Воспитанник (fb2)

- Воспитанник (Война - 6) 508K скачать: (fb2) - (epub) - (mobi) - Владарг Дельсат

Воспитанник

Часть 1

Примечание к части

пилотно, с вопросом: стоит ли продолжать непростую тему?

Несмотря на некоторые сходства с известными фильмами, события взяты из мемуаров.

Гарри сидел у самой воды Черного Озера в полном одиночестве. Глядя на почти зеркально отражавшую вечернее небо поверхность воды, мальчик думал. Ему было о чем подумать, хоть на улице было довольно холодно. Все-таки, февраль — не самый теплый месяц, но Гарри будто не замечал холода, он переоценивал свою жизнь. Завтра будет очередной этап никому не нужного Турнира. Попытавшись поговорить с Гермионой, мальчик ее не нашел. С момента Святочного Бала девушка была какой-то не такой, по мнению Гарри. Впрочем, возможно, так на него повлияло увиденное в одной из ниш после бала: Гермиона целовалась с Крамом, при этом юноша что-то делал у нее рукой под юбкой, сильно задирая платье. Это зрелище так ударило Гарри, что он до сих пор в себя полностью не пришел.

«Тетя и дядя меня ненавидят, им будет гораздо лучше без меня», — подумал вспоминавший свои детские годы мальчик. Выбивание волшебства тяжелым ремнем, тычки, злые, бьющие в самую душу слова… Гарри попытался вспомнить хоть что-то хорошее до школы и не смог. Тяжело вздохнув, мальчик пошел дальше по своим воспоминаниям, пытаясь понять, зачем он действовал именно так, а не иначе. Сегодня будто какая-то пелена слетела с его сознания, заставив задуматься.

«Дракон… Как-то очень быстро нас тогда поймали, как будто… ждали?» — подумал герой Магического Мира. Мысль о том, что его ждали, была болезненной, даже слишком, потому что это означало, что директор знал. Как-то слишком быстро сделав такой вывод, Гарри будто бы завис, ни о чем не думая. Могло ли так быть? «Если бы такое случилось со мной, папа наложил бы вето», — неожиданно вспомнились слова Малфоя, поверившего Гарри. Вот что было странно: враг — поверил, а друг — нет. Но отца у мальчика не было, зато был опекун… Теперь Гарри знал, что Дамблдор мог разорвать его контракт с кубком. Значит… не хотел? «Дамблдор же сказал, что это невозможно», — неожиданно вспомнил Гарри. Однако в найденной книге же четко было написано… Осознавать, что его предал даже директор было… тяжело.

«Тогда все получается с василиском… Точнее с тем, почему Гермиона нашла, а все профессора почему-то нет… И почему окаменела Гермиона…» — осознавать было тяжело, просто очень. Подумав о третьем курсе и боггарте школьной подруги, мальчик почувствовал, что его прошиб пот. Ведь об отчислении мог говорить только директор, а раз боггартом была МакГонагалл… Но ведь такого не могло быть, или… могло? От этих размышлений внезапно очень сильно заболела голова, а потом возникло ощущение, что что-то разбилось. Но суть от этого не менялась, Гарри остро ощущал себя никому не нужным. Предавший факультет и даже Рон… «Друг» потом извинился, но можно ли было верить его словам. Все эти недели Гарри надеялся на то, что хотя бы Гермионе он нужен…

Вздохнув и подавив всхлип, мальчик сидел на берегу Черного Озера близ школы Волшебства, понимая, что остался совсем один. Возможно, Дамблдор переоценил силу воли ребенка, возможно, считал, что тот не поймет, но теперь Гарри понимал, что его предали совсем все. Хотя девушка ничего не говорила да и не обещала мальчику, но он почему-то решил, что нужен ей. Жаль, что это оказалось не так.

Возвращавшегося замерзшего пацана никто не остановил. Мистер Филч просто проводил того взглядом, покачав головой, он видел то, что не видели маги вокруг — сирота практически сломался. Стоило ждать беды, но кто бы послушал сквиба? Тем не менее, Аргус решился поговорить со Снейпом, что и проделал через четверть часа, правда, мистер Филч наутро об этом и не вспомнил, как и о состоянии Поттера.

— Чтоб ты сдох, Поттер! — поприветствовал мальчика утром родной факультет.

— Ладно, — кивнул чему-то улыбавшийся Гарри.

— Смотреть противно! — мисс Браун скорчила рожицу, долженствующую означать, по-видимому, брезгливость.

— Насмотришься еще, — ответил зеленоглазый мальчик, даже и не думая расстраиваться, он для себя все решил за ночь.

По пути в Большой зал Гарри пару раз ударили, откуда-то прилетели чары, остановленные старостой. Что-то понявшей старостой девочек, но почему-то так и не решившейся подойти. Кто знает, может быть, если бы она просто обняла Гарри, все было бы иначе?

Оскорбления, ставшие привычными за это время, и какая-то очень грустная улыбка последнего Поттера, которого почему-то впервые не смог прочитать Северус Снейп, желавший проверить то, что было сказано Аргусом Филчем. Однако Минерва не оставила ему времени, поэтому Северус решил, что это не так срочно. А Гарри прощался с Большим Залом, с профессорами, со ступенями, с Хогвартсом… Где-то в глубине души мальчик прощался с Гермионой, сожалея, что не решился пригласить ее на бал. Но было уже поздно, для всего поздно.

Свист трибун в ответ на «Гарри Поттер!» уже не мог ничего изменить. Уставший от боли мальчик принял свое решение. Понявший, что он сам не более, чем мячик на веревочке, Гарри Джеймс Поттер улыбался… Когда прозвучал сигнал, мальчик нырнул как можно глубже и сделал осознанный глубокий вдох, отчего стало очень больно, хорошо хоть ненадолго. На досках причала сиротливо лежал пакетик с жаброслями…

Смерть Гарри, несмотря на то что тела так и не нашли, открылась слишком поздно, когда уже вернулись все Чемпионы, а здоровенный русал развел руками. Это было катастрофой для Альбуса Дамблдора и большой радостью для Волдеморта. Помнила о Гарри как-то освободившаяся от подчиняющего болгара Гермиона. И только она.

***

Переправа была сложной, гитлеровцы обстреливали отступающие войска, стараясь утопить побольше красноармейцев. Лейтенант Зарубин стоял на плоту, чувствуя, что враг уже пристрелялся и может накрыть переправляемое орудие в любой момент. В этот момент новый взрыв чуть не сбросил красного командира в воду, но вот после него он увидел пацана, одетого в какие-то лохмотья, закачавшегося на воде. Не раздумывая, лейтенант прыгнул в воду, чтобы вытащить мальчонку лет десяти-одиннадцати на вид, который едва дышал. Судя по обилию шрамов, да и состоянию тела, пацан убежал от этих гадов, не жалевших даже детей.

— В санбат, — коротко распорядился капитан Егоров, покачав головой, сколько таких пацанов было…

Гарри очнулся внезапно. Он даже поначалу не осознал, что произошло, потом услышал речь, которую почему-то отлично понимал, хотя говорили не по-английски. Потом на него навалились воспоминания, заставив тихо заплакать, но рядом появилась какая-то женщина, сразу же погладив его рукой по голове. И было это так необыкновенно, что слезы тут же пропали.

— Как зовут тебя, малец? — поинтересовался какой-то усатый дядька, одетый в пижаму.

— Га… ги… — попытался что-то сказать Гарри, но не смог, сразу же запаниковав.

— Будешь Гришей, Григорием, значит, — заключил незнакомый дядька. — А то, что говорить пока не можешь, то не страшно, контузило тебя. Так бывает.

— Интересно, он сам поесть-то сможет? — задумчиво спросила медсестра.

— Замучили пацана вражины, — вздохнул солдат. — Дай-кось я его покормлю.

Чуть позже Гарри узнал, что оказался в прошлом, за почти сорок лет до своего рождения, в другой стране, и тут сейчас шла война. Его приняли за местного, убежавшего от кого-то черного, по рассказам похожего на дементора. Старательный мальчонка понравился медсестрам, попросившим за него начальника санбата, поэтому очень скоро у Гарри появилась красивая, по его мнению, одежда. Она была военной, но по размеру, удобной. Его начали учить, учить пришлось всему — и как наматывать портянки, и как приветствовать, и перевязкам, и… много чему. Маленький санинструктор вскоре встал в один строй с девушками, которых мальчик очень уважал — ведь они ничего не боялись. Наверное, и дракона бы не испугались.

С любознательным пацаном любили откровенничать раненые, рассказывая о всяких фронтовых придумках, так прошел год. Григорий Лисицын, как его окрестили, прижился в санбате, научившись многому, несмотря на то что ни палочки, ни магии у него не было. Он не боялся перевязывать раненых под огнем, хотя его за «под огнем» потом ругали. Воспитанника медсанбата берегли, но и учили честно — и врачи, и медсестры, и солдаты, которым просто лежать было скучно. А Гарри учился. Изо всех сил, потому что здесь он познал то, чего не знал всю свою жизнь: тепло. Почему-то его записали одиннадцатилетним, он, впрочем, не возражал. И его обнимали, показывая, что Гарри, точнее, уже Гриша — нужен, действительно нужен. За это мальчик был согласен и на непростую науку, и на взрывы, да что там… Он за это даже умереть был согласен.

— Такое чувство, что у него убили всех, причем на его же глазах, — поделилась как-то медсестра с врачом.

— Да, похоже, — согласился тот, смоля папироску между операциями. — Тогда понятна амнезия, детская психика не справилась. А учитывая количество шрамов…

— Мы его согреем, — пообещала женщина в годах. Именно она обнимала Гарри, утешала, когда что-то не получалось, хвалила и показывала мальчонке его нужность. Вскоре Гарри даже и не вспоминал о Великобритании, только иногда в снах приходила грустно смотревшая на него Гермиона.

— Лисицын! — позвала мальчика как-то товарищ капитан, уже после переаттестации. — Отнесешь таблетки товарищу генералу, ясно? И проследи, чтобы принял!

— Есть! — ответил маленький ефрейтор медицинской службы, отправляясь выполнять задание. Никого не боявшийся Гарри и сейчас не испугался, хоть и целый генерал… Комдив простудился, госпиталь обязал санбат проследить за приемом лекарств, так как лежать во время наступления генерал был против.

— Товарищ генерал, разрешите обратиться! — четкое воинское приветствие и представление удивили командира дивизии. Об этом мальчонке он, разумеется, слышал, даже медаль ему вручал — «За боевые заслуги». Подтащивший патронные ящики и воду задыхавшимся пулеметам, пацан тогда сильно помог…

— Обращайтесь, — кивнул все понявший командир дивизии.

— Вам таблетки пора принимать, — твердо произнес маленький солдат. — И градусник еще нужен… вот, — протянул мальчик генералу необходимое.

— Спасибо, — поблагодарил комдив, думая о будущем таких девчонок и мальчишек, разбросанных по частям.

Тянулись дни службы, Гарри уже и забыл про прошлое, но нет-нет да приходила к нему в сон кудрявая девушка, говорившая что-то о подчинении и о том, что это была не она. Мальчик был здесь на своем месте, его любили, дарили тепло и ему совсем не хотелось обратно.

Часть 2

Разведчики любили рассказывать Грише о своих хитростях, травить байки о походах в немецкий тыл. Их часто приносили в санбат ранеными, лежать было скучно, вот и рассказывали мальчишке, у которого просто никого не было. Младший уже сержант медицинской службы, награжденный за свое бесстрашие, охотно слушал и мотал на то, чего у него пока еще не было. А вот доктора занимались с ним серьезно и анатомией, и физиологией, и пропедевтикой, и десмургией, и даже латынью. Так что через два года войны мальчик уже мог принимать самостоятельные решения на сортировке раненых.

— Смотрю, фриц стоит, — рассказывал дядя Саша, он был разведчиком. — Да толстый такой…

— Толстого тащить, наверное, тяжело, — со знанием дела вставил Гриша.

— Сам побежал, как гранату увидел, — хмыкнул разведчик. — Ну а то, что она без запала, ему не видно было.

— Лисицын! К командиру! — воскликнула Верка, молодая совсем медсестра, обожавшая покомандовать. Только вечерами девушка, бывало, плакала. Однажды Гриша увидел и, хотя Верка накричала на него потом, но тогда он просто сел рядом и погладил, как когда-то гладили его. Он рассказывал, что война закончится, наступит счастливая жизнь и все-все будут радоваться. Мальчик очень хорошо понял, что девушка прятала свое горе за самоуверенностью, как… как Гермиона когда-то очень давно, в той жизни, что не вернется.

— Мы перебазируемся, — сообщил капитан медицинской службы маленькому солдату. — Проследи за формированием колонны и припасами.

— Есть, — ответил Гриша. Смысла в этом приказе было немного, но он позволял держать мальчика под присмотром, что младший сержант отлично понял. И был благодарен за то, что ему нашли дело, а не просто сказали «сидеть тут и не мешать».

Долгие версты войны… Американские грузовики шли по запыленной дороге вслед за передовыми частями, чтобы развернуть полевой госпиталь. Прошла пора горьких отступлений, окружений, оставленных городов и деревень, теперь Красная Армия забирала свое, и мальчик, глядя, как их встречают, понимал многое… А потом он слушал…

— Надо же, такой маленький, а уже солдат, — умилилась женщина, выглядевшая очень старой. — Кушай, мальчик, кушай, — погладила она Гришу по голове, не вызвав отторжения. — Как только мамка-то отпустила…

— У меня нет мамы, — вздохнул младший сержант. — Ни мамы, ни папы, только санбат.

— Все война проклятая, — всхлипнула женщина, глядя на сироту, обогретого солдатами. — Когда она уже закончится…

— Скоро, бабушка, скоро! — уверенно произнес Гриша. — Скоро мы доберемся до самого логова и придушим гадину!

Война научила Гарри ненавидеть. То, чему его не смогли научить ни Снейп, ни Дурсли, смогла война. Сгоревшие деревни, воющие от горя женщины в черном, виселицы и… детские тела. Часто — изломанные последней мукой. Фашисты оказались гораздо страшнее всего, что видел и знал Гарри Поттер, ставший Гришей Лисицыным. Дементоры только пугали, а эти… в черных мундирах… они мучили и убивали ни в чем не повинных людей, впрочем, нет… Фашисты считали, что они все — недочеловеки. Когда Гарри впервые услышал это от комиссара, то сначала даже не понял, что это ему напоминает, но потом вспомнил: Малфой, выглядевший в точности как тот эсэсовец и говоривший… «грязнокровки». Значит…

Эта девочка появилась в санбате потому, что ее нельзя было транспортировать. Фашисты надругались над двенадцатилетней девочкой, попытавшись затем как-то медленно убить, но как, Гриша не понял. Ее прооперировали, но… Маша не говорила, только смотрела в потолок, почти ни на что не реагируя, и мальчик пытался ее расшевелить, рассказывая сказки, кормя, иногда насильно. Все было тщетно… Однажды утром Маша просто не проснулась. И видя тело девочки, которую замучили проклятые фашисты так, что она просто не могла больше жить, Гриша плакал. Война научила его ненавидеть.

Потом были бои, и младший сержант снова бежал под обстрелом, чтобы спасти еще одного солдата или офицера, мальчик не видел разницы, они все были солдатами. У кого-то в руке был автомат, а у него — бинты и медикаменты. Много говоривший с ним комиссар научил Гришу думать… А еще Верка, ставшая как-то ближе мальчику, доверяла ему, когда на душе становилось совсем плохо.

— Одни мы с тобой на всем свете, — говорила девушка, обнимая маленького солдата. — Вот закончится война, и поедем мы в Ленинград.

— А почему в Ленинград? — удивился мальчик, не понявший связи.

— Я там жила до войны, на Васильевском, — объяснила Верка. — Там будет наш дом, будешь мне братом?

— Буду, — кивнул Гарри, улыбнувшись. — Тебя надо защищать, чтобы не обидели, — пояснил он свое решение.

***

Пистолет-пулемет Гриша просто выпросил. Позади осталась Польша, наступала последняя весна войны, хотя мальчик этого, разумеется, не знал. Но опасно теперь было везде и всегда, поэтому оружие мальчонке выдали, уча его стрелять, отсекать понемногу. Одиночные у него не получались, но вот по три-четыре выстрела вполне выходило. Мотив у Гриши был простым — нужно защитить раненых и… Верку. Поэтому мальчик таскал тяжелое для него оружие вместе с санитарной сумкой. Четырнадцать лет уже вполне позволяли не быть унесенным отдачей.

Бой за боем двигались они по проклятой земле. Хотя комиссары, которые назывались замполитами, пытались избавить солдат от желания рвать немцев зубами, но мальчик был в том возрасте, когда для него существовали свои и все остальные, без полутонов. Верка часто проводила вечера с Гришей, мечтая о мирном времени, он, можно сказать, стал ее семьей, как и она его. Единственной семьей, которой мальчик очень дорожил.

В ту ночь Грише не спалось. Он вышел за ворота дома, где отдыхал, сам санбат стоял чуть поодаль, но врачи посчитали, что нечего пацану спать в палатке, когда стоит такой хороший дом, поэтому там расположили тяжелых и Гришку. Вот он вышел почти за околицу, когда увидел… из недалекого лесочка надвигались люди, светя себе фонариками. Мальчик залег в кусты за холмик, как учил дядя Саша, снял оружие с плеча и осторожно сдвинул вперед предохранитель, чтобы потом очень тихо взвести правой рукой. Неизвестные медленно подходили, и по тому, как они шли, Гриша понял — это враги. Раскрыв и уперев в плечо приклад, мальчик прицелился. Его первая очередь всполошила охранение госпиталя. Несколько врагов упали, а Гриша все стрелял, будто угадывая, где они спрятались. Граната разорвалась совсем рядом, когда первая машина с солдатами уже была недалеко, и мир погас для Григория Лисицына.

Когда маленький младший сержант очнулся, вокруг было темно, а кто-то почти неслышно всхлипывал рядом. Очень сильно болела голова, но мальчик нашел в себе силы открыть глаза, увидев при этом плачущую Верку, повторявшую: «Не умирай, братик».

— Я не умру, — хрипло проговорил мальчик, и был тут же прижат к девушке.

— Мой маленький герой, — прошептала Верка, гладя его по забинтованной голове. — Я так испугалась!

— Ну нужно же было тебя защитить… — немного виновато проговорил Гриша.

— Ну, где тут наш герой? — к койке подошел товарищ капитан. — Очень неплохо…

В санбате Гришка провалялся две недели, став за это время сержантом и получив из рук генерала отважную медаль. Медаль «За отвагу» очень ценилась на фронте, это мальчик знал, а еще его поздравляли и благодарили врачи и медсестры, отчего даже захотелось плакать.

— Выживи, пацан, — попросил его товарищ генерал. — Очень тебя прошу, выживи!

— Есть выжить! — ответил ему Гришка, давно забывший, что такое, когда ты никому не нужен.

— Мой брат настоящий герой, — Верка уже привыкла к мысли, что она больше не одна, как и мальчик знал, что у него есть сестра, санбат и вся Советская страна. Оставалось совсем немного, в бинокль уже можно было разглядеть полуразрушенный город на Шпрее. Логово, как его называли не только политработники. Логово, в котором закончится война, будет много хлеба, масла и сахара. Гришка мечтал о том времени, когда не будет бомбежек и обстрелов, дети будут смеяться и никогда не умирать, ведь он станет врачом и сделает так, чтобы дети не умирали.

Истощенные узники… Девчонки, угнанные в рабство… Большей частью они были старше Гриши, но хотелось обогреть каждую, а для них… Для них он был освободителем, долгожданным святым ангелом, пришедшим, чтобы спасти. И совсем юного солдата, занимавшегося истощенными людьми, обнимали и целовали не сдавшиеся девчонки. Знать, что тебя очень ждут, что ты являешься кем-то очень важным, было необыкновенно.

Слушая рассказы малолетних узников и бывших рабов о том, как над ними издевались фашисты, сержант находил много общего с жизнью «мальчика-из-чулана». У него получалось, что тете Петунье и дяде Вернону его просто отдали в рабство, а значит, они фашисты. А дальше, вся эта «волшебная школа» выглядела игрой, ведь их могли убить в любой момент. Вспоминая пропавших девочек и мальчиков, Гриша просто не понимал, как он мог не замечать этого. В результате долгих размышлений получалось, что школа — это концлагерь, в котором юных фашистов учат издеваться над… над ними.

Какой-то очень усталый дядя из узников рассказывал Грише о принципах организации подполья в концлагерях. Он, казалось, сам не понимал, что и кому говорит, просто рассказывал, рассказывал, рассказывал всю ночь, а наутро умер. Не всех можно было спасти, и этот факт наполнял сердце сержанта болью, но… Нужно было жить дальше.

Маленькую девочку принесли солдаты, ей было навскидку лет пять. Она не откликалась ни на одно имя, почти не ходила и смотрела вокруг глазами, полными ужаса, подпустив к себе почему-то только солдат и Гришку с Веркой. Именно им малышка позволяла мыть себя, кормить, не падая в обморок и не сжимаясь от страха. Так у Гриши появилась младшая сестренка, Аленушка. Очень уж девочка была похожа на иллюстрацию, изображенную в найденной еще в сорок втором в разбомбленном доме книжке сказок. Их стало трое…

Часть 3

Обосновавшись в небольшом, покинутом хозяевами доме, три медсестры и Гриша с Аленушкой, уже начавшей потихоньку говорить, обустраивали свое временное жилье, натягивая простыни. Война катилась к концу, совсем скоро они поедут, как мечталось, в загадочный и чудесный город Ленинград, о котором так любила рассказывать Верка. Там у них будет много хлеба, мороженое, как до войны… девушка так вкусно рассказывала о том, как на круглую вафлю выдавливается кругляш удивительно вкусного мороженого, прикрываясь бумажкой, и Гарри понимал, что никакое Фортескью никогда не сравнится с этим. Дело было даже не в мороженом, а в… семье?

— Так, Гришка, а ну-ка иди, погуляй, — улыбчивая Верка прогнала сержанта на улицу. — Сейчас будем нашу красавицу купать. — дело было даже не в помывке Аленки, а в том, что помыться собирались и старшие девушки, пацана как раз стеснявшиеся.

— Хорошо, Вера, — улыбнулся мальчик, выходя на улицу. До линии фронта было не так далеко, о чем говорили бухи полковой артиллерии, расположенной совсем недалеко — гаубицам было нужно расстояние, это Гришка уже знал.

Отойдя от дома, мальчик присел на скамеечку, подставляя лицо весеннему солнцу. Вокруг бегали солдаты и санитары, проезжали танки и самоходные установки, отличавшиеся неподвижной башней, что значило — скоро наступление. Может быть, даже последний рывок к Победе. Эта мечта о Победе стала и мечтой когда-то английского пацана, уже и забывшего почти свое прошлое. Только в снах приходили люди и события, накладываясь на войну и даря пацану понимание своего прошлого. Да, сейчас бы он действовал совсем иначе, но сейчас он был сержантом медицинской службы, награжденным, нужным. У него были сестры и санбат — огромная семья.

Неизвестно откуда прилетел этот снаряд. Может быть, фрицы «докинули», как говорили артиллеристы, или же свои ошиблись с наводкой, что редко, но случалось на войне. Эта сцена не раз приходила потом в снах к Григорию Лисицыну: взлетающие вверх, разлетающиеся в стороны доски и цемент, из которых был сделан дом. Мальчика силой взрыва сдуло со скамейки, что и спасло ему жизнь, а вот девчонкам…

Потом он бежал к дому, растаскивая то, что от него осталось, надеясь на то, что повезло. Рядом были солдаты, бросившиеся на помощь отчаянно кричавшему мальчишке. Гришка что-то тащил, его пытались оттолкнуть, но мальчик почти кусался, пытаясь докопаться до родных. Он их и нашел. Изломанное тело Верки в одной рубашке и то, что осталось от Аленушки. От полного горя воя мальчишки замерли все вокруг. Гриша снова был один.

— Давай, поешь, — мальчика хотели отправить в тыл, но начальник санбата не дал, сказав, что тот просто не выживет. — Надо есть, чтобы были силы.

— Зачем мне силы… — почти сломленный сержант, второй раз, как думали окружающие, потеряв семью, просто не чувствовал себя в силах жить.

— Как ты думаешь, Вере понравилось бы такое поведение? — поинтересовалась пожилая медсестра. — Ты теперь должен жить, чтобы отомстить!

— Отомстить… — то, что зря она сказала именно так, Зинаида Тимофеевна поняла намного позже, но тогда эта цель оживила мальчишку, дав смысл.

И Гришка полез на передовую, спасая, вытаскивая раненых, он не кланялся ни пулям, ни взрывам, будто бы мальчику было совершенно наплевать на то, будет ли он жить. Но пули будто сторонились его, не желая прерывать эту жизнь. Уже поглядывавший в сторону отчаянного мальчишки, комдив готовился подписать приказ, который, по мнению взрослого человека, мог бы спасти жизнь мальчишки.

Было затишье, до Победы, которую не увидят ни Аленка, ни Верка, оставалось совсем немного. Гришка сидел на траве, бездумно глядя на небольшое поле, на котором прыгала невесть откуда взявшаяся девочка лет девяти. Одетая так, как будто и не было войны, она танцевала, когда что-то щелкнуло. Громко так щелкнуло, заставляя мальчика облиться потом.

— Стой на месте, — крикнул мальчик, знавший, что мина рванет, как только с нее сойдешь. — Хальт!

Девочка заплакала, мгновенно поняв, что случилось. Мальчик же добежал до нее, не обращая внимания на то, что могут быть и другие мины, после чего нажал на сандалик, расстегивая его, и показывая ребенку направление. Плачущая девочка посмотрела в глаза мальчика долгим взглядом, будто понимая, что сейчас будет, всхлипнула и быстро-быстро побежала, а Гришка улыбнулся и… вдруг стало горячо-горячо. На мгновение он даже увидел Веру с Аленушкой, услышав «ты должен бороться!», но, наверное, это были предсмертные галлюцинации, о которых рассказывал товарищ капитан.

— Спас немецкую девочку, товарищ генерал, закрыв мину собой, — начальник санбата с утра похоронил все, что осталось от сержанта Лисицына.

— И награды-то послать некому, — вздохнул не успевший отправить пацана в тыл командир дивизии. — За несколько часов до конца погиб…

— Пусть остаются в санбате, — предложил офицер медицинской службы. — Как и Гриша… Навечно…

А за окном уже нарастала победная канонада. Солдаты обнимали медсестер, высаживая в небо боезапас. Война закончилась, и теперь все должно было быть хорошо. Счастливые люди за окном смеялись и… плакали по всем тем, кого забрала самая страшная война. Мысленно пожелав маленькому сержанту тепла после смерти, генерал закурил.

***

Боль сменилась стучанием колес поезда. Это произошло как-то враз, без перехода, отчего нестерпимо заболела голова. Гриша открыл глаза, увидев перед собой смутно знакомое купе, в котором не было никого. Откуда-то слышалась речь, в которой сержант распознал английский язык. Через секунду он начал понимать, о чем говорят за незакрытыми дверями. Осмотрев себя, Гриша, давно отвыкший называть себя Гарри, понял, что он не в форме, обнаружив при этом какую-то палку. Память всколыхнулась, от чего голова заболела просто нестерпимо, на мгновение Гриша даже потерял сознание, но очнувшись, вспомнил все. И первые курсы, и разученные чары, и предательство, и войну… Перед глазами, как живые, встали Вера и Аленушка. Улыбчивые и радостные, как тогда, в свой последний день. Мальчик привычно вытер слезы рукавом, колдуя Темпус. Перед глазами медленно развеивалась какая-то черная дымка. Казалось, в купе разорвался патрон дымного пороха от ампуломета.

— Оказавшись на территории противника, главное, ничем не выделяться, тогда дольше проживешь, — в голове сержанта зазвучали слова дяди Саши, разведчика.

— Опять все заново, — прошептал маленький сержант. Только в Хогвартс этим сентябрьским днем девяносто первого года ехал уже не забитый родственниками ребенок, а многое понявший фронтовик. Видевший и смерть, и бой, и тепло самых близких людей. «Будет сюрприз этим предателям», — зло подумал снова вынужденный привыкать к имени Гарри мальчик.

— Привет, ты Гарри Поттер? — в купе ввалился Рон Уизли. Теперь, после стольких прожитых лет, пройдя почти всю войну, Гарри видел и фальшь, и чего-то ожидающие глаза. Кроме того, он не забыл предательство этого человека, но помня науку разведчиков, сдержался. Сейчас сержант Лисицын ощущал себя на территории противника, за линией фронта. «Есть ли здесь наши…», — с тоской подумал мальчик, перед глазами которого вставали врачи, разведчики, товарищ генерал…

— Я Гарри Поттер, — признал очевидное товарищ сержант, пытаясь себя настроить на то, что он опять Гарри Поттер и «своих» тут нет. Его теперь окружали малолетние фашисты, их шавки и предатели.

— А у тебя есть этот… — Рон очень похоже изображал интерес, но глядя в глаза этому предателю, Гришка понимал, что это ложь. Поэтому не задумываясь, поднял волосы, на что рыжий отреагировал совершенно неожиданно. — Да разве это шрам? Ты меня хочешь обмануть! Никакой ты не Гарри Поттер! — рыжий резко поднялся и куда-то убежал.

А Гриша озадаченно посмотрел ему вслед, наложив на стенку купе зеркальные чары, которые использовала Гермиона. Из зеркальной поверхности на него смотрел пацан лет десяти с первой степенью алиментарной дистрофии, перемотанными скотчем очками и одетый, как беспризорник. Все было, на первый взгляд, нормально, но вот подняв волосы, больше относившиеся к категории «патлы», шрама, как такового, Гарри не увидел. То есть наличествовал заживший осколочный след, очень давний и все. Никакой вечно свежей раны, что заставляло задуматься серьезней. Не зря предатель так отреагировал, ведь лейтенант Зарубин из отдела СМЕРШ говорил, что враг себя всегда выдаст.

Насколько Гришка помнил, ожидалась встреча с местным фашистом — Малфоем, а потом на него придет посмотреть Гермиона, ищущая жабу Невилла. В то, что жаба просто так пропала, да и в то, что все так интересно совпало, товарищ сержант не верил. Он просто пытался себя настроить на то, что Малфой — не фашистская гадина, а пока еще ребенок, которого убивать нельзя. По крайней мере, не прямо сейчас. Хотя память, конечно, подсказывала…

— Ты не видел жабу? — девочка вела себя очень заносчиво, говорила громким голосом и была этим так похожа на Верку... Пригласив девочку садиться, Гриша вгляделся в глаза Гермионы, уловив там какую-то тоску, понимая, что девочка так прикрывает какую-то беду. А какая беда может быть на войне?

— Жаба найдется к концу путешествия, — мягко произнес мальчик. — Давай лучше посидим?

— Давай… — почему-то неуверенно произнесла девочка, не понимавшая, что происходит. Необыкновенные зеленые глаза Гарри Поттера были неожиданно взрослыми и смотрели с таким пониманием, что Гермионе неожиданно захотелось расплакаться. Твердо помнившая, что плакать нельзя, потому что будут смеяться и могут даже побить, девочка сглотнула свой всхлип, усевшись напротив.

— Ты на какой факультет хочешь поступать? — поинтересовался о чем-то задумавшийся мальчик.

— На Гриффиндор, потому что там учился… — начала говорить Гермиона, но была прервана.

— А Мерлин учился на Слизерине, — об этом Гриша узнал еще в той, забытой жизни, оставаясь в тишине лишь в библиотеке. — Но ты не Дамблдор и не Мерлин, подумай, чего бы хотелось именно тебе, — мальчик разговаривал с девочкой так же, как комиссар еще в сорок втором говорил с ним самим.

— Хорошо, — Гермиона задумалась. — Я подумаю. А я все о тебе знаю! — решила она продемонстрировать прочитанное.

— Вот как, — улыбнулся давно уже не мальчик. — Тогда не говори никому, что я вырос в чулане, хорошо?

— Как в чулане? — девочка удивленно расширила глаза, ведь в книгах об этом ничего не было, что сержант отлично понял, ведь он знал Гермиону.

— Не было этого в книгах, да? — Гриша посмотрел на девочку, старавшуюся быть абсолютно правильной, чего быть не могло в принципе, так товарищ лейтенант говорил, а СМЕРШ в этом разбирается. Мальчик задрал рукав рубашки, открывая свою руку. — Видишь?

— Но… но… но… — нечесаная девочка смотрела на руку мальчика, видя проступающие кости, понимая, что или это не Гарри Поттер, или… Оставалось надеяться только на то, что перед ней сидит не Поттер, потому что иначе мир девочки рухнул бы.

— Гарри Поттер, — Гриша увидел, что Малфой-таки дошел до купе, выглядел тот именно так, как… Внутри сержанта всколыхнулась ненависть.

— А вот это, Гермиона, Драко Малфой, фашист местный, — зло проговорил зеленоглазый мальчик, пытаясь утихомирить ненависть, требующую вцепиться в горло этому… — Ты для него и для таких, как он — не человек. А так… грязь под ногами! Тварь белобрысая! — от ненависти, прозвучавшей в голосе Гарри Поттера всем находившимся в купе стало нехорошо, поэтому Драко решил ретироваться. Откуда воспитанный, как юный Малфой точно знал, магглами, Поттер мог это узнать, Драко не знал, зато отлично понял — они враги. А вот Гермиона пыталась собрать воедино тот факт, что Великобритания — демократическая страна, нацизм побежден и — то, о чем говорил Гарри. Ведь судя по бегству белобрысого, Поттер говорил правду. Гермионе показалось, что у нее в голове что-то разбилось, появились какие-то необычные мысли, голова сильно заболела, и сознание девочки погасло.

Тяжело вздохнувший Гришка вспомнил, что аптечки у него под рукой нет, поэтому в сознание Гермиону пришлось приводить изученными на третьем курсе чарами. Но вот очнувшаяся девочка явно не понимала, где находится и что тут делает, как после контузии. Не осознавая, что на самом деле произошло, сержант начал объяснять девочке так, как понимал ситуацию сам.

— У тебя амнезия, — сообщил он, пытаясь придумать хоть какой-то выход, но по всему выходило, что никаких вариантов нет. — Мы находимся на территории врага, поэтому…

Часть 4

Гермиона была на краю паники. Она не помнила ничего, что произошло после ее одиннадцатого дня рождения, просто совсем ничего. Последнее воспоминание — явление какой-то старухи и все. Пока незнакомый, но откуда-то знавший ее мальчик не начал объяснять, девочка считала, что сегодня двадцатое сентября, не понимая при этом, что она делает в поезде. Узнав, что забыла почти год, Гермиона была в ужасе, но мальчик, оказавшийся Гарри Поттером, умело объяснил, что они находятся в мире волшебников, друзей здесь нет и быть не может.

А вот до Гриши только сейчас дошло, что это могло быть. Он вспомнил уроки лже-Грюма, чувствуя, как становится просто холодно. Если девочку подчинили, то так же могли многих…. А это просто так не делается. Впрочем, об этом можно было подумать и попозже, сейчас нужно было успокоить и защитить девочку, растерянную настолько, что напоминала Аленку в первые дни.

Быстро поняв объяснения о том, что убежать не получится, а ее родителям могут запросто стереть память о ней, Гермиона просто дрожала. Психика с таким переходом не справлялась. Наверное, чтобы успокоить ее, мальчик Гарри рассказывал о своей жизни. Слушать это было просто страшно, учитывая, что Гриша все называл своими именами так, как понимал.

— Отдали меня в рабство, — сообщил он. — Как только выжил, при том режиме питания, я не знаю. Ну а потом «волшебная сказка», конечно, — припоминая долгие разговоры с комиссаром, сержант неожиданно провел еще одну параллель. — В тридцатых годах Гитлер обещал немцам волшебную сказку, решив для этого убить всех остальных, кто для него был неполноценным. У фашистов были недочеловеки, а в Хогвартсе есть понятие «магглорожденный», их любят называть «грязнокровками», то есть теми, у кого, по мнению этих, «грязная» кровь.

— Такие, как я? — удивилась Гермиона, уже немного уяснившая себе, что происходит.

— Такие, как ты, — кивнул сержант, приобнимая не возражавшую против этого девочку. — Знаешь, на что это похоже?

— На что? — тихо спросила кудрявая девочка, которой было просто очень страшно. В такой ситуации она даже и не представляла, что делать. Но вот мальчик рядом с ней, он явно понимал и хотел… защитить? Гермиону еще никто не защищал, ну, кроме папы, конечно. Правда, насколько девочка поняла, от волшебников и папа не защитит.

— Когда про концлагеря рассказывали, — что-то припоминая, ответил Гришка. — Говорили о разных играх, в которые твари играли, чтобы потешить себя и помучить… Возможно, это именно такая игра, тогда… Получается, что все каникулы — это фикция. Может быть, вообще только мы и остались, а родителей…

— Нет… нет… нет… — зашептала девочка, чувствуя, как по лицу побежали слезы. Представить, что родителей убили, она не могла. Сильно заболело в груди, и Гермиона потеряла сознание. Вздохнувший мальчик привел ее в сознание привычным способом.

— Не пугайся, просто, когда приедем, пошли им письмо с каким-нибудь контрольным вопросом, который знали только твои родители, — мысленно поблагодарив лейтенанта из СМЕРШ, объяснил товарищ сержант. — Мы с тобой идем на один факультет, — предупредил он.

— А почему? — заинтересовалась плачущая девочка, новостей было так много, что сейчас Гермионе казалось, что все происходит не с ней.

— Надо же тебя защитить… — это было само-собой разумеющимся для маленького воина медицинской службы. А вот для Гермионы настолько необычным, что она расплакалась, прижавшись к его плечу.

Хогвартс-экспресс споро шел к Хогсмиду, а Драко раздумывал — написать или нет отцу. Ненависть в словах Поттера могла значить опасность и для отца, которого мальчик очень любил, потому решил защитить незнанием на всякий случай. Последний Поттер был страшным, пугая наследника лорда Малфой. Рональд жаловался Невиллу, что герой-де ненастоящий. Из-под кресла мрачно квакал Тревор.

— Скоро поезд прибудет, — когда за окнами стемнело, сообщил Гриша. — Нужно надеть мантию.

— А переодеваться? — удивилась девочка, но мальчик поинтересовался тем, на что она хочет переодеть школьную форму, заставив Гермиону сильно смутиться.

— Ничего не бойся, держись рядом со мной, — проинструктировал девочку Гриша, чувствуя себя так, как будто находился на передовой. — Если что, я тебя вытащу, понятно?

— Понятно, — послушно кивнула почти ничего не понявшая девочка, но верившая в то, что Гарри знает лучше. Выпавший из памяти год очень сильно ударил Гермиону, полностью лишив уверенности в себе.

***

Гермионе было очень страшно, новости оказались очень неприятными, а мысль о том, что родителей могли… чтобы с ней «играть»… эта мысль выбивала полностью почву из-под ног. Гришка вел девочку за собой, вспоминая принципы организации подполья в концлагере. Чем больше сержант думал, тем больше понимал, что это именно концлагерь — сначала провести по лесу, чтобы убить слабых незаметно для всех остальных, потом озеро, видимо, с той же целью. А потом уже… мальчик помнил о том, что вроде бы ничего такого на первом курсе не было, только вот что-то ему казалось странным — тролль, дракон и этот… «профессор Квирелл». Получалось, действительно игра…

Большой Зал, казалось, не изменился, только на это великолепие смотрел теперь не забитый опекунами ребенок, а товарищ сержант медицинской службы, видевший и чудеса, и ужасы пострашнее привидений. Поэтому он сейчас смотрел на преподавательский стол, чувствуя, как же ему сейчас не хватает его пистолета-пулемета. Гришка знал, что все, кто сидит за столом Гриффиндора — предатели, Слизерина — фашисты типа гитлерюгенда, о котором говорил комсорг, а остальные — просто их шавки. И самый главный предатель украшал золотое кресло. Ненавидящие глаза Снейпа Гриша будто просто почувствовал, плеснув в ответ такой ненавистью, от которой профессор почему-то скрылся под столом. «Эсэсовец, потому и в черном», — понял сержант, почувствовав необъяснимую слабость.

— Ты как? — поинтересовался он у бледной девочки.

— Я хо-хорошо, — заикнулась Гермиона, с ужасом глядя на скопище детей и сидевших над ними взрослых, будто надсмотрщики.

— На Гриффиндор или Слизерин не идем, помнишь? — поинтересовался Гришка, все еще не желавший становиться Гарри Поттером. — На одном фашисты, на другом предатели.

— Я помню, спасибо, — слабо улыбнулась девочка, поймав какой-то странный взгляд женщины, проводившей распределение. Почему-то от этого взгляда становилось очень холодно где-то внутри.

— Если что, зови на помощь, — решился товарищ сержант. — Наших тут нет, потому лучше умереть стоя, чем жить на коленях.

— Гермиона Грейнджер! — позвала страшная женщина, и кудрявая девочка пошла к своей судьбе. Умирать ей очень не хотелось, ей хотелось в библиотеку, где можно ото всех спрятаться.

— Вот, значит, как… — проговорила шляпа, слегка поерзав на голове испугавшегося ребенка. — Рейвенкло! — в этот момент Гриша увидел, что глаза проводившей распределение МакГонагалл сверкнули какой-то затаенной злостью. «Как гестаповка», — подумал мальчик, ожидая своего вызова. — «Ну, твари…»

— Поттер, Гарри! — выкрикнула Минерва МакГонагалл. Сержант Лисицын едва успел упереть взгляд в пол, чтобы эта гадина ничего не почувствовала. На глаза упала Шляпа.

— Вот, значит, как, — проговорил голос в голове. — Хорошо, убедил, но постарайся не развалить замок.

— Рейвенкло! — выкрикнула Шляпа, а мальчик увидел злость в глазах директора, поняв, что предатель теперь постарается отомстить. «Будем готовы», — оскалился герой магического мира.

— Уизли, Рональд! — после девочки, которая абсолютно точно на втором курсе не училась, насколько Гриша помнил, вызвали предателя. И вот тут Шляпа наотрез отказалась распределять мальчика.

— Пошел вон! — закричала она. Зал замер, это было похлеще распределения Поттера к умникам. Такого еще не случалось никогда. Сверху спустился директор, наставив палочку на артефакт, внезапно оказавшийся в каком-то радужном шаре. А Рон при этом очутился на полу. — Предателям тут не место! Пошел вон!

Было заметно, как на факультете львят школьники шарахнулись от всех Уизли, да принялись переглядываться профессора. Гриша со своего места видел, как Малфой уже открыл рот, но сразу же закрыл его, резко согнувшись. Теперь у товарища сержанта получалось, что Шляпа была не в курсе того, что это концлагерь. Могло ли такое быть? «Вполне», — подумал он.

— Кушай спокойно, — тихо проговорил Гришка Гермионе на ушко. — Травить пока вроде бы не должны, а после ужина отправим сову к твоим.

— А как же ты? — удивилась девочка.

— А мне некому писать, — как-то горько произнес мальчик, которого хотелось обнять. — МакГонагалл на тебя косилась странно, я видел, но теперь у них проблема намного большая, потому что Шляпа зубы показала. То есть пока не до нас, но одна не ходи.

— Я не буду одна, — пообещала Гермиона, очень благодарная этому Гарри, спасшему ее, как девочка верила. Сравнивая прочитанные исторические книги с окружающей реальностью, Гермиона понимала, что мальчик абсолютно прав. Дети вообще очень просто себя на что угодно могут накрутить, особенно на страшное.

Часть 5

Глядя на то, как кушает Гарри, какие блюда выбирает, Гермиона понимала, что не все так просто, стараясь делать все то же самое. Гриша же, помня о симптомах алиментарной дистрофии, просто выбирал легкие блюда, чтобы не мучиться животом, как это бывало в той, забытой почти жизни. Не замечая, что девочка выбирает те же блюда, он кушал медленно, как учил товарищ капитан — тщательно пережевывая пищу, потому что желудок слабый, а какой тут санбат… В общем, проверять не хотелось, тем более что сержант слышал, что над лагерниками разные опыты проводили.

Ужин закончился довольно быстро, после чего всех разогнали по гостиным. Идя так, чтобы прикрывать Гермиону, Гриша поглядывал по сторонам, отмечая возможные места, не просматривавшиеся портретами. Подпольная организация — это не говорильня, это борьба. Фашистам должно быть страшно, они должны видеть возмездие за каждым углом — так говорил комиссар, и маленький солдат был готов бороться с врагом, пусть даже и на его территории. Вспомнив о том, что нужно написать письмо, Гриша, стараясь даже про себя называть себя Гарри, обратился к старосте, которой оказалась мисс Кристал, насколько он запомнил.

— Здравствуйте, — вежливо поздоровался мальчик, посматривая по сторонам.

— Чем я могу вам помочь? — поинтересовалась девушка, готовившаяся разгонять первачков сразу после речи декана, которого еще не было.

— Гермионе нужно написать письмо домой, можно и моей совой, — объяснил мальчик, сразу же спросив: — Как она это может сделать?

— Пусть положит на столик, — девушка показала на небольшой стол у входа, на котором уже было несколько пергаментов. — Эльфы займутся.

— Спасибо, — вежливо поблагодарил герой магического мира, начав инструктировать Гермиону, которой он объяснил, зачем письма кладутся на стол. — Это, чтобы мы домой ничего лишнего не написали, — принципы военной цензуры мальчик знал, правда, не задумавшись о том, какие могут быть письма из концлагеря.

Девочка кивнула, усевшись писать. Задумавшись о контрольном вопросе, Гермиона приписала: «Какого цвета были мои трусики, когда я пошла в школу в первый раз?»; девочка-то это помнила абсолютно точно, по ее мнению, и родители должны были помнить. Немного успокоившись и выдохнув, Гермиона положила письмо на столик, а сама встала рядом с Гарри, сразу же повернувшегося так, чтобы прикрыть девочку от возможной опасности. Видя это, Гермиона была поражена в самое сердце — ее защищали.

— Я не знаю, сколько человек в комнате, — сообщил ей Гриша. — Но главное — не забывай о гигиене. Если ты заболеешь, здесь никто не спасет. Болезнь — это смерть, — он хорошо запомнил, о чем говорил тот умерший узник.

— Я не заболею, — пообещала девочка, обняв Гарри на прощание. Договорившись встретиться назавтра в гостиной, мальчик отправился в свою спальню, оказавшуюся индивидуальной. В комнате был еще небольшой стол, стул и шкаф. Стул сержант сразу же использовал по назначению, чтобы подпереть дверь, добавив еще кстати обнаружившимися в памяти чарами.

Нужно было помыться, ревизовать одежду, подшить, где нужно, и отправляться «на боковую», как говорили солдаты. Ревизия одежды, правда, оставила очень неприятное впечатление. Гарри уже и забыл, как одевался. Да, он решил называть себя Гарри, чтобы фашисты ничего не заподозрили. Однако мальчик знал, что одежду и кое-что еще можно заказать совиной почтой. Гранат ему, конечно, сюда не пришлют, но не зря же разведчики о хитростях рассказывали, да и бензин с чем-нибудь вроде загустителя… Можно было попробовать. Зло оскалившийся мальчик несколько минут смотрел на свои вещи.

Затем был душ и койка. Всю ночь Гарри снились Вера и Аленка… Такие, какими они были в тот последний день. Младшая сестричка улыбалась, обнимала Гришку, уговаривая не грустить, а старшая… Старшая хвалила, говоря о том, что он все правильно делает.

— Теперь у тебя снова есть, ради кого жить, Гришка, — сказала Вера, обняв его и Аленушку. — Береги ее, хорошо?

— Хорошо, Вера, — кивнул товарищ сержант, стоя перед девушкой в своей форме.

— Так и не поехали мы с тобой в Ленинград, братик, — произнесла Аленушка, гладя его по голове. — Но ты все равно живи… И за нас с Верой тоже, договорились?

— Договорились, — кивнул все понявший Гришка. Сестренки приходили попрощаться, он слышал о таких случаях. И хотя сердце рвалось к ним, но не выполнить последнюю волю сестер он не мог.

***

Альбус Персиваль Вульфрик Брайан Дамблдор происходящего не понимал. Шляпа отказалась распределять ученика впервые за историю, при этом ее не удалось ни заставить, ни убрать из Большого зала. Хорошо, что он начал уговаривать артефакт уже после того, как ученики разошлись, и очень плохо, что до того, как разошлись преподаватели, потому что Квиринус, услышав откровения Шляпы, бежал, лишь чудом никого не убив, правда, при этом Минерва оказалась в Больничном Крыле, но пострадала не сильно и недели за две оправится. С Северусом, внезапно потерявшим сознание во время ужина, дела обстояли значительно хуже.

— Что с ним, Поппи? — поинтересовался Дамблдор, лишь войдя в Больничное Крыло. Приголубленная упавшим столом Минерва все еще была без сознания.

— Очень похоже на детский стихийный выброс, — задумчиво проговорила медиведьма. — Пока он без сознания, ничего сказать не могу.

— Интересно, кто его мог так… — задумался Альбус. Версия Поттера в голову почему-то совсем не приходила, потому как для такого выброса надо иметь ментальные способности или испытывать сильные чувства, а последнего Поттера слишком сильно забили родственники, по наблюдениям Дамблдора. Правда, поступление на Рейвенкло… Впрочем, и это объяснялось — если мальчик вынужденно сидел в библиотеке… Это было не слишком хорошо, и навевало мысли о некоторой некондиционности «героя». Впрочем, спешить Альбус не любил, решив для начала понаблюдать.

— Альбус, я видела мистера Поттера, — начала школьная медиведьма. — Ты сам-то понимаешь, что натворил?

— Обливиэйт, — вздохнул Дамблдор, махнув Старшей палочкой. — Тебе не интересен мистер Поттер.

— Да, Альбус, — согласилась мадам Помфри, возвращаясь к своим делам, пока Великий Светлый, как он себя называл, решил отправиться к Петунии, ибо, по мнению Дамблдора, палку она несколько перегнула. Потом надо было разобраться со Шляпой, как-то узнавшей о Волдеморте в Квирелле.

Филиус Флитвик был задумчив. Попадание Поттера на Рейвенкло сулило проблемы, в частности с Дамблдором. Неожиданно мощный Обливиэйт, с которым едва справились гоблинские артефакты, слова Шляпы подтвердил, как и тот факт, что артефакт нарушил какие-то планы директора. Кроме того, Поттер выглядел некормленым, в старой одежде, но вот в чем проблема: забитым мальчик не был, то есть совсем не выглядел, он выглядел готовым к бою, а это в одиннадцатилетнем возрасте было не очень обычно, да еще и на Рейвенкло. И запуганная маггловская девочка… первое сентября принесло слишком много загадок, но профессор Флитвик все-таки решил для начала понаблюдать.

***

Мистер Грейнджер с интересом читал письмо, принесенное белой совой. Птица для Британии была несколько необычной, да и письмо… Хорошо зная дочь, Марк видел, что девочка волновалась, когда писала, что для Гермионы обычным не было. Внимательно прочитав письмо, мистер Грейнджер замер, увидев вопрос в самом конце. Первым его желанием было написать письмо в духе «лучше учись, чем задавать дурные вопросы», но затем мужчина задумался.

— Эмма, посмотри, — протянул Марк письмо супруге. Очень этот вопрос походил на проверку, как в шпионских романах.

— Такое чувство, что доченька сомневается в том, что письмо получим именно мы, — задумчиво проговорила женщина, не понаслышке знавшая о детских играх. — И это странно, потому что с утра она была привычно-целеустремленной, ничуть не беспокоясь.

— А должна была бы, — заметил мистер Грейнджер. — Неизвестная школа… Кстати, а где она находится? — этот невинный вопрос породил ступор у миссис Грейнджер.

— Н-н-не знаю… — медленно ответила женщина, пытаясь вспомнить, почему они с мужем подписали договор. — А что в контракте написано?

Полчаса спустя взрослые адекватные, как они считали, люди никакого контракта не обнаружили. Присев на диван, Грейнджеры переглянулись, пытаясь вспомнить формулировки документа, все больше убеждаясь, что никакого договора не было. Учитывая письмо с очень странным вопросом, это был не просто звоночек.

— Подытожим, — задумчиво проговорила миссис Грейнджер. — Мы не знаем, где находится школа и какие там условия, но Миона должна там учиться.

— Конечно, должна, — кивнул мистер Грейнджер, замерев. В его голове магическая установка боролась со здравым смыслом. — Но что мы ей ответим? Ты помнишь цвет ее белья семь лет назад?

— Не помню, конечно, — произнесла Эмма. — Поэтому ответим уклончиво. — «Что касается твоего вопроса, доченька, то на него нельзя ответить в письме, ты же сама понимаешь, почему?» — вывело золотое перо «Паркер» на листе пергамента. Марк взглянул в написанное и кивнул. Несмотря на то, что он точно знал — дочь должна учиться именно в Хогвартсе, неизвестное расположение школы удручало, поэтому мистер Грейнджер написал письмо в Министерство Образования с просьбой выслать ему копию контракта. Написал он не в региональный офис, а в центральный, заказным письмом, что шутку практически исключало.

Часть 6

Всю ночь Гермионе снились родители. Счастливые и грустные, сердитые и веселые, они улыбались девочке, будто прощаясь с нею. Проснулась Гермиона в слезах, сразу же вспомнив о том, что было вечером, поэтому для начала, пользуясь тем, что ее никто не видит, немножко поплакала, только потом отправившись принимать душ, чистить зубы и одеваться. Абсолютная память девочки подкладывала ей кадры из разных фильмов о нацистах, лагерях и том, что делали с людьми… Гермиона была любознательной, много читала и еще больше смотрела по телевизору. И вот теперь прочитанное вставало перед глазами, заставляя почти дрожать.

Выйдя в гостиную, девочка сразу же увидела Гарри, явно обрадовавшегося ей, но сразу вставшего так, чтобы защитить в случае чего, что заставляло глаза округляться. Гермиона уже приняла тот факт, что мальчик знает лучше, поэтому считала, что защищать ее у него есть серьезные причины. А Гарри, увидев непричесанность девочки, привлек ее в уголок, разворачивая к себе спиной.

— Что ты делаешь? — удивилась Гермиона, почувствовав, что ее гладят.

— Ты не причесалась, но нужно быть аккуратной, чтобы не привлечь ненужного внимания, — объяснил ей мальчик, начав расчесывать так, как показывала ему Вера — волосы у Аленушки были пушистыми, а делать ей больно не хотел никто. — Я тебя расчешу, а ты поглядывай по сторонам.

— Х-хорошо, — девочка замерла от мягких и каких-то нежных движений. Не было ни боли, ни пытающейся сломаться расчески, только Гарри что-то шептал. Такое с Гермионой было впервые, очень смущая девочку.

— Сейчас дорасчешемся и пойдем на завтрак, — заметил мальчик, аккуратно распутывая волосы и шепча заговор, которому его научила баба Зина — пожилая санитарка. «Чтобы волосы были послушными, и враг не смел их коснуться», — учила его женщина, эту науку Гарри запомнил, потому что кто знает… — Будь осторожна с соком, там уже может быть отрава, поэтому я проверю сначала, хорошо? — всеобщая ненависть на четвертом курсе многому научила последнего Поттера.

— Хорошо, Гарри, — кивнула ничего подобного и не подозревавшая Гермиона. — Спасибо тебе, — почему-то девочка с большим трудом держала себя в руках, хотя обычно плаксой не была.

— Сейчас плакать нельзя, — как будто поняв ее чувства, произнес Гарри. — Надо терпеть до вечера, иначе привлечешь внимание.

Привлекать внимание Гермионе не хотелось, она очень этого боялась, ибо мало ли что с ней могут сделать, а она девочка… Что могут сделать с девочкой, рассказывали в школе. И рассказывали такие вещи, что Гермиона потом боялась ходить одна. А здесь папы нет, полиции тоже, а есть… об этом слове даже думать не хотелось. Оно было очень страшным. Идя за мальчиком в Большой Зал, девочка даже не задумалась, откуда он знает дорогу. А вот сам зал выглядел совсем не так, как вчера — у девочки создалось ощущение, что в огромном помещении танцевали слоны — столы были побиты, на колоннах выщерблины, а за столом профессоров наблюдалось как-то совсем мало людей.

— Директору в глаза не смотри, он мысли читает, — предупредил ее Гарри, проверяя еду хорошо вызубренными чарами. — Ну я так и думал, — вздохнул мальчик. — Сок не пей.

— Там отрава? — глаза девочки сделались совершенно круглыми. В этот момент она так сильно испугалась, что ей захотелось в туалет, но идти туда одной было просто до смерти жутко.

— Не умрешь, но хорошего мало, — задумчиво изучил ответ чар Гарри. Зачем у него и у Гермионы в соке специфические зелья он, учитывая, что Дамблдор предатель, отлично понял. «Вот почему я тогда не задавал вопросов», — понял мальчик, остро жалея, что его ППС остался в той, другой жизни.

— Спасибо, Гарри… — с чувством произнесла девочка, желая продолжить завтрак, но в этот миг сверху спикировала белая сова, метко попав в Гермиону пергаментом.

— А, Букля! Здравствуй, моя хорошая, — заулыбался Гарри, искренне радуясь сове. Мальчик придвинул уставшей птице тарелку с беконом. — Видимо, ответ принесла.

— Ой… — прочитав, девочка покраснела, а потом подложила письмо Гарри. — Как ты думаешь, что это значит?

— Могут в заложниках держать, — задумчиво проговорил мальчик. — Или как-то еще контролировать… По крайней мере, они живы, — контрольный вопрос бордовая от смущения Гермиона скрывать не стала. — Значит, надо выжить и нам, а на каникулах все узнаем. Надо дожить до каникул, — решительно произнес сержант медицинской службы.

Девочке опять захотелось расплакаться, на этот раз от облегчения. Но вот слова Гарри о том, что надо дожить, опять напугали, поэтому Гермиона только потеснее прижалась к сержанту, прикидывавшему, как учил дядя Саша, путь подхода и отхода. Разведчик учил мальчика тому, что умирать нужно лишь в самом крайнем случае, поэтому надо все предусмотреть. И Гарри, которым опять стал Гриша, пытался все предусмотреть. Еще нужны были листовки, чтобы показать узникам, что они не одни. Но листовки делать необходимо так, чтобы не нашли автора, иначе все зря. Об этом тоже следовало подумать, а пока мальчик и девочка шли на урок чар. Готовый к бою сержант и пугающаяся Гермиона. Впереди было три полных испытаний месяца.

***

Альбус Персиваль Вульфрик Брайан Дамблдор свои ошибки признавать умел. Последний Поттер выглядел каким-то забитым, будто старавшимся спрятаться в тени, что совершенно не подходило Великому Светлому. Такой человек точно не сможет повести за собой, именно поэтому Альбус решил переговорить с миссис Фигг и Петуньей. Откладывать разговор Дамблдор не стал.

— Здравствуй, Петунья, — поздоровался мужчина, заметивший, что тщательно перенесенная «материнская защита» над домом отсутствует. Точнее то, что выстроила Эванс ценой своей жизни, ибо именно материнской защитой это как раз и не было.

— Проклятые маги! Зачем вы пришли! Мы воспитали это отродье, как вы писали! — закричала женщина. Альбус вздохнул, проникая в мысли Петуньи, листая воспоминания, отчего женщина подергивалась, ибо безболезненность процедуры Дамблдора совершенно не беспокоила.

— Я писал «держать в строгости», а не издеваться, — вздохнул Альбус, полностью стирая память Петунье.

Убивать, даже магглу, он не стал, но именно эта женщина нарушила абсолютно все планы Дамблдора, понимавшего теперь, что произошло с Поттером. «Странно, что жив остался после всего», — подумал Великий Светлый, возвращаясь в Хогвартс. Профессора все также были без сознания, несмотря ни на какие зелья, что было, на самом деле, очень странно.

— Да, Фоукс, — вздохнул директор. — Придется менять героя… Петунья заморила его голодом, да и это «выбивание волшебства»… Если бы не мои артефакты — стал бы «герой» сквибом. Трижды он абсолютно точно находился на грани смерти, что как ты помнишь…

— Курлык, — волшебная птица привычно вставила свою реплику в паузу.

— Магглы убили крестраж? — ехидно поинтересовался кто-то из директоров. — И что теперь, убьете мальчишку?

— Думаю, это не понадобится, — Дамблдор задумался, постучал пальцами по столу, а потом решился. — Будет громоотводом для настоящего героя, которого и будем учить. А Том будет целить в Поттера, что позволит Невиллу развиться, а то он какой-то нерешительный.

— А если мальчишка выживет? — Найджелус Блэк был готов на многое ради семьи, уже почти, правда, уничтоженной. Но вот последний Поттер вполне мог дать потомство, которое возможно было признать.

— Попадет в Азкабан, — равнодушно ответил сосредоточившийся на другой задаче Альбус Дамблдор.

Ответ бывшему директору не понравился, ибо в Азкабане сын грязнокровки потомство дать не сможет. Не понравился ответ и другим слушателям, считавшим такой цинизм в данном случае не уместным. Но время еще было, ибо нового «героя» еще нужно было правильно воспитать. Гарри, разумеется, об этом не знал, но даже если бы узнал, то ничего нового для себя не открыл бы.

***

«Школа Хогвартс в Министерстве Образования не зарегистрирована, в связи с чем контракты на обучение подписывать не имеет права. Проверьте правильность написания названия учебного заведения», — было написано в ответном послании британского чиновника, скорее всего, даже не вникшего в суть письма.

— Марк, но это значит, что школы, в которой должна учиться Миона, не существует, — тщательно давя в себе панику, произнесла миссис Грейнджер.

— Надо спросить полицию, почему не существует школы, в которой дочь должна учиться, — ответил ей муж. — Как она там будет учиться, если школы нет? А ведь она должна, — взрослые, много читавшие люди, не пытались сломать непонятную установку, опирая необходимые действия на нее. Почему это работало, Марк не понимал, так как, по его мнению, неведомые гипнотизеры должны были это предусмотреть, но, видимо, не предусмотрели.

— Да, это очень важно сделать, — кивнула миссис Грейнджер. — Особенно важно узнать, как в этой несуществующей школе обращаются с девочками, потому что Миона должна там учиться.

— Ты думаешь… — мистер Грейнджер попытался пригладить вставшие дыбом волосы, отправляясь писать в Управление Полиции. — Миона могла же не доехать до школы, в которой должна учиться, ее могли похитить по дороге какие-нибудь гипнотизеры…

Полицейские, в отличие от чиновников, от странного письма не отмахнулись, хотя психиатра, конечно, пригласили. Полицейский психиатр повидал многое на своем веку, включая разных сумасшедших, но, увидев подпись, тяжело вздохнул. Читая еще раз письмо и приложенный ответ чиновников, мужчина понимал, что сейчас начнется, потому что был немолод и конец семидесятых помнил.

— Это просьба о помощи, — объяснил следователю специалист. — Грейнджеры получили от какого-то гипнотизера, похитившего дочь, установку о том, что ребенок должен учиться в школе, которой нет. Это письмо — попытка обойти установку методом включения ее в аргументацию. Доктор философии вряд ли будет играть с нами в игры, кроме того, он еще и врач.

— Вы хотите сказать, что это не шутка? — удивился полицейский, желавший уже выкинуть письмо и забыть о нем.

— Я только что это сказал, молодой человек! — психиатр не любил повторять только что сказанное. — Поднимите дела семьдесят девятого до восемьдесят первого года, наконец!

Хорошая память врача, смерти без внешних повреждений и они же, но явно от сильных мук, всколыхнули полицейское управление, ибо тогда тоже говорили о гипнотизерах. Люди, по долгу службы занимавшиеся волшебниками, о происходящем пока извещены не были, что дало достаточно времени на расследование.

Когда к делу подключились гипнотизеры, Грейнджерам удалось снять установку самостоятельно. Поверив в то, что дочь похитили по дороге в школу, в которой она должна учиться, они сломали эту самую установку, потому что не возражали против обучения, но девочка не могла учиться, потому что… Минерва МакГонагалл, по-видимому, проявила халатность, не закрепив чары должным образом, отчего они поддались довольно простому парадоксу.

— Спасите доченьку! — рыдала миссис Грейнджер. — Они ее точно хотят убить!

— Вы можете описать гостью? — поинтересовался следователь.

— Да, конечно! — мистер Грейнджер весьма профессионально описал неизвестную по имени Минерва МакГонагалл.

Полиция принялась работать в отношении фамилии, обнаружив пятерых ее носителей. Одновременно были разосланы запросы в больницы по поводу странных случаев, принеся большой ворох корреспонденции, которую еще нужно было разобрать.

— Документы вот этих детей содержат отметку о поступлении в специализированную школу «Хогвартс», — доложил проверявший отделы образования сотрудник. — При этом в части случаев, как показал опрос, родители детей не помнят. Самым странным, на мой взгляд, сэр, является факт, что такая забывчивость никого не взволновала.

Для Великобритании подобное действительно было очень необычно, ибо в британских традициях было совсем другое. Но даже сейчас Статут Секретности мог бы оставаться в безопасности…

Часть 7

Сидя на уроках, Гарри напряженно думал, пользуясь тем, что все изучаемое уже знал. Сидеть и ждать, пока убьют, ему не нравилось. Несмотря на то, что он в далекой первой своей жизни не слышал о том, чтобы убивали, но и этому было объяснение — зачем волновать заключенных, а ведь ту же Лайзу Турпин мальчик на четвертом курсе точно не видел. Это и значило, что ее убили. «Значит, фашистов надо занять чем-нибудь так, чтобы они просто забыли о заключенных», — понял Гарри. Над этим он сейчас и раздумывал: нужна была диверсия, которая гарантированно отвлекла бы внимание от него с Гермионой. О тролле Гарри помнил, считая теперь это просто методом убийства. В концлагерях были газовые камеры и виселицы, а у волшебников — драконы и тролли. «Василиск еще», — вспомнил мальчик. Повторять все заново не хотелось, хотелось убежать, но…

Гермионе было страшно. Успешно убедив себя в том, что здесь она может умереть в любой момент, если рядом нет Гарри, девочка почти судорожно цеплялась за мальчика, пытаясь не оставаться одной, что создавало свои трудности в спальне, да и при посещении туалета. Обладая живым воображением, Гермиона себе в деталях представляла, что с ней могут сделать, почти панически опасаясь снимать белье. В любой другой школе это состояние, скорее всего, заметили бы, но только не в Хогвартсе. Видя страх девочки, так похожий на то, что испытывала в первые дни Аленка, Гарри и вел себя с Гермионой, как с сестренкой. Девочка ощущала тепло, защиту, чувствуя себя рядом с мальчиком в безопасности. Правда, только рядом с ним. К счастью или несчастью, вороны не стремились к общению, поэтому на Гермиону и ее состояние обращала внимание только староста, но до времени молчала.

— Для того, чтобы нас не тронули, — объяснил Гарри в библиотеке, — нужно, чтобы фрицы отвлеклись. Значит, нужна диверсия.

— Мне страшно, — призналась Гермиона. — Просто очень, когда ты не рядом.

— Я всегда буду рядом, — сообщил девочке товарищ сержант. — Давай напишем твоим родителям, заодно узнаем, как их контролируют.

— Давай, — улыбнулась Гермиона, борясь с желанием прижаться к мальчику, но тот сам обнял ее, чувствуя, как расслабляется девочка в его руках. Что это значит, Гарри знал, поэтому начал сильнее заботиться о Гермионе.

— Попроси их прислать пару бутылок бензина и еще… если возможно… — мальчик точно не помнил, как готовится то, что ему было нужно, но считал, что эксперимент покажет, перечислив все то, что смог вспомнить.

— Хорошо, Гарри, — кивнула все чаще ловившая себя на мысли о доверии Гарри девочка.

Мальчик тщательно следил за тем, чтобы Гермиона всегда была расчесанной и выглядела аккуратной, как и он сам, для чего послал сову в магазин. Вещи, которые у мальчика после этого появились, были хотя бы по размеру. Хорошо запомнив, как важно иметь подходящую одежду и обувь в дни отступлений, Гарри теперь следил за этим как мог. Девочка, о которой никто так давно уже не заботился, считая ее «взрослой», конечно же, оценила.

Заканчивалась вторая неделя с начала учебы. Гарри, разумеется, помнил о Дне Рождения Гермионы, пытаясь понять, как его можно отпраздновать так, чтобы не привлечь излишнего внимания. Кроме того, оставалась проблема Хэллоуина, исчезнувшего Квирелла, и мантии-невидимки, конечно. Странно, но урока полета у воронов пока не случилось, хотя по времени должен был уже. Это Гарри тоже записал в загадки. Что-то в Хогвартсе было не так, кардинально отличаясь от того, что помнилось. Отсутствовал и Снейп, и МакГонагалл, с интересом поглядывал на них обоих декан, и безо всякого интереса — мадам Спраут, при этом барсуки почему-то не выглядели счастливыми.

— Мистер Поттер и мисс Грейнджер, задержитесь, пожалуйста, — попросил профессор Флитвик, рассмотрев все, что его интересовало. Наблюдения подтвердились: стоило ученикам выйти, как Поттер занял очень специфическую позицию, демонстрируя этим опыт, которого у мальчика быть не могло.

— Да, профессор, — мальчик смотрел чуть прищурившись, ни на минуту не останавливая глаза на собеседнике, что заставило Филиуса поежиться.

— Я бы хотел задать вам несколько вопросов, если позволите, — произнес декан факультета.

— Пожалуйста, — ответил грустно улыбнувшийся Гарри. О квалификации профессора он помнил, поэтому просто прикрыл собой Гермиону, оставив палочку в расслабленной руке, свисавшей вдоль тела. Покосившись на позу мальчика, Филиус вздохнул.

— Я не буду вас спрашивать, откуда вы знаете искусство боя, — сразу же объяснил профессор. — Мне интересно, почему вы готовы к бою и почему мисс так напугана?

— А потом вы побежите докладывать? — зло спросил мальчик, чуть наклонившись вперед. Профессор понял, что тот готов кинуться, чтобы дать убежать девочке. Почему-то ученик считал профессора опасным, это было непонятно.

— Клянусь, что ни словом, ни мыслью… — стандартная клятва приватности, на самом деле ничего не гарантировавшая, легко вырвалась на волю из уст уже очень заинтересованного профессора.

— Вы умеете извлекать воспоминания? — поинтересовался последний Поттер, немного расслабившись, но все также защищая мисс Грейнджер.

Продемонстрировав Омут Памяти и объяснив, как извлекать воспоминания, Филиус погрузился в артефакт, чтобы увидеть отчаянный бой Гарри с визуально огромным чудовищем, в котором легко идентифицировался василиск. Досмотрев до конца, профессор тяжело вздохнул. Он понял в чем дело, потому что в воспоминаниях мелькал календарь. Гарри же немного перепутал слои, вытаскивая воспоминания, поэтому в Омуте получилась некоторая каша из узников концлагеря, работы полевого медсанбата, Хвостороги и предателей-школьников. Подделкой воспоминания не были, подсознание мальчика заменило слова и немного сместило акценты, поэтому профессор Флитвик слушал торопливую речь умирающего худого человека о том, как можно выжить в концлагере. «Они называют нас грязнокровками, но придет день, и мы…»

На этом фоне факт того, что Альбус предатель, уже удивительным не был. Правда, судя по воспоминаниям, выходило, что директор предал всех, чтобы служить Волдеморту… Вот это уже находилось вне понимания декана факультета Рейвенкло. А Гарри в свою очередь попросил разрешения, чтобы посмотреть на столы факультетов на своем четвертом курсе.

— Перкс и Турпин на четвертом курсе не было, — заключил мальчик, вынырнув из артефакта. — Значит, их убили.

— Они могли перевестись в другую школу, — заметил профессор, понимая, что несет чушь. Понимал это, как оказалось, и мистер Поттер.

— Сами-то верите, профессор? — немного насмешливо поинтересовался Гарри. — Ладно, а теперь что?

— Если вы хотите максимально защитить мисс Грейнджер, — проговорил Филиус. — То можете заключить с ней помолвку, это уравняет ее статус с вашим, и тогда ее не будут считать «грязнокровкой».

Зачем он это сказал, профессор Флитвик не мог бы объяснить, впрочем, одна причина имелась — магическая помолвка не позволит Поттеру оставить Грейнджер, давая шанс всему Хогвартсу, потому что мальчик был бойцом, а учитывая воспоминания и готовность мистера Поттера, дело могло закончиться очень плохо. А вот «очень плохо» Филиус не хотел, жизнь ему, несмотря ни на что, нравилась.

***

Очнувшийся Северус Снейп пугался своего тела и голоса, при этом узнав Альбуса Дамблдора, но не узнавал больше никого. Очень просил позвать маму, потому что ему страшно. Попытавшийся прочитать зельевара, директор понял, что детский выброс стер личность декана факультета Слизерин примерно до десяти-одиннадцатилетнего возраста. Иногда мужчина принимался звать мисс Эванс, что выглядело очень страшным. Обнаружив метку на своей руке, Северус впал в паническое состояние, по причине «мама меня убьет». Осознав, что зельевара у него нет, Дамблдор впал в ярость, но сумел взять себя в руки, отправив бывшего уже зельевара в Мунго. Надежда на восстановление, впрочем, была призрачной.

На первый взгляд с Минервой МакГонагалл все было в порядке, кроме головных болей, но Поппи заявила, что это в порядке вещей, поэтому Альбус пожелал своей заместительнице выздоровления, выйдя затем из Больничного Крыла. Все больше Дамблдор убеждался в том, что во всех бедах виновата именно Шляпа, отчего желание спалить ее Адским пламенем только росло, особенно если учесть, что водворить древний артефакт на место все-таки удалось. Продиагностировать Поттера удалось, при этом, судя по результатам, мальчик остался жив только потому, что его организму как-то удалось забрать все силы у развеявшегося затем крестража.

— Августа может потребовать преференций, — задумчиво проговорил Дамблдор, войдя в свой кабинет. — Значит… значит… хм… надо подумать…

— Курлык, — заметил феникс. Означало ли это курлыканье что-то осознанное или нет, Альбус не задумывался, у него сейчас была проблема посложнее.

— Гарри у нас тогда будет запасным Темным Лордом, — решил Альбус. — Детство у него было как раз таким, чтобы всех возненавидеть, на втором курсе познакомим с василиском, на третьем… На третьем надо будет его противопоставить Герою, но сначала…

— Что вы задумали? — равнодушно поинтересовался портрет Блэка.

— Объявлю-ка я Поттера фальшивым героем… — чем больше Дамблдор обдумывал эту мысль, тем больше она ему нравилась. — Но не сейчас, а на каникулах. Может быть, даже на летних…

— Вам Хогвартс не позволит, — сообщил директору то, что тот и так знал — пока существуют контракты, умирать могут только магглорожденные, ибо они учились на правах слушателей — без контрактов и защиты, вот в отношении Поттера такое не работало, ибо Джеймс подсуетился, не иначе, как надоумил кто. Поэтому пока он лично отвечал за жизнь мальчика.

— Значит, разорву контракт, — хмыкнул Дамблдор, — это несложно.

— Ну-ну, — знал, насколько «несложно» разорвать контракты гарантии убежища, в прошлом директор Блэк.

Школа Хогвартс жила своей жизнью. Филиус Флитвик очень надеялся на то, что юные вороны решатся именно на тот ритуал «помолвки», который подсказал им декан, ибо это было его личной гарантией безопасности.

Часть 8

Предложение профессора заставило товарища сержанта задуматься. Гермиона же только покраснела, явно подумав не о собственной безопасности. Если верить книге, которую им выдал декан, все было просто солнечно — связь душ, возможность узнавать состояние друг друга, возможность чуть ли не магию перекачивать, но что-то тут было не так, в этом Гарри был уверен, поэтому вместе с Гермионой просидел три дня в библиотеке, пока, наконец, не нашел.

— Это не помолвка, — понял Гарри, внимательно прочитав написанное в старой даже на вид книге. — Это основание новой семьи, то есть женитьба…

— Жалко… — прошептала Гермиона, вообразившая, что теперь останется одна. Девочке казалось, что из угла библиотеки за ней кто-то следит, чтобы сделать… то самое, отчего она безотчетно задрожала. Умирать не хотелось, а то, что в ее двенадцать она такое не переживет, Гермиона была абсолютно уверена.

— В принципе, я не против, но тут не только от меня зависит… — проговорил знающий, что у него никого нет, мальчик. — Так ты абсолютно точно будешь защищена… от чистокровок… Правда, это навсегда…

— Я согласна, — прошептала девочка, уверенная в том, что только Гарри может ее защитить. Понятие «навсегда» для нее было на данном этапе не очень понятно.

— Точно-точно? — поинтересовался Гарри, прижав Гермиону к себе, отчего она начала успокаиваться. — Пути назад не будет, ты это понимаешь?

— Понимаю, — как могла твердо сказала девочка. — Я согласна!

— Тогда пошли, — улыбнулся товарищ сержант. Ритуал был, в общем, несложный, но предполагал отсутствие одежды, для чего было необходимо где-нибудь спрятаться. Кроме того, Гермиона еще не поняла этого, сразу же не сообразив, что кроется за витиеватыми строками. По сути, сам ритуал был «запросом командованию», как это для себя определил Гарри. Зачем командованию надо смотреть на голые первичные половые признаки, товарищ сержант не понимал, но подумав, что ему не жалко, если так надо, двинулся к одному из заброшенных классов, чтобы все объяснить.

— Страшно на самом деле, — вздохнула Гермиона, понимая, что подарок на день ее рождения получится своеобразный. — Но я выдержу.

— Ты боишься обнажения? — поинтересовался мальчик, вспоминая рассказы врачей о том, что это может значить.

— Очень, — призналась девочка. — Просто чуть ли не до обморока.

— Может быть, другой ритуал поищем? — предложил Гарри, все, по своему мнению, понявший. — Который тебя защитит, но не потребует… раздеваться?

— Нет уж! — упрямо заявила Гермиона. — Профессор бы не предложил этот, если бы был другой выход!

— Хорошо, — кивнул не желавший спорить с девочкой Гарри. — Тогда завтра?

— Завтра, — прошептала Гермиона, чувствуя себя странно. Страх никуда не делся, но он будто бы отступил, спрятался, пока мальчик ее обнимал. Сейчас девочке казалось, что нет ничего и никого — только они, и ей очень хотелось, чтобы так было. Учиться в этой страшной школе не хотелось, очень хотелось домой к маме и папе, и чтобы Гарри был рядом. Что с ней происходит, девочка не понимала.

Проводив Гермиону до спальни, Гарри решил устроить шалость в духе близнецов Уизли. Тонкую, но очень прочную нить «для нанизывания бусин» он заказал еще две недели назад. Нить была очень тонкой, но и прочной, поэтому настало время для сюрпризов. Цели для первого опыта мальчик выбрал простые — декан Гриффиндора, благо, где находятся ее покои, мальчик, разумеется, знал, и, конечно же, директор. По причине легкости минирования и отсутствия портретов, могущих доложить об авторе. По какой-то причине вход в башенку директора был открыт, что позволило Гарри использовать все, чему его научили разведчики, остро жалея об отсутствии гранат.

Впрочем, это был первый опыт, потому, если бы Гарри даже и поймали, ничем серьезным, по его убеждению, это закончиться не могло. А вот если нет… С этими мыслями Гарри отправился спать.

***

Минерва МакГонагалл изменилась. Она начала чаще бывать в гостиной факультета, чего раньше не случалось никогда, а еще принялась инспектировать почему-то только комнаты, в которых жили девочки, обязательно находя, к чему придраться. Записав всех нарушителей на пергамент, женщина улыбнулась так предвкушающе, что присутствовавшей при этом старосте захотелось убежать. С трудом подавив это желание, девушка услышала:

— Завтра вечером жду вас у себя, — профессор при этом улыбалась как-то очень страшно, заставив девушку почувствовать… неприятности.

— Да, мадам, — присела староста, отправившись в библиотеку, чтобы восстановить в памяти права деканов факультетов.

— Что-то не то с Маккошкой, — делились юноши старших курсов друг с другом. Младший Уизли официально находился на домашнем обучении по причине категорического отказа Шляпы, но больше никаких казусов не было, поэтому шепотки затихли.

День прошел спокойно, пока наконец не наступил вечер, и почему-то очень бледная девушка не покинула гостиную. Так как староста выглядела не просто бледной, а белой, то заинтересованные гриффиндорцы рванулись в библиотеку чуть ли не всем факультетом. А вот потом начались совершенно непонятные события.

Довольная Минерва, как-то очень радостно улыбаясь, вышла из своего кабинета, зацепившись туфлей за что-то. Если бы она не шла с полузакрытыми как будто от удовольствия глазами, то, скорее всего, заметила заботливо подставленный шлем, но падать женщина начала неожиданно, отчего упала плашмя, оказавшись затем в Больничном Крыле. Получивший сообщение об этом Дамблдор заторопился в Больничное Крыло, где обнаружилась не только Минерва, залитая заживляющим бальзамом. Не обратив внимания на вторую пациентку, раздраженный директор поднимался в свою башенку, но нога внезапно за что-то зацепилась, вынуждая Альбуса сначала удариться головой о стену, а потом завалиться назад. Бессознательных пациентов в Больничном Крыле прибавилось.

***

Утренние слухи донесли до Гарри новости о результатах диверсии. По этим самым слухам, и МакГонагалл, и Дамблдор оказались в Больничном Крыле. Почему-то там же оказалась и староста Гриффиндора, она точно не упала, но дальше информации не было. Теперь оставалось ждать только результатов — гестаповского расследования и допросов. В данном случае новости означали успех операции, с чем себя Гарри и поздравил.

Гермиона проснулась с ощущением праздника, несмотря на то что Гарри она абсолютно точно не говорила о своем дне рождения. Но девочке почему-то не было страшно. Впервые в Хогвартсе ей не было страшно, только хотелось поскорее увидеть Гарри. Для Гермионы это было почему-то очень важно. Может быть, вчерашний разговор так повлиял, девочка просто не знала, поэтому быстро приведя себя в порядок, кроме волос, которые уже традиционно так мягко и нежно расчесывал мальчик, что она просто не могла от этого отказаться, Гермиона почти выбежала в гостиную, замерев на мгновение.

Гарри улыбнулся девочке, замершей на пороге, и сделал шаг ей навстречу, протянув букет цветов точно таким же жестом, какой подглядел у одного лейтенанта, ухаживавшего за врачом санбата. Виктория Михайловна была совсем молодой, только после института, но очень красивой, просто дух захватывало. Вот и мальчик сейчас протянул цветы зардевшейся девочке.

— С днем рождения, Гермиона, — Гарри мягко обнял ее, не как сестру, а как тот лейтенант обнимал свою Вику, жалко только, погиб… Ну на то и война.

— Спасибо… — прошептала Гермиона, которой вдруг стало так тепло на сердце, как никогда до этого, кажется, не было. К счастью, сегодня был выходной, поэтому молодые люди спокойно позавтракали в Большом Зале, отмечая отсутствие и Дамблдора, и МакГонагалл. Настроение за столом львятника было отчего-то похоронным, но Гарри все свое внимание сконцентрировал на Гермионе. Ухаживать за девочками мальчик, разумеется, не умел, зато умел слушать, о чем говорили выздоравливающие ранбольные. «Вроде бы пока все хорошо», — подумал Гарри, помня о том, что важно не делать слишком много. Солдаты не стеснялись откровенничать при воспитаннике, а тот внимательно слушал.

После завтрака Гарри предложил прогуляться вокруг озера, удивив этим девочку, которая с радостью согласилась. Они гуляли, разговаривая о том, как хорошо дома, а Гарри думал о том, что диверсию стоит повторить, потому что выжившие предатели — это плохо. Кроме того, ему было интересно настроение львятника, но нужно было возвращаться в замок.

— Ну что, пошли? — улыбнулась Гермиона, все еще находившаяся в очень радостном настроении. — Ну… — уже тише добавила она. — Если ты не передумал…

— Пойдем, — согласился Гарри, прижав не возражающую девочку к себе. — Глупая, как я могу передумать?

— Прости… — Гермиона подумала, что обидела мальчика, но тот, собрав всю свою волю в кулак, поцеловал ее в щеку вместо ответа, отчего девочка сильно покраснела.

Оказавшись в покинутом классе, Гермиона внимательно смотрела за тем, как Гарри, постоянно сверяясь с книгой, наносит какие-то чары на двери и окна, а потом и на пол. Почувствовав неуверенность, девочка начала расстегивать блузку, закрыв при этом глаза и повторяя про себя: «Это Гарри! Это же Гарри!»

Мальчик разделся моментально, оставив только трусы. Блузку Гермиона сняла быстро, а вот потом начались проблемы — с трудом стянув юбку, девочка взялась за резинку, как-то очень тихо всхлипнув. Шагнувший к ней Гарри убедился в том, что Гермиона сама не понимает, почему так реагирует, а это значило, как минимум попытку. Так говорил товарищ капитан, когда рассказывал об одной медсестре, которая всех боялась. Мальчик принялся гладить девочку по спине, обняв ее как можно крепче. Гермиона расслаблялась, доверяясь ему.

— Почему-то не могу снять, — прошептала ему красная по всей поверхности тела девочка. — Очень страшно, просто невозможно, как страшно. Давай лучше ты?

— Хорошо, — кивнул Гарри, стараясь двигать руками как можно мягче, чтобы не пугать и так дрожавшую Гермиону. — Может отложим, раз тебе так сложно?

— Н-н-нет! — категорически отказалась девочка. — Давай уж лучше сейчас!

Что-то вспомнив, мальчик развернул девочку спиной к себе, что ту моментально успокоило. Перестав дрожать, Гермиона прижалась спиной к нему, заставив тихо вздохнуть, а спущенное белье открыло и возможные причины такого поведения. «Кто посмел? Родители? Да я их!» — в ярости подумал товарищ сержант, приступая к ритуалу.

Часть 9

Джина лежала в Больничном Крыле, не в силах пошевелиться. За шесть лет она усвоила, что магглокровки в Хогвартсе — нижнее звено пищевой цепочки, но надеялась, что хотя бы декан… Вчера вечером, пойдя в кабинет МакГонагалл, девушка совсем не ожидала того, что произошло, хотя в книге и было написано, что декан может делать, что угодно со школьниками. Но, все-таки… Запомнила Джина только лекцию о том, что именно она несет ответственность за все, что происходило на факультете, а потом была только дикая всепоглощающая боль. Джина почти не запомнила ничего из того, что происходило, но даже того, что девушка запомнила, хватало, чтобы ощутить себя грязной и какой-то использованной… Она уже прощалась с жизнью, не представляя, как сможет жить, помня все это, когда в Больничное Крыло вошел он.

— Как ты, маленькая? — ласково спросил тот, кто был важнее всего на свете, и от этой интонации девушка разрыдалась.

— Я… она… не могу… — пыталась что-то сказать шестикурсница, а юноша гладил ее, ожидая, пока она выплачется. — Я грязная…

— Ты самая чистая на свете, душа моя, — Габриэль достал из кармана коробочку и, раскрыв ее, предложил: — Выходи за меня замуж?

— Но я же… меня же… — Джина не могла найти слов, а юноша медленно надел ей на палец колечко, проговаривая формулу помолвки.

— Для меня никогда не будет другой, — закончил Габриэль, в ответ девушка прошептала свою часть, и что-то сверкнуло.

В Больничное Крыло медленно входил факультет Гриффиндор. Вспышку магии увидели многие, многие видели и состояние девушки, а мистер Трумэн встал, осторожно поднимая Джину на руки. Он сделал шаг, когда навстречу ему выскочила мадам Помфри.

— Куда вы ее несете? Положите немедленно! — почти закричала она.

— Моя невеста отправляется в Мунго, и вы не смеете мне мешать! — твердо произнес юноша, сузив глаза. — Иначе я вызову аврорат.

— Вы об этом пожалеете, — прошипела женщина, открывая доступ к камину. — А вы чего столпились?

Разозленная медиведьма не проверила состояние профессора МакГонагалл, получившей отсроченное проклятье от очень любознательного хаффлпаффца. Прощать издевательство над невестой он не собирался. А весь факультет Годрика наблюдал за тем, как едва дышащей девушке пытались отказать в помощи. Потом история пересказывалась в гостиных, обрастая небывалыми подробностями.

— А девушка магглорожденная? — поинтересовался Гарри Поттер, и увидев кивок, сообщил сидевшей рядом Гермионе. — Вот видишь, так и пытают, чтобы потом убить.

Эта фраза очень хорошо легла в общую тему слухов, а то, что была сказана Самим Поттером, добавило ей достоверности. Магглокровок, конечно, было немного, но они были не согласны на пытки и смерть. Первые курсы просто испугались до заикания, а вот более старшие были уже готовы подороже продать свою жизнь. Хогвартс тихо загудел, и вот тогда на стенах появились листовки… «Товарищи! Не сдавайтесь! Не опускайте руки! Боритесь с проклятыми фашистами!»

Многие не поняли, что написано в этих листках пергамента. Некоторые читали и перечитывали, а кто-то из любителей исторической литературы сумел спроецировать нацистскую Германию на Хогвартс.

— Это Сопротивление! Я читал! — воскликнул начитанный мальчик. — Они в ту войну боролись! Значит, и здесь они есть!

Желающих присоединиться к Сопротивлению резко прибавилось, только было непонятно, где их искать? Ситуация могла стать совсем нехорошей, когда Сьюзан с факультета барсуков написала длинное письмо тетушке, приложив и листовку. В отличие от одиннадцатилетней девочки, глава ДМП очень быстро поняла, чем дело пахнет, немедленно отреагировав.

***

После ритуала, подарившего ощущение какого-то неожиданного счастья, Гермиона дала Гарри осмотреть себя сзади. Почему-то это девочку совсем не смущало, а вот мальчику совсем не понравилось то, что он увидел. У девочек таких следов быть не должно, да и реакции ее…

— Тебя твои родители не бьют? — поинтересовался сержант.

— Ты что! — почти возмутилась Гермиона, почему-то совершенно не стесняясь. — Девочек бить нельзя!

— Поня-я-ятно, — произнес Гарри. Следы, причем, похоже, сравнительно недавние, на коже девочки не оставляли двойного толкования, но кто посмел?

Решив выяснить все на каникулах, мальчик помог своей Гермионе одеться, очень быстро одевшись самостоятельно. После этого они еще долго сидели в обнимку, наслаждаясь теплом друг друга. Что-то изменил ритуал в них самих, что-то, чему у сержанта названия не было.

Проводив девочку, он поцеловал ее на прощание, что на этот раз получилось как-то очень легко, совершенно не замечая несколько шокированных взглядов окружающих, Гарри улыбался только ей. Стоило девочке скрыться в спальне, мальчик выскользнул из гостиной, чтобы посмотреть на места диверсий. Аккуратно подобравшись к директорской башенке, мальчик кинул обертку от маленькой конфеты, в которые заворачивались поделки Уизли, рядом с горгульей, решив не убирать остатки нити. А вот у кабинета МакГонагалл он почистил, заметив на полу несколько капель крови. Возможно, это была кровь декана, что оказалось очень кстати, так как мальчик помнил откровения Виктора. Нужно было просто прижать пергамент к камням с этими каплями, это, по мнению Виктора, было достаточно, чтобы оставить магический след.

Этим же вечером Гарри решил вопрос листовок, исчезнув до того, как по коридору прошел Филч. Следующий день должен был принести много интересных новостей. Поэтому с чувством выполненного долга мальчик пошел спать. К диверсии по отношению к слизеринцам готовиться нужно было тщательнее.

А вот Гермиона переживала сегодняшний день. В груди было очень тепло и совсем не страшно. Девочка чувствовала какие-то изменения в ней самой, но принимала их, как что-то само собой разумеющееся. Ведь это же Гарри! За буквально две недели в этой страшной школе Гарри Поттер стал для нее кем-то очень важным. И это было так здорово, почти как в книжках! С этими мыслями девочка уснула.

***

Амелия Боунс прибыла в Хогвартс во главе внушительной группы следователей, авроров и даже невыразимцев. В директорском кабинете, несмотря на работающий камин, директора не оказалось, поэтому правоохранители рассосались по замку. Магические отпечатки на присланной племянницей листовке были запротоколированы, как и на тех, что обнаружили при осмотре замка. Написанные явно самопишущим пером, эти листы пергамента взывали к магглокровкам, требуя не сдаваться и бороться с «проклятыми чистокровками — убийцами и насильниками», причем именно в такой формулировке. В то, что дело может пахнуть восстанием, женщине не верилось, но если «грязнокровки» объединятся — могло быть очень нехорошо, потому что массовое побоище в Хогвартсе…

— Явились, не запылились, — донесся голос откуда-то сверху. — Шакалье!

— Здравствуйте, уважаемая Шляпа, — проговорила ошарашенная такой встречей мадам Боунс.

— Как заклинаниями пулять, так «кусок тряпки», — проворчал древний артефакт. — А как жареным запахло, так поди ж ты, «уважаемая»! Куда все катится! Один одержимый, второй — в головы лезет, третий Обливиэйтом раскидывается…

— Кто одержимый? — удивилась Амелия, таких подробностей о школе еще не знавшая.

— Квирелл, — сообщила Шляпа. — Мальчик-то наш, Риддл, в Квиринусе живет… Да… Поттера чуть василиску не скормили… — задумчиво произнес артефакт. — Магглокровок убивают почем зря, а ведь Годрик говорил!

— К-какому василиску? — пораженная глава департамента магического правопорядка села там, где стояла.

— Салазарову, — любезно объяснила Шляпа, принявшись рассуждать о том, как оскотинились маги, детей чуть ли в Азкабан сажают. А мадам Боунс пыталась собрать воедино рассыпавшиеся представления о мире.

— Дамблдор и МакГонагалл в Больничном крыле, мэм! — доложил поднявшийся сотрудник Отдела Тайн. — Один из отпечатков принадлежит ей.

— Допросить немедленно! — потребовала женщина, огорошенная новостями. — Немедленно!

— Это невозможно, — объяснил невыразимец. — Минерва МакГонагалл скончалась. Лежать в Больничном крыле ей этот факт, видимо, не мешает.

— Если это она, то известие о смерти может сорвать лавину, — прошептала мадам Боунс. — Засекретить и к нам!

— Да, мэм, — кивнул сотрудник, спускаясь по лестнице. Внезапно раздался мат и звук удара. Женщина кинулась в сторону лестницы, чтобы увидеть лежащего без движения охранника. Подумав о том, что могло начаться именно то, чего она так боялась, мадам Боунс вызвала подкрепления.

***

Статуту Секретности действительно ничего не угрожало вплоть до конца сентября. Мир на грань был поставлен полицейским, желавшем заработать. Мужчина в форме продал информацию одному из центральных изданий, которое некоторое время проверяло то, что приобрело по своим каналам. Ни сотрудники приюта, ни миссис Мун, ни учителя «забытых» детей не возражали против интервью, что порождало совсем другие вопросы: почему люди молчали? Почему никто ничего не предпринял? А нет ли в этом интереса правительства? Именно эти вопросы и были заданы со страниц отдельных центральных газет в середине октября. Люди, по долгу службы знавшие о Магическом Мире, с большим интересом прочитали утренние газеты, понимая, что даже если заставить дать опровержение — ситуации это не изменит. Это была еще, конечно, не катастрофа, но…

Часть 10

Утром замок оказался полон посторонними людьми, идентифицированными Гарри, как авроры и кто-то еще в черном. С сотрудниками Отдела Тайн в прошлом мальчик не сталкивался, поэтому черные мантии идентифицировал, как «черная форма». Это означало, что местные фашисты позвали на помощь гестаповцев извне, а так называемые «авроры» — с ними заодно. С одной стороны, это было ожидаемо, а вот с другой — очень плохо, потому что могло спровоцировать стихийное восстание, о котором рассказывал тот бывший узник. А у них еще было ничего не готово — ни оружия, ни организации…

— Надо тебя спрятать, чтобы не задело в случае чего, — тихо проговорил Гарри на ушко своей Гермионе.

— Нет, Гарри! — воскликнула девочка, только чудом не привлекши внимание. — Мы с тобой вместе навсегда!

— Хорошо, — кивнул товарищ сержант, понимая, что спорить — это терять время, которого, судя по всему, оставалось все меньше: в Большой зал накатывалась волна красных и черных мантий. Кто-то вскрикнул, кто-то смотрел с ужасом, кто-то — с интересом.

— Все должны встать вдоль стены! — приказала какая-то дама. Зачем ставят у стены, Гарри знал, это значило, что их просто-напросто расстреляют. Не будет никаких разбирательств, ничего, только пулемет и все.

— Когда начнется, беги! — приказал он немедленно заплакавшей Гермионе, готовясь идти в последний бой. С палочки юного сержанта сорвалось пламя, а усиленный Сонорусом голос разорвал ошарашенную тишину зала, где кушали школьники. — Товарищи! У нас есть палочки! Не дадим себя убить проклятым фашистам! Лучше умереть стоя, чем жить на коленях… — именно эти слова, так знакомые по листовкам, ударили в самую душу, да еще услышанный кем-то из сидевших ближе к выходу приказ «отделить грязнокровок», взорвали ситуацию. — Вставай, проклятьем заклейменный… — эту песню, оказывается, знал не только Гарри, через секунду она была подхвачена разными голосами и на разных языках, засияли щиты, и магглорожденные, примкнувшие к ним некоторые полукровки, да и чистокровные, сорганизовались, ощетинившись палочками.

— Вы нас неправильно поняли! Мы не причиним вам зла! — кричала гестаповка, а Гарри в это время рассказывал окружавшим его школьникам, когда и для чего ставят «к стенке». Дети умело накручивали себя, готовясь драться насмерть.

— Сдохни, грязнокровка! — кому принадлежал этот крик, мгновенно переведший ситуацию из шаткого равновесия в горячий бой, так и осталось неизвестным. Засверкали лучи чар, попытавшиеся развести и связать авроры были приняты за союзника врага даже теми, кто сомневался.

— Отходим в коридоры, — закричал Гарри, уводя за собой людей. — Надо их бить по частям, пока не натаскали пулеметы! — были ли у магов пулеметы, мальчик, разумеется, не знал, оперируя привычными ему понятиями. Кто-то его послушался, кто-то нет…

— Гарри, можно выйти из Хогвартса… — проговорила Гермиона, но у мальчика была идея получше. Он помнил свой второй курс, зная о Тайной комнате, потому вел школьников за собой в сторону туалета Плаксы Миртл.

— Мы спрячемся в Тайной Комнате, — объяснил Гарри, уже знавший, что прошипеть можно было и шепотом. — Там нас не найдут, и мы точно выживем!

О крестраже, да и о его отсутствии Гарри не знал, поэтому очень тихо прошипел «откройся» змейке, эвакуируя школьников — сначала первые курсы, потом вторые. Прикрывая уход старших, Гарри запустил Инфламаре изо всех своих сил. Получилось, как ранцевый огнемет, что остановило преследователей, а когда те очнулись, было уже поздно — восставших и след простыл.

— Мы здесь в ловушке? — спросил кто-то младший, но Гарри, усилив голос, начал рассказывать. Он говорил о расстрелах, газовых камерах, физическом уничтожении тех, кого считали ниже себя когда-то давно. Полностью повторяя речь комиссара, как он ее запомнил, мальчик рассказывал, что, по его мнению, их бы ждало, если бы…

Через некоторое время девочки плакали, как и некоторые мальчики, а все остальные только сжимали кулаки, ужасаясь замыслу волшебников. Несколько магглорожденных девочек вдруг вскрикнули и начали оглядываться, будто не понимая, где находятся. Если в случае с Гермионой Гарри не очень хорошо понимал, в чем дело, то сейчас старшекурсники моментально узнали симптомы.

— Они были под подчинением, — тихо произнесла девушка в мантии с эмблемами самого умного факультета. — Значит… Поттер говорит правду…

— Кхе-кхе, — раздался голос откуда-то сбоку, моментально заглушенный девичьим визгом, а мальчики сотворили Люмос такой суммарной силы, что Гарри показалось — заработал зенитный прожектор. На стене, совсем рядом со входом, висел портрет, которого мальчик не помнил. — Значит, чистокровные начали убивать детей магии? А я говорил, что так будет!

— Простите, — стоявшая за плечом Гарри, Гермиона осмелела, потому что рядом с мальчиком ей совсем не было страшно. — А вы кто?

— Салазар Слизерин, к вашим услугам, — поклонился мужчина, затем продолжив свою речь. — Говорил же я, что детей тех, кто не рожден магами, надо лучше защищать! А Годрик все: «маги благородные, детей убивать не будут»…

— Но вы же были против ма… — начал кто-то из старшекурсников.

— Кто вам сказал такую глупость? — удивился нарисованный на портрете мужчина. — Я никогда ничего не имел против детей не-магов, но требовал выбирать: или антимагический браслет и жизнь среди своих, или полная изоляция от мира людей. Неужели непонятно, зачем?

Гарри было как раз понятно. Если человеку важнее родителей какая-то магия, то не нужны ему родители, не сумевшие правильно воспитать отпрыска. Сам Гарри все на свете бы отдал за маму и папу, но это было невозможно. Салазар показал школьникам, которых было немного — немногим меньше сотни, где находятся спальни и столовая Тайной Комнаты, рассказывая о тех далеких временах, когда он поссорился с другими Основателями по причине неверия в благородство человека. Нужно было подумать, что делать дальше, но пока что они все точно находились в безопасности.

— Гарри, мне почему-то только с тобой не страшно, — призналась Гермиона, обнимая своего мальчика. — А еще я очень беспокоюсь о родителях… А вдруг они родителей…

— Значит, надо подумать, как эвакуировать родителей, — задумчиво проговорил Гарри, отправляясь советоваться к портрету. Мальчик считал, что какое-то время у них есть.

***

Получив письмо дочери с довольно грамотным перечислением химических названий каких-то компонентов, мистер Грейнджер продемонстрировал это самое письмо представителю специальных служб, зачастивших к Грейнджерам после появления нашумевшей статьи в газетах. Кроме того, всех обнаруженных родителей украденных детей охраняли, на всякий случай. Если Марку было непонятно, для чего могут быть использованы эти вещества, то вот контрразведчик все сразу понял — самодельные взрывчатые вещества и жидкий огонь для детей означал, скорее, подготовку к… восстанию? Ну, о чем еще мог подумать офицер, имея подобную информацию?

— Странно, что им позволяют переписываться, — задумчиво проговорил сотрудник контрразведки. — Логичнее было бы действовать иначе.

— Либо они с логикой незнакомы, либо… — психолог местного управления внимательно читал письмо девочки. — Да вот же оно! Мисс Грейнджер пишет родителям о том, что мальчик, не являющийся рожденным вне «мира магии», что бы это ни значило, заключил с ней помолвку, уравняв статусы.

— То есть какой-то пацан спас девчонку? — поинтересовался контрразведчик. — Но при этом, насколько я понимаю, подставился сам.

— Учитывая, что обоих не утилизировали, эта самая «помолвка» может значить что-то особенное, — проговорил психолог, принимаясь еще раз читать письмо. — Но речь может действительно идти о попытке спастись, так что восстание я не исключаю.

До офиса премьер-министра, как и до королевы информация дошла уже в сильно измененном виде и выглядела непривлекательно. Речь шла о том, что некие «маги» похищают, иногда и убивают детей, делались предположения об опытах над похищенными под эгидой правительства, ну и дополнялись плодами фантазии тех или иных сотрудников специальных служб. Дело пахло катастрофой, учитывая и газетные публикации о секте «черных плащей». Люди взволновались, принявшись спешно вооружаться, демонстрируя тем самым «доверие» правительству и силовым структурам.

***

Тот факт, что именно ее действия взорвали ситуацию, дошел до Амелии не сразу. Сначала она была шокирована, ибо хотела просто изолировать «грязнокровок», пока те не натворили делов, кроме того, авроры, среди которых были и магглорожденные, услышали слова мальчишки, поняли, что тот прав, и обратили палочки против своих же, из-за чего было потеряно время, за которое магглокровки и не только они, как позже оказалось, сумели скрыться так, что найти их не представлялось возможным.

— Что делать будем? — поинтересовалась мадам Боунс, считавшая, что много возомнившие о себе «дети» заслужили исключительно хорошей трепки, потому ни в какие переговоры вступать не собиравшаяся.

— Поставим посты и будем вылавливать по одному, — внес предложение Главный Аврор, проблемы не видевший. — Особенно возле кухни. Никуда не денутся, а там…

— Кстати, надо посмотреть в их контрактах адреса родителей, — что-то вспомнила женщина. — Можно же и пригрозить…

В этот момент Филиус Флитвик понял, что мистер Поттер прав во всем: и в своей оценке волшебников, и в том, на что они готовы. Полугоблин, долженствующий, по идее, текущей ситуации радоваться, почувствовал брезгливость. Следовало связаться с сородичами.

Часть 11

Салазар Слизерин смотрел на мальчика, даже не подозревавшего о том, что является прямым потомком двоих Основателей. «Годрик бы им гордился, надо же, как кровь переплелась… А повезло все-таки мне», — думал портрет, решив пока не просвещать юного рыцаря о его корнях. Вопрос, заданный наследником, был и сложным, и простым. Если бы Гарри спросил Годрика, то скорее всего получил бы отрицательный ответ.

— Рисуешь круг, наставляешь палочку на того, чьих родителей хочешь призвать, потом в круг, делаешь вот такой жест… — наставлял Салазар юношу. — Но призыв работает по крови, учти!

— Но в большинстве своем они не маги, — попытался возразить Гарри. — Как же тогда?

— Ты же не по магии призываешь, а по крови, — о том, что это, фактически, демонология, Слизерин решил умолчать, ибо какая разница, что это такое?

— По крови… — задумчиво проговорил мальчик. — По крови… Спасибо!

Первыми Гарри решил призвать родителей Гермионы. Во-первых, чтобы успокоить девочку, во-вторых, чтобы проверить сам ритуал. Нарисовав довольно большой круг, мальчик показал палочкой на Гермиону, проговорив на латыни, как рассказал Салазар: «вот образец крови», а потом уже и «призываю тело по образцу». Спасибо товарищу капитану, латынь Гарри знал, потому понимал, что говорит. Что-то вспыхнуло, и в круге оказались двое взрослых. Они сидели на полу с выражением страха на лице.

— Мама… Папа… — прошептала Гермиона. — Мамочка! — закричала она, вызвав удивление на лицах явно к чему-то приготовившихся взрослых.

— Миона?.. — будто не веря своим глазам, произнесла миссис Грейнджер. — С тобой все в порядке?

— Какие я цветы люблю? — поинтересовалась девочка, наставив на родителей палочку.

— Белые какие-то, — растерянно ответил мистер Грейнджер, и палочка девочки опустилась.

— Это точно мои родители, — как-то потерянно произнесла она. — Мой Гарри знает, что я люблю белые розы, а вы… — она махнула рукой, прижалась к мальчику и вдруг тихо-тихо заплакала.

— Ну что ты, свет мой, — обнял ее Гарри, погладив по голове. — Не плачь, все будет хорошо… Мистер и миссис Грейнджер, — отвлекся он на взрослых. — Попытка посчитать нас «всего лишь детьми» закончится плачевно. Надеюсь, это понятно? — мистер Грейнджер, будто не понимая, где находится, кивнул, после чего родители были препровождены в совсем другие помещения. Ритуал работал, позволяя выдернуть всех родителей, чем мальчик занялся немедленно.

— А почему ты с ними так? — спросила Гермиона. — Ведь они могли не иметь в виду ничего плохого…

— Ощущение просто такое, — Гарри не сказал, что судил по самой Гермионе о ее родителях. Правда, это была Гермиона из прошлой жизни, но яблочко от яблони недалеко падает, это мальчик знал совершенно точно. — Зови наших всех.

Родителей всех спрятавшихся удалось выдернуть за четыре часа, при этом были те, кто пытался командовать, были те, кто смотрел на детей свысока, но были и те, кто радовался воссоединению с чадами. Гермиона, глядя на то, какими непонимающими, часто грубыми, самоуверенными бывают взрослые, понимала, что попытайся она вернуться домой — и неизвестно, чем бы дело закончилось. Магглорожденные разочаровывались в родителях. Не все были такими, совсем не все, но… даже той трети, для которых существовало собственное мнение и неправильное, вполне хватало.

— Потомок, — позвал мальчика портрет. — В гостиной слева лежит таз синего цвета, сгрузи туда воспоминания пострашнее и показывай. Этот Омут был сделан для магглов еще Годриком, так что работать будет.

— Спасибо! — искренне поблагодарил мальчик, и дело пошло. Даже Грейнджерам стало нехорошо от вида пышущей почти в лицо огнем Хвостороги. А уж тролль, занесший дубину над Гермионой… В результате многие взрослые признали свою неправоту, ну а те, кто был не в состоянии это сделать, оказались в запертых камерах. Их детям было достаточно того, что родители в безопасности. Ну а твердолобость… В Британии встречалось многое.

— Спасибо, Гарри, — поблагодарила Гарри девушка с дружного факультета. Ей было тяжело принимать тот факт, что вроде бы друзья смотрели на нее с опаской. А вот родители просто обняли зарыдавшую пятнадцатилетнюю Лотти.

— Теперь мы в безопасности, наши родители тоже, — сообщил мальчик. — Нужно отдохнуть, успокоиться, и бороться дальше.

— Бороться — это правильно, — пробормотал портрет, уже знавший суть своего предложения потомку. Маги, позабывшие о чести, будут наказаны.

Когда все разошлись, оставив за столом в небольшой гостиной лишь Грейнджеров, которым было, что рассказать, и Гермиону, не отходившую далеко от Гарри, будто что-то толкнуло мальчика. Пусть Дурсли были плохими людьми, но их было также жалко, а в темнице лучше, чем на том свете, поэтому Гарри показал на себя и дрожащими руками повторил ритуал. Вспышка была намного ярче, чем в других случаях, но увидев, кто появился в круге, мальчик чуть не потерял сознание, покачнувшись. Гермиона удержала чрезвычайно бледного Гарри от падения, с удивлением глядя в круг, и только Салазар едва слышно выругался на латыни.

***

Кому пришло в голову тщательнее допросить Грейнджеров, угрожая их безопасности, контрразведчику, разбиравшемуся с невнятным блеянием подчиненного, было, в целом понятно. Непонятно было другое — Грейнджеры исчезли прямо из допросной, стоило только сотруднику ударить мужчину. Но как будто этого было мало — в течение четырех-пяти часов из закрытых, изолированных помещений внутренней тюрьмы исчезли и другие родители похищенных. Это было совершенно необъяснимо и наводило только на одну мысль, сразу же и озвученную в докладе «наверх».

— Родителей детей похитили «маги», чтобы шантажом заставить восставших сдаться, — таково было мнение региональной контрразведки, с которым были вынуждены согласиться и в «Доме-на-Темзе».

Можно было, конечно, проигнорировать этот факт, что премьер-министр уже было собирался сделать, но начальник контрразведки уже докладывал Ее Величеству. И статистику, и текущее состояние, и информацию о возможном восстании, и об исчезновении родителей, потому премьер-министр сейчас занимался попыткой хоть как-нибудь оправдаться. С одной стороны, Статут Секретности выводил волшебников, неважно, где рожденных, из-под юрисдикции властей Британии, но вот с другой стороны — их родители, почти две сотни человек — это была совсем другая история. Власти Великобритании решились переговорить с Магическим Министром, ибо как люди могли удивить магов, так и маги, причем будет ли победитель в противостоянии — это был большой вопрос, проверять который практически не хотел никто.

— Да кто их считает, этих грязнокровок! — в сердцах воскликнул маг, тем самым подтвердив материалы доклада.

— Значит, грязнокровки… — задумчиво проговорила Ее Величество, в памяти которой были живы бомбардировки Лондона. — То есть, рожденные людьми… Такими, как я?

— Да, — кивнул не подумавший о своих словах Министр Фадж. Все-таки оскорблять очень пожилую женщину не стоило. Да еще и при свидетелях… О наличии сквибов королева осведомлена была. Женщину беспокоил еще один вопрос… Маги защищали премьер-министра, но не королеву.

— Интересно, они защищают Джонсона[1] или все-таки контролируют его? — в задумчивости произнесла Ее Величество, тем самым начав, фактически, активную фазу противостояния.

Были уведомлены партнеры по НАТО, со своими магами вроде бы дружившие, поэтому начались активные консультации, приведшие к большому скандалу на ассамблее Международной Конфедерации Магов. Немцы, быстренько вспомнившие историю, облили британских магов всем тем, чем в свое время были облиты сами. А вот русские слушали внимательнее…

— Савельев, свяжись с нашими, — приказал русский представитель после заседания, закончившегося ничем. — Судя по всему, дети подняли восстание, лимонникам насрать.

— Помочь надо? — спросил его заместитель, оскалившись так, что дама на портрете, висевшем в коридоре, упала в обморок.

— Надо, Паша, надо, — кивнул магический консул. — Ты же слышал, что запросил у родителей девочки пацан, — все материалы, бывшие у простецов, до ассамблеи, разумеется, дошли. Просто мало кто понял, что они значили. — Вряд ли лимонники знают состав БГС.[2]

— Получается… Наш пацан? — озадачился его собеседник. — Есть… Понял.

В надежде на то, что ребята продержатся ещё сколько-нибудь, как и полвека назад поднимались по тревоге боевые маги, формируя группы. Дело было совсем не в том, что руководить восстанием может русский пацан, а в том, что восстание подняли дети. Дети, на которых оказалось наплевать родной стране, судя по доставленной информации. Дети, сражавшиеся за свою жизнь.

***

— Как так, нет? — Амелия Боунс новостями была шокирована. У магглорожденных не было никаких контрактов.

— Совсем нет, и, судя по всему, не было никогда, — объяснил невыразимец, тоже понимавший, что это значит.

Контракт регламентировал не только процесс обучения, но и защиту школы. Отсутствие этих документов означало, что магглорожденные были совершенно, абсолютно беззащитны в школе, а это, в свою очередь, объясняло все случившееся. Мадам Боунс начала понимать, почему для «грязнокровок» она и ей подобные — враги. Это уже выходило за пределы обычных «шалостей», потому что, как может драться загнанное в угол существо, глава ДМП знала. Вот только не понимала, что с этим теперь делать. А еще — что делать со слухами… Слухов было множество, но теперь даже собственная племянница опасалась оставаться с тетушкой наедине. Тяжело вздохнув, женщина шагнула в камин…

Часть 12

Ночь на первое ноября оказалась холодной вдвойне, так как ровно в семь часов вечера все ученики, находившиеся в школе, кроме спрятавшихся в тайной комнате, оказались на улице: в чем были и как были. Кто-то был выкинут прямо из душа, кто-то в процессе смены мантии для «празднования», а кто-то и не сразу заметил произошедшего. Все школьники были выдворены с вещами и, неожиданно, профессорами. Оказавшись во дворе замка, большинство особ женского пола завизжали, оглушив всех остальных. При этом попасть внутрь замка не удалось — окна превратились в бойницы, а двери совершенно исчезли. Вызванная племянницей мадам Боунс к Хогвартсу не смогла даже приблизиться, не то, чтобы войти. Но как будто этого было мало, не прошло и двух часов, как возле замка начали высаживаться на первый взгляд неизвестные маги, что спровоцировало атаку британцев.

— Видишь, — матерно поинтересовался один из магов у своего коллеги. — Некоторых детей уже раздели и собираются публично пытать.

— Вижу, — непечатно ответил тот. — За мной, в атаку! — отреагировал боевой маг, ведя за собой свое подразделение. Увидев, что авроры сцепились еще с кем-то, юные маги, неожиданно оказавшиеся на улице, предпочли убежать, некоторые — в чем были, порт-ключом, тем самым сильно удивив родителей. Остальные же побежали в сторону Хогсмида.

— Не убивать, — категорично приказал один из гостей. — Нам их еще допрашивать и на кол сажать.

— Так, может, совместить? — поинтересовался излишне инициативный коллега. — И допросим, и утилизируем…

Предложение было интересным, но имевшие четкий приказ русские так поступать все-таки не решились. К счастью для гостей и сожалению для Магической Британии, боевая подготовка аврората оказалась на уровне полицейских частей, то есть эффективно действовать они могли только против слабовооруженного противника, из-за чего британцев довольно быстро связали. Убедившись, что никому из детей и подростков, судя по скорости бега, помощь не нужна, гости принялись к процедуре «потрошения», то есть полевого допроса.

— Что вы хотели сделать с детьми? — поинтересовался русский маг у случайно выбранного представителя силовых структур.

— Ничего, мы за грязнокровками! Не за детьми! — сделал стратегическую ошибку в ответе чистокровный аврор. Кого британцы зовут «грязнокровками», русские знали — им на инструктаже это довели.

— Что вы собирались с ними делать? — продолжил допрос боевой и не сильно уже добрый маг.

— В Азкабан, наверное… — пожал плечами мужчина, ему действительно это было не интересно. А вот «гости», получившие доказательства того, что происходит в Британии, через призму своего восприятия, никого больше допрашивать не стали, переправив «пленных» в полном составе на свою базу. Авроры были шокированы, потому не сопротивлялись, а мадам Боунс получила оглушающее в самом начале.

Информация о том, что дети спасены, а англичане нейтрализованы, поступила представителю России в Международной Конфедерации Магов сразу после завершения операции. В связи с этим все успокоились, принявшись заниматься более интересными делами. Проинформированные своими магами выдали информацию англичанам, которые ею удовлетворились не полностью, ибо ее Величество очень хотела бы знать, где сейчас находятся дети и их родители. Кроме того, позиция Министерства Магии несколько рассердила Королеву, отчего останавливаться не самая юная дама не захотела.

— Амелия Боунс и два десятка авроров, отправившиеся к Хогвартсу, исчезли, — доложил Министру утром Главный Аврор, недовольный тем, как глава ДМП распорядилась сотрудниками.

— Совсем исчезли? — удивился Фадж, пытаясь представить, что такого могло произойти.

— Совсем исчезли, — подтвердил представитель правоохранительной системы страны. — Чистокровные и часть полукровок сумели бежать, но рассказывают очень неприятные вещи, а Хогвартс, судя по всему, перешел в режим круговой обороны.

— Что именно рассказывают школьники? — Министр решил вызвать Долорес, потому что от такой информации мужчине хотелось в Мунго.

— Резюмируя и сортируя по достоверности, — сухим тоном заговорил Главный Аврор. — Амелия Боунс, пользуясь численным преимуществом, пытала или убила грязнокровок, отчего замок выкинул из себя всех, позвав на помощь. Помощь подоспела поздно, но в неравной битве департамент магического правопорядка был полностью уничтожен.

— Могли ли напавшие быть грязнокровками? — тихо поинтересовалась мадам Амбридж, которая была в курсе того, что успел наговорить ее шеф Королеве.

— Да кем угодно могли! — в одночасье потерявший треть активного состава аврор был недоволен, правда, подоплеку вопроса не знал.

— Или грязнокровки отомстили… Или это магглы… — резюмировала Долорес, понимая, что это означает войну. — Как будем отвечать?

***

Женщина, похожая на колдографию Лили Поттер, которую Гарри в про… позапрошлой, получается, жизни обнаружил в подаренном Хагридом альбоме, признаков жизни не подавала, точнее, она дышала, но… Портрет Салазара Слизерина смотрел на ту, что была, по всей видимости, его прямым потомком. Вовремя заметив изменение взгляда мальчика, Основатель привлек его внимание.

— Прежде чем делать выводы, — произнес портрет, — нужно определить, кто это и что с ней случилось.

— А как? — растерянно спросил Гарри. Гермиона занималась тем, что обнимала мальчика, страшась разговора с родителями. Девочка опасалась узнать о себе что-то очень неприятное, но сейчас надо было поддержать ее… жениха? Мужа? Гермиона не знала, как они сейчас называются, решив спросить портрет позднее.

— Смотри внимательно, — Салазар начал показывать движения палочкой, объясняя, что такое «колдомедицинские диагностические чары». Что-то Гарри знал и сам, по его мнению, конечно, но только что-то. Спустя полчаса, мальчик наконец смог точно повторить чары, наложив их на женщину. Для начала, конечно, Гарри перенес ее на диван и после этого уже наложил чары.

— Синий, синий, желтый, и вот такая загогулина, — прочел мальчик ответ чар, с непониманием посмотрев на портрет.

— Магическая кома, фиксация состояния, — перевел Слизерин, после чего задумался. Это был, конечно, не стазис, но… — А ну-ка, наложи вот такие чары… — снова многократное повторение, и ожидаемый результат: больше десяти лет.

— Значит, мама меня не бросила… — понял Гарри, задумчиво почесав свою лохматую шевелюру. — Если это мама…

— Тебе нужно отдохнуть, — заметил портрет. — А мне подумать… Сходи пока с родителями жены поговори.

— А я жена? — удивилась девочка, подозревавшая, конечно, о своем статусе и даже желавшая поговорить с портретом на эту тему.

— Гарри и Гермиона Слизерин, — хмыкнул Салазар, открывая наконец «страшную тайну». — Вы же ритуал признания провели, а ты мой потомок. Годрика, правда, тоже, но повезло мне. Батюшка твой потомок Гриффиндора, а вот матушка… Почему получилось именно так, даже и не спрашивай.

— Сли-зе-рин… — по слогам произнес Гарри, теперь многое для него становилось понятнее, но, к сожалению, не все. — Хорошо, Гермиона, ты как?

— Да, — тяжело вздохнула девочка. — Надо поговорить… Даже если… Я хотя бы знать буду…

— О чем ты? — не понял Гарри, но девочка просто махнула рукой, как будто это были просто мысли вслух. Обняв Гермиону, мальчик усадил ту на диван, чтобы просто погладить и между собой уже решить: поговорят они сегодня или же просто отправятся отдыхать. День был достаточно суматошным, впрочем, как и все предыдущие, поэтому Гарри просто устал.

***

Взглянув на своих родителей, Гермиона едва подавила желание спрятаться за Гарри, мальчик же, как будто почувствовал — встал так, чтобы защитить в случае чего. Марк это сразу же заметил, подняв брови, удивилась и мама девочки, но не сильно. То, что Гермиона их опасается, родители девочки уже поняли. Непонятна была только причина этого. Эмма вздохнула, предложив детям садиться.

— Когда мы ехали в поезде, — заговорил Гарри. — Внезапно обнаружилось, что на Гермионе лежали какие-то чары, в результате мы имеем амнезию на события за почти год.

— Как-то ты выражаешься… нехарактерно возрасту… — тихо проговорила мама девочки, но Гарри проигнорировал эту фразу. — И поэтому она нас опасается?

— Поэтому тоже, — вздохнула Гермиона, прижавшись к обнявшему ее Гарри. — Боюсь узнать что-то…

— А я бы очень хотел узнать: кто и зачем бил Гермиону? — мальчик совсем не шутил, что заметили шокировано переглянувшиеся взрослые.

— Миона, ты не будешь очень сильно возражать, если я тебя осмотрю? — очень осторожно, помня реакцию дочки на такое предложение, поинтересовалась миссис Грейнджер.

— Конечно, мамочка, — кивнула девочка, выходя из гостиной вслед за очень сильно удивленной женщиной. Дочка совершенно переменилась, перестав агрессивно реагировать очень на многое. Дело могло быть и в амнезии, если она действительно имела место. Марк же внимательно посмотрел Гарри в глаза, решив поговорить по-мужски, в своем понимании, но замер, буквально придавленный взглядом тяжело вздохнувшего мальчишки.

Часть 13

Англичане запирались изо всех сил, не желая рассказывать о ходе восстания. Только после применения специальных средств выяснилось, что и как они сделали. Ход событий удалось восстановить поминутно, правда, из этой информации следовало, что убежали как раз не восставшие, а вот куда делись те, кого британцы звали «грязнокровками», так и осталось непонятным. Разбор полетов ни к чему не привел, поэтому специальная группа боевых магов отправилась обратно, чтобы оказать помощь, если это будет необходимо. Первая группа решила отправиться официальным путем, появившись в Министерстве Магии.

Министерство Магии решило ответить «презренным магглам» страшной болезнью, законсервированной тысячу лет назад. В специальном круглом сосуде хранилась детская смерть, которую целители древности заповедовали использовать только в самом крайнем случае, когда выбора совсем не будет. По мнению Министра, магглы, забывшие свое место, заслужили свою судьбу. Сосуд с вирусом как раз со всей предосторожностью несли по коридору Министерства из специального хранилища, когда прибыли русские.

— Твою мать! — высказался маг, распознав почти легендарный сосуд для хранения веществ с наивысшей степенью опасности. — Это что у вас такое?

— Вас это не касается! — отчаянно боявшийся разбить шар сотрудник отдела Тайн просто отмахнулся от боевого мага, никакими инструкциями не сдерживаемого. Почему так произошло, разбирались, конечно, значительно позже, но вот в тот самый момент британец был остановлен и зафиксирован, что вызвало очень много возмущения у него самого. Потом было возмущение Министра Магической Британии, но…

— Британцы решили напасть на простецов посредством биологического оружия, — сделали русские простой вывод, правда, на тот момент содержимое шара все еще было неизвестно. Зато были известны желания сотрудников Министерства Магии.

Представив, что будет, если маги выпустят даже не что-то новое, а просто хорошо забытое старое, например, черную оспу или бубонную чуму, русские поежились, так как им-то было хорошо известно, кого именно в происходящем обвинят. Начинать Третью Мировую не хотелось. Международной Конфедерации Магов войны, да еще мировой, тоже не сильно хотелось, потому было принято решение о вводе миротворческого контингента. Внятно объяснить происходящее каким-то другим способом было технически невозможно.

Ее Величество, в свою очередь, получила от партнеров по НАТО заверения в том, что маги больше не будут и скоро приползут на коленях… Ну не совсем так, конечно, но близко к тексту. Королева была не слишком довольна, в отличие от правительства и парламента, новой войны, да еще и непонятно с кем, не желавших, поэтому возжелала лицезреть родителей пропавших детей и на этом успокоилась. А вот маги пытались сообразить, что происходит, так как информации было много… Очень противоречивой информации. Работали следователи, искали хоть какую-то логику дознаватели, но детей с родителями и след простыл…

Совершенно неожиданно активизировались начитавшиеся британских газет «борцы за свободу», посчитавшие своих долгом защитить детей и взрослых от равнодушного правительства. По мнению мстителей, власти ставили опыты над детьми, прикрывая это какими-то сказками. Потому объявившие себя защитниками взрослые, частично бородатые люди, решили выяснить местонахождения этих самых лабораторий. Так как в газетных статьях давалось, кроме всего прочего, и описание тех, кто, возможно, украл детей, то всем, носившим черный плащ, стало не очень комфортно на улицах. Если бы среди «мстителей» не нашлось сквиба, то, возможно, дело этим и закончилось, но именно этот рыжеволосый сквиб и обнаружил человека, отправлявшегося в Министерство Магии посредством телефонной кабинки.

***

Марк смотрел в глаза этого ребенка, понимая, что перед ним совсем не ребенок. Дети так не смотрят. В глазах болезненно-худого пацана детства не было. В них была боль, тревога и готовность. Кроме того, мальчик очень свободно и привычно использовал медицинскую терминологию. Поэтому мистер Грейнджер взял себя в руки, представив на минуту, что перед ним не ребенок, а коллега.

— Гарри, давай поговорим открыто, — предложил Марк. — Ты слишком свободно пользуешься терминологией, тебе знакома латынь, кроме того, ты ведешь себя совсем не как ребенок. Можно ли поинтересоваться причинами этого?

— Поинтересоваться можно, — хмыкнул мальчик, пытаясь продумать версию на лету, правда, Гарри быстро понял, что лучше просто выдать часть правды. — Конституцию мою вы видите, кроме отсутствия еды, были еще избиения, в результате которых я часто был без сознания или в практически коматозном состоянии, пока моя магия лечила повреждения.

— Пока, вроде бы, все логично… — задумчиво проговорил мужчина. — Ну, кроме магии, хотя с ней мы уже, похоже, смирились. Но это ничего не объясняет.

— В своей коме я прожил свою жизнь немного иначе… — произнес Гарри, вспоминая товарища капитана, Верку и Аленушку. — Там была война, а я оказался в подразделении парамедиков поля боя, так, кажется, это называется… — он немного подумал, хмыкнул чему-то. — Минутку… — мальчик вышел из гостиной.

Стоило ему возвратиться, неся в руках Омут Памяти, как появились и дамы, при этом Гермиона кинулась к Гарри, чтобы немедленно расплакаться. Мальчик, понявший, что новости были такими себе, принялся гладить свою самую дорогую девочку, успокаивая ее на ушко так же, как делал это с Аленкой. Странное дело, но Гермиона успокаивалась, уткнувшись носом в рубашку мальчика, будто желая спрятаться от всего мира.

— Настолько плохо? — тихо спросил Гарри, продолжая очень мягко, под понимающим взглядом Эммы, гладить девочку.

— Я расскажу… — тихо пообещала Гермиона, прижатая к мальчику. Устроив Омут, не расцепляющийся с девочкой Гарри сгрузил воспоминания, приглашающе показав на артефакт родителям, сам же просто увел свою Гермиону.

— Все непросто, Марк, — произнесла тихо всхлипнувшая миссис Грейнджер. — У Мионы действительно амнезия, но очень странная. Такое ощущение возникло… И последние месяцев семь ее совершенно точно избивали, буквально истязая, а мы ничего не заметили, что очень ненормально.

— Мальчик слишком взрослый для одиннадцати лет, — дополнил речь жены своими наблюдениями мистер Грейнджер. — Он нам какие-то воспоминания оставил.

— Давай тогда посмотрим, — Эмма быстро взяла себя в руки. — А потом уже поговорим.

Две головы опустились в артефакт, и… Взрыв, поднявший землю… Пикирующий самолет, от вида которого Эмма завизжала… Раненые солдаты в смутно знакомой форме что-то рассказывали, просили, тянулись к мальчику, которым теперь были сами Грейджеры. Обучение медицине «наживую», латынь, книги при неверном свете чего-то, почти совсем не дававшего света. И вновь — взрывы, посвист пуль, падавшие люди. Маленький, это было очень заметно — именно маленький, мальчик перевязывал, вытаскивал людей. Они были солдатами далекой, давно, казалось, забытой войны, но это были люди. Девушка, ставшая старшей сестрой, и совсем малышка — младшей. Смотреть без слез на то, как мальчик ухаживал за своей младшей, было совершенно невозможно. И взрыв… Самый страшный момент жизни пацана, снова оставшегося в одиночестве. Самый последний момент — спасение девочки, и — конец воспоминаний.

— Ты как хочешь, Марк, но мы должны попытаться стать ему близкими, — твердо произнесла с трудом удержавшая себя в руках женщина. — Тем более, что для Мионы Гарри стал всем.

— За такой короткий срок? — удивился мистер Грейнджер. Такое развитие могло быть связано только с травмой.

— Видимо, не все так просто в позабытом куске, — вздохнула любимая супруга. — Так что…

— Что у нее с телом? — поинтересовался мистер Грейнджер.

— Следы… нехорошие следы, можешь мне поверить, — Эмма порывисто обняла мужа, немедленно расплакавшись. Ей было трудно видеть это и еще труднее понимать, что все это происходило за их спиной.

***

Сваренное под руководством портрета зелье продемонстрировало то, что было видно и так — перед Гарри была его биологическая мать. Только вот вывести ее из комы пока не удавалось, при этом у самого мальчика возникало ощущение, что выводиться из комы женщина сама не хочет, сопротивляясь любым попыткам. Кроме того, внимательно осмотрев тело матери, Гарри сделал неожиданный вывод, который перепроверил еще раз, попросив Гермиону помочь.

— Белья нет, да? — удивленно спросила девочка, заглянув в глаза своего… мужа, как бы странно это ни звучало.

— И платье надевали кое-как, — заметил Гарри, помнивший, как одевали раненых, в том числе и женщин. — Значит, в кому она вошла голой… Хм… Салазар, а как проверить на примененные чары?

— Подозреваешь пыточное, — кивнул нарисованный мужчина, полностью согласный с точкой зрения потомка. — Смотри внимательно, это непросто…

Надо сказать, учился Гарри с удовольствием, внимательно следя за жестами предка, а вот Гермиона просто обнимала мальчика, будто боясь потерять тактильный контакт. Поговорив с девочкой, Гарри просто постарался убедить ее в том, что она самая лучшая, самая светлая, самая… любимая. Несмотря на то, что мальчик не был уверен в своих чувствах, он помнил…

Часть 14

Русские маги осознавали две серьезные проблемы, стоявшие перед ними: во-первых, нужно было обнаружить пацана, знавшего состав БГС, а во-вторых, как-то с ним опознаться. Имя мальчика уже было известно, непонятным оставалось только, как с ним связаться. Раздумья начальника группы были прерваны молодым стажером, прикрепленным к боевым магам незадолго перед отправкой.

— Тащ капитан, у лимонников принято сов посылать, — тихо произнес стажер, думая, что самый простой способ опробован не был.

— У нас принято всех посылать… — задумчиво ответил командир группы, наворачивая кашу из котелка. — Стоп! Куда посылать?

— У них сова — почтовая птица, — ответило совсем юное создание. — Как бы странно это ни звучало.

— Меня уже ничего не удивит, — вздохнул мужчина, командовавшей группой. — Давай пошлем… сову. Учитывая, что и как просил пацан… Клюв!

— Клюв в канале, — меланхоличный голос донесся из кустов. Капитан точно знал, что еще недавно никаких кустов там не было.

— Письмо мальчику этому… Поттеру. Напиши исключительно на втором командном, — попросил товарищ капитан, вызвав улыбки подчиненных и полный сомнения взгляд стажера. Молодой курсант сомневался в умственных способностях командира, но промолчал. Спустя полчаса сова куда-то улетела.

Тем временем в Министерстве Магии Великобритании работали группы дознавателей Международной Конфедерации Магов, на всякий случай арестовав абсолютно всех. Вопрос о вводе внешнего управления оставался открытым, а пока Германия устроила в помещении Министерства комендатуру, вспоминая давно забытое. Британцы такое забытое не помнили, потому для них все было внове. Спустя несколько дней случился очередной казус, опять поставивший Статут Секретности на грань краха.

Рано утром «народные мстители» решили нанести свой первый удар. Сквиб, отследивший то, как кабинка работает лифтом, логично предположил, посоветовавшись со старшими товарищами, что это и есть вход в тайные лаборатории, поэтому кабинку решили заминировать. Сказано — сделано. Расположив заряды и электронное взрывное устройство, бородатые «борцы» уже хотели ретироваться, но…

— Не работает, — заметил один из них, решив напоследок нажать кнопку теста.

— Странно, — ответил другой, принявшись тыкать кнопки. — Точно, не работает… Значит, что-то подавляет электронику.

— Значит, лаборатории точно здесь, — убедился в правильности выбора цели третий. — Надо или вручную, или как-то извернуться.

Решив, что следует изворачиваться, «народные мстители» запросили своих кураторов, через сутки получив механического типа взрыватель, реагировавший на спуск. Установив его, мужчины решили отследить срабатывание, для чего оставили наблюдателя, удалившись праздновать элем.

Ожидать очередного мага можно было месяцами, если бы в кабинку не вошел вызванный повесткой мистер Дингл. По какой-то причине следователи хотели допросить абсолютно всех, кто был указан в документах, как входящий в неправительственную экстремистскую организацию «Орден Феникса», так как по поводу их противников документы и протоколы допросов существовали. Кабинка окуталась антимаггловскими чарами, визуально для наблюдателя исчезнув, и, спустя некоторое время мостовая вздрогнула, демонстрируя срабатывание взрывчатки, которой совершенно не пожалели, использовав даже невесть откуда взявшийся широко известный С-4.

Вызванного повесткой мистера потом, конечно, не нашли, объявив его в розыск, как уклонившегося, но это было значительно позже. Сначала надо было разобрать Атриум Министерства, точнее, уже Комендатуры. Большая часть находившихся в этом зале получили тяжелые ранения, скульптурная группа у фонтана превратилась в щебень, а абсолютно все камины перестали работать. Здание было частично разрушено, намертво завален общественный вход и несколько кабинетов вместе с сотрудниками. Если бы «народные мстители» узнали о результатах, то, наверняка, сочли бы их приемлемыми. В отличие от магов вообще и Великобритании в частности. Мунго работало на износ, пытаясь хоть как-нибудь помочь всем. Пытались определить, что именно произошло, немецкие маги, большей частью из-под завалов эвакуированные. В шоке застыли представители стран в Международной Конфедерации Магов.

***

Несмотря на адекватность родителей, Гермиона предпочитала проводить время в компании Гарри. Возможно, это было что-то подсознательное, возможно, нет. В душе мальчика сложились эмоции, испытанные в позапрошлой жизни, с тем, что он чувствовал сейчас, поэтому Гарри буквально сдувал пылинки со своей девочки. С родителями общаться он, разумеется, не отказался, но вот принимать их как близких не спешил. Слишком часто его предавали именно англичане, и именно так это ощущение закрепилось в голове мальчика.

Салазар Слизерин, внимательно выслушав потомка, задумался. Что-то описываемое ему напоминало: или воздействие дементоров, или чрезвычайно мощный Обливиэйт. В любом случае, по мнению портрета, в теле матери Гарри вряд ли была душа, именно этим мог объясняться факт того, что она не желает выходить из комы — нечему выходить. Говорить об этом мальчику Салазар не спешил — кто знает, как отреагирует Гарри? Тот факт, что потомок многое пережил, детского тела не отменял, поэтому Слизерину было о чем подумать.

— Потомок, — проговорил нарисованный мужчина. — Насколько я понимаю, Хогвартс перешел в режим круговой обороны, и ты это можешь проверить.

— В смысле выйти на разведку? — поинтересовался Гарри. — Интересный вариант…

— Я с тобой! — безапелляционно заявила Гермиона, заставив мальчика вздохнуть. Мысль о том, чтобы переспорить девочку, в голову Гарри не пришла, но тащить ее с собой могло быть опасно.

— Ты понимаешь, что это очень небезопасно? — поинтересовался Гарри. — А что если тебя захватят?

— А если тебя? — всхлипнула девочка, прижавшись к нему изо всех сил.

— Потомок, выйдешь из комнаты, — проговорил портрет, видя, что мальчик готов отказаться от разведки ради устранения любой опасности для возлюбленной. — Позовешь эльфа Хогвартса и расспросишь его. Назовешься полным именем… Новым именем, ты меня понял?

— Понял, — кивнул Гарри, ибо это был план и вполне безопасный, по мнению мальчика. — Пошли?

— Миона, остановись! — выкрикнул мистер Грейнджер. — Я тебе запрещаю…

— Поздно, папочка, — со странными интонациями произнесла девочка. — У меня муж есть.

Оставив ошарашенного мужчину, не предпринявшего, впрочем, и попытки остановить их, Гарри с Гермионой проследовали на выход, указанный им портретом предка. Ибо Тайная Комната имела выход, как оказалось, не только в туалет. Необходимо было пройти по коридору и прошипеть пароль, чтобы стена открылась, выпуская детей. Коридор оказался длинной галереей, упиравшейся в глухую стену, на которой была изображена готовая к прыжку ядовитая, судя ко клыкам, змея. Гарри прошипел пароль, заставив тем самым камни замаскированного прохода сдвинуться в сторону.

— Хм… Где это мы? — удививлась Гермиона, оглядывая стол, стулья, небольшой диван. — На гостиную похоже.

— Не слизеринская точно, — хмыкнул Гарри, а потом пригляделся внимательнее и улыбнулся. — Видишь там, на столе колдография?

— Знакомая какая-то… — отозвалась девочка, приглядываясь к улыбавшейся женщине. — Погоди-ка…

— Это Лили Эванс, моя мама, — вздохнул мальчик, обнимая Гермиону. — Значит… Мы в гостиной Снейпа.

— Оригинально, но логично, — кивнула девочка, немного расслабляясь в руках мужа. Ведь Салазар сказал, что Гарри — муж, значит, так оно и есть.

— Я, Гарри Слизерин призываю эльфа Хогвартса! — воскликнул мальчик. Он не знал, как правильно звать эльфов замка, поэтому решил выбрать такой вариант.

— Тикки тут, — с хлопком появилось лопоухое существо, заставившее Гермиону вскрикнуть. — Что может сделать Тикки для Наследника?

Следующие полчаса продемонстрировали правоту предка — замок был пуст и находился в режиме круговой обороны, что бы это ни значило. Это означало, что опасности в данный момент нет, а вот что делать дальше — совершенно непонятно. Не решившись слишком долго задерживаться вне защищенных помещений, дети решили вернуться, но эльф передал Гарри какой-то конверт.

— Это безопасное письмо, — пояснил домовик. — Все остальные были с ядами и порталами.

— Спасибо, Тикки, — от всей души поблагодарил мальчик, вскрывая письмо. Несколько минут он смотрел на текст, не понимая, о чем он, а потом начал улыбаться. Дочитав до конца, Гарри расхохотался.

Часть 15

С неба спикировала сова белого окраса с красными звездами на крыльях. Увидев такое, командир группы боевых магов кратко охарактеризовал рассмотренное. От кого письмо, можно было догадаться по виду гордой птицы. Белая полярная сова днем… И красные звезды, чтобы точно не перепутали, видимо.

— Здесь Клюв, — пошевелились ближайшие кусты. — Пацан ответ прислал, — из кустов поднялся камуфлированный… хм… больше похожий на лешего маг. Лицо у него выражало недоумение.

— Ну, рассказывай, — вздохнул товарищ капитан.

— Если опустить краткую характеристику магов Британии, — маг перевернул пергамент другой стороной. — То нам нарисовали маршрут и приглашают в гости.

— Что не так? — поинтересовался командир группы у своего мастера маскировки.

— Подпись, — кратко ответил ему офицер. — Григорий Лисицын, сержант медицинской службы и номер части. В этой части служил отец.

— И поэтому? — поинтересовался капитан, уже понимая, с чем они столкнулись.

— Григорий Лисицын, воспитанник санбата… Погиб восьмого мая сорок пятого, спасая немецкую девочку, — ответил ему мастер маскировки. — Зачислен в списки навечно.

— Вот, значит, откуда он все это знает, — до командира группы дошла суть информации. — Ты его фотографии видел? — специалист по маскировке кивнул. — Вот и посмотрим на героя.

Группа двинулась по проложенному маршруту. Если это тот самый Лисицын, то это точно не ловушка и не предательство. Решив поверить, русские боевые маги шли через Запретный Лес к указанному проходу, ибо парень был в таком случае однозначно своим, а своих стоило вытаскивать откуда угодно. Группа шла по лесу, когда из-за кустов с криком: «Люди в нашем лесу!» вылетел… Пристрелили кентавра просто от неожиданности.

— Метко стреляешь, Хруст, — сообщил товарищ капитан, с уважением глядя на снайпера группы, умудрившегося попасть в голову волшебному существу из крупнокалиберной винтовки почти не целясь.

— Это семейная традиция, — ответил ему не обладавший активной магией мужчина. В Британии таких называли сквибами, а в России такого разделения не было. Потому что человек, способный изогнуть лом в причудливую фигуру, не мог не вызывать уважения.

— Вот за тем валуном, тащ капитан, — ткнул пальцем специалист по маскировке. — Можем, кстати, проредить любопытные кентаврьи морды, — ответом ему стал удаляющийся стук копыт, а капитан просто показал большой палец. Товарищи офицеры любили хорошую шутку.

А в это время грубо ругающиеся «не маги» раскапывали экскаватором внезапно осыпавшийся дом, подозревая очередной теракт. Международная Конфедерация Магов заседала на предмет определения события: это таки война, или таки нет? Всем очень хотелось, чтобы это событие было взрывом газа… или газов. Но в результате контингент решили вводить, потому что бардак в Магической Британии вышел за пределы понимания других стран.

А вот Ее Величество, так и не дождавшаяся магов на коленях, приказала привести пред ее очи Министра Магии, что выполнено, разумеется, не было, отчего Королева осерчала на магов, приказав… хм… В общем, у МКМ возникла еще одна проблема — утихомирить бабушку, которая утихомириваться не желала, а желала своих подданных, украденных злыми магами. Злые маги все отрицали. Дрожали от страха и отрицали изо всех сил. Разобраться в происходящем было очень трудно.

— Во всем виноваты грязнокровки, — убежденно произнёс представитель Отдела Образования, в день взрыва находившийся у любовницы вследствие острого воспаления хронической хитрости. — Их нужно было изначально всех уничтожить.

— Вы хотите сказать, что планомерно доводили рожденных простецами до взрыва? — удивился следователь, не заметив приписку от колдомедика о странной одержимости допрашиваемого.

— Это они взорвали Министерство! Они! Мстят за своих! — завизжал чиновник, добавив материалов для проверки. Наличие подозрения о мести должно было установить возможные причины мести, и вот их как раз оказалось больше, чем достаточно.

— Такое ощущение, что в Британии собрались ученики Гриндевальда, — вздохнул очень пожилой следователь, даже не подумав, какую бомбу взорвут его слова. До ассамблеи они дошли уже в виде экспертного заключения, заставив представителя Германии схватиться за сердце.

***

Миссис Грейнджер буквально в двух словах объяснила мужу всю его неправоту, отчего мужчина все понял и обещал, что больше не будет, а напакостивший Гарри с радостной улыбкой возвращался обратно. Красные звезды на крыльях Букли вполне могли быть ответом на составленное матом письмо. Гермиона чувствовала себя вполне уверенно, когда держалась за Гарри, поэтому предпочитала с ним не расцепляться.

Гарри не зря подписал письмо «тем» именем и званием, ему было интересно, был ли он тут, надеясь на то, что мир другой, и если не Верка, то хоть Аленушка могут быть живы. Ведь они были единственной семьей маленького сержанта. Сейчас у него была Гермиона, а вот можно ли доверять ее родителям — это был очень спорный вопрос. По крайней мере, для мальчика, потому что доверие — оно обоюдное, так товарищ лейтенант из СМЕРШ говорил, а не «я лучше знаю, потому что я взрослый». Мало ли что взрослый, это не аргумент.

— Наследник, — Салазар решил объяснить Гарри ситуацию и предложить путь ее решения. — Подойди-ка.

— Да? — Гарри, не расстающийся с Гермионой, подошел к портрету, отчего-то виновато глядящему на мальчика.

— В теле твоей матери может не быть души, — прямо сказал Слизерин, вздохнув. — Если ее запытали, или…

— Я понял, — о дементорах сержант помнил, чувствуя, что в груди поселился холод, как тогда, когда погибла Верка с Аленушкой. — И что теперь?

— А теперь ты проведешь ритуал, который призовет в тело душу близкого тебе человека, — произнес Салазар, глядя в глаза пацану, в очередной раз потерявшему близкого. — Я объясню, как. Важно, чтобы этот человек был мертв и не ушел на перерождение.

— И тогда у меня будет кто-то… — прошептал Гарри, с трудом беря себя в руки. — Я согласен.

— Это правильно, Гарри, — Гермиона обняла покрепче своего мальчика. Ей было немного странно слышать такое предложение от древнего портрета, но стоило девочке на минуту представить, что такое случилось с ее мамой, и она чуть не потеряла сознание.

Ритуал был достаточно прост, специальных знаний не требовал. Правда, Салазар не уточнил, что нужно думать именно о том самом человеке, считая, что наследник наверняка будет думать о матери, получив ее обратно. Реальность оказалась немного иной: товарищ сержант думал о Верке. Своих родителей Гарри не знал, а вот Вера… Она стала самой близкой пацану в той жизни, еще бы Аленушку… Если бы не Гермиона, то на душе маленького солдата медицинской службы было бы совсем плохо. Несмотря на то что девочка стала центральной фигурой его жизни, Гарри было трудно…

Этот ритуал сопровождался отнюдь не латынью, а полностью проговаривался на языке древних змей, который был не особенно понятен даже самому мальчику, но он послушно шипел слова очень древнего ритуала, призывая душу близкого человека, а перед глазами стояла отнюдь не мама, а Верка, как она ругалась, как учила расчесывать Аленушку, как… плакала.

Когда тело на полу пошевелилось, Гарри чуть не расплакался от ощущения какого-то глубинного тепла, под ошарашенным взглядом портрета, видевшего, что в тело вошла действительно близкая наследнику душа. Стремившаяся обогреть пацана. Глаза лежавшей на полу женщины открылись одновременно с последними словами шипящего языка.

— Гриша? — удивленно, но с акцентом по-русски произнесла выглядевшая мамой ребенка. — Ты что здесь делаешь и где твоя форма?

— Вера? — пораженно, будто не веря себе, спросил мальчик, не сдержавший слез. Гермиона подскочила к Лили, протянув ей руку, чтобы помочь подняться. Она видела и слезы любимого, и слышала интонации. В какой-то момент девочка даже подумала, что понимает слова незнакомого языка, а Гарри уже обнимал Веру, одной рукой контролируя свою девочку.

— Гриша, почему я так выгляжу? — наконец по-английски спросила Верка.

— Потому что это тело моей мамы, — улыбнулся мальчик, радуясь тому, что очень похож на себя прежнего. — Ее душа ушла, и я позвал самого близкого человека…

— Меня? — удивилась женщина. Вера совсем не задумывалась, кем стала для пацана, сумев только разок прийти попрощаться к нему. Но теперь она была ему мамой, узнав и девочку, что цеплялась за Гришку. Откуда Вера знала эту девочку, она ответить не могла.

— Познакомься, это Гермиона, — улыбнулся маленький сержант. — Она моя жена. Тебе многое нужно будет узнать, но мы тебе поможем.

— Хорошо, — улыбнулась Вера, принимая себя. Быть Гришкиной мамой ей было странно, но неприятия эта мысль не вызывала. Мальчик был хорошим, добрым, отзывчивым и абсолютно потерянным. «Почему бы и нет?» — подумала ставшая старше Верка.

— Здрасте, — робко поздоровалась Гермиона, прячась за Гарри, но вот женщина просто улыбнулась девочке, обняв ее. Погладив «жену» Гришки, Вера решила скоропалительных выводов не делать, да и то, как девочка цеплялась за маленького сержанта, очень многое сказало многое повидавшей медсестре. И чувствуя, как реагирует потерявшая тактильный контакт со своим мальчиком Гермиона, Вера только вздохнула…

Часть 16

Примечание к части

Бардак - штука интернациональная.

Увидев вошедших, Гарри понял — это свои. Было что-то в явившейся через указанный проход группе магов… Что-то родное, близкое товарищу сержанту, шагнувшему навстречу людям. Безошибочно определив командира, мальчик, ставший в этот момент снова Гришкой, уверенно доложил. Пусть с акцентом, но по-русски, заставив гостей улыбнуться.

— Сержант медицинской службы Лисицын, — четко сообщил мальчик, жалея об отсутствии головного убора. — Командую группой восставших узников по праву старшего по званию.

— Ну, здравствуй, герой! — капитан не сдержался, обняв этого пацана, из глаз которого на офицера смотрело… Так смотрели отцы, прошедшие ту войну, так смотрели ветераны, и командир группы просто не сдержался, вмиг поверив в то, что пацан — тот самый, навечно зачисленный в списки санбата. Прошедший всю войну мальчишка смотрел на офицера твердо, так, как не умели смотреть дети. Вот девочка за спиной мальчишки была немного испугана, цепляясь за сержанта, как за последнюю надежду.

— Не бойся, Гермиона, — проговорил Гарри, как только его отпустили. — Это наши. Мы больше не одни.

— Вы не одни, ребята, — подтвердил командир группы, видя, как настороженность в глазах высыпавших в гостиную детей заменяется счастьем. — Вы никогда больше не будете одни.

— Здравствуйте, товарищи, — рыжеволосая женщина, похожая на маленького сержанта, смотрела на офицеров с такой надеждой, что товарищу капитану стало не по себе.

— А вы, извините? — поинтересовался Хруст, каким-то внутренним чувством ощущая своего.

— Это моя мама, — произнес Гарри, улыбнувшись. — Но там она была Веркой… — он запнулся, пытаясь вспомнить фамилию, но мужчина, внешне похожий на медведя, только кивнул.

— Нефедова, — почти прошептала Верка. — Я…

— Была семьей пацана, — продолжил за нее Клюв. — Мы помним вас. И тебя, и малышку, и пацана этого героического помним. Девочка, которую ты спас, — повернулся он к сержанту, — каждый год приезжает к твоей могиле, чтобы сказать спасибо. И дети ее — тоже.

— Ну чего там, — неожиданно смутился Гарри. — Девочка же…

Офицеры распределились по убежищу, помогая юному солдату наладить быт, а послушав, что говорит другим детям маленький сержант, капитан понял, что легко не будет. Они будто бы оказались совсем в другой эпохе, ибо Гриша говорил о том, что пока фашисты топчут эту землю, нельзя прятаться по норам, а слышать стихи Симонова в исполнении совсем ребенка с очень старыми глазами, было просто страшно.

— Для него существует только мертвый фашист, — вздохнул специалист по маскировке. — С детьми на войне было очень непросто… А тут их еще и спровоцировали… По-хорошему бы стоило эвакуировать всех.

— А согласятся они на эвакуацию? — поинтересовался капитан в ответ. — По-моему, дети настроены зубами грызть британских магов.

— Да, тут может быть серьезная проблема, — кивнул Клюв, в задумчивости постучав по маскировочному артефакту. — Я думаю, нужна связь с базой.

— Мысль интересная, — согласился боевой маг. — Предлагаю поговорить, а где-то и допросить родителей.

Так и решили. Гермиона, Гарри и Верка, пока еще не принявшая свое новое имя, много учились, готовясь к чему-то. Салазар Слизерин, не жалея времени, рассказывал в подробностях, что именно можно сделать, ибо разработанный им ритуал был очень коварен. Ритуал должен был заставить магов изменить свою точку зрения, вот только все зависело от личности проводившего этот самый ритуал. Хогвартс мог покрыть этим ритуалом всю Магическую Британию…

Повлиять только на взрослых магов, заставляя их шевелить мозгами, а возможно заставить пройти через самые страшные моменты жизни проводившего — это было очень коварно, с точки зрения Слизерина, и полностью заслуженно по его же мнению. Вот только рассказывать об этом портрет не спешил. «Сюрприз будет», — тихо хихикал нарисованный мужчина.

Допрашивать особенно было некого. Обычные люди, находившиеся в плену своих представлений о добре и зле, не воспринимавшие детей как личность и потому не понимавшие опасности.

— Мы сможем защитить! — выкрикнул высокомерно смотревший на детей сноб.

— Вопросов нет, защищайте, — наложив чары зуда, предложил один из офицеров. Не прошло и получаса, как «защитник» рыдал от невозможности избавится от зуда там, куда не заглядывает солнце. Кого-то из родителей убедить удалось, кто-то оказался еще и тупым. Поэтому настало время поговорить и с детьми, и с базой. Особенно с базой, потому что сейчас они все находились в тактическом тупике — ничто не угрожает, но вот, что делать — неясно.

***

Когда без вести пропала тетя, Сьюзан еще не поняла, чем ей это грозит. Родственников у девочки не было, но в доме с домовиком жилось неплохо, поэтому она не задумывалась о завтрашнем дне. Сьюзан не следила за событиями в обычном мире, считая, что грязнокровок рано или поздно поставят на место, как и магглов, и тетя найдется, потому что она чистокровная. Девочка искренне думала, что чистокровной в Магической Британии не может угрожать ничего. А взявшие под контроль остатки Министерства зарубежные маги действовали по принятой у них на родине схеме.

Что забыла здесь эта тетка, которую не остановили щиты дома, Сьюзан не поняла, попытавшись приказать той покинуть помещение. Но фрау Бок только улыбнулась наивности маленькой дурочки, как женщина про себя окрестила мисс Боунс. В одиннадцать лет считать, что на тебе сошелся клином белый свет — это признак глупости.

— Собирайтесь, юная мисс, — произнесла фрау Бок, снизойдя все же до объяснений. — Вы остались одна, родственников, готовых взять вас на попечение, у вас нет, поэтому о вас позаботится государство.

— Какое государство? — удивилась Сьюзан. — Я никуда не пойду, здесь мой дом!

— Вы в него вернетесь после совершеннолетия, — немного нетерпеливо ответила женщина, испытывая острое желание постучать по ребенку, но, к сожалению, в Германии это давно уже было запрещено. — Собирайтесь или же пожалеете!

— Вы не имеете права! — закричала мисс Боунс, но была обездвижена. На ее руке защелкнулся какой-то браслет, и девочка внезапно поняла, что магии у нее больше нет. Это стало таким шоком, что Сью упала в обморок, очнувшись только в каком-то другом помещении.

Тут были взрослые, не очень по-доброму смотревшие на девочку, которой стало очень страшно. Магия по-прежнему не отзывалась, как будто Сью стала сквибом или… Фу-у-у… магглом? Фрау Бок быстро оформила все документы, не реагируя на вопросы ребенка, а истерику заткнули магглы, простым, но очень эффективным способом. Сьюзан впервые били по лицу, отчего она застыла, не понимая, что делать. Ее мир полностью рухнул в этот момент.

— Добро пожаловать в приют Святой Елены, — проговорила недобро улыбавшаяся женщина, когда фрау Бок ушла. — Теперь вы, юная мисс, проведете здесь десять лет до вашего полного совершеннолетия.

— Но я не хочу… — почти прошептала Сьюзан, психика которой с нагрузкой не справлялась. — Нет! Нет! Отпустите меня! Я хочу домой! — внезапно закричала она во всю силу легких, но… Потом что-то случилось и стало очень больно. Это было не пыточное, ведь девочка была сейчас среди магглов, презираемых ею.

Амелия Боунс не наказывала свою племянницу. Возможно, та не давала повода, возможно, из жалости, но впервые Сьюзан познакомилась с розгами именно в приюте. Из-за истерики и сквернословия, сопряженного с какими-то совсем детскими угрозами, девочке досталось намного больше, чем было положено за такое поведение, поэтому в своей новой комнате она оказалась даже не помня, как туда добралась. К сожалению, доставленного социальными службами ребенка изначально невзлюбили, поэтому наказания стали ежедневными. Миссис Кодэ старательно сводила ребенка с ума.

На второй день Сьюзан сбежала, узнав затем, что за такое бывает. Здесь она была никем и ничем. Скорее даже вещью, чем человеком. Такое к себе отношение девочка не выдержала, сломавшись уже после того, самого страшного наказания, которого полностью не помнила. Наконец, на пятый день, понимая, что больше такого не выдержит, Сьюзан решила, что магию блокирует браслет, значит, его надо как-то снять.

Сбежав еще раз, девочка не знала, что побег заметят только на следующий день. Она как-то сумела пробраться в товарный поезд, к утру оказавшись довольно далеко от приюта — где-то в Шотландии. Очень хотелось кушать, но Сьюзан держалась, понимая, что если поймают, то лучше умереть. Как снять блокирующий магию браслет, выглядевший, возможно, даже красиво, Сьюзан так и не нашла, пока не набрела на лесопилку. К этому моменту психика ребенка уже сдалась, поэтому, увидев, как огромная пила перерезает дерево, девочка решила, что без руки жить сможет, а без магии — нет. Даже не представляя себе, насколько это больно, улыбающаяся Сью подложила пиле свою руку.

Девочка умерла от травматического шока, а ее тело упало во дворе замка Хогвартс, перенесясь туда последним выбросом. Кровь остановилась, но вот история девочки на этом не кончилась. Приняв мученическую смерть, ибо для ребенка все произошедшее было серьезным испытанием, душа Сью пожелала отомстить всем. Она отправилась дальше, куда отправляются души, а в ее покинутое тело затянуло совсем другую сущность. Душу, что стремилась к уже находящимся в этом мире людям. Поэтому глаза открыла уже совсем другая девочка, которую перерубленная в локте рука ничуть не смутила. Как и боль, ибо в ее жизни бывало и пострашнее.

Фрау Бок была уволена за оставление ребенка в опасности, в результате чего Сьюзан Боунс, как было установлено, погибла. Более никаких последствий на первый взгляд не было.

Часть 17

Когда-то давно Убежище было рассчитано и не на такое, поэтому уже бывшую Сьюзен доставили домовики. Точнее, домовики доставили девочку в пустое Больничное крыло, где в этот момент находился медик группы боевых магов, ревизовавший очень бедно обставленный медпункт. Ему пришлось мгновенно оставить все, чем дотоле занимался офицер, начав оказывать медицинскую помощь окровавленному ребенку.

— Дяденька, а где Гриша? — спросила по-русски девочка, лишь открыв глаза. Она смотрела на военного с такой надеждой, что тот просто улыбнулся ей.

— Здесь твой Гриша, — ответил ей русский маг. — Сейчас подлатаем тебя и пойдем к нему, хорошо?

— Хорошо, — кивнула девочка, стоически терпя довольно сильную боль. — Я подожду.

Девочка не плакала, не просила, только смотрела. И от этого взгляда в душе офицера все переворачивалось. Наконец, не выдержав, он послал вестника командиру, рассказав об увиденном и попросив прислать… Понятно кого. Замок был пуст и безопасен, поэтому офицер так и поступил. А пока он смазывал повреждения тела избавленной от одежды девочки, понимая, что с рукой можно будет попробовать что-то сделать только на базе, потому что выброс в момент травматической ампутации сделал повреждения магическими. Малышка даже не стонала, хотя боль, судя по реакциям тела, испытывала. Еще стоило разобраться с тем, кто ее так жестоко избил, ибо, насколько медик помнил, в Британии избивать девочек принято не было.

— Товарищ сержант, — подозвал мальчика получивший весточку командир группы. — В Больничном крыле находится спросившая о тебе девочка. Сходил бы ты…

— Схожу, конечно, — кивнул Гарри и шагнул к Верке, ставшей мамой. — Пойдем вместе, есть у меня предчувствие такое…

— Ну пойдем, сынок, — ощущать себя старшей было непривычно, но Верка, подумав, решила, что лучше такая жизнь, чем никакой, и старалась дать маленькому сержанту свое тепло, становясь ему настоящей матерью. Человеком, которого Гришка не знал никогда. От этого становилось как-то теплее на душе, что женщины, что мальчика, что Гермионы, неразделимой уже со своим Гарри.

— Мы скоро вернемся, — сообщил другим детям товарищ сержант, а потом вдруг повернулся к капитану. — Товарищ капитан, а можно мне форму трансфигурировать?

— Погоди-ка, — улыбнулся офицер, кивнув Клюву, подтвердившему, что это тот самый пацан. Миг — и на Гарри появилась привычная за столько лет одежда и даже медали.

— Стоп, а «Слава» откуда? — удивился мальчик, пересчитав награды.

— Посмертно тебе дали, — мастер маскировки улыбнулся маленькому сержанту, не дожившему до Победы всего несколько часов. — Так что носи.

Чему-то грустно улыбнувшись, Гарри обнял Гермиону и Верку, двинувшись на выход. Женщине уже рассказали, как мальчик стремился умереть, потеряв их с Аленкой, и как спас немецкую девочку, запомнившую его на всю жизнь. Гришка действительно был героем, ну а ей выпала судьба стать мамой, а не сестрой. Что их ждет в Больничном крыле, товарищ сержант только предполагал. Это мог быть кто-то из вырвавшихся от фашистов рожденных «не магами», или же…

Только войдя в Больничное крыло, Гришка задохнулся, увидев такой знакомый взгляд. Взгляд, которым смотрела на него приходившая в снах Аленка. На лице искалеченной девочки жили такие знакомые глаза, сразу же обнаружившие маленького сержанта. Улыбка тронула губы лежавшей девочки, а мальчик уже подбежал к койке, желая обнять сестренку.

— Аленушка, — Гришка сморгнул выступившие слезы. — Родная моя, сестренка…

— Аленка… — прошептала Верка, устремившись к ребенку.

— Братик! — воскликнула Аленушка, видя перед собой знакомую форму и его — самого настоящего брата. Девочка расплакалась от радости. В этот момент все стало неважным — и тянущая боль, и культя вместо руки, потому что Аленка знала — ее не бросят, она среди своих. — Братик, а сестренка… тут? — с надеждой спросила девочка.

— Аленушка, — легко подняв девочку на руки, прошептала Вера, зацеловывая лицо такой родной девочки. — Я Вера… Я выгляжу другой, но, если хочешь, буду тебе мамой.

— Мамой… — глаза ребенка округлились. — Мамочка! — отчаянно закричала Аленушка, ведь мама — это было самой большой мечтой девочки многие месяцы. — Мама!

Я хочу! Мамочка… — девочка плакала навзрыд, устроившись на руках улыбающейся Веры.

— Это сестренка моя, — объяснил Гарри Гермионе. — Нашлась…

— Гарри, как это волшебно… — проговорила кудрявая девочка. — Просто невозможно…

Странно, но Гермиона не отреагировала на изменившуюся одежду своего… мужа. Зато отреагировали ее родители, особенно мистер Грейнджер. Видимо, награды на груди пацана показались знакомыми мужчине. Возможно, он понял, что это именно награды, а не побрякушки, возможно…

***

Капитану казалось странным состояние тела девочки, в которой оказалась душа русского ребенка. Поэтому он отчитался базе, запросив еще и возможность эвакуации детей. Курирующий группу офицер заинтересовался информацией, запросив немцев. А вот увидевший детали запроса офицер полиции заинтересовался. Ибо такие запросы просто так не возникают.

— Как установлено, девочка была племянницей местного начальника правоохранителей, — докладывал своему начальству офицер через несколько дней. — Соответственно, мы предполагаем, что…

— Женщине отомстили через девочку, — кивнул начальник германского магического отдела международной полиции. — Не ново, девочка погибла?

— Девочка погибла, мы предполагаем жестокое убийство, — ответил сидевший рядом с бдительным коллегой следователь. — Присланные нам русскими материалы не оставляют двойного толкования.

— И опять у нас потекло, — вздохнул начальствующий мужчина, подписывая ордер.

Посчитавшая, что все закончилось, фрау Бок была арестована в аэропорту Берлина, когда собиралась покинуть страну. На ее счетах денег почти не было, зато в потаенном кармане портмоне — почти пять миллионов марок. Ибо мисс Боунс стала не единственной жертвой преступной группировки, организовавшей «приют», которого не существовало. Осиротевших магических детей целенаправленно ломали, желая завладеть их средствами. В Британию отправилась новая группа по расследованию уже преступлений «своих». Получив от базы краткую справку, товарищ капитан только вздохнул. Любой народ имеет своих уродов, от страны это не зависит.

— Гриша, — обратился капитан к маленькому сержанту. — Мы предлагаем вам эвакуацию. Кто не согласится, вполне может остаться здесь.

— Оставить фашистов топтать землю? — с угрозой в голосе произнес мальчик.

— Фашистами займутся взрослые, — ответил ему офицер, вполне пацана понимая. — Ваше дело учиться и жить под мирным небом.

— Я подумаю, — пообещал Гарри, отправившись советоваться.

Грейнджеры сначала удивились живой маме мальчика, а потом и искалеченной сестренке, но глядя на то, как нежно обращаются с ребенком, мистер Грейнджер что-то для себя решил. Миссис Грейнджер была готова ехать куда угодно, ибо после всего произошедшего просто не доверяла Британии. Ни человеческой, ни магической.

— Мы пойдем с вами туда, куда позовете, — произнес мужчина. — Вы наши дети, а дети — это самое важное в жизни.

— Кто-то сломал папу, — заметила ошарашенная Гермиона. — Мама, папа не заболел?

— Папа наконец понял, что не в работе счастье, — улыбнулась Эмма, обнимая троих детей. — Так что мы пойдем с вами.

— Ура… — прошептал Гарри, знавший, насколько дороги возлюбленной ее родители. — Тогда пойдем говорить с остальными?

Разговор был труден. Дети желали бы покинуть Британию куда угодно, но не хотели расставаться с родителями. Родители не желали никуда уезжать, при этом даже не собираясь бороться за свою свободу. Некоторые пытались настоять на том, что ребенку надо отказаться от магии, не понимая, что за этим стоит. В результате, практически все решили остаться, ибо родители оказались очень убедительными. Гарри только грустно улыбнулся.

— Это их жизнь, их право решать, — объяснил он Гермионе, что-то кому-то хотевшей доказать.

— Их родители переубедили, — поняла девочка, подумав о том, что если бы не амнезия, то и она была бы такой твердолобой.

— Да, надо проводить ритуал, — кивнул мальчик, желая дать хоть один шанс выжить тем, кто доверился родителям, считавшим, что само рассосется. Гарри знал, что само не рассосется, но насильно никого не спасешь, потому и пытаться не стоит. Пример этому он еще в той жизни обнаружил в найденном мамином дневнике. Лили Эванс очень хотела спасти своего близкого друга, но…[3]

Часть 18

Ритуал требовал серьезной подготовки, но сильно помогали домовики — убрав всю мебель из Большого зала. Маленький сержант, сняв гимнастерку, аккуратно расчерчивал пол специальным мелком. Поверив в то, что маги Британии получат свою долю мести за все загубленные жизни, Гарри старался не ошибиться. Портрет Салазара был перенесен на стену Большого зала, имея возможность наблюдать за процессом, а вот русские военные следили за линиями, находясь на постоянной связи с базой, для чего антенну закинули на шпиль Астрономической башни.

— Четвертый, я база, попробуйте взять картинку сверху, — раздался голос ритуалиста в наушнике.

— Привет, Сергей, — улыбнулся товарищ капитан. — Вот, смотри… — поднявшись на артефакте, офицер сделал снимок и, зашифровав его, отправил другим артефактом.

— И тебе привет, — голос потеплел, но вот потом выдал экспрессивную тираду на втором командном. — Кто будет проводить ритуал? — напряженным голосом спросил наушник.

— Пацан наш… Подними архив санбата Н-ской дивизии, — посоветовал командир группы боевых магов. — Григорий Лисицын, сержант, зачислен навечно.

— Ветеран?! — ритуалист на том конце явно был ошарашен. — Ни… чего ж себе! Откуда вы его взяли?

— Переродился, насколько я понимаю, — вздохнул офицер, вполне осознавая, что чувствует коллега. — Или вернулся в себя же, что более вероятно.

— Это не простой ритуал, — помолчав, произнес эксперт. — Более сокращенный его вариант был проведен у нас… Это реморализация.

— Ох, ничего ж себе, тогда надо убрать наших? — поинтересовался боевой маг.

— Ну вы-то в безопасной зоне, — хмыкнул ритуалист. — А посольские… Им полезно, учитывая, кто проводит.

— Четвертый, я база, — в разговор вклинился голос координатора. — Укажите количество человек для перехода, кроме вашей группы.

— Я четвертый, — посерьезнел товарищ капитан. — Шестеро. Трое взрослых, одна из них наша, трое детей. Прошу учесть, что современные реалии «не-магов» знают только двое взрослых. Остальные — ветераны и связанные с ними.

— Четвертый, я база, вас понял, — помянув родителей Кощея, который на такое не реагировал, координатор специальных групп отключился.

А вот ритуалист обдумывал ситуацию, глядя на справку министерства обороны. Григорий Лисицын, награжденный медалями и орденом, воспитанник медсанбата, сирота, зачисленный навечно. Это было необычно, особенно время смерти — за несколько часов до Победы. Каким может быть результат реморализации британских магов — даже представить было сложно. Ибо эти дети, разбросанные по фронтам, отличались яркой ненавистью к врагам, непринятием немцев в принципе. С другой стороны, пацан погиб, спасая немецкую девочку…

— Четвертый, — вздохнул эксперт по ритуалам. — Поддержи пацана кругом группы и, как только закончит, немедленно на базу.

— Понял вас, — кивнул товарищ капитан, задумавшись о том бардаке, что обязательно будет иметь место после. Хотя реморализация части немцев в сорок пятом сработала очень неплохо, но ее проводили взрослые маги…

Гришка… Сейчас он чувствовал себя именно Гришкой. Перед глазами вставали воспоминания, почему-то не отступления, обстрелы и бомбежка палаток санбата, а передовая и девочки… Обнимавшие маленького своего освободителя не сломавшиеся в рабстве девчонки. Именно поэтому мальчик чувствовал себя именно Гришкой и с этим настроем он рисовал линии, вкладывая в них вовсе не боль брошенного ребенка, как думал Салазар, а душу советского солдата, пусть очень юного, но — фронтовика, видевшего глаза тех, кто не сломался и выжил. Видевшего глаза тех, кто не имел сил жить дальше. Видевшего, как умирают дети, для которых просто поздно. Чувствовавшего, как содрогается земля, и слышавшего злой посвист пуль. Может быть, кто-то взрослый вложил бы свою любовь, но маленький сержант просто был там, где он не был совсем один, там, где была Верка и Аленушка, которых нужно было защитить любой ценой. И вот, когда все было закончено, перед глазами мальчика встали тени, надвигавшиеся из леса. И, будто почувствовав затвор ППС под пальцами, Гришка сразу, без перехода, начал ритуал.

— Группа, круг! — приказал ошарашенный капитан, до этого момента считавший, что время еще есть. — Замыкаем на пацана!

— Пойдем, — Вера с Аленкой на руках и не отходившая далеко Гермиона встали рядом с маленьким сержантом, поддерживая его.

— Но так нельзя… — проговорил Салазар Слизерин, даже не представляя себе, чем закончится подобная вариация ритуала, а вокруг стоящих уже разгорались линии.

— Дграх… — начал произносить намертво заученные слова… нет, не Гарри Поттер, а Григорий Лисицын, вкладывая в них свою душу.

Синий свет объял стоящих… Верку, желавшую защитить Аленушку и Гришку. Аленку, просившую о том, чтобы больше не было взрывов и боли. Гермиону, желавшую, чтобы страх ушел. Гришку… Сила духа четверых заставляла разгораться пламя древнего ритуала, а источник магии Хогвартса усиливал его самим собой. Едва заметный голубой купол накрыл Магическую Британию… Ритуал набирал силу.

***

Необъяснимую сонливость почувствовали все маги Великобритании. Она медленно нарастала, давая возможность добраться до дома. Вопросы, откуда взялась эта сонливость, у магов, привыкших потакать своим желаниям, не возникли. Прерывались переговоры, откладывались совещания, и вскоре абсолютно все маги магической части страны крепко спали. Возвращенные с базы пленные, готовившиеся для передачи новым властям, также спали в своих камерах. Как и охранявшие их русские…

Мадам Боунс спокойно отнеслась к известию о гибели своей племянницы. Считая оную, скорее, обузой, женщина отказалась вникать в причины, по которым Сьюзан погибла. Амелия сейчас спала, чувствуя во сне, как что-то будто проходится напильником по ее душе. Она чувствовала ужас ребенка, лишившегося всего, девочки, над которой издевались так, как и представить сложно, и этот сон что-то менял в женщине…

К магам приходили сны, которые меняли их, кто-то, правда, и сам был готов меняться, тяготясь своей «чистокровностью», кто-то менялся от боли и шока. Видя в этом сне взлетающие вверх комья земли, летящую, казалось, прямо в лицо смерть. Кто-то оказался среди грязнокровок в замкнутом помещении, где желтый дым означал смерть, кого-то пытали именно такие же «чистокровные»… Ритуал разделял людей на тех, кто готов был, ужасаясь, измениться и… сквибов. Магия оценивала душевные качества каждого, давая один-единственный шанс.

— В Британии скоро начнется хаос, — сообщил русский представитель с трибуны Международной Конфедерации Магов. — Они проводят ритуал Кассиуса в качестве мести.

— Именно как месть? — поразился председатель ассамблеи, о сути ритуала осведомленный. — За что?

— За нацизм, — коротко ответил русский, вспоминая аналогичный ритуал, проводившийся в Германии. — Поэтому я бы рекомендовал ввод адекватных сил.

— Не одно, так другое, — тоскливо вздохнул председательствующий. — У нас возражений нет.

Представители других стран также заявили, что возражений не имеют, мысленно вычеркнув Британию, ибо подобный ритуал, проводимый в качестве именно мести, а не для действительной реморализации, имел непредсказуемый результат — от сумасшествия всех магов до потери магических сил ими же. Русские быстро столковались с немцами и застыли в ожидании сигнала.

Альбус Персиваль Вульфрик Брайан Дамблдор, находившийся в коме, своего шанса не получил. Он просто был лишен всей своей магии, став даже не сквибом, а магглом. Видимо, Магия оценила память Гришки Лисицына, выудив саму суть предательства детей директором школы. Впрочем, гадать на тему, почему произошло именно так, а не иначе, можно было бы бесконечно, но это уже никому интересно не было.

Руки Гришки опустились, синее сияние медленно угасало. Мальчик покачнулся, поддержанный сразу же… мамой и девочками. Бывшая Сью изменилась внешне, став почти копией Лили, которая была Верой, совсем не изменились Гришка и Гермиона, но сейчас мальчик всей душой чувствовал, что женщина — это Мама, именно так, с большой буквы, а сама Верка ощущала и Гришку, и Аленку — своими детьми. Пожалуй, это можно было считать подарком, от магии ли, или от самой сути мира, но женщина теперь чувствовала своих детей. Девочку, к которой вернулись волшебные силы, что ту совсем не беспокоило, и мальчика, слабо улыбавшегося теперь. Рука Аленки полностью восстановилась, что та поначалу даже не заметила.

— Змей, портал, — скомандовал командир группы боевых магов. — Экстренная эвакуация!

— Понял, работаю, — специалист по перемещениям принялся наносить знаки на потрескавшийся пол замка, исчерпавшего свой источник. Необыкновенно сильный ритуал лишил замок магии, что заставило замереть портрет Салазара Слизерина, как и все прочие портреты. Замерли лестницы, втянулись в стены призраки и растворились в воздухе домовики, обретя свою свободу… Можно сказать, что Гарри Поттер отомстил Хогвартсу за все, что с ним случилось во всех жизнях.

— Сейчас мы перейдем на нашу базу, — объяснил товарищ капитан. — Там решим все вопросы. Нервничать не надо, вы наши люди, никто к вам никаких претензий не имеет.

— Командир, скажи им, — попросил Клюв. — Лучше сейчас.

— Хорошо, — кивнул офицер, предпочитавший о таком говорить отнюдь не в условиях «выхода». — Строй в стране и в магическом мире различается, поэтому я очень прошу вас не делать скоропалительных выводов и дождаться инструктажа.

— Есть дождаться инструктажа, — ответил юный сержант, уже одетый по форме.

Спустя некоторое, сравнительно небольшое время, в течение которого другие дети вместе с родителями покинули подземелья замка, круг переноса засиял зеленым светом готовности. В достаточно большое пространство быстро набились все присутствовавшие в зале, чтобы исчезнуть с громким хлопком. Этот звук был более похож на взрыв, всколыхнув воздух, отчего с потолка упал первый камень, после чего ветхий абсолютно пустой замок, лишившийся даже остатков магии, начал разрушаться на глазах уже довольно далеко отошедшей толпы тех, кого в этом месте называли «грязнокровками».

— Как там было… — начитанный второкурсник попытался припомнить, что писали русские на разрушенном Рейхстаге, но не преуспел. Махнув рукой на медленно обращавшийся в те самые, видные любому магглу руины, замок, бывшие ученики отправились в сторону станции. Они хотели только домой и совсем не хотели магии, потому стало так, как им желалось.

Примечание к части

«Развалинами Рейхстага удовлетворен». Капитан Титаренко (к/ф «В бой идут одни "старики"»)

Часть 19

Оказавшихся в большом помещении, более похожем на какой-то ангар, подростков и взрослых встречали офицеры с несколько другими, чем было привычно Гришке, погонами, но красные звезды на кокардах не оставляли другого толкования. Это были свои, поэтому мальчик расслабился, а вот встречающие во все глаза смотрели на пацана с погонами сержанта медицинской службы, одетого в ту еще форму и носившего медали и орден на груди. Из глаз мальчишки на них смотрела совсем другая эпоха. Поправив трансфигурированную пилотку, Гришка сделал шаг вперед, безошибочно определив старшего по званию. Надо сказать, что первым к встречающим двинулся капитан, но был остановлен жестом старшего офицера, которому было интересно, что сделает пацан.

— Товарищ полковник, сводная группа в сопровождении… — маленький сержант споро и, главное, по делу доложил о возвращении на Родину группы, побывавшей в тылу врага, используя при этом устав конца той войны. Встречающие офицеры замерли, а полковник магической разведывательной службы просто обнял Гришку.

— Добро пожаловать домой, сынок, — произнес офицер, уже проинформированный о том, кто такой этот самый пацан.

— Мистер и миссис Грейнджер, прошу следовать за мной, — к группе подошел военный с погонами капитана. — Не беспокойтесь, с детьми все будет в порядке.

— Это СМЕРШ, — шепнул Гермионе сержант. — Положено так, не волнуйся, — он обратился к Грейнджерам. — Не волнуйтесь, все будет хорошо, так положено просто, у вас свои проверки, у нас свои.

— СМЕРШа уже давно нет, — прокомментировал все услышавший контрразведчик, — но, по сути, верно. Девочка, возьми, пожалуйста, — он протянул языковой артефакт Гермионе. — Тебе так будет проще.

— Спасибо, — с акцентом произнесла Гермиона, начавшая учить русский язык. Девочка многое поняла, решив, как только будет возможность, поговорить с Гарри.

— Она у меня умница, — с нежностью произнес Гришка. Гермиона прильнула к своему мальчику, прикрыв глаза. Офицеры переглянулись.

— Ну, пойдемте, товарищи ветераны, — вздохнул полковник, думая о том, как он объяснит этим людям все, произошедшее за полвека.

Видимо, кто-то решил проверить, насколько сильны личности фронтовиков в телах одной взрослой и двоих детей, потому что оформил стол в очень специфическом стиле. Парил самовар, стояли чашки, в блюдах находились сушки, баранки, пряники и… Аленка вдруг расплакалась, увидев то, что стояло наособицу. Верка сразу же обняла девочку, вспоминая их мечты.

— Закончится война… — проговорил Гришка, совершенно переставая быть Гарри Поттером. — Мы уедем в Ленинград… — мальчик говорил почти шепотом, как будто что-то вспоминая, по его лицу текли слезы, которых Гришка совсем не замечал. — Там будет много хлеба… масла и… — Гермиона, не очень понимавшая, что происходит, крепко обняла своего мужа.

— Сахара… — закончила за него все не успокаивавшаяся Аленка.

— Это наши мечты… — всхлипнула Верка, перед глазами которой встал один из вечеров, когда не было обстрелов и сплошного потока раненных. Женщина виновато смотрела на офицеров, стараясь закрыть от них детей, а полковник понимал — это не сыграешь.

Маленькая землянка, в которой сидели Верка, Гришка и Аленка. За кружкой чая они мечтали о том, что будет после войны. Девушка рассказывала о Ленинграде, стараясь показать его таким, каким он запомнился ей — мирным, ярким, веселым. Город Революции, город Ленина… Для нее это были не просто слова, и девушка рассказывала, заражая своей любовью младших, слушавших ее, затаив дыхание. Коптилка, сделанная из гильзы снаряда, едва освещала одухотворенное Веркино лицо.— Вот уедем мы в Ленинград, у нас будет много хлеба, масла и сахара, — мечтала девушка. — И теплое молоко для Аленки, да?— Я и на холодное согласна, — улыбнулась девочка, прижавшись к Гришке. — Главное, чтобы война закончилась.— Закончится, обязательно, — погладил ее мальчик. — Вот дойдем до Берлина…— Дойдем… и будет много хлеба с маслом… — прошептала Аленка.

Эта сцена, как живая, стояла перед глазами троих, чьи души прошли сквозь очень многое на той войне. На страшной войне, в которой черные враги хотели уничтожить все, чем жили они сами. Их матерей, отцов и их самих… А офицеры, вспоминавшие рассказы отцов, просто молчали. Они молчали, пока Вера и Гермиона успокаивали Аленку и Гришку, они молчали, когда просительно посмотревшая на женщину девочка дрожащей рукой потянулась к хлебу, они молчали, видя счастье в глазах так много повидавших людей.

— Наверное, надо рассказать? — понял маленький сержант. Верка-то историю Гарри Поттера уже знала, но вот Аленка и Гермиона еще нет. — Это непростая история, — предупредил он.

— Простых историй не бывает, — вздохнул полковник. — Рассказывай, сынок.

— Меня зовут Гарри Поттер, — начал мальчик. — Когда мне был год, родителей убили, а меня подкинули ненавидевшей маму тете. Это были очень сложные десять лет — я просто никому не был нужен. А потом начался Хогвартс, воспринимавшийся, как волшебная сказка.

Гришка рассказывал историю первой жизни, он говорил о дружбе и предательстве, о том, что делали с ним, и с… Гермионой, как взрослые люди просто играли жизнями детей. Наконец он подошел к событиям четвертого курса, поражая молчаливых офицеров этой историей. Гермиона давно уже плакала, изо всех сил прижимаясь к Гришке.

— И вот я увидел, как Гермиона целуется с Виктором… — проговорил мальчик с такой болью, что разрыдалась уже и Аленка. — Потом я уже понял, что это было Империо, но вот в тот момент я понял, что остался один, и во время второго испытания просто вдохнул, но не умер, а перенесся…

— Контуженного мальчишку выловили артиллеристы на переправе, — пояснила Верка. — Выглядел он страшно — все тело в шрамах, лохмотья какие-то вместо одежды. Посчитав, что пацан бежал от гитлеровцев, отправили к нам, в санбат.

— Так я обрел семью, — улыбка мальчишки была какой-то очень радостной, совершенно необыкновенной. — А потом меня приняли на довольствие…

— А потом ты воевал, — вступил один из боевых магов, сопровождавших группу. — Вытаскивал людей под пулями, помогал раненым, слушал их рассказы, учил медицину, так?

— Когда появилась Аленка… — Гермиона поразилась тому, с какой лаской и нежностью ее муж говорил о своей сестричке и с какой болью — о том снаряде.

— Ему совсем незачем стало жить, — объяснил Вере боевой маг, знавший всю эту историю от отца. — Он и стремился умереть, но получилось только, когда спас жизнь немецкой девочки.

— А потом я очнулся в поезде и… Знаете, я совсем не чувствую себя Гарри Поттером, — грустно улыбнулся мальчик, рассказывая историю уже этой жизни, а кудрявая девочка понимала его. Она теперь осознавала, через что он прошел, чтобы спасти ее от судьбы гораздо более страшной, чем девочка могла себе представить.

— Мы вместе навсегда, — прошептала она на ухо Гришке. — Я тебя люблю.

***

Выслушав рассказы всех четверых, полковник как старший по званию вздохнул, решив начать немного издалека, рассказав то, что маленький сержант не знал. Откуда было знать пацану, что случилось после его гибели? В рассказ поверили сразу, потому что подтверждался он, по крайней мере, его вторая часть.

— Ты спас девочку, ставшую впоследствии довольно важным чиновником в Германии, — сообщил Гришке старший офицер. — И, пожалуй, нет у нас союзника более честного, да. Немцы в сорок восьмом году наградили тебя своим орденом, ты его еще получишь. Война закончилась через несколько часов после твоего подвига, не спорь! — он поднял руку, останавливая возражения мальчика. — Но вот сама война… Почти через полвека в мире «не-магов» произошел контрреволюционный переворот, потому Советского Союза уже нет, а вот в мире Магии, как оказалось, делить было нечего, поэтому мы живем отдельно от «не-магов». Видимо, сам переворот, а потом и последовавшее за ним что-то испортили в самих людях, потому что у них перестали рождаться маги, что создало определенные проблемы и для нас — проблема вырождения, как ты понимаешь.

— То есть в Мире Магии есть Советский Союз, а у не-магов нет? — резюмировал маленький сержант. — А как тогда?

— Когда умер товарищ Сталин, генеральным секретарем стал Хрущев, — объяснил офицер, глядя в глаза пацану. — Маги собрались на Вече, чтобы решить, что будем делать дальше, потому что изменения, вносимые Хрущевым, не понравились никому. Ну и… На уроках вам расскажут, как была пересмотрена идеология и почему у нас строй советский, но не коммунистический.

— Ничего не понял, — помотал головой товарищ сержант. — Или я тупой, или мало информации.

— Ты не тупой, — прижалась к нему Гермиона. — Я тоже ничего не поняла…

— В таком случае, мы вам предоставим сопровождающего, — решительно произнес сидевший рядом с полковником мужчина в штатском. — Походите, посмотрите, сами увидите, а в сентябре вас примет школа. Такой план подходит?

— Подходит, — кивнул Гришка, задумавшись о чем-то. — Документы? Легенда?

— Специфические у тебя знания, пацан, — хмыкнул все тот же мужчина. — Ну оно и понятно. Все будет, не спеши. Вы где жить собираетесь?

— Скажите, а мой дом… — Верка запнулась, сглатывая комок в горле. — Он уцелел?

— Нет, девочка, — покачал головой полковник. — Он был полностью уничтожен, но в Магическом Ленинграде существует дом, похожий на твой. Если хочешь, мы можем выделить вам там квартиру. Копии больших городов большого мира в мире магическом существуют, с более мелкими мы работаем, но это не просто.

— Хорошо, — голова рыжей женщины поникла, она тяжело переживала эту новость. Аленка обняла… уже маму.

— Ничего, мамочка, — погладила ее девочка, прижимаясь к Верке. — Мы будем жить в нашем новом доме, у нас будут новые воспоминания, да?

— Да, доченька, — улыбнулась женщина, погладив Аленку и подмигнув Грише, наслаждавшемуся десертом. Гермиона, попробовав, задумалась… Черный хлеб был каким-то необычным, чуть кисловатым, но казалось, пах дымом, а масло и жутко вредный, как девочка знала, сахар, делали его… Девочка не могла описать свои ощущения — у нее не было слов. Возможно, суть была еще и в связи с Гарри, из-за чего Гермиона все воспринимала несколько иначе, но…

— Грейнджеры присоединятся к вам позднее, — произнес на прощание мужчина в костюме, чужеродно смотревшемся среди погон.

В Магический Ленинград их переправили через какое-то сияющее кольцо, причем нарочно или нет, но Гришка остался в своей форме, и теперь, стоя на улице, привлекал внимание куда-то спешивших магов. Они оглядывались, рассматривая непривычную обстановку, когда откуда-то сзади донеслось покашливание. Обернувшись, Гришка увидел женщину в форме.

— Товарищ лейтенант? — удивился мальчик, но сразу же взял себя в руки, подтянулся, оправил форму и поприветствовал женщину, как полагается.

— Вольно, маленький солдат, — сказала она, протягивая руку для пожатия. — Меня зовут Саша Роднина, лейтенант госбезопасности. Я буду вас сопровождать.

— Тетя хорошая, — заключила Аленка, внимательно посмотрев на товарища лейтенанта. — Будем дружить.

— Здравствуйте, — сердечно поздоровалась Верка. — Куда мы сейчас?

— В первую очередь, домой, — лейтенант по имени Саша была очень улыбчивой. — Вам надо отдохнуть, прийти в себя, а потом пройдемся по городу, ну и…

— Сюрприз, — все поняла Аленушка, радостно и как-то освобождено рассмеявшись, и проходившие мимо маги, с удивлением смотревшие на Гришку, заулыбались ей в ответ. Ощущение возвращения домой накатило как-то очень неожиданно, заставив заулыбаться и Гермиону, понявшую, что все плохое уже кончилось.

Часть 20

Город был… Необыкновенным, с точки зрения Аленки, и привычным, по мнению Верки. Казалось, он замер в своем развитии: не было многоэтажек, которые ожидала увидеть Гермиона, а много зелени и трех-четырехэтажных домов. Саша это объяснила тем, что магов сравнительно немного, в этом городе всего пять тысяч, не больше, а по всей стране не более полумиллиона, что, в принципе, позволяло не бояться вырождения, но тем не менее маги, да и сквибы извне приветствовались. Люди на улицах улыбались, а Гришку приветствовали милиционеры в белых мундирах, не считая, что мальчик надел форму в шутку.

— А почему Гришу принимают так, как будто… ну… — Аленка затруднилась сформулировать свой вопрос, но Саша поняла.

— Понимаешь, Аленка, по нему видно… И что форму он носит по праву, и что награды его собственные, — ответила ей товарищ лейтенант.

— Не сможет шутник ходить в компании офицера госбезопасности, — добавил Гришка, усмехнувшись и привычно отмахнул приветствие какому-то внезапно остановившемуся очень пожилому генералу.

— Лисицын? — пораженно спросил когда-то командир той самой дивизии, на всю жизнь запомнивший маленького героя. — Гриша, это ты?

— Товарищ генерал, — с трудом узнал его маленький сержант. — А я вот вернулся…

— Дай-ка я тебя обниму, герой, — шагнул к нему генерал. Люди останавливались и смотрели на то, как посреди мостовой обнимаются двое — старик и совсем юный мальчуган. Что-то роднило их обоих — не погоны, не ордена, что-то внутреннее, внятное немногим, но понятное. И маги улыбались, запомнив эту сцену.

Потом они сидели в ресторане, и Гришка снова рассказывал свою историю, а за ним и генерал. О том, как закончилась война, как мечтали о счастливой жизни, как все вдруг чуть было не кончилось. Генерал оказался сквибом, не нашедшем себя в мире людей, а здесь все было привычным.

— Люди остались такими же — честными и добрыми, — объяснил бывший комдив. — Говорят, что за этим следит магия, но я думаю, что магам просто не хочется оскотиниться. Вот теперь и ты себя здесь найдешь…

— Вера стала нашей с Аленкой мамой, — улыбнулся Гришка, вложив такие эмоции в простое слово «мама», что генерал прослезился. — А Гермиона моя жена, так получилось просто.

— Хорошо получилось, — кивнул мужчина. — Будьте счастливы.

— Есть быть счастливыми, товарищ генерал, — со смехом ответил ему маленький сержант.

После этой встречи на Гришкиной душе стало как-то спокойнее. Начала чаще улыбаться Вера, радовались Аленка с Гермионой. Мистер и миссис Грейнджер присоединились к семье, поселившись в той же квартире. Но им еще предстояли курсы, а вот Аленку, Гришку и Гермиону направили в пионерский лагерь, маскируя этим реабилитацию, что тот же мистер Грейнджер отлично понял.

Но сначала… магическая пресса рассказала о маленьком сержанте, которого теперь знали все. Его узнавали на улице, ему улыбались, к нему подходили и за что-то благодарили. Гермиона, видя искренность и какую-то внутреннюю доброту русских магов, постепенно сама становилась такой же. Язык девочке выучить помогли какие-то «волхвы». А потом всех четверых пригласили в Москву.

Магический Кремль наверняка отличался от своего немагического близнеца, но сравнивать Гришке было не с чем. Несколько ошарашенно мальчик косился на погоны своей новой парадной формы, доставленной с утра. Возражать мальчик не стал, потому что помнил, что ничего просто так не бывает, но вот с чего он из сержантов прыгнул аж в старшины — это было странно.

— Саша, в смысле, товарищ лейтенант госбезопасности, — рискнул мальчик обратиться к сопровождающей. — А почему старшина?

— Ты все узнаешь, — улыбнулась она, представляя себе уже выражение лица мальчика. — Наберись терпения.

— Е-е-сть… — протянул Гришка и пожал плечами, наводя блеск на сапоги.

— Братик — настоящий герой, — гордо сообщила всем Аленка, вызывая улыбки взрослых. Гермиона была в очень красивом платье, которое ей самой нравилось просто до визга.

Ну а потом были генералы и старшие офицеры в большом зале, куда старшина Лисицын заглянул с тоской, понимая, что у него рука просто отвалится, но Саша сказала, чтобы фуражка осталась в гардеробе, а приветствовать всех и каждого не нужно. И вот мальчик вошел в зал, сопровождаемый Гермионой. Чуть позади шли Грейнджеры, Верка, Аленка и Саша. В этот момент все и случилось.

— Кляйнер зольдат![4] — закричала какая-то пожилая женщина, со всех ног бросаясь к Гришке. Она добежала до мальчика, буквально упав на колени, принялась обнимать его, приговаривая: — Данке![5] Данке![5] Ду хаст мишь геретет![7] Данке![5]

— Ну что вы, встаньте, — чрезвычайно смущенный Гришка попытался поднять женщину, что-то повторявшую по-немецки.

— Фрау Вагнер благодарит вас за спасение, — перевел подошедший мужчина в пиджаке, блистая офицерской выправкой. — Она была той самой девочкой…

— Хорошо, что жива, — улыбнулся мальчик, ничего героического в своем поступке не видевший. Зато это увидели немцы, учитывая, чьей дочерью была эта девочка и кем она в результате стала.

***

После банкета рассматривали новые награды, улыбающаяся Саша поясняла старшим Грейнджерам, что и за что, а Гришка просто пытался прийти в себя. Такого он просто не ожидал, Гермиона же чувствовала гордость за своего… мужа. Она все никак не могла привыкнуть к тому, что у нее в таком возрасте уже есть муж и он — навсегда, что бы ни случилось. Она еще боялась проснуться и не найти своего Гарри, который охотнее откликался на имя Гриша, Григорий. Это имя очень подходило мальчику, спасшему ее.

— Славу третьей степени дали посмертно, за то, что вытаскивал с поля боя раненых, — пояснила лейтенант.

— Такой маленький? Как такое возможно? — удивилась Эмма.

— Тогда было возможно многое, — вздохнула офицер госбезопасности. — А вот вторую степень — за фрау Вагнер, спасение ценой своей жизни. Ну и очень помог потом в переговорах этот факт. Девочку так впечатлил пожертвовавший своей жизнью ради нее русский солдат, что своих родителей она просто додавила. За это, кстати, немцы наградили своей большой Звездой Дружбы Народов.

— Вот эта большая желтенькая? — показала Аленка пальцем.

— Да, — кивнула Саша, понимая, почему для сопровождения выбрали именно ее. Если бы этот пацан не вытащил бы в сорок третьем папу, то женщины не было на свете. А мальчишка вытащил офицера из-под минометного обстрела, сам был ранен, но дотащил. — А вот за то, что вы все сделали в Британии — первая степень. Потому и стал старшиной — полный кавалер.

— То есть герой у нас зять? — улыбнулся мистер Грейнджер, но улыбка сползла с губ мужчины, стоило ему увидеть очень серьезный Сашин взгляд.

— Герой, настоящий, — кивнула она, вздохнув. — Он моего папу спас, значит, и меня. И еще очень многих, перевязывая и вытаскивая с передовой. Совсем маленький санинструктор, с девчонками только чуть постарше. Он настоящий герой, не сомневайтесь, даже если не видит в своей жизни ничего героического. Их были тысячи — юных героев, приближавших нашу Победу.

А через два дня дети отправлялись в пионерский лагерь, где смогут отдохнуть, Саша в это верила. На территории лагеря лето было всегда, поэтому для детей эта поездка была, как дверь в лето, в детство, позволяя пусть не забыть войну, но отдохнуть от нее. Потому что Гришка все еще был там…

На этот раз отправлялись не порталом, а автобусом. Действовавший по принципу «Ночного Рыцаря», только без такой болтанки, транспорт вез школьников, у которых как раз начались каникулы, на двухнедельную смену. Саша попросила Гришу взять форму с собой, видимо, что-то зная. В автобусе они сели рядом — Аленка, Гришка и Гермиона. Перед ними и за ними усаживались незнакомые пока ребята, кто-то был в пионерском галстуке, кто-то нет, но они были какими-то очень радостными, лучистыми. Автобус позволял увидеть не-магический мир, не появляясь в нем, что было очень к месту. Сравнивая увиденное в Магическом Ленинграде с тем, что показывалось сквозь панорамные окна автобуса, Гермиона многое поняла.

Никогда не бывший в таком месте, мальчик старался прогнать напряжение, но не мог. Понятие «лагерь» для него было связано с концентрационным немецким и никак иначе. Но ведь свои не могли их предать? Или… могли? Чувствуя напряжение мальчика, подобралась и Гермиона, а за ней и Аленка. Это было замечено сопровождавшим школьников педагогом. Все-таки готовый именно к бою мальчик — не самое распространенное явление.

Алексей Викторович, учитель с почти тридцатилетним опытом, был, разумеется, проинформирован, откуда именно эти трое детей происходят, поэтому, заметив напряжение мальчика, задумался. «Пацан из той войны, как бы это фантастично ни звучало. Мы едем отдыхать», — думал заслуженный педагог, и тут до него дошло. — «Лагерь!»

Как выкручиваться из такой ситуации, учитель не знал. Дело было даже не в том, что мальчик ассоциировал лагерь с чем-то более неприятным, а в том, что он после всего испытанного, может посчитать, что его предали «свои». Алексей Викторович, тяжело вздохнув, двинулся к кабине водителя, чтобы известить людей на той стороне о возникшей по недомыслию отдельных товарищей проблеме.

Часть 21

В высоком кабинете получившие информацию от сопровождавшего автобус учителя также схватились за голову. Об ассоциациях юных ветеранов никто и не подумал, настолько привычным казалось понятие «пионерский лагерь», а ведь сержант… то есть старшина Лисицын никогда не был в пионерских лагерях, да и его сестра, возможно, тоже — слишком мала была девочка на начало войны.

— Мальчик может подумать, что его предали свои и выкинули, — заключил психолог специального реабилитационного центра, приглашенный к куратору группы. — Чем вы думали? Он же только-только из боя! О чем он с детьми говорить будет? Как?

— Наши специалисты заключили, что две недели в коллективе… — начал товарищ майор.

— А ваши специалисты в курсе, что это дети войны? — едко поинтересовался психолог. — Они вообще находились когда-нибудь под бомбами?

— Виновные будут наказаны. Что вы предлагаете? — спросил осознавший масштаб проблемы офицер. — У нас всего час.

— Женщину, ставшую им матерью, перебросить в конечную точку, — ответил реабилитолог, — а дальше… Поступим так…

Верка чувствовала беспокойство, но успокаивала себя тем, что старшие товарищи понимают, что делают. Тем не менее, женщина считала, что отправлять Гришку с Гермионой и Аленку одних — неправильно, но ее не послушали. Женщина сидела на кухне, попивая чай, беспокоясь о детях. Грейнджеры, не понимавшие, в чем дело, тут были ей не помощники. Беспокойство нарастало, достигнув почти пика, когда в дверь позвонили. Почти отбросив чашку, Вера бросилась к двери.

— У нас совсем мало времени, — грустно произнес вошедший офицер с погонами майора государственной безопасности. — Нам нужно доставить вас на конечную точку, пока не случилось непоправимого.

— Что с Гришей? — почему-то женщина в первую очередь подумала о беде, случившейся с мальчиком.

— Все хорошо пока, — ответил товарищ майор. — Но напрягся он серьезно, конечно.

— Я же говорила! — воскликнула Верка. — А меня даже слушать не захотели!

— Виновные будут наказаны, — твердо произнес офицер госбезопасности. — А твердолобые — отправлены по новой специальности.

— Что значит: по новой специальности? — удивилась женщина, готовая к выходу. — Я готова.

— Будут реабилитировать белых медведей и песцов, — жестко ответил товарищ майор. — Раз с людьми у них не получается. Прыгаем прямо отсюда.

С тихим хлопком без неприятных ощущений обстановка моментально сменилась. Вокруг было лето, навскидку июнь или июль, отчего женщина скинула верхнюю одежду, оставаясь в платье. Двигаясь за офицером, она подошла почти к воротам красиво оформленного пионерского лагеря.

— Мы уберем всех встречающих, — произнес неведомо откуда взявшийся военный в чине капитана. — Остальные автобусы проследуют на территорию, а тот, в котором едут дети, останется здесь. Учитель позаботится о том, чтобы другие дети вышли, а о ваших «забудут», возможно, это хоть немного успокоит их.

— Эх, капитан… — вздохнул товарищ майор. — Наши толстолобики налажали. Пацан из боя не вышел, понимаешь?

— И его сюда? — глаза встречающего стали очень большими, заставив столичного офицера задуматься о том, что ротация кадров придумана не зря.

— Все, времени нет, — вздохнул мужчина, стоящий поодаль. — Пять минут до прибытия.

***

Гришка думал о том, как защитить Аленку и Гермиону. По всему выходило, что это будет его последний бой. «Что же, главное же, чтобы они жили…» — подумал маленький старшина, обнимая покрепче Гермиону и Аленку, как в последний раз. И девочки это почувствовали. Особенно Гермиона ощутила готовность мужа. Пожалуй, именно сейчас девочка полностью приняла факт, что рядом с ней именно муж, готовый ради нее на все.

— Когда начнут выгонять из автобуса, — тихо заговорил товарищ старшина. — Спрячьтесь под сидениями. Я отвлеку внимание на себя, и вас не заметят. Если меня убьют, то бегите, хорошо?

— Нет, Гарри, нет! Нет! — расплакалась Гермиона, сжимая мальчика в своих объятиях. — Я не смогу без тебя!

— Главное, чтобы ты жила, — спокойно ответил все для себя решивший Гришка. Как будто снова перед глазами встала застывшая немецкая девочка на минном поле. — Позаботься об Аленке, хорошо?

— Нет-нет-нет… — у девочки начиналась истерика, подавители стихийных выбросов автобуса загорелись красным светом, предупредительно загудев, и в этот момент автобус остановился.

— Времени нет, прячьтесь! — жестко приказал девочкам напружинившийся мальчик, внимательно отслеживая ушедшего вперед взрослого. Пионеры, радостно смеясь, двинулись наружу, а Гришка внезапно обнаружил, что девчонки затаскивают его под сидение. Возмутиться он не сумел, так как в опустевший автобус вошла… Верка. Спокойно, но как-то очень грустно улыбавшаяся женщина прошла к ним, усевшись рядом.

— Вылезайте, — вздохнув, произнесла Вера, безошибочно находя под сидением голову девочки. — Домой поедем…

— Мама… ты как здесь? — ошарашенно спросил мальчик, логические построения которого только что рассыпались в пыль. — Тебя захватили в плен?

— Твердолобые военные не подумали, сынок, — хмыкнула женщина, обнимая рыдающих девочек. — Как вы воспримете слово «лагерь». И как его воспримешь ты… Поэтому мы едем домой.

Будто подтверждая ее слова, автобус развернулся на месте, вновь отправляясь в путь. Правда, в этот раз он двигался намного, намного быстрее, картины за окном сливались в серую муть. Водитель явно куда-то спешил, накрученный военными. Гриша медленно расслаблялся, понимая, что зря накрутил себя, а Верка рассказывала, что такое «пионерский лагерь». Гермиона, вообразившая себе смерть мужа, все не могла успокоиться, обнимая и целуя самое дорогое существо на свете. Аленка как-то очень быстро уснула в руках мамы.

Тяжелее всего по результатам поездки оказалось Гришке и Гермионе. Аленка как-то очень быстро приняла факт того, что их не предали, а просто не подумали, а вот мальчик почувствовал жгучую боль в груди, за ним и его девочка. Поэтому, увидев побледневшие лица детей, Верка вызвала врачей. Не прошло и пяти минут, как в столовой квартиры оказались трое целителей, сразу же занявшихся всеми детьми.

— У младшей выброс адреналина, — произнес самый молодой колдомедик. — Ей надо поспать.

— Двое старших с приступом стенокардии и… Матерь божья! — в сердцах воскликнул целитель постарше. — Вы что с детьми делали?!

— Это дети войны, — коротко пояснила появившаяся вместе с целителями Саша. — Все остальное секретно. Что с ними?

— Реабилитационная база им нужна, — все понявший пожилой колдомедик такое уже, конечно же, видел. — Срочно. Тишина, покой, грамотные специалисты и никаких стрессов!

Гришка чувствовал себя очень виноватым, даже пытался просить прощения у Аленки и Гермионы. Но девочки его просто обняли, совершенно не слушая. Они помнили готовность в глазах мальчика идти на смерть ради того, чтобы Аленка и Гермиона жили. Это было очень важно для обеих, несмотря на то что Гермиона не могла себе представить мира, в котором не будет ее Гарри, который Гришка.

Верка забрала всех троих, вместе с лейтенантом Сашей отправившись гулять. Оставив Грейнджеров дома, пятеро людей просто гуляли в расположенном неподалеку лесу, звуки которого успокаивали Гришку и Аленку. Гермиона обняла руку мальчика всей собой, наотрез отказываясь расцепляться с ним, а Вера вполголоса разговаривала с офицером госбезопасности.

— И что теперь? — поинтересовалась зеленоглазая женщина.

— Отправим вас всех на реабилитационную базу, — пожала плечами Саша, будучи в курсе кадровых перестановок в родном ведомстве. — Будет домик в лесу, речка, наши специалисты и вечное лето. Или зима, кому как нравится. Там как раз ветераны отдыхают сейчас… Им будет о чем поговорить, да и тебе тоже, Верочка.

— Спасибо, — улыбнулась Верка, с нежностью думая о готовом на смерть ради девчонок мальчике. — Герой есть герой, — вздохнула она вдруг.

— Все хорошо будет, — Саша понимала, о чем думает эта женщина, в теле которой жила сейчас душа медсестры из очень далеких времен. Комитет признавать свои ошибки умел, исправляя их буквально моментально. По итогам товарищу лейтенанту светила, похоже, новая звездочка вместо смены места службы значительно севернее. Именно Сашка написала рапорт, взбаламутивший соответствующий отдел. Оставалось только верить…

Часть 22

На этот раз решили подготовиться заранее. Повторять такой опыт никому не хотелось, а маги-ветераны были очень разными. И столетние мужчины, да и женщины могли выглядеть весьма молодо, что сюрпризом не было, но вот пацан… Лейтенант Роднина просто опасалась, дуя на воду, поэтому решила поговорить с ветеранами отдельно, а потом и с медиками реабилитационной базы, когда-то предназначенной для введения в строй солдат и офицеров, а сейчас использовавшейся как база отдыха. Маги крайне редко участвовали в конфликтах, кроме Той Войны, да и какие были после этого конфликты…

— Товарищи, — мужчины и женщины, собравшиеся в зале, внимали молодой женщине с погонами лейтенанта госбезопасности. — Скоро сюда приедут четверо, я бы хотела с вами поговорить о них.

— Что-то серьезное, дочка? — молодо выглядевший полковник в мундире, усыпанном наградами, внимательно посмотрел на Сашу. — Мы отогреем, ты не волнуйся, не обидим.

— Вера Нефедова, — перед ветеранами появился образ девушки в одеянии медсестры и сразу же Лили Эванс. — Была медсестрой Н-ского санбата, потеряла всех, обрела младшую сестренку и брата, погибла незадолго до конца и переродилась в матери своего «брата». Аленушка Лисицына, — перед много видевшими людьми появился образ девочки, совсем еще юной. — История та же, только потеряла всех… Убита тем же снарядом, что и старшая сестра.

— К кому они притянулись, дочка? — поинтересовалась пожилая дама, разменявшая вторую сотню лет. Она все отлично поняла, даже то, почему лейтенант Роднина начала с девочек.

— Старшина Лисицын… Гриша… — девушка вздохнула, пряча неожиданные слезы, а маги смотрели на объемный образ зеленоглазого пацана… Полного кавалера орденов Славы. — Прошел всю войну и вернулся в себя же после…

— Кем он был? — седой майор смотрел в глаза пацана, вспоминая таких же мальчишек и девчонок, разбросанных по фронтам.

— Воспитанником санбата, товарищ майор, — ответила Саша. — Вера и Аленка были единственной его семьей… там. А здесь уже и жениться успел, спасая девочку. Он герой, товарищи, даже не сомневайтесь! Если бы не он, то и меня на свете не было…

— Никто в этом не сомневается, — грустно улыбнулась пожилая женщина. — Где накосячили-то?

— В пионерский лагерь попытались отправить, — призналась товарищ лейтенант госбезопасности.

— А пацан не вышел из боя и под словом «лагерь» понимает только одно? — понимающе усмехнулся совсем седой старик, сидевший поодаль. — Это вы дали маху.

— Теперь-то понятно, — вздохнула Саша. — А тогда…

— Вези детей, дочка, вези, — заулыбались ветераны. — Не обидим мы их, слово офицера даю, — полковник был серьезен. — Никто из нас не обидит твоего пацана.

Успокоенная разговором с ветеранами, да и с медперсоналом, Саша вернулась в Магический Ленинград. Состояние детей было, конечно, не идеальным. Гермиона снова боялась даже на секунду расцепиться с Гришей, Верка просто таскала Аленушку на руках, хоть та была тяжеловата, а мальчик горел желанием защитить всех. Увидев то, что успокаивало старшину, женщина сделала большие глаза.

— Виктор, а… зачем? — поинтересовалась она у своего куратора.

— Патроны холостые, специальные, тогда таких не было. А ему так спокойнее, — ответил капитан. — Пусть таскает, нам не жалко.

— Пацан с ППС, — вздохнула лейтенант Роднина. — Может быть, хоть на базе смогут что-то сделать, он же из боя так и не вышел…

— Доктора говорят — так лучше, — пожал плечами куратор группы. — Тебе жалко?

— Мне страшно, Вить… — прошептала женщина. — Его бы согреть…

Грейнджеры, в свою очередь, понимали, что мальчик им не особо так и доверяет, при этом Эмма старалась не давить, потому что виденное ею в воспоминаниях совсем ребенка было просто непредставимо. Решив подождать до возвращения, Марк и Эмма занялись изучением русского языка, ибо в этой стране им еще предстояло жить.

***

В это время в совсем другом кабинете на площади Дзержинского руководитель Первого Главного Управления МКГБ[9] пытался уложить в голове информацию, полученную из разных рапортов. Магическая Великобритания стала… Проведенный ритуал реморализации, таковым, по результату, не оказался. Точнее, он-то дал положительный результат, но, учитывая, что пацана в свое время предали все…

— Иваншин, доложите своими словами, — товарищу генералу Сердюку больше нравилось слушать, ибо в бумагах он несколько потерялся.

— Так точно, товарищ генерал, — отлично понял начальника майор, курировавший британское направление. — Установлено, что старшина Лисицын, проводивший ритуал — наш, правильный человек, но дело в том, что мнение товарища старшины по поводу британских магов, как бы это помягче…

— Я понял, — кивнул товарищ Сердюк. — И какой это дало результат? Горы трупов, море крови?

— Ну он все-таки медик, — хмыкнул товарищ Иваншин. — Так что трупов нет, но есть большая куча одаренных детей с полной амнезией.

— Насколько детей? — поинтересовался генерал, почесав нос.

— Пять-десять лет, товарищ генерал, — ответил майор. — При этом так называемые «метки» совершенно исчезли, а это, если помните… Решили организовать семейные детские дома, для чего разобрали детей по разным странам.

— То есть британский Мир Магии… — ошарашенно произнес начальник управления.

— Так точно, товарищ генерал, — сделал умное лицо куратор направления. — При этом обнаружили большую кучу обломков чьих-то душ. Разбираться не стали, упокоили все разом.

Эти новости означали, что в Мире Магии Британии людей не осталось. Рожденные не-магами от дара отказались, причем, как оказалось, не только за себя, а в принципе за все аналогичные случаи, что как-то уже привело к вымиранию народов, кстати, поэтому стоило предложить сделать на территории магбритании заповедник, в котором будут плодиться и размножаться волшебные существа. Ну и оставить наблюдателей, ибо свято место пусто не бывает. Но вот историю именно Британии, в отношении Магического Мира, можно было считать завершенной, что генералу очень нравилось. Просто запредельно. Ну а то, что попавшие под ритуал посольские отныне говорили только правду и ничего, кроме правды, можно было считать сопутствующими потерями. «Надо пацану и от нас чего-нибудь дать», — подумал Сердюк. — «Большое дело сделал пацан, такого врага уничтожил…»

***

Гришке выдали пистолет-пулемет. Точно такой же, какой был у него… там, даже номер, который мальчик помнил наизусть. И так стало тепло от этого, так спокойно на душе… Верка, которая мама, только грустно улыбнулась, Грейнджеры поразились, Аленка кивнула, а Гермиона прижалась. Кудрявую девочку совсем не пугало оружие, она чувствовала то же, что и Гришка — покой и уверенность.

— Ну вот, — почистив оружие и поставив на предохранитель, мальчик улыбнулся. — Теперь я точно могу вас защитить.

— Ох, Гриша, когда уже закончится это все, — с тоской произнесла Вера, обнимая сына и его… жену. Женщине принять этот факт оказалось очень сложно, но она приняла, раз уж в это верили все окружающие.

— Когда все фашисты сдохнут! — с яростью в голосе произнес Гришка, заставив лейтенанта Роднину понять — правильно сделал товарищ капитан, правильно.

— Так, товарищи, — обратилась Саша к этой семье. — Через полчаса мы отправляемся на нашу базу. Товарищ старшина, оденьтесь по форме, пожалуйста.

— Есть одеться по форме, — удивленно ответил маленький старшина. — Оружие?

— С собой, — кивнула женщина, даже и не думая разлучать пацана с тем, что стабилизирует его психику, это ей очень четко объяснил специалист.

Через полчаса они спустились во двор, где Гришка сразу же начал улыбаться, увидев такой родной «виллис». Разместив девочек и маму, маленький старшина уселся позади, где обычно находилась охрана, в готовности открыть огонь в любой момент, что увидела товарищ лейтенант, усевшаяся на место водителя. Машина была, конечно, магической репликой, поэтому управлялась гораздо проще оригинала, но вот все остальное было, как у настоящей. Зарычав двигателем, «виллис» медленно двинулся со двора, чтобы в следующее мгновение «прыгнуть» в позднюю весну или раннее лето. Зеленели деревья, летали бабочки, светило солнце, и над всем этим раскинулось голубое мирное небо, на котором не было ни облачка.

Автомобиль катился по асфальтовой дороге, Гермиона держалась за какой-то ремешок формы мужа, а Гришка внимательно осматривал окрестности. Наконец показались большие зеленые ворота с нарисованными на них красными звездами, медленно открывшиеся перед командирской машиной. Иллюзия часового поприветствовала приехавших. Это Саша знала, что иллюзия, для всех остальных все было так, как будто они вернулись назад. «Виллис» еще некоторое время прокатился по дорожке и остановился у бревенчатого домика.

— Вот здесь мы все и поживем некоторое время, — улыбнулась Саша, решив ребят одних не бросать, мало ли что… — Выбирайте себе комнаты, а потом пойдем в клуб — знакомиться.

— Знакомиться — это хорошо, — заулыбался в ответ Гришка, ощущая себя так, как будто находился в том самом санбате. — Пойдем, Гермиона? — предложил он, перевесив ППС за спину.

— Пойдем, милый, — согласилась девочка, беря мальчика за свободную руку, так как в другой был вещмешок с их одеждой.

— Ну дай бог, чтобы все хорошо было, — Вера обняла Аленку, двигаясь к домику.

— Мы постараемся, — лейтенант Роднина отправилась предупреждать персонал о прибытии. Это было необходимо для того, чтобы в клуб подошли и специалисты. Впереди ждали недели отдыха, долженствующие вернуть детей и одну взрослую в мирную жизнь. Потому что в таком состоянии ни о какой школе речи идти не могло. А вот только ощутив мир, Гришка мог бы учиться, сейчас наибольшим приоритетом было здоровье старшины, в том числе и психическое.

Глава 23

Колдография не передавала и половины того, что увидели ветераны. Безотчетно страхующий двоих девочек маленький солдат держал пистолет-пулемет так, как будто был готов открыть огонь в любой момент. Мальчик оказался сильно напряжен, поэтому седой полковник сделал шаг вперед, надевая спешно трансфигурированную фуражку. Гришка поприветствовал старшего по званию, практически не отдавая себе отчета в этом.

— Сер… Старшина Лисицын, воспитанник Н-ского санитарного батальона, здравия желаю, товарищ полковник, — взгляд мальчишки был напряжен. — Разрешите ваши документы.

— Полковник Засядько, — представился офицер, протягивая свое удостоверение. — Ну что, все в порядке?

— В порядке, — улыбнулся маленький солдат, возвращая документы полковнику.

— А вот и нет, — хмыкнул Засядько. — Смотри, мы здесь все без оружия, только ты вооружен, разве это вежливо?

— Зато безопасно, — отрезал товарищ старшина, к которому жались девочки. — Вон недавно нас в лагерь отправили…

— Эх, сынок, — протянул какой-то майор. — Присядь с нами, раздели хлеб.

Чего не знал Гришка, так это того, что в кружке, ему предложенной, была разведенная водка. Совсем немного, но пробежав огненным шаром по пищеводу, спиртное расслабило маленького воина. На его возраст и вес этого было больше, чем достаточно. А потом был стол, хлеб, американские и немецкие консервы, будто пришедшие из тех времен. В какой момент Гришка почувствовал себя в безопасности, не мог сказать и он сам. Слева сидела Аленушка, справа прижалась к нему Гермиона, ощущая все то, что и он, отчего девочка слегка захмелела, поэтому рассказывала, рассказывала, рассказывала обо всем, что с ними случилось. И слушая совсем юную девчонку, ветераны понимали всю глупость сотрудников «соответствующих органов». Пацану надо было показать, что вокруг мир, доказать это, поэтому троих детей буквально сунули в Омут Памяти головами.

Разбитый снарядами и минами Рейхстаг. Самое вражье логово. То место, откуда приказывали бомбить и убивать, то место, откуда уезжали на фронт те звери, для которых такие, как Аленушка, были в лучшем случае игрушкой. И сотни русских солдат вокруг этого логова, пляшущие, высаживающие в небо магазины и обоймы, плачущие и смеющиеся. Гришка сам был там, чувствуя теперь, что такое Победа. Когда последняя крепость пала, когда вокруг только счастье, когда в небо взлетают фуражки, бескозырки и папахи… Ему это действительно надо было увидеть, почувствовать, понять… Из Омута вывалились трое плачущих от счастья детей. Аленушка, увидевшая как пало последнее знамя со свастикой, просто рыдала, не в силах сдержаться. Гришка плакал, крепко обняв Гермиону. Победа… Она значила для него очень многое, именно увиденные картины заставили мальчика расслабиться и потихоньку отпустить войну…

А потом были песни… И фронтовые… Тоненько тянула своим юным голоском Аленка: «только пули свистят по степи, только ветер…» и ей тихонько подпевали все. И те, которые были написаны уже после. От которых плакали даже сами ветераны. И то, о чем мечталось в холодных землянках, в продуваемых всеми ветрами шатрах санбата, под огнем и в затишье… Самый настоящий фронтовой десерт, не просто сладость, а символ. Символ для таких, как они. Кто выстоял, кто не сдался, кто дошел. И этот маленький совсем старшина не смотрелся чужеродно среди закаленных, проживших долгую жизнь мужчин и женщин. Верка, робко присевшая на стул, была моментально вовлечена в общий круг.

— А ведь ты меня спасла, сестричка, — проговорил пожилой мужчина в костюме, а не форме. — Помнишь, зимой сорок первого ты…

— Сашка? — глаза женщины были полны недоверия. — Корреспондент?

— Да, Верочка, — улыбнулся он и пояснил остальным. — Из горевшей полуторки меня вытащила и двадцать километров на себе до наших тащила.

— Сашка… — прошептала женщина, касаясь его кончиками пальцев, на что мужчина просто обнял Верку.

— Спасибо тебе… — поцеловал он ее в щеку, от чего рыжеволосая женщина просто залилась румянцем. — И сыну твоему спасибо…

Они еще долго сидели в клубе реабилитационного центра, вспоминая, разговаривая и рассказывая. Казалось, время остановилось, только всхлипывала от избытка чувств Аленка, ощущая себя среди своих, как в том, далеком уже году. Гришка же вдруг понял, что они вернулись домой. Не будет больше бомб, снарядов, десятков ранбольных и падающих от усталости хирургов. Оно все осталось в прошлом, как и Магическая Британия. Теперь можно действительно просто жить.

***

Месяц в реабилитационном центре совершенно изменил и Гришку, и Гермиону, и Аленку, и даже Верку, Саша очень хорошо это сейчас видела. Женщина смотрела в живые, радостные глаза детей, понимая, что теперь они смогут и в школу, и на улицу без ППС выйти. Вот только Вера была грустной, но об этом можно было поговорить и позднее.

— Товарищ лейтенант госбезопасности, — обратился к ней Гришка. — Мне бы оружие сдать.

— Не боишься опасности? — удивилась женщина, разглядывая мальчика, становившегося просто пацаном.

— Мы на своей земле, война закончилась, — ответил ей товарищ старшина. — Теперь только жить.

— Сделаем так, — задумчиво проговорила товарищ лейтенант госбезопасности. — Мы его запрем в железный ящик у тебя в квартире, на всякий случай.

— Согласен, — с уважением посмотрел на нее мальчишка, сразу же куда-то умчавшийся. Хотя, понятно, куда — катать свою Гермиону на качелях. Ну и Аленушку, конечно, как же без нее-то?

А лейтенант Роднина отправилась разговаривать с Верой, ибо грусть в глазах женщины навевала не самые простые мысли. Однако понаблюдав за рыжеволосой женщиной, Саша отправилась разговаривать с Александром Тихомировым, ветераном издательства «Красная Звезда». Лейтенант, как ей казалось, понимала, что происходит с Веркой, а так как они все были магами, то уравнять возрасты большой проблемой не было, если, конечно, речь была именно об этом.

— Александр Викторович, разрешите с вами поговорить? — поинтересовалась товарищ лейтенант.

— Говорите, товарищ офицер, — улыбнулся дотоле грустивший мужчина. Что-то не давало ему покоя, что-то необычное, как будто память всколыхнулась.

— Я хотела спросить, как вы относитесь к Вере, — Саша была серьезна, понимая, что надо бы дать объясниться этим двоим, но времени особо не было — скоро им возвращаться в Ленинград.

— А какого… — начал тезка лейтенанта, но потом задумался. — Вам же честный ответ нужен?

— Желательно, — кивнула женщина. — Даже очень желательно.

— Тоненькая девчонка тянула меня по лесам, уговаривала потерпеть… — вспомнил товарищ Тихомиров. — Где-то находила ягоды, даже хлеб, двадцать километров, под огнем, под бомбами… Тогда я ее полюбил и, кажется, люблю до сих пор.

— Пройдемте, товарищ, — Сашка поняла, что не ошиблась, потому препроводила ветерана-корреспондента туда, где молчаливо плакала на берегу озера Верка. — И чтоб объяснились! — прикрикнула лейтенант на ошарашенно смотревших на нее людей, добавив что-то про баранов не по-русски.

От такого подхода Верка замерла, во все глаза глядя на Сашку… Того, кто снился ей еще тогда, иногда приходя в сны и сейчас. Тот самый Сашка, закрывший ее собой от осколков в самом конце. Тот самый, кого она полюбила, лишь взглянув в серые глаза. Женщина вспомнила Гришку и Гермиону, их счастье, их готовность и заговорила:

— Я взглянула в твои глаза, и сразу же будто исчезло для меня все, — не замечая, как по лицу струятся слезы, женщина всхлипнула. — Как будто ни войны, ни бомб, ничего, только ты… Можно я… Ну, иногда… Встречаться… — столько было надежды в голосе Верки, что Саша Тихомиров просто не выдержал, шагнув вперед и обняв рыжую женщину.

— Я люблю тебя, — шепнул мужчина ей на ухо, отчего Вера просто расплакалась. На такое признание она и не надеялась.

— Сашка… Сашка… — только шептала она, будто боясь поверить в такое чудо, а Тихомиров понимал, что отныне они вместе. Отныне и навсегда.

***

— А у мамы хахаль, — сообщила Аленка Гришке как-то вечером, задорно при этом улыбаясь.

— Где она здесь-то хахаля нашла? — удивился товарищ старшина. — Тут же…

— Они друг друга еще там полюбили, — улыбка сбежала со ставшего задумчивым лица девочки. — В сорок первом.

— А, ну тогда это не хахаль, — махнул рукой старшина, отлично понимая, что именно случилось. Сколько таких историй было — не счесть.

— А кто? — удивилась Аленушка.

— Наш новый папа, скорее всего, спи давай, — ответил ей Гришка, обнял спящую Гермиону посильнее и закрыл глаза. Успокоившаяся сестренка улеглась с другой стороны, мечтая о том времени, когда они будут гулять с мамой и папой.

Глава 24

Полностью отпустившие прошлое, по мнению специалистов, дети входили в новый для себя класс. Первое сентября запомнилось торжественной линейкой, на которую Гришка ордена решил не надевать, а в планках на его груди разбирались взрослые, дети же посчитали просто украшением. Три Славы, «за БЗ», Отвага, немецкий тоже, ранения, все отразилось в планках на груди мальчика. На линейке были, в том числе и понимавшие люди, но они промолчали, глядя на то, как трое детей обнимаются со взрослыми, среди которых была и офицер госбезопасности. Итак… Новый класс встретил внимательными взглядами, в которых, впрочем, не было враждебности, скорее, интерес.

Аленка чувствовала робость, ведь такого в ее жизни раньше не было, Гермиона просто держалась за своего Гришку, смотревшего открыто и прямо. Как-то все обернется? Тем не менее старшина Тихомиров не чувствовал себя на войне, как не чувствовал и опасности. Смело пройдя к первому от двери столу, который почему-то не был занят, Гришка уселся так, чтобы прикрыть Гермиону, в случае чего. Аленушка уселась сразу же за ним.

— Здравствуйте, товарищи, — привычно поздоровался товарищ старшина, вспоминая о том, как их готовили к школе. В кармане лежал порт-ключ, на случай любых осложнений, ибо мальчик привык к тому, что осложнения могут быть, а бить детей считал неправильным.

— Здравствуйте, — ошарашенно ответила какая-то девочка, отметив маленькие, почти незаметные, значки «УБД» на школьной форме всех троих.

— Наша фамилия — Тихомировы, — проинформировал всех Гришка, вспоминая шумную и какую-то очень волшебную Веркину свадьбу, после которой у них всех изменилась фамилия, даже у Гермионы, что оказалось весьма логичным. Непросто было объяснить государственному регистратору, что кудрявая девочка — не сестра, а жена старшины, но госбезопасность справилась. — Григорий, Гермиона, Алена, — представил он себя и девочек, в последний момент вспомнив, что начинать нужно точно не с мальчиков, но было уже поздно.

— Лена Пяткова, — представилась поздоровавшаяся девочка, во все глаза глядя на Гришку. Что-то было необычное в том, как на мальчике сидела форма. Девочка задумалась, в следующее мгновение поняв — школьная форма была не просто подогнана по фигуре пацана, но и выглядела на нем так, как будто Гриша в ней родился. Папа Лены был военным, поэтому она это очень хорошо видела.

— Виктор Чекрыжин, — представился высокий светловолосый мальчик, подойдя к парте, за которой сидела Аленушка. — Разрешите присесть рядом с вами?

— П-пожалуйста, — ошарашенно ответила девочка. Ей было немного страшно, но знание того, что брат рядом, наполняло душу уверенностью.

В этот момент прозвенел звонок, и в класс, разгоняя учеников по своим местам, вошел худой мужчина с внимательным взглядом. Гришке на минуту показалось, что он увидел погоны на плечах мужчины, отчего едва успел остановить себя от подачи команды, что вошедший увидел, улыбнувшись. И вот эта улыбка полностью преобразила суровое лицо, от которого будто повеяло теплом.

— Для новеньких и тех, кто страдает забывчивостью, напомню, — заговорил мужчина. — Меня зовут Кирилл Константинович, я ваш классный наставник. Кроме того, первый урок в новом году посвящен истории нашей страны, который также проведу, по традиции, именно я. Новенькие, представьтесь.

— Ста… Григорий Тихомиров, — едва успев оборвать себя, встал Гришка. Вовсе не обязательно было козырять званием, хотя оно и было заслуженным.

— Гермиона… Тихомирова… — негромко произнесла девочка, привычно сохраняя тактильный контакт со своим мальчиком.

— Алена Тихомирова, — улыбнулась Аленушка, вставая. Она уверенно и спокойно смотрела на учителя, твердо зная, что братик защитит, если что. Эта уверенность читалась во взгляде девочки, отчего Кирилл Константинович только вздохнул.

Об этих детях учитель, конечно же, знал. Дети давно прошедшей войны… А мальчишка — герой. Но вот у каждого героизма есть и обратная сторона, поэтому еще предстояло решить, не нагрузить ли парня привычной ему ответственностью, которая позволит отпустить войну. Психологи разделились на два лагеря, а вот учитель решил все-таки поговорить с родителями детей.

Гермиона думала о маме Вере, ставшей за это время настоящей мамой. Она вспоминала произошедшее и не понимала своих биологических родителей, просто не понимала, ведь все же было объяснено, но, как оказалось…

Узнав, что Магической Британии больше не существует, Грейнджеры решили вернуться на родину, но вот Гермиона это делать отказалась, что сильно удивило вроде бы адекватных людей, тем не менее всерьез девочку почему-то не воспринимавших. Последовавший тяжелый разговор мог бы девочку уничтожить, если бы не Гарри… не Гриша…

— В таком случае мы от тебя отказываемся! — закричала мама девочки, доселе ведшая себя вполне адекватно. У Гермионы возникло ощущение, что в маму вселился какой-то дух, она даже попросила Сашу проверить родителей. Но ответ был получен даже не от лейтенанта, а от Веры.

— Понимаешь, доченька, — объяснила ей утешавшая Гермиону женщина. — Полностью принять магию и то, что ты замужем, твои родители не смогли. Они нашли для себя объяснение — это детские игры. Пока твоя психика была в опасности, твоя мама старалась не повредить ей, а вот сейчас…

— Значит, я для них игрушка? — не поняла девочка, которую молчаливо обнимал ее Гришка, собиравшийся защищать девочку от кого угодно.

— Не совсем, — улыбнулась Вера, тихо хмыкнув. — Просто они считают, что все вами рассказанное — это детские шалости, а они знают лучше. Поэтому…

— Поэтому… Пусть уезжают, — всхлипнула Гермиона, прижимаясь к мальчику.

Грейнджеры вынудили девочку выбирать между любимым и ими, не понимая, что дети друг без друга и не живут. Взрослым людям, считающим себя адекватными, это оказалось очень трудно понять, ведь они были продуктом британского воспитания. Поэтому они просто вычеркнули из своей жизни дочь, не соответствующую их пониманию. Гермионе понадобилась, конечно же, помощь психолога, но совсем небольшая, потому что она была к этому внутренне готова, отлично зная своих родителей.

***

Переговорив с Верой, а потом и с курирующим семью лейтенантом госбезопасности, Кирилл Константинович решился. Возможно, он и не был полностью прав в своем решении, но ему казалось, что так будет правильно, поэтому, раз у класса не было старосты… Вызвав Тихомировых в учительскую, учитель внимательно смотрел в глаза мальчика, понимая, что тот справится.

— Старшина Тихомиров! — привлек внимание мальчика Кирилл Константинович.

— Я! — рефлекторно отозвался Гришка, приняв положение «смирно».

— Мы решили поручить вам важную задачу, — произнес учитель. — Вы назначаетесь старостой класса, в котором учитесь. Теперь это ваша ответственность. Прошу помнить, что мы не в армии и вокруг нет войны.

— Есть помнить… — растерянно откликнулся товарищ старшина. Что такое «староста класса», он не знал, поэтому решил узнать об этом у старших товарищей. Класс же воспринял информацию спокойно, потому что не видел в этом ничего страшного. Если мальчика назначили, значит, так и должно быть. Только лишь Лена Пяткова, найдя газету и сравнив фотографию, кивнула. Улыбавшийся со страниц магической газеты орденоносец теперь действительно учился с ними, поэтому девочка только загадочно улыбалась.

А вот Гришка, почитав об обязанностях, изучив примеры, собрал класс. Он решил поговорить с ребятами так, как говорил с ними всеми товарищ капитан накануне больших наступлений. Перед мальчиком как живой встал командир санбата, глядевший на врачей и медсестер с улыбкой и каким-то внутренним пониманием.

— Товарищи, — заговорил Гришка. — Мы — один класс, почти семья. Мне поручили командовать и нести за вас ответственность, поэтому я бы хотел спросить у вас, есть ли у кого какие возражения.

— У нас тут у большинства родители военные, — ответил ему Сережа Вислоухов, неформальный лидер мальчиков. — Так что, если не будешь гнуть через колено, командуй, старшина.

— Знаешь, да? — улыбнулся Гришка, безотчетно приобнимая Гермиону. — Договорились. Будем дружить?

— Да многие знают, — хмыкнул Сергей. — Воспитанник санбата, ветеран… А что до дружбы, конечно, будем.

Потянулось время, полное уроков, перемен, каникул и классной работы. Гришка понял, отчего товарищ капитан так часто выглядел уставшим, работы было очень много. Но вот за своих старшина стоял насмерть, что очень быстро оценили и учителя, и ученики.

— Мы разберемся, товарищ учитель, — глядя в глаза пожелавшему сорваться на ком-то педагогу, произнес Гришка, отчего тот сразу же отвел взгляд.

— Прошу прощения, — учителю вдруг стало стыдно за свое поведение, а вот назначенный уже было в жертву ученик заулыбался. «Командир защитит» — вскоре в это верили все.

Учиться было интересно, еще и потому, что понять устройство Магической Страны Советов оказалось нелегко. Все решения принимались голосованием, а нарушить это правило не давали специфические клятвы. Казалось, было предусмотрено абсолютно все, отчего и появлялась уверенность в том, что не предадут. С другой стороны, портретов, лозунгов и флагов было мало, хотя красное знамя все также символизировало страну. Это устройство так напоминало то, о чем мечталось когда-то…

Незаметно пролетел год в заботах и учебе, вот наступил май. Скоро следовало ожидать каникул, долгожданного отдыха, моря, солнца и много радости. Забылся Хогвартс, вместе со всей Великобританией, Гермиона уже не видела во сне выгоняющих ее Грейнджеров, по-доброму улыбалась Верка, готовясь принести в мир еще одного члена семьи, и сдувал с нее пылинки муж.

— Гриша, — обратился к мальчику Кирилл Константинович. — Завтра форма одежды парадная, помнишь?

— Помню, — кивнул товарищ старшина. — Мне в школьном, или?

— Или, парень, или, — учитель приобнял мальчика, взглянув тому в глаза. — Это твое право, герой. Не прячь ордена, их тебе за дело дали.

— Есть, — обрадовался мальчик, прикидывая, в каком состоянии его парадная форма.

А вот на следующий день мальчишки и девчонки «А» класса увидели своего старосту совсем другим. Парадная военная форма медика, старшинские погоны и… награды. Вместо привычных уже планок — ордена и медали. Приехавшие к ним на празднество ветераны из других городов и…

— Иди, Гришка, кто же, если не ты? — Верка уговаривала мальчика выступить, но тот неожиданно заробел.

— Ну тут ветераны же, им-то сподручнее, — ответил юный старшина, ордена которого чуть позванивали друг о друга при движении.

— Ты тоже ветеран, — седой полковник подтолкнул героического мальчишку. — Скажи им, что чувствуешь, сынок…

— Когда-то мы мечтали о том, что закончится война, — с трибуны, в окружении пожилых людей, глядя на школьников, говорил их товарищ и друг. — И все будут счастливы. Будет много хлеба с маслом, не будут плакать дети и понуро стоять у свежей братской могилы взрослые. Мы не голодаем, хлеба у нас вдосталь, перестали рваться мины и снаряды… Никто уже не слышит сирену тревоги, не плачут от страха и боли дети в бараках… И мы… Мы же счастливы?

— Да! — закричали десятки школьников, глядя на того, который говорил сейчас с ними. На такого же пацана, как и они сами. Его слова доходили даже быстрее, чем рассказы фронтовиков. Может быть, потому что Гришка был таким же пацаном?

— Теперь никогда не будет фашистов, — убежденно произнесла Гермиона. — Ни-ко-гда!

Глава 25

Гарри сидел у самой воды Черного Озера в полном одиночестве. Глядя на почти зеркально отражавшую вечернее небо поверхность воды, мальчик думал. Ему было о чем подумать, хоть на улице было довольно холодно. Все-таки, февраль — не самый теплый месяц, но Гарри будто не замечал холода, он переоценивал свою жизнь. Завтра будет очередной этап никому не нужного Турнира. Попытавшись поговорить с Гермионой, мальчик ее не нашел. С момента Святочного Бала девушка была какой-то не такой, по мнению Гарри. Впрочем, возможно, так на него повлияло увиденное в одной из ниш после бала: Гермиона целовалась с Крамом, при этом юноша что-то делал у нее рукой под юбкой, сильно задирая платье. По щеке девушки катилась слеза…

Вскинувшись, юноша моментально проснулся, убеждаясь в том, что это был всего лишь сон. Рядом сладко спала самая лучшая девушка на свете, школа осталась за спиной, впереди была целая жизнь. Гриша не понимал, почему ему приснился именно этот сон, но потом, подумав, сообразил — старая жизнь, в которой он был никому не нужен, стерлась, исчезнув навсегда. Обняв Гермиону, старшина прикрыл глаза, погружаясь в дрему.

— Мама, а у Аленки хахаль завелся, — хихикнула Гермиона.

— Так давно же уже? — удивилась Вера, наблюдая чрезвычайно смущенную дочь.

— А он ей предложение сделал, — объяснил Гришка, — переведя себя из категории друзей в хахали.

— Аленушка, это правда? — заулыбалась Вера, обнимая девушку.

— Да, мамочка…. Я согласилась… Сегодня он придет… Благословение… — очень тихо проговорила смущенная, но очень счастливая Аленушка.

Вечером юноша просил руки девушки, на что Гермиона только вздохнула, ведь в ее жизни было все иначе, но зато ее Гришка просто-напросто спас, а это важнее. А потом пролетело время и…

Закончив школу, каждый пошел своим путем. Гришка с Гермионой поступили в медицинский институт. Подумав, юноша решил не связывать свою жизнь с армией, так как именно войны в его жизни оказалось как-то слишком много, а вот лечить детей… Гермиона была в этом солидарна с мужем. Аленушка со своим Витенькой пошла в педагогический, мечтая учить детей быть добрыми. Вера работала в местном госпитале медсестрой, не пожелав становиться врачом. Ее искренне уважали и врачи, и пациенты… Скольким она вернула веру в себя, в будущее — не счесть.

Только несколько лет спустя Гермиона узнала о Грейнджерах. Оказалось, ее уже бывшие родители силой пытались забрать девочку, но действуя при этом через органы не-магов. Так как девочка вроде бы бесследно исчезла, то полиция поступила наиболее простым способом, обвинив самих Грейнджеров в убийстве ребенка и заключив оных в тюрьму. Это вызвало слезы девочки, но, подумав, она решила, что так, наверное, лучше. От прошлого у девушки осталось только имя, которое она подумывала сменить, но забывала, потому что находились вещи поважнее: учеба, свадьба сестренки, рождение детей… Первой родилась девочка Лиля. На этом имени настояла Гермиона — в память о той, кто родила Гарри Поттера, ставшего Гришкой. А вот потом совершенно неожиданно, на свет появились близнецы Вовка и Антон. Яркие, шебутные, любившие пошалить и самые любимые на свете.

У Аленки родились Вера и Надежда, названные так, как девушка чувствовала правильным назвать своих детей. А вот у их мамы родился сын, зеленоглазый, спокойный, он был внутренне очень похож на Гришку. Все было хорошо и спокойно. В стране не было катаклизмов, хоть и жила она наособицу, но… детям было комфортно и спокойно, что может быть важнее?

— Гриш… — Гермиона хитро улыбнулась, отложив конспект, так как начинались выпускные экзамены, по поводу которых детей забрала к себе бабушка. — У меня новость.

— Рассказывай, — предложил ей не ожидавший подвоха муж, поставив точку в конспекте.

— Нас скоро будет больше… — почти прошептала девушка, моментально ощутив на себе пощипывание диагностических чар. В следующее мгновение она оказалась в воздухе, счастливо завизжав.

— Спасибо, родная! — Гришка был новости рад, а радости любимой — вдвойне.

Гермионе же хотелось много детей, так сказались психологические травмы детства на женщине. Прошлое стало прошлым, будущее улыбалось всем солнышком с неба, все было хорошо.

***

Сказка о когда-то никому не нужном мальчике, понявшем для себя что-то важное, закончилась. Гарри Поттер, не державшийся за свое имя, стал воспитанником медсанбата в самой страшной войне, но при этом он был счастлив, потому что быть нужным для мальчика оказалось намного важнее, чем быть каким-то «избранным». Он пожертвовал собой ради совершенно незнакомой девочки, не кланялся пулям, спасая людей, но при этом каждую минуту знал — он нужен и то, что он делает — важно. Как тысячи других детей в той страшной войне. Гарри стал Гришей, навсегда оставшись именно им не потому, что не принимал Британию Родиной, хотя и поэтому тоже, но вот первое в осознанной своей жизни тепло он испытал там, где рвались снаряды и падали бомбы. Там, где были настоящие люди, которые отнюдь не стремились играть жизнями детей, напротив… Но разве удержишь?

Гермиона Грейнджер обрела свое счастье, ведь Гриша защитил ее от чего-то намного более страшного, чем отчисление или наказание. Самым большим страхом девочки был и долгое время оставался — делать что-то против своей воли. Гриша защитил ее, она верила в это всю жизнь, потому что видела воспоминания своего мужа. Обретя счастье семьи, своих детей, женщина учила их самому главному в своем понимании — держаться друг за друга, согревая душой.

Аленка уже и не вспоминала о войне, только иногда к ней в снах приходили теплые руки и самые волшебные на свете люди — Гришка и Вера. Люди, спасшие девочку тогда и хранившие ее всю жизнь, ее семья. И муж ее, узнавший историю Аленушки, очень уважал и Веру, и Гришку, уча детей тому, что нет ничего важнее семьи.

Вера была счастлива. Она просто заливала своим счастьем весь мир — у нее была семья, дети, Сашка. У женщины было все, о чем мечталось холодными вечерами в землянке или в продуваемом всеми ветрами шатре санбата, при свете маленькой коптилки. Побывав на Пискаревском кладбище, Вера смогла попрощаться с семьей, отпустив войну.

Эта история совсем не о Гарри Поттере и Гермионе Грейнджер, несмотря на то что именно они и являются героями этой сказки. Эта сказка о том, что нет ничего важнее тепла для детской души. Эта сказка о семье… Пусть не самая обычная, но это сказка. Это мечта о счастье для детей, мирно спящих в своих кроватках. Улыбающиеся во сне дети, что может быть прекраснее?

Оглавление

Часть 1

Часть 2

Часть 3

Часть 4

Часть 5

Часть 6

Часть 7

Часть 8

Часть 9

Часть 10

Часть 11

Часть 12

Часть 13

Часть 14

Часть 15

Часть 16

Часть 17

Часть 18

Часть 19

Часть 20

Часть 21

Часть 22

Глава 23

Глава 24

Глава 25