энергия обессилившим колдунам тоже не помешает.

Раздав указания, Морриган вместе с Дэмьеном и Джамесиной покинула зеркальную комнату. Отсиживаться в замке, пока снаружи кипит битва, она не собиралась.

– Неплохо, юная королева, – сдержанно похвалила бааван-ши.

Такого напора Трибунал явно не ожидал. Морриган понятия не имела, что именно рассказал им предавший Пропасть осведомитель, но, вероятно, трибуны были убеждены, что здесь прячется лишь несколько десятков полуночных колдунов – примерно столько же, сколько домов на видимых ярусах Пропасти.

Морриган пришлось их разочаровать.

Уже через пару часов вторжение Трибунала было подавлено. Оставшиеся в живых ловчие, охотники и агенты исчезали в наспех созданных временных порталах.

– Ты ведь понимаешь, что это не все? – тихо спросил Дэмьен. – Мы выиграли битву, но не выиграли войну.

– Понимаю.

Джамесина мрачно кивнула.

– Теперь они знают нашу тайну, которую до сих пор нам удавалось скрывать. И смогут прийти к нам в любое мгновение.

Морриган не успела ответить – амулет зова на груди раскалился от попыток привлечь ее внимание.

Она коснулась его и ахнула, когда в голове возник образ Лелля.

– Святая Дану, ты проснулся?! Мы не могли тебя разбудить!

Лелль, чье лицо отразилось на стене ближайшего дома, слабо улыбнулся. Выглядел скальд ужасно. Бледный, со свалявшимися волосами и худой как скелет, он лежал на кровати. Все это время его состояние поддерживали вызванные Морриган на Снежный остров целители во главе с Орлой и виталисты.

– Мне нужно кое-что тебе сказать. Кое-что очень важное. Но не так. Ты не могла бы…

– Проклятье, ты у себя?

– Да, я…

– Скоро буду.

Морриган отпустила амулет зова и обернулась к Дэмьену и Джамесине.

– Королевские стражи и адгеренты помогут вам навести порядок. Я скоро вернусь.

– Может, мне лучше… – начал Дэмьен.

– Все в порядке, я ненадолго.

Морриган призвала временный портал. Она все еще не доверяла запечатанным в филактерии чарам, но не могла позволить себе потратить впустую даже мгновение. Лелль вернулся. Из ловушки Ткача Кошмаров вернулся спящий.

Одно событие радостное, приносящее облегчение, а второе – тревогу.

Бадо́ никогда никого не отпускала, а вырваться из ее пут обычному человеку равносильно тому, что демону – вознестись в чертоги Дану.

Портал привел ее к мосту через Пропасть в самом начале Снежного острова. Знакомой уже дорогой Морриган поспешила к дому Бьёрклунда. Года минуют, а ничего не поменяется – ее все так же будут сопровождать неприязненные взгляды берсерков, вёльв и прочих жителей острова и неодобрение в их, по обыкновению голубых, глазах.

Плевать. Всегда было, а сегодня – особенно. Лелль очнулся.

Морриган и сама не знала, как скальду за каких-то несколько встреч удалось завоевать ее симпатию. Может, дело в его чудесном голосе, так не вязавшимся с неказистой внешностью, может, в невероятном даре оживлять перед слушателем картины прошлого. А может, в том, как он, совсем непохожий на напористых, самоуверенных берсерков, упрямо отстаивал свое право отринуть родовой дар и проложить свою собственную дорогу – как сделала это когда-то Клио.

Вживую Лелль выглядел еще хуже и еще бледней. Да, виталист Дома Блэр, немолодой и неразговорчивый Льюис, хоть и не дежурил постоянно у постели Лелля, но регулярно проверял, в каком состоянии находится его организм. Вливал в него живительную энергию, пускай и иначе, чем это делали целители.

Рассматривая человеческое тело как сложную систему и своеобразный механизм, в котором вместо шестеренок и деталей были живые клетки, главной своей задачей виталисты считали наладить его работу. Неважно, что этому мешало – болезнь или проклятие, нанесенное колдовством увечье или пулевое ранение, последствия чар или затяжной магический сон.

И со своей задачей Льюис справлялся превосходно. Как и Сирша, которая не позволяла душе Лелля отделиться от тела и навеки уйти в мир теней. И все же долгий отрыв от реальности не мог на нем не сказаться.

Лелль был очень слаб, руки его дрожали даже когда он просто подносил ко рту стакан с водой. Бьёрклунд, дежурящий у кровати, казался бесстрастным, но его выдавало напряжение в жестах и глазах. То, как он следил за Леллем, как бросался к нему, чтобы помочь, вселяло надежду, что для этой семьи еще не все потеряно.

Может, Бьёрклунд никогда не смирится с тем, что его сын не станет берсерком. Однако будет дорожить им – после того, как едва не потерял.

– Я должен… – Лелль откашлялся. – Должен сказать кое-что важное… Всем жителям Пропасти, вероятно. Но сначала я решил сказать тебе.

Морриган и слова не успела вставить, как Лелль… запел. Голосом слабым, почти робким, дрожащим. Бьёрклунд потянулся к нему – сказать, чтобы поберег силы, но в дело уже вступила уникальная магия скальда. События, свидетелем которых стал Лелль, оживали перед внутренним взором Морриган.

И они… потрясали.

Она видела, как Ткач Кошмаров поймала сладкоголосого скальда в свою паутинную сеть. И как унесла его с собой в мир теней.

Морриган инстинктивно подалась вперед, будто находилась в театре или перед экраном экфовизора и надеялась получше разглядеть происходящее. Темный замок матери, которая восседала на троне, словно королева…

Еще одна темная королева, только властвующая не в подземном городе, а в потустороннем мире мертвых.

Значит, это и есть загадочное подпространство, которое Бадо́ когда-то создала для них с Клио? Наверное, окажись Морриган одним из духов, блуждающих по Юдоли Скорби, где не было ничего, кроме отчаянных стонов, теней-охотников, голодных демонов, ищущих рассветной силы и бесконечной тьмы, она сочла бы искусственно сотворенную Юдоль лучшим местом в мире мертвых. Но отсюда, из мира живых, замок, сотканный из теней и невесть откуда взявшегося света, казался слишком угрюмым и сумрачным.

Однако вскоре Морриган стало совсем не до него.

Не Карман являлась прародительницей полуночной силы, а их с Клио мать. И было ей не сто двадцать лет, а четыре века. Откровения сыпались одно за другим. Все прошлое матери открывалось перед ней, как Бадо́ того и хотела.

И феерический финал перед исчезновением Лелля из мира теней – Бадо́ Блэр, поглотившая Балора, короля демонов.

Бьёрклунд выругался, заставив Морриган вспомнить о его существовании – и о том, что он видел то же, что и она.

– Что ты будешь делать? – тихо спросил Лелль.

Морриган стояла, вперив остекленевший взгляд в пол, словно по волшебству могла прочитать на нем все ответы.

Наконец посмотрела в голубые глаза и с усилием произнесла:

– Я не знаю.

В Тольдебраль она, пошатываясь от усталости, вернулась уже около полуночи. Хаос, воцарившийся на улицах Пропасти, наконец улегся. Раненым помогли, погибших колдунов и членов их семей, попавшихся на пути законников, отправили в Дом Смерти. Тела трибунов попросту сожгли – они не заслужили прощальных ритуалов.

Наконец Морриган могла отдохнуть. Не раздеваясь, она устало опустилась на кровать. Но как уснешь, когда голова готова взорваться от образов, которые ей внушил Лелль? От правды, которую она узнала?

Дэмьен ворвался в спальню, застав Морриган врасплох. Она рывком поднялась на кровати.

– Что случилось?

Морриган никогда не видела берсерка таким бледным и… потерянным.

– Ты должна это видеть.

Она сорвалась с места и последовала за Дэмьеном. По главной лестнице спустилась в вестибюль замка. Изо всех сил пытаясь поспеть за широким шагом берсерка, достигла двустворчатой входной двери одновременно с ним.

Королевские стражи явно были на взводе. Лицо одного – столь же бледное, как у Дэмьена, глаза второго вытаращены. Что же такое они увидели?

Двери распахнулись, и Морриган узнала ответ.

Он застыл во внутреннем дворе замка, с легкостью преодолев зачарованную ограду с многослойной защитой, сотканной из полуночных и рассветных чар и наложенной сразу после коронации Морриган. Всадник на огромном вороном коне с горящими, как два факела, глазами.

Безголовый всадник.

Голова его, однако, не была потеряна безвозвратно – призрачный вестник смерти сжимал ее под мышкой правой рукой.

– Дуллахан, – прошептала Морриган, чувствуя, как подкашиваются ноги.

– И банши кричат, не переставая, – глухим, полым голосом сказал Дэмьен. – Ходят по улицам Пропасти, не замолкая. Врываются в чужие дома и кричат.

Морриган заглянула в мертвые глаза Дуллахана. В душе прорастали липкие нити страха.

Что же, Балор их забери, грядет?

Дуллахан развернул коня и умчался прочь.

В эту ночь Морриган так и не сомкнула глаз. До самого утра безголовый всадник объезжал Пропасть, сопровождаемый шествием банши. Они шли, как сомнамбулы, с отсутствующими взглядами, ведомые древней силой, текущей в их крови.

Дуллахан не нападал. И на него не нападали, зная: он явился из мира теней не для того, чтобы воевать с живыми.

Он лишь предупреждал жителей Пропасти о том, что скоро их всех ждет смерть.

Глава 35
Мертвое воинство

Киан не сразу заметил ее появление. Он полусидел в клетке, слишком узкой, чтобы можно было лечь. Голова упала на грудь, длинные волосы почти полностью закрыли лицо, не позволяя Бадо́ насладиться написанным на нем выражением муки.

Стать отрезанным не только от живого мира, но и от мертвого, годами быть ее пленником и терпеть пытки теней… Как он, должно быть, страдал…

Однако всякий раз, как Бадо́ требовала извинений, Киан демонстративно сжимал губы. И молчал. Разумеется, даже ползай он на коленях и вымаливай у нее прощение, она бы не сжалилась. Не отпустила бы. Но что-то зудящее внутри, не знающее покоя, отпустило бы ее саму.

Бадо́ хорошо помнила, что Киан сказал ей перед смертью. Века минуют, а его полный боли голос будет звучать в ее голове.

«Увидимся в чистилище».

А ведь и впрямь увиделись. Вот только она в мире теней отныне обитала на правах королевы, а он был заперт в клетке, подобно дикому зверю.

– Ничего не хочешь мне сказать?

В последний раз тени были на редкость с ним жестоки. Рвали его душу на части, но не разрывали до конца. Не позволяли ему умереть.

Киан медленно поднял голову. Молчал, глядя на нее безучастным взглядом. Пустым, ничего не выражающим. Даже блеск в глазах при мысли о покое, об истинной смерти, которую Бадо́ возрождала, теша его напрасными надеждами и иллюзиями, на этот раз не появился.

Неужели многолетние пытки подточили его дух? Тогда сломать его труда не составит.

– Сегодня последний день, Киан, – с притворным сожалением проговорила она.

– Ты изменилась. – Его голос доносился словно из бездонного колодца. – Тьма в твоей душе… Она абсолютная. Раньше я видел хоть проблески света, а теперь… Теперь их нет.

Ткач Кошмаров стиснула зубы.

– Последний шанс, Киан, чтобы попросить прощения. Признать, что ты был не прав.

Он молчал, пронзая ее взглядом.

– Что ты опять натворила? Что ты с собой сделала, Бадо́? – Не дождавшись ответа, Киан медленно покачал головой. – Сколько силы бы ты ни поглотила, каким бы могуществом ни обладала, тебе всегда мало, верно?

Она овладела собой. Губы растянулись в неизменно хищной улыбке.

– Верно.

Киан устало смежил веки.

– Не смотри на меня, сумасшедшая ведьма. Ты – не та, кого я хотел назвать своей женой. – Слова давались ему с трудом. Он буквально выталкивал их из горла, словно оно было обожжено, и к концу длинной фразы почти задыхался. Но все равно продолжал говорить. – И извиняться за то, что убил тебя, я не стану. Чем дольше я наблюдаю, во что ты превратилась, тем сильнее убеждаюсь в собственной правоте. Мне лишь жаль, что я не довел начатое до конца. Что не уничтожил тебя окончательно.

Бадо́ вонзала ногти в ладони все глубже, пока не почувствовала ослепляющую боль. Что-то в ее душе, в этом смертельном холоде посреди вечных льдов, взорвалось.

На мгновение стало горячо, а во рту появился железистый привкус крови. Так вот на что похожа истинная, раскаленная добела ненависть?

Вот какова она на вкус?

«Дай мне его, ведьма. Позволь мне коснуться его души и выпить его до последней капли, сделать его частью тебя, частью нас…» – вкрадчиво произнес Балор.

«Дай мне его, мамочка. Я лишь поиграюсь с ним немного. Оторву его руки и ноги, а потом заново пришью, – прошептала Маха. Хихикнула: – Не обязательно в правильном порядке».

«Дай его мне, мама. Я его отравлю», – подала властный голос Немайн.

– Заткнитесь, я разговариваю не с вами! – вскричала Бадо́.

Киан наклонил голову, с долей любопытства наблюдая за ней. Этот взгляд еще больше выводил ее из себя. Однако вспышка ярости угасла, лишь на мгновение согрев ее изнутри.

Душу опять сковало вечным льдом.

– Я видел эту искру, – тихо сказал Киан. – Этот проблеск света, чего-то прежнего в тебе. Больше его нет.

Ткач Кошмаров расправила плечи, горделиво вздернула подбородок. Когда она говорила, голос ее не дрожал от злости, а был размерен и обманчиво спокоен.

– Знаешь, я ведь правда уважаю сильных людей… как и сильных соперников. Но не люблю тех, кто переходит мне дорогу.

– Что ты задумала? – хрипло спросил Киан.

Она не видела страха в глазах бывшего возлюбленного, ведь он считал, что границы ее ярости ему известны. Он пережил все ее испытания и устоял…

Но Киан еще не знал, что ему уготовано.

– Ты станешь первым. Ты встанешь у истоков нового воинства – армии такой силы, которой Ирландия еще не встречала. Мертвого воинства.

А вот и долгожданный ужас, заползающий Киану в сердце и отражающийся на его лице.

– Ч-что это значит?

– О, ты узнаешь. Прямо сейчас.

Не обращая внимания на тщетные попытки Киана выбраться из клетки, Бадо́ стальной хваткой взяла его за подбородок и страстно поцеловала на прощание. Она не пила его душу… она вдыхала в него темное пламя. Крупицу собственных сил.

До открывшейся ей правды о Триумвирате Бадо́ приходилось совершать мучительные ритуалы хаоса и крови, высасывающие энергию, опустошающие ее.

Полуночная магия тогда проникала в мир живых через тонкую брешь, способную пропустить лишь крохи иной, потусторонней силы. Да и та почти мгновенно растворялась в магии рассветной, уничтожалась ею. Ткать из столь ничтожного количества колдовской энергии чары – все равно что пытаться дышать разреженным воздухом.

Но Бадо́ не сдавалась, делая все, чтобы мир теней услышал ее.

Создание Триумвирата предполагало, что она пожертвует частью своей силы, чтобы ее дочери появились на свет. Когда она добровольно забеременела Морриган, на лицах немногих знакомых ведьм (подруг среди них не было и не могло быть) она замечала недоумение и даже осуждение. Зачем умелой, могущественной ведьме отдавать часть преумноженных за годы сил? Но они не знали, сколь грандиозны намерения Бадо́.

Это стало главным уроком в ее жизни – чтобы получить что-то, сначала нужно отдать. И Бадо́ роняла в плодородную почву зернышко силы, а годы спустя срывала вожделенные плоды.

Потому сейчас она охотно отдавала Киану часть драгоценной энергии. Страх в нем плескался уже через край, но, вопреки ожиданиям, не приносил ей никакого удовлетворения.

Чем дольше длился поцелуй, тем сильнее под воздействием ее магии менялся Киан. Черты лица искажались, становясь едва узнаваемыми, будто Ткач Кошмаров стирала его самого. На самом деле она стирала все человеческое в нем.

Воспоминания о прошлой жизни, эмоции и чувства, все еще бурлящие в Киане, словно варево в ведьминском котле, постепенно угасали. Бадо́ превращала непокорную душу в податливую, послушную тень.

И когда она отстранилась от клетки, ее Холода и Ветра, Высокого Тростника, отца ее детей и бывшего любовника больше не существовало. Тело Киана больше не обладало плотью, что отличала мертвых от живых. Он был лишь хрупкой, эфемерной оболочкой, таящей внутри энергию мира теней.

Энергию смерти.

Ткач Кошмаров ощутила мимолетное сожаление, которое тут же смыло волной триумфа. По мановению ее руки клетка, окружающая тень Киана, шипами ушла обратно в землю.

Бадо́ настороженно наблюдала за тем, как Киан подходит к ней.

– Что вы хотите, моя госпожа? – невнятно пробормотал он.

Она снисходительно улыбнулась ему. Скоро Киан забудет, что значит мыслить или говорить – ее тьма, живущая теперь под его кожей, выест все подобие человеческого, оставив лишь пустую скорлупу.

Но вставший на ее сторону Киан – или его подобие – это только начало.

Бадо́ широко раскинула руки и обратилась к тьме внутри себя. От пальцев и до самых плеч их охватило черное пламя, придавая рукам форму вороньих крыльев. Символ ее могущества, куда более уникальный, чем обруч или корона.

Рядом не было никого, кроме осоловело глядящего на нее Киана. Однако актер всегда остается актером, даже когда опускается занавес. Бадо́ всегда отыгрывала свою роль до конца.

«Твоя очередь, Балор. Призови своих демонов мне на помощь».

Дремлющая тьма всколыхнулась внутри, заползая щупальцами в разум и проникая в вены, и сквозь них выплескиваясь в мир теней.

Король-демон призывал мертвых.

Тени и души возникали из мрака Юдоли Хаоса и вставали перед ней, плотно сомкнув ряды. Десятки, сотни прекрасных в своей инфернальности воинов.

– Я назову вас Sluagh na marbh. Множество мертвых. – Бадо́ торжествующе улыбнулась. – Слуа.

Она шептала, вкладывая в их головы свое веление на понятном им языке. Ломала их разум, гнула, словно гибкую проволоку, придавая ему ту форму, которая была ей необходима. Отныне, ведомые вечным голодом, они не будут знать покоя – лишь неугасимое желание служить ей, преклоняться перед ней.

Кто она для них, если не бог?

Закончив, Бадо́ разорвала Вуаль, прокладывая путь из одного мира в другой. В прошлом друид Киан, а ныне генерал ее мертвого воинства, взревев, победно вскинул руку в небо.

Осталась последняя деталь, и он поведет свою бессмертную армию в мир живых.

Глава 36
Дикая Охота

Мертвые восстали.

Фантазии на эту тему в книгах или фильмах, на взгляд Морриган, довольно однобоки. Красочные и жуткие картины о руках, вырывающихся из земли, о мертвецах, выбирающихся из своих могил. Костлявых, с гниющей плотью, волочащих ноги из-за того, что за года, десятилетия и века почти разучились ходить. Но упрямо бредущих вперед, к живой и теплой плоти, и жаждущих ее поглотить. То ли для того, чтобы успокоить вновь проснувшийся голод, то ли чтобы понять, какова на вкус жизнь – та, что им уже не доступна.

Случилось иначе. Вырвавшиеся из мира теней мертвые, утопающие в дымке полуночной силы, мчались по земле верхом на сотканных из тьмы конях с огненной гривой. И человеческая плоть мертвым была не нужна.

Они поглощали человеческие души.

Один из всадников появился во внутреннем дворе Тольдебраль, как только на Пропасть опустилась ночь. Морриган и Дэмьену не хватило всего нескольких мгновений, чтобы скрыться в стенах замка. И теперь, окаменевшая от изумления, Морриган наблюдала, как Кошмар, создание из древних легенд, которыми зачитывались в детстве все ирладцы, встает на дыбы.

Откуда-то из самого естества всадника донесся глухой, бесполый голос:

– Мы, слуа, мертвое воинство – слуги Леди Ворон, Бадо́ Катха, Ткача Кошмаров, Бадо́ Блэр и Леди Войны. Склонитесь перед нами. Присоединяйтесь к нам. Или… умрите.

Дэмьен одним движением завел Морриган за спину. Однако жертвой слуа оказалась не она, стоящая от него на расстоянии нескольких метров, а немолодой ворчливый Курт.

При всем таланте Рианнон она не могла быть единственным конюшим в Тольдебраль. Отчасти это ее и спасло… чего не скажешь о Курте. Он уводил с манежа вороного, когда рядом с ним остановилась демоническая версия коня, которого он вел под уздцы. Курт дернулся, надеясь сбежать, но его попытку прервал удар копытом о землю. Посыпались искры. Вороной заржал от страха и бросился вперед, Курт, не сумев сдержать равновесие, рухнул на землю. Поднялся, размахивая руками. В этот раз копыто врезалось ему прямо в грудь и пригвоздило к земле. Морриган почти воочию видела волны силы, которые оно распространяло. Похожее исходило от рук Дэмьена в приступе ярости.

Однако убивать Курта Кошмар не стал. Мертвый всадник наклонился к конюшему и коснулся его. Курт чуть приподнялся, будто его тянула к мертвецу некая непреодолимая сила. Дэмьен тянул Морриган в защищенные стены замка, но она лишь раздраженно скинула его руку и поднесла к глазам полуночный осколок истины. От губ Курта ко рту всадника тянулась призрачная лента энергии, окрашенная в дымчатый цвет. Мертвец вытягивал из конюшего жизнь.

Со стороны человеку несведущему могло показаться, что Курт просто медленно умирал – от страха, сердечного приступа или удара. Но Морриган знала, что мертвый всадник забирает его душу.

Впрочем, кормился сейчас не один он. Через осколок истины Морриган видела ленты полуночной энергии, тянущиеся ко рту Кошмара со всех сторон. Он поглощал страх умирающего и всех, кто находился с ним рядом. Его грива засияла, освещая внутренний двор, будто в Пропасти наступало утро.

Тряхнув головой, Морриган вскинула руку для запоздалого, надо признать, заклинания, и по старой памяти едва не призвала полуночную магию. Нет. Не сейчас. Больше никогда.

С полуночными чарами ей помогли подоспевшие колдуны. Подоспевшие тоже запоздало, хотя оправданием для их промедления был не проснувшийся так некстати жадный интерес к необычной магии, а ужас и изумление.

И все же Курта им спасти не удалось.

Из ниоткуда появились новые Кошмары, с той же поразительной легкостью прорвав защитный барьер, которую так тщательно создавали ведьмы Тольдебраль во главе с Адой.

– Проклятье, Морриган! – взорвался Дэмьен у нее за спиной. – Их слишком много! Не заставляй меня уносить тебя в Тольдебраль на руках.

Она, конечно, не позволила. Крикнула боевым колдунам следовать за ней. Вместе они закрылись в замке и заперли входную дверь дюжиной рассветных и полуночных печатей. А после занавесили окна плотной вуалью из частичек тьмы, плотно подогнанных друг к другу, как чешуя дракона или искусная броня.

В вестибюле собрались все обитатели Тольдебраль. Бледные Ада и Рианнон, цепляющиеся друг за друга, будто находя в касаниях успокоение. Сосредоточенные, без капли страха на смуглых лицах Ганджу и Саманья. Десятки боевых колдунов и королевских стражей. И, конечно, мрачный Дэмьен.

И все же неудивительно, что в безопасности Морриган себя больше не ощущала.

Минула ночь. Ночь смерти, полная оживших мертвецов и порождающая новых мертвых, что брели сейчас по Юдоли Печали. И что-то подсказывало Морриган: отныне каждая ночь будет таковой.

Амулет зова раскалывался от вызовов знакомых ведьм и колдунов. Через тайные пути и доступные только Камарилье порталы в Тольдебраль пришла Джамесина. Она спрашивала то же самое, что хотели знать остальные. Что им теперь делать?

Как будто Морриган знала ответ.

Висящий на изящной золотой цепочке медальон с рубиновыми каплями снова потеплел. Она коснулась его кончиками пальцев, и перед глазами возник образ Клио. Резко выдохнув, Морриган сжала амулет зова.

Едва бледное как мел лицо сестры отразилось на стене кабинета, выпалила:

– Только не говори, что мертвецы пришли и к вам.

Поджав от волнения губы, Клио с усилием кивнула.

– Мне страшно, Морри…

– Знаю, родная. Я попытаюсь что-нибудь придумать.

– Это Бадо́, верно? – Из-за спины Клио появился Ник. – Это все ваша мать?

Морриган тяжело вздохнула.

– Да.

– Проклятье. Что тогда ты можешь сделать? Как ей вообще можно противостоять?

И это спрашивал Ник? Он ведь никогда не терял присутствия духа, что бы в его жизни ни происходило.

«Рядом с ним Клио, – поняла Морриган. – Вот откуда в нем этот страх».

Стиснув зубы, она отчеканила:

– Я что-нибудь придумаю. Я найду способ ей противостоять. – Чувствовать бы ей всю ту уверенность, которую она пыталась показать. – Что происходит в Кенгьюбери?

– Хаос, – пожимая плечами, коротко сказал Ник.

Он описал то, что видел собственными глазами и то, что услышал от старших коллег, которые пытались взять ситуацию под контроль. Но что они могли сделать? Колдуны пути, следопыты и охранные колдуны оказались почти бессильны перед мертвыми всадниками на демонических конях.

Зато Морриган стало ясно, что «паслись» Кошмары преимущественно в Пропасти. Почему? Может, их кукловоду требовались души полуночных колдунов и таящаяся в них энергия? Или ей подходила любая энергия и любая душа? А в Пропасти так много слуа из-за желания Бадо́ показать Морриган, как велико ее мертвое воинство?

Став Ткачом Кошмаров и вытянув силы из спящих, она наверняка вплотную подобралась к своему пределу. Невозможно вобрать в себя всю колдовскую энергию мира, рассветная она или полуночная, если ее сосудом будет обычный, даже возвращенный с того света, человек. Хотя Бадо́ Блэр, конечно, обычной никогда не была. Однако теперь, когда она с помощью Мертвых Дочерей создала Триумвират… Есть ли вообще у ее сил границы? Есть ли предел энергии, которую она способна поглотить?

С рассветом демонические кони растаяли. Не умерли, увы, но перенеслись в мир теней через невидимые глазу бреши, унося неупокоенных всадников с собой.

– Время разбрасывать трупы и время их собирать, – мрачно сказала Морриган, наблюдая за внутренним двором через окна, с которых сняли «теневые» шторы.

Разумеется, к этому времени в Пропасти не спал никто – кроме, разве что, маленьких детей отступников, находящихся в счастливом неведении. Колдуны высыпали на улицы, чтобы понять, как много жертв унесла с собой охота Кошмаров.

Каждый из десятков всадников забрал в мир теней хотя бы одну душу.

Была среди жителей Пропасти и Морриган, пусть и окруженная кордоном из колдовских стражей. Был там, конечно, и Дэмьен. Вряд ли он, приказавший боевым колдунам сопровождать королеву Пропасти, опасался возвращения Кошмаров. Скорее, пытался оградить Морриган от испуганной толпы.

И снова в воздухе повис вопрос: «Что нам делать?»

– Уж точно не бродить по Пропасти, когда наступит ночь, – обронила Морриган, угрюмо изучая усеявшие улицы тела.

– Хорошо, мы закроемся в домах, но изменит ли это что-нибудь? – раздался из толпы хмурых голос.

– Да, кто гарантирует нам, что эти твари не ворвутся в наши дома?

– И таких печатей, как в Тольдебраль, у нас нет.

– А у нас нет возможностей укрыть в замке всю Пропасть, – парировал Дэмьен.

Морриган оглядела толпу. Пусть на ее голове сейчас не было венца из украшенного рубинами черненого серебра, пусть одна часть отступников считала ее убийцей, а другая – незнакомкой, бывшей охотницей, несправедливо занявшей трон, она все еще оставалась их королевой. И она должна сделать все, чтобы их защитить. Даже столкнувшись с угрозой, которая по силе превосходила их всех.

– Колдуны Дома Блэр обойдут всю Пропасть и нанесут на дома по одной печати. Больше поставить мы не успеем, и я не могу дать гарантию, что мы успеем укрепить дополнительной защитой все дома.

– Они не спали всю ночь, Морриган… – заметила увязавшаяся за ней Джамесина.

– Как все жители Ирландии, – спокойно отозвалась она. – Пусть поспят пару часов. Этого хватит, чтобы продержаться на ногах. Хотя нет. Позовем виталистов, чтобы снимали с колдунов усталость, пока те заняты печатями. Нельзя терять ни минуты – неизвестно, что принесет нам следующая ночь.

«А нормально выспимся только тогда, когда угроза минует».

Если минует.

– Все желающие могут присоединиться…

– Морриган, – криво усмехнулась Джамесина, посылая ей невидимый сигнал.

– Ах, да. – Она повысила голос. – Я приказываю всем виталистам, целителям и охранным колдунам собраться у замка. А так же колдунам хаоса и крови и всем, кто способен наложить даже самую слабую печать.

Призрачные слухачи, появившиеся рядом с Морриган вместе с Ганджу, разослали ее повеление по домам и улицам. Вместо слухов, которыми питались морфо, люди слышали звонкий голос своей королевы.

Морриган отправила на улицы Пропасти целителей, надеясь отыскать людей, которые столкнулись с Кошмарами и мертвыми всадниками, но сумели выжить. Такие, к счастью, нашлись. Им повезло столкнуться с порождениями тьмы прямо накануне рассвета. Те исчезли, не успев завершить начатое.

Выживших – в большинстве своем потерянных и опустошенных – отвели в палаты целителей в Тольдебраль, чтобы понять, как сказалась на них попытка выпить их душу.

Виталисты принялись за работу. Один из них подошел к Морриган. Сковавшее тело напряжение чуть отступило, ослабляющая тело усталость, превращающая конечности в вату и затуманивающая голову, сошла на нет. Даже ощущение песка в глазах, которые пристально всматривались в окна и не знали отдыха уже больше суток, прошло. Морриган глубоко, умиротворенно вздохнула, как человек, который очнулся от долгого, крепкого сна.

И с новыми силами ринулась в безумный круговорот событий.

Самым сложным было понять, в каком порядке запечатывать дома Пропасти. Как не запутаться, какие уже запечатаны, а какие нет? Морриган не обманывалась – даже перед лицом общей угрозы люди будут до последнего тянуть одеяло на себя. Найдется семья, которая с жалобным видом будет настаивать, что никак не может дождаться печати, а те, что нанесены на их стены, уже старые и вот-вот утратят свою силу. Колдуны, в свою очередь, будут слишком измотаны, чтобы проверять, как много энергии осталось в печатях.

Здесь во всем блеске проявила себя Джамесина. Она всегда казалась Морриган хорошим тактиком, и сейчас ее таланты были как нельзя кстати. Охранные рассветные и полуночные колдуны планомерно обходили остров за островом, двигаясь по созданному Джамесиной маршруту, а ведьмы пути отмечали на карте свежезапечатанные дома.

В Тольдебраль Морриган вернулась уже под вечер. Замок заперли, проверив перед этим печати. Королевские колдуны валились с ног от усталости – рассветных виталистов, носителей магии жизни, в Пропасти было немного. А в Кенгьюбери хватало и своих жертв.

– Тебе нужно поспать, – настойчиво сказал Дэмьен.

– В следующей жизни, – пробормотала Морриган.

Рухнула в кресло, на самом деле мечтая забыться мертвецким сном. Поморщилась – не к добру подобные мысли.

В стене напротив, прямо посреди голого камня, пробился зеленый росток. Нахмурившись, она уставилась на него.

– Это еще что такое?

Проследив за ее взглядом, Дэмьен хмыкнул.

– Полагаю, послание от лесных ведьм.

Морриган подала знак Аде, которая вместе с другими рассветными колдунами изучала стены Тольдебраль на предмет ослабевших печатей и наложенных со стороны разрушительных чар. Ведьме-охраннице было не до того, чтобы смущаться из-за близкого присутствия Дэмьена или бросать на него томные и страдальческие взгляды. Протянув руку к ростку, но не касаясь его, Ада постояла так дюжину мгновений.

– Магия светлая. Никакого обмана и примеси полуночных чар, – тихо проговорила она.

Кивнув, Морриган попросила рассветную ведьмочку ослабить защиту небольшого участка стены. Росток исчез и, не прошло и минуты, как камень превратился в стоящее перпендикулярно полу озеро… или же зеркало, поверхность которого обратилась водой.

Водной глади с той стороны коснулись оленьи рога, перевитые тонкими цепочками и лозой – причудливый головной убор предводительниц лесных ведьм. Сначала из стены показались они, и лишь затем – сама Ведающая Мать, прошедшая к ним потаенными тропами.

– Веда! – В голосе Дэмьена при виде старой знакомой было больше беспокойства, нежели радости.

Ее прямое светлое платье до пола с вышивкой по подолу осталось сухим, пусть она и прошла через озеро, не подчиняющееся физическим законам. Ноги лесной ведьмы по обыкновению были босы. Веда мимолетно улыбнулась берсерку, но в глазах застыла тревога.

– Вы знаете, верно?

Ведающая Мать кивнула.

– Вы здесь, чтобы сказать нам, что делать? – старательно пряча надежду, спросила Морриган.

Лесная ведьма устало покачала головой.

– Если бы я знала того, чье могущество соизмеримо Бадо́… Но предпринять что-то необходимо. С каждой ночью она будет становиться только сильней.

Морриган вспомнила души, выпитые Ткачом Кошмаров, и похолодела. Нашествие мертвецов – не просто способ Бадо́ поквитаться с Пропастью и Ирландией за все причиненные ей обиды. Это ее способ стать могущественнее.

Блуждая в своих мыслях, она прослушала вопрос Дэмьена, но по ответу Ведающей Матери поняла, что тот им созвучен.

– Дикая Охота – очередной способ Бадо́ преумножить свою силу. А еще – показать всем, на что она способна.

– Дикая Охота? – нахмурилась Морриган. – Одна из темных тварей сказала, что они – слуа, мертвое воинство Бадо́.

И она пересказала Ведающей Матери услышанное от мертвого всадника.

– Само это торжественное объявление… – Морриган покачала головой. – Судя по всему, от склонности к пафосу и театральности ее не смогло избавить даже пребывание в мире теней.

– Бадо́ хочет, чтобы мы – во всяком случае, те из нас, кто уцелеет – запомнили этот день на века. Чтобы знали, с кем мы имеем дело.

– А еще, чтобы в анналы истории вписали бесчисленные титулы и имена той, что управляет «мертвым воинством», – хмуро добавила Морриган.

Желание Бадо́ оставить след в истории и увековечить свое имя неискоренимо. Оно же обернулось для Лелля похищением и пленом в мире теней.

– Дикая Охота – так ее назвали мы, прорицательницы – Ведающие Матери, сивиллы^[17] и оракулы. Все, кто видел этот день в кошмарных снах. Кто узрел, как мчатся по земле мертвые, без устали гонимые вечным, неутолимым голодом. Как поглощают человеческие души, вырывая их из живых тел. Как пополняют – час за часом, день за днем – армию мертвых.

– От них нигде не скрыться, – обессилено прошептала Ада. Морриган и не знала, что она по-прежнему тут, за ее спиной. – Нигде.

– Да, дитя.

Дэмьен покачал головой.

– Выходит, вы знали, что это однажды случится.

– Знали… но не думали, что так скоро.

– Почему? – спросила Морриган.

Ведающая Мать вскинула голову, пристально глядя на нее.

– А ты бы поверила, если бы увидела во снах, что со дня на день мир, который ты знала, изменится навсегда? Или до последнего цеплялась бы за отчаянную надежду, что воочию этот кошмар ты никогда не увидишь? Я думала, пройдут десятилетия, века, тысячелетия, прежде чем это случится.

– И что нам теперь делать?

– Полагаю, создавать свою собственную армию, – пожала плечами Ведающая Мать. – Призывать на помощь тех, кто способен противостоять Бадо́. Быть может, действуя сообща, мы сумеем отколоть от могущества твоей матери крошку за крошкой, кусок за куском. И дождемся того момента, когда она ослабнет достаточно, чтобы мы смогли ее победить.

– Я думала, носители божественной силы Дану, чистокровные потомки Туата Де Данная, выступают против насилия.

Веда фыркнула.

– По-твоему, мы будем смиренно ждать, пока нас истребят? Да, наши догмы противоречат кровопролитию. Однако мы признаем, что порой его не избежать. И тогда мы свершаем справедливость руками тех, чьи принципы иные.

Морриган с усмешкой покачала головой. А лесные ведьмы весьма практичны.

– Однако нужно помнить: опасность исходит не только от самих слуа, хотя они для Бадо́ – что остро наточенное оружие для воина. Через своих мертвых слуг она предлагает выбор ведьмам и колдунам – встать с ней по одну сторону и порождать таких же монстров… или быть поглощенными уже ею созданными.

– Проклятье, – прошипела Морриган, вонзая ногти в ладонь.

Сила, с которой никто из них прежде не сталкивался, ворвалась в мир живых… Как вообще бороться с таким врагом? И возможно ли это?

Она мотнула головой, не желая признавать ответ «нет». Но что-то в глазах Веды тревожило, вызывало жгучее ощущение… утраты. Будто война, появившаяся на пороге, уже проиграна. Что же видели пророчицы, подобные ей, в вещих снах?

– Веда… – Морриган оставила без внимания, что так к предводительнице лесных ведьм могли обращаться лишь те, кому она это позволила. Сейчас не до церемоний. – Что случится, если мы проиграем Бадо́?

Взгляд Ведающей Матери остекленел. Опустел, будто сама жизнь из него исчезла.

– Веда?

Предводительница лесных ведьм молчала, и Морриган с трудом удержалась от соблазна встряхнуть ее за плечи.

– Веда, что произойдет?

– Если мы проиграем, настанет конец всему, – будто чужим голосом сказала та.

– Всему?

Ведающая мать медленно подняла голову.

– Туата Де Данная. Рассветной магии. Ирландии, какой мы ее знали.

Глава 37
Стать тенью

В Пропасти зажглись все пять искусственных солнц, и Дикая Охота исчезла. Так происходило каждое утро. Каждый искусственный рассвет.

Морриган прикрыла глаза и стояла так какое-то время, хотя больше всего сейчас ей хотелось опуститься на землю и заснуть. И спать очень, очень долго.

– Долгожданная передышка, – простонала Аеринн.

Битва давалась ей непросто. Мертвые отказывались слушать прекрасную музыку ланнан-ши, очаровываться и попадать в ее сети. Тогда Аеринн призвала на помощь иллюзии. Выматывала слуа, заставляя их думать, что они видят перед собой настоящих врагов из плоти и крови. Те, обладая примитивным мышлением, обманывались охотно, но на поддержание каждой иллюзии уходила львиная доля сил Аеринн.

И все же она была здесь, как и остальные члены Камарильи. Брайд и Джамесина, как и Аеринн, больше не могли полагаться на свои острые зубки – пить из вен слуа было решительно нечего. Опытным путем они выяснили, что если разорвать нити энергии, которая и образовывала их сущность, то можно заставить мертвых… упокоиться. Поэтому в бою с Дикой Охотой они, смертоносные создания, служили лишь отвлекающим фактором, пока полуночные колдуны разрывали связь слуа с миром теней.

Эддан упростил себе и остальным задачу Он просто разрывал слуа на части, на мелкие клочки, которые даже Леди Ворон собрать воедино не могла. Однако чем дольше Морриган за ним наблюдала, тем отчетливее понимала: к человеческому началу вернуться Эддану будет непросто. Он дичал буквально на глазах, ведь именно в зверином обличье, в личине волка его сила многократно превосходила человеческую.

Аоибхинн, пожалуй, принадлежал самый странный из способов ведения боя. Оглушая слуа своим пронзительным, нечеловеческим криком, она выпивала из них энергию – не жизни, но ту, что их создала.

Морриган нападала на мертвых всадников прямо из тени. Невидимая для них, а потому до поры до времени неуязвимая, окутывала их паутиной рассветных чар. Дымчатая плоть шла сверкающими трещинами и взрывалась изнутри. Кроме того, Морриган набрасывала на соратников сплетенные из теней вуали, позволяя им на какое-то время скрыться от огненных глаз Кошмаров.

И конечно же, на поле боя с ней всегда был Дэмьен. Куда Морриган без него…

Теперь его силу не сдерживала даже Аеринн. Морриган просто старалась сделать так, чтобы рядом с Дэмьеном во время приступа ярости находилось как можно меньше живых людей. И сама держалась от него на расстоянии… но все же недостаточно далеко, чтобы упустить берсерка из виду.

Алое пламя в его глазах полыхало всю ночь.

Когда битва заканчивалась, Дэмьен временным порталом переносился в Тольдебраль и, едва добравшись до кровати, засыпал беспробудным сном. Видеть его в таком состоянии было жутко. Сердце и пульс замедлялись до критических пределов, кожа становилась ледяной. Дэмьен признавался Морриган, что не видит снов, будто проваливаясь в черную бездну. Он словно балансировал на грани между жизнью и смертью.

Однако именно так и восстанавливался организм берсерков после многочасового приступа ярости: отключая все «ненужные» функции или сводя их активность до минимума, словно хитроумный и очень сложный механизм.

Но этот же механизм стремительно изнашивался, не позволяя берсеркам жить дольше шестидесяти лет.

Насколько хватит Дэмьена, если нашествие Дикой Охотой затянется? Как много лет отнимает у него каждая такая ночь?

Среди тех, кто не желал сидеть в четырех стенах, пока по Пропасти разгуливали слуа, было множество полуночных и рассветных колдунов. И защищали они не только самих себя. Когда люди попрятались в опечатанных домах, и улицы опустели, мертвое воинство стало гораздо настырнее.

Всадники приказывали Кошмаром сжигать дома, выманивая драгоценные сосуды с душами, а после пронзали их сотканным из тьмы мечом или своими чарами, не требующими ни атрибутов, ни заклинаний. Те были своеобразным колдовским магнитом, притягивающим человеческие души к созданиям, явившимся из мира теней, где душам и самое место.

К счастью, полуночные чары действовали и на самих слуа. Они их словно… развоплощали.

Сирша – сосредоточенная, бледная, тоже была здесь. Ее уникальная магия позволяла разрывать протянувшуюся нить связи – нить смерти, безусловно – между мертвым всадником и очередной ее жертвой. Порой Сирше удавалось задержать серьезно раненых колдунов на краю гибели и, дождавшись помощи от целителей или рассветных виталистов, ее предотвратить.

В разгар одного из боев на своеобразную арену – внутренний двор Тольдебраль – пришла Ягая со своими ведьмами. В руках у них были странной формы талисманы из костей. Морриган очень надеялась, что кости принадлежали животным. Используя талисманы, кладбищенские ведьмы наводили на слуа изощренную порчу. Мертвых корежило так, будто их дымчатая плоть снова становилась человеческой – нежной и уязвимой.

Вдобавок Ягая привела своих собственных мертвецов – гримов^[18]. Демонические собаки бросались на демонических коней, несмотря на то, что сами были вызваны из мира теней и сотканы из той же силы. Морриган не знала, как Ягой удалось приручить гримов. Главное – им было что противопоставить мертвецам Бадо́.

Защищать Тольдебраль, в котором укрывались раненые, целители, старики и дети, пришла и Кьяра.

– Клио сказала мне одну верную вещь, но тогда я не готова была ее принять. – Шаманка вскинула голову, пристально глядя на Морриган, заглядывая в самую душу своими карими глазами. – Вы – не ваша мать. Вы не Бадо́. И если вы хотите уничтожить ее так же, как хочу этого я… Я помогу.

И действительно помогала – с полуночи до рассвета, как и другие ведьмы и колдуны.

Объединившаяся Пропасть справлялась… Но, не ведая ни страха, ни усталости, не страдая от боли, слуа неумолимо появлялись здесь каждую ночь. Хуже всего то, что к мертвому воинству присоединялись те, кого они накануне забрали. Сегодня ночью на глазах Морриган незнакомая ей ведьма развоплотила восседающего на Кошмаре слуа, который выглядел в точности как конюший Курт, пусть его тело и черты лица, которые не успел стереть мир смерти, окружала полуночная дымка.

– А мы немало этих тварей уничтожили, – довольно сказала Брайд.

Бааван-ши тяжело дышала, слизывая с клыков кровь. Эддан что-то согласно промычал, однако его взгляд оставался голодным.

– Кто знает, скольких потеряли мы. И потеряем в следующую ночь, – устало сказала Морриган.

– Не думала, что когда-нибудь застану новую войну в Ирландии, – призналась Брайд. – И с кем… С той, которая, сложись все иначе, могла стать нашей королевой.

Джамесина, смотревшая куда-то вдаль, будто провожающая взглядом Дикую Охоту, обернулась с задумчивым видом.

– Что, если это использовать? Что, если сейчас – самый подходящий момент, чтобы надавить на Трибунал и заставить принять наши условия? Они там, наверху, наверняка с ума сходят.

– С чего им соглашаться на условия Камарильи? – не скрывая скепсиса, спросила Морриган.

– С того, что у них возникла проблема посерьезнее. А мы знаем – или сделаем вид, что знаем, – как ее решить. Мы прижмем Трибунал к ногтю, используя тот факт, что враг нам известен и именно нам, жителям Пропасти, есть что ему противопоставить – полуночную магию, которой Трибунал, несмотря на свои ухищрения, полноценно не обладает, и магию древнюю, которая трибунам просто не по зубам.

– Вы и впрямь хотите использовать то, что творится в Ирландии, как способ надавить на Трибунал? – ледяным тоном поинтересовался Дэмьен. – Использовать одного заклятого врага, чтобы стребовать нужное со второго? По-вашему, война – подходящий момент для сделок?

– Почему, собственно, нет? – На гладком лице Джамесины не отразилось ни единой эмоции. – Война уже началась, и нам это не изменить. А я всегда ищу выгоду в любой ситуации.

– Я заметил, – сухо сказал Дэмьен.

Морриган хмурилась, переводя взгляд с одного на другого.

– А как же ваши планы уничтожить Трибунал подчистую?

Джамесина вскинула голову – горделиво, словно королева.

– Благодаря действиям Камарильи репутация Трибунала уже подорвана, как и доверие людей к ним. То, что мы планировали все эти годы, должно было стать информационной войной. Но к прямому столкновению мы не готовы. Мы едва можем отстоять Пропасть, да и то лишь при помощи колдунов. К тому же… мы не Дикая Кровь. Мы не хотим лишних жертв – даже среди Трибунала. Все, чего нам нужно – равные права с людьми, иное отношение к нам, в первую очередь – среди законников. И сейчас, если мы верно разыграем карту, мы можем стребовать желаемое с Трибунала.

– Если мы проиграем Бадо́, все это станет неважным, – выпрямившись, глухо сказала Морриган. – Да, мы окажемся равны, как вы и хотели. Будь то существо древней крови, рядовой житель или полуночный колдун, мы будем одинаково лежать в черных мешках на полу морга или Дома Смерти.

– Значит, мы не должны проиграть, – чуть остудив пыл, пожала плечами Джамесина.

Морриган посмотрела на нее в упор.

– Кое в чем вы определенно правы. Мы не справимся в одиночку. Каждую ночь Бадо́ добавляет к своей армии десятки душ. И я слишком хорошо знаю ее, как и то, на что она способна. Боюсь, без помощи извне нам не победить.

Глаза Джамесины расширились.

– Только не говори мне…

– Возможно, сейчас и впрямь самое подходящее время, чтобы договориться с Трибуналом о перемирии, союзничестве и совместном ведении войны.

– Я имела в виду совсем не это!

– Знаю. Я вас слышала. – Внутри Морриган разливалось ледяное спокойствие. – И я, которую Трибунал объявил убийцей, поверьте, не всегда в восторге от них. Особенно после рассказа Дэмьена.

Сам он стоял мрачный, словно туча. Но все же не спешил обвинять Морриган в сумасшествии и предательстве. Хороший знак.

– Но, Джамесина… Нам пригодилась бы помощь целителей и виталистов – живущих в Пропасти на всех не хватает. А там, наверху, продолжают умирать ни в чем не повинные люди, поскольку рассветная сила не подходит для разрушения, как полуночная. Да, у Трибунала и у Верхних городов есть охотники, которые в свое время успешно противостояли полуночным колдунам…

– Но их слишком мало, – прикрыв глаза, выдохнула Джамесина. – Что б тебя…

– Значит, вы согласны? – Морриган позволила себе улыбнуться.

Столпившаяся за спиной своего лидера Камарилья притихла в ожидании.

– Согласна, – ворчливо сказала бааван-ши. Взглянула на Дэмьена. – А что насчет тебя? Твои воспоминания очень помогли нам вывести Трибунал на чистую воду. И ты, как и многие мои сородичи, лично заинтересован в его падении.

– Я добьюсь того, чтобы Ристерд понес наказание, – отчеканил Дэмьен. На скулах заиграли желваки. – Но Ристерд – не весь Трибунал. То хорошее, что они сделали для страны, забывать не стоит. Тот же Трибунал подарил нам охотников. Долгое время – до появления Ристерда – ловчие охотились на дикую кровь только чтобы защитить людей, а не для добычи драгоценной для трансмутационистов силы.

Морриган кивнула.

– Значит, решено. – Она вздохнула. – Дану благословенная, это будет непросто.

Но попытаться стоило. Жизнь людей стоила того.

Для Морриган путь наверх был заказан, потому связаться с Трибуналом по своим каналам вызвалась Джамесина. Камарилье и королеве оставалось лишь ждать.

Однако даже теперь Морриган, которая едва держалась на ногах от усталости, не разрешила себе отправиться на заслуженный отдых, несмотря на то что Дэмьен настаивал на обратном. Те, кто был наиболее здоров и силен – королевские стражи, вервольфы и берсерки – по ее приказу относили пострадавших в Тольдебраль. К самым безнадежным Морриган отправляла Сиршу, к серьезно раненым – целителей и виталистов. Остальные терпеливо – или не очень – дожидались своей очереди.

Она вздохнула. Им и впрямь не помешали бы колдуны, умеющие залечивать раны, знахари, лекари или даже алхимики.

Джамесина права и в другом – венец на голове Морриган что-то да значил. Неважно, какие причины заставили ее стать королевой.

Теперь она ею была.

В спальню она поднялась только после полудня. Заперлась – сейчас ей как никогда требовалось уединение. И тишина.

Прошлой ночью, глядя на наводнивших улицы Пропасти жутких лошадей с призрачными всадниками, Морриган вдруг поняла: ее личность, за которую она так отчаянно цепляется, сама по себе ничего не стоит. И если она не сможет защитить свой город от угрозы из мира теней, ее жизнь ничего не значит.

– Ты сможешь, – прошептала она своему отражению.

Поморщилась – прозвучало глупо и беспомощно, словно она – робкой девчонкой, которая решается пригласить одноклассника на танцы.

Ее ставки куда выше. Выше и цена поражения.

Морриган закрыла глаза. Воззвала к Госпоже Ночь, а после представила, что та забирает с собой ее физическую оболочку – куда более хрупкую, уязвимую, нежели душа. Представила, как тело изнутри распадается на части.

Она вытягивала силу ночи из окружающих теней, окутывая ею каждую клеточку тела.

Открыла глаза. Ее отражение в зеркале пошло трещинами, будто Морриган была пластиковой куклой. На этот образ ее вдохновили порождения тьмы, столкнувшиеся с противоборствующей – рассветной – силой. Но, конечно, она не могла оставить образ неизменным, не усовершенствовать его. Сквозь щели в отражении проглядывала тьма, а то, что мгновения назад было кожей, лоскутьями разлеталось и опадало на землю пеплом.

Морриган будто кремировала свою телесную суть. Жестоко, наверное, но необходимо.

Миг спустя ее не стало. Там, где она только что стояла, был лишь пепел… и незримая, растворившаяся в тенях душа. Обнаженная, лишенная телесных оков человеческая сущность.

Морриган не укрывалась в тенях. Она стала тенью.

Глава 38
Последняя Туата Де Даннан

Клио никак не удавалось уснуть. Она ворочалась, сбивая простыню в ком, и жалела, что их с Ником разделяет стена. Как бы хотелось уснуть рядом с ним…

Даже зная, на что способна ее мать, Клио и представить себе не могла, что когда-нибудь увидит… такое. Мертвое воинство, посланное ею, Бадо́, в бой. Не за Ирландию, не за фэйрийских королей, на стороне которых она когда-то была и за которых сражалась… За силу.

Жуткие картины до сих пор стояли у Клио перед глазами, хотя уже давно наступил рассвет. Демонические кони, восставшие мертвые… и посреди этого хаоса растерянные колдуны и совершенно беззащитные, лишенные магической силы, люди.

После той, въевшейся в память навеки, ночи Ник на улицу ее не выпускал. Сам уходил, чтобы вместе с другими агентами и трибунами защищать людей. А она… она ничего не могла сделать.

И больше не могла спать.

Измученная бессонницей, с которой не сталкивалась с тех самых пор, как стала сноходицей, Клио вместе с голубкой прошла до спальни Ника. Постучавшись, вошла.

Ник не спал – хотя ему это не помешало бы тоже. Лежа на кровати, мрачно изучал мемокарды. Не стоит и гадать – речь в них шла о последствиях Дикой Охоты.

При виде Клио Ник отложил в сторону мемокарды. Попытался выдавить улыбку что, наверное, впервые ему не удалось.

– Не спится? – тихо спросил он.

Клио покачала головой, опускаясь на кровать. Ник подобрался и сел рядом. Нежно взял ее за подбородок, чтобы заглянуть в невидящие, не скрытые повязкой глаза.

– Птичка, мы остановим ее, рано или поздно. Остановим, – убежденно сказал он. – Бадо́ Блэр – не первая ведьма, жаждущая обладать великой темной силой и использовать ее против людей.

– Но первая, кто подобрался к этому так близко. Первая, кто сумел создать целую армию из мертвых. – Клио вздохнула. – Нет, ты не подумай, я верю… Пока существуют такие сильные ведьмы, как Калех, Ягая, Ведающие Матери или даже плененная Каэр… Кто-нибудь из них сможет победить Бадо́ и уничтожить слуа.

– Тогда что тебя тревожит? – Ник помрачнел. – Конечно, помимо всего происходящего.

Клио отвернулась.

– То, что она – моя мать. Наша семья… Ее почти нет, понимаешь? Остались только мы с Морри. Отец убил мою мать. И, как выяснилось, его опасения насчет нее были совершенно не напрасны. Бадо́ стала тем, кем стала. А мы с Морри… Кроме друг друга, у нас никого больше нет.

– У тебя есть я, – проникновенно сказал Ник. – Что, если я стану твоей семьей? Знаю, мы вместе не так долго и, может, я забегаю сильно вперед, но я… Я хочу быть твоей семьей, птичка. Я никогда тебя не предам. И никогда тебя не оставлю.

Слезы обожгли уголки глаз.

– Мне бы тоже этого хотелось, но…

– Что? – встревожился Ник. – Что такое?

– Ты же знаешь, что я не жива по-настоящему… – Клио сглотнула.

Слова давались тяжело.

– По-моему, ты очень даже жива и прекрасна, – улыбнулся Ник, скользнув по ее щеке тыльной стороной ладони.

Она окончательно стушевалась под его полным нежности взглядом. Сердце забилось чаще и говорить стало еще сложней. Но Клио попыталась.

– Когда ты сказал про Ловца Снов… Что хотел бы такого сына…

– Ох, я дурак. Я смутил тебя этим.

– Нет, нет! Дело в другом. Ты ведь знаешь, когда все это безумие закончится… Даже если у нас все будет так же хорошо, как сейчас, и года спустя… даже если мы… – Язык окончательно заплелся в узел, голос отказывался озвучивать то, что было у Клио на уме.

– Поженимся? – невозмутимо спросил Ник.

Клио покраснела до кончиков волос. Ей всего семнадцать. Почти семнадцать. Кто в столь юном возрасте вообще думает о таком?

А она почему-то думала.

– Я никогда не смогу подарить тебе ребенка, – выпалила Клио, стараясь не встречаться с ним взглядом. – Я чиста только в мире снов, где все не по-настоящему. Или же… по-другому. Там мое тело избавлено от полуночной силы, а мои глаза – зрячи. Но даже там я не смогу родить тебе дитя… если только не сотворю его, как Каэр – Ловца Снов.

– Это неважно – мягко сказал Ник.

– Но ты хочешь…

– Я хочу быть с тобой. Вот мое самое сокровенное желание.

– Правда?

Гнездившееся внутри напряжение прорвалось наружу резким всхлипом. Рядом с Ником Клио отчего-то чувствовала себя… нет, не слабее, но чувствительнее. Одно его присутствие будто обнажало ее ранимую душу, с легкостью сбивая броню, которую Клио наращивала годами.

Все плохое, что случилось с ней в последние недели, она превратила в щиты. Даже свою собственную смерть. Но рядом с Ником она становилась такой же хрупкой, какой была когда-то.

Поначалу Клио считала это проявлением собственной слабости, банальным девичьим желанием прислониться к мужскому плечу в поисках опоры. Пока не поняла, что именно Ник и делал ее сильнее. В его любви она черпала силы для нового противостояния, будь ее противником Бадо́ или сама судьба…

– Правда, – целуя Клио в лоб, заверил Ник.

Его губы легонько скользнули по ее закрытым глазам и бережно тронули ее губы. Руки обвили талию, прижимая крепче, баюкая, нежа в умиротворяющих объятиях.

– Если захотим, мы сможем кого-нибудь усыновить. А может, мы вовсе решим посвятить жизнь только друг другу. Будем выращивать твой причудливый снотворенный зоопарк. Или украдем из чьего-нибудь сна идеального младенца, который не будет постоянно кричать и пачкать пеленки.

Клио рассмеялась сквозь слезы. Невероятно… Он сумел рассмешить ее даже сейчас, когда сердце разрывалось на части от боли за людей, пострадавших от Дикой Охоты.

Ник, напротив, посерьезнел.

– Птичка, перед нами десятки возможных путей, и среди них нет лишь одного правильного. Только нам выбирать, по какой из дорог идти, какая станет для нас самой верной. Я же знаю одно – какой бы путь я бы ни выбрал, я хочу пройти его вместе с тобой.

– И я, – прошептала Клио.

Мгновениями спустя она оказалась в Юдоли Сновидений, и поняла, что уснула в объятьях Ника.

При взгляде на Каэр улыбка на ее губах растаяла.

Когда они виделись в последний раз, Туата Де Данная выглядела почти… счастливой. Насколько может быть счастлив тот, кого целую вечность держат в плену. Возле сияющей Каэр застыл Ловец Снов, который приветствовал Клио будто старую подругу. Казалось, он тоже нашел свою прелесть в человеческих объятиях… И вместе с тем испытывал определенные трудности с пониманием, в какой именно момент нужно их разомкнуть.

– Отпусти бедолагу, она же не может дышать, – со смехом сказала тогда Каэр. Глаза ее, обращенные на Клио, сияли. – Я видела все, что твой возлюбленный показывал Ловцу Снов. Каждый осколок Ирландии. Жаль, что тебя не было с нами… Но знаешь, что я придумала? Я создала в царстве снов отдельный островок, наполненный теми воспоминаниями. Шагнув туда, ты можешь прожить их так, будто они – твои собственные.

А теперь счастье Каэр словно разбили на осколки. И сама она безвольно повисла в путах Ткача Кошмара с опущенной головой.

Ловец Снов походил на видение. В его объятиях не было прежней силы, кожа и волосы стали полупрозрачными, глаза – два осколка хрусталя – потеряли цвет. Даже черты лица и те словно смазались. Так бывает, когда во сне пытаешься рассмотреть кого-то, но его облик от тебя ускользает. А ведь Ловец Снов был отражением силы Каэр.

Почти иссякшей уже силы.

Клио сглотнула застрявший в горле колючий ком.

– Вы знаете, да? – едва слышно спросила она.

Люди через свои кошмары обо всем ей рассказали.

– Да, сестра. – Каэр подняла глаза к белесому небу. Кротко улыбаясь, долго всматривалась в него. – Дану учит нас, что ничто в этом мире не появляется напрасно и не исчезает бесследно. Особенно то, в чем есть хоть капля зароненных ею сил. Когда я уйду на небо, в чертоги Дану, моя сила развеется по царству снов. А мой сын… Я верю, что он будет жить, пусть и в ином воплощении. Как часть снов тех, кого он защитил, кого избавил от кошмаров. Его энергия всегда будет с ними, а значит, она останется здесь – в Юдоли Сновидений, который стал ему домом. Мы оставим свой след здесь.

– Вы словно прощаетесь, – выдавила Клио.

Молчание Каэр острым лезвием резало ей сердце.

– Я не хочу, чтобы вы уходили…

В глазах Туата Де Данная застыла печаль.

– С каждым днем Ткач Кошмаров становится сильней. Я не могу позволить, чтобы ей досталась вся моя сила. Мне страшно от мысли, что она может с ней сделать. Как она извратит то светлое, чистое, что Дану однажды принесла в этот мир в несовершенном сосуде – своей дочери Каэр. Я просто не могу позволить этому произойти.

– Я не понимаю… Разве вы можете как-то это изменить?

Каэр никогда бы не позволила держать себя в путах, лишаясь драгоценной силы, если бы противостоять этому было в ее силах.

– Я ведь отдавала свою силу Ловцу Снов, – мягко улыбнулась та. – А через него отдавала крохи дара и тебе. Я могла расплескать всю свою силу, лавиной – или мягким снегом – выплеснуть ее на царство снов. Но я не могла уйти, оставив людей беспомощными перед кошмарами – сотворены ли они Бадо́ Блэр, порождены нашим подсознанием или силами, которые нас превосходят, которые, быть может, и вовсе неподвластны нам. Потому, как умела, я помогала людям через Ловца Снов. Я просто не могла уйти, не зная, кому оставляю Юдоль Сновидений.

Клио замерла. За пределами человеческих снов она не ощущала холода. Но теперь он поднимался откуда-то изнутри, замораживая ей сердце.

И разбивая его.

– Каэр…

– Я не прошу тебя находиться здесь постоянно. Ты молода. Там, в реальности, тебя ждет настоящая жизнь. Но прошу, не оставляй Юдоль Сновидений, когда в ней не станет меня. Не оставляй детей, беспомощных перед кошмарами, перед ужасами жизни, которую им только предстоит узнать. Перед ужасом, который внушает людям Дикая Охота. Я знаю, ты мечтала стать той, кто спасает чужие жизни. И, быть может, та роль, которую предлагаю тебе я, недостаточна, чтобы почувствовать себя нужной и важной…

Вспомнив разговор с Ником и слова Сирши, Клио покачала головой.

– Этого достаточно. Но мне никогда не заменить вас.

– И не надо. Оставайся такой, какая ты есть! Чуткой, сострадательной, готовой всегда прийти другому на помощь. А еще – прекрасной сноходицей.

– Но что, если я не справлюсь?

Каэр тихо рассмеялась.

– Конечно, справишься. Я научила тебя всему, что знаю сама. И пусть в тебе больше нет божественной силы, в тебе столько света, что хватит на целую Юдоль.

Клио поморгала, прогоняя затянувшую глаза прозрачную пелену. Она боялась, что однажды это случится, но до последнего надеялась найти способ освободить Каэр.

А теперь та уходила в чертоги своей матери и богини.

– Подойди ко мне, сестра. Обними меня на прощание.

И пусть черные, полнящиеся полуночной силы путы больно жалили ее тело – нет, душу, – Клио обнимала Каэр так крепко, как только могла.

Почувствовав чье-то прикосновение, подняла голову. В глазах Ловца Снов стояли слезы.

– Ты сделаешь это для меня, Клио? – прошептала Каэр. – Ты позаботишься о людях, как это делали мы с сыном? Станешь ли ты Ловцом Снов?

– Стану.

Что-то произошло с Клио в этот момент, что-то внутри нее изменилось. Искрящаяся сила заполонила душу. Клио вновь стала цельной, пусть и знала, что однажды эта цельность уйдет. Но к тому времени она спасет так много людей от кошмаров, как только сможет.

Путы Ткача Кошмаров расплелись и опали, словно увядшие лепестки. В Юдоли Сновидений воцарилась тишина.

Посреди белоснежной пустыни в одиночестве стояла хрупкая фигурка – Ловец Снов, хранящая в своем сердце прощальный дар первой в мире сноходицы и последней в мире Туата Де Данная.

Глава 39
Перемирие

– Полагаю, иного выхода нет, – глухо пробормотала Веда. – Я надеялась, что обойдется, но это зашло слишком далеко.

Казалось, предводительница лесных ведьм, вновь появившаяся в Тольдебраль, говорила не с Морриган и не с Дэмьеном, а сама с собой.

– О чем вы? – напрягшись, спросила сидящая в кресле Морриган.

– Чтобы понять, как остановить Бадо́, нужно обратиться к той единственной, что по-настоящему способна это сделать. Или хотя бы дать нам ответ.

Морриган помотала головой.

– Подождите. Если все это время существовала ведьма, равная по силе мертвому воинству во главе с Бадо́…

Ведающая Мать резко развернулась.

– Не ведьма. Дану.

Морриган и Дэмьен обменялись ошеломленными взглядами.

– У нас есть шанс рассказать обо всем и узнать ее ответ через единственного в своем роде человека, который способен слышать божественный голос.

– Вестницу, – прошептала Морриган.

Веда кивнула.

– Она укрыта вдали от Ирландии. Это давняя традиция, позволяющая Вестникам спокойно жить и исполнять свои обязанности – без излишнего внимания со стороны фанатичных последователей Дану или людей, жаждущих сообщить ей об очередной несправедливости.

Морриган понимающе кивнула, слишком хорошо представляя, как много людей желали бы побеседовать с божеством. Или хотя бы с его Вестником.

– И куда нам предстоит отправиться?

– На Эмайн Аблах^[19].

– Авалон? – изумился Дэмьен.

Морриган покачала головой. На остров вечной юности и вечного лета не вел ни один портал. Доплыть до него невозможно, потому что стараниями своего короля Мананнана Мак Лира он прятался под водой. Разумеется, вода была лишь иллюзией, но рассеять ее не могли никакие людские чары.

Однако встреча с Вестницей, голосом самой Дану, могла переломить ход битвы. А ради победы над Бадо́ и ее Дикой Охотой Морриган была готова переплыть океан или до старости исследовать каждый его дюйм в поисках «затонувшего» острова.

– Как мы туда попадем? – деловито спросила она.

– На Эмайн Аблах тоже есть лесные ведьмы, – обронила Веда. – Я расскажу им о беде, что обрушилась на Ирландию.

Едва договорив, она заставила камень стен превратиться в увитую лозами арку. По ту сторону виднелся не коридор Тольдебраль с замершими вдоль стен стражами, а Неметон. Ведающая Мать перешагнула через арку. Лозы переплелись, а потом посерели, превратившись в камень.

Какое-то время Морриган и Дэмьен молча смотрели друг на друга.

– Судя по всему, нам предстоит отправиться на Эмайн Аблах и поговорить с Вестницей самой Дану – Морриган снова покачала головой, силясь поверить в происходящее. – Безумие какое-то.

– Как и вся наша жизнь в последние дни, – невесело заметил Дэмьен.

С кабинета, где прежде проходили тайные встречи с Камарильей, были сорваны все печати – чтобы любой из обитателей замка мог беспрепятственно войти и рассказать королеве последние вести. Чаще всего, недобрые, увы.

Однако влетевшая в кабинет Джамесина принесла любопытные новости – глава Трибунала, Раульф Фланаган, согласился на переговоры. Более того, он уверял, что не давал одобрения на вторжение в Пропасть, и что всю операцию провернул некий старший агент, который добыл уникальные сведения о том, как попасть в тайный город отступников, и пожелал выслужиться перед начальством.

– Сомнительная история, не находите? – сухо спросил Дэмьен. – Какой трибун, даже обладающий самыми широкими полномочиями, способен без ведома непосредственного начальника собрать целую толпу из охотников, полицейских и ловчих?

– Возможно, они были уверены, что за одну такую «операцию» избавятся от всех полуночных колдунов, но недооценили нас и не рассчитали силы, – задумчиво сказала Морриган. – Тогда эта история – не более чем ширма.

– А нужна она лишь в том случае, если Трибунал опасается, что мы припасли куда больше обличающей информации – помимо той, которую уже обнародовали, – подхватила Джамесина. Выглядела она на редкость довольной. – Как бы то ни было, очко в нашу пользу.

Переговоры решено было провести на относительно нейтральной территории – не в Пропасти и не в резиденции Трибунала. Морриган, Дэмьен и Джамесина пришли туда безоружными, как и было обещано, но с филактериями с чарами временных порталов в потайных карманах.

В просторном кабинете, половину которого занимал стол для совещаний, их ждали четверо. Раульф Фланаган – седовласый мужчина с приятной, располагающей внешностью, телохранитель, возвышающийся за его спиной, и еще двое трибунов – хмурый мужчина и женщина с поджатыми губами, сверлящая отступников отнюдь не дружеским взглядом.

Морриган царственно опустилась на стул прямо напротив главы Трибунала, Джамесина села рядом. Дэмьен на манер телохранителя замер возле королевы.

Фланаган чуть подался вперед и сплел пальцы, лежащие на отполированной столешнице.

– Предлагаю не тянуть время, а сразу перейти к делу. Я правильно понимаю, что говорю с лидером… м-м-м… королевой Пропасти и… – Его взгляд скользнул по лицу Джамесины.

– Я представляю интересы существ древней крови. Разумных и цивилизованных существ, у которых отсутствует привычка лакомиться за завтраком человеческой плотью и кровью. И нападать на лагеря охотников, тюрьмы и суды Трибунала, разрывая людей на клочки.

Женщину-трибуна по имени Кэтлин передернуло от слов бааван-ши, Фланаган же остался невозмутим.

– Приму к сведению.

– Примите, – великодушно разрешила Джамесина. – Как и то, что именно мы – Морриган, я и мои люди – уничтожили Дикую Кровь.

Воцарилась тишина.

– Вы можете как-то это доказать? – медленно спросил Фланаган.

– Легко, – обронила Морриган. – Мы можем предоставить вам десятки спектрографий, взятых прямо из нашей головы. На них будет запечатлена вся хронология событий, во время которых была уничтожена Дикая Кровь.

– Вы могли их выдумать, вообразить, – фыркнула Кэтлин.

Морриган пожала плечами.

– Вы ведь держите в штате менталистов? Людей, способных вторгаться в разум других? Ради интересов полуночных колдунов и существ древней крови я готова позволить менталистам заглянуть в мои воспоминания.

На Фланагана их слова произвели большое впечатление. Он что-то черкнул в лежащем перед ним блокноте, затем снова задумчиво взглянул на Морриган.

– Что ж, очень хорошо. А теперь я…

– Вы забыли о Дэмьене, – холодно прервала его Морриган. – А зря. Потому что он был одним из первых «искусственных берсерков», которых создавали в исследовательском центре Уолша. После того, как в процессе трансмутации умер его друг, Дэмьену стерли часть воспоминаний, чтобы вынудить его и дальше работать на Трибунал в качестве ловчего.

И снова пауза, во время которой трибуны лихорадочно переваривали услышанное.

– А вот теперь действительно к делу. – Морриган бросила взгляд на огромное, во всю стену, прозрачное окно. – Ночью нас ждет новая схватка с Дикой Охотой. Под нами я подразумеваю и Верхние города, и Пропасть. Я предлагаю сплотиться перед лицом общего врага и объединить наши усилия.

– Да что вообще вы можете нам предложить? – не скрывая презрения, спросил еще один трибун, Томас.

Морриган скривилась, недовольная его тоном. Подалась вперед, ладонями опираясь о столешницу, чтобы оказаться к Томасу чуть ближе. Так он лучше запомнит и прочувствует ее слова.

– Вы не знаете, кто вам угрожает. Мы – знаем.

Трибуны переглянулись, хорошо понимая, что сулит им доступ к подобной информации. Врага нужно знать в лицо, ведь так? Прежде они, непозволительно неосведомленные о мире теней и, уж тем более, о самой Бадо́ Блэр, вынуждены были действовать практически вслепую.

– И кто же?

– Бадо́ Блэр, так же известная как Леди Ворон, Ткач Кошмаров и Леди Война. Та самая, что стала причиной смертельных для людей кошмаров. Та самая, что когда-то впустила полуночную магию в мир живых.

Лица присутствующих вытянулись. Кэтлин побледнела и дрожащей рукой схватила стакан с водой. Джамесина и Дэмьен смотрели на Морриган во все глаза.

– Не было времени вам сказать, – негромко произнесла она. – Ладно, вру. Я просто не знала, как это сказать.

Не было смысла утаивать подобное – ни перед Трибуналом, ни перед кем-то другим. Ирландия должна знать, сколь невероятная опасность им угрожает.

Потому Морриган рассказала обо всем. Открытие бреши между мирами, смерть Бадо́ от руки возлюбленного и отца ее детей, возвращение в мир живых в обличье ревенанта. Мертвые Дочери, Триумвират, поглощение Балора…

И только выплеснув на посеревшего Фланагана и на соратников всю правду, Морриган отчетливо осознала: даже объединившись, Дикую Охоту им никогда не победить. Если только не случится чудо.

– Теперь вы знаете, как высоки наши ставки, – тихо закончила она. – Одной лишь рассветной силой серьезный отпор слуа не дать. Вам нужны полуночные колдуны, и я готова вам их предоставить. Не клейменных вами отступников, чистых перед законом – потомков тех, кто когда-то сбежал от Трибунала или по своим причинам пришел однажды в Пропасть. – Морриган скривилась: – Я же знаю вас, законников. А так вы сможете оправдаться перед общественностью. И, может, перестанете хоть немного бояться нас.

– Вы полуночная ведьма? – с некой опаской спросила Кэтлин.

– Нет, – приподняв подбородок, сказала Морриган. – Рассветная. Я ноктурнистка.

– Но королева полуночных. – Чуть оправившийся от потрясения Фланаган открыто взглянул ей в лицо. – И, судя по нашим сведениям, бывшая полуночная ведьма, объявленная Трибуналом отступницей.

Морриган вздохнула. Проклятые чтицы зеркал… Наверное, успели распознать ее личность еще до того, как она вошла в кабинет.

«Никогда их не любила».

– Я не убивала Лару Кэнни. Ее убил вселившийся в мое тело дух. Но это тема для отдельного разговора. Я пришла сюда не затем, чтобы снять с себя вину. – Она ответила Фланагану таким же прямым взглядом. – Пропасти нужны любые ведьмы и колдуны, сведущие в целительных чарах. Я предлагаю сделку: ваши целители в обмен на наших боевых колдунов.

– И пару стихийников, – хмуро вклинился Дэмьен. – Огонь мертвецам не страшен, чего не скажешь о живых.

Фланаган снова что-то пометил в блокноте.

– Но это, конечно, не все, – после недолгого молчания продолжила Морриган. – Как вы, безусловно, догадываетесь, у нас есть достаточно сведений, способных подорвать у людей всяческое доверие к Трибуналу. Да что там – попросту уничтожить его.

Ноздри Кэтлин гневно раздулись. Морриган скользнула по ней равнодушным взглядом и повернулась к Фланагану.

– Но мы можем этого не захотеть.

– Я слушаю, – мрачно сказал трибут.

Морриган сделала знак Джамесине и откинулась на спинку стула.

– Положите конец притеснениям существ древней крови, – веско сказала бааван-ши. – Я говорю об узаконенном праве существ древней крови жить на поверхности и работать наравне с людьми. А также о праве находиться среди людей… начнем пока с графства Колуэр… в своем естественном обличье. Пусть люди привыкают к нашему виду, перестают воспринимать его как нечто чуждое, инородное. Чтобы сами носители древней крови наконец перестали чувствовать себя прокаженными или… монстрами.

– Так быстро людям к этому не привыкнуть.

Джамесина сладко улыбнулась.

– Мы живем куда дольше, чем люди. И мы никуда не спешим.

Пока Фланаган молчал, подал голос Томас:

– Тема щекотливая, но если учесть, что вы сами начали с шантажа…

– Скорее продолжили, – уточнила Морриган. – И не с шантажа, а с озвучивания фактов и практически предложения дружить.

Томас, кажется, боролся с соблазном закатить глаза, но потом все же угрюмо продолжил, обращаясь к Джамесине:

– Что насчет вашего вида? Как вы, вампиры, будете справляться с голодом, постоянно находясь среди людей?

– Как грубо, – поморщилась Джамесина. – Учтите на будущее: мы не называем себя вампирами. А голод мы научились подавлять. Мы можем кормиться и донорской кровью, и кровью животных, хотя она, признаюсь, не так приятна на вкус.

Кэтлин, сглотнув, подалась назад. Кажется, она уже жалела, что согласилась стать участником переговоров.

Морриган кашлянула.

– Часть донорской крови мы можем выкупать у больниц. Животную кровь раздобудем на фермах.

– А эта ваша магия древней крови? – осведомился Фланаган. – Вы, древние создания, сильнее нас. Ваши чары нам не отследить, и вы прекрасно это знаете.

– Но вы же как-то ловите убийц, не использующих магию, – парировала Джамесина. Пожала плечами. – Наказывайте тех, кто нарушает закон и причиняет вред людям. Расследуйте, доказывайте их вину, судите, как обыкновенных преступников. Я не против. Поймите же, я не требу… я не прошу особого отношения к нам. Я прошу равного отношения. Перестаньте видеть в нас диких зверей. В нас ведь, несмотря на нашу древность, очень многое от человека.

Джамесина устало откинулась на спинку стула и взглянула на Морриган.

Пусть бааван-ши выступает от имени существ древней крови… Морриган будет говорить от имени людей.

– Оставьте нам Пропасть. Вот наше условие. Помимо, разумеется, уже озвученных.

– Вы шутите? – недоверчиво хмыкнул Фланаган. – Я не могу позволить убийцам, сбежавшим в Пропасть, жить как ни в чем не бывало. Они обязаны понести наказание.

Морриган кивнула. Этого она ожидала.

– Что, если Пропасть станет закрытым городом, но полностью автономным? Ни вы, ни мэр, ни кто-либо еще не будет вмешиваться в наши дела и наши жизни. Я же в свою очередь возьму на себя обязательство превратить Пропасть в город, живущий по общечеловеческим законам.

– И как вы сможете закрыть город?

Морриган закусила губу. Что-то внутри нее сопротивлялось пришедшему в голову решению. Она сама предлагала Трибуналу ограничить свободу жителей Пропасти. Закрытый город – не слишком ли это похоже на тюрьму?

Но пора взглянуть правде в глаза – среди отступников и впрямь немало убийц. А еще Пропасть полнилась семьями, в которых дети с раннего детства становились свидетелями темных ритуалов, жертвоприношений и просто разрушающих чужой разум и тело, высасывающих чужую душу полуночных чар.

Иногда выросший в такой семье ребенок все же прозревал и отказывался следовать предначертанному судьбой пути, как это случилось с Морриган. Но чаще всего он считал увиденное и пережитое нормой. Стремление вредить или убивать в Пропасти становилось чем-то вроде особого гена, который передавался по наследству как цвет волос или глаз.

В семье Фитцджеральд только Сирша нашла в себе силы отринуть родовой дар, а ведь им было безобидное в сравнении с магией хаоса веретничество. Линн отказаться не захотела, Оливия просто не смогла…

И если Морриган хотела, чтобы во всех без разбора полуночных колдунах перестали видеть угрозу (а она, знакомая с Саманьей, Аситу и Ганджу, Сиршей, Кьярой и десятком колдунов, примкнувших к ее Дому, этого хотела), чтобы такие, как Бадо́ Блэр, плодили как можно меньше ненанависти…

Нужно что-то менять.

– Когда война с Дикой Охотой закончится, мы сделаем единый вход в Пропасть. Таким образом ваши агенты смогут стеречь ее границы. Портальная башня будет закрыта, филактерии с временными порталами придется изъять. Назначенные мной судьи изучат прошлое каждого отступника. Если будет установлено, что он совершал убийство… – Морриган вздохнула. Она говорила прямо как Ник. – …то для них путь в Верхние города будет закрыт. Невиновные же получат право покидать Пропасть. Включая и меня. Я намерена доказать перед Трибуналом свою невиновность. Разумеется, когда Дикая Охота останется позади.

Фланаган побарабанил пальцами по столу.

– В таком случае вы будете обязаны подчиняться законам Верхних городов. Что значит, не применять полуночную силу за пределами Пропасти.

Морриган с усилием кивнула. Возможно, однажды люди поймут, что полуночную магию можно использовать и во благо. Но… По одной проблеме за раз.

– Да. Следуя закону, мы не будем ее применять.

– Ох, Морриган, – качая головой, выдохнула Джамесина.

Нет, бааван-ши ее не осуждала – во взгляде сквозило сочувствие. Они обе прекрасно понимали: пусть большинство отступников привыкли жить в Пропасти, не покидая ее, недовольств будет много. Очень много.

Однако перемены подобного масштаба редко обходятся без них.

Морриган вскинула голову, заглядывая в глаза Фланагана.

– Но и вы должны подчиняться этим же законам.

– Виновные в использовании полуночной силы, разумеется, будут наказаны. – Трибун тяжело вздохнул. – Скоро вы и сами это узнаете из новостей, так что не вижу смысла скрывать: Керрейна сняли с поста мэра.

«Что, скандал замять не удалось?» – ехидно подумала Морриган.

– В отношении остальных будет проведена серьезная проверка.

– А Ристерд Уолш? – хрипло спросил Дэмьен.

Фланаган поморщился, словно от зубной боли.

– Испытания над людьми и существами древней крови недопустимы – какую бы великую цель Ристерд в своей голове не рисовал. Разумеется, его действия не останутся безнаказанными.

– То есть он?..

– Его поймали, когда он пытался взломать международный портал-зеркало.

Обернувшись, Морриган мимолетно улыбнулась Дэмьену. Пусть не путем кровной мести, но есть шанс, что его друг будет отомщен.

Однако верить в то, что Фланаган – невинный агнец, она не торопилась. Слишком многое в Трибунале происходило без его ведома. Где-то в словах Фланагана определенно крылась ложь. С другой стороны, это им на руку – причин бояться разоблачения у него еще больше.

А тут еще Дикая Охота… Трибунал не в той ситуации, чтобы отказываться от их условий.

Да, как такового оружия против Бадо́ не было и у самой Морриган, но она знала ее, как никто другой. Знала все ее (немногочисленные, надо признать) уязвимые стороны, о чем прямым текстом Фланагану и сообщила. К тому же, Кенгьюбери и Ирландии необходимы настоящие полуночные колдуны.

Только объединившись, они могли победить Бадо́ Блэр.

Теперь Трибуналу известно наверняка, на что способны отступники… А после победы над слуа ему определенно не нужна новая война, которая может разрушить Кенгьюбери до основания.

Фланаган попросил их подождать в коридоре, а после долго совещался с трибунами. Однако Морриган знала, что победа в переговорах – в ее руках. Хоть та и имела горьковатый привкус…

Пропасть станет закрытым городом, тогда как существа древней крови обретут свободу. А Трибунал продолжит существовать.

«Впрочем, пока на свете есть такие, как Джамесина, за справедливость в Ирландии можно не волноваться. Спуску Трибуналу она и ее соратники не дадут. И я, раз уже повязана с этим, тоже».

– Худой мир, говорят, лучше доброй войны, – медленно произнесла Морриган. – А чего ждать от этого перемирия?

Джамесина пожала плечами.

– Полагаю, рано или поздно мы узнаем.

Глава 40
Эмайн Аблах

– Лесные ведьмы ответили, – с порога сообщила ворвавшаяся в кабинет Ведающая Мать. – Они сказали мне о чарах, которые проведут нас на Эмайн Аблах, прямиком ко дворцу королевы Мэб и короля Мананнана Мак Лира, где и живет Вестница.

– Полагаю, нам предстоит пройти некую проверку? – суховато спросила Морриган.

Она отошла от стола с рассыпанными по нему мемо-кардами, в которых содержались сведения о погибших. Хорошо было не думать о жертвах хотя бы несколько минут. Однако сердце взволнованно забилось. И глаза Дэмьена, который, конечно же, был рядом, загорелись.

Не алым пожаром ярости. Надеждой.

– Что-то вроде того. Отправляемся немедленно, – не терпящим возражения тоном сказала Ведающая Мать.

Как будто Морриган или Дэмьен могли предложить ей повременить.

– Сперва нужно попасть к океану.

– Масштаб растет, – заметила Морриган. – Помнится, в Неметон мы попадали через зачарованное озеро.

И было это, кажется, целую вечность назад.

Веда, взмахом руки заставившая стены разойтись и превратиться в арку, не удостоила ее ответом. Лесными тропами Морриган и Дэмьен проследовали за ней к чистейшему пруду, в который Веда заставила их окунуться. Вынырнули все трое уже у самого берега океана. Их одежда при этом осталась совершенно сухой.

Морриган протестующе вскрикнула, когда прямо в полотне ее волос проклюнулись тонкие гибкие лозы и, переплетаясь между собой, своеобразными шорами начали закрывать ей глаза.

– Вы не должны видеть моих чар, – донесся до нее голос Веды.

– Святая Дану, мы могли просто отвернуться!

И снова Ведающая Мать не ответила. Все, что оставалось Морриган – терпеливо ждать.

Наконец лозы расплелись. В непокорной сини океана перед ней на первый взгляд ничего не изменилось. Показалось лишь, что шум бьющих о песчаный берег волн стал чуть тревожней. Что-то по ту сторону изменилось, Морриган чувствовала это кожей.

А потом нечто изменилось и здесь.

Из тумана, в котором тонул горизонт, выплыла ладья. Качающаяся на волнах, она появилась словно из ниоткуда. Никакого перевозчика – она была пуста. Но, легкая, даже хрупкая на вид, ладья не позволяла волнам ее перевернуть.

– Леди вперед, – проронил Дэмьен, однако лицо его было смертельно серьезным.

Издалека Морриган видела объятый туманом стройный женский силуэт. Стоило подплыть к берегу, и туман расступился. Их встречала красивая белокожая незнакомка с черными волосами, волнами ниспадающими до талии.

Ведающая Мать, которой Дэмьен помог выбраться на берег, почтительно ей кивнула.

– Моргана.

Дыхание Морриган на миг перехватило. Перед ней и впрямь стояла Моргана ле Фэй, одна из сильнейших ведьм, легенды о которой уходили в самую древность? Англичане, правда, называли ее волшебницей и чародейкой…

– Повод, который привел вас сюда, достаточно весом для того, чтобы позволить вам встретиться с Вестницей Дану. Но я должна быть уверена, что вы не причините вреда ни королю Мананнану, ни королеве Мэб.

Моргана говорила размеренно, словно взвешивая каждое слово. Голова ее была приподнята, чтобы на каждого смотреть чуть свысока.

Не знай Морриган, кто перед ней, решила бы, что она и есть королева.

– Поверьте, причинять кому бы то ни было вред совершенно не в наших интересах.

Моргана сузила глаза.

– Громкие слова для берсерка, который порой не может совладать с собственной яростью, и ведьмы с полуночной силой в крови.

Хранительница Эмайн Аблах и впрямь видела их насквозь.

Моргана прошептала что-то и тонкими длинными пальцами нарисовала некий знак, на мгновение повисший в воздухе серебристой пылью. Морриган смотрела на него во все глаза. Подобная магия была ей незнакома.

– Хорошо, вы можете войти во дворец, – вынесла вердикт Моргана.

Тот виднелся за ее спиной – изящная громада из белого камня, увитая цветущими лозами.

Дэмьен едва слышно выдохнул, да и сама Морриган, признаться, испытала облегчение. Выходит, проверку они прошли.

Но это лишь начало.

Часть пути до дворца прошла в молчании. Несмотря на давящее ощущение неопределенности, непонимания того, что случится в ближайшее время, Морриган с любопытством озиралась по сторонам.

На Эмайн Аблах царило лето. Зеленела трава, волосы развеивал легкий бриз. С зачарованным океаном соседствовала изумрудная долина, утопающая в цветах и яблоневых деревьях. Интересно, в этих сочных краснобоких плодах и впрямь есть частица магии острова?

– В детстве мне нравилось думать, что мать назвала меня в честь вас, – поравнявшись с Морганой, призналась Морриган. – Только зачем-то его изменила.

Ее манил таинственный образ ведьмы, что отреклась от темной силы и стала хранительницей волшебного острова.

– Возможно, так оно и есть.

Морриган едва не споткнулась, чего с ней, в общем-то, не было никогда. Рядом с царственной леди ле Фэй она словно растеряла все свое броское обаяние. Может, в этом заключался один из даров Морганы – очаровывать мужчин и вселять неуверенность в женщин?

– Постойте. Вы знаете мою мать? Я имею в виду, встречались с ней лично?

– Случалось, – уклончиво сказала Моргана.

– Она была здесь, на Эмайн Аблах?

– Она жила на острове как почетная гостья короля. В те времена, когда еще была рассветной ведьмой.

– Но если Эмайн Аблах и впрямь приближает живущих на нем к бессмертию, почему Бадо́ не осталась жить на острове вечной юности?

– О, она пыталась. Вот только я увидела в ней то, что было мне не по душе. Именно здесь Бадо́ Блэр впервые попыталась изменить свою природу… и, если верить лесным ведьмам, не в последний раз.

– Что вы имеете в виду? – нахмурилась Морриган.

Дэмьен шел позади на небольшом расстоянии, Ведающая Мать – чуть впереди, хотя не она была проводницей. Однако они оба прислушивались к разговору.

– В те времена дверь между миром мертвых и миром живых все еще была запечатана. Однако Эмайн Аблах, как и подобные ему острова, обладает собственной, особой силой.

– Как Тир на Ног, – негромко сказал Дэмьен.

Моргана, однако услышала. Кивнула, не распознав в его голосе скрытых эмоций. В отличие от Морриган.

– А еще – Атлантида, Буян, Блаженные острова и им подобные. Бадо́ Блэр попыталась воспользоваться силой Эмайн Аблах, чтобы обмануть свою природу/ А с ней – и запрет Дану использовать темное… как вы его называете? Ах да, полуночное колдовство.

– Совершенно не удивлена, – пробормотала Морриган. Глядя на точеный профиль волшебницы, помедлила, но все же спросила: – А разве вы сами не практиковали темную магию? В те времена, когда король Артур был жив?

Ведающая Мать неодобрительно покачала головой, однако Моргана лишь улыбнулась. С толикой грусти, как показалось.

– Наши с тобой пути во многом схожи.

Морриган вскинула брови. Лестно услышать такое от носительницы древней силы.

– Сейчас. Но тогда… Да, наши с Бадо́ жизни оказались отчасти похожи – на то и был ее расчет. Вот только она не учла, что смерть брата меня изменила. Это отчаянное желание обладать силой, равной которой не найдешь на всем белом свете… Я его переросла. Жизнь никогда не была простой, а в иные моменты моя судьба подводила меня к самому краю. Я так злилась на весь этот мир… Но Нимуэ, Владычица Озера, показала мне, что я могу быть другой. Что темная магия – далеко не вся сила мира. – Моргана помолчала, прежде чем продолжить. – Остров принял меня, а я поклялась защищать его до последнего моего вздоха. Пока я не искуплю все свои прегрешения и не заслужу покой.

На этот раз тишина повисла между ними надолго. И, когда до дворцовых ворот оставалась лишь пара десятков шагов, ее снова нарушила Морриган.

– Госпожа ле Фэй, я не могу не спросить… Вы ведь сильнейшая из целительниц. – Голос от волнения едва не задрожал. Тело напряглось, словно перед боем… – Моя сестра слепа. Вы… можете ей помочь?

Она понимала, отчего в голову Доминика или Веды не приходила мысль попросить о помощи Моргану. Путь на Эмайн Аблах не может открываться каждому, кто того пожелает. Иначе бы поток желающих не иссякал. Ведь сколько таких, как Клио, несправедливо наказанных судьбой?

Но теперь, когда Морриган находилась в шаге от великой Морганы ле Фэй… Она не могла этим не воспользоваться.

Ведающая Мать выглядела недовольной, но не ей Клио была сестрой. Дэмьен же, встретив взгляд Морриган, одобрительно кивнул, что придало ей толику уверенности, которой ей сейчас так не хватало.

– Почему она ослепла? – не сбавляя шаг, спросила Моргана.

Слушая сбивчивую речь Морриган, она качала головой. И с каждым ее жестом неиссякаемая, казалось бы, надежда в душе Морриган таяла.

– Я скажу тебе то же, что и твой колдун. То же, что сказала Калех. Законы мироздания не изменить. Ее жизненная энергия замещена другой, темной. И именно это и поддерживает ее существование. Вы называете ее полуночной… но правда в том, что жизнь ей дал другой бог, и он же потребовал за это свою плату. Справедливую, если учесть, что ради твоей сестры он обманул саму смерть. А уж зачем она ему потребовалась… кто знает.

– Вы говорите о Бароне Самеди?

Морриган всегда казалось, что колдуны вуду не принимали Лоа за богов, называя их могущественными духами.

– Не о Самеди, о Бонди^[20], – отозвалась Ведающая Мать. – Именно он является богом колдунов вуду. Вот только Бонди никогда не вмешивается в дела людей, не слышит их мольб и не видит их ритуалов. Для этого и нужны Лоа.

– То есть Лоа служат кем-то вроде Вестников? – удивился Дэмьен.

Выходит, и он, как и Морриган, не подозревал о подобном разделении.

– Не совсем. Лоа обладают своей собственной силой и могут наделять ею людей. Чего не скажешь о Вестниках. Они – лишь божественный голос Дану и ничего больше. – Моргана взглянула на Морриган. – Все существование Клио подчинено законам другого бога.

А значит, их ей никогда не переписать. Но…

– Я поговорю с Саманьей, когда вернусь, – с мрачным упрямством сказала Морриган.

Моргана коснулась ее плеча своей узкой ладонью. Жест не сочувствия, не сострадания… скорей, одобрения. Волшебница словно пожелала ей удачи.

Поглощенная мыслями о Клио, Морриган едва не позабыла о том, что их ждет. Однако об этом ей напомнили довольно быстро.

Вступая под своды дворца королевы Мэб и короля Мананнана Мак Лира, трое чужаков молчали, словно преисполнившись торжественностью момента. Моргана летела по коридорам, утопающим в солнечном свете. Длинное платье скользило по белому полу, который каким-то образом скрадывал, заглушал шаги.

Вслед за ней гости Эмайн Аблах вошли в тронный зал, причудливо отделанный серебром и хрусталем. Проникающий сквозь широкие окна свет, преломляясь, преумножился стократ. Прямо в камне росла белая лоза с диковинными полупрозрачными цветами.

– Королева Мэб, король Мананнан… Я привела к вам чужаков из внешнего мира. Прошу, выслушайте их.

Засмотревшись на цветы, Морриган не сразу обратила внимание на королевскую чету. Сидящий на троне светловолосый мужчина был обряжен в роскошные одежды, бирюзовые с сияющим белым. Король Мак Лир, что значило «Сын моря». Колдун, способный обрушить на врагов стихию или же ее усмирить. Рядом с ним замерла хрупкая, прекрасная девушка с золотым полотном волос.

Что-то в ее лице показалось Морриган знакомым. И лишь несколько мгновений спустя она поняла, почему сразу ее не узнала. Она видела эту девушку смеющейся, с распахнутыми глазами, полными жизни и… любви. А теперь перед Морриган стояла ее повзрослевшая версия с царственным наклоном головы и холодным взглядом золотых глаз.

Морриган изумленно взглянула на Дэмьена. Тот будто окаменел.

Очнувшись, подался вперед и тихо, неверяще спросил: – Мэйв?

Глава 41
Расколотая

Мертвое воинство продолжало шествие по земле, останавливаясь лишь затем, чтобы забрать очередную душу Какое же прекрасное зрелище – слуа верхом на сотканных из полуночной силы и огня лошадях.

Любопытные создания эти Кошмары… или Найтмары^[21], как их порой называли в английских книжках.

Воплощения магии мира теней, принявшие форму скакунов, впервые они появились в мире живых лишь четыре века назад – почти одновременно с самой полуночной магией. Ни сама Бадо́, ни многочисленные историки и исследователи так и не смогли установить, существовали ли Кошмары все это время в мире мертвых или же их создал кто-то из новоявленных полуночных колдунов.

В пользу первого говорило то, что нижние планы мира теней – и Юдоль Хаоса, где обитали фоморы, и неназванные людьми Юдоли, и даже те, о которых они не подозревали, потому что туда не ступала нога ни демона, ни человека, – кишели нечистью. Оттуда в мир живых в результате неверных ритуалов, прорывов в завесе между двумя мирами или обрядов глупых, но осознанных, проникали баргесты и гримы, боканах и бананах^[22] и другие демоны и духи.

Поговаривали, где-то на нижних планах мира теней открывается путь к самому центру земли. Там плещется магма – из ее жара и окружающей ее колдовской силы Кошмары и были рождены. Вот откуда огонь, что горел в их глазах и заменял им гриву. Что до их схожести с лошадьми… Природа, на взгляд Бадо́, любила повторяться. Создавая мир из элементов, она или меняла, или и вовсе копировала, отражала их, переплетая друг с другом.

Гримы и баргесты – демонические псы, Кошмары – демонические кони. Не хватало, пожалуй, лишь демонических кошек (Морриган они бы определенно понравились). Хотя в Японии существовали бакэнэко и нэкомата^[23]… Складывалось ощущение, что высшие силы, создавшие их мир, решили упростить себе задачу. Будь Бадо́ богиней, справилась бы лучше.

Впрочем, у нее все еще впереди.

Однако было и то, что отличало Кошмаров от прочей нечисти. Питались они не человеческой плотью, как большинство демонических тварей, а… страхом людей. И эта особенность роднила их с Бадо́.

В древние времена пастбищами для Кошмаров служили поля битвы и истерзанные войной города. Места, переполненные людьми, охваченными ужасом и паникой. Война в эпоху, когда мир узнал о существовании полуночной силы, была делом нередким, как и людской страх перед темными чарами, а потому голодать Кошмары не привыкли. В местах не силы, но страха они паслись целыми табунами.

Не раскаленная магма в ту пору порождала новые кошмары, а хаос, поселившийся среди людей.

Однако со временем страх перед полуночной магией – чем-то чуждым и неведомым – поутих. Рассветные колдуны осознали неизбежное: им придется учиться справляться с хлынувшей в их мир потусторонней силой. Начали они с Кошмаров, что плодились, словно чума. Колдуны понимали – если тех не остановить, чумой они и станут.

И однажды сожгут дотла не только города – целые континенты.

Их, порождения полуночной магии, прогоняли в мир теней. Встречала Бадо́ и колдунов, что выбирали Кошмаров своими питомцами – и весьма эффектным способом передвижения. Но таких было немного. Демонических коней нелегко приручить. Они дики, своенравны и склоняются лишь перед тем, кто способен подавить их волю своей собственной.

Создавая мертвое воинство, Бадо́ ни на мгновение не усомнилась, что справится со столь непростой задачей. Даже если бы она не делила одно тело (или, честнее сказать, оболочку) с самим королем демонов. Если кто и способен бросить вызов Балору и помериться с ним силами, так это она.

В большинстве своем Кошмары бродили по Юдоли Скорби – той части мира мертвых, где страх пропитывал собой воздух. Оставаясь невидимыми среди теней, они поглощали чужой ужас, как лошади мира живых – сочную траву.

Когда Бадо́ нашла первого Кошмара, он сам подался к ней, раздувая ноздри, из которых валил пар – от соприкосновения жара демонического коня с вечным холодом мира мертвых. Подался в надежде отыскать в ее душе лакомый страх… и разочаровано отстранился.

Бадо́ соединила свою силу с энергией Балора и ментальным импульсом направила на Кошмара. Воспламенила текущий в мертвых венах нечисти огонь, демонстрацией силы заставляя Кошмара поклониться на запястье, словно дрессированного или циркового коня.

– Скоро, мой милый друг, – ласково пропела тогда Бадо́, – вся Ирландия преклонит передо мной колени. Но мне нравится мысль, что первым был ты – нечисть, порождение мира теней.

Балор в ее голове что-то недовольно пробурчал, но она была слишком взволнована, чтобы его слушать.

Вскоре в ее распоряжении оказался целый табун прекрасных лошадей с огненной гривой. Недостаток у них был лишь один: будучи союзом тьмы и пламени, они не выносили солнечного света. Бадо́ пыталась объяснить им, что днем в Пропасти с ее искусственными солнцами им ничего не угрожает.

Но, едва завидев хоть одно из них через созданную ею брешь, Кошмары вставали на дыбы, ржали, но переступать порог между двумя мирами отказывались наотрез.

Оказалось, им хорошо известно, что такое страх.

Быть может, оно и к лучшему. Пусть люди Ирландии – от Пропасти до Верхних городов – живут в мучительном ожидании момента, когда мертвое воинство придет к ним из мира мертвых. Превратит их дома в пепел и лишит жизни их самих.

Бадо́ просчитала все. Души, собранные слуа, прокормят сидящего внутри нее Балора и почти «пустых» Маху и Немайн. Часть страха, которым кормились Кошмары, через установленную с ними колдовскую связь забирала она сама. Так Бадо́ восстанавливала силы, потраченные на создание Триумвирата и покорение демонических коней.

Лесных ведьм во главе с высокомерными всезнайками, что звались Ведающими Матерями, хватил бы удар, узнай они, во что Бадо́ превратила священную связь между колдуном и его фамильяром…

Она была не первой полуночной ведьмой, кто призвал нечисть в качестве колдовских помощников. Но именно она заставила фамильяров питать ее. И это далеко не все, в чем Бадо́ будет первой. В то время как Дану прочно заняла трон рассветной богини, место полуночного божества пустовало.

Кому, как не Бадо́, это исправлять?

Единственная помеха заключалась в том, что, переполняясь силой, Мертвые Дочери начали проявлять себя. Королева демонов была одновременно и единой личностью, и личностью, раздробленной на три… Балор почти не в счет.

Он жаждал вернуться в мир живых и поквитаться с его обитателями за века заточения и за преданность Дану, его главному врагу. А Бадо́ – единственное существо, способное удержать внутри себя его демоническую силу и не расколоться на части, словно упавший с дерева орех. Потому он и сидел смирно, будто пушистый котенок, у которого еще зубы не прорезались.

Чего не скажешь о Мертвых Дочерях.

Маха стала неуемнее прежнего. Вместе со слуа поглощая души, она научилась проживать чужие воспоминания, оживляя их и пропуская через себя. Перед глазами Бадо́ проносились истории чужих жизней и смертей, и все, что включал в себя отрезок между рождением и угасанием – поглощением души мертвым воинством. Все эти глупые влюбленности, надуманные трагедии и драмы, все их приземленные мечты: уютная квартира, теплые пяточки младенцев, целый выводок собак…

Бадо́ от всего этого мутило, а Махе, видите ли, было любопытно.

Рожденная мертвой, она рвалась познать мир живых. Понять, что представляет собой человек. Однако при этом она уделяла поразительно много внимания чужим страданиям. Смаковала боль от порезанных пальцев, разбитых коленок и сломанных костей. Образы тяжелых ранений в сознании Махи – а значит, и Бадо́ – многократно повторялись, словно заевшая пластинка.

Ткач Кошмаров пыталась повлиять на дочь, но ее голос за стонами и криками был едва слышен. Пыталась заглушить чужие воспоминания, взять силу Махи под свой контроль, но ничего не вышло. Как ни прискорбно признавать, Бадо́ не владела подобным даром. Им могла обладать только мертворожденная Маха.

Вот зачем Бадо́ требовался день – отдохнуть от нескончаемых кровавых и болезненных видений. А вот Немайн подобным ограничением была не слишком довольна. Обуздывать ее было все сложней. Становясь сильней, она все активнее пыталась отобрать у Ткача Кошмаров главенствующую роль. Перехватить контроль над телом матери. Это ей, разумеется, не удавалось – не хватало сил. Но и попыток она не оставляла.

Немайн не нравилось, что поток душ, увеличивающий ее силу, останавливался с наступлением утра. Она настаивала на том, чтобы шествие мертвого воинства, прозванное людьми Дикой Охотой, продолжалось без Кошмаров. Ведь слуа не боялись наступления дня, не боялись энергии солнца. Вопросы эффектности ее не волновали, а тщательно спланированный сценарий Бадо́ казался чушью.

Немайн и вовсе хотела встать во главе армии слуа – пусть даже в чужой (и прекрасной) личине Ткача Кошмаров. Та же… нет, не осторожничала. Ей просто нравилось наблюдать.

В конце концов, ее главная схватка еще впереди. А в том, что она состоится, Бадо́ не сомневалась.

Глава 42
Вестница

– Так ты… Королева Мэб? – выдавил Дэмьен.

Морриган никогда не видела его до такой степени растерянным. Впрочем, обескуражена была и она сама.

– Мэйв… – задумчиво проговорила королева. – Как давно я не слышала это имя. И как давно не видела тебя.

Она спустилась с помоста. Под озадаченными взглядами Морганы и Мак Лира подошла к Дэмьену, а затем коснулась его щеки. Морриган против воли стиснула зубы, но отворачиваться не стала. Они воссоединились. Выходит, она проиграла?

Вот только поверить в это – или же с этим смириться – мешал восседающий на троне король.

– Мы еще побеседуем, – тепло проговорила Мэйв… Мэб. – Но сперва выслушаем вас.

И Морриган, и Дэмьен были слишком сбиты с толку неожиданной встречей, потому за них говорила Веда. Услышав о Дикой Охоте, королева вздрогнула и перевела взгляд на Мак Лира

– Нужно им помочь.

– Знаю, – мрачно сказал король. – Иначе мертвое воинство может однажды добраться и до нас. Ведьме, сотворившей их и выпустившей в мир живых, это может оказаться под силу.

Королева Мэб неодобрительно нахмурилась.

– А еще чтобы помочь людям Ирландии, частью которой я когда-то была, верно?

Король откашлялся, отводя глаза. Глубокие, синие, точно сам океан.

– Да, конечно.

Морриган переводила взгляд с Мэб на Мак Лира. Что же их связывало на самом деле? И зачем та, что когда-то звалась Мэйв, проделала столь долгий и наверняка непростой путь из Ирландии на Тир на Ног, где они оба ее безуспешно искали, а оттуда – на Авалон? И как фэйри смогла стать королевой?

Она вздохнула, смиряясь хотя бы с тем, что ей этого узнать не дано.

Король Мак Лир, торопясь загладить оплошность, велел слугам позвать Вестницу. Отчего-то Морриган подспудно ожидала увидеть совсем юную и неискушенную девушку, что стала сосудом для божественных сил… Вернее, носительницей божественного благословения.

Однако Вестницей оказалась женщина, уже прошедшая к зрелости как минимум половину пути. Каштановые волосы собраны в пучок, на лице – ни следа улыбки. Напротив, уголки губ слегка опущены, а меж бровей очерчена глубокая складка.

Морриган вдруг подумалось, что жизнь Вестницы вряд ли оказалась проста, несмотря на гордое звание избранницы богини. Какая-то затаенная печаль таилась в ее глазах. Впуская Дану в свое сознание, чувствовала ли она ее боль? За людей, которые хороши в том, чтобы разочаровывать своих богов. За Ирландию, которую терзали войны – то между древними народами, то между рассветными и полуночными колдунами. За ее страну, которая неотвратимо менялась под действием темной магии, еще четыре века назад не существовавшей вовсе.

Не обращая внимания на чужаков, Вестница прошла мимо Морганы, мимолетно ей кивнув. Остановилась перед тронами со сцепленными за спиной руками. Мэб пересказала Вестнице услышанное от Веды, и на лице королевы Морриган видела сострадание и горячее желание помочь.

Однако Вестница не разделяла чувств Мэб.

– Со всем уважением, моя королева, но стоит ли тревожить благословенную госпожу из-за очередной междоусобицы?

– Вы это серьезно? – вырвалось у Морриган. – Речь идет о Дикой Охоте!

Вестница повернулась к ней вполоборота.

– Очередная напасть. Очередная война. Благословенная госпожа не может откликаться на каждую проблему, которую вы, люди, сами же и порождаете. Не может каждый раз отстраивать за вас все то, что вы успели разрушить, и превращать сотворенный вами хаос в гармонию.

Что можно было перевести как «Дану не будет убирать за вами бардак».

Столь явное обесценивание беды, что обрушилась на Ирландию, разозлило Морриган.

– Бадо́ Блэр – не какая-то «проблема». Она угроза всему сущему. Самой рассветной магии на Земле. Ты, может, этого и не видишь, но Дану видеть должна. На становлении владычицей мертвого мира – богиней самой смерти – Бадо́ не остановится. Просто потому, что она не останавливается никогда. Не в ее это привычках. И знаете, что случится, когда все несогласные будут повержены и когда Бадо́ станет достаточно сильна? Можете отрицать такую возможность до последнего, но придет день, когда Бадо́ посягнет на трон самой Дану. Она вторгнется в ее чертоги…

Вестница вскинула подбородок, расправляя плечи.

– И Дану со своим верным племенем встретит ее. Они победят, как всегда побеждают.

Морриган подалась вперед, сощурив глаза.

– То есть они просто будут дожидаться, пока Бадо́ не уничтожит половину земного шара? Почему бы им вместо этого не спуститься вниз и не победить ее здесь и сейчас, на Земле? И кто, кроме Дану, создавшей Ирландию именно такой, какой мы ее знаем, способен совладать с такой силой, способен остановить Бадо́ и ее разрушительную войну?

Звучало едва ли не безумием, но Дэмьен прав: истинное безумие – то, что происходит с ними и их страной прямо сейчас.

Вестница покачала головой.

– Туата Де Данная, племя богини Дану…

Морриган закатила глаза. Она прекрасно знала, как называется ее племя Дану. Да это знал каждый пятилетний ребенок в Ирландии!

– Они не могут вернуться в мир живых. Когда Дану века назад забрала их в свои чертоги, они навсегда потеряли свои тела. Что до остального… Полагаю, отвечать не мне, а Дану. – Вестница обернулась к королеве Мэб, вместе с королем молчаливо наблюдающей за разговором. – Моя госпожа, я сделаю это, если вы просите.

Королева чуть склонила голову.

– Прошу.

Морриган не знала, чего ждать, и все же думала, что все произойдет более… торжественно. Что Вестница проведет некий ритуал – войдет в священные воды, сольется с природой, чтобы услышать голос богини, или выпьет чудодейственный отвар.

Но может, так правильно – для истинной, первородной магии вся эта церемониальность была излишней.

Вестница лишь смежила веки, мысленно взывая к Дану. Когда она открыла глаза несколько долгих минут спустя, в ее лице что-то изменилось. Во взгляде появилось нечто глубинное… Некая мудрость, свойственная древним созданиям. То, что Морриган замечала в глазах Ведающей Матери или той же Морганы…

Но чего, по правде говоря, не видела в глазах разменявшей пятое столетие Бадо́.

– Я здесь, дитя.

Голос Вестницы остался прежним, но в нем появились мягкие нотки. Обращалась она – вернее, Дану – к Морриган. Не потому, конечно, что из всех присутствующих она была наиболее важна, а потому, что разговаривала с Вестницей последней.

А может потому, что была дочерью той, что призвала Дикую Охоту.

Морриган сглотнула. Однако та же Бадо́ учила ее не робеть и не терять достоинства перед теми, кто носил более высокий статус или обладал большим могуществом. А уроки матери она выучила очень хорошо. Не зная, правда, что один из них однажды пригодится ей, чтобы поговорить с богиней. Пусть даже через ее Вестницу.

– Госпожа. – Морриган почтительно склонила голову.

Неважно, видела ли Дану ее чужими глазами или нет, она не могла не выказать своего уважения той, что принесла в их мир свет и магию.

– Вам известно о том, что случилось?

– Да, дитя. Столь грубое вторжение магии мира мертвых в обитель живых не могло остаться для меня незамеченным.

Дыхание перехватило. Все хуже, чем Морриган предполагала. Если Дану еще ничего не предприняла, значит, не знала, что предпринять? Или… не могла?

– Самые древние из пророчиц в красках рисовали передо мной картины тех ужасов, которые обрушивались на Ирландию с приходом Дикой Охоты. Моя ошибка в том, что я не связала с ней первую предавшую меня ведьму, первую отступницу, отворившую дверь в мир мертвых и впустившую ее силу в мир живых. Бадо́ Катха… Нет, Бадо́ Блэр.

И богам, выходит, не дано знать всего. Впрочем, стоило ли удивляться? Ведь сама Дану была колдуньей – первородной, древней, могущественной, но все же колдуньей, – прежде чем вознеслась на небеса и обрела божественную суть.

– Все это время, боясь того, что темный час, предсказанный нам, однажды настанет, я, как могла, сдерживала Балора с его демонами по ту сторону Вуали. Пыталась предотвратить их появление в мире живых. – Из груди Вестницы вырвался тяжелый, усталый вздох. – Чтобы веретники, колдуны хаоса и крови – все те, кто обращается за силой к фоморам и их королю, не подточили завесу между мирами.

– Я не понимаю… – откашлявшись, встрял Дэмьен. – Если полуночная магия столь разрушительна и противоестественная для этого мира, почему вы просто не уничтожили ее?

Короткий взгляд в сторону Морриган – словно извинение. С усмешкой она его приняла.

– Зная о том, что грозит Ирландии, зная о Дикой Охоте, об отступниках, предавших вас… Вы ведь могли предотвратить великое зло, уничтожив его еще в зародыше.

Вестница улыбнулась. Вряд ли Дану, помимо голоса, управляла мимикой и выражением ее лица. Скорее, саму Вестницу позабавил вопрос Дэмьена.

– Хорошо это или нет, решать не мне, но я не способна к уничтожению. Гармония, порядок, который олицетворяю я и рассветные ведьмы с моей силой в крови, не убивают.

Оттого Дану изгнала Балора в мир теней, а не сожгла его, не превратила в пыль и не позволила недрам земли его поглотить. Ее суть – созидание.

– Я знаю это… моя госпожа, – не слишком уверенно добавил Дэмьен.

Не только Морриган терялась, как надлежит обращаться к богине. В своих воззваниях она мысленно говорила «Дану», но что-то мешало ей называть богиню-мать просто по имени, стоя прямо перед ней, точнее, перед ее смертным сосудом – будто она и сама была таковым.

– Я имел в виду… Почему вы не запретили людям использовать полуночную магию? Да, не все, но истово верующие бы послушались. Получив божественный наказ, они бы рьяно наказывали отступников от веры. Да и тех стало бы куда меньше, если бы в них зрел страх небесной кары.

– Вы ведь, так или иначе, запретили применять рассветную магию во вред? – поддержала Дэмьена Морриган. – Почему бы не пойти дальше?

– Как и нож, меч или кусок стекла, чары могут служить оружием. Но взявший однажды нож не становится убийцей лишь из-за того, что держит его в руках. Отнять чужую жизнь, спасти ее или идти своим путем, своей одинокой дорогой, каждый человека решает сам для себя. Да и легко совершать благочестивые поступки, когда выбора у тебя практически нет.

– То есть полуночная магия – что-то вроде проверки, достоин ли человек попасть в ваши чертоги? – хмыкнула Морриган.

Если так, ей туда путь заказан.

– Одна из таковых. Но полуночная магия – не есть зло по своей природе. Вопрос, опять же, в выборе – как именно ею воспользуется человек.

Морриган кивнула, думая о Клио. Темная магия буквально вернула ее к жизни. Она же помогала безутешным людям услышать голос ушедших близких, духам предков – защищать шаманов и даже обыкновенных людей, зеркальникам – искать ответы в мире теней, который населяло бесчисленное количество душ, а с ними – и бесчисленное количество знаний.

Аситу призывал морфо, Сирша удерживала человека на краю, не позволяя раньше времени сорваться в бездну мира мертвых. Ну а Морриган с помощью полуночной силы оберегала близких ей людей и, как могла, пыталась восстановить справедливость.

Голос Вестницы – и одновременно голос Дану – вернул ее в реальность.

– Была еще одна причина, не позволяющая мне вмешиваться в естественный ход вещей. Прежде я была убеждена, что полуночная магия появилась не напрасно. Я считала, что не имею права делить мир на черное и белое.

– Прежде?

Оброненные Вестницей слова заставили насторожиться не только Морриган, но и Моргану, и Ведающую Мать. Королева Мэб встревожилась, а король остался безучастным. Или он хорошо скрывал свои эмоции, или его не слишком беспокоило то, что происходило за пределами Эмайн Аблах.

– Мне было непросто решиться на то, чтобы вмешаться в настоящее. Любые изменения чреваты последствиями – кому, как не мне, это знать. Мне, впервые открывшей дверь в мир теней, чтобы изгнать туда Балора.

Лицо Вестницы оставалось непроницаемо-спокойным, но в голосе прорезалась горечь.

– Дикую Охоту нужно остановить во что бы то ни стало. Бадо́ Блэр необходимо остановить.

– Как? – воскликнула Морриган.

В ожидании ответа ее нервы натянулись как струны.

– То, что разбито, можно склеить. То, что распорото – сшить, – пробормотала Вестница.

Моргана нахмурилась. Подалась вперед, словно близость к божественному голосу могла помочь ей расшифровать брошенные в тишину слова.

Мэб и Мак Лир переглянулись. Но молчали, как и Дэмьен, и Морриган.

– Вуаль когда-то была швом, сейчас же эта кровоточащая рана. Вот только вместо крови в наш мир проникает полуночная сила. Я вспорола этот шов, но возможно, пришло время…

– Вы хотите сшить… Вуаль? – медленно проговорила Морриган.

От нехорошего предчувствия засосало под ложечкой.

Вестница вскинула голову, глядя на нее горящими глазами:

– Нам нужно восстановить прежний порядок вещей. Вернуться к той Ирландии, которую я так помню и по которой до сих пор тоскую. Единственный способ спастись от Дикой Охоты – изгнать ее навсегда. А для этого нужно захлопнуть щель между мирами. Раз и навсегда отрезать мир мертвых от мира живых.

Тишина, воцарившаяся в тронном зале королевского дворца, была абсолютной.

Морриган покачала головой, силясь поверять в услышанное.

– Но отрезать мир живых – значит…

– Сделать так, что магия, переплетенная с миром теней, исчезнет как вид. Разумеется, из мира людей, – добавила Вестница так, словно это все меняло. – Души по-прежнему будут уходить в мир теней, но отныне он будет запечатан. Я знаю, что звучит немного… слишком.

– Думаете? – суховато спросила Морриган. Помня, кто перед ней, на более явное выражение скепсиса и негодования она не решилась. – И что будет, когда мы исчезнем? Идеальный до неприличия мир?

Вестница коротко рассмеялась.

– Нет, как бы мне – или иным богам – подобного ни хотелось. Людям не нужна магия, чтобы нести в мир зло, насилие и жестокость. Но всегда остается яд, пуля или кинжал. – Она помолчала. – Я понимаю твои сомнения, дитя, но ты не видела того, что открылось провидицам. Дикая Охота будет длиться до тех пор, пока Ирландию не заполонит энергия царства мертвых.

Морриган до боли закусила губу. Эти перемены не несли в себе ничего хорошего. Она достаточно пробыла охотницей, чтобы понять: если ограничений не станет, люди от вседозволенности просто сойдут с ума. Прежде в мире существовал организованный хаос, живущий в ладу с порядком. Полуночные колдуны против колдунов рассветных, отступничество против закона.

Но если полуночная магия станет повсеместной, а мир мертвых сольется с миром живых, настанет эпоха первородного хаоса, сметающего все на своем пути.

– Для моей рассветной силы места в новой реальности не останется, – голосом Вестницы продолжала Дану. – Все это время я мучительно пыталась понять, есть ли хоть кто-то, способный остановить ведьму, сотворившую Дикую Охоту Ведьму, что носит в себе силу демона.

– Но ведь вы однажды уже побеждали его. Ваша битва с Балором и фоморами… Вы изгнали его в мир теней.

– Но тогда я была колдуньей. Человеком. А теперь я переполнена рассветной сутью. Я и есть – рассветная магия. И не могу касаться полуночной. Дитя, посуди сама. Даже если я сумею передать свою силу и силу своих детей, Туата Де Данная, людям, вложить их в хрупкие человеческие тела… Разразится новая война. А та, прежняя, едва не уничтожила всю Ирландию. Но и фоморы тогда не были столь сильны и отравлены полуночной силой. Ты хоть представляешь себе последствия этой войны? Нет, дитя, я никогда не пойду на это. Единственный способ остановить Бадо́ – лишить ее источника силы.

– Колдуны вуду, темные друиды, зеркальники, шаманы, – прикрыв глаза, перечисляла Морриган. – Они тоже лишатся силы. Лишатся… всего.

О веретниках она умолчала. Те редко использовали полуночную магию, чтобы помочь другим – собственная выгода интересовала их куда больше. Настолько, что они готовы были впускать демонов в свои тела. Однако теневые виталисты, колдуны крови и хаоса, которых в Верхних городах считали отступниками, в Пропасти, ее маленьком королевстве, были превосходными защитниками от любых угроз.

Ведающая Мать шагнула к ней, тронула за локоть.

– Порой нам приходится выбирать не только между добром и злом. Порой то, что может стать бедой для одного, станет спасением для другого. Такой выбор сделать тяжелее всего.

Морриган замотала головой. По лицам Морганы, Вестницы и королевы Мэб она видела, что для них ответ очевиден. Однозначен. Но им неведомо то, с чем столкнулась она. Они не жили в Пропасти. Не встречали Саманью, Ганджу, Аситу, Сиршу и подобных их ведьм и колдунов.

Тех, чью жизнь собирались разрушить.

Как можно лишить всех полуночных колдунов их родового дара, их пути, их призвания? Как можно?..

Она вскинула ладонь ко рту, заглушая рвущийся наружу крик.

Но уже через пару мгновений его не сдержала. На этот раз боль была физической и очень хорошо ощутимой – жгло руку в том месте, куда Морриган нанесла колдовскую вязь. Хитрые чары, которые творили одновременно и колдун истины, и ведьма крови. Рунический символ, древний огам, вывели на ее коже кровью Клио – прямо перед тем, как она покинула Тольдебраль и вернулась в Кенгьюбери. И теперь этот символ горел.

Ведьминская интуиция не шептала ей – она вопила и будто билась в агонии.

– Бадо́, – побелев, прошептала Морриган.

Глава 43
Ведьмы Блэр

Дом полыхал. Каменные стены пылали противоестественным огнем.

Клио выбежала в ночь через арку, бережно прижимая к груди самое драгоценное – белую голубку. Ник выбрался следом – в мятых домашних брюках, но с револьвером в руках.

Они оба знали, кто способен в ночи поджечь дома живых.

Клио, споткнувшись на ровном месте, остановилась уже через пару шагов. Сердце голубки в ее руках испуганно колотилось. Но птицы в страхе не закрывают глаз. А вот самой Клио захотелось зажмуриться хотя бы на мгновение.

Ее ждали.

Сначала взгляд выхватил всю темную армию, явившуюся прямиком из мира теней, словно единый мертвый организм, и лишь потом – их королеву.

Казалось, Ткач Кошмаров восседала на своем собственном темном снотворении – настолько демонический конь был ужасен. Бадо́ же была прекрасна как никогда. Глаза ее сверкали, на алых губах, словно вымазанных в крови убитых Дикой Охотой, играла улыбка.

По левую руку от Бадо́ застыл безголовый всадник, при виде которого Клио сглотнула, а голубка испуганно забилась. По правую – еще один мертвый с волосами чуть ниже ушей и пустым взглядом мертвых глаз. Его лицо отчего-то показалось ей смутно знакомым, даже несмотря на чуть смазанные, прикрытые дымкой мира теней черты.

– Милая, я с ног сбилась, пытаясь отыскать твою сестру, – пропела Бадо́.

Борясь с подступающим ужасом, Клио смотрела на мать. Вероятно, Авалон скрывал Морриган так же надежно, как Тир на Ног, по легендам, своих фэйри.

– Я не знаю, где она, – выдавила Клио.

Бадо́ склонила голову набок.

– Врешь, милая. А я не люблю, когда мне врут.

Ник выступил вперед, загораживая собой Клио. Она едва не рассмеялась – безрадостно, горько. Что могут сделать пули в его револьвере? Разве что отвлечь.

Но Клио ошиблась. Ник выстрелил, и пуля пробила грудь… нет, не Бадо́, а слуа, который появился буквально из ниоткуда. Бадо́ даже не шелохнулась, а тело мертвого воина изрешетили мерцающие пули. По дымчатой плоти зазмеились фиолетовые нити, похожие на те, что порождала плеть-молния Морриган. Вероятно, и пули в револьвере Ника, и хлыст охотников были заряжены похожей энергией.

Раздался щелчок – патроны кончились. Однако Ник не сдвинулся с места. Лишь бросил на землю бесполезный теперь револьвер.

– Не помню, чтобы я учила своих дочерей прятаться за спинами других.

Бадо́ с осуждением качнула головой. В ее голосе прорезался холод. Словно она – в очередной раз – была разочарована дочерьми.

Что-то обжигающее внутри заставило Клио решительно оттолкнуть Ника со своего пути. Он обернулся с растерянным видом.

– Хватит выставлять нас виноватыми! – Звонкий голос Клио разнесся над улицей, заглушая треск горящих вещей в доме, который она уже так успела полюбить.

Стихийники не спешили к ним на подмогу – наверняка остальная часть Дикой Охоты поджигала сейчас другие дома, выманивая людей, чтобы поглотить их души.

И сделать частью себя.

– Это ты разрушила нашу семью, ты! Ты заставила нашего отца тебя убить! Я так винила его, так ненавидела… Пока не поняла – он видел то, чего не видели мы. Видел в тебе тьму – безграничную, вечно голодную. А ты вместо того, чтобы бороться, шла у этой тьмы на поводу. Скольких невинных ты убила, мама? Скольких?

– Многих, – улыбнулась Бадо́, с пробудившимся интересом глядя на Клио. – Но как удачно, что ты заговорила об отце. Я как раз хотела вас познакомить.

Клио окаменела.

– Ч-что?

Бадо́ кивнула на слуа, стоящего по правую руку от нее.

– Познакомься с Кианом, генералом моего войска. Ты знаешь его и под другим именем, которое когда-то давно я дала ему сама – Сильный Холод и Ветер, Высокий Тростник.

– Нет, – прошептала Клио. – Ты не могла…

– Разве? Неужели ты до сих пор не поняла, каков истинный предел моей силы? О, моя дорогая, он безграничен. – Бадо́ хищно улыбнулась. – И вот что я тебе скажу… Если Морриган не даст мне того, что я хочу, ты увидишь, как твой отец, восставший из мертвых, убивает твою сестру, которую ты так безумно любишь.

Ник выругался.

– Поэтому в твоих интересах, Клио, ее переубедить.

Клио прерывисто вздохнула. Она должна что-нибудь придумать. Но как спастись им троим, когда их противница – сама Бадо́? Хозяйка Дикой Охоты?

Может, отвлечь ее разговорами, пока…

Морриган вынырнула из временного портала в нескольких шагах от нее. В глазах стестры застыла тревога. Затихла на мгновение, когда Морриган увидела Клио и Ника перед горящим домом, и вспыхнула с новой силой, стоило разглядеть остальных.

Мертвая армия во главе с генералом. Дуллахан, безголовый всадник. Бадо́.

Следом за Морриган в Кенгьюбери появился Дэмьен, однако на него Бадо́ едва ли обратила внимание. Взгляд ее полнился торжеством. И… предвкушением.

– А вот и ты. В прошлую нашу встречу я обещала, что дам тебе еще один шанс. Час настал. Теперь, когда тебе известны ставки, когда ты знаешь, сколь великой силой я обладаю и как многое могу предложить, ответь… Ты присоединишься ко мне?

– Морриган… – пискнула Клио.

Та ее не слушала.

– У меня было достаточно времени, чтобы обдумать. Но не твое предложение, поскольку в своем ответе я не сомневалась. Ни тогда, ни, тем более, сейчас.

Бадо́ разочарованно скривилась. Однако Морриган не закончила.

– Может, в какой-то другой жизни, в другой, параллельной реальности, я, принявшая родовой дар и ставшая истинной полуночной ведьмой, и соблазнилась бы твоей силой. Ведь, безусловно, жажда могущества во мне – от тебя. Но я настоящая никогда бы не согласилась на то, чтобы жертвовать чужими жизнями и убивать невинных ради очередного источника силы. Лучше уж погибнуть, защищая то, во что я верю. И это во мне, безусловно, от отца.

Морриган не знала, что отец, с пустым взглядом и отрешенным лицом, стоял в нескольких шагах от нее. Он не узнавал дочерей и наверняка даже толком не видел окружающего мира. Или же его не понимал.

Что Бадо́ с ним сделала? Лишила рассудка? Или, проведший долгое время в обличье духа, Киан лишился его сам? Но Клио встречала там, в мире теней, немало душ. И многие помнили каждую деталь своей прошлой жизни: кем они были и кто сейчас тоскует по ним по ту сторону Вуали.

Выходит, или Бадо́, или сам мир теней отобрали у Киана все воспоминания.

Глаза Клио широко распахнулись, и она неосознанно сжала хрупкое тельце голубки. Шепча извинения, ослабила хватку.

– Какая досада, – процедила Бадо́. – Ты оказалась такой же мягкотелой, как твоя сестра.

Морриган мотнула головой.

– Клио сильнее всех, кого я знаю. Жаль, ты так и не смогла это понять. Но я не договорила, мама.

– Ах да, – скучающим тоном протянула Бадо́. – Что-то про твои раздумья. Но что толку мне знать о них, если твой ответ останется неизменным?

Морриган пропустила ее слова мимо ушей. Глядя на сестру, такую смелую и спокойную перед лицом опасности, Клио невероятно гордилась ею.

– В чем тебе не откажешь, так это в упорстве. И это, полагаю, я тоже унаследовала от тебя. Ты жаждала проникнуть в Пропасть, и у тебя получилось. Благодаря мне. – Морриган задумчиво смотрела на мать. – Я все пыталась понять, отчего Пропасть так тебя манит. Ведь в отличие от других, живых отступников, тебе не нужно прятаться от Трибунала. Ты и так половину своего нынешнего существования проводишь в мире теней. Тогда в чем же причина?

– Какой смысл говорить об этом сейчас? – с ноткой раздражения осведомилась Бадо́.

Но Клио отчетливо уловила напряжение, появившееся в лице матери. Отчего-то Бадо́ совсем не нравились безобидные, на первый взгляд, рассуждения дочери.

– Разве ты не напала на Клио исключительно ради того, чтобы приманить меня? – улыбнулась Морриган. В ее улыбке было что-то зловещее. – Вот мы и разговариваем. После того, как ты стала Ткачом Кошмаров, я вспомнила, как ты жаловалась мне, что в воздухе Ирландии слишком мало полуночной энергии, которая питала бы тебя. Что слабые полуночные колдуны разбрелись кто куда, от чащи леса до заброшенных деревень, а более сильные угнездились в «этой своей Пропасти». Единичных чар отступников, за которыми охотится Трибунал, едва ли хватало, чтобы наполнить Ирландию – и Кенгьюбери в частности – полуночной силой, достаточной для того, чтобы ты спокойно могла находиться среди живых. Вот почему тебе приходилось так часто уходить в мир мертвых.

– Проклятый рафинированный мир, – не сдержавшись, бросила Бадо́. – Все эта ваша треклятая Дану. Вбила в ваши головы дурацкие, наивные до зубовного скрежета мысли о добре, свете и прочей подобной чуши.

Воспользовавшись тем, что Бадо́ отвлеклась, выплескивая старые обиды, Дэмьен потянул Морриган в сторону и начал горячо что-то говорить, но она только отмахнулась.

– Да-да, мы уже поняли, что истинна лишь твоя точка зрения, и никакая другая. Перейдем к сути. До того, как я сумела найти путь в Пропасть, а ты, благодаря связывающим нас узам родства, сумела прорвать завесу и очутиться там, для тебя все складывалось… печально. Я не понимала этого тогда, но понимаю сейчас. После собственной смерти ты начала стремительно терять свои силы, и с каждым годом – все сильней. В Пропасти дела наладились – вокруг было достаточно полуночной энергии. Да и в целом все шло неплохо, не так ли? Ты стала любовницей одного из лордов, а он, в свою очередь, – королем. В последнем, кстати, тебе снова помогла я. Ты предлагала Доминику уничтожить лордов, но он отказался. И тут весьма удачно появился Колдуэлл со своими амбициями… и змеями, растущими прямо из живота.

Ник поморщился. Вероятно, слишком хорошо помнил схватку с Колдуэллом. Дэмьен, тоже участвующий в ней, остался невозмутим. Как ловчий Трибунала он наверняка видел и более отвратительные и пугающие картины.

– А потом я обличила его перед Высоким Собраниям, и Доминика короновали, а ты получила статус королевской любовницы. Так удачно все складывалось, правда, Бадо́? Но лишь до тех пор, пока Доминика не убила Анаконда.

Лицо Бадо́ на короткое мгновение исказила мука. Клио едва поверила глазам. Неужели их мать – женщина с сердцем, вырезанным из черного обсидиана, – могла по-настоящему, искренне кого-то любить?

– Если бы не она, со временем ты стала бы королевой полуночных колдунов и вместе со своим немертвым королем правила бы целую вечность. Впрочем, вряд ли твои амбиции ограничились бы Пропастью. Рано или поздно, ты заявила бы свои права на всю Ирландию. Но что говорить о несбывшемся, верно? – Морриган резко выдохнула. Она выглядела утомленной. – Обдумывая это, я мысленно вернулась к тому, с чего все и началось. Не со смерти Агнес, а с моего возвращения в Кенгьюбери. И причины, вынудившей меня это сделать.

Взгляды сестер пересеклись. Клио слабо улыбнулась, но следующие же слова Морриган, обращенные к матери, заставили ее вздрогнуть.

– Только теперь, зная твою истинную суть, я подумала, что именно со смерти Клио и началось твое стремительное восхождение. Да, Итан Галлахер сам жаждал убить Агнес. Но как же удобно совпало – украденная душа Клио, которая якобы стала случайной жертвой, в конечном счете привела меня в Пропасть. Смерть Агнес открыла тебе, очутившейся в подземном городе, путь к трону. Вот только никакое это не совпадение. Ты намеренно искала среди духов, бродящих по миру мертвых, того, с кем можно заключить выгодную сделку и, вероятно, поделиться толикой своих сил. Это ты велела Итану Галлахеру похитить душу Клио, заставив меня спуститься в мир теней, и разрешила – или даже помогла – ему убить Агнес Фитцджеральд.

Ник окаменел. Что уж говорить о Клио.

– Когда я была в мире теней, ты пыталась снова склонить меня к полуночной магии, – глухо, неверяще прошептала она, глядя на мать. – Убеждала, что у меня просто нет выбора… ведь мы обе не знали, что Морри меня спасет.

– А если бы я в процессе охоты за духом погибла бы – от его чар, от которых меня случайно защитили чары Дэмьена, или от рук законников, провозгласивших меня отступницей и убийцей… ты бы ничего не имела против, – продолжала Морриган. – Ведь именно тогда тебе впервые и пришла в голову мысль создать особый, мертвый Триумвират.

Ник послал Клио вопросительный взгляд, но она лишь пожала плечами.

– Полагаю, если бы Клио не отказалась от полуночной силы, ты бы с удвоенной силой пыталась меня убить. – Морриган покачала головой. – А ведь дух Итана предупреждал меня – о тьме, что набирается силы, но становится лишь голодней. О необходимости однажды сделать выбор между тем миром и этим. Говоря о тьме, он имел в виду тебя. Так что нет, мама. Я лучше умру, чем присоединюсь к тебе. Я никогда – слышишь, никогда! – не встану на твою сторону. Ни в одном из существующих миров.

Лицо Бадо́ исказила гримаса ярости.

– Я должна была убить тебя раньше, – прошипела она. – Но лучше поздно, чем никогда, верно?

Ведомый мысленным приказом, Киан сорвался с места. Клио закричала, предупреждая сестру. Но уже в следующее мгновение сотканный из тьмы меч в руке мертвого отца вонзился Морриган в грудь.

Бадо́ торжествующе рассмеялась. Что-то внутри Клио умерло.

В то же мгновение она почувствовала странный импульс, исходящий от огамического символа на руке. Пока королевские колдуны вплетали в свои чары кровь Клио, она потребовала сделать ей точно такой же знак с кровью Морриган. Да, она не смогла бы постоять за сестру в одиночку, но у нее теперь был Ник. Морриган рассмеялась тогда, говоря, что у нее никогда не было лучшей охраны. Но все же сделала так, как просила ее младшая сестра.

Мысленно Клио потянула за эту связь, и та откликнулась. Из груди вырвался вздох облегчения. Морриган жива.

Дэмьен с пылающими алым глазами бросился на Бадо́. Понимал, что именно она отдала приказ. Его ненависть и боль были столь сильны, что затмевали собой все. Потому он не увидел, что из раны на груди Морриган не течет кровь. А она сама, рухнувшая на землю, медленно истаивает.

Мощью концентрированной ярости, магической вспышкой – невидимой, но наверняка ощутимой, Бадо́ и стоящих за ней всадников сдуло с демонических коней и разбросало в разные стороны. Но на Дуллахана чары не подействовали. Словно нематериальный вовсе, но вплетенный в канву мироздания, он был непоколебим.

Прежде, чем могло случиться страшное, Клио ринулась вперед. Но не к матери – сделать с ней она ничего не смогла бы, даже если бы обладала необходимой для этого силой. Не к Дэмьену, потому что не могла его защитить. Не к телу Морриган, которое медленно растворялось – не в огне, но в свете пожара.

Она бросилась к Киану.

Со стороны казалось, что она кинулась на него, шепча проклятия. Но, добравшись до мертвого отца, Клио крепко стиснула его руки. У нее была всего пара секунд, чтобы заклинанием вытянуть жизненную энергию Киана – точнее, энергию его сути, – и тесно переплести со своей.

А затем и она упала на землю, выпуская руки отца и соскальзывая в сон.

Там, в Юдоли Сновидений, он стоял рядом с ней. Клио чуть не расплакалась от облегчения. Она боялась, что от души отца ничего не осталось, что Бадо́ сохранила лишь его отпечаток, его оболочку, чтобы, открыв правду, напоследок помучить дочерей.

Здесь образ Киана был отчетливым, лишенным полуночной дымки. Он был таким, каким Клио показали его духи – в подпоясанном балахоне, с темными волосами и глазами цвета морской волны.

Киан не был бездушен, но его душа была пуста. В ней не было ничего – ни злости, ни боли, ни… узнавания. Клио прежней исправить это вряд ли бы удалось.

Но Ловцу Снов по имени Клио…

«Мир снов полнится нашими воспоминаниями, – говорила Каэр. – Мир снов помнит все. Даже то, что не помним порой мы сами».

Клио закрыла глаза, пуская лучики мысленного импульса по всему пространству Юдоли Сновидений. Используя энергию Киана, привлекала к себе все воспоминания о нем. Вплетала осколки памяти в гигантские зеркала, которыми его окружала. В них была вся его жизнь.

Времена, когда он был Холодом и Ветром. Когда впервые повстречался с Бадо́. Когда путешествовал с ней, был ее верным спутником, защитником… любимым. Когда на свет появились его дети.

Когда он, страшась зреющей в Бадо́ темной силы, убил ее, чтобы уберечь весь остальной мир.

Все это Клио так или иначе знала. Но воспоминания, в которых Ткач Кошмаров годами держала Киана в плену, измывалась над ним и пытала, стали для нее откровением. Затерявшись в отражениях зеркал вместе с ним, Клио в ужасе наблюдала, как Бадо́ превращает отца своих детей в слуа, а затем – в генерала мертвой армии. Хотела стереть память Киана о том, как он шествовал по улицам Ирландии, подземным или надземным, во главе Дикой Охоты, но не успела.

Это знание, словно в сухую губку, впиталось в него.

С воспоминаниями в душу Киана возвращалась и жизнь. Плач его детей, смех любимой, счастье и боль, которые он пережил за десятилетия существования, наполнили чувствами пустой сосуд души.

Киан закрыл лицо ладонями. Должно быть, сейчас он мечтал об одном: чтобы стереть из памяти то, что показали ему зеркала. Чтобы снова ничего не помнить.

– Я убивал невинных, – с мукой в голосе прошептал он. – Их кровь теперь на моих руках, а их души, как и моя, очернены, запятнаны навеки.

Клио шагнула к отцу и почти невесомо коснулась его плеча.

– Ты не знал, что делаешь. Ты сам себе не принадлежал. Дану простит тебя. Наверняка простит. Может, и не заберет в свои чертоги…

Киан горько рассмеялся.

– Я не жду возвышения на небо. Мне нечего делать там, среди сияющих, безгрешных душ. Я хочу лишь покоя. Дану благословенная, как же я устал…

– Теперь, когда ты свободен от цепей Бадо́, ты можешь уйти. Я уверена, ты сможешь отыскать путь в Юдоль Безмолвия. Но прежде, прошу тебя…

Отняв от лица ладони, Киан вперил в Клио проницательный взгляд.

– То, что я видел там… Бадо́, моя мучительница, назвала меня твоим отцом. Это правда? Ты – моя дочь? Моя повзрослевшая малышка Клио?

– Да. И Морри, которая осталась по ту сторону Юдоли Сновидений, – тоже. Мы нуждаемся в твоей помощи, – твердо сказала она. – Время здесь течет иначе, но у нас его все равно очень мало. Я не могу позволить, чтобы из-за Бадо́ кто-нибудь из близких мне людей пострадал. Я должна спасти хотя бы их… раз остальных не смогла.

Киан коротко кивнул.

– Я сделаю все, о чем ты попросишь. Я готов отдать на заклание собственную душу, только чтобы навсегда отправить Бадо́ в мир мертвых.

Глава 44
Два мира

Бадо́ не разглядела ее, замершую в тенях. Не распознала угрозу, даже когда та была на расстоянии шага.

Заклинание, что шептала Ткач Кошмаров, предназначалось обидчику, сбросившему ее с Кошмара. Дэмьен стоял, склонив голову и натужно дыша. Тот единственный импульс, взрыв берсеркской силы, дорого ему обошелся.

Бадо́, как и он, не подозревала о том, что Морриган жива. Вероятно, думала, что теперь, когда Дэмьен опустошен и не может постоять за себя, убить его будет проще простого.

Морриган не хотела ударять в спину. Это все же, пожалуй, почерк Бадо́. Той, что меняла лживые маски, вредила, губила судьбы и даже убивала исподтишка. Той, что решила показать свое истинное лицо лишь сейчас, когда стала достаточно сильна.

Она шагнула вперед, оказавшись прямо перед Бадо́, и сбросила с плеч теневую накидку. Один удар сердца, чтобы насладиться изумлением в распахнувшихся глазах.

Второй – чтобы вытянуть изнутри всю рассветную силу, какая только у Морриган была.

Третий – чтобы обрушить ее на Бадо́.

Рассветная сила, увы, не убивала, но порождениям тьмы причиняла сильнейшую боль. А кто теперь ведьма, поглотившая души Мертвых Дочерей и Балора, как не порождение тьмы?

Бадо́ страшно закричала. Ее тело на мгновение пошло трещинами, как двойник Морриган в отражении. В какой-то миг показалось, что она сейчас разлетится на куски. Однако Бадо́ сделала неуловимый жест, и в светящиеся пустоты хлынула полуночная сила. Слуа за ее спиной падали замертво и исчезали, и с каждым потерянным мертвецом она становилась все более… цельной.

– Неплохая попытка, – усмехнулась Бадо́. – Но совершенно безнадежная.

Однако Морриган не обманывалась – мать была в ярости. Как же, ее сумели обвести вокруг пальца. Пусть длилось это недолго, но прежде Морриган никогда не побеждала.

Осталось понять, как им всем победить сейчас.

– Морриган? – неуверенно спросил Дэмьен. – Так ты не?..

Она улыбнулась ему краешком губ.

– Нет.

– Иллюзия, значит? – деланно бесстрастно осведомилась Бадо́.

– Теневой двойник.

– Ноктурнизм. Ну конечно.

Бадо́ перевела взгляд на лежащую в беспамятстве Клио, над которой склонился побледневший от волнения Ник.

– Как не стыдно, Морриган. Из-за тебя младшая сестричка рухнула в обморок. – Она покачала головой, презрительно кривя губы. – Ей как будто пять лет.

В поднявшейся суматохе Бадо́ не заметила того, что видела затаившаяся в тенях Морриган – как один из слуа исчезает в странной серебристой вспышке.

Сразу после того, как Клио коснулась его.

«Она не в обмороке, Бадо́. Она в стране снов».

Зачем Клио отправилась туда в столь неподходящее время, Морриган узнала совсем скоро. Как и обеспокоенные Дэмьен и Ник. Как и Бадо́, которая наверняка уже мысленно праздновала победу.

Во всяком случае, до тех пор, пока ее собственное мертвое воинство не набросилось на нее. Первым напавшим был проявившийся снова слуа, который прежде стоял по правую сторону от своей госпожи. За ним потянулись остальные. Лишь Дуллахан, немой свидетель войн и великих трагедий, остался неподвижен и безучастен ко всему.

Клио, очнувшись, неловко поднялась на ноги.

– Птичка, – ахнул Ник.

Он стиснул Клио в объятиях, но она мягко высвободилась из них.

– У нас мало времени. Когда Бадо́ поймет, что происходит, она перехватит у Киана контроль над разумом слуа.

– Киана?

Морриган бросила взгляд на Дикую Охоту. Они не были безликими, будто храня память о своей прошлой жизни, но их лиц уже было не разобрать.

– Морри, пожалуйста, – взмолилась Клио.

– Да-да, прости.

Морриган сдернула с шеи золотой медальон в виде небольшого яблока.

Моргана, Веда, королевская чета и, пожалуй, больше всех, Вестница были недовольны тем, что она прервала разговор со снизошедшей до нее богиней, и заявила, что отправляется за своей сестрой.

Дану поняла и благословила ее порыв, за что Морриган была безмерно ей благодарна. По просьбе богини-матери Моргана оставила для них с Дэмьеном открытый путь на Эмайн Аблах.

Осталось только понять, пропустят ли чары вместе с ними и пару незваных гостей.

– Дэмьен, возьми Ника за руку, я возьму за руку Клио.

– Моргана взбесится, – заметил берсерк, угадав намерения Морриган.

– Моргана? – изумился Ник. – Та самая ведьма, которая…

– Ради Дану, потом! Давай!

Дэмьен после недолгой заминки схватил за руку Ника. Морриган крепко сжала ладонь сестры, стиснув в кулаке медальон. Но даже зная о том, что попасть на Эмайн Аблах можно только водным путем, Морриган никак не ожидала столь необычной телепортации.

Их с головой накрыла взявшая из ниоткуда гигантская волна.

Когда она схлынула, Морриган обнаружила себя стоящей на берегу океана. Отсюда был виден и королевский дворец.

– Это что сейчас было? – выдавил Ник.

Клио ошеломленно хлопала глазами. В спешке она выбралась из дома без повязки, но голубку, конечно, забыть и оставить никак не могла. Та вспорхнула на плечо хозяйки. Белые перышки птицы, как и вся одежда гостей острова, были совершенно сухи.

Некоторое время ушло на объяснения, куда их занесло и почему. Потому Морриган пропустила момент, когда перед ними появилась Моргана. Скрестив руки на груди, хранительница Эмайн Аблах смотрела на чужаков.

– Мы только что сбежали от Дикой Охоты, – пожала плечами Морриган.

Извиняться она не собиралась.

– Поздравляю, – отчеканила Моргана. – Медальон.

Морриган отдала ей требуемое. Не сводя с нее холодного взгляда, хранительница демонстративно разломала амулет на две части.

– Это моя сестра, – негромко произнесла Морриган. – Пожалуйста, не прогоняйте ее с острова. Бадо́ найдет ее и…

Закончить она не смогла. Моргана меж тем изучала лица Клио и Ника.

– Спасители… Что один, что вторая, хоть и методы выбрали разные. – Ее взгляд остановился на Клио. – Да еще и ученица самой Каэр… Хорошим она была человеком.

– Да, – тихо сказала Клио. – Очень.

– Что ж, хорошо. Я позволю вам остаться. И подождать в покоях дворца, пока мы с Морриган и ее стражем решаем важные вопросы.

Моргана резко развернулась, позволяя волне волос стечь на спину, и направилась ко дворцу

– Стражем, значит? – со смешком сказала Морриган, глядя на Дэмьена.

Он ответил ей долгим, серьезным взглядом.

– Справедливости ради, сегодня вы с Клио спасли всех нас.

– А перед этим жутко напугали, – укоризненно добавил Ник.

Его слова заставили Морриган вспомнить, в какую ярость привела Дэмьена ее мнимая смерть. Какая ирония, что сейчас они направлялись в обитель его бывшей возлюбленной, прекрасной золотоволосой фэйри, ставшей королевой.

Треугольник замкнулся.

За расспросами, что произошло с Клио в мире снов, прошел остаток пути. Весть о том, что слуа, отдавший приказ мертвому воинству, был на самом деле их отцом, Морриган ошеломила.

Едва сдерживая слезы, Клио рассказывала, что он пережил в плену Бадо́.

– Что теперь с ним будет? – хмуро спросил Ник. – Там, в мире теней?

– Не знаю, – вздохнула Морриган. – Если бы духи шаманов были живы, а Кьяра не возненавидела всю нашу семью, я бы через нее попросила у них защиты.

– Надеюсь, на этот раз он сумеет избежать ловушки. – Клио подняла голову к небу, словно моля о чем-то Дану. – Надеюсь, рано или поздно он найдет путь в Юдоль Безмолвия. И наконец обретет заслуженный покой.

Ника и Клио не пустили в тронный зал – Моргана велела слугам дворца куда-то их отвести. Морриган и Дэмьен, заполучивший звание стража, последовали за ней.

– Дану ушла, – сухо сообщила Вестница. – Она не может ждать вечно. Ей, знаете ли, нужно приглядывать за всей Ирландией.

– Вестница, – одернула ее Моргана.

Морриган вскинула брови. Значит, у «божественного голоса» даже не было собственного имени? Не самая завидная участь.

– То, что я видела сегодня… – Она с силой закусила щеку. – Одной рассветной силой, во всяком случае, принадлежащей одному человеку, Бадо́ и впрямь не побороть. Но… вы уверены, что другого способа нет?

Ведающая Мать покачала головой.

– Мы обдумали все. Либо война посланников света с посланниками тьмы, которая может длиться бесконечно, несколько противники изначально почти равны… Война, которая с большой вероятностью может закончиться нашим поражением, ведь павшие, чью душу не успеет забрать Дану, уже в следующую ночь будут воевать на стороне Бадо́… Война с неисчислимыми жертвами…

– Либо разделение мира живых и мира мертвых, – закончила Моргана.

Дэмьен повернулся к Морриган, которая стояла, глядя перед собой невидящим взглядом.

– Я понимаю, непросто решиться на то, чтобы лишить всех полуночных колдунов силы. И я, проживший бок о бок с ними, знаю, что многие из них такой участи не заслужили. Но что, если это наш единственный шанс остановить Бадо́ Блэр?

– Ты – идиот, Дэмьен Чейз, – ровным голосом сказала Морриган. – Ты действительно думаешь, что я не могу выбрать между войной, которая растерзает Ирландию, бездействием, которое уничтожит рассветную силу, или божественным вмешательством, которое навеки запрет полуночную силу в мире теней? Как бывшая полуночная ведьма, я знаю, что на потере дара жизнь не заканчивается. И выбор есть всегда.

– Но что тог?.. – Дэмьен оборвал себя на полуслове. Лицо его побелело. – Клио… – выдавил он.

Глаза Морриган обожгли слезы. Она несколько раз моргнула, чтобы их прогнать.

– Твоя сестра, верно? – спросила Моргана.

Морриган кивнула. Веда выглядела мрачной как никогда.

– Что с ней? – подавшись вперед, спросила королева Мэб.

– Однажды ее вернули с того света, из обители мертвых. Теперь Клио живет благодаря полуночной силе, текущей в ее крови.

Только сейчас Морриган заметила, что короля в тронном зале нет. Неудивительно – даже если Ирландия будет уничтожена, Эмайн Аблах ничего не угрожает.

Она резко вскинула голову.

– Если Клио останется здесь… на острове вечной юности…

Моргана покачала головой.

– Магия Эмайн Аблах не может сохранить душу, что таится в сосуде, слепленном из темных сил. Когда дверь между мирами захлопнется, душа твоей сестры уйдет. Если только…

– Если только что?

– Если только она не откажется от веры в Дану, которой и принадлежит ее душа. Если не вверит свою душу воскресившему ее богу.

Морриган покачала головой.

– Клио никогда на это не пойдет, – сдавленно сказала она. – Никогда не предаст богиню. Даже ради того, чтобы жить.

– Мне жаль, – хрипло сказала Веда. – Ты знаешь, я люблю голубку как родную дочь. Но нам нужно довести дело до конца.

Дэмьен сжал руку Морриган. В первое мгновение ей хотелось вырваться, а потом – выбежать из дворца. И не иметь никакого отношения к выбору, который будет сделан. Выбору, который никак, похоже, не зависел от нее.

Но Ирландию истязала Дикая Охота, с каждой ночью становясь все сильней.

– Что вы решили? – глухо спросила она.

– Дану не может коснуться мира теней – полуночная энергия ее сжигает. Однако она передаст часть своей силы человеку, заронит в него зерно первородного дара, которым обладали когда-то Туата Де Данная. И этот человек исполнит ее волю.

– Вестница, – кивнула Морриган.

Веда, к ее удивлению, покачала головой. Сама Вестница с мрачным видом отвернулась.

– Но она ведь посланница самой Дану, носитель части ее дара, и уже исполняет божественную волю, – недоуменно заметила Морриган.

– Отчасти в том и дело. Вестница, так или иначе, всегда действует от имени Дану. А в стране, где живут провидцы всех мастей, правда рано или поздно всплывет наружу. Что может стать причиной войны между полуночными колдунами, которые лишились своей силы, и последователями Дану, которая эту силу через Вестницу и забрала. А как и говорила Дану, для свершения мести и выплеска своей ярости отступникам ничего не стоит использовать пули, мечи и ножи.

– Проклятье, – нахмурился Дэмьен. – Только новой войны Ирландии и не хватает.

– Но если брешь однажды захлопнется, разве люди не догадаются о некоем божественном вмешательстве? – недоумевала Морриган.

Моргана устремила на нее проницательный взгляд

– Перемены такого масштаба всегда порождают слухи, теории заговора и даже целые религиозные – или псевдо-религиозные – течения. Кто-то из полуночных колдунов будет упрямо обвинять в случившемся Дану, кто-то скажет, что мир изменился сам, что вмешались иные боги, и тем сотворит новых божеств – справедливости, гармонии, порядка. Кто-то решит, что король демонов проучил Бадо́ за дерзость и за попытку посягнуть на трон мира теней, а с ее смертью все вернулось на круги своя, и брешь между мирами затянулась. А кто-то подумает: раз однажды на свет появилась ведьма, способная отрыть дверь, ведущую в мир теней, то почему бы не появиться той, что способна эту ведьму уничтожить? И кто подходит на эту роль лучше, нежели ее собственная дочь?

Морриган зажмурилась. Стояла так, не шевелясь, целую минуту.

– К тому же, запечатывать брешь необходимо, находясь в Вуали, – мягко сказала Веда, – одной рукой касаясь мира живых, другой – мира теней.

Голос Морганы был куда тверже, решительнее.

– Кто справится с этим лучше тебя, потомственной полуночной ведьмы, ставшей рассветной и способной укрываться в тенях?

Морриган с неохотой открыла глаза и натолкнулась на мрачный взгляд Дэмьена. Он наверняка не до конца понимал, чем именно ей это грозит, но догадывался, что вряд ли чем-то хорошим.

– Не тешь себя иллюзиями, мир не вертится вокруг тебя, – резко сказала Вестница. Щеки ее горели. Казалось, само присутствие Морриган здесь, на Эмайн Аблах, она воспринимала как вызов. – Ты не единственная в своем роде носительница полуночной и рассветной силы. Но ты здесь, и ты нам подходишь – благодаря своему родству с беспощадной убийцей в том числе.

– Вестница, во имя Дану! – воскликнула Моргана.

Даже королева Мэб с явным осуждением покачала головой. Очевидно, многие во дворце – если не на всем острове – не понаслышке знали о непростом характере Вестницы. И, кажется, успели от него устать.

Морриган рассмеялась, заставив Вестницу вздрогнуть от неожиданности. Однако веселья в ее смехе не было совсем.

– Ты правда думаешь, что я горю желанием взвалить на свои плечи такую ответственность? Я не желала становиться королевой полуночных ведьм и колдунов, но все же ею стала и делала все от меня зависящее, чтобы оказаться достойной королевой. Теперь же мне предлагают предать тех, кого я обязалась защищать. А потом своими собственными руками, которыми я буду сшивать эту самую проклятую брешь, убить мою собственную сестру Ту, которую я… – Она не договорила. Голос сорвался.

Вестница пристыжено молчала.

– Не предлагаем, Морриган, – негромко, но веско произнесла Моргана. – Выбора у тебя нет. Ты не покинешь остров, пока не дашь согласие на ритуал.

Глава 45
Обещание

Взгляды присутствующих были обращены на Морриган.

– Я против того, чтобы лишать человека выбора, – выпрямившись на троне, мелодично произнесла королева Мэб. – Если нужно, мы найдем другого человека, который подойдет для нашей цели.

Морриган медленно покачала головой.

– Если все уже решено, и иного способа уничтожить угрозу в лице Бадо́ и ее воинства нет… Клио все равно умрет, так ведь? А кто-то другой может допустить оплошность и невольно подарить Бадо́ шанс. Я же сделаю все, чтобы этого не случилось. Я справлюсь. – Она помолчала. – Мой отец пытался остановить мою мать. Не его вина, но он сделал недостаточно… и жестоко поплатился за свою ошибку. Я должна закончить начатое им. Чего бы мне это ни стоило.

Дэмьен отвернулся, чтобы она не смогла прочитать его эмоции.

– Ты должна отчетливо понимать, что тебе предстоит, – проронила Ведающая Мать. – Когда все закончится, одни ирландцы сочтут тебя героиней. Другие никогда не узнают о тебе. А те, кто узнают правду, те полуночники, которых ты называешь друзьями – или же считаешь таковыми в глубине души… Часть из них тебя возненавидит. Будь к этому готова.

Ненависть других мало беспокоила Морриган. Хуже всего то, что с содеянным придется жить ей самой. Клио, конечно, ее простит.

А она себя – никогда.

– Но и это еще не все, – продолжала Веда. – Чтобы распороть шов, нужно лишь одного усилия, одна-единственная колдовская вспышка – хватит и прорехи, чтобы распустить все полотно. Но сшить воедино разорванное, разъединенное – непросто.

– Дану говорила, Вуаль когда-то была не тоньше человеческого волоса, – вклинилась Вестница. – Тонкий шов словно… разбух от соприкосновения с полуночной энергией, от противоборства двух полярных сил.

– Я понимаю, – настороженно откликнулась Морриган.

– Думаю, не совсем, – мягко сказала Веда. – На то, чтобы запечатать брешь, путешествуя по Вуали, у тебя уйдет не один год. Точнее сказать никто не сможет.

Морриган устремила невидящий взгляд в окно.

– Годы…

– Если не повезет – десятилетия.

Она покачала головой.

– Я столько не проживу. Пусть вы и рассветные, должны знать, что за каждый час, который моя душа пробудет в мире теней, он стребует плату. Жизнь. За несколько лет, прошедших в этом мире, в том я, скорее всего, состарюсь и умру. Не поможет даже мое пресловутое полуночное наследие.

– Поэтому мы и решили, что тебе понадобится помощь, – сказала Веда. – Идем с нами. На месте все объясним.

Вместе с Морганой она направилась прочь из тронного зала. Морриган с Дэмьеном двинулись было за ними, но до них донесся нежный голос королевы Мэб.

– Дэмьен… Ты не мог бы задержаться?

Он растерянно взглянул на Морриган. Она воочию видела, как в нем борются противоречивые чувства – желание находиться рядом с ней или… остаться. С Мэйв.

– Поговори с ней, – тихо сказала Морриган. – Тебе это нужно.

Нет ничего хуже неопределенности и обманутых надежд. Она хорошо это знала.

Не дожидаясь ответа, Морриган развернулась и поспешила нагнать великих ведьм. Далеко идти не пришлось. Спустившись по каменной лестнице вслед за Морганой, она очутилась в крипте.

Высокие своды, поддерживаемые рядом массивных колонн, сопровождающее шаги гулкое эхо. Порхали сияющие золотистые мотыльки, что и освещали крипту – но только там, где шла Моргана. Остальное пространство тонуло в полумраке, не позволяя как следует его рассмотреть.

Хранительница Эмайн Аблах привела их к постаменту, на котором… Нет, это был не гроб. Пробившиеся из камня лозы, похожие на те, что любила призывать Ведающая Мать, сплелись друг с другом в подобие гнезда, мягкого зеленого ложа.

Лицо лежащего в нем мужчины было спокойным, умиротворенным.

Золотые мотыльки потянулись к ложу, высвободившиеся лозы подались им навстречу. Мотыльки опустились на них, словно пташки – на причудливые деревья. Это было даже… красиво.

Ровно настолько, насколько может быть красива смерть.

– Артур Пендрагон, – выдохнула Морриган. – Но он будто погружен в сон, а не мертв.

Моргана ласково коснулась бледного лица брата.

– Он никогда и не был мертв. Когда Нимуэ на ладье привезла смертельно раненого Артура ко мне, я погрузила его в сон. Я выторговала у смерти буквально несколько мгновений, но здесь, на Эмайн Аблах, этого хватило, чтобы его спасти. Все эти века я ухаживала за Артуром, опаивая его магией острова, точно умирающего от жажды – родниковой водой.

– Но он так и не очнулся?

Моргана скользнула рукой по камню под ложем.

– Артур воспрянет ото сна в час великой нужды, когда лишь он сможет спасти Британию.

Морриган промолчала. Даже если бы она сумела убедить Моргану пробудить Артура сейчас… Речь шла о войне. И пока есть шанс ее избежать, Морриган будет за него цепляться.

Во что бы то ни стало.

Моргана с неохотой оторвала взгляд от брата и посмотрела на нее.

– Я наложу на тебя те же чары, что и на Артура. Твое тело останется здесь, на Эмайн Аблах, пока душа, наделенная силой Дану, будет блуждать по Вуали. Я прослежу, чтобы твоя жизненная сила не угасала.

– Могут возникнуть сложности, – заметила Веда. – Морриган – не дитя острова, и в ее сути слишком много полуночной силы. Мир теней будет отторгать магию Эмайн Аблах, извращать ее, как это делала Бадо́ Блэр.

Меж бровей Морганы пролегла задумчивая складка.

– Значит, чтобы замедлить увядание и сохранить ее тело, магию Эмайн Аблах нужно будет перенаправить.

Ведающая Мать и Моргана со знанием дела обсуждали неведомые Морриган чары, неизвестные ей тонкости магического искусства. Потоки, вихри, энергетические линии… Она, считающая себя достаточно опытной и умелой ведьмой, рядом с ними чувствовала себя маленькой девочкой, едва-едва вступившей на путь колдовства.

Морриган откашлялась.

– Пока вы решаете мою судьбу, могу я…

– Тебе нужно поговорить с сестрой, – Веда понимающе улыбнулась, но в глазах ее застыла горечь. – Иди.

Разговор с Клио оказался самым сложным испытанием, которое когда-либо выпадало на долю Морриган. Все прочие события ее жизни – кошмары, что шли рука об руку с обучением полуночной силой, отказ от нее, непростое становление охотницей и даже отчаянные попытки вернуть сестре жизнь, которую у Клио отобрали… все это меркло перед необходимостью рассказать ей горькую правду.

Замерев в проеме комнаты, где ее дожидались Ник и Клио, и никак не выдавая своего присутствия, Морриган наблюдала за сестрой.

Вот она, стоя у окна, живо обсуждает что-то с Ником, вот они улыбаются друг друг – так, как могут только влюбленные, вот Ник нажимает ей на кончик носа.

Клио, рассмеявшись, тянется к нему. И целует.

Руки Морриган сжались в кулаки. Клио только обрела свое тихое счастье. Только недавно начала… жить…

Как она может это у нее отобрать?

– Морри? – донеслось до нее удивленное.

Она вскинула подбородок и твердым шагом направилась к сестре.

– Ник, можешь оставить нас ненадолго?

Насторожившись, он все же кивнул. Вышел, затворив за собой дверь.

Замерев напротив Клио, над головой которой кружила голубка, Морриган взяла сестру за руки. И заговорила, стараясь не смотреть в незрячие глаза.

Говорила, пока слова не кончились.

Голубка уже не кружила по комнате, наполненной холодной, мертвой тишиной. Плечи Клио обмякли.

– Мне жаль, – прошептала Морриган, сглатывая слезы.

– А мне – нет, – искаженным эхом отозвалась сестра. Улыбнулась храбро, через силу. – Я прожила дольше, чем должна была. Благодаря тебе. Если бы не воскрешение, я бы не стала сноходицей и не научилась ткать сны. И не узнала бы, каково быть по-настоящему счастливой и видеть любовь и нежность в глазах того, кого любишь. Благодаря тебе я смогла исполнить заветную мечту – помогать людям, а иногда даже спасать их. Морри… Ты сделала все, чтобы я прожила яркую, счастливую жизнь. – Теперь уже Клио сжимала ее пальцы. – Ты упорно боролась за меня, и я бесконечно тебе признательна… Но теперь настала пора меня отпустить.

– Клио…

Говорить стало не просто тяжело – невозможно. Морриган закрыла глаза, восстанавливая дыхание, сглатывая острый, словно склеенный из осколков, ком.

– Обещай мне кое-что.

– Все что угодно, – нежно улыбнулась сестра.

– То время, которое тебе останется… пока я не запечатаю брешь… Проживи его на полную. Наслаждайся жизнью. Уезжайте с Ником куда-нибудь за пределы Ирландии, повидайте мир. Посвятите это время только себе.

– Морри, я не могу… Сейчас, когда люди жертвуют всем, что у них осталось… Как я могу остаться в стороне?

Морриган ласково, но крепко взяла ее за плечи.

– Родная, ты и так натерпелась. И сделала достаточно. Для Ирландии, для всех людей, пострадавших от злодеяний нашей матери. Если хочешь – а я знаю, ты хочешь – помогай им там, в своей Юдоли Сновидений. Но пообещай, что будешь держаться от Бадо́ и от всего происходящего как можно дальше.

На лице сестры отразились сомнения.

– Это мое условие. Обещай, иначе я никуда не уйду.

Клио шумно выдохнула. И кивнула.

– Хорошо. Как только мы вернемся в Кенгьюбери, мы… уедем. В конце концов, теперь у нас даже нет дома. Так почему бы ему не появиться в каком-нибудь другом городе или… стране?

– У вас? – лукаво переспросила Морриган.

Клио смущенно рассмеялась.

– У Ника. Но думаю, что… Да, у нас.

Личико Клио озарила мечтательная улыбка. Морриган привлекла ее к себе, нежно поцеловала в лоб.

– Будь счастлива, родная, – прошептала она. – Пожалуйста, будь счастлива.

Развернувшись, Морриган вышла из комнаты. Побоялась, что, если останется рядом с сестрой еще хотя бы на мгновение, просто не сможет сделать то, что необходимо.

В коридоре терпеливо ждал Ник. Морриган о многом хотелось ему сказать. О том, что ей жаль потерянной между ними дружбы. О том, как она рада, что Клио нашла родственную душу, защиту и опору и свою любовь. Но у нее еще будет шанс поговорить с ним.

Потому она сказала лишь самое главное:

– Пожалуйста, береги ее.

Ник не стал ни о чем спрашивать – по ее лицу видел, что не время.

Серьезно кивнув, сказал:

– Обязательно.

Оставив позади дорогих ее сердцу людей, Морриган покинула дворец. В поисках успокоения пришла в сад во внутреннем дворе. Ее взгляд равнодушно скользил по цветам, которых не существовало в Ирландии – а может, и во всем людском мире. Но среди живой природы вместо каменных стен дышалось легче. Самую малость.

Здесь ее и нашел Дэмьен.

Морриган услышала шаги, но не повернулась. Сидела на резной скамье, нервно перебирая пальцы.

Помедлив, Дэмьен опустился на скамью рядом с ней.

– Поговорила с сестрой?

– Да. Поговорил с Мэйв… Мэб?

– Да.

Повисшая в воздухе тишина заставила Морриган усмехнуться. Кажется, никто из них не спешил делиться откровениями.

Она ошиблась.

– Когда мы только встретились – здесь, на Авалоне… – медленно начал Дэмьен. – Я ничего не понимал. Мэйв была так равнодушна, так отстраненна. Она будто не знала меня вовсе. Словно я для нее – чужой человек. Да, она наверняка прошла через многое, раз ей удалось каким-то образом стать королевой. Но, глядя на нее, я задавался вопросом – неужели первая любовь следов не оставляет?

Морриган больше не хотела слушать о Мэйв. Хотела встать и уйти, но… осталась.

– Когда мы остались наедине… Она смотрела на меня так странно, почти… изучающе. А потом извинилась передо мной – за то, что мы не можем быть вместе. Сказала… – Дэмьен нахмурил лоб, вспоминая. – «Я оставила себе только твое имя и образ, которые теперь стали для меня совсем чужими. Память о том, что я когда-то тебя любила. Но больше – ничего».

– И что это значит?

Дэмьен выглядел растерянным и озадаченным.

– Понятия не имею. Возможно, речь о выборе, который Мэйв была вынуждена сделать, когда стала королевой. Оставить в прошлом прежнюю жизнь – ипостась смешливой и беззаботной фэйри, взросление среди лесных ведьм и… любовь ко мне.

– Почему ты не спросил?

– Потому что теперь это неважно.

– Неважно? – удивилась Морриган. – Ты столько сил потратил, чтобы ее найти! Искал ее и среди людей, и среди фэйри…

Дэмьен посмотрел ей в глаза долгим, проникновенным взглядом.

– Прежде я действительно был готов на все, чтобы быть с Мэйв, чтобы вновь ее обрести. Но потом… Я просил тебя отыскать ее на Тир на Ног для того, чтобы убедиться, что с ней все в порядке. Ведь она – родной для меня человек. Чтобы – и это самое эгоистичное – с помощью Мэйв взять свою ярость под контроль. А еще хоть как-то очистить свою совесть.

Он странно, почти умиротворенно, улыбнулся. Морриган впервые видела его – берсерка с яростью, бурлящей в крови, – с такой улыбкой.

– Мне нужна была эта встреча. Я чувствую такое облегчение, которого никогда прежде не испытывал. Я столько недель терзался чувством вины…

– Что разлюбил ее? Что не сберег вашу любовь, как обещал?

– Что влюбился в другую.

С губ Морриган сорвался изумленный вздох. Дэмьен смотрел ей в глаза, не отрываясь. У нее кружилась голова.

– Прикоснись ко мне, – тихо попросил он.

Дрогнувшей на мгновение рукой Морриган провела ладонью по его щеке. Пробежалась кончиками пальцев по вытатуированным на висках рунам, взъерошив короткий ежик. Увлекшись, зарылась пальцами в более длинных волосах на затылке, скользнула к шее, а после – и к груди.

Серые, как пасмурное небо, глаза Дэмьена потемнели от желания. Дыхание стало учащенным, как и его пульс. Но вместе с тем…

Никаких алых вспышек. Никакой алой ярости в глазах.

Морриган накрыла волна осознания. Он наконец принял свои чувства к ней.

Жаль, слишком поздно.

– Дэмьен… Ты слышал Веду. Меня может не быть в мире живых несколько десятков лет.

Дэмьен с улыбкой заправил за ухо прядь ее волос, и по коже пробежали мурашки. Как же долго она этого ждала…

– Когда ты вернешься, у нас будет время, чтобы возместить потерянное.

– Берсерки долго не живут, ты лучше меня это знаешь, – едва слышно сказала она.

Вспышки колдовской ярости истощают. Организм, вынужденный постоянно выдерживать предельные нагрузки, изнашивается, как любимое платье из тонкой ткани. Многие берсерки не доживают и до пятидесяти лет, а в шестьдесят они считаются долгожителями – и все это несмотря на магию, текущую в их крови.

Если быть точным, именно из-за нее.

Чем чаще берсерк впадает в ярость, тем меньше ему остается жить. Как и полуночным колдунам, злоупотребляющим путешествиями по миру мертвых. За такого рода чары всегда приходится платить. Вот только Ирландию сейчас терзает Дикая Охота. А Дэмьен Чейз…

Морриган слишком хорошо его знала. С него не стребуешь обещание и не удержишь в стороне от войны.

– Намекаешь, что я стану дряхлым стариком и резко тебе разонравлюсь? – хмыкнул он.

Морриган вздрогнула от другой мысли: сколько жизненной силы ни выпьет из нее мир теней, она не увидит, не почувствует собственное взросление. Должно быть, нечто схожее испытывают люди, очнувшиеся от комы, в которую впали несколько лет назад. С той лишь разницей, что Морриган все это время будет находиться в сознании. Просто в иной реальности.

В мире мертвых, а не живых.

– Нет, Дэмьен. Я просто не могу допустить, чтобы половину отмеренной тебе жизни ты потратил на ожидание. – Она вскинула палец, запретив себя прерывать. Ей и без того непросто говорить. – Я никогда не понимала, как люди жертвуют своим счастьем ради счастья других. Но я не могу просить тебя меня дождаться. Зная, что ты пережил с Мэйв, как ты терзал себя… Я не хочу, чтобы ты страдал снова.

Дэмьен ничего не ответил, но в глазах его появилось столь редкое для него лукавство – будто пасмурное небо прорезал солнечный луч. Он привлек ее к себе и поцеловал, и в этом поцелуе таилось обещание.

Морриган не хотелось его прерывать – ни сейчас, ни спустя целую вечность. Положив руки на ее талию, Дэмьен крепко прижимал ее к себе, явно не желая отпускать. Этот поцелуй отличался от прежних. В нем была не страсть, но странная, томная, приправленная горечью нежность двух людей, которые невероятно долго искали путь друг к другу, а теперь должны расстаться на годы.

Неохотно отстранившись, Морриган приложила палец к губам Дэмьена. Ее собственные пылали.

– Одно последнее дело, и я вся твоя.

И в этих словах тоже было обещание.

Глава 46
Украденная душа

Дикая Охота бушевала в мире живых. Слуа гнала вперед переполнявшая Бадо́ ярость.

Мертвое воинство лишилось генерала. Да, она могла поставить на место Киана сотни других слуа, но ей нужен был именно он.

Как она могла так просчитаться?

«Это все твои проклятые дочери, это они виноваты», – шипела Немайн.

В ненависти Немайн чувствовалась и некая… ревность. Ведь Клио и Морриган Бадо́ отдала столько лет своей, пусть и оставшейся в прошлом, жизни!

«Я хочу посмотреть, как они умрут», – мечтательно вздохнула Маха.

Бадо́ мерила шагами окутанный тенями зал ее замка. Она никому не собиралась признаваться и закрывала мысли даже от Мертвых Дочерей, но… Правда в том, что она сама отчасти виновата в случившемся.

Ей до безумия хотелось, чтобы Киан страдал, и несколько лет пыток она не сочла достойной для него карой. Бадо́ хотела, чтобы Киан не просто убил родных дочерей своими руками. Чтобы он осознавал, что сделал.

Ткач Кошмаров заперла его сознание в клетку мертвой, опустевшей души. Киан видел, слышал и понимал все, однако был над собой не властен. И если других слуа вел голод и ненависть ко всему живому то Киан был ведом самой Бадо́.

Но прямо посреди битвы, в финале которой он должен был убить Клио и Морриган, она вдруг утратила над ним контроль.

Если бы Бадо́ уничтожила самые зачатки его рассудка, а не заперла их внутри, пробудить его не смогла бы никакая сила. Хуже всего то, что она не сумела отыскать Киана ни в одной из Юдолей – кто-то из духов посмел скрывать его от ее глаз.

А тут еще чертовка Морриган… Как она смогла обвести ее вокруг пальца? Ее, Бадо́?! Да еще и используя рассветную силу!

«Давай вернемся и растерзаем их на клочки», – вкрадчиво шептала Немайн.

«Утопим их в собственной крови», – радостно подхватила Маха.

– Да заткнитесь вы! – не выдержав, заорала Бадо́.

Крик разнесся по пустому дворцу, рождая и множа эхо. Она протяжно выдохнула, пытаясь успокоиться.

Четыре личности в одном теле – весомый повод сойти с ума. Однако ее собственные мысли во многом были созвучны с мыслями Мертвых Дочерей, пускай и менее… кровожадны. А вот соседство с Балором оказалось на редкость раздражающим. Нет, он не забывал о том, кому обязан своим освобождением, и голоса не подавал. Бадо́ выводило из себя другое.

Как ностальгирующий старик, находящийся на рубеже смерти, Балор бесконечно предавался воспоминаниям о прошлом. Его глазами – вернее, его мысленными образами – Бадо́ видела мир вечной тьмы, нетронутое светом и подлинной жизнью царство фоморов.

Таким Балор помнил мир до того, как Дану, первородная рассветная колдунья, даром зажгла в нем свет. Она вдохнула жизнь в этот мир, а потом, не желая оставаться в нем в одиночестве, принесла земле свою первую жертву.

Из светящихся капель крови, что упали на землю из ран на ее руках, вылепились животные и птицы. Из самых крупных капель Дану породила свое племя, ныне известное как Туата Де Данная. До войны с фоморами оставалось недолго.

Балор ненавидел Дану, без сомнения, но каждый раз, когда он вспоминал о той, что однажды его низвергла, Бадо́ чувствовала себя так, словно кто-то проходился ножом по ее оголенным нервам. Память о Дану будто отравляла ее.

– Замолчите, – куда более спокойно велела Бадо́. – Мне нужно подумать.

Без Лелля в замке было как-то… пусто. Ей нужен новый пленник. Новая игрушка. Желательно, чтобы это был Киан, но…

Бадо́ резко вскинула голову. За Кианом она еще поохотится – у нее впереди целая вечность. А вот боль дочерям, предавшим ее и выбравшим другую сторону, она хотела причинить прямо сейчас. Благодаря Киану (и ей самой, разумеется) они появились на свет. Однако был еще один человек, которому одна из ее дочерей обязана жизнью. А вторая – по гроб жизни ему должна.

Ганджу.

Так пусть же он на глазах Морриган убьет Клио, свое творение. Пусть заберет обратно вложенную в нее силу. А потом убьет Морриган.

«Мамочка, почему ты не убьешь их сама?» – робко спросила Маха.

«Заткнись, дорогая, – ласково посоветовала Бадо́. – Просто заткнись».

Обернувшись вороном, она прорвала завесу и теневыми тропами прошла в мир живых. Сладкое, полузабытое ощущение полета и свободы без малейших оков… Обличье, давшее ей имя, которое долгое время гремело на весь мир. Хорошо, на всю Ирландию.

Ганджу она отыскала неподалеку от Тольдебраль. Очередной бой с мертвым воинством завершился лишь пару часов назад, и живые, как обычно, разбирались с его последствиями. Вороны не умели улыбаться, но душа Бадо́ полнилась довольством.

Она могла просто убить Ганджу, который и не подозревал о нависшей над ним угрозе. Но тогда его душа могла затеряться в Юдоли Безмолвия, откуда каждый умерший начинал свой путь. Велик шанс, что бокора скроют от Бадо́ особо отчаянные и ненавидящие ее духи. Разумеется, рано или поздно, она найдет и его, и Киана. Но прямо сейчас и она сама, и мысленно ликующие Маха и Немайн жаждали крови.

Потому, зависнув над плечом Ганджу, Бадо́ открыла тропы мертвых и утянула его душу за собой.

Саманья закричала, когда бокор упал на землю. Ее страх вполне объясним – она не могла не узнать Бадо́ даже в обличье ворона. Спустя пару минут жрица поймет, что ее отец еще жив. Будет хлопотать над ним, пытаясь понять, что случилось. А когда поймет, будет слишком поздно.

На ее глазах Ганджу сначала убьет Клио, а затем их драгоценную королеву.

Бадо́ велела теням Юдоли Хаоса и присягнувшим ей, как сосуду Балора, фоморам стеречь новоявленную душу, а сама замерла у кромки Вуали. Отсюда она видела обе половины семейства Ямара – окруженного демонами Ганджу в мире мертвых и Саманью, упавшую на колени у тела отца в мире живых.

Морриган постаралась, чтобы проникнуть в Тольдебраль Бадо́ так легко не смогла бы. Слишком хорошо она знала таланты и сильные стороны матери, а потому в стены были вшиты и полуночные, и рассветные печати. На то, чтобы сломать их все, ушло бы столько времени и сил… А последние Бадо́ каждую ночь тратила на то, чтобы направлять мертвое воинство, позволяя ему обманывать все мыслимые законы бытия.

Энергия вливалась в Бадо́ еженощно, но она же вытекала из нее, как из решета. Не будь Ткач Кошмаров частью Триумвирата, сила, которую она забрала из спящих, давно бы иссякла.

Поддерживать своеобразный баланс нелегко. Но скоро это изменится. Когда к Бадо́ примкнут десятки других колдунов и ведьм, ее армия станет непобедимой.

Вместо проникновения в Тольдебраль она потянула за нужные колдовские нити, что олицетворяли узы родства. Клио и Морриган не было рядом. Пустота, зияющая в несуществующем сейчас теле, говорила о том, что их нет… нигде.

Это, конечно, никак не могло быть правдой.

Бадо́ распалась на тысячи вороньих перьев, которые обратились в воронов. Мысленным повелением разослала их по разным сторонам земли. Сначала Ирландия, за ней – и другие страны.

Вороны были стремительны, словно ветер. Им понадобилось несколько минут, чтобы заверить Бадо́ в том, что ее дочерей в этом мире нет.

Не желая сдаваться, она вновь потянула за узы родства. Призвала на помощь полуночную магию истины. И наконец почувствовала хоть что-то, кроме пустоты.

«Проклятье…»

До боли знакомое ощущение.

Когда Бадо́ изгнали с Эмайн Аблах, она, разумеется, попыталась вернуться. Тогда она еще знала, что такое – метания и сомнения. В ней, еще слишком юной и глупой, спорили две половины. Одна хотела доказать, что Бадо́ не та, каковой ее считают. Что в ней нет разъедающей душу тьмы. Другая рвалась вернуться на волшебный остров лишь для того, чтобы выцарапать чертовке Моргане глаза.

Так они и боролись друг с другом, пока Бадо́ вглядывалась в простирающийся до горизонта океан в поисках тайных путей на Эмайн Аблах.

Она словно разом ослепла. Смотрела прямо перед собой особым, колдовским взглядом, а видела лишь туман. Так бывает во сне, когда не можешь сфокусироваться на нужном предмете. Взгляд упорно рассеивается или вовсе огибает его.

Бадо́ не видела Эмайн Аблах. И уж конечно, не могла туда проникнуть.

Значит, вот как… Морриган и Клио сейчас именно там, и Моргана ле Фэй – или сам ее проклятый остров – скрывает их.

Руки Бадо́ сжались в кулаки. Маха плакала, как капризный ребенок, даром что не топала ногой. Даже ее мозгов хватило понять – до дочерей Бадо́ сейчас не дотянуться. Немайн же хотела рвать и метать.

Как и Бадо́, впрочем.

Она резко повернулась к бокору, не теряя из поля зрения полускрытую Вуалью Саманью. Пусть убьет хотя бы ее. Смерть этой выскочки станет уроком Морриган и Клио. Впредь не будут от нее прятаться.

Но сначала нужно было подчинить душу Ганджу.

– Плохие новости, – сочувственно улыбнулась Бадо́. – Сейчас ты умрешь. А затем убьешь свою дочурку.

Лицо Ганджу, словно высеченное из камня, не изменилось, но глаза выдали его ужас. Вряд ли так сильно его пугала собственная смерть…

– И Клио с Морриган ты тоже однажды прикончишь. Я умею ждать, а Моргана не будет прятать их от меня вечно. В конце концов, вечностью из нас троих обладаю только я.

– Будь ты проклята, Бадо́ Блэр, – отчеканил Ганджу.

Она издевательски расхохоталась.

– В одном ты точно права. Я умру, – спокойно добавил бокор. – Но на своих условиях.

Стремительно начертив на земле знак – один из своих дурацких веве, Ганджу что-то прошептал. Бадо́ встрепенулась.

– Заставьте его заткнуться! – крикнула она кружащим вокруг духам. Бокору нечего противопоставить ей, но холодная решимость в его глазах вызывала тревогу. – Убейте его!

Духи и фоморы бросились на колдуна, но было уже поздно – Ганджу сам разорвал связь с телом.

Бадо́ поняла это, когда Саманья по ту сторону Вуали забилась в истерике.

– А ну прочь, – прошипела Ткач Кошмаров.

Порождения тьмы отпрянули, пропуская ее.

Ганджу все так же стоял посреди Юдоли Хаоса. Взгляд его потускнел, из него исчезла былая решимость.

В то время как Бадо́ затянула его душу в мир теней, бокор своим заклинанием сделал переход… окончательным. Но зачем? Что за идиотское самопожертвование? Она ведь в любом случае превратит его душу в слуа.

Бадо́ шагнула вперед, намереваясь исполнить задуманное. Ее остановил холодный голос, доносящийся словно издалека. Нет, не из мира живых.

И даже не из этого мира мертвых.

– Не торопись, ведьма. Его душа тебе не принадлежит.

Незнакомец появился из ниоткуда. Они никогда не встречались раньше, но Бадо́ мгновенно узнала Барона Самеди. Элегантного, смуглокожего, обряженного в черный костюм, с венчающим голову цилиндром и с тростью в руках.

Ее лицо исказила гримаса ненависти. Проклятые Лоа.

Вот кого Ганджу призывал своим прощальным веве. Он вверил душу своим богам и их прислужникам-Лоа, лишая Бадо́ возможности ею распорядиться.

Она гневно сощурилась. Как же она ненавидела, когда кто-то срывал ее планы. Барон Самеди тронул Ганджу за локоть. Они исчезли в то же мгновение. Не было ни яркой вспышки, ни призрачного свечения – только пустота.

Барон Самеди забрал Ганджу в иной мир мертвых, где обитали Лоа, боги вуду и их преданные последователи.

Яростный крик Бадо́ заставил духов разлететься в разные стороны подобно стае перепуганных птиц. Очередная неудача…

Ничего, она выплеснет свою злость уже этой ночью. А потом…

Когда будет покорена вся Ирландия, когда Бадо́ поглотит всю силу, которую только сможет в себя вместить, она придет и на Эмайн Аблах. Острову и его хранительнице Моргане ничего не останется, кроме как прогнуться перед Бадо́.

Как однажды прогнутся все, кто пытался ей противиться.

Глава 47
Последний выбор

Взгляд Морриган скользил по лицам тех, кого она призвала в тронный зал Тольдебраль. Файоннбарра – ее личный наставник, Ада – защитница королевского Дома и с недавних пор член Камарильи, лидер последней Джамесина, представители Высокого Собрания в расставленных всюду зеркалах…

И, конечно, Саманья.

Ее губы были плотно сомкнуты, в покрасневших глазах горел такой огонь, что, казалось, мог спалить Бадо́ дотла, окажись она тут. Всю жизнь Саманьи Ганджу готовил ее к тому, чтобы однажды она стала Mambo Asogwe, верховной жрицей. Но вряд ли хоть один из них представлял, как скоро это случится.

Морриган не могла чувствовать ту же боль, которую ощущала Саманья, в одночасье потерявшая и друга, и любимого отца. Однако она скорбела вместе со жрицей. Ганджу был первым, кто помог ей, когда Морриган оказалась в Пропасти.

И он воскресил Клио.

Теперь Саманье предстояло исполнить последнюю волю отца. И что-то подсказывало Морриган – мечта Ганджу станет для его дочери смыслом жизни.

Утрата двух близких людей не уничтожит ее, не ввергнет в пучину отчаяния. Саманья не из тех, кто позволит себя сломить. Случившееся лишь подстегнет ее сражаться с Бадо́ еще упорнее и неистовее. Ее дух окрепнет. С лица, быть может, исчезнет прежняя улыбка – или будет появляться только в редкие мгновения. Изменится голос – станет более звучным, даже властным, изменится и то, как она будет подавать себя.

Морриган не сомневалась, что Саманья будет прекрасной верховной жрицей. Вот только года или десятилетия спустя у нее этот титул отберут. Морриган лишит жрицу возможности взывать к Лоа, а других колдунов – использовать силу мира теней.

Морриган Блэр отнимет саму полуночную магию у этого мира.

С трудом отведя взгляд от Саманьи, она произнесла:

– На какое-то время мне нужно отойти от королевских дел и покинуть Пропасть.

На лицах – ожидаемое недоумение.

Морриган, Вестница и Ведающая Мать (Моргана воздержалась – дела лежащей за пределами Эмайн Аблах земли ее интересовали мало) сошлись на том, что будет лучше, если о миссии Морриган узнает как можно меньше людей. То есть Дэмьен, Клио и Ник. Последнему иначе не объяснить, почему им с Клио нужно покинуть Ирландию, вместо того, чтобы искать ее исчезнувшую сестру и бороться с Дикой Охотой.

Если слухи просочатся, под угрозой окажется не только успешный исход войны с Бадо́. Веда права: открывшаяся полуночным ведьмам и колдунам правда чревата новым всплеском противостояния, которое за четыре века удавалось не доводить до разрушительной, затрагивающей всю страну войны.

– Не хочешь сказать почему? – спросила Джамесина.

– Дела, – беспечно поведя плечом, отозвалась она.

Дэмьен, как всегда стоящий по правую руку от Морриган, понимал, какая буря бушует в ее душе. Но другим знать это не обязательно.

Пепел на месте сгоревших надежд… Теперь, когда Мэйв больше не стояла между ними, Морриган и Дэмьену ничего не мешало быть вместе. Они могли бы сражаться с Бадо́ и ее мертвым воинством плечом к плечу, становясь сильнее потому, что есть друг у друга.

Могли бы, но… нет.

Холод и стужа там, где были мысли о Клио – болезненно-острые, словно вонзившийся под кожу осколок льда… Ведь через несколько лет, когда их страну ждет долгожданное успокоение, ее сестре предстоит умереть. Чтобы другие жили.

Морриган стиснула зубы, замораживая ярившиеся внутри чувства. Иначе нельзя. Иначе она пошлет к демону и войну с Бадо́, и Моргану с ее ритуалом. Но сделать это она не имеет права.

Ее взгляд обратился к Джамесине, стоящей впереди, перед троном, будто возглавляющей группу людей за спиной.

– Королевским указом я объявляю вас регентом, – веско сказала Морриган. – С этого дня будете управлять Пропастью вместо меня.

За те годы, что ее не будет в мире живых, может случиться все, что угодно. На глазах Морриган, которая провела в сокрытой под землей обители полуночных колдунов меньше полугода, сменилось два короля, и оба при этом были убиты. Однако она не завидовала тому, кто посягнет на жизнь Джамесины и попадет в ее длинные острые коготки… и не менее острые зубки.

Морриган была убеждена – Джамесина станет прекрасной королевой. Уж точно лучше ее самой. Ей доверяют существа древней крови, а лояльность людей она, каждую ночь сражающая с армией слуа, еще успеет заслужить.

– Мне это, конечно, льстит, но… – несколько озадаченно начала Джамесина.

– Я же могу так сделать? – уточнила Морриган.

В монарших делах она была не сильна, да и управление подземным городом ощутимо отличалось от правления любым наземным государством. Начать с того, что не в каждой стране получить трон законным путем можно было с помощью убийства действующего лидера. Не в каждом защитниками порядка были сначала поднятые из могилы немертвые стражи, а затем стражи полуночные, состоящие из существ древней крови.

– Можешь, – усмехнулась Джамесина. – Вот только в Пропасти никто и никогда не назначал себе регента. Никто из королей не желал отдавать свою власть кому-то еще.

Морриган сверкнула ослепительной улыбкой.

– Люблю быть первой.

– Ты идешь сражаться с Бадо́. – Прищурившись, сказала Джамесина. Она не спрашивала. – Ни за что не поверю, что тебе просто наскучило быть королевой.

– Кто знает, – таинственно отозвалась Морриган. – Может, я просто решила, что заслуживаю небольшой отпуск?

Джамесина фыркнула, словно большая черная кошка.

– Ты скорее предпочтешь умереть, чем остаться в стороне от происходящего. Тебе же жизненно необходимо привлечь внимание к своей особе.

Морриган рассмеялась, не став, впрочем, ничего отрицать.

– А он отправляется с тобой? – Бааван-ши кивнула на Дэмьена.

– Нет. Он будет защищать вас так же, как все это время защищал меня.

Джамесина нахмурилась. Подозрительность в ее глазах лишь возросла.

– Он иначе смотрит на тебя.

Морриган вздохнула. Бааван-ши во всем любила откровенность – от кожаных нарядов до слов, срывающихся с ее ярко накрашенных губ.

– И уже не скрывает того, что сходит по тебе с ума.

Морриган вскинула брови. Что, правда? Она взглянула на Дэмьена. Раньше он или отвел бы глаза, или усмехнулся, или и вовсе смотрел с хмурым видом. Теперь он улыбнулся – сдержанно, едва заметно, лишь усиливая чувство, что его улыбка предназначалась только ей – и никому другому в целом мире.

От него не дождешься ни смущения, ни откровенной любви во взгляде. Но Морриган, пожалуй, понимала, о чем говорит Джамесина. Между Морриган и Дэмьеном протянулась тонкая и прочная, словно литая цепь, связь.

– Тогда почему он отпускает тебя одну?

– Потому что он нужен здесь, Джамесина, – твердо сказала она, не позволяя голосу дрогнуть.

Путь Морриган будет очень темен, долог и одинок, но она справится.

Бааван-ши какое-то время сверлила ее взглядом. Сдавшись, покачала головой.

– Ну хорошо, я уважаю твое право хранить тайны… моя королева.

Уха Морриган коснулось теплое дыхание.

– Завершила все свои королевские дела?

От непривычных, низких ноток в голосе Дэмьена у нее перехватило дыхание.

– Завершила.

На глазах у всех собравшихся (и обескураженных лордов и леди Высоких Домов в зеркалах) Дэмьен молча взял Морриган за руку и увлек прочь из тронного зала. Повел наверх, в комнату, где она прежде надолго не оставалась.

В свою спальню.

Они скинули одежду прямо у порога, едва позаботившись о том, чтобы плотно закрыть дверь. Дэмьен обхватил ладонью шею Морриган сзади, порывисто притянул к груди и жадно приник к ее губам. Ведомая внутренним голодом, она охотно поддалась. Ответила ему с такой же жаждой, позволяя чувствам, что копились долгие месяцы, вырваться наружу.

В том, как Дэмьен касался ее, не было ни толики нежности – лишь давно сдерживаемая страсть. Но Морриган нежность была не нужна. Не сейчас.

Их руки блуждали по телам друг друга, исследуя каждую линию и изгиб. Их губы снова встретились. Поцелуи становились все более настойчивыми. Каждое прикосновение было наполнено электричеством, каждый вздох – ожиданием нового касания и нового поцелуя.

Они знали, что эта ночь – их последний шанс, и не собирались его упускать. Что бы ни случилось после.

Позже Морриган так и не смогла заснуть. Лежала, глядя в потолок пустым взглядом и прислушиваясь к дыханию Дэмьена. Дождавшись, когда оно станет глубоким и размеренным, выскользнула из постели.

Морриган обещала разбудить его прежде, чем покинет Тольдебраль, следом – Ирландию, а затем и вовсе мир живых, но делать этого не стала. Не хотела долгих прощаний.

Сегодняшняя ночь разделит их на долгие годы. Дэмьен останется здесь, в вихре событий, пока она, запечатывая брешь, бредет в темноте.

Как и ожидала Морриган, Клио отказалась вверять свою душу Бонди. Они с Ником уже покинули Ирландию, чтобы исполнить данное ей обещание. Моргана сделала Клио прощальный подарок – вероятно, в качестве платы за жертву ее старшей сестры. Их с Ником отныне окутывали чары, сотканные из энергии самого Эмайн Аблах.

Чары, которые открывали влюбленных лишь тем, кто находился от них в непосредственной близости. А значит, не позволяли Бадо́ их отыскать.

Чтобы не дать матери повода использовать одну из своих многочисленных уловок и обнаружить уязвимость в их плане, Морриган не стала встречаться с Клио. Она не смогла даже обнять ее на прощание.

Все, что осталось ей на память – милое личико сестры на стене, переданное амулетом зова, и полные надежды и боли слова:

– Встретимся в чертогах Дану.

В третий раз Эмайн Аблах распахивал перед ней свои двери. Словно невидимые волны расступались, пропуская ее. Теперь Моргана снабдила Мориган особым медальоном, строго заверив, что чары, заключенные в нем, пропустят на остров только ее одну.

В ритуале единения с Дану призванном наделить Морриган толикой божественных сил, было что-то до обидного… обыденное. Ее нагое тело покрыли россыпью золотых огамов – знаков древних кельтов, которые те использовали в качестве тайной письменности. После чего Морриган связали колдовскими узами с замершей напротив Вестницей, еще одним божественным сосудом. Странно, но эти чары отчего-то были отчетливо видимы даже без рассветного осколка истины.

В какой-то миг Морриган и вовсе решила, что слышит голос Дану у себя в голове. Но, быть может, ей просто показалось.

Моргана, третья участница ритуала, шептала древние, словно само время, слова. Пространство вокруг Морриган прорезала золотая вспышка – настолько яркая, что на несколько мгновений прогнала с острова ночь. По венам заструилось тепло. А внутри, где-то глубоко в душе, что-то открылось.

Будто Морриган всю жизнь была слепа, а теперь… прозрела.

– Чувствуешь? – прошептала Вестница.

– Да, – тихо сказала Морриган. – Только не могу объяснить, что именно.

Вестница кивнула, будто именно такого ответа и ждала.

Следом за хранительницей острова Морриган спустилась в крипту. Прижимая руку к груди, она думала о том, что теперь в ней есть не только зернышко тьмы и ночи, но и крупица божественного света.

Оставалось надеяться, этого будет достаточно, чтобы победить ту, в ком целая бездна тьмы.

Специально для Морриган чары Эмайн Аблах соткали посреди камня новое ложе. Какая жутковатая ирония – покоиться рядом с королем Артуром, будучи не мертвой, но и не полноценно живой. Однако ее постамент отличали детали – его окружали черные свечи и зеркала.

Из одежды на Морриган по-прежнему были лишь светящиеся золотые огамы, но она не имела ничего против.

Нагой она забралась на постамент. Поерзав, со скрещенными ногами удобно устроилась на мягких лозах, листьях и лепестках.

– Постарайтесь сохранить меня живой, ладно? – нервничая, неуклюже пошутила Морриган.

«И пробудить меня раньше, чем через тысячу лет».

Моргана серьезно кивнула.

– Мы с Ведающей Матерью продумали и предусмотрели все. Пока существует Эмайн Аблах, твоей жизни ничто не угрожает. А теперь… Тебе пора.

Хранительница острова передала ей зажженную свечу. Волнуясь, Морриган взяла ту в руки. Настало время в последний раз обратиться к полуночной силе. Призывали ли ее на Эмайн Аблах хоть однажды?

Заставив себя сосредоточиться, Морриган прошептала: «Anedore maes orvei». «Пустите меня глубже».

Потребовалось время, чтобы заклинание сработало, а чары – поддались. Куда больше, чем требовалось когда-то. Наконец в отражении стоящего напротив зеркала отразилась тьма. В нее эфемерная Морриган и шагнула.

* * *

Тьма отныне и на долгие месяцы стала всем ее миром.

Дымчато-черная, бесконечная лента Вуали…

Запах полыни, поселившийся в легких, пропитавший каждую частицу ее души…

Распростертые в разные стороны руки с благословенной магией Дану на кончиках пальцев… По левую руку – мир мертвых, по правую – мир живых.

Морриган и представить себе не могла, каким долгим становится путь, когда проходишь его в темноте, молчании и одиночестве. Иногда она принималась говорить сама с собой, только чтобы напомнить себе, как звучит человеческая речь, и удостовериться, что говорить не разучилась. Порой представляла, как живут без нее дорогие ее сердцу люди.

Гадала, что происходит в Пропасти. Не нарушил ли Трибунал заключенный с Камарильей уговор? Какой королевой стала Джамесина? Как многих уже успела уничтожить Бадо́ и ее Дикая Охота? Как много душ пополнили Юдоль Печали по ту сторону от Вуали?

Но чаще всего Морриган блуждала в воспоминаниях. Они перемешивались в ее голове, словно ингредиенты в настойке алхимика или цветные стекляшки в калейдоскопе. Старое с новым, болезненное с радостным и даже счастливым.

В один момент, блуждая по Вуали, Морриган одновременно находилась рядом с матерью, тогда еще живой, в их старом доме, и постигала сложную науку колдовства. В другой – лежала в постели Дэмьена в Тольдебраль и любовалась его профилем. В третий – в спешке возвращалась в Кенгьюбери, не подозревая, что Итан Галлахер уже перевернул с ног на голову жизнь сестер Блэр. Не подозревая, что вскоре обнаружит запертую в зеркале душу Клио.

Слепота сестры сменялась моментом, когда та обретала голубку; полуночной магии, что текла в венах Морриган, приходила на смену рассветная. Люди, лишь недавно появившиеся в жизни Морриган, стремительно ее покидали. Как Доминик – предатель, променявший служение единой богине на колдовскую силу, окрашенную в темный цвет, и вместе с тем, кажется, неплохой король, желающий избавить от притеснений древнюю кровь.

Вот на ее глазах прекратил свое существование род Аситу. Другой род поредел, когда Дикая Охота забрала Ганджу.

В память врезался день, когда Морриган впервые спускалась в Пропасть, не подозревая, что однажды станет ее королевой. А еще часы, проведенные с Дэмьеном, и прощание с Клио. И, конечно, ритуал на Эмайн Аблах.

Как много времени прошло с той ночи? Кажется, вечность, но вполне может статься, что всего несколько недель.

«Всего…» Ждет ли ее Дэмьен? Исполнила ли Клио обещание? Счастлива ли она?

Каждый шаг Морриган приближал исчезновение полуночной магии, а с ней – и всех ревенантов. И ее родной, самой лучшей в мире сестры.

Морриган резко остановилась. В нескольких шагах от нее колыхалась неизменно-дымчатая пелена Вуали. Затем она рассеивалась, как и всякий дым. Края между двумя мирами здесь словно запаяны – пелена непроницаема, и сквозь нее не проглядывает мир живых.

Пройдя целый круг, Морриган вернулась к началу.

А значит, достигла конца.

Остался последний шаг. Один шаг, и щель между мирами захлопнется.

Морриган стояла, не шелохнувшись, широко раскрытыми глазами глядя перед собой, пока мир теней вытягивал из нее жизнь. Пускай сама она отказалась от полуночной магии, навсегда отнять ее у других непросто. Ведь это значило лишить людей шанса заглядывать в мир теней в поисках необходимых ответов; помогать душам родных и близких искать путь в складках голодной, прожорливой тьмы; защищая любимых, побеждать тех, кто сильней.

Но есть и еще кое-что… По словам Вестницы, после запечатывания Вуали у Морриган останутся доли секунды на то, чтобы выскользнуть в мир живых. Упустит момент – навсегда застрянет здесь.

И сейчас желание жить – вернуться в привычную реальность, сменив вечную тьму на солнечный свет – боролось в Морриган с соблазном остаться. Встретить Клио и вместе с ней искать маяки.

Когда сестра впервые попала в мир мертвых, Дану не спешила забирать ее в свои чертоги, проложив Клио сотканный из света путь среди темноты. Однако, если Веда права, тогда время Клио еще не пришло. Воскресшая при помощи ритуала, она стала сноходицей, что позволило ей вырвать из лап Ткача Кошмаров несколько десятков душ.

Клио выстрадала, завоевала право попасть в чертоги Дану, присоединиться к ее детям, Туата Де Данная, и лучшим из их потомков. Морриган, несмотря на несколько лет, в течение которых была последовательницей полуночной силы, надеялась, что и она своим последним поступком заслужила эту привилегию.

А если нет, у нее оставался один-единственный шанс попрощаться с Клио. Увидеть ее в последний раз. А после отправиться в новый путь в темноте – на этот раз уже к Юдоли Безмолвия.

Ногти впились в ладони. Боль пришла не из тела, не от нервных окончаний, которых в ней – душе, отрезанной от тела, – нет.

Боль пришла из памяти и из утопающей в страданиях Юдоли Печали, что находилась рядом, за трепещущей препоной. Желание обнять Клио было почти ощутимым, пульсирующим внутри – как второе сердце. И вместе с тем…

Вместе с тем у Морриган оставался шанс в конце тернистого пути наконец обрести свое счастье. Быть рядом с любимым. Стать могущественной рассветной ведьмой. Увидеть, каким станет мир без полуночной магии, возвращенный во времена, когда Ирландия полнилась божественной силой Дану.

Продолжить то, что начала Клио.

Не разрушать, а спасать.

«Мы еще увидимся, Клио. Но пока – лишь пока – я выбираю живых».

Морриган распростерла руки, как крылья, снова зажигая силу Дану.

И сделала шаг вперед.

Глава 48
Пока не погас свет

Если бы кто-то спросил Клио, хотела бы она поменять в своей жизни хоть что-нибудь, она бы ответила решительным «нет».

Да, порой Клио задумывалась, какой бы стала ее жизнь, не укради Итан Галлахер ее тело и не запечатай в зеркале ее душу. Она, несомненно, стала бы врачом и наверняка хорошим – упорства и целеустремленности женщинам семьи Блэр при всех их недостатках не занимать. И каждый день посвящала бы тому, чтобы спасти чью-то жизнь.

А значит, ее мечта бы исполнилась.

Однако в той, другой реальности рядом с ней не было бы Ника, ведь их сблизила, как ни парадоксально, именно ее смерть. Клио до сих пор с трудом верилось, что ее чувства оказались взаимны. А то, что должно было остаться в памяти безответной подростковой влюбленностью, сменилось любовью, поделенной на двоих.

В той реальности рядом с ней не оказалось бы так много тех, кто готов был не просто назвать ее другом, а рискнуть жизнью ради нее.

Клио всегда легко сходилась с людьми, но не подпускала к себе никого достаточно близко. Быть может, оттого, что ее окружали обычные ребята, которые думали о выпускных экзаменах и поступлении в институт, а она… Она была потомственной ведьмой. Ее мать была легендарной Бадо́ Блэр. Их с одноклассниками всегда разделяла если не пропасть, то брешь.

Эту брешь между собой и другими Клио пронесла бы через года. Даже работая врачом и пытаясь жить обычной, нормальной жизнью, она бы все равно чувствовала себя… другой.

Теперь же Клио окружали люди, с которыми ее объединяло так многое… Саманья, Сирша, Дэмьен, Рианнон.

И конечно, Морриган.

Повернись ее жизнь иначе, они, родные сестры, так бы и остались друг другу чужими. И Клио никогда бы не узнала, какая она, Морриган Блэр. Сильная ведьма и справедливая королева, готовая ради близких на все.

Да и Клио никогда бы не стала сноходицей, не узнала бы историю Каэр и не стала бы Ловцом Снов вместо ее сына. Не смогла бы оберегать от кошмаров самое хрупкое и драгоценное, что есть в мире – детей. Тогда она лишилась бы возможности видеть расцветающую на их лицах улыбку, когда кошмар превращался в волшебный, сказочный сон.

Будучи Ловцом Снов, Клио была и сосудом силы Каэр. Она научилась запирать эту энергию в Юдоли Сновидений, покидая ее почти обычным человеком. Но там… Там она ткала для детей прекрасные, сладкие сны, в которых исполняла все их сокровенные желания. Клио грела мысль, что просыпались они с улыбкой на губах и с толикой волшебства в сердце, пусть имени той, что сотворила для них грезы, не знали или вовсе ее не помнили.

Ник, ставший ее постоянным спутником не только в реальности, но и в Юдоли Сновидений, припоминая их давний разговор, смеялся: «Зачем нам наши собственные дети, когда у нас целый выводок чужих?»

Потому… Нет, она ни о чем не жалела.

Впрочем, и реальность можно превратить в сказку, даже почти лишившись колдовских сил.

Никогда прежде желание Клио познать мир не было столь всепоглощающим. Она не знала, сколько времени у нее осталось, а потому неотступно следовала данному Морриган обещанию – наслаждаться каждым мгновением, брать от жизни все.

Ради нее Ник оставил любимую работу. Клио пыталась его отговорить, понимая, как ему важно помогать людям, вносить в хаос порядок и гармонию. Слова Ника стали негласным договором для них обоих, неким обещанием. «Я вернусь в Кенгьюбери». Продолжить он не сумел, но окончание фразы как удушающий дым повисло между ними.

«Я вернусь, когда тебя не станет».

Вместе они объездили половину света, побывав и диких джунглях, и в жарких пустынях, и в ледяных пустошах. Но всему однажды приходит конец.

Ее собственный пришел с холодом, растекшимся по венам. Со странным зовущим чувством, незнакомым ей притяжением.

Оно застало Клио посреди яркого, ослепляющего дня, и, по правде говоря, она была рада, что может в последний раз в жизни увидеть солнце.

И в ореоле золотистого света увидеть Ника.

Он сидел за столиком на веранде с книгой в руках. Мокрые после душа волосы, как обычно, топорщились в разные стороны. Клио прошептала его имя. Подняв голову, он ласково улыбнулся.

Улыбка почти мгновенно слетела с его лица, разбившись вдребезги.

– Я думаю, началось, – прошептала Клио.

Ник бросился к ней, выронив книгу. Ее пальцы сжали амулет зова. Увидеть бы и Морриган в последний раз… Но сестра не откликалась – наверное, ее скрывал от чужих глаз Авалон. Ничего. Морри будет жить в сердце Клио, даже за краем мира живых – куда бы ни привела ее эта дорога.

Но как же холодно…

Ник сгреб Клио в охапку, отнес в спальню на руках. Магия, что давала ей жизнь, иссякала, делая ледяными пальцы и губы. Ник своим теплым дыханием их согревал. Клио дрожала в его объятиях, но продолжала шептать что-то глупое, ободряющее. Заставила себя замолчать, чтобы впитать в себя его голос, чтобы вырезать в памяти этот миг.

Не миг смерти, но прощания с любимым человеком.

– Теперь твоя душа наконец успокоится. – Ник баюкал ее в объятиях. – Теперь ты действительно отдала все.

Клио нежно ему улыбнулась.

– Я буду ждать тебя столько, сколько потребуется. В чертогах Дану или в мире теней, – прошептала она, ускользая.

Ник был с ней до последнего ее вздоха. До момента, пока не погас свет.

Глава 49
Королева демонов

Бадо́, поистине прекрасная в своей ярости, сидела верхом на Кошмаре, а за ее спиной возвышалось пугающее, восхитительно мертвое воинство. Пышущие темной силой, иной жизнью слуа.

Создавая свою армию с помощью Балора, Бадо́ представляла, как ведьмы и колдуны, впечатленные мощью слуа, один за другим примыкают к ней. Хотела, чтобы они сами возжелали стать мертвыми и, создав себе личного Кошмара, присоединились к ней в нескончаемой войне. Последним таким приобретением была Сайтада, которую называли ведьмой скорби. Когда-то обыкновенная отступница, коих в Пропасти было немало, она стала сильнейшей из существующих в мире полуночных ведьм.

Ткач Кошмаров никогда не боялась соперничества, но ее до глубины души возмущало, что Сайтада воспользовалась ситуацией для увеличения своего могущества. Ситуацией, которую создала она, Бадо́.

Сайтада питалась человеческой тоской, горем и отчаянием, как Кошмары – страхом. Кто знает, с рождения ли она обладала подобным даром, заключила ли сделку с демоном, став веретницей, или, по стопам Бадо́, и вовсе изобрела новые чары… Как бы то ни было, результат впечатлял. Ведь Ирландия захлебывалась в страданиях и муках, порожденных мертвым воинством.

А значит, Сайтаде было чем пировать.

За те годы, что прошли с начала Дикой Охоты, слуа поглотили сотни и тысячи душ. Сила Бадо́ росла, словно раковая опухоль. Присосавшись к Ирландии, она ночь за ночью тянула из нее жизненные соки.

Однако не все шло так гладко, как хотелось бы. Многие колдуны отказывались присоединяться к ней. На них приходилось отвлекаться, их приходилось кровавым и зрелищным способом убивать – в качестве урока другим колдунам и ведьмам.

К тому же, Бадо́ предпочла бы, чтобы люди, придя в ужас от вида ее армии, сдавались без боя. А они, глупые, противились. Как мухи, запутавшиеся в паутине, бьются своими тонкими, лишенными силы крылышками, которые так легко порвать.

Смертные выстраивали прочные ледяные стены, чтобы защитить от огня Кошмаров свои дома. Опутывали слуа вязью рассветных заклинаний, которые причиняли боль и разъедали сотканную из полуночной энергии оболочку. Обрушивали на демонических коней невесть каким образом запечатанную в филактериях силу самого солнца, заставляя Кошмаров вставать на дыбы, сбрасывать и затаптывать наездников.

Да, с каждым днем Бадо́ становилась сильнее. Беда в том, что такая она была одна. Она могла бы раскинуть сеть над всей страной, соткать заклинание, которое разрушит Ирландию до основания, сотрет ее с лица земли, но…

Ирландия была ей нужна.

Родной страной ограничиваться Бадо́, конечно, не собиралась. Однако сначала она поставит на колени всех потомков проклятых Туата Де Даннан и станет их королевой.

«Не королевой, – недовольно ответила она той части себя, что звалась Махой. – Богиней».

Выступить против богини-матери Дану могла только она.

Еще немного, и ее планы претворятся в жизнь.

Ткач Кошмаров перевела взгляд на распростершуюся на земле рыжеволосую ведьму. Подняться той мешало копыто демонического коня. Очередной жертвой Бадо́ стала Нехаленния, морская ведьма. Рассветная, Балор ее забери.

«Так ты присоединишься к нам или нет, рассветная стерва?»

Нехаленния, с вызовом глядящая на нее снизу вверх, молчала.

– Я задала тебе вопрос, – прорычала Бадо́.

Меж бровей ведьмы пролегла озадаченная складка.

– Разве?

Раздраженно выдохнув, Бадо́ тронула тонкими пальцами виски. Иногда она сама не понимала, какая ее часть выступает вперед, какая подает голос – настолько сильно с ними срослась.

– Ты присоединишься к нам или нет? – буркнула она.

Впечатление от разыгранного ею представления было смазано, что никак не способствовало ее настроению.

– Нет, не присоединюсь, – процедила Нехаленния сквозь стиснутые зубы. – Я не уподоблюсь тебе. Не стану уничтожать прекрасную страну и обрекать ее жителей на страдания.

Настроение Бадо́ необъяснимым образом снова улучшилось. Или новому убийству вместо обретения союзника радовалась не она сама, а Немайн?

Отбросив посторонние мысли, Ткач Кошмаров растянула губы в улыбке, больше напоминающей оскал.

– Тогда ты умрешь.

И в тот момент, когда Бадо́ была готова отдать приказ, она почувствовала, что с Кошмаром, которого она оседлала, что-то происходит.

Демонический конь протестующе заржал… и скинул Бадо́ со спины, буквально и метафорически втаптывая ее в грязь прямо на глазах ошеломленной Нехаленнии. Хоть немного реабилитироваться помогло стремительное обращение в ворона. Взмыв ввысь, Бадо́ оглянулась. Застыла, от изумления забыв даже вовремя взмахнуть крыльями, из-за чего едва не полетела камнем вниз.

Небо на востоке светлело, а значит, до рассвета оставалось еще несколько минут, необходимых для того, чтобы эффектно переманить на свою сторону очередного колдуна или ведьму Однако Кошмары стремительно исчезали. Истаивали и слуа, хотя Бадо́ не отдавала им такого приказа.

Обернувшись на лету, Ткач Кошмаров бросилась к мертвому воинству.

– Прекратите это! – взревела она.

За спиной раздался смешок поднявшейся на ноги Нехаленнии.

– Что я вижу? Легендарная устрашающая ведьма не может обуздать свою хваленую армию?

Бадо́ щелкнула пальцами, чтобы, не оборачиваясь, полуночным заклинанием превратить Нехаленнию в пыль. И потерять еще одну душу. Сделала ли это сама Бадо́ или ее заставила Немайн, набравшаяся силы, она не знала. Не до того сейчас.

В ужасе Бадо́ поняла, что вспышка ярости отняла ее силы, едва ли не опустошила ее. Там, где разливался бескрайний океан полуночной магии, она впервые увидела берега.

– Что происходит? – прошептала она, леденея.

Будь она все еще жива, как эти беспомощные смертные, покрылась бы холодной испариной с головы до пят.

«Мир теней… Зовет…» – Голос Балора в ее голове был едва слышен.

«Проклятье, почему? Почему сейчас?!»

Король демонов не ответил. Молчали и Маха с Немайн, когда Бадо́ попыталась до них дотянуться. Мир живых серел, теряя краски. Непреодолимая сила звала ее назад, в мир теней.

Как любому ревенанту, Бадо́ был знаком этот зов. Однако никогда ее не тянуло в мир мертвых с такой силой. Она чувствовала себя пушинкой, вороньим пером, захваченным потоком ветра. Щепкой, вынужденной плыть против течения.

Мертвой в сопротивляющемся ей мире живых.

Бадо́ отказывалась верить в то, что это происходит на самом деле. Мгновение назад она была сильнейшей из ныне живущих полуночных ведьм. А теперь магия утекала из ее пальцев. Океан с его черными водами стремительно мелел, опустошая душу, втиснутую в оболочку воссозданного тела. И, что хуже всего, вместе с ней утекала жизнь… или восхитительное полуночное посмертие.

– Нет, – прошептала Бадо́, холодея. – Нет.

Она распустила крылья, впитывая рассеянную в воздухе полуночную магию. Но той было слишком мало. Кто-то ее забирал.

Бадо́ вскинула голову в небо.

– Дану! – закричала она, яростью и ненавистью срывая горло.

Ее вопль был последним, что услышал этот мир.

На мгновение реальность расплылась перед глазами. На сереющий мир обрушилась черная пелена. Пространство затопило дымчатым туманом, а когда он рассеялся, Бадо́ обнаружила себя посреди Юдоли Печали, в толпе новоприбывших, судя по обескураженным лицам, душ. Вероятно, таких же, как она, ревенантов.

Их яростные крики и жалобные стенания Ткач Кошмаров пропустила мимо ушей. Ее мало заботила и вернувшаяся полуночная сила, что потоком вливалась в нее вместе с энергией Махи, Немайн и Балора. Их связь была нерушима, но что толку, когда…

Если бы сердце Бадо́ не было давным-давно мертво, оно бы, наверное, остановилось. Она неверяще смотрела на уходящую ввысь до самого пепельного неба стену цвета обсидиана – неприступную, твердую, как гранит.

Не было проглядывающего сквозь Вуаль мира живых.

Не было даже Вуали.

– Проклятая Дану, – выдавила Бадо́.

Пропитанные ненавистью, словно ядом, слова острыми осколками ранили горло.

«Не Дану», – раздался в голове мрачный голос Балора.

Все еще силясь поверить в происходящее, Ткач Кошмаров зло процедила:

– Что ты там мямлишь?

«Фоморы вопят как резаные. Мир теней отрезала от мира живых не Дану. Верней, не она сама».

– Кто? – прошипела Бадо́. – Кто посмел выступить против меня?

Однако мертвое сердце подсказывало – Морриган.

«Твоя дочь. Живая дочь. Не знаю, как ей это удалось. Что-то ее скрывало…»

– Будь ты проклят, ты ее упустил! Ты должен был приглядывать за этой тварью!

«Но ты сама впитала меня в себя, черпала из меня силу!»

Дрожа всем телом, Бадо́ издала отчаянный вопль. Ярость плескалась в ней, своей мощью едва не вытесняя полуночную силу.

«Он не нужен нам, правда?» – вкрадчиво спросила Немайн, деля с ней одни и те же мысли.

«Нам будет хорошо втроем, мамочка», – пролепетала Маха.

Бадо́ выпрямилась. Дрожь унялась.

– Да, – медленно, с усилием произнесла она. – Не нужен.

Своей возрастающей силой Ткач Кошмаров делилась с дочерьми… но не с королем демонов. И теперь они встали стеной – столь же неприступной, монолитной, как та, которую она видела перед собой.

Все раздоры были забыты – Триумвират сплотился перед лицом общего врага. Слабого звена, который нарушал целостность их цепи.

Маха и Немайн поглощали Балора, а Бадо́ сдерживала его, не позволяя покинуть ее тело. Не позволяя трусливо сбежать.

Когда все было кончено, в сознании Ткача Кошмаров осталось место лишь для Мертвых Дочерей. Сила Балора отныне принадлежала ей целиком и полностью. А короля демонов больше не существовало.

Что ж, он сам позволил этому случиться, когда так ее подвел.

Теневые тропы привели Бадо́ не в Юдоль, несколько лет назад созданную для нее и ее дочерей. Она пришла прямиком в царство Балора, в его темный замок, сотканный из трепещущей и вечно голодной тьмы. Эта тьма была голодна настолько, что поглощала любой свет. Однако в какой-то момент Бадо́ поняла, что ей больше не нужны души, которые она по привычке утянула за собой.

Ей не нужны другие цвета. Не нужен свет.

Ее мир будет навеки окрашен в черный.

Ткач Кошмаров опустилась на трон короля Балора, для устрашения его подданных сложенный из иллюзорных костей и черепов. Ярость еще клокотала внутри, но постепенно сменялась ледяным огнем.

Люди мира живых во главе с ее дочерью – и, конечно, проклятой Дану – наверняка считали, что, изгнав ее, как когда-то Балора с фоморами, победили ее, лишили всякой силы.

Как бы не так.

– Будь ты проклята, Морриган, – прошептала она темноте – и царству живых, отрезанному от мира мертвых. От ее мира. – Но ты ошибаешься, если думаешь, что победила. Я буду ждать тебя здесь. Буду ждать столько, сколько потребуется. Так что дважды подумай, прежде чем умирать.

Прикрыв глаза, Бадо́ обратилась к поглощенной ею энергии Балора. Будто драгоценный камень на ладони, не спеша исследовала все грани силы, оценивала ее. Она кожей чувствовала мир теней и ту живую тьму, из которой он состоял.

Мир полуночной магии лежал перед ней как на ладони. Податливый, пластичный и столь многообещающий…

В руках Бадо́ появились тонкие призрачные нити, коих были сотни, тысячи, десятки тысяч. С любопытством исследователя и одержимостью кукловода она потянула за одну из них, затем за другую. Фоморы – преданные куклы, ее прекрасные мертвые подданные – выросли из темноты перед ней. Ткач Кошмаров привела к трону и верных слуа.

Вскинув голову и расправив плечи, она наполнила мир теней своим голосом.

– А теперь послушайте меня и постарайтесь выжечь мои слова в ваших пустых головах. Отныне я, Бадо́ Блэр – королева демонов и повелительница мира мертвых. Так склонитесь же передо мной!

И мертвые марионетки склонились. Как однажды сделает это и отрезанный от нее мир живых.

Сколько бы веков или тысячелетий для этого ни потребуется.

Глава 50
Новое начало

Сказка подошла к своему завершению – спящая красавица открыла глаза.

Кажется, Моргана берегла ее зрение – рассеянных по крипте золотых мотыльков оказалось немного.

Однако Морриган, истосковавшаяся по ярким краскам, жадно впитывала каждый оттенок, что не был серым или дымчато-черным. Фарфоровый, цвет кожи не постаревшей ни на миг Морганы, и фиалковый, цвет ее элегантного платья в пол. Пронзительно-голубой, цвет глаз Ведающей Матери.

В уголках губ лесной ведьмы, в складках на лбу таилась нечеловеческая усталость.

«Ну здравствуй, мир живых».

– Не пытайся двигаться или говорить, – мягко сказала Веда. – Позволь магии слить твою душу с телом. Ему нужно вспомнить, каково это – быть живым.

Конечно, Морриган не послушалась.

Едва голос вернулся – хриплый, незнакомый, спросила:

– Сколько?

Страх бился где-то там, под ключицами, но она не позволяла ему завладеть ее душой.

Моргана, которая водила над телом Морриган руками, окутывая ее вязью целительных чар, юлить не стала:

– Четыре года. Ты справилась куда быстрей, чем мы ожидали.

Морриган прикрыла глаза. Клио успела отметить свое совершеннолетие. Если бы мир теней не захлопнулся за ее спиной, сейчас ей было бы двадцать один.

Совсем уже взрослая…

Четыре года – небольшой срок, но не тогда, когда саму жизнь крадут у тебя, заменяя гнетущей черно-белой вечностью вдали от любимых.

Морриган вернулась в мир живых, но разве можно испытывать хоть толику радости, если ее младшая сестра только что умерла? Она знала, что так будет, была готова, но… проживать что-то мысленно и столкнуться с этим лицом к лицу – не одно и то же.

Она лишь надеялась, что Клио прожила хорошую жизнь вдали от кровавого безумия, что обрушилось на Ирландию.

– Все получилось, да? – открыв глаза, тихо спросила Морриган.

Голос звучал уже чуть увереннее. Моргана царственно улыбнулась.

– Темная магия ушла из Ирландии, а с ней исчезла и твоя мать. Мертвое воинство она, конечно, забрала с собой.

Давящая на грудь каменная плита никуда не исчезла – и, как подозревала Морриган, не исчезнет никогда, – но ее давление ослабло. Стало чуть легче дышать.

Все эти потери были не напрасны.

– Давай, Морриган, потихоньку, – после недолгого молчания мягко сказала Веда. – Пошевели указательным пальцем. Умница, вот так. А теперь мизинцем.

Лесная ведьма разговаривала с Морриган, как с маленьким ребенком, но ее врожденное ехидство, должно быть, еще не восстановилось… или же и вовсе растерялось на этом долгом пути. Потому она старательно выполняла все указания, шевеля сначала пальцами, потом кистью, и в конце концов уже и всей рукой. Постепенно очередь дошла до всех конечностей.

Наконец Морриган разрешили осторожно сесть.

– Теперь аккуратно спускай ноги и…

Не дослушав, она соскочила с постамента. Слишком сильным было желание взглянуть на полноценный, живой мир за стенами крипты. Голова от резкого движения закружилась. К горлу подкатила тошнота.

Морриган дождалась, пока мир перед глазами перестанет изображать карусель. Веда помогла ей одеться. Нетвердо ступая, Морриган направилась вперед. Даже ощущение твердой земли под ногами показалось необычным, странным, как и прикосновение пальцев к прохладному камню стен.

Вслед за Морганой и Ведой она выбралась на поверхность. И едва не ослепла.

Слишком много яркого солнечного цвета, слишком много красок. Сочная зелень травы и деревьев, безмятежная небесная лазурь, разлитая над головой, и мерцающий в золотистых лучах океан.

Их мир всегда был таким прекрасным и ярким? Почему она никогда этого не замечала?

Все было в новинку: и тепло солнечных лучей, ласкающих кожу, и бриз, овевающий приятной прохладой ее лицо. Запахи леса, трав и эфирных масел, исходящие от волос Морганы. А еще – звуки, столь непривычные после угрюмого молчания мира теней, что прерывалось лишь отдаленными, доносящимися словно сквозь вату стонами и криками несчастных душ.

Запахи и звуки жизни. Мира, больше не оскверненного полуночной тьмой.

Морриган потянулась к магии, окружающей ее, обволакивающей, словно шелковая накидка. Вдохнула ее, в отражении осколка истины всегда искрящуюся золотом, вобрала в себя. И этой благословенной энергии было так много, и она была столь сильна и всеобъемлюща…

– Единая магия, – тихо сказала Морриган.

Едва обретя равновесие на твердой земле, едва поняв, что тело слушается ее, как и прежде, она потянулась к темному уголку души, где никогда не было света. К оставленной в ней Госпожой Ночь тьме.

По ее сомкнутым векам, по губам, напротив, приоткрывшимся для заклинания, Ведающая Мать догадалась, что Морриган собирается призвать магию, по которой, признаться, истосковалась больше, чем по хрупкому, вечно требующему то сна, то пищи, человеческому телу.

– Не стоит торопить собы…

Тени, дремлющие под яблоневыми деревьями, стянулись к ней. По пути сплелись воедино, соединяясь с тьмой, что была у Морриган внутри. Они менялись, вытягивались, обретая форму, и минуту спустя – куда дольше, чем обычно – воплотились в гибком зверином теле с длинным хвостом. Пантера ластилась к ней, жалась к боку, будто и впрямь соскучилась, хотя Морриган знала, что воплощает в живой тени собственные чувства, собственную тоску.

Уголки губ Морганы дрогнули в понимающей улыбке. Ей, как и многим колдунам и ведьмам, была знакома эта жажда, что утолялась лишь тогда, когда души касалась колдовская сила.

На этом Морриган не остановилась. Из сумочки на поясе, с которой она прибыла на Эмайн Аблах, она вынула два осколка истины. Мир в одном из них сиял, переливаясь золотым, полнился светом, словно кубок с игристым вином. Мир в другом был… обыкновенен. Никакой тэны – пахнущего полынью следа.

Прошептав: «Kes amuada atroin», Морриган словно натолкнулась на невидимую стену. Она ничего не почувствовала. Ничего.

– Не доверяешь нам? – со смешком осведомилась Моргана.

– Не в том дело, просто…

– Нелегко поверить в то, что мир бесповоротно изменился, – кивнула Веда. – Даже если ты сам – виновник этих перемен.

– Да, – тихо отозвалась Морриган.

Полуночный осколок истины упал на землю, и она втоптала его каблуком. По зеркалу зазмеилась трещина. Она усмехнулась: говорят, это к несчастью.

Он больше не нужен ей, даже как память. Потому что этот осколок памяти неотвратимо переплетен с воспоминаниями о Бадо́.

– Что будешь делать теперь? – с любопытством спросила Моргана.

Морриган пожала плечами.

– Жить.

Просто жить.

Она тепло обняла на прощание Веду, благодарно кивнула Моргане Ле Фэй. Хранительница острова больше не прикована к ней невидимыми цепями.

На черной ладье Морриган в одиночестве пересекла океан. Постояла на берегу, задумчиво вглядываясь в туман на горизонте, за которым скрывался Эмайн Аблах, и словно прощаясь.

Временный портал перенес ее в Кенгьюбери – не было времени и желания искать иной способ попасть туда. Где-то в городе прятался тайный вход в Пропасть, который ей только предстояло узнать. Однако Морриган не спешила его искать. Хотела сперва поговорить с Ником и выплеснуть свою боль там, где никто ее не увидит.

В городе, в котором она до сих пор считалась отступницей, Морриган по привычке появилась в теневом облике. Однако не все могли похвастаться подобным трюком. Замершая в тенях, она наблюдала, как агент Трибунала – симпатичный парень с кудрявыми волосами – выписывал кому-то штраф за использование «карманного», как трибуны его называли, портала.

Подобными мелочами Трибуналу и придется теперь заниматься. Штрафами за временные порталы и использование иллюзии высокой ступени, отловом диких существ древней крови. И… все.

Полуночной магии больше нет. Наступила новая эпоха, хотя большинство жителей Ирландии об этом и не подозревали. Хотела бы Морриган видеть их лица, когда они узнают.

Но главное – этой ночью Дикая Охота не вернется.

Зов Ника застал ее возле старого дома Клио, который давно уже заняли новые жильцы. Морриган сама не знала, зачем пришла сюда. Будто надеялась, что этот дом каким-то образом мог сохранить крупицу души ее сестры.

Сердце ухнуло куда-то вниз. Дрожащими пальцами Морриган стиснула амулет зова. Бледное лицо Ника с красными глазами отразилось на стене дома.

– Слава Дану, ты вернулась. Я пытался доззваться тебя, как только Клио…

– Как она… – «Умирала» произнести Морриган не смогла. – Ей не было больно?

– Нет, лишь немного печально, хоть Клио и пыталась это скрыть. – Уголки губ Ника дрогнули, но им было далеко до улыбки. – Ты же ее знаешь. Она храбрилась, даже успокаивала меня. Но… К такому невозможно подготовиться. Даже зная, что со дня на день ты можешь потерять близкого человека, даже осознавая, что со дня на день умрешь ты сам… К этому нельзя быть готовым.

– Знаю, Ник. Мне жаль.

«Жаль, что мы ее потеряли».

– И мне, Морри. – Ник прикрыл глаза, собирая себя по частям. – Рассветные ведьмы готовят Клио к ритуалу прощания. Потом… Клио хотела, чтобы я развеял ее прах над морем. Ты… придешь?

– Конечно. Разумеется. Мне только нужно сделать одно дело, и я…

– Не торопись. Ведьмам нужно…

– Несколько дней, я знаю. Я тоже ведьма, Ник, – мягко сказала она. Помолчала, глядя на друга. – Держись, ладно? Я свяжусь с тобой позже.

Отпустив амулет зова, Морриган снова сжала его уже спустя мгновение.

Из череды лиц людей и существ древней крови, способных ей помочь, она выбрала не Дэмьена. Что бы ни изменилось в его жизни, что бы ни изменилось между ними, она увидит его впервые за несколько лет, как и он – ее.

Морриган хотела встретиться лицом к лицу. Желательно, без посторонних.

Но ответит ли та, чей образ сейчас она представляла?

Ответила.

– Я ждала твоего зова.

Джамесина ничуть не изменилась. Только на ее голове теперь красовался обруч из черненого серебра с россыпью рубинов. А значит, она по-прежнему королева Пропасти.

– Рада вас видеть, – призналась Морриган. Стараясь не выдать волнения, спросила: – Что происходит?

– В Пропасти? Хаос. – Джамесина усмехнулась, продемонстрировав удлиненный клык. – Пожалуй, даже больший, чем обычно. Впрочем, ничего удивительного, если учесть, что все полуночные колдуны лишились своих сил.

– Да уж, такое нелегко принять, – вздохнула Морриган. – Надеюсь, известие о том, что им больше не нужно сражаться с Дикой Охотой, хоть немного примирит их с утратой дара. Дэмьен… с тобой?

– Нет.

Сердце на миг замерло. Он больше не защитник Дома Блэр? Уехал из Тольдебраль? Из Пропасти? Из Ирландии?

– В городе беспорядки. Полуночные колдуны обвиняют друг друга в насланном на них проклятии. Вне замка он сейчас нужнее.

Морриган медленно выдохнула, не желая признаваться себе в том, как велико ее облегчение. Он там.

Дэмьен все еще в Пропасти.

– Но кто мне по-настоящему сейчас нужен, так это ты. – Джамесина покачала головой. – Рано или поздно они сообразят, что дело отнюдь не в рядовом проклятии. И было бы неплохо, если бы кто-то объяснил им, в чем дело. Может, даже успокоил, заверив, что происходящее – не кара Дану, не ее месть полуночным ведьмам и колдунам. А еще они с минуты на минуту могут начать осаждать Тольдебраль, а Дикая Охота и без того знатно его потрепала. А я за эти годы, знаешь ли, успела прикипеть к нему…

– Я поняла, – с усмешкой прервала ее Морриган. – Скажи мне, как попасть в Пропасть.

– С тех пор, как ты ушла, мы ничего не меняли. Трибунал придерживался условий договора и вместо очередной попытки вторжения обеспечил нас целителями и друидами. Высокое Собрание и полуночная стража были заняты войной. А для Бадо́ все наши предосторожности – словно детские игрушки. Были, я хотела сказать.

Старым путем Морриган вернулась в Пропасть. Однако не стала перемещаться сразу в Тольдебраль. Бежать от правды, пряча голову в песок – глупо и бессмысленно. Ей нужно знать, насколько сильно потрепала Пропасть война с Бадо́ и ее мертвым воинством. Как бывшей полуночной ведьме и отступнице; как ведьме ночи, чей путь начался именно здесь… Как королеве.

Чем глубже Морриган погружалась в недра подземного города, тем болезненнее сжималось сердце.

Пропасть разрушена. Не город, а сплошное пепелище. Обугленная каменная кладка домов, выбитые стекла… На восстановление потребуются годы. Впрочем, если призвать на помощь магию рассветных ведьм, времени уйдет куда меньше. Вот только… нужно ли? Пропасть – больше не город полуночных ведьм и колдунов. Что тогда?

И что ей здесь делать?

На дверях замка осталась лишь рассветная печать. Морриган отперла ее собственной кровью и беспрепятственно проникла внутрь.

Тольдебраль встретил ее настороженным, гулким молчанием, скорее, бывшего любовника, чем друга. Не знающего, что ждать от этой встречи. При виде нее стражи вытаращили глаза и вытянулись по струнке. Морриган хмыкнула. Не ожидали увидеть ее так скоро? Или не ожидали увидеть вообще?

Джамесина, восседающая на троне в черном платье, негромко рассмеялась, как только Морриган перешагнула порог зала. И, оставив трон, подошла к ней.

– Добро пожаловать в Пропасть, моя королева, – с торжествующей улыбкой сказала бааван-ши.

Морриган мимолетно улыбнулась. Однако далеко не все будут рады ее возвращению. Ведающая Мать права – правда неизбежно всплывет наружу. Что ж, она прекрасно знала, на что идет.

– Уверена? – изогнув бровь, насмешливо спросила она.

– Насчет чего?

Вместо ответа Морриган обвела рукой пространство тронного зала.

– Я была превосходной правительницей, – заверила ее Джамесина. – Но настоящая королева здесь ты. Особенно после той жертвы, что ты принесла ради мира.

– Я принесла эту жертву стране, но не Пропасти, – заметила Морриган. – И многие полуночные колдуны не одобрили бы мое решение. Они предпочли бы сражаться с Бадо́ снова и снова, продолжая тешить себя надеждами, что однажды ее победят, нежели лишиться своей силы.

Джамесина невозмутимо пожала плечами.

– Их проблемы. Я могу говорить только за себя… и за тех людей, кто знает, чего тебе это стоило. – Бааван-ши сняла корону. – Я лишь хранила ее для тебя.

Надев ее, Морриган опустилась на трон. С губ сорвался невольный вздох. Она не знала, что будет с Пропастью дальше. Какая судьба ждет город уже несуществующих ведьм и колдунов? Как скоро откроется истина? И решатся ли бывшие полуночники на месть?

Но, сидя на троне, она чувствовала некую правильность происходящего. Будто на сотканной кем-то полотне судьбы сплелись все нужные нити и узелки, и все сложилось именно так, как было предначертано.

«Я – королева. И мое место здесь».

Что ж, самое время проведать своих подданных. Но сначала…

Джамесина быстро вошла в роль королевской советницы. Пока стражи вместо исчезнувших морфо разносили по Тольдебраль весть о том, что королева Морриган вернулась, бааван-ши доложила ей о понесенных потерях, включая сбежавших из Пропасти (и наверняка из Ирландии) колдунах.

Раздались приглушенные шаги, и Джамесина вдруг смолкла. Морриган вскинула голову. Рванулась было вперед, но заставила себя остаться на месте.

Словно искаженное отражение, Дэмьен тоже застыл напротив нее. Вцепившись в подлокотник, Морриган напряженно вглядывалась в его лицо. Он… возмужал. Его черты стали острее, жестче. Морщинка меж бровей, так знакомо нахмуренных, углубилась. Битвы закалили Дэмьена… и они же украли у него годы жизни.

Впрочем, не у него одного, хотя битва Морриган была иной.

Джамесина махнула рукой, словно дирижер, и стражи, повинуясь ее команде, покинули зал. Ушла и она сама. Остались только Дэмьен и Морриган, статуэтками застывшие друг напротив друга.

Она не знала, чем заполнить повисшую между ними тишину. Нервничала как тринадцатилетняя девчонка перед предметом своих воздыханий.

Душа шептала: «Я скучала».

Но вместо этого Морриган с нервной улыбкой произнесла:

– Ты постарел.

Он тихо рассмеялся.

– Знаю. – Взгляд Дэмьена впился в Морриган, жадно ее изучая. – А вот ты ни капли не изменилась. Смотрю на тебя… и мне становится больно дышать. Не только от твоей красоты. От того, как ты действуешь на меня. И тогда, и сейчас.

Едва ли не единственная нежность, сказанная ей, перевешивала все минуты его возмутительного молчания, все насмешки и остроты.

Поднявшись, Морриган направилась к нему. Нарочито медленно, чтобы он успел разглядеть ее всю. Ведь всю себя она ему и обещала.

Они целовались неприлично долго для той, кого ждал ворох королевских дел, однако Морриган ни о чем не жалела.

– Как там, в Вуали? – отстранившись, спросил Дэмьен.

– Темно. Одиноко.

– Но если ты не повзрослела, значит…

Морриган покачала головой, поняв его мысль.

– Мир теней выпил из меня достаточно жизни, как из тебя – берсеркерганг^[24]. Я не проживу четыре столетия, как моя мать. Не проживу даже больше века, как любая сильная ведьма.

Скользя взглядом по ее лицу, впитывая ее черты, Дэмьен улыбнулся.

– Зато мы состаримся вместе. Я не потеряю тебя слишком рано и не буду страдать всю оставшуюся жизнь.

– Ты думаешь, это возможно? – тихо спросила она. – Для таких, как… мы?

На лицо Дэмьена вернулась знакомая усмешка.

– И это спрашиваешь ты, ведьма, которая дарованной богиней силой сшила две реальности и запечатала магию смерти?

Морриган рассмеялась, возвращаясь в его объятия. Дэмьен прав.

Если кому и определять границы возможного и невозможного, так только им самим.

Эпилог

Многие связали возвращение Морриган с исчезновением Бадо́ Блэр, прекращением Дикой Охоты и закрытием тропы в мир теней. Большинство из этих колдунов навсегда покинули Пропасть, проклиная ее королеву. Были и те, кто не проклинал ее, но все же уходил – искать себя и свое место в жизни.

Среди последних оказалась и Саманья. Она не держала зла на Морриган, но хотела понять, на что она способна без полуночной силы. И кто же она теперь.

Однако Пропасть все же не опустела. В ней осталась часть потерявших силу полуночников со своими семьями. Может, лишь потому, что уходить им было некуда – там, наверху, их все еще могли судить за отступничество. Может, они приняли выбор Морриган и, как и она, были готовы принести свой дар в жертву ради мира и спокойствия в родной стране.

Но перемены сказались не только на полуночных ведьмах и колдунах. Ник, в прошлом – блестящий следопыт, быть таковым перестал. Ткать След ему больше не из чего. Впрочем, Морриган не удивилась, узнав, что он недолго сидел без дела. После смерти Клио Ник вернулся в родной Департамент – расследовать немагические преступления.

Ведь, хоть мир и переменился, жестокости в нем почти не стало меньше. Дану права: тот, кто ищет способ выплеснуть свою ненависть и навредить другому, всегда его найдет.

Иногда, поддаваясь странной тоске, Морриган зажигала свечу и вглядывалась в зеркала. Мир теней по-прежнему молчал. Живущие сейчас еще помнили, что ждет их по ту сторону, и что такое – полуночная магия. Но, поколение за поколением, это знание будет утеряно. Мир смерти останется для людей чем-то таинственным, неизведанным. Значит, так и должно быть.

Морриган замерла в центре тронного зала. Они с Дэмьеном как раз говорили о том, чтобы его переделать.

– В какую-нибудь роскошную гостиную? Или еще одну библиотеку? А может, в бальный зал?

Она выдохнула, отчетливо сознавая, что не имеет ни малейшего понятия, что делать дальше.

Не после переделки зала. В целом.

– Если хочешь, можем уехать, – безошибочно угадав ее мысли, предложил Дэмьен. – Куда угодно. Хоть на самый край земли.

Вполне разумная идея, но Морриган отчего-то не хотела оставлять Пропасть. Даже не хотела убирать отсюда трон, хотя не помнила, когда в последний раз на нем сидела. Она была растеряна, пусть и отчаянно не хотела в этом признаваться. Даже Дэмьену – самому близкому на свете человеку.

– Моя королева? – донеслось робкое со стороны двери.

У порога замерли несколько ведьм. Из них лично Морриган знала лишь Карлу – в прошлом, темную виталистку. Карла помогала другим полуночным колдунам и Камарилье защищать Пропасть от слуа, и, несмотря на юный возраст, всегда была в первых рядах.

Помявшись, Карла спросила:

– Госпожа, я слышала, что целительница Орла осталась при дворе…

Морриган хмыкнула. «При дворе» – это громко сказано, конечно.

Но да, Орла осталась в Пропасти.

«Люди болеют и получают раны и в подземелье, и на поверхности, – сказала она, обосновывая свое решение. – Так зачем мне что-то менять?»

– Я хотела попросить ее обучить меня, – продолжила Карла. – Я владею магией истины и хорошо разбираюсь в человеческом организме…

Выходит, к Морриган она обращалась сейчас не как к королеве, а как к леди Высокого Дома Блэр, чьим адгерентом была Орла. На правах главы Дома Морриган могла как разрешить ей брать учеников на обучение, так и запретить.

Не успела она ответить, вперед выступила седовласая ведьма.

– А еще мы слышали, что вы… до того, как все случилось… отказались от полуночной силы.

Озадаченно нахмурившись, Морриган кивнула.

– Я видела вас в бою, – вклинилась совсем молоденькая ведьмочка с длинной косой. – Вы прятались в тенях и использовали их как оружие.

– Мы подумали… – Седовласая помялась, но все же произнесла: – Может, вы нас научите?

«Ну конечно, я для них – та самая “перевоспитавшаяся” ведьма, полуночная по рождению, но рассветная по выбору».

Морриган переглянулась с Дэмьеном, и он выразительно вскинул бровь.

– Плохая из меня учительница, – призналась она. Прежде, чем блеск в глазах ведьм потух, добавила: – Но я знаю того, кто может стать для вас прекрасным наставником.

«И мне почти – почти – не придется его уговаривать».

Бывший колдун хаоса, ставший колдуном ночи – чем не пример для подражания? И если Морриган объяснит, как это важно для нее и потерявших себя колдунов и ведьм, устоять он не сможет.

– И с Орлой я тоже поговорю. – Морриган помолчала, размышляя. – К слову, если среди ваших знакомых есть те, кто всегда хотел… ладно… кто не против изучить защитные чары, Ада владеет ими изумительно.

Две ведьмочки воодушевленно закивали. С губ Морриган сорвался изумленный смешок.

А ведь это может сработать. Ее друзья и адгеренты – при активном вмешательстве самой Морриган – могут подарить людям смысл жизни. Научить полуночных колдунов быть рассветными, созидать, а не разрушать, и уметь защищаться, не убивая.

– Великолепно. – Морриган с пробудившимся энтузиазмом хлопнула в ладоши. – Тогда королевским указом я приглашаю колдунов и ведьм, желающих пройти особое, рассветное обучение, в Тольдебраль. Только… мне надо все подготовить. Хм-м… Всех желающих жду с утра в этом зале ровно через неделю.

Когда ведьмы ушли, Дэмьен лукаво поинтересовался:

– Значит, не гостиная и не бальный зал, а учебная комната?

Морриган пожала плечами.

– Почему бы и нет? Трон я, так и быть, уберу. Но корону не сниму. Она мне нравится.

Дэмьен рассмеялся.

– Кое-что в тебе никогда не меняется.

– Ты говоришь о моем непревзойденно остром уме или моей неувядающей красоте?

– И о том, и о другом, – вкрадчиво произнес он.

Его тон и улыбка изменились, волнуя Морриган.

Приблизившись, Дэмьен шепнул:

– А еще то, что ты никогда не сдаешься.

Его поцелуй кружил голову, но, к сожалению, на большее времени сейчас не было. У нее всего неделя на то, чтобы все подготовить. В первую очередь, нужно поговорить с Файоннбаррой.

Морриган позволила себе улыбнуться. Может, и впрямь есть надежда, что те, кто не мыслил жизни без полуночной магии, научатся жить в новом мире?

Пальцы замерли на амулете зова. Взгляд, обращенный вдаль, сквозь окно, застыл.

А ведь однажды их мир уже был таким – лишенным полуночной силы. Пока одной амбициозной ведьме не удалось прорубить брешь в мир теней. Да, Бадо́ надежно заперта в том мире, в который так стремилась. Но что, если найдутся другие? Кто-то из тех, кто покинул Пропасть, проклиная Морриган? Та, кого вдохновит история Бадо́ Блэр и соблазн стать еще одной легендарной полуночной ведьмой? Тот, кто захочет освободить своего кумира?

Что, если бывшие полуночные колдуны попытаются снова подточить завесу между мирами, и кому-то, особенно упорному и одаренному, это удастся?

Что ж… Морриган, чья душа еще хранила отголоски магии Дану, будет начеку.

* * *

Белое… Все вокруг такое белое…

Нику снился сон, в котором Клио – то ли беспокойный ветер, то ли недостижимая мечта, то ли фата-моргана – постоянно от него ускользала. Над головой Ника сгущались тучи, окрашивая небо в свинцово-пепельный цвет.

Клио знала – скоро та, другая, Клио из его снов, обернется, и у нее будут пустые, мертвые глаза. Она не позволила этому случиться – рассеяла снотворение с собственным лицом, обратила в белоснежную светящуюся пыль.

Закрыв глаза, развела в стороны тучи, отгоняя их как можно дальше от Ника. На него упал луч яркого золотистого солнца, взятый Клио взаймы из чужих лучезарных снов.

«Простите, ему оно сейчас нужнее».

Клио не хотелось видеть искаженный, мрачный Кенгьюбери, вырастающий за спиной любимого. Потому и «стеклянное сердце» города с его высотками, и Старый город отступили под натиском живой природы. Вернее, последняя их поглотила.

По камню и стеклу протянулись ввысь, к самому небу, зеленые лозы. Мгновение спустя дотянулись до крыш, переплелись и… распустились. Сон Ника наполнился ароматами цветов, никогда не существующих в реальности. Куда ни кинь взгляд, всюду из земли пробивалась изумрудная трава.

Дрожащим от волнения голосом Клио позвала Ника. Он обернулся, в изумлении глядя на нее.

– Я наконец нашел тебя…

– И я тебя нашла.

Ник шагнул к ней, порывисто обнял. А потом долго, долго целовал.

– Какой чудесный сон, – прошептал он, нежно касаясь ее щеки тыльной стороны ладони.

– Чудесный, – согласилась Клио. – Но только для одного из нас это сон.

На ней было прекрасное бирюзовое платье из шелковой и невесомой, словно бриз, ткани. В Юдоли Сновидений Клио видела мир даже ярче, чем прежде – здесь обитала ее душа, которая не страдала от изъянов хрупкого тела. А потому белой повязки на ее глазах не было… но на плече, как привет из прошлого, сидела голубка.

Ее голубка. Не фамильяр, не символ. Друг.

– Это я, Ник, – улыбнулась Клио. – Не плод твоей фантазии, не осколок воспоминания. Настоящая я.

Она прикрыла глаза, сосредотачиваясь, дотягиваясь до снов любимого. Море, на берегу которого они были так счастливы, заплескалось у самых его ног. Ник потрясенно взглянул вниз, на ставшие босыми ноги, по самые щиколотки зарывшиеся в белый песок.

– Птичка, это и правда ты?

Клио со слезами на глазах кивнула.

– Но… как? – Ник баюкал ее лицо в своих ладонях, жадно вглядываясь в него.

Словно не верил тому, что видел Клио. И тому, что касался ее.

– Я не знаю, – прошептала она. – Просто меня позвал не мир теней, а Юдоль Сновидений.

Ник спрятал лицо в ее волосах, то ли желая стать еще ближе, то ли стыдясь выступивших на глазах слез. Клио мягко отстранилась, вытерла глаза любимого и кончиками пальцев коснулась своих губ.

А потом снова – этим она никогда не пресытится – поцеловала его.

Они не скоро оторвались друг от друга.

– Выходит, ты теперь – королева царства снов? – с затаенной печалью спросил Ник.

– Этому царству не нужна королева, – улыбнулась Клио. – Любой человек, который оказывается здесь – лишь гость, хоть и гость званый. Желанный… для меня. Но я продолжаю оставаться для них Ловцом Снов. Как хранительница я могу сделать все, чтобы люди чувствовали себя здесь как дома, чтобы находили отдых в своих снах.

Ник с улыбкой покачал головой, грея ее руки в своих ладонях.

– Узнаю мою птичку. Ты всегда найдешь способ спасти или изменить к лучшему чью-то жизнь. Ты и мою изменила. Прости, что не сказал этого раньше… Я люблю тебя.

– И я тебя, – выдохнула Клио, чувствуя, как земля ускользает из-под ног.

Как расплывается сотворенный ею кусочек мира снов, где не было никого, кроме них двоих.

– Значит, я смогу видеть тебя всегда? – тихо спросил Ник.

– Каждую ночь, – заверила Клио. – Я буду ждать тебя здесь. Я научу тебя чувствовать тепло моей кожи, вкус моих поцелуев… Может, кто-то скажет, что это не жизнь…

– И будет глупцом.

Хотела бы Клио сказать, что у них впереди целая вечность, но вечность – или же ее подобие – отныне была только у нее. Но если Ник однажды пожелает… Она заберет его с собой.

Да и вечность – еще не залог любви бесконечной, неувядаемой. У истории Каэр и Энгуса был трагичный финал, и сына ей подарил не он, а сны и одиночество. Но это не значит, что они с Ником должны повторить этот путь.

«Мы создадим нашу собственную историю».

– Мне не хочется с тобой прощаться, – прошептала Клио, прижимаясь к плечу любимого. – Но мне надо…

– Знаю, – с нежной улыбкой отозвался он. – Тогда… до следующей ночи.

Дорога из лебединых перьев привела Клио к сестре. Морриган снилась битва. Вернее, множество их, сплетенных воедино. Дикая Охота, Трибунал, Бадо́… Клио стерла все это одним касанием дара, одним мысленным импульсом.

Пусть хотя бы во снах сестра обретет покой.

– Морри?

Та обернулась. Что-то странное – тягучее, отрешенное – в ее взгляде сменялось надеждой.

– Клио, – прошептала она, – Это ведь ты, да?

– Я, – рассмеялась Клио сквозь слезы.

Столько слез она не проливала, кажется, за всю свою жизнь.

И Морриган обняла ее так, как никогда не обнимала.

– Как же я скучала…

– И я…

Отстранившись, они произнесли одновременно:

– Мне так много нужно тебе рассказать!

И рассмеялись почти синхронно.

– Но сначала… – Морриган смотрела на Клио неотрывно и так пытливо, словно боялась, что она вот-вот исчезнет. – Как так вышло, что ты… здесь?

Клио покусала губы. И внезапно поняла, что переняла этот жест от сестры.

– Думаю, дело в Каэр. Когда мы прощались, она не просто поделилась со мной своей силой – она привязала меня к миру снов. Я поняла это гораздо позже, когда применила созданное Каэр заклинание, чтобы пронести в реальность снотворение, как делала это до ее смерти. И тогда в отражении зеркала я заметила серебристую метку в переплетении золотистых линий. Метку, якорь… печать Каэр. Печать Юдоли Сновидений. Чтобы, когда придет час, я сумела уйти в мир снов тем же путем, как и она сама когда-то.

– Но почему Каэр не рассказала тебе об этом? Проклятье, почему я ничего не знала? – вспылила Морриган.

Клио покачала головой, пряча улыбку. Ее сестра готова злиться даже на покинувшую мир Туата Де Данная.

– Может, Каэр не хотела внушать мне напрасных надежд. Может, она знала, что пройти ее тропами не так-то просто, и не была уверена, что у меня получится.

– Не думаю. Все, кто знал тебя, родная, всегда верили в тебя – в твои способности, в твою силу духа. Ты сильнее всех, кого я знала. Каэр, твоя наставница и духовная сестра, не могла не видеть того, что вижу я и близкие тебе люди.

Смущенная столь проникновенными словами, Клио потерла кончик носа.

– Вероятно, Каэр боялась, что я ее остановлю. Мне до сих пор не по себе от того, что она сделала. То есть я, конечно, очень ей благодарна! Даже если бы Дану на этот раз пожелала забрать меня в свои чертоги, я бы не хотела уходить так рано. И благодарна тому, что… не ушла. Но если бы Каэр не отдала мне часть силы, она смогла бы прожить еще хотя бы несколько дней! Несколько драгоценных дней побыть вместе с сыном…

– Этого все равно не хватило бы, и ты это знаешь. И она это знала тоже. Клио, пойми, она хотела, чтобы ты жила. Каэр – Туата Де Данная, существовавшая в двух мирах целую вечность, а ты – юная девушка, не успевшая узнать жизнь, но как никто другой этого достойная. Она знала, что ты захочешь стать Ловцом Снов, чтобы помогать людям. Идти по ее стопам, неся в себе ее дар. Ты стала наследием Каэр, понимаешь?

Клио просияла. Морриган всегда удавалось найти для нее нужные слова.

Сестра сжала ее ладони.

– Все, на что я могла надеяться – что однажды мы встретимся в чертогах Дану. Но я боялась, что этого никогда не произойдет. Из-за того… кем я была. Какие решения в прошлом принимала.

– Морри, даже когда ты была полуночной ведьмой, ты всегда выбирала справедливость, – мягко сказала Клио.

Морриган прямо, открыто взглянула на нее.

– Я не о том. Я пожертвовала тобой, Клио. Я отдала тебя на растерзание судьбе.

– Морри… – ахнула Клио. – Ты до сих пор клянешь себя за это?

Сестра молчала, мрачно глядя куда-то поверх ее плеча.

– Не надо, слышишь? Ты сделала то, что должна была. То, о чем я сама тебя попросила. И, верни судьба меня назад, попросила бы снова – даже если бы не знала, что меня ждет. Ты спасла Ирландию, Морри. И что бы ты ни думала, я благодарна тебе.

Они говорили до самого рассвета, пока сила мира живых не призвала Морриган.

– Мне пора, родная… – с сожалением сказала она.

– Ничего. Я всегда буду рядом. Здесь, в ваших снах. Но обещаю не вторгаться без приглашения.

– Тогда… до новой встречи?

Клио нежно улыбнулась сестре.

– До новых снов.

Примечания

1

Друид – жрец, чья магия неразрывно связана с природой. Умеют понимать животных, управлять погодой и ростом растений. Как и лесные ведьмы, друиды – исключительно рассветные колдуны, так как сила в них от самой Дану.

(обратно)

2

Скальд – древнескандинавский поэт-певец, сочиняющий, помимо прочего, хвалебные песни и фиксирующий события своего времени.

(обратно)

3

Сейд (seidr – древнесканд.) – магическая практика, ведовство; в основном сейдом занимались женщины.

(обратно)

4

Гойделы (Сыновья Миля) – древнее мифическое племя, в этой реальности проигравшее в войне с племенем Туата Де Данная.

(обратно)

5

Цеури – загадочные жительницы башен, разбросанных по всей Ирландии. Молодые девушки, как близнецы похожие друг на друга. Источники постоянно обновляющейся информации, которую цеури считывают прямо из головы человека. В обмен он получает нужные воспоминания, знания и опыт других людей.

(обратно)

6

Стилос – палочка, имеющая заостренный конец и предназначенная для письма. Стилос мог быть изготовлен из кости или металла.

(обратно)

7

Имя Морриган происходит от древнеирландского Mór-Rioghain, что означает «великая королева».

(обратно)

8

Агризоофобия – боязнь диких зверей.

(обратно)

9

Кухулин (Си Chulainn (ирл.) – «пес Куланна») – легендарный герой, персонаж ирландских мифов.

(обратно)

10

Риастрад (riastrad (ирл.) – буквально «искажение»). Ирландский поэт Томас Кинселла (1928–2021), который переложил древнеирландскую сагу о Кухулине «Похищение быка из Куальнге» на английский, называл это явление warp spasm (в переводе с английского – «искаженный спазм» или «взрывная деформация»).

(обратно)

11

Mambo Asogwe (гаит. креол.) – в вудуизме – старшая (верховная) жрица.

(обратно)

12

Бокор – черный жрец вуду, способный воскрешать мертвых и создавать кукол, с помощью которых можно воздействовать на людей.

(обратно)

13

Caplata (гаит. креол.) – ведьма вуду, женский аналог бокора.

(обратно)

14

Гримуар (гримория) – книги, в которые колдуны и ведьмы записывают известные им обряды и заклинания. Обычно передаются от отцов и матерей к детям, пополняются достаточно редко. В то время как рассветные колдуны узнают новые заклинания и обряды благодаря долгим и упорным воззваниям к Дану, полуночным колдунам их «нашептывают» фоморы мира теней в обмен на частицу их души, энергии, рассветной силы или даже крови. Также существует еще один, весьма рискованный способ получения новых чар и ритуалов: магические эксперименты. Чаще всего заканчиваются плачевно и для самого колдуна, и для окружающих.

(обратно)

15

Оунси (гаит. креол. Hounsi) – помощник

(обратно)

16

Обструкция – преднамеренное препятствие, направленное на то, чтобы сорвать какое-либо мероприятие. Слово происходит от латинского obstructio, что означает «закупорка», «препятствие», «помеха», «преграда».

(обратно)

17

Сивилла – в Древней Греции предсказательница будущего.

(обратно)

18

Грим – сверхъестественное существо в виде демонического пса с горящими алыми глазами, разновидность так называемой адской гончей.

(обратно)

19

Эмайн Аблах (Emhain Abhlach – среднеирл.) – название мифического острова, также известного как Авалон. По одной из легенд, там был выкован Экскалибур (Эскалибур) – знаменитый меч короля Артура.

(обратно)

20

Бонди (Bondye (шт. креол.); bon Dieu (фр.) – буквально «добрый бог») – всемогущее божество в вудуизме.

(обратно)

21

Найтмары – второе название демонических коней Кошмаров, основанное на игре слов (night шаге в переводе с английского означает «ночная кобыла», a nightmare – «кошмар»).

(обратно)

22

Боканах (bocanach (ирл.) и бананах (bananach (ирл.) – сверхъестественные существа (демоны) мужского и женского пола, часто появляющиеся на полях сражений и громко ликующие при виде крови.

(обратно)

23

Бакэнэко и нэкомата – демонические кошки-оборотни, ёкай (сверхъестественные существа) в японской мифологии.

(обратно)

24

Берсеркерганг (berserkergang – древнесканд. ⁄ древне-исл.) – боевой транс, состояние неистовства, в которое впадают берсерки. То, что Морриган называет приступом ярости.

(обратно)

Флибуста

Театр теней (fb2)

Марго Арнелл Полуночная ведьма. Ткач Кошмаров

Глава 1 Пока солнце не погаснет

Глава 2 Королева Пропасти

Глава 3 Сторож чужих снов

Глава 4 Муха в сетях паука

Глава 5 Сломанный дар

Глава 6 Урожденная Бадо́ Катха

Глава 7 Колдун ночи

Глава 8 Спящий

Глава 9 Ритуал мертвых

Глава 10 Посвящение в Камарилью

Глава 11 Паутина кошмаров

Глава 12 Иное настоящее

Глава 13 Игры теней

Глава 14 Мир, сотканный из снов

Глава 15 Мертвые дочери

Глава 16 Подготовка

Глава 17 Ученица Ткача Снов

Глава 18 Пес Куланна

Глава 19 Исследовательский центр Уолша

Глава 20 Калех

Глава 21 Вечный пленник

Глава 22 Якорь для ярости

Глава 23 Снотворения

Глава 24 Триумвират

Глава 25 Удар Камарильи

Глава 26 Свое счастье

Глава 27 Первородная ведьма полуночи

Глава 28 Ле Гвинея

Глава 29 Сон и море

Глава 30 Полуночный трон

Глава 31 По следам ведьмы

Глава 32 Хранитель для сноходицы

Глава 33 Король демонов

Глава 34 Безголовый всадник

Глава 35 Мертвое воинство

Глава 36 Дикая Охота

Глава 37 Стать тенью

Глава 38 Последняя Туата Де Даннан

Глава 39 Перемирие

Глава 40 Эмайн Аблах

Глава 41 Расколотая

Глава 42 Вестница

Глава 43 Ведьмы Блэр

Глава 44 Два мира

Глава 45 Обещание

Глава 46 Украденная душа

Глава 47 Последний выбор

* * *

Глава 48 Пока не погас свет

Глава 49 Королева демонов

Глава 50 Новое начало

Эпилог

* * *

Примечания

1

2

3

4

5

6

7

8

9

10

11

12

13

14

15

16

17

18

19

20

21

22

23

Марго Арнелл
Полуночная ведьма. Ткач Кошмаров

Глава 1
Пока солнце не погаснет

Глава 2
Королева Пропасти

Глава 3
Сторож чужих снов

Глава 4
Муха в сетях паука

Глава 5
Сломанный дар

Глава 6
Урожденная Бадо́ Катха

Глава 7
Колдун ночи

Глава 8
Спящий

Глава 9
Ритуал мертвых

Глава 10
Посвящение в Камарилью

Глава 11
Паутина кошмаров

Глава 12
Иное настоящее

Глава 13
Игры теней

Глава 14
Мир, сотканный из снов

Глава 15
Мертвые дочери

Глава 16
Подготовка

Глава 17
Ученица Ткача Снов

Глава 18
Пес Куланна

Глава 19
Исследовательский центр Уолша

Глава 20
Калех

Глава 21
Вечный пленник

Глава 22
Якорь для ярости

Глава 23
Снотворения

Глава 24
Триумвират

Глава 25
Удар Камарильи

Глава 26
Свое счастье

Глава 27
Первородная ведьма полуночи

Глава 28
Ле Гвинея

Глава 29
Сон и море

Глава 30
Полуночный трон

Глава 31
По следам ведьмы

Глава 32
Хранитель для сноходицы

Глава 33
Король демонов

Глава 34
Безголовый всадник

Глава 35
Мертвое воинство

Глава 36
Дикая Охота

Глава 37
Стать тенью

Глава 38
Последняя Туата Де Даннан

Глава 39
Перемирие

Глава 40
Эмайн Аблах

Глава 41
Расколотая

Глава 42
Вестница

Глава 43
Ведьмы Блэр

Глава 44
Два мира

Глава 45
Обещание

Глава 46
Украденная душа

Глава 47
Последний выбор

Глава 48
Пока не погас свет

Глава 49
Королева демонов

Глава 50
Новое начало