Камень (fb2)

- Камень (Рейд. Оазисы - 4) 1099K скачать: (fb2) - (epub) - (mobi) - Борис Вячеславович Конофальский

Рейд. Оазисы Камень

Глава 1-14

Он замечал, конечно, северянок и раньше, но только теперь обратил внимание на то, как много женщин у северян занимают разные руководящие или важные посты. Вот и теперь из четырёх человек, приехавших по его душу с севера, было две женщины. Обе высокие, худощавые, с поджарыми задами и сильными ногами. Груди маленькие, лица вполне миловидные. Не самые яркие красавицы, но рост, сила, определённая грация и хороший вкус были визитной карточкой северянок.

Их возраст точно определить нет никакой возможности. Этих женщин можно было описать одним дурацким словом – «порода». Так в Соликамске говорили друг о друге местные дамы, относившие себя к высшему обществу. Горохов читал книги и знал смысл подобных словечек, но терпеть их не мог. Не любил он эти выражения, наверное потому, что он-то как раз выходил из людишек самых низкопородных, из тех самых людей, которых местные женщины либо с неприязнью, либо с насторожённостью называли степняками. И которых, конечно, никто не путал с казаками, так как хоть и нехотя, но городские готовы были признавать казачью знать почти как равных. Это, наверное, потому, что казаки представляли большую военную силу, мощь, которую толком никто не мог определить, взвесить. Даже сами казаки. А ещё эти воинственные кочевники держали в руках значительную часть прибрежной торговли на реке. То есть были и богатыми, и опасными… Пусть даже и дикарями. И некоторые городские не гнушались приглашать атаманов с семьями иной раз погостить в городе. В общем, эти худые и въедливые бабы с севера совсем не походили ни на городских красоток из высшего общества, изнуряющих себя в спортивных залах и бассейнах и совершенствующих свои фигуры у местных хирургов, ни на степных женщин, измученных бесконечным тяжким трудом. Ну уж а на казачек они походили ещё меньше. Северянок никто и никогда с другими женщинами не путал. И с недавних пор уполномоченный знал, почему.

Биоты. Чёртовы биоты.

- Андрей Николаевич, вы могли бы не курить? – спокойно спросила одна из этих баб, та, что сидела слева, на самом краю. Брюнетка со светло-серыми глазами. Фамилия её была Самойлова, а имя он прослушал. До сих пор она ничего не говорила, не выпускала карандаш из руки, что-то всё время отмечала в своих бумагах, и это был первый её вопрос.

- Мог бы, - сухо ответил уполномоченный, но даже и не подумал потушить подожжённую сигарету в пепельнице перед собой; напротив, он сделал очередную затяжку и выпустил струю дыма в потолок. И, как назло, у него запершило в горле, и не удивительно, шёл уже четвёртый час их общения, и, кажется, это была его шестая или седьмая сигарета.

Ему пришлось немного откашляться. А Самойлова, словно обрадовавшись этому, заявила:

- Курение ослабляет здоровье, и чем больше возраст курящего, тем заметнее последствия этой дурной привычки.

- Неужели? – притворно удивился уполномоченный.

- Да, - убеждала его женщина. Она не почувствовала сарказма в его вопросе и продолжала: – Это медицинский факт.

- А у меня есть другие, не совсем медицинские факты, - делая очередную затяжку, произнёс Андрей Николаевич. И так как Самойлова ждала его пояснений, продолжил: – Двое из трёх уполномоченных из степи не возвращаются. Так что болезни, связанные с курением, могут мне угрожать только с вероятностью не более тридцати трёх процентов. И с вашего позволения…, - он всё-таки не потушил окурок и продолжил крутить его в пальцах.

На это его заявление брюнетка с почти белой радужкой понимающе кивнула: а, ну понятно, что ты за фрукт. И сделала у себя в бумагах очередную заметку.

Бушмелёв, сидевший у стены и наблюдавший за «консультациями», только закряхтел и заёрзал; он всем своим видом показывал – только вслух не говорил – своему подчинённому: «Андрей, ну какого хрена ты их бесишь?». Сидевший рядом с ним комиссар по кадрам Вавилов, так тот уже час как глаз не поднимал, разглядывал что-то на полу с отсутствующим видом. Судя по всему, он уже давно сделал для себя все выводы. Как, впрочем, и сам старший уполномоченный Горохов. После того как он появился на службе, ему пришлось написать уже три подробных рапорта, описывающих его экспедицию на юг. Три! Потом была ещё одна внутренняя комиссия, потом приезжали северяне в первый раз и пункт за пунктом разбирали все три его рапорта. И им ещё тогда не понравилось, что всю вину за гибель экспедиции уполномоченный возлагал на сумасшедшую бабу, которая ей руководила.

«А что же, по-вашему, я должен был написать, что это я завёл их в засаду? Их завёл, а сам вышел невредимым?». Уже в тот раз только по поведению северян он понял, что обещанной визы на север ему не видать. Никогда. Ни при каких условиях. В общем, у него больше не было необходимости лебезить перед теми четырьмя людьми, что сейчас сидели напротив него за длинным столом. Вот он и не лебезил. И тут заговорил один из двух мужчин, что был в комиссии. Фамилия его была Сушинский. Честно говоря, этот тип вообще не был похож на северянина. Во-первых, он был пухлый. Не жирный, но и отнюдь не худощавый спортсмен, как подавляющее большинство чиновников с севера. Дурацкий пегий «ёжик» на голове и нехарактерные для северянина очки с затемнёнными стёклами. Он взял одну из своих бумаг и, заглянув в неё для верности, произнёс:

- Рядовой Рогов показывает, что вы несколько раз за время путешествия с ним оставляли его одного, отлучались куда-то, и в одну из таких отлучек вы вернулись с мотоциклом и флягой рядового Винникера. Вы сказали ему, что нашли всё это и что Кораблёва с Винникером убиты. Что их убили дарги.

- Так оно и было, – ответил Горохов. Он прекрасно понимал, что эта тема ещё не раз всплывёт в этом расследовании. – Только вот мотоцикл я не находил, а откопал из своего схрона.

И этот Сушинский, пропустив его замечание мимо ушей, продолжал как бы невзначай:

- Рядовому Рогову показалось, что вы вели себя в этот момент несколько странно.

- Рогову показалось? Показалось? – тут уполномоченный едва сдержался, чтобы не усмехнуться. А это было бы уже абсолютной наглостью в контексте обсуждаемой темы. Поэтому он сдержался и продолжил серьёзно: – Мне рядового Рогова приходилось под руку вести, чтобы он не падал от жары и потери крови, ваш Рогов едва на вопросы мог отвечать, у него костюм протёк, мне приходилось отдавать ему свой хладоген. Я сомневаюсь, что он вспомнит о том, как мне пришлось отбиваться от двух даргов, не уверен, что он помнит, как я скармливал ему последние свои обезболивающие… Тем не менее он заметил и запомнил, что я вёл себя странно. И это ночью. Ваш Рогов очень…, - Горохов замолчал и правильно выбрал слово в этой ситуации: – Наблюдательный человек.

- Угу… Угу… Как я понял, - продолжал всё тот же член комиссии в очках, которого, видимо, не удовлетворил ответ уполномоченного, - этот мотоцикл, на котором вы оттуда уехали с Роговым, вы припрятали заранее.

- Да, ещё в первое моё пребывание в тех местах я сделал закладку, и мотоцикл я тоже там себе оставил, так как оставался один, а до ближайшего населённого пункта десятки километров пустыни. Закладки в степи – это обычная практика. И слава богу, что она мне в первый раз не пригодилась.

Вторую женщину из комиссии звали Елена Грицай. Горохов сразу запомнил её. Женщина была яркая. Как и все другие биоты, она была высокой, тяжёлые рыжие волосы собраны в высокий пучок на голове. Глаза у неё были зелёные и казались добрыми. Она пришла сюда, на такое серьёзное заседание, в юбке выше колен. Это сразу удивило всех мужчин из Трибунала. В том числе и Горохова. И вот тут эта Грицай и говорит:

- И именно в тот момент, когда вы раскапывали свой схрон, и появились Кораблёва с Винникером?

- Да; может, набрели случайно, а может, их привлёк шум работы двигателя, когда я проверял мотоцикл после того, как очистил его от песка. Они услышали и пришли.

- Андрей Николаевич, вы ведь успели пообщаться с Кораблёвой прежде, чем она погибла?

- Да, успели переброситься парой слов. Она спросила, видел ли я ещё кого-нибудь. Я ответил, что со мной один раненый Рогов.

- И она вам сразу, в этом коротком разговоре сообщила, что вещество при ней? – продолжала Грицай.

«Зачем она спрашивает, она же читала мои рапорты». Но это вопрос риторический, он знает, что его ещё не раз о том спросят. В общем, это был очень хитрый вопрос. Но у Горохова хватило ума, чтобы не попасться в эту ловушку, когда он ещё писал первый свой рапорт об этом деле.

- Нет, про вещество не было сказано ею ни слова, просто, когда я сказал, что нужно вернуться за Роговым, она сказала, что самое важное уже при ней, и рисковать этим она не собирается, а Рогов…, - Горохов красноречиво махнул рукой, выражая пренебрежение, – Рогов её не интересовал.

Члены комиссии не выразили никаких чувств после подобного его объяснения, и рыжая Грицай, как ни в чём не бывало, продолжала:

- На мотоцикле два места, вас было четверо, не возникло ли между вами конфликта?

- Какой ещё конфликт? - хмыкнул уполномоченный. – Ваша Кораблёва прекрасно понимала, что из сложившейся ситуации только я могу её вывезти. Рогов был ранен, Винникер не бог весть какой проводник по степи.

- Она вам что-то сказала на эту тему?

- Не успела, её убили.

- Убили? Это были дарги? – на этот раз спрашивала Самойлова.

- Да.

- Откуда вы знаете?

- Одного из них я убил. Остальные ушли. Их было, наверное, трое.

- Почему же они ушли? Почему не убили вас?

- Испугались, это были молодые особи, - уверенно врал уполномоченный. – Не прошедшие инициацию. Я осмотрел того, которого убил. А может, у них было мало патронов. Бой-то шёл с вечера.

И тут снова заговорила Елена Грицай, глядя на уполномоченного так, как будто хотела просветить его насквозь своими зелёными глазами:

- Ваша одежда с той экспедиции не сохранилась?

- Нет, в той одежде мне пришлось иди через пески и прыгать в речную воду. Она стала непригодна для носки.

- Зато сохранилась одежда рядового Рогова, – эту фразу рыжая произнесла так, словно угрожала Горохову.

Но тот отреагировал на её слова весьма спокойно:

- И что?

- На одежде Рогова, кроме его крови…, - тут Грицай сделала паузу, словно хотела напугать уполномоченного и закончила: - найдена кровь Кораблёвой.

Уполномоченный не ответил. Он не знал, что ей ответить на это. И тогда Грицай продолжила:

- Можете это объяснить?

«Кровь Кораблёвой на одежде Рогова? Что за бред! Откуда? – и тут же ему в голову пришла мысль. - Кровь Кораблёвой, наверное, нашли на штанах Рогова. И попасть она могла на них только с мотоцикла».

Он пожал плечами и ответил:

- Когда в Кораблёву попала пуля, она находилась возле мотоцикла. Возможно, на мотоцикл попали брызги. А Рогов потом ехал на нём. Или на его одежду кровь могла попасть с моей, я ведь обыскивал Кораблёву после того, как её убили, – он снова пожал плечами. - Других вариантов у меня нет.

Это логическое объяснение, кажется, не было для Грицай неожиданностью.

- А что делала Кораблёва в тот момент, когда начался бой?

Он взглянул на неё с некоторой усталостью и ответил нехотя:

- Она ела персики из персикового компота.

- Дарги стреляли в неё в первую? Почему?

- Они всегда стреляют в ту цель, в которую легче попасть. Кораблёва и Винникер стояли во весь рост, а я сидел на корточках, возле бархана. Было темно, они были лучшими целями.

- А вы хорошо знаете даргов, - заметила Самойлова.

На это её замечание уполномоченный отвечать не стал; он достал очередную сигарету и закурил, а брюнетка, не дождавшись его ответа, заговорила:

- А раз вы так хорошо знаете даргов, как они смогли подойти к вам?

- Очень просто, - ответил уполномоченный. – Я мотоцикл уже выкопал и проверил, после выкапывал воду и бензин, а Кораблёва и Винникер пришли и притащили за собой даргов.

- То есть они привели даргов, а не вы? – уточнила Самойлова.

- Точно не я! – с вызовом ответил ей Андрей Николаевич. – Я приучен ходить аккуратно, не оставлять лишних следов и постоянно оборачиваться.

Она замолчала, уткнулась в свои бумаги, и тут заговорил четвёртый человек из комиссии, седой и самый, как казалось уполномоченному, опасный. Это был очень крепкий на вид северянин по фамилии Карпов. Глаза его были чуть навыкат, и почти всё время он молчал, смотрел этими своими неприятными глазами и старался не упустить ни одной эмоции Горохова; и наконец он сказал:

- Возможно, в те места будет отправлена экспедиция. Ещё одна. Нам бы хотелось знать, как всё произошло. Как погибла группа Кораблёвой. Мы собираемся это выяснить.

«Ну да… Выяснить. Уже месяц прошёл. Даже если в той жуткой жаре нет трупных мотыльков, тела всё равно давно сожраны. Трупные мотыльки съедают тело за трое суток. Даже если труп мотыльки не отыщут, и он успеет высохнуть до состояния мумии, её за неделю сожрёт песчаная тля. За не-де-лю, – Горохов пару раз видал такой шевелящийся серо-бурый ковёр из почти невидимых, микроскопических блёклых существ, что рады любой органике в степи. Этакий бархатный саван на бугорке полуприсыпанного трупа. То было неприятное зрелище. – Тля обглодает мертвеца до костей, даже если его завалит песком полностью. Да и кости в степи востребованы, они будут расколоты крепкими зубами варанов или растворены едкой кислотой сколопендр и с удовольствием съедены. И одежду разорвут и пожрут. Если что-то и остаётся от мертвецов в степи, так это только металлы. А металл давно весь дарги растащили. Всё, что вы там найдёте, так это остовы сгоревшей техники… Так что давайте, езжайте – ищите, выясняйте». Но вслух он ничего такого, конечно, не произнёс, сидел и курил почти безмятежно, и тогда Карпов продолжил:

- Если бы вы присоединились к следующей экспедиции, возможно, мы могли бы рассмотреть продвижение вашей просьбы, наша комиссия имеет на это полномочия.

- О-о! - притворно удивился уполномоченный. – Продвижение моей просьбы? Это какой, какой? Не той ли самой моей просьбы, о продвижении которой мне уже обещала Кораблёва перед тем, как завербовать меня в экспедицию? Или о какой-то новой моей просьбе? Какую из моих многочисленных просьб вы имеете в виду?

- Извините, я вас не понимаю, - Карпов всё так же внимательно смотрел на Горохова.

- Мне уже обещали рассмотреть моё прошение о получении пропуска на север, если я соглашусь пойти с Кораблёвой, – объяснил ему ситуацию уполномоченный. – А теперь ваши в консульстве почему-то передумали. Говорят, что им нужно что-то там взвесить. И тут появляетесь вы и снова мне предлагаете ту же наживку. Думаете, я и во второй раз заглочу этот крючок?

Карпов промолчал, а вот Самойлова была явно побестолковее:

- Мы можем заплатить вам. Назовите сумму.

- Спасибо, нет. Я там был уже, - он показал ей два пальца, - два раза. Всякие твари невиданные, дарги и, главное, – жара под семьдесят. В общем, с меня хватило бы и одного раза, но я там был дважды по просьбе вашей Кораблёвой.

- Сейчас дожди, температура там понизится, – заметила зеленоглазая и неприятная Грицай.

- Да, понизится…, - согласился Горохов, затушив окурок в пепельнице. – С семидесяти до шестидесяти. И это при том, что степь зацветёт.

– Вам выдадут новый охлаждающий костюм, – упорствовала брюнетка. – И мы заплатим вам больше, чем в прошлый раз.

- Зачем это вам, - Горохов уже не знал, как ещё им ответить, чтобы они больше ему этого не предлагали. – Вы ведь все понимаете, что не найдете там ни одного трупа, они все давно съедены. Даже костей от них вы не отыщете. А вещество, что добыла Кораблёва, я вам уже передал. Зачем вы снова гоните туда людей почти на верную смерть? – всё это уполномоченный произнёс с едва заметной неприязнью. Он и в самом деле не понимал этой их одержимости. Может, потому и злился.

- Мы хотим посмотреть то место, где был выход, - на сей раз снова заговорил седой. – Надеемся найти ещё немного вещества. Или хотя бы образцы тех чёрных «деревьев», на которых оно выступает.

«Ах вот как. Они пойдут туда искать не павших. Им нужна та живая капля, которую я им привёз. О… Видно, это было что-то важное. Настолько ценное, что они готовы угробить ещё одну поисковую партию в призрачной надежде раздобыть себе ещё одну каплю того вещества. Надо было о том догадаться. Оно ценное настолько, что даже очень храбрая Люсичка побоялась заграбастать всё себе. И через меня решила поделиться с северянами. Побоялась, что через меня они узнают, что она увела у них всё, и решила отдать половину. Да… Люсичка умная. Даже умнее, чем кажется». Тем не менее…

- Нет, третий раз я туда не полезу, - покачал головой уполномоченный. - Тем более с кем-нибудь типа вас. Мне не нравится, когда безумные бабы забирают у меня оружие и приставляют ко мне охрану.

- Андрей Николаевич, мы можем оговорить сумму, - продолжала Самойлова; то есть об обещании пропуска на север они уже особо и не вспоминали, - и гарантирую, что не буду забирать у вас оружие. Соглашайтесь, и вы не пожалеете.

«О, так это дело поручают очередному биоту! Теперь точно нет!».

- Нет, хватит… Координаты вы знаете… Езжайте без меня. Полюбуйтесь цветущей степью. Только не забудьте пару запасных респираторов. Споры всё-таки ядовиты. И ещё захватите пару канистр инсектицидов от пауков, шершней и цикад. Дожди – это время, когда цикады размножатся и покидают норы, а шершни начинают роиться. А потом, если вернётесь, расскажете, как вы не пожалели, что туда отправились.

Больше никто из приехавших ничего ему не предлагал, хотя вопросов ещё задали много.

Глава 2

- Андрей… Я не пойму… Вот тебе обязательно нужно было их бесить? – спросил комиссар по контролю и внутренним вопросам или, как его чаще называли, начальник кадрового отдела Вавилов. – Вот что ты их задираешь? Все эти твои усмешечки, ухмылочки… Зачем? Вот зачем? – Вавилов, кажется, был не на шутку раздосадован итогами заседания. – Думаешь, после того как ты им нахамишь, посмеёшься над ними, мне будет легче тебя выдвинуть на должность заместителя начальника Оперативного Отдела?

Горохову так не понравилась эта речь комиссара, что он едва сдержался, чтобы не ответить ему чем-нибудь едким. Ну в самом деле, комиссар Вавилов его, одного из опытнейших сотрудников, отчитывал как провалившего исполнение новичка. Но хамить начальству… даже при его самоуверенности уполномоченный не решился, а в очередной раз молча полез в карман и достал оттуда сигарету. И на это уже отреагировал его непосредственный руководитель, начальник Отдела Исполнения Наказаний комиссар Бушмелёв; он выхватил из пальцев Горохова сигарету.

- Хватит уже… Хватит… Чадишь, как старый теплоход на реке, без перерыва, тебя просят не курить, так ты ещё больше дымишь. Как назло. Правильно тебе Вавилов говорит: какого хрена ты их бесишь? Чего дожидаешься, ещё одну комиссию хочешь? Нет бы взять и сказать просто: так, мол, и так дело было, а с вами я больше не пойду, потому что здоровье уже подорвал в этом пекле, – а ты им всё шуточки свои шутишь… Перед этими тощими бабами ихними. Вот нужны они тебе были?

И самое неприятное в этом всём было то, что оба начальника отчасти были правы. Но они не были в курсе последнего разговора, что имел уполномоченный с консулом Северной Конфедерации, который изящно дал понять Горохову, что его желание перевезти семью на север неосуществимо.

- Ладно, - наконец произнёс уполномоченный, - хватит вам меня отчитывать, – он забрал обратно сигарету у Бушмелёва. – Просто надоели они мне. Лживые они… Сволочи…

- Не дали пропуск на север, - резюмировал Вавилов, - и это после того, как ты привёз им пробирку. Обидно, наверное? - ему не нужен был ответ уполномоченного, он молча протянул Горохову руку для рукопожатия. И тот её пожал. А когда он ушёл, Бушмелёв проводил его взглядом, а потом приблизился к своему подчинённому, как будто боялся, что его услышат, и заговорил:

- Чего они там выспрашивали всё время про смерть Кораблёвой?

- Думаю, это способ давления на меня у них такой, – сразу нашёлся, что ответить, уполномоченный. – Дескать, всё неясно: вас было четверо, мотоцикл был один. Нужно ещё выяснить, почему это ты с Роговым приехал, а не Кораблёва с Винникером.

- М-м…, - многозначительно произнёс комиссар. И вдруг спросил: – А и вправду, почему это ты приехал с Роговым, а не с Кораблёвой?

Горохов покосился на начальника и ответил уверенно:

- Как говорят наши пациенты: так карта легла.

- Карта, значит? – многозначительно переспросил Бушмелёв.

- Угу, карта, - подтвердил уполномоченный. Больше он ничего говорить о том деле не хотел. Даже с теми, кому всегда доверял.

- Ну, карта так карта, - закончил разговор начальник и встал. – Ты, Андрей, это… зайди к Поживанову, он два дня тебя спрашивал.

- Зайду, – пообещал Горохов.

***

В Отделе Дознания всегда тихо, кабинеты обычно пусты, а в коридорах прохладно. Большинство сотрудников отдела в здании бывают редко. Они такие же бродяги, как и уполномоченные, – или ещё большие бродяги. Уполномоченные выходят и идут в степь исполнять приговор Трибунала. Уходят, исполняют, возвращаются. Следователи и дознаватели возвращаются в Трибунал только написать рапорты и выписать постановления. Делают это и снова уходят в степь. Чаще всего они изображают из себя старателей – то ещё занятие, учитывая количество бандитов, казаков и даргов в степи. В общем, в отделе Поживанова почти всегда тихо, только в приёмной был молодой человек, имени которого уполномоченный не знал. Парень сразу встал и произнёс:

- Товарищ Горохов, здравствуйте, комиссар ждёт вас.

Сам Сергей Сергеевич восседал в своём необыкновенном кресле, и на сей раз был он не в дорогом костюме, а в какой-то модной то ли кофте, то ли олимпийке, в общем, в одежде с «горлом», в одежде, которую можно носить только в том случае, если ты никуда не отходишь от кондиционера. Горохов слыхал от Натальи, что сейчас моден цвет «заката». Кажется, кофта комиссара была именно этого цвета. Причёска, обстановка в кабинете… Всё было первого класса. И завершала композицию дорогая выпивка в стеклянном холодильнике. Нет, начальник Отдела Дознания совсем не походил на всех остальных комиссаров Трибунала.

- Садись, - коротко предложил Поживанов уполномоченному, указав на стул перед своим большим столом.

Они молча пожали друг другу руки, и Горохов уселся туда, куда было предложено, а комиссар, увидав в его руках сигарету, тут же подвинул ему пепельницу: кури, если хочешь. Но уполномоченный закуривать не стал.

- Что-то лица на тебе нет, - ехидно заметил Поживанов. - Что, Андрюша, уездили тебя северные красотки?

- Просто одолели, - подтвердил Горохов, покачав головой. Он, честно говоря, думал, что комиссар предложит ему чего-нибудь успокаивающего из своего холодильника, но тот не торопился этого делать и продолжал:

- Думаю, что это не последняя комиссия, что приезжает по твою душу. Впрочем, их можно понять, погибла целая группа отборных людей. А ещё ты привёз им что-то очень нужное.

- Да, они хотят, чтобы я ещё раз туда съездил, - сказал Горохов. – Готовы ещё людей гробить, чтобы только добыть того вещества.

- О, - комиссар удивился. – Значит, и впрямь ты что-то ценное добыл, – и тут же спросил, многозначительно поглядев на Горохова: – А что это было-то? Или у тебя подписка о неразглашении?

Наверное, Горохову не нужно было рассказывать об этом, но ведь и вправду подписку о неразглашении за время всех этих разборов и комиссий с него так никто и не взял. Дело вели северяне, а не Трибунал. А они, как выяснилось, совсем не так опытны в подобных мелочах. К тому же Горохов рассчитывал получить кое-какую информацию от Поживанова и посему не стал играть с ним в тайны и ответил вполне развёрнуто:

- Прозрачное, как вода, вещество. Но более густое. Капля в пару граммов. Может передвигаться по пробирке вне зависимости от её наклона. Мне показалось, что вещество ищет место, где больше солнечного света, и передвигается туда, но сам понимаешь, это только мои предположения.

- Ну понятно, - произнёс Сергей Сергеевич без особого интереса, - короче, какая-то муть для Института.

- Да, - согласился уполномоченный.

- Ладно, - перевёл тему комиссар, - помнишь, ты меня просил про Алевтину из Серова разузнать?

- Я уж думал, ты забыл, - сказал Горохов.

И тогда Поживанов посмотрел на него с укором и ответил очень серьёзно:

- О просьбах таких людей, как ты, Андрей, я никогда не забываю.

- Это чем же мы, «такие люди», отличаемся от «не таких»? – с усмешкой спросил Горохов. Он всю серьёзность фразы генерал-майора переводил в шутку.

Ну и Поживанов тоже пошутил:

- «Такие люди», как ты, от простых людей отличаются количеством приведённых в исполнение приговоров.

Они оба посмеялись, и Горохов закурил. А сам Поживанов встал и добавил:

- Вообще-то мне сейчас нельзя, у меня встреча скоро, но я выпью с тобой пару капель, - он полез наконец в свой холодильник и достал оттуда самую дорогую кактусовую водку, которая давно уже привлекала внимание уполномоченного – даже через два стекла – своей божественной синевой.

Также комиссар поставил на стол две рюмки и тарелку с острой нарезкой. Разлил выпивку, и они выпили. И, не закусывая, Поживанов продолжил:

- В общем, на человечка, что на меня там работает, я почти не надеялся и, как выяснилось, правильно делал, он… короче, в религию ушёл; там, в Серове, шаман какой-то появился, и он стал к нему ходить.

- Так это явление повсеместное, - заметил Горохов, - от безнадёги люди либо на полынь присаживаются, либо в религию уходят, я давно это приметил.

- Я тоже, - согласился Поживанов. – Короче, я отправил туда Васю Белькова, знаешь его?

- Да, я его знаю, – сразу вспомнил уполномоченный толкового оперативника. – И что он говорит?

- Много чего… Во-первых, там есть боты.

- Ну, это уже не удивляет…, - уполномоченный даже махнул рукой, - далеко на юге уже появились серьезные боевые модели. Как-то они колодец хотели отбить у торговцев. Девять-десять попаданий из винтовки выдерживает походя. В общем, они как из бетона… жуткие твари… хотя ещё и туповатые…

Кажется, о таких ботах начальник Отдела Дознаний ещё не слышал, он даже приподнял брови от удивления.

- Десять попаданий…? Ты лично видел таких?

- Лично, - заверил его уполномоченный.

- Да…, - многозначительно произнёс Поживанов и вспомнил: – Ладно, продолжим про город Серов. Обстановочка там интересная, мягко говоря, буду писать докладную Первому. Пока обдумываю нюансы. Ну, боты это… Это ты уже понял. Но вот что меня поразило – и меня, и Васю Белькова тоже, – так это то, что там куча хороших северных товаров. Всё есть: аккумуляторы, кондиционеры, даже «вечные» батарейки, персики, сушёные фрукты, отличный крахмал, и всё в оптовых количествах.

Эта информация почему-то не вызвала у уполномоченного большого удивления: ну, значит, город Серов является местным центром торговли, откуда торговцы развозят товары по мелким оазисам и другим поселениям. И, поняв, что озвученная информация не произвела на собеседника большого впечатления, комиссар пояснил:

- Андрей, так цены ниже, чем у нас тут, на реке.

- То есть? - всё ещё не понимал уполномоченный.

- То есть у нас здесь главный логистический узел на тысячу километров в округе, - продолжал пояснять Поживанов. – Все товары идут по реке сюда и здесь же выгружаются. И когда мне мой аналитик полгода назад писал, что к нам сюда, на Соликамские склады, почти не ездят покупатели из-за «камня», из-за Уральской гряды, в том числе и из Серова, я этому особого значения не придавал. Я тогда не уловил нюанса. Ну не ездят – и не ездят.

- Я и сейчас не улавливаю, - признался Горохов.

- А должен, - с укром произнёс генерал-майор. – Это мы тут в городе сидим, а ты там, в степи, подобное нутром должен чувствовать.

- Так ты объясни, что мне нутром-то почувствовать нужно.

- Ты же сам говорил, что эта твоя Алевтина оружием торгует. Оружие-то северное. Не сама же делает. Но мы-то тут, на реке, весь трафик контролируем, почти весь. Откуда там, за «камнем», оружие и дешёвые товары?

- Думаешь, ещё одна дорога есть? Там же рек нет, там севернее Серова через двести километров болота начинаются.

Тут Сергей Сергеевич развёл руками:

- Вот так вот, пути на север нет, а товары и оружие с севера есть.

- И на этом оружии «сидит» Алевтина, – резюмировал Горохов.

- Она только имя. Персоналии, стоящие за нею, всё время меняются, так что выяснить имя того, кто этим делом заправляет, у меня пока возможности нет. Сейчас там всеми процессами руководит человек по имени Юрий Сирко или, как его там называют, Юра Сыр.

- Юра Сыр? – Горохов усмехнулся. Эта кличка авторитетного предпринимателя показалась ему забавной.

- Кто он, откуда – нет никаких данных. В общем, буду писать по Серову большую докладную записку на имя Первого, обязательно упомяну тебя, – пообещал Поживанов. И добавил: – Может, это поможет, и тебе всё-таки дадут место зама Оперативного Отдела.

Андрей Николаевич только махнул рукой и поморщился. После всех этих комиссий, рапортов и расследований его назначение на высокий пост выглядело всё более и более призрачным. И чтобы не выслушивать успокаивающие речи от комиссара, он начал:

- Слушай, Серёжа…, – и замолчал, думая, как бы лучше попросить.

- Ну. Говори, – Поживанов разлил по рюмкам водку.

- Ты помнишь, - Горохов взял свою, - я приволок из степи сюда одного типа. Его звали Валера. Я в рапортах о нём писал.

- Это тот шарлатан-генетик, за которого я получил «втык»? – вспомнил комиссар.

- Ты получил за него? – удивился уполномоченный.

- Ну да… Мне Первый всё высказал, я ведь его проверял, прежде чем его в Институт взяли, писал, что он благонадёжный. А он там выкаблучивать начал. Я сути не знаю, но его ведь оттуда выгнали.

- Да, выгнали, - согласился Горохов, – или сам он оттуда ушёл; в общем, он стал всяких мутных типов лечить, из могил поднимал, как и меня, и начал преуспевать, бабу даже завёл, хотя сам был ещё тот красавец; ну а перед самой моей командировкой он исчез.

- Исчез?

- Да, оставил свой дом, он хоть и на отшибе стоял у барханов, но там была куча всего дорогого. Оборудование, ванны всякие, кондиционеры, электронный микроскоп был. А он всё это оставил, кроме микроскопа, и вместе с этой своей бабой исчез.

- Ну так он с мутными водился, ты же сам говоришь; может, кого-то не долечил… и вот…, - предположил Поживанов.

- Да, но мне кажется, что те у него всё оборудование вывезли бы, – Горохов выпил свою согревшуюся в руке водку. – Народ лихой, такие деньгами разбрасываться не будут.

- И что ты хочешь? Найти его? – комиссар тоже выпил.

- Ну, так…, - Горохов всё никак не мог смириться с мыслью, что он привёз сюда человека, а тот здесь исчез, – хотя бы попытаться. Он и вправду мог из могилы людей на ноги ставить. Я бы и тебе его тоже порекомендовал.

- Слушай, Андрей…, - Поживанов поморщился. – Ты же знаешь, что у меня людей нет. У меня катастрофически не хватает персонала. Я, конечно, помогу тебе, но ты хоть вводные собери сам. А потом я выделю кого-нибудь на пару дней на это дело.

- Договорились, - обрадовался Горохов.

- Ну что, налить тебе? - предложил комиссар вставая.

- А ты?

- Я же тебе говорю, у меня встреча, – объяснил начальник Отдела Дознаний. – Мне хватит.

- Ну тогда и я не буду.

Глава 3

А в воздухе висела страшная духота. Жара и влага. Месяцы изнуряющего зноя где-то там, далеко на севере, выпарили миллиарды тонн воды из океана, а сменившиеся ветра наконец погнали её на юг, на юг, на юг… И здесь, у Березняков, она выпадает бесконечными дождями. Вода, казалось бы, прибивает пыль, эффект испарения понижает температуру до благостных тридцати пяти, но дышать в городе в это время легче не становится. Невидимый пар и почти невидимые споры всех растений и грибов, что ещё могут как-то размножаться в этом мире, практически непрерывно висят в воздухе. И споры эти очень неприятны – если и не ядовиты, то уж точно вызывают у многих людей отёки слизистых, кашель, насморк и прочие сопутствующие неприятности. Правда, медики замечали, что у детей острая реакция на дожди и цветение степи встречается всё реже, наверное, человек и вправду адаптируется ко всему. Но старший уполномоченный ребёнком не был, у него и без пыльцы со спорами от одних сигарет и заседаний в горле першило, поэтому ещё до того, как выйти на улицу, он надел свой дорогой, снабжённый электрическим вентилированием респиратор, в котором можно было дышать почти с такой же лёгкостью, как и без него. Конечно, ему не следовало слишком сильно привыкать к подобной роскоши, которая в его далёких экспедициях была либо недоступной, либо вызывающе опасной. Там ему приходилось довольствоваться простыми моделями – хотя бы для того, чтобы не привлекать к себе лишнего внимания дорогими вещами. Но это там, в песках и полузаброшенных оазисах; здесь же, в Городе, Горохову хотелось жить легко. Так, как живут преуспевающие горожане. Он прошёл до своего электромобиля три десятка шагов и только когда захлопнул за собой герметичную дверцу и включил кондиционер, снял респиратор.

«Поживанов просил вводные по Валере, – Горохов задумался. – Попробуй ещё собери о человеке информацию, если он не хотел, чтобы такую информацию кто-то мог собрать. Что можно было сказать о Валере? Ну, к примеру, что это заика с отталкивающей внешностью. Почти инвалид с церебральными нарушениями. Ещё что? Гениальный самоучка-врач и генетик. Ещё? Работал на всякую сволочь. Судя по всему, не бедствовал. Узнать, кого он лечил в последние пару месяцев. Да, это первым делом. Ещё что? У него была женщина… Типичная липучка, готовая прилепиться даже к такому, как Валера, если у него есть хороший дом с кондиционером, еда и витамины от проказы. Бабёнке не откажешь в некоторой привлекательности. Имя, фамилия, откуда она родом? Скорее всего всё выдуманное, но нужно будет проверить. Вдруг она настоящая, и о ней есть информация. Её звали Марта… А фамилия? Рябых… Точно. Рябых, – память уполномоченного подводила редко, и он припомнил, что ходила эта Марта Рябых по дому Генетика в шортах в обтяжку и малюсенькой майке, которая не прикрывала живота. – Ей было что показать».

В общем, просидев в машине минут пятнадцать, он наконец решил всё-таки с чего-то начать. Перейти от размышлений к действиям. Он было собрался ехать, но, прежде чем тронулся, из чёрных туч пролилась вода. Дворники и лобовое стекло его хорошей машины, собранной где-то далеко на севере, были больше рассчитаны на пыль и песок. А колёса на сухой грунт. Ну а аккумулятор и вовсе был не очень хорошо защищён от луж. Так что ехал уполномоченный не спеша. Зато ещё раз успел всё обдумать.

Район Шиши. Тут с прошлого его посещения кое-что изменилось. Барханы почернели от воды, а колючка и кактусы расцвели буйным цветом, озеленив все проплешины между песчаными волнами. Сам же песок, как и прошлый раз, начинался прямо там, где заканчивались дома. А дома тут соответствовали местности. Обшарпанные бетонные коробки, которые не очень-то часто красили, это было особенно заметно в сезон дождей. На сей раз тут было людно. Встречались и женщины. Во-первых, потому, что сейчас не было необходимости прятаться от солнца. А во-вторых, они собирали зелёную, вкусную и полезную растительность, выросшую прямо за их домами. Свирепая колючка, которую весь год можно использовать только как топливо, в сезон дождей в изобилии давала прекрасные зелёные побеги. И теперь эта вкуснятина была доступна всем, а не только тем горожанам, у которых имелась куча денег. Женщины несли эти побеги домой в пластиковых тазах и с интересом глазели на дорогой электромобиль, который занесло к ним скорее всего случайно. Горохов надел свой прекрасный респиратор и вышел из авто прямо напротив тяжёлой двери дома, в которой ещё не очень давно жил его приятель. Он не стал сразу звонить в дверь, которая была заперта, а прошёлся вокруг дома. Отметил для себя, что песка у задней стены стало ещё больше и следов вокруг не было – впрочем, двадцать минут назад тут шёл настоящий ливень, – а ещё с крыши дома исчезли все солнечные панели. И лишь осмотрев дом, уполномоченный подошёл к двери и нажал кнопку звонка. Но ничего не произошло, он даже не услышал звука. Он ещё раз нажал на кнопку, но это скорее для того, чтобы убедиться в том, что звонок не работает. После этого уполномоченный постучал в толстый металл двери ключами. Подождал, прислушался и ещё раз постучал. И лишь после этого за дверью кто-то «ожил», и звякнул засов. В приоткрывшейся щели появилось лицо мужичка, может, и не старое, но уже тронутое проказой.

- Вам кого?

- Кто вы такой? – строго спросил уполномоченный вместо того, чтобы ответить на вопрос.

- Живу я… тут…, - немного растерянно от такой строгости отвечал мужичок.

- Тут должны жить другие люди, - всё в том же духе продолжал Горохов.

И так как на это жилец ему не ответил, он, не дожидаясь приглашения, потянул на себя дверь, которую новый хозяин дома удержать и не пытался.

Он вошёл и огляделся, но ничего толком не разглядел: в доме окна были очень маленькие, а свет включен не был. Тогда уполномоченный взглянул на стоящего рядом мужичка и, поняв, что тот не пошевелится, чтобы помочь, щёлкнул выключателем у двери. Но света не прибавилось. Он ещё раз щёлкнул и услышал женский голос из темноты:

- Да нету у нас тут электричества.

Горохов лезет в карман и достаёт фонарик. На пороге той большой комнаты, где у Валеры была лаборатория с ваннами, стоит женщина. Он светит ей прямо в лицо, она закрывает глаза ладонью, но уполномоченный всё равно видит, что и её лицо поражено болезнью. Над губой тяжёлый тёмный желвак, и ещё одно пятно на подбородке.

Шаря лучом фонарика по углам, Горохов проходит дальше, ищет что-то, но толком и сам не знает что. Потом, чуть отодвинув женщину, заглядывает в «лабораторию». Ни ванн, ни оборудования, даже крепких лабораторных столов – и тех нет. Только в тряпье под малюсеньким окном спит ребёнок лет семи. Кажется, девочка.

Рядом с её импровизированной кроватью краснеет небольшой пластиковый мяч, детское ведро, лопатка.

Ребёнок. Его как осенило: «Кончено, как я мог забыть! Я же собирался выяснить, кто этот мальчик! Марта Рябых познакомилась с Валерой, приведя к нему мальчика с простреленной рукой. Какой-то врач хотел руку ампутировать. Но Марта привела его к Валере. Это было месяца два-два с половиной тому назад. Генетик, кажется, говорил, что этот мальчик был её родственник». Горохову больше нечего тут искать; всё, что могло напомнить ему о его старом приятеле, давно из этого дома исчезло.

- Здесь сейчас, наверное, много пауков, – замечает наконец он.

- Пауков-то не очень много, – вдруг обрадовался мужичок тому, что пришедший уже говорит вполне миролюбиво.

- Клещи донимают, - сразу подхватила разговор женщина. – Одолели, сволочи.

- М-м… А давно вы тут живёте?

- Так три недели как приехали, - объясняет мужчина, - пока работу нашёл – я на опреснителе работаю, – пока туда-сюда, вот прижились… Думаем…

Но Горохов не стал его слушать – он и так знал, что расскажет этот несчастный человек про то, как они уехали из какого-то оазиса, так как там совсем стало невмоготу, – и перебил его:

- А когда вы сюда заехали, тут что-нибудь было? Оборудование какое-то? Вещи?

- Нет, нет, - за своего мужичка отвечала женщина, - ничего не было. Ничего. Коробка одна пустая.

- И электричества не было, все провода сняли, - дополнил её ответ новый хозяин Валериного дома.

- Ну ясно, - уполномоченный пошёл к двери, а около женщины остановился, полез в карман, хотел достать полрубля, но под руку попался рубль целый. Он протянул его хозяйке:

- Купите себе антибиотиков, купите полный цикл, у вас проказа прогрессирует.

Глава 4

У Наташи брюшко уже заметно. Но это не останавливало её, она последнее время была очень деятельной. Сейчас она обустраивала квартиру. Раньше им кое-как хватало и двух комнат, парни жили в одной, он с Натальей в другой, но недавно она познакомила его со своей дочерью Татьяной, и Горохову очень понравилась тихая и умная девочка. Может быть, вырастет ещё и красивой, в мать. И он предложил Наташе забрать дочь от родственников. Учитывая, что у них и без Татьяны намечалось пополнение, им нужна была новая квартира. Дом. Кажется, он уже начал стареть, и бесконечные его скитания по бесконечным пескам ему осточертели. Горохов замечал, что в нём не осталось той лёгкости, с которой он ещё пару лет назад собирался в пустыню. Оружие, сумка с самым необходимым, вода, бензин, немного денег, и вот он уже готов сесть на мотоцикл. И гнать его сутками через барханы, чтобы исполнить приговор, выписанный Трибуналом. Может быть, даже за эту его вечную готовность начальство его всегда высоко ценило. Теперь всё становилось иначе. Последнее время ему приходилось готовиться к каждому заданию. Настраиваться на него. Всё чаще думал о своей женщине, о тех двух оболтусах, которых он, честно говоря, не очень-то любил. Особенно старшего.

А ещё, он понял это совсем недавно, ему нужно место, где его будут ждать. Да, он старел. Когда Горохов был молод, даже недавно, лет пять назад, ни в чём подобном он не нуждался.

- Найди жильё, где мы могли бы разместиться все, – он погладил Наташу по животу. – И мы, и Татьяна, и парни.

Базарова взглянула на него и, кажется, была немного удивлена:

- Это должна быть большая квартира.

- Да, большая. Или дом. Пусть там будут хорошие кондиционеры и солнечные панели. Побольше панелей.

- Хорошо. А район? – продолжала удивляться женщина, подойдя к нему вплотную и касаясь его своим животиком.

- Выбери какой хочешь, – Горохов обнял её.

- Любой? – Наталья удивлялась всё больше.

- Любой.

- Андрей…, - она всё ещё не отрываясь смотрела на него. – Ты, что, неожиданно разбогател?

- Ну, не то чтобы разбогател… Но семь-восемь тысяч на новое жильё мы можем потратить, – он погладил её по спине.

- Восемь тысяч? Я всегда знала, что ты крутишь какие-то делишки у себя на работе, – заявила Наташа.

- А я всегда знал, что ты у меня очень наблюдательная, – Горохов говорил это с максимальной искренностью. И добавил: – Восемь тысяч – это из расчёта, что за эту нашу квартиру мы сможем выручить три двести, а может, и три с половиной тысячи, так что если я и богат, то не баснословно.

Он улыбнулся. Ему было приятно видеть, как у его женщины загорелись глаза.

Уполномоченный уже понял, что эти уроды в консульстве всё равно не дадут ему пропуск-визу на север. Он несколько раз звонил туда, но его ни разу не соединили с консулом. И не пригласили для разговора. Тогда он решил действовать чуть иначе и позвонил прекрасной девушке Элле, что ходила перед ним по консульству в очень коротком платье и открыто предлагала встретиться. Но и с этим ничего не вышло. Как выяснилось из телефонного разговора с нею, очаровательная Эллочка оказалась весьма холодной стервой, которая без обиняков сообщила ему, что он её больше не интересует. И чтобы он больше ей не звонил. В общем, несмотря на все его заслуги и перед северянами, и перед Институтом - пропуска ему не видать. И скорее всего, причиной этому была гибель экспедиции Кораблёвой. А иногда, когда он всё обдумывал в очередной раз, ему казалось, что визу ему не дали бы ни при каких обстоятельствах. И консул знал об этом ещё при первой их встрече. Впрочем, это были ничем не подтверждённые домыслы. И из всего этого следовало одно. Ему нужно было обживаться тут, в Березняках-Соликамске. Поэтому уполномоченный и решил потратить несколько тысяч на новое жильё. И все хлопоты по этому делу возложить на Наталью Базарову. На свою жену. Мало того, Горохов, отправляя её смотреть первый дом, сказал ей:

- Если понравится, оформляй его на себя.

Она снова удивилась, даже перестала одеваться, так и замерла возле комода с брюками в руках:

- То есть только на меня?

- То есть только на тебя. Моё имя можешь не упоминать, – подтвердил уполномоченный.

- Андрей, - Наталья была сейчас очень серьёзна. – Ответь честно, у тебя, что, неприятности на работе?

- Неприятности? – Горохов засмеялся, и притом весьма правдоподобно. А потом продолжил с наигранной серьёзностью: – Женщина, что за глупости у тебя в голове? Просто теперь мне кажется, что ты от меня уже не сбежишь, поэтому я могу сделать тебе подарок.

Он видел, что этот его ответ её не устроил, но она не стала развивать тему, промолчала – скорее всего, отложила на потом – и начала одеваться. А он закончил разговор:

- В общем, выбери то, что тебе понравится. Я всё оплачу.

И она начала выбирать. И ладно бы сама суетилась, он готов был поддерживать все её затеи и решения, так она всё время подкидывала разные занятия ему самому. Казалось, что ей нравится таскать его смотреть квартиры или дома и бесконечно обсуждать их после просмотра. Хотя ему-то как раз было всё равно, он родился, вырос и значительную часть своей жизни провёл в таких мрачных дырах, о которых его городская и избалованная комфортом женщина и представления не имела. Для него всякий осмотренный ими дом казался отличным.

- Выбирай, что хочешь, - говорил своей женщине Горохов, надеясь, что она отстанет от него. Но Наталья не отставала, а ещё и начинала злиться из-за его равнодушия, что для неё было нехарактерно. Ведь Наталья до этого времени умела удивить его не столько своей физической привлекательностью, сколько умением контролировать свои эмоции и вести себя. Теперь же она сдерживаться перестала и выговаривала ему, как старая жена:

- У меня создаётся такое впечатление, что тебе плевать.

- Плевать? На что? – не понимал он.

- Да на всё! На то, в каком доме будет жить твой ребёнок.

Уполномоченный наблюдал за её поведением и сразу думал о её положении и о том, что она всё-таки избалована, а ещё о том, что она, даже беременная и раздражённая, всё равно лучше, чем своенравные жёны казаков.

Поэтому он с нею и не спорил.

- Нет, мне не всё равно, я просто не умею выбирать, я купил бы первую квартиру, что мы посмотрели.

Может быть поэтому – чтобы не ездить каждый день смотреть новый дом, – уполномоченный каждое утро собирался и уезжал в контору, несмотря на то что официально считался в отпуске. Там полдня торчал в общем зале, где с такими же «отдыхающими» болтал и выпивал понемногу за счёт «заведения». Он надеялся, что Наталья с утра посетит очередную квартиру, устанет и уже не потащит его смотреть следующую. Она ведь и вправду стала быстро утомляться в последнее время.

А в этот день у него был настоящий повод пойти на работу. Горохов подготовил список фактов, вводные данные, с которых можно было начинать поиск Генетика. Он все их выписал на листок, чтобы Поживанову не пришлось записывать самому.

В приёмной у начальника Отдела Дознаний никого не было, и уполномоченный, постучавшись, приоткрыл в кабинет дверь. А вот в кабинете у комиссара было несколько человек, шло какое-то заседание.

- Товарищ старший уполномоченный, вы ко мне? – увидел его Поживанов.

Уполномоченный кивнул.

- Через пятнадцать минут зайдите, я отпущу людей.

Горохов опять кивнул и закрыл дверь, а через двадцать минут уже сидел перед Поживановым, который рассматривал листок с вводными, растирал себе затылок и вздыхал. И эти вздохи сразу Андрею Николаевичу не понравились.

- Чего?

- Марта Рябых, - произнёс комиссар. – Это его женщина? Та, с которой он пропал?

- Да. Знаешь её, что ли? – обрадовался было Горохов.

- Да откуда? – Поживанов покачал головой. – Думаю. Выстраиваю картину. Но я вот что тебе скажу…, - тут он поднял голову.

- Что? – уполномоченный насторожился; поведение Сергея Сергеевича выглядело не очень обнадёживающим.

- Я тут поинтересовался твоим приятелем, - он снова сделал паузу, - ну и мне кое-что порассказали про него.

- Ну не тяни тогда, и мне скажи.

- Короче, он там чем-то занимался, ну, этими всякими своим делами генетическими, и ему, как толковому, выдали машинное время на главном компьютере. Но только на утверждённую программу, а он отказался от программиста, мол, и сами с усами, и втихаря стал гнать какую-то свою тему. Тема была левой. Ему сказали: ты давай не безобразничай, компьютерное время бешеных денег стоит, а ты вместо утверждённой программы гонишь какое-то мракобесие антинаучное.

Андрею Николаевичу эта история казалась вполне похожей на правду, Валера мог выкидывать подобные фокусы. Вот только он не знал, что его приятель не только в генетике разбирался, но и с большими компьютерами мог работать. Впрочем, от Валерика всего можно было ожидать.

А Поживанов продолжал:

- В общем, твой приятель тему обговоренную особо не разрабатывал, а занимался своим вопросами, - и тут генерал-майор сделал паузу для придания следующей информации значимости. – А дальше он стал со своего терминала залезать в главный компьютер и качать оттуда разную информацию, которой Институт очень дорожил. Люди из безопасности Института поначалу не могли понять, кто качает данные, но потом вышли на него, хотели его припереть, но он отказался наотрез: не я, и всё. А доказать, что это он качал, так и не смогли. И тогда его из Института попросили.

- И не заплатили ему за технологию протоплазмы, которая необходима для ускорения процессов регенерации. Которой он меня за пару дней из инвалидности вытащил, - добавил Горохов.

- Возможно, - Поживанов развёл руками. – Значит, они все остались друг другом недовольны. И все считают, что у них есть на то веские основания.

- Что ты хочешь этим сказать? – спросил уполномоченный, хотя и сам всё уже, кажется, понимал.

Тогда Комиссар посмотрел на него с выражением: ну зачем ты меня об этом спрашиваешь? Но всё-таки ответил:

- Ну, если твой дружок и вправду увёл у парней из Института что-то важное, то они, скорее всего, обиделись на него.

- Думаешь, нет смысла его искать? – спросил уполномоченный.

Поживанов пожал плечами:

- Я, конечно, выделю на твой вопрос двадцать-двадцать пять человеко-часов, но… Никаких гарантий. Сам понимаешь, если ты заводишь таких врагов, как Институт…

Горохов всё понимал. Если то, что ему сейчас рассказал начальник Отдела Дознаний, хотя бы наполовину было правдой… Тем не менее Андрей Николаевич попросил:

- Слушай, Серёжа… Ты назначь на это дело кого потолковее. Пусть хоть немного поработают. Ну а не найдут ничего, значит… Не найдут, я сделал всё, что мог.

Комиссар, не вставая, протянул уполномоченному руку.

- Сегодня вечером на совещании назначу самых толковых. Всё, давай, Андрей, у меня ещё дел по горло.

Горохов пожал ему руку и покинул его роскошный кабинет.

Он поздоровался со всеми коллегами из тех, что были в комнате отдыха, но сел в низкое кресло отдельно от них. Забился в угол, под кондиционер, взял стакан с ледяным коктейлем у официантки, удобно вытянул ноги на ковре. Задумался.

Впрочем, думать тут было особо не о чем. Если Валера и вправду уводил информацию у Института, искать его было почти бессмысленно. Степь вокруг Соликамской агломерации была огромна, а из реки тоже никто не выныривал. Только одно сомнение было у уполномоченного: Валера никогда не говорил ему, что на «ты» с компьютерами. Нет, он, конечно, работал с программами – и с тем же электронным микроскопом, который наполовину был компьютером. Но чтобы вот так, походя, ломануть один из самых защищённых серверов здесь, на юге, да ещё так, что тебя не сразу смогли вычислить, а вычислив, не смогли доказать, что «ломал» защиту ты – это всё-таки нужно уметь. Это уровень компьютерной подготовки повыше, чем уровень «электронного микроскопа». А с другой стороны, как ни крути, а Валерик был безусловно очень талантливым пареньком, а талантливый человек, как говорят, талантлив во всём. В общем, нужно было ждать. Может, ребята Поживанова и вправду что-нибудь нароют, в его отделе имелись толковые сыскари.

Глава 5

- Смотри, что я тебе купила, – Наталья была горда собой, когда разложила на кровати перед Гороховым интересную кофту. Или свитер, он толком не знал, как эта вещь называется. – Их было мало, привезли с севера только вчера, вчера вечером разгрузили баржу, и сегодня уже всё сразу разобрали. Некоторые жадные бабы брали по две.

- А это не женское? – на всякий случай спросил Андрей Николаевич.

- Андрей! – она смотрит на него серьёзно и исподлобья, она всегда так делала, когда не могла понять, шутит он или нет.

- Просто цвет немного вызывающий, - продолжает сомневаться он. – Как-то не привык я носить красное.

- Нормальный цвет, – уверяет женщина. – Тем более, что это никакое не красное, этот цвет называется «закат». Примерь.

- Сейчас что ли? – удивляется уполномоченный.

- Нет, в ноябре, - ехидно замечает его женщина.

Беременность даётся ей нелегко, и он понимает это, поэтому не спорит с нею. Молча скидывает пиджак и надевает кофту. Никакого сравнения с пиджаком. Под пиджак можно спокойно спрятать кольчугу. И пистолет. В рукав нож. А в карманы и рацию, и фонарик, и кучу других полезных в его работе вещей. А тут куда всё прятать? Кофта хорошо сидит, что называется, по фигуре. По его хорошей мужской фигуре. Но это вещь явно не для его работы. Не для его стиля жизни. Это для модников.

- Идеально, - она подходит к нему и расправляет на кофте «плечи», - села изумительно. Можешь вместо пиджака надевать на работу.

- Да, наверно, - соглашается он. А сам думает: «Хорош я буду в одинаковых кофтах с начальником Отдела Дознаний. Сдаётся мне, что этому пижону моя обновка не понравится».

А потом ему пришлось в этой самой кофте ехать с Натальей смотреть квартиру, которая его заинтересовала.

Разбитной мужичок, расписывающий достоинства квартиры, уверял их, что здесь всегда есть вода, из-за близости водонапорной башни, а ещё что в этом районе никогда не бывает ни пауков, ни клещей. Квартира была просторной, в ней хватило бы места всем, и новой. Уплотнители на окнах и дверях были отличные, что позволяло избежать в доме пыли, это Наташе нравилось. Находилась квартира на третьем этаже и даже имела большое окно с видом на город – как уверял продавец, вечером из него был отличный вид, – но, как выяснилось, в доме был центральный кондиционер, что не понравилось Наташе, а ещё из-за узости проходов внести в неё некоторую мебель не представлялось возможным . И хитрый продавец просил за эту квартиру девять тысяч двести рублей. В общем, квартира была отвергнута.

А после осмотра они зашли в хороший ресторан, где Наталья, к удивлению уполномоченного, съела отбивную из варана такой величины, которой он наелся бы и сам, а ещё целую миску свежайших побегов в дорогом соусе из серого кактуса. И когда женщина ловила на себе его удивлённый взгляд, она с некоторым раздражением говорила:

- Что ты на меня так смотришь? – и оправдывалась. – Я есть хочу!

***

В тот день Андрей Николаевич в контору пришёл к двенадцати, то есть когда многие с работы уже уходили, – он снова ездил смотреть квартиру. И в гараже его встретил Дима Евсеев, юный, но толковый парень, служивший, как и сам Горохов, в Отделе Исполнения Наказаний.

- Андрей Николаевич, вас секретарь комиссара Поживанова спрашивал.

- Понял, - пожимая руку молодому коллеге, отвечал Горохов.

- Два раза приходил. Говорил, что дозвониться вам домой не может.

- Спасибо, Дима, я зайду к комиссару.

Уполномоченный понял, что начальник Отдела Дознаний что-то «нарыл» для него. И сразу пошёл к нему. Правда, Горохову пришлось прождать почти час, пока совещание у комиссара закончилось. Когда же секретарь наконец пригласил его в кабинет, Поживанов прохаживался по своим коврам и потягивался, выгибая спину. Он поманил Горохова рукой:

- Заходи-заходи, Андрей.

- Есть время? – Горохов подумал, что правильно сделал, что не надел купленную Натальей кофту. Иначе они оба в глазах да хоть того же секретаря Поживанова выглядели бы сейчас по-идиотски.

- Да, есть. Всё на сегодня, отработал, - доложил Сергей Сергеевич и полез в свой прозрачный холодильник. - Можем выпить по маленькой.

Они расселись, и теперь Поживанов уселся не к себе за стол, а на стул рядом с уполномоченным. Расставил рюмки, закуски, разлил выпивку: «Ну, давай!». Они чокнулись, выпили.

- Я так понял, твои парни нарыли для меня что-то?

- Угу, - кивнул начальник Отдела Дознаний, сам в это время закидывая себе в рот тончайшую нарезку из вяленой дрофы. – Есть кое-что.

Горохов был весь во внимании, а комиссар продолжал:

- Я же обещал тебе, что поставлю на дело толковых мужиков. В общем, мы с ними подумали и решили: один по деловым всё пробьёт, второй по этой Марте Рябых. Короче, деловые все как один твоего Валеру уважали: про документы ни у кого не спрашивал, лечил отлично, говорят, мёртвых поднимал, бывало, что и в долг. В общем, в этих кругах был уважаемым лепилой. К нему приезжали издалека. И никто на такого не покусился бы, даже если он как-то там накосячил. Однако у него был дом на отшибе, могли какие-то отбитые налететь в смысле грабежа, но ты сам сказал, в доме почти ничего не взяли.

- Да, а там было что взять, – вспоминал уполномоченный.

- Если бы грабили, а Валеру и его женщину убили, то трупы не стали бы забирать, на кой им трупы? Забрали бы всю медь. Но трупов ты не нашёл.

- Я и следов крови не видал.

- Вот, - соглашался Сергей Сергеевич. - В общем, версию о бандитской мести или о грабеже мы можем отмести. И остаётся у нас две версии. Институт свёл с ним счёты за уведённую информацию. Эту версию мы пока оставим. И красотка Марта Рябых, что появилась у него за месяц до исчезновения. За месяц?

- Ну, где-то так, – пытался прикинуть Андрей Николаевич. – Или за полтора. Может, за два.

- Один месяц или два…, - тут комиссар самодовольно усмехнулся. – Ты удивишься, но мой человек узнал почти точно, когда у твоего приятеля появилась эта Марта.

Горохов молча ждал продолжения, и комиссар продолжил:

- Герман Каховцев, знаешь его?

- Здороваемся, - ответил уполномоченный.

- Так вот, он сразу подумал, что эту Марту искать нет смысла, сегодня она Марта Рябых, завтра Дарья Косых, документов у неё ты не видел, а может, их и вовсе нет. И пошёл наш Герман по докторам, которые работают с малообеспеченными пациентами. Он определил временной отрезок и стал «копать» обращения с огнестрелами. Искал детей с пулевыми ранениями.

- И нашёл! – догадался Горохов.

- И нашёл, – довольный собой и своими умными сотрудниками, кивал комиссар. – Догадайся, как была фамилия того мальчика?

- Да не знаю я, - Горохов даже и гадать не стал.

- Звали мальчика Коля… Рябых, – улыбался Сергей Сергеевич. - Врач Вайман осмотрел его и предложил родителям лечь в клинику для восстановления руки, но предупредил, что счёт за восстановление может быть в районе двух тысяч рублей. Денег таких у родных Николая не было. И тогда врач предложил ампутацию, но от ампутации родственники мальчика отказались.

- Адрес их есть? – сразу заинтересовался Горохов.

- Я знал, что ты спросишь, - ответил начальник Отдела Дознаний. Он привстал и взял со стола небольшой листок. Положил его перед уполномоченным. – Родители мальчика работают в коммунальном предприятии Соликамска, отец водитель пескоуборщика, мать кладовщик, – он взял бутылку и снова наполнил рюмки. – Дальше ты сам давай. Думаю, что версия «живая», учитывая, что на эту Марту ты в своей записке делал акцент.

Живая. Да, живая. Горохову было невтерпёж, но нужно было посидеть с комиссаром ещё немного, хотя бы для приличия.

***

Три часа дня, как раз время, когда все уже вернулись с работы и готовят свои обеды. Здесь, на самом юге Березняков, домишки так себе, маленькие бетонные коробочки, что жмутся друг к другу. Облупленные, с ржавыми дверьми. Дожди смывают с них белую краску, от этого они кажутся заброшенными. Дорогу у нужного дома от песка убрали, но глина не пропускает дождевую воду. Длинные лужи тянутся вдоль всей улицы. Лужи чёрные от пыльцы цветущей пустыни. Водой из них можно сильно отравиться. Зря он поехал на электромобиле. Уполномоченный едва нашёл место, где смог припарковаться. Машину нужно было поставить так, чтобы она никому не мешала и чтобы в случае дождя поднявшаяся в лужах вода не добралась до проводки.

Горохов вылез и огляделся. Вокруг никого. Так устроена жизнь в этих районах. Три часа дня – всем нужно ещё час прятаться от солнца. Даже в сезон дождей это правило не меняется. Только группка детей суетилась у луж, наверное, ловили там мерзких и кусачих личинок цикад. Обычная детская забава в сезон дождей. Уполномоченный внимательно смотрит вдоль улицы, ищет глазами ветротурбины, кондиционеры, солнечные панели. Всего этого тут не очень много, что Андрея Николаевича не удивляет. Этот район мало походил на те, где Наталья подыскивала новое жильё. Азотчики. Самый южный край всей агломерации. Уполномоченный остановился у нужного дома. После дождя кто-то открывал дверь. У входа он нашёл и следы от обуви. Мужские и женские. Обычные ботинки, удобные для ходьбы. Наверное, люди вернулись домой и сели обедать. Но он их сейчас потревожит. Горохов поднёс руку к звонку…

И на пару секунд задумался. «А на кой чёрт мне всё это нужно? Что я суету развожу? Поживанова с его людьми напрягаю, вот сейчас незнакомых людей буду изводить вопросами. Валеру я всё равно уже, наверное, не найду».

Он ещё раз огляделся: почерневшие улицы, облупленные дома со ржавыми дверями. И тут ему в голову пришла на удивление простая мысль. В этом умирающем мире Валера, при всей его несуразности и странности, был тем, кто помогал людям выжить. Просто помогал людям выжить. Поднимал из могил, лечил в долг, брался лечить тех, у кого не было денег на дорогие клиники.

И это при том, что Валера не был сильным человеком, он не мог себя защитить. А вот старший уполномоченный Горохов сильным был. И смыслом своей жизни считал защиту тех, кто слабее. И теперь этот сильный человек хотел знать, что произошло с Генетиком. Поэтому он сюда и приехал. Поэтому он поднял руку и нажал на кнопку звонка.

- Кто там? – донеслось из-за двери через некоторое время.

- Михаил Рябых и Роза Рябых тут проживают? – как можно более миролюбиво спросил уполномоченный.

- А что вам нужно? – продолжал диалог некто, казалось, не собираясь открывать дверь.

- Я по поводу нападения на Колю Рябых. Хотел задать вам и ему пару вопросов.

- Вы из милиции, из муниципальной?

- Да, следователь Сорокин. Муниципальная Криминальная Служба, - Горохов достал из внутреннего кармана пиджака милицейское удостоверение. Но не нашёл глазка камеры на двери. – Я могу показать документы.

Кто-то за дверью негромко переговаривался – судя по всему, ему тут были не рады, – и тогда он сказал:

- Мне нужно задать всего пару вопросов. Михаил, Роза, - когда люди тебе не доверяют, нужно обращаться к ним по именам и назвать своё имя, это иной раз помогает. – Моя фамилии Сорокин, я следователь. Я не отниму у вас много времени.

Только после этого ему наконец открыли дверь. И едва она приоткрылась, он просунул в щель своё удостоверение: вот, смотрите. Показал, вошёл и сразу снял респиратор, чтобы хозяева могли увидеть его лицо.

У мужчины старенькая винтовка в руках, а его жена… Горохов заметил, что она прячет в карман комбинезона маленький пистолет. Ну, это его не сильно удивило. А ещё он отметил, что в доме чисто, нет пыли, песка на полу и чёрной грязи тоже нет. Пахнет горячим кукурузным хлебом, но душно. Кондиционер еле-еле шуршит. Люди явно экономят на электричестве. Пройдя в комнату, он увидал мальчишку – конечно, это был Николай – и ещё девочку лет десяти. Перед ними тарелки с тыквенной кашей, в которой было больше крахмала, чем тыквы. И с краю, рядом с кашей, маленькие горки жареной саранчи.

«Хорошо, что прихватил с собой две банки».

- Привет, ребята, - уполномоченный проходит к столу, на ходу вытаскивая из кармана две маленькие баночки из белого пластика.

Он ставит баночки перед детьми, и те, даже не ответив на его приветствие, хватают гостинцы, начинают рассматривать красивые этикетки, и девочка сразу спрашивает у него:

- А это что?

- Яблочный мармелад, - отвечает уполномоченный.

- А это что? – продолжает интересоваться ребёнок.

- Это такая вкусная вещь, сладкая. Его мажут на хлеб, когда пьют чай.

- Я знаю, - тут же заговорил паренёк, - яблоки растут на деревьях. Там, на севере, у моря. Это такие персики.

- Ну, что-то типа, - соглашается Андрей Николаевич.

Родители стоят рядом и слушают, как он общается с их детьми. Они всё ещё настороже. Ничего, он знает, что они успокоятся, а когда успокоятся, он заговорит с ними, пока же ему лучше разговорить мальчишку.

- Мама, я хочу чай, - сразу сообщает девочка, пытаясь распечатать баночку.

- Стоп, стоп, - останавливает её уполномоченный, посмеиваясь. – Чай с мармеладом пьют только после каши, - девочка смотрит на него с недоверием, но он настаивает: - Только после каши.

И пока она нехотя брала ложку, уполномоченный переключился на мальчика:

- Слушай, Коля, я хотел, чтобы ты вспомнил тот случай.

- Это когда в меня стрельнули? – догадался паренёк.

- Да. Расскажи мне, как это произошло.

- Да я уже сто раз рассказывал, - Коля крутит коробочку с мармеладом в руках; ему, кажется, лень, но этот незнакомый дядька принёс такую интересную и, наверное, вкусную вещь, что он соглашается.

Глава 6

- Ну, мы с ребятами там, на барханах, за опреснилкой, собирали клещей, - начал мальчишка.

- На козодоев хотели поохотиться? Хотели силки поставить? – догадался уполномоченный.

- Ага, - кивнул Николай. – Ну, и тут это… Проезжали мимо двое…

- На чём?

- На мотоцикле.

- Степные? Городские? – уточнил Андрей Николаевич.

Мальчик пожал плечами:

- Да обычные такие… В пыльниках, в масках. Я уж и не помню.

- Коль, ты вспомни, человек не зазря сюда пришёл, - просит ребёнка мать. А тот только морщит лоб: показывает, как вспоминает изо всех силёнок. Горохов же продолжает:

- Мотоцикл какой был, не помнишь?

- Да нет… Черный, что ли…

«Чёрный! Никто не красит транспорт в чёрный, на солнце в полдень до ста градусов бывает, пластик и резина – всё раскаляется, теряет структуру, становится мягким, иной раз и бак, если плотно закрыт, может распереть. Чёрный! Парень ни черта не помнит!».

- Хорошо, и что дальше было?

- Ну, один такой слез и кричит: Рябых, Рябых… Ну, я подошёл, говорю: чего? А он говорит: ты Коля Рябых? Я говорю: ну, я. А он достаёт пистолет Галанина и стреляет мне в руку ни с того ни с сего. И всё, и уходит… Ничего даже не сказал. Садится на мотоцикл… И они уезжают.

- А ты всё помнишь…? Ну, как он на мотоцикл сел, как уехал?

- Ну, так… Плохо…

- Больно было? – сочувствует уполномоченный.

- Да не особо, - удивляет его мальчишка. – Как будто сильно ударили по руке, а потом как будто её отлежал, а так и не больно поначалу… Потом больно было… Когда по докторам ездили, – и добавляет гордо: – Но я терпел…

- Ты молодец, - хвалит его Андрей Николаевич. А сам берёт руку мальчишки и рассматривает её.

Рука ребёнка. Десятимиллиметровая пуля из пистолета системы Галанина могла эту руку просто оторвать. Три-четыре таких пули хватает крупной сколопендре.

Рука ниже локтя чуть белее всей остальной, кости в руке немного искривлены. Но на вид она вполне здорова, крепка и работоспособна. Так же, как и левая рука самого уполномоченного, которую так же восстанавливал заика Генетик. И Андрей Николаевич продолжает свой допрос:

- Слушай, Коль… А может, ты тех мужиков разозлил как-то?

- Да как? – вспыхивает паренёк. – Мы на барханах сидели, песок просеивали. Колючку осматривали. Клешей собирали.

- Может, ты обзывал их когда-то, может, мотоцикл хотел украсть, а может, кто из твоих друзей хотел угнать у них мотоцикл и мог назваться твоим именем. Ты знаешь, в степи с теми, кто пытался украсть мотоцикл или ещё какой транспорт… с ними не церемонятся. Бывает, что отрубают руки.

- Вы знаете…, - начала было мать мальчишки, но Горохов остановил её жестом: помолчите. Пусть он говорит.

- Нет! – возмутился парень. – Я ничего такого… Я ни у кого мотоциклы не воровал…

Впрочем, Горохову это и так было понятно, увести степной мотоцикл Коля не смог бы, у него просто ни веса, ни силы не хватило бы, чтобы с ним справиться. Но весь этот разговор с мальчишкой не имел особой цели, он был нужен скорее как подготовка главного разговора, разговора с его родителями. И он, потрепав парня по вихрам, повернулся к ним:

- А вы его сразу повезли к доктору Вайману?

- Мужа дома не было, - заговорила женщина, - а я с работы уже пришла – и тут такое… Ой, у меня чуть сердце не оторвалось…

- Я вас прекрасно понимаю, - кивал уполномоченный.

- Да погоди ты, - прервал её супруг, - человек пришёл сюда не про твоё сердце слушать. Ты по делу говори…

- А, ну вот… Я, как мать меня учила, сразу ему перетянула руку выше раны, дала таблетки, воды немного дала и повезла его в медпункт. Оттуда и мужу позвонила на работу. Доктор нас без очереди принял, укол сделал, руку осмотрел, сразу скобы поставил от кровотечения, шину примотал, в общем, хороший врач.

- Да, хороший, - согласился Андрей Николаевич. – Но, как я понимаю, денег у вас на клинику не было, но руку парню не ампутировали. Как же вы разрешили этот вопрос?

- Так муж в тот же день сообщил отцу Марку о нашей беде. А у нас община очень дружная, сразу нашлись люди, которые взялись помочь, – сообщила женщина.

- Отец Марк нам из казны общины выделил немного денег на обезболивающие, - заговорил отец ребёнка. – Кольке же нужны были обезболивающие всё время. Два часа проходит – укол, два часа – ещё укол. Ну вот община и дала денег.

- Хорошая община, - похвалил Горохов, - а вы к какому приходу принадлежите?

Тут муж с женою переглянулись, и, видно, женщина оказалась порешительнее, она и ответила:

- Мы братия и сестры Светлой Обители.

- Братия и сестры… Угу… Ясно…

Уполномоченный по роду своей деятельности должен был знать о всех существующих культах – кроме обычных религий, на всех территориях степи распространялись ещё несколько видов верований шаманизма и поклонения Небу, в общем-то ничего необычного, – но об этом культе он слышал впервые. Ему не нужно было акцентировать внимание на том, что для него это направление было незнакомо, и он понимающе кивнул: а, ну да, Светлая Обитель… Слышал, конечно. И спросил:

- Так как вы вылечили вашего парня?

- У нас в общине есть сестра Мария, - продолжала рассказ женщина, - она и взялась за это. Сама вызвалась.

- Да, как увидала руку Кольки, так и говорит: я его вылечу, доверьтесь мне, и денег не возьму, – рассказывал отец ребёнка. – Я бы ещё подумал, но отец Марк сказал: доверьтесь, доверьтесь, она сердцем чиста. Ну, мы и согласились.

- И она ж вылечила и ни копейки не взяла с нас. Удивительная женщина, – произнесла мать Николая назидательно, как будто Горохов это пытался оспаривать.

- Удивительная, удивительная, - соглашался уполномоченный; он-то как раз в этом не сомневался. Но ему нужны были кое-какие уточнения. - То есть отец Марк благословил её поступок? А можно с нею познакомиться? Она ещё ходит на ваши… ну, встречи?

- Нет, - сказал мужчина, - она тут пробыла недолго, пару месяцев назад уехала к себе.

- Угу, угу…, - картинка вырисовывалась всё отчётливее, оставалось только уточнить, о той ли женщине они говорят. – А эта сестра Мария… Она какая из себя была?

- О, - тут уже мужчина опередил свою жену, которая хотела что-то сказать по этому поводу. – Она женщина видная.

- Видная? – Горохову нужны были подробности.

- Ну, вся из себя, - тут отец Николая даже улыбнулся. И изобразил руками, как должна выглядеть женщина «вся из себя».

- А волосы у неё?

- Беленькая, - сообщил мужчина. – Кудрявая.

Но его жене такое описание явно было не по душе, и она опровергла эту информацию:

- Никакая она не беленькая, крашеная она, и кудри у неё от перманента. Но женщина она хорошая. Коле руку восстановил какой-то её знакомый врач, за неделю восстановил, и мы ни копейки никому не заплатили, - для матери это был самый весомый аргумент того, что сестра Мария хороший человек. И за это она готова была простить красотке крашеные кудри.

- Да, - соглашался уполномоченный, - встречаются ещё хорошие люди. Встречаются.

- А вы, наверное, теперь адрес этого врача хотите узнать? – предположил отец Коли.

- Да нет… Слава Богу, врач мне пока не нужен, – покачал головой уполномоченный. - А вот адрес вашего дома, Светлой Обители, я бы взял.

- Адрес нашего дома? – переспросил мужчина. И в нём, и в его жене проснулся насторожённый оптимизм. Горохов это сразу заметил. – А зачем вам наш адрес?

- Ну, знаете, хочется с кем-то поговорить иногда, - отвечал ему уполномоченный. И продолжил, вкладывая в слова всю свою убедительность: – Последнее время что-то не могу найти себе места, успокоения не могу найти, хороших людей вокруг почти не вижу, нечисть одна. А хотелось бы хоть иногда разговаривать с людьми, которые никого не грабили, никого не убивали. Ну или с людьми, готовыми помогать другим, с такими, как ваша сестра Мария.

- Тогда вам к нам! – с жаром истинно верующей заговорила женщина. – Вам нужно познакомиться с отцом Марком.

- Точно-точно, вам нужно к нам, к нам, - поддерживал её супруг. – Чистый человек наш отец Марк. Он днём работает на пирсах где-то, он машинист крана, а вечерами принимает людей. Или подождите до субботы, у нас общая молитва по субботам.

- Ну, до субботы мне ждать бы не хотелось.

- Так сегодня и приходите. Наш отец Марк никому не отказывает, со всеми говорит. И с вами поговорит, всё вам расскажет.

- И где же он всех принимает? – интересовался Горохов.

- У нас хорошее здание на Толыче, - похвалилась мать Николая.

- Да, на Толыч езжайте, - поддержал её супруг. – Там увидите двухэтажное здание, у него две ветротурбины. И вывеска красивая. Найдёте, не ошибётесь, отец Марк принимает с шести.

- Отлично, отлично. Значит, район Толыч, двухэтажное красивое здание с двумя ветротурбинами, - кивал уполномоченный. - А вы мне хоть в двух словах не расскажете о сути вашей религии?

- А мы не религия, - уверенно заявила женщина.

- Нет-нет, - согласился с ней мужчина. – Мы не религия. Мы против мракобесия и всякой эзотерики. У нас ни с попами, ни с шаманами ничего общего, – кажется, он гордился своей прогрессивной позицией.

- О, вот как? – удивлялся уполномоченный; он, признаться, не готов был услышать от этих людей подобных слов. – А в чём же суть вашего учения?

Как только разговор зашёл об их учении, так людей как подменили – ни настороженности, ни недоверия. Теперь мать и отец Коли Рябых готовы были друг друга перебивать.

- Наш пророк говорит, что мир меняется и скоро обычным людям в нём места не останется, – продолжил отец Николая, стараясь всё говорить быстро. Кажется, он был рад поделиться своими познаниями. - Поэтому нам всем нужно начинать меняться вместе с миром. Но прежде чем начать меняться физически, нужно подготовить себя к переменам, подготовить свой дух. И психику.

- Надо привыкнуть к мысли, что наши дети уже не будут выглядеть так, как мы, жить так, как мы…, - продолжила за мужа женщина. – Они будут другие, получше нас.

- А может, уже и нам удастся обрести новые формы, – развивал свою мысль мужчина. – Может, ещё и при нас перемены начнутся. И нам немного достанется.

- Это интересная мысль. Хотелось бы обходиться без респиратора.

- Да, а представляете, как это здорово – жить без кондиционеров? – спрашивала у уполномоченного мать Николая. – Или пить один раз в неделю. Ну, там… Два…

- Очень заманчиво, - соглашался тот.

- Ну что, вы ещё хотите узнать о Светлой Обители побольше?

- Вы даже представить себе не можете, как вы меня заинтересовали! – честно признался уполномоченный.

- Ну так приходите к отцу Марку.

- Обязательно приду…, - он сделал паузу. – Вот только я не понял, ваш отец Марк… А ещё вы упомянули пророка… Это одно и тоже лицо или…?

- Нет-нет, - сразу стала объяснять женщина, - пророк наш не здесь, он где-то далеко в пустыне. От него иногда приезжают проповедники, вот у нас месяц назад был один, - она зачем-то понизила голос, - он уже познаёт переход. Очень сильный человек.

- Мы мечтаем увидать пророка, но до него не добраться, там долго идти через пески, через жару, только познавшие могут до него дойти, им жара нипочём, - добавил её муж. – Мы очень надеемся, что наши дети уже смогут увидеть пророка.

- Но лучше, чем мы, вам всё расскажет отец Марк, - закончила женщина. – Он поумнее нашего.

Глава 7

Уполномоченный не был уверен в своей версии, тем более что она была немного сложной. Сложнее, чем должна была быть. А ему, человеку опытному, было известно, что самые простые версии почти всегда самые верные. Допустим, какой-то крашено-кудрявой Марте-Марии нужно было познакомиться с Валерой. Но для этого ей нужно было всего-навсего встретиться с ним где-нибудь «случайно», а уж там такая, как говорил отец Коли Рябых, «вся из себя» – она заику со внешностью, мягко говоря, странной охомутала бы без труда. Но нет, они… – «они!». Именно они, так как в таком случае эта Марта-Мария трудилась не одна – они пошли на серьёзный шаг, тяжело ранили ребёнка. Не побоялись. Надо ранить ребёнка – значит, ранят. Им просто был нужен был железобетонный и естественный повод познакомиться с Генетиком. Но почему? И тут ему приходил в голову только один ответ. Они знали, что за Валерой кто-то следит. Кто? Ну, например, Институт, а это организация серьёзная. Со своей весьма увесистой службой безопасности. С Институтом не забалуешь. Возможно, поэтому им и потребовался максимально реальный и абсолютно естественный вариант знакомства с Валерой. Да, женщина-родственница привела мальчика лечиться к странному доктору, потому что на настоящих докторов денег нет. Понятный и естественный мотив. Ну а там, как обычно случается, у этого доктора красотка и прижилась. Жизненно? Жизненно.

Жизненно. Но всё равно, вопросов по этой версии было ещё очень много, и два главных из них звучали так: кто эти «они» и что им нужно было от Валеры? Хотя относительно второго вопроса у него были мысли. У Валеры была куча своих технологий, которыми не побрезговал бы и сам Институт, – ну, по уверениям самого Генетика, конечно – в таком случае парни из Института могли продолжить с ним сотрудничество и после увольнения; или кудрявая Марта запросто могла быть сотрудницей этого замечательного научного заведения. Впрочем, одним Институтом круг любопытных не ограничивался. Нет-нет… Только на Севере могло быть несколько заинтересованных в Валере сторон, заинтересованных в его исследованиях, результаты которых тот ещё и приворовывал у пришлых. Военные, например. У них ведь было своё исследовательское ведомство. А очаровательная Люсичка… Эта хитрая и опасная баба ведь тоже на кого-то работала в этой сфере. На кого? Горохов даже и представить не мог, кто её заказчики. Вариантов было множество. А если ещё окажется правдой то, что Валерик увел из компьютера Института кучу важных научных сведений, то круг интересантов ещё больше увеличится. Все эти мысли роились в его голове, когда он ещё разговаривал с семейством Рябых. А вот выходя из их дома, он подумывал уже о следующем шаге: «Найти Марту? Сделать это будет очень непросто. Во всяком случае, разговор с отцом Марком откладывать нет оснований. Сегодня же после шести съезжу на Толыч, пообщаюсь с «чистым человеком». А пока можно и пообедать. Но лучше это сделать с Натальей, иначе опять будет говорить, что я убегаю от неё».

В общем, как говорил комиссар Поживанов, версия была «живой». Живой и полнокровной.

Андрей Николаевич, выйдя из дома семьи Рябых, машинально оглядел улицу. Это было для него дело обычное, как говорят биологи, закреплённый рефлекс. Взгляд вправо, взгляд влево: что появилось, что исчезло, быстрый анализ обстановки. Он так вёл себя даже на своей улице, обострённое внимание было его второй натурой, его естеством. Может, поэтому он сразу приметил квадроцикл, которого во время его приезда на эту улицу не было. Казалось бы, ну мало ли на улицах транспорта – не было, а теперь приехал кто-то с работы; пусть и район этот небогатый, край города, и река недалеко, но транспорт и тут был вещью вполне себе естественной. Но ему сразу бросилось в глаза то, как был припаркован этот квадроцикл. Так обычно не паркуются. Задним мостом квадроцикл уходил в проулок, то есть прятался за угол дома, передний же его бампер немного из-за угла торчал – вроде он и не бросался в глаза, но если кто-то находился в кабине транспортного средства, ему хорошо было видно всю улицу и, конечно же, то, как уполномоченный появился на ней.

«Это что за новости?».

Он задерживает дыхание – натягивать на пару секунд респиратор ему неохота – и быстро доходит до своего электромобиля. Усаживается в кресло, закрывает дверь и закуривает. Он смотрит на торчащий капот квадроцикла. Машинка стоит не очень близко, но и отсюда ему видно, что она всякого повидала. Модель, мягко говоря, не свежая. Но Андрей Николаевич всё ещё не верит, что торчит она из-за угла, как говорится, по его душу.

«Да ерунда… Кто посмеет следить за сотрудником Трибунала? Ну, разве что тот, кто не знает, что я сотрудник».

Впрочем, эта мысль в свете последних его размышлений почти не успокоила уполномоченного. Ему было необходимо знать, случайно ли притаился за углом тот квадроцикл или нет. И он нажал кнопку включения своего электромобиля.

И почти сразу на его лобовое стекло стали падать большие капли.

Вода проливается из тяжёлой чёрной тучи шумным потоком; сначала уполномоченный ещё пытается ехать, но уже через минуту ливень становится таким сильным, что он решает остановиться. Просто дворники не справляются с потоками воды, и Андрей Николаевич находит первую небольшую возвышенность возле одного из домов и на ней останавливает своё транспортное средство, чтобы не оказаться в луже. А ливень лишь усиливается… Он просто грохочет струями воды по крыше электромобиля. Да, нужно было сегодня брать надёжный и простой квадроцикл. Всё это «электричество» – для городских дамочек и пижонов. И тут он краем глаза замечает, что какая-то машина, несмотря на страшный дождь, довольно резво проносится мимо него. Прямо по лужам, не разбирая дороги и поднимая тучи брызг. Он провожает её глазами, ровно две секунды, пока это транспортное средство не скрывается в серой пелене ливня.

«Куда это он так гонит? – этот вопрос ещё не сформировался у него в голове, когда ответ уже родился. – За мной, наверное! А гонит так, потому что боится потерять в этом ливне, – ну а в том, что это проехал тот самый квадроцикл, бампер которого он заметил недалеко от дома Рябых, уполномоченный не сомневался ни секунды. – Н-да… Мною интересуются. Несомненно!».

И от этих мыслей что-то стало кисло на душе у уполномоченного. Там, на юге, в степи и оазисах, он жил в состоянии постоянного напряжения и готовности ко всему. Курки, что называется, были взведены всё время. В тех местах даже сон не был полноценным сном. Короткое забытьё, слегка снимающее напряжение.

Здесь же, в большой агломерации Соликамск-Березняки, он чувствовал себя почти в безопасности. Да, кто бы мог тут угрожать высокопоставленному и заслуженному сотруднику очень влиятельной организации? Кто бы осмелился следить за таким? И вот теперь, когда кто-то осмелился, ему вдруг стало неуютно.

«Первым делом нужно выяснить, кто это, - он не собирался миндальничать с теми, кто взялся за ним следить. Ему не нравилось, что кто-то тут, в Большом Городе, может представлять для него хоть какую-то опасность. – Если эти недоумки полагают, что слежка за сотрудником Трибунала – занятие простое и безопасное, они сильно ошибаются».

Он готов был действовать, вот только нужно было дождаться, пока кончится ливень. И когда через пару минут ливень наконец начал стихать, Андрей Николаевич тихонечко, стараясь не въезжать в колеи, заполненные водой, поехал вслед за умчавшимся квадроциклом.

И сразу, свернув за угол, увидал тот квадроцикл, машина ехала навстречу ему; видно, водитель понял, что за дождём проскочил мимо, и решил вернуться и найти его, и теперь разбрызгивая воду, гнал обратно. Горохов остановил свой электромобиль, вытащил из кобуры пистолет, дёрнул затвор и, недолго думая, открыл дверь и, натянув респиратор, вышел и пошёл навстречу приближающемуся квадроциклу. Он не прятал оружие, но пока не поднимал, так и нёс его, опустив вниз: пусть видят, что оно у него имеется.

Ну и, конечно, сидящие за тёмными стёклами приближающегося квадроцикла его увидели. Увидели и остановились. А он продолжал идти по скользкому грунту, не очень-то разбирая дорогу.

Его дорогая обувь уже промокла, тем не менее уполномоченный быстро шёл вперёд и уже не стеснялся поднять пистолет. Он даже уже прикинул, как будет действовать. Главное было добраться до дверцы водителя. К сожалению, из-за затемнённого стекла Андрей Николаевич не видел, сколько там людей; впрочем, он уже готов был ко всему. И чтобы людям в квадроцикле это было понятно, Горохов просто поднял своё оружие и направил его в район водительского кресла. И когда до транспортного средства ему оставалось пройти всего шагов пять-шесть, мотор квадроцикла вдруг взвыл высокими оборотами и на задней передаче быстро потащил агрегат по лужам прочь от уполномоченного. А резкий проворот колёс переднего моста выдал такой фонтан глинистой грязи, что уполномоченный в одну секунду оказался весь покрыт ею. Весь. Ему даже пришлось зажмуриться, так как вода с глиной и песком попала ему на очки и респиратор.

- Вот блин…, - он опустил пистолет и стал отряхивать респиратор от мокрой грязи: от влажной среды, а тем более от попавшей в него воды он сразу перестал нормально работать, неприятно затарахтел. - Зараза… Вот уроды! - потом стал стирать глину с лица. – Подонки!

А квадроцикл, отъехав метров на пятьдесят, развернулся и стал быстро удаляться от него. И уполномоченный разозлился ещё больше, он даже снова поднял пистолет и стал целиться вслед уезжающему транспорту: мало того, что его обдали грязью, уделали его любимый костюм, так ещё он и не смог выяснить, кто это был.

- Уроды! – повторил уполномоченный и пошёл к своему электрокару, отряхиваясь и пряча пистолет в кобуру под мышкой. Он уже не торопился: ботинки промокли, костюм грязен. Усевшись в свою машину, он стянул респиратор, который нужно было сушить, и бросил его на соседнее кресло. Посидел, немного приходя в себя, и поехал в «контору».

***

Начальник Отдела Исполнения Наказаний Евгений Александрович Бушмелёв был на месте. Наверное, две трети своей жизни этот грузный человек с седыми бровями проводил на работе. И, кажется, он совсем не удивился появлению у себя в кабинете одного из своих сотрудников. Начальник сидел и перебирал бумаги, раскладывая их из небольшой стопки в разноцветные папки. Делал это невозмутимо. Он даже не очень-то удивился и тому, как его сотрудник выглядел. Бушмелёв кинул на Горохова тяжёлый взгляд, оглядел сверху донизу его влажную одежду в глиняных потёках и спросил не очень-то дружелюбно:

- Вижу, в отпуске не скучаешь! Зачем тогда пришёл?

Этот недружелюбный тон ровным счётом ничего не значил; сколько уполномоченный знал его, комиссар всегда был таким; а ещё комиссар не любил, когда люди ведут пустопорожние разговоры или ходят вокруг да около. И поэтому Андрей Николаевич без приглашения уселся напротив комиссара и сразу перешёл к делу:

- За мной следят.

Он рассчитывал, что Бушмелёв хотя бы после его слов оторвётся от своего занятия и заинтересуется этой темой, но начальник Отдела Исполнения взял очередной листок из стопки, прочел несколько слов и положил лист в серую папку. Надо признаться, уполномоченный рассчитывал на другую реакцию и на пару секунд растерялся. Но тут же сообразил и спросил:

- Вы, что, знали об этом?

- Догадывался, - беря очередной лист бумаги, отвечал Бушмелёв.

- Ах догадывались? – теперь всё становилось ещё интереснее. – Может, скажете кто это? А то я уже собирался в этих умников немножко пострелять.

- Кто именно за тобой наблюдал, я сказать не могу, не знаю, ну а кто инициировал наблюдение, ты и сам должен знать, – спокойно отвечал комиссар.

- Должен знать? – Горохов продолжал удивляться. Ему, честно говоря, до сегодняшней встречи с тем квадроциклом и в голову не приходило, что кто-то может за ним следить… Тут, в Соликамске! Но здесь, в этом защищённом от прослушивания кабинете без окон, он вдруг понял: - Это северные, что ли?

Всё так же не отрывая глаз от своих бумаг, Бушмелёв ответилему:

- Грицай добилась приёма у Первого и просила его установить за тобой наблюдение. Я был против, сказал, что ты сразу поймешь и что это приведёт к внутреннему конфликту между отделами, а нам это вовсе не нужно. Первый со мной согласился. И отказал северянке.

- И они нашли кого-то со стороны, - закончил Горохов.

Последний листок наконец был уложен в одну из папок, комиссар завязал её, отложил на край стола и произнёс:

- Они тебе не верят.

- Не верят, – Горохов покачал головой, нехотя соглашаясь. – Иначе не устраивали бы столько заседаний.

- Они тебе не верят, Андрей, - повторил Бушмелёв, - но никто, кроме тебя, ничего по той экспедиции уже сказать не сможет, солдатик, которого ты приволок полуживым, не в счёт, - и тут комиссар изменил тон и придал своему голосу значительности: - А мы все здесь, в «конторе», я повторяю – все, без исключения, рады, что вернулся из той экспедиции живым именно ты.

Для уполномоченного услышать эти слова было важно, а ещё важнее было услышать следующее:

- Поэтому, - продолжал комиссар, - принято решение тебя из отпуска отозвать. Ты получишь задание и в течение пары дней уедешь из Соликамска. Подальше от северных и их комиссий.

- Значит, отправите меня в командировку? – уполномоченный, признаться, был к этому не совсем готов.

- Знаешь, - продолжил Бушмелёв, - нам тоже осточертели эти их комиссии. А они, как я понял, хотят снова тебя вызвать на совещание. Боюсь, что привезут сюда этого своего солдата. Будут устраивать тебе что-то типа очной ставки. Так что давай собирайся. Первый подпишет тебе любой бюджет для операции.

Эта информация меняла дело кардинально, и теперь Горохов был уже согласен с тезисом, что ему лучше пока убираться отсюда. Куда угодно, лишь бы подальше от очередных разбирательств.

- А что, есть ордера для исполнения?

- Нет, пока нет. Заседание Трибунала будет через восемь дней, но…, - начальник Отдела Исполнения Наказаний сделал многозначительную паузу, - но Первый, ознакомившись с твоим рапортом насчёт Серова и оружия, что идёт оттуда, решил направить тебя туда.

- Ехать без ордера? – уточнил Горохов.

- Первый считает, что оружие – это та тема, пренебрегать которой мы не имеем права; у Поживанова по Серову почти ничего нет, мы за Камнем редко работали как следует, и людей там у Поживанова нормальных нет, поэтому принято решение вызвать тебя из отпуска и отправить в Серов для ознакомления с ситуацией. То есть как простого оперативника.

- А почему же вы не рассказали мне про всё это сразу? – с некоторой претензией произнёс уполномоченный.

- Андрей, ситуация должна была созреть, - отвечал ему комиссар. - Если бы ты не обнаружил за собой слежки, если бы за тобой её не было, не было бы и повода посылать тебя в этот Серов. Мы же не были уверены, что эта Грицай после нашего отказа продолжит к тебе неровно дышать. Но, как теперь выяснилось, она женщина упорная. Нашла людей. Наверное, боится, что ты сбежишь.

- Конечно упорная. Она биот, - коротко констатировал Андрей Николаевич. – Они, кажется, все упрямые и оголтелые. Ничего не хотят слышать.

- Во-первых, ты не очень-то распространяйся насчёт биотов при них самих, они этого не любят; да и вообще старайся не употреблять это словно… Особенно при северянах. Во-вторых, - чуть успокаивая его, произнёс Бушмелёв; он не хотел развивать эту тему, хотя, скорее всего, имел что добавить по поводу северных женщин на высоких постах, - ты давай пиши техническую записку в Оперативный Отдел. Распиши, что тебе нужно под легенду. Только завязывай с «инженером-вододобытчиком», этот твой фокус уже по всей степи известен. Твои клиенты теперь всех инженеров дважды проверяют. Придумай себе что-нибудь простое.

- Ну, тогда торговцем поеду. Грузовичок есть какой-нибудь у нас на балансе? Старенький какой-нибудь, простенький, – интересуется уполномоченный.

- Сам выясни, - говорит начальник Отдела Исполнения Наказаний и, чуть подумав, одобряет: – Кстати да, «торговец»… Это неплохая легенда. Только проработать её нужно как следует.

Глава 8

И как теперь Наталье сказать, что он снова собирается уезжать, причём уже через два дня? Это была не очень простая задача, тем более недавно он обещал ей, что пробудет дома ещё месяц, а может, и все полтора.

- Господи, Андрюша! Что с тобой? – сначала она была перепугана, когда увидала его.

- Наташа, успокойся, - ответил ей Горохов, снимая пиджак. – Меня просто обрызгал какой-то мерзавец.

- Обрызгал? - она стала помогать ему раздеваться и, кажется, хихикать за его спиной.

- Да, это очень смешно, - произнёс Горохов тоном как можно более серьёзным. Он знал, что это ещё больше её развеселит. Так и произошло, она стала посмеиваться, уже почти не пытаясь сдержаться.

- И что тут смешного? – почти строго спросил он.

И тогда Наталья, прикрывая рот ладошкой, засмеялась в голос и сквозь смех стала объяснять:

- Ха-ха-ха… Как, наверное, тебе обидно… Ха-ха-ха, тебя, всего такого крутого степняка, большого специалиста по буровым, – и вдруг какой-то городской хам-лихач обдал из лужи грязной водой… Ха-ха-ха…Представляю, как ты был зол!

«Да, смейся, смейся, посмотрим, как ты будешь смеяться, когда узнаешь, что я через два дня уезжаю», – подумал Горохов. Нет, он совсем не обижался на неё, ситуация и вправду, если не знать подробностей, была комичной. Он зашёл в ванную, скинул брюки и стал умываться. А она пришла за ним, стала собирать его одежду и, всё ещё немного посмеиваясь, спрашивала:

- Надеюсь, ты его не застрелил?

- Нет, этот ублюдок уехал, а я был на электрокаре и не смог его догнать по лужам, – Андрей Николаевич стал, глядя в зеркало, приглаживать мокрые волосы.

- И очень хорошо, - сказала она и обняла его сзади, - пусть живёт, а одежду я постираю. А потом приготовлю поесть.

- Ты приготовишь поесть? О нет, только не это, хватит с меня уже на сегодня стрессов, – так Горохов мстил за насмешки жены.

- Что? – притворно возмущалась та. - Я уже прилично готовлю.

- Неужели? – удивлялся уполномоченный. – А кто-нибудь из живых это сможет подтвердить?

- Я сама ем то, что готовлю!

- У тебя стальное здоровье. И железная воля. Без этих двух компонентов твою стряпню никому не осилить, – и тут он произнёс уже серьёзно: – Пойдём куда-нибудь… Выбирай любой ресторан…

Женщина прижалась к нему и сказала негромко:

- Хочу жаренную с луком саранчу, чтобы лука было много… И вишнёвый компот.

- Идеальное сочетание! – согласился уполномоченный и подумал, что компот из вишни подают только в немногих и весьма недешёвых ресторанах. А дорогой ресторан прекрасно укладывался в его планы.

***

Саранча? Нет, конечно, она не стала её заказывать. Кто будет есть саранчу, когда можно заказать настоящие свиные отбивные, сладкое желе из красного кактуса, вишнёвый компот, персики, а к кофе – пирожок из пшеничной муки с яблоками? И, съев всё это, Наталья произнесла:

- Мне плохо, меня сейчас вырвет.

И это тоже укладывалось в его планы:

- Прекрасно, давай тогда прокатимся немного.

- А куда поедем?

- Посмотрим чёрную степь.

- Только недолго, – попросила она. – Я что-то прилечь хочу.

- Да долго и не получится, скоро темнеть начнёт, - заверил её Горохов, расплатился с официанткой, и они пошли к квадроциклу, на котором приехали.

Когда они уже ехали через Сёла, она вдруг вспомнила:

- Ой, Андрюш, нас послезавтра пригласили дом посмотреть.

- Послезавтра? – тут он подумал, что пришло время ей сказать. – Послезавтра я, наверное, не смогу. Меня вызывают на совещание.

Женщины – они всё чувствуют, Наталья сразу насторожилась.

- У тебя же отпуск ещё полтора месяца.

- Ну…, - только и смог ответить он. Но в это слово легко уложился смысл: ну, был отпуск, всё изменилось, теперь отпуска нет…

Но и этого было ей достаточно.

- Ну как же так? Они же обещали тебе отпуск.

«Они же… Хорошо, что она не догадывается, кто на самом деле эти «они же».

Женщина буквально сверлит ему щёку взглядом и, конечно же, винит во всём его. Уполномоченный включает кондиционер посильнее и достаёт сигарету; ему сейчас не хочется что-то объяснять ей, ведь ещё несколько дней назад он обещал, что проведёт месяц с нею рядом. Уполномоченный закуривает и, наверное, от её взгляда-упрёка начинает кашлять. Открывает чуть-чуть окно и выбрасывает почти целую сигарету. И лишь тогда кашель проходит.

- Тебе пора бросать курить, - говорит Наталья; говорит, почти не злясь. Даже с заботой.

- Это будет непросто. В степи не так много удовольствий, - объясняет ей уполномоченный. – Иногда несколько часов ждёшь возможности закурить. Только о том и думаешь.

- Ты уже не молод, Андрей.

- Да? – он с притворным возмущением смотрит на жену. - А вот это уже было грубо!

- Ты стал кашлять ночью, - продолжает Наталья, - раньше никогда такого не было.

- Ночью? – он удивляется. – Не помню.

- Да, когда лежишь на спине, можешь немного покашлять, – рассказывает ему Наталья.

- Ну, наверно, и вправду нужно бросать курить, – конечно, он ей врёт. Бросать курить он не собирается. Курение – это и вправду в степи почти единственное удовольствие.

Женщина, кажется, хочет ему ещё что-то сказать, у неё всегда есть что сказать, но они приехали. Он остановил машину.

- Вылезай, – говорит Горохов и выходит из квадроцикла.

- Андрей, тут песок мокрый, а я в туфлях! – она оглядывается по сторонам. – Какая тут дичь!

- Ничего, ничего, выходи, мы на пару минут.

- Ладно, но только потому, что мне нужно в туалет, - Наталья явно недовольна тем, как закончился их ужин.

«Ну да, она теперь часто ходит в туалет».

После, когда она оправила юбку, он взял её за руку и буквально потащил вверх по бархану.

- Андрей, - причитала она, - у меня полные туфли песка.

- Ничего, ничего, тебе нужно пройтись, - он тащил её вверх и уже с бархана стал помогать ей подняться на камень, - пошли.

- Ты хочешь меня убить где-то тут? – причитала она.

- Ну, мысль неплохая, - язвил он и понимался на камни всё выше и выше, - но не в этот раз.

- А что тогда? Куда мы лезем, Андрей?

Но он тянет и тянет её вверх. И помогает влезть на небольшой камень, первый в целой гряде.

- Всё, пришли, - он затащил её на самый верх самого высокого плоского камня и только там остановился.

- И что, тебе кажется, что это романтично? Ты приволок меня сюда для секса? – она оглядывается по сторонам.

- В каком-то смысле, - с усмешкой говорит он.

- Что? Тут? Что значит – в каком-то смысле? – она явно не понимает их визита сюда.

- Смотри, - он указывает на солнце, что садится за рекой.

- Очень, ну очень красиво, - говорит Наталья, но сказано это с заметным сарказмом.

- Солнце на востоке. Теперь погляди на юг, вон дома, это начинается район Чертёж. Видишь?

- Вижу; и это должно меня заинтересовать? – всё-таки его сообщение о том, что у него через день будет совещание, испортило её настроение радикально. Он знает свою женщину. Этот её сарказм теперь надолго.

- А если смотреть отсюда на восток, - продолжает Горохов, - то будет видно Кокорино.

- Всю жизнь мечтала взглянуть на это Кокорино с высоты и в лучах удивительного заката.

- Запоминай это место. Запоминай эти камни; ветер сместит барханы, и всё изменится, а камни так и будут стоять, как стояли. Запомни их, – говорит он со всей серьёзностью.

- Андрей, зачем это всё? – Наталья почувствовала, что он не шутит, и спрашивает без тени сарказма: – Что ты хочешь?

- Ты запомнила эти камни? – вместо ответа спрашивает Горохов.

- Ну да… Да, запомнила, - она ещё раз оглядывается.

- Вот и прекрасно; также запомни, что прямо у тебя под ногами, сантиметрах в семидесяти, под глиной и песком в расщелине спрятаны два килограмма олова, пять килограммов чистой меди в монетах и два килограммовых слитка золота. Поэтому ещё раз тебе говорю: осмотрись и всё как следует запомни.

Признаться, он надеялся, что она после таких новостей в своей слегка циничной манере скажет почти невозмутимо: «О, да мы богачи!». Но вместо этого женщина повернулась к нему и произнесла очень серьёзно:

- Так, Андрюша, будь добр, объясни, что всё это значит?

- А что всё это может значить, по-твоему? – он прекрасно понял её вопрос, но так как у него не было на него ответа, ничего путного сказать не мог.

- Андрей, - всё так же серьёзно продолжала Наташа. – Вопрос с командировкой уже решён? Всё это… этот поход в дорогой ресторан… это у нас что-то типа прощального вечера?

- Ну, в принципе…, - невесело отвечал уполномоченный. – Наверное. Просто я не знал, как тебе по-другому сказать.

- А когда ты мне предложил купить новую квартиру, ты уже знал об этой своей новой командировке?

- Нет, тогда я ничего ещё не знал, думал, вместе покупать будем, - отвечал Горохов. – Мне о командировке только сегодня сообщили.

- А то, что ты пришёл весь в грязи? – у неё был странный способ мышления. – Это как-то связано с сегодняшним решением?

- Да нет, - он даже засмеялся, но вышло всё равно невесело. – При чём здесь это? Там… меня просто обдал грязью какой-то урод.

- Ну а теперь объясни эти свои сокровища, – настаивала она.

- А что тут объяснять?.. Кое-что прилипало к рукам в степи, ничего особо криминального, но об этом компании знать было не нужно. Вот за долгие годы и набралось. Кстати, то, что на счетах у меня, то есть всё официальное, я тоже на тебя в завещании записал.

- Ты едешь куда-то в очень опасное место? – она крепко взяла его за руку и попыталась снизу вверх заглянуть в глаза.

- Нет, – отвечал уполномоченный, выкручивая всю свою убедительность на максимум.

- Врёшь! – она всё не отводила глаз. – Погляди на меня, пожалуйста.

- Нет! Наоборот, вот два предыдущих раза ездил в настоящее пекло, очень далеко на юг, даргов была куча, температуры дикие, тогда мне за пару недель, если помнишь, предлагали три сотни. А сейчас нет, предлагают намного меньше.

- Но почему тогда раньше ты мне не рассказывал про этот свой тайник? А теперь, когда командировка не опасная, рассказываешь?

- Ну, наверно, потому…, - он обнял её, - потому что больше мне некому рассказать о моих сокровищах, у меня же, кроме тебя, никого особо и нет, - он прижал её ещё крепче, - и, наверно, потому, что раньше ты не была беременной.

И тогда Наталья, уткнувшись ему в грудь, спросила:

- А если у тебя больше никого, кроме меня, нет, да ещё я и беременная… Ты мог бы никуда не уезжать?

Уполномоченный лишь вздохнул в ответ. Он и сам с удовольствием остался бы тут.

Глава 9

Начфин комиссар Гарифуллин положил перед ним бланк-наряд и произнёс, как всегда чуть высокопарно, слова, которые Андрей Николаевич слышал не один раз:

- Товарищ старший уполномоченный, распишитесь в нижней графе, расшифруйте фамилию, поставьте число.

- Есть, товарищ комиссар, - подыграл ему Горохов и уже хотел было поставить подпись, но остановился и с удивлением взглянул на начфина. И было чему удивиться, до этого за Гарифуллиным такого не водилось. – Товарищ комиссар, а сумму-то вы не указали.

Но начфин не кинулся хватать бланк с криком: где? Как так? Он поглядел на уполномоченного взглядом полной невозмутимости и произнёс:

- Председатель Трибунала просил сумму не выставлять; вы, товарищ Горохов, можете вставить сюда любую нужную вам цифру.

- Любую? – обрадовался уполномоченный. Такое в его практике было впервые.

- Любую, но в разумных, разумеется, пределах, - подтвердил начфин, и добавил: – В общем, товарищ старший уполномоченный, будьте благоразумны, имейте в виду, за все потраченные деньги вам придётся отчитываться. Так что держите себя в руках.

- Обязательно буду придерживать, - почти серьёзно отвечал ему Андрей Николаевич, расписываясь за финансовый документ.

Когда он вышел от Гарифуллина, настроение у него заметно улучшилось, и дело было не только в деньгах. Этот бланк с непроставленной в нем суммой наглядно демонстрировал ему, что руководство «конторы» полностью на его стороне.

«Бери, Горохов, всё, что хочешь, и уезжай отсюда».

И, получив полный карт-бланш, Андрей Николаевич решил подготовиться к дальнему путешествию на восток как следует. Он первым делом поехал за реку; там, на левом берегу, среди десятков промпредприятий и производств, среди складов и причалов находилась одна неприметная транспортная компания, официально самостоятельная, но по сути являвшаяся транспортным отделом Трибунала.

Этим заведением руководил Василий Андреевич Кузьмичёв; ему уже перевалило за шестьдесят, это было видно по следам проказы на лице – после шестидесяти витамины и профилактические приёмы антибиотиков от проказы уже защищают слабо. Его пальцы были коричневыми от сигарет и машинного масла, он был отличным механиком и иной раз сам брался за ключи, хотя номинально являлся одним из руководителей Оперативного Отдела. И звали его товарищи просто: завгар.

Они без лишних слов пожали друг другу руки, и Андрей Николаевич протянул ему финансовый документ. Думал, такая бумага удивит Кузьмичёва, но тот только кивнул: ну ясно. И спросил:

- А что ты хочешь взять?

- Грузовики у тебя есть?

- Тягач нужен?

- Нет, какой-нибудь бортовой, небольшой… Что-нибудь для мелкого купчишки, – объяснил уполномоченный.

- «Три в кубе?», - предложил завгар. – Пойдёт?

- То, что надо, - сразу оживился Андрей Николаевич. – Покажи.

«Тремя в кубе» или «три на три» назывался один из самых неприхотливых грузовиков в пустыне. Был он разработан компанией «ГАЗ» специально для перевозки грузов по песку. А назывался грузовик так, потому что имел три моста, трёхлитровый двигатель и мог тащить на себе три тонны груза.

Кузьмичёв провёл уполномоченного по гаражу и подвёл его к неказистой, весьма обшарпанной машине, положил руку на борт, пошатал его, борт держался крепко.

- Ну вот.

- То, что надо…, - повторил Горохов, оглядел грузовик и остался доволен: настоящая машина пустыни, прошедшая по пескам тысячи километров, краска осталась только на кабине, вся остальная облупилась, лобовое стекло в правом верхнем углу треснуло. Он открыл водительскую дверь. И внутри всё было таким же не новым и потёртым, и максимально простым. Андрей Николаевич взглянул на Кузьмичёва: - Мотор, подвеска?

- Ни о чём не переживай, - отвечал ему тот с ободряющей уверенностью, - всё как ты любишь, всё новое и проверенное; ещё заменили генератор, они в этих машинах – барахло, штатный кондиционер я убрал, поставил нормальный, можешь в нём лёд теперь делать.

- Забираю, - резюмировал уполномоченный, захлопнув дверцу грузовика, и, чуть подумав, поинтересовался: - А мотоцикл мой… В порядке?

- Конечно, - отвечал завгар, - хочешь взглянуть?

- Да.

Они пошли по душному и безлюдному зданию гаража, шли между разных машин, пока не дошли до стены, тут и был его мотоцикл. Кузьмичёв откинул брезент.

- Ну, вот он, твой мотор. Всё проверено, бак залит, хоть сейчас садись – и в путь.

Да, это был один из его последних, невзрачных, но очень надёжных мотоциклов. Горохова даже кольнуло что-то сентиментальное, захотелось сесть на мотоцикл, толкнуть стартер, повернуть ручку газа, но он всего-навсего положил на неё ладонь. И потом произнёс чуть задумчиво:

- Да, бюджет у меня неограничен, так что… Заберу и его.

- Тебе его в грузовик поставить?

Тут уполномоченный призадумался на секунду, а потом и говорит:

- Слушай, Василий Андреевич, а отгони-ка мне его в Губаху.

Кузьмичёв лишних вопросов уполномоченным никогда не задавал. Просит уполномоченный отогнать нужный ему транспорт в какую-то точку, так всё, что завгар у него спросит:

- Там есть контактное лицо? Или закопать где-нибудь в песке?

- Пусть ребята закопают где-нибудь рядом с городом, - распорядился Горохов, - и пусть там же закопают пару канистр: с топливом и водой.

- Пиши наряд, подписывай. Сейчас же отправлю людей, завтра к полудню будут тебе координаты схрона, - обещал завгар.

После они заполнили бумаги, на которых уполномоченный поставил подписи, покурили, поболтали о всякой ерунде и о новых моторах, и Горохов поехал обратно в «контору».

Он не просто так решил кроме грузовика взять ещё и мотоцикл, не потому что «открытый» бюджет ему позволял. Это было обусловлено его беспокойством. Ему очень не нравилось то, что за ним следили. Следили тут, в Городе, где следить были не должны. Поэтому он и перестраховывался. А ещё он не был уверен, что это была слежка, которую инициировали северяне. Нет. Не был.

«Может, и они. А может, и ещё кто… Но кто? Может, кому-то не нравится, что я ищу Валеру? А кто это может быть? Сектанты из Светлой Обители?».

В общем, ответов на эти вопросы у него не было. А значит, ему нужно, что называется, держать ухо востро. Вот он и собирался держать это ухо…

Оружие. Помимо обычного своего револьвера, обреза, уполномоченный затребовал себе пистолет «девять-восемь» и к нему три обоймы теперь уже обязательных «зелёных» патронов с токсином, так как именно это снаряжение было единственно надёжным, почти безотказным, средством против ботов. Именно благодаря Горохову, его отчётам, было одобрено и налажено производство некогда экспериментального снаряжения. И теперь это был почти рядовой боеприпас, которым пользовались и уполномоченные, и оперативники, работающие в пустыне.

Но это было не всё. Также Андрей Николаевич затребовал себе в оружейке безотказную винтовку «Т-6», пять магазинов к ней и шестизарядный дробовик, к нему шесть коробок боеприпасов разной номенклатуры. Пять килограммовых брикетов взрывчатки, один килограмм мягкого и липкого пластида. Взял пять штук противопехотных мин, обычных «нажималок» и пять мин направленного поражения. Ещё прихватил десяток гранат всех размеров и систем. В общем, брал про запас, не мелочился. Не всегда же у него будет открытый счёт, финотдел такого второй раз не допустит.

А чего стесняться, бюджет позволял, места в грузовике было предостаточно, это же не мотоцикл, в кузов можно было хоть на целую роту амуниции и снаряжения уложить. Так что: «Пусть будет! Тем более что всего этого ещё и на многие следующие командировки хватит».

Мелочь. Рации, взял самых последних моделей. Радиомаяк и сканер к нему. После стал набирать аккумуляторы, батарейки, взял одну «вечную». То была большая ценность и давала полтора вольта в течении двадцати двух лет. Поэтому так и называлась. Ещё фонарики, трубки-фильтры для питья из луж или из реки.

Сухпайки. Несколько коробок для офицеров. Те, в которых был растворимый кофе. Также брал и просто хорошие продукты, компоты, сушёные фрукты. Сеть для ловли саранчи. Снасти для ловли рыбы. Плёнку для сбора утреней росы. На всякий случай взял пару брикетов крахмала. В общем, про все эти, казалось бы, мелочи опытный степняк тоже не забывал. Также он взял небольшой портативный кондиционер с собственным генератором.

А уже потом пошёл на аптечный склад и выписал себе всего побольше: два больших и дорогих медпакета и к ним по десятку шприцов с обезболивающим, с антибиотиками, стимуляторами и веществами, останавливавшими кровь. Пару тюбиков с биогелем. Он не постеснялся – ну а что стесняться, раз Первый открыл ему счёт, – взял ещё по несколько упаковок антибиотиков и витаминов от проказы. Эти препараты везде имели ценность. Не побрезговал и «вератином», веществом, профилактирующим тепловые удары.

После, когда всё это было ему отпущено, упаковано, вывезено в гараж для погрузки, он отправился в ещё один отдел. Там заправляла немолодая уже сотрудница Трибунала по фамилии Сивер.

- Что будешь брать, Горохов? – спросила она, не вынимая папироски изо рта. – Как всегда, какую-нибудь рвань?

У неё были основания так говорить, уполномоченный на свои задания выбирал один и тот же комплект одежды. Он предпочитал выцветшие на солнце почти до белизны пыльники, удобные галифе, в карман которых можно без проблем спрятать пару гранат, сапоги мягкие, в которых можно пройти пятьдесят километров, не сбив ног, простые рубашки, фуражки с козырьком, самые незамысловатые очки и самые недорогие респираторы. Брал перчатки, ну и платок – закрывать шею и затылок. Весь этот его костюм на самом деле был тщательно продуман. Он был удобен, вещей не было жалко, и самое главное: по нему встречающие люди без труда могли понять, что перед ними не очень богатый человек, который всю свою жизнь таскается по пескам. В общем, степняк, с которого особо и взять нечего и с которым, по большому счёту, лучше не связываться. Себе дороже выйдет. От одного взгляда на него всем становилась понятно: раз человек в таком костюме и с таким оружием не умер в песках, значит, оружием он пользоваться умеет наверняка. А ещё он всегда настороже, так что лучше его не задевать. Но теперь всё было по-другому. Помимо обычного костюма нищего степняка, он набрал себе вещей в стиле «горожанин на прогулке».

Если брал пыльник, так обязательно чтобы плечи, спину и рукава его покрывала зеркальная отражающая ткань; если брюки, то широкие и со множеством карманов; если башмаки, то непременно на толстой подошве, чтобы горячий песок не повышал общую температуру тела через ступни. В общем, чтобы всё было по науке. К этому всему полагалась охлаждающая фуфайка, шляпа со светоотражающим покрытием, дорогой респиратор с компрессором и очень дорогие очки модели «Спектр», самопроизвольно меняющие затемнение в зависимости от яркости солнца и времени суток.

- Я смотрю, ты собираешься куда-то по серьёзному! - заметила кладовщица Сивер, роняя пепел со своей папиросы на накладную.

- Надо быть ко всему готовым, - с философским спокойствием отвечал ей уполномоченный.

- Андрей, удачи тебе там в степи, - пожелала старая сотрудница и протянула ему бумаги.

И уже с целой кипой таких бумаг он снова отправился в финансовый отдел, где просидел достаточно долго, ставя подписи, перечитывая списки и согласовывая суммы.

***

На всякий случай – вдруг ещё на месте – уполномоченный заглянул в Отдел Дознаний… И, везение, Поживанов был у себя.

- Андрей, ты по делу или…? – спросил тот, когда Горохов заглянул к нему в кабинет.

- Не занят? – в свою очередь спросил уполномоченный.

- Занят, но если по делу – заходи, - комиссар был явно благодушен.

Они поздоровались, Андрей Николаевич сел на место посетителя.

- Ты же в отпуске, а каждый день на работу ходишь, - удивлялся Поживанов. – Что, дома с женой молодой никак не сидится?

- Сидится, - заверил его Горохов, - но Первый с Бушмелёвым решили мне тут халтурку подкинуть.

- Это ваши дела, я в них влезать не имею права, - предупреждающе поднял руку начальник Отдела Дознаний. – Если у тебя что-то ко мне официальное, то давай по протоколу.

- Ну, это не то чтобы официальное, - Горохов покачал головой.

- Ты же знаешь, если дело касается исполнения Приговоров Трибунала, наши отношения только через рапорт, всё через бумагу, – напомнил незыблемое правило комиссар.

- Нет, Серёж, говорю же, тут другое дело, меня Бушмелёв направляет в Серов. И не исполнить Приговор, а прояснить ситуацию с оружием.

- Что? – тут начальник Отдела Дознаний раскрыл глаза в удивлении. – Куда ты собрался ехать? В Серов?

- Ну да, Первый и Бушмелёв всё уже решили.

- Ах решили? – от былого благодушия Поживанова не остались и следа. Он даже переменился в лице. – И когда же принято это решение?

- Я утром пришёл, а для меня уже Гарифуллин наряд подготовил.

- То есть Бушмелёв всё уже решил?

- Ну, Первый подписал наряд. Наверное, это их общее решение, - немного удивлённый такой реакцией, отвечал Горохов.

– То есть всё уже решено? Ну а раз всё без меня решили, зачем ты, Андрюша, пришёл ко мне? – весьма холодно для их обычных бесед поинтересовался Поживанов.

Тут уполномоченный вдруг понял, что этот визит к Поживанову был лишний, и, чтобы как-то объяснить его, произнёс:

- Ты ведь говорил, что у тебя в Серове есть человек. Помнишь, какой-то уверовавший в местного шамана? Может, дашь его адресочек? Я бы к нему наведался. Посмотрел бы, как он там.

Тут генерал-майор Поживанов вдруг стал каким-то жёстким, даже на вид. И как-то нехорошо спросил:

- Я говорил вам, товарищ старший уполномоченный, что у меня там, в Серове, есть человек? – он сделал паузу. - Ну, такое я мог сказать только в приватной беседе, своему товарищу, а вообще-то я о своих осведомителях никому ничего не рассказываю. Сами понимаете, это информация секретная.

- Ну мы же… помнишь… с тобой недавно разговаривали…, - растерянно произнёс уполномоченный. – И я тут вспомнил и решил, что такой контакт мне там, в Серове, не помешал бы. Заодно и твоего осведомителя я бы проверил.

- Ах, моего осведомителя проверил бы? – переспросил начальник Отдела Дознаний. И, усмехнувшись, как-то нехорошо продолжил: – Знаешь что, Андрюша, давай-ка всё оформим теперь официально. Пиши, как положено, рапорт, пусть комиссар Бушмелёв его завизирует – сам понимаешь, я своими осведомителями разбрасываться направо и налево не могу, у меня их не так уж и много, они мне дороги, – потом я со своими товарищами проведу совещание по этому вопросу, мы с ними всё обсудим… в общем, я рассмотрю возможность контакта с моим человеком и отвечу тебе тоже письменно.

Всё это было очень, очень странно. Горохов просто не узнавал своего приятеля, с которым не раз уже выпивал и на которого всегда рассчитывал, поэтому рассиживаться он не стал и выяснять ничего не стал; и ушёл от комиссара, мягко говоря, удивлённым, но с пониманием, что от Поживанова он в этом деле вряд ли получит хоть какую-то помощь.

Глава 10

Признаться, Горохов покидал здание Трибунала, в состоянии осмысления разговора с начальником Отдела Дознаний. А если быть объективным, уполномоченный был просто обескуражен неожиданным изменением в настроении комиссара.

«Чего Поживанов так взбесился? – недоумевал Андрей Николаевич, садясь в свой квадроцикл. - Надо будет завтра поговорить об этом с Бушмелёвым».

Впрочем, размышлять на эту тему долго он не мог, у него были ещё темы для размышления, и одной из этих тем была кудрявая Марта-Мария, что появилась у Валеры за несколько месяцев до его исчезновения. И Горохову очень хотелось поговорить с отцом Марком до своего отъезда. Поэтому он, выехав из здания подземного гаража Трибунала, сразу направился на юг, в неплохо ему известный район Толыч.

«Двухэтажный красивый дом с двумя ветротурбинами», – вспомнил он рассказ семейства Рябых.

Уполномоченный нашёл этот дом. Красивый, свежевыкрашенный «серебрянкой», с хорошим кондиционером и с двумя ветротурбинами. Около двери была прикреплена красивая табличка, подтверждающая его правоту. Вот только останавливаться возле дома Андрей Николаевич не стал, проехал мимо, а на перекрёстке развернулся и остановился, чтобы чуть-чуть понаблюдать за домом издали.

Был уже вечер, и, если семейка Рябых не врала, отец Марк должен уже быть на месте. Он, кажется, принимал страждущих с шести.

Уполномоченный вылез из квадроцикла и прогулялся по улице, хотя прогулки в сезон воды были и не совсем уместны из-за грязи, но народа, тем не менее, в это время на улицах уже было много, так что он не привлёк к себе внимания. У дома он остановился на пару секунд и понял, что мощный и современный кондиционер на красивом доме не работает.

«Никого нет дома? Или электричество экономят? Но с чего бы экономить электричество, если турбины неплохо крутятся?».

Он вернулся к своему транспортному средству, усевшись в кресло, закурил и стал ждать. И прождал около получаса; уже начинало темнеть – а темнеет в это время рано, да и тучи способствуют темноте, – когда у дома появилась женщина.

Да, несомненно, она пришла в этот дом. И у неё был ключ от входной двери. Лицо её, конечно, было скрыто очками и маской респиратора, а на голову был повязан платок, но то, что это не отец Марк и вообще не мужчина, было ясно даже в сумерках. Торчать тут дальше уполномоченному не хотелось. Он встал и быстро пошёл ко входу в красивый дом, а когда женщина открыла замок и стала входить в здание, он даже пробежался, чтобы не дать ей захлопнуть дверь.

- Подождите, подождите…

- Ой! – испугалась женщина, когда уполномоченный, подхватив её под локоть, втолкнул её в здание. – Что это? Кто вы?!

Она быстро сунула ладонь за пазуху, но Горохов успел перехватить руку, взял её крепко и произнёс:

- Тихо, тихо, тихо…. А ну-ка покажите, что тут у вас…

Под комбинезоном у женщины, конечно, оказался пистолет. Андрей Николаевич легко отобрал у неё оружие.

- «Макаров», древние технологии на службе современности. Очень надёжное оружие, но тяжёлое, и не для женских пальцев, – он вернул оружие удивлённой женщине. – Мне будет приятно, если вы не будете его доставать и снимать с предохранителя.

- А кто вы такой? – после того как он вернул ей пистолет она, кажется, немного успокаивалась. Но теперь внимательно разглядывала его, так как он был без маски.

Горохов молча показал ей своё удостоверение, но читать, что там написано, не позволил. Убрал в карман обратно и представился:

- Следователь Сорокин. Муниципальная Криминальная Служба. Ну а вас как зовут?

- Меня? Айна. Айна Кривонос, – быстро ответила она и, как вежливый человек, стянула с лица респиратор и подняла на лоб очки: вот, можете посмотреть на меня.

- Айна. Красивое имя. Редкое, – заметил уполномоченный; а ещё он обратил внимание на то, что под платком женщины белеют седые волосы. Стрижена она была очень коротко, но он всё равно рассмотрел их. И спросил, внимательно глядя в её карие глаза:

- Айна… а вы здесь работаете?

- А…, - она не сразу нашлась, что ответить. – Я тут… помогаю.

- Отцу Марку? – уточнил уполномоченный.

- Да.

- А вы ему, случайно, не жена… Ну, или, может быть… близкая подруга?

- Ой, да нет… что вы…, - смущается женщина. – Я просто прихожанка. Помогаю отцу Марку, чем могу. Уборка или ещё что-то такое… простое.

«Что-то простое… Простая прихожанка, у которой есть ключи от дверей». Ему кажется, что она если и не врёт… то точно лукавит.

- А где же сам отец Марк? Он сегодня будет? – продолжает Горохов.

- Нет, ему пришлось уехать, – сразу сообщает Айна Кривонос.

- Ну прекрасно, - вдруг произносит уполномоченный, - значит, вы за него, и вы мне всё про ваши верования сможете рассказать. Я же для этого и пришёл.

- Я? – почему-то удивляется женщина. Она, кажется, смущена, а может быть… может быть… немного напугана. – Ой, да что я там смогу рассказать, я простая прихожанка.

- Жаль, - произносит уполномоченный. – Я почему-то подумал, что вы с отцом Марком близки, вы такая… приятная женщина, - он немного удивлён тем, как она выглядит. Волосы седые, но на её лице ни морщин, ни желваков проказы. И пальцы у неё в отличном состоянии, болезнь совсем не тронула суставы. Да и худой или измождённой она не кажется. Как говорится, дамочка в самом соку.

- Ой, ну что вы…, - она смущённо отмахивается и поясняет: – Мы просто работаем вместе.

- Ну, раз он вам даёт ключи от этого дворца…, - Горохов обводит рукой обставленный неплохой мебелью зал для собраний, - значит, он вам доверяет.

- Ну… наверное…, - как-то нехотя соглашается она.

- Вы, наверное, убираться пришли? – он проходит вдоль рядов стульев, отличных стульев. – Хотя что тут убирать? Вокруг и так необыкновенная чистота.

- Да нет, не убираться…, - нехотя соглашается женщина.

Но уполномоченный тут же переключается на другую тему:

- А когда уехал отец Марк?

- Так… э-э… сегодня, - не сразу отвечает Айна; она выбирает слова, тянет время, думает…

«Зачем? Наверное, сразу после того, как семейство Рябых сообщило ему, что какой-то следователь интересовался Мартой-Марией, так и решил уехать. Не факт, конечно, но очень на то похоже, и эту дамочку, «обыкновенную прихожанку» с таким же чистым лицом как у местных светских львиц – уборщицу! – прислал сюда зачем-то. Забыл что-то. И, кстати, что? Зачем она сюда пришла?».

Но задавать ей этот вопрос не стал, это он решил выяснить, но боялся, что женщина может соврать. И он продолжил:

- Так вы, кажется, сказали, что с отцом Марком и работаете вместе?

- Раньше работала, сейчас я не работаю, а раньше… Да, мы с ним работали в Портоуправлении, Четвёртый пирс. Отец Марк и сейчас там работает, – объяснила Айна.

- Но вчера он уехал, – закончил за неё уполномоченный.

- Да, - кивнула женщина.

- И куда – вы не знаете?

- Н-нет…, - она покачала головой.

«Врёт», – в этом Горохов не сомневался.

Бабёнка побаивалась его, для Андрея Николаевича это было очевидно.

«А с чего бы ей бояться представителей закона? Она о чём-то знает? Поэтому боится и врёт?».

- Что ж, - продолжает он, - жаль, очень хотел с ним поговорить. А когда он теперь вернётся?

- Сказал, что недели через две.

Он не стал задавать ей вопрос, который интересовал его больше всего, и попрощался:

- Хорошо, через две недели я обязательно зайду к нему. До свидания.

- До свидания, - Айна Кривонос едва могла скрыть радость, что он уходит, проводила его и поторопилась закрыть за ним дверь.

Но дамочка явно не понимала, с кем имеет дело, иначе бы не спешила радоваться. Горохов надел респиратор и пошёл по темной улице, прошёл подальше от освещённого места под фонарём; он полагал, что на доме отца Марка есть камера, и поэтому хотел выйти из зоны контроля. В ста метрах от дома он остановился в темноте, привалился к влажной стене и приготовился ждать. Уполномоченный полагал, что ждать ему придётся недолго. И оказался прав. Минут через десять после его ухода дверь дома приоткрылась, и на улицу выглянула женская голова в платке. И конечно же, женщина стала рассматривать улицу, на которой в это время народа было не так уж и мало. Она явно искала глазами его и, не найдя, наконец осмелилась выйти наружу. Пока женщина доставала ключи, пока закрывала дверь, Горохов не ждал, а скорым шагом, едва ли не бегом, поспешил к ней, и когда она, уже заперев дверь, хотела уходить, он снова схватил её под локоть.

- А-а! - закричала женщина так громко, что идущие невдалеке по улице мужчина и женщина обернулись к ним. Но уполномоченный помахал им рукой: всё в порядке.

И заговорил, уже обращаясь к женщине:

- Извините, забыл сразу спросить, дырявая голова, вот пришлось возвращаться.

- Возвращаться…, - зачем-то повторила она и попыталась что-то поправить под комбинезоном.

- А что это у вас там? – уполномоченный не постеснялся залезть женщине под одежду и сразу нащупал кое-что… - О, а когда вы сюда пришли, этого не было.

- Нет, что это вы…, - воскликнула она и стала сопротивляться, - это вам не нужно.

Женщина вцепилась в вещь, прижала к себе; она оказалась на удивление упрямой, и уполномоченному пришлось по-настоящему приложить силу чтобы вытащить у неё из-под одежды толстую тетрадь. Но даже теперь она не отпускала её и повторяла как заведённая:

- Это вам не нужно… Зачем вы…, - она даже сопела от усилий. - Это вам не нужно…

- Да хватит уже, - Горохов вырвал наконец тетрадь из её рук и отпихнул её в сторону. – Чего вы так разгорячились?

Тут, под светом домового фонаря, он хорошо видел её. И ему показалось, что рука Айны дёрнулась, чуть поднялась и замерла. Горохов поднял палец как предупреждение.

- Даже не думайте об этом! - и чтобы у неё и вправду не было таких мыслей, он снова быстро залез к ней под комбинезон и вытащил оттуда пистолет. Спрятал его себе в карман. – Думаю, что так нам обоим будет спокойнее.

Рядом с ними остановились два мужичка; им явно было интересно, что тут происходит, и тогда уполномоченный произнёс, обращаясь к женщине:

- Сама пойдёшь или мне наручники на тебя надеть?

И, не дождавшись ответа, схватил её под руку и поволок к своему квадроциклу. Мужики выяснять, что происходит, не стали. И она при этом почти не сопротивлялась. Он довёл её до своего транспортного средства, усадил в кресло пассажира и захлопнул дверцу; только после этого зеваки пошли по своим делам. А он, усевшись на водительское место и показав на тетрадь, спросил у женщины:

- Что здесь?

Он мог, конечно, раскрыть тетрадь, начать листать её, сам бы попытался разобраться, но он неплохо помнил теорию допроса и знал, что после задержания подозреваемый находится в подавленном состоянии и стрессе, то есть наиболее уязвим для давления, поэтому в первые минуты он скорее всего не будет запираться и начнёт говорить.

- Я не знаю, - произнесла Айна Кривонос, не снимая респиратора.

И тогда Горохов довольно бесцеремонно и быстро стянул с неё маску, причём женщина от этого его движения вздрогнула, а он повторил вопрос, повысив голос:

- Что здесь?

- Финансовая отчётность, - поспешно ответила она. – Бухгалтерия.

- Почему она у вас? – он так и не раскрывал тетрадь и держал её перед лицом Айны.

- Отец Марк перед отъездом просил забрать её.

- Вас? Вы же уборщица? Или вы всё-таки его бухгалтер?

- Нет, - она затрясла головой, - я просто его помощница.

- Просто помощница? – не верил Горохов. Он вдруг отбросил тетрадь на панель у руля и схватил женщину за руку, стащил с неё перчатку и ощупал пальцы. Потом уже совсем бесцеремонно начал ощупывать её лицо, словно искал что-то под кожей, а она всё это терпела, даже не пытаясь избежать его неприятных прикосновений. А Горохов, закончив со своим поисками, вдруг спросил у неё весьма миролюбиво:

- Судя по всему, вы очень небедная женщина?

- Что? Я? – она удивилась и покачала головой. – Нет.

- Нет? Мне кажется, вы принимаете очень дорогие препараты от проказы; сколько вам, сорок? Или, судя по вашим волосам… вам уже за пятьдесят, но даже и намёка на проказу я не нашёл ни на пальцах, ни на лице. Что вы принимаете? «Сульфадиметоксин»? Хотя нет, это старьё; наверно, вы принимаете «Ренегард», говорят, он очень эффективен, но… Три рубля месячный курс, тридцать шесть рублей в год. Не каждый может себе это позволить. Ну, признавайтесь, «Ренегард»? Расскажите мне, почему вы так хорошо выглядите? Что пьёте?

- Я не принимаю этот препарат, - отвечает женщина. Она косится на него. Да, она продолжает его бояться, и это Андрею Николаевичу на руку.

- А что тогда принимаете? – не отстаёт Андрей Николаевич. – Ну, поделитесь, поделитесь, интересно же, может, мне самому лет через десять придётся пить что-то этакое.

- Я ничего не принимаю… У меня генетика хорошая, - наконец сообщает женщина. Косится на Горохова, ждёт от него реакции.

Глава 11

- Ах вот как… Генетика, значит, – уполномоченный тут же меняет тему. Он снова берёт тетрадь и сует её Айне под нос. – А что тут? Говорите. Только не думайте, говорите быстро.

- Там просто…

- Ну? Что там просто? Говорите, Айна, говорите…

- Там простая бухгалтерия, – выдавливает она. – Я же вам это уже говорила.

- Такая простая, что отец Марк попросил вас её забрать, и это при том, что вы не бухгалтер, а, как вы сами выразились, простая прихожанка. Простая помощница. Уборщица. Зачем простой уборщице бухгалтерия отца Марка?

- Он попросил меня забрать её к себе. И всё… И всё… Вот я приехала и забрала.

- Просил её куда-то отправить?

- Нет, – Айна отрицательно качает головой. – Просто подержать у себя, пока его не будет.

- Я что-то не пойму, - притворно недоумевает Горохов, - обычная книга с бухгалтерскими записями… Кому она вообще может понадобиться? Тем не менее отец Марк, неожиданно куда-то уезжая, вдруг почему-то просит одну свою прихожанку, которой он очень доверяет, забрать книгу и подержать её у себя? Так и хочется полюбопытствовать: он всегда так делал?

- Что делал? – она явно тянет время.

- Он всегда просил вас забирать на хранение свою бухгалтерскую книгу, когда уезжал? – разъясняет ей уполномоченный.

Женщина медлит, она не знает, как правильно ответить на этот вопрос, но этот мерзкий, въедливый мужик ждёт от неё ответа, и она наконец произносит:

- Нет. Не всегда.

А Горохов снова неожиданно меняет тему разговора:

- А как его настоящее имя? Его зовут Марк? Или это, как говорят у людей ретивых, погоняло?

- Его зовут Григорий, - отвечает Айна.

- О, значит, не Марк. А фамилия у Григория была? Ну, до того, как он стал отцом вашей церкви, – и так как она снова тянет с ответом, он наседает: – Ну, давайте, давайте, гражданка Кривонос, вы же с ним работали, должны знать фамилию.

И, поняв, что ей не отмолчаться, женщина говорит:

- Величко.

Горохов несколько секунд смотрит на женщину, а она к нему и головы не повернёт, и тогда он спрашивает у неё:

- Кто стрелял в мальчишку?

И вот только теперь она поворачивается к нему, смотрит на уполномоченного испуганно и почти сразу отвечает:

- Я не знаю!

«Она сразу поняла, о каком мальчике идёт речь. Если бы не знала, о чём я спрашиваю, так спросила бы: «В какого мальчишку?». Или ещё что-нибудь в этом роде. Впрочем, она, конечно же, знала о том случае с Колей Рябых, но могла и знать, кто это сделал».

Этот его вопрос и её ответ ничего Горохову не дали, хотя, несомненно, сама встреча была ему полезна, но, как ни крути, женщина всё-таки была второстепенным носителем информации, и ему был нужен отец Марк, или выражаясь не так помпезно, крановщик Гриша Величко.

- Покажите мне дом отца Марка, - в приказной форме произнёс он и провернул ключ зажигания. – Куда ехать?

Женщина вздохнула и ответила:

- У него дом на Яйве.

- На Яйве? – уполномоченный, признаться, был удивлён: южный въезд в Агломерацию, райончик, мягко говоря, так себе. «Неужели руководитель секты не смог приобрести себе что-то получше? Наверно, все деньги вкладывал в общий дом, дом собраний».

Опять пошёл сильный дождь. И ему не захотелось выезжать с небольших улиц на круглосуточно забитые транспортом магистрали, так и поехал по узким улочкам, по длинным лужам. Андрей Николаевич закурил и, бросив короткий взгляд на женщину, спросил:

- А о чём ваше учение?

- Так сразу и не скажешь, - кажется, ей не очень хотелось говорить с ним, даже на эту тему. – Это сложно…

- А я усидчивый и внимательный… Попытайтесь. Может, пойму.

- Ну, у нас нет ничего особенного… просто… мы готовим себя к перевоплощению. Себя и своих детей.

- А, ну да… Кажется, мне Рябых говорили, что всякий сможет себя изменить, чтобы приспособиться к наступающему миру.

- Да, но… изменить нас может только Отшельник. У него есть знания для этого, а мы можем только подготовить себя к грядущим изменениям и ко всем возможным последствиям этих изменений.

- Подготовить? Как? Может, для этого нужно принимать какие-то вещества? – интересуется Андрей Николаевич.

Она взглянула на него, может быть, даже с презрением и только после этого ответила:

- Мы должны измениться духовно. И научиться принимать себя новыми. Мы должны смириться с тем, что мир неуклонно меняется, наш мир заканчивается, новый мир приходит, и если мы хотим выжить в этом новом мире, мы должны принять всё новое, а для этого каждый должен пройти через свой собственный катарсис.

- Через что? – не понял уполномоченный и усмехнулся.

Она снова смотрит на него с презрением, теперь он буквально чувствует его. Тем не менее, Айна снисходит до пояснений и продолжает:

- Тот, кто хочет найти себя в новом мире, должен пройти через очищение, через избавление себя от страха, от жадности… От всего, что некогда было твоей личностью. И даже пройти через жертву. Из всего сказанного уполномоченный выявил для себя лишь слово «жадность». «Должен освободиться от жадности?». Вот теперь ситуация начинала проясняться.

- А сколько вы жертвовали… Ну, на этот катарсис?

После этого вопроса, судя по всему, она ещё больше стала его презирать. Но всё равно продолжала объяснять:

- На катарсис не жертвуют, катарсис переживают, а на общину мы все отдавали две десятины.

«Две десятины! Ну, к примеру, если среди прихожан нет особо зажиточных, то каждый отдаёт отцу Марку рубль. Один рубль. А стульев в их доме было больше сотни. Минимум сто рублей в месяц! Отец Марк молодец. Ну а в порту крановщиком он работает… для вида. Для праведности. Отец Марк, конечно же, не стяжатель. Дескать, живу я на свои, а поборы… Так это на общий дом. Да… Отец Марк парень не промах». Горохов кинул взгляд на лежащую на панели бухгалтерскую книгу, и ему захотелось побыстрее с нею ознакомиться. А потом он спросил:

- А этот… Отшельник… Он где живёт?

- Мы не знаем, - ответила ему Айна Кривонос.

- А отец Марк знает, я так понял? Может, он к нему поехал?

- Отец Марк не мог поехать к Отшельнику, отец Марк тоже не знает, где тот живёт.

- Ничего не понимаю. А как же Отшельник до вас доводит эту свою мудрость про катарсис? – Горохову понравилось это слово. Его даже произносить было приятно.

- Знают о том только его пророки.

- Ах, пророки…, - понял уполномоченный. – И отец Марк поехал к такому пророку.

- Я не знаю, он не сказал мне, – теперь она всё время говорила с ним свысока, но его это не раздражало: «Пусть, пусть… Лишь бы не молчала; если будет говорить, что-нибудь да и скажет интересное».

- То есть… после катарсиса ваш пророк даст вам возможность выживать в новом мире? И вы в это верите?

- Я не верю, - отвечала она твёрдо. – Я знаю, что даст. У пророка для этого есть сила, которую ему дал Пробуждённый.

«Ну, началось…», - подумал уполномоченный, но своего скепсиса никак не выразил, а лишь поинтересовался:

- И откуда у Пробуждённого эта сила? Он, наверное, обрёл её где-то далеко в пустыне?

- Далеко в пустыне, - вдруг подтвердила Айна. – Да, он приобрёл её на юге, и даровали ему эту силу пришлые.

- А, пришлые! – «Ну тогда конечно, кто же ещё мог дать ему волшебную силу?». – Ну а какую же силу дали пришлые Отшельнику или, как вы его называете еще, Пробуждённому, не знаю, как его правильно сказать?

Айна Кривонос смотрит на него, как всезнающий взрослый смотрит на несмышлёного малыша, и отвечает:

- Главную силу.

- Главную? М-м… А главная сила… Это у нас…

- Это знания, – говорит она почти с вызовом.

Такой главной силы, признаться, уполномоченный не ожидал.

- Знания?

- Конечно, а что же вы думали? – спросив это, женщина усмехнулась. Она явно чувствовала своё над ним превосходство. Но когда она в своей ухмылке чуть растянула губы, он заметил, что у неё нет одного из правых верхних зубов.

- Ничего. Тут я с Пробуждённым вынужден согласиться, главная сила – это знания, – произносит он. И снова интересуется: – И, значит, Пробуждённый получил от пришлых знания и эти знания передаёт пророкам, а те через таких людей, как отец Марк, передают их пастве?

- Нет, всё не так! – отвечает ему женщина.

- А как? – не отстаёт с вопросами уполномоченный.

- Когда ваш пастырь, ваш наставник, понимает, что вы готовы вступить на первую ступень преломления, он говорит об этом с пророком. И тот иногда просит адепта приехать к нему для беседы, а иногда соглашается с пастырем, что адепт готов, и благословляет адепта заочно.

- Благословляет на что? – Горохову и вправду интересно знать, как устроена эта секта.

- На первый шаг. На первый шаг на пути преломления. И если вы…, - она начинает увлекаться. Горохов слушает её, слушает, но знает, что она говорит не своими словами, кто-то повторял их ей много раз, и теперь она сама верит в то, что говорит. И её не переубедить.

Он кивает, слушая её: да-да, понимаю… И вдруг перебивает её и спрашивает:

- У вас нет зуба… Правого верхнего.

Это было делом обычном, в оазисах у людей быстро стирались зубы о вездесущий песок и о твёрдую пищу. Только люди состоятельные могли позволить себе все зубы.

Айна замолчала на полуслове, смотрит на него с удивлением. А потом говорит чуть растерянно:

- Это… Это вас не касается.

Она ошарашена его бестактностью, но, кажется, ему этого мало, он оттягивает ей щёку и видит, что у не хватает не только одного зуба.

Но на сей раз она набирается храбрости и отводит его руку от своего лица – и поясняет:

- Пришлось удалить. Испортились.

«Испортились… Ну да, конечно, только эти, а все передние у неё такие, что поневоле позавидуешь».

Дождь забарабанил по крыше квадроцикла ещё сильнее, дворники не справлялись со струями на лобовом стекле, и уполномоченный решил остановиться. Он ещё раз внимательно взглянул на свою спутницу. Её чёткий профиль хорошо вырисовывался в полумраке кабины. Но даже при том свете, что давали приборная доска и свет фар снаружи, ему было видно, как хорошо сохранилась кожа этой женщины. Зубы, кожа… Нет, он не верил, что она небогата, и её очень недорогая одежда и обувь, её совсем простенький респиратор лишь убеждали его в том, что она, как и отец Марк, скрывает своё истинное финансовое положение. Шифруются оба. Иначе и быть не могло; этот пастырь, который стриг свою паству на сто рублей в месяц, мог запросто приплачивать этой своей уборщице, которой доверял и ключи от молельного дома, и бухгалтерию. А сейчас она пудрила ему мозги складными на первый взгляд байками так же, как пудрил мозги своим прихожанам отец Марк.

«Но зачем им Валера?». А в том, что это именно они похитили Генетика, уполномоченный уже почти не сомневался. «Впрочем, чему тут удивляться? Валера со своими чудесными исцелениями прекрасно укладывается в их сказки. Валера для них – просто дар Божий. Он им очень, очень пригодится. Кожу и зубы выращивать».

И, продолжая бесцеремонно разглядывать её, Горохов спрашивает:

- А вы сами-то уже сделали первый шаг на пути преломления?

Глава 12

Наверное, в его словах Айна чувствует скепсис; может быть, поэтому она, покосившись на уполномоченного, говорит чуть свысока или даже с неприязнью:

- Да, я уже прошла первую ступень.

«Вот тут она, кажется, не врёт. Мало того, она верит в этот свой первый шаг, а может быть, ещё и гордится им». И неожиданно в его голове родилась мысль:

- Это после первого шага у вас такая кожа на лице? Такая хорошая.

Судя по всему, он угадал, она снова смотрит на него чуть свысока и произносит снисходительно:

- Возможно.

Дамочка стала забываться, она почувствовала некоторое моральное превосходство над ним, и с этим нужно было быстро покончить; он тут же возвращает её на землю.

- Интересно…, - он чуть припустил стекло, чтобы выкинуть окурок, - А в Колю Рябых стрелял кто-то, уже сделавший шаг преломления? Или ещё простой адепт?

Ну вот, женщина сразу вернулась в своё состояние смятения и испуга, она теперь снова глядит куда-то в темноту, в дождь, и молчит, большие пальцы рук зажала в кулаки и наконец отвечает:

- Я же вам уже сказала, я не знаю.

И чтобы усилить эффект, Горохов продолжает:

- Да, но мне показалось, что вы об этом деле знаете больше, чем хотите сказать. Вы ведь слышали про Валеру Генетика?

- Первый раз слышу про этого человека, - быстро отвечает Айна, и уполномоченному кажется, что на этот раз она не врёт.

- А про Марту что-нибудь слыхали? – вспоминает он.

Дождь перестал заливать лобовое стекло и наконец можно двигаться; уполномоченный выжимает сцепление и прибавляет оборотов.

- Какую ещё Марту? – она снова смотрит на него с неприязнью. – Ни про какую Марту я не слышала.

- Ах да… В вашем кругу её же звали Мария, кажется.

- Мария? – она качает головой. - Тоже не помню.

- Не помните? – притворно удивляется Андрей Николаевич. – Это очень странно, потому что семья Рябых помнит эту Марию, особенно глава семейства. Она была вашей прихожанкой. Она такая… беленькая, кучерявая… У неё такие красивые бедра…

- Ах вот вы о ком…, - Айна вспомнила эту женщину, - просто вы назвали её Мартой… Я не поняла, о ком идёт речь… А Машу я хорошо помню. Она была некоторое время в нашей общине, активная женщина. Умная.

Айна сидит, чуть развернувшись к уполномоченному. И опять он думает про её зубы.

«Если приглядываться, то видно, что у неё нет зуба. Выбить она его вряд ли могла. Впрочем, если не приглядываться, этого не видно, а значит, её и не портит. В общем, она достаточно приятная женщина».

- Умная? Да, наверное… А когда же эта умная у вас появилась?

- Точно сказать не могу…, - она вспоминает. – Может быть, полгода назад. Она приехала откуда-то…, - женщина качает головой. - Нет, не помню откуда.

- А когда она пропала? – спрашивает Горохов.

- А разве она пропала? – в свою очередь спрашивает женщина. – Она просто вернулась к себе. Она попрощалась со всеми и уехала.

- Ну а когда это случилось?

- Я точно не помню… Месяца три назад, – и тут женщина подняла руку. – Вон дом отца Марка. Мы приехали.

- Где? - не сразу понял уполномоченный. – Это вот этот вот?

Он в свете фар разглядел убогий и кривоватый домишко. Он даже среди других недорогих домов выглядел совсем маленьким. И Айна поняла его удивление и произнесла, едва ли не с гордостью за своего пастыря:

- Отец Марк очень скромный человек.

- Угу, угу, - понимающе кивал Горохов; он вёл квадроцикл, стараясь объезжать мощные потоки мутной воды, что неслись вниз к реке, и остановился, немного не доехав до неказистого дома.

«Задрипанный кондиционер, пара старых панелек на крыше, сам дом покрашен, но камеры на нём нет. Или она хорошо спрятана». Горохов не решается идти к дому – если там есть камера, ему просто не откроют, – и он говорит:

- Так, Кривонос, вы сейчас выйдете и пойдёте к дому, пойдёте спокойно, не делая резких движений. И непонятных движений тоже. Дойдёте до двери и позвоните.

- Зачем? – удивилась Айна. – Там никого нет. Отец Марк одинок, живёт один, и он уехал. Мне никто не откроет.

- Я просто хочу убедиться в том, что он действительно уехал.

- Ну ладно, - она нехотя открыла дверь.

- Кривонос, - он указал на неё пальцем, используя этот жест как предупреждение, - без фокусов, я внимательно за вами слежу.

Она ничего не ответила, просто закрыла дверцу кабины и, скользя по мокрой глине и перешагивая через лужи, пошла к неказистому жилью отца Марка.

Только вот был ли это дом отца Марка, Горохов уверен не был. Или это мог быть запасной дом пастыря. В общем, поездка к этому дому ему мало что давала. Но вот общение с этой на удивление хорошо сохранившейся женщиной, голова которой была полностью седой, ему безусловно кое-то дало.

Она же, дойдя до дома, позвонила в звонок, ну или сделала вид, что звонит, подождала, позвонила второй раз и потом ещё показательно постучала в дверь. Ничего за этим не последовало.

Она взглянула на его квадроцикл: ну, что я говорила?

Конечно, он мог подойти к дому сам и посмотреть следы в пыли, поглядеть на кондиционер и решить, есть ли кто в доме или нет. Но все его привычные приёмы работали безукоризненно только во время сухого периода года. Сейчас что-то выяснить было просто невозможно. И когда Айна Кривонос вернулась в квадроцикл с чувством правоты на холёном лице, он не стал ей ничего говорить по этому поводу. А лишь спросил:

- Куда вас отвезти?

- Ой, я сама дойду, - обрадовалась женщина, думая, что её отпускают. – Я живу здесь недалеко.

Но он её ещё не отпускал:

- Поздно уже, районы плохо освещены. Я отвезу вас, – это было не предложение, и она, поняв, что он всё равно поедет с нею, назвала адрес. И когда квадроцикл тронулся, Горохов снова заговорил:

- А эта ваша Мария, когда Коле прострелили руку, просила у членов вашего сообщества собрать деньги на лечение мальчишки?

- Нет, - ответила Айна. И, подумав, уточнила: – Не помню, но, по-моему, мы для Рябых ничего не собирали. Нет.

- Нет? – удивился уполномоченный.

- Нет, – уже уверенно ответила женщина.

- Странно, у родителей мальчишки денег на лечение, как я понял, не было, у членов общины деньги не собирали, может, денег дал отец Марк? – он указал на тетрадь. – Может, тут это записано?

- Я не знаю, - насторожённо ответила Айна Кривонос. Было очевидно, что этот вопрос ей не по душе.

- Странно, - повторил уполномоченный, - получается, что деньги на лечение мальчика эта ваша Маша нашла сама.

- Ну… Она просто хороший человек, - произнесла Айна.

- Да? Может быть, - согласился с нею Горохов. – Может, и хороший – и уж точно не бедный.

Теперь он ещё больше хотел посидеть над бухгалтерской книгой загадочного пастыря.

- Вот мой дом, - вместо ответа и пояснений произнесла она, указывая на обычный четырёхэтажный дом.

- Я пойду с вами, - произнёс Горохов, опять удивив её.

- Зачем? – она уставилась на него с возмущением и вдруг догадалась: – Думаете, отец Марк у меня дома?

- Просто хочу убедиться, что вы мне не врали, - ответил уполномоченный, вылезая из квадроцикла.

- Мой муж не будет рад вашему визиту, - вдруг произнесла она.

- Ну, моим визитам никто не радуется, - философски заметил Андрей Николаевич, - я уже с этим смирился.

Она ничего не ответила ему и вошла в здание, он пошёл за нею, на всякий случай вытащив из-под пиджака пистолет, сняв его с предохранителя и переложив его в карман брюк. А ещё, идя за нею, он обратил внимание, что зад этой женщины вовсе не был плоским, каким бывают зады большинства старух.

«Она говорила, что у неё хорошая генетика. Или, может быть, её физическое состояние – это последствия того самого пресловутого первого шага на пути преломления? – он тут усмехнулся. – Чушь! Какое ещё преломление? Если бы какой-то отец Марк мог гарантировать такую кожу и такие задницы, то в его секте уже состояли бы все богатые бабы Агломерации, ещё и с окрестностей бы съехались!».

Дверь им открыл худощавый парень лет двадцати, может, чуть старше. Он был в одних шортах и на руках держал ребёнка. Уполномоченный не очень хорошо разбирался в детях, но ему показалось, что это годовалая девочка. Молодой человек взглянул на Айну, потом покосился на Горохова, потом снова посмотрел на женщину: «А это ещё кто?».

- Это следователь…, - начала она и остановилась, забыла, кажется, его фамилию. Женщина забрала у парня ребёнка себе.

- Сорокин, - представился Горохов, уже разглядывая квартиру через плечо молодого человека.

- Он расследует дело… Ну, помнишь, у Рябых сына подстрелили.

- А, ну да…, - вспомнил молодой человек. – Но почему у нас?

Но Горохов и не подумал ему отвечать, он аккуратно, но вполне бесцеремонно отодвинул парня в сторону и прошёл внутрь.

Да, квартирку явно нельзя было назвать роскошной. Сам Андрей Николаевич жил намного богаче. Тут же даже не было стены, отделяющей кухню от единственной комнаты. Малюсенький душ и унитаз находились в углу за пластиковой ширмой. Комод, матрасы на полу – кровать, детская низкая люлька. Стол, стулья.

Нет… Отцу Марку тут негде было спрятаться. Но было то, что Горохов хотел узнать. Он повернулся к Айне и спросил:

- А где же ваш муж? Вы мне говорили, что он будет недоволен моим неожиданным визитом.

Айна Кривонос и парень переглянулись. И только тут до Горохова вдруг дошло…

- Простите…, - он покосился на молодого человека. – Это ваш муж?

- Да, - вместо женщины на удивление спокойно ответил молодой человек, - Айна моя жена.

И тогда Горохов указал на ребёнка:

- А это…?

- Это наша дочь, - продолжал парень.

«То есть этот человек не её сын, а её муж, а этот ребёнок не её внучка, а её дочь? - всё это не сразу сложилось в голове у уполномоченного. – И сколько же ей в таком случае лет?».

А в глазах Айны Кривонос, которая теперь держала на руках свою дочь, появилась искорка этакого самодовольства: «Что? Ты и представить такого не мог?». Видно, уполномоченный имел вид ошеломлённый, и это женщине нравилось.

- Извините, - наконец выговорил Андрей Николаевич. – Просто всё это… несколько неожиданно.

- Не извиняйтесь, - вдруг вполне трезво произнёс парень. – Мы уже третий год вместе, уже всякого и наслушались, и насмотрелись.

Андрей Николаевич покивал головой: да-да, понимаю, понимаю. А потом спросил:

- А как вас зовут?

- Кривонос. Семён, – ответил молодой человек.

- Кривонос Семён. Ясно. А вы, Кривонос Семён, тоже прихожанин этого… сообщества «Светлая Обитель»?

- Конечно. Айна меня туда привела.

- И вы тоже прошли первую ступень… или как там правильно говорить… тоже сделали первый шаг к преломлению?

- О, нет…, - молодой человек явно сожалел об этом, - у меня нет такой мощной силы, как у Айны. Пока нет.

- Какой силы? – тут Горохову опять стало интересно.

- Ну, силы духа, выдержки, терпения у меня нет… А чтобы начать преломление, нужно огромное терпение.

- Ну, терпение… Это приходит с годами, - уверил его уполномоченный. – Кстати, а где вы работаете?

- Я курьер, свободный. Агломерация, ближние оазисы. Если что-то нужно отвезти… обращайтесь, – сообщил ему молодой супруг.

- Хорошо знаете окрестности? Сколько времени работаете? А лет вам сколько? – продолжал Горохов как бы между прочим.

- Работаю два года, а лет мне скоро двадцать, - почти с гордостью сообщил ему Кривонос. – Город знаю нормально.

- Ну ясно, - Горохов достал из кармана «Макаров» Айны и протянул его её мужу. – Это её. До свидания.

Уполномоченный, вернувшись в свой квадроцикл, закурил и некоторое время сидел и переваривал всю собранную информацию, иной раз сам себя шокируя своими догадками.

«Ей точно за пятьдесят. И то, что у неё нет морщин, нет проказы и задница, как у молодой, ничего не меняет. Она молодится из-за мужа, стрижётся коротко, чтобы выглядеть помоложе. Но… почему-то не красится. Ему двадцать… Ей пятьдесят… Ну, может ему деться некуда было, вот бабулька его и пригрела. И завели они ребёнка… Так сколько ей лет? Во сколько бабы перестают рожать? – он не знал точных цифр, поэтому курил и продолжал думать. – Надо насчёт этого у Наташи спросить, – и тут новая неожиданная мысль родилась у него в мозгу, наверное благодаря никотину. – А может, это был никакой не Сёма Кривонос, а был это не кто иной, как Гриша Величко, он же отец Марк? – и тут же пришло отрезвляющее осмысление этой гипотезы. – Да ну… Бред, не может этот доходяга оприходовать целую секту в сто человек. Нет, конечно, там нужен кто-то как минимум посолиднее. И тем не менее, эта странная бабёнка мне так и не объяснила, чего бы это Марта-Мария вдруг кинулась к Валере спасать мальчишке руку и причём делать это за свои кровные? - он с интересом взял с панели толстую и не новую тетрадь отца Марка, быстро пролистал её, а потом, сделав большую затяжку, подумал: – Надо позвонить Наталье. Сказать, что сегодня я задержусь».

Глава 13

Но всё-таки вопрос с отцом Марком не давал ему покоя. И поэтому прежде, чем поехать в «контору», он отправился к реке, нашёл тот самый Четвёртый пирс и у мастера смены выяснил всё, что мог, про пастыря. Григорий Величко действительно отпросился на две недели, а ещё… Он не выглядел как худощавый двадцатилетний курьер Кривонос. Это был сложившийся мужчина средних лет, но в прекрасной физической форме. И только убедившись, что курьер Кривонос и Величко – разные люди, Горохов, несмотря на позднее время, поехал в Трибунал.

Так как из персонала комнаты отдыха никого уже не было, то кофе ему пришлось варить себе самому, а ещё он нашёл за стойкой на тарелке два сухих куска кукурузного хлеба для бутербродов. Вот такой у него получился ужин. Андрей Николаевич, усевшись за стол в своём малюсеньком кабинете, который он делил с одним из коллег, взял трубку телефона и набрал номер.

- Алло…, - голос у Натальи был холодный. У неё явно было не очень хорошее настроение.

- Слушай, на меня тут работы навалили, я задержусь.

- Как обычно…, - она молчит. Потом спрашивает: – Так, значит, ты едешь в командировку?

- Ну да… Вопрос решён. Наташ, ты ложись спать, не жди меня.

Но она, кажется, не верит ему и спрашивает:

- А если я захочу с тобой поговорить, куда мне позвонить?

- Как куда? Сюда, на работу… На мой рабочий номер. Я у себя в офисе. Поработаю с бумагами.

- Ладно, - это её, кажется, успокаивает. – Только не сиди там до утра.

- Хорошо, ложись спать, не волнуйся.

И только теперь, положив трубку, он наконец добрался до тетради отца Марка. Кофе он сварил себе крепкий, сухой хлеб кое-как утолил голод, а всё, что было связано с этой сектой и отцом Марком, было ему интересно. Ещё бы, кого при близком знакомстве не заинтересовала бы седовласая Айна Кривонос с её двадцатилетним мужем и годовалым ребёнком? И он, вооружившись карандашом и бумагой, первым делом начал выписывать контрагентов отца Марка. Ну, их оказалось не очень-то много. Деньги он держал на двух счетах в разных банках. Расходы – в основном уборка, вода и электричество. Ещё он покупал мебель. Какое-то сантехоборудование. Пару раз брал у поставщиков хорошей еды и выпивки. Это, видно, секта что-то праздновала. Ещё было множество мелких трат, никак не обозначенных. Просто списывались некоторые суммы денег. Небольшие суммы. Куда? Кому? Неясно. Видно, какая-то помощь прихожанам, как, например, на обезболивающие для Коли Рябых. Про него в книге тоже не было ни слова. Только одна сумма в разделе «Расходы» была крупной. Пастырь выплатил или выдал… сто тридцать рублей. Кому? Ну конечно…

«Маша – сто тридцать рублей».

«И какая это Маша? А не та ли это Маша, которая Марта? Да-да, та самая Марта, кудрявая и крашеная обладательница прекрасных форм, что невзначай поселилась у Валеры за несколько месяцев до его исчезновения».

Горохов сразу обратил внимание на эту выплату. Во-первых, потому что она была ровной. Сто тридцать рубликов без копеек. Во-вторых, сумма была немаленькая. А в-третьих, сумма была получена милой кудрявой дамочкой всего за восемь дней до того, как Коле Рябых прострелили руку. Совпадение?

«Часть этих денег ушла на зарплату ублюдкам, тем, что прострелили мальчишке руку, а часть она отдала Генетику, чтобы эту руку потом вылечить. А сама приходила к Валере домой. Узнать, как протекает лечение мальчика, всё-таки родственница. Трогательно плакала, наверное, у ванны с пацаном. Валера был калач тёртый, он мало кому доверял. Ко всем относился насторожённо. Но тут сомневаться ему не приходилось. А кудрявая, конечно из благодарности, как-то предложила ему какую-нибудь еду, принесённую с собой, еду вкусную, а потом, ну, например, предложила немного прибраться у него – и тоже в знак благодарности. Ну или ещё что-нибудь, в общем, нашла способ повернуться к Валере задом и нагнуться пару раз, и тот, конечно же, заметил её достоинства, не мог не заметить. Их все замечают. В общем, Валерик влип. Он и оглянуться не успел, как она осталась ночевать у него дома».

Горохов заглянул в свою чашку: может осталось ещё хоть на полглотка? Но чашка была пуста, и поэтому он спустился в комнату отдыха за новой порцией. Заварив кофе, он удобно расположился в кресле, вытащил сигарету из пачки, помял её в пальцах и закурил, откинулся на спинку, закинул голову вверх, выпустил струю табачного дыма в потолок.

Кудрявая Мария-Марта знала, куда делся Валера, в этом сомнений у уполномоченного не было. Как и в том, что отец Марк был в курсе всей этой загадочной истории. И, признаться, эта его находка немного успокоила Андрея Николаевича. Теперь он не сомневался, что его приятель Валера Генетик жив. Просто сменил локацию и трудится теперь где-нибудь во славу этих сектантов.

Андрей Николаевич был собой доволен. Он уже думал о том, как вернётся из Серова и нанесёт визит этому самому отцу Марку. Горохов даже представлял себе его физиономию, когда он увидит следователя Сорокина.

Но к тому «свиданию» уполномоченному нужно было подготовиться, поэтому он снова занялся тетрадью отца Марка и скрупулёзно выписал всех прихожан, вносящих две свои десятины.

А их оказалось почти полторы сотни, а месячный заработок Гриши Величко оказался, как и предполагал Андрей Николаевич, больше сотни рублей в месяц. Впрочем, Горохов не знал, сколько отец Марк отправляет в «центр», то есть начальству. Ну, этим всем пророкам, Отшельникам. Но даже если у Гриши оставалась половина от всех собираемых денег, человек он был как минимум респектабельный. Отец Марк, правда, имел убогий дом. Но, во-первых, это был дом, который Горохову согласились показать, а во-вторых… Может быть, Гриша был только в начале большого пути и мудро распоряжался приходящими суммами, разумно тратя их в первую очередь на молельный дом, а не на свой собственный.

Он потерял контроль над временем и оторвался от бумаг, только когда в комнате отдыха появилась Тамара.

- Андрей Николаевич? – удивилась она и сразу цепким женским взглядом отметила тарелку с крошками от хлеба и пустую чашку: - Здравствуйте. Вы тут всю ночь, что ли?

- Да, засиделся…, - потягивался уполномоченный. – А сколько времени?

- Так утро уже, - сообщила ему хозяйка комнаты отдыха. – Без пятнадцати четыре, – она схватила его грязную чашку и тарелку и сразу понесла их к стойке. - У меня от обеда комиссаров осталось немного бекона, сейчас я пожарю вам с биточками из дрофы, будет очень вкусно. И кофе вам заварю свежий.

- Тамарочка, не надо, - он встал, - поеду домой, а то жена ещё вчера вечером была недовольна, что я задерживаюсь.

- Ах, ну да, вы же теперь женатик…, - усмехалась женщина.

***

Конечно, Наталья была недовольна, но, когда он вернулся, ничего ему не сказала. Покормила, говорила почти спокойно и про то, что его не было ночью, почти не вспоминала. Но всё равно Горохов чувствовал её настроение. Однако перед тем, как уйти в бассейн, она всё-таки спросила:

- В семь тридцать нас ждёт человек, хочет показать нам хорошую квартиру. Ты сможешь приехать?

- Наташ, ну съезди сама, на меня столько дел повесили перед отъездом, а уезжать уже завтра.

- Хорошо, - спокойно произносит женщина. Он знает, что она на него обижается, тем не менее у неё хватает сил подойти к нему и поцеловать.

***

- Товарищ старший уполномоченный, - в гараже к нему обращается дежурный, - комиссар Бушмелёв вас разыскивает. Просил передать, чтобы вы сразу, как только появитесь, зашли к нему.

Горохов прячет удостоверение и усмехаясь отвечает:

- Хорошо, раз комиссар просит, придётся зайти.

Горохов усмехался, потому что знал, зачем его вызывает комиссар. Наверное, Гарифуллин прибежал и нажаловался, что уполномоченный ограбил «контору», забрав себе половину снаряжения из того, что было в наличии. Теперь его будут, что называется, раскулачивать и забирать добро обратно.

«Зря я, наверное, так жадничал», – думал Горохов у двери в кабинет своего начальника.

Секретарь молча кивнул на дверь: заходи, он тебя ждёт.

- Здравия желаю, Евгений Александрович, вызывали?

В ответ комиссар бросил на своего подчинённого тяжёлый взгляд и молча указал на стул: садись. Потом, когда Горохов уселся, произнёс не очень-то вежливо:

- Андрей, вот не могу я никак понять, как ты столько лет в степи успешно выживал.

- В смысле… Как выживал? – не понял вопроса уполномоченный.

- В прямом, - бурчит Бушмелёв. – Как ты со своей бестолковостью во всех передрягах выжил?

Тут Андрей Николаевич даже растерялся и не знал, что и ответить своему начальнику. А тот решил всё-таки пояснить:

- Зачем ты, дурья башка, к Поживанову ходил? – а потом и прогрохотал, повышая тон. - Зачем?!

- Ну… Из приватного разговора я знал, что у начальника Отдела Дознаний в Серове, куда я еду, есть свой человек. Я просил контакт этого человека для связи.

- И что? – едко интересуется начальник. – Дал тебе Поживанов своего связного?

- Нет, - Горохов поджимает губы. – Начальник Отдела Дознаний просил оформить просьбу официально.

- А утром…, - Бушмелёв гневно трясёт пальцем, указывая на потолок, - ещё и пяти не было, а твой дружок, начальник Отдела Дознаний, уже был у Первого и устраивал там истерики.

- А в чём суть-то? – не понимал Горохов; мягко говоря, он был обескуражен такими новостями.

- О, - с сожалением продолжал комиссар. – ты как дитё, в самом деле. Он же после твоего рапорта об оружии из Серова писал докладные записки, выбивал фонды и ресурсы, уже план работы в Серове набросал, всё это у начфина завизировал и с Первым согласовал, уже доклад к следующему заседанию Трибунала подготовил, а тут появляешься ты и говоришь: я еду в Серов, дай-ка мне своего связного там, – Бушмелёв постучал по своей седой голове пальцем. – Сидишь там у него… выпиваешь с ним… Нашёл себе дружка…

- Ну я же не знал про всё это, про доклад к Трибуналу, про записки Первому, - пытался оправдаться Горохов.

- Вот я вас, дураков, потому с молодых ногтей учу, учу…, - теперь начальник стучал ногтем по столу. – Молчите, молчите, держите язык за зубами, лишний раз рта не разевайте… Вот ты бы ему ничего не сказал, так и уехал бы себе завтра спокойно, а теперь думай сиди, отменит Первый твою командировку или нет. И я рядом с тобой сяду. А на совещании на старости лет буду упрёки выслушивать, почему я, дескать, не согласую свои действия с другими отделами, разбазариваю средства и почему мой отдел берётся за чужую работу.

- Ну да, некрасиво как-то получилось, - со вздохом произнёс Горохов. Он чувствовал некоторую неловкость от всего происшедшего.

- Да уж, некрасиво, - согласился комиссар, - ты у него и тему интересную увёл, и фонды на неё, раз теперь-то ты туда едешь… Начфин теперь скажет, что ты все фонды на Серов выгреб, больше нет; сидите, товарищ Поживанов, спокойно, занимайтесь рекой, а за Камень и без ваших бойцов есть кому съездить. Хотя мы…, - Бушмелёв снова поднял палец, – хотя это не наше дело, а его – проводить дознание, а ты уже с ордером туда должен делать, так что формально он прав. Мы уводим у него хлеб. Его хлеб. И при этом ты ещё приходишь к нему и за водочкой ему об этом сообщаешь. Конечно, тут любой взорвётся. Я его даже понимаю.

- Между прочим, - заметил уполномоченный, - эту тему с Серовым я нарыл.

- Ну вот и прекрасно! – неожиданно обрадовался комиссар. – Вот теперь иди к нему и напомни ему об этом. Мол, так и так: тема моя, чего ты бесишься? Иди-иди… Утешь своего дружка-собутыльника. Думаю, он сейчас будет рад твоему визиту. Выпейте с ним по паре рюмашек, может быть, он и успокоится. Мне даже интересно, что он тебе ответит на это.

И тут Горохову нечего было сказать; наверное, он и вправду допустил оплошность. Не нужно было говорить о своей новой командировке начальнику Отдела Дознаний. И, словно желая усугубить его чувства, Бушмелёв добавляет:

- А сейчас собутыльничек твой просит отложить командировку. Отложить до заседания комиссии. А уж там он, конечно, выступит, он большой мастер выступать, – в этой фразе Андрей Николаевич почувствовал некоторую неприязнь своего начальника к комиссару Поживанову. А Бушмелёв продолжал: – Андрей, ты же уже рекомендован на высокий пост. Замначальника отдела – это один шаг, один шаг до кресла комиссара. Думать уже нужно начинать. Начинать понимать внутреннюю политику «конторы». А ты таскаешься по кабинетам, пьёшь там… Болтаешь…

- И что же делать будем? – Горохов даже растерялся немного. Он только теперь начинал понимать, что такое «внутренняя политика конторы». На собственной шкуре её ощутил. – Что мне теперь – сдавать полученную амуницию?

- Нельзя тебе сдавать амуницию, - произнёс комиссар немного устало, - эта северная баба, эта Грицай, снова была у Первого и снова говорила о тебе. Так что давай-ка ты уезжай отсюда побыстрее, сегодня уезжай, хоть в Серов, хоть просто по пустыне поболтайся месяц. Дождёмся, пока северные не соберут новую экспедицию и не умотают отсюда. Тогда и вернёшься.

- Я не хотел бы вас подставлять, - произнёс уполномоченный. Он с уважением относился к старику, по сути, к учителю. И не желал, чтобы потом у Бушмелёва были неприятности из-за него.

- Ты за меня не беспокойся, - уверенно ответил Бушмелёв. – Тем более что Первый меня полностью поддержал.

Глава 14

Горохов, да и все другие уполномоченные, безоговорочно доверяли своему начальнику. Все сотрудники отдела знали: Бушмелёв по-настоящему дорожит каждым своим человеком, понимает сам и доводит до руководства одну простую мысль: уполномоченные, исполнители приговоров, – это люди редкие, как говорится, «товар штучный». Настоящие степняки, выживавшие в любой части пустыни. И к этому ещё люди изворотливые, умные и целеустремлённые, которые в состоянии подобраться к самым изощрённым хитрецам и осторожным отморозкам для приведения в исполнение приговора, вынесенного Трибуналом. Почти никто из них никогда не увольнялся из «конторы», тем не менее именно среди них в организации была самая высокая «текучка», так как в один не очень прекрасный день кто-то из них, находясь в командировке, просто не выходил на связь. Пропадал – и всё. И зачастую даже расследования уже не помогали выйти на их след, так как те, кто убил уполномоченного, прятали его труп в степи и предпочитали этим не хвастаться. В общем, люди в отделе работали очень ценные. Наверное, поэтому начальник Отдела Исполнения Наказаний всегда стоял горою за своих подчинённых, при любых обстоятельствах был на их стороне.

И только тут до Горохова дошло:

«Не просто так мне открыли счёт, не зря со складов мне было позволено взять всё, что только пожелаю. Даже «вечную» батарейку. Значит, не только Бушмелёв за меня, за меня ещё и сам Председатель Трибунала».

В общем, приятно иметь такой тыл, это придавало уверенности, но… Если Бушмелёв рекомендует убраться из Агломерации на какое-то время, а Первый позволяет тебе при этом взять, что только душа пожелает, то нужно убираться. И поэтому он, не дожидаясь, когда Кузьмичёв ему пригонит из-за реки его грузовик, переоделся в новую «полевую» одежду. В ту самую, пижонскую, со светоотражателями и карманами, которую только недавно получил на складе. Яркий жёлтый респиратор, очки «Спектр», модный пыльник и шляпа, покрытые серебристой светоотражающей плёнкой, смотрелись несколько вызывающе, но Горохов был доволен. Обычно он старался не выделяться, быть серым и незаметным, но на сей раз всё было иначе. Это был костюм не для него… И даже не для пустыни. Этот костюм он надел на тот случай, если северяне всё-таки продолжают за ним следить, чтобы облегчить им работу. Настоящую одежду уполномоченный уложил в большой баул вместе с патронами и всем самым необходимым. Но сейчас брать его с собой не стал. Он сел в свой квадроцикл и поехал на юго-восток, на выезд из Березняков.

Железнодорожное. Главный транспортный узел. Из Агломерации сюда приходит отличная бетонная дорога, которую круглый год убирают от песка. Здесь эта дорога и кончается, но именно в Железнодорожном формируются и водные автопоезда, и караваны из торговых машин, идущих за товарами на юг. Одиннадцать месяцев в году над Железнодорожным круглосуточно висит серая туча пыли, которую поднимают тягачи с цистернами и грузовики, но сейчас пыли нет – дожди идут вторую неделю. И это водителей не радует. Уж лучше пыль, к ней давно все привыкли – и люди, и фильтры. А вот раскисшая глина и километровые лужи в колеях для шофёров большая проблема.

Тягачи, тягачи, цистерны бесконечные, большие прицепы для габаритных товаров. Этого всего много, а уж всякой мелочи, от трёх до пяти тонн, и вовсе сотни. Ещё немного – и некоторые части дорог превратятся в канавы, наполненные мутной жёлтой водой.

Горохов нашёл местечко, оставил свой квадроцикл и пошёл, шлёпая крепкими ботинками, произведёнными где-то на севере, по глинистой жиже. У одного из зданий он нашёл небольшую группку водителей. Они собрались вокруг одного крепкого мужичка, который, кажется, был тут за организатора и потому говорил, стянув респиратор, чтобы его могли слышать все:

- Сегодня водного конвоя на юг не будет. Завтра к ночи пойдёт один на Вильво. Пойдёт вдоль реки через Романово.

- Завтра? Нет смысла ждать, – произнёс кто-то.

- Тогда сами пойдём, – предложил ещё один из собравшихся.

- Если до Губахи кто есть, то я в деле, - добавил третий.

- Ну да, уж до Губахи-то и без конвоя доедем.

- Вот и я про то, - продолжал крепкий мужичок. – Поэтому поднимите руки, кто сегодня готов выдвинуться на Губаху.

Водители поднимали руки, руку поднял и Андрей Николаевич.

- Девять, десять, - мужичок ткнул в него пальцем, - одиннадцать, двенадцать, тринадцать…, - потом резюмировал: - Ну, тринадцать машин, можем спокойно ехать.

Да, этого было достаточно, чтобы отправиться в опасное путешествие. Небольшая группа бандитов или казаков на такой караван нападать не станет. Водители – народец тёртый, они умеют за себя постоять, все имеют напарников, у всех есть оружие, так что попробуй возьми. И тут, конечно, его заметили, всё-таки он заметно отличался от обычных шофёров и торговцев. Один молодой парень обратился к нему:

- Эй, друг, а ты на чём пойдёшь?

- «Три на три», - отозвался Горохов.

Этот их короткий разговор привлёк внимание остальных, и ещё один из торговцев поинтересовался:

- А с чем идёшь?

- Порожняк.

И тогда ему задал вопрос тот же крепкий мужичок, что организовывал караван:

- Друг, а я тут тебя раньше не видал. Ты откуда?

- Из-за реки, - ответил уполномоченный. Это был самый простой и удобный ответ: мало кто из местных ездил за реку и тем более уезжал от реки в глубь песков, места там были неприветливые, опасные, малолюдные. Сам Горохов там вырос и бывал много раз, и если кто-то что-то и мог у него спросить, он всегда знал, что ответить.

- А, - понял старший, - из-за реки, значит… Слушай, друг, у нас тут есть правила, если ты оружие гонишь или ещё что такое там, полынь, например, то нам такой груз в караване не нужен… Без обид, друг.

- Да не волнуйтесь вы, - тут уполномоченный стянул респиратор, чтобы его было лучше слышно. – Говорю же – иду порожняком, бочка бензина и бочка воды в кузове. Оружие… Ну, есть пара стволов, но то для себя, не на продажу. И полыни у меня нет.

- У тебя нет, а у напарника твоего? – едко интересуется тот молодой, который и затеял разговор с ним.

- Я иду без напарника, - ответил Горохов и тут же понял, что сглупил.

- Один? – удивился стоявший рядом с ним водитель. И удивлялся он не один. Теперь уже все собиравшиеся в караван торговцы заинтересованно глядели на новичка.

И ему пришлось пояснять:

- До Губахи доеду и один, а там меня партнёр уже ждёт, он пока к ценам примеряется, товар ищет.

И тут снова спросил молодой:

- А чего это ты к нам из-за реки-то перебрался?

- А меня там тупыми вопросами одолевали, вот и пришлось…, - сухо ответил уполномоченный.

- Вопросами, значит? – переспросил парень нехорошим тоном.

- Угу, - Горохов даже поднял очки, чтобы собеседнику был виден его взгляд. – Вопросами. Тупыми.

- Друг, да ты не кипятись, - стал успокаивать его пожилой водитель, - в степь идём, надо знать, кого в караван берём.

- Да понимаю я, - отвечал ему уполномоченный, опуская очки. – Если бы сам набирал караван, так сам бы спрашивал, ещё и в кузов бы заглянул.

- А может, ещё и заглянем, - продолжал старший в караване.

- Ради Бога, - примирительно закончил Андрей Николаевич, - смотрите, я не против.

Он прекрасно понимал этих людей и их опасения. Кто угодно с каким угодно товаром мог записаться в караван. Пара тюков полыни или оружие в кузове, ещё что-нибудь дорогое могли притянуть к себе лихих людей. А зачем простым торговцам и водилам лишние риски? Ну а то, что они отнеслись к нему с недоверием, так это всё благодаря его костюму. Его дурацкому, признаться, виду, виду горожанина, решившего покорять степь.

И тогда он их успокоил:

- Вы не волнуйтесь, еду я пустым, в степи я бывал пару раз, оружие в руках держал, обузой ни у кого не был.

- Ну, если к новому ни у кого больше вопросов нет, тогда в шесть собираемся у южной «стрелки», - закончил крепкий мужичок.

***

Дома никого не было, ни Натальи, ни парней. И если Тимоха с Димкой прекрасно обошлись бы без прощания с ним – они, кажется, радовались, когда он уезжал, – то вот Наташу он всё-таки надеялся увидеть. Ей нужна была его поддержка сейчас. Да, именно сейчас, когда ему нужно было обязательно уезжать. До того как приехать домой, он позвонил ей два раза, но никто не брал трубку. И что ему было делать? Найти Базарову в огромной Агломерации было невозможно. Она могла смотреть квартиры, ходить по магазинам, быть у врача, в бассейне, поехать к дочери, наконец. В общем, разыскать её не представлялось возможным, и поэтому он поел немного не очень вкусной Наташкиной еды, уселся на кухне, налил чая и закурил. У него был всего час, чтобы дождаться её. Вернее, полчаса, а потом ему нужно было ещё заскочить в «контору», забрать грузовик со снаряжением и уже к шести быть на выезде из Железнодорожного, так что час у него был весьма условный. По-хорошему, чтобы не торопиться, ему уже нужно было выходить. Но Горохов не хотел уезжать на несколько недель, не попрощавшись со своею беременной женой. Дома чистота. Ни пылинки. Может, Наташа не очень хорошо готовила, но дом и всё домашнее оборудование – и посуду, и постельное бельё – держала в идеальной чистоте. Этого у неё было не отнять. Как и стиля.

Вот только она домой не шла и не шла, время уходило, чай кончился, сигарета превратилась в окурок, но Наталья так и не появилась на пороге. Тогда он нашёл листок бумаги и карандаш. Уселся за стол и начал:

«Наташа, очень хотел попрощаться с тобой, но уже не могу ждать.

Караван с оборудованием уходит сегодня в шесть. Мне нужно быть при нём. Будь умницей, купи квартиру, какая тебе понравится. Мой счёт в твоём распоряжении. Если не будет хватать, заложи эту квартиру, имеешь право, доверенность в банке. Кстати, будь построже с пацанами. Обещай им втык от меня, если не будут слушаться. Целую тебя, моя вода родниковая. Береги наше чудо. Андрей».

Тяжело ему было уезжать, не повидав её.

«А может, это и к лучшему, что не увиделись. Обошлись без слёз, она в последнее время стала такой слезливой». Он оделся, ещё раз обвёл взглядом свою небольшую, но уютную квартирку, поглядел на вещи Наташи, даже провёл рукой по её висящему в прихожей пыльнику и вышел.

Кузьмичёв уже пригнал к «конторе» грузовик, самого его уже не было, но Горохова ждал помощник завгара.

- С машиной всё в порядке, - сразу начал он. – Хоть сейчас садись и езжай в степь.

- Ну, по-другому у вас и не бывает, – отметил уполномоченный.

- Бак полный, - продолжил человек Кузьмичёва, поднимая брезент, - в кузове, как вы и просили, бочка с топливом и бочка с водой, воду залили отличную.

- Угу, - кивал Андрей Николаевич, он слушал доклад вполуха, ему всё ещё немного было не по себе. Немного. Он и вправду жалел, что не увидел перед отъездом Наталью.

- Кондиционер отличный… Холодит – просто зверь, фильтры новые, аккумулятор тоже, масло в порядке. Два запасных ската…

- Мотоцикл! – напомнил Горохов.

- Ах да…, - он лезет во внутренний карман и достаёт оттуда маленький запечатанный конверт. Протягивает его уполномоченному. – Вот тут координаты.

Андрей Николаевич распечатывает конвертик, запоминает несколько цифр и, достав зажигалку, поджигает бумажку. А сам спрашивает:

- На словах о месте схрона ничего не добавили?

- Добавили, там будет заметный длинный камень, схрон прямо с севера от него под заметным, высоким выступом; ещё сказали, что песок там мокрый, дожди идут не прекращаясь, так что быстро вы мотоцикл не откопаете.

- Спасибо, - уполномоченный пожал ему руку.

Сел за руль грузовика, посидел немного, осмотрелся. Для него ничего нового в управлении не было. Коробка шесть передач, две из них задние. Три моста… Ну так это не проблема, он ездил на полноприводных грузовиках, два моста или три – разница не очень большая, тем более что Горохов быстро приспосабливался к любой технике, он хорошо чувствовал её. Завёл машину и потихонечку тронулся; медленно, привыкая к рулю и углам, развернулся и поехал на место погрузки, туда, где работники складов уже вынесли и аккуратно сложили, предварительно всё как следует упаковав, его богатое имущество.

Он сдал задним ходом, остановился и стал сам загружать амуницию в машину, разбирая и осматривая свёртки, чтобы понять, что можно бросить в кузов, а что лучше положить в кабину. Когда машина была загружена, Горохов из гаража поднялся на четвёртый этаж, в финотдел, где получил медью двести двадцать рублей. В общем, теперь, с кучей дорогой амуниции и солидной суммой «на кармане», он был очень интересным объектом… для грабежа.

И всё-таки он не удержался и, хотя времени оставалось совсем немного, заскочил к себе в кабинет и, усевшись за стол, сразу принялся звонить. Звонил он домой. Но трубку на той стороне провода так никто и не поднял.

Глава 15-28

Этой встречи ему хотелось бы избежать, но раз уж этот человек оказался в подвале гаража и с ним было не разминуться, уполномоченный не стал уклоняться. Тем более что Поживанов разговаривал с одним из работников гаража прямо у его грузовика.

Тут и захочешь разойтись – не получится. Поэтому Горохов подошёл и поздоровался нейтрально, без фамильярности:

- Здравия желаю, товарищ комиссар.

Начальник Отдела Дознаний совсем не походил на себя обычного – умного, сдержанного и располагающего к себе; сейчас он был хмур, оглядев Андрея Николаевича с ног до головы, сунул ему руку для рукопожатия:

- Здорово, Андрей, – потом кивнул на грузовик: – Твой?

- Угу, – ответил Горохов, надеясь, что на этом их разговор и закончится. – Мой.

- Сейчас уходишь?

- Да, нужно к шести быть на Железнодорожном. Там караван уже сформировался.

- Слушай, Андрей…, - кажется, этот разговор даётся комиссару непросто. – Я там… в прошлый раз повёл себя по-дурацки… ты это… не бери на свой счёт… я-то теперь понимаю, что всё это не твоя затея, это всё… эти наши старые всё затеяли, - конечно, он имел в виду комиссаров – и Бушмелёва, и Первого. – А я на тебя сорвался, просто взбесился… Понимаешь… Месяц серьёзной работы всего отдела… Командировки, затраты… И всё сколопендре под хвост.

- Да всё нормально, - сказал уполномоченный; он ещё никогда не видел Поживанова, ведущего специалиста в своём деле, одного из самых молодых комиссаров Трибунала и уважаемого человека, оправдывающимся. Это вовсе не приносило Горохову удовлетворения, и он произнёс: – Всё. Забудь, Серёжа. Я тогда просто не понял, чего это ты так вдруг… изменился. Теперь знаю причину, сам бы, наверное, взбесился на твоём месте.

И тогда комиссар сказал:

- В общем, моего человека в Серове зовут Дмитрий Сысоев, он владелец небольшой электростанции и ещё бензохранилища и заправки. Заправка на южном выезде из города, она там одна. Не перепутаешь. Пароль: «А дешёвый бензинчик у вас бывает? Возьму оптом». Если начнёт дурочку валять – а он может, он ещё тот козодой, хитрозадый, – добавишь ему: «Ваш дядя Серёжа из Соликамска мне о вас рассказывал. Он часто о вас вспоминает». Ты с ним не особо церемонься, у него половина имущества куплена на деньги «конторы». Он и десятую часть вложенных в него денег не отработал.

- Будет кочевряжиться, так ему и скажу, - сказал Горохов.

- Всё, Андрей, давай, езжай, - комиссар протянул ему руку. – Удачи там тебе.

- Давай, Серёжа, - Горохов пожал руку комиссара.

Он был рад, что этот разговор закончился, но в то же время был рад, что он состоялся, а больше всего его радовало, что там, в Серове, у него теперь есть контакт. Нет, конечно, он не собирался сразу по приезду кидаться знакомиться с этим Димой Сысоевым, но то, что там, за Камнем, у него будет человек, на которого можно рассчитывать в трудную минуту, всё-таки успокаивало.

Нужно было уже ехать, тем не менее Горохов снова поднялся к себе в кабинет и снова позвонил домой. И обрадовался поначалу, когда трубку наконец взяли. Но это была не она.

- А Наташи нет, - ответил Тимоха, уже пришедший со школы.

- Скажи ей, что я уехал.

- Ладно, - отвечал парень тоном: «Я всё сделаю, только отстань уже от меня. И давай заканчивай болтать».

- Скажи, что буду скучать и напишу ей. Телеграмму пришлю.

- Ладно, ладно, - мерзкий пацан торопился закончить разговор.

- Слышишь, Тима? Обязательно передай ей, что я буду скучать по ней. И не вздумайте её раздражать…

- Да знаем мы, что она беременная… Мы с нею больше не ругаемся. Мы ей слова поперёк не говорим. Хоть она и бесится, и придирается к нам… Ко мне особенно.

- Не придирается она к тебе, она в своём доме порядка требует. Её дом – её правила. Мы должны их исполнять, – но сейчас у Горохова нет времени разбирать дрязги домашних, и он говорит: - Я в степь ухожу… На пару недель, может на три… А ты пригляди за нею, пока я не вернусь. Чтобы всё с ней нормально было.

Это ещё одно правило степи: если мужчина уходит в степь на большую охоту или войну и просит приглядеть за его семьёй, товарищ не может ему отказать.

- Ладно, пригляжу, - нехотя обещает парень.

И Горохов, как ни странно, радуется этому обещанию. Тимоха настоящий степной подросток. Живёт в городе, но горожанином становиться не торопится. Он вырос в степи, в простой, сухой и недружелюбной культуре, которая очень чётко делит всех людей на своих и чужих. Чужим врать можно, своим нельзя. Там, в песках, слово мужчины очень ценно, поэтому казаки и степные люди так не любят ничего обещать, но раз уж дал слово, то потом от своих слов не отказывайся.

***

Мужичка, собиравшего караван, как выяснилось, звали Саня. Он заглянул через темное стекло в кабину к Горохову, попытался рассмотреть, кто там внутри, а потом и постучал. А когда уполномоченный открыл дверь, произнёс:

- Время уже к шести. Мы уж думали, что ты не приедешь.

Горохов сделал жест: как видишь, я приехал.

- Короче, больше ждать некого, сейчас тогда и тронемся. ,Место твоё в колонне тринадцатое. Ты замыкающий, – конечно, это было худшее место. Вся пыль от машин доставалась последнему, и это в сухой сезон; а в сезон дождей доставалась разбитая колея, наполненная грязью, и чтобы как-то объяснить уполномоченному его место, Саня продолжал: – Сам понимаешь, мы тебя не знаем.

- Ничего, я справлюсь, – пообещал Андрей Николаевич.

- Правила колонны знаешь?

- Наверное, но ты напомни. Может, у нас там, за рекой, другие.

Мужичок сразу начал разъяснять:

- На этом берегу правила такие: место запомнил, встал, едешь – вперёд не лезешь. Застрял – вытаскиваем. Заглох – ждём полчаса, не починил – уезжаем. Начнётся стрельба – слушаешься меня. Мыть фары и стёкла останавливаемся раз в час.

- А, ну это везде такие правила, - произнёс уполномоченный, хотя до сих пор он никогда не ездил в караванах. – К полуночи до Губахи доберёмся?

- Нет, - Саня мотает головой. – Хорошо, если часам к двум будем.

Он ушёл, а Горохов стал настраивать себе кондиционер: «Восемь часов в дороге? Никаких проблем». Вообще тут, в кабине даже не самого комфортабельного грузовика, намного удобнее, чем в седле мотоцикла. Винтовку он поставил рядом с креслом, в специальное крепление для оружия . Удобно. Вообще тут хорошо, не нужен респиратор, не нужны очки, не нужен головной убор. Вода под рукой, кондиционер обдувает, кресло неплохое, опять же бутерброд с саранчой и луком – вот он, на панели лежит, только руку протяни. Тут как бы не заснуть в такой расслабляющей обстановке. Впрочем, от засыпания ему иной раз помогали сигареты.

Один за другим грузовики начинали заводить двигатели: рёв, струи чёрного дыма в небо. Горохов тоже провернул ключ, и двигатель его машины, послушно взревев, тут же снизил обороты и заработал ровно и негромко. В том, что с машиной будет всё в порядке, уполномоченный ни секунды не сомневался. Парни Кузьмичёва его ни разу не подводили. Один за другим большегрузы стали выкатываться с площадки и выезжать на бетонную дорогу, в одном из них опустилось стекло, и человек махнул Горохову: давай, вставай за мной. Андрей Николаевич мигнул фарами: понял.

Сразу в стекло полетела грязная морось, брызги, пришлось включать дворники. А дворники были рассчитаны, конечно, на сухую пыль. В общем, уже на первых сотнях метров пути он понял, что комфортного путешествия не предвидится. А ещё через пять минут как-то сразу закончилась бетонка, и его «ГАЗ» «три на три» просто рухнул в канаву с грязью вслед за другими машинами.

И это было непривычное для него ощущение – водить грузовик, даже пустой, даже если у него три моста, в раскисшей жиже не так-то и просто. Это не лёгкий квадроцикл на песчаной дюне. Тем более что ему требовалось не отставать от остальных, а если он прибавлял газа, то машину начинало болтать в колее. В общем, ко всему нужно было приноравливаться. И через полчаса к размазне под колёсами он худо-бедно приспособился, но вот к грязному стеклу привыкнуть было просто невозможно. А грязь, поднимаемая первыми машинами, да и встречными тоже, всё летела и летела ему в лобовое стекло, и дворники только часть её сбрасывали на капот. Какой там чай, какие бутерброды, уполномоченный еле дождался первой остановки, и как только колонна остановилась, тут же нацепил респиратор, выскочил из кабины и стал намывать стекло, а заодно и фары. Да, фары, хотя было ещё совсем не темно.

А к нему подошёл глава каравана и, поглядев, как он орудует тряпкой, спросил:

- Ну ты как?

- Нормально, - ответил Горохов, едва взглянув на того. Он точно не хотел показывать, что ему тяжко даётся путь. Никто не должен об этом догадываться.

- Пока идём по графику, - продолжал Саня, - но через часик, как стемнеет, так станет потяжелее. Имей в виду.

А Горохов вдруг подумал, что он бывал в таких тяжких положениях, что этому торговцу и не снилось, и поэтому спокойно заметил:

- Ну ничего, не впервой.

А после следующей остановки начало смеркаться, и стало заметно сложнее вести машину. Грязь на стекле, бестолково работающие дворники, а за грязью и мельтешащими дворниками – красные «габариты» идущей впереди машины. Главное не отстать! А ты словно плывёшь в грязи. Белые пятна приближающихся фар. Встречные грузовики. Они ещё поддают грязи на лобовое.

На небе ни звёзд, ни даже луны, тучи низкие, но сейчас бесполезные. Дождя нет, а он так нужен. С ним стекло было бы почище. Вокруг чернота, видно только то, что попадает в свет фар, который умудряется пробиваться через грязь. Ну и ещё красные «габариты» впереди. Изредка навстречу проходит колонна машин, и всё, больше ничего не видно.

«Чего караван в ночь-то попёрся? В сухой сезон понятно: все ждут ночь, чтобы моторы в полдень не кипели, но сейчас и в полдень не больше тридцати пяти, можно было спокойно и днём ехать».

Но это всё мысли, мысли… Думать можно о чём угодно. А глядеть нужно через размазанную по стеклу глину на красные «габариты» впередиидущего. И стараться не отстать от него. Не остаться в этой грязи и черноте.

Чай урывками и сигарета за сигаретой. И ожидание следующей остановки, после которой хоть пять минут можно будет ехать с чистым стеклом.

Гидравлика на руле простенькая, но есть. Это, конечно, большая помощь, но после двенадцати часов ночи он замечает, что у него начинают побаливать руки. Плечи, но больше кисти рук. И это у него! У сильного и выносливого человека. Человека тренированного. И теперь он ждёт следующей остановки не только для того, чтобы помыть стекло, но и чтобы дать рукам отдохнуть.

А в третьем часу, когда были уже видны огни Губахи, пошёл ливень, да такой, что за тридцать секунд смыл с машин всю грязь. А так как дорога севернее города проходила через ложбину, то её тут же залило водой. Теперь машины шли по оси в грязи. Не шли, а ползли, но ни дождь, ни озеро грязи не остановили колонну. И в половине четвёртого машины въехали под первые фонари города.

Вкусный бутерброд так и лежал на панели, зато чая в банке не осталось, и сигарет в пачке он насчитал всего шесть, а ведь только днём её распечатал.

Заспанный, но не потерявший наглости мальчишка запросил за задрипанную комнатёнку с душем сорок копеек, но Горохов был так вымотан за эти сто с лишним километров дороги, что ни возмущаться, ни торговаться не стал. Заплатил вперёд. Девять часов, проведённые в грузовике, утомили его так, как будто он просидел в седле мотоцикла часов пятнадцать. Тяжёлые баулы он кинул рядом с дверью, едва вошёл внутрь. Его новые и дорогие брюки с карманами были до колен в засохшей грязи, ботинки на толстой подошве – вообще сплошная грязь. С каким удовольствием он всё это скинул! И пошёл в маленький душ, где мылся минут пятнадцать. Потом ещё стирал одежду и мыл обувь. Вышел из душа и, не вытираясь, стал копаться в сумках; нашёл свой большой бутерброд и съел его за минуту. Допил чай и повалился на узкую и жёсткую кровать. И в ту же секунду едва не заснул. Но… он не любил спать в помещениях, которые не осмотрел перед сном. Мало ли что тут может быть. И необязательно тут будет какая-то прослушка, но пару раз он находил в таких номерах клещей под кроватью. Очень не хотелось бы в начале командировки «поймать» клеща. Вытаскивай его потом из-под кожи. Но сейчас у него не было сил, чтобы сразу встать и начать осматривать комнату. И тогда Андрей Николаевич сел на кровать, дотянулся до пыльника, что висел на стуле рядом с кроватью, и вытащил из кармана мятую пачку сигарет и зажигалку. Он закурил и повалился на спину на кровать, уставившись в некрашеный бетон потолка. Горохов не почувствовал никакого удовольствия от сигареты. Конечно, сколько их было выкурено за ночь. Ещё и в горле от дыма запершило, и он начал кашлять. Уполномоченный сел на кровати, откашлялся и подумал:

«Наташа права… Нужно курить поменьше».

А потом раздавил почти целую сигарету в пепельнице, сделанной из консервной банки, и, взяв фонарик, полез под кровать искать клещей и, не дай Бог, пауков.

Глава 16

Уполномоченный решил выспаться, прежде чем предпринимать следующие шаги. И спал почти до десяти часов утра. Хотя несколько раз просыпался и брался за револьвер, лежавший под подушкой, когда за дверью слышал шаги, разговоры и другой шум. Но это были соседи, жильцы. Ещё они расхаживали по коридору, переносили что-то, звенели ключами, хлопали дверьми, ругались. В общем, не представляли опасности. И, поняв это, он снова и с удовольствием закрывал глаза.

Прежде чем выйти из номера, он установил несколько «маячков» и запомнил, как лежат сумки. Как лежат другие его вещи. Проверил револьвер и обрез, надел под рубаху свою кольчугу из ультракарбона. И только к половине одиннадцатого, аккуратно, чтобы не сбить «маячки», закрыв за собой дверь, он наконец спустился на первый этаж гостиницы, туда, где за конторкой теперь не было «ночного» мальчишки, а была толстая женщина с большим синим рубцом проказы на левой щеке и губе. А ещё весь холл гостиницы превратился в импровизированную столовую и был забит народом. Здесь находилось человек двадцать, не меньше. Старатели, торговцы, другой простой народец. Наверное, мест в столовых поблизости не было, потому что все эти люди ютились за маленькими столиками и выпивали. И ели что-то.

- А что это у вас так людно? – спросил Горохов у толстухи. – Люди от дождей, что ли, прячутся?

- Почему от дождей? - удивилась та. – У нас всегда днём так. Народец пришёл посидеть, мальца выпить, поговорить, поесть чего-нибудь, – и тут же она спросила: - Вы сами-то есть будете?

- А что у вас на завтрак? – уполномоченный интересуется, а сам смотрит по сторонам, изучает людей, что набились в таком количестве в небольшое, в общем-то, помещение.

- На обед, - со смешком поправила его женщина.

- Да, на обед, - также усмехнулся и он.

- Бутерброды у нас, - сообщает толстуха, -есть с печёным кактусом – кактус свежий, не маринованный, очень вкусно; есть с саранчой, есть с термитами, для богатых можем порезать сальца, – тут она даже причмокнула мечтательно. – Настоящего, свиного. Водка есть чистая и десятипроцентная, сладкая. Это если вы вдруг женщиной тут обзаведётесь.

«Нет, не обзаведусь, - Андрей Николаевич качает головой. – Так что обойдёмся без сладкой водки». Улыбается ей, улыбается, но всё ещё косится по сторонам. Он не видит среди присутствующих никого, кого можно было бы считать слишком опасным или подозрительным. Тут все при оружии, но пьяных нет. Кажется, обычный степной люд, ну, ещё и местные всякие. Но это ровным счётом ничего не значит. Ровным счётом ничего. Толковый человек может прикинуться кем угодно. И степняк из него получится не хуже, чем настоящий. Наверное северянам, этой вредной бабе Елене Грицай, он не давал покоя в Соликамске, но, может, и тут он ей будет интересен. Впрочем, его опасения могли быть напрасны. Так как его отъезд был проведён на высоком уровне секретности, он мог просто оторваться от них. Но по большому счёту это ничего не значило, следят за ним или не следят, старший уполномоченный Горохов работал в поле, в местах повышенного риска, а посему внимание на максимум, никакого пренебрежения к мелочам, оружие наготове.

- Нет, - говорит он и ещё раз оглядывает из-под шляпы людей в холле, - свинина мне пока не по карману, давайте бутерброд с кактусами и бутерброд с саранчой. И чай.

- Сейчас всё будет, – обещает она. - Двадцать две копейки с вас.

- Двадцать две копейки…, - он вздыхает и лезет в карман. И спрашивает: – А как вас звать?

- Клава меня зовут, – сообщает толстуха радостно – видно, не часто у неё спрашивают её имя. И добавляет с гордостью: – Я тут администратор и буфетчица заодно. На все руки от скуки…

- Клава… Клавдия. Клавдия, – Горохов повторяет это имя нараспев, пока она ставит перед ним пластиковую тарелку с бутербродами. И потом добавляет: – А меня зовут Николай, и давайте-ка, Клава, выпьем водочки, по рюмашечке, по одной. Одну мне, одну вам. Я угостить вас хочу.

- Угостить? – она удивлена и обрадована. Ей точно не часто предлагают выпить, может, это из-за синего неприятного рубца на лице. Хотя кого это может теперь оттолкнуть? Половина женщин после тридцати пяти уже изуродована болезнью. – Ой, спасибо, Николай.

Дважды ей предлагать не нужно. Она хватает бутылку, рюмки и тут же наполняет их. Берёт одну из них:

- На здоровье.

Они выпивают; кажется, ей хочется ещё с ним поговорить, но её отвлекают посетители, а он принимается за еду. Эта незамысловатая пища оказалась ещё и весьма посредственной. Кукурузный хлеб, хоть его и разогрели, был сухой, ни масла, ни тыквы в него не добавили, саранча была дешёвая, нечищеная, с ногами и с головами, в общем, паштет, рассчитанный на самых невзыскательных едоков, а чай из экономии переварили, количество уменьшили, зато подольше варили, и теперь по цвету он напоминал отработанное машинное масло, да и по вкусу тоже. Но Горохов съел всё и выпил чай до дна. Непросто было жителю Города вот так вот сразу перейти от хорошей свинины и жареных козодоев на рацион степных оазисов, но сделать это было необходимо. Хороших ресторанов в ближайшие недели он не увидит. А даже если и увидит, то в них не зайдёт. И не потому, что у него нет денег, как раз денег уполномоченный взял с собой немало, храни Господь начфина Гарифуллина. Вот только нечего делать простому торговцу в дорогом ресторане, ну, только если он пришёл туда не продать что-нибудь.

А пока ел, у него появилось ещё несколько вопросов, и перед тем как уйти, он ещё раз заговорил с толстухой Клавой, которая как раз к тому моменту снова освободилась.

- Клавочка, а у вас есть ещё номера свободные? А то тот, что мне сдал ваш паренёк, дороговат для меня. Может, подешевле есть что-нибудь?

- О-о, - она махнула рукой, - И не думайте даже, радуйтесь, что его вообще вам сдали, и дешевле у нас номеров не бывает, и пустыми номера нынче не стоят. Это вам ещё повезло, что вас так скоро заселили, просто человек как раз в ночь выехал, а никого, кроме вас, тогда не было. Вот и совпало.

- А-а…, - понял ситуацию уполномоченный. – И что же, у вас всё время такой наплыв людей? Я просто давненько тут у вас не был.

- Да почитай уже два года, народец-то с юга всё прибывает. Там же теперь жить совсем невмоготу, – объясняла Клава. – Я и сама из Карагая. Три года как с семьёй переехала. Тогда уже тяжко было, а теперь людей всё больше и больше.

«Поэтому здесь и цены такие», – расплачиваясь за еду, думал Горохов. И спросил:

- А за водочку сколько с меня?

- Ой, - она махнула на него рукой. – Ой, Коля, бросьте это. То подарок… За счёт гостиницы.

Игривая вся такая. Горохов кивнул: спасибо.

***

Первым делом уполномоченный решил взглянуть на свой грузовик. Вчера ночью он оставил его на платной стоянке, на той, которую ему посоветовали мужики из его каравана. Они говорили, что там охрана хорошая и не воруют. И ставили свои машины там же. Стоянка была недешёвой, просили тридцать пять копеек за сутки, но тут точно жадничать было нельзя. Лучше отказаться от гостиницы и спать в машине, чем остаться без транспорта. Или, к примеру, прийти утром и найти машину в разобранном состоянии. Без аккумулятора, проводки и вообще всего, что можно быстро открутить и унести. В общем, он жадничать не стал.

Андрей Николаевич думал, что после вчерашней ночной дороги его машина будет выглядеть ужасно, но оказалось, что под утро и ещё днём пролили три хороших ливня, и грузовичок стоял хоть и не чистенький, но и не такой уж и страшный. И тогда он, купив двадцать литров воды, чуть-чуть домыл ему капот и стёкла, как следует вымыл кабину, которая была по-настоящему грязна, ну и встряхнул брезент с кузова. Долил бензина, проверил масло, посмотрел подвеску и, убедившись, что транспортное средство готово к дальнейшей эксплуатации, хоть сейчас садись да гони в степь, ушёл со стоянки, оплатив перед этим ещё одни сутки.

Процветание? В Губахе появились целые улочки неказистых, а зачастую и вовсе кривоватых домов. Везде транспорт, приспособленный для барханов, для песка. Транспорт максимально простой, как у казаков. Видно, что его обладатели не очень богаты. Да тут вообще не много богатых, он почти не встречает домов, на которых больше трёх стандартных солнечных панелей; турбины в городе есть, торчат из-за домов, но половина из них самодельные. И да, людей в городе прибавилось заметно. Но приехали они все не так уж давно, город трудно назвать обжитым. Уполномоченный находит на центральной улице одно место, где как-то покупал булки. Он до сих пор помнит их вкус, они были ещё тёплые, жирные и сладкие.

После завтрака из категории «лишь бы съесть побыстрее» Горохов решает побаловать себя и заходит в лавочку, перед этим осмотрев улицу. Там за прилавком молодая раздражённая женщина отпускает покупателям товары. Тут же на прилавке выставлены поддоны с булками, по форме они напоминают Горохову те вкусные, что он тут ел несколько лет назад. Но это только форма, цвет у них уже не тот.

Булки слишком жёлтые и, кажется, даже на вид не такие мягкие, как те, которые он запомнил.

«Там ни грамма пшеничной муки, одна кукуруза, и та без масла, да и продавщица не та».

Он не стал покупать булку, чтобы ещё больше не разочаровываться. Бегло осмотрел товары в магазинчике, запомнил цены и вышел.

И сразу обратил внимание на человека, которого уже сегодня видел. Казалось бы, простой человек: пыльник, маска, шляпа, ботинки – ничего особенного, так выглядят все, кто ходит в пески ловить саранчу, то есть каждый второй житель города. Но у человека не было ни винтовки, ни ружьишка. Может, он, вернувшись из степи, оставил оружие дома? Чего с ним по городу таскаться, тут сколопендр нет. Да, может… Но раз Андрей Николаевич его заметил, то запомнил, что он был без оружия. А раз запомнил, то сразу узнал. Но город-то небольшой, тут можно целый день встречать одних и тех же людей. Нужна была проверка. И уполномоченный продолжил свою прогулку.

«Губаха Банк. О, всё ещё работает? Интересно, а главный тут всё тот же тип, что и был тогда?». Горохов не знает судьбы того вороватого человека, что руководил этим банком в те времена, когда уполномоченный приезжал сюда исполнить приговор. Он заходит в банк и видит, что там всё изменилось. Комнату, где посетители оставляли оружие, уже убрали. Теперь можно зайти в зал хоть с автоматической винтовкой. Два посетителя так и вошли. Старатели. Все в грязи. Но стоят у одного из окошек. А к Горохову обращается пухлая дамочка с немытыми волосами из-за толстого пуленепробиваемого стекла. Она говорит в микрофон:

- Господин, я готова вам помочь.

Больше, кроме него и двух старателей, тут никого нет, значит, «господин» – это он. Горохов подходит к окошку.

- Я хотел узнать…

Но женщина стучит по стеклу пальцем, а из динамиков над головой уполномоченного доносится:

- Говорите в микрофон!

Ему приходится чуть нагнуться.

- Я хотел бы узнать, у вас есть соединение с Городом?

- Да, прямое, - сообщает ему женщина.

- А как скоро можно получить деньги из Города на здешний счёт? И как скоро можно будет получить у вас наличные?

- Если заведёте счёт у нас и если у вас есть счёт в одном из наших партнёрских банков, транзакция пройдёт в течение одного дня. Обычно быстрее, но нам всегда нужно время, чтобы всё проверить.

- О, это прекрасно.

- Вот наши партнёры в Большой Агломерации, - она просовывает под стекло небольшой листик бумаги, на котором Горохов видит названия трёх известных в Соликамске банков.

- Значит, если из банка «Березняки» вам переведут деньги на моё имя, вы мне сможете их выдать в течение суток?

- Да, думаю, что сможем, – отвечает женщина.

- Спасибо. Я подумаю, посоветуюсь с партнёром, возможно, мы откроем тут счёт, – благодарит Горохов и уходит из банка.

Конечно, никакой счёт ему тут не нужен, всё это пыль, которую он поднимает на всякий случай. На тот случай, если кто-то продолжает им интересоваться. Пусть тогда эти заинтересованные узнают, что он делал в банке. Зачем узнавал про транзакции? Что затевает? В общем, пусть суетятся, пусть тратят ресурс.

А может, за ним и не следят, может, это был случайный какой-то тип, который просто попался ему на глаза два раза за день. Тем более, что когда Андрей Николаевич вышел из банка, этого человека он не нашёл, как ни глазел по сторонам. Впрочем, и это ни о чём не говорило. Он мог отсиживаться в одном из десятка припаркованных на улице квадроциклов, за тёмными стёклами которых разглядеть кого-то не представлялось возможным, а ещё его мог сменить напарник. Или напарница, что как раз остановилась в трёх десятках шагов у одной из лавок, которых на главной улице Губахи было в избытке.

В общем, он не расслаблялся и был настороже. Как, впрочем, и во всех своих командировках. Он «зафиксировал» и женщину и пошёл дальше, пока не нашёл заведение с гордым названием «Ресторан Губаха».

Глава 17

Колючка в степи цветёт круглый год. Даже в самую лютую жару растение находит в себе силы выпускать невесомое семя, которое ветер может отнести от родителя на десятки километров. Ну а в сезон воды цветение достигает максимума. Миллиарды лёгких пушинок, едва только стихает дождь, отрываются от твёрдых ветвей, повисают в атмосфере и, гонимые любыми движениями воздуха, разлетаются по пустыне, чтобы найти себе свободный кусок почвы, даже глинистой, чтобы там пустить корни.

Вот такую пушинку Горохов положил в пятнадцати сантиметрах от входа в номер и медленно, чтобы не потревожить пух, закрыл дверь. Кондиционер в комнате он отключил, уплотнитель на двери присутствовал, поэтому в его отсутствие никакое колебание воздуха не могло сдвинуть семя. И так же аккуратно он дверь и открывал. Сначала поглядел по сторонам, не смотрит ли кто, и убедившись, что коридор пуст, медленно приоткрыл дверь…

Пушинки на месте нет.

Он ещё раз оглядывает коридор. Вытаскивает из кобуры револьвер и взводит курок, потом открывает дверь настежь, заглядывает в комнату: нет ли там кого, и только поняв, что никого нет, входит в свой номер и запирает дверь.

Первый же взгляд на вещи убеждает его в том, что в номере кто-то был. Ручки баулов лежат не так, как он уложил. Он проходит к кровати и аккуратно приподнимает матрас, осматривает подушку. Потом, не раздеваясь, присаживается возле баулов. Осматривает их содержимое. В гостиницу он взял с собой всё самое ценное, многое осталось запертым в кабине грузовика. Но ничего ценного не пропало. Андрей Николаевич находит самую дорогую вещь из своих пожитков. Открывает пластиковую коробочку… Вытаскивает вещицу, держит её в руке. Вещица горячая и будет горячей ещё лет двадцать. «Вечная» батарейка. Если бы в его вещах копались воры, батарейка была бы первой, что было бы украдено. Рации, аккумуляторы, жучок с блоком контроля – всё дорогое было на месте. Нет, копались в вещах не воры. Он встаёт и ещё раз оглядывает комнату. Берёт фонарик и лезет под кровать, потом снизу осматривает стул. Открывает пластиковую дверь, осматривает душ, свои гигиенические принадлежности, унитаз, снимает с него крышку – нет, ничего. Кто-то тут был, безусловно, но зачем? Что искали? Уполномоченный останавливается в центре комнаты, ещё раз всё оглядывает. Что-то искали? Ставили жучок? На кой чёрт жучок? С кем мне тут разговаривать? Нет, точно не прослушку. Но зачем приходили? Хотели выяснить, куда еду? Скорее машинально, чем осознанно он заглядывает в свою жестяную пепельницу. Горохов прекрасно помнил, как вчера вечером после душа закурил, но сигарета не принесла ожидаемого удовольствия, он начал кашлять и затушил окурок в пепельнице, в обрезанной жестяной банке. Сейчас там окурка не было.

Утром он до завтрака старался не курить, но один окурок должен был находиться в пепельнице. Должен был… Он даже взял пепельницу в руки, задумчиво потряс её… Нет, окурка там не было.

Уполномоченный спустился вниз, в холл, а там духотища, на улице снова шёл дождь, и потому в помещении вообще не было ни одного свободного стула. Но стулья ему были не нужны, он дождался, пока освободится Клава, и спросил:

- Клавочка, а как у вас в номерах убираются?

- А что? – администратор-буфетчица сразу насупилась. Видно, подобные вопросы ей задавали не раз. - Грязно у вас, что ли?

- Я просто спросил, – он не хотел портить с нею отношения и поэтому продолжал как можно более миролюбиво: – Хотел уточнить, вдруг нужно будет номер убрать.

- Влажная уборка после отъезда жильца, тогда же и дезинфекция, а инсектицидами обрабатываем раз в неделю, – пояснила Клава.

- Прекрасно, - произнёс Андрей Николаевич. И тут как будто бы вспомнил: – Клава, а меня никто не искал?

- Вас? – тут она вспомнила: – Вас-то нет, но приходила баба одна, искала какого-то Васильева. Думала, что он в нашей гостинице остановился. Баба сама не местная, – она ещё раз вспоминает. – Точно не наша.

- Васильева? – Горохов удивлён. При чём тут какой-то Васильев? Он не понимал, зачем она рассказывает про него.

Но Клавдия тут же всё разъяснила:

- Она говорит: «Васильев у вас не останавливался? Высокий такой, в шляпе и жёлтом респираторе». Ну, я сразу про вас и вспомнила, вы тут один в таком дорогом респираторе ходите. Заметный он у вас. Я ей о вас и сказала, но сказала, что вы не Васильев.

- А номер, в каком номере я живу, она не спрашивала?

- Спрашивала, я ей назвала. Она сказала, что подождёт вас, – Клава ищет глазами ту женщину по холлу. – Сейчас её здесь нет, наверное, не дождалась.

Горохов тоже осматривается; женщин в помещении всего три, вряд ли Клавдия может ошибиться. И тогда она спрашивает:

- А как эта бабёнка выглядела?

- Да как…, - толстуха вспоминает. – Да обычно выглядела. Пыльник, сапоги, на вид лет тридцать пять, может сорок, хотя нет, наверное, ей тридцать пять, лицо чистое, приятная женщина.

- Тридцать пять лет, лицо чистое, приятная…, - «Уж не Люсичка ли? Хотя Людмилу Васильевну можно было бы назвать не просто приятной, но и красивой; впрочем, у женщин свои представления о красоте и приятности», - думает уполномоченный и спрашивает: – А волосы? Волосы какие были?

- А волосы я не рассмотрела, прибраны были под платок.

Прибраны под платок? Люсичка не носила платков, шляпа, и всё, она своими светлыми волосами гордилась. И тут у Горохова появляется идея: «Может, сказать ей, что у меня в вещах кто-то копался? Проверить её реакцию. Может, она знает про это? Но что ей сказать? Что у меня украли окурок? Впрочем, пока она ведёт себя вполне естественно. Ладно, не буду пока ничего предъявлять, мне ещё тут жить пару дней».

В общем, он не стал говорить ей о вторжении в его номер. Дождь закончился, и народ стал покидать холл гостиницы. А уполномоченный к себе не пошёл, он заказал у Клавы местный шедевр виноделия – стакан десятипроцентной, сладкой водки, – нашёл место в углу и уселся поглядеть по сторонам, подумать. И у него было о чём подумать. Первый вопрос: кто за ним следит?

«Неужели это северные?».

Но тут же возникал следующий вопрос: почему взяли окурок?

«На кой хрен он им сдался?».

Ответа он не находил, а посему, допив жуткое пойло, которым в этих местах угощали женщин, он снова подошёл к Клаве и купил у неё карту Губахи и окрестностей. Как бы там ни было, кто бы за ним ни следил и что бы им от него ни было нужно, от слежки уполномоченный собирался отрываться. А для этого ему понадобится то, что он благоразумно попросил Кузьмичёва спрятать в окрестностях города. Он собирался откопать свой мотоцикл.

Вернувшись в номер и усевшись на кровать, Андрей Николаевич развернул карту и внимательно изучил то место, где парни Кузьмичёва должны были подготовить ему схрон. Он помнил координаты, переданные ему перед отъездом, и сразу нашёл нужную точку. Там была цепь камней.

«Длинный камень с заметным выступом, – вспоминал уполномоченный. Он водил по карте пальцем. – Это… юго-юго-восток. Восемьсот метров от старой водонапорной башни. Я её помню, помню…».

Он думал, что сегодня сходит туда вечерком перед закатом, посмотрит место, а заодно и проверит, попрётся ли кто за ним. Там места такие, что спрятаться им будет негде. Барханы, уж в барханах-то этим городским от него не скрыться. Да и следов на песке им не избежать.

А пока было время, уполномоченный решил поваляться на кровати, возможно, немного поспать. Что ни говори, а вчера он здорово вымотался в дороге.

***

Андрей Николаевич решил, что в этой неспокойной ситуации ещё один ствол лишним не будет. Он достал из баула пистолет. Стандартный «девятимиллиметровый» армейского образца. Это было вполне надёжное и достаточно мощное оружие, прекрасно подходившее для ближнего боя, хотя, конечно, и не такое эффективное, как обрез. Зато, в отличие от двустволки с обрезанными стволами, пистолет отлично укладывался в потайной карман левого рукава. Стоило поднять руку вверх, и он из кармана выпадал, удачно застревая на сгибе у локтя, потом, когда рука опускалась вниз, пистолет скользил по рукаву и при наличии навыка прекрасно укладывался в ладонь владельца. И если не ставить оружие на предохранитель и заранее взвести, из него сразу можно было стрелять. Неожиданно и эффективно. Тут, в городе, этот трюк мог оказаться полезен, и Андрей Николаевич решил им не пренебрегать.

Он дождался, пока кончится ливень, надел респиратор и вышел из гостиницы. Компрессор в респираторе заурчал, нагнетая отфильтрованный воздух, но даже через фильтры ощущалась большая влажность. Он машинально огляделся – нет ли кого рядом «не такого». Нет. И пошёл, перепрыгивая через лужи, а через пять минут уже был на главной улице Губахи. По ней не спеша прошёл до банка и уже на следующем перекрёстке свернул налево, на восток, и по улице, которую он вспоминал с трудом, пошёл дальше.

Дойдя до небольшой площади, а скорее, до следующего переулка, уполномоченный остановился. По улице, сильно хромая и таща за собою большую лопату, шёл скособоченный бот. В том, что это был бот, Горохов не сомневался, несмотря на то что это искусственное подобие человека сильно сдало, похудело, его некогда прекрасную смуглую кожу покрывали большие тёмно-серые пятна. Казалось, что теперь в этом существе нет и десятой доли той мощи, которой оно некогда владело. Конечно, бот ещё был способен на какую-то работу, но поднять мотоцикл и поставить его в кузов квадроцикла этой развалине было уже не под силу. А ведь Горохов сам был свидетелем такого. Но то было другое время и другие боты.

«Уже рухлядь. Не очень-то они, как выяснилось, долговечны. Интересно… Их специально так спроектировали, чтобы потребители всё время покупали новых, или пять-шесть лет – это их биологический предел?».

И тут уполномоченный резко обернулся: есть ли кто интересный сзади? Людишки за спиной были, были, в городе вообще стало заметно больше людей, но тех, на кого нужно было обратить пристальное внимание… таких на улице не оказалось.

Мимо протарахтел, разбрызгивая лужи на малых оборотах, квадроцикл, проехал рядом не спеша, но разве разглядишь, кто там за тёмными-то стёклами?

Горохов взглянул на часы… До заката сорок пять минут, ему до схрона тридцать-тридцать пять минут ходьбы. Нужно было поторапливаться, и он прибавил шагу. А тут ещё и райончик начался тот самый, который он не любил. Самые отвратные дыры, самые мерзкие кабаки, где торгуют не столько водкой, сколько полынью. Торгуют ею, не стесняясь. И люд здесь был соответствующий. Тут и без слежки нужно держать ухо востро. Какие-то типы на углу. Обычная шваль – драная одежда, «убитая» обувь. Полынщики. Или торговцы. Или и то, и другое. Ещё пара чуть дальше, там баба какая-то, по голосу совсем не старая, смеётся-заливается нездоровым смехом. Из чёрного проема незакрывающейся двери вдруг вываливается тип без респиратора с чумным взглядом, худой, один скелет, и чёрными потрескавшимися губами спрашивает невнятно:

- Надо чё?

Андрей Николаевич – хотя нужно было просто побыстрее уйти – от неожиданности даже спросил:

- Что?

- Надо чё, говорю?

- А, нет, ничего не надо, - Горохов ускоряет шаг.

А тип бурчит невнятно ему вдогонку:

- Есть свежак, «молодка», сегодня собранная, чистяк, отходняка от неё вообще не будет, есть «настойка», есть «известь», всё есть, слышишь…, - уполномоченный проходит мимо, это, кажется, раздражает продавца. - Э! Мужик… Э…

И тут из двери вываливается ещё один, интересуется:

- Чё он?

- Ниче, - бурчит первый. – Ходит тут… Урод…

Надо отсюда убираться побыстрее, или придётся кого-то убить, и уполномоченный уходит, на ходу незаметно взводя курки на обрезе… Ну, так, на всякий случай. Он оборачивается. Получить пулю в спину очень не хочется, а эти двое стоят и смотрят на него. И он прибавляет шаг. У следующего дома к бетонной стене привалился раздетый человек, на нём лишь штаны и какие-то ботинки с обмотками, такие носят казаки. Но ни рубашки, ни шапки, ничего. Он в полузабытьи, глаза закатил и шарит рукой перед собой. Рот приоткрыт, дёсны тёмно-зелёные, зубы жёлтые. Этот ест траву давно. Горохов знает, что, по большому счёту, это уже труп. Возможно, он и не умрёт от полыни, но его точно прикончит то, что он сидит вот так вот, без одежды. Его за неделю прикончат клещи. Один клещ будет есть его месяца три, нужен знающий человек, чтобы вытащить опасную тварь из тела. И вытаскивать её нужно в течение первых часов после укуса. Иначе это членистоногое уйдёт в тело сантиметров на пять или шесть, закогтится там и начнёт выделять обезболивающее, типа, не беспокойся, человек, всё у тебя в порядке, живи себе дальше, а я тут поживу.

Двум-трём понадобится месяц, чтобы довести человека до горячки. А если вот так сидеть около стены, то ты соберёшь на себя всю нечисть, что будет рядом. Может, и недели не протянешь. Горохов, стараясь не глядеть на этого бедолагу, проходит мимо.

Метров через сто с ним снова пытаются заговорить. Теперь это девица лет двенадцати. Худая. Она тоже без респиратора, вся оборвана и, кажется, пьяна. Девка тоже предлагает полынь. За нею стоит какой-то мужик и смотрит на уполномоченного сквозь треснувшее стекло маски, держит в руке что-то, а что – и не разберёшь.

Нет, нет! Ничего не нужно, Горохов качает головой и прибавляет шаг. А сам руку с обреза не убирает.

Глава 18

У последней лачуги он остановился. Дальше дороги не было, и сразу за домом с треснувшей стеной начинался невысокий, чёрный от влажной плесени бархан. Ещё метров сто на юго-восток – и бетонная башня старой водокачки.

Горохов тут пошёл медленно, потом зашёл за угол и выглянул из-за дома: не тащится ли кто за ним. На улице всё ещё были люди, но за ним вроде никто не шёл. Но опять же тут был квадроцикл, который уполномоченный уже видел. Неплохой, не старый. Машина была припаркована прямо возле дверей одного из притонов. Есть ли в нём кто – поди угадай. Возможно, на нём ездил кто-то из местных барыг. Горохов надеялся, что так оно и есть. Дальше торчать тут смысла не было, и он пошёл к башне, в степь. Шёл быстрым шагом, на тот случай, если за ним идут.

А кругом была красота. Мокрые от дождей и чёрные от плесени барханы почти неподвижны, никакой ветер не в силах их перемещать, тем более на время дождей почти стихают яростные вечерние заряды. А все проплешины между песчаными волнами тут же зарастают всевозможной яркой зеленью. Кактусы всех цветов и размеров, даже самые маленькие, те, что величиной с мизинец, начинают цвести, крепкая колючка становится пушистой из-за распустившихся семян, шипов под пухом не видно, и её даже хочется потрогать. Всё это вдруг оживает, изо всех сил вырывается из земли, чтобы расцвести и успеть до зноя рассовать по пустыне свои семена. Лук с его сочными, острыми листьями, серый тюльпан с его сладкими клубнями, тут Горохов увидал даже деликатесный и якобы очень полезный для здоровья щавель, красные сочные стебли и зелёные листочки которого имели приятный кисло-сладкий вкус… Да, это был он. Салат из этого растения и лука, с кусочками жареного козодоя и заправленный маслом, стоил в ресторанах Соликамска сорок копеек и пользовался у рафинированных горожанок популярностью. Неплохо было бы собрать себе пучок этого растения, но солнце за его спиной уже катится к горизонту, и ему нужно спешить.

Он миновал башню и всё так же быстро дошёл почти до гряды камней, которые были отмечены на карте. Уполномоченный оглядывался несколько секунд, смотрел по сторонам, пока не нашёл тот камень с «навесом». Компас и секстан были, как всегда, при нём, компас в часах, секстан во фляге, но он и не подумал их вытаскивать. Горохов и без своих приборов уже знал, где находится схрон. Парни Кузьмичёва выбрали хороший камень, он сам бы его выбрал для тайника.

Андрей Николаевич приостановился: в принципе, дело было сделано, можно было и полюбоваться красным солнцем, что зависло между тёмными тучами и чёрной степью. Да, солнце, чёрная степь, зелень – это всё было на удивление красиво, но не нужно забывать, что дожди выгоняют из песка всю мерзость, что таит пустыня. И это не только сколопендры, которые в этот сезон просто звереют, не только шершни, которые в дожди начинают роиться, тем более что от первых и от вторых людей погибает не так уж и много. А вот членистоногих нужно было опасаться всерьёз. Он снимает перчатку и начинает ею бить по полам плаща, по рукавам, по брючинам… Пауки и клещи – вот чего в первую очередь нужно бояться. И для первых, и для вторых человек – еда, но одни жалят сразу, как только доберутся до плоти, и они её ищут, забираясь в рукава, в штанины, за шиворот, но их всегда видно, они белые и хрупкие. А вот клещи не такие, эти твари готовы сутками медленно ползти по ткани, чтобы наконец найти открытую кожу. Их не раздавить в пальцах, их не разглядеть сразу, хотя и убивают они не так быстро, как пауки. Но зато их в сотни раз больше, чем пауков. В общем, нужно время от времени останавливаться и стряхивать с себя этих мелких гадов. Полы плаща и брючины – как раз те места, на которые клещи и пауки попадают в первую очередь. Поэтому Горохов всегда предпочитал галифе и сапоги, а казаки – плотные обмотки. И в одно мгновение Горохов замер.

Три-ри, три-ри-ри, три-ри…

Высокий тонкий звук пронёсся над барханами. Его ни с чем нельзя было перепутать.

Три-ри-ри, три-ри, три-ри… Три-ри-ри…

Этот звук был верным признаком того, что дожди скоро закончатся. Неделю, ну или дней десять – и всё.

Три-ри, три-ри, три-ри…

Из своих глубоких нор начинали вылезать цикады. Они как чувствуют окончание сезона дождей. Кусачие, безмозглые, с мощнейшими жвалами и шипом на крепком хитиновом брюшке, который содержал в себе вполне неприятный токсин. Но в виде личинок они были прекрасны… Жирные, приятно жёлтого цвета, почти неподвижные существа, содержавшие в себе протеина и жира намного больше, чем самая лучшая саранча. К ним даже не нужна была соль. И их не нужно было чистить. Просто откусываешь жёлтое брюшко, которое составляет девять десятых личинки, а остальное – голову со жвалами и передними лапами, напоминающими стальную проволоку, – выкидываешь. В детстве цикады были единственным поводом без особой грусти переживать окончание сезона дождей. Все дети их оазиса с первых трелей цикад выходили в степь искать чёрные, едва заметные отверстия в рыхлом грунте. Там, внизу, обычно и прятались цикады, дожидаясь своего созревания.

Ему захотелось найти хоть одну личинку, пока не стемнело. Вспомнить их удивительный вкус. Скоро их тут будут сотни тысяч; чем ближе конец дождей, тем больше их поднимается к поверхности земли. И сейчас одна из тех, что уже вылезла из земли и обзавелась крыльями, изо всех сил орала, чтобы побыстрее призвать к себе партнёра. Успеть, пока грунт влажный и рыхлый, отложить в него несколько тысяч яиц.

Три-ри, три-ри, три-ри, три-ри, три-ри…

Пиликала цикада откуда-то с востока. И он, надев перчатку, стал взбираться на пологий бархан; хотел идти в сторону звука, но, поднявшись на самый верх чёрного песчаного гребня, по своему обыкновению, обернулся на восток, взглянул в сторону города.

Солнце уже проваливалось за крыши домов Губахи, свет стал почти красным, и его становилось всё меньше, но даже в этом свете он увидел человека. Человеческая фигурка всего на мгновение показалась на вершине бархана и тут же скатилась вниз, исчезла. До фигурки было метров триста, и двигалась она как раз от города и в его сторону.

Всё, про цикаду забыли сразу. Он спустился вниз и привалился к бархану, позабыв и про пауков, и про клещей – теперь тут были существа и поопаснее, – вытащил из кобуры прицел от револьвера и, сдвинув очки, стал смотреть через оптику по сторонам. Нет, больше здесь никого не было.

«Что этот тип тут делал? Дорога почти на километр южнее. Дорога оживлённая, а этот прётся через барханы. Кто он? Куда шёл? Зачем? Может, за мной? Ну а за кем ещё? Идёт-то он точно по моему следу. Хочет выяснить, что я делаю в степи? А может, просто человек, идущий ставить сети на саранчу? Какая саранча сейчас?! Сейчас много не поймаешь, дожди же! Ну и кто это тогда?».

Все эти мысли совсем не мешали ему обшаривать окрестности взглядом и не помешали увидеть ещё одного человека. Тот шёл намного севернее первого. Он выскочил на бархан всего на мгновение. Выскочил и тут же пропал, так, как и первый. Мало того, поднимаясь на гребень песочной волны, он сгибался едва не пополам. То ли для того, чтобы быть менее заметным, то ли по привычке человека, знающего, как воевать в барханах, и помнящего, что в полный рост на гребне лучше не вставать.

«Их двое!».

Теперь его беспокойства, его догадки выкристаллизовались в чёткую и простую, логичную мысль:

«За мной идут».

Ему стоило заволноваться. Но то волнение длилось не больше секунды. Эти двое шли с разных сторон, но оба направлялись к нему, один шёл по следу, второй вдалеке, значит, они с рацией… Эх, ему бы тоже сейчас рация не помешала. Горохов выругал себя: ну почему не подумал взять рацию, думал, что она не понадобится, думал, что от города тут недалеко. А мог бы просто включить её на приём, на поиск, чтобы «чесала» по всем волнам в надежде найти хоть что-то, тогда, вполне вероятно, он узнал бы об этих двоих и пораньше.

Он стал быстро озираться и параллельно прощупывать карманы пыльника. У него были две гранаты, обрез, восемь патронов к нему, десять патронов для револьвера и восемь патронов для пистолета. А у них скорее всего винтовочки. Они видели его только что, и теперь ему нужно было срочно менять позицию. Ведь бой в барханах – это по большому счёту игра в прятки. Кто первый увидел, тот, вероятно, и победил. Уполномоченный отметил для себя, что каменная гряда за его спиной выглядит для него сейчас весьма привлекательно. И, согнувшись, чтобы не торчать над барханами, он почти бегом стал двигаться на юг, к дороге, чуть отклоняясь в сторону камней; через пять десятков метров он остановился и выглянул: быстрый взгляд на восток, на север – нет, никого, и он снова бежит, но на сей раз уже точно к камням. Да, там, если ему удастся забраться на большой и плоский валун, он будет в относительной безопасности. Тем более что через десять минут солнце сядет окончательно.

Он был уже в пятнадцати шагах от камня… И вдруг…

Ппатттч….

Стальная десятимиллиметровая пуля бьёт в камень перед ним; разбросав осколки базальта и расплющившись, она – фррррррр – улетает в небо. Горохов валится на землю, почти в лужу под барханом, но тут же поднимается и бежит дальше. Он знает, что нужно действовать быстро. Теперь он уверен, что это люди непростые, это не обыкновенные убийцы из тех заведений, мимо которых он проходил недавно, этот народец посерьёзнее будет. Он не слышал выстрела, слышал только, как пуля ударила в камень. И стреляли метров с трёхсот… А это значило, что у парней были и глушители, и оптика… Ну, и рации… Нет, это точно не грабители.

Ему удалось добежать до камня и оббежать его… Он искал удобное место, чтобы влезть на него, но как только уполномоченный оказался за камнем…

Их было не двое. Метрах в семидесяти от себя, также возле камней, он увидал третьего человека с винтовкой.

Горохов не думал о том, что до человека далеко, он просто выстрелил первым и из того, что было в руках, то есть из обреза. Без всякой надежды попасть, скорее чтобы напугать, лишь бы человек не поднял свою винтовку. Картечь из одного ствола, жакан из другого…

Пахх…

Бах…

Даже если бы у него было время прицелиться, и то он вряд ли попал бы. Разве что при большом везении. Сейчас же он стрелял навскидку… И появившийся тип угадывать – попадёт-не попадёт в него что-то – не стал. Спрятался за бархан. А Горохов прильнул к камню, стал перезаряжать обрез, думая, что лучше бы он держал в руке револьвер. Тогда, даже навскидку, шанс влепить пулю третьему у него был бы. Всё-таки обрез – это оружие для работы на двадцати, ну, тридцати метрах… Он откинул его за спину и вытащил револьвер. И теперь оценил обстановку.

Да, эти парни были неглупые, один, самый быстрый, забежал к нему во фланг с севера, теперь он был за камнем метрах в семидесяти, двое других приближались к нему с северо-запада и запада. Они точно знали, что делали. Если бы уполномоченный не поторопился, этот третий был бы у него уже за спиной. Люди были безусловно опытные, и ему очень не хотелось завязнуть в перестрелке с ними здесь, в барханах.

«Поделят сектора – рации для координации у них есть, они же не дарги, – и будут обдуманно отрезать с фангов. Пока не зажмут. А зажмут меж двух барханов… У них, сто процентов, есть и гранаты. Уроды… Видно сразу, что готовились».

Теперь здесь, у камней, когда один из них совсем рядом, оставаться было нельзя. Ему нужно было отходить на юг, к дороге.

Он хотел было оторваться от камня, чтобы не дожидаться приближения тех, что шли от города, но как только двинулся, как только начал подниматься на короткую дюну, что привалилась к каменной гряде, как услыхал чёткие, выраженные щелчки:

Тикс-с… Тикс-с…

Узнаваемый звук. Его ни с чем не спутаешь. Винтовка с армейским стандартным глушителем. И если его слышно, значит, стреляет метров со ста-ста двадцати, не больше.

И ещё раз… Тикссс…

Туфф… Пуля поднимает фонтан песка прямо перед ним.

Но Горохов уже переваливается через бархан. И, согнувшись, бежит дальше, на ходу вытаскивая и закрепляя на револьвере его прицел. Когда он перебирается через следующий бархан, тут уже ребята не стесняются:

- Та-та-та-та-таххх…

Жужжащий рой металла проносится рядом. Это стрелял тот, от камня; осмелел, значит, и вылез…

Но Горохов не останавливается, он бежит дальше. Главное – не дать себя прижать к песку, навязав бой, не дать им себя «растянуть», зайти с фланга. И пока это ему удаётся. Именно благодаря тому, что он поспешил за камень и там обнаружил третьего.

Только на четвёртом бархане он решает остановиться, перевести дух. Может быть, кто-то из них в пылу погони забудет про безопасность и подставится под выстрел.

«Эх, хорошо бы было хоть одного из них подстрелить! Хотя бы ранить. С двумя было бы полегче».

Он глядит поверх прицела и пока никого не видит. Впрочем, видеть становится всё сложнее, солнце уже едва торчит из-за Губахи. И тут ему становится ещё неспокойнее:

«Не дай Бог, у них ещё и ПНВ имеется».

Глава 19

Тучи такие низкие, что кажется – подними руку и дотянешься. У него-то как раз прибора ночного видения не было, а через пять минут темень наступит такая, что придётся полагаться только на слух.

Туфф…

Перед ним, в полуметре от его головы, с глухим звуком, будто кто-то ударил прутом по подушке, поднимается фонтан сырого песка с кусочками черной корки-плесени. Горохов сначала отпрянул, потом чуть передвинулся по гребню бархана и поднял револьвер. Он приблизительно знал, с какой стороны стреляли. Но даже прикладываться к оптике не стал, цели не было… Стрелявший притаился за песчаным холмом. Вот так теперь и будет… Один выстрелил – притаился, а пока уполномоченный будет искать возможность выстрелить в ответ, двое других будут оббегать его справа, слева… откуда угодно.

Андрей Николаевич не собирается ждать, пока эти ловкачи подойдут на бросок гранаты. Он снова срывается с места и, пригибаясь, бежит на юг, к дороге. Как хорошо, что у него такой респиратор. Шикарная вещь! Словно откликаясь на участившееся дыхание, аппарат начинает нагнетать воздуха всё больше. В простом респираторе попробуй-ка побегай, а тут дышится легко, беги-не хочу. Уполномоченный хорошо тренирован, а ещё от природы, вернее от родителей, он получил свою выносливость. Ещё с детства он мог пройти хоть двадцать, хоть тридцать километров по пескам, почти не устав, а если надо, то пройти ещё и быстро. Это не раз выручало его в трудных ситуациях. Вот и теперь он надеялся оторваться от этих неплохо экипированных ребят.

«Воевать вы, я вижу, не дураки, а как насчёт побегать?».

Но пробежаться как следует ему не дали; не успел уполномоченный преодолеть и сто метров, как справа, с запада, снова заработал «глушитель».

Тикс-с… Тикс-тикс-с… Тикс-тикс-тикс-с… Тикс-с…

И тут же одна из пуль бьёт в песок в трёх метрах перед ним:

Туфф…

Другая ещё ближе, поднимает фонтан песка почти под ногами…

Туфф

Он переваливает через бархан и решает остановиться, разворачивается, замечает в последних лучах заката фигурку на бархане – стоит, сволочь, во весь рост, прицеливается, – вскидывает револьвер и, не заглянув в оптику, – времени нет, цель соскочит с гребня, – стреляет…

Па-ах…

Горохов и не думал, что попадёт, просто этих уродов нужно одёргивать, они, чувствуя своё численное превосходство и превосходство в оружии, действуют уж очень раскованно, словно охотятся на беззащитную дрофу. Но вероятность попадания в брюхо револьверной пули должна немного поумерить пыл этих ловкачей.

«Как хорошо было бы влепить одному из них пулю, хотя бы в ногу, сразу поостыли бы. Эх… Хорошо бы…».

Всё равно нужно было подниматься и уходить к дороге. К дороге, к дороге… На юг…

Но зачем он туда стремился? Об этом уполномоченный ещё не думал. Что будет, когда он до неё дойдёт? Что там может измениться? Как ему удастся оторваться от преследователей? Наверное, Андрей Николаевич надеялся на людей. Восточная дорога, что вела к озёрам и участкам, где ловили саранчу, и в прошлые годы была достаточно оживлённой, а теперь, когда население Губахи увеличилось…

В общем, каких-то законченных мыслей на этот счёт у него не было, он просто быстро шёл по мокрой от дождей пустыне почти в полной темноте.

Кажется, солнце село окончательно, на небе ни звезды, ни луны, и тут ему помогли пижонские очки «Спектр». Да, как ни странно, в них было лучше видно, чем без них. Ненамного, но всё-таки… И в них даже в этой кромешной темноте он как-то ориентировался и находил дорогу. Пока не пошёл дождь.

Это был обычный дождь для этого периода. Над уполномоченным как будто кто-то открыл душ. И из него хлынули потоки воды.

Тут уже и модные очки «Спектр» не помогали. Черная пелена и льющаяся с неба вода. Ему пришлось остановиться. Реально ничего не было видно. Ему. Но вот армейские ПНВ были рассчитаны на работу во влажной среде. Это у них даже в инструкции было написано. Правда, там не было написано, будут ли они работать, когда вода просто с неба как из ведра. Он не успел додумать эту мысль, короткая жёлтая вспышка справа на мгновение озарила чёрные склоны барханов. А потом и звук пришёл…

Тах…

Уполномоченный, не думая, исключительно на выработанном за годы своей нелёгкой жизни рефлексе, сразу и с уклоном сдвинулся вправо, зафиксировав при этом место вспышки и источника звука, и моментально вскинул руку с револьвером…

Паах..

И сразу сместился ещё дальше вправо и встал на колено… И ему тут же ответили целой россыпью звуков…

Таа-та-та-та-тах..

Через струи дождя и ночной мрак в коротких, но ярких вспышках Горохов смог разглядеть фигуру в коротком пыльнике с винтовкой в руках. Тридцать, может быть тридцать пять метров: бескомпромиссная, смертельная для кого-то из них дистанция. Сильнейший дождь, непроглядная темнота – и два человека, пытающиеся друг друга убить…

А ещё… Может быть, это ему казалось… Пули, пролетая рядом с ним, разбивают капли дождя в мелкие брызги, в туман…

Но он не фокусировал внимание на этих странных явлениях, он уже наводил оружие на то место, где только что так яростно бушевал жёлтый огонь винтовочных выстрелов. И ему потребовалось буквально мгновение, чтобы прицелиться…

Паах.. Паххх…

И тут же он срывается со своего места влево, и вовремя…

Таа-та-та-та-та-таах….

Горохов слышит, как шипят пули, прорываясь сквозь струи дождя, шипят совсем рядом с ним, как раз в том месте, откуда он только что убрался… И он поднимает левой рукой обрез.

Бахх….

Вспышка от выстрела этого оружия яркая, долгая; первый выстрел он делает жаканом и, дав противнику мгновение сместиться, делает второй выстрел картечью.

И сразу срывается с места, ожидая ответных выстрелов, влетает на достаточно высокий бархан и, почти не пригибаясь, бежит с него вниз, на ходу перезаряжая обрез, а потом и револьвер…

А выстрелов всё нет… Только дождь шумит.

«Что, урод, притих? Достали тебя мои картечины?».

Он думает об этом со злорадным удовольствием. Было очень, очень приятно утереть нос этим крутым, что надумали убивать старшего уполномоченного Горохова… Да ещё где! В его родной пустыне. Хотя он всё прекрасно понимал: никаких гарантий насчёт попадания у него не было, а этот тип притих просто потому, что перезаряжал оружие – стрелял он длинными очередями, патроны не экономил. Но всё-таки ему хотелось верить, что одного из этих крутых он зацепил. А может, всё-таки и зацепил, так как выстрелов больше не последовало; а вскоре за дождём и теменью уполномоченному удалось увидеть огни. Они двигались… Это была та самая дорога, к которой он так стремился.

Он ещё оборачивался, хотя смысла в этом было мало, в пелене дождя по-прежнему рассмотреть что-либо дальше трёх шагов не было никакой возможности.

«Если они меня потеряли, то в этом дожде уже не найдут. Следов не разобрать, тепловизоры – последняя их надежда, но, судя по последней стычке в дожде, ПНВ у них есть не у всех, иначе тот урод меня изрешетил бы там, между барханов».

Тем не менее, помня про ПНВ, он старался как можно дольше скрываться за песчаными валами и переваливать через них как можно быстрее. Андрей Николаевич не сбавлял шага, двигался на юг, шёл быстро, а там, где пространство было свободно от песка и зарослей кактуса, даже переходил на лёгкий бег. И уже минут через семь он выбрался к дороге. Тут уже и дождик стал потихоньку стихать.

Большой тягач, покачиваясь из стороны в сторону в колеях с водой, тащил накрытую брезентом платформу в сторону города; уполномоченный сразу догнал его и, приподняв брезент, влез под него. Там всё было заставлено большими тазами и бочками, в тазах был щавель, молодые побеги кактусов, всякая другая вкуснятина, но после этих приключений в сумерках он даже не запустил руку ни в одну корзину.

Уполномоченный, выглядывая из своего «укрытия», старался разглядеть в дожде хоть что-то, но, кроме фар следующей за тягачом машины, ничего не видел. Так спокойно он добрался до города, где на одной из улочек слез с прицепа.

Дождь закончился, а вот его тревоги только начинались. Да, ему было из-за чего тревожиться. Он остановился у одного из домов, подальше от фонаря, закурил и продолжил движение быстрым шагом. Хоть после дождя на улице стало свежо и появилось много людей, прогуливаться на открытом месте ему очень не хотелось.

«Кто это был? Кто это, мать их, осмелился нападать на уполномоченного Трибунала? Ну, допустим, такое бывало, но то бывало, когда приговор подопечным был уже вынесен и из Трибунала к ним ехал человек, чтобы привести его в исполнение. Тогда, понятное дело, пациенты предпринимают все усилия, чтобы доктор до них не добрался. Но вот так просто! Может, это мстит кто? - но те, кто хотел бы, а главное, посмел бы ему мстить тут, в Губахе, давно мертвы! Если это были люди, связанные с местными властями… Ну, мало ли, может, кто из них поминает его недобрым словом, а теперь узнал, что он снова в городе. - Но они всё устроили бы прямо тут, на улицах, или в гостинице, не постеснялись бы; эти же дождались, пока я выйду в степь. И причём были готовы к этому… А перед этим вломились в номер и украли окурок! Зачем? И главное – кто? - этого он не понимал. Конечно, у него были враги. Дружки, родственники, коллеги тех людей, которых он покарал. Угомонил. Но всё это был народец, который, как правило, желал как можно реже попадать на глаза Трибуналу. – Неужели это северные? Неужели не поверили мне, что Кораблёва погибла от рук даргов, и решили меня наказать? Наказать назло Первому и Бушмелёву, которые хотели спрятать меня от их внимания в выдуманной командировке?».

Пока это была самая «рабочая» и самая неприятная версия, что приходила ему на ум. Он о таком, конечно, никогда не слышал – чтобы северяне нанимали кого-то, чтобы убить заслуженного сотрудника Трибунала, который они сами и финансировали, – но чем чёрт не шутит.

И тут он увидал, что из здания с надписью «Телеграф», что находилось на небольшой площади, вышли две женщины. Это было очень кстати.

«Работает ещё?».

Горохов приоткрыл дверь и заглянул внутрь, оттянул респиратор:

- Вы ещё работаете?

Совсем молоденькая девочка, лет, наверное, четырнадцати, сказала ему из-за стекла:

- Работаем.

Он прошёл внутрь, остановился у стойки со стеклом и, поглядывая на дверь и не убирая руки с обреза, произнёс:

- Хочу телеграмму дать.

- Продиктуете или напишете текст? Диктовать дешевле, так как бумага не расходуется, – серьёзно разъясняла девочка; сама же она пользовалась грифельной табличкой.

- Тогда продиктую, - всё так же глядя на дверь, начал уполномоченный. - «Березняки. Юбилейный. Мартыновой Маргарите Тимофеевне. Рита, я в Губахе, был тут в степи, встретил трёх людей. Люди те незнакомые, но упорные, еле удалось с ними разойтись…».

- Так всё и писать? – вдруг прервала запись девушка. – Это вам дорого будет.

- Ничего, ничего, так и пишите, - не отрывая глаз от двери, ответил ей уполномоченный и продолжил: – «… хотелось бы знать, кто они. Надо бы из Губахи мне уходить, но Витю нужно дождаться, а будет он только через два дня. Так что я ещё побуду тут. Целую, ваш племянник Евгений». Всё.

Девушка быстро посчитала карандашом записанные слова и сказала с укоризной:

- Это вам в тридцать одну копейку обойдётся.

- Ну что ж поделать, - он достал деньги и расплатился.

Девочка же, получив деньги, взялась за «ключ» и стала бойко отбивать его телеграмму. А когда закончила, он у неё спросил:

- А вы не подскажете, где мне найти парочку людей… ну, хороших парней для охраны?

- Для охраны? – она удивилась и пожала плечами. – Это я даже и не знаю, может, вам к приставу надо?

- К приставу? – он усмехается, вспоминая того пристава, что был тут в его прошлый приезд. – Нет, к приставу мне не нужно. Есть у вас тут какие-нибудь люди, которых можно было бы нанять?

- Ну людей-то у нас много, там, у столба, ну, где объявления вешают, там очень много народа, все ищут работу. Тут безработных хватает, может, вам там поискать?

- Да, может быть, – он вспоминает, где это место. – У столба… А это не там, откуда ходил транспорт, возил рабочих к буровым?

- Раньше возил, теперь уже не возит, - объясняет девушка. – Вода уже кончилась, буровые ушли. Но это там. Там вы кого-нибудь себе найдёте, там уйма народа всякого по утрам собирается. Приходите прямо к двум часам. Они там всю ночь толкутся.

- Спасибо, так и сделаю, – обещает Горохов и, аккуратно приоткрыв дверь, выглядывает из здания телеграфа. Его рука всё ещё лежит на оружии.

Глава 20

Клавы нет, вместо неё какой-то хмурый мужик за стойкой, он пристально глядит на Горохова, когда тот стягивает маску, и уполномоченный поясняет:

- Я проживаю в …, - он не может сразу вспомнить номер своей комнаты…

- Я знаю, из какого вы номера, - прерывает его мужик.

- А меня случайно никто не спрашивал? – интересуется уполномоченный.

- А должны? – в свою очередь интересуется администратор.

- Да нет, не должны, - Андрей Николаевич усмехается, а сам так и шарит глазами по холлу гостиницы. - Но могут. Человечек один может спросить, пониже меня, плотный такой.

- Нет. Никто вас не спрашивал, - говорит мужик и продолжает: - Вы ночью заехали, так у вас время истекает, утром в шесть надо будет доплатить или выехать.

Горохов внимательно осматривает людей, сидящих в холле; вряд ли здесь есть те, с которыми он схватился в пустыне. Тем нужно было ещё тащиться по барханам обратно к своему транспорту. Хотя всякое может быть. Некоторые из тех, что, сидят в холле, тоже, как и он, промокли, но ни у кого из промокших нет армейского оружия. Но всё равно это его не успокаивает. Уполномоченный, разговаривая с администратором, старается не поворачиваться к людям спиной и взглядом пытается контролировать помещение. Тем не менее он слышит всё, что говорит мужик, и отвечает ему:

- Нет, я не съеду… Ещё поживу, – и достаёт небольшую медную монету номиналом в один рубль. – Хочу оплатить ещё два дня.

- Сейчас я дам сдачу, - говорит мужик и лезет в стол за мелочью.

***

Зашёл в номер… Сразу подпёр дверь стулом, стащил к ней свои тяжёлые баулы. Скинул пыльник, респиратор и шляпу. Достал винтовку, снарядил её, поставил к стене, снарядил и дробовик. В карманах пыльника у него были две гранаты. Но этого ему показалось мало. Вытащил из сумки ещё две, в них вкрутил взрыватели. Только после этого немного успокоился.

Теперь одежда. Горохов сразу раздевается – он валялся на песке, в сухой сезон это не страшно, но сейчас… Он снимает одежду, идёт в душ, осматривает её всю, включая шляпу. На пыльнике находит двух клещей, один уже добрался до самого воротника. Ещё два прицепились к брюкам. Уполномоченный кидает всю одежду под воду, теперь осматривает себя. Ноги, руки, шея… Самые уязвимые места. Ещё спина между лопаток, клещи часто пробираются к коже через воротник. Рукава и штанины – это для них главные входы, до воротника слишком высоко, но тем не менее… Он занимался оружием, чистил одежду, мылся, но ни на секунду не переставал думать. Ему было понятно, что из Губахи нужно уходить – и уходить как можно быстрее. Но… Андрей Николаевич не знал, как отсюда уйти. Уйти безопасно. Кинуться к грузовику и рвануть из города?

Догонят. Если захотят догнать – обязательно догонят. И там, на дороге, ему снова придётся решать этот вопрос. Он, конечно, будет готов, но… Одному против троих? Нет, это был слишком большой риск. Он хотел уйти от них, оторваться, скрыться. Именно для этого Горохов в телеграмме писал, что пробудет здесь, в Губахе, ещё два дня, именно поэтому он продлил номер на двое суток. Если они с ним работают плотно – а судя по всему, так оно и было, – они обязательно об этом узнают. Поверят или нет – дело другое, но знать, что он тут кого-то ждёт, они должны.

Уполномоченный чуть передвинул кровать, сдвинул её так, что если будут стрелять через дверь, то по ней попадать не будут. Закинул в рот несколько драже витаминов и лёг на кровать, разложив рядом с собой всё своё оружие.

***

Горохов, как проснулся, первым делом выпил воды. Час двадцать пять. Скоро гостинца начнёт оживать. Он зашёл в душ, помылся и почистил зубы. Разорвал вакуумную упаковку и откусил кусок кукурузной лепёшки, решил не экономить и отрезал себе хороший кусок свиной колбасы. Деликатес.

«Если меня сегодня прикончат в степи, её сожрёт какой-нибудь урод. Уж лучше сам съем, побалую себя».

Поев немного, он присел на кровать и закурил. Выкурил почти всю сигарету, прежде чем ему захотелось откашляться. В последнее время он стал и вправду много курить. Ещё пару месяцев назад ему хватало пачки дня на два. Теперь едва хватало на день.

«Ну а как тут не курить, если такие дела творятся, - он затушил окурок в пепельнице. – Интересно, этот тоже украдут?».

Впрочем, вчера, когда он вернулся домой, то нашёл все свои метки нетронутыми, его номер никто не посещал.

Андрей Николаевич порылся в своих многочисленных вещах и нашёл новую одежду. Неброскую, простую, незапоминающуюся. Ту, которую предпочитал носить в командировках. Только вместо сапог на сей раз у него имелись добротные мягкие ботинки и обмотки. Всё остальное было как всегда: простой выцветший пыльник, галифе, рубаха с длинными и узкими рукавами, фуражка и белый платок под неё, для шеи и затылка. Респиратор, видавший виды, но с новыми и дорогими фильтрами, потёртые очки. Он даже флягу-тайник взял другую. И оружие… Свой любимый обрез и свой заметный револьвер уполномоченный отложил в сторону, взял шестизарядный дробовик, винтовку брать не стал, она бросалась бы в глаза. В степь он сегодня не собирался, а городе ему должно было хватить и дробовика. А на пояс, не стесняясь, повесил кобуру, в которой находился армейский «девять-восемь» с запасным магазином. Рация, две гранаты и патронташ под двенадцатый калибр завершили его костюм. Рацию он теперь собирался носить всё время, спрятав её в карман, но поставив на приём и убавив громкость. Он включил автоскан, и умный прибор теперь постоянно искал сигналы во всём доступном ему диапазоне. Неожиданностей, подобных вчерашней, ему хватило. Больше он в такие ситуации попадать не хотел.

Сейчас он выглядел по-другому, но на этом его сборы не закончились. Он достал из баула и развернул новый, объёмный тактический рюкзак. В него сложил всю ту одежду, в которой ходил в последнее время, туда же положил яркий и дорогой респиратор и отличные очки, револьвер и обрез. Также он взял с собой блок-детектор сигнала с экраном и источник сигнала: радиомаячок (жучок). Вот теперь он был готов.

Ни одной камеры он в гостинице до сих пор не заметил. Но это не сильно облегчало ему его задачу. А хотел он сейчас незамеченным выйти из гостиницы. Да, он теперь выглядел иначе, чем вчера, но толковый наблюдатель мог узнать его по росту и по осанке. И поэтому уполномоченный, приоткрыв дверь в общий коридор, посмотрел, нет ли там кого. Коридор был пуст. Но он не поспешил выйти из номера, а так и остался стоять у чуть приоткрытой двери.

Он ждал. В гостинице жил народ простой, все вставали рано, выходили по делам тоже рано, чтобы с двух до десяти, до начала зноя, покончить с большею частью дел. Это расписание люди сохраняли и в сезон дождей тоже. По привычке. А сейчас было как раз два часа утра. Народ, что проживал в гостинице, давно уже проснулся. Люди гремели чем-то в своих номерах, переговаривались. Поэтому ждать долго ему не пришлось. Уже минут через пять ожидания в коридоре послышался шум открываемой двери, голоса, потом звуки проворачиваемых в замке ключей. И как только мимо его двери прошли два человека с тяжёлыми мешками, он тут же вышел в коридор и закрыл за собой дверь. Горохов пошёл за этими двумя людьми быстрым шагом и в конце коридора догнал их. Они с мешками и дробовиками, он со своим рюкзаком и почти таким же, как и у них, дробовиком, почти ничем друг от друга не отличались. И шёл он в двух шагах от этих двоих. А перед тем как начать спускаться по лестнице, он надел респиратор. В холле было уже многолюдно, вчерашний хмурый мужик варил на двух конфорках плохой чай. За чаем была очередь. И те двое мужичков, что шли перед уполномоченным, увидав очередь, махнули рукой – без чая обойдёмся – и сразу пошли к выходу. В общем, тот, кто должен был следить за ним в холле, наверняка его пропустил. Должен был его пропустить. Но теперь, после вчерашней стычки в степи, Андрей Николаевич не собирался рисковать. Он хотел быть уверенным, что за ним не следят, а посему, тут же отстав от мужиков, быстро свернул в узкий проулок.

Прошёл метров двадцать, развернулся и замер в темноте, привалившись к стене. Стал ждать, не появится ли кто. Но прошло время, минуты три, наверное, а в темноте проулка никто не появился.

«Прозевали».

Он повернулся и пошёл вдоль домов, а потом свернул к центру города, к остановке или, как выразилась вчерашняя юная телеграфистка, к столбу.

Едва третий час утра был, а народу у дома со столбом под сотню, недавно дождь, видно, был, грязи по колено. Настрой над толпою недобрый, видно, желающих работать больше, чем работы. Приезжают тягачи или грузовики, люди кидаются к ним толпой, толкаются, ругаются, заглядывают в кабины, что-то обсуждают с приехавшими, торгуются.

Горохов остановился в сторонке, стянул респиратор вниз, закурил, стал наблюдать. А народец-то тут разный. И старатели есть. И бродяги при оружии. Ещё нужно подумать как следует, прежде чем таких нанимать. Если саранчу собирать – ещё может быть, но какая сейчас саранча…

И тут худой невысокий тип в драном пыльнике и со старой двустволкой, увидав стоящего в стороне уполномоченного, направляется к нему, шлёпая сбитыми ботинками по грязи и ещё издали протягивая руку.

- Друг, дай закурить, курить охота – сил нет.

В степи нельзя отказывать человеку в воде и еде, нельзя бросать человека, если есть место в транспорте, но сигареты… Это удовольствие, и удовольствие не очень-то и дешёвое, тут уже на усмотрение хозяина пачки: понравится просящий – можно и угостить, а можно и «завернуть» наглеца; но уполномоченный никогда не жадничает по мелочам в своих командировках, он знает, как располагать к себе людей. Андрей Николаевич вытаскивает из кармана пачку, немного выбивает из неё сигареты, так чтобы торчали кончики пары штук, и протягивает просящему. Тот, в свою очередь, снимает старую перчатку и ногтями, под которыми даже при слабом свете отлично видна грязь, цепляет одну из сигарет. Горохов видит, что пальцы человечка дрожат, и тогда уполномоченный принюхивается… Ну конечно… Его догадка оказалась верна… Горохов прекрасно знает этот омерзительный запах полыни. Мужичок воняет. Даже через воздух, перенасыщенный влагой, пробивается эта несильная, но запоминающаяся вонь.

- Спасибо, друг… Ты меня реально выручил. Ещё немного, и я помер бы…, - худощавый, не снимая с головы капюшона, прикуривает от сигареты Горохова.

- Рад был помочь, – отвечает Андрей Николаевич. Он думал, что этот тип от него отвалит, но тот встал рядом, стоит курит и, видно, хочет ещё и поболтать.

- Что, тоже работёнку ищешь? – спрашивает тип.

- Пока смотрю, - нейтрально отвечает уполномоченный. Он всё ещё настороже. Когда подходил к этому месту… так… на всякий случай… переложил пистолет из кобуры в рукав пыльника. Ведь смена костюма вовсе не гарантирует, что он в безопасности. Но от этого человека Андрей Николаевич подвоха не ждёт. Этот никак не мог вчера его преследовать в степи. Среди любителей травы людей, умеющих бегать по барханам и хорошо стрелять, не найти. Тут либо трава, либо бегать.

- А может, у тебя работёнка найдётся? – вдруг спрашивает воняющий полынью человек.

- А с чего это ты взял, что у меня есть работа? – не спеша интересуется уполномоченный.

- Ну, не знаю… Вроде одёжа у тебя простая, но ружьишко знатное. Хорошее ружьишко…, - вслух размышляет худощавый.

- Мало ли…, - усмехается Горохов. – Может, я его… нашёл.

- Ага, - неожиданно соглашается тип. – Если только вместе со своими дорогими сигаретами, – они говорят вдали от фонарей, тут не очень светло, Горохов не видит его лица за респиратором и под капюшоном, но знает, что наркоман усмехается. – Так что, есть работёнка?

«Вот зараза, раскусил… Был бы я со старым обрезом… Впрочем, сигареты у меня и вправду недешёвые».

Но эта наблюдательность худощавого сыграла и против него самого. Андрей Николаевич теперь относится к нему насторожённо. Он знает этот тип людей, не раз встречал таких в степи, тем не менее спрашивает:

- А ты местный?

- Не-е…, - тощий выпускает из-под капюшона сигаретный дым. - Я тут всего три месяца… Я с Чусового…

«С Чусового… Лицо не показывает. Врёт, наверное. Чусовой давно вымер. Кто твои слова подтвердит? - Горохов таких людей видел десятки. Десятки. Через его руки проходили их личные дела. А там одно и то же, как под копирку. - Перекати-поле. Ни кола, ни двора, ни бабы, ни детей. Бродяга, а значит, и вор. Сегодня здесь, завтра там. Саранча, стеклянные рыбы, охота. За всё брался, ничего не пришлось по душе. Пару раз ходил со старателями за медью, но это сложно и тяжело. Очень жарко. Ещё и очень опасно. А хочется водочку пить, под кондиционером кайфовать, траву жевать. Поэтому такие типы ищут, что украсть, запросто могут убить, рано или поздно прибиваются в банду. Воняет травой и ещё не продал оружие – бандит. Скорее всего… В девяноста процентах случаев. А если у него ещё найдутся приятели…».

- Нет, - уполномоченный качает головой. – Для тебя работы нет.

Это, может, и звучит грубовато, но в степи никто ни перед кем не выплясывает, это вам не соликамские обеды светских львиц.

- А чё со мной не так? – сразу интересуется тощий; он уже готов объяснить этому мужику с дорогими сигаретами, что он на все руки… Всё умеет, всё знает. Что горы может сдвинуть, а то, что от него травой несёт, – так это всё фигня, он не торчок конченый, просто вчера расслабился и погрыз дури малость.

- Мне нужен человек, который умеет водить грузовик, – продолжает уполномоченный.

- Да а чё его водить-то?! – тощий едва не подпрыгнул на месте, стал рукой размахивать так, что чуть сигарету не выронил. – Я могу водить. Знаешь, сколько я исколесил по пескам. Так что не сомневайся… Водил не один раз. Чего там уметь-то?!

«Я тоже недавно так думал… А как от Железнодорожного до Губахи доехал, так руки разгибал еле-еле».

- Нет, - Горохов снова качает головой, - там груз… В общем, нужен мне напарник, чтобы был покрепче тебя. Груз негабаритный… Нужен такой, чтобы сам мог с ним управиться, если меня не будет.

Андрей Николаевич ожидал, что тощий сейчас начнёт и дальше себя расхваливать и убеждать его, что он с любым грузом справится, что ему только дай работу, но тощий вдруг сказал:

- А, груз негабаритный…, - и тут же, обрадовавшись, добавил: – Так у меня товарищ есть. Он крепкий, и с грузовиком управится, и с грузом. Он толковый. Давай я его позову.

- Да ладно, не надо, - говорит Горохов, но неуверенно.

А тощий хватает его за рукав:

- Слушай, друг, давай я приятеля позову, он толковый, тупой немного, но толковый. На него в степи можно положиться. Его Мураткой зовут.

- Ну если только Мураткой, - Горохов хмыкнул. – Ну тогда давай зови. Посмотрим твоего Муратку.

Глава 21

Мурат оказался выше тощего, но он точно не показался Горохову одним из тех, кто может в одиночку загрузить грузовик. Тоже был худой. Под травой есть не сильно хочется, травоеды почти всегда доходяги.

- Здорово…, - произнёс он и протянул руку Андрею Николаевичу: - Муратка.

«Муратка. Башмаки стоптаны, ещё немного – и дыры появятся. Как он только по раскалённому песку будет вниз ходить?». И полынью от него несло ещё сильнее, чем от тощего. А на плече висела винтовка… уполномоченный даже не знал этой системы. Кажется, это было оружие Эпохи Первых Песков. К такой и патронов не найти.

- Здорово…, - Горохов пожал руку. – Анатолий Баньковский.

- Понял, Анатолий, значит. Это… Петя сказал… В смысле, у тебя работа есть? В смысле, что тебе это… на грузовик напарник нужен.

Тощий стоял рядом и слушал их разговор, а Горохов уже понимал, что с этими двумя лучше дел не иметь: как только отъедешь от города больше, чем на километр, к ним нельзя будет повернуться спиной. Ни к одному из них. Но он нуждался в помощнике…

- Нужен, – уполномоченный решает убедиться в своих догадках. – Надо сгонять до Тёплой горы. Знаешь, где это?

- Ага… Конечно, - говорит Мурат. – У меня дед с Тюмени, а я сам родился в Верхней Салде. Я и на Туре рыбачил, и в Серове бывал, и в горах на запад от него охотился. Я те места знаю мало-мало. И в Тёплой Горе жил немножко.

- Нужно мотнуться туда, забрать кое-что и вернуться обратно, – объясняет уполномоченный.

- Да это, в смысле… хоть сейчас поехали, - соглашается Муратка.

- А до Серова готов ехать? – продолжает уполномоченный.

- Готов. Делать мне, однако, нечего. Чего ж не ехать?

- Да легко, - влезает в разговор тощий Петя. – Это всё наши места, мы там все дороги знаем.

- Ты тоже в Серове был? – спрашивает Горохов у Пети.

- Бывали, бывали, - заверяет щуплый слишком быстро, но темы почему-то не развивает. Бывали – и всё!

Он врёт, даже проверять не нужно. Андрей Николаевич это просто чувствует, и теперь на него внимания не обращает. Он говорит с высоким мужиком, воняющим полынью:

- За три рубля поедешь до Тёплой Горы?

- А чего не съездить… Поеду, однако…, - сразу соглашается тот.

«Поеду. Туда километров сто шестьдесят, дорога дрянь, там и в сухой сезон непросто, а сейчас с гор на дорогу столько воды натечёт, что умаешься там ездить. Сплошные грязевые озёра. Хорошо, если за день в один конец доедешь. День туда, день обратно, и ты соглашаешься за три рубля? Даже не спросил, что за груз. Ни слова не спросил про сроки. Про бензин. Про воду и еду. Ничем не поинтересовался. Просто соглашается на смехотворные деньги. Неужто их так припекло? – да, это были обезумевшие от безденежья и отходняка бродяги. Теперь он это знал наверняка. – Кинуть меня задумали, грузовик с товаром забрать. Или без товара, им всё равно. А могут и убить, если просто кинуть не получится».

Он искал напарника, заодно и охранника, может быть, двоих, чтобы доехать до Серова. После стычки в степи охрана ему не помешала бы точно. Да и рулить трое суток до Серова одному не очень-то просто. Тем более, что те трое мужиков, что встретились ему в степи, скорее всего от него так просто не отстанут. Нет, не успокоятся. Они гонорар получили, а заказ не выполнили. Поэтому он готов был потратить на пару своих помощников рублей тридцать-сорок. Но надёжных людей найти тут, в Губахе, было непросто. Брать кого-то из местных силовиков уполномоченный побаивался. Он не был уверен, что это не они вчера устроили на него охоту в степи. А найти надёжных людей вот так вот утром на толкучке у столба… Такой вариант был маловероятен. Тут без связей и знакомств, без рекомендаций было не обойтись. Он уже понимал это. И теперь, после встречи с этими бродягами, у него появляется другой план. Уполномоченный стреляет окурком в ближайшую лужу и говорит твёрдо:

- Слышь, Петя… Ты иди, я с Муратом теперь сам обо всём договорюсь.

- Так, значит, берёшь его? – почти не скрывая радости, спрашивает тощий Петя.

- Беру, - говорит уполномоченный.

- А может, и меня возьмёшь? – с надеждой интересуется тощий. – За те же деньги? Мы с ним в паре работаем…

- В кабине места только для двоих, – сразу обрезает его Горохов.

- Ладно…, - соглашается Петя. - Всё равно спасибо, друг, - он радуется и тут же добавляет: – Мы сейчас…, - хватает Мурата за рукав и оттаскивает его в сторону.

Эти двое о чём-то переговариваются. А Андрею Николаевичу, кажется, известно, о чём. Но он не собирается им мешать. Наконец тощий отпускает Мурата и, подойдя к Горохову, жмёт тому руку, демонстрируя максимальное расположение и дружелюбие:

- Спасибо, друг, ты нас конкретно выручаешь, если что нужно – только скажи, я тоже всегда готов помочь.

***

Можно было прямо сейчас с этим Муратом сесть в грузовик и сорваться из Губахи сначала на юг, на Гремячинск, а из него свернуть на восток и погнать машину на Тёплую Гору. С Мураткой Андрей Николаевич как-нибудь договорился бы. Никуда бы этот бродяга не делся, был бы как шёлковый и проехал бы с ним до самого Серова. Доехал бы… Но только в том случае, если их не будут преследовать. А ещё уполномоченный не хотел бросать кучу дорогой экипировки, что была сложена у него в номере.

«Там вещей на несколько сотен рублей. И вещи всё отличные».

Он просто не мог подарить персоналу гостиницы такое богатство.

Ему в степи оно было намного нужнее. Поэтому его план был достаточно сложным.

- Ну, раз я на тебя работаю, может, дашь тогда покурить мальца? – начинает Мурат, когда они ушли от толпы, что осталась возле столба.

Горохов молча даёт ему сигарету.

- Так это, куда нам сейчас? – интересуется Мурат, закурив.

- Ну, наверное, ты захочешь взглянуть на машину, на которой тебе придётся ехать? – отвечает ему уполномоченный.

- А-а… Да… Давай, однако, поглядим машинку.

Стоянка находится на северном въезде, и им приходится пройти почти половину город.

- Слушай, Мурат…, - начал прощупывать Горохов, - а ты сможешь один до Тёплой Горы мотнуться?

- Да смогу, однако, - отзывается тот без особых раздумий. – Чего же, езди и один мало-мало.

Уполномоченные и не сомневался, что он согласится.

«Даже не попросил надбавки. Видно, они с Петей уже поделили деньги за мой грузовик».

Возле столовых многолюдно, люди пьют чай, едят хлеб с саранчой прямо на улице, пока дождя нет, видно, внутри столовых не включают кондиционеры из экономии. Андрей Николаевич думает, что этого воняющего полынью человека, что идёт справа от него, нужно бы покормить, ел он, наверно, давно, но почему-то ему кажется, что благодарности от Муратки он не дождётся.

Мастерские уже тоже работают, слышится повизгивание электрических инструментов. На улицах людей уже много.

Так они добрались до стоянки и прошли на территорию, где за ними прибежал человек с оружием.

- Э… э… Вы куда пошли-то?

Горохов достаёт из внутреннего кармана квиток с печатью стоянки, протягивает его человеку:

- Вот, нам машину забрать.

Охранник светит на квиток фонариком, потом светит на Горохова и на Мурата. Те и не думают снимать маски, может, поэтому человека что-то смущает.

«Хм… Что-то… Машину на стоянку ставил пижон городской, а пришли за нею… два таких типа… Особенно этот, в мокром и грязном пыльнике, от которого прёт полынью, хоть нос затыкай».

И тогда уполномоченный достаёт из кармана ключи и трясёт ими перед мужичком:

- Да не волнуйся, друг, мы не воры. Нас хозяин послал.

- Ну ладно, идите, - нехотя соглашается охранник, забирая квиток.

А Андрей Николаевич доводит Муратку до своего грузовика.

- Ну, вот наша колымага.

- А, «три в кубе»… Знаю… Я ездил на такой, – говорит Муратка, оглядывая колымагу.

«Я ездил на такой… И всё? Настоящий шофёр добавил бы: кондиционер в ней фуфло, пока доедешь куда – испечёшься. Мосты жёсткие, трясёт сильно, но мотор жару хорошо держит, не закипает, когда другие уже кипят, зато масла жрёт много».

Нет, ничего этого худой и высокий мужик не говорит, а Горохов открывает ему водительскую дверцу, протягивает ключи:

- Ну, заводи.

Мурат лезет на водительское кресло, поворачивает ключ. Стартер просипел быстро, и двигатель схватился сразу. Как говорят, с пол-оборота. Конечно, ребята Кузьмичёва выставили зажигание, поставили новые свечи. Теперь всё работает, как хороший хронометр. Выбросил из трубы клуб чёрного дыма, затем заурчал ровно и негромко.

- А это что? – Мурат указывает на те баулы, что лежат в кабине.

Там уполномоченный держит взрывчатку, патроны, ещё кучу всего полезного и дорогого.

- Это я заберу, - говорит Горохов и лезет в кузов. – Напарник, смотри сюда, - и когда Мурат выглядывает из кабины, объясняет: - Бочка бензина, его не трогай, у тебя будет полный бак, тебе до Тёплой Горы хватит с лишком, а это вода. Вода отличная, можешь пить, сколько захочешь.

- Ага, - кивает Мурат и тут же спрашивает, - так я, что, один поеду?

- Пока неясно. Ждём телеграмму. В ней всё будет сказано.

- А-а…, - Мурат снова кивает.

В его этом «а-а» уполномоченный слышит разочарование. «Напарник», судя по всему, предпочитает путешествовать в одиночку. Но настроение Муратки уполномоченного мало беспокоит, и он говорит ему:

- Ты пока посмотри, вспомни, как управлять машиной.

- Ага, - Мурат снова скрывается в кабине.

Это его «ага» уже немного раздражает Горохова, не дай Бог такого напарника в дальний путь. Он скидывает рюкзак и достаёт оттуда коробку. Там радиомаячок и блок контроля и поиска сигнала. Он сразу собирался поставить на машину «маячок», как только понял намерения этих парней, и вот теперь, пока «напарник» был в кабине, Андрей Николаевич решил всё и сделать. Горохов включает блок контроля. И…

Зелёная лампочка на первой панельке блока вспыхнула: «Связь установлена! Источник сигнала активен».

Он даже не понял, что произошло, потом подумал, что блок контроля неисправен, и лишь через пару секунд к нему пришло понимание, что тут где-то рядом работает «маячок». И это при том, что свой «маячок» он ещё даже не вытащил из коробки.

«Где мне его поставили? - это был первый вопрос, который пришёл ему в голову. – В дороге на Губаху? Когда я мыл стекла? Или уже здесь? Кто знал, что я приеду сюда? Ну, наверное, те, кто обыскивал мой номер и напал на меня за городом у водонапорной башни!».

Теперь ему было нужно найти «маяк», и он стал водить блоком контроля из стороны в сторону, ища место, где сигнал будет лучше.

Но он везде был отличный. Ему пришлось спрыгнуть с машины и присесть. Вот тогда сигнал стал чуть хуже, и тогда он начал, пригнувшись, медленно обходить грузовик по периметру. И тут дверь кабины открылась.

- Слышь, Анатолий, а что там?

Мурат выглядывает из кабины.

- Ничего, - оборачивается уполномоченный. – Я привык перед дорогой всё осматривать, чтобы потом не было сюрпризов в пути.

- Чего не было? – не понимает новый «напарник».

- Всё нормально, Мурат. Ты занимайся… Вспоминай управление.

- А чего тут вспоминать? Может, тебе помочь? – интересуется Мурат у уполномоченного.

- Нет! – твёрдо отвечает Горохов и продолжает свой осмотр.

- Ясно, однако, - Мурат садится в кабину и закрывает дверь.

Через пару минут Горохов находит «маяк», он прилеплен к левому борту изнутри. Это точно такой же передатчик, как и тот, что лежал у него в коробочке.

«Ничего удивительного, всё такое сложное делают на севере, и производитель один».

Пару секунд уполномоченный думает, что с ним делать. Большой соблазн так и оставить его на борту грузовика, пусть Мурат тащит «маяк» из Губахи, а заодно уведёт тех, кто его поставил. Но всё-таки нет… Жадность берёт своё. Нужно вывезти и спрятать всё его снаряжение. Так что грузовик ему ещё сегодня будет нужен. И поэтому Горохов снимает «маячок», отключает его и кладёт в металлическую коробочку рядом со своим. Теперь у него два «маяка».

Глава 22

Нет, Муратка не шофёр; может, он когда-то и сидел за управлением больших машин, но то было недолго. Однако он пыхтит, прилагает усилия, крутит баранку да старается хотя бы не задевать бортами углы домов – улицы в Губахе бывают узкими. И поясняет, не глядя на нанимателя:

- Обвыкнуться ещё надо.

- Да, - соглашается Горохов, - к габаритам нужно привыкнуть.

Он видит одну забегаловку, возле неё несколько человек:

- А ну-ка, Мурат, остановись здесь.

«Напарник» останавливает грузовик, дёргает ручник и переводит дух.

- Что, нелегко? – интересуется уполномоченный.

- Ага… Обвыкнуться надо, однако…, - отвечает Мурат. – Сейчас из города выедем, там полегче станет.

- Слушай…, - Горохов лезет в карман и достаёт несколько железных монет, - ты иди-ка поешь, вон столовая.

- В смысле? – Мурат смотрит на Андрея Николаевича удивлённо. А тот видит, что он боится. Боится, что хозяин грузовика уедет, и он останется без добычи: «Ну, да… Петя тебя потом съест вместо полыни!».

Горохов даже усмехается и говорит как можно дружелюбнее, буквально засовывая деньги в руку «напарника»:

- Мурат, иди поешь, поешь как следует, за день мы можем не доехать до Тёплой Горы. А я приеду через два часа.

- Приедешь? Точно? – кажется, Муратка так и хочет спросить: «А ты меня не кинешь? А то как мы тогда тебя кинем?».

«Как ребёнок!».

Горохов едва сдержался, чтобы не рассмеяться:

- Точно, точно… Поешь пока и отдохни, через два часа буду.

- Ладно, - всё ещё волнуясь, соглашается он и вылазит из кабины.

- Мурат! – окликнул его Андрей Николаевич, пересаживаясь на водительское кресло.

- Чего? – тот остановился.

- Никакой травы! – Горохов говорит это твёрдо.

- Ага, - отвечает «напарник» и захлопывает дверцу машины.

***

Теперь нужно было действовать быстро. Во-первых, нужно было выяснить, есть ли за ним слежка. Он выставляет первую передачу, давит педаль газа, и пустая мощная машина срывается с места. Горохов заранее прикинул себе маршрут. Он сворачивает в полуосвещённый узкий проулок, проезжает метров триста вдоль домиков и останавливается там, где нет фонаря. Выключает «габариты», выходит из машины, прихватив дробовик.

Встаёт у стены дома, а потом и приседает на корточки в темноте. И ждёт… Ждёт целую минуту. В проулок со стороны улицы входит человек. Но уполномоченный знает, что это случайный. Так оно и вышло, человек вошёл в один из домов. Он ждёт ещё минуту, и так как никто больше в свете фонарей не появился, уполномоченный снова запрыгивает в машину и сразу уезжает.

***

- Эй, дядя, а ты куда? – окликает его мальчишка-администратор. Хмурый мужик, видно, сдал смену.

- Я здесь живу, - отвечает Горохов и, не останавливаясь, проходит на лестницу. «Чёртов сопляк… Лезет… Не сидится ему спокойно». У Андрея Николаевича есть повод злиться на пацана: если те, кто посажен в холл гостиницы за ним следить, не обратили бы внимания на вошедшего, не заметили бы его, то теперь могут и заметить.

- В каком номере? – вслед ему спрашивает парень.

Но Горохов ничего не отвечает. Он быстро поднимается по лестнице, проходит по коридору и отпирает свой номер. У него нет времени проверять, был ли кто у него, пока его не было, или нет. Он просто подхватывает свои тяжеленные баулы и, закинув их на плечи, покидает помещение. Ноша так тяжела, что к грузовику он приходит покачиваясь. Тем не менее закидывает баулы в кузов, тут же садится и уезжает.

Горохов торопится. Он не знает другого пути и, чтобы доехать до водонапорной башни, ему приходится снова сворачивать на мерзкую улицу наркоманов. Ехать в объезд и заезжать с большой дороги – это повышенный риск. Тут же, в этом наркоманском уголке, очень мало фонарей. Какой-то тип выскакивает и чуть не кидается ему под колёса, но это единственное происшествие. Дальше до самого тёмного угла Губахи он проезжает спокойно.

Въехав в барханы, он снова остановил машину у одного из высоких песчаных холмов, выключил «габариты» и вылез из кабины, на сей раз прихватив с собой винтовку. Оставил машину, а сам вернулся к самому последнему на улице дому, встал у угла и, выглядывая на улицу, стал ждать. Теперь Горохов не торопился. Теперь он хотел знать наверняка, что за ним никто не идёт. Он уже приготовил винтовку. Если бы тут появился квадроцикл, который вдруг решил в этот утренний час свернуть с улицы в барханы по следам грузовика, то он не стал бы задумываться. Нормальные люди выезжают в степь по нормальной дороге, а не через поганые улицы. Тем более что с мужиками, устроившими на него охоту вчера, лучше было не шутить. Им ни в коем случае нельзя дать возможности покинуть транспорт. Так что один магазин был в винтовке, а ещё два – в карманах пыльника. Ну, и пара гранат. Но никого на улице, кроме таскающихся по ней наркоманов и продавцов травы, за пять минут, что он прождал, так и не появилось.

«Ваше счастье».

Горохов поставил оружие на предохранитель и пошёл к грузовику.

Пошёл быстрым шагом, времени у него было в обрез.

***

В каждом транспортном средстве должна быть лопата. Ремнабора, баллонного ключа может не быть, но лопата в степи должна быть всегда, а лучше, когда их две. И штыковая, и совковая. У подготовленного Кузьмичёвым грузовика, как и положено, было две лопаты. Горохов сразу нашёл нужный ему камень с «навесом», мотоцикл должен был быть под ним. Он подогнал машину поближе к камню и вытащил из-под кузова лёгкую, но крепкую лопату. Было душновато, но зато температура держалась в районе приятных тридцати пяти градусов. Казалось бы, всё можно сделать быстро, но мокрый песок, как выяснилось, совсем не так легко перекидывать и разгребать, как сухой. И уполномоченному пришлось изрядно попотеть, прежде чем он добрался до мотоцикла. При этом Андрей Николаевич изрядно взмок, и ещё ему пришлось прерывать свою работу на несколько секунд, чтобы снять респиратор и откашляться.

Наконец он добрался до брезента, под которым был мотоцикл. Горохов выкатил его, а на его место уложил баулы со снаряжением. Ему пришлось поломать голову, что взять с собой, а что оставить. Всё-таки багажник мотоцикла – это далеко не кузов и не кабина грузовика. И он выбрал две мины – одну нажимного действия, одну МНП; четыре гранаты – две обычных, две больших, увеличенного поражения; также все патроны для винтовки и все для дробовика, все патроны для пистолета, включая снаряжённые токсином, взял один медпакет – он весил немало, но один раз такой пакет реально спас ему жизнь, это не считая разных мелких случаев, когда пакет пригождался, – а к нему две баночки: стимуляторов и антибиотиков: даже если не пригодятся, это ходовой и ценный товар. Уложил сверху трёхдневный набор калорийных продуктов, не удержался и бросил в кофр четыре поллитровых банки с персиками. Баловство, конечно, и лишний вес, но иногда хочется себя побаловать. Достал и спрятал в карман пыльника ещё одну рацию к той, что у него уже лежала. Маленькую портативную солнечную панель – иногда нужно в жару подзарядить что-то, например, те же рации. «Вечную» батарейку он тоже взял с собой. Также при нём был ещё его костюм, в котором он сюда приехал, обрез, револьвер и патроны к нему. Ко всему этому он нагрузил на мотоцикл ещё канистру с бензином и блок с двадцатью литровыми упаковками минерализованной воды. В общем, учитывая ещё и его вес, это был максимум, что можно было нагрузить на этот мотоцикл. Казалось бы, ничего лишнего не взял, нужно было бы прихватить с собой ещё кучу всего необходимого, но вес был пределен. Вес машины и груза был уже таков, что управлять мотоциклом в барханах становилось непросто даже для такого сильного человека, как он. Впрочем, так было во всех его командировках.

Все оставшиеся вещи он закинул под брезент и быстро закопал. Потом завёл мотоцикл. Отлично! Мотор заработал со второго толчка стартера. Как и положено после долгого простоя, Горохов уселся в седло, включил фару и на малых оборотах проверил все узлы: газ, тормоза, сцепление… Всё работало безукоризненно. И тогда он потихонечку повёл мотоцикл на юг, ближе к дороге, которая вела от города к озёрам. В полукилометре от дороги он приметил себе два близкорасположенных бархана, остановился между ними. Это было опасно, оставлять мотоцикл тут: найдут и разграбят сразу. Чтобы не угнали, он вывернул обе свечи, однако он не видел другого выхода. Хотя сейчас, в дождь, саранчу почти не собирают, а без дела таскаться по пескам дураков мало, можно и на сколопендру наткнуться. Они в дождь просто сатанеют. В общем, ему нужно было побыстрее вернуться сюда, пока не начало светать. И он почти бегом двигался к грузовику. А тут, ему на радость, ещё и дождь пошёл. Теперь ещё и следы смыты. Всё как по заказу.

***

В той столовой, где уполномоченный оставил Мурата, объявился и его дружок Петя. Горохов усмехнулся: хитрые, черти. Тощий сидел не с товарищем, а за другим столом с какими-то старателями. Капюшон не снимал, надеялся, что в переполненной столовой Горохов его не разглядит, но не снятый в помещении капюшон как раз и привлёк внимание наблюдательного уполномоченного. Тот сразу узнал Петю по задрипанному пыльнику и по убогому оружию. Впрочем, Горохову было плевать на ухищрения этих типов. Он, не снимая респиратора, подошёл к Мурату и, когда тот обратил на подошедшего внимание, кивнул в сторону двери: пошли.

«Напарник» сразу вскочил, засобирался; догоняя его у двери, сказал обрадованно:

- А я уже… это… думал, ты не придёшь.

- Садись за руль, - произнёс уполномоченный, отдавая «напарнику» ключи зажигания. – Нам надо в гостиницу ещё раз съездить.

- Ага, - Мурат влез в кабину, он был явно обрадован тем, что Горохов вернулся. – А это… что-то ты перемазанный вернулся, вон все ботинки в глине. Рукава…

- Дела были, - сухо ответил Горохов, усаживаясь на пассажирское кресло. – Поехали.

- А, дела… Дела – это хорошо, вот когда дел нету – это плохо, - Мурат вдруг засмеялся.

«Когда я тебя оставлял, ты говорил через раз, а теперь смеёшься; это тебе так от еды полегчало или травы прикупить умудрился?».

Впрочем, от Мурата сильнее полынью вонять не стало, так что Горохов ни в чём не был уверен.

Этот заход в гостиницу был необязателен, но Горохов подумал и решил всё-таки в неё ещё раз заскочить. Если те, кто за ним следит, держат там человека, то это будет полезный заход. А если нет, то он снова поставит на грузовик «маячок», и пусть Мурат с тощим Петей гонят на нём куда угодно.

Они с Мураткой вошли в холл, в котором опять было многолюдно – хотя и не так, как несколько часов назад, – миновали его и вскоре были в номере у Горохова. Там уполномоченный скинул свой рюкзак и, вытаскивая из него одежду, в которой приехал, произнёс:

- Раздевайся.

- Раздеваться? Чего однако? – удивлялся «напарник».

- Давай не тупи, время поджимает, - кидая одежду на кровать, продолжал уполномоченный. – Снимай свою рванину.

- Это мне, что ли? – всё ещё не верит Мурат, поднимая с пола отличные башмаки.

- Если подойдут, – Горохов вытащил из рюкзак пыльник с отражателями, шляпу и жёлтый технологичный респиратор. В общем, он отдавал Мурату всё, кроме очков «Спектр», которые ему самому пришлись по вкусу. – Давай, Мурат, переодевайся, тебя в этой одежде должны на Тёплой горе узнать. А не узнают, так и грузить не будут. И поторопись, нам нужно до рассвета уйти отсюда.

- Ботинки, кажись, не подойдут…, - говорил напарник, скидывая свой ужасный пыльник, больше похожий на влажную тряпку, прямо возле себя на пол.

- Оставь тогда, штаны надевай.

Мурат начинает одеваться, а Горохов за ним наблюдает. Когда «напарник» скидывает на пол рубаху, уполномоченный поднимает вонючую тряпку с пола стволом винтовки, рассматривает её пару секунд.

- Муратик, а у тебя, что, вши, что ли?

- Да, чё-то… да бывает…, - нехотя соглашается тот. – Последнее время одёжу негде было прожарить. Так-то на бархан в три часа дня бросишь, и всё, нет вшей, а сейчас поразвелись мало-мало…

- Короче, до Тёплой Горы один поедешь. – Горохов небрежно кидает грязную рубаху напарника на пол.

- А-а, ладно…, - это для Муратки неожиданность, но он соглашается; потом, накидывая отличный пыльник, осматривает свои плечи, одно, другое, явно эти зеркальные светоотражатели Мурату по душе. – И один доеду, однако…

«Господи, какой же ты тупой, напарничек, ну хоть для галочки поинтересовался бы, зачем едешь, кто и где будет встречать. Видно, в их компании тощий Петя играет роль мозга».

- Шляпа, перчатки, респиратор, оружие, фляга, - всё это уполномоченный выкладывает из своего рюкзака.

- Это всё мне? – не верит Мурат, он даже вытаскивает из кобуры револьвер, вертит его в руках.

Но Горохов вырывает оружие у него из рук, заталкивает обратно в кобуру, начинает помогать «напарнику» надеть пояс с патронташем.

- Давай-давай… Потом посмотришь, тебе уже выезжать пора. Говорю же, нужно выехать до рассвета. Надевай всё. Побыстрее…

Когда Мурат надел, Андрей Николаевич вздохнул: «Я бы сразу заметил, что это не я, - Мурат только по росту был такой же, как и он. Сутулый, с покатыми плечами наркот мало походил на крепкого и выносливого человека. - Ладно, будем надеяться, что если в холле кто-то и сидит, то это не профессионал».

- Мурат, слушай внимательно, - начал он, - я сейчас выхожу первый, ты подождёшь ровно три минуты и тоже выходишь из номера. Дверь, - он протянул «напарнику» ключ, - запрёшь. Быстро спускаешься вниз, ни с кем не разговариваешь, садишься в машину, сразу заводишь и сразу уезжаешь. Всё понял?

- Ага… Ладно…

- Респиратор, очки, перчатки и шляпу не снимаешь! Слышишь?

- Ага, - и тут он интересуется: – А почему?

- А потому…, - Горохов с ним строг. – Делай, как сказано.

- Ага, ладно, - соглашается Мурат и надевает респиратор.

- Плечи разверни, - просит Горохов. Он наденется, что если «напарник» перестанет сутулиться, то станет больше походить на него самого.

- Чего? – не понял Муратка. И, даже не дав Андрею Николаевичу ответить на свой вопрос, восхитился:

- Вот… итить его мать… как будто его и нету.

- Ты про респиратор? – уточняет Горохов.

- Ага, как будто его и нету на морде… Так легко дышится… Денег, наверное, такой стоит…

Горохов кивает: ну да, стоит, респиратор неплох. Он ещё раз осматривает «напарника» и, вздохнув, повторяет:

- Слушай меня внимательно. Через три минуты после меня выходишь, закрываешь дверь, спускаешься в машину, не снимая маски и шляпы, заводишь, и мы уезжаем.

Глава 23

Горохов мог бы выругать «напарника», дескать, долго, но он сам немного задержался, пока устанавливал в кузов грузовика снятый несколько часов назад передатчик. И только когда «маячок» заработал и отобразился в окошке блока контроля, появился и Мурат. Горохов подумал, что если к «напарнику» особо не приглядываться, то в принципе… сойдёт. Муратик уселся на водительское кресло и завёл машину. И тогда, настраивая кондиционер, уполномоченный у него спросил:

- Дорогу на озёра знаешь?

- Ага, чего же не знать… Рыбачил там, – Мурат, почувствовав холодную волну, улыбается. – О, неплохо дует.

- Ну, тогда и поехали.

- К озёрам? – уточняет Муратка.

- А про что мы сейчас говорили? – Горохов смотрит на него искоса. «Напарничек», кажется, пообвыкся. Руль держит увереннее. Да и выглядит поспокойнее.

- Я понял, - говорит «напарник», и машина вполне мягко трогается и катит по городским улицам.

- Чуть быстрее можешь? - просит уполномоченный.

Неуютно ему стало в этой колымаге после того, как он сам включил «маячок», после того как в кабину влез Мурат в его одежде. Да, некомфортно стало, он даже снял винтовку с предохранителя.

И Мурат вроде вперёд глядел, но, как ни странно, это заметил.

- А чего это ты?

- Да так, привычка, - ответил Андрей Николаевич. – Как из города выезжаем… в дороге всегда… привычка, – и, чтобы сменить тему разговора, продолжает: – В Тёплой Горе есть гостиница неплохая одна… Называется «Тихий источник». Она на западе города. Почти на въезде. Бензина в баке должно хватить.

- Я знаю эту гостиницу, - сразу откликается Мурат.

- Знаешь?

- Ага…

- Туда машину пригонишь, – Горохов достаёт из кармана один медный рубль, протягивает его «напарнику».

- И что? Кого там найти? – тот, глядя вперёд, забирает монету, даже не поблагодарив нанимателя за деньги.

- Никого. Приедешь туда, остановишься возле. Тебя найдут, скажут, куда ехать под погрузку.

- Найдут?

- Тебя уже ждут там.

- А… Понял…

- Рубль – это тебе на еду, – Горохов всматривается во встречный транспорт. Машин на дороге немало. Место это оживлённое. Те, кто ставил на машину «маячок», могут находиться уже где-то поблизости.

- Ага…

- На еду, а не на траву, - уточняет Горохов; он понимает, что из грузовика нужно убираться побыстрее.

- Понял, понял… Анатолий, а тебя мне потом где искать?

Уполномоченный не отвечает ему сразу; он не верит Мурату, не верит, что когда-нибудь тот будет его искать. Андрей Николаевич уверен, что Муратка с тощим Петей навсегда исчезнут из его жизни. Даже если их не вычислят те, кто поставил ему на машину «маячок», эти двое всё равно не появятся. Продадут грузовик и умрут от полыни или будут убиты другими такими же. Впрочем, даже если их не убьют, денег, даже больших, им надолго не хватит, и будут они искать новое дельце. В общем, сгинут или в притонах, или в бесконечных песках, совершая новое преступление.

Но «напарник» продолжает:

- А машину с грузом потом сюда гнать?

- Мурат, там тебе всё скажут, – говорит уполномоченный и добавляет: – Вот тут останови.

По его прикидкам, спрятанный им мотоцикл должен быть где-то рядом. Водонапорная башня – ориентир. Её сейчас не видно, но вот-вот начнёт светать.

- Тут? – Мурат чуть берёт к обочине чтобы не мешать другим машинам, и останавливает грузовик.

- Всё, Мурат, - Горохов открывает дверь, - дальше сам.

- Ага…, - по привычке произносит Мурат и тут же, пока Горохов не закрыл дверь, добавляет. – Спасибо тебе, Анатолий.

- За что? – интересуется Горохов.

- За одежду, - сообщает «напарник». – У меня такой одежды никогда не было.

- Ладно, давай. Гони, а то уже рассветает, – он забирает свой рюкзак и захлопывает дверцу грузовика; тот трогается, а уполномоченный несколько секунд смотрит ему вслед.

«Ну, хоть за одежду поблагодарил».

Потом Андрей Николаевич смотрит на часы. Небо уже должно светлеть на востоке, но пока темно.

«Это из-за туч. В этот сезон тучи особенно плотные».

Он пропускает спешащий к озёрам по грязи квадроцикл и переходит дорогу. Взбирается на первый бархан, спускается и останавливается.

«Не нарваться бы тут снова на вчерашних парней».

Он прислушивается, но шум с дороги забивает все звуки сырой степи. В общем, торчать тут нет смысла, нужно скорее добраться до мотоцикла и валить отсюда.

Горохов скидывает рюкзак, достаёт оттуда блок контроля, включает его, и тот почти сразу находит передатчик. Муратка всё ещё едет к озёрам. А он берёт направление на север.

Небо на востоке стало серым, но башню всё ещё не разглядеть, однако долгие годы, проведённые в песках, научили его находить верный путь, пользуясь компасом и почти неприметными ориентирами, типа высоты некоторых барханов, но в этот раз он и сам не ожидал, что почти сразу набредёт на свой мотоцикл. Просто правильно выбрал место, где приказал остановить грузовик. Дальше просто шёл на север.

Он вкрутил свечи и завёл мотор. Проливной дождь, что прошёл относительно недавно, намочил сиденье, а в остальном всё было отлично. Мотоцикл был готов к работе.

Уполномоченный снова достаёт блок контроля. Включил, взглянул и усмехнулся. Муратик развернул грузовик и теперь ехал обратно в город. А ведь на Тёплую Гору можно было проехать и через озёра, от них повернуть на юг и выйти на большую дорогу.

«Не стал тянуть, значит; как только я вышел, нашёл первый удобный разворот и погнал обратно. Может, Петя уже и покупателя на грузовик подыскал. Слишком быстро, конечно, но всё равно внимание на себя они отвлекут».

Он думал, что те мужички, что напали на него неподалёку отсюда, уже едут за Муратом. И поэтому уполномоченный не стал терять время и, включив сцепление, прибавил газа.

***

На трассу Горохов выезжать не стал. Да, там можно было держать хорошую скорость. Но сейчас от встречных машин, и особенно от тех, которые пришлось бы обгонять, на него летело бы много грязи. И одежда превратилась бы в ужас, а респиратор вскоре промок бы, и пришлось бы всё время останавливаться, снимать и выбивать и чистить его; и очки протирать всё время. Поэтому он решил поехать напрямик, в обход удобной дороги, хотя и понимал, чем это чревато. Но всё-таки был ещё один повод уйти в степь, а не торчать на оживлённом шоссе. Честно говоря, он побаивался, что те опасные мужички, с которыми он пересёкся прошлым вечером, не поверят всем его уловкам и не клюнут на грузовик с ряженым Мураткой, а будут рыскать по дороге. Шанс отыскать его среди сотен людей, что едут на юг, у них был, конечно, призрачный. Тем не менее уполномоченному не хотелось давать им даже такой шанс. Уж больно ловкие были ребята. Больно грамотные. И он пересёк дорогу и погнал мотоцикл на юг через чёрные от влажной плесени барханы.

Предгорья.

На восток и юго-восток от Губахи, сразу за чередой красных озёр с похожей на кисель водой, начинается сам Камень. Сначала это разбросанные по степи гряды почти белого, изъеденного ветром песчаника. Эти белые гряды тянутся недолго, сто метров похожих на зубы, невысоких, в два человеческих роста, камней. Но чем дальше к востоку, тем они выше и длиннее. К каждой такой гряде приваливается долгая, бывает, что и на километр, дюна. Песок тут, у камней, имея опору, уже не сносится ветром, а нарастает и нарастает вверх. Тут бывают дюны и в два десятка метров высотой. Места не очень удобные для езды. Поэтому Горохов как можно дольше держал путь строго на юг, объезжая первые каменные массивы, что оставались слева от него.

И через полчаса езды на него бросилась сколопендра. Достаточно крупная, белёсая, недавно сменившая шкуру. Горохов увидал её издали. Тварь не смогла зарыться в мокрый песок как следует, и хоть её горбатую спину, да и жвала, не очень хорошо было видно на чёрном бархане, тем не менее он её увидал. Уполномоченный мог бы объехать её, свернуть в другую ложбину между барханами, но одно из правил степи не дало ему этого сделать. Он снял с плеча дробовик. А существо, словно почувствовав это, не стало ждать пули и рывком, разбрасывая песок вперемешку с кусками чёрной плесени, вынырнуло из бархана.

«Никогда не оставляй сколопендру в живых. Даже мелкую. Не обожжёт тебя, обожжёт кого-то другого».

Он вскидывает ружьё и делает выстрел. Выстрел получился неплохой, но тварь не убита, она извивается и кувыркается на песке ещё живая, но второй раз он не нажимает на спусковой крючок.

«Ей хватит».

Уполномоченный решает экономить патроны. В степи всегда нужно экономить патроны. Впрочем, не только патроны. В степи нужно экономить всё.

Глава 24

Вторая сколопендра, совсем небольшая… Она даже не пряталась, уполномоченный увидел цепочку её следов на мягком, влажном грунте, возле целой поляны великолепных зелёных кактусов. В кактусы он за нею, конечно, не полез бы, но сколопендра сама вынырнула из зарослей на звук его мотоцикла.

А к одиннадцати часам дня снова прошёл сильный дождь. За полминуты промочил его полностью, Андрей Николаевич даже думал остановиться и переждать его. Но дождь быстро закончился. А после него пришла духота.

«Сорок градусов», - отметил для себя Горохов. Дышать через влажный респиратор стало тяжело. А снимать его было опасно, влажный воздух пустыни был наполнен спорами чёрной плесени, грибками, всякой другой дрянью, которая вызывала очень неприятные отёки слизистой. Не смертельно, конечно, но заболеть в дороге, которая и без того непроста, ему не хотелось бы. В общем, он ехал, лишь иногда останавливаясь, чтобы выбить из респиратора грязь и влагу. И, кстати, завидовал Мурату, респиратор у которого был знатный.

Было душно, на градуснике сорок два, на часах почти полдень. Духота стояла такая, что у него не осталось сомнений: следующий дождь долго ждать не придётся. Вообще-то он рассчитывал, что будет двигаться быстрее, но длинные дюны и гряды камней всё чаще и чаще преграждали ему путь, их приходилось объезжать, и только к двенадцати часам ему удалось добраться до заброшенного оазиса Вильва.

Уполномоченный ещё издали приметил длинные дюны вокруг заброшенных бетонных многоэтажек. Заброшенные оазисы – места не очень приятные. И тоска – не главная беда этих мест. Часто возвышенности в степи, удобные для стрельбы, обживают дарги. Скорее всего, их тут нет. Первая линия оазисов, через которую им нужно пройти, находится гораздо южнее, да и не любят они предгорья почему-то. В общем, вряд ли здесь есть дарги.

Он нашёл целое поле кактуса-красавки. Там, где уже начинались брошенные людьми дома, ветер ещё до дождей сдул песок с большого участка почвы, и теперь, когда появилась влага, невысокие, но плотные и очень колючие растения начали выпускать и побеги, и цветы. Побеги были маслянистыми и очень питательными, а оранжевые цветы, особенно небольшие, недавно распустившиеся, были на удивление вкусны. Сладко-кислые, они имели непередаваемый вкус и привлекали козодоев, дроф, гекконов и даже небольших варанов, единственное – из них нужно было вытряхивать мелких мошек и твёрдые, неперевариваемые семена. Когда он подъехал ближе, целая стая козодоев выпорхнула и с шумом покинула неестественно зелёную поляну. Стая была немалая.

«Рублей десять улетело», – прикинул уполномоченный, глядя птицам вслед. Конечно, он делал расчёт, исходя из цен хороших ресторанов большой Агломерации. Здесь эти птицы водились в изобилии и не стоили таких денег. А кактусы и цветами, и побегами так и манили его к себе.

В общем, он не удержался и, остановив мотоцикл прямо у первых растений, сначала огляделся, взглянул на соседние барханы, на далёкие дюны с бетонными зубьями брошенных домов поверху, оглядел землю вокруг – вдруг найдутся следы сколопендр или царя пустыни, – и только убедившись в относительной безопасности этого места, взял из рюкзака упаковку с кукурузным хлебом и присел возле зелёного поля. Присел так, чтобы находиться как раз между колючей растительностью и мотоциклом, чтобы с дюн его не было видно. Присел… И тут же встал.

Дожди досаждают не только сколопендрам, саранча в сезон воды становится вялой, да и паукам не очень уютно прятаться в сыром песке. Вот и один белый крупный самец как раз полз по кактусу, с которого Горохов намеревался собрать побеги.

Уполномоченный перчаткой стряхнул паука на землю и раздавил его. Самцы не так ядовиты, как самки, но зато самцы прокусывают человеческую кожу со стопроцентным результатом. Он сорвал пару побегов, отправил их в рот. Вкусно. Разорвал упаковку, в которую был завёрнут хлеб, откусил его. Оторвал ещё пару крупных побегов. Наверное, он просто давно ничего не ел, может, поэтому вся еда казалась ему отменной. И тогда он решил уже перейти к цветам. Один цветок, жёлто-оранжевый, так и манил его. Налитой, сочный, несомненно сладкий. Андрей Николаевич уже потянулся, чтобы сорвать его… И на сей раз увидал у себя на рукаве клеща. Этого просто так во влажном грунте не растопчешь. И пальцами не раздавишь. Горохов сейчас не носил с собой тесак. В пустыне не все носят большие ножи. В основном казаки и степные. И в данной ситуации тесак его демаскировал. Те, кто за ним следил, могли узнавать его по этому редкому в городах оружию. Но тут, в барханах, за ним следить было некому. Он достал из специальных ножен, прилаженных к мотоциклу, отличный, лёгкий тесак и при помощи него разделался с клещом. И тут же нашёл на себе паука, он полз вверх и, миновав ботинки, уже забрался ему на обмотки.

«Вот твари! Вы дадите мне поесть спокойно?!».

В общем, всё удовольствие от еды теперь было нивелировано пристальным наблюдением за всем, что было вокруг, ведь и пауков, и клещей было предостаточно. А тут ещё откуда-то сверху запела цикада.

Три-ри-ри, три-ри-ри, три-ри-ри, трииии…

Уполномоченный поднял голову и определил место, из которого доносился звук. Это были развалины домов, что торчали из ближайшей дюны.

«Эх, съесть бы парочку личинок, пока не вылупились, пока у них панцири не затвердели!».

И тут же где-то в кактусах зазвенела в ответ другая:

Три-ри, три-ри, три-ри-ри-риии…

Нет, к сожалению, у него не было времени, чтобы устраивать себе пикники. Уж больно не хотелось ему в это неспокойное время года ночевать в степи. Поэтому он надеялся попасть в точку назначения засветло, и при этом нужно было учитывать, что дождь может, при такой-то духоте, пройти ещё не раз. В общем, ему нужно было торопиться.

***

Отроги. Южный край Камня. Здесь всё чаще вместо белого, выветренного песчаника попадаются камни чёрные, плотные, твёрдые. Севернее главной дороги барханов всё меньше, а дюн длиной в километр всё больше. Бывают ещё длиннее. И грунт становится каменистым, жёстким. Тут не разгонишься. И что ещё неприятнее, так это вараны. Царь барханов тут, в предгорьях, чувствует себя ещё лучше, чем в песках. Горохов два раза находил их следы. То есть это опасное животное было тут после того, как прошёл дождь. Оно не могло уйти далеко. Значит, слышало его мотоцикл. Слава Богу, что вараны не так быстры, как сколопендры.

В общем, он не стал искушать судьбу и взял южнее, поехал поближе к дороге. Поехал так близко, что, останавливаясь и прислушиваясь, слышал шум грузовиков, что шли по трассе.

У самой Тёплой Горы, чуть южнее дороги, под длинной и высокой дюной раскинулся большой казачий кош. Горохов на глаз прикинул: сто палаток, не меньше. Это даже не один кош, а несколько. Атаманы свели своих людей, идут куда-то. Впрочем, казаки – кочевники. Так и таскаются по степи. Идут туда, где лучше, где воды и саранчи больше; а сейчас, наверное, собирают растительность. А может, прикочевали набранное продать. Тёплая Гора – место проходное. Тут и от реки торговцы есть, и из-за Камня сюда наезжают. Уполномоченный смотрит на их палатки, на десятки квадроциклов, на множество детей и удивляется.

«И живут как-то на песке. С детьми. Ни сколопендр, ни пауков не боятся… Вот они-то, вернее, их дети, или внуки, или правнуки, выживут и дойдут с песками до северных морей».

В жителей городов и оазисов Андрей Николаевич почему-то не верит. И едет дальше.

Ещё не доезжая до первых бетонных блоков, что окружают город, даже через респиратор он чувствует какой-то резкий запах... Впереди на дороге пробка из десятков большегрузов. Пробка, а встречная полоса почти не загружена. Грузовики стоят на въезд. Машины чего-то ждут, хотя до вечера уже недалеко. Даже квадроциклы ждут, но Горохов берёт влево от дороги и едет по барханам, ему стоять некогда. Ему ещё ночлег искать. И только когда подъезжает ближе, он понимает, в чём дело. На въезде в город люди в мешковатых КХЗ опрыскивают машины какой-то едкой дрянью. Тут очень сильно пахнет инсектицидом.

Блоки и доты с узкими бойницами. Бетонные стены по периметру всего города. Тут всё серьёзно, дальше на юг отсюда – уже степь. Степь настоящая, не та обжитая, что у реки. Дальше отсюда только оазисы, казаки и плохие дороги. И дарги.

Эти сюда наведывались уже не раз. Да и казаки – те ещё соседи.

Сегодня торгуют, а завтра соберут все сети, что расставили местные, ограбят, кого смогут, заберут транспорт, и ещё и женщин молодых могут прихватить, если такие попадутся. Тех, что без проказы и ещё могут рожать, собирать чеснок, кактусы и чистить саранчу.

Уполномоченный, остановив мотоцикл на пологом бархане, пару минут смотрит на происходящее в оптику и думает. Нет, если кто-то за ним следил и потерял его, он как раз будет теперь торчать тут, у западного въезда. Поэтому Андрей Николаевич едет дальше и объезжает город с севера; и подъезжает к нему со стороны восточных ворот. Тут очередь из машин заметно меньше. И вскоре Горохова останавливают у КПП.

Мужичок в костюме химзащиты машет ему рукой: давай, заезжай.

И когда Горохов подъезжает, тот говорит, указывая на ближайшее приземистое здание с единственной дверью:

- Если не хочешь, чтобы я тебя обрызгал, зайди вот туда, в ту дверь, там тебя осмотрят и обработают одежду.

- А что случилось-то у вас? – интересуется Андрей Николаевич, слезая с мотоцикла и разминая затёкшие плечи и ноги.

- Насекомые одолевают, – невесело бухтит человек в КХЗ: как будто это и так не ясно.

Его не очень хорошо слышно через костюм, но Горохов понимает, что ему жутко надоело отвечать на один и тот же вопрос. Он на него за день, может быть, уже раз двести ответил.

- Может, я туда проеду? Ну, до той двери, - спрашивает разрешения уполномоченный. Ему не хочется оставлять свой мотоцикл.

- Тогда жди, пока я его обработаю, - говорит мужичок в КХЗ и тут же начинает заливать его мотоцикл из разбрызгивателя всё той же едкой дрянью.

Горохов покорно ждет, и когда всё закончено, достаёт из «бардачка» под баком кусок ветоши и начинает вытирать седло, руль, панель с приборами…

- Э, ты бы проехал, - снова бурчит мужик в КХЗ, - ты же на проходе стоишь, а там люди ждут.

- Да всё, - уполномоченный торопится. – Уезжаю.

- Не забудь… Туда, вон та дверь, - напутствует его мужик.

- Помню, помню…

Конечно, в его положении лучше избегать лишних контактов, но рисковать и нарываться на неприятности ещё опаснее. И поэтому он, послушно оставив мотоцикл у дома, открывает дверь.

- Можно к вам?

- Заходите, заходите, - отвечает ему совсем молодая женщина. У неё на щеках пара прыщей, но зато нет проказы.

Женщин в помещении две. Второй уже далеко за тридцать; судя по лицу, она из тех дам, что вечно всем недовольны; только взглянув на него, тут же говорит, кривясь и не скрывая брезгливости:

- Господи! Чего же вы такой грязный-то?!

Горохов даже растерялся немного: а каким же быть человеку, который на мотоцикле проехал сто пятьдесят километров? Под дождём и по грязи. Конечно, его плечи, грудь и ноги покрыты толстым слоем влажной грязи.

- Ну уж извините! – говорит он, приходя после растерянности в себя и включая своё обаяние. Он снимает грязную шляпу, очки и респиратор и, делая вид, что смущается, продолжает: – Ехал на мотоцикле, дорога сейчас не очень… Сами понимаете… Не успел помыться. Не знал, что тут дамы. А тот тип, что всех обливает на входе, сказал, чтобы я вас обязательно навестил.

- Ой, да ладно вам, - примирительно говорит первая, та, что помоложе. Берёт лампу в руку и какой-то баллончик в другую. – Идите сюда, пыльник снимите, я вас осмотрю.

Он послушно делает то, что от него требуют, а сам интересуется:

- Милые дамы, а что у вас происходит? Просто я несколько раз тут у вас бывал, но ничего подобного раньше не видел.

- Пауки у нас происходят! – невесело сообщает злая; она как раз подняла его пыльник и осматривает одежду, так же освещая её специальной лампой, а потом из баллончика обливает её чем-то. Это явно какой-то инсектицид.

- Видно, вы не во время сезона воды у нас бывали, - заметила первая. – У нас как дожди… повернитесь… как дожди начинаются, так пауки со всех барханов с юга к нам ползут. И никто понять не может, почему. Никто. А уж сколько людей думало. Говорят, они от воды ползут вверх в горы. А мы просто у них на пути стоим.

Это объяснение кажется уполномоченному логичным.

- А в этом году их ещё и больше, чем всегда, – продолжает мысль недобрая женщина. - Уж не знаем, как защититься! Стены города обливаем отравой, так дождь её тут же смывает. Уже боимся, что вся эта дрянь в водоподачу нашу попадёт.

- О, - Горохов сочувствует горожанам. Тёплая Гора – редкое место, где хорошая вода течет в город с гор самотёком. Только трубы проведи.

- А наш специалист говорит, что твари ещё и мутируют. Становятся быстрее, яиц больше стали откладывать.

- Уж мутируют, - снова с раздражением говорит вторая, она так при этом смотрит на уполномоченного, как будто это он сюда гонит сотни и сотни мутирующих пауков. – Уже четверых людей за месяц укусили, – женщина возвращает ему пыльник. – Всё чисто. Нет членистоногих. Ни пауков, ни клещей.

Андрей Николаевич забирает пыльник, понимающе кивает, но спрашивать, что случилось с теми людьми, кого укусили пауки, он не собирается. Но этого делать и не нужно, женщина номер два ему и без вопросов сообщает:

- Один ребенок и двое взрослых умерли.

- Очень жаль…, - это всё, что он может им сказать. А что тут ещё скажешь? Токсин у паука такой, что взрослого сильного мужчину убивает в половине случаев. У людей с малой массой тела шансов выжить ещё меньше.

Тут и первая женщина заканчивает с осмотром и сообщает:

- Нет на вас ничего. Можете ехать.

Да, может. Но вот куда? В степи ночевать… Тогда можно было в город и не заезжать. Но ему очень хотелось помыться. Да и не зря женщины ужасались его одежде. Она явно нуждалась в стирке. Но в сложившейся ситуации вариант с гостиницей он даже не рассматривал.

- Милые дамы, - Горохов накидывает пыльник, но уходить не торопится, - а вы не знаете, у кого можно переночевать?

- Переночевать? – переспрашивает та, что была подобрее.

- Да, одну ночку; я бы заплатил копеек двадцать-тридцать, – он оглядывает женщин и добавляет: – Тридцать.

- Галь, - оживает та, что помоложе, - а взяла бы человека к себе. Тебе, авось, какая деньга не помешает. Место же найдёшь?

- Детей у меня двое, - недовольная женщина, видимо, не против заработать денег и говорит это, словно предупреждает его заранее. – А кондиционер только в комнате. На кухне кондиционера нет.

- Помыться, постираться есть где? – интересуется уполномоченный.

- Это найдём, но на кухне спать придётся на полу и без кондиционера, - продолжает объяснят ситуацию Галина. – Или на тахте, но со мной и с детьми в одной комнате. На кухне у меня чисто. На чём спать – найду.

- Мотоцикл есть где поставить? – это Горохова волнует больше, чем наличие на кухне кондиционера.

- Есть, есть, - заверяет его Галина, - у меня дворик свой, там грядки, тыквы у меня, но место для мотоцикла будет.

- Ну, раз мотоцикл мне до утра не разберут, тогда меня всё устраивает, Галина, – улыбается уполномоченный.

- Не разберут… Натуль, - Галя засуетилась, - я тогда отведу…, - она смотрит на Горохова вопросительно…

- Анатолия, - сообщает ей имя уполномоченный.

- Анатолия к себе, ты тут без меня…

- Иди, Галь, иди, - отпускает её молодая напарница. – Смена уже кончается.

Глава 25

А эта Галина и вправду имела право морщить нос при виде его одежды. Дома у неё было чисто. Бедно, но чисто. Да и огород был в порядке: крупные тыквы как по линейке разложены, к каждой тыкве аккуратно проложена трубка-капилляр, которые сейчас, впрочем, не нужны, все кактусы вдоль забора ухожены, на них ни одного крупного побега, а несозревшие не тронуты.

- Анатолий, ты снимай одежду тут, - предлагает женщина и сразу ставит перед ним большой пластиковый таз: сюда кидай. Ей явно не хочется, чтобы он в этой грязи шёл в комнату. А потом она указывает на белый кусок пластика у стены, который просто прикрывает нишу. Это что-то вроде двери. – А вот тут у меня душ.

Горохов кофры на мотоцикле запер, но не стал оставлять на улице оружие, хоть огород и был огорожен высоким забором; всё забрал с собой. Теперь он ставит винтовку и ружьё к стене, на вешалку вешает тесак, патронташ и свою драгоценную флягу, достаёт пистолет и патроны к нему.

- Ох, сколько у тебя оружия всякого, - она рассматривает всё его имущество внимательным женским взглядом.

- Приходится ездить одному, лучше, чтобы оно было.

Уполномоченный лезет во внутренний карман грязного пыльника и вместе с пачкой сигарет и зажигалкой достаёт оттуда узелок. В нём его деньги. Конечно, не все, там всего несколько рублей медью и ещё пара рублей железом, этот узелок для окружающих. Или для тех, кто решит его обворовать. Он отсчитывает три железных монеты и протягивает их женщине:

- Вот, за постой.

- Да можно и потом, - она демонстративно не глядит на его узелок с деньгами. Но деньги забирает.

Так же чисто было в доме у его матери. Принцип пустыни и бедности: если хочешь дома хоть какого-то уюта, но на это нет денег, держи то, что есть, хотя бы в чистоте.

Он начинает раздеваться; первым делом снимает тяжёлый от влаги и дурно пахнущий пыльник и рубаху, потом садится на табурет, стягивает ботинки и начинает разматывать обмотки.

- Анатолий, а ты откуда сам-то будешь? – она не собирается уходить, стоит рядом.

- Я издалека, – отвечает он. – Из-за реки.

- Вот и я думаю, обмотки как у казака, а сам не казак, у нас так мало кто ходит. Охотник, что ли?

- Угу, - на нём осталось только галифе, но Галина уходить не собирается. Она демонстративно отворачивается от него.

- Ты брюки-то снимай тоже. Всё снимай. Я не смотрю.

И тогда он решает раздеваться и дальше.

- За вараном ходишь? – продолжает она.

- Точно, - он усмехается. – Хожу за крупняком. А как ты догадалась?

Он бросает галифе и бельё в таз с грязной одеждой. Всё.

А женщина тут же берёт таз и, отставив лист пластика, забирается в нишу-душевую и наливает в таз воды, а сама, не оборачиваясь на Горохова, говорит:

- Так не дура же, вижу: оружие у тебя какое хорошее, много его, а сам простой. У охотников всегда так. Сами одеты абы как, а оружие дорогое. Значит, ты не за дрофой ходишь. Только наши мужики на варана по одному не ходят, - в таз набралась вода, она выносит его. Сыплет порошок в таз и бросает его респиратор и шляпу, про которые он позабыл. – А ты, значит, один на «царя» ходишь?

- Так когда один ходишь, так и добычу делить ни с кем не нужно.

- И не боишься? Ведь если вымахал «царь» в пять метров, его, говорят, добыть непросто.

- Так это дело навыка. Хотя бывает и боязно, – признаётся Горохов.

- Всё, иди мойся.

Уполномоченный идёт в душ, забыв приставить пластик. А женщина тут же засыпает одежду порошком и начинает стирать.

- Слышь, Анатолий? А ты женат?

- Женат, - отвечает Андрей Николаевич.

- А дети есть? – продолжает допрос Галина.

- Да есть вроде. Бегают там по дому… какие-то.

- Какие-то? – она смеётся, даже перестаёт мотать в тазу его одежду. – Ты, что же, своих детей не знаешь?

- Так я в песках всё время, а они берутся откуда-то, - уполномоченный тоже посмеивается. – Разве теперь их разберёшь, откуда они да чьи.

Женщина трясёт головой, так ей смешно.

- Ой, все вы мужики одинаковые.

- Ну, зато вы, милочки, все такие разные, – вода течёт не очень, но зато она тут отличная, он пробует её на вкус, даже и намёка на привкус амёб нету, такую воду можно продавать в Агломерации, но уполномоченный не слыхал, чтобы люди из Тёплой Горы продавали в Соликамске воду. Может, им самим тут еле хватает. – Галя, а твои дети не придут случайно? А то придут, а тут я моюсь…

- Нет, не придут…, - вода в тазу уже чёрная, но она продолжает полоскать его одежду. – Они на фабрику ходят подрабатывать после школы.

- На фабрику? На какую?

- Она у нас тут одна; обычно там взрывчатку делают да порох, а теперь инсектицид смешивают. Вот там и подрабатывают. Пауки-то одолевают не на шутку.

- Работают, значит, дети?

- Да как у всех, и то уж хорошо, что работу нашли, на мои два сорок в месяц, что город платит, сильно не зажиреешь. На воду, да на электричество, да на уборку песка, считай, рубль в месяц уходит, на остальное и живём.

Когда он выходит, она протягивает ему половину простыни вместо нормального полотенца.

- Галина, а курить-то можно у тебя? – он берёт сигареты.

- Можно, - женщина вскакивает и достаёт откуда-то с полки жестяную баночку-пепельницу. – Кури. А я сейчас закончу, и есть будем, – и тут она замирает, оглядывает его внимательно. – Ишь как тебя покромсало-то.

И вправду, у Андрея Николаевича много отметин на коже, у него и Наталья тоже не раз интересовалась: откуда у горного инженера столько шрамов? И он отвечал жене почти без вранья, что две трети шрамов у него с детства. А Галя, продолжая его рассматривать, кивает на левую руку:

- Рука у тебя вон белая, это варан укусил?

- Да нет, это дарги, паскуды, – глянув на руку, вспоминает Горохов. – Чуть не убили тогда, повезло, что доктор хороший попался.

- Значит, ты и с даргами виделся?

- Ну а как их в степи миновать?

Горохов закуривает и через проём оглядывает маленькую комнатёнку с кроватью и узкой шконкой, видит две большие бочки.

- Галя, а это там, в бочках, у тебя паштет?

- Ой, да откуда… Паштет! Лузга это; сеть ставлю на своём участке, так две трети того, что ловится, – это черняха.

«Лузга», «черняха» – это название сорной мелкой саранчи; она более тёмная, чем саранча настоящая, протеина в ней раза в два меньше, а жира и вообще почти нет. Чистить её нет смысла, её просто измельчают и сушат; её тоже можно есть, но это уже с голодухи. Обычно её мешают с какой-нибудь относительно съедобной рыбой и речной сушёной амёбой. Это отличный корм для свиней. С него они быстро набирают вес.

- Хорошую саранчу сама ем, на продажу только эта остаётся, – продолжает Галина, полоща одежду уполномоченного. – А с этой разве разбогатеешь?

- А спрос-то на лузгу у вас тут есть? – покуривая, интересуется Андрей Николаевич.

- Кто у нас свиней держит, так и сам лузгой богат, но купцы приезжают с Верхотурья или из Новой Ляли, так всё забирают, только давай.

- А у вас тут свиней держат?

- А как же? –женщина даже удивилась такому вопросу. – Многие держат, то хороший прибыток. Я бы и сама поросёночка взяла, может, и выкормила бы, да где мне его держать? Только если огородика часть покрыть. А у меня там тыква…

Всё это было для него немалым открытием. Он давно не был по эту сторону Камня, думал, тут всё умирает, а поди ж ты, тут местные деликатесную свинину разводят. Порох, взрывчатку производят, инсектициды опять же. И что-то он не слыхал в Большом Городе о знаменитой свинине с Тёплой Горы. Слыхал, что самые отчаянные старатели из Лесной и Кушвы ходят за цветниной на Тагил, про то слышал, но про свинину из этих мест…

- А свинину кто у вас забирает? – спрашивает Андрей Николаевич.

- Так всё те же, - она закончила полоскать его одежду, положила её на лавку, а грязную, почти черную воду слила в отстойник. – Торгаши с Новой Ляли и покупают.

- И в Серов везут сбывать?

- Ну а то куда же, - она берёт ворох мокрой одежды. – Повешу под кондиционер, скоро высохнет. А пока покормлю тебя.

И пока не пришли дети с работы, она положила ему хорошей каши из крахмала и тыквы. Тыква была сладкая. А к ней немного саранчи, и ко всему этому большую чашку побегов. Быстро сварила чай. Он же сходил к мотоциклу и достал оттуда четыре упаковки своего отличного хлеба. Банку с персиками. Всё это выложил на стол:

- Детей побалуй.

Галина тут же хватает хлеб и банку с лакомством, прячет их на полку. Он, правда, один хлеб вытащил для себя, но теперь не просить же его обратно. Да и без хлеба ему было вкусно. Хотя еда, мягко говоря, была незамысловата.

Усталость дала себя знать. Едва поев, он начал клевать носом, и она сразу ему постелила на кухне.

- Не бойся, спи спокойно, ни клещей, ни клопов у меня не бывает, я за этим слежу. Уплотнители везде хорошие, да и осматриваю всё раз в день. Если на полу жёстко будет, ты скажи, я тебе ещё чего-нибудь подложу.

- Прекрасно. Меня всё устраивает. Уж лучше тут, на жёстком полу, чем на влажной плесени с пауками, – произнёс уполномоченный. Уложив рядом с собой своё оружие и положив под руку пистолет, он почти сразу заснул, правда, сном не очень крепким. Даже и не заснул, а скорее забылся.

Он слышал, как пришли дети Галины, как мылись, стараясь не шуметь, как проходили мимо него, как разговаривали вполголоса, как она их кормила; и лишь после этого он заснул по-настоящему. Но проспал не очень долго, можно было ещё спать и спать, когда он проснулся от близких шагов. В тусклом свете хиленького ночника он смог различить в темноте Галину. Она присела возле него, почти раздетая. Уполномоченный машинально взялся за пистолет и спросил у неё:

- Галя… Ты чего?

А в ответ женщина прошептала:

- Я просто спросить хотела… Может, мне с тобой лечь?

Она не была привлекательной, с его Натальей и сравнивать было нельзя: обычная замученная тяжкой жизнью женщина, которая зарабатывала столько, сколько он тратил на посещение бассейна.

К тому же ему нужно было как следует отдохнуть, да и острой нужды в ласках он не испытывал, тем не менее, прогонять её Горохов не стал.

- Ну давай, - он откинул марлю, которой накрывался, приглашая её к себе. И повторять ей было не нужно. Она тут же юркнула к нему, скинула последнюю одежду и прижалась к его телу.

- Ох и горячая ты! – произнёс уполномоченный, почувствовав тепло одинокой женщины.

- Ой, уже горячая… А ведь только помылась… А хочешь, я простыню намочу и оботрусь, и тебя заодно оботру? – сразу нашла выход Галина; это обычное, хотя и недолгосрочное решение в тех домах, где была вода и не было кондиционера.

- Ну давай, - согласился Андрей Николаевич, понимая, что теперь ему быстро заснуть не удастся.

Глава 26

В три часа утра он уже встал и перед дорогой решил поесть. Поесть нужно было хорошо, чтобы до полудня не останавливаться. А Галина сначала положила ему вчерашней каши, а теперь пекла на малюсенькой электрической плите великолепные лепёшки из кукурузной муки; такие лепёшки быстро сохнут, но когда их только сняли со сковороды, они очень вкусные; к ним Галя разогревала чай, в доме вкусно пахло. А её дочь и сын ждали, пока мать разрешит им открыть банку с компотом. У детей неожиданно праздник случился: и компот, и лепёшки, от которых на руках остаётся жир, а ещё этот незнакомый им ещё вчера Анатолий положил перед ними упаковку с длинными кусочками копчёной дрофы и сказал:

- А ну попробуйте, не испортилась?

Да разве может вяленая дрофа испортиться? Мальчик и девочка начали с удовольствием есть вкусное и солёное мясо.

Он открывает банку и раздаёт детям компот, большие жёлтые половинки персиков вытаскивает из банки ложкой, кладёт брату и сестре поровну.

- Балуешь ты их, Анатолий, - говорила Галина. Она опять была не очень довольна. И тут же, отставив сковороду, забирает банку с остатками компота и прячет её в шкаф. – Так, всё… Поели, остальное завтра. Всё… Собирайтесь в школу.

- Пусть доедают, - Горохов сидит за чашкой чая с сигаретой; он отлично помнит, как мало лакомств доставалось в детстве ему самому. – Я ещё дам.

- Поедят потом… Привыкнут…, - женщина всё равно недовольна. – А потом их и удивить будет нечем, - она выпроваживает детей.

А уполномоченный начинает собираться и сам. И первым делом проверяет всё оружие. Конечно, ни Галина, ни дети не могли его испортить за ночь, и патроны не могли украсть, проверяет он по привычке. Просто перед тем, как выехать в степь, ему нужно убедиться, что с винтовкой, с дробовиком, да и со всем остальным, включая мотоцикл, всё в порядке.

Когда всё было проверено, а Андрей Николаевич уже оделся, Галина, стоя у двери и подавая ему флягу, сказала, немного волнуясь:

- Ты, если будешь в наших местах, ночлега в других местах не ищи, сразу ко мне иди. Денег брать не буду.

- Галь, да я здесь редко бываю, - ответил уполномоченный.

- И зря, у нас тут в горах этих варанов – стрелять-не перестрелять, - она протянула ему выстиранные респиратор и шляпу.

- Это да, - согласился он, потом полез в свой узелок и достал оттуда рубль. – Вот, держи…

- Да не нужно мне, – она даже убрала руки. – Я же не за деньги тебя в гости зову.

- Так это не тебе, - настоял Горохов, не убирая денег. – Это детям, обувь у них плохая и респираторы старые.

- Спасибо тебе, - тут она уже не смогла отказаться. Взяла монету.

А он приобнял её, похлопал по попе:

- Буду в ваших местах – загляну.

***

У него оставалось чуть больше половины бака. Вчера он изрядно пожёг бензина. Конечно, у него была целая нетронутая канистра первоклассного топлива, но это НЗ. И Горохов, расспросив Галю, поехал к местной заправке.

Половина четвёртого, у заправки выстроилась целая очередь таких же умных, как и он. Ребята на заправке работали ловко, но даже с их скоростью ему пришлось бы проторчать тут полчаса, ну, или минут двадцать пять.

Ещё час назад уполномоченный был бы тут один. А теперь, когда все проснулись и решили ехать…

- А есть тут ещё заправки? – спросил он у, как ему показалось, местного мужичка. - Или, может, частники топливо продают?

- Не-е…, - мужичок качает головой, - у нас тут своего бензина нет, озёр нет поблизости, у нас весь бензин привозной. Есть тут пара мест…На южном выезде, и у дороги ещё одна заправка. Там, у дороги, - мужик указывает рукой на север, - очереди бывают тоже, но не такие, как тут. Тут вечно сутолока…

Ждать ему не хотелось, и он решил купить топлива на других заправках.

***

Это было то, что сразу бросилось ему в глаза. Издали. Человек, который управлялся с бочками, был без респиратора. И без очков. Ну, это ещё было можно как-то понять. Зачем ему очки, если он никуда не едет, они даже, может быть, мешают ему работать. Но респиратор…

«Неужели не он боится отёков носоглотки? Сейчас, конечно, нет в воздухе тли, которая вызывает острые расстройства пищеварения, но ведь споры от плесени и прочих грибков поопаснее тли будут!».

Уже это удивило Горохова, а когда человек приподнял полупустую бочку и вылил из неё в бак тягача большое количество бензина без всякого насоса, а потом легко отнёс её к рядам других пустых, ему всё стало ясно: бот. Причём намного более походивший на человека, чем те, которых он встречал несколько лет назад.

«Ну вот, никуда они и не делись. Просто в районе реки и Агломерации их нет. Интересно, а комиссары про них знают?».

Причём бот управлялся с бочками и насосами весьма проворно. Один справлялся. Когда подошла его очередь, Андрей Николаевич подъехал к человеку без респиратора и протянул ему монеты:

- Десять литров.

Бот, приняв монеты в ладонь, поглядел на деньги весьма осмысленно. Потом кинул их себе в большой нагрудный карман своего комбинезона. Несомненно, он умел считать, после этого сам открутил крышку бака мотоцикла и вставил шланг. Насос был ручной, и простому человеку пришлось бы попотеть, пока накачалось бы нужное количество бензина. А тут два десятка быстрых и сильных движений… и всё… Счётчик показал цифру «десять». Бот вытаскивает шланг и затягивает крышку бака. Всего минута – и дело сделано: отъезжай, не задерживай других людей. При этом он даже ни разу не взглянул Горохову в лицо.

«И бот такой толковый. От человека почти не отличить. Напялили бы на него респиратор, так пока бы он не начал работать, я бы ничего и не заподозрил. С тех пор как армейцы разгромили комплекс рядом с Полазной, разгромили его и вывезли оттуда всё оборудование, на реке боты почти исчезли, но это ровным счётом ничего не значит… Ничего не значит. Процесс необратим. Ботов всё так же производят, делают их ещё лучше, и этот рабочий тому пример, а дарги всё так же выплёскиваются новыми волнами из пекла юга. Нужно осмотреться тут как следует, думаю, комиссарам будет интересно узнать, что тут, за Камнем, происходит».

Он покинул заправку и уже хотел было выезжать из города, но сразу за выездом с заправки, у поворота, на большом и хорошо освещённом месте увидел два десятка людей или чуть больше, что собрались у какого-то грузовика.

«Это тут биржа труда такая? Типа как у столба в Губахе?».

Но эта его догадка оказалась неверной, люди не были похожи на тех, кто ищет любую, даже подённую работу, тем более что среди них было несколько местных военных. Тут же стоял их бронеавтомобиль. Здесь явно что-то происходило. Можно было, конечно, проехать мимо. Но теперь, после встречи с новым ботом, Горохов стал относиться ко всему, что здесь происходит, с интересом. Кто знает, какая мелочь может оказаться важной. Он остановил мотоцикл, слез с него, подошёл чуть ближе и, посмотрев поверх голов собравшихся, увидал грузовик. «Три на три», такой же, как был у него. Вот только этот был без лобовых стёкол.

«Водилы устроили разборки? Заказы не поделили, что ли? И солдат подтянули для успокоения?».

Подобные дела его интересовали мало, но он всё-таки спросил у двух мужичков, по виду водителей, что покуривали рядом:

- А что это с ним?

- А их расстреляли где-то под Старым Бисером, – отвечает уполномоченному один из водителей. – Но вроде оба целы.

- Дарги? – уточняет тот.

- Да нет, - теперь говорит второй водитель. – Для даргов ещё рановато. Они тут после дождей шастать начнут.

- Говорит, что стреляли люди, и вроде не казаки; бандиты, наверное, - продолжает первый.

- Груз ценный, что ли, был? – предполагает Горохов. – Может, полынь везли или ещё что-нибудь дорогое?

- Так говорит, что порожняком шли, - поясняет второй. – Хрен его знает, кто это был. Может, просто какие-то отбитые машину забрать у них хотели.

Просто хотели забрать машину. И тут в голову уполномоченного приходит странная мысль, он говорит своим собеседникам:

- Ну понятно.

И начинает двигаться между собравшимися людьми вперёд, к грузовику. И чем ближе он подходит, тем мысль его становится всё отчётливее; хоть ещё было далеко до рассвета, но фонарей на площади ему хватало, чтобы насторожиться… Ведь грузовик очень походил на тот, что он отдал Мурату.

А когда он прошёл вперёд ещё немного, последние сомнения его покинули, потому что у самой машины рассказывал всем желающим о происшествии… тощий Петя.

Да, это был он. Петя, чувствуя, что это его час, и упиваясь общим вниманием, уже не боялся спор в воздухе и, стянув респиратор на подбородок, в красках рассказывал человеку в форме, да и всем остальным, о нападении.

- Да стёкла-то грязные, я и не видел ничего, только вспышки… А потом раз… раз… раз… И куски лобовухи во все стороны летят, и машину сразу повело влево… Влево… И я слышу, товарищ мой закряхтел… Я и не понял, что это было… Только чувствую, что грязь в лицо летит… Нет лобового, одни куски вместо него торчат, и машина влево сползает с дороги…

- А где это было? – интересуется кто-то из водителей, что стояли рядом с тощим.

- Да только озеро у Старого Бисера проехали, сразу за поворотом нас и поджидали.

- А вы на дороге одни были? – спрашивает военный.

- Ну да, сначала одни, и мы как встали, так с напарником на пол попадали, но потом эти стрелявшие подошли посмотреть на нас.

- Посмотреть? – не понимает военный. – В кузов, что ли? Наверное, товар искали какой-нибудь?

- Так говорю же, мы порожние шли, хозяин приказал отсюда товар забрать, – продолжал Петя.

- А чего же они смотрели?

- Ну так заглянули к нам в кабину, фонариками на нас посветили. И ушли потом.

- Так где, ты говоришь, это было? – интересуется военный. – Сразу за Бисер-озером?

- Ну да, и полкилометра от него не отъехали, - рассказывает Петя.

- Поехали парни, поглядим, - говорит военный, и все солдаты за ним начинают протискиваться через людей к своему броневику. И уполномоченный тоже не остаётся рядом с расстрелянным грузовиком. Да и от Пети с Муратом сейчас лучше держаться подальше. Те, кто расстрелял грузовик, могут быть рядом.

Глава 27

Он вернулся к своему мотоциклу; тут было темнее, чем там, где собрались люди глядеть на расстрелянный грузовик. Конечно, темнота, респиратор и самая обычная, самая распространённая в степи одежда неплохо его укрывали. Но в сложившихся обстоятельствах он не почувствовал бы себя в безопасности даже в полной темноте. Отсюда Горохов ещё раз осмотрел местность – вроде никого из тех, что были похожи на опасных людей, тут не было; ещё немного успокаивало то, что у грузовика осталось двое местных солдат.

И теперь он решился проверить кое-что. Конечно, ему нужно было поговорить с Петей или Маратом, лучше с Петей, Мурат был ещё тот говорун. Но приближаться к тощему было опасно, и уполномоченный лезет в свой рюкзак и достаёт оттуда блок контроля. Включает его.

На мониторе пусто. «Маячков» нет. Хотя до грузовика всего семьдесят метров.

«Расстреляли грузовик, подошли, посветили фонариком, убедились, что меня там нет, поняли, что ошиблись, и сняли передатчик. Ну, похоже на то..., – других объяснений у него не было. – Ну а где Муратка? В больнице?».

И тут у него появляется другая мысль. Он закидывает блок контроля в рюкзак и садится на мотоцикл, заводит его. Вот уж чего он не ожидал, так это того, что ему придётся ехать к западному въезду в город. К гостинице «Тихий источник».

И там он увидал его.

Муратка во всей своей красе, всеми своими светоотражателями сиял под фонарём, что освещал вход в гостиницу, чем в немалой степени удивил уполномоченного.

«Ты глянь… Приехал, значит… Всё как уговорились. Молодец».

Можно, конечно, было оставить Пете и Мурату разбитый грузовик как награду за честность, а самому уехать дальше. Но Горохову подумалось, что грузовик ему может пригодиться.

Подходить к Мурату было так же опасно, как и к Пете. Но у уполномоченного были мысли по этому поводу. Он поехал к своей новой подруге. Но её уже не было дома, и ему пришлось ехать к ней на работу.

Галина была и удивлена, и рада, когда снова увидала его на своей работе. Там у неё был человек, но увидав появившегося Горохова, она сразу оставила клиента.

- Забыл что?

- Да нет…, - Горохов отозвал её в сторону. – Слушай, Галя, тут работёнка кое-какая появилась, а мне уехать нужно до рассвета.

- Работёнка? Что за работенка? – не понимала Галина. Она немного волновалась, кажется, женщина боялась, что он втянет её в какие-то неприятности. И он сразу стал её успокаивать:

- Да ты не волнуйся. Ничего в той работе страшного нет, а деньжат заработаешь.

- А что нужно делать-то? – она всё ещё была напряжена.

- Двум парням грузовик сильно повредили, им ремонт нужен, а они не местные. Понимаешь?

- Им деньги, что ли, нужны?

- И деньги, и жильё, и еда, у них ничего нет…

- Так и у меня ничего нет, - поторопилась с выводами Галина.

- Вот…, - Горохов протянул ей семь новеньких медных пятирублёвок. – Ты помоги ребятам, тут на ремонт должно хватить, и ночлег им найди какой-нибудь, пока машина ремонтироваться будет. Ночлег с прокормом.

- Так я работаю, - продолжала сомневаться Галя. Ей не очень хотелось лезть в это дело, уполномоченный это чувствовал.

- Одна монетка твоя, – произнёс Андрей Николаевич, полагая, что женщина не откажется получить единовременно две свои месячные зарплаты. И он оказался прав.

- Так что мне нужно сделать? – она забрала деньги. Зажала монеты в кулаке и теперь уже не хотела их выпускать.

- У гостиницы «Тихий источник» торчит один человек, его зовут Мурат. Он в ярком пыльнике, в жёлтом респираторе, ты его сразу узнаешь, а на площади его товарищ, болтун, Петром кличут. Там же и разбитая машина. Им машину нужно починить, но денег у них нет, и жить им негде. Вот ты им и найди жильё и мастерскую. Но денег на руки не давай. А то всё спустят.

- И ремонт машины мне оплачивать?

- И ремонт тебе. А им скажи, что ты от Анатолия.

- А что же ты сам им не поможешь? – она смотрит на него с подозрением. Галя женщина осторожная.

- Некогда мне, уезжаю я, да и не хочу, чтобы меня с ними видели.

- А мне с ними видеться, значит, можно?

- Тебе можно, – Горохов её успокаивает. – Да ты не волнуйся. Мужики они неплохие, невезучие немного. Ты просто деньги им в руки не давай.

- Пьющие, что ли? Или травоеды?

- Травоеды, но ещё не конченые.

- Ну ладно…, - она почти согласна. – И сколько они тут будут жить? Пока машину не отремонтируют?

- Да; а потом, денька через три-четыре, я дам тебе телеграмму и скажу, куда их с грузовиком отправить. Твоя фамилия как?

- Васильева.

- Галина Васильева. Вот на это имя и дам телеграмму. Ты дня через три начинай на телеграф захаживать.

- Захаживать…, - у неё не очень хорошее настроение, если бы не тяжёлая куча меди в руке, она, наверное, отказалась бы. - Ой, как интересно всё это. Грузовик какой-то, мужики какие-то, - Галя смотрит на него с прищуром, она взвешивает большие деньги в руках, что-то подозревает и качает головой. – М-м… А говорил мне, что охотник…

- А я и не врал. Я и есть охотник, - Горохов улыбается, обнимает её за плечи ласково и целует в щёку на прощание. – Охотник на крупную дичь.

***

Расстрел машины с Муратом и Петей лишь укреплял его уверенность в том, что встреча в Губахе возле старой водонапорной башни с тремя ловкими людьми не была случайностью. По идее в этой ситуации ему нужно было возвращаться домой и докладывать о случившимся своему непосредственному начальству. Но Андрей Николаевич знал, что этого делать было нельзя. Во всяком случае, пока. Может, через пару недель, когда новая экспедиция северян отправится на юг, тогда он свяжется с Бушмелёвым и обсудит сроки возвращения. Но сейчас нет. А если он будет связываться с комиссаром через телеграф, это может скомпрометировать начальника в случае внутреннего разбирательства. Дескать, ты, комиссар, знал, где твой подчинённый, и не отозвал его для комиссии. Значит, вы заодно. А сейчас Бушмелёв мог смело отвечать всем интересующимся, что старший уполномоченный Горохов в своей обычной манере выполняет поставленную задачу абсолютно автономно и на связь, в целях безопасности или ввиду отсутствия возможностей, не выходит. В общем, сейчас он был предоставлен самому себе и мог надеяться тут, в Тёплой Горе, да и вообще за Камнем, только на себя. Впрочем, это состояние было для него привычным.

Но теперь у него и вовсе отпало желание передвигаться по нормальной дороге. Теперь эти ловкачи будут искать не грузовик…

Горохов в темном углу, вооружившись фонариком, несколько минут сидит над картой. Этот район он знает не очень хорошо. Да, он тут бывал, но степь, даже в предгорьях, за год меняется кардинально. Ещё в прошлом году тут гуляли барханы, а сегодня всё заросло колючкой и кактусом. И ландшафт меняется до неузнаваемости. Тем не менее он решается. Нет, он не поедет на восток, в сторону Качканара и Лесной по Северному коридору, уполномоченный выбирает более сложный путь. Путь в предгорья, ровно на север. На Медведку, которая на его карте была обозначена как жилой оазис. Всё, решение принято, и он прячет карту.

И даже теперь Андрей Николаевич выезжает из Тёплой Горы через южный выход; небольшой крюк его не пугает, лишние пять километров, зато он был уверен, что на южном выезде его не будут ждать внимательные глаза. Ну не может же у них быть столько глаз, чтобы круглосуточно следить за всеми выездами.

Выехав, он через пару километров съехал с дороги, ведущей на юг и, развернувшись, вскоре взял направление на север. Потом пересёк в тихом месте оживлённый Северный коридор.

Сначала он пробирался между барханов, стараясь не шуметь, держа двигатель на малых оборотах, и поэтому ехал не спеша и тихо, но как только он отъехал от дороги подальше, как только начало потихоньку сереть на востоке небо, так сразу воздух наполнился громкими трелями вылезающих из грунта мерзких на первый взгляд созданий. Огромные мухи с большими головами усаживались на ветки колючки и длинные лопухи кактусов и начинали свою почти бесконечную песню:

Три-ри-ри… Три-ри-ри… Три-ри-ри… Триииии…

Три-ри-ри… Три-ри-ри… Три-ри-ри… Три-риииии…

Так и несётся со всех сторон. И пока солнце не встанет, пока не наступит утро, этот звон не утихнет. Будет висеть над барханами.

Он проехал ещё пару километров, пока у невысокой дюны не наткнулся на след. Цепочка глубоких ямок с ярко выраженными тонкими полосочками-когтями перед ними и нескончаемая канавка меж ямок. Этот след в степи ни с чем спутать было нельзя. Следы ломали чёрную корку плесени на песке, цепочка тянулась на север. На север.

«Кажется, ты представился охотником на эту дичь?».

Варан был небольшой, три-четыре метра, не больше, то есть двадцать килограммов отличного и дорогого мяса, а с Гороховым была винтовка и надёжный дробовик, но в одиночку нападать на это животное было… ну, как ни крути, небезопасно. Старики говорили, что царь песков слышит дыхание человека за пятьдесят шагов. Пятьдесят-не пятьдесят, но слух у твари был отличный. А ещё она была необыкновенно хитра для рептилии. Прекрасно умела путать следы, запросто могла устроить преследователям так называемый вараний крюк, подождав в удобном месте и напав на того, кто за ней шёл, очень умно для этого используя как барханы, так и заросли кактусов, иголок которых не боялась. Конечно, любому, даже самому большому варану хватило бы шести патронов из дробовика, но варан, чуя большую опасность, не убегал, а, подпустив охотника к себе, кидался в атаку. И у него было очень серьёзное оружие. Его пасть просто кишела опаснейшими бактериями, одного укуса хватало, чтобы взрослый, полный сил мужчина уже через четыре часа начинал слабеть. У укушенного почти сразу начинала подниматься температура, наступало обезвоживание, а вокруг поражённых зубами варана тканей начинал развиваться быстрый некроз. Нужен был врач и огромное количество антибиотиков, или человека валила с ног быстротекущая гангрена. Варан так и охотился: он, выпрыгивая из песка или зарослей, просто кусал свою жертву и, если она была для него опасна, тут же убегал. А потом не спеша и терпеливо шёл по её следу ожидая, когда та наконец остановится и свалится, и ею можно будет пообедать. Дарги, у которых всегда патронов было в обрез и не было антибиотиков, старались с ним не связываться и очень уважали это животное, несмотря на то что мясо его было очень вкусным.

Глава 28

Опасно. Вараны, как и сколопендры, прекрасно могут прятаться в песке. Лежать там по несколько суток. Ждать. Сейчас, в сезон воды, это, конечно, маловероятно, но полностью исключать риск нельзя. И тогда он берёт восточнее. И всё так же, на небольших оборотах, чтобы не реветь мотором на всю степь, не собирать на себя всех её обитателей, едет дальше, предварительно чуть спустив дробовик под правый локоть, чтобы быстрее его достать, если что-то случится. Всё-таки обрез, а тем более револьвер, для путешествия в барханах подходили лучше. Вскинуть обрез и взвести курки – это пара секунд, ну, может быть, три секунды, а револьвер можно было выхватить из кобуры и сделать выстрел вообще моментально. Конечно, со своим оружием он бы чувствовал себя тут получше.

Так он двигался ещё около получаса, пока в предрассветных сумерках фара его мотоцикла не высветила нечто непонятное. То, что в степи встречается нечасто. Что-то темное, похожее на старый, согнутый в угол металл, торчащий из-под чёрной корки плесени. Все следы вокруг забил дождь и скрыла моментально вырастающая на влажном песке плесень. Останавливаться было опасно, кто-то мог тащиться по его следу и на звук его мотора, но и осмотреться было необходимо. И Горохов заглушил мотор. Но фару не выключил, он хотел рассмотреть, что это торчит из песка.

Три-ри-ри… Три-ри-ри… Три-ри-ри… Триииии…

Три-ри-ри… Три-ри-ри… Три-ри-ри… Три-риииии…

Цикады, засевшие в ближайших кустах колючки, не умолкают ни на секунду. Сезон воды заканчивается, и тем из них, кто вылез из грунта, не терпится побыстрее отложить обратно в грунт оплодотворённые яйца. Горохов, сняв дробовик с плеча и щёлкнув предохранителем, не спеша поднимается на бархан и некоторое время смотрит на юг. Не появятся ли белые точки фар машины, что идёт по его следу. Пока не рассвело, преследователям себя не скрыть. Но он ничего не видит. За ним никто не едет. И тогда он спускается с песчаной волны и подходит к тому непонятному перемету, что «нащупал» фарой своего мотоцикла.

Нет, это не кусок металла и не пластик, это согнутая в суставе нога, голень и бедро, покрытое хитином, с нечастыми и недлинными выраставшими из него иглами. Поначалу уполномоченный не может понять, какому животному может принадлежать эта часть тела. Он стволом дробовика толкает находку и выворачивает из песка то, что было под ним.

Это нога бегуна. Они появляются всё севернее и севернее. Но этому не повезло, повстречал царя барханов. Варан сожрал всё остальное, и неудивительно, он ест даже сколопендр и самые шипастые кактусы. А уж бегун ящеру вообще показался вкуснятиной. Больше ничего от него, кажется, не осталось. Горохов сейчас, конечно же, на стороне варана. Эти бегуны… Он никак не может сделать для себя вывод – это существа мыслящие или просто умные животные? Тем не менее, эта крепкая нога, покрытая хитином, была ещё одним подтверждением того, что места эти очень и очень опасны. Если уж варан смог добраться до проворного и неутомимого бегуна… В общем, нужно было уезжать отсюда.

Как рассвело, он смог ехать быстрее. Заметно быстрее, теперь ему были лучше видны все следы на чёрной корке барханов и на влажном грунте. И после недоеденной ноги он не встречал ничего, что напоминало бы ему о скрытых опасностях. Горохов дважды останавливался и осматривался, но каждый раз не находил ничего, что могло его насторожить. Ни людей, ни следов животных.

И вскоре он свернул на дорогу, что вела на север до Медведки. Дорога была плохой, кое-где в низинах стояли лужи, но всё равно по ней можно было передвигаться намного быстрее, чем среди барханов.

Оазис Медведка был брошен. Сравнительно недавно. Ещё не совсем облупился бетон зданий. Ещё не все двери были занесены песком. А в большом баке на возвышенности была вода. Когда-то здесь был централизованный водопровод. Тут проживало не менее двух сотен семей. Может, ещё год назад. Впрочем, то, что оазис заброшен, ему было ясно ещё по дороге, что вела сюда. Тут было тоскливо, отсюда хотелось быстрее уехать. Он уже шёл к своему мотоциклу, когда набрёл на следы. Возле одного из домов, что был в низине, во влажной глине отпечатались две цепочки сравнительно свежих следов. Два небольших бегуна были тут после дождя. А дождь, Андрей Николаевич стал припоминать, был в Тёплой Горе ночью. Возможно, и тут тоже. В общем, бегуны здесь где-то неподалёку. И будут слышать его мотоцикл. Нужно было отсюда убираться. Вараны уже распробовали бегунов, научились на них охотиться, а значит, тоже бродят тут поблизости. В общем, если он не хотел встретиться со всеми этими неприятными существами, ему следовало поторопиться.

От Медведки он взял ровно на восток, на Качканар, и через полтора часа езды выбрался на оживлённую дорогу в районе Валериановска, то есть уже оставив на юге богатые стеклянной рыбой Качканарские озёра.

А к трём часам дня он добрался до Новой Ляли, где и решил остановиться, так как дальше просто не мог ехать. С тех пор как он выехал из Валериановска, прошло три дождя, а движение на трассе Качканар–Серов было на удивление интенсивным. Количество грязи, летевшей в него, было такое, что ему приходилось останавливаться и чистить респиратор и очки каждые десять минут. Последнюю часть пути до Ляли он вообще ехал вдоль дороги по степи, и никакая угроза попасть в зубы варану не могла заставить его вернуться на трассу.

***

Новая Ляля находилась на возвышенности и на первый взгляд была меньше Губахи, но вот машин… Все подъезды к городу были забиты транспортом, тягачи и грузовики всех размеров и конструкций стояли в любом месте, где их только можно было припарковать так, чтобы в них не летела с дороги грязь. Тут была пара сотен машин, не меньше. Оборудованные и охраняемые стоянки? Нет, тут про это, кажется, не слыхали. Да и на бетонных блоках, что исполняли функцию стены, опоясывающей город, он не увидал ни одного пулемёта, ни одного оптического прибора наблюдения, ни одного человека.

«Набегов даргов тут не бывает. Так далеко на север они не заходят. Во всяком случае, пока».

Уполномоченный всё подмечает, а замеченное он потом отобразит в рапорте: комиссары должны знать, что тут происходит.

Недалеко от въезда в город он сразу находит гостиницу со странным названием «Сосновый бор». Наверно, что-то из древней топонимики. Надо, конечно, было проехать дальше, но, во-первых, тут очень много людей и машин, а во-вторых, ему хочется побыстрее смыть с себя дорожную грязь. Да и ехать дальше по дороге, которая превратилась в канаву с жидкой глиной, у него нет никакого желания.

А у гостиницы народа прорва, машины везде, иной раз большегрузы стоят так плотно, что и мотоцикл между ними не втиснуть. И почти все гружёные. Он заглядывает под тенты… Бочки, бочки, бочки… Топливо в основном, для саранчи сейчас не сезон.

Он невольно сравнивает Новую Лялю и Губаху. Губаха кажется ему если не менее многолюдной, то уж точно более упорядоченной. Но во всём этом многолюдии и толчее для него есть одно несомненное преимущество. Его тяжелее будет отыскать, тяжелее вычислить.

Мотоцикл оставлять на улице очень не хочется. Свечи он, конечно, выкрутит, и шнуры заберёт. Но там, в кофрах, у него много всякого ценного… А взломать их сможет даже мальчишка. Ладно, тут он хотя бы отдохнёт и перекурит. Возможно, что-нибудь съест.

У одной из стен гостиницы он нашёл местечко для мотоцикла и заглушил мотор. Мотоцикл тоже надо было бы помыть. Андрей Николаевич терпеть не мог грязи на своих машинах. А если терпел, то только в целях маскировки. Он стянул респиратор, закурил, огляделся: запомнил, что как расположено, какие машины вокруг, какие люди; вспомнив карту города, прикинул, куда ведут ближайшие улицы. Всё было в порядке. Уполномоченный не нашёл ничего подозрительного. Водилы копаются в моторах, торговцы торчат в кузовах со своим товаром, что-то там переставляют, какая-то женщина шлёпает по лужам, перебирается через реку грязи. Вокруг не было ни одного человека с серьёзным оружием. Решил свечи из мотоцикла пока не выкручивать. Может, ещё придётся ехать дальше.

Уплотнитель на двери? Нет, не в этой гостинице. Хорошие лампы? Бесполезная роскошь. Духотища… Крупный мужик торчал над стойкой в одной вовсе не свежей майке, но это его не спасало, ему всё равно было жарко. И кондиционер, тарахтевший над ним, его почти не выручал, экономия электричества и куча народа никак не способствуют свежести воздуха и прохладе. В помещении было не менее двух десятков крепких мужиков, каждый из которых вырабатывал свои пять ватт энергии в час в виде тепла, что никак не мог выправить слабый кондиционер.

«И это в сезон воды? А как они с таким кондиционером будут чувствовать себя через три месяца, когда температура начнёт выскакивать за пятьдесят?».

Лицо и шея мужика были покрыты тяжёлыми синими желваками проказы. Он вытирал свои волосатые плечи мокрой тряпкой. И ждал, когда Андрей Николаевич подойдёт к его стойке и заговорит.

И когда тот подошёл, он сразу предупредил:

- Отдельных номеров нет.

- О-о, - это было неожиданно. Но Горохов не хотел так сразу уезжать. Он представил, что ему придётся опять сесть на грязное сиденье мотоцикла и сразу спросил: – А что есть?

- Два спальных места в общих комнатах, комнаты по восемь человек, кондиционеры старые…, - предупредил мужик.

«Вот поэтому все торчат тут; там, наверное, вообще умереть можно».

- И сколько стоит одно спальное место? – Андрей Николаевич просто интересуется.

- Двадцать копеек, - сообщает мужик лениво, он уже знает, как отреагирует клиент, но это его волнует мало, к ночи всё равно все места будут распроданы.

- Двадцать копеек? – Горохов удивлён такой дороговизне.

– Имей в виду, парень, больше мест вообще никаких нет, – всё так же лениво предупреждает мужик. – Не купишь, придётся ехать дальше, а там точно не будет ничего по такой дармовой цене.

- А душ там… Душ там есть, в этих комнатах? - интересуется Андрей Николаевич.

- Нет, душ и туалет только тут, на первом этаже. Кстати… За вшей, клопов и клещей администрация отнесенности не несёт, – продолжает наносить удары администратор в майке.

- И сколько стоит помыться?

- Как и везде, тридцать литров двадцать пять копеек, – сообщает мужик.

«Тридцать литров? Да этого хватит только смыть самый первый слой грязи, а постирать одежду? Неужели за ночёвку в этой душной и провонявшей помойке с клопами и, возможно, клещами, придётся отдать столько денег?».

Впрочем, при всех своих отрицательных качествах этой гостиницы у неё был и один важный, может быть, самый важный плюс: тут его вряд ли будут искать. Но нужно было найти место для мотоцикла. Обязательно. Его нельзя было оставлять на улице без охраны. В таких местах не может не быть жуликов и угонщиков.

- Ну, парень, надумал чего? - торопит его администратор, почёсывая синий желвак на подбородке.

- Да, наверное, возьму одну лежанку. И тридцать литров воды, – он делает паузу. – А мотоцикл некуда у вас пристроить?

- Нет, но к ночи сюда придут люди, есть тут людишки, они за небольшую деньгу могут присмотреть за твоим мотоциклом, думаю, за мотоцикл много с тебя не возьмут, – разъясняет мужик.

- Людишки? – Горохов насторожился. – А что за людишки?

- Нормальные людишки, - заверяет его мужик; кажется, ему уже надоело болтать, - если заплатишь - твой драндулет никто не тронет. Ты, короче, за лежанку платить будешь?

- Я сейчас, - всё это уполномоченному не нравится. И он идёт к выходу. А там, прямо за неплотно закрытой дверью, он видит ту самую женщину, которую видел, когда стоял у гостиницы. Небогатая горожанка в простом респираторе, обычном комбинезоне и простых пластиковых и грязных башмаках типа «чуни». Она стоит у входа, и когда Горохов проходит мимо, женщина вдруг что-то негромко произносит. Что-то почти знакомое, из чего он различает конец фразы. Уполномоченный различает слово и останавливается.

- Что вы сказали? – на всякий случай он приподнимает левую руку, чтобы пистолет чуть вылез из тайного кармана в рукаве.

А женщина повторяет фразу уже громче:

- Андрей Николаевич, это вы?

Горохов замер.

«Откуда за пятьсот километров от Агломерации кто-то может знать моё настоящее имя?».

Но его замешательство длилось всего мгновение, он тут же взял себя в руки и говорит, довольно холодно:

- Нет, ты ошиблась.

И двинулся к мотоциклу. Но дробовичок свой из-за спины подтянул под руку поближе, а на ходу стал поглядывать по сторонам. И, конечно же, обернувшись, увидел, что женщина вдруг сняла маску.

Грязь мелкой взвесью от дороги летит, споры, конечно же, куда без них, а эта чокнутая респиратор сняла. Для чего? Конечно, чтобы он её узнал. И он её узнал.

Узнал, узнал… Едва-едва выдержки ему хватило, чтобы не остановиться. И не повернуть к ней. Только то, что кто-то мог его в этот момент держать на мушке, остановило его от необдуманного шага.

«Хотят стрелять наверняка, не хотят хлопнуть случайного. Ждут, что я повернусь и брошусь к ней! Или покажу лицо. И тогда уже стрелять! А стрелять могут из любого грузовика… Из-под тента. Вон их сколько тут».

Нет, конечно, он просто поворачивается и продолжает свой путь к мотоциклу. А баба, зараза, не надевая маски, кидается за ним следом. Бежит по лужам, не разбирая дороги, не пугаясь грязи по колено. Боится, что он уедет. И когда подбегает ближе, он уже не сомневается, это… Айна Кривонос.

Глава 39-42

Уполномоченный не останавливается и садится на мотоцикл, и тогда она, подбежав к нему, произносит:

- Вам привет от Валеры.

У неё всё то же чистое лицо, кожа лица отличная, но вот… Он так и не может определить её возраст. Горохов вставил ключ в зажигание, но не поворачивает его, откинул рычаг стартера, но не поставил ногу на него. Он внимательно глядит на женщину и вдруг находит, что с нею что-то не так. А Айна Кривонос, боясь, что он уедет, продолжает торопливо:

- Валера рассказывал, что он восстановил вам два ребра и левую руку после тяжёлого ранения. А ещё что вы с ним ездили на биостанцию пришлых, где вы собирались перебить даргов, что её охраняли.

«Она могла это узнать только от Валеры! Ну, если у неё, конечно, нет доступа к архивам Трибунала, где она и прочла мои рапорты по тому делу».

Андрей Николаевич никогда не жаловался на свою наблюдательность, он всегда запоминал мелочи, вплоть до того, как люди носят оружие или даже перчатки, а уж черты лица Горохов помнил очень долго.

- Вы не Айна Кривонос.

- Нет, нет, не Айна, - она качает головой. – Меня зовут Вероника.

- Айна Кривонос ваша сестра?

Вероника начинает надевать респиратор и отвечает не сразу:

- Нет, но в тоже время и да. Я знаю, это звучит путано, но просто так это не объяснить, – говорит женщина. – Мы с нею даже никогда не виделись, но можем выглядеть очень похоже… Как сёстры-близнецы…

- Где Валера? – тут же переключился на другую тему уполномоченный.

- О… Не волнуйтесь… С ним всё в порядке, - Вероника пытается быть убедительной, - насколько я знаю, он занимается любимым делом, и его любимая женщина с ним рядом. Андрей Николаевич… нам лучше уйти отсюда, – она поглядывает по сторонам. – Тут могут быть… нехорошие люди.

- А вы, значит, хорошие? – он тоже оглядывается по сторонам. Теперь уполномоченный не думает, что эта женщина желает ему смерти. Но кто-то же нападал на него в степи, кто-то расстрелял грузовик на дороге у Тёплой Горы. – Это вы шарили у меня в номере?

- Нет-нет, не я. Я живу здесь, в Новой Ляле, и почти никуда отсюда не выезжаю, - отвечает Вероника. И тут же добавляет: – То есть не я лично. Скорее всего, это были мои братья.

- Вы украли… забрали окурок из пепельницы…, - теперь для него кое-что прояснилось. – Вы забрали окурок из пепельницы… Вам нужны были мои данные?

- Да, скорее всего, нам нужен был ваш «биопортрет».

- Зачем?

- Вы понимаете, мне об этом известно не много, знаю только, что мы собираем данные о людях с высокой степенью выносливости, – она, кажется, не врала. – Мы часто интересуемся уникальными людьми. Всегда берём их биоматериалы и собираем картотеку, – женщина снова огляделась. – Андрей Николаевич, нам лучше уйти отсюда.

- И чего вы боитесь? У себя-то в городе? – Горохов, честно говоря, не знал, что делать. Женщина не вызывала у него опасений, кажется, говорила искренне, но уполномоченный не склонен был доверять даже тем, кто говорит так, как она.

- Мне прислали сообщение, там сказано, что вами интересуемся не только мы, но и какие-то люди. Кажется, они… опасные.

- Опасные?

«Вы вычислили этих опасных людей? Но это не вы… И во всё это я должен поверить?».

А Вероника продолжала:

- Меня просили найти вам надёжное укрытие. У меня вам будет безопасно. Моё жилище охраняется.

- А зачем я вам? – это было важно, и Горохов надеялся, что им нужны ещё какие-то, как она выразилась, его «уникальные» биоматериалы.

Но он ошибся.

- Пророк хочет говорить с вами.

«Пророк? Этот тот, про кого её «сестра-не-сестра» Айна из Березняков говорила с придыханием?».

Это, конечно, могло быть правдой. Но могло быть и ложью; дважды у людей не вышло его убить, и где гарантии, что убить его пыталась не вот эти вот… ожидающие катарсиса. В общем, сажать её сзади себя на мотоцикл он не собирался.

- Хорошо, идите вперёд, а я поеду за вами… Потихонечку.

- Да, конечно, - сразу согласилась Вероника. И уже хотела пойти, но Горохов её остановил.

- А Валера вам сказал, кто я?

- Вы Андрей Николаевич Горохов. Вы сотрудник Трибунала.

- Верно, - соглашается Горохов, - так и есть, я уполномоченный Трибунала. А знаете, что бывает с теми, кто устраивает нападения на уполномоченных Трибунала?

Если Вероника об этом и знает, знания свои она не озвучивает. Молчит. И тогда он ей сообщает:

- Организаторы, исполнители и соучастники нападений на сотрудников Трибунала без постановления Трибунала, то есть автоматически, заносятся в списки на исполнение приговора, причём исполнение такого приговора получает статус «приоритетного».

Она опять молчит. Лишь кивает: ну понятно; а уполномоченный думает, что ей всё равно. Ему кажется, что «братия и сестры» Светлой Обители выполнят любое распоряжение своего попа. Скажет какой-нибудь отец Марк прикончить уполномоченного, такая вот Вероника и раздумывать не станет.

Впрочем, торчать тут с ней и дальше ему действительно не хочется, они привлекают внимание, и тогда он говорит:

- Ладно, идите, я еду за вами.

***

Увидав то немаленькое и хорошо выкрашенное «серебрянкой» здание, к которому они подъехали, Андрей Николаевич решил, что это школа. И почти угадал. У главной двери была табличка с лаконичной надписью «Библиотека». Но Вероника прошла мимо двери и, дойдя до угла, помахала ему рукой: езжайте за мной. Он проехал ещё немного и увидел, как она отпирает большую железную дверь. И опять машет ему рукой: давай сюда.

Там было что-то типа склада для старых книг и ломаной мебели, а по совместительству и небольшого гаража, в котором можно было разместить и мотоцикл, и даже небольшой квадроцикл.

- Тут с вашим мотоциклом, не волнуйтесь…, - она на правах хозяйки показывает ему помещение, - здесь с ним ничего не случится. Тут и участок рядом. И из этого здания ещё ни разу ничего не похищали, кроме книг.

- Вы здесь директор? – Горохов оглядывает помещение и приходит к выводу, что это хоть и не герметичное помещение, но дверь весьма крепкая.

- Числюсь библиотекарем, но так как здесь больше никто не работает, то получается, что и директор тоже. В общем, материально ответственное лицо.

Уполномоченный наконец заезжает в гаражик и поворачивает ключ зажигания. Становится тихо, но он не спешит вылезать из седла.

- А та дверь куда ведёт?

- К залу, к стеллажам с книгами. И к моей комнатке. Она у меня маленькая, но зато у меня хороший кондиционер, персональный, и неограниченное количество воды.

Он наконец слезает с мотоцикла и, положив оружие на сгиб левой руки, проходит к двери, приоткрывает её осторожно. За дверью в темном помещении высятся стеллажи с книгами. Горохов косится на Веронику:

- А вам разрешают водить сюда посторонних?

- У меня очень маленькая зарплата, - отвечает женщина, закрывает дверь, через которую въехал уполномоченный, и снимает респиратор с очками, скидывает свою грязную обувь; она уже решила, что он остаётся у неё. – Вот члены городского совета и смотрят на моих гостей сквозь пальцы…, - она смеётся. - Лишь бы не платить мне больше.

Ну ладно. Уполномоченный на всякий случай потряс левой рукой, словно она затекла от руля мотоцикла, и пистолет выехал из потайного кармана и теперь свободно лежит в рукаве. Потом он забирает кое-что нужное из кофра и произносит:

- Простите мою бестактность.

После чего начинает ощупывать её, обыскивать. Причём делает он это совсем не церемонясь с нею, ощупывает область лифа, спину, пояс, промежности… Да, промежности – никаких исключений… Тут она даже вскрикивает чуть игриво:

- Ой…

Но он не обращает на это внимания и продолжает, теперь прощупал все ноги и не нашёл никакого оружия. Ничего, кроме связки ключей и нескольких монет.

- Знаете, Андрей Николаевич… После такого осмотра…, - она смеётся, - я уже не считаю вас совсем чужим человеком.

Но уполномоченный не готов сейчас шутить. Он глядит на неё внимательно и интересуется:

- А среди членов городского совета есть ваши?

- Наши? – Вероника делает вид, что не понимает, о чём он спрашивает. Но это только выдаёт её. Женщина просто не хочет ему об этом говорить.

Но Андрей Николаевич настаивает, ему важно видеть её мимику, эмоции, слышать её интонации, чтобы понимать, когда она врёт, а когда говорит правду.

- Да, ваши. Люди из вашей Светлой Обители, «братия и сестры» в городском совете есть?

- Есть, - явно нехотя говорит она. И указывает в темноту: – Нам туда.

Но уполномоченный не обращает на её указания внимания; он находит выключатель и, включив свет, идёт вдоль стеллажей с книгами, разглядывая всё на своём пути. Нет, ничего подозрительного он не находит. Даже камер нет. И везде чисто. Пол недавно вымыт. Андрей Николаевич доходит до двери главного входа. Дверь заперта на ключ и на засов. Сама дверь крепкая, уплотнители на ней отличные. Судя по мебели, здесь бывают дети, так что ни пауков, ни клещей тут быть не должно. А ещё в помещении свежо и прохладно. Это место намного лучше того, где он ещё полчаса назад собирался остановиться.

Комнатушка метров десять, и чуть ли не треть этой площади занимает отличная кровать с хорошим пластиковым матрацем, в котором ни клопы, ни клещи не уживутся. Малюсенький столик для еды, маленькая душевая. Туалета тут нет.

«Интересно, а куда она укладывает своих постояльцев? Неужели на пол? Ну, это вряд ли».

Она оставила свои грязные башмаки возле входа и прошла к небольшой дверце.

- Чтобы вы не волновались, - она открывает эту дверцу и показывает ему. – Тут у меня кладовка: вещи, посуда, припасы, питьевая вода. Ну и всякое ещё…

Да, больше там ничего нет. В комнатке очень чисто. Горохов не хочет пачкать пол, он ставит винтовку и дробовик к стене и начинает разуваться. А Вероника щебечет по-женски, почти весело:

- Ой, вы так нас перепугали! Наши так разволновались, когда вы к ним в Березняках нагрянули. Не знали, кто вы… Из полиции к ним другие приходили, а тут вы пришли… Я их понимаю…

- Понимаете? – Горохов разулся и взглянул на женщину.

А Верника уже была почти голая, в одних маленьких, идеально чистых трусах. Она забрала у него грязную обувь.

- Конечно, понимаю, - как ни в чём не бывало отвечала Вероника и отнесла его обувь к душу. – Они нашим отцам писали, что пришёл какой-то тип, въедливый и дотошный, писали, что опасный, – она снова подошла к нему. – Давайте пыльник…

Уполномоченный разглядывает женщину и приходит к выводу, что Галина из Тёплой Горы по всем, по всем критериям привлекательности уступает этой седой и коротко стриженной женщине. И продолжает разговор:

- А у вас, значит, своя система оповещения, налажен контроль, можно организовать слежку, у вас, наверное, в каждом оазисе свои люди…, - он ухмыляется. – У вас у самих организация не хуже нашей, вы ведь за мной с самой Агломерации следили, - Горохов снимает свой необыкновенно грязный пыльник, достаёт оттуда первым делом пистолет, потом гранаты, рацию с уже севшей батареей, всякую мелочь и протягивает одежду женщине.

- А мы и не скрываем, что Светлая Обитель имеет вертикальную структуру. И тогда мудрыми отцами было принято решение узнать, кто вы, а как узнали, так и вовсе ахнули, – она кидает пыльник на пол душевой кабины, - уже думали, что Трибунал нами занялся.

А уполномоченный разглядывает её тело. Нет, он определённо не понимает, как такое может быть. Налитая, но ещё не отвисшая до живота грудь тридцатилетней женщины; крепкий зад – неплохой, такой же, как и у Айны; пропорциональные фигуре, сильные бёдра… Всё, бёдра, плечи, хорошая осанка… Женщина отлично сложена, у неё отменная кожа, и при этом абсолютно седые волосы, коротко, по-мужски стриженные. Вероника ещё что-то собиралась сказать, но он её опережает:

- Сколько вам лет?

- Мне? – женщина улыбнулась.

Она, кажется, собралась кокетничать с ним: этот вопрос Веронике задают постоянно, и ей захотелось отшутиться, но Андрей Николаевич, снимая тяжёлый патронташ с патронами для дробовика и с подсумками для винтовочных магазинов, смотрит на неё серьёзно, так серьёзно, что она не решается шутить и отвечает ему, кажется, честно:

- Мне пятьдесят восемь.

- Айна Кривонос из Березняков, ваша «сестра-не-сестра», на мой вопрос про сохранность её кожи сказала, что у неё просто хорошая генетика. У вас, я вижу, генетика не хуже, чем у неё.

Она взяла у него патронташ и чуть не уронила его на пол.

- Ох, какой же он у вас тяжёлый, как вы его носите всё время, сколько он…? Килограммов пять весит?

- Нет, не пять, – отвечает ей уполномоченный. И продолжает тот разговор, который интересен ему. – Так как вам удаётся так хорошо сохраниться? И вам, и Айне Кривонос?

Глава 30

Она стоит перед ним, держит в руках его патронташ, набитый патронами, и думает, что ему ответить.

«Она соблазнительна… И разделась специально… Если я прикоснусь к её груди или к лобку, готов поспорить, она возражать не будет. Скорее всего, её выбрали для встречи со мной не случайно… У неё новые и красивые трусы… Такие белые… Хорошо, что у меня вчера была Галина. Иначе не сдержался бы и прикоснулся бы к ней…».

- Я не могу вам этого объяснить, - наконец отвечает Вероника. – Лучше вам об этом спросить у моего пастыря.

- У пастыря, значит? М-м…, – Горохов усмехается. – Боитесь сболтнуть лишнего без разрешения руководства?

- Вы всё можете узнать у пророка, - серьёзно произносит женщина. И добавляет с благоговением: – Вы будете с ним разговаривать… Это большая честь. Мы все мечтаем об этом.

Она явно хочет сменить тему, но Андрей Николаевич не позволяет этого сделать.

- Вы на пути преломления уже сделали первый шаг?

И тут Вероника растерялась, она не могла предположить, что этому не очень приятному человеку известны такие подробности, и она опять не знала, что ответить.

- Ну говорите, говорите…, - Горохов прошёл по комнате, уселся на стул возле столика, положил пистолет на стол и стал расстёгивать галифе.

- Да, - женщина наконец оставила его патронташ рядом со стоящим у стены оружием. Подошла к нему, присела перед ним на корточки и стала помогать ему снять брюки. – Я сделала первый шаг на пути преломления.

- И получили новое тело…, - продолжил уполномоченный.

Она стянула с него галифе. А он впервые прикоснулся к её плечу. Провёл пальцами по коже.

- Я никогда не видел такой хорошей кожи, - продолжал он. – Даже у молодых женщин, у тех, что выросли в Городе, у тех, кто ходит к косметологам и пользуется самыми дорогими средствами, придуманными на севере, нет такой кожи.

Она встаёт с колен и снова молчит, стоит и смотрит на него с долей некоторого превосходства. Есть в этих детях Светлой Обители какое-то высокомерие. Словно они знают что-то такое, что остальным знать не положено. И это знание – конечно же, сакральное, – возвышает их над всеми незнающими. Но этот взгляд не смущает уполномоченного, и он продолжает, уже перейдя на «ты».

- А ведь как заманчиво получить новое тело, тело тридцатилетней женщины, которая ещё может рожать, когда тебе уже пятьдесят восемь, – вслух размышляет Андрей Николаевич.

- Тогда мне было всего пятьдесят, - уточнила Вероника. Она усмехнулась. И в её усмешке проступила капля высокомерия.

- Пятьдесят… Всё равно… Больные колени, больная спина, проказа, стёртые песком зубы – прощайте. Всё это в прошлом, можно начинать жить сначала. Одно не ясно… Что нужно сделать, чтобы получить новое, прекрасное тело? Что ты и Айна сделали такого, чтобы вам выдали новые тела?

- Ничего особенного, - отвечает женщина всё с той же миной едва скрываемого превосходства. – Нужно просто верить мудрым отцам, верить в наше дело и служить ему всеми силами.

- Так это вся пустыня сейчас кинется получать новые тела, если узнает про это. К вам должны стоять толпы народа.

- Не кинется к нам вся пустыня, – заверила его Вероника. – Только полпроцента из всех людей смогут сделать первый шаг на пути преломления.

«А… Понятно, она входит в эти самые полпроцента… Она втайне гордится этим. Вот откуда этот её снобизм!».

- И много вас, служащих всеми силами, вот с такими телами?

- Я не знаю, – она пожимает плечами.

- Вам, наверное, не разрешено ездить в другие города, в другие оазисы?

- Не рекомендовано без согласования, – уточнила женщина.

- Ну да… Понятно, - он ещё раз оглядел чистую комнатёнку. – Судя по всему… Ты тут подрабатываешь проституцией?

Она и не подумала смущаться:

- Обители всегда нужны деньги. Денег нужно много, и я, как могу, помогаю моему Дому. Да… Я принимаю гостей. Это торговцы, офицеры, пара водителей – старинные знакомые, это в основном постоянные люди. Иногда у меня останавливаются братья по вере. Мои гости – это, можно сказать, мои друзья, которым нужен приют на ночь после тяжёлой дороги или службы, и я не вижу ничего зазорного в том, что они оставляют мне немного денег за ночлег и ласку, – она говорила так складно, как будто делала это не в первый раз. Кажется, всё это женщина рассказывала больше себе, чем очередному мужику, появившемуся в её доме.

«Вот как можно всё красиво обернуть, если умеешь. И проституция превращается вдруг в этакий миленький клуб платных друзей Вероники-Верочки. Пятидесятивосьмилетней девушки с новым телом».

У Горохова был ещё, наверное, десяток вопросов, но он устал и, поднявшись со стула и прихватив пистолет, пошёл к душу, произнеся на ходу:

- Помоги-ка мне помыться.

Она без лишних слов тут же сняла трусы и пошла за ним, и так как он не сразу разобрался с краном и душем, помогла ему включить воду, потом взяла мыло и мочалку, начала намыливать её.

На голове у неё волосы седые, серебряные. Под мышками их вообще нет, а на лобке чёрные. Этот её вид, конечно, вызывает интерес.

«Трусы сняла, демонстрирует себя во всей красе. Мужикам она, конечно, нравится. Сто процентов. Интересно, её саму-то мужчины интересуют? Ведь ей пятьдесят восемь лет. В обычной жизни это была бы уже старуха. Впрочем, Айна Кривонос вышла за двадцатилетнего замуж и родила ему ребёнка. Наверное, к новому телу получаешь и новую гормональную систему. Ну а как иначе?».

- Повернись, помою тебе спину, - говорит Вероника, намылив мочалку.

«О, без трусов она перешла на «ты». Да, отсутствие трусов быстро сближает людей».

Но он не торопится поворачиваться к ней спиной, а смотрит пристально и спрашивает:

- А как ты меня узнала?

- Что? – не поняла она.

- Ну, я в маске, лица моего ты не видела. Да и увидела бы, как ты поняла, что это я? Ты подошла и спросила: «Андрей Николаевич, это вы?». Как ты узнала, что это я? Или ты ко всем подходила?

- Нет, мне сказали, что скорее всего нужно искать мотоциклиста. Который едет с запада, – ответила Вероника. – Сказали, что ты предпочитаешь мотоцикл. И отлично знаешь степь.

«Откуда эти сектанты могли узнать про мотоцикл? Кажется, они знают обо мне больше, чем я предполагал!».

- И что? Ты подходила ко всем приезжим мотоциклистам? Их тут десяток в день проезжает, не меньше.

- Больше, - заверяет женщина и вдруг начинает намыливать мочалкой живот уполномоченного. Мягко так водит по его животу, ласково, смотрит на него снизу вверх и продолжает: – Мне сказали, что у мотоциклиста будет с собой много оружия. Хотя я со всеми, кто тут останавливался, пыталась заговорить, но когда увидела тебя: ружьё, винтовка, патронов целая куча, ты как на войну собрался… и обмотки как у степняка из далёкого оазиса… сразу поняла – это тот, кого ищу.

«Хреново я маскируюсь, раз даже пятидесятивосьмилетняя проститутка-библиотекарь меня раскусила».

Он отводит её руку от своего живота, не до того ему сейчас; конечно, она женщина без всяких натяжек интересная, голая, живот ему моет, но сейчас она его немного раздражала: ему не хотелось верить, что эта баба его так просто раскусила.

- Ты по оружию поняла, что это я?

- Ну, ещё и по поведению, по одежде, – рассказывает Вероника. – Люди в город въезжают – расслабляются. А ты остановился, сидишь, с мотоцикла не слазишь, мотор не выключаешь, смотришь по сторонам целую минуту. А сам ружьё под рукой держишь. Такой у тебя вид, словно ты готов стрелять… Или уехать тут же.

- Да? А ещё что? – Горохов её внимательно слушает.

- Ну, оружие, а ещё обмотки, такие носят только степняки, охотники и казаки; а ещё перед тем, как в гостиницу войти, ты оглядываешься.

«Мотоцикл, обмотки, оружие, поведение! Обмотки убрать; нет ничего лучше против клещей, но они и вправду бросаются в глаза. Один ствол спрятать в чехол. И вести себя более раскованно. И при этом не терять бдительности, – но всё-таки ему не давал покоя тот факт, что кто-то смог так точно его описать. Настолько точно, что эта бабёнка смогла его вычислить. – Или это случайность? Цеплялась ко всем мотоциклистам и наткнулась на меня».

- Так кто тебе дал информацию обо мне? Ну, про мотоцикл, про моё оружие?

- Мой наставник, отец Сергей.

- Я хочу с ним встретиться, - говорит уполномоченный, всё так же пристально глядя на женщину.

- Конечно, он ждёт тебя, - неожиданно для него соглашается та. – Если ты готов, то я могу отвести тебя к нему сегодня.

- А зачем он меня ждёт?

- Ну как же, ведь это именно он отведёт тебя к пророку, – опять в её голосе появились нотки благоговения. – Я завидую тебе.

- А он тут живёт? – интересуется уполномоченный.

- Кто? Пророк? – она удивлена. – Нет, конечно, пророк живёт где-то в пустыне. Вдали от людей.

- А ты видела его?

- Я? Я нет. К пророку могут прийти только достойнейшие.

«Пророк. Она тает от одного этого слова».

И вправду, Вероника даже улыбается немного, когда говорит об этом. И тут же её взгляд делается изумлённым после того, как Андрей Николаевич вдруг сообщает ей:

- Не знаю, может, я не буду встречаться с вашим пророком, у меня не так много времени. Мне нужно ехать дальше.

Женщина даже открыла рот от удивления: да как же можно отказываться от встречи с пророком?

И тут Горохов заметил в ней то, что вызвало у него интерес. Он схватил её одной рукой за нижнюю челюсть, схватил сильно и бесцеремонно, запрокинул ей голову и чуть сжал пальцы, чтобы открыть ей рот. И после заглянул в него, а потом пальцами другой руки ещё и оттянул ей правую щёку. Теперь у него не осталось сомнений: за правым верхним клыком у Вероники был только один зуб, дальше зубов не было. Так же, как и у Айны Кривонос. А ещё все задние правые зубы снизу срослись в один длинный зуб. В этом было что-то уродливое. Даже нечеловеческое.

Уполномоченный, не выпуская лица женщины из своих сильных пальцев, немного отстранился от неё. Он внимательно изучал её лицо, вертел её голову и вправо, и влево, вглядывался в каждую черту, затем в её глаза, потом разглядывал её профиль. Женщина всё это терпеливо сносила. И ждала, пока он закончит. А Андрей Николаевич ещё раз заглянул ей в рот и лишь после этого отпустил: Нет… Она, конечно, была очень, очень похожа на свою «сестру-не-сестру» Айну Кривонос. Но всё-таки это была не Айна.

«А зубы?». Он несколько секунд думал об их поразительном сходстве, вернее, о поразительном отсутствии верхних зубов у обеих женщин, и ничего дельного надумать не смог.

- У тебя всегда были такие зубы или тебе что-то вырвали?

- Всегда были такие… Я с ними очнулась. Зубы очень хорошие. Раньше я мучилась с зубами, а с этими… Я ни разу не обращалась к врачу. Ни разу.

«Всегда были такие. И у Айны нет верхних правых зубов. Наверное, это общий дефект этой модели».

- Как ты получила это тело? – наконец спросил уполномоченный, поворачиваясь к ней спиной и жестом показывая: мой спину.

- Прошла первую ступень, - сразу ответила она и начала натирать ему мочалкой шею сзади, потом опускаясь к лопаткам.

- Расскажи, – коротко скорее потребовал, чем попросил Горохов.

- Ну, однажды мой прошлый наставник отец Леонид позвал меня к себе, спросил меня, готова ли я отречься от прошлого. Готова ли встать на первую ступень на пути преломления… Первая ступень на пути преломления – это…

- Я уже слышал об этом. Расскажи, как проходит сам процесс.

- Отец Леонид, - она продолжала мыть его. Старалась, – разговаривал со мной целый час. И спросил, готова ли я сделать первый шаг. Я сказала, что я готова. Что у меня всё для этого есть.

- Что это значит? Что для этого нужно?

- Да ничего особенного, - ответила Вероника и тут он почувствовал, что женщина ему врёт. Она не хочет ему об этом говорить. Она пропускает что-то важное. И рассказывает дальше: – И тогда он сказал мне: «Собирайся. Ты готова, а твоя биология соответствует первой ступени преломления. Твой переход одобрен наставниками и самим пророком».

- А дальше?

- Он дал мне выпить эликсир, и мы с ним поехали в пустыню.

- Вы поехали вдвоём? – уточнил уполномоченный. Он хотел знать, был ли с ними проводник или охрана.

- Угу, одни, - она опять врала. В этом уполномоченный был уверен. Вот только зачем она врала, он понять не мог. Впрочем, возможно, внутренний регламент секты не позволял ей раскрывать какие-то секреты. Но, с другой стороны, она в таком случае могла сказать, что не может об этом говорить. Нет же, Вероника предпочла ему соврать. – А там есть такое место, где меня подготовили, и я легла в ванну. А потом, через пять с половиной месяцев, я была… новая… А ещё через месяц медитаций и процедур меня распределили сюда. Библиотекарем.

- А долго вы ехали к тому месту?

- Не знаю, я же приняла эликсир, я почти всю дорогу медитировала.

После этого её рассказа количество вопросов у него вовсе не уменьшилось. Скорее увеличилось, но Вероника не очень хотела говорить с ним на те темы, что его интересовали.

- Лучше тебе спросить об этом у отца Сергея, когда вы встретитесь.

Ладно, хоть вымыла его всего как следует. Тут женщина, конечно, постаралась. Угодила ему.

Глава 31

А вот насчёт еды… Нет, в этом ей нужно было ещё много работать над собой. Каша из крахмала, поджаренная с луком на жире из саранчи, кусок плохо испечённой тыквы, уже увядшие побеги колючки, которые по идее должны быть чуть сладкие, отвратительный, переваренный чай и чёрствый кукурузный хлеб вообще не впечатлили уполномоченного.

Он бы не стал есть это, но возвращаться к грязному мотоциклу ему не хотелось. Не хотелось вообще вставать со стула. Он устал, дорога была тяжёлой, и ему было лень. А после мотоцикла ему опять пришлось бы мыть руки. Так что, глядя, как женщина ест всю эту еду, он тоже ел, нехотя.

«Мужички, что ночуют у неё, видно, совсем нетребовательны. Хотя она рассказывает, что у неё останавливаются торговцы и заходят в гости офицеры. Но скорее ночуют тут водилы грузовиков. И всякий простой люд типа охотников, рыбарей, собирателей саранчи, - а вот сама Вероника, так и не одевшись после душа, всё это ела с удовольствием. – И аппетит у неё отличный».

Горохов и сам не одевался – его одежду она постирала, – он так и сел за стол. Из всей одежды только пистолет на столе. Но, даже несмотря на плохую еду, ему тут нравилось. Во-первых, после стольких дней в грязи у этой странной женщины было чисто. И внешне она была приятна. А ещё достаточно образованна, Галине не чета, не зря её назначили библиотекарем. А во-вторых, тут и вправду был отличный кондиционер. Поэтому в малюсенькой комнатушке было свежо и прохладно.

Когда они поели, Вероника стала вдруг одеваться.

- Собралась куда-то? – спросил у неё уполномоченный.

- Пойду схожу к отцу Сергею, скажу, что нашла тебя. Я быстро, я вернусь через пятнадцать минут. Наш Дом тут недалеко.

- Нет, – коротко произнёс Горохов. Он указал на рацию, что осталась лежать на столе. – Лучше поставь её на зарядку.

- Но наши продолжат тебя искать. Ищут по всей дороге от самой Губахи, – объяснила женщина, а рацию взяла и подключила к сети.

Он только покачал головой: нет.

- Нужно сказать людям, чтобы они пошли домой.

- Пока никто не должен знать, что ты меня нашла. Мне нужно отдохнуть, а через шесть часов я встану и с тобой пойду к отцу Сергею, – твёрдо произнёс Андрей Николаевич.

Горохов и сам хотел увидеть этого попа, у него была к нему пару вопросов. Вероника кинула одежду на пол, поняв, что уполномоченного она всё равно убедить не сможет. Кажется, она побаивалась его. И это Горохова устраивало. Он взял в руки пистолет, прошёл к двери и убедился, что она заперта на ключ и на засов, после этого пошёл, взял винтовку и дробовик, взял свой патронташ, уложил всё это на кровать, к стене, а потом и сам улёгся. Ему действительно нужно было поспать. Дорога от Губахи до Новой Ляли его неплохо так вымотала. Андрей Николаевич устал. Может, это от дождей? Но он и раньше по мокрой пустыне проходил большие расстояния. А может, оттого что он был уже немолод? Когда-то он мог сидеть за рулём мотоцикла целые сутки.

«Сутки? Я? - он невесело усмехается и вздыхает. - Сейчас это невозможно. Я уже готов упасть. Сил просто нет. Даже покурить. Откуда это утомление? Возраст? Три месяца назад я был практически в аду, где температура переваливала за семьдесят, но даже там, кажется, я был посвежее. Неужели и вправду возраст?».

- Мне с тобой лечь? – спросила Вероника, подойдя к кровати. – Я аккуратно сплю, могу спать на самом краешке.

Он никакой неприязни к ней не испытывал, скорее наоборот, ему нравились её бёдра, его привлекали чёрные волосы на лобке, красивый зад, но он не хотел, чтобы она ложилась рядом. Чтобы женщина поняла, что соблазнительные бёдра и красивый зад не гарантируют ей близости с любым, перед кем она оголится.

- Ложись на полу, - почти холодно произнёс уполномоченный. – И имей в виду, я очень чутко сплю, - он показал ей пистолет. – Не вздумай подходить ко мне.

- Хорошо, - произнесла женщина и что-то бросила себе на пол возле стола. Начала устраиваться, наверное, специально повернувшись к нему спиной и нагнувшись.

«Вот зараза! Хорошо, что у меня вчера была Галина!».

Он закрыл глаза и почти сразу забыл про женщину. Ему не давал покоя один вопрос: откуда сектанты смогли узнать, что он приедет на мотоцикле? Мог кто-то из «конторы» им сказать?

«Нет, это невозможно, – уполномоченный не мог допустить подобного. – Просто среди них есть кто-то, кто меня знает. Давно знает, – и тут ему в голову пришёл простой ответ на этот вопрос. – Валера. Ну, конечно, Генетик! Завтра спрошу об этом у отца Сергея. Послушаю, что скажет».

***

Она надела другую одежду, хорошую, новый, зелёный, красивый комбинезон обтягивал тело женщины, подчёркивая все её достоинства. Она была бодра и разогревала ему ту невкусную еду, которую он не доел вчера.

Вероника была воодушевлена, наверное, в предвкушении встречи с отцом Сергеем.

- Я смотрю, ты сегодня красиво оделась.

- Я почти всегда так одеваюсь после работы, закрываю библиотеку и могу надеть что-то красивое, - чуть игриво отвечала она. – Это два дня я была одета не как обычно. Мне приходилось много ходить вдоль дорог, искать тебя. А там грязь летит всё время.

«Ах, ну да, тебе же нужно привлекать внимание торговцев и водителей… И ещё местных офицеров…».

- Твой поп, наверное, тебя похвалит, что ты меня нашла?

- У нас нет попов, - поправила она Андрея Николаевича. – У нас отцы и наставники.

- Ну да…, - согласился он и продолжил: – Твой наставник похвалит тебя за то, что ты меня нашла?

- Поблагодарит. Тебя многие искали, а нашла я, – она улыбается. – Возможно, он даже сообщит обо мне пророку.

«Пророку. Опять это придыхание. О ней сообщат самому пророку. Видно, я для них важен. Важен. Остаётся выяснить, почему».

Он принимается за еду, ест быстро; от этой стряпни удовольствия не получить, так хоть получит калории. Она садится напротив и тоже принимается за еду, жуёт мелко, судя по всему, ей вкусно, а уполномоченный смотрит на неё, и теперь ему кажется… Он что-то видит, чего не замечал раньше. Андрей Николаевич не может понять, не может нащупать крупицу чего-то не такого… Но есть в её лице, в этой её короткой, как у мужчин, причёске что-то неестественное. Впрочем, пока он не увидел её сросшиеся в единое целое несколько зубов, он ничего подобного в её в общем-то приятном лице не находил.

- Что? – она перехватывает его взгляд, отрываясь от тарелки.

- Ничего, - говорит он и встаёт. – Мне нужно помыть мотоцикл.

***

Она ехала такая нарядная, сидя за ним, и, конечно же, специально прижималась к нему грудью, так как можно было бы и не прижиматься. Обнимала сзади. Если сначала он не очень доверял ей, ожидая неприятностей, то теперь был относительно спокоен. Мало того, нарядная женщина, сидящая сзади него, могла сбить с толку тех других, кто искал его. А в том, что искали его не только эти биосектанты, уполномоченный уже не сомневался. А ещё он был уверен, что сектанты убивать его не станут, он для чего-то был им нужен. Оставалось только выяснить, для чего.

- Направо! – указала Вероника из-за его плеча. – Туда.

Но уполномоченный поехал прямо. Он увидел сияющую вывеску «Телеграф». Был уже четвёртый час утра, так что пункт должен был уже работать.

- Побудь тут, - произнёс Горохов, слезая с мотоцикла. Ключ зажигания он на всякий случай взял с собой.

Телеграмма получилась большой, пространной и на взгляд несведущего человека абсолютно непонятной. В ней он описал события последних дней, в том числе и два нападения на себя. А также упомянул про Светлую Обитель, про Айну Кривонос, про двух святых отцов, про Веронику и про возможную встречу со здешним пророком.

Молоденькая девушка, прочитав непонятный текст телеграммы, усомнилась:

- Тут нет ошибок? Вы уверены?

- Уверен, уверен, - кивал Андрей Николаевич, - отправьте всё в точности, как там написано.

Это, конечно, не подробный рапорт… Но в «конторе» всё поймут правильно; после этой телеграммы комиссары будут точно знать, если он вдруг исчезнет, кому начать выворачивать кишечник, чтобы выяснить его судьбу.

***

Молельный дом в Новой Ляле мало чем отличался от дома в Березняках. Три часа утра, небо хмурое, низкое, а тут светло. Вокруг фонари.

«Биосектанты электричество не экономят».

Хорошее здание, две ветротурбины, свежая «серебрянка» на стенах, куча солнечных панелей на крыше и мощный кондиционер. И камеры… А перед самим домом хорошо вычищенная площадка, на которой не страшно – под камерами, конечно, – оставить мотоцикл.

А у него в кармане запищала рация. Она была настроена на поиск и когда находила «живую» частоту, на которой велась чья-то передача, сразу давала ему знать об этом. И неудивительно, на здании молельного дома он в темноте разглядел и штырь антенны.

- Нам сюда, - на правах хозяйки Вероника подошла ко входной двери и распахнула её.

Глава 32

Горохов не торопился, по своей неизменной привычке он поглядел налево, направо… Район тут был приличный, дома, если учесть, что месяц идут дожди, в относительно свежей краске и с неплохим энергооборудованием. Вообще Новая Ляля не казалась ему городом запущенным. Он нигде не видел неубранных куч песка или мусора. Дороги, когда высохнут, будут вполне сносными.

В общем, ей пришлось подержать дверь открытой, прежде чем он заглушил двигатель своего мотоцикла.

В зале, куда он вошёл, было совсем немного народа, пять человек, но все они стоя ждали его. Двое высоких худощавых парня, на поясах у которых пистолеты, а в «разгрузках» карманы, забитые винтовочными магазинами. Они, судя по всему, были братьями, так как были немного похожи. Глаза у обоих карие, внимательные. Ещё там была седеющая, полная тётка. Неприятная и неопрятная. Взгляд у неё был нехороший: изучающий и недоверчивый, если не сказать враждебный. А ещё совсем молодой парень лет шестнадцати и лысеющий, чуть полноватый человек с розовыми щеками.

Когда Горохов вошёл, Вероника закрыла за ним дверь, заперла её на засов, стащила с лица маску и сказала, улыбаясь так, что снова было видно, что у неё не все зубы:

- Это Андрей Николаевич, которого мы искали.

- Здравствуйте, Андрей Николаевич, - первым произнёс человек с румяными щеками.

- Здравствуйте, здравствуйте, - повторили за ним, как по команде, все присутствующие.

- Доброе утро, - спокойно ответил им уполномоченный, но респиратор и очки снимать не торопился. – Вы отец Сергей?

- Я-я, - кивал румяный. – Это я поднял всех людей, чтобы найти вас.

- Любопытно, а что вызвало в вашей общине такой интерес ко мне?

- Вы незаурядный человек, - продолжал отец Сергей.

- Допустим, вы правы, - согласился Горохов, - и, по-вашему, это повод врываться в мой номер, ворошить мои вещи, брать мои биоматериалы? Выслеживать меня?

- Мы были вынуждены это сделать, - стал объяснять ситуацию отец Сергей, - вы заинтересовались нами, мы стали интересоваться тем, кто интересуется нами.

- Вы выкрали моего приятеля, – в свою очередь заметил Горохов. – Где он?

- Валера счастлив, - вдруг выпалила седая тётка. – У него есть всё, что ему только нужно.

- Да? А он мне сам может об этом сказать? – спрашивает уполномоченный.

- Если на то даст согласие пророк, – мягко замечает отец Сергей.

- Когда будешь говорить с ним, можешь спросить у него разрешения, наш пророк добрый человек, - эта неприятная женщина обращалась к нему на «ты» и была не очень вежлива, но Горохов, при всей его прохладной нейтральности, был по-прежнему корректен.

- «Когда будешь говорить с ним?», - он взглянул на седую бабу. – Такое впечатление, что факт разговора мы даже не обсуждаем. А может, у меня нет времени на разговор с вашим предводителем. Он, кстати, здесь? В Новой Ляле?

- Нет, нам нужно будет ехать к нему, – отвечает отец Сергей.

- Ехать? – с сомнением переспрашивает уполномоченный.

- Да, нам придётся…, - начинает краснощёкий, но старая баба его перебивает:

- Послушай, человек, - она говорит вызывающе, - ты, наверное, не понимаешь кое-чего.

Горохов ничего ей не говорит, но глядит на неё: ну, так чего же я не понимаю, объясни.

- Для такого, как ты, приглашение пророка – это великая, великая честь, - говорит баба, говорит с напором, с убеждением, она явно тут не последнее лицо, и от каждого своего слова распаляется, начинает подёргивать головой, она даже палец вверх подняла, - тебя приглашает человек, который слышит слова Пробуждённого. Приносит себя в жертву, в прямом смысле этого слова, чтобы спасти всё человечество, включая тебя, обычного пустынного убийцу…

- Пустынного убийцу? – удивляется Андрей Николаевич и морщится от её пафоса. – Минуту назад мне здесь сообщили, что я незаурядный человек. Да и приглашение вашего пророка тому подтверждение, мне не кажется, что ваш великий жертвователь захотел бы встречаться с обычным пустынным убийцей, так что давайте-ка без этих ваших нелепых сентенций.

А про себя он отметил, что эти сектанты знают не только то, что он из Трибунала, но и его непосредственную роль в организации.

«Валера, чёрт заикастый, раньше пары слов связать не мог, а теперь болтает там у них без умолку!».

Сентенций. Кажется, незнакомое слово немного осадило бабу, но всего на секунду, через мгновение она снова трясла своей непричёсанной головой.

- Если пророк тебя зовёт, ты должен к нему ехать!

- Господи, - уполномоченный поморщился и повернулся к Веронике: зачем ты меня сюда привезла? Но та лишь молчала смиренно. И старалась не смотреть на бабу.

Баба снова собиралась что-то пояснить ему, но он прервал её, довольно невежливо:

- Помолчите, - женщина нахохлилась обиженно, а уполномоченный обратился к отцу Сергею: – У вас есть доводы, способные склонить меня к пониманию необходимости поездки к вашему пророку?

- Что? Доводы? – краснощёкий немного замялся. – А… ну… доводы есть, но я не могу вам их привести.

- Не можете? – в принципе, Андрей Николаевич был готов ехать. Он уже понимал, что эта секта тут, за Уральской грядой, имеет большие возможности, и о ней обязательно нужно доложить комиссарам; но чем больше он препирался и делал вид, что сомневается в необходимости поездки, тем больше он понимал, что за люди перед ним. Насколько умны, насколько опасны. И ещё он хотел знать причины интереса к себе высокопоставленной персоны этого культа. И поэтому продолжал изображать сомнение. – Но почему?

- Пророк сам хочет вам их сообщить…

- Тебе бы лучше поехать, - снова забубнила баба. Несомненно, она привыкла распоряжаться, привыкла давить и привыкла, что ей подчиняются. И теперь в этих её словах послышались нотки угрозы.

- А иначе? – поинтересовался Горохов и взглянул на двоих молодых, кареглазых, у каждого из которых на поясе висела кобура с оружием, но ни один из них свою кобуру даже не открыл.

- Андрей Николаевич, - заговорил вместо бабы отец Сергей, он, кажется, боялся, что Горохов может вспылить или отказаться от поездки, - эта поездка в ваших интересах. Я вас уверяю.

- Но сообщить мне, в чём мой интерес, вы не хотите? – усмехается уполномоченный.

- Нет, не то чтобы я не хотел… Просто пророк сам собирается вам всё объяснить. Да и сделает это он лучше, чем я.

Андрей Николаевич теперь смотрит на неприятную бабу: ну, может у тебя есть что добавить? Но у женщины хватило ума промолчать, зато вдруг заговорила Вероника:

- Если хочешь, я поеду с тобой.

Горохов взглянул на неё. Это было очень трогательно… Ну, или она просто хотела попасть куда-нибудь к пророку поближе.

- Ладно, - после паузы наконец произносит уполномоченный. И тут же добавляет: – Но оружие я не отдам.

Те двое молодых смотрят на бабу: и что делать будем? Но та, кажется, рада, что Горохов вообще согласился, и машет рукой: пусть едет с оружием. И двое молодцов начинают собираться в дорогу.

Прежде чем уполномоченный что-то сказал, отец Сергей произнёс:

- Насчёт мотоцикла не волнуйтесь, мы за ним присмотрим.

- Так мы поедем на вашем транспорте? – Андрей Николаевич уже хотел отменить своё решение.

Но стоявшая сзади Вероника сказала негромко:

- По-другому к пророку попасть нельзя, только в закрытом фургоне, – он обернулся на неё. И она продолжила, стараясь убедить его: - Это такое правило, оно для всех, никто не должен знать, где обитель пророка. Никто и не знает, только избранный круг его ближних.

Если бы они хотели его убить, наверное, уже попытались бы; во всяком случае, эта самая Вероника могла его просто отравить… Или завести в засаду. А ещё им зачем-то могло понадобиться его тело, кто их знает, может, оно им подходило для их чёртовых опытов; но и в этом случае, эта «сестра-не-сестра» Айны Кривонос из Березняков могла уронить пару капель какого-то вещества ему в его еду. Усыпить его чем-то. А потом уже спокойно отвезти куда нужно. Тем не менее они просили его приехать к их пророку.

«Хотят кого-то убрать моими руками? Хотят через меня наладить контакт с Трибуналом? Ищут защиты от кого-то?».

У него могло быть ещё несколько версий, но пока он не приедет к пророку, он ничего не узнает. Это было ему понятно.

- Туалет там, сходи сейчас, останавливаться будем редко, - чуть смягчив тон, проговорила толстая баба.

- Вероника, - он снова обернулся к своей знакомой. – За мотоцикл и всё, что в нём есть, отвечаешь ты.

***

Как понял Андрей Николаевич, ехать они должны были вчетвером: два кареглазых парня, седая толстуха и он. Парни проводили его к небольшому грузовичку, что был припаркован недалеко от молельного дома. У грузовичка за кабиной была небольшая будка из пластика, обитая тонкой жестью. Горохов сразу заметил, что на двери будки засов. Она закрывалась снаружи. Один из парней открыл дверь, включил в будке свет и показал уполномоченному:

- На сиденьях можно лежать, там удобно; если читаете, тут есть пара книг, кондиционер, вода хорошая… Вон там немного еды. Если нужно будет остановиться, стучите.

«Книги. Удобные сиденья, кондиционер, вода. Путешествие с комфортом. Я тут явно не первый».

Но, помимо этого, он смотрит на стены будки, на крышу, на дверь.

Андрей Николаевич сразу прикинул: дверь в будке – ерунда. Два выстрела из дробовика в петли, и она слетит. Если возникнет необходимость, то можно положить всех, кто сидит в кабине. Стены и кабины, и будки не представляют для пуль никакого препятствия. Уполномоченный даже прикинул расположение кресел в кабине, место в будке и угол, с которого будет удобно вести огонь. И лишь потом спросил у парней:

- И сколько нам ехать?

- К вечеру приедем, – ответил старший из них и добавил: - ну, если всё пойдёт нормально.

- А может не пойти? – интересуется Горохов.

Но они не отвечают ему, только переглядываются, а потом тот, что показывал ему будку, и говорит:

- Можно ваши часы и компас?

«А, вот как…»

- Это обязательно? – Горохов спрашивает это для вида, сам он уже расстёгивает ремешок часов, в которые вмонтирован и компас.

- Обязательно, - подтверждает старший из них. – Мы потом отдадим их вам.

- Очень на то надеюсь, - чуть игриво произносит уполномоченный и вручает младшему свои часы, предварительно взглянув на циферблат и отметив: без семи четыре.

- А рация у вас есть? – снова интересуется старший.

- О, ну конечно, - Андрей Николаевич лезет во внутренний карман пыльника и достаёт оттуда рацию. Отдаёт и её.

- Я обыщу вас? - скорее спрашивает, чем констатирует младший.

- Валяйте, - соглашается Горохов и поднимает руки.

Главы 33

Дилетанты. Они не нашли пистолет у него в рукаве – правда, нашли нож за поясом. И их больше заинтересовали гранаты в карманах его пыльника, чем его старая, потёртая фляга. В общем, он был доволен тем, как закончился обыск. Он бы обыскивал по-другому. Впрочем, он почти всю сознательную жизнь работал с хитрой и очень опасной сволочью, с кончеными отморозками, с калиброванными и жестокими убийцами, руководителями серьёзных банд, с которыми нельзя было и на секунду расслабиться. Эти два кареглазых брата не могли, естественно, иметь такого опыта, какой имел уполномоченный. Откуда им его взять?

Горохов влез в будку, и братья захлопнули за ним дверь. Лязгнул засов. Казалось бы, завалиться бы ему на мягкие сиденья и валяться, пока грузовик не доберётся до пункта назначения, но опять же, его опыт не позволил ему расслабиться. Он поглядел емкость для воды, понюхал и попробовал воду, потом занялся настройкой кондиционера, вернее, сделал вид, что занимается настройкой, на самом деле он внимательно оглядывал все заметные неровности в отведённом ему помещении. И, конечно же, он нашёл то, что искал.

Камера. Она была за регулируемыми шторками кондиционера. Придумано всё было умно: если хочешь лежать на сиденье и чтобы тебя охлаждала прохладная струя, будь добр, подними шторки. Но Горохов опустил шторки вниз. В пол. Нечего толстой бабе с нечёсаной башкой таращиться на него. И уже после этого, усевшись на пол, Андрей Николаевич открывает тайник во фляге.

Небольшой компас и маленький, редкий и дорогой электронный хронометр. Карта района на тонкой пластикой плёнке. Компас работал нормально. Всё это он положил в карман пыльника и закрыл тайник. После засёк время и прилёг на сиденья.

Вскоре характер движения изменился. Он понял, что грузовик покинул город и выехал в степь. Снова взглянул на часы. А потом и на компас. Понял: машина идёт на восток. Вернее, на юго-восток.

Уполномоченный вспомнил карту. Сам он там не бывал, но перед поездкой, как у него водилось, он внимательно изучил подробную карту района.

«Что там от Новой Ляли на юго-востоке? Верхотурье…, - да; он снова вспоминает: - Оазис «жив», людьми не покинут. Вода там артезианская, хорошая. Хорошие пески с большим количеством саранчи. В принципе удобно. Оазис на отшибе, от большой дороги в стороне, лишних глаз нет. Дарги так высоко на север забираются редко. Пока редко. Вполне вероятно, что именно там, в Верхотурье – резиденция пророка».

Но после этого прошло два часа езды, а грузовик всё не останавливался. Мало того, он сменил направление и сейчас шёл почти ровно на восток, при этом увеличив скорость. И тогда уполномоченный снова лезет в карман, достаёт карту.

«Неужели Восточный?».

Пометки на карте гласят, что Восточный почти заброшен. Там всего несколько обитаемых жилищ, хотя вокруг, в долине реки Туры, и прекрасные заросли съедобных кактусов, и отличные барханы для ловли саранчи. Вода имеется. Но это край карты, дальше на восток ничего нет, кроме песков. Пустота… Тишина… А может, это им и нужно?

Было уже девять часов. И тут машина остановилась. Кто-то прошёл вдоль машины, а Андрей Николаевич спрятал карту в карман и снял винтовку с предохранителя. Ну, так… На всякий случай.

Лязгнул засов и дверь открылась; это был один из кареглазых.

- Привал. Выходить будете?

- Буду, – отвечает уполномоченный.

А снаружи свет. В разрывах облаков всё больше синего неба. И солнца. Цикады… Цикады орут всё громче, всё призывнее… Пустыня цветёт, куда ни взглянешь, везде целые поля зелени, кактусы, цветущая колючка, а меж ними чёрные, тяжёлые и неподвижные от влаги барханы, но это всё очень скоро закончится.

Время воды почти прошло.

И снова его заперли в будке, и сразу после этого машина поменяла направление движения и пошла в почти противоположную сторону.

Пошла на юго-запад.

Это было странно, и Андрей Николаевич продолжил наблюдение, а потом грузовик снова вернулся на юго-восточный курс. И там, в той стороне, было всего одно место, куда они могли ехать.

Дальше ни на юг, ни на восток никаких «живых» селений не было. Заброшенное много лет назад Махнёво – и всё. Настоящая пустыня. На юго-западе находилась знаменитая точка притяжения – Нижний Тагил. Туда шёл известный Южный Шлях, на котором в оазисах Кушва и Верхняя Салда обитали сотни ватаг старателей. Отчаянных людей, что «ходили за медяхой на Тагил», который, по уверениям знающих людей, был богаче самой Перми.

Всё, что было восточнее Новой Ляли, на карте было отмечено как «Большая Степь».

«Рек нет, озёр нет, а значит, и казаков нет. А если нет казаков, то обязательно должны быть дарги».

В час дня был следующий привал. И теперь, увидав солнце почти в зените, он был уверен, что они движутся в сторону Махнёва.

Баба и братья ждали его, но он не торопился. Прежде чем сесть обратно в свою будку, он поднялся на небольшой бархан и огляделся.

«Камней мало. Глазу не за что зацепиться. Это и есть «Большая Степь». Урал и все его гряды и предгорья остались далеко на северо-западе».

К нему подошёл один из кареглазых братьев – кажется, им не нравилось, что он всё тут оглядывает, – и, остановившись возле бархана, произнёс:

- Надо ехать.

Андрей Николаевич взглянул на него и спросил:

- А не боитесь тут кататься? - он указал рукой на юг. - Дальше бескрайняя степь. Людей нет, казаков нет… Зато дарги могут быть.

- До сих пор мы даргов тут не видели, - почти беспечно отвечал ему тот. – А ездим давно.

- Не видели? - удивился уполномоченный и покивал головой. – М-м… Ну, дай Бог, дай Бог.

***

Он успел поесть, прежде чем они остановились ещё раз, и ещё раз снова двинулись в путь, а уже ближе к вечеру он почувствовал, что машина спускается вниз по склону. Долго спускается. Горохов успел ещё раз взглянуть на часы и на компас. Теперь он не сомневался, что они находятся где-то возле Махнёво.

Конечно, сидя в будке, по компасу и часам он не мог точно опередить то расстояние, что прошёл грузовик. Но по самой машине, по её баку в восемьдесят литров и барханам вокруг уполномоченный мог предположить, что находятся они как раз рядом с этим заброшенным оазисом. Плюс-минус десять километров.

И тут машина, выйдя на ровную поверхность, остановилась, а потом и мотор её смолк. Лампочка стала светить тусклее, струя из-под шторок кондиционера ослабла.

«Приехали, – он взглянул на часы. - Как и обещали, добрались ближе к вечеру».

Снова лязгнул засов на будке, и дверь распахнулась.

Его удивил воздух. Он, как и везде в сезон воды, был наполнен влагой, но в отличие от душного воздуха пустыни, этот был свеж. Он был прохладен.

«Градусов двадцать восемь… нет… двадцать семь!».

И это было только первое из того, что его удивило.

Когда вылез, он понял, как кому-то удалось днём добиться такой удивительной температуры. Оказалось, всё просто. Грузовик стоял в большом, больше, чем гараж Трибунала, помещении. Помещение было прекрасно освещено. И полностью перекрыто камерами. Камеры развесили грамотно, «слепых зон» не оставили.

Тут же, у стен, стояли ящики и коробки, большие и маленькие, они были из крепкого и недешёвого пластика. А над ними, по потолку, тянулись вентиляционные трубы и трубы водопроводные. Ещё… ещё вокруг машины собрались люди. Нет, они не лезли к машине, стояли на расстоянии. Смотрели на него и тихо переговаривались. Обсуждали уполномоченного. Странные люди в светлых, не очень уместных в пустыне, одеждах. Такую одежду носили сотрудники Института. Впрочем, эти люди были на них похожи. Худощавые, опрятные мужчины и женщины в чистой одежде. Все смотрели на Горохова. И он обводил их взглядом, запоминая их лица. Только одна женщина закрывала лицо странной маской. И это были не респиратор и очки, каких в пустыне сотни тысяч, к её маске подходили какие-то трубки, что шли из-за её спины через плечи. Впрочем, стояла она от всех чуть поодаль, у бетонной колонны. Как будто не хотела, чтобы он ею заинтересовался. Поэтому он ею и заинтересовался. Андрей Николаевич не очень хорошо помнил фигуру Марты-Марии, которая крутилась возле Валеры, но уполномоченный не удивился бы, если бы это оказалась именно она. Потом он перевёл взгляд на остальных.

А людей было не менее двух десятков. Признаков проказы, конечно, ни на одном лице он не увидел.

«Как говорила Айна Кривонос – хорошие гены. У них у всех!».

Сам же при этом маску снимать не торопился.

«Зачем они все тут собрались?».

То, что они собрались тут не машину разгружать, – это тоже ему было ясно. В том грузовике, что привёз его, не было никаких грузов.

«Неужели из-за меня? Кажется, я здесь знаменитость? Глупая баба, наверное, на подъезде к этому месту сообщила им, что привезла меня, вот они и сбежались! Поглазеть на убийцу из Трибунала! Неужели они все обо мне знают?».

Андрей Николаевич смотрит на этих людей и понимает, что они совсем не похожи на степных, не похожи и на казаков. Бритые лица, у женщин длинные и чистые волосы… У всех. Как будто они только что из душа, как будто тут у них бесконечные запасы воды и дешёвое электричество. Собравшиеся здесь даже не были похожи на людей, представляющих высший класс Агломерации. Те все помешаны на внешней привлекательности. Все изрезаны-исправлены хирургами. А эти, что называется, первозданные. Хотя пребывают в отличной физической форме.

«Холёные тут все, как северяне. Вот только это не северяне. Те не стали бы сбегаться поглазеть на уполномоченного, те, сволочи, высокомерные, да и бабы северные заметно выше. Они все под метр восемьдесят плюс... Хотя чёрт их знает, я же видел только биотов». Настоящих северных женщин он, кажется, не видал никогда. Но всё равно он не мог поверить, что это люди с севера.

После такого внимания к своей персоне он решил не снимать маску, даже несмотря на чистый, без пыли, и прохладный воздух.

И плевать, что это невежливо. Он не собирался светиться перед десятками людей. Ему его безопасность была важнее.

А к нему уже идёт долговязый человек в светлой и чистой одежде, у него вытянутое лицо, вытянутое, пожалуй, чуть больше, чтобы казаться нормальным.

- Здравствуйте, – этот тип просто излучает дружелюбие. Ну, хорошо, что хоть не лезет с рукопожатиями. – Я Андрей, тьютор всеблагого. От его лица приветствую вас в нашей обители.

- Всеблагой – это, наверное, пророк. А тьютор – это…, - Горохов не понимает этого слова.

- Наверное, секретарь – одно из близких значений. Моя задача – оградить всеблагого от лишней суеты, от мелких и второстепенных дел, дать пророку возможность сосредоточиться на главных задачах, – он очень доброжелателен, этот тьютор Андрей.

- А, понятно.

После этого Андрей улыбается и интересуется:

- А как лучше обращаться к вам?

Горохов прекрасно понимает, что они многое про него знают, но ему интересно, как этот тип с длинной головой будет реагировать на его немного странные поступки, и поэтому он отвечает:

- Зовите меня Анатолий.

А тип реагирует на удивление спокойно:

- Прекрасно, Анатолий, - он указывает рукой в сторону большой двери, в которую мог бы проехать и грузовик. – Тогда пройдёмте.

Уполномоченный готов уже двинуться в указанную сторону, но тут к ним быстро подошла, почти подбежала маленькая женщина; её можно было бы назвать приятной, но она, на вкус Андрея Николаевича, была излишне худощавой и ещё немножко нервной.

Она подлетела к ним и неожиданно сиплым, напряженным голосом сообщила:

- С оружием в комплекс нельзя. Андрей, ты же знаешь правила.

А у самой глазки остренькие, нехорошие. И в них читается напряжение, если не сказать тревога. А если женщина тревожится, она может начать делать глупости. Уж в этом уполномоченный не сомневается.

- Ах да, Анатолий…, - Андрей-«вытянутая голова» остановился. И заговорил, указывая на мелкую дамочку рукой: – Это Мася, наша начальница отдела безопасности.

Хорошо, что Горохов был в маске, иначе его усмешку увидели бы все присутствующие. И это было бы очень невежливо, а главное, непрофессионально. Впрочем, причина для усмешек у него, разумеется, была: дёрганая, сиплая бабёнка в сорок пять килограммов весом исполняла роль ни много ни мало начальника охраны? Ему очень захотелось взглянуть на тех, кем она руководит. И на то, как она это делает.

Но он тут же вспомнил, как его возила по полу и едва не убила одна на вид молоденькая и миниатюрная медсестра, оказавшаяся ботом-охранником у одного докторишки. Насилу живым ушёл.

Вспомнил… И больше усмехаться не стал: а вдруг и эта сиплая – такой же бот… Хотя… Он смотрит внимательно на эту Масю… Нет, медсестра была плотнее, она была вся такая крепенькая, сильнее этой дамочки даже на вид.

- Анатолий, - продолжает тьютор пророка. Он говорил, словно извинялся. – Я чуть не забыл, у нас есть правило, что с оружием в комплекс входить нельзя.

Но уполномоченный решает проверять их и дальше, и поэтому заявляет безапелляционно:

- Я без оружия никуда не пойду.

Тьютор смотрит на начальника охраны, та смотрит на тьютора, и в глазах у обоих вопрос: ну и что теперь будем делать? И, прежде чем уполномоченный приготовился отдать свой арсенал, длинноголовый произносит:

- Думаю, что нашему гостю можно оставить своё оружие при себе.

Глава 34

- Только под твою ответственность, Андрей, – сипит хрупкая женщина, но Горохов видит, что такое развитие событий её, в общем-то, устраивает. Кажется, начальнице охраны не очень хотелось разоружать этого неприятного и вооружённого до зубов типа в одежде бедного степняка.

«Что это за идиоты? Что это за охрана у них такая? - уполномоченный был, мягко говоря, удивлён. Начальница службы безопасности пропускает вооружённого до зубов человека в свои помещения. При том, что других вооружённых людей – ну, кроме двух кареглазых братьев, что стоят у грузовика, – Андрей Николаевич не видит. Или эти двое пойдут за ним? Он плохо понимал, как они, такие странные люди, могут существовать тут в пустыне, вдалеке от дорог и поселений. – Ну, допустим, что бандитов тут нет, им просто нечего делать в этих краях. Допустим… Допустим, охотники на дроф, козодоев и варанов, собиратели термитов, кактусов и саранчи сюда тоже не суются. Ну хорошо… Места тут глухие. Люди боятся сюда забираться. Но дарги… Если тут нет людей, тут должны кочевать эти твари. А что весь этот народ, что собрался тут, кушает? Меня привезли в пустой машине. Значит, кто-то возит им еду на специальном транспорте? Кто-то в Новой Ляле продаёт им еду? Значит, кто-то знает о них. А топливо для генераторов? Вон сколько здесь света. И кондиционеры охлаждают всё это помещение, которое в охлаждении не нуждается. Это же гараж. Склад. Или там, на улице, стоят десятки ветротурбин? Но дорогие ветротурбины – самый лучший способ привлечь к себе внимание всякого степного сброда. Мачты турбин издалека будет видно. Даже случайный человек, что будет проезжать мимо, издали заметит мачты».

И когда длинноголовый произнёс: «Анатолий, мы можем идти», Горохов увидал человека, который совсем не походил на тех, кто пришёл его встречать. Этот человек был бос, на нём, кроме штанов, ничего не было, а кожа на его спине, как и у даргов, была черна и пятниста.

Бот. Он тащил за собой большой промышленный пылесос с кабелем; подтащив его к грузовику, он включил этот агрегат и стал собирать пыль и песок, что привезла на себе машина.

«А, вот как, значит, обстоят у вас дела?».

Появление бота отвечало на пару интересовавших его вопросов; в частности, уполномоченному теперь было понятно, кто охраняет весь этот комплекс. Боевые боты…

«Ну допустим… Боевые боты у вас есть, и с ними не забалуешь. Ладно… Обеспечивает весь этот праздник жизни паства, своими двумя десятинами… С этим тоже всё понятно. Вода? Ну, допустим, у вас есть хороший подземный источник. Но логистика? К вам сюда должен через день приезжать тягач с топливом и провиантом. В основном, конечно, с топливом. И его никто в городе не замечает и по дороге никто не грабит? В Новой Ляле перевелись бандиты? Для того чтобы доехать от Агломерации до Губахи, водилы собираются в караваны. А здесь вообще пустыня. Выбирай место, нападай, забирай себе всё. Тягач с топливом – большие деньги. Или тягач ходит с охраной?».

Перед ним и тьютором Андреем распахнулась дверь. Дверь большая и тяжёлая. Броня. Даже для того, чтобы раскрыть эту дверь, нужно было электричество. А те, кто пришёл встречать его, в том числе и Мася, пошли за ними.

Войдя внутрь и оглядевшись, уполномоченный вдруг стал узнавать кое-какие узлы и части энергетической системы, которая была неизвестна людям степи. Странные округлые силовые шкафы или распределительные коробки, узлы разводки, непонятные прозрачные, тонкие пластиковые трубки, продолженные по стенам под потолком. Он такое уже видел. Где? Биокомплекс возле Полазны, что находился через реку от города, пока его не разобрали военные. Там всё было такое же.

Уполномоченный напрягся. Пришлые. Это их рук дело. Тут всё было не таким, к какому он привык. Даже в Большом Городе не было такого оборудования. Не было таких инженерных решений.

И теперь он уже думал, как ему уйти отсюда. Живым.

И, словно почувствовав его напряжение, длинноголовый Андрей стал с ним говорить:

- Наши люди пришли на вас взглянуть. Они ведут себя немного странно, но вы должны их понять. Ваш приезд для нас всех – большое событие.

- Событие? – Горохов слушал его, но сам продолжал внимательно смотреть по сторонам.

- Конечно. У нас редко бывают посторонние, в основном сюда приезжают наши адепты, а они для нас люди свои. А вы… Вы легенда пустыни. Вот все и сбежались. Работу бросили.

- Что? – Андрей Николаевич чуть не остановился. – Какая ещё легенда? – ему все эти дифирамбы очень не нравились. Он предпочитал, чтобы о нём вообще никто не знал. Умение оставаться незаметным было основой выживания в его профессии. Ему точно не нужны были никакие легенды.

- Ну как же, мы все знаем историю про вашу работу в Губахе, когда вы в одиночку уничтожили целую банду, - радостно сообщил ему тьютор. – Даже всеблагой знает ту вашу историю.

«Валера… Ну а кто ещё? Вот чёртов балабол!».

Уполномоченный шёл дальше и всё смотрел и смотрел по сторонам, запоминая расположение дверей и проводов.

Он, честно говоря, даже и представить не мог, как ему выбираться отсюда… Ну, если что-то пойдёт не так. Все двери тут были металлическими. Все со скрытыми замками. Даже если ему удастся решить вопрос с боевыми ботами – а он теперь не сомневался, что они тут есть, для них у него были припасены боеприпасы с зелёными головками, – то что ему делать дальше?

Зато сам собою отпал вопрос про энергию. Никто сюда бочки с рыбьим жиром не возил. И ветротурбины этим людям, что шли рядом с ним и за ним, чуть сзади, были не нужны. У них тут своей энергии хоть залейся. Вот так и разрешились почти все его вопросы. Вода и энергия у них есть. Вода, энергия, боты, бронированные двери. Остаётся вопрос с кормёжкой. Впрочем, если тут меньше сотни человек, то одного тягача в месяц с провиантом им хватит. Его вообще можно пригонять из Серова, а где-нибудь у Новой Ляли только встречать. А значит, этот их комплекс может существовать тихонечко и дальше. В итоге: всё у них тут хорошо. Никто их тут, на краю большой пустыни, не беспокоит. Ни дарги, ни люди.

А вот он сам беспокоился. Зачем его сюда притащили, почему не побоялись показывать ему то, что никому показывать нельзя? Ведь, как ни крути, но дураку понятно, что всё это создано пришлыми, это ни у кого сомнений вызывать не должно. Ну нет у людей, даже у северян, светящихся шлангов по стенам вместо ламп накаливания или светодиодов. В гараже ещё висели обычные лампы. Но это для приезжих, которых дальше гаража не пускают. А вот от него они ничего не скрывают. Почему? Держат его за надёжного друга? Но с чего бы это? Или, может быть… потому, что не собираются его отсюда выпускать? Ну, в том виде, в котором он сюда приехал.

Уполномоченный уже не в первый раз начал жалеть, что согласился на эту поездку. А тьютор Андрей остановился и указал на очередную тяжёлую дверь:

- Анатолий, нам сюда.

Кто-то следил за ними через камеры, так как Андрей не прикасался к чему-либо, а большая дверь сама собой со звучным чавканьем открылась. Это был понятный звук.

«О. А тут двери не только бронированные, но и герметичные».

Всё это было очень, очень подозрительно. Настолько подозрительно, что Горохов незаметным движением, без щелчка, приводит предохранитель винтовки в положение «огонь очередями». Чуть оправляет ремень оружия на плече, чтобы вскинуть винтовку в любой момент. А потом на всякий случай опускает левую руку в карман пыльника, где большим пальцем находит кольцо гранаты. Это мощная «единица». Килограммовая граната, которая в закрытом помещении бахнет так, что если не порвёт кого-то осколками, то уж точно контузит и оглушит всех, кто находится в пятнадцати метрах от взрыва.

Тьютор шагнул в проём двери и ждал Горохова там в новом большом зале: ну, Анатолий, заходите. И Горохов, не вынимая руки из кармана пыльника, последовал за ним.

А тут уже всё было другое. Лакированный бетон остался за дверью, здесь же пол был выложен плиткой с интересным орнаментом, этой плитке позавидовали бы лучшие бассейны Агломерации. И свет тут был ярче, а стены выкрашены в приятные, успокаивающие цвета. Хорошая мебель, ковры, у стены светильники и стеллажи с книгами большой экран. Да, похоже, что здесь обитал кто-то очень непростой. Кто-то влиятельный. И тьютор Андрей, кажется, был тут как у себя.

Пока уполномоченный разглядывал тут всё, дверь за его спиной тихо чавкнула, и он почувствовал барабанными перепонками, как поднялось давление в помещении. Андрей Николаевич обернулся и вдруг понял, что почти все люди, шедшие за ним, остались за той герметичной дверью. Здесь же, в этом красивом зале, был только тьютор, начальница безопасности Мася, он и… Признаться, Горохов был опять удивлен… Та самая женщина, на лице у которой была маска с трубками.

- Нам сюда, - указывал длинноголовый Андрей на ещё одну дверь в конце зала. – Там тембур, там нас немного обработают бактерицидным веществом, ко всеблагому можно входить только после обработки.

А Горохов, хоть и пошёл в указанном направлении, тем не менее внимательно и довольно бесцеремонно разглядывал эту женщину в маске. Нет, скорее всего это была не Марта-Мария.

«Грудь у Марты была весьма заметной, да и бёдра тоже. Марта была интересной женщиной. Эта же сухая совсем, почти как сиплая Мася, только на голову выше».

- Сюда, прошу вас, – тащил его дальше тьютор; следующую дверь со стеклом он открывал собственноручно.

Женщина в маске с ним не пошла, она осталась стоять у большого стола. А они втроем оказались в маленьком помещении, пол и стены которого были сделаны из сверкающей, драгоценной нержавейки.

- Анатолий, задерите дыхание, – всё так же жизнерадостно руководил длинноголовый. – Секунд на десять. Вещество не ядовито, но дольно неприятно на вкус. Надо ещё закрывать глаза, но вы в очках, так что…

И он нажал красную кнопку на стене.

Ему пришлось оттянуть респиратор, чтобы нормально дышать. Иначе можно было задохнуться от едкой вони того средства, которым его залили. Уполномоченный ещё протирал очки, а покрытый мелкими капельками бактерицидного вещества Андрей уже тащил его дальше, указывая на длинный коридор:

- Мы почти пришли, нам сюда.

Дальше начальница безопасности Мася с ними не пошла; она уселась за стол и только глядела им вслед.

«Самое место меня здесь прикончить… Хотя это можно было сделать намного раньше… Тогда нейтрализовать… Зачем-нибудь». Уполномоченный взглянул на Масю и пошёл вслед за тьютором. Коридор был узкий и заканчивался одной дверью, перед которой длинноголовый остановился.

- Мы пришли. Перед тем как вы войдёте… скажу вам… слушайте его. Не бойтесь, если у вас есть, что возразить, обязательно возражайте. Если есть вопросы, то обязательно спрашивайте. Знайте, что сотни и сотни людей, может быть, даже тысячи мечтают оказаться на вашем месте.

И он открыл перед уполномоченным дверь.

***

Тут было мало света, но было достаточно свежо. И когда дверь за ним затворилась, он огляделся. У стены, прямо на полу, сидели два немолодых типа монголоидного вида в каких-то хламидах. Перед ними в небольшой глиняной чашке тлели угли, от которых в воздух поднимался тонкий дымок. Он пах чем-то знакомым и не противным. Может быть, даже чем-то успокаивающим. И эти двое что-то пели в унисон, скорее даже мычали, что-то унылое и бесконечное.

«Ну, так, наверное, и должно выглядеть помещение нормального пророка».

У других пророков он не бывал, поэтому решил, что этот запах, это заунывное мычание вполне соответствует его представлению о религиозных культах. Но, с другой стороны, всё это совсем не соответствовало тому техническому совершенству и тому комфорту, через которые его только что провели.

А посреди комнаты, на полу прямо перед собой, он увидел какую-то кучу. Тёмную, бесформенную кучу какого-то тряпья, что ли, а за ней вырисовывались конуры мускулистой фигуры. А перед кучей лежала… кажется, пара подушек… Да, то были подушки, он скорее догадался об этом, чем разглядел. Подушки. Тут все сидели на полу, так как никакой мебели в комнате не было. Но он не стал садиться, как бы заманчивы не были эти подушки. В комнате не было не только мебели, не хватало, всё-таки, и света.

- Извините, - произнёс вслух Андрей Николаевич. – Но мне так будет спокойнее, - он достал из кармана маленький, величиной с мизинец, но достаточно мощный фонарик, который добыл недавно из сокровищниц «конторы».

«Я хочу видеть, с чем буду разговаривать».

Ему никто ничего не сказал, и тогда он направил луч фонаря перед собой.

И сразу куча на полу оказалась человеком, который был с головою накрыт какой-то очень лёгкой тканью.

«Пророк?»

Из-под ткани были видны его только колени в светлых брюках и руки… Очень, очень странные руки. Точнее сказать, странные ладони рук.

Глава 35

Это были какие-то красные перчатки в разводах. В живых разводах. Но с тонкими розовыми ногтями. Только через пару секунд Андрей Николаевич понял, что это не перчатки… вдоль красных сплетений и волокон пульсировали небольшие вены, а в узлах и на суставах белели небольшие вкрапления сухожилий.

Горохова этот феномен заворожил, он не мог отвести луч фонарика от этих рук, он не понимал, как подобная форма естества может вообще функционировать. Ладони были узкие, пальцы тонкие, ногти… Ногти заметно выделялись на ярко-красных руках; может быть, это было даже красиво, но выглядело очень хрупким, нежным и уходило в расшитые узорами рукава светлой, лёгкой одежды.

«Пророк – женщина?».

Теперь уполномоченный хотел видеть лицо всеблагого. Он перевёл луч фонарика выше… Но голова его была накрыта тканью. И тогда Горохов посветил за спину пророку, чтоб разглядеть вторую фигуру.

И вторая фигура удивила его не меньше, чем руки первой. За спиной человека, чья голова была накрыта тканью, сидел… сидело антропоморфное существо, которое не всякий назвал бы человеком. Корпус и руки атлета были не прикрыты одеждой, а голова его была безволоса. И только нижняя часть лица походила на человеческую, верхняя же была закрыта наростами с мелкосегментированным покрытием, как глаза насекомого…

«Если это у него глаза такие… он видит… градусов на двести семьдесят одновременно!».

Кожа этого существа была серо-зелёной, но и это было ещё не всё. Андрей Николаевич не сразу увидал, что из-за спины насекомоглазого, через плечи и большую голову, к нему, Горохову, тянутся два крепких и весьма подвижных жгута, на концах которых он отчётливо рассмотрел тонкие, но даже на вид крепкие, тёмно-коричневые иглы. Эти жгуты, словно живые, висели над удивительной, если не сказать уродливой головой существа и всё время покачивались, медленно извивались, словно искали нужный для атаки угол. Всё это выглядело опасным, уж очень неприятны на вид были эти крепкие, пружинистые жгуты, а ещё эти иглы…

«Миллиметров пять-шесть в диаметре, длиной миллиметров девяносто. Просто так такими иглами не заколоть. А значит, в них токсин? Парализатор? Кислота?».

Да всё, что угодно… Хорошо, что существо сидело за спиной краснорукого, то есть от уполномоченного в нескольких метрах.

Кажется, Горохов слишком долго изучал иглы и жгуты, так как человек, скрывавшийся под накидкой, произнёс:

- Это скорпион. Это моя охрана.

Этот голос из-под материи… Он был слишком высокий, чтобы быть мужским.

- Скорпион? – переспросил Андрей Николаевич.

- Да, это такие родственники наших пауков, тут, в песках, они не водятся, но северяне от них страдают. Скорпионы так же ядовиты, как и наши пауки.

- Я слышал про скорпионов.

- Садитесь, - продолжал человек с высоким голосом, указывая красной рукой на подушки перед собой. - Не волнуйтесь, скорпион вам не угрожает. Просто вы решили прийти сюда с оружием, и я подумал, что и мой скорпион здесь будет уместен.

- Вам нечего опасаться моего оружия, я служитель закона, - присаживаясь куда предложено и укладывая винтовку рядом с собой, отвечал ему уполномоченный. – Я только привожу в исполнение приговоры или обороняюсь. И никак иначе. А вашего скорпиона я изучал так долго, потому что… потому что никогда не видал таких интересных ботов.

- Скорпион не бот, - поправил его краснорукий. – Он мой друг. Он добровольно принял это воплощение, чтобы защищать меня и служить нашей общей цели.

А тут мычащие у стены мужички чем-то звонко звякнули и что-то подбросили в свою чашку. Что-то такое, что тут же разгорелось в пламени и добавило в комнату света. Ну и приятного дыма, естественно.

А Андрей Николаевич на них не смотрит, он разглядывает пророка, насколько это возможно, и отмечает, что голос возможно женский. И интересуется:

- Значит, Скорпион – его имя?

- Да, он предпочитает, чтобы его называли именно так.

- Ясно, - произнёс уполномоченный. Чуть подождал и спросил: – Простите, но мне кажется…

- Что?

- Мне кажется… или вы женщина? – и он тут же пояснил: – Мне всё равно, но, кажется, все вас упоминали как мужчину. А тут ваш голос и ногти на руках… Они походят на женские.

- Нет, я не женщина, - отвечал ему пророк. – Если вас это не напугает, я сниму покрывало.

- Меня это не напугает.

- Хорошо. Но в таком случае с вашей стороны будет невежливым, если вы останетесь в маске.

Горохов тут же стянул свой респиратор и снял очки: пожалуйста.

Да. Он не испугался, когда пророк стянул своею красной рукой накидку с головы. Уполномоченный постеснялся снова применить свой фонарик, но теперь он сидел к этому… человеку достаточно близко, чтобы рассмотреть его.

Пророк весь, весь был красный. Горохов видел мышцы его лица, сосуды и вены, глазные яблоки, кожа пророка была почти прозрачна, а в некоторых местах прозрачна совсем. Розовые кости проступали на суставах. Андрей Николаевич видел корни его зубов, уходящие вверх, в череп. Только волосы на голове пророка не были розовыми, они были серыми, похожими на мутный целлофан. Ах да… Ещё глаза. Серыми были только его радужки. А на щеках было два небольших желтоватых пятна.

«Подкожный жир? - да, это было впечатляющее зрелище. - Любой, даже образованный человек, увидав его, через пару секунд проникнется религиозным благоговением! Ну, или отвращением. Интересно, он специально сделал себя таким?».

И он тут же отмечает, что перед ним не женщина, а ребёнок. Вернее, измождённый подросток лет четырнадцати. Ну, если, конечно, бывают подростки с прозрачной кожей.

- Спасибо, что не стали включать фонарик, – говорит юноша-пророк, тем самым давая понять, что дальше разглядывать его не нужно. При этом он закрывает глаза и подымает лицо к потолку, как будто испытывая приступ боли.

- У вас что-то болит? – интересуется уполномоченный.

- Что-то? – на Горохова из ярко-красных глазных яблок смотрят серые глаза. – У меня болит всё. И всегда. Эта боль со мной уже четыре года. Уже пошёл пятый. Мне всё время приходится принимать обезболивающее. Но оно притупляет концентрацию, под ним я практически не могу работать. Зато сейчас я могу расслабиться, я уже принял препарат. Скоро моя боль ослабнет. И это внеплановое отдохновение обеспечил мне ваш визит. Так что я благодарен вам.

- Я вам тоже благодарен… За приглашение.

- А если я попрошу вас не рассказывать о нас вашему руководству? – вдруг спросил пророк. – Как вы на это взглянете?

Это был очень нехороший вопрос. Андрей Николаевич мог сказать правду. Сказать, что обязательно расскажет об этом визите. Подробно опишет его в рапорте. Включая детали и свои мысли в развёрнутом виде. Но он не был уверен, что тогда этот самый Скорпион, сидящий за спиной пророка, не вскочит, не протянет к нему свои жгуты и не воткнёт в него свои неприятные иглы. Не выпускать его из комплекса было бы разумно с их стороны. Он просто исчезнет, и тогда в Трибунале не узнают о биокомплексе на краю Большой пустыни. Вообще отпускать его отсюда они, по идее, не должны… И поэтому Горохов говорит:

- Я не обо всём докладываю своем руководству.

На эту его последнюю фразу красноликий юноша никак не отреагировал. Он просто произнёс:

- Вашу жизнь, Андрей Николаевич, вряд ли можно назвать лёгкой.

«К чему это он?».

Горохов не понимает и поэтому молчит, а пророк продолжает:

- У вас была большая семья, из неё никого не осталось, вы получали тяжёлые, почти смертельные ранения…, - юноша немного помолчал и продолжил: – Вы, должно быть, очень сильный человек, раз продолжаете жить, бороться, добиваться успеха.

- К чему вы клоните? – наконец не выдерживает уполномоченный.

Пророк вздыхает, снова закатывает глаза к потолку – видно, болеутоляющее ещё не подействовало, – а потом продолжает:

- Вас ждёт новое испытание, – он снова делает паузу. – Возможно, самое трудное в вашей жизни.

- И что же это…, – Андрей Николаевич уже не знает, что и думать. А когда он не знает, что думать, он хочет, чтобы его оружие было у него в руках. Горохов кладёт руку на винтовку, – … за испытание?

Пророк замечает его жест, он даже поднимает руку предостерегающе:

- Нет-нет… Не надо… Я понимаю, что почти все свои задачи вы решали при помощи оружия, но на сей раз оно вам не поможет, поверьте мне.

- Прошу вас, - старясь быть вежливым, но не убирая руки с винтовки, произнёс уполномоченный, – объясните мне, что вы имеете в виду?

Краснолицый молчит несколько секунд, затем произносит мягко:

- Андрей Николаевич, вы тяжело больны.

- Что? – до Горохова поначалу не доходит смысл сказанного.

И тогда пророк поясняет всё так же мягко:

- Вы поражены грибком.

Нет… Нет… Горохов как будто всё ещё не понимает о чём он говорит.

- Грибком? А как вы… как вы об этом узнали? – и тут до него доходит. – Окурок! Вы забрали окурок у меня из номера…

- Мы тогда ещё не понимали, - теперь пророк заговорил неожиданно быстро, - кто именно начал нами интересоваться, мы предполагали, что это вы, но нам нужно было убедиться. Мы взяли ваш окурок, чтобы проверить, вы ли это…, - и тут он сделал паузу, после чего закончил: - И нашли на нём фермент красного грибка.

И тут то, что горело в чашке у «певцов», догорело парой ярких лепестков и погасло. Стало так тихо, что снова до Горохова донеслось заунывное мычание тех двух у стены. И вместе с этим стало приходить и понимание того, что ему сказали.

- И ошибиться вы не могли? – эти его слова прозвучали скорее как утверждение, чем как вопрос.

Пророк ничего не ответил ему. Уполномоченный наконец убрал руку с винтовки. Да, этот краснолицый был прав…

«Господи, какой же он всё-таки страшный!».

Да, он был прав. Вот откуда его кашель. Вот откуда это утомление. Он и одно, и другое списывал на возраст, на усталость, на то, что не отдохнул как следует перед новой командировкой.

Грибок!

Да, тут пророк был прав, в его жизни ещё не было таких испытаний, мысль об этой страшной болезни почти парализовала все его мыслительные способности.

Грибок!

Сейчас он больше ни о чем не мог думать. Ни о чем… Только об этом проклятом грибке.

- А срок болезни вы не установили?

Нет, конечно же нет. Пророк лишь качает головой, а потом спрашивает:

- Вы отхаркиваете кровь?

- Нет, - уполномоченный тоже качает головой.

- Кашляете?

- Да, – теперь он тяжело кивает. – Немного.

- Ничего с уверенностью сказать нельзя, тем более что я не миколог, но полагаю, что вашей болезни от трёх месяцев до полугода.

«От трёх месяцев до полугода? Ну конечно же… Это тот случай, когда пришлось убираться с лодки вплавь, тогда я вылезал на берег через заросли камыша. Вот там я и поймал грибок. Оно и понятно, респиратор был мокрый… А ещё… Я его снимал, когда плыл, нельзя плыть и дышать через респиратор одновременно».

Уполномоченный опустил глаза вниз.

«Может, этот уродец с прозрачной кожей ошибся? Да нет… Тест на грибок делают в любом медицинском пункте. Делают давно и безошибочно».

А пророк поднимает свою тонкую красную руку вверх, и сидящий за его спиной Скорпион вкладывает ему в ладонь какую-то небольшую коробку. Эту коробку краснолицый «подросток» кладёт перед Андреем Николаевичем. Она явно предназначается ему. Уполномоченный берёт коробочку, вертит её в руках, разглядывая надпись: «Микоцитал».

- Это самое передовое средство от грибка, - объясняет ему краснолицый. – Люди с севера уверяют, что оно тормозит развитие грибка в два раза. Данных исследования препарата я лично не видел. Но думаю, что этот препарат – лучший из того, что есть на сегодняшний день.

- Подарок? – интересуется уполномоченный.

- Подарок, - подтверждает пророк.

Горохов вертит коробочку в руках, и только теперь, только теперь к нему приходит оно… Осознание.

Осознание того, что ты тяжело болен, что отныне проклятый грибок будет точить тебя круглосуточно, и это понимание давалось ему, признаться, нелегко. Горохов молчал. И молчание это было тяжёлым. Молчал и пророк. Он понимал, что человеку надо осмыслить свою болезнь, принять своё самое большое поражение. Тем более такому непреклонному и не привыкшему к поражениям человеку, каким был старший уполномоченный Трибунала.

Глава 36

«От трёх месяцев до полугода!».

Он не очень много знал о том, как протекает заболевание. В селении, где он родился, от грибка умерла одна девочка. Ей было… лет одиннадцать, кажется. Горохов не мог вспомнить, как её звали. Все вокруг знали, что она заболела. Её жалели, как могли. Если девочка и выходила на улицу поиграть с детьми, то играла недолго, она была слабой, почти не могла бегать. А ещё она иногда оттягивала респиратор, чтобы сплюнуть кровь. Дети собирались смотреть на красные сгустки на песке… И им явно было не по себе. С нею не очень хотели играть после этого. А потом девочка вообще перестала появляться на улице. У её родителей не было денег на пересадку лёгких.

«От трёх месяцев до полугода! А потом…Пойдут настоящие симптомы с отдышкой и кровавым кашлем».

И тут его захлестнула опустошающая тоска. Такая тоска, что жизнь, ещё недавно в нём бурлящая и клокочущая, теперь вдруг иссякла. Ещё полчаса назад он шёл по длинным коридорам и отмечал повороты, думал, как будет вырываться отсюда, если придётся. Что будет делать с бронированными дверями, как отбиваться от боевых ботов, если они тут есть… И вдруг… Всё это оказалось не нужным. Абсолютно бессмысленным. Теперь ему не нужно было отсюда вырываться. Не нужно было выживать, возвращаться в проклятую Агломерацию с её вечеринками и бассейнами, с новыми квартирами в хороших районах. Во всём этом теперь не было никакого смысла. Никакого. Даже в красивой его Наталье, которую не испортила беременность, для него теперь не было смысла. И он с неприятным хладнокровием подумал, что ей будет даже лучше, если он никогда не вернётся из этой последней своей командировки. Ведь никому не нужен слабый, истощённый мужчина, харкающий кровью. Ну уж Наталье, с её-то претензиями и запросами, точно.

С этим ему всё было ясно. А вот про болезнь…

В общем… Уполномоченный не много знал про свою болезнь. Он знал лишь, что если сидеть на таблетках, то два года можно как-то перекантоваться. Время от времени харкать кровью, худеть, утомляться, просыпаться, как будто и не спал, но всё-таки жить, как живут все нормальные люди. Но после двух лет приходит настоящая болезнь. Постоянная одышка, постоянная кровь в слюне, болезненная худоба, вялость. В состоянии, которое всё время ухудшается, можно протянуть полтора или два года. А затем, ну, если не поменять лёгкие – всё.

Теперь, правда, в свете последних исследований с лёгкими ещё меняют и пищевод, а иногда и желудок, так как мерзкий грибок поражает некоторое некритическое количество тканей и там. Но даже это не вылечивает человека. Плюс ещё четыре года болезни, но не выздоровление. Операция по замене органов лишь запускает круг болезни по новой, так как от мерзости невозможно избавиться окончательно. В основном грибок поражает лёгкие, но может жить почти во всех органах человека.

«Да, тут этот краснолицый, конечно, прав, винтовкой этому делу не поможешь».

Но сейчас он меньше всего хотел, чтобы этот… подросток с прозрачной кожей… видел его слабость. Да – болезнь. Да – неизлечимая. Но у него ещё есть время, чтобы побыть сильным. Уполномоченный поднимает глаза на пророка и говорит хоть и холодно, но без намёка на отчаяние или печаль:

- Но ведь вы не для того тащили меня по пустыне целый день, чтобы сообщить мне о моей болезни.

- Нет, не для того, – соглашается краснолицый. – Мы давно хотели с вами сотрудничать. У нас были идеи. Ещё несколько лет назад думали об этом, но… Но тогда Пробуждённый не благословил на это. Теперь он согласен с тем, чтобы начать с вами сотрудничать.

«У нас были идеи…». Интересно, у кого это «у нас». Кто тут решает? Ты и твой тьютор? У кого тут появляются идеи? В том числе и обо мне? И вообще откуда ты знал обо мне несколько лет назад?».

Все эти вопросы всплыли сами собой, но спросил уполномоченный, разумеется, о другом:

- А теперь не поздно ли?

- Нет, – неожиданно твёрдо отвечает пророк. – Не поздно. У нас есть для вас предложение, которое вас сможет заинтересовать. Вернее, теперь оно вас заинтересует точно.

- Теперь? – Горохов задумывается. – То есть после того, как я подцепил грибок, меня обязательно заинтересует ваше предложение?

Пророк дважды медленно кивнул головой: именно.

- У вас есть средство от грибка? – догадался Андрей Николаевич.

Кажется, от этой мысли на секунду у него стало чуть менее тошно на душе.

- К сожалению, нет, мы не умеем выводить грибок из тканей человека, мы этим никогда не занимались, - ответил краснолицый подросток. – Но…, - и этим «но» снова дал уполномоченному надежду. – У нас есть другой способ избавить вас от грибка.

- А…, - понял Горохов. – Первый шаг на пути преломления.

- О, вы уже в курсе? Знаете нашу терминологию? - медленно произнёс пророк, и что-то появилось в его тоне такое… что-то, отдалённо напоминающее веселье. Может, он даже смеялся, но про себя, и этого не было видно. А потом продолжил: – В вашем случае это будет уже второй шаг. Мы соберём вам новый корпус. В нём не будет грибка.

- Не будет?

- Нет, – уверенно произнёс пророк.

- Видел я эти ваши корпуса: седые короткие волосы, и зубов верхних правых нет, – с сомнением произнёс уполномоченный.

- А… Вы про сто третью модель…, - сразу вспомнил пророк. – Да, недостатки есть почти во всех моделях, особенно в моделях первого ряда. Но, во-первых, женщины за сорок, которые добиваются права получить новый корпус, с удовольствием берут сто третью модель. Она привлекательна. Пусть даже в ней нет всех зубов. А во-вторых… Вы получите более совершенный корпус. Вам будет предложен такой корпус, который по физическим характеристикам не будет уступать вам сегодняшнему. Возможно, мы предложим вам даже индивидуальную модель. Разработанную именно под вас. Под человека, работающего в степи. В высоких температурах и при больших нагрузках.

Горохов молчал: всё это было, конечно, очень интересно, но он никогда бы не стал менять себя таким образом. Ну, пока не приблизилась бы старость. Хотя правильнее сказать, раньше не стал бы. А теперь, в свете последних, так сказать, новостей… Да, заражение грибком очень быстро изменяет человека. Но всё равно ему нужно было подумать, а чтобы было над чем думать, ему нужно было больше информации. И пророк, понимая это, продолжал:

- Новый корпус – это пять лет юности и десять лет настоящей молодости. Вы сами не будете себя узнавать, когда почувствуете в себе необыкновенные силы, которые были доступны вам только в юности. Новые ткани, гормональные бури, неугасимая эрекция в пять первых лет обладания новым корпусом. Вы даже представить себе не можете, какой вкусной становится самая незамысловатая еда. Каким привлекательными становятся женщины. Вы будете неутомимы.

Уполномоченный смотрит на краснолицего; его глаза уже привыкли к полумраку, и он видит, как двигаются мышцы на лице пророка и на горле, как пульсирует небольшой сосудик у того под носом, а ещё Горохову не нравятся жёлтые пятна подкожного жира на его щеках. Они, мягко говоря, неприятны. К тому же, слушая пророка внимательно, он нет-нет, да и подумает, что все эти слова про удивительные возможности новых тел могут быть болтовнёй. А потом окажется, что не так всё и радостно у тех, кто получил новое тело. Хотя…

«Айна Кривонос родила ребёнка, а Вероника зарабатывает на этом своём новом корпусе деньги. И, кажется, их всё устраивает. Но всё равно нужно будет с кем-нибудь из них побеседовать, иначе придётся полагаться только на байки этого краснолицего».

Ну и, естественно, все обещаемые краснолицым блага имели цену.

Но все эти привычные его сомнения, всё его недоверие сразу отошли на второй план. А на первом плане, пока неярко, вспыхнула малюсенькая звёздочка надежды: а может, и вправду… Если от грибка, от этой тяжкой болезни не избавиться, может, и вправду следует поменять тело. Корпус, как называет его краснолицый.

И от этой нереальной на первый взгляд мысли на душе становилось посветлее. Как быть с Натальей, с работой… Это всё потом, потом… Он что-нибудь придумает. Может быть, с новым телом он вообще сможет перебраться на север. Но тут же новые мысли начинали рождаться у него в голове.

«Ну ладно… Предлагает он то, что мне сейчас необходимо, а что же нужно ему взамен?».

Но пока сам пророк об этом говорить не спешил, он всё продолжал расхваливать то, что у него было, объяснять все преимущества нового корпуса, рассказывал что-то про хрусталики, и когда всё-таки сделал паузу, уполномоченный спросил:

- Новые ткани, новые хрусталики в глазах, опять же эрекция неугасимая – это всё понятно, а что вам нужно от меня? – Горохов невесело усмехнулся. – Думаю, что обратились вы ко мне исходя из моих, так сказать, профессиональных навыков.

- Что? – краснолицый «подросток» его не понял.

- Вам надо кого-то убить? – уточнил уполномоченный.

- Убить? – на сей раз пророк уже удивлялся. - Кого?

- Ну, не знаю, вашего начальника, например… Как его там называют, Пробуждённый, кажется.

- Нет, я о таком не прошу никогда, - на сей раз слова этого «подростка» звучали весьма твёрдо; уполномоченный подозревал в нём необходимую внутреннюю силу – не мог пророк, руководитель большой организации, быть всё время мягким – и вот теперь эта твёрдость как раз и звучала в его словах. – Пробуждённый – это мой учитель, мой духовный отец. Он последняя надежда человечества. Мы все, и вы в том числе, должны быть заинтересованы в его существовании.

- Ну раз так, то что вам нужно от меня? – уже напрямую интересуется Андрей Николаевич.

Пророк ответил почти сразу, он как будто весь их разговор ждал этого вопроса:

- Нам нужно вещество.

«Вещество».

Простое слово. Что угодно может быть веществом. Но пояснений уполномоченному не требовалось. Он сразу понял, о чём идёт речь.

Понял и сразу помрачнел, а потом спросил:

- Откуда вам известно про вещество?

И пророк ответил на этот вопрос так:

- Вы скоро узнаете, вам без меня об этом расскажут, - сказал, как отмахнулся, а сам стал развивать тему о веществе: – Оно… Это реликтовая биоплазма, протобиом, основа основ всех форм известной нам жизни, называйте его как хотите, это первозданная живая материя. Первый шаг от вещества к жизни. Это конструкция, на которую для получения чего-то можно нанизать всё что угодно и любой конфигурации. Причём беря это «что угодно» из самого же, - тут он поднял свой палец с розовыми костями, - вещества. Это как белковый конструктор. И сначала мы даже не поняли, что это такое. Это моя самая крупная ошибка. Когда оно попало ко мне, я не до конца оценил его, не постиг его глубины. Я был просто заворожён его возможностью самоорганизовываться. Это меня поразило, и я не увидел главного. Растратил его бездумно, ну… В оправдание я могу сказать, что я, да и все мои помощники тоже, не понимали тогда его сути. И никто бы не понял, кроме Пробуждённого. Но он тогда был занят. Конечно, потом Пробуждённый мне всё объяснил. И попросил найти ещё хоть немного реликта.

Пророк говорил так вдохновенно, так живо, что Горохов сразу понял: «Ожил, обезболивающее подействовало». Но сам он, наоборот мрачнел с каждым словом краснолицего, и когда тот в пятый, наверное, раз, повторил: «Нам очень нужно это вещество», Горохов ответил ему весьма холодно:

- Это невозможно. Оно досталось мне случайно, понимаете? Случайно. Я не знаю, где взять его. Не знаю даже, где его искать.

И тут пророк удивил его в который уже раз, сообщив ему почти радостно:

- А мы знаем, где его взять. Вернее, знаем, как его найти.

- Знаете? – тут уполномоченный, который уже было начал терять всякую надежду, снова ожил.

- Есть один человек. У него есть метод обнаружения появления реликта на поверхности. Он рассказывал, что оно обитает…, - пророк так и сказал про вещество: «обитает»; видно, считал его живым, - … обитает под землёй, но в определённых условиях поднимается на поверхность по специальным полым трубам.

«Полым трубам? Это он имеет в виду чёрные деревья».

- Вот как? – Горохов всё ещё был насторожён, но уже не так мрачен, как десять минут назад. – А чего же он сам не сходит за этим вашим реликтом, раз знает, как его найти?

И тут пыл краснолицего «подростка» немного поутих:

- Тот человек говорит, что это небезопасно.

- Небезопасно? – с усмешкой перепросил уполномоченный. «Небезопасно!». Тут он даже засмеялся, смехом не очень-то весёлым, и повторил: - Небезопасно…, - и, ещё раз усмехнувшись, заговорил: - Чтобы вы поняли, насколько это небезопасно, я вам рассажу про то дело. А дело было такое: к выходу – то есть, как вы выражаетесь, к трубам, – на который я набрёл случайно, я вернулся с двумя десятками отличных солдат на отличной технике и с отличным оружием… И с сумасшедшей северной бабой, которая всеми нами командовала. Она тоже во что бы то ни стало хотела получить это ваше вещество. И несмотря на все мои просьбы и предупреждения, пёрла вперёд, пока не угробила всех. Оттуда живым выбрался только я и ещё один солдат. Не знаю, как это удалось солдату, но у меня это получилось лишь потому, что я сбежал вовремя, а ещё заранее припрятал там неподалёку мотоцикл.

- М-м… А… эта баба была такая высокая, худощавая? - интересуется краснолицый.

- Она была биотом, если вы это имеете в виду, – догадался Горохов.

- Да, это я и имел в виду, - согласился пророк. – Биоты – женщины удивительные… - он на пару секунд замолчал, подбирая слово, и всё-таки произнёс: – Люди… необыкновенно, можно сказать патологически, целеустремлённые.

- Необыкновенно тупые… люди…, - зло перефразировал его уполномоченный.

Кажется, пророк был с ним не согласен, но спорить с Гороховым не стал и продолжил:

- Может быть, вам всё-таки встретиться с тем человеком? Может быть, вы найдёте какое-то решение? Он, как и вы, большой специалист по пребыванию в пустыне. Он хорошо её знает, всю жизнь охотился. Был во многих уголках.

Он так просяще это говорил, как будто уговаривал Андрея Николаевича, как будто у того был большой выбор, и он теперь сидел тут и решал: что же ему делать? Но с грибком в лёгких у него особо не из чего было выбирать. Уполномоченный вздохнул.

«За спрос и разговор этот охотник, думаю, денег не возьмёт».

- Ну а почему бы не поговорить? – после паузы произнёс Горохов. – Поговорить… это можно. Где его искать?

Глава 37

- Вам всё сообщат, – произнёс пророк. То ли он был доволен результатом беседы, то ли вправду болеутоляющие подействовали, но уполномоченному показалось, что он радуется. А ещё показалось, что краснолицый хочет закончить разговор. Ну а что? Дело сделано. Вот только Андрей Николаевич с этим был не согласен.

- Значит, новое, здоровое тело за пробирку вещества…, - он сделал паузу. – После вы обещаете мне пятнадцать лет юности и молодости с неугасимой эрекцией… Ну а дальше?

- Как и положено, - умерив воодушевление, продолжал краснолицый. – Старость… Пять лет общей деградации тканей и органов.

- Итого двадцать лет? – уточняет уполномоченный.

Тут почему-то пророк вернулся в то своё состояние, в котором Горохов его увидел. В нём угас огонь, который только что разгорелся, и он произнёс:

- Всё-таки лучше говорить о пятнадцати годах; после этого срока клетки уходят в «терминал».

- Куда уходят? – не понял Андрей Николаевич.

- Приходят в терминальное состояние, - пояснил пророк. – Это долго объяснять.

- Если можно, то объясните, - просит уполномоченный.

- А вы что-то знаете из биологии?

- Практически ничего; только то, что в клетках есть цитоплазма, и то, что они делятся.

- Да, делятся… Делятся…, - как-то невесело соглашается пророк. – Могут делиться семьдесят раз, но после реконструкции, что мы проводим, они делятся не больше двадцати восьми раз.

- То есть в теле, которое я получу, клетки поделятся всего двадцать восемь раз? – уточнил уполномоченный.

- Да, двадцать восемь, а потом наступает терминальное состоянии клетки, она перестаёт делиться и просто начинает деградировать. А вы начнёте стареть. Быстро стареть.

- То есть после пятнадцати лет мне нужно будет опять менять тело?

- Да…, - согласился пророк.

- Но это нужно будет как-то заслужить? – предположил Горохов.

- Разумеется. Служение общему делу – наша первая и главная обязанность, все мы идём по пути преломления. И каждый обязан вносить свою лепту в общее движение. Каждая новая ступень на этом пути должна быть обусловлена заслугами.

- Это понятно, понятно…, - все эти пафосные глупости уполномоченный слушать не хотел, ему нужна была суть. – И как же заслужить эти новые ступени? Допустим, вещество я вам найду, но дальше что? Вы ведь, кажется, говорили, что хотели со мной сотрудничать ещё до того, как я привёз вещество.

- Да, мы рассматривали вариант сотрудничества с вами, – сказал пророк, но тему развивать почему-то не стал.

- Значит, вам что-то было нужно, но что-то вас остановило. Скажите, что? – Горохов не хотел уходить от этой темы.

- М-м…, - краснолицый закрыл глаза и запрокинул голову.– Это весьма деликатная тема. Поэтому… тогда Отшельник не одобрил нашу инициативу. Он посчитал вас слишком опасным человеком.

- Тогда? – спросил Андрей Николаевич, додумывая смысл сказанного. – А теперь?

- А теперь, после того как вы заболели, всё может быть… должно быть… по-другому. И теперь я могу взять на себя смелость обсудить с вами это дело без благословения Пробуждённого отца моего.

Кажется, пророк всё ещё сомневался, но Горохов подбадривал его:

- Конечно… Давайте обсудим.

Краснолицый внимательно смотрел в его глаза и не торопился начинать, обдумывал что-то, обдумывал, раздражая уполномоченного своей нерешительностью, но потом всё-таки принял решение и начал:

- Получение нового корпуса сопряжено с некоторыми затратами.

- С какими затратами? – сразу уточнил уполномоченный. Он прекрасно понимал, что дело идёт не о деньгах.

«Не о деньгах. Тогда о чём?».

- Для строения нового корпуса берётся материал из старого корпуса, но его никогда не хватает, и чем выше возраст старого корпуса, тем больше нужно свежего белка и новосозданных СК, - пророк всё так же внимательно смотрит на Горохова, словно изучает его, - вот поэтому нужно некоторое количество дополнительных ресурсов, новой органики.

- Новой органики? – кажется, Андрей Николаевич начинал что-то понимать.

- Белок мы давно научились синтезировать сами, кстати, ваш знакомый Валера помог нам оптимизировать этот процесс, но…, - Горохов порадовался про себя, он подумал, что с Валерой всё в порядке, - … но для формирования структуры нужны дополнительные СК. А их, к сожалению, мы создавать не можем, вернее, можем, но в очень ограниченных количествах.

- СК? – Горохов не знал, что это.

- Клетки-основы. Клетки, образующие первоначальную структуру всех тканей. Их называют стволами, стволовыми клетками. Валера утверждает, что из них состоят так называемые конструкты пришлых. Он говорил, что много работал с подобными конструктами.

Уполномоченный тоже помнил это выражение. Он не стал рассказывать краснолицему, что часть такого конструкта Валера установил ему, по старой дружбе, для повышения выносливости. Поэтому Андрей Николаевич просто спросил:

- И откуда вы берёте эти клетки-основы?

- Мы собираем… тела, – ответил краснолицый медленно.

- Мёртвые? – так же медленно спросил Андрей Николаевич. Он сразу вспомнил встреченный им корабль, набитый морожеными трупами.

- Нет, – твёрдо ответил ему «подросток». Да, когда нужно, он мог быть твёрдым. – Трупы и старики нам не подходят, – и пока Горохов переваривал эту информацию, пророк добавил с этой своей жёсткостью: – Совсем не подходят.

- Вот как? – только и смог произнести уполномоченный.

«Трупы и старики… Трупы и старики…», - он несколько секунд размышляет, прежде чем спросить:

- Интересно… А где же вы берёте… или, правильнее сказать, как вы добываете… «не трупы?».

- Мы приглашаем сюда неизлечимо больных…, - спокойно ответил ему пророк.

- Приглашаете? – Горохов не понимал, как это должно выглядеть. – Рассылаете приглашения? Типа: дорогие неизлечимо больные люди, приезжайте к нам, мы переработаем вас в новые тела для наших адептов?

- Мы платим их родственникам, – пояснил краснолицый.

- Но ведь сейчас можно вылечить почти все болезни… Ну, кроме грибка, - уполномоченный хотел знать все подробности.

- Напрасно вы так думаете, - отвечал ему пророк. – Ни одно генетическое заболевание мы вылечить не можем. Что бы вылечить ДЦП нужно пересобрать человека заново, то есть найти кучу новых стволовых клеток, – этот краснолицый «подросток» умел говорить убедительно. Наверное, уже не раз такое говорил. – Подумайте сами, каково это – иметь… ну, к примеру, родственника-шизофреника или дауна в далёком оазисе, где людям приходится выживать. Где каждый килограмм паштета важен, а близким приходится тратить на неполноценного ресурсы, тратить на бесполезного члена общества своё время и внимание, которые могли бы пойти на выживание остальной семьи.

Дауны? Тут Горохову нечего было сказать, он прекрасно знал, что в оазисах таким больным детям просто не давали вырастать. Какие там взрослые дауны! И в том, что люди скорее всего привезут своего сошедшего с ума родственника, если им пообещать немного денег, он тоже не сомневался. В пустыне соотношение руки-едоки всегда выдерживалось строго.

- Ну а я-то зачем был вам нужен? – после некоторого раздумья спросил он. – Чокнутых по оазисам собирать?

- Нет, не чокнутых..., – всё так же спокойно отвечал пророк. – Вы убиваете людей…

- Я не убиваю людей, - прервал его уполномоченный, - я привожу в исполнение приговоры.

- Да-да, разумеется, - сразу поправился пророк. – И это зачастую нестарые и сильные люди. Как раз такие, как нам и нужны. Какой смысл в их убийстве, если их ценный биоматериал просто растащат пустынные обитатели?

- Ах вот оно что.

Горохов прикинул, вспомнил кое-что… И, по его подсчёту, по степям бродило человек десять разнообразных упырей, которые уже зажились на этом свете и изо всех сил дожидались, пока Трибунал не обратит на них внимание. Эти людишки могли и подойти для этой цели. А если учесть, что народец это был весьма компанейский и в одиночку своей сволочной работой не занимался, то количество таких «пациентов» можно было смело умножать на три. Вот только уполномоченный не был уверен, что все они подойдут по возрасту. Но пока он только слушал и думал, ничего не отвечая краснолицему.

А тот продолжал:

- Да, а ещё я думал, что мы могли бы покупать у вас даргов.

- Даргов? – удивляется уполномоченный. – А они тоже… из полезного биоматериала?

- Конечно, – продолжал пророк. - Они производятся на основе нашего с вами генома. И у них тоже есть такие же СК, как и у нас. Просто их меньше и, соответственно, извлекаются они труднее. А теперь, благодаря вашему другу Валере, мы закончили установку нового конвертора и можем перерабатывать до полутонны материала в месяц. Валера нам действительно помог.

«Интересно, они за это платить будут?»

- Вы можете перерабатывать… пятьсот килограммов даргов в месяц? – уточнил уполномоченный. «Десять даргов в месяц? Ещё попробуй налови столько». Но про деньги почему-то Горохов спросить постеснялся. И спросил о другом: – И этому… ну, перерабатывать даргов, вас Валера научил?

Тут пророк немного помолчал:

- Скажем так… Валера нас этому научить не мог, мы и сами это умели… Но Валера на удивление хорошо понимает технологии биопроцессов. В его знаниях есть большие пробелы, он всё-таки не учёный, но технолог он, безусловно, талантливый. Он объяснил нам, как упростить процесс выделения нужных клеток из общей массы.

- Он ещё и хороший врач, - заметил Горохов.

- Технолог и врач… Это почти одно и тоже, - в ответ заметил краснолицый, - работа с протоплазмой, восстановление тканей, внедрение новых конструктов – это всё относится больше к прикладным навыкам, что безусловно важно… но работа с конструкцией генома требует другого уровня знаний.

В последних словах краснолицего уполномоченный уловил нотки некоторого разочарования.

«Видно, на Валеру он возлагал большие надежды».

И Горохов угадал, так как пророк продолжил:

- Я… да и сам Пробуждённый… мы полагали, что Валера, так как он раньше работал с пришлыми, сдвинет нас с мёртвой точки. Понимаете, мы упёрлись в этот потолок двадцати восьми делений. Мы научились разбирать и собирать ДНК, как нам нужно, мы научились конструировать новые клетки, а главное, получив новые вычислительные мощности, мы научились рассчитывать мутации с высоким коэффициентом точности… Но мы так и не можем преодолеть, не можем перешагнуть этот барьер в двадцать восемь делений уже три года. И Валера… он не смог нам помочь в этом вопросе. Хотя, безусловно, серьёзно продвинул нас в работе с плазмами, с белками…

- А для того, чтобы преодолеть этот «потолок двадцати восьми», вам и нужно это вещество?

- Да, – коротко ответил пророк. И тут же продолжил: – Всё, мне пора. Я должен закончить нашу беседу, я потратил на неё намного больше времени, чем планировал. Меня уже ждут в лаборатории, – он начал шевелиться и делать разминочные движения, кажется, собирался вставать.

- Жаль, - произнёс уполномоченный. – У меня ещё куча вопросов.

- Хорошо, давайте я отвечу ещё на один, - согласился краснолицый. – Но на этот раз он будет последним.

Горохов кивнул: хорошо, последним так последним.

- Это помещение… Вернее, этот комплекс – он построен пришлыми. И оборудование – это их оборудование. Я немного знаком с ним. На таком оборудовании пришлые на юге делали ботов. А здесь вы… Вы работаете на пришлых?

Тут пророк вздохнул, а потом ответил:

- Если бы мы работали на пришлых, у нас бы не было проблемы с двадцатью восемью делениями. У пришлых есть боты, где этот потолок преодолён. Клетки ботов-управленцев, а также клетки рабочих модулей пришлых делятся больше тридцати и даже больше пятидесяти раз. Поэтому нам так необходимо то вещество. Оно сможет нам помочь, понимаете, уполномоченный? Сможет помочь… Когда я говорю «нам», я имею в виду всю нашу расу, всех людей, что ещё живут на этой планете, – он опять вздохнул и продолжил не очень весело: - А этот комплекс мне показал Пробуждённый. Пришлые построили его, но почему-то не запустили в работу; ну а теперь уже и не запустят. Мы разобрались в их технике, и теперь у нас здесь хорошая охрана.

«Ну да… Ну да… А командир этой вашей охраны – полутораметровая Мася весом в сорок пять кило. Впрочем, камеры, бронированные двери, боевые боты… Тут даже армейским частям придётся помучаться… И ещё не факт, что у них что-то выйдет».

- Ну а откуда ваш Пробуждённый узнал про этот комплекс?

Тут пророк поднял вверх свой длинный, тонкий, красный палец с розовым ногтем и произнёс:

- А это уже второй вопрос. Когда вы принесёте вещество, я отвечу на все ваши вопросы – обещаю.

И прежде, чем Горохов стал подниматься с подушек, краснолицый «подросток» достал что-то из своих одежд, что-то, что едва блеснуло в тусклом свете комнаты. Он протянул это Андрею Николаевичу. А тот, послушно взяв предмет, рассмотрел его: это было нечто вроде стальной монеты. И уполномоченный без слов поглядел на краснолицего «подростка»: это что?

- Это знак, – пояснил пророк.

- Знак? – Горохов вертел монету в руках, пытаясь разглядеть, что на ней изображено.

- На монете выбит наш девиз… Любой адепт… Нет… не все адепты про это слышали… Но любой отец-наставник нашей церкви будет всеми силами помогать тому, кто покажет ему этот знак.

- Вот как? – Горохов был удивлён. Он продолжал вертеть монету.– Значит, это знак…

- Да, ведь с ним вы не простой человек, вы с ним вестник пророка. Только прошу вас использовать его лишь в случае необходимости. Это важный символ нашего культа.

- Да, пророк, - отвечал уполномоченный. – Я понял.

Пророк начал вставать с пола; вставал он тяжело, видно было, что даже это несложное действие давалось ему непросто, он покачнулся, и тогда верный Скорпион мгновенно оказался рядом с ним и поддержал его под руку. И, кажется, пророку не понравилось, что Горохов увидал эту его слабость, и он, расправляя свои одежды, сказал:

- Андрей Николаевич, идите. Вас ждёт ваш старый знакомый.

- Валера? – почти с радостью спросил уполномоченный.

- Нет-нет, это другой ваш старый знакомый.

Глава 38

Разговор был окончен. Дверь за ним закрылась со щелчком замка, вернее, кто-то закрыл её, он сам к ней не прикоснулся – возможно, это был автомат, тут многие двери работали автоматически – и он снова оказался в узком светлом коридоре.

Он очень многое узнал за то время, что провёл в тёмной, пропахшей каким-то сгоревшим растением комнате.

Входил он туда в состоянии насторожённости и ожидания, выходил с чувством тягостным, граничащим с унынием.

Грибок.

За весь их разговор, несмотря на всё то интересное, что он только что узнал, тягостная весть так и нависала над ним. Висела тяжким грузом и не позволяла ни на секунду забыть о себе. Хоть порой и отступала на второй план. А теперь, когда он остался один, она вытеснила все остальные его мысли, его впечатления от встречи с пророком. Он стоял и вертел в руках, нет, не монету-знак, что дал ему пророк, а аккуратную коробочку с таблетками.

«Микоцитал». Конечно, это произведено на севере. Он распечатывает её, разглядывает белые таблетки через прозрачный пластик и думает: «Придётся уйти в отставку, наверное? Пенсия… Пенсию мне дадут. Возможно, и лечение будут оплачивать».

Впрочем, он, надо признаться, не был бедным человеком. Но тут дело было даже не в деньгах. Стоя тут, у двери, что вела в комнату пророка, и рассматривая красивую коробочку со, скорее всего, дорогими таблетками, он отчётливо понимал, что вся его последующая жизнь будет делиться на этапы до следующей замены лёгких. Три-четыре года… и лёгкие надо менять… Как покрышки на мотоцикле.

Маси за столом не было, не было и тьютора Андрея, наверное, ушли по своим делам, и он сам открыл дверь в кабину дезинфекции и через неё прошёл в большой и красивый зал.

И его там ждали.

Та женщина в странной маске со шлангами стояла у большого и красивого стола, который был сервирован не хуже, чем стол в каком-нибудь дорогом ресторане в Соликамске. А перед нею стояли два мальчика лет шести-семи, они были очень похожи друг на друга: одинаково одеты и одинаково причёсаны. Больше никого в большом зале с коврами и дорогой мебелью не было. Эти трое явно ждали его. Один из мальчишек, разглядев, что уполномоченный держит в руках, отошёл от женщины, взял со стола стакан и налил в него воды из красивого кувшина, а потом подошёл к уполномоченному и, протянув ему стакан, произнёс серьёзно:

- Можешь запить своё лекарство. Мать говорит, что медикаменты нужно запивать.

Горохов взял у него стакан и сделал глоток, просто отпил воды, не стал доставать из коробочки таблетку. Стакан был из настоящего стекла. Не пластик и не жесть. Он был тяжёлый и абсолютно прозрачный. И вода в нём была отличной. Чистая, холодная, без малейшего намёка на привкус.

- Хорошая вода. Спасибо.

- Что значит хорошая вода? – всё так же серьёзно поинтересовался мальчик. - Вода есть вода, она не хорошая и не плохая.

- М-м…, - Горохов вертел стакан в руках. Он даже поднял его, посмотрел через стекло и воду на лампу. – Видно, ты нечасто выходишь отсюда.

- Я никогда не покидал дом.

- Если источник с такой водой будет найден казаками на ничейной земле, из-за него запросто может начаться война между соседними кошами. А половина всех людей в степи пьёт мерзкую опреснённую воду. Из рек или из озёр. У той воды привкус йода, от него невозможно избавиться. А такая вода…, - он всё ещё разглядывал стакан. – Такая вода стоит больших денег.

- Когда мы с Николаем вырастем, тоже будем путешествовать по степи! – заявил второй мальчишка. – У нас там будут дела, как у тебя или как у матери.

- Дела у матери? – уполномоченный снова глядит на женщину. Та держит руку на плече мальчишки. Ну конечно, «мать» – это она. - И ты думаешь, вы там, в степи, выживете?

- Конечно! – уверен Николай. – У нас твои гены. А мать говорит, что ты выживаешь в степи даже лучше казаков.

«Мои гены».

Он почти не отреагировал на эту новость. Уж чего-чего, а новостей за последнее время у него было предостаточно. Они его уже утомили. Андрей Николаевич молча вернул парню стакан, потрепал его по волосам и двинулся к женщине.

Подойдя ближе, он останавливается и вглядывается через стёкла маски в её глаза.

«Люсичка! Ну а кто же ещё?».

- Ну, здравствуй, Горохов, - он сразу узнаёт её голос, эту её манеру говорить чуть свысока. Плотная маска её голос почти не глушит, женщину отлично слышно, видно, внутри маски есть микрофон.

- Как зовут детей? – спрашивает он вместо ответного приветствия. – Одного Николай, а второго?

- Меня зовут Андрей, – вместо матери говорит тот парень, что приносил ему воду. Он ставит стакан на стол и задирает голову, чтобы видеть лицо Горохова. А потом констатирует: – А ты без сапог и без револьвера. А мать говорила, что ты всегда в сапогах и с револьвером.

И Горохов, даже не взглянув на него, снова потрепал его по волосам. Он не отводит глаз от женщины. Людмила и раньше не имела уж очень пышных форм. Её красота была красотой стройных, изящных женщин, чья грудь брала не размером, а идеальной формой. Теперь же в своём хорошем платье женщина выглядела просто худой. Под платье она надела какие-то брюки, но это скорее всего, чтобы в глаза не бросалась худоба ног. Руки спрятала под перчатки, волосы пригладила. В общем, она уже не обладала тем телом, которое так нравилось некоторым мужчинам.

И, кажется, не выдержав такого его пристального, если не сказать невежливого взгляда, Людмила говорит:

- Андрей, Николай, я выполнила вашу просьбу, теперь возвращайтесь к себе, не забывайте, у вас скоро экзамен.

- Но у нас к нему много вопросов! – восклицает Андрей.

- Я не собираюсь вам повторять! – говорит женщина не то чтобы зло, но достаточно строго. - И не позволю вам спорить. Я выполнила то, что обещала вам, вы должны выполнять то, что обещали мне. Возвращайтесь к себе и займитесь делом.

Да, с Люсичкой не забалуешь, мальчишки это уже поняли, они не спорят.

- Прощай, отец, – со вздохом произносит Андрей.

- Прощай, отец, - повторяет за ним Николай.

- До встречи, парни, - даже для себя самого он произносит это мягко, тепло. – Мы же ещё встретимся.

Мальчишки замерли на месте, и Андрей спрашивает с надеждой:

- Встретимся?

- Ну, как говорят казаки в степи: коли живы будем, так свидимся, - кивает уполномоченный.

- А когда? – почти синхронно спрашивают братья.

Но мать прерывает их общение и, повышая тон, произносит:

- Идите!

Мальчишки уходят, но пару раз, пока идут до двери, оборачиваются и смотрят на Горохова, а он улыбается им и машет рукой. А когда они покинули зал, он поворачивается к Людмиле Васильевне:

- А тебе не кажется, что ты с ними слишком строга?

- Я с ними нормальна, – почти зло произносит женщина.

- А… Нормальна, ну ясно…, - Горохов ставит винтовку к стулу, бросает на стол шляпу, расстёгивает патронташ. Снимает флягу.

Женщина походит к нему сзади и помогает снять пыльник.

- Какой он у тебя тяжёлый. Что ты там в нём таскаешь? Железо?

«Конечно, железо. Там только гранат две штуки. Пистолет опять же».

А она вдруг начинает говорить, словно объясняя ему что-то:

- Я не могу быть с ними доброй. Они не должны ко мне привязываться, – Андрей Николаевич садится на стул и смотрит на неё сверху вниз, а она заканчивает: – И к тебе тоже.

- Это почему ещё? – интересуется уполномоченный.

Она помолчала, видно подбирала слова, а потом ответила:

- В любой момент я могу пропасть где-нибудь в песках, ну а про тебя и говорить нет смысла. Ты вообще былинный герой, которой мелькнёт один раз в их жизни. Пусть они тебя и запомнят таким: грязным, в дурацких обмотках, вооружённым до зубов. Ты сейчас как раз такой, каким и положено быть легенде.

Горохов не согласен, но не хочет с нею спорить, вернее, у него просто нет сил, эта новость про грибок выжгла его изнутри. Он просто утомлён. Он смотрит на её странную маску и просто спрашивает:

- А ты без этой штуки можешь обойтись?

- Без маски? – она прикасается к маске, поправляет её. – Могу, но недолго, мне нужен дополнительный кислород.

«Кислород? Зачем ей кислород? Кислородом обычно дышат те, у кого лёгкие сильно поражены грибком».

Андрей Николаевич видел таких в больницах. И он продолжает:

- Если можешь, то снимай.

- Могу, но имей в виду… Это тебе не понравится.

- Ты мне давно уже не нравишься, - замечает уполномоченный.

И тогда Людмила Васильевна привычным, лёгким движением отсоединяет трубки, идущие к маске, а затем снимает и её саму.

Глава 39

Что это? Неужели это та красивая женщина, которую он видел несколько месяцев назад.

«Не верь глазам своим!».

Сначала Горохов подумал, что нижняя часть её лица полностью обезображена проказой. Но этого не может быть… Проказа изменяет человека годами. А тут и полгода не прошло. Нет, это точно не проказа. От проказы на лице образуются непроходящие синяки, но у Людмилы кожа была почти белой. Просто под нижней губой у неё был большой отёк, уродующий лицо. Из-за него её речь была не совсем естественной. И щёки заметно потяжелели, обвисли. На висках и под носом отчётливо проступают сосуды. А ещё отёки под глазами.

- Что? – спросила она, чуть пришепётывая. – Некрасиво, да?

- О, - несмотря на страшное известие, он находит в себе силы пошутить. – У тебя ещё и что-то с дикцией.

Только глаза её остались прежними, ими-то она словно прожигает его. Смотрит внимательно.

- Ты, что, болеешь? – интересуется уполномоченный уже серьёзно. Честно говоря, его поразил её вид, эта женщина всегда была эталонной красавицей. Теперь же нижняя отёчная часть лица её просто уродует до неузнаваемости. – Что это за болезнь?

- Это не болезнь, - говорит она и, беря большой вилкой с красивого блюда солидный кусок отбивной из варана, спрашивает: - Тебе варана или, может быть, птицу? Тут есть и филе дрофы, и козодой, жаренный целиком в чесноке.

- Козодоя.

Женщина сбрасывает с вилки мясо и из-под крышки достаёт ещё теплую, коричнево-оранжевую от специй половинку тушки птицы, кладёт ему её в тарелку целиком. Туда же кладёт красивые кусочки чёрного маринованного кактуса, ложку чуть обжаренных яиц термитов и достаёт из-под салфетки и кладёт на маленькую тарелочку небольшой хлебец. Люсичка всё это делает весьма умело. И не снимая перчаток. Скорее всего, не хочет показывать ему свои руки.

Тарелка Горохова выглядит очень красивой. Не зря Люсичка владела рестораном. Но он смотрит не в тарелку, Андрей Николаевич смотрит на Людмилу Васильевну не отрываясь, и её это, кажется, раздражает.

- Горохов, так рассматривать людей неприлично, - она проходит и садится за стол напротив него, тоже берёт что-то из еды и кладёт себе в тарелку, - если будешь так пялиться на меня, я снова надену маску.

Нет, не наденет. Тогда она не сможет есть. И пить.

- Если это не болезнь… Что с тобой происходит? – наконец спрашивает уполномоченный.

- В следующий раз, когда мы увидимся, со мною будет всё в порядке, – обещает Люсичка. И добавляет едко: – Скорее всего, ты меня не узнаешь, но это ничего, я тебе с удовольствием напомню сегодняшнюю нашу встречу. Если сама её не забуду.

Женщина говорит какими-то загадками. Он её не совсем понимает. И тут до уполномоченного доходит:

- А… Так ты собираешься… не знаю, как у вас это называется… перейти в новое… создать себе новое тело?

- У нас это называется поменять корпус, – поправляет его Люсичка.

- Ну конечно… Поменять корпус… А людей, что пойдут на какие-то там нужные для этого дела клетки, ты уже нашла? – интересуется уполномоченный.

- Они давно уже в конверторе, сепаратор уже заканчивает отделение СК от общей плазмы, через пять-шесть дней всё будет готово, и я смогу лечь в ванну, - подчёркнуто спокойно отвечает Людмила Васильевна.

- И встанешь из неё молодой и красивой, – заканчивает за неё Андрей Николаевич.

- Да, я встану из неё молодой и красивой. Брюнеткой… Горохов, тебе нравятся брюнетки? Такие яркие… С хорошей грудью, с бёдрами, с красивой попой? И с синими глазами, – она говорит это с некоторым вызовом.

Он пожимает плечами:

- Да мне все нравятся, – и интересуется: - И то, что для этого… для того, чтобы продлить твою молодость на пятнадцать лет, чтобы сделать из тебя брюнетку с бёдрами, кажется, придётся переработать на какие-то там белки и клетки двух человек? – уточняет Горохов.

- О чём ты? – она как-то нехорошо смотрит на него.

- Ну, тебя это не смущает?

- Что смущает? – ее изуродованное лицо искривляется ещё больше. – Горохов…, - женщина укоризненно качает головой. - Забавно слышать подобные вопросы именно от тебя. От профессионального убийцы, который за раз мог отправить в песок сразу семь молодых и здоровых мужиков, как это было в Губахе. Заметь, Горохов, я перерабатываю людей по необходимости и для своих нужд, а ты людей убиваешь пачками и оставляешь в песках, на радость мотылькам и прочим гадам. Я по необходимости, ты из социальных принципов или, может быть, за зарплату. Уж не знаю за что… Так что не тебе меня упрекать.

- Я не упрекал, я просто спросил, - Андрей Николаевич стал отрывать у хорошо прожаренной и прекрасно пахнущей птицы ножку. Хотя есть хотел не очень. И продолжил: – Интересно же знать, как это ощущается, что ради пятнадцати лет твоей жизни кто-то должен умереть.

- Точно это же я могу спросить и у тебя: как ты себя чувствуешь, получая свою немалую зарплату и премиальные после того, как кого-то нашёл и убил?

- Я себя чувствовал прекрасно, так как убивал конченых выродков. И их подельников.

- Я прошла три ступени на пути преломления, так что я, ложась в ванну, чувствую себя спокойно. Почти так же, как и ты. Потому что знаю, что я служу людям не меньше твоего. А может быть, даже и больше. Ты ведь знаешь наш девиз? – спрашивает она.

- Ваш девиз? Откуда мне его знать? – отвечает Горохов.

- Ну, ты же интересовался нами, я думала, ты что-то разузнал, – она откинулась на спинку стула. - Так вот, наш девиз: «Лишь о будущем». То есть все наши помыслы лишь о будущем. И мы все служим ему.

- Это очень удобная религия, - произнёс уполномоченный и откусил кусок козодоя. – Вы вообще-то неплохо тут устроилась, продлеваете себе жизнь, и не просто жизнь, а молодость, еда у вас вон какая. Вода без ограничений, прохладно тут у вас.

- У меня лично ничего нет, - вдруг говорит Людмила Васильевна, она говорит это весьма резко, и её пришепётывание уже похоже на злое шипение. - Понимаешь, Горохов, всё это не моё; да, я могу пользоваться этим всем, даже тем, чем не могут пользоваться все остальные члены нашей общины, но лишь потому, что я очень ценный член нашей церкви. Я приношу ей, а значит, и всем людям в целом, большую пользу, поэтому мне продлевают существование. Да-да… Не потому, что я этого пожелала. А потому, что у нашей церкви на меня большие планы, – и делая на последние слова ударение, она продолжает: – Горохов, у тебя есть жена, семья, друзья, у меня же нет ничего. Ни-че- го! Через семь месяцев, когда я поднимусь из ванны, я с трудом буду вспоминать, кто я. После обновления теряется часть личности, часть твоего «я»… Поэтому я делаю фотографии детей, сотрудников… Твои фотографии! Я подписываю фотографии, чтобы потом не вспоминать, кто это. Да, и тебя тоже подпишу. Хотя тебя я скорее всего вспомню, как и детей. Но обо всём остальном мне придётся читать и узнавать заново... И для того я делаю подробные записи, чтобы всё вспомнить…. А что не удастся вспомнить, то прочту.

- То есть всё это обновление…, - уполномоченный перестал жевать. - Оно ведёт к потери части того, что является твоей личностью?

- Да, и иногда значительной части, - говорит Людмила Васильевна. - Ты же полностью обновляешься, и часто нейроны уже не образуют тех связей, что были у тебя прежнего. Мало того, ты ещё получаешь новый коктейль из гормонов и после обновления можешь смотреть на всё совсем иначе, чем смотрел до обновления. Женщины могут утратить интерес к своим детям, эффект материнства теряется. Дети становятся чужими. В общем, ты не знаешь наверняка, кем ты встанешь из ванны. Останешься ли собой или вылезешь слезливой красоткой с разбалансированной психикой.

- И ты готова ко всему этому? – интересуется Андрей Николаевич. – Ты не боишься?

- «Лишь о будущем!» – отвечает она ему уже почти без эмоций. – Все наши помыслы лишь о будущем, – и прежде, чем начать есть, вдруг говорит ему: – Выпей таблетку. Чем раньше начнёшь их принимать, тем больше протянешь до операции. Пишут, что они серьёзно замедляют развитие грибка.

Горохов достаёт коробочку, берёт тот стакан с водой, что налил ему один из мальчишек, и запивает таблетку, а потом спрашивает:

- У вас тут есть заражённые грибком?

- Нет, это Эля привезла, специально для тебя, найти их было непросто и стоят они умопомрачительных денег.

- А Эля... это…, - он не знает, о ком идёт речь.

- Эта та женщина, с которой ты приехал.

- А, та противная, - вспоминает уполномоченный.

- Эля своеобразная, но своё дело знает отлично.

- Странные здесь все какие-то…, – замечает Горохов, отламывает кусочек хлеба и вдруг понимает, что в нём нет ни кукурузы, ни гороха, одна пшеница. «Всё-таки богато они тут живут! Хотя… наверное, это только для меня такой стол». Он с удовольствием отправил хлеб в рот и договорил: - … какие-то как не от мира сего. Эля, Мася, Андрюша-тьютор… Мальчик-пророк…

Тут Люсичка встаёт, подходит к нему и из графина наливает ему в фужер синий напиток. И потом объясняет:

- Они все хорошие люди, Эля – она Эльвира, а Мася – Мария.

«Хорошие? Ну наверно; а то, что они перерабатывают на всякие белки других хороших людей, так это всё ради будущего».

- А кто додумался назначить Масю начальницей службы безопасности? – тут он не выдержал и усмехнулся.

- Так получилось, – отвечает Людмила.

- Так получилось? – Горохов не ожидал услышать подобное от такой умной женщины. Он уже взял свой фужер, но не отпил из него, а уставился на женщину. – Что значит «так получилось»?

- Ну уж извини, но среди нас нет таких опытных людей, как ты, – Людмила налила и себе, села на своё место. И продолжала: – Просто с самого начала, как мы тут обосновались, она занималась уборкой комплекса.

- А, ну да… Уборка и охрана – это смежные отрасли.

Люсичка посмотрела на него зло:

- Мася разрабатывала алгоритмы для ботов-уборщиков, потом для ботов-техников, а когда у нас появились боевые боты, никто лучше неё не понимал, как работать с ботами, ей пришлось писать алгоритмы и для них. Вот так Мария и стала начальницей охраны, и пока справляется с этой работой.

- Неплохая карьера, - заметил Горохов, отпивая синего вина из стеклянного фужера. А потом добавил: – Надеюсь, что у вас не будет возможности проверить её компетенции.

- На что ты намекаешь? – насторожилась Людмила.

- Не волнуйся, ни на что я не намекаю, - успокоил её уполномоченный, - вы правильно делаете, что держите…, - он обвёл рукой всё, что их окружало, - …все эти богатства в тайне.

- Может, что-нибудь посоветуешь? - вдруг спрашивает она.

- Что я могу посоветовать? – он пожимает плечами. У него, кажется, начинает просыпаться аппетит. – Я же не солдат, – и тут же спрашивает: – Мины вокруг комплекса уложили?

Людмила молчит; конечно, она не ответит на этот его вопрос, даже если поля есть… Ну, пусть молчит; раз она спросила, он всё равно скажет.

- Разбросайте мин вокруг. Ничего умного… обычных дешёвых «нажималок»; в песок их не кладите, только в грунт. Оставьте два прохода. Лучше три. Не забудьте составить карту. А ещё радиостанцию помощнее купите, если у вас её нет, выведите антенну повыше и гоняйте станцию на приёме круглосуточно по всем волнам; у охотников и бродяг раций нет, но лучше знать, если рядом появится кто-то серьёзный. Ну а в остальном…Пулемёты, углы огня, боевое расписание для персонала… Не знаю… Тут нужно смотреть… Знать план здания…

Он по лицу видел, что Люсичка запомнила его слова и отнеслась к ним серьёзно. И тогда он продолжил:

- Слушай, а что… Пророк… он… всегда такой? Ну, такой необычный.

- Да, - коротко ответила женщина; она, кажется, всё ещё думала о том, что он ей посоветовал. – Ему тоже нужны обновления, но полное обновление, я же тебе говорила, грозит утратой некоторой части памяти, части компетенций… Он боится забыть то, что может быть ему будет нужно в исследовательской работе, поэтому проходит обновление укороченными стадиями, а это… Это, мягко говоря, неприятно. Он не выдерживает полный цикл, и ткани заканчивают формирование не в ванной, а потом, в процессе восстановления. По сути, его достают из ванны раньше времени. Он идёт на это ради нас. Нас всех. И ради тебя, Горохов.

- А, и ради меня… Ну да, конечно, - Андрей Николаевич поддевает на вилку яйца термитов. Отправляет из в рот. Это необыкновенно вкусно. - Сто лет их не ел. Хорошо вы тут устроились на краю мира. Тут термитников вокруг, наверное, тысячи. Да… Отличная вода, термиты, пшеничный хлеб. И всё это ради меня…

- Не ёрничай, Горохов! – неожиданно зло говорит Люсичка. – Пророк ради исследований живёт в состоянии постоянной боли. Живёт годами. Работает по восемнадцать часов в сутки без выходных. А чтобы уснуть, усыпляет себя препаратами, иначе от боли он не заснёт. И да, это он делает ради всех людей, и ради твоих детей в том числе.

Глава 40

- Ну хорошо, хорошо…, - Андрей Николаевич примирительно машет ей вилкой, - он молодец, ваш пророк, ты успокойся только.

- Я спокойна, – всё так же зло говорит женщина.

- Я вижу, как ты спокойна, - замечает он и, чтобы перевести тему, вспоминает: – Пророк сказал мне, что Валера вам не смог ничем помочь. Почти не смог.

- Он не мог тебе такого сказать, – чуть успокоившись, ответила Людмила Васильевна. И тут же, вспыхнув, начала: – Сам Отшельник поблагодарил меня за Валеру. Валера научил нас пользоваться вычислительными мощностями. Мы мало что понимали в здешних компьютерах, мы использовали их всего на несколько процентов. Теперь мы можем обрабатывать большие массивы информации, получать нужные данные и с высокой точностью программировать мутации, то есть Валера сэкономил нам годы, годы опытов и массу ресурсов. А ещё благодаря ему мы получили таблицы замен генов, это тоже большой шаг, подобные опыты отнимали много времени; ещё он оптимизировал работу с конверторами и биоплазмой, – она сделала паузу и отпила из фужера. И продолжила, уже чуть поостыв: – Правда, мы все рассчитывали, что он, как человек, работавший на пришлых, поможет нам пробить потолок… Но тут он нам помочь не смог.

- Потолок… Это двадцать восемь делений?

- Да, – Люсичка что-то вяло жевала.

Горохов откусил уже остывшего, но всё ещё очень вкусного козодоя и, прожевав кусочек, спросил:

- Это ты подбила Валеру увести информацию из Института?

- Задумка была моя, - призналась Людмила Васильевна, - но непосредственно с Валерой тогда работал другой человек.

- Сексуальная Марта-Мария…

Женщина вяло кивнула, а потом, чуть откинув голову, закрыла глаза и тяжело вздохнула два раза, показав ему синие вены на горле; судя по всему, ей было нехорошо. Она вообще мало ела. В основном пила.

- Тебе плохо? Может, тебе нужно лечь?

- Я лежу целыми днями, надоело, - отвечает Людмила. – Устала… Не могу дождаться, когда уже…, - Горохову стало даже немного не по себе, а женщина продолжила: – Когда семнадцать лет назад я получила новый корпус, пребывала в эйфории… Я была просто супер: сильная, умная, ноги сумасшедшей длины, зубы, волосы… думала: сколько всего впереди… Всего интересного…

- А оказалось?

- А оказалось… Пыльные дыры, опасные ублюдки, психи, с которыми нужно ложиться в кровать, убийцы из Трибунала, - она взглянула на него, - и между всеми ними нужно было проскользнуть и получить то, что нужно для дела, и при этом каждый встречный хотел тебя поиметь, а потом обмануть, или наоборот; а ещё роды, я рожала трижды, а ещё генетическая предрасположенность к циститу, одно глухое ухо, частые головные боли. И главное, эти пятнадцать лет… они пронеслись, словно один день, – она помолчала и повторила: – Словно один день.

- И тут, судя по всему, я должен тебя пожалеть, - с сомнением произносит Андрей Николаевич.

- А что, не должен?

- Нет, – достаточно твёрдо говорит он. – Не должен. Ты одна из самых хитрых и опасных тварей, что я встречал в пустыне, ты подставляла меня, использовала, как могла, и, кажется, из-за тебя я подцепил грибок.

Она поднимает свою болезненно худую руку в перчатке и указывает пальцем на стол винтовки, торчащий над столом:

- Ну, возьми своё оружие и застрели меня.

- Надо бы… Надо бы…, - кивает он. – Но я не хочу облегчать твою участь. Кстати, ты ведь подставила и Валеру, когда заставила его украсть данные из Института. Сильно подставила.

Она небрежно машет рукой:

- За Валеру ты не переживай, Валера счастлив.

- Ну оно хоть того стоило?

- Конечно; там было столько всего интересного, мы до сих пор ещё не во всём разобрались, там копаться и копаться…, - а потом Людмила Васильевна добавила невесело: - только главного мы так и не нашли.

- А главное – это потолок двадцати восьми делений?

- Да, - ответил она и взяла фужер. – Тут они оказались даже позади нас, они ещё не научились создавать конструкты, они даже ещё не подошли к этому.

- Не подошли? – интересуется уполномоченный; он кладёт себе в тарелку ещё ложку яиц термитов.

- Нет, только пытаются собрать что-то, хотя бы простого бота. Строят первый свой биоконвертор где-то-то у себя на севере.

- Ты только что сказала, что вы нашли у них много интересного.

- У них всё в основном о геноме человека, они научились выращивать людей с некоторыми заданными свойствами: рост, сила, развитые лобные доли, ещё куча всяких параметров. Северяне молодцы, всё расписали, всё систематизировали, набрали роскошную статистику по мутациям. А у нас теперь есть серьёзные вычислительные мощности. В общем, они проделали большую работу, и мы им очень благодарны, уже пишем таблицы выделения и замен генов. Мы многое поняли и про их биотов. Мы уже подумываем о создании собственных биотов. Немного подкорректируем и можем в следующем году попробовать. Создать первую женщину.

- А ты не боишься? – Горохов усмехнулся.

- Чего?

- Биоты – бабы свирепые и все карьеристки; как только вы научитесь их делать, они тебя же и выкинут отсюда.

- У нас отсюда никого не выкидывают, у нас всех… ненужных отправляют в конвертор, – поправила его Люсичка.

- Кстати, а почему биоты только женщины? – интересуется уполномоченный.

- Не только, просто тебе попадались одни женщины, - предположила Людмила Васильевна. – Пророк думает, что биоты-мужчины – это в основном учёные. Они вряд ли покидают север. Они слишком умны для этого.

И тут уполномоченный вспоминает:

- А ты сказала, что сам Отшельник благодарил тебя.

- И что? – женщина насторожилась.

- Ты видела его?

- Никто, кроме пророков, не видел Пробуждённого, мне пророк передал его благодарность.

- Понятно; а сколько всего пророков у Пробуждённого?

- Горохов! – она в который уже раз смотрела на него неодобрительно.

- Чего?

- Прекрати вынюхивать, - строго сказала она.

- Я ничего не вынюхиваю, - уполномоченный развёл руки.

- Ты всегда вынюхиваешь, постоянно задаёшь какие-то вопросы; когда я тебя увидела первый раз, ты таскался по Губахе и всё выспрашивал о чём-то у всех, кого встречал. Ты и сейчас сидишь и прикидываешь, что будешь писать в отчёте начальству.

- У нас не пишут отчётов, - на сей раз он поправляет её, - у нас пишут рапорты. И думаю я не о рапортах, я думаю, что по возвращению в Город я буду писать прошение о направлении меня на медкомиссию, после чего надеюсь получить пенсию от Трибунала.

И тут она ему говорит:

- Тебе не нужна пенсия, Андрей.

- Да? – удивляется он притворно. - Это почему же?

- У тебя всё будет, - продолжает Люсичка, и теперь он в её усталых глазах видит огонь, тот огонь, который видел раньше, лет эдак пять-шесть назад, - двадцать тысяч рублей, медью, золотом, оловом, всем, чем захочешь, новый отличный корпус и жизнь на севере вместе с твоей семьёй. А если останешься здесь, и работой обеспечим.

«Работой? С вами? Что-то… не очень…». Но вот магическое слово «север» его, конечно, заинтриговало.

- Ты и пропуск на север сможешь добыть? – усмехается Горохов. - Для всей семьи? – он опять усмехается. – Ну, это вряд ли, северяне хотят меня засудить.

- Вас проведут через болота. Если будет нужно.

- Да, через восемьсот километров кишащей невиданными тварями жижи? Ну, знаешь…, - он морщится. - Позволь усомниться.

- Проведут. Горохов, вы там в своём замшелом Трибунале за Уралом очень хорошо живёте, совсем ожирели и отстали от жизни, - уверенно говорит Люсичка.

- Неужели? – он вкладывает в слово всю едкость, на которую был способен.

Она морщится, то ли от его тона, то ли от приступа недомогания, а потом говорит устало:

- Уже лет десять, как на берегах болот селятся казаки. Сначала ставили временные стоянки, рыбу ловили, там её очень много, а потом стали поднимать на этом столько денег, что перестали оттуда откочёвывать. Стали жить с семьями.

- Живут с семьями на болотах и не цепляют грибок? Там всё заросло красным камышом, - уж теперь эта тема для уполномоченного была, мягко говоря, животрепещущей.

- Приживаются как-то, - Людмила Васильевна пожимает плечами. - Вон у тебя пшеничный хлеб под рукой; откуда, ты думаешь, тут пшеничная мука? Думаешь, с севера по реке привезли, а потом из Агломерации сюда её тащили?

- А ты думаешь, есть проход через болота? – не верит он. Горохов неоднократно слышал байки про тех, кто ушёл в болота и как-то, каким-то волшебным способом проплыл по топям и вышел с другой стороны. Но он всегда интересовался в таком случае: а кто про это мог рассказывать? Тот, кто потом почему-то вернулся? Нет… Уйти в болота – всё равно что уйти на тот свет. Это дорога в один конец. И если ты и вправду дойдёшь до северного берега, ты уже не вернёшься, чтобы этим похвастаться. Но… и вправду, откуда в Серове оружие, о котором он узнал, ну а тут мука пшеничная? Он доедал прекрасно приготовленного козодоя и думал над словами Людмилы. Верить ей на слово – ну уж нет; но, судя по всему, им и вправду было нужно это вещество. На посулы они не скупились. И выторговать всё обещанное он, конечно, мог.

«Двадцать тысяч? Неплохие деньжата. Тысяча месяцев безбедной жизни в Агломерации. Или пятьсот месяцев в роскоши. Ну, или четыре раза поменять лёгкие, со всей остальной требухой, поражённой грибком. И всё это за пробирку вещества. Вот только где взять это вещество?».

И она прерывает его размышления, снова повторяя свою фразу, после которой он задумался:

- Андрей, у тебя будет всё. Всё, о чём ты можешь только мечтать. И если хочешь, как только вернёшься в Новую Лялю, получишь аванс три тысячи. Можешь их отправить семье… В виде страховки.

Это было, конечно, заманчивое предложение, и скорее всего правильное; если он всё-таки пойдёт и не вернётся из песков, у Наташи с детьми будет чуть больше денег. Но всё равно… Он смотрит на неё исподлобья и говорит:

- Можешь пообещать мне хоть сорок тысяч, и все авансом, но я не знаю, где искать «выход».

- Выход? – не поняла она.

- Это то место, где песок убрали с участка, сгребли в стороны, а из грунта выросли чёрные деревья. Из трещин которых и выходило вещество.

- Ты называешь это «выход»?

Он пожал плечами:

- А как называете вы?

- Мы пока никак не называли, теперь будем использовать твоё выражение, – сказала она со значением: мол, все права на название твои. Но Горохов только поморщился от такой чести, а женщина продолжила: – А если тебе укажут, где будет такой «выход», сходишь за реликтом?

- Ну, твой пророк говорил мне, что у вас есть какой-то человек, – вспомнил уполномоченный.

- Да, есть…

- Ну так зачем вам я? Пусть он и сходит. И кучу денег сэкономите, – резюмировал Андрей Николаевич.

- Он готов идти, - говорит ему Люсичка. – Но один он может не дойти, просто не дойти, в тех широтах бывает до семидесяти градусов, и случись что, например, обычный тепловой удар – и он просто уже не поднимется с песка.

- А ещё там будут дарги, а ещё всякие неведомые твари…, - напомнил ей Горохов. – Я ехал туда со взводом отличных закалённых бойцов с неплохим офицером, на отличной технике, и у нас были коптеры, ПНВ, миномёты и мины с «ипритом». А возвращался я оттуда с полумёртвым солдатом на своём заранее спрятанном мотоцикле, потому что все солдаты, и весь этот отличный транспорт, и офицер… все, все, все… все, и люди, и железки, были уничтожены.

- Но ведь это был второй раз, - заметила Людмила Васильевна и допила то, что было у неё в фужере.

- Что? – не понял уполномоченный.

- Это был второй твой вояж к «выходу», сначала же ты нашёл его, когда был один. Нашёл и благополучно вернулся назад.

Горохов молчит, и, чувствуя свою правоту, женщина продолжает:

- Может, не нужно туда брать три десятка людей и десяток машин, может, туда лучше добираться… вдвоём?

Горохов молчит, понимая, что в её словах есть какой-то смысл, но всё равно он не хочет идти за веществом. За реликтом, как называют его Люсичка и пророк.

- Слушай, Горохов, - продолжает женщина, - если бы…, - она замолкает, но, собравшись с духом, снова говорит: - Я бы пошла с вами третьей, если бы сейчас могла, и постаралась бы не быть обузой, – она снова замолчала и несколько раз глубоко вздохнула. – Я бы вытерпела всё. Но пошла бы…

И тут Людмила Васильевна вдруг наклонилась вправо, немного опустила голову… и её вырвало на ковёр рядом со стулом.

Рвало её недолго, портить ковёр ей было особо нечем, она почти ничего не ела, только пила. Женщина взяла со стола салфетку и вытерла рот, потом приставив свою маску к лицу, сделала несколько долгих, глубоких вдохов и убрала её.

Горохов, смотревший на всё это внимательно, наконец произнёс:

- Тебе, наверное, нужно прилечь.

- Нет, - твёрдо, но негромко отвечала ему Людмила Васильевна, - мне нужно убедить тебя отправиться за реликтом.

- И ты думаешь, что у тебя получится? – спросил он таким тоном, что у любого другого отпали бы все сомнения в реальности этой задумки. Но Людмила Васильевна была не из тех, кто сдаётся. И у неё нашёлся ещё один довод.

- Моим старшим дочерям, - начала она, - уже двенадцать лет, и клетки в их организмах делились уже двадцать пять раз.

- А это здесь к чему? – Горохов почувствовал какой-то подвох. – При чём тут твои старшие дочери?

- Мои дочери не доживут до семнадцати лет; уже в пятнадцать лет с ними начнёт происходить то же самое, что сейчас происходит со мной. Потом настанет черёд моих средних сыновей. А через десять лет – и моих младших. Над всеми ними висит «потолок двадцати восьми», и я не уверена, что смогу заслужить для каждого из них новый корпус.

Кажется, это был худший день из тех, что он пережил. Даже дни его тяжелейших ранений теперь казались ему всего-навсего неудачными. Горохов взял салфетку, вытер ею губы – ни есть, ни пить он больше не хотел, – закрыл глаза и запрокинул голову. Ему хотелось курить, он уже Бог знает сколько не курил, а покурить у него причины были, были. На столе перед ним кто-то понимающий даже поставил красивую пепельницу. Но сейчас он уже побаивался искать сигареты в кармане. Курить-то, конечно, хотелось, но хрен его теперь знает, как курение отразится на его грибке.

Глава 41

Она была очень миленькой – вся такая свежая, опрятная, здоровая, с хорошими зубами, которые женщина всё время демонстрировала, улыбаясь ему:

- Я настроила вам кондиционер на двадцать пять градусов, но если это слишком низкая для вас температура, то вы можете изменить, вот тут пульт.

- Да, я понял, спасибо, - сухо отвечает уполномоченный, вешая пыльник у входа на вешалку.

- Здесь ванная комната, - Рита открыла дверь, - тут же и санузел. Если есть необходимость, я заберу вашу одежду и постираю её.

- Необходимости нет, - его одежду вчера стирала Вероника, потом он ехал в закрытом кузове с кондиционером. Одежда была чистой. Горохов проходит, ставит винтовку у кровати. Сам садится на красивое покрывало. Он всё-таки хочет закурить. – Пепельница… Тут можно курить?

Женщина тут же бросается к круглому столу.

- Пепельница… вот она, может, её поставить вам к кровати? – и, не дождавшись его согласия, приносит пепельницу и ставит её на тумбочку возле кровати.

Он ещё не достал сигарету, а она уже из передника вытащила зажигалку. Она на удивление услужлива и улыбчива, прямо милашка, да и гостевая комната превосходна: ковры, обои, система видеовоспроизведения. Можно посмотреть что-то весёлое или музыкальное из древней жизни. А кровать… О, это просто мечта его Натальи. В их небольшую квартиру такую просто некуда было поставить. Горохов с удовольствием выпускает дым и снова делает большую затяжку. А женщина теперь подходит к небольшому холодильнику, открывает его.

- Тут есть несколько видов еды и напитков; если желаете выпить, я вам сейчас же налью.

- Налейте водки кактусовой, несладкой. Есть такая у вас?

- Думаю, что есть, - она присела у холодильника и начала выбирать.

Женщина была предельно услужлива и, налив ему в стакан водки, ещё в один стакан налила сока, кажется, яблочного. Стаканы не поставила на стол, а принесла к кровати. И сказала:

- Если вам что-то понадобится, вот кнопка. Вызывайте меня в любое время, не стесняйтесь.

Кажется, всё, что нужно, она сказала, но уходить не спешила, стояла в нескольких шагах от него и улыбалась.

Не то чтобы Горохову что-то сейчас было нужно… Просто не хотелось оставаться в одиночестве. И известие про грибок, и тягостный разговор с Людмилой никак не прибавляли ему хорошего настроения. И поэтому он спросил у женщины:

- Выпьете со мной?

- Нет, пить я не буду, у меня овуляция, но если хотите…, - она чуточку замялась, – я с удовольствием посижу с вами, выпью сока.

- У вас овуляция? – Горохов был уже готов к чему-то подобному. – То есть…

Она мило улыбнулась:

- Если вам захочется близости, я буду очень рада, – и добавила потом: - Мы все будем рады.

- Мы все? Кто это мы все? – удивился уполномоченный; он раздавил окурок в пепельнице и вытащил ещё одну сигарету.

- Вся наша община. Пророк благословил меня, и муж одобрил.

- И муж одобрил?

- Конечно. Он у меня истово верующий, он знает, что получить первозданные гены такого качества, как ваши, – это для общины большое благо, – пояснила женщина.

- Какие гены? – не понял он.

- Первозданные… Понимаете, и мы, и северяне работаем с геномом, северяне форматируют его, мы компилируем… то есть вносим искусственные поправки, а ваша биология – это редчайший продукт трёхсот тысяч лет мутаций и эволюции.

Горохов всегда был прохладен к похвалам, и теперь эти слова не вызвали в нём особых чувств; он только поинтересовался:

- И откуда вы знаете про мою биологию?

- Образцы вашей биологии Ольга привезла ещё много лет назад, они нам хорошо известны, и на их основе создано уже две модели отличных корпусов. Но всё равно, мы хотим получить ваши гены и вырастить их в первозданном естестве. Это даже не будет ни страстью, ни прелюбодеянием. По сути, это обряд нашей религии; мы, и особенно мой муж, хотим вырастить первозданного человека. Такого, как вы, – степняка, царя песков, варана, и в то же время человека с интеллектом выше, чем у казаков.

- А вы и с генами казаков работаете?

- Конечно, их гены превосходны: реакция, выносливость, плодовитость, невероятная устойчивость к бактериям, – но среди них очень немного людей с высоким интеллектом. Они не такие, как вы. В степи последние века выживали те, у кого выше реакция, а не те, кто в состоянии обдумать сложившуюся ситуацию.

- Ну понятно.

- Кстати, у меня тоже хорошие гены, я очень выносливая для женщины, у меня хороший иммунитет и нет наследственных заболеваний. Мы можем оставить качественное потомство, у меня сейчас готовы к оплодотворению три клетки.

Молодец. Молодец. Всё ясно и доходчиво рассказала. И теперь ждёт его вердикта. Она мило улыбается ему, и в общем-то приятна. Нет, его Наталье или Люсичке в её лучшие годы она конкуренции не составила бы, и ноги её не были длинны, как у них, и фигура неидеальна, но потомство, гены… Это всё так интересно, а ещё… эта её непосредственность. В общем, молодец. И, может, она почувствовала своим женским нутром, что он, хоть и устал за день, но всё-таки не хочет сейчас оставаться в одиночестве. Один на один со своим грибком в лёгких. И женщина дождалась от него:

- А как вас зовут?

- Маргарита, - сразу ответила та, - можно Марго, можно Рита.

- Ну, хорошо. Тогда раздевайтесь, Маргарита.

Рите не нужно повторять дважды, она, хоть и покраснев немного, начинает раздеваться, а он, пристально разглядывая её и выпуская струю дыма в потолок, спрашивает:

- Кстати, а что это за Ольга? Ну, которая много лет назад привезла мои биоматериалы.

- Как что за Ольга? – Рита снимает брюки и замирает перед ним в одном белье. – Вы же только что с нею ужинали.

- Ах, ты про эту Ольгу, – теперь Горохову всё становится ясно. Люсичка… Всегда полна неожиданностей. И, продолжая разглядывать Риту, он отмечает, что всё-таки она неплоха и без одежды. Но тут же неприятная догадка вдруг посещает его:

- Рита?

- Да, - откликается женщина. Она вся во внимании.

- А это…, - он стаканом указывает на неё, – это ваше тело или, может быть, это… корпус?

- Нет-нет, - она уверяет его, - конечно, это всё моё, первозданное. До сорока пяти лет пророк не рекомендует смену корпуса. Да и пока мы с мужем не заслужили новые корпуса. А может, и не заслужим. Из комплекса нам выходить для поиска материала некогда, у нас много работы. Да если и выйдем, можем не найти, а можем и погибнуть где-нибудь там в песках. Так что…, - она улыбнулась, - наверное, будем жить такими, какие есть, до самого конвертора.

«У них, значит, говорят «до самого конвертора». А ещё пророк не рекомендует смену корпуса до сорока пяти лет. Интересно, а Люсичке-Ольге сколько уже?».

- Налить вам выпить ещё? – спрашивает Рита.

- Налей, - говорит Горохов, а пока женщина легко, на цыпочках, идёт до холодильника, голая и красивая, вдруг некстати вспоминает о том, что прямо сейчас у него в лёгких, бронхах и пищеводе разрастается беспощадный паразит, задача которого – убить его, превратить его в удобрение. «Хорошо, что я оставил её! И нужно будет выпить побольше, иначе я с такими мыслями не засну».

***

Наверное, в этом платье она в свои лучшие дни выглядела потрясающе. Но сейчас, на её высохшем теле, оно выглядело… не очень… мягко говоря. И маску сегодня Люсичка снимать, кажется, не собиралась.

- Ты не обращай внимания на его странности, – у неё там, в маске, отличный микрофон и динамики хорошие, её голос почти не приглушён, он отлично разбирает все звуки. – Зовут его Шубу-ухай. Просто Шубу. Он охотник. Говорят, хороший.

Прекрасный завтрак. Свинина, омлет из отменного порошка, настоящий кофе, пшеничный хлеб с вареньем. Нет, конечно, в этом им не откажешь. Принимать и оказывать честь они умеют. Уполномоченный сидит, курит и постукивает зажигалкой по белой скатерти стола.

- Может, тебе записать его данные? – спрашивает Людмила.

- Себе запиши, - усмехается Андрей Николаевич. Что за дурацкий вопрос? Если бы он что-то записывал и таскал записки с собой по степи, он бы перед ней тут не сидел. Нет, в его профессии записывать что-то было смертельно опасно. Любая бумажка могла его выдать.

Она смотрит на него через стёкла маски без упрёка, скорее устало, а он у неё спрашивает:

- С чего ты вообще решила, что я согласился?

Он видит, как вздымается её впалая грудь, она вздыхает, а потом говорит ему:

- Ты таблетку выпил?

Он улыбается ей – улыбается, хотя ни на секунду не забывает про свой грибок, – и потом качает головой: их поведение похоже на поведение двух стариков, мужа и жены, которые уже прожили жизнь и будут терпеть друг друга до самого конца.

- Выпей, - настаивает Людмила. – А лучше пей по две в день, я тебе ещё найду.

- Найдёшь? - интересуется Горохов. - Даже если я не соглашусь?

Людмила Васильевна не отвечает ему на этот вопрос, а задаёт свой:

- Марго тебе понравилась? Это я её для тебя выбрала.

- Выбрала?

- Было несколько желающих, но я подумала, что именно она тебе придётся по вкусу.

- Ну да… Маргарита – прелесть! – признаётся Горохов. – Очень приятная и старательная женщина.

- Передам ей, она порадуется.

- Мужу её тоже передай… мою благодарность, - ехидно замечает Андрей Николаевич.

- Слушай, Горохов… Во-первых, нам нужны её дети от тебя, и её муж, слава вселенной, это понимает. А во-вторых…, - кажется, она смотрит на него с упрёком из-под своей маски, - ты иногда бываешь таким мерзким. Аж тошнит от тебя.

- Ну, зато ты у нас сладкий кактусовый мармелад, - он опять усмехается. – И, кстати, тошнит тебя не от меня, а от этих ваших игр с человеческой натурой.

Снова повисает пауза.

- Я уже заказала тебе лекарство, - наконец говорит Людмила. – Как придёт, так вышлю.

- А я тебе ещё раз напоминаю: я ещё ничего не решил и ничего тебе обещать не буду, – он достаёт таблетку и запивает её остатками сока, потом закуривает и продолжает: – Ладно, этот твой… Как там его…?

- Шубу-Ухай, – сразу оживилась она.

- Если вдруг надумаю… чтобы не искать тебя потом по ваннам… Давай адрес этого Шубу-Ухая.

Глава 42

Оказывается, он жил где-то на окраине Серова.

«По пути».

Горохов запомнил адрес и спросил у Люсички:

- И ты думаешь, он знает, как найти «выход»?

- Он знает человека, который знает, как найти «выход», - Людмила Васильевна ободрилась; то, что уполномоченный начал про это говорить, уже было для неё победой. – Тот живет где-то за рекой, Шубу отведёт тебя к нему.

- Ты знаешь этого Шубу?

- Конечно. Он хороший человек. Наш человек. Он уже много лет нам помогает и почти ничего не просит.

- Много лет…, - Андрей Николаевич смотрит на неё, - много лет… Людмила Васильевна… Или лучше звать тебя Ольга?.. А сколько тебе лет? Не вот этому твоему… телу, а тебе… Уж и не знаю, как сказать… твоему сознанию, что ли?

- Я не помню… Не знаю… Не вспоминаю об этом… Не забивай себе голову, и мне тоже, - отвечает она спокойно. – Я не считаю годы. Те годы… Это всё… это была уже не я. Когда через семь месяцев я встану из ванны, я буду опять молода, и моя жизнь начнётся снова. Новое тело… Новые заботы… Новые дела… У меня много дел. И главное дело – это реликт. Главное, но не единственное. Я уже набросала планы. Пророк уже готовит ресурсы под них. И я надеюсь, Андрей, что ты мне поможешь в их реализации.

Уполномоченный смотрит на неё: она немного скособочена, видно, ей даже непросто сидеть сейчас вот тут, но она уверена – эта умирающая, по сути, женщина уверена, – что скоро будет решать новые задачи.

- Понятно, - наконец произносит он. – Ну, а того, который знает, где появляются «выходы», ты сама хотя бы видела?

- Нет, – отвечает Людмила.

- Прекрасно… Пойди туда – не знаю куда, найди того – не знаю кого, – резюмирует он. – В общем, как обычно, всё сам, всё сам… Знаешь, Люсичка, - он качает головой, - я ничего тебе не обещаю. Поговорю с этим твоим Шубу-Ухаем… Но не более того, – он задумывается. – Шубу-ухай… Как поэтично звучит.

- Поговори хотя бы с тем, с кем он тебя познакомит, съезди за реку, мне самой интересно, что это за человек, - просит она.

- Посмотрим, - он встаёт. – Ладно, надо ехать, у меня ещё куча дел.

- Опять едешь кого-нибудь убивать? – интересуется Людмила весьма едко.

- И кто это у меня спрашивает? Не тот ли человек, для нового тела которого подготовили двух невинных людей, сидящих и ждущих своей участи?

- Они не сидят и не ждут, - отвечает ему женщина, - они давно уже в сепараторе, их уже неделю назад разложили на основу и плазму. А сейчас плазма созревает в активные белки. Ещё два дня будет зреть – и всё будет готово. А после…, - она сделала жест рукой, как будто прощалась с ним.

Горохов встаёт, берёт свой пыльник, надевает его, закидывает винтовку на плечо, флягу небрежно вешает на шею, берёт в руки шляпу и произносит с удивлением:

- Не могу понять, почему мне в Трибунале на вас на всех ещё ордера не выдают.

- Тебе лучше об этом не знать, Андрюша, - с вызовом произносит Людмила Васильевна и тоже встаёт. – Ты всё-таки сходи за реку, поговори с тем типом, о котором тебе скажет Шубу. Даже если и не станешь нам помогать, может, это тебе самому будет интересно.

- Дети придут меня провожать? – спрашивает он прежде, чем выйти из роскошной комнаты.

- Я им запретила, – говорит она.

- Ну так разреши.

- Как скажешь.

***

Двое кареглазых и седая тётка Эля-Эльвира уже ждут его около фургончика. Тут же тьютор Андрей, ещё несколько местных, ну и три бота, копошатся у ящиков. Горохов, опустив голову, курит, прислонившись к большому пластиковому контейнеру у одной из стен; он отворачивается от всех, не хочет, чтобы кто-то видел его лицо, никто, кроме сыновей… Тьютор намеревался к нему подойти, видно, хотел поговорить, но уполномоченный не был расположен к беседам. Покачал головой: не надо. И тот всё понял. За последние сутки так наговорился, что теперь на год хватит.

Что-то ему тошновато. Даже табак был сейчас не в радость. А с чего бы ему пребывать в добром расположении духа?

О чём бы он ни говорил, с кем бы он ни говорил, осознание того, что он неизлечимо болен, не покидало его. Было неразлучно с ним. И это ещё не всё. Он узнал, что у него есть сыновья – и тут неприятность. Эти сыновья не доживут и до двадцати лет. Считай, что тоже, больны. И главное… главное – есть человек, который во всём этом виноват. И в его болезни, и в ненормальности детей. И человечек этот скоро сменит свою уже протухающую шкурку, как геккон, и снова кинется в степь творить свои дела-делишки.

«Пристрелить её, что ли? А почему нет? Меня тут не тронут, ведь краснолицему позарез нужно вещество! Как они его называют, «реликт».

Тут он слышит детские голоса, бросает окурок на чистый бетон и растирает его башмаком: ничего, ботов у них тут навалом, уберут.

Двое мальчишек бегут к нему, а за ними, припадая на левую ногу и скособочившись, идёт мать.

Он присаживается, думает, они кинутся обниматься, но мальчики останавливаются в паре метров от него.

- Здравствуй, отец.

- Здравствуй, отец, – они говорят почти синхронно.

- Ты, - он указывает на одного из них пальцем. – Имя.

- Николай, - сразу отзывается тот.

- А ты, значит, - он переводит палец.

- Андрей.

- Вас, наверное, все путают, – говорит Горохов.

- Мать никогда нас не путает, – не соглашается с ним Николай.

- Даже если мы хотим её запутать, – добавляет Андрей.

- Ты уезжаешь? – спрашивает Николай.

- Да, у меня есть дела.

- В степи?

- В степи.

- О чём тебя просил пророк? – спрашивает Николай.

- Об этом вам знать рано.

- Пока, может быть, и рано, - уточняет Андрей. Он не такой бойкий, как Николай.

– А через пять лет мы будем взрослыми. И сможем сами получать задания от пророка, – хвастается Николай.

- Да? Через пять лет? – сомневается уполномоченный.

- Да, через пять лет мы уже будем готовы работать в степи, – заявляет Николай.

- Уверены? – Горохов усмехается.

- Конечно, - говорит Андрей и добавляет почти вкрадчиво: – Если в нас твои гены, как уверяет нас мать, то мы будем выживать там, где другие будут умирать.

«Вам, парни, нужно вырасти в степи, на барханах, с обрезом в руках. А ещё нужно научиться жить на мотоцикле и уметь искать воду. Нужно научиться узнавать, где прячется сколопендра, и какие кактусы в какое время года можно есть, и как не стать домом для клеща, и как не запустить под одежду паука... И учиться всему этому вам нужно начинать сейчас. А в этом раю с бетонным полом, кондиционерами, пшеничным хлебом и герметичными дверями, вы ничему такому не научитесь».

Но, конечно, всего этого он говорить мальчишкам не стал, а лишь осадил их немного:

- Гены – это ещё не всё.

- Мы знаем, отец, – говорит ему Николай.

- Мать хочет, чтобы мы стали учёными, – добавляет Андрей. – И всю жизнь ковырялись в плазме.

- Ненавижу плазму, – морщится Николай.

- Нам надоело учить названия белков.

- Мы хотим быть как ты, – глаза Николая сверкают. – Хотим охотиться на бандитов.

- И жить в степи, - добавляет Андрей. И тут он вдруг просит: – Отец, не уезжай. Останься хоть на один день, – он показывает палец. – Хоть на один.

- Да, - тут же поддерживает его брат. – Останься. Побудь с нами. Расскажешь нам про свои дела?

У Горохова аж челюсть свело.

«Интересно, им сказал кто-нибудь, что их жизнь ограничена пятнадцатью годами жизни и пятью годами умирания? А в семнадцать они будут такими же развалинами, как их мать, что стоит сейчас за ними?».

Конечно, никто ничего подобного им не сказал!

И тогда он говорит им:

- В следующий раз, когда я приеду сюда, я проведу с вами три дня.

- А когда ты приедешь? – сразу интересуется Николай.

- Нескоро, у меня есть дела, - уполномоченный снимает свои часы с руки. Часы с компасом, которые только что вернул ему один из кареглазых. Он протягивает их Николаю: – Без них в степи никуда.

- О! – мальчишка хватает часы. Он глядит на эту недорогую вещь, как будто это какая-то великая ценность.

А Горохов достаёт из кармана брюк складной нож. Он протягивает его Андрею. Тот тут же хватает его. И часы, и нож – вещи обычные, недорогие, но больше у него ничего нет. Ну, не оружие же мальчишкам дарить.

- Всё парни, мне пора, давайте обнимемся.

Николай обнимает его, а сам всё разглядывает подарок. А вот Андрей нож сжимает в кулачке, а сам спрашивает опять:

- Отец, а ты точно приедешь?

- Приеду, вы пока готовьтесь, - отвечает он и отрывается от мальчишки. На Людмилу, на тьютора даже не смотрит, машет кареглазым: всё, поехали.

***

Местонахождение комплекса он угадал верно ещё в первый раз, обратный путь только подкрепил его догадки. До Новой Ляли было ещё далеко, и он хотел поспать. Но даже и подремать у него не получалось. Мысли, мысли, мысли… Про двух мальчишек, которые вряд ли будут взрослыми, про их страшную мать, про весь этот комплекс, про «подростка» с прозрачной кожей и про то, что они перерабатывают каких-то людей на свои нужды; в общем, размышления про всю эту религиозно-научную секту не давали ему покоя. Что с ними делать? Писать ли про всё это в рапорте? Что сделает Трибунал? Первым делом всё, как водится, засекретит. Ну, это понятно. А дальше? Вопрос очень серьёзный. Конечно, отцы-комиссары сами такой вопрос решать не будут, тем более что решить его у них нет, как говорят военные, наряда сил. Самим взять такой комплекс – дело немыслимое. Армейцы… те могут попробовать. Но настоящие солдаты есть только у северян. А значит, к делу придётся привлекать этих уродов. Да-да, тех самых уродов, которые не дали ему и его Наталье пропуск на север, да ещё к тому же устроили ему неприятные проверки, слежку, а судя по всему, ещё и открыли на него охоту. Настоящую охоту с очень бойкими охотниками. Подумал-подумал обо всём этом уполномоченный и вдруг пришёл к выводу, что торопиться с подробным рапортом о Люсичкином притоне на краю карты он не будет. И это был первый раз, когда он не спешил с передачей полученных данных.

Раньше в подобном случае Андрей Николаевич, даже рискуя, торопился бы передать полученную информацию в «контору», она важная и не должна умереть вместе с ним, но сейчас… Сейчас всё было иначе. Тут он вспомнил…

Полез в карман, достал из него металлическую монету, повертел её в руках. На одной стороне была лишь цифра «13». А на другой – изображение молитвенно сложенных рук и надпись: «Лишь о будущем». Всё, больше ничего на монете не было. Зато мыслей у него было предостаточно.

«Нужно обдумать всё как следует! Всё взвесить. А то припрутся сюда солдафоны с севера, заберут всё себе. Людишек некоторых тоже прихватят, ну, тех, что чего-то стоят. И информацию, и оборудование волшебное. Это обязательно. У Люсички одна энергетическая установка в комплексе чего стоит. А мне что с того будет от северян? Ну, допустим, снизойдут и простят меня… Простят. За что? За то, что я привёз им какое-то волшебное вещество. За то, что возил им ботов живыми? И кучи всяких мёртвых тварей? Нет, теперь я их не прощу… Кстати… буду в Серове – обязательно узнаю про проход на север. Может, Люсичка и не врёт».

Но все эти размышления неизменно отравляла мысль о грибке. И он всё чаще думал о том, что ему предстоит операция. Да, нескоро ещё, но это ничего не меняло. Болезнь, операция, и, быть может, не одна, слабость и уход со службы. Он уже думал, как расскажет об этом Наталье. Для неё это будет, конечно, удар. А ещё он с тяжким сердцем думал о двух мальчишках, которым обещал вернуться.

Сейчас он понимал, что обещание это он может и не выполнить. Ещё неизвестно, как сложатся его отношения с Люсичкой и её пророком, когда они поймут, что уполномоченный не собирается тащиться в пекло за каким-то там веществом, даже несмотря на то, что пророк ему выдал какую-то монету. Но там, в большом ангаре, он не мог не пообещать им.

В общем, до конца дороги он так и не смог заснуть.

Глава 43-

- А мотоцикл мой где? – интересуется уполномоченный, когда они наконец добрались до точки назначения. Тут, в гараже молельного дома, были все свои. На улице было уже темно, только что прошёл дождь. Горохов выгибался, разминая мышцы спины и оглядываясь по сторонам.

- Мы отогнали его к Веронике, – отвечает ему отец Сергей. – Если нужно, Лёва вас довезёт до её библиотеки.

- Да, лучше мне не таскаться по городу, - соглашается Андрей Николаевич.

- Тем более, что вас, как мне кажется, ищут, - вдруг продолжает отец Сергей.

- Ищут? – сразу насторожился уполномоченный. Он смотрит на священника пристально. – Откуда вы знаете?

- У меня есть один адепт, из новообращённых, утром я говорил с ним… А он работает администратором в гостинице, и он упомянул, что в городе есть люди, которые ищут одинокого путника.

Горохов, признаться, был удивлён.

- Любопытно, а почему он стал вам об этом рассказывать?

- Ну…, - священник, видимо, не очень хотел говорить с ним на эту тему. Тем более что противная баба Эля была тут же и слушала их разговор. Она словно была приставлена к Горохову.

И тогда Андрей Николаевич вспомнил кое о чём и решил проверить, как это работает. Он полез во внутренний карман и достал оттуда монету. Показал её отцу Сергею. И сразу понял, что монета работает отлично. Тот сразу выпучил глаза. И тогда уполномоченный произнёс:

- Это дал мне пророк. Теперь я с вами. Расскажите мне, почему ваш человек подумал, что ищут именно меня.

- Да, я понял, - тут же отозвался священник. Теперь он уже не стеснялся. И несмотря на то, что седая баба в негодовании вылупила на него глаза, он стал рассказывать. – Вообще-то у нас так устроено, что каждый прихожанин сообщает мне о всём странном и необычном, что происходит в городе.

«О, какие же вы молодцы!».

- А вы потом передаёте собранную информацию выше?

- Да, я пишу заметки о происходящем.

«Точно, молодцы».

Горохов понял, что объём собираемых ими данных будет побольше, чем объём той информации, что собирает его «контора».

«Интересно, а к кому стекается информация? К мелкой Масе, к Люсичке или ещё к кому-нибудь?».

- Отец мой! – воскликнула тут баба Эльвира. – Зачем же вы об этом рассказываете?

- Успокойся, Эля! – осадил её отец Сергей. – Перед тобой посланник пророка. Он показал знак.

Лицо Эльвиры окаменело, она так и стояла с раскрытым ртом, а отец Сергей продолжил:

- Максим знал, что мы вас искали. Он знал, что вы скорее всего приедете один. И эти, что приходили к нему в гостиницу утром, они тоже искали одинокого путника.

- А сколько их было? – интересуется уполномоченный. – Как они выглядели? На чём приезжали?

Отец Сергей покосился на бабу Эльвиру, а потом и говорит:

- А я и не спросил.

Это могло быть ошибкой, искать могли и не его. Но лучше было в этом убедиться.

- Мне нужно поговорить с этим Максимом.

- Хорошо, - тут же соглашается священник. – Скажу Лёве, он сейчас привезёт его сюда.

- Я съезжу за ним, - тут же вызвалась Эльвира; после того как отец Сергей ей пояснил, кем теперь является Горохов, она, видимо, прониклась.

- Думаю, что лучше мне с Лёвой съездить самому, - отвечал Горохов, - может, увижу что.

Лёвой оказался один из кареглазых, что возил его к пророку, больше он никого с собой не взял. Поехал с ним вдвоём.

А у гостиницы, в которой работал Максим, было людно, несмотря на двенадцатый час ночи.

- Мне тут остаться? – спросил Лёва, остановив машину невдалеке от фонаря над входом.

«Эти люди ищут одинокого путника. Нет, пусть идёт со мной. И лишний ствол не помешает».

- Этот Максим меня не знает, пойдём со мною.

Максим был ещё не старым человеком, он разливал водку по рюмкам людям, сидевшим у стойки, и тут же распоряжался об уборке номеров; увидав Лёву, он сделал ему знак: сейчас подойду, и уже через минуту здоровался с ними.

- Это наш друг Анатолий, – кивнул на Горохова Лёва.

- А, - Максим протянул Андрею Николаевичу руку, - здорово.

Горохов руку пожал, но маску снимать не стал.

- Я хотел спросить про тех, кто интересовался на счет одинокого путника.

- Спрашивай, - кивает Максим. – Только побыстрее, у меня люди.

Быстро так быстро, Горохов задаёт сразу несколько вопросов:

- Во сколько они приходили, что это были за люди, сколько их приходило? Что хотели знать?

- Приходили… кажется в десять, около того. Было их двое, мужички… такие… крутые. Оружие хорошее. Респираторы хорошие, – вспоминает администратор гостиницы. – Спросили, есть ли кто в гостинице, кто приехал один, на мотоцикле или лёгком квадроцикле. И в течение двух последних суток.

Горохов кивает: понял. И продолжает:

- На чём приезжали, вы, наверное, не видели?

- Видел, - радует уполномоченного Максим, - вернее, видел, на чём уезжают, у нас же камеры по периметру. Они такие… необычные… На простых не похожи. Стало любопытно… Они сели в «варан».

- «Варан-60»? – уточняет Андрей Николаевич.

- Угу, - кивает администратор.

«Вараны» – машины редкие, очень мощные, с огромным клиренсом, отличной подвеской и большим, прожорливым двигателем. В кабине этой машины могло с комфортом разместиться шесть человек, а вот кузов у неё маленький, едва ли туда уместится тонна груза. Это специфическая машина, её ни с какой другой не спутаешь. И администратор прав, простые люди на таких тачках не ездят. Быстро, но разорительно.

- А приходило их двое? – ещё раз спрашивает уполномоченный.

- Угу, - кивает администратор.

- А вы не видели: кто-то из них садился за руль?

- А! Точно! – вспоминает Максим. – Не садился… Значит, за рулём был ещё один человек. Эти двое сели на пассажирские места.

«Их было трое, как минимум! Те же, что были в Губахе? Ну допустим… И что теперь? Они ездят и обшаривают все гостиницы по всей дороге? Троих на такое дело маловато будет. Тем не менее, нужно быть очень осторожным, а лучше убраться отсюда – и убраться побыстрее. Не ночевать и даже не ужинать. Уходить без мотоцикла».

- Ладно, спасибо вам, Максим, - Горохов ещё раз пожимает администратору руку.

***

Ощущение было такое, словно кто-то всё время смотрит ему в спину. Или даже хуже: держит за шиворот.

«Кому здесь можно доверять? Сектантам? Да, наверное… Завалиться на пару-тройку дней к Веронике? Нет, не вариант…, - слишком многие из Светлой Обитель знали о нём. А всех знающих никто проконтролировать не мог. Они, конечно, фанатики, но мало ли кто сболтнёт лишнего. Тот же Максим своей жене что-то расскажет. А она ещё кому. Нет, оставаться тут он не хотел – и не хотел говорить им, куда двинется дальше. – Мотоцикл? Опасно. Скорее всего, они знают, что я на мотоцикле. Могут ждать на выезде из города. Тут их всего четыре. Нужно выскочить из города без мотоцикла, но и сектанты не должны знать, куда я уйду!».

Он вышел на улицу и, протягивая руку, сказал Лёве:

- Спасибо, друг, дальше я сам.

- То есть… Ты уезжаешь? Точно? Тебя не нужно никуда подвозить? – Лёва чуть растеряно пожимает уполномоченному руку. – Слушай, я могу отвезти тебя куда надо. Только предупредим отца Сергея.

- Нет, подвозить не нужно. Охота тебе два дня до Губахи по грязи тащиться, – Горохов указывает на стоящие под фонарями гостиницы грузовики. – Кажется, караван собирается. Если на Тёплую Гору идёт или на Губаху, я с ними уеду. Ты лучше следи за моим мотоциклом.

- Как скажешь, - отвечает Лёва и ещё раз жмёт уполномоченному руку.

А тот, сняв винтовку с предохранителя и стараясь не маячить под камерами или под фонарями, по темноте, поближе к домам, пошёл к стоянке грузовиков.

И сразу нашёл караван из девяти машин, который шёл на Тёплую Гору. Вот только… Нужно Андрею Николаевичу было совсем в другую сторону, ведь возвращаться в Агломерацию было ещё рано. Во всяком случае, перед этим ему нужно было связаться с начальством и выяснить, как там дела в «конторе» и что делают северные. Поэтому он пошёл дальше искать себе попутку на Серов.

Он переждал ливень в какой-то забегаловке; ливень был несильный и недолгий, сезон воды заканчивался. Переждал, перекурил, посмотрел, не тащится ли за ним кто-нибудь, и пошёл к следующей группе машин.

На одной из стоянок набрёл на то, что ему было нужно, причём караван был уже готов ехать. Двигатели машин уже работали, выбрасывая в воздух выхлоп с характерным рыбным запахом. В кузове последнего грузовика суетились два человека, закрепляя бочки и ящики.

- Мужики, куда идёте? – спросил у них уполномоченный, оглядевшись и поняв, что на него никто не обращает внимания.

- На Карпинск, - ответил один из водителей.

- По траку, значит? А в Серов зайдёте?

- Заскочим на краешек, – кряхтя и упираясь в тяжёлый ящик, сообщил второй, по голосу молодой, парень.

- Меня краешек устроит. Сколько возьмёте?

- Рубль, - сразу бросил свою работу молодой. Он подошёл к борту машины, чтобы разглядеть собеседника в темноте.

Горохову было сейчас всё равно: рубль так рубль, у него на поясе при себе больше двух сотен рублей медью, и ему хочется убраться из Новой Ляли побыстрее, до рассвета. Но он по привычке, а ещё из конспирации, начинает торговаться:

- Что-то много просите.

- От Ляли до Серова всегда рубль был, – заявляет молодой.

- Нет, неправда твоя, я два месяца назад за полрубля доезжал, - врёт уполномоченный.

Молодой хотел ответить, но старший его перебил:

- А ты из охотников, что ли?

- Ну да, - соглашается Горохов. - Так что рубль для меня дороговато.

- А что же ты, охотник, с одной винтовкой? – сомневается водила.

- Квадроцикл сломался, - сразу придумывает уполномоченный, - отдал механику, а там всё снаряжение. Только винтовку с собой взял. Два дня есть, пока ремонтироваться будет… Вот… А пока сам решил до Серова смотаться.

- Ладно, - соглашается старший, - возьмём за полрубля.

- Отлично! – обрадовался Андрей Николаевич. - Тут вон лавка, я куплю перекусить. Успею? А то ел только утром.

- Ты только недолго, через полчаса выходим.

***

Вышли, как и сказал старший водитель, через полчаса, тронулись как раз после очередного дождя, а ещё через полчаса покинули узкие городские улицы. И пошли по Серовскому тракту на север.

- Ну, расскажи, охотник, как жизнь, – просит молодой. Он сидит за рулём, ведёт машину уверенно – видно, уже не первый год шофёрит.

Он весёлый, ему хочется поболтать. Весёлый.

«Испортить ему настроение? – Горохов усмехается. – Сказать, что у меня грибок в лёгких?».

Да нет, конечно, ничего подобного он говорить этому парню не будет, поэтому просто ответил:

- Жизнь? Да потихоньку. Дожди, охота плохая. Саранчи нету. Рыба не ловится. Сколопендры в степи озверели. Ждём вот, когда вода закончится.

- А ты за кем ходишь?

- Да кого встречу, за тем и иду: и за дрофой, и за козодоем, встретится варан небольшой, то и его добуду.

- А термитники скоблишь?

- А как же, - для Горохова в этих разговорах нет ничего опасного, он не боится подвоха, так как всем этим занимался всё детство и всю юность, в том числе и «скоблил» термитники, то есть добывал деликатесные яйца термитов.

- А у нас половина кузова – это яйца, – рассказывает молодой.

- Не понял, - удивляется Андрей Николаевич. - Яйца – еда дорогая, я думал, все яйца в Серов везут или в Березники, а вы их куда-то мимо Серова везёте.

- Ага, - сообщает парень. – в Карпинске кое-что сбросим, а яйца до Черемухово потащим. Там разгрузимся.

- Там и дороги-то нет, наверное, - удивляется уполномоченный. – По барханам пойдёте?

- До Черемухово дорога нормальная, - продолжает молодой. – Это дальше уже барханы до самых болот пойдут.

«То есть… Деликатесные яйца термитов едут не в Серов, а дальше. Это кому же их возят? Кто там их есть-то будет?».

Спрашивать, кто заберёт деликатес в тех дебрях, где почти никто не живёт, он не хочет, но продолжает интересоваться:

- А обратно? Порожняком пойдёте?

- Почему порожняком? – удивляется молодой. – Полные пойдём, там в Черемухово товаров – пропасть.

«Откуда? Ну ясно, из-за болота тащат. Неужели есть проход через болота?».

- А что же за товар из Черемухово повезёте?

- Всякий товар, - вдруг встревает в разговор дремавший до этой минуты старший. – Там всего хватает, - и тут же говорит молодому: – Ты повнимательнее. За дорогой следи.

Кажется, старший хочет, чтобы младший поменьше болтал.

- Да я слежу! – отвечает молодой.

- Слушайте, яйца дорогие, - продолжает уполномоченный. – Товары опять же возите… Тут на дорогах никто не озорничает?

- В смысле? – не понимает молодой.

- Ну, в смысле – не грабят машины? Бандиты тут попадаются?

- Три года по тракту хожу, - хватается молодой, - ни разу ни на кого никто не нападал. Я даже и не слыхал про такое.

- Раньше бывало…, - снова встревает в разговор старший. – А потом Юра порядок-то поднавёл. Теперь такого нет. Теперь тут тихо…

«Юра? Это не тот ли это Юра, которого прозывают Сыр?».

Но спрашивать об этом нельзя, так сразу себя выдашь. Могут сразу понять, что ты не местный, если не знаешь того, кто в этих местах мог поднавести порядок.

- А, - понимающе произносит уполномоченный, и они едут дальше.

Глава 44

Он проснулся оттого, что перестал урчать двигатель, машину не качало на ухабах, она замерла. Но молодой водила не знал, что он уже не спит, и тряс его за плечо:

- Витя! Всё, приехали. Киселёвка. Серов. Мы сейчас топлива зальём… и дальше на Карпинск.

- Ага, понял, - «Витя» «проснулся», взглянул через лобовое стекло на небо: солнце, ни облачка, сезон воды заканчивается. Время почти девять часов утра. Он поблагодарил водителей, забрал винтовку и остатки своей еды и вылез из машины.

Серов.

Он привык к тому, что самые убранные от песка улицы находятся в центре Города, выше районов Березняков и ближе к районам Соликамска. Но здесь, на самом его краю, тоже было убрано. Конечно, это потому, что дожди не давали песку и пыли налетать каждый вечер на город. И теперь их не требовалось убирать каждый день. Тем не менее у города, даже у его окраин, вид был весьма приличный. Дороги, дома, оборудование вокруг домов – всё говорило о том, что жизнь в городе идёт неплохо. Но сразу в город он не пошёл, постоял у дороги, обочины которой заполоняли большегрузы. Тридцать машин, не меньше. Все гружёные. Заправка, ремонт, какая-то харчевня. А чуть севернее – развилка, одна дорога идёт на северо-восток, вторая на северо-запад. Он решил закурить и тут же вспомнил:

«Да! Надо выпить таблетки».

Теперь ему об этом забывать было нельзя, теперь они с ним навсегда. Он достал коробочку, подаренную пророком, достал таблетку и запил её водой из фляги.

Сразу и курить ему расхотелось. Он без аппетита закинул в рот кусочек вяленой дрофы. Что дальше?

«Нужно менять вид. Нужен магазин одежды и снаряжения. Здесь где-нибудь обязательно должен быть такой для водил и торговцев, что проезжают мимо».

Да, ему срочно нужно было менять свой вид; галифе с обмотками, как у казака, простые ботинки и видавший виды респиратор могли привлекать внимание. Горожане, которых он увидел, даже здесь, на самой окраине города, ничего подобного не носили.

Андрей Николаевич почти сразу нашёл магазин, где торговали одеждой. И там было всё, что ему нужно: хорошая кепка с затылочной защитой от солнца, он только что такую видел на одном парне, дорогой респиратор, отличные очки, высокие ботинки до середины голени и свободные шатни с небольшой «мотнёй», в дополнение ко всему рубаха навыпуск, яркие перчатки и яркий шейный платок. Услужливая продавщица предлагала ему поменять ещё и пыльник на короткую штормовку, говорила, что именно такие сейчас носят в Серове, и он согласился бы, если бы не карман для пистолета в левом рукаве. А вместо штормовки он купил чехол для винтовки и небольшую сумку для старой своей одежды. Её он не собирался выкидывать.

В общем, через полчаса он вышел из магазина совсем другим человеком, и теперь был собой доволен. Нет, не в том смысле, что ему нравилась новая одежда, а в том смысле, что теперь он мало отличался от местных.

И чтобы действительно выглядеть как местные, он решил избавиться от винтовки. Это оружие слишком серьёзное и дорогое, бросающееся в глаза. Уместное в степи и в оазисах, где полно охотников и добытчиков, тут, в крупном городе, оно выглядело слишком угрожающим. К тому же ничего подобного у встречающихся людей Горохов не замечал.

Он отходит немного от дороги, в степь за домами. Там у обломка бетонного столба садится на бархан, закуривает; винтовку, упакованную в чехол, сначала кладёт рядом на песок у ног, возле сумки с одеждой, потом снимает патронташ: без винтовки и ружья таскать такую тяжесть нет смысла. Он оглядывается и, убедившись, что этого никто не видит, присыпает своё имущество, включая сумку, песком. Песок тяжёлый, влажный, уполномоченный немного разравнивает его, «стреляет» окурком куда-то в степь, ещё раз осматривается и, запомнив место, уходит к домам.

***

Утро в сезон воды может быть прекрасным. Тридцать два градуса, благодать. И Горохов сначала идёт себе не спеша в центр, понимая, что пройти ему придётся немало. Впрочем, расстояния его никогда не пугали. Он мог пройти очень много… Вернее, раньше мог; как поведут себя его лёгкие сейчас, он не знал. Да и старался об этом не думать. Но в то же время ему нужно было знать, на что он способен с грибком в лёгких. Поэтому Андрей Николаевич прибавляет шагу. Идёт быстро, но это не мешает ему замечать и запоминать всё необычное, всё интересное.

С внешним видом вопрос решился. Теперь ему нужно было найти жильё. Жильё недорогое и в тихом месте. Поиски подходящего крова могли потребовать времени. И он подумал, что на один или два дня можно снять и гостиницу.

Уполномоченный очень надеялся на то, что уж в таком большом городе, как Серов, те, кто его ищут, не будут обходить все гостиницы. Потому что… Ну хотя бы потому, что гостиниц тут десятки, и у тех троих, которые его ищут, – если их, конечно, всего трое, – просто силёнок на все гостиницы не хватит.

И тут его ожидала небольшая радость. У одного из местных, который, кстати, носил точно такую же кепку с тряпочной защитой шеи, что и уполномоченный, он увидал на бедре револьвер. Его любимый револьвер системы Кольцова.

«Прекрасно… Винтовка была бы слишком, а вот «Кольцов» смотрится на местных вполне естественно!»

Вещь была качественная, внушительная, неплохо работающая на средних дистанциях и просто убойная на коротких. Но встречался револьвер достаточно редко. Это и понятно, «Кольцов» стоит дорого, патроны дорогие, а к нему ещё приноровиться нужно. Вещица не для охотников и казаков. Тем не менее к его профессии она подходила почти идеально.

- Простите, - он обратился к тому человеку и указал на его револьвер, - хочу купить такой же, не подскажете, где можно найти?

- Вы про «Кольцов»?

- Да.

- В любой лавке у Новикова.

- Ну да, - Горохов сделал вид, что и сам это знал. – Конечно у Новикова.

Собеседник, неправильно истолковав его тон, добавил:

- Новиков – барыга редкостный; если будете искать в других лавках по городу, может и найдёте подешевле, но у Новикова они точно есть.

Горохов поблагодарил человека и двинулся дальше.

«Значит, в любой лавке Новикова… Нужно поглядывать».

Он уже решил, что при первой возможности обязательно купит себе револьвер. Всё-таки разгуливать по незнакомому городу с одним пистолетом в рукаве, когда на тебя охотятся прекрасно вооружённые люди, было делом не очень приятным.

Он подумал, что искать его в первую очередь будут, если вообще будут, в маленьких, дешёвых клоповниках, так что есть смысл остановиться в хорошем месте. И примерно через час ходьбы он набрёл на такое место. В его названии был намёк на большое количество воды: «Озеро».

Он походил немного по улицам рядом с гостиницей, и там ему понравилось: вокруг было чисто, рядом располагались недешёвые дома, и главное – у гостиницы имелись два выхода на разные улицы и над каждым входом имелась камера. В общем, хорошее место, удобное и скорее всего безопасное.

Красивая дверь с хорошими уплотнителями, а за нею, в прохладном и уютном фойе, его встретила за стойкой администратора опрятная и вежливая девушка.

- Добрый день, рады вас видеть в нашем отеле.

«О! Вон как… В нашем отеле! И вежливая такая… Наверное, собирается грабить…».

- Добрый день, – Горохов оглядывается по сторонам, замечает чистоту и дорогую мебель. «Точно, будет грабить!». - Мне нужен номер на пару дней.

- Конечно, у нас есть свободные номера, - сообщает девушка, - стоимость одних суток проживания в «стандарте» – рубль двадцать, но есть номера повышенной комфортности.

- Рубль двадцать? – удивляется уполномоченный слишком очевидно. «Ну вот и начался грабёж».

- Вы у нас, наверное, впервые, - догадывается администратор и тут же объясняет: - В стоимость номера входит посещение бассейна без ограничения и завтрак, - и, вспомнив, добавляет: - А в завтрак входит чашка кофе.

Это очень дорого, но деньги у него есть, и ему нужно где-то перекантоваться первое время, так что Андрей Николаевич оплачивает двое суток, приговаривая:

- Ну, если кофе на завтрак…

Он берёт ключ, поднимается на свой этаж, заходит в номер. И убеждается, что номер стоит заплаченных денег. Кровать, кондиционер, удобное кресло. Уполномоченный проходит в душевую: и тут всё прекрасно. Он открывает кран на умывальнике – умывается и пробует на вкус воду. Нет, он, конечно, и не надеялся, что вода тут будет качественной, вода была опреснённая.

«Это тебе не комплекс Светлой Обители на краю карты, где воду можно пить прямо в душевой кабинке».

Горохов ещё раз взглянул на такую заманчивую кабинку душа. Ему очень хотелось раздеться и помыться – после дороги и двухчасовой, в хорошем темпе, прогулки, – но сначала он решил осмотреть окрестности. Обжиться. Это нужно было сделать обязательно. Новая местность всё-таки.

Новая местность…

Да, это, конечно, было важно, но кое-что ещё гнало его на улицу. Он не хотел оставаться один на один со своими мыслями. Мыслями о болезни. Ему нужно было уставать, уставать так, чтобы сразу засыпать, а не лежать часами и думать об этой гадости, что поселилась у него в лёгких.

Андрей Николаевич запер номер, спустился и вышел через вторую дверь, чтобы девушка-администратор его не видела. А выйдя из здания, он аккуратно, по стеночке, чтобы не попадать в зону контроля камеры, отошёл от гостиницы.

Ещё когда шёл от края города к его центру, Горохов понял, что Серов по количеству людей, да и машин тоже, не уступает Большому Городу. А вот в чистоте, может, даже и превосходит. Впрочем, так могло казаться из-за дождей. А ещё он стал обращать внимание на количество ветротурбин, кондиционеров на стенах домов и на солнечные панели.

«Неужели их тут больше, чем в Соликамске? Богато живут. Впрочем, это понятно, в Агломерации большую часть энергии в городе вырабатывают гидростанции. А тут-то большой реки нет».

И всё-таки мысли про грибок до конца его сознание не покидали, даже когда он был занят.

Невдалеке от главного входа в отель он увидал вывеску с красным крестом: аптека. И сразу решил зайти. Там любая медсестра могла провести ему тест на грибок. Стоило это недорого. Андрей Николаевич не тешил себя мыслью, что сектанты ошиблись, но…

А может, и ошиблись.

Медсестры в аптеке не оказалось, но мужчина-продавец сказал, что всё сделает и что для теста Горохову нужно только заплатить восемьдесят копеек и плюнуть в стеклянную мисочку.

- Через полчаса всё будет готово, - сообщил ему продавец, забрал мисочку и добавил: - Можете посидеть тут, вон кресло под кондиционером. Книги там же.

Андрею Николаевичу торчать в аптеке не хотелось, и он решил перекусить где-нибудь поблизости. Уже давно проголодался. И присмотрел тут, на этой же улице, одно заведение. Уполномоченный подошёл к двери, открыл её, выглянул на улицу и… закрыл дверь.

- Да, наверное, посижу тут.

Нет, Горохов не перехотел есть, он просто увидал, как у входа в гостиницу «Озеро» остановилась большая машина и из неё один за другим выходят вооружённые люди, которые весьма поспешно поднимаются по лестнице и заходят в здание отеля. На спинах их штормовок красовалась большая буква «М».

«Это они к кому?».

Усевшись под кондиционер, он почувствовал себя очень некомфортно.

«А если это за мной?».

Конечно, ведь из всего оружия у него при себе был только пистолет и две гранаты. Тут даже мысли про грибок как-то сразу отошли на второй план. С грибком вопрос придётся решать года через два или три, если, конечно, Люсичка не врёт про волшебные таблетки, а эти мужички с оружием –вон они уже, в ста пятидесяти метрах отсюда.

А тут ещё дверь открылась, и в аптеку вошёл человек, Горохов едва-едва не достал пистолет. А оказалось, просто немолодой мужчина пришёл за лекарствами.

«Надо успокоиться».

Уполномоченный поудобнее устроился в кресле, вытянул ноги и даже закрыл глаза.

***

Аптекарю и говорить ничего было не нужно. Едва он появился за своим прилавком, как уже по его лицу Горохову всё стало ясно.

- Я должен вам сообщить… Это вас огорчит…

Горохов махнул рукой:

- Я догадывался, просто хотел убедиться.

- У нас есть отличные препараты, замедляющие поражение органов, могу посоветовать вам…

- Прежде чем принимать препараты, я думаю проконсультироваться со своим врачом.

- Это правильная политика, - тут же согласился продавец.

- Слушайте, а что это там на улице…, - Горохов, ощутил сочувствие со стороны мужчины, тут же переводит разговор на другую тему, - там какие-то люди с оружием к гостинице подъехали. Они выглядели опасно.

- Люди? – спрашивает аптекарь и смотрит куда-то вниз, под прилавок: видно, у него там монитор. – Не вижу что-то... К какой гостинице – к «Озеру»?

- Да.

- Нет, не вижу никого. Никого возле гостиницы нет.

- У них были буквы «М» на спинах. Приезжали на большой машине.

- А, так вы не местный! Не волнуйтесь… «М» – это наша милиция. Вам нечего опасаться.

«Милиция? И появилась она как раз после того, как я заехал в гостиницу. Совпадение?».

- А, ну тогда я спокоен, я уже думал, разборки какие-то, - говорит уполномоченный и направляется к двери.

- Удачи вам, - желает ему мужчина. Он явно его жалеет.

Горохов машет ему рукой на прощанье.

Глава 45

Он всё понял по одному её взгляду. Глаза девушки округлились: удивление с примесью испуга; она даже что-то произнесла, кажется, «ой», когда уполномоченный почти бесшумно появился в фойе гостиницы. Он вошёл так же, как и выходил, через заднюю дверь, проскользнув «по стеночке», чтобы не угодить под камеру.

Девушка говорила по телефону, и как только увидала его, переменилась в лице, но ведь пистолет, который уполномоченный держал в руке, она увидеть не могла, Горохов отвел руку с орудием за спину, – значит, она испугалась именно его. Причём она запомнила, как он выглядит, в том числе его маску. Девушка тут же бросила телефонную трубку, хотела что-то сделать, может быть, нажать какую-то кнопку там у себя за стойкой, но Андрей Николаевич, проявив сноровку, успел перехватить её руку.

- Тихо… Спокойно…

- Ой, это не я…, - произнесла она и всхлипнула.

Тут ни в коем случае нельзя было начинать выяснять смысл ею сказанного, нужно было нагнетать, и он с угрозой в голосе спросил:

- А кто?

- Это управляющий сказал… Мне приказал…

- Что он приказал? – спросил он, потянув её за руку ещё сильнее.

- Если появится подозрительный мужчина, сразу звонить в милицию. Чтобы они приехали… Номер дал специальный.

- У вас так всегда… всегда вы звоните в милицию?

- Нет, это первый раз я такое слышала… Два дня назад управляющий распорядился…

- Ты позвонила, и они быстро приехали… Что у тебя спросили?

- В каком вы номере. Спросили, в каком вы номере.

- А ещё что?

- Ничего… А ещё… Старший милиционер говорил своим… чтобы они помнили, что человек этот очень опасен… И они стали меня спрашивать, какое оружие у приехавшего…

И тут Горохов понимает.

- Они ещё здесь? – уполномоченный смотрит прямо ей в глаза.

Девушка молчит, таращится на него… Она от страха едва дышит, может в обморок упасть, а ему это не нужно.

- Ждут меня в номере?

- Да…, - выдавливает она. – Управляющий просил их не сидеть в холле, и они поднялись в номер.

Надо было уходить, но он должен был выяснить ещё пару вопросов.

- Почему ты решила, что я подозрительный?

- Ну…

- Ну?

- Люди в нашей гостинице… одеваются по-другому. У нас останавливаются обеспеченные, а ваш пыльник…

- Ясно… Пыльник… Ещё что?

- Вы без багажа, а ещё место для парковки не попросили. Пешком, что ли, пришли?

- Понял… Кого ищет милиция, говори? – тут он уже не прячет пистолет, а кладёт его на стойку перед нею. – Давай-давай…

- Не знаю, честно…, - она косится на оружие. Её глаза становятся ещё круглее. – Я просто слышала… от управляющего… что в город приедет кто-то опасный… А кто – я не знаю… Честно…

- И так же предупреждены все администраторы во всех гостиницах?

- Не знаю… Не знаю…, - она мелко трясёт головой. – Честно…

Она не врёт, скорее всего. Он бы задал ей ещё несколько вопросов, но нужно было уходить. Мало ли кто появится в фойе. И он спрашивает, заметно смягчая тон:

- Как тебя зовут?

- Меня?..

Она не успела произнести своё имя. Горохов без замаха и чуть сверху, несильно, но точно бьёт девушку в подбородок.

Тут сила не особо нужна, точный удар в подбородок валит на землю даже здорового мужика. Ну а пятидесятикилограммовая барышня, закатив глаза, тут же исчезла за стойкой.

Андрей Николаевич заглядывает за стойку: она лежит, глаза закрыты. Теперь у него есть время, чтобы уйти. Пять-десять минут, но есть. А иначе, едва он вышел бы из здания, как она сообщила бы тем мужичкам, что притаились в его номере.

Он снова проскользнул «по стеночке», чтобы не попасть на камеру. В общем, из города Серова нужно было выбираться, так как нет сомнений в том, что он именно тот, кого девушка-администратор назвала «приехавшим в город кем-то опасным».

«Но кто организовал всю эту суету? Кто искал меня по всей дороге от Губахи до Новой Ляли?».

Выяснить это было безусловно нужно; но здесь, где его разыскивают местные власти, а скорее всего… ну, например, какой-то там Юра Сыр, оставаться было нельзя категорически. То, что он уже проголодался, не играло никакой роли. Теперь Горохов шёл быстрым шагом на запад по уже известному ему маршруту. Ему нужно было откопать винтовку, выйти на заправку и найти себе машину, что шла бы на юг. Всё равно куда – на Новую Лялю, на Тёплую гору… Это он решит уже в пути, а там уже можно будет или залечь у Вероники в библиотеке и попросить сектантов разузнать, кто его ищет, либо завалиться к Галине на недельку и попробовать всё выяснить самому.

Признаться, ситуация его взбодрила, взбодрила так, что он и про свой грибок позабыл.

Он немного изменил маршрут и вышел на большую магистраль – там было много машин, много пешеходов, уполномоченный надеялся, что в этой суете ему будет легче, – и там нашёл… «Оружейку Новикова».

Ну, тут он удержаться не смог. И зашёл. В том, что Новиков барыга, сомнений у него не осталось, но револьвер Кольцова с прицелом и кобурой он всё равно купил. И две упаковки патронов. А ещё, и тут уже ему повезло, Андрей Николаевич приобрёл хоть и подержанный, но ещё вполне себе крепкий двухствольный обрез двенадцатого калибра. Спуск у него чуть болтался, «ходил» немного, надо было ремонтировать, но для стрельбы картечью и навскидку обрез подходил и без ремонта. К нему купил он ремень и повесил его на плечо под пыльник, под правую руку, так что для тех, кто решил бы ему досаждать, обрез мог оказаться большой неожиданностью.

Револьвер, пистолет, обрез, две гранаты – вот теперь он чувствовал себя поувереннее.

«Так-то лучше!».

***

В пятом часу вечера он наконец добрался до своего схрона. Добрался без приключений. Выкопал патронташ, винтовку и сумку со старой одеждой. Переодеваться не стал. Надел патронташ, винтовку, как была, в чехле, закинул за спину. И направился к большой развилке, к заправке, на которой его сегодня высадили.

«Короче, прощай, Серов, мой визит был недолог».

Но он понял, что с прощанием несколько поторопился, когда, перевалив через невысокий бархан, увидал вдоль дороги целую вереницу большегрузов.

Уполномоченный решил, что место это просто оживлённое. Утром тут было меньше машин, теперь больше… Но оказалось, что это неправильное замечание.

Две машины привлекли его внимание. Это были не тягачи и не грузовики. Кажется… Кажется… Кажется… Такую машину он сегодня уже видел.

Горохов остановился и присел возле следующего бархана, достал из кобуры прицел от револьвера и поднёс его к глазу. Конечно, видел. А ещё он уже видел сегодня тех людей, что бродили между грузовиков; на их спинах была нарисована большая буква «М».

Один тип с буквой на спине подошёл к двум водителям и показал им что-то.

«Интересно, интересно… Что они там делают и что он им показывает? – и первое, что пришло ему на ум, было: - Неужели моё фото? Не исключено… И где они его взяли? В гостинице? В фойе была камера? Не исключено… Лицо… спрячу за маской… Одежда… нужно срочно переодеться…».

В принципе, он был рад переодеванию, так как в простой одежде степного бродяги чувствовал себя намного комфортнее, чем в дурацком наряде жителя Серова.

Конечно, конечно, он не мог быть уверенным, что ищут именно его, но люди с оружием и с буквами «М» на спине, ждавшие его в номере гостиницы, а также испуг девушки, когда он пришёл туда во второй раз, говорили ему о том, что ему лучше сейчас спрятаться, а уже потом выяснять, его ищут или не его.

Он решил ещё немного понаблюдать за дорогой и снующими у машин милиционерами. Но его привлёк звук. Монотонный звук маленького моторчика. Это уже было плохим знаком, а ещё хуже было то, что звук доносился сверху.

«Коптер!».

И вот теперь ему и вправду стало не по себе. Он поднял оптику и стал искать в небе дрон. И нашёл его. Слава Богу, коптер удалялся от него. Но легче ему не стало. То, что он улетал, ровном счётом ничего не значило. Оператор будет искать следы на песке, делать бесконечные круги, пока не наткнётся не цепочку его следов. Так вычисляют даргов в степи. И сейчас в этой роли был он. В общем, местные взялись искать кого-то всерьёз.

Горохов возвращения коптера ждать стал, а быстрым шагом пошёл к виднеющимся в километре от него домам. Пошёл, а потом и перешёл на бег: лучше не дожидаться, пока беспилотник с камерой вернётся.

И тут он получил то, чего побаивался. Едва он пробежал метров триста, как его начал разбирать кашель. Пришлось перейти на шаг, а потом и вовсе приостановиться, чтобы откашляться и перевести дух. Он отплёвывался, а сам искал глазами коптер, прислушивался – не возвращается ли. А потом снова пошёл быстрым шагом к уже близким домам и улицам.

Сейчас ему нужно было уйти из песков, затеряться среди людей и городской пыли. Найти себе место, где можно поесть и переодеться в степную одежду.

И вскоре он оказался на улице возле домов, тут быстро ходить было не нужно. Здесь ему стало легче.

«Ты глянь, как они взялись… Всерьёз взялись, весь взмок… Уже и грибок не так страшен!».

Глава 46

В принципе, он знал, что делать. Скоро ночь, восемь часов темноты, и тогда попробуй его найди. Пока не рассветёт, он уйдёт километров на тридцать пять-сорок. Нужно переодеться, как следует поесть или купить еды с собой, дождаться темноты, покинуть город и взять курс на юг. Выйти на дорогу можно и ночью, но ни один караван ночью не остановится, так что придётся ждать рассвета, а уже утром, поймав попутку, вернуться в Новую Лялю, а если повезёт – добраться до самой Губахи. Но был ещё один вариант. Пешком тащиться по степи – это на крайний случай, умнее было бы найти транспорт. И у него была мысль на этот счёт. Нет, идти в магазины, где торгуют транспортом, он не собирался. Это казалось ему опасным. Оставалось два варианта: угнать и… Он решил попробовать второй вариант, так как он мог пролить свет на всё происходящее в Серове. Он решил идти к южному выезду из города. Туда, где на небольшой заправке он собрался поговорить с Димой Сысоевым. Человеком Поживанова.

А пока Андрей Николаевич нашёл удобную щель между домами и там, за распределительным шкафом, где его не было видно, быстро переоделся в свою старую одежду. Переобулся. А всё новое бросил там, где переодевался, присыпал одежду песком и вышел на улицу уже совсем другим человеком.

Да. Поменять вид было правильным решением. Своевременным.

Минут через двадцать ходьбы на одной из улиц Серова, названия которой он не разглядел, Горохов увидал, как большая машина остановилась метрах в пятидесяти впереди него и из неё вышли двое с буквами «М» на спинах – вышли, сразу остановили одного мужчину и бесцеремонно сдёрнули с него респиратор. Он что-то начал говорить, и они ему что-то говорили, а самое главное – на том мужичке, что остановили милиционеры, была точно такая же кепка с защитой затылка и шеи, как та, что совсем недавно снял и оставил в щели между домов сам Горохов.

Уполномоченный напрягся, так как один из милиционеров уставился на него, именно на него. Маска крупного милиционера в старом пыльнике нараспашку и в новеньком бронежилете была повёрнута в сторону Андрея Николаевича, и тот даже поправил на плече ремень обреза, приготовился. Если что… эти двое даже не успеют снять своё оружие с предохранителей. Но милиционер так и не заговорил с ним, он, проверив мужичка, сел со своим напарником в машину и поехал по своим делам.

«На мотоцикле, на машине, пешком, ползком… Главное – убраться отсюда побыстрее».

***

Уже начало смеркаться, когда он оказался у южного выезда из города. Широкая дорога, десятки машин, грязь после дождя. Уполномоченный нашёл небольшую заправку на два большегруза, на которой орудовал невзрачный человек в грязной одежде. Там же было полузанесённое песком здание конторы с надписью над дверью: «Кассы». А около зданий стоял дорогой квадроцикл модели «Багги». На таких квадроциклах богатые городские пижоны ездят на охоту или покатать по барханам своих женщин. К тому же квадроцикл был вызывающе красного цвета. Было ясно, что мужичок в грязном комбинезоне не является хозяином заправки и квадроцикла, и Горохов направился к конторе. И открыл дверь…

Там ему сразу не понравилось: замусоренное, захламлённое помещение, старый стол, а за ним сидел мордатый мужик в большой дурацкой шляпе и в пыльнике. Ну, хоть маску додумался снять в помещении. Он говорил по телефону и, увидав Горохова, зажал микрофон трубки ладонью и спросил у него:

- Ты оплачивать, что ли?

Андрей Николаевич прикрыл дверь, подошёл, не снимая маски, к столу и спросил:

- Дмитрий Сысоев?

- Ну, я… А ты кто? – с вызовом ответил мордатый.

И тогда Горохов произнёс пароль:

- Я слышал, что у вас есть бензин по дешёвке, я бы купил оптом.

Вальяжность и важность сразу исчезли с лица человека в большой шляпе, и он сказал в трубку:

- Я перезвоню. – И положил её, а потом оглядел уполномоченного.

Уже по той перемене, что произошла с этим человеком буквально за секунду, Горохов понял, что этот тип, мягко говоря, не очень-то рад его появлению. Он зачем-то встаёт со стула, то ли руку хотел протянуть, то ли ещё что-то… И уполномоченный заметил его пузо и на всякий случай повторил:

- Я купил бы оптом.

Андрей Николаевич так и не снял маски с лица. Ничего, так будет даже лучше. Это настроит Сысоева на серьёзный разговор.

- Да понял я, понял…, - с некоторым раздражением ответил Дима.

Горохов буквально видит, как в голове этого Димы протекают мыслительные процессы, и, чтобы как-то начать общение, он подходит к столу поближе и спрашивает негромко:

- Послушайте, Сысоев, а что у вас в городе происходит?

- А что происходит? – пожимает плечами Сысоев и снова садится на стул, так и не подав уполномоченному руки. И начинает перекладывать на столе всякий мусор. – Не знаю я, что происходит.

И уполномоченный сразу видит, что он врёт. Суетится, не смотрит на собеседника. Прячет глаза под шляпу.

- Странно, по всему городу милиция людей проверяет.

- Не знаю я… Тут у нас никого не проверяли.

И всё-таки он ведёт себя неестественно. И тогда уполномоченный говорит, оглядываясь:

- Послушайте, Сысоев, а у вас тут есть туалет? А то съел какую-то дрянь в одной забегаловке.

- А, ну это да…, - он указывает на проход. – Вон коридор, вторая дверь направо – сортир.

- Понял, - Горохов двинулся к коридору. – Я минут на пять.

Он сразу нашёл туалет и закрыл за собой дверь, но не собирался там ничего делать. Просто досчитал до двадцати и вышел из уборной. Подошва его ботинок была жёсткой, иначе на раскалённом песке и под нагрузкой она превратилась бы в кашу, но Андрей Николаевич и в такой обуви мог ходить почти бесшумно. Он подошёл к комнате, выглянул и увидал, как Сысоев быстро стучит по кнопкам телефона. А сам при этом смотрит на коридор. Их взгляды встретились. И тут же Сысоев бросает трубку и встаёт. Уполномоченный сразу замечает, что у него оттянут правый карман пыльника, только что такого не было. Горохов наводит на него стволы обреза, затем быстро подходит к нему, залазит в его карман, достаёт оттуда пистолет, кладёт его в свой карман и спрашивает:

- Кому вы сейчас звонили?

- Кому? Это… ну… да никому…, - Сысоев явно нервничает.

- Сысоев, вы играете с огнём, – Андрей Николаевич так и не снял маски. Это усиливает эффект в разговоре. Он упёр столы обреза в пузо этого типа. – Вы знаете, кто я?

Тут Сысоев вдруг переходит на «вы»:

- Вы из «конторы».

- Верно, поэтому вам лучше мне помогать.

- Помогать, - как-то рассеянно повторил мордатый. – Да…

- Кого ищут в городе?

- Не знаю точно, кто-то должен приехать и замочить Юрка, Юрок объявил награду… Ищут кого-то подозрительного… Вот я и подумал… Деньжат заработать немного…

- Деньжат хотели заработать? – Горохов ему отвешивает с левой тяжёлую оплеуху, такую, что шляпа слетает с головы Сысоева и улетает в мусор у стены, а сам он валится на свой стул. А уполномоченный склоняется над ним и говорит тихо и проникновенно: – Ты, дрофа тупая, ты совсем, что ли, от жадности мозгами усох, ты же понял, что я из «конторы», и тут же собирался принять участие в заговоре против меня, против сотрудника Трибунала. У тебя вообще мозг есть? Это же однозначный приговор. Или ты, что, думал, в Трибунале об этом не узнали бы?

- Мне деньги нужны…, - отдуваясь и почёсывая щёку, отвечает мордатый. – Долги нужно отдать…

- Долги? – Горохов снова бьёт его по лицу, на этот раз с другой руки.

«Неужели это и есть человек Поживанова?! Они там, в своём отделе, совсем, что ли, обленились? Никого другого найти не могли, что ли? Это же идиот… Как с таким можно вообще работать?».

- О-о…, – стонет Сысоев и трёт щёку.

У Андрея Николаевича есть ещё вопросы, но вот только времени у него совсем нет.

- Мне нужно уходить… «Багги» твой?

- Мой, - Сысоев, кажется, даже обрадовался, он лезет в карман и достаёт оттуда ключи. Протягивает их Горохову. – Вот…

Но уполномоченный ключ не берёт.

- Нет, ты поведёшь.

- Я?

- Ты. Пошли-пошли…, - он берёт Диму под локоть. – Вставай.

- Да нет…, - Сысоев не хочет.

- Вставай! – уполномоченный сильно дёргает его.

- Зачем я тебе? – он нехотя поднимается со стула.

Это тип нужен уполномоченному, чтобы выяснить ситуацию в городе. Сысоев должен знать, с чего бы всему городу искать его. Кто всё это затеял.

- Я шляпу возьму, - Дима явно тянет время. Почему? На что он надеется?

Андрей Николаевич сам поднимает шляпу и нахлобучивает её на голову Сысоеву.

- Всё, поехали…

- Да куда?! – Дима осмеливается возмущаться.

- В Новую Лялю или ещё куда-нибудь, - отвечает ему Горохов и выталкивает его из конторы на улицу, - заодно проверим твой «Багги» в настоящем песке.

- Да не доедем мы никуда, у меня вал стучит задний.

Скорее всего, он врёт, уполномоченный ему не верит.

- Иди быстрее.

- Дима, - окликает рабочий своего начальника, - а ты сегодня вернёшься?

- Скажи «да», - шипит Горохов. – Через час.

Но Сысоев молчит. Идёт к своему модному красному квадроциклу, озирается и молчит.

- Ответь ему, - уполномоченный незаметно, но довольно сильно бьёт его в бок. – Трупный ты мотыль. Быстрее…

- Да, вернусь. – всё-таки отвечает Дима, закряхтев от боли.

- Через час, - ещё раз тычет его в бок кулаком Андрей Николаевич.

- Через час, - повторяет мордатый.

А Горохов понимает, что с ним будет нелегко. Наконец они добрались до квадроцикла, усаживаются в кресла, и Сысоев заводит мотор. Заводит, и уполномоченный сразу морщится.

Красиво загнутые выхлопные трубы машины плохо глушат звук. Мотор, как нарочно, дико тарахтит. Уже стемнело. И Сысоев врубает фары. Фары у «Багги» роскошные. Их четыре, две под капотом, две на крыше. Генератор мощный. Свет рекой заливает те барханы, что рядом. Горохов смотрит на всё это весьма мрачно.

«Прекрасно… Как раз, чтобы незаметно передвигаться по пустыне. Почему все недоумки всегда покупают что-то подобное? С другой стороны, он должен летать над барханами. Незаметным быть не получится… Будем брать скоростью».

Он глядит вперёд, и когда Дима пытается вырулить сторону большой дороги, он его поправляет:

- Куда, куда ты? Давай в степь, - Горохов указывает рукой чётко на юг. – Туда рули.

- Да говорю же, вал стучит, - хнычет Сысоев, - мы и по дороге много не проедем, а уж по этим кучам из песка…

Но Горохов продолжает:

- Давай-давай.

И как только они заходят в пески, сзади справа появляется стук.

«Вот урод! Он не врал!».

- Говорю же тебе! – почти злорадно произносит Сысоев, косясь на уполномоченного. – По дороге ещё туда-сюда, а как на песок выходишь, так бить начинает. Не уедем мы далеко.

- И ты ездишь на неисправной машине? – Горохов просто не понимает таких людей. – Вал стучит, а ты всё равно катаешься?

- Так его с подшипником менять нужно, - бубнит раздражённо Дима. – Весь узел на севере заказывать нужно. Знаешь, сколько это стоит? А ещё работа!

- На кой хрен ты покупаешь транспорт, который не можешь держать в исправности? – это уполномоченному непонятно. Не укладывается в его голове. У него, жителя степи, как и у казаков, к технике отношение благоговейное, техника в барханах – единственная возможность выжить.

Впрочем, это всё неважно, Андрей Николаевич уже понял, что машина долго не протянет.

«Ничего, пусть проедет, сколько сможет, а дальше я ножками».

Дима бросает на него недобрый взгляд и гонит по барханам. И гонит. Взлетая над песчаными холмами, да так, что уполномоченный иной раз подпрыгивает в своём кресле. И после очередного раза Горохов говорит ему:

- Не гони ты так! Езжай спокойно.

Андрей Николаевич понимает, что этот грузный, мордатый человек средних лет не только не может держать машину в исправности, он ещё не имеет понятия, как ездить в степи. Но это только поначалу он так думает, квадроцикл снова взлетает на бархане и снова валится с него. И тут уполномоченный понимает, что Дима просто пытается побыстрее угробить квадроцикл, и начинает бить его в лицо, в правую скулу, приговаривая:

- Медленнее, медленнее, животное, не лезь на барханы.

- А-а! - орёт тот и скидывает скорость. И тут же начинает хныкать: – Ты офигел?! Я помогаю как могу.

- Я вижу, как ты помогаешь; ещё раз заскочишь на кручу, отрежу тебе ухо, мотыль трупный, – в холодной ярости произносит Горохов и добавляет: – Тихонько езжай, тля песчаная.

Глава 47

Сысоев едет недовольный, насупился, в руль вцепился. Видно, морда опухла и болит, но зато теперь он ведёт свой крутой «Багги» аккуратно, на барханы не запрыгивает. А уполномоченный его не трогает, даёт ему остыть чуть-чуть, успокоиться, прежде чем завести с ним разговор о тех делах, что творятся в городе. Но до этого снова не доходит. В черноте ночной степи Андрей Николаевич видит две белые точки.

Нет, он не ошибся и ему не померещилось.

- Стой! - сразу рявкнул он, и так как мордатый дурак не среагировал, снова орёт: – Стой, говорю!

Сысоев останавливает квадроцикл, смотрит на него: ну что ещё? А Горохов выключает фары и глушит мотор. Он хочет покинуть кабину, но ключ оставлять мордатому… Нет уж… Он вытаскивает ключ зажигания, вылазит из машины и взбегает на ближайший высокий бархан.

Андрей Николаевич снова видит, как в темноте мелькают две белые точки. Фары машины, которая перебирается через низкий бархан. Правильнее сказать, ещё две белые точки. Скорее всего, машин в барханах две.

И это вдалеке от дороги. Кто-то таскается по степи… Ночью?

«Какого хрена?».

Уполномоченный ждёт ещё примерно минуту, пока не убеждается, что машины идут с запада на восток. Если это патруль… Дело дрянь. Можно, конечно, дождаться, пока они уберутся подальше, и проехать на юг. Но когда они будут возвращаться, они сто процентов найдут след от протектора крутого «Багги». На сыром песке след получается отчётливый, им его не просмотреть, если они не слепые. Можно было, конечно, рискнуть, будь у этого дурака его квадроцикл в исправном состоянии. Но устраивать гонки, когда у тебя стучит вал…

«Кажется, придётся уходить пешочком… Как и собирался. По камушкам, через заросли колючки, по кактусовым полянам пройти, не оставив следов, можно… Но что тогда делать с мордатым? Отпустить? – от одной этой мысли уполномоченный морщится. - Эта конченая тля начнёт делать звонки, как только доберётся до телефона. Тащить его с собой? – он морщится ещё больше. – Рыхлый Дима не пройдёт в хорошем темпе и пары километров… А потом начнёт ныть и падать…».

Конечно, были ещё способы обезопасить себя от этого урода, но то были способы… достаточно жёсткие…И он, пока, не приняв решения, спускается с бархана и возвращается в машину.

- Ну и что там? – интересуется Сысоев невесело. Он, наверное, ждёт, что уполномоченный вернёт ему ключ зажигания, и даже протягивает руку.

Но тот не спешит отдавать ключ.

- Ты мне объяснишь, что тут у вас происходит?

- Не знаю я, - почти грубо отвечает мордатый.

«Врёшь. Врёшь, сволочь! Всё ты знаешь!».

- Там, по-моему, патруль, они таскаются по степи…

- И что? – бурчит Дима.

- А то, что дальше нам придётся идти пешком.

- Что? Идти? Куда? Мне? Мне тоже?– Сысоев весь на эмоциях. – Мне-то зачем это надо?

- Много вопросов, - сухо и спокойно отвечает ему уполномоченный. – Отвечу на один. Тебе придётся идти со мной, чтобы не умереть прямо тут и прямо сейчас, потому что одного я тебя тут не оставлю. Так что выбирай. Или идёшь со мной, или…, - уполномоченный достаёт из кобуры револьвер.

- Мы не уйдём от них, – вдруг говорит Сысоев, но ничего другого от него Горохов и не ожидал, а вот слегка истеричный тон мордатого его насторожил. Но он пытается его успокоить:

- Уйдём, уйдём, - вообще-то, он был уверен: если бы шёл один… а с этим… Горохов думает, что его придётся бросить в степи километров через десять, но оставлять его тут он точно не собирается.

- Да ну, нет… Не уйдём! – почти ему в лицо орёт Сысоев.

И теперь у Андрея Николаевича нет сомнений, что он что-то знает.

- Дима. – почти вкрадчиво начинает уполномоченный. – Я тебе ещё раз повторяю: или ты идёшь со мной, или умрёшь, умрёшь прямо здесь… Ну или расскажешь, почему ты так уверен, что мы не сможем уйти.

Но Сысоев молчит, и тогда уполномоченный наотмашь бьёт его револьвером по лицу. Револьвер – железяка тяжёлая, он сразу рассекает мордатому кожу на скуле… Кровь ручьём, капли летят и на панель, и на лобовое стекло.

-А-а!.. - Дима хватается за лицо. - Ты офигел?!

- Ты, наверное, не знаешь, кто я…, - спокойно продолжает Горохов. – И предлагаю тебе этого не выяснять, иначе мне придётся тебя бить час или два, пока ты мне не ответишь на мой вопрос. А вопрос мой, если ты забыл, таков: почему ты думаешь, что мы не сможем пройти мимо патруля?

- Да потому!.. - почти в истерике орёт Сысоев и снова замолкает. Он закрывает лицо руками.

- Почему?! – угрожающе повторяет Андрей Николаевич и замахивается на него револьвером. – Говори, или бью ещё раз…

- У них дроны! – зло выкрикивает Дима.

- Какие дроны? На небе облака, луны нет, ночь… Почти ничего не видно…

- Да такие! – продолжает орать Сысоев. – Они знали, что сюда приедет какой-то охреневший людоед, которого просто так не взять. Которого в пустыне не найти. Так они подготовили ночные дроны с тепловизорами, чтобы его уже не выпустить из города.

«Они знали? В смысле – «знали»? Как они могли узнать о приезде «какого-то охреневшего людоеда»? Это он о чём? Может, это какая-то путаница? Может, всё-таки ищут не меня?».

Признаться, то, что он услышал, его немного озадачило. Но задавать главный вопрос «в лоб» Сысоеву он не стал, тот мог опять начать упираться, и потому уполномоченный спросил:

- И когда же они узнали, что сюда приезжает «охреневший людоед»?

- Неделю, кажется… Да, дней шесть назад, – всхлипывал Дима, всё ещё держа руку у раны на лице.

«Шесть дней назад?».

Он сопоставил цифры… И тут по спине уполномоченного пробежал холодок… Это было очень, очень, очень странное совпадение…

И после этих странных совпадений настало время для главного вопроса:

- Дима, дорогой, а теперь скажи мне, кто привёз в Серов весть о том, что сюда едет «охреневший людоед»?

Уполномоченный думал, что Сысоева снова придётся бить, но тот вдруг почти крикнул ему с раздражением:

- Мережко! Вот кто!

Эта фамилия даже не зацепила его сознания в первую секунду, уполномоченный не смог среагировать на неё правильно, потому что логическая связь между этим именем и фактом доставки в Серов информации находились в разных плоскостях, они не могли найти своего пересечения; и поэтому Горохов уточнил:

- Мережко? Какой Мережко?

- Да ваш Мережко… Ваш Денис, который… правда, всем он представляется как Петя Уваров... но я-то знаю, на чьё имя отправлять переводы в Соликамский банк! - опять проорал Сысоев. И тут же, понизив тон, продолжил: – Слушай, давай уедем отсюда. У них тут ночные дроны, заметят нас – нам конец. Им приказано с тобой не разговаривать, мочить сразу. Ни вопросов, ни ответов, стрелять – и всё… Они и меня прикончат заодно… Давай свалим отсюда. Пожалуйста… А?

Но уполномоченный его словно не слышал. У него в голове начали складываться в большую картину все непонятные факты. И нападение на него в Губахе, и расстрел его грузовика на трассе, и поиск его в гостинцах в Новой Ляле, и слова Сысоева про Дениса Мережко, который, в общем-то, был ни много ни мало заместителем начальника Отдела Дознаний, самого товарища Поживанова. И настоящим украшением сложившейся картины была та незабываемая реакция самого комиссара на сообщение Горохова, что он направляется в Серов. А последним камнем в фундамент его теории был…

«И маячок на моём грузовике. Такой же как у меня… С того же склада, наверное!»

- Слушай… Я не знаю, как тебя звать…, - продолжал ныть Дима. – Но нам нужно сваливать отсюда. Они ведь нас найдут и в натуре пристрелят. Дай ключи!

Андрей Николаевич сделал глубокий вздох и, поглядев на него, произнёс:

- Слушай, Дима… А что лично тебе сказал Мережко насчёт меня?

- Про тебя? Он…, - вспоминал Сысоев, – сказал, что приедет упырь из Соликамска, спросит про дешёвый бензин оптом. И чтобы я его, то есть тебя, задерживал и сразу позвонил Уханову.

- А Уханов… это…

- Начальник охраны Юры.

Он молча протянул Сысоеву ключ зажигания.

- Фары не включай.

- А тогда как? – мордатый хватает ключ и заводит двигатель.

- А так, – сухо ответил уполномоченный. – Поехали потихоньку.

Надо было Горохову в этой ситуации самому сесть за руль, но он находился сейчас в таком странном состоянии, что ни о чём и думать не мог. У него словно почву из-под ног выбило, и вся его незыблемая до сих пор картина мира разваливалась на куски и ошмётки. Не было больше монолита Трибунала. Той оси, которая ещё как-то удерживала разваливающийся мир юга от полного хаоса. Не было больше товарищей, на любого из которых можно было положиться, как на себя. А вот вопросы были, много было вопросов.

- Так, говоришь, Мережко сюда шесть дней назад приезжал?

- Да, - пыхтит Дима. – Приехал к Юре, а потом и ко мне заглянул. Начал про тебя разливать, про то, какой ты опасный… Говорил, что если ты приедешь к нам, то Юру завалишь. Мол, у тебя на него заказ.

- Заказ? Не ордер? – переспрашивает уполномоченный. – Так и сказал – «заказ»?

- Так и сказал. «Заказ», а не ордер. То есть… В смысле ты где-то халтуру со стороны взял на Юру. То есть ты тут не от «конторы» будешь, а по своим делам. И Юра перепугался. Стал готовиться…

«Всякий бы перепугался. Это понятное дело, но зачем это всё Мережко было нужно?».

- А с чего это ты Мережко долю засылаешь? – интересуется уполномоченный.

- Ну, с моей электростанции, ещё там… С кое-каких дел, - мнётся Дима.

- С полыни? С оружия? – уточняет Горохов.

- Нет, - сразу и чётко отрезает Сысоев, - это темы серьёзные, я в них даже не лезу, это всё темы Юры и его людей. И он…

Тут квадроцикл налетает на бархан, и их обоих подбрасывает в креслах.

- Не гони, идиот! – ругается Горохов.

- Так не видно ж ни фига без фар, – огрызается мордатый.

- Не дави педаль, езжай тихонько, и всё будет видно, - говорит Андрей Николаевич и, пока у Сысоева развязался язык, продолжает спрашивать: – А от Юры Мережко тоже что-то получает?

- От Юры? От Юры вряд ли… Юра вашим старшим отчисляет.

«Старшим! Это он про кого?».

На Горохова вдруг накатывает волна необыкновенной злости, он едва сдерживается, чтобы ещё раз не врезать револьвером по тяжёлой башке этого урода. Но он только спрашивает:

- Это каким ещё старшим?

- Да откуда мне знать-то? – развязно или, скорее, с раздражением отвечает Сысоев. – Я вообще, кроме Мережко, из ваших никого не знаю. Но Юру сюда точно поставили ваши. Они его Алевтине представили. Алевтина и не пикнула против, понимала, с кем дело имеет.

- Алевтина – это которая «Прохладой» владеет?

- Ну, там у неё вроде как офис, на самом деле она с северными торгует через болота. Все связи у неё в руках. У неё за болотом то ли сын, то ли ещё какая-то родня. Хрен её маму знает…

В общем-то, для этого… вот чтобы это всё услышать, уполномоченный сюда и ехал, и было очень на то похоже, что кто-то в Трибунале был сильно незаинтересован, чтобы он сюда добрался. Это объясняло все его недавние приключения.

А ещё Горохов боялся, что Сысоев перестанет говорить, поэтому теперь он обращался к нему мягче:

- Слушай, а при Алевтине Керим ещё какой-то есть.

- Есть, серьёзный он, чем занимается – не знаю, про то лучше даже не спрашивать…

- Оружием?

- Говорю же, не знаю!

И тут их квадроцикл в очередной раз влетает в бархан, въезжает на него правыми колёсами и едва не переворачивается. Тут же глохнет. Но перед этим сзади из-под днища слышится сильный металлический удар.

Горохов ничего не говорит, он не хочет, чтобы Сысоев замолчал, а тот матерится и крутит ключ зажигания. Мотор снова заработал, Дима включает передачу, газует… И снова из-под днища доносится серия частых металлических ударов. А машина лишь дёргается, колеса работают, роют и раскидывают мокрый песок, но только те, что слева.

«Всё, выворотил вал! Идиот».

Сысоев и сам это понимает. И начинает причитать:

- Всё! Приехали… Ну зачем ты меня с собой потащил?

И, не дожидаясь ответа, он распахивает дверь и выскакивает из кабины так проворно, что уполномоченный даже не успевает его схватить за пыльник.

- Стой! Куда ты?

Но Дима бежит в темноту. Андрей Николаевич глушит двигатель, надевает респиратор – во влажном степном воздухе много едкой пыльцы, от которой можно заболеть, – и уже потом выбирается из машины и идёт за Сысоевым.

Нет, не бежит, он не боится его потерять, так как знает, что Дима, грузный и рыхлый, не пробежит и двух сотен метров; он топает и пыхтит, и Горохов различает его чёрную фигуру в свете звёзд. Дурак спотыкается на кучах песка, скользит в грязи и уже выдыхается, замедляя бег. Горохов, взобравшись на один из барханов, глядит на огни города. Пять километров, может быть шесть, не больше. Тем не менее:

«С этим пузатым идиотом тащиться до города придётся часа два!».

Если патруль вернётся и у него и вправду есть коптеры с тепловизорами, то брошенный квадроцикл будет найден со стопроцентной гарантией. А значит, ребята приедут сюда и пойдут по следу. Но что ещё хуже, они свяжутся с людьми в городе… И те начнут стягиваться сюда отовсюду.

Горохов задумался, задумался всего на несколько секунд. Он понимал, что от коптеров с тепловизорами ему не уйти, не дай Бог один такой на него налетит. И то, что Сысоева будут искать, – это тоже было ясно. И это даже хорошо, что он решил бежать сам. Если их начнут искать, преследователям придётся потратить на него часть ресурсов, а значит, и времени.

Но что сейчас делать ему самому? В степь уйти пока не получается. Для этого ему потребуется надёжный и желательно быстрый транспорт. Возвращаться в город, в котором по улицам рыщут патрули? Затаиться там? Попытаться найти попутку? У него была заветная монетка от пророка. Да, её можно было использовать, наверняка в Серове есть приход Светлой Обители. Но, если честно, он почему-то не рассматривал эту возможность. Горохов не был уверен, что местный святоша не сдаст его властям. В общем, у него оставался всего один вариант, и он казался ему вполне рабочим.

Андрей Николаевич вытащил из-за спины чехол и достал из него винтовку: раз уж вы всерьёз, то и я буду серьёзен. Загнал патрон в патронник и поставил оружие на предохранитель.

Сысоев бежал ровно на север, поэтому Андрей Николаевич взял чуть правее, на северо-восток. Он рассчитывал быть в городе через полчаса.

ОКОНЧАНИЕ СЛЕДУЕТ.

Оглавление

Глава 1-14

Глава 15-28

Глава 39-42

Глава 43-