Сказание об амосикайях (fb2)

- Сказание об амосикайях 915K скачать: (fb2) - (epub) - (mobi) - Александр Железняк (Atticus)

Александр Железняк
Сказание об амосикайях

Тонкие, еле видные глазу, облака изломанными линиями ползли по небу. Белоголовые коршуны, сбившись в стаи, неторопливо парили в знойном воздухе, и один или два из них изредка пикировали на землю, чтобы вцепиться когтями в мелкую дичь.

Внизу лежал каменистый утёс, о который разбивались бурные волны океана. Пенные брызги долетали до окраин Мюра – спокойного городка, застывшего под натиском шторма.

Дома представляли здесь высокие круглые башенки в два или три этажа. Сами жители могли бы описать свои жилища, как похожие на шишки, но только ни один человек из Мюра знать не знал, что такое шишки.

Город был не большой, не маленький. Его можно было обойти кругом за полдня, но если идти напрямик сквозь Мюр, то ушел бы целый день. Ни улиц, ни площадей здесь не существовало. Дома тесно лепились друг к другу, и никто уже не помнил толком, зачем было строить так, но новые жилища продолжали ставить так же близко, как раньше.

Вокруг города раскинулись поля риса когори, вдоль которых текли каналы с пресной водой. Хотя «текли» это громкое слово. Сейчас шлюзы были перекрыты, и вода стояла.

Мне пришлось закрыть самому множество из них, иначе штормовой напор сломал бы опресняющие святилища, и тогда город оказался бы отрезан от источников жизни.

За полями лежала необжитая Малая пустыня. Её голубые пески приятно золотились на рассвете, но не стоило обманываться красотой. Стоило войти в пустыню, как вы обнаруживали безжизненную землю, где нельзя было найти даже клочка лугаль-травы и помоги вам амосикайи выйти оттуда.

Солнце продолжало палить, но внизу мчался гудящий в проулках ветер, и было не так жарко. По городу сновали редкие жители, кутающиеся в полосатые китовые шкуры. Где-то поблизости слышалась мантра кохора. Странный был человек. Но что поделать, мы сами выбрали его править городом.

– Кецаль! – услышал я возглас отца с нижнего этажа. Пришлось спуститься с окна, откуда я наблюдал за уровнем воды в каналах.

Отец в распахнутом плетёном жилете сидел на обтёсанном мраморном валуне и мрачно взирал на разбушевавшуюся стихию. Многие соседи говорили, что я его вылитая копия. Такие же чёрные курчавые волосы, большие медные глаза на широком лице и тяга к атлетичности. К своим годам отец ещё мог похвастать плоским животом, который весь уже был испещрён татуировками.

Он должен был сегодня отправиться в плавание на своей лодке из глины емпури, которую жители Мюра добывали в скалах, где рождается сухой ветер.

– Проклятие Однобогу, – прошипел отец, опуская кружечку с дымящимся седу. – Чтобы все его акции пошли прахом в одночасье! Мне нужен был этот день…

– Тайбо! – из своего рабочего угла за занавесью из красных водорослей высунулась моя мать Эка. Она выглядела сердитой. – Я едва не ошиблась из-за тебя!

Мать помахала рабочей кисточкой. Последние несколько недель она старательно покрывала правый локоть затейливым узором, который по замыслу должен был открыть ей новый уровень восприятия.

– Прости, Эка, – отец виновато тряхнул косичками, отчего звякнули его бусы с насаженными кварцевыми монетами – единственной разрешённой валютой в Мюре.

– Зачем меня позвали? – я сел на циновку, постеленную на каменном полу.

– Кохор спрашивал про тебя, Кецаль. Ещё вчера это было, но вчера мне было не до кохора. Я готовился к выходу в океан, сам понимаешь. Сейчас я услышал его песнопения и вспомнил. Сходи к Руди, узнай, что ему понадобилось. Только берегись ветра! Если шторм усилится, возвращайся домой!

– Хорошо, отец, – я пожал плечами и встал.

Не то, чтобы мне было так уж интересно, что от меня хотел старик, но раз уж у меня вышел свободный день, так почему бы и не послушать кохора.

– Кецаль, – я услышал приглушенный голос матери из-за занавеси, – зайди к соседке сперва.

– Я бы и так заглянул к Лири.

– Не слышу уверенности в твоём голосе!

– Мам! – я закатил глаза.

– Лучше ступай, – отец указал на дверь из обтёсанных кораллов. – И не забудь про Руди! А не то он ещё три года будет мне припоминать, что я тебя не прислал к нему.

Снаружи ветер бушевал вовсю. Кажется, шторм ещё усилился за то время, что я спускался с третьего этажа. Теперь было понятно, почему все рыбаки благоразумно не стали выходить сегодня в океан. Лёгкие цветастые емпурки просто бы разнесло о каменистое прибрежье, и остался бы Мюр без своего флота.

Рыбаки часто исчезали в океане. Даже и в более спокойную погоду глиняную лодку могло развернуть на обманчивой волне или от удара плавником горгаля. Но иногда кое-кто наоборот находился в открытых водах. Как, например, Лири.

Охотники за жемчугом нашли её двадцать лет назад обессиленную, на грани жизни. Моряки Мюра впервые увидели белокурую девочку, хотя и до того им попадались чужеземцы, но те не слишком отличались от черноволосых, загорелых мюрцев, а эта была будто с другой планеты. Белокожая и без единой татуировки. Просто чудо.

Один из рыбаков взял свою находку в жёны, а старый кохор, до Руди, нарёк её мюрским именем. Лири приняли, но кохор всё равно велел нанести ей татуировку бездетности на всякий случай. Это несколько успокоило Мюр, который из-за решения одного моряка был вынужден терпеть чужестранку, но Лири всё равно редко показывалась в городе. Сперва из-за того, что не знала языка, а после по привычке. После того, как её муж исчез в открытых водах пару лет назад женщины стали шептаться, что это амосикайи нарочно прокляли его, поскольку посмел взять в жёны странную диковинку.

Некоторые даже ходили к Руди, чтобы он прогнал вдову из города, но новый кохор и слышать ничего не желал. А моя мать во всеуслышание объявила, что перестанет наносить татуировки тем семьям, которые будут выступать против Лири. Учитывая, что Эка была одной из лучших в своём деле, то это возымело большой эффект.

– Лири! – я затарабанил в дверь, надеясь, что шквальный ветер не помешает ей услышать меня.

Утекло несколько минут, прежде чем дверь открылась, и соседка впустила меня к себе.

– Кецаль, да ты весь дрожишь! – она положила обе руки мне на плечи, несмотря на то, что я был значительно выше Лири.

Она сосредоточенно рассматривала моё лицо, а я и думать забыл, что успел продрогнуть за время ожидания.

– Сглупил, – улыбнулся ей. – Понадеялся, что шторм не отыщет меня.

– Негодный мальчишка! Что тебя понесло наружу? Тебе следовало…

– Мать сказала зайти, – я не видел смысла скрывать, как я здесь оказался.

– Ах, Эка… Надо будет передать ей спасибо, – после этого она наконец приподнялась на цыпочках и её язык оказался у меня во рту.

Лири была несколько старше меня. Выходит, она уже была замужней женщиной, когда меня ещё даже не зачали. Если бы не круговая татуировка, опоясывающая её лоно, то у неё, скорее всего, были бы дети моих лет.

Почему-то я постоянно думал об этом, когда входил в неё. Думала ли она об этом? Я никогда не спрашивал.

Когда мы закончили, солнце поднялось ещё на две ладони, и ветер перестал терзать наши уши. Я водил пальцами по круглой, запутанной, похожей на лабиринт татуировке на внутренней стороне бедра Лири. Такие ставили себе женщины Мюра, чтобы избавить себя от болей и обильного кровотечения во время ежемесячных циклов.  Их рисовала моя мать и больше никто в целом городе.

Иногда я спрашивал себя, зачем отец вообще выходит в море? Того кварца, что зарабатывала мать, хватило бы на дюжину семей. Но всё же он уходил в открытые воды всякий раз, как океан позволял, а мать приходила на пристань провожать его.

Вдруг моего сознания краем коснулось нечто, и я почувствовал постороннее присутствие внутри головы. Едва подавив сиюминутное желание закричать от ужаса, я кинул быстрый взгляд на волоски на руках, вставшие дыбом, а после уставился на оконный проём, уже зная, что увижу там.

– Это опять она, да? – в голосе Лири прорезалась привычная ревность, но что я мог с этим сделать?

Амосикайи приходили, когда им вздумается и разрешения им не требовалось.

Нахария сидела на окне, свесив длинные пушистые ноги с когтистыми пальцами. На ней не было одежды, но вся амосикайя была покрыта ровным, плотным мехом бурого цвета с золотистым отливом. Оранжевые глаза перечёркивали чёрные вертикальные зрачки.

Это был один из любимых образов Нахарии, как она сама признавалась. Она говорила, что почерпнула его в одной из книг. Хотя, что такое «книга» я тогда так и не уловил.

– Кецаль, мой милый, тебе стоит одеться, – нежно проворковала Нахария глубоким, шершавым голосом, от которого хотело выброситься из окна. – И передай своей белокожей, чтобы тоже оделась. Она меня смущает.

– Для богини ты слишком привередлива, – я сам накинул на Лири плотный халат из побегов когори. Она вышла из комнаты, бросив на меня, одевающегося, холодный взгляд.

– Рада, что ты ещё помнишь, кто я такая, – Нахария грациозно спрыгнула в комнату, и сразу стало ощутимо светлее. Даже глаза заболели. Я позавидовал Лири, которая не могла видеть амосикайю и её способностей.

– Нахария, я бесконечно преклоняюсь перед твоей силой и да будут твои дни долгими, а улов обильным, но какого горгаля ты припёрлась?

Амосикайя закатила свои большие глаза, а после тяжко вздохнула.

– Если пришла, значит, на то была причина, глупый ты человечишко. Тебя вызывают.

– Кто? И куда?

– Все и никто. Судьба, рок, предназначение. Называй, как хочешь, Кецаль, – богиня оскалила чёрные губы и явила мне ряды длинных тонких клыков.

– Твои ответы не прибавили ясности.

– Ты должен продвинуть сюжет, Кецаль, – Нахария ударила себя лапой по лицу.

– Какой ещё сюжет? – вот тут я удивился.

– Одной славной истории, которая началась ещё задолго до тебя, и которая закончится намного позже того, как твои кости истлеют от старости. Но ты должен повернуть историю в нужном направлении. Чтобы она завершилась так, как было задумано.

За что я не любил богов, так это за это, что когда они говорят «ты должен», ты действительно оказывается должен. Отвратительно.

– А можно подробности?

– Тебе ни к чему, милый, и я итак сказала уже больше, чем следует… Вдобавок у нас вышло время.

Послышался стук в дверь. Не слишком громкий, но всё же его нельзя было спутать с проделками разбушевавшегося ветра. Лири пошла вниз открывать неожиданному гостю.

Я сел на край ложа, которое ещё не успело потерять тепло наших с Лири тел. Амосикайя безмолвно застыла рядом, бросая на меня лукавые взгляды.

В комнату вошёл кохор. На его плечах висела ободранная дерюга из чешуи роговой рыбы. Пальцы были украшены кольцами из железа, которое можно было добыть только в Малой пустыне. Длинные косы правителя города были туго сплетены в одну тугую ветвь, сплошь увитую прозрачными монетами. На поясе у кохора бренчали глиняные медальоны, расписанные традиционными мантрами на каждый случай жизни.

– Однобог поплатится за этот шторм, – сказал кохор вместо приветствия. – Из-за него я еле нашёл тебя.

– Не поминал бы ты его всуе, – проворчала Нахария. – Его акции от этого только взлетают.

Кохор проигнорировал амосикайю. Он старательно делал вид, что не видит её, хотя, я был уверен, как истый мюрец он прекрасно понимал, что сейчас в спальне находится богиня.

– Ты мог найти меня дома? – я пожал плечами.

– Не хотел встречаться с твоей матерью лишний раз, – внезапно кохор смутился. – На последнем дне улова, вернее, на оргии в честь него у нас возникло… недопонимание.

– Ладно, я понял, можно не продолжать, – я замахал руками, пытаясь остановить кохора. Не желаю представлять, как кто-то спит с моей матерью.

– Как там у Эки дела? – внезапно спросил кохор.

– Всё хорошо, Руди, спасибо, что спросил. Может скажешь, зачем я тебе понадобился?

– И верно, – кохор оглядел комнату, словно только сейчас заметил её. – Нравится тебя Лири?

Да сколько можно…

– Да, Руди, нравится, – я постарался улыбнуться.

Внизу Лири гремела посудой, но гораздо тише, чем обычно.

– Тебе надо взять её в жёны, – кохор строго посмотрел на меня. – Грешно спать с женщиной и не брать её в семью. Боги такого не одобряют.

Нахария издала странный звук. Нечто среднее между смешком и вздохом.

– Мама тоже так хочет, но другие люди не одобряют такого, сам знаешь же, Руди. Она чужая по их мнению. Ей даже запретили рожать.

– А если разрешат?

А это было уже интересно. Во мне зажглось любопытство.

– Я могу велеть стереть ей ту татуировку, – кохор развил свою мысль. – Что тогда скажешь?

– А что насчёт других соседей?

– Я же кохор. Плевать мне на других соседей. Как скажу, так и будет.

Что правда, то правда. Слово кохора – непреложный закон для всех.

Интересно, Лири слышит сейчас этот разговор? Судя по тому, что внизу стало тихо, то да.

– Что нужно сделать, чтобы ты велел ей стереть татуировку против родов?

Руди тихонько засмеялся, отчего медальоны глухо застучали друг о друга.

– Мне было видение несколько ночей назад, – начал кохор, когда прекратил смеяться. – Ко мне явились боги и говорили со мной, – сказал правитель Мюра со значением.

Я посмотрел на Нахарию. Нахария посмотрела на меня. Я посмотрел на кохора.

– Руди. Мы в Мюре. Тут боги со всеми говорят.

Кохор кинул на меня кислый взгляд, а после продолжил, как ни в чём не бывало:

– Боги говорят, что в Пустыни распустился цветок жизни. Они желают, чтобы я отправил героя на его поиски. Согласно их словам, цветок даст плоды, и Мюр будет спасён.

– Спасён от чего? И почему «герой» это я?

– Откуда я знаю, от чего! – взорвался кохор. – Я предсказатель, а не толкователь. Для того, чтобы понять сон надо идти к Колергу, но я ему должен денег за его седу, так что обойдёшься без объяснений. А почему я выбрал тебя, так потому что ты лентяй. Ты следишь за тем, чтобы в каналах была вода из святилищ, работу которых обеспечивают амосикайи. Любой может делать твою работу.

– Справедливо. А где я должен найти этот самый цветок? Это же какое-то растение, да? Пустыня большая. И надеюсь, речь идёт о Малой пустыне? Из Великой не возвращался никто, – я нервно хохотнул.

– Держи, – Нахария протянула мне лист толстой кожи горгаля, на котором кто-то нарисовал весьма подробную схему Мюра и карту ближайших окрестностей. В одном из углов куска кожи стоял небольшой чернильный крестик. Откуда амосикайя вообще достала эту карту? У неё же нет карманов…

– Пойдёшь по карте и найдёшь цветок, – довольно заурчал кохор.

Ага, значит, амосикайю ты всё же видишь.

– Цветок – это небольшое деревце. А деревце это… как бы тебя объяснить, – Нахария задумалась.

– Да нечего тут объяснять, – отрезал кохор. – Пусть возьмёт мешок побольше, да воды прихватит, чтобы цветок не засох. Всё на этом. Жду через неделю, – и Руди вышел.

– Через неделю?! – я всмотрелся в карту, и только сейчас до меня дошло, что до отметки придётся идти дня три, по меньшей мере. Идти по безжизненной пустыне.

– А что мне делать с Однобогом?! – возмущенно воскликнул я.

– Придумаешь что-нибудь! – Нахария хлопнула меня по плечу и растворилась в воздухе. – Только не убивай его!

Очень смешно.

Отец вышагивал рядом, и мне было приятно, что он решил пойти со мной. Правда, не уверен, что его присутствие вписывалось в пророческий сон кохора, но и мне самому и отцу было плевать на то, что там может вписываться в видение Руди.

Тайбо сразу сказал, что одного меня не отпустит в Малую пустыню и дойдёт до самого цветка жизни, если амосикайи позволят. Под амосикайями он имел в виду, вероятно, одного только Однобога. Потому что лишь он мог представлять собой реальную опасность в пустыне. Помимо, пожалуй, полного отсутствия пищи и испепеляющей жары, которая после прошедшего шторма пошла на убыль. Хвала богам.

Эка дала нам обоим большие сумки с вяленым мясом голубого краба и сухими рисовыми полосками когори. Также мать наскоро начертила у нас на руках небольшие обереги от насильственной смерти. Татуировки работали безотказно: никто с ними не умирал в мучениях. Только лишь иногда пропадали без вести, да погибали от естественных причин. У мужа Лири была такая же, когда он исчез в открытых водах.

Лири отдала мне флейту из кости, на которой я к своему стыду был довольно слаб. Возможно, если бы я хоть раз ходил в пустыню до этого момента, то приложил бы больше усилий к тому, чтобы обучиться игре. В любом случае, флейта стала приятным подарком, и я постарался отблагодарить Лири за такое подношение.

У отца была своя выщербленная флейта, которая по его словам переходила в поколения в поколение на протяжении четырнадцати веков. Об этом свидетельствовали тонкие зарубки на кости. Штука ценная и, несомненно, не единожды спасала жизни моих предков, так что, в некотором роде, я жил благодаря этому старинному музыкальному инструменту. И всё-таки я был рад, что у меня была своя флейта.

– Кецаль, тебе стоит запомнить одно правило в пустыне. И только одно, – скрипучим голосом начал Тайбо, поправляя чалму, дающую небольшую защиту от солнца.

– Спать нельзя, – закончил я.

– Именно, – кивнул отец. – Как бы сильно тебе не хотелось лечь или даже просто закрыть глаза в пустыне. Делать этого нельзя.

– Того, кто в пустыне глаз сомкнёт, Однобог к себе приберёт, – пропел я начало детской песенки, которую заставляли заучивать всех детей в Мюре.

– Область снов – это его территория. Так ещё было до того, как он стал собственно Однобогом.

– А как его звали, отец? До того, как он… Ну, ты сам знаешь, – я развёл руками, указывая на Малую пустыню, куда мы зашли настолько глубоко, что стены Мюра казались обманчивым миражом.

– На его имя наложили запрет. Амосикайи, когда прокляли отступника, отменили любые упоминания о нём и постарались стереть из собственной истории. Видимо, надеялись, что это поможет им сжечь его акции, – горько усмехнулся Тайбо.

– Неужели это совсем не помогло?

– Почему же? Помогло. Мюр до сих пор стоит, и туда Однобогу нет хода. В океан он тоже не может пробраться. Ему просто не пробиться сквозь других амосикайев.

– Но и другие амосикайи не могут ничего поделать с Однобогом? Неужели даже после того, как он был отменён, он остался настолько силён?

– Самого отступника может и отменили, но проклятие, которое на него наложили… Которое должно было лишить его сил… Оно и поддерживает его. Однобог заперт в одном теле и теперь не может атаковать людей тысячью кошмарных образов, как он делал прежде. Однако заперли его настолько крепко, что даже Смерть не может забрать его. А она пыталась. До сих пор плачется об этом, если налить ей седу.

– Но почему всесильные существа, которым под силу буквально всё, не могли предсказать такой исход?!

– Все амосикайи идиоты, Кецаль, – отец вздохнул. – Наши боги это сплошная насмешка над здравым смыслом, но других у нас всё равно нет.

Мы миновали очередную дюну голубого песка, и перед нами предстал круглый остов грандиозной пирамиды.

Она лежала в стороне от нашего пути и чтобы дойти до неё, надо было сделать крюк в несколько часов, но даже издалека пирамида потрясла меня.

– Насколько она огромна?! – я едва мог говорить от восхищения.

Тайбо скользнул по пирамиде равнодушным взглядом.

– Говорят, что в древние времена, когда она ещё была цела, её верхушка касалась облаков. И кохор, построивший пирамиду, мог наблюдать и общаться со звёздами в любое время, а ты знаешь, что именно так они и поддерживают свою власть.

– А почему вокруг неё разбросан… ЭТО ЧТО КВАРЦ?!

– Именно он! – отец едва не подавился от хохота. – Все наши современные монеты добыты из того кварца, что рассыпался после того, как была разбита великая обсерватория, на верхнем ярусе пирамиды. По легенде её стекло отражало свет звёзд, и ночью здесь было так же светло, как и днём.

– Невероятно… И эта пирамида стоит всего в нескольких часах пути от Мюра?

– От новых границ Мюра, – поправил отец. – В прежние времена мы бы ещё несколько дней не смогли покинуть города. Пирамида кохора даже близко не была центром. Сейчас мы идём по кладбищу старого мира.

Тайбо снял сандалии и ковырнул большим пальцем слой твёрдого песка, сквозь который торчали жухлые волоски бледной лугаль-травы. Мне открылась ровная твёрдая поверхность, сработанная из блестящего металла. Золото. Мы продвигались по древней золотой дороге, спрятанной от глаз пустыней.

– А что было в центре старого Мюра?

– Биржа амосикайев, – просто ответил Тайбо, – настоящая Великая биржа богов, а не то убогое подобие, что стоит сейчас у нас, в жалких крохах былого портового района, где обезумевшие от отчаяния предки, наконец, смогли дать отпор.

– От неё что-то осталось? От Великой биржи?

– Вряд ли. Туда люди не ходят, боятся, что именно там обитает Однобог. Скорее всего, она уже рассыпалась, как и все прочие здания. Это было тысячелетия назад.

– Пирамида ещё стоит, – заметил я.

– Это всего лишь фундамент, Кецаль. Он прочный, конечно и стоит на твёрдой земле, но и его сожрёт песок.

Первая ночь прошла спокойно. Мы шли под чёрным звёздным небом по ровной ложбине между дюнами, в основании которых изредка можно было разглядеть руины. Отец рассказывал мне истории про те районы, память о которых ещё пока сохранялась, а под конец мы шли и молча играли на флейтах.

С восходом стало легче, но не намного. Если бы не мясо краба, из-за которого усиленно работать челюстями и не пряный седу, которого отец захватил несколько бурдюков, то сон забрал бы меня в первую же ночь.

– Завтра уже должны добраться до цветка, судя по карте, – голос Тайбо скрипел как железо по стеклу.

– И останется ещё обратная дорога.

– Мы пройдём туда и обратно. Всего лишь несколько ночей без сна. Это не так уж и сложно. В старые дни была пытка лишением сна. Некоторые могли выдерживать до семи дней сплошного бодрствования. А им даже не давали седу, одну только воду. Нам предстоит всего четыре ночи, мы выдержим, сын.

– Лучше помолчать, сбережём силы.

– Согласен.

В этот день мы почти не разговаривали. Сознание наполнялось пустотой, и было невыносимо ощущать, как тебя всего захватывает вселенское ничто. Под вечер мне даже стало казаться, что я больше не смогу спать. Что даже если закрою глаза, то мысли и дальше будут приходить и сводить меня с ума.

Как же я ошибался. Во вторую ночь я заснул. В момент, когда я присел поправить лямку на сандалиях. Всего на пару мгновений закрыл глаза, как утверждал позже утром отец, но и этого было достаточно.

Я видел его. Проклятого отступника.

Однобог сидел сверху на бархане, свесив одну ногу вниз, и с любопытством разглядывал меня. Он выглядел совсем, как человек. Только на нём совершенно не оказалось никакой одежды, и ростом он был под четыре метра. Его круглое широкое лицо было мало похоже на привычное мне, мюрское. И цветом кожи амосикай также отличался. Она была совсем красной. Не такая, какая бывает у человека после долгого нахождения на солнце, а такая, будто его вывернули наизнанку.

Он склонил голову набок и открыл губы, чтобы что-то сказать.

Тайбо привёл меня в чувство, отхлестав по щекам.

Наверху никого не было.

– Как он выглядел?! – отец крепко держал меня за плечи, не давая снова рухнуть в сон.

– Большой и красный, – мой язык заплетался, но это я запомнил.

– А где он был? Как сидел?

– Он сидел на той дюне, Одно…

– Не произноси его имя! Он до сих пор смотрит на тебя, – отец оглянулся на песчаный холм, который я указал.

– Хорошо, что он сидел сверху, – пробормотал Тайбо.

– Почему?

– Если бы он стоял рядом с тобой во сне, ты был бы уже мёртв. Он же ничего не сказал? Хотя, что за вопрос. Если бы ты услышал его голос, то сразу бы сошёл с ума.

– Он ничего не говорил, хотя собирался.

– Ты был близок, Кецаль. Очень близок. Зря мы пришли сюда, – внезапно разозлился отец.

– А у меня был выбор? Я мог не идти? Когда и амосикайя, и кохор велят пойти не знаю куда и принести им не знаю что?

– Всегда есть выбор, – скупо бросил отец. – Особенно, когда кажется, что выбора нет. Почему, как ты думаешь, в Мюре не используют смертную казнь?

– Потому что в городе нет палача, – для меня это было самым очевидным ответом.

– Не только поэтому.

– А почему же ещё?

Отец глубоко вздохнул и, наконец, отпустил меня.

– Потому что мы не верим, что смерть может быть наказанием. Если смерть это наказание, то почему тогда каждый год столько людей добровольно отдаёт себя ей?

– Думаешь, мне было бы лучше сброситься с обрыва, а не идти в пасть к Однобогу? – я даже улыбнулся от предлагаемого выбора.

– Конечно же, нет, – Тайбо запрокинул голову. На востоке разгорался рассвет. – Просто ты должен понимать, сын, что никакого рока не существует. Боги не играют твоей судьбой, как бы они не стремились убедить тебя в обратном. И ни один деспот не в силах заставить тебя делать что-то против твоей воли. Ты всегда можешь сказать «нет» обстоятельствам.

– Так мы можем повернуть обратно?

– А ты хочешь вернуться в Мюр?

Мы стояли в нескольких часах ходьбы от места, которое на карте Нахарии было обозначено крестом. Я мог не идти до конца, мог развернуться и пойти домой. Кто бы меня осудил? Осудила бы меня Лири?

– Пойдём дальше. Будет глупо возвращаться ни с чем, – так я ответил отцу. А себе, что я сам выбрал сказать «да» обстоятельствам.

Мы достигли креста на карте, когда солнце стояло высоко в зените и жгло наши макушки. Если бы не чалмы и не тонкие накидки из тонкого водоросля, то я бы уже сейчас выглядел, как Однобог. Жаль, только солнце не было в силах сделать меня четырёхметровым и бессмертным.

Вокруг была плоская пустыня, и место, отмеченное на куске кожи, заметно выделялось. Оно представляло собой гряду холмов, но не из песка, как всё здесь вокруг. Подойдя ближе, мы увидели, что это были испещрённые ветром кирпичные курганы. Кирпичи были похожи на те, из которых мы строили наши дома, но эти казались настолько старыми, что я думал, что они могут рассыпаться от одного касания.

Курганы шли полукругом и каждый, приближаясь к центру, становился выше предыдущего.

– Наверняка этот цветок жизни в центральном, – отец кивнул на самый большой холм. – Если бы я придумывал правила, то поместил бы цветок в самый большой курган.

Мы шли до холма ещё два часа. Внутри не оказалось ничего.

В крыше было проделано большое круглое отверстие, сквозь которое в курган проникал солнечный свет. Вдоль древних стен стояли массивные надгробия на высоких постаментах.

Я взобрался на один и прочитал древние письмена, которые были очень похожи на те, что использовались в мантрах:

– Кохор Мафусаил.

– Это Сады почтения, – с благоговением произнёс Тайбо, всматриваясь в соседнее надгробие. – Место погребения первых правителей Мюра. Ещё до того, как они начали строить себе пирамиды.

– Цветка здесь нет, – осторожно заметил я.

– Между этим местом и той пирамидой утекло больше лет, чем между проклятием Однобога и нами, – отец будто бы не слышал меня.

– Это всё очень интересно, но похоже, нам придётся потратить ещё немного времени на то, чтобы обыскать все курганы.

– Времени… Это и есть время, Кецаль, – отец высоко поднял руки над головой и лучи света, проходящие сквозь око в потолке, коснулись его. – Я думал, этого места не существует. Что его никогда не существовало. Но вот оно здесь. Миф ожил прямо у нас на глазах.

– Что это нам даёт?

– Это место появилось задолго до первых космодромов, а значит и до амосикайев. Сады почтения находятся вне власти богов.

– Откуда такой вывод? – я испугался. Я понял, куда клонит отец.

Но он уже закрыл глаза.

Я с криком бросился к нему, но пока спускался с постамента, Тайбо уже успел погрузиться в сон наяву.

Я тряс отца за плечи несколько минут, но помогло лишь вылить на него целый бурдюк с водой. Он проснулся и улыбнулся как человек, который проспал часов двенадцать.

– Как, говоришь, выглядит Однобог?

– Большой и красный, – ошалело ответил я.

– Не видел его, – отец присел и подтянул ступни к коленям. – Зато я видел океан.

В этот день мы отоспались как никогда в жизни. А на следующее утро мы обошли каждый курган до единого. Везде отец находил осколки древнего прошлого, которое, как ему казалось, было давно утрачено.

В седьмом или восьмом холме по счёту мы впервые за несколько дней ступили на влажную землю. Вскоре мы нашли ключ с пресной водой, который за столетия размыл одну из могил.

Невозможно было прочесть имя того повелителя, что был здесь похоронен, но кто бы он ни был, в его смерти проявился источник жизни. Неужели боги и вправду здесь безвластны?

У противоположной стены мы нашли даже целое озеро, на берегу которого, в сумраке, жило крохотное деревце с тонким белым стволом не толще указательного пальца. На его ветвях распускались бирюзовые листочки.

Я никогда раньше не видел деревьев, а из растений мне встречались только бесполезная лугаль-трава, которой могли питаться только змеи, и пресловутый рис когори. Я и слово-то это узнал только совсем недавно от Нахарии… Но то, что я видел перед собой. Это было оно.

– Похоже, вот он. Цветок жизни, – отец склонился над растением и легонько, как новорождённого, погладил один из лепестков. – Я не уверен, но, кажется, из этой штуки можно делать корабли.

– И как далеко сможет доплыть корабль из дерева?

– Это ещё предстоит выяснить, сын.

Мы забрали цветок жизни и пронесли его обратно до Мюра. Возвращаться было легко и просто. Казалось, что даже дорога стала короче. Отец всё время рассуждал о том, как он вернётся в Сады почтения с группой строителей, где они возведут новое поселение, откуда начнётся изучение Малой пустыни. А я следил за тем, чтобы цветок не засох в моей сумке. Мне хотелось поскорее посадить его в землю, и я даже знал несколько хороших участков, где бы деревце могло отлично прижиться и дать потомство.

Под окнами у Лири, к примеру.