Живой труп (fb2)

- Живой труп 865K скачать: (fb2) - (epub) - (mobi) - Алексей Геннадьевич Некрасов-Вебер

   Часть первая

   Птица Феникс

   Глава 1

      От одного вида пустынной набережной веяло свинцовым холодом. Редкие фонари, безликие фасады домов, скользкая лента тротуара, грязно серый снег на перилах. Разбрызгивая коричневую снежную кашу, мимо испуганно пролетали автомобили. Похожая на отводную канаву протока несла в основное русло Москвы реки мертвую черную воду.

      Подыскивая место для последнего шага, Александр думал:

      "Именно так должна выглядит преисподняя, а все эти сковородки и веселые черти, лишь забавные простонародные фантазии."

      Неожиданно он поймал себя на том, что слишком долго и придирчиво выбирает:

      "Какая разница, где пустить в себя пулю!"

      Перегнувшись через чугунную изгородь, Александр посмотрел вниз и мысленно прокрутил в голове дальнейший сценарий: Он перешагивает через парапет, одной рукой держится за ограду, другой достает из кармана револьвер. Дальше вспышка выстрела, страшный удар разрывает грудную клетку, и возможно еще живое тело летит вниз.

   Представив, как над головой смыкается черная вонючая вода, Александр содрогнулся от отвращения. И тут же, словно приступ удушья, горло сдавил страх.

      "Честь дороже жизни" – прошептал Александр, глядя на темный поток. И эта заученная с детства фраза решила исход борьбы. Но падать в ледяную грязную воду все равно не хотелось. Напрасно он пытался убедить себя, что для вечности, в которую скоро вступит, несколько последних мгновений не имеют значения. Куда важнее, как он прожил отпущенный ему срок, и насколько правомочен в высших небесных инстанциях указ священного синода.

   Еще в середине двадцатого века святейшее собрание постановило, что для лиц дворянского сословия грех самоубийства может быть прощен, если не было другой возможности сохранить честное имя. С тех самых пор в церковных кругах и светских гостиных, не смолкали споры.

      "Скоро ты узнаешь, кто прав!" – мысленно усмехнулся Александр. Все еще боясь, что передумает, он лихорадочным движениям скинул пальто. Предсмертное письмо и тридцать серебряных рублей на помин души лежали в левом кармане. Из правого он извлек дуэльный револьвер и переложил в сюртук. Сев на парапет, перелез на другую сторону и замер над водой. Держась левой рукой за холодные скользкие перила, пытался представить, как следующим утром какой-нибудь бродяга обнаружит его одежду. Радуясь находке, будет обшаривать карманы и наткнется на письмо и деньги, которые обеспечат ему пару месяцев относительно сытого существования.

      А в это время на городские крыши упадет алое покрывало рассвета. Яркими утренними красками заиграют купола Василия Блаженного, вспыхнут золотые главы Кремлевских соборов. Из ожившей подземки через мост на сторону Замоскворечья потянется служивый люд: чиновники мелкого ранга, приказчики продуктовых лавок, служители нотариальных контор, торговые агенты купеческих товариществ. Шинели, дешевые меховые пальто, потускневшие от грязного московского воздуха кокарды. И в этом потоке мелькнет порой веселый жизнерадостный взгляд и раскрасневшиеся от мороза щеки молоденькой компьютерной барышни…

      Придерживаясь локтем за парапет, Александр в последний раз прокрутил барабан. Приставил дуло чуть ниже левой грудной мышцы и нажал на курок. Только в самый последний миг попытался остановить палец. Но было уже поздно. Легкий спусковой механизм успел сработать. В глазах потемнело. Казалось, его швырнуло в бездну, но сознание не исчезло, и почему-то не было разрывающей грудь боли:

      " Неужели все так быстро?"

      Не успел это подумать, как снова вернулось зрение. Он по-прежнему балансировал на узком пятачке между перилами и уходящим в темную воду гранитным обрывом. По другую сторону протоки над Болотным островом нависала бронзовая громада Михаила Второго. В призрачном свете фонарей спаситель монархии и отечества показался ожившей статуей командора. Еще более зловеще смотрелась подсветка кремлевских соборов. Лучи прожекторов, скрестившись на куполе Ивана Великого, словно гигантский меч, вонзались в черное небо. Снова, обдавая ледяной замогильной жутью, налетели мысли о преисподней.

   Не так давно Александр сподобился прочесть популярную в светских кругах книгу-пророчество. Ее автор, сын известного российского литератора, ссылаясь на якобы снизошедшие ему откровения, описывал картины кругов ада. Все, что Александр сейчас видел, очень походило на одно из этих жутковатых местечек.

      " Вот тебе и указ священного синода!" – с неуместным цинизмом подумал новоиспеченный самоубийца. Правда, была еще одна куда более прозаичная версия. Заряжая револьвер, он не доложил патрон, оставив один шанс из семи на волю Провидения. При его обычном "везении" вероятность мизерная, практически нулевая. Но высшие силы могли использовать предоставленную возможность!

      Револьвер все еще лежал в правой ладони. Направив его вниз, он снова нажал на курок. Содрогнувшись, дуло выплюнуло струю огня. Задев гранитную облицовку, пуля с характерным звуком срикошетила в воду. Следом полетело и само оружие. Протока беззвучно поглотила его, поставив точку над неудавшейся попыткой суицида. Вцепившись пальцами в скользкие перила Александр, перекинул тело на другую сторону парапета. Чувство, которое он сейчас испытывал, наверное можно было назвать радостью, но уже в следующий миг с новой силой обрушился проклятый вопрос:

      " А что дальше?"

      Съемное жилье, которое он привык называть домом, находилось километрах в десяти отсюда, в одном из "доходных" кварталов старой столицы. Последние годы семейное гнездо больше походил на крепость с выбитыми воротами, но пока еще хранило иллюзию былого тепла и уюта. Однако, не пройдет и нескольких дней, как стены окончательно рухнут, и в цитадель с победными воплями ворвутся силы хаоса. В понедельник ревизионная комиссия обнаружит недостачу в кассе окружной дворянской опеки. Дальше всеобщий позор, лишение сословных привилегий, увольнение с волчьим билетом, похожая на чумной карантин социальная изоляция.

      Он уже чувствовал раскаяние от собственного малодушия, но пути назад не было. Револьвер отправился на дно вместо своего хозяина. Как человек, с детства умеющий плавать, он вряд ли сумеет утонуть, не пустив перед этим в себя пулю. Да и есть ли у него право снова испытывать судьбу? Игра в рулетку со смертью была честной. Всего лишь один шанс из семи, и кто-то там наверху дал ему эти четырнадцать процентов.

      "Может для того, чтобы начать с чистого листа?"

      Возможность все начать заново показалась вдруг очень простой и доступной. Когда утром обнаружат пальто с предсмертной запиской, вряд ли кто усомнится в его самоубийстве. Для всех знакомых и близких он умрет, искупив своим поступком вину и сохранив честное имя. А тем временем где-то на задворках Москвы из ниоткуда объявится человек, очень похожий на новопреставленного раба божьего. Жизнь, которую он начнет, будет незавидной. Ни работы, ни денег, ни одного родственника и даже просто знакомого. И все же это лучше, чем позор и всеобщее презрение!

      Окончательно приняв решение, Александр поднял пальто и повесил на ограду. Запустив руку в карман, извлек кошелек с тридцатью серебниками и переложил в сюртук. Теперь нужно было как можно быстрее исчезнуть. Перейдя дорогу, он легким спортивным бегом двинулся по внутренней стороне набережной. Холодный февральский ветер пронизывал насквозь камлотовую ткань сюртука и тонкий хлопок сорочки. Это косвенно подтверждало факт холостого выстрела, однако, он так до конца и не убедился, что пребывает в своем прежнем мире. Проносящие мимо автомобили только усиливали подозрения. За сверкающими металлическими коробками и затемненными стеклами не угадывалось даже намека на живую человеческую душу. Провожая взглядом их улетающие огни, Александр бежал дальше. А сверху из холодной черной мглы, смотрели на него молодой щербатый месяц и одна единственная звезда. Она казалась неестественно яркой и походила на око Саурона, перенесенное из сумеречных фантазий Альбиона в задымленное небо азиатской столицы.

      Глава 2

      Широкой прямой лентой в набережную воткнулась Большая Ордынка. О людях здесь напоминал лишь неубранный после масленичных гуляний мусор. В призрачном свете уличных ламп ветер вместе с поземкой тащил по пустым тротуарам обертки конфет, пластиковые коробки, стаканы из-под американской шипучки, а за мостом на другой стороне реки прожектора кровавыми языками облизывали завитки куполов Василия Блаженного. И по-прежнему не отпускали мысли о преисподней.

      Только когда он свернул на Пятницкую, в облике города снова стала проступать прежняя реальность. Улица славилась ночными заведениями, куда, забыв о сословных различиях, приезжали весело отдохнуть безпоместные дворяне, купцы третье гильдии, состоятельные разночинцы. И сейчас за дверями ресторанчиков и трактиров угадывалась жизнь. Слышалась музыка, свет из окон казался теплым и рождал ощущение уюта. А у строения под номером три Александр увидел, наконец, живое человеческое лицо, хотя назвать его так можно было только с большой натяжкой. Высокий грузный господин в распахнутой шубе, придерживаясь за стену у входной арки, справлял прямо себе под ноги малую нужду. Заслышав шаги, он поднял похожую на свиное рыло образину. Заплетающийся язык с трудом выдавил сакраментальный вопрос:

– Ты кто?

      Не утруждая себя таким же бессмысленным ответом, Александр прошел мимо. В это время сверху послышалась музыка. На втором этаже дома находился ресторан "Семь самураев". Оформленное в японском стиле заведение славилось хорошей восточной кухней, приличной публикой и вполне доступными ценами. Когда-то, в счастливую пору супружеской жизни, Александр часто приходил сюда с женой. И сейчас, вспомнив небольшой разгороженный бамбуковыми перегородками зал, он почувствовал, что ему просто необходимо немного посидеть в тепле и привести в порядок мысли.

Поднимаясь по винтовой лестнице, он прошел мимо аквариума с экзотическими японскими рыбками. На верхней площадке между кухней и залом проскочила черноволосая официантка в наряде гейши. Александр двинулся следом за ней, но дорогу преградил ряженный под самурая калмык.

– Нельзя вам туда, сударь!

      Поведение хранителя дверей легко объяснялось. Человек без верхней одежды и в испачканном сюртуке представлял потенциальную угрозу для почтенной публики. Калмык просто добросовестно выполнял указания хозяев. Но Александр не привык к тому, чтобы его вот так запросто выставляли из приличного заведения. Бросив сквозь зубы "Пшел, прочь!" он попытался отодвинуть живую преграду. Но местный самурай оказался не слабого и неробкого десятка. Набычившись и упираясь в пол короткими кривыми ногами, он устоял и даже оттолкнул назойливого посетителя. От такого обращения дворянская кровь горячей волной ударила в голову. Еще бы мгновение и на зарвавшегося хама обрушилась оплеуха. Почувствовав это, калмык резко отскочил назад и испуганной скороговоркой выпалил:

– Не балуйте, сударь! Сейчас городовых мигом вызовем. У нас тут наряд в соседнем доме дежурит.

      Упоминание о полиции сразу охладило воинственный пыл. А калмык уже примирительным тоном продолжал:

– Ехали бы домой, барин! У нас тут рядом "Извозов" дежурит. На Якиманке, по случаю масленицы, подземка всю ночь работает. Так что езжайте с Богом! Погуляли уже…

      Спускаясь по лестнице, Александр чувствовал как с него, словно клочья рваного кафтана, спадает дворянская гордость. Холуй с азиатской физиономией не пустил в ресторан, и это только начало. Дальше будет хуже! Такова расплата за жизнь, которую выбрал вопреки требованиям чести.

      После краткого пребывания в тепле, февральский ветер показался еще более сырым и холодным. Вопреки заверениям, черно-желтых "Русланов" таксомоторного товарищества "Извозов" нигде не наблюдалось. Полицейский наряд в соседнем доме, скорее всего, тоже был выдумкой. Даже пьяный за прошедшие пару минут сумел куда-то исчезнуть. Опять навалилось жутковатое ощущение, что это не тот город, в котором он прожил большую часть своей непутевой жизни. Оно еще больше усилилось, когда проходил мимо недостроенного вестибюля подземки. Давно обещанную градоначальником станцию "Замоскворечье" много лет не могли ввести в эксплуатацию, и горожане уже воспринимали глухой забор между трамвайными путями и Пятницкой, как привычную деталь пейзажа. А этой ночью на пятачке между стройкой и проезжей частью кто-то устроил аутодафе. На костре из досок пылало тряпичное чучело масленицы. Рядом исполняли безумный ритуальный танец несколько одержимых дьяволом или просто вусмерть пьяных бродяг. Блики огня вырывали из тьмы оскаленные в хищных ухмылках лица. Тела дергались, будто в пляске святого Вита, и, казалось, пылающий рот чучела хохочет над происходящим.

Александр всегда боялся даже самому себе показаться трусом. Но стало так жутко, что он снова побежал. В спину полетели насмешливые крики, и даже казалось, что кто-то зовет его по имени. Когда костер скрылся за углом дома, он перешел на шаг и остановился у заведения братьев Птициных. Этот трактир также славился хорошей кухней, а демократичная обстановка и возможность всего за пару рублей вкусно и сытно поесть привлекала сюда народ разного достатка и звания.

Переступая порог, Александр поймал себя на том, что уже боится, как бы его опять не выставили на улицу. На счастье у Птициных все было проще и демократичней. Половой в белых штанах и расписной рубахе, подскочив к гостю, любезно поинтересовался:

– За столик с обслуживанием желаете?

      Стараясь держаться как можно уверенней, Александр отказался от дополнительной услуги. Потеряв к нему интерес, половой протянул " Как будет, угодно-с!" и, тряхнув зализанным чубом, растворился в полумраке зала. Чувствую как живот сводит от ароматов специй и жаренного мяса, Александр свернул к раздаточной стойке. Здесь на длинных железных лотках, на манер американского фастфуда, лежали блюда на любой выбор: Салаты с опятами, маринованные "царские" грузди, заливное под хреном, еще пышущие жаром пирожки, расстегаи со стерлядью и осетриной, кавказский шашлык, картошка с мясом и грибами в горшочках. По случаю масленицы, почетное место занимали блины.

      Взяв расписанный "под Жостово" поднос, Александр двинулся вдоль стойки. Глотая слюну, старался найти блюда подешевле. Однако, не удержавшись, выбрал большой расстегай, блины с розовой исландской сельдью, розетку с бочковыми огурцами и жаркое в горшочке. На кассе взял себе еще четверть штофа "Смирновской". В итоге весь заказ вышел на два с половиной рубля. Очень кстати в кармане сюртука обнаружилась завалявшаяся трехрублевая купюра, и ему даже не пришлось залезать в кошелек с "заупокойными" серебряниками. Пересчитывая сдачу, он с горечью думал, что в скором будущем придется пользоваться какой-нибудь дешевой харчевней на окраине Марьиной рощи. А еще дальше не хотелось заглядывать даже в мыслях.

      На маленькой эстраде посередине полутемного зала слепой баянист играл "На сопках Маньчжурии". Заведения не страдало от нехватки клиентов, и только у самой стены удалось найти незанятый одноместный столик. Не снимая блюда с подноса, он до краев налил граненый шкалик и залпом его опрокинул. Закусил огурцом, который хрустел на зубах в лучших традициях трактирной кухни. Снимая ледяное оцепенение, по телу разлилось тепло. Осторожно надкусив свернутый в трубочку блин, он ощутил на деснах нежный вкус сельди. Чтобы удержаться на гребне блаженства, опрокинул еще одну рюмку, потом не спеша принялся за жаркое. Старался растягивать и смаковать каждое мгновение этой роскошной трапезы, над которой дамокловым мечом нависало "Больше ты этого себе не позволишь".

      Публика в зале собралась самая пестрая. Большой стол перед ним занимала компания молодых приказчиков. Вели себя молодые люди довольно шумно, но границы приличия не переступали. За столиком слева, разложив перед собой портативные компьютеры, расположились две барышни в облегающих свитерах и американских ковбойских брюках. Судя по тому, с каким независимым видом девицы из больших кружек потягивали через соломинку пиво, можно было догадаться, что это нигилистки. На мужчин барышни подчеркнуто не обращали внимания. Однако, поймав на себе взгляд Александра, одна из них стрельнула в его сторону глазами, но тут же скорчила презрительную гримаску и демонстративно отвернулась. А в это время из другого конца зала на площадку перед эстрадой вывалился пьяный купец. Заказав баянисту "Комаринскую", он начал неуклюже плясать под хохот и хлопки собутыльников.

      Это была жизнь:– яркая, пестрая, порой нелепая в своих сумбурных проявлениях. Александр больше не жалел о том, что Провидение подарило возможность находиться здесь, а не шагнуть в страшную неизвестность под черной водой протоки. Если бы можно было повернуть время, то он бы перенесся сейчас не на набережную, а в маленькую чайную на Садовом, где пару месяцев назад опрометчиво дал согласие вложить деньги в рискованное предприятие.

      " Хотя, лучше уж вернуться на много лет раньше!"

      Память заскользила по дорогам прошлого, стараясь найти отправную точку излома:

      " Не надо было соглашаться принять кассу опеки? А может быть виноват неудачный брак и нелепые попытки доказать ей и себе, что ты чего-то в этой жизни стоишь? Или все началось еще раньше, когда предпочел гражданскую службу, а не военную карьеру. А, может, виновата специальность, которую выбрал?"

      Он вспоминал тяжелые объяснения с родителями, когда вопреки их настоянию, поступил на курсы Сельскохозяйственной академии, а не в Высшее инженерное училище. Более послушный и прилежный младший брат уже успел сделать карьеру в концерне "Сикорского". Теперь он был гордостью семьи. А про своего первенца отец даже стеснялся говорить с приятелями из дворянского клуба. Должность продуктового инспектора общественных столовых уважения в светских кругах не вызывала.

      Да и сам он разве хотел такой судьбы! Это память о старом помещичьем доме в Чангаровке, о проведенных там счастливых годах детства, заставила свернуть на этот путь. В юношеских мечтах он видел, как выкупает заложенное родителями имение, как, продолжая труды своего деда, восстанавливает хозяйство. Реальность оказалось куда прозаичнее. По стечению ряда причин, главными из которых стали дворянская лень и соблазны студенческой жизни, академию он окончил с посредственной аттестацией. О карьере в сельхоздепартаменте министерства или агроконцерне "Сытноедов" можно было забыть. После окончания курсов выбирать пришлось между должностью помощника управляющего в каком-нибудь подмосковном хозяйстве и низким чином на государственной службе. Для молодого человека из дворянской семьи второй вариант все-таки был более предпочтительным. Однако, пребывая в должности инспектора и не беря взяток, откладывать деньги на выкуп имения оказалось очень сложно. А после женитьбы быстро растаяло и то немногое, что успел накопить. Так что, вместо вдохновенного труда на родовой ниве, приходилось целыми днями ездить по продуктовым складам и скотобойням, заниматься делом неблагодарным и скучным. Возвращение в родовое гнездо так и осталось солнечно-зеленой мечтой детства. Но сейчас, когда впереди маячило лишь голодное нищенское существование, в голову пришла парадоксальная мысль:

      " А ведь если дотянешь до лета, можешь туда вернуться!"

      Не успел он так подумать, как воображение с беспощадной реалистичностью нарисовало один из вариантов будущего:

      Опустившийся бродяга сквозь заросли чертополоха и крапивы пробирается в обветшалый дом с заколоченными окнами. Атакуемый призраками прошлого, идет по коридорам. Через пустой проем попадает в бывшую детскую. Прихлебывая из бутыли мутное сивушное пойло, ложится передохнуть на место, где раньше стояла его кровать. И уже в замутненном сознании глядит в заколоченное окно, вспоминая, как в детстве, просыпаясь, видел там прыгающих по веткам птиц…

      Баянист закончил играть. Появившаяся откуда-то барышня в красном свитере и синих американских "ковбоях" помогла ему сойти с эстрады, взяв под локоть, повела мимо столиков. В протянутую шляпу полетели медные деньги. Закончив обход, она сдала слепого маэстро на попечение полового, а сама вернулась к эстраде. В ее руках баян зазвучал не так профессионально, но гораздо живее. Раскачиваясь в такт мелодии, она входила в песню с душой и азартом. На простом милом лице полыхали алым румянцем пухлые щеки, глаза задорно стреляли по залу. Александру почему-то казалось, что она чаще всего смотрит в его сторону. Скорее всего, это была иллюзия, создаваемая лукавой исполнительницей у доброй половины зрителей, но он верил в обман.

      Под громкие аплодисменты она отложила баян и взяла из рук полового скрипку. И тут случилось настоящее чудо. Чардаш Монти она играла уже только для него. Огненная мелодия на несколько мгновений вырвала из лап безысходности. Пока звучала музыка, они смотрели только друг на друга. Когда последнее движение смычка потонуло в криках браво, Александр отвел взгляд. В этот миг он мысленно дал себе клятву, вырваться из тупика, в который загнала судьба.

      Глава 3

      Туман над городскими крышами скрадывал краски рассвета. Под его белым покрывалом город досматривал тяжелые похмельные сны, и над притихшей Пятницкой далеко разносились шаги одинокого пешехода. Со стороны набережной им вторили звуки скребков и метел. Уходя в промозглую сырость пустынной улицы, Александр пытался представить, как бригада калмыков в белых клеенчатых фартуках находит на парапете пальто. Как заскорузлые пальцы обшаривают карманы, натыкаются на письмо, потом на своем шелестящем, как степной ковыль, языке инородцы обсуждают, что делать с находкой. Скорее всего, отнесут в полицию. Но, если хваленая честность московских дворников окажется лишь легендой, еще одну копию предсмертной записки найдут на рабочем столе в кабинете. Рано или поздно до нее доберутся: либо сослуживцы, либо комиссия дворянской опеки, в, крайнем случае, домовладелец, когда придет за квартирной платой. А может быть, устав изображать непримиримость, вернется супруга.

      " Интересно, кто раньше?" – думал Александр, мысленно усмехаясь. После холостого щелчка револьвера и бессонной хмельной ночи на него снизошло какое-то отрешенное спокойствие. Все тридцать пять лет прошлой жизни, утратив былую вселенскую значимость, стали объектом скептического взгляда со стороны. И этот сторонний наблюдатель был уже не Александр Чангаров, а некий незнакомец, не обремененный грузом воспоминаний и кодексами сословных правил.

      С правой стороны за перекрестком из тумана выплыли красные барочные стены собора св. Климента. Над ними, пока еще не четко, сквозь белую пелену проступали шатровые верхушки башен и украшенные звездами миниатюрные купола. Здесь Александр повернул в переулок и, дойдя до Ордынки, снова сделал поворот. Теперь впереди просвечивались белоснежные кокошники храма Николая Чудотворца. Он представил, как через пару часов, встречая Прошенное воскресенье, ударят колокола всех замоскворецких церквей. Сгоняя сидящих на крестах галок, торжественный гул поплывет над просыпающимися улицами, возвещая о скором наступлении Великого поста. К тому времени он доберется до северной окраины города. Там, в прирастающей кварталами доходных домов Марьиной роще, по слухам, еще остались дешевые гостиницы, где традиционно не спрашивают паспорт, а в лавках старьевщиков можно почти за бесценок приобрести все, от поношенной обуви и одежды, до краденного радиотелефона.

      Поворачивая в Пыжевский переулок, он задержался взглядом на высоком здании новой постройки. Концерн "Сикорского", находясь под высочайшим покровительством, не утруждал себя соблюдением градостроительных правил. Верхние этажи надменно и аляповато возвышались над исторической застройкой. Александр вспомнил, как один раз приходил сюда, переговорить с братом по какому-то семейному делу. Больше всего в память почему-то врезался гвардеец в форме воронежского вертолетно-десантного полка, долго и придирчиво проверявший пропуск. Дальше был увешенный зеркалами лифт, поднявший его на четвертый этаж в молчаливой компании сотрудников концерна, и широкий коридор где, балансирую на высоких каблуках, сновали с папками документов компьютерные барышни. Все, как на подбор, высокого роста в белоснежных блузках и длинных облегающих юбках.

      " Интересно, как Николай воспримет известие?"

      Александр попытался представить измениться ли всегдашнее выражение деловой целеустремленности на лице брата. Не почувствует ли он смятение перед вихрями хаоса, изломавшими судьбу близкого человека.

     "Скорее всего, переживать будет, но не слишком долго. В скором времени и у него и у родителей все вернется на круги своя. "

      Миновав коротенький Пыжевский, он оказался на Старомонетном, который, сделав плавный зигзаг, вывел на Большую Полянку. Здесь, повинуясь привычке, ноги сами повернули направо. Туда где лубочно-нарядный храм святителя Григория соседствовал со стеклянно-бетонным модерном книгоиздательства Вольфа. В былые годы Александр часто делал здесь приобретения для семейной библиотеки. Однако, прежний любитель провести воскресный день в кабинете с любимой книгой, покинул этот мир минувшей ночью на Кадашевской набережной. А его приемнику надлежало идти в другую сторону.

      Через Хвостов переулок он выбрался, наконец, на Якиманку и двинулся в сторону Калужской площади. На углу Спасоналивковского переулка в стареньком "Енисее" дремали филеры охранного отделения. Сквозь запотевшие стекла Александр сумел разглядеть серые сюртуки и храпящие усатые физиономии, словно срисованные с карикатур либеральной прессы. Чуть дальше по улице виднелся порученный их заботам объект. В похожем на сказочный терем доме Игумнова с тридцать шестого года располагалось посольство Германской социалистической республики. В старую столицу расчетливые и осторожные немцы переехали в самый разгар финского кризиса, когда над Петроградом нависла угроза бомбардировок англо-французской эскадры. Около десяти лет назад, после объединения, страна снова стала просто Германией. Висящий над входом флаг к красному полотнищу добавил имперского орла, а также черную и желтую вертикальные полосы.

      Проходя мимо, Александр вдруг подумал:

      " Верят ли колбасники в то, что в одной из стен посольства замурована неверная любовница купца Игумнова?"

      Ему даже представилась, как инженеры германской службы безопасности, выискивая микрофоны охранного отделения, натыкаются на женский скелет. Находку тщательно измеряют и фотографируют, а потом все материалы ложатся в папку с грифом совершено секретно.

      В ста шагах от посольства находился скромный стеклянный вестибюль станции Якиманка. Прежде чем спуститься в подземку, Александр кинул взгляд на другую сторону Садового кольца, где над Калужской площадью возвышался засиженный птицами памятник его царственному тезке. Похожий на своего могучего деда бронзовый Александр Четвертый держал в руках карту южных Курил и Сахалина. По замыслу архитекторов это должно было напоминать подданным, как благодаря монаршей воле состоялось возвращению в империю потерянных в первую японскую территорий. Правда, о, случившемся в самом начале царствования отделении Финляндии и Закавказья, в этой скульптурной композиции ничего не намекало.

      Другим важным итогом восточной политики харизматичного монарха стал договор о "вечной дружбе" с Поднебесной империей и учреждение Маньчжурской свободной экономической зоны. В последние годы русский капитал, помноженный на трудолюбие местного населения, создавал там новое экономическое чудо. Правда, в целом на экономике страны это не всегда сказывалось лучшим образом. Отток денег и энергичных людей к восточным границам, и приток оттуда дешевых товаров, ставили в тяжелое положение многие традиционные производства центральной России. В числе пострадавших оказался и сам Александр. В верхнем ящике его рабочего стола, до сих пор лежал пухлый пакет акций одной из дочерних компаний концерна "Морозов". На покупку ушли все сбережения и часть денег из кассы опеки. А теперь, после отказа правительства в обещанной концерну господержке, они стоили чуть дороже бумаги, на которой их напечатали.

      Спускаясь по механической лестнице под землю, Александр думал о том, как неисповедимы порой пути Господни. Принятые несколько десятилетий назад политические решения, неожиданным и роковым образом могут сказаться на судьбе еще не родившегося тогда человека. А потом внезапно обожгла мысль:

      " А ведь Маньчжурия может стать твоей Землей обетованной!"

      По расхожему мнению, энергичный человек всего лишь с несколькими тысячами рублей начального капитала имел все шансы без каких либо бюрократических проволочек начать там свое дело. Плацкарт до Хабаровска обойдется чуть дороже семи рублей. Дело оставалось за малым – достать несколько тысяч.

      Поезда в подземке шли с увеличенными интервалами. Но, несмотря на это, целых два пролета Александр ехал один в вагоне. Только на Китай-городе зашли несколько мужчин с чемоданами. Все они, словно выращенные в одном питомнике молочные поросята, были крепкие розовощекие, в длинных кожаных пальто и кепи с откинутыми вверх ушами. По странной местечковой моде, в последние время так любили одеваться курляндские помещики. Подтверждало это манера говорить и долетавшая сквозь стук вагона мешанина русских и немецких слов.

      После одетого в мрамор Китай-города следующие станции, начиная с Мясницкой, больше напоминали казематы Петропавловской крепости. Глядя на унылые скаты бетонных стен, Александр вспомнил, рассказы отца о том, как в Государственной Думе обсуждался проект реконструкции и расширения Петроградской и Московской подземки. Уже не молодой архитектор с забавной фамилией Душкин пытался убедить высочайшее собрание, что подземные интерьеры, через которые ежедневно проходят десятки тысяч людей, имеют право выглядеть как дворцовые залы. По его мнению, это бы способствовало психологической разгрузке и улучшению морального климата в обществе. Доводы нашли отклик у законодателей, проект с небольшими купюрами был принят. Но потом, из-за традиционной нехватки денег, правительство положило его под сукно. Подземные дворцы остались нереализованной мечтой, а, может быть, достоянием какой-то иной реальности. И сейчас Александр опять почувствовал, что пребывает где-то на границе между разными мирами. На станции Сухаревка, стены вдруг засверкали мраморными плитами, а с потолка из огромных люстр брызнули мощные потоки света. В вагон стали заходить какие-то странные людьми. Их пестрая яркая одежда напоминала картинки из модных европейских журналов. Но через несколько мгновений мираж исчез. Поезд, набирая ход, снова вез почти пустой вагон мимо серых бетонных блоков с позеленевшими от грунтовой воды стыками.

      Курляндские помещики сошли на Рижском вокзале, и женский голос из репродуктора сообщил, что следующая станция Сельскохозяйственная, конечная.

      Трамвайные пути начинались у чугунных ворот Главной Имперской сельскохозяйственной выставки. Вагон германского производства, подпрыгивая на стыках российских рельс, повез его мимо усадьбы Шереметьевых в сторону Марьиной рощи. Сначала он опять был в одиночестве. Лишь после поворота, на перекрестье с улицей Кащенкин Луг в вагон заскочила парочка молодых людей в грязно синих "ковбоях" и бесцветных куртках. На следующей остановке степенно зашили несколько подмосковных крестьян в потертых овчинных тулупах. На Александра другие пассажиры посматривали с явным любопытством. Он старался не замечать этих взглядов. Однако, хорошо понимал, что вид человека в дорогом сюртуке без верхней зимней одежды неизбежно вызывает нездоровый интерес и подозрения.

      С правой стороны по ходу трамвая замелькала решетка московского ботанического сада. Слева проплывали безликие фасады доходных пятиэтажек. Увидев на одном из них вывеску "Гостевой дом ком. товарищества "Свиридовъ" Александр сошел на ближайшей остановке. По дороге к гостинице, словно по заказу, попалась вещевая лавка. В торце пятиэтажки над входом в подвальное помещение висела вывеска с неуклюжей претензией на остроумие:

      " Для экономных господ, а также любителей широко погулять! Продажа и скупка товаров "Второй руки" Здесь можно дешево купить, поможем и штаны пропить!"

      Пока он спускался по ступеням, на встречу из дверей лавки вынырнул и проскользнул мимо какой-то тип в низко надвинутой на глаза вязанной шапке. Хотя они столкнулись почти нос к носу, Александр не успел, даже в общих чертах, разглядеть лицо, будто это важная часть головы у незнакомца вовсе отсутствовала. В такой безликости чувствовался некий профессиональный навык, и, проводив взглядом быстро удаляющуюся фигуру, он невольно подумал, что здесь не брезгуют скупкой краденого.

      Внутри лавки пахло нафталином и старой одеждой. Плотно сложенный бородатый тип в душегрейке больше походил не на приказчика, а на хозяина заведения. Надменно сытые щеки, наглые и шустрые, как черные тараканы, глаза выдавали хамскую натуру. Когда Александр вежливо спросил можно ли посмотреть верхнюю одежду, лавочник, усмехнувшись, поинтересовался:

      " Чего, шубейку прогулял на широкой масленице? Или на Сухаревке на гоп-стоп взяли?"

      В ответ на такой тон прежний Александр Чангаров должен был гордо развернуться или даже влепить пощечину. Но теперь, пропустив хамство мимо ушей, он спокойно ответил:

– Вам что за дело, любезный. Я же не спрашиваю, где товар берете.

      Укол видимо попал в точку.

      " Пошел отсюда, голь конторская!" – побагровев, зарычал хозяин. Не спеша, развернувшись, Александр двинулся к дверям. На ходу так же спокойно бросил:

      " Может в участок зайти? Рассказать, кто тебе товар носит."

– Тебе чего надо! – еще громче заорал лавочник, но сквозь ярость в голосе теперь проступали нотки испуга.

– Да так, ничего. Одежду хотел посмотреть, – пожал плечами Александр.

– Так давай смотри, и отваливай!

      Дальше разговор от эмоций перешел в деловую плоскость:

      -Вот, на любой выбор! – буркнул хозяин, показываю на стойку где, висели мужицкие тулупы, потертые до дыр мотоциклетные куртки, пошитые в маньчжурской зоне синтетические пальто с искусственным мехом. Единственной приличной вещью оказалась добротная шинель, из тех, что носили чиновники среднего ранга и представители инженерного корпуса. Она пришлась почти в пору, только рукава были чуть коротковаты.

– Хорошая вещь. На семь с полтиной потянет – заявил хозяин и выжидающе посмотрел на клиента.

– За пять отдашь? – срезал Александр.

– За шесть, не меньше!

      Идет. Только вот с этим в придачу, – согласился Александр и показал на соседнюю стойку, где висело несколько кепок из плотной черной материи. Они, как две капли воды, походили на те, что носили курляндцы, но пошиты были не в чопорной Риге, а где-то в лачугах Харбина.

      Выходя из лавки, Александр почувствовал себя другим человеком. Защищая от сырой промозглости туманного утра, кепи и шинель придавали уверенности. Казалось, что вместе с приличной зимней одеждой он вернул себе и частичку прежнего статуса. Поднимаясь по ступеням гостиницы, Александр насвистывал арию тореадора. И вдруг спиной ощутил чей-то взгляд. Быстро обернувшись, успел увидеть, как метрах в пятидесяти шмыгнула за мусорный бак худенькая детская фигурка.

      " Лавочник послал, проследить. Дернул же черт пугать полицией! "

      Со стороны желудка накатила волна нервного спазма. Но он быстро взял себя в руки. Человек, переживший щелчок револьвера над черной протокой, не должен был бояться козней местного жулья!

      Глава 4

      Трещины на штукатурке, отсутствие лифта и замытые до дыр ступени лестницы явно не соответствовали количеству звезд над входом отеля. А портье за низенькой деревянной перегородкой больше походил на трактирного полового. Пока он записывал нового постояльца в конторскую книгу, на стол, шевеля усами, выполз большой рыжий таракан. Привычным движением молодой человек смахнул наглеца на пол и продолжил писать.

      Документов здесь действительно не спрашивали, и Александр назвал первую пришедшую на ум фамилию, Птицын. Паспорт лежал во внутреннем кармане сюртука, но он твердо решил нигде не светить его, пока не пройдет достаточно времени, и дело о самоубийстве дворянина Александра Чангорова переместится в полицейский архив.

– Откуда к нам прибыли? – неожиданно поинтересовался портье.

– Из Петрограда, – ответил Александр после небольшой заминки.

– О, не часто у нас столичные гости! – оживился молодой человек. – Не на Обводном канале случайно проживаете. У меня там сестрица горничной служит.

– Нет, я на Екатерининском живу, недалеко от Спаса.

      Александр тут же пожалел об излишней подробности.

      " Вдруг, этот любопытный малый поинтересуется номером дома!"

      Отсутствие контроля документов могло компенсироваться тем, что обслуга доносит в полицию. К счастью, портье ничего больше не стал спрашивать. Взяв три рубля за двое суток вперед, он вручил новому постояльцу ключ с большой биркой и пожелал хорошо провести время в старой столице.

      В номере стоял затхлый запах, и Александр первым делом распахнул окно. Холодный сырой воздух пополз по комнате, разгоняя застоявшийся дух табачного перегара. Почти все пространство узкого, как школьный пенал, помещения занимала скрипучая полутороспальная кровать. Желтые обои за ней, видимо от ног и коленей постояльцев, были вытерты до нейтрально серого фона, на котором краснели ошметки раздавленных клопов. За боковой дверцей при входе обнаружилась еще одна, совсем крохотная комнатушка, с умывальником и унитазом. Завершал список предоставленных удобств висевший на стене за кроватью трехканальный радиоприемник.

      " Твой новый дом!" – думал он, оглядывая гостиничную обстановку. Один вид этих стен у человека чувствительного мог вызвать глубокую депрессию. Но вскоре, притупляя все мысли и чувства, навалились усталость. С трудом заставив себя снять одежду и умыться, он рухнул в объятия серых простыней казенной кровати, и, засыпая, услышал далекий звон колоколов из какой-то подмосковной церквушки. А когда открыл глаза, за окном уже висел синий февральский закат.

      Просыпаться хорошо с восходом солнца. Если же пробуждение приходится на вечерние часы, организм восстает против насилия над природой. И сейчас, помимо отвратительного самочувствия, навалилась еще и пронизывающая тоска. Несколько минут Александр неподвижно сидел на кровати, уставившись в завиток на рисунке обоев. Потом перевел взгляд на окно. Там за полуоткрытым стеклом ветер трепал голые ветки деревьев. За ними чернел верхний этаж соседнего дома. На освещении здесь явно экономили, и только в одной из квартир сиротливо горела под потолком лампочка без абажура.

      Заставив себя подняться, он попробовал включить приемник. Как ни странно, после нескольких нажатий кнопки тот заработал. Первый государственный канал передавал имперские новости: Очередной политический кризис – Дума отказалась утвердить назначение государем новых министров. Высочайшим указом смещен с должности глава Вятской губернии. Экономическая полиция проводит проверки в объединении крестьянских товариществ Тамбовщины, в связи с подозрением о монопольном сговоре для повышения цен. Все средства, собранные на великосветских благотворительных мероприятиях, будут переданы сиротским приютам и богадельням Петрограда. В изготовление блинов для благотворительного вечера "Широкая масленица в Зимнем" приняли участие великие княжны и сама императрица.

      Поморщившись, Александр переключился на московский канал. Здесь тоже передавали новости. Москвичам напомнили, что с понедельника по распоряжению священного синода всем городским заведениям общественного питания вменяется в обязанность перейти на постное меню. Исключение допускается только для мусульманских чайных и кашерных столовых при синагогах. До окончания Великого поста водится также особый акциз на продажу мясных продуктов и алкоголя. Из положительного был ожидаемый в начале марта ввод в эксплуатацию третьего трамвайного кольца, а также воскресный концерт в Большом театре с участием приезжих итальянских знаменитостей.

      Исчерпав запас новостей, диктор передал микрофон журналистке из отдела криминальной хроники. Молодой девичий голос бодрой скороговоркой сообщил о неудавшейся попытке ограбления ювелирного магазина на Большой Никитской, потасовке во время субботних гуляний на Ходынском поле, а в завершение о находке на Кадашевской набережной.

      " …Утром на парапете набережной было обнаружено пальто, в кармане которого лежала предсмертная записка подписанная Александром Чангаровым. По предварительной версии полиции вышеупомянутый дворянин совершил самоубийство, вероятной причиной которого стали семейные проблемы."

      " Быстро версию состряпали!" – со злостью подумал Александр. Как ни странно, известие его даже взбодрило. Очередное напоминание о том, что инспектор общественных столовых коллежский секретарь Чангаров больше не существует, пробудило жажду активной деятельности. Однако, для этого нужен был понедельник, а воскресный вечер совершенно выпадал из планов и грозил стать очень долгим.

      В вестибюле дежурил уже другой портье, который тоже был молод и походил на студента из разночинцев. Принимая у Александра ключ, он бросил на постояльца равнодушный взгляд и снова углубился в чтение компьютерной книги. Оказавшись на улице, Александр огляделся по сторонам. Никаких признаков слежки не наблюдалось. Это вселяло надежду, что утренний инцидент исчерпан. И все же промелькнула мысль, что неплохо бы обзавестись каким-нибудь средством защиты. Пройдясь вдоль линии похожих как две капли домов, он наткнулся на некое подобие торгового центра. На небольшом пятачке сгрудились несколько одноэтажных строений с разностильными вывесками. В этом сосредоточеннее местной жизни было относительно многолюдно. Стеклянные двери то и дело открывались, впуская и выпуская посетителей. Небольшие группы плохо одетых мужчин слонялись возле полуподвального входа в харчевню и магазина торговой сети "Смирновъ". Рядом находилась скобяная лавка, где Александр приобрел хозяйственный нож с широким складывающимся лезвием. За углом он обнаружил аптеку. Купив у молодой еврейки провизорши дешевые таблетки "Крепкий сон" и маленький дорожный набор для бритья и чистки зубов, Александр вернулся к харчевне. Пока спускался по ступеням, навстречу из дверей вывалился плохо стоящий на ногах мужчина.

      " Интересно, про указ синода они тут слышали?" – подумал и тут же усомнился Александр. Под полуподвальными сводами харчевни стоял гул пьяных голосов и плавали облака табачного дыма. Не похоже было, что с завтрашнего дня этот вертеп превратится в благопристойное постное заведение. Раздача еды, как и в заведении Птицыных, была организована на фастфудовской манер. Только выбор был гораздо беднее, и на металлических лотках виднелись застарелые коричневые разводы от пролитой подливы. Взяв пару пирожков, кисель и тарелку каши, Александр пошел искать свободное место. Посетители бросали на него оценивающие взгляды. Человек не из местного общества вызывал нездоровое любопытство.

      Свободный столик обнаружился в дальнем конце разделенного аркой зала. По соседству гуляла компания мужчин, одетых во что-то неприметно серое. Лица их также ни чем не выделялись из окружающего фона, и Александр невольно вспомнил человека, с которым столкнулся у лавки старьевщика. За столиком ближе к арке расположилась куда более интересная парочка. Полный мужчина в добротном сюртуке явно принадлежал к купеческому сословию. Он сидел в пол оборота и в глаза бросались только окладистая борода и круглая сверкающая лысина. Его соседа Александр мог рассмотреть гораздо лучше. На вид около тридцати лет, крепыш чуть выше среднего роста. Самой приметной деталью одежды показалась вельветовая рубаху навыпуск, еще в начале века получившая название в честь графа Льва Толстого. В последнее время такой фасон вошел в моду среди представителей новодекадентской богемы. Но на поэта или художника незнакомец совсем не походил. Короткая стрижка, как у завсегдатая бойцовского клуба, веселый взгляд и волевое энергичное лицо выдавали человека совершенно иной формации. Александр почему-то сразу проникся к нему симпатией, но когда встретились глазами, поспешил отвести взгляд. Сосредоточившись на пирожках и каше, он попытался еще раз прокрутить почти сложившийся в голове план.

      Единственный способ приобрести начальный капитал был криминальным. Но сейчас это совершенно не смущало отпрыска старинного дворянского рода. Все сословные предрассудки канули в черной протоке за парапетом Кадашевской набережной.

   Ограбить он замыслил дворянский клуб. Конечно, не свой, а где-нибудь на другом конце города, где его никто не сможет опознать. Из общения с представителями московского дворянства Александр знал, что, в отличие от старых клубов, все подобные заведения скроены по одному типовому проекту. Охраняемый только швейцаром вход, раздевалка и туалет под лестницей. На втором этаже гостевая комната, библиотека, парадный зал, бильярдная и игорная комнаты. На всякий случай план любого клуба можно будет найти на его представительской странице в общественном Интернете. Там же он скачает список его членов с домашними телефонами. В магазине театрального реквизита на Большой Никитской надо будет приобрести парик, накладные усы и макет пистолета. Однажды, выбирая там подарок племяннику, Александр поразился, насколько похожи некоторые игрушечные модели на настоящее оружие. Стоили они дорого, но даже если не хватит денег, он сможет заложить свои швейцарские часы, подарок от семьи на тридцатилетие. Так что с экипировкой проблем не было, а вот дальше начиналась зона неопределенности.

      Вечерами по пятницам в клубах шла карточная игра. Недавно купившие титул выходцы из купеческого сословия любили порисоваться и рискнуть по крупному. В банке на покерных столах скапливалось до нескольких тысяч рублей. И Александр рассчитывал, что следующая пятница исключением не станет. Часам к восьми он подойдет к дверям клуба где-нибудь в Сокольниках, из автомата перед входом сделает наугад несколько звонков, чтобы узнать, кто из завсегдатаев остался в этот день дома. На входе представится другом отсутствующего и скажет, что ему назначена встреча. Скорее всего, предложат подождать в гостевой, а он, поднявшись на второй этаж, сразу свернет в игорную. Там, убедившись, что в банке лежит достаточная сумма, перейдет к главной, самой рискованной части плана.

      " Как поведут себя игроки, и зрители? Не придет ли кому в голову геройствовать под дулом пистолета? А вдруг все-таки разглядят поделку?"

      Однако, об утопленном револьвере Александр не жалел ни секунды. Даже после того, как решил добыть деньги криминальным путем, убийство ради наживы по-прежнему входило в разряд недопустимых поступков. Стараясь думать о благополучном исходе, Александр представил, как лопаткой крупье сгребает со стола деньги. Извиняется перед господами за прерванную игру и спокойно покидает клуб. В соседнем переулке ждет нанятое такси и минут через двадцать он уже на Ярославском вокзале. К тому времени полицейские вряд ли успеют опросить потерпевших и распространить приметы. А он избавится в туалетной комнате от парика, усов и сменит головной убор. Деньги переложит в матерчатую барсетку и смешается с толпой на перроне. Скоростной электропоезд довезет до Владимира, где он пересядет на ночной хабаровский.

      Теоретически все получалось достаточно гладко. Однако, Александр понимал, что в любой момент могут возникнуть непредвиденные обстоятельства. И главное, хватит ли в решающий момент силы духа?!

      Рядом неожиданно послышался шум назревающей драки. За один из освободившихся столиков недавно присела супружеская пара. Молодой, похожий на приезжего крестьянина мужчина, опрометчиво привел с собой в заведение жену. Розовощекая молодуха сразу вызвала нездоровый интерес местной публики. Худой вертлявый парень, лоб которого закрывал свисающий на глаза чуб, подошел к ней и бесцеремонно начал нашептывать что-то на ухо. Его приятель молча стоял рядом и ухмылялся. После первых же слов, женщина отпрянула назад, и щеки запылали еще сильнее. Муж попытался что-то сказать наглецам, но его тут же за бороду выволокли из-за стола. Женщина завопили о помощи, но никто и не подумал разнять сцепившихся. Отвернувшись от своих тарелок и штофов, все с любопытством смотрели за развитием событий.

      После неуклюжей попытки ударить, крестьянин сам получил сильный удар в живот и, согнувшись, упал на пол. Женщина опять завопила тонко и пронзительно. И тут уже ни смог не вмешаться Александр. Воспитание не позволило спокойно наблюдать, как оскорбляют женщину и избивают у нее на глазах мужа. Крестьянина начали пинать ногами, когда он подскочил сзади и ударом в затылок свалил одного из хулиганов. Чубатый потянулся рукой к карману. Но Александр сломал его мощным апперкотом в солнечное сплетение, потом окончательно поверг вниз локтевым ударом. Оказавшись на полу, чубатый заерзал, словно перевернутый на спину жук, и тонко заголосил:

      "Убили!"

      Александр уже чувствовал себя победителем, и тут сработала проклятая благородная привычка. Будто находясь на тренировке в своем дворянском бойцовском клубе, он протянул поверженному противнику руку. Но вместо того чтобы встать, чубатый вцепился в нее и потянул вниз. Боковым зрением Александр увидел, что к нему подходят сзади, но ничего уже не успел сделать. Оглушив ударом в затылок, его повалили под ближайший стол и, не давая опомниться, стали бить ногами. Пытаясь ставить блоки, он смягчал удары. В голове вертелось:

      "Только не сдаваться. А то забьют насмерть!"

      И вдруг ситуация резко изменилась. Нападавшие разлетелись в сторону, и Александр увидел, что теперь руку протягивают уже ему. Спасителем оказался незнакомец в толстовке.

– Хорошо сражались сударь! А сейчас нам лучше этот шалман покинуть. – сказал он, широко улыбаясь. Забрав со стула шинель и кепи, Александр поспешил следом за ним к выходу. Краем глаза заметил, как один из нападавших держится двумя руками за челюсть, а еще двое пытаются подняться, хватаясь за столы и перевернутые стулья. Ни крестьянина с женой, ни купца, что сидел за столом с незнакомцем, в зале не было.

      Оказавшись на улице, они быстро свернули за угол и остановились рядом с припаркованным автомобилем. Открыв ключом дверцу, незнакомец повернулся к Александру, и официально представился:

– Петр Николаевич Рахимов, разночинец, член партии "Радикальные Социалисты".

      После короткой паузы он, улыбаясь, добавил.

– Если у вас не возникло желание тотчас пойти и оповестить охранное отделение, предлагаю продолжить знакомство в более приличном месте.

     Глава 5

      Машину Рахимов вел уверенно, словно был не революционером, а профессиональным таксистом. Впрочем, на счет его принадлежности к одной из запрещенных партий Александр все еще сомневался:

      " Разве такое рассказывают первому встречному?"

      Когда же решился спросить это напрямую, Рахимов усмехнулся:

– Во-первых, не первому встречному. Я имел возможность понаблюдать ваше поведение и сделать некоторые выводы. Но даже если ошибся и вы побежите доносить в охранку. Что я такого сказал? Разночинец – так это пока не преследуется. А про нелегала из эрсоцев может быть шуткой, или профессиональной уловкой. В своей второй официальной жизни я журналист "Московского папарацци ".

– Желтой прессе служите? – с невольным сарказмом произнес Александр, и тут же пожалел о сказанном. Упомянутая газета в приличном обществе пользовалась крайне дурной репутацией, но попрекать этим своего спасителя совершенно не входило в его планы. Однако, Рахимов явно был не из тех, кого легко задеть и обидеть словом:

– Я, сударь, служу только революции! – весело уточнил он. Тем временем машина вырвалась из мрачных закоулков Марьиной рощи и свернула на широкую, хорошо освещенную Бутырскую.

– А куда мы едем? – поинтересовался, наконец, Александр.

– На конспиративную квартиру! – ответил Рахимов с наигранной мрачностью. Но, заметив реакцию собеседника, сразу поправился:

– Да вы, не обижайтесь на черный революционный юмор! На Тверской бульвар в хороший частный клуб едем. С одним из совладельцев я на короткой ноге. Статейки разоблачительные пишу про его конкурентов. Так что, вход в любое время дня и ночи. Еще и кредит в буфете на представительские расходы.

      На какое-то время Рахимов замолчал, сосредоточившись на дороге. По мере приближения к центру движение стало гораздо интенсивнее. Старенький "Руслан" то и дело подрезали сверкающие зеркальной полировкой монстры американского и немецкого производства.

– Купеческие сынки гуляют! Мать их …! – выругался сквозь зубы Рахимов, после очередного экстренного торможения. Когда свернули на Тверскую, он неожиданно поинтересовался:

– Кстати, когда вы представлялись, свою классовую принадлежность никак не обозначили. В нашем консервативном отечестве так вроде не принято. Или вы из принципиальных безсословцев?

– Дворянин, бывший – сухо сообщил Александр.

– Ого! – присвистнул Рахимов – Суд чести за отказ от дуэли? Хотя это, наверняка, не про вас. Может быть, недоразумения по финансовой части?

– По финансовой, недоразумения, – еще более сухо ответил Александр. Рахимова его тон совершенно не смутил.

– Ну да ладно! Надеюсь, свою историю вы мне еще расскажите, если желание будет. А за любопытство, уж извините, оно не совсем праздное. Есть предчувствие, что судьба нас непросто так свела.

      Свернув с Тверской улицы на бульвар, они заехали на автомобильную парковку. Устроили ее здесь лет десять назад на месте снесенного здания аптеки, но за лакомый кусок территории до сих пор периодически разгорались имущественные споры.

– Скоро тут автомобиль нельзя будет оставить. "Сытноедов" ресторан быстрого питания по американским технологиям планирует строить. Наш "Папарации" проект активно лоббирует, – сообщил, промежду делом, Рахимов. Покидая машину, он небрежно хлопнул дверцей. А когда Александр поинтересовался, не стоит ли закрыть авто, махнул рукой:

– Это вам не Марьина роща. Да и есть тут магниты попритягательнее.

      С последним нельзя было не согласиться. Среди припаркованных по соседству машин, даже Нева представительского класса выглядела бы очень скромно.

      На Тверском бульваре мягко светили фонари. Вокруг бронзового Пушкина гуляла хорошо одетая публика. Над песцовыми дамскими шубами, чиновничьими и офицерскими шинелями, словно в рождественской сказке, плавно кружились крупные снежинки. Александр почувствовал себя так, будто его перенесли в волшебную страну. И по иронии судьбы в роли доброй феи оказался работник одной из самых скандальных московских газет, по совместительству еще и член запрещенной политической партиии.

      Пройдя по скверу в сторону Никитских ворот, они перед памятником Кольцову свернули налево, снова пересекли трамвайные рельсы и оказались на другой стороне бульвара. Среди отреставрированных, похожих на кукольные декорации фасадов вековой давности, выделялось строение современной архитектуры. Это был редкий случай удачного сочетания модерна и исторической застройки. Здание одновременно напоминало театр и подъезжающую к его подъезду карету. Огромные облепленные снегом фонари над входом усиливали ощущение сказки, и Александру почудилось, что его опять перебросило в какую-то иную реальность.

– Ну вот, пришли – сообщил Рахимов.

– Надо же, Лондон-клуб! – изумился Александр.

      В противовес аристократическому Английскому клубу, заведение было безсословным. Пропуском сюда служили банковский счет на сто тысяч рублей либо сто десятин земли в личном владении. Сам клуб находился на втором этаже, первый занимал небольшой театральный зал, где иногда шли постановки для избранной публики. Еще с порога в глаза бросалась показная роскошь: – огромные в два человеческих роста зеркала, словно позаимствованная из Царскосельского дворца люстра, мраморные ступени и украшенные позолоченными львиными головами перила лестницы. Скинув подбитое мехом кожаное пальто, Рахимов уверенным движением завсегдатая вручил его швейцару в форме английского гвардейца. А Александр, расставаясь со своей шинелью, почувствовал себя представителем низших сословий на императорском приеме. Смущаясь своего помятого сюртука, он последовал за Рахимовым, который уже поднимался по лестнице.

      Буфетная клуба напомнила аналогичное заведение Большого театра, где Александр полгода назад в последний раз угощал шампанским супругу. В тот день давали "Жизнь за царя" Глинки. Билеты на балкон он со скидкой достал через окружное дворянское собрание. Рассчитывал этим походом укрепить наметившееся хрупкое перемирие. Но эффект получился обратный. Неудобные места и надоевший патриотический репертуар вызвали лишь демонстративное недовольство. Он же почувствовал себя обиженным, и отношения еще быстрее покатились к разрыву. Запомнилось также, что шампанское стоило необоснованно дорого. И сейчас Александр счел нужным сообщить, что находится в стесненных обстоятельствах и за ужин на равных расплатиться не сможет. За что тут же и получил отповедь:

– Да, Бог с вами, Александр Андреевич! Сегодня вы мой гость. Не о каких деньгах, даже говорить не вздумайте.

      Подозвав официанта, Рахимов заказал бутылку шампанского "Парадиз" из новосветских виноделен князя Голицына, ананасы и французский сыр на закуску. Расходы велел записать на свой представительский счет. А кода служитель не спеша удалился, признался, что частенько приходит сюда отдохнуть душой после служебных вылазок вроде сегодняшней.

– А как же идеалы всеобщего равенства? – ни смог не поинтересоваться Александр.

– А вот в этом и вся загвоздка! -торжественно подняв палец, объявил собеседник – Нету и не может быть никакого равенства!

– Но, простите, за что же тогда вы боритесь?

– За многое! За справедливость. За воздаяние каждому по делам и по грехам его. За пришествие Царства Божьего, хотя и являюсь убежденным атеистом. Только вот идея огульного равенства из всего этого никоим образом не вытекает. И низводить приличные заведения до уровня шалмана на окраине Марьиной рощи, ради торжества мировой справедливости, совсем не обязательно.

      Вдохновенный монолог прервало появление официанта. Чокнувшись запотевшими бокалами, они выпили за знакомство.

– Кстати, вас-то каким ветром в ту харчевню занесло? – поинтересовался Рахимов – Как-то не верится, что вы, Александр Андреевич, в соседней лавке приказчиком служите.

      Еще в машине Александр понял, что рассказать о себе ему, скорее всего, придется. Он тоже чувствовал, что встреча эта для него судьбоносная. Вопрос был только в том, какую часть правды лучше утаить. Так и не решив до конца эту проблему, он начал рассказывать. В итоге поведал новому знакомому почти все. Разве что о семейном разладе не стал распространяться.

– Да уж, история! – протянул Рахимов – Судьба с вами прямо в рулетку играет. На зеро уже ставили. Я бы теперь предложил на красное.

– Вербуете? – спросил Александр с наигранной улыбкой. Он старался выглядеть невозмутимо. Но внутри все сжалось от нервного напряжения. Беседа явно подходила к кульминации, после которой придется либо навсегда разойтись, либо заключить контракт с дьяволом.

– А вы догадливы! – улыбнулся в ответ Рахимов.

– Но я же вам по классовой принадлежности не подхожу!

      Собеседника эта реплика даже возмутила:

– Превратно судите, сударь! Видно, что сведения у вас из "Имперского вестника" или "Русского слова". Все эти классовые установки в прошлом. После провала германского проекта многое пришлось переосмыслить. Те самые рабочие, ради которых все затевалось, первыми отреклись. Своими бюргерскими умишками просчитали, что при частных владельцах пиво будет погуще и сосиски жирнее. Когда твердые спартакисты стали выбывать по старости, все покатилось назад.

– Простите! – вмешался в его монолог Александр – Разве ваше учение не за жирные сосиски для простого народа ратует?

– Вопиющая политическая безграмотность! – засмеялся Рахимов, но тут же снова стал серьезен:

– Вы, наверное, не станете возражать, что человеческое общество живет по теории Дарвина. Кто сильнее, хитрее, беспринципней, тот и на вершине пищевой цепочки. Остальные на корм, хотя и в переносном смысле. Но можете не сомневаться, если цивилизация даст трещину, тут и рабство в самой прямой форме и настоящее людоедство вылезет. Но в целом, эта всеобщая пожираловка способствует эволюционному прогрессу. Только вот для миллионов сожранных утешение слабоватое.

      Прервавшись, Рахимов разлил шампанское по бокалом и предложил выпить за счастливое будущее. Наступившую паузу нарушил теперь уже Александр:

– С исходными посылками согласен! А каковы выводы?

– Хотите выводов? Ну, тогда слушайте. Сами напросились!

      От шутливого тона Рахимов снова перешел на серьезный. Достаточно коротко описал концепцию, по которой общество обязано сойти с дарвинистского пути развития. Вопреки заявленному атеизму, упомянул даже про искру Божью. Закончил тем, что поведет человечество к светлой цели новая элита. И это будут подвижники, с безусловным перевесом духовной составляющей над плотскими желаниями и инстинктами. И так уж исторически сложилось, что среди российского дворянства процент таких людей существенно выше:

– А вы, Александр Андреевич, для нашего дела очень даже подходите. Во первых, потому, что человек благородный. Я в этом уже смог убедиться. Во вторых, обстоятельства так сложились, что деваться вам по сути некуда. Не милостыню же просить пойдете, когда деньги кончатся!

      Закончив монолог, Рахимов посмотрел на часы, потом неожиданно поинтересовался:

– Кстати, какой-то план на тот случай если бы меня не встретили, у вас, наверное, был?

      Смущаясь, Александр начал рассказывать про ограбление дворянского клуба. Когда уже почти закончил, подумал вдруг, что совершает непростительную глупость:

      " Разоткровенничался, как на исповеди! А ведь ты его в первый раз видишь. Назваться можно кем угодно. И революционером и даже Мефистофелем."

      На всякий случай, он немного изменил концовку рассказа. Вместо Ярославского вокзала назвал Саратовский и вместо Хабаровска Воронеж.

– Ну и что же вы там, в Воронеже, намеревались делать? – с улыбкой поинтересовался Рахимов.

– Новую жизнь начинать! – мрачно ответил Александр. На что собеседник с сомнением пожал плечами:

– С четырьмя или пятью тысячами? Больше этой суммы с двух-трех покерных столов за один раз не возьмешь. Карманы у благородной публики вы, как понимаю, выворачивать не собираетесь.

– Какую-нибудь развалюху и пару десятин земли в деревне куплю. – попытался сфантазировать Александр.

– Аскетическое вас ожидает существование. Уверен, что мое предложение интересней – подытожил Рахимов. Снова посмотрев на часы, он достал из кармана и бросил на стол ключ с гостиничным брелком. Потом коротко, словно отдавая указание, сообщил:

– Номер 305, здесь на третьем этаже. Забронирован для сотрудников провинциальных отделений нашей желтой газетенки. До пятницы он ваш. Пять дней вам на размышления, а дальше либо звоните мне, либо отправляетесь грабить клуб. Только вот пистолет советую приобрести настоящий, пусть даже с холостыми патронами, Чувствовать себя будете уверенней. Ну а сейчас, прошу извинить. Вынужден откланяться.

      Поднявшись, Рахимов достал из грудного кармана толстовки маленький конверт, из которого торчал краешек визитки и оставил его на столе. Уже уходя, он сказал что-то официанту. Тот обернулся к их столику и кивнул головой. А Александр, допив одним глотком остатки шампанского, заглянул в конверт. Под большой золоченой визиткой с эмблемой "Московского папарацци" обнаружилась аккуратно сложенная денежная купюра. Развернув ее, Александр увидел портрет матушки Екатерины.

      Глава 6

      В номере пахло дорогим ароматизированным мылом, синтетическим ковром и еще какими-то трудноуловимыми оттенками роскошной жизни. Окна выходили на Тверской бульвар, прямо напротив памятника Кольцову. Увековеченный в бронзе поэт с гитарой в руках стоял на цилиндрическом гранитном постаменте. По замыслу скульптора он был одет в широкие крестьянские штаны и цыганскую рубаху. Александр вспомнил, какие споры разгорелись в образованных московских кругах по этому поводу. Создателей обвиняли в безвкусице и популизме. А в качестве альтернативы предлагалось даже увековечить здесь не Кольцова, а другого народного поэта, чья жизнь трагически оборвалась в середине тридцатых годов уходящего века. Стихи его так и не попали в программу гимназии, зато легко ложились на музыку, и пользовались популярностью среди широких слоев общества. На опросах альтернатива неизменно набирала большее количество голосов, и только под давлением священного синода был утвержден именно "кольцовский" проект.

      Распахнув окно, Александр какое-то время смотрел на медленно падающие снежинки. Внизу в свете фонарей сквозь сплетение веток можно было разглядеть только силуэты гуляющей публики. Подробности дорисовывало воображение. После всего пережитого за последниедни, ему было хорошо, спокойно и ни о чем не хотелось думать.

      Когда, наконец, дал о себе знать холод, он плотно затворил раму и отправился в ванную комнату. Стены здесь были обложены плиткой небесно голубого цвета. Классическую емкость для омовения заменила пластиковая душевая кабина, а на сверкающей металлической трубе обнаружилось целых три полотенца разного размера. Рядом на стенном крючке в форме львиной головы висел махровый халат. Принимая душ, Александр долго стоял под упругими струями теплой воды. Потом постирал нательное белье, и развесил его на трубе сушиться. Чувствуя себя древним египтянином, обернул одно из полотенец наподобие набедренной повязки, и переместился к умывальнику. Здесь на широкой светло-кремовой раковине его поджидали стаканчики с одноразовыми бритвами, зубной щеткой и пастой французского производства.

      Закончив вечерний туалет, он накинул халат и вернулся в комнату. Кровать показалась огромной и невольно наводила на грешные мысли, что это ложе не для одного человека. Рухнув в ее объятия, он ощутил легкое благоухание новых простыней и мягкую упругость матраса. Спать не хотелось. Взяв с тумбочки пульт для дистанционного управления, он методом проб и ошибок попытался понять, как пользоваться иностранной новинкой. В итоге, после нажатия большой красной кнопки вспыхнуло висевшее на стене окошко дальновизора. По главному имперскому каналу транслировали запись утренней службы в храме Христа Спасителя. Быстро освоив переключение, Александр перебрал несколько программ и остановился на передаче посвященной историческим событиям восьмидесятилетней давности.

      Февральские волнения девятьсот семнадцатого до сих пор вызывали споры среди историков и в просвещенных кругах общества. Одни видели в них нереализованную возможность быстрого и радикального реформирования архаичной политической системы, другие считали, что страна счастливо избежала тогда страшных потрясений и огромных жертв. И этим вечером известный телеведущий собрал у себя в студии трех экспертов, каждый из которых придерживался своей особой точки зрения.

      Либеральные круги представлял полный светловолосый господин в коричневой толстовке. Он утверждал, что передача власти государственной Думе в том момент могла бы бескровно разрядить политический кризис. Дальше неизбежно следовало победоносное завершение войны вместе с союзниками. России приняла бы полноправное участие в обустройстве послевоенного мира, а не оказалась позорно вычеркнутой из клуба ведущих европейских держав.

      Его оппонент, известный своими монархическими взглядами пожилой литератор-историк, утверждал обратное. Он считал, что никакого тайного перемирия Михаил Второй с кайзером на самом деле не заключал. После того, как для подавления мятежей пришлось снять с фронта наиболее боеспособные части, армия уже не могла вести активных действий. Немцам это позволило перебросить дополнительные силы на запад, и на российско-германском фронте наступило затишье. Но потом, летом девятьсот семнадцатого, когда Россия все еще была занята внутренними проблемами, немцы, как известно, наступление возобновили. А якобы заключенное тайное перемирие, всего лишь надуманный повод, чтобы не допустить ослабевшую союзницу к дележу послевоенной добычи. В событиях непосредственно происходивших в Петрограде историк видел предвестники всеобщей анархии, распада страны или установления диктатуры нигилистов, по сравнению с которой германский социализм показался бы весьма либеральным проектом.

      Третий эксперт, будучи куда более оригинальным, доказывал, что ничего экстраординарного в феврале семнадцатого вообще не происходило. Ссылаясь на некие независимые источники, он утверждал, что все рассказы о волнениях – выдумки ангажированных властью летописцев с целью оправдать устроенный Михаилом Романовым дворцовый переворот.

      Дискуссия в студии, периодически прерывалась историческими кинохрониками и демонстрацией фотографий: Толпы людей на улицах Петрограда. Михаил Второй, тогда еще великий князь, совещается в Зимнем с командирами частей, оставшихся верными правительству. Эскадроны Дикой дивизии вступают в мятежную столицу. Возвращение из отставки Столыпина. Два адъютанта помогают Петру Аркадиевичу пересесть из инвалидной коляски в освободившееся кресло премьер-министра.

      Многое из того, что показывали, Александр помнил по иллюстрациям гимназического учебника истории. Но сейчас он вдруг остро почувствовал некую параллель с сегодняшним днем и главное со своей судьбой. Предложение Рахимова, которое он, скорее всего, примет, превращало его из праздного наблюдателя в активного участника грядущих событий. В обществе давно говорило о том, что назревает ситуация похожая на тот далекий февральский кризис: Явная слабость правящего монарха, резкий рост безработицы, отголоски мирового продовольственного кризиса, долетевшие, наконец, до аграрной России, обострившиеся отношения между правительством и государственной Думой. Раньше все это было лишь новостным фоном. Теперь же его, словно в воронку Мальстрема, грозило затянуть с самый круговорот событий.

      За последние два дня, он, кажется, уже разучился бояться. Предложение Рахимова было не опасней того, что он задумал сам. При этом обещало жизнь куда более интересную, и не стесненную в материальных средствах. Однако, Александр все еще не мог принять окончательное решение. Мучил вопрос:

      " Имеешь ли ты право посвятить свою жизнь, а, может быть, и отнимать чужие жизни, ради идеи, которую до конца не понял и ни принял?"

      Передача закончилась, и он снова начал перебирать кнопки пульта. На четвертом канале шла криминальная драма по сценарию одного из подражателей Крестовского. Сюжет классика перенесли из Петербурга на задворки современного Харбина. Такие "шедевры" игрового синематографа можно было смотреть и с середины, однако, отвлечься так и не удалось. Мысли о предстоящем выборе продолжали назойливо лезть в голову. Вспомнив о снотворном, он достал из кармана шинели помятую картонную коробку и проглотив сразу несколько таблеток. Дешевое зелье подействовало не быстро. Еще около часа он лениво наблюдал за борьбой отставного поручика с интернациональной русско-китайской компанией злодеев. Потом, вдруг вспомнив какой сегодня день, мысленно попросил прощения у родных, у супруги, у сирот, которым не достанутся растраченные деньги дворянской опеки. Поклялся, что при первой же возможности вернет все до копейки. Наконец, веки отяжелели, и пришел долгожданный сон.

      Утром разбудил трамвайный звонок под самыми окнами. Обнаружив, что еще нет семи, Александр снова уснул и окончательно пробудился только от колокольного звона. Звонили из церкви на противоположной стороне Тверского. Чуть позже присоединилась колокольня Страстного монастыря. Часы уже показывали начало девятого.

      Поднявшись, Александр почувствовал себя свежим и хорошо отдохнувшим. Возобновляя традицию, около получаса посвятил гимнастическим упражнениям, после чего отправился принимать душ. А еще через полчаса, чувствуя прилив энергии, он шел по коридору клубной гостиницы. У выхода на лестницу дежурила барышня в белой блузке и длинной черной юбке. Мило улыбнувшись постояльцу, она взяла ключ, а, посмотрев на брелке номер, даже обрадовалась:

– А вам только что пакет с курьерской службой доставили! Я хотела позже занести. Боялась разбудить.

      Сквозь плотную бумагу прощупывался предмет похожий на небольшую книгу. Решив не возвращаться в номер, Александр затолкал его в широкий боковой карман шинели. Сбежав три этажа по лестнице, он кинул беглый взгляд на свое отражение в огромном зеркале, кивнул застывшему у дверей "британскому гвардейцу" и оказался на улице. Утро было солнечным и прохладным, но вокруг уже проступали признаки грядущей весны. Выпавший вечером снег за ночь успел немного подтаять. Под самое утро его прихватило ледяной коркой, и сейчас она испарялась и темнела под яркими солнечными лучами. Воздух был пропитан влагой. В сквере в радостном оживлении прыгали по веткам воробьи. И даже звонки трамваев звучали по-весеннему весело.

      Пройдя по бульвару до Тверской улицы, он повернул в сторону Александровского вокзала. Вскоре набрел на небольшое заведение, организованное наподобие французского бистро. В небольшом зале почти не было посетителей. Только за столиком у окна оживленно беседовали две молодые дамы, и в самом углу солидный господин в чиновничьем кителе просматривал "Биржевые ведомости". Перейти на строгое постное меню здесь еще не успели. Заказав омлет, круассаны и кофе, Александр устроился у окошка. Наслаждаясь тем, что никуда не надо спешить, он смаковал приготовленный по французским рецептам завтрак. Поглядывал в окно на проходящих мимо людей, и краем глаза наблюдал за экспрессивной мимикой соседок. Под потолком над буфетной стойкой, создавая ненавязчивым фон, работал дальновизор. Неожиданно промелькнула мысль, что эти несколько оплаченных авансом дней, возможно, окажутся самыми счастливыми в жизни.

      В пакете, как и предполагалось, он обнаружил небольшую книгу. Называлась она весьма экзотично: " Проект дьявола. Можно ли противостоять?", и была издана в берлинской типографии. Еще лет десять назад именно в Германии печаталось львиная доля нигилисткой литературы. И после того, как либеральные указы императора сняли большинство запретов, немецкие русскоязычные издательства все еще лидировали на этом рынке. Но, после первых же прочитанных страниц, стало ясно что автор не нигилист, а человек истово верующий и православный. Проектом дьявола он называл всю западноевропейскую цивилизацию. По его мнению, процветающий европейский мир находился в глубочайшем духовном кризисе. Впереди европейцев ожидало только окончательное духовное растление, легализация пороков и скрытая под либеральной маской диктатура, подобная власти пастуха над "вольно пасущимся" стадом. Примеры были ярки и убедительны, тон повествования страстным. И Александр все больше проникался верой автора.

      Обнаружив, что давно уже сидит перед пустой посудой, он заказал себе еще кофе и продолжил чтение. Вторая часть посвящалась России. Ей автор отводил роль последнего форпоста против наступающих сил мирового зла. Однако, видел его не в сегодняшней отсталой аграрной стране с архаичной формой правления, а в России обновленной, под властью аристократов по духу, а не по древности рода. Последнюю главу, где рассматривалось будущее устройство отечества, Александр просмотрел по диагонали. Она была слабым местом произведения, но и первых двух частей вполне хватало, для того чтобы стать сторонником идей автора. Закрыв книгу, Александр уже готов был звонить Рахимову. И вдруг внимание привлек ставший неожиданно громким звук дальновизора.

      Передавали экстренный выпуск новостей: – Очередное покушение на саратовского генерал-губернатора. Сам глава губернии в тяжелом состоянии доставлен в госпиталь, двое исполнителей застрелены при задержании, есть жертвы среди охраны и случайных прохожих.

      Еще недавно подобные известия воспринимались, как нечто очень далекое. Теперь же он невольно примеривал на себя все происходящее. Контраст между красивыми идеалами и кадрами кровавой борьбы за их земное воплощение снова породил смятение в душе. Покинув бистро, он вернулся на Тверской бульвар. Быстрым шагом проскочил от бронзового Пушкина до Большой Никитской. Повернувшись, пошел обратно. В мыслях страшным вопросом крутись почти гамлетовское: " Принять или не принять!". Когда возвращался к Лондон-клубу, сознание, устав от мучительной дилеммы, переключились на вчерашнюю передачу:

      " Интересно, а если бы в том далеком феврале все повернулось иначе. В какой бы стране ты сейчас жил?"

      И тут опять видимая реальность, преломляясь сквозь колеблющиеся слои времени, начала изменяться. Растворилась в воздухе колокольня Страстного монастыря, исчезли трамваи, и проезжая часть бульвара заполнилась автомобилями. А вместо коренастой фигуры в цыганской рубахе на постаменте памятника Кольцову оказался худощавый молодой человек в английском костюме.

      Все быстро вернулось на свои места, но осталось ощущение хрупкости окружающего мира. А потом с порывом по-весеннему влажного ветра, накатило горячее желание жить, действовать, забыв про все, окунуться в водоворот событий. Он снова ощутил себя молодым, и как, случалось иногда в юности, чувствовал в душе огромную нерастраченную силу.

      Дойдя до Лондон-клуба, Александр позвонил из автомата в фойе Рахимову и сказал, что принимает предложение.

   Глава 7

      Жизнь революционера-нелегала началась довольно прозаично. Не было ни собрания под сводами подземелья, ни клятвы при свете факелов перед людьми в масках. Даже кровью нигде не попросили расписаться. Просто Рахимов сообщил, что под свою личную ответственность зачисляет Александра стажером в первичную партийную ячейку. Потом, став вдруг очень серьезным, предупредил, что если есть какие-то сомнения лучше отказаться прямо сейчас. На что Александр довольно решительно ответил нет, хотя сомнения на самом деле были.

– Ну, вот и славно! Мы с вами еще войдем в историю! – заявил снова повеселевший Рахимов. И тут же предложил перейти на "ты", как принято между соратниками по борьбе. Промежду делом, сообщил, что в партийных кругах он больше известен как Шах, а Александру, в связи с недавними событиями его биографии, подойдет псевдоним Феникс.

      Поколесив по городу, они сначала остановились у сетевого универсального магазина купцов Коробейниковых на Садовом. На втором этаже в бюро мгновенной фотографии Александр сделал несколько снимков для документов. Дальше поехали на Цветной бульвар и припарковались напротив цирка. Здесь Александр получил паспорт с только что вклеенной фотографией и первое задание.

      Показав распечатанное на принтере объявление о сдаче двух квартир по адресу Цветной бульвар дом девять, Рахимов велел снять одну из них, изображая приехавшего на заработки отставного чиновника из саратовской губернии. Здесь, под видом друзей и родственников у него, на время выполнения партийных заданий, станут останавливаться товарищи из провинциальных отделений.

      Указанный в объявлении дом располагался всего лишь в сотне шагов от парковки. Постройка вековой давности внутри была переоборудована под современные стандарты. В двухкомнатной квартире, которую показала консьержка, он обнаружил душевую, санузел, кухню с электрической плитой и холодильным шкафом и даже маленький дальновизор и компьютер с подведенным общественным Интернетом. Последнее было обязательным условием Рахимова. Сам он дожидался в машине и поднялся лично осмотреть жилище. Пока Рахимов заглядывал под картины и в плафоны светильников, Александр изучал свои новые документы.

      Его новое "я"– Сысоев Николай Павлович, исповедовал православие, по сословному происхождению был мещанином и проживал в городе Аткарске саратовской губернии. Он был на два года старше Александра. В графе семейное положение стояла запись о браке с мещанской Пелагеей Федоровной Присыпкиной, чуть ниже штамп о разводе. Против имен родителей печально чернели погребальные крестики, графа дети пустовала. В работной книжке последней записью оказалась служба коллежским секретарем в уездной управе, с которой он два года назад уволился.

– А это все выдуманное? – поинтересовался Александр.

– Почему же, выдуманное! Был такой мещанин. Царство ему Небесное!– ответил Рахимов, оторвавшись от осмотра внутренностей платяного шкафа. Увидев, как напряглось лицо нового соратника, счел должным пояснить:

– Да вы не волнуйтесь! Мы не нечаевские бригады. Физическое насилие признаем только, как крайнюю вынужденную меру. А Сысоев умер пару месяцев назад в мытищинском работном доме от алкогольного отравления. Похоронен был, как непознанная личность. Документы же тамошний эскулап припрятал и продал. Они этим часто промышляют.

      Заверение о том, что новые соратники не приверженцы крайних методов, несколько успокоило. Но осознавать, что теперь понесешь на себе груз чужого имени и чужой трагически оборвавшейся судьбы, было не особо приятно. А Рахимов, вспомнив, что договорились перейти на "ты", продолжал развивать тему:

– Свободного времени у тебя, товарищ Феникс, на первых порах будет достаточно. Посидишь в Интернете, вытащишь все об Аткарске, запомнишь название улиц, фамилии сотрудников управы, фотографии главы и его замов отыщешь. И если, не дай Бог, зацепят и будут задавать вопросы, отвечай уверенно. И главное знай, что и полиция, и охранка только в романах госпожи Малинковской умные и всемогущие. На деле там, как и везде в нашем отечестве, все на авось и спустя рукава. Особенно после того, как им при Михаиле Болтливом жалование срезали. И никто тебя на очную ставку с вдовой Сысоева в Аткарск не повезет. Хотя припугнуть этим могут.

      Дальше Рахимов проинструктировал, как они будут поддерживать связь. Прощаясь, назначил через два дня встречу в близлежащем трактире и пожелал быстрей обжиться на новом месте.

      Александр, проводив его, первым делом зашел в Интернет и набрал Аткарск. Вскоре он уже многое знал об этом, затерянном в саратовской степи городке. На страничке уездной управы обнаружилась групповая фотография сотрудников трехлетней давности. Сразу привлек внимание статный мужчина в кителе с петлицами коллежского секретаря. На фотографии он улыбался, но во взгляде, словно печать будущего приговора судьбы, сквозила какая-то унылая обреченность. Просмотрев список с указанием положения на фото, Александр узнал, что это и есть Николай Сысоев. А, заглянув в зеркало, обнаружил, что они чем-то даже похожи.

      Как и обещал Рахимов, на первых порах его новые обязанности были совсем не обременительными. Для поддержания легенды, он зарегистрировался на Трудовой бирже в районе Сухаревки. Каждое утро уходил в ту сторону, якобы для поисков работы. Содержал в чистоте квартиру, и в любой момент был готовым встретить, накормить и расселить гостей. Для того чтобы узнать о их прибытие, просматривал объявления в "Московском папарацци". Сообщение о продаже бытовой техники германского народного концерна "Бебель", подписанное "пан Купчик", означало скорый приезд гостей. Цена, выставленной на продажу вещи, включала дату и время приезда. Каждое утро и вечер Александр, пробегая глазами колонку горячих новостей, заходил на страничку объявлений. Но пока пан Купчик ни как не давал о себе знать.

      На их следующей встрече Рахимов вручил ему удостоверение внештатного корреспондента "Московского папарацци", радиотелефон, несколько тоненьких книжечек для сотрудников специальных служб, и томик с собранием статей на политические темы. В специальной литературе описывались методики тренировки наблюдательности и памяти, приемы ухода от слежки, технология подделки документов, основы психологического тренинга. В оглавлении сборника политических статей Александр обнаружил создателя "Проекта дьявола" и нескольких еще более радикальных авторов.

      Теперь ему было чем занять свой досуг. Помимо политического просвещения и психологических тренировок, он начал два раза в неделю ходить в государственный спортивный клуб вблизи Николаевского вокзала, где Рахимов вел группу рукопашного боя. Тренировки здесь были куда более долгими и жесткими, чем те, к которым Александр привык в своем дворянском бойцовском клубе. Среди членов группы он с удивлением обнаружил офицеров-пластунов из бригад специального назначения, полицейских и даже жандармов. По субботам они встречались с Рахимовым, и совершали прогулки по бульварам и улицам Москву, во время которых куратор проверял, как подопечный усваивает навыки секретного агента. Остававшееся время Александр посвящал чтению философской литературы. Регулярно наведываясь на Большую Полянку в книготорговый дом Вольфа, он приобретал произведения, как сторонников, так и противников своей новой "веры". А потом долгими вечерами, под свист чайника и новостной фон дальновизора, продирался сквозь хитросплетения доводов, пытаясь докопаться до истины. И все больше убеждался, что она у каждого своя. И все же, при отсутствии реального дела, даже такая насыщенная жизнь начинала казаться бессмысленным провождением времени.

      По ночам ему после многолетнего перерыва снова стал сниться дед. Из детских воспоминаний он приходил, как богатырская фигура на ярком сочно-зеленом фоне деревенского лета. Ничего не говорил, а просто вел за собой вдоль поросшего камышом берега сонно текущей реки. Впереди трепетали листья березовой рощи, вилась желтая лента проселочной дороги и уходили под самый горизонт зеленые заливные луга…

      В двадцать пять лет Николай Чангаров принял бразды правления фамильным поместьем. После второй столыпинской реформы половина земли отошла крестьянским дворам, и ведение помещичьего хозяйства на оставшихся десятинах стало не рентабельным. Однако дед быстро сумел перестроиться. Треть земли сдал в аренду, научился собственными руками делать большую часть работ, и обходиться минимальным привлечением сезонных рабочих. Преодолев сословные предрассудки, он стал одним из организаторов и бессменным председателем первого в уезде земледельческого товарищества, объединившего крепких крестьян и малоземельных помещиков. На общественные деньги товарищество содержало небольшой парк грузовых автомобилей, несколько тракторов и сенокосилок. Осуществлялась совместная закупка семян, наем сезонников и сбыт продукции. По инициативе деда в уездном центре даже арендовали для этих целей магазин. Все это дало возможность хоть как-то конкурировать с крупными помещичьими хозяйствами и купеческими сельскохозяйственными концернами. Помимо всего прочего, товарищество, в традициях русской общины, помогало овдовевшим хозяйкам и осиротевшим детям. Фактически осуществлялось то, к чему призывали авторы статей сборника. Только делалось это без всякой политической подоплеки и призывов к захвату власти.

      Имение Чангаровых не приносило больших доходов. Но хозяйство крепко "стояло на ногах", а фамильный особняк в летний период собирал целый выводок внуков. Однако, в отличии от других стран с патриархальным укладом, в России часто не умеют поддержать добрые традиции. Поле того как Николай Чангаров в шестьдесят семь лет умер от сердечного приступа, все быстро покатилось под гору. То, что хорошо получалось у деда, опять вдруг стало не рентабельным, не оправдывающим трудовые и финансовые затраты. Через несколько лет, с общего согласия наследников, имение было заложено в Земельном банке. После чего земля несколько раз переходила из рук в руки, так и не находя достойного хозяина. А старый фамильный особняк, постепенно разрушаясь, превращался в обиталище призраков…

      Будучи еще юношей гимназистом, Александр почти также тяжело, как и смерть деда, пережил крушение его начинаний. А сейчас, утратив даже собственное имя, в сновидениях возвращался в свои счастливые детские годы. Под утро, пребывая на полпути между сном и пробуждением, он видел растворяющуюся в солнечных лучах фигуру деда. К горлу горячим комком подкатывали слезы. Просыпаясь, он подолгу смотрел из кровати, как на оконных стеклах полощется красный мартовский рассвет. Сквозь приоткрытую раму со стороны бульвара долетали хлопки дверей и стук ящиков. Это разгружали товар продавцы цветочных лавок. Мысли безрадостно крутились вокруг того, что судьба уже вряд ли уже даст шанс осуществить мечту юности. Он чувствовал себя привязанным к колеснице, которая несется в непонятное и страшное в своей неопределенности будущее. И все же надежда на какой-то новый неожиданный счастливый поворот еще жила. Он не собирался изменять данному обещанию, но большую часть денег, которые Рахимов еженедельно выдавал из партийной кассы на личные расходы, откладывал. Просто так, на непредвиденный случай.

     Глава 8

      С самого начала марта весна перешла в наступление. Под ее натиском зима, огрызаясь короткими снегопадами, быстро покидала город. К апрелю уже почти не осталось снега, лишь кое-где под кустами и за торговыми палатками чернели грязные верхушки последних сугробов. Во второй половине дня на свободной от цветочных ларьков части бульвара, стала появляться праздно гуляющая публика. На лавочках почти не оставалось незанятых мест, и взгляд заставляли спотыкаться по-весеннему открытые наряды женщин.

      В один из свободных от тренировок вечеров Александр, устроившись у пересечения бульваров, наблюдал, как закат подсвечивает постройки Рождественского монастыря. По левую руку от него на стеле памятника героям Большой Тихоокеанской войны штабс-капитан Василий Чапаев пронзал казачьей пикой японского дракона. Центральный персонаж композиции явно был выбран в угоду народным симпатиям. Выходец из крестьянского сословия пошел на германскую рядовым, а закончил с погонами прапорщика и личным дворянством. Во Вторую японскую он руководил пластунской ротой особого назначения. Из-за постоянных конфликтов с начальством дослужился только до штабс-капитана, но сумел стать героем многочисленных, как героических, так и пикантных историй, а также объектом всенародной любви. И сейчас, в образе Георгия Победоносца он весело глядел с гранитного постамента на гуляющих внизу барышень.

      Посматривая на часы, Александр думал о том, что пора бы сделать вечерний просмотр объявлений, но возвращаться на съемное жилье к чайнику, дальновизору и книгам совсем не хотелось. Ворковавшая рядом с ним на скамейке парочка, поднявшись, словно по команде, направилась в сторону Рождественского бульвара. Провожая молодых людей взглядом, Александр почувствовал, как кто-то занял освободившееся место и сел совсем близко. Нос уловил приятный, но слишком сильный аромат духов. Скосив взгляд, Александр тут же споткнулся глазами о стройные женские ноги, обтянутые ажурными чулками. Во второй половине уходящего века ветры западной моды все чаще срывали подолы с традиционной женской одежды, и короткая юбка перестала быть редкостью. Но сейчас от неожиданности, а может от затянувшегося монашеского существования, эффект был обжигающий. И это ни прошло незамеченным.

– Не надоело скучать в одиночестве, сударь? – поинтересовалась незнакомка. Голос у нее был обволакивающий бархатный, с легкой хрипотцой курильщицы.

– Да я и не скучаю, – ответил Александр, лихорадочно соображая, как вести себя дальше.

– А не хотите скрасить вечер одинокой женщины? – с улыбкой предложила соседка. Ее худое продолговатое лицо в этот момент показалось красивым. Пикантность придавала чуть заметная примесь греческой, а, может быть, и кавказкой крови. На фоне бледной кожи вызывающе броско смотрелись алые тонкие губы.

– Прости, сударыня, в другой раз! – ответил Александр, поднимаясь со скамейки. Провожаемый насмешливым взглядом незнакомки и бронзового штабс-капитана, он быстро пошел вдоль бульвара. В мыслях искушение еще боролось с доводами разума и он, как наяву, слышал веселый голос Рахимова:

– А во время прогулок по Цветному, товарищ Феникс, настоятельно не рекомендую заводить знакомства с лицами женского пола. Особенно с профессионалками, которые по благородным господам специализируются. На простых поденщиц сексуального рынка, надеюсь, вы и сами внимания не обратите. Помни, что здесь Сухаревка в пяти минутах ходьбы. Ночь любви с большой вероятностью может обернуться проломленной головой и сточной канавой. И не хотелось бы вот так, по-глупому, потерять соратника…

      Близость Сухаревской площади, прозванной в народе Новой Хитровкой, действительно ощущалась в этом, с виду благополучном, районе. После того как городские власти взялись, наконец, за реконструкцию и декриминализацию Хитрова рынка, часть его обитателей перебралась в сухаревские трущобы. Вкрапления этого контингента порою наблюдались среди гуляющей по Цветному приличной публики, или обнаруживали свое неприятное соседство в трактире на углу Колобковского переулка, где Александр обычно встречался с Рахимовым. Куда-то в сторону Сухаревки обычно уводили подвыпивших кавалеров размалеванные девицы. Так что предостережение было вполне уместным, и все же горьким осадком осталось ощущение упущенной возможности. А голос плоти, одно время перешедший на шепот, снова заговорил в полную силу.

      Вернувшись в свое одинокое жилище, Александр первым делом заглянул на страничку объявлений и сразу наткнулся на предложение пана Купчика продать три стиральные машины производства концерна "Бебель". Прочитав цену, обнаружил, что гости могут нагрянуть в течение ближайшего часа. Бросившись на кухню, Александр протер столы, перемыл оставшиеся с обеда тарелки. Заглянув в буфет и холодильник, попытался сообразить, что надо подкупить из еды. И тут же поймал себя на том, что, пожалуй, слишком суетиться и волнуется. Но тому были веские оправдания. Уже больше месяца все общение ограничивалось тренировочным залом и субботним прогулкам с Рахимовым. Теперь же ему предстояло, какое-то время, жить с незнакомыми людьми под одной крышей.

      Через полтора часа позвонила консьержка и поинтересовалась, ждет ли он сегодня гостей. Ответив, что действительно ждет приезда родственников, Александр переместился в прихожую. Когда открыл дверь, из лифта уже выходили. Первой появилась рыжая стриженная под каре девица в аляповато-клетчатом пальто, выдававшем провинциалку из южных окраин европейской России. За ней нес два чемодана крепкий молодой человек в черных штанах и авиаторской куртке. Полное лицо с наметившимся двойным подбородком излучало гордую независимость, и Александру этот тип не понравился с первого взгляда. Замыкал троицу грузный господин неопределенного возраста в серой неприметной одежде, со столь же неприметным одутловатым лицом.

– Родственников из Житомира ждете? – весело спросила девица.

– Еще со вчерашнего дня ожидаем-с – заученно ответил Александр. На что девица, задорно тряхнув рыжей челкой, прыснула смехом, будто услышала в условном отзыве что-то забавное. Пройдя в квартиру, она первая протянула руку и сообщила, что ее зовут Элла. Молодой человек в авиаторской куртке представился как Григорий.

– А я, стало быть, Семен Петрович. Можно и Петрович, ежели по-простому, – пропыхтел, борясь с одышкой, их старший товарищ.

      Проводив гостей в большую комнату, Александр пригласил, когда будут готовы, приходить на кухню пить чай.

– С московскими баранками? – подмигнув, поинтересовалась Элла.

– Чайку с дорожки, очень даже кстати! – оживился Петрович. Григорий же не стал затруднять себя ответом.

      Многодневное затворничество было нарушено. Но Александр не знал, радоваться ли этому свершившемуся факту. Чужие голоса, чужие характеры и привычки беспардонно вторглись в его размеренное существование. Вспоминая избранные места из Шопенгауэра, он думал, что мудрый немецкий пессимист во многом был прав. Особенно когда утверждал, что одиночество для человека обладающего развитым интеллектом и воображением наиболее желаемое состояние. Однако, поскольку общения с людьми не избежать, лучше постоянно поддерживать его на минимально приемлемом уровне, дабы не растерять навыков психологической защиты. И сейчас Александр чувствовал, что эти навыки за период его одинокого проживания частично утеряны. Слишком многое раздражает и принимается близко к сердцу.

      Чаепития быстро перешло в посиделки с привезенной гостями горилкой и салом. Говорили в основном о Москве. Эля и Петрович был здесь впервые. Григорий же считал себя знатоком старой столицы, и был ее ярым хулителем. Почти все его здесь раздражало и вызвало или презрительную, или злобную оценку. И ни сколько не смущало то, что он сидит за одним столом с коренным жителем этого города.

– А сами то, сударь, откуда будете? – сухо поинтересовался Александр. Молодой человек вопрос надменно проигнорировал. Ответила за него Элла. Демонстративно налегая на букву "г", она сообщила:

– Гриша у нас с Харькову! То ж город! Почти столица.

      Хулитель Москвы выпад проигнорировал, а Эллочка, озорно стрельнув глазами, продолжала:

– А мы, скоромные провинциалки, Москву любим. И москвичей тоже!

      В завершение фразы она, передвинулась ближе к Александру. Острый локоток уперся ему в руку. Нос ощутил цветочный аромат дешевых духов, а взгляд невольно задержался на нежно белой коже, выглянувшей из-под рыжего завитка волос.

      Постепенно разговор гостей перешел на малопонятную для Александра профессиональную тему. По специфическому жаргону он мог только догадываться, что речь идет о каких-то компьютерных технологиях. Почувствовав себя лишним, Александр пожелал гостям хорошо провести вечер. Уже уходя, счел должным сообщить, что с радостью уступит даме свою комнату, а сам вполне может устроиться на кухонном диване или на раскладной койке в прихожей.

– Э, нет! Одной скучно. Лучше вы к нам перебирайтесь! – улыбаясь, ответила гостью. После чего Александр сухо пожелал всем спокойной ночи и окончательно откланялся.

      В этот вечер он долго не мог уснуть. Сначала мешали Эллочкин смех и громкие голоса с кухни. Потом гости, громко топая в коридоре, начали перемещаться между душевой и гостиной. До самой полуночи из их комнаты еще доносились приглушенные голоса и подозрительные скрипы кровати. Воображение начинало рисовать иллюстрации к популярным в желтой прессе заметкам о нравах в среде нигилистов. В открытое окно со стороны бульвара залетали пьяные крики. И уже погружаясь в пограничное состояние между сном и явью, он видел то рыжий завиток, дрожащий над тонкой девичьей шеей, то ажурные чулки и ярко-алые губы незнакомки с Цветного.

      Разбудил его пробравшийся в комнату утренний холод. На подоконнике играли яркие солнечные лучи. Часы показывали начало восьмого и со стороны Садового доносились далекие звонки трамваев. По дороге в санузел Александр услышал свистящий храп из-за двери гостиной. Вернувшись, он распахнул окно и около часа занимался гимнастическими упражнениями. Прохладный душ окончательно взбодрил дух и тело. В приподнятом настроении он отправился на кухню, и обнаружил, что там уже пытается хозяйничать Элла. В незнакомой обстановке это получалось у нее не лучшим образом, и Александру пришлось взять приготовление завтрака в свои руки. Вскоре на большой сковороде, превращаясь в лунную поверхность, шипела и лопалась смесь из молока и яичных желтков. Когда она дошла до состояния омлета, Элла предложила:

– Давайте, не будем ждать, пока эти выползут!

      Александр не возражал. Взяв себе по четвертинки содержимого сковороды, они устроились за кухонным столом. Запевая омлет кофе, болтали уже как старые знакомые. Александр чувствовал себя не резидентом конспиративной квартиры, а дядюшкой, принимающим взрослую племянницу из провинции. Эллочку, прежде всего, интересовали московские магазины дамской одежды. А ему, еще не так давно, приходилось сопровождать в подобные места супругу. Так что, некоторые сведения он мог предоставить. К тому времени, как на кухне появился заспанные и мрачные мужчины, Александр успел съесть свою порцию, а Эллочка узнать много полезных сведений о московской торговле.

      Пожелав гостям приятного аппетита, Александр счел нужным удалиться. У себя в комнате он обнаружил, что на радиотелефон только что пришло пустое сообщение из редакции "Московского папарацци". Так Рахимова давал сигнал о срочной внеплановой встрече.

      Когда он подошел на угол Колобковского, машины патрона там еще не было. Прогуливаясь по мостовой перед трактиром, Александр минут пятнадцать наслаждался погожим солнечным утром. Из дверей заведения пахло свежей выпечкой и вареным кофе. Голубое небо опрокинутой чашей висело над перекрестьем бульваров, и яркие лучи гладили купола церквей Рождественского монастыря. Торопить события совершенно не хотелось, тем более, что ничего хорошего от экстренной встречи он не ждал.

      Наконец, со стороны Трубной улицы подъехал Рахимов. Не выходя из машины, позвал Александра в салон и, даже не справляясь, как устроились гости, огорошил новым заданием:

– Поздравляю, товарищ Феникс! Сегодня боевое крещение. Примешь участие в экспроприации финансовых средств на нужды революции! Не волнуйся, стрелять не придется. Хотя определенный риск есть.

      Дальше последовали подробные инструкции. Не позже чем через час, Александру надлежало подъехать в один из центральных офисов Имперского банка и завести там кредитную карточку. Для этого был выдан еще один фальшивый паспорт с уже вклеенной фотографией. Потом на номер телефона, который дал Рахимов, нужно было переслать реквизиты карты и ждать ответ. Дальше начиналась самая важная часть. Получив сообщение "Готово", он должен был обойти все кассы-автоматы на Тверской и Никитской улице, и в каждой снять максимально возможную сумму денег. На карточку, по словам Рахимова, должно было упасть около двадцати пяти тысяч рублей, а одна касса за раз могла выдать не более двух трех десятков "катенек". Увидев же сообщение "Карта заблокирована", он должен был срочно уходить, и в кабинке ближайшего общественного туалета избавиться от карточки и паспорта. Для денег Рахимов выдал небольшой саквояж. После окончания операции Александр должен был поехать на Николаевский вокзал и оставить его в ячейке камеры хранения. Потом сразу вернуться сюда, на угол Колобковского и Цветного.

– Ну, как задание! – поинтересовался, покончив с инструкциями, Рахимов.

– Ответственно! – ответил Александр, нервно передернув плечами.

– Это хорошо, товарищ Феникс, что ответственность чувствуете. – улыбнулся патрон и, прощаясь вручил распечатанный на принтере план с указанием расположения касс-автоматов.

      Забежав по дороге в квартиру, Александр застал гостей за занятием, весьма странным для приехавших в Москву провинциалов. Усевшись по-турецки прямо на неприбранной кровати, Григорий что-то очень внимательно изучал на экране своего переносного компьютера. Эллочка, облокотившись на его плечо, давала советы. На столе перед другим компьютером устроился Петрович. Появление хозяина никто даже не заметил. Когда Александр положил на стол ключи и попросил сдать их консьержке, если уйдут раньше его возвращения, Петрович, не отрывая взгляд от монитора, молча кивнул головой. Покидая квартиру, Александр неожиданно подумал, что все это как-то связано с предстоящим эксом. Сбегая по ступеням, он уже чувствовал, как начинает тревожно биться сердце.

      Глава 9

      Ожидая команды, Александр сидел в бистро на Тверской улице. В том самом месте, где с месяц назад впервые знакомился с постулатами "новой веры". Но вера без поступков, как известно мертва, и сейчас предстояло доказать свою приверженность делу революции. Держа в руках уже пустую чашку, он нервно поглядывал на темный экран радиотелефона. С того момента, как отправил реквизиты, прошло почти два часа, но ни каких сообщений не поступало. Возможно что-то пошло не так, и он уже начал тешить себя мыслью, что сегодня экс не состоится. На нервной почве пробудился аппетит. Заказав себе еще кофе и порцию картофеля по-французски, он решил, что подождет еще около часа и попытается связаться с Рахимовым. Для таких случаев у патрона был специальный зарегистрированный на подставное лицо телефон.

      Кофе подали быстро, картофель обещали принести в течение десяти минут. И в это время оживший экран выдал сообщение "Готово". Вскочив, словно солдат по тревоге, Александр кинул на стол деньги и быстро направился к выходу. Уже в дверях спохватился, что забыл саквояж на стуле. Вернувшись, постарался унять нервный озноб. Второй раз уходил спокойным шагом, и, покидая бистро, не забыл посмотреть на свое отражение в зеркале. Оказавшись на улице, он с шумом выдохнул скопившийся в легких воздух. И тут, как часто бывало с ним в критических ситуациях, снизошло спокойствие. Вспоминая рецепты из брошюрок для секретных агентов, он постарался представить себя механическим человеком, который выполняет заложенную программу.

      Ближайшая касса-автомат находилась у выхода Тверской на Триумфальную площадь, на углу скандально известного театра Омона. За уходящее столетие здание не раз перестраивалось и меняло хозяев, но все еще хранило в себе отпечаток легенд и пикантных историй начала века. В сквере на площади по вечерам до сих пор любила собираться около богемная публика. И, наверное, не раз какой-нибудь подгулявший купчина снимал здесь деньги, чтобы отвести в номера смазливую актриску. Но в середине будничного дня с наличностью проблем, как правило, не было. Получив команду выдать две с половиной тысячи, автомат начал выплевывать купюры. Запрашивать большую сумму, по утверждению Рахимова, было опасно. Когда кончались деньги, автомат посылал сигнал в отделение банка. И если это повторится в нескольких близлежащих кассах, там могли забить тревогу.

      Убрав деньги в саквояж, Александр огляделся. Ничего подозрительного вокруг не наблюдалось. В сквере напротив пока еще было безлюдно. Лишь пара молодых людей в шинелях гимназистов, сидели, уткнувшись в миникомпьютеры. Да еще полная дама бальзаковского возраста, наблюдала с лавочки, как вокруг носятся ее малолетние чада. И вдруг, возможно от нервного напряжения, Александр снова оказался в плену галлюцинации. На круглом цветнике посреди сквера возникла колонна. На вершине ее, уверенно попирая гранитный пьедестал бронзовыми ногами, стоял мужчина внушительных размеров, одетый в костюм по европейской моде середины века. У незнакомца была фигура атлета и волевое лицо ниспровергателя устоев, смутно напоминавшее какое-то старое фото из литературной энциклопедии. Александр, уже начал привыкать к подобным фокусам сознания, но сейчас почувствовал страх. Казалось, что бронзовый гигант вот-вот спрыгнет с постамента, и, отряхнув пыль с широких штанов, зашагает по улице, давя по пути прохожих. Через секунду видение исчезло. А Александр, вернувшись на Тверскую, пошел в сторону центра. Вокруг опять была все та же улица, но некоторое время чудилось, что за спиной, повторяя сюжеты "Медного всадника" и "Дон Жуана", шагает материализовавшаяся из миража статуя.

      Следующая автоматическая касса находилась перед решеткой Английского клуба. Проскочив мимо, Александр резко развернулся и, возвращаясь, постарался сфотографировать в памяти как можно больше лиц из толпы. С этим автоматом он решил рискнуть и заказал три тысячи. Железный кассир послушно отсчитал требуемую сумму. Пройдя до Брюсова переулка, он снял деньги еще в нескольких автоматах и вернулся к Тверскому бульвару. Несколько раз переходил с одной стороны улицы на другую. "Хвоста" за ним пока не наблюдалось.

      Первая осечка случилась в магазине дамской одежды на углу бульвара. Выдав две тысячи, автомат сообщил, что наличность закончилась. В сердцах хлопнув по его металлической крышке, Александр свернул в сторону Большой Никитской. Следующим на карте было помечено здание Лондон-клуба. Касса находилась у входа под одним из больших фонарей на фасаде. Рядом, облокотившись на ее металлическую крышку, стоял ряженый швейцар и разговаривал с каким-то неприметным господином. Александр уже хотел пройти мимо, но швейцар и его приятель деликатно отошли в сторону. Не став на этот раз рисковать Александр заказал две тысячи. Автомат послушно выдал купюры. Войдя в азарт он, заказал еще тысячу. Автомат выдал семьсот рублей и сообщение " Извините, нет возможности выдать оставшуюся сумму".

      Ситуация начинала становиться опасной. Он уже подумал, не свернуть ли операцию, но тут проснулось упрямство. Быстро пройдя бульвар, он свернул на Большую Никитскую. Первую остановку сделал возле театра Парадиз. Не заметив ничего подозрительного, снял две тысячи. И тут спиной почувствовал, наблюдающий за ним взгляд. Резко обернувшись, он опять ничего не заметил, но все-таки ускорил шаг. Автомат у отделения Земельного банка на перекрестке с Вознесенским переулком не работал. В самом этом факте не было ничего экстраординарного, но появилось ощущение, что вокруг постепенно сжимается удавка.

      Решив, что снимет деньги хотя бы еще один раз, Александр продолжал двигаться в сторону Кремля. Следующим по маршруту был автомат около университетских корпусов напротив Шереметьевского переулка. Здесь было достаточно оживленно. Две барышни снимали деньги, а метрах в десяти оживленно беседовали и курили папиросы, молодые люди в студенческой форме. Александр уже хотел занять очередь, но тут увидел, а точнее почувствовал, как напряглись лица студентов при его приближении. Заодно отметил, что они не так уж и молоды. Пройдя вперед около сотни метров, он перешел на другую сторону улицы. Краем глаза увидел, что к автомату подошел полный мужчина по виду из купеческого сословия, а "студенты", разделившись на группы, обходят его с двух сторон.

      Уходя, он благодарил своего ангела хранителя. Когда Никитская уже была позади, запоздалой волной накатил страх. Покрываясь холодным потом, он представил, что могло произойти, если бы не сработала интуиция.

      " Ошибся ты товарищ Рахимов! Не получится из меня несгибаемого бойца революции!" – думал Александр, чувствуя жгучий стыд от сознания своего малодушия.

      Однако, первое задание он все-таки выполнил. Теперь, следуя инструкциям, надо было избавиться от второго паспорта и карточки. Ближайший общественный туалет находился вблизи пересечения Тверской и Моховой улиц, напротив станции подземки. Спускаясь по ступеням, Александр чуть не столкнулся с молодым человеком. Вздрогнув от неожиданности, он уже готов был броситься бежать. Но вовремя заметил, что худощавое существо в синтетической куртке и потертых "ковбоях" никак не тянет на агента полиции.

– Кокаином не интересуетесь, сударь! – пропел юноша высоким, почти девичьим голосом. Мысленно выругавшись, Александр прошел мимо. По уже выработавшейся привычке, сфотографировал в памяти бледное худое и лицо и острый кадык на замотанной грязным шарфом шее.

      Закрывшись в кабинке, он отправил в унитаз пластиковую карточку, за ней последовал порванный на мелкие клочки паспорт. Пересчитав разбросанные по дну саквояжа купюры, обнаружил, что из двадцати пяти тысяч рублей, неведомым путем упавших на его карточку, успел снять двадцать одну с половиной тысячу. Учитывая быструю реакцию полиции, результат был не так уж и плох. И тут буквально обожгла мысль, не достойная даже бывшего дворянина.

      " А ведь ты мог наткнуться на полицейскую засаду и чуть раньше! Сняв, например, только восемнадцать тысяч!"

      Утайка денег противоречила привитым с детства понятиям чести, но уж слишком велико было искушение. Доведя удержанную сумму до пяти тысяч, он представил, что завтра же сможет отправиться в Маньчжурию, начинать новую, уже не зависящую ни от кого жизнь. Однако, идею исчезнуть со всеми деньгами он отмел сразу. Удерживали от такого поступка ни страх и не идеалы, в которые только еще пытался поверить, а старорежимное воспитание, и нежелание оказаться подлецом в глазах Рахимова.

      Несколько раз Александр отсчитывал и прятал в карман то пять, то четыре тысячи. Наконец, тяжело вздохнув, вернул все деньги на место. Выходя из кабинки, с усмешкой подумал, что столь напряженная борьба нравственных начал и здравого смысла происходила на фоне общественного туалета. В месте совсем не подходящем для высокой драмы.

      Продолжая выполнять наставления Рахимова, Александр просканировал окружающую обстановку. У ближнего от выхода писсуара пристроился человек в широком пальто и сдвинутой на глаза кепи. Лицо его нельзя было разглядеть, но в сознание вдруг снова вспыхнула тревожная лампочка. Методика для секретных агентов дала свои плоды. Тренировки памяти не прошли даром. Он вспомнил, что именно такое пальто и кепи видел на собеседнике швейцара из "Лондон-клуба". И вряд ли этот тип мог оказаться здесь случайно!

      Делая вид, что поправляет одежду, Александр задержался на несколько секунд. Человек у писсуара продолжал стоять, не меняя позы. Стараясь держаться как можно ближе к кабинкам, Александр пошел к выходу. Когда незнакомец метнулся к нему, он успел отскочить и защититься саквояжем. Скользнув по пластмассовой крышке, лезвие ножа ушло в сторону. Дальше сработали рефлексы. Продолжая орудовать своим импровизированным щитом, он блокировал руку нападавшего, и с развороту нанес нокаутирующий удар в челюсть. Отлетев назад, противник наткнулся на кафельную стенку и сполз на пол. Добив его ударом ребра ботинка в голову, Александр кинулся вверх по лестнице. По дороге налетел на торговца кокаином, который, в ответ на такое обращение, успел только возмущенно пискнуть. Через минуту, Александр уже входил в подземку. В голове вертелось:

      " Это предупреждение! Если бы подался соблазну и присвоил часть денег, все могло закончиться гораздо хуже."

      У Николаевского вокзала было многолюдно. Жители подмосковных городов, крестьяне, мелкие торговцы-коробейники толкались у пригородных касс. Благородная публика спешила на дневной рейс скоростного поезда до Петрограда. Двери вокзала, находясь в постоянном движении, кого-то впускали и выпускали. Лица сливались в одном бесконечном потоке. Но неожиданно один человек перед входом привлек внимание. Молодой парень, протянув шапку, что-то пытался объяснить проходящим мимо людям. Подойдя ближе, Александр услышал, что он просит хотя бы десять копеек, чтобы заплатить за ночлежку. Говорит, что простудил спину и не может больше ночевать на улице, а еще очень хочет вымыться и сварить себе горячую пищу. В отличие от профессиональных нищих он не упоминал в каждой фразе имя Спасителя, и сбивчивый монолог мало походил на их заученные скороговорки. Может поэтому, люди никак не реагируя, шли мимо.

      Когда Александр кинул в шапку пятьдесят копеек, парень от растерянности даже не успел поблагодарить. А Александр, уже заходя в вокзал, думал, что мог бы дать гораздо больше. Но что-то мешало вернуться обратно. Увлекаемый толпой, он прошел вокзал и спустился по ступенькам к камерам хранения для состоятельных клиентов. В отличие от общего зала, здесь можно было хранить вещи целый месяц, и охрана не подпускала случайную публику. Заплатив рубль, Александр нашел свободную ячейку. Отставив там саквояж, записал номер. В качестве первых двух цифр выбрал день своего рождения, второй парой стала дата рождения супруги.

      Когда вернулся на площадь, нищего у дверей вокзала уже не было. Но он словно все еще присутствовал здесь. В мыслях Александр невольно ставил себя на его место. Все книжные призывы к борьбе за справедливость оказали меньше воздействие, чем одна единственное сцена человеческого отчаяния. А доводы сытых умников, о том, что нынешнее устройство общества лучше всего способствует прогрессу, вызывали теперь только отвращение. Идя на встречу с Рахимовым, Александр уже чувствовал себя не случайным попутчиком, а искренним адептом новой веры.

   Рахимов ждал в машине на пересечении Цветного бульвара с Колобковским переулком. Узнав об успехах, он вынес устную благодарность от лица партийного руководства. По некоторым фразам Александр догадался, что деньги в разных концах города снимали еще несколько человек и его результат далеко не самый худший. В голове даже промелькнула ехидная мысль, что некоторые товарищи по борьбе не смогли победить искушение. А вот подвиги в общественном туалете патрон охарактеризовал, как следствие непрофессиональной работы. Севшего на хвост уголовника надо было заметить заранее. И все же было видно, что Рахимов доволен.

      -Не зря, товарищ Феникс, я в тебя верил! – подытожил он, записывая шифр и номер ячейки. Потом сообщил, что эти цифры будут знать только они двое. Деньги получают статус неприкосновенного запаса их низового партийного звена, и Александр назначается его хранителем. Уже прощаясь, он выдал пять сотенных купюр. Заявив, что это премия, а заодно и средства на приобретение спецодежды, которая скоро понадобится для следующих заданий.

      Распрощавшись с Рахимовым, Александр по дороге домой зашел в продуктовую лавку. Чувствуя угрызения совести, заказал кусок ветчины и бутылку "Смирновской". Стыдно было опять нарушать пост, но после пережитого стресса организм властно требовал жирной пищи и алкоголя. Когда в подъезде консьержка, приторно улыбаясь, передала ключи и сообщила, что родственники уехать изволили, он почувствовал некоторое разочарование. Этот вечер он надеялся провести в компании хохотуньи Эллочки, и даже общество Григория не вызвало бы сейчас сильного отторжения.

      В опустевшей гостиной он обнаружил неприбранные кровати. На кухне в мойке дожидалась стопка грязных тарелок и висело амбре табачного послевкусия. Распахнув окно, Александр начал наводить порядок. Когда с кухней было закончено, вернулся в гостиную, снял белье и затолкал его в стиральный шкаф. Саму стирку отложил на завтра. Наступало время вечерних новостей, и очень хотелось провести его на диване перед дальновизором с бутербродом и рюмкой водки.

      Самой первой и главной новостью стало сенсационное ограбление Имперского банка. Ведущий и репортеры на местах рассказывали, что компьютерным медвежатникам удалось взломать новую систему, объединившую Петроград с московскими филиалами банка, и перевести на счета подставных лиц около ста пятидесяти тысяч рублей. Несмотря на оперативные меры полиции, большая часть этой суммы была украдена. По нанесенному ущербу преступление било все предыдущие рекорды, а по способу исполнения являлось новаторским для отечественной криминальной практики. То, что случалось пока только в Европе и Североамериканских штатах, пришло, наконец, в Россию. По предварительной версии подозрение падало на международную шайку преступников, на поиски которых уже брошены лучшие силы полиции.

      Налив полную рюмку, Александр отсалютовал своему отражению в зеркале и с грустью подумал:

      " Помнишь, как гимназистом мечтал о славе? Начинает сбываться!"

      Водка обожгла горло, но вместо успокоения накатила вдруг горькая волна ностальгии. По ушедшей юности, друзьям с которым навсегда расстался, мечтам и благородным порывам, не принесшим ничего кроме разочарования и досады. И опять, словно символ земной тверди посреди бурного океана, в памяти возник образ деда.

   Глава 10

   Следующее задание Рахимов охарактеризовал, как одновременно опасное и приятное. Александру нужно было отравиться на открытие выставки политической карикатуры в галерее на углу Арбата и Калошина переулка. Там к нему подойдет один высокопоставленный человек и передаст флешь карту с компроматом на министерских и полицейских чиновников. Раньше на такие встречи ходил сам Рахимов, но с некоторых пор источник информации стал объектом пристальной слежки. Поэтому нужен был человек никому не известный. Взяв флешь карту, он должен сразу исчезнуть, и возможно еще придется отрываться от преследования.

– А в чем приятная сторона? – мрачно поинтересовался Александр.

– Я так и знал, что спросишь! – рассмеялся Рахимов, – Смотри на все веселее. Светское мероприятие посетишь! С барышнями эмансипированными пообщаешься!

      Перед тем, как отправиться на задание, Александр прошелся по магазинам модной одежды. Раньше, обновляя гардероб, он привык советоваться с супругой. Теперь пришлось выбирать самому. В итоге остановился на вельветовом пиджаке и вошедших недавно в моду брюках-дудочках. Взглянув на себя в зеркале, остался недоволен, но решил, что сильно выделяться среди светской публики не будет.

      В назначенный день, Александр в приподнятом настроении поднялся из подземки на станции Воздвиженка. Следуя советам Рахимова, он почти внушил себе, что идет на увеселительное мероприятие. Во многом тому способствовал и окружающий пейзаж. Эта часть города и в будни оставляла ощущение праздника. Вечерние лучи играли на ажурных мавританских башнях особняка Морозова. Впереди, на стрелке у ресторана Прага Арбат разбегался с Харбинским проспектом. Магистраль, названную в честь исторического договора с Китаем, проложили почти полвека назад. Архитектурные решения впитали в себя разные стили, и европейский модерн перекликался с древними мотивами Поднебесной. Стилизованные под китайские пагоды желтые каскады крыш, возносясь над старинными особняками Арбата, уходили в сторону Смоленского бульвара. На огромном экране в начале проспекта сменяли друг друга картинки новых мегаполисов Маньчжурской зоны. Время от времени между ними вклинивался вездесущий "Сытноедов", по случаю поста рекламирую маринованные рыжики, ванильные сухари и баранки с маком.

      А над Арбатом витали призраки бульвара Капуцинов и Латинского квартала. Расположившись посреди пешеходной зоны, художники рисовали портреты с провинциальных барышень, фотограф со старомодной треногой снимал купеческое семейство. Молодые люди в костюмах Пьеро исполняли пантомиму. Сверкали золотом ювелирные лавки. Улыбались розовые львы на фасадах. Музыкант в черных очках наигрывал на гармони мотивы Парижа, и казалось, что ноздри улавливают запах жареных каштанов. Но скорее всего это просто работало воображение. А вот у ресторана Тифлис по-настоящему пахло шашлыком и пряностями восточной кухни.

      Подавив волевым усилием разыгравшийся аппетит, Александр прошел мимо. Перед фасадом Третьей студии МХАТ, воплощая единство противоположностей, уродливый горбун в серебряных рыцарских доспехах подавал цветок золотой Турандот.

      В переулке за углом театра Александра ожидало такси. Сидевший за рулем брюнет кавказкой внешности, получив аванс и указание ждать, с усмешкой поинтересовался:

– Секретное задание выполняем, уважаемый?

      Ничего не ответив, Александр снял шинель и бросил ее на заднее сидение. Поправляя на ходу пиджак, пересек улицу и оказался перед домом со львами на углу Калошина и Арбата. Вход в галерею находился со стороны переулка. Вручив швейцару приглашение, Александр взбежал по лестнице на второй этаж. Мероприятие уже началось. Переступив порог, он сразу окунулся в атмосферу мира избранных. Пахло охапками роз, кубинскими сигарами, коньяком и французскими духами. В глазах зарябило от сверкающих драгоценностей и обнаженных плеч женщин. Чувствуя себя слоном на выставке хрусталя, он начал осмотр экспозиции. Останавливаясь у какого-нибудь плаката, поправлял на воротнике красный галстук-бабочку. Этот жест и сама деталь одежды были паролем.

      Многие карикатуры могли похвастаться мастерским рисунком, авторам нельзя было отказать и в чувстве юмора. Но все они грешили патологической ненавистью и к российской власти, и к самой России. На одном из плакатов начала тридцатых годов английский премьер и президент Франции секли Михаила Второго. Император с обнаженным задом и унылой физиономией лежал на скамейке, а бывшие союзники потчевали его розгами. В дальнем углу картины, натягивая штаны, уходил плачущий кайзер Вильгельм. Из того же периода была и карикатура, посвященная созданию польского государства. Молодая элегантная пани подметала площадку, контуры которой повторяли границы вновь образованной республики. Метла, с явного одобрения автора, выдворяла прочь доставшийся в наследство "мусор" из Правобережной Украины и Восточной Пруссии. Крохотные фигурки злобных гайдамаков, толстых чиновников, бородатых купцов с повязками "черной сотни", кувыркаясь, летели в сторону Российской империи. Еще меньше повезло прусакам. Их разгулявшаяся панночка сметала прямо в Балтийское море. Целую стену занимали шаржи на царствование Александра Четвертого, начиная с финского кризиса. Там императора изобразили в образе плачущей девочки, у которой толстая няня в фартуке с эмблемой Лиги Наций отняла три куклы. Все они были в национальных костюмах: – финском, грузинском и армянском.

      " Интересно, а про Тихоокеанскую войну они тоже что-то придумают?" – думал Александр, все больше раздражаясь антироссийской направленностью "отечественной" карикатуры. Оказалось, что и тут нашлось над чем поиздеваться. Большой плакат изображал битву двух стальных великанов. Один был в звездно-полосатом плаще, другой в самурайской куртке с эмблемой восходящего солнца. На американского великана из-за бугорка тявкал мопс в манишке с изображением германского флага, а пятки японского атаковали две маленькие фигурки. Казак на тощей кляче угрожающе размахивал шашкой, а маленький пузатый китаец пытался уколоть пятку великана бамбуковым копьем. Задержавшись у плаката, Александр вспоминал гимназические уроки истории, где утверждалось, что только вступление в войну России спасло Америку от унизительного мира. А также рассказы своего деда со стороны матери, командовавшего во вторую японскую ротой сибирских стрелков.

      В это время кто-то совсем близко подошел сзади. Даже притупившееся обоняние уловило пьянящий аромат духов и запах сигаретного дыма.

– Вам не кажется, что автору не хватает экспрессии? – прозвучал за спиной насмешливый женский голос. Александру хотелось ответить, что автору не хватает хорошего пинка под зад . Но вопрос задавала дама, и правильней было сдержать эмоции. Обернувшись, он уткнулся глазами в глубокий вырез декольте и жемчужное ожерелье, лишь символически прикрывавшее мраморно белые перси. Обладательница этих достоинств стояла совсем близко. Изящная рука в черной ажурной перчатке держала длинный мундштук и дым ароматизированной дамской папироски тонкой струйкой тянулся к плакату. Темные стриженные под каре волосы опутала сетка из серебристой ткани, а ярко-алые губы на бледном худом лице напомнили жрицу любви с Цветного бульвара.

      Незнакомка глядела насмешливо и в тоже время выжидающе. И тут до Александра, наконец, дошло, что он только что услышал пароль и от него ждут отзыв.

– Не знаю, как на счет экспрессии, а вот над рисунком ему надо еще поработать. – ответил он заученной фразой. Незнакомка рассмеялась:

– А вы, сударь, как вижу, знаток живописи! Буду рада побеседовать с вами на эту и другие темы.

      С этими словами она протянула визитку. Беря ее, Александр сначала почувствовал прикосновение тонких пальцев, а уже потом ощутил на ладони приклеенную к обратной стороне флешь-карту.

      Уходя, светская львица продемонстрировал еще более глубокий вырез с тыльной стороны платья. И он успел отметить, что изгиб открытой спины и худые лопатки производят впечатление не менее сильное чем то, что наблюдалось с фасада.

      Кинув взгляд на соседние "шедевры", Александр убрал в карман визитку и медленно двинулся к выходу. Шаг ускорил только на лестнице. Когда проходил мимо швейцара, показалось, что его кто-то окликает сверху. Не оборачиваясь, он вышел на улицу, быстро пересек Арбат и прыгнул в такси. Водитель, как настоящий джигит, резко рванул с места. Оглушая прохожих ревом мотора, машина пронеслась вверх по переулку. Не прошло и минуты, как она слилась с потоком на Харбинском проспекте.

      Отклеив и убрав флешь карту, Рахимов поднес визитку к носу. Сделав несколько глубоких вдохов, удовлетворенно кивнул головой, потом прочитал вслух:

– Элеонора Менжинская. Салон Освобожденного Искусства. Не ожидал, что у нашего друга такие помощницы!

      Вернув визитку Александру, он с привычным налетом иронии заметил:

– Поздравляю товарищ Феникс! С заданием справился. Заодно и приобрел светские знакомства. Но пока, к сожалению, не до этого. На следующей неделе у нас свое светское мероприятие, познакомишься, наконец, с товарищами по партийной ячейке.

      Что намечается на следующей неделе. Александр уточнять не стал. Задал только вертевшийся в голове вопрос. Позволит ли партия "Социалистов радикалов" публиковать на себя подобные карикатуры, если когда-нибудь возьмет власть? Прежде чем ответить, Рахимов на мгновение задумался. Потом на лице появилась не характерная для него жесткая усмешка:

– Думаю, что мы не будем повторять ошибок проклятого царизма. Так что, пусть резвятся, пока возможно.

      Глава 11

      Собрание состоялось на квартире одного из членов ячейки на Новослободской улице. По указанию Рахимова все семь человек оделись в камуфляж армейского образца, хотя спецодежда должна была понадобиться только на следующее утро. Но видимо Рахимов решил провести смотр боевой готовности накануне предстоящей акции. Представляя Александра товарищам, он назвал только партийное прозвище Феникс.

– Э, видать птичка из благородных! – протянул один из собравшихся, сходу определив классовое происхождение новичка.

– Отставить разговорчики, Глист! – прикрикнул на него Рахимов.

– Молчу, молчу Шах! – заверил молодой человек, видимо получивший свое обидное прозвище за нездоровую худобу и вертлявость. Даже в армейском камуфляже он больше походил на трактирного полового. Лица остальных товарищей тоже не вызвали особой симпатии. Исключение составил только сам хозяин квартиры. Начинающий полнеть блондин неопределенного возраста выглядел добродушным увальнем. Подвинув новичку стул, он сообщил, что среди своих его зовут Филин, но можно и просто Степаныч.

– Филин Степа! – хохотнул Глист, но тут же заткнулся, получив оплеуху. Наведя порядок в подразделении, Рахимов начал докладывать о планах на завтрашний день. Их ячейке вместе с другими партийными подразделениями, а также делегатами сочувствующих партий, предстояло возглавить несанкционированное шествие к центру города. Демонстрация должна была стать первой протестной акцией в целом ряду мероприятий посвященных грядущему Первому мая. Назвав место и время сбора, Рахимов показал по карте намеченный маршрут колонны, и коротко проинструктировал, как организовать сопротивление полиции.

– А если опять казаков нагонят? – поинтересовался один из собравшихся. На что Рахимов заверил, что есть некие заготовки и для борьбы с конницей. В конце инструктажа он показал на карте запасные плацдармы, на случай разгона колонны, и пожелал всем хорошо выспаться и быть завтра в назначенное время.

      Вопреки пожеланиям, Александр в этот вечер долго не ложился. Слушал новости по дальновизору, в которых так и не упомянули о готовящихся протестах. Подходя к окну, смотрел на Цветной бульвар, где должна была пройти колонна. Пытался представить, как все это будет происходить завтра. При этом хорошо понимал, что в реальности все будет иначе, чем сейчас в воображении. Но на несколько часов ему все-таки удалось заснуть, и к восьми утра он уже стоял на одном из проездов Марьиной рощи.

      Народ подходил медленно и сначала на месте сбора были преимущественно активисты. Среди разношерстной публики выделялись господа со значками депутатов городской думы и крепкие коротко стриженые молодые люди в армейском камуфляже. У некоторых из них на рукавах висели повязки с расколотым молнией двуглавым орлом – печально известной эмблемой нечаевских бригад.

      К девяти часам подошли рабочие с Московского автомобильного и текстильных фабрик Мытищ и Лобни, подтянулась подвыпившая ватага из Объединения безземельных крестьян Подмосковья. Ждали большую колонну из Орехово-Зуева. Появились плакаты "Долой самодержавие", "Михаил третий – лишний". Подъехал грузовик, с которого активистам начали раздавать трехметровые пластмассовые трубы. Обрезанные под острым углом, они походила на копья, которыми средневековая пехота оборонялась от рыцарской конницы. Это и было обещанное средство против казаков.

      В одиннадцать подъехали, наконец, орехово-зуевцы и колонна медленно двинулась в сторону центра. Со стороны Нижней Масловки в нее влились студенты, в рядах которых было много одетых как на праздничное гулянье барышень. Пройдя по Новослободской, поток людей хлынул на Садовое, потом, разделившись на две части, свернул на Цветной бульвар. Словно раздвоенный змеиный язык демонстрация двигалась в сторону Рождественского монастыря. В пространстве между колоннами находилась застроенная цветочными лотками центральная часть бульвара. Александр шел в первых рядах, неся вместо плаката пластмассовое копье. Утро выдалось промозгло-холодное. И он очень жалел, что вместе с камуфляжной формой не приобрел в военной лавке комплект теплого солдатского белья. Однако вскоре стало уже не до погоды. На бульвар со стороны центра выехали конные шеренги. Судя по штандартам, это был атаманский полк.

      Медленным конным шагом атаманцы двинулись навстречу толпе. Колонна, заколыхавшись, остановилась, послышались команды: "Копья вперед!". Опустив острый конец, Александр двумя руками вцепился в пластиковое древко. Атаманцы перешли на рысь. При виде накатывающейся конной лавы отрезок трубы в руках показался жалкой игрушкой. Похожие на драконов силуэты всадников быстро надвигались. Он уже видел раздувающиеся ноздри коней, фуражки под пластмассовыми шлемами, резиновые дубинки в руках казаков.

      Расстояние стремительно сокращалось. Казалось, что столкновение уже неизбежно и покалеченные остриями труб лошади смешаются сейчас с раздавленными людьми. Но атаманцы стали притормаживать. Выкрикивая матерную брань, они поднимали коней на дыбы. Угрожающе вертели дубинками.

      Выехавший вперед есаул швырнув свою дубинку в толпу, и, выхватив шашку, крикнул "За мной, ребята!". Размахивая этим более привычным для казака оружием, он начал прорубаться сквозь лес пластмассовых копий. Следом за ним двинулись остальные. Через несколько секунд передние ряды были бы смяты. Но тут отрезок трубы, сплющив пластиковое забрало шлема, оглушил и выбил есаула из седла. Александр успел заметить, что удачный удар нанес Рахимов.

      Лобовая атака захлебнулась. Но вскоре атаманцы появились на центральной части бульвара. Пока что между ними и демонстрантами находились деревянные будки цветочников, но Рахимов быстро оценил опасность флангового прорыва и приказал своим "копейщикам" переместиться направо. Александр начал проталкиваться к ограде. Рядом, громко ругаясь, пробивал дорогу молодой парень с повязкой нечаевца. Занять фланг они так и не успели. Складываясь словно карточные домики, несколько ларьков одновременно отлетели в сторону. В образовавшийся проход хлынули казаки. Перепрыгивая через низенькую чугунную ограду, кони с разбегу врезались в толпу. Дубинки обрушивались на головы людей.

      Все дальнейшее происходило очень суматошно и быстро, и запомнилось в обрывках, как порезанная кинолента. Увидев надвигающегося конника, Александр выставил вперед острый конец трубы. Казак, ловко увернувшись, на скаку обрушил его голову дубинку. Защищаясь Александр, успел поднять пластмассовое древко. Скользнув по нему, дубинка только слегка задела плечо. Атаманец проскочил вперед и вдруг начал вываливаться из седла. Так и не услышав выстрела, Александр успел заметить в руках нечаевца револьвер. Отшвырнув трубу, он кинулся бежать подальше от места, где возможно только что произошло убийство. Рядом спасались бегством другие демонстранты. Справа отрезая, их от переулка, вдоль домов скакали казаки. Один из них налетел на группу студентов. Разметав молодых людей в стороны, прижал самого нерасторопного парня конем к стене и начал избивать дубинкой. На помощь бедняге неожиданно бросилась барышня. С криком " Не смейте!" она попыталась схватить казака за руку, но тут же отлетела назад, и уже над ее головой занеслась дубинка.

      И тут снова сработали рефлексы благородного воспитания. Подбежав сзади, Александр в прыжке вцепился в руку и плечо атаманца. Не удержавшись, тот вывалился из седла, и они вместе рухнули на мостовую. Оказавшись наверху, Александр сбил с атаманца шлем и в ярости нанес несколько ударов кулаком. Но быстро опомнившись, подскочил к барышне. Она все еще стояла, прижавшись к стене, и с ужасом наблюдала происходящее. Схватив за руку, Александр потянул ее за собой. Через несколько секунд они оказались в переулке.

      Здесь пока было спокойнее. Но демонстранты, успевшие проскочить в сторону Трубной улицы, теперь бежали обратно. Над их головами мелькали лошадиные оскалы и дубинки казаков. Не зная, как вырваться из ловушки, Александр и его спутница прижались к стене. И тут барышня проявила неожиданную для женщины сообразительность.

– Вон там перелезть можно! – крикнула она, показывая на другую сторону переулка. Решетка с имперскими орлами, ограждавшая дворы от проезжей части казалась слишком высокой, но в голове промелькнула спасительная мысль:

      "Можно попробовать!"

      Они перебежали на другую сторону. Оказавшись у решетки, Александр обхватил барышню за ноги и поднял вверх. Потом, толкая в обтянутые ковбойскими брюками ягодицы, помог забраться на чугунное изображение двуглавого орла. Дальше она уже сама вскарабкалась наверх и перепрыгнула на другую сторону.

      Самого Александра подсаживать было некому. В последний месяц за счет регулярных тренировок и хорошего питания, он нагулял без малого шесть пудов веса. При умении владеть телом, это было подспорьем в драке, но в данной ситуации создавало только проблемы. Подпрыгнув как можно выше, он вцепился в скользкие прутья. Упираясь ботинками, попытался подтянуться. Сделать это оказалось гораздо труднее, чем на турнике в спортивном зале. Пальцы и носки ботинок скользили вниз, а за спиной уже слышался приближающийся конский топот и брань атаманцев.

   Неожиданно на помощь пришла спасенная им барышня. Подбежав к решетке, она просунула между прутьями плечо. Поставив одно колено на эту живую опору, Александр смог зацепиться другой ногой за орлиную лапу. Перебирая руками, поднялся еще выше и, наконец, оттолкнувшись ботинком от коронованной орлиной головы, оказался на самом верху. Подскакавший казак успел ожечь ударом дубинки лодыжку. Но в следующую секунду их уже разделяла ограда, и атаманец поскакал дальше, раздавая удары тем, кто подворачивался под руку.

      Впереди чернел проход между стенами. Кинувшись туда, они попали в узкий заваленный мусором дворик. Поначалу показалось, что он заканчивается тупиком. Снова появилось паническое ощущение ловушки. Но на счастье у дальней стены обнаружился еще один проход. Протиснувшись сквозь узкую щель, они оказались в уже более широком пространстве между домами. Вдалеке виднелся выход на Садовое кольцо, и можно было, наконец, остановиться и отдышаться.

– Меня Аня зовут, – представилась барышня, но тут же, устыдившись такой фамильярности, поправилась – Колпина Анна Павловна.

      Александр, улыбнувшись, назвал свою настоящую фамилию и имя. Посмотрев на свою героическую спутницу, он начал вспоминать, что не так давно где-то видел это миловидное лицо и раскрасневшиеся пухлые щеки. Барышня истолковала взгляд совершенно по-другому:

– Что вы так смотрите? Выгляжу ужасно?

– Да нет! Очень мило выглядите! – поспешил заверить Александр, – Просто, кажется, что раньше вас где-то видел.

– Может быть на Пятницкой у Птициных? – предположила Анна.

– Точно! Вы там чардаш Монти играли, – обрадовался Александр.

– Да, это я была! – обрадовалась в свою очередь Анна, и тут же в нескольких словах поведала не очень веселую историю:

– Когда родители умерли, пришлось консерваторию бросить. Сейчас учусь на вечерних курсах в Политехническом, днем в конторе компьютерной барышней подрабатываю, а по выходным играю у Птициных.

– А вы социалист революционер? – поинтересовалась она, почему-то перейдя шепот.

– Скорее сочувствующий, – уклончиво ответил Александр. Но на него все равно посмотрели, как на героя, с нескрываемым девичьим обожанием. И в это время сзади со стороны двора опять послышались выстрелы.

– Бежим! – скомандовал Александр. Через минуту они уже были Садовым, где, вопреки всему происходящему, к остановке подходил самый обычный трамвай. Из дворов и со стороны Трубной улицы к нему, словно на спасительный ковчег, бежали люди. В образовавшейся давке Александр помог Анне пробиться к подножке. На прощание крикнул, что обязательно ее найдет и начал выбираться из толпы обратно. Кинув взгляд на уже отходящий трамвай, он попытался ее увидеть, но так и не смог ничего разглядеть в плотной мешанине людских спин.

      В назначенном месте сбора уже начали возводить баррикаду. Однако стройка шла очень вяло. Работали в основном одни активисты. Обыватели Марьиной рощи особо не стремились жертвовать для дела революции даже старой мебелью. Некоторое количество стройматериала удалось добыть только в пустующем доме. Но главной проблемой было то, что никто из местных жителей не проявлял большого желание защищать плацдарм. В итоге, когда стало ясно, что у баррикады не наберется и полусотни защитников, руководство дало команду расходиться.

      Александр уже собирался уходить, когда его остановил Рахимов:

– Нельзя тебе сейчас на Цветной в таком виде. У Филина переночуешь на Новослободской.

      Спать на чужой постели очень не хотелось. Но Рахимов был прав, и пришлось подчиниться обстоятельствам. Филин-Степаныч, как и ожидалось, оказался хозяином радушным и хлебосольным. Жил он один, а для гостя нашлись и койка, и выпивка с закуской. За ужином они разговорились. Филин любил поболтать, но в основном на отвлеченные темы. Про себя он говорил очень мало. Александр так и не понял: где Филин работает, вдовец он, в разводе, или так и прожил всю жизнь одиноким бобылем. Беря пример с хозяина, он тоже не стал откровенничать и представился, согласно легенде, отставным чиновником из Саратовской губернии, примкнувшим к делу революции под влиянием литературы.

      Рано утром, стараясь не разбудить хозяина, он покинул квартиру. Белая пелена тумана, стекая с крыш, укутывала еще спящую улицу. Правда, на Садовом уже ходили трамваи. На Цветном усиленные бригады дворников ликвидировали последствия вчерашнего побоища. Полицейских патрулей, к счастью, не наблюдалось, но Александр постарался быстрее проскочить до подъезда своего дома.

  Глава 12

      С этого самого дня Александр ждал, когда наступит суббота, и он отправится на Пятницкую, чтобы снова увидеть Анну. Для начала он собирался пригласить ее на ужин. И это, конечно, будет не трактир Птициных! Для первого рандеву он заранее присмотрел небольшой уютный ресторанчик на Тверской улице. Александр почему-то верил, что она примет предложение. Боялся другого. Ощущение духовной близости, возникшее при экстремальных обстоятельствах, легко может быть разрушено в обыденной обстановке. Они окажутся просто мало знакомыми людьми, которых ничто не связывает и даже сложно найти тему для разговора. И очень трудно будет выйти на узенькую тропинку, которая сможет потом соединить два очень далеких мира. А еще появился страх, что произойдет некое событие, которое сделает даже первое свидание невозможным. И вот во второй половине недели страхи материализовались.

      Собрание ячейки снова состоялось на квартире Филина. На этот раз все пришли в своей привычной одежде, и можно было сделать некоторые выводы о классовой принадлежности бойцов революции. Как минимум трое из семерых принадлежали к состоятельному сословию. Один из них – элегантный седовласый мужчина, возможно, имел отношение к миру искусства. Даже его партийное прозвище – Белый перекликалось с псевдонимом известного поэта-символиста, хотя, скорее всего, было связано с седой шевелюрой. Сам Рахимов сменил привычную толстовку на офицерский френч, и даже как-то изменился внешне. Никогда Александр еще не видел патрона таким мрачным и сосредоточенным. А новость, которую он принес, прозвучала, словно гром среди ясного неба:

– Центр поручил нашей ячейке провести акцию по физическому устранению царицынского генерал-губернатора великого князя Петра Александровича. Она состоится в ближайшее воскресенье на Саратовском вокзале, после прибытия князя с царицынским поездом.

      В наступившей тишине первым подал голос Белый:

– Теракт в Пасху! Бога побойтесь, господа!

– Предрассудки, товарищ Белый! Объект вряд ли пойдет навстречу вашим религиозным чувствам и перенесет приезд на более подходящее время.

      Голос Рахимова звучал, как никогда, жестко. Некоторые члены ячейки, соглашаясь, закивали головами. Глист захихикал. Чувствуя отвращение, Александр повернулся в его сторону и увидел, что парня колотит истерика. По указанию Рахимова Филин отвел его на кухню и налил успокоительного.

      За перипетиями последних недель Александр совсем забыл про наступающий праздник. Напоминание оказалось страшным! Один из самых любимых и почитаемых дней должен был совместиться с деянием, перед которым все предыдущие события показались детской игрой в казаки-разбойники.

      " Сегодня же Великий четверг!" – вспомнил Александр, и все происходящее стало казаться мистической пародией на Тайную вечерю. За кадром которой всплывало пока еще скрытое тенью лицо Иуды.

      Показав на плане, как должны будут расположиться участники группы, Рахимов каждому объяснил его задачу, и назначил назавтра сбор у вокзала для рекогносцировки на месте. Перед тем, как закончить собрание, поинтересовался. Какие будут вопросы?

– Шах, а почему именно этого князька хотят грохнуть? – поинтересовался коротко стриженый низкорослый крепыш в рабочей блузе, – Царицынские мужики его хвалят. Говорят толковый губернатор.

      Ответ у Рахимова, похоже, был готов заранее:

– Потому и хотят, что такие толковые губернаторы опора царизма. А дураков, вроде Мишки Болтливого, нам с тобой товарищ Болт до поры беречь надо.

      Услышав, что должен беречь ныне царствующего монарха, товарищ Болт грязно выругался, а Рахимов закрыл собрание. Перед уходом он раздал всем оружие. Александру достался дуэльный револьвер. Точная копия того, что он отправил на дно протоки. В голове даже промелькнула нелепая мысль, будто оружие, дав ему спокойно пожить лишние полтора месяца, вернулось обратно, исполнить свое предназначение.

      Выйдя на улицу, все молча разошлись в разные стороны. Возможно, этого требовала конспирация, но у Александра еще с прошлого раза осталось ощущение, что взаимоотношения членов ячейки сложно назвать военным братством. Единственный человек, к кому он здесь испытывал симпатию и уважение был Рахимов.

      " Но достаточно ли этого, чтобы стать соучастником в убийстве?"

      Следующая ночь стала для Александра самой страшной в жизни. Алкоголь только усиливал обжигающий яд мыслей. Никогда еще проблема морального выбора не стояла перед ним так остро. То, что с легкостью совершали герои кинобоевиков и приключенческих сериалов, в действительности оказалось действием, глубоко противным человеческой природе. Он думал, что куда легче быть простым солдатом, получающим приказы и уверенным, что защищает отчизну. Политические идеи оказались слишком слабым мотивом для того, что должно было свершиться. Чтобы найти хоть какое-то оправдание, он попытался вспомнить бездомного у дверей Николаевского вокзала. Но вспыхнувший тогда благородный порыв защитить униженных и несчастных мало увязывался с хладнокровным политическим убийством. Тем более, что жертвой должен был стать человек, по общему мнению, многое делающий для вверенного его заботам региона. Все говорило за то, чтобы найти способ не участвовать, а может быть даже попытаться сорвать акцию, но внутри сознания звучал еще один безжалостный голос:

– Ты просто испугался и ищешь оправдания! Всегда и в любом, даже самом благородном деле, найдутся негативные стороны. Но настоящие люди, невзирая на это, идут выбранным путем. А ты хочешь предстать перед самим собой противником насилия, а на самом деле просто дрожишь за свою жалкую жизнь!

– Почему же она жалкая! – пытался защититься Александр.

– Так докажи, что это не так! Соверши поступок! – оппонировал невидимый собеседник.

      Не сомкнув за эту ночь глаз, Александр приехал к месту сбора с опухшим лицом и раскалывающейся на куски головой. К назначенному времени собрались почти все, кроме Белого и Глиста. Первый появился через пять минут, сухо извинившись за опоздание. Второго уже перестали ждать, решив, что не придет. Но когда пошли в сторону вокзала, увидели, как Глист бежит через площадь с большим пакетом в руках.

– Вот, мужики, угощайтесь! – крикнул он, не успев отдышаться, и начал предлагать всем еще теплые пончики. На лице его отражалась причудливая смесь возбуждения, испуга, глупого детского счастья, и Александр вдруг почувствовал острую жалость к явно обделенному умом и прочими достоинствами парню. Глядя на остальных, он думал:

      " Они все бояться не меньше тебя. У кого-то наверняка есть семьи. Но послезавтра все придут и выполнят то, что назначила им судьба."

      По дороге, Рахимов еще раз объяснил место и роль каждого.

      Покушение должно было состояться в проходе под зданием вокзала, где соберутся встречать своего лидера члены московского отделения консервативной партии. Туда можно будет попасть через кассовый зал. В дверях наверняка будут дежурить два и ли три жандарма, но Рахимов и Болт пройдут, предъявив удостоверения прессы. Когда появиться князь, Рахимов через головы оцепление швырнет ему прямо под ноги бомбу. Дальше неизбежно возникнет паника. Толпа кинется через кассовый зал и наверняка снесет кордон. Но для подстраховки у касс, изображая зевак, будут дежурить Александр, Белый и еще два члена ячейки. В случае если Рахимова и Болта попытаются схватить, они должны будут открыть огонь по жандармам, а, может быть, и по переодетым в штатское агентам охранки. Напротив второго выхода из зала в двух припаркованных на площади автомобилях будут ждать Глист и Филин. Примерно в полутора километрах в одном из переулков на другой стороне Москвы реки машины бросят, и вся группа пересядет в микроавтобус.

      В целом план казался осуществимым. Но слишком многое оставлялось на волю случая: – Сколько все-таки будет дежурить жандармов, как они поведут себя после взрыва? Выдержат ли нервы у участников акции?

      Заняв отведенное ему место, Александр попытался вообразить, что здесь будет происходить после взрыва. Представил себя, стреляющего в какие-то безликие фигуры в шинелях. Получилось не очень убедительно. Вернувшись домой, он налил себе большую рюмку водки. Выпив, не раздеваясь, рухнул на кровать и провалился в похожий на обморок сон.

      Сначала сознание летало где-то совсем далеко. Потом оно соединилось с телом в какой-то другой черно-белой реальности. Александр скитался по мрачным коридорам огромного здания. Навстречу то и дело попадались люди с одинаковыми лицами. Уставившись в одну точку не видящими вокруг глазами, они проходили мимо. Какие-то типы справляли в углах малую нужду, и желтые ручейки текли вдоль коридоров. Сделав очередной поворот, Александр оказался в маленькой комнате без мебели и окон. Помимо него там уже толкались несколько человек. Он сразу узнал среди них Рахимова. Патрон пытался выглядеть уверенным и веселым, но сейчас это у него плохо получалось. И тут Александр почувствовал, как деревянный пол под ногами начинает опускаться вниз, а из щелей между половицами выливаются фекалии. Пытаясь спастись, люди начали сильнее толкать друг друга. После чего пол стал проваливаться еще быстрее, выдавливая наверх отвратительную жижу. Понимая, что сейчас они все утонут, Александр сделал попытку спастись. Скользя по залитым нечистотами доскам, он сумел добежать до двери и выпрыгнуть наружу. Оказавшись вне комнаты, тут же вспомнил о тех, кто остался, но, когда обернулся, увидел на месте двери глухую стену.

      Открыв глаза, он еще некоторое время находился где-то между двумя реальностями. Наконец, окончательно пробудившись, отправился на кухню и заварил себе крепкий чай. За окном закат раскрашивал крыши на другой стороне бульвара. За козырьками цветочных ларьков мелькали головы покупателей и гуляющей публики. Доносились бойкие голоса продавцов. Ничего уже не напоминали о побоище, которое произошло здесь несколько дней назад. Шла жизнь, безразличная к тому, что было вчера и не желающая заглядывать в завтра. Но для Александра именно день завтрашний заслонял все остальное, и в какой-то момент он вдруг понял пророческую аллегорию сна:

      "Покушение обречено на провал, но ему дается шанс спастись. Возможно, только одному из всех."

      Однако, спасаться в одиночку, впрочем, как и гибнуть со всеми, Александр не хотел! Взяв листок, он написал кроткое письмо Рахимову, где сообщил, что отказывается принять участие в акции. Кроме того, не называя конкретных участников, анонимно донесет в полицию о месте и времени покушения.

   Делать это Александр, конечно, не собирался, но надеялся, что угроза заставит Рахимова отменить теракт. Он хорошо понимал, что получив такое послание, его не только обвинят в предательстве, но еще и вынесут приговор. Однако, сменить одну угрозу на другую, сейчас было даже морально легче. Меньше становилось поводов обвинять себя в трусости. Сначала он хотел дописать, что считает себя вправе применить оружие только в случае, если смертельная опасность будет угрожать ему или близким людям, или же придется принять участие в боевых действиях, когда моральная ответственность ложится на отдавшее приказ государство. Но потом решил, что это будет излишним. Его оправдания никому не нужны и не интересны!

      Запечатав конверт, он вспомнил, что ничего не ел со вчерашнего дня. В холодильнике обнаружилась картошка и мясные консервы. Но этот продукт он отверг, решив, что постарается соблюдать пост, хотя бы в последний вечер. Появилось странное ощущение, что именно сейчас, впервые с той февральской ночи на набережной, он начинает возвращаться в нормальную жизнь.

      Проснувшись следующим утром, Александр первым делом отправился на Садовое, где в магазине "Для путешествующих господ" купил небольшой дорожный саквояж. Собрав то немногое, чем успел обзавестись из белья и одежды, он покинул квартиру. На вопрос консьержки ответил, что уезжает на несколько дней, погостить на Пасху у родственников. Пройдя пешком в сторону Таганки, он добрался до небольшого частного пансиона на улице Покровка, где снял комнату на двое суток. Оставив там вещи, вернулся на Садовое и доехал на трамвае до Новослободской улицы.

      На счастье Филина удалось застать дома. Увидев Александра, он почему-то испугался. Когда же ему вручили конверт и велели срочно передать Рахимову, даже вздохнул с облечением.

– Эй, а что случилось! – крикнул он, уже спускавшемуся по лестнице Александру. Не оборачиваясь, тот крикнул, что не может пока ничего сказать, и, выйдя из подъезда, очень быстро пошел в толпе в сторону центра города. С этой минуты он становился для бывших товарищей врагом и объектом преследования.

      Глава 13

      Уснул Александр под перезвон колоколов, возвестивших о начале крестного хода. Проспав ночь сном младенца, поднялся с постели со счастливым ощущением праздника. Словно и его судьбу затронуло сейчас чудесное Воскрешение Господне. В холодильнике на крохотной кухне ждали купленные накануне кулич, творожная пасха и бутылка кагора. В первый раз ему приходилось встречать Светлое Воскресенье не в кругу близких, но за последние полтора месяца Александр начал привыкать к одиночеству, и даже находил в нем свои плюсы. К тому же, в это утро не оставляла уверенность, что теперь судьба выправляет пути свои и делает поворот в правильном направлении. Омрачало праздник только крушение всех планов обустройства личной жизни. Человек, над которым повис приговор революционеров, не имел право с кем-то связывать свою судьбу.

      По поводу своих дальнейших действий, Александр уже все продумал. Сегодня вечером он отправится в Петроград, но сядет на поезд только в Твери. Рахимов наверняка решит, что предатель попытается завладеть партийной кассой из ячейки камеры хранения. Поэтому на Николаевском вокзале его с большой вероятностью будут ждать. Ну, а в Петрограде искать его вряд ли кто-то будет. Там он снимет комнату в недорогом пансионе в пределах Обводного канала и попытается устроиться на работу в какое-нибудь торговое представительство или коммерческое товарищество по морским перевозкам. Как человек с образованием, к тому же владеющий английским и французским, он волне мог на это рассчитывать. Подстраховкой на первое время были пятьсот с лишним рублей, оставшиеся от гонораров за революционную деятельность. А дальше начнется довольно скучная и аскетичная жизнь. Днями он будет работать. По вечерам гулять по Невскому, заходя на набережные Фонтанки или Екатерининского канала. Выходные посвятит изучению технической литературы, делая упор на компьютеры. Тратить будет только необходимый минимум, все оставшееся пойдет в фонд начального капитала для переселения в Маньчжурию. Будущее пока вырисовывалось не очень четко, но все-таки это был вполне реальный план, где многое зависело не от слепой удачи или воли других людей, а от его старания и упорства.

      За размышлениями и весьма приземленными мечтами закончился праздничный кулич и добрая половина бутылки. Посмотрев на часы, Александр начал собираться. Перед тем, как вызвать междугороднее такси, решил послушать последние известия. Просто так, чтобы убедиться, что ничего страшного в это утро не произошло.

      Новость номер один буквально обрушилась на него с экрана крохотного дальновизора. Диктор, наверное, не в первый раз, взахлеб рассказывал о неудавшемся покушении на великого князя. Террористы хотели осквернить своей акцией Светлое Воскресение, но, благодаря промыслу божьему и личному телохранителю князя, их планы сорвались. Бывший офицер Дикой дивизии отставной поручик Измаилов поймал налету и отбросил в сторону брошенную в его патрона бомбу. Взорвавшись, она ранила трех жандармов из оцепления и самого телохранителя. Великий князь не пострадал. А вот все террористы были уничтожены агентами охранного отделения.

      На экране стали появляться фотографии участников акции, судя по всему взятые из полицейских архивов. Рахимов на фото улыбался, Глист выглядел совсем мальчишкой, Болт почему-то был острижен наголо (видимо показали снимок из его тюремного прошлого). Не было только фотографии Филина. Возможно, его спасло то, что он ждал за рулем машины. Но ведь то же самое делал и Глист? Однако, куда важнее сейчас было другое:

      " Рахимов не отменил акцию, хотя и получил письмо с угрозой доноса!"

      Сначала Александр никак не мог это понять. Уставившись в экран, он, словно разговаривая с собеседником, вопрошал "Почему?". Но потом яркой вспышкой пришло прозрение:

      " Все очень просто – Филин агент охранки!"

      Правда оставалось непонятным, что покушение, о котором было известно заранее, почти удалось, и князя спасла лишь отличная реакция телохранителя. Но и этому легко можно было найти объяснение. Кто-то в высших эшелонах власти вел двойную игру, и смерть возможного претендента на престол входила в его планы.

      Чувствуя, как в душе нарастает отвращение к этому миру, Александр начал читать молитву об упокоение душ убиенных. Перед глазами проплывали лица людей, которых он еще недавно видел живыми. Но потом проснулся инстинкт самосохранения, и он стал вспоминать, что успел выболтать про себя Филину, когда они распивали бутылку на его кухне.

   Вроде бы, Бог тогда предостерег от глупости, и ничего, позволяющего охранке выйти на след, он не сообщил. Даже адрес квартиры на Цветном не сказал. Наверняка и Рахимов, из соображений конспирации, не давал лишней информации рядовым бойцам ячейки. И тут в голову пришла мысль, вряд ли достойная человека высокой морали, но вполне естественная для мира, в котором приходится жить:

      " А ведь теперь ты единственный, кто знает о саквояже на Николаевском вокзале!"

      Преодолев последние колебания, он оделся и вышел на улицу. После того, что произошло, не было никакого желания возвращать деньги властям, и Александр твердо решил, что найдет им более лучшее применение.

      В дверях вокзала дежурил усиленный полицейский патруль. Стараясь не цепляться ни за кого взглядом, он прошел мимо. Спускаясь по ступеням к камерам хранения, резко обернулся, но не заметил ничего подозрительного. Саквояж стоял на своем месте. Забрав его, Александр вышел на пригородные платформы и смешался с толпой, выходящей из клинского поезда. Только оказавшись у себя в номере, раскрыл саквояж, пересчитал деньги и убедился, что вся сумма на месте. Разместив купюры во внутренних карманах своего нового вельветового пиджака, он снова отправился в город.

      Работающее в праздник дежурное отделение банка удалось найти только у Таганской площади. В небольшом зале за пластмассовой стойкой посетителей принимали три сотрудницы, одетые в традиционные для учреждений белые блузки и черные длинные юбки. Отстояв небольшую очередь, он сел напротив одной из барышень. Услышав о том, что посетитель хочет перевести девять тысяч на счет дворянской опеки одного из округов Москвы, она понимающе закивала. Видимо решила, что это частная благотворительная акция по случаю Пасхи. Закончив с этой операцией, Александр завел пластиковую карточку, предъявив свой настоящий паспорт, и положил на нее половину оставшейся суммы.

      Вернувшись в пансион, он отправил сообщение на телефонный номер предводителя окружного дворянского собрания барона фон Берга. Поздравив его с праздником, попросил поступившие на счет опеки деньги принять в зачет долга Чангарова. Для верности, привел номер квитанции перевода. Через полчаса получил от добрейшего Алексея Карловича ответное сообщение:

      " Александр, это Вы?!".

      Подавив искушение признаться, Александр вынул и спустил в унитаз карточку телефона, который еще недавно служил для экстренной связи с Рахимовым. Туда же отправился и паспорт мещанина Сысоева. С революционной деятельностью было покончено. Но вот, что делать дальше, он снова не знал. Изменившаяся ситуация опять вносила коррективы. И теперь уже планы обустроить личную жизнь ни казались неосуществимыми.

      Промучившись в сомнениях до вечера, он спустился к консьержке и попросил вызвать такси до Пятницкой. Уже в машине постарался мысленно представить, как скажет Анне, что он на четвертом десятке лет собирается, а вернее вынужден, начинать с чистого листа. Для этого у него есть некоторый капитал, накопленный опыт и, главное, решимость построить свое будущее более правильно и успешно. Но очень не хочется вступать в новую жизнь в одиночестве!

      "А еще надо будет добавить, что несколько дней назад судьба не случайно свела их вместе. Он верит в это, и просит разделить с ним радости и тяготы предстоящего пути. При этом клянется, приложить все усилия, чтобы радостей было гораздо больше, чем тягот."

      Речь была почти отрепетирована, но когда он зашел в трактир Птициных и увидел Анну, все слова вылетели из головы. Она исполняла на скрипке чардаш. Заметив его, сбила такт, но потом заиграла радостнее и быстрее. Лицо девушки, которое кто-то мог бы назвать заурядным, в этот момент стало по-настоящему красивым. Они снова смотрели только друг на друга, и это была уже не игра воображения…

      Эпилог

      Прошло три года. Прыгая по ухабам сельской дороги, старенький знавший не одного хозяина "Уралец" вывез их на берег реки и остановился метрах в пятидесяти от заброшенной усадьбы. Дальше дорога заросла травой выше человеческого роста, и Александр побоялся, что посадит машину на брюхо.

– Вот оно твое родовое гнездо? – весело поинтересовалась Анна, выпрыгнув из кабины.

– Оно самое! – мрачно подтвердил Александр. Он слишком долго ждал и даже видел во сне этот момент. А теперь, вместо горячей волны ностальгии, чувствовал только усталость после долгой дороги и видел перед собой тронутое тленом давно заброшенное строение.

– И как же мы тут поселимся? – уже озабоченно протянула супруга.

– Да пока никак. Флигель обживать начнем.

      Приминая траву, они пошли к домику, пристроенному к правому крылу особняка. Отодрав гвоздодером приколоченные накрест доски, Александр шагнул внутрь. Запах здесь был тяжелый застоявшийся, но в голове промелькнуло, что в трущобах Харбина пахло гораздо хуже.

– Саш, ты мне веник сделай, а уже потом будешь воспоминаниям предаваться! – скомандовала, заглянув в дверь, Анна.

– Слушаюсь! – буркнул Александр и отправился выполнять указание.

      Обеспечив жену импровизированной метлой, он пошел с топором и гвоздодером вокруг флигеля, снимать деревянные щиты с окон. Потом начал перетаскивать вещи.

      Вечером, приведя в жилой вид коридор кухню и одну из комнат, они сели отдохнуть на открытой веранде. Анна согрела на переносной газовой плитке чай и сделала целое блюдо бутербродов. Вытянув уставшие за день ноги, Александр смотрел на торчащие над травой ветки яблонь. Пытался вспомнить, как выглядел сад раньше. И вдруг с глаз словно упала пелена. Окружающий пейзаж наполнился непонятной стороннему наблюдателю теплотой, и вокруг весело закружились ожившие образы из детства.

– В Харбине сейчас, наверное, жарища! – прервала его воспоминания супруга.

– Да нет, там пока еще ночь. К утру похолодает, ну а потом, конечно, начнется.

      Ответив ей, Александр тут же представил прокаленные безжалостным солнцем улочки китайского мегаполиса, и ощутил прохладу майского вечера, как настоящее блаженство.

– Смотри, Саш, у нас гости! – сказал Анна с некоторым испугом, и показала на дорогу.

      "Руслан" – внедорожник остановился рядом с их "Уральцем". Вышедшего из него пожилого солидного мужчину по внешнему виду можно было принять за зажиточного крестьянина или купца третьей гильдии. Подойдя к веранде, он степенно поздоровался. Александр, выйдя навстречу, пожал ему руку и сообщил, что он новый хозяин имения. Услышав фамилию Чангаров, гость неожиданно оживился:

– А вы Николаю Ивановичу Чангарову не родственник будете?

      Узнав, что Александр его внук, он обрадовался еще больше:

– Помню, помню дедушку вашего! Я под его началом в нашем земельном товариществе письмоводителем начинал. А теперь вот, сам до председателя дослужился!

      Разговор продолжили на веранде. Прихлебывая чай, гость обстоятельно расспрашивал хозяина о его планах. Узнав, что Александр собирается строить теплицы, идею одобрил. Лето в этих местах было коротким, огурцы и помидоры в открытом грунте росли плохо, и на рынке за них давали хорошую цену. А вот на счет разведения шампиньонов он сильно засомневался. Хотя потом признал, что дело это новое. И кто его знает!

      Кончилась беседа тем, что Александр написал на листе бумаги просьбу принять его в земельное товарищество. Гость заверил, что в ближайший вторник на правлении заявление обязательно рассмотрят, и внуку Николая Ивановича, скорее всего, отказа не будет.

      Облокотившись на перила веранды, они смотрели как его "Руслан", поднимая пыль, спускается к реке. Как машина переезжает на другой берег и удаляется в сторону леса, за который уже зацепилось огненным краем закатное солнца. К вечеру воздух становился все прохладней. Сняв висевший на стуле плед, Александр накинул его на плечи супруги. Потом, обняв ее, прошептал на ухо:

– Ну вот, Анька, мы и вернулись!

Часть вторая

   Тени тянуться в прошлое

    Глава 1

     Жара стояла четвертую неделю. В конце июня она еще чередовалось с короткими ливнями и грозами, но к середине лета уже не давала отдыха ни земле ни людям. Где-то на восточных границах губернии начали гореть леса и торфяники. Иногда ветром с той стороны натягивало похожую на туман пропитанную запахом гари дымку. От нее слезились глаза, и першило в горле. Дочь Александра Машенька, которой совсем недавно исполнилось полгода, в такие дни начинала кашлять и плакать. Жена занавешивала кроватку мокрой простыней, но она быстро высыхала, и каждый час приходилось смачивать ее заново. Единственным спасением для измученных жарой обитателей уезда стала река Ушимка. Даже после того, как она сильно обмелела, вода из-за обилия ключей все равно оставалась прохладной. От реки прослойка охлажденного воздуха расползалась по долине, создавая микроклимат, позволявший хоть немного отдохнуть от изнуряющего зноя. Особенно хорошо здесь было по вечерам, когда от леса со склона оврага на берега наползала тень. Господа из окрестных дач проводили большую часть времени в речной долине, а к концу дня выбирались сюда и те, кто вынужден был поте лица зарабатывать хлеб насущный.

      Сдав в кооперативную лавку ящики с помидорами, Александр уже собирался ехать домой. Но сначала решил позвонить жене, узнать пойдет ли она с Машенькой на реку. Анька ответила в своей обычной экспрессивной манере: Были они уже сегодня на речке и пора заняться делами. Машенька, слава Богу, уснула, а она начинает готовить кабачки. Ему тоже рекомендует не задерживаться, тем более что кое-кто обещал сегодня починить наконец калитку. А то после ужина их дворянская светлость развалится с бокалом в кресле и толку от него будет мало.

      -Ладно, приеду, починю, окунусь только по дороге, – буркнул Александр и нажал на отбой. В том, что Анька с Машей не составят ему компанию, был даже определенный плюс. Вместо купания в лягушатнике напротив дома, можно было заехать на дальние пляжи. Кинув взгляд на бревенчатое строение, где над крыльцом красовался несоразмерно большой плакат "Продуктовая лавка земельного товарищества Ушим", он выдохнул воздух и нырнул в раскаленное чрево автомобиля. Перед тем как завести мотор, полностью открыл оба передних окна машины. Знал, что не успеет отъехать от поселка, как все сидения и приборная панель покроются слоем пыли. Но приходилось выбирать из двух зол меньшее. Лучше сделать внеочередную приборку в салоне , чем заживо свариться!

      "Дальние пляжи" располагались в полутора километрах от дома. В детстве, когда Александр приходил сюда в компании таких же, как он, подростков, это казалось настоящим путешествием. Склоненные над водой ивы, подступавшие к узкой полоске песка заросли лопухов напоминали джунгли из пиратских романов. А в омуте на другой стороне реки, по слухам, обитал огромный сом, способный утащить человека под воду. Иногда в лунные ночи, опять же по рассказам "очевидцев", чудовище поднималось на поверхность, показывая из воды круглую размером с крестьянский чугунок голову. Место его обитания дети опасливо оплывали стороной, и предпочитали плескаться у правого берега, где сквозь толщу воды просвечивалось песчаное дно.

      Как-то раз, желая покрасоваться перед кузиной Мари, Александр несколько раз проплыл посредине омута. В конце лета, придя на дальние пляжи вдвоем с братом, он решил повторить заплыв, хотя какой-то внутренний голос предупреждал не делать этого. Однако, в таком возрасте мальчишки отчаянно пытаются доказать свою смелость не только окружающим, но и самому себе. Невзирая на страх, Александр поплыл.Темная вода омута в этот раз показалась леденяще холодной. Стараясь быстрей проплыть нехорошее место, он начал интенсивнее грести и тут что-то схватило его за ногу. От страха Александр начал беспомощно молотить по воде руками, а кто-то или что-то продолжало тянуть вниз. Брат что-то кричал с берега, но было ясно, что он не отважиться придти на помощь. В первый раз смерть из бесконечно далекого мифического события превратилось вдруг в близкую реальность. Но на счастье глубина в этом месте оказалась не такой уж и большой. Уйди с головой под воду Александр тут же коснулся дна. Там он каким-то чудом освободился и, оттолкнувшись, взмыл вверх.

      Он так до конца и не понял, что схватило его на самом деле: сом, водяной или стебель речного растения. Но с тех пор на дальние пляжи Александр предпочитал не ходить. Традиция возобновилось только после его возвращения уже в качестве хозяина имения. С тех пор пляж сильно зарос. Лопухи окончательно уступили первенство вытянувшейся в человеческий рост крапиве. Только по узкой им же самим протоптанной тропке можно было добраться до песчаной полосы перед водой. Однако, в отличие от других популярных мест массового купания, природа здесь сохраняла свой первозданный девственный облик. И, когда была возможность, он старался приходить именно сюда.

      Скинув одежду, Александр натянул синтетические купальные трусы и вошел в воду. В первый момент она показалось холодной. Стараясь не наступить на разбросанные по дну камни, он медленно двинулся к середине реки. Вокруг, не боясь его, крутилась стайка рыбешек. Солнце просвечивало воду, и хорошо был виден уходящий в темную глубину песчаный откос. Погрузившись по грудь, Александр поплыл брассом. Неторопливый стиль, который в отечестве почему-то упорно называли русскими, лучше всего подходил к его склонной к созерцанию натуре. По-лягушачьи работая руками и ногами, он сам становился частью природы. После первых же гребков исчезло ощущение холода и пришло состояния восторга. Река, словно языческая богиня, принимала в объятия. В меру прохладная вода нежно гладила кожу. Дрожащие стрелки камышей, зеленые круги кувшинок, склонившиеся над самой водой ивы, соединились в единое живое сверхсущество. А крупные фиолетовые стрекозы барражировали над водой, словно его вестники и верные слуги.

      Проплыв вдоль зарослей кувшинок, Александр почувствовал, что вода стала холоднее. Здесь начиналась граница омута. В тот же миг вернулись, казалось бы, забытые страхи. Резко развернувшись, Александр поплыл к своему берегу, и в этот момент увидел в зарослях на склоне оврага человеческое лицо. Кто-то наблюдал за ним и, как показалось, ухмылялся из высокой в рост человека травы.

      Лицо в тот же миг исчезло. Александр так до конца не понял, видел ли он его на самом деле. Но идиллия купания уже была нарушена. Перейдя на кроль, он за несколько секунд добрался до мелководья. Выйдя на берег еще раз огляделся по сторонам. Таинственный наблюдатель ( даже если он существовал на самом деле) больше свое присутствие не обнаруживал. Скинув купальные трусы, Александр быстро отжал их, перекрутив так, что французская синтетика жалобно затрещала. Еще раз оглянувшись, натянул прямо на мокрое тело одежду. Поднимаясь по склону, посмотрел на место, где предположительно увидел лицо. Трава там была слегка примята, но возможно это просто казалось. Машина стояла там, где он ее оставил, на краю дороги в самом начале склона. Удостоверение автолюбителя и членская книжка земельного товарищества, слава Богу, лежали в перчаточном ящике на своем месте. Окончательно успокоившись, Александр постарался выкинуть инцидент из головы. Однако, по дороге домой мысленно еще раз вернулся к этой теме.

      Кто же это все-таки мог быть? Дачник или житель деревни наверняка подошел бы и поздоровался. Почти всех окрестных обитателей Александр знал. Подсматривать из зарослей, а потом испугаться и убежать мог местный дурачок Никитка. Однако, он бы обязательно подал голос и траву бы примял так, словно прошло стадо. Значит, если лицо не было игрой воображения, в уезде объявились бродяги. Может быть, даже кто-то из беглых. Мысли об этом в очередной раз напомнили о незащищенности его семейного гнезда, о том, что сельская идиллия вокруг может быть обманчива:

      " Конечно, здесь не Харбин, но порох сухим держать надо. Расслабляться в раю будешь!"

      Старенький "Уралец", натужно загудев, взлетел на крутой пригорок. За березовой рощей показалась крыша родового особняка. После поворота стал виден и флигель, где уже второй год обитала семья нового хозяина именья. Участок перед крыльцом был огорожен невысоким штакетником, перед которым кто-то оставил самоходную электроколяску.

      " Никак гости!" – поморщившись, подумал Александр. Общаться с кем-либо кроме жены и дочки после тяжелого трудового дня совершенно не хотелось. Но обычаи надо блюсти, а вечерние посиделки на веранде продолжали быть неотъемлемой частью быта их уездной дворянской общины. Традиция тянулась с той поры, когда добывание хлеба насущного еще не стало суровой необходимостью для некогда привилегированного класса. Впрочем, привилегии, несмотря на протесты либеральной общественности, все еще сохранялись, а вот денег и свободного времени стало гораздо меньше. И все же наносить визиты соседям продолжали, выбирая для этого в основном вечерние часы.

      Открыв, висевшую на одной петле калитку, Александр оказался по другую сторону забора. Дверь в дом была широко открыта. Со стороны веранды доносились голоса. Один Анькин, как всегда бойкий и веселый, другой казался по-женски высоким, хотя и принадлежал мужчине. На появление Александра на веранде никак не отреагировали.

      " Ну вот, заходи, кто хочет!" – недовольно подумал он. Пока открывал ворота и загонял во двор "Уралец" в голове уже крутился план по усилению мер безопасности. Заглянув в большую комнату, где закутавшись в цветастую простыню, спала Машенька, Александр вошел на веранду. Супруга накрывала на стол. Сосед – Сергей Платонович Кореновский расположился в плетеном кресле под сливой, протянувшей под самый козырек свои молодые ветки. Сидел прямо и напряженно. Одет он был как обычно в светло-серые холщевые брюки, из-под которых торчали острые носки туфель и строгую черную рубашку, застегнутую на все пуговицы, украшенные двуглавыми имперскими орлами. Глядя на его миниатюрную поджарую фигуру и худое идеально выбритое лицо аскета сложно было предположить, что этот человек, как и все остальные, страдает от жары.

   В противоположность ему Анна походила на розовощекую только что вынутую из печи пышку. В легкой лишь наполовину прикрывавшей грудь кофточке и обтягивающих ковбойских брюках она хлопотала около стола, и, казалось, сама излучает жар и энергию. Чмокнув жену в щеку, Александр чуть было не влепил шлепок по обтянутым ковбоями ягодицам. Правда, во время сдержался, постеснявшись соседа.

      Вскочив с кресла, Кореновский двинулся навстречу хозяину. Крепко пожимая руку, несколько раз повторил:

– Сердечно рад встрече Александр Андреевич!

      Голос его нервно подрагивал. Практически безвылазно живя в своем имении, Кореновский большую часть времени проводил за чтением религиозно-философской литературы и редко посещал даже ближайших соседей. Наверное, поэтому каждый такой "выезд в свет" становился испытанием для развинченных терзаниями одинокой души нервов.

– Давно не появлялись Сергей Платонович! Уж думал, не случилось ли чего. Хотел заехать на днях, – радушно улыбаясь, сказал Александр.

– Да Бог с вами! Что со мной случится! Да и когда вам разъезжать, все дни в хлопотах, – поспешно и даже испуганно ответил сосед.

   Александр мысленно улыбнулся. Всем было известно, что Кореновский никого у себя не принимает, и в случае визита соседей прячется где-то на верхнем этаже обветшалого особняка, посылая глуховатую кухарку Матрену сообщить, что барин в отъезде. Кто-то приписывал это патологической скупости, кто-то полагал, что виной тому застенчивая гордость, нежелание демонстрировать убогую обстановку пришедшего в упадок жилища. Александр, чаще других общавшийся с Сергеем Платоновичем, считал, что здесь в равной степени работают обе причины.

– Прошу к столу, господа! Уж не обессудьте, чем Бог послал! – позвала мужчин Анна.

– А он вас, Анна Павловна, никогда своими милостями не обходит! – улыбаясь, заявил сосед.

– Ох уж не сглазьте, Сергей Платонович! – в тон ему ответила хозяйка. Кореновского она недолюбливала. В прошлом году, когда они только обустраивались на новом месте, сосед был частым гостем в их доме. Вечерами за бокалом виски они вели долгие беседы на религиозные и философские темы. Александр тогда проникся глубоким уважением к человеку, исповедовавшему близкие ему взгляды, и чуть было не записал Кореновского себе в гуру. Анна же сразу отнеслась к нему с недоверием, и периодически пыталась открыть мужу глаза. Александр отдавал должное прозорливости супруги, но в данном случае старался не обращать внимания на ее выпады против соседа:

      "Все женщины меркантильны! Такими уж создал их Господь, поручив хранить семейный очаг. Так что разговоры о христианском бескорыстии и нестяжательстве вызывают у них желание отвратить от подобных взглядов мужа."

      Но потом произошел случай, заставивший пересмотреть отношения к духовному наставнику. Прошлой осенью, когда Анна была на восьмом месяце. Александр чуть было не остался без телефонной связи. Закрутившись со строительством зимних теплиц, он забыл вовремя пополнить счет на карточке "Телеграф и сыновья". Коммерческое товарищество с этим смешным названием владело большей частью телефонных вышек, как в их губернии, так и на всей территории центральной России. Будучи монополистом "Телеграф" вел жесткую финансовую политику, после второго предупреждения абонента отключали.

   Первое предупреждение Александр уже получил. Когда во второй половине дня пришло сообщении о необходимости пополнить счет, он тут же оценил, чем это для них сейчас чревато. Анна последние дни плохо себя чувствовала и в любой момент могла возникнуть необходимость вызвать доктора. "Уралец" Александра, как на грех, уже второй день в полу разобранном виде стоял в гараже местного деревенского умельца. Машину Степаныч клятвенно обещал починить к завтрашнему утру, но цена этим клятвам была хорошо известна. На счастье Александр вспомнил, что с полчаса назад видел электроколяску соседа, уезжающую в направление уездного центра, и, тратя последние оплаченные минуты, набрал его номер.

      В том, что Кореновский не откажет в любезности, зайдет в контору "Телеграфа" и кинет на его счет несколько рублей, Александр ни минуты не сомневался. Дальнейшее стало ушатом холодной воды. В голосе соседа можно было уловить смущенные нотки, но ответ звучал непреклонно. К великому сожалению он не располагает свободными средствами.

      " А может, под ваше поручительство кредит рублей на пять оформите?" -попытался выйти из ситуации Александр. Несмотря на жесткий прагматизм современности, старые доверительные традиции еще себя до конца не изжили. В конторе "Телеграфа" дворянин под свое поручительство мог оформить для родственника или знакомого платеж в кредит на небольшую сумму. Услышав предложение, Кореновский замялся и сначала даже дал согласие. Александр горячо поблагодарил и ту же почувствовал смущение. Зная сверхчувствительную натуру соседа, он понимал, что даже разговор с барышней в конторе будет для него испытанием. А минут через десять Кореновский позвонил сам и сообщил, что, к сожалению, просьбу выполнить не может. Александр чуть было не стал объяснять, почему именно сейчас ему крайне нежелательно оставаться без связи, но вовремя остановился, и, извинившись за доставленное беспокойство, нажал отбой.

      Вечером, добираясь до уездного центра на крестьянской подводе, Александр размышлял о поведении соседа. Отсутствие денег наверняка было выдумкой. Скорее всего, Кореновский не очень поверил в обещание вернуть деньги в ближайшее время. Представители их сословия были щепетильны в вопросах чести, однако, финансовой дисциплиной не отличались, если конечно дело не касалось карточного долга. Но разговор, по сути, шел о суммах ничтожных, и как-то это не очень вязалась с рассуждениями о христианском самопожертвование, о любви и помощи ближнему. Тем более, что он, по наивности своей, тогда еще считал Кореновского другом.

      Поглядывая на возницу, Александр думал, что этот звероподобный мужик в грязном тулупе и дранной шапке вряд ли сможет правильно связать несколько слов, и уж тем более разглагольствовать на высокие темы. Может быть, он и ходит по воскресеньям в церковь, но воспринимает все там происходящее как малопонятный обряд, которому надо следовать, потому, что так поступали его отец, и дед, и прадед. Тем не менее, возница, не торгуясь, согласился сделать крюк в несколько верст, которые иначе бы пришлось под холодным дождем пройти по осеннему бездорожью. Он, конечно, рассчитывает получить с барина копеек пятьдесят, но наверняка удовлетвориться и двадцатью. И возможно движет этим человеком не только желание подзаработать, а еще и некое врожденное чувство людской взаимопомощи, которое он и объяснить толком не сумеет. Во всяком случае, в это хотелось верить.

      После этого маленького инцидента, Александр, ударяясь из крайности в крайность, хотел прекратить всякое общение с Кореновским. Отговорила его от этого, как ни странно, Анна. В очередной раз, демонстрируя житейскую мудрость, супруга объяснила идеалисту мужу, что надеяться на помощь людей вообще крайне неразумно. Но их надо воспринимать такими, какие есть, и расстраиваться из-за этого не больше, чем по поводу плохой погоды. А то очень быстро возненавидишь мир, и сам же сгоришь в пламени этой ненависти. И уж тем более с соседями всегда лучше поддерживать нормальные ровные отношения.

      Так что, Кореновского в их доме продолжали принимать, правда, без былого радушия. И от философских бесед о высоких материях, Александр теперь уходил на бытовые темы. Даже о политике старался особо не говорить. Максимум, что себе позволял, это поругать уездное земское начальство…

      В это раз Анна накрыла стол как всегда хлебосольно, но не по самому высокому разряду. Кухарка и помощница по хозяйству Аглая еще до приезда Александра успела сбегать в погреб, и на столе преобладали домашние соления. Французский сыр и копченую каспийскую осетрину Анна приберегла для более желанных гостей. Кубинский ром, которым Александр еще со времен Харбина привык смягчать действие вечерней жары, сменил запотевший графинчик "Смирновской".

      " Ну что ж за встречу!" – провозгласил Александр, поднимая рюмку, и, пока еще не успели выпить, добавил о наболевшем: " И чтоб жара отпустила. Истосковались уже по прохладе"

      " Считаете, что жара это просто так, курьез погоды?" – поинтересовался Кореновский. В его по-женски тонком голосе завибрировали нотки превосходства человека мыслящего над недалеким обывателем. Александра это задело. Кроме того уже было понятно, что сейчас сосед начнет разглагольствовать о божьей каре и "казнях египетских". Ответив, что как-то не задумывался над первопричинами климатических коллизий, он тут же постарался перевести разговор на другую тему.

   Начал рассказывать о том, что недавно прочитал в техническом журнале об изобретенных в Америке установках для охлаждения воздуха. В России они пока использовались только в учреждениях высокого ранга. А вот американцы, да и некоторые европейские компании, активно стали продвигать на рынок небольшие и сравнительно дешевые агрегаты для создания комфортной температуры в частных домах и квартирах.

– Нам бы такой, хотя бы в детскую! – мечтательно протянула Анна.

      Кореновского, от ее слов даже покоробило. Окончательно перейдя на фальцет, он стал яростно доказывать, насколько вредны для человека все эти искусственные вмешательства в природу. Возражая ему, Александр стал было рассказывать, что в концерне Сикорского, где работает его брат, подобные установки применяются уже несколько лет и ухудшения здоровья сотрудников пока не наблюдалось.

– Так ваш брат в концерне Сикорского? Раньше не рассказывали. – произнес Кореновский с неожиданной заинтересованностью. И тут Александр понял, что сболтнул лишнего. Все подобные ниточки тянулись в прошлое. А там были страницы, приоткрывать которые совсем не хотелось. На счастье Анна, с дозволенной женщинам непосредственностью, вмешалась в разговор и переменила тему:

– А вы знаете, что Мария Николаевна сегодня рассказала? В нашем уезде беглые объявились! Из губернской тюрьмы несколько особо опасных сбежало. Говорят вроде бы политические, но там, кто его знает.

      " Вот оно! Значит, не почудилось!" – мысленно констатировал Александр. По лицу соседа было видно, что его сообщение тоже испугало. Они еще немного поговорили о вопиющей халатности и нерасторопности местной полиции, и Кореновский заторопился домой. Когда дребезжащий звук электромотора растаял в тишине июльского вечера, Александр отправился в кладовку за инструментами. Укрепить запор и петли калитки удалось достаточно быстро, но штакетник все равно оставался слишком ненадежной защитой. Да даже и высокий забор вряд ли бы смог остановить лихого человека.

      "Собак надо завести!" – это мысль приходила не в первый раз, но за ежедневной суетой так и не реализовалась. Теперь же он твердо решил, что завтра заедет, к Степанычу и возьмет себе на постой кого-нибудь из его лохматых нахлебников. У местного горе-автомеханика не поднималась рука топить щенков, и рядом с гаражом поселилась и с каждым годом увеличивала свою численность целая стая разномастных потомков его восточно-европейской овчарки.

      Перед тем, как лечь спать, Александр еще раз вышел во двор и долго вслушивался в затаившуюся за штакетником тишину. Попытавшись представить людей, которые прячутся сейчас где-то в окрестных лесах, он неожиданно почувствовал сострадание к этим изгоям:

      " Каково это, оказаться в шкуре затравленного зверя? Знать, что тебе ни в одном доме не откроется дверь, в тебя позволено стрелять, травить собаками…"

      И тут буквально ожгла еще одна внезапно пришедшая мысль:

      " А ведь ты мог оказаться среди них!"

      За прошедшие годы он заставил себя многое забыть. После неудавшегося покушения на великого князя, гибели всех членов подпольной ячейки и появления в его жизни Анны, он, казалось бы, начал жизнь с чистого листа. Но по настоящему чистых листов в жизни не бывает! Прошлое не уходит бесследно. Оно продолжает жить в дальних уголках памяти. Фиксируется где-то в небесных скрижалях, а иногда и оседает в пыльных папках полицейских протокол. И в любой момент, словно лава из-под пепла остывшего вулкана, может снова вырваться наружу.

   Глава 2

     Перед тем, как лечь спать, Александр открыл оружейный ящик. Привезенный из Харбина пятизарядный "Овод" давно уже не извлекался на свет. По сравнению со своим армейским собратом этот малокалиберный "гражданский вариант" пистолета "Токарева" смотрелся миниатюрной игрушкой. Но метров с двадцати малыш мог серьезно ранить непрошеного гостя. Однажды в Харбине он продемонстрировал свои возможности, и вот теперь о нем вспомнили снова. Проверив, нет ли в стволе патрона, Александр вставил обойму. Перед тем, как положить оружие у изголовья кровати, после некоторых колебаний, все-таки передернул затвор и только после этого поставил на предохранитель. К счастью Анна уже спала и не видела его военных приготовлений. Накрыв пистолет газетой, Александр лег рядом с женой. Пробормотав что-то сквозь сон, Анна повернулась к стенке. По соседству в детской всхлипывала во сне Машенька.

      Было очень душно. В отличие от своих девочек, Александр подолгу не мог уснуть, и, случалось, до полуночи ждал, пока ночной воздух охладит комнату. Но в этот раз сознание вскоре провалилось в темный узкий колодец, а потом полетело путешествовать по иным мирам, тоже темным, безрадостным и удушливо тесным. Черные крылья сна переносили из одного места в другое. Он посетил свою детскую комнату, где встретили бабушка и дед. Бабушка что-то пыталась выговаривать повзрослевшему внуку, дед грустно молчал. Потом была съемная комната в московском доходном доме, где он озлобленно спорил с бывшей женой. Дальше из небытия материализовалась конспиративная квартира, и погибшие товарищи по революционной борьбе обсуждали, какой приговор вынести предателю. Везде, куда его забрасывало по прихоти Морфея, царил унылый полумрак, чуть подсвеченный тусклыми лампочками эконом класса. А, пытаясь выйти на волю, он попадал в мертвящий свет редких фонарей на безлюдной ночной улице. Проступающие сквозь мглу контуры домов, напоминали знакомые города. Это могли быть и Москва, и Петроград или даже Харбин, но в какой-то иной темной ипостаси.

      Проснувшись, Александр в первый момент ощутил радость возвращения. Наш далеко не идеальный мир по сравнению с мрачными картинами сновидения показался Землей Обетованной. Однако сон до конца не отпустил. Из-за тонкой перегородки, что отделяла от прошлого, он своими мерзкими щупальцами пытался дотянуться в настоящее. Александр с беспощадной ясностью вдруг осознал, как хрупко и уязвимо его счастье, построенное на зыбучем песке обмана.

   В Харбине, регистрируя в российском консульстве свой брачный союз, он солгал, что официально разведен. Незадолго до этого, когда накануне отъезда венчались в маленькой церкви на окраине Петрограда, солгал и перед Богом. Уверен был, что Всевышний, ввиду сложившихся обстоятельств, эту ложь простит. Однако милосердие господне не освобождало от ответственности перед законом. А с точки зрения Фемиды двоеженец еще не самое тяжелое его преступление. Связь с революционным подпольем, причастность к нашумевшей интернет атаке на имперский банк тянули минимум на семь лет каторги. С другой стороны деньги, на которое он построил свое теперешнее благополучие, подпольная организация считала своей добычей. И не смотря на то, что вся его первичная ячейка погибла, счет мог быть предъявлен и с этой стороны.

      Стараясь не разбудить жену, Александр поднялся и прошел на кухню. Достав из холодильника банку с охлажденным домашним квасом долго и жадно пил. Утолив жажду, нащупал торчавший из замочной скважины ключ, и, стараясь не скрипеть дверью, вышел на веранду . Там было чуть прохладней чем в доме. Ветерок ласкал уставшую от жары кожу. В верхнем ящике стола он нашел спички и папиросы. Закурил, медленно с наслаждением затягиваясь. Где-то совсем близко в траве трещали цикады. На небе висел круглый лунный диск.

      Полнолунье! Время темных сил. Чтобы явить себя миру они тоже нуждались в подсветке, и холодные мертвые лучи Луны для этого идеально подходили.

      " Не подаваться! Не дать себя скрутить темной стихии." – думал он, пытаясь сопротивляться страху. Но кто-то нашептывал на ухо:

– Не подаваться тьме может только безгрешный! А ты по уши увяз во лжи. Все, чем гордишься, выросло на дважды украденном. Бог тебе больше не заступник.

   Уже не в первый раз он почувствовал желание облегчить совесть признанием. Путь даже рухнет все, чего смог достичь! Анна с презрением отвергнет обманщика-двоеженца. Зато правосудие, учтя чистосердечное раскаяние, может быть, ограничится двумя тремя годами каторги. Наверное, даже не Сахалинской, а где-нибудь здесь на торфяных разработках северной оконечности губернии. И тогда, через эти два или три года действительно можно будет начать жизнь с чистого листа. Вот только, что на этом листе он сможет написать…

      Из детской раздался громкий плач Машеньки. Через несколько секунд Александр услышал убаюкивающий голос жены. Анна пела дочке колыбельную. Через минуту, после того как дочка упокоилась, за спиной скрипнула половица. Она подошла и обняла за плечи:

– Чего не спишь?

– Душно, в доме.

      Женской интуицией Анна уловила, что причина не только в этом.

– Саш, я же вижу, тебя гнетет что-то. Ты из-за этих беглых волнуешься?

– Да нет, особо не волнуюсь. Бог даст, отобьемся. Кстати, я там "Овод" на тумбочку положил. Ты, если пыль будешь протирать, аккуратней.

– Да я уже видела. Не волнуйся. Ты же меня учил, как с этой штукой обращаться.

      Она еще крепче обняла его и прошептала:

– Не бойся, все будет хорошо. И, чтобы не случилось, я с тобой!

      Александр погладил ее теплую руку и, повернувшись, поцеловал жену в плечо.

      Этой ночью они были близки, что не часто случалось после рождения дочки. Несмотря на жару, уснули крепко обнявшись. А, когда Александр открыл глаза, ее в постели уже не было. . .

      Липа за восточной стеной дома купалась в солнечных потоках. Прорываясь сквозь листву, световые зайчики весело играли на облупившейся краске подоконника. По веткам скакали две синицы и еще одна маленькая птаха с яркой грудью. Именно такие картины чаще всего приходили в ностальгических воспоминаниях. Среди унылого панельного однообразия московских доходных домов, в раскаленных каменных джунглях Харбина он мечтал, что однажды, проснувшись, услышит за окном шелест листвы, увидит как прыгают по веткам птицы.

      Поднявшись с кровати, Александр натянул домашние штаны и зашлепал босыми ногами по теплым и шершавым доскам. С кухни доносились женские голоса. Анька о чем-то спорила с Аглаей. Машенька в детской пыталась говорить сама с собой на одной ей понятном языке. Ветер шевелил оконную занавеску, и вслед за ним в сумрак коридора врывалось солнце.

      Новый санузел отвечал всем современным требованием к загородному дому и резко диссонировал с обветшалой патриархальностью старого флигеля. Вместе с канализационным колодцем и артезианской скважиной он вытянул почти половину оставшихся после покупки земли сбережений. Зато здесь, как в городской квартире, были комфортный туалет, широкая ванная, умывальник с зеркалом, душевая кабина. Вода поступала по трубам из скважины, проходя через электронагреватель. Но в последнее время в нем почти не было надобности. Закрывшись в кабине, Александр повернул блестящий зеркальной полировкой кран, и сверху хлынули чуть прохладные струи. Подставляя им навстречу лицо, он чувствовал, как вместе с бурлящей водой уходят в сливную решетку последние клочья темных снов, спадает с души тяжелый ночной морок. Утро было его любимым временем суток! Все представало не таким, как накануне. Уныние отступало. Тоненькими штрихами намечались выходы из самых, казалось бы, безнадежных ситуаций. Сейчас же и бояться особо было нечего:

      " Чего ты вдруг всполошился! Оставь дурные предчувствия мнительным барышням!" – стыдил себя Александр. Желание облегчить душу признанием, показалось сейчас полной нелепостью и опасным бредом:

      " Весь этот мир, и, прежде всего, власть погрязли во лжи! А твоя ложь всего лишь средство самозащиты. Судьбы долго издевалась над тобой, загнала в капкан. Ты смог вырваться . А теперь что, добровольно пойдешь обратно?!"

      Душевный кризис окончательно был преодолен. Выходя из душевой, он, призывая Бога в свидетели, дал клятву, чтобы не случилось защищать свое недавно обретенное счастье, маленький мирок, который начал создавать своими руками.

      После завтрака, облачившись в рабочий костюм, Александр стоял у ворот, ожидая прихода поденщиков. Те, как всегда, опаздывали, и чтобы не простаивать без дела, он повесил дополнительный запор на калитку, и стал думать, как нарастить штакетник.

   Наконец, в десятом часу со стороны речного склона показались долгожданные работнички. Впереди шел Сашка – наглый белобрысый парень, два года назад непонятно откуда появившийся в их уезде. Жил он по чужим домам, где-то пускали по доброте душевной хозяева, где-то арендуя за гроши угол. Но подолгу Сашка нигде не задерживался. Виной тому был вздорный характер, тяга к мелкому воровству, и повышенный интерес к женскому полу. Этим летом он вроде бы прочно обосновался у сорокалетней вдовы на хуторе с левого берега Ушимки. Однако знающие люди предрекали, что и это пристанище ненадолго.

      Шел Сашка вальяжно вразвалку, помахивая сорванным где-то по дороге колоском пшеницы. Из-под околыша казачьей фуражки выбивался непокорный белый вихор. Глаза смотрели весело и нагло. Сзади еле поспевал за ним в гору Семен Кузмич – профессиональный батрак коренной житель деревни Чангаровка . Много лет назад в силу каких-то обстоятельств Кузмич лишился почти всей земли. На оставшейся десятине супруга сажала огород, но, чтобы прокормить не маленькую семью, ее глава вынужден был наниматься в поденщики в земельном товариществе. Ему давно перевалило за пятьдесят. Наступил возраст, когда физическая работа уже не укрепляет тело, и данный природой механизм постепенно начинает изнашиваться. Но беспросветная нужда не знала жалости и не давала снисхождения. Как доживающая свой век в упряжке лошадь, он продолжал тянуть трудовую лямку, надеясь лишь на то, что добрые люди возьмут замуж подрастающих бесприданниц дочек, и будет кому помочь, когда окончательно вступит в свои права старость. Жалея его, Александр старался давать Кузмичу работу с меньшей физической нагрузкой, благо, что тот был мастером по плотницкой части. Вот и сейчас Сашке он поручил выкосить принадлежавшей имению склон речного оврага, а для Кузмича решил подыскать другое задание.

      Огрызнувшись, что в одиночку весь склон, это пуп надорвать можно, Сашка отравился в сарай за косой, а Кузмич с Александром стали обсуждать, как укрепить и нарастить штакетник. Правда, быстро сошлись на том, что для лихого человека, любой забор детская забава. И тут Александру пришла хорошая идея:

– Кузмич, собачью конуру сколотить сможешь?

– Чего ж не смочь! – обрадовался поденщик.– Сколотим в лучшем виде. Такую, чтобы и Сашку поселить, когда его Нюрка взашей погонит.

– Ну уж этого здесь нам не надо! – усмехнулся Александр. Выдав Кузмичу из кладовки инструмент и объяснив, где взять доски, он пошел заводить "Уралец". Искать для новой конуры постояльца лучше было прямо сейчас, пока не затянули другие дела.

     Минут через десять он был уже в деревне у дома Степановича. Рядом с избой располагался гараж, в тени которого разлеглись на траве несколько псов разного размера и масти. Когда Александр вышел из машины, самый крупный, видимо вожак, лениво поднял голову. Открыв пасть, собирался облаять, но, передумав, зевнул и улегся обратно. Зато другой песик моложе и поменьше неожиданно проявил интерес. Поднявшись он засеменил в сторону машины. Загнутый крючком хвост весело ходил из стороны в сторону. Доставшаяся от матери овчарки острая волчья морда сразу же показалась симпатичной и смышленой. Взяв припасенный батон ливерной, Александр отломил кусок и скормил его с руки. Остальные псы, почувствовав запах, как по команде подняли головы. Быстро открыв заднюю дверь, Александр пригласил нового знакомого в машину. Тот, не заставил себя уговаривать и прыгнул на сидение. Через секунду "Уралец" окружила стая лохматых попрошаек. Медленно, чтобы никого не задавить, Александр тронулся с места. На прощанье крикнул в сторону гаража:

– Степаныч, можно я одного из твоих дармоедов заберу?

– Да хоть всех! – послышалось из открытой двери.

      Когда приехали домой, песик получил вторую половину батона. Выпрыгнув из машины, он, не выпуская из пасти добычу, начал деловито осматривать двор. Особенно заинтересовался работой Кузмича. Тот уже разложил возле крыльца доски и прикидывал размер для отпила, используя вместо рулетки молоток. А Александр отправился на кухню, где столкнулся с Аглаей. Дородная пятидесятилетняя тетка, объединившая в их доме должности доярки, помощницы по хозяйству и кухарки, накинулась на него с упреками.

   Какого рожна барину вздумалось брать на прокорм беспородную псину? Мало того, что бездельники-поденщики за обедом едят в три горла. Да еще и гости наезжают. Где же тут напасешься! Другие господа, которые поумнее, вечером сами к соседям ездят…

– Хватит ворчать! – прервал ее монолог, Александр – Каши лучше псу дай. И подумай, как назовем.

– Чего думать. Гаврилой! – буркнула в ответ Аглая.

      " Наверное, в честь ее муженька сбежавшего, – решил Александр, пряча улыбку, – Ну, пусть так и будет. Гаврюша подходящее имя."

      Из кухни он направился в детскую. Анька о чем-то ворковала с дочкой. А та смотрела насупившись, и пыталась посильнее качнуть висевшую над кроваткой игрушку. Поцеловав обеих дам, Алкесандр рассказал о появление в доме Гаврюши, и сообщил, что на пару часов закроется в кабинете, чтобы навести порядок в бумагах. Термин "бумаги" в большей степени был данью традиции. Загруженные в компьютер документы, в редких случаях покидали свой виртуальный мир в виде печатных копий. Так что порядок приходилось наводить в электронных хранилищах своего верного помощника.

      Почта, как всегда, была забита заманчивыми и через чур заманчивыми предложениями. Выудив из этого вороха выставленные для оплаты счета, Александр отсортировал их. Разделил на те, что могут, и те что не могут ждать. Когда произвел подсчет поступлений, список пришлось подкорректировать, уменьшив колонку для срочной оплаты. Подсчитав предстоящие расходы и перспективу ближайших заработков, с прискорбием констатировал, что опять придется залезать в накопления.

   Заработанный в Харбине капитал таял, словно снеговик под апрельским солнцем. Там, в пропитанной желтой пылью и китайским потом чужбине, деньги тоже не сами шли в руки. Но для людей энергичных проблема, как заработать, не стояла. На этих же землях, хозяйство помещичьего типа, как и предрекали знающие люди, балансировало на грани убытка. И все же он рвался сюда, повинуясь исходящему из далекого детства зову, и по-прежнему не жалел о сделанном выборе. Однако все чаще появлялась тревога и в голове навязчиво крутилось:

      "Надо что-то придумать! Иначе два-три года и придется продавать землю."

      Закончив с "бумагами", Александр вышел во двор, где заканчивалось строительство конуры, а ее будущий жилец, разлегся в тени у крыльца и наблюдал за работой. Кузмич уже прибивал крышу. Доски клал с нахлестом, так, чтобы дождевая вода не затекала внутрь. Сооружение получалось простым и надежным. Похвалив мастера, Александр, чуть было, не пообещал премиальные, однако вовремя остановился. Удержала не жадность. Сумма, которая вполне бы утроила поденщика, ни как не могла отразиться на общем бюджете. Однако, в земельном товариществе поденщики получали по фиксированной ставке. Какие-то особые поощрения работников не приветствовались. К тому же, Александр хорошо помнил поучительный пример из своей китайской практики .

      Один из рабочих его мини цеха по сборке компьютеров, тяжело заболев, не выходил несколько дней. К концу недели исхудавший с провалившимися в синих кругах глазами он появился, чтобы хоть что-то заработать за оставшееся время. Александр, пожалев парня, оплатил за пропущенные дни две трети ставки. В следующий же понедельник на работу не вышли сразу три человека. Староста цеха, смешно шепелявя, объяснил, что все они "осень, осень больны". А на следующий день Александр встретил двух "тяжело больных" у товарного слада, где они подрабатывали грузчиками. Появились прогульщики только в пятницу, а в субботу стали требовать, чтобы им тоже оплатили за дни болезни. Понимая, чем все может кончиться, Александр наотрез отказался платить. В итоге получился громкий скандал с китайской скороговоркой, размахиванием рук и плевками на пол. Этот урок он запомнил надолго. Вспоминал его в часы бессонницы, когда в липких тенетах харбинской ночи мысленно спорил с духом покойного Рахимова о возможности всеобщего счастья.

      Ограничившись устной похвалой, Александр отправился к теплицам. Сбор и сортировку урожая он не доверял поденщикам. Качество надо было держать на уровне, иначе избалованные закупщики могли снизить цену или просто отказаться. Нагрузив на тележку пустые ящики, он медленно двинулся вдоль теплицы. Боковые стенки были сняты, но даже под одной верхней пленкой в помидорных джунглях висело раскаленное пахнувшее банным веником марево.

   Тщательно рассматривая сорванные помидоры, Александр делил их на три сорта. В один ящик попадали самые крупные и гладкие плоды, которым надо было еще немного дозреть. Их несколько раз в неделю забирали фуры концерна "Сытноедов".Созревшие помидоры он отвозил в лавку товарищества. В третий ящик шла некондиция , ее пускали на домашнюю засолку и на салаты к обеденному столу. Помимо сортировки он еще рыхлил под каждым кустом землю, добавляя по горсточке специальной подкормки для томатов. Помидоры и огурцы были предметом его особой заботы и давали большую часть дохода. А вот разведение шампиньонов, на которое сначала делал ставку, себя не оправдало. Капризные грибы упорно отказывались расти, и затраченные на мицелий деньги ушли в чистый минус.

      Когда оставалось пройти еще несколько десятков кустов, позвонила Анна и спросила, придет ли он полдничать. В связи с жарой они изменили традиционный российский график питания. Как в Харбине, днем ограничивались легким перекусом, сместив полноценный обед на вечер. Но сейчас Александр решил не отрываться от работы из-за пары бутербродов, тем более, что есть совершенно не хотелось. Закончив с помидорными теплицами, он уже собирался вести отобранные овощи в лавку, когда телефон под фрагмент китайской мелодии выдал сообщение. На эту музыкальную тему у него были записаны только номера харбинских абонентов. Последний раз Александр слышал ее чуть больше года назад, и сейчас она звучала, как голос из прошлого. Чувствуя легкое волнение, он включил экран и прочитал:

   "Mon cher, злая судьба забросила меня в твой благодатный край. Если сможешь приютить на несколько дней, буду рад увидеть и может даже обнять друга. Nicolas "

      Александр почувствовал, как на него обрушивается целый поток воспоминаний:

   Трудовые будни Харбина. Пропитанная потом духота похожего на барак цеха. Согнутые серые спины китайцев, и на их фоне Николя, словно только что прилетевший с Елисейских полей или лондонской Пикадильи. Иногда казалось, что грязь просто не может прилипнуть к его белоснежным манжетам.

   А какие были у них посиделки за бокалом рома! Напиток плантаторов и пиратов, снимая гнет вечерней жары, переносил в иную полуфантастическую реальность. Диалог перерастал в красочное действо, подсвеченное яркими остротами и неожиданными репликами друга. Все это время Александр, даже не признаваясь себе, скучал по его обществу. И сейчас, несмотря, на ироничный подтекст послания, сердечно был рад предстоящей встрече.

      Отправив в ответ "Жду!!!", он поехал завершать свои дневные дела. Вечером поделился радостной новостью с Анной, но реакция была совершенно неожиданной.

– А он один приедет? – почему-то поинтересовалась она первым делом.

– Не знаю. Про Лизочку ничего не сообщал, – ответил он, несколько удивленный ее тоном. – Да какая разница! Николя скоро увидим!

      -Все это, конечно, хорошо, – произнесла Анна без всякого энтузиазма – Но ты понимаешь. В Харбине одна была жизнь, здесь другая…

– Да ну тебя, с твоей философией! – шутливо отмахнулся Александр. Но тут же и к нему закралось сомнение:

      " Действительно, там, в Харбине, была совершенно особая реальность. Они как крохотные частички русского мира в инородной среде вынуждены были тянуться друг к другу и остро нуждались во взаимной поддержке. А здесь все иначе. Другая жизнь по другим правилам и законам. Но ведь это не повод, отказать другу в гостеприимстве!"

      Больше они в этот вечер про Николя не говорили. А утром, получив от него еще одно сообщение, Александр отправился встречать поезд.

      Глава 3

      За десять минут до прибытия пассажирского поезда Александр был на станции. Но пунктуальностью Российская железная дорога традиционно не отличалось, и ожидание затянулось. Поглядывая на часы, он мерил шагами платформу, и никак не мог унять волнение. Радость предстоящей встречи отравляли смутные предчувствия. Опять появилось ощущение, будто темные силы прошлого, словно оголодавший хищник, рыскают где-то поблизости.

      Кроме него прибытия поезда ожидали еще несколько человек. Многодетная крестьянская семья дружно лузгала семечки, устроившись на перевязанных веревками баулах. На другом конце перрона молодой солдатик в форме северокавказского особого корпуса почтительно слушал наставления отца, а на плечах у него повисли плачущая мать и младшая сестренка. Солнце, поднимаясь над лесом, осветило рельсы. В красные рассветные тона окрасился придорожный бурьян, бетонные плиты платформы, уходящая от насыпи грунтовка. Чувствовалось, что день опять будет очень жарким. А Александр невольно вспоминал то далекое утро, когда увидел Николя в первый раз…

      На харбинском вокзале, как всегда, было не протолкнуться. Встречать прибытие московского поезда, традиционно приходило много русских. Появлялись даже немцы и австрийцы из совместных торговых представительств. Но европейские лица все равно терялись в желтом азиатском море. Дальше состав шел в сторону Пхеньяна, и шумная толпа китайских переселенцев готовилась штурмовать вагоны третьего класса. Были среди них и коренные жители  северокорейской провинции, резко отличавшиеся от нации гегемона сдержанной манерой поведения. В центре рядом с главным зданием народу было гораздо меньше, но здесь беспрестанно сновали со своими тележками торговцы снедью. Пахло специями, вареной лапшой, маринованной курицей и жареной рыбой. Солнце, поднимаясь над козырьком вокзальной крыши, уже нещадно палило, и жара усиливала эту мешанину запахов, к которым примешивалась сладковатая вонь мусорных баков.

      Наконец, словно кавалергардский кортеж на императорском выезде, сверкая солнцезащитной облицовкой, на перрон торжественно прибыл состав. Толпа заволновалась и пришла в движение. Представители русской диаспоры устремились к купейным и спальным вагонам. Александр подождал, когда немного схлынул людской поток, и медленно пошел вдоль поезда, высматривая тех, кого некому было встречать. Таким способом "вокзального отлова", минуя дорогостоящие услуги агентства, обычно находили себе квалифицированных сотрудников предприниматели средней и малой руки.

      Молодого человека в элегантном, не по погоде тяжелом сюртуке, он заметил издалека. Незнакомец был светловолос и высок ростом. Красивое лицо с благородными тонкими чертами могло бы принадлежать артисту с театральным амплуа "герой любовник". Но сейчас на нем была написана растерянность. То бросая взгляд на записную книжку, то оглядываясь по сторонам, он явно не понимал, что делать дальше. Мимо, задевая его тюками, пробегали опаздывающие на поезд китайцы. Вокруг уже крутились подозрительные личности с широким диапазоном "выгодных" предложений. Еще несколько месяцев назад Александр вместе Анной вот так же растерянно стояли на перроне, не зная, куда идти и, что делать дальше. Теперь же уверенной походкой местного старожила он подошел и поздоровался. Услышав чистую русскую речь, новичок радостно встрепенулся.

– Чангаров, владелец цеха по сборке компьютеров, – представился Александр и сообщил, что подыскивает себе на работу специалиста по программному обеспечению. В ответ на лице молодого человека появилась обаятельная улыбка:

– Считайте, что вы его уже нашли!

      Протянув для рукопожатия тонкую изящную ладонь, он сообщил, что несколько лет, вплоть до банкротства текстильного концерна "Морозов" занимался там обслуживанием компьютеров. И что зовут его Николай Павлович Бельский, но для своих и сослуживцев можно просто Николя…

      Обосновавшись в Харбине, супруги Чангаровы постарались выстроить бизнес по традиционной хорошо отлаженной схеме. С началом компьютерного бума маньчжурская экономическая зона превратилась в гигантскую фабрику комплектующих. Большая часть всего произведенного уходила в Японию и за океан в Североамериканские штаты. Но был еще и остаток, продававшийся по бросовым ценам на местном рынке. И это создавало уникальную возможность для мелкого и среднего бизнеса.

   В промышленных зонах на окраинах мегаполисов не платя налогов, не соблюдая нормативы рабочего дня, работали мини-цеха и даже крохотные мастерские по сборке компьютеров, электронных книг, мобильных радиотелефонов. Качество продукции часто оставляло желать лучшего. Но за счет минимальных затрат и ворованного программного обеспечения, цены удавалось держать в три четыре раза ниже, чем у оригинальных японских и американских моделей. Через свободную от таможенного контроля границу вся эта сказочно дешевая техника поступала на российский рынок, оттуда тоненькими ручейками растекалась в страны восточной Европы, добираясь даже до Германии.

      Вот такое отверточное мини-производство и создал Александр, проявив (видимо доставшиеся в наследство от деда) организаторские способности. На окраине Харбина он снял старый складской барак, еще посыпанный пылью от тюков с шелком и мелкой крошкой битого фарфора. Наняв рабочих, переоборудовал его в сборочный цех, организовал оптовую закупку комплектующих. Чтобы наладить сбыт, заключил договор с транспортно-торговой компанией купцов Сытниковых. Однако, так и нерешенной до конца проблемой осталась загрузка программного обеспечения. Знаний, полученных Анной на курсах в политехническом институте, было явно недостаточно, к тому же на ее плечи легла вся бухгалтерия. Попытки нанять специалиста сначала окончились неудачей. Первый кандидат оказался запойным пьяницей. Квалификация второго не соответствовала нужному уровню. К тому же этот уже не молодой человек принадлежал к воинствующим безсословцам и по любому поводу , не взирая на лица, поносил российское дворянство. А вот с Николя Александру, наконец, повезло…

      Три длинных гудка и опустившийся на переезде шлагбаум возвестили о скором прибытии пассажирского. Крестьянская семья засуетилась, перетаскивая тюки к краю платформы. Из-за перелеска вынырнула окутанная паром голова тепловоза, и провожающие солдатика женщины еще громче зарыдали.

      Пока мимо тянулись вагоны, Александр безуспешно пытался разглядеть Николя сквозь запотевшие стекла тамбуров. За те полминуты, что стоял поезд, он несколько раз оборачивался вокруг своей оси, но так и не увидел, чтобы кто-нибудь вышел платформу.

      " Не приехал! Что-то не сложилось …" – вместе с досадой, эта мысль, как ни странно, принесла и облегчение: " Значит не судьба! Все что Бог ни делает …"

      И тут через два вагона от него, из набирающего скорость состава на платформу ловко спрыгнул человек в светло-кремовом костюме. Увидев Александра, он, не выпуская саквояжей, широко развел руки и двинулся навстречу.

      Николя почти не изменился. Хотя что-то новое в лице и манере держаться появилось. Возможно, сказался груз ответственности, который свалился на него после отъезда Чангаровых. Александру хотелось узнать о многом: как обстоят дела в цехе, последние новости из жизни русской диаспоры и общих знакомых, как проявил себя недавно назначенный консул, которого за глаза называли генерал-губернатором Харбина. Но все расспросы он решил оставить до домашнего застолья. Поинтересовался только, где сейчас Лиза.

– Не знаю, мы расстались – не вдаваясь в подробности, сообщил Николя, и ту же перевел тему: – Ну, а Аннушка наша как? Ты писал, что вас с прибавлением в семье можно поздравить. Извини, что не ответил. Нам в тот момент не до переписки было.

      Судя по всему, он имел ввиду случившиеся пол года назад волнения рабочих поденщиков в Харбине. Подробности об этих событиях, Александр тоже очень хотел услышать. Но сейчас, обняв Николя за плечи, сообщил только, что Анну тот скоро увидит. Она уже давно ждет их к завтраку.

    Пока ехали домой, Александр рассказывал о местных нравах и особенностях уездного быта. Войдя в раж, чувствовал потребность поведать как можно больше подробностей о своей теперешней жизни. Николя слушал с улыбкой, изредка кидая ироничные замечания. Одна из реплик неожиданно задела самолюбие принимающей стороны. Возможно, была нарушена тонкая грань, что отделяет теплый дружеский юмор от насмешки, или он просто отвык от обычной манеры общения Николя с окружающими.

      " Чего-то я разговорился! Может ему вовсе не интересно про наше провинциальное житие слушать" – подумал Александр с некоторой обидой. Правда, в большей степени недоволен он был своей болтливостью, а не словами и тоном друга. В машине на какое-то время повисло молчание. И тут впереди возникло препятствие. Поперек дороги, оставив для проезда только узенькую полоску, стоял армейский внедорожник. Когда Александр затормозил, из-за машины появились два человека в военной полевой форме. Один остановился у капота внедорожника, взяв наизготовку автомат Шпагина. Другой, двинулся к их "Уральцу".

– Поручик жандармерии фон Витте. Прошу предъявить документы, господа – потребовал он уверенным хорошо поставленным голосом .

– Ого, как тут у вас строго! – с наигранным удивлением произнес Николя.

– А в чем собственно дело! – хотел было возмутиться Александр.

– В уезде проводится операция по задержанию особо опасных преступников. – заученно отчеканил в ответ поручик. Проверив и вернув обратно документы, он взял под козырек и махнул своему товарищу. Но Александр не стал дожидаться, пока тот отгонит машину. Залезая колесом в канаву, он объехал внедорожник и надавил газ.

– Беглые у нас в уезде объявились! Никак поймать не могут – сообщил он с непонятно откуда взявшимся злорадством.

– Твоих старых знакомых среди них случайно нет? – неожиданно поинтересовался Николя. Вопрос повис без ответа. В первый момент Александр даже не понял, что имелось ввиду. Только потом начал припоминать , как на одной из вечерних посиделок, перебрав с усталости рома и желая покрасоваться перед Лизой, намекнул, что имел отношение к подпольной революционной организации и, кажется, даже упомянул Рахимова. Получив утром сильнейший нагоняй от Анны, больше никогда к этой теме не возвращался. А вот Николя, как оказалось, запомнил!

      Между тем они уже подъезжали к раскрытым воротам. Встречая их, заливался лаем привязанный к новенькой будке Гаврюша. Анна в своем лучшем летнем сарафане, ждала на крыльце, грациозно облокотившись на старенькие перила. На лице ее появилось какое-то странное, незнакомое раньше выражение. Словно она собиралась бросить кому-то вызов.

      Глава 4

      После традиционных троекратных лобзаний, вещи Николя отнесли в его комнату. Потом повели в детскую, знакомиться с Машенькой, а дальше они уже вдвоем с хозяином отправились на экскурсию по дому и приусадебному участку. По дороге Александр снова поймал себя на том, что слишком много говорит и даже хвастает. Хотя, по большому счету, гордиться особо было нечем. Если для него каждый выращенный своими руками помидорный куст имел сакральное значение, для человека постороннего все это могло показаться смешным.

      Завтрак уже ждал их на веранде. На этот раз стол был накрыт по высшему разряду. Рядом с благородной зеленью французского сыра, розовела подкопченная каспийская осетрина, на сливочном масле бутербродов пузырилась крупными красными бусинами камчатская лососевая икра. Омлет из домашнего молока и яиц был заботливо приготовлен самой хозяйкой. Его ноздреватую светло-желтую корочку Анна обильно приправила измельченной кавказкой травой, выращенной также на своем огороде. Несмотря на ранний час, на столе стояло спиртное. Полюбившийся хозяину и гостю ямайский ром, соседствовал с коньком из бывших закавказских провинций. Именно этот напиток они и посчитали более подходящим для утра.

      Сначала, как водится, выпили за встречу. По большому счету, она попадала в разряд событий с почти нулевой вероятностью. После возвращения Чангаровых в отечество, друг и соратник трудовых харбинских будней переместился в область воспоминаний. А вот теперь он, собственной персоной, как всегда элегантный и ироничный, сидел за их столом и любовался игрой солнечного луча на гранях опустевшей хрустальной рюмки.

– А что с Лизой, где она сейчас? – первым делом поинтересовалась Анна. На этот раз Николя был более многословен и сообщил некоторые подробности:

– Лизавета Альбертовна, осуществила свою мечту. Получила место в труппе. А я решил не вставать между ней и Мельпоменой. Расстались мирно, без театральных аффектов. Как-то даже сходил, полюбовался на нее в роли Офелии. Ночная рубашка и венок из лилий на Лизхен смотрелись потрясающе. А в целом спектакль был провальный. Вы же представляете, какой из Мони Берштейна Гамлет! Так что, я с охапкой роз выглядел полным идиотом.

– Розы были для Мони? – с улыбкой поинтересовался Александр.

– Ну, а для кого же еще? – в тон ему ответил Николя.

      "Герой любовник" харбинского драмтеатра был личностью хорошо и даже слишком хорошо известной. Когда Александр попытался представить обрюзгшего от дешевой китайской водки Моню в роли благородного принца, картина действительно получалось смешная.

      " А вот Лизочка в ночной рубашке и венке наверняка неплохо смотрелась!"

      Анна продолжала расспрашивать про их общих знакомых. Оказалось, что за прошедшей год еще две семейные пары перебрались в Россию. В Маньчжурии стало не спокойно. Тучи предрекаемой политологами революции действительно сгущались, и на горизонте иногда даже громыхало. Александра эта тема волновала больше всего, но Анна наседала на гостя с расспросами о том, что было интересно ей.

   Оказалось, что супруги Гогения, хотя и давно собирались, в Россию не уехали, а вместо этого развелись. Причиной стал бурный роман Нино с новым российским консулом. Георгий даже пытался вызвать соперника на дуэль, однако благодаря усилиям местного дворянского общества скандал замяли, и дело ограничилось расторжением брака. Подобные истории в тесно переплетенном мирке русскоязычной диаспоры были не редкостью, и развивать эту тему можно было до бесконечности. Но Александр все-таки задал вопрос о судьбе цеха. Уезжая, они фактически подарили его Николя. Услышав, что дело перестало приносить прибыль и его пришлось закрыть, Александр был неприятно удивлен. Правда, не без некоторого самодовольства про себя отметил, что при нем такое вряд ли бы случилось:

      " Что-нибудь обязательно бы придумал!".

      После завтрака Николя отправился отдохнуть с дороги. Анна с шитьем ушла в детскую. На кухонную вахту с традиционным ворчанием заступила Аглая, а Александр опять погрузился в текучку дневных дел. Несколько рюмок коньяка сначала даже вдохновили, но вскоре обернулись апатией и головной болью. Пришлось даже выкроить время, чтобы съездить искупаться в Ушимке. Домой он вернулся уже под вечер и застал жену и гостя на веранде. Они о чем-то оживленно беседовали.

      " Не помешал, леди и джентльмены?"– поинтересовался Александр.

– Да нет, заходи, еще не успел! – весело ответил Николя. Шутка показалась Александру пошловатой. Возможно, он отвык от манеры поведения друга, а может Николя действительно изменился.

      " Или он был таким всегда? Но там, в чужеродной среде, когда были опорой друг другу, все эти нюансы стирались…"

– Саш, ты сходи к ужину переоденься. Гостей ожидаем, – отдала распоряжение Анна.

– Это кто же к нам нынче?

– Целое дворянское собрание: Кореновский, Малинины, ну и твой любимый Конопольский.

      Услышав последнюю фамилию, Александр скривился, и тяжело вздохнув, отправился сначала в душевую, потом в комнатушку, что получила в их семье громкое прозвище гардеробной.

      Приезд гостей вряд ли был случайностью. Александр не раз замечал, что в их уездной глухомани, при кажущемся безлюдье информация с невероятной быстротой распространяется от усадьбы к усадьбе. И сейчас соседи уже наверняка знали о прибытии к Чангаровым старого друга из Манчжурии. Так что, приехали посмотреть и послушать живого свидетеля тревожных событий. О происходящем в северном Китае в последнее время часто говорили, как с экрана дальновизора, так и в светских гостиных.

      Николя, бесспорно, произвел на гостей впечатление. Однако, оно было неоднозначным. Малинины приняли его хорошо. Пелагея Андреевна посматривала на красивого умеющего себя подать молодого человека с материнской благосклонностью. Иван Никанорович с интересом слушал рассказ Николя о пережитых событиях, а когда дело дошло до обсуждений и споров, вставлял свои замечания деликатно, с уважением к мнению гостя. Про Кореновского сложно было что-то сказать. Александр не раз уже замечал, что мнение соседа о человеке напрямую зависит от того, насколько тот разделяет его взгляды. Несогласие по любой мелочи тут же вызывало отторжение, что как-то не очень вязалось с декларируемым христианским смирением. Ну а Конопольский воспринял Николя в штыки. Отставной поручик лейб-гвардии особого моторизированного гусарского полка сразу увидел в нем конкурента. Умом этот гуляка и записной волокита не особо блистал, но видимо интуиция подсказала, что новичок может претендовать на его нишу в местном обществе.

      Однако, рассказ Николя впечатлил всех без исключения. Но Александр, хорошо знавший своего друга и фон, на котором происходили события, подозревал, что все было немножко по-другому. Во всяком случае, не так героично. Казалось, он воочию видит толпы взбудораженных, но плохо понимающих, что делать дальше рабочих. Осажденное здание российского консульства, несколько десятков запертых там насмерть перепуганных людей. Слышит звон разбитых стекол, крики на китайском. В ответ истеричные женские всхлипывания, выстрелы наугад через дверь. Возможно, Николя тоже стрелял, а, может быть, забился в самый дальний угол подвала и просидел там до подхода к городу казачьих частей. Но сейчас, особенно в глазах женщин он представлялся настоящим героем, и на попытки Копольского съязвить, отвечал с обезоруживающим противника остроумием.

      Рассказ плавно перетек в обсуждение и споры о том, что ждать в скором времени от Китая, стоит ли активно вмешаться России, и не перекинуться ли эти события на территорию самой империи. Неожиданно в разговор мужчин вклинилась Пелагея Андреевна:

– Вы знаете господа, я недавно одну весьма интересную вещицу прочла. Новомодный жанр, что-то вроде исторической фантазии. Автор обыгрывает ситуацию девятьсот семнадцатого. Представляет, что было, если бы царь Михаил, как и его брат, отрекся тогда от престола.

– И что этот господин писатель навыдумывал? Революсьон и всеобщее братство? – улыбаясь, поинтересовался Конопольский.

– Да нет, Силантий Петрович, пострашнее у него выдумки. Все это конечно ерунда. Не верю я, чтобы у нас в России такое возможно! Но пишет мерзавец убедительно. Прямо дурно становится.

      Госпожа Малинина зябко передернула плечами. А Иван Никанорович, лакового погладил ее полную руку:

– Ты, Пелагеюшка, у нас дама волнительная. Нельзя тебе такие вещи читать!

– Да ну тебя! – шутливо отмахнулась Пелагея Андреевна.

– В России, что угодно возможно! Вспомните, господа, пугачевщину, – глубокомысленно заметил Николя. Тут же в разговор вступил Кореновский. Срывающимся голосом начал доказывать, что пугачевщина была божьей карой. Пройдя это испытание, страна очистилась от грехов, накопившихся за время блистательного, но порочного, царствования Екатерины.

      Слушая разгоревшийся спор, Александр вдруг почувствовал, что снова погружается в какое-то странное пограничное состояние. В первый раз нечто подобное случилось четыре года назад, в переломный для его судьбы момент. Тогда, видимо от нервного напряжения, окружающая реальность временами начинала казаться неустойчивой и зыбкой. И сквозь нее, словно сквозь рваные клочья тумана, проступали контуры чужого пугающего мира. Вот и сейчас, почудилось, будто эта уютно освещенная веранда, собравшееся общество, разбросанные среди окрестных полей дворянские особняки, где с русским хлебосольством по вечерам принимают гостей, пьют чай из старинных самоваров, спорят о литературе, богословии, судьбах России – лишь театральные декорации. Ничего этого на самом деле нет. И однажды очнувшись, он увидит вокруг иную действительность, куда более жесткую, прагматичною, в которой таким как он просто нет места.

      Разъехались гости около полуночи. Аглая уже давно спала, и они втроем убрали стол и перемыли посуду. Во время этого нехитрого совместного занятия неожиданно опять возникло ощущение общности. Окуная в бак с мыльной пеной и протирая губкой тарелки, друзья весело болтали, подшучивали друг над другом. Николя снова был человеком, общения с которым так не доставало Александру в последнее время. С присущей ему иронией, он выдавал характеристики своих новых провинциальных знакомых. Почти все были на удивление точны. Особенно касательно бравого гусара Конопольского, чью хвастливую самовлюбленную натуру Николя раскусил с первого взгляда.

      Жара к тому времени немного отпустила и Александр почти сразу уснул. Разбудил его отчаянный лай Гаврюши. Вскочив с кровати, он долго пытался нащупать в темноте рукоятку пистолета. В голове промелькнуло, что в случае реального нападения возможно бы и не успел воспользоваться оружием. Ухватив, наконец, "Овод", он, не выпуская его из рук, натянул штаны и вышел во двор. Гаврюша лаял куда-то в сторону забора, но увидев хозяина, быстро замолчал и даже завилял хвостом. Постояв несколько минут у штакетника, Александр вслушивался в звуки ночи. Где-то совсем близко трещали цикады. В перелеске на склоне оврага несколько раз ухнул филин. Откуда-то издалека, возможно с другого берега Ушимки, доносились голоса и смех. В последние десятилетия в моду входила язычество, и ночные гульбища с прыганием через костер и омовением стали популярны среди молодежи. Возможно, Гаврюша и учуял компанию, когда они только шли на речку. Хотя, причиной лая могла стать и пробежавшая мимо лиса, а может быть пес просто решил продемонстрировать свою бдительность.

– Ну, и чего всех всполошил? – поинтересовался у него Александр. В ответ лохматый сторож еще сильнее завилял хвостом и попытался облизать руку.

      Возвращаясь, Александр с досадой думал, что теперь вряд ли сможет быстро заснуть, а завтра опять предстоял тяжелый день. Он осторожно приоткрыл дверь спальни, стараясь не скрипеть половицей, двинулся к кровати. Уже собирался лечь, когда заметил, что и вторая половина супружеского ложа пуста. В первый миг он не предал этому значения. Потом попытался вспомнить, была или Анна, когда вскакивал "по тревоге". Уверенности не было, но что-то подсказывало, что она и тогда отсутствовала.

      Несколько, показавшихся бесконечностью минут, Александр просидел на кровати. Анна не возвращалась, и тревога стала перерастать в смятение. Черными ночными птицами по комнате закружились подозрения. Мир, который он строил своими руками, где заново обрел радость и смысл жизни, вот-вот мог рассыпаться в прах.

      Надев и застегнув на все пуговицы рубашку, Александр вышел в коридор. Сначала, без особой надежды, заглянул в детскую. Потом подошел к спальне Николя. С минуту, обратившись в слух, простоял у порога. Наконец до него донеслись приглушенные голоса, но не из комнаты, а со стороны сада.

      В колдовском свете луны старые яблони походили на гигантских пауков. Примятая серебристая трава, застывшие качели, обнимающиеся фигуры мужчины и женщины, принадлежали какой-то иной мистической реальности. Все это будто происходило в неком магическом театре теней, где он был только зритель.

      Но вся беда была в том, что оставаться простым зрителем Александр дальше не мог! Сжимая кулаки, он двинулся в их сторону. Ни замечая и не слыша его, Николя и Анна что-то очень эмоционально обсуждали. Вблизи оказалось, что Николя не обнимает, а только держит за руку его жену, а та пытается (а может и не пытается!) вырваться. Наконец, видимо заметив его, Анна вскрикнула "Пусти!" и освободилась.

– На этот раз я уже точно помешал! – произнес Александр, не узнавая своего голоса.

– Ночь прямо колдовская! Тебе, вижу, тоже не спится, – произнес Николя, старясь казаться невозмутимым.

– И луна сегодня полная. Хорошее время для прогулок! – подержал тему Александр, и ,подойдя ближе, нанес удар в солнечное сплетение. Николя согнуло пополам и бросило на землю.

– Это вам сударь вместо пощечины. Завтра можете присылать секундантов!

– Они у вас непременно будут! – прохрипел Николя пытаясь подняться. Александр развернулся и больше не оглядываясь, пошел к дому. Думал, что Анна бросится утешать Николя, но она побежала за ним и, догнав в коридоре, вцепилась в рукав.

– Сашка, ты, что ополоумел! Какие секунданты!

– За любовника опасаетесь, сударыня! – поинтересовался он ледяным тоном.

– О, Господи! Какой же ты идиот! – простонала Анна. Прозвучало это так искренне, что в сердце шевельнулась слабая надежда:

      " Может все действительно не так, как ты представляешь?"

     Глава 5

      Выяснение отношений супругов было бурным. Александр упрямо хотел добиться правды, и в то же время в глубине души этой правды не желал. Да и нужна ли нам эта окончательная, разрушающая все иллюзии правда? Во всяком случае, Анна казалась искренней. Возможно, она и была честна, до каково-то предела, дальше которого и заходить не стоит. А вот про Николя Александр узнал много нового. Оказывается, друг давно уже был влюблен в его жену и еще в Харбине активно домогался взаимности. Получив решительный отказ ( в это очень хотелось верить!), он закусил удила. И сейчас, собираясь обосноваться в отечестве, видимо решил взять реванш. А, может быть, устав от капризных красоток, захотел обрести надежную спутницу жизни. В том, что у нее уже есть муж и ребенок, помех почему-то не видел.

      На вопрос, почему не сказала об этом раньше, Анна ответила вполне логично:

– Зачем? Чтобы ты глупостей натворил? Чтобы цех без толкового программиста остался?

– А может быть он просто тебе нравился? – продолжал выпытывать Александр. Ответ обескуражил своей прямотой:

– Да нравился! Он красив, остроумен, галантен. И вообще женщине льстить внимание. Вспомни, как ты на Лизочку косился!

– Ну, это совсем другое!

– Да нет, дорогой, тоже самое! Давай и про заведение мадам Чанг вспомним!

– Да мы там только напились вусмерть! – крикнул Александр, окончательно переходя в оборону.

– А почему я должна верить?!

      На самом деле он действительно говорил правду. Весело отметив в мужской компании китайский Новый год, они каким-то образом оказались в квартале красных фонарей. Александр помнил только, как развалившись на восточном диване, наблюдал за танцами девушек в слишком прозрачной для китайской традиции одежде. Потом курили какую-то гадость, от чего совершенно потерял связь с реальностью. Под утро очнулся на том же самом диване и в полном одиночестве. Жене это похождение откуда-то стало известно. Объяснение тоже было тяжелым, но она тогда поверила и простила. И сейчас накал постепенно спадал. В завершении, положив ему на грудь руки, Анна устало произнесла:

– Ну, куда мы с тобой друг от друга! Ты только глупостей не смей делать, а то развоевался. Секундантов ему подавай!

– Пусть убирается, и забудем про это, – пообещал Александр.

– Поклянись, что никаких дуэлей! – не унималась супруга.

      Александр пообещал, хотя и не был уверен, что все пройдет без последствий. Грань, до которой дело можно было уладить миром, он, похоже, переступил.

      Под утро все-таки удалось уснуть. Сквозь сон он слышал, как Анна пошла кормить Машеньку, но окончательно проснулся, когда стрелки настенных часов приближались к девяти.

      Дверь в спальню Николя оказалась широко открытой, самого его там естественно уже не было. За завтраком супруги о ночных событиях больше не вспоминали. На лице Анны лежала печать усталой умиротворенности. А Александр, чувствовал себя, как после тяжелой болезни, когда силы подорваны борьбой с недугом, но уже есть ощущение, что кризис миновал и ты идешь на поправку. К двенадцати часам нужно было попасть в уездный центр на собрание товарищества, и он с трудом заставил себя сеть в раскаленную на солнце машину.

      В арендованном актовом зале земской школы собралось около полусотни человек. В основном это были главы крепких крестьянских хозяйств. Почти всех Александр знал лично и со многими поддерживал хорошие отношения. Но, когда выбирал где сесть, сработал сословный инстинкт. Пройдя через зал, он проследовал в правое крыло, где среди серых и сиреневых мужицких косовороток выделялся беловоротничковый островок представителей малопоместного дворянства. Свободный стул оказался рядом с Малининым. Пожав руку, Александр шепотом поинтересовался, как они вчера добрались до дома:

– Добрались, с Божьей помощью! Пелагея моя все ахала, что до темна засиделись. Под каждым кустом беглые злодеи виделись, – также тихо ответил Иван Никанорович.

– Кстати, рады были познакомиться с вашим другом. Интересный молодой человек! – добавил он, но видимо заметив, как напряглось лицо Александра, не стал развивать тему.

      Собрание вскоре началось. Петр Иванович Добрыня, уже много лет возглавлявший товарищество, поднялся на сцену в сопровождении коренастого крепко сложенного брюнета, в дорогом не по погоде плотном костюме. Из кармана двубортного пиджака незнакомца выглядывала золотая цепочка мобильника представительского класса, белизну рубашки оттеняла черная густая борода. Судя по одежде и манере держаться, незнакомец явно принадлежал к купеческому сословию и был представителем кавказкой диаспоры. Подтверждая это, председатель товарищества объявил:

– Господа, прошу любить и жаловать! Амаяк Ашотович Даломян, купец первой гильдии. Пришел к нам с интересными предложениями.

      Речь господина Даломяна была очень эмоциональной. Казалось, он сам накручивает себя борьбой с невидимым оппонентом. В отдельные моменты обрамленное черной бородой лицо даже наливалось гневом, а темные кавказские глаза грозно буравили зал, выискивая несогласных. Сама же суть предложений была довольно проста. Возглавляемая им компания собиралась открыть в уезде цех для производства консервированных овощей. Чтобы загрузить предприятие сырьем, от местных производителей требовалось значительно увеличить площади посадки огурцов, томатов, зеленого горошка. Кроме этого, предлагалось перейти на заграничные, наиболее подходящие для промышленного консервирования сорта.

      Обсуждение тоже было эмоциональным и бурным. Предложение увеличить производство овощей прямо в этом летнем сезоне отвергли сходу. Вновь посаженные помидоры и огурцы, несмотря на горячее желание Амаяка Ашотовича, просто не успели бы вырасти. По поводу зарубежных сортов у многих тоже были сомнения. Приживутся ли они на этой почве и в этом климате? Но главным контраргументом стали предлагаемые оптовые цены.

      Слушая возражения, гость все больше кипятился. Еще чуть-чуть и дело могло дойти до рукопашной, но председатель, взяв слово, прекратил дебаты. Поблагодарив Амаяка Ашотовича, он заверил, что предложения очень интересны, но все нужно детально обдумать и обсудить. После чего раздал проекты типового договора и закрыл собрание.

      Пока публика в зале, продолжая обсуждение, не спеша расходилась, Малинин успел бегло просмотреть договор. На улице, прощаясь, он тяжело вздохнул:

– Кабала это, Александр Андреевич, видит Бог, кабала! Но боюсь, иного выбора этот джигит нам не оставит.

– Почему же не оставит? Откажутся все, и уедет, не солоно нахлебавшись.

      Малинин покачал головой:

– Да нет, этот просто так не оступится! У деревенской бедноты землю начнет скупать. Сейчас многие за гроши продают. Разведет теплицы. Тех же бывших хозяев в батраки наймет. И будут во всех местных лавках его маринованные огурчики и томатная паста. А наши доморощенные заготовки только в погреб для домашнего употребления. А у меня это треть выручки, думаю и вас не меньше.

      Перспектива действительно вырисовывалась мрачная. По дороге домой Александр думал, что многое устроено в этом мире не лучшим образом. Вместо того, чтобы заниматься своим делом на родной ниве, тратишь время и нервы на борьбу с теми, кто хочет оттеснить тебя, захватить твое место. Забывая о Божьих заповедях, ты вынужден играть по чужим правилам, иначе быстро окажешься на обочине. Может это все и способствует прогрессу. Но нужен ли такой прогресс тебе лично ?! Нужен ли он тем, кто уже на обочине и влачит там жалкое существование? Опять в памяти всплыл их первый разговор с Рахимовым:

      " …Может всеобщая пожираловка и способствует эволюции, только слабое это утешение для миллионов сожранных!"

      Вспоминая своего бывшего наставника Александр отдавал отчет, что этот адепт революции был противоречивой и опасной личностью. И все же временами становилось горько от того, что никогда уже не сможет его увидеть. А иногда посещала мысль, будто они еще обязательно встретятся, но уже Там, в царстве добра и справедливости, которое Рахимов безуспешно пытался устроить на этой Земле. И в голове крутились слова мольбы о прощении, что он произнесет, смиренно склонив голову и преклонив колени.

      Дома ждали текущие дела, но Александр сначала проследовал в кабинет. Внимательно прочитав условия Даломяна, он согласился с тем, что они кабальные. На производителя накладывались жесткие требования с неустойками в случае срыва поставок. Закупщик же, при изменении условий на рынке, мог скорректировать и без того малую цену, или вообще отказаться брать овощи. Подписываться под таким договором Александр естественно не собирался. Но его тревожил прогноз Малинина. С другой стороны возможность увеличить производство овощей с некоторыми, пусть и не очень надежными, гарантиями сбыта, не была лишена привлекательности.

      " А если принудить его играть по нашим правилам?"

      Впечатление, оставшееся от Амаяка Ашотовича, заставляло в этом усомниться. И все же Александр чувствовал, что согласованными действиями они смогут добиться уступок. Потратив почти час, он постарался сформулировать встречные условия. Пришлось даже провести приблизительный расчет максимальной цены, по которой заказчику еще было бы выгодно покупать их продукцию. Подумал он и над тем, как товарищество может поддержать разорившихся соседей, и не допустить массовой скупки земли в их уезде.

      Весьма довольный собой, Александр собирался послать предложения Добрыне, и в это время в кармане завибрировал мобильный телефон. Звонил Конопольский. При виде его фамилии на экране, сердце екнуло от недоброго предчувствия. Официальный тон гусара в отставке не оставил уже никаких сомнений. Важничая и упиваясь своей ролью, Конопольский сообщил Александру, что звонит по поручению его друга ( слово было произнесено с явным налетом иронии). Далее последовала просьба подъехать к нему в имение, обсудить, как, согласно законам чести, разрешить возникшие между друзьями недоразумения.

    Глава 6

      Родовой особняк Конопольских чем-то напоминал состарившуюся кокотку. Все еще воображая себя красавицей, она гордится стройной девичьей фигурой, но никакими ухищрениями макияжа уже не спрятать безжалостную печать беспутно прожитых лет. Также и расположенное на живописном холме старинное здание гордо возвышалось над избами и хозяйственными постройками арендаторов. Но стоило подъехать ближе, как, словно сетка морщин под слоем румян, становились заметны трещины, проступающие из-под аляповатой штукатурки. О запустении красноречиво говорили и наглухо закрытые ставнями окна. Верхние этажи давно пустовали. По пыльным лестницам и коридорам, гуляли лишь призраки былой славы угасающего дворянского рода. Зато у парадного, рядом с опоясанной змейками трещин колоннадой, стоял спортивный автомобиль итальянского производства. Среди сонного патриархального пейзажа умирающей усадьбы кричаще красная машина смотрелась совершенно инородным телом. И, как утверждали злые языки, эта амбиция хозяина по гроб жизни загнала его в долговую кабалу.

      Конопольский принял в гостиной на первом этаже. Просторная комната была обставлена в восточном стиле. На персидских коврах, с которых давно не выбивали пыль, висело старинное оружие. Посредине стены, среди всей этой экзотики, нелепо торчал экран американского дальновизора. Сам хозяин восседал на низеньком диване без спинки. Рядом, дополняя восточный антураж, стоял его любимый кальян, якобы приобретенный на ферганском базаре. Хотя точно такие же восточные артефакты массово производились и в микро-цехах на задворках Харбина. Приветствуя гостя, Конопольский предложил сигару. Александр, отказавшись, осторожно присел на краешек дивана и попросил перейти сразу к делу.

– Ну что ж, извольте! Сегодня утром, ко мне заявился ваш друг. Сказал, что нашел адрес в интернете по спискам уездного дворянского собрания. И так уж вышло, что ему, как человеку здесь новому, больше и обратиться не к кому. Из немногословного рассказа я понял, что между вами возникли серьезные недоразумения, которые иначе, как поединком не уладишь. Вот собственно и все!

      На губах отставного гусара появилась надменная ухмылка, и Александр почувствовал, что готов его за это возненавидеть. Уже не раз он замечал в некоторых людях отвратительное свойство радоваться чужым бедам. И вот сейчас, когда на соседа обрушилась необходимость подвергнуть жизнь смертельному риску, он вместо сочувствия и желания как-то уладить конфликт испытывает явное удовольствие от своей роли.

   Появившееся было желание отказаться, Александр волевым усилием подавил. Николя нашел нужного человека. В случае уклонения от поединка Конопольский обязательно сделает историю достоянием гласности. Вряд ли после этого можно будет по-прежнему общаться с соседями и быть уважаемым членом общества. Сам он еще мог махнуть рукой на дворянские предрассудки, тем более что деловые контакты большей частью были с людьми из крестьянского и купеческого сословий. Но в праве ли он обрекать на эту роль изгоев общества жену, а в будущем и дочь! К тому же если дело дойдет до суда чести, то может всплыть прошлое, а это уже будет катастрофой.

– Выбор оружия ваш друг, как оскорбленная сторона, желает оставить за собой,– прервал возникшее молчание хозяин.

– И это будут дуэльные пистолеты? – заставил себя улыбнуться Александр.

      Выяснилось, что он угадал. Впрочем, другого и не ожидалось. В харбинском спортивном клубе Николя не плохо обращался с рапирой, но для настоящего поединка ему вряд ли бы хватило стойкости. А вот стрелял он в, отличии от Александра, довольно метко, и был завсегдатаем местного тира. Можно конечно было оспорить, кто из них оскорбленная сторона, но для этого пришлось бы посвящать в подробности отставного гусара.

– Согласен! – махнул рукой Александр.

– Ну вот и славно! Тогда завтра в восемь утра в овраге у старой мельницы. – оживился Конопольский. – Пистолеты я предоставлю. А вот насчет второго секунданта прошу позаботиться вас.

      Закончив деловую часть, хозяин снова предложил сигару. Александр отказался и поспешил откланяться. Отъезжая от дома, он почувствовал, что машина очень тяжело трогается с места. И только уже на дороге обнаружил, что не снял до конца ручник. Обругав самого себя, подумал было, что надо заехать к Степанычу, подтянуть сорванные колодки, но тут же резанула мысль:

      " А имеет ли теперь значение сломанный ручной тормоз!"

      Приехав домой, Александр, все еще следую укоренившейся привычке, заглянул в почту и обнаружил ответ от председателя товарищества. Предложения, которые он все-таки успел отправить, вызвали интерес. Добрыня благодарил за проявленную активность, и обещал, что вынесет их на следующее внеочередное собрание в ближайшую пятницу. Это должно было польстить честолюбию, но сейчас дела товарищества, как и прочие наполнявшие жизнь заботы вдруг потеряли свою значимость. То, что могло случиться завтра утром, одним кровавым росчерком сводило все на нет. Даже горячо любимые жена и дочь, отдалившись, оказались за невидимой преградой, за которую им нельзя переступать.

      Чтобы не встречаться с Анной, Александр прямо со двора отправился в теплицу. Там попытался работать, но занятие, еще недавно бывшее для него таким важных, тоже потеряло смысл. Неожиданно поймал себя на том, что в данный момент больше боится не завтрашней дуэли, а предстоящего семейного ужина.

      "Как и с каким лицом будет он слушать беспечную Анькину болтовню? Преодолеет ли искушение рассказать, что его ожидает завтра? Да она и сама может обо всем догадаться!"

      В том, что жена сделает все, чтобы сорвать дуэль Александр ни секунды не сомневался. В глубине души он и сам хотел этого, но разум безжалостно рисовал картину дальнейшей жизни в бесчестье. Самым отвратительным было понимание того, что и жена, в итоге не вынесет такого положения, и через некоторое время посчитает за лучшее расстаться с изгоем.

      Решение пришло неожиданно. Вернувшись в дом, Александр переоделся в охотничий камуфляж, и кинул в дорожный саквояж умывальные принадлежности и сменное белье. Заглянув в детскую, скороговоркой сообщил Анне, что по просьбе Добрыни едет в губернский центр на переговоры с оптовиками. И, возможно, придется заночевать в гостинице.

– А чего оделся так? – подозрительно поинтересовалась супруга.

– Да там по овощехранилищам лазить придется! – отмахнулся Александр. Отъезжая от дома он задал себе вопрос:

      " Не догадалась ли?"

      И тут неожиданно пришла мысль, что Анна наверное все поняла. Она пытается убедить себя в обратном, а в глубине души согласна с тем, что по иному нельзя…

      Уездный врач Иван Карлович Майер проживал одиноким вдовцом, в маленьком флигеле на территории земской клиники. Дети давно выросли. Сын обосновался в Петрограде, где служил в гвардии. Дочь вышла замуж за купца первой гильдии и перебралась в Нижний. Он же, храня верность покойной супруге, посвятил жизнь выполнению врачебного долга. О том, каково ему вечерами возвращаться в одинокое холостяцкое жилище, можно было только догадываться. Окружающие привыкли видеть Ивана Карловича внимательным, спокойным, уверенным в силе медицинской науки и милости Божьей. Частичка этой уверенности передавалась и пациентам. Он относился к тому редкому исчезающему типу врачей, что могли поставить диагноз без помощи хитроумных современных приборов, и вылечить не только с помощью лекарств, но и правильным словом. Перебрав всех знакомых, Александр остановил выбор на нем, и собирался просить земского врача стать секундантом.

      Поколесив по полям, заехав искупаться на речку, он появился в клинике к самому концу приема. Подождав, пока уйдет последний посетитель, сильно волнуясь, вошел в кабинет. Надвинув на нос очки и склонив над столом седую начинающую лысеть голову, Иван Карлович делал какие-то записи. По старинке пользовался не компьютером, а тетрадью и шариковой ручкой. Услышав, что нужна его помощь в весьма деликатном деле, он взглядом попросил медсестру покинуть кабинет. А, узнав суть просьбы, ожидаемо возмутился. Однако, выслушав доводы Александра, со вздохом принял предложение.

– Иван Карлович, мне бы сегодня домой возвращаться не хотелось, – еще больше смущаясь, произнес Александр.

– Понимаю, понимаю, – закивал доктор, – У меня во флигеле переночуете. Комната Павлика в вашем распоряжении. Это третья справа от входа. Можете прямо сейчас заселяться. Там не закрыто.

      Комната сына Ивана Карловича, впрочем, как и весь дом, содержалась в идеальном порядке. Но было в этой стерильной чистоте и правильной геометрии что-то холодное не живое. Александр с тоской вспомнил вечно царившая в его доме суматоху. Мысли о том, что он туда может и не вернуться, ядовитыми змеями выползали из сумрачных углов обставленной со спартанской простотой комнаты. В воздухе по-прежнему висела удушающая жара, а со стен холодно и равнодушно смотрели фотографии чужих людей. Александр невольно вспоминал другой не менее отвратительный вечер накануне неудавшегося покушения. В чем-то ситуация была схожей. Тогда тоже была поставлена на карту жизнь. Но к ней прилагались лишь смутные надежды, что однажды все наладится. Сейчас же на кону лежало уже практически состоявшееся счастье, причем не только свое. Однако, тогда его, словно в воронку Мальстрема, затягивало в водоворот чужой войны. А теперь он защищал свою честь, семью, дом, и уважительных поводов уклониться судьба не оставляла.

     Выключив мобильный телефон, Александр лежал на застеленной пледом кровати. Взгляд уныло скользил по выцветшей потолочной побелке. Время, казалось, застыло на месте, бессмысленно и безнадежно пытаясь оттянуть приход завтрашнего утра. Около восьми вечера в комнату постучал Иван Карлович и пригласил испить чаю. За ужином они перекинулись только парой фраз. О предстоящей дуэли не было сказано ни слова. На прощание хозяин пожелал гостю хорошо выспаться и дал порошок собственного изготовления. Велев выпить за полчаса до сна.

      Средство неожиданно хорошо подействовало. Даже не надеясь заснуть, Александр быстро провалился в темноту полузабытья. Обрывки сновидений, что его посещали, были яркими и цветными. А под утро он сквозь сон услышал грохот долгожданной грозы и стук барабанящих в козырек капель.

     После пробуждения он сразу ощутил, как посвежел воздух. Выйдя на улицу, увидел серые облака и тут же понял, как истосковался по пасмурному летнему небу. А потом вдруг обнаружил, что вчерашние страхи куда-то исчезли. Он чувствовал себя выспавшимся, бодрым. Вместо тягостного уныния, пришла злая решимость наказать того, кто покушался на его счастье.

    Глава 7

      Наслаждаясь прохладой, природа отдыхала. В окружающий пейзаж возвращались выгоревшие за долгие недели пекла краски. Луга, уходя к горизонту, переливались всеми оттенками зеленого. Среди желто-серой гаммы намокшей пшеницы, словно капельки самоцветов, пестрели полевые цветы. Облака весело плыли по небу, укрывая уставшую от зноя землю. Приспустив боковое стекло машины, Александр полной грудью вдыхал разлитую вокруг свежесть. Коричневая лента грунтовки петляла среди полей картофеля, кормовой кукурузы. На небольших холмиках белели стволы берез, под прямыми углами уходили от дороги темные полосы хвойных лесопосадок. Это был его мир, в который он успел врасти корнями души, который защищал и давал силы. Мысли о неудачном исходе поединка сейчас даже не приходили в голову.

      Традиционное место дуэлей в народе имело дурную славу и, как поговаривали, было связанно с нечистой силой. Выглядело оно действительно мрачновато. По дну оврага протекал небольшой, размером с ручей, приток Ушимки. Над водой плотно нависли ивы, от чего даже в самый солнечный день она казалась черной. У самого берега темнел разобранный почти до основания сруб, сохранивший только нижние венцы бревен. От него через реку протянулась ось мельничного колеса, которое не вращалось уже лет двадцать, с того дня, как отвалилась последняя сгнившая лопасть. Вокруг рос бурьян, и торчали кусты, большей частью засохшие по какой-то неизвестной причине. И весь этот вполне мирный пейзаж почему-то у многих вызывал нехорошее тревожное ощущение.

      У мельницы их уже ждали. На краю оврага стоял красный "Феррари". Его хозяин, вальяжно облокотившись на почерневшие от времени бревна сруба, курил сигару. Николя мерил шагами вытоптанную перед развалинами площадку. Вчера Александр с волнением представлял, как они встретятся и посмотрят в глаза друг другу. Но все произошло как-то очень буднично и быстро. Отбросив сигару, Конопольский приветствовал прибывших:

– Мое почтение, господа! Почему-то именно вас, Иван Карлович, я и ожидал увидеть.

– Зато я не предполагал, да и не желал здесь оказаться, – сухо ответил доктор. Пропустив реплику мимо ушей, отставной гусар показал уже размеченное место. На расстоянии пятнадцати метров торчали обозначавшие барьер еловые ветки. От каждой из них Конопольский отмерил рулеткой еще по семь метров и отметил ивовыми прутиками, как исходную позицию. Все было в соответствии с последней редакцией дуэльного кодекса. И чувствовалось, что отставной гусар с удовольствием исполняем свои обязанности секунданта.

– А теперь прошу минуту внимания! – торжественно объявил он – Господа дуэлянты встают на позицию спиной друг к другу. По команде "Сходитесь", поворачиваются и двигаются к барьеру. Стрелять можно сразу. В барабане по два патрона. Отстрелявшийся первым становится у барьера и ждет, пока выстрелит противник. А мы с Иваном Карловичем постоим за бревнами. На всякий случай.

      Открыв продолговатый обитый кожей футляр, он предложил выбрать пистолеты. Стараясь не смотреть на противника, Александр взял револьвер первым. И все-таки краем глаза увидел бледное лицо и нервно дергающуюся щеку Николя. Ему даже стало жалко бывшего друга, но он отогнал от себя это чувство. Этот человек, покушался на его мир, пытался разрушить его счастье. И он считал, что вправе наказать и даже убить агрессора. Однако, встав на позицию спиной к противнику, вдруг ощутил всю нелепость, происходящего. Они, словно заигравшиеся дети, не поняли, когда забава приняла смертельно опасный характер. И балансируя на краю черной бездны, все еще продолжают исполнять глупые надуманные роли.

      Прозвучало "Сходитесь!". Александр резко обернулся. В первый момент ему показалось, что он не видит противника, и фигура Николя сливается с зеленым фоном. Проклиная свои глаза за предательство, он медленно двинулся к барьеру. Не успел сделать и двух шагов, как прозвучал выстрел. Что-то горячее чиркнуло по левому плечу рядом с шей. И в этот момент вернулось зрение. Он четко в хорошем фокусе увидел искаженное страхом лицо Николя. Продолжая идти, Александр поднял револьвер и начал прицеливаться. Зрение и все чувства обострились до предела. Он видел, как стала подрагивать рука противника, а зрачок револьвера заплясал на уровне его лба. Сам он уже готов был нажать спуск, когда прозвучал еще один выстрел. В этот раз раскаленный комок свинца скользнул по самому верху лобовой кости и вырвал клок волос.

– Становимся к барьеру! – закричал из укрытия Конопольский.

      Опустив револьвер, Александр прошел оставшиеся метры. А Николя, несмотря на возмущенные крики своего секунданта, остановился там, откуда произвел последний выстрел. Он стоял в пол оборота. Лицо загородил пистолетом, но хорошо было видно, как дрожит коленка. Заставляя себя думать, что теперь имеет полное право стрелять, Александр снова стал целиться. И тут произошло нечто странное, он не потерял возможность управлять телом, однако, ощущал себя тряпочной марионеткой, что пытается пойти против воли кукловода. Загородившая грудь рука противника попала на мушку, но невидимый хозяин запрещал нажимать спуск.

– Не затягивайте! Это тоже против правил,– крикнул Конопольский. И тогда Александр поднял револьвер и два раза выстрелил в воздух.

      Все, дуэль окончена! – объявил Иван Карлович, тоном, не допускающим возражений.

– Да уж, господа, порошу сдать реквизит! – насмешливо произнес отставной гусар. Чувствовалось, что он разочарован тем, как все происходило. Однако, предложил всем участникам проехать к нему на стакан пунша.

– Извините, в другой раз! – сухо отказался Александр.

– И мне пора. Пациенты ждут. – поддержал его Иван Карлович. Заметив ссадину на голове Александра, он строго произнес: – А вас, сударь, прямо сейчас в машине обработаем.

      Скользя на мокрой тропинке, они поднимались по склону оврага. В голове вертелось:

      " Неужели все конченное! Ты снова сможешь заниматься делами, переживать неудачи, радоваться успехам. Любить близких и наслаждаться своим маленьким счастьем, так, будто впереди вечность!"

      А потом запоздалой волной накатил страх. Если бы у его бывшего друга не дрожала рука и пуля полетела на какой-нибудь сантиметр ниже, он бы сейчас лежал там внизу оврага, и уже иная вечность принимала душу…

      И снова, как уже случалось раньше, реальность вокруг начала ломаться, уступая место чему-то иному. Оглянувшись, он на месте развалин увидел мельницу, такой, какой она была на картине, подаренной его деду одним и местных художников-пейзажистов. Сруб покрывала черепичная крыша. Она поросла мхом, но выглядела вполне добротно. Еще не успевшие почернеть лопасти вращали колесо. Перед мельницей, словно дорожка гигантского червя, землю разрезала траншея. Судя по свежим отвалам глины, вырыли ее совсем недавно. Рядом происходила какая-то нехорошая суета. Из кузова грузовика на землю прыгали люди со скрученными за спиной руками. Некоторые падали, и потом неуклюже пытались подняться. Их подгоняли криками и ударами прикладов странные существа в шинелях и шапках, похожих на старинные остроконечные шлемы. Сначала они показались Александру служителями преисподней, но потом он разглядел смуглые человеческие лица. Возможно, это даже были китайцы. Командовал всем человек вполне европейского вида в кожаной тужурке и кепке. По его приказу приехавших выстроили вдоль траншеи. Китайцы в остроконечных шапках встали напротив и подняли винтовки. Понимая, что будет дальше, Александр пытался убедить себя, что это всего лишь галлюцинация. Но происходящее, казалось, слишком убедительным и реальным. Даже появилось ощущение, будто сейчас решается, а вернее перечеркивается его личная судьба.

      Залп он не успел услышать. Испуганный голос земского врача вернул обратно в свой мир.

– Александр Андреевич, что с вами! Что вы там увидели!

– Да так, чертовщина какая-то! – произнес Александр, стряхивая остатки видения.

– Э сударь! Вас видно контузило. Сейчас едем ко мне в клинику. Выпишу направление в губернский центр, обследование пройдете.

– Не надо, Иван Карлович, нет у меня никакой контузии. А видения уже давно посещадт. Свала Богу, не часто!

– Ну, тем более, надо обследоваться! – строго произнес доктор. – А для начала, выберите время и ко мне на прием. Расскажите подробно, что вам мерещится. Я по психиатрии не специализируясь, но кое какой опыт и в этой области имеется.

      Александр пообещал, что обязательно придет. Хотя не был уверен, что обещание выполнит. До сегодняшнего дня видения, как ни странно, тревоги не вызывали. Даже, несмотря на только что увиденный кошмар, он чувствовал себя психически вполне здоровым.

      Завезя доктора в клинику, он поехал домой. Анна встретила его на веранде. По лицу было видно, как она нервничает и в то же время рада видеть мужа.

– Саша, только не лги мне! У вас была дуэль! – накинулась она на него с порога.

      Не став уверять в обратном, Александр только произнес, что все закончилось и все живы здоровы.

– Так я и знала! -простонала супруга. Обозвав его идиотом, собиралась влепить оплеуху. Но вместо этого упала на грудь и зарыдала, дрожа всем телом.

– Успокойся, Аня! Все кончилось, забудем об этом! – повторял Александр, гладя ее по спине. Но у самого появилось нехорошее предчувствие, что на самом деле не все еще закончилось. Что события прошедших дней еще потянут за собой шлейф неприятностей и возможно серьезных.

   Глава 8

      К концу июля жару окончательно сменила мягкая пасмурная погода. Это состояние природы, когда под нежной защитой облаков раскрываются все полутона и оттенки красок Александр любил больше всего. В далеком детстве в такие дни казалось, что сквозь неустойчивую дымку реальности проступают иллюстрации из сборника русских сказок. В юности, когда грешил сочинением глупых любовных виршей, именно в пасмурные летние дни его чаше всего посещала муза. То, что испытывал сейчас, тоже можно было назвать вдохновением. Однако, обратить творческую энергию теперь можно было лишь на дела текущие. На них он и тратил пробудившиеся от дремоты душевные силы.

   И все же иногда в короткие минуты отдыха приходили мысли далекие от хозяйственных забот и ежедневной текучки. А иногда появлялось ощущение, будто он балансирует где-то на грани озарения, что одним взмахом волшебного крыла изменит окружающую реальность. Но потом текущие дела снова гнали по давно очерченному кругу, словно запряженную в подъемник шахтной клети лошадь. Горний мир опять отдалялся, замыкаясь в своих небесных чертогах. Но Александр был благодарен судьбе уже за то, что лучи неземного света хоть изредкапрорываются в его обыденность.

   Зато видение, что посетило его в день дуэли у старой мельницы никак не выходило из головы. В итоге, выбрав время и преодолев стеснение, он все-таки решил посетить Майера.

      Приехав вечером в уездную клинику, Александр дождался, пока окончится прием. Зайдя в кабинет, как и в прошлый раз, увидел, склоненную над столом голову доктора.

– Добрый вечер, Иван Карлович! Не уделите несколько минут? Я по поводу нашего разговора. Помните, о видениях …

      В конце фразы Александр замялся от смущения и подумал, что зря это затеял. Но отступать было уже поздно.

– Да, да конечно! Правильно сделали, что пришли, – захлопывая тетрадь, произнес доктор. И тут же предложил побеседовать у него дома за чашкой чая.

      Снова, как и в вечер перед дуэлью, они сидели на чистенькой бедно обставленной кухоньке. Чай у Ивана Карловича был элитный, специально выписанный из Лондона через совместную российско-британскую компанию. Наверное, это была единственная роскошь, которую позволял себе привыкший к аскетизму доктор. И сейчас, внимательно слушая гостя, он смаковал свой любимый напиток. Александру же казалось, что вкус у чая слишком терпкий. В семье у него предпочитали "Тифлисский". Этот немудрящий сорт, выращивали в бывшей имперской провинции, где в последние пятьдесят лет с изумляющей чехардой сменяли друг друга диктатуры и народные республики.

      Сделав несколько глотков, Александр отставил чашку. Стараясь не упускать подробности, рассказал о всех случившихся за последние несколько лет галлюцинациях. А Иван Карлович задавал наводящие вопросы, и как-то странно кивал, будто узнавал знакомые симптомы. Дослушав, изрек вердикт:

– Ну что же, сударь, может это и покажется странным, но случай у вас довольно типичный! Чтобы не волновались, сразу скажу, что к серьезным психическим отклонениям я бы его относить не стал.

      Дальше Александр услышал совсем удивительные вещи. По словам Ивана Карловича, подобные видения уже были известны в современной медицинской практике. Возможно, они встречались и раньше, но врачи списывали это на обычные душевные расстройства. Но в последние десять лет, все подобные случаи стали выделять в отдельный тип психических отклонений, названный "Днепровским синдромом".

   Термин появился после того как врач-психиатр из Новороссии опубликовал в медицинском журнале данные наблюдений за пациентом, который проживал на берегу Днепра вблизи города Александровск и периодически видел огромное гидротехническое сооружение, якобы перегородившее реку. Вскоре после публикации статьи выяснилось, что в разных частях империи уже не раз к врачам обращались абсолютно здоровые люди, которые время от времени видели картины некой иной цивилизации, по техническому уровню явно превосходившей консервативное отечество. Иногда у подобных пациентов происходила, так называемая "чехарда памятников". С пьедесталов вдруг исчезали знакомые с детства скульптуры, а их место занимали неизвестные или малоизвестные персонажи, которые вряд ли бы кому-нибудь пришло в голову увековечивать в России. Особенно часто героем такой подмены становился некий политический иммигрант, умерший в первой половине двадцатого века в одной из швейцарских клиник. Люди, в чьих галлюцинациях проявлялись его скульптурные изображения, как правило, не знали кто это, но удивительно точно описывали черты внешности, знакомые по фотографиям только специалистам историкам.

– Так и что же это такое! – в волнении спросил Александр. В ответ Иван Карлович грустно улыбнулся:

      -Точного объяснения я, к сожалению, не могу дать. Предпринимались некоторые попытки в специальной медицинской литературе. Но, честно говоря, ничего кроме натяжек и подгонки фактов я там не увидел. А вот один из моих коллег, по совместительству еще и литератор, обыграл "Днепровский синдром" в художественной фантастике. И вы знаете, при всей невероятности, его версия довольно логично все объясняет!

      Извинившись перед гостем, Иван Карлович покинул кухню, а через несколько минут вернулся с запечатанной сургучом бутылкой и тоненькой книжицей в дешевом бумажном переплете.

– Вот, извольте сами ознакомиться! Произведение весьма занятное. Думаю, что удовольствие от прочтения получите. А как врач, пока могу порекомендовать только вот это. От видений возможно полностью не избавит. Но нервы успокоит, и спать лучше будете.

      С этими словами Иван Карлович вручил книгу и полулитровую бутыль микстуры.

      Вернувшись от доктора, Александр опоздал к началу ужина. На этот раз вечером на огонек заглянула госпожа Малинина. Зайдя на веранду, он застал жену и гостью за уже не первой по счету чашкой чая и оживленной беседой. Дамы обсуждали светские новости и последний скандал вокруг известной петроградской киноактрисы.

– Опоздавших сегодня не кормят! – весело заявила Анна.

– Милая, вы уж не обижайте мужа! Он у вас славный молодой человек, – заступилась за главу семьи Пелагея Андреевна.

– Умеешь ты благоприятное впечатление на женщин производить! – усмехнулась Анна Пока она отошла на кухню разогревать ужин, Александр показал гостье взятую у доктора книгу. Поинтересовался, не про эту ли вещь она упоминала на их последней встрече. Выяснилось, что нет. Автор был Пелагее Андреевне неизвестен. Хотя по оформлению обложки, где похожая на огненно красного дракона молния раскалывала двуглавого имперского орла, можно было предположить, что тематика та же. Да и название соответствовало:-" Февральское перепутье."

      С возвращением Анны беседа опять перешла на светские новости. Обсудили недавно состоявшееся состязание барышень за звание первой красавицы империи. Давно популярные на развращенном эмансипацией Западе конкурсы в России только начали входить в моду. И в обществе дискутировалось, прилично ли девушкам из дворянского сословия принимать в них участие.

      После ужина Александр отвез гостью домой. По дороге успели поговорить на литературную тему, и Пелагея Андреевна снова посетовала, что многие молодые авторы в погоне за популярностью пишут всякие ужасы. Жизнь в их мрачных фантазиях выглядит куда хуже, чем на самом деле. И еще она высказал весьма глубокую для пожилой провинциальной помещицы мысль: – Все эти литературные опусы не такое уж невинное развлечение. Они приучают людей к мысли, что такое вполне возможно. Кроме этого есть какая-то мистическая связь между реальностью и теми мирами, что создает литература. И однажды сотворенные больной фантазией иных авторов страшилки могут прорваться в нашу действительность.

      Вернувшись, Александр после душа сразу отправился в спальню. Включил ночник, поудобней устроился на кровати и открыл книгу. Вернувшись из детской, Анна поинтересовалась, что он читает.

– Да так, любовный романчик, – отшутился Александр.

– Ну, ну. Только не увлекайся сильно, а то ты у меня впечатлительный, – насмешливо протянула Анна. Но тут же попросила:

– Когда закончишь, дай мне. Тоже хочу про любовь почитать. А то я тут совсем в наседку превратилась.

      Вскоре она уже спала, а Александр читал до середины ночи. Заставив себя закрыть книгу, почувствовал, что вряд ли сможет уснуть и вышел покурить на улицу. Он все еще был под впечатлением. Наблюдая, как с кончика сигареты падают в траву красные огоньки, думал, что фантазия очень похожа на правду. Развитие событий в феврале девятьсот семнадцатого вполне могло пойти по описанному сценарию. Более того, автор утверждал, что именно этот вариант наиболее вероятен и лежит в основном русле истории. А та реальность, в которой они живут, всего лишь случайно реализовавшаяся боковая ветвь. Гипотетическую возможность такого расщепления он обосновывал, ссылаясь на последние теоретические открытия в квантовой физике. И пресловутый "Днепровский синдром" по его убеждению был попыткой настоящей реальности прорваться в эфемерную.

      Та "настоящая", по версии автора, история России оказала огромное влияние на весь мир. Аграрная страна на задворках индустриальной Европы, снова оказалась ведущей державой, почти как во времена Екатерины Великой. Однако, эта иная судьба была чудовищно трагичной. Александр чувствовал, как из темных глубин души поднимается страх. Мир, в котором он жил, вдруг представился тонким налетом почвы на жерле вулкана. Он видел, как красные языки подземного огня слизывают уютные особнячки, беседки в садах, людей, пьющих чай на веранде. Пламя пожирало церкви, благотворительные балы в земской управе, дворянские собрания, уклад, который он, как и многие, считал архаичным, но в глубине души не представлял себе иной жизни. Парадные мундиры, белые бальные платья барышень, томики сентиментальных стихов, как мусор, сгорали в топке истории, а на выгоревшей земле вырастали уродливые и в то же время величественные пики застывшей лавы.

      Описанные автором ужасы гражданской войны показались Александру гротескно преувеличенными, однако, догматы новой идеологии, словно были подслушаны из их разговоров с Рахимовым.

      " А ведь я мог оказаться, ко всему этому причастен!" – с ужасом думал он и благодарил Господа за то, что уберег, не дал свернуть на этот губительный, как для себя, так и для всей страны путь. Даже вполне умеренные идеи о возможном либеральном переустройстве отечества, которые он раньше поддерживал, теперь уже казались опасной блажью. Все это было заигрыванием с темной силой, которая, словно спущенный с цепи демон, первым делом пожрет своего освободителя. И Александр чувствовал, как из сторонника либеральных перемен превращается в рьяного хранителя устоев.

      Уснуть в ту ночь помогла только микстура от Ивана Карловича. До девяти утра он проспал как убитый, а сразу после завтрака поехал на очередное собрание.

   На этот раз снова обсуждали предложение господина Даломяна. Вернее ответ на них от товарищества. За основу Добрыня взял предложения Александра. Слушая, как председатель излагает собранию его формулировки, он испытывал скромную гордость. Казалось, все очень разумно взвешенно и этот вариант должен пройти. Но не тут то было! Обнаружилось, что чуть ли ни у каждого второго на этот счет свое особое мнение. И этот каждый второй начинал спорить до хрипоты, доказывая свою правоту. В ходе дискуссии Александр два раза брал слово и поднимался на трибуну. Старался говорить как можно убедительней, но его плохо слушали и все время перебивали. Он злился, повышал голос, но в какой-то момент, несмотря на накал спора заметил, как из дальнего конца зала на него с усмешкой смотрит какой-то незнакомый лысый господин в дорогом сюртуке. Сев на место, Александр обернулся и обнаружил, что незнакомец продолжает изучать его взглядом. В какой-то момент даже показалось, что он подмигивает. Александр возмущенно отвернулся. Однако, желание подойти и поинтересоваться, почему приезжему господину вздумалось его так пристально рассматривать, подавил сразу. Подобный разговор снова мог закончиться встречей у старой мельницы. А этого совсем не хотелось.

      В итоге никакого решения так и не приняли. Добрыня пообещал, что к следующему внеочередному собранию доработает проект встречного договора, учтя все предложения. Жалея о даром потраченном времени, Александр сразу покинул зал. Он уже открывал дверцу машины, когда сзади прозвучал насмешливый голос:

– Не уделите, сударь, полчаса вашего драгоценного времени?

      Сзади стоял тот самый незнакомец.

– С кем имею честь? -нелюбезно поинтересовался Александр.

– Судьба я ваша, господин Чангаров! А насчет "чести" у нас с вами отдельный разговор будет,– нагло усмехаясь изрек незнакомец. Показав в развороте какой-то документ с фото, он наконец представился:

– Штабс-капитан Кречинский, третье охранное отделение.

      Взгляд его из насмешливо стал жестким и словно приговор прозвучало:

– Вот так то, сударь! Сколь веревочка не вейся, а конец всегда один.

   Глава 9

      Он видел его впервые, но подобный человеческий типаж, был знаком и ненавистен Александру еще с ранней юности. Точно такая же блестящая лысина, заплывшее жиром лицо и правильный греческий нос были у директора гимназии, прозванного учениками "Иудушкой". Но главное сходство определялось внутренней сущностью этих людей. Она проступала в манере говорить, в каком-то особом тембре голоса, в колючем взгляде маленьких свинячьих глаз.

   Еще больше делала этих людей похожими исходящая от них угроза. Иудушка с явным удовольствием ломал судьбы провинившихся учеников. Отчислял с волчьим билетом, переводил в земские училища, где был ниже уровень образования и разжалованные гимназисты подвергались насмешкам и издевательствам. А штабс-капитан Кречинский наслаждался страхом и растерянность жертвы. Ему откровенно нравилось выказывать свою власть, демонстрировать возможность унизить, морально раздавить человека, который еще недавно чувствовал себя уважаемым членом общества.

      Разговор состоялся в единственном на весь уездный центр трактире купцов Тушиных. Публика в заведении собиралась весьма разнородная, но безобразий и пьяных драк в дневное время не случалось. Александру уже приходилось обсуждать здесь за чашкой чая, а иногда и штофом водки, текущие дела товарищества и даже заключать договора с партнерами. Но все это происходило в какой-то иной счастливой жизни. И теперь человек, что сидел напротив и бесцеремонно запускал в сахарницу толстые пальцы, подводил под этой жизнью жирную черту.

      Ему было известно практически все. Членство в нелегальной ячейке радикальных социалистов. Участие в ограбление бака компьютерными медвежатниками. Даже в деле о покушении на великого князя Александр проходил как соучастник. По словам Кречинского все это тянуло на пятнадцать лет каторги. Александр уже мысленно прощался с женой, с дочкой, которой суждено теперь расти без него. С тем маленьким мирком, что он начал создавать своими руками, наивно надеясь, что большой внешний мир позволит завершить работу и получить свою долю счастья. Казалось, вот-вот Кречинский отставит в сторону тарелку с пирожками и хлопнет в ладоши. Из-за спины тут же вырастут люди в жандармских мундирах, и щелчок наручников на запястье поставит окончательную точку в судьбе. Но пока этого почему-то не происходило, и потому в душе еще шевелилась слабая, как слепой котенок, надежда.

– Ну, и что делать будем? – поинтересовался Кречинский. Александр не ответил. Уставившись в пол, он ждал, пока все закончится.

– Не слышу, предложений! – повысил голос штабс-капитан.

– Что вы от меня хотите? – глухо произнес Александр, не отрываю взгляд от щели между половыми досками.

– А ты, поразмышляй! В ноги пади. Руки целуй.

      Ответом снова было молчание. Несколько секунд Кречинский держал паузу, потом голос его вдруг стал по-отечески добрым:

– Я понимаю, запутался ты, Чангаров! Влип, по самые уши. Но ответить за содеянное надо? Или искупить честной службой!

      В душе снова зашевелил лапками слепой котенок надежды. Подняв, наконец, взгляд, Александр снова спросил:

– Что вы от меня хотите?

      Голос штабс-капитана, утратив отеческие нотки, зазвучал грозно и торжественно:

– Служить ты мне теперь должен! Как пес, верно служить! Все, что ни прикажу, исполнять будешь. Велю в отхожую яму нырнуть, нырнешь. Велю жену на ночь привести. Приведешь, еще и свечку подержишь!

      Видя, как встрепенулась жертва, Кречинский отпрянул назад и скороговоркой произнес:

– Но, но, не бойсь, лишнего не потребую! Отечеству будешь служить под моим началом.

      Ту же он начал весьма красноречиво перечислять опасности, что исходят как от внешних врагов, мечтающих окончательно уничтожить империю, так и от внутренних разрушителей устоев. Все, что он говорил, было понятно и близко. В какой-то момент, забыв, как его только что унижали, Александр даже, почувствовал симпатию к этому защитнику интересов отечества. Сработал некий подлый механизм в человеческой психике, заставляющий жертву полюбить своего гонителя. А штабс-капитан, закончив агитационную часть, протянул заранее заготовленный документ.

      Буквы расплывались перед глазами, но Александр все-таки постарался прочесть, что было написано на увенчанной двуглавым орлом бумаге. Это был отпечатанный на принтере типовой бланк. Податель сего, давая обязательства снабжать охранное отделение информацией, становился внештатным агентом-осведомителем.

   В обществе, где Александр вырос, подобные люди вызвали презрение даже у убежденных сторонников монархии. В какой-то момент даже возникло желание скомкать проклятую бумагу и швырнуть в лицо штабс-капитану. Но вместо этого он, чувствуя, что совершает акт духовного самоубийства, поставил свою подпись.

      Выходя из трактира, Александр чуть было не упал, споткнувшись на ступеньках. Проходившая мимо парочка принаряженных молодух, глядя на его кульбит, прыснула смехом. Наверное, решили, что барин с утра пораньше принял лишнего. Александр остекленевшим взглядом проводил их крепко сбитые фигуры. Судя по цветным кофточкам и юбкам, что, как барабан, обтягивали рельефные ягодицы, барышни собрались не иначе как в губернский центр и шли сейчас на автобус. На остановке, что находилась в дальнем конце площади, под загнувшимся вверх металлическим козырьком уже собралось несколько человек. Две тетки, устроились на лавке, лузгали семечки. Мужик в широких штанах и выцветшей старомодной поддевке сидел на мешках с репой и курил папиросу. Полная женщина в платке и длинном до пят платье безуспешно пыталась собрать вместе и успокоить носившихся вокруг детей. По соседству у крыльца продуктовой лавки о чем-то судачили две старухи. Шла обычная жизнь, где у каждого были свои маленькие заботы, радости, проблемы. И никому не было дела до того, чью жизнь только что переехал и втоптал в грязь безжалостный каток судьбы. Разобщенность и равнодушие окружающего мира, которое раньше просто не замечал, проявилось вдруг с болезненной остротой. И он подумал, что где-нибудь среди дремучего леса, человек не будет так одинок, как среди себе подобных.

      Добравшись до машины, он завел двигатель. Минут пять сидел, уставившись взглядом в лужу на дороге, где, словно у себя на скотном дворе, разлеглась сбежавшая от нерадивой хозяйки свинья. Умом понимал, что должен ехать домой. Что жизнь для него еще продолжается, и по-прежнему надо тянуть воз повседневных забот. Но после случившегося, все это теряло какой-либо смысл. Казалось, подписывая тот проклятый договор, он заодно продал нечистому душу, и унылые очертания казематов преисподней будут теперь вечно преследовать его, проступая сквозь любой, даже самый веселый и невинный пейзаж.

      Чувствуя внутри полное опустошение, Александр наконец стронул с места машину. Несколькими громкими гудками согнал с лежбища хрюшку и выехал с площади на утопающую в зелени приусадебных садов улочку. Покинув уездный городок, он разогнался, насколько позволила ухабистая колея. Все внимание теперь было сосредоточенно на дороге, и это неожиданно позволило хоть немного привести в порядок мысли.

      Для начала он решительно прогнал, пробудившиеся было вновь верноподданнические чувства. Штабс-капитан Кречинский и выступал на стороне правых сил. По должности своей был охранителем сакральных для отечества традиций. Но все это не отменяло того вопиющего факта, что человек этот законченный садист и мерзавец. И потому ни о какой честной службе, не могло быть и речи!

      Но это означало, что теперь придется вести сложную двойную игру, лицедействовать, лгать, вертеться угрем на сковородке. Сможет ли он выдержать такое? Ни полученное в духе лучших дворянских традиций воспитание, ни приобретенный жизненный опыт, не дали нужных для этого навыков.

      " Значит, будешь учиться жить заново!" – думал Александр с пробудившейся злостью, и на самого себя и на привитые с детства понятия, пригодные больше для рыцарских романов, чем для выживания в реальном мире. А потом проскользнула мысль, за которую он тут же попытался зацепиться:

      " Наверняка за этим негодяем водятся грехи! Надо только выиграть время, и постараться найти его ахиллесову пяту…"

      Приехав домой, он сразу проследовал на кухню, где достал из холодильного шкафа запотевший графин, а из серванта граненный шкалик. Налив его до краев, залпом выпил водку и подцепил вилкой из банки огурец домашней засолки. Закуска приятно захрустела на зубах, водка быстро начала действовать и мир уже больше не казался предбанником преисподней. Душа потребовала добавки. Он снова налил шкалик, правда, теперь только наполовину. И тут за спиной раздался удивленный голос супруги.

– Саша, это что еще такое!? Теперь уже до обеда потребляем?

– Отстань, Анька! На собрании горлопаны наши довели. Нервы успокоить надо. – отмахнулся Александр.

      -Ты бы лучше микстуры от Ивана Карловича выпил. Больше бы пользы было – с иронией в голосе посоветовала Анна, и тут же сменила тему:

– Тут какой-то господин Кречинский тебя разыскивал. Я сказала, что ты в узде на собрании. Нашел он тебя?

– Нашел, – произнес Александр. И видимо по извинившейся интонации голоса Анна сразу заподозрила неладное. Преградив пытавшемуся улизнуть с кухни мужу дорогу, она строго приказала:

– Так, давай рассказывай! Что у тебя там стряслось?

   Глава 10

      Анна знала о "революционном" прошлом мужа. Возможно, романтический ореол борца с режимом четыре года назад даже сыграл решающую роль в ее выборе. Но сейчас это прошлое гирями висело на ногах, ставя под сомнение будущее. Александр не хотел рассказывать о встрече с Кречинским, но, не выдержав натиска, сдался и выложил все, как есть. Может, потому что в глубине души понимал:

      "Долго утаивать все равно не получится!"

      Рассказав, что подписал согласие стать осведомителем, он трагическим голосом произнес:

– Теперь ты вправе меня презирать!

      Анна ответила, ни секунды не задумываясь:

– Презирать я тебя, Саша, начну, если будешь пускать дворянские сопли. Да, попал в переплет!… Мы все попали. Так надо выкручиваться! Этот Кречинский ни господь Бог и не дьявол. Найдем способ от него избавиться. А пока станешь его осведомителем. Не убудет с твоей дворянской светлости! Главное не брать грех на душу, на честных людей не клеветать.

      Сказано было жестко и даже грубо, но Александр, почувствовав поддержку, воспрянул духом. В благодарном порыве он стиснул ладонями и поцеловал и руку жены.

– Да ну тебя с нежностями! – сердито оттолкнула его Анна, и тут же поделилась неожиданно пришедшей мыслью:

– Знаешь, как этот Кречинский тебя нашел? Приятель твой Николя донес. Вот так то, будешь знать, как подвигами хвастаться!

      Только после ее слов Александру пришло в голову, что нашли его не по тому, что охранное отделение обладало мистическим даром ясновидения, а из-за банального доноса!

      Он попытался восстановить в памяти тот злосчастный разговор, когда после изрядной порции рома разоткровенничался с Николя и Лизой о прошлом. Но сейчас уже с трудом припоминал, о чем успел проболтаться. Однако, вполне возможно, у бывшего приятеля память оказалась гораздо лучше. Да и достаточно было только примерной даты и места событий, а еще фамилии Рахимов. Дальше уже можно поднять архивы и из доносов других фискалов узнать о короткой революционной деятельности члена подпольной ячейки по кличке Феникс. Вспоминая монолог штабс-капитана, Александр вдруг подумал:

     "Он ведь ни словом не упомянул о растрате кассы опеки и мнимом самоубийстве дворянина Чангарова!"

     Наверное, эти факты биографии не попали в электронные архивы охранного отделения, а обмен информацией с полицейским ведомством работал не лучшим образом. Недаром Рахимов утверждал, что дела у охранителей режима ведутся далеко не так четко, как изображалось в романах госпожи Малинковской. Все это развенчивало грозный ореол всемогущества, давая еще один маленький повод для надежды.

      Между тем Анна, видимо представив перед собой их бывшего друга семьи, сжала кулаки и прошептала:

      -Мерзавец!

      Звучало очень искренне, но Александра все же кольнула ревнивая мысль:

      "При определенных обстоятельствах женщина вполне может возненавидеть бывшего любовника!"

      Но он тут же постарался выкинуть это из головы.

      " Чтобы бы там не было в прошлом, все забыть, сжечь, рассеять прах по ветру!"

      Он, жена и их маленькая дочка одно целое. Крохотная человеческая общность вынужденная противостоять враждебным стихиям за стенами домашней цитадели.

      " И в радости и в горе!" – прошептал он слова супружеской клятвы. И снова мысленно поклялся защищать свою семью, свой маленький мир от всех посягательств извне. Защищать отчаянно, самозабвенно, отринув все привитые с детства понятия дворянской чести.

      " Ни тебя, ни твою семью никто не собирается щадить. Отвечай тем же. Если понадобиться обмани, солги или даже убей!"

      После разговора на кухне Анна отправилась в детскую. В последние дни Машенька все активнее пыталась встать на ноги и даже делала попытки перелезть за спинку кровати. Александру уже было поручено в ближайшее время съездить в губернскую столицу и присмотреть в представительстве французской компании "Enfant" вольер для подрастающих малышей. Пока же Анна старалась не отлучаться надолго, а на ночь повязывать над кроваткой что-то вроде балдахина. После ухода жены, Александр покосился на шкафчик, куда убрал графин. Но искушение удалось перебороть. Несмотря на острое желание продолжить, он хорошо понимал, что алкоголь еще одна коварная западня в этом далеко не лучшем из миров. Он словно вязкое болото неторопливо затягивает свои жертвы, топит в своих мутных потоках желание сопротивляться судьбе.

      Теплица, как всегда, встретила горячим дыханием, пропитанным влагой и запахами помидорных листьев. От одного вида краснеющих плодов на сердце стало спокойней. Он занялся привычной работой. Однако мыли о случившемся и о том, что будет дальше то и дело прорывались в настоящее, отравляя его своим ядом. Вспоминая о недавно прочитанных ужасах из альтернативной истории, он опять думал, что штабс-капитан Кречинский делает благое дело. Но тогда получалось, и навязанная ему шантажом роль осведомителя тоже служба на благо отечества? И все-таки что-то тут не сходилось. Доносить на людей, верой и правдой служить законченному негодяю – с этим Александр никак не мог смириться. А потом неожиданно пришла мысль:

      " А с чего ты решил, что для отечества есть благо? Сделал выводы из исторических фантазий малоизвестного автора?"

      Наверное, впервые он задумался о том, что значит для общества, да и в жизни отдельных людей печатное слово. Творящие в тиши кабинетов могут вывести толпу на баррикады. Другие же кабинетные творцы наоборот убедят людей в том, что любые перемены бессмысленны, а все борцы за справедливость либо мерзавцы, либо мошенники.

   Сами же конструкторы общественных идеалов остаются в тени своих идей и литературных образов. Примерный семьянин и подкаблучник, дав волю фантазии, напишет эротический роман, воспевающий животную страсть и свободу нравов. И если Господь не обделил его талантом, сие творение, гуляя по свету, совратит немало невинных душ. Но еще хуже и подлее когда кто-то, сидя в уютном кресле библиотеки, пользуясь своим литературным даром, вкладывает револьверы и бомбы в руки гимназистов.

      Александр поймал себя на том, что завидует далеким предкам, жизнь которых протекала в согласие с природой, без яда массовой пропаганды. Но тут же подумал, что и тогда в седую допечатную старину существовала устная традиция. Родовыми общинами управляли волхвы, в лесах и болотах жили кровожадные требующие жертв боги. Наверное, это крест человечества нести на себе невидимую надстройку, что формирует мысли, и вопреки законам природы понуждает совершать те или иные поступки.

     Выйдя из теплицы на свежий воздух, он утроился на перевернутом пустом контейнере и закурил папиросу. Долго сидел, задумчиво наблюдая, как на скошенную траву падает пепел. А в голове крутились строки почти забытого в новом веке поэта:

   Когда-то темный и косматый зверь,

      Сойдя с ума, очнулся человеком,-

      Опаснейшим и злейшим из зверей-

      Безумным логикой и одержимым верой…

     Глава 11.

      На следующее утро Кречинский прислал сообщение, что ждет в двенадцать в трактире у Тушиных.

      " Хотя бы для приличия поинтересовался, смогу ли я в это время!" -с ненавистью подумал Александр. Но тут же поймал себя на том, что похож сейчас на лакея, который, бормочет себе под нос угрозы, но все равно идет и делает, что господа велели. А Кречинский сейчас действительно был господином положения. Он знал, что приказ будет выполнен, и не утруждал себя излишними реверансами.

      За семь минут до назначенного срока Александр зашел в зал трактира, пропитанный запахами жареной картошки и пригоревшей чесночной подливы. Штабс-капитан сидел за столиком у окна и доедал яичницу. Рядом стояла миска с пирожками, большой бокал с томатным соком и уже пустой граненый шкалик. Поздоровавшись, Александр присел напротив. Кречинский в ответ невольно буркнул:

– Договаривались на двенадцать. За дверями мог постоять, пока завтрак закончу!

      Опешив от наглости, Александр сначала чуть было не кинулся выполнять пожелание. Потом хотел ответить зарвавшемуся хаму. Однако, понимал, что достойного ответа все равно позволить не может и ограничился молчанием.

   Кречинский бросил на него быстрый и ядовитый, как змеиный укус, взгляд. Словно при встрече с болотной гадюкой, Александр одновременно почувствовал страх и брезгливость. Но усилием воли подавил, как желание убежать, так и искушение раздавить гадину. Стараясь казаться спокойным, он заказал большую чашку кофе и вежливо поинтересовался:

– Вы, кажется, хотели меня видеть?

      Штабс-капитан, как ни в чем не бывало, отложил вилку, запустив пальцы в солонку, посыпал белыми кристалликами край бокала с томатным соком и сделал большой глоток. Потом, подозвал полового, показал на пустой шкалик и велел повторить. Только после этого обратился к новоиспеченном агенту:

– Желания смотреть на таких, как ты, у меня давно пропало. Но служба обязывает. Задание для тебя есть, бывший дворянин Чангаров.

      Стерпев и "бывшего дворянина", Александр снова промолчал. А Кречинский допил сок, вытер губы бумажной салфеткой и перешел к делу:

– Тут в вашем уезде уже с месяц беглые прячутся. Полиция и окружная жандармерия искать перестали, решили, что бегунцы дальше подались в сторону финской границы. А мне вот чутье подсказывает: "Здесь они соколики!". Приютил кто-то, из местных. Так что первое задание узнать, кто и где их прячет. Через неделю в это же время жду от тебя информации. Можешь, конечно, и раньше, если получится. А вот если к сроку не успеешь, принесешь сто рублей. Как штраф пойдет за нерасторопность.

      К столику подошел половой с подносом, на котором по соседству с полным шкаликом дымилась большая чашка кофе. Залпом выпив водку, Кречинский закусил пирожком, встал из за стола и, уходя, бросил:

– С человеком рассчитайся.

      Трактирный служака, развернувшись с полдороги, вопросительным знаком навис над столиком. Услышав, что оставшийся готов заплатить за двоих, он хотел было уйти. Но, на этот раз, его задержал Александр. После недолгих колебаний он вместе со счетом попросил парочку бочковых огурцов и сто пятьдесят "Смирновской". Понимающе кивнув, половой перекинул через руку полотенце и поспешил в сторону кухни. Провожая взглядом его белый фартук и торчащий над затылком набриолиненный чуб, Александр думал, что проявляет сейчас непростительную слабость, но ничего не мог с собой поделать. Хотелось хоть как-то разбавить отвратительное послевкусие после встречи со штабс-капитаном. А от вида пустых рюмок на подносе предательски сосало под ложечкой.

      Ожидая пока принесут заказ, он мелкими глотками прихлебывал кофе. Не смотря на титул "бразильский", напиток отдавал жженой пробкой. Употреблять же его вместе с водкой и солеными огурцами вообще было верхом дурного тона. Мадам Тюбо, обучавшая их с братом французскому и светскому этикету, наверное, пришла бы сейчас в ужас.

   "А вот, интересно, чтобы сказала она про Кречинского?"

   С отвращением вспомнив, как штабс-капитан запускал толстые пальцы в солонку, он вдруг подумал, что этот человек, скорее всего, выслужился из самых низов. Вряд ли в детстве добрая нянька читала ему сказки, а строгая мадам учила, как вести себя в обществе. Зато он в совершенстве усвоил науку выживания в трущобах, где под редкими фонарями поджидали клиентов проститутки, по ночам тишину разрывали пьяные крики из полуподвальных притонов, а в грязных подъездах воняло кошками и прокисшей капустой. Скорее всего, судьбой ему было предначертано проявить себя на уголовном поприще. Однако он решил пойти по другому пути и поступил в полицию.

   Начал с городового, но быстро выслужился. Знание изнутри преступного мира, помноженные на хитрость и врожденную жестокость стали хорошим подспорьем в карьере. Они давали преимущество перед воспитанниками кадетских корпусов, возомнившими, что, не запачкав белых перчаток, смогут сделать мир чище. Наверное, и угодить начальству у него получалось гораздо лучше, чем у щепетильных в вопросах чести коллег. Так дослужился он офицерского чина, сумел перевестись в жандармы. А дальше и личное дворянство за заслуги перед царем и отечеством, и родительскую фамилию Кречушкин можно сменить на более благозвучную и подходящую к новому статусу.

   Только вот попасть в избранное общество вряд ли получилось. На дворянских собраниях и при посещениях клуба с ним в лучшем случае сухо здоровались, а то и вовсе не замечали. Благородные барышни воротили напудренные носики от штабс-капитана с манерами извозчика. Да и причастность к третьему отделению репутацию не улучшала. От того и возненавидел он своих новых товарищей по сословию еще сильней, чем в те далекие времена, когда швырял грязью из подворотни в проходящих мимо чистеньких гимназистов. Правда, ненависть эту приходиться сдерживать. Но, если кто из благородных попал в его сальные лапы, тут уж не жди спуску!

      Дешевая водка обжигала горло, однако не приносила облегчения. В душе клокотала ненависть, бессильная и от того еще более мучительная. Александр чувствовал, что способен сейчас убить, но понимал, что не сделает этого. Новые либеральные веяния не коснулись закона, по которому убийство жандармского офицера каралось повешением, а все имущество виновного подлежало конфискации.

      "Не станет он губить свою жизнь, обрекать жену и дочь на нищету и лишения!"

      Был, правда, и другой выход. Влепить мерзавцу хорошую оплеуху, а потом пойти сдаться с повинной. Но и в этом случае его жизнь будет сломана, а Кречинский, пережив несколько неприятных минут, с лихвой отыграется на следующей жертве.

      С неожиданной тоской и ностальгией Александр вспомнил тот короткий отрезок жизни, когда, казалось бы, потеряв все, готовил себя к деятельности революционера подпольщика. Вспомнил и тогдашнего наставника. Как не хватало сейчас его совета! Рахимов наверняка бы нашел способ переиграть штабс-капитана. Но уже четыре года, как он искупал свои грехи где-то в иных мирах.

      "А, может быть, Господь уже простил его? Потому, что любит вот таких отчаянных, что готовы бросить на жертвенник и свои и чужие жизни, ради торжества справедливости и всеобщего счастья, пусть и превратно понятого."

      Выходя из трактира, Александр почувствовал, что водка ударила в голову. На крыльце его будто накрыло штормовой волной. Шипя и пенясь, она ползла назад, утягивая обратно в распахнутые двери трактира:

      " Послать все к черту! Хоть раз напиться до бесчувствия!" – думал он, начиная ненавидеть свою теперешнюю жизнь, наполненную делами и мелкими домашними радостями. Но и это искушение удалось преодолеть. Сев в машину он медленно поехал вдоль улицы, гудками разгоняя то и дело выбегающих на проезжую часть кур. На выезде из поселка разогнался быстрее, благо, что дорога была пуста. От свежего ветерка стало легче, но хмель все еще не выходил из головы. И чтобы окончательно избавиться от его цепких лап, он решил заехать искупаться на дальние пляжи.

      Прошедший накануне Ильин день традиционно положил конец купальному сезону. И хотя погода еще стояла хотя и пасмурная, но вполне летняя, от реки теперь веяло чем-то враждебным. Она будто не хотела принимать в свое лоно непрошеного гостя. Но когда он зашел по пояс в воду, то почувствовал, что здесь не намного холоднее, чем в воздухе. Собравшись духом, Александр поплыл, сильно загребая руками. Отторжение вскоре прошло, вода теперь казалась теплой, но все-таки в природе уже ощущалось дыхание близкой осени. Над речной гладью не барражировали стрекозы. Травяные заросли вокруг вместо цветов покрылись волокнистыми метелками, а на деревьях кое-где появились желтые листья.

      Минут пять он плавал от одного берега к другому, чувствуя, как освобождается от алкогольного плена. Выйдя из воды, энергично растерся взятой из автомобильного бардачка тряпкой. Совсем недавно из полотенец она была переведена в разряд ветоши, и еще не успела использоваться по новому назначению. Натянув на уже сухое тело белье и верхнюю одежду, Александр бодро зашагал вверх. Подходя к машине, вспомнил, как купался здесь в жару месяц назад. И тут опять появилось ощущение, будто кто-то за ним наблюдает.

      " Нервы, нервы проклятые!"– пробурчал он себе под нос. Открыв машину, бросил на заднее сидение мокрую тряпку, хотел было сесть за руль, и тут вдруг за спиной совсем рядом послышалось:

      " День добрый, вот и свиделись, товарищ Феникс!"

      Прошло четыре года, но Александр не забыл этот веселый голос. И звучал он не из иных миров, а где-то совсем рядом. С замирающим сердцем, он медленно повернул голову, уже зная, кого сейчас увидит.

    Глава 12

      В стоявшем перед ним оборванце сложно было узнать бывшего спецкора "Московского папарацци". Он сильно похудел, осунулся, лицо заросло густой черной бородой. От прежнего Рахимова остались только веселый взгляд и голос. И все-таки это был он!

      " Господи! Живой!" – сумел только произнести Александр. Первым желанием было обнять воскресшего, но, сделав шаг, он остановился. Вспомнил, что проявление дружеских чувств сейчас вряд ли уместно.

– Никак рад меня видеть? – удивился Рахимов. Взгляд тут же стал жестким и сосредоточенным. Александру показалось, что он прикидывает расстояние для удара.

– Я, честно говоря, тоже рад. Но, понимаешь, какая штука! Смертный приговор за предательство никто с тебя не снимал.

      Голос его звучал спокойно и даже велело, но Александр не сомневался, что бывший товарищ по партии приведет приговор в исполнение, если сочтет нужным. В голове беглой строчкой пронеслось:

      " Пистолет надо было в бардачке возить!"

      Но сейчас, когда чувства и нервы были предельно напряжены, он вдруг осознал, что даже под угрозой опасности выстрелить в человека, будет очень тяжело. Тем более в того, кого искренне уважал и любил. А потом вдруг пришло спокойствие:

      " Будь, что будет!"

      Не чувствуя за собой вины, он все-таки посчитал нужным объясниться:

– Можешь считать меня предателем. Но я тогда вас всех спасти хотел. Пригрозил, что в полицию заявлю, только чтобы покушение остановить. Тебе, кстати, Филин письмо мое передал?

– Письмо? – снова удивился Рахимов. – Когда ты не появился, я думал, сбежал Феникс, струсил. А ты, оказывается, смертоубийство предотвратить хотел!

      На последней фразе в голосе послышалась издевка. Окончательный вердикт тоже прозвучал весьма обидно:

– Все-таки я в тебе ошибся! Может ты и не трус, и не предатель, но для нашего дела человек не пригодный. Ручки кровью боишься запачкать. Таким как ты помидоры растить, чаи с супругой на веранде распивать, детей нянчить. А мир от дерьма пусть другие очищают!

– Каждому свое! – с вызовом ответил Александр. И тут же подумал:

      " Откуда он знает про супругу, про помидоры, про ребенка? Так просто, к слову пришлось?"

– Ну да ладно, не за этим пришел! – неожиданно сменил тему Рахимов – Просьба есть, как к бывшему соратнику. Я уже почти полмесяца, у одной сочувствующей делу революции скрываюсь. Загостился слишком долго. А на днях сожитель ее приревновал. Боюсь, как бы, не донес. Так что, пора менять дислокацию.

      Александр, не раздумывая ответил, что попробует его спрятать. Воскрешение человека, о котором так искренне скорбел, казалось настоящим чудом. Отказать сейчас было все равно, что выставить за дверь посланного к тебе ангела. Однако, он счел должным предупредить, что сам на крючке у охранки. Выслушав про Кречинского, Рахимов усмехнулся:

– Вот так-то, товарищ Феникс, и рад бы в обывательский рай, да революционные грехи не пускают! Ну ничего, придумаем как на этого штабс-капитана управу найти.

      Последние слова всколыхнули в душе надежду. В тот момент он снова вдруг почувствовал себя не безвольной жертвой садиста, а солдатом под началом отважного и мудрого командира:

      " Рахимов, не даст в обиду! Рахимов найдет управу!"

      Однако, ему тут же напомнили, что ситуация изменилась и они больше не бойцы одной когорты. Поблагодарив за то, что не отказал, Рахимов окончательно расставил точки:

– А потом ты вернешь мне половину партийной кассы. Той самой из ячейки на Николаевском вокзале. Поможешь сделать документы, ну а дальше наши пути дорожки разойдутся. Думаю уже навсегда. Каждому свое!

– Договорились! Ложись на заднее сидение, ко мне поедем. – распорядился Александр. Оказавшись в роли спасающего, он теперь держал себя более уверенно.

Правда, когда уже выезжали на дорогу, почувствовал запоздалый укол жадности. Но быстро прогнал это недостойное чувство. По неписаным законам Рахимов имел право на большую часть этих денег. И то, что он претендовал только на половину, с его стороны было актом щедрости и доброй воли.

      Большую часть дороги они молчали. Александр спросил только, почему и полиция и Кречинский упоминали о нескольких беглецах. Рахимов ответил, что сначала их действительно было трое:

– Товарищи на днях перебрались в соседнюю губернию, ближе к финской границе. А я вот задержался, тебя хотел повидать.

– Ну а потом куда? Тоже в Финляндию? – поинтересовался Александр. Услышав в ответ "не знаю", подумал, что Рахимов, скорее всего, лукавит. Наверняка он уже сто раз все продумал и принял решение. И вряд ли благочинная буржуазная Финляндия может привлечь пламенного революционера. А вот бурлящий и готовый взорваться китайский котел вполне подходящее место для таких, как он. Возможно, и те двое беглых подались именно туда, а может быть никуда и не уходили, и прячутся где-то поблизости.

      Сознавать, что Рахимов ему не доверяет, было обидно. Но он имел на это все основания.

      " А сам то, ты себе доверяешь?" – неожиданно подумал Александр. Отвратительная недостойная благородного человека мысль, сдать беглеца Кречинскому, уже успела прийти в голову. Он с гневом прогнал мерзавку, но она все еще крутилась в глубине сознания, трансформируясь, словно болотный мираж или злая колдунья:

      " А что если встанет вопрос – судьба твоей семьи или этот борец за идеалы, которые ты, кстати, не до конца разделяешь?"

      Александр понимал, как, скорее всего, поступит, и от этого на душе становилось совсем мерзко. И, как случается порой с людьми не особенно религиозными, именно сейчас он снова вспомнил о Боге и горячо молил не ставить его перед таким выбором.

      Миновав ворота, он, царапая о ветки машину, обогнул флигель, по заросшей бурьяном колее доехал до заброшенного сарая. Небольшое строение с еще крепкими бревенчатыми стенами находилось на дальних задворках чангаровского хозяйства. От посторонних глаз его надежно скрывали заросли орешника. Подходы к сараю охраняла вымахавшая в человеческий рост крапива. Подогнав поближе к стене машину, Александр вышел. Осмотрелся вокруг, открыл покосившуюся дверь и только после этого позвал Рахимова.

      Внутри сарая пахло перепревшим навозом. Когда-то, еще во времена деда, здесь была конюшня. С тех пор стены и хранили этот запах, а по углам лежали не истлевшие до конца охапки соломы.

– Вот здесь пока поселю. Не Лондон-клуб конечно. Но извини, чем богаты!

– Да уж точно не Лондон-клуб, – протянул Рахимов. Александру показалось, что он уловил в его голосе ностальгические нотки. В голове промелькнуло:

      " Каково это после московской жизни с шампанским, трюфелями, барышнями в декольте и облачках французской косметики, оказаться в такой дыре, на положение затравленного зверя?!"

      Оставив гостя, Александр поехал к своему флигелю, собрать что-нибудь из еды и одежды. И тут же оказалось, что незаметно это сделать не так-то просто. Аглая возилась с обедом и, похоже, не собиралась в ближайшие часы покидать кухню. Когда Александр полез в холодильный шкаф, кухарка тут же поинтересовалась, какого рожна барину там нужно.

      "Работникам обед на дальнее поле отвезу," – не удачно соврал Александр. Аглая тут же попыталась контролировать процесс и чуть не вырвала у него из рук кусок костромского сыра. Пришлось на нее даже прикрикнуть. Обиженная женщина отошла к плите, ворча под нос:

– Ну давай, давай, барин! Тащи все этим дармоедом. Шампанского им еще, крем-брюлю французскую…

      Не проще получилось и с одеждой. Как только он открыл чулан в коридоре, рядом тут же оказалась Анна. Сначала поинтересовалась, когда он наконец поедет покупать манеж для Машеньки. Услышав традиционное "на днях", принялась распекать, за то, что дни эти слишком растянулись. Молча слушая упреки, Александр соображал, что соврать по поводу инспекции чулана. Когда она, наконец, его об этом спросила, ответил, что ищет моток бичевы для подвязывания помидоров.

– О Господи, все у него ни в том месте! – тяжко вздохнула супруга. В это время из детской послышался плач Машеньки. Анна поспешила туда, бросив на ходу:

– Дотянешь с манежем. Расшибется ребенок!

      Как только она скрылась за дверью, Александр откопал среди ветоши большую клетчатую сумку, наподобие тех, в чем таскали товар продавцы блошиных рынков. Кинул туда два подвернувшихся под руку тулупа, мешок со старым мужским бельем, которое Анна списала ни тряпки, добавив ко всему этому две поношенные рубашки и старое полотенце. Убедившись, что его никто не видит, вынес сумку через черный ход и поставил в траву у стены. Вернувшись обратно, зашел в ванную и взял из пластмассового футляра, где жена хранила запас туалетных принадлежностей, зубную щетку, тюбик пасты, и ароматизированное французское мыло. К сараю пошел пешком, стараясь держаться края речного оврага, заросшего лесом и кустарником.

      Рахимова он застал на лежаке из полусгнившей соломы. Услышав, как открывается дверь, тот мгновенно вскочил, но узнав Александра, устало опустился на свое ложе. Осмотрев, что принес хозяин, весело заявил, что тут завтрак, как в лучших отелях, еще и целый гардероб в придачу. А особую сердечную благодарность вынес за мыло и зубную щетку. Попросил только принести еще черпак и ведро воды. Исполнив просьбу, Александр распрощался с беглецом до вечера. Он уже подходил к дому, когда вместе с приступом потливой слабости накатил страх:

      " А что если кто-то из людей Кричинского наблюдает за домом?"

      Тут же стало понятно, что вся его конспирация шита белыми нитками. Наблюдатель с биноклем, даже с другой стороны реки мог заметить, что машина сначала зачем-то заехала за угол, а через несколько минут вернулась. Наверное, при определенном угле обзора можно было увидеть, и как хозяин дома выходит черный ход, а потом идет куда-то с большой сумкой.

   А вдруг штабс-капитан успел завербовать или как-то запугать прислугу? Тогда он вскоре узнает, о том, что барин слишком много продуктов забрал на питание работников. Которые, в этот день, кстати, и не появились! А дальше уже можно делать выводы и вызвать полицейскую команду. И в довершении всего со стороны сарая донесся предательский лай. Видимо Гаврюша, сбегав куда-то по своим собачьим делам, возвращался домой и учуял в сарае постороннего.

      Бегом вернувшись назад, Александр увидел как пес кидается на дверь. Поймав его за новенький ошейник, потащил Гаврюшу к дому. По дороге твердил "Свои, нельзя!". Пес, видимо осознав, что ему внушали, перестал рваться назад. Только пару раз оглянулся и для порядка гавкнул в сторону сарая. А у его хозяина в голове панически пульсировало:

      " Господи! Опять из огня в полымя! Быстрее, сделать Рахимову документы и отправить, куда он там собирался! Но, а вдруг уже поздно, и через пару часов здесь будет полиция и жандармерия?

      От одной этой мысли лицо и спина покрывались холодным потом. Мутная волна из прошлого снова накрыла с головой и потащила от твердой земли назад в пучину. Но в какой-то момент, когда паническое состояние достигло своего предала, наступила обратная реакция. Захотелось, встав в полный рост, кинуться навстречу своим страхам. В прихожей, он переоделся в рабочий комбинезон, потом, зайдя в спальню, достал из верхнего ящика тумбочки пистолет и переложил его в карман брезентовых брюк. Сейчас Александр верил, что если у дома появятся полицейские, то у него хватит духу открыть огонь на поражение. Так он даст Рахимову уйти, а сам или погибнет или уйдет вместе с ним, разжигать пламя революции. И неважно, что он не верит в ее идеалы. Если этот мир невозможно исправить, не лучше ли его подпалить с разных концов. А потом сплясать танец Герострата, хохоча над теми, кто пытается вынести из-под пылающей крыши пожитки.

      Не желая попадаться на глаза ни к кому из домашних, он отправился в теплицу. Работать начал лишь для того чтобы убить время. Многое из того, что раньше казалось очень важным, утратило свою значимость. Как для человека на смертном одре теряют смысл проценты на банковском счете и планы на следующее лето. И все же он продолжал делать привычные движения, вслушиваясь в доносящиеся со стороны дороги звуки. Когда Анна пришла звать обедать, отказался, сославшись на расстройство желудка. Так прошло несколько часов. К вечеру возбуждение сменилось страшной усталостью. Вместе с ранними августовскими сумерками на него снизошло вселенское равнодушие. Ужинать он тоже не стал. Беседовать с женой о семейных делах и планах на будущее, казалось верхом кощунства. Единственным человеком, с которым он хотел сейчас общаться, был Рахимов.

     Глава 13

      Давно уже Александру не приходилось сидеть за трапезой в такой обстановке. Нечто похожее, случалось только во времена гимназической юности, когда они со сверстниками, чтобы самоутвердиться и проверить характер, устраивали вечерние бдения на заброшенной мельнице. Разведя посреди мельничного сруба костер и отгородившись окропленной святой водой веревкой, дотемна рассказывали страшные байки из местных преданий. С замирающим сердцем смотрели, как сгущаются сумерки и призраки "нехорошего места" с любопытством наблюдают за ними сквозь прозрачные стены убежища.

   После посиделок, распрощавшись с товарищами, Александр бегом возвращался к себе в имение. В тот момент уже не перед кем было храбриться, а в спину, казалось, еще смотрел чей-то мертвящий ледяной взгляд. Дома, как обычно, ожидали причитания бабушки и нагоняй, а то и подзатыльник, от деда. Как непримиримо и долго Александр тогда хранил и лелеял в себе обиду! А сейчас сердце сжималось от ностальгии и уже искренне хотелось просить прощения и за поздние возвращения, и за многое, многое другое. Но сделать это теперь можно было только на старом сельском погосте, что березовым островком возвышался среди полей в двух верстах от имения…

      На этот раз костер заменила лучина. Рахимов карманным ножом настрогал из сухих досок целый пучок тонких и длинных щепок. Вбив в земляной пол толстую ветку, он вырезал в ней узкий паз, в который под наклоном к земле вставлял щепу. Слабенький огонек, полз вверх по лучине, вырывая из вечернего сумрака импровизированный стол, ближнюю стену сарая, лица сотрапезников.

   Сидеть на деревянных чурбаках было не очень удобно, зато меню не уступало фуршетам уездных дворянских собраний. Рядом со светильником на деревянной колоде стояла литровая бутылка пятилетнего "Бордо" в окружение нарезок голландского сыра, астраханского балыка и греческих оливок. Все это Александр втайне вынес из дома в ведре для рыбалки. Жене сказал, что пойдет посидеть с удочкой на Ушику. Анна не стала приставать с расспросами, хотя наверняка почувствовала, что с мужем твориться что-то неладное.

   Пробравшись по уже протоптанной тропинке к сараю, Александр условным стуком разбудил Рахимова. Увязавшийся за ним Гаврюша с начала для порядка порычал на чужака, но быстро проникся к нему симпатией и даже разлегся у ног и позволял чесать себя за ухом. А Александр, смакуя вино, слушал рассказ, в чем-то более страшный, чем те, которыми гимназисты пугали друг друга у заброшенной мельницы.

      Когда Александр в назначенное время не явился к месту сбора, его прождали около получаса. Дальше надо было решать – идти в неполном составе или отменить акцию. Большинство склонялось к этому. Глист начал истерить, заявляя, что "гаденыш из благородных" продал всех фараонам. Когда он разошелся слишком громко, Болт взял его за грудки и хорошенько встряхнул. А Рахимов, после некоторых колебаний, решил действовать по намеченному плану. Однако на душе было муторно, даже не от страха, а от тягостного предчувствия и ощущения того, что он сейчас не творец истории, а марионетка в умелых руках циничного и безжалостного кукловода.

      Миновав привокзальную площадь, они вышли на исходные позиции. Предъявив удостоверение прессы, Рахимов и Болт прошли через первый полицейский кордон. От места, где должен был пройти великий князь, их отделала только редкая цепь жандармов. Встречающих в узком пространстве арки собралось столько, что толпа уже наседала на охрану. Все вроде бы благоприятствовало акции, но внутренний голос шептал:

      "Остановись!".

      Посчитав, что предчувствие навеяно страхом, Рахимов пробился ближе к заграждению и стал ждать. Вскоре со стороны перрона послышались приветственные крики. Толпа пришла в движение, а через несколько секунд он увидел великого князя. Тот шел впереди свиты, одаривая улыбкой своих московских почитателей.

   Чувствуя, как предательски деревенеют мышцы, Рахимов собрал всю свою волю. Он должен был сделать это! Иначе вся его жизнь превращалась в стыдный фарс, в шутовскую комедию с ряжеными карбонариями. Когда князь вошел в арку под зданием вокзала он сорвал чеку и метнул бомбу. Не дожидаясь взрыва, стал пробиваться, к дверям кассового зала. Взрывная волна ударила по перепонкам и опрокинула на него несколько человеческих тел. И, оказалось, кое-кто в этой куче был не из простых поклонников великокняжеской особы. Ему тут же начали выкручивать руки. Вырвавшись, он рванулся к дверям, а в кассовом зале уже звучали выстрелы. Переодетые агенты вели огонь по его соратникам.

      Потом, когда появилось достаточно времени на размышления, Рахимов понял, что план акции был заранее известен охранке, при этом кто-то, ведя свою дьявольскую игру, посчитал, что покушение должно состояться. Великому князю отводилась роль жертвы террора. А из нападавших живым планировалось взять только главаря ячейки. Остальные подлежали уничтожению на месте. Но тогда было не до анализа происходящего. Прорвавшись в зал, он выстрелил в переодетого шпика, который попытался перегородить дорогу. Смешавшись с обезумевшей от страха толпой, выскочил на площадь около автостоянки. Машин, где должны были ждать Глист и Филин, там не оказалось. Ища их глазами, он на какую-то долю секунды остановился и тут же получил оглушающий удар по затылку.

      Говорил он это спокойно в повествовательном тоне. Но Александр чувствовал, как перехватывает дыхание, и учащенно начинает биться сердце:

      " А я ведь должен был быть там, с ними !" – пульсировало в висках вместе с приливами крови. Он слишком хорошо представлял происходившее. Страх, радость, что избежал бойни, жгучий стыд и осознание своего предательства смешались в душе в гремучую смесь. Казалось, она вот вот-вот рванет, разнеся в клочья грудную клетку.

      А Рахимов продолжал рассказывать, как очнулся уже в крытом кузове полицейской машины. Потом был каземат в охранном отделении, где проходили многочасовые допросы. Сначала он ничего не говорил. Жандармы, как ни странно, не прибегали к физическому воздействию, а продолжали задавать все новые вопросы. Кое-что они рассказывали ему сами. Рахимов узнал, что великий князь смог спастись, что все его товарищи погибли. И то что даже он, официально объявлен погибшим:

– Вас уже нет, любезнейший! И чего ломаться, словно барышня. Облегчите признанием душу – заявил как-то пожилой майор, похожий на доброго старенького профессора.

      И постепенно, чтобы как-то скоротать застывшее под сводами каземата время, Рахимов вступил с ними в диалог. Он по-прежнему не собирался никого и ничего выдавать, но поневоле увязал в хитро расставленных вопросах. При этом интуитивно чувствовал, что жандармам и так уже многое известно о подпольной организации. У него и раньше возникало ощущение, что некто очень влиятельный в самых верхах прогнившей элиты ведет запутанную двойную игру и партия социалистов-радикалов всего лишь один из этапов сложной многоходовой комбинации в борьбе за власть.

   Промелькнув в голове мелкой незаметной пташкой, это подозрение тут же улетало. Но, когда весь мир сузился до размеров камеры одиночки, он все чаше думал об этом. Мучительное осознание того, что был лишь пешкой в чей-то игре, еще сильнее развязывало язык.

      Так откровенно Рахимов вряд ли бы стал говорить с кем-нибудь из товарищей по партии. Александр, похоже, оказался единственным кому он мог высказать, все, что накопилось в душе. По его признанию тогда он был духовно сломан. Но может быть это и спасло ему жизнь. Наверное, кто-то очень хитрый и дальновидный, внимательно изучив протоколы допросов, решил, что пойманного революционера-террориста в дальнейшем можно будет использовать в каких-то своих целях.

   В итоге арестанта, не имеющего ни имени, ни фамилии, отправили в одну из секретных тюрем охранки. По стечению обстоятельств, а может быть и по воле провидения, учреждение оказалась в том же уезде, где обустраивал свою новую жизнь бывший соратник по борьбе Александр Чангаров.

   Прошло несколько лет, полностью вычеркнутых из жизни. Хотя и в них Рахимов находил определенный смысл. Чувствуя себя полностью раздавленным, отрезанным от мира, лишившись веры и в человечество, и борьбу за его светлое будущее, он нашел в себе силы заново по кускам собрать свою личность. Начал с физических упражнений, которые делал по несколько часов в день в своей крохотной камере одиночке. Примерным поведением заслужил право пользоваться тюремной библиотекой, и стал запоем читать. У закрытом учреждении неожиданно оказалась неплохая подборка трудов по философии, социологии, истории. Большинство авторов были его идеологические противники. Но он все равно с жадностью вчитывался в их рассуждения, вел мысленные споры, а иногда и соглашался с другой правдой. В итоге от полного душевного опустошения и вселенского разочарования вернулся к некой иной концепции мирового развития, в которой таким, как он, отводилась значимая роль.

      Но все теоретические изыскания были бесполезны, пока он не обрел свободу. Мысленно уподобив себя червяку, который пытается найти лаз в сплошной бетонной стене, Рахимов стал обдумывать планы побега. В тюремном дворе во время прогулки он познакомился с двумя анархистами. Оба были выходцами из этого уезда. Отсидели уже половину срока за участие в подготовке покушения на губернатора. Режим их содержания был не таким строгим, как у Рахимова. Один разносил еду в блоке для особо опасных, другой работал в слесарной мастерской. Все это и позволило осуществить троице дерзкий побег. Слесарь изготовил отмычку, которой Рахимов открыл камеру. Вместе с разносчиком еды они затащили туда и связали охранника. Потом уже втроем обездвижили еще двух стражников и бежали через кухонный блок.

      Рахимов рассказал, как оказавшись, наконец, в значительном отдалении от ненавистных стен, упал на колени и целовал траву и землю. То утро осталось в памяти, как одно из самых счастливых. Воздух был полон птичьими трелями. Над головой трепетали листья осины. Ветер гнал волны над желтым пшеничных морем. По небу над зеленью полей и темными полосами леса весело бежали похожие на кучерявых барашков облака. И, казалось, впереди у него еще целая жизнь, с дерзкими планами и великими свершениями.

      Два дня они прятались в лесах. Потом пути беглецов разошлись. Анархисты подались на север губернии, с расчетом, когда уляжется переполох, отправиться дальше в сторону финской границы. Рахимова товарищи по побегу поселили у одной их старой знакомой. До того как стать вдовой, она была замужем за мелким лавочником, состоявшим в агентах охранки, а по совместительству еще и любовницей одного из бойцов анархисткой ячейки.

      " Не та ли эта веселая вдовушка, которая и нашего работничка Сашку приютила?" – подумал Александр. Фраза которую Рахимов обронил сегодня при встрече, эту версию подтверждала.

     Между тем на улице совсем стемнело. Ночь, заползая сквозь щели в стенах, сдавила в черные тиски пляшущий кружок света. Сквозь прорехи на крыше заглядывали звезды. Вина оставалось еще на два маленьких бокала. Заметно поубавилось и лучин. Рахимов, достав нож, принялся заготавливать новые. И теперь наступила очередь рассказывать Александра.

      Сначала он еще раз счел своим долгом сообщить, из каких побуждений отказался участвовать в акции. Однако, откровенно сознался, что страх за собственную жизнь, был мощным дополнением к заповеди "не убий". Рассказал, что написал письмо с предупреждением и передал его Филину. Но тот, как выяснилось, о нем ничего не сообщил. Услышав это, Рахимов кивнул головой:

– Филин на охранку работал. Я его уже потом в каземате вычислил. А сначала, уж извини, тебя подозревал.

      А Александр продолжал говорить, как из новостей по дальновизору узнал про неудавшееся покушение и гибель всех членов ячейки. И только потом поехал и забрал из вокзальной камеры хранения партийную кассу. Мельком упомянул, как нашел свою избранницу и сделал предложение. О Китае рассказал подробнее. Рахимова живо заинтересовало эта тема, что подтверждало версию о его дальнейших планах. Александру еще о многом хотелось бы поговорить, но уже пора было возвращаться. Рыбалка в полной темноте показалась бы совсем подозрительной.

      Когда они с Гаврюшей подходили к флигелю Александр услышал скрипку. Незнакомая полная древней печали мелодия разливалась под усыпанным звездами небом. Кода он зашел на веранду, Анна опустила смычек.

– Господи, сколько ж не слышал, как ты играешь! – произнес Александр, обнимая ее за плечи.

– Да вот, грустно, что-то стало – произнесла она виновато, и Александр увидел на ее глазах слезы. Прижав ее к себе, он прошептал.

– Ань, ну что ты. Что такое случилось?

– Не знаю Саш. Страшно как-то вдруг стало и тоскливо!

– Это ты из-за Кречинского?

– Да нет. Этого мерзавца как-нибудь одолеем. Просто на звезды взглянула. Мир он такой огромный, вечный! А мы в нем маленькие, хрупкие, суетливые, беззащитные…

      Она замолчала, видимо не зная как точнее выразить, что происходило в душе. А Александр гладил ее по голове и повторял.

– Не бойся! Все будет хорошо родная.

    Глава 14

      На следующее утро Александр получил целый список просьб. Хотя, скорее, это были поручения главы ячейки своему соратнику. В губернской столице надо было найти некую подпольную полиграфическую мастерскую и заказать незаполненный бланк паспорта с печатью и подписью главы департамента оседлости. Потом пройтись по магазинам и купить дорожный саквояж, несколько сорочек, белье, недорогой, но приличный костюм для путешествий. В список также входила фотокамера, позволяющая сразу распечатывать карточки, и еще зачем-то портативный микрофон с компактным записывающим устройством. Потраченные на покупки деньги Рахимов велел списать с его доли в партийной кассе. А напоследок попросил заглянуть в книжную лавку, где закал самоучитель китайского и чего-нибудь занимательное, дабы скоротать время.

– Занимательное я тебе и сейчас принесу! – заявил Александр и, сходив домой, вернулся с "Февральским перепутьем". Пробежав глазами предисловие, Рахимов протянул "Занятно!".

– Ну вот и отлично! За ужином обсудим.

      Распрощавшись с ним до вечера, Александр отправился к Анне. Когда супруга услышала, что он, наконец, едет покупать манеж, то от радости чуть не захлопала в ладоши. Список, который она тут же составила, по разнообразию и количеству покупок намного превышал рахимовский . Подсчитав общую сумму Александр мысленно ужаснулся, а потом поймал себя на том, что по прежнему считает вторую половину партийной кассы своей собственностью. Отправляясь в дорогу, он думал:

      " Вот так человек устроен! Запасливый и жадный хомяк в нем уживается с волком. Похотливый кот, и самодовольный павлин, также не редкость в этой славной компании. И откуда все это зверье в образе и подобии Божьем?!"

      Не в первый раз пришла крамольная мысль, что глина, из которой творил Создатель, перехитрила его. Оказалась не пассивным сырьем для созидания, а активной субстанцией со своими притязаниями на достойное место в мире. Материал победил мастера! И хотя Господь одним движением пальца может вернуть взбунтовавшуюся материю в изначальное ничто, он не поступит так, дабы не разрушить того, что создал. Зато такие, как Рахимов, чтобы сделать всех бескорыстными, самоотверженными, благородными, готовы каленым железом выжечь звериную человеческую породу. Ради своих идеалов они пойдут на все, не боясь спалить и разрушить божье творение.

      Вдогонку за этой мыслью запоздало пришло осознание, что опять он ввязался чужую игру и помогает разжигателям мирового пожара. И только он это подумал, как с новой силой навалился страх. До тех пор, пока Александр был уверен, что поступает правильно и благородно, ему удавалось бороться с этим постыдным чувством. Но лишь возникли сомнения, страх мгновенно взял верх. Чувствуя, что его будто поджаривает изнутри, Александр съехал на обочину и остановил машину. Несколько секунд сидел и, запрокинув голову, повторял:

      " Господи, вразуми и спаси!"

      Потом, покинув автомобиль, пошел вдоль обочины, втайне надеясь, что ему будет ниспослан хоть какой-то знак. Но высшие силы не торопились с подсказкой, оставляя его перед мучительной свободой выбора. Самым ужасным было то, что он прямо сейчас мог избавить себя и семью от нависшей опасности. Достаточно было только взять мобильный телефон и набрать номер Кречинского. Он выполнит задание, может даже заслужит похвалу куратора, еще и избавит отечество от опасного политического преступника!

      Рука потянулась за телефоном, но тут память атаковали призраки прошлого. Он снова увидел, как пытается встать с заплеванного пола подвальной харчевни. Перед лицом мелькают носки стоптанных ботинок. Подонки норовят попасть в голову, а он еще защищается, но чувствует, что долго не продержится. И вдруг рощинская шпана разлетается в сторону. А сверху, словно с Небес, тянется дружеская ладонь и возникает улыбающееся лицо Рахимова.

   Потом память на мгновенье перебросила в Лондон-клуб и понеслась дальше на подернутые мартовской наледью тротуары старой столицы. Он вспоминал, их частые прогулки, когда Рахимов учил искусство обнаруживать "хвост" и уходить от слежки, азам конспирации, и прочим премудростям выживания и борьбы подпольщика – профессионала. Иногда они просто подолгу беседовали, а мимо шла вечно куда-то спешащая московская публика. В узких пролетах старых улочек хозяйничал сырой и холодный мартовский ветер. Но уже по-весеннему яркое солнце играло на водосточных трубах, кокардах дворниках, алых щечках проходящих мимо барышень.

      " А ведь это далекая не худшая часть жизни! И он стал тогда ее важной составляющей, твоим другом и наставником!"

      В довершении Александр словно воочию увидел, как Рахимов сейчас растянувшись во весь рост на старом тулупе увлечено читает книгу, не подозревая, о новом предательстве, и что на всем его планах, а может и самой жизни уже вынесен приговор.

      Телефон снова отправился в карман. Александр решительно двинулся обратно к машине, но, не дойдя нескольких шагов, остановился. Опять откуда-то из темных закоулков внутреннего ада накатили мутная волна страхов и сомнений. И кто-то проникновенно зашептал на ухо:

      " Ради своей борьбы он, не задумываясь, принесет в жертву твою судьбу, да и твою жизнь. Почему же ты не можешь отплатить тем же? Или так хочешь с ним за компанию на каторгу?"

      Нервным движением он снова достал телефон, и, найдя в записной книжке Кречинского, словно на спусковой крючок, нажал вызов. В последний миг промелькнула надежда, что номер занят. Но этого не случилось. Раздались длинные грудки. Досчитав до семи, он , облечено вздохнув, хотел нажать отбой, и тут же услышал:

– Кречинский на связи!

      От одного звука ненавистного голоса Александра чуть не стошнило, и ноги подкосились от нахлынувшего приступа слабости. Он так и не смог ничего произнести, и поле секундного молчания штабс-капитан прервал паузу:

– Говори, слушаю. Узнал что-то?

– Да нет пока. Вот в город еду. Хотел спросить может какие поручения будут, – сказал Александр, выдыхая скопившийся в груди воздух.

– Тебе уже было задание. По нему работай! – разозлился Кречинский. Правда, тут же, смягчившись, добавил: – Впрочем, это даже хорошо, что позвонил. Зайдешь в винный погребок на Александровском, купишь мне кальвадос. На твой выбор, но главное чтоб трехлетний. И вот еще, – добавил он после небольшой паузы – Сходишь на одно либеральное сборище. Адресок я на телефон скину. У них там наша прослушка стоит, но ты все равно по присутствуй, понаблюдай, потом отчет напишешь. Так что вперед, действуй!

      Пряча телефон, Александр почувствовал, как обрываются и летят куда-то в бездонный колодец все сомнения и страхи. Раньше поле такого разговора, он бы сгорел от стыда. Но сейчас стало безразлично, что думает Кречинский, и какое удовольствие испытывает, от того что потомственный дворянин унижается и готов служить у него на побегушках. Мнение этого мерзавца значило теперь не больше чем то, что происходит под узким черепом ползущей в траве гадюки или голове лающей собаки. И в этот момент, словно сговорившись, сквозь облака пробилось солнце, и одновременно из кустов рядом с обочиной вспорхнула крупная птица. Сверкая пестрым оперением, она, будто вырвавшаяся на свободу душа, устремилась в небо.

– Господи, вот он твой знак! Спасибо, что вразумил. – прошептал Александр, провожая ее глазами. Выезжая с обочины на дорогу, он чувствовал, как снова обретает уверенность. Опасность не исчезла, но уже не представала в роли безжалостного фатума. Будущее во многом зависело от его собственной воли, от его находчивости и осторожности. А подлость, которую чуть было не совершил, показалась дьявольским наваждением, рассеявшимся в лучах божьего света.

   Глава 15

   За двадцать километров от города Александр свернул на шоссе, и после привычной сельской дороги сразу почувствовал себя неуютно. Слева его "Уралец" то и дело обгоняли сверкающие полировкой монстры североамериканского, немецкого, итальянского производства. Впереди тащились на небольшой скорости коптящие грузовики. По мере приближения к полицейской заставе машин становилось все больше. Вскоре уже и левый ряд не пролетал мимо, надменно не замечая тихоходов, а тащился с ними в одном потоке.

   Непроизвольно оглядываясь на соседей, Александр приметил даму за рулем итальянского спортивного автомобиля с открытым верхом. В глаза сразу бросилась вызывающе надменная красота незнакомки. Такие типажи частенько появлялись в рекламных роликах и светских сериалах. Но лицезреть их вот так вблизи вживую случалось крайне редко. Даже на ежегодных балах в дворянском собрании, куда уездные помещицы приходили в своих лучших нарядах, вряд ли кто мог составить конкуренцию сидящей за рулем незнакомке.

   Заметив боковым зрением, что на нее во все глаза через запыленное стекло смотрит водитель потасканной по сельским ухабам развалюхи, дама быстро стрельнула оценивающим взглядом и гордо отвернулась. При этом даже задрала кверху свой правильный греческий нос, видимо от переполняющего ее чувства превосходства. А вскоре левый ряд поехал быстрее, и автомобиль незнакомки растворился в уходящем потоке сверкающих металлических крыш, хищно изогнутых бамперов и затемненных стекол.

      Мимолетное видение произвело эффект. В очередной раз показало, что помимо привычного мира есть и другой, куда и на порог вряд ли пустят. И хотя в великосветское сборище золоченных мундиров, тугих кошельков и брильянтовых ожерелий он никогда и не стремился, высокомерная красота незнакомки бросала вызов. Откуда-то из хранилищ подсознания полезли чувства вроде бы до конца изжитые и похороненные вместе с амбициями и мечтаниями юности. Много лет прошло с той поры, когда он мысленно примеривал на себя, то треуголку Бонапарта, то плащ Казановы. Бурные волны, что порой захлестывали жаждущую славы и романтической любви душу, давно уже разбились о суровые скалы быта. Но оказалось, что отголоски тех чувств еще гуляют, как эхо под сводами памяти.

      Неожиданно он подумал, что путь, который избрал Рахимов, как раз и дает возможность перепрыгнуть через целый пролет лестницы, по которой далеко не каждому за всю жизнь удается подняться хотя бы на ступеньку. Хотя больше это все-таки напоминает прыжок над пропастью. В одно мгновение ты можешь превратиться в размазанный по острым камням кусок мяса. Но можешь и приземлиться с другой стороны, в мире, на который раньше мог только завистливо смотреть, с опаской подходя к краю бездны. А разговоры о всеобщем счастье всего лишь оправдания жажды личной славы и власти.

      После заставы начались светофоры. Автомобильный поток пошел еще медленнее. То и дело перед ним, пренебрегая правилами, вклинивались машины из левого ряда. В Харбине Александр уже имел опыт вождения на переполненных автомобилями улицах. Однако удовольствия это занятие, мягко говоря, не приносило. А сейчас, привыкнув к раздолью сельских дорог, чувствовал, что начинает ненавидеть городскую толчею. Добравшись до представительства компании "Enfant" он оставил машину и решил, что дальше уже будет передвигаться своим ходом.

      Представительство занимало первый этаж старинного купеческого особняка, перестроенный согласно последней европейской моде. Штукатурку и лепнину в форме львиных голов и пузатых амуров, сменили пластиковые панели с абстрактным узором из кубиков и кружочков. Под натяжными потолками хищно раскинули сверкающие щупальца люстры в стиле "металлик". Посетителей встречали молодой человек,  манерами и внешностью напомнивший бывшего друга Николя, и пухленькая барышня в коротенькой белой блузке и американских ковбойских брюках. Расхваливая продукцию, она очень мило щебетала, имитируя легкий французский акцент. А когда наклонялась чтобы поднять с пола какую-нибудь деталь, обтянутые вокруг полных бедер "ковбои" съезжали вниз, демонстрируя краешек ягодичного разреза. С ее помощью Александр выбрал подходящий детский манеж, а заодно узнал, где ближайшее отделение Имперского банка и нужная ему полиграфическая мастерская. С трудом разместив покупку в багажном отделении, он отправился дальше пешком. Благо, что все адреса находились в радиусе не далее километра.

      Подпольная мастерская имела вполне легальное прикрытие. Над полуподвальным помещением на обшарпанной стене доходного дома висела вывеска: " Кузин и сыновья. Полиграфические работы."

   Выполняя инструкции Рахимова, Александр сначала прошел мимо по другой стороне, внимательно оглядев припаркованные рядом машины. Не обнаружив ничего подозрительного, продолжил изучение окрестностей и приметил  в двухстах метрах проходной двор, выходивший на соседнюю довольно оживленную улицу с трамвайным движением. Пройдя по ней, нашел магазин театрального реквизита. В последние годы из-за снова вошедших в моду дворянских "капустников" их расплодилось великое множество. Через полчаса, изменив внешность с помощью черных очков бороды и парика, он вернулся к полиграфической мастерской. Товарищи по побегу рекомендовали Рахимову это заведение как надежное не засвеченное в полиции и охранке, однако, на всякий случай, он велел принять меры предосторожности.

   Спускаясь по узким ступенькам, Александр вспомнил лавку старьевщика в Марьиной роще, где четыре года назад после неудавшейся попытки суицида, как символ новый жизни, приобрел подержанную, но вполне добротную шинель. Дежавю усилилось, когда оказался в тесном полуподвальном помещении. Правда, вместо вешалок с одеждой здесь стояли открытые стеллажи с полиграфической продукцией. Да и встретивший его молодой человек субтильной комплекции совсем не походил на того наглого бородатого купчину.

– Что вы хотели? – поинтересовался он без особого энтузиазма, и обычной для приказчиков навязчивости.

– Открытку заказать с местными видами, ко дню Ангела любимой тетушки. Произнеся заученную фразу, Александр почувствовал, что вэтот момент он снова переступал черту и оказывался по другую сторону закона.

– Поздравления вписать? – не проявляя никаких эмоций, уточнил приказчик.

– Нет, чистый бланк с фамильным вензелем. И нужно прямо сейчас, за срочность оплачу по двойному тарифу. – ответил Александр. Он очень опасался, что его попросят зайти через какое-то время, а пока будет отсутствовать, сообщат о криминальном заказе в полицию. Но приказчик понимающе кивнул, и показал на стул с потертой обшивкой.

– Минут десять подождите.

      Написав на листочке стоимость заказа, он открыл дверь в соседнюю с прихожей комнату, где обнаружился вполне современный полиграфический аппарат, судя по изящному дизайну, французского или итальянского производства.

      Унося в кармане свежеотпечатанный чистый бланк паспорта, Александр снова чувствовал учащенное сердцебиение. Главным сейчас было не подцепить за собой слежку. Сначала он, как учил Рахимов, пошел не торопясь. Демонстративно не оглядывался, но старался боковым зрением зацепить как можно большую часть улицы. У проходного двора Александр немного ускорил шаг, потом, быстро свернув в подворотню, бросился бежать. Выскочив на соседней улице, запрыгнул на уходящий трамвай. Прильнув к заднему окну, убедился, что никто не выбежал следом за ним. Но на всякий случай, когда трамвай свернул в сторону центра, покинул его и, смешавшись с толпой, пошел пешком. В первом попавшемся по пути большом торговом комплексе отыскал туалет, и, укрывшись в кабинке, избавился от бороды и парика.

      Следующий адрес находился вблизи губернской управы. Клуб "Эпатаж" располагался в бывшем особняке разорившегося дворянского рода, некогда известного в губернии роскошными балами и зваными обедами. У прежних хозяев его выкупило некое просветительское общество. Перестроив и оборудовав внутренние интерьеры под кинозал и лекторий, новые владельцы организовали там что-то вроде культурного центра, утверждавшего в провинциальной глуши европейские ценности. В фойе, перед лестницей за компьютерным столиком сидел тучный господин в костюме Пьеро. Лицо, как и положено данному персонажу, было вымазано белым гримом, на котором наметились серые дорожки от стекающего по вискам пота. Назвав свою фамилию, Александр сообщил, что пришел на дискуссионный ретроспективный показ фильмов.

– Дискуссионный ретроспективный показ – это замечательно, сударь! – произнес Пьеро, с какой-то особой иронией избранных. Видимо то, как Александр старательно выговорил название, сразу выдавало человека непосвященного в круг местных завсегдатаев. Пощелкав компьютерной мышью, Пьеро нашел список приглашенных и подтвердил, что фамилия Чангаров имеется. После чего все с той же ироничной улыбкой сообщил:

– Но начало у нас в четыре после полудня. А пока детский утренник. Кстати, рекомендую посмотреть. Потрясающая мультипликация североамериканского производства.

– Благодарю, но у меня еще дела в городе. – сухо ответил Александр. Размалеванный белилами привратник, да и само предстоящее мероприятие уже вызвало чувство отторжения.

      Оставшееся до показа время он посвятил покупкам. Фотографическую камеру и записывающее устройство удалось приобрести в торговом центре российско-китайской кампании. Гуляя между заставленными  электроникой витринами, Александр невольно вспомнил грязные и душные цеха Харбина. Все это изобилие создавалась там, в условиях мало похожих на человеческие! Даже жизнь самого бедного, но имеющего свой клочок земли, российского мужика была во много раз счастливей, чем безрадостные будни конвейерных поденщиков. Он вспоминал, как и сам был одним из приводных ремней бездушного механизма. Как мечтал о возвращении и рвался на вольный простор родных зеленых просторов. Правда, сейчас тот харбинский период даже вызвал легкую ностальгию. Ведь это тоже была часть его жизни, окрашенная мечтами о возвращении, а порой и радостью созидания.

      По соседству в большом магазине готового мужского платья он купил дорожный костюм и белье для Рахимова. А в дамском центре "Ля Фам", куда зашел по Анькиному списку, его тут же взяли под опеку барышни из торгового зала. Они хорошо разбирались в мудреных названиях товаров и, имитируя французский акцент, бойко объясняли, что лучше выбрать. В итоге к клубу "Эпатаж" Александр вернулся с брезентовой сумкой доверху набитой покупками. Пьеро сменила раскрашенная барышня в костюме Арлекина. Она даже не стала спрашивать фамилию и искать ее в списке. Но, посмотрев на его сумку, удивленно приподняла длинные накладные ресницы и улыбнулась краешкамиярко накрашенных губ. Взгляд ее лучше всяких слов сообщил, что думает эта особа по поводу гостя. Поднимаясь по лестнице, Александр заранее чувствовал себя белой вороной. А когда оказался среди приглашенной публики, уже не сомневался, что предчувствия не обманули.

      В зале, отведенном под лекторий, при прежних хозяевах, наверное, организовывали для гостей фуршеты. Функционально здесь мало что изменилось. У стены на возвышении, где когда-то играл оркестр, устроили нечто вроде трибуны. За мраморными столиками пили шампанское, закусывали турецкими орешками и оживленно беседовали любители синематографа. Строгие европейские костюмы и помпезные фраки соседствовали с весьма вольными для мужчин нарядами богемы. Дамы слепили взгляд мрамором оголенных плеч, и хотя кое-где в зале мелькали студенческие кители и ситцевые платьица курсисток, простота была здесь скорее исключением. Не имея возможности как-то избавиться от поклажи, Александр ловил на себе удивленные ироничные взгляды. Быстро пройдя сквозь зал, он пристроился на свободном месте за столиком, подальше от трибуны. Залпом выпил предложенный лакеем стакан холодного шампанского и в очередной раз послал проклятие Кречинскому, по воле которого здесь оказался.

      Соседями по столику были два уже не молодых господина. Один высокий и тучный, с седеющей, но хорошо сохранившейся шевелюрой,чем-то походил на великого баснописца Крылова. Несмотря на угрюмый вид он, оказался весьма словоохотлив. Поинтересовавшись у Александра, впервые ли он посещает подобное собрание, счел долгом представить себя и соседа. Звали господина – Коргунов ПавелНиколаевич, и был он коллежским асессором в отставке. А сосед Константин Петрович ( сам Коргунов называл его по-приятельски Костющей) оказался кинокритиком, служившим при губернском цензурном ведомстве по делам кинопроката и печати. Как прямая противоположность отставному коллежскому асессору, он не выдался ростом, зато казался очень живым и подвижным. Высматривая кого-то в зале Костюша, то и дело вертел головой, отражая световые зайчики от круглой и блестящей, как бильярдный шар, лысины.

– По первому разу вы сударь в этом вертепе, получите массу острых впечатлений – с мрачной усмешкой пообещал Коргунов.

– Не пугай молодого человека, Паша! – перебил кинокритик.– Обычное сборище любителей клубнички.

      Но она у них тут особая с идеологическим привкусом! – возразил асессор. Приятели уже готовы были сцепиться в споре, но помешало начало действия. На окна, осекая дневной свет, упали темные шторы. Прожектор под потолком направил луч на трибуну, выхватив из полумрака фигуры Пьеро и Арлекина. В наступившей тишине раздались их голоса: грассирующий мужской и звонкий девичий. Читали стихи призывающие дать свободу чувству, спустить с цепи живущего в человеке красивого зверя. Изображающая Арлекино девица грациозно по-кошачьи изгибала спину. Пьеро тоже что-то пытался изображать, но из-за тучности фигуры получалось это не лучшим образом. Помимо призывов к освобождению звериного начала звучали проклятья в адрес православного ханжества и цензуры. Казалось, автор виршей и сами артисты так ненавидят чопорные фасады отечества, что готовы разбить на мелкие куски все здание и сплясать фарандолу на осколках. В зале это настроение явно находило поддержку. В паузах то и дело слышались аплодисменты. А за соседним столиком Александр приметил, молоденьких курсисток, слушавших поэтические призывы с каким-то религиозным экстазом.

      Закончив, Пьеро и Арлекина изобразили поклон в стиле придворных короля Людовика. В зале зажегся свет и на трибуну вбежал упитанный господин во фраке и белоснежной манишке с бабочкой. Аплодисменты переросли в овации. Приветствуя собравшихся, господин простер к залу руки, а, когда хлопки стихли, начал с обращения : "Друзья мои!"

– Кто это? – шепотом поинтересовался Александр у соседей.

– Курочкин, главный наш губернский адепт свободы – сердито проворчал Коргунов.

– Владелец книгоиздательства, по пятницам организует в своем салоне литературные вечера для либеральной публики – пояснил Костюша.

      Говорил Курочкин о том же самом, развивая озвученные в поэтической заставке идеи. Однако, бившие фонтаном эмоции сменились логическими умозаключениями. Ссылаясь на Фрейда и других более свежих авторов, он пытался доказать, что укоренившаяся в отечестве, и поддерживаемая государством и церковью реликтовая мораль ведет к печальным для страны последствиям. Приводит к многочисленным личным драмам, наносит вред психическому здоровью граждан, и главное выставляет Россию в глазах всего цивилизованного мира отсталой варварской страной. Звучало весьма убедительно, но речь свою господин книгоиздатель явно затянул.

– Сколько можно воду в ступе толочь! – довольно громко возмутился отставной коллежский асессор. На него зашикали с соседних столиков, а приятель кинокритик с улыбкой пожурил:

– Дремучий ты, Паша, человек! Люди пришли душой отдохнуть, свободы вкусить. А тебе клубничку быстрей подавай. Вот кто у нас оказывается главный любитель!

      Будто услышав пожелание, Курочкин, наконец, завершил речь торжественной фразой:

– А теперь обещанный сюрприз! Сегодня, приехав прямо со съемок, нас почтила присутствием уроженка нашей губернии, гениальная актриса Мари Армант.

      Александр увидел как из противоположного конца зала, купаясь в аплодисментах, идет та самая незнакомка из итальянского автомобиля. Когда, приподняв краешек воздушного длинного платья, она вспорхнула по ступенькам перед трибуной, Коргунов опять недовольно проворчал:

– Глядишь ты, Машка Артюхина. Явилась, не запылилась! Выдрать бы розгами…

– Ну не злобствуй, Паша! – тут же возразил его приятель – Критики пишут, что она, очень талантлива.

– Велик талант, задницу оголять! – парировал отставной асессор.

      Длинных речей актриса к счастью произносить не стала. Послав публике воздушные поцелуи, она пожелала всем насладиться просмотром и под восторженные крики упорхнула с эстрады. Показ начался. На экране замелькали отрывки из фильмов отечественного кинорежиссера, который, по утверждению Курочкина, снискал себе славу в цивилизованном мире, а в России был гоним цензурой. Почти везде в главных ролях играла Мари Армант, урожденная Мария Артюхина.

      Нечто подобное Александру уже приходилось видеть в Харбине. На местных рынках за полтора два рубля всегда можно было купить кассету с фильмом эротического содержания. На мальчишниках под водку или шампанское проходило на ура. Но однажды он решил приобщить к этому жанру супругу. Анну сначала даже заинтересовало, что смотрят в мужской кампании. Но через десять минут показа она попросила:

– Саш, выключи пожалуйста!

      Тут он и сам почувствовал, что такое смотреть действительно не надо. С тех пор старался избегать вечеринок с "клубничкой", за что порой становился объектом шуток приятелей. Но вот волей судьбы снова оказался зрителем утонченного эротического действа. В отличии от топорно режиссированных, отснятых в пекинских домах терпимости роликов, здесь чувствовалась рука мастера. Мари Армант, тоже не была лишена таланта. Помимо умения эффектно "оголять задницу" просматривались задатки неплохой актрисы. Александр даже подумал, что королева эротики возможно в тайне мечтала сыграть Наташу Ростову. Однако, по некоторым, пока еще еле уловимым признакам, можно было предположить, что скоро ей уже больше подойдет роль Карениной.

      Минут через тридцать показа, чередовавшегося с комментариями словоохотливого Курочкина, Александр почувствовал, что с него хватит. Дождавшись, пока главный губернский адепт свободы закончит очередное вступление и на экране опять появится обольстительная Мари Армант, он подхватил сумку, попрощался с соседями, и быстро выскочил из зала. За столиком в фойе Арлекина и Пьеро мило по-семейному пили чай с кренделями и вареньем.

– Что же вы так рано нас покидаете? – поинтересовался Пьеро.

– Дела неотложные, а так бы смотрел и смотрел, – буркнул в ответ Александр.

– Удачи в делах, сударь! – прозвучал уже вдогонку насмешливый девичий голосок Арлекины.

      Пока возвращался к стоянке, в голове крутились кадры из фильмов непризнанного в отечестве гения. Отгоняя их, словно дьявольское наваждение, он думал, что цензура, пожалуй, права. Более того, запрещать надо не примитивно пошлые эротические картинки, а именно таких мастеров жанра. И все же увиденное поселилось в сознании, продолжая дразнить животную часть человеческой природы. Выезжая со стоянки на улицу, Александр отвлекся одним из эпизодов, где Мари Армант очень эротично совращала лучшую подругу. У тут же в реальность вернул отчаянный автомобильный гудок. Успев нажать на тормоза, он увидел, как мимо на большой скорости пролетел грузовик.

      Возможно, это было предупреждение. С шумом выдохнув воздух, он постарался окончательно выгнать из головы запретные мысли и сосредоточился на дороге. Желающих покинуть город в этот час было не так уж и много, и через полчаса он уже подъезжал к своему повороту. Оказавшись на сельской грунтовке, Александр, несмотря на усталость после хлопотливого дня, почувствовал прилив радости. Впереди показывало дорогу опускавшееся к краю леса закатное солнце. Он возвращался домой!

      Глава 16

      О том, что не купил "Кальвадос" для Кречинского Александр вспомнил, только подъезжая к имению. И со злостью подумал:

      "Хватит ему водки у Тушиных!"

      Дома его встретили, как героя. Правда, тут же заставили собрать манеж. Справился он с этим быстро, и когда на улице стемнело, Машенька в своей ярко освещенной детской уже осваивала новое пространство. Анна принялась разбирать покупки. Ужин явно откладывался на неопределенное время и, пользуясь случаем, Александр ускользнул к Рахимову.

      Перед его приходом тот дочитывал " Февральское перепутье". На полу перед его лежанкой образовалось целое кострище из обгорелых лучин.

– Ну что, с удачей? – весело поинтересовался он и захлопнул книжку. Первым делом Рахимов осмотрел паспорт. Сказал, что сработано на высоком уровне, особенно печать Департамента миграции. А Александр даже не смог вспомнить, в какой момент ее успели поставить. Убрав паспорт, Рахимов пообещал:

– Завтра с утра впишу, что полагается, а ты мне с фото поможешь. Ну а где-нибудь к полдню, прощаться будем товарищ Феникс! Хватит злоупотреблять твоим гостеприимством!

      Померив костюм, он тоже остался доволен. Чувствовалось, как его уже охватывает радостное предвкушение свободы. А Александр вдруг представил, как долго этот человек ждал. Как долго должны были тянуться дни заточения. Когда не было не единого намека на то, что в жизни может что-то измениться . И сколько раз брало верх отчаяние. И все-таки он не сломался. Может потому, что вера в свою судьбу в свое предназначение жила в нем с ранней молодости, а может быть и с детства.

      " Кто же заложил ее? Может сам Господь выбирает людей для свершения своей воли?"

      Вручив пакет с купленными в городе продуктами, Александр пожелал приятного ужина. Уже уходя, поинтересовался по поводу книги.

– Интересная вещица! Обсудим завтра – пообещал на прощание Рахимов.

      В этот раз они с женой устроили ужин при свечах. А ночью, удивив супругу, Александр проявил себя пылким любовником.

– В город тебя надо почаще посылать! -заявила со смехом Анна. А он, выйдя покурить, долго всматривался в черноту леса . Августовская прохлада давала о себе знать. Меньше раздавалось птичьих голосов , в траве больше не трещали цикады. Природа ждала осень. А он вспоминал пушкинское " унылая пора, очей очарованье" и думал, что по-настоящему унылой осень выглядит только в городе. Для деревни эта веселая хлопотливая пора. Даже когда лужи подернуться коркой и будет вставать "заря во мгле холодной" природа не потеряет свою красоту. Над трубами завьется печной дымок. Домашний очаг в осенние холода станет еще уютнее. А потом над землей, наполняя мир чистотой и светом, весело закружат снежинки. И этот снег будет идти и идти, укутывая крыши погружая в сказочный сон лес, скошенное поле.

      Александр вдруг с особой остротой ощутил свое счастье. Но пока судьба все еще висела на тоненьком волоске, завися от стечения обстоятельств.

– Нет, даже и не думай! – несколько раз повторил он, угрожая невидимым темным силам. А потом, словно заклинание, еще несколько раз:

– Все будет хорошо!

   На следующий день после полудни Рахимов был окончательно собран к отъезду. Умытый, причесанный, с подстриженной бородой он в своем новом дорожном костюме походил на путешествующего джентльмена из какого-нибудь дворянского клуба любителей географии. А согласно паспорту был теперь купцом третьей гильдии Керзоном Петром Трофимовичем, уроженцем Ушимского уезда.

      Перекусив на дорогу, они открыли бутылку вина, специально привезенную для этого случая из города. О будущем Рахимову говорить не хотелось. Оно и так рвалось в двери, щекотало ноздри запахами опасности и свободы. Сентиментальное прощание тоже казалось не особо уместным. Зато обещанное обсуждение книги состоялось.

– Ты знаешь, это редкий случай, когда я безоговорочно поверил автору– признался Рахимов.

– Это настоящая судьба России! Великая и страшная. А нам достался глухой тупик. Боковая ветвь. Что-то вроде речной старицы с тиной и лягушками.

– Но то, что там пишут, это же страшно! Голод, террор, гражданская война. – пытался возразить Александр. На что у собеседника уже был готов ответ.

– Друг мой! Человек наивно думает, что родился для счастья. А у судьбы на него, как правило, совершенно другие планы. История, чтобы что-то новое достойное сотворить, миллионы в топку кидает. И без этих жертв ничего хорошего не получить, кругом только гниль будет и прозябание. А если решил построить маленькое счастья в своей раковине, так тебя, либо сметет потоком и разобьет вместе со скорлупой об камни, либо илом занесет. Так что лучше, как бы страшно не было, пытаться барахтаться, так глядишь и выплывешь.

– Все равно не понимаю этой миллионной арифметике. Для меня каждая человеческая жизнь важна, несколько жизней драгоценны, а все остальное, как приложится. Правда, о судьбе дворянства тоже переживаю. Как у вас там это называется, классовая солидарность!

– Ну я рад за тебя! Искренне рад – заверил Рахимов – Но ты учти товарищ Феникс, не один и не в скиту живешь. Все твое маленькое дело напрямую зависит, как дела в стране пойдут. А они брат идут не лучшим. Загляни ради интереса в статистику. Узнай, на каком месте сидим. В мире перемены назревают. В североамериканских штатах оружие новое вот-вот изобретут. Говорят, одна бомба городок с ваш уездный центр уничтожить сможет. Так что новый передел предстоит. Слабых под нож в первую очередь. И когда страну кромсать будут, никто не пожалеет о твоем маленьком хозяйстве, от твоей семье, о твоем домике. В тяжелые времена таким, как я гораздо лучше. Но ты уже свой путь выбрал.

      Они выпили по последней и начали собираться. Александр подогнал машину к самому сараю. Рахимов быстро вышел и лег на заднее сидение. Когда выехали за пределы имения, он сел нормально и жадностью смотрел по сторонам. Не доехав сотню метров до платформы, Александр остановился. Здесь они обнялись и попрощались. Сидя в машине, Александр видел как Рахимов, держа в руках дорожный саквояж, упругой походкой взбежал по бетонным ступеням. Как пошел по платформе, поглядывая в сторону, откуда должен был придти поезд. И вдруг с лавочки поднялся и пошел наперерез ему какой господин с сером дорожном костюме. В тот же миг отвратительно сжало внутренности. Захотелось в отчаянье завопить в лицо судьбе:

– Нет, это уже слишком!

      Рахимов тем временем посмотрел на часы и что-то сказал незнакомцу. Тот удовлетворенно кивнул и вернулся на лавку. Александр откинулся на спинку сидения, чувствуя, как по вискам струится холодный пот. Оставшиеся до поезда десять минут показались ему самыми долгими в жизни. Время, издеваясь, зависло над платформой. И даже облака на пасмурном не бежали, как прежде, а плелись, словно похоронная процессия. И вот, наконец, дав длинный гудок, из-за леса вынырнул поезд. Александр увидел, как Рахимов, оказавшись у вагона, повернулся в его сторону и помахал саквояжем. Он помахал в ответ, но Рахимов уже скрылся в вагоне.

      Через две минуты, состав отъехал от платформы. Александр почувствовал, как бешено заколотилось сердце. Многодневный страх, наконец, ослабил хватку. Жизнь замаячила впереди счастливой бесконечностью. Приехав домой, он еще некоторое время пребывал в эйфории. Но потом начались будничные дела. Вблизи счастливая бесконечность выглядела довольно прозаично.

    Глава 17

      С Кречинским они встретились, как и было договорено, в понедельник у Тушиных. Не церемонясь и не утруждая себя приличиями, штабс-капитан сходу поинтересовался:

      -Привез?

      Александр сделал вид, что не понимает о чем речь. Кречинский хотел было напомнить, но быстро сообразил, что его просьбу-приказ решили проигнорировать. В тот же миг его черные южные глаза превратились в узкие щелочки. Из них будто кипятком брызнуло ненавистью. И опять появилось желание либо бежать, либо раздавить гадину.

– Ну смотри у меня! – глухо произнес Кречинский, – Давай тогда по работе! Что узнал?

      Александр положил перед ним отчет о посещении ретроспективного кино-показа. Накануне он, не поленившись, в красках описал тлетворное влияние подобных мероприятий на умы в отечестве. Штабс-капитан, просмотрев по диагонали, бросил отчет на стол:

– Тоже мне открыл Америку! Про беглых, что узнать удалось?

      Александр передал несколько ходивших среди местных жителей слухов, о том, что беглые еще прячутся в уезде, и одного из них видели на берегу Ушимки в районе дальних пляжей. Приукрасил эти слухи некоторыми подробностями, но в итоге признался, что ничего более конкретного сообщить не может.

– Ну что, задание не выполнил! Про штраф помнишь? – подытожил охранитель государства и монархии.

– Вы хотите сказать, чтобы я за невыполнение задания дал вам сто рублей? – переспросил Александр.

– Да , и не прикидывайся идиотом! – взорвался Кречинский.

– Пожалуйста, вот деньги! – поспешно ответил Александр и выложил на стол пачку десяти рублевок. – Ровно сотня, можете не пересчитывать.

      Кинув деньги в карман, Кречинский заявил, что на сегодня Александр свободен. А встретятся они здесь же через две недели. И он либо принесет информацию о беглых либо снова отдаст деньги. Возможно, будут и другие задания, о чем его дополнительно проинформируют.

– Интересно, сколько он вытянуть с меня собирается? – думал Александр, выходя из трактира. Сев в машину, он осторожно вынул из внутреннего кармана сюртука и отключил компактное записывающее устройство. В маленькой металлической коробочке располагался микрофон, дополнительно к этому, тянулся проводок к лацкану сюртука, где была вмонтирована крохотная видеокамера.

   Перед отъездом Рахимов научил, как пользоваться этим шпионским чудом техники. Так что, если все получилось, у него теперь тоже появится компромат на Кречинского. Конечно, пока это было слишком слабым оружием, но все-таки лучше, чем ничего. Но главное, откуда-то появилась уверенность, что унизительная кабала, в которую втянули грехи прошлого, скоро закончится. В воздухе уже ощущалось пока еще трудноуловимое дыхание перемен. В обществе поползли слухи о том, будто в столице что-то назревает. Время от времени, даже в официальную прессу попадала информация о происходящих то тут, то там беспорядках, о коллективных обращениях отставных офицеров гвардии, о закрытых для журналистов совещаниях императорского совета безопасности. Каждый вечер, откладывая работу, Александр спешил к началу вечерних новостей. Но пока на экране дальновизора мелькали привычные картинки великосветских приемов и благотворительных мероприятий, вперемешку с сообщениями о новых разработках инженеров Путиловского завода, докладом какого-нибудь генерал губернатора о починке смытого еще весенним паводком моста, жалобами руководителей земских больниц на недостаток лекарств и прочими мелкими, мало чего значащими событиями.

      И вот первым утром следующей недели, наконец, грянуло. Хотя, скорее всего, главные события произошли накануне, в воскресенье вечером или ночью. Но в понедельник уже вся империя узнала о свершившемся. Отречение от власти Михаила Третьего, получившего в народе прозвище Болтливый, подспудно ожидалось, но все равно свалилось, как снег на голову. Государь передавал престол брату, великому князю Петру Александровичу, тому самому царицинскому генерал губернатору, покушение на которого пытался совершить Рахимов.

   В отличие от склонного к либерализму императора Михаила великий князь был известен как ярый консерватор. Узнав о его скорой коронации, Александр сразу подумал о грядущих репрессиях. К тому же его личная сопричастность к покушению, давала лишние козыри Кречинскому. Но все обернулось ровно наоборот. В первом же обращении нового монарха к народу прозвучали слова о всеобщей политической амнистии. Государь прощал всех, кто совершил раннее преступления против власти, предлагал, забыв прошлое, включиться в общее дело подъема и обустройства новой России. Потом еще несколько раз Александр, словно благодатную молитву слушал эти фрагменты обращения. Теперь он снова мог жить ничего не боясь, посвящать все мысли семье и своему любимого делу. От чего сердце переполняло чувство искренней благодарности к новому монарху.

      Помимо амнистии в обращении содержались еще и другие важные посылы стране. Отныне главной целью власти провозглашалось обустройство новой России. Отныне главной целью власти провозглашалось превращение России в мощную индустриальную державу. Расходы на содержание двора, а также губернской политической элиты, сокращались до минимума. Нефтяные скважины Казанской и Уфимской губернии, недавно разведанные месторождения Тюмени получали статус казенных. Все доходы от продажи нефти и газа, колымского золота ( добычу его намечалось увеличить в два раза) новое правительство направит на строительство современных заводов по производству компьютеров, станков с программным управлением и других видов самой современной техники. Предполагалось также на льготных условиях привлекать частный капитал. А вот тот, кто попытается на незаконном основании вывести из страны более ста тысяч рублей в скором времени мог оказаться на каторге. Запускались и несколько крупных проектов по перевооружению армии. В том числе и создание термоядерного оружия. А на втором этапе реформ, прибыль уже с новых заводов планировалось пустить на улучшение образования и земской медицины.

     Для более успешного старта новых российских предприятий, закрывался таможенными барьерами приток дешевых изделий из Маньчжурской свободной экономической зоны. Будущий император открыто говорил, что это приведет к повышению цен на рынке электроники, а может быть и на другие товары. Зато даст империи независимость в сфере высоких технологий и работу огромному количеству обезземеленных крестьян. Тем же, кто сумел пока удержаться на своем клочке земли, обещалась поддержка государства. В первую очередь это касалось земельных товариществ.

      Во всей стране, припав к радио-трансляторам и экранам дальновизоров, люди жадно слушали обращение. Кто-то по-прежнему не верил, считая все пустыми обещаниями. Но у кого-то вырвалось наружу живущее в генах российского человека чувство общей цели, ради которой можно свернуть горы.

      Неделя пролетела быстро. Освободившись от психологического гнета, Александр с удвоенной энергией принялся за текущие дела. Многое стало получаться гораздо лучше. По вечерам он бежал из теплицы смотреть и слушать новости о происходящих в стране отставках и новых назначениях. В субботу состоялась очень скромная коронации нового монарха в Успенском соборе. А в понедельник Александр поставил точку в отношениях с Кречинским.

      В трактир Тушиных он зашел чуть раньше назначенного срока. Со вчерашнего вечера представлял, как подойдет и влепит оплеуху. Потом предупредит, что нет смысла присылать секундантов, так как с такой мразью как Кречинский вопросы чести выяснять не намерен. Вся сцена была проработана в уме до мелких подробностей. И вот он открыл дверь и увидел штабс-капитана. Тот кушал пельмени со сметаной. Рядом традиционно стоял шкалик с водкой. Ел Кречинский жадно и неаккуратно. Капельки сметаны веером рассыпались по зеленой трактирной скатерти и белели на плохо выбритом подбородке. Александру тут же стало противно и совершенно расхотелось заниматься рукоприкладством. Подойдя к столику, он положил перед Кречинским кассету с записью их последней беседы.

– На вот послушай, посмотри на досуге. – сообщил он без какого либо аффекта в голосе. Не дав Кречинскому ответить, повернулся и пошел к дверям. И уже на ходу через плечо бросил:

– И чтобы не звонил мне больше!

      В ответ послышался странный звук. Похоже, что штабс-капитан подавился пельменем. Сев в машину Александр отъехал от площади. С шумом выдохнул воздух и громко произнес:

– Ну вот и все! Финита!

     Эпилог

      Осень в этом году пришла в свой назначенный срок. В начале ноября над землей закружился первый снег. К декабрю он уже лежал сплошным покровом. Дел же с наступлением холодного сезона только прибавилось. Александр, как давно собирался, организовал две новые зимние теплицы. Этому отчасти поспособствовали дешевые кредиты и льготные тарифы на электричество для земледельческих товариществ. И хотя эйфории после прихода нового императора заметно поубавилась, кое-где полезные для мелких землевладельцев начинания пробивали дорогу. Во всяком случае, труд на земле не казался теперь обреченно убыточным. Но сил приходилось класть очень много, и только осознание того, что такова цена твоей свободы, а также сопричастность важному для страны делу, помогали все это преодолеть.

      И вот, наконец, пришло Рождество, а за ним веселые и хмельные святки. Соседские помещики ездили в гости друг к другу. В гостиных хлопали пробки от шампанского. На белоснежном фамильном фарфоре розовели покрытые аппетитной поджаристой корочкой рождественские гуси и молочные поросята. На елках переливались гирлянды лампочек. Во дворах перед родовыми особняками лепили снеговиков и играли в снежки. А неподалеку над деревенскими крышами разворачивались в воздухе сверкающие и шипящие драконы. Вооружившись китайской пиротехникой, российские крестьяне тоже весело справляли Рождество.

      Омрачали беспечную и веселую пору только известия из Китая. Там, наконец, вспыхнула революция. И на этот раз российский император объявил о невмешательстве во внутренние дела юго-восточного соседа. Лишь санкционировал ограниченное применение воинского контингента для эвакуации российских подданных. Каждый вечер Александр ждал последних известий. И однажды на трибуне, посреди заполненной толпой площади, увидел знакомое лицо.

      Оставив гостей на попечение супруги, он вышел во двор и долго курил, расхаживая по расчищенной от снега дорожке. Перед глазами снова вставали из небытия, варианты несостоявшейся судьбы. Той, что его друг осуществлял теперь в другой стране под другим небом. А рядом уютно светились окна гостиной. Падал снег. Крупные хлопья мягко кружились в лунном свете. И постепенно душе возвращалось спокойствие.