Итальянские альпийские стрелки на Русском фронте 1942–1943 (fb2)

- Итальянские альпийские стрелки на Русском фронте 1942–1943 [litres] 13421K скачать: (fb2) - (epub) - (mobi) - Александр Аркадьевич Тихомиров - Петр Павлович Васюков

Петр Васюков, Александр Тихомиров
Итальянские альпийские стрелки на Русском фронте 1942–1943

© П. П. Васюков, 2020

© А. А. Тихомиров, 2020

© Книжный мир, 2020

* * *

На мосту Бассано черные знамена,

Траурные стяги – вестники смертей.

На войну собрались юноши-альпийцы,

Движутся навстречу гибели своей.

(Из песни итальянских альпийских стрелков)

Предисловие

Российскому читателю впервые представляется возможность ознакомиться с малоизвестными страницами Второй мировой войны. Эта книга создана с использованием официальных исторических исследований в Италии и воспоминаний участников боевых действий в составе итальянских войск на советско-германском фронте в 1942–1943 гг. Ценность данной публикации предопределена рядом обстоятельств. Во-первых, небезынтересно узнать взгляды, наблюдения и выводы противоборствующей стороны. Во-вторых, слабая изученность, даже некоторое пренебрежение этой темы подтверждается тем, что в Италии издано свыше 250 воспоминаний и мемуаров разных участников тех давних событий. В СССР и в современной России переводы этих воспоминаний не издавались за редким исключением. В-третьих, развитие отношений между Италией и Российской Федерацией, настоятельно требует прояснения некоторых страниц недавней истории для взаимообогащения знаниями широкого круга простых граждан. В-четвертых, упоминание об альпийских стрелках несет в себе некую тайну, загадочность и романтику.

И, наконец, авторы умышленно оставили для читателя тон и стилистику воспоминаний наших вчерашних противников, чтобы показать их заблуждения, излишнюю самовлюбленность и амбициозность. Итальянцы хотели не опоздать к разделу богатого русского пирога, который представлялся им легко доступным. Но в силу национального менталитета, противоречивой и провокационной политики итальянского фашистского руководства, легкой прогулки по суровым просторам СССР не получилось. И самой главной причиной их поражения на советско-германском фронте явились не разногласия с немцами и недостатки в снабжении, а единство и сплоченность советского народа, возросшая мощь его вооруженных сил, превосходство советского военного искусства. «Помпезный» Главный маршал Италии Б. Муссолини был обречен стать жертвой позора, который ему организовал скромный аскет в повседневной жизни, но оставшийся великим в истории Главнокомандующий Иосиф Виссарионович Сталин.

Читателю будет интересно узнать переживания, зарисовки боевых действий, армейского быта в период прибытия, обороны, окружения и отступления итальянских войск из России. Но это взгляд с другой стороны. И трагедия альпийских стрелков никак не может сравниться с трагедией советского народа, потерявшего около 27 миллионов жизней.

Читатель сам может в этом убедится, ознакомившись с историей поражения итальянцев в России.

Конечно, интересны воспоминания всех тех, кто пережил ужасы войны. Наша военная мемуаристка богата яркими примерами. Но мы останавливаемся на малоизвестных страницах истории. Возможно, для кого-то они станут интересными.

Нуто Ревелли, офицер альпийской дивизии «Тридентина», прошел дорогами войны по Украине и России в 1942-м и 1943 году. С 1943 года, уже в Италии, он стал участником движения сопротивления и в 1967 году опубликовал воспоминания «Никогда не поздно. Дневник альпийского стрелка в России». Отрывки из этих воспоминаний вошли в нашу книгу.

Эджисто Корради был офицером запаса, затем офицерам оперативного отдела штаба альпийской дивизии «Юлия». Оставил после себя дневник «Отступление из России». Его воспоминания насыщены драматизмом и трагичностью тех роковых событий. Отрывки из них также дополнили картину прошедших событий.

Кто же такие Альпийские стрелки? Альпийские стрелки – это солдаты специальных пехотных подразделений, действующих в горах. Этот корпус был создан в Италии в 1872 году. Первые пятнадцать рот альпийских стрелков были сформированы по армейскому приказу от 15 октября 1872 года, а в 1882 году существовало уже шесть полков. Затем они были переформированы к 1887 году в 7 полков. В 1909 году создан 8-й альпийский полк, в то время было сформировано 26 батальонов, тогда же создали полки горной артиллерии, инженерные роты, роты минеров и связистов для поддержки пехоты. Первую мировую войну Италия начала в мае 1915 года, имея 52 батальона альпийских стрелков с 179 ротами. К концу Первой мировой войны были сформированы уже 88 батальонов с 274 ротами. Альпийские стрелки активно участвовали и во Второй мировой войне 11 полками с 5-ю полками артиллерии, входившими в состав 5 альпийских дивизий.

Когда-то Фридрих Энгельс в работе «Падение Меца», подчёркивая силу русского строя, выделял круговую поруку, обусловленную во многом общинностью русского духа и территориальным принципом комплектования полков. Нечто подобное наблюдалось и в истории формирования итальянской армии. Набор в альпийские батальоны производился по территориальному признаку, и в ротах и взводах служили не только соседи по деревне, но часто даже родственники. Это придавало подразделениям альпийских стрелков внутреннюю спайку и служило преимуществом при действиях небольшими группами, как это бывало обычно в горной местности.

Дивизии, как правило, принимали наименование областей, в которых они формировались. Альпийские батальоны никогда не имели нумерации, но назывались вместо этого именами городов, гор, деревень или долин, на территории которых происходил набор этого батальона.

В качестве особых знаков различия старшие офицеры носили на шляпах белые гусиные перья, младшие офицеры – орлиные перья, а другие чины – вороньи перья. Кроме того, маленькие эмалевые знаки, различные для каждого батальона, носились на головном уборе около оперения.

Альпийские части всегда считались в Италии наиболее надежными войсками. Их личный состав набирался из жителей Северной Италии, преимущественно горцев, которые переносили невзгоды военной жизни легче южан.

В канун празднования 75-летия Победы читателей ждут интересные открытия малоизвестных страниц Великой Отечественной и Второй мировой войн. В приложениях приведены документы и справочные материалы, которые позволят представить всю полноту описываемых событий.

Серия «Неизвестная война» будет продолжена. Планируется выпуск книг: «Чернорубашечники на Русском фронте 1941–1943», «Берсальеры на Русском фронте 1941–1943» и «Итальянцы на Русском фронте 1941–1943. На основе дневников и воспоминаний участников событий».

Глава I. Первое появление итальянских альпийских стрелков на советско-германском фронте

На советско-германском фронте итальянские альпийские стрелки появились впервые в начале 1942 года. А именно, 21 февраля 1942 года в Ясиноватую, что в Донбассе, прибыл батальон альпийских лыжников «Монте Червино». Ранее он участвовал в Албанской кампании, где был отмечен за свою храбрость. После Албании он находился в Аосте, в составе 4-го полка альпийских стрелков и был приписан к Школе военного альпинизма. Из этого же города он отбыл на Восточный фронт 13 января 1942 года под командованием подполковника Марио д’Адда.

Лыжный батальон «Монте Червино», специально подготовленный для действий зимой, был поистине лучшим, что могла дать итальянская армия. Он состоял из альпийских стрелков, прошедших специальную тренировку. Обмундирование и, особенно, утепленные лыжные ботинки, которыми его снабдили, служили предметом зависти не только итальянских солдат, но и немцев.

Батальон состоял из штабного взвода численностью в 50 человек и из 2-х стрелковых рот по 110 человек в каждой. Эти люди были отобраны среди самых опытных лыжников и скалолазов. На их вооружении, помимо винтовок модели 1891/1938, имелось небольшое количество автоматических карабинов модели 91 и пулеметов «Бреда 30». Но такая укомплектованность батальона не помешала вступлению его в бой буквально с марша.

«Монте Червино» первые потери понес еще при разгрузке на железной дороге. На станции Днепропетровск, где остановились для получения продуктов для батальона, отстали от поезда четыре альпийских стрелка вместе с младшим лейтенантом из 1-й роты Альберто Бруно. Несколько позже они нашли способ сесть в немецкий поезд в направлении Ясиноватой. В ночь с 22 на 23 февраля поезд, в котором находился младший лейтенант Бруно с четырьмя альпийскими стрелками, подвергся бомбардировке, и по воле судьбы, один осколок бомбы попал в сердце офицера, убив его наповал. Альпийским стрелкам немцы отказали перевозить на поезде тело младшего лейтенанта, и они, сделав сани, везли своего убитого офицера пешком до Ясиноватой. Двадцатипятилетний младший лейтенант Альберто Бруно, уроженец Савоны, стал первым альпийским стрелком, погибшим в России. Он был похоронен в русской земле с воинскими почестями в присутствии батальона в полном составе.

2 марта батальон «Монте Червино» после строевого смотра, который проводил командующий итальянскими войсками в России генерал Мессе, был переведен в Рыково, где тогда располагался штаб КСИР.

Особо следует отметить события 23 марта у Ольховатки, в которых принимал участие «Монте Червино». Батальон в то время был переведен из Рыково в Плоский. Боевые действия велись двумя колоннами: в одной была дивизия «Торино», в другой – дивизия «Пасубио» с батальоном «Монте Червино», усиленным одной ротой 81-мм минометов и двумя пулеметными взводами 80-го пехотного полка.

Холод, вопреки времени года, усилился. Несмотря на непривычные условия, батальон «Монте Червино» предпринял ряд атак на позиции обороны советских войск и сумел добиться успеха на отдельных участках фронта. 1-я рота батальона (капитана Джиузеппе Ламберти) смогла подойти к окраине населенного пункта, несмотря на яростный огонь русских. Но нехватка тяжелого оружия и недостаточная поддержка артиллерии привели к тому, что рота была блокирована противником и вынуждена была отойти. Отход 1-й роты прикрывала 2-я рота (капитана Марио Бордоне). Здесь особо отличился помощник командира Гуальди, который с пулеметом сдерживал противника, и прикрывал отход своих однополчан. Этот эпизод явился для «Монте Червино» боевым крещением на русской земле.

В середине апреля штаб КСИР решил создать специальную группу под командованием полковника Барбо, командира кавалерийского полка «Савой». В группу кроме кавалерийских частей входили мотоциклисты-берсальеры, пехотинцы и танкисты, а также батальон «Монте Червино», который 26 апреля пополнился из Италии двумя пулеметными взводами.

29 апреля 1942 года «Монте Червино» сменил 98-й немецкий полк.

Батальон получил приказ совершить пеший марш до Горбатово, чтобы догнать другие части группы Барбо. Вечером 29 апреля, примерно на полпути марша по сплошной липкой грязи, батальон попал в партизанскую засаду. Бой продолжался около двух часов и закончился отступлением русских, которые оставили на поле боя двадцать убитых. Потери батальона «Монте Червино» составили пять человек убитыми, десять человек ранеными и двое попали в плен. Один из них – лейтенант медицинской службы Энрико Реджинато – за героическое поведение в течение двенадцати лет пребывания в плену, как офицер альпийских стрелков и как медик, позже был награжден Золотой Медалью за военную храбрость.

5 мая «Монте Червино» переместился из Башилово в Знаменовку и заменил 3-й батальон 79-го полка «Эдельвейс». Группа Барбо, в которой был батальон «Монте Червино», переместилась в Горбатово и приняла под свою ответственность сектор обороны Верхняя Самара – Луговая – Башилово.

В середине мая группа, усиленная двумя германскими батальонами и батареей 75-мм орудий (75/27), приняла участие в немецкой операции на обширном участке русского фронта у Изюма. Немецкая атака началась 17 мая. День спустя в бой вступила группа «Барбо», находясь на левом фланге от III германского армейского корпуса. Батальон «Монте Червино», усиленный ротой берсальеров, взводом 81-мм минометов и огнеметным взводом, был как никогда боеспособен. У деревни Клиновой борьба развернулась с особой ожесточенностью: русские защищались самоотверженно, но вечером, после стремительной штыковой атаки альпийских стрелков из «Монте Червино», советские войска отступили. Для русских эти позиции были чрезвычайно важными и на следующий день с утра они ринулись в первую контратаку с эскадроном кавалерии, а потом с четырьмя полными батальонами. Против них не помогла и отчаянная храбрость «Монте Червино», который был вынужден отступить, оставив захваченные позиции, щедро политые кровью.

23 мая группа Барбо получила приказ отойти в Гришино, в распоряжение командования Группы армий. Здесь были награждены за храбрость многие офицеры и альпийские стрелки «Монте Червино», среди которых были отмечены капитан Ламберти, младший лейтенант Тозана и капралы Монделли и Де Джиорджи, которые одни сумели захватить траншею, где оборонялись четырнадцать русских.

Помимо боевых испытаний итальянские солдаты начали сталкиваться с другими трудностями. Так, в батальоне появились отдельные случаи заболевания тифом среди альпийских стрелков. Поэтому был назначен карантин в тылу. В июле, после прекращения угрозы тифа, батальон был возвращен на фронт, где части КСИР, в составе армейской группы фон Клейста, выполняли задачи боевого охранения. На данном этапе «Монте Червино» прекрасно проявил себя. В этот период батальон смело действовал, осуществляя вылазки небольшими группами, проникая за линию фронта неприятеля. В этих вылазках часто участвовал младший лейтенант Сакки, сержант Кьянале и другие альпийские стрелки. Ими было выявлено, что против батальона действует загадочное русское формирование «добровольцы смерти» (здесь речь идет, скорее всего, о штрафных батальонах) состоящее, полностью из офицеров.

Тем временем итальянское высшее руководство решило увеличить воинский контингент, участвующий в русско-германской войне. Было решено создать армию, которая получила название Итальянская армия в России (АРМ.И.Р., или позже просто АРМИР). Она формировалась под командованием генерала Итало Гарибольди, вместо генерала Мессе, которого назначить на этот пост было бы более логично. Армия состояла из трех корпусов: КСИР, II-го армейского корпуса и Альпийского корпуса.

Командующий армией прибыл в Россию в третьей декаде июня со штабом, и получил оперативные полномочия 9 июля, когда его соединения были еще в пути. В Россию к тому времени прибыли только группы армейской артиллерии и саперные части, а из II армейского корпуса была готова к боевым действиям только дивизия «Сфорцеска». Тогда произошли организационные изменения: КСИР был переименован в XXXV армейский корпус и получил в свое распоряжение дивизию «Сфорцеска», заменившую одну из старых дивизий II армейского корпуса. Он получил, кроме того, группу армейской артиллерии; полк конной артиллерии и батальон альпийских лыжников «Монте Червино». Этому батальону судьба готовила новые испытания.

В составе XXXV армейского корпуса батальон принимал участие в наступательной операции на Красный Луч (11–12 июля 1942 года). Здесь батальоном был прорван неприятельский фронт между Дебальцево и Никитино и наступление получило развитие на Красный Луч, Боково и Платово для соединения с другими частями армейского корпуса, которые выдвинулись 13 августа к Дону.

Потом батальон «Монте Червино» дислоцировался в районе Горбатово, с задачей участия в возможном контрнаступлении на правом фланге корпуса. К описанию последующих страниц боевой биографии альпийских стрелков на восточном фронте авторы этого сборника будут возвращаться не один раз.

Глава II. Итальянский Альпийский корпус в России 1942–1943 гг.

После кризиса зимой 1941/42 гг. Гитлер, который в 1941 год неохотно обращался к помощи итальянцев, теперь обратился к Муссолини, имея в виду просьбу начальнику итальянского генерального штаба Каваллеро о создании другого армейского корпуса из трех дивизий для отправки на Восточный фронт. Вообще это «сближение» с Германией становилось для Муссолини настоящим наваждением, учитывая большие преимущества со стороны немцев в операциях на Североафриканском театре военных действий.

25 августа 1941 года генерал Кейтель сообщил Каваллеро, что Гитлер не хочет других итальянских войск в России. Но Муссолини, которого фюрер пригласил с визитом на русский фронт (они встретились в районе Умани с 25 по 29 августа 1941 года), не отказался от своих намерений.

Переговоры о посылке новых воинских контингентов в Россию Муссолини поручил министру иностранных дел Италии Чиано, который встретился с Гитлером и Риббентропом. Позже Чиано вспоминал, что «встретил со стороны фюрера полное понимание наших пожеланий». Но Гитлер отметил, что широкое участие итальянских сил будет особенно полезным после преодоления Кавказа, так как на этой территории итальянский солдат будет более пригоден, чем немецкий из-за характера местности и климата.

В октябре Муссолини думал отправить в Россию двадцать дивизий. В то же время Гитлер обратился к министру иностранных дел Италии Чиано с предложением о возможности посылки Альпийского корпуса – в то время это были «лучшие итальянские войска», а также еще одного армейского корпуса.

Гитлер, вооруженные силы которого зимой 1941–1942 понесли значительные потери в ходе русского контрнаступления, в новом 1942 году требовал от Муссолини, чтобы итальянские соединения прибыли в России зимой. Но это было невозможно, потому что они еще просто не были готовы.

В январе 1942 года итальянский посол Альфьери получил сообщение о том, что Гитлер не только согласен на увеличение итальянского контингента на Восточном фронте, но и просит ускорить посылку туда войск.

Генеральный штаб итальянских вооруженных сил в действительности противился отправке своих солдат на этот далекий фронт и справедливо беспокоился скорее об африканском фронте, вместо того, чтобы ускорить подготовку дивизий, обещанных Муссолини. Предполагалось вернуть из России кавалерийские полки и заменить весь личный состав КСИР, который должен возвратиться в Италию.

Муссолини отдал приказ ускорить подготовку к весне других 6 дивизий, которые, объединившись с КСИР, сформируют Итальянскую армию из десяти дивизий. Итальянский генеральный штаб пытался выторговать максимум немецкого снаряжения для новых дивизий. Особенно настойчиво он просил снабдить их противотанковыми средствами и автотранспортом. Однако немецкое командование не оправдало надежд итальянцев. Кейтель в письме от 6 февраля 1942 года сообщил, что немецкая сторона может обещать только железнодорожный транспорт.

Командующий КСИР, генерал Мессе^[1], имевший опыт ведения операций летом и зимой в районе Донца, лучше знал местную топографию, климат и трудности сотрудничества с немцами. Он имел свое мнение и был против отправки других итальянских частей в Россию.

Мессе вернулся в Рим для награждения и 30 мая 1942 года имел откровенную беседу с генералом Каваллеро. В ходе беседы Мессе высказал свое мнение о несвоевременности посылки дополнительных сил в Россию. После этого он констатировал, что КСИР в действительности страдает от недостаточной мобильности и отсутствия техники для ведения современной войны. Но Каваллеро не мог ничего другого, как ответить, что «решения были приняты Дуче по политическим соображениям, и бесполезно дискутировать».

Генерал Мессе добился 2 июня встречи с Муссолини, которому он откровенно изложил доводы против посылки дополнительных войск в Россию. Но все было напрасно. Муссолини был непоколебим в этом вопросе и в конце разговора заявил, что «мы не можем послать войск меньше Словакии и других небольших государств». Он отпустил генерала с такими словами: «Дорогой Мессе, за столом переговоров двухсоттысячная армия будет значить больше, чем шестидесятитысячный КСИР!»

Теперь отправка двух армейских корпусов была решенным вопросом. Однако, в действительности еще две причины мешали отправлению Альпийского армейского корпуса. Первая – была в лице генерала Амброзио, начальника генерального штаба армии, который хотел отправить в Россию вместо трех альпийских дивизий, XX группу лыжников, но это предложение не было принято Муссолини.

Вторая – это событие, которое произошло между 18 и 22 июля, когда уже началась переброска в Россию Альпийского корпуса. Виновник этого события – альпийский генерал Карло Фасси. Он отправил телеграмму № 11062 Ор генералу Каваллеро, который был тогда в Ливии с Муссолини. В этой телеграмме он просил остановить отправку Альпийского корпуса, потому что возник важный вопрос, связанный с немецким командованием. От немцев поступило сообщение, что вероятней всего альпийские части не будут использованы в «кампании на Кавказе».

Телеграмма К. Фасси не была вовремя доставлена Каваллеро. А когда это произошло, то ни генерал Каваллеро, ни генерал Мальи уже не смогли повлиять на принятое решение главы государства. Генерал Мальи 22 июля имел длительную беседу с Муссолини, который несколько колебался, но затем генерал Мальи сообщил генералу Каваллеро, что дуче решительно ничего не хочет менять в отправке Альпийского корпуса на русский фронт.

Последняя попытка генерала Фасси, несмотря на благоприятный повод остановить отправку итальянских войск в Россию, в особенности Альпийского корпуса, провалилась. Теперь ответственность за отправку полностью лежала на Муссолини, что фактически подтвердилось.

Итак, новое войсковое формирование, названное АРМИР (Armata Italiana Russia) (Итальянская армия в России), получило номер – 8-я армия. Здесь необходимо разъяснить, что существует два термина – АРМИР и 8-я армия, которые неодинаковы. Под названием АРМИР понимаются все итальянские войска, действовавшие на русском фронте, во всяком случае дислоцированные там (итальянские флотилии на Черном море и на Ладожском озере, а также транспортная авиация). 8-я армия, напротив, более определенное объединение, которое при некоторых обстоятельствах могло использовать немецкие дивизии. Так же и ее итальянские дивизии могли передаваться в подчинение германской армии.

АРМИР состояла из КСИР, который, как говорилось выше, был переименован в XXXV армейский корпус в составе дивизий «Пасубио», «Торино», «Челере», групп чернорубашечников «Тальяменто» и «Монтебелло», составлявших боевую группу «3 января» (XXXV армейский корпус в качестве признания бывших заслуг КСИР в официальных документах мог иметь двойное название – XXXV (КСИР) армейский корпус); II армейского корпуса с дивизиями «Коссерия», «Равенна», «Сфорцеска»; Альпийского корпуса (дивизии «Тридентина», «Юлия», «Кунеэнзе»); Интендантской службы армии; Воздушного корпуса и Морского корпуса.

Позднее в Россию прибыли и другие части. Такие как пехотная дивизия «Виченца» и части чернорубашечников (группы «Леонесса» и «Валле Скривиа», которые образовали боевую группу «23 марта»).

АРМИР под командованием генерала Итало Гарибольди^[2] имела в общей сложности около 230 000 солдат и 7000 офицеров. Эта армия была укомплектована 960 артиллерийскими орудиями различных калибров, 52-мя 75-мм противотанковыми орудиями (75/36) и 380-ю 47-мм орудиями (47/32), 19 самоходными орудиями, 850 минометами 81-мм, 55 легкими танками. Имела 1800 станковых пулеметов, 2850 ручных пулеметов, 16000 автомашин, 1130 тракторов, 4470 мотоциклов, 25000 лошадей и мулов.

Свои мысли относительно использования совокупности этих сил Гитлер изложил в письме к Муссолини от 8 августа 1942 года: «Яростная битва на Восточном фронте на этот раз проходит в полном соответствии с планами. Сейчас положение таково, что в восточной излучине Дона наши дивизии, после того как они получат пополнение горючим и боеприпасами, проведут решительную битву против русских частей, которые туда срочно переброшены. Я ни на минуту не сомневаюсь, что в результате этого Сталинград попадет в наши руки. Тем временем дивизии правого крыла двинутся к Кавказу, ведя непрерывные бои… Ваша армия, дуче, моторизованная дивизия которой «Челере» уже вступила в бой на Дону, будет расположена нами для отражения эвентуальных атак противника на флангах.

Я бы хотел просить, дуче, вашего согласия на то, чтобы альпийские дивизии были использованы вместе с нашими горными и легкими дивизиями на Кавказе, тем более, что форсирование Кавказа приведет нас на территорию, которая не входит в сферу немецких интересов, и поэтому также по психологическим мотивам было бы важно, чтобы вместе с нами там были итальянские части, если возможно, альпийский корпус, который более пригоден для этой цели. Вместо этого на Донском фронте я бы придал вашей армии и поставил под ее командование одну или две свежие дивизии, а затем бронетанковую дивизию в качестве резерва вашей армии. Считаю это уместным, поскольку можно ожидать вступления в бой русских бронетанковых сил, в борьбе с которыми наши дивизии стали настоящими специалистами. В общем, дуче я с полной уверенностью считаю, что Россия уже через несколько недель потеряет свои наиболее важные источники снабжения нефтью, в то время как мы в ближайшее время окончательно ликвидируем наш постоянный голод в горючем.»

Но итальянские войска еще не прибыли в Россию, когда пришло первое сообщение итальянского генерального штаба о том, что Альпийский корпус, который должен был прибыть на Кавказ, напротив, направляется на равнину в Донские степи, вместе с другими пехотными дивизиями.

Поле боя и тип войны говорили с очевидностью, что итальянские пехотные соединения, которые использовались на Дону, не были в силах на достаточном уровне поддерживать борьбу в этом обширном районе. Как и альпийские части, они не были обеспечены танками, самоходной и противотанковой артиллерией. В такой ситуации была необходима поддержка, обещанная немцами и достаточные резервы.

Немцы начали новый цикл оперативных действий, которые по плану должны были в 1942 году, наконец, разгромить Россию. Но они не имели свободных сил, особенно танковых, чтобы поддержать итальянскую армию. Наоборот, германское командование оказывало нажим на штаб армии, который прибыл в Россию в третьей декаде июня, и требовало немедленного использования армии, несмотря на то, что не все ее силы прибыли к тому времени.

Когда 9 июля 1942 года генерал Гарибольди вступил в должность командующего, единственным соединением в его распоряжении был XXXV армейский корпус (бывший КСИР под командованием генерала Мессе). II армейский корпус был еще на пути между Изюмом и Горловкой, а Альпийский корпус даже не начал отправку из Италии.

На XXXV армейский корпус ложилась сложная задача поддержки германского наступления между Донцом и Доном, с прочесыванием горнорудного бассейна в районе Ивановка – Красный Луч.

В первые дни августа XXXV армейский корпус без дивизии «Челере», которая была передана 24 июля 6-й германской армии, оказался вынужденно сокращенным. На Дону ему немцы выделили сектор в обороне южнее Яиской до реки Хопер, куда части вышли 12 и 13 августа после 400-километрового марша. Здесь действовали смешанные войска: немцы и XXV батальон берсальеров из дивизии «Челере». Они уже воевали вместе в районе Серафимовича.

II армейский корпус, который 15 июля прибыл в район Сталино – Горловка – Дебальцево, продолжил движение в новом составе (дивизии «Коссерия», «Равенна», «Торино») в направлении Ворошиловграда, куда прибыл 25 числа. Здесь он перешел Донец по мосту, сооруженному итальянскими саперами, продолжив марш под ударами партизанских отрядов. Из-за их действий штаб дивизии «Коссерия» был вынужден использовать часть своих сил для прочесывания района. 4 августа подразделения II армейского корпуса пересекли железную дорогу Россошь – Ростов и продолжили движение по направлению к Дону.

С прибытием II итальянского армейского корпуса, XXIX корпус переместился вправо и взял в подчинение дивизию «Торино», которая прибыла сюда 9–10 августа. В это время II армейский корпус получил в свое подчинение 294-ю германскую дивизию, занял линию обороны между Новой Калитвой и Бюловкой. Дивизия «Равенна» заняла оборону в районе Верхний Мамон, а дивизия «Коссерия» 15 августа – в районе Новой Калитвы.

16 августа 8-я армия занимала на Дону следующую линию оборону:

• II армейский корпус с дивизиями: 294-й немецкой, «Коссерия» и «Равенна» – между Бюловкой и рекой Богучар;

• XXIX армейский корпус с подчиненной ему дивизией «Торино» между рекой Богучар и южнее Яиской;

• XXXV армейский корпус с дивизиями «Пасубио» и «Сфорцеска» – южнее Яиской до реки Хопер.

К линии обороны 8-й армии слева примыкала 2-я венгерская армия и справа XVII германский армейский корпус из 6-й армии, у которого слева находилась дивизия «Челере», расположенная в районе Серафимовичей (см. карту 1).

Альпийский корпус в это время направлялся из Италии, откуда начал движение 14 июля. История этого корпуса в России во многом абсурдна, как абсурдно было все, что касается Русской кампании. Уже одно словосочетание «альпийский армейский корпус», указывало на неоправданность использования горных войск… на равнинах Дона. Но еще более невероятным было использование этих альпийских стрелков в России вообще, если вспомнить, что случилось в Албании. Уже тогда ощущались недостатки в тактике и в работе служб тыла, поэтому исход битвы за Грецию был решен только с началом немецкого наступления.

Тем не менее, – кто знает почему? – дивизии «Тридентина», «Кунеэнзе» и «Юлия» отправились в Россию. До этого они дислоцировались на франко-итальянской границе. «Кунеэнзе» находилась во второй линии 1-й армии генерала Пинтора. Дивизия «Юлия» в Албании понесла тяжелые потери. Также она пострадала и в России из-за недостатка в снаряжении, в материалах, в оружии, в тактике и в работе тыла. Генералы итальянской армии во многом не соответствовали требованиям современной войны, что также явилось причиной прошлых и будущих неудач.

Созданию Альпийского корпуса предшествовало решение итальянского генерального штаба от 2 марта 1942, который поручил его формирование инспектору Альпийских войск в Тренто генералу Г. Наши. Он же был назначен его командиром. Начальником штаба стал полковник (позже бригадный генерал) Джиулио Мартинат.

В сформированный армейский корпус входили три дивизии, которые принимали участие и отличились храбростью в тяжелейших боях в войне против Греции: «Тридентина», «Юлия», «Кунеэнзе». Полный состав и штатная структура корпуса представлены в приложении 1.

Награждение полковых знамен альпийской дивизии «Юлия» золотыми медалями «За военную храбрость» за Итало-греческую кампанию 1940–41 гг. (Удине, 20 июня 1942 года)

Вернувшись в Италию из Албании, дивизии «Юлия» и «Тридентина» получили награды за военную храбрость на свои знамена. Награждение было устроено в Удине, для дивизии «Юлия» 20 июня 1942 года (8-й, 9-й и 3-й полки альпийской артиллерии), «Тридентина» была награждена в Турине, 25 мая 1942 года, с 5-м, 6-м и 2-м полками альпийской артиллерии. «Тридентина», кроме того, принимала участие в смотре войск в Бари, устроенном Муссолини.

Если «Тридентина» и «Кунеэнзе» полностью сумели восстановить свои силы, то «Юлия» имела значительные потери в итало-греческую кампанию и восстановление ее боеспособности затруднялось. Кроме того, дивизия понесла тяжелые потери, когда батальон «Джемона» 8-го полка альпийских стрелков погиб при возвращении на Родину на судне, которое потопила английская подводная лодка под названием «Галилеа». До сих пор женщины города Джемона, откуда были родом почти все из погибшего батальона, каждый год одевают траурные одежды в день гибели «Джемоны». Дивизия «Юлия» получила пополнение только в первых числах июня. Оно состояло в основном из призывников 1922 года рождения.

Знамя 3-го полка альпийской артиллерии после награждения (Удине, 20 июня 1942 года)

Альпийский армейский корпус имел в своем составе около 57000 человек, которые представляли различное альпийское население Лигурийских Альп, Альп Джулии и Апеннинского полуострова, Тоска-Эмилии из Абруции.

Вооружение пехоты, имевшее в основном мелкий и средний калибр и транспортировалось большей частью за спиной, не выдерживало конкуренции с многими типами русского полуавтоматического и автоматического оружия. Против итальянских винтовок «Манлихер Каркано» модели 1891 года, калибра 6,5 мм действовали более современные образцы советского оружия. Ручные пулеметы «Бреда М1930», которые каждую минуту требовали смазки для патронной коробки, заедавшей на морозе, не могли сравниться с достаточно простыми и обладающими большой скорострельностью советскими пулеметами. Единственное массовое оружие пехоты, которое могло выдержать конкуренцию с оружием противника был пулемет «Бреда» калибра 8 мм, который во время боев показал себя как надежное и скорострельное оружие.

Не хватало пехоте и противотанкового оружия, достойного этого названия: 47-мм орудия (47/32) (четыре орудия на батальон) могли использоваться в качестве поддержки, но были полностью бессильны против хорошо бронированных русских танков. С хорошей стороны зарекомендовали себя 81-мм минометы, но их было всего четыре в батальоне.

Артиллерии было мало, и мощность ее была недостаточной. Каждая дивизия имела две группы 75-мм орудий (75/13) «Шкода» (сделанная в Италии старая модель трофейных австро-венгерских орудий) и группу 105-мм орудий (105/11) (трофеи французского производства). Альпийский корпус получил 11-ю боевую группу корпусной артиллерии из трех групп 105-мм орудий (105/32) и одной группы 149-мм орудий (149/13). Корпус также поддерживали полк конной артиллерии из дивизии «Челере» и полк немецкой тяжелой артиллерии в составе двух групп.

В армейском корпусе почти отсутствовала артиллерия ПВО. В дивизиях корпуса имелись лишь два батальона 20-мм пулеметов ПВО. Полностью отсутствовала противотанковая артиллерия. Только впоследствии, используя трофейное французское вооружение, переданное немецкой армией, итальянцы могли создать в дивизии одну батарею из шести 75-мм орудий (75/38). Этот недостаток в количестве и качестве противотанковой артиллерии привел к тому, что противотанковая оборона была поручена почти исключительно альпийской артиллерии, несмотря на ее специальное техническое оснащение и структуру. При пробных неоднократных стрельбах по захваченным русским танкам они смогли только перебить гусеницы, поэтому итальянцам приходилось рассчитывать лишь на точную стрельбу и на храбрость артиллеристов.

Материальная часть, которой располагали альпийские стрелки, была сделана с учетом ее использования в горах и была непригодна для больших расстояний на войне в русских степях.

Парк транспортных средств альпийской дивизии в основном состоял из мулов и лошадей. Их в обозе было около 4800 голов. Армейский корпус, напротив, имел только автомашины. Этих машин было достаточно лишь для связи передовых баз интендантских служб армии с дивизиями, полками и батальонами. Поэтому было абсолютно невозможно обеспечить части автотранспортом. В итоге корпус имел большое число вьючных животных, но они были медлительны и неэффективны на больших расстояниях. Автомашин было мало, и кроме того, некоторые типы машин доказали свою неприспособленность при движении по степным дорогам.

Корпус был хорошо обеспечен всеми необходимыми техническими средствами и снаряжением для преодоления горных высот. Но горные ботинки, веревки, клинья, альпенштоки и другое имущество, оказались совершенно бесполезными для действий в донской степи.

Части дивизии «Тридентина» на станции Авильяна. 20 июля 1942 года

27 июля 1942 года подразделение батальона «Верона» 6-го полка альпийских стрелков на станции Асти

Полковник Лавиццари со знаменем 9-го полка альпийских стрелков. Гориция. Август 1942 года

Обмундирование и экипировка были хорошие и в достаточном количестве, но имели свои недостатки – оказались полностью непригодны к обстановке в степи, особенно зимой. Недостаточно было меховых шинелей и валенок. Было некоторое ограниченное количество немецкой обуви – «winterstiffel» – с деревянной, не очень удобной подошвой. Мало грела серо-зеленая шерстяная форма. Безусловно, не подходили ботинки с набойками, которые стали причиной многочисленных обморожений, потому что сырость превращала подошву в лед.

Итак, организация Альпийского корпуса была на самом деле следующей: вооружение и экипировка имели свои недостатки и ограничения. Но, прежде всего, его структура и подготовка личного состава были предназначены для использования только в горной войне. Два основных элемента составляли его моральную и материальную силу: человек – крепкий горец – жизнерадостный, храбрый и гордый; и небольшие подразделения (роты и батареи) каждые со своим определенным моральным обликом и тактикой, со своими особыми традициями, которые на войне образовывали боевые сплоченные части.

Нельзя сказать, что структура Альпийского корпуса полностью была не пригодна к этому типу войны и к сражениям на русском фронте. Но нехватка танков, противотанковой и противовоздушной артиллерии, как и подвижных средств, для быстрого вступления в бой объективно отодвигали его на второстепенные роли. Отсюда напрашивается вывод, что единственным местом для благоразумного использования, с уверенностью в хорошем результате могли быть горы Кавказа, куда ранее и собирались отправить эти части.

В первых числах июля это соединение почти полностью было готово к отправке из Италии. Передвижение корпуса было организовано по двум маршрутам. Первый, для моторизованных частей, – по железной дороге до Киева и своим ходом до Донца, по обычной дороге. Второй маршрут был подготовлен для немоторизованных частей и частично моторизованных, которые должны были добираться до Донца по железной дороге. Маршрут предписывал движение через следующие пункты: Бреннеро – Мюнхен – Лейпциг – Варшава – Минск – Изюм.

Дивизия «Тридентина» движется к русскому фронту

Штаб армейского корпуса, начав движение 14 июля из Тренто по железной дороге, прибыл в Ново-Горловку на Донце 27 числа того же месяца. Позднее он был переведен в Рыково, где с 18 августа начали постоянно функционировать все его службы.

17 июля началась переброска дивизии «Тридентина»; 27 июля из Борго-Сан-Дальмацио начали движение части дивизии «Кунеэнзе» и 8 августа из Удине отправилась дивизия «Юлия».

Для транзитного пересечения Белоруссии и Украины, необходимы были меры по обеспечению собственной безопасности от возможного нападения партизан, действовавших в тех районах.

Во время передвижения были задействованы двести эшелонов, но отмечено только три случая нападения партизан. 29 июля в Барвенково (это небольшая станция около Славянска), партизаны, засевшие в лесу, стреляли по поезду, и попали из винтовки в капрала 112-й роты оружия сопровождения из 2-го саперного батальона дивизии «Тридентина». Капрал Туллио Массера, несмотря на быстрое хирургическое вмешательство, спустя 2 часа скончался в немецком госпитале в Славянске 30 июля.

6 августа около Харькова перед поездом, который вез 123-ю ремонтную роту 3-го саперного батальона дивизии «Юлия», была разрушена часть железнодорожного пути, который быстро восстановили лейтенант Гуидо Виэль и его ремонтники с помощью материалов, привезенных с соседней железнодорожной станции. 11 августа, в конце дня, партизаны атаковали эшелон, перевозивший 11-ю батарею из группы «Мондови» 4-го полка альпийской артиллерии дивизии «Кунеэнзе»: выстрелами были ранены капитан Родольфо Берти и младший лейтенант Альдо де Микелис.

В то время, как штаб армейского корпуса выгрузился в Ново-Горловке и был переведен затем в Рыково, «Тридентина» концентрировалась в Ново-Горловке, а «Кунеэнзе» застряла в пробке на железной дороге между Успенской и Изюмом.

В директиве ОКВ № 45 от 23 июля 1942 года говорилось, что группе армий «А» будет передан итальянский альпийский корпус.

Эшелоны с альпийскими стрелками движутся на Восток

10 августа подтвердилось решение об использовании Альпийского корпуса на Кавказе и он перешел в подчинение 17-й немецкой армии, входящей в группу армий «А». После этого распоряжения командир Альпийского армейского корпуса с группой офицеров встретился с командованием 17-й германской армии. Немецкие автобусы начали перевозить альпийских стрелков из «Тридентины». Первые части отправились на место назначения из Ново-Горловки в Успенскую, на расстояние 330 километров. Обозы должны были совершить марш в пешем строю, потому что немецкие войска не располагали необходимым автотранспортом для перевозки всей дивизии.

14 августа штаб группы армий «А» известил о невозможности выделить автотранспорт, это означало, что части корпуса должны осуществлять передвижение в пешем строю, начав его 16 числа.

Дивизия «Тридентина» начала движение по обычной дороге и совершила четыре перехода, когда командование группы армий «А» приказало остановиться. От Верховного командования поступил приказ, что Альпийский корпус должен следовать на Дон. 19 августа он перешел в подчинение 8-й итальянской армии, и пока продолжалось прибытие дивизии «Юлия» в Изюм, «Тридентина» двигалась по направлению к Миллерово, а «Кунеэнзе» 23 августа начала движение к Старобельску. Затем «Юлия» продолжила движение по направлению к Россоши. Нелепость такого маневра осознавали все: от рядового бойца до командира полка.

В начале тот контрприказ (10 августа 1942 года) воодушевил альпийских стрелков и особенно тех командиров, которые могли оценивать последствия использования их войск на равнине. Они знали, что альпийские части обучены сражаться в горах, где действия полностью отличаются от действий на равнине. Здесь нет обычных действий больших масс пехоты и мощных оборонительных рубежей, не так велика роль артиллерии и нет поддержки танковых дивизий. Напротив, в горах превосходно использовалось ручное вооружение и стрелки меньше всего рассчитывали на поддержку артиллерии и танков.

Эти точные наблюдения не мог опровергнуть ни один из командиров. Но не все оказали сопротивление. Этому абсурдному решению в отличие от командира корпуса и командиров дивизий противились два старших офицера из дивизии «Юлия», полковник Пьетро Гай, командир 3-го полка альпийской артиллерии и подполковник Ринальдо Далль Арми, командир батальона «Джемона». Они не боялись высказать опасения за жизни собственных солдат. Первый направил письмо Джиакомо Суардо, тогдашнему президенту Сената. В письме он показал очевидность нелепости использования специальных горно-стрелковых дивизий не в горной местности, а на Дону. Второе послание было направлено Муссолини через префекта Форли: «Альпийские стрелки не смогут, – писал подполковник Ринальдо Далль Арми в своем письме от 27 августа, – и не готова материальная часть, чтобы играть с авантюрной легкостью человеческими судьбами. Это приведет к тому, что мы должны будем оплакивать горькими слезами тех убитых и искалеченных…»

Но не только полковник Пьетро Гай возражал вышестоящему командованию. Федерико Моро из штаба 2-го полка позднее отправил послание с убедительными доводами и обоснованием невозможности службы альпийских дивизий в открытой донской степи.

Нерационального использования альпийских стрелков в обороне на Дону вместо того, чтобы покорять Кавказ, можно было бы избежать, если бы генеральный штаб и командование на фронте оказали давление на немцев. Полковник альпийских стрелков Марио Одассо говорил, что использование альпийского армейского корпуса в России было большой ошибкой, и это мог подтвердить любой, даже не военный. Действительно, для альпийских частей, привыкших к основательной обороне на горном фронте, был характерен высокий боевой дух корпуса и региональный подбор личного состава. Части всегда были однородны и соперничали между собой только в мужестве.

Альпийские стрелки привыкли получать удары судьбы, и поэтому, стиснув зубы и закинув вещевые мешки за спину, двинулись по длинной степной дороге к далекому Дону. Эта переброска осуществлялась без инцидентов, кроме довольно тяжелого случая в 3-м смешанном саперном батальоне из дивизии «Юлия», который после 36-часового марша остановился в Боровой на Осколе. Во время привала у деревни Екатериновка ночью некоторое количество мулов ушли в направлении соседней деревни. Их стали преследовать караульные под командованием старшего сержанта Прати и младшего лейтенанта Миедже из 113-й роты оружия сопровождения. Около деревни конный патруль украинской полиции, вероятно испугавшись галопа мулов и криков, не разобравшись, открыл огонь по итальянскому караулу из «парабеллумов» (так итальянцы называли советский автомат ППШ) тяжело ранив сержанта Прати и убив младшего лейтенанта Миедже.

Этот факт был единственной неприятностью на длительном марше между Изюмом и Доном длиной около 300 километров, который, как уже сказано, прошел практически без инцидентов. Альпийские стрелки вынесли тяготы, стерпев жаркие дни и сырые летние ночи, а также неожиданные и бурные ливни. Все это заставляло тщательно приспосабливаться к местным условиям. Принимая во внимание тот факт, что бессмысленно навьючивать грузы на мулов, находясь на плоской равнине, альпийские стрелки раздобыли обычные телеги и повозки, которые могли найти поблизости, и загрузив их, впрягали одного или двух мулов. Так они облегчили тяжелую работу вьючных животных, а также некоторых альпийских стрелков, которым приходилось нести свой груз – тяжелое оружие, ящики боеприпасов, а также вещевые мешки.

Воскресная месса на спортивном поле Ворошиловграда. Батальоны альпийских стрелков выстроились квадратами

Офицером связи при Альпийском корпусе был назначен немецкий генерал Шлеммер, у которого, в конце концов, установились хорошие отношения с генералом Наши. Принимая во внимание ход операций первой оборонительной битвы на Дону, командование группы армий «Б» предписывало 23 августа направить Альпийский армейский корпус для включения его в линию фронта 8-й армии, как можно быстрее. Был увеличен средний дневной переход до 25 километров, без дневных остановок, хотя в этом и не было абсолютной необходимости.

Пеший марш по степи

25 августа штаб 8-й армии утвердил план использования альпийских дивизий на фронте.

Дивизия «Тридентина» должна была располагаться временно в секторе XXXV армейского корпуса. Альпийских стрелков необходимо было немедленно перевезти в район Миллерово – Боковская в темпе один батальон в день, в то время как обоз и полк альпийской артиллерии двигались пешком на то же расстояние.

Остальные части Альпийского армейского корпуса (дивизии «Кунеэнзе» и «Юлия») занимали позиции на Дону между колхозом Бужиловка и Новой Калитвой, заменяя 294-ю немецкую дивизию.

До 27 августа дивизия «Юлия», перемещавшаяся до этого по железной дороге, начала движение по обычной дороге из района Изюма к Россоши.

В первой декаде сентября длительный марш закончился: альпийские дивизии вышли к Дону.

Первая оборона на Дону. Бои осенью 1942 года

Во многих итальянских публикациях контратака 1 сентября 1942 года на фронте дивизии «Сфорцеска» с участием альпийских стрелков из 6-го полка описывается как наиболее яркий эпизод первой оборонительной битвы на Дону. Этому бою предшествовали следующие события.

20 августа началось наступление советских войск на фронте XXXV армейского корпуса (дивизии «Пасубио», «Сфорцеска» и «Челере»). Борьба в этом секторе была тяжелейшая: русские не только сумели переправиться через Дон, но и создали обширный плацдарм, с которого последовали удары по линии обороны «Сфорцеска» и также по правому крылу обороны дивизии «Пасубио».

25 августа после яростной и продолжительной атаки советских войск пала оборона у Чеботаревской. Сразу после этого последовала сильная атака на второй опорный пункт у Ягодной, который, тем не менее, сопротивлялся. Итальянская контратака в зоне Горбатовской сумела сдержать давление русских, которые все еще не прекращали свои атаки и 27-го вновь атаковали Большой и Ягодную, которые итальянцы отчаянно обороняли.

В районе Ягодной 28 числа в борьбе наступила кульминация, когда берсальеры 3-го полка, пехота 53-го полка, штурмовые саперы и альпийские стрелки из «Монте Червино» отвоевали высоты 208,4 и 187,1, ставшие главными опорными пунктами на новой итальянской линии обороны. Советские войска вынуждены были немного отойти, но это еще не разрешило тяжелую ситуацию у итальянцев – не хватало резервов. Командир XXXV армейского корпуса генерал Мессе, с начала боев наблюдал этот кошмар и лучше других знал, что его части сильно потрепаны и обессилены и не могут сопротивляться решительному неприятельскому наступлению. Он добился подкрепления в своем секторе за счет дивизии «Тридентина».

Подразделения дивизии «Тридентина» на фронте дивизии «Сфорцеска» во время первой обороны на Дону

Итак, дивизия на переходе у Миллерово повернула во второй раз: батальоны 5-го и 6-го полков (без батальона «Верона», который продолжал идти пешком) двигались на автотранспорте, без обоза. Достаточно быстро, несмотря на нехватку горючего, выделяемого немцами, итальянцы приблизились к району Ягодной – Горбатовской – Большой, который удерживался дивизией «Сфорцеска».

Почетный караул из офицеров батальона перед штабным навесом, где находятся останки командира батальона «Тирано» майора Волпатти и ротного командира капитана Диамминола

После похорон у могил погибших капеллан Нарчизо читает молитву

27 августа 5-й полк альпийских стрелков, теперь уже полностью поступил в подчинение дивизии «Пасубио» и действовал на правом фланге, куда вклинились русские. Батальон «Эдоло» был направлен в Верхний Тохин, в то время как батальоны «Тирано» и «Морбеньо» со штабом полка прибыли в район Верхнего Сингина, где расположились на высотах 206,1 и 220,1. 28 числа 5-й полк альпийских стрелков перешел в подчинение дивизии «Челере», занявшей позицию между «Пасубио» и «Сфорцеска». Полк переместился в район Отбеличье, где получил от штаба XXXV армейского корпуса приказ готовиться на завтра, 29 августа, атаковать неприятельские высоты 224,4 и 232,2 северо-западнее Ягодной. Боевой порядок предстояло построить в два эшелона: батальоны «Морбеньо» и «Тирано» в первом эшелоне, батальон «Эдоло» – во втором. В это время штаб полка приводил в порядок части западнее высоты 204,2 около Башмуткино, батальоны выдвигались на исходные рубежи атаки. Командование перенесло начало атаки на 30 августа, а затем на 3 часа 31 августа.

30 августа, во время рекогносцировки в районе Ягодной были убиты от разрыва неприятельской мины майор Гаетано Волпати, командир батальона «Тирано», капитан Бривио, командир 48-й роты и капитан Джиамминола, командир 109-й роты оружия сопровождения. Командиром «Тирано» был назначен майор Джерардо Заккардо.

Утром 31 августа намеченная атака 5-го полка альпийских стрелков была отменена окончательно. Штаб группы армий «Б» разработал другой план, склоняясь к укреплению новой линии обороны, особенно в зоне примыкания XXXV итальянского армейского корпуса к правому флангу XVII германского корпуса. Было намечено, что на следующий день, 1 сентября, эти два армейских корпуса осуществят атаку в районе Котовской, с задачей занять линию обороны высота 228,0 – северная окраина Котовской – высота 217,4.

По приказу штаба XXXV армейского корпуса (Приложение 2.1) генералу Барбо были приданы батальоны «Валь Кьезе» (подполковник Кьеричи) и «Вестоне» (майор Бракки), последнее подкрепление из двух взводов танков «L» и взвода огнеметных танков. Немцы должны были также поддержать атаку танками из района юго-восточнее Котовской и должны были способствовать наступлению итальянской колонны на эту деревню.

Пулеметчик из альпийских стрелков

Карта 1. Первая оборона на Дону (20 августа – 1 сентября 1942 года)

Задача овладения Котовской возлагалась на «Валь Кьезе», который развернул 253-ю роту (капитана Фестини) справа, 254-ю (капитана Скано) в центре и далее 255-ю (старший лейтенант Зани) при поддержке взвода землекопов из штабной роты. Слева: три роты должны были наступать на Котовскую при взаимной поддержке огнем, держа связь слева с «Вестоне». Этот батальон должен в составе 55-й роты (капитан Раскуали) при поддержке танковой роты наступать слева на «Ферму № 4 и затем на высоту 236,7, 54-й роты (старшего лейтенанта Баизи) наступать справа на высоту 195,8 и 53-й роты (капитана Марколини) должен соединиться с «Валь Кьезе» на высоте 209,6.

В ночь на 1 сентября неприятель атаковал фронт XXXV армейского корпуса. В 5 часов 10 минут линия обороны Большой должна была подвергнуться воздушной бомбардировки немецкой авиацией (12 бомбардировщиков и 8 истребителей). Задержка действий авиации обусловило задержку и атакующих действий пехоты, которые смогли начаться в 5 часов 35 минут, после короткой артиллерийской подготовки. «Валь Кьезе» и «Вестоне» начали решительно осуществлять свои задачи, несмотря на сильный и точный огонь минометов и артиллерии русских. В то время как «Валь Кьезе» наступал с большим воодушевлением на Котовский, 54-я рота из «Вестоне» достигла высоты 195,8, тем самым выполнив свою задачу. Блестящая атака стоила, однако для роты значительных потерь: вместе с многими альпийскими стрелками были ранены младшие лейтенанты Постингели и Данда и убиты младшие лейтенанты Формато, Аскерис, Таркини, и командир этой роты старший лейтенант Баизи. Он и младший лейтенант Таркини позже были представлены к Золотой Медали За Храбрость.

Пришли новости от разведчиков, что русские отходят с высоты 195,8, и что немецкие части заняли населенный пункт Калмыковский. Командир 6-го полка альпийских стрелков приказал батальону «Вестоне» продвигаться к пунктам второго этапа наступления. Генералу Барбо поручили координировать действия альпийских батальонов с силами поддержки.

Командир батальона собрал альпийских стрелков из своего штаба для создания резерва.

В это время 55-я рота, наступавшая с тем же порывом, достигла к 9 часам высоты 236,7. За высотой находилась русская батарея 76-мм орудий, которую они сумели захватить в 10 часов 30 минут вместе с большим количеством имущества и пленными, среди которых был один майор, один капитан и политический комиссар. Но и рота понесла серьезные потери: много убитых и раненных, среди которых почти все офицеры, в том числе и командир роты капитан Джино Паскуали.

Примерно в то же время 53-я рота стремительно захватила «Ферму № 4». Волна танков L/6 из LXVII батальона^[3] ушла вперед и рота, которая атаковала высоту 209,6, слишком отстала. Сильный неприятельский огонь прямой наводкой против танков заставил их отойти, но альпийские стрелкам удалось добиться своих целей и к 10 часам 30 минутам, при их поддержке захватить высоту, несмотря на сильное сопротивление неприятеля. Было захвачено много пленных и много военного имущества, заплатив за этот успех большой кровью: среди других героически сражавшихся, был убит храбрый боевой адъютант Зеаро.

В 11 часов штаб дивизии «Сфорцеска» с целью захвата высоты 236,7 и восстановления системы обороны поручил III батальону из 54-го пехотного полка, переместиться к левому флангу батальона «Вестоне», усиливая давление на высоту 236,7 и не теряя связи со II батальоном 54-го полка.

Пока шла передислокация для выполнения задач, пришли известия, что части немецкой пехоты и танков, вместо того, чтобы занять населенный пункт Калмыковский, остались на его восточной окраине. Из-за этого рота батальона «Валь Кьезе», которая направилась на Котовский, встретила сильное сопротивление и вынуждена была отойти на исходные позиции. А другая рота этого же батальона, занявшая высоту 178,1, была контратакована превосходящими силами русских и вынуждена была оставить позиции, отступая по южному склону высоты.

Справа «Валь Кьезе» наконец-то достиг Котовской. Разведчики батальона под командованием лейтенанта Зани, который заслужил Серебряную Медаль За Храбрость, добрались до позиций советской артиллерии.

В то время, когда действия двух альпийских батальонов имели благоприятное развитие по плану, немцы сообщили, что заняли высоту 206,3 и населенный пункт Калмыковский и что они со своими танками двигаются к Котовскому. Сообщение воодушевило альпийских стрелков, которые, достигнув намеченных рубежей, закрепились на них. Противник не заставил себя долго ждать. Почти сразу, примерно в 10 часов, началась сильная контратака: справа и слева наступали неприятельские части; в качестве подкрепления был выделен батальон «Вестоне», который глубоко вклинился в неприятельскую линию обороны, поэтому возникла опасность его окружения.

В действительности сообщение, поступившее от немцев, было ложным. Вопреки долгу боевого товарищества, их танковые части оставались на позициях, а высоты 206,3 и Калмыковский еще прочно находились в руках русских. Командир батальона, прикрыл правый фланг своей линии обороны, послав туда взвод танков «L» для захвата у неприятеля обширного подсолнечного поля. Вскоре после атаки на высоту 236,7, при подавляющем неприятельском огне, 55-я рота, занимавшая эту высоту, была вынуждена отступить. Советские войска теперь отбросили «Валь Кьезе» из Котовской и стал обходить «Вестоне» с фланга. Это произошло в 11.30, русские развили мощную и решительную атаку на всю итальянскую линию обороны. «Валь Кьезе» держался стойко, но к 13 часам вынужден был, чтобы избежать окружения, покинуть захваченные позиции и отойти на исходные рубежи.

Атакам русских сил противостояла героическая рота из «Вестоне», которая оборонялась до 14.30. Было необходимо помешать противнику отрезать основную часть батальона «Вестоне» и в 14 часов 30 минут штаб дивизии «Сфорцеска» приказал отступать с высот 236,7 и 209,6 на линию обороны у Фермы № 3, правее I батальона из 54-го пехотного полка. Батальон «Валь Кьезе» должен был удерживать позиции у Большой.

Через некоторое время в штаб батальона прибыл подполковник Камин, помощник командира полка. Он хотел узнать подробности критической ситуации и передал приказ полковника Синьорини на отвод «Вестоне». Под давлением советских сил, рота в 17.30 начала спокойно и организованно отходить под прикрытием огня 2-й группы 17-го артиллерийского полка (подполковника Марини).

Ситуация с бронетанковыми силами – ротой танков L/6 из LXVII танкового берсальерского батальона складывалась тяжелой: из 14 танков, поддерживающих батальон «Вестоне» 6 были выведены из строя; из 7 танков поддержки батальона «Валь Кьезе» 2 были не боеспособны, а другие 5 – имели недостаточное вооружение.

Отступление батальона «Вестоне» завершилось под сильным давлением советских войск. Несмотря на это батальону удалось захватить пленных и вывезти одно из 4 захваченных орудий. Это орудие сумел доставить капитан Синьори, командир штабной роты, а сержант Бользон и несколько альпийских стрелков доставили на нашу линию обороны группу пленных. Но вскоре почти всех захваченных пленных вынуждены были оставить. Многие из них сумели перебежать обстреливаемую итальянским и русским огнем зону. Перемещение закончилось к 20 часам.

Ночью рота отступила на исходные рубежи. Тяжелый бой стоил «Вестоне» почти 350 человек убитыми, раненными и пропавшими без вести. Потеряли убитыми или раненными, за исключением двух медиков, всех офицеров 54-й и 55-й рот (которая потеряла 140 человек), трех офицера также потеряла 111-я рота оружия сопровождения, из которых один убит (старший лейтенант Реджиани) и двое ранены (командир, капитан Альберто Порцио и младший лейтенант Сантор).

Карта 2. Бой батальона «Вестоне» и «Валь Кьезе» у Котовской 1 сентября 1942 года

Батальон «Валь Кьезе» также имел чувствительные потери.

Во всех происшедших событиях прослеживалось отсутствие тактического взаимодействия с XVII немецким корпусом, на фронте которого было запланировано применение танков.

Подразделения альпийских стрелков в первой обороне на Дону

Щедро политые кровью захваченные позиции вынуждены были оставить. Действия итальянцев, в действительности, достигли определенных результатов: советские войска были потрясены морально огромными потерями, а также испытал на себе дух альпийских стрелков, которые вынудили его прекратить свои атаки и думать об обороне.

Месса в поле для альпийских стрелков

В секторе наступило на некоторое время затишье, которым все воспользовались для укрепления оборонительных позиций. Советские силы имели теперь уже обширный плацдарм, на котором было больше четырех дивизий, угрожавших итальянскому фронту.

Маршал Джованни Мессе так описывает события 1 сентября 1942 года в своей книге «Война на русском фронте» (Messe Giovanni. La Guerra al fronte russo, il CSIR. Milano 1947):

«Контратака была доверена итальянским частям – батальонам «Вестоне» и «Валь Кьезе» из 6-го полка альпийских стрелков, подразделению танков «L» и подразделению огнеметчиков. Наши действия должны были поддержать немцы подразделением танков (оружие, которого не было у меня полностью, кроме сил LXVII танкового батальона, оснащенного 5-тонными танками!) и подразделением бомбардировочной авиации. Слева 79-я немецкая дивизия атакой на Калмыковскую должна была поддержать наши усилия, отвлекая на себя часть неприятельских сил.

Вторая договоренность – это точное выступление под командованием XVII корпуса. Атака должна начаться в 5 часов 30 минут 1 сентября. Несмотря на сильное сопротивление, батальон «Вестоне» сразу достиг конкретных результатов, захватив территорию восточнее высоты 195,8, на которую части батальона «Валь Кьезе» должны выйти своевременно с северо-запада.

В то время как наступление было в полном разгаре, немцы сообщили, что заняли высоту 206,3, а также и населенный пункт и что их танки идут вперед на Котовский.

На основе этих новостей, опираясь на тактическое сотрудничество, батальон «Вестоне» решил теперь продвинуться дальше на север, отклоняясь от цели по направлению к высотам 236,7 и 209,6.

Дезориентированный порывом альпийских стрелков неприятель отошел под давлением «Вестоне», который продолжал наступление с размахом и устремился на артиллерийские позиции на обратной стороне высоты 236,7. Бойцы этого батальона захватили там более сотни пленных, захватили и вывели из строя несколько орудий^[4].

Благоприятный исход событий стал под вопросом, так как многообещающие новости о наступлении немецких частей были полностью необоснованны. Не только танки остались на своих исходных тыловых рубежах (говорили потом, что в последний момент не хватило горючего), но и 79-я дивизия находилась еще далеко от населенного пункта Калмыковский и от высоты 206,3, о захвате которых они заявили!

Таким образом, XVII корпус проявил недостаточный дух товарищества. Сами же немцы свое поведение оправдывали подозрительностью и поступили с дурными намерениями, сведя на нет всю пользу от жертвоприношений итальянских войск и преимущества возникшей ситуации, а теперь с такой наглостью не скупятся на возмущения!

Противник собрал огромные резервы и организовал контратаку из деревни Калмыковская, которая, как полагали в батальоне «Вестоне» находится уже в руках 79-й немецкой дивизии. Это вынудило батальон оставаться изолированным на захваченных позициях и покинуть после тяжелой борьбы высоты 236,7 и 309,6. Батальон «Валь Кьезе» достиг успеха и был на пороге Котовской, открытой для жестокого огня из Калмыковской, и подвергся контратакам одновременно на фронте и на флангах, что все-таки вынудило его отступить.

Погрузка раненых альпийских стрелков в транспортный самолет

Несмотря на сильный натиск неприятельских сил, отступление завершилось организованно. Так, что альпийским стрелкам удалось перетащить на руках одно из захваченных орудий.

Эта контратака в битве на Дону, на узком участке, не повлияла на общую ситуацию по всему фронту. И закончилась почти что нулевым результатом из-за плохого взаимодействия между союзниками.

В последствие, на фронте XXXV корпуса возникло постепенно полное затишье. Неприятель пытался укрепить собственные позиции. Итальянские части также совершенствовали организацию обороны на передовой и занимались реорганизацией секторов, определенных для дивизии «Тридентина»».

Когда стали известны потери батальонов «Вестоне» и «Валь Кьезе» в бою, в составе армейского корпуса, генерал Наши направил генералу Гарибольди личное письмо (приложение 2.2), чтобы добиться использования альпийских частей, избегая их применения на износ, что будет отрицательно воздействовать на оперативную возможность всего Армейского корпуса в ближайшем будущем.

Ответ 6 сентября генерала Гарибольди (приложение 2.3) подтвердил желание скорейшего подчинения Альпийского армейского корпуса под ответственность командующего армией.

2 сентября 2-й полк горной артиллерии дивизии «Тридентина» занял линию обороны между Ягодной и Большой: группа «Виченца» справа поддерживала 6-й полк альпийских стрелков, группы «Бергамо» и «Валь Кьезе» слева поддерживали 5-й полк.

В ночь на 3 сентября батальон «Морбеньо» из 5-го полка альпийских стрелков заменил на фронте 53-й пехотный полк из дивизии «Сфорцеска» и перешел в тактическое подчинение подполковнику д’Адда, который передал командование «Монте Червино» капитану Ламберти. В тот же день батальон «Верона» (майора Мозе Бонджиоанни) также прибыл в этот район после длительного марша, сменив на высоте 200,0 перед русскими позициями на «Ферме № 3» LXXIX легион чернорубашечников «Тальяменто», занимавший почти 10 километров фронта с тремя ротами в первой линии и одной в резерве. Батальоны «Вестоне» и «Валь Кьезе» были переведены на другие участки фронта.

4 сентября штаб 5-го полка альпийских стрелков с батальоном «Эдоло» перешел в Рубашкин и командир полковник Адами стал командовать резервом XXXV армейского корпуса, состоящим из батальонов «Эдоло» (майор Белотти) и «Тирано» (майор Заккардо), а также из подразделения танков «L» из дивизии «Челере».

Командир дивизии «Юлия» генерал Умберто Риканьо со своим начальником штаба полковником Джузеппе Молинари

Артиллеристы 3-го полка дивизии «Юлия» на марше в районе Ровенки

Затем «Тирано» заменил на высоте 228,0 батальон «Вестоне» и части дивизии «Сфорцеска» и перешел в подчинение 6-му полку альпийских стрелков.

В конце концов, 9 сентября «Тридентина» получила свой сектор между высотой 228,0 и Большой, но без тактического штаба 5-го полка альпийских стрелков с батальонами «Эдоло» и «Морбеньо», вместо этого в подчинение дивизии перешел полк улан «Новара», подразделения берсальеров и две группы конной артиллерии, позже был добавлен немецкий пехотный полк.

«Остатки сладки». Прибытие на фронт на Дону партийного секретаря Видуссони, который вручил подарки альпийским стрелкам от города Милана. 28 сентября 1942 года

После замены частей и проведения ряда перегруппировок весь этот период был характерен интенсивными работами, а также небольшими столкновениями, в которых альпийские стрелки атаковал русских, не предпринимавших, активных действий.

Расположение Альпийского армейского корпуса окончательно на Дону было предписано приказом Штаба Армии от 13 сентября:

• дивизии «Кунеэнзе» и «Юлия» заменили 294-ю немецкую дивизию (II армейский корпус);

• далее расширение на север, усиливая линию фронта, где дивизия «Тридентина» была в готовности укрепить оборону до прибытия других альпийских частей.

Дивизия «Юлия» между 20 и 23 сентября заменяла 514-й немецкий пехотный полк из 294-й дивизии; 25 сентября дивизия «Кунеэнзе» заменила на позициях 513-й и 515-й полки той же дивизии.

Позиции имели естественную защиту и в тактическом плане были оборудованы достаточно поразному в разных альпийских частях. Но, как бы там ни было, все они находились в русской степи, а не в горной местности.

Дон, непереходимый в брод в этом месте, представлял еще один элемент силы, являясь естественным препятствием для неприятеля, а высокий берег облегчал наблюдение и безопасность для обороны.

Секторы, занятые батальонами на передовой оказались излишне растянутыми со значительными расстояниями между опорными пунктами, что создавало трудности в работе штабов. Полевые работы, выполненные немецкими частями, были в большей части хорошего качества и на подготовленных позициях без труда разместились альпийские части, которые превосходили предшественников по численности, там работали также военнопленные, бывшие в расположении дивизии.

Занятие оборонительных позиций в доверенном обширном секторе выявило недостаточность огневых средств. В частности, нехватка 81-мм минометов и пулеметов в армейском корпусе отрицательно сказывалась на боеспособности Альпийского армейского корпуса. Командир корпуса сразу потребовал от штаба армии пополнения недостающего вооружения.

5-й полк под командованием полковника Адами продолжал оставаться в резерве XXXV корпуса, кроме этого в резерв входил батальон «Эдоло» и подразделение танков «L» из дивизии «Челере».

Дивизия «Тридентина», после стабилизации линии фронта, продолжила свои работы по усилению позиций, а также совершала активные действия по пресечению попыток советских войск проникнуть через линию обороны. Эти действия часто заканчивались смелыми рукопашными схватками.

Пропагандистский плакат, развернутый перед позициями альпийских стрелков. На плакате надпись: «Итальянские солдаты, хотите жить? Сдавайтесь в плен Красной армии»

Альпийский стрелок из батальона «Валь Кьезе» около дорожного указателя

Батальон альпийских стрелков «Тирано» во главе с майором Волпатти

Статуя Сталина в Ворошиловграде

Отделение снабжения на пути к фронту

Замаскированные позиции альпийской артиллерии

Эти альпийские стрелки развлекались, подбирая колосья, жали и зерна мололи в кофемолке…

9 октября, наконец, «Тридентина» получила приказ покинуть занимаемые позиции, где она выполнила свои задачи. Теперь она должна была соединиться с другими дивизиями Альпийского корпуса на линии фронта тоже на Дону, только севернее.

Дивизия передала свой сектор румынским войскам, которые восхищались прочной и почти законченной системой обороны, созданной альпийскими стрелками. 10 октября началась переброска дивизии по маршруту: Верхний Лучинский – Климовский – Чертково.

…и они же под навесом, на ящике от боеприпасов, замешивали муку, как учила их мать, когда были маленькими

Во время марша произошел один горький эпизод. Случилось это 25 октября в Ивановке. В этот день 56-я рота батальона «Верона» потеряла пятерых офицеров – они сгорели при пожаре в избе: лейтенант Пьетро Болани, командир роты, младший лейтенант медицины Алессандро Бианки, Лео Магрини, Бруно Риолфи и Доменико Беата-Брун.

31 октября, после 200-километрового марша, дивизия «Тридентина» прибыла в свой корпус. В тот же день в Альпийский корпус прибыл и батальон лыжников «Монте Червино», который дислоцировался в Россоши в резерве.

6 ноября дивизия «Тридентина» заменила 23-ю венгерскую дивизию (из 2-й венгерской армии) в секторе обороны между районом Карабут и Бассовка, на участке фронта протяженностью около 28 километров.

Альпийский армейский корпус был усилен артиллерией: одной группой 105-мм орудий (105/32) и тремя группами 75-мм орудий (75/27) из полка конной артиллерии, кроме того, – батальоном альпийских лыжников «Монте Червино» и одной группой смешанных эскадронов, сформированных из двух кавалерийских полков.

Теперь положение Альпийского армейского корпуса на фронте на Дону было следующим: 2-я венгерская армия своей 23-й дивизией была в контакте с 8-й итальянской армией, на левом фланге дивизия «Тридентина» (генерал Ревербери): 6-й полк альпийских стрелков (полковник Синьорини), батальоны на передовой «Верона», в районе Подгорного на Дону; «Вестоне», во втором эшелоне в Деша со штабом полка, в то время как штаб дивизии и 2-й полк альпийской артиллерии были в Дольшик. Следующий 5-й полк альпийских стрелков (полковник Адами): батальоны «Тирано» (Белогорье), «Эдоло» (Северная Бассовка); потом дивизия «Юлия» (генерал Риканьо) с 9-м полком (полковник Лавиццари), батальоны «Валь Чисмон» и «Чивидале» на передовой, в Русском Бойволове; 8-й полк альпийских стрелков (полковник Чимолино) батальоны на Дону «Толмеццо» и восстановленный «Джемона» севернее Каравут; штаб дивизии в Куреной; 3-й полк альпийской артиллерии напротив Становой. В резерве находились батальоны «Акуила» и «Виченца» в районе Подгорного. Следующая дивизия «Кунеэнзе» (генерал Баттисти) с 1-м полком альпийских стрелков (полковник Манфреди) и батальоны на передовой в Казинке, а именно «Чева» и «Мондови», следующие батальоны 2-го полка (полковник Скримин) с батальонами «Борго Сан Далмаццо) и «Дронеро» в то время как батальоны «Пьеве ди Теко» и «Салуццо» были во втором эшелоне; штаб дивизии в Анновке; штаб 4-го полка альпийской артиллерии в Солонцах. Штаб альпийского армейского корпуса (генерал Наши) в Россоши. Далее II армейский корпус генерала Зангиери…

Карта 3. Позиция дивизии «Кунэензе» на Дону (1 ноября 1942 года)

Карта 4. Позиция дивизии «Юлия» на Дону (1 ноября 1942 года)

В заключении следует отметить, что расположение дивизий в секторе XXXV армейского корпуса было не вполне рациональным. Оно не учитывало специфику и трудности обстановки: подчинение немецким войскам, дезориентирование войск, внезапная смена обстановки, ошибки командования, совсем незнакомая окружающая обстановка. Это и другое предопределило дальнейший ход событий.

Карта 5. Позиции дивизии «Тридентина» на Дону (1 ноября 1942 года)

По образному выражению, использование альпийских стрелков часто походило на применение «футбольного мяча» для командования. Кроме того, взаимодействие между частями альпийских стрелков и альпийской артиллерии с трудом поддавалась элементарной организации.

События первой обороны на Дону и боевых действий осенью 1942 года Нуто Ревелли описывает в своих дневниках.

Командующий армией генерал Гарибольди в зарослях на берегу Дона

Патрули альпийских стрелков на передовой. Наблюдатели и связисты

Артиллерийская позиция в секторе дивизии «Юлия»

Беседа офицеров альпийских стрелков с немецкими офицерами

Зимние бои 1942/43 гг.

К началу зимы 1942/43 гг. Альпийский армейский корпус занимал оборонительные позиции на Верхнем Дону.

Местность на переднем крае обороны 8-й итальянской армии по своему характеру была более выгодна для оборонявшихся, чем для наступавших. Открытое, слегка и неравномерно всхолмленное степное плоскогорье, крайне бедное растительностью, но изрезанное вдоль и поперек большим количеством рек и глубоких балок, создавало удобные естественные рубежи для организации обороны.

Широкие открытые пространства перед передним краем обороны вдоль Дона (достигавшего здесь 200–350 м ширины) создавали хорошие условия для организации всех видов огня. Опорные огневые точки и дзоты, надежно замаскированные под снегом, были невидимы для наступающих.

Правый берег Дона, занятый итальянцами, был выше левого. Это позволяло итальянцам просматривать расположение советских войск на глубину 8–10 км, что представляло большие трудности для маскировки сосредоточения войск и проведения их подготовки к наступлению.

Вечером 10 декабря 8-я армия расположилась на Дону с севера на юг следующим образом:

Альпийский армейский корпус:

Альпийская дивизия «Тридентина» с 5-м и 6-м полками альпийских стрелков и 2-м полком альпийской артиллерии;

Альпийская дивизия «Юлия» с 8-м и 9-м полками альпийских стрелков и 3-м полком альпийской артиллерии;

Альпийская дивизия «Кунеэнзе» с 1-м и 2-м полками альпийских стрелков и 4-м полком альпийской артиллерии.

Альпийский армейский корпус включал в себя также II группу артиллерии Армейского корпуса и в качестве поддержки следующие части:

Батальон альпийских лыжников «Монте Червино»;

Группа спешенных эскадронов, сформированная из кавалерийской группы (оставшиеся силы из двух кавалерийских полков были расположены в тылу для присмотра за лошадьми и не использовались в зимнее время года);

Полк конной артиллерии (также лишенный лошадей, которых перевели в тыл);

XXXII группу орудий 149/40 из 9-й группы армейской артиллерии;

XXIV группу орудий 149/28 из 9-й группы;

612-й немецкий тяжелый артиллерийский полк, состоявший из 2-х групп.

Затем во втором эшелоне, в тылу Армейского корпуса, располагался штаб армии: пехотная дивизия «Виченца» (без артиллерии). Ее солдаты и офицеры были недавно призванные резервисты, многие из них – люди пожилого возраста, давно не служившие в армии. За мало воинственный вид эта дивизия была немедленно окрещена солдатами «дивизией оловянных солдатиков».

ВСЕГО: 26 стрелковых батальонов, 54 батареи с 216 артиллерийскими орудиями. Танков не было.

Карта 6. Положение 8-й итальянской армии на Дону на вечер 10 декабря 1942 года

13-я батарея из группы «Конельяно» на перекрестке у Ивановки во время передвижения к Голубой Крынице

Декабрьское поражение заставило командование группы армий «Б», включавшую 2-ю немецкую армию, 2-ю венгерскую и итальянский альпийский корпус, создать в пожарном порядке оборону между Новой Калитвой и Михайловкой. Выполнить эту задачу поручено было управлению 24-го немецкого танкового корпуса, под началом которого были переведены 385-я и 387-я немецкие пехотные дивизии, итальянская горнострелковая дивизия «Юлия», 27-я немецкая танковая дивизия и спешно сформированная из полицейских частей дивизионная группа «Фогеляйн». Однако создать за короткий срок прочную оборону в скованной морозами степи было невозможно. Вот этот слабо защищенный участок на южном фланге большой группировки войск противника и выбрало для нанесения главного удара командование Воронежского фронта.

Другие части из дивизии «Юлия», не участвовавшие в замене частей на фронте в период 19-го, 20-го и 21 декабря, передвигались пешком на позиции дивизии «Кунеэнзе».

19 декабря на фронте Альпийского армейского корпуса была перегруппировка сил для замены дивизии «Юлия» дивизией «Виченца».

На правом фланге фронта Армейского корпуса и особенно на позициях в районе Старой Калитвы, дивизия «Кунеэнзе» перенесла жестокую воздушную бомбардировку. Противовоздушная оборона сбила два самолета и повредила четыре других.

Батальон «Салуццо» (крайний справа в секторе дивизии «Кунеэнзе»), участвовал в одной контратаке на ограниченном пространстве вместе с оставшимися в живых из II и III батальонов 89-го полка (дивизии «Коссерия»), которые все еще сопротивлялись в районе Новой Калитвы.

Дивизию «Юлия» использовали в секторе XXIV немецкого танкового корпуса в районе Кринишная – Зеленый Яр – Ивановка.

Карта 7. Ситуация на 18 декабря 1942 года

На правом фланге находилась дивизия «Коссерия» (II и III батальоны 89-го полка) основная часть людей была лишена боеприпасов и имела незначительное количество автоматического оружия, сюда следует прибавить девять дней непрерывных боев, которые перенесла эта дивизия, в которых была уничтожена ее основная часть, прикрывавшая направление движения к Лизиновке, куда прибыли другие части, оставшиеся из дивизии «Коссерия».

Уже 20 декабря батальон «Акуила» из прибывшей группы, расположившись между перекрестком Зеленый Яр и Ивановка, не выдержал натиска частей советских войск.

Утром 21 декабря внезапная атака двух батальонов из 352-й советской дивизии не застала врасплох батальон «Акуила», который выдержал эту атаку.

На рассвете 21 декабря температура продолжала падать, было между тридцатью и сорока градусов ниже нуля, русские патрули пытались овладеть высотой, занятой альпийскими стрелками из 93-й роты; в 7 часов утра появились также русские самолеты, которые бомбили итальянские позиции. Бомбардировка зажигательными бомбами снова возобновилась в 9 часов с пулеметными обстрелами штаба батальона, нанесшими заметный ущерб для войск. Действия русских в течение дня были активнее обычного. К счастью, в 22 часа прибыли десять танков из 3-й немецкой танковой роты, которые поделили между итальянским ротами и штабом батальона.

Прибытие альпийских стрелков в районе Зеленого Яра

Капитан Карраро с командиром 93-й роты лейтенантом Анджело Памбианки

Около штабной избы батальона «Акуила»

22 декабря, в тумане на рассвете, три русских батальона атаковали высоту 204. Разгорелся кровопролитный бой, который вызвал тяжелейшие потери с обоих сторон. Тяжелый бой продолжался шестнадцать часов. Вся дивизия теперь уже расположенная на линии обороны, могла участвовать в контратаке вместе с четырьмя немецкими танками.

В 10 часов немного севернее неприятель атаковал батальон «Толмеццо», который не выдержал натиска после двух часов борьбы с двумя батальонами из советской 167-й дивизии. Возобновив бой, батальон понес к 15 часам большие потери.

На следующий день, 23 декабря, воспользовавшись туманом, который сгущался, русские атаковали сектор обороны батальона «Салуццо». Тем временем на высоте 204 немецкие части заменили итальянские, чуть позже, около 17 часов, прибыл также альпийский батальон «Валь Чисмон».

Русские направлялись к Россоши. Неожиданно атаковали позиции Винадио и Вальдиери из 23-й роты, которых поддерживали батареи из группы «Валле По» и группы «Пинероло».

Почти одновременно «Чивидале» (командир Закки) прибыл в Новую Калитву. Вечером, в целом дивизия «Юлия» была на фронте, взяв на себя сектор обороны при следующем расположении полков: 8-й полк альпийских стрелков, занял сектор Голубая Крыница – Ивановка, 9-й полк альпийских стрелков – Зеленый Яр.

В районе Ивановки батальон «Акуила» отметился тремя золотыми медалями За Военную Храбрость: Ребеджиани, Энрико Ребеджиани, бывший студент экономического факультета университета Болонии со своим взводом, который сильно уменьшился, а среди оставшихся в живых было много раненных. Он с призывом обратился к своим солдатам.

Альпийский стрелок Джиузеппе Маццокка видел, что его боевой товарищ тяжело ранен. Бросился ему на помощь. Осколком ему оторвало руку. Но Маццокка продолжал тащить товарища. Затем был сражен противотанковым снарядом.

В течение дня 23 декабря не было значительных действий.

24 декабря дивизия «Юлия» вновь вступила в бой.

В 5 часов 15 минут неприятель атаковал батальон «Валь Чисмон», который поддерживали пять немецких самоходных орудий; при контратаке удалось захватить пленных, оружие и военное имущество.

Около 9 часов 30 минут того же дня батальон, при поддержке шести немецких танков, контратаковал с правого фланга одну большую советскую часть, которая угрожала Крыничной в секторе 385-й немецкой дивизии. Сопротивление русских было сломлено с большими потерями для них.

В 10 часов 24 декабря русские части вынудили итальянцев ожесточенно защищаться. В бой вступили также штабная рота и различные службы, которые понесли тяжелые потери. Русская артиллерия продолжала тем временем обстрел итальянских позиций без перерывов.

Отозвали с передовой измотанный батальон «Акуила», после значительных потерь ближе к вечеру он отошел.

В 19 часов батальон «Толмеццо» был вновь атакован двумя советскими батальонами, после короткой, но сильной артподготовки, во время снежной бури, сокращавшей видимость на фронте альпийских стрелков. В отражении которой участвовала артиллерия дивизии «Кунеэнзе». Захваченные пленные утверждали, что действия русских имели целью захват населенного пункта Комаров.

Температура воздуха стабилизировалась на отметке 38 градусов ниже нуля. В боях отличились роты из батальонов «Валь Чисмон», «Виченца» и «Толмеццо».

Рассвет второго Рождества войны в России салютовал жестоким обстрелом из «катюш»; капелланы из дивизии «Юлия» ночь провели у алтарей.

В 3 часа 26 декабря советские войска атаковали фронт батальонов «Толмеццо» и «Валь Чисмон».

В 6 часов русские атаковали роты на передовой. Около 7 часов усилилось давление на «Валь Чисмон», но успехи, достигнутые противником, были ликвидированы контратакой при поддержке взвода немецких танков. Командир XXIV немецкого корпуса выразил свое чувство удовлетворения широкому использованию артиллерии в этих боях (группы «Конельяно», «Валь Пьяве» и XXIII группа 105-мм орудий 105/28), и определил действия альпийских стрелков как «очень агрессивные в атаке».

Потери были значительными, они усугубились обморожениями (64 только в 59-й роте батальона «Виченца»).

От русских пленных итальянцы узнали, что многочисленные части концентрируются в Ивановке и Дерезовке. В этом секторе, с 19 по 26 декабря, среди убитых, раненных и обмороженных было двадцать девять офицеров, двадцать пять унтер-офицеров и почти тысяча рядовых.

В батальоне «Акуила» осталось в строю только три офицера: Приско, лейтенант ветеринар Виталеста и младший лейтенант Фоссати из штабной роты.

Борьба продолжалась с переменным успехом 27-го и 28 декабря. Потери только обмороженными 28 декабря, достигли 103 человека.

В ночь на 29 декабря и на следующий день роты на передовой были заменены другими, из батальонов «Виченца» и «Валь Чисмон».

Бойцы батальона «Монте Червино» переносят тело лейтенанта Карло Сакки, командира 1-й роты, убитого на Дону 22 декабря 1942 года

В день Рождества и 28 декабря погибли альпийские стрелки из 9-го полка, Джино Гампомицци из батальона «Акуила» и Джиузеппе Тоиго из «Валь Чисмон». Первый был вестовым из штаба батальона, выполнял важные задания, внес свой вклад в боевые действия; на все похвалы своего командира, он отвечал скромно: «Все альпийские стрелки делают, как делаю я». На следующий день, выполняя очередное задание, он погиб.

Второй, покинув Францию в апреле 1942 года, вместе с частью в августе прибыл на русский фронт. Во время большой атаки неприятеля забрался с пулеметом в корпус подбитого танка для поддержки огнем наступление рот. В этом бою он потерял глаза. Вернулся в Италию слепым.

Храброе поведение дивизии было отмечено в военном бюллетене штаб-квартиры немецкого командования: «В сражениях в большой излучине Дона особенно отличилась альпийская дивизия «Юлия».

На рассвете 30 декабря, после длительной артиллерийской подготовки на фронте батальона «Толмеццо» (6-я рота), было вклинивание советских сил на дороге Новая Калитва – Комаров. Остановленная в первое время точным огнем автоматического оружия и артиллерии, атака возобновилась, около 6 часов 30 минут при сильной поддержки артиллерии. Но в 8 часов русские были вынуждены отступить в беспорядке.

30 декабря, в адском бою на перекрестке в Зеленом Яру, погибли младшие лейтенанты альпийских стрелков Федерико Колинелли, Витторио Хеуш, Уго Пиччинини, Карлетто Гавольо. Первые двое были студентами университета, офицеры запаса, третий находился на действительной службе. Все представлены к Золотой медали За храбрость посмертно.

Колинелли – студент инженерного дела, был добровольцем в Восточной Африке и в России, получил тяжелое ранение, когда вел в атаку своих альпийских стрелков; был госпитализирован в Россоши, потом отправлен в Болонью, умер 28 января; в Россоши остался его брат, командир 18-й батареи из группы «Удине», который потом пропал без вести в бою.

Хеуш четыре года обучался медицине, был добровольцем с 1940 года. Командовал пулеметным взводом, заменил в строю убитого стрелка. Во время бушевавшей вокруг битвы, рядом с ним взорвалась граната.

Пиччинини, получивший звание младшего лейтенанта, в марте 1942 года, отправился в июле того же года на русский фронт. Получил многочисленные ранения и был эвакуирован. Придя в сознание, он узнал, что его часть еще сражается, и бежал из госпиталя, добрался на передовую, где был скошен пулеметной очередью.

Гавольо, младший лейтенант в армии с 1939 года, также был сражен выстрелом в бою.

Следует отметить и унтер-офицерский состав. Двое из них, один капрал и один старший капрал, погибли: это были Габриелли и Ческато.

Анджело Габриелли из батальона лыжников «Монте Червино», продолжал стрелять по наступающим танкам. Хотя он попал в один, но тот продолжал двигаться. Он выстрелил снова, подбитый танк, двигаясь по инерции, смял его вместе с оружием и остановился теперь уже навсегда.

Тем временем действия русских распространилось на юг, против позиций, занимаемых 385-й немецкой дивизией (высота «Чивидале»). Еще батальон «Толмеццо» и итальянская артиллерия принимали участие в оборонительных действиях немцев, против русских, пытавшихся захватить позиции. Теперь контратака батальона «Джемона» восстановила ситуацию. Борьба продолжалась весь день на отвоеванных позициях, и потери были большие.

Позиции 9-го полка альпийских стрелков (батальон «Виченца»), который оседлал дорогу Дерезовка – Зеленый Яр, также подверглись сильной атаке на рассвете силами около двух советских батальонов. В 7 часов 30 минут на поле боя появились танки, поддержавшие советскую пехоту, несколько из них были тяжелыми. Борьба продолжалась, четыре из этих танков вышли из боя.

Около 10 часов ситуация на фронте 385-й дивизии стала критической; требовалось вмешательство немецкой авиации, осуществленное успешно в 11 часов 45 минут тремя самолетами, рассеявшими пулеметными обстрелами силы противника.

Контратака 59-й роты из батальона «Виченца» южнее перекрестка Зеленый Яр, при поддержки 4-х самоходных орудий и 6 немецких танков, сумела после длительной борьбы отбросить неприятеля. В 18 часов ситуация была восстановлена.

Приостановленная на несколько ночных часов, борьба возобновилась 31 декабря на рассвете, на тех же направлениях, что и в предыдущий день и неприятель атаковал двумя колоннами (каждая силой около одного батальона), при поддержке 18 танков.

К оборонительным действиям подключились также ремонтники из III смешанного саперного батальона, после первого успеха неприятель продолжил атаку, но была подготовлена контратака, и в 8 часов 40 минут ситуацию восстановили, противник понес большие потери в людях и танках. Советское наступление возобновилось в 12 часов 45 минут, и вновь оно было отбито.

Было 31 декабря, день сражения на перекрестке Зеленый Яр.

Франческо Ческато был ранен несколько раз, но продолжал бой с оружием в руках; получил смертельную пулю на поле боя в Голубой Крынице, 1 января 1943 года.

Интенсивная деятельность служб тыла и материально-технического обеспечения для поддержки хорошего физического состояния бойцов посредством распределения продуктов питания, шерстяных носков, дубленых шинелей, маскировочных накидок. Немцы содействовали в распределении войлочной обуви, отобранной у населения в далеком тылу – в Харькове и в Полтаве.

Деятельность альпийских стрелков во время дневного затишья была посвящена улучшению оборонительных сооружений.

4-го, 5-го и 6 января были отмечены интенсивные бои за обладание «высотой Чивидале», расположенной в немецком секторе.

4 января в борьбе принимали участие вначале 20-я рота из батальона «Чивидале», которая пошла в контратаку по собственной инициативе; потом 16-я рота, которая вызвала аплодисменты немцев за их демонстративное презрение опасности. В борьбу вмешалась также артиллерия дивизии «Кунеэнзе». 5 января в 8 часов 30 минут неприятель проник за высоту, вынудив защитников временно отступить, но ситуация восстановилась через три часа. Новая атака неприятеля провалилась в 14 часов. Правда, в 17 часов, после новой атаки, высота перешла в руки неприятеля.

4-го и 5 января около населенного пункта Новая Калитва погибли старший сержант из Удины Паолино Зукки и капитан Дарио Киарадиа, оба из 8-го полка альпийских стрелков. Они получили смертельные ранения во время атаки неприятеля.

Были дни, в которые, как писал дон Бреви, сражения «достигали наивысшей точки по интенсивности». Правее дивизии «Юлия» русские ворвались на немецкие позиции, которые те обороняли при поддержке своих танков. На фронте дивизии противостояли три русские дивизии, готовые прорваться на спинах альпийских стрелков…

В 8 часов 30 минут 6 января, 76-я рота (батальон «Чивидале») с одним взводом и несколькими танками немцев, вернула позиции, захватив 45 пленных. Батальон «Чивидале» потерял убитыми и ранеными 300 человек.

Советские войска после нескольких попыток, прекратили активные действия на несколько дней.

Штаб группы армий «Б» подтвердил 8-й армии приказ сопротивляться любыми средствами вражескому наступлению на всем протяжении фронта.

Альпийский армейский корпус оказал сопротивление противнику на фронте до Новой Калитвы и на позициях XXIV танкового корпуса между Новой Калитвой и Голой.

На фронте дивизий «Тридентина» и «Виченца» русские атаковали батальоны «Вестоне», «Морбеньо», «Эдоло», стремясь захватить Павловск. Русские предприняли обычный маневр, обходя альпийских стрелков с целью окружения.

Лейтенант Приско из батальона «Акуила» позже вспоминал:

«… 15 января, ближе к вечеру, позвали для рапорта лейтенанта Куалья, который командовал частями «Виченца», расположенными в низине, позади высоты 204. В бункере, кроме Куальи были другие офицеры, которые вели пустые разговоры о судьбе, всем хотелось выжить, несмотря ни на что. Помню младшего лейтенанта Латини и младшего лейтенанта Ди Наполи, которые с энтузиазмом подтверждали героическое поведение альпийских стрелков из Абруцци. Потом Куалья сказал мне одну горькую новость: в предыдущую ночь русские прорвали фронт румынской и венгерской обороны и теперь находятся в нашем тылу. В первые часы этого дня бои идут в Россоши, это более чем на 40–50 километров у нас тылу. Кроме того, русские действовали активно, что вынуждало нас торопиться занять новую линию обороны для продолжения сражения, препятствуя неприятелю развить успех и занять выгодные позиции. Куалья показал мне план, представленный лейтенантом Аллемандом из штаба полка: в ночь с 16 на 17 января части из 9-го полка альпийских стрелков с передовой должны отступать в направлении Мезонки – Подгорное. Первыми должны продвигаться в этой операции альпийские стрелки из «Валь Чисмон» и «Виченца». Через два километра должны следовать «Акуила», не теряя контакта с наступающим неприятелем…»

Как бы то там ни было, штаб альпийского армейского корпуса, избегая неожиданностей, отступал на север в Подгорное.

Утром 16 января ситуация на фронте была для итальянцев довольно тяжелой. В 6 часов 30 минут в секторе дивизии «Тридентина» русские атаковали и выбили с позиций батальон «Эдоло». Итальянская контратака вынудила советские войска отойти на исходные позиции.

В 9 часов русские возобновили атаки, но вновь были отброшены.

В 11 часов советские войска, находящиеся на фронте севернее «Акуила», продвинулись в открытое пространство. Альпийские стрелки на этом участке фронта должны были действовать изолированно, поэтому вели ожесточенный огонь. Но предыдущий приказ был точен: открывать огонь только когда неприятель подойдет на сто пятьдесят метров к передовой. Части «Валандро» и «Белотти» спровоцировали сильный ответный огонь: русские показали концентрацию своих сил; вероятно, в последний момент, они поняли, что итальянцы уже оставили линию обороны. Неожиданная атака русских стоила им большого числа убитых и раненных.

В Мезонке немцы переправились и выгружали взрывчатку, чтобы взорвать толстый лед, который покрывал болото, с целью замедлить наступление русских танков. С наступлением темноты русские проникли между батальонами «Эдоло» и «Вестоне» и захватили первые дома в Бессовке. Бой был жестокий. Оставшиеся в живых были практически все уничтожены.

Город Россошь, тем временем, был захвачен танковой колонной русских.

На фронте большого русского наступления, проходившего севернее и южнее от армейского корпуса, наблюдался отток немецкой техники к Подгорному, они минами взрывали участок железной дороги Россошь – Острогожск. Командование подготовило мероприятия на случай непредвиденных обстоятельств для локального отступления в облегченном варианте.

Дивизия «Юлия» вышла с базы в Голубой Крынице. Также и дивизия «Тридентина» начала облегченный отход на Подгорное.

XXIV немецкий армейский корпус отходил через Калитву в Подгорное (где протекала река Россошь, впадая слева в Калитву). По этим рекам ориентировались части альпийских стрелков.

В Россоши, в момент русской атаки, находились: батальон «Монте Червино», один маршевый батальон пополнения из 1-го полка альпийских стрелков, прибывший 9 января и III ремонтный батальон армейского корпуса, а также пехотинцы из дивизии «Виченца» – эти части были в подчинении генерала Мартината.

Карта 8. Ситуация на 13 января 1943 года

Маршевый батальон под командованием подполковника Роберто Шиппачеркола, был расположен в деревне Сковка Балка. У них не было автоматического оружия и съестных припасов. Альпийские стрелки для обороны имели только винтовки, и распределили триста пятьдесят ручных гранат, вот и все, что было у этого подразделения!

401-я и 604-я роты прикрывали оборону первой линии. 602-я занимала вторую линию обороны. Первыми вступили в бой альпийские стрелки из «Монте Червино», части русской колонны разделили город на две части, проникнув в центр и обходя периферийную оборону. Капитан Морелла из ремонтного батальона пал во главе своих людей, которые пробивались к Поповке. «Червино», после кровопролитной борьбы получил приказ отходить к Ольховатке, следуя по направлению на Калитву.

15 января 1943 года батальону лыжников «Монте Червино» при поддержке двух немецких самоходных орудий и позже также эскадрильи «штук», удалось подбить 12 танков, захватить 40 пленных и уничтожить основную часть пехоты, которая была танковым десантом. В 16 часов небольшая часть русских, оставшихся в живых покинула Россошь.

Маршевый батальон, который состоял из пьемонтцев и лигурийцев, сопротивлялся, как мог в жестоком бою с бронетанковыми силами русских. Оставшиеся в живых с тяжело раненным командиром, собирались за железнодорожной насыпью, им удалось отступить к Поповке, и в дальнейшем они отходили вместе с дивизией «Кунеэнзе».

Батальон «Монте Червино» Ламберти сократился до ста двадцати трех солдат и шести офицеров.

Генерал Мартинат укрылся в Постоялом, это был важный дорожный узел.

Утром 16 января погибли последние альпийские стрелки на пресловутом перекрестке Зеленый Яр.

В Подгорном остались не погребенными пятьсот человек, они лежали в вырытой канаве, но не были засыпаны землей. Множество других также оставались не погребенными в огромной степи во время этого страшного отступления.

Карта 9. Ситуация с Альпийским корпусом на вечер 17 января 1943 года

После приказов и контрприказов и даже угроз оружием, был распространен приказ отступать, который поступил после 11 часов 17 января, в Подгорное: радиограмма 02/302, в которой среди других распоряжений был приказ сохранять тесный контакт с VII венгерским корпусом. Но этот корпус… был уже на марше к Карпенково. Приказ прибыл, когда венгерский корпус уже ушел с Дона! (Приложение 2)

Теперь ситуация была безусловно непоправимой.

Глава III. Трагедия отступления

Начало отступления

Генерал Гарибольди, предвидя опасную перспективу, 13 января обратился к командующему группой армий «Б» и в ставку Гитлера «Вольфшанце» с просьбой об отводе Альпийского корпуса на отсеченные позиции у Подгорного. Но получил решительный отказ Гитлера.

И только утром 17 января 1943 года генерал Гарибольди санкционировал отход всего армейского корпуса в соответствии с приказом генерала Наши.

Но утром 17 января русские добрались до Постоялого, уничтожили 44-ю роту капитана Спиацци.

На деле, советские войска наводнили тылы Альпийского армейского корпуса, перед фронтом которого действовали только отдельные части (всего одна дивизия и одна пехотная бригада).

Дивизии альпийских стрелков вынуждены были оставить артиллерию средних калибров из-за недостатка горючего.

В 7 часов на фронте дивизии «Тридентина» были оставлены в обороне Форесте и Тонале (из батальона «Эдоло»). Вскоре в секторе дивизии «Юлия» началась атака на позиции батальона «Чивидале», батальон «Толмеццо» оборонял позицию «Мельница», получил сначала приказ на отступление, позже контрприказ: его роты были окружены русскими; 1-я рота, после четырех атак, была практически уничтожена; 6-й роте удалось прорваться и добраться до штаба батальона, который начал отступление.

Тем временем все немецкие части хаотично бежали, было общее отступление из Россоши к Подгорному и в район Поповки.

Передвижная радиостанция

В 11 часов 17 января штаб Альпийского армейского корпуса передал подчиненным дивизиям устный приказ на отступление, подтвержденный письменно, как только получили распоряжения из штаба 8-й армии (Приложение № 2) с направлениями движения альпийских соединений, определенного по трем следующим направлениям:

• железная дорога Явдаково – Россошь;

• долина Ольховатки;

• долина Айдар – Николаевка.

Майор Сильвио Стеффенсен из штаба дивизии «Юлия» говорил тогда: «Спешно заканчивали все дела быстро, без сожаления уничтожали все… После Подгорного на запад, всегда на запад…»

Днем штаб Альпийского армейского корпуса получил известие, что Постоялый был атакован и занят танками и мотопехотой противника, подошедшими с юга. В таком случае становились блокированными пути предположительного отхода из Подгорного, так как советские войска 15 января перерезали дорогу Россошь – Ольховатка.

Изолированно действовали танковые и моторизованные части русских в тылу Альпийского армейского корпуса, поэтому было необходимо освободить дорогу на запад, при отступлении с общей линии фронта союзных сил.

Штаб группы армий «Б» передал в подчинение Альпийского корпуса скромные остатки XXIV немецкого танкового корпуса. В этом корпусе оставалось боеспособными 4 танка, 2 самоходных орудия и 5 артиллерийских орудий, одна батарея реактивных минометов. 385-я и 387-я дивизии после месяца боев были практически уничтожены и из оставшихся в живых сформировали небольшие отряды, которые шли вместе с итальянскими колоннами во время отступления.

Россошь. В этом здании находился штаб Альпийского армейского корпуса

17 часов 17 января 1943 года: начало отступления на Подгорное

Полковник Лавиццаре (командир 9-го полка альпийских стрелков) и подполковник Актис Капорале в ожидании приказа

Младший лейтенант Джоаккино Галлионе явно утомлен из-за большого количества раненых

В 16 часов того же, самого неудачного дня 17 января, командование альпийского корпуса уверяло штаб в Старобельске, что движение начнется вечером; в действительности в 17 часов 17 января начался последний акт итальянской трагедии в России. Из штаба армии прибыли приказы подчиненным штабам: дивизия «Тридентина» двигается двумя колоннами в район Подгорное – Опыт; левая колонна: с 5-м полком альпийских стрелков (Адами), со II батальоном 278-го полка, батальон «Тирано», группа артиллерии «Бергамо», 5-е санитарное отделение, 5-е отделение жизнеобеспечения, группа спешенных эскадронов «Савойя» и «Новара». В авангарде находился батальон «Эдоло» с альпийской батареей, которые должны начать движение только в 4 часа 18 января. Правая колонна: с 6-м полком альпийских стрелков (командир Синьорини), с батальонами «Верона» и «Валь Кьезе», группой артиллерии «Виченца», с полковыми частями; дивизией «Виченца» в два эшелона под командованием соответствующих полковников (278-й полк – Роамера, 277-й полк – Сальви), с группой конной артиллерии для каждого из двух эшелонов. С 277-м полком движется батальон альпийских стрелков «Пьеве ди Теко»; направление движения было: Самойленков – Поповка. В этом же направлении движется южная группа под командованием полковником Мулаттиери. Северная группа с батальоном «Вестоне» и группой артиллерии «Валь Камоника» (полковник Леонардуцци) составляла третью колонну дивизии «Тридентина». Дивизия «Кунеэнзе» отходит двумя колоннами, соответственно с двумя полками альпийских стрелков 1-м и 2-м; начали движение вечером по длинному маршруту Анновка – Чапекевка – Поповка. Пункт построения колонн была Анновка. 1-й полк альпийских стрелков оставил Топило в 19 часов со штабом полка, службами, двумя группами артиллерии «Валле По» и «Мондови»; в Крешатит выстроился «Чева» и в Кулаковке «Мондови»; 2-й полк двигался на Топило с батальоном «Борго Сан Дальмаццо» следовал батальон «Дронеро» и группа артиллерии «Пинероло». В авангарде был батальон «Салуццо», который начал движение в 17 часов из Старой Калитвы. Дивизия «Юлия» находилась севернее Россошь – Поповка. Часть была уже в движении, должна была пройти около восьмидесяти километров от занимаемых позиций. Дивизия, которая сократилась до пятидесяти процентов от своих штатных сил, двигалась двумя колоннами (два полка 8-й и 9-й).

Движение четырех итальянских дивизий было затруднено из-за отставших от частей – это около 10000 немцев и венгров с бесчисленными санями и обозами, которые создавали дополнительные препятствия в поиске пищи и укрытия на ночь.

Отрыв от русских сил имел место одновременно на всем фронте Армейского корпуса в ночь на 18 января. Дивизии формировали колонны для следования по немногочисленным дорогам.

Батальон «Монте Червино» (командир Ламберти) после ночевки в Ольховатке продолжил движение на запад. Объединились с батальонами полковника Бинда, командира гарнизона в Россоши и полковника Маркези, заместителя начальника штаба армейского корпуса. Развитие ситуации вынудило ускорить движение колонн, также было необходимо поддерживать моторы немногих автомашин непрерывно горючим: трагедия начиналась в момент когда горючее заканчивалось или его конфисковали прибывшие немецкие войска для обеспечения немногих еще действующих танков (эти танки будут на вес золота, особенно для дивизии «Тридентина»).

Дивизия «Тридентина» сформировала три колонны, которые начали движение на Подгорное под прикрытием арьергарда и отступали в туже ночь к железной дороге по направлению от линии фронта на востоке. Штаб армейского корпуса все еще находился в Подгорном, затем соединился с дивизией «Тридентина», вместе с частями войск и служб армейского корпуса.

Альпийские стрелки запасаются водой

Дивизия «Виченца» отступала к линии железной дороги, двигаясь двумя колоннами. Северная колонна направилась на Подгорное. Батальоны «Морбеньо» и «Вестоне» возвратились в свою дивизию «Тридентина». Эти батальоны были направлены в дивизию «Виченца» для поддержки в конце декабря. Южная колонна направлялась на Поповку.

В Подгорном штаб армейского корпуса установил, что 3000 военнослужащих частей и служб его непосредственного подчинения начали отступление с дивизией «Виченца».

Дивизия «Кунеэнзе» отступала в направлении Поповки двумя колоннами, защищаясь батальоном «Салуццо», оставленным в арьергарде на крайней южной линии обороны Армейского корпуса, у этого батальона был непосредственный контакт с авангардом неприятеля. После начала движения штаб дивизии потерял связь со штабом Армейского корпуса.

Дивизия «Юлия», которая в предыдущий день, 16 января, должна была расширить до 25 километров свой сектор обороны, для замены немецких частей, переброшенных в другое место. Дивизия отступала в тыл севернее Черной Калитвы. При этом был сохранен плацдарм на южном берегу реки недалеко от Новой Мельницы, обороняемый батальоном «Толмеццо».

Горят брошенные автомашины

На этих позициях батальон должен отражать сильные атаки неприятеля, который пытался окружить их. Прорвав окружение в штыковой атаке, «Толмеццо» вновь соединился со своей дивизией. Когда стало темнеть, возобновили движение двумя колоннами, ориентируясь в движении на Поповку – Лесничанский.

18 января русское окружение сжималось: концентрация советских войск была отмечена в Россоши, Ольховатке и на дорогах, ведущих из этих населенных пунктов к Постоялому. Кроме того, танки и пехота русских были замечены в районе населенного пункта Опыт.

Штаб армейского корпуса отдавал устные приказы (Приложение № 2), где уточняли, что части будут действовать «как в высокогорной зоне», оставив все автотранспортные средства, доверив транспортировку грузов лишь мулам.

Группа бойцов, охраняющих штаб

В ночь на 19 января батальон «Монте Червино» вписал свою последнюю страницу в историю этой кампании. Уменьшенный почти до семидесяти человек, направился к Никитовке; со своими солдатами шел Маркези и майор Стеллато. Русские были в засаде и ожидали их подхода. Оставшиеся в живых из «Монте Червино» пытались тогда обойти засаду и неприятельскую колонну; попытка потерпела неудачу, и группа была уничтожена, лишь шестерым удалось спастись. Все офицеры погибли в схватке. Спасся только бесстрашный командир, капитан Ламберти, который попал в плен, а также младший лейтенант медицины Реджинато, взятый в плен раньше…

Попал в плен также капеллан батальона отец Леоне (большая борода и большое сердце в маленьком теле, как его описывал в своих воспоминаниях Бедески), но тогда уже умирал – из-за обморожения возникла гангрена.

Дивизия «Тридентина» продолжала марш двумя отдельными колоннами, начав движение в темноте. Были отмечены первые атаки регулярных русских частей и партизан на арьергард (батальон «Эдоло»).

Дивизия «Виченца» двигалась в район Подгорное – Поповка на Самойленков (Сематевка).

Дивизия «Кунеэнзе» в ночь на 18 января осуществляла распоряжение о начале движения, оставив позиции на Дону без давления неприятеля, за исключением района Анновки, где были атакованы регулярными частями и партизанами из-за отсутствия немецких частей из XXIV корпуса, которые должны были осуществлять прикрытие. Батальон «Мондови» понес серьезные потери, особенно 9-я рота.

Дивизия «Юлия» возвращается в свой армейский корпус. Она вновь чувствовала недостаток подкреплений, необходимых в предыдущий период, к этому прибавились климатические трудности, отсутствие дорог, нехватка вьючных животных и горючего. Батальон «Толмеццо», который потерял полностью 12-ю роту в бою за Мешонки, на реке Черной Калитве, получил подкрепление в 300 человек из VIII маршевого батальона, с которым соединился в Россоши 13 января. Дивизия в течение дня расположилась между Поповкой и Сотниской, со штабом в Подгорном, по дороге Куреной – Сергеевка. В полночь 9-й полк альпийских стрелков на окраинах Поповки выдержал атаку русских, произведенную из Россоши.

19 января движение продолжалось медленно из-за описанных трудностей, был получен второй приказ из штаба армейского корпуса.

Отступление альпийских стрелков продолжается. Немцы двигались на машинах

В Опыт, в первые часы этого дня прибыли: штаб XXIV немецкого корпуса со штурмовыми орудиями, батареей реактивных минометов, группой моторизованной артиллерии полковника Фишера, состоявшей из семи 88-мм орудий. В населенный пункт позже прибыли и другие еще боеспособные итальянские и немецкие силы, вместе с массой отставших от своих частей, которые создавали хаотичную ситуацию, трудно вообразимую и которая благоприятствовала действию русских. Другими словами, в отступлении уже началась катастрофа из-за большого хаоса.

Генерал Наши усилил колонну 6-го полка войсками из группы Фишера. После отчета командиров частей, которые дислоцировались в Поповке («Юлия», «Кунеэнзе» и немецкие войска), решили двигаться на Валуйки, следуя по маршруту Поповка – Кулаковка – Шелякино, оставив повозки и переместив сани в хвост колонны, чтобы не препятствовать движению боевых частей.

Первыми двинулись части дивизии «Винченца»; в 12 часов начали движение части дивизии «Юлия»; потом немецкие войска в 17 часов и части дивизии «Кунеэнзе» в 22 часа.

Советские войска препятствовали дивизии «Тридентина» в ее марше на запад.

В 1 час ночи 19 января в Скорорыбе батальон «Тирано», который прибыл вечером 18 января, был обстрелян русским во время движения к Постоялому: с наступлением темноты «Тирано» вынужден отступить к Буденному.

Колонна 6-го полка альпийских стрелков (с группами «Бергамо» и «Виченца», со II смешанным саперным батальоном и дивизионными службами) имела также задачу защиты открытого правого фланга армейского корпуса, устремилась на Репьевку и Постоялый, взяв этот населенный пункт, занятый русскими. Батальон «Вестоне» двинулся в атаку, но бой шел с переменным успехом, и не удавалось захватить населенный пункт из-за неожиданного подхода русских танковых частей. «Вероне» должен двигаться на Репьевку, но продолжал ощущать давление советских войск. Здесь русские зашли вперед, опередив альпийских стрелков, и преградили путь орудийным обстрелом. Колонна вынуждена была поэтому двигаться на Репьевку, где находился батальон «Валь Кьезе».

Около 5 часов утра из Подгорного вышла часть колонны полковника Адами, в авангарде которой был батальон «Эдоло» и группы артиллерии из 11-го полка, оставшейся без орудий (оставленных по причине отсутствия горючего) и в арьергарде группы спешенных эскадронов.

В 7 часов 30 минут батальон «Тирано», который должен был атаковать Скорорыб, получил приказ задержаться и его заместили батальоном «Эдоло». Присоединились к колонне немецкие части, которые опередили наших на марше и бросились в атаку на Скорорыб: но потом были внезапно блокированы действиями русских. В 13 часов «Эдоло» был блокирован на небольшой возвышенности у населенного пункта. Немецкое командование, которое находилось в затруднении, просило тогда помощи у альпийских стрелков. Помощь была предоставлена.

Первая помощь раненым

Русские атаковали с новыми прибывшими танками. Напрасно альпийские стрелки пытались использовать свои 75-мм орудия 75/38. Орудия были парализованы морозом! Спасло только судьбоносное присутствие одного немецкого штурмового орудия, которому удалось уничтожить один танк, остановить второй и обратить в бегство третий.

5-й полк альпийских стрелков (с группой «Валь Камоника») двигался на Скорорыб, где подвергся нападению советской моторизованной колонны. В последующем бою альпийским стрелкам удалось захватить населенный пункт, уничтожив несколько танков, захватив пленных и различные военные материалы.

Тем временем «Верона» оказался против советских сил в Постоялом, большая колонна достигла Опыта (юго-восточнее Репьевки). Батальон «Валь Кьезе» пришел на помощь батальону «Верона», который был блокирован в Репьевке.

Альпийские стрелки и немцы организовали контратаку при поддержке батальона «Тирано», который вмешался в борьбу на правом фланге, и также на левом против русских. В 15 часов Опыт был, наконец, занят. При этом освободили сто пятьдесят альпийских стрелков из дивизии «Юлия», захваченных в плен в первый день. Там была тяжелая борьба, и русские орудия полностью уничтожили 29-ю батарею из «Валь Камонока».

Советские войска были вынуждены отойти на Самойленков. Но этот успех итало-немецкого наступления был непродолжительным, как увидим дальше.

В Опыт уже прибыли штабы Альпийского армейского и XXIV немецкого корпусов, многочисленные альпийские стрелки из дивизии «Юлия» и около тысячи отставших от частей венгров из 23-й дивизии, располагавшейся слева от дивизии «Тридентина» тем самым были нарушены планы советского командования.

В утренние часы прибыли другие отставшие от частей венгры и остатки XXIV немецкого корпуса, которые влились в колонну дивизии «Тридентина».

Генерал Наши тогда приказал остановиться в населенном пункте, чтобы дать возможность другим частям выйти из зоны; все двигались на запад, в действительности были длительные задержки, возникающие из-за борьбы с русскими. В полдень они бросились еще раз к Опыту, пытаясь отбить его.

Неопределенность ситуации усугубилась тем, что правый фланг армейского корпуса оставался открытым и тем, что «Тридентина» опережала в движении другие дивизии. Все это побудило генерала Наши остановиться на целый день, чтобы возобновить атаку на следующий день в направлении Постоялый. Тем временем прибыли подкрепления для обороны Опыта, вновь приводились в порядок отставшие от частей и из них формировали части, которые собрались в Репьевке, где находился целиком 6-й полк альпийских стрелков (без 54-й роты из «Вестоне») и немецкие части.

Дивизия «Виченца» в утренние часы заняла Самойленков после короткого боя. В 17 часов пришел приказ из Штаба армейского корпуса продолжать движение на Лесничанский для поддержки атаки на следующий день вместе с «Тридентиной» в направлении на Постоялый.

В 19 часов дивизия «Виченца» вышла в район Скорорыб. Дивизия «Юлия» прибыла к Копанкам, занятым русскими.

Наступила ночь, усилился беспорядок из-за тысяч отставших от частей иностранных солдат, которые постоянно подходили. В авангарде находился батальон «Пьеве ди Теко» (III батальон 277-го полка остался с дивизией «Кунеэнзе»), усиленный одной группой конной артиллерии. Авангард плохо уяснил задачу идти на Постоялый и отклонился на Опыт, поэтому его немедленно заменил CLVI дивизионный пулеметный батальон и группа конной артиллерии.

Младший лейтенант Шипио Секондо Слатапер из группы «Конельяно» дивизии «Юлия» (убит 21 января 1943 года в Ново-Постояловке)

Дивизия «Кунеэнзе» еще не имела связи со штабом армейского корпуса. В авангарде дивизии двигался батальон «Чева». Командир дивизии беседовал в Поповке с немецким генералом, командиром боевой группы «Рейнгольд», который сообщил, что маршрут Россошь – Ольховатка – Валуйки в руках русских; и что действительно контролируется немецкими частями другой маршрут: Поповка – Кулашевка – Шелякино (или Варваровка) – Валуйки. Поэтому командир дивизии «Кунеэнзе» решил отклониться от маршрута, установленного штабом армейского корпуса. Потеряв весь автотранспорт и оставив обоз, дивизия «Кунеэнзе» двигалась двумя эшелонами с III батальоном 277-го полка в арьергарде. Около 19 часов эта часть была атакована, но взяла верх над неприятельскими частями, которые все были в белых маскхалатах и поэтому в начале их путали с немцами. Были также атаки, почти полностью уничтожившие 14-ю роту из батальона альпийских стрелков «Борго Сан Дальмаццо» и 72-ю батарею из группы «Валь По». 21-я рота из батальона «Салуццо» в упорной борьбе позволила колонне продолжить движение на Ново-Постоялый, куда с боями отступала дивизия «Юлия».

Дивизия «Юлия» отступала с трудом в район Ново-Постояловка – Соловьев – Копанки, где находились сильные части русских. Развернулось сражение с переменным успехом в населенных пунктах Ново Постояловка и Соловьево с участием частей 9-го полка с группой «Валь Пьяве» и частей 8-го полка с группой «Конельяно».

Весь день 19 января, штаб армии приказывал остаткам XXIV немецкого корпуса направляться только к Ровенкам, в то время как Альпийский армейский корпус должен был продолжать отступать по предусмотренному маршруту. Генерал Наши договорился с командиром XXIV корпуса и с немецким генералом из ставки Верховного командования о подготовке приказа для немецких соединений. Штаб армии отдал приказ об ускорении движения в направлении на Валуйки.

Неоднократные требования командира Альпийского корпуса о необходимости вмешательства авиации не были удовлетворены.

Командир корпуса пытался ускорить движение дивизий «Юлия» и «Кунеэнзе» для скорейшего преодоления долины Ольховатки.

Но сопротивление русских заставило всех ночевать под открытым небом, результаты чего было легко представить.

В 8 часов вечера армейский корпус издал директиву для действий на 20 января: «Тридентина» двумя колоннами должна идти на Постоялый, «Виченца» располагается рядом с 5-м полком… «Юлия» и «Кунеэнзе» получили распоряжение по координации атакующих действий, направленных против населенного пункта Постоялый. Немецкие войска должны располагаться на флангах и поддерживать «Кунеэнзе».

Потери в этот период были очень большими.

Тем временем ситуация на севере альпийского армейского корпуса стала трагической; от венгерского корпуса остались только отставшие от частей. Вследствие полученных приказов и из-за сопротивления советских войск, встречающегося по дороге, группировка сил оказалась в окружении, блокированной и разделенной на две части: северная состояла из дивизии «Тридентина» с группой Фишера, дивизии «Виченца» и бесчисленных отставших от частей в районе Скорорыб – Опыт – Перьевка, южная состояла из дивизий «Юлия», «Кунеэнзе» и остатков немецких 385-й и 387-й дивизий в районе Поповка – Копанки – Ново-Постояловка…

В две группы генерал Наши направил приказ с максимальной быстротой захватить высоту у Постоялый и преодолеть ее за двадцать четыре часа. Эта возвышенность у Постоялый – Ольховатка была необходима для движения в долине Калитвы, по направлению на Шелякино, Варваровка, Валуйки – маршрут альпийского армейского корпуса во время отступления.

Тактика русских была простой и в тоже время очень эффективной; она основывалась исключительно на мобильных заграждениях, действия которых координировались по информации от партизан, также использовались небольшие партизанские отряды. Наблюдалась концентрация сил в населенных пунктах Шелякино – Варваровка, Арнаутово – Николаевка, Никитовка – Валуйки.

20 января, в 2 часа ночи, пока было темно, русские возобновили атаку на Опыт, где находилось в то время итало-немецкое командование и большое количество отставших от своих частей. Но преодолевая сопротивление русских, вперед двигалась 55-я рота из батальона «Вестоне» под командованием младшего лейтенанта Кристофоро Москиони Негри, далее следовали другие части. Русские спустя некоторое время не выдержали этого давления.

Но это был еще не конец.

Штаб армейского корпуса ускорял движение дивизии «Виченца» на Харьковку для отхода на запад, к долине Ольховатки, отправив приказ также и в другие дивизии. Командиру XXIV корпуса поручили собрать в районе Скорорыба всех отставших от частей немцев для организации временной обороны в этом районе, защищая его, растянув позиции на восток.

В 7 часов русские танки и пехота на автомашинах атаковали Опыт, в котором в то время еще находился штаб Альпийского армейского корпуса. Имевшимся частям не удалось отбить атаку, несмотря на большие жертвы некоторых частей. В итоге потеряли транспортные средства штаба и все средства связи. Сохранилась только одна немецкая радиостанция, смонтированная на полугусеничной автомашине, которая обеспечила связь со штабом армии, но не с дивизиями. Штаб армейского корпуса двигался только по свободной дороге в Скорорыб, затем переместившись в Ново-Харьковку.

Общая ситуация теперь уже показывала, что советское наступление происходило не только с востока, русские были обнаружены на марше и с западной стороны. Поэтому командир армейского корпуса решил создать сильный авангард.

В это время в дневнике боевых действий Верховного Главнокомандования Вермахта 20 января 1943 года было записано: «… Корпусная группа «Эйбль» и Альпийский корпус отходили, ведя арьергардные бои с преследующими их частями противника».

Дивизия «Тридентина» в 2 часа ночи была атакована с севера в районе Опыт, где перед этим отступала венгерская армия, оставив открытым правый фланг Альпийского армейского корпуса. Батальон «Вестоне» отбил атаку. На рассвете некоторые службы и отставшие от частей погибли под интенсивным огнем артиллерии, минометов и автоматического оружия русских, которые ночью передвигались по большой дуге с целью полного окружения. Решительную атаку русских отбили с использованием всех частей. Только в одной контратаке II дивизионный саперный батальон потерял две трети своих людей.

Было 7 часов 20 января.

Началось медленное движение из Скорорыб двумя колоннами: южная группа состояла из 5-го полка (командир Адами) и следовала в направлении Постоялый; слева шагали батальоны «Тирано» и «Эдоло»; справа с подполковником Маи шел II батальон из 278-го полка, с нами были два 75-мм противотанковых орудия 75/13, одно немецкое штурмовое орудие и части арьергарда. В 12 часов соединились с 6-м полком в Постоялом, куда к полудню стекались все силы, оставшиеся от двух групп. На ходу делали реорганизацию, части батальонов возвращались в свои подразделения.

В Постоялом 6-й полк альпийских стрелков сражался несколько часов, также и в рукопашной борьбе с целью овладения населенным пунктом. После короткой остановки, они продолжали путь к Ново-Харьковке. Так было преодолено первое окружение.

Во исполнении приказов командира Армейского корпуса, командир дивизии «Тридентина» принял командование авангардом, усилив 6-й полк альпийских стрелков (без батальона «Верона») группами «Бергамо» и «Виченца», а также немецкими артиллерией, реактивными минометами и танками.

Прибыв в Ново-Харьковку в 17 часов, они в этом населенном пункте должны были сражаться с советскими войсками, занимавшими его (силами до двух батальонов при поддержке артиллерии, минометов и танков). Таким образом был сорван неприятельский контрудар.

Батальон «Верона» получил задание защищать открытый правый фланг, отбив одну атаку, продолжил марш в хвосте дивизионной колонны.

5-й полк альпийских стрелков и остатки частей прибыли в Ново-Харьковку, преодолев вторую преграду советских войск.

Авангард дивизии «Виченца» в ночь на 20 января должен был атаковать Лесничанское, где находился неприятель при поддержке бронетанковых частей и многочисленных минометов. В движении батальон «Пьяве ди Теко», вновь соединился с колонной, заставив русских отступить, оставив на поле боя три танка и несколько пленных. Дивизия продолжала путь на Постоялый, помогая действиям, предпринятым дивизией «Тридентина». Остаток дня части оставались на дополнительных позициях.

Дивизия «Кунеэнзе» отступала к Ново-Постояловке около 2-х часов вместе с частями дивизии «Юлия», которые сражались для освобождения дороги. Первое вмешательство батальона «Чева», поддержанное группой «Мондови», стоили обоим подразделениям огромных потерь, но без успехов. Последующие действия батальонов «Борго Сан Дальмаццо» и «Салуццо» не достигли лучших результатов. В полдень колонны дивизии достигли населенного пункта Ново-Постояловка. Около 15 часов был атакован арьергард; одна батарея из группы «Валь По» понесла потери.

Принимая во внимание, что южнее другие части дивизии «Юлия» (9-й полк альпийских стрелков) сражались безуспешно, командир дивизии решил искать на севере слабое место в обороне Постоялого, отступая затем по установленному маршруту.

Погиб от смертельной раны подполковник Джиузеппе Авенанти, командир батальона «Чева», который всегда был в первых рядах сражающихся. Погиб старший капрал Франческо Ферреро и альпийский стрелок Франческо Каццулини, который пал около орудия, но не оставил свой боевой пост.

Оставшиеся в живых были окружены советскими войсками. В этой схватке участвовали американские танки «Шерман», переданные русским в качестве американской военной помощи. В момент, когда советские войска смели 1-й полк альпийских стрелков, генерал Баттисти приказал сжечь знамя дивизии, чтобы оно не попало в руки врага.

В 8 часов Баттисти пытался возобновить связь по радио с армейским корпусом, просил срочно прислать бронетанковые силы, для прорыва из окружения… но ответ был уклончив. Это был первый и последний контакт. В 13 часов батальоны «Борго Сан Дальмаццо» и «Салуццо» возобновили атаки, но русские сумели отразить их.

Не оставалось ничего, кроме ожидания ночи на 21 января, чтобы, используя темноту, попытаться ускользнуть из вражеских тисков.

К тому времени было уничтожено две трети дивизии «Кунеэнзе», которая потеряла большую часть трех батальонов «Мондови», «Салуццо» и «Борго Сан Дальмаццо» и две группы артиллерии («Мондови» и «Валь Пьеве»). Боеспособными остались только батальоны «Дронеро» и «Пьяве ди Теко».

Дивизия «Кунеэнзе» оставила на поле боя пять тысяч человек.

Дивизия «Юлия» целый день сражалась, чтобы прорваться через неприятельские позиции к Ново-Постояловке, получила подкрепления от дивизии «Кунеэнзе». В полдень колонны дивизии добрались до Ново-Постояловки.

В ожесточенной борьбе дивизия «Кунеэнзе» и особенно группа «Мондови» понесла чувствительные потери; за этот бой трое бойцов были представлены посмертно к Золотым медалям за храбрость: Сибона, Сирагуза и Филиппи.

Капитан Сильвио Сибона, лейтенант Джиулио Сирагуза и старший сержант Микеле Филиппи погибли при обороне у разбитого орудия от огня танков Т-34 и от стрельбы батарей противника.

Вечером штаб 8-го полка альпийских стрелков и группа «Конельяно» вышли из боя и объединились с действующей в обход с севера, дивизией «Кунеэнзе», которая шла из Постоялого. 9-й полк альпийских стрелков с группами «Удине» и «Валь Пьяве» двигался из Копанки, он был остановлен советскими войсками на целый день, на пути к Самойленкову.

В дивизии «Юлия», как и в дивизии «Кунеэнзе», имелись в тот день свои Золотые медали, к ним были представлены: фельдфебель Ансельмо Дуригон, младший лейтенант Антонио Кантеле, капралы Альдо Бертолусси и Оливио Маронезе…

Дуригон из 8-го полка был специалистом связистом. На передовой при восстановлении связи был ранен, но не покинул пост и работал до конца. Вместе с другими смело шел на встречу наступающим русским танкам; получил новое ранение, но продолжал сражаться до своей смерти.

Кантеле, доброволец из 9-го полка, был командиром взвода. Несмотря на ранение в руку, продолжал бой, после нового ранения был госпитализирован, но медицинская часть подверглась нападению и он погиб среди окруживших его русских.

Бертолусси из 3-го полка альпийской артиллерии остановил русский танк, но вскоре был ранен и умер.

Маронезе, также из 3-го полка альпийской артиллерии, вел огонь из орудия; но оно было разбито; тогда Маронезе перешел к другому орудию, оставшемуся без расчета и возобновил огонь; в неравной борьбе с бронетехникой, обессиленный и смертельно раненный, упал на лафет орудия.

Совместные действия дивизий «Юлия» и «Кунеэнзе» помогли спастись северной колонне армейского корпуса, они уже использовались на фронте, на правом фланге, где были большие затруднения, они же отбили также одну атаку против двух дивизий с юга.

Дивизия «Юлия» уже была обескровлена на Дону и последние потери сделали ее почти небоеспособной.

К концу дня силы Альпийского армейского корпуса потеряли большую часть своего личного состава, оставшиеся силы были следующими:

• батальоны из «Юлия», доведенные менее чем до 150 человек каждый, при поддержке нескольких орудий из группы «Конельяно» с недостаточным количеством боеприпасов;

• «Кунеэнзе» имела три боеспособных батальона, продолжала сражаться, лишенная артиллерии;

• «Виченца» стала малопригодной для боевых действий, и, несмотря на поддержку батальона «Пьеве ди Теко», находилась в наихудших условиях;

• «Тридентина» находилась в лучшей ситуации и располагала небольшими, но ценными подкреплениями из немецких бронетанковых сил.

В ночь с 20 на 21 января 1943 года произошел следующий инцидент. Ночью боевая группа дивизии «Тридентина» в районе Лесничанской с четырьмя штурмовыми орудиями пересекла дорогу Постоялый – Россошь. Самоходки на короткое время увязли в болоте. Генерал Карл Айбль, кавалер Рыцарского Железного креста (награжден 19 декабря 1942 года) прибыл еще до рассвета, сидя на радиаторе тягача. Он отбуксировал самоходное орудие и попытался воодушевить итальянцев призывом двигаться вперед. Но как только он подошел к походным колоннам, итальянский солдат бросил ручную гранату, разорвавшуюся рядом с генералом.

Отступающие прятались от русских танков в редких лесах

В полдень 21 января отступающие войска вышли к Кравозовке. Генерал-лейтенанту в самых примитивных условиях сделали операцию, пытаясь спасти его висевшую на волоске жизнь. Однако он скончался в 18 часов 45 минут того же дня.

Фельдфебель Эрнст Хенерсбергер из немецкого дивизиона штурмовых орудий сказал по этому поводу: «Это было выше сил всего личного состава дивизиона. Мы сделали все возможное для того, чтобы помочь итальянским товарищам, и просто не понимали, за что они нам отплатили таким ужасным поступком».

Также другой инцидент произошел в дивизии «Виченца». Командир 156-й итальянской пехотной дивизии «Виченца» открыл огонь по немецкой походной группе с целью очистить себе путь на запад. Таким образом он уничтожил тех, кто первоначально предоставил ему возможность отходить. По этому поводу фельдфебель Э. Хенерсбергер вспоминал следующее: «Показанная таким высокопоставленным офицером итальянских вооруженных сил преступность и жестокость – только ради спасения своей собственной шкуры – просто неописуема».

Взятый позже в плен командир 156-й итальянской дивизии генерал Пасколини показал следующее: «Порядок движения при отходе, указанный в приказе командира корпуса, фактически был нарушен. Все перемешалось. Создавались «пробки», получались перекрещивания. Не знаю, в каком месте, но 2-я альпийская дивизия, а за ней и 156-я сбились с дороги. В одном населенном пункте мне преградила путь движения немецкая часть (не знаю откуда она появилась), и, чтобы очистить дорогу, я был вынужден открыть огонь по этой немецкой части, чтобы наконец, продолжить беспорядочное движение. После 19 января я потерял связь со штабом корпуса и не получал от высшего командования ни приказов, ни распоряжений. На железной дороге в районе Подгорное был полнейший беспорядок и дезорганизация. Железнодорожная линия была забита немецкими танковыми подразделениями и обозами».

В ночь на 21 января командование альпийских стрелков и немцев прибыло в Ново-Харьковку. Наши приказал генералу Ревербери возобновить движение на Лымарев – Шелякино, используя ночные часы, чтобы избежать встреч с неприятельскими танками и избежать налетов вражеских самолетов, по маршруту: Харьковка – Шелякино – Ладамировка – Шоркое – Валуйки. На месте остался генерал Мартинат для координации действий с другими частями и для подготовки помощи северной группе.

Попытка вытащить застрявший автомобиль

Командир армейского корпуса, оценив общую обстановку, установил, что «Тридентина» наиболее боеспособна из всех дивизий на этом этапе, принимая во внимание это, она будет эффективно действовать в авангарде всего армейского корпуса по пути следования: Кразовка – Шелякино – Ладомировка – Шабское – Николаевка – Валуйки. Другие дивизии будут выстраиваться в хвост колонны, следуя тем же самым маршрутом, второй приказ касался населенных пунктов в долине Ольховатки.

Движение возобновилось, несмотря на очевидное намерение русских остановить итальянские части организацией заграждений на марше с помощью моторизованных подразделений.

В 18 часов штаб армии сообщил, что населенный пункт Валуйки в руках русских и было необходимо направить войска на Николаевку.

Дивизия «Тридентина» двигалась от Ново-Харьковки к Лымаревке и Шелякино, с намерениями идти как можно быстрее, несмотря на тяжелые потери, чтобы не дать времени советским войскам организовать оборону на позициях, находящихся позади. Для этого необходимо было следующее:

• выполнять передвижение в темное время суток чтобы избежать наблюдений неприятеля, оставляя неизвестными следующие направления;

• избегать, по возможности, проходов через населенные пункты;

• держать боеспособные части, которые желают сражаться, отдельно от множества отставших от частей различных национальностей, чтобы те не мешали проведению тактических действий;

• опираясь на местных жителей, организовать приют людям во время часов отдыха, стараясь уменьшить негативные последствия низкой температуры.

Дивизия «Тридентина», изможденная после тяжелого ночного марша по снегу на морозе, вошла в 8 часов 21 января в Лымарево, вытеснив регулярные силы противника и партизан. 5-й полк в 20 часов добрался до Кразовки, где получил приказ продолжать движение к Лымарево, куда он прибыл в 22 часа.

Чрезвычайный холод днем затруднял дальнейшее передвижение, если населенный пункт не мог вместить всей массы отступающих. Вынуждены были оставить последние автомашины из-за отсутствия горючего даже для перевозки артиллерии. Раненых и больных транспортировали на руках и санях, запряженных людьми.

Дивизия «Виченца» двигалась теперь по стопам «Тридентины» и не имела постоянной радиосвязи с дивизиями «Кунеэнзе» и с «Юлия» для обеспечения остановки в Опыте от штаба армейского корпуса и дивизии «Тридентина».

В эту ночь на 21 января дивизия «Виченца» покинула Постоялый, двигаясь рядом с дивизией «Тридентина». Затем достигли Ново-Харьковки, где люди разместились в избах. Возобновили марш по степи, в темноте, с батальоном «Пьеве ди Теко» и его оставшимися ротами (277-й и 278-й), а также с двумя кавалерийским группами, с дивизионным пулеметным батальоном, направляясь к Лымарево. Колонна добралась до Лымаревки медленным и тяжелым маршем, что потребовало обязательной остановки в населенном пункте, несмотря на то, что часть людей должна была оставаться на открытом воздухе, из-за недостаточной вместимости жилищ. Организовали специальный госпиталь для помещения туда нетранспортируемых раненых и обмороженных, поручив заботу о них персоналу из добровольцев.

В 23 часа были вынуждены остановиться под открытым небом.

В населенный пункт неожиданно вошли командиры дивизий «Кунеэнзе» и «Юлия», которые получили устные приказы от командира армейского корпуса.

Дивизия «Кунеэнзе» после тяжелейшего дня 20 января была полностью обессилена, но, тем не менее, сохранила порядок, прежде всего благодаря действиям командиров. Оставшиеся в живых разделились на два эшелона: 1-й полк альпийских стрелков (командир Манфреди) с остатками «Салуццо» (командир Бониперти) и группы «Мондови» (командир Россини), «Валь По» (командир Крессери) без орудий. Были также полковые службы; после целой ночи марша, к утру 21 января, прибыли в район Постоялый и чтобы избежать встречи с танками, расположились лагерем в лесу. Во время короткой остановки продолжали реорганизовывать части; из остатков батальонов «Чева» и «Мондови» создали две роты со старыми названиями под командованием капитанов Коррадо и Понцинибио. Альпийские батареи реорганизовали в стрелковые части. В полдень, после короткого, но тяжелого боя с партизанами, при поддержке немецких частей, первый эшелон вошел в Постоялый и около 12 часов 1-й полк альпийских стрелков захватил населенный пункт. Продолжили движение к Ново-Харьковке, добрались до нее с наступлением темноты и остались там на ночь.

2-й полк альпийских стрелков Скримин с батальоном «Дронеро» и группой «Пинероло», составляли часть второго эшелона вместе с остатками батальонов «Чева», «Мондови» и «Борго Сан Дальмаццо». Все они собирались в районе Сергеевки под командованием дивизии, переместились ночью в направлении Александровки. Преследуемые русскими, около 16 часов прибыли в Ново-Харьковку, где смогли провести первую ночь в домах.

Дивизия «Юлия» с 8-м полком (командир Чимолино) и генерал Риканьо в первые часы 21 января оставили Ново-Постояловку и направились на Кразовку. 9-й полк (командир Лавиццари) двинулся ночью из зоны Копанки и догнал 8-й полк, встав в хвост колонны.

Помощь раненым во время отступления

Из Смоленково двигалась с 8-м полком альпийских стрелков и группой «Конельяно» на Ново-Харьковку и далее продолжала движение на запад. Штаб дивизии и 9-й полк альпийских стрелков с группами «Удине» и «Валь Пьяве» достигли Лесничанской. Оттуда штаб следовал на Ново-Харьковку, в то время как части остановились для реорганизации и распределения пайков.

Около 10 часов начался сильный артиллерийский обстрел всех частей; дивизия «Юлия» была вынуждена остановиться около колхоза «Сталино», где заняли сараи; в них набилось также множество отставших от своих частей, которые мешали всем действиям; ближе к вечеру начали действовать партизаны, которые открыли огонь. Потом началось светопреставление: множество раненных и отставших от своих частей пришли в движение – началась ужасная бойня. В попытках сопротивления и в вылазках участвовали люди, имеющие силу, они противостояли регулярным частям, которые поддерживали танки.

В окружении полковник Лавиццари приказал капитулировать, но альпийские стрелки отказались принять это. Последовала ужасная и жестокая бойня обмороженных и раненных. Только после второго вмешательства полковника, 9-й полк альпийских стрелков сложил оружие. Спаслись только бывшие в авангарде, около двухсот альпийских стрелков из батальона «Акуила». Они продолжили отступление, догнав дивизию «Тридентина» и следовали с этой дивизией.

Во главе своих альпийских стрелков погиб младший лейтенант Шипио Секондо Слатапер, сын триестского героя; он принимал участие во всей Греческой кампании, в первых рядах попал в Россию. На Дону отличился, уничтожив русский патруль из четырех человек с офицером. Во время борьбы в колхозе ему оторвало руку. Однако он продолжал сражаться до конца.

22 января 1943 года, горящие избы на пути отступления к Шелякино

Бой за Шелякино. Впереди большой колонны двигались немецкие танки

В этот день прибыли в Постеполевку капитан из Кремоны Лучиано Бертолотти, побывавший на других фронтах, где уже был награжден; во главе своей 264-й роты из батальона «Валь Чисмон», в бою он смело шел вперед на превосходящего противника. Со своей сокращенной частью упрямо продолжал бой и погиб.

Штаб дивизии соединился со штабами дивизий «Кунеэнзе» и «Виченца».

Шесть человек, оставшихся в живых из батальона «Монте Червино», продолжали тем временем свое движение с боями на запад.

В ночь на 22 января штаб группы армий «Б» по радио указал XXIV корпусу Никитовку как пункт выхода армейского корпуса за линию фронта, что требовало частичного изменения предусмотренного маршрута.

Отступление продолжалось под постоянным давлением неприятеля. Днем 22 января наткнулись на вторую преграду русских, созданную в населенных пунктах Шелякино и Варваровка, где размещались значительные силы русских, которые три раза атаковали, препятствуя дальнейшему продвижению.

Более короткая дорога для отступления проходила через указанный населенный пункт, проходила за Варваровкой, которую удерживали, что влияло на ситуацию в долине Черной Калитвы. Но времени на согласование предыдущих приказов не оставалось и генерал Наши поэтому решил двигаться на Шелякино, обходя Варваровку с юга.

Дивизия «Тридентина» с первыми лучами рассвета 22 января вышла из Лымарево для перехода в Ладомировку. Было необходимо пройти населенный пункт Шелякино, в долине Калитвы. Впереди колонны двигались штабы Альпийского корпуса и немцев. В арьергарде 6-й полк альпийских стрелков с немецкими бронетанковыми частями, в сопровождении большей части 5-го полка альпийских стрелков с множеством отставших от частей, которые были везде, куда не взглянешь. Почти невозможно стало поддерживать дисциплину в колоннах, особенно на переходах. Это доверили генералу Мартинату, который действовал вместе с полковником Яаннелли и майором Фаброчини. В 10 часов авангард вышел на высоту, господствующую над селением, но натолкнулся на сильный огонь русских. Вступил в бой батальон «Вестоне», поддержанный группами «Бергамо» (Меоцци) и «Виченца» (Кальбо) и немецкими штурмовыми орудиями.

Батальоны альпийских стрелков «Вестоне» и «Валь Кьезе» и немецкие танки, поддержанные группами «Бергамо» и «Валь Кьезе» двинулись в атаку. Батальон «Эдоло» (5-й полк альпийских стрелков) развернул атаку слева; но прибывшие на поле боя русские танки изменили ситуацию, несмотря на упорство и твердость духа частей. Одну часть русских танков остановили, хотя наша артиллерия молчала, советские войска ушли с насиженных мест и из домов. Используя обходной маневр, батальон «Эдоло» захватил населенный пункт, при этом альпийские стрелки понесли огромные потери.

В действиях принимал активное участие полковник Адами, который перешел вперед, встретился с полковником Синьорини и генералом Ревербери. Тогда вмешался батальон «Эдоло» под интенсивным неприятельским огнем. Так, в конце концов, задача была выполнена.

«Эдоло» был контратакован двумя бронемашинами и танком, но при поддержке 110-й роты Маффессанти, используя два неприятельских орудия, им удалось помешать русским. С юга, тем временем, прибыли части 6-го полка альпийских стрелков. Альпийские стрелки овладели ситуацией; остановили танки, отвечая на обстрелы русской артиллерии, и выгнали неприятеля из домов. В этом бою проявил себя батальон «Эдоло», решив судьбу битвы. В это время множество безоружных, отставших от частей, ворвались в населенный пункт.

Не было возможности обеспечить укрытиями для отдыха всех, полковник Адами возобновил движение ночью. В авангарде батальон «Морбеньо» (командир Сарти) с 82-й орудийной ротой и 31-й батареей из «Бергамо», но отставшие от частей толкались на переправе у моста через Калитву и вновь были вынуждены возобновить движение двумя отдельными колоннами.

Животные отступали как транспорт, для получения молока или в качестве резерва питания в случае необходимости…

Кошмар не прекращался. Ужас царил вокруг, делая всех неуправляемыми.

С наступлением темноты колонна продолжила движение на Ладомировку, куда прибыла ночью. Во время марша новые силы советских войск с танковыми частями неожиданно атаковали с юга, колонна отклонилась на Варваровку, где батальон «Морбеньо» встретился с другими русскими частями, прибывающими с севера, и был вынужден вступить в кровопролитную борьбу, жертвуя собой, чтобы дать возможность остаткам колонны спастись, двигаясь на запад.

Дивизия «Виченца» возобновила марш ночью с тремя немецкими самоходными орудиями, почти лишенными боеприпасов. Соединились в Шелякино, где находился сильный гарнизон русских моторизованных частей, возвратилась обратно на линию обороны после отделения от дивизии «Тридентина».

Военный капеллан Дон Нарчизо Крозари, погибший во время отступления

Первая атака остатков II батальона из 277-го полка не удалась и должна была возобновиться всеми силами колонны при поддержке немецких самоходных орудий. Итальянская колонна проникла в населенный пункт, остановив советские танки, разбили построенные оборонительные сооружения, но новые силы русских атаковали хвост колонны, разгромив штаб-квартиру дивизии и часть CLVI дивизионного пулеметного батальона.

Дивизия «Виченца» двинулась в 20 часов из Лымарево, имея в авангарде потрепанный 277-й полк, следовавший с двумя немецкими штурмовыми орудиями. Выйдя из Шелякино, были атакованы русскими. Генерал Пасколини вмешался в действия колонны и руководил боем ночью, когда вмешательство батальона «Пьяве ди Теко» позволило ворваться в населенный пункт. Партизаны атаковали арьергард, который был отрезан огнем: так дивизия «Виченца» потеряла штаб-квартиру и дивизионный пулеметный батальон.

Действия дивизии «Виченца» способствовали освобождению дивизии «Тридентина» и немецких частей.

С первыми лучами рассвета дивизия «Кунеэнзе» возобновила марш на Лымаревку, куда добралась в 12 часов. 1-й полк альпийских стрелков объединился в колонну, но был атакован тремя русскими танками. Отбив атаку полк оставался в Лымаревке.

Дивизия «Кунеэнзе», разделившись на два эшелона, оставила Александровку, направляясь к Ново-Харьковке; здесь батальон «Чева» был атакован русскими и потерял взвод альпийских стрелков с подразделением орудий 47/32 из дивизионной роты орудий. В Лымарево прибыли командиры дивизий: генерал Батисти из «Кунеэнзе», генерал Риканьо из «Юлии» и генерал Пасколини из «Виченцы». Последний информировал коллег о приказах, полученных от генерала Мартинат в Веркиевке 20 января.

В 14 часов дивизия «Кунеэнзе» вышла из Лымарево. Три немецких танка поддерживали роту из «Мондови» вместе с двумя орудиями из кавалерийского полка. Один танк был в центре равнины, второй был блокирован вместе с третьим, не проявив упорства, они отошли обратно. Вошли в Димитровку, ожидая колонну полковника Манфреди.

Остаток дивизии двигался на Ново-Дмитровку, которую занимал неприятель, ее захватил батальон «Дронеро» и IV смешанный саперный батальон. Дивизия понесла потери, сотни альпийских стрелков пожертвовали собой для освобождения пути. Вечером командир дивизии дал согласие на выход из колонны желающих пытаться спастись самостоятельно.

В ожидании предстоящей жестокой схватки

Движение дивизии «Юлия» становилось все более сложным.

Дивизия «Юлия» двинулась на рассвете в направлении из Лошина к Шелякино, ночевала с 8-м полком в ночь на 22 января в Лымарево. Войска разбили лагерь в одном колхозе, который русские атаковали с трех сторон, превратив его в груду развалин. Сани, перегруженные ранеными, превращались в кровавое месиво. Перед бойней полковник Чимолино приказал капитану Маньяни предложить капитуляцию. Капитан был против этого. Однако вышестоящее командование настаивало войти в контакт с русским командованием, чтобы советские войска прекратили огонь, но те продолжали стрелять невозмутимо по раненым. Многие альпийские стрелки с капитаном Маньяни и тем же самым полковником отделились от огромной массы и пытались отходить по балке, возобновив движение вместе с батальоном «Чивидале». В 18 часов русские атаковали также и эту колонну.

Утром остатки 8-го полка альпийских стрелков в районе Ново-Георгиевский были окружены и уничтожены русским.

Днем штаб дивизии прибыл в зону Шелякино, где также был окружен и атакован советскими силами.

В конце дня, когда прибыл Альпийский армейский корпус, колонна выстроилась для движения только по одному маршруту. Ситуация была до крайности запутанной из-за скопления нескольких тысяч людей из числа отставших от частей немцев и венгров. Сани и повозки оставались в населенном пункте, часть из них сгорела или была разбита орудийным огнем русских танков.

Советские войска всегда были информированы о дислокации и направлениях движения различных эшелонов, такая осведомленность неприятеля объяснялась нахождением колонн в населенных пунктах, из-за климатических трудностей; их моторизованные части шли вперед по пути отступления и занимали населенные пункты, расположенные на маршруте следования. Шла борьба за обладание укрытиями от мороза. Другие части русских атаковали колонны на флангах, пытались разгромить хвост колонны, отставшие часто попадали в руки партизан.

22 января весь штаб дивизии «Юлия» был потрясен происходившими событиями.

Шесть человек из батальона «Монте Червино», тем временем, догоняя передовой отряд немцев, попали в плен после Валуйков, на дороге к Вольтшанску.

23 января штаб 8-й армии, имея единственную действующую немецкую радиостанцию, которая осталась после нападения советских войск, информировал Штаб армейского корпуса, что Никитовка занята неприятелем. Поэтому колонне пришлось делать остановку в населенном пункте Ромашово, чтобы привести части в порядок и осуществить реорганизацию, необходимую для неизбежных будущих сражений.

На рассвете дивизия «Тридентина» возобновила движение, установив на марше быстрый темп, чтобы использовать результаты, достигнутые в предыдущий день. В Николаевке (9 км западнее Шабского) отряд партизан при поддержке 4-х орудий среднего калибра, отбил атаку альпийских стрелков и немецких танков.

23 января был очень тяжелым днем для 5-го полка альпийских стрелков. В 5 часов полковник Адами, который ушел из Шабского, оставил колонну и проходил вместе с 6-м полком в авангарде. Он хотел узнать от командиров батальонов «Тирано» и «Эдоло» какие-нибудь новости от обозов и батальона «Морбеньо», которые не появились на горизонте.

В отдалении слева был слышен грохот артиллерийской канонады. Вышли из Варваровки, где вели тяжелый бой. Собственно в этом населенном пункте русские танки устроили бойню для батальона «Морбеньо» и полка конной артиллерии, который до сих пор поддерживал «Морбеньо», прикрывая также обозы батальонов «Тирано» и «Эдоло».

Имелись старые и ржавые 75-мм орудия 75/27, оставшиеся с Первой мировой войны, которые в свое время забраковал Кадорна и… реабилитировал Муссолини.

Обломки немецкого планера, который использовался для снабжения войск

Обоз снабжения остановился в ожидании сражения за Шелякино, необходимого чтобы продолжить отступление к Варваровке

Батальон «Морбеньо» видел падение своего командира, майора Сарти, во главе своих солдат. Но несмотря на эту непоправимую потерю, этот батальон уничтожил девять русских танков: уничтожил экипажи, часть пехоты и партизан, которые принимали участие в бою. Это сделали альпийские стрелки из батальона «Морбеньо» «бедные вооружением, но богатые мужеством и решительностью». В Варваровке была могила батальона «Морбеньо», итог кровавых боев такой: четыре офицера убиты, шесть раненых и обмороженных и двадцать четыре пропавших без вести; пятеро убитых среди унтер-офицеров и рядовых, сто семьдесят раненых и обмороженных и 1043 пропавших без вести!

Заключительный переход в Ковалев.

Дивизия «Виченца» была лишена связи с Верховным командованием, и на рассвете двинулась к Варваровке, чтобы там сделать остановку, а также в надежде соединиться с 278-м пехотным полком. В то время как командир дивизии пытался реорганизовать части колонны, смешанные с отставшими от частей, колонна подверглась обстрелу из минометов и с самолетов противника, которые вновь рассеяли части. После этого советская танковая часть атаковала колонну, в результате чего был уничтожен 278-й пехотный полк.

Остатки дивизии (штаб, 2 отделения карабинеров, немного пехотинцев из 277-го полка, остатки CLVI пулеметного батальона, штаб полка конной артиллерии и несколько тысяч людей, присоединившихся к ним, но имевшие незначительную боеспособность) организовали оборону вокруг фермы, поблизости от Варваровки.

Вечером движение возобновили к Большой Липяги.

В 4 часа дивизия «Кунеэнзе» покинула Ново-Димитровку и двинулась к Дехтярной. В авангарде шел батальон «Салуццо». В полдень было столкновение с партизанами и с русскими танками. Батальон «Дронеро» поджог пять танков «коктейлями Молотова», в то время как батальону «Салуццо» удалось остановить два танка.

С первыми лучами рассвета дивизия «Кунеэнзе» соединилась в Ново Дмитровке и продолжила путь двумя эшелонами, двигаясь, весь день в направлении на Гарбузово и Рыбальцин. 1-й альпийский полк выдержал атаку партизан.

Части дивизии «Юлия», которые еще сражались в районе Шелякино, на рассвете были разбиты.

В 3 часа утра 23 января колонна из 8-го полка прибыла в Ново-Сергеевку; в одном столкновении попал в плен полковник Чимолино со штабом полка и подполковник Закки с батальоном «Чивидале». Спасшиеся продолжали движение под командованием капитана Де Беллиса.

Генералу, командиру дивизии с 4 офицерами и примерно с 50 альпийскими стрелками удалось избежать плена и присоединиться к колонне дивизии «Кунеэнзе».

24 января началась сильная снежная буря с северо-востока. Штаб армейского корпуса не имел больше известий о положении подчиненных соединений, кроме дивизии «Тридентина», которая разделяла их участь. Неопределенность ситуации для всех усугублялась также отсутствием топографических карт районов, по которым осуществлялось движение. Обморожения и переохлаждения продолжали вызывать огромные потери. Командир армейского корпуса информировал штаб 8-й армии, что по причине огромных потерь в людях и материалах, крупные соединения альпийских стрелков не могут больше применяться. Потребности в снабжении продовольствием и медикаментами по воздуху не могли быть удовлетворены.

25 января 1943 года: продолжение хаотичного отступления

Серо-зеленая масса ярко выделяется на белом снегу. Растянувшиеся колонны стали прекрасной мишенью для обстрелов как с воздуха, так и дальнобойной артиллерией

Мучительный ветер дул без остановки. Снежный морозный вихрь останавливал голодных людей и животных, голод, конечно, не способствовал борьбе с холодом. Наполеоновская история продолжалась: в спешке, для спасения от наседающего неприятеля, были уничтожены повозки, и теперь все должны были сражаться с голодом.

Дивизия «Тридентина» 24 января возобновила движение в 5 часов. В авангарде двигался 6-й полк. Батальон «Верона» в арьергарде. Сражение имело место в Малакеевке. Батальоны «Вестоне» и «Валь Кьезе» пытались захватить населенный пункт. Авангард подошел к в Малакеево под огнем советской артиллерии.

Суровая температура требовала активных действий для захвата населенного пункта Малакеево, чтобы быстрее защитить людей, не участвующих в бою, и которые длительное время ожидали в открытом поле под сильной пургой и при температуре -40 градусов. Артиллерия заняла сразу позиции, немецкие танки вошли в бой, поддерживая батальоны «Вестоне» и «Валь Кьезе» и в 12 часов населенный пункт был взят. Русские оставили на поле боя 600 человек хорошо вооруженной пехоты с легким и тяжелым вооружением и 12 орудий среднего калибра.

Марш продолжили на Романково; чтобы обмануть голод люди и вьючные животные могли есть только замерзший снег. Населенный пункт покинули в 16 часов. Батальон «Вероне» соединился вновь со своим 6-м полком.

Вечером колонна дивизии «Тридентина» добралась до Ромашово и Никитовки.

5-й полк альпийских стрелков потерял днем только пропавшими без вести, ранеными и обмороженными 259 человек. Это была кровавая бойня.

Дивизия «Виченца» продолжала движение до 4-х часов. Ночной марш дивизия возобновила только после одного часа отдыха. В полдень добрались до деревни, название которой не было известно, и остановились там на ночь.

Дивизия «Кунеэнзе» (штаб и 2-й полк альпийских стрелков) прошла в Гарбузово, достигла Рыбальцина в 8 часов и остановилась. 1-й полк альпийских стрелков на рассвете в Гарбузово был атакован танками, понес новые большие потери и добрался в Рыбальцин около полудня, застигнутый снежной бурей, которая вынудила части остановиться на всю ночь.

Оставшиеся из штаба дивизии «Юлия» вместе с генералом Риканьо были захвачены в плен русскими поблизости от Валуйков.

25 января в понедельник пришел конец мучениям. Начинался бледный рассвет. Люди вновь обрели веру; в таких условиях этого было достаточно. Целями дня для дивизии «Тридентина» были Никитовка и Арманково, для дивизии «Кунеэнзе» – Деркунское, для дивизии «Виченца» – Большие Липяги. Оставшиеся в живых из дивизии «Юлия» объединились с основной колонной. Уже в воскресенье вечером полковник Синьорини был с альпийскими стрелками, среди которых было несколько новых лиц, у которых он спросил: «какой это батальон?» – «Мы из батальона «Акуила».

Штаб армии послал днем самолет, который сбросил на землю, в расположение колонны, сообщение генерала Наши, что пункт выхода колонны находится в 16-ти километрах юго-восточнее Нового Оскола, и что за Николаевкой можно продолжить движение.

Дивизия «Тридентина» в этот день, в 6 часов, начала движение с 6-м полком в авангарде. За ним следовали батальон «Эдоло», штаб полка и службы из 5-го полка (батальон «Тирано») с группой «Валь Камоника» и службами. Через некоторое время колонна остановилась. Самолет «Аист» (Fieseler Storch) приземлился поблизости, в то время как другие самолеты сбрасывали боеприпасы и продовольствие на парашютах. Благодаря солнцу повысилась температура – стала более терпимой и все радовались; каждый чувствовал, что силы увеличились в сто раз. Также имелись избы вдоль дороги, которые были источником пищи и надежды. В Никитовке, преодолев слабое сопротивление регулярных советских войск и партизан, разместились части 5-го полка, 6-й полк шел выше по дороге к Николаевке: Арнаутово – это название деревни, в которой встретились две батареи из группы «Бергамо» (3-я, 31-я и оставшиеся из «Морбеньо», шедшие в Варваровку).

Альпийские стрелки из 5-го полка вместе со своим командиром (слева с сигаретой во рту)

Эти снабженцы, напротив, улыбающиеся, достаточно спокойные, безмятежные, тихо разговаривают, что оставить или забрать, пока мул терпеливо ждет с грузом на крупе

Командиры авангарда: генерал Ревербери (справа) и полковник Синьорини в сопровождении водителей, но без машины и штаба. Улыбки на лицах характеризуют этих людей. Для Синьорини эта улыбка была одна из последних…

Альпийские стрелки и немцы на пути к Николаевке

Проходили многочисленные селения, где пополняли запасы продовольствия для голодных альпийских стрелков.

Батальоны «Верона» и «Весоне», 255-я рота из батальона «Валь Кьезе», одна батарея из группы «Бергамо» с немецкими танками, которые сформировали авангард, шли впереди, они за пару часов марша добрались до Арнаутово.

Штаб дивизии приказал на день следующее:

• отправление одновременно авангарда и колонны;

• атаковать Николаевку частями авангарда, затем остальными частями колонны.

Дивизия «Виченца» на рассвете, после часа марша была атакована партизанами. Генерал Пасколини ввел в бой батальон «Пьеве ди Теко» и это препятствие было преодолено. Были взяты пленные и освобождена группа итальянских солдат, принадлежавших к XXX батальону штурмовых саперов майора Маццуккелли. Оставшиеся из 277-го полка вместе с полковником Сальви, отделились от колонны, добрались до дивизии «Тридентина» и объединились с ней.

Дивизия «Виченца» возобновила марш на Большие Липяги, куда прибыла ночью и остановилась. Батальон «Пьеве ди Теко» в авангарде был обстрелян минометным огнем, но атаковал неприятельские части, и ему удалось освободить 100 итальянских военнослужащих из плена.

Части дивизии «Кунеэнзе» направлялись на Малакеево. Батальон «Дронеро» в авангарде прокладывал путь для колонны, должен был начать сражение при поддержке батальона «Мондови» и одной группы артиллерии. Неприятель отступил, оставив 200 итальянских пленных.

Дивизионный генерал Ревербери Луиджи, командир альпийской дивизии «Тридентина»

Дивизия «Кунеэнзе» на рассвете возобновила движение к Деркунскому, после двух часов встретили самолет «Аист», он сбросил послание, которое, однако так и осталось непонятым. В 8 часов русские танки встретили батальон «Дронеро» и роту из батальона «Мондови» и они не выдержали. Вынужденный бой заставил колонну переночевать поблизости от Деркунской.

Колонна разделилась: штаб дивизии и 2-й полк альпийских стрелков добрался до Малакеево в 24 часа; 1-й полк альпийских стрелков оставался в деревни Солонжей.

В ночь на 26 января партизаны атаковали итальянцев в Никитовке и Арнаутово.

Батальон «Тирано» участвовал в бою. Поблизости от Деркупской погиб лейтенант Андреа Джерболини из 1-го полка альпийских стрелков.

День 26 января явился решающим для отступления крупных соединений альпийских стрелков, которые должны были не только преодолеть препятствия, приготовленные неприятелем, но также отбивать постоянные атаки противника, который активизировался в последние часы ночи, то есть заранее подготовить оборонительные позиции.

Авангард дивизии «Тридентина» на выходе, западнее Никитовки, в 2 часа был атакован русскими регулярными частями и партизанами. После нескольких часов сражения советские войска не выдержали.

В ночь на 26 января «Валь Кьезе» атаковал Арнаутово и просил подкреплений, но они справились, как и 6-й полк. Новость подтвердилась отставшими из дивизии «Кунеэнзе», которые наводнили центральную улицу этого населенного пункта (атака русских развивалась от опушки леса). Видимость была прекрасной: «луна и ясное небо… Дело – дрянь».

Ревербери немедленно передал приказ Адами начать отход раньше на один час и усилить одной ротой оборону перекрестка, около которого был расположен армейский корпус. Послали 48-ю роту Бривио из батальона «Тирано».

Поблизости от большой колонны дивизии «Тридентина» стоит «пристяжная лошадь» для стрельбы с саней, перегруженных ранеными и обмороженными. Тяговые штанги, как видно на фото, были из ремней возчиков

Альпийские стрелки из 6-го полка (дивизия «Тридентина»)

Альпийские стрелки из 6-го полка (дивизия «Тридентина»)

Немецкие танки и бронемашины поддерживали дивизию «Тридентина» в боях за Николаевку

Около Арнаутово концентрировались советские войска, атаковавшие колонну, едва она начала движение. Они стремились изолировать авангард (батальон «Тирано» и группа «Валь Камоника»). В то время как борьба развивалась с переменным успехом, для достижения своих целей русские использовали свежие силы (которые наступали с песней). Им противостоял 5-й полк альпийских стрелков, который опрокинул атакующих и снова открыл проход для колонны и массы наспех собранных частей, но теперь уже лишенных желания сражаться, которые следовали пассивно. Силы русских были оценены в три батальона.

Немецкая артиллерия и реактивные минометы открывают огонь перед атакой альпийских стрелков

6-й полк альпийских стрелков около Николаевки начал атаку на населенный пункт, занятый противником. Несмотря на то, что эффективность частей уменьшилась из-за боев и тяжелейших климатических условий, лишения продовольствия, необходимых боеприпасов, сильного огня советской артиллерии, они преодолели земляную насыпь железнодорожного полотна, расположенную на западной окраине Николаевки и им удалось проникнуть в населенный пункт в 11 часов.

Бригадный генерал Мартинат Джулио, начальник штаба Альпийского армейского корпуса. Погиб 26 января 1943 года в Николаевке

В 5 часов «Тирано» начал движение как предусмотрено в сопровождении многочисленных саней группы Фишера. Едва достигнув первых домов в Арнаутово, разведчики наткнулись на неприятеля. Майор Макканьо шел вперед под огнем русских минометов и пулеметов для разведки происходящего: видели, что русские наседают на левый фланг колонны и захватили населенный пункт, преградив путь противотанковыми орудиями, минометами и пулеметами. Русские патрули были на гребне холма справа, пытаясь захватить колонну в клещи по всем правилам. Маневр в целом был проведен мастерски.

Макканьо приказал тогда развернуть батальон: 49-я рота капитана Франко Бриолини на левом фланге, где было наиболее опасно, 46-я рота капитана Гранди в центре и штабная рота на правом фланге с задачей осуществить широкий охват для уничтожения фланга неприятельских сил. Рота оружия сопровождения немедленно открыла огонь. Полковник Адами, по указанию офицера кавалерии, переместил колонну на вторую дорогу, которая отклонилась вправо, вниз, по лощине.

Ситуация была очень тяжелой. Спрашивали помощь у групп «Виченца» и «Валь Камоника» для поддержки слева и в центре батальона «Тирано». Батальон «Эдоло» получил приказ двигаться вперед. Прибыло одно 105-мм орудие из группы Фишера, которое стреляло по указанию того же Макканьо по дому на высоте 210; орудие стреляло, грохот был на всю долину, дом взлетел на воздух. Из груды руин вышли оставшиеся в живых русские и пытались укрыться в балке.

Брошенная санитарная машина

Следующее действие было предпринято батальоном «Тирано» с одним 81-мм минометом и двумя 47-мм орудиями. Два офицера, занятые стрельбой, были ранены, тем не менее, показывали высокое мастерство.

Русскими сбит немецкий самолет, перевозивший продовольствие. В одном из таких самолетов отступающие осушили оплетенную бутыль с антиобледенителем, для многих из них исход оказался летальным

Генералы Филиппи и Тамассиа, командующие соответственно артиллерией и инженерными войсками Альпийского армейского корпуса. Отступление продолжается

Три роты из батальона «Тирано» вошли в тесный контакт с неприятелем и «храбро сопротивлялись», как писал полковник Адами в своем официальном докладе. Во главе своих солдат двигались капитаны Гранди и Бриолини, командиры взводов Перего и Никола, младшие лейтенанты Джиулиано Слатапер и Джиованни Сончелли (оба из батальона «Тирано»), фельдфебель Темпести из 2-го полка альпийской артиллерии, старший сержант Акилли (командир отряда разведчиков из батальона «Эдоло»). Все они были удостоены Золотых медалей за храбрость посмертно. Никола, Перего, Сончелли, Слатапер – бывшие студенты; «… героический час батальона «Тирано» был оплачен дорогой ценой», – говорил полковник Адами.

Но даже большие потери не позволяли сохранить достигнутое, и части должны были отступить за железную дорогу под давлением русских.

Около полудня прибыла большая часть колонны, что дало возможность вмешаться 5-му полку альпийских стрелков при поддержке всей наличной артиллерии для возобновления атаки, в которой принимали участие также вновь сформированные части.

Русские, силы которых примерно оценивались в одну дивизию, отвечали интенсивным огнем своих частей с применением многочисленных самолетов. Действия противника произвели большой эффект на основную массу колонны, состоявшей из саней, вьючных животных, автомашин, военнослужащих различных национальностей и говорящих на разных языках, что создавало определенные трудности по координации действий.

Атака внезапно возобновилась с предельной решимостью, при поддержке нескольких немецких танков, на одном из которых сидел командир дивизии, увлекая за собой новые части. Они преодолели железную дорогу и во второй раз заняли населенный пункт.

Огромные потери среди атакующих, в особенности среди офицеров, вызвали временную задержку операции. Основные массы почувствовали опасность и начали движение обратно.

Неожиданная атака 5-го полка альпийских стрелков возобновила наступление и все люди разнородной колонны, вооруженные и безоружные, двинулись вперед лавиной, опрокидывая любое сопротивление русских, которые понесли большие потери в людях и в вооружении, в том числе было уничтожено 24 артиллерийских орудия.

Командир армейского корпуса, принимая во внимание отсутствие у частей вооружений и боеприпасов, а также возможность возобновления русского наступления, приказал, после короткой остановки, продолжить движение по дороге в направлении Успенской, чтобы быстрее преодолеть участки, благоприятные для движения моторизованных частей.

Другая преграда была устранена батальоном «Эдоло».

На седловину, чуть позже, прибыл также командир немецких частей Фишер, который послал танк, и потом радовался вместе с полковником Адами великолепному поведению батальона «Тирано».

Марш продолжался еще час, к Николаевке дорога была очищена.

Колонна дивизии «Виченца» возобновила движение на рассвете, намереваясь добраться до Валуйков, но натыкалась на многочисленные заслоны, созданные русскими частями, где даже несколько выстрелов неприятеля из минометов приводили к задержкам в движении. Колонна также постоянно подвергалась пулеметным обстрелам с русских самолетов.

Около полудня колонна попала под обстрел реактивных снарядов, на который не могла ничем ответить. Часто повторялись активные действия партизан. Боеприпасы закончились.

Погонщик наслаждается курением сигареты; другой, стоящий рядом с мулом, держит в руках снежок для утоления жажды

В 15 часов колонна, сокращенная до 3000 человек, была задержана фронтальным пулеметным огнем, и в это время из ближайшего леса на левом фланге показались кавалерийские части. Батальон «Пьеве ди Теко» занял позиции, но недостаток боеприпасов свел на нет его усилия.

Русская кавалерия казаков при поддержке артиллерии и танков появилась также позади, дополняя полное окружение.

Когда парламентер от советского командования потребовал капитуляции за тридцать минут, угрожая иначе не давать помещений для пленных, возможность продолжить марш или хоть как-то сопротивляться была практически сведена к нулю.

Командир дивизии «Виченца» видел большую концентрацию неприятельских сил. Генерал Пасколини принял от парламентера условия капитуляции и попал в плен, в это время офицеры, которые его сопровождали, сообщили итальянским частям о принятии капитуляции. Они констатировали тот факт, что советские войска уже захватили большую часть колонны.

Два эшелона дивизии «Кунеэнзе», едва начали марш, попали под пулеметный обстрел с самолетов; поэтому соединились в одну колонну. Атаку кавалерийских частей русских не выдержал батальон «Дронеро». Во время ночного марша 1-й полк альпийских стрелков соединился со штабом дивизии.

27 января штаб альпийского армейского корпуса, двигаясь на запад, оставил дивизию «Тридентина» и все остатки колонны, длинна которой достигала 30-ти километров. Колонны продолжали обстреливать из пулеметов русские самолеты на бреющем полете.

Марш затруднялся обилием снега. Вьючные животные, доведенные до изнеможения, умирали в большом количестве, это приводило к оставлению и уничтожению артиллерийских орудий и других грузов. Офицеры и солдаты, обессиленные, останавливались в избах, где зачастую потом их захватывали в плен.

Вечером 27 января добрались до населенных пунктов Успенка и Лутовиново, где остановились на ночь.

Штаб дивизии «Тридентина» быстро реорганизовал части во время ночной стоянки и возобновил движение, определив в авангард 5-й полк альпийских стрелков, группы «Бергамо» и «Виченца» и только один оставшийся немецкий танк и два немецких артиллерийских орудия.

Это был тяжелейший переход более чем на 40 километров, во время которого части подвергались обстрелам с самолетов, что увеличивало новые потери. Истощенные колонны только ночью добрались до Успенской и Лутовиново.

Дивизия «Кунеэнзе», захватив Валуйки, была неожиданно атакована превосходящими силами Казацкого кавалерийского корпуса русских, скрытого за высокой земляной насыпью неприятельской линии обороны. Батальон «Мондови» отклонил предложение сложить оружие и начал бой, который продолжался несколько часов. Но борьба была неравной, и батальон вынужден был отступить.

28 января в 6 часов, возобновился марш к Новому Осколу с батальоном «Тирано» в авангарде. Регулярные части шли справа, а слева шли отбившиеся от частей. Двигались по глубокому снегу. Было много вьючных животных.

Пересекли железную дорогу Валуйки – Касторное, замерзшую реку Валуй, и колонна в 20 часов прибыла в Слоновку, где переночевала.

Штаб армейского корпуса был атакован танками и пехотой. Вместе с частями дивизии «Тридентина» шли вперед маршем по направлению к Новому Осколу.

Ко всему прочему колонна в 16 километрах от этого населенного пункта узнала, что он утром занят русскими. Поэтому необходимо было изменить маршрут движения на Слоновку. Трудный марш преодолевали только за счет желания всех добраться до конечного пункта.

При температуре от – 35 до – 40 градусов число обмороженных возрастало от часа к часу. Несколько вьючных животных, оставшихся в живых, тащили сани для перевозки раненых и обмороженных.

29 января утром возобновили марш. Направление – Сидоровка. Метеорологические условия оставались отвратительными. Во время движения прибыл приказ изменить направление на Большое Троицкое. Колонна достигла Бессараб. В этой маленькой деревне многим пришлось спать под открытым небом.

Советские войска больше не атаковал альпийских стрелков.

Силы колонны насчитывали 20000 итальянцев, из которых было более 2000 раненых и 5000 обмороженных. Количество спасшихся немцев и венгров было примерно 15000-16000 человек.

30 января прибыли в Большое Троицкое, где солдаты и офицеры вооруженных сил других стран покинули итальянскую колонну.

30 января 1943 года в пятнадцать часов первая встреча с группой итальянских офицеров, прибывших из Харькова. Остатки альпийского корпуса были, наконец, спасены! Одна автомобильная колонна из Харькова была на марше, с первой помощью раненным и обмороженным и с продовольствием для всех.

Прибыли в деревни Большое Троицкое и Авиловку, там части разместились для получения первой помощи. Радость, что вышли на свободу, была омрачена большими потерями в альпийском корпусе. При виде остатков своего полка командир авангарда полковник Синьорини получил инфаркт.

Моральный дух итальянцев поднимался из-за ощущений, что критическая фаза окружения преодолена и можно будет воспользоваться ближайшим железнодорожным транспортом.

В населенный пункт также прибыли первые автомашины со снабжением, они могли начать эвакуацию тяжелораненых и обмороженных.

31 января головная колонна Альпийского армейского корпуса прибыла в Шебекино. Весь прибывающий персонал систематизировался и размещался на постой, чтобы остаться на несколько дней, необходимых для отдыха и ожидания прибытия отставших, это ожидание продолжалось до конца 3 февраля.

За три дня направили в госпитали Харькова 7571 раненого и обмороженного. Другие получили приют в одном изоляторе в ожидании их транспортировки также в Харьков. Было время для реорганизации частей, которым давали наименования командиров, в ожидании перемещения остатков 8-й армии в район города Гомеля, откуда должны были возвращаться по железной дороге обратно в Италию.

Альпийский армейский корпус, после тринадцати сражений во время 800-километрового перехода по сложнейшему маршруту в русской степи, в пешем строю по зимней равнине потерял восемьдесят процентов своего личного состава; за линию фронта итальянцы прибыли в следующих количествах:

• 6500 из «Тридентина» (из 16000);

• 3300 из «Юлия» (из 16000);

• 1600 из «Кунеэнзе» (из 16000);

• 1300 из «Виченца» (из 10446, из которых 289 офицеров);

• 800 из служб корпуса (из 5018, из которых 307 офицеров).

Карта 10. Острогожско-Россошанская наступательная операция 13–27 января 1943 года

Кроме того, вместе с корпусом спаслись около 8000 тысяч немцев и 6000 тысяч венгров.

Общие потери в цифрах были следующие: 43580 человек из Альпийского армейского корпуса и 7760 из дивизии «Виченца». Большая часть спасшихся людей, однако, была не боеспособна: обмороженные, раненые, умирающие от усталости и морально опустошенные.

С 31 января штаб 8-й итальянской армии был передан в подчинение немецкой группе «Ланц», завершив цикл оперативных действий на русском фронте.

3 февраля колонна прибыла в Белгород. 4 февраля альпийские стрелки продолжили путь до Актирки.

Бой за Николаевку

Этот бой описан во многих итальянских источниках как наиболее значительное сражение с участием альпийских стрелков в трагический период отступления.

Николаевка. Высокая дамба простиралась вдоль железной дороги перпендикулярно направлению наступления Красной Армии. Она обеспечивала превосходное прикрытие для приближающихся советских войск и стала основным препятствием для атакующих немецких подразделений. 23 января 1943 года позади дамбы в зимний солнечный день открывалась удивительная картина: несколько деревень находились на покрытой снегом сельской местности. В середине расположился большой город с церковью и блестящими на ней куполами и крышей. Плотно застроенные дома и большая железнодорожная станция – вокруг находившейся в центре города церкви. Это была Николаевка, покрытая снегом, а позади простиралась бескрайняя Россия.

Войска 3-й советской танковой армии расположились в этом стратегически важном районе и готовились к наступлению на умирающих от голода и полностью истощенных итальянских и немецких солдат.

Первые немецкие войска, появившиеся на хребте, были встречены огнем артиллерии и минометов. Рота альпийской дивизии «Тридентина» расположилась позади хребта в ожидании подхода дополнительных батальонов из Арнаутово.

26 января, около шести часов подполковник Кьеричи с немецкими самоходными орудиями выполнял быструю разведку района.

Вечером генерал Ревербери собрал трех командиров полков, отдал им приказы от 26 января на следующий день: должны были отправиться все одновременно в 6 часов; 6-му полку альпийских стрелков поручили атаковать Николаевку; приказ на марш был следующим: 5-й полк и различные части, батальон «Тирано», артиллерия группы Фишера, группы «Виченца» и «Валь Камоника», батальон «Эдоло» и службы.

Вернувшись, узнали, что генерал Ревербери отдал приказ начать атаку.

Кьеричи позвал командиров батальонов «Верона», «Вестоне» и «Валь Кьезе», 216-й артиллерийской роты и показал им свой план действий: «Верона» слева, «Вестоне» справа, «Валь Кьезе» (255-я рота Зани) в центре: главная цель станция и потом церковь; при поддержке 32-й батареи из «Бергамо». Николаевка находилась на дне долины реки Валуй, чтобы захватить избы, необходимо было пересечь открытое пространство, покрытое снегом, по которому должны были спуститься альпийские стрелки.

Но в Николаевке итальянцев ожидал другой сюрприз. Русские были информированы, как всегда, о передвижении итальянских колонн. Эти колонны ожидала одна дивизия с танками, при поддержке артиллерии. И не только. Все были уверены, что русские будут использовать авиацию. Полеты разведчиков, от глаз которых не скрыться, наблюдали большинство альпийских стрелков.

Как уже отмечалось, русские занимали населенный пункт силами примерно дивизии при поддержке танков и самолетов. Люди и оружие у русских частей превосходили итальянское по всем показателям.

Дивизия «Тридентина» имела 6-й полк с батальоном «Валь Кьезе» в авангарде.

Ночью русские осуществили неожиданную атаку. Поступил приказ для альпийских стрелков – пробиваться любой ценой к Николаевке. В 5 часов батальоны «Вестоне», «Верона» и 255-я рота капитана Зани начали атаку.

Четыре штурмовых орудия StuG III Ausf.F разместились перед позициями дивизии «Тридентина», а командир немецкого подразделения Грюнерт проинформировал по радио итальянцев о том, что генерал Ревербери отдал приказ на наступление.

Хотя это была и неправда, данная информация заставила итальянцев зашевелиться. Они подтянулись к штурмовым орудиям, которые двигались вниз по гребню возвышенности к железнодорожной станции. При переходе по возвышенности альпийские стрелки оказались под огнем советских частей, но устремились вниз к станции. Левое крыло наступающих войск достигло железнодорожной насыпи и выдвинулось вперед к домам. Начался штурм Николаевки.

Первое показавшееся штурмовое орудие было сразу подбито. Огонь советских войск усилился и немецкий командир, обер-лейтенант Грюнерт, приказал отойти за хребет. При отступлении штурмовые орудия, поднимаясь по хребту, продолжали вести огонь по противнику.

Первая атака на Николаевку захлебнулась. Однако это наступление выявило, что в городе располагаются десятки противотанковых орудий 62-й гвардейской, 160-й и 180-й стрелковых дивизий Красной Армии. Альпийские стрелки, дравшиеся в городе, по их же выражению, как тигры, также отступили.

С первыми выстрелами орудий Галлароти и немецких частей они бросились с большим воодушевлением к установленным целям. С железнодорожной насыпи русские открыли сильный огонь из всех видов оружия. Многие падали сраженными, пока приближались к естественной траншее. Склон, спускавшийся к городку, был усеян убитыми и раненными. Части батальона «Верона» уже достигли земляной насыпи, пересекли ее и вошли в населенный пункт. Они захватили одно русское 75-мм орудие. В центре 255-я рота под командованием лейтенанта Зани добралась до земляной насыпи высотой в два метра и соединилась с другими альпийскими стрелками, перелезшими через насыпь, несмотря на сильный обстрел вражеских пулеметов. Они проделали проходы в деревянных заборах. Через эти проходы прошел пулеметный взвод лейтенанта Джино Феррони и другие отряды.

За Николаевку надо было пройти всеми силами; там была возвышенность, которая доминировала над дорогами. Местность была буквально усеяна избами, которые располагались и на центральной позиции, там возвышалась церковь, главный объект для людей капитана Зани.

По дну этой лощины проходила железная дорога с полустанками, которые были объектами лейтенанта Феррони. На левый фланг линии обороны переместился лейтенант Дона с остатками батальона «Верона».

Атака развивалась с трудом. Местность благоприятствовала русской обороне, которая наносила наступающим ощутимые удары.

Целью была станция. Зани продолжал продвигаться к церкви. Части справа, батальон «Вестоне» и саперная рота, достигли также земляной насыпи и захватили несколько домов в населенном пункте. Количество убитых и раненных неуклонно росло.

Сопротивление советских войск усиливалось. Развернулись напряженные и ожесточенные бои. Чувствительные потери несли обе стороны. Борьба за каждый дом с яростными рукопашными схватками, с применением ручных гранат. Зани добрался до церкви и захватил русскую противотанковую батарею. Саперы разделились на три отряда, один под командованием лейтенанта Бенчини действовал справа, два других действовали под командованием Колло. Глубокий снег замедлял движение: на снег падали убитые и раненные, окрашивая его красной кровью. Колло, вместе с оставшимися в живых, использовали ручные гранаты и штыки. Пытались использовать, захваченные орудия, но не смогли развернуть их из-за вмерзших станин. Колло остался с двумя своими людьми: капралами Маркарини и Варджиу. Один из них был ранен в плечо. Маркарини также получил смертельное ранение. Варджиу убил двенадцать русских из своей винтовки. Боеприпасов не хватало. Оставшиеся в живых пытались добраться до железнодорожного туннеля, где Колло получил ранение в бедро и упал на землю. Русские неожиданно появились рядом, посчитав его мертвым. Когда обнаружили Колло, тот с трудом передвигался к туннелю, где ему помогли старший капрал Заньоли и Пальяни. Заньоли вскоре был убит. Колло оставался только с Пальяни, в то время как подошли трое русских с лошадью, сопровождавшие два десятка итальянских пленных. Решили напасть на русский караул смело и неожиданно. Подпустив, их на расстояние около сорока метров, открыли огонь! Двое русских сражены наповал, третий поднял руки, сдавшись. Он был сразу разоружен, и наши пленные получили свободу. Среди освобожденных был солдат-сапер, который вел капитана кавалерии. Колло писал потом: «Были наконец-то спасены! забрался на спину лошади, которая была без седла, и вместе возобновили движение к колонне». Колло встретил Кассоли, который помог ему и погрузил на сани для продолжения движения.

Тем временем в битве обозначилось некоторое затишье. Потери были большими, особенно среди офицеров и унтер-офицеров.

Зани со своими людьми организовал оборону около церкви и станции. Люди из батальонов «Верона» и «Вестоне» были также прижаты на своих позициях сильным огнем, страдая от нехватки боеприпасов.

На место боя прибыли полковник Синьорини и генералы Наши и Ревербери. Ситуация стала критической из-за нехватки боеприпасов.

Русские, кажется, заметили это, и хотели контратаковать, обрушив на итальянские позиции бурю минометного и орудийного огня разных калибров, а также обстреливая их из пулеметов, снег постепенно окрасился в черный цвет.

Русские бросились на итальянские роты, которые, несмотря на потери, защищались доблестно, используя ручные гранаты и штыки, а винтовки иногда использовали как дубины.

Зани был тяжело ранен в ноги осколками мины из миномета. Поднялся на руки и призывал своих людей держаться твердо во славу знамени и черных перьев. За свое доблестное поведение в Большой и в Николаевке он был награжден Золотой медалью за Военную храбрость.

Лейтенант Феррони был ранен в грудь, когда поднялся для управления стрельбой своих пулеметов. Его заменил младший лейтенант Баккарин, который также получил пулевое ранение в правое плечо. Русские части прекратили контратаку, остановившись за земляной насыпью из-за мужественного сопротивления итальянских частей.

5-й полк альпийских стрелков полковника Адами, прибыл в нужный момент. Также около 12 часов прибыли оставшиеся в живых из батальона «Тирано» и из штаба батальона «Эдоло», Беллоти собрал части, рассеянные пулеметным огнем русских самолетов.

Около 12 часов прибыла основная часть колонны. Среди отставших от частей, которые были перевооружены, организовали группы под командованием опытных офицеров, их включили в состав действующих батальонов.

Послали подкрепления частям, участвующим в наступлении.

Генералы Наши и Ревербери отдали приказ на новое наступление уцелевшим подразделениям альпийских дивизий «Тридентина», «Юлия» и «Кунеэнзе», так как другого выхода у них не было.

Еще раз штурмовая волна наступающих частей прокатилась по хребту. Перед ними была непроходимая стена огня советских войск. В течение нескольких минут весь склон горы покрылся мертвыми телами солдат. Среди них был и генерал Мартинат, начальник штаба Альпийского корпуса, который, как простой солдат, вел огонь из винтовки вплоть до своей гибели.

Атака была проведена повторно. Днем показались «самолеты-убийцы», штурмовики Ил-2. Снижаясь, они пролетали над хребтом и вели огонь по всем находящимся в поле зрения объектам.

Атаковали оставшиеся в живых из Арнаутово под командованием капитана Фругони и капитана Пазини, офицеров из группы артиллерии с артиллеристами и офицерами из штабов, среди которых был майор Кови, капитаны Новелло, Стукки, Джероза, младший лейтенант Сардини, оставшиеся в живых из батальона «Морбеньо», среди них младший лейтенант Мерлини, остатки дивизий «Кунеэнзе» и «Юлия», среди них оставшиеся в живых из батальона «Акуила» под командованием младшего лейтенанта Приско, из дивизии «Виченца», из батальона «Конельяно» под командованием подполковника Россотто.

Участвовали в бою, вооруженные винтовками, под командованием начальника штаба армейского корпуса, генерала Джиулио Мартинат, он как обычный альпийский стрелок, под неистовым неприятельским огнем, был убит и погребен в снегу, потому что ничего другого нельзя было сделать в этот трагический момент. Тем временем все в одном порыве принимали участие в борьбе, которая еще не закончилась.

Генерал Ревербери соединил на месте группу «Валь Камоника» и батальон «Эдоло», восстановленный под командованием Белотти, которому лично сказал: «Дорогой Белотти, если «Эдоло» не пробьется, все будет кончено, так как все замерзнут.» Белотти приказал капитану Мафессанти разместить все оружие 110-й роты, разворачивая батальон с капитаном Берсано из 51-й роты справа, 50-ю роту сзади, Поли слева и 52-ю роту капитана Бертокки в качестве подкрепления. При поддержке «Бергамо», групп «Валь Камоника» и «Виченца» и частей группы Фишера начали атаковать.

Корпусной генерал Габриэле Наши, командующий альпийскими стрелками в России, кавалер Военного Ордена Италии

Днем был отдан приказ на третье наступление. Генерал Ревербери взобрался на одно из штурмовых орудий, проехал на нем вперед, позже он перебрался в боевые порядки Альпийского корпуса. Штурмовые орудия, осуществляя взаимное прикрытие, на большом удалении друг от друга продвигались вперед. Им удалось уничтожить противотанковые орудия и близко подойти к позициям неприятеля. Союзные войска вновь вошли на восточную окраину Николаевки. Огонь советских частей усилился, но успех вселял смелость тем, кто покидал защитное прикрытие хребта.

Находящиеся впереди штурмовые орудия оберлейтенанта Грюнера и следовавшая за ними пехота прорвались к центру населенного пункта. На краю селения и по дороге к его центру было уничтожено около десяти противотанковых орудий.

Тем временем стало темнеть, и стрельба продолжалась, но люди двинулись в атаку. С брони немецкого танка генерал Ревербери кричал: ««Тридентина», вперед!» Он был прямо на танке, который двигался вперед к населенному пункту.

Итальянцы решили прорываться любой ценой через это железное кольцо и массированный огонь русских частей, и бросились вперед.

Потери частей были значительными. Только 5-й полк потерял 1090 человек убитыми, ранеными, обмороженными и пропавшими без вести, среди которых тридцать один офицер.

Лавина людей, вооруженных и безоружных, следовала по длинному склону, ставшему черным от взрывов вражеских гранат и снарядов, которые сеяли смерть среди огромной массы людей. Итальянцам удалось обратить неприятеля в бегство.

Непрерывный поток медленно передвигающихся различных тыловых подразделений второго эшелона на санях и технике вошел в город. После ухода советских войск солдаты итало-немецкой группировки укрылись в домах, прячась от невероятного холода.

В результате трех штурмов и оборонительных действий советских частей, потери итальянских и немецких войск составили около 5 тысяч человек.

Советские части продолжали находиться в окопах на западном краю населенного пункта. После нескольких часов, затраченных на восстановление сил, их мощный огонь возвестил о необходимости возобновления отступления. Штурмовые орудия 201-го дивизиона уничтожали одно орудие за другим, засекая их по вспышкам от выстрелов. В 5 часов было сломлено последнее сопротивление советских войск и движение продолжилось.

Битва за Николаевку выиграна! Потеряли сорок офицеров и тысячи солдат. Среди них подполковник Кальбо, командир артиллерии авангарда, капитан Фругони, бывший студент юридического факультета университета в Падуе, студенты генуэзского университета Орзали и Де Рос, Росси из Мачерата, дипломник миланского политехнического, бухгалтер Пиатти, и так далее; невозможно назвать всех.

Они были представлены к двадцати пяти Золотым медалям, из которых двадцать три «в память» (посмертно) и две «живым». Среди последних: генерал Ревербери и лейтенант Зани.

Выиграть битву было необходимо, чтобы выбраться из мешка и соединиться с остальными силами.

День боев у Николаевки был богат эпизодами храбрости и подтверждал, тем не менее, трагическую реальность войны в России. Знаменательный эпизод – это прибытие отставших от частей, основная часть которых бросили свое индивидуальное оружие, эти люди стремились только остаться в живых любой ценой. На передовой немногие проявили смелость, такие люди как Зани, награжденный Золотой медалью за храбрость, дипломированный специалист по экономике и коммерции Фриульского Университета; он прибыл из Албании в Большой, находясь всегда во главе своего «Валь Кьезе». После войны он проживал в Милане.

На рассвете 27 января, в пять часов, батальон «Эдоло» первым покинул Николаевку. Первым препятствием был русский отряд с противотанковыми орудиями и пулеметами, который уничтожил альпийских стрелков Берсани.

27 января, после короткой реорганизации частей, колонна возобновила марш к Успенке. Авангард достиг Ливовки. А на снегу у Николаевки осталось лежать среди тысяч других и тело генерала Мартината.

Чтобы избежать новых атак, продвинулись на другую дорогу по глубокому снегу. Марш продолжался выше всяких пределов человеческих возможностей.

Русские самолеты повторяли налеты, вызывая большие потери.

Днем 28 января в ответ на атаку русских, немецкое командование было вынуждено послать часть подкреплений и незначительные средства, для продолжения пешего марша.

Авангард колонны на перекрестке у Николаевки двинулся на юго-восток по дороге на Новый Оскол. Итальянцы знали, что русские днем заняли этот район, по которому они должны продвигаться, несмотря на угрозу атак русских, к Слоновке, юго-западнее железной дороги. Длительный марш по глубокому снегу означал гибельную потерю физических сил альпийских стрелков, которые до последнего момента прорывались из окружения, которое постоянно сжималось, и вновь вышли к линии обороны союзников.

Во время этого марша пришлось оставить орудия, которые невозможно было продолжать транспортировать слабыми вьючными животными, которых плохо кормили, усталые они теряли силы в длинных ночных переходах под открытым небом.

Эуджисто Корради в своих воспоминаний так описывал события у Николаевки 26 и 27 января 1943 года.

Меня не было в Николаевке, после полудня двадцать шестого января, но стоит сказать сейчас о том решительном сражении. Верю, что никто среди тех, кто участвовал и еще остался в живых, не забудет боевые события в этот день. Еще сегодня, по прошествии двадцати лет, я собрал сотни и сотни воспоминаний. И все они, или почти все, заслуживают уважения, несмотря на череду сражений, и других эпизодов. Многие из рассказов, оставшихся в живых согласуются между собой, хотя, конечно, есть отличия и некоторые неясности. Многие рассказы имели некоторые несоответствия, без сомнений. Тем не менее, основная часть рассказов и наблюдений совпадают, позволяя точно определить начало и основной ход событий битвы за Николаевку.

/…/ В действительности Николаевка не была одной из главных битв кампании. После ее первых фаз, соответствующих тактическим задачам, задачи усложнились грандиозными перемещениями пеших людей, передвижения и атаки с гарибальдийским порывом, а также доведенные до отчаяния, разбитые и окровавленные. Можно оценивать, что в Николаевке было убито на поле боя от четырех до шести тысяч солдат, или от одной трети до половины всех активно участвующих боевых частей без учета огромного скопления отставших и сбившихся с пути людей.

Битва у Николаевки имеет две основные стороны. Первая, это то, что она была практически последней из семи или восьми основных сражений в окружении. Николаевка может наверняка быть определена как последнее препятствие перед освобождением. Также необходимо учесть, что окружение было тяжелым и многодневным, и потом еще, по крайней мере, два раза колонна из оставшихся в живых подвергалась опасности попасть в западню, устроенную русскими войсками. Вторая сторона – основную цену в битве заплатили альпийские стрелки из дивизии «Тридентина», в этом нет сомнения. Но ценный вклад в это сражение внесли также, несомненно, формирования или группы сбившихся с пути и отставших из дивизий «Юлия», «Кунеэнзе», а также «Виченца», кроме того, истощенные немецкие части из XXIV корпуса, которые на тот момент имели только два боеспособных самоходных орудия. Все они участвовали в этом бою. Ради справедливости их также необходимо отметить. Я передаю всем бойцам, оказавшимся в окружении, благодарность за высокий уровень организации частей из трех дивизий Альпийского армейского корпуса. Хочу добавить, что многое делали отдельные взводы, роты, батальоны, батареи, штабы, а также различные группы для сдерживания действий русских в окружении, навязывали бой различным советским частям, нанося им более или менее ощутимые потери. Осталось в живых из Альпийского экспедиционного корпуса в России, может быть, десятая часть из всего состава.

В Николаевке в кульминационный момент битвы было немало солдат также из дивизии «Юлия». Мне рассказывал лейтенант Альберто Крочи, один из товарищей по штабу дивизии: «Началось все когда масса бойцов бежала по откосу в глубоком снегу. Под смертоносным огнем советских войск до дна лощины добрались немногие. Я не видел мертвым известного генерала Мартината, начальника штаба Альпийского армейского корпуса. Но я видел убитых, сотни и сотни альпийских стрелков. Бежавшие впереди все были убиты и лежали на снегу. Через некоторое время перед избами Николаевки все узнали о смерти генерала Мартината. Говорили об этом с удивлением. Говорили, что он погиб, как эпический герой в битве.»

Поблизости от Мартинат в этот момент находился альпийский стрелок Валентино Петрелли из штаб-квартиры армейского корпуса. Петрелли рассказал: «Мы защищались днем, сразу после полудня. Я был в пятнадцати метрах от Мартината, не больше. Спустился бегом, все бежали, стреляя на ходу. Я помню, что сзади находился один немецкий гусеничный автомобиль, на котором был генерал Ревербери, который кричал и жестикулировал руками». Сейчас, я колеблюсь верить или нет тому, что сказал Петрелли. Потом он продолжал: «В двухстах метрах перед нами один русский стрелял из небольшого миномета. Он спрятался в снегу, его едва было видно. Стрелял в быстром темпе, его потом зверски убили. Двигались вперед перебежками, яростно крича. В него стреляли сбоку, а один из нас убил его ударом в голову.» Но вот конец генерала Мартината: «Мина взорвалась близко от него, и осколок попал в грудь. Он упал, поднялся и крикнул два раза: «Вперед, кто остался из альпийских стрелков!» Потом снова упал. Это было на моих глазах, как сейчас помню. В конце спуск был забит мертвыми, ранеными и умирающими. Дон Гнокки кричал с саней, загруженных ранеными, или исповедовал их. Раненые кричали: «Подлые! Долой дуче!»

В нескольких шагах от генерала Ревербери находился в этот трудный момент младший лейтенант Ремо Баччи из 19-й батареи группы «Виченца». Баччи рассказывал: «19-я батарея была среди первых прибывших батарей, мы все утро стреляли по Николаевке. Я помню, что один русский самолет типа «Аист» поднялся над местностью, но был сбит выстрелами, упал вдалеке. В полдень пришел приказ выходить без прикрытия только с орудиями.» Боччи понизил голос: «В артиллерии не выдвигались никогда без прикрытия орудий, такой приказ превращал орудия в мишень для стрельбы. Но мы намеренно выходили без прикрытия для демонстрации русским нашей решимости». И продолжал: «Через некоторое время орудия прекратили стрельбу, было холодно, и некоторые из них просто замерзли. Было много раненых, лейтенант-медик, кажется Маццокки, переходил от одной группы к другой, бегом, согнувшись. У одного альпийского стрелка была оголена нога, красная от крови, он посмотрел на Маццокки и сказал: «Синьор лейтенант у меня лицо замерзло, как и все другое». Позднее получили приказ двигаться к железнодорожной насыпи. В железнодорожном туннеле был генерал Ревербери, который ел кусок хлеба. Чтобы транспортировать гаубицу на равнине, ее необходимо демонтировать, но гаубица замерзла, демонтаж был невозможен. Теперь, в десять или одиннадцать часов, удалось смонтировать орудие на равнине, и потом начали стрелять по избам. Около нас было одно немецкое самоходное орудие. Русский снаряд попал в самоходное орудие, ничтожная немецкая прислуга удирала. Теперь мы кричали немцам: «Вы храбрее нас!». Когда входили в Николаевку, было необходимо уничтожить избу за избой, не было другого способа идти вперед».

Быстрый спуск к станции описывает теперь старший сержант Брино Дегано из штаба 9-го полка альпийских стрелков: «Перед нами были батальоны «Эдоло» и «Вестоне», это точно; позади накапливались прибывающие силы. В полдень спускались всей массой по направлению к станции. Русские стреляли из минометов, одна «катюша» венгерская била в секторе по русским. В какой-то избе мы нашли желто-зеленые брикеты, похожие на немецкий синтетический мед. Среди тех, кто его съел, некоторые умирали и утром они оставались в Николаевке… В избе, где ночевали, были итальянские солдаты, которых русские захватили в плен несколько дней назад».

Фрагмент воспоминаний бывшего лейтенанта Джиузеппе Приско из батальона «Акуила» дивизии «Юлия»: «В Николаевку моя 108-я рота прибыла позднее. Перед нами услышали крики: «Вперед, «Эдоло», вперед, «Валь Камоника!». Сражались уже более часа, русский пулемет стрелял с колокольни. Утром мы, из 108-й роты, сражались еще в Никитовке и в Арнаутово. На снегу лежало огромное количество мертвых, почти все они были из батальона «Тирано» дивизии «Тридентина».

Одним из критических моментов сражения за Николаевку был захват земляной железнодорожной насыпи. Бывший лейтенант Лучиано Зани, тогда командир 255-й роты из батальона «Валь Кьезе», а теперь миланский коммерсант, вспоминал: «Шел вперед со своей ротой, преодолев спуск, дошли до железнодорожной насыпи. Эта проклятая станция, сколько было убитых среди наших, я был потрясен и расстроен. Когда моя часть двинулась на штурм, на нашем правом фланге был один батальон, не помню какой, или «Верона», или «Вестоне», который насчитывал в строю двадцать два солдата и два офицера. Заняли позиции среди нескольких товарных вагонов. Но нас было слишком мало для наступления вперед и теперь, пройдя несколько десятков метров, я собирал всех оставшихся в живых. Оставили позиции лейтенанта Джино Феррони из Вероны. «Тяжело держаться только в первый момент», говорили. Когда вернулись на насыпь, Феррони был с нами, и были еще альпийские стрелки, а также по соседству находились два тяжелых пулемета; но вокруг все были мертвы». Во время следующего штурма лейтенант Зани был тяжело ранен. «Когда вечером нашли какую-то избу», говорил он, «мой ужас был в том, что меня могут оставить, потому что я ранен. Потерял много крови. Я рылся в карманах, вытащил замороженный мед вперемежку с табаком, разломал, намазал мед на рану для остановки кровотечения. Позже пришли несколько моих альпийских стрелков и перенесли меня, погрузив на сани вместе с другими ранеными».

Захватили туннель под железной дорогой, который открывал проход в советской обороне у Николаевки. Теперь воспоминания лейтенанта Артуро Вито, командира 46-й роты из батальона «Тирано», у него еще живет в памяти этот эпизод, «В туннеле», говорил Вито, «был русский пулемет, который косил всех, кто пытался пройти. У входа и внутри туннеля было полно убитых. Этот туннель был страшной мясорубкой. Потом нашелся пулемет и у альпийских стрелков, который разрешил ситуацию. Альпийские стрелки перебрались теперь в защищенное место и потом перебежками достигли арку туннеля, постоянно стреляя до тех пор, пока русский пулемет не замолчал». Вечером, около тридцати раненых из «Тирано» были собраны в одной избе. Но ночью изба подверглась обстрелу, загорелась и превратилась в один миг в адское пекло. «Раненые все погибли», вздыхал Артуро Вито. «Несмотря на наши усилия, не удалось спасти ни одного человека».

Немного позже общий обзор битвы с борта гусеничной машины из XXIV германского корпуса сделал лейтенант Джузеппе Гизетти. «Была тревога», рассказывал Гизетти о двадцать шестом января. «Вскоре после полуночи начался обстрел неприятеля, минометный и орудийный. На рассвете стрельба усилилась с трех сторон. Два батальона из «Тридентины» были в движении при поддержке двух германских самоходных орудий, которые били по холму в двух километрах от Николаевки. Беспорядок был чудовищным. Людские потери страшно увеличивались с каждым часом. Третий батальон из дивизии «Тридентина» прикрывал дорогу из Никитовки, впереди было примерно два батальона. Полковник Хейдкампер двинулся в путь с половиной подвижных сил, следом начали движение все остальные. Менее чем через сотню метров русские открыли огонь из тяжелых минометов и ручных пулеметов. Взрыв прогремел почти у моих ног, и один германский офицер авиации свалился с разорванным осколком мины горлом… Продолжаем идти вперед. Все вдруг стихло, и неприятель исчез как по волшебству, мы были спасены. Немного позже появился самолет «Аист», который был из германского авиационного штаба на Дону, он прислал распоряжение полковнику Хейдкамперу. Полковник был уже в полете. Увидим ли мы его еще?

Хейдкампер вернулся через два часа. Связь продолжалась: «Около пятнадцати часов для генерала Наши и полковника Хейдкампера поступило предложение отклониться от маршрута и пройти севернее Николаевки, где русские забаррикадировались, имея сильную артиллерию и танки. Генерал Наши и полковник Мартинат отклонили предложение и решили атаковать. Это был звездный час дивизии «Тридентина»: масса людей, тем временем пряталась от беспокоящего огня русской воздушной эскадрильи, которая с небольшой высоты бомбила и обстреливала всех из пулеметов. Первый батальон альпийских стрелков прибыл на окраину населенного пункта, но был остановлен неприятельским огнем. Наступал вечер и встал вопрос жизни или смерти: провести ночь под открытым небом или отходить к Никитовке, что будет автоматически означать конец. Генерал Ревербери поднялся на гусеничную разведывательную машину и в полный рост шел во главе авангарда. Казалось, перед этим входом в ад у него горели глаза, и он кричал как одержимый: «Вперед, «Тридентина», вперед!». На нашем правом фланге отходили альпийские стрелки, которые ударились в панику, полковник Хейдкампер приказал мне взять трактор и ехать к этой части. Гусеничный шум донесся до альпийских стрелков, и они вновь возобновили наступление. Используя все имеющееся вооружение, действовали согласовано, и в конце были даже слышны их ликующие крики. Генерал Ревербери, захватив туннель под железной дорогой, вошел в деревню. Он больше не кричал только потому, что потерял голос. Основная масса теперь уже могла следовать в долину Валуй. Русские исчезли. Генерал Мартинат был мертв. Дюжина советских подбитых танков загромождала площадь в Николаевке, один танк горел, освещая всю сцену. Вернулся Хейдкампер, и мы отправились на поиски штаба альпийского корпуса, нашли его после трех часов, по мнению генерала Наши, людям необходимо было отдохнуть, смерть Мартината сильно потрясла его. Хейдкампер, наоборот, настаивал на необходимости немедленного возобновления марша. Генерал Ревербери, безголосый и обессиленный, с тяжелой душой согласился с Хейдкампером. С первыми лучами рассвета двадцать седьмого числа, мы оставили нашу группу изб, которая находилась почти в окружении русских патрулей, проникших ночью в этот район. Один пожилой седовласый полковник тяжело выбрался из избы, почти ползком, и шел позади всех, в это время неприятель рассеялся…»

Итог участия Альпийского корпуса на русском фронте в 1942–1943 гг. Воспоминания очевидцев событий. Официальные сообщения

Своеобразным итогом участия в боевых действиях итальянского Альпийского корпуса может служить письмо генерала Габриэле Наши, командира этого корпуса своему другу, офицеру, которое было отправлено из Гомеля.^[5]

«/…/ Остановились сегодня в этом населенном пункте после длительного путешествия, послал тебе два письма: 3 и 7 февраля; с 4–5 января не получал почты из Италии. Нет слов для выражения сердечной благодарности за поведение моих Альпийских стрелков. /…/ Посылаю тебе записи жизненных испытаний в нашей одиссеи, которые изложил своими словами, в несколько строк: на Дону мои альпийские стрелки создали непреодолимую линию обороны, испытания начались в день 16 /января/, то есть накануне отступления была атака силами трех батальонов на участке фронта, где с легкостью нанесли поражение вражеским силам с многочисленными для них потерями (тебе достаточно знать, что на фронте «Вестоне» насчитали восемьсот неприятельских трупов, имея собственные потери: только один убитый и четверо или пятеро раненых). Никогда неприятелю не удавалось прорваться через Дон на участке фронта, порученного нам, несмотря на нашу ущербность в вооружении, особенно касательно противотанкового оружия. Мы были достаточно уверены в поддержке нашего правого фланга, где был 24-й немецкий армейский корпус, в котором дивизия «Юлия» за месяц суровых сражений покрыла себя славой, заслужив упоминание в немецком бюллетене. Но 14 января части справа, из 24-го немецкого армейского корпуса, которые были восточнее дивизии «Юлия», отступили на равнину без предупреждения, поэтому утром 15 января за Россошью, где находился мой штаб, были обнаружены около двадцати русских танков в сопровождении пехоты.

Лишенные эффективного противотанкового оружия, как ты знаешь, наши 47-мм орудия не годятся против русских танков, мы защищались как могли, к вечеру с помощью «Штук» город был освобожден, и 12 вражеских танков были выведены из строя. День 16 запомнился набегом русских танковых частей, которые угрожали не только штабу, но также и тылам, перерезав единственную проезжую дорогу к нашим позициям.

В этом положении необходимо было решительно переместиться вместе со штабом на север по оставшейся проезжей дороге, используемой венгерскими тыловыми службами, которые были слева от нас, это была единственная наша возможность для отступления. Не буду тебе говорить о соглашениях с венграми, которые должны были оказывать решительное сопротивление на Дону, но которые сразу отступили, оставив Альпийский армейский корпус единственным, в соответствии с приказом, на фронте Дона, лишенным защиты справа частей 24-го немецкого армейского корпуса, и без сопротивления на левом фланге венгерских частей, мы остались изолированными, и все дороги к спасению были перерезаны, даже на севере, а из венгерской зоны неприятельские танки делали свои набеги в наш тыл.

Прибыл приказ на отступление, как видишь, слишком поздно, должны были открыть дорогу для живой силы, за пятнадцать дней непрерывных боев /…/ удалось прорвать окружение и вернуться на линию обороны товарищей, которые тем временем достаточно удалились от нас.

Душой этого отступления была /дивизия/ «Тридентина», которая с примерной храбростью преодолевала все препятствия /…/, примером для всех служил прекрасный Ревербери.

Но, к сожалению, «перья» понесли тяжелые потери: много офицеров убито /…/, среди них Мартинат. Много солдат обморожены и ранены, ты конечно понимаешь, что вернулись на Родину только десять тысяч.

Я был всегда с «Тридентиной», был свидетелем храбрости ее частей: в первый день потеряли все радиостанции и все материалы, потому что были окружены еще один раз русскими танками и пехотой, не было больше связи с /дивизией/ «Юлия» и с /дивизией/ «Кунеэнзе», которые следовали много ближе к «Тридентина», и 22 января сформировали, можно сказать, единую колонну. Хочу сообщить о факте, вызвавшем много огорчений, это то, что два дивизионных штаба попали в плен, прорвались со мной только 4000 военнослужащих из «Юлия» и только 2000 из «Кунеэнзе».

Не говорю о «Юлия», потому что после месяца сражений, которые она выдержала вместе с 24-м немецким армейским корпусом и после первых боев, происшедших в окружении, она имела сокращенный состав, но «Кунеэнзе» понесла необъяснимые потери…

Было бы напрасным говорить тебе о наших страданиях, лишениях, трудностях со снабжением в этом эпическом отступлении, ты, конечно понимаешь, что все, включая офицеров имели потери в своих рядах; не говорю тебе о сильном холоде (температура достигала – 39 градусов), утомительная дорога, которую мы должны преодолеть для спасения от действий танков, нехватка продовольствия и боеприпасов: но я всегда был уверен, что нам это удастся преодолеть, потому что я знаю своих альпийских стрелков/…/. Когда, после пятнадцати дней напряжения, нам удалось добраться до линии обороны союзников, мы верили что найдем там воинские эшелоны и автомашины, чтобы отправиться к месту переформирования, однако, напротив, мы должны были продолжить пеший переход еще на шестьсот километров и только через несколько дней произошла встреча с автомашинами и несколькими воинскими эшелонами /…/.

«Твой Наши»

А вот воспоминания простого сержанта альпийских войск Марио Ригони Стерн, вернувшегося из России:

/…/ То немногое, что должны были делать, мы делали. К сожалению, это можно охарактеризовать фрагментом одной песни «мы поехали туда и немного задержались». Многие из нас остались в степях России. И когда мы пошли на первый штурм для прорыва окружения у Постоялый, чтобы вновь соединиться с Альпийским армейским корпусом, мы поднялись вместе с другими батальонами из дивизии «Тридентина», артиллеристы должны были поддерживать наши действия по прорыву и я помню, что патронные сумки опустошали и делили боеприпасы, как говорится: на возьми, земляк, стреляй также за нас, откроем дорогу. И мы шли и шли домой. Мы не сражались против русских или за «Ось», или за еще что-то; мы сражались, потому, что теперь уже понимали, что единственно возможная цель: вернуться домой. И мы приняли участие в первом сражении. Первое, о котором говорили – оно должно быть единственным, напротив это было первым из пятнадцати или шестнадцати, а последнее было в Николаевке 26 января, где был бой, более трагический, который вызвал наиболее высокие потери в наших частях, собственно потери были ужасными. Это сражение, как и предыдущие, проходили при нехватке боеприпасов, танков, не хватало, в общем, всего; мы сражались только с отчаянием, с безнадежностью, с верой в возвращение домой.

Но это было после, 26 января, часть, можно сказать, прекратила свое существование. Почти все мои друзья были кто ранен, кто обморожен, кто умер в снегу. Мы снова уходили от разгрома в ночь с 26 на 27 января. Мы больше не существовали как часть, сил не было никаких, теперь уже мы были в такой степени обессилены голодом, морозом, боями, в которых принимали участие, что шли вперед по инерции, тащились вперед пешком, искали картофельные очистки в какой-нибудь избе, горсть снега. Так изо дня в день.

До тех пор пока мы не вышли. Мы вышли поблизости от Харькова, где позже были сделаны вывески, указывающие: 6-й полк альпийских стрелков; батальон «Вестоне»; 5-й полк альпийских стрелков; батальон «Тирано»; 2-й полк альпийской артиллерии; группа «Виченца; группа «Бергамо» и стрелки указывали, где находится часть, в одной небольшой группке изб. И одна за другой располагались части, которые насчитывали в начале пятьсот, триста человек, роты по триста пятьдесят человек, теперь вернулись численностью в двадцать, пятнадцать человек. Из моего взвода осталось трое. Нас было тридцать четыре человека, теперь осталось трое или четверо и смотрели друг на друга, как будто вернулись из мертвых. В последние дни в окружении не существовало больше никого; также отсутствовала человеческая природа, солидарность, теперь все это было уничтожено, двигались, искали, тащились вперед только за счет духа, шли почти скелеты, какое там! Не существовало больше дома, не существовало больше ничего, шли без каких-либо чувств, просто по направлению на запад. Почему? Может быть потому, что мы все были в ожидании встречи с домом и продолжали идти за счет последних сил, по инерции…

В одном местечке нашли убитых и хотели сделать мессу. Говорили: «Марио мертв, не вернется больше, те, кто остались в России, больше не вернутся». У меня дома моя мама была больна, все понимали, что исключительно это убило мою мать.

В своей книге Марио Ригони Стерн приводит следующие воспоминания тех трагических для итальянцев в России событий:

/…/ Это было 26 января 1943 года /…/. Было еще темно, но в деревне стоял невообразимый шум. Раненые стонали на снегу и в избах. Я теперь ни о чем не думал, даже о родном доме. Я был как камень в горном потоке, и как камень двигался вместе с водой. Я не стремился найти товарищей и даже не очень торопился. Как камень в горном потоке! Ничто меня не трогало и не волновало… Мои ботинки порвались, я скрепил их проволокой и обрывками тряпок. Кожа на ногах потрескалась, и образовались открытые раны. Колени болели и при каждом шаге похрустывали. У меня дизентерия. Я шел вперед, не говоря ни с кем ни слова.

/…/ Солнце на безоблачном небе светит и согревает наши окоченевшие члены, а мы все идем вперед. Какое сегодня число? И где мы находимся? Дат и названий больше не существует. Существуем только мы. Проходя по какой-то деревне, мы видим трупы у входа в избу. Это женщины и дети. Может быть, их застали во время сна, потому что все они в рубашках. Обнаженные руки и ноги белее снега. Они напоминают лепестки лилий на алтаре. Одна женщина лежит на снегу, совсем обнаженная, а около нее снег розовый. Я не хочу смотреть на это, но трупы все равно стоят у меня перед глазами, даже когда я отворачиваюсь. У одной женщины лицо закрыто белым платком. Зачем это? И кто это сделал? Мы продолжаем шагать вперед.

/…/ (Как-то в поисках пищи М. Ригони зашел в одну избу)

Я вижу там русских солдат. Пленные? Нет. Они вооружены. На шапках у них красные звезды! У меня в руках винтовка. Окаменев, я смотрю на них. Они сидят вокруг стола и едят. Они едят суп из одной большой миски. И смотрят на меня с ложками, застывшими в воздухе.

«Мне хочется есть», – говорю я.

В комнате находятся также женщины. Одна из них берет тарелку, наполняет ее супом из общей миски и протягивает ее мне. Я делаю шаг вперед, закидываю винтовку за плечи и ем. Русские солдаты смотрят на меня. Женщины и дети тоже смотрят на меня. Никто не двигается. Слышен только стук ложки в моей тарелке. И звук каждого глотка.

«Спасибо», – говорю я, закончив есть.

Женщина берет тарелку из моих рук.

«Пожалуйста», – отвечает она.

Солдаты смотрят, как я направляюсь к выходу, не двигаясь с места…

Так это было. Сейчас, когда я вспоминаю, я не вижу в этом ничего странного. Наоборот, я нахожу это совершенно естественным. После первого мгновенья все мои действия были естественными, я не чувствовал никакого стеснения, никакого желания нападать или защищаться. Все это было очень просто. Русские чувствовали то же, что и я. И я это знал. В этой избе между мной, русским солдатами, женщинами и детьми возникло понимание, которое было чем-то большим, чем перемирие. Случилось так, что обстоятельства заставили людей остаться людьми.

/…/ До тех пор пока мы будем живы, мы все будем помнить об этом, о том, как мы себя вели…

Из книги Марио Ригони Стерн «Пять тысяч километров в снегах»:

Когда объявили войну, мы находились в Валь д’Аоста, уже в долине. Оставалось несколько дней, после которых мы отправимся на передовую. Мне было восемнадцать лет и я уже был капралом, вестовым, и я помню, что поддерживал связь с альпийской артиллерией и с другими батальонами, которые были впереди и бегал постоянно и днем, и ночью. Только одна ночь была потрачена даром, прошла только в ожидании. Да мне было восемнадцать лет.

Потом я прошел всю Албанию, а позже Россию. И не потому, что был молодым, а был уверенным в данный момент, мы все были людьми, разве нет? Я никогда не ощущал холодного выстрела или штыковую атаку против конкретного человека, протыкая его, кровь холодеет. Когда находился на достаточной дистанции, закрывал глаза и нажимал на спусковой крючок; в бою я делал так. И когда был на Дону, мы видели русских, выходивших утром к реке набрать воды, мы не стреляли в них и также поступали они: мы спускались вниз к реке набрать воды приготовить кофе и видели русских, выходивших наружу из своих укрытий и наблюдавших спокойно. Однако ночью, когда действовали патрули, все было по-другому, потому что в это время война была важнее мира. Такие случаи были каждый день, разве нет? Один взял воды для умывания или для приготовления еды, другой выбирался наружу и искал вшей на солнышке, тогда мы были в этом мире. Мы делали также кукурузную кашу. Потом, ночью, когда приходили патрули, все менялось, докучали нам, ища дорогу к сторожевому посту, или бросали ручную гранату, в то время мы возвращались в войну.

Много раз слушали пение русских. Я помню, когда мы были в убежище, весь вечер в полголоса начинали петь. Медленно штопали носки, некоторые делали кукурузную кашу, некоторые ловили вшей; но все, сколько было объединились в один хор и могли прекрасно петь, так что русские слышали эти голоса. Шло время, были периоды, когда звучали однообразные песни. Я помню, что было время, когда мы пели постоянно «О рыбак из Гарды, иди лови рыбу больше этой» и все вечера: «О рыбак из Гарды, иди лови рыбу больше этой, лови кольцо, которое пропало в море», и потом парень говорит: «Сто золотых монет мне не надо, а нужен только один любимый водоем», и так далее и тому подобное, и все вечера пели эту песню. Но потом каждая часть, каждая группа, имела свою собственную песню, и я помню в то время в батальоне «Червино» пели всегда пьемонтские песни, или абрузские песни, потому что был один унтер-офицер, который сейчас работает проводником на Монблане, ему нравилась «Вола, вола лу кардилле» и на поезде из Италии в Россию он пел всегда эту песню.

С пением приходило чувство дома. Особенно для горцев, которые жили изолированно от шума и городской суеты.

Если собирались пять-шесть дровосеков днем на отдыхе, то всегда делали кукурузную кашу. Так и в России. Когда нам удавалось найти муку, мы делали кашу. Мука служила для кукурузной каши, для нашей каши альпийских стрелков. Это создавало чувство дома и единения. Альпийские стрелки представляли разные группы населения. Когда горцы, местные жители, эмигрировали за границу, они работали в шахтах, куда прибывали группами. Один изолированный человек будет оторван от родной земли и пропадет ни за что, но когда приезжали четверо или пятеро вместе, то нет; даже в большом городе, если встречаются четверо или пятеро горцев, они вместе никогда не пропадут, все они люди мужественные. Делали хижины в горах, потом вот так, вечером собирались в таверне поболтать. Было такое же чувство единства. /…/ Когда люди были вынуждены жить вместе, необходимо было найти гармонию; животные в лесу также делают это. Но, однако, есть разница: животные в лесу делают это инстинктивно, в то время как люди делают тоже самое сознательно.

Там, на Дону, был один отряд из моей роты, отряд вестовых моей роты, который делал честь всему взводу разведчиков, в отряде все были земляки. Все из одного места. Все из одного горного селения. Весь отряд носил две или три фамилии. Хотя в отряде было около пятнадцати человек, все были родственниками, кузенами или один любил сестру другого. Были все связаны, были как одно племя. Они между собой использовали один диалект, особый для местных жителей, на котором они понимали друг друга с полуслова, на языке понятным только им. И когда случалось несчастье: или ранение, или обморожение, или необходимость в помощи, все были рядом. Если назначали в патруль – шли все. Это содружество, к сожалению, имело также определенные затруднения, потому что когда случалась трагедия, трудно было видеть, например, брата мертвым и при этом продолжать действовать. Но, в общем, действовали они успешно.

Но также, когда случались некоторые тяжелые вещи, все сплачивались, и никакой катастрофы не происходило. Не было общества «соединенной силы», но были некоторые вещи, перенесенные из их гражданской жизни в эту войну. Как дома, строили или работали вместе на шахтах, или на земляных работах, или в лесу, также действовали на войне.

И пришел известный декабрь, когда русские атаковали. Весь этот грохот и вспышки, которые были на той стороне реки, давали впечатление, что что-то должно произойти. Огромное расстояние отделяло убежище от дома, от нашей долины, воздушной почты не было больше недели, а было только пять тысяч километров снега, которые мы не могли проехать на поезде или в грузовике, пять тысяч километров снега мы должны были пройти пешком. Отправились с излучины Дона и прибыли в конце пути в наши горы шаг за шагом. Позже русские атаковали также и нас. И когда атаковали, было одно уверенное чувство, служившее небольшим утешением, потому что был разгром, мы держались в напряжении, которое усиливалось всегда гулом, который производили русские. Слухи, которые прибывали по радио «котелок» – радио вооруженных сил, радио «ботинок» – через водителей, которые перевозили боеприпасы, с нашими альпийскими стрелками, которые приходили забирать пайки на кухне, распространялись сплетни: мы окружены. Русские прорвались. Дивизия «Юлия» разгромлена. Сталинград пал. Это продолжалось до тех пор, пока однажды не прибыла конкретная новость, что русские танки ворвались в Россошь, где находился штаб Альпийского армейского корпуса. С этого момента почта больше не прибывала и, конечно, она не действовала и в обратном направлении; действительно, тогда мы услышали, что окружены. Русские атаковали наши главные позиции 14-го, 15-го и 16 января.

Потом пришел приказ отступать.

Воспоминания альпийского стрелка Паттольо о бое в районе населенного пункта Валуйки:

/…/ 20 января, в три часа утра, когда было еще темно, наша колонна приблизилась к Валуйкам. Мы остановились. Генерал послал вперед группу разведчиков. Они возвратились и сказали, что деревня занята русским. Тогда генерал обратился к тем, кто находился около него. Он сказал: «Италия на западе. Кто еще в силах, пусть продолжает марш. Я вел вас к Валуйкам, потому что там проходит железная дорога. Но Валуйки в руках русских. Теперь я не знаю, что с нами будет. Кто может, пусть идет на запад».

Мы все перемешаны, солдаты и офицеры. Генерал Баттисти не знает, что делать. Он даже не приказывает нам двигаться к деревне. Наша группа идет к избам. Я захожу в первую из них, валюсь с ног и засыпаю. Когда я просыпаюсь, около моей избы идет бой. У меня обморожены ноги. Я беру пару валенок у русской женщины, надеваю их и иду из деревни. Встречаю артиллериста с мулом, на котором нагружена сыр, галеты и много пачек сигарет. «Мы уже в плену, – говорю я артиллеристу, – снимай мешки, и поедим чего-нибудь, прежде чем поднять руки». Сидя на небольшом холме, мы едим до тех пор, пока наши животы не вздуваются. В долине под нами мы видим тысячи итальянских и немецких солдат. Итальянцев больше. Русские их обезоруживают, выстраивают в колонну. Мы рассуждаем о том, что делать. Выбора у нас нет, продолжить путь невозможно. Мы спускаемся вниз и сдаемся в плен.

Воспоминания альпийского стрелка Кастеллино из батальона «Мондови»:

Мы шли днем и ночью. Мы заходили в избы для того, чтобы найти что-нибудь поесть. Какой-нибудь старичок или старушка пятится в угол, повторяя: «Нет, нет». Мы сразу начинаем искать в печке, хватаем горсть огурцов и поспешно выбегаем наружу. Однажды я увидел в избе двух козлят, сосавших козу. Я схватил одного и убил. Старичок со старухой плачут, как дети. Я убегаю и ем козленка сырым, потому что если он замерзнет, его не угрызешь.

Воспоминания командира полка дивизии «Виченца» о событиях в Подгорном:

16-го или 17 января утром в Подгорном царит хаос. Пожары. Грабежи. Беспорядочное и лихорадочное движение автомашин… Отсутствие продуктов, невероятная усталость вызывают тревожные вопросы: «Куда мы идем? Сколько еще нам осталось шагать? Выдержим ли мы?..»

Понемногу ручейки частей, отходящих с фронта, сливаются в одну реку, образуя огромную колонну: это увеличивает опасность и затрудняет движение. Колонны саней, которые стали врагом пехотинца, месящего рыхлый снег, вызывают проклятья. Перегруженные людьми и материалами, они сшибают с ног тех, кто не уступает им дороги. Сколько стычек, сколько яростных схваток, чтобы заставить слабого уступить! Все лихорадочно спешат, стараются уйти от опасности.

Воспоминания участника отступления итальянского офицера Д. Фуско:

«Это были итальянцы, венгры, пруссаки, австрийцы, баварцы, бежавшие в одиночку или группами из русских «котлов». Колонна генерала Наши разбухала на глазах, как река в половодье. Марш людей утяжеляли санки, телеги, самодельные волокуши. В снежных вихрях мелькали силуэты лошадей, мулов и медлительных волов, украденных у крестьян. Время от времени животные падали в снег. Последняя дрожь сотрясала их иссохшую кожу. На них сразу же набрасывались люди, громко споря на всех языках, вступая в драку из-за наиболее съедобных кусков. Стаи жирных ворон сопровождали колонну с первых дней отступления…»

А вот, что говорили официальные источники о положении итальянских альпийских стрелков на советско-германском фронте в этот период:

Сообщения от Главного Командования немецких вооруженных сил, как правило, публиковались в ежедневных итальянских сводках и датировались следующим днем (они выделены другим шрифтом). Здесь представлены доклады об операциях, в которых участвовали итальянские войска.

* * *

24 декабря 1942 года. «В районе Дона продолжается оборонительная битва…»

/Выражение «В районе Дона» употребили первый раз, вместо выражения «На Дону» /…/ Вдоль всей линии обороны были атаки советских войск, единственные позиции, которые оставались неизменными, несмотря на многочисленные атаки, это позиции дивизии «Юлия» и частей XXIV германского танкового корпуса на фронте у Крыничной./

* * *

29 декабря 1942 года. «В оборонительных боях в большой излучине Дона особо отличилась итальянская дивизия «Юлия»…

* * *

19 и 20 января 1943 года. Информация сдержанная и недостаточная. Из одной краткой корреспонденции в Nachtausgabe от 19 января говорится: «Батальон «Джемона» отбил атаки русских».

/Информация правдивая, но она относится к периоду за десять дней до публикации. В действительности батальон «Джемона» и все другие батальоны Альпийского армейского корпуса в это время были в окружении./

21 января 1943 года. /…/ Одна итальянская корреспонденция из Берлина: «АРМИР выдержала атаки больше чем семи советских армий».

/АРМИР тогда была разгромлена./

22, 23 и 23 января 1943 года. Несколько слов, трудно поддающихся объяснению в каждом из трех немецких сообщений.

* * *

26 января 1943 года. Практически никаких сообщений.

/Остатки Альпийского армейского корпуса прорвались из окружения у Николаевки, в трехстах километрах западнее Дона/

27 и 28 января 1943 года. Практически никаких сообщений.

29 января 1943 года. Практически никаких сообщений в германском бюллетене.

/Фрагменты передачи Радио Берлина в этот день: «На фронте, на среднем Дону, отмечалось сегодня утром, крупная группировка из АРМИР больше недели изолирована с некоторыми немецкими частями и должна была отбивать многочисленные атаки неприятеля после того, как оборонительные позиции были оставлены при движении отступающих союзных войск по направлению к новым оборонительным позициям… Вследствие этого большевики наносили день за днем удары по позициям, которые итальянские солдаты хорошо укрепили; борясь против бронетанковых частей, пехотные и пулеметные батальоны и полки обстреливались артиллерией и подвергались бомбардировкам, но им не удалось прорвать оборону. Это дало время союзным дивизиям закрепиться на новой линии обороны. В завершении итальянские войска получили приказ соединиться с другими частями. Пришлось поменять битву позиционную, безопасную на укрепленной линии обороны, на битву маневренную в открытом поле на площади в десятки квадратных километров, которая была уже в руках неприятеля (так как главная линия обороны была полностью окружена). Тем не менее, итальянские солдаты без колебаний начали марш и после пяти дней сражений вновь соединились вчера с одной германской танковой дивизией. /…/ Проявляя большую храбрость, итальянские войска вышли со всеми материалами и также с тяжелыми батареями орудий средних калибров, оставили в руках неприятеля только несколько орудий, которые были повреждены на первом этапе битвы и не могли транспортироваться»/.

/Вероятно, что этот радиотекст передавали остатки XXXV итальянского армейского корпуса, окруженные в Чертково с 28 декабря 1942 года по 15 января 1943 года. Из восьми тысяч человек в Черково, пять тысяч вырвались 15 января. Через четыре дня четыре тысячи оставшихся в живых прибыли на немецкую линию обороны. Из этих четырех тысяч, три тысячи были обмороженными и ранеными. Количество спасенных материалов: ноль/.

Колонна входит в Белгород

29 января 1943 года. «Между Донцом и районом среднего Дона, при использовании резервов, неприятель был отброшен на восток».

/В первый раз приводилось название реки Донец, которая находилась в сотне километров западнее Дона/

30 января 1943 года. «Суровая оборонительная битва продолжается от Ладоги до Кавказа» В итальянских газетах «Десятилетие национал-социалистического режима».

Дорога к Гомелю

31 января 1943 года. «На фронте Донца продолжаются тяжелые сражения».

Из итальянских газет: Муссолини в двадцатилетие фашистской милиции: «Не отступать никогда, стоять до конца, пока способны держать оружие в руках».»

/Остатки альпийского армейского корпуса добрались до немецкой линии обороны, севернее Харькова, после двух недель отступления./

3 февраля 1943 года. «Битва за Сталинград закончена. 6-я германская армия, под командованием превосходного маршала фон Паулюса, погибла…»

5 февраля 1943 года. Заключительная часть бюллетеня № 985 Главного Командования (сто семьдесят слов) посвящена итальянцам, касательно Альпийского корпуса. Всем трем дивизиям, и в особенности дивизии «Тридентина». Несколько строк посвящены битве у Николаевки, также, среди других сообщений, было сообщение о смерти начальника штаба Джиузеппе Мартината. Заголовок сообщал о больших потерях в трех дивизиях. Ничего не сообщалось о пехотной дивизии «Виченца», которая также была в окружении.

В феврале 1943 года в генеральный штаб итальянских вооруженных сил был представлен отчет командующего 8-й итальянской армии И. Гарибольди (о причинах поражения), он делил эти причины на две группы: существовавшие до начала сражения и возникшие в ходе него.

К первой группе Гарибольди относил несоответствие протяженности фронта наличию сил и средств, линейное построение войск и отсутствие сильных резервов, недостатки в обеспечении войск транспортом и транспорта горючим, требование жесткой обороны со стороны немецкого командования и огромное превосходство сил противника, особенно в танках.

Ко второй группе причин он относил упорство немецкого командования в вопросе защиты рубежа Дона, в то время как по его мнению, «обстановка диктовала широкий отход с целью контрманевра», недооценку наступательных возможностей противника, который не дал времени немецкому командованию для концентрации резервов, перемалывая их по частям по мере прибытия на фронт.

К этим причинам, которые итальянский командующий называл основными, он добавляет еще несколько «менее значительных» – таких, как недостаточная вооруженность итальянских войск, особенно противотанковыми средствами, нехватка зимнего обмундирования, профессиональная неподготовленность некоторых офицеров запаса, плохое качество радиостанций и оборудования итальянских самолетов, не позволяющее проводить ночные полеты.

Есть только некоторая переоценка значимости этих причин. Например, недостаточность вооружения итальянских войск, фигурирующая в отчете Гарибольди в качестве второстепенной причины, в современных официальных трудах выставляется одной из главных причин поражения итальянских войск.

«Запомните и расскажите», – так начинались параграфы приказа генерала Гарибольди, составленного в штабе экспедиционной армии. Итальянские солдаты должны запомнить, что они «стойко дрались до последней возможности», что нанесли такие потери противнику, которые его «обескуражили, привели в замешательство и остановили», что «вперед смогли пройти только бронетанковые силы, и только они». Приказ заканчивался словами: «Вы, которые возвращаетесь на родину, будьте всегда горды тем, что вы сделали в России».

В исследованиях итальянских историков очень много пишется о суровости русской зимы и неподготовленности итальянских войск к действиям в 30–40 градусный мороз. Причем в некоторых исследованиях фактор суровых метеорологических условий русской зимы выставляется в качестве одной из главных причин поражения итальянских войск.

Если вернуться к итогам участия Альпийского корпуса в боях на русском фронте, особенно в период его отступления с фронта на Дону, то следует сказать, что военные историки Италии насчитывают до 21-го боя и еще немало мелких стычек, которые выдержали альпийцы при выходе из окружения. Наиболее значительными из них были бой 18 января за выход из первого кольца окружения в начале движения сводных дивизионных колонн в районах Подгорное (севернее Россоши) и Анновки (восточнее Россоши), где итальянцам ценой огромных потерь удалось прорваться на запад лишь частью сил через заслоны 12-го танкового корпуса и 160-й и 180-й стрелковых дивизий (при этом 12-й танковый корпус захватил в плен свыше 15 тысяч человек); бой 22 января в районе Шелякино с целью пробиться через заслоны 48-й гвардейской стрелковой дивизии; и, наконец, бой 27 января в районе Никитовка – Николаевка с частями 6-го гвардейского кавалерийского корпуса, занявшими этот район еще 19 января. В бою 27 января советские кавалеристы уничтожили около 3 тысяч и взяли в плен более 6 тысяч итальянских солдат и офицеров, в том числе в плен попали командиры дивизий «Кунеэнзе», «Юлия» и «Виченца» вместе со своими штабами.

Далее читатель имеет возможность впервые прочитать на русском языке воспоминания участников итальянского похода в Россию. Скудные строчки этих воспоминаний помогут всем нам проникнуться переживаниями и мыслями рядовых участников похода итальянских альпийских стрелков в Россию в 1942–1943 годах.

Глава IV. Отрывки из книги Нуто Ревелли «Дневник альпийского стрелка в России»

Дорога к фронту: из Италии на Дон

21 июля 1942

В 3.05 46-я рота покинула товарную станцию Риволи. Альпийские стрелки пели: «На мосту Бассано черные знамена». В 10 часов короткая остановка на полустанке близ Милана. Миланские фашисты преподнесли солдатам воду со льдом и нагрудные значки. Один главарь фашистов просил подписать благодарность за его действия.

В Тренто опять фашисты преподнесли фрукты и бумагу для писем, на этот раз не спрашивая открыток с благодарностью.

22 июля 1942

2 часа: Италия осталась позади. 5.30: Инсбрук. 10.15: Розенхейм. Печальный день, шел дождь. Станция почти пустынна. Движемся к Мюнхену. Русские пленные работают вдоль железной дороги. Немногие немецкие граждане отвечали приветствиям альпийских стрелков. 16.30: Донауварт.

20 часов 15 минут: Нюрнберг, сортировочная станция, русские пленные, монголы. /…/. Много пленных разуто. /…/.

23 июля 1942

/…/ В 22.15 прибыли в Глогау: вышли выпить пива, станция наводнена немецкими солдатами, никого в штатском.

24 июля 1942

Меня разбудили в Польше в 8.30. Остановились в Острув. Немка-блондинка из Красного Креста, студентка медицинского учебного заведения, вошла в наш вагон: подарила вермут.

Группы польского гражданского населения работали вдоль железной дороги, молодые люди с печальным, но гордым взглядом. /…/

В 20 часов в Скиернивицах, первое военное кладбище, первые жертвы бомбежек. Длительная остановка. Передвижение по Польше проходило очень медленно. Приказ штаба запрещал разговаривать с поляками. Приказ и требование немцев, ненавидевших и убивающих поляков.

25 июля 1942

Меня разбудили в 6 часов. Остановка в Варшаве. Говорили, что в этом районе действуют партизаны: наш офицерский вагон со штабными вагонами прицепили в хвост состава. /…/

В 8 часов отправление. Продвигались очень медленно. Группы польских евреев. Все евреи имели на груди и на спине желтый знак. Вдоль железной дороги польские ребята просили хлеб и кричали «Херр, битте, брот». А ребята более бойкие кричали: «Форте Италиа».

8.15. Вевола. Концентрационный лагерь русских военнопленных. /…/

Население бедное, босое. /…/

В двух местах железная дорога разрушена. Видны признаки атак партизан: вагоны с оторванными крышами, искореженные листы железа.

В 16.15 достигли Тирасполя. Евреи делали вид, что работают вдоль железной дороги. Когда немецкая охрана удалялась, евреи разговаривали с нами, просили: «Итальянские галеты, лимон, хлеб».

17.30: Брест-Литовский. Много немецких поездов, загруженных военными трофеями, орудиями и другим русским вооружением различных типов.

26 июля 1942

/…/ 7 часов: прибыли на станцию Барановичи.

/…/ В 10 часов прибыли в Ороджиев. Сорокалетняя женщина с ребенком толкались около нас, предлагая яйца обменять на сигареты, хлеб, мыло, итальянские лимоны. В 10.10 встретили санитарный поезд, который возвращался с фронта. Вдоль железной дороги обычно стояли ребята, которые подносили руки ко рту: привычным жестом спрашивали сигареты у проезжающих.

Проезжали небольшие деревни с соломенными крышами. Военное кладбище, окруженное проволочным заграждением, в центре которого возвышались два больших деревянных креста и могилы.

В 11.10 прибыли в Столбцы. Много евреев – мужчин и женщин, все с желтыми звездами на спине и на груди, ходили вдоль железнодорожного полотна: босые, они тащили ведра и метлы. Собирали мусор, которым усеяны станции. /…/ Голод и нужда делали людей отупевшими. Лица больные, усталые и безропотные, голодные глаза. /…/ Некоторые ребята, по-видимому, только столкнулись с нищетой; они со стыдливостью прикрывали лохмотья, в которые были одеты.

Почти все альпийские стрелки смотрели на эту картину в растерянности.

Командование решило несколько сократить наш рацион горячей пищи, чтобы мы не раздавали остатки евреям. Представители медицинской службы 46-й роты долго говорили с польским евреем, профессором, который говорил на латыни. После чего организовали раздачу пайка. Один еврей, одетый в черное и с галстуком бабочкой, подбежал, взволнованно размахивая тростью, отгоняя ребят…

/…/ В 14 часов достигли Негорелого. Город почти полностью был разрушен. Вдоль железной дороги исковерканные, опрокинутые эшелоны.

В 16 часов прибыли в Минск. Два длинных четырехсторонних земляных вала, немецкие каски на могилах: это общая могила.

Один немецкий солдат бросал камни в группу еврейских детей. «Юден капут», кричал он, пытаясь попасть кому-нибудь в голову.

Видели следы войны – кучи обломков танков и различного вооружения.

В 19 часов – отъезд. Большая часть Минска разрушена. Затем двигались по широкой просеке. Вдоль железной дороги опрокинутые вагоны. Каждые двадцать метров стоял мужчина или женщина из железнодорожной охраны: как только темнело, они зажигали небольшие костры. Мы прибыли в партизанскую зону, передвижение шло медленно.

27 июля 1942

Ранним утром достигли Жлобина. На станции остановились штабная рота батальона «Тирано», штабная рота полка и 48-я рота. Вчера ночью слышали действия партизан.

На станции скопилось много людей и материалов. Каждые полчаса туда прибывали и отбывали различные части. Бродили шайки босых детей – грязные, бойкие и болтливые, в поисках пищи просили галеты, используя язык жестов. Некоторые офицеры беседовали с русскими детьми и развлекались, глядя, как они грызут наши галеты. /…/

28 июля 1942

Ночью в Жлобине часовой из альпийских стрелков выстрелил в темноту: начал стрелять в тень!

В 8 часов прибыли в Гомель: город большой, частично был разрушен бомбардировками.

/…/ Прибыли в зону активных действий партизан: все слышали сильную стрельбу вдалеке.

Вечером пришел приказ из штаба: уделять особое внимание вооружению. Офицеры должны находиться со своими солдатами в их вагонах для перевозки скота.

29 июля 1942

В 4 часа покинули Гомель. /…/ Река Десна. Вдоль берега проволочные заграждения, русские танки и брошенные противотанковые орудия, бронепоезда, сошедшие с рельс, разбитые самолеты. 13.10 – Бондаревка; город как голая земля – там и тут брошенные танки и орудия. /…/

На всех станциях группы женщин ожидали прибытия итальянцев: лук, яйца и даже кур предлагали для обмена на мыло, лимоны и галеты. Один кусок мыла обменивался на четыре яйца; четыре куска мыла и два лимона на одну курицу.

Женщины набирались немцами для работ на железной дороге. Эти женщины были все молодые, некоторые очень хорошенькие, все в цветных платках на головах и почти все блондинки.

30 июля 1942

/…/

Двигались медленно, почти пешком. Я сидел, свесив ноги в вагоне вместе с личным составом, осмотрел роту и имущество.

/…/ На каждой станции стояли молодые русские, вооруженные винтовками, с нарукавными повязками; они подчинялись немцам, развернувшим службу для борьбы с партизанами. Некоторая зона контролировалась венгерскими войсками: это были специальные подразделения для борьбы с партизанами.

/…/

1 августа 1942

/…/ В 8 часов прибыли в Гавриловку. Станцию и город война сравняла с землей. В 15 часов добрались до Барвенково, от которого осталась огромная куча развалин: этот город четыре раза переходил из рук в руки.

Огромное кладбище немецкого снаряжения – разбитые танки, орудия, автомашины, самолеты. Русские пленные, оборванные и голодные, разбирали горы боевой техники. /…/.

2 августа 1942

В 9 часов прибыли в Горловку. Получили приказ разгружаться. В 10.30 добрались до места разгрузки, в 11.30 все закончили. Альпийские стрелки сильно устали, но мулы были довольны, что, наконец, достигли земли. Наши квартирьеры, которые шли впереди на один день рассказали: «Мы должны были разбить лагерь, где находились немецкие части. И берсальеры перед нами разбили лагерь в лесу, предназначенном нашим альпийским стрелкам…»

/…/ Прибыли уставшие, грязные, после марша на место назначения. Все были пессимистически настроены, с каким-то чувством неудобства, мы были как непрошеные гости, как по отношению к русским, так и по отношению к немцам!

/…/

3 августа 1942

В лесу, где мы расположились, до начала войны был, по всей видимости, общественный парк, сегодня он казался кладбищем разрытых могил. Гипсовые статуи, в большинстве Сталин и Ленин, – все разрушены или, по крайней мере, обезглавлены.

Нашу лагерную стоянку оборудовали собранными гражданскими материалами: стулья, обитые кожей, кровати, столы, балки и бревна. Столовая 46-й роты работала в изящном киоске, сделанном из дерева и покрашенном в ярко-зеленый и голубой цвет.

Одна эсэсовская часть разбила лагерь в двух шагах от нас.

4 августа 1942

Подъем в 6 часов. Продолжали обустройство: гардероб, буфет. Стулья и диваны.

/…/ После полудня состоялся футбольный матч на спортивном поле: альпийские стрелки против эсэсовцев. Матч закончился со счетом 5:0 в нашу пользу.

5 августа 1942

/…/ Генерал Ревербери встретился с командирами рот и батальона.

Позднее, во второй половине дня, наш генерал проверил обоз батальона: и мулы, и материалы в порядке, и погонщики на своих местах. Но проверка не должна проходить впустую: необходима была какая-нибудь жертва любой ценой.

Генерал остановился перед часовым обоза. Альпийский стрелок встал по стойке смирно. «Подай ружье», – приказал генерал, и альпийский стрелок протянул ему оружие.

Вот тут взорвалась бомба: «Из какой части? Кто командир? Почему бросил оружие? Ты прибыл на войну или на прогулку?»

Был немедленно составлен официальный рапорт. На следующий день прибыл приказ из штаба дивизии о несении караульной службы в мирное время и во время войны.

Днем поступил другой рапорт, менее важный для верховного командования: вызывались все медики. Обратили внимание на ржаной хлеб: он был плохо пропечен и хуже изготовлен – вызывал большое количество заболеваний кишечника. /…/. Командиры, взволнованные ростом недовольства солдат, поднимали вопрос перед медиками, которые опровергали мнение, что эпидемии расстройства желудка связана с хлебом. «Хлеб отличного качества и пригоден для употребления. Виновата вода: когда перестали использовать местную воду, заболевания кишечника исчезли!» /…/

6 августа 1942

/…/ Бытовало три мнения: 1) войска и обозы будут перевезены автотранспортом; 2) войска и военное снаряжение автотранспортом, а обоз своим ходом; 3) ранцы автотранспортом, а обоз своим ходом.

Мы были уверены, что альпийский армейский корпус будет использован на Кавказе.

Часовым передали сведения верховного командования, что в любую ночь возможны налеты партизан.

Наш генерал вечером инспектировал новый обоз. А также результаты последней инструкции караульной службы после вчерашнего скандала.

«Отдай оружие», приказал генерал часовому. Альпийский стрелок остался невозмутимым. Генерал повторил приказ с большей энергией. «Генерал, я ружье не отдам» – ответил мрачно альпийский стрелок. Ревербери довольный спросил его, какая часть и имя командира. И подарил часовому пятьдесят лир. /…/

7 августа 1942

Ночью раздались выстрелы часового – тот стрелял на малейший шорох.

Той же ночью, в 0.30 подъем. Кричали «Тревога» во всех частях. Неподалеку была слышна интенсивная стрельба; большой переполох, возникла паника. Альпийские стрелки из 46-й роты схватили автоматическое оружие и нетерпеливо ожидали. К счастью они не открыли огонь.

Большое движение началось и в 48-й роте, когда лейтенант Г. послал часового поднять своих стрелков.

Вдали послышалась русская песня. Но фантазия Г. продолжала работать, он думал, что партизаны сняли часового, и закричал «Тревога», во всю глотку. Альпийские стрелки подумали, что кругом партизаны. И стали стрелять. Убитых, к счастью не было.

9 августа 1942

Месса на спортивном поле. Затем полковник Адами передал батальону «Морбеньо» медаль «За военную храбрость», которую тот заслужил еще в Албании.

Вечером вручили жалование за июль месяц: 2125 лир, минус 362 – вычет за столовую. Послал первый денежный перевод домой.

/…/

13 августа 1942

/…/

Кругом обширная равнина и поля подсолнечника.

Альпийские стрелки, передвигавшиеся по земле, выглядели как выловленная из воды рыба. Мы, офицеры, как и альпийские стрелки, были не в своей тарелке. Хуже того, вооружение и экипировка полностью не были приспособлены для войны на равнине: мы готовились для горной местности. Крюки для скал, веревки, ледорубы с крюками, веревки для снежного обвала, все это готовилось для использования на Кавказе; теперь мы оказались на равнине. Интересно, в штабе было ли известно, что альпийские стрелки не имеют танков?

Вскоре нам пришлось присутствовать при отвратительном эпизоде, который произвел большое впечатление на альпийских стрелков. Несколько немцев обучали военному делу отряд грузинских солдат. В это время мимо них проходил спокойно один русский из местного гражданского населения. А немцы напали на него как животные и стали избивать кулаками, он упал на землю, немцы орали, что он партизан и угрожали пистолетом. Бедный русский в защиту кричал: «Не партизан, не партизан», обливаясь кровью. Потом его приподняли и снова били кулаками – он вновь упал на землю. В конце концов, немцы крикнули: «Тикай» (по-русски «беги»). И русский с трудом поднялся, почти не слыша этого приказа, сделал несколько шагов неуверенно, и тут его настигла пуля в спину. Для немцев одним расстрелянным больше или меньше – не важно…

/…/

15 августа 1942

В 10 часов месса. Потом рапорт командира роты по приказу на отбытие. Движение указано пешком, обоз своим ходом. Прощай надежда. Черный день. /…/

16 августа 1942

/…/

Во второй половине дня прибыли сигареты и ликер для офицеров. Пили вволю для поднятия морального духа.

17 августа 1942

Отъезд в 4.30. Марш на двадцать шесть километров, добрались до Рыково в 11.30. Недалеко от города вдоль дороги итальянское кладбище: это погибшие в Рождественской битве 1941 года. В лесу виднелся большой грубо сколоченный деревянный крест.

Рыково – большой индустриальный центр, выглядел внушительно. Вокруг заводских руин возвышались высокие пирамиды из отходов руды.

/…/

18 августа 1942

/…/

В 12 часов прибыли в деревню Ивановку – голая земля. Два итальянских военных кладбища 3-го и 6-го берсальерских полков. Среди сотен могил два больших деревянных креста с надписями: «Не умирают бессмертные герои Италии». На большей части крестов были каски погибших с петушиными перьями и надпись «Рождество 1941».

Около 18.30 достигли леса, где должны устроить лагерь. Моральный дух упал. Прибыли уставшие и обессиленные. На ужин – половина консервной банки и галета; чтобы не голодать. Отправление установлено – завтра в 6 часов.

Сегодня во время марша возникли большие трудности из-за ветра и дорожной пыли; элегантная машина генерала Ревербери обогнала нашу колонну. Генерал с улыбкой махнул рукой, но альпийские стрелки в ответ сквернословили и смотрели неприветливо.

В одном месте встретили генерала Наши, командира Альпийского армейского корпуса с его свитой штабных офицеров. Его охраняли два фельдфебеля с автоматами «Беретта» на ремнях. Мы смотрели на автомат «Беретта» с большим интересом: это было самое новое вооружение из того, что мы видели.

В то время как батальон «Тирано» маршировал, генерал Наши вызвал Гранди: он хотел знать, принимала ли 46-я рота, имевшая утомленный вид, рацион горячей пищи. Отрицательный ответ, видимо немного смутил его. Не генерал ли Наши распорядился, чтобы альпийские стрелки на марше получили дневной рацион, состоявший из одной банки консервов и двух галет?

19 августа 1942

Отправление отложили. Говорили, что, возможно, останемся на месте несколько дней. Говорили, что альпийский армейский корпус не пойдет на Кавказ.

/…/

22 августа 1942

В 4.30 подъем, отправление в 6 часов. Дождь и слякоть сделали движение очень тяжелым. На обуви толстая подошва из грязи замедляет движения. Пятьдесят километров отделяло нас от Ворошиловграда.

/…/

Один альпийский стрелок подарил мне листовку грязной пропаганды. «Письмо мамы Розы». Неприкрытая пропаганда, она предназначалась и для берсальеров: «Мама Роза» говорила о войне 1915–1918 годов, когда нас убивали немцы: это было обращение к сыну, который сражался на русском фронте, в то время, как из-за тягот войны умер его отец.

/…/

24 августа 1942

/…/

В 13 часов достигли Ворошиловграда. Во время марша пищи было недостаточно. В Ворошиловград постоянно прибывали все высшие штабы, в том числе и 8-й армии: поэтому необходимо было строго нести военную службу. На окраине города стали приводить себя в порядок.

В 20 часов сообщение о внезапном отправлении: завтра в 12 часов, автотранспортом отправят батальоны «Тирано» и «Морбеньо» по направлению к Дону, чтобы поправить положение на фронте дивизии «Сфорцеска», которая отступала. Итальянская пехотная дивизия была окружена, и в панике солдаты побросали много оружия.

Некоторые материалы и предметы горного альпинизма мы оставили в Горловке. Это были скалолазные веревки, крюки, ледорубы, страховочные веревки. Теперь уже стало ясно, что место нашей службы на равнине: основная часть наших альпийских материалов была бесполезным весом. Оставили в Ворошиловграде наш обоз, который добирался потом своим ходом.

/…/

Среди альпийских стрелков возрастала тревога. Прибыли все усталые и деморализованные, разговоры закончились поздно ночью. В это время альпийские стрелки больше не пели песен.

25 августа 1942

/…/ Погрузка происходила в полном беспорядке. Сначала садились в четыре грузовика, но вскоре пришлось их покинуть. Коренастый, небольшого роста майор из автоцентра кричал как бешенный /…/.

В 18 часов отправились. Проехали Ворошиловград: большие дома и асфальтированная дорога. В городе многочисленные итальянские войска: слишком много офицеров итальянских штабов и служб. Элегантно одетые, они прохаживались спокойно и счастливо. /…/

Итак, город остался позади, дорога ужасная, сплошная пыль и песок. Колонна русских беженцев – старики и дети – возвращались в свои дома: почти каждая семья тащила тележку с небольшим количеством вещей. Иногда у дороги видели женщин с детьми, которые лежали на лугу утомленные.

Наша колонна состояла из ста четырех грузовиков. Моего водителя звали Беллуно: он был мне симпатичен, потому что не разговаривал со мной.

В 22.30 достигли Московской. За эту длительную поездку встречалось много санитарных машин нагруженных раненными; в конце я почувствовал, как стучит мое сердце.

/…/

26 августа 1942

Подъем в 5 часов, отправление в 6.30. Обычная дорога, много пыли. В 8.45 проехали Тарасовку. В деревне много подбитых русских танков. Около одного танка играли ребята: они вертели танковую башню.

Потом долгая дорога, опять русские беженцы, босые, оборванные, усталые.

/…/

Подтвердился слух, что русские прорвали фронт дивизии «Сфорцеска», сделав брешь в пятнадцать километров. И наше вмешательство необходимо для восстановления ситуации, особенно опасной для позиций немецкой армии, севернее которых была итальянская оборона. Настроение поднялось, когда мы узнали, что русские не применяют там танки.

27 августа 1942

В 9.15 прибыли в Верхний Маскай. Оставили грузовики, накрыв их тентами. Верхний Маскай – вокруг море сорняков и пустынная земля. И пехотных мин здесь предостаточно.

В 16 часов прибыл из штаба батальона «Тирано» следующий приказ: «46-я рота должна двигаться, чтобы организовать линию обороны на высоте 215».

Лейтенант Гранди сразу пошел к командиру «Тирано» майору Волпатти, чтобы узнать высоту, которую должны занять.

/…/ Стало темнеть; к счастью, мы двигались по дороге точно. Небольшая часть усташей стояла на краю дороги: выглядели они некрасиво и аляписто, в серо-зеленых мундирах, угрюмые, рассерженные, за их плечами был тяжелый багаж мучительного похода через Европу.

/…/

28 августа 1942

4 часа: исправляли и систематизировали тактическое построение 46-й роты. Началась активная деятельность немецких самолетов: семь раз они бомбили лес около Дона. Были большие пожары.

В 8 часов получили следующую радиограмму: «Батальону готовиться к действиям. Оставаться на месте. Связь постоянная. Волпатти».

В 12 часов – другая радиограмма: «46-й роте оставаться на высоте 215. В случае необходимости должны добираться до батальона на автотранспорте. Батальонным службам оставаться в Верхнем Маскае. Волпатти». /…/

29 августа 1942

Подъем в 5 часов. Испуганное боями стадо, которое находилось неподалеку, вышло на нашу высоту. Альпийские стрелки схватили одного быка и штыком забили его.

/…/ Разбили лагерь около пруда, отдаленного, от передовой. В небо поднимался большой столб дыма: сжигали штабеля убитых русских. По дороге, которая проходила в стороне от пруда, маршировали группы русских пленных, все молодые ребята под конвоем карабинеров.

Завтра ожидается вступление в бой 5-го альпийского полка. Подготовка идет полным ходом. Боеприпасы прибыли к Ягодной, в полковой пункт подготовки боеприпасов. Тем временем слышатся отдаленные глухие взрывы.

Возрастала нервозность. Оживленно спорили, узнав о письменном приказе на операцию: предусматривались активные боевые действия! «Тирано» и «Морбеньо» должны выдвинуться для атаки в 4 часа. После интенсивной артиллерийской подготовки и после массированной бомбардировки с воздуха вражеских позиций, начало быстрой атаки. Немецкая танковая колонна будет поддерживать наше движение, прикрывая фланги. Цель атаки: уничтожить неприятельский плацдарм на Дону.

Войска оставили ранцы и вещевые мешки у пруда, захватив съестные припасы из резерва: две банки консервов, четыре галеты, одна плитка шоколада, а также для распределения по мере необходимости рацион коньяка.

Водители автомашин, которые ездили между полковым пунктом боеприпасов и прудом, говорили об ужасных бомбардировках, которые уничтожили Большой.

Продолжались различные разговоры, возрастала нервозность. В 20 часов началась мощная артиллерийская подготовка: стреляла батарея 100-мм орудий (100/30), которая находилась в четырех шагах от нашего лагеря.

В 21 час узнали, что наступательные действия отложены.

30 августа 1942

/…/ В 18 часов прибыло следующее сообщение: «Майор Волпатти, капитан Джиамминола из 109-й роты и капитан Бривио из 48-й роты убиты на фронте, прямым попаданием мины; убит также и капитан из батальона «Червино», который сопровождал их при рекогносцировке».

Весть облетела всех альпийских стрелков с быстротой молнии. Некоторые из 109-й роты даже плакали. Почти стемнело. Группы альпийских стрелков то здесь, то там обсуждали в полголоса это большое несчастье.

В 19 часов прибыл полковник Адами и собрал батальон. Полковник говорил низким голосом, с трудом слышны были его слова. Он был сильно огорчен, почти потрясен: вспомнил облик покойного и ушел полностью расстроенный. Капитан Бриоли принял командование батальоном «Тирано».

В 20 часов узнали, что капитан Бривио не убит, а тяжело ранен в плечо, в спину и в затылок. /…/

31 августа 1942

Подъем в 6 часов и сбор батальона в 7 часов. Прибыл гроб майора Волпатти и капитана Джиамминола. Они были накрыты тентом. Маршировали во фронт, перед гробом отдавая дань их мужеству. Месса на поле. Потом несколько слов сказал полковник Адами. Затем на грузовике гроб отвезли на кладбище в Сингине.

1 сентября 1942

/…/ Вечером поступили первые вести о действиях батальонов «Вестоне» и «Валь Кьезе»: они атаковали в секторе, предусмотренном для «Тирано» и «Морбеньо».

/…/

4 сентября 1942

8 часов: несколько мин взорвались вблизи лагеря. Вся рота переместилась в более безопасную зону. 46-я рота оставалась на месте.

16 часов: сбор батальона «Тирано» для представления нового командира майора Заккардо. Рота построилась квадратом, капитан Бриолини представлял войска.

Заккардо – маленький южанин, весь какой-то нервный. Но видно, что храбрец – на груди имел четыре серебряные и три бронзовые медали «За Храбрость». Кроме этого носил многочисленные военные кресты, заработанные в 1915–1918 гг.

Некоторые его мужественные и откровенные выражения производили впечатление. Говорили, что уничтожены батальоны «Вестоне» и «Валь Кьезе». Там действовали безумные командиры, неспособные и несознательные: обещания формально не выполняли, могли отдавать приказы, которые приводили к излишним жертвам. Воспоминания об альпийских стрелках, убитых напрасно 1-го сентября. Для Рима нашлось оправдание: «Большие потери были из-за чрезмерно высокого боевого духа альпийских войск, не привыкших еще сражаться на равнине».

5 сентября 1942

Утром боевая подготовка. Получили детальное сообщение об атаке 1-го сентября. Батальоны «Вестоне» и «Валь Кьезе» из 6-го альпийского полка проникли в глубину неприятельских позиций без прикрытия, с минимальной вероятностью достижения поставленных задач. При этом немцы не оказали им никакой поддержки с флангов. Понеся большие потери, альпийские стрелки отошли на исходные рубежи. Десять офицеров и свыше пятисот альпийских стрелков убиты.

/…/

7 сентября 1942

Облачный день. Пребывали все еще у пруда.

Прибыли первые циркуляры высшего командования. В «секретном» документе говорилось, что между немецкими и итальянскими частями вклинились русские. Сообщалось, что на днях линия фронта будет восстановлена полностью и взаимодействующие части должны знать «слова приказов» по-немецки.

Второй циркуляр наших шефов говорил о больших трудностях со снабжением, принимая во внимание дождь и снег. Теперь уже требовалось затянуть ремни. /…/

Штаб дивизии «Челере», несет ответственность за истребление 1-го сентября!

Позиция на 1 сентября 1942 года

8 сентября 1942

Ночью интенсивный артиллерийский обстрел. Одна треть снарядов разорвалась в нескольких шагах от лагеря.

Утром проводилась боевая подготовка, чтобы показать альпийским стрелкам основные отличия войны на равнине от войны в горной местности. Здесь главным аргументом были большие потери в батальонах «Вестоне» и «Валь Кьезе» – они служили самым красноречивым подтверждением.

Позже узнал другие подробности первых жертв, которые понесли альпийские стрелки в России. Приказ на проведение операции предусматривал, что две немецкие танковые колонны прикрывают фланги «Вестоне» и «Валь Кьезе», при их выдвижении. В 4 часа, после нашей интенсивной артиллерийской подготовки, итальянская авиация должна была разбомбить позиции русских. Как только закончила свои действия авиация, батальоны альпийских стрелков ринулись в атаку.

Вот как «Вестоне» и «Валь Кьезе» шли на гибель.

Накануне, 1-го сентября немцы предупредили, что танковая колонна, предусмотренная в приказе для совместных действий, переброшена в другой сектор.

И тактический штаб решил действовать самостоятельно: «Справимся сами».

Выделили двадцать легких танков из дивизии «Челере», двадцать жестяных консервных банок, думая, что они смогут заменить немецкие танки.

С рассветом 1-го сентября, в 5 часов итальянская авиация еще не появилась. Штаб требовал выполнения приказа верховного командования и штаба дивизии «Челере». Был отдан приказ начать атаку.

Поле боя было ровное, как доска. Сгорбленные под тяжелыми ранцами, альпийские стрелки начали движение. Первый бросок, после минометного и артиллерийского огня. Батальон вынужден был остановиться, преодолев русскую линию обороны. Но наши танки здесь были остановлены: их расстреляли из крупнокалиберных ружей (20 мм) и забросали ручными гранатами. Достаточно выстрела из ружья для остановки наших танков!

Потери огромные. Бесполезные жертвы сотен альпийских стрелков и лучших офицеров. Это печальный итог действий, которые предприняли батальоны «Вестоне» и «Валь Кьезе» после того, как были убиты майор Волпатти и капитан Джиамминола.

9–10 сентября 1942

Подъем в 3 часа 30 минут. Отправление в 4 часа с машиной из штаба батальона для рекогносцировки поля боя перед позицией, на которую вышли прошлой ночью. Вместе с Гранди, майором Заккардо и другими командирами роты.

Перепутав дорогу, продолжали путь между двух оборонительных позиций «Сфорцеска», двигаясь к неприятельской передовой. К счастью офицер из патрульной службы вовремя остановил нас, и мы вернулись. Поблуждав еще, мы обнаружили остатки одного батальона из «Сфорцеска», который занимал линию обороны на высоте 228. В этом батальоне в живых осталось двести двадцать человек: эту часть должна была заменить 46-я рота.

/…/ В 3 часа, наконец, прибыли на высоту 228. Перед нами открылось поле битвы – кругом валялось оружие, батальон из «Сфорцеска» был эвакуирован.

/…/

Фронт на Дону

14 (?) сентября 1942

Прошло 4 дня! Пять дней. Я спал в среднем один час в день. И не устал. Коньяк поддерживал меня лучше всего. Помню, что в 10 часов утра была прорвана первая линия обороны; однако вечером она была восстановлена.

Сегодня шел дождь, на высоте 228 два десятка убитых. Русские позиции располагались амфитеатром на расстоянии 500–900 метров.

/…/

Майор Заккардо часто посещал нашу высоту и днем и ночью, принося немного веселья и хорошего настроения. Он отличный южанин и всегда находит забавные эпизоды.

/…/

Вечером 12-го, в 20.30 находясь в штабном блиндаже роты с Гранди и майором, услышали неожиданные взрывы ручных гранат и пулеметные очереди. Вспышки огня. Потом стемнело.

/…/ Выдвинулись на сотню метров вперед. В темноте слышны отдаленные крики о помощи. Двигаемся по направлению голосов, прошли еще пятьдесят метров и остановились. Голоса теперь уже слышны близко. Голоса людей, попавших под наши пули и разрывы ручных гранат.

Слышны голоса и крики «Итальянцы, хорошо», голоса приближались.

В десяти метрах от нас заметили две приближающиеся тени, с поднятыми руками. Это были два дезертира с оружием: их разоружили. Два парабеллума^[6] модели 1942. Возвратились с пленными на позиции и провели допрос. Это были два молодых солдата 1921-го и 1923 года рождения.

/…/ Каждое утро прибывало двое «туристов» из штаба. Двое других «показушников» находились на высоте 228. Жаль, что в это время русские не открывали минометный огонь. /…/

16 сентября 1942

/…/

В 2 часа ночи произошло впечатляющее зрелище: большой стог сена, находящийся на правом фланге нашей высоты превратился в огромный костер. Наша высота была освещена как днем. Это говорило о том, что его подожгли русские. Но получилось наоборот – наша позиция в течение дня была окутана дымом.

/…/ В 4.30 около артиллерийского наблюдательного пункта пятеро русских сдались моим разведчикам. Они говорили, что делали у реки и что вышли для разведки в 21.30.

Вместе с переводчиком из 6-го полка альпийских стрелков приступили к допросу. Пленные сообщили, что дезертировали с высоты 236 после трех дней пребывания на фронте. Рассказали о двух минных полях: одно в подсолнечнике, другое на арбузной бахче. На допросе им влепили несколько пощечин, после чего каждый вставал и говорил дрожащим голосом. Более трусливый заявил, что испугался артиллерийской канонады и стрелял в страхе. Другой русский заявил, что слышал ночью наш патруль, но не встал, потому что знал о немецком предписании, по которому перебежчик должен являться на линию обороны на рассвете. Пленные были: двое из Астрахани, один из Воронежа, остальные – украинцы.

/…/

22 сентября 1942

Вечером с 19 до 20 часов – тревога. Выехал на артиллерийский наблюдательный пункт.

Был со своим отрядом разведчиков. Пришел во II взвод, узнал от Гупччиарди, что вернувшийся на передовую альпийский стрелок Гамбиразио предупредил о русском дозоре численностью до тридцати человек недалеко от наблюдательного пункта.

Разделил отряд: один патруль направил влево от наблюдательного пункта, другой повел сам. Вышел за линию обороны на ничейную землю. Дождь прекратился, на обратном пути выглянула луна. Аполлонио повернул патруль направо. Я решил, наоборот, прямо направиться к наблюдательному пункту. На обратном пути при полной луне мы рисковали быть замеченными на огромном поле.

На наблюдательном пункте тревога: патруль разведчиков открыл огонь, кругом были русские патрули.

Двинулись с отрядом обратно. Как только прошли сто метров, сержант Пилис услышал голоса.

Вижу тень, которая двигается мне на встречу: конечно, это Пилис, который искал меня. Я двинулся вперед, прошел пятьдесят метров и превосходно вижу тень: длинную шинель нараспашку, фигуру человека… Это русский: он шел непринужденно, руки опущены вдоль туловища. Я привстал на колени, громко крикнул наклонившись: «Руки вверх». В ответ полетели первые гранаты. Из парабеллума я сделал только один выстрел; должен был броситься на землю, пытаясь воспользоваться своим оружием под шквальным огнем. Я выругался, крикнул своих солдат на помощь. Они были развернуты широкой цепью. Альпийские стрелки начали стрелять из винтовок. У меня было с собой восемь ручных гранат. Длинная очередь из парабеллума с расстояния в пять или шесть метров прошла над моей головой. Огонь от выстрелов стоял перед глазами.

Непромокаемая плащ-накидка мешала мне двигаться. Я ее сбросил и сразу понял, что в светлой куртке стал уязвим. Бросил одну гранату со всей силы и крикнул своим: «Бросайте гранаты дальше». Я понял, что наши небольшие атаки теперь уже почти бесполезны. Наше отступление было без какого-либо прикрытия сзади, мы защищались только последними гранатами.

Офицер и три артиллериста на наблюдательном пункте были в блиндаже, защищенном броней. Два артиллериста в бесполезной возне вокруг пулемета вспотели, стараясь произвести первый выстрел.

Я привел в порядок своих разведчиков в пути. Балосси сигнализировал Гранди, что мы не имеем потерь, кроме израсходованных боеприпасов и гранат.

Около одного дерева был пост между двумя линиями обороны, обозначенный на картах наших артиллеристов буквой А. Десять мин разорвались вокруг нашего наблюдательного пункта. На нашем левом фланге на высоте 226 пехота дивизии «Сфорцеска» открыла шквальный огонь в воздух!

В полночь я прилег в блиндаже наблюдательного пункта и после десяти минут уснул. Меня разбудили в 4 часа: едва светало. Я с трудом узнал обстреливаемый участок земли, потом получил обратно свой плащ. Увидел тут же в пределах досягаемости убитого солдата.

Жуткое впечатление. Он лежал, глядя в небо. Рядом с ним лежала винтовка. На животе слева дыра диаметром в десять сантиметров и наружу вывалился большой моток кишок, рот раскрыт, видны зубы, глаза полузакрыты. Руки вытянуты вдоль корпуса, видны кисти рук. Светловолосый восемнадцатилетний паренек. Ручная граната попала в цель.

Мои разведчики тоже потрясены близостью смерти. Вернулись в окопы с большой грустью в сердце. Перед моими глазами стоял этот убитый. Хотелось забыть: но мысли возвращались к этому убитому. С наступлением ночи артиллерийские наблюдатели похоронили его.

24 сентября 1942

/…/ Вчера ночью поступили еще два других перебежчика. Они стали кричать, когда подошли слишком близко к нашей линии обороны и были встречены стрельбой. Затем их разоружили и полностью обыскали на предмет поиска вещей от пленных итальянцев.

Все устали. Паек недостаточный и всегда одинаковый: хлеб и мясо утром, мясо и хлеб вечером. Вина почти не видим, коньяк два раза в неделю. Воды едва достаточно для питья. Бензин доставляли плохого качества. Ночи были ужасно длинными: все должны бодрствовать, но многие падали с ног после нескольких часов наблюдения или находясь в патрулировании. И лучше не думать о зиме!

Изначальные позиции Альпийского корпуса на Дону

Тылы и госпитали

25 сентября 1942

/…/

Де Минерби был на передовой с пулеметом. Патруль из моего отряда разведчиков отправился в путь. Спорили, решили покинуть линию фронта, выдвинувшись на сто метров вперед. С нами были также Гранди, Де Филиппис и другие альпийские стрелки. Остались только два офицера, Перего и Гунччиарди.

Выдвигаемся решительно, без каких-либо предосторожностей. Старший капрал Аполлонио самый храбрый из разведчиков, был рядом со мной. Мы поддерживали связь.

Аполлонио сказал, что видел несколько теней: и указал мне рукой. «Кто-то идет, пригнувшись», – сказал он.

Де Филиппис шел впереди на четыре или пять шагов. Аполлонио отстал на полметра от нас.

Неожиданный шквальный огонь с короткой дистанции. Аполлонио упал захрипев. Я нагнулся над ним. Опять шквальный огонь. Чувствую сильную обжигающую боль в левой руке. Так случилось, что задело и меня.

Аполлонио умолял о помощи. Схватили его за правую руку, но он застонал. И сказал мне: «Мне плохо». Сказал, что ранен в спину. Решили нести его к окопам любой ценой. /…/ Де Филиппис схватился за руки, я схватил Аполлонио за ноги. Гранди и Де Минерби под сильным огнем русских стали прикрывать нас огнем. Донесли Аполлонио к окопам.

Руки были перепачканы кровью. Аполлонио было плохо, он страдал и стонал. Стрельба продолжалась, теперь стреляли, прикрывая нас с позиций.

Прибыли санитары, перенесшие Аполлонио в медпункт.

Чувствую теплую кровь, которая течет по руке: рана начала жечь. Лейтенант Талуччи из 48-й роты перебинтовал меня своим медицинским пакетом. Я остался на передовой еще полчаса, а потом направился в госпиталь.

Ранение Аполлонио было тяжелым: две раны величиной с большой палец, одна в животе и другая в спине. Запястье правой руки также было в крови.

Мне было плохо, сильная тошнота. Курил одну сигарету за другой.

На передовой возобновилась неистовая стрельба: минометы и артиллерия открыли заградительный огонь. Ракеты красные и белые взлетали в небо. Санитарная машина увезла Аполлонио.

/…/ В санитарном отделении разбудили капитана медицинской службы Прадо. Он пришел в четыре часа, оказал медицинскую помощь, преподнес мне ликер. Потом направились в полевой госпиталь № 618.

Аполлонио сделали операцию. Длилась она один час. Прогнозы были пессимистичные. Потом взялись за меня: меня положили на операционный стол, сделали местную анестезию, разрезали и зашили. Применяли дренаж, удалили обожженную ткань. Я чувствовал хирургические ножницы. Начальник госпиталя капитан медицинской службы Деотто улыбался и протягивал мне сигарету одну за другой. Мне дали коньяку, но настойчиво попросили приберечь его до лучших времен. Хирургическое вмешательство длилось двадцать минут. Первое, что я сделал после операции – поблагодарил и выпил коньяк.

Надеюсь, что Аполлонио жив. В 19 часов узнал, что его состояние тяжелое.

Стоны, хрипенье, просьбы принести воды, крики страдающих от ожогов. Кто-то открыто кусал подушку. Страшные страдания. Злился на медиков, которые сообщили, что у меня аппендицит…

28 сентября 1942

Аполлонио умер 26-го утром, после ночи страшных страданий. Я попросил койку рядом с его кроватью, чтобы быть рядом в последние часы его жизни. Около 4 часов он сумел сказать: «Привет, Ревелли. Нашли потом мое оружие? Как сходил патруль? Когда пойдет новый? Но я умираю, умираю за Родину», – и заснул. В 6 часов проснулся спокойно; чуть позже он умер.

Водители батальона изготовили гроб. В госпитале не хватало древесины, и поэтому обычно заворачивали умерших в простыни. Похороны были торжественнее, чем обычно. Наши водители сделали залп. Капитан Деотто сказал мне, что вероятно, Аполлонио будет представлен для награждения золотой медалью.

/…/

29 сентября 1942

В 20 часов прибыл генерал Ревербери. В комбинезоне сижу за письмом и ужинаю. Снаружи уже ночь. В дверях палаты офицер выкрикивает мое имя: «Где Ревелли, где Ревелли!». Я медленно встаю на ноги, он отдает честь.

«Сидите, сидите. Хочу сказать вам хорошую новость, но вы должны сесть». Он смотрит очень серьезно.

«Ты награжден Серебряной медалью! Ты знаешь?». Я смотрел на него с отвращением.

«Что случилось, дорогой? Ты не доволен?» На все вопросы мне удалось ответить плохой улыбкой.

/…/ Спросил у медиков как ранение. Прибыло руководство дивизионной медицинской службы и Ревербери, сказал рассеяно: «Привет дорогой». /…/

Как только генерал вышел, один коллега спросил меня, почему я смотрел на генерала так неприветливо. Конечно эта церемония через два дня после смерти Аполлонио, в самом деле, была невыносима.

/…/

7–9 октября 1942. Миллерово

7 октября, в 12.30 покинул госпиталь № 618, где проходил лечение все это время. Наша колонна состояла из трех санитарных машин. Разбитая и пыльная дорога. Встретили румынскую колонну: кавалерию, повозки, грузовики. У румын были неприятные лица, но сильные солдаты, молодцы. Они говорили, что отходят с передовой взамен дивизии «Тридентина». Действительно АРМИР должна собраться на фронте Россошь – Воронеж.

Проехали Кариновскую, где находился штаб КСИР. Пошел дождь, дорога превратилась в болото. В 18 часов прибыли в полевой госпиталь № 873. Как въехали во двор, мы поняли, что это такое. Было холодно, шел дождь и ни одна собака, ни один санитар – никто не вышел навстречу к раненным.

После шести часов поездки на санитарной машине все устали. Начали кричать, и только после этого вышли к нам первые санитары. Они делали все очень медленно и неторопливо. Капитан медицинской службы, один веронец оформлял наше прибытие. Другие офицеры медицинской службы даже не вышли. Думали, что мы прибыли с фронта – тридцать шесть раненных.

/…/ В медицинскую часть попал мой альпийский стрелок Преда, который был ранен на высоте 228. Ему сделали ампутацию и положили среди других раненных на полу, где было четыре места на соломе. Страдали от голода. Ели остатки из офицерской столовой, добывали какие-то кусочки хлеба.

/…/

9-го числа в 11 часов прибыли в Миллерово. Меня поместили в офицерскую часть, в просторную комнату. Мой сосед по койке лейтенант берсальеров миланец Камбпани, был ранен в ногу. В прошлом он был известным чемпионом по плаванию. Говорили об Италии.

В 16 часов прибыл генерал Гарибольди. Он оглядел наши кровати, беседовал, с нами и всем пожелал скорейшего выздоровления.

/…/

10 октября 1942

В 15 часов в аэропорту. /…/

В Ворошиловграде находился не только центральный госпиталь АРМИР, но и были расположены редакции наших газет. Это был главный «луна-парк» тыловых итальянских и немецких частей. В Ворошиловграде не было недостатка в представлениях варьете, концертах, домах терпимости, организованных и контролируемых военными.

20 октября 1942. Днепропетровск

/…/

Из Миллерово в Ворошиловград отправился на прекрасном самолете. К общему удовольствию показали фильм «Луче». Помню на поле аэродрома в Миллерово, была суматоха вокруг одного транспортного самолета. Суетились различные типы, журналисты и полковники. Прибыл главнокомандующий Гарибольди, который собирался в полет. Гарибольди сел на наш самолет, поинтересовался нашими ранениями, пожелал скорейшего выздоровления и всего хорошего.

/…/

В Ворошиловграде на санитарной машине доставили в Центральный госпиталь № 4.

/…/ Разговаривал с Де Маттио, лейтенантом из батальона «Вал Кьезе», попавшим в наш госпиталь. Я разыскал его сразу, как только узнал, что он здесь.

Де Маттио пугал меня страшными криками. Пуля пробила бедро и попала в живот, пробив кишки в трех местах. Рана все еще открыта, вытекло много гноя. Мне сказали, что спасти его невозможно, потому что необходим специальный пластырь для такой раны. Но специального пластыря нет, и немцы в данный момент не могли его предоставить!

Де Маттио был одним из немногих оставшихся в живых из батальонов «Вестоне» и «Вал Кьезе» в ту страшную дату 1 сентября. Эта операция полностью была на совести нашего командования, жаждущего проявить себя на немецком фронте. Он, как и многие другие, оказался в госпитале из-за честолюбия командования. Об этом мы помнили многие месяцы. Каждый день я навещал его.

/…/

Когда я выходил из кабинета полковника, то обратил внимание, что интендантство полно людьми. В каждой комнате по три или четыре служащих, все упитанные и здоровые: сынки – охотники за нашивками!

Вместе с Анджелини вернулись в «Военный Союз». На входе в универмаг карабинер проверял боны, после чего разрешал войти. Полки магазина буквально пусты. За тремя стойками сидел кассир и два служащих. Здесь ставили два штампа. У меня попросили документы, удостоверяющие личность, зарегистрировали мои данные в журнале.

Большая строгость говорила о значимости этого заведения. Кассир – молодой туринец – рассказал мне следующую историю: «Военный Союз» решил создать один большой центр тыла русского фронта, где будет огромное количество одежды, обуви, экипировки. Автомобильный центр с возможностями ремонтировать любые марки машин, которые используются непосредственно в тылу фронта. Выезжающим в Италию будут предоставлять одежду, ткань, шерстяные вещи, сапоги, ботинки и т. д. Все это будет в Ворошиловграде. В течение пятнадцати дней «Военный Союз» развернет магазины для продажи всех товаров также и для русского населения по сказочным ценам».

Когда за дело берутся итальянские гангстеры, всегда будет скандал. Военное интендантство начало следствие. Истинные виновные должны были оказаться в тюрьме. Но в каком качестве?

Мы вышли на улицу с надеждой подышать менее зловонным, свежим воздухом. Вокруг не было видно этих офицериков в диагоналях и сапогах. Это истинный вид завоевателей и сынков важных пап. Видел капитанов и майоров в оборванной и неопрятной одежде.

На следующий день вернулись обратно. Осмотрели с большим интересом магазины и базары. Цены были сказочные: деревянная икона стоила 300 марок. В некоторых магазинах можно купить итальянские сигареты любой марки «Пополари», «Тре стелле». Были свитера, обувь, пальто, в общем, все снабжение королевских вооруженных сил.

Но меня уже ничего не удивляло. Даже на фронте говорили, что в тылу веселые итальянские офицеры развивали коммерческую деятельность. Говорили, что в некоторых городах итальянские офицеры спокойно открывали свои лавки запчастей, сигарет, съестных припасов, материалов снабжения и экипировки.

/…/ Вечером вернулся в госпиталь и встретил знакомого офицера медицинской службы. Эта встреча произошла недалеко от дома терпимости^[7], организованного нашим командованием для солдат Ворошиловграда. Он настоял составить ему компанию.

Дом был организован прилично. Карабинер на входе проверял военные документы клиентов. На первом этаже работала амбулатория с медицинским работником: предусматривался медицинский осмотр перед посещением и дезинфекция антисептиком на выходе.

Организовать этот дом было не так легко. Были распространены приглашения русским женщинам города для работы в этом доме. Из-за голода и нищеты пришли сотни кандидаток. Но почти все из них не прошли медицинского осмотра, потому что были истощены или больны. Как бы то ни было, он начал работать, хотя после нескольких дней из набранных русских почти никого не осталось, потому что многие были уволены, так как не выдержали испытательного срока. Прибегли к помощи румынских женщин.

Также в глубоком тылу распространялись и железнодорожные пакеты АПЕ^[8] Видиссони и другими фашистскими главарями.

Пакеты предложены были по инициативе Миланской провинции и предназначались только для миланцев из АРМИР. Командование решило удовлетворить всех – миланцев и немиланцев, распространяя, правда, только один пакет на каждые пять солдат.

Мне рассказали, что в одну батарею альпийской артиллерии прибыла «миссия Видуссони» для распределения этих пакетов, как показывали в фильме «Луче»^[9]: разумеется, по одному пакету досталось каждому альпийскому артиллеристу. Правда потом, когда «миссия» уехала, пакеты снова собрали и распределили теперь уже по базовой разнарядке: один пакет на каждые пять солдат.

/…/

Меня разместили среди раненных офицеров дивизии «Сфорцеска». Один коллега, альпийский стрелок, сказал мне, что необходимо приветствовать старших и младших офицеров этой дивизии – словом «Тикай»^[10].

В госпиталь постоянно прибывали какие-то офицеры дивизии «Сфорцеска». Мы смотрели на них с презрением. Думаю, что несчастье этой дивизии объясняется во многом неподготовленностью личного состава и ошибками командования. В дивизии «Сфорцеска», как и везде, должны быть как хорошие, так и плохие солдаты.

/…/

В 22 часа два солдата проводили нас к немецкой комендатуре. Мы шли медленно, считая про себя, сколько еще ждать, но выбора не было. Если мы не уедем, спросили одного интенданта, можно ли провести у него одну ночь. Начальник станции не снабдил съестными припасами в связи с задержкой на день.

В помещении полно народа. Темнота сгущалась, мы смогли поставить наши ящики на скамейку.

Прибыл один «курко»^[11] – проклятый унтер-офицер и начал орать. Агати не мог двигаться. Я не мог ничего делать из-за руки, которая болела. Нам обещали помочь переставить наши ящики. Но не было места. А немец продолжал кричать.

Теперь уже и я терял терпение, перейдя на сумасшедший крик с использованием всего моего репертуара оскорблений. Немец предложил снять наши ящики с его сиденья и положить их на землю. Спросил меня: «Ich?», потом схватил с бешенством и бросил наши вещи на землю.

На душе полное отчаяние. Проклятые немцы! Я пожелал, чтобы Германия проиграла войну. Эта проклятая война! Немецкая наглость, все это газетное вранье о боевом братстве. Никакого уважения в обращении с союзниками…

/…/

18 октября в 18 часов прибыли в Днепропетровск. Спросили итальянский станционный штаб, там смогли наконец поесть. Обещали выдать неполученные наши пайки. Мы даже не успели их поблагодарить.

Позже на грузовике добрались до санатория, который находился в усадьбе, возвышающейся над нижней частью города.

Какая мечта! Надеемся найти там удобную обстановку, отапливаемые помещения, может быть с бильярдом и радио. На самом деле попали в другую психиатрическую больницу.

Комендантом был лейтенант медицинской службы, толстый южанин. Он выдал серо-зеленую пижаму, забрав одежду. Мы спросили ужин и получили ответ, что в нашей истории болезни, оказывается отмечено, что мы ужинали на станции. Да здравствуют итальянские свиньи! Под наши подписи в журнале эти пираты списали наши пайки, приправы и макароны.

Промерзли как собаки. Другие коллеги сказали мне, что придется затянуть пояса. А мы надеялись восстанавливать здоровье в Днепропетровске и получить усиленное питание!

На ужин дали протертый суп и кусочек мяса без хлеба. Должны были спуститься в столовую, но поели в моей комнате.

/…/ Вина не видели, молока также не было. Говорили, что немецкое молоко плохое, поэтому от него отказались.

22 октября 1942

/…/ Один санитар продавал сигареты «Македония» по двадцать лир за пачку. Это просто вор! Цена была очень высокая. /…/.

Отвратительные и наглые люди: сытно едят, живут в тепле, зарабатывают нечестные деньги, уверены в возвращении домой здоровыми и невредимыми. Кроме того, они жалуются и говорят, что в Италии люди живут лучше. Делали деньги, обворовывая наши пайки и занимаясь коммерцией через офицеров, которые возвращались на Родину с госпитальными поездами. Посылали в Италию марки. Обворовывали раненных и больных офицеров на семь лир за каждую пачку.

/…/

28 октября 1942

/…/ Когда прибыли в Днепропетровск, пришлось затянуть ремни. По-прежнему не было хлеба. Наш паёк с сигаретами задерживался с прибытием, и мы были вынуждены покупать их у персонала. Старая тактика. Наши пайки сигарет прибывали, когда мы выкупали всю партию!

Со дня на день откладывали отопление помещений: это самое плохое, что было в России. Обслуживающий персонал был в своем репертуаре, включая медсестер. Когда я добивался массажа руки, всегда платил за это пачкой сигарет, купленной на черном рынке обслуживающего персонала. Все это порочный круг маленьких краж; если ты не принимаешь эту систему, то делать нечего.

/…/

30 октября 1942.

«28 октября» не стал великим днем. Мы тянули обычную лямку. Обед в 14 часов. В госпитале была фашистская церемония: присутствовали все офицеры медицинской службы и представители других служб. Не так уж и плохо, что 28 октября только один раз в год!

Позиции Альпийского корпуса с 28 октября по 6 ноября 1942 года

/…/

Полагающиеся нам сигареты не прибыли.

Говорили, что бомбили Милан, погибло 40 человек, говорили также, что бомбили Турин, я боялся за Кунео. /…/

Возвращение на передовую

14 ноября 1942. Этапный штаб в Беловодске.

6 ноября выехали из Днепропетровска, 7-го числа в 10 часов прибыли в Ясиноватую. В поезде мучались, было очень холодно и хотелось есть. Единственное разнообразие – это старый лейтенант артиллерии Андреани, бедняга без постоянной прописки. Лейтенант в станционном штабе был как неприкаянный, Андреани прибыл из Будапешта в Днепропетровск, где думал получить предписание. Теперь, прибыв в Ворошиловград, надеялся устроиться: в противном случае должен был вернуться в Будапешт. Мы советовали ему вернуться в Италию, чем почти обидели его. Да здравствует организация наших вооруженных сил!

/…/

11 ноября в 6 часов отправились в путь.

/…/ В 16 часов прибыли в Дебальцево. Холод постоянно усиливается.

Этапный штаб вспоминаю с большим отвращением и состраданием. Им командовал подполковник, впавший в детство, который любил официантку из офицерской столовой. Молодая хорошенькая русская всеми там командовала. Мы смеялись и шутили, но один подчиненный посоветовал быть осторожнее, если не хотим закончить «немедленно на передовой»! Старому подполковнику не нравились наши шутки и намеки. Он сразу устроил скандал, потому что мы испачкали пеплом сигарет тарелки из-под вторых блюд.

Нас было пять или шесть транзитных офицеров, все направлялись на фронт, и нам было нечего терять. Мы развлекались с подчиненными из этого этапного штаба – все молодые и хорошие, иногда наши шутки немного обижали их.

Наша комната была отвратительна: холодная, грязная, в ней не хватало только вшей. Я все хорошо понимал, и тыл в то время не удивлял меня больше ничем. Но как не возмущаться, если это повторяется систематически?

Утром 12 ноября, в то время как садились в грузовик, я увидел подполковника, впавшего в детство, которого прозвали «Электрическая Борода» (персонаж анекдотов, распространенных в итальянской армии во время Второй мировой войны). «Вы не должны говорить, что этапный штаб слишком плох. Я орденоносец!», – кричал подполковник, распахнув свою шинель и показывая одну бронзовую медаль.

/…/

Пошел снег. Четыре часа тряслись в грузовике, пока прибыли в Ворошиловград. Мне выделили комнату в жилом доме, но все комнаты были заняты, хотя я стучал во многие двери.

Меня разместили в избе бедных людей. Глава их семьи умер, остались одна старуха лет восьмидесяти, которая проводила свои последние дни рядом с печью, и женщина лет пятидесяти с мужем, который работал у немцев.

Вижу фотографию мальчика. Женщина заплакала и сказала мне, что это ее сын, пропавший без вести, дочь увезли в Германию. Думаю, в Италии тоже волнуются за меня.

/…/

Вечером веселье. Комендант, майор альпийских стрелков, принес бутылки вина и ликера, пели до 23 часов. Вчера ночью веселились с немцами из местного штаба; в гости пришли два десятка местных девушек, устроили большой вечер танцев, почти все были навеселе. Говорили, что чувствовали, говорили, что также ненавидели немцев, говорили о возможности жить в этих условиях…

15 ноября 1942

Я все еще в Беловодске. День очень холодный, шел снег. Новости по радио были пессимистические: на африканском фронте война идет плохо. Моя фантазия работает слишком бурно, думаю о предстоящей зиме…

23 ноября 1942. На передовой

Утром 16 ноября покинули Беловодск, на санитарной машине ехали по направлению к Кантемировке, куда добрались в 14 часов.

/…/

46-я рота поменялась местами с венграми пятнадцать дней тому назад. Часть роты обороняла деревню, остальные на главной линии обороны слева, на высоком берегу Дона. Справа линия обороны 48-й и 49-й рот.

Я с нетерпением ознакомился с линией обороны и не теряя времени утром 19 ноября уже вышел на позиции. Дон тек в четырех шагах от наших позиций. Снайперы активизировались. На реке частично появился лед. Вокруг виднелись безграничные темные просторы, бесконечные леса.

Мне сказали, что венгры своей стрельбой не дают спать. Когда 46-я рота заменялась, видели венгров со значительными запасами ракет и боеприпасов, поэтому они стреляли ракетой каждую минуту, каждые пять минут стреляли из ручного оружия.

Альпийские стрелки напротив не стреляли никогда: боеприпасов было недостаточно, а ракет и в глаза никто не видел. Также и наша артиллерия не стреляла никогда. Воевать в таких условиях тягостно.

Линия обороны представляет собой сеть ходов и крытых блиндажей с деревянной крышей, построенных тяжелым трудом, но в короткие сроки. Эта защита «ворот к Белогорью» состояла из ручных и станковых пулеметов и противотанковых орудий, которых было явно недостаточно. Короткая равнина соединяла линию обороны по реке, защищенную проволочными заграждениями, немецкими и венгерскими минными полями. К сожалению, расположение мин нам не было известно: знали только, что они есть под снегом.

/…/

4 декабря 1942

В 15 часов уже темнеет. /…/

Здесь обычная жизнь. Каждую ночь русские посылают штурмовые патрули к нашей линии обороны: мы постоянно с оружием, должны смотреть очень внимательно, потому что они пробовали захватить наших наблюдателей.

Позиции Альпийского корпуса с 6 ноября по 17 декабря 1942 года

/…/ Прошло два туманных дня, в которые мы выходили с линии обороны Мадонна вместе с Гранди и Перего, возвращаясь, когда туман уже исчезал, и чудом избегая мин и пуль снайперов.

Начинаю бояться пуль, когда они свистят над головой, бросаюсь на землю. Такого страха не было до моего первого ранения.

/…/ Мы предвидим, что русские скоро будут атаковать нашу линию обороны, которую мы более или менее оборудовали!

8 декабря 1942

/…/

Я присутствовал в штабе батальона «Тирано» на допросе раненого перебежчика. Эта история не выдумана! Мы обалдели больше всего, когда Заккардо угощал пленного мармеладом, шоколадом, сигаретами.

Это оказался пленный генерал, а не солдат. Он сообщил имена русских генералов, артиллерийские позиции, склады, все скорее всего выдуманное.

Ночью, в 5 часов до нашей линии обороны доносились крики: «Италия хорош, Сталин капут».

/…/

В то же время части штурмовых групп саперов противника большую часть ночи передвигались вдоль нашей линии обороны с задачей захватить языка из наших наблюдателей с целью получения информации.

12 декабря 1942

В 16 часов уже темно. Сегодня с 13 часов русские сделали четыре залпа из «Катюш».

Позиции 8 Армии на 10 декабря 1942 года

Первый залп застал врасплох барак штаба роты. Все вздрогнули, потолок выдержал три или четыре раза, стекла разбились вдребезги. Один осколок упал в дух метрах от нашего «красного дома».

Выскочили наружу, и тут начался второй залп, двенадцать осколков попали на позиции Мадонны. Осколки сыпались один за другим, альпийские стрелки направились в убежище, столбы дыма и земли, большие черные комья на снегу. Одно убежище было изрешечено осколками, в нем находилось четыре человека: два альпийских стрелка остались невредимыми, а двое получили тяжелые ранения.

Кариссими умер почти сразу: ему оторвало руку. Федеричи чудом спасся – у него умер отец на днях и завтра он должен был поехать в Италию.

С Гранди направились к Дону, вдоль центральной улицы Белогорья. Много домов горело, все телефонные линии в деревне были оборваны, слышались раскаты оглушительного грома, потом свист как будто сотен пуль. Это сводило с ума. Потом взрывы, большие воронки и разбросанный снег. Два других залпа нас застигли в то время, когда мы возвращались к бараку «красный дом».

Майор Заккардо добрался в Белогорье взволнованный. Бросился к телефону, хотел связаться со штабом дивизии «Тридентина», кричал как одержимый: эмоционально представил ситуацию начальнику штаба полковнику Амброзиани. «Залпы «катюш», – кричал он – накрыли наши позиции, у меня предчувствие, что в ближайшее время будет большое наступление – близок час, и командование должно быть серьезно озабочено…»

/…/ К нам прибыла одна рота из батальона «Морбеньо». Мы не знали, что прибывшим делать. Определили, что они должны оборонять вторую линию или оставаться окапываться.

Было видно, что залпы «катюш», обрушившиеся на Белогорье скорее произвели больший эффект на синьоров из штаба и в тылу: они дрожали и может быть готовили багаж…

/…/ Когда командование платит дорого солдатскими шкурами! Проклятый мир! Для каждого один конец…

19 декабря 1942

/…/

Повстречали майора Сарти, прекрасного командира батальона «Морбеньо». Этот храбрый офицер был популярен: его отмечали за мужество, честность, он был неразлучен со своим моноклем и исключительно любил выпить.

Он рассказывал, что в Албании потерял свой монокль под снегом. Вся рота искала его, пока монокль не нашелся.

/…/

Моральный дух остается на высоте. В ожидании атаки военная служба на передовой – это необходимость постоянно окапываться.

Провел всю ночь на передовой. Ходов сообщений много и теперь уже все крытые. Можно заблудиться. Проволочные заграждения слишком близко от позиции, некоторые на расстоянии менее четырех метров. Поверхность земли здесь с многочисленными овражками, возможно, они заминированы венграми. Через некоторое время выстрел снайпера, который кого-то выбрал.

/…/

Позиции Альпийского корпуса с 18 декабря 1942 по 17 января 1943

20 декабря 1942

Новость дня: «В 9 часов 30 минут с позиции Мадонна прибыло известие о дозоре русских в белых комбинезонах на краю леса, который двигался в направлении «группы белых деревьев». Слышен звук стрельбы нашего автоматического оружия. Непонятно, возможно это наш патруль, который возвращается на нашу линию обороны из батальона «Валь Кьезе», его можно узнать по скромной экипировке: пять солдат вооружены пулеметами, но с одной коробкой боеприпасов». Это копия донесения, отправленного в батальон.

22 декабря 1942. Вечер

Вчера ночью был на службе. Ночь не холодная, но ветряная. Оттепель. В полночь на одном посту видели взрывы на позиции Мадонна, шести мин из 80-мм минометов, стреляющих из-за Дона. Одна мина попала в проволочные заграждения, другие разорвались неподалеку. Стрельба снайперов продолжается: у нас трое раненых.

/…/

Сегодня утром в 11 часов 30 минут патруль из батальона «Валь Кьезе» проявлял активность на нейтральной территории перед фронтом Мадонны. Топтались около часа вокруг останков сбитого самолета. /…/. Говорят, что русские уже в Кантемировке, мы не верим.

/…/

24 декабря 1942

/…/

Вчера вечером тревога: много залпов «катюш» с 19 часов до 20.30. /…/ Мое убежище в нише хода сообщения, жду и надеюсь. А сколько всего передумаешь в эти мгновения: о Боге, о дорогих людях и о надежде. Бесконечный свист пуль, в течение всего дня русские стреляли, и их стрельба была безукоризненной. Наша артиллерия не отвечала, «катюша» («стерва», так ее называли альпийские стрелки) продолжала выть. Пули продолжали свистеть, два наших пулемета наконец-то открыли огонь с достаточной настойчивостью.

Белогорье все пылало. Стреляли только два наших пулемета длинными очередями по равнине. Слышен взрыв ручной гранаты.

Прошло полчаса этого адского огня, после чего вмешалась наша артиллерия: стреляли немного в направлении «катюш» и по Павловску. Короткая передышка, все вернулись в траншеи. Но потом пули снова засвистели.

Так прошла ночь. Вернулся в свой блиндаж на рассвете.

Мне сообщили, что семеро убито на передовой, а также пять или шесть русских /…/. Снег падал с утра и все вокруг засыпал.

Также в следующую ночь буду дежурить: белая ночь, должны не смыкать глаз. Русские не отмечают Рождество. Будет странная ночь на Рождество, но все равно, это ночь на Рождество.

Немного шел снег и дул ветер.

25 декабря 1942

/…/

Ночь прошла, холод усиливается, немного вьюжило, позже небо прояснилось, появилась луна. Стреляли снайперы, стреляла артиллерия почти лениво, как если бы не хотела беспокоить эту святую ночь. Недалеко отсюда, на юге, бои и кровь.

/…/

Ночью были начеку. Год заканчивался, утро Рождества, русская атака против линии обороны у Рыково. Вспомнил кладбища, которые попадались на марше и в поездке в санитарной машине.

/…/

Говорили, что железная дорога Россошь – Миллерово перерезана, говорили, что туда направляются русские танки: это возможно, потому что почта не приходит! Говорили о надежде и думали о лучшем.

Это Рождество! Рождество, в которое много думали, может быть, слишком много и ностальгия охватила всех.

26 декабря 1942

Отрывок одного письма моего друга Нино Виале из 109-й роты: «…Вчера вечером хоронили майора, и все вокруг настроены пессимистически. Веришь? А мне смешно. Альпийский армейский корпус запрашивает имена офицеров для дивизии «Юлия»: назвали четырнадцать имен из батальона «Тирано», из наших, которые будут истребителями танков в Подгорном. Верю, что тот майор не хотел предавать гласности этот факт, потому что это уж слишком…»

/…/

28 декабря 1942

/…/

Вчера ночью дежурил: ночная траншея. Луна взошла в 20 часов, а после полуночи осветила все кругом.

Через полчаса русский самолет пролетел недалеко от нашего блиндажа, слегка покачивая крыльями. Самолет позже подлетел к батальону «Валь Кьезе», стреляя из пулеметов по избам.

Началась интенсивная бомбардировка и обстрел из автоматического оружия сектора батальона «Валь Кьезе», слышны взрывы ручных гранат.

В то время, как писал, несколько самолетов пролетели низко над позицией Мадонна, несколько орудий поблизости открыли огонь.

Говорили, что русские семью дивизиями двинулись на Миллерово. Оказалось, что в Кантемировке союзные вооруженные силы поджигали все магазины. Три русских танка позже сдались из-за недостатка горючего, но только их появления было достаточно, чтобы вызвать панику.

Ходили слухи, что почта не пришла, потому что мы окружены. Кажется, что в Чертково, должно быть, уже вошли русские.

Самолетов было немного, теперь уже они бомбили далеко, но земля немного дрожала.

Вчера Виале послал мне два экземпляра журнала «Альпино» («Альпийский стрелок») от 15 ноября. Статья «Дьяволы с перьями» рассказывала обо мне и наших действиях 19 сентября.

/…/ В 15 часов 30 минут уже темнеет. Ночи холодные, температура опускалась до минус двадцати пяти градусов. Экипировка была недостаточная. Месячный рацион сигарет сократили вдвое. Рацион на военной службе: вино два раза в неделю, всегда первое блюдо и мясо утром, только первое блюдо вечером, два раза в неделю сыр с бульоном. Похудели. Коньяка вообще не видел.

31 декабря 1942

1942 год закончился.

/…/ Последний вечер года, до и после ужина испытали радость. Звуки гитары, мандолины, балалайки: шумно. Позже начали петь, но после одной песни наступила долгая тишина… Каждый думал о своем, каждому было о чем подумать.

/…/

Прибыли сигареты. Оплетенная бутыль с вином на Новый год: вот и комфортная жизнь для нового года. Командование напилось: пили вдоволь за настоящую войну с партизанами и за воздушные бомбардировки и за… русских женщин!

Я слишком устал от этих ночей. Я устал, но меня поддерживала вера в будущее: так начался 1943 год.

1 января 1943 года

Так прошел первый год.

/…/

В полночь синьоры в тылу, из орудий противовоздушной обороны и артиллерии, стреляли осветительными ракетами для празднования Нового года. Салют!

Сегодня утром на передовой, на позиции Кортиновис, наблюдал в бинокль за одним русским, он меня разозлил, потому что ходил слишком спокойно и безмятежно, руки в карманах. Навел оружие с надеждой, что он вернется, гуляя вне ходов сообщений. Появилось еще четверо русских, которые высунулись наполовину, стрелял без каких-либо результатов: попасть с расстояния в тысячу метров сложно, вот такая военная служба.

/…/ Мы были уверены, что получим почту, однако ничего не было. Теперь уже пятнадцать дней ожидания! Эта была болезненная ситуация: альпийские стрелки стали еще больше убеждены, что почта не прибывала, потому что мы окружены. Конечно, это вранье – история о нашем окружении, но что почта не прибыла – это тяжело. Надеемся на завтрашний вечер; почта – единственный, приятный момент, в котором нам отказали.

/…/

3 января 1943

/…/ В 6 часов вернулся в блиндаж, разговаривал по телефону со штабом роты: хотели назначить четырех альпийских стрелков во взвод «истребителей танков» – это новое формирование. Говорили, что командиром этого нового соединения будет лейтенант, рекомендованный от штаба полка для прибытия в штаб дивизии. Эти симптомы говорят, что ситуация должна быть очень тяжелой.

/…/

9 января 1943

/…/

Дивизия «Юлия» понесла большие потери. Мнения о последнем наступлении разделились.

Говорили, что в Кантемировке расстреляли четырех офицеров, которые сеяли панику и поджигали магазины одежды с сорока тысячами меховых пальто.

Казалось, что XXXV армейский корпус очень быстро понес значительные потери и наступление русских продолжается.

Две новости от русских перебежчиков, которые рассказали, что убежали 2-го января, потому что Сталин обещал, что в 1942 году война будет окончена! Добавили, что русские солдаты устали от войны очень сильно, но что политруки следят за всеми. Сообщили о наличии восьми пулеметов и двенадцати единиц автоматического оружия. Они показали «Правду» с новостью о большом наступлении поблизости и о наших огромных потерях в людях и технике.

/…/

Видел несколько наших газет: в них все прекрасно. Также искаженные фотографии, клялись, что захватили, по крайней мере, двести километров фронта: повсюду траншеи и патрули в белых халатах на земле без снега. Как обычно, ничего серьезного. Так, все – курам на смех.

/…/

12 января 1943

/…/

Говорили, что русские делают перегруппировку, кажется это сибирские части. У нас ослабили фронт, переместив силы на юг, в район наступления.

Несколько дней русские стреляли длинными трассирующими очередями наобум, раньше снайперы наоборот стреляли очень прицельно.

/…/

14 января 1943

/…/

Прошлую ночь и сегодня далеко справа и левее Белогорья продолжается интенсивный артиллерийский огонь. Говорили о наступлении против венгерской армии, также говорили, что русские потеряли тридцать танков. Странно, потому что венгры не пользуются хорошей репутацией.

/…/

Вчера вечером странный шум моторов, возможно, это колонна русских передвигается вдоль Дона в тумане. Кажется, вижу одетых в белое. Устал и обессилил. С 5 ноября каждую ночь четыре с половиной часа наблюдения – разные дежурства на сильном морозе. Один или два часа на дежурстве, потом возвращаюсь в убежище. Прошло немного времени, пока обогрелся, короткий сон, потом снова наблюдения.

/…/

15 января 1943

Пока пишу, вдалеке слева слышна артиллерия больших калибров. Этот концерт продолжается со вчерашнего дня. Говорили, что атакуют венгров, говорили, что русские прорвали фронт, что только альпийский армейский корпус еще стоит на Дону.

/…/

Люди устали, потому что одна ночь на передовой в более чем тридцатиградусный мороз тяжела для любого. Боеприпасов было недостаточно и мы не должны зря тратить ни одного патрона, а первые залпы артиллерии разрушили всю связь, эвакуировать раненых будет не легко, потому что медицинский пункт был далеко и местность пересеченная, а носилок было только двое. Главная позиция изолирована, и мы должны смотреть также и назад, потому что была вероятность обхода нашей равнины. Несомненно, будем отчаянно сражаться для поддержания нашей системы обороны. /…/

16 января 1943. 18 часов 30 минут

Пока пишу, продолжается шум массированного артиллерийского обстрела в районе батальона «Эдоло». С сегодняшнего утра шли ожесточенные бои: батальон «Эдоло» сопротивлялся великолепно одному русскому полку, несмотря на большие потери. Говорили, что русские не использовали танки. Командир батальона «Эдоло» очень толковый, а офицеры и альпийские стрелки лучшие из 5-го полка. Ночью произошел несчастный случай – батальон «Эдоло» потерял одного офицера, двух альпийских стрелков и четырех саперов.

Также и у нас в Белогорье ночь проходит в волнениях. Первая тревога в 24 часа. Вита теперь уже командует ротой. На передовой слышу шум, как если кто-то отрывает проволочные заграждения. /…/

Альпийские стрелки уже бросают ручные гранаты для освещения хотя бы небольшой части местности – у нас не было в наличие ни одной осветительной ракеты, и в темноте мы были, как слепые.

/…/

Был собачий холод, от озноба стучали зубы, но не только от холода… Напомнили о себе русские минометы – открыли стрельбу. Я продолжал перемещаться, останавливаясь в местах, где перестрелки были более интенсивными. Нужны были ручные гранаты.

В 4.30 на передовую вернулось спокойствие. Вернулся в блиндаж. Устал и продрог от холода, понадобилось много времени, прежде чем я согрелся, но все равно чувствую еще холод. Я накрылся двумя шинелями.

В 6 часов меня разбудил грохот артиллерии батальона «Эдоло», адский шум продолжался. Еще немного полежал на раскладушке.

Мне позвонили из штаба роты: мы должны готовить немедленно много саней, наверное, только с помощью удачи…

Звонил Гранди. Я должен немедленно прибыть в «Красный дом» с вещевым мешком, потому что больше не вернусь на позиции Мадонна. Оставил мой дневник и пошел по направлению к «Красному дому».

Отступление

16 января 1943

На Дону все неподвижно, в холоде и тишине.

В подземный блиндаж 46-й роты вошел Гранди, капитан танковых войск из 82-й дивизии и другие офицеры. Поместились с трудом: топографические карты, разбросанные листы, одна масленая лампа плохо работала, спертый воздух и дым сигарет. Телефон звонит без остановки.

/…/

На одном машинописном листе из штаба батальона прочел, что вечером 17 января дивизия должна прибыть на «предопределенную линию обороны в Подгорное». «Необходимо забрать все боеприпасы, телефоны, линии связи, печи /какая идея!/, инструменты землекопов, которые будут необходимы в Подгорном. Часть подразделений /треть сил на позициях/ останутся на передовой до приказа высшего командования, для маскировки отступления главных сил».

Хуже всего будет оставаться в Белогорье для «маскировки»!

Когда Гранди смотрит на меня, чувствую, волнуется за меня. Гранди понимает меня, мои условия выздоровления. Был выбор Перего или я, но Перего едва держится на ногах, и я должен заменить его.

С покорностью укладываю вещи, лучше не думать об этом.

В Белогорье остаются следующие силы: 87 альпийских стрелков из 46-й роты – 3 отделения стрелков на позиции Мадонна, 3 отделения стрелков и 2 противотанковых орудия 47/32 на равнине.

/…/

17 января 1943

/…/

Фронт очень обширный и крайне уязвимый. В моей ситуации ценнее всего – это связь. Вчера ночью я спросил в штабе батальона хотя бы одну телефонную линию между позициями Трезенда и Мадонна. Слатапер – офицер из батальона «Тирано», обслуживающий связь, мне ответил, что был категорический приказ вернуть все телефонные линии без исключений. С тремя отделениями стрелков там наверху, на позиции Мадонна, ситуация будет не радостная.

Вручил сержанту Робустелли пистолет «Вери» с четырьмя ракетами и сказал, что если на позиции Мадонна ситуация будет отчаянная, надо выстрелить все ракеты.

В 14 часов прибыл в «Красный дом». Встретил Гранди, который возвращался на передовую.

Началось движение, попрощался со многими, которые уезжали.

/…/

В 16 часов стемнело, отделения заняли позиции на передовой. Бункер опустел.

Я смотрел вслед альпийским стрелкам, уходившим отсюда. Грустно видеть уезжающих. На передовой страшно: только Дон отделяет нас от русских. В случае атаки мы должны жертвовать всем, чтобы спасти остальных.

Исчезло сорок метров телефонной линии, скорее всего их использовали для саней. Закончили работу в 20 часов и даже не проверили, как работает.

/…/

Сколько сегодня ночью понадобится мужества.

Холод постоянно усиливается.

/…/

Печи были зажжены и в покинутых бункерах. Необходимо было, чтобы из леса у Павловска видели, как дымят трубы.

У нас приказ стрелять через определенный промежуток времени, как если бы была обычная ночь. Делали вид, на морозе перемещаясь по пустым бункерам вдоль всей линии обороны.

Верили, что линия обороны еще не тронута. Мы имели только пулеметы и перед собой пространство Дона.

/…/

Наша батарея сделала всего около сорока выстрелов. Слышны близкие сильные разрывы. Мы верим, что стреляют по русским позициям!

Другая новость. В тылу батальона «Валь Кьезе» загорелись пять или шесть изб, полные имущества и ручных гранат. Пожары создали хорошую видимость с линии обороны русских, звучат многочисленные сильные взрывы.

Прибыла эстафета из 49-й роты от капитана Фрасколи. К сожалению, телефонная линия была разбита.

/…/

В 20 часов была восстановлена телефонная линия. Я связался с Фрасколи и получил ответ. Никаких новостей.

Надеюсь убить время, перелистывая какую-нибудь книгу, но время не желало быстро проходить.

В 21 час вернулся на передовую для последних распоряжений.

Наконец в 23 часа Фрасколи подал сигнал, что движение начнется завтра в 4 часа утра. Это хорошая новость, которая подняла наш моральный дух. В какой-то момент с пессимизмом думал, что высшее командование могло просто забыть о нас.

/…/

Вернулся на передовую. Вдалеке Дон и стреляют снайперы. Наше автоматическое оружие всегда в движении, переносим его с одной позиции на другую, отвечаем короткими очередями.

16 января русские атаковали батальон «Эдоло» на равнине у Басовки. Если они попробуют этой ночью атаковать также и Белогорье? Русские хорошо знают отчаянную ситуацию альпийского армейского корпуса.

18 января 1942

/…/

Вся передовая стала отходить, теперь уже маскировались батальоны «Валь Кьезе», «Тирано» и «Эдоло», прикрывая уход с Дона. Мы пока не могли двигаться.

/…/

Мы наверху, виден Дон и русские позиции. Необходимо «бежать» немедленно.

Наводили порядок в частях почти бегом. 46-я рота в хвосте колонны.

Я «офицер хвоста» – это, собственно, последний из колонны. Чувствую пустоту за спиной, физически – это как если идти по снегу без ботинок.

/…/

Говорили, что сегодня ночью в ответе на приказ к отступлению из штаба полка было следующее: «Высочайший моральный дух». По-моему, они ненормальные!

/…/

Вдоль дороги брошенные автомобили и грузовики, первые ящики с брошенными боеприпасами.

Не шли, а катились по направлению на запад почти бегом. Я всегда в конце колонны, постоянные задержки.

/…/

В деревне брошенные грузовики и автомобили, пропавшие мулы, немецкие машины готовы к отъезду, небольшое количество брошенных немецких материалов, место сбора батальона «Эдоло».

Странно, что в Морозовке осталось население. Новая линия обороны будет у Подгорного!

Батальон из дивизии «Винченца» уже на дороге. Услышали о первых пропавших без вести из этой сводной дивизии.

Дивизия «Брамбилла» («Оловянных солдатиков») – так ее называют альпийские стрелки – она годится для действия в глубоком тылу, состояла из мало подвижных стариков, которых мы видели только сидящими. Их отправили на верную гибель.

/…/

Вдоль дороги много брошенных ящиков, брошенных грузовиков, боеприпасов. Немецкая тяжелая моторизованная колонна объезжала Подгорное.

Чувствуется усталость, шли, согнувшись почти пополам.

Из-за вьюги колонна растянулась. Снег такой густой, что кажется перед нами туман.

Сильно устали, холодно и грустно. Подгорное где-то рядом.

Видим брошенные ящики 46-й роты. Теперь уже на санях остались только вещевые мешки и продукты питания. Еще брошенные грузовики. На снегу лежат ящики. Я еще поднял несколько ручных гранат.

Постепенно темнеет, холод усиливается.

Долгий подъем, потом равнина, появилось Подгорное. Это действительно Подгорное с большим телефонным узлом, прочными домами из дерева и каменной кладки. Подгорное – такое далекое и желанное в неглубокой лощине. Спускаемся к селу, которое в огне, вдалеке глухие взрывы, склады боеприпасов взлетают на воздух.

Вечер. Проходим мимо немецкой колонны саней и грузовиков. Пожары приближаются, раздаются взрывы различной силы. Столб дыма окутал Подгорное. Уже наступила ночь. Еще один склад боеприпасов взлетел на воздух, каждый взрыв поднимал куски стен, и осколки дождем падали на нашу колонну. Местное население бежало без всякой надежды. Колонна, которая прибыла, не может выехать из-за препятствия со стороны другой колонны людей, мулов, автомашин.

/…/

Вернулись первые пьяные альпийские стрелки, принесли котелки и бутылки, полные коньяка. Другие отправились в брошенный немецкий магазин поблизости. Среди ящиков шоколада и галет был коньяк для всех. Я слегка опьянел, смеялся, пили коньяк как воду. Многие уже лежали тут же на снегу одуревшие. Мешались другие опьяненные, которые были около нашей площадки, полный хаос. Как только предупредили, что будут выливать содержимое бутылок и котелков, альпийские стрелки удирали, прятались, или же становились агрессивными.

/…/

Поднялся ледяной ветер со снегом, начались мучения для глаз. Шли вперед, согнувшись, шатаясь, почти на ощупь. Узнали от одного альпийского стрелка из полка, что мы на дороге по которой отходил батальон «Тирано».

Более пьяные просили прощения и падали. Некоторых, мы видели, поднимали, другие оставались в темноте, на холоде в 35 градусов, замерзали и умирали медленно от переохлаждения.

Замедлил шаг, надеясь, что меня заметят. За короткий промежуток времени переместился вдоль колонны, поднимаем первые труппы, сани полные. Теперь уже не думаю о тех, кто упал, иду вперед.

Пожары давали немного света; взрывы, звуки тысяч выстрелов.

/…/

15 января мы были на передовой и наблюдали за Доном. В это время на штаб Альпийского армейского корпуса обрушилась колонна русских танков. Для генерала Наши дорога спасения – в направлении на восток, на Подгорное была отрезана. Русские оказались в нашем глубоком тылу. Фронт развалился, остатки частей обратились в бегство. Командование не контролировало ситуацию, приказы не доходили до частей. К сожалению, большая часть 46-й роты участвовала в этой драме с коньяком. Часть пьяных была здесь, другие альпийские стрелки пропали без вести, некоторые сильно обморозились.

/…/

Устал, деморализован, голоден и думаю, что не удастся поесть. Думаю о моих альпийских стрелках, и хочется плакать. Меня не воодушевляет их отчаяние, чувствую боль, гнев, потому что не знал, как сопротивляться. Мучения продолжаются, холод ниже 40 градусов. Проходила колонна отставших, которые искали свои части и кричали. Также госпитали были опрокинуты на снег с ранеными и больными, которых должны были отправить в тыл. Отчаяние охватило всех, мы все были точно такие же.

Чувствуем сильный запах гари, горели леса, пожар распространялся. Со взрывами поднимался желтый огонь, от бомб и ракет, которые попадались в пламени. В холодное небо Подгорного теперь уже летело всё: и магазины, и важные базы снабжения альпийского армейского корпуса.

Гранди со мной, мы повернули искать штаб батальона. Капитан Мелаццини подготовил приказ для меня. Линия обороны батальона «Тирано» должна примыкать к силам батальона «Эдоло», если их не будет достаточно, меня просили организовать немедленно линию обороны вдоль железной дороги.

/…/

Однако, приказ был невыполним. В этом аду невозможно обнаружить батальон «Эдоло», а организовать оборону вдоль железной дороги было бы безумием.

Всегда моя очередь! Должен принять командование над девятью десятками пьяных, полуобмороженных людей. Я даже не мог найти ни одного здорового альпийского стрелка для автоматического оружия! На этот раз мне выделили большую часть 46-й роты, не хотел бы, чтобы судьба 46-й роты зависела от девяноста пьяных.

Прибыл майор Макканьо из штаба полка, принес последнюю новость: «Спасайте людей, оставить вещи и материалы, сжечь архивы, оставить часть автоматического оружия, которое не используется».

Это катастрофа.

В 18.30 батальон «Тирано» покинет Подгорное, для атаки деревни Скорорыб. Линия обороны батальона на последнюю ночь – вдоль железной дороги. Только на рассвете начать движение к Скорорыбу, для соединения с основной частью батальона «Тирано».

/…/

Не думаю, о линии обороны вдоль железной дороги, не думать бы об этом никогда. Недоставало людей, они все были как мертвые. Не нашел даже ни одного для наблюдения, поэтому каждые полчаса сам смотрю нет ли русских.

Моего помощника невозможно найти. Хочу поесть, чтобы получить силы.

Часа не прошло, не сижу на месте, должен постоянно двигаться, ходить, мне принесли вино.

На зерне стонали альпийские стрелки: кто отдыхал, кто спал. Надеюсь, что на рассвете они придут в себя.

/…/

19 января 1943. 2 часа. Тревога

Ветер усиливает шум, темнота усиливает панику. Стреляет автоматическое оружие, взрывы, кажется от ручных гранат. Нахожусь один в палатке с моим страхом. Боюсь, что не прибудем вовремя и в ужасе представляю русских, которые распахивают двери и поднимают на меня оружие. Снаружи движение, как если бы русские уже пришли. Избы опустошенные, вопли, стрельба. Вдалеке один пулемет стрелял длинными очередями, может быть кому-то нужна помощь. Не вижу ничего, можно сойти с ума.

В 3 часа подъем. /…/ У нас был час времени, чтобы покинуть колхоз и выйти из Подгорного, потом будет поздно. Здоровые шли пешком, обмороженные окружили один грузовик. Для пьяных не было спасения. Вскоре отчаянно атаковали сани с мулами. В 3.30 должны прибыть другие десять мулов с сержантом Пустерла.

/…/

Втиснулись на дорожку, ведущую к главной дороге. Колонна состояла из грузовиков, прицепов, саней, вперемешку итальянцы и немцы, которые кричали, толкались, сквернословили, останавливались и бежали. Мы, как камни в полном потоке, катились, толкались, продолжали путь. Сливались разные колонны, отсекая других, другие отсекали наших. Двигаемся, чуть ли не бегом, одни толкались, другие отталкивали, третьи пугались.

Кругом – сгоревшие избы, взрывы, вспышки ракетниц, оставлявших следы в небе и огни пожаров. Вьюга приносит сильный запах пожаров, густой дым, который не рассеивается на ветру.

/…/

Прошел уже час этой неразберихи. Колонна хотела идти любой ценой. Видны сгоревшие магазины, избы и склады, взлетевшие на воздух. Ветер гулял от одной избы до другой, огонь перекидывался на соломенные крыши. Начинался рассвет, возобновился марш, прибыли на окраину города. На снегу среди различных материалов лежал итальянский флаг, флаг одного полка. Бросили ночью, затоптали и продолжали топтать. Никаких сантиментов, это меня больше не трогает. Вентурини увидел его первым и забрал с собой.

Много брошенных грузовиков, в основном итальянские, некоторые горели. Часть колонны шла по полям или по сторонам дороги.

/…/

Властные немцы все делают только для своих, которые должны иметь свое место, даже в отступлении. Они лучше экипированы, снабжены продуктами, передвигались на санях, которые тянули могучие племенные жеребцы. Кричали, хотели пробиться любой ценой, обращались к нам с презрением, как будто мы пленные. Многие одеты в белые стеганые комбинезоны и «валенки».

/…/

На горизонте, вблизи Дона, небольшие колонны. Это итальянцы, опоздавшие, сбившиеся с пути или забытые. Сломался один грузовик, который перекрыл все автомобильное движение на подъеме. Очередные трудности. Водители использовали немного времени в попытках продолжить марш, если грузовик не заводился, его бросали. Закон только один: не терять времени. Нам удалось вклиниться среди колонн, все затаили дыхание, преодолевая подъем, необходимо не терять связи с нашей колонной, которая шла впереди. Оторвались, но подъем преодолели.

На нашем фланге часть госпиталя из 5-го полка альпийских стрелков. На двух санитарных санях находились легко раненые, и только те, кто не мог идти самостоятельно. Скоро будут брошены и они.

Дорога, дорога – это начало бега без конца.

/…/

После подъема появилась необъятная равнина. Ноги больше не тонули в снегу, и колонна превращалась в одну черную массу шириной в сто метров. В Подгорном бросили вещевые мешки. Каждый оставил себе одежду, винтовку и несколько гранат. Множество колонн. Мы шли, согнувшись вдвое, но с поднятой головой для наблюдения. Снег мучительный, каждый шаг – это шаг своей судьбы.

Около 13 часов добрались до группы изб. Многие колонны остановились. Батальон остановился впереди на двести метров. Решили двигаться с 5-м полком альпийских стрелков и остатками дивизии «Виченца», по резервному маршруту как организованные части. Мы чувствовали себя менее одинокими, менее сбившимися с правильного пути. Холод усиливается, замерзаем. Водители подожгли колонну автомашин. Русские женщины на равнине бросали нам собранную одежду.

Батальон «Тирано» на марше. Сани, груженые обмороженными: среди них один командир роты с отмороженными ногами. Прошел слух, что 6-й полк альпийских стрелков обеспечен автотранспортом и следует по другому маршруту: первая ночь должна быть уже вне котла, за новой линией обороны немцев. Мы оставили главную дорогу, перемещаясь влево, с нами следовала другая упорядоченная колонна из организованных частей.

/…/

Наша противотанковая батарея открыла огонь в тылу. Обычные «скуадристы», разрывы приближались, почти накрывая нас. Странная мясорубка, прямо позади наших саней вздымается снег. Тем временем на обширном горизонте отделение из «Эдоло» пошло в атаку. Было немного альпийских стрелков и казалось, что они утопают в снегу. Раздались еще выстрелы, минометные и противотанковых орудий. Первые убитые и первые раненые. Грохот русских танков и пожары на гребне равнины. Пришла очередь «Тирано». Прошел слух, что нас отправят туда, наверх, где шел бой, вдоль колонны пронесся один крик: ««Тирано», вперед!».

Пробуем собрать роту. Как обычно искали добровольцев для сражения. Гранди был уже впереди. Я остался позади. В темноте мы преодолели колонну, добравшись до пожара на гребне. Недалеко сгоревший русский танк, десяток убитых немцев в темных маскировочных комбинезонах, все в крови.

Мы получили приказы от нашего майора. Направляясь к Скорорыбу, 46-я рота должна прочесать обширный лес. 48-я и 49-я роты защищают фланги. Может быть, за Скорорыбом выйдем из окружения, погрузимся на грузовики, и нас отвезут на немецкую линию обороны, это недалеко!

/…/

Остановка на сильном холоде. Замерзаем. Прибыл странный приказ: мы должны организовать систему обороны вдоль края населенного пункта. В такой ситуации сумасбродные приказы не исполнялись и мы не собирались их выполнять. Продолжается приток десятков тысяч отставших, избы полные, разжигаем первые костры на привале. После двух часов ожидания рота разошлась, если русские придут, останется только терпение. Около штаба батальона, в двух шагах от избы, видел мертвого партизана, офицеры батальона «Тирано» в одной комнате лежали кучей, один на другом. Я протиснулся в угол, удалось получить одну консервную банку. Думаю, она замерзла, не могу больше стоять на ногах. Я немедленно заснул.

Ночью какое-то движение, искали пост, который спал.

20 января 1943

/…/

««Тирано», вперед»! Передовая часть колонны остановилась, мы маршируем в бесконечной гонке по полям. Далекий горизонт. Пропускаем части, двигаясь медленно около одной деревни, объятой огнем. Столкновения на рассвете с русскими, их кажется было мало. На нашем фланге много людей остановилось в небольшом лесу, метались добровольцы, которые ждали освобождения дороги.

Залп «катюши», взрывы наполнили деревню. Выстрелов «катюш» было немало. Спуск закончился, должны были подниматься. В снегу утопаем по колено. Приказов не получаем и нет необходимого для боя снабжения. Штаб батальона отсутствовал, никто не прибыл, не получили ни одного послания.

Добрались, наконец, до вершины, и Скорорыб появился на горизонте. Устали, обессилили, но пересекаем короткую равнину и останавливаемся вокруг какого-то большого колхоза. Конюшня занята кавалерийской частью. Внутри искали немного тепла. Один немец рвал солому и закрывал ею окно. Кричу, бегу к немцу, но меня решительно останавливает один альпийский стрелок. Джино, старый товарищ по беззаботной жизни в Боргезе. Я задержался, узнал его. Джино сбился с пути, отстал от дивизии «Кунеэнзе» новостей нет, он продолжал путь с кавалерийским эскадроном. Я разделил свой кусок хлеба. Мы расстались со слезами на глазах, и с надеждой вновь увидеться дома.

На улице собиралась 46-я рота. Мы не нашли другие четыре роты батальона «Тирано». Может быть, они уже направились к Постоялому. Большая часть колонны была еще позади Скорорыба, в ожидании освобождения дороги. Как только двинулись, встретили штаб 5-го полка альпийских стрелков. Минуту разговаривал с Новелло и Гарибольди. Новости катастрофические: остальная часть батальона «Тирано» почти полностью отравилась.

В то время как мы останавливались вблизи колхоза, другие роты батальона собирались в четырех шагах от брошенного русского грузовика. На грузовике была емкость полная желтой приторной жидкости. Один альпийский стрелок крикнул: «это ликер» и все побежали пить, и даже офицеры. Это был жидкий антифриз! Ужасный спектакль: равнина, отделяющая нас от Постоялого покрылась черными пятнами, остававшимися на месте. Каждые пять метров, лежал стонущий альпийский стрелок и хрипел. Кого вырвало, те спаслись.

Долгая остановка, больше часа ожидаем возобновления движения. Говорил с капитаном из батальона «Пьяве ди Теко», который командовал батареей противотанковых орудий, занимая оборону на нашем левом фланге. От дивизии «Кунеэнзе» ничего не слышно.

/…/

Прошли сотню метров до траншеи. Боже, какой ужас! Бойня 16 января. Мы были еще на передовой, когда русские танки раздавили одну колонну на марше. Венгры, немцы, итальянцы, все в одной куче мяса, костей, одежды. Не было сил смотреть на это зрелище. Впечатляющий вид трупа без торса. Это ужасно, у кого не доставало головы, у кого ноги, у кого было пол-лица, у кого раздавлено туловище. Это так было! Один альпийский артиллерист, лежал у дороги совсем невредимый и казался как живой. Я застыл, как будто в зеркале увидел свой облик. Здесь я нашел в себе странные нечеловеческие силы думать о другом. Все это потрясло меня. Два альпийских стрелка мне помогли, поддержав в конце пути к Постоялому. Беспокоюсь, пока не увижу надежную связь со своей частью.

В деревне кругом мертвые, только мертвые, почти все итальянцы. Вчера там наша моторизованная колонна обеспечения подверглась неожиданной атаке, я насчитал дюжину грузовиков и санитарных машин. Также многочисленные трупы гражданского населения и партизан лежали среди изб.

Едва вышли из деревни, двигаясь вдоль второстепенной дороги, два русских самолета обстреляли из пулеметов с низкой высоты колонну грузовиков и обоз – всю разгромили, автомашины в огне. Лавина отставших потоком идет в Постоялый. Десятки тысяч безоружных венгров внешне кажутся пленными.

Наконец удалось убрать 46-ю роту с холода и от суеты: заняли группу еще свободных изб. Места быстро распределили. В нашу избу вошли офицеры дивизии «Виченца» – один майор и его подчиненные. Майор был небольшого роста, ничего не понимал, он до вчерашнего дня командовал батальоном, хныкал, что-то говорил, что его жена будет плакать, когда увидит его.

Сильный шум, как пикирующих самолетов, снаружи все дрожит. Прошел один немецкий танк, все бежали по направлению к Скорорыб и колонны метались из стороны в сторону, чтобы не попасть в окружение. Из потока один офицер-курко навел пистолет на движущиеся колонны, делая широкие жесты руками, и кричал, кричал как зверь. Вернулись в избу, там нашли одного альпийского стрелка, отравленного «желтой жидкостью». Пощупали пульс; он казался уснувшим, но был мертв.

Когда прибыл приказ собираться, был еще день. Теперь уже мы потеряли представление о времени, выйдя из избы, увидели ночь, что меня не удивило. Было два мешка консервов – это запас провизии для моих альпийских стрелков. Принесли также мешок с сигаретами. Было 13.30. Прошел слух, что проезжал танк с генералом Ревербери наверху и, что генерал кричал: «Следуйте за мной, я иду вперед открывать проход!» Был еще слух, в котором также генерал Наши, улетел на самолете «аист».

Все это истории. Ревербери ушел вперед, узнать зону прорыва; Наши, оставшийся с нами, бесполезно ожидал связи со штабом 8-й армии.

/…/

Слышу крики на всех диалектах с преобладанием одного крика. Немцы преобладали. Они были хозяевами, их крики были короткими, жесткими, твердыми, как металл.

В Ясиноватой, в далеком октябре, я еще был в состоянии сражаться вместе с немцами и для немцев, теперь могу сражаться против немцев. Было чувство стыда, потому что их война – это была и наша война. Сегодня осталась только ненависть, потому что многие альпийские стрелки мертвы по вине немцев и должны быть обязательно однажды отомщены.

Колонны продолжают давить и толкаться. Мы все еще стоим, замерзли. Разрезал одеяло на полосы, обвязал ими ноги. Спасти ноги очень важно: мне повезло, у меня есть ботинки; если марш будет длительным и тяжелым, ноги хотя бы будут спасены.

Многие уже выбросили ботинки и шли с ногами обвернутыми одеялами – это как если бы ходить босыми по снегу. Одеяла становятся твердыми, как лед и многие получали гангрену.

Собрались наши офицеры, спрашивали, если Рим знает о нашей трагедии, почему не спасет нас? Лучше пожертвовать одной армией, чем просить перемирие! Будут ли наши связываться с остатками армии? Где будет проходить немецкая линия обороны? И что будет, если перережут все связи?

Не было ни одного итальянского самолета для поиска, только русские самолеты занимаются поисками для обстрелов из пулеметов с низкой высоты. Может быть, и наше верховное командование попало в плен в этой ситуации. Мы еще были на Дону, когда говорили, что немцы воровали автомобили итальянской армии и наше горючее для организации своего бегства. Гарибольди даже начал расследование!

Эта наша нищета, о которой мы говорили в бесконечные часы ожидания. Мы были только одни брошены.

/…/

Наши из 46-й роты развели огонь. В то время, как я пытался разогреть консервную банку, над колонной появился русский самолет, рассеивая ее, обстреливая с небольшой высоты. Бомбы и пули сыпались сверху. Крики. Мы погасили огонь. Стоны раненых. Огонь пришлось потушить, о раненых никто не заботился. У меня есть консервная банка и мой ножик с костяной ручкой.

Сижу рядом с Гранди, на санях с оружием, но холод слишком сильный, мороз. Гранди также обернул ноги. В 23 часа еще стояли, в ожидании, какое решение примут Наши и Ревербери и что делать дальше.

21 января 1943

В 24 часа еще не пришел приказ двигаться вперед. Приказ для батальона «Тирано».

Начали движение толпы из десятков тысяч отставших и сбившихся с пути. Какой-то отрезок пути бежали, толкались, проходили несколько колонн, выкрикивая номер нашей роты. Заметили атаку слева, и майор Макканьо хотел, чтобы две команды из 46-й роты заняли оборону для ее отражения. Утомительное перестроение колонны, но атака угрожала справа, поэтому мы вернулись к точке отправления.

Короткая остановка на фланге колонн. Потом снова брели, шли вне дороги, по свежевыпавшему снегу. Прибыли в пункт сортировки.

Офицер из штаб-квартиры имел приказ, чтобы продолжали путь только кадровые части из дивизии «Тридентина», оставались еще немцы и сбившиеся с пути. Получил точное распоряжение: стрелять по необходимости. Каждые роты поставят по одному отряду для блокпоста. Из 46-й роты остается Перего с пулеметом.

/…/

Вдруг стали стрелять противотанковые орудия. Макканьо кричал что это наши, которые стреляют для прикрытия отхода. Если они нас не заметят, то будет поздно! Также стреляли слева два пулемета трассирующими пулями, которые летят выше. Батальон «Тирано» остановился; у итальянцев не было трассирующих… Это русские стреляли в тылу, недалеко.

/…/

Для 46-й роты прибыл приказ двигаться вперед. Спустился со взводом почти в овраг, в то время как противотанковые орудия возобновили стрельбу. Это тоже наши! Вижу разрывы, это уже русские, которые стреляют по деревне. Шум машин, танков. Две черные тени, одна справа, другая слева, надвигаются рывками, до нас метров сто. Мы распластались на снегу, сердце ушло в пятки. Один танк теперь уже в двадцати метрах перед линией обороны.

Я не двигаюсь, я был рядом с Гранди. Может быть повезет, я надеюсь! Альпийские стрелки двигались на четвереньках и ползком. Остановились. Развернулись. Теперь возвращаемся обратно.

За нашей спиной батарея 75-мм орудий 75/13 заняла позиции для стрельбы прямой наводкой, час остановки. Мы на снегу с ужасом ждем возвращения танков. Позже для батальона «Тирано» прибыл приказ атаковать.

Согласно этому приказу мы должны были занять деревню, которая находилась перед нами любой ценой. В деревне бушевал большой пожар.

Как обычно, 46-я рота идет первая. Мы готовимся к бою. «Делать быстро, делать быстро, – кричал Макканьо – идти вперед, как гарибальдийцы». Мы продвигаемся медленно на обширном фронте, достигли окраины деревни, прочесываем первые избы. Центры вражеского сопротивления были теперь уже близко; продвигаемся перебежками.

/…/

С Гранди и другими офицерами вошли в избу без приглашения. Десятку человек пришлось переехать. Толкались, кричали, удалось освободить маленькую кладовку.

Устал, как никогда. Мне постелили в одном углу, и я заснул. Во сне страдал, вновь видел колонны, мертвых, слышал звериные крики. Во время моего бодрствования, наяву вижу мою роту, а закрываю глаза позже – мне это вновь снится.

Меня растолкали, какое-то беспокойное движение. На улице занимался день.

В наш чулан вошли: полковник-артиллерист, подполковник альпийских стрелков, майор и капитан. Сейчас уже поздно. Может быть, они надеялись увидеть показушную дисциплинированность, как, если бы мы были в казарме, хорошо бы, если после его приветствия служба закончилась и мы уволились в запас. Они посмотрели снизу вверх, мы оставались на раскладушках. Не хотели сходить с места.

В атаку пошел более нахрапистый, подполковник альпийских стрелков. Приказал освободить «место для командира, синьора полковника!» Никто не пошевелился.

Подполковник повторил приказ. Гранди предложил им освободить смежную комнату. Полковник согласился. Пока Торелли и другие выходили, меня переместили с Гранди на одну грязную кровать.

Только тут осмотрел полковника артиллерии, усталый старик, деморализованный, вызывающий жалость. Это командир арьергарда, этот бедный старик, который больше ничего не понимает. В руках у него топографическая карта. Он весь дрожит. Взгляд его неподвижный с опустошенными глазами.

Гранди бросил поверхностный взгляд на них, когда подполковник-скотина делил еду с полковником; они ели с жадностью. Тем временем в смежной комнате Торелли и другие толкались для переезда. Один солдат, лежавший на полу, не хотел подниматься. Торелли настаивал по-хорошему, потом схватил шинель. Ни один солдат, ни один офицер, раненый без звания не кричал и не защищался.

Произошла ошибка, когда прибыл капитан, который сопровождал полковника артиллерии. Ни во что не вникая, он поверил, что имело место избиение раненого офицера, и дал пощечину Торелли. Случилось непоправимое. Торелли хотел ответить. В это время на сцену вышел также и полковник артиллерии. Он нам казался полумертвым, однако, напротив, пришел в бешенство: «Я его расстреляю – кричал – расстреляем немедленно, без суда. Это мы можем, расстрелять без суда». Обращались к Гранди: «Вы должны его арестовать немедленно четырьмя солдатами, потом обыскать. Вы поняли? Вы отвечаете за приказы, которые я отдаю».

Это казалось безумием. Подполковник-скотина подтвердил приказ.

Мы пробовали, я и Гранди, вмешиваться: кричали, что Торелли прекрасный офицер, что произошла ошибка, заблуждение, что никогда Торелли ни на кого не поднимал руку, ни на раненого солдата или на раненого офицера. Но полковник, не доверяя больше Гранди, приказал подполковнику – этой скотине, немедленно расстрелять Торелли. Полковники вошли в наш чулан. Сейчас это было безумие. Смотрели на них, как на помешанных, мы были настроены решительно, защищаться любой ценой, и были готовы стрелять.

Снаружи закричали. Шумели, что тревога, что идут русские. Общее движение, полковники бросились наружу, как ошпаренные.

Безумный подполковник альпийских стрелков обнаружил нечто вроде противотанковой батареи. Направил орудие и приказал стрелять по русским. Сам в сильном возбуждении управлял стрельбой. Рукой указывал, где русские части, которые наступают в сражении.

«Стреляйте, – кричал, – стреляйте быстрее». Злился, потому что не было долго первого выстрела, кусал кулаки, потому что второй выстрел попал почти в цель. Капитан, который дал пощечину Торелли, дрожал как лист. От каждого выстрела противотанковых орудий он вздрагивал. Не понимаю, если это тактический бой или отступление, что ожидать от артиллерии.

Еще два выстрела и… русские начинали волноваться. Очевидно, подошла какая-то наша часть. Кто-то крикнул, что это батальон «Морбеньо». Но подполковник альпийских стрелков не сдавался. Он кричал, чтобы установили два пулемета, хотел организовать сектора обстрела для приближающегося сражения. Многие, более хитрые, вернулись в избы. Искали майора, который сопровождал полковника. Все дрожали. Меня схватили за рукав, и спрашивали, уверены ли мы, что русские не рядом.

Теперь уже батальон «Морбеньо» подходил к деревне. «Морбеньо» был частью арьергарда, а полковник командовал всем арьергардом, но полковник артиллерии не только забыл это, но и взялся их обстреливать.

В то время, как полковник вернулся в избу, мы решили переместиться и исчезнуть. Потому что существовала опасность, что они вернутся к разговору о расстреле: не удалось сделать это с батальоном «Морбеньо», так захотят расстрелять хотя бы одного из «Тирано».

/…/

Прибыл полковник, командир одного пехотного полка со своими офицерами. Позже прибыли раненые из его же части. Необходимо было выселяться. Вошли другие раненые, которые стонали и кричали. Я собрал свои лохмотья, нашел вещевой мешок, разделил с Де Филипписом две пары кальсон, которые там были.

Деревня почти освободилась, собрались в другой избе. Группа альпийских стрелков «забрала» в округе какие-то соты, мы жадно поели пчел вместе с медом. С нами были офицеры из штабной роты батальона. Только прилег, сразу заснул. Меня разбудили, хотелось поесть немного мяса. Сушил кальсоны, намазал ноги жиром против мороза. Мы устали, обессилены. Каждое наше движение было медленным и требовало труда. Мы двигались только за счет силы воли.

/…/ Быстрый марш. Идем маленькими группками, замедляя шаг. Отставшие и сбившиеся более комфортно путешествовали на санях и мулах. На горизонте необъятное черное пятно. Колонна остановилась. Шли вплотную друг к другу, чтобы немного согреться. Остановились, думая и рассуждая, кого пошлют в эту неизвестную пустоту впереди. Прибывали колонны, нас пропускали, потому что батальон «Тирано» будет впереди, как обычно, для сражения.

Прибываем на блокпост. Генерал Мартинат задерживал все колонны, хотел вперед пустить только дивизию «Тридентина». Как всегда, за нашей спиной огромная масса, десятки тысяч сбившихся с пути и отставших, нажимали, для того, чтобы пройти: итальянцы, венгры, немцы. Немцы были более властными. Один капрал, который вел колонну саней, кричал: «Это командир!» («их коммандант» – понемецки) и ехал вперед. Генерал Мартинат схватил за вожжи жеребцов, задержал их в один момент и вышел победителем в этом соревновании. Один наш более приличный пулемет наводил порядок в иерархии среди союзников.

Мы шли в колонне со штабной ротой и батальоном «Эдоло» и двигались только по «Армеештрассе» (армейской дороге). Мороз ниже 30 градусов.

Пронесся слух, что скоро выйдем к немецкой линии обороны. Другие говорили, что идем вперед для новых сражений. Снег не падал, казалось он несся. Местность вокруг вся ровная, ужасно одинаковая. Мы шли, согнувшись вдвое, с узлами из одеял вокруг ног, как если бы встречались с препятствиями на каждом шагу.

/…/

Наступила ночь. Сожженные и брошенные грузовики. Это были последние, которые встретились нам. В лучах пожаров, рядом с грузовиками горы ящиков пустых и разбитых. Вот один ящик галет. Альпийские стрелки бросились как голодные волки. Кричали, что есть сахар среди пустых ящиков на снегу. Собирали пригоршнями снег и пробовали, но не было ничего кроме снега и снега.

Колонна шла вперед. Чтобы догнать бежали, бросаясь из стороны в сторону, толкались с широко раскрытыми глазами. Что-то появилось вдалеке. Кричу колонне. Возможно это деревня, возможно линия немецкой обороны. Добрались до первых домов. Батальоны «Вестоне» и «Верона» вышли, они шли в бой, чтобы занять одну деревню недалеко отсюда. Как и в Постоялом говорили, что 6-й полк альпийских стрелков уже вышел из окружения!

В деревне проходили среди альпийских стрелков дивизии «Кунеэнзе». Слышали, как кричали пьемонтцы.

Не могу больше идти, сел на сани 109-й роты. Свирепый холод, 40 градусов ниже нуля. Теперь остановились. Макканьо указал на ряд изб, крикнул, что они пустые и что мы должны их занять. Макканьо был здесь много времени, он с утра искал батальон.

Один бедный итальянский солдат без жакета, без рукавиц, без ботинок, почти голый в такой мороз. Просунулся на половину к нам и стал громко кричать: «Мне нужен итальянский офицер, дайте мне итальянского офицера». Он сошел с ума. Катался по земле и вскакивал на ноги, падал на спину, кричал как раненый зверь. Кто-то дразнил его, смеясь над ним, другие толкали его, выбросили наружу.

Двинулись по направлению к месту назначения. Ни одна коморка не была свободна. Все избы заняли части дивизии «Кунеэнзе» и штабы армейского корпуса и дивизии «Тридентина». Мы обходили все дома – бесполезно.

/…/

22 января 1943

/…/

После трех часов марша по бесконечной равнине, замедлили движение. Мы остановились вне дороги, в то время как колонны продолжали идти. В двух шагах от нас пожилой капитан протягивал к нам руки, как если бы просил милостыню. Он дрожал, плакал, просил: «Спасите меня ради моих детей, для моих ребятишек, спасите меня». Мы испытываем сострадание, но как же сострадания для других? Тысячи людей, проходивших рядом, игнорировали его. Наш медик доктор Кьяппа, устроил его на одни сани.

На остановке батальону «Тирано» вновь удалось войти в колонну. Вне дороги никто больше не двигался. Макканьо пытался арестовать немцев, за их постоянное самоуправство. Один пулемет решает проблемы, вместе с неутомимым Перего это большая сила. Так нам удалось, наконец, двинуться в путь.

На левом фланге встретили один оазис из нескольких изб, там стояли четыре немецких танка, только орудия танков прикрывали необъятную отступающую колонну. Далеко к горизонту простирается низина. Говорили, что за низиной, наверху, немецкая линия обороны, и мы надеялись. Всегда так: когда появлялось отдаленное плоскогорье или долина, появлялась надежда. Это повторялось на протяжении сотен километров.

Больше других надеялись самые безнадежные: с гангреной ног, с глазами, закрытыми от обморожения, с пулями и осколками в ногах и руках, шли вперед согнутые вдвое, руки опущенные, тащились по снегу, падали и приподнимались, но шли вперед, потому что надеялись на немецкую линию обороны.

Здесь, где нет ничего, где все мертвы на каждом шагу, где понос и остановки, желание жить безгранично. Когда идешь – ты еще живой, остановился – уже мертвый. Тысячи были вдоль дороги, обессиленные, израненные, никому не нужные и мертвые среди них. Живых немного больше, они были еще живые, но колонна проходила по направлению к свободе, и многие пробовали следовать за ней хотя бы ползком, как будто немецкая линия обороны находится в четырех шагах.

Немногие, только немногие отчаявшиеся прибыли, в конце концов, в одну деревню и там остановились, ожидая прибытия русских. Поднимут руки и будут спасены. Позже мы узнали, что русские не убивают итальянцев. Несколько альпийских стрелков из 46-й роты, захваченных танковым патрулем, пришли обратно безоружными. «Итальянские хорош, тикай», – кричали русские, указывая дорогу на запад. И альпийские стрелки вернулись в часть. Для немцев наоборот, не было никакого сострадания.

/…/

««Тирано», вперед!» – как обычно. Крик пронесся вдоль колонны. Сбившиеся и отставшие кричали: ««Тирано», вперед!». Как обычно, хитрые шагали с нами только для того, чтобы быстрее пройти, но не воевать.

46-я рота, как всегда, должна будет идти впереди, как «гарибальдийцы», в неизвестность. Мы должны будем двигаться вперед бегом, чтобы быстрее занять Шелякино. Макканьо кричал Гранди, что все надо делать быстрее, так как генерал ждет. Гранди протестовал: почему дергают всегда нас?

Выдвинулись на правый фланг. Но пришел контрприказ: никаких сражений, мы должны сдерживать продвижение тридцати тысяч, которые постоянно давили. Только лишь кадровые части из «Тридентина» могли наступать по дороге.

Мы держали оборону на фронте в семьсот метров со стрелками через определенный интервал, с пулеметами и пулеметчиками, как на настоящей линии обороны. За нашей спиной было Шелякино. Перед фронтом мы имели тридцать тысяч тех, кто ожидал наших действий.

Отставшие и кадровые части других дивизий пытались пробиться; но один выстрел их остановил.

/…/

Тридцать тысяч человек двигались вперед, кричали, ругались – эта безоружная масса не хотела воевать, но хотела идти вперед. Более деспотичные только немцы: сбившиеся, отставшие или собранные в организованные колонны, немцы сохраняли чувство силы и превосходства. Они не сражались, не умирали в бою, но кричали и чувствовали себя хозяевами. У немцев было два самоходных орудия и четыре танка, которые сопровождали только их колонны; а мы здесь себя чувствовали мельчайшими частицами этой огромной войны.

Немцы. Мы были на Дону, когда они убежали днем. 15 января колонна «курков» вышла невредимой из окружения в Постоялом. Говорили, что Наши из Подгорного просил немцев не уходить, а подождать по крайней мере свертывания альпийского армейского корпуса. Но немцы пытались выиграть время за счет нас, тех которые остались на линии обороны, тогда их организованный побег становился совсем легким.

Наша служба заграждения терялась в этом беспорядке. Мы задерживали отставших на главной остановке, а колонны двигались теперь уже по направлению к деревне. Пришел приказ для батальона «Тирано», двигаться к Шелякино. Два взвода, крайние справа, исчезли в массе бегущих. На краю деревни мы встретили батальон и штабную роту полка, которые стояли на месте. Через мгновение ужасные крики со всех сторон: «Русские танки, русские танки!».

Неописуемая суета. Кто кричит, кто ищет укрытия за санями, кто распластался на снегу, кто передвигался на четвереньках. Брошенные сани, обезумевшие мулы. Колонны толкались и рассыпались, кадровые части бросались из стороны в сторону. Всех охватила паника. Танки появились на гребне холма совсем близко, на расстоянии броска камня и стали стрелять.

В таких условиях батальон «Тирано» перегруппировался. Стреляло какое-то наше противотанковое орудие. Мы пересекли деревню, я послал стрелков прикрыть наш тыл, но чувствую, что оборона прорвана. Около Шелякино мы остановились. Группы сбившихся и отставших двигались бегом. В деревне продолжалась стрельба. Почти наступила ночь.

Колонны, которые шли впереди, остановились. Мы находились в одной балке, среди двух деревянных изгородей, защищавших дорогу, мы не видели своих флангов. Пробежал заяц, справа, очень близко. Кто увидел его, закричали. Я подумал, что это танковая атака!

Сильный холод, на привале разожгли огонь. Так час за часом, стояли на таком холоде, что перехватывало дыхание. Оказывается, что впереди не знали, куда ведет дорога. В действительности, следуя на запад, мы должны менять направления, продвигаясь зигзагами, для уклонения от организованных русскими засад. Руководил всеми операциями генерал Ревербери, бок о бок с неутомимым генералом Мартинатом.

/…/

Спрашиваем группу альпийских стрелков, находившуюся на этом месте. Один лейтенант из обоза 6-го полка альпийских стрелков кричит, что это его люди, и что они никуда не уйдут, и что нам надо было приходить первыми.

«Мы днем воевали, чтобы освободить дорогу», – кричали мы в ответ. Но они нас не понимали. Не было сил для продолжения разговора кулаками.

Возвращаемся по кругу. Шалаш полон огня, много обмороженных людей, не нашли ни одного свободного метра.

Провели ночь у стены шалаша, почти на снегу. Разожгли огонь. Наш медик «забрал» банку мясных консервов из вещевого мешка у какого-то одного курка. По очереди хватаем по кусочку. Два офицера из дивизии «Юлия», которые были с нашей группой, используют лишний рацион, и медик остановил их.

С нами был также старый капитан-артиллерист, который был болен, плакал, и которого погрузили на наши сани. У него были сильно обморожены руки, почти уже почернели. Бедняга был из тылового штаба, потому что годен был только для службы в конторе. Говорил мало, его голос уставший и плаксивый. Он много пил. Он пил черную от гари и угля воду, но никак не мог утолить жажду.

/…/

24 января 1943

/…/

Буря усиливается, не видно земли, меня шатает из стороны в сторону. Кричат, кричат все те, кто идет, думая о доме, идут вперед. Те, кто падает, больше не кричат, немного умоляют, потом устают и медленно засыпают, их смерть не болезненна, холод, голод, усталость помогают заснуть и умереть. Наши сани остановились в буре, в двух шагах от позиции немецкой «катюши». «Катюша» стреляла с оглушительным грохотом, но мулы даже не двигались, такие были усталые.

/…/

25 января 1943

На рассвете иду на место встречи 46-й роты.

Нам удалось выстроиться в колонну, выходим из деревни. По дороге несколько брошенных подбитых русских танков. Быстрый марш превращается почти в бег. Ветер не сильный. Но холод постоянно сильный. Длинная череда деревень, частично обитаемых. Мы вошли в зажиточный на вид район, колонна разбежалась. Солдаты среди изб, с козами, коровами, с медом и сыром. Также и наши альпийские стрелки вернулись нагруженными.

Съел какой-то кусок репы, горсть сырой капусты: богатство! Потом мед с воском и пчелами, все вместе. Гранди говорил, что чувствует, как пчелы жужжат внутри!

Показалось солнце, которое немного грело, которое воодушевляло.

Около 13 часов достигли Никитовки. Первый раз собрались в приличной избе. Поели обильную добычу альпийских стрелков. Наконец-то заснули!

26 января 1943

/…/

Пришел обескураживающий приказ: «Привести в порядок взвода и вывести из изб». Теперь уже рассвет. Холодно, очень холодно. Вышли из селения, начался длительный подъем. Вышел только батальон «Тирано», все другие колонны оставались в Никитовке. Идем вперед и баста, как в обычном марше по передислокации, идем справа от дороги по двое.

На середине подъема раздался артиллерийский выстрел нам вдогонку. Близко свист, над головой, потом взрыв немного впереди и что-то взлетает в воздух, один альпийский стрелок или часть мула. Другие взрывы принесли другие подарки.

Я повернулся посмотреть за спину. Сани переполнены, мулы сходили с ума, общий беспорядок. Бежим в редкий лесок, в ста метрах от дороги. У нас первые убитые и первые раненые за этот день. В лесу вернулось спокойствие, части собирались, наводили порядок. Слышу, кричит Макканьо: «Альпийские стрелки вперед, смотрите, я уже ранен». Вижу его, он сильно взволнован. Не ранен – у него только пробита шинель! С 46-й ротой вернулись на дорогу. Растянулись на снегу, под свистящими пулями, которые падали за нашими спинами. Наш фронт перед холмом, на ровной земле. На холме русские ожидают нашего подхода.

Одна часть – это Торелли со своим взводом. Отряд шел вперед, в бой веером, падали герои из наших альпийских стрелков.

Это только начало, начало бойни.

Макканьо кричал, что нужны 81-мм минометы на правом фланге равнины. Но ничего не прибыло.

Наш черед. 46-я рота на очереди. Мы выдвинулись, позже переместились на десять метров от дороги и ожидали. Нас было немного, как всегда никто не хотел воевать, многие смешались с другими частями и становились отставшими. В. исчез. Возобновили марш. На месте был Перего со своим взводом.

/…/

Спасать спасенных. Эта теория больше не срабатывает. Ничто не отличает напрасные жертвоприношения от необходимых. Нарушенный порядок, недисциплинированность, несознательность, несоблюдение субординации, дезертирство. Катастрофа, безумное бегство массы людей, без частей, без оружия!

Мы прошли позади изб, перебежали направо. Одна русская часть двигалась на нас, почти добралась до вершины холмов, от которых нас отделяло пятьдесят метров. Русские стреляли длинными очередями из пулеметов и автоматов. Одним броском переместились направо, небольшими группами. Свежий снег, почти по колено. И русские были в четырех шагах. Они стреляли и попадали в цель.

/…/

Длительная перестрелка, стреляли на левом фланге. Кто-то упал позади на спину и кричал задыхающимся голосом: «Мама, мама, мама». Падал на раненых, искал силы, последние силы и двигался вперед. Наши автоматы заржавели и не стреляли. Мы бросали десяток ручных гранат, но они не взрывались. Пулеметы без масла на морозе не стреляли. А русские были в десяти метрах, стреляли и убивали.

У меня вместо перчаток одна пара кальсон. Бросил их. Снял чехол с моего автомата; патроны не входили, руки замерзли. Я бросил свой парабеллум и в два прыжка оказался у Перего. Взял в руки парабеллум Перего, положил его за пазуху. Поднял Перего, чтобы снять оружие. Его цветной платок вокруг шеи пропитан кровью. Парабеллум Перего также не стрелял.

Гранди тащили обратно, стиснув зубы, Де Минерби, Де Филиппис и другие бойцы. Русские больше не наступали. Началась стрельба, но пули летели выше. Они перезарядили оружие, вернулись на холм и возобновили стрельбу.

У нас много убитых. Снег за нашей спиной покрылся черными неподвижными пятнами. Наши раненые вернулись обратно. Мы остались одни из немногих.

/…/

Вошел в избу, где был Гранди и узнал, что Перего умер. Гранди сидел на полу. Он спиной прислонился к стене без всякой надежды. «Чувствую уже свою вонь», сказал он мне тонким голосом. Вокруг альпийские стрелки раненые, больные, стонущие. Ищу медика для Гранди и для раненых. Наш медик пропал много дней назад. Нашел одного капитана, который, засучив рукава, был в крови альпийских стрелков по локоть. Добрался до избы Перего. Бедный, дорогой Перего. Рядом с ним молился находчивый помощник Клементи. Я наклонился к Перего, поцеловал его, отчаянный взрыв горя. В такое время мне хотелось плакать.

Вышел на улицу. Высокий венгр, худой, безоружный, подрезал мне дорогу. Схватил его, кричу, бросаю вперед. Он падает в трех шагах от меня. Вижу доктора Таини позади избы. Он ампутирует руку одному альпийскому стрелку обычным ножом. Рука уже свисала, и он должен был отрезать ее.

Один русский вертелся недалеко от нас, это сбившийся с пути русский солдат. Он в своей стеганой форме, казался толстым и круглым. Другой, как я думаю, русский бегал по долине в одиночку.

Было 12 часов. Считаем раненых, их много. Мертвые оставались где лежали, никто о них больше не думал, они были мертвы и точка. Грузили сани. Слишком много раненых. Некоторые лежали на снегу. Я спрашивал себя, как можно всех погрузить и тут же забывал тяжелораненых, делая это с трудом. Вижу проходящие колонны. Колонны, необъятные колонны сбившихся и отставших, безоружных. Проходило много саней, некоторые перевозили багаж офицеров, который не бросали. Проходят колонны, но не смотрят на нас, ничего не чувствуют, просто удирают.

Дон Нарчизо Крозара собрал мертвых для отпевания. Альпийские шляпы, ремни, бумажники для семей погибших. Но воровали вещевые мешки, такие же коршуны, которые шли вперед, раздевая своих мертвых товарищей.

Бриолини мертв, Виале пропал без вести, Алессандриа и Гранди тяжело ранены. Также мертвы Слатапер и Сончелли. Слатапер шел впереди, бежал, как на праздник с гангреной, для него лучше умереть.

Завершили погрузку наших раненых, как грузди, одного на другого. Кто не имел переломов, кто имел только одну рану на ноге, должен идти. Возобновили движение, чтобы догнать большую колонну, которая теперь уже далеко. Мы задержались. Иду около саней с тяжело ранеными. Под одеялом Гранди, его нога уложена и согнута, чтобы меньше болела.

/…/

Когда наша колонна вышла на равнину у Николаевки, наступил вечер. Равнина черная от множества людей, колонны остановились. Из большой деревни стреляют. Прилетели два самолета, жужжали так низко, что мы видели красные звезды на крыльях. Моторы служили приманкой из-за дыма. Многие считали, что самолеты будут стрелять бортовыми пулеметами, которыми обычно нас обстреливают.

Все кричали. Кричали те, кто искал спасения, кто не мог больше встать. Колонны сбились, полная дезорганизация, искали укрытия для мулов и саней. Тем временем на краю деревни началась интенсивная перестрелка. Ничего не могу понять; то ли это наши, которые атакуют, то ли русские. Позади наших колонн начался дождь из разрывов мин и снарядов, одни взрывы, а после пустота. Осколки косили всех вокруг, потом взрывы стали удаляться.

Отступаем в невероятной мешанине различных частей, мулов, саней, сбившихся с пути. Еще одна часть нашей колонны, которая спускалась около Николаевки, сейчас возвращается. Необъятная толпа волнуется: десятки тысяч безоружных людей, без всякой надежды. Русские открыли интенсивный огонь из противотанковых орудий, трассирующие пули, отправленные из Николаевки по навесной траектории, влетали в черную массу, свистели низко и опускались за нашими спинами.

Как обычно, когда все казалось кончено, вспомнили о батальонах из дивизии «Тридентина». Генералы Ревербери и Мартинат, полковник Адами, подавая пример, спускались к Николаевке в первых рядах. Мартинат пал среди первых, в одном последнем благородном порыве героизма. Пиатти, командир 48-й роты, сражался как лев и тоже пал. Пиатти был уникальным ротным командиром, вышел невредимым из Арнаутово. Адами, возглавив группу смельчаков, сражался, пока не получил ранение.

Теперь уже ночь. Черная масса остановилась в ожидании последних винтовочных выстрелов, чтобы идти вперед, дождавшись взрывов последних противотанковых снарядов. Взлетели на воздух наши сани, возничий Геззи получил тяжелое ранение. Перегружали раненых, мы остались с тремя разбитыми санями.

Потерялись следы остатков батальона в необъятных черных колоннах, которые спускались к пожарам в Николаевке. Сильно кричали, отталкивали сбившихся и отставших, добрались до железной дороги. Долгая остановка, сани не удавалось перетащить через железные пути, хотя другие колонны наседали.

/…/

Наконец преодолели железную дорогу, и мы вошли в Николаевку. Избы горели. Было очень холодно, раненые замерзали, нужно было быстро распределить одеяла. Все избы были заполнены. Долгая остановка; главная дорога забита, колонны, шедшие впереди, остановились. Говорили, что мы должны идти всю ночь, но каждый чувствовал, что это невозможно.

Продвигались вперед медленно, на дороге блестел лед. Прибыли к мосту, который из себя представлял узкую эстакаду, где мулы скользили и падали. Нам удалось протиснуться через дюжину стоявших саней, преодолев мост, добрались до площади. Слева стояла церковь, полная лежащих людей, это были альпийские артиллеристы. Мы получили приказ освободить место для наших раненых, но они не хотели ничего понимать, говорили, что мы должны беседовать с их офицерами. Долгая дискуссия с командиром батареи: нечего делать. Эта часть из дивизии «Тридентина», которая воевала днем и имела много раненых.

/…/

27 января 1943

2 часа. Приказ – быстро отправляться. Чтобы найти сани потеряли много времени. Погрузка была затруднена, потому что половину раненых разместили после полуночи в один отдаленный шалаш, который не могли найти.

Странная новость: рассказали, что половина наших раненых провели ночь в русской санчасти, с тремя десятками русских, также раненых. Кажется, была перестрелка, и альпийский стрелок Буттала из 46-й роты получил тяжелое ранение.

/…/

Немцы должны были двигаться справа, мы слева. Но немцы были властные, как всегда и заняли всю дорогу, кричали как беспардонные скоты. Некоторые из нас хватали их сани, чтобы задержать. Альпийские стрелки не шутили, держали сильно, без жалости.

Гранди умер. Прибыли его сани и мы увидели его мертвым. Лицо восковое, рот слегка открыт, ноги немного согнуты, так держали их, чтобы он меньше страдал.

Возобновили движение вперед во главе роты. Хочется плакать, устал внутренне, не могу больше, но мое лицо должно выражать силу.

/…/

Меня прикрепили к мулу, потому что не было больше сил.

Когда я замедлил шаг, меня толкали в спину. Хозяин, один сбившийся с пути итальянец, ругался и кричал на меня. Меня снова атаковали: кто-то хватал, кто-то наводил на меня оружие. Отодвигали меня с криками: «На этот раз мы все равны, и солдаты и офицеры». Нашел еще в себе силы крикнуть «свинья» и ударить кого-то по морде два раза.

Больше ничего не было. Замедлил движение, но не остановился. Иду вперед не как обычно. Два русских самолета обстреляли нас из пулеметов. Обычная сцена: кто бросился прятаться за мулов, за сани, кто разбегался. В небе всегда только русские самолеты с первых дней отступления никогда не видели ни одного итальянского самолета. Стреляли справа, недалеко на дороге начался минометный обстрел. Раненые. Я боюсь, что если получу ранение, то никто мне не поможет и пропаду. Сейчас идет беспорядочная стрельба.

Колонна, крайняя справа, в большинстве венгерская, смешалась, бросилась к нашей колонне без единого выстрела по русским. Рядом шли немецкие союзники, среди взрывов мин, которые падали как частый дождь. Еще много раненых. Нашлись какие-то сани из батальона «Тирано», снова начали тяжелейшее движение колонны, прибыл батальон. За длинным стогом укрывались от пуль, которые продолжали свистеть. Короткая остановка. Говорю с Мелаззини.

Впереди необъятная равнина, которая никогда не кончится. 46-я рота заперта внизу. У нас всего три десятка альпийских стрелков и трое саней с ранеными. Прибыли на границу равнины, повернули налево, спускались. Шли по кратчайшему пути, срезая дорогу, много мулов проваливались по живот и падали. Неразбериха среди колонн.

Мы все больше сокращались. Многие с ногами, обернутыми в одеяла, почти все с куском мяса мула, который висел на ремне, очень много безоружных. Другая остановка. Рядом – две или три избы. Два русских самолета повторили уничтожающий пулеметный обстрел. Убитые, раненые кричат, беспорядок, паника. Вернулся Балосси и принес мне банку консервов. Встретил Таини, пропавшего в конце дня 26 января, но от нашего медика никаких новостей. Спускаемся с остановками из-за сужения дороги и множества колонн. С трудом нам удалось преодолеть это сужение. Мы в долине, прошли мимо нескольких изб, потом преодолели длинный подъем. Мулы с трудом преодолели подъем, мы вынуждены толкать сани.

Следующая равнина, Следующий спуск. Еще два самолета, которые чувствительно обстреляли из пулеметов. Убитые, раненые и крики, звериные крики…

Солнце и мороз. Мы замерзаем. Приметили одно местечко на виду, надеемся, что сможем остановиться.

Из одной избы стреляли по колонне. Это партизан, который стрелял как по мишеням. Прошли деревню. Перед нами длинный крутой склон, по которому движутся колонны. Мы шли в центральной колонне. Говорили, что скоро доберемся до большого города. Подъем закончился. Ожидаем другую необъятную равнину, простирающуюся до горизонта. Кроме того, мучительный боковой снег. Стемнело, и три колонны встретились, соединились на остановке. Путаница, продвижение затруднено. Кричали пьемонтцам, эта была группа из батальона «Чева». В темноте, вдалеке видны избы с освещенными окнами. Надеемся, что это деревня, однако, это отдельные избы, полные сбившихся с пути.

Еще одна равнина, потом спуск. Видны другие избы с освещенными окнами. Очень тяжелый спуск, есть опасность, что сани опрокинутся. Вышли на равнину. Ничего не видно, идем вперед вслепую, надеясь встретить вскоре другую деревню. Короткий подъем и за ним небольшая группа изб.

В то время как батальон собирался, Мелаззини переместился вперед, чтобы найти убежище для раненых. Было очень холодно, наверно все 40 градусов. Нельзя терять время. Первая изба битком набита отбившимися от частей. В одной комнатушке, шириной в три метра, сложены в кучу человек шестьдесят раненых и обмороженных. Кто стонет, кто плачет, многие были тяжело раненые, имели несколько ранений, здесь были и шедшие пешком с гангреной, которые отстали. Я застыл на месте, растерялся в этой путанице; если помогать одному, то надо оттолкнуть другого; целый хор проклятий, просьб, ругательств. Кто передаст бремя своих ранений товарищу. Офицеры умоляли, но не было возможности помочь им. И уже чудо, что они не были на открытом снегу.

Появился немецкий офицер, высокий, в очках, немолодой капитан. Он был любезен. Говорил, что в этой группе изб организованы два госпиталя, один немецкий, один итальянский. Где можно оставить раненых, потом их кто-то перевезет! Чепуха!

И среди нас говорили, что без раненых дорога будет легче…

Немецкий офицер понял меня. Понял, что должен уйти, что должен убираться в свой «лазарет».

В ближайшей избе вижу других немцев, некоторые вытянули ноги из одного угла в другой. Кто был ближе к двери, рукой загородил мне вход. Вмешался капитан, кричал, что он… офицер, что должен войти. Сейчас понимаю, почему выстроились в ряд эти немцы с внезапными недомоганиями; это они все организовали, эти свиньи. Бросился наружу из избы, итальянские солдаты для них как мешки, хоть раненые, хоть обмороженные, они только все усмехались. Свиньи, свиньи, трусливые псы, эти образцы цивилизации!

Вернулся к моим раненым. Нечего делать. Хочу есть, пить, замерз. Около 23 часов в другой избе полной обмороженных нашел Мелаззини. Я прилег. Плохо себя чувствую в данный момент.

28 января 1943

/…/

Длинный подъем; впереди на дороге – никого. Артиллерию оставили одну из последних: множество 75-мм орудий (75/13), утопленных в снегу, с мертвыми мулами. Другие мулы неподвижные, их взгляд остановившийся, они качались, некоторые держались с усилием, некоторые падали.

Всегда на подъеме брали вправо. Потом спускались. Спуск очень крутой. Необходимо было спасти сани с ранеными от опрокидывания.

/…/

Возобновили движение. Дорога хорошая, почти как нормальная дорога. В ста метрах слева небольшие группы изб, видим два танка с пятью или шестью немцами. Эта линия обороны, мы были уверены, что вышли из мешка! Я съел слишком много меда, плохо себя чувствую, холодный пот и двоится в глазах. Забрался в сани. На краю одной деревни сортировка частей. Два офицера из дивизии «Тридентина» указали на избы, закрепленные за каждой частью.

5-й полк альпийских стрелков расположился справа. Скоро 13 часов. Мы действительно вышли из окружения, больше нет в этом сомнений. Разместились прекрасно, есть место для всех. В нашей избе нашлось даже место для булочников из дивизии «Тридентина» вместе с венгерскими офицерами. Спокойно разделись, стали сушить наше тряпье, организовали кухню, были уверены, что останемся на ночь в деревне.

В 15 часов неожиданный приказ – продолжать марш. Потеряли много времени на переодевание. Все бегом. Когда 46-я рота собралась, в деревне было уже безлюдно. Втиснулись на дорогу, обогнали нескольких сбившихся с пути. Мы опаздывали. На горизонте смеркается, другие сбившиеся на марше группами идут по очереди.

Шли ускоренным шагом. Слева стреляла артиллерия, ракеты бороздили небо. Это еще не конец!

Около 19 часов вошли в Слобовск. Избы горят, сбившиеся и отставшие расположились на снегу вокруг костров. Вошли в деревню, остановились на холоде, это батальон «Тирано», который ожидал нас. В ближайшей избе разместились раненые из батальона. Мы освободили одну избу и приводили в порядок наших раненых. Мне сказали, что Макканьо продолжил путь дальше. С четырьмя офицерами нашел каморку недалеко, там были оставшиеся в живых из батальона «Валь Чисмон», которых было немного. Одно хорошо, что мы могли спать.

29 января 1943

/…/

Мы бежали как тени сбившихся с пути. Обогнали небольшую группу из штабной роты батальона под командованием Молтени. Вдоль железной дороги стояли огромные неподвижные русские танки. Прошли деревню. Не теряя времени, продолжали марш: некоторые останавливались для отдыха. Три альпийских стрелка, больные и обмороженные узнали меня. Они из батальона «Борго Сан Далмаццо». От дивизии «Кунеэнзе» осталось немного или почти ничего.

Два русских истребителя летели так низко, что красные звезды на крыльях казались огромными. Они стреляли из пулеметов. Продолжаем путь по дну балки. Иду по кратчайшему пути, как и остальные, в неразберихе наша маленькая группка была очень проворной. Шли быстро, хотя очень устали и проголодались. Встретили батальон «Тирано».

Мелаззуни попросил меня добраться до начала батальона для того, чтобы сделать остановку. Батальон стал подвижным и управляемым из-за сокращенного состава и шел небольшими группками людей, передвигавшихся отдельно. Заставляю себя идти вперед и нахожу полк. Ни шагу больше. Чувствую, что падаю от усталости и голода. Ноги промокли. Пришел в себя и перевел дыхание на санях лейтенанта д’Амато, офицера из управления 5-го полка альпийских стрелков, хранителя полкового знамени.

/…/

В долине длинная колонна венгров, все без оружия. Потом встретилась деревня. Справа от дороги немецкий планер со снабжением. Вокруг него «курки» с автоматами наперевес. Немецкая работа – это стрелять по тем, кто приближался. За два прошедших дня, мне кажется, я видел два немецких самолета, первый раз, которые сбрасывали грузы снабжения на парашютах. Видел, как спустился один парашютист.

/…/

Мы решили освободить занятую избу от обмороженных немцев. Принимая их систему, мы выбросили их пинками наружу. В избе оставались две старухи и два ребенка, около печи. Как только мы стали искать что-нибудь поесть, дети сильно заплакали хором!

Нашли две курицы. В печи готовили кукурузную кашу. Когда каша была готова, тоже поели, нам было необходимо поесть. Потом растянулись на небольшом количестве соломы.

30 января 1943

День начался с подъема. Колонны теперь уже двинулись вперед, на дороге не встречали никаких сбившихся с пути и отставших. Было не холодно, могли садиться по очереди на сани; первый раз позволили себе такую роскошь. Около 12 часов прибыли в деревню, богатую хлебом, курами, медом. Нашли кое-что поесть.

Позже, после часа марша, добрались до двух самоходных орудий на позиции. Перегруппировка. Чуть выше место с пронумерованными избами: кажется, трагедия подходила к концу.

Женщина, хозяйка дома, починила мне одежду. Ее сын, юноша из гражданской полиции, который, казалось, был больше курка, чем русским, предложил мне две пачки немецких сигарет. Слушали песню Лили Марлен. Верили и радовались, что все ругательства и крики позади. Поели по-христиански.

Возобновили движение, но нет больше проклятий. Мы были спокойны, имели уверенность, что вышли из окружения. Встретили несколько итальянских машин, прибывших из Гомеля. Невероятно, что есть еще какие-то автомашины! Погрузили тяжелораненых, одного на другого. Там же был альпийский стрелок, которому сделал ампутацию Таини в Арнаутово, но мороз спас его.

Проходили немцы. Один во всем белом, с лицом «ребенка». Позвал его, предложил ему поменять автомат на пачку немецких сигарет. Принял, теперь уже оружие не служило нам больше.

Как оборванцы, мы прошли перед генералом Гарибольди, сгорбленные группки с одеялами на головах. На нас все смотрели. Это проходили остатки его армии. Вошли в деревню, как могли привели себя в порядок.

Мы должны развернуть службу на дороге, для сортировки сбившихся с пути и отставших из дивизии «Тридентина». Тянули жребий, у меня дежурство с 11 до 12 часов.

Поели съестные припасы из неприкосновенного запаса.

1 февраля 1943

Остановка в деревне (кажется Бессараб?).

Приказ оставить всех раненых и обмороженных из нашей части, полковой медик должен будет погрузить их на поезд. Вздор! Чепуха! Раненых покинули, оставили в бесполезном ожидании, они становились такими же сбившимися или отставшими, короче – брошенными и никому не нужными.

2 февраля 1943

Утром продолжили марш на запад. Говорили, что на днях нас погрузят в поезд. Вздор!

Мы часто идем вдоль железной дороги, видим много поездов, но перевозящих только немцев, у них все только для своих: сани, мулы, лошади, а для итальянцев ничего, только если раненые с ампутацией или с гангреной ног!

Днем прибыли в Шебекино. Генералы Гарибольди и Ревербери осмотрели остатки дивизии «Тридентина»: несколько саней и длинный ряд отставших, согнутых пополам, одетых в рванье. Остановился длинный поезд, очевидно не для нас. Продолжаем пеший марш. Пересекли деревню. Пешком, приводили в порядок сани между избами.

Меня позвали в штаб полка. С одним сержантом из штабной роты батальона мы должны добраться до штаба дивизии «Тридентина», как каптенармусы от батальона «Тирано». В избе штаба дивизии нашел Грассо, знакомого мне альпийского стрелка из «Барго Сан Далмаццо». Он дал мне глоток коньяка. Прибыл генерал Ревербери, в домашних тапочках и в кавалерийских штанах, с насморком. Он обессилен, говорил с трудом, сообщил, что всех разместят, хватит места для всей дивизии «Тридентина».

Военная служба, эта тупая военная служба возобновилась.

Должны были преодолеть четыре километра пешком, чтобы разместиться нашей части. Спросил штабного капитана, нет ли грузовика из штаба дивизии, не знаю, что делать, опять появились самолеты, как ритуал. Штабы и высшие офицеры возобновили свою деятельность. Вчера умер один высший офицер от апоплексического удара, говорят от несварения мармелада!

Поднимаю руку для остановки автомашины. Как ни странно, машина остановилась. Водитель узнал меня, он был из моего города. Он должен был продолжать путь в противоположном направлении, но любезно погрузил нас. /…/

4 февраля 1943

Находились около Белгорода. Проделали длинный марш несмотря на холодный ветер и снег.

10 февраля 1943, Яковка

Мы остановились третий раз за целый день, после гибельного отступления. Все мы были больные, кто более, кто менее обморожены, с бронхитом, с бесконечной диареей, с глазами, видевшими весь ужас нашего тяжелого креста.

Бог Христос, ты, который шел с нами от Белогорья до Белгорода, который видел, сколько мы терпели и сколько переносили всего, почему не сжалишься к нам? Почему ты хочешь испытать нас еще? Теперь это только остатки, все самые лучшие из нас были убиты в боях, многие пропали без вести в холод при температуре 40 градусов ниже нуля, ради спасения спасенных. Звериная теория, когда спасаются спасенные, но об этом лучше не думать. Необходима сейчас одна остановка для успокоения нервов, чтобы осмотреть еще раз наш тыл. Потом, думаю, мы забудем все, все кроме одной вещи: ненависти к немцам.

С Россией покончено: бедные альпийские стрелки, сколько мертвых!

В то трагическое утро 26 января многие запятнали себя, но многие оставались на снегу в 40-градусный мороз и не шли вперед, потому что были мертвы. Это точки, разбросанные в шахматном порядке на снегу, как будто замерли перед атакой, не в силах идти дальше. Оставим умерших в покое. Санки от немецких свиней и мучительное бегство колонны. Ваши тела пробитые, ваши головы, сложенные без сострадания, без понимания, без заботы, это вы открыли дорогу всем остальным.

Бедные мертвые альпийские стрелки!

Были и такие зрители, которые смотрели на эти черные пятна и говорили, что альпийские стрелки не отважатся идти вперед, сквернословили. Зрители не понимали, что они были все мертвы.

Бедный батальон «Тирано», сколько крови, сколько мертвых, сколько раненых, сбившихся с пути и потом умерших от холода. Должны удирать, все убегают: одной огромной озверевшей массой, не думая ни о чем, просто убегают.

Почти шестьсот километров тащились по колено в снегу, с боями, без сна, без питания, переносили жуткий холод и все остальное невзгоды.

Здесь все вернувшиеся. Сейчас еще не знающие, когда наступит конец. Может быть, конец в Киеве, это еще четыре сотни километров. Кто дойдет?

Нас уже немного, многие мертвы или пропали без вести. Идем, все еще идем, все время идем. Видели станции, железную дорогу, но только смотрели на них, потому что все это предназначено для немцев.

Теперь мы представляем безоружную массу, как толпу пленных. Не служим больше никому, мы теперь обуза для этих немецких собак, которые должны спастись. Также наших раненых, наших обмороженных тащили на санях, для того чтобы они не пропали.

Я тащусь вперед, земля изрыта. Щиколотки раздулись, стали большие, как икры ног, пальцы рук разбиты, обморожены, не чувствительны, диарея. Больше так не могу.

Четыре дня был каптенармусом батальона «Тирано», путешествовал на грузовике.

Все заканчивается и должно закончиться быстро, должно!

Боже, посмотри! Почему мы должны переносить такое?

21 февраля 1943, Малое Стыбное

Отправились 20-го из Ромны; марш в тридцать километров до Баснани. Сегодня из Баснани идем на тридцать два километра. Продолжаем движение, тащимся вперед, стиснув зубы; молились или проклинали Бога.

Вчера и сегодня, два утомительных дня, переменный ветер, холод пронизывающий, вся дорога залита водой со льдом, которая брызгала в лицо, в глаза, снег, покрытый льдом. Снег, который казался толченым стеклом, летел в глаза как конфетти.

Тащусь вперед, но не могу больше. Боли в сердце продолжаются, два пальца страшно болели на морозе, правая рука очень замерзла. Щиколотки всегда были раздуты и ноги покрылись язвами. Но мы были более здоровыми, чем другие, мы были более удачливыми!

Нас мало, после Арнаутово был штаб 46-й роты с медиком и пятьдесят альпийских стрелков. В Ромны от нас отделилась одна группа обмороженных, которая продолжила путь в поезде. Говорили, что мы пойдем пешком до Киева. Теперь уже говорят, дойдем до Гомеля, а может быть и дальше. Должны добавить еще триста километров пути. Будет почти тысяча, которую нужно пройти любой ценой.

Завтра двадцать восемь километров до Переволожной.

23 февраля 1943

Добрались до Прилуки. Бог не имел никакой жалости к нам.

25 февраля 1943, 15 часов, Веркиевка

Мы здесь со вчерашнего вечера, с 21 часа 30 минут, после пятнадцати часов поездки на автомашине. Оттепель, дорога превратилась в озера воды и грязи. Многочисленные остановки, проехали, возможно, меньше девяносто километров.

Деревенскую местность проходит колонна скелетов, укутанных в разноцветное тряпье, как мозаика. Сгорбленные, босые, груженые пестрыми мешками. Ужасная арлекинада, могильный карнавальный парад этих бродяг. Шла колонна венгерских евреев, депортированных на Дон для рытья траншей для немцев; сейчас, как и мы, маршируют на запад, но без всякой надежды.

Вчера в Веркиевке искали каптенармусов для снабжения батальона «Тирано». Спали, кто где, и после часа ожидания собрались в ближайшей избе. Немцы были действительно как звери: не допускали совместного проживания и выбрасывали из изб жителей деревни. Мы в этой зоне были сильнее. Приказов от немцев не получали.

Сегодня утром подъем в 8 часов. Чистимся: баня и дезинфекция. У меня две большие раны, сильно чешется кожа. Вши большие, как половина зерна кофе, кусали и сосали остатки хорошей крови, что еще осталась. Продолжается боль в сердце, ребра давили, болело левое легкое, чувствую тяжесть в спине.

/…/

Наш грузовик остался без бензина, об этом узнали, когда приехал другой, мы зависим от немцев. Немцы, как обычно, были свиньями. Я узнал их в те дни страшного бегства, когда их сани давили наших мертвых, мертвых, которые открывали дорогу также и для них. Деспотичные, убежденные в своей власти, обращались с нами как с людьми второго сорта, со своими жалкими этими четырьмя танками, двумя самоходными орудиями и «катюшей». Несколько раз стреляли и имели несколько убитых, в то время как альпийские стрелки сражались как пехотинцы каждый день против русской пехоты, партизан, танков и пожертвовали двумя третями армейского корпуса.

«Помнить и рассказать», так начинался один из последних приказов нашего командования!

Невозможно еще напрягать нервы, оглядываясь назад, вновь переживать печальные дни нашего существования. Слишком грустные переживания, которые дает война, слышать крик и просьбы брошенных раненых и обессиленных, вновь видеть мертвых, раздавленных бежавшей массой, сошедших с ума, вновь видеть колонны, которые ожидали, когда погибнут последние из дивизии «Тридентина», чтобы возобновить свое бегство. Сбившиеся с пути венгры, немцы, итальянцы, которые бежали, которые бросили оружие. Винтовка слишком тяжела для тех, кто не хотел сражаться, более полезно одно одеяло для долгой остановки на холоде, более полезен один кусок мяса мула.

26 февраля 1943

Прошел целый месяц со дня того жертвоприношения от дивизии «Тридентина». 26 января: Арнаутово! Николаевка!

Слишком много мертвых, даже если «война без убитых не война».

Мы идем вперед, как «гарибальдийцы». «Делать быстро, вперед, вперед, как гарибальдийцы», кричали – и мы шли вперед, падая замертво в ночи, шли вперед, как «гарибальдийцы», не зная, где неприятель, не зная сколько русских было перед нами, десять, или тысяча; шли вперед с теми, кто хотел сражаться без трусости.

Альпийские стрелки, альпийские стрелки из батальона «Тирано», их косило автоматическое оружие, противотанковые орудия и артиллерия. Мы шли с нашим оружием, которое не стреляло, с нашими ручными гранатами, которые не взрывались. Утопали в снегу по колено, альпийские стрелки падали и не было замешкавшихся. Боеприпасов не хватало, и никто не думал нас снабжать.

В то утро, после трех боев, стадо проклятых «курков» спрашивали майора Макканьо, почему альпийские стрелки лежат на снегу без продвижения вперед, без преследования неприятеля. Просто потому, что они были мертвы, альпийские стрелки мертвы, погибли на поле боя, как на шахматной доске, пробитые пулями, разорванные взрывами противотанковых и артиллерийских снарядов.

«Все кончено», говорил Макканьо, а немцы оставались невозмутимыми. Это были мертвые итальянцы, такие же враги, которых стало меньше для будущих сражений.

/…/

27 февраля 1943

В 20 часов 30 минут поступил приказ уезжать. В 21 час собрались перед штабом батальона.

Порывы ветра, оттепель, в темноте очень тяжело двигаться.

Идем к железнодорожной станции. Даже сорок минут марша слишком для нас, еле тащимся.

У нас задержка на три часа, разместились на снегу на одеялах около избы.

Нашел одну дыру, – свинарник, – полный альпийских стрелков. После одного часа вернулся на открытый воздух.

Гуляю, пока не прибыл состав, до 5 часов.

В каждый вагон для скота пятьдесят альпийских стрелков.

1 марта 1943

Мы прибыли в Гомель в 2 часа утра. В 5 часов собираемся, вид карикатурный.

Дул ветер, было холодно, какое-то время шел снег.

В 10 часов возвращаемся в тот же самый состав и уезжаем в Краснобережную.

Прибыли в 13 часов. 46-я рота должна двигаться пешком в Ухватовку.

Не холодно: оттепель и грязь, везде вода, поля кажутся озерами.

В 15 часов прибыли на место назначения: это маленькая деревня, не больше пятидесяти изб.

/…/

2 марта 1943, Ухватовка

Начало работы по переформированию и приведению в порядок. Считаем мертвых и пропавших без вести, в 46-й роте: на данный момент – 80 %.

/…/

4 марта 1943

Сегодня, как вчера, обычная работа. Пробую переформировать второй и третий стрелковые взводы.

Это не легкая работа. У меня перед глазами оставшиеся в живых, мы должны были вновь переживать отступление, час за часом, вспоминать каждого мертвого, каждого пропавшего без вести, вспоминать, как и когда мы его видели в последний раз. С каптенармусом переделывал штатное расписание.

К сожалению, из третьего взвода никого нет из штатного расписания!

Солнечный день, но очень холодно.

Позже я встретил сани, украшенные цветами и колокольчиками, с веселыми местными жителями, они мчались на бракосочетание. Мир молодости, не наш, как если бы война уже кончилась!

Говорили, что «староста» связан с партизанами и это известие меня не удивило. Этих партизан хватало везде, у группы наших офицеров исчезли парабеллумы. Ночью патрулировали населенный пункт.

Не получали продукты два дня и потом в штабе был скандал, потому что в Злобине солдаты продали одеяла, одежду, оружие, так как хотели есть. Если бы альпийским стрелкам хватало необходимого, то они бы не продавали оружие, не просили бы милостыню, не снимали бы с себя одежду от голода.

5 марта 1943

Отъезд из Ухватовки в 8 часов 15 минут в направлении Злобино. Местное население, в основном пожилое и ребятишки, присутствовали при нашем отъезде, развлекаясь, удовлетворенные. Мы были, как оборванцы, по большей части без оружия. «Итальянский капут», – кричали они нам в спину.

Дорога обледенела. Первый раз не топтали снег. Холод, солнце и ветер.

Пройдя двадцать пять километров, прибыли в Злобино: марш проходил очень долго.

Постоянно попадались группы изб вдоль железной дороги. На станции остановился состав с альпийской артиллерией.

Из штаба полка требовали срочно доложить потери в 46-й роте, изо дня в день, для доклада по отступлению. В этой ситуации я доложил: 16 убитых, 118 пропавших без вести, 81 обмороженных и раненых отправлены, 121 присутствуют.

Вечером прибыла артиллерия и также остановилась на станции.

Какая печальная наша участь! 30 января, едва вышли из окружения, немцы в тылу развлекались фотографированием. Было ощущение, что наша катастрофа – это их победа, которую они отмечали с презрением.

Бедные итальянцы, люди, которые сражались и страдали, которые в сердце несли еще образы погибших рот, и которые сегодня видят происходящее, некоторые сдавались, а некоторые бросали оружие. Кадровые части, оставшиеся, в конце концов, до сегодняшнего дня не бросили оружие: оружие ржавело, много было осечек, на морозе в 45 градусов его заклинивало. Мы страдали от голода, настоящего голода, от усталости и различных мучений. Но когда надо было сражаться, сражались. Честные, благородные и спасли честь итальянского солдата.

Другие штабы продолжали скандалить, потому что многие солдаты продавали оружие и материалы экипировки. Но Боже святый, они не понимали, что эти люди голодные? Дайте им поесть, и, прежде всего не обкрадывайте их и без того скудные пайки, потом увидите, что этот скандал кончится; не должно быть больше выбора: хлеб или смерть! И не предавали честь мундира, хотя не носили их в отступлении. Я не спасал свой багаж: каждый спасенный багаж, хочу сказать, это один брошенный раненый, это позор и подлость.

8 марта 1943

Штаб 46-й роты переместился в другую избу. Война коснулась почти каждой русской семьи. Часто невзрачные фотографии на стенах напоминают о членах семьи, теперь пропавших. Для молодых мужчин и женщин не существует другого выбора; продаться немцам или закончить путь в Германии. Также и в нашей избе, семья была не полная: старик и два внука. У старика была сдержанная манера поведения, возможно, он ненавидел нас, но не так как ненавидел немцев.

Однажды вечером, когда мы пели, двое детей пришли на порог нашей комнаты. Но дед сразу позвал их обратно. Говорили со стариком, хотели, чтобы они послушали наши песни. Мы настаивали все вместе, и дети тоже надеялись, что дед согласится. Прошло немного времени, и в комнате старик и двое внуков пели для нас Стеньку Разина. Эта русская песня, почти такая же, как наша песня альпийских стрелков!

9 марта 1943

В 9 часов сбор батальона «Тирано» и чтение приказов от дуче и штаба армии.

Как всегда, Заккардо – язык без костей: перед всем батальоном вспоминал причины трагедии отступления. Говорил с благодарностью. Говорил ясно и четко, как будто сообщал обычные приказы на день. Говорить о тысячах мертвых, обмороженных, пропавших без вести, было бесполезно. «Это оскорбление наших мертвых, говорить еще о союзе с немцами. После отступления немцы стали нашими врагами больше, чем в войне 15-го года»

Простые слова, которые трогали. Заккардо мужественный человек, всегда искренний с альпийскими стрелками, я долгое время хотел сказать об этом.

Солнечный, но холодный день. Прибыла часть альпийской артиллерии. Говорили, что грузится батальон «Морбеньо». Каждая рота должна комплектоваться «по спискам материалов». Надо быстро сделать: из группы (В) – 22 походных одеяла; из группы (С) – 6 карабинов, 64 винтовки, 4 пистолета и немного разного металлолома. Армия исчезла, но наша бюрократия не сдается. Короткий список материалов группы выглядел очень странно: «60 пуговиц парных металлических средних», «3 сабли с кожаными ножнами», «4 обоймы для пистолета «Беретта» модели 34», «1 ремень для ружья модели 91», «20 кожаных кабур модели 907» и все в таком духе.

После бегства, в Италии, нас отправят в увольнение. Возвращаемся в центры мобилизации.

Приказ дня от Гарибольди говорил: «Помнить и рассказать»! Из Альпийского армейского корпуса осталось в живых двадцать пять тысяч человек. Думаю, что в Италии не знают и малой части нашей трагедии.

Сегодня раздали сигареты, но сигареты не едят. Продовольственный паек, как обычно, скудный. Если синьоры из штабов продолжают «забирать» свой обильный паек от войск, более облегчая его, потому что были другой породы… они делали себе питание высшего качества!

Со вчерашнего дня, по приказу штаба полка, пятнадцать альпийских стрелков из роты разбивают лед на железнодорожном переезде. Эту работу они делают под командованием какого-либо офицера полка, обычно капитана. Но все они в свою очередь находятся под командованием немецкого капрала. Альпийские стрелки даже с обморожениями, работали вместе с украинским гражданским населением. Немцы здоровые, толстые и упитанные, смотрели и командовали. Обращались как с обузой, потому что люди с согнутыми спинами не поднимали голоса.

Сегодня ночью бомбили Гомель.

10 марта 1943

В 12 часов неожиданный сбор. Весь полк с оружием и багажом, как будто мы уезжаем. Цель: попытаться вернуть вещи погибших офицеров и солдат. По журналу, тщательно, человек за человеком, опорожняли карманы, вещевые мешки, пакеты, не пропускали ничего.

/…/

«Запомнить и рассказать», – слова, которыми начинался приказ, становились ложными, потому что каждый стремился лить воду на свою мельницу.

Манарези передал персональное приветствие дуче. Он готов целовать задницу дуче! Негодяй! Больше никто не верит в вашу ложь, которая доставляет только отвращение – так думали оставшиеся в живых в этой необъятной трагедии. Ваши пустые слова только оскорбляют наших мертвых. Рассказывали, что думали как вы, что отступали, не веря больше званиям и говорили: «Никогда не поздно… выйти наружу!»

КАРТА-СХЕМА ОТСТУПЛЕНИЯ ИТАЛЬЯНСКОГО АЛЬПИЙСКОГО КОРПУСА

Карта 11. Отступление Альпийского армейского корпуса и бои при выходе из окружения (16–26 января 1943 г.)

Линия, которая соединяет Белогорье и Белгород показывает направление движения дивизии «Тридентина» во время отступления. Названия прописными буквами показывают населенные пункты, где были местные и более важные бои. Стрелы А, В, С показывают первую фазу отступления (17–20 января) соответствует дивизиям «Виченца», «Кунеэнзе» и «Юлия».

Подгорное: место сбора дивизии «Тридентина»: 17–19 января 1943 года;

Скорорыб: населенный пункт, в котором развернулись первые действия по прорыву частей альпийских стрелков для отступления: 19 января;

Ново Харьковка: ночной бой 20–21 января;

Шелякино: бой 22 января;

Никитовка – Арнаутово: населенные пункты, где были большие бои батальона «Тирано»: утро 26 января;

Николаевка: большие бои по прорыву, перелом для дивизии «Тридентина»: вечер 26 января;

Белгород: населенный пункт, где произошла встреча с новой мобильной линией обороны немцев: 4 февраля.

Глава V. Отрывки из книги Эджисто Корради «Отступление из России»

Первая часть

/…/

Я был лейтенантом запаса альпийских стрелков и был в действующей армии, служил в штабе альпийской дивизии «Юлия» генерала Умберто Риканьо, попавшего в плен во время отступления и позже освобожденного вместе с генералами Эмилио Батисти, командиром альпийской дивизии «Кунеэнзе» и Этельвольдо Пасколини, командиром пехотной дивизии «Виченца» летом 1950 года, после более чем семи лет плена. Начальником штаба дивизии «Юлия» был полковник Джузеппе Молинари, который умер в плену. Моим вышестоящим командиром был начальник Оперативного отдела подполковник Итало Вогера. У меня сердце болит, когда думаю о Вогере, он также умер в плену. Вогера был военным инженером и обладал высочайшей храбростью, я любил его, как и все офицеры, которые знали его, он был предметом всеобщего восхищения.

/…/

Эта была настоящая бойня. Сколько убитых! Среди офицеров, унтер-офицеров и солдат убитых как в Греции, так и в России, в немецких концлагерях и в партизанской войне, дивизия «Юлия» превратилась в одно большое кладбище. И корабль «Галилеа», потопленный английской торпедой, кажется, в конце марта 1942 года, когда плыл из Греции к берегам Италии. Он имел на борту полевой госпиталь, штаб полка и в полном составе батальон альпийских стрелков «Джемоно». Торпедировали корабль ночью. Большинство альпийских стрелков погибли в черных водах. Погибло больше чем девятьсот человек. Из года в год все женщины Джемоны одеваются в этот день в траур.

/…/

Многое вы узнаете, если вслушаетесь в песни альпийских стрелков и горцев. Они заставляют задуматься и рассуждать. Почти все песни изумительные, особенно, если их исполняют просто без музыкального сопровождения. Они не несут явно военного уклона. А выражают в большинстве своем тяжелые страдания от трудной работы и изнурительных переходов в горах, а также печаль, мужественную печаль из-за смерти, которую война сеет среди друзей и врагов. Песни связывали людей, как на одной скамьей на галере, где вместе мучились и умирали. В особенности красивыми и страстными были фриульские песни родом из долины Натизоне, они были проникнуты пониманием жизни. Некоторые из них решительно напоминали прекрасные русские хоровые песни, такие как «Волга, Волга». Эта песня была известна среди альпийских стрелков, как «Шел альпиец на высокую вершину…», эта песня из долины Натизоне, северо-восточнее Удине. В этой долине жители итальянцы, но имели, скорее всего, далекое славянское происхождение. Мелодия «Шел альпиец на высокую вершину…» была идентична мелодии очень популярной русской песни, которая названа в честь предводителя казаков Стеньки Разина. В России альпийские стрелки пели «Шел альпиец на высокую вершину…» и русские улыбались изумленно: «Но эта песня наша!»

/…/

За прошедшие годы после того отступления я вспоминал снег, сани, танки и гул их гусениц. Все это вызывало у меня отвращение. Даже первые две зимы вид ребятишек, занятых игрой на снегу с санками и санями меня раздражал, и возникала необъяснимая тревога. Еще сегодня игрушечный танк в темной комнате в памяти вызывает проблески раздражения и беспокойства. Потому что возникают воспоминания о войне.

/…/

Среди нас там было целое братство. Не только между офицерами, но и между офицерами и альпийскими стрелками, между всеми без исключения. Добавлю, что если бы пришлось идти на войну вновь, я это сделал бы с радостью, если бы вновь оказался в альпийских стрелках. Также и мой сын, которому сейчас пятнадцать лет, если однажды должен будет надеть на себя военную форму, он должен будет выбрать все же альпийских стрелков. Мне кажется, что у альпийских стрелков меньше агрессии, чем у других солдат. Они в большинстве своем выделяются настоящей дисциплиной, хотя кажется, что внешне нет. Это я думаю, что еще и сегодня есть в альпийских стрелках, что скрепляет их в один монолит. И сын надевает мою альпийскую шляпу. Альпийская шляпа не плутовская шляпа, как ее иногда характеризуют в Италии. Альпийские стрелки были менее других лукавыми по этому определению. Были людьми серьезными. Для меня хотелось бы, чтобы все итальянцы больше походили на альпийских стрелков.

* * *

/…/

Медленно появляются на поверхности воспоминания, как из моря тумана. Равнина, свист бури, которая рассеивает снег, уничтожавший и немцев, и итальянцев, и русских, и венгров, и румын. Или ту ночь, когда горел сарай, заполненный сотнями раненых и обмороженных в ограниченном пространстве, там было столько людей, что они могли с трудом только сидеть на коленях, держа руки крест на крест, громоздились все буквально друг на друге. И тех офицеров, которые плакали в тишине на дороге с обмороженными руками и теперь были брошены на земле, на ветру, который свистел и нес мелкий снег, ложившийся тонким слоем на клочья сухой травы. Тогда за час можно было набрать снега и приготовить котелок теплой воды. И те тяжелые переходы по колено в снегу, а вдалеке, за нашими спинами были «катюши», советские многоствольные минометы, которые жестоко стреляли. Мы бросались в черные воронки от взрывов в снегу, перепрыгивая из воронки в воронку. Тогда мое сердце билось неистово. Ничком в снегу, слышу за спиной, раненые кричат и умоляют о помощи. Взрослые люди, солдаты, которые кричат «мама», производили неизгладимое впечатление. По крайней мере, на меня, я думал очень часто о моей матери. Мы слышали эти крики умирающих, и сворачивались калачиком, пытаясь глубже залечь в воронки от снарядов, разорвавшихся буквально за минуту до этого, ощущая еще теплый черный перегной и зловонный газ от взрыва. Казалось, что все мы на грани гибели и хватались за любую возможность, как утопающий за соломинку.

У меня еще в ноздрях отвратительный запах жирной смазки для пулеметов, распространявшийся, когда оружие становилось почти раскаленным от стрельбы. Это было в первые дни отступления, когда мы имели еще тяжелое оружие и боеприпасы. Наше оружие было не приспособлено к морозу. На линии фронта на Дону и позднее на Калитве, пулеметы нуждались в обогреве огнем и держали их замотанными в одеяла, как малых детей. Когда началось отступление, грели их меньше, потому что и так они были раскалены; а в дальнейшем бросали по дороге, если они заедали. Также боеприпасы пришлось бросать постепенно в отступлении по дороге. По дороге, на которой умирали от голода и мороза мулы, тянувшие сани, или мулы, оставленные на какую-нибудь минуту без присмотра ночью, обычно пропадали, их съедали голодные отставшие. Русские наоборот имели хорошее индивидуальное оружие, работающее при низких температурах, их парабеллум с барабанным магазином стрелял сразу, даже после нескольких часов нахождения под снегом. Это было грубое, но надежное оружие. Также и русские танки были заметно грубо сделаны из листовой стали, которая имела заметные неровности, величиной больше чем в дюйм, казалось, были сварены кислородно-водородным пламенем сварочного аппарата. Их изготовляли в большинстве своем не в сборочных цехах.

Уверен, что никогда не забуду запахи. Те запахи от выхлопных труб танков и автомашин. Они отпечатались в моем мозгу, не знаю почему, но этот запах отличается от запахов выхлопных газов моторов в нашем климате. Или запах внутри изб. Это было зловоние берлоги: запах прокисшей капусты, плесени, мокрой одежды, пота, язв и ран обмороженных и раненых. Было зловоние от немытых тел, теплого дыхания и тепла в избе. Еще у меня на слуху одно немецкое слово, слово ценою в жизнь – это raus. Это сокращенное от heraus (по-немецки «вон»), но надо сказать, более мягкое выгнать, но использовали более быстрый и зверский крик raus! raus! Крик raus! был основным криком войны в окружении. Его кричали немцы с двойной «р» – «rraus!», чтобы прогонять из зловонных и теплых изб нас. Кричали это и мы для того, чтобы выгнать немцев. Начинались крики «raus», когда наступала ночь, когда боролись за места в избах. Или нападали на избы закрытые с криком «raus» в темноте ночи. Немцы кричали дико, почти как лай “raus!” “raus!”. Этот их лай напоминал нам о бешеных псах.

* * *

/…/

Русские солдаты почти все были лучше защищены от холода. Поверх обычной униформы надевали на себя стеганые костюмы, которые закрывали тело непроницаемо, такую одежду альпинисты называют сейчас пуховиками. На ногах надеты валенки из войлока или специальная обувь, подобная валенкам. В верхней части их костюмов, или комбинезонов был капюшон на меховой подкладке с застежкой-молнией. В таких костюмах можно было лежать на снегу в открытом поле и не получить никаких обморожений. Также и немцы, во всяком случае если не все в такой степени, но были защищены от холода подобным же способом. Итальянцы были гораздо хуже одеты. Альпийские стрелки среди наших войск были более защищены от холода. Даже в процентном соотношении у нас было больше овчинных шинелей, чем в других войсках; такие одежды защищали довольно хорошо верхнюю часть корпуса, но оставляли почти неприкрытыми нижнюю половину тела. Некоторые из нас, не многие, конечно, надевали на себя непромокаемые белые маскировочные тканевые комбинезоны; но их надевали на себя под меховые шинели; и тогда прощай маскировка. Какое-то количество из наших альпийских стрелков, возможно половина, одевала не форменные сапоги или ботинки, а валенки, используемые зимой русскими крестьянами. Не уверен, но думаю, что инициатива по изготовлению тысяч и тысяч пар валенок в тылу исходит от генерала Умберто Риканьо, командира дивизии «Юлия». Хорошо помню, что в первые дни января с двухмесячным опозданием, мы выбирали между парами немецкой войлочной обуви с деревянными подошвами и парами так называемых валенок. Они были по колено, как отлитые из одного куска войлока темно-каштанового или серого цвета, часто толщиной в сантиметр, без всяких швов или проклеек. Но был у них единственный дефект, их подошва гладкая, без каблука, она скользила на льду. В них даже без носок ноги были в тепле. Я знаю, что если бы все итальянские солдаты в русской кампании были своевременно снабжены валенками, было бы меньше на десятки тысяч обмороженных. Валенки могли быть использованы только при постоянной температуре ниже нуля, стоит сказать, что существовала опасность идти в них по мокрому снегу, когда была вода или только влажность, валенки впитывали ее по капиллярам, как промокательная бумага или губка. Эластичные и гибкие валенки легко создавали пространство для ноги, которая распухала от длинных переходов. Альпийские ботинки более подходят для лыж, они с двойными каучуковыми подошвами, но были неудобны, когда нога распухала от мороза и тяжелого труда. Я действительно видел много раз, как альпийские стрелки были вынуждены отказываться от лыжных ботинок, это происходило в основном в начале. Я уверен, что в некоторых случаях отказ от этого мог обернуться пленом или смертью. Многие спасались, просто заворачивая ноги в лохмотья, связанные веревкой или узлами, или в овечьи шкуры. Во время длительных и тяжелых пеших переходов очень трудно сохранить ноги в тепле. Этого добивались немногие солдаты, не имея ничего другого, надевали пять или шесть пар носок, или даже подшлемников. Думаю, что при температуре в тридцать или в сорок градусов ниже нуля не могло быть иначе. А впереди дорога, дорога ледяная. Вот где нужны были валенки. Ошибкой было, что на подобную обувь не обратили внимания в Риме, за несколько месяцев до того, как отправить альпийских стрелков в Россию. Ведь КСИР^[12] имел там уже одну зимовку. Большинство пехотинцев из дивизий «Коссерия» и «Равенна», а кроме того, из дивизии «Виченца», которые стояли на главной линии обороны, поплатились за это, хотя тыловые службы видели их страдания. У них были детские ботиночки облегченного типа, хочу сказать, что утепленный тип тогда использовали альпийские стрелки. Имели смехотворные гольфы и еще более смешные обмотки. Многие носили на голове обычные подшлемники, вязанные из шерсти или крапивы, такая одежда подходила для защиты от холода зимой в России так же, как решето могло быть пригодным для хранения жидкости. Хуже всех дела обстояли у солдат из дивизии «Виченца», у них не было ничего, даже по сравнению с венграми и румынами.

Такая же неподготовленность к низким температурам была и у автотранспорта. Уже в феврале 1942 года распространялся циркуляр среди военных штабов, составленный при содействии КСИР, в отношении техники и нашего военного автотранспорта, который столкнулся с трудностями в России за едва прошедшую зиму 1941/42 годов. Там предлагалось внести некоторые модификации в автотранспорт, который используется в России. Этот циркуляр пришел в дивизию «Юлия», когда дивизия находилась на Пелопоннесе, со штабом в Науплии. Я помню, что прочел в нем много интересного. Однако он много меньше был важен для меня, чем для Военного министерства в то время. Это не дало практического результата, и циркуляр остался письмом мертвецу. Мы отправились в Россию с парком автотранспорта, задуманного и созданного для использования в итальянском климате и поэтому совсем не приспособленному, в отличии от германского и советского автотранспорта, к суровому русскому климату. Помню также хорошо, что некоторые автомобили, принадлежащие штабу дивизии «Юлия» были подготовлены для войны в африканской пустыне и были выкрашены маскировочными пятнами желтого и песочного цвета. Когда выпал первый снег, (мы были уже на Дону) нам потребовалось несколько десятков килограмм белого лака. Составили формуляр, генерал Риканьо подписал его, и краска прибыла, по правде говоря, быстро. Но в первые сильные морозы большая часть краски отслаивалась и видна была прежняя окраска цветов африканской пустыни. Также белая краска отлетала и с других автомашин, и снова показывался их первоначальный цвет темный или темно-зеленый. На снегу они были видны на расстоянии в несколько километров.

Вторая часть

В штабе дивизии «Юлия», среди других задач, я должен был составлять так называемый «исторический дневник» дивизии. Речь идет о том, чтобы каждый день вписывать в книгу записей различные события и даты, отражающие, в общем, жизнь альпийской дивизии. Прежде всего я записывал новости боевых частей, их дислокацию, возможные передвижения; потом оперативные приказы, затем возможные военные действия, или действия в партизанской войне; и в конце заключал текст каждый день отметкой максимальной и минимальной температуры, которая была в то время.

/…/

В начале 1942 года, начали распространяться слухи, что дивизия «Юлия» и другие альпийские дивизии будут отправлены на русский фронт в район Кавказа, но перед этим будет остановка в Италии. Через несколько недель такие слухи ходили также и в народе. После торпедирования «Галилеа», мы не знали дату возвращения первых частей дивизии «Юлия» из Патрассо в Италию морским путем.

Катастрофа с кораблем «Галилеа» убедила возвращать на родину остальные части «Юлии» сухопутным путем. Эшелон со штабом дивизии двигался семь дней из Науплии в Удине, дорогой через Болгарию и Югославию. Части дивизии «Юлия» дислоцировались вокруг Удине, в населенных пунктах Фриули. Тогда была победоносная весна, мы начали приготовления к новой кампании. Военных материалов, очевидно, не хватало в зоне сбора, поэтому собирали их по всей Италии. Альпийские батальоны и группы горной артиллерии уменьшились во время Греческой кампании и много раз заново переформировывались. Фриули, Абруцци и различные провинции ставили под ружье всех, кого можно. Все шли в альпийские стрелки.

Их общий боевой дух был сдержанным, достаточно хорошим, но без энтузиазма. Перспектива скорого участия в войне на русском фронте точно не привлекала никого, но основная часть из нас смотрела в будущее не пессимистически. Другая часть, если быть объективным, то можно сказать, примерно одна четверть из нас, видела будущее в темном свете. Прежде всего из-за того, что уходит период оккупации Греции. Там, по крайней мере, понимали мотивировку, по которой мы участвовали в войне. Мы не понимали и ошибочно предвидели, что русская кампания будет как бы продолжением периода оккупации Греции. Во-вторых, место действия. Для нас, я уверен, для многих молодых офицеров, таких как я, было интересно узнать новые неизвестные страны. Присутствовал, конечно, дух авантюризма, любопытство, возможность прикоснуться рукой к той тайне почти для всех тогда итальянцев, как русский коммунизм. Другой фактор, без сомнения, это дух наших солдат, который основывается на чувстве превосходства. В шутку, что альпийца делает воля, мы верили, более или менее, а шутили в основном о «пехоте». Раздумывать порой в интерпретации Макьявелли, что мог дать так называемый «дух тела» и определенные признаки (перья, украшения из перьев, мострины), которые видимо его поддерживали; но избегали говорить о страхе, но это слишком глубокий анализ, из которого следуют определенные выводы.

Мы не знали, что вооружение, которым располагали, давно не модернизировали. Но это выяснилось потом. Никто из нас ничего не подозревал о том, что сорокамиллиметровым противотанковым орудиям лучшее место в музее, а мы их притащили в Россию. «Юлия» и другие альпийские дивизии были определены для действий в горах Кавказа. Так говорили все, мы направлялись на Кавказ, это было понятно всем; и в горной местности вооружение дивизии «Юлия» будет отвечать требованиям на достаточно хорошем уровне. Никто и не представлял себе, что дивизии неповоротливые и медлительные, такие как альпийские, будут воевать в открытой степи против моторизованных и танковых частей в маневренной битве.

Списку факторов, которые препятствовали бы участию в русской кампании, не будет конца. Еще необходимо добавить, что никто из нас не знал абсолютно ничего о немецкой системе уничтожения людей, используемой в Дахау и в других местах. Основной части из нас пришлось долго пребывать в Греции, и таким образом мы были изолированы от политических волнений, которые начали проявляться в более или менее скрываемых манифестациях на национальной территории. Весной 1942 года всем казалось, что чаша весов вновь склонилась на сторону стран Оси. Эта кампания в России, с контрударом зимой 1941/1942 гг., который уже отошел на второй план, не предвещала разгрома, произошедшего позже. Необходимо было иметь нашим солдатам другую информацию, которая содержала в себе тот факт, что баланс в войне начинает склоняться на сторону Соединенных Штатов и Англии. Эти факты не хотели объяснять. /…/

* * *

В первых числах августа один за другим поезда перевозили грузы и солдат, а в вагонах третьего класса – командный состав. Помню хорошо, что в ближайшем от моего купе расположился капеллан, у него был при себе целый мешок полный священными медальонами из алюминия, все с изображением Мадонны из Помпеев. «Советую их распространить, – объяснял капеллан, – распространять среди русских».

Многие из нас получили неожиданные впечатления в Варшаве. На станции были чистые вагоны и железнодорожные пути, были гражданские лица, в которых легко узнали евреев. Мужчины и женщины, молодые и старые. Они были худые, слабые в одежде с отметкой на спине в виде желтой звезды. «Что делаете»? – «Немцы заставляют работать». Немецкая вооруженная охрана подошла и прекратила разговоры между евреями и нами, высунувшимися из окон. Но мы успели понять этих евреев, их действительные условия жизни, их рабское положение.

На следующий день, на одном полустанке в восточной Польше наш поезд остановился рядом с немецким госпитальным поездом, который возвращался с фронта. Через окна мы видели тела раненых, все в бинтах, видели лица, искаженные от боли. В одном вагоне госпитального поезда видели медиков и операционную, слышали мольбы, и крики боли. Многие из нас, видевшие поезд с ранеными, конечно, изменили свои наивные прогнозы относительно военной кампании в России, которые были похожи на мирный период оккупации Греции, показанный в одном документальном фильме.

Широкие панорамы в Польше сменили еще более широкие на Украине. Пшеничные поля, поля ржи, овса, подсолнухов. Солнце стояло высоко, жара. Отряд советских пленных сосредоточено работал на откосе из щебня у железной дороги. Ночная остановка в ожидании ремонта пути, подорванного партизанами, тревоги, первые встречи с русским гражданским населением, они меняли яйца на сигареты около нашего воинского эшелона на полустанках во время остановок. Железнодорожные пути переделаны немцами на европейскую ширину. Удивлялись старым советским пассажирским вагонам, скорее всего оставшимся с царских времен: в них были деревянные скамейки и сиденья, часто очень маленькие, освещались вагоны керосиновыми лампами. Земля в полях была черная. Деревни очень простые, почти примитивные, население закутано в лохмотья. Русские женщины улыбались, проходя от купе к купе. Простые одежды украинских крестьян. Имели, однако, лица приятные и даже красивые, которые скрывались за платками, повязанными на голове и завязанными узлом под подбородком, аккуратно, как завязывают и сегодня крестьяне в долине реки По и в нижней Ферраре.

Из поезда мы видели по сторонам дороги признаки недавно прошедшей войны. Взорванные рельсы, опрокинутые и сгоревшие вагоны, разбитые локомотивы. На мостах часто, к счастью, стояли люди. Иногда недалеко от железнодорожного пути виднелись разбитые танки, орудия и автомобили, они уже покрылись ржавчиной, были брошены, очевидно, во время молниеносного похода немцев на восток прошлым летом. По сторонам пути часто появлялись деревянные заборы выше двух метров. «Необходимы зимой, – объяснял нам немецкий машинист, который вел локомотив с помощником, русским кочегаром, – когда идет снег, заборы препятствуют ветру заносить железнодорожные пути».

Пейзаж поменялся на новый, когда вошли в индустриальные районы Донбасса. Для этого района были характерны горы угля на горизонте, конструкции высоковольтных столбов, в основном разрушенных. На железных воротах заводов, которые не работали или были опустошены, еще виднелись большие символы – скрещенные серп и молот, в металле. Не было ни одного дворика, где бы не видели какую-нибудь статую Сталина, разбитую или, по крайней мере, обезглавленную.

Однажды в полдень, после десяти дней и десяти ночей пути, наш поезд остановился в Изюме. Это индустриальный город в сердце Украины. Получили приказ покинуть поезд и приготовиться к маршу. Куда идем? К Дону. Но почему не должны продолжить путь до Ростова? Почему дивизия «Юлия» и альпийские стрелки из других дивизий не должны быть использованы в горах Кавказа? Разочарование было значительным, и некоторые офицеры вскоре это открыто критиковали. «У нас будет плохой конец», – я не раз слышал такие разговоры. Пессимистические суждения были полностью основаны на видении нашей военной техники. Наш тип войск менее всего приспособлен для маневренной войны на равнине. Я не знаю теперь, какие автомобили будут в распоряжении 207-й авточасти дивизии «Юлия». Но уверен, что имеющиеся в наличие транспортные средства позволяют перевозить только небольшую часть военного имущества и немного людей из почти восемнадцати тысяч человек, составляющих дивизию. Мулов было много, почти пять тысяч для каждой из трех альпийских дивизий. Необходимые в горах, мулы были в дивизиях «Юлия», «Кунеэнзе» и «Тридентина». В трех соединениях, лишенных маневра в наступлении и ограниченных в подвижной обороне на равнине.

Три ценных дивизии специального назначения должны были сражаться на равнине Дона, на театре военных действий, хорошем для танковых формирований, но никак не для альпийцев. Вдвойне плохой знак: что горы Кавказа не входят больше в сферу наших действий в будущем вероятном наступлении и что необходимо наше срочное применение на растянутом фронте на равнине в ожидании начала первых больших контратак советских войск.

Все двести пятьдесят километров между Изюмом и Доном прошли пешком, в то время как тяжелые грузы, кажется, перевозили автотранспортом. Из автомашин, которые двигались по дороге, много было африканского типа. Между двумя рядами маршировавших на жаре людей поднималась густая пыль, которая стояла в воздухе целый час. А каждый большой ливень превращал равнину в болото.

/…/

* * *

В конце сентября 1942 года Альпийский армейский корпус занял позиции на правом берегу Дона, заменив там германские части. Дивизия «Тридентина» прибыла на линию обороны последней, в первых числах октября. Она действовала в секторе, удерживаемом дивизией «Сфорцеска». Дивизия «Тридентина» была занята в коротких и тяжелых боях, во время которых понесла первые существенные потери. Теперь дивизия «Тридентина» могла оставить сектор обороны «Сфорцеска» и переместиться на линию фронта на севере, в сектор, примыкающий к венгерским войскам. В общем секторе альпийских стрелков «Тридентина» занимала линию фронта на севере, «Юлия» в центре и «Кунеэнзе» на юге. Батальон «Монте Червино» дислоцировался в Россоши, в городе, находящемся в трех десятках километров от Дона, как резерв армейского корпуса.

Три альпийские дивизии вместе прикрывали фронт вдоль Дона длинной в пятьдесят километров по воздушной линии и свыше восьмидесяти километров по земле, если следовать изгибам реки. Фронт, таким образом, по длине был абсолютно непропорционален наличным силам и в особенности имеющимся транспортным средствам; он должен был, по крайней мере, сокращен вдвое для создания эффективной обороны. Батальоны располагались таким образом: два на передовой и третий на запасных позициях, которые от главной линии обороны находились на расстоянии от трехсот до пятисот метров. Расширение фронта не допускало создание резерва – одной из трех дивизий. В качестве резерва была использована пехотная дивизия «Виченца». «Виченца» была сформирована в основном из людей пожилого возраста и имела ограниченные средства и вооружения; в ней было около десяти тысяч человек, это почти половина альпийской дивизии, и не было ни одного артиллерийского орудия.

Поэтому можно сказать, что позади альпийских дивизий не было никаких реальных резервов. От Дона до Бреннеро пустота. Хотя левый берег Дона был плоским и низким, а правый берег, который был в наших руках, возвышался от двадцати до тридцати метров над уровнем реки. В тылу трех альпийских дивизий, в тридцати километрах, проходили параллельно Дону близко одна от другой, дорога и железная дорога. Эти дороги вместе составляли рокадные коммуникации. Длинная дорога проходила из Россоши, штаба Альпийского корпуса, на север, через несколько населенных пунктов. Основным из этих населенных пунктов, расположенных вдоль дороги, была Поповка, где находились базы снабжения и склады дивизии «Юлия».

Оперативный штаб «Юлии» был выдвинут вперед на двадцать километров от Поповки, в десяти километрах от Дона, на хуторе Куреной. В секторе, который держал Альпийский армейский корпус, река имела ширину до шестисот метров. Течение реки медленное, вода глубокая. С нашего берега Дона наблюдали пейзажи равнины и бледно-желтые поля пшеницы и подсолнуха, панорама почти без населенных пунктов.

Хутор Куреной состояла из двух рядов изб, растянувшихся на несколько сот метров и большой церкви с многочисленными куполами в виде луковиц. Эту церковь использовали под сельскохозяйственный склад в местном колхозе. В церкви был расположен пост штаба дивизии «Юлия».

/…/

Деревня была недалеко от фронта и почти полностью оставлена гражданским населением. Остался староста, начальник селения. Он был назначен еще немцами, которые были в Куреном до нас, к старосте военное командование обращалось для конфискации продовольствия и жилья. Староста Куреного был среднего возраста и сильно хромал. В первые два дня январского отступления его видели в нашей колонне, наверное, он боялся своих компатриотов, которые убили бы его за сотрудничество с оккупантами.

У нас было два десятка пленных; они заготавливали дрова в ближайшем лесу под охраной альпийских стрелков. Вечером, вернувшись в Куреной, пленные кололи и пилили дрова и складывали штабелями, делая заготовки для использования в «поросятах». Мы обращались с пленными хорошо, в частности давали им большое количество пищи.

/…/

В офицерской столовой, однажды осенью 1942 года, радио передавало сообщения о высадке американских войск в Касабланке, в Марокко. Во внезапно наступившей тишине после чтения новостей, я воскликнул очень громко: «Ах, но тогда нас ждет военное поражение». Генерал Умберто Риканьо посмотрел на меня, приказал медленно и холодно: «Корради выйди». Я вышел. Но никаких последствий не было. Риканьо забыл или сделал вид, что забыл мой громкий комментарий.

/…/

Дон теперь замерз, и каждую ночь появлялись разведывательные патрули с обеих сторон, но их действия были незначительными. Несколько пленных попали в руки альпийских стрелков, большей частью это были дезертиры, которые переходили на нашу линию обороны. Офицерам нашего отдела «И» (информационного), эти дезертиры рассказывали, почти единодушно, что в селения на том берегу прибывали по ночам войска, которые там оставались, ожидая приказа. Не верю, что официальные рапорты отдела «И» из «Юлии» и из других альпийских дивизий были авторитетны для высшего немецкого командования. Они полностью доверяли только воздушной разведки, которая, напротив, не отмечала ничего существенного.

Между фронтом, штабами и тылом в Поповке дороги были очищены от снега и размечались высокими столбами с привязанными наверху пучками соломы. Тем временем, альпийские стрелки мастерили более или менее элементарные сани, которые служили нам много раз, при строгой экономии горючего, расход которого был ограничен. Вдоль дорог между Поповкой и фронтом были вырыты через каждые пять километров подземные убежища, которые использовали как места отдыха. Но настоящий подземный город был вырыт на линии обороны на Дону. Большую работу там провели альпийские стрелки для подготовки прекрасной защиты от холода и от русских. Со строительством убежищ зарождалась надежда, которая потом почти становилась убежденностью, что зима пройдет довольно безопасно на Дону, и что русские никогда не будут сильно атаковать. Этот оптимизм, исходивший от высшего немецкого командования, заразил почти всех.

Холод усиливался. Прибыла странная обувь, предназначенная для защиты от холода ног часовых альпийских стрелков на Дону. Она состояла из специальной деревянной подошвы, широкой, как снегоступы и тканевого голенища, высотой в семьдесят сантиметров. Часовые наполняли голенища соломой и надевали их на обычную обувь. С усилением мороза отдали приказ укорачивать смены часовых. Если ночью была пурга, смены часовых делали через каждые двадцать минут. Температура опускалась, и сильные морозы воздействовали на оружие, на автотранспорт, на все. Из Италии, или из тыла прибывали железнодорожные вагоны, перевозившие мороженую картошку, которая была как камень. Когда ее выгружали с автомашин, был шум, как от падающего гравия. Хотя мороженая картошка имела неприятный вкус, но ее пищевая ценность оставалась неизменной. /…/

Третья часть

Утром семнадцатого декабря 1942 года около восьми часов термометр показывал двадцать шесть градусов ниже нуля. Ночью температура понизилась до двадцати девяти градусов. Я отмечал температуру в дневнике, который генерал Риканьо теперь назвал «На фронте II армейского корпуса». Риканьо сказал мне тихо: «…который был прорван русской атакой.»

Дивизия «Юлия» получила приказ идти закрыть брешь, пробитую в линии обороны дивизий «Коссерия» и «Равенна» и одного немецкого полка. Риканьо был как всегда спокоен, а в это утро больше, чем обычно. «Вы, – говорил он со своим пьемонтским акцентом, – направляетесь в Талый. В Талый необходимо представить в штабе II корпуса информацию, что дивизия «Юлия» начала движение. Одна группа уже в пути, остальная часть дивизии следует за ней. Вот копия оперативного приказа. И вот рулон с драгоценными картами стотысячного масштаба. Вы должны доставить эти карты командирам наших частей по пути следования. Потом они получат другие приказы». «Слушаюсь», – ответил я.

Между Куреным и Талым была сотня километров. Единственная дорога была забита и покрыта полуметровым слоем снега и льда. Шел снег, как обычно в России, и температура была в несколько десятков градусов ниже нуля. Я поддел две пары шерстяных кальсон, потом униформу, белый маскировочный комбинезон, военную шерстяную шинель, шапку из кошки. Эту шапку моя мать прислала по почте. Также надел мои лыжные ботинки. На автомобиле со мной были водитель и капрал. Они перевозили ящик мясных консервов, ручную гранату, большую бутыль замерзшего вина, завернутую в мешке, граппу, хлеб, галеты, кроме того, несколько покрывал и мой кожаный мешок. /…/

Уже через два дня в одежде завелись вши, большие, как рисовые зерна; они были не чувствительны к морозу, от них спасало только кипячение.

/…/

В Талом штаба II армейского корпуса, которому подчинялись дивизии «Равенна» и «Коссерия», больше не было. Хутор горел, сотни и сотни изб горели ночью. Дорога была пустынна. Двигались вперед по замерзшей дороге мимо нескончаемых изб, забитых мертвыми. Резкий запах дыма и ужасный холод.

* * *

Линия фронта проходила вдоль Дона. Слева, севернее Альпийского армейского корпуса, располагались мадьярские части из 2-й венгерской армии. Справа располагались немецкие части, 8-я итальянская армия (дивизии «Коссерия», «Равенна», «Пасубио», «Торино», «Челере», «Сфорцеска») потом были румынские части, за ними новые немецкие части, потом Сталинград. Я уже видел зимние оборонительные позиции, подготовленные на Дону. Знали, что только один батальон из дивизии «Юлия» под названием «Джемона» был отрезан от остальных. Была вероятность, что русские знали о прочности линии обороны альпийских стрелков и это они не могли игнорировать. Поэтому на фронте альпийских стрелков не было атак. Атаковали, напротив, юго-восточнее оборонительных позиций дивизии «Кунеэнзе», ближе к Сталинграду, прорвав одновременно оборону в немецком, румынском и итальянском секторах. Вдоль этих секторов фронта советские войска располагали значительными силами (6-я армия и 1-я гвардейская армия), которые должны соединиться на плацдарме на правом берегу Дона. На фронте мы имели недостаточные силы, которые были ослаблены под действием низких температур, хотя мы боролись с холодом как могли. Кроме того, русские избегали наступать против фронта альпийских стрелков и атаковали в другом месте, создавая большое окружение, судя по карте. Русские планировали атаковать в южном направлении, к Миллерово и Ростову, чтобы запереть в мешке все оперативные соединения между излучиной Дона и Черным морем, создав двойное окружение у Сталинграда. Этого мы ожидали, и так и пытались сделать русские.

* * *

Около 11 часов 16 декабря 1942 года штаб дивизии «Юлия» получил по телефону предупреждение: «Держать в готовности группу быстрого реагирования для немедленного движения». Группа быстрого реагирования была сформирована из двух батальонов второго эшелона («Толмеццо» и «Акуила») с 13-й и 34-й батареями из 3-го полка альпийской артиллерии с 83-й ротой орудий, 45-й ротой ПВО и с одной ротой из батальона «Монте Червино», из резерва армейского корпуса. Этой группой командовал полковник Аттилио Актис Капорале. Группа быстрого реагирования начала движение на автомашинах днем 16 декабря, другие ее части (одна рота из «Монте Червино», 13-я и 34-я батареи) были перед Ивановкой вечером 18 декабря. В двадцать часов 16 декабря штаб Альпийского армейского корпуса приказал переместиться всей дивизии «Юлия» в сектор фронта II корпуса, потому что ситуация ухудшилась. Перемещение основных сил «Юлия» с фронта на Дону, из района Калитвы осуществлялось пешком, вне дорог. Автомашин не хватало. Но даже, если бы машин было в изобилии, их использование было бы затруднительным, так как единственная дорога, которая соединяла нас с новым фронтом, была забита разбитыми автомашинами. Различные части из дивизии «Юлия» передвигались пешком два дня при низкой температуре, пройдя расстояние от семидесяти до восьмидесяти километров. Когда авангард дивизии «Юлия» прибыл в зону боевых действий, силы группы быстрого реагирования были на пределе. Несколько часов они сдерживали наступление русских, препятствуя им продвинуться дальше.

17 декабря 1942 года вошли в Талый, пожары в городе подтверждали наши мысли об обширной военной катастрофе, которая уже началась накануне. Мы не знали, что два дня спустя судьба дивизий «Равенна» и «Коссерия» будет решаться немного восточнее, где были дивизии «Торино» и «Пасубио» вместе с одной немецкой дивизией из состава XXXV итальянского армейского корпуса. Представляли себе, что «Юлия» скорее затыкала прорыв слева. В общем, полагали, что «Юлия» направилась остановить прорыв русских. В действительности дивизия «Юлия» перекрывала не только прорыв, но и фланг справа от прорыва. Мы еще не знали, что «Юлии» придется сражаться целый месяц, сдерживая прорыв русских, которые действовали на нашем правом фланге. Фронт удерживали тридцать безумных дней и ночей в открытой степи на снегу, в непрекращающихся, тяжелых сражениях дивизия «Юлия» оставалась месяц, не отступая ни на один метр. Правда, об истории этого месяца во всей книге советского генерала Самсонова не сказано ни слова.

Я не знал больше ничего, находясь в Талом. Корради был частицей среди других сотен тысяч частиц пострадавших тогда. Мы не знали (германские сообщения все замалчивали), что Сталинград уже окружен с конца ноября. Мы не знали всего этого, но имели мрачные предчувствия. За несколько дней до этого, при свете моей масляной лампы в Куреном, я вспоминал одного итальянского офицера из Модены, Филиппо Пизани, который участвовал в 1812 году в отступлении Наполеона из России. Пламя, окутывающее Талый, отражаясь на обледеневшем снегу, напоминало мне описание боев и сражений под Москвой, Малоярославцем, Смоленском и на Березине. Эти дни напомнили мне перипетии Пезани сто тридцать лет назад, которые теперь стали уже историей и, к сожалению, касались меня.

* * *

В какой-то избе, оставшейся целой в Талом, находились раненые и обмороженные, нагроможденные друг на друга, в полной темноте. Когда открылась дверь этой избы, я услышал неистовые крики: «Закрой! Закрой!». В этой избе была ужасная вонь, обмороженные конечности издавали скверный запах, когда распространялась гангрена.

Кто-то сообщил мне, что штаб II корпуса покинул Талый по направлению к Кантемировке, которая находилась в тридцати пяти километрах впереди. После долгих поисков мы нашли выезд на дорогу к Кантемировке. Она была отмечена обычными высокими столбами. Через некоторое время, мы вынуждены были оставить автомашину и идти вперед пешком.

Добрались до Кантемировки ночью пешком. Улицы были забиты различными транспортными средствами и, кроме того, беспорядок усиливался толпами людей, сбившихся и отставших, которые двигались на север и на запад. В одной избе на койке сидел офицер, тщетно пытаясь говорить по телефону. «Штаба II корпуса там больше нет», говорил он. Потом вошли другие высшие офицеры, изнуренные и замерзшие. «Штаб II-го корпуса, – говорили они, – должен быть в Митрофановке, в пятидесяти километрах на северо-запад». Но дорога к Митрофановке, как сообщали офицеры, была блокирована. Советские самолеты обстреливали из пулеметов колонны автомашин на марше. На протяжении десятков километров дорога была забита неподвижными автомашинами, брошенными из-за мороза или из-за нехватки горючего. Стали рассматривать имеющуюся карту. Чтобы добраться до Митрофановки из Талого надо было найти перекресток дорог, и потом искать за ним. Но Талый, (через несколько часов) мог оказаться в руках русских; правда, дорогу мы отыскали.

Прошло двадцать лет, но я помню эту дорогу Кантемировка – Талый. Она была полностью очищена для движения, сверкающий лед, который блестел на солнце. Широкая, почти в десять метров, но на ней были опрокинутые автомобили, воронки от взрывов, кучи мертвых тел, разбитые ящики, в которых были различные боеприпасы, а также дым погасших пожаров стелился по дороге. Были также убитые итальянские и немецкие солдаты. Были группы убитых вне дороги, лежащих ничком по направлению на восток, они были поражены пулеметными очередями сверху. На дороге труппы были раздавлены и разбиты, смешаны со льдом и снегом. Один из этих мертвецов на дороге был нетронут, он стоял на коленях, нагнувшись вперед, почти на четвереньках. Мы были близко от него, когда остановили машину на несколько минут, несколько русских самолетов пролетали над нами достаточно низко. Его фигура притягивала внимание своей странной позой и особенно головой, она была большая и полностью лысая, блестела на солнце. По нашивкам на форме мы определили, что это был чернорубашечник.

В одной деревне, по которой проходила убогая дорога, полсотни русских женщин, закутанных в платки, подметали снег. Увидев нашу машину, они начали кричать, поднимая вверх метлы. Кричали с насмешкой, возбужденно «Тикай! Тикай!». «Тикай» – это русское слово, означает убегай; или означает просто бегство. Немцам, я думаю, они не кричали «Тикай» – или кричали им один раз и все. Женщины подметали дорогу, чтобы облегчить проход русских войск, это они хорошо понимали. «Тикай» кричали мне, как оскорбление, но не слишком сильное; и казалось напротив приемлемым для этих событий, ожидая от русского гражданского населения их радости. /…/ Позднее за нашей спиной, на расстоянии пяти сотен метров увидели движущиеся пять или шесть русских танков, которые шли прямо на восток. Они конечно должны были заметить нас. Нас или перепутали с русскими, или они имели более срочные задачи.

Митрофановка, когда мы туда прибыли, была ужасна. Было около девяти часов утра 18 декабря. Город горел во многих местах и подвергался атакам русских истребителей. Истребителей было полдюжины, и они летали на бреющем полете, обстреливая из пулеметов, мы видели большие красные звезды на фюзеляжах. Дороги все внутри населенного пункта были заполнены бежавшими солдатами. Почти все эти солдаты (не знаю, возможно, были из дивизии «Равенна», или из дивизии «Коссерия», или из смешанных частей) имели одеяла на голове для защиты от холода и двигались под пулеметными обстрелами, оставляя на снегу кровавые следы. Некоторые шли с намотанными одеялами на ногах, поддерживая друг друга. Они шли без конца, как нескончаемое стадо. Многие заворачивали одеялами голову полностью, оставляя открытыми только глаза, как арабы. Эти одеяла у меня стоят перед глазами до сих пор.

В Митрофановке находился штаб II корпуса. Там был также генерал Риканьо, он рассматривал карты, разложенные на столе вместе с другими офицерами II корпуса. «Хорошо, хорошо, – говорил мне Риканьо, – объясни, что видел около Талого». Я объяснил. «Прибыла группа быстрого реагирования, – добавил Риканьо. – Ими будешь командовать ты». Как сказано в одном военном рапорте, «в Митрофановке, около полудня, офицер штаба дивизии «Юлия» получил приказ встать во главе группы быстрого реагирования в населенном пункте Криничная – перекресток Ивановки». Этим офицером был я, да, был я.

/…/

На улице были альпийские стрелки, первые из группы быстрого реагирования. Черт возьми, радостное ощущение. Некоторые из них ввалились в избу, другая часть оставалась на автомашинах. Мне казалось, что я в безопасности. Слышал громкие голоса, видно было полированное оружие. Я сел в первую машину впереди, и наша небольшая колонна двинулась в путь. Наконец-то альпийские стрелки. С ними мне не страшно. Наоборот, очень спокойно.

/…/

Вот было мое задание, этой ночью ожидать и направлять вперед другие части из группы быстрого реагирования. Но часы проходили, а никто не прибывал. Прошло много времени, разожгли огонь, немного поспал; отдаленные взрывы заставили задрожать стекла в избе. Кончилась граппа, которая была у меня, в бутылке была кварта граппы, которую выпили за два дня, и мне казалось, она была как водичка, едва обжигала. На юге, на горизонте был слышен слабый гром и видно красноватое зарево. Поблизости всюду вспыхивали ракеты.

/…/

Ночью проснулся от шума моторов. Это были немцы, которые вернулись. Остановились, заполнили мою избу. Ели большие куски белого свиного сала, потом уехали. «Русские?», – спрашивал я их. «Везде, со всех сторон», – отвечали мне, показывая вокруг рукой. «Были впереди?», «Прибыли», – говорили они.

Ночью начали прибывать части батальона альпийских стрелков «Акуила», одновременно прибыли с запада отставшие из дивизии «Коссерия». У некоторых из «Коссерия» были мулы. «Даю тебе галеты, – говорил один офицер из «Акуила» солдатам из «Коссерия», – а ты мне мула». Солдаты взяли коробки галет, и отдали мулов без разговоров. Прибыли другие отступавшие немцы, избы постепенно заполнялись. На рассвете прибыли остальные альпийские стрелки из «Акуила». /…/.

* * *

Немцы тем временем все вышли из Крыничной по направлению в тыл. В следующую ночь, на 20 декабря, неожиданно прибыли другие немецкие части с самоходными орудиями. Четыре самоходных орудия также уехали по направлению к Ивановке, но два оставались менее чем в десяти метрах от моей избы в Крыничной и не глушили моторы ни днем, ни ночью. Линия обороны проходила западнее и южнее Крыничной, на расстоянии от двух до десяти километров от населенного пункта. Это казалось совсем близко.

Во второй или третий вечер прибыли в помощь мне два офицера из штаба дивизии, лейтенанты Эудженио Ара, родом из Триеста, и Джиулио Фуксель, родом из Венеции. Фуксель прибыл с группой отставших пехотинцев, собранных кто знает где. Ара и Фуксель говорили мне, что тактический штаб дивизии «Юлия» находится в деревне Ново-Троицкое, в пяти километрах за Крыничной. В четырех или пяти километрах перед Ново Троицким, в колхозе Сталина располагался штаб 385-й немецкой пехотной дивизии, которой теперь тактически подчинялась дивизия «Юлия», выполняя приказы XXIV немецкого танкового корпуса. Прибыли также два десятка альпийских стрелков из штаб-квартиры дивизии, потом первые автомашины с боеприпасами. Мы должны проявлять большую твердость, что характерно для альпийских стрелков.

Вокруг Крыничной образовался фронт полукругом, и сражения продолжались. Было всего несколько часов в день, когда не взрывались орудийные или минометные снаряды. Каждый такой взрыв вызывал гул на очень низких тонах, слышались глухие разрывы от «катюш». Ночью и днем, не переставая, мы должны были держать огонь под автомашинами, чтобы препятствовать замерзанию, и чтобы можно было их завести. Под каждой машиной разводили два костра, один под мотором, другой под дифференциалом. Для поддержания огня мы иногда ломали избы. Но всегда была опасность пожара, который мог возникнуть очень просто. Расходуя минимум бензина или дизельного топлива, мы держали автомашины в готовности, заводя их, на пять или десять минут каждый час. Когда вопреки всем нашим мерам, какая-то автомашина вставала неподвижной, ее долго буксировали вперед и назад. Иногда удавалось возобновить работу мотора, но это была непосильная работа. К нашему разочарованию также замерзали и рули, и другие механизмы, день за днем какая-нибудь автомашина выходила из строя, и ее приходилось бросать. Холод превращал детали машин в изделия из обожженной глины, стальные цепи и тросы, железные пробки, всякого рода металлические детали становились хрупкими. Даже ручки от дверец машин ломались в два счета, что просто поражало всех нас.

Мороз был от двадцати до тридцати пяти градусов. Мы спали каких-нибудь полчаса за целый день. Ночью был большой переполох, носили туда-сюда ящики с боеприпасами и с жиром против обморожения, горючее. Приказы и контрприказы, бесконечные тревоги. Все были изнурены. Мы хорошо знали, что те, кто находится на позициях, на фронте и на флангах, находились на снегу, не имея ни траншей, ни глубоких убежищ, вся линия обороны была едва обозначена.

Очень часто в первые дни и также позже прилетали русские самолеты, обстреливая нас из пулеметов, и бомбили. Один раз самолеты подожгли семь или восемь автомашин, и наша изба была под угрозой пожара. Однажды был воздушный поединок в нескольких сотнях метрах над нашими головами. В бою участвовали два или три истребителя, и немецкий самолет сбил советский, который упал в облаках дыма. Мы громко радовались этой победе.

Четвертая часть

Должен представить отчет о коротких боях, которые продолжались вокруг Крыничной в течение месяца. В этих боях дивизия «Юлия» никогда не отступала. Я чувствую свою причастность к этим событиям, хотя лично не был на передовой.

/…/

Восстанавливаю, несколько сокращенно, события тех дней, на основе военных донесений, свидетельских показаний вернувшихся очевидцев и личных воспоминаний. Дни славы, говоря в военной терминологии. Я восстановил в сокращенном виде, как бы телеграфной форме, хронологию событий. Страницы истории, конечно, имеют пропуски, для которых просто не было места.

День 20 декабря

93-я и 108-я роты из батальона «Акуила» отбили атаки советских патрулей. На лошади проехал Ивановку – перекресток Зеленый Яр и на высоту 153,3. Справа от дивизии «Юлии» заняли позиции 385-я и 387-я немецкие пехотные дивизии, германская бронетанковая группа, названная группой «Фогельян» по имени своего командира и один батальон «Гвардии фюрера». Эти германские части подчинялись XXIV танковому корпусу.

День 21 декабря

На рассвете 108-я рота на высоте 205,6 отбила атаку. В 9 часов артиллерийский обстрел на фронте 93-й роты, после которого вскоре была атака силами, оцениваемыми в два батальона, пришлось отступить на высоту 197,1. Контратака 143-й роты и на высоте разгорелась кровопролитная борьба. 93-я рота отбила новые атаки на высоту 295,6. Некоторые из оставшихся в живых сообщили: «Русские шли вперед взводами и подходили так близко, что люди почти сражались в рукопашную. Мы стреляли как бешенные. Оставалось десяток метров до наших пулеметов, не больше. Несколько раз позади наступавших видели политических комиссаров. Они шли с пистолетами в руках и носили длинные шинели. Когда начиналась атака, они всегда кричали: «Ура, ура!»».

День 22 декабря

Туман. Два русских батальона ударили по высоте 205,6 и по высоте 153,3. Яростное сражение в рукопашную, 143-я рота отходила на высоту 197,1. Организовали контратаку, в которой принимали участие 143-я и 93-я роты, одна рота из батальона «Монте Червино», четыре танка из 3-й немецкой танково-истребительной роты (Panzer Jager), наша 34-я батарея и две немецкие «катюши». Альпийские стрелки забрались на броню немецких танков, преследовали русских до самых домов Ивановки. Наши потери были значительными, но русские оставили на земле сотни убитых. В это утро русские, после целого часа артиллерийского огня, атаковали на фронте 6-й и 12-й роты из батальона «Толмеццо». Возобновление новых атак около одиннадцати часов силами, оцененными в два батальона. Восемь наших батарей поддерживали заградительным огнем, также пять батарей из «Кунеэнзе» открыли огонь в своем секторе. Русские атаки отбили при помощи подкрепления, сформированного из батальона «Чивидале». Другие две атаки развернулись в полдень. Атакующие русские части были из 127-й и 352-й дивизий; пленные признавались единодушно, что в дневных действиях русское командование не смогло переломить ситуацию.

Один из трех оставшихся в живых офицеров из батальона «Акуила», лейтенант Джиузеппе Приско рассказал: «День 22, вновь отбили залитую кровью высоту 205, мы отыскали труппы лейтенанта Ребедджиани и трех альпийских стрелков. Тела офицера и солдат были среди нескольких десятков заколотых. У некоторых еще торчали кинжалы в спинах. Это были кинжалы, которые мы приобрели в большом количестве при отъезде из Гориции, ножики кустарного производства с кожаными ножнами, богато украшенными, это традиция в батальоне. Ребедджиани был командиром штурмового взвода, количество его людей сократилось с шестидесяти до трех или четырех за пять дней боев». Мы вынули из тел кинжалы, это начало Рождественской недели, сегодня был только один русский пленный.

День 23 декабря

Действия артиллерии с противоположной стороны. Батареи из «Конельяно», «Валь Пьяве» и из XXIII группы 105-мм орудий (105/28) обстреливали населенный пункт Новая Калитва. Русские обстреливали позиции «Толмеццо» и группы «Конельяно».

День 24 декабря

Две атаки прошли в течение часа. Одна против «Валь Чисмон» и «Виченца» и одна позже против «Толмеццо». Настойчивая атака повторилась в конце первого часа. Пришлось сформировать части подкрепления из штабных рот батальонов «Акуила» и «Валь Чисмон»; 385-я германская дивизия установила пять самоходных орудий. Контратаковали 108-я рота из батальона «Акуила» и 277-я рота из батальона «Валь Чисмон». Русские отступили, оставив в наших руках 53 пленных, вооружение и военное имущество. Для устранения вклинивания русских батальонов «Виченца» атаковал по направлению на Зеленый Яр и продолжал сражаться: только на фронте одной своей роты – 59-й осталось после боя около четырех сотен трупов русских. Четыре часа продолжался бой на фронте батальона «Толмеццо». Атакующие русские части были из 537-го полка 160-й советской дивизии. Тридцать восемь градусов ниже нуля.

День 25 декабря

Открыли артиллерийский огонь против полковой колонны неприятельских сил, которая продвигалась в секторе 9-го полка альпийских стрелков. Колонна стала отступать, меняя направление движения.

День 26 декабря

Ночная атака в 3 часа 15 минут на фронте батальона «Толмеццо» после короткого артиллерийского и минометного обстрела. Русские использовали пулеметы, установленные на санях. Русские самолеты сбрасывали зажигательные бомбы с низкой высоты. Сражение затихло около 6 часов, русские не смогли прорвать нашу линию обороны ни в одном пункте. Почти одновременно, в начале около 5 часов 30 минут, потом в 6 часов 15 минут и последняя в 7 часов 15 минут, русские атаковали силами до одного полка высоту 205,6 после сильного обстрела. Развернулась тяжелая и кровопролитная борьба. Высоту защитили несмотря на все трудности. После каждой атаки десятки пленных попадали в наши руки. Холод значительно усиливается. Во всем районе не было дров и нечем было их заменить. Только через несколько дней прибыли дрова из тыла, они принесли большую пользу для подготовки обороны и для согревания. В один только день из батальона «Акуила» было эвакуировано 65 обмороженных.

День 27 декабря

Воздушная бомбардировка позиций альпийских стрелков в районе Крыничной и высоты 205,6. «Валь Чисмон» вел кровопролитный бой. Шесть русских танков, двигавшихся к Крыничной, были подбиты немецкими самоходками.

День 28 декабря

Кровопролитные и драматические атаки и контратаки на высоте 205,6. В течение ночи русским войскам удалось потеснить справа альпийских стрелков и части 387-й германской дивизии. Поэтому высота 205,6 должна была быть очищена. Возобновил атаки батальон «Акуила» и позже вновь захватил высоту, примерно в 5 часов утра. Обмороженных в этот день было 103 человека.

День 29 декабря

Затишье на всем фронте. Части батальона «Акуила» покинули линию фронта и направились для переформирования и отдыха. Оставались на отдыхе 48 часов.

День 30 декабря

Кровопролитные бои. Русские атаковали, используя двадцать пять танков. Немцы потеряли высоту 205,6. По просьбе Эйблаба, командира 387-й германской дивизии, 69-я рота из «Джемона» отвоевала высоту. Тяжелая борьба весь день по всему фронту усиливалась ближе к 22 часам на фронте 6-й роты из батальона «Толмеццо», где атаковали и контратаковали в штыковых боях. Артиллерийский огонь на всем фронте и в тылу, поблизости от Крыничной, в секторе 9-го полка альпийских стрелков. Наши позиции были в критическом положении после четырех часов борьбы. Требовалось вмешательство немецкой авиации и танков. 59-я рота из «Виченца» закрыла брешь в обороне. Ситуация вновь стабилизировалась к 19 часам.

День 31 декабря

Атаки на всем фронте. В первые часы сражения русские потеряли шесть танков, три из которых были уничтожены противотанковой артиллерией немцев, а три – уничтожены противотанковыми орудиями 80-й роты из батальона «Монте Червино». Один русский пленный признался, что атака, проведенная в предыдущий день, в секторе 8-го полка альпийских стрелков, была организована с использованием всех наличных сил, собранных по сусекам (повара, прислуга, писари и тому подобное) и, что 537-й советский полк имел тяжелые потери. Также и наши потери были большими, особенно среди 3-го смешанного саперного батальона из дивизии «Юлия», который участвовал в бою вместе с альпийскими стрелками.

Дни 1–2-3 января

Не было никаких атак. Однако, имелось ощущение, что русские усиленно готовятся. Небольшая запись из журнала Альпийского армейского корпуса, которая еще сохранилась, была датирована 2 января: «Начиналось сильное давление».

День 4 января

Под сильным натиском германские войска оставили высоту 205,6. Высоту, после серии боев потеряли примерно в 20 часов, «Чивидале» отступил под давлением превосходящих сил. Два часа спустя 16-я рота из батальона «Чивидале» вновь отбила эту высоту.

День 5 января

Утром высота 205,6 была потеряна и вновь отбита 16-й ротой из «Чивидале». В семнадцать часов неистовая атака советских войск, несмотря на сильную снежную бурю, она принесла кровопролитные результаты.

День 6 января

После интенсивной стрельбы нашей артиллерии один наш взвод безуспешно пытался вновь занять высоту 205,6, также безуспешной была и его вторая атака, час спустя. Удалось взять высоту только после третьей атаки, проведенной 74-й ротой из «Чивидале» в сопровождении двух немецких самоходных орудий. Было захвачено сорок три русских пленных. «Чивидале» потерял за день триста человек убитыми и ранеными. Наша артиллерия отбила атаку танков в направлении Ивановки. Сотня обмороженных.

Дни с 7 по 14 января

Русские не пытались больше атаковать. Внезапная вылазка наших частей привела к взятию в плен нескольких офицеров и оружия. Девятого января я прибыл в тактический штаб дивизии «Юлия». Риканьо сказал: «Осталось десять дней, чтобы привести себя в порядок, разместиться и защититься от мороза, но не больше». В дневнике истории дивизии читаю количество обмороженных седьмого января: 148 человек.

* * *

/…/

Пришло четырнадцатое января. Был на фронте, который удерживали немцы, справа от нас и который советские войска прорвали на рассвете по всей ширине. Русские прорвали фронт, удерживаемый группой «Фогельян» и танковым батальоном из «Гвардии фюрера», но не фронт дивизии «Юлия». Я не буду говорить об этом.

Германский полковник Отто Хейдкампер, в те дни был начальником штаба XXIV танкового корпуса, а позже командиром, заменившем после смерти в окружении генерала Эйбля.

Дата 14 января

Жилин (населенный пункт, который был в тридцати километрах ниже Россоши и в пятидесяти километрах за нашей спиной). В докладе Хейдкампер сообщал: «Четырнадцатое января утром разразился ураган, страшное предзнаменование, свист многочисленных «орга́нов»^[13] Сталина. Мы заняли отдельные позиции; но между ними было расстояние в два или даже три километра, где не было ни одного солдата. Так вражеский ураган обрушился на эту нашу тонкую линию обороны, отдельные группы храбро сражались, и в полдень борьба уже бушевала на всех оборонительных позициях. Сильные атаки неприятеля были направлены в сектора, занятые батальоном «Гвардии фюрера» и группой «Фогельян», эти оборонительные позиции располагались на большом расстоянии одна от другой, что не позволяло создать единый фронт, который бы выдержал непрерывные танковые атаки, поддерживаемые артиллерией и орга́нами Сталина. Уже тринадцатого некоторые неприятельские танки проникли в Куликово, между тем как другие в полдень пробились к Михайловке. Мы сражались везде самоотверженно, но силы уменьшались на линии фронта под давлением численно превосходящего неприятеля. Прорыв не могли больше сдерживать. Все резервы исчерпаны до последнего человека, все вступили в бой. Температура была двадцать четыре градуса ниже нуля. Генерал Вандель, командир XXIV корпуса, решил направиться в тыл, слева, после чего несколько часов не было известий…»

Генерал Вандель в эту ночь был убит. День спустя, пятнадцатого января, передовые части русских танковых сил были уже в тридцати километрах за Жилином, это означало, что они находились уже в восьмидесяти километрах за нашей спиной. Это случилось юго-западнее дивизии «Юлия». Севернее были только дивизии «Кунеэнзе» и «Тридентина», которые еще оборонялись на Дону. Превосходящие силы советских войск также прорвали почти одновременно венгерскую линию обороны. Альпийский армейский корпус остался почти изолированным, далеко впереди, оставаясь на месте в ожидании приказов. Потеряли день четырнадцатого, потеряли день пятнадцатого, потеряли день шестнадцатого. Приказ пришел только вечером семнадцатого января.

Альпийский армейский корпус имел бы другую судьбу, если бы приказ на отступление был отдан своевременно, хотя бы вечером пятнадцатого января. Или даже шестнадцатого, через двадцать четыре часа. Очевидно, немецкие штабы думали задержать или воспрепятствовать советскому наступлению, прикрывая тыл, задержав отход двух свежих итальянских дивизий, которые в довершении всего были лишены транспортных средств.

Поэтому только семнадцатого января получили приказ альпийским стрелкам начать отступление, но они были обречены, эти десятки тысяч человек, которые составляли лучшую часть итальянского экспедиционного корпуса в России. Как бы высшее немецкое командование распорядилось в этом случае своими немецкими войсками, если бы они были поставлены в такие же условия, как наши, на грани уничтожения? Их положение также было тяжелым после осады и разгрома под Сталинградом. Но только для них мы были пушечным мясом для замедления советского наступления.

В Крыничной мы еще не знали, что Сталинград был теперь уже полностью окружен, и близок к падению, что осталось только семь тысяч в живых из более чем тридцати тысяч человек XXXV итальянского армейского корпуса, который был окружен в Чертково, и что другие итальянские дивизии, кроме «Равенна» и «Коссерия», были смяты, на протяжении всего фронта вблизи Сталинграда. Четырнадцатого января прорыв справа от нашего фронта и на севере, на венгерском фронте. Мы это не знали, и утром пятнадцатого, когда штабы и части VII венгерского корпуса, прикрывавшие на севере Альпийский армейский корпус, начали собирать свои пожитки тайком, несмотря на просьбы Командования группы армий «Б» и не получив разрешения на отступление. 16 января получили новый отрицательный ответ, в котором подчеркивались утверждения, что приказы Гитлера необходимо выполнять беспрекословно. Командование Венгерской армии было не свободно в своих инициативах по отступлению, и брали на себя всю ответственность. В действительности, в момент официального разрешения различные мадьярские формирования уже отступали двадцать четыре часа. Среди этих соединений была 53-я венгерская дивизия из VII корпуса, которая оставила свои позиции на Дону, расположенные севернее дивизии «Тридентина», даже без сообщения о своем решении штабу альпийской дивизии хотя бы по телефону.

Теперь, во время отступления, правый фланг Альпийского армейского корпуса остался полностью открытым. Беспорядочное и неорганизованное венгерское отступление создало брешь, в которую устремились моторизованные и танковые советские части, атаковавшие затем альпийских стрелков на марше по направлению на запад, все это происходило из-за распада мадьярского сектора обороны.

* * *

Однажды в полдень неожиданно услышали гул танков. Это было пятнадцатого января. Мы смотрели вокруг, во все глаза, в окошки нашей избы в Крыничной, испытывая тревогу. Танки были русскими, два десятка. Они прибыли с юго-востока и двигались на запад. Оставалось примерно триста метров до нас, до окраины деревни.

/…/

Три десятка наших автомашин, едва добрались до северного берега Калитвы, когда русские снаряды начали взрываться на берегу и на болоте. К счастью не задели наших транспортных средств, за короткое время нашего перехода. Но взрывы взламывали лед и пара немецких гусеничных машин провалились почти полностью. Немцы бросились вплавь в ледяной воде и звали: «Франц!», «Карл!». Едва кто-то из них выбирался из ледяной воды, она замерзала, превращая одежду в камень. Но поблизости были избы, к которым немцы бежали, ругаясь.

Появились в поле зрения первые дома Терновки когда уже наступила ночь. Мы едва стали оттаивать, когда не больше чем через час пришел новый приказ: «Двигаться к Славянску, пять километров на север». Снова двинулись поспешно, в темноте и в толчее. Мы начали беспокоиться. «Здесь, сейчас мы можем попасть в окружение», – говорили все. Орудийный грохот был слышен отовсюду вокруг, однако немного меньше с западного и северного направлений.

* * *

Советские танки появились недалеко, перед нашими избами в Крыничной, и продолжали двигаться в нашем тылу. В Россоши находился штаб Альпийского армейского корпуса и различные другие штабы. Есть описание этой ночи, с пятнадцатого на шестнадцатое января, и событий, происходивших в Россоши. Мне его передал сегодня, двадцать лет спустя, бывший альпийский стрелок Валентино Петрелли, которого звали Тино, тогда он служил в 20-м прожекторном отряде альпийского армейского корпуса.

/…/

«В ночь с пятнадцатого на шестнадцатое января, – рассказал Тино, – я был в Россоши, в охране. Мне сообщили, что русские танки наступают на нас, на штаб Альпийского армейского корпуса. Мы были вместе с Гритти из Лекко и Нава из Комо, два необыкновенных пулеметчика. Они установили на позицию пулемет, на открытом месте и открыли огонь вниз. Не так далеко от нас были альпийские стрелки из «Монте Червино», они занимали позиции между кладбищем и школой, в которой с двадцатью пятью карабинерами находился генерал Наши. Около двух часов мы услышали приближающийся шум танков. Но ничего не происходило. С первыми лучами рассвета один русский танк въехал на кладбище, опрокидывая могильные плиты и кресты. Примерно семь русских танков проходили по улице один за другим, как на параде. Они добрались до железнодорожной станции, которая находилась в конце длинного проспекта. Перед станцией стоял немецкий танк. Он был неподвижен из-за оборванной гусеницы. Этот танк подбил пять русских танков менее чем за один час. Русские танки действовали медленно и наводчики были, наверное, менее опытные. Позднее в бой вмешались две «Штуки». Мы в первый раз видели, как «Штуки» пикируют на цель менее чем в ста метрах от меня. Это произвело на меня огромное впечатление. Самолеты с завыванием пикировали на русские танки, бомбили точно, подбивая их. Из окон изб выглядывали плачущие женщины, которые видели обломки танков и русских, которые горели, как факелы. Кричали: «Нехорошо! Нехорошо!». Переместившись, мы увидели один танк Т-34, который остановился перед избой. Альпийские стрелки стреляли по танку из пулемета, установленного на подоконнике окна. Танк выстрелил из орудия по этому пулемету, после чего альпийские стрелки прекратили стрельбу и вышли из избы с поднятыми руками. Когда все альпийские стрелки построились, русские вышли из танка и размахивали парабеллумами (ППШ). «Курки» белые, решили русские. Они искали белые перья высших офицеров^[14]. Последний альпийский стрелок вышел тайком из избы, подполз к танку, чтобы поджечь его бутылкой с бензином. Он убежал, перелез через каменный забор и ввалился внутрь нашей избы, упав на землю. Он не был ранен, только утомлен бегом. Около одиннадцати часов русский танк приблизился к мосту на реке и остановился, солдат из охраны моста спрятался за насыпью. Вместо того, чтобы оставаться на мосту, танк спустился к реке. Но лед не выдержал и треснул, танкисты вылезли и сдались в плен».

Но в полдень того же дня, шестнадцатого января, под натиском сильной танковой атаки Россошь попала в руки русских. Штаб Альпийского армейского корпуса своевременно прорвался и двинулся на север, по направлению к Подгорному. Но тогда мы были изолированы и ничего не знали о случившемся.

* * *

Утром шестнадцатого января в небе у Славянска русский самолет сбросил тучи пропагандистских листовок, предлагающих капитулировать. Эти листовки, сброшенные рядом с нами, были двух типов. Я сохранял их бережно более чем двадцать лет. Одна была небольшая на желтой бумаге. Короткая надпись на одной стороне по-итальянски: «Итальянские солдаты! Вы окружены!» И на другой стороне, по-итальянски наверху и по-русски внизу: «Пропуск. Всем итальянским офицерам и солдатам, которые сдадутся, гарантируем жизнь, хорошее обращение и возвращение на родину после окончания войны. Командование Красной Армии на Дону». Другая, гораздо более распространенная была бледно-голубая и сообщала, после преамбулы, десять «советов» и предупреждений, таких как: «Не показывай офицерам», «Должен знать» и подобные этим в преамбуле, включая рисунки, «Постановление Совета Народных Комиссаров СССР № 1798, принятое в начале июля 1941 года, гарантирует всем военнопленным, без различий в национальностях, хорошее обращение, прямую переписку с семьей и возвращение на родину после войны. Помню, что Приказ № 55 Народного Комиссара обороны СССР, Сталина датированный 23 февраля 1942 года, требовал от командиров и солдат красной армии брать пленных солдат и офицеров, которые сдались и уничтожать тех, кто с оружием в руках пытается поработить Советскую Россию». Например, в листовке были следующие советы: «По согласованию с надежными товарищами действовать вместе с ними, чтобы лучше обманывать бдительность офицеров и их шпионов. Во время отступления держаться подальше от своих командиров, хромать, симулируя ранение ноги. Во время остановок в деревенских домах, прятаться там до прибытия красноармейцев… Во время атаки русских поднимать руки. Если среди вас есть предатель, связать или лучше убить его. Не оставлять ни в коем случае вашу военную униформу. Это требует международное право. Для русских военные законы священны. Каждый пропуск действителен для нескольких солдат, которые сдаются. Если не имеете пропуска, запомните одну фразу, которую надо громко кричать по-русски: «Русс сдаюсь!».

Остались в Славянске на весь день и ночь, и на следующее утро. Перед нами, тем временем, батальоны и батареи из дивизии «Юлия» продолжали удерживать свои позиции, которые захватили еще почти месяц назад.

Около полудня услышали сильную канонаду вдалеке, по направлению к Россоши, в дюжине километров за нашими спинами. Мы знали, что не было никакой немецкой обороны южнее дивизии «Юлия», и этот шум вызван, как они говорят, «некоторым проникновением», которое было вследствие отсутствия взаимодействия, и которое наш батальон должен «исправлять, растянув собственные позиции фронтом по направлению на юг».

Из штаба дивизии «Юлия» получили сообщение: нам надо в первые часы после полудня грузиться на автомашины и быть готовыми к движению. «Запахло окружением», – говорили между собой встревожено. В этот день, семнадцатого января, советская танковая колонна была уже более чем в ста километрах позади нас, в нашем глубоком тылу, ими были захвачены города, населенные пункты, железнодорожные и автомобильные узлы, склады, захвачены штабы.

После полудня, грохот артиллерийской канонады возобновился совсем близко. Теперь смазывали ноги и лица жиром против обморожения. Все были мрачными. Дул сильный ветер с Дона, небо было ясное.

В начале вечера автомобиль остановился перед нашей избой. Это прибыл офицер из штаба дивизии «Юлия», майор Стеффенсен, он позже попал в плен и был освобожден. Стеффенсен торопливо кричал: «Грузите все боеприпасы и все горючее на четыре или пять грузовиков, которые необходимы для прохождения всего пути. Уничтожить все, что останется, обязательно. Первый этап Подгорное, потом по направлению на запад».

Стеффенсен никогда не демонстрировал поспешность в своих действиях. Но теперь он тоже изменился. Подгорное было по дороге, в сорока километрах по направлению на северо-запад. Стеффенсен добавил: «Быстрее заканчивайте, все надо делать быстро. Без всякого сожаления, ненужное уничтожать. После Подгорного на запад, только на запад».

С неба посыпались новые русские листовки, призывающие к капитуляции. Мы смотрели на начало этого большого отступления.

Пятая часть

Окружение от Дона до Донца началось для меня с семнадцатого и закончилось тридцать первого января 1943 года. Пятнадцать нескончаемых дней и ночей, двести пятьдесят километров по воздушной линии и более четырехсот по земле. Все пешком, в среднем двадцать семь километров ежедневно по снегу и льду. Было даже больше четырехсот пятидесяти километров, если учесть повторный отъезд из Крыничной.

Длительный выход из окружения с некоторыми трудностями помогали мне преодолевать бойцы рот, спасшихся со мной. В мешке время не существовало, оно начало исчезать как понятие и не воспринималось после пары дней отступления. Внутри мешка существовали только день и ночь, сани перевозили раненых и обмороженных по скрипучему снегу, русские атаковали без передышки и их ужасные танки, и их куртки хаки, их коренастые пулеметчики. Существовал только мороз, который продирал до костей, снежные вьюги, в которых трудно даже дышать. Голод начался после первых дней, убитые в сражениях или умершие встречались вдоль дороги, замерзшие в ослепительной белизне этой равнины. Мы не знали всего.

Потом сон смешался с действительностью, после пеших переходов, ноги стали как свинцовые. Постоянно было желание упасть на снег, он такой мягкий, рыхлый и белый, и спать; или остановиться в какой-нибудь избе, но мы шли и шли. Прощайте все, конец, все закончится на таком морозе, и эти убитые, и вопли раненых. Позже были драки между нами и немцами, иногда со стрельбой. Потом встречались друзья, альпийские стрелки, позже они исчезли, и я их больше не видел; но они остались, остались в наших душах, помогая побеждать усталость, мороз, обморожения, ранения и иногда они неожиданно возвращались со стороны, некоторые попадали в плен и были позже освобождены. /…/.

Никто из нас не представлял, что отступление будет продолжаться больше двух недель и что отступление будет таким бедственным. Из Славянска в Подгорное наши четыре или пять грузовиков, перевозившие людей, боеприпасы и горючее добирались почти десять часов. В ту ночь я держал в уме два основных момента, я во главе обоза и то, что будет впереди в ближайшее время. Мы были на дне котлована, там скопился десяток грузовиков, на дороге много пеших, перед нами подъем, покрытый полированным льдом. Ночь, яркий свет фар, приказы, выкрикиваемые на итальянском, и немецком языках, проклятия, тревожное ожидание, необходимо было срочно удаляться от фронта. Лед остановил автомобили после тридцати или сорока метров подъема, мы делали все возможное. Толкали один грузовик двадцать или тридцать человек, но людей не хватало, ноги скользили. Пошли в лес рубить кустарники, чтобы класть их под колеса, потеряли много времени, но нам удалось преодолеть препятствие.

Вспоминаю другой момент, преодолевали какой-то мостик и разбитый участок дороги, шли вперед с трудом. Начинаем спускаться, преодолевая трудный отрезок дороги, покрытый льдом. Позади нас теперь уже скопилась длинная колонна немецких автомашин, водители которых начали сигналить непрерывно, не давая нам передышки. Один из наших пошел назад сказать, чтобы они ждали терпеливо, а мы продолжали работать, приводя в порядок этот мостик. Но клаксоны продолжали гудеть, мучая нас. Раздражение и ожесточение охватило всех, все были страшно возмущены. Помню, что клаксон первой машины гудел непрерывно, мы открыли дверцу и вытащили за воротник водителя. К нему подошел офицер и дал ему громкую пощечину. Немец побледнел, но не сказал ни слова, все клаксоны продолжали гудеть. Эта ночь мне показала одну из негативных сторон немецкого характера, это постоянное их мнение о своем превосходстве во всем, какое-то всесилие, доведенное до крайности. Немцы не останавливались и не разговаривали с нами, кажется с того времени.

В Подгорном, ночью восемнадцатого января термометр показывал сорок четыре градуса ниже нуля. Штаб дивизии «Юлия» находился недалеко от железнодорожной станции, куда я вскоре добрался. В том же здании разместился также весь или часть штаба Альпийского армейского корпуса, переведенного из Россоши. В эти часы два полка альпийских стрелков из дивизии «Юлия» (8-й и 9-й) и артиллерийский полк (3-й), стали отступать с фронта у Крыничной, в движении, растянулись по дороге Подгорное – Россошь. Движение началось вечером семнадцатого января в пешем строю по открытой степи. При этом батальоны дивизии сократились с одной тысячи шестисот до трехсот, или четырехсот, или пятисот человек. Части перевозили с собой на санях раненых и обмороженных. Для перемещения с позиций на фронте до дороги, проходящей позади, и параллельно дороги из Подгорного в Россошь, необходимо было пройти от двадцати четырех до тридцати часов изнурительного марша, во время которого, группы опаздывали с прибытием, и поэтому колонна растянулась на запад.

С дивизией «Юлия» отступала дивизия «Кунеэнзе» еще в полном составе. И отступала дивизия «Тридентина», которая влилась в колонны, несмотря на тяжелые оборонительные бои на Дону пятнадцатого, шестнадцатого и семнадцатого января. Надо сказать, что против батальонов «Морбеньо» и «Вестоне» советские атаки были особенно суровыми, как и в секторе батальона «Эдоло», но они выстояли. «Кунеэнзе» и «Тридентина» начали отступление по приказу, взяв с собой в дорогу на санях все, и одеяла, тщательно сложенные в рулоны, и даже мотки колючей проволоки, еще не использованной на передовой. Обе дивизии оставили позиции на Дону, но много часов русские не замечали эту эвакуацию и арьергард остался целым. То же сделала дивизия «Юлия» в своем секторе. Отступали вместе с дивизией «Юлия» части XXIV немецкого танкового корпуса. Почти все самоходные орудия и гусеничные машины из XXIV немецкого корпуса были уничтожены за месяц боев перед Крыничной. Остался десяток самоходных орудий, четыре или пять гусеничных машин, четыре 88-мм орудия на колесном ходу и несколько «небелверфер» – германских пятиствольных «катюш». 385-я и 387-я немецкие дивизии в течение одного месяца действовали вместе с «Юлия» и уменьшились до одной четверти от своего штатного состава, они отступали вместе с нами. В этих дивизиях были роты, насчитывающие двадцать человек. Из дивизии «Юлия» последним выходил от Крыничной батальон «Акуила», если не ошибаюсь. Они пытались оторваться от преследовавшего неприятеля. Майор Саллустио в полдень семнадцатого звонил в штаб «Акуила» с передовых постов, захваченных месяц назад, яростно крича: «Эти немецкие собаки уже ушли. А мы еще здесь». В эти часы части батальона «Акуила» попали под обстрел русских орудий.

Из Подгорного выходили с первыми лучами рассвета, из здания, которое приютило штаб дивизии «Юлия», было видно, как горит город. Сжигали сахарный завод или рафинадный завод, мельницы. Зарево было видно на большом расстоянии. Несколько дорог из центра были единственными дорогами, которые проходили вблизи пожаров, приятно согревая лицо. Недалеко от станции стояли немецкие гусеничные машины. Впереди, на радиаторе одной машины сидел офицер из штаба «Юлия», лейтенант Гизетти, /…/, он осуществлял связь между Альпийским армейским корпусом и XXIV германским корпусом. /…/ Потом мне сказали, что Вандель, командир XXIV немецкого корпуса, был убит в сражении три или четыре дня назад. Какое-то время его приемником был генерал Яарр, который позже застрелился. Через два или три дня после этого будет убит также и третий приемник, генерал Эйбль. Эйбль в то время находился около Гизетти и говорил поитальянски: «Черт возьми, как холодно». Эйбль был австрийцем и принимал участие в войне 14-го года в качестве младшего лейтенанта. Осенью 1942 года он потерял сына на русском фронте.

Шел небольшой снег. Дорога, дорога, вдоль которой полыхали пожары. Придавали огню все, что смогло бы послужить русским, от дыма слезились глаза. Генерал Наши, говорил альпийским стрелкам: «Есть дата приказа на марш, который задержали на три дня и три ночи». Это мы слышали от некоторых офицеров, которые в первый день были на совещании штабов Альпийского корпуса и XXIV германского корпуса. Вот что писал об этом совещании, несколько лет спустя, начальник штаба генерала Эйбля, полковник Хейдкампер: «Генерал Эйбль высказал свой взгляд на ситуацию и необходимые меры. Следовало объединиться на войне. Необходим тяжелый труд и напряжение всех сил для сдерживания ситуации: позже, возможно, будет вмешательство. Вся серьезность ситуации, кажется, еще не была понятной Альпийскому корпусу. Один командир итальянской дивизии говорил, что его дивизия была снабжена мулами, которые были обеспечены на три недели военных действий, но для них теперь нет ничего».

/…/

Необходимо было добраться до штабов 8-го и 9-го полков альпийских стрелков, чтобы быстрее передать им приказы на отступление, вернуться и доложить. Но штабы двух полков были в движении, никто не мог сказать точно, где они находились в данный момент. Телефоны перестали действовать, по радио соединялись отрывочно, путаница росла с каждой минутой. Из Россоши советские силы направились на Подгорное и могли захватить его через один или два часа.

«Нет, не пройдут», – кричали офицеры. Но все-таки я читал страх в их глазах. «Иди, Корради!», – приказал мне Риканьо. В сопровождении Нонино, который пропал два дня спустя, вероятно в каком-то бою. Нонино и мне генерал Риканьо отдал свой большой автомобиль, английского производства, захваченный у неприятеля. «Не думаю, что мог бы вам больше услужить», – говорил он. Теперь уже в нем было больше уверенности. «Мы оставим Подгорное только после вашего возвращения», – так сказал он напоследок. Это означало, что Риканьо не думал начинать движение без уверенности, что приказы переданы по назначению.

Нонино и я уехали с письменными приказами для полков. Быстро наступила темнота, дорога из Подгорного была забита потоком людей, автомашин, гусеничных машин, саней, мулов и повозок, которые двигались в противоположном нашему направлении. Мы двигались на юг, поток двигался на север. Мы перебирались через какие-то мостики и частые пробки, продолжали следовать дальше. Каждый пройденный километр был зоной обстрела советской артиллерии и черная масса войск, дождавшись паузы в обстрелах, двигалась бегом. Пожары виднелись ночью – сжигали склады продовольствия и боеприпасов, эта жаровня вызывала взрывы и большой шум. Некоторые склады были полностью разграблены, видели четко выделявшиеся на фоне огня черные силуэты солдат, которые тащили банки и меховые пальто, или еду в подшлемниках. Ходили сбежавшие мулы и лошади, стояли замерзшие автомашины или застрявшие в снегу и брошенные как бесполезные. Все кругом орали и ругались, падая в неописуемой толчее.

В некоторые моменты осветительные ракеты ночью бороздили небо, освещая почти все как днем. В других местах была полная темнота, непроглядная, но наполненная странным грохотом и разрывалась вспышками прожекторов. Чтобы распознать человека, необходимо было остановить его за плечо и посветить в лицо карманным фонариком. В основном встречались альпийские стрелки, пехотинцы, артиллеристы, солдаты иностранных частей, названия которых я даже не слышал: немецкие гренадеры, эсэсовцы, венгры, гражданские русские, румыны.

«Где штаб 9-го полка? Где штаб 8-го полка альпийских стрелков?», – спрашивали мы. Спрашивали сотни раз, спрашивали каждые пятьдесят, сто или двести метров, ехали вперед, возвращались назад, вновь продолжали движение и снова шли вперед, терялись и находили ориентиры дороги. Ничего. Потерянное время усиливало тревогу.

Никто ничего не знал, альпийские стрелки говорили только номера своих рот. Но альпийские стрелки попадались редко, может быть, они находились еще далеко от нашей дороги. Из альпийских стрелков выделялись офицеры. «Штаб батальона? – слышали мы в спешке несколько ответов. – Надо идти вперед, может быть где-то впереди». Вперед куда? Назад куда? Колонны двигались толпами, огромными потоками, входящими в район расположения изб, которые находились по сторонам дороги. Они тянулись по сторонам дороги почти на два десятка километров. Были тысячи и тысячи изб, все одинаковые, размещались в три или четыре ряда, в некоторых населенных пунктах было много рядов изб, создавая целые деревни с одним названием. Избы переполнялись итальянцами, немцами и венграми на остановках во время движения к новому фронту. Находим избы с альпийскими стрелками, пьяными и сонными, некоторые были с босыми ногами, уже посиневшими. Температура была очень низкая, возможно до сорока градусов. Массы солдат продолжали движение на запад, свет прожекторов и взрывов освещал дорогу Подгорное – Россошь, как фары ночью. Прерывая движение, выезжали с дороги и заходили внутрь изб с надеждой найти необходимое для продолжения движения в ближайшее время. Автомобиль двигался с трудом по снегу, часто мы должны были толкать его. Один офицер альпийских стрелков с пистолетом в руках стал очищать избу для размещения раненых, которые находились на двух санях. Офицер был на пороге избы, из которой выходили итальянские и немецкие солдаты вперемежку. Один возничий стучал в дверь с дикой силой, его мул убежал, таща за собой груженые сани. Было слышно, как стреляет пулемет на противоположной стороне дороги. Офицер не знал ни о 8-м, ни о 9-м полках альпийских стрелков, «Свинские вооруженные силы», – ответил он.

Мы вернулись на дорогу снова. Три, четыре, десять и более попыток сориентироваться в потоке людей и машин. Никаких новостей от 8-го и 9-го полков. Постоянно попадался встречный поток. Мы отклоняемся вновь от дороги, ищем среди изб; машину временно пришлось оставить в снегу. Проходившие альпийские стрелки помогли нам вытащить машину. Такие случаи повторялись много раз, но находили всегда добровольцев, готовых толкать ее. Меня мучила мысль, что когда машина сломается, придется бросить ее и пешком идти с приказом в кармане.

В одной избе нашли, наконец, штаб батальона «Пьеве ди Теко» из дивизии «Кунеэнзе». Командир, Кармело Катанозо сидел за столом и рассматривал топографическую карту при свете керосиновой лампы. Мы давно знали Катанозо, с которым у меня была взаимная симпатия. «У меня нет идей, где они могут находиться, – говорил мне Катанозо, – но, если встреча будет, сообщите мне». Лицо и глаза офицера выражали грусть и теплоту. На выходе встретили автомашину, в которой сидел капеллан. «Я знаю, – сказал капеллан, – где штаб 8-го полка альпийских стрелков. В четырех или пяти сотнях метров отсюда».

Можно было доехать на автомашине за пару минут, если не потеряться в ночи, в этой путанице. Но наша машина глубоко застряла в снегу, и мы потеряли путеводную нить. «Бог мой, – говорили мы, – что теперь делать?» Но нам улыбнулась удача, и в одной избе встретили командира 9-го полка Лавиццари. Это было, как найти две иголки в стоге сена, но делать было нечего. Двигались вперед, возвращались назад, двигались снова вперед, постоянно спрашивали от избы к избе. На одном перекрестке попали под обстрел. Пули пролетели далеко от нас, но две продырявили темный кузов нашей машины. Видели нескольких убитых, лежавших на снегу, потом проехали какой-то мост, затем какие-то избы рядами. «Здесь семьдесят шестая рота». И дверь захлопнулась со злобой, кричали: «Здесь двенадцатая!» «Здесь четырнадцатая батарея!» «Здесь девятое Отделение снабжения!» «Здесь немецкие гренадеры триста восемьдесят пятой дивизии!» «Здесь двадцать седьмая танковая дивизия!» «Здесь острейтеры^[15]!». Острейтеры – казаки, служившие немцам. Они сражались против русских с особой жестокостью.

Двадцать один час, двадцать два часа. У меня нарастало отчаяние, мне казалось, что конверты с приказами мне жгут карман. Двадцать три часа. Над нашими головами пролетали артиллерийские снаряды или снаряды «катюш», которые производили страшный грохот, стартуя с десятков направляющих их рельс, раскаты грохота. Двадцать три часа пятнадцать минут. Мой друг и боевой товарищ Нонино был спокоен. «Мы были почти везде, – говорил он, – что мы можем сделать еще?». У меня не было больше сил, я очень устал. Начинаем дрожать. На пороге одной избы стоял мул, запряженный в сани. Мул пил из ведра, которое держал альпийский стрелок. Ведро было полное коньяка.

* * *

Читаю в одном итальянском военном рапорте, что штаб 8-го полка альпийских стрелков получил приказ на отступление в час ночи 19 января и, что 9-й полк альпийских стрелков получил приказ в час тридцать. Пусть будет так, но Нонино и я доставили оба приказа немного раньше часа, указанного в рапорте. В два полковых штаба мы добрались на час раньше, но их части были еще на марше, далеко позади, без какой-либо связи или даже временного контакта. В избе 9-го полка было темно. Горела одна лампада. Достал конверт из кармана мундира и передал его с огромным облегчением.

/…/

Дорога на Подгорное стала более загромождена, чем раньше. Все транспортные средства двигались очень медленно, плотной массой, постоянно останавливаясь. Автомашины, которые были повреждены или замерзли и задерживали проезд, опрокидывали с дороги с нетерпением другие автомашины, которые следовали за ними. Некоторым машинам удавалось ехать вперед вне дороги, по снегу. Другие застревали, их бросали и грабили полностью. В прерывистом свете ракет видели группы альпийских стрелков и немцев, которые рылись среди грузов в поисках продовольствия и одежды. Мешки, раскрытые ящики, разбросанные по земле медикаменты и противогазы. Эти инциденты продолжали вспыхивать постоянно. Бросали тысячи меховых одежд, уже замерзших, которые хранили и берегли до самого конца, до этого момента, а также обувь, шерстяные вязаные вещи, сотни тонн съестных припасов, груженые вагоны.

Позднее, около двух с половиной часов ночи, дорога была полностью блокирована. Впереди, кажется, был разрушен мост. Или, может быть, шел бой, громыхали артиллерийские и минометные выстрелы, шум слышался с севера. Нонино и я решили покинуть машину и идти вперед пешком. Подгорное должно быть теперь уже на расстоянии не более пяти или шести километров. С помощью нескольких альпийских стрелков, столкнули машину с дороги, в глубокий снег. Жаль было такую прекрасную машину, что стоила только ее прекрасная приборная панель из экзотического дерева. Открыли багажник, прострелили бензобак. К струйке бензина поднесли огонь. Машина вспыхнула небольшим пожаром, от которого альпийские стрелки в какой-то момент согревались. Позже неожиданно встретили три десятка саней, какой-то капеллан переходил от одних саней к другим, раздавая галеты раненым.

Дальше попали в пробку. Поблизости нашли несколько изб, в которых были пьяные альпийские стрелки. Они нашли граппу и моментально опьянели от усталости и холода. Все они лежали, спали, храпели на полу с винтовками под головой или с автоматами сбоку. Несмотря на сильную взбучку, они не просыпались. У некоторых были широко раскрытые глаза, неподвижные, они были полностью одуревшими. Стрелки расслабились после страшного месяца на фронте.

Когда мы прибыли в Подгорное, было еще темно. Все горело, с дороги слышалась стрельба и какие-то взрывы. Около станции сжигали склады горючего и нефтебазу, в воздух регулярно взлетали бочки бензина. «В течение получаса хочу отсюда уехать», – сказал Риканьо. Он бежал от криков нескольких сотен тяжело раненых и обмороженных, которых оставят в Подгорном, в нашем госпитале, под присмотром двух или трех медиков. Так было сделано. Позднее это подтвердилось.

Мы уехали на рассвете. /…/ Восточнее Подгорного образовалась большая пробка у подножья холмов, наша дорога извивалась среди этих холмов. Нас атаковали, вокруг начали свистеть пули партизан. Немецкий взвод, который был с нами, ушел вправо, взвод альпийских стрелков слева. Потом альпийские стрелки и немцы разместили пулеметы и начали стрелять. Риканьо шел пешком во главе нашей колонны. Когда сани ехали быстро, дорога стала свободнее, автомобили бросили, их поджигали, потому что они не могли преодолеть этот склон. Были оставлены ящики с боеприпасами и в большом количестве различные документы и карты, которые все сожгли. На дороге были видны воронки от минометного обстрела и убитые альпийские стрелки, которые уже покрылись льдом.

Я расположился в хвосте колонны, перед последней дюжиной саней, перевозивших боеприпасы, оружие и съестные припасы. Дивизия «Тридентина», мы знали, была впереди на час пути. Также штаб XXIV корпуса находился впереди. /…/

* * *

/…/

Мы бежали по снегу выше колен, и запыхались от бега, пробежали, возможно, целый километр. Потом появились танки. Русские. Кажется, три или, может быть, четыре. Двигались они очень быстро, подпрыгивая на кочках. Снова увидел в нескольких шагах от себя Альберто Крочи, который с трудом стрелял голыми, трясущимися руками. Танки были в двухстах метрах, в ста пятидесяти, в ста. Я был поблизости от двух или трех противотанковых орудий 47-мм снаряды, которых не причиняли танкам никакого вреда и танки продвигались беспрепятственно по направлению к нам. Вновь слышу ужасные ругательства альпийских стрелков, я недалеко от них, у меня рот полон снега, тем временем танк наехал на 47-мм орудие, совсем рядом с нами, оно разбито, а танк продолжает путь. Я подбежал к саням, где находились лошади и мулы, стоявшие на дороге. Танк повернулся, вернулся назад, почти наткнулся на меня, я бросился в кювет. Как щенок. Других танков больше не видел. Этот танк прошел от меня в каком-то метре. Из своего укрытия я вытянул шею, наблюдая за проходящим танком. На броне танка была белая надпись поанглийски «This vehicle must be filled…» («Эта машина должна воевать…»). И больше ничего не написано. Это был американский танк «Шерман». Может быть, его подбили, или, может быть, сломался. Остановился в тридцати шагах от меня. Мы стучали по броне автоматами. «Выходите», – кричали. «Нет», – отвечали русские изнутри хриплыми голосами. Мы были опьянены гордостью и гневом одновременно.

Потом собрали охапки соломы вокруг танка и подожгли их. В танке был худощавый офицер небольшого роста, он дрожал, как осиновый лист. Меня переполняло бешенство, я хотел наказания за всех. Вспоминал наших раненых, раздавленных танками. /…/ Я долго рассматривал надпись на английском языке, на танке, которая запомнилась мне навсегда. Все эти жуткие воспоминания беспокоили меня месяц за месяцем, особенно во сне, до содрогания в кровати. В начале постоянно. Потом реже, все реже и реже. Потом это прекратилось. За много лет не видел больше этого во сне.

Собирались в спешке. Полковник Вогера приказал мне уничтожить шифровальные машины, которые находились запертыми в его сундуке на санях. Они были серого цвета марки «Оливетти». Несколько раз я видел, как они работают, если нажать букву «А» печатается буква «Б» или цифра и так далее. Мне пришлось их выгрузить из саней, из сундука и разбить, потом сжечь вместе с сундуком. Потом сжимал в кулаке снег и ел его нехотя, чтобы как-то утолить жажду.

/…/

Наступил вечер, на небе были лиловые отблески, мы начали движение. Никто из нас не спал уже два или три дня. Мы сделали первые шаги, когда темная масса альпийских стрелков позади запела песню хором. Песню «На мосту Перати черное знамя». Это грустная песня, медленная, похоронная и горестная. Так это было.

Шестая часть

/…/

Я запомнил обжигающую фразу Риканьо: «Дорога впереди для нас закрыта. Мы должны повернуть назад и объединиться с батальоном «Виченца»». Вернуться назад. Сражались в Ново-Постояловке и оставили убитых и раненых, неужели это все бесполезно? Драгоценное время потеряно.

В военном рапорте, который был у меня сейчас перед глазами, я нашел подтверждение, что в ту ночь штаб дивизии «Юлия» с оставшимися в живых из частей штабных служб и других частей 8-го полка альпийских стрелков, на марше, двигался по направлению к следующим населенным пунктам: Самойленко, Новохарьковка, Кравцовка и Новодмитровка, для прохода в Шелякино, после пяти дней и пяти ночей марша практически без ночевок и без остановок больше, чем на один час. Внимательное чтение рапорта с этими мрачными названиями населенных пунктов, одинаково развенчали мои надежды, которые были в мыслях. Ощущалось уныние и недоверие к приказу возвращаться назад. Назад, в противоположном направлении от того, где было спасение. Помню то отчаяние, возникающее в нашем положении подобно мухам, закрытым в бутылке со сладким вином на дне, которая использовалась тридцать лет назад в качестве приманки.

Перед нами, за два дня до этого, прошла дивизия «Тридентина», еще относительно свежая и с объединенными силами прорвала позиции русских, которые были на ее пути. Итак, во время первой ночи отступления некоторые части из дивизии «Тридентина» отступали пешком на расстояние шестьдесят и более километров, в ужасных условиях. Во время марша эти части были атакованы два или три раза на морозе, когда температура достигала сорока градусов.

/…/

Вечером 19 января батальон «Валь Чисмон» оставался еще несколько севернее Россоши, он был оставлен в качестве арьергарда. «Ночью с девятнадцатое на двадцатое, – рассказывал дон Бреви (капеллан батальона), – батальон получил приказ начать отступление и двигаться на запад». Тяжелые и жестокие бои были весь день двадцатого, тяжелораненых было десятки и десятки, мы не знали, как их транспортировать. В полдень двадцатого числа полковник Лавиццари, командир 9-го полка и майор Валенти решили собрать раненых в трех избах и оставить их под присмотром одного медика. Два капеллана, среди которых был дон Бреви, захотели остаться с ранеными, полковник Лавиццари хотел воспрепятствовать этому, потому что советские войска более уважительно относятся к медикам, чем к священникам.

Долго искали среди медиков холостяков, здесь судьба выбрала младшего лейтенанта Фаббрини из 65-й роты батальона «Валь Чисмон». Он сознательно остался. На следующий день двадцать первого января, оставшиеся из 9-го полка альпийских стрелков (часть штаба, батальон «Валь Чисмон» и другие части, в общей сложности пять тысяч человек), подверглись новой атаки, в то время как они продолжали движение в арьергарде длинной колонны, которую возглавляла дивизия «Тридентина». На пути следования было три сарая в каком-то колхозе, в которых альпийские стрелки забаррикадировались и несколько часов вели бой под интенсивным огнем танков и ручного оружия русских. «В сараях, где окопался батальон «Валь Чисмон, – продолжал рассказывать дон Бреви, – шквалом огня буквально были изрешечены все стены и крыша. Там были также артиллеристы из 18-й батареи…».

/…/

… Штаб приказал капитулировать, но альпийские стрелки отстреливались еще час, перед тем как выполнить приказ…». Мой друг лейтенант Италико Нонино, полагаю, нашел конец в этом аду.

Сейчас я знаю выход из котла, но тогда мы обсуждали положение и теряли надежду еще не так далеко от Дона. А восточнее, двести или триста километров восточнее, были итальянские и немецкие поезда, перевозившие людей и различные материалы, которые попали в окружение, не догадываясь об этом. Советское наступление было такое быстрое, что парализовало также и германские службы тыла. На одной железнодорожной станции немецкий начальник станции дал поездам свободный путь для продолжения движения, а через два часа, прибыв на следующую станцию, солдаты в окошки вагона увидели русских военных. Прибывшие из Дрееда или из Удине, попали прямо внутрь котла, ничего не подозревая.

Об этом мы узнали позже, потому что генерал Габриэле Наши, командир Альпийского армейского корпуса, находился во главе колонны на марше из окружения. Он находился с двумя или тремя своими офицерами на гусеничной машине из XXIV германского танкового корпуса. На другом таком же транспортном средстве видели отъезжавшего из Подгорного генерала Эйбля, командира того же XXIV корпуса и его начальника штаба полковника Хейдкампера, как рассказал офицер связи Джиузеппе Гизетти.

Далее привожу фрагмент рассказа, составленного по записям Джиузеппе Гизетти летом 1943 года, без каких-либо комментариев относительно отступления во главе колонны.

«Двадцать первого января, вскоре после полуночи, мы двигались также на двух тягачах. Мы были последними в колонне на затяжном подъеме. Альпийские стрелки шли как проклятые той светлой и очень холодной ночью. Не было слышно ни единого слова, ни единого крика, ни одной жалобы. В четыре часа мы остановились, в голове колонны услышали шум стрельбы: русские заняли Новохарьковку и преградили путь к Ольховатке. Генерал Эйбль сидевший на головном тягаче приказал двигаться дальше; вдруг резкая вспышка взрыва и генерал падает на снег. Большая часть его тела была изранена и одна нога свисала только на сухожилиях. Но в колонне не было медиков».

/…/ Кричали: «Медик! медик!». Альпийские стрелки, казалось, стояли черной стеной. Никто даже не повернул головы. Однако какой-то медик все же нашелся. Узнали, что раненым был генерал Эйбль. Но немцы есть немцы, в особенности на борту машины».

«Мы постарались как-нибудь приспособить Эйбля, – продолжал он, – мы его осторожно посадили на заднее сиденье. По приказу полковника Хейдкампера немедленно возобновили движение. Первый тягач преодолел реку без проблем. Но когда проходил второй, в котором находился умирающий Эйбль, артиллерийский снаряд взорвался под гусеницей, разбив лед. Тягач опустился вниз и сразу погрузился в воду, которая была почти по грудь. Генерала перенесли на другой тягач. Также был спасен радиопередатчик, который следовал на прицепе и был единственным средством связи с внешним миром вне окружения.

Под давлением масс русских войск отступали в северном направлении, где еще оставалась свободная дорога. Под огнем нескольких Т-34, которые стреляли с восточного берега, возобновили движение, на этот раз во главе колонны, которая следовала почти бегом. Около полудня полковник Хейдкампер приказал остановиться и обращался в штаб группы Армий с просьбой прислать самолет «Аист» для эвакуации генерала Эйбля, здоровье которого продолжало тем временем ухудшаться и он хотел исповедоваться. Связаться удалось, но от «Аиста» новостей не было…

В четырнадцать часов мы возобновили марш. После примерно часа пути мы увидели Кравцовку, которая была в то время занята дивизией «Тридентина». В хлеву одного колхоза было нагромождение сотен раненых и обмороженных, капеллан дон Гнокки бегал вперед и назад, он был в ужасе.

Генералу Эйблю без наркоза ампутировали левую ногу. Как только стало темнеть в избу перенесли Эйбля, находящегося в агонии, а через некоторое время он умер. С рассветом (двадцать второго января) мы собирались в дорогу, колонну сопровождали шедшие впереди четыре самоходных орудия, это все, что осталось… На восточной стороне Калитвы ожидался подход советского полка при поддержке дюжины танков.

Первый батальон альпийских стрелков атаковал, не ожидая приказов, но через короткое время должен был остановиться. Смешались массы людей, возникла адская путаница, обозы смешались с авангардом. Поднявшись на возвышенность, мы увидели потрясающее зрелище. Масса, безграничная и бесформенная, более двадцати тысяч человек, которые размещались на площади размером в один на четыре километра. На этот муравейник сыпались снаряды, мины и гранаты пехотинцев, а также их обстреливали из танков, находящихся на противоположном берегу. Мы вновь двинулись вперед. Позади тягача были привязаны на тросе сани, на которых находилось тело Эйбля. Два часа спустя, заметили, что саней с телом Эйбля больше не было, мы входили в Шелякино в страшном беспорядке».

* * *

Теперь мы в Шелякино. Мы были на вершине одного подъема, а в трех или четырех километрах впереди, на вершине следующего подъема, стояли избы, покрытые снегом. Это было Шелякино. Мы разделились, потому что часть головной колонны сражалась, чтобы войти в населенный пункт, занятый русскими. Голова колонны, рассредоточившись, поднималась два километра по дороге в гору, чтобы добраться до первых домов. Не известно точно, была ли дивизия «Тридентина» с нами в этой колонне или она уже прошла раньше, день назад, или час назад. Также название Шелякино возвращает меня мысленно в ту ночь. Позади колонна шла веером, а впереди массы шли плотнее, напоминая большое похоронное шествие, только менее упорядоченное. Кроме того, наша скорость была больше, чем у похоронного шествия, но ненамного. Мы устали, едва держались на ногах, понимали, что немногие из нас выйдут, продвигаясь вперед вне разбитой дороги, по свежевыпавшему снегу. Слышали, что за этим населенным пунктом была немецкая линия обороны. Мы шли молча.

На подъеме впереди всех веером шли альпийские стрелки, которые выделялись черными точками на снегу, а снаряды разрывались в самой гуще людей. Видели яркие вспышки, и черные воронки появлялись повсюду, воронки мы видели, но настолько были измучены, что взрывы ощущали едва-едва. Может быть, глубокий снег приглушал грохот. Наоборот, лучше были слышны ответные выстрелы двух или трех наших 75-мм орудий (75/13), которые размещались на дне долины, между нами и Шелякино, стреляли они за нашей спиной. Наше шествие устремилось на дно долины, обтекая с двух сторон орудия, которые стреляли, и вновь соединялось через двести метров впереди.

Часть альпийских стрелков, шедших веером, была разгромлена и перестраивалась за нашей спиной, были видны клубы пара от людского дыхания, которые ветром разносились над дорогой. От хвоста колонны поступили продукты питания, шли вперед шаг за шагом, без ускорений и без замедления. Никто не останавливался, никто не возвращался назад. Мы шли как один поток реки, понимая, что в любое время, через час, или через полчаса, или через двадцать минут можем попасть под обстрел, каждый понимал это. Становились опустошенными внутри. Во мне умер страх, и я чувствовал также мужество. Смотрел с завистью на раненых, или обмороженных, или симулянтов, расположившихся на санях. У меня было в карманах шинели две банки мясных консервов и три ручные гранаты. Это был предназначенный на крайний случай последний резерв. Я его прощупывал через меховые рукавицы и крепко сжимал.

Когда мы из штаба дивизии «Юлия» прибыли на место интенсивного обстрела, где были следы многочисленных воронок, огонь противника стал утихать. Взорвался минометный снаряд в пятидесяти метрах впереди и выше, в нескольких шагах от группы альпийских стрелков. Трое или четверо упали в снег, от дыхания раненых поднимался легкий белый пар. Потом выстрелы прекратились повсюду. Русские не наступали, это было ясно, но припоминаю хорошо, что не было от этого ни ликования, ни чувства удовлетворения, не было ничего. Было много убитых советских солдат среди изб, правда, убитых альпийских стрелков, чьи тела были разбросаны за нашими спинами, было гораздо больше. Вдоль последнего пути, на подъеме, раненые альпийские стрелки распластались на снегу, некоторые пытались двигаться с помощью рук, тела ползли по снегу, издавая протяжные стоны.

Избы были оставлены совсем недавно и были еще теплыми. В той, где размещалась наша группа, была закрыта задвижка печной трубы, и комнаты наполнились дымом. Лейтенант Хауда обнаружил задвижки и открыл их. Среди клубов дыма, за закрытой дверью увидели офицера, это был майор Стеффенсена, который штыком энергично разрезал теленка. Теленок был теплым, испускал такой же слабый белый пар, который видели у раненых солдат. «Это ужин», – смеялся Стеффенсен.

Генерал Риканьо говорил: «Мы должны остановиться здесь не больше, чем на два или три часа». Было восемнадцать часов. Максимум в двадцать один час мы должны вновь отправиться в путь. Необходимо было предупредить о часе отправления людей в ближайших избах. Тем временем пошел снег.

Когда вернулся в избу, нашел ее очень теплой. Пол был покрыт толстым слоем соломы. Стеффенсен вышел, и вскоре вернулся радостным. «Синьор генерал, – повторял он, – Я нашел несколько лошадей. Пять лошадей». Несчастные альпийские стрелки варили куски телятины в баке для варки, а другие жарили их перед открытой дверцей печи. Лейтенант Дамини слазил в погреб и добыл бочонок меда, соты меда в рамках. Многие из тех, кто находился в избе, получили по рамке сот. Мы жадно сосали мед вместе с пчелами, выплевывая некоторых пчел. Мы сидели на полу плечом к плечу, спина к спине, лениво развалившись, некоторые лежали на печи. Кто-то уже захрапел. Надо было сделать одно усилие, чтобы подняться и приглушить свет от «петромакса». «Через два часа, – повторил несколько раз Риканьо, – мы должны обязательно отправляться. Мы не должны плохо кончить». Риканьо в те дни часто использовал выражение «плохо кончить».

Было двадцать часов, полагаю, двадцать второго января. В полдень предыдущего дня мы потеряли всякую связь со штабом 9-го полка альпийских стрелков и с батальонами этого полка. Несколько часов не было новостей также и от 8-го полка альпийских стрелков. С начала отступления у нас не было возможности сделать необходимую длительную остановку, чтобы погреться, отдохнуть длительное время и нормально питаться. Боялись надолго даже снять валенки, из-за опасности неожиданной атаки на дом, когда потребуется их быстро искать в толстом слое соломы на полу. /…/.

Нас разбудили русские, возможно около четырех часов утра или немного раньше, еще в темноте. Услышали пулеметную стрельбу, и выше, над избой, засвистели пули. Вскочили на ноги. «Петромакс» был потушен, мы погрузились в темноту. Русские скорректировали стрельбу и начали попадать в избу. Пулеметы стреляли теперь уже в трехстах метрах, через окна мы видели светящиеся точки и цепочки от трассирующих пуль. Было ощущение, что они летели настолько медленно, что от них можно легко увернуться. Позади нашей избы стреляли несколько наших пулеметов.

Карпони, запыхавшись, искал мою войлочную обувь на полу в толстом слое соломы. Искал на ощупь, в темноте, судорожно шаря руками по земляному полу. Услышали сильный шум, и стены избы заскрипели, как под ударами ковша. Неужели так подпрыгивают наши пулеметы на собранных ножках. Долго искал, стоя на коленях, вслепую в соломе, толкая других, которые, как и я искали, на ощупь среди ручных гранат еще завернутых в красную веленевую бумагу, полуоткрытых вещевых мешков, ботинок, шинелей, винтовок, пустых котелков.

Один из тяжелых пулеметов «Бреда», Альберто Крочи, возможно даже последний из оставшихся, начал стрелять совсем близко и несколько приободрил нас. Он был единственным нашим оружием. Нашел первый валенок, вот он. «Быстрее, – кричит мне Вентуроли с порога, – двигайтесь, сейчас придут русские», нахожу второй валенок и вскакиваю на ноги. Дверь была широко раскрыта, и в комнату ворвался поток морозного воздуха. В дверном проеме были видны косые очереди трассирующих пуль. Каждая трассирующая чередовалась с десятком, по крайней мере, обычных пуль без подсветки.

/…/

Русские наступали с трех сторон, оставался свободным только один проход по направлению на восток. Шли в быстром темпе, видя не больше, чем на триста метров перед собой, в первых лучах дня, что требовало особого внимания от идущих впереди. «Необходимо прорваться», – говорили мы. Я только заметил, что оказался без перчаток, которые оставил в избе. Остановился, понимая, что без перчаток я очень быстро обморожу руки. Но не решался вернуться, так как та завеса из трассирующих пуль сейчас была более интенсивная и опасность постоянно исходила от соседней группы изб, теперь уже за нашей спиной. «Пойдем вместе», – сказали Вентуроли и Аполлони. Вернемся, все трое внутрь, хотя соломенная крыша избы уже горела. Аполлони нашел и протянул мне перчатки.

Тропинка, по которой мы отходили, теперь стала непроходимой. Полчаса движения по открытому склону около населенного пункта, который обстреливался небольшими минами из миномета. Один взрыв произошел около немецкой передвижной кухни, установленной на санях, два или три тела лежали рядом с перевернутой дымовой трубой, лошадь оторвалась и убежала по снегу. Мы перемещались бегом вдоль ряда изб, стоящих на гребне обрыва, на спуске, скользя и скатываясь в снег, который доходил высотой выше колен и засыпался в валенки сверху. В последней избе в этом ряду внутри лежали итальянцы и немцы. Двое из них, ближе к широко распахнутой двери закричали: «Закройте! Раус!» Мы вышли и двигались, пригнувшись, по направлению, где находились минометы, разыскав в конце концов нашу группу, которая растянулась на большое расстояние с мулами и санями. Шли очень быстро, пытаясь сократить дистанцию, которая нас разделяла.

В одном месте, через четверть часа после выхода из Шелякино, мы слышали за спиной шум танков. Мы побежали в поле стеблей от подсолнухов, продираясь через густые заросли замерзших кустарников. Танки, два или три, теперь двигались по направлению к группе, которая уже была едва заметна на горизонте. Когда они достигли группы, мы слышали очереди из пулеметов.

Один из танков вновь появился позже справа от нас, на нем восседала группа безоружных альпийских стрелков. «Он захватил штаб», – думали мы. Так казалось в этот момент, и так считали мы несколько лет. В рапортах, которые Вентуроли и я докладывали, вернувшись в Италию, мы сообщали, что штаб дивизии «Юлия» пропал без вести тогда, на рассвете двадцать второго января 1943 года.

В действительности группа, захваченная перед нами, не была штабом «Юлия». Штаб дивизии «Юлия» (то, что от него осталось) вырвался в то утро, но ушел в «ошибочном» направлении и попал в плен двумя днями позже, в Валуйках, которые были основательно заняты советскими войсками. Это мы узнали несколько лет спустя, после возвращения на родину из русского плена нескольких альпийских стрелков.

Пишу в кавычках слово «ошибочном» по отношению к направлению на Валуйки. Ошибочность этого направления в действительности была доказана позднее, после выхода и встречи с колонной советских войск, когда попали в плен оставшиеся в живых. В город Валуйки прибыла половина штаба дивизии «Юлия» после выхода из Подгорного. Перед этим был укрепленный пункт севернее Алексеевки.

Позже решили идти на Валуйки, а в тот день мы были еще свободны в выборе. Решение было принято не только для дивизии «Юлия», но также для других двух альпийских дивизий и для пехотной дивизии «Виченца». Потом случилось, что во время отступления дивизия «Тридентина» изменила курс в направлении на Николаевку по приказу, полученному по радио, исходящему, как считалось, из штаба 8-й армии и подтвержденного с немецкого самолета. Другие три дивизии, или, по крайней мере, их штабы, не получали никаких приказов и продолжали свой марш на Валуйки.

Из достоверного источника известно, что штаб Альпийского армейского корпуса пытался наладить радиосвязь со штабом дивизии «Юлия», но это не получилось. Но я находился в другой части, которая также пыталась найти связь со штабом армейского корпуса напрямую с помощью вестовых. Могу, однако, сказать, не боясь преувеличить, что такая связь была абсолютно невозможна после трех или четырех дней с момента начала отступления. Выделять людей из штаба корпуса, чтобы найти один штаб, находящийся в движении какое-то время в открытом поле, когда направления движения продолжают меняться, будет абсолютно абсурдным. Такие задания обречены на провал по времени, которое необходимо для операции. Эффективная и своевременная связь могла быть осуществлена в этих условиях только по радио. Но его не было. Высший состав штаба «Юлия» в Валуйках был разгромлен, также как и головные части колонн дивизий «Виченца» и «Кунеэнзе».

* * *

/…/

У меня перед глазами сейчас карта района трехсоттысячного масштаба с отметкой пути следования и боев дивизии «Тридентина». Было ясно, что судьба была более благосклонной к нашей небольшой группе. На выходе из Шелякино дивизия «Тридентина» и смешанные части продолжали путь по дуге с общим направлением на юг, придерживаясь ориентира на Валуйки, и потом поднимались на север.

О том, что начался разгром, подтверждали происходящие события, в этом не было сомнений. На этом пути колонна была атакована и должна была сражаться, по крайней мере, два раза, в Николаевке (малой) и в Малакеево. Наша группа двигалась по дуге, большой колонной. К счастью, по более короткому пути. Мы ориентировались по моему компасу. Ориентиры мы выбирали из телеграфных столбов, или какого-нибудь очертания, которое выделялось на горизонте. Прибыв к ориентиру, мы устанавливали другой, и так шли час за часом на запад. После некоторого времени к нам присоединился один альпийский стрелок, которого тащил вперед мул.

Равнина простиралась до горизонта, как бесконечный бильярдный стол, покрытый льдом. Вначале небольшой, потом сильнее, затем поднялся очень сильный ветер. Снежная пыль поднималась вихрем, который уменьшал видимость и затруднял дыхание, ветер дул с запада, мы должны были почти через каждый шаг поворачиваться спиной для восстановления дыхания. Один офицер из снабжения, который теперь был с нами, начал кричать от боли в обмороженных руках. «Помогите мне», – говорил он плачущим голосом. «Держись», – кричали мы в пургу. «Должны держаться до конца», – хотя вокруг не было ни одного кустарника.

Не стимулировала нас и окружающая местность, вовсе не похожая на родные места. На остановках просто падали на снег. Мы проходим десяток шагов, потом поворачиваемся, оглядываясь. Ничего не видно, воздух полон удушливого белого дыма. Потом остановились, наконец, на отдых вокруг кустарника высотой с полметра, стояли на коленях или сидели, несмотря на вьюгу и ветер, который казалось, переносит нашу дорогу. Прошло полчаса, или даже больше, пока разожгли огонь из какой-то сухой травы, извлеченной из-под снега, с ветками кустарника, получился огонек, на котором растопили котелок снега. Мы положили в него немного концентрированного бульона из моей бутылки и сделали несколько восхитительных глотков горячей жидкости.

/…/

На белом ослепительном просторе впереди выделялась одна тень. Это был человек, немецкий офицер. Он шел, шатаясь, по направлению к Дону. Он был огромным, уверен, выше двух метров ростом. В руках сжимал парабеллум, был в белой одежде грязной и с пятнами крови. Кричал приказы, жестикулируя и смеясь. У него были голубые глаза. Мы кричали, пытаясь тащить его вдвоем под руки. Но он упирался, угрожая автоматом, и мы оставили его в облаках снега, поднятых ветром, который свистел, это было безумство. Мы не видели уже больше его, но слышали еще крики и смех.

/…/

После, примерно через час пути, нам показалось, что на дороге появился низкорослый кустарник. Но в действительности кустарника не было, это были десятки трупов. Все были раздетыми и поэтому не понятно, кто это итальянцы, или немцы, или русские.

* * *

Наша группка двигалась в мешке в течение двух дней и двух ночей. Мы были изолированы и не знали всего. В подобных условиях идеальным было передвигаться только в ночное время, избегая каких-либо населенных пунктов и отдыхать днем, скрываясь в снегу. Но не хватало почти всегда съестных припасов и постоянно приходилось находиться под открытым небом, и более того, мы были обессилены и почти все обморожены. Все зависело от любых случайных факторов. Продвигались по компасу, определяя направление с помощью одной только карты большого масштаба, что делало движение затруднительным.

Достигнув вершины хребта, увидели селение в нескольких километрах от нас, в долине. На моей карте в таком масштабе этого селения не было. Войти или обойти? Как узнать, оно в руках русских или еще у немцев? Решили обойти. Правильно сделали. Для этого обращался за советом к карте, на которой обозначена Варваровка. Этот городок был полон русскими. Варваровка была населенным пунктом, в котором батальон «Морбеньо» из дивизии «Тридентина» был почти полностью уничтожен за час, с одного до двух часов ночи, превосходящими советскими силами. Мы видели Варваровку и не знали ничего о бойне, которая произошла там несколько часов назад.

Обход этого населенного пункта занял пять или шесть часов тяжелого марша по глубокому снегу. Ночь была ясная и холодная, двигались в открытом поле. Мы были истощены, вытаскивать одну ногу за другой из снега стоило больших усилий воли. Силы покидали нас. Начали останавливаться на несколько минут через каждые двести метров, потом через каждые сто, потом через каждые тридцать, потом через каждые несколько шагов. Десять шагов и две минуты остановки и так всю дорогу, еле волочили ноги, постоянно увеличивая время на остановки, ноги увязали в снегу по колено. Мы были как альпинисты на последнем, крутом спуске с восьми тысяч метров в Гималаях. «Отдыхаем», – говорили некоторые. Мы пытались согреться, бросаясь в снег кучей друг на друга. Кто попадал вниз кучи, под телами товарищей, которые давили, хоть как-то согревались; но кто оставался сверху, на открытом воздухе, не выдерживал больше нескольких минут, и начинали кричать: «Хватит. Меняемся. Меняемся.» Мы менялись и менялись вновь. Страдания были тяжелыми, казалось, невыносимыми. Уныло продолжаем марш, стуча зубами. «Что будем есть?» – бормотал кто-то. «Если найдем одну избу, – говорил один, – то съедим мула». Зажигать открытый огонь, как мы делали в первые часы, теперь даже и не думали. Наши силы были на последнем пределе. Прошло некоторое время, возможно короткое, но в моей памяти сохранилось оно как бесконечно долгое, пока нашли сарай.

Это был даже не сарай, а ледяной конус. Ножами и штыками, испытывая неимоверные страдания, мы откопали одну сторону на полметра и разожгли огонь из сухой соломы внутри. Старались раздуть его. Когда огонь утих, копали дальше теплое местечко, на месте потухшего костра. В получившейся нише можно было отдыхать по очереди, по два или по три человека за один раз. Но несмотря на наши усилия, костер разгорался медленно и мы толкались внутри шалаша, пришлось от сна отказаться. Все старались находиться как можно ближе к огню, несмотря на дым, почти лезли в пламя, которое лизало руки, протянутые вперед, закрывая глаза, кричали от удовольствия, счищали корки льда с бороды. Наслаждение было, хотя и не большое. Возобновили движение в темноте, у многих были опаленные шинели, холод в эти часы казался ужасным.

Возобновили марш. По ходу движения бросались на снег один на другого для согрева и потом продолжали движение, но когда боль становилась нетерпимой, начинали кричать. «Мы надеемся, что придет скоро день», – говорили мы. Думали, что день принесет некоторое послабление этого кошмара вместе с лучами света.

Медленно-медленно темнота начинала рассеиваться, наконец, на горизонте поднялся большой красный диск солнца. Мы смотрели на лица друг друга, и, помню хорошо, лопались от смеха. У нас лица были покрыты черной копотью. Взрыв смеха возобновился. Небо было голубым, безоблачным. «Возможно ли это, – спрашивали мы, – что не видно ни одного итальянского самолета?». Итальянских самолетов не видели никогда, ни одного, не в эти дни, ни в последующие, ни в предыдущие, ни потом, абсолютно никогда. «Что думают в Риме? – спрашивали мы. – Будем бежать? Будем думать, что делать?». Хорошо понимали, что мы не в состоянии продержаться такую же ночь как эта, которая была такой же как предыдущая.

Для нашей команды был выбор между замерзнуть в открытом поле, или попасть в плен, или быть убитыми в какой-нибудь долине. Вероятность спасения в этом положении казалась минимальной. В течение некоторого времени, не знаю определенно, другие мелкие группки отставших присоединились к нашей. К нам добавилось еще три десятка и еще какой-то мул, когда мы добрались до утрамбованной снежной дороги. Нас было почти сотня людей и вьючных животных, на дороге были видны свежие следы. После часа следования дорога разделялась на две. Мы выбрали среди двух ту, которая имела более западное направление. Случай заставил нас сделать свой выбор на этом глухом перекрестке в глубоком окружении, не имея представления, что ждет нас впереди. Случилось так, что нам пришлось выбирать между двух дорог.

Сейчас дорога пошла на подъем, затем был пологий спуск, это едва заметные, русские горы. Заметили впереди сани, которые двигались из населенного пункта, расположенного в долине. Этот населенный пункт был маленьким, он имел несколько десятков изб, которые почти все располагались в два ряда вдоль центральной дороги. Мы столкнулись с той же проблемой, как и в предыдущий день: заходить внутрь деревни или обойти ее вокруг. Почти все мы имели винтовки или карабины и несколько ручных гранат. Но были окоченевшими и слишком голодными, чтобы долго оставаться в сомнениях.

Деревня была маленькой, и там не могло быть больших сил противника, которые бы смогли там прокормиться. «Или идем, или разделяемся», сказал один альпийский стрелок. То, что избы были обитаемы, было очевидно, из дымоходов шел дым. Какие бы не были сомнения, нам необходимо, безусловно, отогреться и поесть. Мы были как голодные волки зимой у ворот селения. Притаились в снегу, за обрывом, решили входить.

Разделились на четыре группы, чтобы быть менее заметными и закрепиться на рубеже последней группы изб, более отдаленной, каждой группе досталась одна изба. Пять альпийских стрелков оставались за обрывом с мулами, и при необходимости будут стрелять из ручного оружия, прикрывая нас. Мы достигли деревни, спускались быстро вдоль снежного коридора, падая и поднимаясь много раз. Был разгар дня, солнце ярко светило.

Мне врезалось в память несколько минут этого тяжелого эпизода. Я снова вижу, что с пистолетом в руке, сильно стучусь в дверь одной избы. Открывает старик, страх написан на его лице. Длинные бороды, лица судорожно перекошенные, одежды, замерзшие и окровавленные, пистолеты и винтовки в руках, мы имели вид мало напоминающий мирный. Старика отодвинули внутрь. «Тальянски карашо, немецки нет харашо, немецки капут», – продолжал повторять старик: «Итальянцы хорошо, немцы не хорошо, смерть немцам». Мы его хорошо понимаем. В избе старика не было ничего поесть, по крайней мере, мы ничего не нашли. Пошли к ближайшей избе, дверь открыл ребенок. Мы вошли. Вокруг стола сидели пять или шесть стариков, женщин и детей. Они ели. У каждого в руке деревянная ложка и черпали из одной суповой миски, поставленной в центре стола. Смотрели на нас потрясенные с ложками, застывшими в воздухе, суповая миска дымилась на столе, все сидели неподвижно. Мы в одно мгновение, вырвали из их рук ложки и стали черпать из суповой миски, поднося ко рту картофельный бульон, стоя на ногах среди них сидящих, в одной руке оружие и в другой ложка, которая двигалась непрерывно туда и обратно, расплескивая суп.

Минуту назад, возможно, эта сцена показалась бы смешной. Но этот хороший горячий суп! Ничего больше. Потом взрыв, другой, третий ручных гранат вместе со взрывами противотанковых снарядов, и шквальный огонь рядом, и глухие очереди русских автоматов. Я опустил ложку на стол между сотрапезников, схватил с полки горшок молока, который успел заметить. Выскочил на дорогу и вижу, как во сне, крышу избы и как один мул от взрыва подлетел на метр, русские солдаты бегут, пригнувшись между избами, как странно. Показываю рукой и кричу: «Там!» Там был бронеавтомобиль белого цвета, который медленно поворачивался и стрелял, около колодца по середине дороги, за которой было несколько укрывшихся альпийских стрелков. Смотрю краем глаза, как ломается на тысячи осколков блестящий лед у колодца, слышу выстрелы за спиной и скорее бегу вперед, со всей силы прильнул к стене, позади одной избы. Из-за угла избы вижу ствол автомата, который стрелял, подпрыгивая от выстрелов. Горшок, который держал в руках, поставил на снег. Подошли три альпийских стрелка, также как я прильнули к стене. Из четырех или пяти ручных гранат, которые мы бросили за угол, взорвались две, остальные не сработали. Перекресток, похоже, освободился. Снова схватил горшок, прыгнули почти все вместе, с громким криком. Мы удираем по дорожке среди изб зигзагом, я с горшком молока, прижимая его к груди левой рукой.

Это молоко. Мы бежали по глубокому снегу, отдельно друг от друга, как-то неуклюже. За последней избой была замерзшая канава и длинный ряд деревьев. На бегу, горшок всегда прижимал к груди, как мать прижимает младенца. Пули свистели и ударяли о стволы деревьев, слышу, мои товарищи пыхтят как паровозы. Молоко выплескивалось через край горшка и попадало на шинель, сразу замерзая, создавая белые сосульки. Наконец спрятались за стволами деревьев, пройдя немного дальше вперед, перехватил горшок сбоку. Божественное молоко. Дальше впереди было еще препятствие.

Пили по кругу из горшка остатки содержимого. Один альпийский стрелок имел рамку с медом, у другого были полные карманы муки. Снова собрались. Нас осталось двенадцать человек.

Седьмая часть

Не знаю, сколько часов мы шли одной темной колонной в снегу. Шли по направлению на запад, полагая, что встретим наших. Мы встречали: отставших из дивизии «Тридентина», остатки из дивизий «Кунеэнзе» и «Юлия» и из пехотной дивизии «Виченца», немцев и венгров. Всех их можно было отличить теперь только по лицам. Одежды были теперь у всех схожие, без знаков различия, похожи друг на друга и итальянцы, и немцы, и венгры.

Проходили небольшие группы, которые почти все были из дивизии «Виченца». Встречались сани с ранеными и редкие мулы. Мы вошли в колонну без разговоров, не просили и не спрашивали ничего. Шли по направлению на запад и ничего другого. Кто был, кого не было. Колонна была тонкой, но очень длинной, не было видно ни начала, ни конца. Встречались отряды альпийских стрелков вооруженные до зубов с пулеметами на санях; другие альпийские стрелки и пехотинцы, отставшие, были все безоружными. Одни и другие отряды перемешивались между собой.

/…/

Деревенские хижины Украины были пустые, так же как и погреба, предназначенные для хранения и защиты от мороза в длинные зимы продуктов питания, используемых в семье: картошка, мука белая и желтая, мед, маринованные овощи, подсолнечное масло. В эти тесные погреба вход был через откидную дверцу в полу большой комнаты избы. За долгие переходы колонны все откидные дверцы были широко распахнуты и погреба опустошены, никаких съестных припасов. Пару раз шарили в темноте, мне приходилось нащупывать руками, обдирая их обо что-то. Там были только прелые репы, загнившие мокрые, покрытый плесенью рассол, который их пропитывал; мы ели и это в дороге, ели часто всякую гниль. Под шкафчиком в продовольственной лавке однажды вечером нашли кусок жженого сахара. У нас был ломоть свиного сала, кипятили снег, сало и жженый сахар вместе с молоком; мы выпили эту смесь, скривив рот.

Всегда искали что-нибудь поесть, рискуя покинуть колонну около какой-нибудь деревни, которая появлялась на достаточном расстоянии от дороги, чтобы быть не разграбленной, или довольно близко, чтобы быть захваченной русскими. Мы были обессилены, и эти короткие отклонения от курса служили для нас настоящими экспедициями. Мы установили очередность и ходили группами по пять или шесть человек. Возвращались с картошкой или репой или с карманами полными пшена или желтой муки, или с куском меда. Или ни с чем. В одной пустынной деревни нашли только полудохлую курицу. Я едва держался на ногах, после долгого преследования и должен был убить ее одним выстрелом из пистолета в голову, не было никакого другого способа захватить ее.

/…/

Однажды солнечным днем немецкий самолет «Аист» пролетел над нами, потом второй раз; этот полет над нашими головами произвел на меня эффект какого-то утешения. Он поднимался в небо наверняка с какого-нибудь аэродрома, еще не занятого русскими, так мы рассуждали в то время.

На борту этого «Аиста» был лейтенант из дивизии «Юлия», Джиузеппе Гизетти. «Головная колонна, – говорил мне Гизетти, вспоминая, – была как один черный хвост, длинной около сорока километров, т. е. в два дня марша.

Мы находились на дне долины, в которой помещались две трети головной колонны. Ходили по избам, мародерствуя, чтобы раздобыть что-нибудь на пропитание, или чтобы поспать немного в окружении блох; мы были как глисты в замкнутом пространстве, постоянно в движении. Колонна, при замедлении движения, утолщалась впереди, или если впереди происходили столкновения или бои. В другом случае становилась тоньше, при увеличении скорости движения. Послышался орудийный грохот с востока, пришлось покинуть избы только после нескольких минут остановки, несмотря на то, что была ночь. Шли в темноте, все ругались, «Эта линия немецкой обороны, – говорили мы, – где она находится?»

Наступившая темнота рождала неотступную мысль: где отыскать помещение, хотя бы на несколько часов, чтобы избежать смертельной опасности, которой мы подвергались, проводя ночь под открытым небом. Если изб не хватало, что случалось очень часто, вспыхивали бурные споры и драки. Приходилось слышать громкие возгласы «раус!» если прибывали позже. Или сами яростно кричали, если прибывали первыми.

Я помню небольшую немецкую группу, которую выгнали из избы, и когда выходил последний, то сильно хлопнул дверью; один альпийский стрелок из батальона «Монте Червино» схватил немца за горло и сказал, чтобы тот закрывал дверь без хлопанья; немец выполнил приказ, побледнев как полотно. Такие же столкновения происходили между итальянцами, которые относились к различным подразделениям. Сострадания было недостаточно, необходима была сила. Если удалось открыть дверь избы, то дальнейшее зависело от степени свежести сил и агрессивности тех, кто находился внутри или тех, кто пытался войти. Звания в этом случае не всегда принимались в расчет. «Раус, раус!». Кто был внутри, загораживали дверь, Обычно отдыхали несколько часов, свернувшись калачиком, или сидя на земле спина к спине, в темноте, среди стонов обмороженных и раненых, всегда обутый в валенки и шинель, не снимая с себя, чтобы не быть захваченным врасплох при неожиданной атаке противника, вот так и находились в затхлом, теплом помещении.

Однажды вечером нашли укрытие в одном огромном сарае, покрытом соломой. Несмотря на свои размеры, сарай был переполнен. Там внутри были даже сани и мулы. Мулы были из батальона «Мондови» дивизии «Кунеэнзе», это я хорошо помню. Сарай, возможно, был предназначен для хранения фуража и имел только одни главные двухстворчатые ворота. «Будем стоять недалеко от выхода в полной готовности», – говорили мы. Ворота продолжали открываться и закрываться, воздух снаружи казался ледяным потоком, от которого перехватывает дыхание. Ярко горели несколько костров в сарае, как вдруг все вспыхнуло вокруг, как если это была бумага. Мы выбежали немедленно наружу в ужасном беспорядке, были слышны призывы, крики, мольбы, ругательства, мулы убегали, таща за собой и переворачивая сани и людей. Собственно, в это время начинало темнеть, с одной стороны стал стрелять пулемет. Потом полетели на это пекло со всех сторон мины из минометов. Мы бежали по снегу, обледеневшему и блестящему в зареве пожара. Внутри было много мертвых. С неба летел смертельный дождь. Гранаты взрывались прямо перед нами, с интервалом в несколько секунд. Эти огненные удары казались наказанием Господним.

Той ночью шли осторожно, постоянно смотря на мой компас. Какая-то возвышенность преграждала дорогу, казалась плотиной или железнодорожной насыпью, увидели вдалеке пять или шесть пар фар, которые двигались прямо по направлению к нам. Это были русские танки. Мы залегли на снегу среди нескольких кустарников. Танки приближались и прошли в трех десятках шагов от нас. Гусеницы танков поднимали фонтаны снега. Танки двигались по направлению на юг, кто знает, по направлению к какой цели. /…/

Наступил рассвет. Когда мы едва осилили эту возвышенность, послышалась ружейная стрельба, потом увидели пять или шесть альпийских стрелков, сидевших кругом. В середине этого круга из альпийских стрелков был потухший костер, он был еще теплым. Альпийские стрелки были все мертвы, у одного была оголена нога, синего цвета. Тела были окоченевшими и имели вид людей, убитых наповал, это сделал с ними снег и лед. Один из нас на фриульском диалекте сказал: «Вот жертвы дуче». Другие промолчали. Мы бросили на них последний взгляд. Из-под ресниц, покрытых инеем.

Дальше, впереди, на нашем пути находилась большая опустевшая деревня. У дороги лежали два или три советских орудия вверх колесами и немецкая гусеничная машина с перебитой гусеницей. Дальше стоял взорванный русский танк, погибший экипаж лежал вокруг на снегу, все лежали на спине, раскинув руки; ноги у всех были разуты. Наша колонна альпийских стрелков прошла это место без оглядки.

* * *

Не могу не согласиться с мыслью, сравнивая прохождение колонны с рекой, с рекой, в которой каждый из нас был каплей или волной. Меня утешает, что эта река текла, унося нас от смерти или от плена в полной неизвестности, что будет впереди; с надеждой изо дня в день, что должна появиться немецкая линия обороны. Думали к концу нашего отчаянного и трудного пути о любом удобном, чудесном и теплом убежище.

/…/

Наше извивавшееся шествие иногда казалось похоже на живой организм, который реагировал на изменение условий. Занесенные снегом тела людей, а также тела лошадей и мулов, над которыми поработали штыками и ножами. Разделывали, потом медленно, жевали куски сырого мяса. Помню одного альпийского стрелка, у которого висел пулемет на спине справа, а слева, покрытый ледяной коркой фиолетового цвета, огромный кусок мяса мула или лошади.

/…/

Там я увидел лошадь, которая была на ногах и двигалась, хотя имела вырванный клок с мясом на крупу справа. Кто-то по дороге, отрезал от нее кусок мяса, а лошадь не реагировала и продолжала движение.

/…/

В другой раз, вошли в населенный пункт, растянутый по центральной дороге. На входе в населенный пункт была ветряная мельница; альпийские стрелки входили в населенный пункт гуськом, по тропинке, протоптанной в глубоком снегу. Обратили внимание на ветряную мельницу, с надеждой найти там хотя бы горсть муки или зерен. Шли, задыхаясь после пройденного пути в сотни метров по пояс в снегу; но нашли там только гору пустых ящиков и коробок, все чистые, как подметенные ветром. Из населенного пункта доносилась прерывистая ружейная стрельба. «Партизаны», – сказал кто-то из нас небрежно. В начале окружения, партизан тогда было немного, а те, которые попадались, старались уйти от столкновений.

В этом населенном пункте с ветряной мельницей, было несколько иначе. С возвышенности, где находилась мельница, видели одного русского в гражданской одежде, который спокойно стрелял из окна по альпийским стрелкам, которые проходили внизу, на расстоянии нескольких шагов. Альпийские стрелки шли на большом расстоянии друг от друга, человек появлялся, стрелял по ближайшему альпийскому стрелку и снова прятался, потом возвращался, делал один выстрел и скрывался снова. Убивал одного альпийского стрелка из каждых пяти или шести проходивших. Необычным было то, что альпийские стрелки не реагировали, и что казалось, просто не замечали этого человека, который стрелял по ним как по голубям.

Решаем теперь обходить деревню. «Вот плата», – говорили мы, хромая в снегу. Приблизились к нижней части дома снайпера, со стороны переулка, из которого высовывался на дорогу этот мастер. Дом был кирпичным и имел вывеску кооператива. Мы ожидали немного, притаившись у стены, готовые с винтовками и гранатами в руках. Но русский больше не показывался, потом осторожно поднялись и искали его. Перед домом было шесть или семь убитых, все они были застрелены в голову. Позже нашли колодцы. «Вода отравлена. «Тридентина»», – сообщала вывеска, написанная углем. /…/

* * *

У меня некоторые воспоминания о тех днях вызывают ярость. Обостренные впечатления, действительно через два десятка лет, медленно притуплялись, со временем становились, как в тумане. Помню отчаяние, отвагу, трусость, сострадание, жестокость.

Бывший младший лейтенант Ремо Баччи, из 19-й батареи группы «Виченца» дивизии «Тридентина» /…/ вспомнил какой-то гражданский госпиталь, из окон которого русские пациенты вели стрельбу. В этот момент подъехала немецкая гусеничная машина, десять или одиннадцать немцев сидели на ней, спустились с машины и вошли в госпиталь, где были медики, санитары, больные и здоровые, мужчины и женщины. «Это был большой госпиталь, – говорил Баччи, – с двумя операционными залами. Коридоры были полны трупов людей в рубашках, в лужах крови». И не забуду тех альпийских стрелков, которые захватили русских гражданских. «Их передали немцам, не знаю почему, и они всех убили».

/…/

Должно быть, это происходило днем двадцать третьего января, сцены, которые я описываю со слов альпийского стрелка, фотографа Тино Петрелли, происходили после событий в Россоши: «Двигались в колонне по снегу, который хрустел. Увидели на нашем левом фланге очертания длинной тени, которая двигалась в направлении, противоположном нашему. Она была черная и длинная. Видели неясно едва-едва, за завесой белого снежного вихря. Она была, возможно, в тридцати метрах. Должно быть, видели их, также, как и они нас, это была колонна советских солдат. Мы тащились вперед, они тащились вперед, одного вида, в молчаливом согласии».

/…/

Вот так рассказывал Петрелли, который сидел со мной через двадцать лет, почти перед домом, он знал конец одного лейтенанта, моего ровесника и друга. Петрелли рассказывал: «Нас было два десятка человек под командованием одного лейтенанта. Этот наш лейтенант начинал подавать признаки помешательства через три или четыре дня после окружения. Однажды ночью были в избе, он вскочил на ноги и начал стрелять из пистолета в окно, крича при этом: «На штурм!», как будто там были русские. Потом распахнул окно и выпрыгнул наружу, больше мы его не видели». «Как его звали? – спросил я, – этого лейтенанта?». «Его звали Томази», – отвечал Петрелли. «Томази?». «Томази». «Томази из Триеста, высокий, с карими глазами, блондин, сутулый?». «Точно он». Я знал, что Томази умер в России, но не знал, ни где, ни как. Теперь знаю.

Доктор Артуро Вита, /…/, тогда командовал 46-й ротой из батальона «Тирано». Вита, который тогда был лейтенантом, помнит хорошо то ужасное сражение, в котором батальон «Тирано» вырвался на дорогу на небольшой возвышенности восточнее Арнаутово.

«Мы остановились отдохнуть, на несколько часов, выйдя из Арнаутово, – рассказывал Артуро Вита, – когда начали атаковать. На исходную позицию вышли первые из нас, из «Тирано». Пошли в атаку на возвышенность под страшным огнем, дорога шла в гору, по снегу, который был выше колен. Там были 46-я, 48-я, 49-я и штабная роты». Возможно, было четыре или пять часов утра двадцать шестого января. Атака удалась, но стоила большой крови; может быть половина из семисот человек, которые составляли еще батальон «Тирано», погибли в то утро. Открыв, таким образом, дорогу частям, которые следовали за «Тирано», а мы должны были переформировываться и собирать раненых, оставшись в хвосте колонны. «Одна немецкая часть, – рассказывал Вита, – располагалась сзади по ходу колонны. Со своих саней немцы кричали: «Дорогу! Дорогу!». Лошади бежали, сани напирали, несмотря на убитых и раненых. Мы грузили на сани всех наших раненых, семьдесят или восемьдесят человек. Чтобы сделать это, мы должны были выгрузить почти все, в том числе и продовольствие. На санях оставили только оружие, боеприпасы и раненых. Сцены дикие и гнусные».

Об этом бое, на возвышенности у Арнаутово офицер, который командовал в те дни «Тирано», майор Франко Макканьо, /…/, вспоминал: «Мы оборонялись под огнем русских минометов и пулеметов. На моем левом фланге был немецкий офицер в маскировочном комбинезоне. Этот офицер резко кричал: «Вперед. Сейчас момент идти вперед. Что делают эти люди, распластавшись на снегу? Они должны идти вперед». Я повернул голову в указанном направлении и справа от себя увидел десятки альпийских стрелков, лежавших на снегу. Крикнул немцу «Они все мертвы (Sie sind alle kaput)», немец тогда встал по стойке смирно и отдал воинскую честь».

Мы становились волками. Бывший лейтенант Джиузеппе Приско, из 108-й роты батальона «Акуила», /…/, вспоминает, что ночью двадцать четвертого января в Никитовке, потерял контакт со своими. «Все избы были закрыты и забаррикадированы, – рассказывал Приско. – Стучал и кричал «Акуила» и никто мне не отвечал». Приско кричал: «Кто здесь?». «Вестоне!», – отвечали, но не открывали. Проходил вперед от избы к избе, все были закрыты и заперты. «Кто здесь?». «Тирано», – и не открывают. «Нет ли здесь лейтенанта такого-то или лейтенанта такого-то?». «Нет», – и не открывают. Приско называл в конце имя другого офицера, его друга, лейтенанта Нельсона Ченчи. «Здесь есть лейтенант Нельсон Ченчи?». «Здесь», – отозвались, но не открыли. Ченчи спрашивал изнутри: «Кто там?». «Это я, Приско, открывай!». «Ты один?», – спрашивал Ченчи. «Я один», – отвечал Приско. Ченчи открыл тогда дверь избы, Приско вошел. Но только потому, что был один. «Это был Ченчи, – говорит сегодня Джиузеппе Приско, – это был человек необыкновенно великодушный».

* * *

Мы не знали, что направление колонны или хотя бы ее головной части было всегда единственным правильным, получая информацию через аппарат радиопоста, установленного на санях, буксируемых немецким трактором. Не знали также, что вообще была радиосвязь. Мы шли вперед, как могли, спрашивая себя, как будет окончен наш марш. Трагедия была для нас, отставших и сбившихся с пути, а также ситуация не была радостной и для головы колонны.

Хочу представить несколько коротких отрывков из уже цитированного рассказа Гизетти. «Мы продолжаем идти вперед», читаю дату заметок: двадцать третьего января. «Разведка была проведена четырьмя самоходными орудиями, которые еще оставались и которые могли быть в любой момент потеряны в какой-нибудь засаде. Изнеможение войск усиливалось от часа к часу. Усиливалась путаница из-за прибывших нескольких тысяч венгров, которых русские захватили в плен в тылу, за Воронежем и которых конвоировали на марше в сопровождении нескольких женщин-солдат. Увидев нашу колонну, венгры перебили охрану и бросились навстречу к нам, дико крича. Наш трактор остановился: наверное, полетела коробка передач. К счастью, мы были на спуске и толкали его, после чего это средство передвижения снова двинулось. Мы остановились в Малой Николаевке. Самоходные орудия нанесли потери одной советской моторизованной колонне, по которой стреляли в упор. Две гусеничные машины русских были подбиты, часть колонны разбежалась, оставив несколько автомашин. Горючее из советских машин было перелито в самоходные орудия и в трактора, которые в нем остро нуждались».

На дату двадцать четвертого января записано: «Снежная буря и ветер, который дул с северо-запада. Ночью вернулись из разведки казаки («восточная кавалерия» – острейтеры), которыми командовал молоденький германский офицер с неаполитанской фамилией, он сказал, что советские танки ощущают нехватку горючего. Как знать? Офицер развернул казаков; в разведке они были не первый раз и часто ночью «разговаривали» с неприятелем. (Следующей ночью среди них было массовое дезертирство, вместе со своими лошадьми, больше их не видели.)

Полковник Хайдкампер решил ускорить движение и встал во главе колонны на тягаче. Говорил: «Не смотрите ни направо, ни налево, не проявляйте никакой жалости. Вытягивайтесь вперед и не поворачивайте назад никогда. Спасение зависит от нас». Днем были перед Малакеевкой, где находилась советская артиллерийская позиция; самоходные орудия стреляли прямой наводкой и уничтожили орудия вместе с расчетами, но в бою два наших самоходных орудия вышли из строя. Теперь перелили горючее в два оставшихся самоходных орудия. И вперед. Колонна, между тем, была абсолютно равнодушна к этому бою и обходила Макеевку справа и слева.

/…/

В одной избе встретил генерала Наши, он спросил меня, есть ли новости о младшем лейтенанте Гарибольди, сыне командующего 8-й армией. Вечером по радио вышли на связь с группой армий и просили дать направление на марш. После примерно часа ответ был получен из 8-й армии: Арнаутово, Николаевка и перекресток дорог в шестнадцати километрах юго-западнее Нового Оскола. Район был очищен от противника. На следующее утро, двадцать пятого января, возобновили марш. Во главе осталось только два германских самоходных орудия, окруженные несколькими отставшими немцами, потом шли два батальона из дивизии «Тридентина», еще довольно организованные и дисциплинированные; позади привычная аморфная масса из итальянцев, германцев, венгров и румын. Сани были сильно перегружены обмороженными и ранеными.

В десять мы были перед Николаевкой, альпийские стрелки ударили быстро вместе с самоходными орудиями и уже заняли населенный пункт, прогнав партизан, которые держались не слишком уверенно. Буря прекратилась, в небе появились два самолета Ju 52 и сбросили снабжение: топливо, артиллерийские боеприпасы и продовольствие. Солдаты бросились как шакалы на добычу и все пропало в один момент. Послали одну машину на разведку к Николаевке, где по нашим расчетам должна была уже находиться дивизия «Тридентина». Но «Тридентина» оставалась в Никитовке, а в Николаевке были русские».

В Николаевку часть нашей колонны пришла через четверть часа после сражения, на рассвете, проведя ночь под открытым небом, это, должно быть, было двадцать седьмого января. Что касается Николаевки, то это было место последней надежды, место беспорядочной битвы для прорыва, узнали потом о первых попытках прорыва. /…/

Восьмая часть

Воспоминания, Эджисто Корради о событиях в Николаевке представлены в третьей главе этой книги.

/…/

* * *

/…/

Сейчас мы не видим больше убитых, ни итальянцев, ни немцев, ни русских, не слышим канонады и далекого шума танковых моторов. Теперь наша дорога казалась хорошим предзнаменованием.

Ситуация стала иной, появилась надежда. Однажды утром, когда наша группа находилась в головной части колонны, видим, появился и стал приближаться к нам немецкий самолет «Аист». Самолет кружил низко над нашими головами, жужжа, сбросил что-то, мы подбежали и взяли это. Внутри картонного тубуса была записка из двух слов «Wolokonowka besetz» (Волоконовка занята). Два этих слова были написаны карандашом. По моей карте следовало, что наше направление движения как раз на Волоконовку, так нам казалось. Самолет возвращался к нам три раза и три раза указывал нам направление на север, после чего летал по кругу.

Мы поднимали руки, приветствуя летчика, и показывали, что поняли направление, указанное самолетом. Так небольшая надежда, которая была какой-то час назад, теперь испарилась почти полностью. Было еще далеко до конца, такой мы сделали вывод. Между нами и немецкой линией обороны были еще советские силы.

Теперь идем по географической карте, на которой утром «Аист» поменял наш курс на северо-западный, в направлении на Новый Оскол. Новый Оскол казался в этот момент свободным, быть может, так и было. Но если так было, то это было не долго.

Танк служил немцам передовым дозором, они подтвердили, что также и Новый Оскол находится сейчас в руках русских войск. Мы были на марше позади и тем временем, нам удалось соединиться с хвостом колонны, те, кто шел впереди, не знали ничего о новой преграде на спуске к Новому Осколу. Эту информацию могли знать только двадцать человек во главе колонны, другие следовали за ними. Не знали, что наблюдателями с воздуха были замечены две засады у Волоконовки и у Нового Оскола, казалось это последние препятствия на пути выхода из окружения, который будет за этими двумя населенными пунктами, хотя мы уже встретили первые немецкие мобильные аванпосты. Итальянцы и немцы, которые шли во главе колонны, приняли решение проходить маршем через эти два населенных пункта, занятые русскими. Скорее всего, там не было крупных русских бронетанковых и мобильных соединений. Может быть. Попытка прохождения головной группы удалась, однако, что будет с остальными? Итак, мы шли, не зная, есть ли между этими двумя населенными пунктами смертельные западни. Сейчас это было главной проблемой.

Ночью марш продолжался, колонна двигалась быстро, без остановок. Незадолго до рассвета вошли в одну избу, немного отдохнуть. Там были дети и женщины. «Русские в селении?», – спрашиваем. Женщины отвечали: «Нет», отвечали достаточно убежденно. Поели пшена, сваренного в воде, снова отправились в путь.

С начала нового дня надежда поселилась в наших душах. Шли быстрее, вдоль дороги снег утрамбован и расчищен по сторонам, недавно прошла снегоуборочная машина. Потом заметили свежие следы автомашин. Начали раздаваться оптимистические голоса. Слышали разговор, что завтра будем спасены, пройдя за немецкую линию обороны.

Но шли также весь следующий день, никаких признаков немецких аванпостов. Однако не было и признаков русских, ни одного выстрела. Более того, шли медленно. В эти часы колонна двинулась по двум разным направлениям, с разными пунктами назначения. Мы выбрали западное направление, а не южное. За перекрестком нашли два 75-мм орудия (75/13) без затворов и четырех брошенных мулов. Мулы были сильно истощены, очень худые. Сильный ветер дул с запада, прямо в лицо. Когда мы останавливались и смотрели назад, видели колонны альпийских стрелков, которые шли, согнувшись вперед, против ветра, все одинаково сгорбленные.

Лица впалые как у мумий, глаза красные, безумные, в одежде, превратившейся в лохмотья, на ногах огромные свертки. Сани трещали, мулы и лошади на грани смерти. На санях было несколько мертвых из Николаевки. В снежную бурю неожиданно появились на обочине дороги два немецких танка. Два настоящих танка, не как обычно, самоходные орудия или гусеничные машины. Два танка, которых мы не видели со времен окружения.

Они выглядели внушительно с орудиями, повернутыми на восток. Мы прошли мимо без слов. Это был первый мобильный аванпост новой импровизированной германской линии обороны на Донце. Час спустя на перекрестке встретили три или четыре итальянские санитарные машины, такие неуклюжие, с высокими кузовами. Задние дверцы были открыты и машины наполовину заполнены. Там был один лейтенант-автомобилист из дивизии «Юлия», которого звали Гуйон. «Вы вышли», – говорил Гуйон, «Мы вышли», – повторял, как отупевший. Но никакой радости не было, эти дни измучили нас. «Мы от немецкой линии обороны отправимся на юг и на север», – говорил Гуйон. «Теперь мы вне окружения. Обмороженных и раненых – в санитарные машины и еще, кто поместится, направляемся в Харьков». Из нашей группы двадцать или тридцать человек, Вентуроли, я и несколько других, решили продолжить путь пешком. Санитарные машины уехали перегруженные людьми, которые стонали, а некоторые солдаты устроились даже на подножках машин. «Доезжайте быстрее», – напутствовал Гуйон отъезжающих.

Мы вышли. Конец окружению. Был полдень тридцатого января. На следующий день в Сталинграде генерал фон Паулюс и его штаб сдались. Два дня спустя, третьего февраля, Сталинград пал, и русские и немцы дали по этому поводу официальные сообщения.

* * *

Ночью и весь день первого февраля быстро шли и прибыли вечером в Белгород. Из нашего сборного пункта Шебекино вышли в Белгород, на расстоянии примерно в сорок километров, это один хороший переход. Всякий раз мы говорили: «Мы вышли». /…/ На станции Белгород стоял товарный поезд с локомотивом и двумя грузовыми платформами, который должен отправляться в Харьков, это семьдесят километров на юго-запад. Должны были дождаться часа отправления и находились между станцией и поездом, приказ на отъезд никак не прибывал. Путешествие на грузовой платформе было ужасным. /…/ Но зато не было русских танков.

Прибыли в Харьков, когда его бомбили. Позже нашли одну открытую парикмахерскую, помню еще болезненные и худые лица, там нас обслуживала быстрая парикмахерша с рыжими волосами. После еды нас тошнило. Вечером направились в этапный штаб на станции Основа, в десяти километрах восточнее Харькова. /…/

Тяжелейший марш, такой же как предыдущий. Но без атак русских. Еще четыреста километров из окружения.

/…/ День седьмое февраля: из Основа в Богодухов; восьмое февраля: Богодухов – Купьеваха; девятое февраля: Купьеваха – Ахтырка; десятое февраля: Ахтырка – Ясенова; одиннадцатое, двенадцатое и тринадцатое: остановка в Ясенова; четырнадцатое февраля: Ясенова – Груни; пятнадцатое февраля: Груни – Тарасьевка; шестнадцатое, семнадцатое и восемнадцатое: остановка в Тарасьевке; девятнадцатое февраля: Тарасьевка – Великий Павлика; двадцатое февраля: Великий Павлика – Гадяч; двадцать первое февраля: Гадяч – Полибая Долина; двадцать второе февраля: Полибая Долина – Липовая Долина; двадцать третье февраля: Липовая Долина – Рогожская Крыница; двадцать четвертое февраля: Рогожская Крыница – Ромны. Все пешком, еще в лохмотьях. И еще голодные в колонне, также продолжали умирать от голода.

/…/ Во время этого марша, после того, как покинули Харьков, встретили немецкую танковую дивизию, которая двигалась маршем из Франции, для сдерживания русского фронта на Украине. Это была дивизия «Великая Германия», оснащенная гигантскими танками «Тигр». Немецкие танкисты высовывались из круглых танковых люков, смеялись нагло и пили шампанское из бутылок. Они, думали мы, идя по обочине дороги пешком на запад, дойдут до Москвы с этими длинными орудиями.

/…/ Ночью русские самолеты бомбили Гомель. Недоставало пищи. /…/ Продолжаем спать на земле, как в окружении.

/…/ Уехали в Италию двенадцатого марта на поезде. Нас было немного. Каждая из трех альпийских дивизий насчитывала шестнадцать тысяч человек, четыре тысячи мулов и различные материалы в момент отправления в Россию. Такими же силами располагала и дивизия «Юлия». Для погрузки всей дивизии «Юлия» было необходимо пятьдесят пять эшелонов.

/…/ Первого марта 1943 года, после отступления, все оставшиеся из «Юлии», которые дислоцировались в районе Гомеля, насчитывали три тысячи двести человек, включая офицеров и унтер-офицеров. Немного более тридцати или сорока мулов и лошадь, /…/. Эти цифры я записал в Гомеле, в русскую школьную тетрадь, которая еще сохранилась, еще меньше сотни человек – это пациенты госпиталей, которые вышли из окружения.

«Тридентина» на эту дату насчитывала семь тысяч пятьсот человек и триста мулов. «Кунеэнзе» – тысячу триста человек, она попала в настоящую бойню. В дивизии «Виченца» осталось еще меньше, думаю тысяча человек. Из примерно десяти тысяч автомашин Альпийского армейского корпуса более девяти тысяч девятисот были уничтожены или попали в руки русских. В итоге было потеряно две трети личного оружия и более девяти десятых автоматического оружия, почти все из ста семидесяти артиллерийских орудий.

Для перевозки всей дивизии «Юлия» в Гомеле потребовалось только три товарных поезда. Мой поезд был на Бреннерском перевале в ночь на девятнадцатое марта 1943 года, в день святого Джиузеппе. /…/

Глава VI. Письма альпийских стрелков из России

Роберто Миссироли

Родился в Швейцарии в 1913 году, умер на русском фронте в январе 1943. Нотариус, капитан 2-го полка альпийских стрелков, батальон «Дронеро».

(23 августа 1942)

Прошу тебя послать мне на днях географическую карту, хорошо бы из Тоуринга, потому что у нас здесь нет карт, позволяющих точно определить названия населенных пунктов этой необъятной страны. У нас было два дня марша, потом один день отдыха, потом три дня марша и один день отдыха, и так двигались по дороге до конца первой серии из 10 маршей.

(25 августа 1942)

Мы сделали четыре этапа подряд, вместо трех и имели сейчас только один день отдыха. Место стоянки было самое скверное из всего, что мы видели до сих пор, мне кажется, его название Ново-Павловка, и уже несколько километров входили в зону боевых действий, прошел месяц, как мы в России. Так линия фронта зимой проходила в этой части страны, то земля была почти полностью безжизненна.

Прекрасного русского рая и прекрасной русской организации мы еще не находили: может быть, будет дальше, впереди; но я убежден, что его просто не существует. От путешествия по этим областям мы имели те же самые впечатления, что и от путешествия по Абиссинии; необъятные просторы полей, более или менее обработанных; потом импровизированные маленькие оазисы с белыми домиками, которые издали смотрелись изящными, но когда ты приближаешься, видишь, что крыши все или деревянные, или покрыты соломой, или гудроном, и что стены из навоза животных, собственно как в Абиссинии. /…/ Где бы мы не находились, везде были колодцы, но нигде не было хорошей воды: мы ее пили после стерилизации или кипячения, не было никаких намеков на водопровод.

(28 августа 1942)

Ничего хорошего не предвещал взорванный мост и также несколько разрушенных неприятелем домов, такой явилась сегодня утром Александровка. Церковь с тремя одинаковыми куполами, костел для «Сфорцеска» видели уже издалека, он казался пагодой, выкрашенной в зеленый цвет. Мы расположились лагерем в прекрасной рощице, штаб находился в одном грязном домике, полном людей и обрывков бумаг. Мы не знали еще, куда пойдем дальше. Мы находились недалеко от Ворошиловграда, который сегодня утром видели справа. Пересекая эту зону, прекрасно понимаешь, почему русские не могли оборонять Украину и устроили эту длинную гонку поспешного отступления к Дону: вся местность однообразная, абсолютно лишенная мест, где можно попытаться организовать оборону; видели часто большие заграждения из колючей проволоки, большие противотанковые рвы, хорошие линии укреплений, добротно построенных и грамотно установленные позиции; однако, можно сказать с уверенностью, что несомненно на этой местности не было признаков сражений и бомбардировок. Видели необъятные территории, для обороны которых были необходимы миллионы солдат, чтобы прикрыть все направления, по которым могли пройти немцы беспрепятственно; один противотанковый ров был длиной в 50 километров, его преодолел 51-й полк и прошел вперед. После нескольких дней обороны, защитники, скорее всего, попали бы в плотное окружение, из которого спастись было маловероятно. Более чем 100 км территории прошли пешком и почти в течение месяца мы видели незначительные признаки прохождения здесь войны. Те, кто был в Ворошиловграде, говорили, что там есть несколько асфальтированных улиц и есть большие дома в европейском стиле; это было единственное разнообразие. Из Александровки завтра необходимо переместится на двадцать километров, поэтому не было возможности посетить большой город.

Вчера и позавчера мы прошли два грязных населенных пункта. Проходили мимо обычных для этих мест грязных пейзажей. Но сама земля, напротив, была очень плодородной, если хотя бы немного на ней работать. Часто проходили поблизости от месторождений угля; вдоль дороги видели вчера терриконы высотой в сто метров. /…/ Не понимаю, как они работали, а говорили, что этот народ готовился завоевать Европу! Они хотели что-то другое! В этих местах молодые люди удивлялись, увидев часы. /…/

(18 сентября 1942)

Одно хочу тебе сказать: если услышишь по радио или прочтешь в газетах необычные новости, или специальные репортажи об операциях, в которых участвовали альпийские стрелки, и особенно наша дивизия, верь только на половину и не ошибешься никогда. При освещении событий обычно придают большее значение нашим операциям, по сравнению со сражениями наших союзников, и потом… больше доверяй моим письмам, в которых я тебе рассказываю, как мы шли, с максимальным приближением к действительности.

(26 сентября 1942)

С того времени, как мы здесь, видели пару раз парашютистов, заброшенных в нескольких километрах позади нас; но когда взяли одного, захватили потом всех, потому что первый пойманный не был настоящим парашютистом и для спасения своей шкуры раскрыл место, где скрывались другие.

(1 октября 1942)

Несколько минут назад один немецкий унтер-офицер, который довольно хорошо говорил пофранцузски, рассказал о выступлении Гитлера сегодня. Там было сказано, что все идет достаточно хорошо, и все должны будут оставаться на достигнутых рубежах. Естественно, их нужно будет защищать от русских; потому что эта зима будет отличаться от предыдущей. Мы все убеждены, что русские не смогут больше переправиться через Дон; также немцы имели уже опыт одной зимы в России, приводили в порядок имущество и заранее спокойно готовились. И для русских зима будет много хуже, чем для нас. Но хватит политики и стратегии.

(17 октября 1942)

В последние дни на нашей линии обороны были пять дезертиров, из которых один местный житель, один из Москвы, один сибиряк, один калмык и еще кто-то; они были все оборваны, голодные и испуганные. Они отвечали на наши вопросы и не были радостными. Мы надеемся, что все, что они рассказали, не было плодом воображения.

(18 октября 1942)

Капеллан из своей небольшой библиотеки для солдат дал мне книгу новелл Пиранделло; было много забавного, но некоторые новеллы не совсем достигли своей цели – улучшения настроения. Сегодня, собственно, ничего не делал, лежал на кровати и читал современные стихи: мне кажется, что необходимо иметь более ясный и спокойный дух, который несет доброту и терпение.

В этой местности мы видели школы с многочисленными книгами по алгебре, физике, а также в некоторых домах мы обнаруживали книги по истории, очень подробные, каких даже нет в наших лицеях.

(29 октября 1942)

Вчера был праздник, пробовали вино после почти месячного перерыва; завтра прибудет также немного коньяку. Вчера наши соседи-артиллеристы, чтобы позлить русских, привели духовой оркестр на передовую, который исполнял Королевский марш и Марш Молодых; русские в это время начали размахивать красным сукном, но три наших орудия, которые уже пристрелялись, обрушили на их головы сотни снарядов.

(1 ноября 1942)

Среди колоритных сцен из нашей жизни были и такие: капитан Г. спал в блиндаже с двумя телефонистами и ему приснилось, что русские вошли внутрь, он проснулся неожиданно крича «Тревога», вскочил с постели, пытаясь натянуть сапоги; один телефонист проснулся внезапно и увидел тень по соседству, спрыгнул с раскладушки и остановился; тенью на самом деле был Г., которого тот крепко схватил и который будучи убежден, что находится теперь в руках русских, не зная что делать, был в оцепенении. Потом Г., видя, что ничего не происходит, дал новую тревогу и только теперь телефонист заметил, что схватил своего капитана.

(2 ноября 1942)

Я видел вчера «Газзетта дель пополо» («Народная газета») от 16 октября, не помню точно, где была статья Э. Дольо, названная «Балкон на Дону», он описывал посещение опорного пункта альпийских стрелков из батальона «Кунео», бедные читатели, которым приходится читать корреспонденции с войны на Восточном фронте, гора преувеличений и глупости и, что более неприятно, вы верите таким вещам, мне нечего ответить тебе по правде, единственное, в начале мы развлекались, этой писаниной, а сейчас этот нахал вызывает отвращение. И думаю, вы читали и другие подобные статьи.

(14 декабря 1942)

Всю прошлую ночь и весь сегодняшний день слышали грохот канонады в нескольких километрах от нас; мы не понимаем, что происходит, но несомненно ничего страшного, потому что не получали сигнала тревоги, и день был спокойным, как все другие. Было несколько небольших атак, значение которых весьма преувеличивали, сейчас все вернулось в спокойное русло. Сегодня утром, однако, было одно представление – видели самолеты, которые прилетали и улетали; слышался свист пикирования и пулеметные обстрелы у подножья высоты, работала противовоздушная оборона русских; день был прекрасным, но лед на Дону ломается и, кроме того, появился туман, препятствующий обзору на несколько километров впереди…

(16 декабря 1942)

Температура была всегда примерно одинаковой, после пары дней хорошей температуры, но достаточно морозной (максимум -8, минимум -24 градуса), вчера стало теплеть (сегодня был максимум +4 градуса) снег стал таять, Дон почти полностью освободился от льда и небо было вчера закрыто тучами. Несколько дней русские были немного активнее; как я говорил в последнем письме, атаковали небольшими силами недалеко от нас, но имели только большие потери, не добившись ничего; теперь уже нас они не могли больше застать врасплох. Также сегодня утром слышали свирепую воздушную бомбардировку справа от нас, с некоторыми интервалами. В 5 часов (16.XII.) мы были разбужены довольно резким грохотом от «катюш» – это особые минометы, посылавшие из одной машины 14 выстрелов за один залп, этот грохот заставил нас перевернуться в постелях /…/.

Если это было большое зимнее русское наступление, будет не до смеха…

(20 декабря 1942)

/…/ прибыл приказ, что меня переводят в штаб дивизии /…/

Что меня восхищало в батальоне «Дронеро», так это неизменное спокойствие всех от первого офицера до последнего солдата, основанное на большой вере в собственные силы. /…/

(29 декабря 1942)

Россия совсем другая страна, такая, как Африка, которую не захочется посещать, даже после долгих лет, когда на земле наступит мир. Но некоторые говорят о каком-то обаянии, которого я, однако, еще не находил: бескрайние степи, тройки, иконы, подсолнухи, все эти прекрасные вещи широко описаны в книгах и в газетах, чтобы воодушевить людей (которые, вероятно, никогда не были в этих местах). Тем более теперь эти проклятые русские делают все, чтобы мы капитулировали на их дикой Родине; кроме того, население вблизи не отличалось приветливостью, потому что здесь слишком близко проходит фронт и мы чувствовали от них определенную угрозу…

Конечно, это относится больше к молодым мужчинам и женщинам, пропитанным идеями большевизма до кончиков волос, а люди пожилые, которые в начале нашей оккупации занимали различные должности; старые, наоборот, казалось, были довольны изменениям, так как все они были собственниками, все собственники, прозванные кулаками – это были эти же люди. Однажды я был на дороге, и один ребенок, стоявший поблизости от меня, показал мне на самолет, которого я не слышал и который летел низко по направлению к нам, говорил мне весь радостный, размахивая руками «русский, русский!».

К счастью, самолет оказался румынским, и все закончилось хорошо, но я все равно, влепил ему оплеуху за тот страх, который мне пришлось испытать.

* * *

Эмилио Де Марки

Родился в Милане в 1913 году, умер на русском фронте в январе 1943 младший лейтенант 5-го полка альпийских стрелков, батальон «Эдоло», дивизия «Тридентина».

(22 сентября 1942)

/…/ закончилось путешествие на поезде и чувствую себя прекрасно. Был чудесный закат на необъятных полях. Прошли пригород, видели много деревьев. Много печных труб и терриконы выше домов. Это город садов; все домики одноэтажные, это называется русским раем.

/…/ Население гостеприимно к итальянцам. В постелях, однако, было много кавалерии (блох).

(30 сентября 1942)

Уже писал тебе вчера, что прибыло мое назначение в 5-й полк альпийских стрелков, батальон «Эдоло», 51-я рота. Полевая почта 201. Чувствую себя превосходно и нахожусь на безопасных позициях, моя часть не используется. Русская кампания очень хорошая и очень странная. Пшеничные поля теперь все скошенные и трава высушенная, все в пыли. Вся местность покрыта так называемыми балками, образованными промоинами в песчаном грунте. В этих балках устраивали систему пещерных жилищ. Каждый день, как только темнеет, солдаты занимаются рытьем земли. Их даже приходилось останавливать, потому что копали слишком много. Так выяснилась моя некомпетентность как архитектора, которая не проявлялась до сих пор.

Ночью мы спали под навесом, а когда наступил холод, мне дали шерстяную шинель. Уже говорили сделать печи, и мы были в сомнениях между буржуйками и каминами, проекты были фантастические.

/…/ В подземных каморках слушали альпийские песни и странный шум. Это были ручные машины, которые готовили муку из зерен пшеницы, недавно собранной.

Я ориентировался по звездам, которые здесь сияли по-особенному, не как в горах и не как на равнине./…/

(4 октября 1942)

/…/ Сейчас был в яме, где ожидают брикеты навоза в печи нашей постройки, имеем восхитительное тепло. Ночью сплю всегда под навесом, где закутывался в меха, как эскимос. /…/ Здесь распределяют пакеты Миланской Федерации на каждый день: один пакет на каждые семь солдат.

Один солдат в доверительной беседе со мной назвал себя счастливым, потому что прикасался к медальону с Мадонной. Были сцены распределения по ложке вкуснейшего коньяка в качестве лекарства.

(11 октября 1942)

/…/ боюсь, что даже сегодня не смогу отправить почту. Были на марше вчера и сегодня и прошли 50–60 км из 300, которые должны сделать. Естественно, на своих двоих, как вся рота и как весь батальон. Некоторые из альпийских стрелков крепкие и обросшие щетиной как медведи, с огромными мешками, шли предельно осторожно. Мой рюкзак весит немного меньше, чем солдатский.

(26 октября 1942)

/…/ Население, как я тебе писал, гостеприимное необъяснимым образом. В саперной роте повар, у которого два сына погибли на этой войне, был очень заботлив в стремлении накормить нас до отвала хорошо приготовленными блюдами и помогает нам в любой работе. /…/

(15 декабря 1942)

Русские перед фронтом альпийских стрелков стоят неподвижно, как из гипса и ограничиваются снайперской стрельбой, которая кажется их специальностью, но занимаются этим достаточно редко. /…/ Сейчас не так холодно, как было в первые дни, я видел, как в мороз трудно приходилось часовому, который вынужден быть неподвижным. В роте я один из самых метких. Мне сделали две прекрасные бойницы, работая по ночам, я ощущал собственную безопасность, но не прошло пяти минут после торжественного открытия, как снайпер продырявил балку перекрытия в 10 см выше моей головы и потом продолжал такой же обстрел. Тогда я поменял позицию, но был тот же результат, потому что на такой дистанции мы в равном положении. Вчера ощутил на себе личную месть, потому что вечером он первым стрелял в меня из автоматического оружия.

Хочется отметить, что стреляют достаточно плохо. Вендетта относительно моей амбразуры мне была хорошо понятна. Если то отверстие в балке сделал один русский, я должен был ему благодарен.

/…/ Сейчас отдыхаю, и мы наслаждаемся лаврами победного сопротивления, как понимаешь, это наше победоносное сопротивление. В любом случае здесь дела идут очень хорошо, удобные убежища, отапливаемые дровами. Для нас очень важно это спокойствие. Первый эксперимент подтвердил, что мы приспособимся ко всему в любом случае, за какое-то время. Эти 40 дней были очень поучительны; тревожные первые ночи, черные как в печке, с дождями и грязью, войска, которые мы заменили, исчезли как призрак, как только мы прибыли и стали устраиваться на месте.

Сразу после первых морозов были последствия, потом мы немного привыкли, стали чувствовать себя безопаснее, как в домашних условиях, как мирные буржуа. Никогда не отдавал приказы, противоречащие гигиеническим условиям солдат. Если наши солдаты были бы только машинами войны, то это было бы бесполезно, но к счастью это не так. В любом случае, и ходьба полезна. Также потому, что мы всегда люди счастливые и потому, что русские – народ со своим собственным укладом.

Твои часы показывают часы и минуты, в которые стреляют русские пулеметы и отмечают час победы, который фиксируется в донесении новостей, как это предусмотрено.

Также здесь альпийских стрелков называют куриными солдатами. Против нас русские никогда ничего не предпринимали, можем поэтому быть уверены, что все уладится в нашу пользу.

(27 октября 1942)

Вероятность вернуться домой, как говорят альпийские стрелки, много больше, чем кажется, и дома беспокоятся больше, чем необходимо; и потом, меня волнует собственная шкура и военная служба, о которой за эти месяцы я конечно думал.

Простите меня за эти разговоры. У меня один взвод, который мне полностью подчинен… Не думай, однако, что я хочу бегать, рискуя бесполезно на этой войне, мы должны победить и вернуться, в конце концов.

Может быть, моя почта придет с опозданием в ближайшее время. Ты, пожалуйста, найди необходимые доводы чтобы успокоить наших, для меня будет трудно находить новости, которые были бы хорошими…

(30 октября 1942)

Дорогие мама, папа, сестры.

Меня отправляют на передовую и это письмо возможно последнее. Доверяю Карле, потому что не знаю, когда будет последнее послание.

Получите это послание только после моей смерти, теперь уже я думаю, это будет в ближайшие месяцы. Вижу мою судьбу как одну простую случайность. Но думаю, потребуется огромное ваше жертвоприношение, когда получите это мое письмо. Италия в войне, и все мы должны воспринимать это спокойно.

У меня нет причины ненавидеть тех несчастных, которые были на другом берегу и делали то же, что и мы, но я был, конечно, на своем посту среди моих итальянских солдат, которых я люблю.

Надеюсь, что моя смерть будет такой, к какой я приучаю солдат.

Политика, ответственность и причины этой войны не в счет; Италия находится в войне и поэтому там мое место.

Я имею честь сражаться за мою Родину с оружием в руках и я прошу не плакать о моей смерти.

У меня трепещет только сердце, когда обращаюсь с просьбой к вам о максимальном жертвоприношении. Простите меня, если я предпочел мой долг итальянца и любовь к Родине, которую должен любить как вас, но верю, что действую сознательно и не поменяю мою судьбу.

Продолжайте жить, как если бы я был с вами, такими же трудолюбивыми в жизни, с твердым убеждением в Победе за величие нашей Родины.

С Вами последние мысли.

Последний поцелуй.

Эмилио.

Моя могила будет далеко от дорог, поблизости от Дона, деревянный крест с табличкой, имя, дата, город Милан и моя каска. Это будет могила альпийского стрелка, какие я уже видел, которыми отмечена дорога итальянцев, прибывших сюда выполнить до конца свой солдатский долг.

* * *

Гаетано Габардини

Миланец, капитан, командир смешанной саперной части 5-го полка альпийских стрелков. Родился в 1900 году, умер в России в марте 1943 года.

(Фронт на Дону, 10 января 1943)

Награжден знаком «на поле боя» с бронзовой медалью за Военную Храбрость. С гордостью передаю тебе эту новость сегодня – 10 января 1943 года: мне 43 года! Но не старый душой и сердцем, я итальянец и настоящий боец. Обоснование для награждения было прекрасное; но мои солдаты были более достойны. Более прекрасные и более великие! Дорогие несравненные ребята. Мои ребята, эта великолепная рота, которая делает честь оружию фронтовых саперов и всего другого оружия.

Альпийские стрелки говорили: браво, вы более достойны носить черные перья! Бок о бок с нами оборонялись на правом фланге нашего армейского корпуса, мы сражались и сопротивлялись семь дней (не три, как сказано в обосновании) подряд под открытым небом почти без сна, в тяжелых климатических условиях с температурой 25–30 градусов ниже нуля. У меня было четыре раненых, двое обмороженных и несколько человек заболевших; ваши молитвы помогли мне тогда! Я был помилован, потому что не беспокоился больше о собственной жизни, только о битве, о Родине и о своих солдатах, которым необходимо защищаться, которых необходимо поддерживать.

Моя Мариза, мои любимые малышки, в эти часы обстрелов и холода я так думал о вас, и вы мне давали силы для поддержки меня на ногах, всегда перед неприятелем, среди моих людей, пренебрегающих пулеметными и орудийными обстрелами. Как офицер саперов армейского корпуса, в один тяжелый вечер, когда другие колебались, я создал линию обороны, где не было ничего и я управлял людьми и оружием, я остановил колеблющихся, стараясь найти пропавших без вести; под убийственным огнем мы вырыли одну траншею, в которой оставались с 19 по 25 декабря, отбивая яростные атаки русских, под воздушными и артиллерийскими бомбежками днем и ночью. В ночь Рождества были в траншее и русские атаковали! Это Рождество я никогда не забуду!

Потом нас заменили другими частями на передовой, которые в это критическое время закрывали брешь в обороне.

Запомнил один залп «катюши», который взорвался в 5 метрах от меня, единственно, что я получил – контузия; у меня началось обморожение рук и ног, но сейчас чувствую себя довольно хорошо.

Мои офицеры так дороги мне, они такие отличные; ясные и спокойные; мои солдаты, улыбающиеся и отважные, невероятно сопротивляются ужасному климату и боям!

Сейчас ждем награждений за храбрость, которую проявили, утвержденных его превосходительством.

Видели, что дивизия «Юлия» упоминалась в немецком бюллетене: в этот период «Юлия» со своими удивительными альпийскими стрелками в первые 12 часов удерживала позиции, которые должны оборонять до последнего. Эти позиции мы быстро сделали, и командир их докладывал победные рапорта о минимальных потерях среди своих солдат!

/…/ Все узнали о героизме этой части и среди альпийских стрелков, если не говорили, то будут еще говорить об этом. Сейчас мы возвратились к спокойной работе, как в начале, в тишине. Ты можешь быть спокойна; твой Гае сильный, спокойный, как это было во время опасности, как всегда, как хочешь ты!

Тебе дарю жаркую неделю в битве!

(Фронт на Дону. 11 января 1943)

/…/ Здесь все хорошо, сегодня была температура 20 градусов ниже нуля. Почта не приходила 15 дней и поэтому необходимо иметь терпение. Последнее твое письмо датировано 16 декабря: почти месяц прошел. Хорошо сплю, но иногда просыпаюсь из-за невозможного холода в избе! Конечно, траншея оставляет одно важное неизгладимое впечатление и может быть… немного ностальгии. Это действительно так, несмотря на… неистовую ярость людей.

Но ты чувствуешь действительно близость твоих людей и хочешь уберечь их, как настоящий командир, их синьор.

Становились львами даже овцы.

* * *

Ферруччио Бозио

Родился в Милане в 1915 году, умер на русском фронте. Лейтенант 5-го полка альпийских стрелков.

(15 августа 1942)

Мы пересекли несколько границ, проезжали большие города и столицы, вошли в район, сильно пострадавший с начала кампании в России. Перед нами простирались бесконечные поля подсолнухов, из которых делают масло и пекут хлеб. После тысячи километров мы спустились на землю, в один промышленный район. Остановка в бесконечном лесу, успокоились, нам было удобно. Все было тихо здесь вокруг, как будто во время путешествия; такое ощущение, что нам преувеличивали количество пресловутых партизан. Напротив, немцы нас окружали значительным контингентом /цензура/ что для /цензура/ не имели никаких сомнений. Возможно, через несколько дней, сделаем рывок вперед, на сотни километров, так как два месяца мы находимся от фронта на расстоянии, как от Милана до Рима.

(18 сентября 1942)

Наши альпийские стрелки, естественно, уже приводили в порядок деревянные лачужки, зарытые в землю. До сих пор все шло великолепно; каждый день приходили три или четыре, а в один день шесть дезертиров с русской линии фронта. Им удалось уклониться от слежки комиссаров, и они ничего не боялись, потому что их семьи были на территории, оккупированной странами Оси. Конечно, они все-таки сражались упорно, но с упорством скота, брошенного в загон, их сопротивление было вызвано только силой принуждения. Противовоздушная оборона альпийских стрелков и нашей части бездействовала во время остановок воинских эшелонов и на передовой.

(27 октября 1942)

Я был в штабе, на базе 5-го полка альпийских стрелков со своими мулами и думаю, что всю эту зиму буду кучером в степи на тройке.

/…/ Население было оптимистично и услужливо /…/ Дорога, которая соединяла нас с железной дорогой, была превосходной, это странно, железная дорога была в трех километрах, поэтому снабжения не хватало никогда.

/…/ Но вы должны знать, что ваш сын чувствует себя хорошо, катаясь вперед и назад на муле, верхом на лошади, на повозке по степи. Думаю, что кинохроника «Луче» сделала бы интересные кадры о моей русской лошадке, со стременем из двух кусков веревки, а вместо седла было достаточно тюка, жесткого-жесткого!

Если меня покажут, буду выглядеть, как Санчо Панса!

(29 октября 1942)

/…/ Сейчас, после многих километров (не менее 500), мы готовимся к зимовке, как Наполеон (я не хочу сравнивать его с нами, потому что он проиграл). Но в отличие от Наполеона, которого беспокоило отношение русского населения, для меня, например, было наоборот, сейчас население симпатизировало в этом населенном пункте, представляя помещение на зиму в домике (так как размещались в зимнее время в траншеях), за который я не только не плачу ничего за наем, но и по утрам мне приносят литр надоенного молока; один мой друг, более симпатичный и мастеровой, приносил к обеденному столу также мясо с молодой картошкой каждый раз. Здесь не принимают деньги, и когда работают, получают еду. Население имеет оборванный вид, но дворы полны гусей и коров. Это был район однозначно сельскохозяйственный, мы видели на сотни километров только одно пшеничное поле, убранное в огромные снопы, потому что зернохранилищ не было! Интенсивная советская зерноуборочная кампания была уничтожена везде нашими руками. Советские солдаты едва ли могли прибыть туда; думаю, что в один только месяц на фронте нашего батальона было около 250 советских перебежчиков (хотя боев не было).

За 6 месяцев наш батальон не уничтожил ни одного неприятеля. Здесь, на Дону, то же самое. Единственная наша неприятность была в том, что мы прибыли слишком поздно для похода в горы. Но не оставляем эту идею!

(15 декабря 1942)

/…/ Посылаю тебе весточку от альпийского стрелка, затерянного в степи, всей белой от снега, где есть только свист ветра и вой голодного волка. По опыту на ветер мне плевать, потому что такой как я и мои альпийские стрелки умеем защищаться достаточно. Волков я не видел, но они нам не страшны, у нас винтовки, не страшен и неприятель… в сводке говорили о нашей части.

* * *

Марио Тониоло

Генуэзец, офицер 2-го полка альпийских стрелков, батальон «Дронеро»

(Военная почта 203, 5 сентября 1942)

/…/ На Кавказ больше не идем, и мне очень жаль, потому что это было бы очень интересно. Ничего не поделаешь.

К счастью, не очень холодно, всегда дует слабый ветерок и все проходит довольно хорошо: самое ужасное это пыль слоем две или три пяди и прибываем всегда, после каждого этапа, все черные. Поэтому должны ходить с платками, завязанными вокруг лица, это тяжелый труд – маршировать по пляжу. К счастью не было дождя, потому что он создавал непроходимую грязь.

Я встречал несколько раз Сандро, который следовал со своей группой артиллерии. Когда нас обгоняли машины, поднимающие облака пыли, у всех вырывались вдогонку им три или четыре ругательства. Началась война, для нас альпийских стрелков это была настоящая война, хотя сражения были некоторое время не регулярными, импровизированными, не продолжительными, прибыл, чтобы продолжать военную службу, хотя трудно для всех в эти дни. Вероятно, буду как Сандро: война на машине: счастливый он! Но не поменяюсь с ним. Не хочу отказаться от командования своими людьми, перейти в духовную службу или по обеспечению медицинского обслуживания, это тоже тяжелый труд – контакт с душой простого солдата, простого альпийского стрелка. Итак, никаких постоянных жалоб, стали все спокойные, но только завидовал и меня давило небольшое бешенство, когда после шести или семи часов марша, потный, черный от пыли и уставший, видел проезжавших опрятно одетых и выбритых с большими очками для автомобилистов, руки в перчатках. Это война и жизнь.

(11 сентября 1942 года. Вечер)

/…/ Вот мы на месте сбора, и это осознаем с огромным удовольствием. Когда вернусь домой в мирное время, первое, что сделаю – куплю автомобиль, возьму жену и сыновей, и все необходимое для содержания машины, иначе ничего: пешком не хочу больше ходить, даже по райской лужайке.

Мораль такова: мы прошли более 350 км, одна сотня еще до передовой, потом не знаю сколько еще. Если думать о том, что должен буду потом вернуться обратно, я почти хочу, чтобы русские остановили меня там, где я был.

(20 сентября 1942 года)

/…/ Два дня назад собирались в рощице, где ожидали, в тридцати километрах от Дона и было все прекрасно.

Рано или поздно доберемся до передовой, но сейчас еще не знаем, когда и как будем использоваться. Вероятно, будем размещаться на линии обороны всю зиму. Задача достаточно монотонная, но не опасная и следовательно спокойная, поэтому нечего опасаться! Такое ощущение, что русские не кажутся даже неприятелем, который дерется как львы. Конечно, было впечатление, что эта война отличается от той, что представлял Варацце, и будем смеяться, когда будем рассказывать об участии в знаменитой русской кампании, проведенной с непревзойденным мастерством, смелостью, отвагой, техникой и опытом немцев и… журналистов.

(Военная почта 203, 17 ноября 1942 года)

/…/ Русские вели себя спокойно и все же части на их берегу работают как сумасшедшие, зарываясь в землю. Видели бы вы ситуацию, когда две армии на одном и на другом берегу, война превратила в кротов. /…/

Сцена войны на Русском фронте:

На передовой в моей зоне ответственности неприятель ввел в действие в последнее время один пулемет и один миномет, что нас немного беспокоило. Их необходимо было устранить стрельбой. Смотрю за реку в своем секторе, в ожидании. Кажется, они затаились, немы, как рыбы, не раскрываются. Мне надоело ждать, и решил сыграть с ними злую шутку, В следующий вечер я взял граммофон и русские пластинки и поместил его на берегу, зазвучали балалайки и славянские песни, а потом дудки, посыльные кричали оскорбления по-русски (они это делали из хорошего бронированного укрытия). Рыба клюнула, вначале отвечали криками, и потом «пим, пам, пум» – стали стрелять не жалея зарядов, раскрылись, как глупцы. Не успели даже закончить стрельбу, как мы навели свое оружие и минометы, и я дал приказ открыть огонь: пим, пум, та-та-та… до смерти смеялись, как их быстро успокоили.

(22 октября 1942 года)

Вот мы, наконец, на месте назначения после месяца отсутствия. Я сделал приблизительные расчеты пройденных километров этим летом, и мой результат достиг рекорда в одиннадцать-двенадцать тысяч километров, не считая все километры, сделанные пешком, их было примерно четыре сотни, но они были самые потные. Как бы ни было, все это очень интересно и время пролетело как ракета. Наступила туманная и сырая осень на берегу Дона, после такого интенсивного лета и наплыва событий. Отъезд: длительная погрузка, спиртное, последнее итальянское вино на банкете на стадионе Букса, первый внезапный толчок поезда в полночь; отправление в Россию; крики, приветствия, песни в темной ночи: альпийские стрелки Италии, все жизнерадостные и полные энтузиазма, отправляясь на новый фронт, к новой судьбе. И воинский эшелон начал быстро, день и ночь, переносить нас в своих вагонах, отстукивающих тысячи ошибок, тысячи жизней, тысячи маленьких миров, вспоминаемых с тоской и грустью. Проезжали границу, мы были в Австрии, первые улыбки и приветствия одной немецкой девушки-блондинки итальянским товарищам, были в Германии, где все заняты одной только целью: окончание войны: звуки хриплые, немного церемонные люди, которые хотели делать это любой ценой. Были в Польше: золотая пшеница и первые следы нищеты, принесенной войной, видели бледные лица, оборванные и изношенные одежды; ватага женщин и детей с большими желтыми звездами на груди и на спине, метка для евреев, они работали вдоль железной дороги на станциях под контролем нескольких немецких часовых. Они смотрели с безразличными лицами, без надежды. Мы были в России: поля пшеницы и подсолнечника, разбитые окна маленьких домов, отличавшихся белизной извести среди моря желтого золота. Начинаем пешие переходы, пыль, усталость раздражают, первые случаи диареи. Идем на Кавказ, это прекрасно, там было вино, красивые женщины и климат почти как в Италии. Потом стоп, вернуться назад, куда идти? Невезучие вооруженные силы! Возможно, случилось что-то серьезное? Почему возвращаемся обратно? Что случилось? Дивизия «Сфорцеска» была сильно атакована на Дону. Она отступила, она не выдержала. На фронте, на Дону, необходимы были подкрепления. Альпийские стрелки! Неизвестная бесконечная русская равнина, огромные холмы и плоскогорья расстилались впереди, день за днем, все более обширные, вещевой мешок делался ото дня ко дню все тяжелее, ходьба пешком причиняет страдания во время длительных переходов, один мул упал на землю и не мог больше идти вперед, ругательства командира остались без ответа. Дивизия «Равенна» была атакована, но сражалась твердо. Одна длинная колонна грузовиков остановилась на дороге, погрузка в спешке людей, материалов и мулов. Слышали вдалеке первые орудийные выстрелы, рев моторов среди огромных облаков пыли. «Равенна» сопротивлялась хорошо, и не было такой спешки; тем временем сотня и более километров были сделаны на четырех колесах. Хотелось послать все к черту! /…/ Сейчас передвигаемся ночью, потому что были в поле зрения неприятеля. В темноте каждая осветительная ракета разрывает темный покров небосвода, снаряд разорвался вдалеке, подсолнухи, окрашенные в темный цвет ночи, шорохи от ветра кажутся постоянно засадой. Тем временем наступал рассвет нового дня, глухой шум появился в тылу; неожиданно очень низко, почти над землей, пролетел на огромной скорости самолет. Одна большая красная звезда, как кровь, на кабине и на крыльях. У меня кровь стынет в жилах и сердце замирает. Самолет был уже далеко. «Почему он был здесь?» «Нас, может быть, отделяла одна пулеметная очередь». «Вижу эту неожиданность за спиной!» Марш продолжили осторожно и тысячи пристальных глаз всматривались в далекий горизонт впереди, в желтоватый холм. Никакого другого самолета не появилось, появилось только солнце, согревающее и ободряющее сердце, немного устали.

Наконец-то Дон, желтый, с медленным течением между двух берегов, частично покрытых лесом. Казалось, я потерял всякий интерес. Прибыли ночью и должны остановиться, чтобы пропустить один немецкий батальон, который шел к берегу, прозвучал один выстрел из ручного оружия в сторону русских.

Тени людей, проходившие вереницей на горизонте в полной тишине, на лошадях сидели офицеры, цокот копыт вызывал сухой, приглушенный звук в ночи. Ветер принес какие-то хриплые слова, гортанные и негромкие: звучащие непонятно на неизвестном языке. Мы спали под открытым небом, содрогаясь от холода, ожидая в неизвестности, возможно просьбы о нашей помощи. На лучезарном рассвете прозвучал далекий треск пулемета. Отдельные выстрелы и потом тишина. Одна бомба разорвалась не очень далеко. В царившей тишине один альпийский стрелок бросил остроту, на которую ответили некоторые грубым хохотом, предупредив этим неприятеля. Делали первую разведку на передовой, устраивали опорные пункты обороны, траншеи, убежища. Обсуждения за обеденным столом, а к ночи падали от усталости. Пошли спать не раздеваясь. Это правило передовой. Кто знает, сколько будет времени на переодевания. О простынях больше не думали. Сейчас бы надел пижаму. Но спалось прекрасно также и в одежде. Три дня интенсивной работы, три дня планов, три дня споров, все наши мысли были связаны с организацией обороны на передовой. В расстановке вооружения, установке связи, давали жизнь этому берегу реки, который веками был мертвой пустыней. Русские молчали и казались спокойными и безмятежными. Неожиданная телеграмма из дивизии, мне приказано отправляться на рассвете следующего дня для участия в лыжном курсе в Германию. Большой сюрприз, и я не знаю, радоваться мне или огорчаться. Радость, потому что меня привлекало путешествие и оно казалось мне интересным, с другой стороны, после таких приготовлений мне не хочется бросить моих людей в этот критический момент, когда будет первый контакт с неприятелем; первые выстрелы я хотел бы сделать вместе со своими. Казалось, что это измена с моей стороны, не быть на первом крещении огнем.

/…/ Прибыл в Ворошиловград весь покрытый пылью, но счастливый. Меня направили ночью в один частный русский дом. Красивая украинская девушка мне поклонилась, постелила мягкую и белоснежную кровать. Мне нравятся украинские девушки, и мне нравилось мое местожительство с душистыми цветами подсолнуха. Там был граммофон с пластинками прекрасных русских песен и красивой аргентинской мелодией. Я был расслаблен в то время, имел немного независимости и почти полностью был хозяином своих поступков. Мне казалось, что я почти в отпуске. Новый поезд, но это не воинский эшелон; поезд обычный, старенький, вошел в вагон третьего класса, там были все нации: французы, немцы, поляки и так далее. На станциях милые сестры Красного Креста готовили горячий суп для военнослужащих в дороге и приносили его горячим. Сколько сестер Красного Креста было в России!

Харьков. Прибыли вечером и на военном грузовике пересекли город, чтобы попасть в итальянский этапный штаб. Асфальтированные дороги, большие дома и просторные проспекты, там я один раз ездил на трамвае. В лучах луны город мне казался каким-то фантастическим. Город символизировал для меня жизнь в электрическом свете, теплоту, мягкие кровати, горячую баню и душ, комфорт, великолепие, улыбки прекрасных женщин, магазины, полные товаров, хотя и бесполезных сегодня. Один день остановки в Харькове, и потом уехал в Пруссию. Там маленькие тихие местечки с размеренной жизнью, хорошо мощеные дороги, люди опрятные, размеренные, дамы страшненькие, но немного элегантные, в туфлях на каблуках, подбитых гвоздиками. Ко мне возвращается мысленно памятное детство в Швейцарии. Кто бы знал, почему.

(10 ноября 1942)

/…/ Меня послали на десяток дней с линии обороны в одно хорошее местечко в двух или трех километрах перед нашей передовой на берегу Дона, в сотне метров от русских. Постоянно в тревоге, потому что русские могли высадиться, я вооружился. Хотите знать правду? Едва замечаю русского на другой стороне, та-та-та, пулеметная очередь, чтобы убить, теперь их черед пиф-паф, и потом уже с минометами, и мы в лес посылали бомбы. Соединились немедленно по телефону, сигнализировали нашей артиллерии, чтобы стрелять по русским и теперь… пин… бан, пин-бум, продолжительная стрельба, утихает… держались хорошо. Установили ночью вооружение, это ад, потому что не спали, постоянно проходя крутой подъем, защищавший дорогу.

/…/ Никогда как в эти дни я был близок к моим альпийским стрелкам. Каждый после наблюдательного пункта отдыхали в моем бункере, болтая со мной и поэтому мое логово было полно солдат. Альпийские стрелки оживали в этой холодной дыре, в памяти возникает душевное чувство к сыну, который далеко. Много раз среди нас возникали смех и шутки, кто-нибудь запевал песню. С другого берега ясно слышались песни русских солдат. После ада всегда возвращался мир. Война была забавной, и нам необходимо было верить в жизнь.

(Русский фронт. 3 января 1943)

/…/ Здесь у нас был период напряженного ожидания атаки русских, которая должна была начаться в день Рождества, что следовало из показаний пленных и перебежчиков. Ожидание, ожидание, но после артиллерийской подготовки никто не наступал.

Если начнется наступление, мы устроим настоящую бойню без наших потерь. Наша линия обороны настолько надежна, что только чудо сможет дать возможность пробиться через нее. Пехота по соседству с нами, напротив, отступала, и им на помощь отправили, как обычно в таких случаях, альпийских стрелков, чтобы восстановить положение. Это касалось дивизии «Юлия», которая участвовала в бойне, доказывая тысячу раз, что такое черные перья, которых узнали друзья и враги – это альпийские стрелки. Немцы среди первых спасались бегством, способствуя прорыву обороны. Уму непостижимо. Один немецкий командир советовал капитану из «Червино» отступать и услышал в ответ: «Альпийские стрелки не отступают никогда, здесь все прекрасно». Немного позже «Червино» пошел в контратаку и заставил русских отступить. Понимали, что сыпались кресты, мечи и бриллианты справа и слева. Об итальянских альпийских стрелках можно сказать только хорошо.

Вместо эпилога

Перелистав историю похода итальянских альпийских стрелков в составе ударной группировки войск объединенной Европы против Советского Союза, непредвзятый читатель сможет оценить, с каким энтузиазмом и восторгом они шли на нашу землю. Кто-то был одурманен фашистской пропагандой и хотел донести огнём и мечом плоды европейской цивилизации до запутавшихся в коммунистических идеях большевиков. Кого-то вела романтика, тяга к открытию для себя новых стран и впечатлений. Были и такие, кто был готов решительно обогатиться несметными сокровищами, которыми обладала далекая Россия.

Не вышло! Не получилось! Вспоминаются строки советского поэта М. Светлова, описавшего трагизм судьбы простого итальянца:

В начале представленных материалов читатель смог ознакомиться с историей возникновения альпийских стрелков в Италии, проследить их боевой путь. Подготовка и отправка Итальянского альпийского корпуса на Восточный фронт, его появление на Украине, первые боестолкновения с советскими войсками и тяжелый дни отступления – всё мысленно предстает перед нашим взором. От бравурных маршей и победных реляций до печальных строк писем и дневников происходит трансформация морального духа захватчиков, как и самой обстановки в целом.

Осознание трагедии положения, в котором оказались итальянцы в СССР, пришло в ходе активных боевых действий на советско-германском фронте. Хотя альпийский корпус не сыграл решающей роли в наступательных и оборонительных операциях вермахта, он в полной мере испытал на себе воздействие войск Воронежского и Юго-Западного фронтов Советской Армии. Победа на Дону была добыта советскими войсками в ожесточенных боях с крупными немецко-итальянскими силами и потребовала от советских солдат и офицеров великого мужества, больших трудов и немалой крови. Полному разгрому итальянского альпийского корпуса предшествовала операция «Малый Сатурн», проведенная в течении 15 дней – с 16 по 30 декабря 1942 г. Там больше пострадали соседи итальянцев – 2-я венгерская армия.

27 января 1943 года капитуляция остатков и штабов трех итальянских дивизий стала символом завершения Острогожско-Россошанской наступательной операции советских войск. Успех плана Острогожско-Россошанской операции, разработанной Г. К. Жуковым и А. М. Василевским, и очевидные блестящие успехи по ведению операции со стороны командующих 40-й армии К. С. Москаленко и 3-й танковой армии П. С. Рыбалко, доказывают наличие в Красной Армии уже в тот период выдающихся полководцев. Воинская храбрость и патриотизм советских бойцов для многих альпийцев-ветеранов, оставшихся в живых после поражения на Дону в январе 1943 года, стали примером в борьбе за освобождение Италии от фашизма.

После разгрома ИАК на советско-германском фронте не осталось боеспособных итальянских дивизий. По приказу немецкого командования 1 февраля 1943 года итальянская армия покинула свой сектор, а остатки разбитых дивизий направились пешим порядком в зону переформирования, к северо-востоку от Киева. Из почти 374 тыс. безвозвратных итальянских потерь в солдатах и офицерах в годы Второй мировой войны около 20 % составили погибшие и пропавшие без вести в далекой от Италии России. Только в ходе Острогожско-Россошанской операции 86 тысяч солдат и офицеров из 28 полностью разгромленных венгерских, итальянских и германских дивизий попали в плен.^[16]

Военное поражение Италии на советско-германском фронте приблизило выход страны из войны. Эта война против Советского Союза была не нужна итальянским солдатам, и они не разделяли ее цели с фашистским руководством и не хотели проливать за эти грабительские цели свою кровь. Поэтому другого итога боевых действий 8-й итальянской армии и армейского альпийского корпуса на советско-германском фронте, кроме сокрушительного поражения, быть не могло. «Нельзя вести массы на грабительскую войну в силу тайных договоров и надеяться на их энтузиазм», – писал в свое время Владимир Ильич Ленин.^[17] Эти пророческие слова Ленина со всей очевидностью были подтверждены на примере краха фашистского похода на восток, затеянного кликой Муссолини.

Представленные в книге материалы показывают деградацию идеи захватнической войны, морального духа войск агрессора, переоценки всеми – от солдата до командующего корпуса – своей роли в происходящих событиях. Переоценки причин, хода и последствий кампании, в которую они были вовлечены.

Еще в 1941 году Муссолини подчеркивал идеологический характер войны против Советского Союза. Это проявилось и в заключительной фазе итальянского участия в войне на советско-германском фронте. Все оставшиеся в живых и вернувшиеся в Италию из России бывшие военнослужащие Альпийского армейского корпуса сильно изменились именно в идеологическом плане.

Они воочию убедились в лживом лозунге «братства по оружию» между немцами и итальянцами. Когда итальянская армия осталась практически без резервов, после того как немцы сняли все силы для восстановления разгромленного фронта под Сталинградом. И после этого, на головы итальянцев обрушились самые тяжелые обвинения от немцев, что во всей сталинградской катастрофе виноваты итальянские войска, позорно бежавшие с фронта.

В частности, Геринг считал, что «только с разгромом итальянкой армии, события под Сталинградом обернулись катастрофой». Кейтель считал, что катастрофа под Сталинградом явилась следствием крайне низкого морального духа 8-й итальянской армии. Ну и сам Гитлер считал, что итальянцы «подвели» под Сталинградом.^[18] События на Дону дали толчок серьезному кризису «Оси Берлин – Рим». Многие из вернувшихся в Италию альпийских стрелков осуждали фашистский режим Муссолини, который стал виновником несчастий итальянского народа. Участники похода на Восток, как и впоследствии, итальянские историки, довольно «небрежно» обращались с фактами, пытаясь доказать, что «слабые технически, но стойкие духом» итальянские дивизии «мужественно» сдерживали натиск двух советских армий в течение целой недели – с 11 по 18 декабря.

Конечно, это было не так, но и не так, как пытаются представить дело бывшие союзники итальянцев – немецкие генералы, видевшие события со своей, диаметрально противоположной, точки зрения. Конкретный ход событий, рассматриваемый с позиций верно понятых принципов исторической достоверности, показывает, что не было того, чтобы две итальянские дивизии неделю сдерживали натиск двух советских армий, как не было того, чтобы итальянцы в панике побежали при первых же выстрелах советских орудий. Истина находится где-то посередине.

Источником антифашистских настроений была еще одна важная причина, которая упоминается практически во всех воспоминаниях, вернувшихся из России итальянских ветеранов: «Русские хорошие, русские такие же, как мы». Перед отправкой на Русский фронт итальянским солдатам, и частности альпийским стрелкам пропаганда внушала, что Россия дикая, отсталая страна с необразованным населением. На деле итальянцы увидели в СССР мощную промышленность, высокий уровень образования населения, даже в сельской местности, а душевные качества русских людей они узнали уже во время отступления, когда многие были буквально спасены от смерти в голой степи. Здесь уместно провести параллели с землетрясением на Сицилии в 1908 году и с эпидемией коронавируса в 2020 году и участие русских людей в гуманитарных акциях, связанных с Италией.

Ещё одно следствие идеологической переориентации проявилось в общей апатии итальянских солдат и офицеров, которая сильно проявлялась и на фронте, и во время отступления и плена. То, что помогало пленным из других стран выживать в плену – то есть какой-то внутренний стержень (верность присяге, ненависть к большевизму или национальная сплоченность) – у итальянцев напрочь отсутствовал, возможно этим и объясняются их чудовищная смертность в плену.

«Может быть, не лишен значения тот факт, – отмечает английский историк Дикин, – что многие солдаты и офицеры, главным образом из итальянских альпийских дивизий в России, стали командирами партизанских отрядов».^[19] Одним из самых крупных партизанских формирований был отряд «Память павшим», во главе которого встал бывший офицер альпийского корпуса Нуто Ревелли (отрывки из воспоминаний которого мы приводим в 4 главе). Девизом отряда было «За каждого итальянца, погибшего в России, убить десять фашистов и десять немцев». Кстати, его отряд почти полностью состоял из бывших армировцев, вернувшихся из России.^[20] И те же итальянские солдаты, и офицеры, которые отказывались сражаться за интересы фашизма на Дону, в патриотическом движении Сопротивления показали себя мужественными и стойкими бойцами. Многие участники «Русской кампании», впоследствии вступили в Коммунистическую партию Италии. Историки отмечали, что плохо воевавшие итальянцы в России, в Африке, или на Балканах, проявили храбрость и упорство в боях в составе партизанских отрядов. Кстати, на территории Италии к концу ее войны в союзе с Германией, в августе 1943 г., оказались сосредоточенными для проведения оборонительных фортификационных работ не менее 80 тыс. военнопленных различных национальностей, но в своем большинстве – граждан Советского Союза.^[21] И в этой справедливой освободительной борьбе 1943–1945 гг. во всех странах Европы советские и итальянские солдаты сражались плечом к плечу против общего врага, за справедливое дело свержения фашизма, т. е. так, как и было бы положено сражаться им с самого начала Второй мировой войны. Много ли обо всем этом известно российским и итальянским историкам и читателям их книг? Сюжеты из героической истории совместной борьбы с фашизмом советского и итальянского народов еще ждут своих глубоких исследований.

Также как ждут исследователей и состояние российско-итальянских отношений в послевоенные годы. Эти отношения в своем развитии претерпели много изменений, от взаимопонимания до его отсутствия, что выливалось в конфронтацию и наоборот – от конфронтации к взаимопониманию. Свидетельством этому являются заключенные политические и экономические договора и соглашения, визиты и встречи глав наших государств, дружеские отношения между лидерами наших стран В. Путиным и С. Берлускони, взаимная поддержка в ходе борьбы с всемирной пандемией 2020 года. Однако, если говорить в целом, эти отношения всегда являлись предметом особого внимания со стороны обоих государств. Несмотря на непростую международную обстановку, которая оказывала влияние на политическое и экономическое развитие стран, а также нестабильное положение внутри Италии и СССР, России, их сближение было обусловлено объективной заинтересованностью друг в друге. Опыт прошлых лет, в том числе и печальный, почти 80-летней давности, показывает, что вопреки сложностям, с которыми приходилось иметь дело, обе страны стремятся к пониманию и сотрудничеству. Это дает основания говорить о перспективности российско-итальянских отношений на современном этапе и в будущем.

Приложение 1. Полный состав итальянского альпийского корпуса

Альпийский армейский корпус

ШТАБ

Командир: корпусной генерал Габриеле Наши

Начальник штаба: полковник Джиулио Мартинат

Командир артиллерии: бригадный генерал Карло Филиппи

Командир саперов: бригадный генерал Чезаре Тамассиа

ШТАБ-КВАРТИРА

422-е отделение альпийских карабинеров

425-е смешанное отделение альпийских карабинеров

27-е отделение топографии

20-е отделение фотографов

20-е отделение радиосвязи

108-е отделение Военной почты

Авточасть для Штаба Альпийского армейского корпуса.

ПОДЧИНЕННЫЕ ЧАСТИ

Артиллерия (командир полковник Гульемо Май)

11-я группа корпусной артиллерии включала: LI, LII, LIII группы орудий 105/32; CXVII гаубичная группа 149/13.

11-я часть специалистов артиллеристов

39-я и 41-я зенитные батареи 20 мм

Батальон альпийских лыжников «Монте Червино»

Командир подполковник Марио д’Адда

Штабной взвод

1-я и 2-я роты альпийских лыжников

80-я рота оружия сопровождения

Саперы

I ремонтный батальон (1, 2 и 3 роты)

IX смешанный батальон (109-я рота телеграфистов, 117-я рота радиосвязи, 2-я прожекторная рота)

XXX батальон штурмовых саперов (6 и 9 роты)

21-е ремонтное отделение средств связи

19-я подвижная голубятня

Химики

1-я химическая рота

СЛУЖБЫ

Санитарная

307-е санитарное альпийское отделение

7-й зубоврачебный полевой госпиталь полевые госпитали: 23-й, 24-й, 466-й, 467-й, 483-й, 384-й

9-е отделение дезинфекции

Комиссариат

113-е отделение альпийского комиссариата;

Транспорт

200-я смешанная авточасть (два тяжелых отделения, одно легкое и одно отделение грузовиков)

Автомобилисты

57-я тяжелая мобильная мастерская

Восстановление

6-я рота восстановления

Альпийская дивизия «Тридентина» (2-я)

ШТАБ

Командир бригадный генерал Луиджи Ревербери

Начальник штаба майор Алессандро Амброзиани

ШТАБ-КВАРТИРА

402-е и 407-е отделения горных карабинеров

2-я авточасть штаба альпийской дивизии

201-е отделение Военной почты

ПЕХОТА

5-й полк альпийских стрелков (полковник Джиузеппе Адами)

штаб и рота штаба полка,

альпийский батальон «Тирано» (штаб, штабная рота, 46-я, 48-я и 49-я роты, 109-я рота оружия сопровождения),

альпийский батальон «Морбеньо» (штаб, штабная рота, 44-я, 45-я и 47-я роты, 107-я рота оружия сопровождения),

альпийский батальон «Эдоло» (штаб, штабная рота, 50-я, 51-я и 52-я роты, 110-я рота оружия сопровождения);

5-е альпийское санитарное отделение

618-й полевой альпийский госпиталь

5-й отряд снабжения

25-е обозное отделение

6-й полк альпийских стрелков (полковник Паоло Синьорини)

штаб и рота штаба полка,

альпийский батальон «Верона» (штаб, штабная рота, 56-я, 57-я и 58-я роты, 113-я рота оружия сопровождения),

альпийский батальон «Вестоне» (штаб, штабная рота, 53-я, 54-я и 55-я роты, 111-я рота оружия сопровождения),

альпийский батальон «Валь Кьезе» (штаб, штабная рота, 253-я, 254-я и 255-я роты, 112-я рота оружия сопровождения);

6-е альпийское санитарное отделение

621-й полевой альпийский госпиталь

6-й отряд снабжения

26-е обозное отделение

82-я и 216-я альпийские противотанковые роты 47/32

АРТИЛЛЕРИЯ

2-й полк альпийской артиллерии (полковник Федерико Моро)

штаб и часть штаба полка;

группа «Бергамо» (31-я, 32-я. и 33-я батареи гаубиц 75/13 и подразделение боеприпасов и продовольствия)

группа «Виченца» (19-я, 20-я. и 45-я батареи гаубиц 75/13 и подразделение боеприпасов и продовольствия)

группа «Валь Камоника» (28-я и 29-я батареи гаубиц 105/11 и подразделение боеприпасов и продовольствия).

56-я и 59-я зенитные батареи 20 мм

76-я батарея противотанковых орудий 75/39 (6 орудий)

САПЕРЫ

II смешанный саперный батальон:

122-я рота ремонтников

112-я рота телеграфистов и радиосвязистов

102-е прожекторное отделение

СЛУЖБЫ

Санитарная

302-е альпийское санитарное отделение, полевые госпиталя: 619-й, 620-й, 622-й, 623-й

Комиссариат

110-е отделение снабжения

Транспорт

206-я смешанная авточасть (из 5 отделений и одно отделение автоцистерн) 5-е обозное отделение.

Альпийская дивизия «Юлия» (3-я)

ШТАБ

Командир бригадный генерал Умберто Риканьо

Начальник штаба полковник Джиузеппе Молинари

ШТАБ-КВАРТИРА

415-е и 416-е отделения горных карабинеров

3-я авточасть штаба альпийской дивизии

202-е отделение Военной почты

ПЕХОТА

8-й полк альпийских стрелков (полковник Армандо Чимолино)

штаб и рота штаба полка,

альпийский батальон «Джемона» (штаб, штабная рота, 69-я, 70-я и 71-я роты, 116-я рота оружия сопровождения),

альпийский батальон «Толмеццо» (штаб, штабная рота, 6-я, 12-я и 72-я роты, 114-я рота оружия сопровождения),

альпийский батальон «Чивидале» (штаб, штабная рота, 16-я, 20-я и 76-я роты, 115-я рота оружия сопровождения);

308-е альпийское санитарное отделение

814-й полевой альпийский госпиталь

8-й отряд снабжения

28-е обозное отделение

9-й полк альпийских стрелков (полковник Фаусто Лавиццари)

штаб и рота штаба полка,

альпийский батальон «Акуила» (штаб, штабная рота, 93-я, 108-я и 143-я роты, 119-я рота оружия сопровождения),

альпийский батальон «Виченца» (штаб, штабная рота, 59-я, 60-я и 61-я роты, 117-я рота оружия сопровождения),

альпийский батальон «Валь Чисмон» (штаб, штабная рота, 264-я, 265-я и 277-я роты, 118-я рота оружия сопровождения);

309-е альпийское санитарное отделение

630-й полевой альпийский госпиталь

9-й отряд снабжения

29-е обозное отделение

41-я и 83-я альпийские противотанковые роты орудий 47/32

АРТИЛЛЕРИЯ

3-й полк альпийской артиллерии (полковник Пьетро Гай)

штаб и штабная полковая часть;

группа «Конельяно» (13-я, 13-я и 14-я батареи гаубиц 75/13 и подразделение боеприпасов и продовольствия);

группа «Удине» (17-я, 18-я и 34-я батареи гаубиц 75/13 и подразделение боеприпасов и продовольствия);

группа «Валь Пьяве» (35-я, 36-я, и 39-я батареи гаубиц 105/11 и подразделение боеприпасов и продовольствия).

45-я и 47-я зенитные батареи 20 мм

77-я батарея противотанковых орудий 75/39 (6 орудий) батарея 81-мм минометов.

САПЕРЫ

III смешанный саперный батальон:

123-я рота ремонтников

113-я рота телеграфистов и радиосвязистов

103-е прожекторное отделение

СЛУЖБЫ

Санитарная

303-е альпийское санитарное отделение, полевые госпиталя: 628-й, 629-й, 633-й, 813-й

Комиссариат

111-е отделение снабжения

Транспорт

207-я смешанная авточасть (в которой 5 отделений и одно отделение автоцистерн) 8-я обозная часть.

Альпийская дивизия «Кунеэнзе» (4-я)

ШТАБ

Командир дивизионный генерал Эмилио Баттисти

Начальник штаба подполковник Лоренцо Навоне

ШТАБ-КВАРТИРА

413-е и 414-е отделения горных карабинеров

4-я авточасть штаба альпийской дивизии

203-е отделение Военной почты

ПЕХОТА

1-й полк альпийских стрелков (полковник Луиджи Манфреди)

штаб и рота штаба полка,

альпийский батальон «Пьеве ди Теко» (штаб, штабная рота, 2-я, 3-я и 8-я роты, 102-я рота оружия сопровождения),

альпийский батальон «Чева» (штаб, штабная рота, 1-я, 4-я и 5-я роты, 101-я рота оружия сопровождения),

альпийский батальон «Мондови» (штаб, штабная рота, 9-я, 10-я и 11-я роты, 103-я рота оружия сопровождения);

1-е альпийское санитарное отделение

612-й полевой альпийский госпиталь

1-й отряд снабжения

21-е обозное отделение

2-й полк альпийских стрелков (полковник Луиджи Скримин)

штаб и рота штаба полка,

альпийский батальон «Дронеро» (штаб, штабная рота, 17-я, 18-я и 19-я роты, 105-я рота оружия сопровождения),

альпийский батальон «Борго Сан Дальмаццо» (штаб, штабная рота, 13-я, 14-я и 15-я роты, 104-я рота оружия сопровождения),

альпийский батальон «Салуццо» (штаб, штабная рота, 21-я, 22-я и 23-я роты, 106-я рота оружия сопровождения);

2-е альпийское санитарное отделение

615-й полевой альпийский госпиталь

22-е обозное отделение

14-я и 84-я альпийские противотанковые роты орудий 47/32

АРТИЛЛЕРИЯ

4-й полк альпийской артиллерии (полковник Энрико Орланди)

штаб и часть штаба полка;

группа «Пинероло» (7-я, 8-я и 9-я батареи гаубиц 75/13 и подразделение боеприпасов и продовольствия):

группа «Мондови» (11-я, 12-я и батарея «Виланова» батареи гаубиц 75/13 и подразделение боеприпасов и продовольствия);

группа «Валь По» (72-я и 73-я батареи гаубиц 105/11 и подразделение боеприпасов и продовольствия).

64-я и 116-я зенитные батареи 20 мм

78-я батарея противотанковых орудий 75/39 (6 орудий)

САПЕРЫ

IV смешанный саперный батальон

124-я рота ремонтников

114-я рота телеграфистов и радиосвязистов

104-е прожекторное отделение

СЛУЖБЫ

Санитарная

306-е альпийское санитарное отделение, полевые госпиталя: 613-й, 614-й, 616-й, 617-й

Комиссариат

107-е отделение снабжения

Транспорт

201-я смешанная авточасть (в которой 5 отделений и одно отделение автоцистерн) 2-е обозная часть.

Запасные (маршевые) батальоны

I батальон

Командир подполковник Роберто Шиппачеркола

Штабной взвод батальона

601-я альпийская рота

602-я альпийская рота

604-я альпийская рота

401-я рота оружия сопровождения

II батальон

Командир майор Джиузеппе Аллеманди

Штабной взвод батальона

607-я альпийская рота

608-я альпийская рота

612-я альпийская рота

402-я рота оружия сопровождения

V батальон

Командир майор Франко Макканьо

Штабной взвод батальона

627-я альпийская рота

628-я альпийская рота

629-я альпийская рота

405-я рота оружия сопровождения

VI батальон

Командир подполковник Сильвио Пеис

Штабной взвод батальона

634-я альпийская рота

636-я альпийская рота

638-я альпийская рота

406-я рота оружия сопровождения

VIII батальон

Командир подполковник Джиорджи

Штабной взвод батальона

347-я альпийская рота

348-я альпийская рота

349-я альпийская рота

162-я рота оружия сопровождения

IX батальон

Командир майор Дечио Сеттими

Штабной взвод батальона

646-я альпийская рота

653-я альпийская рота

655-я альпийская рота

409-я рота оружия сопровождения

Пехотная дивизия «Виченца» (156-я)

ШТАБ

Командир: бригадный генерал, командующий дивизией Этевольдо Пасколини

Начальник штаба: подполковник Агостино Ибери

ШТАБ-КВАРТИРА

136-е и 137-е смешанные отделения карабинеров

156-е отделение военной почты

КАРАБИНЕРЫ

XXVI батальон карабинеров (из двух рот)

ПЕХОТА

277-й пехотный полк (командир полковник Джиулио Чезаре)

штаб и штабная полковая рота; рота минометов 81; рота орудий сопровождения 47/32; батальоны (I, II, III) в каждом из которых: штаб и штабная рота батальона; три стрелковые роты, рота оружия сопровождения (пулеметы и минометы)

278-й пехотный полк (командир полковник Гаетано Ромерес)

штаб и штабная полковая рота; рота минометов 81; рота орудий сопровождения 47/32; батальоны (I, II, III) в каждом из которых: штаб и штабная рота батальона; три стрелковые роты, рота оружия сопровождения (пулеметы и минометы)

CLVI пулеметный батальон

256-я противотанковая рота 47/32

САПЕРЫ

Смешанный батальон:

156-я ремонтная рота

256-я рота радиосвязи

СЛУЖБЫ

Санитарная

156-е санитарное отделение, 161-й и 162-й полевые госпитали

Комиссариат

156-е отделение снабжения, 256-й отряд пекарей с печами

Транспорт

1121-е смешанное автомобильное отделение

Артиллерия

Части в подчинении штаба Альпийского армейского корпуса

Калибр 20 мм зенитные – 16 (2 батареи)

Калибр 105/32 – 36 (3 группы по 3 батареи)

Калибр 149/13 – 12 (1 группа по 3 батареи)

Всего – 64 (14 батарей)

Дивизии «Тридентина», «Юлия» и «Кунеэнзе»

В каждой из которых:

Калибр 20 мм зенитные – 16 (2 батареи)

Калибр 75/39 противотанковые – 6 (1 батарея)

Калибр 75/13 – 24 (2 группы по 3 батареи)

Калибр 105/11 – 8 (1 группа из 2 батарей)

Всего 226 орудий (47 батарей)

Приложение 2. Документы

2.1.

КОМАНДОВАНИЕ ПЕХОТНОЙ ДИВИЗИИ «СФОРЦЕСКА» (2-й)

ОТДЕЛ НАЧАЛЬНИКА ШТАБА – ОПЕРАТИВНОЕ ОТДЕЛЕНИЕ И СЛУЖБЫ

Срочно. Секретно.

№.1 /1482/ Подготовлен оперативным отделом

Полевая почта 69, 31 августа 1942.XX 17.30

Содержание: Оккупация гребня высоты 228,0 выход на Котовский (включая населенный пункт)

Командиру кавалерийской группы

Командиру пехотной дивизии «Сфорцеска»

Командиру 6-го полка альпийских стрелков

Командиру дивизионной артиллерии

Командиру дивизионных саперов

и для ознакомления:

Командиру XXXV армейского корпуса (КСИР)

Командиру 79-й германской дивизии

ОПЕРАТИВНЫЙ ПРИКАЗ № 5

Завтра, 1 сентября в 5 часов перейти совместно с XVII германским армейским корпусом к действиям по оккупации гребня высоты 228,0 с выходом на Котовский (включая населенный пункт)

Подтверждаю точные устные приказы из штаба XXXV армейского корпуса (КСИР), следующим распоряжением:

1 – Батальону альпийских стрелков «Вестоне» при поддержке 1 взвода огнеметов, взять высоту 228,0, местность на обратной стороне высоты 195,8, овладев западной частью населенного пункта Котовский.

2 – Батальону альпийских стрелков «Валь Кьезе» двигаться с позиций на высоте 188,0 на Котовский, и захватить его северо-западную часть, с другими частями двигаться из Большой по направлению к высоте 195,8, имея связь с батальоном альпийских стрелков «Вестоне», который обойдет эту высоту с севера.

3 – Действия двух батальонов альпийских стрелков и частей поддержки будет координировать генерал Барбо.

4 – Артиллерия:

в поддержку батальона альпийских стрелков «Вестоне» действуют I и II группы из 17-го артиллерийского полка пехотной дивизии «Сфорцеска». Запрос огня вести напрямую от командиров батальона альпийских стрелков к командирам групп;

в поддержку батальона альпийских стрелков «Валь Кьезе» действуют кавалерийская группа «Боргини» и III группа 17-го артиллерийского полка пехотной дивизии. Запрос огня вести по согласованию с командиром уланского полка «Новара».

5 – Танки:

2 взвода и два танка из резерва в зоне высоты 228,0 находятся в распоряжение командира 6-го полка альпийских стрелков;

1 взвод и два танка из резерва в зоне Большой находятся в распоряжении командира уланского полка «Новара».

Задача:

сломить возможное сопротивление;

развить успех.

6 – Роту берсальеров мотоциклистов направить в распоряжение генерала Барбо с задачей поддержки оружием и развития успеха.

7 – 54-му пехотному полку содействовать частям батальона альпийских стрелков «Вестоне», прикрывая левый фланг этого батальона в основном огнем, непосредственно севернее высоты 228,0

Определить для этого Ѕ роты противотанковых орудий 47/32, которая достигнет зоны III батальона 54-го полка этим вечером.

8 – Действиям будет предшествовать авиационная бомбардировка высоты. Границу начала атаки отметить полотном желтым или белым, в форме буквы «Т», с верхней перекладиной параллельно линии обороны. Абсолютно необходимо помнить, что использовать это обозначение только войскам, находящимся впереди.

9 – Все другие войска в секторе остаются на месте, готовые двигаться в северо-восточном направлении для возможного развития успеха. Посылать усиленные патрули для определения положения неприятеля.

10 – Связь по линии и радио: действующая.

11 – Расположение штаба: Горбатово

Командир, генерал Карло Пеллегрини

2.2.

ПАМЯТНАЯ ЗАПИСКА ОТ КОМАНДИРА АЛЬПИЙСКОГО АРМЕЙСКОГО КОРПУСА КОМАНДУЮЩЕМУ 8-Й АРМИИ

Военная почта 108, 4 сентября 1942. XX

Ваше превосходительство,

в продолжении беседы, имевшей место 30 августа с Вашим Превосходительством и основываясь на первых новостях, которые мне доставили с линии фронта, считаю необходимым объяснить Вам мои мысли как командира Альпийского армейского корпуса, и более того, как инспектора специальных войск.

Альпийский армейский корпус создан для удовлетворения потребностей Итальянского Командования и по просьбе Германского командования его направили в Россию для участия в боевых действиях, как целое соединение – Альпийский армейский, а не как отдельные дивизии, а тем более как отдельные батальоны.

Для этой цели с большими жертвами Вооруженные силы на родине создали из трех Альпийских дивизий главное соединение для использования его в целом.

Напротив, батальоны «Вестоне» и «Валь Кьезе» из дивизии «Тридентина» принимали участие 1 числа изолированно в действиях для частичного исправления между войсками с различными возможностями и без обычно необходимой поддержки их артиллерией.

«Вестоне» отдельно двигался (насколько мне доложили) вперед, достигнув вражеских артиллерийских позиций и отошел, следуя приказу высшего командования.

Фактически действия закончились со следующими результатами, в то время как среди двух батальонов были следующие огромные потери: офицеров 23, унтер-офицеров 20, альпийских стрелков около 500.

Не говоря о негативных моральных последствиях, которые во многом повлияли на альпийских стрелков в этом первом соприкосновении с неприятелем, беспомощное состояние на достигнутых позициях и было очевидно, что с повторением одного такого использования отдельных батальонов приведет к следующему:

А) истощение сил батальонов приведет к истощению сил дивизий и как следствие всего Альпийского армейского корпуса;

Б) опасность упадка морального духа в частях, которые уже развернуты в назначенной зоне, которая не пригодна для их специального назначения.

Все это, на мой взгляд, представляется сегодня губительным отказом от возможностей Альпийского армейского корпуса подвергать риску снизить его эффективность в будущем.

Позвольте мне, поэтому просить Ваше Превосходительство избегать подобного использования частей.

Генерал Габриэле Наши

2.3.

КОМАНДОВАНИЕ 8-й АРМИИ ШТАБ – ОПЕРАТИВНЫЙ ОТДЕЛ

№ 02/3285 Военная почта 6, 6 сентября 1942. XX.

Содержание: Использование частей Альпийского армейского корпуса Превосходительству командиру Альпийского армейского корпуса

Ответ на памятную записку от 4 сентября.

Понятно стремление командира Альпийского армейского корпуса иметь в распоряжении все свои войска; это естественно, но понятна и очень хорошо также моя ответственность как командующего армией.

Не знаю никакой диспозиции, которая обязательна для использования Альпийского армейского корпуса, его дивизий и частей. Более того, воздерживаюсь от применения альпийских войск как отдельных частей.

Каждый раз, когда ситуация потребует сдерживания и стабилизации, не только могли бы, но и должны использовать все, что имеется под рукой. Несмотря на такую критику.

Альпийские батальоны из 6-го полка перенесли испытания хорошо и их моральный дух был высочайшим.

Когда «Тридентина» полностью соберется она будет возвращена под свое штатное командование.

Корпусной генерал,

Командующий армией

Итало Гарибольди.

2.4.

ГЛАВНОЕ КОМАНДОВАНИЕ ГРУППЫ АРМИЙ «Б»

I а № 4468/42 6 декабря 1942

Командованию 8-й армии

Если наступление противника против фронта обороны итальянской и венгерской армий окажется успешным, то это будет иметь тяжелейшие оперативные последствия. Мне известно, что со стороны командования 8-й итальянской армии принимаются все меры для осуществления постоянной разведки за положением войск противника и для максимально возможного усиления обороны фронта.

Кроме того, верховное командование сухопутных сил и, главное, командование группы армий дали соответствующие распоряжения направить некоторые немецкие части на усиление 8-й итальянской армии. Те части, которые уже прибыли, перечислены в прилагаемом списке.

Мною уже отдан приказ на использование некоторых частей усиления в соответствии с директивами, полученными от верховного командования сухопутных сил. Другие части усиления будут переданы под непосредственное управление командующего армией и ему подчиненных командиров для введения в боевые порядки или включения в состав резерва для использования с максимальной эффективностью.

Необходимо следующее:

А) основные противотанковые средства должны располагаться на передовой линии или в непосредственной близости от нее. Противотанковая оборона атакованного сектора должна иметь возможность своевременно быть усиленной за счет других секторов, как только определятся главные направления атаки вражеских танков;

Б) все ударные резервы должны быть готовы быстро действовать, и в различной обстановке, для чего должно быть разработано несколько вариантов их использования;

В) все ударные резервы должны быть готовы к использованию не только теоретически, но и с практическим обеспечением соответствующими работами (иметь дороги, очищенные от снега, предусмотреть работу органов снабжения, обеспечить действия офицеров связи и т. д.). И необходимо помнить, что в случае начала наступления противника нет времени на долгие размышления, надо действовать немедленно и решительно;

Г) приказы должны быть четкими и недвусмысленными. Части первой линии обороны должны сопротивляться, даже если окажутся обойденными с флангов или в полном окружении. Они будут освобождены ударными резервами. Каждый должен знать, что оставление позиций означает смерть или плен, а последнее является верной смертью. Резервные части должны использоваться для контратак в кратчайшие сроки, т. е. в случае усиления артиллерийского огня противника по переднему краю обороны и начала его наступления резервы должны быть немедленно подняты по тревоге и подготовлены для броска в атаку;

Д) каждый командир должен знать, что от его быстрых и энергичных действий зависит, будет ли прорыв неприятеля. Каждый командир должен осознавать полную ответственность за свой сектор обороны;

Е) каждый командир должен знать, что недостаточно отбить первую атаку. Как известно, русские повторяют свои атаки с большой настойчивостью днем за днем и несмотря на большие потери. Поэтому чрезвычайно важно постоянно поддерживать у войск высокий моральный дух и сохранять их физические силы, чтобы они были в состоянии в течение многих дней подряд выдерживать огромное перенапряжение боя. Требуется сделать все возможное для обеспечения войск всем необходимым.

Прошу вас твердо настаивать на выполнении всех этих норм подчиненными вам командирами.

Фрейгер фон Вейхс

2.5.

ШИФРОВАЛЬНАЯ ТЕЛЕГРАММА

23 декабря 1942.XXI 18.40 час

От Командования 8-й армии

Командованию II армейского корпуса

Командованию Альпийского армейского корпуса

Командованию XXXV армейского корпуса

Интендантской службе

№ 02/7373

Имеются все признаки того, что прорвавшиеся группы противника испытывают большие затруднения в своих действиях из-за трудностей снабжения. Поэтому необходимо, чтобы все части, находящиеся как на первой линии, так и в зоне проникновения противника, вели активные наступательные действия, подрывая снабжение противника, и в особенности его передовых вклинившихся отрядов, прерывая и закрывая все пути их обеспечения. Смелые удары хорошо вооруженных отрядов должны отсекать вражескую пехоту от моторизованных авангардов. В соответствии с этим во всех населенных пунктах должна организована оборона, и они должны удерживаться, прерывая тем самым коммуникации противника по линии север – юг в непредвиденных местах с использованием для этого, по возможности, противотанковых средств и мин. Мосты в тылу вражеских наступающих войск должны взрываться. Только ведя таким образом боевые действия, будет возможно по мере подхода немецких резервов не позволить противнику расширить зону прорыва и подготовить условия для контрнаступления.

Приказы подобного содержания должны быть немедленно доведены до всех подчиненных вам частей и подразделений и отдельных, даже самых малых, групп.

Гарибольди

2.6.

ТЕЛЕГРАММА

№ 02/300 16 января 1943 17.30 час

От Командования 8-й армии

Командованию Альпийского армейского корпуса

Категорически запрещаю отход с рубежа Дона без приказа командования армии. За невыполнение этого решения несете личную ответственность

Гарибольди

Примечание: Между 7 и 7.45 часами этот приказ передан по телефону трем командирам дивизий.

Мартинат

2.7.

ТЕЛЕГРАММА

17 января 1943 12.30 час

От Командования Альпийского армейского корпуса

Командованию дивизий «Тридентина», «Виченца», «Кунеэнзе»

№ 365 Передана по телефону сегодня между 11 и 11.30 час.

Подтверждает:

1 – Вследствие отступления венгерских войск также Альпийский армейский корпус должен начать движение сегодня вечером, с наступлением темноты.

2 – По следующим линиям:

а) железная дорога Россошь – Острогожск;

б) долина Ольховатки;

в) выше долины Айдар – долина Ивьяный – Алексеевка.

3 – Ограничения секторов движения:

для «Тридентина»: на севере: ограничения по венгерским войскам; на юге: Бассовка – Сеевка – цементный завод в Подгорном – Постоялый – Харьковка – Кавален;

для «Виченца»: на юге: Духовое – Архангельское – Поповка – Заболотовка – Красное;

для «Кунеэнзе»: на юге: Лощина – Путь Ленина – Ольховатка – Харьковская – Николаевка.

4 – Каждая войсковая часть поддерживает тесный контакт со смежными войсковыми частями.

5 – Движение должно защищаться арьергардом.

6 – Захватить с собой как можно больше продовольствия и боеприпасов.

7 – Что невозможно захватить с собой, уничтожить.

8 – Устанавливать радиосвязь каждые три часа с начала движения в 18 часов сегодня. Слушать обязательно на остановках.

Генерал Наши

2.8.

КОМАНДОВАНИЕ АЛЬПИЙСКОГО АРМЕЙСКОГО КОРПУСА

ОПЕРАТИВНЫЙ ОТДЕЛ

№ 501/ Ор. Полевая почта 108, 18 января 1943 час 10.00

Изложение по карте 1:300000

Всем подчиненным командирам

Германским соединениям, находящимся вблизи Альпийского армейского корпуса

ОПЕРАТИВНЫЙ ПРИКАЗ № 2

В подтверждении устного распоряжения, приказываю расположить:

• Первый этап, день 19 января:

а) XXIV армейский танковый корпус прикрывает дорогу за Начало К. Ленина, идущую из Россоши к Подгорное и Саприна;

б) Дивизия «Юлия» 1-я линия обороны из настоящей позиции двигается северо-западнее Россоши, прикрывая дорогу Россошь – Карпенково, фронтом на запад и юг;

в) Дивизия «Кунеэнзе» прикрывает сзади «Юлия» на второй линии обороны;

г) Дивизия «Виченца» двигается на Самойленков;

д) Дивизия «Тридентина» двигается на Постоялый.

• Второй этап, день 20 января:

а) Дивизия «Юлия» возобновляет движение для захвата района северо-восточнее Ольховатки, по – возможности, прикрывая юг и дорогу Ольховатка – Постоялый и долину Ольховатки;

б) Дивизия «Кунеэнзе» проходит на своем правом фланге через Кильшенков (Кулешовка), долину Ольховатки;

в) Дивизия «Тридентина» двигается на Карайчник и Харьковская (Н. Харьковка);

г) Дивизия «Виченца» следует движению «Тридентина», прикрывая ее в качестве арьергарда;

д) XXIV армейский танковый корпус следует движению «Юлия», прикрывая ее в качестве арьергарда.

• Третий этап, день 21 января:

Предусмотрено движение по линии Лузенково – Шелякино.

С сегодняшнего дня Альпийский армейский корпус должен, принимая во внимание ситуацию, действовать как в зоне высокогорья. Оставить весь автомобильный обоз и полагаться только на сани и снабжение перевозить на них, максимально возможное количество продовольствия и боеприпасов. Приложить все усилия для перевозки противотанковых орудий 75/97/38 и боеприпасов к ним, используя трактора из 11-й группы армейского корпуса.

Корпусной генерал

Командир

Г. Наши

Приложение 3. Сведения о погодных условиях

3.1. ПОГОДНЫЕ УСЛОВИЯ В ПОЛОСЕ ЮГО-ЗАПАДНОГО ФРОНТА

10 декабря 1942. Облачность: 2–4 балла, ветер северозападный 4–7 м/сек, температура от -5 до – 8 градусов С.

11 декабря 1942. С утра ясно, днем меняющаяся облачность, к исходу дня сплошная облачность высотой 600–1000 м, температура от -6 до -12 градусов С.

12 декабря 1942. Облачность 2 балла, температура от -3 до -4 градусов С.

14 декабря 1942. Облачность 10 баллов, моросящий дождь, температура от 0 до -6 градусов С.

15 декабря 1942. Облачность 10 баллов, температура 0 градусов С.

16 декабря 1942. Облачность 10 баллов, температура от-4 до -17 градусов С.

17 декабря 1942. Ясно, температура -18 градусов С.

18 декабря 1942. Облачность: 3–10 баллов, температура от -12 до -21 градусов С.

19 декабря 1942. Облачность 10 баллов высотой 400–500 м, температура от -6 до -2 градусов С.

20 декабря 1942. Облачность 10 баллов, температура 0 градусов С.

21 декабря 1942. Облачность 10 баллов высотой 300–600 м, температура от -1 до 0 градусов С.

22 декабря 1942. Облачность 10 баллов высотой 200–400 м, температура от 0 до -6 градусов С.

23 декабря 1942. Облачность 10 баллов, температура -1 градус С.

24 декабря 1942. Сплошная облачность высотой 200–400 м, снегопад, температура от -1 до -4 градусов С.

25 декабря 1942. Меняющаяся облачность до полного прояснения, температура от -13 до -17 градусов С.

26 декабря 1942. Ясно, температура от -15 до -19 градусов С.

27 декабря 1942. Ясно, температура от -22 до -27 градусов С.

28 декабря 1942. Ясно, температура от -13 до -24 градусов С.

29 декабря 1942. Ясно, температура от -14 до -28 градусов С.

30 декабря 1942. Сплошная облачность высотой 800 м, местами снегопад, температура от -5 до -11 градусов С.

3.2. ПОГОДНЫЕ УСЛОВИЯ В ПОЛОСЕ ВОРОНЕЖСКОГО И ЮГО-ЗАПАДНОГО ФРОНТОВ

31 декабря 1942.

Воронежский фронт. Сплошная облачность высотой, местами снегопад, температура от -3 до -9 градусов С.

Юго-Западный фронт. Сплошная облачность, температура от -5 до -2 градусов С.

1 января 1943.

Воронежский фронт. Сплошная облачность, туман, температура от -1 до -4 градусов С.

Юго-Западный фронт. Сплошная облачность высотой 200–300 м, местами снегопад, температура от 0 до -2 градусов С.

2 января 1943.

Воронежский фронт. Сплошная облачность, небольшой дождь, температура от -2 до +2 градусов С.

Юго-Западный фронт. Сплошная облачность, временами сильный дождь, температура 0 градусов С.

3 января 1943.

Воронежский фронт. Сплошная облачность, местами слабый дождь, температура от 0 до +2 градусов С.

Юго-Западный фронт. Сплошная облачность высотой 200–400 м, местами дождь, температура 0 градусов С.

4 января 1943.

Воронежский фронт. Сплошная облачность, температура от 0 до -3 градусов С.

5 января 1943.

Воронежский фронт. Сплошная облачность, температура от -6 до -12 градусов С.

6 января 1943.

Воронежский фронт. Значительная облачность, температура от -11 до -13 градусов С.

Юго-Западный фронт. Температура от -9 до -11 градусов С.

7 января 1943.

Воронежский фронт. Сплошная облачность, туман, температура от -7 до -15 градусов С.

Юго-Западный фронт. Сплошная облачность высотой 100–300 м, местами снегопад, туман, температура от -6 до -8 градусов С.

8 января 1943.

Воронежский фронт. Сплошная облачность, местами снегопад, температура от -7 до -12 градусов С.

Юго-Западный фронт. Сплошная облачность высотой 100–300 м, местами снегопад, туман, температура от -1 до -3 градусов С.

9 января 1943.

Воронежский фронт. Сплошная облачность, температура от -6 до -13 градусов С.

Юго-Западный фронт. Сплошная облачность, туман, температура от -4 до -6 градусов С.

10 января 1943.

Воронежский фронт. Сплошная облачность, снегопад, температура от -2 до -7 градусов С.

Юго-Западный фронт. Сплошная облачность высотой 600–1000 м, температура от -2 до -4 градусов С.

11 января 1943.

Воронежский фронт. Переменная облачность, температура от -10 до -17 градусов С.

Юго-Западный фронт. Сплошная облачность высотой 200–400 м, временами слабый снег, температура от -10 до -13 градусов С.

12 января 1943.

Воронежский фронт. Переменная облачность, местами снегопад, температура от -13 до -19 градусов С.

Юго-Западный фронт. Сплошная облачность высотой 300–600 м, температура от -14 до -10 градусов С.

13 января 1943.

Воронежский фронт. Сплошная облачность, туман, температура от -17 до -20 градусов С.

Юго-Западный фронт. Сплошная облачность, туман, слабый снег, температура от -13 до -18 градусов С.

14 января 1943.

Воронежский фронт. Сплошная облачность, температура от -18 до -21 градусов С.

Юго-Западный фронт. Облачность высотой 600–1000 м, местами снегопад, температура от -18 до -24 градусов С.

15 января 1943.

Юго-Западный фронт. Облачность, температура -24 градуса С.

16 января 1943.

Воронежский фронт. Ясно, температура от -20 до -25 градусов С.

Юго-Западный фронт. Ясно, температура от -25 до -31 градусов С.

17 января 1943.

Воронежский фронт. Ясно, температура от -19 до -25 градусов С.

Юго-Западный фронт. Ясно, температура от -10 до -24 градусов С.

18 января 1943.

Юго-Западный фронт. Меняющаяся облачность, температура от -15 градусов С.

19 января 1943.

Воронежский фронт. Сплошная облачность, температура от -14 до -16 градусов С.

Юго-Западный фронт. Сплошная облачность, температура от -12 до -14 градусов С.

20 января 1943.

Воронежский фронт. Сплошная облачность, температура от -12 до -15 градусов С.

Юго-Западный фронт. Сплошная облачность высотой 600–1000 м, температура от -10 до -12 градусов С.

21 января 1943.

Воронежский фронт. Сплошная облачность, температура от -8 до -11 градусов С.

Юго-Западный фронт. Сплошная облачность высотой 400–600 м, температура от -6 до -10 градусов С.

22 января 1943.

Воронежский фронт. Уменьшающаяся облачность, температура от -16 до -19 градусов С.

Юго-Западный фронт. Уменьшающаяся облачность, температура от -7 до -12 градусов С.

23 января 1943.

Воронежский фронт. Значительная облачность, температура от -15 до -23 градусов С.

Юго-Западный фронт. Сплошная облачность высотой 200–500 м, временами снегопад, температура от -2 до -9 градусов С.

24 января 1943.

Воронежский фронт. Сплошная облачность, температура от -16 до -20 градусов С.

Юго-Западный фронт. Сплошная облачность высотой 200–500 м, температура от -2 до 0 градусов С.

25 января 1943.

Воронежский фронт. Ясно, температура от -16 до -23 градусов С.

Юго-Западный фронт. Температура от -16 до -23 градусов С.

26 января 1943.

Воронежский фронт. Ясно, температура от -16 до -19 градусов С.

Юго-Западный фронт. Местами незначительная облачность, температура от -14 до -20 градусов С.

27 января 1943.

Воронежский фронт. Ясно, температура от -14 до -28 градусов С.

Юго-Западный фронт. Местами незначительная облачность, температура от -14 до -20 градусов С.

28 января 1943.

Воронежский фронт. Сплошная облачность, температура от -18 до -22 градусов С.

Юго-Западный фронт. Меняющаяся облачность, температура от -16 до -21 градусов С.

29 января 1943.

Воронежский фронт. Облачность, температура от -12 до -18 градусов С.

Юго-Западный фронт. Меняющаяся облачность, температура от -12 до -15 градусов С.

30 января 1943.

Воронежский фронт. Облачность, температура от -10 до -17 градусов С.

Юго-Западный фронт. Меняющаяся облачность, температура от -15 до -22 градусов С.

31 января 1943.

Воронежский фронт. Облачность, температура от -9 до -13 градусов С.

1 февраля 1943.

Воронежский фронт. Ясно, температура от -10 до -14 градусов С.

Юго-Западный фронт. Ясно, температура от -16 до -20 градусов С.

Приложение 4. Награды на знамена альпийских частей за Русскую кампанию

1-й полк альпийских стрелков

«Nec descendere nec morari»

Золотая медаль

Со своими гордыми батальонами «Ceva», «Pieve di Teco» и «Mondovi», наследниками великолепных традиций граждан с твердой закалкой лигурийцы, пьемонтцы и апеннинцы 1-го полка альпийских стрелков в тяжелые месяцы неравной борьбы на Донском фронте демонстрировали крепкий, закаленный дух на войне, справляясь с трудностями местности и климата, а также с препятствиями неприятеля непоколебимо сопротивлялись твердо как горная скала, чествуем заслуженных благодарности Родины. Ужасный холод и тяжелые, кровопролитные бои показывали превосходный героизм в легендарных перипетиях между Доном и Осколом, с отчаянным сопротивлением, защищали священное знамя, символизирующее далекую Родину, от неприятеля.

(Русский фронт, 20 сентября 1942 года – 28 января 1943 года)

2-й полк альпийских стрелков

«Vigilantes»

Кавалерский крест Военного Ордена Италии

Со своими гордыми батальонами “Borgo S Dalmazzo”, “Drowero” и “Saluzzo” наследники врожденных героических традиций закаленных лучших сыновей Кунео и Апеннинских гор, 2-й полк альпийских стрелков в тяжелые месяцы борьбы на Донском фронте демонстрировал крепкий боевой характер в трудностях, испытывая козни неприятеля и суровый климат, сопротивляясь непоколебимо как горная скала, заслужив благодарность Родины. Ужасный холод и тяжелые кровопролитные бои в атмосфере героизма сопровождали легендарные приключения между Доном и Осколом, защищая до последней капли крови священное знамя как символ далекой Родины избежав его уничтожения неприятелем.

(Русский фронт, 20 сентября 1942–20 января 1943 года)

4-й полк альпийских стрелков

«In adversa, ultra adversa»

Золотая медаль

(для батальона альпийских лыжников «Монте Червино»)

Батальон альпийских лыжников показал энергию и смелость альпийцев в течение двенадцати месяцев русской кампании, выпавшие испытания подтвердили исключительную храбрость и самопожертвование. Нерушимая оборона достигла указанной цели. Во время огромного русского наступления зимой, вписали славную страницу в свою Историю. Первое столкновение с внушительной массой пехоты противника при поддержке танковой части, которые сломили сопротивление на фронте, но батальон продолжал один активно и смело обороняться на поле боя до прибытия подкрепления, после чего получили передышку в двухнедельном сражении, проходившем беспрерывно в условиях исключительно сурового климата. Окруженные превосходящими силами пехоты и танков, несмотря на большие потери, оставшиеся в живых большей частью были ранены, обморожены или обессилены – выдерживали отчаянную борьбу, проявляя храбрость, сумели ценой больших жертв, вырваться из железного огненного кольца.

В дальнейшем продолжался марш по необъятным снежным просторам, преодолевая все препятствия на своем пути, теснимые противником, который преследовал по пятам, достигли линии фронта союзников, победив и подтвердив высокие традиции альпийских стрелков.

(Ольховатка – высота 176 – Клиновый – Броды – Ягодный – Ивановка – высота 204 – Колхоз Зелёный Яр – Россошь – Ольховатка. Россия, февраль 1942 – февраль 1943 года).

5-й полк альпийских стрелков

«Nec videar dum sim»

Золотая медаль

За семь месяцев тяжелейшей кампании на Русском фронте продемонстрировали себя как сплоченное и могучее военное соединение, прочное как фаши с железной энергией и легендарной смелостью. Во время одного труднейшего маневра достигли фронта на Дону, победоносно прошли батальоны «Морбеньо», «Тирано», «Эдоло» вопреки исключительно сложным условиям климата, изнуряющий длительный марш через снежные просторы с перебоями со снабжением, продолжали движение, подтвердив свои лучшие военные качества.

Действуя с редкой ловкостью на вражеской территории несмотря на суровые лишения, преодолели нечеловеческие лишения физические и моральные в Скорорыбе, в Шелякино, в Варваровке, в Никитовке, в Николаевке и в других многочисленных тяжелейших боях с превосходящими силами противника, которых поддерживали многочисленные танковые войска и с яростью львов прорывали железное кольцо под бешеным огнем неприятеля. Своими отважными и храбрыми действиями, самоотверженно сумели сделать прорыв батальонами полка, задержав наступление неприятеля, создали необходимые предпосылки для открытия дороги к спасению многочисленных частей.

Мучения и страдания железных батальонов, преданных своим старым традициям, подтвердили их легендарную храбрость и героическое военное прошлое.

(Русский фронт: Бассовка – Скорорыб – Шелякино – Никитовка – Николаевка, август 1942 – февраль 1943 года).

6-й полк альпийских стрелков

«Piu salgo, piu valgo»

Золотая медаль

За семь месяцев тяжелейшей кампании на Русском фронте продемонстрировали себя как сплоченное и могучее военное соединение, прочное как фаши с железной энергией и легендарной смелостью. Во время одного труднейшего маневра достигли фронта на Дону, победоносно прошли батальоны «Вестоне», «Вероне» и «Валь Кьезе», вопреки исключительно сложным условиям климата, изнуряющий длительный марш через снежные просторы с перебоями со снабжением, продолжали движение, подтвердив свои лучшие военные качества.

Действуя с редкой ловкостью на вражеской территории несмотря на суровые лишения, преодолели нечеловеческие физические и моральные лишения в Постоялый, в Шелякино, в Малакеевке, в Арнаутово, в Николаевке и в других многочисленных тяжелейших боях с превосходящими силами противника, которых поддерживали многочисленные танковые соединения и с яростью львов, прорывали железное кольцо под бешеным огнем неприятеля. Своими отважными и храбрыми действиями, самоотверженно сумели сделать прорыв батальонами полка, задержав наступление неприятеля, создали необходимые предпосылки для открытия дороги к спасению многочисленных частей.

Мучения и страдания железных батальонов, преданных своим старым традициям, подтвердили их легендарную храбрость и героическое военное прошлое.

(Русский фронт: Постоялый – Шелякино – Малакеевка – Арнаутово – Николаевка, август 1942 – февраль 1943 года).

Бронзовая медаль

(для батальона «Вестоне»)

С традиционной пылкостью атаковал и захватил в жестокой борьбе первую линию обороны русских, затем оккупировали с прорывом позиции, где неприятель сопротивлялся при поддержке своей артиллерии и уничтожил ее. Отразили контратаки превосходящих сил, оставаясь на месте. И когда, исходя из ситуации, поступил приказ отойти, несмотря на многочисленные контратаки врага, отошли, унося своих раненых, одно орудие и другие многочисленные трофейные материалы. Пример смелости, упорства и воли.

(Русский фронт: высота 195,8 – 236,7 – 209,6 – река Дон. 1 сентября 1942 года)

8-й полк альпийских стрелков

«O la o rompi»

Золотая медаль

Верные прекрасным традициям славы батальоны «Толмеццо», «Джемона», «Чивидале» и 41-я противотанковая рота, смело отбивали повторяющиеся бурные атаки. Затем, в другом секторе преградили неприятелю дорогу, сражаясь более тридцати дней в открытой морозной русской степи, сопротивлялись с упорством чудовищному натиску неприятеля во много раз превосходящего по количеству людей и техники, предпринимая неистовые контратаки, нанося огромные потери врагу, героически защищая честь Родины. Получив приказ отходить, оставшиеся в живых с тяжелыми боями сумели вырваться из неприятельского окружения, подтвердили еще раз легендарные качества Итальянских альпийских стрелков.

(Русский фронт, 15 сентября 1942 – 1 февраля 1943 года).

9-й полк альпийских стрелков

«Ad ardua super alpes Patria vocat»

Золотая медаль

Верные прекрасным традициям славы батальоны «Виченца», «Акуила», «Валь Чисмон» и 83-я противотанковая рота, смело отбивали повторяющиеся бурные атаки. Затем, в другом секторе преградили неприятелю дорогу, сражаясь более тридцати дней в открытой морозной русской степи, сопротивляясь с упорством чудовищному натиску неприятеля, который во много раз превосходил по количеству людей и техники, предпринимая неистовые контратаки, нанося огромные потери врагу, героически защищая честь Родины. Получив приказ отходить, оставшиеся в живых с тяжелыми боями сумели вырваться из неприятельского окружения, подтвердили еще раз легендарные качества Итальянских альпийских стрелков.

(Русский фронт, 15 сентября 1942 – 1 февраля 1943 года).

2-й полк горной артиллерии

«Per ardua ardens»

Золотая медаль

В голой степи на холодных берегах Дона группы «Бергамо», «Виченца» и «Валь Камоника» в течение долгих месяцев своевременно поддерживали своими точным огнем бесстрашные батальоны альпийских стрелков. В тяжелейших перипетиях отходили с фронта на Дону. Испытывая мучения от мороза, голода и непогоды, прошли сотни и сотни километров по заснеженной степи под смертельным огнем орудий с титаническими усилиями под натиском превосходящих бронетанковых сил врага уничтожили артиллерию. Всегда с мужеством прорывали новые железные кольца неприятельского окружения. После одиннадцати битв, исчерпав боеприпасы, испытывая лишения, которые даже мулы не могли выдержать, сплоченные в кулак, оставшиеся в живых герои вместе со славными батальонами альпийских стрелков, под непрерывными атаками врага, оставили вооружение, но не оставили победное Зеленое Пламя, отбив натиск неприятельского наступления, возобновили марш из вражеского окружения, служа Родине до Победы.

(Русский фронт (Средний Дон) август 1942 – февраль 1943 года).

3-й полк горной артиллерии

«Nobis incedentibus rupes ruunt»

Золотая медаль

Сплочение оружия и духа еще более прославило славную кампанию в Албании с группами «Конельяно», «Удине», «Валь Пьяве», 77-й противотанковой батареей, 45-й и 47-й батареями ПВО, преодолевая метель и мороз, остановили врага, который превосходил в людях и средствах, наступавшего на другом участке фронта. За тридцать дней батареи полка в условиях жестокой русской зимы, действуя в открытой степи, маневрировали, отражая атаки неприятеля, нанося ему большой урон. Только когда враг через много дней зашел в тыл полка, по приказу начали отступление. Хотя альпийская артиллерия 3-го полка при поддержки альпийских стрелков, сумели прорвать вражеское окружение, жертвы были большие. Подтверждали традиции храбрых, готовых к самопожертвованию представителей Итальянской альпийской артиллерии.

(Русский фронт 15 сентября 1942 – 1 февраля 1943 года).

4-й полк горной артиллерии

«Su Tutte l’erte e sopra ogni cima»

Золотая медаль

Со своими гордыми группами «Мондови», «Пинероло» и «Валь По», наследники великолепных традиций граждан с твердой закалкой лигурийцы, пьемонтцы и апеннинцы 4-го полка горной артиллерии в тяжелые месяцы неравной борьбы на Донском фронте демонстрировали крепкий, закаленный дух на войне, справляясь с трудностями местности и климата, а также с препятствиями неприятеля, непоколебимо сопротивлялись твердо, как горная скала, чествуем заслуженных благодарности Родины. Ужасный холод и тяжелые, кровопролитные бои показывали превосходный героизм в легендарных перипетиях между Доном и Осколом, с отчаянным сопротивлением, защищали священное знамя, символизирующее далекую Родину от неприятеля.

(Русский фронт 20 сентября 1942 – 23 января 1943 года).

11-я группа артиллерии армейского корпуса

Серебряная медаль

После почти 2500 километрового марша по дорогам, войска показали смелость и чудеса мощи своего оружия, используя артиллерию для прорыва неприятельского фронта и захвата горного бассейна Красный Луч. Позиции на правом берегу Дона совместно с альпийскими стрелками во всем секторе Альпийского корпуса были полностью восстановлены. Артиллерия неутомимо наносила удары по вражескому берегу реки и по тылам, препятствуя любому передвижению неприятеля, особенно в зоне Верхний Мамон – Новая Калитва. Тяжелые условия сурового климата не смогли сломить волю бойцов. Вместе с артиллеристами в нерушимом союзе сражались и пехота против превосходящего количеством и вооружением противника. Всегда с энтузиазмом смело, и со знанием дела, держали высоко, на Русской земле, престиж артиллерии, храбро защищая честь Родины.

(Русский фронт: Ново Орловка, Никитино, Ивановка, Белогорье, Новая Калитва, июль 1942 – февраль 1943).

II смешанный саперный батальон

дивизии «Тридентина»

Серебряная медаль

Прочная и совершенная боевая часть в уникальном сочетании энергии и отваги за семь месяцев суровой кампании достойна славных традиций Армии. Смело создавали пути движения, используя уникальный опыт, преодолевая все неприятельские окружения. В эпические дни отступления с фронта на Дону в Опыте натолкнулись на большие неприятельские силы, не имея орудий, с винтовками в руках контратаковали неприятеля, превосходящего численно и вооружением, препятствуя окружению своих и союзных войск. Неся потери, восемь дней успешно сражались у Николаевки, мужественно и с нерушимой верой бросались на врага, самоотверженно и храбро проливали кровь для успешного окончания кампании.

(Русский фронт: Опыт – Николаевка, август 1942 – февраль 1943 года).

III смешанный саперный батальон

дивизии «Юлия»

Серебряная медаль

Отличная часть для воспитания боевого духа в труднейших климатических и природных блистательно решили поставленные задачи, внеся ценный вклад в осуществление операций на Русском Фронте. Долгое время сражались против превосходящего в численности и в вооружении противника, вступая много раз в бой бок о бок с альпийскими стрелками, способствуя благоприятному решению поставленных задач. Героические действия и прочное товарищество в последующей фазе отступления подтвердили добродетель альпийских стрелков Италии.

(Русский фронт: 15 сентября 1942 – 1 февраля 1943 года).

IV смешанный саперный батальон

дивизии «Кунеэнзе»

Серебряная медаль

С восхищением отмечалось неутомимое упорство на поле боя за многие месяцы войны, сражались с неприятелем в тяжелых условиях местности и климата, осуществляя оборонительные операции. В повторяющихся боях без колебаний оказывали действенную помощь со своим оружием вместе с альпийскими частями, в неизбежной борьбе прорываясь, неся кровавые потери, подтвердили самоотверженность и героизм своих частей.

(Русский фронт: 20 сентября 1942 – 28 января 1943 года).

Приложение 5. Потери итальянского Альпийского корпуса на русском фронте* с 11 декабря 1942 года по 31 января 1943 года

* Примечание: штатная численность каждой из альпийских дивизий была около 16000 человек; штатная численность войск и служб штаба армейского корпуса 307 офицеров и 4711 рядовых. Общая численность альпийского корпуса была около 55000 офицеров и солдат. Общие потери в соответствии с таблицей 43580 человек, что соответствует около 80 %. Штатная численность пехотной дивизии «Виченца», которая подчинялась Альпийскому армейскому корпусу, была следующей: 389 офицеров, 420 унтер-офицеров и 9639 солдат. «Виченца» потеряла 240 офицеров убитыми и пропавшими без вести, 6600 солдат убитыми и пропавшими без вести, 50 офицеров ранено и обморожено, 870 солдат ранено и обморожено: общие потери 7760 человек из общего состава в 10446, что составляет 74 %.

Приложение 6. Воинские звания в королевской итальянской армии (25.07.1940–08.09.1943)

Приложение 7. Хроника отступления итальянского Альпийского корпуса с 16-го по 30 января 1943 года

Приложение 8. Нарукавные щитки альпийских дивизий Итальянского корпуса

2-я Альпийская дивизия «Тридентина»

3-я Альпийская дивизия «Юлия»

4-я Альпийская дивизия «Кунеэнзе»

Приложение 9. Знаки и медали альпийских дивизий на Русском фронте

Знак 3-й альпийской маршевой бригады

Знак 8-й маршевой дивизии

Знак Полевого госпиталя № 813 дивизии «Юлия»

Медаль 4-й альпийской дивизии «Кунеэнзе»

Медаль 76-й противотанковой батареи альпийской дивизии «Тридентина»

Крест Полевых госпиталей альпийской дивизии «Кунеэнзе»

Приложение 10. Полный офицерский состав Альпийского армейского корпуса

Командование Альпийского корпуса

Командующий – корпусной генерал Габриэле Наши

Прикомандированный офицер – капитан Орацио Бельтраме

Начальник штаба – полковник (позже генерал) Джулио Мартинат

Заместитель начальника штаба – подполковник Оресте Маркези

Начальник оперативной службы – подполковник Марио Одассо

Начальник служебного отдела – подполковник Франческо Стеллато

Начальник отдела информации – капитан гвардии финансов Мариано Руссо

подполковник Франческо Бонсембианте

подполковник Аттилио Бинда

Начальник отдела прикомандированных – капитан Пьеро Сельватико Эстенсе

лейтенант Джиованбаттиста Пирелли (по связям с венгерской армией)

Начальник отдела личного состава – подполковник Агостино Баккетта

Начальник санитарной службы – полковник медицины, доктор Марчелло Бертинетти

Начальник административного отдела – подполковник, администратор Антонио Макалузо

Начальник полицейской службы – подполковник, комиссар Джиачинто Барбера

Начальник вспомогательного отдела и пропаганды – подполковник Агостино Каруццо

Начальник автомобильной службы – майор, автомобилист Витторио Полицци

Начальник службы духовной помощи – 1-й капеллан, монсиньор Роберто Бруццоне

Уполномоченный штаба гарнизона – подполковник Аттилио Бинда

подполковник Раффаэле Маркони

Командир корпусной артиллерии – генерал Карло Филиппи

Командир корпусных саперов – генерал Джиулио Чезаре Томассиа

Начальник отдела ветеринарной службы корпуса – подполковник Альфредо Манцоне

Комендант штаб-квартиры – капитан Сканагатта

Комендант автостоянки – лейтенант Джиорджио Зеккини

Войска Альпийского армейского корпуса

11-я группа корпусной артиллерии

Командир – полковник Джиованни Джиуа

XXII дивизион орудий 105/32

XXIII дивизион орудий 105/32

XXIV дивизион орудий 105/32

117-й дивизион гаубиц 149/13

Батальон альпийских лыжников «Монте Червино»

Командир – подполковник Марио Д Адда

Заместитель командира (в отступлении) – капитан Джиузеппе Ламберти

Штабной взвод – лейтенант Карло Вичентини

лейтенант Луиджи Ноченте

капитан медицины Джиованни Бианки

младший лейтенант медицины Ливио Карбоне

младший лейтенант медицины Доменико Линчио

младший лейтенант медицины Энрико Реджинато

1-я рота альпийских лыжников – капитан Джиузеппе Ламберти

лейтенант Карло Сакки

младшие лейтенанты: Виталиано Фрасколи

Альберто Бруно

Джианетто Романиа

Дуригон

Джиан Пьетро Марини

Сгорбини

2-я рота альпийских лыжников – капитан Марио Бордоне (до ноября 1942)

лейтенант Луиджи Корте ди Мнтонаро

лейтенант Джузеппе Баизи

младшие лейтенанты: Эмануэле Тозана

Карузо

Санти

80-я рота оружия сопровождения – капитан Элиджио Биази

лейтенанты: Энрико Мерлини

Франческо Вальвассори

младшие лейтенанты: Джиузеппе Модильяни

Франческо Аудино

Григато

младший лейтенант медицины Марио Вильеро

лейтенант капеллан Дон Леоне Казагранде

I инженерно-ремонтный батальон

1-я ремонтная рота

2-я ремонтная рота

3-я ремонтная рота

XXX батальон штурмовых саперов

Командир – майор Винченцо Маццуккели ди Мораццоне

6-я рота – капитан Морелли

9-я рота – капитан Астрелла

IX смешанный саперный батальон

109-я рота связи

117-я рота минеров

2-я прожекторная рота

1-я химическая рота

39-я зенитная батарея 20-мм

41-я зенитная батарея 20-мм

19-я мобильная колонна

422-е отделение карабинеров

425-е отделение карабинеров

2-я дивизия альпийских стрелков «Тридентина»

Штаб дивизии

Командир – генерал Луиджи Ревербери

Начальник штаба – майор Алессандро Амброзиани

Начальник отдела оперативной службы – Луиджи Кано

Оперативный уполномоченный – майор Альберто Ди Лео

Оперативный офицер – капитан Джиованни Маларини

Офицер для поручений – лейтенант Фаусто Куньяска

Уполномоченный служб – подполковник Аугусто Мондини

Служебный отдел – подполковник Северино Принери

Служебный отдел – капитан Вито Карузо

капитан Луиджи Киапассо

Начальник информационного отдела – лейтенант Карло Мариани

Служба информации – младший лейтенант Сандро Боничелли

Начальник отдела личного состава – подполковник Эуджнио Куккини

Служба личного состава – майор Джианпаоло Куалья

Комендант штаб-квартиры – капитан Джиузеппе Мантовани

Штаб-квартира – лейтенант Чезарино Боргетто

младший лейтенант Феррари

Руководитель духовной службы – лейтенант дон Карло Гнокки

Руководитель санитарной службы – майор медицины Джиузепп Лио

Руководитель ветеринарной службы – капитан, ветеринар Луиджи Пинелли

Руководитель административной службы – капитан, администратор Гаетано Агати

капитан карабинеров Серджио Форнари

Руководитель автомобильной службы – майор автомобилист Пьетро Визентин

Руководитель химической службы

Руководитель гражданской службы – подполковник Джерардо Яаннелли

Офицер гражданской службы – капитан Фулвио Педраццини

Полицейская служба – капитан, комиссар Кармело Рао

капитан, комиссар Луиджи Ферраро

младший лейтенант, комиссар Луиджи Монако

Командир 402-го отделения карабинеров – лейтенант Карло Виллагросси

Командир 407-го отделения карабинеров – главный фельдфебель Андреа Кости

Дивизионные части и службы

II смешанный саперный батальон

Штаб – майор Альберто Кассоли

лейтенант Риккардо Фабиани

капитан Алессандро Колле

капитан Итало Мартини

лейтенант медицины Челестино Джианнотти

лейтенант ветеринар Франческо Сарачено

лейтенант Дон Эмилио Берто

122-я ремонтная рота

лейтенанты: Элио Маццукко

Лоренцо Пазини

Гуидо Чиарамелла

Доменико Росси

Данте Небулони

Тито Сальватори

младшие лейтенанты: Микеле камели

Амедео Санмарко

Пьетро Пеллегрини

Витторио Мапелли

Джиованни Надотти

112-я смешанная рота связи капитан Луиджи Колло

лейтенанты: Элио Бенчини

Джианни Гасперинетти

Джиузеппе Занкетта

младшие лейтенанты: Чезаре Фалкони

102-е прожекторное отделение лейтенанты: Пьеро Лучизано

Роберто Фолегани

Дуилио Инверницци

302-е санитарное отделение капитан медицины Джиузеппе Джиноулиак

младший лейтенант медицины Фонтана

капитан фармацевт Аллегретти

лейтенант администратор Винченцо Фуччилло

лейтенант коронер Фонтана

5-е санитарное отделение капитан медицины Уго Басси

лейтенант медицины Роландо Прада

младший лейтенант медицины Адельфо Кроста

лейтенант коронер Карло Джирометта

лейтенант администратор Пьеро Фоссати

лейтенант капеллан дон Карло Канева

6-е санитарное отделение капитаны медицины: Пьетро Леонелли

Паоло Соломбо

лейтенант администратор Карло Гаспарини

лейтенант капеллан дон Джиузеппе Бальдан

618-й полевой госпиталь капитаны медицины: Ромоло Деотто

Джиулио Бартолоцци

лейтенант медицины Колачито

младший лейтенант медицины Вирджинио Аппино

лейтенант фармацевт Эббли

лейтенант администратор Джиованни Магри

лейтенант капеллан дон Марио Лерда

619-й полевой госпиталь капитан медицины Бернери лейтенант Аузони

620-й полевой госпиталь капитаны медицины: Пьеро Францини

Энцо Гранди

лейтенант медицины Антонио пизелло

младший лейтенант медицины Эрколани

лейтенант фармацевт Замбони

лейтенант капеллан дон Клаудио Бьянкини

622-й полевой госпиталь майор медицины Джиузеппе Сакки

лейтенант медицины Альфонсо Нистико

младшие лейтенанты медицины: Антонио Вольтеррани

Биранти

лейтенант администратор Сегала

младший лейтенант фармацевт Лора

лейтенант капеллан дон Карло Киавацца

623-й полевой госпиталь капитан медицины Карло Силли

лейтенант медицины Арнальдо Веккиа

младшие лейтенанты медицины: Луиджи Граменья

Луиджи Маццокки

Лейтенант администратор Микеле Спиециа

Младший лейтенант фармацевт Де Петрис

110-е отделение снабжения капитан Акилле Монтекки

Отделение пекарни «Веисс» лейтенант Зане

206-я авточасть лейтенант Армандо Спадола

лейтенант Моска

Похоронная часть капитан Луиджи Пиккетти

лейтенант Сильвестри

92-я рота орудий капитан Уго Морини

Шифровальный отдел младший лейтенант Пульезе

Отдел поручений лейтенанты: Мариано Баффи

Флориано Фолиньо

подполковник Аугусто Мондини

младший лейтенант Федерико Рендина

201-е отделение полевой почты

старший лейтенант Федерико Пелузо

младшие лейтенанты: Фердинандо Фалконе

Баиокки

Баньоли

Бадо

82-я рота орудий капитаны: Джиузеппе Кови

Марио Панцери

2-й полк Альпийской артиллерии

Штаб полка и полковые части

Командир полковник Федерико Моро

Полковник Джиузеппе Мильорати

1-й помощник капитан Уго Бриолини

Капеллан лейтенант дон Гастоне Бареккиа

Санитарная служба капитаны медицины: Плакки

Кикерио

Ветеринарная служба капитан Джиузеппе Бруно

Начальник административного отдела капитан Луиджи Альбера

лейтенант Серджио Габби

Командир штабных частей полка капитан Валентино Сальвадори

подполковник Филиппо Акуистапаче

майор Диомеде Лопаконо

капитаны: Оскар Гмюр

Гастоне Гальвани

Карло Тосси

лейтенанты: Алессандро Антониетти

Раффаелли

Уго Коломбо

младшие лейтенанты: Этторе Комарин

Джианфранко Пеллегрини

лейтенант Витторио Фалья

Командир 56-й зенитной батареи: капитан Эдоардо Зеллермайер

Командир 59-й зенитной батареи: капитан гастано Руффо

76-я противотанковая батарея капитан Луиджи Мильетти

лейтенант Витторио Розина

младшие лейтенанты: Наннино Оффедду

Франко Педасси

Группа «Валь Камоника»

Штаб

Командир майор Уго Андри

Старшие помощники капитаны: Этторе Мора

Редаэлли

Кальони

Эдоардо Фиораванти

лейтенант Оскар Бетто

младший лейтенант Папалини

28-я батарея капитан Адольфо Марсилья

лейтенанты: Джианкарло Бевилакуа

Энцо Гольфари

Джиузеппе Маре

младшие лейтенанты: Умберто Бельтрами

Туллио Динарич

Младший лейтенант медицины Эрминио Босси

29-я батарея капитан Фабио Моицо

лейтенанты: Лучиано Поло

Итало Феррара

Улиссе Маркио

Антонио Кукки

младшие лейтенанты: Арнальдо Киеричи

Сильвио Маттиоли

лейтенант медицины Джулио Контарини

Часть боеприпасов и продовольствия капитаны: Вирджилио Сибелла

Ферруччио Далль Анезе

Группа «Виченца»

Штаб

Командир подполковник Карло Кальбо

Майор Сальваторе Бавоза

Старшие помощники капитаны: Риккардо Поло

Джиакомо Велья

Эмилио Фанти

Энрико Фрега

младшие лейтенанты: Альдо Дац

Уго Козентини

Лейтенанты: Эудженио Бриони

ветеринар Альдо Скиви

капеллан Гастоне Бареккья

медицины Людовико Де Бези

19-я батарея капитан Аурелио Росси

лейтенант Этторе Анджелини

младшие лейтенанты: Джиорджио Манцардо

Джиузеппе Сала

Акилле Вилла

Джиузеппе Боргоньо

Эдоардо Скроффа

Джорджио Бакки

младший лейтенант медицины Эзио Боерио

младший лейтенант медицины Луиджи Марцокки

20-я батарея капитан Сальваторе Бавоза

лейтенанты: Витторио Транкуиллини

Арнальдо Куинтерио

младшие лейтенанты: Ренцо Лесс

Дино Фраджиакомо

Бертольди

45-я батарея капитан Либеро Винко

лейтенант Аимоне Феррара

младшие лейтенанты: Ливио Макки

Паролетти

Джиузеппе Портези

Делио Ди Пьетро Биледджио

Альдо Даз

Часть боеприпасов и продовольствия капитан: Наполеоне Де Киммерлин

лейтенанты: Карло Бенини

Марио Мольтени

младшие лейтенанты: Джиованни Дель Фаббро

Микеле Милези

Группа «Бергамо»

Штаб

Командир майор Сальваторе Бавоза

Старшие помощники капитаны: Лавио Диеги

Анджело Орцали

Отто Панцер

Часть боеприпасов и продовольствия лейтенанты: Луиджи Комолли

Анджело Апостоли

младшие лейтенанты: Леонида Маньолини

Луиджи Мартинелли

32-я батарея капитан Бруно Галларотти

лейтенант Карлуччио

младшие лейтенанты: Лоренцо Вальдитара

Ферратини

Энрико Скоттони

Джиованни Крестетто

младший лейтенант медицины Малиани

33-я батарея капитан Франко Бонфатти

лейтенанты: Ферручио Панацца

Эмилио Малоссини

младшие лейтенанты: Альберто Буджи

Алессандро Калешиа

Франко Фиокка

Паоло Форкиелла

Аугусто Массаджио

31-я батарея капитан Альфредо Бартолоцци

лейтенант Эмануэле Де Реджио Тезауро

младшие лейтенанты: Паоло Галеацци

Этторе Феррарио

Карло Меццена

Франко Фосса

Терезио Оливелли

Клелио Плаччи

младший лейтенант медицины Джианфранко Нидазио

5-й полк Альпийских стрелков

Штаб полка и полковые части

Командир полковник Джиузеппе Адами

Заместитель командира подполковник Неторе Зукки

1-й помощник подполковник Федерико Лантиери ди Паратико

Помощник в отступлении майор Джиузеппе Кови

Отдел снабжения и размещения подполковник Джиузеппе Росси

майор Гульельмо Фаброчини

Начальник санитарной службы майор медицины Джиузеппе Друетти

Начальник ветеринарной службы капитан ветеринар Энцо Манузарди

Начальник административного отдела лейтенант администратор Энцо Д Амато

Администратор полковых служб капитан Джиузеппе Джероза

лейтенант Гамилло Фариоли

Командир штабной роты капитан Джианкарло Пазини

5-й обозный отряд капитан Джиузеппе Пиккетти

25-е обозное отделение капитан Арнальдо Негри

5-е санитарное отделение капитан медицины Уго Басси

5-й отряд жизнеобеспечения младший лейтенант Сарди

Прикомандированные офицеры капитаны: Кальдерари

Антонио Леиди

Джиузеппе Новелло

Джиован Баттиста Стукки

Первый отдел младший лейтенант Фасси

Прикомандированный связной младший лейтенант Марио Гарибольди

Унтер-офицеры, прикомандированные к штабу фельдфебели:

Соди

Бизаги

Бертанцон

старший сержант Доттерио

сержанты: Борометти

Валле

82-я рота оружия сопровождения капитаны: Джиузеппе Кови

Марио Панцери

лейтенанты: Джиулио Рипамонти

Филиберто Себрегонди Чериани

младшие лейтенанты: Бельграно

Конфорто

Пьерпаоло Даль Мас

Джиумели

Ренцо Аполлони

Батальон «Тирано»

Штаб

Командир майоры: Гаетано Волпатти

Джерардо Заккардо

Франко Макканьо

Ветеринарная служба лейтенанты ветеринары: Бруно Медри

Марио Рекузани

Лейтенант капеллан П. Нарчизо Крозара

Старшие помощники: капитан Бруно Мелаццини

лейтенант Примо Дель Курто

Рота штабного батальона лейтенанты: Джиованни Алессандриа

Сандро Астолфи

Антонио Монти

Эдоардо Мольтени

капитан Бруно Леиди

младшие лейтенанты: Примо Монтаньер

Эудженио Мольтразио

Массимо Мелли

Джиованни Меричи

46-я рота капитан Джиузеппе Гранди

лейтенанты: Артуро Вита

Анджело Киаппа

младшие лейтенанты: Джиузеппе Перего

Бенвенуто Ревели

Арриго Гуиччиарди

Раффаэле Де Филиппис

Антонио Де Минерба

Джиорджио Стаффиери

Гастоне Да Ре

Марио Беккути

Марио Торелли

48-я рота капитан Витторио Бривио

лейтенанты: Джиованни Пиатти

Витторио Инвереа

младшие лейтенанты: Амброджио Громме

Сигфридо Зиппер

Пьеро Талуччи

Джиулио Герсель

Антонио Габриелли

49-я рота капитан Франко Бриолини

лейтенанты: Лоренцо Никола

Джиованни Кальви

младшие лейтенанты: Витторио Фераиорни

Филиппо Разелла

Анджело Фракассо

Массимо Маньоли

Альберто Бортолини

Батальон «Морбеньо»

Штаб

Командир подполковник Несторе Зукки

майоры: Ромуальдо Сарти

Гульельмо Фаброчини

капитаны: Луиджи Спада

Джиованни Амигетти

Старший помощник лейтенант Эцио Леони

Лейтенант капеллан Дон Сильвио Маркетти

Лейтенант капеллан Дон Антонио Сегалла

лейтенант Коррадо Инверницци

Ветеринар младший лейтенант ветеринар Джиованни Веккио

Штабная рота капитан Феличе Фиокки

лейтенанты: Эрнесто Марцулло

Дино Нозеда

Арсенио Мерицци

Мазо Бассани

младшие лейтенанты: Маини

Раимонди

Дино Маньяни

Бриелли

Джиампаоло Фиоравани

44-я рота капитан Джиулиано Спиацци

лейтенанты: Паоло Тревизан

Уго Мерлини

Филиппо Остинелли

Ферруччио Бозио

младшие лейтенанты: Джианфранко Богани

Бруно Куриони

Тричерри

Маньи

Контро

Лаццари

Антонио Пицци

Фаффаеле Рипамонти

Монтеверде

младший лейтенант медицины Луиджи Берретта

45-я рота капитан Аугусто

лейтенанты: Умберто Беретта

Моццана

младшие лейтенанты: Нерио Бианки

До

Томмазо Феррара

Басси

Гальбиати

Багаттини

Ванцо

Серджио Бальцаретти

47-я рота Вице командир полка капитан Гульельмо Фаброчини

капитаны: Джиованни Де Ветти

Микеле Микели

Луиджи Негри

лейтенанты: Армандо Де Грегорио

Коррадо Инверницци

Эмилио Бонари

младшие лейтенанты: Боджиолера

Каррата

Альберто Пиццокаро

Андреа Карони

Милано

младший лейтенант медицины Антонио Читтерио

107-я рота оружия сопровождения лейтенанты: Брунелло Лоффредо

Энрико Мольтени

Джиузеппе Петенци

Карло Виаджи

Паоло Сала

младший лейтенант Витторио Занотти

Батальон «Эдоло»

Штаб

Командир майор Данте Белотти

Старший помощник капитан Гульельмо Корбини

Ветеринар капитан ветеринар Вирджилио Сенна

капитан Луиджи Валезини

Лейтенант капеллан Дон Энрико Бадариотти

лейтенант Доменико Москони

Штабная рота лейтенанты: Маттео Бруно

Луиджи Фанетти

Луиджи Пртинари

Луиджи Чеи

Луиджи Шиуккетти

50-я рота капитаны: Ромуальдо Луиджи Сарти

Витторио Галимберти

лейтенанты: Джиованни Биффи

Энрико Риччио

Мартино Поли

Пьетро Равази

Уго Пини

младшие лейтенанты: Лоренцо Браги

Виталиано Ратери

Нино Мольтени

Джиованни Брамбати

Беппи Онига Фарра

Этторе Ланца

младший лейтенант медицины Джино Аццола

51-я рота капитаны: Эузебио Палумбо

Армандо Берсани

лейтенанты: Приамо Гозен

Артуро Казали

Франческо Брешиани

Нико Фругони

Сильвио Карминати

младшие лейтенанты:

Лучиано Форначиари

Артуро Неббиа

Г. Баттиста Кампо

Лоренцо Паван

Эмилио Де Марки

младшие лейтенанты медицины:

Анджело Беллини

Адельфо Кроста

52-я рота капитаны: Антонио Нозеди

Джино Фанникки

Анджело Бертокки

лейтенанты: Феррарезе

Массарани

Савольделли

Пачи

младшие лейтенанты:

Нино Каприоли

Луиджи Баскенис

Пьерфранко Саграмозо

Дарио Галимверти

Анджело Томмази

младший лейтенант медицины Корти

110-я рота орудий капитан Джиузеппе Мафессанти

лейтенанты: Алессандро Каваццо

Ферручио Тогну

Элио Павони

Джиованни Аполлонио

младшие лейтенанты: Орацио Риго

Пьер Паоло Дальмас

Франко Берретта

6-й полк альпийских стрелков

Штаб полка и полковые части

Командир полковник Паоло Синьорини

Помощник командира подполковники: Карло Камин

Сильвио Пейс

Феличе Прат

Начальник санитарной службы капитан медицины Луиджи Несслер

Начальник административного отдела капитан администратор Эрнесто Сколари

Командир штабной роты капитан Бруно Марастони

капитан вспомогательных войск Воттари

лейтенанты: Клаудио Пелиццари

Ремо Равелли

Пио Киуффарин

Луиджи Зали

Джиузеппе Бартоли

лейтенант медицины Коломбо

26-е обозное отделение лейтенант Каратти

6-е санитарное отделение капитан медицины Пьетро

Леонелли

6-й отряд жизнеобеспечения лейтенант Черрини

Батальон «Верона»

Штаб

Командир подполковник Феличи Прат

майор Мозе Джиузеппе Бонджиоанни

Гульельмо Фаброчини

Старший помощник лейтенант Витторио Кристофолетти

Лейтенант капеллан Дон Антонио Монкетто

лейтенант Джиандоменико Зерман

лейтенант ветеринар Эцио Ландини

капитаны: Арнальдо Арнальди

Луиджи Зорцут

Штабная рота лейтенант Ромоло Раньоли

младшие лейтенанты: Луиджи Брессан

Тулло Фабброн

Коррадо Лукреци

Акилле Читрони

56-я рота капитан Витторио Гризи

лейтенанты: Пьеро Болани

Энно Дона

младшие лейтенанты: Маньяни

Риолфи

Рауль Гросси

Вирджинио Паризотто

Эрос Да Рос

младший лейтенант медицины Бианки

57-я рота капитан Джиорджио Ридольфи

младшие лейтенанты: Роберто Мори

Марио Този

Альдо Занкеттин

Анджело Бернаскони

Гуидо Виньола

Кармело Беллоти

Энцо Лонгобарди

Марио Больдаккини

младший лейтенант медицины Паоло Силлингарди

58-я рота капитан Бернардо Вениер

лейтенанты: Эмилио Бурлони

Адриано Занеттин

младшие лейтенанты: Лино Босси

Эудженио Педрацци

Эрмете Беллинджери

Доменико Беата Брун

Эцио Нонес

Франко Пакканьини

Энцо Фронца

младшие лейтенанты медицины: Торелло Франки Левантини

Роберто Педерцоли

113-я рота оружия сопровождения капитан Вирджилио Лиут

младшие лейтенанты: Роберто Какки

Джиузеппе Биттурини

Карло Марини

Камило Крешини

Коррадо Лукреци

Дечио Камера

Батальон «Вестоне»

Штаб

Командир майор Энрико Бракки

Старшие помощники: лейтенанты: Рудджеро Скилео

Бруно Абрам

Капитан Гульельмо Скано

лейтенант капеллан Дон Нино Педрини

лейтенант медицины Никола Каджиано

лейтенант Дапнило Байетти

младший лейтенант Убальдо Асторе

Штабная рота капитан Джиузеппе Синьори

лейтенанты: Фиорино Пендоли

Альдо Заннотелли

Ливио Серафини

младший лейтенант Улио Джеминьани

53-я рота капитан Анджело Марколин

лейтенанты: Бруно Джиованни

Симончини

младшие лейтенанты: Мартино Окки

Раффаэле Пансини

Фиоренцо Четтолини

Доменико Педрини

Гуидо Виньола

Батальонный помощник Зеаро

54-я рота капитан Франко Проспери

лейтенанты: Массимо Каратти

Джиузеппе Вайзи

Гуидо Мерлини

младшие лейтенанты: Марио Гизальбери

Аделки Бендетти

Убрано Гридо

Гуеррино Фраккароли

Джиованни таркини

Формато

Аскери

Постингел

Джиован Баттиста Данда

55-я рота капитаны: Джино Паскуали

Джиузеппе Синьори

лейтенант Сильвио Сарпи

младшие лейтенанты: Крист. Маскиони Негри

Альчесте Браида

Альдо Буого

Грасси

Вискардо Даволи

Пиладе Габриелли

младший лейтенант медицины: Пелегатти

111-я рота оружия сопровождения капитан Альберто Порцио

лейтенанты: Альдо Комини

Джиампьеро Франко

Эрнесто Фаури

Франческо Мауро Реджиани

младшие лейтенанты: Филиппо Бонавиа

Джиаколио Синигалла

Серджио Сартор

Батальон «Валь Кьезе»

Штаб

Командир подполковник Поликарпо Киеричи

майор Чезаре Парольдо

Старший помощник лейтенант Гаетано Маджио

Штабная рота капитан Алессандро Фругони

капитан Джиузеппе Темпини

лейтенант Антонио Биффи

лейтенант капеллан Дон Пьерино Альберто

лейтенант медицины Энрико Грициотти

младшие лейтенанты: Гастоне Гальван

Альберто Джиулини

Пиладе Габриелли

младший лейтенант ветеринар Винченцо Брузатти

253-я рота капитаны: Биаджио Фестини

Джиорджио Гаца

Эудженио Бонарди

Клето Молино

лейтенант Джианни Бонарди

младшие лейтенанты: Анджело Джервазио

Чезаре Куье

Луиджи Бернаскони

Джиузеппе Молино

Карло Мацца

Корнелио Беллотти

Джиованне Артиоли

Дарио Агостини

лейтенант медицины: Джино Лискетти

младший лейтенант Карло Бартолацци

254-я рота капитаны: Гульельмо Скано

Джиулио Стефанини

лейтенанты: Серджио Аморетти

Пьетро Маркиони

младшие лейтенанты: Джиулио Барберини

Чезаре Куаттрини

Луиджи Каппелли

Антонио Де Сантис

лейтенант медицины: Энцио Бианки Джино Лискетти

младший лейтенант Джиорджио Павирани

255-я рота капитаны: Лучиано Зани

Чезаре Пароло

Тирони

лейтенанты: Джиакомо де Саббата

Джино Феррони

лейтенант медицины: Пьро Редаелли

младшие лейтенанты: Дино Де Маттио

Рино Пезавенто

Луиджи Коерецца

Дезидерио Мурари

Арджео Баккарин

112-я рота оружия сопровождения капитаны: Дорлинго Альбизетти

Антонио Биффи

младшие лейтенанты: Джиобатта Баллико

Арриго Луппи

Карло Коломбо

Нерео Перини

Ренцо Гавиоли

Де Тавонатти

Микеланджели

3-я дивизия альпийских стрелков «Юлия»

Штаб дивизии

Командир – генерал Умберто Риканьо

Начальник штаба – полковник Джиузеппе Молинари

Начальник отдела оперативной службы – полковник Итало Вогера

Оперативный уполномоченный – майор Коррадо Санджиорджи

Уполномоченный служб – капитан Джианлуиджи Ловетелли

Начальник информационного отдела – лейтенант Дж. Канкарини-Гизетти

Комендант штаб-квартиры – подполковник Аннибале сартори

капитан Эмилио Фант

Руководитель духовной службы – лейтенант дон Каррадо Бертольди

Руководитель санитарной службы – майор медицины Дж. Камраньа

Руководитель ветеринарной службы – капитан, ветеринар Джиузеппе Де Сантис

Руководитель административной службы – капитан, администратор Джиузеппе Ди Рито

Руководитель полицейской службы – капитан комиссар Пьеро Джентиле

Руководитель автомобильной службы – майор автомобилист Ренцо Брумали

Руководитель химической службы – младший лейтенант Командини

Руководитель гражданской службы – майор Де Као

лейтенант Де Стробель

капитаны: Раинери

Иджинио Дотторе

лейтенанты: Бридженти

Вентиарди

Альберто Крочи

Фуксель

Сильвано Финкато

Марио Буффа

Эджисто Корради

Анджело Дамини

Рикардо Маджи

Франческо Петтинелли

Пуччинелли

Пьеро Колле

Морелли

Оливьери

Эудженио Ара

Италико Ноннино

Роньоми

Бонджианни

Младшие лейтенанты: Антониччи

Джиованни Аннони

Аита

Де Симоне

Командир 415-го отделения карабинеров – лейтенант Микеле Карузо

Командир 416-го отделения карабинеров – младший лейтенант Валентино

202-е отделение полевой почты – лейтенант Нанни

III смешанный саперный батальон «Юлия»

Штаб

Командир майор Адальберто Илари

капитан Бичего

старший помощник лейтенанты: Джиузеппе Аньезотти

Армендола

младший лейтенант Гуидо Казалис

младший лейтенант медицины Дибелла

лейтенант капеллан дон Пьетро Соффиентини

123-я ремонтная рота капитан Антонио Сиччи

лейтенанты: Гуидо Виел

Марио Петти

Антонио Андриоли

Заваттаро Ардицци

младшие лейтенанты: Скомпарин

Синатра

113-я смешанная рота связи капитан Альдо Гуаданьо

лейтенанты: Эдоардо Челориа

Падерни

Куерини

младшие лейтенанты: Петроччиа

Альберто Палаццо

Миеджи

103-е прожекторное отделение лейтенанты Гаспаре даль Пассо

младший лейтенант Тарталья

207-я авточасть капитан Сурди

лейтенанты: Симонетти

Сальватерра

Баллари

Пилати

Ди Мауро

Гуион

младшие лейтенанты: Альберти

Стрингари

Пагани

Фонтана

62-й отряд пекарей «Вейсс» капитан Чентино

8-я обозная часть капитан Альберто Бози

лейтенанты: Эрнесто Мао

Джильберто Джильберт

младшие лейтенанты: Армандо Джиардино

Ламберто Чиофани

Джиузеппе Мартини

Фумиани

младший лейтенант ветеринар Джиованни Дареста

303-е санитарное отделение капитан медицины Ортолани

лейтенанты: Франчини

Роньони

лейтенанты капелланы: Марио Джианноне

Джиузеппе Муратори

3-е отделение жизнеобеспечения капитан Состеньо Состеньи

лейтенанты: Пилати

Гамбарделла

Пратолонго

Русси

Сиада

8-й отряд снабжения капитан Рачити

младший лейтенант Энцо Дузи

9-й отряд снабжения капитан Состеньи

308-е санитарное отделение лейтенант Амацио

лейтенант капеллан Норберто Фиора

309-е санитарное отделение капитан Таламо

лейтенанты: Баттальино

Семино

Джиузеппе Фонтана

младший лейтенант Вольтеррани

628-й полевой госпиталь капитан медицины Джиованни Гонано

младший лейтенант Скалабрино

лейтенанты: Пелиццари

Коломбатти

Менгетти

лейтенант капеллан Мирко Рицци

капитан фармацевт Мерлуцци

629-й полевой госпиталь капитан медицины Германо Мачини

лейтенант медицины Гуиори

младший лейтенант Воц

630-й полевой госпиталь капитан медицины Умберто Лаккини

лейтенант капеллан Маццарол

младший лейтенант Эванджелиста

633-й полевой госпиталь капитан медицины Карневали

капитан Кимелиа

лейтенант медицины Франческо Гуидотти

лейтенант фармацевт Беккутти

лейтенант капеллан Джиузеппе Муратори

младшие лейтенанты: Скарамуцца

Джиаккетти

813-й полевой госпиталь капитан медицины Гуицца

лейтенант Савиньано

лейтенант капеллан Фиамми

капитан медицины Альдо Горла

814-й полевой госпиталь майор медицины Баррончини

лейтенант капеллан Бианкини

младший лейтенант Де Маттей

41-я рота орудий капитаны: Этторе Партирола

Алессандро Судано

83-я рота орудий капитан Анджело Финали

202-е почтовое отделение лейтенант Нанни

3-й полк альпийской артиллерии

Штаб полка и полковые части

Командир полковники: Пьетро Гай

Федерико Моро

Помощник командира майор Джиузеппе Даль Фаббро

Капеллан лейтенант Дон Луиджи Фаралли

Начальник санитарной службы капитан медицин Пьетро Павезе

Начальник ветеринарной службы

Начальник административного отдела капитан администратор Марчелло Бруно

Командир штабных частей полка капитан Спартако Мартиненго

подполковник Розалино Оддо

капитаны: Джиованни Сгабарди

Лучио Райер ди Монрива

лейтенанты: Мауро Лотти

Дж. Франко Учелли

Джиованни Басси

младшие лейтенанты: Шипио С. Слатапер

Джиузеппе Салина

Пьетро Фонда Савио

Группа «Удине»

Штаб

Командир подполковник Чезаре Кокуцца Уго Андри

Старшие помощники капитан Романо Сазон

лейтенанты: Америго Оливиери

Филлипо Лучини

Нерео Де Джиусти

Этторе Д Орланди

младший лейтенант Данте Занусси

лейтенант капеллан Линио Барди

17-я батарея капитан Франческо Фраттарелли

лейтенанты: Лино Морони

Эмилио Зуккори

младшие лейтенанты: Луиджи Верней

Ренцо Палумбо

Эрардо Скулати

Алессандро Аличе

Антонио Вилланова

Франко Джеиа

Раффаэле Чиери Пульези

18-я батарея капитан Аттилио Колинелли

лейтенанты: Федерико Бевилакуа

Парменио Беттолли

младшие лейтенанты: Гуидо Гариджиоли

Доменико Заккини

Франко Семенца

Франко Пископо

младший лейтенант медицины Гаетано Сальвемини

34-я батарея капитаны: Руди Беголли

Джиорджио Лубрано

лейтенанты: Энио Антониакони

Дж. Франко Монти

П. Луиджи Спада

Альдо Маркуччи

младший лейтенант Риккардо Комолли

младший лейтенант медицины Эудженио Мои

Часть боеприпасов и продовольствия капитан: Гуидо Музителли

лейтенант Джиордано Сибони

младшие лейтенанты: Пьетро Гаули

Антонио Баруффи

Ренато Бранкати

лейтенант ветеринар Раффаеле Костанцо

лейтенант медицины Марчелло Феррони

Группа «Конельяно»

Штаб

Командир подполковник Доменико Россотто

Помощник командира лейтенант Массимо Риссо

капитаны: Альдо Маджиоли

Джиакомо Тальаферро

Адольфо Ариольфо

лейтенант Пьетро Маркизио

младшие лейтенанты: Энрико Борелли

Джиузеппе Пасса

Энцио Паньи

лейтенант капеллан Луиджи Фарелли

13-я батарея капитан Уго Д Амико

лейтенанты: Фаусто Броджи

Джино Далль Арми

младшие лейтенанты: Альдо Корбеллини

Риккардо Феррари

Дж. Пьетро Симони

Карло Пандольфи

младший лейтенант медицины Джиулио Бедески

14-я батарея капитан Серджио Санмартино

лейтенанты: Антонио Браганьоло

Джиованни Спила

младшие лейтенанты: Лучиано Моначи

Джиулиано Маджио

Джиулио Турбиани Галлони

Пьетро Венцин

младший лейтенант медицины Винченцо Феррараччио

15-я батарея капитан Антонио Монцани

лейтенанты: Орландо Дуранте

Орландо Зулиани

младшие лейтенанты: Фаусто Куиллери

Карло Бертолотти

Пьетро Дегауденси

Пьетро Франки

Марчелло Скарелли

Часть боеприпасов и продовольствия капитан Риккардо Монцоне

лейтенанты: Розолино Ченни

Фульвио Бонафин

младшие лейтенанты: Альдо Секи

Джино Панераи младший лейтенант ветеринар Карло Доди

капитан медицины Джиузеппе Ла Грека

Группа «Валь Пьяве»

Штаб

Командир подполковник Ансельмо Вальдетара

Помощник командира капитаны: Гуидо Риццетто

Альберот Бассиньано

Франческо Фассанони

Себастьяно Конильяно

лейтенанты: Антонио Пичекко

Паоло Гира

младшие лейтенанты: Армандо Брегант

Микеле Грациоли

Альдо Феррацци

младший лейтенант медицины Л. Занон Дель Бо Гари

35-я батарея капитан Альберто Аурили

младшие лейтенанты: Франческо Миоли

Роберто Гац

Дечио Куарти ди Тревано

Амедео Аверарди

Луиджи Феррацци

Джиованни Антониоли

младший лейтенант медицины Гуидо Астенго

36-я батарея капитан Г. Батт. Мурари делла Корте Бра

лейтенанты: Манлио Бонфанти

Витторио Трентини

младшие лейтенанты: Марио Прельц Ольтрамонти

Альдо Бардини

младший лейтенант медицины Рокко Рокко

39-я батарея капитан Вальтер Занон

лейтенанты: Аурелио Габан

Феличе Буцци

Джиулио Беккати

Дж. Гастоне Пикколомини Бандини

Франческо Ди Мартино

младший лейтенант медицины Лино Далла Бернардина

лейтенант Поцци

Часть боеприпасов и продовольствия капитан Пьетро Пачетти

лейтенанты: Анджело Ваттовалли

Антонио Росси

младший лейтенант ветеринар Эджидио Панчера

Смешанная группа

Штаб майор Эннио Арменио

Лейтенант Эрманно Боджио Паскуа

45-я зенитная батарея 20-мм лейтенант Алессандро Казини

младшие лейтенанты: Альберто Чиарди

Винченцо Эспозито

Марио Бельтраме

Марио Валусси

47-я зенитная батарея 20-мм лейтенант Марио Сартони

младшие лейтенанты: Джиованни Брави

Луиджи Торрони

Луиджи Канадези

Аугусто Николини

77-я противотанковая батарея капитан Этторе Миралья

лейтенанты: Марио Кандотта

Иво Эметт

младшие лейтенанты: Лучио Джиакомоцци

Сильвио Марини

Батарея 81-мм минометов капитан Джиованни Витторио

младшие лейтенанты: Ренато Якопетти

Бальдо Маркетти

8-й полк альпийских стрелков

Штаб полка и полковые части

Командир полковник Армандо Чимолино

Заместитель командира подполковник Бернардо Бианкини

Помощник командира майор Томмазо Сильверио

капитан Франко Маньяни

Начальник санитарной службы капитан медицины Микеле Каппелли

Начальник ветеринарной службы капитан ветеринар Сенезе

Начальник административного отдела лейтенант Дж. Чинкуепальми

Уполномоченный полковых служб

Командир штабной роты лейтенант Марио Скотто

8-я обозная часть капитан Альберто Бози

28-е обозное отделение лейтенант Элиано Венути

308-е санитарное отделение лейтенант медицины Никола Джианнетто

майоры: Муссо

Риццо

Леандро Джеллона

лейтенанты: Фурлан

Ди Гаспаро

Сангуинетти

Джиачинто Оглина

Галлагаро

Лепри

младший лейтенант Де Лаурентис

8-е отделение жизнеобеспечения

Батальон «Джемона»

Штаб

Командир подполковник Ринальдо Далль Арми

майор Карло Убальди

капитан Винченцо Раго

Помощник командира лейтенант Пио Марелли

лейтенант капеллан Дон Аттилио Гильоне

лейтенанты: Акилле Кизинати

Бональдо Муратти

младшие лейтенанты: Валентино Буцци

Иньацио Малакарне

капитан ветеринар Паоло Беллотта

Штабная рота лейтенанты: Джиованни Буелли

Серджио Фаданелли

младшие лейтенанты: Лучио Зондер

Чезаре Таккио

Маркини

Марио Сенсале

Антонио Лугатти

Пьетро Молинари

69-я альпийская рота капитан Карло Убальди

лейтенант Ренцо Брозадола

младшие лейтенанты: Николо Смондини

Витторио Криспольти

Джиузеппе Росси

Фантини

Пиччини

70-я альпийская рота лейтенанты: Эгоне Киусси

Джиорджио Педрацци

Мирко Гоццо

Авалле

младшие лейтенанты: Джиованни Пиццо

Пьетро Поли

Галли

71-я альпийская рота капитан Гуидо Ренцо Джильоли

лейтенанты: Витторио Зати

Занелли

младшие лейтенанты: Континенца

Камилло Лиевре

Вирджили

Лерибелли

лейтенант капеллан Дженерозо

116-я рота оружия сопровождения капитан Винченцо Раго

лейтенанты: Себастиано Карта

Антонио Ферранте ди Риффано

Антонио Паскатти

младшие лейтенанты: Маркиори

Вирджилио Сильвестри

Батальон «Толмеццо»

Штаб

Командир подполковник Эцио Леонардуцци

майор Джиузеппе Таламо

Помощник командира капитан Альберто Вилла

лейтенант капеллан Дон Альфредо Басси

Штабная рота батальона лейтенанты: Дино Гранди

Ди Пьеро

капитаны: Базоли

Барбирини

лейтенанты: Миотти

Бертоньа

лейтенант ветеринар Паулицци

лейтенанты: Писсавини

Маркизио

6-я альпийская рота капитан Альдо Брикко

лейтенант Роланди

младшие лейтенанты: Карло Матиусси

Франческато

Рокко

Маестрон

младший лейтенант медицины Витторио Аббамонте

12-я альпийская рота капитан Франко Маньяни

лейтенант Дезидерио Эбене

младшие лейтенанты: Итало Бертуетти

Авалле

Кастелли

Минигер

Чезаре Скуадрелли

младший лейтенант медицины Видари

72-я альпийская рота капитаны: Энцо Калиссе

Эизебио Палумбо

лейтенанты: Дино Гранди

Бикко

Каппелли

младшие лейтенанты: Джерардо Гуаскино

Паретти

Верона

Д Эсте

Бруно

младший лейтенант медицины Роверо

114-я рота оружия сопровождения (по данным Риккецца – 11-я альпийская рота)

лейтенанты: Пьеро Мазет

Челланова

младшие лейтенанты: Делль Агноло

Веттораццо

Раданте

Дель Фаббро

Батальон «Чивидале»

Штаб

Командир подполковник Луиджи Закки

капитаны: Сесто Сбрана

Алессандро Судано

Помощник командира лейтенанты: Альдо Спеконья

Франческо Каффи

лейтенант капеллан Дон Винченцо Моро

Штабная рота батальона лейтенанты: Донато Фиермонте

Гульельмо Де Веллис

Альдо Бианки

Фердинандо Каффарелла

младший лейтенант Джиулио Леоне

16-я альпийская рота капитан Карло Кроза

лейтенант Костантино Джиакомелли

младшие лейтенанты: Марио Николетти

Умберто Бианки

Уго Лаццарони

Бруно Бианко

Гиальтиеро Кончини

Джиан Марко Баццани

младший лейтенант медицины Доменико Рагоне

20-я альпийская рота капитан Дарио Киарадиа

лейтенанты: Микеле Джианнотти

Луиджи Ансальдо

Альберто Бенедини

Антонио Ферранте ди Риффано

Марио Каноникетти

Альфредо Джиованнелла

младший лейтенант медицины Карло Марциттини

76-я альпийская рота лейтенант Альдо Маурич

младшие лейтенанты: Витторио Фоссалуцца

Джианни Гуардиеро

Лучилло Ригетти

Карло Гавольо

Франко Каттаруцци

Ферруччио Феррара

Спартако Перини лейтенант медицины Джиулио Вилла

115-я рота оружия сопровождения капитан Марио Креа

лейтенанты: Эрменеджильдо Моро

Гуидо Делла Веккиа

младшие лейтенанты: Алессандро Каноникетти

Альберто дель Гуаста

Луиджи Кариолато

9-й полк альпийских стрелков

Штаб полка и полковые части

Командир полковник Фаусто Лавиццари

Заместитель командира подполковник Аттилио Актис Капорале

Помощник командира майор Эдуардо (по другим источникам – Луиджи) Тесситори

Начальник санитарной службы капитан медицины Микеле Троизи

Начальник ветеринарной службы капитан ветеринар Скинетти

Начальник административного отдела

Уполномоченный полковых служб лейтенант Ливио Бокказини

Командир штабной роты капитан Роффиа

9-я обозная часть капитан Дж. Баттиста Риццо

29-е обозное отделение

309-е санитарное отделение капитан медицины Джиованни Таламо

9-е отделение жизнеобеспечения

капитаны: Джедда

Эндрицци

Каппелло

Пекки

Орио

лейтенант Ивелла

младшие лейтенанты: Франко Меландри

Сильвио Полидори

Батальон «Акуила»

Штаб

Командир майоры: Луиджи Боскис

Джиованни Баттиста Риццо

Дженнаро Саллустио

Помощник командира лейтенант Джиованни Баттиста Занниер

лейтенант капеллан Дон Карло Паппонези

капитан Джиованни Д Эджидио

лейтенанты: Леттерио Паппалардо

Ренато Риццо

лейтенант ветеринар Ромуальдо Виталеста

младший лейтенант Гуидо Де Грегорио

Штабная рота батальона капитан Джиованни Томадони

лейтенант Энрико Ребеджиани

младшие лейтенанты: Федерико Фоссати

Марио Беллотти

Валентино Лондеро

Франческо Валандро

93-я альпийская рота капитан Джиузеппе Карраро

лейтенанты: Анджело Панбианки

Карло Нанут

младшие лейтенанты: Раффаэле Будау

Карло Поркарелли

Доменико Милаццо

младший лейтенант медицины Гаетано Бедини

108-я альпийская рота капитаны: Умберто Моска

Алессандро Амоур

лейтенанты: Эмилио Гуццетти

Марио Аллеманд

младшие лейтенанты: Антонио Лучентини

Андреа Бонфадини

Джиузеппе Приско

Филомено Паоли

Франческо Марино

Бруно Чиприани

Альберто Бенуччи

младший лейтенант медицины Витторио Бурри

143-я альпийская рота капитан Антонио Мене

лейтенант Джиорджио Беллиа

младшие лейтенанты: Вирджилио Фаветтини

Лучиано Марки

Элио Филогамо

Луиджи Гусмероли

Джиан Карло Пино Лечче

Бруно Коллини

Джиузеппе Маирано

младший лейтенант медицины Уго Баньоли

119-я рота оружия сопровождения капитан Алессандро Амоур

лейтенант Нино Федеричи

младшие лейтенанты: Федерико Беттика

Джиоаккино Галлионе

Антонио Мелькиорре

Джиузеппе Бральа

Паоло Фонда Савио

Дино Фиорини

Батальон «Виченца»

Штаб

Командир майор Луиджи Паганелли

капитан Дино Микиелетто

Помощник командира лейтенант Этторе Казаленьо

лейтенант капеллан Дон Антонио Аина

Штабная рота батальона капитан Франческо Менегелло

ветеринар капитан Эдоардо Мура

капитан Марино Масси

лейтенанты: Карло Преллини

Бруно Каппелла

младшие лейтенанты: Антонио Джильдоне

Дадоне

Кантарутти

59-я альпийская рота капитан Франческо Менегелло

лейтенанты: Убрани

Федерико Колинелли

Нини Себерик

лейтенант медицины Феррони

60-я альпийская рота лейтенанты: Лоренцо Куалья

Марио Зотти

младшие лейтенанты: Францони

Нассивера

Джиан Марио Латини

Джиузеппе Ди Наполи

Реми Риццарди

младший лейтенант

медицины Бианки младший лейтенант Де Лоренци

61-я альпийская рота лейтенант Альдо Де Барберис

младшие лейтенанты: Витторио Хеуш

Фредиери

Дорвал Перлатти

Джиузеппе Кумина

Альберто Фичини

младший лейтенант медицины Валле

младшие лейтенанты: Уго Пиччинини

Чиро Менотти

117-я рота оружия сопровождения капитан Дино Микелетто

лейтенант Монтенери

младшие лейтенанты: Вилла

Луиджи Бианки

Сильвио Полидори

Бернардино Маньяни

Батальон «Валь Чисмон»

Штаб

Командир подполковник Аттилио Актис Капорале

капитаны: Станислао Валенти

Джиузеппе Мозетти

Помощник командира Латино Латини

лейтенант капеллан Дон Джиованни Бреви

капитаны: Франческо Франц

Карло Чивотти

лейтенант Джиованни Барберис

лейтенант ветеринар Серена

младшие лейтенанты: Аугусто Малагути

Марио Фаббрини

Джиованни Корвино

Таркуинио Таркуини

264-я альпийская рота капитан Лучиано Бертолотти

лейтенанты: Луиджи Де Ролкис

Ламберто Неббиа

младшие лейтенанты: Гарибольди

Марио Факин

Ивес Менегуц

Миани Кабаи (обоз)

Галлоне (обоз)

Нашимбени

Пезавенто

лейтенант медицины Валенти

265-я альпийская рота лейтенанты: Маико Фогини

Джиованни Ди Мауро

младшие лейтенанты: Мурер

Визиоли

Занетти

Ацио Агаччи

лейтенант медицины Итало Фаббрини

277-я альпийская рота лейтенанты: Армандо Факкини

Беллини

Фульвио Форести

Ренцо Сиелье

Джиованни Барберис младшие лейтенанты: Костабиле

Эмилио Де Марки

Марио Ассанелли

Каппарелла

Ирмо Сангуинетти

Чезаре Боволато

Никола Агостини

Марио Тоньято

118-я рота оружия сопровождения капитан Коррадо Бевилакуа

лейтенанты: Тоффоли

Саньи

младший лейтенант Кампанини

лейтенант медицины Фоллис

4-я дивизия альпийских стрелков «Кунеэнзе»

Штаб дивизии

Командир – генерал Эмилио Баттисти

Начальник штаба – подполковник Лоренцо Навоне

Начальник отдела оперативной службы – майор (или капитан) Вальтер Берарди

Оперативный уполномоченный – капитан Фортунато Амико

Уполномоченный служб – подполковник Феличе Вертоне

Начальник информационного отдела – капитан Джиузеппе Руссо

Начальник отдела личного состава – подполковник Джиузеппе Мулаттиери

Руководитель духовной службы – лейтенант Дон Франческо Фанти

Руководитель санитарной службы – подполковник медицины К. Мокафике

Руководитель ветеринарной службы – майор ветеринар Паоло Маттеис

Руководитель административной службы

Руководитель полицейской службы – 1-й капитан комиссар Пиергуставо Наварра

Руководитель автомобильной службы

Руководитель химической службы – капитан Альберто Каппа

Комендант штаб-квартиры – капитан Марио Бранда

Штаб-квартира лейтенант Джиузеппе Вентурино

413-е отделение карабинеров лейтенант Данте Йовино

414-е отделение карабинеров младший лейтенант Сальваторе Пеннизи

Штаб капитан Альберто Оелкер

Штаб лейтенант Фабио Челотти

Майоры: Джиузеппе Корриери

Альдо Дезидера

Капитаны: Джиузеппе Бастерис

Микеле Оливеро

Лейтенанты: Джиакомо Миссироли

Марко Буссетти

Энрико Кателланат

IV смешанный саперный батальон

Штаб

Командир майор Джиованни Маццоне

лейтенанты: Эудженио Тартальино

Ремиджио Креспи

Джиованни Маркетти

Антонио Нери

Филиппо Физарелли

Васкетти

младший лейтенант Марио Мутизио

124-я ремонтная рота капитан Джиорджио Коццани

114-я смешанная рота связи капитан Антонио Скоппа

104-е прожекторное отделение лейтенант Доменико Грасси

84-я рота орудий капитан Джиакомо Розина

14-я рота орудий капитан Камилло Валлеизе

Транспорт

4-я обозная колонна капитан Джиузеппе Соффиантине

21-е обозное отделение лейтенант Джиузеппе Веррина

21-е обозное отделение лейтенант Джиачинто Белтрами

201-я смешанная авточасть капитан Андреа Арезе

4-я автомобильная команда старший сержант Джиузеппе Грати

Медицинские части

306-е санитарное отделение капитан Либеро Лои

1-е санитарное отделение капитан Сальваторе Аморелла

лейтенанты: Умберто Бианки

Овидио Рапалли

лейтенант администратор Серджио Минальдо

лейтенант капеллан Карло Каваллерис

1-е отделение санитарного обоза младший лейтенант Карло Эндрицци

2-е санитарное отделение лейтенант Агостино Бруни

612-й полевой госпиталь майор Марино Мартини капитан Ренато Ривано

лейтенанты: Вирджинио Випиане

Джиакомо Коркиа

младший лейтенант фармацевт Пьерино Де Стефанис

капитан администратор Эмилио Конта

лейтенант капеллан Рокко Ланца

613-й полевой госпиталь капитан Марио Де Бенедетти

22-е санитарное отделение капитан Чигала

614-й полевой госпиталь капитан Эудженио Джианнотти

615-й полевой госпиталь капитан Оскар Киаппина

616-й полевой госпиталь капитан Антонио Оскулати

617-й полевой госпиталь капитан Джиузеппе Масса

младший лейтенант медицины Марио Оскилати

Части жизнеобеспечения

107-е отделение жизнеобеспечения капитан Франческо Монтанари

1-й отряд жизнеобеспечения 1-й капитан Бенедетто Джианассо

лейтенант Карло Роза

2-й отряд жизнеобеспечения лейтенант Джильо Кальдера

63-я команда пекарей лейтенант Луиджи Массоне

Военная почта

203-й почтовый отдел старший лейтенант ассистент Альберто Малагути

3-й полк альпийской артиллерии

Штаб полка и полковые части

Командир полковник Энрико орланди

Помощник командира капитан Массимо Эреде

Капеллан лейтенант дон Жоффре Коассин

Начальник санитарной службы майор медицин Джиузеппе Зоило

Начальник ветеринарной службы капитан ветеринар Джиузеппе Меллано

Начальник административного отдела 1-й капитан администратор Франко Рао

Командир штабных частей полка капитан Винченцо Сконьамильо

Командир 72-й противотанковой батареи лейтенант Челестино Гроссо

Командир 64-й зенитной батареи капитан Коккони

Командир 116-й зенитной батареи майор Донини

капитаны: Джиани

Оронцони

Дураццо

лейтенанты: Дольчини

Джиардини

Зан

младший лейтенант Пикколомини

Группа «Мондови»

Штаб

Командир подполковник Мариано Россини

Помощник командира лейтенант Джиованни Феррера

капитан Натале Сассо

лейтенанты: Лоренцо Кочи

Зани

младшие лейтенанты: Лоренцо Кочи

Джиузеппе Галлегари

Антонио Боргезе

Уго Бергонья

лейтенант П. Луиджи Ратти

11-я батарея капитан Берти

лейтенант Натале Галлопекка

младшие лейтенанты: Дж. Пьетро Бланджетти

Микеле Лаццарини

Сантино Манци

младший лейтенант медицины Беллини

12-я батарея капитан Алессандро Каланки

младшие лейтенанты: Стеве

Меркаталли

Травальини

лейтенант медицины Карло Бенинья

Батарея «Виланова» лейтенант Эрнесто Скатолеро

младшие лейтенанты: П. Луиджи Трамбусти

Джиованни Марсано

Маньи

Часть боеприпасов и продовольствия капитан Андреа Тони

лейтенанты: Борнья

Барасси

Джиузеппе Ариоли

младший лейтенант ветеринар Санте

лейтенант медицины Дж. Антонио Аимо

Группа «Пинероло»

Штаб

Командир подполковник Уго Лука

Помощник командира лейтенант Фернандо Терци

лейтенант ветеринар Витторио Бонелли

капитан Джиованни Киара

7-я батарея капитан Бордини

лейтенант Пьер Луиджи Ратти

лейтенант медицины Саиева

8-я батарея капитан Натале Сассо

лейтенанты: Уго Камино

Борси

Моретти

младший лейтенант Гаспари

лейтенант медицины Гио

9-я батарея капитан Дж. Франко Занетти Колеази

лейтенанты: Пешеукс

Джиулио Канова

лейтенант медицины Северино Джиулиано

Часть боеприпасов и продовольствия лейтенант Винченцо Тренкеро

Группа «Валь По»

Штаб

Командир подполковник Бернардо Крессери

Помощник командира лейтенант Алессандро Торсеньо

капитаны: Альберто Бианки

Франческони

Нико Даль Тозо

Марко Гильоне

Мариолино Радаелли лейтенант Ренато Симони

Противотанковая батарея лейтенант Франко Массобрио

72-я батарея капитан Пьеро Де Сильвестри

73-я батарея капитан Джиузеппе Росси

Часть боеприпасов и продовольствия капитан Ди Бернеццо

Батарея 20-мм орудий капитан Маццетти

1-й полк альпийских стрелков

Штаб полка и полковые части

Командир полковник Луиджи Манфреди

Заместитель командира подполковник Клаудио Раналли

Помощник командира майор Криспино Сальваире

Начальник санитарной службы майор медицины Леонардо Ди Лоренцо

Начальник ветеринарной службы капитан ветеринар Карло Бидоне

Начальник административного отдела капитан администратор Пьеро Монтильо

Уполномоченный полковых служб подполковник Винченцо Миньоне

Командир штабной роты лейтенант Джиузеппе Грасси

Обоз капитан Джиованни Бернарди

Клиническое отделение лейтенант Ассунто Бианко

Химическая защита лейтенант Этторе Белькреди

Отдел полковника «П» лейтенант Итало Станьо

Отдел судебного исполнителя лейтенант Пьеро Ансальдо

Штабная рота лейтенант сильвио Аппиани

младшие лейтенанты: Роберто Дием

Джиорджио Кальдера

Итало Д Эрамо

Информационный отдел младший лейтенант Джиованни Костаманья

84-я противотанковая рота капитан Джиакомо Розина

младший лейтенант Анджело Спина

21-е обозное отделение лейтенант Джиузеппе Веррина

1-е санитарное отделение капитан медицины Сальваторе Аморелла

1-й отряд снабжения 1-й капитан Бен. Джианассо

Батальон «Пьеве ди Теко»

Штаб

Командир майор Кармело Катанозо

Помощник командира младший лейтенант Джиованни Канестрини

лейтенант капеллан Дон Джиузеппе Валларино

капитаны: Риккардо Лунати

Марио Маурицио Россо

младший лейтенант Пьетро Дрегонья

лейтенант Доменико Гамбино

Штабная рота капитан Марио Маццетта

лейтенант Джиованни Манара

младшие лейтенанты: Валерио Муллони

Латино Бен

Джиулио Зулиани

2-я альпийская рота капитан Пьетро Морена

лейтенант Франческо Бруццоне

младшие лейтенанты: П. Анджело Спина

Винченцо Лама

Марио Беккариа

Гастоне Варезе

Луиджи Магротти

лейтенант медицины Андриано Казаччи

3-я альпийская рота капитан Паскуале Бриозо

лейтенант Эудженио Бальди

младшие лейтенанты: Антонио Барбацца

Джиорджио Де Джиованни

Джиузеппе Гуарниери

Элио Риччи

Нелло Занетти

младший лейтенант медицины Джиузеппе Мендоцца

8-я альпийская рота лейтенанты: Джиулио Пароди

Микеле Баттиати

Андреа Джерболини

Энрико Джерола

младшие лейтенанты: Франко Черибелли

Эдоардо Тирабоски

Луиджи Ваккардо

лейтенант медицины Энрико Перембрунер

102-я рота оружия сопровождения капитан Даниеле Гросси

лейтенанты: Родольфо Беральди

Алессандро Гаино

Николо Каденассо

младшие лейтенанты: Карло Джиордано

Марио Паганелло

Батальон «Чева»

Штаб

Командир подполковник Джиузеппе Авенанти

Капитан Уго Коррадо

Помощник командира лейтенант Марио Чезари

лейтенант капеллан Дон Джиузеппе Ре

капитан Гуидо Терцулли

лейтенанты: Доменико Струмиа

Пьерино Бертоцци

Штабная рота – обоз лейтенант Никола Сольтури

Штабная рота лейтенанты: Джиулиано Таньи

Джиузеппе Навоне

Армандо Лауро

Разведывательный взвод лейтенант Джиовенале Курти

Автотранспорт штабной роты младший лейтенант Антонио Милези

1-я альпийская рота капитан Пьетро Зоппи

лейтенанты: Орландо Вимеркати

Джиузеппе Панкери

Гульельмо Маркетто

Артидоро Брессани

младший лейтенант Маттео Ансальдо

лейтенант медицины Франческо Малинверни младший лейтенант Эцио Мартин

4-я альпийская рота капитаны: Эдоардо Даль Пре

Витторио Томазелли

лейтенанты: Джиобатта Пьовано

Костанте Риверо

Роберто Маркенте

Джиобатта Клеоните

лейтенант медицины Агостино Бруни

младшие лейтенанты: Гульельмо Раббиа

Лино Лоренцелли

Сильвио Куерио

5-я альпийская рота капитан Уго Коррадо

лейтенанты: Альбарто Куеирацца

Либеро Корнаццани

лейтенант медицины Антонио Берначчино

младшие лейтенанты: Эрколе Боццано

Энрико Донаццан

Альдо Амбрози Де Маджистрис

Лучиано Дузини

101-я рота орудий (оружия сопровождения) капитан Андреа Леони

лейтенанты: Терезио Джино Гослино

Джиобатта Орландо

Марио Патроне

лейтенант медицины Черутти

младшие лейтенанты: Анджело Мерлини

Винченцо Берлинджиери

Батальон «Мондови»

Штаб

Командир майор Марио Тровато

Помощник командира лейтенант Эрменеджильдо Вольино

лейтенант капеллан Дон Амедео Фраскати

лейтенант ветеринар Джиованни Меньа

капитан Марио Батталья

лейтенанты: Ренато Беллинджери

Марио Супино

Штабная рота лейтенанты: Артуро Гарино

Анджело Бракко

Джиулио Масса

младшие лейтенанты: Луиджи Ваданьини

Джиованни Марелли

9-я альпийская рота капитан Риккардо Польани

лейтенанты: Марио Сиротти

Баттиста Триберти

Марио Сапонаро

Сальваторе Мастрантонио

младшие лейтенанты: Карло Ботто

Гаетано Мацца

Марио Куккато

младший лейтенант медицины Бенедетто Банкалара

10-я альпийская рота капитан Лино Понцинибио

лейтенанты: Микеле Сакка

Джиулио Морони

лейтенант медицины Паоло Мондино

младшие лейтенанты: Итало Пиккиоттини

Умберто Галлетти

Эджидио Францини

Ксхавид Ксхинди

11-я альпийская рота капитан Антонио Галлотти

лейтенанты: Пьеро Чианферони

Джиузеппе Спиарди

Джиулио Каррара

младшие лейтенанты: Доменико (Меми) Валери

Эрмес Маркетти

Эрнесто Мартини

младший лейтенант медицины Алессандро Массари

103-я рота оружия сопровождения лейтенанты: Федерико Марио Кочито

Рино Тренти

Марио Гатти

младшие лейтенанты: Пьетро Поллеро

Саверио Беллина

Ренато Ререаццоли

2-й полк альпийских стрелков

Штаб полка и полковые части

Командир полковник Луиджи Скримин

Заместитель командира подполковник Эрколе Беллани (Эрколе Раналли)

Помощник командира майор Нино Гаспаре Бина

Начальник санитарной службы майор медицины эльпидио Антенуччи

Начальник административного отдела капитан администратор Энрико Пиаццоли

Информационный отдел капитан Джиулио Марацци

Уполномоченный гражданских служб капитан Федерико Акуароне

Обоз Россошь капитан Джиулиано Бернардино

Обоз Ровенки – 22-е отделение лейтенант Маурицио Меинеро

Рота оружия сопровождения лейтенант Раффаеле Бадиа

2-я обозная часть капитан Джиузеппе Соффиантино

2-е санитарное отделение лейтенант медицины Агостино Бруно

2-й отряд жизнеобеспечения лейтенант Джильо Кальдера

майор Джиованни Бернарди

лейтенанты: Аимоне Марсан

Луизанджело Бруски

Джиованни Бурдези

лейтенант медицины Маццини Боники

лейтенант синьорати

Штабная рота капитан витторио Ферраро

Обоз лейтенант Джиакомо Костаманья

младший лейтенант Риккардо Бонелли

Батальон «Дронеро»

Штаб

Командир майор Агостино Гуаральди

Помощник командира лейтенант Джино Берарди Канестрини

лейтенант капеллан Дон Стефано Оберто

капитан Антонио

Штабная рота капитан Альберто Джиуссани

лейтенанты: Джиузеппе Маработто

Альдо Паскеро

Армандо Раццаути

Адольфо Соньо

младший лейтенант Радио Бондини

17-я альпийская рота капитан Фердинандо Киарамелло

лейтенант Оресте Равера

младшие лейтенанты: Стефано Францони

Камилло Маркезе

Марко Раццини

Ренато Визендац

младший лейтенант медицины Марио Даниелли

18-я альпийская рота капитан Умберто Горрезио

лейтенанты: Марио Брага

Роберто Гуффанти

Лучиано Малерба

Элио падротти

младшие лейтенанты: Маренци

Густаво Маццолени

Итало Перальдо

младший лейтенант медицины Марио Монтевекки

19-я альпийская рота лейтенанты: Джиузеппе Бриганти

Франко Пиккардо

Марио Тониоло

младшие лейтенанты: Дженезио Бонати

Паоло Горрезио

Лари

Тарсиа

младший лейтенант медицины Джиузеппе Гамберо

105-я рота орудий (оружия сопровождения) капитан Лука Риберо (Риверо)

лейтенант Анджело Джираудол

младшие лейтенанты: Баттальино

Бролетти

Конти

Данте Манчини

Батальон «Борго Сан Дальмаццо»

Штаб

Командир подполковник Пьеро Палацци

майор Амедео Разелли

Помощник командира капитан Джиан Пьеро Виго

лейтенант капеллан Дон Франческо Теста

Штабная рота капитан Джиузеппе Фазано

лейтенанты: Карло Бурдезе

Марио Палацци

Карло Гречи

Антонио Мильано

капитан ветеринар Джиованни Меллано

Обоз капитан Джиованни Оччелло

Автомобили младший лейтенант Васко Алессандрини

13-я альпийская рота капитаны: Сильвио Замбелли

Фильвио Мовиа

лейтенанты: Паоло Марубби

Джиулиано

Алессандро Ансельми

младшие лейтенанты: Феличе Туа

Паоло Капи

Карло Мариа Гамба

Тодиско

14-я альпийская рота капитаны: Гоффредо Аикарди

Эрасмо Равотто

младшие лейтенанты: Анджело Чериани

Марио Верчеллино

младший лейтенант медицины Луиджи Тасси

15-я альпийская рота капитаны: Ремиджио Греко

Данило Аструа

лейтенанты: Микеле Гальфре

Джиованни Парола

младшие лейтенанты: Джиулио Фиокки

Умберто Гардиер

младший лейтенант медицины Киаппе

104-я рота оружия сопровождения лейтенанты: Коррадо Параконе

Адриано Оливиери

младшие лейтенанты: Филиппо Гирарди

Чезаре Пиччинини

Батальон «Салуццо»

Штаб

Командир майор Карло Бониперти

Помощник командира лейтенант Эдмондо Бассоли

лейтенант капеллан Дон Гуидо Маурилио Турла

Штабная рота капитан Эудженио Джиорелли

лейтенанты: Пиерино Моретти

Престини

Роберто Савоино

младшие лейтенанты: Джиоваккини

Контичини

лейтенант медицины Бортоло Занотти

младший лейтенант медицины Пиччирилло

21-я альпийская рота капитан Киоффредо Рабо

лейтенант Джиузеппе Абелло

младшие лейтенанты: Доменико Мина

Джиан Луиджи Профимо

Дино Ронкалья

Томмазо Ди Лорето

Де Гаспери

лейтенант медицины Федерико Пиовано

22-я альпийская рота лейтенанты: Филиппо Перчивалле

Пьеро Менада

Паоло Кампоново

Пио Персико

младший лейтенант Чезаро Фимагалли

младший лейтенант медицины Мобили

23-я альпийская рота капитан Энрико Пенначини

лейтенант Джиованни Изая

младшие лейтенанты: Стефано Рамелло

Эбранати

младший лейтенант медицины Альберто Пиовано

106-я рота оружия сопровождения капитан Роберто Барбарани

лейтенанты: Карло Коломби

Фернандо Страбукки

Джиаччиарди

младший лейтенант Элио Ломбардини

14-я противотанковая рота капитан Камилло Валлеизе

лейтенанты: Джиорджио Барадель

Дарио Сернези

Арриго Перраро

Запасные (маршевые) батальоны

I батальон

Командир подполковник Роберто Шиппачеркола

Помощник командира лейтенант Ромуальдо Тортароло

Лейтенант капеллан Дон Ринльдо Траппо

Штабной взвод батальона лейтенант Марчелло Мерло

601-я альпийская рота капитан Адольфо Маццини

602-я альпийская рота капитан Джианфранко Клеричи

604-я альпийская рота капитан Филиппо Доминони

401-я рота оружия сопровождения капитан Амедео

Пеироне

лейтенанты: Блезио

Альберто Каинелли

Умберто Пироле

Франческо Куаттрино

лейтенант медицины Натале Маркези

лейтенант Карло Балкони

младшие лейтенанты: Микеле Ракка

Ренато Гирингелло

Массимо Леонгранде

Энрико Беррини

Амедео Марвелли

Ренато Монтичелли

Стефано Пини

Раоуль Барберис

Сильвио Рекла

Луиджи Миравалле

Энрико Недеи Перриер

Луиджи Алетти

II батальон

Штаб

Командир майор Джиузеппе Аллеманди

Помощник командира лейтенант Джианджиакомо Пезенти

Лейтенант капеллан Дон Джиордано Биаджиони

Штабной взвод батальона младший лейтенант Франческо Бецци

Снабжение лейтенант Антонио Нелло

Медицина лейтенант медицины Бруно Баччи

607-я альпийская рота капитан Гуидо Санджиорджи

младшие лейтенанты: Марио Муссителли

Бруно Валенте

Уго Патерно

Франко Мунари

608-я альпийская рота лейтенанты: Джиованни Преккиа

Энрико Дурандо

младшие лейтенанты: Эрколе Арманд

Луиджи Донадио

Мауро Фелицини

612-я альпийская рота капитан Риккардо Гропаиц

лейтенант Марио Перчивалле

младшие лейтенанты: Федерико Барбиеро

Пьеро Фортина

Марчелло Срециа

402-я рота оружия сопровождения капитан Карло Аполлонио

лейтенант Дино Миналья

младшие лейтенанты: Оресте Америо

Амедео Гуерриеро

Чезаре Пиччинини

Чезаре Альбертини

V батальон

Командир майор Франко Макканьо

Помощник командира

Лейтенант капеллан

Штабной взвод батальона

627-я альпийская рота

628-я альпийская рота

629-я альпийская рота

405-я рота оружия сопровождения

VI батальон

Командир подполковник Сильвио Пеис

Помощник командира

Лейтенант капеллан

Штабной взвод батальона

634-я альпийская рота

636-я альпийская рота

638-я альпийская рота капитан Клето Молино

406-я рота оружия сопровождения

VIII батальон

Командир подполковник Джиорджи

Капитан Массимилиано Морадеи

Помощник командира

Лейтенант капеллан Дон Амелио Лои

Штабной взвод батальона

347-я альпийская рота лейтенант Полаццо

348-я альпийская рота капитан Одорико Раван

349-я альпийская рота

162-я рота оружия сопровождения капитан Массимилиано Морадеи

IX батальон

Командир майор Дечио Сеттими

Помощник командира лейтенант Дж. Мариа Зилио

Лейтенант капеллан Дон Аугусто Палланчи

Штабной взвод батальона лейтенант Доменико Фракка

646-я альпийская рота капитан Паскуале Галли

653-я альпийская рота капитан Диего Капри

655-я альпийская рота капитан Джиулио Фрассони

409-я рота оружия сопровождения капитан Джиованни Фаттори

Приложение 11. Альпийские стрелки, награжденные золотой медалью за храбрость на русском фронте (1942-1943 гг.)

Приложение 12. Сводки оперативного отдела штаба корпуса с 25 сентября по 31 декабря 1942 года

Список карт

Карта 1. Первая оборона на Дону (20 августа – 1 сентября 1942 года).

Карта 2. Бой батальонов «Вестоне» и «Валь Кьезе» у Котовской 1 сентября 1942 года.

Карта 3. Позиции дивизии «Кунеэнзе» на Дону (1 ноября 1942 года).

Карта 4. Позиции дивизии «Юлия» на Дону (1 ноября 1942 года).

Карта 5. Позиции дивизии «Тридентина» на Дону (1 ноября 1942 года).

Карта 6. Положение 8-й итальянской армии на Дону на вечер 10 декабря 1942 года.

Карта 7. Ситуация на 18 декабря 1942 года.

Карта 8. Ситуация на 13 января 1943 года.

Карта 9. Ситуация с Альпийским корпусом на вечер 17 января 1943 года.

Карта 10. Острогожско-Россошанская наступательная операция (13–27 января 1943 года).

Карта 11. Отступление Альпийского армейского корпуса и бои при выходе из окружения (16–26 января 1943 года).

Список источников

1. Сборник материалов по составу, группировке и перегруппировке сухопутных войск фашистской Германии и войск бывших ее сателлитов на советско-германском фронте за период 1941–1945 гг. вып. 1–3. Москва 1957.

2. Le operazione delle unita italiane al fronte russo (1941–1943). Ufficio storico dello Stato Maggiore Esercito. Roma. 1977. (2000)

3. Авербух Р. А. Италия в первой и второй мировых войнах. Москва. Ленинград. 1946.

4. Морозов В. П. Западнее Воронежа: Краткий военно-исторический очерк наступательной операции советских войск в январе – феврале 1943 г. Москва 1956.

5. Филатов Г. С. Восточный поход Муссолини. Москва 1968.

6. Филатов Г. С. Фашизм, неофашизм и антифашистская борьба в Италии. Москва 1984.

7. Ceva Bianca. Cinque anni storia italiana 1940–1945. Da lettera e diari di caduti. Milano 1964.

8. Ricchezza Antonio. Storia illustrata di tutta la campagna di Russia (4 vol.) Milano. 1971–1972.

9. Казаков М. И. Над картой сражений. Москва 1971.

10. Corradi Eggisto. La ritirata di Russia. Milano 1965.

11. Messe Giovanni. La Guerra al fronte russo, il CSIR. Milano 1947.

12. Revelli Nuto. Mai tardi. Diario di un alpino in Russia. Torino 1967.

13. Il coro della Guerra. Venti storie parlate raccolte da A. Pacifici e R. Macrelli. Bari 1963.

14. Franzini E. In Russia: Memorie di un alpino redevivo. Venezia 1946 (1962)

15. Revelli Nuto. La Guerra dei poveri. Torino 1962.

16. Revelli Nuto. La strada dei “davai”. Torino 1966.

17. Сидоров В., Фокин Н. Разгром итало-немецких войск на Дону. Москва 1944.

18. Valori A. La campagna di Russia 1941–1943 vol. I–II. Roma. 1950, 1951.

19. Rigoni M. Stern. Il sergente nelle neve. Torino 1953.

20. Barilli M. Alpini in Russia sul Don. Milano 1954.

21. Deakin. F. Storia della repubblica di Salo. Torino 1965.

22. Epopea italica. Cento anni di glorioso cammino. Roma 1954.

23. Ricchezza Antonio. Gli alpini in Russia. Milano 1973.

24. Bedeschi Giulio. Il corpo d’armata alpino sul fronte russo. Rivista militare. 1983 # 2.

25. Beolchini Aldo. La Sforzesca nella prima battaglia defensiva sul Don. Rivista militare. 1983 # 1.

26. Bonadello Pietro. La 8 armata italiana nella battaglia defensiva sul Don. Rivista militare. 1984 # 1.

27. Россошь в годы Великой Отечественной войны. http: www/ROSSOSH-V-REG.

28. В. Белоконь, И. Мощанский. На флангах Сталинграда. Операции на Среднем и Верхнем Дону 17 июля 1942 – 2 февраля 1943. Москва 2002.

29. Н. Г. Нерсесян Киевско-Берлинский. Боевой путь 6-го гвардейского танкового корпуса. Москва 1974.

30. Эудженио Корти. Немногие возвратившиеся. Москва 2002.

31. Rosignoli Guido. Alpini. 1989.

32. Н. Филиппов. Донской щит Сталинграда. Волгоград 1969.

33. С. Е. Попов. На огневых рубеж. Москва 1971.

34. М. И. Казаков. От «Урана» до «Звезды». «Наука и жизнь» № 5, 1965.

35. Фридо фон Зенгер. Ни страха, ни надежды. Москва 2002.

36. Сталинградская битва. Хроника, Факты, Люди. Москва 2002.

37. В. Г. Сафронов. Итальянские войска на советско-германском фронте 1941–1943. Москва 1990.

38. У. Кавальеро. Записки о войне. Дневник начальника итальянского генерального штаба. Москва 1968.

39. Самюэль У. Митчем. Величайшая победа Роммеля Москва 2003.

40. А. А. Александров. Битва ставок. Великое противостояние 1941–1945. Москва 2003.

41. Ф. Джоуэтт, С. Эндрю. Итальянская армия 1940–1943. Африканский театр военных действий.

42. Альберт Кессельринг. Люфтваффе: Триумф и поражение. Воспоминания фельдмаршала третьего рейха. 1933–1947. Москва 2003.

43. Ф. Джоуэтт. Итальянская армия 1940–1943. Европейский театр военных действий. Москва 2002.

44. George F. Nafziger. Italian order of battle World War II. An Organizational History of the Italian Army in World War II. Volume 3. Pisgah. Ohio. 1996.

45. Emilio Faldella. Storia della truppe alpine 1872–1972. V. 3. Milano 1972.

46. Коррел Барнет. Военная элита III Рейха. Смоленск 1999.

47. Анатолий Уткин. Сорок второй год. Смоленск 2002.

48. Бенито Муссолини. Мемуары 1942–1943. Под редакцией Раймонда Клибански. Москва 2004.

49. Пауль Карель. Африка. Лис пустыни 1941–1943. Москва 2003.

50. Алим Морозов. Операция Воронежского фронта. http://web/vrn.ru/bereg/

Примечания

1

Джованни Мессе (1883–1968). Участвовал в Итало-Турецкой войне (1911–1912). В 1918 году командовал IX штурмовой частью. Полковник (1919). Принимал участие в Эфиопской кампании. В 1939 году заместитель командующего войсками в Албании. Участвовал в Греческой кампании в чине корпусного генерала. Генерал армии (1941). Командовал итальянскими войсками в России (1941–1942). В 1943 году командовал армией в Северной Африке. Маршал Италии (1943). В мае 1943 попал в плен в Тунисе. Начальник генерального штаба Южных войск в Италии (1943–1945). Вышел в отставку в 1947 году. В 1955 году основал Союз ветеранов Италии.

(обратно)

2

Итало Гарибольди родился 20 апреля 1879 года в Лоди. Во время Эфиопской кампании он командовал дивизией и взял Аддис-Абебу. В 1936–1937 гг. занимал пост начальника штаба вицекороля Итальянской Восточной Африки. В 1938–1939 гг. командовал V корпусом «Триесте», в 1939–1941 гг. командовал 5-й армией в Тунисе. В 1941 году временно командовал 10-й армией, сдал командование генералу Марио Берти. В феврале 1941 года сменил Грациани на посту генерал-губернатора Ливиии и главнокомандующего в Северной Африке, в июле 1941 года был снят генералом У. Каваллеро, начальником Генерального штаба, так как не сумел сработаться с Роммелем. 1 апреля 1942 года назначен командующим итальянской 8-й армией в России. После разгрома армии в России, в марте 1943 года вернулся в Италию. В сентябре 1943 года он был арестован и в 1944 году предстал перед Судом Специального трибунала Итальянской Социальной Республики. Суд приговорил его к 10 годам тюрьмы. В конце войны Гарибольди был освобожден. Скончался в Риме 9 февраля 1970 года.

(обратно)

3

К середине августа 1942 года итальянские танковые силы на советско-германском фронте были полностью реорганизованы. Танкетки L3 из состава подразделения «Сан Джорджио» заменили на фронте LXVII танковым берсальерским батальоном. Сам батальон был сформирован 25 февраля 1942 года и имел в своем составе 55 легких танков L6/40. Структурно батальон состоял из двух рот. В каждой роте было по пять взводов, из которых пятый являлся резервным. На Восточный фронт была также направлена XIII группа самоходных установок в составе 19-ти 47-мм САУ Semovente 47/32, так как танки L6/40 были вооружены только 20-мм пушками. Группа самоходных установок была сформирована на базе кавалерийского полка «Cavalleggeri di Alessandria».

(обратно)

4

Комментарии были горькими. Например, майор Бракки говорил: «Батальон не мог оставаться на позициях, потому что не было подкреплений, и со всех сторон неприятель вел интенсивный огонь, который поражал офицеров и солдат. Не хватало прежде всего предусмотренного планом занятия Котовской немецким войсками. Действия танков L было полезным, но сами танки не соответствовали…». Были, однако и другие слова: «Консервные банки для сардин» они продемонстрировали всю свою хрупкость, пробивались в местах максимального бронирования одной пулей из противотанкового ружья, в других случаях они обычно просто горели. Рота танков понесла большие потери, среди которых особенно запомнился лейтенант Онофри из LXVII танкового батальона, который прошел печальное крещение огнем.

(обратно)

5

Это письмо хранится в музее Возрождения в Милане.

(обратно)

6

Так итальянцы называли советский автомат ППШ.

(обратно)

7

Публичного дома.

(обратно)

8

Бесплатный железнодорожный пакет для фронтовиков.

(обратно)

9

Итальянский хроникальный киножурнал.

(обратно)

10

Так называли дивизию «Сфорцеска» после ее отступления в августе 1942 года на Дону.

(обратно)

11

Так итальянские солдаты называли немцев, а немецкие солдаты – итальянцев.

(обратно)

12

Итальянский экспедиционный корпус в России.

(обратно)

13

«Катюш».

(обратно)

14

Воинское звание в альпийских частях обозначалось также перьями на шляпе: у низших чинов и унтер-офицеров – вороньими перьями, у офицеров – орлиными, у генералов – гусиными.

(обратно)

15

«Восточная кавалерия».

(обратно)

16

См.: Le operazioni delle unita italiane al fronterusso. – P. 487; L'8 Armata italiana nella seconda battaglia defensiva del Don. – P. 53.

(обратно)

17

Ленин, В. И. Грозящая катастрофа и как с ней бороться / В. И. Ленин. – М.: Госполитиздат,1958–1965. – Полн. собр. соч. – Т. 34. – С. 197.

(обратно)

18

См.: Типпельскирх, К. История Второй мировой войны/ К. Типпельскирх. – М.: АСТ,2001. – 802с.

(обратно)

19

См.:Deakin, F. Storia della repubblica di Salo / F. Deakin. – Torino, 1963.

(обратно)

20

См.:Филатов, Г.С. Восточный поход Муссолини / Г. С. Филатов. – Москва, 1968.

(обратно)

21

Annuario della congiantura economica italiana, 1938–1947. – Firenze, 1949. – Vol. 1. – P. 152–410.

(обратно)

Оглавление

Предисловие

Глава I. Первое появление итальянских альпийских стрелков на советско-германском фронте

Глава II. Итальянский Альпийский корпус в России 1942–1943 гг.

  Первая оборона на Дону. Бои осенью 1942 года

  Зимние бои 1942/43 гг.

Глава III. Трагедия отступления

  Начало отступления

  Бой за Николаевку

  Итог участия Альпийского корпуса на русском фронте в 1942–1943 гг. Воспоминания очевидцев событий. Официальные сообщения

Глава IV. Отрывки из книги Нуто Ревелли «Дневник альпийского стрелка в России»

  Дорога к фронту: из Италии на Дон

  Фронт на Дону

  Тылы и госпитали

  Возвращение на передовую

  Отступление

Глава V. Отрывки из книги Эджисто Корради «Отступление из России»

  Первая часть

  Вторая часть

  Третья часть

  Четвертая часть

  Пятая часть

  Шестая часть

  Седьмая часть

  Восьмая часть

Глава VI. Письма альпийских стрелков из России

  Роберто Миссироли

  Эмилио Де Марки

  Гаетано Габардини

  Ферруччио Бозио

  Марио Тониоло

Вместо эпилога

  Приложение 1. Полный состав итальянского альпийского корпуса

  Приложение 2. Документы

  Приложение 3. Сведения о погодных условиях

  Приложение 4. Награды на знамена альпийских частей за Русскую кампанию

  Приложение 5. Потери итальянского Альпийского корпуса на русском фронте* с 11 декабря 1942 года по 31 января 1943 года

  Приложение 6. Воинские звания в королевской итальянской армии (25.07.1940–08.09.1943)

  Приложение 7. Хроника отступления итальянского Альпийского корпуса с 16-го по 30 января 1943 года

  Приложение 8. Нарукавные щитки альпийских дивизий Итальянского корпуса

  Приложение 9. Знаки и медали альпийских дивизий на Русском фронте

  Приложение 10. Полный офицерский состав Альпийского армейского корпуса

  Приложение 11. Альпийские стрелки, награжденные золотой медалью за храбрость на русском фронте (1942-1943 гг.)

  Приложение 12. Сводки оперативного отдела штаба корпуса с 25 сентября по 31 декабря 1942 года

Список карт

Список источников